«Пробужденное пророчество»

Влад Вегашин Пробужденное пророчество

Я посвящаю эту книгу моей возлюбленной, Мэллон Аарн, без которой все было бы совершенно напрасно, и благодарю ее за то, что она вообще терпела меня все это время.

От всего сердца благодарю всех тех, без кого эта книга не была бы написана, а если бы и была – то совсем не так, как было бы правильно.

Спасибо Чеширской Кошке, Юрию Заболотному (alterius), Кате Карпинской, Никите Кудряшову и всем остальным, взявшим на себя тяжкий труд – вычитать эту книгу и найти в ней по возможности все логические и стилистические ошибки и несостыковки.

Спасибо Денису Привалову за помощь в работе над миром Мидиграда и постоянную критику.

Спасибо Елене Александровне Сегединой – за поддержку и тепло, и за веру в меня.

Спасибо моим друзьям, которые не оставили меня в трудную минуту, поддержали, и помогли найти силы продолжать писать, когда я готов был отказаться.

Спасибо Глебу Catharsis за добрые отзывы и прекрасное стихотворение, ставшее эпиграфом к книге.

Отдельная благодарность Иару Эльтеррусу за неоценимую помощь в обретении основной идеи книги и за то, что «Два лика одиночества», собственно, напечатаны.

Одиночество – жизнь. Одиночество – смерть.

Одиночество – вера в безверье.

Нам наградой послужит терновый венец.

Одиночество – тяжкое бремя.

Одиночество – шаг. Одиночество – крест.

Обреченный удел непокорных.

Что свобода для вас, то для нас – злая месть,

Наша правда вам кажется вздорной.

Одиночество – миг. Одиночество – взрыв,

Крик борьбы, а не просто беспечность.

Одиночество – знак… Одиночество – миф?

Одиночество все-таки – вечность…

Глеб Catharsis

Глава I Первый день в столице

Этой осенью ливни зарядили надолго. Вот уже восьмой день мелкий серый дождик туманным облаком окутывал блистательный Мидиград, скрывая от глаз великолепие видимого издали Города Шпилей. Дождь разогнал по домам всех, даже коробейники и рыночные торговцы, плюнув на прибыли, остались в тепле родных стен. Временами морось усиливалась, уже дважды на имперскую столицу обрушивались ливни. Вода проникала даже на нижние[1] уровни города, вызывая яростные проклятия у их обитателей, вынужденных пробираться по улицам едва ли не на лодках. Легионеры же тихо и не очень радовались тому, что избавлены от необходимости патрулировать районы совместно с городской стражей.

Впрочем, этот день даже на фоне прошедшей недели отличался отвратительной погодой. Моросящий дождь усилился, еще не превратившись в ливень, но и мелким он больше не был. Ледяной пронизывающий ветер, примчавшийся с северо-востока, бросал горсти колючих капель в лица и за шиворот пробегавших время от времени по улицам горожан. Где-то в отдалении временами слышались насупленно-сердитые, словно бы чем-то недовольные, раскаты грома.

– Ну и погодка! Угораздило нас сегодня дежурить, орков хвост! – выругался Эри, пытаясь стряхнуть капли дождя с кольчуги.

– Не орков, а орочий, – меланхолично поправил его Джан.

– А мне по… – грубо отозвался стражник. – Чего расселся, твоя очередь у ворот дежурить.

– Сейчас допью и пойду. – Джан все так же меланхолично отхлебнул из большой, исходящей ароматным паром кружки. – И вообще, вон в котелке грог горячий. Выпей, согрейся и успокойся.

– А кто на воротах стоять будет? Император?

– Но-но, ты поосторожнее с Императором! – одернул невоздержанного на язык товарища Джан. – А на ворота плюнь. Разве сейчас кто куда поедет? Да и Рости, побери его Ярлиг,[2] с проверкой не явится.

– Да, сержант в такую погоду нос на улицу высовывать не станет! А уж свою задницу из кресла вытаскивать и с проверкой сюда идти… – согласился Эри, оставляя бесплодные попытки отряхнуть кольчугу и зачерпывая кружкой грог.

Но стражник не успел отхлебнуть горячего напитка. Едва он поднес кружку к губам, как в ворота постучали.

Эри выругался. Громко и витиевато. А поскольку ругательств он знал великое множество, его долгую и эмоциональную тираду оборвал лишь повторный стук.

Джан с явной неохотой выбрался из старого кресла перед печкой и, подойдя к наружной стене, открыл смотровое окошко. Злой ветер тут же швырнул ему в лицо пригоршню холодной воды, колючие капли больно прошлись по коже.

У ворот стоял высокий человек с мечом за спиной. Один.

– Эри, это какой-то ненормальный одиночка. Я пропущу его через сторожку.

Напарник только кивнул, с наслаждением прихлебывая горячий глинтвейн.

Распахнув ведущую за пределы города дверь, Джан на мгновение высунул голову.

– Эй, там, у ворот! Сюда идите!

Через несколько секунд, пригибая голову, путник вошел в сторожку. Вода текла с него ручьями, Эри готов был спорить на недельное жалованье, что на незнакомце не было ни единой сухой нитки.

Он был черноволос, черноглаз, строен и очень высок – на голову выше Джана, в котором насчитывалось шесть футов. Мечей оказалось два; странно изогнутые, они крепились крест-накрест за спиной рукоятями вниз, чем-то напоминая номиканские клинки.[3] Одет путник был в кожаные штаны, кожаную же, наглухо застегнутую куртку необычного покроя и высокие сапоги. Все черного цвета. Бледная кожа резко контрастировала с волосами и одеждой.

– Что же вас, сударь, в дорогу в такую непогоду понесло? – поинтересовался Эри. По тонким, аристократичным чертам лица ночного гостя стражник понял, что перед ним человек благородный.

– Дела, – коротко ответил путник. Голос у него оказался неестественно хриплый, слегка шепчущий. Опытный Джан понял, что этому человеку привычнее говорить тихо, едва ли не шепотом, а причина хрипоты – давнее ранение в горло. На шее черноволосого виднелся шрам, подтверждающий догадку старшего стражника.

– Документы есть? – осведомился Эри.

Незнакомец ухмыльнулся и извлек из-за пазухи небольшой футляр, обтянутый некрашеной кожей.

– Вот.

Стражник привычным жестом открыл тубус и извлек небольшой свиток. Развернул его, пробежал глазами. И, не поверив, перечитал, быстро бледнея. Потом перевел взгляд на незнакомца, всматриваясь в его лицо внимательнее. Подошедший Джан взял документ, просмотрел…

– Что вам требуется? – тут же спросил он, взглядом затыкая открывшего было рот Эри.

– Обычные документы.

– Это все?

– Да.

Джан молнией метнулся к столу, развернул чистый лист бумаги.

– На какое имя выписывать документы?

– Вега де Вайл.

– Титул?

– Не ставь никакого.

– Род деятельности?

– Воин.

– А конкретнее? Легионер, стражник, наемник?

– Пусть будет наемник, – криво ухмыльнулся Вега де Вайл. От этой ухмылки стражникам стало не по себе.

Задав еще несколько вопросов Джан поставил печать и расписался, свернул бумагу и протянул черноволосому.

– Завтра завизируйте в Четвертом департаменте.

– Знаю. Где здесь можно остановиться?

– Получше или подешевле? – спросил Эри прежде, чем Джан успел открыть рот.

– И то, и другое.

– Тогда вам в «Пушистую наковальню». Это в трех кварталах налево и квартал вперед, к центральной стене.

– Благодарю, – Вега убрал документы в футляр, быстрым шагом пересек сторожку и вышел под дождь. В дверях он обернулся. – Вы меня не видели.

– Кто это был? – спросил Эри, едва за черноволосым захлопнулась дверь.

– Не знаю и знать не хочу. С обладателями подобного открытого листа лучше не связываться.

– Джан, я не понял. Там было сказано, что…

– Предъявитель сего имеет право принимать любые решения в интересах Тринадцатого департамента, действует по прямому повелению главы Тринадцатого департамента Александра Здравовича и так далее… – закрыв глаза, процитировал Джан.

– То есть?

– То есть ему позволяется даже шляться ночью по районам благородных. Эта бумага подписана главой департамента и подтверждена подписью Императора.

– Неслабо…

– Вот и я о том же. Мой тебе совет, Эри. Держись подальше от людей с такими документами. И запомни – ты никогда не видел человека по имени Вега де Вайл и никогда о нем не слышал.

Вега отбросил со лба мокрые пряди и зашагал к таверне, поправляя сумку на плече. Общение со стражей прошло на удивление удачно – открытый лист оказался ключиком, открывающим любые двери.

– Однако какие возможности дает бумага с загадочной подписью A. З. – Он усмехнулся.

Смешок получился сухой и нехороший. Может, оттого, что совсем не смешно было гостю этого мира?

Дождь перешел в ливень. Бегущие по улицам ручьи мгновенно отмыли сапоги Веги от дорожной грязи, тугие струи пригладили волосы. Но ему на это было наплевать.

Когда-то давно, в прошлой – или позапрошлой? – жизни дождь был ему самым лучшим другом, всегда помогая в трудные минуты. Но это было очень давно. Вега уже давно перестал получать удовольствие от прогулок под ливнем. Да и взаимопонимание с ним утратил – грозы больше не приходили ему на выручку.

На душе было паршиво. Все осталось позади – жена, дети, раса, к которой он принадлежал, друзья, любимая некогда, а в последнее десятилетие осточертевшая и бессмысленная работа… Он ни о чем не думал, когда уходил из родного мира. Уходил, чтобы больше никогда не вернуться. А сейчас, шагая по мокрым улицам затянутого пеленой дождя Мидиграда, наконец понял, что ему безразлична собственная судьба. Все в жизни казалось абсолютно бессмысленным и пустым. Легче и проще было бы остаться маской… И уж точно безболезненнее.

Зоркие черные глаза разглядели сквозь завесу ливня вывеску трактира. На ней действительно была изображена глазастая, пушистая наковальня, более всего напоминающая до неприличия раскормленного хомяка, которого слегка пригладили по спине кузнечным молотом.

Поднявшись на крыльцо, Вега пару минут постоял под навесом, ожидая, пока стечет пропитавшая одежду насквозь вода. Прошла минута, другая… Ручейки, струящиеся с рукавов и подола куртки, хоть и перестали напоминать собой миниатюрные водопады, но не иссякли. Он выругался и распахнул дверь таверны.

В нос тут же ударили соблазнительные ароматы жарящегося на углях мяса, свежевыпеченного хлеба и знаменитого на весь Мидиград (чего Вега, конечно, не знал) темного эля.

Посетителей в трактире было немало – из-за дождей многие не могли работать и убивали время в кабаках. Впрочем, люди собрались достойные – «Пушистая наковальня» была отнюдь не самым дешевым заведением ремесленных кварталов, зато самым лучшим – наверняка.

Вега прошел через зал к стойке, чувствуя на себе любопытствующие взгляды. Впрочем, людей, малознакомых с искусством боя, быстро отпугнули мечи за спиной, а те, кто знал, с какой стороны браться за оружие, не могли не заметить бесшумную пружинящую походку и по-кошачьи хищные движения, выдающие высококлассного воина. Так что никто не стал задерживать взгляд на Веге достаточно долго, чтобы это стало заметно.

Хозяин «Пушистой наковальни» был выдающимся представителем своей славной профессии. Ростом он почти перещеголял Вегу, а ведь тот, невысокий по меркам своей расы, лишь пары дюймов не дотянул до семи футов. Густая седая борода трактирщика сделала бы честь любому из легендарного ныне народа дворфов. На лысой голове блестел пот, с красного распаренного лица не сходила добродушная ухмылка, слегка поблекшие от возраста серые глаза хитро смотрели из-под кустистых бровей. Валуноподобные плечи, руки… Точнее, рука. Когда-то оборванный левый рукав рубашки обнажал могучие мускулы, а правый был зашит чуть повыше локтя.

Трактирщик окинул Вегу оценивающим взглядом. Отметил тонкие, аристократичные черты лица, рукояти мечей за спиной, тяжелую, оттягивающую плечо дорожную сумку, уверенную походку. А также болезненную изможденность, бледность и лихорадочный блеск в странных антрацитово-черных глазах.

Не дожидаясь заказа, трактирщик потянулся к стоящему на углях чайнику и, щедро наполнив кружку ароматным глинтвейном, поставил ее на стойку перед черноволосым.

– Выпейте, сударь, не то к утру будете в лихорадке валяться, – пробасил он.

Вега благодарно кивнул, взял деревянную кружку, в три долгих глотка осушил ее. По телу пронесся огонь, почти мгновенно впитался в кровь и заструился по жилам. Он с облегчением вздохнул.

– Благодарю. У вас есть свободные комнаты?

– Надолго?

– Минимум на месяц.

– Могу предложить две комнаты во флигеле – зала и спальня. Вам это обойдется в две золотые марки в неделю. Если с кормежкой – то три.

Вега с готовностью выложил на стойку монеты.

– Меня это вполне устроит.

– Тогда мой совет, – этот бледный парень отчего-то вызвал симпатию старого Мэхила. – Мальчишка проводит вас в комнаты, переоденетесь в сухое, а потом приходите ужинать. Или, если пожелаете, еду принесут в комнату.

– Лучше второе, – ему почти удалось улыбнуться. – Я устал в дороге.

– Хорошо, но… Маленькая формальность. В ваши бумаги заглянуть можно?

– Разумеется.

Вега полез за пазуху, недовольно при этом отметив, что пальцы слегка подрагивают. Но трактирщик жестом остановил его.

– Сперва переоденьтесь и поешьте. Формальности подождут. Кстати, я – Мэхил.

– Вега де Вайл. Можно просто Вега.

Насчет квартиры – иномирец обозвал новое жилище памятным еще с родины словом – Мэхил поскромничал. Зала оказалась большим помещением примерно сорок на двадцать футов, разделенным деревянной перегородкой-ширмой на две части. Также в квартире присутствовала маленькая комната с ванной и небольшая, но просторная спальня с удобной кроватью.

Переодевшись в мягкие замшевые штаны, сухие сапоги и толстую рубашку, перехваченную кожаным поясом, Вега развесил промокшую одежду сохнуть и приступил к разбору сумки.

Впрочем, разбирать было особо нечего. Пара картин на стену, коробка с акварелями и кистями, меч отца, пачка хорошей бумаги, немного одежды… Еще коробка с артефактами, плоская шкатулка с целебными эликсирами. Несколько портретов детей и жены.

Со дна сумки Вега достал два самых дорогих для него, не считая мечей – своих и отцовского, – предмета.

Револьвер «Silver Eagle» – подарок лучшего друга, заклятого врага и командира, и небольшой, писанный маслом, портрет Францески – единственной женщины, которую он смог полюбить за все долгие двести пятьдесят шесть лет жизни. Погибшей у него на руках по его же вине.

Все невозможные здесь вещи – револьвер и фотографии, а так же запасные обоймы – он спрятал.

В дверь постучали – служанка принесла ужин.

Поев, Вега подошел к Мэхилу «уладить формальности». Трактирщик занес его имя в огромную потрепанную книгу жильцов. Сперва Вега хотел было посидеть в зале и поговорить с хозяином о жизни в столице Империи, но, едва взглянув на осунувшегося постояльца, Мэхил едва ли не силком отправил его спать.

У него еще хватило сил кое-как раздеться и рухнуть на постель. Уснул он раньше, чем черноволосая голова коснулась подушки.

За последнюю неделю он не то что поспать – передохнуть себе не позволял.

Мэхил же, отправив постояльца спать, тихо ухмылялся в усы. Он давно ждал его…

Глава II «За что?..»

Затаившись под потолком камеры, Киммерион боялся даже дышать. Сейчас стражник должен был привести пищу, и оставалось только надеяться, что он будет один. В противном случае шансы на тихий, а главное – удачный побег резко падали.

Он долгие двадцать лет ждал этого дня. Сегодня тот, кто контролировал почти каждый вздох узника, наконец покинул здание главного штаба Тринадцатого департамента, и у Кима появился хоть и призрачный, но все же шанс на спасение.

Заскрипела решетка, открывая люк в потолке. На пол камеры рухнул человек со связанными за спиной руками, на миг мелькнуло лицо стражника.

Облекшись плотью, Киммерион резко выбросил руки вперед, вцепляясь ему в горло. Лишь бы не крикнул!

Крикнуть стражник не успел.

Оба рухнули на пол, прямо на связанного. Киммерион покрепче придушил невезучего стражника, вскочил и посмотрел на потолок. Слава Дианари, решетка захлопнулась тихо.

Киммерион шагнул к связанному, приложил длинные пальцы к шее – к счастью, жив, хоть и без сознания. Из-под тонких, бледных губ выдвинулись острые дюймовые клыки и жадно впились в яремную вену жертвы.

Покончив с пищей, Киммерион поднял полузадушенного стражника, присмотрелся к нему и удовлетворенно рассмеялся. Тот тоже был вампиром, хотя и много слабее своего узника, во власти которого неожиданно оказался.

Через мгновение клыки Киммериона лишили его краденой жизни. В камере остался сытый вампир, полный сил, и два обескровленных тела.

Киммерион уложил стражника на свою койку, укрыл одеялом с головой и отошел полюбоваться. Картина получилась вполне естественная – узник выпил свою жертву и, сытый, завалился спать. Вполне вписывается в рамки поведения вампира, которые он демонстрировал страже последние три месяца.

Первая часть плана была реализована безупречно, но нужно было еще как-то выбраться из подвалов Тринадцатого департамента, не привлекая к себе внимания.

Вновь обратившись в туман, Киммерион просочился сквозь решетку. В коридоре никого не было. Поднявшись под потолок, вампир полетел прочь от камеры, в которой провел отнюдь не лучшие двадцать с чем-то лет жизни.

Из подвалов он выбрался на удивление легко и только тут понял, что же не предусмотрел в своем почти идеальном плане побега. Если на улице сейчас день, то ему конец. Впрочем, лучше сгореть на солнце, чем заживо гнить в тюрьме, с решимостью фаталиста подумал Киммерион.

Однако в этот день Мерцающая Звезда Дианари Лиаласа была на стороне беглеца. Солнце уже село.

Вампир спокойно выбрался из Города Шпилей, пролетел через благородные районы и оказался в квартале торговцев. Только тут он позволил себе выйти из состояния тумана. И понял, что побег отнял все и без того немногочисленные силы. Нужна была пища, нужен был отдых.

Пища нашлась быстро. По улице навстречу Киммериону брел какой-то бродяга, непонятным образом попавший в Верхний город. Вампир притаился в тени двухэтажного дома и, когда бродяга поравнялся с ним, утащил несчастного в темноту, предварительно оглушив. Преодолевая брезгливость, он насытился, а тело, предварительно оторвав голову, бросил в сточную канаву. Едва ли его там найдут до того, как тело сожрут крысы, а если даже и найдут, то не смогут определить истинных причин его смерти.

Покончив с этим малоприятным, но, безусловно, необходимым занятием, Киммерион нашел глубокий подвал, в который не мог проникнуть дневной свет, и попытался уснуть. Но сон не шел, только воспоминания нахлынули.

Киммерион тогда жил отдельно от родителей и сестры в небольшом лесном домике. В тот день он как раз вернулся с охоты и свежевал во дворе подстреленного кабанчика. Застучали копыта легконогого эльфийского жеребчика, эльф хотел было открыть ворота, но Лианэй просто перемахнула на своем гнедом через четырехфутовый забор.

Киммерион в который раз залюбовался сестрой. Точеная фигурка, длинные волосы цвета меди, огромные зеленые глаза, озорной вздернутый носик, изящная линия бровей, полные губы… Она была самой красивой девушкой в их селении, обладая при этом самым несносным характером.

Но сейчас брови были сдвинуты, на щеках виднелись следы слез, губы искусаны в кровь. Вместо обычного охотничьего костюма на Лианэй была одежда для дальнего путешествия. В колчане за спиной виднелось оперение не легких охотничьих, а тяжелых, боевых стрел, да и притороченный к седлу лук был рассчитан не на оленя или зайца. У левого бедра висел узкий и длинный эльфийский меч со слегка изогнутым лезвием. Седельные сумки, которыми Лианэй обычно не пользовалась вовсе, были плотно набиты.

– Ким,[4] они хотят выдать меня замуж! – закричала эльфа, спрыгивая с седла и бросаясь брату на шею.

– Осторожно, я же весь в крови! Лиа, расскажи по порядку, что случилось. – Киммерион аккуратно отстранил сестру и подошел к бочке с водой.

– Ладно, умывайся. Я пока расскажу, – Лианэй подошла к коню, сняла седло, набросила попону и повела кругами по двору, позволяя ему отдышаться после долгой скачки. – Ким, ты помнишь Илленмиля?

– Капитана Лесной стражи?

– Его самого. Он ведь давно любит… то есть любил… – на глазах девушки появились слезы.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – Киммерион, в общем-то, догадывался об отношениях сестры и Илленмиля. Догадывался он и о том, что могло так расстроить девушку. Что же, капитан Лесной стражи – не самая безопасная должность в это смутное время…

Лианэй внезапно выпустила повод. Рухнула на землю и отчаянно, безнадежно зарыдала. Эльф в два прыжка оказался возле сестры.

– Выпей, – он едва ли не насильно влил ей в горло травяную настойку из своей фляжки.

Эльфа успокоилась и смогла объяснить, что произошло, лишь через час.

– Илленмиль любил меня, а я любила Илленмиля. Мы были вместе. Это наша тайна. До вчерашнего вечера о ней не знал никто, – голос ее был безжизненным, тусклым. Лианэй смотрела прямо перед собой, но Ким сомневался, что она сейчас что-либо видит. – Вчера вечером мы встретились в лесу за белой рощей. Мы часто там встречались. Потом пошли к Илленмилю домой. Знаешь, у него чудный домик на берегу озера Крионэ… Выпили вина, ну… Сам понимаешь, не маленький. Мы ведь давно вместе, и это было не в первый раз.

Только взошла луна, мы лежали на берегу Крионэ, и все было чудесно. Иллен обнимал меня, я чувствовала себя бесконечно счастливой. Мы ни о чем не разговаривали – просто молча лежали и смотрели на звезды. Знаешь, в августе над Крионэ такие красивые звезды… Вдруг Иллен дернулся, и мне на лоб брызнуло что-то теплое. Я схватилась за лицо и поняла, что это кровь. Понимаешь, Ким, его кровь! Я подняла голову и увидела, что в горле Иллена торчит стрела. А в тридцати шагах от нас стоит отец, – тут Лианэй вновь не выдержала и разрыдалась. – У него было такое лицо… Я настолько испугалась, что даже пошевелиться не могла. Отец натянул тетиву и положил новую стрелу. Я думала, он меня убьет, но… Он подошел, ударил меня, и я потеряла сознание.

Только сейчас Киммерион заметил ссадину на виске сестры.

– Когда я очнулась, то сперва решила, что это был дурной сон. Тут вошел отец, я догадалась, что пока была без сознания, он перенес меня домой. Отец сказал, что, несмотря на то, что я маленькая тварь, я все же остаюсь его дочерью, а потому он позаботится о моей судьбе. Он запер меня в комнате, оседлал коня и ускакал. Вернувшись только под утро, отец тут же зашел в мою комнату и сказал, что князь Нортахел согласен взять меня в жены. – Дальнейшие слова Лианэй потонули в рыданиях.

Киммерион только вздохнул, обнимая сестру. Он не пытался ее успокоить – понимал, что бедной девушке надо выплакать свое горе. Эльф гладил сестру по волосам и напряженно думал.

В принципе князь Нортахел был не такой уж плохой партией, но репутация у него была весьма зловещей. Свою первую жену он убил за то, что она завела себе любовника и родила от него ребенка. Если бы только любовник был эльфом… Но он был человеком. Естественно, князь не мог стерпеть появления такого бастарда от собственной жены, и…

Куда делся маленький полуэльф, так никто и не узнал. Судя по всему, он разделил печальную участь своей матери.

– Лиа, прости, конечно, но… Тебе не кажется, что в твоем положении брак с Нортахелом будет наилучшим выходом? – осторожно поинтересовался Киммерион, когда сестра успокоилась.

– Наилучшим выходом для меня будет смерть! – категорично заявила эльфа.

– Сестренка, я понимаю, что тебе сейчас очень больно, но ведь Илленмиля уже не вернуть, князь же будет тебе хорошим мужем.

– И ты, Ким… – прошептала Лианэй, поднимаясь на ноги.

– Нет! – Киммерион вскочил, ловя ее за руку. – Подожди, мы не договорили… Объясни, почему ты не хочешь выйти замуж за Нортахела?

– Лучше я покончу с собой, – тихо, но твердо заявила эльфа. В ее глазах загорелась мрачная решимость.

Киммерион вздрогнул. Последняя фраза Лианэй означала, что далеко не все она рассказала брату. Если жизнелюбивая Лиа готова на самое страшное с точки зрения эльфийского народа преступление – самоубийство, то дело не только в гибели возлюбленного и навязываемом отцом браке.

– Ну с чего ты взяла, что с Нортахелом тебе будет плохо? – начал Ким, лихорадочно соображая, как разговорить сестру. – По-моему, в твоем положении это наилучший…

– В моем положении выйти замуж за князя Нортахела будет равносильно самоубийству! – вскрикнула эльфа.

Внезапная догадка пронзила Киммериона. Он с изумлением и страхом взглянул на сестру.

– Ребенок Илленмиля у меня под сердцем, – тихо, устало, но в то же время как-то торжественно проговорила Лианэй. – Уже третий месяц на исходе.

Киммерион долго молчал. Очень долго. Хотя решение он принял почти мгновенно, но подсознательно пытался найти другой выход. Искал – и не находил.

– Время позднее, сестра, иди спать.

Когда старший брат говорил таким тоном, даже своенравная Лианэй не решалась с ним спорить. Измученная эльфа уснула почти мгновенно.

Киммерион же оседлал коня и умчался в ночь. Времени в обрез, а сделать нужно многое.

Лианэй проснулась на рассвете. Над ней склонился Ким.

– Вставай, сестренка, уже утро. Надо торопиться. Завтрак на столе, я вернусь через полчаса.

Спустя тридцать минут эльф вошел в комнату сестры, одетый в дорожный костюм. За спиной – длинный меч, на поясе колчан с боевыми стрелами.

– Ты готова? Тогда в путь.

Через четверть часа Киммерион и Лианэй выехали со двора маленького лесного домика. Ехали молча.

Лиа рискнула нарушить молчание лишь вечером, на привале у костра.

– Ким, объясни мне наконец, что происходит? – слегка дрожащим голосом осведомилась она.

– Мы бежим, – со спокойной усмешкой пояснил Киммерион. – Сама понимаешь, отец от своего не отступится, а князь, как известно, бастардов не жалует. Здесь тебе не жить. Да ты ведь и сама хотела сбежать, небось, попрощаться заехала?

– Но ты-то почему бежишь со мной?

– Лиа, или ты сказала что-то, не подумав, или решила меня обидеть, – покачал головой эльф.

– Прости, но…

– У меня же нет никого, кроме тебя, сестренка, – улыбнулся Ким. – А так и ты целее будешь, и я с ума сходить от страха за тебя не буду.

– Но куда мы едем?

– В Империю людей, разумеется. Лучше бы, конечно, на Север, но в объезд Империи дорога займет около года, а у нас нет этого времени. Я подумал – в Париас лучше не ехать, к оркам и соваться нечего, про Жестокие пустоши я и вовсе молчу, как и про Сэйкарон…[5] Поедем через Империю, в Мидиграде задержимся, родишь, придешь в себя – и отправимся на Север уже втроем.

– Ким, но у нас нет ни денег, ни документов! Вообще ничего…

Вместо ответа эльф снял с пояса кошель и показал сестре.

– Здесь сто золотых имперских марок. А таких кошельков у меня три. Документы тоже есть.

– Но как же я буду рожать без мужа? У людей это не принято, а мы едем в их Империю…

– Кто сказал, что у тебя нет мужа? У тебя есть муж, – криво улыбнулся Ким. – В документах стоят имена Киммериона ан Илленмиль и Лианэй ан Илленмиль, состоящих в законном браке. К счастью, мы с тобой не очень похожи, только глаза одинаковые, но разве люди это заметят?

– Какая у нас фамилия?

– Прости, – мягко улыбнулся эльф. – Просто первое, что пришло в голову. Кроме того, мне кажется, будет справедливо, что твой ребенок будет носить имя своего отца.

Лиа подошла к брату, села рядом и обняла его. Они были одни, вдвоем против всего мира, но не сомневались, что победят.

До этого момента Ким все помнил прекрасно. Впрочем, богатая на приключения дорога тоже не забылась. А вот те три месяца, что они прожили в Мидиграде, словно бы кто-то слегка подтер ластиком. Воспоминания были смутные, туманные и обрывочные. Какие-то отдельные моменты эльф помнил хорошо – исхудавшую Лианэй с большим животом, грубое лицо управляющего на плантациях подземных уровней, где Ким делал самую грязную работу за две серебряные марки в неделю, постоянно летящее в их с сестрой адрес оскорбительно-презрительное «нелюдь», холодную комнатушку в общинном доме…

А потом произошло то, что Киммерион с содроганием вспоминал все эти годы. Его жестоко избила банда отморозков, когда он в поисках хоть какого-нибудь заработка скитался по второму уровню Нижнего города. Кое-как добравшись до дома, Киммерион потерял сознание, а на следующий день не смог встать с постели. Нужны были лекарства, но денег на них не было. Всего огромного даже по столичным меркам капитала в триста золотых марок брат с сестрой лишились на третий день пребывания в столице – золото отобрали стражники. Как и документы.

Лианэй в отчаянии обратилась за помощью к Мамаше Динки – толстой отвратительной бабе, жившей в комнате напротив и порой предлагавшей мало-мальски привлекательным девушкам возможность быстро заработать денег. Динки согласилась дать Лиа возможность заработать, но каким образом! Сказав, что у нее есть «идеальные» клиенты, она привела трех парней, которые забавлялись с девушкой сначала по очереди, потом вместе, заставляя Кима на все это смотреть. В память эльфа навсегда врезалась фраза одного из них: «Ай да Мамаша Динки! Какой товар! Когда еще удастся отыметь брюхатую нелюдь!»

Когда они ушли, Лиа, не глядя на брата, сказала: «Зато у нас теперь есть две золотые марки…», а, подняв на него глаза, вскрикнула – густые золотисто-каштановые волосы Киммериона стали наполовину седыми.

Как девушка не потеряла после этих издевательств ребенка – неизвестно. Разве что Мерцающая Звезда берегла зачем-то несчастное дитя…

От самоубийства Кима тогда спасло лишь понимание того, что Лианэй без него погибнет.

С того дня в доме периодически появлялась еда, на которую не хватило бы его заработка. Трижды себя презирая и проклиная, эльф старался не думать, откуда Лиа достала деньги.

Потом был рейд Шестого департамента. У эльфов не было имперского гражданства, да и каких-либо других документов… Впрочем, в участке Ким и Лиа впервые за очень долгое время досыта поели, а полицейские при виде откровенно выпирающего живота девушки – она была на двенадцатом месяце[6] – принесли ей одеяла, подушку и матрац.

Через три дня за ними пришли. Четыре неброско одетых человека предъявили полицейским какую-то бумагу и забрали всех не-людей, в том числе Кима с сестрой. Возле участка стояла закрытая карета, в которую аккуратно усадили Лианэй и вежливо, но твердо – Киммериона. Так они попали в ООР, Отдел особых расследований, Тринадцатый стол Имперской Канцелярии.

События следующих двух месяцев память воспроизводить отказывалась напрочь. Дальнейшие воспоминания – обустроенная по вкусу Кима комната, он сидит на полу, рядом лежит Лиа. Исхудавшая, уже без живота, очень бледная и спокойная. Мертвая.

Все, что эльф помнил о последующих двух годах в застенках Тринадцатого департамента, можно описать скупой, почти ничего не выражающей фразой – глава ООР ставил над ним какие-то эксперименты. Подробностей эльф, к счастью, не помнил. Следующий отрезок времени Киммерион вновь потерял из памяти.

Очнулся Ким в подземной камере. Он был голоден. В камеру бросили человека. Неожиданно клыки эльфа удлинились, он разорвал горло жертвы, с головы до ног перемазавшись в крови. Так Киммерион понял, что стал вампиром.

Много лет Ким провел в этой камере. Через день ему кидали пищу, а когда охрана его не видела, он развивал в себе новые способности и учился ими управлять. Как только представился удобный момент, он сбежал.

В душе Киммериона жило лишь одно чувство – жажда мести. Он люто ненавидел Александра Здравовича и знал его тайну. Но для мести нужны были возможности, а сейчас их не было.

Воспоминания отхлынули. Эльфу хотелось кричать, выть, кататься по полу от душевной муки, но больше всего ему хотелось посмотреть в глаза Здравовича за миг до его смерти и спросить: «За что?»

Через некоторое время Ким забылся тяжелым сном. Впереди было много дел, и ему нужны были силы.

Глава III Бастард его жены…

Последний раз проведя по лезвию полутораручного меча точильным камнем, Мантикора попробовал ногтем остроту клинка и удовлетворенно улыбнулся. То, что надо. Он еще не знал, кому уготовано обагрить меч своей кровью, но чувствовал только, что в первый раз сталь нового клинка согреет кровь эльфа. Ненавистная раса!

На поляну, посвистывая, вышел высокий темноволосый человек лет сорока. Его пронзительные серые глаза окинули пристальным взглядом полуэльфа, вкладывающего новый меч в ножны.

– Талеанис, ты помнишь, о чем я тебе говорил два года назад? – спросил темноволосый.

– Да, Растэн. Ты говорил, что придет день, когда мне нужно будет самому выбирать в этой жизни путь, – тотчас погрустнев, отозвался Мантикора.

– Вот он, этот день. Но прежде чем наши дороги разойдутся – возможно, навсегда, – я хотел бы тебе кое-что рассказать и кое-что передать, – легендарный мастер клинка Растэн Чертополох сел на камень напротив полуэльфа.

– Мне это не нравится, – пробурчал Талеанис себе под нос. Впрочем, у Растэна был отличный слух.

– Что именно?

– Вычурность и образность твоей речи, – мрачно пояснил юноша – а по меркам смешанной крови Мантикора был очень юн.

– Ну, прости старика, – рассмеялся Растэн. Смех получился натянутый. – И все же послушай…

Некогда бродил по миру один воин. Ничем особенным он не выделялся, разве что мечом владел мастерски. А в остальном – обычный человек, высокий, темноволосый, кареглазый.

И не повезло ему как-то раз попасть в крайне хитроумную засаду, подготовленную его старинным врагом. Как я уже говорил, он был очень умелым воителем и справился с нападавшими, но сам был сильно изранен. Сил хватило лишь на то, чтобы вцепиться в луку седла, перед тем как потерять сознание.

Воин долго не приходил в себя. Ночью на поле боя пришли шакалы, они напугали коня, и тот умчался, унося на себе воина.

Несколько шакалов долго гнали несчастного жеребца, а когда они отстали, испуганный конь промчался без остановки еще с десяток миль. Хороший был конь…

Но и тогда, убедившись, что погони больше нет, он стремился ускакать подальше от смердящих тварей, питающихся падалью. И унес воина в одно из западных эльфийских княжеств.

Княжество то именовалось Крионэйским, в честь озера, на берегах которого располагалось. Правил им светлый князь Нортахел. И надо же такому случиться, что конь после долгой скачки выбежал прямо на дальний, необжитый берег озера Крионэ, где в тот момент купалась юная и прекрасная эльфа Инерика, жена князя Нортахела.

Сперва девушка испугалась, когда из кустов на берег выметнулся взмыленный конь, несущий на себе крепко вцепившегося в луку седла израненного человека. Но конь встряхнулся, онемевшие пальцы воина разжались, и он ничком рухнул в траву.

Человек, без сознания лежавший перед Инерикой, не выглядел ни страшным, ни опасным. Сердце Инерики дрогнуло, она решила помочь раненому, благо неподалеку жил ее хороший друг и названный брат Илленмиль. Княгиня позвала его на помощь, и вдвоем они перенесли воина в дом Илленмиля.

Около месяца Инерика ухаживала за раненым, а Илленмиль помогал ей во всем. Вскоре воин начал вставать, эльфа провожала его на берег озера Крионэ, и они вместе любовались закатом или рассветом, а то и звездным небом.

Неудивительно, что воин вскоре полюбил свою прекрасную спасительницу. И, как ни странно – а может, естественно? – она ответила на его чувства.

Они были вместе две недели. Потом вернулся Нортахел, и Инерика была вынуждена проводить дни и ночи в обществе мужа. Воин мучался от разлуки и целыми днями упражнялся с мечом, не имея возможности найти себе иное занятие.

Прошел месяц, светлый князь вновь уехал, на сей раз подарив влюбленным целых три недели. Так и шло. Месяц-полтора Инерика проводила с мужем, недели две-три – с возлюбленным. И, казалось, даже небо не могло помешать их счастью. Пока не выяснилось, что Инерика понесла ребенка.

Подсчитав, она поняла, что отцом является… законный супруг. И чуть раньше положенного срока родила… полуэльфа.

Возлюбленная Илленмиля, посвященная в секрет княгини, одной из первых узнала о случившемся. Лианэй – так ее звали – смогла послать весточку и просьбу Инерики, адресованную воину, – беги!

И он бежал.

Разгневанный Нортахел жестоко убил жену, но поднять руку на ни в чем не повинного ребенка не решился, боясь прогневать Мерцающую Звезду, покровительницу эльфийского народа Дианари Лиаласу. Маленького полуэльфа Илленмиль должен был отнести подальше в лес и там оставить. Но в память о названной сестре Илленмиль поступил иначе. Он спрятал мальчика у себя, а когда Нортахел в очередной раз уехал по делам – это случилось спустя две недели – Лианэй взяла ребенка и умчалась с ним в степи, к оркам.

Прокравшись под покровом ночи в их стойбище, эльфа оставила малыша возле одного из шатров. В лагере орков до утра с ним ничего случиться не могло, а на рассвете на маленького полуэльфа неминуемо обратили бы внимание часовые.

Расчет Илленмиля и Лианэй был прост – если мальчик здоров и жизнеспособен, зеленокожие его воспитают. Если же он слаб и болезнен – даже Дианари ему не поможет.

А надо тебе сказать, что не было случая, чтобы орки убили или бросили сильного, здорового ребенка, даже если он подкидыш, и то, какая кровь течет в его жилах, их волнует меньше всего.

Скажу еще только, что расчет эльфов оказался верен. Мальчик рос, учился владеть оружием, а в восемь лет убил мантикору, за что и получил прозвище – даром что ни на одно из ранее данных имен не отзывался – и цветную татуировку на левую щеку. Татуировку, изображавшую мантикору, припавшую на передние лапы и воинственно поднявшую хвост, увенчанный жалом.

Когда мальчику исполнилось девять лет, орки встретили странствующего мастера клинка по имени Растэн Чертополох. То есть меня. Я на некоторое время задержался в гостях у вождя, так как давно его знал. Познакомившись же с Мантикорой, решил обучать его. Разумеется, я предложил ему выбор. Он согласился. На следующий день орки ушли в одну сторону, а я и мой свежеиспеченный ученик – в другую.

Обучение я начал с того, что дал полуэльфу имя.

С тех пор прошло пятнадцать лет.

Предупреждая твой вопрос, Талеанис Мантикора, скажу одно – я ничего не знаю о судьбе твоего отца. Он покрыл свое имя позором, уступив последней просьбе любимой и сбежав. Даже мне неизвестно, что с ним сталось.

Растэн умолк. Пронзительно-серые глаза смотрели на полуэльфа, белого, как снег. Талеанис вцепился в рукоять меча, плотно сплетя на ней пальцы, темно-карие глаза невидяще смотрели перед собой. Заостренные кончики ушей едва заметно подрагивали. Он медленно отвел левую руку от рукояти, коснулся кончиками пальцев татуировки на щеке.

– Теперь ты знаешь историю своего рождения. Возьми это, – Растэн протянул Талеанису медальон в форме листка. – Все, что осталось от твоей матери.

Все так же медленно Мантикора протянул руку, серебряный листок лег в ладонь. Нащупав пальцами замочек, полуэльф раскрыл медальон.

Справа в причудливом узоре переплетались четыре древние эльфийские руны. Слева – длинный меч, обвитый странным растением с колючими цветками. Закрыв медальон, Талеанис медленно застегнул цепочку на шее. Сознание вскользь отметило, что листок не похож ни на одно знакомое ему растение. Позже, приглядевшись, полуэльф понял, что это вовсе не листок, а такой же колючий цветок, как те, что обвивали рукоять и лезвие меча в медальоне.

– Сейчас я уйду. Не знаю, увидимся ли мы еще. Я рад, что встретил тебя, рад, что учил. Может, то, что я тебе сейчас скажу, покажется странным, но уж потрудись запомнить. Перед тобой теперь открываются все дороги этого мира. Меня рядом не будет. С этого момента только ты принимаешь решения и только ты несешь ответственность за последствия. Прежде чем выбирать – еще не дорогу, пока только направление, – подумай. Взвесь все, от этого зависит твоя судьба. Добро или Зло? Свет или Тьма? Прощение или месть? Спасение или гибель? Белое или черное? Помни – если ты выберешь один раз белое, тебе ничто не помешает в следующий раз выбрать черное. Помни – абсолюта, крайности не бывает. А главное – никогда не поступай вразрез со своей совестью. Упаси тебя Дианари, Творец и Создатель,[7] вместе взятые, совершить поступок, за который ты сам себя будешь презирать.

