«Искусство приходить вовремя»

Сергей Раткевич Искусство приходить вовремя

Чудеса иногда все-таки случаются. Идешь ты себе по небольшой весенней улочке города Реймена, гуляешь, можно сказать. Собираешься зайти в кабачок, опрокинуть с приятелями по кружке пива. Почти случайно кидаешь взгляд на музыкальную лавку, каких в этом городе больше, чем булочных и трактиров, вместе взятых, — все ж таки Реймен — город музыки и музыкантов… Смотришь ты эдак рассеянным взором на витрину означенной лавчонки и вдруг понимаешь, что чудо уже случилось. Что оно — перед тобой. И ни в какой кабачок, ни к каким приятелям ты уже не пойдешь, потому что…

"Да быть того не может, чтобы это была она!" — изумленно подумал Якш, глядя на немыслимую, чудесную, дивной красоты лютню.

Он почти бегом бросился в лавку.

— Господин Якш! — восторженно воскликнул торговец.

Как было не узнать знаменитого гнома-музыканта?!

Якш слегка поморщился. Человека с его уровнем владения инструментом всего лишь уважали бы как хорошего мастера. Гном, так хорошо играющий на скрипке, пока один. А значит, как ни крути, — знаменитость. Якшу хотелось, чтобы к нему относились как к музыканту, а не как к гному, здорово играющему на скрипке. Поэтому он с большим подозрением относился к незнакомым почитателям, доверяя восторгам только самых близких друзей.

— Господин Якш! — в том же тоне повторил торговец.

— И вам здравствуйте, — холодно отозвался гном.

Впрочем, он быстро забыл про восторженного торговца.

Перед ним была она. Лютня.

Лютня лежала на маленькой бархатной подушечке. На маленькой подушечке винно-красного бархата.

Это в Олбарии музыкальные инструменты висят на стене — что в мастерской, что в музыкальной лавке, это в Марлеции их, в тех же музыкальных лавках, на специальные подставки выставляют. В Троанне же, равно как и в Арсалии, музыкальные инструменты, будь они новыми или уже сменившими множество рук, кладут на специальные бархатные подушечки. Изготовлением таких подушечек уже почти двести лет занимается одно и то же семейство Рамо.

"Это виолы с лютнями да арфы с флейтами кто угодно делает, а то, на чем они будут храниться, — только мы!" — с заслуженной гордостью говорят они о своем ремесле.

Им и правда есть чем гордиться. Ни одна лавка, торгующая музыкальными инструментами, ни одна мастерская по изготовлению либо починке оных даже и не подумает купить подушечки чьей-то еще работы. Можно даже и не предлагать. И цены тут ни при чем. Просто Рамо — они и в самом деле лучшие. Таких подушечек под музыкальные инструменты, как у них, вы нигде не найдете! Подушечки всевозможных форм, цветов и оттенков, любой толщины, мягкости или, напротив, жесткости. Да при этом не как бог на душу положит, а согласно точным научным расчетам и безупречно соблюдаемой двухвековой традиции. Для каждой конкретной разновидности инструмента существует свой тип подушечки для хранения. Свой, и никакой другой. И на подушечку для восьмихордовой лютни одиннадцатихордовую нипочем не положат, даже под страхом смертной казни.

А для инструментов такого качества, как эта лютня… для инструментов такого качества подушечки шьются индивидуально. Да. Так. Именно эта подушечка лучше всего приспособлена для того, чтоб на ней возлежала именно эта лютня.

Эта лютня.

Якш вздохнул и протянул руку. Коснулся пальцами верхней деки. Погладил. Да. Все правильно. Это действительно она. Этот лак, дивным шелком струящийся под пальцами, ни с чем не перепутаешь. Эти грациозные формы… а уж как звучит, должно быть! Якш бережно, словно новорожденного, взял ее в руки и легонько коснулся струн. Дивный благоухающий ветер словно бы снизошел с неба, фантастической красоты веер открылся с поистине царственным величием.

— Духи огня! — одними губами прошептал Якш. — Как жаль, что со мной нет Катрин! Как жаль, что я не умею играть на лютне! Как жаль, что эта красавица не умеет петь сама, это было бы лучше всего!

Это действительно была она. Именно она.

Об этом, кроме всего прочего, неопровержимо свидетельствовали надпись внутри корпуса, клятвенные заверения хозяина музыкальной лавки и непомерная цена, запрошенная оным. И это несмотря на неумеренный восторг по поводу явления в его лавке самого Якша! Что ж, почитание музыкальных кумиров — дело одно, а торговля — совсем другое. Да. Большая цена. Очень даже большая. А только скинуть никак нельзя.

Якш вновь поглядел на лютню.

Что ж, именно столько она и стоит. Можно не сомневаться. Ни медяка лишнего торговец не требует.

Мастера, изготовившего эту лютню, Якш знал даже лично. Мастер Кинтана. Кто не слышал этого имени!

И лишь он один ставит на подобные лютни на один бас меньше, утверждая, что этот самый бас искажает ни много ни мало — тембр всего инструмента. Якш с подобным утверждением согласен не был, но поди переспорь мастера Кинтану. Такое даже гному не под силу! Вот и выбирай — обыкновенный инструмент с означенным басом или необыкновенный, но без него. Потому как уговорить мастера Кинтану "испортить инструмент" и все-таки поставить на него пресловутый бас нет никакой возможности. Ох уж этот Кинтана!

Их знакомство началось с того, что мастер попытался оторвать Якшу бороду. А когда не вышло, очень обиделся и полез в драку. Обычно Якш легко справлялся с подобными проблемами — собственно, он их и проблемами-то не считал. Так, развлечение на сон грядущий. Но тут пришлось повозиться. Мастер Кинтана, конечно, не был потомственным воином и здорово уступал гному в силе, зато по части неистовости мог бы посоревноваться с бешеными фаласскими жеребцами. Когда драчунов растащила подоспевшая стража, они уже вовсю уважали друг друга. За сим, естественно, последовало предложение выпить. Совместно распитое пиво, равно как и общая любовь к музыке, окончательно их сдружили. Жаль только, что живет мастер аж в Соане — далеко для частого общения. Хотя его инструменты тоже можно рассматривать как дружеские реплики. Не слишком частые, но Кинтана и вообще не слишком разговорчив. Пока не выпьет, конечно.

Якш оторвался от созерцания грациозных форм лютни и пересчитал в уме все деньги, которые они с Катрин заработали за этот сезон. Да-а-а… если немного занять, на лютню должно хватить…

Якш со вздохом вернул лютню на бархатную подушечку и, вглядевшись в мигом поскучневшее лицо торговца, разом переставшего нахваливать силу и окраску звука, благородство форм и прочие несравненные качества данной лютни, коротко приказал:

— Подберите для нее футляр. Я вернусь через час.

— Берете?! — просиял торговец.

— Обязательно. И берегитесь, если кто-то купит ее у вас до меня. Лучше вообще уберите ее с витрины.

— Конечно, господин Якш, — восторженно закивал торговец. — Что продано, то продано… какие могут быть разговоры?

* * *

Якш как на крыльях летел в гостиницу, где они с Катрин снимали комнату. Очень уж давно ему хотелось купить жене какую-нибудь невероятную лютню. А то несправедливо получается. Лютня у нее, конечно, очень даже ничего. Мастера Морелли работа. Хорошая работа — не пожалуешься. Все честь по чести. Добротно сделана. И звук достойный. А все ж таки… Взять хоть его скрипку… Ну никакого сравнения ведь! Эльфийская работа — она эльфийская и есть. Никто лучше эльфов скрипки не делал, не делает и… ну, остается надеяться, что все ж таки когда-нибудь научатся. А то ведь творения эльфов долговечны, но отнюдь не бессмертны. Так-то.

А когда они с Кэти начинают одновременно играть… Она-то, конечно, говорит, что все правильно. Что так и должно быть. Что его скрипка — инструмент солирующий, а лютня — всего лишь аккомпанемент, что скрипка и должна звучать ярче, богаче и все такое прочее… если б только ярче и богаче, это еще ничего… а что поделать, когда звук его скрипки несравнимо прекраснее?! И ничегошеньки тут от музыканта не зависит. То есть зависит, конечно, но до определенного предела, а дальше…

А дальше хоть в лепешку разбейся, а его скрипка во равно звучит так, что ее лютня кажется нестройным шорохом и дребезжанием. Просто музыкальным недоразумением каким-то! Может, и не совсем так, но… Сама по себе она очень даже ничего, а вот вместе с его скрипкой…

А ему так нравится играть дуэтом. Так нравится! И все время приходится придерживать руку. Играть чуть хуже, чтобы не так слышна была разница. А Кэти… она же музыкант! Мастер! Она все замечает. Все. Она его вчера по лбу за это дело треснула.

Понятное дело, ей обидно. Она ведь не маленькая, чтоб ее утешать подобным образом. Тоже мне утешение! Додумался, дурень старый…

Якшу давно хотелось купить жене что-нибудь столь же потрясающее, как и его собственный инструмент. Уж лютни, хвала Духам Подземного Пламени, люди наловчились делать не хуже эльфов. Вот только стоят такие лютни… Ну никак не получалось устроить так, чтоб и денег хватало, и нужный инструмент в продаже был! Такие инструменты ведь по лавкам не валяются. Появляются редко и, несмотря на цену, исчезают со своих подушечек в мгновение ока. А у бардов опять же деньги в доме долго не держатся. Даже если у них есть дом. А если так, как у них с Катрин, сегодня здесь, завтра там… Какие там деньги, какие сбережения… кто их видел? Банк, говорите? Банк и бард только начинаются на одну букву, а на самом деле суть вещи несовместные. Нет, случалось, конечно, зарабатывать и такие деньги, и даже за один раз, вот только подобных лютен на тот момент в продаже не оказывалось.

Это просто удача! Невероятная удача, что и деньги есть, и лютня — вот она! Это просто чудо, что она в этой лавке оказалась и никто до сих пор о ней не прослышал, не увел из-под носа!

