«Туда и оттуда»

Anakin Skywalker & Darth Vader Туда и оттуда Обыкновенная сказка с элементами мюзикла

12 мая 1996 года

Мы, автор современной сказки "Туда и обратно", дозволяем и поощряем распространение, пропаганду и рекламу нашего творения.

Поскольку автор как в первом, так и во втором своем виде не имеет зафиксированных координат, то установить косвенную связь вы можете посредством А.Хромовой из Москвы по телефону 246-6919.

Anakin Skywalker & Darth Vader

-----

Оригинал этого текста получен в "Арде на Куличках" у Mithrilian

-----

Эта сказка посвящается нашим друзьям и нашим недругам на долгую память о счастливом времени, когда мы были юны и так верили в сказки, что стремились сделать их былью.

Авторы считают своим долгом предупредить

читателя, что ни один из персонажей этой

повести не существует (и никогда не

существовал) в действительности. Поэтому

возможные попытки угадать, кто здесь есть

кто, не имеют никакого смысла.

А. и Б.Стругацкие, "Хромая судьба"

Заранее предупреждаю — это не я.

А.Тутов, "Загон для льва"

1. Там, на неведомых дорожках…

Кончался август, был туман, Неслась Галактика. По речке плыл катамаран, Кончалась практика. М.Щербаков Говорят, не повезет, Если черный кот дорогу перейдет… известная песенка Ты видишь ли чудесный путь Меж папоротников в холмы? Тропа в Эльфийские Края, Где в эту ночь должны быть мы. "Том из Эрсилдуна", пер. Н.Прохоровой

— Вы видели когда-нибудь, как танцуют эльфы?

— Какие эльфы?

— Обыкновенные, с крылышками…

А. и Б.Стругацкие, "Полдень. ХХII век"

[В этой адвентюре повествуется о том, как совершенно безобидные тропинки заводят наших героев в совершенно неведомые края, где эльфы танцуют при луне, и о том, что если кот гоняется за своим хвостом, то…]

Ближе к вечеру небо затянуло тучами и пошел мелкий дождик. Улицы городка и так не отличались многолюдием, а в маленьком скверике у пристани и вовсе никого не было, кроме человека в черном плаще с капюшоном. Он, очевидно, дожидался катера.

Впрочем, вскоре из переулка показалась еще парочка путешественников — парень и девица, оба с рюкзаками и в ветровках. За ними, высунув язык и помахивая хвостом, трусил здоровенный черный пес из породы немецких овчарок. Парочка — точнее, троица — долго и внимательно изучала расписание, потом парень взял билеты до Камышовки.

До отправления было еще с полчаса. Туристы забились под навес и скинули рюкзаки. Пес пристроился рядом. Девица уселась на собственный рюкзак и расстегнула ветровку, из-под которой тут же выбрался черный котенок. Если учесть, что парень был в черных джинсах и куртке, да и ветровка девицы была черной с красной подкладкой, то картинка получалась мрачно-гармоничная. Котенок зевнул и, вскарабкавшись на плечо хозяйки, начал теребить кончик темно-русой, с рыжеватым отливом, косы. Девчонка рассеянно почесала зверьку за ушком.

Стряхивая с полиэтиленовой накидки дождевые капли, под навес вошла немолодая женщина в низко повязанном платке. Она завела разговор с ребятами — скоротать время до катера. Тетка была словоохотлива, а ребята отделывались короткими репликами. До человека в плаще долетали обрывки фраз: "…в Верхнетальск…", "…не, только до Камышовки", "…автобусом…". Тут подошел катер. Женщина подхватила укрытую тряпицей корзинку и вышла из-под навеса. Теперь ее слова были слышны лучше:

— Нехорошие там места, ребятки. Пешком не ходите.

— А что, гопники шалят? — поинтересовалась девица. Она пыталась одновременно надеть рюкзак и запихать котенка под ветровку.

— Нет, туда люди и ходить боятся. Лихое место, нечисть балует. Бывает, пойдет человек — и пропадет. Милиция искала — не нашла, а собаку сыскную — вот вроде вашей — потеряли. Черти там, аль другие нечистые…

— Отобьемся, — мрачно бросил парень, помогая спутнице поправить лямки рюкзака. — Быстрее, Инка, катер уйдет.

— Не паникуй, Дракон, успеем, — хладнокровно отозвалась та.

Реакция двух остальных пассажиров на столь необычное обращение была диаметрально противоположной. Тетка отпрянула и заспешила по сходням на катер, бормоча под нос нечто о "ненормальной молодежи". Человек же в черном плаще соизволил повернуть голову и обратить на туристов пристальный взор. Но парень с девицей этого не заметили, поскольку целиком были заняты своей живностью. Низкий "драконий" рык: "Барри, рядом!" перемежался воркованием Инны: "Тихо, зверик, сиди, хвостатый". Наконец все пассажиры — как двуногие, так и четвероногие — загрузились на борт, и катер отчалил. Словно нарочно дождавшись этого, дождь прекратился.

В крохотном салоне было душно, и Инна предпочла место наверху. Там было светло и даже не укачивало. Катер, похрюкивая, неторопливо шлепал мимо берегов, поросших березнячками-ельничками и прочей древовидной флорой средней полосы. Котенок дрых под курткой, иногда урчал во сне. Наблюдая за проплывающими мимо пейзажами, Инна рассеянно пыталась придумать ему имя. Только позавчера они с Драконом отбили злосчастную тварь у банды малолетних живодеров, собиравшихся оную тварь повесить. Двум вожакам банды — пацанам лет четырнадцати Дракон дал по шее от имени "Гринписа". Слова этого малолетки не поняли, приняв его за ругательство, за что схлопотали еще и от Инки. Один из сопливых инквизиторов вякнул было: "Черный кот… Несчастье вам будет!". Барри отреагировал на такое суеверие сдержанным рычанием, и противники черного цвета сочли за лучшее убраться. Спасенный представитель фауны и вправду был черным, а также зеленоглазым и невероятно тощим. Жрал он столько, что Дракон только диву давался — и куда все девается? — а Инка лишь посмеивалась: "Желудок у котенка меньше наперстка…" Но при этом зверь оказался удивительно понятливым и даже воспитанным — на редкость воспитанным для безродного подзаборника. И на редкость нахальным при этом. Когда Барри подошел познакомиться, черная бестия выгнула спину и зашипела, явно не питая благодарности к своему четвероногому спасителю. Вежливый Барри махнул хвостом и счел ниже своего достоинства связываться с неблагодарной тварью, которую к тому же мог проглотить в один прием. Но тем не менее безымянный кот был принят в компанию путешественников.

Начал подувать холодный ветерок. Инка зябко поежилась.

— Шли бы вы вниз, барышня, — посоветовал незнакомый приятный голос.

Инна обернулась и увидела молодого человека в черном плаще. На вид ему было лет двадцать пять, и на фоне грозовой тучи, наползающей на небо, смотрелся он весьма эффектно: черные волосы, смуглое чеканное лицо, темные глаза — прямо-таки капитан Блад с известной иллюстрации.

— Вот еще, — отмахнулась Инка. — Там душно.

— А здесь скоро станет слишком холодно. — Одна бровь у него была прямая, а другая чуть изогнутая, что придавало его лицу выражение лукавства и удивления одновременно.

— Ничего, не замерзну.

В душе Инки боролись любопытство и раздражение. Сам по себе черный был интересен, но его реплики вгоняли Инку в состояние автобусной склоки.

— Как знаете, — пожал он плечами. — Я вас предупредил.

— Огромное спасибо, — ядовито поблагодарила она.

Наверху и вправду вскоре стало неуютно. Но Инка — назло надоедливому попутчику — только уселась поудобнее и застегнула ветровку. Интересно, подумала она ехидно, каким циклоном занесло "черного корсара" на тихие берега этой речки? Уж не собрался ли он захватить местный флот, состоящий из дюжины стареньких катеров и паромов? Забавная эта мысль несколько улучшила настроение. Тут проснулся котенок и полез из-под куртки. Инка вытянула его за шкирку и посадила на колени. Тот принялся было умываться, но вдруг принял боевую позу и раскрыл рот в беззвучном шипе. Инна обеспокоенно глянула по сторонам — что могло вызвать такую реакцию? Что-то не так…

"Капитан Блад" стоял у поручней трапа, вполоборота к ней. Солнце, на миг выглянувшее из-за тучи, светило ему прямо в лицо, и он, щурясь, шагнул в тень. Но сам он в солнечном свете тени не отбрасывал! "Без паники! Сейчас проверим", — хорошо, что зеркальце в металлической оправе не в рюкзаке, а в кармане. Инна сделала вид, что внимательно рассматривает собственную физиономию. В зеркале поочередно отразились серо-голубые глаза, выгоревшая челка, мрачного вида туча, борт катера напополам с дальним берегом, поручни — но черноволосого незнакомца там не было! Так, сгусточек серого тумана. Непослушной рукой Инка засунула зеркальце в карман. "Ни фига себе!"

Где-то вдали прогремел гром.

— Я же говорил вам — идите вниз! — оказывается, этот тип без тени уже опять стоял рядом. По его насмешливой улыбке было ясно, что манипуляции с зеркалом не ускользнули от его взгляда. — Ну чего вам стоило!..

Котенок зашипел совершенно по-змеиному и внезапно — Инна не успела ухватить черную бестию — прыгнул на незнакомца, метя то ли в лицо, то ли в горло. Реакции того хватило, чтобы заслониться рукой, но проклятый котенок глубоко пропорол ему кисть и запястье всеми десятью когтями. Инка бросилась было ловить взбесившуюся тварь, но тут увидела, что по руке черного незнакомца текут темно-алые струйки, а сам он с каким-то странным интересом на них смотрит, словно готовясь упасть в обморок. Мысленно проклиная "слабонервных корсаров", Инна рывком открыла поясную сумку и выхватила оттуда стерильный бинт — вот когда пришлась кстати туристская предусмотрительность. Йода, правда, не было.

— Давайте руку! — потребовала она, с треском разрывая упаковку бинта. Наложив повязку, Инна занялась поисками котенка.

— Вот видите, кровь у меня красная и теплая, — заявил пострадавший. — Кстати, мое имя Арондель.

— При чем тут… А, так вы намекаете, что вы не демон?

— Не имею такой чести, — он даже улыбнулся. — Хотя многие часто путают демонов и черных эльфов.

— Н-да, какой-то вы не очень кот, то есть эльф, — усомнилась Инка, извлекая котенка из-под лавки.

— А это как посмотреть, — пожал плечами Арондель. — А вот с котенком этим будьте поосторожнее.

— Вы что, тоже суеверны? Или это совет по ветеринарной части?

— Да нет, просто совет… на прощанье.

— Прямо сейчас?

— До встречи! — не отвечая на вопрос, Арондель запахнул плащ и отступил на шаг. Тут прямо над рекой через полнеба ширкнула молния, и Инка даже зажмурилась от ослепительного блеска и ожидания грома. Но гром проворчал как-то лениво и глухо, и Инна открыла глаза. Перед ними все еще прыгали черные зайчики, но даже сквозь эту чехарду она разглядела, что странного попутчика на палубе нет. Катер вошел в полосу дождя, и Инна укрылась в салоне. Аронделя не было и там. "Провалился. Ну и фиг с ним", — подумала она и принялась от нечего делать рассматривать выцветший плакат, призывавший экономить воду. Очевидно, в небесах вняли этому призыву, и дождь быстро иссяк.

И солнце еще не зашло, когда катер ткнулся в причал Камышовки. Инка и Дракон выскочили на дощатый настил первыми, за ними степенно спустилась женщина с корзинкой.

— Слушай, а где тот парень? — спросил вполголоса Дракон.

— Какой? — рассеянно отозвалась Инна.

— Ну тот, в черном, он садился на катер с нами вместе.

— А черт же его знает, — совершенно искренне ответила Инка. — Охота тебе голову забивать. Пойдем, а то не успеем.

Проселок был узкий и явно пешеходный. По счастью, здесь дождя не было, иначе грязь была бы непролазная. А так, несмотря на рюкзаки, было почти приятно шагать по вечерней прохладе. Проселок вел почти прямо на запад, туда, где тонул в сизой дымке диск солнца.

У стены разрушенной часовни горел костерок. Кто-то явно пытался настроить гитару, но одна из струн немелодично дребезжала. Гитарист — точнее, гитаристка — девчонка лет пятнадцати — склонив увенчанную шапкой черных кудрей голову к самой гитаре, упорно крутила колки. Взгляд ее чуть раскосых глаз выражал полное отчаяние. Чернявый парень в камуфляже помешивал длинной ложкой в кане, булькавшем на костре. Из темноты донеслись голоса:

— Говорила я тебе, что сворачивать надо у того валуна. Так нет: "Дальше, дальше…"

— Ну и шла бы сама.

— Ага, а ты бы по сю пору блуждал…

— О, вот и они! — высокий светловолосый парень, поднявшись от костра, помог новоприбывшим снять рюкзаки. — Привет, Инна! Здорово, Дракон!

— Привет, Мак-Лауд, — отозвался Дракон.

— Я же говорил, что они на запах хавки явятся, — хмыкнул чернявый "повар", снимая каны с огня.

— А ты думал, мы придем раньше тебя и без канов будем ужин готовить? Чтобы ты заявился, а тебе уже и "хава на Гила", и все прочее? — возмутилась Инка, плюхаясь на пенку рядом с ним и выпуская котенка на волю. Тот немедленно нацелился на открытую банку тушенки, но был перехвачен кудрявой пацанкой, которая от восхищения даже забыла про музыкальное расстройство.

— Какой зверь! А как его звать?

— Никак. Слушай, Тайка, а что с гитарой?

— Третья струна, — вздохнула Тайка. — Обмотка протерлась совсем.

— Знала бы, так не стала бы свои чешские Моррану оставлять. Он, поганец, все равно на "Столетнюю войну" умотал.

— Кушать подано — садитесь жрать, пожалуйста! — весело возвестил Гил.

Туристы разобрали ложки-миски и приступили к еде. Барри полагалась отдельная миска ("Ждать! — скомандовал Дракон и пояснил остальным. — Пусть остывшее ест, а то нюх потеряет"), а котенку его порцию положили в опустошенную банку из-под тушенки. Черный нахаленок живо вылизал все подчистую и сунулся было в миску Барри, но был опять отловлен и посажен между Инкой и Тайкой. Огорченно чихнув, котенок принялся вылизываться. Глядя на него, Инна кое-что припомнила и решила поделиться со спутниками.

— Знаете, Мишки Гамми и прочие звери, тут по дороге странная история произошла. И вот эта тварюшка в ней замешана…

— История у вас произошла с географией… Сначала миски мыть! — скомандовал Гил.

Здесь надо сделать отступление и поговорить о прозвищах. "Мишки Гамми" действительно все как один носили имя "Михаил". Светловолосый Майк был Михаил Бахтин, но среди своих прозывался чаще Майком Мак-Лаудом — за некоторое внешнее и внутреннее сходство с телевизионным Горцем. Майк, правда, предпочел бы клановое имя Мак-Арт, которое, по его мнению, было связано с медведями, но ничего не попишешь — прозвище уже приклеилось к нему намертво. Некоторые злоязычные пытались звать его Горцем, но Майк пресекал такие поползновения. В паспорте Дракона значилось, что обладателя сего документа зовут Михаилом Брагиным, но вспоминали об этом редко, если вообще вспоминали. А вот у худого черноволосого парня в камуфляже прозвища не было, потому что "Гил" — всего лишь сокращение от фамилии Гилинский. Не было прозвища и у Инки Долининой, как-то не случилось ей подцепить ничего подходящего. Кудрявая пацанка, в миру — Татьяна Зайцева, откликалась на "Тайка" и "Зайка". Вообще, прозвища — странная штука…

Однако пока Инка отмывала миски и каны, парни растянули под ветхой крышей тент, разложили пенки и спальники, а Гил приспособил изогнутый корень под подсвечник. Майк собирался упаковаться раньше всех, одолеваемый сонливостью, и его задвинули в угол, чтобы не мешал. Так что пока все прочие еще возились, он уже спал сном праведника. Да и то сказать, особых грехов за ним не водилось, если не считать грехом излишнее пристрастие к холодному оружию.

Едва Инка уселась на свой спальник, как Дракон задал вопрос, который терзал его от самой пристани:

— Что это был за парень в черном плаще и куда делся?

— Какой такой парень? — поинтересовался Гил.

— Я хотела было рассказать, да ты меня услал миски мыть, — поддела его Инка. — Ладно, мишки Гамми. Верить — не верить, дело ваше.

И Инка принялась вкратце пересказывать историю, записанную в потрепанной тетрадке без обложки. Фантастика чистой воды, если хотите знать мое мнение. Гил слушал эту фэнтэзи а ля Крапивин с серьезной физиономией, Тайка — широко раскрыв глаза, а Дракон сделал "удавью морду". Он-то все уже читал, а потому развалился пузом кверху, а на пузе у него развалился котенок.

— Ну и какова мораль? — спросил Гил, когда Инка завершила рассказ.

— А этот парень на катере — он оттуда.

— Из тетрадки выпрыгнул? Может, тебе показалось, что он исчез? — Гил всегда стоял на позициях трезвого рационализма.

— Ага, и куда он девался с подводной лодки? С катера, то есть.

— Может, он тебе вообще привиделся? — заподозрил Гил.

— Ага, я бинт на привидение извела…

— Гил, нормальный человек не будет по улицам ходить в прикиде, а этот тип был в длинном плаще, — меланхолично добавил Дракон.

— И этот черный хвостатый, — Инка указала на котенка, — не зря на него шипел. Вот попомните мои слова: мы еще огребем приключений себе совсем не на головы!

— Кажется, уже огребли! — эти слова принадлежали Майку, который, оказывается, уже пару минут как проснулся, и стоял у двери в одних плавках.

Снаружи послышались голоса, потом резкий звук рога. Дальше все произошло очень быстро. Все четверо рванулись к двери посмотреть, что же там такое. Дракон опрокинул свечи, которые мгновенно погасли, Тайка в темноте рухнула прямо на Барри. Одновременно с ее воплем раздался душераздирающий мяв, и черная молния вылетела наружу.

— Тише, идиоты! — прошипел Дракон.

— Куда тише-то? — сказал Гил.

— Народ, вы только посмотрите!

Посмотреть было на что. Вы никогда не видели, как танцуют эльфы? Нет, не эти мелкие чудики с крылышками, а самые настоящие? Нет? Ну тогда описывать это бесполезно. Это надо видеть — танцы эльфов при полной луне.

Неземная музыка, флейты и арфы, летящие одежды, смех, как звон серебряных колокольчиков, гордые всадники в зеленых с серебром одеждах верхом на золоторогих оленях, и — Королева в мантии из лунных и солнечных лучей… Словом, перо мое бессильно это все описать. А наши путешественнички увидели все это воочию. Так что на некоторое время они потеряли дар речи совершенно, только ехидный Гил сказал:

— Гляди-ка, хоровод! Во поганок-то будет!

— Поганки от ведьм бывают, — наставительно сказала Инка. — Смотри, смотри! На кота смотри! Вот поганец!

Чертова тварь выскочила в центр хоровода и погналась за собственным хвостом, как будто решив покружиться за компанию. Правда, кружился он все быстрей и быстрей, и вот уже в центре круга вертелся небольшой черный смерч. Вдруг он замер, но вместо наглого котенка взгляду всех присутствующих предстал юноша лет шестнадцати, невысокий, стройный, с шапкой жестких черных кудрей, смазливый и большеглазый, в черном костюме театрального пажа. Кино, да и только!

Музыка как-то вдруг смолкла, хоровод рассыпался. Новоявленный персонаж изящно поклонился королеве и застыл в гордой позе.

Туристы впали в состояние полного ступора.

— Керри, — произнесла Королева. — Как ты посмел сюда прийти?

— Я не пришел, — с чувством собственного достоинства, но весьма почтительно ответствовал бывший кот. — Меня принесли. За пазухой.

Среди свиты и гостей прошелестел смешок.

— Ничего смешного, — сердито сказал Керри. — Вы, госпожа, сами зачаровали меня и отправили в мир без волшебства.

— Ты считаешь, что я несправедливо обошлась с тобой?

— Полгода в кошачьей шкуре? — Керри демонстративно потянулся.

— Скажи-ка мне, демон, что может помешать мне отправить тебя обратно? — голос Королевы был строг и холоден.

— Закон, наверное? — неуверенно предположил Керри. — А еще я, это, осознал и исправился…

Снова раздался смех. На сей раз даже Королева улыбнулась.

— Хорошо, считай, что ты прощен. Слишком много дел и без тебя. Но не попадайся мне на глаза лишний раз!

Путешественники во все глаза наблюдали за этой сценой.

— Вот здорово! — сказала Тайка. — Демон-паж, прямо таки кот Бегемот!

— Обормот, — подсказал Гил. — Майк, ты бы хоть штаны надел! Здесь дамы, как-никак.

Майк, не глядя, нащупал свои джинсы и полез в них, путаясь в штанинах.

— Кто по ним прошелся?.. И где у этого пояса пряжка? Тут ведь нож!..

Любимый охотничий нож Майка, выпав из ножен, звякнул по камням и отлетел в сторону, и Майк полез его искать на ощупь.

И тут снаружи раздался возглас:

— Железо! Холодное железо! Здесь люди!

Инка с ужасом осознала, что их заметили. Сердце у нее мигом ухнуло куда-то в район желудка. Майк вскочил с ножом в руке, и Инка сама не заметила, как спряталась за его широкой спиной.

Эльфийские воины с натянутыми луками мгновенно выстроились полукругом перед входом в развалины. Они двигались так бесшумно, быстро и плавно, что в ярком лунном свете вся эта сцена казалась кадром из фильма. Только вот страшно Инке было по-настоящему.

— Выходите, — сказал высокий чистый голос.

— Вот еще, — отозвался Гил. — Нам и отсюда все видно.

Один из воинов шагнул вперед, и в руках у него блеснул меч. Барри предупреждающе зарычал, и Дракон на всякий случай ухватил его за ошейник.

— Кто вы такие? Не слуги ли Бездны? — спросил воин.

— Чего? — переспросил Дракон и сделал "удавью морду". Эльф чуть не шарахнулся в сторону. — Мишки мы.

— Кошки, — нервно хихикнула Тайка.

— Вечная дилемма — эльфы и люди, — заметил Гил.

— Здесь не место людям. Как вы посмели прийти?

— Кажется, кого-то об этом сегодня уже спрашивали, — наглый кот-оборотень напомнил о своем присутствии. — В самом деле, вышли бы вы, ребята, представились Пресветлой Владычице…

— Ну, я ему сейчас… — прошипел сквозь зубы Дракон.

— Да ладно вам, — сказал Майк и наконец вложил нож в ножны. — Пошли.

— Керри, знаешь ли ты их? — раздался голос Королевы. — Кто они?

Еще раз изысканно поклонившись, Керри ответил:

— Это те, кому я обязан своим появлением на Лунной Поляне, госпожа. В особенности вот этой леди.

И указал на Инку. Прятаться ей было уже поздно, и она решительно шагнула вперед. Слово "леди" как-то не вязалось с девицей в потертых джинсах и вылинявшей ветровке. Вообще вся компания на фоне блистательных эльфов смотрелась… хм, странновато. Особенно Майк, который впопыхах застегнул рубашку наперекосяк.

— Кто вы и откуда?

— Они ОТТУДА, госпожа, — многозначительно ответил Керри. — Из-за Предела.

По поляне словно бы прошелестел ветерок и круг слегка сдвинулся. Барри занервничал и показал клыки.

— Люди из-за Предела… Смертные… холодное железо… не знают… Мудрые говорят… — до туристов долетали только отдельные реплики.

— Странными путями ведет нас судьба, — сказал воин с мечом и вложил оружие в ножны. Инка могла бы поклясться, что взгляд его потеплел, хотя по лицам эльфов необыкновенно трудно что-либо понять.

— Не только вас. Хотя меня предупреждали, — эта последняя фраза была адресована Мишкам Гамми. — Этот, на катере…

— Арондель? — спросил Дракон.

— Он.

Если бы Инка хотела произвести на эльфов впечатление, она не могла бы сделать большего. При имени Аронделя они снова заговорили, и в тоне их речей не слышалось особенной любви к упомянутому персонажу.

— Ну и дела! — вполголоса сказал Гил. — Однако ниточку мы ухватили. Тянуть надо.

— Ага, чего думать — трясти надо, — огрызнулась Инка. — Сам тяни! Кота за хвост!

— Вы водитесь с демонами и черными эльфами, — раздумчиво сказал воин. — Однако вы прошли по Забытому Пути и увидели Лунный Танец. Может статься, что вы воистину избраны.

— Да кем это мы избраны? — воскликнул Майк. Он понимал еще меньше остальных, потому что не слышал инкиного рассказа. К тому же словосочетание "черные эльфы" вызывало у него нехорошие ассоциации. На лицах остальных тоже читалось, что да, неплохо бы наконец все разъяснить, а загадок и тайн им хватило пока по уши.

Разъяснения не заставили себя ждать, и по слову Королевы эльф в зеленых с золотом одеждах, с волной платиновых кудрей, ниспадающей не плечи, поведал им довольно длинную историю. Коротко говоря, дело обстояло следующим образом.

С давних времен в мире (назовем его для простоты Фэери) существовало четыре расы — эльфы, гномы, демоны и люди. Потом эльфы разделились на Светлых и Черных, каковые Черные научились у демонов обращению с железом, стали строить из камня и заниматься тому подобными вещами, которые Светлым, то есть лесным и холмовым эльфам, представлялись глубоко порочными. По этой причине начались между эльфами раздоры, вплоть до кровопролития. А с демонами Светлые эльфы всегда были в сильно напряженных отношениях — поскольку эльфийские Чары и демонская Магия есть вещи несовместные. Опять же, Светлые эльфы обвиняли Черных и демонов в том, что среди людей завелись всякие колдуны и маги. Последние часто обращались ко злу, отчего жизнь спокойней не делалась. Кроме всего прочего, обращались эти маги ко злу ради обретения власти, и, заполучив эту власть, приносили немалый вред. Так что примерно раз в три-четыре сотни лет Фэери сотрясали катастрофические войны. Хуже всего было то, что эльфы и демоны как бы дополняли друг друга, а вот люди могли обучаться как Чарам, так и Магии. Однако Чары — вещь более сложная. Магия же дает результат зримый, наглядный и эффектный. Опять же в давние времена, чуть ли не при начале мира, образовалась некая Бездна. Откуда в мир проистекали зловредные эманации и откуда вышеозначенные злобные маги черпали свою силу.

Однажды некий претендент на всемирное господство настолько достал демонов, что один из демонских князей решил обратить против злодея силы Бездны. Явившаяся оттуда тварь пожрала зарвавшегося чародея, но обратно в пустоту не рассосалась, а принялась всяко пакостить. Ее присутствие в мире едва его не погубило, но нашелся-таки герой, по имени Айренар, который специально изготовленным оружием — ради создания этого оружия Светлые и Черные эльфы объединились с демонами и гномами — ее убил. Сам Айренар, разумеется, погиб, меч его с тех пор затерялся, хотя иногда находился и снова таинственно исчезал. Но злопакостные маги отнюдь не перевелись. И более того — теперь в их распоряжении был некий таинственный талисман, который был не то извлечен из Бездны тем самым чародеем, не то его принесла тварь, не то он сам был остатком твари. Что он из себя представляет и как именно действует — никто не знал. Но действие его было страшным и ужасным.

Словом, время от времени талисман всплывал, развращал кого-нибудь, потом этого типа как-нибудь, с великими трудами и жертвами изничтожали, но изничтожить талисман не могли.

И вот не так давно опять объявился некий могущественный маг, который, по всем признакам, владеет оным талисманом и собирается — ни больше и ни меньше, как стать безраздельным Властелином Мира. Причем дело настолько серьезно, а силы эльфов, да и демонов тоже, настолько невелики, что местный Рагнарек грозит-таки совершиться.

— Это все понятно, — сказал Майк. — А мы при чем?

Оказывается, мудрецы выяснили, что местная магия не действует на людей из-за Предела. То есть одолеть злодея можно не военной и прочей силой — это бесполезно, — а иначе. Предположительно следует вернуть этот талисман в Бездну, из которой он происходит.

— Ясно, — сказал Майк. — Очередной quest — пойди, изничтожь и спаси мир.

— Представляете, картина: заключительный совет, девять воинов бесстрашных отправляют на тот свет, — процитировала Тайка. — Нас, конечно, не девять, но сюжет тот же.

— Вас не девять, — сказал Ллейн (так звали королевского менестреля). — Пришельцев из-за Предела должно быть столько, чтобы никто из них не остался без пары.

— То есть четное количество, — перевела Инка. — Но нас шестеро вместе с Керри.

— Он здешний, — возразил Дракон. — Шестой — это Барри.

— Считают только тех, кто наделен даром речи и разумом, — пояснил Ллейн.

— Насчет разума еще посмотреть надо, — буркнул Дракон. — Я что-то не намерен сражаться с магами и собираюсь вернуться обратно.

— Да, как-то нам нынче не с руки мир спасать, — поддержала его Инка. — Так что простите великодушно, но утром мы отбываем.

Эльфы переглянулись, как показалось нашим друзьям — с сочувствием.

— Вы избраны — или призваны, — терпеливо разъяснил Ллейн. — И Предел не пропустит вас назад, пока вы не совершите того, ради чего пришли сюда.

— Система "ниппель", — прокомментировал Гил. — Однако подумать надо. И еще, хозяева: нам оружие тогда понадобится. Голыми руками вашего злодея, что ли, ловить?

— Мы дадим вам все, что сможем, — это сказал опять воин, которого, как разобрала Инка, звали Ильдан.

— Ага, это уже другой разговор, — пробудился к активности Дракон. — Только я бы сначала поспал, поел, надел сапоги на свежую голову, а потом уже торговался.

— Я исполню три ваших просьбы, — сказала Королева.

— Тогда — до завтрашнего вечера, — подвел итог Майк. — Нам спать пора.

Если эльфы и были недовольны таким поворотом дела, им пришлось смириться, поскольку когда Мишки Гамми упирались, они делали это основательно.

Эльфы исчезли бесшумно, словно растаяли среди лесных теней, а вскоре и луна спустилась за стену деревьев.

* * *

Военный совет собрался с утра. Как ни странно, никому и в голову не пришло объявить ночное происшествие коллективной галлюцинацией. Тем более, что, как выяснили спозаранку Майк и Гил, уйти от часовни далее, чем на полторы сотни метров, действительно было невозможно, все тропки возвращали обратно. Позавтракали в молчании, после чего уселись в кружок. Майк машинально игрался своим ножом, Дракон был мрачен пуще прежнего.

— Ну что, военный совет? — спросил Гил. — Что делать будем?

— А то непонятно? — взвилась Инка. — Мы отсюда не выберемся, пока ключа не найдем. Значит, придется принимать их условия.

— А ты об этих, здешних, много знаешь? — спросил Дракон.

— Так, чуть-чуть. Королева вроде бы правду сказала. Никакой зацепочки не вижу, ни щелочки. Одно вот только, Мишки, мне не нравится. Попасть в Фэери может только четное число людей. А нас пятеро. Где-то есть еще кто-то, и если он окажется на той стороне, нам придется несладко.

— Почему ты так уверена? — опять Дракон.

— Насчет четности Ллейн говорил. А если этот шестой станет работать на того, который Враг с большой буквы, так тот ему даст всего — и волшебства, и могущества, и богатства, не постесняется. И выпустит на нас. Майк, ты как — против танка в фулл-плэйте выйдешь в одном кильте?

Майк подумал.

— Смотря что за танк и что у меня в руках будет…

— Врачи отрицают, а по-моему — псих, — задумчиво сообщила Инка. — Народ, поймите одно: нам деваться некуда. И сложить нас здешние могут запросто.

— Ну, это еще вопрос, — заявил Дракон. — Ежели мне, допустим, кольчугу, да шлем, да меч, да Майку то же самое и щит, да Гилу — Гил, тебе чего?

— Всего, и побольше.

— Не жадничай, оно тяжелое. Так вот, Инка, даже в этом случае мы вполне способны повоевать. И потом, не кажется ли вам, господа, что три инженера чего-то стоят?

Инка вздохнула. Искатели приключений чертовы. Турниров на железе им мало, Игр им мало, им войнушки захотелось. "Айвенго" там, или "Конана". Дракону так "Янки при дворе короля Артура" подавай! А сам, между прочим, историк, а не инженер.

— Да, кстати, луки забыли, — сказала она. — Здесь дикая помесь всего, в Империи со шпагами дворянство ходит, а в Пограничье мечи всякого вида. У степняков сабли, у вольных стрелков — луки, английские, шестифутовые, у горожан — арбалеты.

— Хочу арбалет, — встряла в разговор Тайка.

— Натягивать мы его тебе вдвоем будем, — пообещал Гил. Дракон хмыкнул и добавил:

— Ты "Черную стрелу" читала?

По лицу Тайки было видно, что она все осознала. Инке ужасно хотелось, чтобы до них, наконец, дошло, что это не игрушки и не турниры, что их убить могут. Майк словно прочитал ее мысли.

— Да ты не переживай так, Инн. Обойдемся без рубиловки. Нам сейчас насчет снаряжения надо подумать.

От делового тона Инка сразу расслабилась и дело пошло легче. Пока парни считали раскладку, рассуждали о преимуществах всяческого оружия и снаряжения, солнце поднялось высоко. Инка оторвала Гила от этого увлекательного занятия, и тот покорно отправился рубить дрова и таскать воду. К тому моменту, как был готов обед, план был примерно ясен.

За обедом Инка читала список снаряжения и иногда его комментировала:

— Насчет веса. Вы это намерены на себе переть?

— А как? — спросила Тайка.

— Пусть дадут лошадей. Ехать надо одвуконь…

— Знаток! — сказал Гил.

— А верхом ты ездить умеешь? — спросил Дракон. — Или с лошадьми обращаться?

— Керри умеет. А насчет ездить — это к Королеве. Правда, не знаю, сохранится ли это умение после возвращения. Так, далее. Оружие — тут дело не мое. Хотя от кинжала я бы не отказалась. Только имейте в виду, господа инженеры, что сталь здесь бывает всякая. В том числе получше инструментальной. Так… Карта… Припасы… Палатки у нас есть, ага… Одежда… Просто превосходно… Возражений нет.

— А мы боялись — как быть, если они у тебя будут, — поддел Инку ехидный Дракон.

Инка на насмешку не среагировала, сочтя это ниже своего достоинства. Вообще ей было сильно не по себе. Мало ли какие приключения можно выдумать от скуки в летнем лагере, когда делать нечего. Мало ли какие у нее там были похождения в крапивинском духе! Тем более что половину записанного в тетрадке — по части магии и истории Фэери — она попросту выдумала, да и самого слова "Фэери" тогда не знала. Вторую же половину можно было трактовать и так и эдак. Все эти лазанья в развалинах, заброшенные колодцы и водокачки… И надо же, так влипнуть! Хорошо еще, что не в одиночку! Что же касается трех желаний — были у нее наметки…

2. Чем дальше в лес, тем толще партизаны

Хочешь — любое, мой князь, выбирай. Хочешь — коня любого возьми… И.Бородин, "Князь Игорь"

— Что, Василий Иваныч, я могу говорить все, что угодно, и ничего мне за это не будет?

— Ага, Петька, совсем ничего не будет ни сабли не будет, ни седла, ни коня…

известный анекдот Вот воин, в железные латы закован, В шлеме и панцире средневековом. Но в битве с кольчугой не знал он успехов, Зависит успех не всегда от доспехов. С.Михалков Хм! А кто увидит нас, тот сразу ахнет! Хм! И для кого-то жареным запахнет! Ю.Энтин, Г.Гладков, "Бременские музыканты"

[В этой адвентюре повествуется о том, как наши герои облачились в доспехи, препоясались мечами и отправились в путешествие, и о том, как они ввязались в первое приключение…]

Вечером, уже в сумерках, когда наши злосчастные приключенцы собрались ужинать, из-за угла часовни, как ни в чем не бывало, появился Керри. На него молча посмотрели, потом Инка спросила:

— Есть будешь?

— Не-а, — он сыто зажмурился, совершенно по-кошачьи. — Я голубем поужинал.

— Как это — голубем? — ошарашенно спросила Тайка.

— Поймал и съел, — невозмутимо объяснил Керри. — Как всякий порядочный кот.

И небрежно сбил щелчком приставшее к черному рукаву сизое перышко.

— Тоже мне, порядочный! Живодер, — с убеждением сказала Тайка.

Керри пожал плечами и сел к костру.

— Чего явился? — мрачно спросил Дракон.

— Чего — чего! Между прочим, я с вами пойду, — сообщил он.

— А я, между прочим, и не сомневалась, — отозвалась Инка. — Ты нас в это дело втянул, тебе и отдуваться.

— Вот это да! Сами влезли, а я теперь виноват? Я вас в часовню приволок? По-моему, так наоборот!

— Э нет, дорогой, — сказал Гил. — Ты нам лапшу не вешай. Ты лучше скажи, где весь этот вчерашний пандемониум? Долго нам еще ждать?

— Сам ты панде… пани… мониум! Куда торопишься? Еще успеешь шею свернуть.

— Может, с тебя и начать? — глубокомысленно изрек Гил. Керри опасливо отодвинулся. "Р-р-р", — Барри явно был согласен с Гилом. Керри отодвинулся еще дальше.

— Подеритесь, — посоветовала Инка.

— А что? — Керри вскочил и изготовился.

— Не советую, гражданин, не советую. Съедят, — промурлыкала Тайка. Керри Стругацких не читал и намека не понял. Посему через пару секунд он безрезультатно извивался, пытаясь освободиться из гилова захвата. Гил подержал его так с минуту и спросил:

— Ну что, дальше — или так сойдет?

— Сойдет, — буркнул Керри и был отпущен.

— Что, Керри, нашлась и на тебя управа? — спросил звонкий голос. Вчерашний предводитель воинов, оказывается, все видел, и теперь стоял рядом. На поляну выходили эльфы, и было их на сей раз довольном мало.

— Явились, — сказал Инка. — Пора и поторговаться. Майк! Майк, проснись!

— Да я не сплю, — отозвался тот, поднимая голову.

Торговались они долго. В конце концов даже Инка стала получать от этой торговли некое удовольствие. Наконец условия были сформулированы, и торг подошел к концу. Приключенцы получали оружие и обмундирование по своему выбору, а также потребную на расходы сумму денег. Причем умудренные книжным опытом путешественники потребовали монет разной чеканки и разного достоинства.

— Никакого золота, — заявила Инка. — Только серебро.

— Это еще почему?

— Злато эльфов ввечеру — черный уголь поутру, — отчеканила она неизвестно где подхваченную поговорку.

Также к сему прилагались транспортные средства в количестве шести лошадей.

Настал черед обещанных Королевой трех желаний. Первое было простым и всеобъемлющим: "приключенцы поневоле" желали понимать все здешние языки. И не только понимать, но и свободно говорить, читать и писать. Второе было попроще: ездить верхом и обращаться с лошадьми и всей лошадиной амуницией.

— И не только с лошадьми! — потребовал Гил. — А то кто его знает, может, тут у них на мумаках ездят или на кабанах…

— Что такое "мумак"? — поинтересовался кто-то из эльфов.

— Этим словом можно обозначить любое верховое животное, — с профессорским видом разъяснила Инка.

Насчет третьего желания никто ничего глобально-всеобъемлющего сформулировать не мог. И когда этот вопрос готов был завершиться глухим тупиком, Тайка радостно заявила:

— А струны? Струны на гитару! Серебряные…

— Вы получите их… Но не сейчас. Всему свое время, — загадочно ответила Королева.

Но как выяснилось, к желаниям прилагался заковыристый довесочек, широко известный по анекдотам типа "вырви у меня глаз". То есть такими же лингвистическими и "ковбойскими" способностями — а заодно и серебряными струнами — наделялись ВСЕ пришедшие в Фэери столь необычным путем — в том числе и предполагаемый "танк".

— А пусть себе! — махнул рукой Майк. — Нас много, а он один…

После чего господа приключенцы удалились в развалины часовни, дабы принять надлежащий вид. Дам пропустили первыми, и это было правильно, поскольку джентльмены обряжались раза в три дольше.

Когда переодевшиеся парни вышли обратно, Инка и Тайка замерли от удивления. Черное облачение Дракона было полуевропейским — катана ведь не западное оружие, да и доспех был на японский манер. Майк являл собой помесь вольного стрелка, викинга и русича — белая рубаха, кожаная куртка и штаны, кольчуга, прямой меч и хороший щит. Гил закосил под Робин Гуда, ясно дело — одет он был вроде Майка, только рубаха зеленая, и вместо щита держал здоровенный лук. Вообще говоря, стрелковое оружие было у всех троих — помимо гилова лука, был еще один для Майка и арбалет для Дракона. Костюмы были, разумеется, не историческими, а фэнтэзийными, равно как и оружие.

Надо заметить, что Инка и Тайка выбрали себе костюмы попроще и более практичные, чем белая рубашка. Тайка романтично обрядилась в черное с серебром, стилизованное под семнадцатый век — нечто вроде костюма Боярского в роли Теодоро из "Собаки на сене". Инка облачилась в нечто подобное, но только из серой замши, а вместо куртки на ней было подобие туники с рукавами в две трети, стянутое поясом из серебряных пластин, из-под которой видна была льняная рубашка.

В новой одежде они как-то вдруг перестали ощущать себя жителями большого современного города с машинами, электричеством, телефоном и телевидением. Больше всего это было похоже на пьесу, ставшую вдруг реальностью. Что-то вроде "Сна в летнюю ночь" или "Лоэнгрина".

— Теперь вы готовы отправиться в путь, — торжественно и чуть печально сказала Королева. — Даже я не могу сказать, как и когда завершится он. Берите в спутники тех, кто покажется вам достойными этого. И помните, что даже во вражеских землях вам могут встретиться союзники. Первые дни дорога ваша будет проходить через земли людей. В большом городе, который называют Столицей, разыщите мудрого Одвина…

— Он теперь ректор в Университете, госпожа, — вставил Керри.

— …Он даст вам совет и поможет, — не обращая внимания на Керри, закончила фразу Королева. — Теперь идите, и да пребудет с вами мое благословение!

И тут вперед вышел Дракон. Опустившись на одно колено, он положил к ногам Королевы свой кривой меч.

— Позволь, о прекрасная госпожа, посвятить тебе этот меч в знак того, что я хотел бы удостоиться чести зваться твоим рыцарем.

Среди эльфов прошел удивленный ропот. Но Королева, улыбнувшись, сказала:

— Подай мне меч!

Дракон почтительно подал ей катану. Королева провела над клинком рукой:

— Принимаю твою верность и твою службу, воин. Прими же и ты от меня дар, рыцарь Королевы Эльфов.

И она надела Дракону на шею тоненькую серебряную цепочку, на которой висел вырезанный из прозрачного зеленого камня листок.

Когда приключенцы поневоле управились с новообретенными средствами передвижения, упаковали и уложили вещи, и были готовы отправиться в путь, солнце стояло уже довольно высоко. Настроение у всех было какое-то странное, близкое к подавленному, и Инка только обрадовалась, когда услышала, что Зайка напевает вполголоса походную песенку:

Час пришел нам отправляться Нас дорога ждет. Заставляет пригибаться Низкий веток свод. Глухо топают подковы По лесной тропе. Если мы в походе снова Отчего б не спеть? В никуда ведет дорога, И забыта цель. Впереди сражений много И чужих земель. Ясный день иль непогода, Ночью или днем Не страшны в пути невзгоды, Если мы вдвоем.

— Да нас-то не двое, — прокомментировал Гил.

— А разница-то? — возразила Инка.

— Песня такая, — объяснила Тайка. — Если "вшестером", то в размер не влезет.

— А ты вставь, — не унимался Гил.

— Да ну тебя.

И Тайка уже почти в голос запела:

На двоих — горбушка хлеба Да глоток воды. Сохранит звезда на небе От любой беды. Сталь клинка сплетется вместе С серебром струны. Если мы слагаем песни Значит, мы нужны. Пусть вздыхают кроны в чаще Некуда свернуть, Пусть уводит нас все дальше Бесконечный путь, Мы над бедами смеемся, Путь лежит в рассвет. Может, мы еще вернемся, А быть может, нет.

— Лучше бы вернулись, — сказал Дракон.

Вместе меряем дорогу На одном коне. Отдавила лошадь ногу И тебе, и мне. Так свивай узор, дорога, На лесном лугу Пусть отдавит лошадь ногу Нашему врагу!

— Хорошо бы вообще без врагов, — сказал Майк.

— Разбежался! — ответила Инка. — Против кого же ты тогда так вооружился?

* * *

— Сзади лесок, впереди — песок, справа теснина, слева трясина, — прокомментировал пейзаж Гил. — И дороги тут асфальтом не заливают.

Они ехали вдоль ручья, лениво струящегося в лощине меж круглыми холмами. С рассвета небо затянулось облачками, но дождя пока не предвиделось. Путешествовать верхом оказалось — несмотря на "загаданное" умение — отнюдь не так комфортабельно, как, скажем, на машине или в лодке. Но опять же полегче, чем пешком — по крайней мере, увесистые рюкзаки не ломали спины путников, а в виде тюков были приторочены к седлам. Приключенцы ехали в основном молча, изредка бросая реплики типа вышеприведенной. Спешить не хотелось.

Внезапно Барри, трусивший впереди отряда, остановился, задрав морду и принюхиваясь, потом издал низкое зловещее рычание и коротко гавкнул. Нос его был нацелен вперед и влево. Как было хорошо известно Дракону, так Барри реагировал на враждебно настроенных гопников и металлистов.

— Майк, опасность! — негромко предупредил он. Но тот уже все понял и начал принимать меры:

— Девицы, в середину! Гил — вперед и если что — стреляй. Дракон — вправо, Керри — возьми его арбалет и прикрывай с тыла. Вперед, и медленно.

И тут раздался невнятный, но громкий вопль, постепенно переросший в чей-то боевой клич:

— Озрик! Озрик и меч! Хэй-йя!

В ложбину из-за ближнего холма вылетели трое конников. На одном — полный рыцарский доспех, времен эдак крестовых походов, на двух других — доспехи кожаные. И у всех троих в руках — мечи. Кажется, это было серьезно.

— Озрик! Озрик и меч! — вопили кожаные. Что-то невнятно прошипев сквозь зубы, Гил спустил тетиву. И один из кожанодоспешников, тот, что скакал впереди, покачнулся и свалился с коня. Приподнялся, но на ноги не встал, остался сидеть на песке, зажимая левой ладонью правое плечо. А остальные нападавшие были уже рядом. Майк выхватил свой меч и едва успел парировать нацеленный в голову удар железнобокого. Катана Дракона со свистом рассекла воздух и рыжебородый рябой вояка решил убраться от греха подальше. Однако это ему не удалось, потому что Барри вцепился ему в ногу и могучим рывком стянул с седла. Майк тем временем обнаружил, что драться верхом он не умеет, но раздумывать было некогда. Железнобокий рубил что есть силы, и Майк перехватил свой меч двумя руками, выпустив поводья. Ударил он от души, и хотя противник успел отразить удар, оба вылетели из седел и рухнули наземь. Вскочили они почти одновременно. Майк увидел совсем рядом налившиеся кровью глаза, черные топорщащиеся усы, услышал неровное дыхание и с ужасом понял, что вот этого человека он вполне может убить. Меч-то острый! И нет ни распорядителя, ни полевых судей, чтобы остановить схватку. Длинный тусклый меч свистнул над головой, и Майк инстинктивно уклонился, клинок вскользь задел его левое плечо, но кольчуга выдержала. И тут раздался короткий свист, железнобокий покачнулся, раскрыв рот, и рухнул на землю. Из груди его торчал арбалетный болт.

Майк опустил меч и отвернулся. Железнобокий был мертв, и хотя он только что пытался убить Майка, тому было глубоко не по себе. Гил, похоже, чувствовал нечто подобное. По крайней мере, он даже не достал из колчана вторую стрелу. Дракон вложил катану в ножны и поглаживал нервничавшего Барри.

Раненого разбойничка перевязали и расспросили. Он не стал запираться, видимо, считая бесполезным, и охотно рассказал, что принадлежит к шайке бывшего рыцаря Озрика Черного, ныне полчаса как покойного. Шайка хозяйничала в этих местах безраздельно, и разбойничек немало дивился тому, что путники, заслышав боевой вопль, не дали деру и не сдались на милость победителя — весьма, впрочем, сомнительную.

— Озрик — он же на мечах мастер рубиться, но вы, господин хороший, тоже, видать, не дурак подраться. Только зря вы его в плен взять хотели, он все равно выкупа не стал бы платить. Вот оруженосец ваш — тот сообразил. И за меня вам выкупа не дадут. Так что лучше вы меня здесь оставьте, да езжайте поскорее своей дорогой. Нашим ребяткам сейчас не до вас будет, они делить станут, кому теперь главарем быть. Только, наверное, все равно Вальтер Рыжий верх возьмет… Эх, была б рука цела, я б с ним потягался… А вы езжайте, езжайте…

— Интересно, сколько у него там "ребяток"? — спросил Майк.

— На вас хватит, хе-хе!.. — ухмыльнулся разбойничек.

Приключенцы не любили гопников, даже средневековых, и поэтому поехали себе дальше.

— А вот тут нас и убить могли, — мрачно констатировал Дракон.

— Могли, могли! — Инку до сих пор била нервная дрожь. — Это вам не игрушки, здесь хитов никто считать не станет!

— И я ведь убить мог… — задумчиво подтвердил Майк.

Нельзя сказать, что наши герои не задумывались никогда над подобными вещами. Парни были отнюдь не новички в рукопашной, но им как-то не случалось применять свои познания на деле до смерти противника. Даже в серьезной драке дело обычно не доходит до такого. Но если человек привык к честному бою турнира или соревнований, ему бывает трудно смириться с мыслью, что сражается он не с противником, а с врагом. Да еще этот гуманизм, черт бы его побрал! Теория — дело хорошее, но на практике хороший удар мечом означает что-то вроде скотобойни.

Тайка, которая всегда рвалась к оружию и яростно спорила с теми, кто не давал означенные предметы в женские руки, притихла. Воображение у нее было хорошее, и Инка могла бы поручиться, что она примеряет ситуацию к себе — а каково это застрелить человека? а как это ударить его мечом? Да, на некоторое время мечта об арбалете из ее головы выветрится. Сама Инка в случае крайней необходимости могла бы, конечно, больно ударить — причем именно туда, куда надо. Но применять сей удар ей как-то не приходилось. Максимум, что было — пара пощечин одному мерзавцу.

К вечеру решение вполне созрело, и никто не удивился, когда Майк решительно заявил после ужина, что он будет всячески избегать разнообразных сражений. Разве что ну очень припрет. Дракон только покивал головой, а Гил добавил, что драться-то он будет, но упаси боже — не до смерти.

— Словом, благородные доны, придерживаемся принципа Прогрессоров, — подвела итоги Инка.

Больше они к этой теме не возвращались.

3. Не стреляйте в менестреля, или Пить надо меньше…

Или это все взаправду, Или глюк ко мне пришел… Тэм Гринхилл Он к нам пришел незванный, С заката Черный Странник, С ним мальчик-провожатый, Как паж при короле… Ниенна Я очень не люблю коричневые брюки, Я очень не люблю коричневые брюки, Я очень не люблю коричневые брюки У них лоснится зад и пятна от блинов… …На танцы в них приду — и девки все помрут! "Иваси" Изгиб гитары желтой Ты обнимаешь нежно… А может, не гитары, А может, не изгиб… стеб на тему известной песни.

[В этой адвентюре повествуется о том, как опасно напиваться допьяна, и к чему это может привести…]

— Становится поздно. Не угодно ли будет вашему величеству встать?

Кружка воды, вылитая на голову, странно контрастировала с высоким стилем фразы, как, впрочем, и весьма издевательский тон, которым эта фраза была сказана. Мор потряс головой, пытаясь сфокусировать взгляд и навести порядок в мыслях. Ну точно, вчера они выпили — праздновали конец игры. Однако дальше все путалось. Не то он все же уехал с полигона и сейчас спит дома — но тогда кто и зачем его будит, да еще таким зверским способом? Или он заснул у костра, но тогда почему он сидит на деревянной скамейке? Нет, это, наверное, все же электричка, и пора выходить.

— А что, уже наша станция? — спросил он с тайной надеждой, что еще нет.

— Ага, станция, — подтвердил тот же голос. — Называется "Кабачок белая горячка".

— Так мы не уехали?

— Мы — нет, а вот крыши уже едут.

Мор все-таки проснулся. Голос точно был знакомый, и он даже знал, кому этот голос принадлежит. Только чего Ари с утра-то злобствует? Игра вроде кончилась. Сейчас опять будет пенять, что напился.