Я могу сказать еще многое, но не в моих привычках повторять уроки. Я научил тебя всему, чему мог. Сказал все, что хотел, хотя словами говорил редко. Мой голос в движении меча, в случайном жесте, в неуловимом взгляде.

Прежде чем я уйду, я попрошу тебя выполнить одно необычное задание. Ты должен передать этот меч тому, кого сочтешь достойным, – Растэн снял со спины длинный меч, которым никогда не пользовался. Очень простой меч, без изысков. Прямая, чуть расширяющаяся к концам гарда, удобная рукоять, клинок темной стали. Простые деревянные ножны, обтянутые кожей. И три крупных черных опала – в крестовине, вместо яблока и на наружной стороне заплечных ножен. Странно украшенный простой меч. Чертополох положил клинок на камень, на котором прежде сидел. – А теперь прощай. Или до встречи… Скорее, все-таки прощай.

Вокруг мастера клинка вспыхнул синий огонь. Мгновение – и Талеанис остался на поляне один.

Он вскочил, растерянно озираясь. Меч лежал на камне, трава там, где только что стоял Растэн, примята.

Усилием воли Мантикора заставил себя успокоиться. Пристегнул странный меч за спину – рукоять под левую ладонь, все равно сражался полуэльф, держа свой полуторник в правой.

Подойдя к привязанному поодаль коню, Мантикора положил ладонь на луку седла и на мгновение задумался. Затем свирепо улыбнулся и легким движение взлетел на спину лошади. Перегнулся вперед, отвязал коня.

Спустя десять минут полуэльф мчался на запад, в сторону эльфийских княжеств.

Даже по человеческим меркам внешность Нортахела была отталкивающей – все его лицо покрывали жуткие шрамы. Мантикора не преминул это заметить, следя за врагом из кроны дерева.

Он выслеживал эльфийского князя неделю, выжидая, когда тот останется один. Талеанис не был склонен недооценивать противника, он прекрасно понимал, что Нортахел был грозным воином, неспроста вот уже четыре сотни лет стоял во главе Крионэйского княжества.

Сегодня наконец случилось то, чего так ждал полуэльф. Князь отправился в лес один. Он шел, не таясь, прямой и высокий, а Мантикора неслышной тенью следовал за ним.

Через час Нортахел вышел на поляну. Зеленую лужайку пересекал звенящий ручей, на берегу которого рос удивительной красоты куст белых лилий. Князь подошел к цветам, присел рядом на корточки, легко коснулся пальцами нежных лепестков.

Талеаниса осенило – это же эльфийская могила! Лесной народ не использует каменные надгробия, они сажают на могилах цветы, любимые покойными при жизни. Эти цветы никогда не вянут, их не сечет град, не ломает ветер, а безжалостный ко всему растущему и цветущему мороз останавливается на почтительном расстоянии от такого цветка.

Мантикора неожиданно ясно представил себе свою могилу. Вокруг, насколько простирается взгляд – белый снег, а над захоронением большой куст колючих цветов, изображенных в медальоне.

«Заткнись!» – грубо оборвал он самого себя. – Ты – бастард, и тебе никто на могилу такие цветы сажать не будет!»

Выпрямившись, Мантикора открыто вышел на поляну.

Нортахел быстро вскочил на ноги и обернулся, молниеносно опуская тонкую кисть на рукоять меча. При виде Талеаниса взгляд князя стал настороженным.

Полуэльф мрачно улыбнулся. Он понял, чья это могила.

– Кто ты такой и что здесь делаешь? – надменно спросил Нортахел на эльфийском.

Мантикора вдруг понял, что не рискнет говорить в присутствии эльфа на его родном языке. Более всего на свете он боялся пауков и насмешек, находя между ними много общего.

– У меня не меньше прав находиться здесь, чем у тебя, эльф! – ответил Талеанис на орочьем.

– Получеловек[8] и выкормыш зеленокожих смеет так разговаривать со светлым князем? – В голосе звучала насмешка. – И каково же твое право, ублюдок?

Это не было попыткой оскорбить. Это злое слово – «ублюдок», как и «получеловек», всего лишь выражало отношение лесного народа к тем, в чьих жилах текла смешанная с эльфийской кровь.

Мантикора побелел. Он с трудом подавил желание сию секунду броситься на обидчика и разорвать его голыми руками, даже не обращая внимания на то, что князь каким-то образом определил, что полуэльфа воспитывали орки.

– Здесь лежит твоя жена, убитая тобой. И моя мать, убитая тобой. Чем мое право хуже твоего? – Талеанис впился взглядом в противника.

И с наслаждением отметил, как расширились от удивления миндалевидные глаза Нортахела, как кровь отхлынула от его лица.

– Сама Дианари послала мне тебя, – прошипел эльф. – Ублюдок!

А вот это уже было прямым оскорблением. Таков уж этот певучий язык с повторяющимися гласными – все зависит лишь от интонации.

Меч мелькнул в руках Мантикоры.

– Вот это зрелище – ублюдок с ублюдком! – хрипло рассмеялся Нортахел. Глаза его полыхнули ненавистью.

Ну почему, почему не было сейчас с полуэльфом мудрого Растэна? Почему некому было напомнить Талеанису, что иногда, прежде чем бросаться в бой, следует подумать? Почему никто не обратил внимание незадачливого мстителя на эту необъяснимую вспышку ярости, эту беспричинную лютую ненависть? И, наконец, почему хотя бы сам Мантикора не заметил блеснувшей на миг в глазах врага радости?

Глава IV Долина Дан-ри

Лучи рассветного солнца заливали вишневый сад, расположенный в небольшой горной долине, окруженной неприступными скалами. Тяжелые спелые ягоды с трудом удерживались на тонких черенках, порой все же срываясь в изумрудную траву.

Сад был обнесен невысоким, фута два, символическим забором, как и прочие сады – яблоневый, сливовый, персиковый… Ну и, конечно, цветочные сады, разливающие по долине неземное благоухание.

И знаменитый на весь Париас сад камней, второе сердце долины Дан-ри.

Первым сердцем, безусловно, являлось здание в центре долины, сложенное из белых камней. Произведение искусства, поражающее изящностью, но в то же время простой архитектуры. Это был сам знаменитый монастырь Дан-ри.

Вокруг главного здания слегка в отдалении стояли полукругом двухэтажные дома – жилые помещения, за ними – несколько складов, где хранились зерно и овощи. Перед белокаменным зданием расположились сады, за складами – огороды и поля. Жители долины практически всем необходимым обеспечивали себя сами.

На рассвете все обитатели монастыря собирались на площадке между главным зданием и садом камней для медитации. Так было всегда, и сегодняшний день почти не был исключением. Почти – так как две циновки в кругу пустовали. Не было слепого Вагена и его ученицы, месяц назад вернувшейся из путешествия по Париасу, длившегося год.

Они сидели друг напротив друга, скрестив ноги и положив вывернутые ступни на бедра. Старик Ваген был в просторном, вишневого цвета одеянии, перехваченном зеленым поясом. Его собеседница, собравшаяся уже в дорогу, надела свободные, стянутые на поясе и щиколотках штаны песочного цвета и светло-зеленую рубашку на шнуровке, подпоясанную широким кожаным ремнем с крючками и кольцами, так удобными в дороге. Немного поодаль лежали фляга, походный плащ, что сгодится в холодные ночи, заплечный мешок и боевой посох. Белый, гладкий посох, охваченный стальными кольцами, со стальным набалдашником и серебряным навершием.

– Это твое окончательное решение? – устало спросил Ваген.

– Да, Учитель, – голос у девушки был на редкость приятный, высокий, но звучный.

– Девочка моя, ты хоть понимаешь, что задумала? И насколько это опасно?

– Понимаю, Учитель. Но ничего не могу сделать. Просто знаю – мне нужно попасть в столицу Империи, Мидиград. Я не знаю, какие боги зовут меня, но я должна…

Старик покачал головой. Пришло время открыть ученице одну из хранимых монастырем тайн, которые послушники обычно узнавали, пройдя Посвящение и став полноценными Танаа.

– Не светлые боги и не темные, Арна. Ни те, ни другие не могут на тебя влиять, они даже во сне тебе явиться не в силах.

– Почему?

– Это старая история. Более четырех тысячелетий назад наш мир стоял на пороге гибели. Началось с того, что группа невероятно сильных адептов Иерархии Света – да, была такая – начала истреблять все проявления Тьмы, Хаоса и Равновесия. Причем довольно успешно. Светлые почти уже взяли верх, как появилась неведомая сила, помогавшая Тьме. И уже другая Иерархия начала захватывать власть над нашим несчастным миром. Прошло некоторое время, и мир оказался на грани погружения в стазис, так как власть оказалась в руках адептов Равновесия. Каждый раз мир оказывался на грани гибели. После победы Равновесия он был закрыт Творцом, и даже самые близкие к нам миры стали частью Внешних Сфер. Ты понимаешь, почему это случилось?

– Потому что ни Свет, ни Тьма, ни Равновесие не должны побеждать, – спокойно улыбаясь, ответила Арна. Она была рада, что удастся удивить Учителя. Один Свет сожжет все вокруг, одна Тьма погубит, а Равновесие приведет в стазис. Только действуя вместе, великие силы Мироздания способны творить, – улыбаясь, закончила она.

– Уже сама добралась до Книги?[9]

– Да, учитель. За два года странствий у меня появилось много вопросов, которые требовали ответов. Я рискнула открыть Книгу.

– Все-таки хорошо я тебя учил, – в голосе Вагена слышалась гордость. – Недостойного или неспособного с ней справиться Книга сожгла бы. А ты даже прочесть ее смогла.

Арна зарделась от похвалы.

– Я только четыре страницы…

– Мне дались лишь две. В девяносто пять лет. А у тебя все впереди, – последнюю фразу Ваген, не приученный врать, произнес слегка фальшиво, что не ускользнуло от внимания девушки.

– Учитель, ты что-то недоговариваешь…

Старик молчал долго. Ох, и страшная же доля выпала этой девочке, подумал он. Но пусть уж лучше будет знать, на что идет.

– После того как наш мир заперли, начались тяжелые времена. Страшные вещи творились, потребовалось три с половиной века, чтобы навести относительный порядок.

– Потребовалось кому?

– Ордену. Они называли себя Орден. Пять человек, пришедшие неизвестно откуда, а затем ушедшие неизвестно куда, оставив своим последователям некоторые знания и заветы. Монастырь долины Дан-ри – последнее прибежище Танаа, последователей Ордена.

– Эти последователи – старейшины монастыря?

– Ну что ты, время истинных последователей давно миновало. Орден даровал им долгую жизнь, но не бессмертие. Сейчас последователями являются все, прошедшие посвящение Танаа.

Едва произнеся эти слова, Ваген понял, что сейчас ему придется расплачиваться за неосторожность – он буквально кожей чувствовал устремленный на него задумчиво-пронзительный взгляд ученицы. Хоть и знал, что быть этого взгляда не могло.

Арна долго молчала, прежде чем заговорить. А когда заговорила, каждое ее слово падало, как камень.

– Они ведь обладают немалой силой, эти последователи? Силой, которой практически нечего противопоставить, так? – Ваген кивнул. – Тогда почему они, обладая этой силой, не пытаются искоренить в мире зло и несправедливость?

К этому вопросу неминуемо приходил каждый послушник монастыря Дан-ри. И Ваген всегда знал, кому и как нужно ответить, но сейчас он должен был поступить иначе. Он должен был сказать девочке страшные слова, предложить ей то, от чего сам отказался семьдесят лет назад. И, что самое страшное, Ваген знал, что Арна не поступит, как он. Она взвалит на себя эту ношу.

Впрочем, начинать все равно следовало издалека.

– Кто несет это зло? Люди. Ты предлагаешь убивать их?

– Но ведь не все люди несут зло…

– Не все. Но как ты собираешься отличить одних от других?

– По поступкам.

– А если человека подставили? Или у него были свои причины совершить поступок, который ты окрестишь злом? Или, допустим, злодей имеет жену, детей, которые его любят и в нем нуждаются? Не кажется ли тебе, что ты совершишь безусловное зло, лишив семью кормильца?

– А для чего тогда мы? – резко спросила Арна. Ее лицо потемнело, Ваген чувствовал это, хоть и не видел. – Просто для того, чтобы существовать в собственноручно созданном раю? Отсиживаться в долине, умыв руки, и оправдывать свое бездействие возможностью ошибки?

– Философия Танаа – невмешательство, – спокойно проговорил Ваген. – Каждый, прошедший Посвящение, после того покидает Дан-ри и несколько лет скитается по миру в поисках подходящих нам по моральным качествам людей, которые…

– А этот Орден тоже так себя вел? – Арна даже не заметила, что впервые в жизни перебила Учителя.

– Да.

– Тогда как же их занесло в наш мир? Почему они его спасли?

– Это были люди из нашего мира. Они не хотели видеть, как их родина гибнет, раздираемая войнами Света, Тьмы и Равновесия, и обладали достаточной силой, чтобы не допустить катастрофы.

– Но мы тоже родились в этом мире, и последователи тоже имеют Силу! Почему тогда…

– Да потому, что не так много знаний, оставленных Орденом, удалось сохранить. Да, у последователей есть Сила, но ее мало. Стоит Танаа заявить о себе и начать бороться с тем, что ты окрестила злом, как мы прекратим свое существование. Посвященным последователям хватит двух-трех ошибок, в результате которых погибнут ни в чем не виновные люди, и Сила оставит их. Или, что вероятнее, сожжет изнутри. Если бы вместе с Посвящением новоявленные Танаа получали Дар, тогда это было бы возможно, а так…

– Какой Дар? – тут же подобралась Арна. Она чувствовала, что Учитель неспроста повел разговор в такой плоскости и рассказал ей так много.

– Дар всех разумных Ордена. Умение читать чужие души, иначе именуемое эмпатией.

– А что он дает, этот Дар?

– Танаа, развивший в себе этот Дар, становится Искоренителем. Искоренитель видит Печать, которую Мироздание накладывает на душу всякого разумного. Печать, по которой умеющий видеть может определить, несет ли разумный зло в такой степени, когда его действия начинают провоцировать инферно. И таких разумных Искоренитель уничтожает. Дар – или проклятие? – Искоренителя дается редко, но если уж он есть, то преступление не развивать его. Как в пятнадцать лет сделал я…

– У меня тоже есть Дар? – напряженно спросила Арна.

Старик грустно кивнул.

– Да, девочка. Поэтому ты уже стала Танаа, даже не пройдя Посвящение. Иначе ты бы просто не смогла открыть Книгу. Теперь, когда ты знаешь правду, в монастыре тебе не место. Только если откажешься от Дара…

– Я не откажусь.

– Арна, я не буду пытаться тебя переубедить, вижу, ты уже все решила. Но прошу, подумай еще раз. Быть Искоренителем – страшная судьба. Кроме долга, у тебя не будет ничего.

– А разве мне что-нибудь надо? – она улыбнулась. – Я мечтала об этом, не надеясь, что мечта сбудется, а теперь как минимум глупо будет отказаться от нее.

В саду повисла тишина. Учитель и ученица сидели друг напротив друга, погруженные в свои мысли. Наконец Ваген нарушил молчание.

– Ты хочешь о чем-то спросить?

– Кто ведет меня в Мидиград?

– Творец, – просто ответил старик.

Арна покидала долину Дан-ри спустя час от восхода солнца. Фляжка на поясе, кошель с небольшой суммой денег за пазухой, дорожный мешок за спиной и белый посох в руке. Незрячие глаза Вагена были устремлены на север, куда она ушла. Он очень переживал за свою ученицу и гордился ею.

– Чистая, светлая душа, – прозвучал рядом знакомый голос.

Не ветке дерева, свесив хвост и сложив за спиной крылья, сидел дракон. Маленький, не более трех футов в длину, но не менее величественный, чем сгинувшие полтора тысячелетия назад его гигантские сородичи.

– Да. Чистая, светлая и смелая.

– Но дурная… – проворчал дракон. – Ей бы поучиться еще лет пять.

– Что поделаешь, иногда она упряма, как некоторые драконы. Раанист, ты умеешь видеть грядущее. Что ее ждет?

– Ничего хорошего. – Солнце играло на броне Рааниста, зеркальные серебристые пластинки переливались всеми цветами радуги. – Все, что ее ждет, начинается со слов «великий» или «жуткий». Великие деяния, жуткая ошибка, великая любовь, жуткая гибель.

– Гибель… Значит, она все-таки умрет.

– Все мы когда-нибудь умрем, даже я. Арна погибнет. Улавливаешь разницу?

– Жаль, что я не могу пойти с ней, – Ваген словно не заметил реплики дракона.

– Если бы я не лишился способности превращаться в эльфа, я сам пошел бы с ней. Я смотрел вперед – через несколько лет Империя, Париас и хаоситы устроят такое, что к нам вполне может наведаться Серый Вестник. – Раанист вздрогнул, чешуйки на спине слегка вздыбились. – От твоей ученицы будет многое зависеть. Если она, конечно, доживет до этих времен.

– Мне не нравятся твои слова про ошибку…

– А мне вообще не нравится то, что я вижу, – заявил дракон, расправляя крылья. Провожу-ка я ее. – И радужной молнией взвился в воздух.

Осторожно ощупывая посохом дорогу перед собой, Арна медленно двигалась по узкому карнизу, нависшему над пропастью. Любой неверный шаг – смерть. От края карниза до земли – добрых шестьсот футов, а внизу – острые камни. Однако девушка шла уверенно, посох в левой руке помогал не оступиться, пальцы правой цеплялись за скалу, к которой Арна прижималась спиной. Карниз был узким – едва ли десять дюймов шириной, но миниатюрная Танаа ступала по нему легко и с кошачьей ловкостью.

Раанист парил футах в трехстах от нее, боясь неожиданным появлением напугать девушку, что могло быть для нее смертельно опасным. Сейчас, находясь на некотором расстоянии от Арны, он мог спокойно любоваться ею. Длинные волосы цвета белого золота ниспадали до лопаток красивыми волнами, мягкие, немного неправильные черты лица, обычно освещенные доброй улыбкой, были слегка искажены гримасой сосредоточенности, чуть сдвинутые от напряжения светлые брови ярко выделялись на фоне бронзовой загорелой кожи. Черная лента повязки скрывала глаза. Раанист знал, что они удивительно глубокого синего цвета, но, к сожалению, ничего не видят. Впрочем, внутреннее зрение Арны с лихвой компенсировало отсутствие зрения физического.

Дракон тяжело вздохнул, представив, сколь тяжкая ноша легла на хрупкие плечи этой слепой красивой девушки, почти девочки. Даже по людским меркам шестнадцать лет – это мало, чего уж говорить о драконьих…

Карниз закончился. Арна с облегчением вздохнула. Даже с ее выучкой и обостренным внутренним зрением было непросто его преодолеть. За спиной раздалось знакомое шелестение крыльев, разрезающих горный воздух.

– Ты забыла со мной попрощаться, маленькая.

– Прости, просто не знала, где тебя искать.

– Я сам тебя нашел, – привычно проворчал дракон, опускаясь на камень и складывая расцвеченные солнечными лучами крылья. – Присядь, я хочу с тобой поговорить.

– Если собираешься отговаривать, предупреждаю сразу – бесполезно, – улыбнулась Арна, усаживаясь рядом с драконом. Ее пальцы ласково пробежали по чешуйкам на спине Рааниста.

– Знаю, что бесполезно. Потому даже пытаться не буду. Но, надеюсь, от пары советов и наставлений старого дракона ты не откажешься.

– Я хоть когда-нибудь от советов отказывалась? – рассмеявшись, девушка сбросила с плеч мешок. – Только обещай не скатываться на банальности вроде «береги себя».

– Ну, только если на прощание. Ваген рассказал тебе о Даре?

– Да.

– Поскольку он от него отказался, знает твой учитель о Даре мало. Я расскажу тебе, что смогу. Дар будет просыпаться постепенно. Поначалу ты станешь просто чувствовать отношение разумных к себе, сможешь безошибочно распознать ложь и тому подобное. Через некоторое время это распространится на животных, с ними ты сможешь разговаривать на языке эмоций. Еще позже ты научишься видеть тринадцатый круг ауры.

Ты, вероятно, помнишь, что обычно в ауре разумного существа двенадцать кругов. На самом деле их пятнадцать. Последователям, принявшим Дар, дано видеть тринадцатый, богам, Хранителям и прочим сущностям их уровня – четырнадцатый. Пятнадцатый видит только Творец. Но речь не об этом. В тринадцатом круге ауры присутствует некая шкала, определяющая склонность разумного к Свету, Тьме или Равновесию, и еще одна, отражающая Добро, Зло и Равнодушие.

И вот здесь начинается самое сложное. Ты должна уничтожать тех, у кого вторая шкала на отметке «Зло» или «Равнодушие». Если во втором случае еще видна первая шкала, то выбор за тобой, если же она отсутствует – уничтожь такую тварь немедленно.

– Уничтожь? – голос Арны дрогнул. Она всей душой отторгала любое насилие, а уж тем более – убийство. Так что перспектива стать палачом ее нисколько не обрадовала. – Раанист, ты же сам мне говорил, нельзя убивать даже ради благой цели.

– Я не предлагаю тебе убивать. К тому времени, как ты сможешь видеть тринадцатый круг ауры, ты научишься… Впрочем, научишься – узнаешь. А то если начну рассказывать, ты начнешь задавать множество вопросов, и наш разговор затянется надолго, времени же не так много. Еще твои враги – Зло и Тьма, Зло и Свет. Две самые страшные комбинации. Но помни – разумный попадает под это описание только если отметки абсолютны и пути назад у него уже нет.

– Подожди, а что насчет Равнодушия?

– Ты же читала Книгу. Помимо всего прочего, там сказано: «Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия творятся в мире все предательства и убийства». Когда-нибудь ты поймешь смысл этих слов, а пока просто прими на веру. Запомнила?

– Да, – еле слышно проговорила Арна. Слова Рааниста поразили ее и напугали.

Несколько минут они просидели в молчании. Наконец дракон вновь заговорил.

– За второй стадией развития Дара последует третья. Ты научишься читать в душах разумных как в открытой книге, у них не останется ни единого чувства, ни единой эмоции, которую ты не смогла бы почувствовать. Это называется эмпатия. Третья и завершающая стадия развития Дара. И при этом самая страшная.

– Почему?

– Когда ощутишь, какая гадость и гниль живет в душах большинства разумных, – поймешь.

– Раанист, почему ты все время говоришь «разумных»? Не проще ли сказать «людей»?

– Неужели не понимаешь? – удивленно воззрился на нее дракон. – Или ты думаешь, что тебе повстречаются лишь представители твоей расы? Я смотрел вперед, Арна. Твоим лучшим другом станет не человек. И полюбишь ты разумного, который будет лишь выглядеть как существо твоей расы, да и то не всегда. – Раанист поднялся, расправляя крылья. – Если хочешь сегодня преодолеть перевал – пора в путь. Не забывай о том, что я тебе сказал. И… береги себя.

В прыжке дракон сорвался с утеса, прокувыркался футов шестьдесят в свободном падении и, расправив крылья, устремился в долину Дан-ри.

Арна вновь взяла мешок, посох и пошла по едва заметной обычным взглядом тропинке, уводящей прочь от долины. Раанист был прав – непроходимый для непосвященных перевал преодолевать лучше днем. Ей, незрячей, было бы все равно, но под камнями таятся твари, с которыми не стоит встречаться при лунном свете. Именно благодаря этим невольным стражам Дан-ри считалась неприступной. За день найти перевал можно было, лишь зная бесчисленные секреты, которые обитатели долины хранили в глубокой тайне, а одна ночь в этих горах стала бы последней для кого угодно.

Да и путь Арне предстоял неблизкий. Она последний раз повернулась к долине лицом, прощаясь навсегда с родным домом, и быстро пошла прочь. Ее ждал Мидиград.

Глава V Сломанные крылья

Глаза открывать очень не хотелось. Слишком хорошо было известно, что он увидит. Но безжалостный свет пасмурного утра настойчиво лез под ресницы. Голова болела, недвусмысленно намекая на то, что кружечка холодного пива будет сейчас как нельзя кстати.

Тихо помянув Спящего, Вега открыл глаза. Комната вокруг оказалась незнакомой и очень вычурно обставленной. Кровать, на которой он лежал, по размерам скорее походила на ристалище. Впрочем, услужливая память тут же подсказала, какие именно поединки здесь вчера проходили.

Вега скосил взгляд налево – никого. А вот справа обнаружилась раскинувшаяся в непринужденной позе рыжеволосая красавица с пышными формами. Ее звали… дьявол, как же ее звали?..

Стараясь даже не дышать, он сполз с постели, натянул валяющуюся на полу одежду и тихо вышел из комнаты.

За дверью обнаружились коридор, широкая лестница, холл и – слава Спящему! – выход.

Лишь оказавшись на улице, Вега понял, куда его занесло вчера неуемное потребление мэхиловского фирменного эля. И эльфийской травяной настойки. И орочьего самогона. И… Вроде все.

За спиной осталась дверь с вывеской, на которой, кроме фривольного рисунка, имелась надпись: «Кошка в сапожках». Самый популярный бордель столицы, расположенный в одном из «благородных» районов. Изысканные – и не очень – удовольствия на любой вкус.

Проверив содержимое кошелька, Вега с облегчением вздохнул – не все так плохо, как могло быть, – и направился в «Пушистую наковальню».

Мэхил встретил его неодобрительным взглядом и желанной кружкой холодного пива.

– Доброе утро.

– Чего же в нем доброго? – полупрошептал-полупростонал Вега. – Разве что это пиво…

Начался второй месяц его пребывания в Мидиграде, а он так до сих пор и не придумал, чем же ему заняться в столице Империи. В Гильдию наемников идти не хотелось, а чтобы добиться хоть относительно высокого поста в имперских легионах, требовалось лет десять потерянного времени и хоть какие-то связи в Седьмом департаменте. Более всего Вегу прельщала служба в Одиннадцатом столе Имперской Канцелярии, занимающемся разведкой и контрразведкой, но, опять же, чтобы занять высокий пост – а иначе ему было неинтересно, – требовалось время и связи. Первого было с избытком. Второе отсутствовало напрочь.

Еще, конечно, был Тринадцатый департамент. Он же Отдел особых расследований – ООР. Но с ним все было совсем непонятно. Веге удалось узнать, что официально в Имперской Канцелярии было двенадцать столов, а вот ООР… По документам его не существовало вовсе, а так все знали, что он есть и не бездействует, но делали вид, что его нет. И эта загадка очень привлекала Вегу, в конце концов, он и сам в течение полутора веков возглавлял в родном мире Отдел специальных расследований.

Увлеченный загадкой Тринадцатого департамента, он собрал о нем кое-какие сведения и был удивлен некоторой несостыковкой в полученной информации. Официально – если можно употребить подобный термин в отношении не существующей по бумагам структуры – его возглавлял некто Николас Вандекампф. Вегин же открытый лист был подписан загадочной монограммой А. З. Как удалось узнать, монограмма расшифровывалась как «Александр Здравович». Он начал собирать информацию об этом человеке, но потерпел неудачу. О Здравовиче говорить не хотел никто, даже словоохотливый Мэхил, с удовольствием знакомящий чужеземца с реалиями жизни в столице, ловко избегал попыток выведать что-то об А. З. А когда Вега, не выдержав, задал вопрос напрямую, трактирщик посерьезнел и ответил: «Не знаю и вам знать не советую».

В общем, узнать об Александре Здравовиче удалось крайне немного. Это имя напрямую связывали с Тринадцатым департаментом, причем самые ранние упоминания, которые удалось найти о нем в библиотеке, датировались временами сорок второго Императора, то есть около семисот лет назад. Загадочный А. З. вроде как входил в Императорский Совет порядка четырех веков назад. Также в книгохранилище обнаружился интересный старый трактат по военному делу, автором которого являлся… правильно, Александр Здравович.

Этому странному явлению нашлось лишь два логических объяснения, ни одно из которых любопытного Вегу не удовлетворило. Первое: А. З. – это не имя, а, так сказать, «переходящий титул». Второе – речь о разных представителях одного рода, в силу той или иной традиции дающих наследникам имя Александр. Причем вполне возможно, большая часть этих Александров ничем особым не выделялась.

Далее собирать информацию об ООР Вега перестал. Он прекрасно понимал, что департамент наверняка тщательно проверяет прошлое своих сотрудников, а подтвержденной фактами легенды, способной пройти тщательную проверку подобной организации, у иномирца не было.

В результате пока картина будущего складывалась безрадостная. Был только один путь – в Гильдию наемников, но очень уж не радовала его подобная перспектива. Денег, что у него оставались, хватило бы еще на полгода относительно безбедной жизни, но…

Вега не умел просто развлекаться, прожигая жизнь. Его деятельная натура требовала большего, незаурядному уму требовались задачи, а их не было. И вот уже две недели Вега пил.

После второй кружки пива заметно полегчало. Он вяло поковырялся в завтраке, решил, что аппетита у него нет, и поднялся в квартиру.

Фотографические портреты жены и детей стояли в резных рамках на тумбочке. Вега подошел, присел на край постели, взял их в руки.

С фотографии на него смотрела счастливо улыбающаяся Арига. Последние семьдесят лет она полностью сосредоточилась на роли матери и родила Веге двенадцать детей. Пять сыновей и семь дочерей. Учитывая то, что на их родине не было разницы между мужскими и женскими именами, Вега назвал детей в честь одиннадцати погибших воинов его элитного отряда. Последней дочери, родившейся за неделю до его ухода, он по просьбе Ариги дал свое имя.

Странная это была семья. Между Вегой и Аригой никогда не было иных чувств, кроме дружеских, если не вспоминать, конечно, совсем уж давнюю историю. Почти за сто лет супружества вдвоем в постели они оказывались раз двадцать – ради рождения детей. К счастью, беременела Арига на удивление легко – хватало одной-двух ночей.

У Веги временами появлялись и исчезали любовницы, у Ариги был долгоиграющий роман с сослуживцем мужа. Оба знали о похождениях друг друга, но о том, что такое ревность, даже не вспоминали. Да и брак-то их был заключен исключительно по серьезному настоянию правителя, которым пренебречь было невозможно.

После того как вся их раса покинула родной мир, не имея возможности для дальнейшего развития в тех рамках, в которые их ставила Земля, у Веги было много работы. Он месяцами пропадал вне дома, сражаясь, расследуя и занимаясь прочими делами, которые позволяли забыть о пережитой трагедии…

Лет через десять жизнь его расы в новом мире пришла в норму. И Вега, оставшись практически без работы, заскучал. Еще лет тридцать они периодически дрались с разумными и не очень обитателями захваченного мира, а потом… Главе Отдела специальных расследований, лучшему воину своего народа, легенде последнего тысячелетия, стало скучно. Расследовать, тем более – специально, было нечего, а сражаться не с кем.

Вега с головой ушел в рисование. Он был гениальным художником. Герои его полотен смотрели зрителю в глаза, выворачивая душу наизнанку. Не описать словами душевное состояние тех, кто рискнул открыть сознание навстречу краскам Веги, его кисть меняла мировоззрение и мироощущение вернее, чем опытный гример меняет внешность. Он был гением.

И гений сходил с ума от безысходности и бесполезности.

Он ощущал крылья за спиной, пытался взлететь, но… Каждая попытка завершалась неудачей, оставляющей кровоточащий шрам, глубокий рубец на душе. Слишком невыносимой была боль осознания крыльев. Сломанных крыльев.

Все чаще и чаще Вега запирался в своем флигеле. Он рисовал, нет, пытался рисовать, но созданные в эти мгновения полотна летели в огонь. А художник с пеной на губах катался по полу, сходя с ума от невыносимой муки. От муки непонимания, приходящей к каждому, кто является не просто куском мяса, созданным для того, чтобы жрать, приобретать, получать удовольствие и плодить себе подобных.

Несколько раз Вега, разочаровавшись в картинах, пытался писать стихи. Но лишь убеждался, что таланта этого, в отличие от Диеги, лишен начисто. В самом деле, не считать же стихами выплеснутые на бумагу боль и безнадежность, мечту и понимание ее неосуществимости, к тому же плохо зарифмованные:

Боль в спине. Мне сломали крылья, Уже не помню, в который раз. Боль в душе. Под словесной пылью Скрывался кинжал из отточенных фраз. Попытка сбежать из постылого мира, Безнадежный прыжок из себя в никуда — Я не верю богам и пророкам бескрылых…

Обрывалась рифма, терялась мысль. И Вега часами сидел над листом бумаги, мучительно выдавливая из себя облитые кровью и выведенные болью слова. Понимал, осознавал, принимал бесполезность их.

И вновь катался по полу, содрогаясь в агонии души.

А в какой-то момент понял, что так больше продолжаться не может.

Понял – и ушел.

Вега сжал зубы. Накатившие воспоминания вызвали резкую боль, и он не сразу понял, отчего застарелая душевная мука вдруг запульсировала в губе. А когда понял – едва не рассмеялся, выплевывая на стол осколки глиняной кружки.

Во рту остался солоноватый привкус. Вега усмехнулся. При всем отличии его расы от человеческой его кровь – черная и густая – была такой же на вкус. И сейчас это почему-то показалось смешным.

Он поднял голову, огляделся. В зале «Пушистой наковальни» было по-вечернему много народу. Бросил испорченную кружку под стол – надо не забыть заплатить.

За месяц с лишним, проведенный в таверне Мэхила, Вега успел по достоинству оценить знаменитый эль. Конечно, ему было грустно без обожаемого коньяка, но здесь этот благородный напиток неожиданно оказался иномирянину не по карману.

– Разрешите? – оторвал его от коньячной ностальгии низкий мужской голос.

Вега поднял взгляд. Возле стола стоял широкоплечий человек среднего роста, одетый в кожаные с мехом штаны и волчовку поверх кожаной рубашки. Пшеничного цвета волосы спутанной гривой падали на спину, борода, заплетенная в несколько косичек, спускалась до пояса, на котором в ременных петлях висели две внушительного вида секиры. В руке человек держал кружку эля.

Вега обвел взглядом зал и заметил, что свободных мест, кроме как за его темным угловым столом, в зале нет.

– Присаживайся, – он отодвинул тарелку с остатками ужина.

Незнакомец опустился на скамью, сделал несколько больших глотков из кружки.

– Рагдар, – представился он, протянув через стол широкую ладонь.

– Вега.

Рагдар вновь приложился к кружке. Сейчас, в неверном свете камина, Вега мог более подробно его разглядеть.

Волевое лицо с обветренной кожей выдавало в нем северянина. Сине-серые, со стальным проблеском глаза смотрели твердо и прямо, и в то же время мелькало в них что-то неуловимо знакомое. На вид Рагдару было лет сорок, впрочем, скорее всего, он был несколько младше – Север старит рано. На лице и частично открытой груди виднелись шрамы – как застарелые, побелевшие от времени, так и более свежие, сизые.

– Паршиво чувствовать, что, добившись многого, ты все потерял и вынужден начать жизнь с чистого листа.

– Еще паршивее, когда не теряешь, а по своей воле оставляешь все, чего добился, понимая, что всю жизнь занимался не тем, чем должен был. Оставляешь все и идешь вперед, и обнаруживаешь, что путеводная звезда, на свет которой шел, – всего лишь обманка, оброненная кем-то серебряная монета. Назад дороги нет, а впереди – ничего, – поражаясь самому себе, отозвался Вега. Почему-то своим ответом он был изумлен намного больше, чем странной фразой северянина. Слова варвара его как раз не удивили.

Может, оттого что он вспомнил, где видел это неуловимо знакомое выражение глаз?

Эль в кружках закончился. Вега жестом велел слуге принести кувшин.

Разговор затянулся до полуночи.

Рагдар и Вега с первого взгляда прониклись взаимной симпатией и уважением. А после довольно откровенной беседы, в которой поведали друг другу свои истории, и вовсе могли назваться друзьями. Северянин в своем рассказе был полностью искренен, Веге же пришлось хоть приблизить описание своей истории к истине максимально, но все же некоторые страницы жизни скрыть, дабы не шокировать Рагдара своим иномировым происхождением и нечеловеческой природой. Рассказ же варвара был хоть и оригинален, но не нов.

Рагдар с детства был сильнее, ловчее, а главное – умнее своих сверстников. Вот только с вождем клану Росомахи, к которому он принадлежал, не повезло – Грэйд был хоть и чудовищно силен, благодаря чему и занимал свой пост, но весьма недалек, более того, попросту глуп. К тому моменту, как Рагдару исполнилось пятнадцать лет, вождь поставил клан на край гибели. Он обладал поистине феноменальной силой и потому легко убивал в поединках всех, кто осмелился бросить ему вызов в попытке занять место вождя.

В день своего пятнадцатилетия Рагдар вонзил секиру у шатра вождя, что означало вызов на бой за главенство в клане. И победил.

Сестра юного варвара, бывшая одной из жен вождя, дала Грэйду перед боем отравленное питье. Так Рагдар впервые принес свою честь в жертву родному клану.

Шли годы. Росомахи под предводительством Рагдара процветали. Он женился, обзавелся наследником. А потом на вольные тогда земли у северной границы Империи пришли люди с Дальнего Севера. Их привел Князь-Чародей, пятнадцать лет назад собравший воедино Северные Княжества, лежащие за землями Росомах, Медведей, Оленей, Волков и прочих кланов варваров-кочевников.

Сперва Князь-Чародей прислал вождям всех кланов предложение присоединиться к нему, но вольные, не привыкшие подчиняться кому-либо, варвары ответили отказом. Владыка Дальнего Севера отправил повторное предложение, присовокупив к нему предупреждение – не подчинившиеся его воле будут уничтожены.

Тогда между кланами и произошел раскол. Волки и Совы перешли на сторону Князя-Чародея, а Медведи, Лисы и Лоси разделились – половина ушла вслед за Волками, половина объединилась с Росомахами, сильнейшим на тот момент кланом. Объединенные племена возглавил Рагдар. Ему тогда было тридцать два года.

У варваров был шанс устоять против воинства Князя-Чародея. Не победить – но и не проиграть. Если бы не предательство.

Многие в объединенных кланах были недовольны тем, что вынуждены подчиняться одному Рагдару. Многим не нравился вынужденный союз с исконными врагами, особенно это не нравилось Оленям и Турам, издавна ненавидящим друг друга. И однажды вспыхнула междоусобица.

Самым страшным для Рагдара оказалось даже не поражение. Самым страшным оказалось знание, кто именно встал на сторону Князя-Чародея. Рагдара предал его пятнадцатилетний сын, решивший, что раз отец стал вождем Росомах в этом же возрасте, то он достоин этого не меньше.

Однако мальчишка не обладал умом и проницательностью родителя. Он так и не понял, что, спровоцировав раскол с последующей ночной резней, в которой погибли почти все сторонники Рагдара, – им даже не дали шанса взяться за оружие и умереть достойной для воина смертью – тем самым буквально на блюде преподнес Князю-Чародею все, что осталось от объединенных кланов. Когда же наконец понял – было уже поздно.

Когда воины Владыки Севера – теперь уже без приставки «Дальнего» – нашли Рагдара, он был почти мертв. Князь, уважавший воинскую доблесть и несгибаемую волю, приказал вылечить бывшего вождя Росомах и отпустить. Однако просто уйти Рагдар отказался. Он вызвал захватчика на бой. И проиграл.

К удивлению Рагдара, его оставили в живых. Он ушел. Правда, недалеко.

Спустя неделю варвар ночью прокрался во вражеский лагерь, отыскал шатер сына и, не тронув более никого, всадил ему кинжал в рот. По традиции Росомах такая казнь означала: «Убивающий спящих лишь той же смерти достоин».[10] После этого Рагдар навсегда покинул северные земли, теперь принадлежавшие Князю-Чародею, и ушел в Империю. Спустя три года дорога привела его в Мидиград.

Чуть пошатываясь, Вега поднялся в свою квартиру. Ему было очень плохо. Рассказ Рагдара и собственные воспоминания вновь швырнули его в черную яму отчаяния, разбудили нестерпимую боль, которую лишь на какое-то время удавалось заглушить алкоголем.

Первое, на что наткнулся взгляд Веги, едва тот переступил порог, – проклятый мольберт. Он достал бумагу, кисти, акварели… И невидящим взглядом смотрел на чистый лист. Хмель в голове постепенно рассеивался, уступая место привычной боли.

В оконное стекло застучали первые капли начинающегося дождя. Возможно, он пришел Веге на помощь, пытаясь, как в былые времена, смыть боль. Но теперь дождь не был ему другом. Теперь он только будил воспоминания о самой страшной потере.

Перед глазами иномирца вновь встала жуткая картина: любимая заслоняет его собой от смертоносного заклинания, от которого он не успел бы увернуться… Францеска падает, а он даже не может посмотреть, что с ней, – вокруг кипит бой. Наконец бой заканчивается, заканчивается победой, но Вегу охватывает тупое безразличие. Он падает на колени рядом с умирающей Францеской, первые капли дождя чертят дорожки на ее лице, на несколько мгновений приводя в сознание. И первый и последний раз с уже помертвевших губ срываются заветные слова – «я люблю тебя». Последние слова. Он поднимает мертвую Францеску на руки и прижимает ее к себе, ту единственную, которую когда-либо любил. И первый раз в жизни плачет.

Дождь набирает силу.