"Кэти беспременно станет возражать, — думал Якш, шагая такими широкими шагами, что на него оглядывались. — Скажет, что мы не можем потратить все наши деньги. Скажет, что это прихоть и каприз. Скажет, что мне моя прежняя корона в голову ударила. Что королевские замашки наружу прут. Скажет, что нельзя занимать столько денег без уверенности, что мы их отдадим, и все такое прочее. И она, конечно, будет права, но… Вот это и будет тот самый единственный случай, когда я вновь усядусь на свой незримый трон, надвину на лоб незримую корону и повелительно молвлю: "Молчи, женщина! Я лучше знаю, как надо!" Это будет тот единственный случай, когда я не стану слушать никаких возражений. Я просто сделаю то, что мне хочется. Почему? Да потому что, когда она примет из моих рук эту лютню и возьмет на ней первый аккорд, она будет плакать от счастья. Я знаю это. Я и сам заплачу вместе с ней".

Он распахнул парадную дверь гостиницы, где они поселились вместе с Катрин, и взбежал вверх по лестнице. Открыл дверь…

— Кэти! — воскликнул он и, удивленно оглядев пустую комнату, заметил второпях написанную на обрывке нотной бумаги записку:

"Пригласили петь в "Хрустальную флейту". Буду через два часа".

Якш вздохнул. Обвел глазами комнату и озадаченно хмыкнул. Покупать инструмент без музыканта, который на нем играть будет, строго говоря, не принято. Мастер должен сам, всегда сам, своими руками попробовать, своими ушами послушать и только потом… но кто сказал, что торговец станет ждать эти два часа? С ним-то ведь об одном часе уславливались. Можно, конечно, пойти передоговориться, вот только выглядеть это будет несколько… подозрительно. И если кто с большими деньгами пожалует — перекупит запросто. А потом… кто поручится, что два часа выступления не превратятся в три или даже четыре? Кэти все любят. Кэти просто так со сцены не отпустят. А лютня тем временем…

Якш решительно подошел к денежной шкатулке, выгреб всю имевшуюся там наличность и задумался, в какой же банк ему обратиться с просьбой о предоставлении долгосрочного кредита. Кто поверит на слово пусть и знаменитому, но все ж таки барду, который сегодня здесь, завтра там, и заработки его столь ненадежны, что любому уважающему себя банкиру об этом даже подумать больно.

Наконец, решительно тряхнув головой, Якш вышел из комнаты, закрыл дверь и покинул гостиницу. Не может быть, чтобы банк, ведущий все дела, связанные с гномьими рыбными промыслами, отказал в небольшом кредите бывшему гномскому Владыке! Конечно, это почти то же самое, что напрямую попросить денег у Джеральда, и для себя он никогда бы не стал этого делать, но ради Кэти… лютня ждать не будет! Ее просто купят, и все!

Якш шагал едва ли не шире прежнего, представляя себе, как Кэти явится после концерта, вся такая веселая, довольная, любимая… а он поцелует ее и посмотрит эдак таинственно и со значением. А она спросит его:

— Что, милый?

А он ответит:

— Да так, ничего…

И опять посмотрит со значением. Лукаво эдак посмотрит. Дескать, я тут знаю одну штуку, но тебе пока не скажу. Разве что если очень попросишь…

А она… разумеется, она не выдержит, подойдет, скорчит умильную мордочку и скажет:

— Ну во-о-от… ну так нече-естно… хихикаешь тут над бедной девушкой…

Или весело блеснет глазами и выдохнет задорно:

— Ишь ты хитрый! Я же знаю: ты что-то задумал! Ну-ка, признавайся!

Она способна так это сказать, что язык сам собой развязывается!

Он еще немного ее помучает, по крайней мере, постарается помучить, потому как трудно же такое в секрете держать, самого ведь распирает, а потом одним движением сдернет неприметное покрывало, и она увидит… увидит, увидит…

Она даже испугается спервоначалу. Это будет потрясающая смесь восторга, ужаса, неверия…

— Я сошла с ума? — жалобно спросит она, глядя на невероятное чудо, возлежащее на должным образом расшитой подушечке.

— Нет, — безжалостно ответит он, кусая губы, чтоб не улыбаться, словно полный идиот, коим, без сомнения, является.

— Тогда… тогда с ума сошел ты, верно? — испуганно продолжит она. — У кого ты украл ее, псих ненормальный?

— Я сошел с ума гораздо круче, чем тебе кажется, — гордо ответит он. — Я ее не украл. Я ее купил. — Он выждет еще миг, крохотный миг, и добавит почти шепотом: — Она твоя!

Она взвизгнет от восторга и повиснет у него на шее. Ей это удается, несмотря на то что она куда выше ростом. Ей все удается! Она расцелует его, еще раз скажет, что он окончательно спятил, а потом подойдет к своей новой лютне и осторожно коснется верхней деки указательным пальцем, словно пробуя согревающееся молоко или воду. Она не сразу поверит, что это чудо и в самом деле — ее. Что оно принадлежит ей, и только ей. А когда поверит… и сыграет… и еще сыграет… и еще… нет, так и нужно все сделать! Это! хорошо, что ее сейчас нет. Судьба правильно распорядилась.

Она даже не слишком огорчится, узнав, что те деньги что она заработала в "Хрустальной флейте", — единственное, что у них осталось. В конце концов — заработать всегда можно, а такие лютни на дороге не валяются.

Якш шел вперед такими широкими шагами, что штаны грозились немедля треснуть по швам, а городские зеваки, ранее расступавшиеся перед ним, теперь поворачивали и шли следом, интересуясь, куда это можно так торопиться? Там ведь наверняка что-то необыкновенно интересное, раз этот чудак так торопится!

Они промаршировали за ним два квартала и в недоумении остановились, когда за широкой гномьей спиной захлопнулись двери одного из троаннских отделений Арсалийского Рыбного банка. Троаннцы переглянулись и пожали плечами.

Так спешить всего лишь за какими-то деньгами? Ладно бы вслед за прекрасной женщиной! Или тем паче на концерт! На репетицию! Даже на развеселую пирушку! Но за деньгами?! Ох уж эти гномы… что за эксцентричный народ!

* * *

Гордо похрустывая банковским векселем, Якш вновь переступил порог музыкальной лавки. Лютни на прилавке не было. Якш дрогнул.

"Опоздал!" — В его голове что-то пронеслось и обрушилось, разбившись на куски.

"Заткнись, идиот! Ты же сам приказал убрать ее с прилавка!" — прикрикнул он сам на себя.

Торговец тоже куда-то исчез; вместо него был другой — плотный низенький господин, едва выше самого Якша.

— А куда делся господин Дидье? — спросил Якш.

— Обедать пошел, — ответил тот.

— Обедать? — возмутился Якш. — Мы с ним договорились, что через час я прихожу, плачу и забираю лютню работы мастера Кинтаны! Он что, подождать не мог?

"Вот тебе и поклонник! Даже странно как-то. Рейменцы почти все обожают музыку. Даже больше, чем прочие троаннцы. Это у них наследственное — город такой. И чтобы кто-то из них не задержался на десять минут и предпочел какой-то жалкий обед возможности обсудить красоты лютневого тембра…"

Якш только головой покачал.

"Бывает же…"

— Он оставил мне все распоряжения, господин Якш, — поклонился низенький господин.

Он порылся под прилавком, достал добротный, искусно изукрашенный футляр из светлого дерева и протянул Якшу.

— Пожалуйте! Можете убедиться сами…

Якш принял футляр, открыл его и уставился на лютню. Да. Это она. Все правильно. Осталось заплатить, а потом… а потом он принесет эту лютню в гостиницу и дождется Катрин… и… есть ли что прекраснее, чем глаза любимой, сияющие от счастья?

Он успел почуять неладное. Заметить движение в полированной поверхности лютни. Невероятное движение. Непредставимое в таком месте. Меньше всего он ожидал, что подобное может случиться здесь… в музыкальной лавке… в Троанне… в Реймене…

"Из него такой же торговец, как из меня кавалерист!" запоздало сообразил Якш, глядя, как увесистая дубина в руках крепыша опускается ему на голову.

Он успел бы ее перехватить — да хоть заслониться! — если бы не держал в руках футляр с лютней. Прежний Якш бросил бы футляр с лютней не задумываясь и, пожалуй, сумел бы прикрыть голову. Нынешний даже не подумал о такой возможности. Единственное, чего он испугался, — проклятая дубина повредит инструмент! Удара он не почувствовал. Просто сознание померкло, и мир заволокла мягкая беззвучная тьма. Он уже не увидел, как его руки аккуратно поставили футляр с лютней обратно на прилавок. Он упал только потом.

Упал, получив от ошарашенного крепыша еще один удар — на всякий случай.

* * *

Катрин взяла последний аккорд и решительно раскланялась. Восьмой раз она уходила с возвышения, и восьмой раз ее просили вернуться.

— Все, господа, все! — наконец сказала она. — Меня муж дома ждет. А у вас впереди и без меня достаточно интересных бардов. Надо же и другим дать возможность выступить.

— Ка-ти! Ка-ти! Ка-а-ати!!! — возражали слушатели.

— Нет-нет! На сегодня все! — покачала головой она и отпустила несколько колков на лютне.

В Троанне это означало, что музыкант действительно сегодня больше не играет. Это было то же самое, что поставить точку. Окончательную и бесповоротную.

Публика проводила ее разочарованными умоляющими стонами, но Катрин была непреклонна. Ей и в самом деле пора. Тем, кто за ней, тоже необходимо выступить.

— Нет-нет, благодарю! Не надо меня провожать, — откликалась она, проталкиваясь к выходу и отбиваясь от самых назойливых поклонников. — Нет, ни в какой кабак я с вами не пойду. В гостиницу? Если вы повторите это предложение при моем муже, я, так и быть, подумаю. Куда же вы? Что ж, как хотите…

Гонорар был очень даже неплох. Катрин всерьез задумалась о том, что бы такое подарить Якшу с этого незапланированного заработка.

Изукрашенная дверь "Хрустальной флейты" захлопнулась за ее спиной, отсекая переливчатые звуки флейт, бархатные аккорды лютен, разудалые взвизги волынок, мерные вздохи барабанов и бубнов да певучие голоса скрипок. Вечерний город подмигнул Катрин желтым глазом фонаря.