— Не угодно ли рассолу благородным господам? — осведомился совершенно незнакомый женский голос.

"Какой рассол?" — растерянно подумал Мор и огляделся. И тут же почувствовал, что — да, крыша едет. Совсем съехала, можно сказать. Потому что он обнаружил, что сидит на монументальной дубовой лавке за столь же монументальным столом в самой что ни на есть классической киношной таверне, а рядом со столом стоит пышная девица в наряде классической служанки, вполне гармонирующем с декорацией. Мор зажмурился, потом снова открыл глаза. Таверна никуда не делась. Тощий слуга в потертой куртке разводил огонь в огромном камине, за стойкой возился толстый мужик — вероятно, кабатчик, а у противоположной стены за столом вкушал свой завтрак вылитый Портос из французских "Трех мушкетеров".

Мор обвел помещение затравленным взглядом и только тут обнаружил, что сам вполне вписывается в обстановку в своем игровом прикиде. Правда, его серая рубашка была изрядно помята, кружевной воротник слегка отодрался и повис, а бархатные штаны украшало пятно от сгущенки на левом колене. Плащ, которым он укрывался и который теперь соскользнул на пол, был тоже не в лучшем виде. Мор нагнулся, чтобы поднять его, покачнулся и задел за что-то рукой. Это что-то немедленно рухнуло, издав жалобный звон, и оказалось его собственной гитарой. Мор попробовал поднять одновременно и плащ, и гитару, но это ему не удалось. Разозлившись, он медленно поднял гитару, поставил ее, потом вытянул из-под лавки плащ.

— Очухался?

Вид у Ари был куда менее помятый, хотя черное всегда выглядит элегантней. "Меньше надо пить, — покаянно подумал Мор. Пить надо меньше!"

— Надо, надо, — у Ари явно прорезался дар чтения мыслей.

— Я достукался, — печально произнес Мор. — Допился до розовых слонов. Но ты-то водку не пьешь!

— Разве что в вашем холодном чае были градусы, — в голосе Ари звучало подозрение.

— А… мы где? — наконец-то догадался спросить Мор.

— А я почем знаю? Мне еще никто не докладывал! Психушка такая — для особо буйных.

Тут в поле зрения Мора снова появилась давешняя девица. Она поставила перед ним миску с рассолом. Из поясной сумки Ари на свет явилась горсть монет. После нескольких недоуменных взглядов на эти "денежные единицы" прозвучал вопрос:

— А "листики" годятся?

— Чего? — не поняла девица.

Одна "деньга" перекочевала в ладонь служанки. Девица повертела монетку в руках, попробовала на зуб и растерянно сказала:

— А у меня сдачи нету… Может, завтрак прикажете?

— Прикажем, — простонал Мор. — Только не так громко…

Девица ускакала. Мор хлебнул рассолу, поморщился, хлебнул еще и почувствовал, что в голове слегка прояснилось. Способность рассуждать вернулась к нему, хотя и не окончательно. Он взял у Ари монетку и принялся ее рассматривать. Серебристый кружок с пятак размером, довольно толстый, немного неровно чеканенный. На одной стороне — трилистник, точь-в-точь как на игровых "ирландских" монетах, которые сам же и помогал отливать, а на другой, которая должна быть гладкой, — какая-то надпись по кругу и цифра "3". Попробовал на зуб — металл был мягкий, блестел. Не иначе, серебро. Черт, черт и черт! Он пошарил по собственным карманам и высыпал перед собой кучку того, что еще накануне было "английскими" и "французскими" монетами, которыми он сам платил выкуп за попавшего в плен к Генриху V друга, рыцаря Антуана де Ла Тура, а попросту — дружка Антона. Все монеты претерпели аналогичную метаморфозу, только на "французских" так и осталась геральдическая лилия, а на "английских" — лев. Некоторое время Мор тупо смотрел на внезапно возникшее богатство. Требовать объяснения у Ари он как-то опасался — "Меньше надо пить!" — но, черт возьми, что же произошло?

"Будем мыслить здраво, — подумал Мор. — Если допустить, что это все реально, то одно из двух: или мы провалились в прошлое, или куда-то перенеслись". Одно это рассуждение обличало в Михаиле Ремзине человека не вполне здравомыслящего — скорее, здравуромыслящего. Ибо нормальный законопослушный гражданин нашей необъятной и непредсказуемой отчизны не станет даже с похмелья думать о таких, прямо скажем, мистических оборотах дела. Он, скорее, хлопнет рюмку-другую. Однако Мишка Ремзин не был законопослушным, а уж нормальным — тем более. Скажите на милость, какой нормальный будет зваться имечком "Морран", что на каком-то там дивном языке означает не то "Черный Странник", не то "Ночной Бродяга", а некоторые даже утверждают, что "Черная Луна"? Словом, Ремзин окончательно съехал с трассы и принялся рассуждать в том же духе и далее.

"Как определить, какое из этих предположений верно? Монеты эти здесь в ходу, но только потому, что они серебряные. Если рисунок не имеет для них значения, значит, век здесь не позже пятнадцатого. Однако вот этот мужик при себе имеет не меч, а шпагу. Значит, век как минимум шестнадцатый. Так. Пойдем дальше. Это не Россия. Франция? Стоп, а на каком языке я с этой девицей говорил?" С ужасом осознав, что не на русском, Мор некоторое время сохранял весьма комическое выражение лица, потом спохватился, сделал умный вид, насколько это было возможно, и пришел к логическому завершению: весь этот бред является всего-навсего зачином многочисленных писулек фэнов на темы внезапного вбрасывания оных фэнов в миры фэнтэзи либо реализацией вводной к какой-нибудь словеске. Он сам многократно приписывал своему персонажу в словеске способность понимать другие языки, по жизни же дальше пары фраз по-английски и по-французски не продвигался никогда. Что, в общем-то, служило доказательством его гипотезы. Нельзя сказать, чтобы эти соображения его успокоили. Кроме того, оставался еще вариант буйного помешательства на почве вышеупомянутых словесок в результате злоупотребления горячительными напитками.

С другой стороны, присутствие здесь Ари, чья трезвость вошла в поговорку, исключало этот вариант.

— Или ты тоже глюк? — спросил он.

Во взгляде Ари читалось явное сожаление — надо же, додумался!

— Если я и глюк, то весьма трезвомыслящий. Что касается нашего положения во времени и пространстве, то оно не самое худшее. Во всяком случае, наши деньги имеют хождение в здешних палестинах, так что предлагаю считать данный глюк реальностью, данной нам в ощущениях. И вообще, я есть хочу.

Последняя фраза развеяла сомнения Мора относительно состояния рассудка Ари, а равно и его собственного.

Реальность предстала в виде мяса, сыра, свежего хлеба и кувшина чего-то вроде пива. Мор недоверчиво отхлебнул глоток, подумал, отхлебнул еще, поймал укоризненный взгляд Ари и поставил кружку подальше от себя. "Пить надо меньше!" — сказал он себе, хотя пиво было очень даже ничего.

4. Ибо сказано — не обнажай в тавернах!

Как здорово, что все мы здесь Сегодня собрались! О.Митяев Пой, мальчишка, по звонким струнам ударь, Чтобы в жилах кипела горячая кровь. Наградит тебя щедро за труд государь Так восславь же героев великих боев! Ниенна

— Это что, сейф рухнул?

— Да нет, это Железный Феликс по перилам катается…

Анекдот

Граф фон Глейхем хотел победить кой-кого…

М.Фейгель

[В этой адвентюре повествуется о том, как встретились старые знакомые, а Майк Мак-Лауд наколол Железного Графа…]

Дождь лил так, словно небеса прорвало. Инка чувствовала себя более или менее прилично благодаря плащу из "дождя" — непромокаемая палаточная ткань хорошо держала воду. Плащ Дракона, надетый на Тайку, постепенно протекал, а сам Дракон стоически мок. Впрочем, Майк и Гил тоже вымокли, но их отчасти спасали кожаные куртки. Керри все было нипочем, хотя он был мокрехонек как мышь. В такой ситуации придорожный кабак предстал перед ними землей обетованной и земным раем. Пока Керри разбирался с лошадьми, пятеро путников и Барри (с которого текло не хуже, чем с его хозяина) вошли в теплое душное помещение.

Там было шумно, много народу и суеты. Пока они оглядывались, разбираясь, что к чему, из дальнего угла послышались до боли знакомые звуки, и не менее знакомый голос запел:

Солнце окрасило в розовь луга Расти, ячмень, расти! Облака чисты и белы, как снега Расти, ячмень, расти! И пьянит зефир, как бокал вина, И прекрасна в дымке рассветной страна Расти, ячмень, расти!

Причем пелось это все по-аквитански!

— А вот и наш "танк"! — толкнул Инку в бок Гил. — Сейчас-сейчас!

— А что? — сказал Майк. — Подпоем, что ли?

Они дождались последнего куплета и дружно подхватили:

Ну так сядем все вместе за праздничный стол Пьяни, ячмень, пьяни! Пусть наполнится песнями древний дол Пьяни, ячмень, пьяни! И пусть вечность не ждет нас с тобой впереди, Нам в веселии должно свой век провести Пьяни, ячмень, пьяни! Расти, ячмень, расти! Цвети, ячмень, цвети! Броди, ячмень, броди! Пьяни, ячмень, пьяни! Пустим по кругу кружку эля!

Певец — надо отдать ему должное — вытянул последнюю ноту, и только потом вскочил на ноги, близоруко щурясь.

— Да это же Морран собственной персоной! — воскликнула Инка. — Тоже мне, "танк"!

Это действительно был Мор — худой, встрепанный по обыкновению, с потертой гитарой в обнимку, в своем игровом прикиде "принца в лохмотьях". При виде прибывших на лице его нарисовалось неописуемое удивление, но через пару секунд он смог вернуть своей физиономии выражение "я никогда ничему не удивляюсь". Инка кинулась ему навстречу:

— Мор! И ты здесь! Привет из палаты номер шесть!

— И тебе привет, — ответил Мор так невозмутимо, как будто они встретились на перроне вокзала где-нибудь в Москве. После чего четверо Мишек долго обмениваясь приветствиями и рукопожатиями, каждый "на свой неповторимый манер", пока не раздался язвительный голос:

— Может, вы и со мной соизволите поздороваться?

Некая весьма знакомая личность в черной с серебром атласной рубашке, черных бархатных штанах и черном плаще, выглядевшая точь-в-точь как королевский паж при Морране — который иной раз производил впечатление принца-изгнанника — стояла, прислонясь к стене, с независимым видом.

— Ари! — взвизгнула Тайка, вешаясь на шею к личности. Мгновение спустя остальная компания последовала ее примеру.

— Тише, задушите! Откуда вас столько привалило?

И тут Инка и Гил, переглянувшись, разом оборвали радостные возгласы.

— Нас — пятеро. И здесь — двое. Всего — семеро, — подвела итог Инка.

— А в этом есть что-то плохое? — в вопросе Ари звучало недоумение. — И потом, вас же шестеро…

— Керри не в счет! — сказала Тайка. — Значит, есть еще кто-то…

— Зато нам еще предстоит встреча с танком в фулл-плэйте, — утешил ее Гил.

— Какой такой танк? — спросил Мор. — И где это вы разжились такими классными железками?

— Расскажем, все расскажем, — веселилась Инка. — Только сначала посушиться и поесть.

Через четверть часа вся компания сидела за угловым столом во вполне пристойном виде и уплетала ужин. Мор и Ари выслушали рассказ об их похождениях с положенным вниманием, но сами рассказали немного. С ними ничего приключиться за сутки не успело, и узнали они очень мало. Зато Мор ухитрился прославиться — видать, нечасто здесь бывали хорошие певцы, да и песни его были здешней публике внове.

— А может, состроим гитары да споем дуэтом? — предложила в порыве вдохновения Тайка, но тут же погрустнела: — Ой, нет, не выйдет, у меня струны на гитаре-то совсем…

— А у меня запасные есть! — с видом чудотворца провозгласил Мор. — Серебряные! — И извлек из кармана те самые чешские струны в упаковке, которые месяц назад отдала ему Инка.

Сэр Борс де Бош, граф де Труа, был в ужасном расположении духа. Внезапно разразившаяся гроза помешала охоте, и было совершенно немыслимо по такой погоде возвращаться в замок. Тем более что охота замышлялась в честь госпожи Элис де Ланэ, будущей его супруги, каковая ехала сейчас на своей серой кобыле по левую руку от сэра Борса. Пришлось искать приюта в таверне "Зеленая ветка".

Хозяин, завидев графа, согнулся в низком поклоне и замельтешил мелким бесом. Народу в "Зеленой ветке" было много какие-то торговцы, не замедлившие почтительно приветствовать Железного Графа, проезжие, местные йомены… В углу за двумя сдвинутыми столами сидели какие-то чужаки нездешнего вида. Сэр Борс присмотрелся к ним повнимательнее — черт их знает, что за народ, а в наши тревожные времена лучше быть настороже.

Но компания действительно выглядела странно донельзя. С краю сидел высокий светловолосый северянин, под кожаной курткой которого виднелась белая рубашка. Прямой длинный меч он положил рядом с собой на скамью, под правую руку. Второй, по виду романец из южных провинций, — смуглый, с резкими чертами лица, с коротко стрижеными черными волосами, одет был, тем не менее, как лесной стрелок. Оружия при нем, кроме длинного кинжала, не было. Третьим был чуть смугловатый парнишка с высокими скулами и слегка раскосыми светлыми глазами прямые черные волосы длиной до плеч перехвачены ремешком, одет в черное с серебряной вышивкой — не то паж, не то оруженосец. Он что-то говорил другому, в сером бархате, длинные русые волосы которого были заплетены в косицу. Русоволосый этот смотрелся довольно подозрительно — для воина он выглядел слабовато, на горожанина тоже не похож. Пятым был совсем подросток, чернокудрый и смуглый, с раскосыми темными глазами — словно бы уроженец юго-восточных стран — одетый в черное. Он держал в руках флейту, в ожидании, когда же его собеседник натянет на странного вида лютню блестящие серебряные струны. Музыкант был одет как попало, но держался по-королевски. При этом никакого оружия у него не было и вопрос о его дворянстве оставался открытым. Седьмой, тоже в черных одеждах странного вида, с мрачным лицом, потягивал из большой кружки эль. У его ног сидел здоровенный черный пес — не поджарая гончая и не мощный боевой волкодав, но что-то более похожее на волка. И, наконец, последний снова был весьма юным зеленоглазым и черноволосым смуглым пажом в черном бархате.

Граф подумал, что надо бы вызнать, что это за люди проезжают через его владения, и нет ли среди них альвов, проклятых нехристей, было у него подозрение относительно этого музыканта и второго, с косицей, который тоже был без оружия. Пока же он отдал должное бараньему боку и красному вину. От свиты графа не ускользнуло внимание, оказанное им странной компании, и рыцари время от времени посматривали в тот угол.

Чужаки же беззаботно смеялись и то и дело обменивались веселыми репликами с трактирными служанками, пробегавшими мимо. Посетители же, опасливо поглядывавшие на графскую свиту, предпочли держаться от графа подальше, к музыкантам поближе. Музыкант, наконец, настроил свой инструмент и возвел взгляд к прокопченным потолочным балкам. Подумал-подумал и запел:

Когда златые дерева Оденет юная листва, Когда поднимется трава Среди камней…

Когда замер последний звук флейты, слушатели принялись шумно выражать свое одобрение, но требовать другую песню, как обычно требуют у странствующих певцов, не спешили. Строго говоря, певцы не обращали внимания на публику — они пели для своих, а остальное их волновало мало. Это тоже было странно.

— Какой голос! — восторженно сказала леди Элис. — Сэр Борс, не пригласить ли нам сих замечательных певцов?

— Ваше желание для меня — закон, — галантно приложил руку к сердцу граф и поднялся из-за стола. Граф был силен и плечист в животе — роскошный охотничий костюм этого не скрывал, из-под берета с белым пером выбивались темные волосы, которые граф, не одобряя столичных мод, стриг довольно коротко, на левом боку у него висела отличная шпага, на правом — дага. И даже несмотря на то, что костюм его несколько пострадал от непогоды, выглядел граф весьма внушительно.

Тем временем кудрявый отложил свою флейту, взял в руки лютню и запел:

Собачий лай, трубят рога, Травлю оленя, как врага, Убью его, и будет поделом! Вдали загонщики трубят, Оленю нет пути назад Его загнали в дальний бурелом. Я, отрешась от всяких уз, Нацелил верный аркебуз Меня он никогда не подводил. Когда б в кого ни целил я Была тверда рука моя, И пуля шла туда, куда я бил. Ведь я — Железный Граф…

Слушатели, заметив графа, несколько сникли, а один йомен, присевший рядом с этим, в серой тунике, сказал вполголоса:

— А вот и он, Железный Граф, то есть. Так его и прозывают в наших местах.

В голосе его не было никакой симпатии к вышеозначенному графу. Тот неторопливо приблизился к сдвинутым столам и учтиво поздоровался.

Ответил ему северянин — и на хорошем аквитанском, надо отметить, — прибавив к своему приветствию, что они-де не имеют чести быть знакомы.

— Я — Борс де Бош, граф де Труа, — с сознанием своего превосходства — превосходства дворянина и рыцаря, снисходительного к не знающим вежества чужестранцам — представился граф.

— Майк Мак-Лауд, — назвался северянин.

— Из клана Мак-Лауд, — продолжил насмешливым полушепотом русоволосый. Остальные заулыбались, в том числе и сам Мак-Лауд, хотя граф не понял, что же в этом смешного.

— Я позволил себе подойти к вам, поскольку моя невеста, леди Элис де Ланэ, попросила меня выразить свое восхищение дивным пением. Кроме того, я весьма польщен тем, что вы пели песню обо мне и моей госпоже.

Пришельцы переглянулись и заулыбались, а кудрявый менестрель привалился к плечу товарища и рассмеялся.

— Тай! — строго сказал черноволосый стрелок. Менестрель попытался унять смех, но ему это не удалось, более того, смех разобрал и русоволосого, и того, который был в черном с серебром. Граф было нахмурился, но несчастный менестрель был так забавен, что сердиться на него было невозможно.

— Господа! Через неделю состоится моя свадьба, и я приглашаю вас на празднество. Признаюсь, мне редко доводилось слышать столь искусных менестрелей.

— Поздравляю вас, граф, — сказал Мак-Лауд. — К сожалению, мы вынуждены отклонить ваше любезное приглашение. Мы спешим. Эта гроза и без того слишком задержала нас.

Граф слегка помрачнел.

— Ну, если ваше дело столь спешно, я приглашаю только менестрелей.

— К сожалению, это невозможно, — твердо ответил Мак-Лауд. — Мы путешествуем вместе и не намерены разлучаться.

— Эти менестрели — ваши вассалы или слуги? — спросил граф.

Ответил ему тот, который пел о деревах.

— Мы — свободные люди и не служим никому. Но Майк уже сказал, а я повторяю — мы не можем принять приглашение.

— Я щедро заплачу, — продолжал настаивать граф.

— Спасибо, мы не нуждаемся, — презрительно бросил певец и взял лютню.

— Передайте наши поздравления и пожелания своей невесте, граф, — в тоне Мак-Лауда явно слышался намек на то, что разговор окончен.

Граф собрался сказать что-то еще, но тут певец пошарил в кармане и высыпал на стол кучку серебряных монет, приговаривая вполголоса:

— Да, зануда — это такой человек, которому проще дать…

И, уже вслух:

— Вот, граф, отступное — и оставьте нас, наконец!

— Вы забываетесь, сударь! Я — граф де Труа, властитель Форестье, сеньор Деньера, владетель Веселой Рощи и Зеленого Пруда! Я не позволю…

— А я — Мо'рран… то есть герцог Мишель де Морра'н, — заявил певец.

— Властитель Нижних Мхов и Трех Мостов! — опять вполголоса добавил юноша в сером. Это замечание почему-то вновь вызвало приступ сдержанного хохота у всей компании. — И у нас сегодня 31 июня, лунный день.

Граф побагровел и взревел, как раненый буйвол:

— Я требую удовлетворения, сударь!

— Жаль, "Сникерсов" не осталось, — с явным сожалением изрек парень в черном с серебром. — Вот удовлетворения-то!

Кудрявый менестрель снова затрясся от смеха.

— Майк, дай железку, — попросил Морран с видом крайней скуки. Получив желаемое, он взвесил меч в руке и с сожалением вернул северянину. — Тяжеловат. А полегче есть?

— Вязальных спиц не держим, — сказал Гил. — И вообще, ты сегодня слишком много выпил, так что сиди.

— Я до тех пор трезв, пока могу лежать на полу, не держась ни за что, кроме собственного меча! — вознегодовал Мишель де Морран.

Однако мрачный тип с собакой твердой рукой усадил его на место, коротко сказав:

— Руки попортишь. А катану я тебе не дам.

Этот аргумент, видимо, оказался решающим.

— Долго ли вы будете фиглярничать? — возмутился граф. — Есть ли среди вас хоть один мужчина, способный отвечать за свои слова? Если нет — я велю слугам выкинуть вас вон!

— Диагноз — помер от напряга, — бросил реплику стрелок.

Светловолосый Мак-Лауд медленно встал. Он был выше графа на голову, и при взгляде на него рыцари невольно припомнили рассказы о викингах.

— Граф, я предлагаю покончить это дело миром. Мне не хотелось бы проливать кровь и омрачать радость вашей невесты.

— Я прошу вас, сэр Борс! — в отчаянии воскликнула леди Элис.

Граф резким движением выхватил шпагу.

— Такие оскорбления, нанесенные в присутствии дам, смываются только кровью! — воскликнул он. — И я даже снизойду до того, чтобы скрестить с тобой клинки, ты, варвар!

Мак-Лауд неторопливо взялся за свой меч, потом подумал и положил его обратно.

— Вряд ли ваша шпага, граф, выдержит удар моего меча, — холодно сказал он. — Я еще раз предлагаю покончить это дело миром.

— Трус! — яростно выкрикнул граф, и, обернувшись к свите, приказал: — Де Грэй, дайте ему вашу шпагу, она такой же длины, как моя.

Свита обменивалась вполголоса насмешливыми замечаниями — мол, этот варвар вряд ли держал в руках благородное оружие. И только леди Элис и де Грэй заметили, как чужаки обменялись многозначительными улыбками. Мак-Лауд взял шпагу, взмахнул ею и в глазах его заплясали веселые огоньки.

— Мой секундант — шевалье д'Арну, — надменно сказал граф.

Д'Арну, невысокий рыжеватый молодой человек, выступил вперед и провозгласил:

— Майк Мак-Лауд, назовите имя вашего секунданта.

Мак-Лауд кивком указал на черноволосого стрелка:

— Гил… Гилдор.

Тот неторопливо занял свое место.

— Готовы? — спросил д'Арну.

Дуэлянты согласно кивнули.

— К бою! — весело скомандовал Гилдор.

После обмена первыми ударами Майк понял, что у него есть масса преимуществ: во-первых, он был быстрее, во-вторых, у него были длиннее руки, а в-третьих, он просто был выносливей графа, который, судя по его комплекции, пил слишком много пива, ну а в-четвертых, Михаил Бахтин был разрядником по шпаге… Дрался он легко и красиво, но осторожно. Граф тоже был фехтовальщиком не из последних, и явно имел большой дуэльный опыт. Кроме того, не следовало забывать, что здесь никто не станет считать касания по условной зоне. Это было хуже всего. Майк, выждав подходящий момент, провел молниеносную хитрую комбинацию, и почувствовал, что попал. Укол пришелся именно в то место, в которое он целил — в руку повыше локтя. Рана неопасная, но препятствующая воинским упражнениям. Майк опустил было шпагу, но граф перехватил свою в левую руку и атаковал его. Майк, которому это все уже надоело, выбил шпагу из его руки.

Увидев перед глазами клинок противника, обезоруженный граф остановился.

— Я надеюсь, наш спор разрешен? — спросил Мак-Лауд.

— Да, — с усилием сказал граф. — Я… приношу свои извинения…

Майк опустил шпагу, поклонился и сказал что-то вполголоса своему секунданту. Гил пожал плечами и обернулся к своим:

— Перевязку, живо!

— А говорили — Железный Граф, Железный Граф… — с этими словами парень в сером костюме выбрался со своего места и направился к графу, которого уже усадили на скамью, и над которым склонилась леди Элис.

— Позвольте, — довольно бесцеремонно Гил подтолкнул парня к графу. Рана была несерьезная, но болезненная.

— Да отойдите же и не мешайте! — досадливо сказал самозваный лекарь и стал доставать из поясной сумки какие-то пузырьки и свертки. Д'Арну попытался было возражать и заговорил о происках, но тот быстро и ловко смазал края раны какой-то коричневой жидкостью, наложил ослепительно белый компресс с пахучей мазью и принялся бинтовать — бинт был полупрозрачный и белоснежный. Закончив это, лекарь протянул леди Элис пакетик с белыми лепешечками.

— Когда будете менять повязку, присыпьте рану вот этим снадобьем. На один раз — две штуки, растолченные в порошок. Тогда рана не загноится. И повязку делайте из чистого полотна.

— Благодарю вас, — сказала леди Элис.

— Надеюсь, вы не будете на нас в обиде…

— О, нисколько! Дуэль — дело чести, но я, — тут она понизила голос, — опасаюсь… Граф вспыльчив и очень горд, а ваши спутники, сами того не зная, нанесли ему тяжкое оскорбление. Его гордость уязвлена. Будьте осторожны, и поспешите покинуть его владения.

— Не беспокойтесь, леди. Мы спешим. Желаю вам счастья.

Вскоре суматоха, вызванная поединком, улеглась. Раненный граф в сопровождении леди Элис удалился в одну из верхних комнат, часть свиты последовала его примеру. Оставшиеся — д'Арну, де Грей и еще трое вместе с доезжачими остались в зале, отдавая должное жаркому и обильно запивая его вином. Странная же компания вернулась к приятному времяпровождению за кувшином эля под аккомпанемент флейты и гитары. Местные помаленьку подсаживались поближе, за окном была ненастная ночь, гроза все не прекращалась, а здесь, в трактире пылал камин, горели свечи и звучали песни, каких не слышали даже старожилы. Кудрявый флейтист и Морран выпевали на два голоса:

На улицах этих, где звон монет, И сотни безумцев глядят на нас, Спой, Мэглор-Скиталец, балладу мне О деве с коричневым блеском глаз. Ступай в край невиданных широт, В тот лес, что зимой молчалив и бел, Повесь на тот дом, где она живет, Бубенчик медный, чтоб он звенел. А если внезапно залает пес, И выбежит тот, кто остался с ней, Вложи ему в руки не меч, не нож, А вереск зеленых моих полей. Вернувшись, ты словно в тяжелом сне Увидишь, что здесь не прошло и дня С тех пор, как ты, Мэглор, ушел за ней… И станешь седым, не найдя меня.

5. Визит Черной Дамы

Но если есть в кармане пачка сигарет Значит, все не так уж плохо на сегодняшний день… В.Цой.

Те, кто слушал этот голос без должной осторожности, не могли впоследствии повторить ничего из услышанного, а если кто и мог, то дивился потом, как мало силы оставалось в тех же самых словах, произнесенных другим человеком.

Дж. Р.Р.Толкин, "Две башни" А! Прециозницы садятся на места! Вот Феликсерия, а вот Бартеноида, Иримедонта… Вот Кассандия, Филлида… Э.Ростан, "Сирано де Бержерак" Застынет в жилах кровь и мозг в костях, Застынет тело камнем на камнях: Под белым камнем долог будет сон, Пока еще пустует Черный Трон; Пока дворец не обратился в склеп, И смертоносный ветер не окреп; Покуда светят солнце и луна, И в бездне моря не достигнешь дна; Пока еще не видишь кровь в вине, Пока сияют звезды в вышине, И не навек земля в плену зимы, И не вернулся Повелитель Тьмы. Ниенна, "Заклятие"

Если на банке с фиолетовыми кристаллами написано "ацетон" — не верь глазам своим.

Пословица.

[В этой адвентюре рассказывается о появлении Черной Дамы и жутких чудесах…]

В Москве стояла адская жара. Солнце слепило глаза даже через темные очки-хамелеоны, и Эллен была несказанно рада рухнуть в кресло в своей затененной комнате и отдохнуть от этого блеска и шума улиц. Ей было тоскливо. Главным образом потому, что на этой неделе почти все ее знакомые разъехались кто куда — одни по делам, другие на игры и в походы. Сидеть дома и выслушивать поучения родителей она уже не могла, подработки никакой не подворачивалось. На любимой "Кремоне" то и дело лопались струны, запасных уже не осталось, ни в одном музыкальном магазине не было приличных комплектов по карману, так что пришлось натянуть жуткие медные непонятного происхождения, ужасно жесткие и глухие. Подумав, Эллен позвонила Мике. Трубку взяла Нина Георгиевна, Микина мама, и сообщила, что Мика сейчас на даче с другими девочками, они долго звонили Эллен, но не нашли, и очень ее там ждут. Эллен поблагодарила Нину Георгиевну, положила трубку и задумалась. Поехать на дачу к Мике было лучшим выходом из положения. Родители против таких поездок не возражали, поскольку считали, что дочь леночкиной преподавательницы — более подходящая компания для дочери, чем лихой фехтовальщик Михаил Бахтин, хиппового вида невзрачная однокурсница Инка Долинина и "весь этот детский сад" в лице Тайки Зайцевой, Юрика Светлова и их одноклассничков из лицея. То, что Мика тоже водится с вышеозначенными людьми, родители Эллен не знали.

Так что Эллен быстренько собрала сумку, упаковала в черный чехол гитару, позвонила матери и отправилась. Снова — путь по сверкающим шумным улицам, среди духоты и запаха бензина и асфальта, толкотня в метро и пригородных кассах. В электричке народу было не так уж много, и Эллен уселась у открытого окна и задумалась.

Был уже вечер, и солнце садилось за березовой рощей, когда Эллен спустилась с платформы и вышла на тропку, что вела к дачному поселку. Идти было больше получаса, но зато в конце дороги ее ждала теплая компания, чашечка крепкого кофе — Мика замечательно варила кофе — и приятный вечер.

Однако дорожка все не кончалась, и Эллен вдруг поняла, что кругом совершенно незнакомая местность. Откуда-то взялись валуны, дорожка вилась уже не просто между деревьев, а среди холмов, высоких, угрюмых и мрачных. Эллен повернула назад, но только заблудилась еще пуще. Она почти запаниковала. Села на замшелый валун, добыла из сумочки длинные ментоловые сигареты и зажигалку и закурила. Сизый дымок таял в синеватом вечернем воздухе. Эллен стряхнула пепел и сказала сама себе:

— Ничего так — съездила на дачу. Тут тебе и кофе, тут тебе и коньяк.

Покурив и успокоившись, Эллен решила все же идти вперед куда-нибудь да выйдет. И точно — через некоторое время тропа сделала поворот и пересеклась с мощеной неширокой дорогой. И тут — Эллен не успела и ахнуть — навстречу ей поднялся с валуна человек в черном плаще. Бледное лицо словно бы светилось в обрамлении черных как ночь кудрей. Он поклонился, прижав руку к сердцу, и сказал:

— Приветствую тебя на дороге, благородная госпожа моя. Повелитель ждет тебя.

— Повелитель? — выговорила Эллен. — Какой повелитель?

— Властелин Черного Замка, Князь Тьмы, — благоговейно ответил тот.

Разом решившись, Эллен пошла с ним. И точно, вскоре дорога вывела их к замку на холме.

Замок возносился в темнеющее вечернее небо, будто взлетал. Темный камень стен был гладок, словно время совсем не касалось его. Дорога вела наверх, к воротам, через выгнутый мост над глубоким рвом с черной водой. Эллен шла, не смея произнести ни слова, не смея высказать своей догадки.

И вот она стояла в темном зале, своды которого, казалось выходили в открытое небо, и холодный свет белых свечей в тяжелых шандалах отражался в зеркале, выточенном из огромного кристалла черного хрусталя. И была тишина — такая, что, казалось, вот-вот прорвется едва слышимая мелодия.

И она увидел того, кого втайне надеялась встретить здесь, и во встречу с которым не могла поверить. А он сказал:

— Садись у огня, дитя мое, и побеседуем за трапезой.

Право, Эллен не могла бы сказать, что же такого особенного было в этом глуховатом голосе, в красивом усталом лице, но что-то же привораживало и заставляло сердце трепетать…

В камине потрескивало пламя, бросая золотистые блики на бледное лицо одетого в черное человека. Эллен сидела в высоком кресле напротив и слушала повесть о безнадежных поисках и обреченном на поражение замысле. Она лишь раз осмелилась взглянуть в темные глаза своего собеседника и тут же отвела взгляд. Она не прерывала его, только изредка задавая вопросы о непонятном, но ей очень хотелось сказать: "Мы служим одному и тому же, и я сделаю все, чтобы помочь Великому Замыслу здесь. Одна Звезда ведет нас". Но так и не сказала. Все-таки она была городской жительницей, более привыкшей к насмешливо-скептическому обращению, чем к открытости и искренности в поведении. Но вот Он указал на гитару в потертом черном чехле и спросил:

— Не споешь ли ты мне?

Эллен взяла гитару, проверила настройку — нет, ничего, сойдет, мельком отметила, что струны зазвучали немного по-другому, не так глухо, но не удивилась — все так и должно было быть.

То ли сумерки, то ли снова рассвет… Что ночь для того, кто не знает сна? Для чего Бессмертному теплый хлеб Или чаша вина? Разве страшен богу меча удар, Лунный холод и солнца жар? Если черным ветром ты можешь стать, Зачем же коня седлать? Разве может всесильный усталость познать? Почему ты не в силах удар нанести? Щит слишком тяжел, меча не поднять, И всегда одному идти. Ты знаешь боль и страх за других, Ты падаешь, чтобы подняться опять, Ты пройдешь сквозь смерть, но твои враги Не смогут победу торжествовать. На черном тоже заметна грязь, Так лучше алмазная пыль на крови! И кто-то шипит: "На колени, мразь!" А кто-то молит: "Живи!" Виски раскаленная память жжет, И вовеки не снять венца, Но будет время — огонь и лед Сольются в стали кольца. Я приму этот дар. Я шагну сквозь боль, Чтоб коснуться руки твоей. Мне дорога — на раны звездная соль, Но все же иду по ней. Так будет, когда по руслу веков Как густая кровь потекут года, И черные кони своих седоков Помчат туда, где сияет Звезда. А пока — на землю среди зимы Звездопад, как светлые слезы Тьмы, Чтоб весной серебром полыни взойти На могилах погибших в пути. То ли крупная соль, то ли болью в глаза Раскаленный песок бесконечных дорог. Это звезды шуршат в песочных часах, Отмеряя неведомый срок. Легче бить того, кто поднялся в рост, Ложь на трупах жиреет, как воронье, Но омыты слезами и светом звезд Будут раны твои и имя твое. То ли сумерки, то ли снова рассвет Бесконечная пытка ночей без сна. На алмазном песке кровавый след Равнодушная смоет волна…

Отзвенел последний аккорд, и Эллен, подняв голову, увидела, что он спрятал лицо в ладонях, и что руки у него покрыты следами недавних ожогов. Сердце на миг остановилось, и острая жалость пронзила ее, как стрела.

— Если хочешь, я дам тебе силу, — сказал он. — У тебя есть дар пробуждать сердца.

Она только кивнула, соглашаясь.

…Вот крепость, что стоит над Бездной, и братство хранителей ее. И вот мир, что готов рухнуть в Бездну, обратиться в ничто, ибо равновесие нарушено. Не первый раз клонятся чаши весов, но кто может поручиться, что не в последний? Ибо нет священной чаши Грааля, дающей утоление жажды и исцеление…

* * *

Наскучившее морское путешествие наконец-то завершилось. Уже можно было различить в свете полдневного солнца сады и дома колониальной столицы Антенор, террасами спускавшиеся к морю по склону горы Монтан. Мадам Илэн д'Эйли лениво обмахивалась веером, сидя в плетеном кресле на верхней палубе. Ветерок, подгонявший корабль "Розовый ирис", совершенно не освежал. Ах, скорее бы очутиться на твердой земле, в прохладной тени деревьев, у журчащего фонтана!

В порту уже ждали прибытия "Ириса" — мадемуазель Лилиан де Фюни, сердечная подруга мадам Илэн, была заранее извещена. И как только из порта сообщили, что корабль подходит к причалу, карета мадемуазель де Фюни была готова.

Когда Илэн томно и расслаблено сошла на берег, Лилиан с радостным возгласом раскрыла ей объятия:

— О, дорогая, я так рада! Я уже думала, что ты так и не выберешься из своего поместья!

— Ах, Лили, — слабым голосом отвечала Илэн, — разве возможно для женщины, наделенной столь тонкой душой, как у меня, вытерпеть долгое присутствие моего супруга! Он зарылся в скучные научные трактаты и совершенно не уделяет мне внимания. Я так болела весь год, совершенно измучилась. А эта жара и качка на корабле довели меня чуть ли не до смерти… К праздникам я намереваюсь уехать в Столицу, но я слыхала, что все изысканное общество нынче собирается здесь, в Антеноре.

Надо сказать, что плотная фигура и румяное лицо мадам д'Эйли ничуть не свидетельствовали о нахождении на грани обморока от слабости и усталости, а громкий голос и жеманные манеры отнюдь не наводили на мысль о тонкости душевной. Но Лилиан тем не менее сочувственно вздохнула:

— Да, ты так побледнела и устала! Но увы — здесь тоже не очень весело. Представь себе, милая Илэн, у нас здесь собрался весь цвет Аквитании. Герцогиня держит салон, и если бы не ее четверги, я бы умерла от тоски.

К слову сказать, мадемуазель де Фюни всегда, начав говорить, едва могла остановиться, а уж выслушать собеседника не затруднялась и подавно. В ее хорошенькой головке никак не могла угнездиться мысль, что людям вовсе не интересны бесконечные выспренние подробнейшие рассказы о ее переживаниях и героях ее нового романа (в прямом и переносном смысле). Ибо мадемуазель де Фюни имела привычку изображать малейшие свои переживания в бесчисленных прециозных романах из чужестранной жизни, словно надеялась сравняться в этом с госпожой Скюдери. Ее герои то и дело совершали чудеса отваги в самых невероятных ситуациях, героини были все как одна прекрасны, талантливы, умны, утонченны и несчастны в личной жизни.

Что же касается вышеупомянутого салона, то завела его в Антеноре герцогиня де Ш. (настоящего ее имени мы называть не будем, дабы не запятнать славное и знатное имя чернилами, а будем звать просто Роксаной — ибо именно так ее зовут посетители салона). Роксане было около тридцати лет, и два года назад ей пришлось покинуть Столицу из-за политических интриг, в которых она участвовала на стороне королевы Катарины против графа де Боша и его камарильи. Теперь она, будучи дамой образованной и утонченной, держала салон, в котором была окружена поэтами, менестрелями, актерами и кавалерами, многие из которых имели сомнительное удовольствие навлечь на себя немилость короля. Словом, салон Роксаны был островком столичного блеска в унылой жизни запроливной провинции и цветником прекрасных дам. По вышеуказанной причине мы не станем называть их настоящие имена, ограничившись теми, которые эти дамы и их не менее блистательные кавалеры носили в салоне. Каждый здесь старался блеснуть поэтическим либо музыкальным талантом. В их кругу было модно демонстрировать свободомыслие и вольнодумство, однако вне салона его посетители соблюдали все условности и исправно посещали церковь. Сердечные же дела салонного общества были столь запутанны, что причудливые многоугольники, ими образованные, затруднился бы определить самый ученый геометр. Одна из таких фигур и была первопричиной нынешней горести мадемуазель Лилиан.

— Едва увидев его, я поняла — это он, мой единственный! Эти темные кудри, эти синие глаза, струящие неземное сияние! Я не смела с ним заговорить напрямую, но сколько прочувствованных строк я посвятила ему, сколько ночей томилась в ожидании счастья! И если бы не эта подлая предательница, эта мерзкая змея… Он непременно обратил бы свой чудный взор на меня. Но она опутала его сетью своих бесцветных волос — о, с какой радостью я повыдирала бы их! — и увлекла его на погибель. Он обручился с нею, и теперь они почти не появляются в салоне. И тогда я поняла, что надо действовать решительно…

Подлой предательницей и мерзкой змеей была мадемуазель Хрисаида, прежняя сердечная подруга Лилиан, в вечной дружбе и сестринской любви к которой та многократно клялась. Но после столь низкого поведения Хрисаиды мадемуазель да Фюни возненавидела свою "милую сестру" и принялась строить козни. Если ее старания посеять неприязнь к ней в обществе были тщетны — ибо обручение Хрисаиды с вышеописанным персонажем, звавшимся Алькандром, было принято как в высшей степени романтический шаг, — то пострадавшая от подлости подруги и любимого дама стала искать утешения в новом увлечении, одновременно строя планы мести коварной разлучнице.

Новым увлечением некоторой части салонных дам был спиритизм. Принесла его госпожа Сантилена, одновременно ставшая и медиумом, и реципиентом в спиритических сеансах. Мадемуазель де Фюни подробно рассказывала новоприбывшей подруге о последнем вечере, когда Сантилена и Лизимон вызвали ни много ни мало дух покойного архиепископа Трисского, хотя им пытался воспрепятствовать некий Страж Эфирной Дороги. Мадам Илэн слушала вполуха, ловя только имена и сплетни. Подробности столоверчения ее интересовали мало. А, вот что-то новенькое!

— …И тогда вдруг вошла она — Черная Дама. Нет, это невозможно рассказать, ее надо видеть! И слышать. Это было бы так талантливо… Но это почти непристойно. Я уверена, что она знается с этими… чернокнижниками. Но ты сама все увидишь. Сегодня среда, значит, салон соберется завтра. Ты должна там быть! Посмотришь на это безобразие!

— О, дорогая, наконец-то и вы здесь! — обратились сразу несколько завсегдатаев салона к вошедшей мадам Илэн. — Как прошло путешествие?.. А скажите, вы знаете… Вы уже видели?.. Повесьте ваш зонтик, солнце здесь не печет… Чудесный фонтан, не правда ли?..

Переплетаясь с пением струй фонтана, так же мерно и прохладно журчал вокруг говор:

— Ах, вы слышали, что герцогиня де *** обратилась к папе за разрешением на развод?

— Да, ведь ее супруг оказался…

— Тс-с, здесь не место таким словам…

— О, а вы слышали, что молодой шевалье де Силлек обвинен в ереси и схвачен Святейшей Службой?

— Да, да! Надо же — отпрыск столь древнего рода и такой негодяй!

— Говорят, вся их семья такова.

— Но какое богатство!

— Говорят, с помощью этого богатства его величество решил поправить финансовые дела маркиза де Коллена, своего любимца…

— Скажите лучше — своего собутыльника!

— Фи, как грубо!.. И каким же образом король хочет обогатить маркиза?

— Наследницей рода д'Отевилль остается юная Софи…

— Эта зазнайка? Она ни разу не соизволила появиться в обществе, а ведь она не лишена талантов. Но она слишком чопорна, бедняжка.

— Да, здесь не место ортодоксам. Свобода мысли — главное. Возьмите хоть Черную Даму…

— Но она же… Ее воззрения — ересь!

— Возможно, это лишь аллегории. Ведь и о Господе нашем Иисусе она говорит с почтением.

— А как поет!

— Да, да! Она будет сегодня?

— Она будет петь?

— Говорят, она простужена.

— Нет, это ее чужеземные курения.

— Но она утверждает, что они служат для успокоения…

— Да, поэтическая душа всегда ранима, а Черная Дама скорбит о горестях многих…

— Я посвятил ей сонет… О, решусь ли прочесть?!

— Она скоро придет.

— Надеюсь, она будет петь.

— О, эти песни!.. Откуда они?

— Эта смелость духа! Этот полет мысли!

— Воистину, душа ее крылата!..

Между тем, само собрание напоминало большое дерево, усиженное птичками в ярком оперении, которые напевали, ворковали, чирикали, слыша только себя.

Прибывающие подходили выразить свое почтение хозяйке, поцеловать ее прелестную ручку, удостоиться радушной фразы или хотя бы приветливого взора живых голубых глаз.

— Здравствуйте, Илэн! Я бесконечно рада видеть вас в своем салоне.

— Здравствуйте, мадам…

— О, зовите меня просто Роксаной. А вы желаете избрать себе имя?

Илэн была прекрасно осведомлена об этом обычае салона госпожи Роксаны, и имя уже было заготовлено — Ириана. Под этим именем она и была представлена тем, кто еще не был знаком с ней.

Тем временем гости салона слегка притихли. Один из менестрелей, по салонному имени — Никомед, взял в руки украшенную лиловыми лентами лютню, поклонился Роксане и запел:

Черной гитары коснутся белые струны, А менестрель — как свечка тонкий и юный, Только зачем-то прятал седую прядь, Словно те, кто любили, могли не знать… Холод и голод отстанут, устав, в дороге, Но никуда не сбежать от своей тревоги. В мире так много лжи и засохшей крови! Разве они лежали в его основе? Будет за песни казнен певец на рассвете… Странным обломком гитары играют дети. Шепот: "Ты должен уйти, ты нужен живой! Знаешь, бери гитару мою с собой!" А через год все снова, хоть плачь, хоть смейся. В грубых руках умрет струна, как ты не бейся. "Я им не дам убить — ты тоже из нас. Струны возьми в подарок, и в добрый час!" Черной была гитара, а струны белы. Господи, как же пел он, безумец смелый! Струны — подарок Света, гитара — Ночи, Длинны дороги, а жизнь на аккорд короче… Век менестреля обрежут мечи и злоба. Друг менестреля напрасно глядит с порога. Море — его могилу — оплачут птицы, Песни его навеки уйдут в страницы… Кто-то с усмешкой: "Ну что, доигрался, видно?" Кто-то глаза опустит, как будто стыдно. В мире так много лжи и крови кошмара… Только созвездьем в небе — его Гитара… Черной гитары коснулись белые струны…

Песни о несчастной менестрельской доле здесь пользовались популярностью. Певцу одобрительно похлопали, раздавались даже возгласы: "Прелестно! Браво!".

И тут шелест похвал прервал низкий женский голос, произнесший с ноткой усталого терпения:

— Ах, молодой человек, мне бы ваши заботы!

Голос принадлежал одетой в черный шелк молодой рыжеволосой женщине, которая в небрежной позе сидела на кушетке с длинным дымящимся мундштуком в руке. Рядом с ней стояла странная на вид плоская чернолаковая лютня с шестью серебряными струнами, на романский манер именуемая гитарой. Это и была упоминавшаяся выше Черная Дама, Эллен Ле Нуар. Никто не заметил, как она появилась. Но когда заметили — тут же вокруг собралось десятка полтора одетых в черное юношей и девиц, следовавших за ней подобно свите. Среди них были такие юные дарования, как Виолина, Эвизель, Атенаис, Геллан и Флоридор. Последний красовался в новеньком, с иголочки, черном костюме. Изящный бархатный колет был вышит золотом. Взор дамы Ле Нуар вдруг остановился на юноше, и она сухо сказала:

— Подойдите поближе, молодой человек.

Флоридор шагнул к кушетке, еще не понимая, в чем его вина, но уже зная, что сделал что-то не то.

— Ты одет в черное. Но как ты мог отяготить этот цвет золотом? Ведь это кровавый металл, тяжелый и надменный, он не даст тебе взлететь. Воистину, серебро — это мудрость и спокойствие, сталь — воля и верность, но золото — ложь и кровь.

Флоридор, гордившийся своим новым костюмом, который был ему удивительно к лицу, смутился и покраснел. А прочие, только что расточавшие похвалы искусности вышивки, укоризненно закивали — да как же так, верно, верно…

Проклятый колет казался Флоридору раскаленным.

— Я верю, что ты поступил так по незнанию, — милостиво кивнула ему Черная Дама и затянулась душистым дымом своего курения. Ее темные глаза смотрели куда-то в даль, недоступную простому взору. Воцарилось почтительное молчание. Потом кто-то робко попросил:

— Госпожа Ле Нуар, спойте нам!

— Не зови меня госпожой! — вскинулась было Эллен. Потом устало провела ладонью по лицу и тихо вздохнула: — Смерти моей хотите… Ладно.

Она медленно потянулась за своей гитарой. Свита почтительно расступилась, давая ей простор. Коснувшись струн, Эллен мысленно выругалась — ведь только накануне натянула стальные, и вот они снова стали серебряными! Хорошо, хоть не золото. Подняв на окружающих невидящий взор, полный скорби, она запела.

Жаворонку — петь, соколу — лететь, Весть нести — ветрам, да мести — снегам, Ведьме ворожить, волку ночью выть, Мне, покуда жив, песнь успеть сложить… По дороге длинной — странник, не король. Лютни строй старинный да живая боль. Чтоб струну сплести — сердце разорвать. При дворе в чести, да нельзя летать, При дворе в шелках с золотым шитьем, Мне дороже плащ за спиной крылом… Золото — что прах, да глаза слепит, Цепью на руках золото звенит, В клетке золотой соловью не петь: Что для вас — покой, менестрелю — смерть. Нищему — сума, пленнику — тюрьма, Королям — венцы, воинам — мечи, Девам — жемчуга, смерть — еретикам, Мне — Одна Звезда, что горит в ночи. Песней оплатить бархат и парчу Девке площадной телом торговать. Что же ты, король? Кликни палачу: Чтобы жизнь спасти, я не стану лгать. Мне вино — виной, а вода — слезой, Горек хлеб дорог, да зато он мой. Чем в шелках рабом подлецов хвалить, Лучше под топор голову сложить, Лучше сердце в кровь, чем имя в грязь. Пой, струна, пока не оборвалась! Чем заплатишь мне? Хлебом да вином, Звонким серебром или в грудь клинком? А тропа крута, только не свернуть, Высока Звезда, бесконечен Путь…

После того, как дама Ле Нуар закончила песню, никто, против обыкновения, не стал ни хлопать, ни расточать похвалы, ибо все уже знали, что к таким проявлениям Эллен относится крайне болезненно.

Выждав почтительную паузу, юный пиит, звавшийся царственным именем Васисуалий, приблизился к кушетке, на которой восседала Черная Дама, и почтительно испросив соизволения, прочел свой сонет.

Признаться, я не решусь привести здесь это творение, ибо оно было, мягко говоря, слабовато. Говорилось там о черных крыльях, скорби и надежде над пропастью, судьбе и чем-то еще, весьма высокопарном. Усилия автора вместить такое количество символов в четырнадцать строк были просто титаническими, но особым успехом не увенчались. Кроме того, автор плохо владел рифмой.

Дама Ле Нуар устало посмотрела на него, стряхнула пепел со своего курения и, затянувшись дымом, произнесла:

— Плохие стихи, молодой человек.

Пиит, поникнув главой, подобно надломленному цветку, убрался в тень. Тем более, что заседание салона уже завершалось, и гости расходились, на прощание целуя ручку хозяйке, выражавшей желание увидеть их здесь в следующий четверг.

Мадемуазель Лилиан, на долю которой сегодня не перепало ни капли внимания, ожидавшегося ею, была особенно зла на даму Ле Нуар.

— Ты видела, Илэн? Какая наглость! Она ни во что не ставит чувства окружающих!

— Да, она весьма вульгарна. Я уверена, что цвет ее волос — не настоящий. А эти ужасные курения!

Тем временем Эллен, окруженная свитой, одетой в черное, удалилась. Несчастный Флоридор плелся сзади, кутаясь в плащ.

Прочие гости расходились шерочка с машерочкой, обмениваясь прощальными репликами:

— О, приходите в субботу проводить моего брата. Он отправляется в странствие по обету.

— Да, но в воскресенье будет казнь на площади. Какая-то ведьма…

— Слышал, слышал. Не то она украла Святой Грааль, не то кого-то извела…

— Спаси и сохрани нас, Господи! Развелось их…

— А я слышал, что это все наветы, лишь бы сжечь и доказать усердие. А сам епископ… — Последовала многозначительная пауза под аккомпанемент смешков и шепотков. — Да, да, точно известно. Могу поспорить на сто золотых.

— Да у вас их и нет, шевалье. Игра в кости — бо-ольшой грех!

— Ну, вот ерунда!

— А в Романии церковь запрещает даже такие салоны, как наш.

— Да, но мы, слава Богу, не таковы, как эти фанатики-романцы.

— Мало того, что они фанатики, они еще и еретики.

Щебет общества затихал в аллеях сада.

Распростившись с провожавшими ее галантными молодыми кавалерами у дверей дома, в котором она остановилась, Эллен заперлась в своих комнатах, раскрыла окно и закурила. Восторженная свита изрядно утомила ее, но, с другой стороны, такое внимание было даже приятно. А еще известие о ведьме. Ведьма, укравшая Святой Грааль. Врут, скорее всего. Всегда проще объявить диссидента уголовником. Ну ничего, господа святоши, будет вам и костер, и все остальное, злорадно подумала Эллен, любуясь серебряным кольцом с густо-алым альмандином. Но в Антеноре чаще всего говорят о Граале и его свойствах. А значит, и он сам где-то неподалеку. Надо только ухватить след.