Кисть, так и не коснувшаяся бумаги, выпадает из тонких пальцев. С криком он валится на пол. Боль сводит с ума.

Боль и пустота.

Не осталось ничего, за что можно было бы уцепиться, подобно хватающемуся за соломинку утопающему. У Веги не осталось ничего. Перед внутренним взором промелькнули лица бывшего командира – друга, врага и наставника, воинов его элитного отряда, друзей, Ариги, детей… Задержался неузнанный в первое мгновение образ, но тут же Вега понял – это Рагдар. Не успел он удивиться, как лицо варвара исчезло. Вплотную подступили темнота и пустота, осталась только боль…

Глава VI Ученик скрипача

Киммерион не сразу понял, что его разбудило. Впалой щеки ласково касалось что-то теплое, почти неощутимое. Эльф осторожно открыл глаза. И, едва подавив крик, метнулся в сторону. Рваный плащ, на котором он только что лежал, причудливым узором расцвечивали лучи солнца, пробивавшиеся через потрескавшуюся кладку фундамента.

Обругав себя последними словами за непредусмотрительность, Ким посмотрел на выход из подвала. Узкий проход заливал солнечный свет. Он был заперт.

Какая-то мысль неуловимо крутилась рядом, махала хвостом перед самым носом вампира, не позволяя поймать себя. Киммерион задумчиво посмотрел на служивший постелью плащ, потом – на трещину, в которую пробивался свет. И понял, что пролежал на солнце не менее десяти минут. Вскинув руку, эльф коснулся пальцами щеки, все еще теплой от солнечного света.

Медленно, еще не в силах поверить, но до безумия боясь ошибиться, Киммерион протянул руку. Лучи упали на бледную кожу.

Не веря, Ким смотрел на свои пальцы, которым солнце не причиняло вреда. Затем решительно сжал зубы и шагнул на свет.

Он почти час простоял, купаясь в солнечных лучах. Забытое за долгие годы заточения чувство ласкового тепла будило в вампире воспоминания. Перед глазами вставали родные леса, озеро Крионэ, ласковый ветер, развевавший его волосы, когда Ким наперегонки с Лианэй носился по тропинкам и полям…

Прядь волос упала на лицо, когда эльф с хриплым стоном уронил голову. Волосы были абсолютно белыми.

Когда через несколько минут Киммерион поднял голову, его лицо разительно изменилось. В нем не осталось ничего от того, прежнего Кима. В ярко-зеленых глазах горела мрачная решимость и лютая ненависть к тому, кто убил Лианэй и искалечил его. У Александра Здравовича появился еще один заклятый враг.

Дни шли своим чередом. Используя природную ловкость, Киммерион научился неплохо воровать, в результате чего обеспечил себе вполне сносное существование – маленькая комната в недорогой таверне «Бык на вертеле» на окраине Мидиграда, главное преимущество которой было в том, что там никто не спрашивал о его документах. Питание – несмотря на вампирскую специфику приема пищи, обычная еда ему тоже требовалась, одежда…

Но этого было мало. Ким прекрасно понимал, что рано или поздно его поймают. А с нелюдем, не имеющим не то что имперского, а тем паче мидиградского гражданства, но даже обычных документов, особо церемониться не станут. Закончить же свою жизнь на виселице эльфу вовсе не улыбалось.

Перспектив не было. Он даже не мог стать наемником – все упиралось в проклятые документы. Впрочем, даже если бы они были, что обычный наемник, пусть и с необычными способностями, может противопоставить всемогущему главе Тринадцатого департамента?

Эти пессимистические мысли не помешали лезвию в ловких пальцах Кима быстро и аккуратно отделить кошель от пояса какого-то зазевавшегося горожанина. Острые эльфийские глаза скользнули по сторонам, проверяя, нет ли где стражи, и… встретились со спокойным взором темно-карих глаз пожилого мужчины с седыми волосами до пояса, заплетенными в косу.

Киммерион замер. Он понял, что тот прекрасно видел, как кошель поменял владельца. Один крик – и эльфа ждала бы та самая виселица, встреча с которой не входила в его планы на ближайшее будущее. Но седой лишь укоризненно покачал головой и поманил вампира к себе. Опустив кошель в карман, Ким выскользнул из толпы и направился к незнакомцу. Но едва эльф приблизился, как мужчина, жестом пригласив Киммериона следовать за собой, развернулся и пошел в сторону Вольного квартала, прибежища музыкантов, художников, актеров и прочих представителей творческих профессий.

Пройдя по извилистым улочкам и переулкам, они вышли к небольшому саду, в глубине которого прятался маленький двухэтажный дом. Тихо и печально скрипнула несмазанными петлями калитка в кованой решетке, опавшие по осени листья прошелестели под ногами седого, когда он поднялся на крыльцо и отпер дверь.

Внутреннее убранство дома ясно говорило о том, что его обитатель одинок и уже давно не вылезает из финансового кризиса. На второе явственно намекали недорогая мебель, потрепанный плащ в прихожей, легкий запах дешевого масла для лампы, о первом сообщали пыль на комоде, растрепанные тетради на столе в кабинете, куда хозяин провел Кима, сваленные грудой ноты у пюпитра… Здесь давно никто не наводил порядок, женщина же последний раз посетила этот дом много лет назад. Однако чувствовалась во всем этом и своя непередаваемая атмосфера творческого беспорядка.

Мужчина небрежным движением скинул с потертого кресла не менее потертую шляпу, жестом предложил Киммериону присесть, но эльф предпочел остаться на ногах, прислонившись к подоконнику. Окно было завешено тяжелой шторой. Седой сам опустился в кресло.

– Я давно искал тебя, – голос у него был низкий, с хрипотцой.

– Меня?

– Да. Того, кто сможет стать моим учеником.

– Учеником? – вновь тупо повторил Киммерион. Он находился в полной растерянности, не понимая, что происходит.

– Да. Я скоро умру, детей или других родственников у меня нет, а оставить кому-то нужно многое. У тебя есть все для того, чтобы стать моим наследником, – талант, способности, желание и целеустремленность. Твои пальцы созданы не для того, чтобы резать чужие кошельки.

– Но…

– Никаких «но». Я предлагаю тебе стать моим учеником. Разумеется, ты можешь отказаться и уйти, я не стану тебя задерживать. Да и если бы попытался, не думаю, что у меня это получилось бы.

– Я просто хотел спросить, чему учиться?

Вместо ответа мужчина встал, подошел к столу, открыл один из ящиков и достал футляр, обтянутый серой кожей. Откинул крышку и извлек сделанную из красноватого дерева скрипку и смычок. Он поднес инструмент к плечу, прижался к ложу подбородком, взмахнул смычком…

Киммерион очнулся лишь через пять минут после того, как стихла музыка. И не сразу понял, что по его щекам текут слезы. Пронзительная мелодия вывернула его душу наизнанку, подняла из глубин подсознания то, о существовании чего эльф и не догадывался. Сейчас он чувствовал лишь одно желание, но желание непреодолимое. Киму казалось, что если его пальцы не ощутят сию же секунду тугие струны скрипки, если не взлетит к небу музыка, извлекаемая не из инструмента, а из страдающей души, то он умрет. Тотчас же умрет.

Как и всякий эльф, Киммерион умел неплохо играть на лютне и гитаре, но никогда не ощущал особой тяги к музыке. До этого часа. Сейчас же ему жизненно необходимо было взять в руки скрипку.

Он даже не заметил, как седой приблизился к нему и протянул ее. Правая рука, прежде ни разу в жизни не державшая смычка, сейчас взяла его, словно и не выпускала никогда. Скрипка легла меж подбородком и плечом, уютно устроилась, как девушка в объятиях любимого мужчины. Киммерион осторожно коснулся смычком струн, извлекая из полированной деки первые ноты рождающейся мелодии.

– Я знал, что не ошибся, когда разглядел в тебе Талант, – говорил седой Губерт. – Я не мог ошибиться. Ты рожден для этого.

Они сидели в гостиной и пили вино. Ким все не мог прийти в себя.

– Но как ты нашел меня?

– Почувствовал. Такие, как мы, Киммерион, всегда очень хорошо чувствуют друг друга, особенно если ищут специально. Я стар, мне осталось жить не так много, но я должен кому-то это все оставить. Я искал ученика уже полгода и вот сегодня нашел тебя. Ты прирожденный скрипач.

Эльф опустил подбородок на переплетенные пальцы. Он чувствовал необъяснимую симпатию к этому седому скрипачу, ничего так не хотел, как стать его учеником, но в то же время понимал, что тот так к нему относится лишь потому, что не знает: Ким – чудовище. Чудовище, живущее за счет чужой жизни. Он давно умер, а нынешнее существование попросту крал, как чужие кошельки. Но эльф не мог найти в себе силы лгать Губерту.

– Ты не знаешь, кто я. Если бы знал – не пригласил бы в свой дом.

– Я вижу, что ты – не человек. Но не чувствую между нами разницы.

– Я не о том. То, что я эльф, не имеет значения. Губерт, я боюсь тебя разочаровать, но ты хочешь взять в ученики чудовище, которое не имеет права на существование и живо до сих пор лишь потому, что того требует месть.

– О чем ты говоришь? – в глазах скрипача мелькнуло непонимание, но ни тени страха.

Киммерион глубоко вздохнул, наклонил голову, зажмурился, позволяя темной сущности выбраться наружу.

Когда он вновь поднял взгляд на Губерта, это был уже не взгляд эльфа. Темно-красные глаза без белков с вертикальными зрачками. Дюймовые клыки. Оскал вампира. Взгляд на несколько секунд поймал глаза скрипача и соскользнул на его шею.

Он не питался уже три дня. И сейчас почувствовал Голод. Тонкие пальцы изменились, ногти удлинились и стали крепче, превращаясь в смертоносное оружие. С истинно вампирской грацией Ким приблизился к Губерту, не в силах отвести взгляд от горла, от тонкой кожи, под которой пульсировала вожделенная синяя жилка. Кровь.

Чудовищным усилием воли эльф заставил себя отпрянуть. Рухнув в кресло, он зажмурился, впиваясь уже обычными пальцами в подлокотники, тихо зарычал, вынуждая клыки вновь втянуться в десны и заглушая Голод мыслью о скрипке.

– Видишь? Я – вампир, чудовище. Я мог убить тебя сейчас всего лишь потому, что голоден. Я опасен, – хрипло проговорил Ким.

– Ты думаешь, что это заставит меня отказаться от тебя? – тихо спросил Губерт.

– А разве нет?

– Нет. Я не считаю тебя чудовищем. И хоть ты можешь отказаться от обучения, я от тебя не откажусь. Решать тебе, Киммерион.

Взгляды встретились. Ярко-зеленые глаза молодого, искалеченного эльфа, в которых плескалась боль и страх, и спокойные темно-карие глаза немолодого скрипача, излучавшие тепло и доверие.

Прошла минута. Киммериону показалось – вечность.

– Я согласен.

Шли дни, недели, месяцы… Губерт был небогат, на жизнь зарабатывал учительством в одном из Храмов Искусства, но его заработка вполне хватало на пропитание и учителю, и ученику, благо запросы у обоих были крайне невысокие.

Осень заканчивалась. Дни становились короче и холоднее, скрипач и вампир проводили вечера у камина, разговаривая обо всем на свете.

Под влиянием Губерта Киммерион стал спокойнее и уравновешеннее, кроме того – милосерднее. Он больше не убивал ради еды, научившись усилием воли стирать из памяти жертв момент встречи с вампиром, а следы укуса маскировал при помощи редкого и дорогого эликсира, который учитель где-то раздобыл для него.

Осень, пора увядания и смерти, заканчивалась. А с ней заканчивался и очередной, самый короткий период жизни Киммериона.

За осенью последовала мягкая имперская зима, оказавшаяся для непривычного к каким-либо холодам эльфа настоящим кошмаром. За ней пришла весна, песнь пробуждения и возрождения. Впечатлительный Ким плакал от счастья, глядя на таяние снегов – в краткие минуты единения с просыпающимся миром ему казалось, что он снова стал прежним. Весну сменило жаркое лето, выросшие под живым солнцем фрукты, купание в лучах рассвета – недоступное более никому из вампиров наслаждение, серебро россыпи звезд на темно-синем бархате неба…

Все это время он учился. Слушал игру Губерта, снова и снова запоминая оттенки каждого звука, каждое движение смычка и пальцев на струнах. А потом брал скрипку и повторял. И играл что-нибудь сам. За все время обучения перед эльфом ни разу не появился пюпитр с нотами.

И вновь пришла осень. И вновь была исписана до конца очередная страница в Киммерионовой Книге Судьбы.

Все начиналось с радости. Вечером Губерт, вернувшись из Храма Искусств, позвал Кима прогуляться вместе по саду. Они шли по занесенным листвой дорожкам – совсем как в тот день, когда вампир впервые перешагнул порог дома скрипача. Губерт чему-то задумчиво улыбался, пряча под плащом небольшой сверток.

– Ким, ты помнишь, что произошло год назад? – неожиданно спросил он.

– Естественно. Я никогда не забуду этот день. – Неожиданно для самого эльфа его голос прозвучал хрипло. Необъяснимое волнение охватило его, заставило вздрогнуть до кончиков острых ушей и широко распахнуть огромные миндалевидные глаза. – Ровно год назад, в середине осени, ты предложил мне стать твоим учеником.

– Я научил тебя всему, чему мог. Дальше ты должен совершенствоваться сам. Настала пора вручить то, что принадлежит тебе по праву. – Губерт сорвал плащ со свертка. В его руках оказался обтянутый баснословно дорогой кожей черного василиска футляр с замками из белого металла. Скрипач протянул футляр Киммериону.

Тонкие пальцы эльфа не дрогнули, принимая дар. Ким поставил левую ногу на камень, положил футляр на колено и осторожно открыл замки.

На белоснежном бархате лежала скрипка. Темно-красная, почти черная дека с затейливыми, неклассическими эфами, гладкое лакированное дерево, нетронутое резьбой. Черный гриф, того же цвета ложе, платиновые – как и замки футляра – колки. Строгая красота скрипки завораживала.

Сразу было видно, что это работа не мастера-человека, впрочем, и не из-под рук серых или лесных эльфов вышел этот инструмент. Ким не взялся бы предположить, чье это творение.

Рядом лежал смычок. Вполне обычный черный смычок, ничем не выдающийся, если бы не одно «но». При его создании использовался не конский волос, как это делалось обычно, а грива грифона. Впрочем, касаться струн такой скрипки обычным смычком казалось святотатством.

Киммерион осторожно вынул скрипку из футляра и положил на плечо. Подхватив смычок и занеся его над струнами, он бросил вопросительный взгляд на учителя – Губерт едва заметно кивнул. Старый скрипач был серьезен, но эльф сумел уловить в уголках его глаз оттенок счастливой улыбки.

Над маленьким фонтаном и осенним садом, над Вольным кварталом и Мидиградом, над Империей и всем миром взлетела мелодия души Киммериона. Музыка рвалась к небу, заставляя плакать и смеяться от счастья, кричать в порыве сумасшедшей радости, тянуться ввысь, не обращая внимания на тех, кто пытался остановить, утащить вниз, остаться таким же, как все, забыть о мечте и стремлении, отрезать крылья и бросить их. Нет, Киммерион летел, летел, и ничто теперь не могло его остановить. Расправив крылья, он рвался вверх. Смычок летал по струнам, длинные пальцы метались по грифу, рождая совершенно безумный мотив.

Где-то очень далеко, за пределами и Мидиграда, и Империи, и мира, и даже этой вселенной, человек с черной гитарой услышал эту мелодию. И запомнил того, кто сумел извлечь ее из собственного сердца.

Глава VII Князь-герцог

Схватка Нортахела и Мантикоры продолжалась долго. Полуэльф был сильнее и горячее, зато князь превосходил его в скорости и ловкости. Они оба были умелыми воинами, и этот поединок мог продолжаться очень долго.

Талеанис атаковал коварным ударом сбоку, переводя его на ноги. Эльф должен был блокировать, в результате чего оказывался в очень неудобной позиции, и от второй атаки сверху закрыться не успевал. Но Нортахел, понимая невыгодность блокирования этого удара, попросту перепрыгнул через летящий меч и ускорил его движение в невыгодную полуэльфу сторону, рубанув по обратной стороне лезвия.

Тяжелый меч рванулся из рук, но Мантикора сумел удержать его. Вследствие коварного маневра Нортахела он повернулся к эльфу незащищенным боком и тут же за это поплатился. Лезвие легкого эльфийского клинка едва коснулось плеча, а руку пронзила боль. Впрочем, Талеанис привык не обращать внимания на такие мелочи. Но в тот момент, когда он пытался развернуться к противнику и атаковать его, вновь блеснуло изогнутое лезвие. На сей раз у самой шеи.

Мантикора инстинктивно рванулся назад, понимая, что отбить этот удар нельзя, а парировать тяжелым полуторным мечом быстрый эльфийский клинок бессмысленно – надо только уклоняться. Но оскользнувшись на влажной траве, не удержал равновесия и растянулся на земле.

Нортахел моментально оказался рядом. Он занес клинок для последнего удара и… вдруг с шипением отпрыгнул. Глаза его горели безумием. Полуэльф не стал дожидаться, пока князь объяснит, почему не добил поверженного противника. Он откатился в сторону и вскочил на ноги, перехватывая меч двумя руками.

Мягко качнувшись вправо, эльф нанес три резких удара по ногам – первые два Мантикора блокировал, от третьего увернулся. И, вскинув бастард[11] над головой, со всех сил рубанул Нортахела сверху, как бы целясь в голову. Попади его удар в цель, череп князя разлетелся бы, как гнилая тыква, но Талеанис атаковал слишком медленно для верткого эльфа. Нортахел вновь плавно выгнулся в сторону, выставляя меч высоко влево и уводя оружие противника в сторону.

Тяжелое лезвие полуторного меча проскользило по эльфийскому клинку. Князь мог в следующую секунду достать полуэльфа прямым выпадом в горло, но не успел. Рукоять бастарда непостижимым образом провернулась в сильных пальцах Мантикоры, и тяжелый полуторник, неожиданно резко изменив траекторию движения, устремился вверх. Отточенное ненавистью лезвие легко рассекло одежду Нортахела, разрубило легкую кожаную броню и, ломая ребра, достигло сердца. Князь умер мгновенно.

Когда Талеанис выдергивал застрявший в костях меч из тела поверженного противника, алые капли эльфийской крови упали на один из белоснежных цветков лилии, растущей на могиле несчастной Инерики.

За два месяца, прошедшие с того дня, как Мантикора распрощался с Растэном, он неоднократно представлял себе этот момент. Ночами перед глазами Талеаниса представали картины: Нортахел падает со смертельной раной, просит пощады, а иногда – прощения, но он, Талеанис, непоколебим. Он с холодным достоинством смотрит на поверженного эльфа, произносит пафосную фразу – каждый раз другую – и вытирает окровавленный меч о плащ эльфийского князя.

В действительности все было иначе. Ничего сказать не успел ни один, ни другой – Нортахел за миг до гибели был уверен в своей победе, а Мантикора мог распинаться лишь перед трупом. В широко распахнутых глазах эльфа не было ни страха, ни раскаяния, которые так часто виделись Талеанису в сладких грезах о мести. В них отражалась лишь усталость. А когда полуэльф, несколько минут простоявший в оцепенении над телом врага, все же сообразил, что нужно вытереть меч, ему отчего-то и в голову не пришло использовать для этого испачканный в крови княжий плащ. Мантикора привычно обошелся несколькими пучками травы.

Очищенный клинок со стуком упал в ножны. И в этот момент воздух на поляне начал сгущаться.

Из разрубленного тела с шипением поползли щупальца грязно-зеленого тумана. Собравшийся было уходить, Талеанис обернулся – и застыл в оцепенении. Нортахел выгнулся дугой, щупальца уперлись в корни деревьев – труп вздернулся на ноги. Из глотки мертвеца вырвался дикий вопль, полуэльф рухнул на траву, зажимая уши руками. Мертвый князь жутко захохотал, раскинув руки, его глаза – глаза еще Нортахела – на миг поймали взгляд Мантикоры. Талеанису стало страшно, как не было никогда в жизни. На мертвом лице были живые глаза, полные муки и ужаса.

Спустя мгновение глаза изменились. Они стали меньше, исчезли белки, радужка расширилась и изменила цвет с орехового на болотно-зеленый. На секунду любое выражение из них исчезло, а потом… Мертвец начал изменяться сам и изменять все вокруг. Кожа превратилась в серо-коричневую чешую, отливающую гнилостной прозеленью. Он раздался вширь, изящные эльфийские кисти превратились в когтистые лапы с толстыми пальцами, одежда князя разлетелась в клочья, не в состоянии вместить появляющееся чудовище.

Небольшие вихри поползли по поляне, меняя все. Нежная зелень обратилась в бурую пожухлую траву, из земли полезли камни, деревья скрючились, умирая. Существо, становившееся собой, убивало вокруг все живое, обращая цветущую эльфийскую рощу в ад.

Все заволокло грязным туманом, замелькали небольшие ядовито-зеленые молнии, освещая фигуру в центре. За ее спиной из земли появился огромный трон, как показалось Талеанису, украшенный изображениями голов людей, орков, эльфов, дворфов и еще непонятно кого. Но, присмотревшись, Мантикора с ужасом понял – трон не был украшен изображениями, он был сделан из настоящих, живых голов.

Существо запрокинуло голову и расхохоталось. Жуткий, нечеловеческий смех, казалось, вывернул наизнанку реальность, он был наполнен всепоглощающей ненавистью ко всему живому и сулил этому миру страшную судьбу. Если бы полуэльф к тому моменту поднялся на ноги, то вновь рухнул бы на землю, а сейчас он лишь покатился по недавней траве, зажимая чуть заостренные уши ладонями.

– Свобода! Наконец-то свобода! Десять тысяч лет в заточении, и наконец – свобода! Я отомщу, теперь-то я могу отомстить, и я отомщу! Свобода!!!

Туман рассеялся. Талеанис смог рассмотреть то, во что превратился князь Нортахел. Высокое, неестественно мускулистое тело покрывала коричневая с прозеленью чешуя, ноги и руки – лапы? – оканчивались кривыми когтями, на уродливой лысой голове торчали длинные уши, лицо с гротескными чертами покрывала более мелкая чешуя, из-под выступающих надбровных дуг, лишенных волос, торжествующе и злобно смотрели маленькие болотные глазки.

Единственным, что не изуродовала страшная магия твари, оказался куст лилий, цветущих на могиле Инерики.

Тварь медленно повернула голову. Злой взгляд пробежался по поляне и остановился на Мантикоре, который в тот момент уже поднялся на ноги, а теперь пытался не упасть, держась за ствол мертвого дерева.

– Смертный? Это ты освободил меня. – Тварь не спрашивала, она утверждала.

Талеанис неуверенно кивнул.

– И что же ты от меня хочешь? Я тебе, ха-ха-ха, очень обязан! До сих пор никто не мог похвастаться тем, что у него в долгу сам князь Аббисса и герцог Ада Левиафан! – расхохотался князь и герцог.

На этот раз Мантикора смог удержаться на ногах. До него потихоньку начало доходить, что он натворил.

– Как тебя зовут?

– Талеанис Нортахеле по прозвищу Мантикора, – выдавил из себя полуэльф. И даже сам не заметил, как присовокупил к имени в качестве фамилии имя погибшего эльфа.

– Так ты его сын? Бастард, что ли? Тем лучше, тем лучше, – осклабился Левиафан. – Я мог бы тебя убить – очень уж не люблю оставлять в живых тех, кому чем-то обязан. Но так и быть, для тебя сделаю исключение. Я вижу, ты грезишь о мести?

Талеанис кивнул и впервые в жизни легко проглотил «бастарда». Впрочем, его порадовало, что собеседник употребил максимально вежливую форму обращения к незаконнорожденному, а не назвал его ублюдком.

– Я помогу тебе отомстить. Но сперва… – Левиафан хлопнул в ладоши, выкрикнув короткую фразу на грубом, гортанном языке. Вокруг завертелось с десяток маленьких вихрей, из которых посыпались небольшие уродливые существа. Они мгновенно попадали на колени перед князем-герцогом, он жестом приказал им подняться. Бесы – а это были именно бесы – тут же облачили Левиафана в странные одежды, а на рогатую голову водрузили тяжелую корону необычной формы. Князь-герцог подошел к своему жуткому трону, сел на него, положив когтистые лапы на головы – эльфы и орчанки, венчавшие подлокотники. Девушки тут же высунули языки и начали облизывать пальцы демона.

Талеаниса затошнило.

Левиафан поднял лапу, жестом поманил к себе полуэльфа. Едва волоча заплетающиеся ноги, Мантикора приблизился.

– Ты принесешь мне клятву верности. Это простая формальность, но, увы, без нее я не стану тебе помогать. Нет, не надейся, отказаться от моей помощи ты не можешь – это будет означать для тебя смерть. И не только для тебя, но и для твоего учителя. Выбирай – ваша смерть или клятва, ничего по сути не означающая, и твоя месть проклятым остроухим.

– Я принесу клятву. – Язык едва ворочался. Подсознание Талеаниса всей душой протестовало против клятвы демону, он понимал, что Растэн предпочтет скорее умереть, чем узнать, что ученик отдал душу демону, но… Сознание полуэльфа было подавлено диким ужасом. Кто-то из бесов сунул ему чашу с мутной бордовой жидкостью, он залпом выпил.

– Встань на колени.

Мантикора послушно опустился перед троном на колени. Левиафан встал, сошел по ступеням к подножию и положил лапу на голову юноши.

– Повторяй за мной, – пропищало откуда-то сбоку. Скосив глаза, Талеанис увидел маленького беса. – Я, Талеанис Нортахеле по прозвищу Мантикора, до скончания веков отдаю душу…

– …князю Аббисса и герцогу Ада Левиафану.

– До конца своей жизни…

– …я буду ему служить, и после смерти душа моя будет принадлежать ему. Я клянусь в этом жизнью и душой своей, я клянусь в этом честью и кровью своей, и да будет так. Я клянусь!

– Я, Левиафан, принимаю твою клятву, душу и жизнь, Талеанис Нортахеле, и обещаю по заслугам вознаградить тебя за верность и преданность. Встань!

Мантикора поднялся. В голове шумело от нахлынувшей легкости.

Демон вскинул лапу. С острых когтей сорвалась стайка ядовито-зеленых молний и ударила полуэльфа в грудь. Талеанис закричал от боли, на мгновение охватившей все тело. И тут же с удивлением обнаружил, что она отступила. Лишь по-прежнему ныло плечо, в которое пришелся удар Нортахела.

Левиафан развернулся, взошел на трон, сел, хлопнув по лицу начавшую было лизать его пальцы орчанку.

– Иди в поселение эльфов. Ты можешь убить их так, как захочешь, но ни один из них не сможет причинить тебе вред. Отомсти за себя. Мои рабы пойдут с тобой, они заберут детей и девушек, остальные – твои. Убей их! Это твоя месть и мой приказ.

Необъяснимая ярость и ненависть нахлынула на полуэльфа. Он внезапно почувствовал в себе желание убивать, обливаясь кровью жертв, убивать жестоко и безжалостно. Расстроило то, что нельзя будет насладиться криками боли умирающих остроухих маленьких отродий, но что поделать – слово повелителя есть закон.

Мантикора вошел в эльфийское поселение как воплощенный кошмар. Он мгновенно снес головы часовым, чьи стрелы отлетели от него, как от камня. Кто-то в ужасе закричал, замелькали факелы, полетели стрелы. Но они не могли причинить вреда обезумевшему полуэльфу. Он шел через деревню, убивая всех, кого не схватили бесы. Часть рабов Левиафана окружила поселение, не давая сбежать остроухим, которые поняли, что победы в этом страшном побоище не будет, да и пощады просить бессмысленно.

Молодая эльфочка рухнула перед Талеанисом на колени, рыдая и прося пощадить ее и маленькую сестренку, которую девушка прижимала к себе. Мантикора вопросительно взглянул на появившегося рядом беса, помня о том, что демон приказывал оставить девушек и детей. Бес выхватил из рук эльфы ребенка, а ее отпихнул.

– Она – не девственница, она не нужна.

Схватив эльфочку левой рукой за волосы, полуэльф рывком вздернул ее на ноги и ударил по голове рукоятью меча, оглушая.

Все закончилось. В деревне не осталось живых, кроме тех эльфов, которых уже не спасли бы и самые искусные лекари. Умирающие лежали вперемешку с трупами, некоторые стонали, иные молчали – кто уже не мог, а кто не желал доставить врагу такой радости. Впрочем, Талеанису было уже все равно. Он взвалил пленную эльфу на плечо и пошел обратно к трону Левиафана. В душе царило странное опустошение.

– Ты хорошо справился, Талеанис, – поприветствовал его князь-герцог. – Но зачем тебе эта тварь? – указал он на бессознательное тело эльфы.

Мантикора в ответ осклабился.

– У тебя до сих пор не было женщины, – понимающе улыбнулся демон. – Но зачем тебе эта эльфья подстилка? Посмотри налево.

Полуэльф обернулся. На поляне уже выросли каменные алтари, к которым бесы деловито привязывали пять отобранных девушек, еще десятка полтора ожидали своей участи чуть поодаль.

– Выбирай из них любую. Она – твоя.

Медленно идя вдоль алтарей, Талеанис чувствовал, что странная ненависть и ярость медленно проходят. Он начинал понимать, что натворил. Но тут же рядом появился бес с чашей. Полуэльф залпом выпил багровую жидкость, заставив себя не думать о том, что это.

Эльфочки все были одна красивее другой. Золотые, каштановые, черные волосы, карие и зеленые глаза, изящные фигурки… Глаза разбегались, Мантикора ощутил нарастающее возбуждение. Наконец его взгляд остановился на одной.

Стройная, черноволосая, безумно красивая, она одна смотрела без страха и мольбы. В ярко-зеленых глазах светилась ярость и желание отомстить.

– Эта, – он указал на черноволосую.

Бесы тут же отвязали девушку, грубо выкрутив ей руки, но эльфа даже не вскрикнула. Когда Талеанис подошел к ней, она плюнула ему в лицо.

Схватив эльфу за волосы, он по знаку Левиафана швырнул ее на центральный алтарь. Щелкнули оковы, растягивая руки черноволосой, Мантикора схватил ее за щиколотки, кто-то из бесов услужливо сорвал с нее одежду.

Эльфа глухо вскрикнула в миг проникновения, но более не издала ни звука за те минуты, что полуэльф ее насиловал.

Едва он оторвался от девушки, как в ладони оказалась очередная чаша. Осушив ее, Мантикора вопросительно посмотрел на Левиафана.

И в глазах демона прочел приговор ей.

В ладони оказался нож. Оковы уже распяли эльфу на алтаре так, что она не могла пошевелиться. Талеанис вытянул вперед руку с ножом и начал повторять за маленьким подсказывающим бесом слова ритуала.

Изогнутый зазубренный клинок взлетел над грудью девушки. Полуэльф на миг замер, как того требовали подсказанные бесом правила. И внезапно в повисшей над поляной тишине хрипло прозвучал ее голос. Этот голос, в котором звенел лед, повергнул всех, включая Левиафана, в оцепенение.

– Рождением, жизнью, болью и смертью проклинаю тебя. – Зеленые глаза устремились на Талеаниса. – Твои руки по локоть в крови эльфов, ты – наше проклятие, мы станем проклятием тебе. Именем богини, именем Мерцающей Звезды, именем Дианари я проклинаю тебя, и она моими устами и голосом моим проклинает тебя.

Зеленоватая дымка, окутывавшая алтарь, брызнула в стороны от ударившей сверху серебряной молнии. На секунду все увидели, как распадаются оковы и высокая эльфийская женщина, окруженная сиянием венца из звезд на высоком челе, обнимает черноволосую. Миг – и они исчезли.

Левиафан вскочил. Его маленькие глазки горели ненавистью и бешенством.

– Одноухая тварь! – взревел он. – Проклятье на весь твой род, Дианари! – Он с рычанием рухнул обратно на трон. – Возьмите другую.

Бесы шустро схватили одну из эльфочек, распяли ее на алтаре, Мантикора вновь произнес слова и погрузил ритуальный нож в грудь несчастной. Та закричала что-то нечленораздельное, из груди хлынул поток крови, алая жидкость заструилась по канавкам алтаря, в то же мгновение пятеро бесов рангом повыше вонзили свои ножи, раскрывая сердца пяти других девушек. По желобам текла кровь, над поляной стоял крик, в воздухе пахло смертью. На алтаре перед Талеанисом оказалась светлокожая и светловолосая эльфа, еще почти ребенок – она даже не кричала, страх парализовал голосовые связки. Третью жертву полуэльф не запомнил.

Кровь всех восемнадцати жертв стекла в огромную чашу, которую Мантикоре отчего-то хотелось назвать лоханью. Бес подал поднявшемуся на лапы Левиафану кубок, демон спустился по ступеням к чаше. Бес, как заправский виночерпий, наполнил кубок своего повелителя горячей, дымящейся в холодном ночном воздухе кровью. Князь-герцог поднес чашу к губам. Бесы закричали слова на непонятном Талеанису языке, мелкий переводчик подсказывал полуэльфу их значение. Бесы славили возрождение князя Аббисса и герцога Ада, Великого демона Левиафана.

Демон допил кровь из кубка, отшвырнул его, расстегнул застежку плаща – слуги тут же помогли ему разоблачиться. Он простер лапу над лоханью – появились ступени. Левиафан спустился в чашу, которую теперь уместнее было бы именовать бассейном, кровь скрыла его по плечи. Мантикора на мгновение удивился – откуда столько крови, если зарезали всего восемнадцать девушек?.. Их мертвые тела были свалены в кучу поодаль.

Демон с головой погрузился в кровь.

Бесы на поляне замерли в ожидании.

Кровь в огромной чаше забурлила, от нее пошел дым и пар, она словно бы испарялась на кипящей поверхности. Уровень крови в чаше постепенно снижался, и вот показался Левиафан.

Теперь Талеанис мог зреть его во всей красе. Лысую голову увенчали изогнутые рога, над глазами появились шипастые костяные наросты, по спине между огромными кожистыми крыльями щетинился такой же гребень, переходящий на массивный хвост, которого также раньше не было.

Он уже не вызывал у полуэльфа омерзения. Теперь демона при желании можно было даже назвать красивым. Ужасным, устрашающим, но красивым.

Поляну осветила вспышка портала, появились трое. Двое высокие, отдаленно похожие на людей, с черной гладкой чешуей и огромными желтыми светящимися глазами тащили девушку-человека в головном платке-бандане и одежде воина, со связанными за спиной руками. Девушка отбивалась, но черные, судя по бесплодности ее попыток освободиться, обладали огромной физической силой.

– Повелитель, мы нашли грязную кровь! – воскликнул один из черных.

Левиафан внимательно посмотрел на них, потом на пленницу. Оскалился.

– То, что нужно.

Повинуясь знаку демона, черные мгновенно сорвали с девушки всю одежду и бандану. Теперь Талеанис ее разглядел. Каштановые волосы с красноватым в пламени костров отливом, глаза цвета спелой вишни, узоры из чешуи на бедрах, груди и спине. Небольшие рожки, длинный тонкий хвост, оканчивающийся чем-то вроде стрелочки. Дикая красота девушки повергла Мантикору в ступор. Он никогда не видел подобных существ.

– Тифлинга, потомок связи демона и человеческой женщины, – шепнул стоящий рядом бес-переводчик. – Грязная кровь.

Полуэльф стиснул зубы – у него имелось свое мнение насчет «грязной крови», но в данной ситуации озвучивать это мнение было по меньшей мере глупо.

Черные подтащили тифлингу к Левиафану. Демон схватил девушку когтистой лапой за горло и швырнул на алтарь. Он не стал приковывать ее. Просто навалился сверху, рывком раздвинул стройные длинные ножки и…

Никогда, ни до, ни после, Талеанис не слышал такого женского вопля.

Впоследствии он так и не смог вспомнить, что именно делал Левиафан с тифлингой, но навсегда в память врезались боль и ужас несчастной, и его собственное омерзение.

Полуэльфу стало дурно. Бес сунул ему очередную чашу, но на сей раз Талеанис отказался от дурманящего пойла.

Левиафан зарычал в предвкушении…

В кульминационный момент демон закричал, взмахнул кулаком, не замечая, что этим движением обрывает тифлинге хвост, когти рванули правую грудь, левой лапой разорвал ей живот и погрузил в него когти. Она уже не кричала, когда когти Левиафана добрались до ее сердца и рывком извлекли из груди.

Демон поднес горячее, трепещущее сердце к губам.

Мантикора держался из последних сил, понимая, что если его сейчас вырвет, то жуткой гибели не избежать.

Все закончилось. Талеанис прислонился к дереву, его колени дрожали.

Бесы помогали Левиафану вновь облачиться. Растерзанная тифлинга лежала на алтаре.

Внезапно воздух задрожал. Поляна начала изменяться. Исчезли алтари, камни, купель и трон, ожили и распрямились деревья, пожухлая красная трава зазеленела и поднялась, красная потрескавшаяся земля увлажнилась и почернела. Растворилась зеленоватая дымка, с воплями обратились в кучки праха, тут же разнесенного налетевшим ветерком, бесы. Кроме полуэльфа на поляне остался лишь демон.

Ночное небо засеребрилось. На поляне словно бы из света звезд соткалась фигура. Талеанис уже знал ее.

Довольно высока, очень хорошо сложена, хотя для эльфы несколько крупновата. Длинные черные волосы спадают до бедер, одежда простая и удобная, кожаную куртку покрывают нашитые металлические кольца. На перевязи висит длинный меч в потертых ножнах, голову охватывает венец из звезд. На красивом лице – тонкий шрам, начинающийся над левой бровью, изгибающийся через висок по скуле и оканчивающийся на подбородке. Меняющие цвет темные глаза абсолютно спокойны, в них читается уверенность в себе, некая толика усталости и тоски и лютая ненависть. Ненависть к стоящему перед богиней существу.

– Вот мы и встретились, Левиафан.

Глава VIII Осознание Танаа

Близился рассвет. Арна шла по дороге, полной грудью вдыхая предутренний воздух и наслаждаясь легким, едва заметным ветерком, еще несущим в себе освежающую прохладу ночи. В сезон жары она предпочитала идти ночью, а днем спать где-нибудь в тени деревьев или на берегу реки.

Медленно начинал наливаться бледно-розовым горизонт. Не в состоянии видеть, девушка тем не менее остро чувствовала подобную невыразимую красоту. Она остановилась на несколько секунд, впитывая ощущение пробуждения нового дня.

Начинался сороковой день пути Арны. Она приближалась к границам Париаса и Империи.

Девушка уже задумалась, где искать пристанище на день, как вдруг почувствовала впереди присутствие людей. Через полчаса она вышла к таверне.

Небольшое двухэтажное здание, пристройка, конюшня… обычная придорожная таверна, вокруг которой раскинулась деревенька домов на двадцать. Арна во многих таких побывала в своих странствиях. Привычно опустив на глаза повязку и достав из-за спины посох, она поднялась по ступеням крыльца и вошла.

В небольшом зале пахло кегетовой[12] кашей и мясом. Несколько человек – Танаа легко считала их ауры – спешно завтракали, торопясь в дорогу. Хмурый пожилой трактирщик-париасец за стойкой наливал эль в толстую деревянную кружку. Девушка-служанка протирала столы.

Приблизившись к стойке, Арна попросила миску каши и стакан молока, да еще комнату на день. Париасец, окинув ее раздраженным взглядом, ответил:

– Два агина.

Цена была, мягко говоря, неоправданно завышенной. Да и не было у Арны таких денег.

– Я – бродячий менестрель, – светло улыбнулась она трактирщику. – Если желаете, я сыграю в вашей таверне вечером…

Такая ситуация повторялась не раз и не два. И она знала, чем все закончится.

Глаза париасца заблестели. Менестрель – значит, посетители, как бы не устали они с дороги, задержатся в зале послушать. Они будут сидеть и слушать, то есть будут заказывать выпивку. Однако он был бы плохим трактирщиком, если бы просто согласился.

– Я не плачу всяким бродягам за то, что они потренькают на лютне в моей таверне, – грубо сказал он.

– Я и не прошу платы, – вновь улыбнулась Танаа, – и готова играть здесь вечером за миску каши, стакан молока и место в общей комнате…

Спустя пять минут перед ней уже стояла порция кегета и стакан. Поев, Арна пошла спать.

Вечером небольшой зал таверны был полон. Хозяин постарался, чтобы все его постояльцы узнали, что перед закатом будет играть менестрель, и потому, когда Арна спустилась, свободным оставался лишь стол по центру, специально оставленный для нее. Улыбнувшись и поздоровавшись, девушка выпила стакан подогретого молока, который не пожалел для нее трактирщик, и расчехлила лютню. Тонкие, но сильные пальцы коснулись струн, и чистый голос взлетел к небу, темнеющему за окном.

Мы умели летать к звездам, Мы держали в руках пламя… Но остыли в глазах слезы И развеялась сном память. В пропасть мчатся века-кони. Что же будет теперь с нами? Тот, кто смотрит назад, – помнит, Тот, кто смотрит вперед, – знает. Распинать на кресте Веру И Свободу швырять в пламя — Не положено нам ведать, Что слепыми творим руками. Чья вина, что клинки боли Распороли Любви знамя? Тот, кто смотрит назад, – помнит, Тот, кто смотрит вперед, – знает.