"Отлично!" — подумала она, с наслаждением вдыхая прохладный воздух.

"Ой, мама!" — была следующая мысль, потому что ее внезапно, выскользнув из каких-то темных углов, окружили черные тени.

"Лучше бы я согласилась, чтоб меня тот доставучий придурок провожал!" — подумала она напоследок, а потом к ее лицу прижали омерзительно пахнущую тряпку, и звезды с фонарями завертелись перед ее глазами. Она даже вскрикнуть не успела.

— Бери ее! — прошептала одна из теней.

— Лютню осторожно! — добавила другая.

— И тихо! — добавила третья. — Уходим!

Еще миг — и перед "Хрустальной флейтой" не осталось никого.

* * *

Сознание вернулось рука об руку с головной болью. Якш застонал, сжал зубы и оторвал голову от пола.

Нет уж! Если кто-то решил, что одного удара по голове достаточно, чтобы его угробить, он явно просчитался!

Выдав несколько гномских ругательств, Якш медленно сел. В лавке было почти темно.

"Лютня! — в панике подумал он. — Я же мог ее разбить!"

В ужасе оглядевшись, гном нигде не обнаружил искалеченных обломков инструмента. С трудом встав, он перегнулся через прилавок, но там ее тоже не было. Или ее просто не видно в этой проклятущей темноте? Изрыгая самые грязные гномьи ругательства вперемежку с человечьими богохульствами, Якш осмотрел все вокруг, нашел и зажег масляную лампу, после чего опять все осмотрел.

Лютня исчезла.

— Я убью эту сволочь! — жалобно поведал Якш, ставя лампу на прилавок. — Найду и голыми руками кишки выдеру…

Его и не собирались угробить. Только ограбить.

Якш пошарил по карманам, но банковский вексель тоже исчез, равно как и поясной кошель.

"Все деньги. Все, сколько было…"

— Понятно… — пробурчал Якш. — Отличный подарок жене… муж с пробитой башкой, дома ни гроша, да еще и банковский долг… здорово!

Из дальнего угла лавки послышался тихий, но отчетливый стон.

"А там, кажется, "обедает" несчастный хозяин этого заведения!"

Якш поднял лампу и побрел на звук.

* * *

Катрин пришла в себя на огромном роскошном ложе. Над головой нависал изукрашенный аляповатыми звездами балдахин. Тошнить — не тошнило, голова не кружилась, не то что тогда. На сей раз похитители использовали более щадящее средство. А цель наверняка та же самая…

"Мне так понравилось твое пение, что я захотел послушать, как ты мурлыкаешь в постели…" — тотчас припомнилось ей.

Голоса из прошлого. Такие разные и такие одинаковые.

Тому придурку она без долгих размышлений разбила голову и сбежала. Он почему-то решил, что раз женщина зарабатывает себе на жизнь пением, то сопротивляться не умеет, да и не посмеет. Мало того — сама этого хочет. Певички все такие. А что отказывается, так это она цену себе набивает. Надо просто поставить строптивицу на место, и дело с концом.

"Что, еще один такой же идиот выискался?" — зло подумала Катрин и села, привычно окидывая взглядом окружающее пространство в поисках возможных орудий защиты.

Впрочем, нет, не защиты — с какой стати она-то защищаться будет?! Пусть он защищается. Если сможет. И пусть молит всех святых, чтобы она разбила ему голову самолично, потому как если до него доберется Якш…

Итак, ищем орудия нападения.

В каждой такой комнате что-нибудь да есть. Нужно только поискать как следует. То, что ее и не подумали связать, наводило на мысль, что нынешний похититель такой же высокомерный недалекий наглец, как и предыдущий. Впрочем, какому нормальному мужчине придет в голову похищать женщину? Особенно если она сказала "нет". Да и похищать-то не самолично, а пользуясь чужими, наемными руками.

Катрин соскользнула со стоявшего посреди комнаты ложа и медленно пошла вдоль стены.

Так. Столик. Вазочка. Замечательная такая вазочка. Дальше. Камин. Отлично! Каминные щипцы, кочерга! Ух ты! Еще один столик. Хрустальные бокалы на высоких ножках. Бутылка дорогого вина. Отличная штука, горлышко так и просится в руку. Вазочка с фруктами. Кресла. Табурет. Удобный такой табурет — не слишком большой, в самый раз за ножку ухватиться. Платяной шкаф, если ему немного помочь, упадет. Просто великолепно обставленная комната!

Удовлетворенная своими наблюдениями Катрин вернулась на ложе и притворилась лежащей без чувств.

"Якш, должно быть, с ума сходит!" — мрачно подумала она.

Однако ломиться наружу, даже не попытавшись предварительно выяснить, куда ее привезли и как отсюда выбраться, — непростительная глупость. Придется любимому мужу немного поволноваться. А что поделаешь? Ведь показать сразу, на что способна, — значит утратить внезапность. Ни один вменяемый полководец из хорошей, достойной доверия баллады нипочем бы так не поступил. Вот и ей не след. В прошлый раз она именно потому и сумела вырваться, что никто от нее ничего такого не ожидал. А она к тому моменту уже знала, куда ей бежать после того, как ускользнет из парчовой клетки.

Что ж, судя по тому, как темно за окном, ждать осталось недолго. Очень скоро охотник придет, чтобы насладиться своей добычей. А раз на столе вино и фрукты, значит, ужин все-таки подразумевается. Ужин, беседа, попытка обольстить пойманную дичь… если малость подыграть… если казаться вполне очарованной… сдающейся… узнать можно многое. Главное — вопросы задавать правильно. Осторожно. Не спрашивать напрямик: "Куда вы меня притащили, черт вас побери?! Где мы находимся, чтоб вас скособочило?!" — а вежливенько поинтересоваться: "Милый… ты наверняка утащил меня в ужасную глушь… как же ты сумеешь подарить мне достойный утренний подарок? Я ж тебе не какая-нибудь белошвейка. С моей популярностью и мастерским рангом я не менее чем дворянка!"

И послушать, что он ответит. И сделать выводы. И опять спросить:

"Эти великолепные драпировки, наверное, очень дорого стоят. Откуда они?"

"Да? Правда? А это вино… потрясающее! Просто потрясающее! Я уже почти не сержусь на тебя! Откуда, говоришь, его доставили? Это, должно быть, страшно далеко".

"Что? Совсем не далеко? Вот здорово. Знаешь, что? Бери только такое".

"Не может быть, чтобы ты меня украл на одну ночь! Я этого не переживу, слышишь!"

"Не на одну? Что ж… рада. А с кем я буду тут общаться? Только с тобой? Нет? А кто тут еще живет по соседству?"

Если похититель не совсем идиот, на большинство таких вопросов он постарается ответить уклончиво. Ни к чему похищенной птичке слишком много знать об устройстве золоченой клетки. Вот только информацию можно извлекать из всяких ответов, любому барду это ведомо.

Хорошо смазанная дверь отворилась бесшумно.

* * *

Свет масляной лампы выхватил из темноты связанного по рукам и ногам хозяина музыкальной лавки. Его рот был заткнут ветошью для протирки дек. Глаза умоляюще смотрели на Якша.

Добавив к уже произнесенным парочку новых гномьих ругательств, Якш выдернул кляп изо рта несчастного.

— Умоляю… развяжите меня!

Якш не замедлил исполнить просьбу.

— О боже! — простонал хозяин, растирая затекшие руки. — О господи, боже мой!

Якш напоил его вином из подвернувшегося под руку графина, помог добраться до уютного кресла, а сам расположился рядом, просто на полу. Другого кресла все равно не было, а ноги все еще слушались плохо.

— Что за чертовщина здесь творится? — вопросил Якш, когда взгляд торговца стал хоть сколько-нибудь осмысленным. — Кто был тот омерзительный тип?

— Ох, господи… — выдохнул торговец. — Он негодяй! Подонок!

— Это я как-то и сам понял, — пробурчал Якш.

— Он меня ограбил! Моя чудесная лютня! — Торговец умоляюще уставился на Якша.

— Если бы он хотел просто вас ограбить, то не стал бы, дожидаться меня, — резонно заметил тот. Голова болела, но уже работала. Отлично. — Хотя… деньги и вексель он у меня тоже забрал, сволочь… вексель на предъявителя… сегодня банки уже закрыты… если успеть завтра с утра опротестовать… то есть… он меня и ждал, чтоб ограбить? Вы сказали ему, что за лютней придет клиент?

— Как можно?! — возмутился торговец. — У меня еще совесть есть! Я просто сказал, что лютня продана, и все тут. Но он… он откуда-то сам все знал! Он сказал… он сказал, что я — письмо…

— Что?!

— Он сказал, что я — письмо. Вам. От него… — Торговец жалко скривился. — Я, знаете ли, не рыцарь. Мне страшно, когда у меня под носом размахивают ножом! — В его глазах блеснули слезы.

— Ну, тихо-тихо… — Якш успокаивающе коснулся его руки. — Этого мерзавца здесь нет. А когда я его найду… клянусь, он за все заплатит!

— Лишь бы я его больше никогда не видел, — всхлипнул торговец. — Такая лютня! Он же ее разобьет, мерзавец! Искалечит! Разве он понимает, как с ней должно обращаться? Бандит проклятый…

— Так что же было в письме? — тихо спросил Якш, а мерзкий призрак страха уже подходил на цыпочках, крался на мягких лапах…

— Он сказал, что вы меня убьете, если я скажу…

— Он ошибся, — коротко сказал Якш. — Я тебя убью, если ты не скажешь…

— Он сказал… он сказал… что вы должны слушаться… если не хотите… — Торговец задрожал, снова бросил на Якша умоляющий взгляд и наконец разрыдался.

— Если я не хочу, чтобы с моей женой что-то случилось, да?! — страшным свистящим шепотом выдохнул Якш, и мерзкий призрак страха обрел плоть, оделся броней ужаса и прыгнул на плечи. — Они ее захватили?! Похитили?!