Посмотреть на сожжение ведьмы собрался весь Антенор. Дворянство расположилось на галереях торговых рядов, чтобы лучше видеть, простонародье толпилось на самой площади. Цепочка солдат в начищенных латах окружала костер. Ведьма была простонародного вида девицей лет так двадцати с небольшим, маленького росточка, черноволосая и черноглазая. Спотыкаясь и путаясь в цепях, она сделала несколько неровных шагов к краю помоста. Солдат толкнул ее древком копья — просто так, для порядку. Ведьма оскалилась и плюнула ему в лицо. Солдат в испуге отшатнулся.

Все посетители салона Роксаны занимали северную галерею и по обыкновению болтали. Дамы Ле Нуар нигде не было видно. Наконец Флоридор, прищурившись, указал куда-то вниз. И точно, у самого помоста Виолина и Эвизель увидели знакомый черный с серебром плащ и гитару за спиной.

Забил барабан, и глашатай начал читать приговор.

— …посему приговаривается девица Азарика к сожжению на костре. Во славу Божию и именем его, дано в Антеноре, Иулия восьмого дня, в шестой год царствования Рудольфа VI.

И тут прекрасно знакомый всем элегантным дамам и кавалерам Антенора низкий женский голос произнес:

— Вот беда-то какая!

И тут же Эллен почти что взлетела на помост, рыжие волосы вспыхнули на солнце. От такой наглости все официальные лица потеряли всякий дар речи. Эллен же, простерев руку к ведьме, сказала нараспев:

Да станет слово мое — мечом, Да станет слово мое — клинком Острее стали, крепче оков: Свободу дарующим звездным лучом, Железо плавящим ярым огнем, И силою той, что цепь разорвет Да станет слово мое.

И с девицы Азарики со звоном упали кандалы.

— Вот так-то лучше, клянусь Святым Граалем! — удовлетворенно сказала Эллен и ухватила ведьму за руку.

— Эй, хватайте их! — очнувшись от оцепенения, заорал епископ. — Хватайте обеих!

Черная Дама издевательски засмеялась и подняла правую руку. Сверкнул огнем камень в кольце, вокруг головы дамы Ле Нуар загорелся светящийся ореол, нимбом увенчав ее голову. Алый свет облек ее фигуру, как королевская мантия. Азарика удивленно перекрестилась, но сияние не исчезло, наоборот — оно охватило саму Азарику, увенчав нимбом и ее голову, потом раздался негромкий хлопок, и помост опустел. Ведьма и Черная Дама исчезли. С полминуты площадь безмолвствовала, затем взорвалась суматохой и криками.

— Святая!

— Ведьма!

— Господи, помоги нам!

— Держите их!

— Чудо, чудо!

Епископ, красный от злости, как помидор, топал ногами и орал, потрясая пухлыми кулачками, но за ревом толпы никто его не услышал.

Шабаш был небольшим и относительно спокойным. Десятка полтора ведьм, от седой сгорбленной старухи, приехавшей на упряжке козлов, до молоденькой ведьмочки верхом на метле из омелы, три или четыре демона и ворчливый болотник. Появление знатной дамы в черном, с гитарой и сигаретой произвело определенный переполох в этом уютном кругу.

— Добро пожаловать в наш ковен, миледи, — с поклоном сказала пожилая ведьма, на вид добропорядочная мещанка.

— Благодарю тебя, добрая женщина, — ответила Эллен и с достоинством заняла указанное место.

Пока молоденький шустрый демон готовил костер, тащил воду в закопченном котле и все такое, Азарику шумно и радостно поздравили с чудесным избавлением и посулили наслать на епископа подагру и геморрой. Наконец матушка Гвендайлон, глава ковена, приступила к изготовлению зелья. Ведьмы по очереди подносили ей все необходимые компоненты, среди которых, кстати, не было ни черных жаб, на языков летучих мышей, ни жженных перьев черного петуха.

— Ну, миледи, чтобы войти в наш ковен, спойте нам заклятие над котлом, — лукаво сказала она.

Эллен взяла гитару, встала и запела:

Радуйтесь, сестры полной луны! Горькие травы нынче сильны: Пятилистник — "волчий след", Пламя ночи — Ведьмин Цвет. Духи танцуют, луна поет Мята и вереск, полынь и мед В Ночь Колдовства искрой костров Ведьмин Цветок — ведьмина кровь: Ал и багрян — ярый огонь Если сорвешь — обожжет ладонь. В чаше моей — вино Луны; Древняя сила, темные сны Ведьмино зелье в котле кипит, Ветер и ночь — цветок аконит. Духи лесов в танце кружат Ирис, терновник, вино и яд Нынче плясать, завтра гореть. Ведьмин Цветок — пламя и смерть. Ал и багрян — ярый огонь: Если сорвешь — обожжет ладонь. Мак и вербена — юная страсть, Тис и орешник — ведьмина власть; Ивовой ветвью зелье мешай Радость хмельная, жизнь — через край. Духи танцуют, тростник поет Мак, можжевельник, аир и мед; Птицей ночною в танце лететь Ведьмин Цветок на жизнь и на смерть: Ал и багрян — ярый огонь, Если сорвешь — обожжет ладонь. Пламя и танец, полынь и мед: Если сорвешь — сердце сожжет.

— Хорошее заклятие, — довольно прошамкала старуха. — Давненько не слыхала такого.

Прочие ведьмы покивали, соглашаясь. Наполнили чаши, выпили, закусили чем бог послал — хлебом да копченой рыбкой. Налили еще. Обсудили, как наслать на епископа обещанные недуги. Посплетничали о политике и светских дамах. Уж кто-кто, а ведьмы хорошо знали, кто и какие грешки прячет под благочестивой миной.

— Вот давеча, — рассказывала одна ведьма. — Приходит ко мне одна. Напусти, говорит, порчу на разлучницу. Я ей — а не стану, раз кавалер ваш ее выбрал, так вольному воля, а ты молодая, красивая, найдешь другого. Ну так та ни в какую, пришла домой, из воска куклу слепила и давай иглой тыкать. Со злости и сглазила девчонку, заболеет она теперь. Придется порчу снимать.

Поговорили о рыцарях, сойдясь привычно на том, что нынче их стало маловато, и давненько в Монсальват никто не приходил.

— И дракона что-то давненько не видать, — заметила Аннета.

— Да, ни старика, ни большого. Как бы не случилось чего, — озабоченно ответила матушка Гвендайлон.

— Ох, бабоньки, чует мое сердце, слабнет сила от Грааля, — вздохнула старуха. — Вот ты, госпожа, как об том мыслишь?

Черная Дама что-то долго объясняла, но Азарика поняла только, что той непременно нужно найти Святой Грааль. "Ну, голубушка, подумала она, — не тебе одной он нужен. А только я и знала бы, да не сказала. Уж больно ты дивные вещи излагаешь".

— Так Грааль-то все рыцари ищут, от веку так заведено, — простодушно сказала Азарика. — А ведьме или там чародейке он ни к чему, разве что любоваться.

— Я не для себя его ищу, — медленно сказала Эллен. — Есть один человек…

Она рассказывала о черном замке, об одиноком его властелине, который пытается удержать мир на краю бездны, о скорби и сломанных крыльях. Когда она умолкла, Азарика спросила:

— Это он сам тебе рассказал?

Эллен кивнула.

— Ну так послушай, что я тебе скажу. Ловко он тебе все наизнанку вывернул. Я вот ведьма, да. Лечу помалу, травы знаю, со зверями говорю. И знаю, когда кто правду говорит, а когда врет, да это любая ведьма может. Оттого-то епископ наш и озлился, что я его насквозь вижу, кобеля блудливого. Так и твой этот тебе соврал. Святой Грааль — он не для того, чтобы всем. Он для избранных. Это коли кто чует в себе силы, идет его искать. И ежели сердцем чист, так находит. А хранит его дракон и рыцари Монсальвата. И кто из Грааля изопьет, тот делается его рыцарем и должен защищать слабых и обиженных, ради правды божьей, а себе не искать ни власти, ни выгоды. А ты его всем хочешь! Это ж если кто нечистый помыслами его коснется, он же осквернит его! Тогда точно конец света настанет.

И тут ее речь прервал дикий вопль и сатанинский хохот.

— Ах лихоманка тебя задери! — завопила пронзительным фальцетом старуха. — Явилась, не запылилась!

— Уж тебя не спросила, — сварливо отозвалась новоприбывшая. Она была немолода, но все еще довольно хороша собой и не пренебрегала косметикой. Расшитый звездами и кометами балахон скрывал ее фигуру, полуседые волосы взбиты в прическу типа "Выйди, падло, з кукурузы, не лякай худобу". Она оперлась на свое лакированное помело из черного дерева и гордо подбоченилась.

— Что, не ждали? — осведомилась она. — Лясы точите? У, я вот вас, найду уж управу! Владыка-то нынче в силе!

— А ну, уматывай отсюда, Лалиевра, пока я тебе рожу не располосовала! — взъярилась Аннет и стала похожа на дикую кошку.

— Уймись, дура! — высокомерно бросила ей Лалиевра. — Вот что я вам скажу. Господин мой, повелитель сил бездны и мрака, велит всем задержать и уничтожить чужеземцев, коих ведет проклятый сын погибели Керридан, переметнувшийся к эльфам. Особо проследить за теми, кто будет искать Грааль.

— Это с какой стати ты здесь распоряжаешься? — матушка Гвендайлон выступила вперед. — Тебя ни в одном порядочном ковене не принимают, до чего ты докатилась! А ведь говорил тебе старый Одвин, чтобы одумалась!

— Одвина твоего я в гробу видала! — взвизгнула Лалиевра. — Тоже мне, праведник нашелся! А ковен у меня свой есть, и тебя я в порошок сотру и по ветру развею.

— Вот из-за таких, как ты, люди нас и боятся, — вступила в перепалку Азарика. — Сколько лет прожила, а ума не нажила.

Склочница Лалиевра аж подпрыгнула, и тут заметила Эллен. Изогнувшись в поклоне, Лалиевра приблизилась к ней мелкими шажками, улыбаясь сладко и подобострастно.

— Ах, могущественная госпожа! — проворковала она. — Простите. Я не знала, что вы здесь. Повелитель всюду вас ищет, вам пора вернуться в Замок-над-Бездной.

— Изыдь! — сказала Гвендайлон.

Продолжая сладенько улыбаться, Лалиевра оседлала свое помело, поклонилась на прощанье Эллен и с визгом сиганула в воздух. Ведьмы прислушались — где-то вдали свист и грохот оборвались и послышался всплеск воды.

— Пущай охолонет, стерьва, — злорадно сказала старуха Магда. — Ишь, завела моду шуметь! Всех распугала.

Шабаш продолжался как-то вяло, поскольку ведьмы стали явно сторониться Эллен. Тогда Эллен стала прощаться.

— Хорошие у тебя заклинания, деточка, — изрекла на прощание Магда. — Только в голове непорядок. Ну да прощай, авось еще встретишь своих, они тебя из этого гнезда змеиного вытянут.

Эллен пожала плечами и повернула кольцо с альмандином, сказав мысленно ключевое слово. Мгновенный порыв холода — и она увидела, что стоит в том самом зале, в котором беседовала с хозяином Замка-над-Бездной. Она вернулась.

6. Как четыре мушкетера, или Операция "Золушка"

Шпаги звон, как звон бокала, С детства мне ласкает слух. Шпага многим показала, шпага многим показала, Что такое прах и пух! песня Маркиза из к/ф "Достояние республики" Ступеньки, милорд, ступеньки, милорд, ступеньки, милорд!!! "Д'Артаньян и три мушкетера"

"Первый выход Мерлезонского балета!"

(фразу завершает стук жезла распорядителя)

оттуда же О славься, славься, государь… Таран тебя по лбу ударь! Йовин

Выводок кис черно-бурых проник во дворец…

около Сэнты

[В этой адвентюре наши герои отыскивают приключений на свои отнюдь не головы, Гилу предсказывают, что он найдет свою погибель через излишнее потакание дамским прихотям, а надворный советник Курон преследует свои цели…]

В день Иулия 14-го числа лета Господня 199.. горожане Стольного Града великой Империи невозбранно любовались редкостным зрелищем. В западные ворота Столицы, уплатив полагающуюся пошлину, въехала кавалькада странного вида. Впереди на боевом сером жеребце скакал рослый светловолосый варвар, с подобающим дикарям любопытством озиравшийся по сторонам, дивясь чудесам цивилизации. На поясе у варвара покачивался тяжелый и длинный старомодный меч, а у седла были приторочены большой северный лук и колчан, полный крепких стрел. На шаг от него отставая, ехал худой черноволосый романец, одетый как вольный стрелок. Меча при нем не наблюдалось, зато лук был отменный. Далее следовали несколько лиц не столь примечательных и, очевидно, дворянского происхождения, поскольку все они были при оружии. Замыкал же строй всадник на черном коне, словно сошедший со страниц "Путешествия навстречу солнцу" достопочтенного венесианца Марко де Куарто. Судя по широким черным штанам, многослойному кушаку и узкому изогнутому мечу, это был житель далекой страны Ниппон. Хотя в отличие от описанных досточтимым купцом ниппонцев, не был сей воин ни малоросл, ни желтокож, ни косоглаз, хотя что-то змеиное в лице его было. У стремени его бежал огромный черный пес, сильно смахивающий на волка, хотя добрые горожане сомневались, что волки такой величины бывают в самом деле.

День был воскресный, ярмарочный, и народу на пути кавалькады попадалось немало. Кое-кто начал перебрасываться шуточками по поводу простодушного любопытства варваров. Но светловолосый посмотрел на шутников так, что ближайший клирик отпрянул и забормотал молитву "Избавь нас, Господи, от ярости норманнов".

— Ну и городишко! — фыркнул Дракон. — Деревня, да и только! Стоило платить пять серебряных, чтобы попасть сюда!

— Нам, собственно говоря, нужен не сам город, а Столичный университет, — рассудила Инка.

— Ха, найдешь ты тут университет, в этой дыре! — не унимался Дракон. — Да в этом городе я не видел ничего похожего даже на ремесленное училище!

— А ты хотел, чтобы как в Москве — блямба сверкающая на высоченном шпиле? — ехидство Ари было неиссякаемо. — А Останкинскую телебашню тебе не надо?

— Ну вы не очень-то… колдунскими словами кидайтесь, — вмешался Керри. — А то загребут, как чернокнижников.

Эта реплика сразу напомнила путешественникам, на каких небесах они находятся.

В Университет отправились втроем — Майк, Инка и Мор. Тайка и Ари остались в гостинице, Гил отправился на разведку в город, а Керри испарился, сославшись весьма туманно на какую-то личную надобность. Дракон завалился спать.

— Н-да, не сильно это заведение похоже на питомник мудрости и просвещения, — сказала Инка. — Просто монастырь какой-то.

— Насчет освещения здесь точно не того, — заметил Мор, кивнув на факелы в железных подставках вдоль стен. Во дворике было удивительно тихо, хотя тут и там тройками прогуливались студенты. Правда, они не очень-то соответствовали представлениям наших героев о средневековых студентах — какие-то они были слишком примерные, прилежные и тихие. И нелюбопытные. То есть в отличие от добрых горожан, ни один из них не посмотрел на чужестранцев прямо, только исподтишка, чтоб не заметили.

Тут явился наконец привратник, который и повел их к ректору. Встречные почтительно ему кланялись, а от пришельцев отводили взгляд, и кое-кто многократно крестился. Инке это все больше и больше не нравилось.

Кабинет ректора был обставлен со старомодной роскошью, но Инке сразу бросилось в глаза почти полное отсутствие книг. Только на столе лежал толстый фолиант с серебряным крестом на переплете. Судя по слою пыли, покрывавшей фолиант, особой набожностью ректор не страдал.

— Мессир Курон, — провозгласил привратник, — к вам посетители из дальних краев.

Путешественники переглянулись. "Курон? Но ведь нам говорили Одвин?" — все явно подумали об одном и том же. Да и человек за столом по виду отнюдь не был тем, кому они могли бы довериться.

Мессир Курон был довольно высокого росту, не толст, но и не тощ. Темные волосы выбивались из-под ректорской шапочки в изящном беспорядке. Заметно было, что внимание, уделяемое мессиром Куроном своей внешности, более подобало бы куртуазному придворному, нежели ученому мужу. И тем не менее что-то в лице его нашим героям не понравилось.

— Чем обязан? — спросил господин ректор бархатным, хорошо поставленным голосом.

Произнеся за всех традиционное приветствие, Майк откашлялся, прежде чем приступить к длинной речи.

— Я Майк Мак-Лауд из клана Мак-Лаудов, прибывший из далеких северных краев. Я путешествую с верными товарищами в поисках знаний, и, прослышав о мудрости, благочестии и многознании почтенного ректора славного столичного университета, мы порешили… — тут он окончательно запутался в цветистой фразе и задумался, кого же они порешили. Мы… это… хотели бы…

— Приобщиться премудрости, — закончила за него Инка.

— И пресвятой католической веры, — добавил Мор с такой постно-благочестивой физиономией, что Курон и не заподозрил подвоха.

— Отрадно видеть, что стремление к свету истинной веры и знаниям проявляют уроженцы столь отдаленных пределов, — сладко улыбнулся Курон.

Эта улыбочка окончательно не понравилась Инке. Она на всякий случай ткнула Майка локтем в бок, но это было лишним — ему сладкоречивый ректор тоже не понравился. Майк ужасно не любил сладкое в таких количествах. Поэтому он быстренько перевел разговор на другие рельсы: а не дозволит ли почтенный ректор ознакомиться с прославленной университетской библиотекой?

Мессир Курон поинтересовался, а что именно нужно уважаемым путешественникам? Ах, исторические сочинения? Возможно, "Хроники Великой Империи"? Или история Нистрии и Романии в изложении преподобного отца Иоанна Корвийского? Нет? Их интересуют сочинения магистра Одвина, бывшего ректора Университета? О, к сожалению, недавний пожар уничтожил часть библиотеки, и найти эти книги вряд ли возможно. Сам магистр Одвин? Он, знаете ли, удалился на покой… Куда? Если благородные путешественники пожелают, он наведет справки, но, сами понимаете, обещать ничего нельзя… Но если их не затруднит навестить его скромный кабинет завтра, он постарается им помочь.

На чем гости и откланялись.

На улице Инка огляделась и вполголоса сказала:

— Чего-нибудь кисленького бы…

— Пива? — оживился Мор, поправляя очки.

— Иди ты… Яблоко, что ли…

Мор порылся в сумке и извлек оттуда зеленое яблоко. И где только достал? Яблоко оказалось невыносимо кислым, вроде дички, но после медоточивых речей ректора пришлось в самый раз.

Город сильно напоминал Гилу Париж из романов Дюма-отца, только вот непонятно, из какой конкретно книги, то бишь какой эпохи. И бытовые проблемы возникали куда более острые, чем в городах двадцатого века — или же в лесу. Надо же, проплутал почти до темноты, но так и не нашел, где можно подковать лошадь. Впрочем, в Москве тоже не очень-то насчет таких мастерских… И тут его путанные размышления были прерваны женским криком, донесшимся из переулка слева. Нельзя сказать, чтобы Гил был фанатом "Трех мушкетеров", но поступил он вполне в духе героев сей достославной книги. То есть выхватил меч и кинулся на помощь, краем сознания отметив, что здешние шпаги против его меча так, чушь собачья.

В темном переулке с наглухо закрытыми домами трое молодых людей весьма неучтиво обходились с дамой. Сиречь силой пытались заставить ее следовать за ними и не возражать так громко — чему дама всячески сопротивлялась. По всем правилам Гил издал воинственный вопль — что-то из серии "иду на вы" — и смело, как лев, бросился на похитителей. Те совершенно не ожидали появления на сцене нового лица, да еще действующего так активно. Шпагу успел извлечь только один после чего немедленно утратил ее, обретя взамен два обломка, вполне пригодных для изготовления вертела, на манер шпаги д'Артаньяна. Сделав ему честь этим уподоблением, Гил бесцеремонно отшвырнул незадачливого фехтовальщика в сторону, где тот и остался лежать, ошеломленный скоростью встречи тела с мостовой. Второй последовал за первым, будучи напутствован ударом ноги в то место, где спина теряет свое благородное название. Кажется, мимо стены он не промахнулся. Третьему Гил любезно предоставил возможность почесаться между лопаток, после чего отправил последнего из похитителей прочь, сопроводив отправление преизрядным пинком. Тот проскакал метров пять на четвереньках, после чего вскочил и задал деру. Не дожидаясь, пока остальные двое очухаются, Гил увлек новоявленную "мадам Бонасье" туда, откуда пришел сам.

— Вы спасли меня, сударь, — прошептала дама. — Могу ли я узнать имя столь доблестного рыцаря?

— Зовите меня Гилдором, — ответил тот в духе все тех же "Мушкетеров". — И, право, не нужно благодарностей. Для меня честь услужить даме.

— О, тогда я прошу вас еще об одной услуге — проводите меня до дома. Я опасаюсь, что эти негодяи…

— Они вряд ли смогут нормально передвигаться раньше завтрашнего дня.

— Но могут быть и другие. Неужели вы откажете женщине…

Отказывать женщинам было совсем не в правилах Гила. Кроме того, назвался рыцарем — не говори, что доспехи жмут. Предложив даме руку, Гил повел ее в указанном ею направлении, галантно помогая своей спутнице одолевать многочисленные лужи и выбоины мостовой. Безо всякого намерения бросить тень на репутацию Гила, скажем, что этой ночью в гостиницу он так и не вернулся.

— Ты где был? Где ты шлялся всю ночь, ненормальный?

Гил предполагал, что его встретят чем-то подобным. Он выслушал все, что ему имели сказать, с притворно смущенным видом. Наконец град упреков иссяк.

— Послушали бы лучше, что я узнал… — проворчал Гил.

Народ снисходительно поинтересовался, что именно.

Гил с должным воодушевлением поведал народу о спасении мадемуазель Софи д'Отевилль от рук похитителей. Повествование было принято с одобрением и сочувствием.

— Похищение… — протянула Тайка. — Прямо интриги кардинала Ришелье какие-то!

— Именно что интриги! — подтвердил Гил. — Только не кардинала Ришелье, а местного надворного советника, мессира Курона…

— Какого Курона? Ректора? — настороженно спросила Инка.

— Ректора! Он такой же ректор, как Керри — архиерей, — радостно ухмыльнулся Гил. — Тут мне мадемуазель Софи такое про него рассказала…

По рассказу Гила получалось, что некоторое время назад упомянутый Курон приобрел большой вес при дворе и сделался чем-то вроде премьер-министра. После нескольких лет хитроумных интриг все сколько-нибудь опасные для него люди при дворе были тем или иным способом "обезврежены": ректор Университета Одвин ушел в отставку во избежание неприятностей с инквизицией, герцог Невельский был казнен по обвинению в измене, а многие дворяне его круга сосланы или изгнаны. В числе репрессированных был и шевалье де Силлек, двоюродный дядя и опекун вышеописанной Софи д'Отевилль, которого обвинили в государственной измене и ереси и после долгого дознания казнили. Сын шевалье де Силлека, восемнадцатилетний Анри, успел скрыться, но его разыскивали. И, похоже, разыскали. Имущество казненного шевалье было конфисковано ("Разумеется!" — буркнула Инка), причем мадемуазель Софи подозревала, что мессир Курон не зря пытался наложить лапу на фамильные реликвии семьи де Силлек д'Отевилль д'Оррель. А посему Софи эти реликвии скрыла, но за ней и за самой шла охота — она была несовершеннолетняя, и по закону ее опекуном считался теперь король, то есть он мог распоряжаться ее имуществом и выдать замуж.

— За Курона, небось?

— Вот еще! Какой-то не то граф, не то маркиз, обедневший, разумеется. Королевский любимчик, наверное.

— А она от них, значит, скрывается…

— Ари, возьми с полки пирожок с гвоздями и дай досказать.

Оказывается, король обо всех этих интригах почти ничего не знает, вот Софи и собирается проникнуть во дворец и изложить ему все.

— Так что теперь — к Курону сегодня не ходить? — спросила Тайка.

— Почему не ходить? — удивился Майк. — Он ведь нас ждет. Сделаем вид, что ничего о его фокусах не знаем. Но осторожности ради пойду я один.

— Облезешь и неровно обрастешь, — возразила Инка. — Вот одного тебя как миленького повяжут.

— Зачем один? — хмыкнул Гил. — Пойдем вместе. Я за дверью постою, подстрахую… Меня-то Курон не видел.

— Заметано.

Инка не удержалась и последнее слово оставила за собой:

— Ты, Гил, найдешь свою погибель через угождение дамам, вот попомни мои слова.

Добрым горожанам было не впервой видеть уличные беспорядки и участвовать в оных. Они, бывало, вооружались против еретиков-романцев, язычников-антов, иногда против коронных рыцарей и даже самого короля, но никогда — против демонов, коими занималась Святейшая Служба, и против гвардейцев тайного надворного советника господина Курона. Однако на сей раз в Университетском квартале не было заметно ни лиловых ряс, ни черно-багряных цветов гвардейцев. Причиной же переполоха были всего-навсего два приезжих варвара, оказывавших дерзкое сопротивление намерениям городской стражи арестовать их. Правда, ни светловолосый северянин, ни смуглый романец за оружие не схватились, но и без того стражники никак не могли их утихомирить. Однако численный перевес был все же на стороне стражи, и буйствовавших варваров связали без всякого снисхождения. Но и тут стражников поджидали неприятности, потому что оба арестованных наотрез отказались идти сами, и никакие тумаки не могли заставить их изменить это решение. Наоборот, один из "уговорщиков" получил ответный пинок в самое незащищенное место. Зеваки одобрительно засвистели, и стражники предпочли поскорее утащить арестованных с места драки.

Софи д'Отевилль оказалась в Университетском Квартале случайно. Дел у нее там никаких не было, но что-то просто подтолкнуло ее заглянуть в галантерейную лавку. И надо же — в лавке она увидела Гилдора, своего вчерашнего спасителя. Они едва успели поздороваться, как Гилдор, коротко извинившись, вышел из дверей лавки навстречу высокому светловолосому северянину. Еще через несколько мгновений показалась городская стража. Софи застыла на месте, не в силах что-либо предпринять. Она не знала, что и думать. А если Гилдора схватили из-за того, что он спас ее накануне?

Когда стражники скрылись из виду, Софи решительно направилась к гостинице "Путеводная звезда", где, как она знала, остановился Гилдор со своими товарищами. На следующий день начинался праздник с турниром и королевским балом, поэтому вряд ли кто станет в ближайшие два дня заниматься этим делом. Даже у надворного советника Курона будет не так много свободного времени. Так что следовало немедленно отыскать Мишеля де Моррана и ниппонца по прозвищу Дракон…

Черный кот бесшумно шел по залам дворца. Все его население и придворные, и челядь — смотались на ристалище, поглазеть на доблесть рыцарей. Поэтому можно было расхаживать, не опасаясь, что наступят на хвост, пнут тяжелым башмаком или хуже того — обрызгают святой водой. А вот этот зал — какая прелесть! Столько зеркал, горят свечи, и все это создает иллюзию бесконечного пространства. В обычном своем облике Керри, как и всякий порядочный демон, в зеркалах не отражался, а вот в кошачьем — да. И он решил полюбоваться собою. Зеркало послушно отразило пушистую черно-бурую шерсть, пронзительно-зеленые глаза, белую манишку, густые длинные усы и хвост, которому могла бы позавидовать лиса. Керри сел в позу египетской священной кошки и оглянулся через плечо, разглядывая себя с тыла. И увидел в зеркале сидящего на корточках юношу в черных одеждах, чернокудрого, с зелеными глазами. "Выследили!" — мелькнуло в голове у Керри, и он крутанулся, пытаясь найти хозяина отражения. Юноша в зеркале крутанулся тоже, и тут до Керри дошло, что видит он сам себя. Точнее, свое обычное, "некошачье" обличье.

"Магическое зеркало! — подумал Керри. — Вот так так!"

Он крадучись приблизился к зеркалу и встал перед ним на задние лапы, опершись передними о нижний край лепной рамы. Кошачьи усы задергались, ушки встали торчком. Старинное магическое зеркало, через которое можно попасть куда угодно, главное — четко представить себе, куда именно ты хочешь попасть. Керри воровато оглянулся — нет ли кого рядом — и быстренько принял людской облик. В магическом зеркале немедленно отразился черный кот, а в зеркале напротив, наоборот — сгусточек полупрозрачного тумана. Керри хмыкнул. Он старательно представил себе тюремную камеру, зажмурился и шагнул в зеркало, как в дверь. Однако споткнулся обо что-то мягкое и приземлился на каменный пол.

Открыв глаза, Керри обнаружил, что сидит он именно в тюремной камере, на полу, а напротив него сидит юноша лет восемнадцати в довольно изодранной рубашке с остатками кружевного воротника и черных штанах с разорванной по шву левой штаниной.

— А… — сказали они одновременно.

— Позвольте представиться, — вскочил демон. — Керридан, оруженосец королевского рыцаря. С кем имею честь?…

Узник остался сидеть на полу.

— Анри де Силлек к вашим услугам, господин чародей.

— Как вы догадались?

— А как вы проникли в мою камеру?

— Тоже верно, — согласился Керри. — Я, видите ли, ищу своих друзей…

— Если не секрет…

— Не секрет. Одного зовут Гилдор, или Гил, высокий, худощавый, смуглый, волосы черные, стрижены коротко. На галку похож. Одет как лесной стрелок. Второй высокий, широкоплечий, светловолосый, вроде норманна, зовут Майк Мак-Лауд.

Де Силлек улыбнулся:

— Не знаю, как они выглядят, но по соседству со мной с позавчерашнего вечера сидят некие Гил и Майк. Время от времени они начинают петь воинственные песни. О, вот!

"С Аттилой мы громили Рим, шел Чингисхан — мы были с ним…" — загремел справа баритон."…И звал нас Крест на путь войны еретиков сжигали мы", — подхватил тенор слева.

— Это они, — со вздохом сообщил Керри.

— Однако они поют весьма благочестивую песню.

Судя по тону де Силлека, сам он не отличался особым благочестием, зато господь наградил его хорошим слухом, а наши герои орали песню несколько вразнобой. Однако Керри занимало совсем другое.

— Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но нет ли у вас такой родственницы — Софи д'Отевилль?

— В чем дело? — насторожился де Силлек.

— Видите ли, сударь, она приехала в Столицу в надежде получить аудиенцию и добиться вашего освобождения…

— Этого ни в коем случае нельзя делать! Софи нельзя появляться во дворце! Ее сразу задержат!

— Кстати, ее уже пытались похитить, — сказал Керри. — Однако Гил разогнал похитителей. Она ему кое-что рассказала. Судя по всему, она твердо намерена вытащить вас из этой неуютной камеры.

— Если вы увидите ее, передайте: пусть она немедленно скроется — в Романию, в антские княжества, куда угодно, лишь бы подальше. Мне она ничем не поможет, а себя погубит.

— Я, конечно, передам, — рассеянно отозвался Керри. — Однако не собираетесь же вы остаться здесь… э-э… навечно?

— Меня арестовала Святейшая Служба, — с горечью ответил де Силлек. — Еретики вроде меня выходят из тюрьмы только на костер.

— Однако… — протянул Керри. — А не слишком ли вы молоды для закосневшего в ереси?

— Какая разница? И что проку в этих разговорах? Вы нашли своих друзей — но навряд ли сможете помочь им… или мне. Или все-таки сможете, господин чародей?

— Э-э-э… Я, собственно, здесь именно для этого… Но не сейчас. У меня есть одна мысль… Но мне нужно сперва посоветоваться с друзьями.

— Через стену? — усмехнулся Анри.

— Некоторым образом… Только, прошу вас, не креститесь!

И Керри, подойдя к двери, тщательно осмотрел ее. Ничего особенного, крепкий дуб, только петли, засовы и решетка крошечного оконца — железные. Вновь обернувшись котом — Анри зажмурился и помотал головой, отгоняя наваждение, которое, впрочем, не отогналось, — Керри прошел через дверь. Точно таким же образом он проник в соседнюю камеру.

Гил, развалившись на соломе, глядел в потолок — за неимением другого развлечения. Заметив кота, он пошевелил пальцами и сказал:

— Кс-кс-кс!

— Сам ты "кыс-кыс-кыс"! — оскорбился Керри, возвращаясь к обычному виду. — Тоже мне, узник замка Иф! Между прочим, у тебя в соседях братец твоей мадемуазель.

— Какая она моя… И вообще, что он здесь делает?

— Сидит и ждет… То есть что я говорю — сидит в тюрьме и ждет казни.

— Надо же, а мы и не знали. И чего это он нам с Майком ни разу и не подпел? Мы тут стараемся…

— Так вы небось все про сожжение еретиков, а ему и так тошно от этой темы, крестоносцы хреновы!

— Ну, репертуар мы, положим, сменим. А дальше что?

— А дальше вам отсюда выбираться надо. И для начала неплохо бы вам всем оказаться в одной камере. Я сейчас кое-что предприму, а ты к окну не подходи ни в коем случае. Я — к Майку. Надеюсь, тебя не надо предупреждать о вреде крестного знамения?

Гил пожал плечами и с философским видом завалился обратно на солому. Минут через десять Гил понял, что Керри своего добился, поскольку Майк завел: "Я руны кровью нарисую на щеках…"

После обеда — вернее, того, что называлось этим словом заключенных из камер номер одиннадцать и тринадцать на втором ярусе северной башни пришлось перевести в камеру номер двенадцать. Разумеется, это было нарушение распорядка, но обе вышеупомянутые камеры стали непригодны для содержания арестованных. В камере номер одиннадцать слетела с петель дверь, а в камере номер тринадцать вывалился камень сбоку от окошечка-бойницы. Так что до следующего утра в камере номер двенадцать должно было быть аж трое арестантов.

— Распелись, — ворчали стражники. — Всю тюрьму расшатали, горлопаны.

По случаю праздника они выпивали на посту, что в общем-то было нарушением устава. Но сами посудите — какая радость в том, чтобы сидеть трезвехонькими и караулить заключенных, которые и без того заперты в толстых каменных стенах за массивной дубовой дверью, закрытой на хитроумный замок?

"А ну — во флягу загляну!.." — на три голоса выводили арестанты в двенадцатой.

— Я их нашел! — радостно заявил Керри прямо с порога. — И не только их… Ваш кузен, мадемуазель Софи, сидит в соседней камере. Но к вечеру все трое будут сидеть в одной, или я не… я. И оттуда мы их всех сможем вытащить. Только мне для этого нужен помощник. Штука тут такая…

И Керри пустился в пространное объяснение касательно природы магических зеркал.

— Короче, "эта мышеловка была достаточно прочна для двоих, но для троих она уже слабовата", — прокомментировал Мор.

— А куда в этой штуке запрягать лошадь, разберемся после, — высказался Дракон, не любивший чертовщины.

— Да, касательно лошадей! — спохватилась Инка. — Нам ведь после этого придется спешно сматываться из города, поэтому лошади должны быть наготове.

— Боюсь, господа, что это будет сложно, — печально сказала Софи. — Я сегодня беседовала с отцом Ивейном, настоятелем Приозерного монастыря. Вас разыскивают и, конечно, не выпустят из города.

— В принципе, если Керри ничего не напутал, через это зеркало можно, наверное, скакнуть прямо за город. — Эта идея принадлежала Ари. — Только вот все имущество бросать тут — не в кассу…

В конце концов было решено, что Софи с помощью отца Ивейна переправит все это в монастырь, где и будет их ждать. Вообще говоря, Софи рвалась во дворец, но ей объяснили, что этого делать не надо. Общее руководство нагло захватила Инка.

— Значит, так. Поскольку удирать будем все вместе и разом, во дворец идут все. Вот под каким бы предлогом туда явиться?

— А у них тут праздник и ба-ал, — лениво протянул Мор. — Явимся, как Золушка, и к полуночи смотаемся…

— Итак, операция "Золушка", — продолжала гнуть свое Инка. — Правда, неплохо бы заручиться верительными грамотами…

— Я уже договорилась, — быстро вставила Софи. — Отец Ивейн устроит нам приглашения на бал… то есть вам.

— Чудненько! Значит, мы являемся туда, потом Керри приводит нас к зеркалу, учиняет свои колдовские штучки, вытаскиваем арестантов и через то же зеркало перемещаемся в Приозерный. Стоп! А ведь из нас там никто не был! Как же мы его вообразим?

— Анри проведет вас, — сказала Софи.

— Лишь бы он креститься не начал, — усмехнулся Дракон.

Софи метнула на него презрительный взгляд.

— Только вот идти на бал в дорожной одежде как-то неприлично, — продолжала Инка. — Где бы найти цивильные прикиды? Софи, может, ты нам подскажешь, где можно купить…

— Зачем покупать? — удивилась Софи. — В городских лавках нельзя купить придворное платье. Но у нас в доме полно всяких нарядов — от тетушек остались, и еще мои платья, и от покойного дяди…

Осмотр гардеробов привел приключенцев в состояние восхищенного ступора. Равнодушным остался только Дракон — он не собирался менять своего самурайского облачения, да и то сказать представляете мушкетера с катаной вместо шпаги? Мору отыскали костюм из серого бархата, он тут же в него облачился, прицепил новокупленную шпагу, поправил кружевные манжеты и сразу почувствовал себя герцогом:

— Значит, так. На бал идти без дам-с — неловко. Дамами будут Инка и Ари.

— Я?! В юбку?!! Ни за что!!! Ни за какие… — в голосе Ари слышались интонации разъяренного клубка змей.

— Именно ты и именно в юбку. Для пажа у тебя слишком смазливая физия, а для благородной дамы — в самый раз.

— Да где ж ты на меня шмотки найдешь? — казалось, Ари удалось отвертеться от ненавистной роли.

— Вам как раз подойдут вещи моей покойной тетушки Изабеллы, прозванной Метлой, — спокойно сказала Софи.

— А обувь? У меня ведь… размер!

— Не беспокойтесь. Тетушка Изабелла шила обувь только на заказ, причем длинную ступню искусно скрывала при помощи новомодного изобретения под названием "высокий каблук".

— Ш-ш-ш…

Но шипи не шипи, а пришлось Ари наряжаться в платья тетушки Изабеллы, которая, как сообщила Софи, к тому же слыла ведьмой. Последние годы тетушка вдовствовала, и потому платье было черного цвета с серебряной отделкой, что немного примирило Ари с этими "дамскими тряпками". Софи помогла застегнуть крючки и затянуть шнурки, после чего пригласила остальных полюбоваться на благородную даму Ариэллу де Коллинверт.

— О! — сказал Дракон, оттопыривая большой палец в знак одобрения.

— Позвольте поцеловать вашу ручку, — галантно изогнулся в поклоне Мор.

— Очки сними, герцог! — сказала Инка. И Инка, и Мор принадлежали к всемирному братству очкариков, но постоянно ходили без этих ужасных приспособлений. Мор всегда снимал очки перед дракой, а Инка считала, что в очках она похожа на чучело.

— Только придется еще надеть парик, — напомнила Софи. — Волосы слишком короткие.

— Р-р-р! — выразилась благородная дама Ариэлла. Барри поддержал ее, хотя и удивился.

Тайка промолчала, стараясь стать как можно незаметнее — ей предстояло идти вторым номером при Море, и как раз в роли пажа.

Облачение Инки в платье палевого цвета с кружевами прошло без эксцессов.

— Керри, а ты?

— А я, пожалуй, пойду отдельно. А то там, того и гляди, на какого-нибудь святейшего отца напорешься на балу… Я пока посижу в укромном уголке, а в полночь буду ждать вас в Зеркальном Зале.

На том и порешили.

— Герцог Мишель де Морран! Благородная дама Ариэлла де Коллинверт! — звучно объявил новоприбывших мажордом. — Благородный гость из Страны Восходящего Солнца Тояма Токанава! Благородная дама Инес д'Аваллон! В сопровождении Тай де Диа, странствующего менестреля!

Означенные "благородные доны" вошли в зал. Гости зашептались — никто не знал, откуда они взялись и что из себя представляют. Облаченный в парадную горностаевую мантию Его (Императорское) Величество Рудольф VI развалясь сидел на троне и прятал кривую ухмылочку в короткой рыжей бороде. По левую руку короля стоял доблестный граф де Бош. Услышав запомнившееся имя Мишеля де Моррана, он нехорошо уставился на шествующую к трону парочку — одетого в традиционный серый бархат (на сей раз чистый и безукоризненно отглаженный) герцога и его белокурую даму в черно-серебряном старомодном платье, лицо которой показалось графу смутно знакомым. Где-то он видел эти чуть раскосые светлые глаза… Герцог отвесил королю изысканный придворный поклон, дама Ариэлла присела в реверансе. Встретившись взглядом с злобными буркалами графа де Боша, Мишель де Морран послал ему идиотски-лучезарную улыбку. Заморский гость церемонно поклонился королю на чужеземный манер, сложив руки у груди, а вот благородная дама Инес д'Аваллон просто чуть склонила голову (по чести сказать, Инка так и не выучилась делать реверанс).

Среди гостей гордо красовался барон де Бау, победитель вчерашнего рыцарского турнира. Барон был высок ростом, широк в плечах и весьма массивен, но, в отличие от де Боша, не выглядел увальнем. Наоборот, молодцеватый вид и некоторая медведистость придавали ему очарования. Победитель турнира был разодет в бордовый бархат с золотым шитьем, на темных волнистых волосах чуть набекрень сидела корона победителя. Он время от времени приглаживал бороду, которая придавала ему добродушный вид, и гордо оглядывал дам — как-никак, ему предстояло сегодня избрать королеву бала.

Неподалеку от него вертелись две дамы, которые были явно не прочь занять это место. Одна, повыше, была одета в голубое платье с вышитыми на груди цветами, которое хорошо смотрелось бы на юной тоненькой девушке, но выглядело совершенно неуместно на ее плотной фигуре. Ее подруга была более миниатюрного сложения и довольно миловидна, однако жеманные жесты и псевдомногозначительные улыбки не придавали ей очарования. Одета она была в серебристо-серое платье с глубоким вырезом. Это были наши старые знакомые Илэн д'Эйли и Лилиан де Фюни, которые после скандала в Антеноре уехали в Столицу. Обе они были не прочь привлечь внимание доблестного барона, но все старания пропадали втуне, поскольку барон, кажется, уже сделал свой выбор. Кроме того, Илэн сразу выделила из толпы гостей герцога де Моррана. Уж таково было природное свойство Мора — всюду, где бы он ни появлялся, через некоторое время объявлялись его преданные поклонницы. Мор относился к ним со стоическим юмором. Однако Ари было не до смеха, поскольку многие дамы сразу стали косо смотреть на Ариэллу де Коллинверт, вышагивающей под ручку с небрежно-изящным герцогом.

— Как старомодно они одеты! — шептала Лилиан. — И что он в ней нашел?

— Мужчины посходили с ума! — вторила ей Илэн. — И этот герцог… С его внешностью, манерами и титулом он мог бы найти получше. Она же худа до неприличия!

— И эта вторая! Какая наглость — она даже не поклонилась королю!

— А ее кавалер! Какая страшная рожа, Боже мой! Он, наверное, людоед и язычник!

В этот момент герольд провозгласил:

— Благородный барон де Бау! Настал час первому из коронных рыцарей избрать королеву любви и красоты!

Барон взял серебряную корону и направился прямиком к приезжим гостям.

— Вы позволите, герцог?.. — осведомился он.

— О, разумеется, если госпожа Ариэлла не против…

Во взгляде госпожи Ариэллы, брошенном на герцога, читалось: "Ну, Мор, я тебе этого не забуду!" Однако она согласно склонила голову, и барон увенчал ее короной. Потом, галантно взяв ее под руку, он провел ее вдоль почтительно склонившихся придворных и рыцарей.

— Ну, гадина! — прошипела Лилиан де Фюни на ухо Илэн. — Мало ей своего герцога, так она еще и барона заарканила. Вот я ей сейчас…

И Лилиан, выхватив из-за корсажа узкий стилет, бросилась на королеву красоты, намереваясь попортить ей внешность. Но запястье ее моментально оказалось в неженской силы захвате длинных пальчиков госпожи Ариэллы. Забирая из ослабевшей руки стилет, Ариэлла прошептала:

— Эти игрушки — не для маленьких девочек. Мне он пригодится… бутерброды делать.

И острый каблучок опустился на носок туфли несчастной Лилиан. Та вскрикнула и отшатнулась.

— Что такое? — спросил распорядитель бала.

— Да вот, мадемуазель хотела меня поздравить, но ей — видимо, от духоты — стало плохо, — невозмутимо ответила Ариэлла.

Барон одобрительно улыбнулся — ему нравились боевые женщины. Он подкрутил ус, и блистательная пара чинно проследовала дальше.

Бал продолжался своим чередом. Танцы доставили нашим героям немало мучений, поскольку Инка танцевать не умела совершенно, Дракон питал к ним природное отвращение, а Мор умел танцевать только менуэт, да и то знал не все фигуры. Госпожу Ариэллу выручало только то, что барон обладал немалой силой и вертел ее, как перышко.

— Все гости приглашаются в пиршественную залу! — возгласил герольд.

Помимо изысканных блюд, о которых нашим приключенцам раньше приходилось только читать, и отсутствия вилок, пир был примечателен музыкальным сопровождением. Менестрели сменяли один другого, дошла очередь и до Тай де Диа. Песня называлась "О сухом законе и начальнике дворцовой стражи" и сразу привлекла к себе внимание, причем поначалу несколько недоуменное:

Начальник гвардии дворца Был, как обычно, пьян. В одной руке он меч сжимал, В другой руке — стакан. Он в изумлении стоял, Никак понять не мог Зачем опять проклятый пол Уходит из-под ног? А также он понять не мог, Какой злодей-шпион Подал идею королю Ввести сухой закон? И как же дальше жить теперь Все будут без вина? Ведь если гвардия трезва Зачем она нужна? А королеве надоел Царящий здесь бардак, От пьяной гвардии она Устала и от драк. За это дело королю Устроен был скандал, И он порядок навести Жене пообещал. Ведь больше сказок и войны Король ее любил. И он дуэли во дворце И пьянки запретил. Он пригрозил большим мечом Всей гвардии — и вот Уже полдня во всем дворце Никто вина не пьет. Начальник гвардии дворца По коридору шел. Все также из-под ног его Увертывался пол. Он волочил меч за собой, Стараясь не упасть, А меч тянул его к земле Ах, чтоб ему пропасть! И все бы кончилось ничем, Но тут из-за угла Ее Величество как раз Ему навстречу шла. Начальник поклонился ей, Опору потерял, И выронив стакан и меч, У ног ее упал. Был страшен королевы гнев, Но он не пострадал, Зато бедняге королю Устроен был скандал. Начальнику же все сошло, Живет все так же он И так же вечно пьян, хотя В стране сухой закон.

Королева, красивая темноволосая молодая женщина в элегантном и простом платье, чуть не захлопала в ладоши от восторга. Менестрель поклонился ей с лукавой улыбкой и спросил:

— Какую песню желает услышать прекрасная королева?

— Разумеется, песню о любви.

Я не жду тебя, о рыцарь, Я давно устала ждать. Ты ушел в поход далекий Гроб Господень добывать. О тебе не вспоминают Твои прежние друзья, Все забыли твое имя, Его помню только я. Может быть, в бою неравном Ты стрелой врага сражен, И в могиле безымянной Ты давно похоронен? Тебя некому оплакать, Кроме ветра, в тех краях, И никто теперь не знает, Где покоится твой прах. Иль ты жив и снова мчишься Вслед за собственной судьбой, С безрассудною улыбкой Принимая новый бой? Может быть, теперь другая Дама сердца у тебя? Где-то там, в краю далеком, Ждет надеясь и любя. Ты поклялся мне вернуться И погнал вперед коня. А теперь твой недруг лютый Хочет в жены взять меня. Где же ты? Зачем уехал В край далекий воевать? Я дождусь тебя, мой рыцарь, Даже если долго ждать…

Юный певец так понравился благородному собранию, что его еще долго бы не отпускали, но тут менестрель решительно заявил, что все, песня будет по его выбору. Встал, отставив ногу, и ударил по струнам:

Налейте чашу менестрелю, Я вам сыграю и спою, Я пью вино, но не хмелею, Тем меньше пьян, чем больше пью.

Тут менестрель выжидательно умолк. Королева, рассмеявшись, велела кравчему поднести менестрелю вина. Менестрель глотнул, вручил чашу кравчему, и продолжил:

Пусть выпил я бочонок эля, Но на ногах еще стою. Нельзя быть пьяным менестрелю! Я — выпивший, и я пою. Мой голос тверд, а взор мой ясен, И песня струн моих звонка. Я чувствую себя прекрасно, Не дрогнет на ладах рука. И вновь идет по кругу чаша, Искрится на свету вино. Я пью, друзья, здоровье ваше, Но не пьянею все равно.

Менестрель осушил чашу до дна и знаком отпустил несчастного кравчего.

Летит под своды моя песня, И я еще могу сидеть. Пир продолжается. Чудесно! Так будем пить и песни петь. И вновь мне чашу наливают, И я не в силах отказать, Ее я залпом выпиваю Мне больше нечего терять! Но что со мною вдруг случилось? Тяжелой стала голова, Я начал набок вдруг клониться, И как-то вдруг забыл слова. Чегой-то вдруг лады двоятся, И что-то очень близко пол. Я завтра буду извиняться, А щас я падаю под стол.

И менестрель довольно естественно повалился на пол, впрочем, оберегая свою плоскую лютню.

Пир готов был затянуться до утра. В соседних залах продолжали танцевать, разгоряченные вином и танцами благородные доны то и дело удалялись в сад, подышать ночной прохладой, а кое-кто и "позвенеть железом", по выражению Мора. Когда на дворцовой башне колокола прозвонили полночь, герцог де Морран подошел к своей даме и сказал:

— Дорогая, нам пора.

— О, не стоит так спешить! — запротестовал барон. — Но если вам необходимо уйти, я провожу вас…

— Барон, — промурлыкала дама Ариэлла, — мы не столь уж торопимся, но мы хотели перед уходом осмотреть знаменитый Зеркальный Зал.

— Я покажу его вам! — с готовностью заявил барон.

Гости издалека восхищались тонкой работой зеркальщиков и причудливыми светильниками, бродили вдоль стен. Барон же увлек Ариэллу в соседний зал и там, взяв ее руку в свою широкую ладонь, спросил:

— Скажите, госпожа Ариэлла, кем приходится вам герцог де Морран?

— О… понимаете, барон, мы обручены с детства.

Врать Ари помогало то, что в зале было полутемно. Но не посвящать же барона в действительное положение дел, во все эти перипетии и любовные многоугольники!

— Неужели вам пришлась не по вкусу столичная жизнь? Вы так прекрасны, так умны, и прозябать в безвестности — не для вас.

— Герцог Мишель де Морран богат и знатен.

— Но у меня тоже достанет богатства и влияния при дворе. А кроме того — боевая слава! Я уже третий год выхожу победителем на всех придворных турнирах… Ведь обручение — это еще не брак.

— Но, барон… Мишеля я знаю многие годы, а с вами мы познакомились только сегодня…

А тем временем в покинутом нашими героями танцевальном зале мадам Илэн д'Эйли приблизилась к графу де Бошу и спросила:

— Простите, граф, вы не заметили, куда удалился герцог де Морран? Он обещал мне один танец.

Разумеется, Мор ничего такого ей не обещал, но ведь и не отказывал же!

Обведя взглядом зал и не заметив упомянутого герцога, с которым, к тому же, граф сам был не прочь потолковать, сэр Борс сказал:

— Не беспокойтесь, сударыня, я сейчас найду его и напомню ему… о его обещании.

Минут десять граф шнырял по дворцу, придерживая рукой шпагу, чтобы не брякала. И вот у входа в Зеркальный Зал он увидел массивный силуэт барона де Бау и рядом — какую-то даму, в которой он тут же опознал Ариэллу. "Ага, значит, и другие неподалеку", — решил граф, устремляясь к залу. Не особо бережно отодвинув стоящую на дороге даму, он взялся за ручку двери. И тут барон взревел:

— Граф! Что вы себе позволяете? Немедленно просите прощения у дамы!

— Простите, я спешу, — ответил граф, открывая дверь. И сразу же увидел в зале ненавистного герцога с его спутниками, а также этого юного наглеца де Силлека в грязной и разорванной одежде, которому, как точно знал граф, полагалось сейчас находиться в тюрьме. Рядом с неизвестно откуда взявшимся арестантом возвышался Майк Мак-Лауд собственной персоной, тоже ободранный и растрепанный.