Затихли разговоры и перешептывания, смолкли даже говорливые внучки трактирщика – местные служаночки… Молча слушали невозможную, тянущую к небу и очищающую душу мелодию, и с удивлением вслушивались в слова – неужели все и в самом деле так? Никто из них никогда не задумывался, что есть что-то поважнее поля и домашнего быта, интереснее, чем обсуждение чужой семейной ссоры и гадания на урожай, серьезнее, чем болезнь скотины и подгнивающая из-за чрезмерно обильного дождя недозрелая пшеница… А эта слепая девочка пела им, простым крестьянам и наемникам, воинам и торговцам, земледельцам и ворам, пела о Сути, и они пытались ее понять… И многие вспоминали, что ведь когда-то, еще детьми, они умели летать к звездам и держать в руках пламя, но, повзрослев, разучились – и звезды их погасли за ненадобностью, а огонь затих под порывами жестокого ветра жизни…

Кто обуглен в лучах славы, Кто прошел все круги Ада, Никогда не сравнит слабых С равнодушным тупым стадом. Сделать душу ручным зверем — Это вряд ли когда выйдет. Тот, кто смотрит назад, – верит, Тот, кто смотрит вперед, – видит. Если разум виной скован, Если ладан сердца сушит, Кто разбудит набат Слова, Кто раскроет слепым души, В Храме Истины став стражем, Кто осилит дуэль с ложью? Тот, кто смотрит назад, – скажет, Тот, кто смотрит вперед, – сможет.[13]

О многом еще пела Арна в тот вечер, и люди слушали ее. Слушали – и пытались понять. А когда смолкла музыка, и Танаа убрала лютню в чехол, на стол, за которым она сидела, полетели монеты. Золотые агины, серебряные секеры и медные кини. Люди подходили, кланялись и молча, лишь взглядом благодарили слепую девушку, которая пусть на мгновение, но вернула их в святой и благословенный мир крылатой мечты.

Около полуночи Арна, поужинав и собрав вещи, вышла из таверны. Улицы деревни давно опустели, дверь трактирщик запер за девушкой. С неба светила полная, похожая на серебряное блюдце, луна и россыпи бриллиантовых звезд, а ночной ветер нес ароматы дальних странствий… Танаа глубоко вдохнула этот ветер, каждого странника зовущий вдаль, за грань, и замерла, кожей впитывая сияние луны…

Прекрасна была эта ночь. Слишком, наверное, прекрасна… Арна запрокинула голову, обратила лицо к небу, полностью сливаясь сутью своей с мерцанием звезд и песнью ветра, – и не заметила приближающиеся к ней со спины тени.

Первый удар пришелся по затылку. Тяжелая палица бесшумно вспорола воздух и швырнула девушку на землю. На миг у Танаа потемнело в глазах, она ободрала щеку, коснувшись твердой, вытоптанной почвы, но уроки в монастыре Дан-ри не прошли даром. Сгруппировавшись в падении, она перекатилась через голову и вскочила на ноги, выдергивая из петель за спиной посох и перехватывая его двумя руками для ответной атаки…

И рухнула на землю, выпуская оружие и сжимая ладонями виски. Арну скрутил приступ жестокой боли, разрывающей ее на части…

Ее окружало нечто мерзкое до такой степени, что хотелось немедленно умереть, провалиться сквозь землю, вспыхнуть и сгореть – лишь бы не чувствовать ЭТО… Где-то в глубине сознания четко ощущалось неизвестно откуда взявшееся понимание – это всего лишь мысли и чувства тех, кто решил поживиться богатой выручкой девушки-менестреля, но Танаа не могла принять и понять, что разумные бывают и такими… Она не чувствовала сыпавшихся на нее ударов – твари в человеческом облике избивали жертву ногами – и не ощущала боли в сломанных ребрах. Всю физическую боль заглушала боль душевная – Арна не могла принять и поверить, что по земле ходит подобная мразь.

– Кошель бери, кретин!

– Чтоб ее, где она его сныкала?

– Я знаю? Ищи, отродье Ярлигово!

– Слышь, робяты, а мож, эта, ее того?

– Ковыль дело треплет, девка красивая…

Слова долетали как сквозь плотную завесу… Девушка даже не понимала, что с ней собираются сделать.

Кто-то потянулся к завязке штанов, другой нелюдь рванул рубашку, обнажая маленькую девичью грудь… И тут на сознание Арны опустилась кровавая пелена.

Рывок, поворот на земле, захват ногами и резкое движение – ублюдок, первым предложивший изнасиловать девушку и первым же пытавшийся стянуть с нее штаны, упал на землю со сломанной шеей. Плавным движением Танаа перетекла в нижнюю стойку из положения «лежа», ударила ребром ладони – наугад, ориентируясь на хриплое от вожделения дыхание, – и вбила кадык еще одного ублюдка в позвоночник. Прыгнула назад, приняла на скрещенные руки удар палицы, сильно толкнула оружие на его владельца, метя в солнечное сплетение, – тот рухнул, задыхаясь и хрипя. Обернулась к последнему – он уже пытался развернуться и бежать – и вновь прыгнула, сбивая его с ног, ударила растопыренной пятерней в лицо, ослепляя…

Арна очнулась спустя полчаса. Она бежала по дороге – нет, не бежала – неслась, словно бы сам Ярлиг мчался за ней по пятам. Руки девушки были в крови, да что там руки – вся она была перемазана чужой и своей кровью. Перед глазами стояла жуткая картина – пять человеческих тел, изломанных и искалеченных, были брошены прямо на дороге…

Она рухнула на колени. Девушку била дрожь, и в сознании неумолимо билась одна-единственная мысль: «Я убила человека. Лишила жизни, не мною данной, разумного…»

Она вновь пришла в себя где-то в лесу, когда ночь близилась к завершению. Различив невдалеке журчание речушки, Арна добрела до нее и буквально рухнула в холодную воду, остервенело отмывая кровь и грязь.

Выбравшись из ручья, она кое-как перебинтовала переломанные ребра и молча растянулась на траве. Девушка лежала, невидяще глядя в рассветное небо. Мыслей не было. Вообще. Мир рухнул, разлетелся вдребезги и остался россыпью осколков рядом с пятью трупами на дороге…

Стоп. С пятью трупами? Арна четко помнила первого, которому сломала шею, второго, с разбитой гортанью, третьего – ему Танаа резким ударом основания ладони вбила нос в мозг, и четвертого, сломавшего спину при падении. На грани восприятия она помнила и пятого – светловолосого имперца с холодными серыми глазами. Он стоял в стороне, с надменной ухмылкой человека, привыкшего к тому, что ему повинуются, наблюдавшего за избиением. И помнила его, лежащего на спине, с широко открытыми глазами, в которых застыло безмерное удивление.

– Но я же его не убивала… – тихо простонала девушка.

Вспышка. Боль. Воспоминание.

– Неплохо, девчонка. Это было интересно, – бросил он, переступая через труп одного из своих приятелей. – Это все, на что ты способна?

Не помня себя от ярости и ненависти, снедающих изнутри, Арна прыгнула на него, в полете нанося серию смертоносных ударов. К ее величайшему удивлению, от половины атак светловолосый увернулся, остальные заблокировал. Танаа отлетела к краю дороги, упав, перекатилась и вновь вскочила на ноги. Противник ее стоял как ни в чем не бывало, скрестив руки на груди.

– Совсем неплохо…

Она вновь кинулась. На сей раз он не был столь сдержан – Арне потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя после удара о землю.

– Неплохо – но и только… Скучно.

Он сказал это каким-то мертвым тоном, без тени эмоций. И шагнул вперед.

Казалось, светловолосый просто прошел мимо. Но неведомая сила рванула поднимающуюся на ноги Танаа и швырнула на придорожные камни. Девушка ударилась головой о камни – и потеряла сознание.

Вздрогнув, Арна провела рукой по лицу. Это казалось фантасмагорическим бредом. Она отчетливо помнила цвет волос и глаз имперца, выражение его лица, отчетливо осознавала внешность каждого из убитых – при том, что не могла видеть их. Но воспоминания настойчиво лезли в голову.

Она уже не видела своего убийцу – ощущался он именно как убийца. Не видела, но чувствовала, как он с какой-то омерзительной жалостью заносит руку для последнего удара. Меркли звезды, небо становилось грязно-серым… А в сознании пылало багряное пламя. Неосознанно, интуитивно Арна потянулась к нему, зачерпнула мысленно ладонью пригоршню огня – и швырнула в светловолосого. И успела почувствовать его безграничное удивление за миг до того, как оборвались последние нити, связывавшие имперца с живым миром.

Он упал, удивленно и мертво глядя в лицо звездам. И Арна, подхватив посох и лютню, бросилась бежать.

Прислонившись спиной к дереву, она сидела, обхватив колени руками. Не понимая, что происходит, Арна тем не менее, пыталась хотя бы осознать. Раз за разом она вспоминала все подробности боя, все свои ощущения, анализируя каждое мгновение. И споткнулась на переходном моменте между атакой нелюдей и своим безумием…

Когда чьи-то потные, грязные руки коснулись ее тела, Танаа словно сошла с ума. Она почувствовала презрение, вожделение, жажду наживы и абсолютное отсутствие хоть какого-то осмысления происходящего. Словно бы осознанно творила мерзость и считала, что так оно и должно быть…

Арна вздрогнула. Она готова была поклясться, что не чувствовала ничего подобного, но в то же время ощущения из памяти читались, как, казалось бы, свои…

Вскочив, девушка подхватила мешок и лютню и бросилась бежать. Она не разбирала дороги – интуиция и гипертрофированное чутье вели ее вперед. Нет, Танаа бежала не к цели – наоборот, она бежала дальше, дальше, прочь от осознания, ибо слишком страшным было то, что она обрела.

Только к вечеру Арна нашла в себе силы успокоиться. Она шла по лесной тропинке, задумчиво проворачивая в пальцах посох, и пыталась подобрать название тому, чем была одержима.

Солнце склонялось к закату. Причудливо расцвеченное закатом небо медленно темнело.

Она устала за день. Отдохнуть так и не удалось, и сейчас Арна искала место, где можно было бы спокойно переночевать, благо жара спала и можно было идти и днем.

Удовлетворение. Радость. Сочувствие.

Эти эмоции безо всякой на то причины стеганули по нервам. Вздрогнув, Танаа остановилась. Она очень ясно понимала, что это не ее чувства. Что-то неведомое, необъяснимое звало ее вперед, и это «что-то» не несло в себе угрозы.

Арна помедлила лишь мгновение, прежде чем шагнуть вперед.

Нечто звало ее, тянуло к себе со страшной силой, и девушка побежала. Она бежала все быстрее и быстрее, понимая, что ей жизненно необходимо успеть…

Безумный бег через лес, наперегонки со временем… и Арна пока выигрывала эту гонку.

Она замерла на вершине холма. Внизу расстилалась небольшая долина, в центре которой возвышался некогда величественный и прекрасный храм, ныне превращенный временем в руины.

Медленно спустившись по склону, Арна приблизилась к серым гранитным стенам. Зов усиливался, он шел словно бы от сердца развалин храма… И Танаа безбоязненно шагнула в темный провал арки.

Она оказалась в просторном дворе, залитом лунным светом. Несколько прямоугольных каменных колонн, частью рухнувших, отражали лунные блики, пляшущие на гранитных плитах, которыми был выложен двор. Со двора сам храм выглядел менее разрушенным, чем казался снаружи. Прямо перед Арной, за рухнувшим на плиты канделябром с человека высотой, виднелись полуоткрытые створки огромных дверей. В щель между ними пробивались лучи мягкого света, золотистого, не похожего ни на сияние луны, ни на яркое свечение солнца…

С трудом сдерживая внутреннюю дрожь, Танаа приблизилась к дверям. За ними находился большой зал, стены его тонули в полумраке, а в самом центре ровно горело золотое пламя, явно неестественного происхождения, но Арна почему-то не чувствовала ни малейшего колебания магии. У этого странного костра сидел человек.

Сидел, задумчиво смотрел в золотистое пламя и улыбался чему-то.

Девушка застыла. От этого человека исходила безграничная, невозможная Сила, непредставимая совершенно Сила, и эта Сила не ощущалась враждебной или нейтральной, наоборот, она была теплой и родной.

– Здравствуй, моя хорошая. Я тебя ждал…

– Приветствую… – тихо отозвалась Танаа.

– Не бойся. Подойди к огню, тебе стоит отдохнуть после долгого пути.

Арна медленно приблизилась и опустилась на каменный пол рядом с импровизированным очагом. Человек перевел взгляд на нее и вновь улыбнулся – светло и открыто.

– Сними повязку. Сейчас она тебе ни к чему.

Все так же медленно девушка стянула с лица черную ленту и открыла глаза. Она уже знала, что увидит.

Ему было на вид около тридцати – тридцати пяти лет. В длинных каштановых волосах, стянутых в хвост, посверкивала местами седина. Чуть раскосые серые глаза светились живым умом и каким-то необъяснимым теплом. Его сложно было назвать красавцем, но внутреннее обаяние создавало вокруг почти видимую ауру притягательности.

– Кто вы? – осмелилась она спросить.

– Называй меня просто Раадан. Выпей, – он протянул Арне небольшую серебряную фляжку. Девушка покорно глотнула.

Горло обожгло живым огнем. Пламя молниеносно пронеслось по венам, наполняя кровь горячими искрами, в голове на миг зашумело – и все мысли внезапно успокоились. Переломанные ребра перестали противно ныть, Арна почувствовала себя полностью здоровой и отдохнувшей.

– Спасибо…

– Не за что. Ты ведь хочешь узнать, что с тобой произошло?

– Очень!

– Уверена? – Раадан прищурился, глядя прямо в глаза Танаа. – Ты все еще можешь отказаться от страшной и нелегкой судьбы, вернуться в долину и прожить спокойную жизнь.

– Уверена! Раз уж я могу хоть в чем-то помочь этому миру, то я это сделаю! – Арна вскинула голову, глаза ее блеснули.

– Ох, котенок ты маленький, знала бы, что выбираешь… Впрочем, у тебя еще будет шанс отказаться. А пока – слушай.

Когда-то давно в этот мир, разрываемый на части войнами и междоусобицами, то падающий во Тьму, то поднимающийся к Свету, пришли несколько человек извне. Они принесли с собой великую силу, достаточную для того, чтобы прекратить войны, восстановить порядок, вернуть почти утраченную магию, уничтожить порожденных энергией разрушения и боли тварей… и они это сделали. История не сохранила в памяти разумных ни их имен, ни даже факта существования – лишь Орден Танаа еще помнит, что они были. Но даже в летописях Ордена нет их имен.

Впрочем, не в именах дело. Они спасли тогда этот мир. Но прекрасно понимали, что когда они уйдут, все быстро вернется к хаосу, войнам, разрушениям и убийствам. Оставаться же здесь навечно Хранителями они не могли. И тогда одному из них пришла в голову мысль: а почему бы не создать здесь Орден тех, кто будет следить, чтобы разумные, населяющие этот мир, не уничтожили его сами?

Сказано – сделано. Так появился Орден Танаа. Те пятеро оставили Танаа знания, умения, Силу и Понимание – и Дар. Страшный Дар Искоренителя.

Ты знаешь, что это такое. Раанист наверняка рассказал тебе перед твоим уходом из долины.

– Да.

– Не все Танаа, живущие сейчас, являются членами Ордена. Многие еще в незапамятные времена избрали путь одиночества и только своих детей – родных или приемных – воспитывали так же. И далеко не все Искоренители были выходцами из долины Дан-ри. Но один Искоренитель был всегда. Если он погибал – его место тут же занимал другой.

Результаты трудов Искоренителя практически незаметны. Он ходит по миру, и уничтожает тех, кто этому миру опасен. Увы, это далеко не всегда мразь и нелюдь – случается так, что и хороший со всех сторон человек несет в себе серьезную угрозу самому существованию мира. Но хоть работа Искоренителей и далека от подвигов и свершений, именно за счет их трудов до сих пор есть Империя, Париас, Номикан, Сэйкарон, кочевые племена орков, лесные и серые эльфы и так далее…

Ты, Арна – Искоренитель. Ты и сама это знаешь. То, что случилось сегодня – всего лишь очередная, завершающая стадия Пробуждения Дара. У тебя и раньше ведь случалось, что ты внезапно понимала, что чувствует тот или иной человек?

– Иногда бывает, но…

– Это то же самое. Только гораздо сильнее. И ты можешь это контролировать. Больше того, ты должна научиться контролировать эмпатию, в противном случае сойдешь с ума. Я научу тебя ставить щиты и считывать эмоции выборочно. Тебя ждет тяжкая судьба, но – ты выбрала ее сама, не так ли?

Впрочем, не об этом сейчас речь.

Те пятеро, уходя, поняли, что рано или поздно может случиться и так, что не помогут миру ни Танаа, ни Искоренители. И тогда один из них силой своей ни на что не похожей магии создал Предопределение.

Раадан замолчал, невидяще глядя в золотое пламя. Арне на миг показалось, что он смотрит куда-то в далекое прошлое…

– Когда посмотрит в сторону этого мира Серый Вестник, – нараспев продолжил он, – когда сталь принесет Рок и острие изменит Судьбы, когда останутся считанные годы до дня, в который сойдутся в битве заклятые братья, когда откроет глаза новорожденная раса, которой нет, когда слепая синева распахнет Врата во Тьму, придет Возлюбивший. Отречется он от пути избранного и предначертанного, и примет путь предопределенный, и будет этот путь путем великой любви, и погибнет он во имя ее, и кровью добровольной благословит мир.

Зала погрузилась в тишину, нарушаемую лишь еле слышимым дыханием.

– Оно уже начало сбываться, да? – тихо спросила Арна.

– Да. Одно из условий Предопределения выполнено, и механизм запущен. Остальные не заставят себя долго ждать.

– Но… какое отношение это все имеет ко мне?

– Не знаю. Этого даже я не знаю. Но предчувствую – ты должна это знать. Дело даже не в Предопределении. Недавно я почувствовал угрозу, нависшую над этим миром. А почувствовав угрозу, начал искать способ отвести беду. И нашел… тебя.

– Меня? – ошарашенно переспросила Танаа. – Но… я же… всего лишь…

– Ты – Искоренитель. И от этого ты не можешь уже – да и не хочешь – отказаться. А я научу тебя большему, чем то, что дают возможности Искоренителя. Даже если я не прав и сгущаю краски – хуже от этого миру не будет.

– Кто ты? – Арна задала этот вопрос неожиданно даже для себя. Позже она пыталась понять, что же подтолкнуло ее тогда, но так и не поняла.

Раадан поднял голову и посмотрел девушке в глаза.

– Я отвечу тебе, когда мы будем прощаться, – наконец проговорил он тихо. – А сейчас скажи мне – ты согласна стать Избранной? Согласна ли ты учиться хранить этот мир? И согласна ли в случае необходимости отдать за него кровь и жизнь – как свою, так и чужую.

Казалось, вечность прошла, прежде чем Арна нашла в себе силы согласно кивнуть.

– Да.

– Дай мне руку, – он встал, протягивая ладонь прямо сквозь пляшущие языки огня.

Почему-то не боясь ожога, девушка протянула руку и вложила свои пальцы в пальцы Раадана. Золотое пламя внезапно взвилось под потолок, на миг охватив их обоих, но не опаляя, а разжигая все еще плавающие по венам искорки.

И Арна на мгновение задохнулась от осознания восхитительной правильности происходящего. Все так, как должно было быть.

– Сосредоточиваешь внимание и настроение на том, кого хочешь считать, – и сразу направляешь на свое желание короткий импульс.

– Понятно.

– В дальнейшем таких резких и сильных прорывов, как в деревне у таверны, быть не должно, но всегда используй хотя бы легкие щиты. Ближайшую неделю рекомендую вообще держаться подальше от разумных. Как пробуждать в себе силу Искоренителя, запомнила?

– Да. Я хотела спросить…

– Что?

– Мое зрение… Я же не вижу с раннего детства. А сейчас зрение ко мне вернулось…

Раадан вздохнул, подошел, обнял Арну за плечи.

– Прости. Вернуть тебе зрение сейчас не смогу даже я. Вернее, смогу, но это будет иметь слишком катастрофические последствия для тебя самой и не только. А сейчас ты видишь не глазами. Ты просто ощущаешь окружающее настолько остро, что даже воспринимаешь цвета, различаешь мелочи форм и так далее.

Арна вздохнула. С другой стороны, она почему-то и не ждала иного ответа…

– Спасибо тебе, – неожиданно сказала она, поднимая голову.

– Тебе спасибо… Только не спрашивай, пожалуйста, за что. И… прости, но завтра ты не вспомнишь этого разговора. Память о нем вернется, но только тогда, когда это будет необходимо.

Несколько минут прошло в молчании.

– У тебя впереди еще долгая и сложная дорога. Отдохни здесь, а завтра отправляйся в путь.

– Ты уходишь? – зачем-то спросила Танаа.

– Да.

– Ты обещал, что перед тем, как уйти, скажешь мне, кто ты.

Раадан улыбнулся.

– Некоторые называют меня Творцом, – и шагнул в золотое пламя.

Утром, шагая босиком по серебристой росе, Арна тихо напевала какие-то песенки и пыталась понять – откуда она знает, что и как делать? Но безрезультатно.

– Что ж, – сказала она себе, выходя на дорогу и одевая сандалии. – Пусть будет так. Ведь все, что происходит сейчас, – правильно…

Глава IX Его личный адъютант

Лист бумаги, исписанный эльфийскими письменами, выскользнул из пальцев. Не в силах поверить, Киммерион вновь и вновь перечитывал письмо – две страницы, покрытые знакомым бисерным почерком Губерта.

– Этого не может быть, – побелевшими губами прошептал эльф. – Это просто невозможно…

Он рухнул в кресло.

Это было невозможно, но это произошло.

Подобрав с потертого ковра письмо, Ким вновь перечитал каждую строчку. И все равно не мог поверить.

«Мой дорогой Киммерион! Прости за банальное начало, но раз ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет в живых. Надеюсь, ты с пониманием отнесешься как к моему решению, так и к моему поступку, и не натворишь глупостей. Я верю в твое благоразумие и выдержку и верю, что ты не позволишь, чтобы все наши труды пошли насмарку.

Сразу объясню ситуацию. Надеюсь, кроме тебя, никто не узнает, как было дело, и ты не станешь приподнимать полог тайны над этим происшествием, порочащим, как ни странно, абсолютно всех его участников.

Ты никогда не задумывался, почему я не выступаю в Императорском театре, почему мне не присылают приглашений на гастроли и концерты? Некогда мое имя гремело в Империи, Париасе, Номикане и даже в Сэйкароне. Я был очень знаменит. Но, кроме музыкального таланта, Магнус одарил меня еще живым умом, а также связями в Тринадцатом столе Имперской Канцелярии и тягой к приключениям и хитроумным загадкам. Так я оказался в Отделе особых расследований.

Благодаря этому я очень быстро поднялся вверх по карьерной лестнице и вскоре занял достаточно высокий пост, войдя в группу следователей, возглавляемую лично Александром Здравовичем. Я был молод, мечтал служить Империи и почитал за великую честь работать с таким необычным человеком, как глава Тринадцатого департамента. Повторюсь, я был молод и наивен, кроме того, приехал из далекой провинции и понятия не имел о том, какие интриги плетутся в сердце Империи.

Представь себе, каким шоком для меня стала некоторая информация, по долгу службы полученная в ООР. Я не мог мириться с этим, считал, что часть сведений должна быть обнародована, но боялся сделать это открыто. И начал шифровать истину в музыке. Среди имперских аристократов немало людей, обладающих Талантом, и некоторые из них – те, на кого я и рассчитывал, – смогли услышать в мелодии не только ноты, но и послание. Не стану вдаваться в подробности, у меня не так много времени.

В результате моих действий был сорван ряд операций Тринадцатого департамента. Им пришлось решать проблемы несвойственными методами, чего я и добивался. Ты немного знаком со стилем их работы. При всем моем уважении к Александру Здравовичу, я нахожу некоторые их способы работы бесчеловечными. Достижение цели любыми методами – это жестоко. Цель не оправдывает средства, как бы нам не доказывали обратное. Никогда не достичь добра, блага и счастья через кровь, боль и страх. Невозможно дать жизнь, убивая.

Мне пришлось поплатиться за мои убеждения. Естественно, Здравович решил выяснить, кто виновен в провалах операций. И, естественно, вышел на меня. И тогда я сглупил. Не до конца еще понимая, с кем связался, я попытался шантажировать его.

Когда я понял, на что в самом деле способен Александр, мне стало страшно. Честно признаюсь, до сих пор удивлен, что меня тогда не убили. Мне повезло – прежний император, Альвар VI, был страстным поклонником моего таланта, и он заступился за меня перед всемогущим главой ООР. Но в обмен на жизнь – а жить мне в двадцать семь лет очень хотелось – меня навсегда лишили права публично выступать, а те произведения, что были мною к тому моменту написаны, исключая самые ранние, категорически запретили когда-либо еще исполнять.

С тех пор прошло тридцать шесть лет, но желание отомстить не покидало меня ни на минуту. Мне удалось узнать, кто был виновен в том, что Здравович меня нашел, но… Я снова недооценил Тринадцатый департамент. И мой враг узнал о моем интересе к его персоне и сумел обыграть меня. Несмотря на мой преклонный возраст, я оказался втянут в любовную интригу с множеством действующих лиц и игроков. Не стану вдаваться в подробности – это скучно, грязно, да и не касается тебя. Итог в том, что я был вынужден вызвать на дуэль Кайрана де Марано, личного адъютанта Александра Здравовича, лучшего фехтовальщика Империи.

Сейчас, когда я пишу это письмо, до дуэли остается два часа. Я знаю, что против виконта де Марано мне не выстоять, и знаю, что на этот раз в живых меня не оставят. Мне жаль расставаться с тобой, друг, но… обстоятельства на сей раз сильнее меня. Не забывай о том, чему я тебя учил.

Киммерион, ты – единственный за тридцать с лишним лет, к кому я обращаюсь «друг». Ты уже перестал быть для меня учеником, выйдя на мой уровень и превзойдя его. Я чувствую, тебе уготовано великое будущее, я не зря остановил свой выбор именно на тебе. Лишь об одном прошу, нет, заклинаю, всем святым, что для тебя свято, – откажись от мести. Здравович оказался не по зубам мне, и тебе тоже с ним не справиться. Откажись от мести!

Я мог бы сделать это предсмертной просьбой, оставив тебе страшный выбор, но я слишком люблю и уважаю тебя, чтобы так поступить. Решай сам. Но заклинаю – откажись! Иначе ты погубишь себя.

Все, что у меня есть, я завещаю тебе. Все необходимые бумаги лежат в верхнем ящике стола в кабинете, там же документы на твое имя, включая свидетельство об имперском подданстве – прости, сделать тебе мидиградское гражданство мне не удалось. Также в ящике ты найдешь рекомендательное письмо к главе Императорского театра, лорду Вэйлианессу Эль’Чанту – думаю, вы найдете общий язык, он тоже эльф, хоть и серый. Я рассказывал ему о тебе, и он несколько раз слушал твою игру. Ты бесконечно талантлив, и Вэйлианесс с удовольствием организует тебе несколько выступлений – сперва в театре попроще, а дальше… Все зависит от тебя.

Я сделал все, что в моих силах, а это, увы, не так много. Перед тобой много дорог, и лишь ты волен выбирать, по какой из них следовать. Я рад, что знал тебя, рад, что учил.

Маркиз Губерт фон Эстрен.

P.S. Не забывай меня, Киммерион ан Илленмиль. И не забывай моих уроков – они тебе пригодятся. Прости.

Губерт.

P.P.S. Проследи за тем, чтобы меня похоронили вместе с моей скрипкой.

Скрипач».

Это письмо Ким обнаружил на столике в прихожей, когда вернулся из сада, где работал над новым произведением. Конверт был без адреса и печати gочтовой cлужбы Мидиграда, только наискось шла надпись, сделанная знакомым почерком учителя: «Киммериону»

Словно во сне, Киммерион встал с кресла, прошел в кабинет Губерта, открыл верхний ящик стола. Там действительно обнаружились упомянутые в письме бумаги: завещание, бумага на владение домом, банковский лист и документы – удостоверение личности и подтверждение имперского подданства, а также запечатанное письмо, адресованное Вэйлианессу Эль’Чанту.

Некоторое время эльф тупо смотрел на бумаги. Потом аккуратно сложил письмо Губерта, убрал его во внутренний карман колета, закрыл ящик и вышел в гостиную.

Сев в кресло – любимое кресло Губерта, – вампир налил себе виски, но к стакану даже не притронулся. Второй раз в жизни он терял того, кто был ему дорог. И если гибель Лианэй осталась за туманом собственной боли и страха, то потерю учителя Киммерион переживал в полной мере.

Он тупо смотрел на лежащую на столе скрипку, пытаясь заставить себя надеяться. Губерту могло повезти, он был очень хорошим фехтовальщиком и вполне мог выиграть дуэль. Что-то могло случиться с его противником, из-за чего тот не смог прийти на поединок. Что угодно могло случиться и тем самым спасти жизнь скрипача, но… Ким прекрасно знал, он чувствовал, что этого не случилось. Единственного за двадцать с лишним лет человека, отнесшегося к эльфу хорошо, единственного, от кого он видел любовь и заботу, единственного, кто был ему дорог, больше не было в живых.

Раздался стук в дверь. Киммерион уже знал, кто пришел, и зачем. Он медленно встал, медленно подошел к двери и столь же медленно ее открыл.

На крыльце стоял человек. На вид ему было около двадцати пяти лет. Он был среднего роста и очень красив, хотя выражение грусти и некоторой вины совершенно не шло его улыбчивому лицу. На плече под дублетом виднелась выпуклость повязки – Губерт не сдавался до конца. Длинные темно-каштановые волосы спадали на спину из-под шляпы, надетой поверх пиратской банданы, которая как вошла в моду среди дуэлистов лет тридцать назад, так до сих пор и являлась знаком принадлежности к среде поклонников встреч тет-а-тет на аллее Скрещенных Шпаг. Внимательный взгляд карих глаз был задумчив и печален.

Но все это Киммерион отметил в первый миг, скользнув по незваному гостю взглядом. Внутренний голос подсказал, что этого виконта эльф где-то уже видел, но…

Сейчас вампира не интересовал ни Кайран де Марано, ни подсказки внутреннего голоса. Он смотрел на тело Губерта, безжизненно висящее на руках своего убийцы. Предчувствие не обмануло – учителя действительно не было в живых. Возможное – не случилось.

– Добрый вечер, – тихо произнес виконт. Ким резко вскинул голову, обжигая того ледяным взглядом нечеловечески зеленых глаз.

– Для вас, сударь, он, может, и добрый, – не то прохрипел, не то прошипел эльф. Его душили едва сдерживаемые рыдания.

– Как может быть добрым вечер, когда вынужден убить человека, которого безмерно уважал всю жизнь? – все так же тихо спросил Кайран. Ответом ему стал недоуменный взгляд Киммериона. – Куда я могу положить тело?

Молодой скрипач судорожно дернул рукой в сторону спальни Губерта и сам последовал за виконтом. Тот прошел в комнату, осторожно опустил тело на кровать и вышел в гостиную, где стоял бледный, как сама смерть, новый хозяин дома. Кайран приблизился к пюпитру Губерта, протянул руку к скрипке…

Ким сам не понял, что сделал. Просто через мгновение скрипка оказалась в его руках, а виконт отшатнулся в сторону, схватившись за ушибленные пальцы.

– Не смей трогать его скрипку, убийца! – зрачки вампира стали вертикальными, из-под верхней губы показались удлинившиеся клыки. Он подхватил со стола перчатку и, не глядя на нее, швырнул в лицо Кайрану.

Надо отдать должное реакции виконта – перчатка лица не коснулась, он поймал ее в полете.

– Надо же, – грустно улыбнувшись, сказал он. – Еще никогда меня не вызывали на дуэль, бросив в лицо мою же перчатку.

Ким смутился. Действительно, ситуацию нелепее сложно было представить.

– Я…

– Понимаю, вы вызываете меня на дуэль. А я не хочу с вами драться и потому приношу вам свои извинения, – виконт изящно поклонился.

Эльф застыл, как громом пораженный. Всему Мидиграду было известно, что завзятый дуэлист де Марано никогда не приносил извинений и не отказывался от дуэли.

– Нет, сударь, вы будете со мной драться. Или я ославлю вас на всю столицу, – Киммерион пришел в бешенство.

– Как? Как может беглый эльф, за которым охотится Тринадцатый департамент и который не имеет даже мидиградского гражданства, ославить меня?

– Весь город узнает, что вы побоялись сражаться со мной на дуэли, – продолжал Ким уже не так уверенно. Фразу о побеге из катакомб ООР он пропустил мимо ушей.

– Весь город посмеется над дураком, который принял извинения Кайрана де Марано за чистую монету. Извините, у меня такая репутация. Мало кто в Империи может сказать, что я побоялся с ним драться, а кто может – не скажет.

Киммерион окончательно растерялся. Он не понимал, что хочет от него этот молодой дворянин, прославившийся своими дуэлями и дебошами на всю столицу.

– В таком случае я вынужден повторно вызвать вас на поединок, сударь. На сей раз – еще и за оскорбление, – почти прорычал вампир. Клыки вытянулись на всю длину.

– Хорошо, сударь, уговорили, – со скучающим выражением лица сказал Кайран. – Честно признаться, вы меня разочаровываете. Я рассчитывал, что ученик Губерта окажется умнее. Что же, пройдемте в сад. Если мне не изменяет память, там вполне достаточно места.

С каждым новым выпадом Кайрана Ким свирепел. Дуэль продолжалась уже более получаса. Виконт финтил, атаковал и защищался, временами нанося удары, которые даже не прорывали одежду эльфа, но ясно давали понять, что только что Кайран де Марано в очередной раз имел возможность убить своего противника.

Наконец Киммериону удалось на миг пробиться за почти идеальную оборону виконта. Острие меча коснулось груди Кайрана, оставив длинную царапину на кожаном дублете. И в ту же секунду шпага глубоко погрузилась в левое бедро Кима.

Адская боль охватила все тело. Киммериону показалось, что его разрывают на части, втыкают длинные иглы, опускают в кипящее масло… Мысленно прокляв имя де Марано, Киммерион рухнул на одно колено. И тут же почувствовал холод клинка у горла.

– Ты очень молод, эльф, но тебе пришлось пройти через ад. Ты ненавидишь меня за Губерта, Здравовича за сестру, весь мир – за себя, но ты ни разу не удосужился поинтересоваться, отчего происходит так, а не иначе. Можешь больше не бояться Тринадцатого департамента – тебя оставили в покое. Живи, как умеешь, только не заставь меня пожалеть о том, что я не убил тебя сегодня. Губерт был мне другом, как и тебе. Мне было мучительно больно убивать его, но есть вещи, которые стоят и моей боли, и твоей, и смерти Губерта, и смерти Лианэй, и смерти многих, многих других. Я не прошу тебя отказаться от ненависти ко мне и Александру, но прошу – не заставь меня пожалеть, что я сохранил тебе жизнь. – В голосе Кайрана звенел лед. И Киммерион понял – несмотря на кажущуюся молодость, он гораздо опытнее эльфа, и что такое ад на земле знает не понаслышке. Киму стало по-настоящему страшно в тот момент, когда его взгляд встретился со взглядом Кайрана. – До встречи, Киммерион. Что-то мне подсказывает, что мы еще встретимся. И… Не пренебрегай советами твоего учителя, я не сомневаюсь, что он преподал тебе многое, кроме фехтования.

Виконт де Марано убрал шпагу в ножны, развернулся и ушел.

Сидя в кресле, Киммерион анализировал разговор с Кайраном. Все распоряжения насчет похорон Губерта были отданы, и теперь эльф мог отдохнуть. Он невидяще смотрел на пляску пламени в камине, пил виски и размышлял.

Тринадцатый департамент решил оставить его в покое. Почему? Он не мог этого понять. Чем больше Ким думал над этим, тем меньше понимал мотивы поступков Александра Здравовича и его адъютанта. Еще и слова Кайрана о боли и смерти, о ненависти… Слишком много задачек сразу. Слишком.

Единственная странная фраза, смысл которой был вампиру понятен, – фраза об учителе фехтования. Губерт, конечно, занимался с ним не только музыкой, еще были уроки истории, геральдики, этикета и всего прочего, что необходимо знать, живя в Мидиграде. Фехтование тоже присутствовало, но слишком уж разнились стили боя старого скрипача и его ученика. Их поединки, проходившие раза три в неделю, были уроками для обоих. Губерт немало почерпнул из эльфийской манеры боя длинным мечом, Ким учился классическому фехтованию на шпагах. Но несмотря на это, учителем фехтования скрипач не был.

Но разгадку странной фразы Кайрана Киммерион все же нашел. Губерт обманул противника, сказав, что обучал эльфа именно фехтованию. Почему-то он не хотел, чтобы в ООР знали о том, что эльф стал учеником Губерта-скрипача, а не Губерта-фехтовальщика. Почему – Ким не знал, но таково было желание учителя. Значит, они не узнают.

Виски закончился. Сидеть дома было невыносимо – Киммериону постоянно слышались шаги Губерта, его голос, в воздухе витала мелодия его скрипки… Набросив плащ, молодой скрипач вышел на улицу.

Стояла глубокая ночь. Улицы были пустынны, лишь возле открытых таверн собирались небольшие компании припозднившихся гуляк, да патрули стражи время от времени проходили по центральным улицам. Теперь Ким мог их не бояться – дома, в ящике стола, лежали бумаги, подтверждающие его имперское подданство, и документ о временном гражданстве Мидиграда.

Слезы, душившие эльфа во время первого разговора с Кайраном, куда-то пропали после странной речи виконта. Сейчас бредущий по ночной столице Империи беловолосый вампир вспоминал об учителе с грустью, но уже без готовой разорвать сердце на части боли. Теперь у него была цель – стать достойным своего учителя. И отомстить. Губерт правильно сделал, что не сформулировал просьбу отказаться от мести как предсмертную, это стало бы для Кима страшным выбором. Киммериону было стыдно, что он не может выполнить просьбу, но… Он не понимал, что могло стоить смерти Лианэй. Для чего была нужна ее смерть?

Погрузившись в свои мысли, эльф незаметно для себя забрел на край Вольного квартала, место и днем неспокойное, а уж ночью… От раздумий его отвлек возглас за спиной:

– Эй, отродье ушастое, иди сюда!

Поняв, куда его занесло, Ким понял и причину грубости обращения – здесь не церемонились с чужаками. Но, обернувшись, он почувствовал, что все гораздо хуже.

Футах в тридцати от него стояли шестеро молодых людей в богатой одежде, явно аристократы, ищущие ночью приключений и развлечений. Один из них, явно главный в компании, и бросил оскорбительную фразу.

Постаравшись засунуть гордость куда-нибудь подальше – жизнь в данной ситуации дороже – Киммерион сделал вид, что не заметил слов аристократа.

– Падаль остроухая, я к тебе обращаюсь!

Скрипя зубами, вампир ускорил шаг и свернул в ближайший переулок.

И тут же осознал, насколько ошибся. Переулок оканчивался тупиком.

Ким резко обернулся, но шестеро аристократов уже стояли у выхода из переулка. Пути к отступлению не было.

– Что же ты, совсем оборзел, выкидыш природы? – лениво поинтересовался главный.

– На колени, нелюдь, когда с тобой человек разговаривает! – прикрикнул второй, судя по кнуту, висящему слева под шпагой – любитель фехтования в южном стиле. Бич оказался у него в руке, взмах – длинная кожаная змея распласталась в воздухе и больно ужалила Киммериона стальным концом. Удар пришелся в рану, полученную от Кайрана.

Этого эльф стерпеть уже не мог. С тихим шуршанием меч покинул ножны, плащ был мгновенно намотан на руку. Аристократы не заставили себя долго ждать, с оскорблениями и смехом они выхватили шпаги и бросились на загнанную жертву.

Но жертва не собиралась сдаваться охотникам. Ким легко отражал их удары, успевая атаковать в ответ. К сожалению, нападающих было слишком много, и они понемногу заставили вампира отступить к стене. Точный, быстрый укол в плечо – и обмотанная плащом левая рука, использовавшаяся в качестве щита, повисла плетью.

И в этот момент Киммерион узнал предводителя этой стаи шакалов. Он был одним из тех, кого в тот страшный вечер, когда он наполовину поседел, Мамаша Динки привела для Лианэй. На эльфа нахлынула безумная ярость.

Кима загнали в угол. Он застыл у стены, обводя противников злым взглядом загнанного хищника, раненого, но оттого еще более разъяренного и опасного.

Он понимал – это конец. И готовился к переходу в боевую трансформацию, особое умение вампиров, которому научился за долгие двадцать лет в подземельях Тринадцатого департамента. Ким понимал, что живым ему не уйти, но, по крайней мере, был уверен в том, что эту мразь он заберет с собой.

Глава X Кто они есть

Эль закончился. Рагдар с сожалением глянул на опустевшую кружку, с трудом подавив желание как следует треснуть ею о чью-нибудь голову, опустил кружку на стол и огляделся. Народу в таверне осталось немного – несколько стражников после смены расслаблялись элем, двое припозднившихся купцов, с вечера обсуждавших сделку, осоловело потягивали вино в дальнем углу, да молодой парень, явно путешественник, спустился в общий зал позавтракать да заказать припасов на дорогу. Еще несколько часов назад это разочаровало бы скучающего северянина, но после разговора с этим странным человеком, Вегой…

Внимание варвара привлек блеск под столом. Наклонившись, Рагдар разглядел кольцо с прорезями, в которые были вставлены крохотные кусочки металла.