— Да! — трясясь словно припадочный, выкрикнул хозяин музыкальной лавки. — Я не виноват, клянусь…

Усилием воли Якш подавил рвущуюся наружу ярость. Обхватил обеими руками торговца, прижал к себе, успокаивая.

— Я и так знаю, что ты не виноват, бедняга, — негромко сказал он. В голове черти со святыми хоровод плясали, но нельзя, нельзя сходить с ума! Времени на это нет. Якш медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул. — Что этот гад еще передавал? Чего хотел?

— Сказал… чтоб вы шли к себе… — пролепетал торговец. — Что вас там ждут. И все скажут. Я правда не виноват!

— Ну что вы, коллега… разве ж я вас виню?

Якш быстро поднялся и, церемонно поклонившись, направился к выходу.

— Я обязательно верну вам деньги… или инструмент, если не выйдет иначе, — бросил он и, закрыв дверь лавки, что есть духу припустил в гостиницу.

"Сволочи! Гады! Мерзавцы! За что?!" — надрывался голос у него внутри, а насевший на плечи страх огромными когтями драл спину.

Он знал, за что.

Ему и вообще нельзя было жениться. И любовницу брать нельзя. И друзей заводить. И приятелей. По большому счету, ему и со шлюхами связываться не стоило. Они ведь тоже люди. И жить хотят не меньше прочих.

Любой, кто посмеет с ним связаться, — заложник. Любой, кто окажется достаточно глуп, чтобы этого захотеть, — кандидат в покойники.

Как он посмел думать, что выброшенная в кусты гномская корона от чего-то его избавляет? Или что она его от чего-то избавит, будучи возложена на прекрасные кудри великолепной Гуннхильд Эренхафт? Или что от него отвяжутся, если он убьет нескольких мерзавцев? От него самого, может, и отвязались бы, если бы он оставался один и по-прежнему убивал любого, кто подойдет и предложит, но он ведь не остался… Не остался один. Он посмел влюбиться. А потом жениться на любимой женщине.

Сволочь! Гад! Скотина! Это из-за него все! Из-за него самого! Это он, он сам подверг опасности любимую!

Якш уже бежал. Тяжело, как свихнувшаяся, потерявшая управление вагонетка. Он бежал, и решившие было его ограбить ночные разбойники вдруг передумали и резко свернули за угол. Он бежал, задыхаясь и сопя, а в голове остервенело грохотали гномские молоты.

Ему было очень страшно.

* * *

Дверь отворилась, и вошел немолодой уже красавчик с лицом сутенера.

"Да нет, нормальное у него лицо, — подумалось Катрин. — Наверное, нормальное. Просто, когда знаешь о нем то, что знаешь…"

— Я позволил себе пригласить вас сюда столь необычным образом, уважаемая, потому что у меня не было надежды, что вы примете приглашение в какой-либо иной форме, — чопорно промолвил он.

"Ну разумеется, не было, сволочь ты эдакая! — гневно подумала Катрин. — У тебя и сейчас нет никакой надежды, просто ты об этом пока не знаешь!"

— Отчего же, уважаемый господин? — промурлыкала она. — Мы, барды, народ, знаете ли, экстравагантный… нам чего только не взбредает порой в голову…

"Например, восемь… нет, десять разных способов разделаться с тобой!"

— Я все же подумал, что должен принести свои извинения, — продолжил красавчик. — Эй! Внести извинения! — приказал он куда-то в сторону открытой двери.

И пока Катрин размышляла, что может означать фраза "внести извинения", их действительно внесли.

"Что? Лютневый футляр?" — с изумлением подумала она.

"Хорошо знакомый футляр. Потому что мой собственный".

"Эй, в качестве извинений вы мне предлагаете мою же лютню?!"

"Еще один… Хм".

— Мы сохранили вашу лютню, уважаемая. Обращались как умели бережно, — промолвил красавчик, и широкоплечий здоровяк с поклоном поставил перед ней на пол один из футляров.

— А кроме того… — Красавчик взял из рук второго здоровяка другой футляр и отпустил обоих: — Свободны. Дверь закройте!

"Ага. Начинается соблазнение, — подумала Катрин. — Ну-ка, ну-ка, что за неотразимый дар ты там приготовил? Лютню, усыпанную самоцветами? Так она звучит хуже, как ни старайся!"

— А кроме того, я взял на себя смелость преподнести вам этот скромный дар. — Он опустился на одно колено и открыл футляр.

Сдержать потрясенный вдох Катрин не удалось.

"Боже мой! Если бы кто-то влюбленный в меня подарил мне такую лютню, я в ответ подарила бы ему ночь любви. Обязательно. Якш бы понял… Если бы кто-то предложил мне отдаться за такую лютню… я бы тоже согласилась… наверное. Это не одно и то же, хотя ты вряд ли понимаешь, раз тебе приходит в голову, что женщину можно просто похитить, а потом отделаться дорогим подарком. Таким подарком, как этот… Я скорей предпочту, чтоб меня сто раз изнасиловали, чем позволю тебе и дальше касаться этого благородного дерева своими погаными грязными лапами!"

"Я не могу не взять ее… ей не место в твоих руках… просто не место, подонок, понимаешь?"

Катрин протянула руки и бережно взяла лютню. Такую чудесную… такую замечательную… ее ни в коем случае нельзя оставлять у этого похитителя и проходимца!

— Вижу, что подарок понравился, следовательно, извинения приняты. Сейчас мы коротко обговорим условия нашего с вами договора…

"Если подарок понравился, значит, извинения приняты? Понятно, какого ты мнения об окружающем тебя мире. Что ж, значит, и тебе самому цена такая же. Я еще посмотрю, переспать с тобой или просто прикончить".

— Какого еще договора?! — выдохнула она, страстно глядя на потрясающую лютню. — Быстренько тащи меня в постель. Вино сам потом выпьешь! Давай поскорей покончим с этим, чтоб я могла наконец…

— Э… видимо, произошла ошибка… — растерянно проговорил "коварный соблазнитель". — То есть… если вы настаиваете на постели…

"А это уже интересно…"

— Я настаиваю?! — возмутилась Катрин. — Я, что ли, тебя похищала?! А если тебе не это от меня нужно, зачем здесь эта чертова кровать?!

Катрин раздраженно ткнула пальцем в роскошное ложе.

— Мы просто выбрали для вас апартаменты получше… — пробормотал он. — Если вас не устраивает кровать, мы можем ее заменить, но…

— К делу, — перебила Катрин. — Если ты не собираешься со мной спать, какого черта тебе вообще надо?

"Мне почему-то казалось, что я стала жертвой похитителя и насильника, но, похоже, он просто полный идиот".

— Вы должны дать слово чести не покидать это помещение без наших на то распоряжений. А также подтверждать, письменно или в форме устной просьбы, все наши пожелания, кои будут высказаны вашему мужу. В этом случае ни с ним, ни с вами ничего не случится, а ваше общественное положение только упрочится.

— Мое общественное положение меня вполне устраивает, — огрызнулась Катрин, но ее уверенность в своих силах несколько поколебалась.

"А идиотка-то, похоже, я…"

— Ну… быть любовницей владыки все же несколько лучше, чем уличной певичкой, разве нет? — подмигнул красавчик.

"Что?!"

"Так вот в чем дело…"

"Вот почему такой дорогой подарок! Это не подарок, нет. Это предложение накинуть петлю на шею любимого. Заставить его разрываться между своим народом и любимой женщиной. А потом война. Кровь. Смерть. И всему этому я должна аккомпанировать на лютне? Вот на этой потрясающей лютне?! Может, еще и спеть что-нибудь?!!"

— Вы собираетесь возродить гномское царство? — напрямик спросила она.

— Отрадно, что у вас столь острый ум, госпожа, — слегка поклонился мерзавец. — Поскольку ваше участие в наших планах только приветствуется, я не могу не порадоваться столь обнадеживающему положению дел.

"Ого… Ты впервые за все это время назвал меня "госпожой" — не просто "уважаемой", что всего лишь дань вежливости, но "госпожой". Выходит, ты готов признать меня равной себе? Тебе так нужно, чтоб я вам помогала? Чтоб Якш сговорчивей стал, да? А мой острый ум вряд ли вызывает в тебе что-нибудь, кроме досады. Тебе ведь не нужно, чтобы я слишком хорошо все понимала, верно? Ну-ну, продолжим. Что еще интересного я услышу?"

— У меня есть шанс стать королевой, а не только королевской любовницей? — Она вздернула брови. "Какая женщина не мечтает об этом! По крайней мере, почти каждому мужчине так кажется. Я надеюсь, ты поверишь, что я такая дура. Поверишь, потому что и сам такой дурак".

— Так вы согласны? — просиял красавчик.

— Какая женщина откажется стать королевой? — кокетливо заулыбалась Катрин. — Так я могу надеяться?

— Не сразу, госпожа. Сперва вашему супругу придется выйти замуж…

— Жениться, — поправила она. — Мужчина не может выйти замуж.

— Простите, оговорился, — рассмеялся красавчик. — Впрочем, в данном случае это почти правда. На данный момент именно Гуннхильд Эренхафт является сильной стороной, поскольку имеет реальную власть среди гномов. О возможностях ее устранения мы с вами можем побеседовать позднее, когда наш план получит некоторое развитие.

— Иными словами, я должна уговорить своего мужа поддержать этот ваш план. И помочь ему выйти замуж за… сильную сторону. За Гуннхильд. И за это вы мне дарите эту замечательную лютню. И надежду на дальнейшее.

— Все так, уважаемая госпожа, — кивнул он.

— Поскольку речь идет о том, что в конце концов я могу стать королевой… — раздумчиво протянула Катрин. — Похоже, это я должна вам лютню… и не одну. Вот только пока у меня нет такой возможности.

— Станете королевой — расплатитесь. — Можно было не сомневаться, что именно это он и скажет!

— А вы-то сами что с этого получаете?

— Если я скажу, что действую во имя торжества справедливости, вас это устроит?

— Ни в коем случае, — усмехнулась она. — Ни одну королеву не устроит столь наглая ложь.