— Стража! — заорал граф. — Сюда! Преступники! Побег!

— Ари, уходим! — донеслось из зала.

Ариэлла рванулась было в приоткрытую дверь, но граф схватил ее за плечо. Она пригнулась, вывернулась — и изо всех сил треснула графа по лбу каблуком снятой туфли. А в следующий миг мощная рука барона де Бау отшвырнула графа от двери, и доблестный победитель турнира, из всего произошедшего осознавший только, что оскорблена его дама, вскричал, хватаясь за шпагу:

— Я их задержу! Я им всем покажу! Защищайтесь, граф!

— Благодарю вас, барон! — сказала Ариэлла. — Прощайте! Я должна покинуть вас! — И она нырнула в дверь Зеркального Зала.

— Беремся за руки и идем! — скомандовал Керри. — Анри первый. Вы хорошо помните то место, куда нам надо попасть?

— Да, — только и сказал Анри.

— Тогда — вперед.

За дверью зала звенели клинки. Наши герои один за другим исчезали в зеркале. Дама Ариэлла шла последней, держа за руку герцога де Моррана, и готова была уже перешагнуть край рамы, когда в зал влетел прорвавшийся-таки мимо барона стражник.

— Ведьма! — взревел он. — Хватай!

Не отпуская руки герцога, Ариэлла наклонилась, стащила вторую туфлю и запустила ею в стражника. Следом полетел белокурый парик, залепивший тому все лицо. Ничего не видя, стражник с разбега треснулся лбом о зеркало по соседству и сел на пол в звоне осколков. Когда он пришел в себя, никто не поверил его рассказу о беглецах, прошедших сквозь зеркало, так как помимо лиловой шишки на лбу, от стражника разило перегаром. Все решили, что беглая компания удрала через другие двери зала, и во дворце до утра царил переполох — все искали дерзких. А в углу сумрачного зала охал граф Борс де Бош, прикладывая лезвие шпаги к синяку, украсившему его благородное чело. Барон де Бау качал головой и восхищенно-сокрушенно приговаривал:

— Ах, какая женщина! Какая женщина!

7. Мы покинем эту страну…

Арамис: Ах, как давно я мечтал вдохнуть этот воздух! Какое отрадное место!

Портос: Ха! Монастырь-то — женский!

"Д'Артаньян и три мушкетера" Лабуассьер, скажи, на ком Мужской наряд так впору?.. А.Дюма, "Двадцать лет спустя" Белые змеи дорог, Печаль ночи светла… Т.Бельтцер, "Талисман" Fireball в тумане светит, Мухи дохнут на лету. Приключенец мага встретит Значит, снова быть quest'у. Стеб D &D-шников.

Может быть, я последний

волшебник на этой земле…

Б.Лазеев

[В этой адвентюре повествуется о том, как оруженосец обрел оружие, о советах Темных эльфов и очередном квэсте, рухнувшем на наших героев. Также здесь повествуется о том, как они покинули эту страну и посетили мудрого Одвина…]

Кабинет отца Ивейна был мало похож на обитель смиренного монаха. А сам отец Ивейн живо напоминал Арамиса из "Двадцати лет спустя". Он критически оглядел компанию, материализовавшуюся в его кабинете:

— Добро пожаловать в Приозерную обитель, господа.

Господа наконец-то смогли перевести дух и нестройно поздоровались.

— Анри, мальчик мой, рад видеть тебя. И не волнуйся, Софи здесь, — аббат повернулся к Дракону. — А вашего пса чуть было не задержали. Пришлось мне взять грех на душу, сказать, что купил его у вас.

— Да ладно, — махнул рукой Дракон. — Выбрались из этого змеиного гнезда — и слава богу.

Отец Ивейн благочестиво перекрестился и укоризненно сказал:

— Как так можно, сын мой! Ведь о столице говоришь, — однако судя по тону, аббат был вполне согласен с такой характеристикой.

Тут в дверь постучали.

— Войдите!

На пороге показалась Софи — в мужской одежде, которую она носила довольно ловко, и молодой послушник, во все глаза уставившийся на двух придворных дам и страшного язычника с изогнутым мечом, которые каким-то неведомым образом незамеченными прошли в монастырь. Впрочем, удивление послушника было вызвано скорее количеством гостей, чем самим фактом их появления.

— Я хочу, наконец, выбраться из этих тряпок и одеться нормально, — вполголоса сказала дама Ариэлла, выразив заветное желание большинства героев.

— И умыться, — добавил Майк.

— Ага, и побриться, — завершил все это Гил.

— Зачем тебе, — съязвил Мор, с облегчением водружая на нос очки, — будет такая пышная борода…

— Ровной лентой от одного уха до другого, — процитировала Инка.

— Не надо! — взвыла Тайка.

— Не, борода будет как у короля, — важно внес лепту Дракон. — Или как у барона…

— Ф-ф-ф… — выразила недовольство дама Ариэлла.

— А операция "Золушка" завершилась классически — вплоть до потери обуви, — констатировала Инка.

— Ага, и барон теперь будет искать свою прекрасную даму по этой туфельке, — веселилась Тайка.

— И найдет кого-нибудь вроде тетушки Изабеллы, — рассмеялась Софи.

— Однако вам действительно следует переодеться для путешествия, — напомнил им отец Ивейн. — Особенно вам, сын мой, — он обратил притворно-укоризненный взгляд на Ари. — Ибо негоже доброму христианину облачаться в платье противоположного пола, как о том учит пресвятая матерь наша церковь. Итак, любезные мои дочери, — сказал он, обращаясь к Софи и Инке, — брат Николас проводит вас в… э-э… гостевую келью, куда принесут ваши вещи… А вы, молодые люди…

Тут отец Ивейн прервал свою речь, поскольку осознал, что его никто уже не слушает. Тайка рыдала от смеха, чуть ли не сползая по стене, Инка хихикала самым неприличным образом, а молодые люди, хотя и сдерживались несколько дольше, но уж когда их прорвало…

— Я, пожалуй, тоже удалюсь в… э-э… гостевую келью, — отсмеявшись, сказала Ари. — Дабы не смущать нравственность молодых людей в стенах этого достойного монастыря.

Здесь нужно опять сделать небольшое отступление о прозваниях и именах. Ирина Афанасьева терпеть не могла свое "паспортное" имя. На ее взгляд, Ирин вокруг было столько, что пора было им присваивать порядковые номера. Поэтому она предпочитала называться Ариной, или сокращенно — Ари. А предлагать ей обрядиться в юбку было столь же опасно, как и назвать Ириной.

Отец Ивейн несколько смущенно улыбнулся:

— Разумеется, разумеется…

Ари выплыла из кабинета, радуясь в душе, что чертовы туфли остались во дворце. Инка, отсмеявшись, последовала за ней, путаясь в юбках. В дверях она оглянулась и поманила за собой Тайку. Та отклеилась от стены и бочком-бочком двинулась к выходу.

— Как, и ты?… — только и смог сказать почтенный аббат. Новый приступ хохота был ему ответом.

Когда умытые и переодетые гости собрались за поздним ужином, плавно перетекающим в ранний завтрак, не ел только Керри. В монастыре ему было очень не по себе, и каждый раз, когда кто-нибудь крестился или поминал Господа, он дергался, ожидая, что сейчас его стукнет. Но ничего такого не происходило, разве что он совершенно перестал отбрасывать тень — даже при свечах. "Как покойник", — с неудовольствием заметил он.

Инка с явным нетерпением дождалась, когда тарелки опустели у всех — включая вчерашних арестантов, и сразу приступила к расспросам. Ну просто невыносимо было сидеть, как на иголках. Надо заметить, что имеющие информацию жаждали ею поделиться.

Майк обстоятельно описал свой визит к Курону, изобразив разговор в лицах. Надворный советник долго ходил вокруг да около, задавал наводящие вопросы — то есть явно что-то о них знал, потому что странные были вопросики. Затем, когда Майк спросил его прямо, Курон стал сулить всякие награды, если они выполнят одно его поручение.

— Словом, он захотел этот амулет, — сказала Инка.

— Ну, прямо он этого так и не сказал.

— А почему?

— А я его послал. Надо было, конечно, подольше с ним поговорить, но противно было.

Далее выходило, что Курон такой оборот дела предусмотрел, потому что не успел Майк выйти за ворота и перекинуться парой слов с Гилом, который поджидал его, инспектируя соседнюю галантерейную лавку, как из-за угла вырулили какие-то типы в форме ("Если это можно назвать формой," — хмыкнул Гил, потому что на его взгляд стражники напоминали попугаев) и стали их вязать. По счастливому стечению обстоятельств среди свидетелей драки оказалась Софи. Дальнейшее известно.

— Нет-нет, погоди, — сказала Инка. — Что было дальше?

— Да ведь Софи сразу к вам побежала…

— А вас засадили. Вот про это и рассказывай.

Майк взъерошил волосы и продолжил. Засадили их сразу же в разные камеры, предварительно отобрав все железное. По виду рассказчика можно было сделать очевидное заключение — без драки не обошлось и здесь, потому что такой классический синяк на левой скуле нельзя получить иначе. Ночью в камеру к Майку явился лично Курон в сопровождении двух дюжих охранников — видать, его предупредили о буйном нраве арестанта. Разговор велся уже намного жестче, причем Курон намекнул, что в случае отказа он обойдется с остальными весьма круто.

— Остальные — это кто? — спросила Ари. — Мы, что ли?

— То есть ясно даже и ежу. Нам троим против здешних дуболомов драться напряжно, — буркнул Дракон, имея в виду себя, Мора и Керри.

— Ах, троим? — возмутилась Ари.

Дракон оставил этот выпад без ответа.

Дальше рассказ Майка стал довольно невнятен, но можно было понять, что беседа велась отнюдь не в парламентских выражениях. В конце концов Курон удалился, пообещав устроить упрямому варвару полный набор полагающихся развлечений, как то: экскурсия во владения местного палача, собеседование с ним и прочие прелести.

— Я слышал, что он ответил, — сказал Гил. Майк покраснел.

— Погоди, а как ты его мог услышать, вы же в разных камерах сидели? — поинтересовался Мор.

— Так глотка-то луженая, — пояснила Инка.

— И акустика что надо, — добавил Керри.

Майк провалился бы, если бы мог.

— А что ты ему сказал? — Мору до смерти было любопытно, по какому же адресу Майк послал надворного советника.

— Я тебе потом скажу, отдельно, — пообещал Гил.

— А дальше? — потребовала Ари.

Дальше Курон навестил Гила. Сначала он долго задавал разные вопросы — кто он такой, да с кем путешествует, да кем ему приходится Мак-Лауд. Гил честно ответил, что Мак-Лауд приходится ему Горцем. Курон, которого беседа с Майком привела не в лучшее расположение духа, перешел к угрозам гораздо быстрее. Однако если о буйном нраве Мак-Лауда Курон помнил, то о том, что Гил тоже дрался со стражниками, он как-то забыл. Гил не производил впечатления человека, склонного к маханию кулаками, тем более что по сравнению с Майком выглядел не так внушительно. Поэтому Курон очень удивился, когда ему аккуратно завернули руку за спину, подвели к двери и придали солидное ускорение по филейной части. Один из многочисленных результатов был написан у Гила на лице. Инка про себя порадовалась, что обошлось без травм, хотя, очевидно, пленники были нужны Курону целыми, а в страже у него не иначе как мастера своего дела.

Здесь надо заметить, что разговор шел по-аквитански, но то и дело рассказчики испытывали неодолимую потребность перейти на родной язык, поскольку многим сильным русским выражениям в аквитанском попросту не существовало аналогов.

— Ну и что там было дальше? — спросила Тайка.

— Ничего особенного, — буркнул Майк.

— Чего это ты такой скучный? — поинтересовался Мор.

— Спать хочу, две ночи не спал, — нехотя ответил Майк.

— А чем же ты занимался? — удивился Мор. — Не песни же все орал?

Исходя из личного опыта, он знал, что двое суток подряд орать песни попросту невозможно.

— Ну, одну ночь беседовал с Куроном…

— А на другую к тебе явилось прекрасное видение?

Бывшие узники переглянулись и намертво замолчали.

— Анри, мальчик мой, — вступил в разговор отец Ивейн, — в какой башне вас держали?

— В северной, на втором ярусе, — коротко ответил Анри.

— В былые времена эта башня называлась Веселой, — в голосе аббата не осталось и тени шутливости. — И местные заплечных дел мастера предпочитают работать по ночам.

Инка вздрогнула. Софи ахнула:

— Вы были там… в подвале? — Она обвела глазами Анри, Гила и Майка.

— Меня водили туда… посмотреть, — сказал Анри. — Это называется устрашение.

В комнате повисло тяжелое молчание. Все отводили глаза друг от друга, стараясь не думать о том, что если бы… И в этой тишине Анри совсем тихо произнес:

— Там был мэтр Реми… врач нашей семьи. А башня построена так, что слышно на всех ярусах.

— Если ложиться спать утром, то когда же жить? — глубокомысленно спросил Мор, обнаружив, что в два часа пополудни проснулись только Инка, Гил и Тайка. Остальные спали сном праведным.

— Пусть спят, жалко тебе, что ли? — сказала Тайка. Она уже успела поцапаться с Керри и была слегка не в духе.

Инка выглядела довольно бодро, но бледно. Сам Мор был встрепан по обыкновению, поскольку еще не умывался, и небрит. Впрочем, бриться он сегодня так и не собрался бы, если бы не Гил, который разумно заметил, что сегодня есть и горячая вода, и чистое полотенце и вообще удобства, а завтра будет неизвестно что. Сам Гил выглядел абсолютно готовым к немедленным действиям. Даже ссадина на лбу поджила.

Остальные изволили проснуться только к вечеру. Даже Дракон, который обычно был сторонником жесткого распорядка дня, ничего язвительного по этому поводу не изрек, поскольку было ясно, что отдохнуть после таких потрясений не мешает.

Прощальный ужин был умеренно веселым. Отец Ивейн заговорил об их намерениях. Инка слегка расстроилась, когда Анри твердо заявил, что собирается отправиться в командорство своего ордена. Что это за орден, он не сказал, но, видимо, и Софи, и отец Ивейн об этом знали. Причем был Анри еще не рыцарем, а только оруженосцем.

— Оруженосец без оружия, — невесело усмехнулся Анри. — Тот меч, что подарил мне отец, отобрали при аресте.

— Хм, прискорбное происшествие, — рассеянно отозвался отец Ивейн. — Впрочем, если мне не изменяет память, тот меч был просто хорошим оружием — и не более…

— А разве рыцарю нужно что-то кроме того?

— Да. Видимо, пришло время наследию перейти к законному наследнику. Подождите-ка, молодые люди.

Аббат подошел к алькову, закрытому шелковыми занавесями, и отдернул их. В нише над невысоким алтарем висело распятие. Отец Ивейн благоговейно перекрестился и осторожно достал откуда-то из-за распятия меч.

— Этот меч — древняя реликвия нашего рода, — голос отца Ивейна был торжественным. — И именно за ним охотился нечестивец Курон. Но наследие сие находилось под охраной Господа.

Почтенный аббат привычной воинской хваткой держал в руках сияющий меч. В серебряной рукояти переливались сапфиры, на клинке огнем горели угловатые руны.

— Прими же, сын мой, это оружие, — провозгласил отец Ивейн, — и будь достоин славы тех, кто носил его.

Анри опустился на колени, принимая меч в протянутые ладони. Остальные смотрели во все глаза.

— И знай, что если даже сам Курон явится отнять у тебя этот меч, то не сможет сделать этого, — сказал аббат, когда Анри поднялся. — Ибо не могут коснуться сего оружия руки, запятнанные черным колдовством.

— А если демон?.. — спросил Керри, который до этого сидел, как мышь под метлой, зашуганный окружающей святостью.

— Демон? — лукаво усмехнулся отец Ивейн. — Это ты, что ли? Ну попробуй.

Керри потянулся было к рукояти меча, боязливо отдернул руку, потом все-таки осмелился и прикоснулся. Ничего не произошло. Он подержался еще немного, потом пожал плечами и отошел.

— Это говорит о том, что нет в тебе зла, — пояснил отец Ивейн. — Вот если бы ты служил Князю Бездны…

— Да-а, — протянул Майк. — Вот это оружие! А не подскажете ли, где я могу найти меч для себя? У меня ведь тоже отобрали.

— Ну, ничего столь же древнего и славного предложить не могу, но кое-что подыщу… — Выйдя в соседнюю комнату, он вернулся с длинным мечом в руках — вроде того, что был у Майка до ареста. — Этот меч принадлежал моему прадеду и неплохо послужил ему при обороне от нашествия язычников-норманнов… уж не сочтите за оскорбление, юноша… — Отец Ивейн покосился на "молот Тора", висящий на цепочке на шее Майка.

— Да нет, я ничего, — ответил Мак-Лауд, беря меч из рук настоятеля. — Благодарю вас, святой отец.

Аббат хмыкнул и благословил его.

"На сем торжественная часть закончилась," — подумала Инка. И точно, о делах за ужином говорили мало. Отец Ивейн рассказывал о том, как в молодости служил в королевской гвардии вместе с Антуаном де Силлеком, отцом Анри, как потом встретил магистра Одвина и чем это для него кончилось. Для Ивейна д'Орреля, конечно. По его рассказам выходило, что господин надворный советник тоже числился в учениках Одвина. Учеником он оказался, однако, неблагодарным, и, вопреки запрету учителя, занялся черной магией. Знали об этом немногие, а кто знал — особо не распространялись.

— То-то у него Библия в кабинете пылью покрыта, — заметила Инка. — Там же крест серебряный на переплете.

Поговорили и о демонах — коих, по мнению отца Ивейна, следовало строго отличать от бесов и дьяволов, слуг Князя Бездны, Сатаны, и об эльфах, кои, вопреки распространенному мнению, ни серебра, ни молитвы не боятся, поскольку и они — твари Божьи. Потом стали петь песни. Мора, как всегда, потянуло на стеб, но потом все же он спел "Полями ангел смерти прошел…", после чего отдал гитару Зайке. Зайка долго думала, и, наконец, решила, что к случаю очень подходит "Крысонька".

Грустно капает вода. У меня стряслась беда. Эх, найти бы ту заразу, Что упрятала сюда! Кто измыслить это смог? Это явно злобный рок Ни за что меня схватили, И в темницу под замок! Обвиняют черт-те в чем, Запугать хотят бичом, Не была б я юной леди, Так огрела б кирпичом! Нету правды на земле! Обвинить хотят во зле: Говорят, что в полнолунье Я летаю на метле! Бессовестно врут… Скрип замка. Ну все, конец. В дверь вошел святой отец. Ты зачем сюда приперся? Зашиби тебя Творец! Что, монах, уже дрожишь? "Отче наш" под нос бубнишь? Счас как вспомню заклинанье Тараканом убежишь! Огонек свечи дрожит, Мимо крысонька бежит. Крыска тоже хочет кушать Больше свечка не горит. Ты зачем пожрала свет? У меня ж другого нет! Лучше съешь того монаха, Он приносит людям вред. Вот и все — пришел рассвет… Что-то суд уж больно скор! Вот уже и приговор. Говорю же: я не ведьма! Так за что же на костер? Вот стою среди огня, Цепью ржавою звеня. Вам и вправду в этом мире Будет лучше без меня! Перестань дите пугать! Он заикой может стать. Вот сейчас еще посмотрит И всю ночь не будет спать. Ой! Чего это со мной? Мир какой-то не такой. Я с улыбкою нахальной Воспаряю над толпой! Не прощаюсь навсегда, Я еще вернусь сюда… Я еще вернусь сюда…

Когда Зайка сказала, что все, хватит на сегодня, Анри подал лютню кузине.

— Балладу о мече, — попросил он.

"Да убоится враг!" — сказал ты, свой целуя меч. А завтра голову твою отделит он от плеч. Сегодня он еще друзей твоих сзывает в бой, А завтра ты им прекратишь несказанную боль. И будут гроб твой сыновья ночь напролет стеречь, А над могилою крестом поставят тот же меч. На острие меча король построит замок свой, По острию меча сеньор ведет вассалов в бой. Когда ж война придет в твой дом, сердца воспламенив, То меч сияет в небесах, распятие сменив. Но что за примененье ты оружию нашел В тот час, когда слепая ночь вошла в зеленый дол, И шаг ее меж темных трав таким нетвердым был? Тебя с Изольдой, сэр Тристан, твой меч разъединил. "Да не коснусь устами уст, ее плеча — плечом…" Едины души — а тела разделены мечом…

После этого петь уже как-то расхотелось.

Тем более, что выступление было назначено на вечер. Им предстояло еще до рассвета добраться до небольшой гавани, откуда на лодке переправиться через пролив. Дальше Анри и Софи собирались плыть в им одним известное командорство таинственного ордена, а наши герои должны были ехать в усадьбу Яблоневый Сад, что в Холмах. В каковой усадьбе и жил Одвин, бывший ректор Университета. За проливом власть Аквитании кончалась и начинались владения антских князей.

— Дорога петляет, так что для скорости срежьте вот по этому проселку, — отец Ивейн постучал пальцем по расстеленной на столе карты. — И в порту не задерживайтесь — ваш эффектный побег наверняка поднял на ноги всех ищеек в округе. Ну, ступайте с Богом!

* * *

— На мощеную дорогу надо выезжать после второго перекрестка! — заявил Мак-Лауд непререкаемым тоном.

— Нет, после третьего! — заспорила с ним Ари.

— А по-моему, это еще только первый, — вставил веское слово Гил.

— А что скажут местные жители? — внесла свое разумное решение Инка, оборачиваясь к Анри. Тот пожал плечами:

— Я всегда ездил только по дороге. Но мне казалось, что мы миновали уже и два, и три перекрестка, а это — четвертый.

— Так сколько же их было? — возопил Мак-Лауд.

— А давайте спросим у пастуха, — невозмутимо предложил Мор.

— У какого еще пастуха? — окончательно вышел из себя Майк.

— Ну, не знаю, кто там на дудке свистит, — меланхолично ответил Мор.

Все замолчали и прислушались. Где-то вдали — точно по направлению их движения — раздавалась негромкая нежная музыка.

— Точно — прямо по дороге, — довольно сказал Гил. — Сейчас подъедем и спросим. В случае чего — вернемся обратно.

— Жалко, луны нет, — вздохнула Тайка.

— Зато гнилушки, — откликнулся Дракон. — Вся тропа светится.

Мерцающая зеленоватым светом широкая тропа убегала прямо меж деревьев. Музыка была слышна все лучше.

— Слушай, Дракон, — негромко сказала ему Ари, ехавшая прямо перед ним, в хвосте вереницы. — Обернись-ка, ничего подозрительного не замечаешь?

— Да вроде нет, — ответил Дракон, повертевшись в седле.

— Тропа, — подсказала Ари.

— Точно! — Там, где проехали путники, свечение дорожки меркло и исчезало. — Наверное, свет так падает, — предположил Дракон.

— Ладно, не будем пугать сами себя.

Светящаяся тропа вывела на неширокую прогалину — и оборвалась. Яркие звезды наполняли воздух серебристым полусветом, и в этом полусвете путешественники разглядели чью-то фигуру в широком белом одеянии с длинными рукавами. Неведомый музыкант поднялся с травы и сделал несколько шагов по направлению к отряду, выдал завершающую трель и отнял флейту от губ. Тут стало видно, что это невысокая девушка. Прядь светлых волос падала ей на глаза, и она отвела их рукой.

— Путники заблудились? — сказала она. — Я провожу вас.

С этими словами она повернулась и пошла дальше в лес, и светящаяся тропка послушно легла ей под ноги.

— Становится все страньше и страньше, — пробормотала Инка. — Эльфами пахнет, как сказал бы дядюшка Бильбо.

— Не, она человек, — возразил Керри. — Хотя эльфами все равно пахнет.

Тем не менее пришлось последовать за нежданной проводницей. Она шагала легко и уверенно, совершенно бесшумно, словно плыла между деревьев, и время от времени подносила к губам свою флейту, и тогда раздавались тихие чарующие трели. Вскоре между деревьями стал виден огонь — не какой-нибудь там сине-зеленый колдовской, а простой костер. Стволы берез, обступивших поляну, смутно белели колоннами лесного чертога. У костра сидели еще двое. Один поднялся навстречу путникам, и Инка тотчас узнала его — это был Арондель.

— Дракон, а Дракон, — негромко сказала она. — Ты спрашивал, куда он с катера делся. Так вот он!

Дракон придирчиво оглядел эльфа и проворчал:

— А что ж ты говорила, что он эльф? Какой же это эльф?

— Какой-какой… — высказалась Ари. — Темный, вестимо.

Арондель с непроницаемым спокойствием выслушал сие обсуждение своей внешности и сути, потом сказал:

— Добро пожаловать к нашему костру.

— Спасибо за приглашение, — сказал Майк, — но нам некогда. Мы торопимся…

— Не бойтесь. Там, куда вы спешите, вы окажетесь в нужное время, — произнесла девушка, сидевшая у огня рядом с Аронделем. Девицы, разглядев ее получше, завистливо переглянулись. Надо заметить, что Ари и Тайка могли бы и не страдать комплексами, а Инка не особенно стремилась в первые красавицы, но такова уж женская натура, что увидев тип красоты, иной, чем собственный, дочери Евы преисполняются зависти. Некоторые так даже черной. Здесь был именно тот случай. Темные кудри с медным блеском, глаза — как звезды, стройнее березки… А голос — чистый и звонкий.

— Это Мериль, моя сестра, — представил ее Арондель.

Вторая девушка — та самая, которая привела их сюда — звалась Илли. По твердому убеждению Керри, она была человеком, но на вид казалась сущим эльфом. Росту она была небольшого, под свободной одеждой угадывалась фигура на зависть всем кинозвездам. Волосы у нее были медовые, золотистые, и окружали голову пушистым облаком. Милое лицо, вздернутый носик — именно такими и представляют иногда резвых лесных эльфов, лукавых и шкодливых.

— Интере-есно, — хмыкнул Гил. — Заманили, значит, в чащобы неведомые, колдовские штучки вытворяют, эльфами называются… А если эльфы — значит, quest…

— Дога-адливый, — в тон ему отозвался Арондель. — Но вы все же присаживайтесь.

Делать нечего — приключенцы спешились и подсели к костру.

— А обратную-то дорогу из вашего леса покажете? — поинтересовалась Инка.

— Покажем, самую короткую. Ее кроме нас никто и не знает.

— Там, на неведомых дорожках… скелеты пляшут в босоножках, — со слегка мрачноватым юмором отреагировала Тайка.

— Да нет, ничего столь опасного там нет, — улыбнулась Илли.

— Так все-таки — что вам от нас нужно? — напрямую задал вопрос Майк.

— Сперва разделите с нами трапезу, — сказала Мериль.

Красное вино было просто замечательно. Ари, правда, предпочла родниковую водичку, и яростно сверкнула глазами на Мора, который был не прочь осушить еще парочку бокалов. Неизвестно откуда появился большой пирог — судя по запаху, с дичью. Майк потянулся было за ножом — разрезать, но отдернул руку, косясь на эльфов.

— Мы не боимся холодного железа, — усмехнулся Арондель.

— Ага, железа вы не боитесь, колдунов тоже, судя по всему, — хмыкнул Гил. — Тогда на что же вы нас подбиваете? Излагать можете сразу и без предисловий.

И Арондель без предисловий изложил дело. Состояло оно в том, что многократно и нехорошо поминаемый злобн. завоев. (как меж собой именовали приключенцы нынешнего обладателя талисмана) ухитрился насолить не только Светлым эльфам, но и Темным. Причем, сознавая, что в отличие от Светлых те могут просто собрать войско и всыпать ему по первое число, он решил выключить их из игры. Простым и доступным террористам всех времен, миров и народов способом, а именно взятием заложника. Точнее, заложницы.

— Во зараза-то! — сказал Мор.

Похищенная, которую звали Хиллелиль, принадлежала к княжескому роду, происходящему от самой Атаренны Огненный Вихрь — кто это такая, приключенцы по своей необразованности не знали, но почему-то это было очень важно. Помимо всего остального, она одна пела песни чар, и потому, как уяснили путешественники, Темные эльфы не могли теперь проводить какие-то очень важные обряды/ритуалы/празднества, и самому существованию их племени угрожали бедствия и, возможно, полная погибель.

— Что ж с вами может произойти — вы ведь бессмертные! — удивилась Инка.

— Истаем, превратимся в духов, — грустно ответила Мериль. — А может быть, станем просто мелкой нечистью — вроде леших или болотников…

В поисках управы на злобн. завоев. оч. могуч. мага Арондель предпринял опасное путешествие за Предел, но ничего подходящего не нашел.

— Зато, вполне возможно, возвращаясь, увлек вас за собой, — добавил он.

— Так это твои штучки! — взвилась Тайка. — Газават! Джихад!

— И полная муаддибизация всей страны, — утихомирил ее Майк.

— Словом, катурадж, — заключила Ари. — Значит, нас ты увлек. Соответственно, польза от твоей вылазки была. Так что же все-таки требуется от нас? Выкладывай, не стесняйся, на нас и так уже висит немеряно.

По имевшимся у Аронделя сведениям похититель держал Хиллелиль в своем замке, куда ни один Темный эльф проникнуть не мог — в частности, лично Арондель неоднократно пытался, но обломался. Причиной тому, как пояснила Мериль, были магические защиты невероятной силы. Попросту говоря, пройти через них мог опять-таки только кто-то неподвластный магии.

— То есть мы, — подвели итог приключенцы.

— Ну и что нам с этого будет? — тут же поинтересовался меркантильный Дракон.

— Как не стыдно, сударь! — укорил его Анри. — Дама в опасности, а вы о выгоде!

— А у нас целых три дамы, что теперь? — огрызнулся Дракон.

— Три дара дадим мы вам, — сказала Мериль. — Они помогут в пути.

Дарами оказались металлическое зеркальце размером чуть больше ладони, серебряное колечко — побольше, чем на палец, но поменьше браслета — как раз стянуть треснувшую Тайкину флейту, — и синий камешек в простенькой оправе, нацепленный на плетеный кожаный ремешок.

Девицы живо поделили дары меж собой. Колечко, естественно, перекочевало на Тайкину флейту, зеркальце уцепила Ари, а камешек достался Инке.

— И что с этими фенечками делать? — спросила Инка как бы про себя.

Из объяснений стало ясно, что Тайкина флейта теперь может служить универсальной музыкальной отмычкой для любых дверей заколдованных и нет. Зеркальце являлось мощным наступательно-оборонительным оружием, а конкретно — разоблачало любые иллюзии и детектировало магию. Лунный свет, отраженный им, усыплял любого носителя разума, не смогшего или не успевшего защититься, а солнечный зайчик — повергал оного же носителя в состояние ступора. Ари, которая всегда была не прочь ввязаться в драчку, но со времени попадания в Фэери лишенная такой возможности из-за отсутствия оружия, возликовала. Свойства синенького камушка были объяснены столь туманно, что приключенцы ничего не поняли, а на просьбу разъяснить что-либо поподробнее Темные эльфы только пожали плечами.

— У эльфа и ветра не спрашивай совета… — подвела итог Инка и, недолго думая, нацепила его вместо хайратника.

Потом стали петь песни. Впоследствии наши герои мало что могли припомнить о песнях эльфов, Аронделя и Мериль. Помнили только, что было прекрасно, светло и печально — таково уж свойство эльфийских песен, что они вызывают чувства слишком сильные, иной раз непереносимые для слабых человеческих сердец.

Зато Илли запела балладу — не поймешь, не то серьезно, не то в насмешку:

На Элисон Грос посмотреть-то страшно, Лютая ведьма Элисон Грос. Она меня заманила в башню, А может, нечистый меня занес. К себе на колени меня посадила, И голос ведьмы вкрадчивым был: "Уж как бы я тебя наградила, Когда б ты, красавчик, меня любил!"

Тут вступил мужской голос (в дальнейшем именуемый вторым):

Прочь, ведьма, прочь, убирайся прочь, Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!

Затем снова Илли:

Дала мне золотую чашу Сияла чаша при свете дня: "Твой дом я золотом украшу, А ты, красавчик, люби меня!"

2-й голос:

Прочь, ведьма, прочь, убирайся прочь, Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!

Илли:

Пурпурный плащ, как пламя, яркий, Она показывала, дразня: "Уж я не поскуплюсь на подарки, А ты, красавчик, люби меня!"

2-й голос:

Прочь, ведьма, прочь, убирайся прочь, Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!

В голосе Илли появились зловещие нотки:

Трижды она повернулась кругом И протрубила в зеленый рог. Клялась луной, что покончит со мной Прежде, чем выйду я за порог. Она бормотала лихие слова, Она кружилась быстрей и быстрей, И вот закружилась моя голова, Я к ведьме шагнул — и упал перед ней.

2-й голос:

И сделался я безобразным червем, По ветке дубовой ползаю я. Меня навестить в лесу глухом Приходит Мелдис, сестра моя. Она меня чешет серебряным гребнем И проливает потоки слез. Но лучше карабкаться по деревьям, Чем целоваться с Элисон Грос!

Мужскую партию пел Арондель, причем когда дошло до слов "и сделался я безобразным червем", лицо его приобрело такое выражение, будто сделаться безобразным червем было целью и венцом его жизни. Из этого наши приключенцы сделали вывод, что эльфам тоже не чуждо чувство юмора.

Софи, которая весь этот звано-незваный ужин сидела тише мыши, тоже пела, и песня была достойна эльфов:

Все было. Как было — скажешь ли? Цвело, ликовало — веришь ли? Зов прожитых дней — обманешь ли? Что сбыться могло — проверишь ли? Всех месяцев вина пряные Забродят в крови неистово: Апреля — багрово-алое И августа — золотистое. Немыслимым светом ранена И снами душа источена. Венец золотой изгнания Мы сами себе пророчили. Вернешь ли? Червонным золотом Заплатишь ли за пропавшее? За дни, что однажды прожиты, За дни, как листва, опавшие? Изгнания дни печальные Рассыпав земными звездами, Молитв, сновидений, чаяний Отраде одной мы отданы. Мир грез и видений, снова ли Твои очертанья выступят? Мольбы покаянной слово ли Из дымки твой берег вызовет?

Чтобы не ударить в грязь лицом, наши герои дали гитару Мору и заставили петь:

Серебряный свет луны Коснулся зеленой листвы, И в сумрачном воздухе Мирквуда вновь Я слышу дыханье весны. По еле заметной тропе Ступает мой конь в тишине. Он знает дорогу к тем дивным местам, Где вольно и радостно мне. И вспыхнут в ночи костры Сквозь ветви, кусты и стволы, Там ждут меня эльфы, там струны звенят, Приветствуя праздник весны.

Тут Гил, никогда не забывавший о деле, напомнил, что дары дарами, квэсты — квэстами, а в порту не худо бы очутиться, пока не кончился отлив. И тут-то обнаружилось, что убывающая луна как была едва видна на востоке, так и висит все там же, не сдвинувшись ни на градус.

— Что же это получается? — недоумевала Инка. — Просидели мы у вас часа три-четыре, ночи вроде короткие — лето, а рассвета еще и не намечается… Как это так?

— Время во владениях эльфов течет не так, как в землях людей, — сказала Илли.

— Так вроде наоборот! — возмутился Майк. — По всем легендам, с эльфами протанцуешь ночь, а получается — сто лет прошло. Или это уже ночь через сто лет?

— Это та же ночь, которой вы пустились в путь, — ответила Илли. — И с той минуты, как вы услышали мою флейту, ночь не сделала ни шагу к рассвету. Таковы чары Темных эльфов. А вот и дорога, что приведет вас прямиком к морю. Удачи вам!

И она исчезла среди деревьев.

— Немедленно перекрыть все дороги! — бушевал епископ. — Вы хоть понимаете, кого вы упустили?! Разослать гонцов на границу! И порт, обязательно закрыть порт! Через час ни один корабль не должен отплыть без моего на то письменного дозволения! Что вы стоите? Исполняйте!

Когда гонец был отослан, епископ некоторое время сидел в кресле, мрачно глядя на пламя свечей, затем встал и подошел к окну. За окном была ночная темнота.

— Тысяча чертей! — в сердцах бросил он. — Советник Курон просто полный идиот. А де Бош — тупица, каковым всегда и был. Их надо было хватать немедленно.

Однако в происшедшем была и некоторая толика удачи. Если удастся задержать эту странную компанию колдунов, которую так бездарно проморгал сенешаль де Бош и прохлопал надворный советник Курон, то в Аквитании мог появиться новый Великий Инквизитор. А именно — он сам.

Гонец на взмыленном коне подскакал к дому капитана порта у самого причала.

— Приказ епископа! — прохрипел он. — Закрыть порт… Цепи через бухту… Если появятся… такие, странного вида… один на норманна похож, другой — южанин… две девки с ними, в штанах обе… Задержать всех! Очень опасны… Срочно!

— Боюсь, вы опоздали, — печально сказал капитан порта. — За последний час с отливом ушли два торговых судна и рыболовная шхуна. Кажется, на одном из этих кораблей были и те, кого вы так стремились задержать. Увы, через полчаса прилив запрет бухту, и вы вряд ли сможете догнать их… А на том берегу пролива начинаются дикие земли антов… Увы, друг мой!

Продолжая сетовать на судьбу, он шел рядом с гонцом, ведшим усталого коня вдоль причала. Море было на удивление спокойно, ровно шумели отгоняемые береговым ветром волны. Да откуда-то издалека, от самого устья бухты, по воде долетало насмешливое и немного нестройное многоголосье:

Мы покинем эту страну, мы покинем эту страну, При ближайшем попутном ветре мы покинем эту страну! Этой ночью приказ епископом дан, И слуги торопятся в порт, И через час ни один капитан Не сможет взять нас на борт. Но рыбак Том Эретсе — наш верный друг, И руки его сильны. Между первым и третьим пределом ночи Мы покинем пределы страны…

* * *

Усадьба Яблоневый Сад мало напоминала жилище чародея. Хотя, если поразмыслить, для средневекового человека наличие в доме алхимической лаборатории, телескопа а-ля Галилей и огромного запаса лекарственных снадобий автоматически превращает хозяина этого дома в колдуна. На инкин взгляд Одвин был вылитый мэри-стюартовский Мерлин. В доме, кроме него, жило еще трое учеников — молодых людей разного возраста и вида, которых Одвин на время беседы отослал.

По рассказу отца Ивейна у приключенцев сложилось впечатление, что Одвин неплохой наставник, и теперь они в этом убедились. Он долго и терпеливо объяснял им всяческие тонкости здешней политики и магии, до чего эльфы не снизошли — попросту не подумали, что пришельцы ни черта во всем этом не понимают.

В ходе объяснений выяснилась неприятная вещь — оказалось, что талисман, обладателем которого является злобн. завоев. (Одвин уточнил, что среди знающих сей талисман именуется Глазом Чудовища Тху), черпает магическую силу непосредственно из Бездны, и потому может-таки влиять даже на пришельцев из-за Предела, хотя и не в такой мере, как на уроженцев Фэери. Опять же с помощью оного Глаза злобн. завоев может раздвояться, растрояться, короче, создавать многочисленные свои отражения, хотя и на малых расстояниях, и тем самым связывать большое количество живой силы противника. Это очень не понравилось Майку и Гилу, которые, представив себе бой с неопределенным количеством таких "дублей", стали расспрашивать о боевых качествах отражений. Выяснилось, что боевые качества дублей ничуть не выше, чем у оригинала, к тому же колдовать они не умеют, и это более-менее успокоило наших вояк. Также было установлено, что для прочей магии — не исходящей от Глаза Тху — пришельцы из-за Предела неуязвимы до тех пор, пока сами к ней не прибегают.

— Ну, это запросто, — легкомысленно хмыкнул Мор. — Мы ведь не колдуны.

— А как насчет колдовских фенечек? — вопросила Инка, стягивая с головы хайратник с синеньким камушком.

— Покажите-ка, — сказал Одвин. Он долго вертел эльфийский подарок в руках, смотрел через камешек на огонь, и наконец вернул Инке. — Вещь эта такого свойства, что направляет силу разума своего владельца туда, куда он хочет.

— То есть что захочу, то и сделаю? — недоверчиво спросила Инка.

Из дальнейших объяснений Инка уловила только то, что действует эта штучка только после воздействия определенной силы. То есть сделать что-либо она может лишь в состоянии сильного волнения. О механизме действия Одвин ничего определенного не сказал, но Инка надеялась, что если припрет, то как-нибудь она догадается — все же не тупее паровоза!

— Хотя вряд ли вам придется встречаться со злодеем где-либо, кроме как у него в Замке-на-краю-Бездны, — предупредил Одвин. — С той поры, как пытался он похитить Святой Грааль, не появлялся он вовне. Но ныне появилась у него посланница опасная — Черная Дама.

Приключенцы весьма заинтересовались, что это за Дама и чем она так опасна. Но Одвину мало что было известно, кроме того, что Дама сия — колдунья не из последних, и что очаровывает народ не только волшебством, но и странными своими песнями.

— И вроде бы не лжет она, — покачал головой Одвин. — По крайней мере, сама она, кажется, верит тому, о чем говорит. Да вот только если видишь ты черное, а кто-то скажет о нем — белое, приходится выбирать, чему верить — глазам своим или же ушам.

В общем, интересное это сообщение пришлось записать в разряд "невыясненных обстоятельств".

Самым же ценным была карта — хорошо прорисованная, довольно точная карта, на которой Одвин аккуратно вычертил путь к Черному Замку. Предстояло пересечь Терканские Топи, горы Кайнат, затем Туманную долину и, пройдя Страж-перевал, постучаться в ворота Черного Замка. С карты тут же сняли пару копий. Одну взял Гил, вторую прибрала Инка. Нарисованную Одвином вручили Майку.

На том наши герои распрощались со старым волшебником и его учениками и отправились в долгое и опасное путешествие.

8. Когда вернусь я в Монсальват…

Укоряют нас иные: "Чем вам нравятся пивные?" Что ж, о пользе кабаков Расскажу без дураков. вагантская песня В краю далеком, средь гор недоступных Высится замок светлый Монсальват… Р.Вагнер, "Лоэнгрин" Сидел с волынкой Старый Ник И выдувал бесовский джиг. Р.Бернс, "Тэм О'Шентер"

[В этой адвентюре повествуется о рыцарях Святого Грааля и отличии их от граалящих рыцарей, а также о вреде трактиров и кабаков…]

Таверна была полна. Ну, относительно, конечно, потому что это было приличное заведение. За сдвинутыми столами у окна сидело несколько рыцарей, в другом углу толковали за пивом три капитана, чьи парусники стояли у причала, да сидели за столами десятка полтора дворян либо купцов и зажиточных горожан. Люд попроще гомонил в общем зале.

Новая компания едва нашла себе место. Посетители с интересом оглядывались на них и возвращались к своим кружкам. Атмосфера царила самая непринужденная, и через полчасика Мор уже пел "Ячмень" под одобрительный стук кружек с добрым пивом, Майк что-то весьма оживленно обсуждал с пожилым рыцарем, — для наглядности оба размахивали руками, а Дракон внимательно слушал и время от времени что-то умное говорил. Барри лежал у его ног. Зайка и Софи ушли наверх, в комнату, Ари сидела в уголке и так засыпала, а Инка и Гил просто потягивали красное вино — на диво хорошее.

От этого занятия их оторвал голос Майка:

— Мор, "Ай-лэ" помнишь?

Мор, уже слегка хмельной, отозвался из противоположного угла:

— Не так, чтобы очень…

— А давай! — сказал Майк и пересел поближе, рядом с Гилом.

Мор сыграл вступление и виновато сказал:

— Слова забыл. Склероз, а?

И снова заиграл вступление. А начинать пришлось Майку:

Сэр Джон Бэксворд собирал в поход Тысячу уэльских стрелков.

Гил подхватил:

Сэр Джон Бэксворд был толстым, как кот, А конь его был без подков.

Тут и Мор вспомнил, наконец, слова:

Сэр Джон Бэксворд пил шотландский эль И к вечеру очень устал. Он упал под ель, как будто в постель, И там до Пасхи проспал.

Тут они грянули все вместе:

Ай-лэ, ай-лэ, как будто в постель, И там до Пасхи проспал. Так налей, налей еще по одной, С утра я вечно больной!

Посетители слушали с интересом — того и гляди, станут подпевать неслыханной доселе хорошей застольной.

Майк:

Король Эдуард четырнадцать дней Ждет бэксвордов отряд.

Мор и Гил:

Десять тысяч копий и столько ж коней Не пьют, не едят и не спят.

Втроем:

Король Эдуард восьмого гонца Вешает на суку. Но нет Бэксворда, и вид мертвеца Нагоняет на войско тоску.

Припев был подхвачен с большим воодушевлением, причем от куплета к куплету пелся все более слаженно и все большим количеством голосов:

Ай-лэ, ай-лэ, и вид мертвеца Нагоняет на войско тоску. Так налей, налей еще по одной, С утра я вечно больной.

Мор:

Король Эдуард издал приговор И вышел, гневен с лица:

Майк:

— Сэр Джон Бэксворд — изменник и вор, И Тауэр ждет подлеца.

Все втроем:

Сэр Джон Бэксворд лежит на траве, Шлем у его плеча. И не ведает, что по его голове Плачет топор палача.

Дюжина мужских голосов гремела:

Ай-лэ, ай-лэ, по его голове Плачет топор палача. Так налей, налей еще по одной, С утра я вечно больной. Лорд-канцлер Кромвель на юг спешит К Уэльсу, где спит Бэксворд. Королевский приказ к уздечке пришит У каждой из конских морд. А войско идет, кончается год, В Лондоне войска все нет. Французский флот переплыл Ла-Манш И занял цветущий Кент. Джон Бэксворд под елью сидит в кандалах, Головой опираясь на ель. А войско гуляет в уэльских полях И пьет бэксвордовский эль. Лорд-канцлер Кромвель в Лондон спешит С мешком у луки седла. А круглый предмет, что в мешке зашит Голова Бэксворда, ха-ха.

Мор сделал едва заметный знак, и трагическим голосом начал последний куплет:

Король Эдуард в Париж привезен, В железный ошейник одет.

Далее к нему присоединился Майк:

А все оттого, что в войске его Джона Бэксворда нет.

Теперь очередь была за Гилом:

А все оттого, что забыл король Присказки старой слова Что покуда пьет английский народ, Англия будет жива!

И, без остановки:

И покуда пьет французский народ, Франция будет жива! И покуда пьет испанский народ, Испания будет жива!

Разумеется, не удержались и от финальной шкоды:

И покуда пьет российский народ, Америка будет жива!

Обрадованный хор грянул так, что стены задрожали:

Так налей, налей еще по одной, С утра я вечно больной. И еще, еще, еще по одной Пусть буду я вечно больной!

И тут к столу путешественников подрулил какой-то нетвердо стоящий на ногах тип в богатой, но не особо чистой одежде. Судя по всему — аквитанец дворянского сословия.

— Я с большим удовольствие поставлю вам эти "и еще, еще…" — обратился он к Майку, — если вы покажете, как в ваших варварских землях способны пить любой сорт крепкого пойла. Ибо воистину, только варварская глотка способна перенести мужицкий напиток, именуемый элем…

Майк не считал здешний эль таким уж "пойлом" и был не прочь продегустировать побольше — но не под таким же соусом! А наглец продолжал распространяться на тему "северян, которые пьют, как лошади, и из лошадиных же колод…" Майк начал заводиться.

И тут Анри отозвал Гила в сторону. Все подходы к Майку преграждал аквитанский нахал и его постепенно сползавшиеся дружки, к которым вполне подходило определение "безденежные доны".

— Это все подстроено! — шепнул Анри Гилу. — Даже если не обращать на них внимание, они все равно найдут повод для драки. А стража наверняка уже поблизости. Их специально послали за нами. Порт Антенор — аквитанская колония.

— И что теперь? — поинтересовался Гил.

— Здесь есть рыцари-никольеры, — ответил Анри. — Вот там, за тем столом — видите? Если дать им знак, они нам помогут. Они тоже не любят наемников.

— Что, прямо так пойти и сказать? — не поверил Гил.

— Нет, конечно. Нынешний император не очень жалует орден Святого Николая. Они могут принять нас за шпионов. Но есть одна песня…

Анри взял лютню и запел:

Обливает утро кровью Золотую мира кровлю. К Книге Судеб послесловье Белый плащ, и меч надломлен. Гарью войн восход завешен. Четки битв перебирая, В этот день, что начат песней, Ты войдешь, как в двери рая. На щите горит, как пламя, Заревой кровавый отблеск, И изгибом гордым знамя Все сердца зовет на подвиг. Глянь: в тумане вереница Войск, как сумрачные тени! Крови пролитой зарница Лица красит жаром мщенья. Смерть за смерть, за зло — сторицей, Вслед за сечей — к сече новой, Знамени, что вьется птицей, Светлый шелк окрасить кровью. "Смерти вы искали? Любо Нам дарить ее, поверьте," Коченеющие губы Поверяют тайно смерти. И в глазах пустых — сплетенье Торжества с немым укором. "Битвы зов разломит время Скоро, братья, верьте: скоро!"

Песня была выслушана с интересом, и полуседой рыцарь с алым крестом на белом плаще явно понял что-то, не предназначавшееся для посторонних. Два его спутника как-то ловко и незаметно оттерли безденежных донов в сторону и намечавшаяся потасовка не состоялась, к великому неудовольствию задиры.

Гил тем временем подсел к Майку и зашептал ему на ухо. Майк подпер голову рукой и задумался.

— Слушай, если нас разыскивают, нужно переодеться и прикинуться кем-то левым, — наконец сказал он.

— Тогда надо решить, кем, — согласился Гил.

— Да опять благородным дворянством, — бесцеремонно встряла Инка. — Один раз мы уже этот финт проделали, сошло гладко. И потом, то, что на виду, искать не будут. То есть искать-то будут, но по закоулкам…

Эту невнятно выраженную мысль Майк и Гил тем не менее поняли и поспешили поделиться ею с Анри.

Через полчаса все было решено. Наши герои были представлены Аймерику д'Аутраму, рыцарю-никольеру, тому самому в плаще с алым крестом. А еще через полчаса они знали о визите Черной Дамы и ее похождениях. Правда, сам шевалье д`Аутрам в салоне госпожи Роксаны не был, и подробностей не знал.

Посовещавшись, наши герои сочли, что задержаться в Антеноре ради выяснения личности Черной Дамы и ее колдовских возможностей очень даже стоит.

Дракон идти в свет отказался наотрез — он был человек не тусовочный, и салонная заумь его не прельщала. Анри и Софи показываться было опасно — их могли узнать.

В гостиной госпожи Роксаны царило оживление. После случившегося почти два месяца назад скандала с дамой Ле Нуар ничего особенного в Антеноре не происходило, даже любовных интриг и то не стало. Но уж сегодня ожидались гости. Рыцарь д`Аутрам, старый знакомый Роксаны, просил позволения представить ей во-первых, двух знаменитых провансальских труворов — госпожу Лорен де Провансаль и Гильема де Монфора, а во-вторых — пришельцев из далекой Англии, сказочного острова за морями.

Пришельцы сразу стали предметом обсуждения. Салонные дамы и кавалеры пристрастно обсудили и не совсем модную одежду, и неизящные манеры, и незнание этикета. Однако пересуды эти быстро угасли, поскольку англичанам это все было абсолютно до фени. Вместо застенчивых деревенских родственников всеобщему вниманию предстали люди со своими понятиями о том, что прилично и изысканно. Разумеется, герцог де Морран сразу стал объектом внимания дам и жгучей зависти здешних менестрелей. Лорд Гилдор был немедленно окружен любезными собеседницами, а шотландский тан Мак-Лауд вызвал полный фурор. Дамы выделялись не особенно, но Тай де Диа моментально стала героиней дня, соперничающей с доной Лорен, которая, впрочем, присоединилась ко всеобщим восторгам. Леди Ариэлла и леди Инес предпочли внимательно прислушаться к местным сплетням. И тут же набрали полон воз информации. Им было пересказано все, что говорила Черная Дама, было пропето несколько ее песен, да и облаченная в черное компания во главе с Виолиной и Флоридором говорила сама за себя. Что ни говори, а байронизм заразителен.

Тем временем в другом углу шла дискуссия о рыцарстве. Прециозные дамы рассуждали о сути и смысле рыцарства в самом высоком стиле. Тайке это изрядно надоело, и она исполнила весьма подходящую к теме песенку:

Я непутевый рыцарь, Как люди говорят. И в странствия пустился Я много лет назад. Скакун мой одноухий, А мой булатный меч Давно не брал я в руки, Но не об этом речь. Шагаю я по свету И песенку пою, Не жалуясь при этом На долю на свою. На мне кольчуги нету, И щит я свой пропил, Хоть о позоре этом Я быстренько забыл. Не быть чтоб одиноким, Я взял с собой коня, А от врагов жестоких Есть флейта у меня. Ее напев "чудесный" Любого свалит с ног Я сам подобной песни Сперва терпеть не мог. Меня бы мой наставник, Наверное, убил, Ведь он на воспитанье Потратил столько сил! Но я беспутным вырос, И нет пути назад… И мне бы не хотелось Предстать его глазам. Решит он безобразье Подобное пресечь, Мозги мне вправит сразу Но не об этом речь. Ведь вдаль ведет дорога, Пора мне снова в путь, И я, уйдя надолго, Вернусь когда-нибудь!