Варвар принялся вспоминать, откуда диковинная вещица могла появиться под столом самой обычной, хоть и хорошей таверны. И наконец сообразил, что в тот миг, когда он подходил к столу, ничего подобного подле него не лежало. Значит, сию штуковину потерял новый знакомый, Вега.

Покосившись на луну, нахально заглядывающую в окно, северянин поднялся со скамьи, опустил диковинку в карман.

– Любезный, подскажи, в какой комнате живет человек, с которым я разговаривал полчаса назад? – обратился он к трактирщику.

Мэхил окинул варвара взглядом, явно прикидывая, стоит ли отвечать на его вопрос, или лучше вежливо отказать.

– Лорд де Вайл?

Рагдар, несколько удивленный фактом дворянства нового знакомого, – тот держался без всякой заносчивости – почувствовал сомнения почтенного хозяина «Пушистой наковальни» и уточнил:

– Он забыл на столе свою вещь, хочу вернуть.

– Тринадцатые комнаты в южном флигеле, – после секундного замешательства ответил Мэхил.

– Благодарю.

Пройдя по коридору во флигель, Рагдар поискал глазами дверь с тринадцатым номером, подошел к ней и замер, услышав странные звуки, доносящиеся даже сквозь толстые стены. Действуя по наитию, северянин осторожно приоткрыл дверь – она была не заперта.

Вега лежал на полу. Его били странные судороги, тело выгибалось дугой совершенно невозможным для человека образом, ногти остервенело скребли пол. С бледных, сведенных судорогой губ срывался хрип, переходящий в рычание, за ним – полный муки стон.

Рагдар замер, пораженный открывшейся картиной, мелькнула мысль – приступ какой-то болезни, но этот вариант тут же был отвергнут. Взгляд Веги на миг нашел глаза варвара и в этом взгляде не было не то чтобы ничего человеческого – даже разума в нем не было.

Судороги прекратились, Вега вскочил на ноги, выхватывая из-за голенища сапога узкий длинный стилет из блестящего черного не то камня, не то стекла. На перекошенном лице застыло выражение мрачной решимости. Его рука взметнулась к горлу…

На то место, где только что стоял Рагдар, с громким стуком упали две секиры и боевой нож. Огромный бело-серебристый волк сбил неудачливого самоубийцу с ног, рухнул сверху, придавливая всем телом к полу.

И тут оборотень очень сильно удивился. Он никогда не сталкивался ни с кем, кто был физически сильнее его – не считая, конечно, Князя-Чародея. Поэтому то, что произошло в следующее мгновение, оказалось для Рагдара неожиданностью.

Вега просто отшвырнул его в другой конец комнаты, тут же вскочил на ноги, отбрасывая стилет и вырывая из ножен номиканские – как определил их для себя варвар – мечи. Черные глаза пылали безумием, сжимавшие рукояти пальцы побелели. Взметнулся вихрь клинков, обращая недавнего собеседника в ураган смерти.

Волк метнулся к своему оружию, на бегу перекидываясь, подхватил тяжелые секиры и тут же был вынужден защищаться от града ударов.

Несмотря на то, что Вега казался безумцем, способности мыслить он явно не утратил. Ни одного лишнего движения, ни единого удара впустую. Рагдару было невероятно сложно блокировать его атаки или уклоняться от них. Короткий взмах меча – и одна из секир отделилась от рукояти, глубоко воткнувшись в пол буквально в полудюйме от ноги оборотня. Спустя несколько секунд вторая секира отлетела в сторону. Северянин остался безоружен перед лицом воплощенной гибели.

Уклоняясь от следующей атаки, он не удержал равновесия и, оступившись, растянулся на полу. Хищно взлетел чуть изогнутый меч над головой, и… Пальцы Рагдара наткнулись на тонкую рукоять стилета.

Рванувшись в сторону, оборотень чудом избежал удара, что должен был снести ему половину черепа, отделавшись глубоким порезом на лбу. Хлынувшая кровь мгновенно залила глаза, варвар инстинктивно подался назад, ощутил поток воздуха у горла, вызванный стремительным полетом номиканского меча, и рванулся вперед, метя стилетом туда, где должен был стоять его противник.

Узкое лезвие по рукоять вошло во что-то мягкое. На пальцы Рагдара упали капли чего-то густого и теплого, но острый волчий нюх не признал в этом кровь. Взмахнув свободной рукой, он стер с глаз свою собственную кровь, вновь обретая возможность видеть.

С тихим звоном рухнули на пол мечи. Глаза вновь приобрели осмысленное выражение, Вега опустил взгляд вниз – рукоять стилета торчала из живота чуть пониже солнечного сплетения. Он посмотрел на Рагдара.

– Прости, – с трудом проговорил Вега, прежде чем без сознания рухнуть на пол.

Около полуминуты северянин стоял над поверженным врагом, тупо глядя на перепачкавшую его руки темную, густую субстанцию, которая была абсолютно не похожа на кровь, но тем не менее ею являлась. Перевел взгляд на лежащую рядом секиру – и увидел, что ее лезвие покрыто той же псевдокровью. Вновь посмотрев на Вегу, Рагдар понял, что одним ударом все же достал его в плечо, причем секира перебила ключицу. Как он после этого сражался левой рукой – непонятно. Но, присмотревшись, варвар увидел, что кость почти полностью срослась, прекратилось кровотечение, и края раны медленно, но верно стягиваются. Гораздо медленнее, чем регенерировал сам Рагдар – порез на лбу уже полностью зажил, но все же рана уже начала закрываться. В отличие от той, что была нанесена стилетом.

Очень витиевато выругавшись, оборотень перенес раненого на постель, распорол ножом рубашку, осторожно извлек стилет. Он уже понимал, что Вега – не человек, но от всей души надеялся, что внутренние органы у него расположены, как у людей. В таком случае можно было с уверенностью сказать, что никакие жизненно важные органы не пострадали.

Перевязав рану, Рагдар прислушался к дыханию Веги – оно уже стало ровным и спокойным. И только теперь внимательно рассмотрел стилет.

Он был изготовлен из сиаринита – камня вулканического происхождения. Узкое трехгранное лезвие наносило раны, практически не подлежащие зашиванию. Полая рукоять, сделанная из стали, уравновешивала клинок – его можно было метнуть. Предназначено оружие было для женщины или эльфа. Или любого другого, обладающего узкой, изящной кистью. Бросив взгляд на руки Веги, Рагдар уже даже не удивился – кисти были эльфийские.

Что-то еще не давало покоя, что-то, связанное именно с эльфами. Оборотень, прикрыв глаза, принялся восстанавливать в памяти схватку.

И вспомнил.

В тот момент, когда Вега черкнул его по лбу, черные волосы отлетели назад. Уши, которые полчаса назад были абсолютно нормальными, по-человечески круглыми, сейчас заострились и вытянулись, как у самого заправского эльфа.

Однако ни эльфом, ни даже полуэльфом Вега не был.

Рагдар удобно устроился в кресле возле кровати, настроившись на длительное ожидание. Сиаринитовый стилет он на всякий случай оставил под рукой, памятуя о неуязвимости Веги к обычному оружию.

Во время схватки хмель из головы выветрился полностью, но, несмотря на феноменальную силу и выносливость, Рагдар смертельно устал за последние двое суток. Тяжелая дорога, проблемы при въезде в город, вечерняя попойка с Вегой, потом этот поединок… Северянин сам не заметил, как провалился в сон.

Из забытья Рагдара выдернул стон и последовавшая за ним тихая, но внятная и очень злобная брань. Мгновенно очнувшись, оборотень сжал пальцы на рукояти стилета – те три, что на ней помещались, – и, наклонившись вперед, открыл глаза, готовый в любую секунду откатиться в сторону, уходя от атаки.

Вега полусидел на постели, прижав ладонь к ране. Сквозь наложенную Рагдаром повязку просочилась темная кровь.

– Доброе утро, – усмехнулся варвар.

– Какое, к дьяволу утро?

– Раннее, – Рагдар поднялся на ноги, бросил в петлю уцелевшую секиру. – Я не буду ни о чем спрашивать. Захочешь – расскажешь. Не захочешь – не очень-то и надо. Удачи. Ах, да, чуть не забыл – держи эту вещь подальше от своих врагов, – с этими словами он швырнул стилет на стол, развернулся и направился к двери.

– Зато я буду спрашивать! – раненый приподнялся на локте.

Оборотень, игнорируя реплику недавнего противника, распахнул дверь спальни.

– Рагдар, стой! – Вега предпринял попытку вскочить на ноги, но переоценил свои силы и, глухо вскрикнув от боли, рухнул обратно. На повязке вновь проступила кровь, влажно блеснувшая в свете догорающей свечи на столе.

Тяжело вздохнув, северянин обернулся, помедлил секунду и, захлопнув дверь, вернулся к кровати. Черные глаза Веги сверкали злостью. На миг Рагдар удивился, но тут же понял – тот злился не на него, а на самого себя.

– Что вчера произошло? – пронзительный взгляд впился в сине-серые глаза варвара.

– Ничего не помнишь, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес оборотень.

– Очень смутно. Какие-то обрывочные моменты, – признался Вега, усаживаясь поудобнее. – Проклятье! – выругался он, когда повязка надавила на рану. – Рагдар, будь другом, достань из верхнего ящика стола шкатулку.

Получив желаемое, Вега извлек из коробочки небольшой пузырек полупрозрачного зеленого стекла, отпил примерно половину. Затем стилетом срезал повязку, глянул на рану – и остолбенел.

– Сиаринит… Кто меня ранил?

– Вообще-то я, – оскалился оборотень. – Сперва ты попытался всадить эту сиаринитовую штуку себе в горло, но я тебе помешал. А потом ты на меня кинулся, едва не убил. Защищая свою жизнь, я воткнул в тебя единственное оружие, оказавшееся под рукой в тот момент.

С каждым словом Рагдара Вега бледнел все больше. Учитывая то, что его кожа от природы имела весьма светлый, матовый оттенок, к концу короткой речи варвара раненый сравнялся цветом со свежевыпавшим снегом. Лихорадочно блестевшие глаза потухли.

– Расскажи подробнее, если можешь, – попросил Вега, накладывая на рану порцию пахучей мази из плоской коробочки.

И Рагдар начал рассказывать, изо всех сил стараясь не смотреть на пятна темной, почти черной крови на отброшенной в сторону старой повязке.

Когда он закончил, Вега долго сидел, уставившись в одну точку.

– Все понятно, – наконец прошептал он.

– Что понятно?

– Что со мной произошло. Все из-за моего прошлого. Слишком многое случилось за двести восемь лет моей жизни…

– Сколько? Ты что, маг?

– И маг тоже, но, во-первых, в этом мире я почти полностью лишен магических способностей, а во-вторых, по меркам моей расы я еще юнец.

– В этом мире? Есть другой? Твоей расы? Какой? – глаза изумленного Рагдара приобрели форму правильного круга.

– Миров очень много. Этот – один из семидесяти трех миров сектора h-35, а секторов в нашей Вселенной насчитывается более трехсот, в каждом не менее полусотни миров. Впрочем, это неважно.

– Так теория множественности миров верна?

Настал черед Веги округлившимися от удивления глазами воззриться на собеседника. Какому идиоту пришло в голову назвать этого человека варваром?

– Не совсем. Раз ты с ней знаком, то можешь прикинуть, что в ней истина, а что – нет. Касаемо расы… Ну то, что я – не человек, ты уже понял.

– Ага. А также не эльф и не дворф.

– Если проводить аналогии с вашим миром, то моя раса наиболее схожа с даргелами.

– Каста людей, которыми правили маги, производившие генетические изменения людей? После чего они превращались в нечто, более сильное, ловкое и так далее… Мало что про них знаю.

– Примерно так. Меня практически не убить обычным оружием, даже прямое попадание из арбалета в голову грозит мне максимум трехдневным постельным режимом. Это если попадут очень удачно. Зато любая царапина, нанесенная сиаринитом, заживает вдвое дольше, чем обычная рана у обычного человека.

– Ну что же, это многое объясняет.

Рагдар замолчал, потрясенный свалившейся на него информацией. То, что он только что услышал, казалось бредом сумасшедшего, но сейчас Вега вовсе не был похож на безумца.

– Ты пояснил многое, но не все, – наконец произнес оборотень. – То, что с тобой вчера происходило, это для твоей расы как, нормально?

Новоявленный даргел отрицательно покачал головой.

– Нет. Это не нормально.

– Тогда почему?

– Я же говорю – призраки прошлого. Смотри, – Вега снял с тумбочки удивительно четкий и детальный портрет рыжеволосой симпатичной девушки лет двадцати. – Это Францеска. Единственная и любимая. Она погибла у меня на руках, спасая мне жизнь…

И он начал рассказывать. На сей раз – без утайки. Он не отдавал себе отчета в том, что видит Рагдара второй раз в жизни, что его тайны могут быть использованы против него, что говорить об этом смертельно опасно… Вега испытывал к северянину искреннюю симпатию и доверие. И ему необходимо было выговориться. Единственное, во что он не углублялся – это история его расы. В конце концов, это был не совсем его секрет…

Когда даргел закончил, оборотень долго смотрел в одну точку, потрясенный тем, что услышал. Он и подумать не мог, что с кем-то может произойти подобное. Немного помолчав, Вега вновь заговорил:

– Я думал, что в новом мире смогу начать жизнь заново. С чистого листа. Думал, кошмары оставят меня в покое, думал, здесь я выдержу. И сам смогу жить нормально, и Аригу с детьми терроризировать своими приступами не стану. Ошибся, к сожалению. Видимо, для меня все закончилось… – Загоревшийся было в глубине черных глаз огонек угас. Взгляд стал пустым и невозможно усталым. Это был взгляд еще не сломавшегося, но находящегося на грани человека.

Рагдар с тревогой смотрел на друга. Да, именно друга. И не имело значения то, что знакомы они были всего десять часов. Но варвар прекрасно понимал, что сейчас Веге нужна помощь. Но только какая? Он чувствовал, что попытка доказать, что все еще впереди, здесь не поможет. Быстро перебрав в уме всевозможные варианты, оборотень наконец остановился на единственно верном.

– И что? Сдаешься? Возьмешь свой гребаный стилет и воткнешь себе в глотку, как пытался сделать вчера? Или попросту сопьешься? Или придумаешь еще какую-нибудь очередную глупость в том же духе? Это путь слабака, – нарочито грубо произнес Рагдар. В устремленном на него взгляде антрацитовых глаз мелькнула боль. Северянину было нестерпимо стыдно, но лекарство бывает горьким.

– Ты не понимаешь, я…

– Конечно, я не понимаю, куда уж нам, дикарям! Сломался, а теперь пытаешься оправдаться. Я был о тебе лучшего мнения, – с этими словами варвар поднялся и направился к двери.

– Рагдар!

Он обернулся, стоя уже в дверном проеме. Чуть презрительно посмотрел на друга – кто бы знал, как тяжело дался оборотню этот взгляд, – и тихо произнес:

– Я-то думал, ты – мужчина, воин. А ты, оказывается, сопливая истеричная девка.

И вышел, хлопнув дверью и оставив даргела с отвисшей от такого хамства челюстью приходить в себя.

До рассвета оставалось около часа. Рагдар шел по улице, прихлебывая из кувшина эль и размышляя о событиях последней ночи. Он искренне надеялся, что его «шоковая терапия» сработает как надо, а не окажется последней каплей.

Внезапно внимание оборотня привлекли крики в соседнем переулке.

– Ату его, ату!

– Бей нелюдя!

– Не уйдешь, тварь ушастая!

И полный ненависти крик. Высокий, звонкий голос хрипел от ярости.

– Мразь!

Не раздумывая более, Рагдар бросился в переулок. Его глазам открылась следующая картина: шестеро богато одетых молодых людей явно благородного происхождения уже прижали к стене высокого беловолосого эльфа. Эльф из последних сил отбивался длинным мечом от шпаг и кинжалов нападавших, но их было слишком много. По плечу стекала кровь из раны на шее, беловолосый заметно припадал на левую ногу.

Будь здесь обычная драка, Рагдар прошел бы мимо. Драться сейчас не хотелось. Но он с детства ненавидел нечестный бой, а то, что сейчас происходило в переулке, больше всего было похоже на убийство ради удовольствия. Потому оборотень вырвал из петли уцелевшую в схватке с Вегой секиру и кинулся на молодых людей. Но даже здесь он остался верен себе, и несмотря на явную выгоду бесшумного подкрадывания и удара в спину, северянин не стал унижать себя и криком предупредил противников о своем приближении.

Схватка закончилась быстро. Длинный меч в руках получившего шанс выжить эльфа молнией взметнулся вверх, и хищной птицей упал на руку ближайшего, отсекая ему кисть. Парень с воплем рухнул на камни мостовой, прижимая обрубок руки к груди. Рагдар мощным ударом отшвырнул еще одного на противоположную сторону переулка, переломав, похоже, половину ребер. Лезвие меча беловолосого неуловимым движением чиркнуло по горлу третьего, тот захрипел и, давясь собственной кровью, опустился рядом с товарищем. Еще одному варвар заехал плоской стороной секиры по лицу, оглушая. Оставшиеся двое оценили ситуацию и поступили максимально разумно – бросились бежать со всех ног, оглашая окрестные улицы криками: «Стража-а-а!!!»

– Ты как? – поинтересовался северянин у эльфа. Тот поднял на него взгляд нечеловечески зеленых глаз.

Оборотень вздрогнул. У него не было причин не любить представителей других рас, в том числе эльфов, но этот почему-то вызывал жгучую неприязнь на подсознательном уровне. Прислушавшись к себе, Рагдар понял – беловолосый не нравился его звериной половине.

В зеленых глазах, к удивлению варвара, мелькнули схожие чувства.

– Благодарю, в порядке. Спасибо за помощь, – не то проговорил, не то прошипел он.

– Рагдар, – он протянул эльфу руку. Тот вздрогнул, но вложил изящную эльфийскую кисть в широкую ладонь.

– Киммерион.

– Вот они, вот!!! – послышались крики за спиной. Эльф и северянин резко обернулись.

К ним бежали несколько стражников, за которыми на безопасном расстоянии следовали те двое.

Бежать смысла не было – переулок оканчивался тупиком. Драться со стражей было глупо – только хуже было бы. Киммерион пытался дернуться, когда ему больно выкрутили руки, но тут же получил древком алебарды в лицо и притих.

Им не повезло. Очень не повезло. Молодой человек, которому Киммерион отсек руку, оказался сыном герцога фон Ларда, главы Шестого департамента. После короткого, явно лишь для проформы, допроса эльфа и северянина отволокли в камеру, куда примерно через час зашел судья в компании подручных герцога, дабы зачитать приговор. Рагдара ждала виселица, Киммериону повезло меньше – разъяренный герцог, упирая на неоспоримую вину эльфа, отсутствие гражданства и нелюдское происхождение, вытребовал для того, кто искалечил его сына, костер. Затем подручные герцога крепко избили обоих, особенно досталось, естественно, Киму, и ушли в сопровождении судьи.

Казнь назначили на вечер, за час до заката.

* * *

– Ты видел его?

– Естественно.

– И что?

– Любопытный юноша. Вы не поверите, он не боится солнечного света, хотя не обладает должной силой и ловкостью. Вроде как обычный эльф, но многое умеет из вашего персонального арсенала, – Кайран де Марано с удобством расположился в кресле, крутя в тонких пальцах бокал с красным вином. Его собеседник стоял у кресла за тяжелым письменным столом, на котором в творческом беспорядке лежали бумаги.

Это был высокий человек лет тридцати пяти. Длинные волнистые волосы цвета воронова крыла спадали чуть ниже плеч, тонкие, аристократические черты лица, пронзительные красновато-карие глаза. Он был красив, но в чертах лица неуловимо скользило нечто отталкивающее.

– Действительно, необычно. Ты приставил наблюдателей?

– Разумеется. Они приступят завтра вечером, я снял с прежнего задания четвертую группу. Их заменят шестнадцатые, а ребята из четверки займутся Киммерионом.

– Губерт действительно обучал его фехтованию?

– Похоже на то. Но к скрипке учителя эльф даже притронуться не позволяет. Я сегодня попробовал…

– И что?

– Я получил ножнами по пальцам и собственную перчатку в лицо.

Черноволосый улыбнулся. Его улыбка выглядела жутковато, тем более что оба верхних клыка были чуть длиннее остальных зубов. Такое нередко случалось у обычных людей, но у него почему-то превращало улыбку в оскал.

– И что ты сделал?

– Сперва я извинился и отклонил вызов, – рассмеялся Кайран.

– А потом?

– Потом наш дражайший Киммерион сообщил мне, что раз я такой трус, что боюсь принять его вызов, то он опозорит меня перед всем Мидиградом. Я не выдержал и пояснил, что способных на подобное людей крайне мало и он к их числу не относится. Киммерион повторил вызов, мне пришлось его принять.

– Надеюсь, ты его не убил и даже не покалечил? – судя по тону, если бы Кайран не оправдал надежд черноволосого, его ждала бы незавидная участь.

– Естественно. Уколол неприятно, на несколько часов лишив возможности нормально передвигаться, и ушел, сказав на прощание пару умных фраз. Пусть мальчик подумает.

– Хорошо. Что, по твоему, следует предпринять далее?

– Пусть развивается. Он не представляет для нас угрозы, изучать его лучше на расстоянии, от грандиозных идей мести Тринадцатому департаменту его отвлекла идея мести мне лично, а от идеи мести мне лично – моя красивая речь. Экспромт, между прочим.

– Избавь меня от твоих красивостей. Ладно, твой план поддерживаю.

– Александр, вы займетесь этим лично?

– Нет, конечно, – он вновь нехорошо улыбнулся.

– А кто тогда? Меня начинают терзать смутные подозрения… – По лицу виконта было видно, что эти подозрения ему очень не нравятся.

– Кайран, ты слышал когда-нибудь такую фразу: «инициатива наказуема»? Ты предложил план, тебе его и реализовывать. Послезавтра жду полный отчет по Киммериону, а завтра… Я надеюсь, ты подготовил бумаги, пришедшие из Вестиньера?

– Да, – ответил Кайран слишком быстро, чтобы это могло быть правдой.

– У тебя пятнадцать часов. Свободен.

Виконт де Марано изящно поднялся на ноги, поклонился и покинул кабинет главы Тринадцатого стола Имперской Канцелярии Александра Здравовича.

Глава XI Сны и предсказания

Костер догорал. Язычки пламени неуверенно приплясывали на краснеющих угольях, завершая последний танец. До рассвета было еще далеко.

Талеанис невидяще смотрел в костер. Он уже не чувствовал боли в усталых ногах, жара углей и сырости земли. Ему было очень плохо. Перед глазами вновь и вновь вставали картины той ужасной ночи, полуэльф не мог забыть жуткую морду Левиафана, бесконечный ужас, исказивший черты Нортахела, а главное – пронзительный взгляд темных глаз эльфийской богини…

– …Вот мы и встретились, Левиафан.

Голос Дианари Лиаласы звенел сталью. Это казалось вопиюще неправильным – ее голос должен был журчать, как весенний ручей, плясать перезвоном серебряных колокольчиков, лететь вечерним ветерком, но не звенеть ледяной сталью меча.

– Да, Дианари, вот мы и встретились. Помнится, последняя наша встреча проходила в более неприятных для тебя обстоятельствах, – демон гнусно ухмыльнулся.

– Я бы не советовала тебе об этом упоминать.

– Это почему же?

Дианари тяжело вздохнула.

– Я не собираюсь с тобой препираться. Я предлагаю тебе выбор – или убирайся прочь из этого мира и сразись со мной в открытом Междумирье, или оставайся здесь – но тогда я приложу все усилия к тому, чтобы уничтожить тебя безвозвратно. Выбирай – или я решу за тебя, – звенел ледяной голос.

Левиафан расхохотался.

– Да, пожалуй, я выберу. Последнее. И посмотрю, как ты, богиня, будешь воплощаться в закрытом мире и как этот мир разлетится на куски при твоем воплощении.

– Ты ошибся, – Лиаласа покачала головой. – Я уже воплотилась. Я в этом мире, и тебе от меня не уйти. Сейчас, пока тебя защищает последствие Возвращения, я ничего не могу тебе сделать, но как только это закончится…

Талеанис тихо пополз прочь от поляны. Действие наркотика закончилось, он начал понимать, что натворил.

Внезапно за деревьями показался просвет. Полуэльф вскочил на ноги, бросился вперед и…

Его словно молнией ударило. Это оказалась та самая уничтоженная им при помощи слуг Левиафана деревня. Дотлевали головешки последних домов, над пепелищем витал запах боли и ужаса, а глядя на мертвые тела, Мантикора с ужасом понял, что отчетливо, до мельчайших подробностей помнит, как убивал каждого из них, что они кричали перед смертью, помнил каждый взгляд.

Внезапно послышался тихий стон. Талеанис резко обернулся.

Девушка лет восьмидесяти. Тоненькая, некогда светловолосая, а сейчас совершенно седая. Сероглазая. Приподнявшись на локте, она смотрела на полуэльфа, а в почти детских глазах стояла боль и непонимание. И как ее пропустили бесы? Живот девушки был распорот, внутренности тянулись за ней на десять футов. Эльфа прижимала к себе девочку, совсем малышку – не более тридцати лет, – очень на нее похожую. Младшая сестренка, решил Талеанис. А потом, присмотревшись, с удивлением понял – во-первых, девочка была жива и даже не ранена, во-вторых, ей было не тридцать, а от силы десять лет, и в-третьих – девочка не была эльфой. Точнее, была, но лишь наполовину.

– За… что?.. – прохрипела юная эльфа. – Это… больно… Что мы тебе… сделали?..

Повинуясь необъяснимому порыву, Талеанис подошел ближе и опустился рядом на колени. Эльфа протянула руку к его лицу.

– Это очень… больно… – вновь повторила она. Тонкие окровавленные пальцы коснулись виска.

Мантикора закричал. На него в одно мгновение свалилась боль всех погибших этой ночью в деревне, вся их боль, весь ужас и – непонимание. Непонимание – за что? Это оказалось настолько невыносимо, что полуэльф потерял сознание.

Мантикора очнулся от детского плача. Медленно поднял голову, не сразу осознав, где находится, открыл глаза. И тут же скорчился в приступе жестокой рвоты. Из организма выходили последние остатки демонического наркотика. Внутри живота словно бы кто-то шуровал раскаленной кочергой, голова раскалывалась на части.

Наконец кошмар закончился. Отдышавшись, Талеанис медленно встал. И тут же встретился взглядом с седой эльфой. Глаза ее были какие-то странные – он не сразу понял, что она умерла.

Полуэльфочка лежала рядом с ней и тихо плакала, бормоча что-то на эльфийском. Вслушавшись, Мантикора расслышал:

– Мама… Мамочка… Мама, проснись, не умирай, не надо… мама… – тут она резко обернулась, и, увидев Талеаниса, дико закричала. – Нет! Не надо, не надо, больно, больно, маме очень больно, не надо…

Наклонившись, Мантикора легко подхватил девочку на руки. Она сжалась в комочек, словно бы закрываясь от удара. Прошипев сквозь зубы злобное проклятие в собственный адрес, полуэльф прикинул, где находится, и двинулся на запад, к озеру Крионэ.

Прошло три дня. Талеанис, дойдя с девочкой до озера, отмывшись, перестирав одежду и искупав полуэльфу, вернулся ненадолго в сожженное поселение эльфов, где из уцелевших вещей выбрал то, что было необходимо в дороге. И они отправились на восток, прочь от Крионэйского княжества и эльфийских лесов.

Полуэльфа до сих пор жутко боялась Мантикоры, отказывалась разговаривать, но сбежать не пыталась. Большую часть пути Талеанис нес девочку на руках.

Сейчас она спала, завернутая в его плащ, а сам полуэльф невидяще смотрел в догорающий костер. Он не знал, что ему дальше делать, и не понимал, что произошло.

Спустя некоторое время и его сморил сон…

Мантикора брел по бескрайнему лесу, под ногами стелился серебристый туман, усыпанное звездами небо изредка просвечивало сквозь густые кроны деревьев. Он не знал, куда идет, просто шел вперед.

– Ну наконец-то, – раздался голос откуда-то сбоку.

Талеанис резко обернулся.

На нижней ветке дуба сидел Нортахел. Он задумчиво смотрел на полуэльфа, в его взгляде сквозили презрение и ненависть, странным образом смешанные с надеждой.

– Ты?

– Я. Ну и что ты натворил? – Эльф легко спрыгнул с ветки и подошел к Мантикоре, глядя ему в глаза.

– Я только хотел отомстить тебе… – пробормотал ошарашенный Талеанис.

– За что?

– Ты убил мою мать и хотел убить меня! Только за то, что я – наполовину человек!

– Ничего подобного, – фыркнул князь. – Я хотел убить тебя потому, что ты бастард моей жены. О тебе говорилось в предсказании рода, я должен был убить тебя. Иначе ты бы убил меня. А этого нельзя было допустить.

– Да кто тебе сказал, что твоя жизнь стоит жизни ни в чем не повинной женщины и младенца? – Мантикора уже перестал раскаиваться в том, что убил этого эльфа.

– Причем здесь это? Ты не должен был жить не потому, что Инерика изменила мне, не потому, что ты полуэльф,[14] – последнее слово Нортахел произнес после секундной задержки, и Талеанис услышал непроизнесенное, но повисшее в воздухе ненавистное «получеловек». – О тебе говорилось в пророчестве. Ладно, раз уж натворил дел, так теперь слушай. – Эльф легко вскочил на нависающие над землей ветки дуба, удобно устроился в развилке. – Давным-давно в наш мир пришло отвратительное создание. Демон по имени Левиафан… И несколько друзей, довольно известные герои, бродившие по миру и уничтожавшие чудовищ – лесной эльф, двое людей, орк и серая эльфа – отправились сражаться с ним. Это было долгое приключение, долгое и страшное. Двое из команды – человек и орк – погибли во время схваток с ним, но потом эльфе повезло обнаружить в одной из древних книг способ, как можно было справиться с демоном. Друзья заманили его в ловушку, где уже была подготовлена звезда и прочие атрибуты подобной магии. И Левиафан был заточен в одного из членов команды.

– Только не говори, что в тебя!

– Нет, конечно! Не говори глупостей, это происходило более пяти тысяч лет назад. Это был мой прапрадед.[15] После ритуала друзья узнали, что именно удалось сделать эльфе. Всевозможные вредоносные заклинания, в том числе заклятие заточения, на этого демона почему-то не действовали, за одним исключением.

– Каким?

– Проклятия. Она просто прокляла его, заперев в теле моего прапрадеда и запечатав его сознание. После смерти прапрадеда дух демона перешел в тело прадеда вместе со знанием о проклятии, потом – деда, отца, и, наконец, меня. Но всякое проклятие можно снять при помощи мага или клирика, или выполнив ограничительное условие. Обратиться к кому-либо Левиафан возможности не имел, а вот ограничительное условие… Оно зависело не от него. – Нортахел запрокинул голову, и, глядя на просвечивающие сквозь листву звезды, проговорил: – Вырвется на свободу Левиафан, когда носитель его будет убит бастардом собственной жены, но лишь освободитель станет убийцей. Говоря проще, бастард моей жены, убив меня, выпустил эту тварь на свободу, но теперь именно этот бастард – то есть ты – может убить Левиафана. Понятно?

– Да… – пробормотал потрясенный Мантикора. Вот теперь он действительно понял, что натворил.

– Мой отец вынашивал планы по окончательному уничтожению Левиафана. Он позаботился о том, чтобы у его жены был ребенок не от него. Этого ребенка, моего брата по матери, названного Кермистианом, он воспитывал сам – моя мать даже не подозревала, что ее старший сын не от мужа – и воспитывал как убийцу демона. Отец хотел, чтобы Кермистиан убил его, выпустив тем самым Левиафана на свободу, а потом уничтожил демона.

К сожалению, планам моего отца не суждено было сбыться. Узнав правду о своем рождении и предназначении, Кермистиан, любивший отца не меньше от того, что не был ему родным по крови, бежал из княжества. Спустя пять лет до нас дошла весть о том, что Кермистиана казнили в Империи, где тогда шло повальное истребление всех, не принадлежащих к расе людей.

Вскоре началась очередная вялотекущая война – люди хотели отхватить у нас очередной кусок лесов, – которую мы выиграли, но мой отец погиб в последнем сражении. Дух демона перешел ко мне. К сожалению, – эльф опустил голову, его взгляд сделался несколько виноватым, – я не обладал железной волей моих предков. Во-первых, я женился, чего не позволял себе ни один из носителей до моего отца, но в отличие от отца, я женился просто по любви, а не по необходимости. Во-вторых… Во-вторых, я не смог удерживать волю и разум Левиафана в плотном коконе, что позволило демону иногда брать меня под контроль, заставляя совершать выгодные ему поступки.

Когда я понял, что Инерика, моя любимая Инерика, родила получеловека, ублюдка, моей ярости и боли не было предела. Но я мог ее простить. Лишить ее жизни меня вынудил Левиафан, боящийся, что Инерика может в дальнейшем помешать своему сыну убить меня. Он же не позволил мне убить тебя при рождении, внушив мне, что я тем самым могу навлечь на себя гнев Мерцающей Звезды. И я просто приказал Илленмилю бросить долгожданного бастарда жены носителя в лесу. Левиафан знал, что он не позволит тебе погибнуть. Что и произошло.

Через три года ко мне пришел Алстикирен, отец Лианэй, возлюбленной Илленмиля, которая в свое время увезла тебя к оркам. Он предложил мне жениться на его дочери. Я, удивленный столь неожиданным предложением, решил узнать, в чем дело. Обладая неплохими магическими способностями, я проник в его память и понял, что случилось. Этот достойный эльф, воспитанный в древних традициях, увидел дочь, когда она занималась любовью с Илленмилем на берегу Крионэ, и в ярости пристрелил его, а теперь пытался спрятать “позор” дочери. Мне стало интересно, и, дотянувшись разумом до дома Лианэй, я проник в ее сознание. И узнал, что она беременна от своего возлюбленного. А поскольку к тому моменту я уже был готов попробовать повторить эксперимент отца, то тут же согласился взять ее в жены.

К сожалению, Алстикирен не придумал ничего умнее, чем сообщить об этом Лианэй до того, как я успел с ней поговорить. Девушка, насмерть перепуганная этим известием – обо мне и моем отношении к изменам, а тем более изменам, заканчивающимся рождением чужого ребенка, ходят довольно страшные истории – сбежала вместе со своим братом Киммерионом. К сожалению, об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно.

Десять лет назад я узнал, что ты выжил. С того момента я постоянно наблюдал за тобой, рассчитывая, что если ты вырастешь достаточно сильным и умелым воином, не лишенным способности думать, то когда ты придешь меня убивать, я расскажу тебе эту историю и предупрежу, что произойдет сразу после моей смерти. Если ты адекватно отреагируешь на мой рассказ, я обучу тебя некоторым приемам, которые помогут тебе убить Левиафана, а потом ты убьешь меня, высвобождая демона. Но…

К сожалению, тогда на поляне Левиафану вновь удалось взять меня под контроль. Он заставил меня спровоцировать тебя на немедленный поединок, причем таким образом, что ни о каком разговоре не могло быть и речи. Он же помешал убить тебя, когда ты поскользнулся.

Теперь решай сам. Все в твоих руках. Если ты не трус и у тебя есть хоть капля совести, искупи свою вину перед детьми, убитыми тобой в деревне, перед девушками, замученными на алтарях Левиафана по твоей вине, перед Лианной, оставшейся без матери.

– Лианной?

– Той девочкой, которую ты забрал из деревни. Искупи свою вину перед всеми ними, уничтожь Левиафана! – Нортахел невероятно быстро спрыгнул с ветки, теперь он стоял в шаге от Мантикоры, его синие глаза пылали огнем. – Я ненавижу тебя, полуэльф, ненавижу за Инерику, за эльфов из нашего поселения, за сожженные дома, за зеленоглазую Маалинни, изнасилованную тобой… Но несмотря на мою ненависть, я прошу тебя, я умоляю – уничтожь Левиафана!

Талеанис отшатнулся. Ему страшно было смотреть в эти глаза. В последний раз прозвучал уже в голове крик – «Уничтожь Левиафана!» – и… Мантикора проснулся.

Бегство на восток продолжалось. Вскоре удалось украсть лошадей в маленьком эльфийском поселении. К счастью, Лианна хорошо держалась в седле. Девочка уже немного оправилась от трагедии в деревне, хотя к Мантикоре относилась с опаской – слишком уж он был похож на страшного ночного убийцу.

А Талеанис издали ею любовался, остро сожалея, что она не постарше лет на десять. Рыженькая, длинноволосая, она обещала вырасти красавицей. К зеленым глазам уже вернулось озорное выражение, седая прядка справа надо лбом придавала девочке неповторимый шарм, а чуть заостренные, как у самого Мантикоры, ушки, выглядывавшие из волос, очаровательно меняли свое положение в зависимости от настроения полуэльфочки.

С той ночи, когда Нортахел приснился Талеанису, прошло десять дней. И он почти убедил себя в том, что это был лишь сон. Почти.

Глава XII Побратим

Услышав впереди дробный перестук копыт и скрип тележных колес, Арна со вздохом достала из кармана повязку. Обычно она, путешествуя по безлюдным местам, не прятала странный взгляд синих глаз, но, оказавшись хоть на пару минут в обществе разумных, предпочитала надевать повязку – мало кому понравится, когда собеседник смотрит сквозь тебя.

Тем временем повозка почти поравнялась с ней. Арна привычно подняла психощит, закрываясь от чужих эмоций.

– Эй, любезная, куда путь держишь? – окликнули ее.

– Туда, куда ведет эта дорога, – спокойно ответила Арна.

– Раба купить не желаешь?

Девушка остановилась, словно налетев на стену. А работорговец, приняв задержку за заинтересованность, продолжал нахваливать свой товар:

– Здоровый, сильный, не пожалеешь! Ежели по дороге разбойники встретятся, а там дальше места неспокойные, так он одной рожей их разгонит! Чистокровный орк!

У Арны мелькнула мысль – когда бы не пояс выходца из монастыря Дан-ри, быть бы ей не покупателем, а таким же товаром в жадных лапах работорговца. Она тяжело вздохнула и опустила щит.

От омерзения девушку чуть не стошнило.

Их было восемь человек. Пятеро еще не безнадежны, двое – подлежащие уничтожению твари Зла, а вот последний…

Раанист предупреждал о них. Равнодушный. Он не вызывал того отвращения, как те двое, и от него не плескало болью, ненавистью и гордостью, как от орка. Он был никакой. И Арне стало страшно.

На лице страх не отразился, она умела контролировать себя. И, улыбнувшись, заинтересованно спросила:

– И сколько ты хочешь за него?

– Семь агинов.

– Хорошо, – монеты перешли к работорговцу. – Снимите с него ошейник и кандалы.

Зазвенело железо, оковы тяжело рухнули на дно телеги. Мускулистую шею зеленокожего охватывал теперь только си-ринте – номиканский ошейник раба с наложенным на него специальным заклятием, вынуждающим носителя подобного «украшения» беспрекословно подчиняться приказам хозяина.

Арна вновь вслушалась в эмоции работорговцев. Ничто не изменилось, только появилась радость от полученной прибыли. Она вновь вздохнула и принялась за дело.

Океан. Арна сама так его назвала, наверняка те, кто мог видеть его, придумывали ему другие названия. Океан, в котором отражается Мироздание таким, каково оно на самом деле. Она аккуратно выискала среди прочих проекции троих работорговцев. Две, принадлежавшие тварям Зла, были обычными смазанными тенями, как выглядят в Океане проекции всех, не обладающих какой-либо Силой, зато Равнодушный… Его проекция почти в точности повторяла его обычный облик, но была окружена чем-то вроде сферы, густо усеянной шипами.

Арна потянулась к первым двум и лучом чистой энергии аккуратно перерезала жизненные нити в истончающихся на глазах местах. Нити существ, подлежащих уничтожению, всегда так делали, едва за них брался Искоренитель. Нить Равнодушного же, напротив, стала толще и крепче, шипы на сфере увеличились и потянулись в ее сторону. Арна нанесла по нити пробный удар, но ее отбросило назад, а шипы обратились в лезвия. Создав Клинок Силы, девушка медленно двинулась к сфере, высматривая ее уязвимое место. Она не могла даже предположить, что Равнодушный может на нее напасть, и едва не поплатилась за это жизнью – метнувшийся в ее сторону клинок на полдюйма разминулся с ее проекцией. Тут же оторвался от сферы и полетел в сторону Арны еще один клинок, за ним еще, и еще, и еще… Она едва успевала уворачиваться и отбивать атаки, не помышляя уже о нападении.

Вдруг ее внимание привлекла другая проекция. Вглядевшись на миг пристальнее, девушка едва не выпала из Океана от удивления. Бело-серебряная молния, движущаяся в их сторону, была как две капли воды похожа на Рааниста.

Дракон стрелой налетел на сферу, ударами крыльев сокрушая лезвия. Арна, не теряя времени, рубанула по толстой нити. Но клинок пружинил от туго натянутого каната – называть веревку в руку толщиной «нитью» было как-то странно – и не мог нанести ему какой-либо существенный урон.