— Хорошо. Вот вам правда. Из-за Петрийского острова, такого, какой он сейчас есть, страдают наши экономические интересы. Мы надеемся, что владыка Якш в благодарность за нашу поддержку и помощь обратит гномов к их традиционным искусствам и ремеслам. И, можете мне поверить, это более чем убедительная причина. Государства возникали и распадались из-за куда меньшего.

— "Треска и селедка"? — прищурившись, спросила Катрин.

— Из вас получится замечательный союзник, Ваше будущее Королевское Величество.

— Вы и правда не хотите со мной переспать? — осведомилась она, призывно блеснув глазами.

— Не раньше, чем вы станете королевой, — довольно, как сытый наглый кот, отозвался мерзавец. — Я рад, что мы нашли общий язык. Ужин сейчас принесут.

Он повернулся и вышел. Катрин опустилась на роскошное ложе, устроила лютню поудобнее и взяла на ней пробный аккорд.

Так. Дело не просто плохо, дело очень плохо. И проломить этой смазливой скотине голову бутылкой или кочергой, увы, не получится. Хотя бы потому, что это не свихнувшийся от желания ублюдок и не самовлюбленный богатенький подонок, привыкший получать то, что ему захотелось, любой ценой. С ней работают профессионалы.

"Треска и селедка!"

Они даже не считают нужным это скрывать. А значит, ее отсюда просто не выпустят. До тех пор, пока авантюра с Петрийским островом окончательно не провалится. Потому что она провалится. Это даже барду понятно. Им не нужно, чтобы она закончилась победой гномов. Кто им тогда помешает и дальше торговать селедкой? Заручиться благодарностью и честным словом владыки гномов? Смешно. Такие, как они, не верят никаким словам.

Нет, они и надеются, что все закончится плохо. И Олбария сама, собственноручно прижмет бунтовщиков-гномов, которые слишком хорошо жить стали, оттого, видать, с жиру и бесятся. Какие им рыбные промыслы? Так они, чего доброго, на кораблях-то да на лодках на олбарийский берег высадятся, шарт свой знаменитый выстроят! Под землю их, с тачками, на рудники! Уж кто-нибудь королю Джеральду такое да присоветует. Наверняка есть кто-нибудь рядом, кто подскажет вовремя, причем то, что этим мерзавцам нужно. Такие люди почти у любого монарха имеются.

Вот и нет никакой "селедки". Тогда Якш станет уже не нужен, а ее… ее, видимо, тихо убьют. Подушкой во сне задушат. Королевой сделают! Да стоит Якшу лишь заявиться с предложением о браке к тамошней владыке, и смута среди гномов обеспечена. Хотя бы потому, что она и так замужем, а гномы к таким вещам относятся очень серьезно. А если его принудят пойти дальше…

Да. Вот об этом и стоит подумать.

Его принудят.

При помощи меня.

Только это и имеет сейчас значение.

Какая-то мразь станет ему указывать. Указывать, угрожая моей жизнью. И он будет выполнять. А меня все равно не отпустят. Меня все равно убьют.

Не только меня. Еще очень много людей и гномов.

А значит…

А значит, нужно быть честной. Еще несколько дней или даже недель жизни ничего не меняют. И лучше уж умереть самой, чем утянуть за собой многих. Это, конечно, грех, но…

Остаться жить, помогать всему этому — еще больший грех. И если уж из двух грехов не получается выбрать средний…

Катрин посмотрела на окна.

"Кажется, здесь довольно высоко…"

И заиграла. Одну за другой она играла и пела свои самые любимые песни. Боже, что это была за лютня!

"Наверное, это правильно, что мне так везет! Перед смертью и должно хоть немного везти, верно? Такая лютня…"

В дверь постучали.

Прибыл ужин.

* * *

В комнате стоял полумрак. В дальнем кресле, у окна, кто-то сидел.

— Не делайте резких движений — и никто не пострадает, — объявил незнакомец.

На миг слепящая ярость затопила собой все сущее.

— Вот как?! — прорычал Якш. — А мне почему-то кажется, что пострадает! И немедленно!

Он бросился вперед, ухватил непрошеного гостя за горло и яростно встряхнул его.

— Где Кэти?! Ты, подонок, отвечай!

— Там… откуда ее… можем достать… только мы… — полузадушенно прохрипел тот, болтаясь в могучих руках гнома. — Так что… полегче…

Руки Якша разжались.

— Что вы с ней сделали? — почти прошептал он.

— Ничего, — растирая пострадавшее горло, ответил "гость". — Она даже… лютню получит… уже получила… Нам нужно договориться… клянусь, ей не сделают ничего плохого… Нам просто… нужно было заручиться вашим согласием… владыка…

— Для этого не нужно было похищать мою жену! — одними губами промолвил Якш, с ужасом понимая, что на самом деле это его схватили за горло. Схватили и не отпускают.

— Нужно, — покачал головой незнакомец. — Нужно было похищать… Всех… кто этого не сделал… вы почему-то убивали, владыка. А наши разумные предложения отвергали… в грубой форме. Мы решили сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, для этого и похитили вашу жену. У нас просто не было другого выхода, правда не было. Вы сами нам его не оставили, владыка…

Якш вздохнул. Он понял, какого рода предложение ему сделают. Он уже несколько раз отвечал на него. Вот только… что он ответит теперь, когда у них в руках Кэти?

— Я должен ее увидеть!

— Кто вам тогда помешает ее освободить, владыка? — усмехнулся незнакомец. — Мы всего лишь секретные агенты, среди нас нет столь могучих воинов, как вы. Достаточно вам ее увидеть, и вы перехватите инициативу, станете диктовать свои условия. А нам хотелось бы и дальше сохранять это право за собой.

— Пусть она напишет мне письмо, — помолчав, сказал Якш. — Подробное. Лучше всего, если она сделает это в стихах.

— В стихах? — удивился агент. — А если она не сможет?

— Для вас лучше, если бы она смогла. — Якш поглядел на секретного агента так, что тот побелел как простыня. — Потому что, если она не сможет, это будет означать, что ее у вас нет. А тогда я на всякий случай предположу худшее… чтобы вас потом по белу свету не разыскивать. Вы меня поняли?

Секретный агент судорожно кивнул.

* * *

Покончив с восхитительным ужином, поблагодарив и отпустив прислуживавшего ей за столом жилистого юношу с цепким неприятным взглядом и невероятно гибкими нервными пальцами, Катрин подошла к окну и, распахнув его, выглянула наружу.

Высоко. Вот и отлично, что высоко. И даже как-то совсем не страшно. Быть может, потому что ночь. И звезды. Когда звезды — не страшно.

"Ничего. Якш поймет. Он все поймет".

Непрошеные слезы навернулись на глаза.

"Якш… Связался на свою голову с такой дурой…"

Минуточку… А кто вообще сказал, что он узнает о ее смерти? Кто помешает этим мерзавцам и дальше говорить от ее имени? Приказывать ему. А он будет выполнять. Или не будет?

"Боже, я надеюсь, что не будет!"

Земля покачнулась и приблизилась. Катрин отшатнулась от окна.

"Нет. Такой способ явно исключается. А значит, нужно отсюда выбраться. И побыстрей, пока не случилось чего-нибудь непоправимого".

Катрин вновь выглянула из окна.

"Похоже, далеко меня не увезли. Какой-то особняк на краю города… А если подумать… если подумать, я даже знаю какой! Да отсюда пешком дойти можно! Если, конечно, выбраться наружу. Это, правда, и есть самое сложное".

"Это та проблема, над которой мы работаем".

Катрин подошла к ложу и кончиками пальцев коснулась лютни.

"Легко сказать — выбраться, а как?"

Катрин вновь вернулась к окну и внимательно вгляделась в ночь. Затем перевесилась через подоконник и пристально оглядела двор.

"А внизу-то, похоже, никого… Никто не верит, что женщина сможет уйти этим путем? Или просто не подумали?"

"А может, в отличие от меня они знают, что этим путем уйти нельзя. Разве что на тот свет".

"Нужно что-то придумать, и быстро. И почему в голове всегда образуется каша, когда требуется придумать нечто действительно важное?"

Разорвать занавески и простыни, связать веревки и спуститься?

Катрин на цыпочках подошла к двери и прислушалась. За дверью негромко переговаривались.

"Услышат. Если рвать на тряпки простыни и занавески — точно услышат".

Катрин влезла коленями на подоконник и снова высунулась наружу.

"Если бы здесь были какие-нибудь вьющиеся растения, я бы точно выбралась".

Вьющихся растений не было.

"Если бы здесь были вьющиеся растения, меня бы здесь не поселили".

"Думай же, идиотка проклятая! Думай!" — сама себе приказала Катрин, схватила лютню и заиграла бравурную мелодию.

"Пусть думают, что у меня муки творчества, что это из-за них я мечусь туда-сюда по комнате!"

Муки творчества? А что, это идея!

Она решительно подошла к двери и постучала.

— Да, госпожа? — откликнулись с той стороны.

Мелодично прозвенели ключи. Дверь приоткрылась.

"Двое! — подумала Катрин. — Если все остальные спят…"

— Мне нужна нотная бумага. И побольше! — не терпящим возражений тоном приказала она.

— Сию минуту, госпожа, — тотчас поклонился один из ее стражей, повернулся и заспешил прочь, кивнув напарнику.

Тот кинул на Катрин пренебрежительно-оценивающий взгляд и продолжил сосредоточенно бдеть.

"Отлично, — подумала она. — Вот ты мне и проиграешь. Ты слишком профессионал, слишком безупречен, чтобы выиграть".

— Ну где он там? — нетерпеливо процедила Катрин, когда ей надоело молчать. — У меня вдохновение! Если мне его испортят, я откажусь иметь с вами дело!

— Подождите еще немного, госпожа, — равнодушно отозвался охранник. — Сейчас все-таки ночь. Сколько я помню, нотная бумага для вас покупалась, но никому и в голову не могло прийти, что вы пожелаете получить ее уже сегодня. Да еще немедленно.

— Охламоны, — проворчала Катрин. — Я подожгу эту чертову дыру, если мне в ближайшее время не принесут бумагу!