— Браво, браво! — оценила песенку Роксана. — А что ответит на это госпожа Лорен? Ведь вы родом из края, где понимают толк в рыцарстве и куртуазии.

Надо заметить, что герцогиня очень любила подобные поэтические состязания, и не могла отказать себе в удовольствии послушать хорошие песни. Тем более, что из тайных источников Роксана была прекрасно осведомлена о том, что из себя представляют ее гости и какой переполох они произвели при дворе. Но, поскольку герцогиня фрондировала, она не воспылала верноподданническими чувствами и никому ничего не сказала. Графа де Боша она не любила, равно как и всю компанию королевских собутыльников, и те, кто выставил их дураками, могли рассчитывать на ее помощь.

Дона Лорен подхватила иронический тайкин тон:

Давно ослеп фамильный склеп, Червями герб источен, Разрушен замок мой, как зуб дракона, Метет на гривы мокрый снег, А я теперь — один из тех, Кто покоряет стены бастиона… На приступ, на приступ Веревка, камень, выступ… "Что может ваша светлость делать здесь?" Подите к черту! И душит смех при слове "грех", И хохот стынет в горле, Почти что ад — туда мне и дорога! На небе бог уснул давно, А мне тем паче все равно, Кого я здесь убью во имя бога. На приступ, на приступ Пусть когти рвет епископ! "Вам тоже, сын мой, светит рай земной"… Когда прикончат. Разрушен мост, пылает мозг… Клотильда, чистый ангел… Но воды тяжелы, как груз измены. И память душу жжет дотла Ах, если б память умерла! К несчастью, время рушит только стены. На приступ, на приступ Осечка, наледь, выступ… "Быть может, вы лишь ранены, сеньор?" Не дай-то Бог…

— Это же издевательство! — воскликнул маркиз Дорант. — Это пародия на все благородное сословие! Ну, я всегда знал, что в Романии полно еретиков, но считал, что там уважают рыцарство.

— О каком рыцарстве вы говорите, сеньор? — спросил Гильем. — Когда аквитанские рыцари вырезают в захваченном городе всех от мала до велика, насилуют женщин и убивают младенцев — о каком рыцарстве речь? Слава, богатство, новые земли, милости короля — вот за что сражаются аквитанские дворяне, и им нет дела до высоких идеалов.

— А как же никольеры? — спросила Роксана. — Насколько мне известно, у вас в стране их почитают?

— Но они тоже еретики, все как один! — возразил Дорант. — Всем известно, что они утверждают, будто бы именно они хранят Святой Грааль, а сами поклоняются дьяволу в обличье дракона.

Дона Лорен и эн Гильем переглянулись и рассмеялись.

— Несомненно, только аквитанские странствующие рыцари могут отыскать эту реликвию, ибо они чисты сердцем и возвышенны духом! — насмешливо сказал эн Гильем. — Особенно сенешаль Борс де Бош или маркиз де Коллен.

Все засмеялись, включая Доранта, и разговор плавно свернул в сторону от опасной темы ересей, никольеров и Грааля.

В кабаке "Толстый голубь" было полутемно, накурено и шумно. Завсегдатаями здесь были рейтары, а это была публика драчливая, горластая и наглая. После яркого света внутри было темно, и Инка остановилась на пороге, ожидая, когда глаза привыкнут.

Сидевшие у двери посмотрели на новоприбывших. Взору их предстал хорошо одетый на чужеземный манер юноша с русыми волосами ниже плеч, в бархатном берете и сером плаще, смуглый черноволосый паж с озорными зелеными глазами и два молодых человека в костюмах достаточно старомодных, которые явно обличали в людей воинственных. И что только понадобилось заезжему дворянству в штатном кабачке рейтар его величества?

Компания уселась за чистый стол в углу, заказала хорошего вина и шума особенного не производила. Светловолосый дворянин переговорил о чем-то с трактирщиком и спустя минут десять за угловым столиком сидела маркитантка Аннет. Аннет было около тридцати лет, была она невысока ростом, широка в кости и приятна лицом. Она принадлежала к тем женщинам, кого не без основания называют бой-бабами, и рейтары ее уважали и побаивались. И уж не приведи бог кому было задеть Аннет!

— Дядюшка Шено сказал, что вы, благородные господа, имеете до меня дело какое? — осведомилась она.

— Да, — сказал Майк. — Мы разыскиваем некую Черную Даму, а также девицу по имени Азарика, которая была чудесным образом спасена.

— А я здесь при чем? — подозрительно спросила Аннет. — Это вы к его преосвященству обратитесь, а я и не знаю ничего.

— Видите ли, — вступил в разговор вошедший первым юнец. — Нам не с руки обращаться к властям, поскольку мы… м-м… действуем на свой страх и риск. И встречаться с епископом или губернатором нам… нежелательно.

Аннет прислушалась. Что-то ей в этом голосе не нравилось. Слишком уж писклявый для парня. Да и щеки больно гладкие. Она присмотрелась повнимательнее — так и есть, девка! А наряд мужской. Может, и не сыщики королевские. Да и парни больше на вагантов смахивают, чем на вояк. А этот черный и вовсе смотрит не по-людски. Встретившись с ним на миг взглядом, Аннет незаметно сложила пальцы левой руки рожками и ткнула в дерево — демон, как бог свят демон!

— А вы, благородная дама, зачем их разыскиваете?

Все трое переглянулись и засмеялись.

— Накрылась твоя конспирация, Инка, — сказал Гил.

— Надеюсь, что этот маленький секрет останется между нами, — сказала Инка маркитантке.

Та кивнула и разговор пошел уже живее. Да тут вскоре заглянули в "Голубя" еще двое. Аннет едва удержалась, чтоб не помянуть святую пятницу и тысячу чертей — опять дворяне, да нездешние, и опять баба переодетая, что за наваждение! Однако как только эти двое произнесли по фразе, Аннет успокоилась — романцы, что с них взять! У них в Провинции (по-ихнему Провансе) знатные дамы так обряжаются, что иной раз и не поверишь. А этой даже и к лицу — сама рослая, красивая, волосы что твой лен, глаза смелые, яркие. Кавалер при ней росту среднего, волосы черные, бородка тоже, глаза быстрые, темные, шпага на боку небрежно так откинута — видал, знать, виды.

Ну, тут Майк, признав в них провансальских труворов, пригласил их посидеть, и уж посидели на славу. Спели и "Сэра Джона Бэксворда", и про Харальда Сурового и шесть футов английской земли, и про осаду Монсегюра, а напоследок дона Лорен спела дорожную песню вагантов, каковая пришлась очень кстати.

Этот солнечный край мой потерянный рай, И жасминовый май, и одежд ваших край опьяняют, как ладан, Но хватает огня, не держите меня Я от вас ухожу без гроша, без коня, потому что так надо. На тверди небосвода Взошел Альдебаран, Сорбоннская свобода Не лечит старых ран, Лишь тот ей будет верен, Кто поднят ей с колен Она заходит в двери И не штурмует стен! Все обеты смешны на пороге весны, Мне четыре стены перепутали сны с респектабельной ложью. Но довольно оков видишь след облаков? Был бродягой Господь, я хочу на него быть хоть в этом похожим. По вереску и тмину, Вдоль стали и сутан, Покуда не остынет Шальной Альдебаран, Пока легки потери, Пока горит восток, Пока возможно верить В счастливый эпилог! И мосты сожжены, и грехи прощены. К черту мрачный итог — я уверен, что Бог верный спутник прохожих! И коль выпадет шанс, по дороге в Прованс Я узнаю его по улыбке у глаз и обветренной коже. Падут замки и своды, Долги пойдут ко дну Для тех, кто у свободы В пожизненном плену, Для тех, кто без печали Проходит по земле, Как греки завещали И дедушка Рабле! И в назначенный срок у развилки дорог Смерть обнимет меня, паладина ветров, и толкнет в свои дроги, Но смеющимся ртом я скажу ей о том, Что дошел бы пешком, и до ада вполне доберусь без подмоги! Потеряны законом Среди густой травы Заложники Сорбонны, Теологи любви. И ветер треплет книги Их судеб на листки До вечности пол-лиги, К бессмертью две строки!

— Ну, я надеюсь, что несколько больше, чем две, — сказала Инка, прощаясь. — Легких вам дорог, на Лорен и эн Гильем, и пусть все епископы вместе взятые лопнут от злости, не сумев вас поймать.

Распрощавшись, наши герои покинули "Толстого голубя". Уже вечерело, и красное солнце валилось прямиком в море. Они еле выбрались из путаницы переулков, и так и не заметили, что за ними следил некоторое время нищий оборванец.

Потом оборванец вернулся в "Голубя", а ночью пробрался в один дом на окраине. Там он кое-что рассказал полуседой женщине в экстравагантном наряде, с горящими глазами, и получил пару золотых. После его ухода хозяйка дома ткнула в бок дремавшего в кресле рыжего кота и сказала:

— Просыпайся, лентяй! Есть работа!

Затем она прошла наверх, где у нее было что-то вроде алхимической лаборатории. Кот нехотя проследовал за ней, но в дверях остановился, лениво куснул кончик своего хвоста и превратился в изящного человека с красивым и порочным лицом. Хозяйка зажгла черные свечи перед зеркалом и обратилась к своему помощнику:

— Рондар, найди мне Керридана. Он где-то здесь, в городе.

Оборотень уселся перед зеркалом и всмотрелся в его темную глубину. Потом откинулся на спинку стула.

— Они все защищены, госпожа Лалиевра, — сказал он. — Этот эльфийский шут Керри почти не оставляет следов. Но, кажется мне, они направляются к Лысой Горе. Нынче ведь суббота.

— Суббота, суббота… — проворчала Лалиевра. — И эти к Гвендайлон потащились. Собирайся! Я им устрою шабаш! Владыка повелел задержать их и глаза отвести.

Наши герои и впрямь направлялись на Лысую Гору. Вместе с ними ехала на крепенькой лошадке Аннет и рассказывала смешные истории из жизни рейтарского полка. В ответ Гил припомнил пару забавных случаев из времен своей службы в армии, и в воздухе густо запахло казармой.

Ковен уже собирался. Гости были представлены матушке Гвендайлон и старой Магде.

— Кстати вы, кстати, — покивала старуха. — Нынче у нас праздничек, сам Старый Ник жалует. Он вам скажет, если чего знает.

Ведьмы прибывали в сопровождении своей свиты, у кого она была. Дариола явилась под ручку с расфранченным демоном, у Агнессы на плече восседала обезьянка в красной курточке, Азарика приехала верхом на здоровенном диком кабане. Керри тут же перездоровался со всеми демонами, и вокруг него собрался кружок — пообщаться. Прилетела на ухвате корчмарка Лизетта, придерживая рукой развевающиеся юбки. Разожгли огонь, повесили закопченный котел и стали варить питье.

И тут с грохотом обрушилась с неба повозка, запряженная козлом, и с нее соскочил высокий хромающий демон в черной хламиде, со шпагой под мышкой. Это и был тот, кого Магда называла Старым Ником.

Ковен церемонно поприветствовал демона-покровителя, чаша с дурманным пряным напитком обошла круг. Потом Азарика взяла лютню, юркий демоненок, приехавший с Магдой — ирландскую флейту, Аннет схватила бубен, а Старина Ник извлек из складок своего обширного плаща волынку. Грянула музыка — неистовый шотландский ритм, Аннет метнула на гостей лукавый взгляд и запела:

Я — майская ведьма в дремучем лесу, Я мед и крапиву в ладонях несу. Под сенью древесной так много чудес! Зачем ты пришел в зачарованный лес? Зачем напился из лесного ручья? Душа твоя, воин, уже не твоя Медвяные травы тебя обовьют, Забудешь кровавый воинственный труд! Под солнцем, текущим с ветвей тополей, Забудешь пиры и дворцы королей, И к мести призыв благородных могил, И ту, что, наверно, когда-то любил. А после вернешься к родимой стране, Но песня взовьется при полной луне: "Я — майская ведьма в дремучем лесу, Я мед и крапиву в ладонях несу…"

Зажигательный мотив захватил всех. Парни с упоением отбивали ритм, Тайка подпевала, а Керри в компании своих сородичей выделывал заковыристые коленца.

После окончания официальной части к ним подсели Старый Ник и Азарика. От рассказа о делах Черной Дамы головы у приключенцев пошли кругом. Числились за нею и добрые дела, и прямо противоположные. Но выходило так, что она не сильно отдавала себе отчет о последствиях своих действий. Вроде как при всем волшебном могуществе она не знала самого основного — ограничений на заклятия. Поэтому самые простые ее действия — вроде разжигания костра — вызывали засуху, пробуждали чудовищ и не давали спокойно спать обитателям кладбищ и курганов. Потом Азарика ушла, а Ник заговорщицким тоном поведал, что судя по всему, главной целью Черной Дамы было найти Святой Грааль. Сам демон-инспектор был слабо осведомлен об этом предмете, знал только, что Главный Недруг уже пытался его похитить, но потерпел фиаско священная чаша обожгла его нечистые руки. Вообще он собрал уже множество реликвий, чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей, и теперь разыскивает меч Айренара, который разрушает любое колдовство, и Грааль, могущественнее которого ничего нет. И когда эти предметы окажутся у него, он получит возможность стать повелителем над всем миром Фэери и изничтожить своих противников.

— А как этот меч выглядит? — поинтересовался Майк.

— Ну, сам я не видел, но говорят, что это длинный меч, вроде норманнского, с серебряными рунами на клинке, и написано на нем: "От зла обороняю, тенеты рассекаю, молнии разрубаю".

Дальнейший разговор был прерван диким визгом и сатанинским хохотом. Откуда-то обрушилась стая летучих мышей, опрокинула почти пустой котел и загасила огонь. Потом разгорелось синеватое сияние, высветившее фигуру госпожи Лалиевры, гордо воздвигнувшуюся на вершине холма. По правую руку от нее стоял ее помощник, рыжий демон Рондар.

— Что, не ждали? — пропела она. — Настал мой час! Выдайте мне этих пришельцев, и я не стану разгонять ваш ковенчик.

И она вытянула вперед руку, показывая всем массивный золотой перстень с кровавым карбункулом, который налился огнем. Ведьмы отшатнулись в страхе, а Лалиевра самодовольно улыбнулась. Месть была сладка ее сердцу.

— Это Золотое Кольцо Альманзора, — добавила она для пущего эффекта. — Оно дает мне власть над людьми и демонами. Мой слуга добыл его из глубин ада.

Первым опомнился Керри.

— Ах ты, свинья! — крикнул он Рондару. — Подлиза! Трус! Доносчик! Предатель!

— На себя посмотри! — не остался в долгу рыжий. — Эльфам пошел служить, за бабушкой Тиной шлейф таскать!

— Рондар, взять его! — скомандовала Лалиевра.

Однако Керри напал первым, и через мгновение под ногами опешившего ковена катались два кота — здоровенный рыжий и недоросток черный, от них летела шерсть, и оба орали, причем в их воплях явственно можно было различить оскорбления. Ари бросилась разнимать чертовых тварей, Инка — за ней, Агнесса с обезьянкой — тоже. Словом, вышла настоящая куча мала, которая изрядно подпортила торжественное явление Лалиевры.

В темноте клубок катался у всех под ногами, потом распался. Ари оторвала от земли рыжего кота, который злобно орал и пытался извернуться и укусить ее за руку, а Инка с трудом удерживала рвущегося в бой Керри, который истошно мяукал и полосовал когтями воздух. И тут вмешался Старый Ник. Он встал во весь рост, вытянул вперед руку и небольшой молнией снова зажег костер. Затем повернулся к Лалиевре. Она опешила от неожиданности и подняла руку с кольцом, защищаясь от его взгляда.

Глаза у демона загорелись и он произнес тяжелым низким басом:

— Лалиевра, ты нарушила обычай и закон, и подлежишь наказанию. Я отбираю у тебя помело и сжигаю твою книгу заклинаний.

— Ты не можешь этого сделать! — голос Лалиевры сорвался на визг.

Демон молча поднял руку, показывая золотое кольцо с рубином.

— Это Рубиновое Кольцо Альманзора, Лалиевра.

С полминуты стервозная ведьма молчала, потом разразилась потоком такой площадной брани, что у слышавших ее завяли уши. Выругавшись, она бросила в Ника помелом и затопала вниз с холма пешком.

— А ты, Рондар, пойдешь со мной, — приказал демон.

Рондар, уже принявший человеческий облик, аж передернулся, но перечить не решился. Ник поклонился ковену, поцеловал ручку матушке Гвендайлон и Магде, взгромоздился на свою повозку, придерживая одной рукой Рондара, и с грохотом укатил.

Приведя место шабаша в порядок, ведьмы стали помалу разъезжаться.

— Хороший был шабаш, только скандальный немножко, — извиняющимся тоном сказала Аннет. — А у дамы вашей тоже альманзорово Кольцо, где только взяла? Серебряное, с альмандином. Его, вообще-то Хранитель Грааля носить должен. Давайте я вас провожу немного.

— А что сделалось с этой, которая шумела? — спросила Инка по дороге.

— С Лалиеврой? Да метлу отобрали. Ей теперь придется только пешком ходить, и заклинаний у нее не стало. А без них она ничего не умеет, и Кольцо не поможет. Подвигнул же ее лукавый нарваться на самого Старину Никласа! С ним шутки плохи.

— Я еще этому Рондару покажу, — заявил Керри. — Он ведь Кольцо у Оборзеля спер!

— У кого, у кого? — заинтересовалась Инка.

— Я его что, по имени называть буду? Явится — мало не будет.

Керри был зол, что ему не дали проучить как следует врага, и поэтому хамил. Он, правда, рассчитывал как следует проучить мерзавца потом — если это "потом" настанет когда-нибудь.

9. Усы и хвост — вот мои документы!

Болото. Очень топкое болото. В десяти

шагах… в трясине что-то ухало и

булькало… Вот, кажется, еще одна новая

форма жизни…

А. и Б.Стругацкие. Страна багровых туч. Как-то раз один колдун Врун, болтун и хохотун… В.Высоцкий.

Если бы покойник пошел с бубен…

один любитель преферанса

Требуется сторож для несметных сокровищ.

Гномов просьба не беспокоиться.

Дракон Позабыв Золотую Орду, Пестрый грохот равнины китайской, Змей крылатый в пустынном саду Часто прятался полночью майской. Н.Гумилев

[В этой адвентюре повествуется о том, как Дракон свел знакомство одновременно со своим тезкой и с охотником за драконьими сокровищами, и что из этого вышло…]

Старая дорога шла по высокой насыпи. Местность слева была болотистой — сырая почва, кое-где лужи в обрамлении камышей, травянистые кочки. Справа же раскинулось самое настоящее болото неоглядное пространство бурой жижи, затянутой поверху ряской. Метрах в двухстах от насыпи проглядывали островки, поросшие чахлыми кустиками-деревцами… Словом, классический болотный пейзаж.

— Прямо как в "Сталкере", — поеживаясь, сказала Инка. — Только рельсов не хватает на насыпи.

— И этих… всяческих явлений, — подхватила Ари. — "Мясорубки" и "комариных плешей".

— Ты еще покаркай, — хмыкнул Гил. — Будет тебе и мясорубка, и полный кухонный комбайн… и комары на плешь… Да, кстати, почему это комаров нет? Болото же.

— Тебе что, без комаров скучно? — поддел его Мор.

— Да нет, без них даже лучше. Может, сядем прямо тут отдохнем, перекусим? А то дороге еще конца не видно.

— Привал, — дал разрешение Майк.

Путники расположились на левом склоне насыпи, подстелив под себя плащи. Достали "сухой паек", соорудили бутерброды. Майк кромсал хлеб любимым ножом, Ари решила порезать сыр и извлекла для этой цели стилет мадемуазель Лилиан.

— Исполняешь угрозу? — спросила Инка.

— Ага, — подтвердила Ари. — Только не угрозу, а уведомление.

— А я не поняла, — вмешалась Тайка. — Чего эта женщина на тебя кидалась?

— Она на барона глаз положила, — объяснила Ари. — А может, на Мора. Хотя их там две было…

— И обе жестоко обломались, — бесстрастно сказал Дракон. — И барон тоже обломался… бедняга.

— Надо же — ни один роман во дворце не увенчался успехом! — съехидничал Гил.

— Ну почему же? — протянул Керри. — Лично я отсиживался в покоях королевы…

— Так ведь она на балу была! — удивился Мор.

— Зато ее любимая кошечка осталась в спальне, — ответил Керри. — Очень милая, белая, пушистая… мягкая…

— Выводок кис черно-бурых… — хмыкнула Ари. — Керри, а ты не слишком юн для… э-э… романов?

— Я не юный, я молодой, — с достоинством ответствовал демон.

— Слушайте, сталкеры, а давайте-ка быстрее ешьте и поедем дальше, — нервно сказала Инка. — Что-то мне не по себе стало… Того и гляди в самом деле явление возникнет…

— Уже, — вскакивая, поворачиваясь лицом к болоту и хватаясь за меч, констатировал Майк. На насыпи неизвестно откуда взялся некий тип в багровом плаще поверх черной хламиды. В руке у типа был длинный посох, увенчанный светящимся хрустальным шаром, и лицо типа кое-кому из приключенцев было нехорошо знакомо.

— Вот кто-то с горочки спустился… — глумливо протянула Тайка.

— И не кто-то, а надворный советник Курон собственной персоной, — поправил ее Гил.

— Презренные людишки! — заговорил Курон, а это действительно был он. — Вы думали, что ускользнули от меня, но я всюду найду вас, я — великий маг Курон!

— Чего-чего? Какой такой макарон? Спагетти? — нахально переспросила Ари, которая очень не любила, когда кто-то кого-то стращал, да еще столь высокопарным штилем.

— Умолкните и внемлите! — продолжал гнать волну Курон. — Я спрашиваю вас — согласны ли вы исполнить мое поручение? Велика будет награда за послушание, в противном же случае страшная смерть постигнет вас! Отвечайте!

— А чего тебе надо-то? — невежливо поинтересовался Мор, на всякий случай положив руку на эфес шпаги. — А то много вас тут таких… посылальфов.

— Я уже говорил вашим вожакам о своих намерениях. Но их жалкий разум не в силах постичь великие замыслы, поэтому я скажу прямо — я желаю, чтобы вы отдали в мои руки могущественный талисман, дабы мог я стать…

— Еще один властелин мира выискался, — вздохнул Гил. — Как они мне надоели… во всех мирах и во все времена.

— Вы отказываетесь? — грозно сверкнул очами Курон. — Так узрите же, какова участь дерзких! И устрашитесь! — и он, наставив конец посоха на Майка, произнес длинное и местами неприлично звучавшее слово.

— Чего? — обиделся Майк. — Сам дурак!

На лице Курона отразилось недоумение. Он слегка сник, повертел свой посох, потом расправил плечи, сдвинул брови, и приготовился изречь еще что-то. Но тут Барри, которому надоел этот неприятный тип, угрожавший хозяину и его друзьям, сорвался с места, подскочил к магу и толкнул его передними лапами в грудь. Курон нелепо взмахнул руками, потерял равновесие и свалился под откос в болото.

Путешественники выскочили на гребень насыпи, и тут их глазам явилась удивительная картина. Курон не тонул в болоте, как можно было закономерно предположить. Он, спеленутый по рукам и ногам какой-то белесой паутиной, был уносим по направлению к островкам десятками зеленых не то лап, не то рук, высунувшихся из трясины. Над болотом разносились ликующие голоса:

— Маг! Мага поймали! Пусть нам сделает заколдушки! Заколдушки на лягушек! Чтобы жирные были! Чтобы вкусные были! И без комаров!

— Вот тебе и ловушки… точнее, лягушки для сталкера, — сказал Гил. — Как бы нас за компанию не прихватили.

— Вас мы не возьмем, — ответил ему кто-то. — Вы не маги.

Непонятным образом удерживаясь на крутизне, на склоне насыпи стоял… трудно сказать кто. Напоминал этот персонаж не то неумело нарисованного зеленым карандашом человечка, не то лягушку в пол-человеческих роста. Мор помотал головой и пробормотал:

— Вроде не пил, а зеленые чертики мерещатся!

— Мы не черти, мы болотники, — возразил зеленый. — А я здешний главный э-ко-лог, — важно произнес он по слогам. — У нас нарушено э-ко-ло-ги-чес-кое равновесие, и восстановить его можно только магическим путем.

Приключенцы, потрясенные такой эрудицией, не знали, что сказать. А не столь образованный Керри спросил:

— Что-что у вас нарушено?

— Ну… — замялся болотник. — Лягушки съели всех комаров и сами стали дохнуть. А мы ими питаемся. Вот нам и нужны лягушки, чтобы ели все — не только комаров, но и траву, и вообще… Значит, маг требуется. Вот мы его и пригласили. А вас мы не тронем… Мы тихие. Счастливого пути!

И зеленый эколог, сделав сальто назад, исчез под пленкой ряски.

Путешественники быстренько собрались и поспешили убраться прочь — как бы болотники не решили, что им еще кто-нибудь нужен для восстановления э-ко-ло-ги-чес-кого равновесия.

На следующий день они добрались до предгорий, переночевали в чахлом лесочке и двинулись по извилистой дороге через первый перевал. Так, перевальчик. Да и дорога — как гордо ее называли местные немногочисленные жители — была вроде тропы, не сильно протоптанной. К полудню стали собираться тучи, и путешественнички забеспокоились. Тучи явно были грозовые, а пережидать грозу в палатке — удовольствие ниже среднего. А коней куда девать? Не в лесу, чай. Однако им повезло, и у самого перевала обнаружилась здоровенная пещера, обжитая, по всей видимости, поколениями путников. Едва они устроились там, как снаружи полыхнуло, громыхнуло и полилось сплошной стеной. Громыхало, впрочем, недолго, но дождь зарядил серьезный. Как минимум до утра. Посему решено было отдохнуть и заночевать в столь романтическом убежище.

В пещере было сухо и достаточно светло. Ожидание — дело скучное, и Мор предложил расписать пулю.

— У тебя что, карты есть? — удивился Гил.

— А то!

И Мор продемонстрировал потрепанную колоду. Тут же разрисовали лист в инкином блокноте и поехали. Играли на интерес. Через полтора часа выяснилось, что Мору сказочно везет. Гил еще более-менее держался, но Дракону не везло просто катастрофически. Майк опережал его ненамного, а потом и вовсе прикупил на мизере.

— Просто разбойничий вертеп, — сказала Тайка, подходя к игрокам. Композиция весьма напоминала известных охотников за завтраком. — Тут и кони, тут и карты, тут и мечи.

— Сейчас они зазвенят, — сообщил Гил, считая взятки. По условию, двое проигравших должны были подраться до пяти очков. Дракон уже поглядывал на свою катану.

Майк и Дракон скрестили мечи очень картинно — только что искры не полетели. Оба показывали класс фехтования, но при этом помнили, что в руках у них боевое оружие, а головы не защищены. Инка наблюдала за ними, откровенно любуясь. В конце концов счет стал уже 5:3 в пользу Майка, и поединок завершился.

— Ничего, реванш за мной, — пообещал Дракон.

— Класс! Жалко, нет фотоаппарата. Представляете, картина: "Архангел Михаил поражает Дракона Михаила"? — веселилась Инка.

Тут раздался грохот и вопль, сильно смахивающий на боевой клич. Парни снова схватились за оружие, а Тайка едва не уронила гитару. На валуне возникла фигура довольно странная на вид, кто-то вроде гнома. Ростом чуть пониже Инки, но повыше Тайки, необыкновенно широкоплечий, в коричнево-красной куртке с длинным капюшоном, со щитом и секирой в руках.

— Дракон? — громко завопил он. — Выходи! Где ты?

— Ну, я Дракон, — сказал вышепоименованный персонаж, опуская катану.

Гном подозрительно осмотрел Дракона с головы до ног и спросил:

— А где это… хвост, чешуя?

— Мы сегодня так, по-простому, — вкрадчивым тоном ответствовал Дракон. Тайка закрыла лицо руками, плечи ее дергались — она смеялась. Инка едва удерживалась, чтобы не завопить от восторга.

Гном недоверчиво покрутил головой, спрыгнул с камня и осторожно направился к Дракону.

— А чего в черном?

— Так — ноблес оближ!

И величественно завернулся в плащ. Гном подозрительно осмотрел его, обошел кругом, чуть ли не понюхал. Барри предупредительно рыкнул. Наконец гном опустил свою секиру, закинул за спину щит и представился. Звали его Эйкин, что было сокращением от имени Эйкинсхьяльди. Все по очереди запутались в этом скандинавообразном имечке, кроме Керри.

Уяснив, что среди путников нет ни крылатого огнедышащего монстра, ни зловредных колдунов, Эйкин возрадовался и поведал свою историю. Говорил он многословно и цветисто, высоким штилем, иногда переходя на ритмическую прозу. Суть же была такова.

Будучи последним в своем роду, некогда многочисленном, богатом и могущественном, Эйкин желал вернуть своему имени прежний блеск. Тут еще случилось ему узнать, что своим процветанием его род был обязан некоему талисману под названием Золотой Змей. Его добыл Ангерхард Железнобокий, прапрапра… прадед Эйкина. Однако некоторое время назад, когда Эйкин был еще несмышленым младенцем, Золотой Змей был утерян, и в очень краткий срок от всего богатства и мощи его рода остались три старика да он сам, немного оружия, кузница и единственная алмазоносная шахта, почти выработанная. Задавшись целью, Эйкин обнаружил, что виноват во всем был дракон — он утащил его дядюшку вместе с талисманом, а потом, дождавшись, пока опустеют родовые чертоги, пробрался в сокровищницу и опустошил ее. Тут Эйкин взъярился и принародно поклялся, что вернет родовые сокровища, а главное — Золотого Змея. А где драконы? У Владыки Черного Замка, вестимо. Вот он и пошел…

Слушая о драконьих кознях, Керри только фыркал, но вслух ничего не сказал. Поскольку гном знал Кайнатские горы и кое-что о горах, преграждавших путь к замку злобн. завоев. оч. могуч. мага, было решено принять его в попутчики. Эйкин прямо-таки просиял — он был гном компанейский и путешествовать в одиночку ему было тяжеловато.

Путь в горах был потруднее, чем на равнине и в лесу. Тропа становилась все каменистей, склоны все круче, то и дело приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Один Эйкин топал себе, закинув щит за спину, и все ему было нипочем. Даже изрядно тяжелый заплечный мешок с припасами. Когда добрались до долины Семи Ключей, Инка взмолилась:

— Народ! Давайте полдня передохнем!

Ари собралась сказать что-нибудь поехиднее насчет нытья, но Майк посмотрел на Инку, на Зайку, на саму Ари, на коснувшееся вершин гор солнце и скомандовал:

— Привал!

Обрадованная Инка вытащила пенку, бросила ее на местечко поровнее и рухнула. Потом она улеглась на бок, подперла голову рукой, и из такого положения наблюдала за установкой лагеря и приготовлением ужина. В скором времени к ней присоединилась и Зайка — в обнимку с гитарой. А после ужина, когда стемнело и были назначены караульные, вокруг костра в живописных позах разлеглись все, кроме Керри — ему выпала первая стража. Хорошо еще, что не "собачья вахта". Караулы Майк и Дракон выставляли каждую ночь неукоснительно — мало ли что. Тем более, что теперь мужиков было шестеро.

Но отойти ко сну без мини-концерта никак нельзя. Сначала Мор спел пару развеселых песенок, потом настал тайкин черед:

В тумане странный образ вдруг может появиться, Но ты, его завидев, не бойся, не беги. Проедет безобидно печальный сонный рыцарь, И конь — и конь, хромой на три ноги. Заржавленные латы готовы развалиться, Изъедены до дырок стальные сапоги. Путей не выбирая, блуждает сонный рыцарь, И конь — и конь, хромой на три ноги. Когда-то на планете о нем гремела слава, Он в честном поединке любого был сильней. Был меч его защитой для бедных и для слабых, А конь — а конь был лучшим из коней. Но вот одной колдунье приспичило влюбиться. "Уйди! — сказал ей рыцарь. — С тобой мы враги." И стал навеки сонным несчастный этот рыцарь… А конь? А конь — хромым на три ноги… Не может ни проснуться и ни остановиться, И конь его поныне все меряет шаги. Порою возникает в тумане сонный рыцарь, И конь — и конь, хромой на три ноги…

— Эх-х-х! — тяжело вздохнул кто-то совсем рядом, и из каменного нагромождения вырвался язычок пламени. Парни мигом схватились за оружие — этот жест стал у них уже рефлекторным. Но никто не спешил на них нападать.

— Может, какое природное явление? — предположила Ари.

— Это не явление, это я, — заявил глуховатый шипящий голос с явной виноватой ноткой.

Тут только путешественники разглядели, что буквально в пяти шагах от них неизвестно откуда взялась куча валунов, по форме удивительно напоминающая сказочного дракона. Куча шевельнулась — и оказалась самым настоящим драконом. Он несколько раз моргнул зеленовато светящимися глазами и сказал:

— Я, это… нечаянно.

— Дракон! — заорал Эйкин, хватаясь за секиру. — От меня не удерешь, червяк-златолюб! Выходи на бой!

— Ну чего ты орешь? — удивился дракон. — Я же только песни послушать…

— А потом скушать? — не унимался гном. — Бей его, ребята! Крылья руби, а то улетит!

— Вот еще! — недовольно сказал Дракон. — Он ведь на нас не нападает.

— И вообще, я редкое существо, геральдическое, — проворчал дракон.

— А на Востоке драконов считают мудрыми животными, — добавил Дракон Михаил, засовывая катану в ножны, — и поклоняются им.

— Сам ты животное! — фыркнул дракон, испустив из ноздрей две струйки дыма. — Думаешь, я маленький, так дразниться можно, да?

— Ничего себе — маленький! — удивилась Тайка. — А какой же тогда — большой?

— Большо-ой… — протянул дракончик. — Это такой… золотистый, с большими крыльями… — Сам-то он был совершенно черным, с матовой чешуей. Крылья, впрочем, наличествовали и были сложены по бокам.

— А как это ты подобрался к нам втихаря? — подозрительно поинтересовался Гил. — Керри! Ты что, заснул?

— Так это же дракон! — удивился Керри.

— Да хоть Папа Римский! — рявкнул Майк. — Обязан был задержать и доложить!

— Папу Римского я бы все равно задержать не смог, — возразил Керри. — Свят больно. А откуда ж я знал, что вы драконов боитесь? Ну, живет он тут, живет.

— И вовсе не тут, — обиделся дракон. — Я путешествую.

Далее дракон поведал свою историю. Жил он себе не тужил с дедушкой и отцом в горах на западе ("В Этранских горах," вставил Керри). Дедушка был очень старым и знаменитым драконьим мудрецом. Папа часто куда-то улетал по делам — он был дракон боевой, знался с рыцарями. ("Дрался, наверное?" — предположил Гил. — "Нет, зачем же? Оно, конечно, не без дураков, а только нормальный рыцарь с драконом драться не станет," — сказал Керри.) Однажды папа полетел к своим рыцарям с красивой чашей, как он делал каждый год на какой-то их праздник. Вернулся он весь израненный и, едва добравшись до пещеры, умер. Тогда дедушка поколдовал немножко и собрался в путь. На прощанье он наказал внуку стеречь ту чашу пуще глаза и улетел. А полетел он мстить за сына — то есть за дракончикова отца — которого, оказывается, убил некий могущественный маг.

Тут Инка насторожилась — запахло жареным. Судя по всему, злодею нужна была именно та самая чаша. Убить же дракона было делом нелегким. Однако дедушка не вернулся, и дракончик был твердо уверен, что маг убил и его. Погоревав, он вылез из родовой пещеры и отправился мстить, потому что месть для драконов — дело святое.

— Мне, вообще-то, полагалось еще вырасти и имя получить, — признался дракончик. — Но только ни дедушки, ни папы нет, а кроме них дать имя может только наставник… или соратник.

— Так тебя что, и не зовут никак? — участливо спросила Тайка.

— Ну почему же? Можете звать меня Угольком.

Покончив с процедурой знакомства, Уголек продемонстрировал свою чашу. Это была великолепная вещь. Широкогорлая золотая чаша на ножке, украшенная рубинами и сапфирами, была подлинным шедевром ювелирного искусства. От нее невозможно было оторвать взгляд, она притягивала к себе, манила. Из нее в руки словно бы истекала сила. Неудивительно, что нашлись охотники прибрать ее к рукам.

10. Над цепью кордильерных снежных гор… или Ну и Тху на него!

…А потом пришел лесник, и выгнал из леса и белых, и красных…

известный анекдот Ты пьешь вино у нашего костра, Ты ешь наш хлеб и платишь доброй песней… Сэнта Майк-архангел во броне На лихом сидит коне, В руце держит копие, Тычет змея в… фольклор Наш эскадрон гусар летучих… Д.Давыдов

Чистым желтым пузиком по грязному асфальту…

из анекдота

[В этой адвентюре наши герои сначала идут лесом, потом напрямик, а потом Майк пытается повторить подвиг Хумы, в то время как остальные рассуждают о тонкостях воздушного боя…]

— В лесу нам делать нечего, мы обойдем его по этой дороге, — пояснял дальнейший маршрут Майк. — И она как раз выведет нас к горам. В предгорьях мы сегодня и заночуем. До заката еще часа четыре, как раз…

Дальнейшие его слова были заглушены отвратительным кваканьем, донесшимся откуда-то сверху. Над головами путников мелькнула тень, и два огненных шара почти одновременно лопнули впереди и слева — не причинив, впрочем, никакого вреда. Но лошади, испуганно всхрапнув, остановились, а инкина кобыла Мевисен осела на задние ноги. Все задрали головы к небу. Над близкой опушкой леса делала разворот странная летучая тварь. Размерами она был раза в полтора побольше Уголька, но напоминала скорее птеродактиля из учебника зоологии бесперая шкура ее отливала зеленью и даже, кажется, была пупырчатой. Из зубастой пасти вырывалось насмешливое кваканье. На спине твари величественно восседал до отвращения знакомый тип. Багряный плащ его развевался за спиной, открывая традиционную черную хламиду, глаза горели злобным торжеством, соперничая с блеском кристалла в магическом посохе.

— А вот и великий маг Курон! Чует мое сердце, до предгорий нам сегодня не добраться, — мрачно предрек Дракон.

— Явился — ряской не покрылся. Да еще на какой-то назгульской птичке, — поддержала его Ари.

То ли болотникам не понравились Куроновы заколдушки на лягушек, и они его выпнули, то ли он как-то сам оттуда выбрался, но господин надворный советник собственной персоной сейчас кружил над головами отряда, изготовясь свершить новую гадость.

— А вот интересно, — сказала Инка. — Он эту гадину из лягушки, что ли, вывел?

— Квакает, — протянула Ари. — И когда только успел?

— И файрболами фигачит, гад! — возмутился Майк. — Эх, баллисту бы!

— И зенитный пулемет заодно, — поддел Гил.

Он неторопливо спешился, наложил стрелу на тетиву и стал выцеливать птеродактиля. Вжик!

— Попал?

Не отвечая, Гил выстрелил еще пару раз и разочарованно опустил лук.

— Не берут его стрелы, черта летучего. Вон, я ему по брюху попал, а ему хоть бы хны. В бронежилете он, что ли?

— Тогда огородами, — предложил Дракон. — То есть по лесу.

— Опять по подлеску продираться! — возопила Инка. — И пешком!

— Скажи спасибо, что хоть на себе ничего нести не надо, — Майк спрыгнул с седла и скомандовал: — Пошли!

Уголек сложил крылья поплотнее и понуро потащился следом, быстро переставляя лапы и держа хвост на весу.

— Опять извиваться, — бормотал он про себя. — Как паршивая древесная ящерица, как безногая змея, ползти по этим гадким пням… И крылья затекают…

Эйкин, бодро топавший позади него, только сочувственно вздыхал, поскольку ничем помочь не мог.

— И лягушки опять, мокрые и холодные… — сетовал не переставая Уголек.

Переглянувшись, Ари с Драконом затянули уныло-гнусавыми голосами:

— Мужи-ик, а мужи-ик! Жа-арко! Лапы вя-азнут! Хвост волочится! Чистым желтым пу-узиком по мокрой земле-е! Мужи-ик, поехали на автобусе!

— А он в автобус не влезет! — съязвил Керри, который, в отличие от Уголька, знал, что автобус совсем не похож на сарай.

Лес действительно был чрезвычайно противный — ну просто как лягушка, скакнувшая за шиворот. Кругом мох, высохшие мелкие осинки, какие-то наросты на стволах деревьев, гниющие поваленные стволы. Ни травинки, ни кустика.

— Хорошо, что дождя нет, — высказалась Тайка. Остальные промолчали. С каждым шагом идти становилось все труднее. К тому же темнело. Даже Керри с его "кошачьим чутьем" и Ари, обычно хорошо ориентировавшаяся в любой местности, потеряли направление в этом мерзком лесу — главным образом из-за того, что путники постоянно петляли, выискивая где посуше. Наконец Уголек начал увязать по-настоящему.

— Все, привал, — скомандовал Майк, когда они выбрались на более-менее сухую полянку. — Дальше идти по темноте нет смысла. Попробуем соорудить костерчик.

Сушняк, в изобилии валявшийся кругом, потерял всякое право так называться. Вокруг во множестве зудели комары и Ари, отмахиваясь от них, сказала с остервенением:

— Ну и… камарилья!

— Что-что? — заинтересовался Керри.

— Эскадрилья комаров! — злобно и не менее непонятно пояснила Ари. — Где там наш костер?

Эйкин, на которого возлагалась почетная миссия разжечь огонь, долго бранился, пытаясь поджечь хотя бы одну хворостинку, а потом стал уговаривать Уголька дохнуть на кучу топлива:

— Ну что у тебя, огня убудет? Сыро ведь!

Уголек поломался, набивая цену своим услугам, потом таки дохнул. Сразу стало как-то уютней, Керри пнули за водой — пусть хоть какую-то пользу приносит. Вернувшись, он известил:

— Вот, целое ведро пользы принес!

В недолгом времени вода закипела, чаек заварился, и народ, рассевшись рядком вдоль Уголька, приготовился вкушать горячий чай с кайфом. И тут Барри и Уголек одновременно подняли головы.

— Там… — сказал Уголек, всматриваясь в темноту по ту сторону костра. Барри подтвердил:

— Р-р-р-гав!

— Не двигаться! — раздалось оттуда.

— Это еще чего? — спросил Гил.

В землю у самого костра воткнулась стрела, вылетевшая из темноты, задрожала и вспыхнула от жара близкого пламени.

— Мы вас видим, а вы нас — нет, — произнес голос из темноты. — Кто вы такие и зачем пришли в земли вельтов?

— Куда-куда? — переспросил Мор. — Мы думали, здесь просто болото.

В темноте засмеялись, потом другой голос разъяснил, что здесь Пограничье, рубежные земли княжества вельтов, и капитан Пограничной Стражи Торн желает знать, кто лезет через оную границу и какие демоны занесли их в это болото. Керри оскорбился:

— Неправда! Все шли сами!

После чего в беседу вступил Майк, который назвался и разъяснил, что доблестные Стражи видят перед собой мирных путников, которые никак не покушались на неприкосновенность границ вельтов, а по болотам пробираются, чтобы сбить со следа погоню. В темноте помолчали — как подозревала Инка, считали количество единиц оружия "мирных путников". Наверное, оно не выходило за рамки "мирности", потому что следом прозвучало предложение пройти и разобраться.

— Повинтили, однако, — сказал Мор.

— Знаете что, господа, я сегодня с места больше не сойду, — заявила Инка. — Может, завтра с утра?..

Остальных тоже не прельщала перспектива тащиться куда-то по темноте и по болоту, да еще неизвестно, какой прием их там ждет.

— Не бойтесь, если вы действительно мирные путники, то в нашем стане вам ничто не грозит. И переночевать там сможете под крышей.

— А чай? — жалобно спросила Тайка. — Что ж его теперь выливать?

— И в самом деле, ребята, — сказал Гил, — дали бы вы нам спокойно чаек допить, да сами тоже присоединились бы. А там поглядим.

В кустах произошло шевеление и шорохи, и на свет белый точнее, оранжевый — вышел человек. Это, несомненно, был капитан Торн — внешность его соответствовала слышанному голосу. Был он невысок почти на голову ниже Майка, но для него вполне подходило определение "шкафчик" — на "шкаф" он все-таки не тянул. Одет ночной визитер был под цвет растительности — в зеленое с коричневым, и лицо его было закрыто маской такой же расцветки. Не доходя до костра, Торн демонстративно спустил тетиву своего лука, затем скинул капюшон и стащил маску.

Гостю поднесли кружку крепкого чая. Все пили молча, поглядывая друг на друга поверх кружек. Оставшиеся в кущах Стражи перемещались бесшумно, но их местонахождение было легко проследить по направлению носа Барри. Уголек же с момента появления гостей прикинулся кучей валунов и даже прикрыл глаза, чтобы не отсвечивать. Допив чай и загасив как следует костер, приключенцы собрали манатки и отправились в неизвестном направлении следом за вышеописанным Торном.

Поселение вельтов можно было смело назвать городищем. Оно представляло собой несколько каменных зданий и множество деревянных построек, окруженных земляным валом и солидным частоколом со сторожевыми башнями. Главным зданием, несомненно, был длинный зал, куда после некоторых формальностей провели наших героев. У входа им было предложено оставить оружие. Переглянувшись, они подчинились. Во-первых, против такого количества профессиональных воинов у них все равно не было шанса. А во-вторых — правило Прогрессоров, не будем забывать!

В городище было полно собак — овчарок и здоровенных волкодавов. Они расхаживали по двору и залу совершенно свободно, и никто их не гонял. Похоже было, что вельты относились к ним чуть ли не как к равным. Надменные волкодавы в наборных ошейниках насторожились было при виде Барри, но удостоверившись, что он пришел с хозяином и на чужую территорию не посягает, вернулись к обычным занятиям.

Как ведется в старых сказках, их сперва накормили-напоили, а потом стали расспрашивать. Ради соблюдения некоторой секретности беседа проходила в отгороженном углу зала. Главным здесь был невысокий краснолицый человек по имени Руэн — он, как следовало из подхваченных обрывков разговоров, был старшим братом капитана Торна. Кстати, отцом им был вельтский король (или, по-здешнему, рикс) Аллиан Серебряная Рука. Общими у братьев были только рост и манера двигаться. Торн был весьма хорош собой — Руэн был просто некрасив. Коротко стриженые волосы Торна были черными и прямыми, а каштановые Руэна вились колечками. Рядом с братьями сидела женщина в синем плаще. Внешностью она довольно сильно отличалась от вельтов — те были вполне себе европеоиды с прямыми носами, хотя и темноволосые. У нее были высокие скулы и немного раскосые глаза, иссиня-черные вьющиеся волосы выбивались из-под расшитой повязки с височными кольцами, а кожа была цвета бронзы. Словом, в представлении наших путешественников такой внешностью вполне могла обладать какая-нибудь Кончаковна, дочь степей. Впечатление усиливал чеканный серебряный браслет на левой руке — с тремя перстнями и узорной пластиной на цепочках. В остальном она была одета вполне по-вельтски.

Разговор проходил в обстановке взаимного недоверия — хотя так никогда не пишут в газетных репортажах. По духу эта беседа сильно напоминала небезызвестный разговор Фарамира с Фродо, разве что народу с каждой стороны было больше. Вельты упорно пытались вызнать у путников, куда и с какой целью те направляются, а также определить их этническую и политическую принадлежность. Приключенцы столь же упорно уклонялись и увиливали от прямых ответов, попутно стараясь выяснить, на чьей стороне сами-то хозяева.

— Если вы направляетесь к горам, то почему вы идете не по дороге? — подозрительно спросил Торн. — По лесу гораздо дольше.

— Мы… нам нужно было оторваться от погони, — ответил Майк.

— Наши дозорные не видели в лесу никого. Если за вами кто-то гнался, то где же он?

— Наверное, улетел, — хмыкнул Мор.

— Как это — улетел? — не поверил Руэн. — За вами гналась птица?

— Ага, птичка такая маленькая — Курон Вульгарис, — высказалась Инка.

Вельты странно переглянулись, а Майк и Гил одновременно ткнули Инку локтями в бока. После недолгой паузы Торн спросил:

— Курон, значит? А ну-ка, поподробнее.

По его тону было понятно, что Курона здесь не любят.

Гил красочно расписал появление Курона в небесах верхом на птеродактиле и свои безуспешные попытки расстрелять оного птеродактиля из лука. После этого рассказа атмосфера заметно потеплела. Потом вельты поинтересовались, чем приключенцы так насолили Курону. В ответ последовал рассказ о побеге из аквитанской тюрьмы — без колдовских подробностей, впрочем. Излагала сию повесть Инка, и в ее изложении вышло нечто похожее на рассказ о побеге герцога Бофора из Венсеннского замка. Соотношение с реальными событиями было примерно такое же, как в романах господина Дюма. Впрочем, Инка ухитрилась не запутаться в мелочах и не приврать без необходимости, поэтому получилось довольно правдоподобно. По крайней мере, вельты поверили. Или сделали вид, что поверили — Инку сильно смущал непроницаемый вид Рионах, той самой женщины в синем бардовском плаще, со скифской внешностью. Утешало одно — Руэн и Торн не догадались расспросить невольных гостей по отдельности каждого. Уж тогда-то точно выплыли бы на свет многочисленные нестыковки, потому что наши герои так и не догадались до сих пор договориться о дезинформационной версии, и теперь с интересом узнавали о собственных подвигах.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что Курон нагадил и здесь: пытался развязать войну с антами, рылся в курганах, искал там чего-то, был застукан на месте и с позором выпнут.

— А что за курганы? — поинтересовалась Тайка.

В ответ последовал вдохновенный монолог Руэна об истории вельтского народа, о "восстановлении памяти", которой он занимался, о поисках наследия предков…

— Ведь раньше эта страна была процветающей, люди владели забытыми ныне знаниями и умениями, — рассказывал он. — Представляете, в одном кургане мы нашли древнее итилийское серебро!

— Этелийское? — недоверчиво переспросил Эйкин. — Откуда?

— Да нет, итилийское, — ответил Руэн. — Раньше эта страна называлась Итилия.

— А-а… — протянул гном. — А наше древнее царство находилось в Этелийской долине. Там выплавляли колдовское серебро. А потом появились драконы…

И тут послышался оглушительный треск. На совесть сделанные ворота — не всякий таран возьмет — выгнулись внутрь и рухнули. Волна горячего воздуха прокатилась по городищу. И во двор вполз дракон чудовище из легенд и сказок во плоти и облаке дыма. Все дружно бросились наружу, соблюдая порядок и спокойствие. Через каких-то полторы минуты перед воротами выстроилась шеренга стрелков и щитоносцев с длинными копьями. Следом за хозяевами выскочили и наши герои.

— Немедленно отпустите моих друзей, вы, жалкие ночные шпионы! — раздался шипящий голос. Дым окутал весь двор.

— Явился! — воскликнул Гил. — Нашел время!

Инка и Эйкин со всех ног кинулись к Угольку — убеждать его, что их вовсе не взяли в плен и ничего такого с ними не произошло. Уголек подозрительно оглядел выстроившихся в боевой порядок вельтов строй, ощетинившийся копьями и самострелами, рвущихся в бой псов. Потом хмуро спросил:

— А чего это они… с оружием? Я ведь пока никого не трогал!

Из строя вельтов вышел Торн. Не спеша, но и не выказывая страха, он подошел к приключенцам, стоящим рядом с драконом.

— Это ваш дракон? — сказал он, делая ударение на слове "ваш".

Уголек зашипел, как рассерженный кот, и тоном старого склочника ответил:

— Я ничей дракон. Я — свой. А это — мои друзья!

Торн обошел вокруг дракона, оглядывая его с целью оценки боевых качеств. Уголек недоверчиво следил за ним.

— А ворота зачем вынес? — строго спросил Торн, останавливаясь прямо перед мордой дракона.

— Так они закрыты были, — невинным тоном ответил Уголек. — Если б открыты, я бы просто вошел и поинтересовался…

Напряженная обстановка разрядилась хохотом. Смеялись все. Просмеявшись, Торн сказал:

— Ну, раз ты уже вошел и поинтересовался, то не продолжить ли нам нашу беседу?