– Арна, не медли! Я не могу долго сдерживать его атаки! – раздался в ее голове голос Рааниста.

– Но мне не справиться! Я не могу перерубить его нить!

– Попробуй это! – перед ее мысленным взором встало брошенное Раанистом переплетение нитей. Арна подхватила нити соседних проекций – то есть остальных работорговцев – и начала плести. Спустя несколько мгновений готовое плетение захлестнуло ее меч и…

Лезвие Клинка Силы легко рассекло толстый канат жизненной нити Равнодушного. Девушку хлестнуло отдачей, она едва не вылетела из Океана, но Раанист успел ее поймать.

– Ну вот, не так все сложно, – усмехнулся дракон.

– Но не так-то и легко, – ответила она. – Раанист, а ты что делаешь в Океане?

– Океане? – не понял он.

– Ну, здесь, – Арна показала на клубящуюся вокруг дымку и волны под ними.

– А, в Астрале? Это Астральный план, Арна, как не стыдно! – Раанист укоризненно на нее посмотрел. – Я же тебе рассказывал! Так что вопрос следует ставить иначе – что ты здесь делаешь?

– Как это «что»? – она искренне возмутилась и кивнула на тающие проекции с разорванными нитями. – Вот.

– Ты что, работаешь с Астралом?

– Ну да, а что?

Вместо ответа дракон пристально в нее вгляделся – Арна чувствовала его прикосновение – и закрыл крыльями голову.

– Позор мне, позор, – простонал он. – Не разглядел в тебе псионический дар…

– Псионический?

– Да. Ты вполне могла стать псиоником, причем довольно сильным. Если бы его не было, ты работала бы как Искоренитель совсем иначе! И уж точно не через Астрал. Ладно, расскажу при встрече. Или здесь же, но в другой раз, – Раанист расправил крылья. – До встречи, малышка. Береги себя.

Через секунду Арну вышвырнуло в реальность.

Здесь прошло не более секунды. Только начали падать так и не успевшие ничего понять твари Зла, сполз на землю Равнодушный с перекошенным гримасой ужаса лицом… Остальные не стали долго разбираться. Видимо, природа не наградила их умом, потому что все пятеро, не обращая внимания на пояс Дан-ри, выхватили ятаганы и бросились на девушку.

Глаза ее не могли видеть нападающих, но Арна чувствовала, как колеблется воздух от их движения, как шуршит под сапогами высохшая под безжалостным южным солнцем трава… Она мягким, плавным движением перетекла в боевую стойку, перехватывая белый посох двумя руками.

Двое атаковали одновременно. Девушка уклонилась от удара слева, заблокировала навершием ятаган правого и набалдашником посоха коснулась затылка третьего нападавшего, отправляя его в беспамятство. Спустя несколько секунд еще двое нападавших лишились отлетевшего футов на двадцать оружия, а оставшиеся напротив Арны присоединились к первому, получив по головам. Обезоруженные же предпочли сбежать.

Внезапно ее бок пронзила резкая боль. Кто-то из беглецов решил выстрелить из арбалета. Превознемогая боль, Арна нырнула в Астрал, легко дотянулась до арбалетчика и его товарища и ментальным ударом лишила обоих сознания.

Вынырнув, она поняла, что рана не так серьезна, как могла быть, но наконечник болта вполне мог оказаться отравлен. Стоило ей об этом подумать, как мир вокруг завертелся, и Арна потеряла сознание.

Очнулась она уже вечером. Несколько секунд лежала, прислушиваясь к звукам вокруг и пытаясь понять, что произошло.

Рядом, футах в пятнадцати, потрескивал костер, над головой ветер шелестел в ветвях деревьев. Рана была перевязана, следов яда в организме Арна не чувствовала. Орк, судя по шумному дыханию и шуршащих при каждом движении листьях, сидел напротив.

Она осторожно села.

– Очнулись? – риторически поинтересовался зеленокожий. – Как самочувствие?

– Благодарю, хорошо.

– Я убрал отраву из крови и немного подштопал рану. Через пару дней будете в полном порядке.

– Еще раз благодарю.

– Не за что. Это мой долг, – голос орка был сухим и холодным, без эмоций. Арна вслушалась в его чувства.

Ненависть и презрение ко всему миру. Некоторая толика страха: какой окажется новая хозяйка, что заставит делать, как опозорит гордого воина племени Дарг-ре-Хат. И безразличие. В общем-то, зеленокожему было уже наплевать на то, что с ним будет. Си-ринте на его шее навсегда лишил орка надежды на свободу, ведь снять его мог только законный владелец, а какой дурак будет освобождать раба? Все равно, что выкинуть уплаченные за него монеты в реку.

– Как тебя зовут?

– Орогрим, – ответил он. И, чуть помедлив, добавил, – госпожа.

– Арна. Почему ты называешь меня госпожой?

– Потому что раб должен обращаться к хозяину «господин» или «госпожа».

– А иначе?

– Иначе? Кто боится боли – побьют. Кто боится смерти – могут убить. Меня – опозорят. Хотя куда уж дальше… – в голосе Орогрима явственно слышалась горечь. – Почему вы спрашиваете, госпожа?

– Называй меня просто по имени и на ты, – улыбнулась девушка. Она попыталась встать, и тут же поняла, что сил почти нет. – Подойди ко мне.

Орк поднялся, распрямляясь во весь рост – около семи с половиной футов, – осторожно приблизился упругой походкой охотника и воина.

– Встань на колени.

Он повиновался. Арна уловила в его эмоциях оттенки страха – что хочет эта непонятная слепая девушка? Когда ее руки обвили мускулистую шею, страх усилился.

– Не бойся, – шепнула она.

Тихо щелкнул замок си-ринте, тонкая полоска стали упала на землю. Орогрим отшатнулся, не в силах поверить в произошедшее.

Он медленно поднялся на ноги, коснулся пальцами шеи. Ненавистного ошейника, красноречивого символа рабства, не было.

– Ты свободен, Орогрим, – Арна вновь улыбнулась. В эмоциональном фоне зеленокожего преобладало смятение.

– Но…

– Но что? Ты свободен и волен идти, куда захочешь. Думаю, повторно в рабство ты сумеешь не попасть. Можешь возвращаться в родные степи.

Спустя мгновение рядом с девушкой никого не было. То ли он испугался, что она изменит решение, то ли что-то еще… Арна, улыбнувшись, потянулась к походному мешку, достала лепешку и яблоко.

Орогрим появился на рассвете. Мокрый с головы до ног, тяжело дышащий, абсолютно счастливый.

– Привет! – весело поздоровался он, пытаясь выровнять дыхание. Арна рассмеялась.

– Привет! Всю ночь бегал?

– Скорее, носился, как умалишенный, – зеленокожий с хрустом потянулся. – Как себя чувствуешь?

– Замечательно. Где ты научился так лечить?

– Дома. Мой отец был шаманом племени.

– Был? – переспросила девушка.

– Да… Мы перебирались на другое место, когда налетели париасские работорговцы. Кого-то убили, кому-то, как мне тогда, не повезло. Хотя сейчас я думаю, что именно мне и повезло, – он улыбнулся, во всей красе демонстрируя внушительного вида клыки.

– Орогрим, подойди, пожалуйста. И сядь рядом со мной.

Орк в недоумении повиновался. Арна протянула руку, коснулась его плеча, шеи, пальцы девушки пробежали по шраму на щеке, по виску, погладили уже отросшие волосы на голове и длинную косу на темени. Мягкие подушечки пробежали по сложным узорам племенной татуировки на лице и груди, слегка коснулись выпирающих клыков и приплюснутого носа.

– Что ты делаешь? – отчего-то хрипло спросил Орогрим.

– Должна же я знать, как ты выглядишь, – Арна вновь улыбнулась.

– Ах, ну да, – грубые пальцы орка в ответ коснулись повязки на лице. – Извини, за бестактность, но… Это какой-то обет или…

– Или. Мои глаза не видят, и, общаясь с кем-либо, я надеваю повязку. А то слишком уж странный взгляд получается.

Эмофон орка весь светился любопытством. Девушка провела ладонью по лицу и, сбросив повязку, открыла глаза – ярко-синие, как ночное небо над Париасом в период Пляски звезд.

– Красиво… – он слегка смутился. – Ты очень красивая.

Настал черед Арны смущаться. Уж о чем, а о своей красоте она никогда не задумывалась.

Повисло неловкое молчание.

– Что ты собираешься сейчас делать? – спросила она просто для того, чтобы что-нибудь спросить.

– Не знаю. Дома у меня нет, да и не задумывался, что будет потом. Не надеялся, что смогу решать. А ты?

– Я иду в Империю, в Мидиград.

– Арна, можно я пойду с тобой? – тихо поинтересовался Орогрим.

– Конечно.

Вдвоем идти оказалось веселее. Днем они разговаривали обо всем на свете, ночью спали у костра. Арна полюбила спать в объятиях орка, Орогриму нравилось заботиться о ней. Ему было двадцать лет – по меркам орков уже зрелый возраст, и порой в огромном зеленокожем просыпался поистине материнский инстинкт. Деньги Арна зарабатывала по-прежнему, играя на лютне в тавернах, мимо которых они проходили. Трактирщики давали им кров и еду, посетители оставляли немного денег. Орогримовы варианты заработка Арна отвергла с негодованием.

Они были очень разные – орк-воин, живущий по законам войны, не видящий ничего плохого в том, чтобы убить противника в открытом бою, грубый и прямой, и девушка из монастыря Дан-ри, наивная идеалистка, не принимающая убийство и мечтающая сделать мир лучше. Но Арна помнила слова Рааниста о том, что лучшим ее другом станет не человек. И понимала, что это случилось.

В одну из ночевок, примерно через месяц после знакомства, Орогрим, смущаясь и краснея – учитывая природный цвет его кожи, зрелище было неописуемое, правда, этого никто не видел, – предложил Арне стать его сестрой по крови. Она согласилась. И в специально разожженный по всем правилам костер ночью упали капли смешавшейся крови из разрезанных и сомкнутых ладоней.

Им было все равно, как смотрят на них в деревнях. Они были братом и сестрой. И шли к своей цели. Орогрим и Арна. Человек и орк. Воин и идеалистка.

Глава XIII Площадь Пяти Эшафотов

Хотелось кого-нибудь убить. Или хотя бы набить морду. Лучше всего Рагдару, но раз уж его нет под рукой, то подошел бы любой, попавшийся под руку.

Лениво ковыряясь вилкой в тарелке с едой, Вега вспоминал события ночи. И то, что он вспоминал, ему очень не нравилось.

Он опять сорвался. Этому было огромное количество причин, начиная со сложности адаптации к новому миру и заканчивая банальным переизбытком алкоголя, но Вега уже давно отучился врать самому себе. Причиной его срыва было то, в чем он так боялся себе признаться. Он сломался.

Впрочем, не имело особого значения, отчего случился срыв. Важно, что он случился. И Вега успел задуматься о том, что сиаринитовый стилет все еще у него. Но тут же вспомнил разочарованно-презрительный взгляд Рагдара. Что этот варвар о себе возомнил? Как он смел так разговаривать с ним, Вегой? Какого дьявола?

Допив эль, даргел встал и вышел из таверны.

Солнце клонилось к закату, становилось прохладно. Осень подходила к концу, скоро должна была начаться зима. Вега поплотнее закутался в плащ. Он уже разбирался в веяниях здешней моды и давно сменил привычный и любимый, но странно здесь выглядящий боевой костюм из своего мира на расшитый темно-синий дублет, белую шелковую рубашку и черные бриджи, заправленные в городские ботфорты. Черный плащ с теплым подбоем, отороченный лисьим мехом, скрывал ножны на искусно изготовленной кожаной перевязи, расшитой серебряной нитью. Длинные черные волосы спадали на спину из-под черной шляпы с темно-бордовым пером.

Внимание Веги привлекла группа людей, спешащих в сторону Центральной стены.

– Кого казнят-то?

– А Ярлиг его знает. Какого-то эльфа.

– А второй? Которого вешать будут?

– Варвар с Севера. Не иначе, лазутчик Князя-Чародея.

– Почему сразу лазутчик?

– А что еще варвару делать в нашем Мидиграде?

Даргела охватило дурное предчувствие. Он сунул руку за пояс, проверяя, какие артефакты взял с собой, и выругался. Что толку от боевого перстня с одним-единственным заклинанием? Затем Вега прислушался к себе. Собственной магической энергии накопилось немало, но… Он с тоской вспомнил, сколько энергии всегда было в его распоряжении на родине и в захваченном мире… Ничего, и того, что имелось, должно было хватить.

Вега не знал, что именно он будет делать, но предчувствиям своим привык доверять. А предчувствия говорили, что будет бой.

Длинные пальцы погладили обтянутые акульей кожей рукояти мечей, это простое прикосновение горячило кровь и заставляло глаза гореть ярче в предчувствии сражения. Вега развернулся и быстрым шагом направился на площадь Пяти Эшафотов.

Народу на площади было уже немало. Из разговоров вокруг Вега понял, что казнят двоих – северянина и эльфа – за нападение на сына герцога фон Ларда. Варвара повесят, а остроухого – вот потеха! – сожгут заживо. Уверенными движениями раздвигая толпу, даргел пробился почти к самому эшафоту, на котором шли приготовления к казни. У столба уже навалили дров, еще несколько вязанок лежало в стороне, к виселице прилаживали веревку.

Первым вывели – точнее, практически вынесли – эльфа. Высокий, беловолосый, он, безусловно, был бы красив, если бы его лицо не было превращено в один сплошной кровоподтек. Помощники палача деловито прикрутили лодыжки и кисти эльфа к столбу. Тем временем другая команда помощников вывела на эшафот северянина.

Вега витиевато помянул Ярлига.

Рагдар выглядел ненамного лучше эльфа. Слава богам, в отличие от остроухого собрата по несчастью, оборотень хотя бы сам стоял на ногах.

Судья на эшафоте начал зачитывать приговор. Рагдара уже завели на помост, поставили на колоду и накинули на шею петлю.

Сконцентрировавшись, Вега нащупал «маячок» для портала в своей комнате, надеясь, что следы его заклинания здешние маги отследить не успеют, и изменил свою внешность, набросив иллюзию.

Протиснувшись сквозь толпу чуть ближе к заграждению, он увидел, что у подножия эшафота дежурят около тридцати гвардейцев. Это меняло дело, Вега не мог себе позволить потратить хоть крошку энергии впустую. Гвардейцы – это не стражники, полсотни которых Вега мог раскидать, не прибегая к магии и не обнажая мечей, гвардейцы – это отборные воины, лучшие из которых немногим уступали воинам его расы.

Альтернативный вариант плана созрел сам собой.

Тем временем судья закончил читать приговор, палач принял у одного из помощников факел и сунул его в сухой хворост у ног эльфа. Затем он подошел к Рагдару и четким, отработанным движением выбил колоду из-под ног северянина.

К счастью, петля была рассчитана на долгую, мучительную смерть от удушья, а не на мгновенный перелом шеи.

В этот момент Вега прыгнул. Черной молнией он пролетел над головами гвардейцев, сверкнуло лезвие катаны, походя снеся голову палачу, веревка лопнула от прикосновения отточенной стали, и Рагдар рухнул на колени. Даргел коротко взмахнул мечом, освобождая руки северянина, и… встретился взглядом с эльфом.

В огромных, нечеловечески зеленых глазах стояли обреченность и ненависть. На миг Вега вспомнил, как когда-то сам стоял вот так же, привязанный к столбу, и ждал, когда придет смерть. И не надеялся на спасение.

Метнувшись к костру, он ногой отшвырнул часть горящих дров, перерубил веревки и подхватил эльфа левой рукой. Короткое слово – и возле даргела закрутился черный вихрь портала.

– Рагдар, сюда!

Северянин коротко кивнул, мощным ударом сбрасывая одного из помощников палача с эшафота, и бросился к Веге. Тот сунул ему эльфа и толкнул обоих в воронку.

Портал начал закрываться. Даргел еще мог успеть за спасенными, но он жаждал боя. И вихрь за его спиной угас.

С пальцев левой руки сорвалось несколько стрел-заклинаний, отбрасывая назад троих легионеров. Вега выхватил из ножен вторую катану и замер в стойке.

На несколько минут он полностью отдался упоительной горячке боя. Взлетали и опускались катаны из черной стали, звенели, ломаясь, длинные мечи гвардейцев, кто-то бился в агонии на ступенях эшафота. Посвистывали короткие арбалетные болты, со звоном отлетавшие от клинков. Внизу ревела толпа. У нее отобрали долгожданное зрелище – казнь, но взамен подарили зрелище, еще более упоительное.

У гвардейцев не было шансов против Веги. Их стальные мечи не могли убить даргела, а выучкой они намного уступали бывшему командиру элитного отряда, лучшему из лучших, первому воину своей расы.

Но, с другой стороны, если бы ему отрубили голову, приятного было бы мало. Конечно, Вега мог регенерировать даже такое страшное повреждение, но на это ушло бы много времени, а главное – обезглавленное тело вполне могли сжечь. Вот в таком случае шансов на спасение не было вообще. Даргел понемногу начал отступать по краю площади, позволяя оставшимся легионерам поверить, что неожиданный противник устал и они его теснят. Очень важно было не позволить себя даже поцарапать, ведь черная кровь на клинке мгновенно выдала бы нечеловеческую природу Веги.

Вот и край площади. Быстро оглядевшись, Вега заметил у крыльца какой-то таверны привязанную лошадь и метнулся к ней, но один из гвардейцев, пожилой лейтенант с длинными седыми усами, заметил этот взгляд и метнул в несчастное животное кинжал, попав точно в глаз. Теперь он скорее бы умер, чем позволил уйти тому, кто убил шестерых гвардейцев и тяжело изранил вдвое больше.

Внезапно плечо ожгло болью. Резко обернувшись, Вега увидел нового врага. Футах в ста от него стоял высокий полный человек в синем балахоне. В руках мага – а это был именно маг – дрожала бледно-голубая молния, готовая уже сорваться с пальцев и поразить врага.

Пришло время отступать.

Вега прыгнул в сторону, вкладывая один из клинков в ножны. Пальцы освободившейся руки метнулись в сторону мага, из них вырвалось желтоватое свечение, и в сторону синего полетел сгусток шаровой молнии. Маг рассмеялся – конечно, вокруг него блеклым маревом висела защитная сфера – но приступ веселья резко оборвался, когда молния, даже не заметив защиту, смела его к стене.

Остатков энергии хватило только на короткий портал и простенькую иллюзию. Оказавшись на крыше, ставший невидимым Вега отшвырнул изодранный плащ – шляпы он лишился давно – и бросился бежать.

Он быстро достиг крыши «Пушистой наковальни» и порадовался тому, что во флигелях, в отличие от трехэтажного основного здания, лишь два этажа. Даргел убрал обе катаны в ножны и, прыгнув вниз, ухватился руками за край крыши. Ударом ноги он распахнул окно своей спальни и спрыгнул на подоконник.

И едва увернулся от короткого метательного ножа, тут же почувствовав боль в ноге. Кинув взгляд вниз, Вега увидел, что в его бедре торчит рукоятка еще одного ножа.

– Это вместо благодарности? – осведомился он у эльфа, замершего с кинжалом в руке. И только тут сообразил, что не снял делавшую его невидимой иллюзию.

– Ким, спокойно. Это он нас спас, – вмешался Рагдар.

Вега деактивировал заклинание, спустился с подоконника, выдернул клинок и резким броском отправил его в стену, загнав лезвие в доску по рукоять.

«Надо будет заплатить Мэхилу за порчу имущества», – мелькнула дурацкая мысль.

– Давно я так хорошо не дрался, – заметил даргел, прикладываясь к стоявшему на столе кувшину. – Как вы?

– Бывало хуже, – философски заявил варвар. – Спасибо.

– За тобой должок, – отозвался Вега. – За мной, кстати, тоже. – С этими словами он подошел к оборотню и с размаху въехал ему в челюсть.

Рагдара отшвырнуло к стене, но он тут же вскочил, потирая ушибленное место, и с широчайшей улыбкой уставился на Вегу.

– Это за «сопливую истеричку», – на всякий случай пояснил даргел.

– Смотри-ка, подействовало, – улыбка северянина стала еще шире.

– Ты о чем это? – с подозрением спросил Вега.

– Ты больше не бьешься в истерике и не ревешь, что жизнь кончена. Глаза блестят, на роже – довольная улыбка, да и вообще, – Рагдар приложился к кувшину. – Ты и правда думаешь, я считаю тебя девкой?

Вега расхохотался и показал варвару кулак.

Киммерион все это время взирал на новых знакомых с немым удивлением. А в голове эльфа рождались все новые и новые вопросы. Кто такой этот черноволосый воин-маг? Почему он спас его? Что ему нужно? Что он собирается делать со спасенным?

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – зазвучал мелодичный голос Кима, в котором еще оставался заметный эльфийский акцент, – но я хотел бы знать, что вы собираетесь делать со мной дальше?

Вега посмотрел на эльфа с непониманием.

– Ты о чем?

– Вы спасли мне жизнь. Для чего? Зачем я вам нужен?

Даргел покрутил пальцем у виска.

– Рагдар, о чем он говорит? Я его не понимаю.

– Он же не человек. И ему, похоже, здорово досталось от старушки Судьбы коваными сапогами по морде. Вот и подозревает всех и вся в чем угодно. И ему, ясен хрен, даже в голову не приходит, что ты спас его не с какой-то целью, а просто так, – объяснил Рагдар на наречии Севера.

Вега тяжело вздохнул, достал из ящика большую бутылку коньяка и три бокала, выточенных из кости, разлил ароматный напиток.

– Угощайтесь, господа.

Когда все выпили – Рагдар залпом, Вега – смакуя каждую каплю, Киммерион – с опаской, эльф вновь заговорил:

– Я прошу, объясните мне, что со мной будет дальше?

– А это от тебя зависит, – усмехнулся даргел. – Несколько дней отсидишься здесь, пока шумиха не уляжется, раны подлечишь, придешь в себя.

– А потом?

– А потом как себя поведешь.

– То есть?

Вега выругался. Вроде на одном языке говорили, но остроухий упорно не желал его понимать.

– Ким, успокойся. Через несколько дней отправишься домой, а пока придется здесь посидеть. Нам с тобой сейчас лучше не высовываться, а то враз в той же вонючей камере окажемся. Для начала. А потом… – вмешался Рагдар.

– То есть вам от меня ничего не нужно? – обратился Киммерион к Веге.

– Наконец-то! Я тебе об этом полчаса толкую.

– Тогда зачем вы меня спасли? – голос эльфа был полон недоумения и удивления.

– Боги, что же с тобой жизнь сделала, если ты не в состоянии поверить, что кто-то может спасти кого-то просто потому, что может это сделать, – потрясенно проговорил Вега, внимательно глядя в огромные зеленые глаза. – Как тебя зовут?

– Киммерион ан Илленмиль.

– Вега де Вайл. Можешь называть меня на «ты» и просто по имени. Так вот, Киммерион, пойми – я спас тебя потому, что мог это сделать. Я не верю, что твой проступок настолько серьезен, чтобы обрекать тебя на столь страшную казнь. Я спасал жизнь своего друга, – Рагдар при этих словах стал очень серьезен, – и просто не мог оставить тебя умирать, тем более столь мучительно. Понятно?

По лицу Киммериона ясно читалось, что ни дьявола ему не понятно. Вега тяжело вздохнул, сбросил перепачканный кровью дублет и, подойдя к двери, позвал служанку. Распорядившись о горячей ванне и трех порциях ужина, он отослал девушку к Мэхилу.

– Бинты и все прочее у меня есть, – обратился даргел к Киммериону. Сейчас отмоешься, я тебя перевяжу.

– Не стоит, – усмехнулся эльф. – На мне все заживает, как на…

– …эльфе, – подсказал ехидный Рагдар.

Вега присмотрелся к спасенному. Действительно, там, где на лбу еще недавно кровоточила рана – похоже, кожа была рассечена ударом, – сейчас под коркой запекшейся крови розовел свежий шрам. Похожий эффект наблюдался и у северянина, но о регенерации оборотней даргел знал, а вот о регенерации эльфов слышал впервые.

Впрочем, сейчас ему не было до этого дела.

Все трое устали, потому, хоть солнце только село, они легли спать.

* * *

Император был в ярости. Его величество метал громы и молнии, разнеся глав столов Имперской канцелярии на Совете в пух и прах. Всех, кроме Здравовича, разумеется. Спокойная физиономия главы ООР, всем своим видом выражающая мнение ее обладателя, Лаарену III настроение не улучшила.

Он злился даже не на человека, который в одиночку уничтожил четырнадцать гвардейцев, покалечил еще семерых и украл прямо с эшафота двух преступников. Используя неизвестную магию, он навсегда лишил Силы члена Совета Магов и исхитрился уйти целым. Даже филеры Тринадцатого департамента потеряли его след через минуту погони, что уж говорить обо всех остальных…

Император был зол на своих людей. Один человек, выражаясь грубо, надрал зад легионерам, магам и ООР, после чего ушел безнаказанным. Даже ранить его никому не удалось.

– Мой Император, вы чем-то раздосадованы? – раздался тихий голос за спиной Лаарена. Он резко обернулся, готовый выплеснуть всю накопившуюся ярость на самоубийцу, рискнувшего потревожить его в таком состоянии.

У стены стояла изящная, невысокая фигура в длинном плаще с глубоким капюшоном-клобуком. Единственный человек, который мог сейчас хоть немного улучшить настроение Императора.

– Нет. Я просто в бешенстве, – почти через силу улыбнулся он.

– Я могу чем-то помочь?

– Как раз ты и можешь. Садись.

Фигура быстрым движением отбросила капюшон, опускаясь на стул напротив Императора. Это была бледная, болезненно худая девушка с резкими чертами лица и запавшими, лихорадочно блестящими серыми глазами.

– Ты была вчера на площади Пяти Эшафотов?

– Естественно.

– Значит, видела, что там произошло.

– Вы хотите, чтобы я нашла человека, посмевшего вас оскорбить? – по тонким губам скользнуло подобие улыбки.

– Да. Но… Я поставил на уши всю городскую полицию. Никто и никогда не видел этого человека.

– Конечно. Его же не существует, – усмехнулась девушка.

– То есть? – Лаарен непонимающе уставился на нее.

– Он привлек мое внимание еще до того, как начался бой. Перед тем, как прыгнуть на эшафот, этот человек наложил на себя иллюзию.

– То есть ты знаешь, кто этот наглец?

– Да. Это молодой аристократ, недавно появившийся в Мидиграде. Его зовут Вега де Вайл, он живет в таверне «Пушистая наковальня» и еще вчера был замечен в компании одного из преступников, северянина, – спокойно проговорила она.

– Темная, как ты исхитряешься знать все лучше, чем Александр?

– Не преувеличивайте, мой Император.

Лаарен откинулся на спинку кресла, пытаясь сдержать клокочущую внутри ярость. Даже Темная, его личный экстерминатор, осведомлена обо всем лучше, чем он.

– Раз ты знаешь, где его найти, то задание будет проще, чем я думал.

– Мой Император, для вас имеет значение то, как он умрет? – спокойным, деловым тоном осведомилась Темная.

– Нет.

– Утром он будет мертв, – она змеиным движением поднялась на ноги, склонилась в глубоком поклоне.

После ухода Темной Лаарен погрузился в изучение докладов Эдерика фон Кассла, главы Седьмого стола.

Тихо скрипнула дверь, Император выругался про себя. Только один человек мог вот так, без стука, входить в его рабочий кабинет.

– Приветствую, мой Император, – вежливо поклонился вошедший.

– Добрый вечер, Александр.

– У меня есть задание для Темной. Вы не знаете, где она?

– Она выполняет мое задание.

– Какое?

Перо в пальцах Лаарена преломилось. Он ненавидел Александра именно за это. Кто бы еще посмел задавать ему вопросы, что за приказания он отдает…

– Я отправил ее преподать урок человеку, который нанес мне оскорбление.

– Ваше величество, мне кажется, вы принимаете вчерашнее происшествие слишком близко к сердцу, – холодно улыбнулся Здравович. – Надеюсь, урок будет для него не последним?

– Зря надеетесь, – ухмыльнулся Лаарен, глядя, как на бледном лице проступает недовольство.

– Что-то мне подсказывает, что Темную ждет неудача, – Александр подошел к столу и остановился напротив Императора.

– Она еще ни разу не проваливала задание.

– Все когда-нибудь случается в первый раз. Темную ждет неудача. Боюсь, вы отправили ее на верную гибель.

Лаарен вскочил, синие глаза сверкнули.

– Александр, вы забываетесь!

– Приношу свои извинения, мой Император. – Картинно взмахнув плащом, Здравович поклонился. – Позволите мне продолжить?

– Продолжайте.

– Этот человек пригодился бы Империи. Его уровень воина намного превосходит лучших из Легиона Жемчужных, и даже лучших из вашей личной гвардии.

– Причем здесь возможный провал Темной? Для нее не имеет значения, насколько умел и опытен объект.

– Интуиция, – вновь улыбнулся Александр. – В моем возрасте привыкаешь доверять предчувствиям.

– И предчувствие говорит вам, что Темная не вернется с задания?

– Да.

Лаарен опустил голову. Он давно уже понял, что предчувствиям главы ООР можно доверять, но как же тяжело было осознавать, что своими руками отправил на верную гибель родную сестру, единственного человека, которому мог полностью доверять…

Глава XIV Левиафан де Аббисс

Огромный особняк на берегу Стремительной более походил на небольшой дворец. Безвкусно, аляповато, но дорого украшенный, он как нельзя лучше передавал суть своего прежнего владельца, барона из очень богатого рода, мягко говоря, не могущего похвастаться древностью.

Гундольф фон Кильге никогда не любил это мерзкое сооружение, своим видом до невозможности похабящее изгиб Стремительной, в излучине которой на высокой скале вырос молодой, но сильный, красивый и гордый город Хайклиф.

Но, увы, сейчас молодой город отчаянно нуждался в деньгах. И пришлось не снести выстроенный кем-то двадцать лет назад уродливый особняк, а продать его неизвестному аристократу, вернее, его дворецкому – сам князь-герцог Левиафан де Аббисс предпочел сохранить зримое инкогнито. Гундольф не очень понимал, как можно одновременно являться и князем, и герцогом, но лезть в хитросплетения чужих биографий ему не хотелось сейчас почти так же сильно, как выполнять приказ графа де ла Мара. Но что поделать, граф являлся младшим магистром Ордена Грифона, а фон Кильге мало того, что носил скромный титул баронета, так еще и был простым рыцарем.

Не стоило, пожалуй, говорить де ла Мару свое мнение относительно его последнего нововведения – налога на вход в город, подумал Гундольф. Промолчал бы – и сидел бы сейчас в замке, а не шел к этому князю-герцогу с просьбой о займе ордену.

В последней войне с Сэйкароном Грифонам досталось больше всех, и Орден до сих пор не мог оправиться, тем более, что новый Император не слишком жаловал рыцарей-магов, обосновавшихся в окрестностях Хайклифа. Казна Грифонов опустела еще во время войны, и необходимость срочно обучить новых рыцарей взамен погибших – а это более половины ордена – ничуть ее не наполнила. Вот и приходилось сейчас гордым Грифонам ужами вертеться, изыскивая способы найти хоть немного денег.

Граф де ла Мар справедливо решил, что страдающий отсутствием вкуса, но никак не золота аристократ, обосновавшийся в Хайклифе, не откажет в помощи Ордену, с которым ему теперь соседствовать. Но сам граф не пожелал идти на переговоры о займе и отправил провинившегося в его глазах Гундольфа.

Глубоко вздохнув, баронет решительно направился к тяжелым, окованным золотом дверям.

Безукоризненно вежливый дворецкий, встретивший его в холле, пояснил, что «Повелитель сейчас занят и не может вас принять, но если вы соблаговолите немного подождать…». Фон Кильге недовольно поморщился – его немного покоробило это «повелитель», все же это было обращение исключительно к Императору, но «соблаговолил». Ожидание растянулось на два часа.

Когда терпение баронета было уже на исходе – пусть даже титул его невысок, но принадлежность к ордену ставила его выше любого аристократа в землях Грифонов, – дворецкий вернулся и сообщил:

– Прошу прощения, Повелитель был занят. Он ждет вас. – И проводил Гундольфа в небольшой темный зал, освещенный только пламенем, пляшущим в камине.

Князь-герцог де Аббисс стоял у высокого книжного шкафа, листая какой-то массивный фолиант. Он был семи футов ростом, очень широкоплеч, одет в балахонообразный плащ с капюшоном, полностью скрывающим лицо.

– Добрый день, сир рыцарь, – прозвучало из-под капюшона. Голос у Левиафана оказался хриплым, с ноткой рычания, сразу чувствовалось, что этот человек привык отдавать приказы.

– И вам того же, князь-герцог. Я пришел от имени ордена рыцарей Грифона.

– Я догадался, баронет. Присаживайтесь, – де Аббисс сделал приглашающий жест в сторону кресла, стоящего у столика перед камином. На столике имелись два серебряных кубка и бутылка вина – Гундольф нервно сглотнул, когда увидел руну на крышке и понял, что ящик такого вина стоит немногим меньше, чем сейчас имеется в казне ордена.

Левиафан расположился во втором кресле.

– Даже деловые переговоры – а я не сомневаюсь, что вы пришли ко мне по делу – стоит вести под бокал хорошего вина. Не откажетесь?

Когда князь-герцог разливал благородный напиток в кубки, Гундольф отметил, что его широкие, крупные ладони затянуты в перчатки.

– И что же Ордену требуется от меня?

– Вы, вероятно, знаете, что Хайклиф и окрестные земли испокон веков принадлежат рыцарям Грифона?

– Разумеется.

– Возможно, вы слышали о введенном три года назад налоге с дворян, чей титул выше виконта, которые избирают наши земли местом своего постоянного обитания?

– Баронет, мы с вами оба – взрослые, разумные люди. – Гундольфу показалось, что в слове «люди» проскользнул смешок. – Оставьте эти политесы вашим магистрам. Я прямо спрошу – сколько нужно ордену?

– Налог – полторы тысячи золотых, что следует из суммы вашего состояния, указанной в предоставленных вашим дворецким бумагах. И заем в шестьдесят тысяч имперских золотых корон.

– Всего лишь? Каков срок займа?

– Три года.

– Я дам вам сто тысяч на десять лет без процентов, – проговорил де Аббисс таким тоном, словно речь шла о сотне серебряных монет.

Гундольф поперхнулся вином.

– Я не ослышался?

– Нет, не ослышались. Но у меня будет одно условие.

– Какое? – спросил рыцарь, заранее согласный на почти любое условие.

– Орден не вмешивается в мои дела, не следит за тем, чем я занимаюсь, не пытается узнать, откуда я прибыл, и вообще, ведет себя так, словно бы меня не существует. – Левиафан пригубил вино.

Баронет едва не поперхнулся повторно. Нельзя сказать, что де Аббисс просил невозможного, но как только Гундольф передаст эти слова графу де ла Мару, как все свободные резервы ордена будут брошены на слежку за князем-герцогом.

– Бумаги на названную мной сумму я передам вам перед уходом. Сто тысяч для ордена и еще пятнадцать – вам лично, – продолжал Левиафан, не обращая внимание на смятение баронета. – О том, чтобы Грифоны не совали клюв в мои дела, позаботитесь вы. Если вам все удастся, получите втрое больше.

Это было его ошибкой. Гундольф, с детства мечтавший стать рыцарем Грифоном, был безмерно счастлив, узнав о своих способностях к магии, ведь это делало мечту реальностью. Он благословил тот день, когда принес присягу Великому Магистру, и скорее бы умер, чем нарушил ее, а князь-герцог предлагал ему именно предательство.

Червячок сомнения поселился в душе баронета. Но он понимал, что второго случая получить такой заем у ордена не будет, а потому сделал вид, что размышляет. В конце концов, можно и сделать вид, что он согласен на условия де Аббисса, взять деньги, а вернувшись в замок ордена, рассказать обо всем де ла Мару. Взятку Гундольф пожертвует в казну – лишние шестьдесят тысяч, которые не надо отдавать, будут весьма кстати – а за Левиафаном установят слежку.

– Возможно, мое условие кажется подозрительным, – говорил меж тем князь-герцог, – но дело в том, что мои исследования, приведшие меня в Хайклиф – дело сугубо личного толка. И, возможно, я буду вынужден немного нарушить некоторые законы Ордена. Не беспокойтесь, баронет, ничего серьезного.

Гундольф уже готов был произнести «Я согласен», но интуиция и непонятное чувство подлога заставило его сконцентрироваться и произнести про себя заклятие, позволяющее определить природу сидящего перед ним существа – рыцарь уже сомневался, что Левиафан – человек, и был готов к любому результату.

Но увиденное магическим зрением превзошло все его ожидания. Перед Гундольфом сидел демон.

Более опытный рыцарь Грифон, наверное, не подал бы вида, что понял, кто перед ним, согласился бы на словах на любые условия, а, выбравшись из особняка, тут же доложил обо всем Великому Магистру лично. Но Гундольф был молод – ему едва исполнилось двадцать – и неопытен.

Зрачки рыцаря расширились, он вскочил, хватаясь за рукоять меча.

– Демон!

Левиафан поднялся на ноги, откидывая капюшон. Коричневато-зеленая чешуя, костяные наросты вместо бровей и изогнутые рога полностью подтвердили догадку баронета.

– Демон, – рассмеялся князь-герцог. – И что это меняет, юноша?

– Все!

– Не понимаю. Вам нужны деньги – я их дам. От вас требуется лишь оставить меня в покое и не совать грифоний клюв куда не просят. За сто – нет, двести тысяч Ордену и шестьдесят – лично вам. Если надо – могу дать больше. Золото не проблема.

– Никогда еще Орден рыцарей Грифона не заключал сделок с демонами, адово отродье!

Наверное, юный грифон искренне верил в свои слова и даже не подозревал, насколько он далек от истины… впрочем, это уже совершенно иная история.

Левиафан понял свою оплошность. Этот молодой человек принадлежал к почти вымершим сейчас «настоящим рыцарям без страха и упрека». Тем самым, которые могли носить любой герб и девиз, но их настоящим девизом всегда оставалось «Моя жизнь есть моя честь». Этого надо было ловить на его чести и, что всегда к этой пресловутой чести прилагается, честолюбии. Досадная промашка, надо будет на будущее учесть возможность подобных эксцессов, подумал демон. А этого рыцаря придется убить. Ничего, острый ум Левиафана уже выстроил иной план получения Грифонов в свои лапы.

– У тебя был шанс возвыситься, юноша, – почти с сожалением проговорил князь-герцог. – Но ты его упустил.

Он вскинул руку, пальцы резко удлинились, разрывая перчатки и обращаясь в щупальца. Гундольф вскинул руки, пытаясь закрыться, но щупальца, легко обогнув незначительное препятствие в виде закованной в сталь плоти, впились в его виски.

Спустя несколько бесконечно долгих секунд рыцарь обмяк.

Левиафан некоторое время осмысливал вытянутую у юноши информацию, затем позвал дворецкого.

– Да, мой Повелитель?

– Найди мне Маар-си.

– Что делать с этим, Повелитель? – дворецкий кивнул на тело фон Кильге.

– Брось в подвал. Он мне еще понадобится.

– Слушаюсь, Повелитель.

Гундольф очнулся от холода. Он всегда подозревал, что лежать на ледяном каменном полу со связанными за спиной руками крайне неудобно, но только сейчас понял, насколько.

Рыцарь заставил себя сосредоточиться на собственном теле, усилием воли погнал кровь по венам быстрее, пытаясь согреться. Когда ему это удалось, баронет осторожно пошевелил связанными запястьями, пытаясь ослабить веревку. Но связывали Гундольфа, когда он был без сознания, и теперь выбраться из пут было практически невозможно.

За тяжелой дверью, запирающей его камеру, послышались шаги. Вскинув голову, рыцарь прислушался. Тяжелую поступь Левиафана он узнал сразу, но спутник демона, передвигающийся почти бесшумно, ему известен не был.

Гундольф вновь дернулся, пытаясь освободиться. Эффекта не было. А в давно не смазываемой замочной скважине уже скрежетал ключ. Баронет затих, притворяясь, что еще не пришел в себя.

– Вот он, – раздался голос демона.

– Я вижу, Повелитель, – отозвался второй. Гундольфу очень не понравились интонации, с которыми он произнес «повелитель». Если в голосе дворецкого не звучало ничего, кроме рабской подобострастности, умело скрываемой за кружевами безукоризненной вежливости, то этот человек, преклоняясь перед своим Повелителем, сохранил самоуважение и уверенность в себе. Да и Левиафан обращался к нему не как к своему рабу, а как к ближайшему соратнику, хоть и находящемуся на ступень ниже по иерархической лестнице, но оттого не менее уважаемому.

Демон перевернул Гундольфа на спину. Его спутник подошел ближе и присел на корточки рядом с рыцарем. Молодой человек впервые в жизни возблагодарил Пресветлого Магнуса за длинные, пушистые ресницы, из-за которых его жутко дразнили в детстве. Сквозь них можно было незаметно наблюдать за происходящим.

Над Гундольфом склонился невысокий, как и сам рыцарь, человек с короткими черными волосами, смуглой кожей и умными карими глазами на некрасивом лице. Уроженец Париаса. На вид человеку можно было смело дать от двадцати пяти до сорока лет.