— Я бы не советовал вам что-то поджигать, госпожа, — все так же равнодушно ответил он. — На крайний случай у меня есть приказ вас связать. А это неприятно. И даже больно. На руках потом остаются ужасные синяки, которые никак не украсят столь важную даму.

— Связать… изнасиловать… — томно протянула Катрин, бросая на охранника страстный взгляд.

— Что вы, госпожа… никто не отдавал приказа вас насиловать.

— Мы ж не разбойники какие. Скорей уж тайная дипломатическая миссия, — ехидно подхватила Катрин.

Охранник промолчал. Похоже, ему было наплевать, что эта дура здесь несет. Он лишь бросил короткий недовольный взгляд в ту сторону, откуда должен был появиться его напарник.

"Он на меня смотрит, как на табуретку, — разозлилась Катрин. — Вот ледышка!"

— А если я попытаюсь вас изнасиловать? — Она уперла руки в бока и яростно сверкнула глазами.

— У вас не получится, госпожа. — В его голосе впервые появилось нечто похожее на эмоцию. Улыбка?

— Да? Откуда вам это известно? — Катрин шагнула вперед.

— Вернитесь назад, госпожа… или мне и в самом деле придется вас связать, — нахмурился он.

— Ну-ну… какой сердитый мальчик. Я пошутила! — Катрин попятилась. — Просто эту чертову бумагу все не несут, и я начинаю беситься! Я ведь могу забыть ту замечательную композицию, что пришла мне в голову!

— Без всякого сомнения, бумага сейчас будет, — ответил страж и бросил еще один недовольный взгляд в ту же сторону.

— А может, мы пойдем в кроватку? — манерно растягивая слова, предложила она. — В такой большой кроватке бедной девушке холодно одной. Вот если бы большой и сильный мужчина согрел бедную девушку в своих могучих объятиях… Вы же можете меня охранять, находясь со мной в одной постели, разве нет?

— У меня нет подобных инструкций. Лучше просто подождем, пока не принесут вашу бумагу.

"Я похожа на взбесившуюся кобылу! — подумала Катрин. — Зато он уже зубами готов скрипеть от злости".

Охранник в очередной раз поглядел в дальний конец коридора. Когда оттуда наконец послышались шаги и его, так сказать, коллега появился с кипой нотной бумаги в руках, он даже позволил себе тихий облегченный вздох.

— И это все?! — уставясь на принесенную бумагу, возмущенно вскричала Катрин. — Да мне и на полчаса не хватит! Вы что, рехнулись?!

Она вырвала бумагу и ткнула в первого охранника пальцем.

— Немедля несите еще! Причем вдвое больше! Что вы вообще себе позволяете?!

— Э-э-э… сейчас, госпожа… — растерянно пробормотал бедолага. — Сию минуту…

— Нет уж! — жарко выдохнул его уже не столь похожий на ледышку, как раньше, напарник. — Это я пойду за бумагой. И принесу все, что там есть! А ты покараулишь… прелестную госпожу.

Последние два слова он почти выплюнул. Второй охранник чуть приметно пожал плечами и кивнул.

— И правда, принеси все, что есть, — сказал он. — Прошу прощения, госпожа, мы же не знали, сколько именно бумаги вам требуется.

Как только упрямец, не желающий войти в положение "несчастной, изнывающей от неутоленной страсти девушки", скрылся, Катрин ухватила за руку того, что показался ей более сговорчивым, и решительно притянула его к себе.

— А еще мне нужен мужчина! Я так одинока…

Бедняга отшатнулся с таким видом, словно она была змеей. Очень красивой, но ядовитой.

— Не могу, госпожа. Не имею таких полномочий. — А вот жадный взгляд его выдавал… Не прочь, ой, не прочь он "скрасить ее одиночество". Катрин ободряюще завздыхала. Охранник торопливо поправился: — Рад бы, но… служба! Вам нужно было сказать об этом командиру. Мы — всего лишь охрана, мы не можем сами принимать такие решения. Но если вы выберете меня, я буду счастлив! — Он расплылся в улыбке и даже прижал руку к сердцу.

"Значит, это будешь ты? Тебя мне предстоит победить? Даже немного жаль… Ты здесь, пожалуй, больше всех прочих похож на человека. Впрочем, это наверняка всего лишь маска, иначе как бы ты оказался в такой отвратительной компании?"

— Ладно, — с видимым разочарованием пробурчала Катрин. — Видно, с любовью сегодня ничего не выйдет. Но завтра-то я могу на тебя рассчитывать?

— Если я получу соответствующие инструкции — с радостью! — расцвел охранник.

Улыбаясь, он казался моложе и добрее.

"Он не всегда будет улыбаться!" — напомнила себе Катрин и закрыла дверь.

Теперь следовало торопиться, она должна все сделать до возвращения второго. С двумя ей не управиться, это точно. На самом деле она даже и с одним скорее всего не справится, но… надо же что-то делать?! И почему она пропустила мимо ушей все, что Якш рассказывал про гномские боевые искусства? Вот бы когда пригодилось!

"Нет уж, коль родилась дурой, дурой и помрешь!"

Катрин схватила лютню и, беспорядочно дергая струны, на цыпочках добралась до ложа. Продолжая одной рукой вызванивать бессмысленные созвучия, она сдернула с ложа все простыни и аккуратно расположила их перед дверью. Туда же отправилась вся нотная бумага. Подойдя к камину, Катрин взяла совок для выгребания прогоревших углей, аккуратно подцепила горящую головню и положила ее поверх нотной бумаги. Задернула занавеси и задула все свечи. Закрыть одной рукой каминную заслонку с большим трудом, но все же удалось. Густой дым повалил в комнату.

"Отлично. Или я сейчас выберусь, или…"

"Никаких "или"! Я выберусь!"

Взяв в левую руку нож для разрезания фруктов, а правой продолжая извлекать из бедной лютни нестройные звуки, она встала сбоку от открываемой двери. Дождавшись, когда все затянет дымом, а пламя перед дверью как следует разгорится, она дико, пронзительно завизжала. Вкладывая в этот визг все свое мастерство, всю свою выучку, а также все те чувства, которые и в самом деле испытывала.

"Ну же, любовь моя… иди ко мне… у меня здесь красиво… Дым… копоть… огонь прямо перед дверью… а еще острый ножик и тяжелая лютня из красного дерева, за которую я подарила бы тебе ночь любви, если бы ты был обыкновенным парнем и сам подарил мне эту лютню, вместо того чтобы сторожить меня, подобно вышколенному цепному псу, которому даже для любви требуются разрешения и инструкции. Что ж, кто виноват, что у нас совсем другая любовь получается? Иди же ко мне… иди…"

Звякнули ключи, распахнулась дверь. Охранник заглянул внутрь и отшатнулся. Катрин вновь дико взвыла, посылая голос в другую сторону.

Если ты бард, если ты мастер — твой голос прозвучит из любой точки, откуда ты захочешь, и это вовсе не колдовские чары. Даже святейший папа в конце концов признал, что нет ничего колдовского в том, чтобы разговаривать с человеком, глядя ему в глаза, и в то же время слышать его голос у себя за спиной. Это так же, как с фокусами. Если глядеть с одной точки, кажется, что волшебство, а если с другой — обыкновенная ловкость рук.

Охранник явно разрывался между желанием дождаться напарника и необходимостью войти. Ведь если с госпожой что-то случится… Еще один протяжный стонущий вопль, и он не выдержал. Всунулся внутрь и посмотрел именно туда, куда и требовалось Катрин.

И она обрушила на него все, что у нее было. Нож он все-таки перехватил. Аккуратно так перехватил, стараясь, видать, чтоб синяков не было. Впрочем, на нож она и не рассчитывала. Зато лютня… Тяжелая многострунная лютня опустилась на голову улыбчивого парня. С хрустом треснула верхняя дека, лопнувшими струнами огладило лицо. Охранник взвыл, хватаясь за глаз. Завизжав изо всех сил, Катрин толкнула его в огонь и бросилась в открытую дверь

Снизу уже раздавались поспешные шаги.

"Что?! Все это зря?! Все-все — зря?! Нет уж!"

Катрин бросилась бежать по темному коридору.

Еще одна лестница.

Вниз? Голоса.

Вверх?!

Катрин бесшумно скользнула вверх по темной лестнице.

"Хорошо, что я босиком!"

"Это сейчас хорошо, а как на улицу выберусь…"

"Туда еще выбраться надо".

Комнаты и комнаты. Запертые, пустые комнаты. А внизу — голоса, свет, топот множества ног.

"Найдут".

"Ну? И куда теперь? Искать дорогу на крышу? А дальше что?"

"Найдут".

— Воду! — донесся снизу яростный рев. — Воду тащите скорей!

Звон пожарного колокола ласкал душу, словно райские арфы, словно хорошо подобранные инструменты оркестра. Пожар, значит. Это хорошо, что пожар. Пожар — это люди. Свидетели. Они не дадут утащить невесть куда несчастную беззащитную девушку… Катрин страшно ухмыльнулась и поглядела на вдребезги разбитую лютню, все еще зажатую в судорожно сведенной руке. А потом решительно свернула в первую попавшуюся комнату. И дверь оказалась открытой, а комната — маленькой кладовкой. Окошко в ней тоже было маленькое. И все-все оплетенное вьющимися растениями, как и положено в романтической истории.

Катрин едва сумела пролезть в узкий проем. Останки лютни она просто скинула вниз. Вряд ли с ними могло случиться что-то еще более печальное. Задыхаясь от страха и ярости, она спустилась вниз где-то во внутреннем дворе, подобрала лютню и пошла к забору. Выскочившая откуда-то собака, поглядев ей в глаза, сочла за благо поджать хвост и куда-то убраться. А перелезть высокую ограду после всего, что произошло, не показалось Катрин таким уж трудным.

Нагнувшись над ближайшей лужей, она оглядела себя с головы до ног. Растрепанная, грязная, закопченная, босиком… очень хочется реветь, физиономия отвратительно красная и вся в саже…

Заявиться в таком виде к Якшу? Когда у него наверняка сейчас эти… Напугать его? Ослабить его решимость? Ну нет уж!