Все возвратились к делам, прерванным нежданным вторжением. Уголька в наказание за разгром приставили стеречь то, что осталось от ворот. Он свернулся в проломе, подобрав крылья и хвост, и уставился в темноту снаружи, время от времени любопытно косясь на происходящее внутри городища и на собак, которые бродили, не приближаясь к нему вплотную. Наши друзья вернулись в разговорный закуток.

Правда, Мор ухитрился до него не дойти и остаться в зале. Да и допроса больше не вышло. Рионах явно хотела бы поговорить не с Инкой, которая врала с искренним вдохновением, не с изобретательным на дезу Гилом или хитроумным Майком, а с Тайкой или, допустим, с Ари. Но приключенцы вовремя это заметили и пресекли. Тем более что Тайка уже с большим интересом прислушивалась к доносившейся из зала песне. Красивый женский голос пел:

Не избыть несчастья мне Милый мой уехал. На серебряном коне За неверным эхом. Я его ждала-ждала, Очи проглядела, Угли все пожгла дотла, Хлеб до крошки съела. Дом мой пуст и одинок, Где ты, миленький дружок, Воротись к своей Элейне, Вновь ступи через порог! Никого — в ответ лишь ветер Дунул и затих. Милый странствует по свету, Он в краях чужих. Свечку белую зажгу. Чтоб спалить свою тоску. И поставлю на окошко Плакать больше не могу. Дом замкну я на замок, Чтоб никто войти не смог, И сама уйду бродяжить Без путей и без дорог.

В наступившей тишине было слышно, как звякнула гитара, и голос Мора произнес:

— Ну ладно, чего уж там!

Он немного позвенел струнами, подстраивая их — что поделать, деревяшка она и есть деревяшка, даже с волшебными серебряными струнами. Инке с ее места было хорошо видно, как Мор по обыкновению воздел очи горе, как будто на закопченных потолочных балках была написана та самая первая строка, которую он забыл. Но уж в этой песне он ни слова не забыл.

Когда златые дерева Обнимет юная листва, Когда поднимется трава Среди камней, Когда восход моей звезды Окрасит небо золотым, Когда истает ночь, как дым, Приди ко мне. Приди ко мне через тьму и мрак востока, Приди ко мне через бездну лиг, через пропасть лет, Приди ко мне… Когда слезой падет роса, И, родственна твоим глазам, Лазурь очистит небеса От злых теней, Когда разбудит чащу рог, И в ножнах запоет клинок, И новым битвам грянет срок Приди ко мне.

А через некоторое время Руэн, Торн и Рионах заняли свои места во главе длинного стола, пришельцев усадили на почетные места и последовало нечто вроде посиделок. Разумеется, Майк, Дракон и Гил сразу же ввязались в специфически военные разговоры, Ари ухитрилась выцепить кого-то из Руэновых "археологов" и расспрашивала его о стиле и технологии создания итилийских "фенечек", рисуя что-то кончиком стилета прямо на столе, а Тайка уселась поближе к Мору и извлекла из футляра флейту.

Но первой — видимо, по обычаю — взялась за арфу Рионах. У нее был резковатый, не очень сильный голос, но все недостатки искупала искренность исполнения. Нет, жена Руэна недаром носила синий плащ!

Поднимем чаши за тех, кто чаш уже не поднимет, Поднимем чаши за тех, кто чашу испил до дна, Поднимем чаши за тех, кого сия чаша минет, Но прежде всего — за тех, кого не минет она. Поднимем чаши за тех, кто славы не убоялся, Поднимем чаши за тех, кто силу имел любить, Поднимем чаши за тех, кто смерти в лицо смеялся, Но прежде всего — за тех, кто не боялся жить. Поднимем чаши за то, чтоб жалость в нас не остыла, Поднимем чаши за то, чтоб мы умели щадить, Но прежде всего — за то, чтоб мы ничего не забыли И не могли простить того, что нельзя простить. Поднимем чаши за честь и доблесть недругов наших. Поднимем чаши за то, что, если пробьет наш час, Пусть кто-нибудь и за нас поднимет полную чашу, И нас добром помянет, и выпьет до дна за нас.

Видать, у вельтов не было обычая пить круговую чашу, но когда замолк последний аккорд, все выпили. После минутного молчания Рионах обратилась к темноволосой девушке в таком же синем плаще, сидевшей рядом с ней:

— Спой нам, Элейн-Кейлин!

Давно ли цвел зеленый дол И лес шелестел листвой, И каждый лист был свеж и чист От влаги дождевой?

Это она пела ту печальную и простую песенку. Странная, неаквитанского вида лютня пела под ее тонкими пальцами, и Тайка не выдержала и поднесла к губам флейту.

Где теперь этот рай? Лесная глушь мертва. Но скоро май придет в наш край И зашумит листва.

Здесь вступил глубокий мужской голос — Руэн!

Но ни весной, ни в летний зной С себя мне не стряхнуть Тяжелый след прошедших лет, Печаль и седину.

Два голоса, чистый и сильный женский и чуть хрипловатый мужской, сливались в чарующе простой мелодии.

Под старость краток день, И ночь без сна длинна. Но дважды в год к нам не придет Счастливая весна.

За песнями печальными последовали более веселые. Руэн и Торн сели поближе друг к другу и после первых же двух строк к ним присоединилась чуть ли не вся вельтская дружина:

Мы косари, и славен будь наш труд! Где мы прошли, остались у дороги Те кузницы, где косы нам куют, Те травы, что упали нам под ноги. И мы пришли напиться из ручья И смыть его водою капли пота. И радостная песня соловья Нам лучшая награда за работу! Звени, коса, пока роса! Пока синеют небеса! Затянем туже пояса Звени без устали, коса! Но если грянет колокол в ночи, И вороны слетят на наше поле, Мы переплавим косы на мечи, И те, кто к нам пришел, узнают горе. Окончив бой, напьемся из ручья, Его водою смоем капли крови, И радостная песня соловья Нам утешеньем будь за слезы вдовьи. Покуда наши травы высоки, Покуда наши души не на воле, Звени, коса, на поле у реки, Звени, коса, пока роса на поле!

Уже довольно поздно ночью Гил, которому не спалось, вышел подышать свежим воздухом. На крыльце он заметил фигуру, притаившуюся у стены.

— Тьфу, напугал! — полушепотом воскликнула Инка.

— А ты чего здесь делаешь?

— Наблюдаю. Эта Рионах просекла, что мы главное скрыли. А она друид, чует мое сердце. Так она сейчас пошла вон туда, — и Инка указала на проход между стеной и длинным домом.

— Пойти, что ли, посмотреть? — задумчиво сказал Гил.

— А давай!

Там оказалось что-то вроде святилища. Двери были открыты, и на утоптанную землю ложился отблеск огня. Против света силуэт Рионах казался вырезанным из ночной тени. Она стояла лицом к огню и что-то держала в руках. Инке показалось, что в святилище есть еще кто-то, но она ничего толком не разглядела. Рионах тихо запела:

В чреве серого дня заворочался гром Слишком пошлый реквием после боя. Что ты делаешь здесь с одиноким мечом? Ты исполнил свой долг — уходи же, воин. Здесь ни жизни, ни смерти, ни мира, ни битв. Ни великих врагов, ни великих героев. Здесь никто не услышит твоих молитв Боги бросили нас. Уходи же, воин. Лай бешеных псов, вой черных волков, Слаще смеха гиен и шакальего воя. Ты чужой на пиру довольных скотов, Что остались в живых — уходи же, воин. Стала грязью кровь, стала гнилью вода, А глазницы душ забиты золою. Но пока в небесах хоть одна есть звезда, Этот мир еще жив. Уходи же, воин. Знаю, трудно бросать тех, с кем был ты в боях. Знаю, стоит один много меньше, чем двое. Но последняя битва здесь только моя. Ты не выстоишь в ней. Уходи же, воин.

Она подняла над головой руки, блеснул металл, и огонь разом угас. Пристыженные, словно подсмотрели что-то чужое и очень личное, Инка и Гил тихонько вернулись обратно. Рассказывать об этом не стоило, потому что кому же понравится, что чужаки увидели запретный обряд. А в том, что это был обряд, Гил и Инка не сомневались.

Высоко в небе сияла Вега. Вся земля была объята сном, и только часовые на стенах вглядывались во тьму. В проеме ворот чернел силуэт спящего без задних ног Уголька, который сладко посапывал во сне и иногда выпускал струйку-другую пара из рдеющих ноздрей.

Над городищем витало облако снов. Принцу Руэну снилась диадема работы древних итилийских мастеров, которую он непременно найдет в обнаруженном вчера кургане. Торну снилась пограничная стычка с антами, которая случилась в прошлом году, только у всех антов были почему-то под седлом пупырчатые твари вроде ящериц. Майку снился меч — обнаженный клинок лежал на каменном алтаре. Дракон (Мишка, а не Уголек) во сне летел, расправив крылья, над землей, догонял электричку и приземлялся прямо на платформу. Инка читала толстую книгу, в которой было написано что-то очень важное, и страшно боялась забыть прочитанное, когда проснется. Зайка так закуталась в свой спальник, что ни один сон не сумел до нее добраться. Мору снилось, что он сидит за столом, перед ним стоит кувшин доброго эля, а рядом сидит почему-то его собственная гитара и укоризненно качает грифом. Элейн-Кейлин… а не все ли вам равно, кто там садился на белого коня в ее снах?

На рассвете Гил растолкал Дракона, и вдвоем они плескались у колодца, когда к ним подобрался Уголек и жалобным полушепотом сказал:

— Я есть хочу!

— Так, — Дракон сощурился. — И чем тебя кормить?

— Мя-ясом, — облизнулся Уголек. — Барашка бы…

— Что ж ты сразу не сказал? — укорил его Гил. Правду сказать, никто из приключенцев до сих пор не подумал о прокормлении дракончика, и теперь Гилу было очень неловко.

— А я раньше не хотел. Мы редко едим, — виновато сказал Уголек.

— Ладно, что-нибудь придумаем, — утешил его Гил.

Когда Торн понял, в чем дело, его разобрал смех. Отсмеявшись, он подозвал одного из своих воинов и приказал привести из свинарника боровка пожирнее. Когда же Инка попыталась вручить ему деньги, он ее просто не понял. Рионах взяла с ее ладони серебряную монету, внимательно рассмотрела, потом спрятала к себе в поясную сумку, а остальное велела убрать.

На совесть откормленного кабанчика Уголек утащил в самый дальний угол и уселся там завтракать в окружении здешних собак. Надо так понимать, что и им чего-то перепало. По крайней мере Барри был сыт и доволен.

Чуть попозже Торн с непроницаемым видом сообщил приключенцам, что, посовещавшись со знающими людьми — Гил и Майк покосились на Рионах — он решил отпустить их идти своей дорогой. Более того, им дадут подробную карту и кое-что еще. Это было уже совсем неожиданно. Торн ни словом не упомянул вынесенные Угольком ворота и прочий ущерб. Потом вперед вышла Рионах, остановилась перед Майком и сказала:

— Прими на прощанье дар. Древнее то оружие и священное. Тому, кто идет сражаться со злом, оно не откажет в помощи.

Откуда-то в руках ее оказалось копье вроде кавалерийской пики, с сияющим наконечником, украшенным самоцветами. Майк с несколько растерянным видом принял оружие и изобразил нечто вроде поклона, на некоторое время потеряв дар речи. Благодарственное слово сказал за него Гил, опознавший в копье тот самый предмет, который Рионах заклинала накануне. Потом Руэн протянул Дракону на совесть сработанный боевой ошейник с серебряными пластинами:

— Это для твоего пса, — сказал он.

— Благодарю, — ответил учтивый Дракон. — Но нечем мне отдарить.

Руэн махнул рукой — не о чем, мол, говорить. Сами ведь силой привели в гости — надобно и вознаградить за беспокойство.

Ари приметила, что Мор скрепил свой плащ новой пряжкой серебряной, с изящным причудливым узором, вроде как на украшениях вельтов. Не иначе, за песни подарили. Ари не сомневалась, что подарок был из женских рук — и здесь поклонницы завелись!

В обычае вельтов было провожать гостей песней. Элейн принесла арфу Рионах, и от первых же аккордов забились сердца, загорелись глаза воинов, ибо то была предбитвенная песнь хунну, кочевников Вечной Степи, от которых вела род Рионах:

Эй, мечи точите на камне! Пейте кровь из священной чаши! Злобным духом факела пламя На клинке обнаженном пляшет. Гарью дышит бешеный ветер, На холмах раздувая огни. В мир несутся посланники смерти, Волк и Ворон — звери Войны. Эй, вокруг костра пляшите, Как невест, клинки ласкайте! Мы родились для пляски битвы, Мы родились для песен стали. Мы не знаем иной молитвы, Нам не надо богов иных, Чем рожденные чревом битвы Волк и Ворон — звери Войны. Наши знаки — Огонь и Полночь. Наше знамя — пожара пламя. Мы бросаемся в битву с воем Мы воители Волчьей Стаи. Нет судьбы для воина выше, Чем в сраженье окончить дни. Пусть же наше слово услышат Волк и Ворон — звери Войны! Мы пойдем на врагов как ветер, Мы пройдем через них как пламя! Кровь на льду не изменит цвета, Сталь в крови останется сталью Так своей не изменят клятве Сыновья Багровой Луны, Так своим не изменят братьям Волк и Ворон — звери Войны. Так пируй же сегодня, воин! Завтра наше настанет время! Завтра крови напьется Ворон, Завтра волчье пирует племя! Если в пламени погребальном Ты уйдешь в чертоги Луны Пусть восславят тебя на кургане Волк и Ворон — звери Войны!

По правде говоря, Майк был невысокого мнения о своих музыкальных способностях, но петь тем не менее любил, хотя и не злоупотреблял. Разве что так, за компанию. Вот и теперь он взял гитару у поморщившейся Тайки не ради того, чтобы блеснуть. Просто нужно было что-то сказать на прощание, а говорить такое Майк не то чтобы не умел — просто в наше время никто не знает, как и что говорить при расставании, да и когда кто знал? И то слава богу, что иногда можно просто спеть.

И как всегда, на первой же строке Майк споткнулся, но героически начал снова:

Налейте на прощанье чашу мне! Я не оставлю ни глотка на дне. В далекую дорогу, по которой нет возврата, Я отправляюсь на лихом коне. Пусть черный волк у стремени бежит, Пусть черный ворон за плечом летит, Серебряной подковой в небесах веселый месяц Удачу обещая мне, горит. Мой меч не заржавеет не стене! Судьба еще подарит битвы мне. Как знамя, разметал по небесам полынный ветер Закат в кроваво-яростном огне. Примчится смерть на черном скакуне И, как сестра, протянет руку мне. Холодный лунный луч дорогой упадет под ноги И в небеса мы повернем коней. Налейте на прощанье чашу мне! Я не оставлю ни глотка на дне. В далекую дорогу, по которой нет возврата, Я отправляюсь на лихом коне.

В последний раз поднялись полные чаши, в последний раз встретились взгляды, сказаны были последние слова. И все — скрылось из виду вельтское городище, пограничная застава. Вперед, навстречу судьбе!

* * *

Несколько дней спустя путники достигли предгорий Кайната. Впереди был еще долгий путь, и Майк счел, что недурно было бы разведать обстановку. Тем более, что в стороне было какое-то поселение. Туда отправили Мора (певцу всюду дорога открыта), Ари (пусть посмотрит зорким оком) и Керри (на всякий случай).

Остальные расположились в тени небольшой березовой рощицы. Тайка что-то наигрывала на гитаре. С тех пор, как она обрела вечносеребряные струны, гитару свою она нежно обожала и носилась с ней, как курица с яйцом. Гил разлегся на травке и любовался облаками.

Внезапно он издал странный какой-то возглас и вскочил.

— Опять Курон летит, братцы! — сообщил он. Действительно, в небе показалась зеленая тварь, тот самый птеродактиль, на спине которого сидел некто в черно-багровых одеждах.

— А надоел он мне! — сказал Дракон. — Летает тут и летает.

— Высоко, — с сожалением сказал Гил. — Не достану. Да и не берет этого паршивца стрела.

— А если копьем? — спросила Инка.

— Кидать ты будешь?

— Да зачем кидать, когда у нас дракон есть. Уголек, давай попробуй, а?

Уголек задумчиво выгнул шею, посмотрел на кружащегося в вышине птеродактиля и вздохнул. Из ноздрей вырвался язычок пламени.

— Он огненными шарами кидаться станет, — сообщил он. — Я пока еще к нему подберусь…

— И не надо! — воскликнул Майк, единственный во всей компании умевший обращаться с таким копьем. — Сделаем так: ты взлетишь повыше, пройдешь точно над ним, медленно, насколько сможешь, а я метну в него копье.

Майк показал жестами, как это будет, и Уголек согласно кивнул. Майк схватил копье и уже собрался забраться на спину дракона, как вдруг Уголек сообразил.

— Доспех сними. Он тяжелый.

— О, черт!

Майк стал спешно разоблачаться, Гил и Тайка бросились ему помогать и усердно мешали друг другу, пока Гил не шуганул ее. Уголька можно было понять — "ибо тяжел был покойный воитель Боромир", да и доспех его весил немало. В одной рубахе и джинсах, с копьем в руках, Майк выглядел весьма живописно. Уголек приподнялся, развернул полыхнувшие золотом крылья, с натугой подпрыгнул и стал набирать высоту. Птеродактиль противно квакнул и чуть снизился. Его хозяин совершенно не опасался маленького дракона, и не сразу заметил, что на спине у того восседает воин с хорошим копьем. Уголек тем временем плавно развернулся и набрал высоту.

— Грамотно идет, — сказал Гил, прикрывая глаза ладонью.

Уголек заходил на птеродактиля со стороны солнца, замедляя ход. Белая фигурка у него на спине примерилась и метнула копье с ослепительно блестящим наконечником. Копье попало твари в шею, и она нелепо забила крыльями, пытаясь выровняться, но свалила на крыло и стала снижаться. Уголек сделал плавный разворот и тоже пошел вниз — как-то слишком быстро и неровно. Над самой землей он выровнялся и тут же плюхнулся на пузо, забив крыльями и отчаянно тормозя хвостом. Майк не удержался на его спине и кубарем скатился наземь. Уголек пропахал здоровенную борозду и замер, распластавшись по земле.

— Уголек! — заорала Тайка, кидаясь к дракону. — Уголек, что с тобой?

Эйкин бросился следом, бормоча про себя:

— Да неужто ранили тебя, бедного? Уголек, а Уголек? Ты чего?

— Устал я, — приоткрыв один глаз, сказал дракон. — И, это, по грязной земле… животом…

Майк, отплевываясь и отряхиваясь, выбрался из кустов.

— Ну, как, сбил я его?

Тут только все вспомнили про Курона и обнаружили, что он рухнул вместе со своей пташкой, причем пташка уже не подавала никаких признаков жизни, и, кажется, медленно растекалась, как дохлая медуза на камнях. Курон же направлялся к ним.

— Ну надоел он мне, — простонал Дракон. — Барри!

Барри встал по стойке смирно. Курон шел прямо к ним, сжимая свой магический посох.

— Ой, что-то будет, — сказала Инка.

— Опять вы попались на моем пути! — грозно сказал Курон. — Дважды вы уцелели, но теперь вам пришел конец. Да обратится в камень все, что принадлежит Фэери!

И он поднял свой посох, кристалл которого зарделся зловещим пламенем.

— Народ, бежим! — воскликнула Инка, сообразив, что в камень в принципе должно обратиться все, вплоть до одежды. Однако она споткнулась о лапу Уголька и растянулась в пыли. Уголек прикрыл ее крылом и лениво поднял голову.

— Олакрез, — прошипел он и выдохнул сгусток пламени и дыма прямо на Курона. Когда дым рассеялся, ошеломленные приключенцы увидели, что Курон застыл в странной позе, подняв посох и выставив вперед левую руку. И весь почему-то порыжел.

Эйкин подошел к нему, постучал рукоятью секиры по плечу, по лбу и объявил:

— Гранит! Правда, плохой. Но лет двести простоит.

— Ни фига себе! — Инка выбралась из-под драконьего крыла. — Уголечек, это ты его?…

— Не. Я, это, только помог. Мой дедушка всегда говорил, что магические поединки — дело дурное, а потому употреблял только одно заклинание, но зато на все случаи жизни, — важно пояснил дракон. — И меня научил. У него целая галерея была из этих, охотников за сокровищами, которые сами себя заколдовали.

— Так это что — зеркальный щит был? — догадался Майк, который понимал толк в игровой магии.

Уголек опять прикрыл глаза и томно вытянул шею. Тайка потрепала его под подбородком, и дракон чуть не замурлыкал.

— Умница, Уголечек, умница, — приговаривала она.

Барри тем временем обошел вокруг статуи Курона, обнюхал, посмотрел на хозяина и решительно задрал ногу. Раздавшийся смех его ничуть на смутил, поскольку пес сознавал, что делает праведное дело.

— Может, его в столицу отволочь? — предложил Гил. — Будет украшать собой дворец: имперский советник при исполнении обязанностей.

— Ну ты загнул! — отозвался Майк. — Он же тяжелый.

— Так что, здесь бросать, что ли?

— Да пусть себе стоит. Жалко, что ли? — и Майк пошел за своим копьем, которое так и торчало в останках сбитой им твари.

— А кстати, где наши горе-разведчики? — спохватился Дракон.

— Да вон идут, — указал Гил.

Действительно, через луг шли три фигуры в черных плащах, и у одной угадывалась гитара, этим плащом укрытая. Майк вернулся, держа копье на весу и оттирая его пучком душицы.

— Ну и воняет же, — сообщил он. — Все в лужу растеклось, один скелет остался, да и тот уже почернел. Пошли, что ли?

— А этого, Курона, так и оставим? — не унималась Тайка.

— Да Тху на него, — не выдержала Инка.

— И аминь, — добавил Гил.

— Эй, что у вас тут произошло? — закричал еще издали Мор. — Кого это Уголек гонял?

— Раньше надо было приходить, — ответила Тайка. — Мы тут мага победили.

— Мы пахали, — прокомментировала Ари. — Ну никак нельзя их одних оставить, вечно во что-нибудь влипнут.

— Во что-нибудь очень вонючее, — поморщился Керри, шмыгнув носом.

— В партию, наверно, — предположил Мор.

11. Вот тебе, дружок, и танк… или Many Meetings

Ты сам себе маньяк, ты сам себе певец… Тэм Гринхилл, "Гимн маньяку"

С женщиной я драться не могу!

Маруся, известный стеб Гибнут стада, Родня умирает И смертен ты сам, Но знаю одно, Что вечно бессмертно: Умершего слава. Старшая Эдда, "Речи Высокого" Там любят жечь и вешать, Там жить живет и нежить… стеб казанских феанорков Гремя броней, сверкая блеском стали, Пойдем мы все в стремительный поход, Когда на бой пошлет могучий Сталин, И сам в атаку войско поведет! По мотивам старой песни

[В этой адвентюре наши герои встречаются, наконец, с восьмым пришельцем, то есть со страшным "танком в магическом фулл-плэйте" и приобретают признаки романтических героев, а потом встречаются с Безумным Скальдом и бронированной фалангой…]

Теперь с разведкой не было проблем. Уголек сажал себе на спину Тайку, которая была меньше и легче всех остальных, и летел себе. Уже вечерело, когда Уголек и Тайка отправились на разведку к Башенному Ущелью.

Вернувшись, Тайка закричала еще с драконьей спины:

— Там солдаты идут, прямо к нам! За холмом…

Уголек подождал, пока Майк и Дракон снимут ее и поставят на землю, и сказал:

— Там эти, ледяные солдаты. Их железо не берет. Только они сами по себе днем ходить не могут, обязательно с ними маг должен быть.

— Худо дело, — пробормотал Гил. — Однако поглядим. Ты про них еще что-нибудь знаешь?

— Не-а, — и он утомленно положил голову на лапы.

Майк подумал и командным тоном сказал:

— Парни, облачайтесь и вооружайтесь. Уголек, ты остаешься здесь с девчонками. Эйкин, ты тоже.

— А магия? — хором заявили Ари и Инка.

— Вы что, по фазе съехали — в драку лезть? — возмутился Дракон.

— А у тебя давно уже крыша поехала, — не осталась в долгу Ари. — Не то уже сообразил бы, что у нас тоже оружие есть. А вдруг их мечи не берут? Солнце еще есть, я их зеркальцем могу застопорить.

Майк тяжело вздохнул. Он до смерти не любил, когда девицы начинали маньячить с оружием. Но в словах Ари был резон, и согласиться пришлось.

Два отряда встретились на вершине холма. В одном было пять разнокалиберно вооруженных воинов и две девицы даже без доспехов. В другом — два десятка ландскнехтов с совершенно одинаковыми невыразительными лицами и механически-ловкими движениями. Глаза у них были мертвые, как стоячая вода в луже. Их начальник был с ног до головы завернут в черный плащ и шел рядом со строем.

Наши герои приготовились драться. Гил натянул лук, Керри поднял свой арбалет. Ари пристроилась слева от него со стрелами в руках.

Завидев их, солдаты развернулись в двойную цепь и пошли в наступление, а начальник откинул капюшон и поднял руки. Парни ахнули — это была девица. Рыжие волосы запылали в закатном свете.

— А вот и танк приехал, — слишком спокойно сказала Ари. — И магических пойнтов немеряно.

— Да какой же это танк? — растерянно проговорил Майк. — Это же Эллен!

— Ни фига себе! Так вот кто… — договорить Инка не успела.

Дама в черном подняла обе руки и прямо под ноги Майку ударила молния.

— Лена-а-а! — закричал он, пытаясь скинуть шлем. Конечно же, она не могла узнать их в воинском облачении, да и просто ей могли внушить что угодно. — Лена!

Меча он так и не бросил, ремешки не поддавались, а она уже снова подняла руки. Бледное лицо с невероятно огромными темными глазами, медные кудри рассыпались по плечам, черный плащ бьется за спиной, хотя ветра и нет — картина до жути прекрасная. Дракон подхватил брошенный Майком щит и рванул вперед, пытаясь его прикрыть. Гил все же выпустил стрелу — она свистнула над плечом одного из ледяных воинов, которые все так же медленно приближались.

— Майк! Назад! — крикнул Гил и снова выстрелил. Пронзенный стрелой насквозь, солдат продолжал идти вперед.

Инка рванулась вперед, следом за ней — Ари.

— Слову — пылать и гореть, в битве нести смерть! Слову стрелой стать, дух из тела изгнать! Слову — метко разить, жизни порвать нить! — выкрикнула Инка срывающимся голосом и поняла, что это заклинание она видела во сне на страницах книги — в ту ночь, когда они были в вельтском городище. Синий камешек на хайратнике вспыхнул, и ледяные воины стали один за другим останавливаться и как бы таять.

Но Ари не успела. Не было второй молнии — только вспыхнули ослепительным блеском на миг клинки в руках странников. Дракон вдруг остановился, бросив меч, и затряс рукой. Мор с криком боли выронил шпагу, но тут же подхватил ее левой рукой. И тут вперед вылетел Керри. Он крутнулся на месте, завихрился смерч, состоящий из плаща и дорожной пыли. И с ушераздирающим боевым мявом черный кот прямо с земли взвился на плечи Черной Дамы и вцепился в ее рыжие волосы. Третий ее удар пришелся в пустоту. Майк бросился вперед, сам не понимая к кому на подмогу, но все уже кончилось. Лена — явно в полуобмороке — мягко осела на землю. Только тут Майк вложил меч в ножны и почувствовал, что ладонь жжет нестерпимо. Он не мог понять в чем дело, пока не задел рукояти меча левой рукой — она была почти раскалена. Ари достаточно было одного взгляда на его руку.

— Инна! Аптечку!

Но Инка сидела на земле, обхватив руками голову, и не отзывалась. Так что пострадавшими занялся Гил. Керри — все еще в кошачьем облике — отошел в сторонку и принялся демонстративно выкусывать когти.

— Мужчины! Воины! Впятером на одну женщину! Герои! — выкрикивала Эллен, захлебываясь слезами. Она стояла посреди дороги на коленях и метала очами молнии гнева — безвредные для физического здоровья, но язвившие дух. По крайней мере, Майк, вырвав обожженную до волдырей ладонь из рук Гила, поспешил к Лене и попытался как-то успокоить ее, стал что-то объяснять, но добился только того, что все молнии пришлись на его лохматую голову.

— Ты! И ты посмел поднять руку на женщину! А я считала тебя мужчиной! Трус! — рыдала Черная Дама.

— Это верно, мужчинам тут делать нечего, — в голосе Ари звучали металлические нотки. — Майк, иди лечись. А тут воистину нужна женская рука. Надеюсь, претензий не будет?

И Ари попыталась применить к Эллен старое как мир средство. Она примерилась было отвесить ей полновесную пощечину, но Майк успел перехватить ее руку.

— Ты что, очумела?

— Ненавижу истерики! — Ари вырвалась. — Возись с ней сам, если уж так хочется.

— Ну что вы так орете? — простонала Инка. — Еще подеритесь! И без того раненых хватает. Гил, что там у них?

— Хреново, — отозвался Гил. — У Майка ожог как бы не третьей степени.

У Дракона и Мора было полегче, но ненамного, особенно у Мора — он стоял ближе, а Дракон, видимо, оказался не в фокусе воздействия.

Спустя полчаса все немного пришли в себя и принялись обсуждать создавшееся положение. Инка в обсуждении участия не принимала — у нее жутко болела голова, так что каждый звук и каждое движение были для нее сущей пыткой. Дракон заставил ее принять дозу паралгина, но боль не унималась. Поэтому говорили вполголоса.

— Нет, сражаться я могу, — виновато сказал Майк. — Возьму меч в левую руку, только и всего. Нам ведь еще мимо сторожевых башен идти.

— Там посмотрим, — проворчал Дракон. — Однако классная ловушка. Они знали, что мы не станем драться с женщиной. Только почему именно Эллен?

— А кого еще? — спросил Мор, баюкая больную руку и с ужасом осознавая, что не меньше недели он не сможет играть. — Злодей наш, известное дело, одевается в черное и руки пожег…

— Мор! Не болтай зря! — в голосе Майка была явная угроза.

— Лучше бы это действительно был танк в фулл-плэйте, — вздохнул Гил. — Эдакий шкаф семь на восемь. И никаких проблем!

— Черных одежд и обожженных рук и у нас теперь хватает, — проговорила Инка. — Три романтических героя, черт побери!

— Как это? — поинтересовался Мор.

— Ну как, как! Обыкновенно, — ответила Ари. — Романтический герой имеет три с половиной признака — он седой, хромой, слепой и с покалеченными руками. Однако героически играет на всех попавшихся ему под эти руки инструментах.

— Как я! — радостно заявил Мор.

— Ага, и кровь будет красиво капать с серебряных струн, — съязвил Гил. — Чешских…

Вечером на привале Уголек, повздыхав, отозвал в сторонку Дракона и сказал:

— Эта чаша — она лечить может. Надо туда воды налить, слово сказать, а потом раны промыть. Все заживает, сам видел!

Дракон, морщась от боли в обожженной руке, достал из сумки чашу. Пока он наливал туда воду и объяснял, зачем это делает, все любовались чашей, и никто не заметил, как блеснули глаза Эллен и вспыхнул алым камень в ее кольце.

…Святой Грааль — чаша исцеления и утоления жажды, священная реликвия, при приближении к которой вспыхивал камень в Кольце Альманзора, серебряном с альмандином…

Назавтра приключения продолжились. Место было то самое стиснутая мрачными скалами извилистая долинка. Скалы были невысокие, долинка почти плоская и довольно широкая, так что тучу пыли заметили загодя.

— Глядите, там махаловка! — сказал Гил.

У подножия скальной стены на куче щебня клокотала битва. Причем именно клокотала — из тучи пыли непрерывно вылетали какие-то неаппетитные куски вперемешку с уханьем и бульканьем, то и дело перекрываемыми выкриками на архаичном германском наречии:

Дереву — в пепел, плоти — в золу, Черным очерчен чертог моей речи. Скоро сплетаю сияние солнц Рыбою пламени Торовых ратей. Стоек союзник стражей Асгарда От небосклона свесит завесу Марева морока мрака, что мчится Ветра резвее, не зная пощады!

Парни, не дожидаясь команды, спрыгнули с седел и похватались за оружие. Уже на бегу Майк крикнул:

— Девицы, оставайтесь здесь и держите коней! Это приказ! — И рванул дальше, не обращая внимания на возмущенные вопли Тайки и Ари.

Уголек уже парил над схваткой, выискивая мишени для прицельного огнеметания. Влетев в тучу пыли, Майк и Дракон с ходу наткнулись на тварь размером с бегемота, но видом напоминающую таракана с щупальцами вместо усов. Сделав "удавью морду", Дракон полоснул катаной по сусалам, а Майк с размаху отрубил полбашки. Тварь осела и стала расплываться куском вонючего студня — точь-в-точь как Куронов птеродактиль.

— По-моему, они из той же партии, — прокомментировал Дракон.

— Кажется, тут многопартийная система, — добавил Мор, протирая забрызганные очки и держа на отлете шпагу, вымазанную зеленой гадостью — он уже успел кого-то проткнуть. Эйкин воодушевленно орудовал секирой, а Гил, остановившись чуть поодаль, всаживал стрелы в тех "партайгеноссен", кои имели неосторожность выскочить за пределы пылевой завесы.

Кольцо мерзостных нетварей норовило сжаться вокруг некоего центра. Внутренний пояс сего кольца составляли десятка полтора уже знакомых нашим героям ледяных воинов. Точнее, это было полукольцо — потому что тот, кого норовили окружить, прижимался спиной к отвесной скале. И если бы ледяных воинов можно было поразить железом, он давно бы уже нарубил из них мелкого крошева на корм окружающим нетварюшками — вернее, на коктейль со льдом. Впрочем, кормить и поить было уже некого шестеро маньяков при поддержке с воздуха успели истребить все многоногое и многощупальцевое. Оставалась маленькая проблема в виде ходячих ледышек.

— Что, Инку звать? — спросил Керри.

— С дуба рухнул? — ответил Гил. — Не Инку — Уголька!

— А этот, в центре? Он же поджарится! — заметил Мор.

— Эй! — закричал Керри окруженному человеку, размахивая руками. — Выбирайся оттуда! Скорее!

Ледяные воины, не обращая внимания на наших маньяков, целенаправленно старались поразить того, кого окружили. А тот одним прыжком вскочил на щит ближайшего врага и с размаху рубанул его по шее. Меч застрял, но человека силой инерции швырнуло дальше, через голову противника, и он даже извернулся приземлиться на ноги. Майк схватил его за руку и рванул в сторону, крича во всю глотку:

— Уголек! Огонь!

Черная змеюка, трепеща крылами, спустилась пониже и дала залп изо всех огнеметов. В воздух с шипением взметнулись клубы пара. Наши герои вместе с нежданным союзником рванули подальше от этой бани. Когда пар рассеялся, на месте недавнего побоища расплывалась большая лужа, растворяя студнеобразные останки нетварей. Проморгавшись, Майк понял, что лежит в очень неудобной позе, а подняться ему мешает завернутая за спину рука, которую аккуратно придерживает спасенный незнакомец.

— Ты чего на него? — вскинулся Мор, нацеливаясь шпагой. Остальные последовали его примеру, а Гил положил на тетиву очередную стрелу. Незнакомец повернул голову и оглядел новую напасть. На его черном от сажи и пыли лице ярко блестели светлые глаза. Потом он усмехнулся и отпустил Майка. Тот поднялся, отряхиваясь.

В пяти шагах от них приземлился Уголек и сокрушенно протянул:

— Ну вот, весь огонь кончился… Когда еще теперь накопится…

Четверо маньяков с уважительной опаской разглядывали незнакомца. Тот был совершенно непохож на Конана-варвара в исполнении Шварценеггера — стройный, немного пониже Майка, худощавый, невероятно быстрый. Одет он был на варварский манер, да еще облачен в кожаный доспех, в разорванном вороте рубахи поблескивал "молот Тора", на руках — наручи из толстой кожи, усаженные шипами, пояс из тускло серебрящихся металлических пластин, видавшие виды мягкие сапоги. Чуть поодаль валялся тощий заплечный мешок и потрепанный плащ.

Самое странное, он даже не удивился, когда увидел в сборе всю компанию — четырех разнообразно вооруженных парней, юркого демона, солидного гнома, дракончика и четырех не менее маньячных девиц. Майк не удержался и тут же поделился своим восхищением — оказывается, трюк, проделанный северянином, был тем самым "геройским прыжком лосося", и Майк впервые видел его в натуре. Герой усмехнулся и представился — Эйнар Белый Волк.

За едой помалу разговорились, и выяснилось, что Эйнар странствует в поисках некоей вещи, позарез необходимой в далеком северном королевстве. Ну и еще ищет кое-кого. В лице сдвинутых на германистике и кельтологии приключенцев он нашел благодарных слушателей, способных оценить заковыристую вису и злой нид.

Когда по кругу пошла фляжка эля, Эйнар был уже безоговорочно принят в состав отряда, и не без задней мысли такой воитель обузой не будет. А вот Эйкин об Эйнаре кое-что слышал. Оказывается, Белый Волк был знаменитым скальдом, то и дело попадающий во всякие переделки за свое злоязычие — на манер Гуннлауга Змеиного Языка, да еще вроде бы подвержен он был берсеркерству. Ну, это проверке не поддавалось, а Инка и Ари были не прочь порасспросить Эйнара о магии. Было у Инки впечатление, что в бою скальд не просто так стихи орал, а что-то вроде щита себе держал. Ари от этого разговора скоро отпала, а Эллен, наоборот, стала прислушиваться.

Потом, как всегда, настал черед песни петь. Это было уже как ритуал — если еще оставались силы после дневного перехода. И тут выяснилось, что Эйнар не только скальд, но и нормальные стихи слагает вовсе недурно:

Серебряный волк, ты волчонком отбился от стаи, От стаи зверей и людских, кем-то проклятых лет. Тебя не страшит ни огонь и ни лязганье стали, Судьба не зависит от воли порядка планет. И время стареет, одетое в лунном сиянье, Заброшены храмы, забыли могучих богов. Закончится путь твой не словом пустым "покаянье", А музыкой копий да блеском кольчуг и щитов. Давно он со мной, мой серебряно-серый приятель, Терпеньем исполнен, он ждет окончанья игры. В пустеющем замке, суть строгая тень — настоятель, И, зная свой мир, он слагает иные миры. И воет он песнь про печаль — оборотную сагу, Не хочется быть одному, но я буду один. С Пути не свернуть, по Дороге не сделать ни шагу, Безликая тьма впереди, за спиной пламя темных Глубин. Когда не смогу я опять от удара подняться, Не выдержав зла и обиды напрасных потерь, Скажу, чтобы дни не тянуть, не позволить себе оправдаться: "Убей меня, Волк. Мой серо-серебряный зверь."

Эйкин, подумав, встал и не то чтобы запел в ответ, а скорее заговорил нараспев, как хороший сказитель. Голос у него был низкий и глубокий, так что впечатление от сказания было то самое.

С начала времен и во веки веков Положен суровый закон: Здесь каждому — радость и горе свои, А избранным — черный дракон. А избранным — кровь запекшихся губ, Непройденный начатый путь, Большие надежды, большая мечта, Потом — слезно-стылая муть. Он должен быть прав, словно волчий вожак, Без права на долгий разбег, Без права на старость и жалость других, Не зная расслабленных век. Но он — на коне, он — доселе в седле И путь его прям, как копье. Он знал, что искал на дорогах своих, Забыв про покой и жилье. Встречая луну злым оскалом щита, В помятой железной броне, Последний в роду, младший сын Короля, Волк мчался на сером коне. Минуло уж долгих несколько лет, Как, бросив свой замок в горах, Отправился в путь седьмой сын короля. Усталость светилась в глазах. Когда-то давно он был изгнан отцом За волчий характер и нрав. Волчонок — прозвали его при дворе, Но старый Король был не прав. Сын, преданный всеми, забытый, один Родней ему был лишь клинок, Да конь светло-серый в друзьях у него И с ним он не был одинок. Но к замку отца он один из семи На помощь в сраженье пришел: Волчонок стал Волком, купаясь в крови Тогда его час не пришел. Он выжил и дальше, израненный весь, Когда штурмовал Перевал, И после о рыцаре-волке тогда Никто и нигде не слыхал. Но время прошло и срок наступил Вернуть в дом Магический Меч, И либо — державу свою возродить, А либо — бескровному лечь. Пока Меч в пределах границы страны, Ненастья идут стороной, И лишь при раздоре детей Короля Покой обернулся войной. И каждый в роду хотел Меч получить, Забыв закон Крови и Звезд, И реки текли с той поры по стране Из крови да горестных слез. Клинок увезен был тогда Королем Хотел принести он покой. Нашел лишь неравный в горящих стенах Последний, неправедный, бой. Три года искал младший сын короля Клинок, все объехав пути. И в дальней земле, и в ближних краях Не смог ничего он найти.

Тут Эйкин остановился и сказал, что дальше стихами он не помнит, а только прозой. Эйнар, уже давно подозрительно на него поглядывавший, поинтересовался, что же там дальше говорится в этом сказании.

Дальше речь шла о том, как принц-изгнанник повстречался в холмах с альвами и полюбил прекрасную дочь князя. Но тут злобный колдун похитил ее, и принц отправился на поиски снова. А что там насчет меча — этого Эйкин просто не знал, поскольку, по его собственному признанию, половину сказания пропустил. Что-то за этим всем крылось, но приключенцы за последние дни вымотались до предела, а потому ни у кого не хватило сил задуматься над этой загадкой. Так что тайна принца по прозвищу Волк осталась сокрытой.

А еще через день с последнего перевала они увидели впереди Страж-Башни. Казалось, что до них рукой подать, но путешественники знали, что видимость обманчива, и до грозных черных башен еще не меньше двух дней пути. А внизу в долине они увидели самый настоящий военный лагерь. Как будто там расположилось на ночлег небольшое войско.

Войско действительно было. И не какое-нибудь, а гномское. Эйкин обрадовался до чертиков, особенно когда узнал, что ведет войско сам великий государь Мотсогнир III, которого в обыденной жизни звали Сталин Могучий. Сталин — потому что был непревзойденным сталеваром, а почему Могучий, стало ясно, как только он появился в пределах видимости. Помимо того, был там еще и небольшой отряд рыцарей в белых плащах без знаков и крестов, во главе с суровым седым воином. Среди рыцарей востроглазая Ари мигом углядела Анри, о чем тут же и сообщила. Тут последовали рассказы и расспросы, и вот что выяснилось. Гномы, которых просто достали до печенок магические упражнения Всеобщего Врага, собрались и решили страшно отомстить. Ну что это такое — сталь не закаляется, как надо, бронза выходит хрупкая, иридий с примесями, серебро чернеет, платина вообще не получается. А все из-за магических наводок, тудыть их. Рыцари же были теми самыми рыцарями Грааля, которых называли по-разному, кто — розенкрейцерами, кто — иллюминатами, кто — монтаньярами. Кому же с супостатом сражаться, как не им? На руке графа поблескивало старинное серебряное кольцо с густо-лиловым аметистом, знак духовной власти, избранничества и наставничества.

Уголька рыцари сразу окружили заботой и вниманием, и командор граф де Ла Тур долго с ним беседовал наедине. После этой беседы Уголек, исполненный сознания собственной значимости, велел Дракону извлечь из вьюков чашу и торжественно подал ее графу.

Словом, вечером был устроен торжественный ритуал с испитием из чаши, благословениями и предбитвенными напутствиями, поскольку назавтра ожидалась битва — от Страж-Башен вышло войско, и стояло лагерем на другом краю долины.

Когда все поутихло, Майк отозвал в сторонку Гила и Инку, достал свой меч и попросил прочесть руны.

— "От зла обороняю…" или "охраняю", — прочел Гил. — Черт, не разбираю я дальше.

— Дай сюда, — сказала Инка и поднесла клинок к самому лицу. — Ага, дальше написано "тенеты рассекаю, молнии разрубаю".

— Понятно? — спросил Майк.

— А то! — обиделась Инка. — Небось со Старым Ником не ты один разговаривал!

Меч Айренара казался самым обычным на совесть сработанным мечом. Но неисповедимы пути господни — как оказался он у прадеда отца Ивейна, был отдан именно Майку и прочее — все это стечение обстоятельств, которое простые смертные называют случайностью, а люди более сведущие — божьим промыслом.

У костра, у которого сидели молодые рыцари, пели. Инка, Майк и Гил тихонько пристроились сбоку. Гитара пела и плакала в руках смуглого темноволосого юноши в алой тунике, да так, что даже у сидевшей рядом с музыкантом Тайки восторженно горели глаза. Голос у него был приятный, сильный и красивый, и владел он им мастерски.

Запели под вечер сверчки В залах усталого замка, И пока королевский трон Не изъеден последним червем, Нас манит тепло очага, Гонит прочь нас сырая землянка. Славен замок сей был, Но иссяк монет звон Мы теперь этот город займем! Веселись, воровская рать! Хоть на день, но мы здесь будем править. Крыша есть — и тепло, А что город был пуст Так ведь это не наша вина. И уж если бродячий певец Наши подвиги песней восславит, Пусть останется с нами Мы все здесь певцы, Коли дело дошло до вина! В общем, славой гремим на страну, Кружкой эля плеснув наземь пену, И дрожит проезжий купец, Видя вымпел над башней ворот. А вчера нанялись на войну, Заломив баснословную цену, Да с казной прихватили ларец, Королевству добавив забот. Но пройдут недели, года, Надоест шататься без дела, И глядишь — гнилая вода Серебром уж снимает боль. Коли гости стучат в ворота, Кто-нибудь да промолвит несмело: "Вроде воины все, повара и шуты, Эй, а кто у нас будет король?" И уж если пройдоха-колдун Вдруг предъявит права на владенье, Говоря, что, мол, прадед и дед Ткали здесь колдовское руно, Лейтенант трет глаза сквозь бодун, Проклиная свое невезенье, Смеясь, ищет стрелу, да и шепчет в усы: "Наша магия — меч и вино!" И уже не умолкнут сверчки В проснувшихся залах замка, И наш королевский трон Сделан из серебра. Славен город сей будь на века! Дождь монет с небес — словно овсянка, И пополнится наша казна, Из награбленного добра!

Из темноты возник Анри и пристроился рядом с Майком.

— Кто это? — шепотом спросил его Майк, кивком головы указывая на певца.

— Это Дик-менестрель, — так же шепотом ответил Анри таким тоном, как будто всем должно быть известно, кто такой Дик-менестрель. Впрочем, человек, который поет так, как пел Дик, должен был быть знаменит.

И не только музыкой — в свете костра позади Дика можно было различить прислоненное к дереву его оружие, каковое состояло из доброго английского лука со стрелами. На поясе у менестреля висел кинжал, который при желании можно было счесть коротким мечом. Дик, казалось, был замкнут в каком-то своем мире — вместе с гитарой и песней, а все остальное для него сейчас просто не существовало. Наверное, он пел бы, даже если бы никто его не слушал — просто потому, что не петь он не мог.

Песня сменялась песней, костер трещал сгорающими сучьями, кидался в небо искрами, которые уносились к звездам, бледным в свете полной луны, полускрытой прозрачным облаком.

Скажи мне, гордый рыцарь, Куда ты держишь путь? Ведь славы не добиться, А смерть не обмануть. За честь и справедливость, За безответный спрос Немало крови лилось, Немало лилось слез. Камень-гранит в поле лежит, Выбрать дорогу камень велит: Кого судьба помилует, кому поможет щит. Влево пойдешь — шею свернешь, Вправо пойдешь — сгубишь коня, Прямо — спасешься сам, но убьешь меня. Принцессы лыком шиты, Злодеям не до них. И коль искать защиты Так от себя самих. Сними же с глаз повязку, Брось меч, не мни ковыль! Ты сплел из жизни сказку, А мы — из сказки быль…

Инка, видимо, задремала на полминуты, и ей привиделась степь, дорога, и бел-горюч камень с полустертыми рунами, оплетенный повиликой и душистым горошком.

…Ступай же мимо, конный, В том нет твоей вины, Что нам нужны драконы, Которым мы верны. Камень-гранит в поле лежит, Выбрать дорогу камень велит: Кого судьба помилует, кому поможет щит. Влево пойдешь — шею свернешь, Вправо пойдешь — сгубишь коня, Прямо — погибнешь сам, но спасешь меня.

А наутро был бой. Правда, наши герои в нем не участвовали, да и не больно-то хотелось. Добро бы там была многоногая нечисть, а то люди. Ландскнехты, похожие на пешки в своих шлемах с полями, с которых свисала кольчужная сетка, немного ледяных солдат, и Черные Рыцари Страны Теней, в основном наемники, выстроились в боевые порядки. Граф де Ла Тур и государь Сталин посоветовали нашим героям стать лагерем на склоне холма, чтобы в случае поражения быстренько убраться, и строго-настрого запретили соваться в битву. Эйнар, которому никто ничего запретить не мог, и Эйкин, который был добропорядочный гном, в бой прямо-таки рвались. Уголек тоже, но его отговорил Анри — огня у Уголька так и не было, а без этого какой толк от дракона в битве? Так что Уголек с несчастным видом лежал в сторонке и слушал увещевания Дракона. Тайка тренькала на гитаре. Эллен курила одну сигарету за другой. Инка наблюдала за этим процессом, размышляя над тем, откуда у Эллен берутся ментоловые сигареты в таких количествах — у нее что, неиссякаемый источник табака в сумочке открылся? При этом она чесала за ухом Керри, который в кошачьем обличье разлегся у нее на коленях и грелся на солнышке. Ари латала прохудившийся чехол для гитары Мора. Мрачные и слегка на взводе Майк, Гил и Мор играли в преферанс, то и дело путаясь и делая ошибки в элементарных арифметических подсчетах.

Битва началась с перебранки. То есть сначала оба войска одно черное, другое сверкающее — долго стояли друг напротив друга. Позиция была такая, что тот, кто начнет первым, мог проиграть. А пока играли на нервах. Черное воинство состояло на сей раз из людей, и их предводитель гордо восседал под черным стягом на могучем вороном жеребце.

Наскучив этим топтанием и ленивой перестрелкой, Эйнар вышел вперед и завел речь:

— Эй, ты! Когда покормишь свиней и собак, да зайдешь к жене, не забудь зайти к своему владыке и сказать, что у ворот его стоит Эйнар Белый Волк, а с ним сильная дружина.

Слышно было на удивление хорошо — не то в долине была потрясающая акустика, не то это было вроде как в сказании, когда все войско слышит одного-единственного скальда или менестреля. Отвечать вышел один из предводителей, сильно смахивавший на Шварценеггера, если того перекрасить в блондина. Эдакая белокурая бестия в чистом виде.

— Невежда ты, и молвить-то пристойно не умеешь, коли врешь мне прямо в глаза. Уж верно от волков лесных набрался ты эдакой наглости, когда бегал вместе с ними за тощим оленем! — заревел он в ответ.

— А ты, видать, забыл, как бегал волчицею на пустошах и родил трех волчат, и говорят, что я-то и был им отцом! — насмешливо зазвенел голос Эйнара.

— Здоров ты врать! Верно, запамятовал, как прокляла тебя дочь Атли-конунга, когда узнала, что ты спутался с эльфийской девкой, так что ничьим отцом не мог ты быть с той поры! А потом убил ты брата своего и стяжал дурную славу!

— Да неужели ты не помнишь, как пас коз у Скатни-йотуна и доил их?

— И отец тебя выгнал и наследства лишил, пока ты бегал в волчьей шкуре и служил эльфам!

— А помнишь ли, как скакал ты кобылой жеребой, а тролль болотный ехал на тебе верхом, погоняя кнутом? Не поверю я, что ты об этом забыл — вон, сушеный уд округлившего тебя жеребца и по сей день висит у тебя на шее! — продолжал издеваться Эйнар.

Видимо, соперник был уже достаточно взбешен, потому что выхватил устрашающих размеров секиру и, потрясая ею, заорал:

— Чем говорить с тобою, лучше накормить птиц твоей падалью, а то, чем ты гордишься, отрезать и повесить рядом с жеребячьим!

Эйнар засмеялся, поднял щит и пока враги преодолевали разделявшее их расстояние, звонким сильным голосом выкрикнул двойную вису:

Стали властитель умело Круг замыкает сраженья, Щит его блещет златом, Прочной от зла оградой. Светлой звенящей сталью Чар рассекает путы. Грозен король, и гнева Недруг его страшится. Пляска клинка Недругу смерть. Битвы волна Разобьется о твердь. Вижу, владыка мрака Рать свою собирает. Жаждут черные волки Пир воронью устроить. Вижу, блистая в битве, Вождь сокрушает силу Тайные козни знает Как обратить во благо. Пляска клинка Недругу смерть. Битвы волна Разобьется о твердь.