– Грифон… Повелитель, в этом мире многое изменилось с тех пор, как ты был здесь. Почему ты не спросил у меня о Грифонах? Их, особенно вот таких молодых рыцарей, почти невозможно купить. Вот если бы ты сыграл на его честолюбии…

– Я уже понял. Ничего, Маар-си, думаю, ты вполне сможешь занять его место.

– Конечно. Достаточно интересный материал.

– Согласен. Можешь приступать.

Карие глаза впились в Гундольфа. Сквозь ресницы юноша с ужасом увидел, как лицо Маар-си медленно оплывает, словно лицо восковой статуи, к которому поднесли пламя факела. Несколько секунд – и на гладкой, лишенной черт коже начало вновь появляться лицо.

Рыцарь, затаив дыхание от ужаса, смотрел на длинноватый нос, красивые, хоть и резкие черты, серые глаза, шрам над бровью справа… Он часто видел это лицо в зеркале.

Полностью скопировав внешность Гундольфа, Маар-си поднялся. До боли знакомым жестом отбросил за спину прядь длинных каштановых волос, размял пальцы.

– Мне понадобятся доспехи, сделанные как грифоньи.

– Возьми эти, – Левиафан кивнул на латы молодого человека.

– Не могу. На них наложена особая магия, а я не настолько безумен, чтобы имитировать Посвящение себя в рыцари Грифона, а потом пытаться обмануть этим доспехи. Этот парень – мелкая сошка, он практически не подвергается проверкам, и я предпочту ходить в фальшивых грифоньих латах, чем рисковать жизнью, влезая в настоящие.

– Хорошо, доспехи будут к вечеру.

– И меч.

– И меч. Повернись ко мне.

Пальцы демона вновь обратились в щупальцы, прижавшиеся к вискам париасца. Тот морщился, но терпел. Гундольф, не удержавшись, восхитился его выдержкой – он помнил, как это больно.

– Все, – сказал Левиафан, возвращая пальцам обычный вид и натягивая перчатку. Новую, прежняя порвалась, совершенно некстати отметил рыцарь.

– Неплохо, – заметил Маар-си, пальцами массируя виски. – Забавная у паренька была жизнь. Зря, Повелитель, ты не поговорил о нем со мной. Ты бы только выиграл, если бы привлек этого рыцаря на свою сторону.

– Даже я иногда совершаю ошибки, Маар-си. И я не хочу, чтобы ты и далее напоминал мне об этом досадном недоразумении. – В голосе демона слышалось недовольство. Кого другого он бы уже на части разорвал, подумал юноша.

– Прошу прощения, Повелитель, – поклонился париасец.

– Прощаю. Пойдем.

Скрипнув, закрылась дверь. Гундольф вновь остался один.

Он понимал – надо срочно бежать. Немедленно бежать, предупредить Орден, предупредить графа де ла Мара о демоне, или будет слишком поздно. Но как бежать?

Рыцарь прислушался к себе. И с удивлением понял, что его не отрезали от магии. Неужели Левиафан не понял, что он – маг? Хотя… Если верить словам Маар-си, демон мало что знал о том, во что превратился этот мир с тех пор, когда он был здесь. Судя по всему, это было даже раньше основания Империи.

Так, доступ к магии у меня есть, размышлял Гундольф. Но что с того? На боевых заклинаниях мне не вырваться, от меча, который даже не отобрали, толку мало, что делать? Только если…

Идея, посетившая рыцаря, была безумна. Но это был единственный шанс.

Задача, которую поставил перед собой юноша, была не по силам большинству магов. Он должен был вспомнить заклинание седьмого круга, которое видел один раз в жизни, и воспроизвести его, не пользуясь при этом пассами. И все это притом, что самому Гундольфу был доступен лишь третий круг заклинаний.

Безумие, чреватое гибелью.

Но выбора не было.

Сперва он тщательно восстановил перед глазами разворот из книги, в которой было записано заклинание перемещения, вспомнил каждую руну и каждый символ. Оставалось надеяться, что вспомнил он все правильно. Затем пробежал строки глазами, преобразуя пассы в мыслеформы. Немного подумал – и преобразовал в мыслеформу все заклятие.

Выстроив перед мысленным взором структуру заклинания, Гундольф собрал всю свою Силу и рывком, как пловец, прыгающий в ледяную воду, напитал этой Силой контуры мыслеформы.

В глазах потемнело, рыцарь ощутил на губах что-то теплое и соленое – от перенапряжения пошла кровь из носа. На мгновение ему показалось, что он не выдержит и умрет. Но внезапно каменный пол, на котором лежал юноша, исчез, и он с ужасом и восторгом понял, что падает.

Сильный удар вышиб дыхание. Гундольф со стоном покатился по мягкой траве. Рискнув открыть глаза, он успел увидеть, как перед ним возникает что-то серое. Тут же в голове взорвался сноп разноцветных искр, и Гундольф потерял сознание.

Глава XV Экстерминатор Императора

Сегодня в «Наковальне» было шумно. Компания молодежи отмечала чей-то день рождения, полдесятка стражников отдыхали после смены, да и приезжих было немало. Темная сидела в дальнем углу, разглядывая жертву.

Сразу бросалась в глаза непоколебимая уверенность человека в своих силах. Не самоуверенность, нет. Уверенность того, кто прекрасно знает, на что способен и как мало тех, кто представляет для него опасность.

«Он, как и все остальные, даже не успеет понять, что умирает», – подумала Темная. По скорости движений и хищной грации она поняла, что от арбалетного болта он может и увернуться. Но вот яд…

В кармане плаща лежал небольшой пузырек с «Черным лотосом», мгновенным ядом, от которого не было противоядия. Темная встала и поднялась в заранее снятую комнату на втором этаже.

Подойдя к большому зеркалу, она вгляделась в собственное отражение, размышляя над образом. Потом вытащила из-под кровати объемистую сумку и начала преображение. Раз объект владеет магией, значит, рисковать с иллюзией не стоит. Рыжий парик, немного грима, платье служанки, накладки под одежду, и из зеркала на Темную смотрит полненькая грудастая служанка со слегка разлохмаченными волосами.

Откупорив пузырек, она вылила половину его содержимого в кружку с темным мэхиловским элем. Поставила кружку на поднос и, пряча его за спиной, спустилась в зал.

Смешавшись с толпой бегавших служанок – Мэхил всегда нанимал девушек в дни, когда в его таверне кто-либо праздновал большой компанией, – Темная подбежала к стойке.

– Три темных, – шепнула она трактирщику, сунув ему несколько монет. Он, не глядя, выставил на стойку три кружки. Переставив их на поднос, где уже стоял отравленный эль, девушка, ловко лавируя между посетителями, подбежала к соседнему с объектом столу, поставила на него две кружки Мэхила, перешла к следующему столу.

«Безопасная» кружка оказалась перед северянином – тем самым, что вчера должен был повиснуть в петле на радость народу. Черноволосому достался эль с «начинкой».

– За счет заведения, – прощебетала она.

Черноволосый «объект» поднял голову и улыбнулся ей.

– Спасибо, милая. Возьми на булавки, – на поднос упали несколько серебряных монет.

Поблагодарив, «служанка» отошла к другому столу принять заказ и деньги, краем глаза наблюдая за жертвой. Он что-то сказал другу, поднял кружку, отпил несколько глотков… и, как ни в чем не бывало, поставил отравленный эль, продолжая что-то рассказывать северянину. Темная тихо выругалась сквозь зубы. Такое случалось. Редко, но случалось. Попадались люди, невосприимчивые даже к такому безотказному яду, как «Черный лотос».

Оставался еще один способ. Она очень не любила действовать таким образом, но… Приказ – это приказ, и если он получен, его надо выполнить хоть бы и ценой собственной жизни.

Поднявшись в комнату, Темная быстро переоделась. На сей раз из накладок остался только бюст, платье сменилось на откровенно-вызывающее, как и макияж. Короткие черные волосы прикрыл парик с хвостиком цвета каштана. Критично осмотрев себя в зеркало, она осталась довольна. Шлюха высокого класса – то, что надо.

Спустя десять минут она входила в таверну. Сейчас опять придется терпеть прикосновения потных липких ладоней, чувствовать терпкий запах пота возбужденных самцов, подумала девушка с отвращением. Приказ есть приказ, напомнила она себе.

Объект уже сидел в одиночестве – северянин куда-то делся. Покачивая бедрами, Темная прошла к стойке, заказала бокал вина, заслужив неодобрительный взгляд Мэхила, и направилась к столу черноволосого, по пути презрительными взглядами дорогой шлюхи отшивая пытающихся обнять ее за бедра и усадить себе на колени.

– Не скрасите ли одиночество красивой женщины, милорд? – поинтересовалась Темная у объекта, опираясь одной рукой на стол и демонстрируя обтянутую полупрозрачной тканью грудь.

И очень удивилась, когда в обращенном на нее взгляде антрацитово-черных глаз мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Не жалость – но именно сочувствие.

– Отчего же нет? Присаживайся, красавица. Угостить тебя чем-нибудь? – улыбнулся Вега. Нет, не Вега. Объект. Ему осталось жить пару часов. Уже утром этот красивый и сильный мужчина будет холодным, мерзким, никому не нужным трупом, как и полторы сотни ее объектов до него. Темная предпочитала обезличивать свои жертвы, никогда не называя их по имени про себя.

– Я пью дорогое вино, – немного высокомерно улыбнулась она.

Объект поймал за рукав пробегавшую мимо официантку.

– Милая, принеси нам бутылку эльфийского из ящика под стойкой, коньяк, и закуску, – он бросил на поднос несколько золотых монет. Служанка со всех ног бросилась выполнять заказ. – Эльфийское вино трехсотлетней выдержки вас устроит?

– Более чем. Вы неплохо разбираетесь в винах…

– О, вина – это не мое. Я предпочитаю коньяк. Как мне называть очаровательное видение, спасшее меня в этот вечер от одиночества?

А он – действительно аристократ, подумала Темная.

– Женевьева, милорд.

– Меня зовут Вега, – он вновь улыбнулся.

Когда вино и коньяк закончились, она, чуть прижавшись к объекту грудью, жарко прошептала ему на ухо:

– Если хотите, ваше видение спасет вас от одиночества и ночью…

– Это будет великолепно, – он обнял девушку за плечи.

– Но предупреждаю заранее – я дорогое видение…

– Это не имеет значения. Не говори сейчас об этом.

Объект поднялся на ноги, увлекая девушку за собой. Обнимая «Женевьеву» уже за талию, он повел ее во флигель под неодобрительным взглядом Мэхила.

Темная с трудом заставила себя сосредоточиться на работе. Она не испытывала отвращения к объекту, как это было обычно, когда ей приходилось работать таким образом.

Сидевший перед камином в зале северянин исчез, понимающе хмыкнув, едва они вошли в комнаты. Объект увлек ее за собой в спальню.

Его поцелуй был горячим и страстным, а в глазах стояла нежность. Он опустился перед ней на колени, чтобы расшнуровать туфли, и Темная на миг подумала, что вот он – прекрасный шанс вонзить тонкую шпильку с острым кончиком ему в шею, но почему-то не сделала этого.

В глазах Веги – нет, объекта! – мелькнуло удивление, когда грудь «Женевьевы» оказалась в два раза меньше, чем была в платье.

– Так ты гораздо прекраснее, – прошептал он ей на ухо.

Темная помогла ему избавиться от остатков одежды. Он легко подхватил девушку на руки, опустил ее на кровать, упал рядом, увлекаемый ею.

Он был нежен и страстен, а главное – вел себя с ней не как со шлюхой. Первый раз в жизни Темной было действительно хорошо с мужчиной. Она уже почти жалела, что должна его убить.

В пиковый момент она выгнулась и, не сдержавшись, закричала, ее ногти вцепились в спину объекта – нет, Веги! – а спустя мгновение содрогнулся и он.

Вега лежал на животе, медленно приходя в себя. Темная, закинув ногу ему на ягодицы, ласково перебирала длинные черные волосы.

Пальцы другой руки сомкнулись на навершии шпильки, медленно извлекая ее из каштановых волос. Прижавшись к Веге всем телом, она занесла правую руку над его шеей сзади.

– Прости, – шепнула она, нанося удар.

Он почему-то умер не сразу. Вздрогнул и попытался приподняться на руках, когда отточенная шпилька вонзилась чуть пониже затылка и высунулась на дюйм из горла – впервые Темная не рассчитала силу удара. В глазах отразилось удивление, за ним – понимание и обида. Еще раз содрогнувшись всем телом, Вега рухнул на простыню.

Вскочив на ноги, Темная быстро натянула свою одежду, спрятанную в складках платья шлюхи, сунула парик в карман плаща, стерла макияж старой рубашкой и, подойдя к трупу, выдернула шпильку.

Резкий удар выбил оружие из ее руки. Темная не успела ничего понять, когда оказалась прижата к стене, стальные пальцы впились в горло.

Он был прекрасен и похож на демона – обнаженное тело покрывают необычные татуировки, черные волосы разметались по спине и плечам, антрацитовые глаза пылают яростью. Она заметила, что кровь, тонкой струйкой струящаяся из горла, темнее, чем должна быть, а уши заострились и стали похожи на эльфийские.

И тут пришло страшное понимание – она провалила задание. Смерть не страшила, она была желанна – никакая смерть не может быть хуже, чем посмотреть в глаза Императору и сказать: «Я не выполнила задание». Темная закрыла глаза.

– Это была волшебная ночь, но утро приносит разочарование в ночных видениях, не так ли? – прошипел над ее ухом Вега.

Несколько долгих секунд прошло, прежде чем она поняла, что ее не собираются убивать, и открыла глаза.

Ярость в черных глазах угасала. Стальная хватка чуть разжалась, и Темная смогла вдохнуть.

– Кто тебя послал? – спросил Вега. И она с ужасом поняла, что ее губы сами размыкаются и произносят:

– Император.

– Император?

– Да.

Он шагнул назад, разжимая пальцы. Темная не удержалась на ногах и рухнула на колени.

– Личный экстерминатор Его Императорского Величества? Какая честь для меня, простите, что в столь неподобающем виде, – ухмыльнулся Вега, но тут же вновь посерьезнел. – Если знаешь Императора, то знаешь и Здравовича. Передай ему, что если я интересую его в ином виде, кроме мертвого, то он знает, где меня найти. Я мог бы стать весьма ценным сотрудником для Отдела особых расследований.

Он отвернулся к кровати, подхватил простыню, обернул ее вокруг бедер.

– Уходи.

Темная скользнула к двери, бросив прощальный взгляд на Вегу. Его голос догнал девушку уже в дверях.

– Спасибо за ночь. Я почти поверил, что понравился тебе.

Ее глаза на миг сверкнули, и дверь закрылась.

Темной понадобилась вся ее сила воли, чтобы заставить себя постучаться в дверь, ведущую в кабинет Императора.

– Войдите.

Лаарен III нервно мерил кабинет шагами, Александр – последний, кого Темной сейчас хотелось видеть, – стоял у стены, прислонившись к ней плечом.

– Наконец-то! – воскликнул Император, увидев ее, и обернулся к Здравовичу. – Как видите, ваши предчувствия вас порой обманывают.

– Судя по выражению ее лица – вряд ли, – усмехнулся Александр. Темная скрипнула зубами – она ненавидела манеру главы ООР говорить в ее присутствии так, словно бы ее здесь не было.

– Докладывай, Ева, – Лаарен порой, когда чувствовал ее волнение, называл Темную по имени. Она не знала, откуда такое отношение, но очень ценила эти мгновения.

– Я не смогла выполнить задание, мой Император, – тихо произнесла Темная, опускаясь на колени.

– Я же говорил, – усмехнулся Здравович.

– Почему?

Вопрос Лаарена, вернее, тон, которым этот вопрос был задан, окончательно выбил девушку из колеи. Закусив губу, она еще ниже опустила голову.

– Темная, расскажи нам подробно, почему тебе не удалось убить этого человека? – холодно поинтересовался Александр, стряхивая несуществующую пылинку с темно-красного плаща.

– Он не человек, – она чудовищным усилием воли заставила себя поднять голову.

– В смысле?

– Ни один человек не выживет после двойной дозы «Черного лотоса».

– Ну почему же? Были случаи, один, кажется, даже в твоей практике.

– Допустим. Но человек уж точно не выживет со стальной иглой, насквозь проткнувшей его горло.

– Прибегла к своему коронному способу, – понимающе усмехнулся Здравович. В этот миг Темная ненавидела его еще сильнее, чем обычно, хоть это и казалось невозможным.

– Нет. Мой коронный способ – застрелить из арбалета отравленным болтом, – немного более дерзко, чем могла себе позволить, ответила она. Ева прекрасно понимала, что за эту дерзость ей еще придется заплатить, но ничего не могла поделать.

– Александр, следите за своими словами, – резко сказал Император.

– Как прикажете, ваше величество, – Здравович изящно поклонился, но Темной почудилась в этом поклоне некая завуалированная издевка. – Темная, как ты выжила, если он раскусил тебя?

– Просто он решил использовать меня в качестве посланца. Вега просил вам кое-что передать.

– О, уже не «объект», уже «Вега». Как интересно. Несколько вопросов, Темная. Во-первых, как он узнал, кто тебя послал? Во-вторых, ты уверена, что он – не человек? В-третьих, что он просил передать и кому именно – его величеству или мне?

– Он вынудил меня сказать, кто меня послал его убить, – сгорая от стыда, прошептала она, вновь наклоняя голову.

– Вынудил? Как бы нам не пришлось искать на твое место кого-либо другого, – жестоко усмехнулся Александр. – Зачем Императору экстерминатор-непрофессионал, которого могут заставить выдать его величество?

– Александр, еще одна фраза в таком духе – и я попрошу вас оставить меня наедине с Евой, – в голосе Лаарена звенела сталь, в устремленном на Здравовича взгляде стояла откровенная неприязнь. – Расскажи, пожалуйста, подробно, что произошло.

– Я убила Вегу де Вайла шпилькой, – тихо, но уже более уверенно проговорила Темная. – Вернее, думала, что убила. Я уверена в том, что нанесенная мной объекту рана должна была привести к немедленному летальному исходу. Когда я приблизилась к телу, чтобы забрать оружие, он схватил меня за руку, отбросил к стене. Поверьте, он был не более мертвым, чем я. Он, используя необычную магию, заставил меня назвать того, кто послал меня убить его. Потом он сказал… Мне привести его фразу дословно, – тут Темная позволила себе намек на улыбку, – или передать своими словами?

– Лучше дословно.

– Он просил передать: «Если я интересую его в ином виде, кроме мертвого, то он знает, где меня найти. Я мог бы стать весьма ценным сотрудником для Отдела особых расследований».

Александр расхохотался.

– Нет, каков наглец! Мой Император, я же говорил вам, что этот парень нам пригодится. Темная, надеюсь, ты сохранила шпильку с его кровью?

– Боюсь, он не настолько глуп, чтобы отдавать мне такую вещь, – усмехнулась она. – Зато у меня есть это…

Из кармана девушки появился платок, перепачканный темной, густой жидкостью.

– Великолепно! – Глава ООР быстрым движением выхватил кусок ткани. – Как видите, мой Император, все случилось почти так, как я и предполагал.

– Почти, – мрачно подчеркнул Лаарен.

– Те мелочи, в которых я ошибся, в рамках допустимого. А теперь, мой Император, я все же хотел бы поговорить с вами насчет задания для Темной…

Глава XVI Рыцарь Ордена Мерцающей Звезды

– Выше! Еще выше! Да, правильно, теперь бей.

– У меня рука болит!

– Возьми меч левой. Бей! Сверху и слева.

– Левая тоже болит!

– Мне до этого дела нет. Ты просила?

– Просила…

– Я предупреждал?

– Предупреждал…

– Тогда на что ты жалуешься? Третий блок!

– Ой! – Лианна выронила деревянный меч, схватившись за ушибленную руку. – Так нечестно! Ты не сказал, что мы переходим на блоки!

– А твой враг, который будет пытаться тебя убить, тебя вообще ни о чем предупреждать не будет, – проворчал Талеанис. – И какого Ярлига я взялся тебя учить? Женщине место дома, а не на поле боя.

Лианна с места прыгнула на него, едва не сбив с ног, и замолотила кулачками по груди. Руки у нее сильные, в который раз отметил полуэльф.

– Еще раз такое скажешь – я тебя поколочу! Я должна уметь сражаться!

– Зачем тебе это, ребенок? – рассмеялся он, подхватывая девочку на руки.

– Я не ребенок! И я должна отомстить тому, кто убил маму и всех остальных!

Мантикора едва сдержался, чтобы не закричать от нахлынувшей головной боли, которую вызывало любое ее напоминание о страшном ночном убийце. Она его так и не узнала.

– Должна, должна… Ты еще маленькая, чтобы мстить.

– Я не маленькая! И в любом случае я должна уметь за себя постоять, – упрямо заявила полуэльфочка.

– Если на нас нападут, я сумею защитить обоих.

– А если ты будешь спать и придет ночной убийца?

– Клянусь тебе, Лианна, ночной убийца не тронет тебя, пока я жив. А меня убить очень непросто, – стиснув зубы от дикой головной боли, проговорил Талеанис, прижимая ее к себе.

Он уже раз сто проклял тот миг, когда согласился на уговоры девочки «немного научить ее драться на мечах».

– Давай еще попробуем? – полуэльфа подобрала свой меч.

– Нет, малышка, завтра рано вставать. Поужинаем и ляжем спать, а завтра вечером еще потренируемся.

Спустя полчаса Лианна уже спала, завернувшись в плащ. А Талеанис, как и каждый вечер, сидел перед костром, невидяще глядя в огонь, и проклинал себя.

Внезапно он почувствовал, что на поляне есть кто-то еще. Этот кто-то не был настроен враждебно, он просто находился рядом и смотрел знакомым, пронзительным взглядом, проникающим в душу. Талеанис медленно обернулся.

Прислонившись плечом к дереву, она изучала спящую Лианну. На ее кожаной куртке появилась прореха, над бровью – ссадина, а в глазах – усталость. Сейчас она совсем не походила на богиню.

Мантикора вскочил. Он понимал, что Дианари Лиаласа не питает к нему добрых чувств, и, хоть осознавал, что шансов против нее у него нет, готов был сражаться до последнего вздоха. Не за себя – за Лианну.

Эльфа вздохнула, подошла к костру, села возле огня на корточки, ее взгляд словно бы высматривал что-то в пляске пламени.

– Сядь, Талеанис. Я не причиню вреда ни тебе, ни девочке.

– Что вам нужно, госпожа? – Несмотря на ее слова, полуэльф сжал пальцы на рукояти меча.

– Я хочу исправить то, что ты сотворил по незнанию, ослепленный бездумной ненавистью и желанием отомстить. Сядь.

Он отпустил рукоять и, обойдя костер, сел напротив Дианари.

– Зачем вы пришли?

– Поговорить. Ты не поверил Нортахелу, пытаясь убедить себя в том, что тебе всего лишь приснился сон. – Она не спрашивала, она утверждала.

– Но…

– Это был не сон. Все так, как он тебе сказал. Только в твоих силах загнать эту тварь, Левиафана, в небытие.

– Вы – богиня и вы не можете этого сделать?

– Талеанис, если бы я спустилась в этот мир как богиня, то от него не осталось бы и воспоминания. Сейчас я – простая смертная. Здесь меня убить даже легче, чем этого демона.

– Госпожа, вы…

– Называй меня по имени. Прошу.

– Хорошо. Дианари, почему вы не уничтожили меня сразу же, как только увидели? – напрямую спросил полуэльф.

– А почему ты считаешь, что я должна была тебя уничтожить?

– Я убил многих в том поселении. Многих вашей расы. Тех, кто вам поклоняется, тех, кого вы защищаете.

– Этот мир – не единственный, как ты уже понял, – улыбнулась Дианари. – В других мирах мне молятся не только эльфы, но и те, кто принадлежит к расе полуэльфов.

– Расе? – вскипел Мантикора, неожиданно взбешенный ее корректностью. – Расе? Я и такие, как я, для вас, Перворожденных – ублюдки, полукровки! Мы – не раса, мы – ошибка природы!

– Нет. Вы – точно такая же раса, как люди, орки, эльфы… Просто гораздо более молодая. В этом мире еще не было полуэльфов, способных стать родоначальниками расы, но теперь они есть. На твою долю выпало много испытаний и тяжкое бремя, Талеанис, но я верю, что ты справишься, – в темных глазах, с нежностью смотревших на Мантикору, была надежда. И любовь. Любовь матери – к детям.

– Кто станет родоначальником расы полуэльфов? Я? Лианна? – с горькой усмешкой спросил Талеанис.

– Абсолютно верно. Ты и она.

– Лианна еще ребенок.

– Ей четырнадцать лет, она только выглядит ребенком. Впрочем, и это скоро пройдет. Через год-два она будет взрослой девушкой, а жизни вам отмерено каждому по нескольку веков. Вы успеете родить много детей.

– Наши дочери не смогут в дальнейшем рожать от своих братьев, – проговорил он, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле.

– Ваши сыновья не будут единственными полуэльфами в этом мире, – улыбнулась Дианари.

– Но… Если Лианна не захочет становиться племенной кобылой? – грубо, напрямую задал вопрос Мантикора.

Дианари вздрогнула. Ее глаза затуманились, словно богиня проваливалась в пучину воспоминаний.

– У нее не будет выбора. Ты должен оберегать ее. Лианна – одна из двух девушек твоей расы в этом мире. У нее не будет выбора, как не было его у меня.

Талеанис вопросительно посмотрел на Лиаласу. Она вздохнула.

– У меня есть друг. Он не бог, но тоже бессмертен. Когда-то он был простым полуэльфом, ненавидел свою родню по матери, и даже оставил мне на память этот шрам. – Она коснулась кончиками пальцев тонкого рубца на шее. – Но мы стали друзьями. Как-то раз я очень долго не появлялась дома. И не видела его. А вернувшись, узнала, что мои родичи, эльфы – самая малочисленная тогда раса моего родного мира – нанесла моему другу-полуэльфу страшное оскорбление.

Он уничтожил их почти всех. В Молхельме осталось двадцать три эльфа-мужчины и одна женщина – я. Как я уже говорила, тогда я не была богиней и не знала, что Молхельм – не единственный мир. Что мне оставалось делать? Я должна была спасти мою расу. – Дианари сняла с пояса флягу, отпила, протянула Мантикоре, слушавшему, затаив дыхание. – За двадцать лет, проведенных в родном лесу, я родила пятнадцать детей от четырех разных отцов, и, поверь, на собственной шкуре знаю, что такое быть «племенной кобылой».

Знаешь, как звали того полуэльфа? Возможно, это совпадение, возможно – судьба. Его звали Талеанис, он носил татуировку на левой щеке и прозвище «Мантикора».

Она замолчала. Молчал и потрясенный Талеанис. Он хотел выразить ей свое восхищение, но не мог подобрать слова.

Слишком многое изменилось в его жизни за какой-то месяц. Слишком много потрясений. Естественно, Мантикора не мог не измениться под влиянием произошедшего, но он и сам не замечал, насколько изменился. Сейчас он смотрел на темноволосую эльфу, сидящую возле его костра, и неожиданно четко понимал, что богиня – это не сияющий ореол, не венец из звезд, не абстрактная могущественная сущность. Сидящая у костра женщина с мечом, бывшая в этот миг простой смертной, для Талеаниса именно сейчас стала богиней. Его богиней.

– Не нужно слов, – мягко улыбнулась Дианари. – И восхищения тоже не нужно. Я была виновата в ошибке своих родичей и своего друга, а потому лишь заплатила за эти ошибки.

В этот миг Мантикора принял решение. Он встал, обошел костер и опустился перед Лиаласой на одно колено, протягивая ей свой меч рукоятью вперед.

– Я, Талеанис ан Нортахеле по прозвищу Мантикора, присягаю госпоже моей Дианари Лиаласе, клянусь хранить ей верность и служить ей до последнего моего вздоха. Да услышит Мерцающая Звезда мои слова.

Небо над ними вспыхнуло россыпью пылающих звезд, на миг окутав полуэльфа и богиню сиянием. На челе Дианари блеснул и исчез звездный венец, глаза сверкнули. Она поднялась на ноги, ее пальцы сомкнулись на рукояти протянутого меча.

– Я, Дианари эа Сайнери Лиаласа, принимаю твою клятву, твою верность, твою службу. Клянусь в ответ быть благодарной и справедливой, помогать и ограждать тебя в твоей службе. Я, Мерцающая Звезда, – в этот миг Талеанис вновь увидел перед собой величественную богиню, – свидетельствую взаимной клятве и принимаю ее! – Меч рассек ночной воздух и коснулся плеча полуэльфа. – Встань, рыцарь Ордена Мерцающей Звезды, и да пребудет с тобой сила!

Мантикора поднялся на ноги. В голове шумело, как после пары кружек доброго эля. Дианари, улыбаясь, надела ему на шею медальон на цепочке.

Медальон представлял собой меч из темно-серебристого металла, обвитый белой молнией и черной розой, в перекрестье которого мерцала синяя семиконечная звезда с зеленым листом неизвестного полуэльфу растения в центре.

– Рыцарь Ордена Мерцающей Звезды? – неверяще спросил Талеанис. Он никогда о таком не слышал, но смутно догадывался, что это такое.

– Да, – улыбнулась Дианари. – У этого Ордена нет кодекса, устава, магистров и тому подобного. Все это – в твоем сердце, и ты сам себе магистр и судья. Кроме того, в кулоне рыцаря заключен святой символ богини.

– Это правильно, – пробормотал ошарашенный Мантикора. – А то можно запутаться в количестве цепочек на шее.

Лиаласа расхохоталась.

– Это точно!

– Но что мне теперь делать, Дианари? Если Нортахел говорил правду, то…

– То тебе нужно уничтожить Левиафана. Проблема в том, что сказать это гораздо проще, чем сделать. Левиафан – мой заклятый враг, я сама убивала его трижды, но каждый раз он находил способ вернуться. Как – не знаю. Беда в том, что я практически ничем не могу тебе помочь, в этом мире мои силы очень ограничены, – Лиаласа задумалась. – Точно! Найди Глэнсириенну, ту эльфу, что заточила Левиафана в теле прапрадеда Нортахела. Она наверняка тебе что-нибудь подскажет.

– Но… Ведь демона заточили около десяти тысяч лет назад! Как Глэнсириенна может быть жива?

– Глэнсириенна – серый эльф. В отличие от лесных эльфов, серые действительно бессмертны. – Дианари встала, отряхнула куртку от налипшей хвои. – Я переночую с вами, а утром наши пути разойдутся. Я отправляюсь вслед за Левиафаном, прослежу, чтобы он не натворил слишком много бед, вам же следует идти на северо-восток, к Серебристым горам. Спи, Талеанис, вам предстоит тяжелая дорога.

Мантикора почувствовал, что не в силах бороться с внезапно накатившей сонливостью. Сил хватило лишь на то, чтобы завернуться в плащ и упасть на кучу лапника.

Талеанис проснулся от запаха вкусной еды. Открыв глаза, он увидел, что Дианари сидит на корточках возле костра, помешивая деревянной ложкой что-то аппетитно булькающее в котелке.

– Доброе утро, – поздоровалась она, увидев, что полуэльф проснулся. – Иди умойся, я почти закончила с завтраком.

Когда Мантикора вернулся к костру, котелок стоял на углях с самого краю, а две миски были наполнены кашей с мясом. К дереву были прислонены два небольших мешка. Откуда они взялись?

– Угощайся, – Дианари протянула ему миску, сама взяла вторую. – Поедим, потом я уйду, и разбудишь Лианну. Не стоит ей пока знать, что я здесь побывала.

– А как она тебя узнает?

– Сразу видно, что ты вырос не среди эльфов или даже людей. Моя раса бывает донельзя дотошной, когда дело касается моих изображений. Особенно тщательно скульпторы и художники почему-то выделяют обрубок уха и шрам на лице. Если Лианна меня увидит, мне будет сложно доказать ей, что я – не Мерцающая Звезда, и еще сложнее объяснить ребенку, почему я не могу вернуть ей маму. Девочка наделена способностью чувствовать ложь.

– Но она мне поверила, когда я сказал, что защищу ее от ночного убийцы и не позволю ему к ней прикоснуться, – тихо сказал Мантикора, опустив глаза. Есть отчего-то расхотелось.

– Ты не солгал. Зелье, которым тебя напичкали во время ритуала, пробудило самые темные твои стороны и многократно их усилило. Ты – не ночной убийца. Он в тебе, это так, но ты – не он, – Дианари подошла ближе, села напротив полуэльфа. Ее голос стал очень серьезен. – Талеанис, если бы весь кошмар в том поселении сотворил ты, я бы с тобой не разговаривала. Я бы тебя убила, не обращая внимания на последствия. И я не стала бы воплощаться в этом мире, а просто вынудила бы Левиафана вступить со мной в поединок в открытом Междумирье. И не имело бы значения, чего мне мог стоить тот поединок. Поверь, я поступила бы именно так, если бы ты действительно был тем, кого Лианна называет «ночным убийцей». – Она встала, отставив пустую миску, достала из-под куртки тяжелый мешочек. – Возьми, вам в дороге понадобится немало золота. В мешках у дерева – сухая еда. Горсть в котелок – и сытный ужин готов. Она долго не портится, поэтому рекомендую оставить на черный день. Мы еще встретимся, Талеанис.

– Позволь спросить тебя.

– Спрашивай.

– Та девушка, Маалинни…

– Которая тебя прокляла? – Лиаласа понимающе усмехнулась. – Увы, снять это проклятие мне сейчас не по силам. Я даже не знаю, в чем оно заключается. Маалинни была моей жрицей, одной из лучших в этом мире. Она обратилась ко мне за силой в тот момент, когда я готова была воплотиться здесь. Я успела ее спасти, но… Извини, в тонкости проклятия не вникала. Может, Глэнсириенна сможет тебе подсказать.

– Я не о том… Она… Маалинни сможет меня простить?

– Надеюсь, что да. Ее ненависть не станет тебе хорошим подспорьем в борьбе с Левиафаном. Ты еще о чем-то хочешь спросить?

– Ты сказала, что мужчин-полуэльфов немало, а женщин – всего две. Почему?

– Полуэльфы-мужчины – сыновья эльфийских женщин и людей. Они, за редким исключением – дети войн. Люди, грабя очередную деревню, поселение, город эльфов, часто насилуют эльфийских женщин, а те потом рожают детей-полукровок. Потому большинство полуэльфов, рожденных в эльфийских домах, не видят любви и тепла, так как служат матерям напоминанием о пережитой боли, страхе и позоре. Полуэльфы-женщины – дочери эльфов и людских женщин. Эльфы, захватывая поселения людей, убивают пленных, не оставляя в живых никого. И если шансы на то, что полуэльф будет сыном не войны, а любви, как в твоем случае, просто невелики, то шансы на то, что эльф будет спать с человеческой женщиной, ничтожно малы. Эльфийские женщины нередко влюблялись в людей, и я тому живой пример – у меня трое сыновей-полуэльфов. Но мои остроухие сородичи-мужчины отчего-то мнят себя венцом творения, и редко когда кто-либо из них удосуживался посмотреть на человеческую женщину как на женщину, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю. Но не понимаю другого – ведь мать Лианны – эльфа.

– Нет. Та девушка – сестра ее отца. Лианна – то самое исключение, дитя любви эльфа и простой девушки, дочери имперского легионера. Ее мать умерла во время родов, а отец погиб на последней войне вместе с отцом Нортахела. Его сестра взяла племянницу к себе и растила, как собственную дочь. Лианну любили в деревне, несмотря на то, что она была полукровкой, – ответила Дианари на вопрос, который Мантикора побоялся задать. – Девочка – дитя любви. А в любви нет ничего постыдного. Мне пора идти. Ищи Глэнсириенну в Серебристых горах, береги Лианну и не волнуйся пока о Левиафане. Я прослежу за ним и дам тебе знать, когда придет время. До встречи, Талеанис.

Она исчезла за деревьями. Полуэльф вздохнул и отправился будить «дитя любви».

Через неделю Мантикора и Лианна прибыли в небольшой городок людей, находящийся на границе эльфийского леса и Империи. В городе, благодаря золоту Дианари, Талеанис купил необходимое походное снаряжение взамен того немногого, что удалось собрать в сожженном поселении, одежду им обоим, заказал меч для Лианны ей по росту и по руке, приобрел себе длинный охотничий лук, а девочке – короткий составной под ее силу. Еще он обменял краденых эльфийских коней, предназначенных для езды по лесам, на двух хороших верховых лошадей – гнедого жеребца для себя и маленькую рыжую кобылку для Лианны, – и пегого, нестарого еще мерина в качестве вьючного животного.

В городке они задержались на две недели. Причиной тому послужил, во-первых, срок, за который кузнец взялся изготовить меч для полуэльфы, во-вторых, ее желание посмотреть, «как люди живут», но как только меч был готов – впрочем, «мечом» его называла лишь Лианна, Талеанис же, посмеиваясь, окрестил ее оружие «кинжалом-переростком», – они отправились далее.

Золото Дианари закончилось спустя два месяца, когда путешественники прибыли в город под названием Нэтмайл.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Лианна, вяло ковыряясь в тарелке с переваренной гречневой кашей без мяса.

– Наймусь в охрану, – ответил Мантикора. – Или в караван, к каким-нибудь купцам, или в личную охрану.

Он не торопился, так как знал – до гор им добираться при благоприятном раскладе, около года. Если повезет, не будет никаких проблем с деньгами, лошадьми, разбойниками и прочими, кто так любит отравить мирную жизнь обычных путешественников. В среднем дорога от Нэтмайла до Серебристых гор занимала десять—двенадцать месяцев. Плюс месяц по самим горам, итого – год.

На следующий день Талеанис получил место охранника небольшого торгового каравана, направляющегося в Эйкленд, на юго-восток. Ему и Лианне нужно было на северо-восток, но хозяин каравана щедро платил и согласился взять девочку, кроме того, оплачивать все расходы на питание и проживание обоих, пока обозы не дойдут до точки назначения.

* * *

– Я не понимаю, как этот треклятый мальчишка сумел сбежать!

– Повелитель, я же говорил, что вы его недооцениваете. Рыцари Ордена Грифона поголовно владеют магией.

– Это я уже понял! Но как этот маг-недоучка исхитрился использовать заклинание телепортации! Тем более в моем особняке! – продолжал бушевать Левиафан.

– Не стоит так расстраиваться из-за какого-то сопляка, Повелитель. Потом вы обязательно найдете его и накажете, – спокойно говорил Маар-си, отпивая из бокала. Он давно привык к несдержанному характеру своего господина и научился правильно реагировать на моменты бешенства демона.

– А что, если он выжил, и у него хватит ума явиться в Орден, когда ты уже там? Раз уж ты настоял на том, что на сей раз действовать надо более осторожно, скажи, не поставит ли его появление перед этим орденским графом де ля Мером всю нашу операцию в этом чертовом городке под удар? – немного успокоившись, спросил князь-герцог.

– Младшего магистра ордена зовут де ла Мар, Повелитель.

– Мне без разницы! Ответь на мой вопрос!

– Не поставит. Подумайте сами – я знаю и умею все, что знает и умеет фон Кильге. Появление всклокоченного парня, похожего на Гундольфа, который кричит всякие бредни о демоне, доппельгангере[16] и чуть ли не конце света, не произведет на де ла Мара ожидаемого Гундольфом впечатления. Больше того, я смогу убедить графа в том, что этот человек – посланец наших врагов, которые хотят иметь в Ордене свого человека, но слишком глупы, чтобы придумать нечто более оригинальное и правдоподобное.

– Мне не нравится, что ты говоришь о себе так, словно действительно являешься частью Ордена, – проворчал демон.

– Повелитель, простите, но пока я изображаю фон Кильге в Ордене, я буду им. Рыцарем Гундольфом фон Кильге. Больше того, вам все же придется дать Ордену денег.

– Почему?

– Я при проверке выяснил, что вы замешаны в не слишком красивых делах с финансовыми махинациями. Я поговорил с младшим магистром, и мы пришли к выводу, что если виновный де Аббисс готов поделиться с нами своими безмерными богатствами, мы готовы закрыть глаза на некоторые странности. Хоть Ордену и не пристало брать деньги у мошенников, но… Император от нас отвернулся, да воссияет его солнце над всей Империей, и нам самим надо как-то выживать, – улыбаясь, закончил Маар-си.

И без того разъяренный, к концу монолога помощника Левиафан едва сдерживался, чтобы не уничтожить париасца немедленно, а лучше – предать его долгой и мучительной смерти.

– То есть ты хочешь сказать, что, несмотря на усилия, приложенные нами во избежание излишнего внимания со стороны Грифонов, ты сам привлек ко мне их взгляд? – прошипел он сквозь зубы.

– Конечно, мой Повелитель, – париасец откинулся на спинку кресла с выражением наслаждения на лице.

Более всего демона бесило то, что он не знал, чем вызвано это наслаждение – не то вкусом вина, бокал которого Маар-си держал в руках, не то тем, что сам Левиафан никак не мог понять замысел своей правой руки.

– Объясни, – потребовал князь-герцог.

– С удовольствием, Повелитель. Дело в том, что вы изначально привлекли к себе внимание Ордена. Начиная с того, что вы появились неизвестно откуда, без всяких свидетельств о вашем прежнем существовании, родословных и всего прочего.

– Ты ведь позаботился о том, чтобы все документы и бумаги находились там, где они должны быть!