Придется старшине местной гильдии музыкантов проснуться среди ночи!

Она решительно шагнула в темноту.

И пусть только кто-нибудь попробует заступить ей дорогу!

* * *

Старшина, хоть и выглядел заспанным, узнал ее мгновенно.

— Боже мой! Катрин! Какая сволочь посмела?! — взвыл он, бросаясь к ней.

— Ламбер… выдохнула Катрин. — Все потом… Умыться. Причесаться. Духи. Смену платья. Обувь. Футляр для лютни.

— И вызвать стражу? — подсказал старшина Ламбер.

— И заложить повозку, — отрезала Катрин. — Пешком я просто не дойду. Хоть и рядом.

— А стражу? — настаивал старшина.

— Ламбер, хочешь ценный совет? — вздохнула она.

— Ну? — недоверчиво поглядел он.

"Угу, — с иронией подумала Катрин. — Вид сейчас у меня — в самый раз советы раздавать!"

— Не лезь в политику.

— А ты? — напрямик спросил старшина.

— А я вылезаю, — неприятно усмехнулась Катрин. — Так что… просто не мешай. Лучше сделай то, о чем тебя просят. И побыстрей…

— Понял, — кивнул он и почти бегом отправился отдавать распоряжения. Будить прислугу и все такое прочее.

Катрин покрутила в руках то, что осталось от потрясающей лютни, и, вздохнув, положила на стол. Когда все закончится, она оплачет погибший инструмент. Но разве был другой выход?

"Ты могла бы взять кочергу", — сама себе сказала она. И сама себе возразила; "Кочергой я могла бы и промазать. Это лютневый гриф лежит в моей ладони так, словно является прямым ее продолжением, а не дурацкая железяка для ворошения углей".

* * *

Полыхали дрова в камине. Якш уютно устроился в удобном кресле. Все бы хорошо, вот только вместо Катрин, которая сейчас сидела бы у него на коленях, вокруг четверо ледгундских агентов. Их не хочется сажать на колени, их хочется убить. Вот только… нельзя. Приходится слушать. И делать вид, что веришь всему, что они говорят. А если и сомневаться, то очень, очень осторожно…

— По правде говоря, я не уверен, что обладаю прежней властью над душами и умами гномов, — промолвил Якш, глядя в глаза тому из своих собеседников, который взял на себя труд с ним говорить.

"Ты знаешь, что я не обладаю. Знаешь, гад… Тебе не гномье государство, тебе смута в Олбарии нужна. А гномьего государства ты боишься пуще Джеральда".

— А мы считаем, что обладаете. По нашим агентурным данным…

"Ага. Ваши агентурные данные! Станут гномы о таком с людьми трепаться! В особенности те из них, которые и впрямь мечтают о возрождении Петрийского царства".

— …во всяком случае, мы надеемся, что вы постараетесь, владыка, — заявил агент. — По правде говоря, у вас нет другого выхода. Если вам дорога жизнь вашей любовницы…

— Она мне жена. — Якш посмотрел на агента с такой ненавистью, что тот отступил на шаг.

Но тотчас спохватился, взял себя в руки и вернулся на место.

— Не говорите глупостей. Владыка не может опуститься до брака с какой-то уличной певичкой.

"Спокойно, — сам себе сказал Якш. — К несчастью, его нельзя убить немедля. Пока Кэти у них в руках…"

— Разумеется, вашей женой должна стать высокорожденная Гуннхильд Эренхафт, — продолжал агент. — Она, и только она.

"Ага. Много ты понимаешь в гномьей знатности и родовитости! — с издевкой подумал Якш. — Высокорожденная Гуннхильд Эренхафт! Эх, мальчики… как бы я развлекся с вами и вашими глупостями… если бы не Кэти в ваших руках!"

— Брак между владыками не может не способствовать возрастанию вашей популярности среди гномьей молодежи, — увещевал агент.

"Ага, популярности, как же… Они моментально оторвут мне то, при помощи чего означенный брак осуществляется. А потом и голову".

— Владыка Гуннхильд замужем, — напомнил Якш.

— Всего лишь за капитаном! — скривился агент. — Да еще и полукровкой. Точно такой же мезальянс, как и в вашем случае, владыка. Что поделать, в тяжелые времена гномам нужно было выживать любым способом. Даже ценой неравных браков. Ценой унижения благородной крови. На наш взгляд, пришло время все это поправить. Одним словом, не извольте беспокоиться, капитана мы берем на себя. А ваша певичка, раз уж она вам так дорога, может оставаться при вас в качестве любовницы. В конце концов, все короли их имеют.

"На самом деле вы мне ее не отдадите. Даже если я все сделаю, как вы требуете. Даже если получится — не отдадите. Запрете куда-нибудь, в самый надежный подвал, и будете держать при себе, дабы обеспечить мое повиновение. Впрочем, и это будет продолжаться очень недолго…"

— И все ж таки затея очень рискованная, — заметил Якш.

"Что бы такого придумать? Я, конечно, смогу переговорить с гномами без помех. Даже если кто-то из этих будет постоянно крутиться рядом — смогу. Хвала Духам Огня и Всевышнему, есть еще и старогномий язык, но… что это мне даст?"

— При известной удаче у вас должно получиться, владыка. У вас не может не получиться. Помните, чем вы рискуете. Бойтесь подвести нас. Тем самым вы подведете и самого себя.

"Поторговаться, что ли? Заодно посмотрим, на что я могу рассчитывать, если вдруг сойду с ума и соглашусь".

— А… если что… могу я рассчитывать на помощь? — спросил Якш. — Оружие, наемники, золото?

— Разумеется, владыка, — быстро ответил агент.

"Слишком быстро, — отметил Якш. — Помогать не станут. Вообще. Вот и ответ на все вопросы…"

— Итак, ваше слово, владыка, — промолвил агент.

Якш вздохнул. Время вышло. Он так ничего толком и не придумал. Он по-прежнему не знал, как спасти любимую женщину.

Выхода нет.

Выхода нет?!

Он просто не нашел его. Не успел. Не смог.

Выхода с самого начала не было.

"Я тебе покажу, не было! Изволь найти!"

— Я не могу отказаться, — тяжело промолвил бывший подгорный король, на которого вновь, силком, пытались напялить корону.

"Но и соглашаться не стану", — добавил он мысленно, потому как вслух такие вещи говорят только тем, кого уже считают покойниками.

У Якша не было надежды на столь резкое ухудшение состояния здоровья своих оппонентов. А значит, придется молчать. Потому как помочь этим людям разобраться с их здоровьем он не вправе. Пока не вправе.

Молчать.

Терпеть.

Ждать.

Тянуть время.

Сначала здесь, а потом, если сильно не повезет, на острове. Среди своих. Среди тех, кем он правил долгие годы. Они это еще помнят. А кое-кто на все пойдет, лишь бы вновь увидеть его на троне. Даже если этот трон будет картонным. Даже если усевшийся на него владыка будет ледгундской марионеткой. Даже если Джеральд в союзе с соседними странами уничтожит всех гномов до единого. Есть еще такие дурни, которые сочтут это благом. Даже это. Даже если будут в точности знать, чем все кончится. Страшно трудно окажется удерживать их от немедленных действий, а молодежь — от бунта и попыток сообщить все немедля Джеральду. Сумеет ли он найти нужные слова? Утихомирить и тех, и других и все-таки найти выход? Или же на острове построятся два гномьих шарта и разорвут друг друга на куски? Смеет ли он так рисковать своим народом ради одного-единственного человека, даже если это — любимая женщина?

Якш знал ответ.

"Нет, я не удержу гномов. Я давно уже не владыка, а власть всегда основывается на уверенности окружающих, что ты этой самой властью обладаешь".

"Даже те, кто с радостью примет меня обратно, в мою прежнюю власть уже не поверят. А остальные…"

"Джеральд не поймет. Не поймет и свой гнев удерживать не станет. На свой лад он до сих пор боится гномов не меньше, чем гномы его".

"Все, чего добились Гуннхильд с Тэдом, будет уничтожено".

Нет, он не отправится на гномий остров. Он сбежит по дороге. И пусть его ищут. Пока его не найдут, у них не будет причин убивать Кэти, ведь в противном случае они потеряют свой единственный инструмент давления на него. А тогда им не только в Троанне, им в Ледгунде станет тесно! На всей земле не найдется места, где бы они от него скрылись.

Значит, решено. Якш будет соглашаться со всем, что ему скажут, и ждать до момента отплытия. Его нога не ступит на корабль. Он сбежит раньше. А пока — ждать. И соглашаться.

Якш умел ждать. Ждать того единственного верного момента, когда противник допустит ошибку. Люди, как и гномы, небезупречны. Все ошибаются. А когда между собой приходится взаимодействовать нескольким людям, ошибок тем более не избежать. Даже если эти люди — секретные агенты.

"Ибо нет ничего непогрешимого, кроме Всевышнего!" — говорят люди.

Якш и в этом сомневался. Натворил же этот ихний Всевышний подобных уродов. Якш поглядел на окружающих его четверых ледгундских агентов. И чего он хотел добиться, этот самый бог, создавая таких, как эти? Просто зря материал потратил!

— Я не опоздала, милый? — Катрин стояла на пороге, как всегда восхитительно прекрасная, с легкой улыбкой на губах и лютневым футляром в руках.

"Нет. Не все у этого ихнего бога так уж плохо, — подумал Якш. — Вот она получилась просто отлично!"

— Ты как всегда вовремя, любимая! Разве я не говорил тебе, что ты обладаешь особым искусством всегда приходить вовремя? — откликнулся Якш и встал. А стоявшие возле него ледгундские агенты легли. Мертвецам, как правило, очень трудно сохранять вертикальное положение.

— Занавес! — облегченно выдохнул Якш.

— Занавес, — прошептала Катрин.

Она мельком глянула на трупы и бросилась Якшу на шею.

— Я успела! Успела! Успела! — вся дрожа, частила она. — Я так боялась опоздать… так боялась… я лютню разбила…

— Черт с ней, с лютней, главное — ты жива! — счастливо отмахнулся Якш.