Заведенные до крайнего градуса бешенства варяги-наемники под командованием белокурой бестии ринулись вперед с пеной у ртов, ломая строй и громко вопя. Бой начался.

В долине звенели мечи, пели стрелы, гремели боевые кличи и гудели тросы гномских катапульт. К закату бой утих, и поле боя осталось за гномами и рыцарями. Вышло так только благодаря тому, что магия в долине вдруг перестала действовать — не то из-за Грааля, не то молитвами гномского жреца с длиннющей белой бородой, которую он трижды обматывал вокруг пояса. А не то так из-за эйнаровых вис — кто знает?

Потери были велики, но черное воинство полегло почти все. Никто из наших героев не стал соваться на поле брани и смотреть на мертвых, и без того было тошно. Вон чем обернулся безобидный квэст кровью и смертью, пока чужой, а ну как и своей?

Уже поздно ночью устроили тризну. Четверо убитых рыцарей лежали, укрытые белыми плащами, с руками, сложенными на рукоятях мечей. Их товарищи прочли молитву и схоронили их на холме, а над могилою крестом поставили меч.

Павшим гномам насыпали курган из земли и камней, поставили свечи, и длиннобородый жрец с мечом в руках запел неожиданно низким и сильным голосом погребальную песнь, обращаясь к восходящей луне:

Зелена и горяча Погребальная свеча, Отражает свет ее Сталь меча. Позади и труд, и бой, Распахнулись пред тобой Те чертоги, что хранят Лишь покой. Пламя рвется в небеса, А за ним летишь ты сам, К дальних предков неземным Голосам. Нам остались на земле Только память о тебе, Горстка пепла и свеча На скале. Зелена и холодна Над могилами луна. Средь них новая опять Есть одна.

Черных похоронили с их оружием, но поодаль от своих. Из всей их армии уцелели только ледяные солдаты, которых не брало железо, но сражаться не стали, а отошли обратно к Страж-Башням. И некому было бы спеть им погребальную песню, если бы не Эллен. Сумрачен и горек был ее напев.

Звонкие струны, древние руны Время укутает серым пеплом. Саваном Ночи укрыто тело, Ранено небо стрелою в сердце. В горле застыли темною кровью Клич боевой, молитва, проклятье… Саваном Ночи укрыто поле. Саваном Ночи укрыто имя… Вот и кончен этот бой, В небесах растает дым… Перед небом и землей Среди мертвых все равны: Кто мальчишка, кто герой, Где своя, где вражья кровь… Перед небом и землей Среди мертвых нет врагов. Кто-то свят, а кто-то слеп, Кто — за власть, а кто — за хлеб, Кто — за трон, а кто — за кров: Среди мертвых нет врагов. Верил, нет ли, в мудрость книг, В правоту священных слов, Верный или еретик Среди мертвых нет врагов. Тьму и Свет равняет смерть, Лиц во тьме не разглядеть, Ночь — единый всем покров, Среди мертвых нет врагов. Звонкие струны, древние руны Время укутает серым пеплом. Саваном Ночи укрыто тело, Ранено небо стрелою в сердце. В горле застыли темною кровью Клич боевой, молитва, проклятье… Саваном Ночи укрыто тело. Саваном Ночи укрыто имя. Саваном Ночи укрыто поле…

Анри остался без копья. Его собственное расщепилось, не выдержало, и он сидел, пригорюнившись. Завтра он не сможет встать в строй, и в этом мало чести. Гил и Майк, услышав это печальное известие, разом вспомнили о вельтском копье, которым сумели воспользоваться только раз.

— Возьми, если подойдет, — предложил Майк. Анри ему нравился, тем более, что даже внешне они были похожи, только Анри был пониже ростом и темноволосый.

Анри попробовал копье, осмотрел серебрящийся наконечник и рассыпался в таких благодарностях, что сразу стало ясно — оружие ему по руке и по нраву. Но встать в строй ему было не суждено, поскольку по замыслу войску предстояло оттянуть на себя всех солдат Врага, а нашим героям — проникнуть под шумок в замок, который при таком раскладе вполне мог оказаться пустым.

Инка пробиралась к своей палатке, стараясь производить как можно меньше шума, когда натолкнулась на Майка, который, знаком велев ей молчать, указал куда-то в сторону одного из шатров. В отблесках угасавшего костра Инка различила человека, который спал прямо на земле в обнимку с гитарой. Приглядевшись, она узнала Дика. Голова его была забинтована, и на смутно белевшей повязке темнело пятно. Со всей возможной осторожностью Инка попятилась. Не хватало еще разбудить!

А наутро армия выступила в поход. Впереди шли рыцари, затем государь Сталин с верной гвардией, под развернутым знаменем, за ними упряжки мулов тащили укутанные шкурами катапульты.

Штурм башен был внезапным, умело спланированным и успешным. Левый Клык пал почти сразу и был мгновенно занят гномами. В разбитые ворота затащили две катапульты и стали устанавливать их на башне. Проем ворот перекрыла перестроившаяся фаланга с огромными щитами. Ворота Правого Клыка раскрылись, выпуская наружу выстроившихся клином солдат. С верхней площадки ударила катапульта, но выстрел был неудачный, каменное ядро грянуло в стену левого Клыка метрах в трех над головой гномского государя.

Строй гномов раздался в стороны, и в освободившемся проходе показалась чудовищных размеров катапульта. Рядом с ней стоял боевой расчет из пяти гномов и лично государь Сталин Могучий. Он любовно погладил одну из опор катапульты и скомандовал:

— Заряжай!

Заскрипели рычаги, загудели стальные тросы. Прицельное устройство поворочалось туда-сюда и застыло в намеченной позиции. Государь взмахнул рукой:

— Пли!

Оставляя в воздухе дымный след, снаряд, начиненный огненным зельем, перелетел пространство, разделяющее башни, и грохнулся прямиком на орудийную площадку Правого Клыка. Взметнулись куски дерева и металла.

— От нашей катапульты — вашей катапульте! — изрек государь Сталин, пригладив бороду, и снова приказал:

— Заряжай!

И пошла потеха! У подножия занятой гномами башни суетились вражеские воины — пытались пробиться через ворота, тащили приставные лестницы. Гномий легион работал со слаженностью хорошей машины. Катапульта теперь била по орде внизу, и каждое попадание снаряда оставляло вокруг кучи трупов и раненых. В главных воротах башни гномы, закрывшись щитами-бронедверцами, успешно обороняли проход. У тех же врагов, кто поднимался по приставным лестницам, судьба была и вовсе незавидная — не ушибут камнем по дороге, так порубят топорами наверху. Стоны, проклятия и вопли смешались в единый гул.

— Шли бы вы, ребятки, по своим делам, — сказал государь, обратившись к приключенцам. — Внутри стены уж и нет никого — все они тут. А мы уж здесь позабавимся…

Приключенцы выбрались из башни через задние ворота и отправились на холм, где их поджидал Уголек, в нетерпении нарывший когтями целую гору земли и страшно переживавший из-за отсутствия у него пламени. Он в сотый раз украдкой проверял, не вернулась ли к нему способность к огнедышанию, но получалось только шипение.

12. Последний бой

Злая баба: Тьфу, да чтоб тебе провалиться!

Мужик: А я тебе говорю… (проваливаясь)

…коро-о-о-ову!..

Т.Габбе, "Финист Ясный Сокол" В той норе во тьме печальной Гроб качается хрустальный На цепях между столбов. Не видать ничьих следов Вкруг того пустого места… А.С.Пушкин, "Сказка о мертвой царевне и семи богатырях" Эльфийки в плену Понарошку, но сильно страдали, Ругали луну Черной магии служит луна… Э.Р.Транк Бой впятером на одного Стал поединком для него. Он знал, что безнадежен бой, Зачем же спорил он с судьбой? Что ж вихрем он не улетел? Он не сумел — иль не хотел? И не спасло кольцо его Бессильно было колдовство… Иллет Духом владейте, доблестью укрепитесь, Сила иссякла — сердцем мужайтесь. "Битва при Мэлдоне", пер. В.Тихомирова Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать. М.Ю.Лермонтов, "Бородино"

[В этой адвентюре рассказывается о том, как наши герои втринадцатером добираются до Черного Замка, принимают бой и одерживают победу…]

Ворота — под высокой аркой в толстенной стене — были самым решительным образом закрыты.

— Ну что, постучимсла? — предложил Гил. — А вдруг кто выйдет и раскричитсла?

— Тайка, посвисти, — скомандовал Майк.

Встав сбоку от ворот — так, чтобы и створкой не прихлопнуло, и из ворот никто не подстрелил — Тайка поднесла к губам флейту. Народ замер, изготовившись встретить тех, кто мог ждать их по ту сторону. Но флейта не издала ни звука — как ни старалась Тайка.

— Ну чего ты? — нетерпеливо спросил Мор.

Тайка продолжала дуть, потом обернулась к ним и что-то сказала. Но все остальные ни услышали ничего — только увидели, как она шевелит губами. Мор махнул ей рукой — мол, беги сюда.

— Ничего не понимаю, — вздохнула Тайка, очутившись рядом со спутниками. — Там совсем ничего не слышно — ни изнутри, ни снаружи. Какая-то мертвая тишина.

Все эксперименты дали тот же эффект — на расстоянии пяти шагов от ворот все звуки намертво глохли. Попытка постучать в ворота сказалась странным образом — стука слышно не было, но ворота вибрировали, и возможно, на той стороне этот стук был принят во внимание. Но ворота никто открывать не спешил, а если внутри кто-то что-то и делал, то слышно все равно не было. Ари, достав свое волшебное зеркальце, походила с ним вокруг ворот, поглядывая то на землю под ногами, то на отражение окружающей действительности в зеркальце. Потом вернулась к спутникам и безнадежно махнула рукой:

— Конус безмолвия, — привела она термин, взятый из фэнтезевины. — И поверх замка какой-то купол, но уже другой… Чертовщина, короче. Тут мы не войдем — эта штука должна открываться изнутри.

— Поищем другой вход, — предложил Дракон.

Поиски не дали ничего — стены Замка были непроницаемы, дверей и ворот не наблюдалось, а самая высокая башня торчала прямиком над пресловутой Бездной, подходить к которой никому не хотелось. Попытка проникнуть в Замок с воздуха, как и предсказывала Ари, также не удалась — сверху цитадель злобн. завоева прикрывал невидимый колпак. Приунывшие путники сгрудились под стеной, скрытые от ворот углом стены.

— И что нам теперь — торчать тут до ишачьей пасхи? — риторически вопросила Инка.

— А что ты предлагаешь? — хмыкнул Гил. — Подкоп мы все равно не сумеем сделать. Разве что хором сдаться в плен…

— Нужны мы ему… — махнул рукой Мор.

— Чтоб вся эта затея провалилась! — раздраженно пожелала Ари и пнула подвернувшийся под ногу камень. Камень оказался неожиданно тяжелым — явно не по габаритам — и Ари, присев и потирая сквозь сапог ушибленные пальцы, разразилась было длинной фразой в его адрес, но мигом смолкла. Под ногами компании вдруг открылся квадратный провал метр на метр — точь-в-точь вход в погреб, только крышка не откинулась наружу, а мягко повернулась внутрь. Пыль осыпалась с нее, и на поверхности показались вдавленные буквы, слагавшиеся в слова:

Коль не боишься, то войди, и изнутри Все запертые двери отвори.

Народ безмолвствовал. Первой голос подала Инка:

— Чего думать? Трясти надо!

Однако никто не засмеялся, и вовсе не потому, что анекдот был с бородой. Гил порылся в своих сумках и вытащил фонарик. Посветил внутрь.

— Ну, чего там? — спросил Майк.

— Неглубоко, — сказал Гил. — Сухо. Камень. Короче, это подземный ход.

— Так, — Майк оглядел свою армию. Гил, Мор и Дракон стояли в вольных позах у стены. Керри беспокойно стрелял глазами по сторонам. Уголек слегка постукивал по земле кончиком хвоста. Гном прислонился к его передней лапе. Анри в своем уже не новеньком рыцарском плаще опирался на копье. Барри подозрительно принюхивался к подземному ходу. Девицы смотрели на Майка с таким видом, что он понял: попробуй он оставить их здесь или отправить назад, и скандала не миновать. Тут вернулся Эйнар — его разведка тоже была неудачной. Однако при виде люка глаза у него заблестели.

Майк еще раз огляделся. Кого-то не хватало. Он пересчитал всех присутствующих — тринадцать. Вроде все. Нет, это вместе с Барри тринадцать. Точно, нет Эллен.

— Эй, а где Лена? — спросил он.

Народ запереглядывался и запожимал плечами. После недолгого сличения воспоминаний выяснилось, что Эллен никто не видел от самых Страж-Башен.

— Может, она там осталась? — предположила Тайка.

— Как же, жди, — усомнился Гил. — Она все сюда рвалась. И заблудиться не могла — она тут не первый раз, в отличие от нас. Так что ее-то вполне могли и впустить.

— Когда леди выходит из автомобиля, нагрузка на двигатель уменьшается, — лениво привел поговорку Мор и тут же едва успел уклониться от карающей длани Ари.

— Ну так что, лезем, наконец? — потерял свое самурайское терпение Дракон.

— А Уголек? Он не пролезет, — спохватилась Инка.

— И копье тоже, — добавил Гил.

— Оставим их снаружи, — распорядился Майк. — Дракона — да нет, не тебя, а Уголька! — копье и, наверное, Анри. Если верить этой надписи, изнутри ворота можно открыть, и тогда войдете вы.

Спорить никто не стал, тем более, что Эйнар уже спрыгнул в подземный ход. Последнее, что наблюдали исчезающие в проходе приключенцы — любопытная морда Уголька, склонившаяся над люком. И только Гил услышал, как Майк сказал: "Лучше пусть она там останется — все не так опасно". Вообще-то оба предпочли бы девчонок не брать с собой совсем, но не устраивать же скандал.

Кто играл в DOOM или HERETICа, может легко представить себе мрачные лабиринты ветвящихся коридоров со множеством ловушек и секретов, полные разнообразной нечисти. Однако здесь гарпий, летающих колдунов, томагавкометателей, механических пауков, рогатых колобкообразных харь и скелетонов был необходимый минимум. То есть необходимый для антуража и устрашения неосмотрительных воров и шпионов. Да и секреты были самые простые. Поворачивали только направо, чтобы не заплутать.

Впереди шли Майк и Керри, затем Эйнар и Гил, в середине девчонки, замыкали шествие Мор, Дракон и Эйкин. Барри Дракон придерживал за ошейник на всякий случай. Неровный свет двух факелов, один из которых несла Ари, другой — Мор, едва рассеивал темноту. На всякий пожарный были еще и три фонарика, но они оставались на крайний случай. Короткие стычки по счастью, ни разу не потребовали применения магии, чего все неосознанно опасались.

Правда, тайкиной флейтой двери открывать пришлось, но существовала ненулевая вероятность, что это прошло незамеченным. Наконец лабиринт выпрямился и превратился в подземный ход, относительно ровный и прямой, в котором никому не приходилось пригибаться.

По мере продвижения подземный ход расширялся и вскоре превратился в каменный коридор. Под ногами то и дело шныряло что-то мерзкое и пакостное, Керри брезгливо фыркал, а Барри сдержанно порыкивал. Коридор вывел их в небольшой квадратный зал. В каждой стене зала была точно такая же полукруглая арка, как та, из которой они вышли.

— Ну и куда идем? — спросила Инка.

— Не знаю, — пожал плечами Гил.

— Надо разделиться и обследовать все проходы, — подал умную идею Мор.

— Кто-то должен остаться сторожить этот подземный ход, сказал Керри. — А то он вполне может закрыться магическим путем.

— Вот ты и останешься, — отозвался Майк. — Кто у нас главный специалист по магии Фэери?

Керри недовольно фыркнул, но тем не менее послушно устроился сидеть в самой арке подземного хода, положив на колени арбалет. Майк же, настороженно оглядев зал и оценив обстановку, начал распределять разведотряды:

— Эйкин и Дракон с Барри, вы идете в левый ход. С вами Тайка. Стеречь и не пущать! — Тайка открыла рот, но тут же его и закрыла, поскольку вид у Майка был не тот, чтобы ему можно было перечить. — Мы с Гилом и Инкой пойдем прямо, а остальные, то есть Эйнар, Мор и Ари, идут вправо. Соблюдать осторожность, искать выход наверх, в замок. Возвращаться сюда. Контрольный срок — час.

Если Эйнар и не понял последней фразы, то ничего не сказал. Разведчики двинулись согласно оглашенным спискам.

— Куда-то мы пришли, — сказал Дракон.

— Пришли, но не вышли, — возразила Тайка.

Помещение, в которое выводил коридор, больше всего напоминало заброшенную подсобку в спортзале. Кругом были нагромождены какие-то круглые и прямоугольные предметы, стояло множество ящиков, а также имелось изрядное количество пыли и паутины.

— По-моему, выхода здесь нет, — продолжала Тайка.

— Жалко, что темно, — ответил Дракон. — Не осмотришься как следует.

— Сейчас будет посветлее, — сказал Эйкин и полез в свой заплечный мешок. Порывшись, он извлек кремень и кресало, а также непонятную штуковину, смахивающую на стакан в подстаканнике. Протерев ее рукавом, он высек искру — и свет интенсивностью примерно в шестьдесят ватт озарил помещение.

— Это у нас в шахтах такие светильники! — гордо сказал гном.

Разведчики осмотрелись и ахнули. Странные предметы оказались слитками золота, серебра и, возможно, других драгоценных металлов, так как некоторые отливали голубым и зеленым светом.

— Пилите, Шура, пилите, они внутри золотые, — пробормотал Дракон.

Ящики оказались, соответственно, сундуками с сокровищами. В принципе, гному по его природе и Дракону по его прозвищу полагалось немедленно заболеть золотой лихорадкой. Но в том-то и дело, что наваленные вот так, кучами, драгоценности не воспринимались как таковые. Тайка же просто впала в ступор при виде такого необъятного склада фенек, но и не помышляла даже взять хоть камушек. И тут Барри, обнюхав плащ Эйкина, рванулся куда-то вглубь, и через полминуты оттуда донесся его призывный лай. Приключенцы поспешили за ним. Пес гавкал и царапал крышку одного из сундуков — с виду такого же, как прочие.

— Чего это он? — спросила Тайка.

— Сейчас посмотрим, — невозмутимо ответил Дракон. Вдвоем с гномом они отвалили тяжелую крышку и нагнулись над сундуком.

— Золотой Змей! — вскричал Эйкин. — Талисман нашего рода! Вот он где! И все наши сокровища тут! Мы победим! Мы вернемся сюда всем гномьим народом и заберем у этого ворюги и клеветника все награбленное добро! Он оболгал благородных драконов! — И Эйкин, в порыве чувств, запустил руки в сундук по локоть. — Это все должно принадлежать гномам!

— Что-то ты больно жаден! — сказала Тайка. — Куда вам столько?

— Я не жадный, я гномовитый! — с достоинством возразил Эйкин. — А гномам положено быть богатыми!

Он извлек из сундука свой фамильный талисман — большую золотую пряжку в виде крылатого змея — и гордо приколол на свой видавший виды плащ.

— Ладно, победим, тогда и будете сокровища делить, — проворчал Дракон. — Пока надо выход искать.

Но других входов-выходов, кроме того, по которому они пришли, в сокровищнице не было.

— Тут должны водиться привидения, — сказала Ари.

— Кому должны? — спросил Мор.

— По сюжету. Смотри, ниши по сторонам. Где-нибудь, глядишь, и скелет прикованный стоит…

Мор поправил очки, заглянул в следующую нишу и подавился возражениями. Ибо прикованный скелет таки наличествовал.

— Ты еще покаркай! — накинулся он на Ари, справившись с нервным ознобом. — Я тебя тогда по соседству с этим скелетом привяжу!

Ари испугалась, но не очень — в былые времена ей случалось на спор ночевать на кладбище. Эйнар же вообще не обратил внимания — в своей жизни он видел кое-что пострашнее скелетов.

В коридоре становилось все холоднее, под ногами шмыгали крысы, и откуда-то тянуло нехорошим запахом — пахло кровью и смертью. На левой стене коридора заплясали отсветы пламени. Они падали из открытой двери. Разведчики осторожно подкрались и заглянули внутрь. В большом помещении никого не было, а представляло оно собой классическую камеру пыток из какого-нибудь средневекового романа дыба, крючья, горящая жаровня с калящимися в ней прутьями, колодки, щипцы и прочие жуткие приспособления.

Тут из глубины коридора послышались шаги. Разведчики отпрянули назад и укрылись в одной из ниш — по счастью, скелетов там не было, хотя цепи имелись.

— Идем, идем, неча спотыкаться, — приговаривал грубый голос. — Ваши все подохли, крысы их жрут, тебе уж я подохнуть не дам, ты жить будешь и все мне скажешь, что хозяину надо. А скажешь — жить будешь… только хреново, ха-ха-ха!

Эйнар осторожно выглянул из ниши. Шедшие по коридору свернули в камеру пыток. Оттуда донесся лязг железа и негромкий стон в сопровождении хриплого хохота.

— Трое, — сказал Эйнар. — Палач, стражник и узник. Мор, ты идешь со мной?

Мор кивнул и поправил очки.

— А я? — возмутилась Ари.

— Женщине там делать нечего, — ответил Эйнар. Ари злобно фыркнула, но осталась на месте — она отлично знала, что толк в предстоящей стычке от нее вряд ли будет, а значит, она только помешает.

Эйнар и Мор влетели в камеру одновременно. Толстого неповоротливого стражника Скальд оставил Мору, а сам взялся разбираться с палачом — плечистым ухватистым мужиком, успевшим к тому же схватить топор с длинной рукоятью. Стражник был вооружен шпагой такой же примерно длины, как у Мора, но привык иметь дело с полудохлыми узниками, и потому его выпад, направленный в лицо музыканту, не достиг цели, а только зацепил дужку очков, которые не замедлили свалиться. Мор вслепую сделал контрвыпад и услышал такой знакомый и печальный звук — хруст стекла под тяжелым сапогом. Но это и погубило стражника — поскользнувшись на раздавленных очках, он потерял равновесие и с размаху грянулся башкой о каменный пол. Мор закрутил головой, пытаясь сообразить, нужна ли Эйнару помощь, и с тоской понял, что отныне на неопределенное время обречен видеть мир расплывчатым и размытым. Эйнара он отождествил, когда тот был уже в двух шагах. Безумный Скальд вытер лезвие меча какой-то тряпкой, бросил ее на пол и сказал:

— Идем. Все уже.

— А этот… палач? — спросил Мор.

— Нету палача. Не люблю я их, — ответил Эйнар.

— А узник? Его же надо освободить.

— Я его уже… освободил. Он меня попросил.

Мор открыл было рот, но тут же его закрыл. Они уже были в дверях, когда Эйнар добавил:

— Это был эльф.

Вернувшись к ожидавшей их Ари, бойцы в двух словах обрисовали ей ситуацию. Мор опасался, что ей захочется посмотреть на поле битвы и заранее готовился взять ее за шкирку, но она только закусила губу и судорожно сглотнула, переводя взгляд с мрачной перспективы коридора на забрызганную кровью убитых одежду Эйнара. Мору, невзирая на отсутствие резкости зрения, показалось даже, что лицо ее стало белым. Впрочем, будь свет в подземелье поярче, Мор сам бы напоминал цветом молодую травку. Эйнар, глядя на них, усмехнулся. После чего все трое направились дальше по коридору. Он кончался тупиком, где не было ничего, кроме дверей камер. Эйнар поочередно заглянул в решетчатые окошки и мрачно сказал:

— Везде одни трупы. Эльфы, люди. Выхода наружу нет. Идемте обратно.

Разведчики развернулись и зашагали к месту сбора. Говорить ничего не хотелось.

"А я пойду прямо — ни влево, ни вправо, — крутилась в голове у Инки щербаковская песенка. — Налево все яма, направо — канава. Кати в свою яму, ступай к своей Даше, крути свою драму, а я пойду дальше…"

— Дальше — конец коридора, — прервал трансляцию песни Гил. — Там караулка, а в караулке — две ледышки.

Майк взялся за меч, но Инка решительно сказала:

— Сначала я. Мечом ты только тревогу поднимешь.

Майк с неохотой кивнул. Инка набрала воздуху и сделала шаг вперед. Ледяные воины стояли в небольшом предбанничке у створчатых бронзовых дверей. Неизвестно, удивились ли они, узрев нежданных пришельцев, но больше ничего сделать они не успели — Инка торопливо проговорила уже раз выручившее их заклинание, и от ледяных осталось только мокрое место. Инка, мокрая от страха, как мышь, перевела дух.

Разведчики осмотрелись. В караулке насчитывались аж две двери помимо той, через которую они вошли. Одна открылась сразу же, как Майк толкнул рукой бронзовые створки. За дверью начиналась винтовая лестница. Гил бесшумно, как кошка, вскарабкался наверх, потом вернулся и сказал:

— Там выход во внутренний двор. И тоже не заперт. Пора наших звать — уже вечереет. А эта дверь куда ведет?.. Черт, заперта! По идее, ключ должен был быть у стражников. Надеюсь, он не был ледяным…

Гил пошарил кинжалом в луже и подцепил здоровенный ключ с фигурной головкой. Он сунул его Майку.

— Откроете сами? А я побегу за остальными. Час уже кончается. Майк, ты только ни во что не ввязывайся… — И Гил исчез в коридоре прежде, чем Инка или Майк успели раскрыть рот.

Замок был массивный, но довольно простой и хорошо смазанный. Петли — тоже, так что дверь распахнулась почти бесшумно. За дверью было темно, как у негра…

Инка поправила на голове фонарик-циклоп и включила его. Луч электрического света обежал довольно высокий сводчатый потолок и гладкие стены — помещение было примерно со спортзальчик в школе старой постройки. А посреди него свод подпирали тонкие хрустальные колонны и между ними на вычурной подставке стоял полупрозрачный ящик вроде гроба.

Свет фонарика заискрился в хрустальных гранях. В гробу лежала девушка в темном каком-то одеянии. Мертвой она не была — скорее спящей, даже дышала. Однако произведенный нашими героями шум бряцание оружия и грохот шагов — ее не разбудил. Лицом она была очень похожа на прекрасную Мериль, так что даже гадать было не нужно, кого они здесь нашли. Майк сбросил на пол хрустальную крышку, которая тут же разлетелась мелкими брызгами. Звон не произвел на спящую никакого впечатления, равно как и другие способы побудки. Инка тем временем внимательно разглядывала колонны, световое пятно бегало в полном согласии с поворотами ее головы, и Майк сердито потребовал не дергаться и не светить в глаза. Однако Инка обратила на это ноль внимания. Наконец она вернулась к гробу и сказала:

— Майк, а ты Пушкина читал?

— Какого Пушкина?

— Александра Сергеича. Как это там у него: "гроб качается хрустальный…" — черт, не помню, как дальше.

Майк ужасно не любил, когда с ним говорили таким тоном, и с трудом удержался, чтобы не вспылить. А Инка продолжала:

— Тут вон даже надпись есть, с инструкцией.

Майку сильно хотелось ее придушить — ну чего тянет-то?

— "Устами уст коснувшись, пробудишь ото сна" — тут так написано, — Инка оглянулась на гроб и спящую Мериль. — Боюсь, это единственное средство.

Майк склонился над гробом и… Инка хотела уже тактично отвернуться, но ничего особенного не произошло. Майк легко поднял Хиллелиль и попытался поставить на ноги. Она мягко и как-то трогательно осела на пол.

— Похоже, средство действительно единственное, — пробормотал Майк и оглянулся на Инку.

Остатки инкиной совести зашевелились где-то в самой глубине души. Честно говоря, Инка прочла Майку не всю надпись.

— Там было еще две строки: "Навек ее полюбишь — всему своя цена", — наконец сказала она.

Майк решительно завернул Хиллелиль в свой плащ, подхватил левой рукой — растрепанные темные волосы разметались по кольчуге и пошел к выходу. Инке при взгляде на нее в голову лезло дурацкое словечко "сомнамбула". Ей очень не нравилась идея возиться со спящей красавицей. Тут самим дай бог ноги унести! Так Инка страдала, раздираемая между инстинктом самосохранения и гуманизмом. Потом ей пришел в голову резонный вопрос: может ли гном относиться к эльфу по-человечески? И применимо ли к ним понятие гуманизма вообще? Пока она размышляла на такие философские темы, вся компания собралась и отчиталась. Майк, со вздохом оглядев эту тусовку, велел всем не страдать фигней, а приготовиться к бою. Затем, посовещавшись с Эйнаром, определил тактику и стратегию: надлежало разделиться на две группы, одна должна была прорваться к воротам — вернее, доставить туда Тайку с ее флейтой, а другая — заняться главным злодеем.

— А ее куда девать? — хмуро спросила Инка, указывая на Хиллелиль, завернутую в широкий плащ Майка, которая свернулась у него под боком клубочком.

Эйнар со стоном рванулся к ней, выпустив из рук меч, и подхватил на руки. "Вот так так," — девицы переглянулись и тактично отошли в тень. Эйнар осторожно отвел с ее спокойного лица волосы и поцеловал. Хиллелиль вздохнула и открыла глаза.

— Эйнар? — не веря своим глазам произнесла она.

Вместо ответа Эйнар поцеловал ее еще раз, и уж этот-то поцелуй без ответа не остался. Потом Эйнар повернулся к Майку.

— Как мне благодарить тебя за ее спасение?

Майк пожал плечами. Никакой особенной своей заслуги он не видел. Эйнар свободной рукой рванул ворот рубахи и стащил через голову свой оберег — потускневший серебряный "молот Тора" на кожаном гайтане — и протянул его Майку, другой рукой прижимая к себе Хиллелиль. Майк торопливо распахнул ворот и снял свой "молот", новенький, матово поблескивающий.

— Ладно, названные братцы, — сказал Гил. — Пора.

Эйнар что-то вполголоса сказал Хиллелиль, она ответила, соглашаясь. Потом все построились и двинулись.

Как это ни странно, но до выхода во двор у подножия донжона они никого не встретили. Только Керри все сильнее беспокоился и тревожно оглядывался.

Двор был пуст. Майк осторожно выглянул, потом вернулся обратно и приказал Ари и Инке сидеть здесь, на двор не соваться, оберегать Хиллелиль.

На всякий случай Дракон велел Барри их охранять. Инка подумала, что судя по манерам Черных эльфов, сестричка Аронделя вполне способна защитить себя куда надежней, чем они двое, но ничего не сказала.

Майк, Гил, Мор и Дракон в сопровождении Керри ринулись в одну сторону, а Эйнар, Эйкин и Тайка — в другую. Через полминуты раздался отвратительный вой, и Инка с Ари, не сговариваясь, высунулись наружу.

Из внутренних ворот вслед троим открывателям врат ломанулось стадо нечисти. Такое можно увидеть или в кошмарном сне, или в компьютерной игрушке вроде DOOMа. Инка увидела, что Эйнар развернулся в самом узком месте, в изгибе фортификационного зигзага, и изготовился к бою. Эйкин же и Тайка рванули вперед с такой прытью, какой в них никогда и никто не подозревал.

И тут Инка издала сдавленный полустон, указывая во внутренний двор, откуда эта нечисть рвалась. Там на ступенях крыльца стояла фигура в черном одеянии с гривой рыжих волос.

— Эллен! Вот она где!

С этими словами Инка выскочила из спасительного убежища и бросилась к ней. Эллен же, не обращая внимания на свалку, медленно двинулась на середину дворика, вымощенного мозаичными плитами. В центре черным лабрадором был выложен восьмиугольник, окруженный двойным кольцом.

Ари не успела ухватить Инку, и тут мимо нее из дверей выскочила Хиллелиль. Она подняла руки и с ладоней ее сорвалась молния. Потом еще одна и еще — и все летели прямо в кошмарную нечисть, окружившую Эйнара. А тот выписывал мечом в воздухе сверкающие руны битвы и выкрикивал боевые висы. Он весь был в безумии боя, и, если бы кто увидел его в этот миг, то сказал бы, что этот человек счастлив. Да, он был счастлив, потому что исполнил свой долг, и потому, что настал час смерти, о которой еще много столетий будут петь скальды: о том, как Эйнар Белый Волк, безумный скальд Севера, сын короля, прошел в поисках возлюбленной своей полмира, и встретился с ней у черных врат смерти. Жизнь завершается смертью, венчается ею, смерть — главный поступок героя, и скальд должен умереть так, чтобы было что воспеть. Эйнар уже едва видел своих врагов, пот и кровь заливали глаза, он был весь изранен, и черный яд уже проник в кровь, но он еще сражался. Страшное подобие человека возникло перед его затуманенным взором, с мертвенно-зеленым телом в ржавом измятом доспехе, с многосуставчатыми руками, и руки эти протянулись к нему, чтобы обнять и задушить. Сверкнул меч, и чудовищное порождение мрака взвыло, роняя руку на землю. Еще удар — и, разрубленная пополам, уродливая голова лопнула, из нее брызнула гниль. Эйнар поскользнулся и упал, и последним проблеском мысли было — что вот она смерть, и я встретил ее с мечом в руке.

Рядом ударила молния, Хиллелиль уронила руки и бессильно прислонилась к стене.

Эйнар лежал неподвижно, а зеленая рука-змея, отцепившись от его ноги, ползла к горлу. И тут подбежала Ари. Не без усилия подняв оброненный Эйнаром меч, она принялась рубить зеленую дрянь в капусту, непечатно ругаясь — что поделать, трудное детство, нехватка витаминов! и приговаривая что-то вроде:

— …! Ползают тут, как… тараканы… мать вашу! Ишь, холера…! Какого… всем этим… нравятся живые покойники? То ли дело назгулы — чисто, стерильно… А тут — сплошное…….!

Докромсав ползучую руку, она огляделась вокруг и, убедившись, что больше никого рубить не надо, опустилась на колени рядом с поверженным Безумным Скальдом. Помотала головой — драки драками, а от вида ран и крови ей всегда становилось не по себе, — потом решительно извлекла из кармана зеркальце и поднесла к губам Эйнара. Подержала, потом внимательно рассмотрела. Кивнув утвердительно — надо же, дышит! — Ари крикнула:

— Инка, где у тебя бинты? Неси скорее!

Но Инка в этот момент была занята своим поединком — не менее яростным. Ибо Эллен, встав посреди двора, извлекла из сумки не что иное, как Грааль.

— Так вот он где! — ахнула Инка. — Ты его украла!

— Я только взяла то, что по праву должно принадлежать владельцу, — холодно возразила Эллен. — Вы преследуете его, желаете его смерти — пусть так! Но я помогу ему, передав ему силу этой чаши и свою силу духа!

Эллен описала левой рукой широкую дугу, блеснул кровавый самоцвет в перстне, и выложенный черным полированным камнем круг налился холодным блеском. Инка споткнулась, упершись в незримую стену.

— Отдай!

— Нет! Да пробудятся спящие силы! — и Эллен, сняв с пальца перстень, опустила его в чашу. Потом, держа Грааль перед собой обеими руками, подняла лицо к небу и запела на странном языке. И пока она пела, тучи над замком таяли и расползались, открывая ночное небо и полную луну в зените. Серебристый свет залил двор, черные тени легли на булыжники. Как раз в этот момент Ари подняла глаза от зеркальца и увидела, что лунный свет, словно вода, струится в священную чашу. Инка вспомнила прочитанное в приснившейся книге и единым духом выпалила первое пришедшее на ум заклинание, которое показалось ей подходящим к случаю:

Клятв и заклятий вязь, Знаков Стихий — власть, Чар колдовских — сеть, Кружево колдовства Развеют ветром, Рассеют пеплом, Водой — смоют, Землей укроют Мои слова.

Прозрачная преграда подалась и рассеялась, Инка шагнула в черный круг, намереваясь отнять у Эллен священную чашу. Быстротой реакции Инка не отличалась никогда, и Эллен просто отступила на шаг, оторвала одну ладонь от чаши и обратила ее к противнице, промолвив:

Призываю силу Владыки Снов! Глаз коснусь — не поднимешь век, Узы сна — прочнее стали оков И забвенья покров — как снег. Именем той, чье имя — Покой И силой Владыки Чар Веки сомкни, усни — усни На день — на миг — на час…

И Инка мягко и медленно опустилась на камни двора.

— Ах, магия?! — сквозь зубы прошипела Ари.

Эллен усмехнулась — она не видела и не ощущала никакой опасности, поскольку ничего магически активного в Ари не было. Эта усмешка взбесила Ари пуще всего остального. Она не привыкла, чтобы ее игнорировали да еще тыкали носом о невидимый забор. Она выхватила зеркальце и со словами: "Ну так спокойной ночи!" — направила "лунный зайчик" в лицо колдунье. Недаром Ари слыла метким стрелком — Эллен покачнулась и плавно повалилась рядом с Инкой. Но, как ни странно, Грааль остался висеть в воздухе, вбирая в себя поток лунного света. Разве что покачнулся и выронил кольцо Эллен.

И в этот момент поднялась решетка ворот и из-под арки выполз Уголек с Анри на спине. Впереди них бежала Тайка с флейтой. Новоприбывшие замерли, узрев картину "Мамаева побоища", царившую во дворе.

— Чего стоишь, как столб, рыцарь хренов?! — заорала Ари. Она была не совсем права — Анри не стоял, а сидел. — Наших там, поди, бьют в три шеи! Хватай эту кружку и лети, е…….!

Анри, ошарашенный таким выпадом с ее стороны (кроме того, он совершенно не понял трех последних слов, поскольку они были произнесены по-русски со всей присущей этому языку экспрессией), попытался возразить:

— Но тут женщины и раненые… одни. Если опасность…

— Хватай и лети! — совсем вышла из себя Ари. — Кто сунется — отрежу… все, что только можно! Живее!

Анри протянул к чаше левую руку — в правой он держал копье и Грааль, проплыв по воздуху, мягко скользнул ему в ладонь. Уголек оттолкнулся от земли и взмыл в воздух. Тайка смотрела вслед, раскрыв рот.

— А ты что пялишься? — накинулась на нее Ари. — Там и без твоего присмотра справятся. А ты лучше поищи бинты — где-то у Инки в сумке должны быть. Перевязку делать умеешь?.. Ладно, ищи, потом посмотрим. А я пока посторожу. — И Ари, снова ухватив меч, встала у ворот, готовая дать отпор любому противнику.

Меч Эйнара был изрядно тяжел — даже Ари было не под силу держать его одной рукой. Некоторое время она соображала, как же быть, если кто и в самом деле полезет. Пока она будет с двух рук замахиваться, саму три раза прирежут эти… зомби. И тут она заметила, что там, где упал Эйнар и вокруг, на расстоянии слышимости, нечисти просто не стало — так, черные ошметки какие-то. "Вот уж правду бабка говорила, что черта не только молитвой, матерком тоже отогнать можно, лишь бы от души," — подумала она. Несколько успокоенная этой мыслью, она опустила меч и мысленно устроила смотр своему непечатному арсеналу. Тем более что Тайка мало что смыслила в оказании первой помощи раненым, и стаскивать с Эйнара доспех пришлось Ари, а делать это с мечом в руке — увольте! Неловкость же горе-помощницы привела Ари в тихое бешенство, что тоже способствовало усилению словесной боеспособности.

Когда с Эйнара стащили разрубленный кожаный панцирь и разрезали залитую кровью рубаху, стало ясно, что дела его хуже некуда. Края ран были черны от яда, и кровь запеклась бурой коркой, как будто раны эти не были нанесены только что. Прикоснуться к нему было страшно. Тем не менее Ари смочила кусок марли спиртом из маленькой фляжки и вознамерилась приступить к первичной обработке. Но тут Хиллелиль, до этого бессильно стоявшая у стены, переместилась к ним и отвела ее руку. Ари повиновалась, обрадовавшись случаю переложить ответственность на кого-нибудь более знающего.

Хиллелиль провела руками вдоль израненного тела, и его обволокло едва видимое сияние. Меж ее ладоней заклубился туман и стал растекаться по контурам этого сияния, скрывая страшные раны. Ари сунула фляжку и марлю Тайке и снова схватилась за меч — на всякий случай. Но во дворе было тихо, в отличие от донжона, где мелькали огни и слышался шум и грохот.

Вход в донжон, запримеченный Майком, вел в квадратную комнату в цокольном этаже. Посреди комнаты на невысоком помосте стоял некто в черных длинных одеждах. Воители застыли на месте — таким величественным и скорбным показалось им сначала лицо этого человека. И это его они должны истребить или по крайней мере оскорбить? Но тут хрустальный шар размером с куриное яйцо, висевший на груди мага, засветился багряным светом. И в этом свете лицо хозяина замка приняло выражение ненависти и злобы, глаза загорелись едва ли не ярче талисмана. С каким-то яростным выдохом он простер ладони к своим преследователям и произнес низким голосом:

Чары тумана, огонь талисмана, Правду нельзя отличить от обмана. Ты не поверить не сможешь в ложь, Увидев — поверишь, поверив — умрешь!

Что было после этого — описать трудно. Проще всех было Керри — он просто был отброшен ко входу и там тихо сполз по стенке, не в силах противиться странному сну, отяжелившему голову. И снились ему сплошные кошмары. На приключенцев из-за Предела чары Глаза Тху подействовали не так сильно. Их отшвырнуло друг от друга, на полминуты они потеряли ориентацию, а потом каждый ясно увидел, как маг исчезает в двери, и бежит вверх по лестнице, проходящей в толще стены. Воители ринулись вслед — но вот беда, каждый в свою дверь. И каждый был уверен, что преследует подлинного мага, а не какого-то двойника.

Мор одолел три пролета и очутился на широкой лестничной площадке. Мага нигде не было видно. Мор закрутил головой. Площадка переходила в узкую галерею. И по этой галерее на него надвигался отряд воинов, закованных в железо. Ни единой щелки нельзя было найти в их доспехах — лишь из глазниц шлемов смотрели беспощадные глаза. Мор поднял шпагу — и сразу понял, как легка и смехотворна она по сравнению с тяжелыми клинками врагов. Не лучше ли отступить? Он повернулся — и увидел, что лестница за спиной исчезла. Площадка обрывалась в пустоту, а внизу, на страшной глубине, ждали его стальные колья. Мор в отчаянии обернулся к наступавшему отряду. Спасения нет — либо мечи, либо падение с высоты. И в том, и в другом случае страшная смерть. Вот уже просвистел метательный нож, разорвав ему рукав и оцарапав плечо. И Мор решил, что лучше уж умереть в бою — авось успеет всадить шпагу хоть одному в смотровое отверстие. Он по привычке потянулся снять очки перед боем… и понял, что очков нет! Нет! Но как же тогда он так ясно видит и приближающихся воинов, и страшные колья на далеком дне провала? Значит, это только в его мозгу, это обман, иллюзия! И как только Мор понял это, вражеский отряд начал расплываться, таять, сливаться со стенами, а за спиной Мора возникла вполне реальная — он на всякий случай потыкал шпагой — лестница. Узкая галерея, привидевшаяся ему, на самом деле была довольно круто поднимавшимся коридором — совершенно пустым, впрочем. Плечо, оцарапанное метательным ножом, слегка саднило, хотя рукав был цел.

"Вот оно, внушение! — понял Мор. — Поверишь, что тебя убивают — и умрешь. Интересно, как там остальные? И что еще в запасе у злобн. завоева?" Но ответа на эти вопросы не было. Делать нечего, Мор пошел вперед — вверх по коридору, настороженный и готовый к новым сюрпризам.

Дракон спешил по лестнице, сжимая рукоять катаны. Самурай должен быть готов ко всему. Самурай не дрогнет перед лицом тысяч врагов. Самурай… Тут он очутился в круглом помещении с гладкими стенами и полом и, поскользнувшись, шмякнулся на пол. Пол оказался ледяным. И вообще, вся комната состояла изо льда. Дверь, в которую он вошел, стремительно затянулась ледяной коркой, как прорубь во время мороза. Невыносимый холод царил здесь. Дракон ринулся к выходу, надеясь пробить лед катаной но клинок, ударившись о лед, зазвенел и разбился, точно стеклянный. Воин бессильно стукнул кулаком по стене — и на льду остался клок пристывшей кожи. Кровь на ободранной руке вмиг застыла алыми кристаллами. Дыхание превращалось в облако инея. Сейчас он умрет от холода и останется здесь стоять, словно ледяная статуя. Дракон уже не чувствовал ни рук, ни ног — как вдруг по всему телу прошла волна тепла. Оно исходило от знака Королевы эльфов, висевшего на груди. Дракон нащупал цепочку и вытянул подвеску из-под одежды. Зеленый каменный листок лежал у него на ладони и казался совсем живым, даже странно, что он не увял от этого страшного мороза. Впрочем, Дракон больше не чувствовал холода, а подняв глаза от подарка Королевы, увидел, что никакого льда вокруг нет и в помине. Он стоял у подножия винтовой лестницы, и где-то наверху виднелся слабый свет. Катана, целая и невредимая, лежала у его ног. Дракон благоговейно коснулся губами драгоценного дара Королевы, спасшего ему жизнь, и снова спрятал листок под рубашку. Потом наклонился поднять меч — и невольно сморщился от боли.

Приличный клочок кожи на ребре ладони отсутствовал, руку дергало, слегка сочилась кровь. "Значит, вот как! У, гипнотизер проклятый! — мысленно обругал Дракон мага. — Чуть до смерти не заморозил, скотина!" Потом покрепче ухватил катану и стал карабкаться по крутой лестнице, надеясь, что у остальных приключенцев тоже обойдется.

Лестница с выщербленными каменными ступенями привела Майка в небольшой зал. Он еще успел удивиться, как такое помещение может быть внутри не столь уж обширной на вид башни, как вдруг в стенах зала распахнулись двери, и на каменный пол с лязгом ступили полторы дюжины воинов в латах бронзового цвета. Двигались они как-то замедленно — не как люди, придавленные тяжестью доспехов, а скорее как ожившие статуи. Майк решил, что он легко проскочит между ними в противоположный конец зала — в ту дверь, куда, как он видел, скрылся маг. Хотя, надо сказать, руками они двигали весьма проворно. А в руках у каждого был длинный меч из того же металла — не то двуручник, не то что-то около… Ладно, при таком темпе ходьбы они не опасны. Но тут освещение в зале стало катастрофически меркнуть — или это темнело у Майка в глазах? Секунду спустя он не мог разглядеть даже пальцы руки, поднесенной к лицу. И бронзовый лязг, раздавшись несколько раз, затих. Теперь Майк не знал, где находятся его противники, где располагается та дверь, в которую он должен пройти. Идти же наугад… Даже самая что ни на есть статуя успеет опустить двуручник на его кудлатую голову. Он все-таки сделал два шага вперед — и перед самым его лицом просвистел меч, со звоном ударив в стену. Искр не было но крошки камня больно ужалили Майка в щеку. Он отскочил назад и застыл, тщетно пытаясь увидеть или услышать врагов. Ни проблеска, ни звука — но они были здесь. "По крайней мере, положение одного я примерно знаю, — подумал Майк. — А не попробовать ли достать хотя бы его? Интересно, берет ли их сталь?" Но делать все равно было нечего — тем более, что дверь, в которую он вошел, намертво закрылась за его спиной. Майк вздохнул, встал в боевую позицию и мелкими шажками двинулся туда, где, по его предположению, находился бронзовый. И тут наш Горец понял, что тьма перестала быть полностью непроницаемой. Сперва ему показалось, что впереди него летит рой светлячков. Нет, это сияли руны на лезвии меча Айренара! Потом свет распространился по всему клинку. Блик от этого света сверкнул на полированной бронзе впереди, Майк рванулся, уходя от замаха живой статуи… И едва он нанес удар по шлему металлического воина, как тот исчез. Не упал, не рассыпался, а попросту исчез. Показалось Майку — или в зале действительно чуть-чуть посветлело? Он двинулся вдоль стенки дальше, при свете волшебного клинка увидел другого бронзового бойца и понял, что уйти из-под удара не успеет. Он рефлекторно вскинул навстречу свой меч, успев подумать — а выдержит ли клинок — а главное рука — силу такого удара? Но стоило желтому мечу соприкоснуться со светящимся лезвием, как противник Майка исчез точно так же, как и первый. И Майк даже не почувствовал этого соприкосновения. И пошел аттракцион! Враги исчезали, стоили Майку коснуться их — или их оружия — своим мечом. Но дважды он чуть не пропустил опасные удары. С исчезновением каждого очередного бронзового в зале становилось все светлее… Вот не стало и последнего. Майк утер вспотевший лоб — и понял, что находится не в зале, а на площадке лестницы, ведущей все так же вверх. И что все его перебежки, уходы и финты совершались на пространстве два на полтора метра. Майк провел рукой по стене даже не камень, толстый слой штукатурки, и ни единой щербинки на ней. Но щека, пораненная каменной крошкой, горела. "Ага, вот значит как! — подумал Майк. — Ясненько: "увидев — поверишь, поверив — умрешь". Впрочем, я-то как раз ничего не видел, но поверил вполне. Ну, мастак этот злобн. завоев. шутить! Устроил тут… пещеру ужасов! Надеюсь, только мне. Хорошо иметь артефактный меч — жаль только, что он у нас один." И Майк двинулся вверх, на всякий случай держа меч наготове.

Гил кошачьим наметом взлетел по лестнице и очутился в круглой комнате. Другого выхода, кроме того, через который он вошел, не было. Интересно, куда же девался маг? Сквозь стену просочился, что ли? Или тут скрытые двери? Гил начал обходить комнату, выстукивая стены. Но никаких признаков скрытых проходов не было. Более того — по завершении обхода оказалось, что и вход куда-то делся. Ни дать ни взять — запаянная консервная банка, и он внутри. Гил рассеянно шагнул на середину комнаты — и почувствовал, что пол под ногами поворачивается. Через мгновение комната завертелась бешеной каруселью, Гил отлетел к стене и больно ударился плечом. Карусель все набирала обороты, и мало того — стены комнаты стали постепенно сближаться. "Вот раздавит тут, как лягушку", — пронеслось в голове у Гила. Качало и крутило так, что он не смог устоять на ногах и распластался на полу. Это вдруг напомнило ему случай в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где он помогал Майку ставить фехтовальные сцены для какого-то спектакля. Тогда шла проверка технического оснащения для спецэффектов, и Гил, неосторожно шагнув на вращающуюся сцену, попал в такую же адскую круговерть. Правда, в театре это длилось всего полминуты. А сейчас… сколько времени прошло сейчас? Комната стала заметно теснее. Долго ли он еще продержится? Театр Станиславского и Немировича-Данченко… Станиславского и Немиро… Станиславского… А Станиславский говорил: "Не верю!" Поверишь — умрешь…

— Не верю! — произнес вслух Гил. Кажется, вращение комнаты замедлилось. Он смог подняться на ноги и повторил: — Не верю! Все это фокусы! Спецэффекты! Тху на тебя!

Карусели как не бывало, да и стены никуда не двигались, круглая комната обрела свои первоначальные размеры, вход обнаружился на положенном ему месте, а выходом служил квадратный люк в потолке, достигнуть которого можно было по скобам в стене. Гил схватился за скобу, шатнул ее, проверяя на прочность, и чуть не охнул от боли в плече. "Синяк будет, подумал он. — Хорошо, что не перелом. Н-да, циркач этот маг изрядный. А Станиславский все равно круче!" И Гил полез вверх, не забывая тщательно проверять крепость скоб.

Лестница окончательно завершилась в квадратной комнате, напоминающей ту, внизу донжона, где маг наложил на них заклятье. Только посередине было не возвышение, а мраморная лесенка из десятка ступеней, выводившая, очевидно, на крышу донжона. Сквозь проем наверху этой лесенки струился холодный серебристый свет. Едва войдя в комнату, Майк отшагнул было назад, решив, что сейчас придется драться с новыми врагами. Ибо двое появились прямо из пола по обеим сторонам лесенки, а третий выскочил из двери напротив. Но все трое тут же закрутили головами, озираясь, и Майк с облегчением опознал в них Дракона, Мора и Гила. На всякий случай выставив перед собой меч, Майк подошел к ним.

— А ты не иллюзия? — подозрительно спросил его Гил. — Если иллюзия, то сгинь-пропади, я в тебя не верю!

Дракон смотрел мрачно — видимо, тоже сомневался. Один Мор взирал на товарищей без опаски — он видел их так, как должен видеть близорукий человек, лишенный очков, и потому был убежден, что они самые что ни на есть настоящие. После обмена парой реплик в этом уверились и остальные.

— А где маг? — спросил Мор.

— Там! — Майк ткнул рукой на лесенку. — Больше негде! Ну, мы ему сейчас покажем… где мороки зимуют! Вперед!