— Да-а?.. Знаешь, какая лютня здоровская… — чуть не плача протянула Катрин, повиснув на нем. — Не хуже твоей скрипки…

— Не может быть… — прошептал потрясенный Якш. — Ты хочешь сказать, что это та самая…

— Какая еще "та самая"?

Он погладил ее по плечам.

— Похоже, нам нужно многое друг другу рассказать. Как ты сумела освободиться?

— О! Об этом действительно стоит рассказать! — Если в ее голосе и звучали истерические нотки, то совсем-совсем незаметные. — А лютня… я забрала то, что от нее осталось. Может, ее еще можно починить.

Выскользнув из супружеских объятий, она открыла футляр, и Якш ошарашенно выругался.

— И правда та самая… — пробормотал он.

— Что все это значит? — спросила Катрин.

— Только то, что я купил ее для тебя, — вздохнул Якш. — Точнее, хотел купить. Меня захватили врасплох. Я как раз держал ее в руках и просто не сумел отразить удар. Для этого пришлось бы бросить ее на пол, а я не смог. Когда я очнулся, ее уже не было. И всех денег, что со мной были, — тоже. А со мной были все наши деньги, потому что именно столько эта лютня и стоила.

— Черт с ними, с деньгами. — Катрин решительно сдвинула брови. — Главное — ты жив. А вот лютню жалко. Но если б не она, я бы не сумела сбежать и тебя по-прежнему держали бы за горло.

Она быстро пересказала свои приключения.

— Бедненькая, — Якш вновь обнимал ее, — достался же тебе муж…

— Это тебе жена досталась… себя защитить не умеет…

— Всем бы так не уметь!..

В дверь тихо постучали.

— Так, — сказал Якш. — Гостей мы вроде бы не ждем?

Катрин покачала головой.

— Разве что старшина решил на всякий случай зайти. Но он, по-моему, спать поехал.

— Старшина?

— Здешний гильдейский, — ответила Катрин. — Я, когда сбежала, к нему сначала зашла. Я была в таком виде, что… одним словом, мне требовалась чистая одежда, хоть какая-нибудь обувь и повозка… пешком я бы до нас не добралась. Он меня довез, но зайти отказался. В его возрасте по ночам спать надо. Так что это вряд ли он…

— Понятно, — кивнул Якш и куда громче прибавил: — Входите!

Появившийся в проеме двери чем-то неуловимо напоминал всех тех, кого Катрин уже сегодня встречала. И кого больше не хотела бы видеть. Никогда.

— Чего вам? — нелюбезно спросил Якш.

Гость виновато вздохнул.

— Вы пришли сюда помолчать? — ядовито поинтересовался гном.

Гость кашлянул.

— Лекарство от кашля дать? — тотчас предложил Якш.

— Троаннская секретная служба, — вместо ответа представился тот.

— А то я не догадался! — фыркнул Якш, а Катрин подумала, что подобного язвительного бешенства свет еще не видывал. И что, если ее любимому удастся запомнить сие состояние, это здорово поможет ему как барду.

— Ну? Где вы раньше-то были? И чего теперь от нас хотите? — продолжал гном. — Может, в тюрьму меня за четыре убийства посадите? Так я ее в три минуты разберу по камешку, можете не сомневаться!

— Вообще-то я пришел принести вам свои извинения за допущенный недосмотр. А также помочь избавиться от трупов и… хоть отчасти компенсировать вам все то, что случилось по нашей вине.

— Трупы забирайте, — бросил Якш. — Нам они ни к чему. Я коллекцию не собираю… А "компенсировать" — это вы как себе представляете?

— Да никак, в общем, — хмуро буркнул агент. — Какая уж тут компенсация… но все же.

Он выудил из-за пазухи и протянул Якшу небольшой пакет.

— Что это?

— Компенсация за разбитую лютню, — ответил агент и пожал плечами: дескать, я тут ни при чем, так начальство решило.

Повернулся и вышел, закрыв за собой дверь. В конверте был банковский чек.

— Ну что ж, — просмотрев его, сказал Якш. — Можно сказать, что у нас столько же денег, сколько было до начала этих событий, плюс то, что я умудрился одолжить в банке, Минус лютня.

— Минус обе лютни, — вздохнула Катрин. — Моя ведь тоже где-то там осталась. А если учесть, что именно в этой комнате я и устроила пожар…

Раздался стук.

— Да! — сердито рявкнул Якш.

— Мы за трупами, — донеслось из-за двери.

— Забирайте.

Какие-то люди унесли тела ледгундских агентов. Извинились… Якш только раздраженно поморщился. А потом решительно закрыл дверь изнутри.

Когда через полчаса — Катрин уже сидела у него на коленях — вновь раздался стук в дверь, гном аж подскочил.

— Трупы кончились! — возмущенно крикнул он. — Вы что, не в состоянии подождать, пока я опять кого-нибудь не убью?!

— Это я, видать, дверью ошибся… — проговорил чей-то растерянный голос. — Я трупами не занимаюсь, господин убийца. А где господин Якш проживает, не подскажете?

Якш вздохнул.

Катрин хихикнула. А потом соскользнула с его колен и открыла дверь.

За дверью обнаружился совсем еще юный гном с лютневым футляром в руках.

— Так где господин Якш… — начал он и осекся.

— Здесь, здесь господин Якш. Чего изволите, господин как-вас-там?

— Я, если кто не знает, по лютням мастер, — горделиво откликнулся тот. — Тут ко мне как-то маэстро Джерри наведался, слыхали небось про такого?

— Слыхали, конечно! — удивленно подтвердил Якш.

— Еще бы, — усмехнулся юный гном. — Вот он мне, значит, и сказал, что тут у вас лютню починить требуется.

— Эту лютню уже вряд ли кто-то починит, — покачал головой Якш. — Куда проще будет сделать новую.

— Почему? — возразил гномик. — Очень даже починит. Точнее, уже починил.

— Как это починил? — пролепетала Катрин. — Ведь лютня… она же еще…

— Работа, конечно, не самая простая, — степенно кивнул юноша. — Но чтоб гном за месяц с работой не управился? Это уже из разряда сказок, госпожа! Вот господин Якш вам подтвердит: уж если гном взялся — гном делает.

— За месяц? — переспросил Якш. — Тогда это, должно быть, какая-то другая лютня. Эту только что разбили.

— Вы хотите сказать, что маэстро Джерри ошибся? — ухмыльнулся гном. — Вы посмотрите сперва, а потом спорьте.

Он открыл принесенный футляр.

Там была лютня. Та самая.

— Бред! — выдохнул Якш и вскочил.

Открыл футляр, с которым пришла Катрин. Тот, в котором лежала разбитая.

Из футляра нахально ухмылялась пустота.

Лютни там не было.

Ни обломочка. Ни кусочка. Ни щепочки.

"Так!"

Якш перевел взгляд на ту лютню, что принес гном.

"Этого не может быть, но…"

— Верхнюю деку, конечно, пришлось заменить, — промолвил юный гном, доставая инструмент. — Она теперь малость бархатистее петь будет. Недостающую струну я тоже поставил. Не понимаю я это соанское безобразие — лютню без нижней струны оставлять.

Якш в упор уставился на лютню в руках юноши. Это была она. Она! Невозможно, невероятно — но правда! Якш потряс головой, пытаясь проснуться, но это очень трудно сделать, если не спишь. Даже если ты бард.

— То есть… — тихо промолвила Катрин. — Та лютня… которую я разбила сегодня ночью… ее, значит, после этого починили… месяц назад починили… и… и… привезли сегодня утром… так?

— Так, — тихо сказал Якш, пытаясь собрать в кучку расползающиеся мозги. — Сколько мы вам должны, мастер?

— Маэстро Джерри уже расплатился от вашего имени, — ответил юноша. — А я дважды плату с клиентов не беру. Вы бы, чем пустяками заниматься, лучше инструмент проверили, вдруг какие претензии? А то у меня дел полно

— Кэти, — сказал Якш. — Сыграй что-нибудь… пожалуйста.

— Боже! — выдохнула Катрин после первого аккорда, счастливо зажмуривая глаза. — Так еще лучше!

Верхние ноты не рассыпались серебром; скорей уж они звучали так, словно кто-то умудрился натянуть вместо струн искристую весеннюю капель, сыграть на струях дождя и облаках. Могучие медовые басы густой поступью дополняли верха. Это походило на грозу и могучий рокот прибоя. Это было прекрасно.

— Теперь мы и в самом деле сможем играть вместе! — захлопала в ладоши Катрин.

— Еще бы! — подтвердил Якш.

— Нравится? — довольно поинтересовался мастер.

Оба кивнули с такими радостными лицами, что заподозрить их в неискренности было просто невозможно.

— Ну то-то же, — важно молвил юный гном. — Если еще что понадобится, спрашивайте мастера Торвальда! Моя работа уж не хуже соанской выйдет.

Он с достоинством поклонился и вышел. Дверь закрылась.

— И все-таки… — жалобно пробормотала Катрин. — Как же так вышло, что я ее вот только что разбила о чужую голову, а ее уже починили… аж месяц назад починили… Как же это может быть?

— А так, — задумчиво сказал Якш. — Маэстро Джерри в своем репертуаре…

— А что у него за репертуар? — тотчас полюбопытствовала Катрин.

— О-о-о… — протянул Якш. — Это нечто особенное!

— Расскажешь? — Глаза Катрин заискрились неуемным любопытством.

— Спою.

— Уй, здорово!

— А ты подыграешь? — подмигнул Якш.

— Спрашиваешь! Я тебе еще и подпою, — ответила она.

Весь мир замирает, когда лютня и скрипка поют в два голоса.

* * *

Вот так оно как-то все и случилось.

Или не так?

Ну, разумеется, всего этого просто не могло произойти!

"Конечно, не могло, ведь чудес не бывает!" — сказал мне важный профессор металловеденья сквайр Бромберг, оглаживая густую гномью бороду. А потом подмигнул и добавил, что иногда они все-таки случаются.

Просто так.

Ни с того ни с сего.

На всякий случай.

Оглавление

Сергей Раткевич Искусство приходить вовремя

Реклама на сайте