Четверо воителей, тяжело дыша, выскочили на плоскую крышу башни. Видно, за время их погони ветер разогнал тучи — замок был ярко освещен луной. Маг стоял у самого парапета, и амулет на его груди сиял алым светом. Увидев своих преследователей, он только улыбнулся и простер руки ладонями вперед.

— Счас мы его! — выдохнул Гил.

— Бездна сразу под башней. Сорвать амулет, и туда, — сказал Майк. Все четверо рванулись вперед — и с размаху ударились о невидимую стену. Мор отскочил, потирая ушибленное плечо, Майка силой удара бросило на колени. А маг, все так же улыбаясь, ступил на парапет и скрестил руки на груди, охватив амулет ладонями.

— Уйдет! — Дракон отчаянно стукнул кулаком в преграду.

— Не уйдет! — Майк поднялся и взмахнул мечом Айренара. В лунном свете блеснул клинок, покрытый рунами, — и со стеклянным звоном преграда исчезла. Четверо кинулись к магу — но он уже не стоял на парапете, а словно плыл по воздуху, удаляясь от башни.

— Опоздали! Уже не достать! — с досадой сказал Майк. — Гил, где твой лук?

— Сейчас, — откликнулся Гил. Он подошел поближе к краю крыши, тщательно прицелился и выстрелил. Но стрела, не долетев до цели, словно угодила в вязкий кисель — замедлила полет, и маг походя взял ее из воздуха, повертел и швырнул обратно. Стрела со свистом рассекла воздух, словно ее не бросили небрежно, а выпустили из лука. Приключенцы едва успели увернуться.

— Черт! — выругался Мор. — Так он нас тут и ухлопает.

И тут снизу, из внутреннего двора замка наперерез магу взлетела черная тень. Рассекали воздух блестящие крылья, золотом отливала в лунном свете чешуя. На спине дракона восседал юный рыцарь в развевающемся плаще. В правой руке он сжимал копье со сверкающим наконечником. А в левой руке рыцаря мерцала драгоценными камнями чаша — Святой Грааль. И лунные лучи, подобно родниковым струям, вливались в эту чашу, текли, наполняли ее — и переполнили. Серебристое сияние плеснуло через край — и в этот миг с наконечника копья сорвалась голубая молния. Сорвалась и ударила в амулет на груди парящего над Бездной мага. Погасло алое сияние, и маг с воплем упал вниз, в жадную пасть Бездны. Затих его протяжный крик, и тут башня задрожала, ощутимо покачнулась — но устояла. И Бездна сомкнулась, приняв обратно свое порождение.

— Айда вниз, — опасливо сказал Мор, — а то вся эта вышка того и гляди рухнет.

Уголек со своим всадником уже спускался во двор замка, и сияние Грааля медленно угасало.

Когда все собрались во дворе и перевели дух, было уже заполночь. Выглядели все ужасно — одежда порвана, все грязные, уставшие. У Инки и Эллен болела голова, Эйкин был ранен — по счастью, легко. Хуже всех пришлось Эйнару, который так и лежал без сознания, окутанный голубым сиянием. Рядом сидела Хиллелиль, смертельно бледная. Уголек обвился вокруг своей чаши и тут же от усталости заснул. Что делать теперь — не знал никто.

Тайка сидела у стены и едва слышно наигрывала на флейте простой мотив. И вдруг вскочила с невнятным возгласом.

Прямо из стены стали выходить знакомые фигуры — Королева, главный ее полководец Ллейн, еще эльфы, потом высокомерный Арондель под руку с сестрой, старая ведьма Магда и величественный Одвин. Наши герои молча смотрели на новоприбывших.

Арондель и Мериль приблизились к Хиллелиль, и та сделала усилие подняться. Арондель подхватил ее и обнял. Потом увидел Эйнара и нахмурился.

— Вот оно что, — сказал он. — Опять Белый Волк!

— Спаси его, — еле слышно попросила Хиллелиль. — Ради меня, спаси Эйнара, если еще не поздно.

— Ох, сестричка, как же я могу тебе отказать, — вздохнул Арондель и простер руку вперед.

Сияние стало ярче, потом разом угасло. От страшных ран остались только шрамы, но глаз Эйнар так и не открыл и лежал, как мертвый. Тогда к нему приблизилась Королева и поднесла к бескровным губам серебряный фиал. Что там был за напиток неизвестно, но после нескольких глотков Эйнар пришел в себя.

Трогательная эта сцена была нарушена бестактным Керри.

— Ну все, госпожа, — весело сказал он. — Больше вам не придется грозить сбросить меня в Бездну.

— Ты полагаешь, Керридан, что можешь отныне проказить безнаказанно?

— Ну что вы, госпожа, — притворно смутился Керри. — Я только намекаю, что пришла пора обещанных наград.

В воздухе разлилось благоухание, ароматы лесных трав, камень пошел мелкими трещинами, в которые тут же проросли ростки. Не прошло и пяти минут, а во внутренних двориках встали стеной иван-чай и болиголов, горькая полынь и душица. Выщербленные стены оплел вьюнок, у подножия их поползла повилика, на башни взобрался цепкий хмель. Трава оплела меч Эйнара, который Ари уронила на каменные плиты, и клинок мгновенно пошел пятнами ржавчины, источился и рассыпался в труху.

Бой был окончен.

13. Награды фей

Искристый звон булата В слова свои вложи Последняя баллада Не допускает лжи! Э.Р.Транк — Благодарю, — ответил Том, Мне ни к чему подарок ваш. С таким правдивым языком У нас не купишь — не продашь. Не скажешь правды напрямик Ни женщине, ни королю… "Том из Эрсилдуна", пер. С.Маршака Вернись обратно, Виттингтон, О Виттингтон, вернись обратно! Г.Лонгфелло

[В последней адвентюре рассказывается о том, как все закончилось, и о наградах, полученных героями нашей повести…]

Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна — в темных своих одеждах, воины — в черненых кольчугах, с мечами, женщины — в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы.

— Какого черта ты его обхаживаешь? — спросил Майк.

— Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, — Керри лицемерно вздохнул. — Правильное воспитание пойдет ему на пользу.

Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена.

— Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно?

Князь демонов удивленно приподнял брови.

— Ты преувеличиваешь, дитя мое, — отечески сказал он. — Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих.

Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала:

— Все равно, это было против чести.

— Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, — вмешался в разговор Арондель.

Эллен упрямо покачала головой и тронула струны.

В чем моя вина? В черном с серебром. В чем моя война? Словом, не мечом. В чем моя печаль — темное стекло… Было и… — Прощай… — было, да прошло. Тяжесть многих бед — да на плечи мне: Горек этот хлеб, да другого нет. Крылья лжи легки, да молва быстра: От одной строки — к пламени костра. В чем моя беда? Не склоню колен. Мертвая вода, стылый холод стен… Крылья лжи пестры, ярче радуги. Ярые костры — кому радостью? Ввысь бы, да крыла переломаны, Пепел да зола — кружат вороны. Хоровод виллис привела молва: Рано собрались — я еще жива! Без оружья бой — мне ли выстоять? Против всех одной — это истина, Помощи молить не пристало мне. Что скажу? — "Прости… как устала я…"

На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути.

Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король — из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову.

— Слушайте, жители Фэери! — выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. — Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы!

— Это про нас? — спросила Инка.

— А про болгарских слонов, что ли? — съязвила Ари.

— …и каждому будет дарована награда по желанию сердца его!

— Вот эльф чертов, — прокомментировала Инка. — Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами.

И тут вперед выступила Эллен.

— Празднуйте победу! — сказала она. — Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных!

Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела:

Как гончий пес, ты чуешь кровь, И снова в битвах гибнут люди: "Да сгинет Тьма — да будет Свет!" О благородстве речи нет. И что тебе рыданья вдов? Во славу Света войны вновь, А победителей не судят. И корчиться, как червь, у ног Во прахе побежденный будет. Король, избранник Света, здесь, Чтобы вершить святую месть, Чтоб низшим преподать урок, А если ты и был жесток Что ж, победителей не судят. Огонь и сталь — вот твой закон, Что мир вовеки не забудет, И ты, король и властелин, Стоишь средь выжженной земли, И древний Запад отомщен: Пускай из горла кровью стон, Но победителей не судят. Пусть восхвалений пьяный мед Наградой победившим будет Так славь героев, менестрель! За песни — золота кошель, А коли он не то поет, Землей ему забейте рот, Ведь победителей не судят! Кто прав — решает сталь клинка, Вершит сильнейший правосудье, Костром взовьется еретик, Горят в огне страницы книг. Пускай в крови твоя рука, Закон один на все века Что победителей не судят.

И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь.

— Не пугайся, — сказала ей Королева. — Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь.

Эллен осталось только смириться с этим.

Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль.

— Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите — достоин ли он руки Хиллелиль?

Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина.

— Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери!

Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил.

— Эйнар! — сказал он. — Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей!

Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке.

— Благодарю тебя, побратим, — сказал он. — Клянусь — этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела!

И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней:

Да славится мастер, искусный кузнец, Творец ожерелий, клинков и колец. Но трижды меж нами прославится тот, Кто кубок для сладкого меда скует. Тебе, земледелец, Деметры слуга, Подвластны сады, и поля, и луга. Ты славен — но ныне возносим хвалу Тому, кто вино доставляет к столу. Надежных друзей проверяет война. Друг рядом — и сеча тебе не страшна. Да здравствует доблесть! Но сердцу милей Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей. Сидит с королем молодая жена. Он так благороден, прекрасна она. Им слава! Но трижды прославится тот, Кто в честном бою короля перепьет!

В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился.

Будь славен король, что в боях побеждал, Чей щит украсит сияющий герб, Будь славен кузнец, что меч твой ковал, Но трижды — кто выковал плуг и серп. Дворцы и твердыни рассыплются в прах, Речь мудрого переживет короля, Будь славен, сеющий мудрость в сердцах Но кто-то должен засеять поля. Воителю меч привычнее слов, Опора миру, да славится тот, Кто трон хранит и разит врагов, Но трижды — тот, кто колосья сожнет. Слова менестреля острее стрел, Укор разит вернее, чем меч, Будь славен, кто песню сложить сумел Но кто-то должен сложить и печь. Вино и песни сердца веселят, В застолье не сталь, а кубки звенят. Будь славен тот, кто растил виноград, Но трижды — те, что пшеницу растят; Будь славен меч, и лютни струна, И древняя мудрость, хранящая мир, Будь славен кубок хмельного вина Да только без хлеба и пир — не пир! Но черного хлеба ломоть в пути Мне слаще яств королей и вельмож. Будь славен тот, кто пшеницу растил, Но трижды — тот, кто посеял рожь!

Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:

Вертись, вертись, мое колесо, Прядись, прядись, шерстяная нить. Отдавай, мой гость, мне мое кольцо, А не хочешь если — совсем возьми.

Ответная песнь Эйнара была воинственной:

Мне слышится вой холодных ветров, Мне помнится лай голодных собак, Мне ведома поступь моих врагов, Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак… Я знаю формулу смеха клинка, Я видывал смерть и что хуже ее, Я видел Звезду, где Луна высока Где свет распороло Тьмы острие. Я вечно пою гимн и радость ножа, Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом, Мне имя — берсерк, Ярость — мне госпожа, И мне все равно, что случится потом. Моя речь — это хрип разъяренных богов, Прежде жил я и звался Серебряный Волк, Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов И дымом — плаща черно-траурный шелк… Один я остался, а стая ушла, И ко мне обращаются лишь облака, Я уже не похож на Крушителя Зла, Но безжалостно-крепка, как прежде, рука…

И снова было подношение даров — на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон — благословение Королевы и талисман удачи, Ари свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка — чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка — сияющий самоцвет, Мор — серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки — оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.

Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин — так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:

— Ну что, Уголек, тезки мы с тобою — ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!

И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону — на память.

Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.

— Теперь я — второй хранитель Грааля, — улыбаясь, сказал он. — Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.

— О, хоть один догадался поблагодарить, — фыркнул демон. — Интересно, а демонов в ваш орден принимают?

Анри пообещал узнать.

— А может, споешь на прощанье? — предложил Гил.

Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.

Безумны солнце и луна, В безумных небесах, Плывут, безумию сполна Подставив паруса. Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, пой… Безумьем полон белый свет, Полна безумьем тьма. Другого объясненья нет, И я схожу с ума. Олд никольер, седой как лунь, Давно мне говорил: "Безумен каждый человек, Что в этот мир вступил!" Ты можешь этот мир спасти Одним движеньем глаз: Согласно веки опусти И не разлучишь нас. И плащ ее в траву упал, Примяв застежкой рожь, И понял я, что променял Безумье на него ж… Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, пой! Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, — вот и спел!

Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.

Усталость Долгих дорог Тает в свете ночной звезды. Пусть малость Отдохнет клинок, Конь напьется чистой воды Из прозрачного родника, Расплескав отраженье луны. В Имладрисе ночь, и она Пробудит волшебные сны. Я снова Пришел в этот дом, Где не властны старость и смерть. Шли годы Своим чередом, Я вернулся — и снова я здесь, Будто вышел я лишь вчера. Тяжесть времени падает с плеч. В Имладрисе ночь, и она Будет медленно течь над землей, медленно течь. Пусть песня Звонкой струной Поднимается до небес. Шум листьев Над головой Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь. В этой музыке — взмах крыла, Шелест пенной морской волны… В Имладрисе ночь, и она Пробудит волшебные сны.

Тайка спела на прощанье такую песню:

Вот и солнце зашло, наконец. Капли времени меряют вечность. Этот день теперь не жилец, Тихо падает синий вечер. Звездная сеть на небе — белые искры. Мир и бездонный покой в черном небе царит. Льется на грешную землю свет серебристый И, отражаясь в росе, самоцветом горит. Льется песни печальный мотив. Ничего, что слова непонятны Эта песня о долгом пути И о мире, таком необъятном: "Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге, И не скоро конец, да и будет ли он? И достанет волнений, забот и тревоги. Путь ведет в бесконечность по кругу времен." Смолк певец, и опять тишина, Но осталась на сердце тревога. Ночь манит, но теперь не до сна Звездный свет призывает в дорогу. Что же, певец, ты наделал мотивом своим, Так одиноко звучавшим в подзвездном покое? Ведь на земле стало больше скитальцем одним. Прочь от спокойствия манит мотив за собою…

И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.

Поступь дней и грохот битв, Шепот ласк и страсть молитв Все струною отзвенит, Все слезой уйдет в песок. Птичьим клином улетать, Желтым кленом облетать, Жизнь и смерть в одно сплетать Для всего настанет срок. В дней тиару вплетены Тьма и свет, как года дни, Чередой пройдут они, За собою клича нас. Не порвав событий нить, Вечность в двери постучит, Время верить и любить Сменит ненависти час. Мы сплетаем сети слов, Но из глубины веков Ветра западного зов Все призывней и слышней. В нем — небесная печаль. Бросив дней немой оскал, Мы уйдем, ведомы вдаль Чередой ночных огней, Чашу мук испив до дна. И останется одна Изначальная весна На истерзанной земле. Пряный изумруд травы, Золотой покров листвы, Глубь небесной синевы, Лун и солнц спокойный блеск.

А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина…

А потом было утро.

И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище… И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.

За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.

Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия — сюда". Потом попался еще указатель — "Холмы Фей — направо. Ноттингем — прямо. Шервуд — налево. Монастырь святого Витольда — за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".

Возле ярких шатров из парашютного шелка — будущий Ашби де ла Зуш — было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:

— Привет! Уже в прикидах?

— Привет, Тинка! — ответил Майк.

И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко — привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов — самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.

И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:

Свершили в чаще колдуны Над Робин Гудом чудо: При свете солнца и луны Нет смерти Робин Гуду. В бою он будет невредим, Из битвы выйдет целым, И от стальной его груди Отскакивают стрелы. Неправда, Робин не стальной, Ничуть других не тверже, И может быть сражен стрелой Или мечом повержен. Тогда над ним склонится друг, Из близких самый смелый, Чтобы у Робина из рук Взять меткий лук и стрелы. В заветный рог он затрубит Над чащами Шервуда. Пока он в схватке не убит Он будет Робин Гудом. Ты можешь Робин Гудом стать, А может, я им буду. Вот оттого на сотни лет Нет смерти Робин Гуду!

Тем временем Тинка говорила Гилу:

— …Ну так он не приехал. Вот если бы и ты не приехал, тогда совсем… Давай, а?

— А что? — сказал Гил. — Майк, как ты считаешь, выйдет из меня Робин Гуд?

— Да ты скорее на Хелота смахиваешь, но в общем ничего.

Успокоенная Тинка перешла к следующему пункту.

— Инна, у меня тут есть девочка, хочет в эльфы. У вас ведь еще есть места?

Инка с трудом вникла в суть проблемы и, смирившись со всем, сказала:

— Давай ее сюда, посмотрим.

Девочка подошла, поздоровалась и представилась — Наташа Яновская. Пока Инка перекидывалась с ней репликами и соображала, парни подозрительно замолкли и разглядывали новенькую так, что той стало неловко — не то пятно на блузку посадила, не то лицо испачкала. Она была одного роста с Инкой, стройная, с миловидным лицом и рыжеватыми локонами. На шее у нее висела блок-флейта на шелковой ленточке.

— Игровое имя есть? — спросила между тем Инка.

— Нет еще.

— Слушай, у меня есть одно в запасе, тебе подойдет. Мейдриль. Значит — "Медный Блеск", у тебя волосы отсвечивают. Нравится?

— Хорошо, — согласилась Наташа. — А если сокращение?

Инка задумалась.

— Может, Мериль? — предложила новонареченная.

Инка вздрогнула. И только тут поняла, что Наташа и в самом деле чем-то похожа на сестру Аронделя, князя Темных эльфов Фэери. Майк сделал вид, что смотрит в сторону, Дракон хмыкнул.

— Ну как? — спросила Тинка.

— Все о'кей. Одним эльфом больше, — ответила Инка и увидела нечто такое, отчего немедленно онемела.

Из-за поворота показалась Эллен. В черном плаще, с гитарой за спиной и сигаретой в руке. Увидев их, она остановилась, как вкопанная, но все же подошла. Никто из шумной толпы не обращал на наших героев внимания — стоят себе и стоят, может, там у них гнездо.

Н-да, современная молодежь, даже если и увлекается по уши всякими сказками, не в силах просто так поверить во всякие необъяснимые явления. Книги — это одно, там хоть на помеле летай, а в жизни так — увы, увы, увы — не бывает! Скептицизм, материализм и прочий рационализм крепко въелся в душу современного человека, не мешая, однако, верить в колдунов, экстрасенсов и параллельные миры (Отражения или Измерения — как кому нравится). Наши герои не были исключением. Поэтому и говорили они исключительно на нейтральные темы.

А через полчаса в главный лагерь ввалилась шумная толпа норманнских наемников — будущий отряд Мориса де Браси. Впереди вышагивал Антон, победно сияя очками. Рядом с ним шествовал погруженный в собственные мысли Мор — в сером плаще, застегнутом вельтской пряжкой, с гитарой наперевес. Антон что-то втолковывал Ари, которая была мрачнее тучи и, судя по всему, с минуты на минуту могла послать его подальше. Однако не послала, поскольку увидела Зайку и побежала с ней здороваться.

Словом, все так или иначе занялись суетными приготовлениями последнего дня перед игрой. Но — кто знает, случайно или нет — вечером в лагерь эльфов с разных сторон и почти одновременно явились: доблестный король Ричард, вольный стрелок Робин Гуд, шотландский рыцарь Мак-Дрэгон, бродячий менестрель Тай де Диа, иоаннит Мишель де Морран, валлийская ведьма Арианрод и английская ведьма Элен. В эльфийском лагере было тихо и пусто — почти все ушли в Ноттингем пообщаться. У костра сидели только Инка и Наташа.

Разговор не клеился долго. Наконец Инка не выдержала:

— Что, будем в молчанку играть? Я не я и шпага не моя? — она указала на шпагу Мора. И тут все поняли, что пришли сюда, чтобы убедиться — нет, это не сон, это было, было с ними.

— Эх ты, королева эльфов, — укоризненно протянул Мор.

— Я чувствую себя полным идиотом, — гневно сказал Майк.

Эллен стряхнула пепел с сигареты и лениво заметила:

— Вы не хотели мне верить. Сами виноваты.

— А, да я не о том! Нечего было обещать нам золотые горы в нашем мире.

— А что, кто-то сомневается в наградах фей? — невинно осведомилась Инка. — Мы все получили свое. Гил вон с луком никак не расстанется, а ты, я смотрю, так привык в кольчуге бегать, что вроде как голым себя без нее чувствуешь.

— А на мою катану посмотри! — поддержал Инку Дракон. — И знак Владычицы — вот он, никуда не делся.

Он продемонстрировал всем зеленый самоцвет и спрятал его обратно под рубашку. Майк, внезапно вспомнив, вытянул свой "молот Тора". Оберег был не его: вместо новенького серебряного, с блеском, потускневший от времени, истертый, с выбитыми на другой стороне рунами, вместо цепочки крепкий шнур.

— Значит, вот как, — произнес Майк. — Эйнар и вправду был.

— Да есть он, — сказал Инка. — Только он там, а ты здесь. Все мы свое получили. Дракон — катану и расположение Королевы, Гил дивной красы лук и прочее вооружение, Зайка — волшебную флейту и вечные серебряные струны, Мор — шпагу и опять же струны, Ари повоевала и поколдовала, плюс пара красивых фенек…

— А ты? — спросил Гил.

Инка пожала плечами.

— А я наприключалась по уши. Да и вы тоже. Как там у Высоцкого "а в бою испытай, что почем, что почем…"

Эллен хмыкнула.

— Да, я знаю, что ты считаешь нас неправыми, — ответила Инка. — Что нам теперь, удавиться, что ли? Не была ты у него в подземельях, а мы там прошли.

— Ребята, у вас глаза сияют, — вдруг подала голос молчавшая до тех пор Наташа. — Вы такие… озаренные…

Приключенцы переглянулись. Может, со стороны виднее, а они ничего особенного не видели. Но чувствовали, что Наташа сказала правду.

— И, кстати, у тебя тоже струны теперь всегда будут серебряные. И дар Тома Эрсилдуна в придачу, — продолжила Инка, обращаясь к Эллен.

— Хоть один правдоговоритель будет, — буркнула Ари. — А то тошно жить на белом свете.

Она встала и отряхнула штаны.

— Вы как знаете, а я спать пошла.

После ее ухода они перебросились еще парой реплик, потом Зайка потянулась за гитарой. Серебряные струны зазвенели как-то особенно:

Обрывки снов — но это только сны, Расплывчаты, размыты, словно тени, Неясный блик тускнеющей луны И меркнут краски тающих видений Под тихий звон неведомой струны. Зачем — нам вспомнить это не дано, Зачем нам знать, что мы когда-то жили? И все же свято верим все равно Видениям того, что раньше было. А в памяти по прежнему темно. И снова рог — трубит все громче он, И блещет щит лазурной синевою, Огонь и дым, холодной стали звон А может, это было не со мною? И снова явь сменяет странный сон. Тревожны сны, от них спасенья нет, Но утро вновь в свои права вступает, Уходит ночь, и меркнет лунный свет, И нехотя тревога угасает, А новый день опять не даст ответ. Ну что ж, пусть все уйдет в небытие, Пускай уйдет то краткое мгновенье, Когда мы видим прошлое свое, Обрывок жизни, преданный забвенью, Твердя себе, что не было ее…

Вот и все дела. Кто что хотел, тот это и получит. А если он и сам не знает, чего хочет? Все равно получит. Вот и получили.

Тут к костру подошла Дара, тоже с гитарой.

— Привет! А чего в Ноттингем не пошли? — спросила она.

— А так просто, — ответил Гил. — Чего там делать?

— Песни петь, — Дара уселась рядом с Инкой.

— Ну так спой чего новенькое, — сказала Инка. — Только серьезное.

Дара искоса глянула на нее, подумала и запела:

То было не со мной и не с тобой. Не я тебе оплечье подарила. Не ты мне пояс византийский дал. Не я тебя под вечер проводила. Не ты на аргамаке ускакал. Не нам служили ручейки вечерню, Не нам играла золотом река. Не с нами это было — верно? Верно. Мой кот, умывшись, спит у камелька, Дорогу завалило мягким снегом, И ни тропиночки к моим дверям. Я сон видала: на пяти телегах Везли гробы. Иль то к похоронам? А может, к воскресению? Забыла. Не ты пропал за дальней стороной, Не я слезами очи иссушила. То было не с тобой и не со мной.

— Здорово, — сказала Инка. — Твое?

Дара кивнула. Мор пробормотал что-то неразборчивое, поднялся и, буркнув "Спокойной ночи", пошел к себе в лагерь. Помаленьку разошлись и все остальные.

Уже заполночь Инка выбралась из палатки. По берегу кто-то бродил и играл на флейте. Она направилась посмотреть, кому там не спится, и наткнулась возле палатки на Дракона.

— Чего не спишь? — спросил он.

— Так. Все опомниться не могу.

Дракон хмыкнул:

— Ты думаешь, награды без подвоха?

— Как бы не так! Это же эльфы! Только, знаешь, хорошо, что мы не струсили. Хотя я изрядно перетрухнула. Вот Эллен хуже всех. Такая трагедия!

Дальше она продолжать не стала — и так все было ясно. Серебряные струны, не позволяющие ни малейшего отступления от истины — достаточно тяжкая ноша.

— Майка тоже как-то странно наградили, — перевела разговор Инка. — Ни оружия, ни чудес.

— Ну, как сказать, — протянул Дракон. — Если в свете подвоха рассуждать, то он свое тоже получил.

— Ты это о чем?

— А как ты думаешь, кто там бродит по берегу в лунном свете? — заговорщицким тоном шепнул Дракон. — А это наш Горец и Мериль.

— Мериль? Да она-то откуда здесь?..

— Никаких чудес. Это твоя новенькая, Наташа.

— Дурак ты, Дракон, и шуточки у тебя дурацкие… Он же трепло, каких поискать. Небось расписывает ей в красках наши похождения. Всех остальных он уже прокомпостировал.

Дракон фыркнул и ушел. Инка пробралась через кусты и увидела на мостках две фигуры. Одна явно принадлежала Майку, а вот вторая… Второй была девушка по имени Наташа, с лицом и голосом Мериль из рода Темных эльфов. Она играла на флейте, и откуда-то с берега ей отвечала другая — очень знакомого тембра, наверное, Тайкина.

Стараясь не шуметь, Инка выбралась из кустов и обошла их по узенькой тропке над самым берегом. В тени большой ивы вспыхивал красный огонек сигареты, выхватывая из темноты лицо Эллен. Она тоже смотрела на мостки.

Инка, она же Моргана, королева эльфов из Холма, вздохнула и пошла спать.

Вместо эпилога

Погребальных костров стелился сизый дым, Мимо полых холмов, по дорогам пустым, По равнинам седым в ожиданье снегов Ответь мне, чем был твой кров? Чем была наша цель средь бурлящих котлов, Среди скованных тел, среди плотской тюрьмы? Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел! Очнись же, сорван покров! В небесах плавят медь Это Смерть, рыцарь в черных шелках, Проводник к Раю, Где беспечен псалом, Где за круглым столом, Как Артурово рыцарство, свита Христова у чаши с вином… Для всех, кто большего ждал, Господь направит гонцов, В их руках, как Грааль, горит смертельный фиал, Но если это финал он так похож на любовь! Ты слышишь пенье ветров? Над сетью белых дорог, над дробным стуком подков Открыта дверь облаков так труби же в свой рог Над вселенской зимой, что была нам землей, Над пеплом наших костров! Оглянись — вестник ждет, Проводник до последних ворот, Где меня встретят Все, кого я любил, Все, кого я любил, Все, кого, как и нас, в небеса уносил ветер…

22 июня 1995 — 22 марта 1996

(Вершина лета 1995 — Весеннее равноденствие 1996)

КОНЕЦ

Некоторые комментарии

D&D, AD&D — "DRAGONS AND DUNGEONS", серия настольных и компьютерных игр, весьма популярная.

DOOM — компьютерная игра.

HERETIC — компьютерная игра.

QUEST (квест) — посылание героя на подвиги, напр. "Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что".

Кейлин — от ирландского CEILIN, "девочка, младшая".

Кремона — название довольно неплохой марки гитар.

Мак-Лауд (Конор и Дункан) — герои соответственно кинофильма и телесериала "Горец" в исполнении Шона Коннери и Эдриана Пола. Имеется в виду последний.

Монсальват — обитель Грааля в романе Вольфрама фон Эшенбаха "Парсифаль".

Монсегюр — последний оплот альбигойцев.

Адвентюра — приключение.

Ветровка — вид куртки.

Войнушка — военная игра типа "Зарницы", стратегическая или тактическая игра на местности.

Глюк — очень многозначное слово. Примерно: видение, сон, привидение, пьяный бред, и т. д. Глюки ловить — видеть сны наяву.

Гопники — вид организованного в шайки хулиганья.

Деза — дезинформация.

Джихад — священная война у мусульман и иже с ними (см. "Дюну" Ф.Херберта).

Здравуромыслящий — (ЖРИ) от слова "здравур", обозначающего алкогольный напиток. См. "Хранители" в пер. Муравьева и Кистяковского.

Злобн. завоев, злобн. завоев. оч. могуч. маг — кодовое обозначение Главного Негодяя и Врага по А.Свиридову.

Игры, Ролевые игры — вид импровизационного театра. Некоторое количество народу получает вводные, а затем, исходя из них, разыгрывает ситуацию. Исторические и фантастические игры — популярный вид досуга для некоторой части молодежи.

Камуфляж — пятнистая одежда военно-патриотического назначения

Кан — плоский котелок, непременная принадлежность туриста

Катурадж — конец (см. "Подземелье ведьм" Кира Булычева).

Квэст — см. QUEST.

Ковен — компания ведьм и колдунов.

Колдунство — колдовство, вообще все непонятное и заумное.

Ломануться — разом вырваться откуда-нибудь на оперативный простор.

Маньяк — 1) человек, который приезжает на ролевую игру только ради рубиловки и махаловки, 2) человек, чрезмерно чем-нибудь увлеченный.

Маньячить — упорно заниматься одним и тем же.

Мастер — организатор ролевой игры, а также посредник на ней.

Махаловка — синоним рубиловки.

Металлисты — вид шпаны.

Мишки Гамми — герои диснеевского мультсериала.

Мумак — (жаргон ролевых игр — ЖРИ), берет свое происхождение из "Властелина Колец" Толкиена, где этим словом называется слон. 1) слон на игре, 2) маньяк (см.), 3) дурак.

Напряг — 1) напряжение мышц или ума, 2) конфликтная ситуация.

Напряжно — трудно, лень или невозможно сделать что-либо.

Оборзеть — обнаглеть.

Пандемониум — шабаш.

Пенка — коврик из пенополиуретана или аналогичного вещества, туристская принадлежность.

Повинтить — (жаргон хиппи) арестовать, задержать.

Пойнт — единица измерения мощности данного персонажа в играх типа D &D.

Посылальф — новообразование по типу эльф — ельф — пильф спальф и т. д.

Прикид — одежда, отличающаяся от повседневной своей странностью. Например, театральный костюм.

Приключенец (ADVENTURER) — участник игры типа D &D, когда группа персонажей отправляется искать приключений.

Просекать — понимать, проникать в сущность явления или предмета.

Рубиловка — способ ведения боевых действий на играх, не требующий особого напряжения ума.

Система "ниппель" — устройство, которое пропускает только в одну сторону.

Словеска — (ЖРИ) настольная игра с разработанным авантюрным сюжетом типа аркады или стратегии.

Спальник — спальный мешок.

Стеб — насмешка, ирония, иногда злая.

Съехать с трассы, съехать по фазе — сойти с ума.

Танк — (ЖРИ) неубиваемый монстр или имеющий много хитов (см.) персонаж.

Турнир — соревнования в клубах исторического фехтования (железный) или на игре (деревянный).

Тусовка — сборище, на котором фэны (хипы\публика\светские дамы ETC.) болтают, сплетничают и занимаются по преимуществу ерундой, попутно общаясь.

Удавья морда — особенное такое выражение лица, когда Мишка Дракон делается похож на удава Каа.

Условная зона — части тела, нанесение удара по которым засчитывается в фехтовании.

Файрбол (FIREBALL) — огненный шар, популярное магическое оружие в играх типа D &D.

Фанат — поклонник.

Фенька, фенечка — (из жаргона хиппи) украшение, обычно сплетенное из бисера.

Фигачить — глагол от слова фига. Общее значение — делать что-либо.

Фигней страдать — заниматься ерундой, делать не то, что надо.

Финт — обманный ход или движение.

Фулл-плэйт (FULL PLATE) — полный доспех времен Позднего Средневековья.

Фэнтэзи, фэнтезевина — произведение в жанре сказочной фантастики, "меча и колдовства".

Фэн — поклонник фантастики.

Хавка — еда.

Хайр (жаргон хиппи) — волосы.

Хайратник — ремешок или тесемка, которой повязывают хайр.

Хит — (ЖРИ, D&D) мера живучести персонажа. Если у кого-то пять хитов, то его можно убить не менее чем пятью ударами.

Циклоп — фонарик, который крепится на голову. Очень популярен у спелеологов.

Шкаф, шкафчик — тип мужской фигуры.

Эн (ж.р. на) — вежливое провансальское обращение.

* Персонажи *

Здесь читатели могут познакомиться с главными и эпизодическими персонажами предлагаемой их благосклонному вниманию истории.

Прим. публикатора: Прототипы героев по настоятельной просьбе Тани, пока, до выяснения, вынесены в отдельный файл, который по WWW недоступен

ПРИКЛЮЧЕНЦЫ (Мишки Гамми, или 9+1)

1. Майк Мак-Лауд — Михаил Бахтин. 20 лет. Разрядник-шпажист, студент МАИ. Подвинулся на викингах и прочих варварах. Носит на шее "молот Тора". Негласный лидер компании.

2. Гил, или Гилдор — Михаил Гилинский. 22 года. Отслужил в ВДВ. Студент того же МАИ, но другого факультета. Мастер на все руки и ноги. Стрелок из лука. Известный юбочник и галантный кавалер.

3. Мор, или Морран, он же Мишель де Морран — Михаил Ремзин. 22 года. Известный разгильдяй. Ленив по мере сил. Довольно проницателен, но всячески притворяется. Музыкант милостью божьей. Ловко орудует шпагой.

4. Тайка, она же Зайка — Татьяна Зайцева. 16 лет. Романтическая девица. Только что поступила на филфак. Гордится знанием латыни. Здорово поет и сочиняет разные песенки — стебные получаются лучше. Обожает травестийные роли. Подвинулась на кельтухе.

5. Ари, она же Ариэлла де Коллинверт — Ирина Афанасьева. 21 год. Предпочитает работать руками, а не головой. Довольно метко стреляет из лука и арбалета, а также знает, с какого конца браться за меч. Задириста и ехидна. Юбок не носит принципиально (разве что с большого горя). Любит каркать, хотя и не со зла.

6. Дракон, он же господин Тояма Токанава — Михаил Брагин. 21 год. Студент Новосибирского филфака. Подвинулся на железках и самураях. Утверждает, что потомок японского князя. Японского, однако, не знает. Мрачен по определению. Пессимист, но в душе романтик.

7. Инна Долинина. 23 года. Студентка истфака. Ни в чем особо не замечена. Часто сует нос куда не след. Иногда нарывается.

8. Эллен, она же дама Ле Нуар, она же Черная Дама — Елена Петрова. 23 года. Студентка иняза. Рыжая, с эффектной внешностью. Косит под ведьму и еретичку. Одевается в черное. Много и демонстративно курит. Страдает "за истину". Пишет неплохие песни, но исполняет их слишком нервно.

9. Наташа Яновская, она же Мейдриль/Мериль — 21 год, студентка биофака. Музыкальна, красивый голос, песен не сочиняет, но хорошо играет на флейте. Легка нравом и совершенно не выпендривается.

Барри. Черный пес породы немецкая овчарка. Флегматичен и рассудителен.

АКВИТАНЦЫ И ПРОВАНСАЛЬЦЫ

1. Сэр Борс де Бош, граф де Труа, властитель Форестье, сеньор Деньера, владетель Веселой Рощи и Зеленого Пруда. Он же Железный Граф. Темноволосый, коротко стриженый, плечист в животе, силен и внушителен видом — особенно когда с бородой. Из оружия предпочитает меч или секиру со щитом. Выпендривается перед дамами. Высокомерен и хамоват. Задирается. Любит поесть и выпить.

2. Король Рудольф V Заовражный, именуемый также христианнейшим императором. Слегка близорук, отчего таскает при себе шлифованное стекло на цепочке. Борода рыжая. Когда трезв — так ничего, а как выпьет, так ну его нафиг. Политику ведет что надо, а вот держаться как следует ему лень. Особого впечатления не производит. Любит помахать мечом и пострелять из лука.

3. Барон де Бау. Квадратного сложения, обаятельный и симпатичный. В обращении прост. Большой ценитель прекрасного. Первый рыцарь на столице.

4. Илэн д`Эйли. Лет эдак 23-х. Замужем, но строит глазки направо и налево. Муж — а хрен его знает, сидит где-то в поместье, да и брак по расчету. Довольно умна, но напрочь лишена проницательности и внимания к людям. Стремится к власти, но безуспешно. Петь не умеет, а туда же.

5. Лилиан де Фюни. Девица лет 20, современного воспитания. Имея неплохие внешние данные, уродует себя на все лады. Очень манерна и немного истерична. Обладает способностью заколебать собеседника до полусмерти за пять минут. Считает себя великой поэтессой и страдалицей. Стихи, правда, бывают неплохие. "Сам не ням, но и другим не дам!" Воображает, что все мужчины от нее без ума. Активно вешается им на шею и любит рассказывать, как она ими помыкает.

6. Анри-Виктор-Георг де Силлек, рыцарь Грааля. 19 лет, чем-то похож на Майка. Хороший боец, хотя иногда легко теряет голову.

7. Софи д`Отевилль. Двоюродная сестра де Силлека. 20 лет. Образованна, умна, хорошо воспитана. Хорошо поет, сочиняет песни.

8. Отец Ивейн, он же Ивейн д`Оррэль. Двоюродный дядюшка вышеописанных номер 7 и 6. Что-то вроде Арамиса в "Двадцать лет спустя".

9. Надворный советник Курон, он же великий маг Курон. Ужасно противный тип. Хитрый, сладкоречивый, да еще и врун. Пудрит мозги направо и налево. Бывший ученик Одвина. Интриган и двурушник. Дружок сэра Борса.

10. Маркиз де Коллен — среднего росточка смазливый блондин лет 22-х. Привержен зеленому змию, много о себе понимает. В повествовании личного участия не принимает, поскольку в течение всех описываемых событий был пьян беспробудно. Любимый собутыльник императора. Именно за него Рудольф и собирался выдать замуж Софи д`Отевилль — с целью поправить его финансовые дела.

11. Одвин. Помесь Мерлина с Гэндальфом.

12. Роксана, она же герцогиня де Ш. Красивая женщина лет тридцати. Образованна, умна, ценит искусство. Участница запутанных политических интриг, из-за которых и вынуждена жить не в Столице, а в колониальном Антеноре.

13. Хрисаида. Миловидная блондинка лет 20-ти.

14. Флоридор. Темноволосый юноша лет 18-ти. Наследник знатного рода, склонен к меланхолии по причине неопределенной влюбленности.

15. Аймерик д`Аутрам — рыцарь-никольер, провансалец.

16. Лорен де Провансаль — дама-трувор. Рослая красивая блондинка с резковатыми манерами и прекрасным голосом. Одевается на мужской манер, что ей очень идет.

17. Гильем де Монфор — трубадур из Прованса. Еретик, естественно. Голосом слабоват, но трубадур изрядный и прославленный.

18. Граф де Ла Тур — командор ордена рыцарей Грааля. Лет пятидесяти, седой, сухощавый, опытный воин, сдержанный в проявлении чувств.

19. Дик-менестрель. Смуглый темноволосый молодой человек приятной внешности, необыкновенно ловко обращающийся со струнными инструментами.

ВЕДЬМЫ

1. Азарика. Лет 24-х, внебрачная дочь мелкопоместного дворянина. Умная и ехидная девица.

2. Матушка Гвендайлон. Глава антенорского ковена. Почтенная матрона, вдова галантерейщика.

3. Аннета. Маркитантка рейтарского полка.

4. Старая Магда. Самая старшая из всех ведьм, старинная подруга Одвина.

5. Лалиевра. Черная колдунья, переметнулась служить всеобщему врагу. С позором выгнана из ковена за употребление черной магии.

ВЕЛЬТЫ

1. Король Аллиан Серебряная Рука. Росту под два метра, суров и печален. Поет как бард, сражается как рыцарь. Любим семьей и народом. В событиях лично не участвует.

2. Руэн, его старший сын. Оба сына не в отца росту не слишком высокого. 28 лет. Боец, каких поискать, но на рожон не лезет. Опять же поет. Сильно увлечен историей родного края и с усердием восстанавливает утраченные знания.

3. Торн, его младший сын. Во многом сходен с братом. Очень хорош собой. Отнюдь не страдает от отсутствия чувства юмора. По складу характера — спокойный приключенец (LAW GOOD, по AD &D-терминологии).

4. Рионах, жена Руэна. Черноволосая, лет так 25-ти. Нравом мрачновата. Принадлежит к ордену бан-дри женщин-друидов, носит синий плащ барда.

5. Элейн-Кейлин. Подруга Рионах. Бард. Легка нравом, красивый голос. Немного замкнута.

ЧЕРНЫЕ ЭЛЬФЫ

1. Арондель. Высокого роста, худощав, строен, очень ловок. Волосы черные, слегка вьются, весьма красив. Классный мечник, но в бою часто слишком увлекается. Музыкант и певец. Маг.

2. Мериль, его сестра. Красива. Темные волосы, светлые глаза. Первая танцовщица среди своего народа. Дивно играет на флейте.

3. Хиллелиль, его младшая сестра. Необыкновенно красива. Первая певица среди своих. Все трое владеют чарами и магией.

4. Илли, названная сестра. Подменыш. Травница. Любит играть на флейте. Чувством юмора отнюдь не обделена.

5. Король Оберон, правитель Темных эльфов.

ДЕМОНЫ

1. Керри, или Керридан — молодой демон, паж Королевы Титании, повелительницы Светлых эльфов. Шкодлив до потери инстинкта самосохранения.

2. Рондар — демон в услужении черной ведьмы Лалиевры. Ленив, вороват, лакомка и подлиза.

3. Старый Ник или Никлас — демон-инспектор, покровитель антенорского ковена. Не дурак повеселиться. Родом из Шотландии.

4. Князь Асмодей, хромой темнолицый красавец с серебряными кудрями. Правитель демонов.

ГНОМЫ

1. Эйкинсхьяльди, или попросту Эйкин. Ладно скроен и крепко сшит. Упрям, гномовит в меру. Подраться не дурак, но головы не теряет. Из оружия предпочитает здоровенный щит и к нему изрядную секиру. Знаток и ценитель всякого мастерства. К магии относится с подозрением.

2. Мотсогнир III, по прозвищу Сталин Могучий.

3. А также Галин и Валин, Кори, Дори, Нори и Ори, Гвалин, Бралин и Давалин, Фили, Кили, Спали, Ели и Пили, Жили и Были, и т. д.

4. Катапульта "Гнев Тора".

БЕЗУМНЫЙ СКАЛЬД

Эйнар Белый Волк. С виду мало похож на северного великана-викинга. Необыкновенно хорош собой, темноволос. Быстр и ловок просто невероятно, мастер всяческого боя. Разумен до определенного предела, потом кусает щит — и вперед. Из богов чтит Тора (на шее таскает "молот") и Одина (поелику скальд). Знает великое множество древних и не очень преданий. Человек чести. Помимо браги Игга пьет в больших количествах пиво.

* Необходимое послесловие от автора *

Автор от всей души благодарит тех, кто прочитал его творение, и надеется на благосклонность читателей. Не стреляйте в рассказчика — он пишет, как может. Автор надеется, что ежели кто из читателей составил список "who is who" в этой сказке, то список этот останется исключительно на совести его составителя, поскольку автор не зря поставил аж два эпиграфа к своему творению. Есть у автора и слабая надежда на то, что его не станут очень уж сильно бить те, кто окажется в этих списках. Он также просит прощения за то, что использовал в своей сказке стихи и песни без разрешения, однако считает нужным указать, кому что принадлежит. Разумеется, в данный список могут вкрасться неточности, потому что автор пользуется не вполне надежными источниками, как то: кассеты, компьютерные архивы, слухи, разнообразные сборники и рукописи.

Кроме всего прочего, автор, ознакомившись с циркулирующими в толкиен-тусовке слухами, заверяет вас, что фамилия автора вовсе не Кинн, не Привалова, не Мазова и не Каковиди, а прозвище вовсе не Айглор, не Эна, не Эриол и не Нали.

Засим автор пускает свое творение в плавание по сетям, путешествия по дискетам, компьютерам и папкам с распечатками.

Желаю приятно провести время!

Acknowledgement

Песни следуют в порядке очередности

* Дорожная ("Час пришел…") — Йовин и Тэм Гринхилл Ячмень ("Солнце окрасило в розовь луга…") — Белег

* "Когда златые дерева…" — Белег

* Железный Граф — Б.Лазеев

* Мэглор-скиталец — А.Кленк, муз. Г.Валявина

* "То ли сумерки, то ли снова рассвет…" — Ниенна

* Созвездье Гитары — Хелл

* "Жаворонку — петь…" — Ниенна

* "Да станет слово мое — мечом…" — Ниенна

* "Радуйтесь, сестры полной луны…" — Ниенна

* Homo Militari ("С Аттилой мы громили Рим…") — Дарк

* "Я руны кровью нарисую на щеках…" — Иллет

* "Начальник гвардии дворца…" — Тэм Гринхилл

* "Я не жду тебя, мой рыцарь…" — Йовин

* "Налейте чашу менестрелю…" — Тэм Гринхилл

* "Полями ангел смерти прошел…" — Маглор

* Крысонька — Йовин, Тэм Гринхилл

* Баллада о мече — С.Кузнецова

* Элисон Грос — английская народная баллада, муз. Илсе

* "Все было. Как было — скажешь ли?.." — Хизиэль

* "Серебряный свет луны…" — Маглор

* "Мы покинем эту страну…" — автор неизвестен

* "Сэр Джон Бэксворд…" — Эжен

* Боевая песня ("Обливает утро кровью…") — Хизиэль

* "Я — непутевый рыцарь…" — Тэм Гринхилл

* "Давно истлел фамильный склеп…" — Лора Провансаль

* "Этот солнечный край…" — Лора Провансаль

* "Я — майская ведьма…" — Майская Ведьма

* Сонный рыцарь —? музыка Руста

* "Не избыть несчастья мне…" — автор неизвестен

* Застольная ("Поднимем чаши…") — Ниенна или Иллет

* "Давно ли цвел зеленый дол…" — Р.Бернс, муз. неизв.

* Косари —?

* "Уходи же, воин…" — Иллет

* "Эй, мечи точите на камне…" — Иллет

* "Налейте на прощанье чашу мне…" — Иллет

* "Слову — пылать и гореть…" — Финрод-95, М.Штарев

* "Дереву — в пепел, плоти — в золу…" — Саурон-95, Костя Берсерк

* "Серебряный волк, ты волчонком отбился от стаи…" — Костя Берсерк

* "С начала времен и во веки веков…" — Костя Берсерк

* "Запели под вечер сверчки…" — Дик

* "Скажи мне, гордый рыцарь…" — автор неизвестен.

* "Стали владыка умело…" — Сэнта и Эленхильд

* Погребальная ("Зелена и горяча…") — Скади

* "Звонкие струны, древние руны…" — Ниенна

* "Клятв и заклятий вязь…" — Ниенна

* "Призываю силу Владыки Снов…" — Ниенна

* Песнь победителям ("Как гончий пес…") — Ниенна

* "В чем моя вина?.. — Ниенна

* Застольная ("Да славится мастер…") — Сэнта

* Застольная ("Будь славен король…") — Ниенна

* "Вертись, вертись, мое колесо…" — Дон Хуан

* "Мне слышится вой холодных ветров…" — Костя Берсерк

* "Дидли, дидли, пой, дружок…" — Тимоти Хиллсборо

* Ночь в Имладрисе — Маглор

* "Вот и солнце зашло наконец…" — Тэм Гринхилл

* Утешительная ("Поступь дней и грохот битв…") — Хизиэль

* Робин Гуд ("Свершили в чаще колдуны…") — Лора Провансаль

* "Обрывки снов — но это только сны…" — Йовин

* "То было не со мной и не с тобой…" — автор неизвестен

* "Погребальных костров…" — Лора Провансаль

Список литературы:

* П.Андерсон. Сломанный меч.

* П.Андерсон. Королева Ветров и Тьмы.

* П.Андерсон. Три сердца, три льва.

* Э.Бойе. Меч и сумка.

* М.Булгаков. Мастер и Маргарита.

* М.Булгаков. Жизнь господина де Мольера.

* Кир Булычев. Подземелье ведьм.

* Р.Вагнер. Лоэнгрин.

* Н.Васильева, Н.Некрасова. Крылья черного ветра.

* Т.Габбе. Город Мастеров.

* Т.Габбе. Финист Ясный Сокол.

* Т.Габбе. Кольца Альманзора.

* А.Гарнер. Элидор.

* Р.Говард. Конан-варвар.

* А.Говоров. Последние Каролинги.

* Т.Готье. Капитан Фракасс.

* А.Дюма. Три мушкетера.

* А.Дюма. Двадцать лет спустя.

* А.Дюма. Королева Марго.

* Исландские саги. Ирландский эпос.

* Р.Киплинг. Сказки Старой Англии.

* В.Крапивин. Выстрел с монитора.

* В.Крапивин. Сказки о рыбаках и рыбках.

* У. Ле Гуин. Волшебник Земноморья.

* Дж. Лукас. Звездные войны.

* К.С.Льюис. Хроники Нарнии.

* К.Макнамара. Горец (1-2-3…)

* Т.Мэлори. Смерть Артура.

* Д.Найлз. Муншаез.

* Ш.Перро. Золушка.

* Дж. Б.Пристли. 31 июня.

* О.Пройслер. Маленькая Баба-Яга.

* А.С.Пушкин. Руслан и Людмила.

* А.С.Пушкин. Сказка о спящей царевне и семи богатырях.

* Р.Сабатини. Одиссея капитана Блада.

* А.Сапковский. Ведун.

* А.Свиридов. Малый джентльменский набор сочинителя фэнтэзи.

* М.Семенова. Волкодав.

* М.Симонс. Меч и Радуга.

* В.Скотт. Айвенго.

* В.Скотт. Ричард Львиное Сердце.

* К.Сташефф. Чародей поневоле.

* Р.Л.Стивенсон. Черная стрела.

* А. и Б.Стругацкие. Понедельник начинается в субботу.

* А. и Б.Стругацкие. Трудно быть богом.

* М.Стюарт. Полые холмы. Последнее волшебство.

* Марк Твен. Янки из Коннектикута при дворе короля Артура.

* Дж. Р.Р.Толкиен. Властелин Колец.

* Дж. Р.Р.Толкиен. Дерево и лист.

* Дж. Р.Р.Толкиен. Кузнец из Большого Вуттона.

* Дж. Р.Р.Толкиен. Хоббит.

* М.Уэйс, Т.Хикмен. Dragon Lance.

* Э.Успенский. Дядя Федор, пес и кот.

* Ф.Херберт. Дюна.

* Б.Хэмбли. Драконья Погибель.

* Е.Шварц. Дракон.

* Е.Шварц. Золушка.

* Р.Шекли. Призрак-5.

* Компьютерные игры Eye of Beholder, Heretic, Doom.

Автор выражает искреннюю признательность фэнзинам "Третья Тема", "Взгляд с Менельтармы", "Фэн Гиль Дон" и "Талисман", а также хозяевам компьютерных архивов за предоставленные сведения.

Оглавление

Anakin Skywalker & Darth Vader . Туда и оттуда . Обыкновенная сказка с элементами мюзикла

  1. Там, на неведомых дорожках…

  2. Чем дальше в лес, тем толще партизаны

  3. Не стреляйте в менестреля, или Пить надо меньше…

  4. Ибо сказано — не обнажай в тавернах!

  5. Визит Черной Дамы

  6. Как четыре мушкетера, или Операция "Золушка"

  7. Мы покинем эту страну…

  8. Когда вернусь я в Монсальват…

  9. Усы и хвост — вот мои документы!

  10. Над цепью кордильерных снежных гор… или Ну и Тху на него!

  11. Вот тебе, дружок, и танк… или Many Meetings

  12. Последний бой

  13. Награды фей

  Вместо эпилога

Некоторые комментарии

* Персонажи *

* Необходимое послесловие от автора *

Acknowledgement

Список литературы:

Реклама на сайте