– Да. Но вы объявили о себе на две недели раньше, чем я смог это сделать. Это первое, что привлекло внимание Ордена. Второе – ваше несметное богатство. Вы знаете, что вы достаточно богаты для того, чтобы одалживать Имперскую казну? Третье – странный, невиданный ранее ни в Империи, ни в Париасе, ни в Номикане, ни даже на Севере или у нелюдей титул «князь-герцог». Четвертое – ваша чрезмерная замкнутость и нелюдимость, привезенные с собой слуги, отказ от всех приглашений ваших соседей – Орден знает обо всем, что происходит в Хайклифе.

– Думает, что знает, – с ухмылкой поправил его Левиафан.

– Конечно, Повелитель.

– Но зачем тогда эта история про финансовые махинации? Как будто мне и так недостаточно внимания Грифонов.

– Легенда о том, что вы – удачливый финансовый мошенник, дает ответы на все прежние странности. Она поясняет, почему князь-герцог Левиафан де Аббисс не упоминается в прежних бумагах Ордена, богатство и странный титул – де ла Мар просто пришел к выводу, что имя фальшивое, как и титул, а деньги получены в результате махинаций. А замкнутость вызвана боязнью встречи с кем-нибудь, кто сможет опознать вас. Я посоветовал младшему магистру не требовать слишком много и сразу, а доить незадачливого мошенника постепенно. Граф прислушался к моему совету. Несколько раз можно будет заплатить Ордену, а потом…

– Потом мой план вступит в завершающую стадию и наконец-то можно будет забыть о конспирации, – удовлетворенно рассмеялся Левиафан. – Маар-си, ты прав. Это была хорошая идея.

– Благодарю, Повелитель, – по бледным губам париасца скользнула странная улыбка.

– Можешь отдыхать. Завтра ты мне понадобишься. – Демон, довольно посмеиваясь, вышел из гостиной. А Маар-си еще долго сидел в кресле и, невидяще глядя в пламя камина, улыбался своим мыслям.

Уже триста лет он служил Левиафану. Естественно, родился мнимый париасец не под этим солнцем и с демоном познакомился не в этом мире. Но ни разу с тех пор, как Маар-си принес клятву, он не жалел о сделанном выборе. В первую очередь, наверное, потому, что вообще никогда не жалел о содеянном, считая это бессмысленным – все равно прошлое не изменить.

Глава XVII Следователь ООР

– Не хотел бы я в такую погоду оказаться без крыши над головой, – проворчал Рагдар, глянув на окно, за которым бушевал ветер, швыряя в стекло комья мокрого снега.

Вега отхлебнул эль из кружки.

– Интересно, где нынче наш остроухий знакомец? – Даргел говорил тихо и гораздо более хрипло, чем обычно, его шея была обмотана легким шерстяным шарфом, скрывающим повязку. Оружие Темной оказалось отравлено каким-то ядом, весьма заметно снизившим регенерацию.

– Ярлиг его ведает. Ты думаешь, я о нем что-нибудь знаю?

– Вы же день в одной камере просидели.

– После визита герцога с его подручными нам, поверь, было не до разговоров, – ухмыльнулся северянин. – Жаль мне этого эльфа. Ему явно досталось в этой жизни.

– Это точно. Впрочем, помяни мои слова, мы его еще не раз встретим. – Вега встал, накинул висящий на спинке стула плащ.

– Кажется, когда я в прошлый раз видел этот плащ, он грозился развалиться на сотню маленьких плащиков, – хихикнул Рагдар, допивая эль. – Ты вообще куда собрался в ночь?

– Это новый плащ, балда. К девкам я собрался, – буркнул тот.

– Врешь ведь. Единственному, можно сказать, другу, нагло брешешь прямо в лицо. – Варвар с сожалением заглянул в свою кружку, пару секунд печально созерцал ее дно и потянулся к кружке Веги.

– Оставь в покое мой эль. – Даргел опустил на лицо капюшон.

– Ага, то есть факт своего беззастенчивого вранья ты не отрицаешь! И все же, куда ты собрался в такую погоду среди ночи?

– Еще вечер. Я вернусь часа через три.

Он вышел из гостиной.

Задержавшись на лестнице, Вега вытащил из кармана полученное час назад письмо. Вернее, подброшенное – войдя в комнату, он обнаружил его на своем столе. Узкий конверт из плотной бумаги. На черном сургуче явственно отпечаталась руническая «XIII». В конверте находился сложенный вдвое лист пергамента, на котором ровным почерком была выведена всего одна строка:

«За час до полуночи приходите к мосту Башен. Вас будет ждать карета».

Сложно было найти в ночном Мидиграде место, более зловещее и мрачное, чем мост Башен. Его забытый уже архитектор, безусловно, обладал больным воображением, а о чем он думал, когда рисовал проект, страшно было даже представить.

Высокие и широкие перила моста украшали четыре высокие, причудливо изогнутые башни, украшенных фресками и лепниной. Скульптурные изображения неведомых чудовищ говорили о богатейшей, хоть и извращенной фантазии их автора, а оскалы четырех драконов, обвившихся вокруг башен, приводили в трепет даже самых смелых горожан. Недаром мост Башен в народе именовали не иначе, как мост Кошмаров.

Подойдя к этому сооружению и разглядев его в мертвенном свете полной луны, выглядывающей меж тяжелых свинцовых туч, Вега вздрогнул. В его жизни было немало страха и ужаса, но он даже предположить не мог, что его способно испугать простое архитектурное сооружение, пусть даже гениально жуткое.

Сорвавшийся с цепи ветер бушевал, трепал плащ за спиной, пытался отбросить даргела к ограде. Вега положил руку на хвост дракона, тем самым давая себе дополнительную точку опоры. Он прекрасно понимал, что находится не в лучшей форме. Рана, полученная от Темной, пришлась чуть в стороне от того места, куда пару веков назад вогнал свой клинок другой противник, и болела немилосердно. Каждое слово давалось даргелу через боль, дыхание было хриплым, и он понимал, что в схватке с тем же Рагдаром почти наверняка проиграет.

Пытаясь плотнее закутаться в плащ, Вега посмотрел на часы. Без одной минуты одиннадцать. В этот момент раздался дробный перестук копыт, шорох колес и на мост въехала закрытая карета, запряженная парой гнедых.

Лошади остановились на середине моста. Минутная стрелка с неслышным почти щелчком замерла на делении «двенадцать», завершая круг и начиная новый.

Пунктуальность явно была в числе принципов работников Тринадцатого департамента.

Вега отделился от статуи, быстрым, но не суетливым шагом приблизился к карете, открыл дверцу и сел. Против ожидания его внутри никто не ждал.

В следующий миг щелкнули вожжи и лошади с места взяли крупной рысью. Вега, усмехнувшись, откинулся на спинку сиденья.

Значит, он все же смог заинтересовать Александра Здравовича. Впрочем, сомневаться в своем умении кого-либо действительно заинтересовать, ему не приходилось.

Окна кареты были плотно закрыты. Даргел даже не стал пытаться открыть их.

Спустя полчаса лошади остановились. Дверца распахнулась, возле кареты стоял невысокий человек, закутанный в плащ. Вега спрыгнул на мостовую, человек указал ему на неприметную дверь. Все же успев краем глаза оглядеться, он понял, что находится где-то в «благородных» кварталах.

За дверью обнаружился холл, из которого вели три коридора. Человек в плаще обогнул даргела и знаком же предложил ему следовать за ним. Собственно, ничего иного Веге и не оставалось…

Пройдя несколько коридоров, освещенных тусклыми лампами, спустившись по одной лестнице и поднявшись по другой, его спутник остановился у тяжелой двери с бронзовой ручкой. Указав на эту дверь, он отступил в тень.

Вега постучал.

Ответа не было.

Постучав еще раз, но так и не дождавшись ответа, Вега толкнул массивную дверь от себя. Она оказалась не заперта.

За дверью оказался небольшой кабинет, обставленный дорогой, но не вычурной мебелью. Стол, за ним – кресло, несколько шкафов, кушетка, три стула. Кабинет не выглядел обжитым, но его явно использовали – на столе лежали какие-то бумаги, стояли чернильница и подставка с перьями, да и шкафы были заставлены книгами. Скорее всего, у кабинета просто не было постоянного хозяина.

Отметив все это, Вега расположился на стоящем у стола стуле и приготовился к ожиданию.

Спустя около двадцати минут дверь распахнулась и в комнату вошел человек.

Он был на полголовы ниже даргела, около шести с половиной футов. Стройный, но не хрупкий – в его движениях проскальзывала грация хищника. Дорого и со вкусом одет – Александр, а это был именно он, явно отдавал предпочтение темно-красным и черным оттенкам. На поясе – длинный меч, явно боевой, в потертых ножнах, которые не вязались с дорогой одеждой. На вид главе Тринадцатого стола Имперской канцелярии было от тридцати до сорока лет – точнее не скажешь, но в черных волосах, заколотых с художественной небрежностью, не было ни единого седого волоса. Карие глаза с вишневым отливом, в которых светился живой и острый ум, внимательно изучали Вегу.

Даргел встал, поклонился.

– Вам все же хватило наглости явиться на встречу, – с некоторым удовольствием в голосе, смешанным с легким удивлением, констатировал он. Голос у него был звучный, но при звуках этого голоса Веге стало несколько не по себе. – Что же, доброй ночи, Вега де Вайл.

– Доброй ночи, герцог, – единственное, что удалось выяснить наверняка, – это титул главы ООР.

Александр бросил черный плащ с темно-алым подбоем на кушетку, сел в кресло напротив даргела. Его взгляд скользнул по белому шарфу из тонкой шерсти, скрывавшему шею Веги.

– У вас болит горло? – с усмешкой поинтересовался он.

– Да, немного простудился, – с такой же усмешкой отозвался де Вайл.

Здравович рассмеялся. Если при звуке его голоса Веге стало не по себе, то сейчас его до костей пробрал могильный холод.

– Вы мне нравитесь, юноша. Ваша сумасшедшая наглость выдает в вас человека либо ненормального, либо уверенного в себе.

– Мне лестно слышать, что вы не сочли меня самоуверенным, – поклонился даргел.

– Если не секрет, на что вы рассчитывали, демонстрируя свою наглость столь дерзко?

– На что я рассчитывал? Заинтересовать вас, – честно ответил Вега. Ему категорически не нравилось поведение Здравовича, он очень не любил, когда не мог предсказать действия собеседника. И в то же время он был в восторге. Ему предлагали знакомую игру, пусть даже на новый манер, по которой успел соскучиться за два месяца в Мидиграде, а до того – полвека бездействия в захваченном его расой мире.

– Вы хотите работать в Тринадцатом департаменте. Почему вы просто не пришли в представительство ООР, а предложили мне встречу столь необычным способом?

– Через подосланного вами убийцу?

– Не мной. Вы, милорд де Вайл, меня заинтересовали, и у меня не было причины желать вам смерти. В конце концов, мне нужны такие люди, как вы. Просто вы имели несчастье сильно обидеть его Императорское величество Лаарена III своей наглой выходкой на площади Пяти Эшафотов.

– Я сожалею.

– О, в этом я сильно сомневаюсь. Впрочем, это не имеет значения. Все же, почему вы не пришли в представительство Тринадцатого департамента, если уж хотите работать со мной?

Веге очень понравилось, что Здравович не сказал «работать на меня». Александр с самого начала показывал, что он предлагает относительно равноправное сотрудничество, а не подчиненное положение в рамках «знай свое место».

– Все дело в том, что мое прошлое едва ли устроило бы вас при проверке потенциального сотрудника, – с улыбкой ответил даргел.

– Чем же? За вами тянется кровавый след? Или вас разыскивают за преступления против Империи? – Глава ООР рассмеялся.

– Не в этом дело. Проблема моего прошлого в том, что его нет и я не желаю отвечать на вопросы, связанные с ним.

– Что значит «нет прошлого»? Вы хотите сказать, что мне не удастся его отследить?

– Именно.

– Вы недооцениваете меня. – На сей раз улыбка Здравовича более походила на оскал.

– Просто вы не знаете меня.

– Вы здорово рискуете. Мне сейчас ничего не стоит забрать вас в подземелья Тринадцатого департамента, а там в спокойной обстановке – не для вас спокойной – выяснить, кто вы такой, откуда вы взялись и почему вас не берет сильнейший яд.

– Яд?

– Сперва Темная пыталась вас отравить. Странно, что вы этого не почувствовали. Ответьте, что мне мешает поступить именно так? И заметьте, это не угроза, а…

– Всего лишь констатация факта? Отвечу – я вас заинтриговал, и вы понимаете, что подобный мне человек может быть для вас полезен. – Вега прекрасно понимал, что выкладывает на стол почти все козыри. Но сейчас игра велась по правилам «пан или пропал». – Видите, я с вами предельно откровенен. Моих преступлений, совершенных в Мидиграде и его окрестностях, хватит на полдесятка смертных казней, я признаю, что мне есть что скрывать, и при этом не побоялся прийти на эту встречу, более того, сам хотел, чтобы она состоялась.

Александр склонил голову набок, пристально разглядывая собеседника. Их разделял достаточно широкий стол, но Веге казалось, что его изучают под микроскопом.

– Действительно, вы меня заинтриговали, Вега де Вайл, единственный представитель рода, которого не существует и никогда не существовало, человек без прошлого. Вы, Ярлигов хвост, меня заинтриговали, а это многого стоит. И я, Александр фон Здравович, глава Тринадцатого стола Имперской Канцелярии, столь похожего на вас в том, что его тоже не существует, несмотря на все результаты нашей деятельности, официально предлагаю вам должность следователя Отдела особых расследований со всеми соответствующими полномочиями, привилегиями и обязанностями. Я понимаю, что у вас будут определенные просьбы личного толка, и готов их обсудить.

Внешне Вега позволил себе лишь улыбку, когда внутри он ликовал. Удалось! Все получилось!

– Конечно. Первое – мне бы хотелось избежать интереса к моему прошлому, начиная с двух месяцев назад и ранее. Второе – команду, с которой я буду работать, я хочу подобрать сам. Третье – у двух моих друзей возникло некоторое недоразумение с герцогом фон Лардом, его возможно уладить?

– Разумеется, – кивнул Здравович.

– И, наконец, четвертое – мне бы хотелось получить мидиградское гражданство для меня и Рагдара, – закончил Вега.

– Рагдар – тот северянин?

– Да.

– Это вполне приемлемые условия. Имя вашего второго друга, эльфа?

– Киммерион ан Илленмиль.

Александр переменился в лице.

– Киммерион Илленмиль?

– Да. А что?

– Моя ошибка, – вздохнул Здравович. – Вега, ваш друг находится под защитой Тринадцатого департамента, и то, что его едва не казнили, чудовищная ошибка. Кроме того, я подозреваю, что версия обвинения, то есть герцога фон Ларда, весьма далека от истины.

– Естественно.

– Вы знаете, что произошло на самом деле?

– На Киммериона напали на окраине Вольного квартала шестеро аристократов-недорослей, которые решили, что могут безнаказанно поиздеваться над не-человеком, – спокойно ответил Вега. – У Кима были давние счеты к сыну герцога, но если бы не вмешательство Рагдара, у ООР стало бы одним подопечным меньше. Подробности мне неизвестны, но если хотите…

– Хочу, – кивнул Александр. – Все подробности. Обещаю, виновные будут наказаны.

– Рад это слышать.

– Завтра вечером я жду вас на улице Цепей, в особняке графа де ла Вар. Там вы получите все необходимые бумаги и предоставите мне отчет о происшествии с вашими друзьями. Теперь последний вопрос. Вы хотите работать со своей командой. Она у вас уже есть, или это пожелание на будущее?

– На будущее.

– Тогда пока что я предложу вам своих людей.

– Это будет великолепно.

– Я так понимаю, ваш друг тоже в команде?

– Да.

– Надеюсь, выбор продиктован разумом, а не дружбой?

– Разумеется. Некогда я руководил организацией, аналогичной ООР, и опыт подобной работы у меня имеется. Рагдар – варвар лишь по названию. Он умен, образован, и его помощь будет мне весьма кстати.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы для него тоже подготовили документы. Еще что-нибудь?

– Нет, пожалуй.

– В таком случае я прощаюсь с вами до завтра, следователь Вега де Вайл. И придумайте себе герб, виконт.

Откинувшись на спинку кресла, Александр снял с ближайшей полки книгу, давая понять, что аудиенция закончена.

Вежливо поклонившись, Вега вышел из кабинета. Ожидавший его человек в плаще проводил даргела до кареты.

Только когда лошади помчались, выбивая подковами глухую дробь по мокрой мостовой, Вега позволил себе согнуться в приступе разрывающего грудь кашля.

Рагдар дожидался друга, сидя перед камином в зале. Судя по количеству пустых кувшинов под столом, он не скучал в отсутствие Веги.

– О! Явился! – воскликнул северянин, когда даргел вошел, пытаясь отряхнуть воду с насквозь мокрого плаща. – Выпей-ка, а то простудишься.

Повесив плащ на крючок, иномирец сбросил сапоги, буквально рухнул в кресло, вытягивая длинные ноги к огню, и залпом влил в себя содержимое протянутой варваром стопки.

– Ядреная штука. Это что?

– Наш северный самогон. Отлично помогает при переохлаждении. Где тебя носило, морда бледная?

– Нашел нам работу.

– Это нужно было делать на улице и в такую погоду? Мой друг, ты заставляешь меня подозревать худшее, – съязвил Рагдар, тут же схлопотав в ухо.

– Изволь повежливее разговаривать со следователем Тринадцатого департамента и твоим непосредственным начальником, – парировал Вега.

Глаза оборотня округлились, кружка с глухим стуком упала на ковер.

– Хорошо, что она пустая, – заметил даргел.

– Ты… ты что, нанялся в ООР? – вскочил северянин. – А как же твоя скрытность? Они же мигом поймут, что никакого Веги де Вайл никогда не существовало! И вообще…

– Рагдар, ты же не думаешь, что я настолько идиот, что явился в представительство и сказал, мол, хочу работать в ООР!

– Может, и думаю, – тихо пробормотал варвар. Недостаточно тихо, как выяснилось.

Спустя десять минут, когда друзья прекратили награждать друг друга затрещинами, пинками и тычками, Рагдар уселся обратно в свое кресло и приложился к кувшину с элем.

– Ну, рассказывай, – он протянул кувшин Веге.

– А что рассказывать… – поморщился даргел, залпом осушив кувшин почти наполовину. – Император обозлился на меня за мою выходку на площади Пяти Эшафотов. Оказывается, у вас тут такое не принято. Прислал по мою душу своего личного экстерминатора.

– Кого?

– Экстерминатора. Убийцу.

– Когда?

– Два дня назад.

– И ты молчал? – На этот раз Веге повезло меньше – от летящего кувшина он увернуться не успел.

– Рагдар, не до шуток.

– Ладно, прости. Рассказывай, что еще ты от меня утаил.

– Практически ничего. Убийца ранил меня в горло, но… Ты ведь знаешь, меня почти невозможно убить сталью. Я не стал его убивать…

– Его? – северянин хитро прищурился. Он-то прекрасно помнил, что той ночью Вега вернулся в комнату не один.

– Его, – с нажимом повторил даргел. – Через убийцу я передал Здравовичу предложение о встрече.

– Хотел бы я знать, в какой форме, – хмыкнул варвар.

Вега запрокинул голову, прикрыл глаза и практически дословно воспроизвел фразу, сказанную им Темной для Александра.

– Ну, ты даешь… И он не убил тебя при встрече?

– Нет. Убийцу ведь не Александр послал. А я его заинтриговал.

– И ты теперь – следователь Тринадцатого департамента.

– Именно. И мне нужна команда. – Вега пристально посмотрел в глаза друга.

– Это приглашение? – осведомился Рагдар.

– Балда, приглашение было озвучено еще в начале нашего разговора! Твой ответ?

– Согласен! – северянин широко улыбнулся.

– Ну что же, тогда нам нужно выполнить первое задание. Ты знаешь, где найти Киммериона? – Взгляд даргела стал сосредоточенным. Он снова был в своей стихии.

– Ну… В принципе…

– Вот найди его и узнай все подробности нападения. Не думаю, что это даст какой-либо результат, но первым заданием пренебрегать не стоит. А мне предстоит крайне сложное занятие.

– Это какое?

– Придумать себе герб. Здравович сделал меня виконтом. А я в геральдике… как ты в магии.

– Между прочим, теория магии нашего мира тебе известна едва ли лучше, чем мне, – огрызнулся Рагдар. – А насчет герба… Ну, не знаю, запихай туда какую-нибудь зверушку, меч и так далее.

– Ты разбираешься в геральдике? – Вега не переставал удивляться неожиданным познаниям своего друга в самых разнообразных областях.

– Я вообще во многом разбираюсь. Но не в геральдике. А вообще, где-то на полках валялся справочник, глянь там, может, чего и нароешь… подходящего.

– Может, ты его еще и читал? – Вега не мог упустить возможности съязвить.

– Не забывай, я хоть и варвар, но все же три с лишним года шлялся по Империи и успел за это время узнать весьма немало, – неожиданно серьезно сказал Рагдар. – Конечно, справочник я не читал. Мне это скучно. Сам читай. В общем, ты как хочешь, а я пойду спать. Завтра прогуляюсь к Киму.

И Рагдар, позевывая, удалился в свою комнату, благо теперь в Вегиной квартире комнат было три – Мэхил, поняв, что северянин поселился у даргела, предложил им обоим перебраться в апартаменты побольше. Они почти полностью походили на прежнее жилище Веги, но спален было две.

Даргел просидел перед пылающим камином еще часа два, листая справочник геральдических символов. Перед внутренним взором художника понемногу складывалась картина – его будущий герб. Когда последние детали встали на место, Вега поднялся, отправился в свою спальню и подошел к мольберту.

Когда утром Рагдар вышел в залу, даргел был уже там. Усталый, невыспавшийся, но довольный.

– С пробуждением, – поприветствовал он друга.

– Тебя, похоже, с этим поздравить никак нельзя, – проворчал северянин.

– Пойдем, покажу.

На листе плотной бумаги, закрепленной на мольберте, красовался гербовый щит. Пересекающую низ щита ленту покрывала черная вязь неизвестных Рагдару символов, по центру была изображена крылатая рысь, положившая лапы на перекрестье геральдического меча, а в зубах сжимающая связку темно-серых, как и меч, ключей. На одном из ключей можно было разглядеть руническое XIII.

– Неплохо, – протянул варвар, разглядывая герб. – Что это за иероглифы? Похожи на номиканские, но очень отдаленно.

– Мой родной язык, – отмахнулся Вега.

– В общем и целом – нормально. Должны принять.

– Учитывая, кем будет подписана бумага о присвоении мне титула, примут, – криво ухмыльнулся даргел.

– И то верно. В какое время у вас встреча?

– Вечером, через час после заката. Ты успеешь?

– Естественно.

В особняк графа де ла Вар Вега входил, ощущая некий внутренний трепет. Слишком знакомо все было, слишком памятно…

В холле его встретил дворецкий, который, едва узнав имя визитера, провел его к Александру.

Глава ООР и непосредственный командир даргела сидел за столом, рассеянно вертя в пальцах свиток.

– Добрый вечер, виконт, – Александр перевел взгляд на вошедшего.

– Добрый вечер, герцог.

– Вега, учтите на будущее – мои люди всегда называют меня по имени. Садитесь, – он указал на стоящий у стола стул. – Вот все ваши бумаги. На сей раз – подлинные, но я убедительно прошу вас вернуть мне отобранный у курьера открытый лист. Вы, возможно, в скором времени получите такой же, но именной.

Вега мысленно вздохнул с облегчением, подавив в себе удивление. Естественно, люди Здравовича нашли стражников, которые впустили его в город и выписали документы, и узнали про открытый лист.

Этот лист все не давал ему покоя. Конечно, он имел очень широкие возможности, благодаря ему даргел и прожил в Мидиграде эти два месяца, но… Слишком высок был риск попасться. Вега не любил рисковать зря. И, положив на стол тонкую папку с отчетом о стычке Киммериона и Рагдара с сыном герцога фон Ларда, промедлил лишь мгновение, прежде чем добавить сверху «лист вседозволенности».

– Вот. В папке – отчет и то, о чем вы говорили.

– Герб?

– Да.

Александр небрежно-изящным движением раскрыл папку, пробежал глазами по строчкам, нахмурился.

– Ясно, – он отложил в сторону несколько листов, исписанных бисерным почерком Веги и размашистым с наклоном влево – Рагдара, его взгляд упал на рисунок. Здравович удивленно приподнял бровь. – Так, с мечом, ключами и даже руной мне все понятно, но что означает рысь и иероглифы на ленте?

– Рысь – память о прошлом. Иероглифы – надпись на моем родном языке.

– Что она означает?

– Это имеет значение?

– Нет. Просто мне интересно.

– Как-нибудь я ее вам переведу.

– Я запомню. Теперь перейдем к делу.

Александр открыл ящик стола, вынул шкатулку, откинул крышку. В его пальцах появился серебряный перстень с печаткой. На печатке поблескивала вырезанная из какого-то черного камня руническая XIII.

– Это кольцо снимать крайне нежелательно. Оно дает некоторую магическую защиту, служит маяком для портала на случай, если вас придется вытаскивать, и обладает некоторыми иными полезными свойствами. В шкатулке найдете подробное описание магических свойств кольца. Кроме того, оно будет вам пропуском в штаб-квартиры ООР, великолепным средством отпугивания или запугивания – в зависимости от ситуации, и вообще, сигналит каждому, имеющему глаза и хоть немного ума, – этого человека трогать опасно. В случае, когда вам нельзя выдавать своей причастности к Тринадцатому департаменту – то есть почти всегда – просто поверните перстень печаткой внутрь или оденьте поверх него перчатку.

Вега кивнул, принимая кольцо, и надел его на средний палец левой руки. Перстень сидел, как влитой.

– Далее, – Александр извлек из шкатулки небольшой полукруглый мешочек из плотной кожи, в котором находилось что-то шарообразное. И в самом деле, на ладони Здравовича оказался шар из темного стекла, внутри которого едва заметно тлела алая искорка. – Это – лим. Он предназначен для связи со мной и членами вашей группы, надо только внести в структуру его памяти определенный образ и настроить так же лим того, с кем вы хотите в дальнейшем связываться. Последняя разработка наших магов, созданная ими в надежде отсрочить свою безвременную кончину.

Вега едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Мобильный телефон на магических батарейках!

– Полезная вещь, – спокойно улыбнулся даргел.

– Несомненно. Далее…

Процесс выдачи полезных предметов и объяснения их назначения затянулся на полчаса. Новоиспеченный следователь Тринадцатого департамента уже представлял себе, как будет повторять эту лекцию Рагдару, который наверняка вышутит каждое слово и каждую фразу, уже не говоря о том, что для каждой способности каждого из артефактов найдется не менее трех применений, не предусмотренных создателями.

После разбора содержимого шкатулки Александр познакомил Вегу с главой аналитического отдела Николасом Вандекампфом, серым эльфом Кирандреллом, возглавляющим магов, своим личным адъютантом виконтом Кайраном де Марано, главным следователем графом Адрианом де ла Вар, в чьем доме и находилась эта штаб-квартира ООР, и Игни дель Даск – под ее началом был оперативный отдел. Наконец, когда представление – или, как догадывался Вега, смотрины – нового следователя были завершены, Здравович познакомил даргела с людьми, из которых тот должен был набрать команду. Вега отобрал аналитика и мага, решив, что со всем остальным можно справиться и без привлечения лишних людей. Назначив им встречу следующим вечером в таверне «Корона Севера», следователь Тринадцатого департамента виконт Вега де Вайл отправился домой.

Дождавшийся его Рагдар внимательно выслушал рассказ друга и лекцию о содержимом коробки, не глядя, схватился за кольцо, и… даргел в течение минут трех пополнял свой запас непечатных выражений на наречии Севера. Наконец варвар умолк, недобро глядя на лежащее перед ним кольцо.

– Интересно, это намек? – зло усмехнулся он.

– В смысле?

– Кольцо из серебра. Я не могу к нему даже притронуться без весьма неприятных для себя последствий, я же оборотень. А цифры… посмотри внимательно.

Вега пригляделся, и… уже северянину пришлось запоминать слова, значение которых было ему неизвестно, но интонации не позволяли усомниться в том, что с тонких губ иномирца срывались отнюдь не примеры изящной словесности.

– Сиаринит… – черный камень, из которого были выточены рунические цифры, был тем самым, который мог убить Вегу куда вернее, чем обычная сталь убивает человека.

– Интересно, это намек на то, что ему все известно, или случайное совпадение?

– Не знаю, Рагдар. Но намерен это завтра же выяснить. А сейчас… Ты как хочешь, а я пошел спать. Это были тяжелые два дня, а мне так и не довелось отдохнуть.

На Мидиград опустилась тихая ночь. Многие, очень многие не смыкали глаз в эту ночь. Ломал голову над очередной задачкой Николас Вандекампф, коротал время в компании очаровательной эльфы Кайран де Марано, репетировал перед первым концертом Киммерион, мерил шагами комнату Лаарен III. Темная в своей комнатке лежала, бездумно глядя в потолок, а перед ее глазами вновь вставала ночь, проведенная с Вегой, вот только на месте даргела был совершенно другой мужчина. Кирандрелл, вновь и вновь просматривая слепок ауры нового следователя, приходил в восторг и с неким трепетом вспоминал умные антрацитовые глаза. А в замечательной таверне Мэхила «Пушистая наковальня» спокойно спали не мучимые сновидениями двое друзей.

В Париасе возвращалась в долину Дан-ри Арна, еще не знающая о Даре. Несколько восточнее Крионэйского княжества Мантикора тупо смотрел в огонь костра, в очередной раз задаваясь вопросом о собственном происхождении. В Хайклифе Гундольф фон Кильге праздновал посвящение его в рыцари ордена Грифона… Никто не мог предположить, что именно этой ночью судьба всего мира была изменена. Никто не мог даже предположить, что в ту ночь к почти ничем не примечательному миру в секторе h-35 было привлечено внимание даже не Хранителей Прайма – самого Творца.

Глава XVIII Совпадение?

Языки пламени на поленьях в камине плясали свой замысловатый, ни на что не похожий танец. Киммерион третий час, не отрываясь, смотрел в огонь и пытался проанализировать ситуацию.

В принципе, все было ясно. Ким не мог понять только одного – почему этот варвар заступился за него, ведь он не мог не понимать, что если их схватят, то казни не избежать? И почему его странный друг решил спасти незнакомого эльфа с эшафота? Вампир не мог понять, что этим двоим от него нужно. Может, они – сотрудники Тринадцатого департамента? Конечно, Кайран сказал, что ООР оставил Киммериона в покое, но с чего эльф должен ему верить? Если Вега и Рагдар – люди Здравовича, то все понятно.

А если нет?

Тихо выругавшись, Киммерион приложился к фляжке с бренди. Он окончательно запутался. Кому и что от него надо? Черноволосому Веге он не верил. Зачем спасать его с эшафота, если от него ничего не требуется? Ким давно не верил в добрые чувства. Весь мир для него олицетворялся ненавистью к Александру Здравовичу, и ничто иное не могло иметь значения. До встречи с Губертом. Теперь в жизни вампира появилась скрипка. Ей можно было верить. Полированное дерево и волосы из гривы грифона не лгали и не предавали, и Киммерион верил своей скрипке. Раньше он верил и Губерту, но со дня смерти учителя прошло уже две недели, и теперь у него осталась только она…

Эльф протянул руку, пальцы коснулись кожи, обтягивающей футляр, ласково погладили ее. «Наверно, другие так гладят щеку любимой женщины», – подумал он. Щелкнули платиновые замочки, и скрипка покинула свое бархатное ложе. Спустя минуту по комнате разлилась новая мелодия. Вампир, как обычно, вложил в музыку те чувства, которые обуревали его в данный момент. Так родилась мелодия непонимания и недоверия, песнь одинокого существа, напрочь утратившего веру во что-либо, кроме мести и музыки, но в глубине души сохранившего надежду на что-нибудь еще…

Глубоко вдохнув, Киммерион поднял руку. Он должен был постучать в эту дверь. Эльф не знал, что ждет его впереди, боялся, но понимал – это единственный шанс выжить. Остаться собой. И пусть самого вампира уже не сильно волновала его дальнейшая судьба, пусть у него была лишь одна цель – месть, но он помнил просьбу учителя. И хотел хотя бы попытаться ее выполнить.

Изящная кисть, обтянутая тонкой перчаткой, трижды коснулась тяжелой двери.

Киммериону никто не ответил. Он вновь постучал – безрезультатно.

И, несмотря ни на что, эльф вздохнул с облегчением. Ему совершенно не хотелось общаться с Вэйлианессом Эль’Чантом, но он должен был попытаться. И, по крайней мере, Ким не виноват, что его постигла неудача. Для уверенности он толкнул дверь – она была заперта.

Вампир собирался уже уходить, когда за его спиной послышались легкие, торопливые шаги.

– Простите, вы не меня ищете?

Серый эльф был невысок, худощав и голубоглаз. Вопреки эльфийским обычаям, его светло-золотистые волосы были довольно коротко подстрижены и даже не прикрывали мочки ушей. Вэйлианесс был стильно и броско одет, темно-золотой плащ выгодно оттенял волосы, а высокие каблуки ботфорт добавляли пару дюймов росту.

– Если вы – лорд Эль’Чант, то вас.

– Вы не ошиблись. Простите, мне кажется, или я вас где-то видел? – осведомился серый эльф, отпирая дверь кабинета. – В любом случае, проходите.

– Вы могли видеть меня у моего учителя, маркиза фон Эстрена. – Ким уже понял, что разговора с главой Императорского театра не избежать.

– У Губерта? – Вэйлианесс прищурился, вгляделся в лицо визитера… и неожиданно широко и искренне ему улыбнулся. – Ну конечно! Вы – Киммерион, молодой, но гениальный скрипач, ученик моего друга! Прошу, присаживайтесь. Может, вина? Или…

– Нет, благодарю. Учитель просил передать вам это. – Вампир вытащил из кармана письмо и протянул его собеседнику.

Лорд взял конверт, легким движением специального лезвия вскрыл его, развернул сложенный вчетверо листок и пробежал глазами. С каждой секундой его красивое лицо становилось все мрачнее. Дочитав, Вэйлианесс бросил письмо на стол. Помедлил мгновение, встал, подошел к шкафчику, достал бокалы, наполнил их виски и протянул один Киммериону.

– Вечная память благороднейшему из людей, гениальнейшему из скрипачей, достойнейшему из учителей, – тихо, печально и торжественно произнес серый эльф и осушил бокал. Ким последовал его примеру.

– Вы знаете, что там написано? – поинтересовался лорд, кивнув на письмо.

– Очень приблизительно, – осторожно ответил Киммерион.

– Прочтите сами, – он протянул листок собеседнику. Ким быстро пробежал текст глазами.

В общем-то, ничего нового он из письма не узнал. Уведомление о предстоящей дуэли, которую нет возможности выиграть, просьба позаботиться о Киме, предупреждение, что у молодого скрипача могут быть проблемы с ООР и Шестым департаментом…

– Ну что я могу вам сказать, Киммерион… – протянул Вэйлианесс, отпивая виски. – Ваши проблемы с полицией я могу решить легко. Что касается Тринадцатого департамента… Боюсь, мои связи при нынешнем Императоре не простираются столь далеко и возможности ограничены.

– Мои проблемы с ООР – это мои проблемы. И я уже их решил, – отрезал вампир.

– Тем лучше. Здесь еще говорится о некой вашей особенности, о которой Губерт не смеет говорить сам, но упоминает, что вы, если захотите, расскажете.

– Если захочу – расскажу.

– Как хотите, я не настаиваю. Теперь поговорим о деле. Как вы понимаете, я не могу сразу выпустить вас на сцену Императорского театра.

– Естественно.

– Но могу в ближайшие дни устроить вам концерты в трех театрах – Столичном, Театре имени Эйвендора Фолькента и Театре Семи Колонн. Какой вы предпочтете?

– Честно говоря, я в этом не разбираюсь, – улыбнулся Ким. Лорд Эль’Чант отчего-то вызывал искреннюю симпатию.

– Тогда, я думаю, лучше всего начать с Семи Колонн. Получасовая программа – скрипка в сопровождении фортепиано, в рамках фестиваля молодых исполнителей. Чьи произведения вы хотите играть?

– Свои, – ответил Киммерион.

– Даже так? А вы не моги бы сейчас что-нибудь сыграть?

Вместо ответа эльф положил на стол футляр, бережно извлек скрипку и смычок, и…

Когда он закончил играть, Вэйлианесс встал, подошел к музыканту и низко поклонился, ничуть не стесняясь слез на щеках.

– Киммерион, я обещаю – не пройдет и полугода, как вы будете выступать на сцене Императорского театра с сольной программой, и, клянусь, билеты будут раскуплены за первые два-три дня их продажи. Вы – гений, каких еще не появлялось под нашим солнцем. Сколько лет Губерт обучал вас?

– Год, – смущенно ответил Ким.

– Один год? А где вы учились раньше?

– Нигде. Я взял в руки скрипку впервые год назад.

– Невозможно! – прошептал Вэйлианесс, опускаясь в кресло и глядя на собеседника с восхищением. – Вы – гений. И скоро весь мир это узнает. Вас будут узнавать на улицах, вам будут приносить домой цветы сотни влюбленных поклонниц, вы…

– Не надо! – вскричал эльф, бледнея. – Не надо узнавать на улицах! Не хочу влюбленных поклонниц!

– Но… У вас очень броская внешность – абсолютно белые волосы, бледная кожа – можно принять за моего соотечественника, но яркие, изумрудные глаза выдают в вас лесного эльфа. Кроме того, красивые, слегка неправильные черты лица, придающие вам такой шарм, очень запоминаются. Особенно в сочетании с волосами и глазами.

К концу речи лорда Эль’Чанта Киммерион сравнялся цветом со спелой вишней в вазочке на столике. Еще ни разу ему не приходилось слышать столько комплиментов в адрес своей внешности.

– Но… может, какая-нибудь иллюзия… Или грим… – сбивчиво пролепетал вконец смущенный скрипач.

– Милый мой, какая иллюзия? Какой грим? Вы, в ближайшем будущем – ярчайшая звезда музыкального небосклона, и у вас хватает дерзости говорить об иллюзии и гриме? Только через мой труп!

– Но я не хочу, чтобы меня узнавали на улицах и осаждали мой дом! – уже увереннее возразил Ким. – Кроме того, мои проблемы с ООР…

– Вы же их решили!

– Не полностью! В любом случае, так дерзко напоминать Здравовичу о моем существовании я не желаю!

– Ага, то есть у вас проблемы не просто с Тринадцатым департаментом, а с самим его главой!

– И что с того? Я не навязываюсь! Не хотите – я уйду. Губерт просил меня прийти к вам, я и пришел, но раз я вам не нужен… – Ким захлопнул футляр, подхватил его и, поправив плащ, направился к выходу.

– Стойте! – Вэйлианесс возник между эльфом и дверью так быстро, что даже вампирские рефлексы не уследили за его перемещением. – Хорошо, давайте что-нибудь придумаем!

– Что, например? Почему вас не устраивает вариант с иллюзией?

– Это бесполезно. Если вам так не хочется, чтобы Здравович вас узнал, то предупреждаю – такая ерунда, как иллюзия, взгляд этого человека не остановит.

– Что тогда?

– Киммерион, может, вы присядете? Даю слово, что если мои идеи вас не устроят или мы не придумаем что-нибудь вместе, я соглашусь даже на грим.

Ближайшие полтора часа прошли за распитием бутылки виски под аккомпанемент стенаний серого эльфа, который трижды обещал повеситься, четырежды – броситься со скалы на Город Шпилей и дважды – покончить с собой путем плевания в суп Александру Здравовичу, если Ким, красавец-гений, не согласится выступать, как есть или, не дай пресветлый Магнус и прочие боги, просто уйдет.

Изрядно захмелевший Киммерион мрачно смотрел в окно.

– Может, мне выступать в маске? Это, конечно…

– Что вы сказали? – буквально взвился в воздух лорд Эль’Чант.

– Как насчет маски? Я понимаю, что это не лучший вариант, но…

– Киммерион, вы – умница! Маска! То, что надо! Лучше не придумаешь! – Глава Императорского театра весь светился. Ким в очередной раз ему поразился – Вэйлианесс удивительно легко переходил из состояния глубочайшей депрессии в состояние эйфории и обратно.

Серый эльф кинулся к столу, извлек из ящика лист бумаги и карандаш и принялся за наброски. Понаблюдав за этим минут пять, Ким сам взялся за карандаш. Спустя полчаса эскиз маски был готов.

– К завтрашнему дню ее сделают. Концерт через неделю, и мне хотелось бы, чтобы вы завтра же встретились с человеком, который будет вам аккомпанировать. Раз вы играете свои произведения, то следует заранее подобрать фортепианную партию, и короткой часовой репетицией здесь не отделаешься. Приходите завтра к театру Семи Колонн, я там буду с пяти часов вечера и до полуночи.

Репетиция далась Киммериону тяжелее, чем он ожидал. Эльф совершенно не привык играть с аккомпанементом и постоянно забывал о существовании пианиста. Потом, когда тот предложил скрипачу просто оставить ему ноты, чтобы он сам подобрал и разучил фортепианную партию, Киму пришлось в течение получаса объяснять пианисту, что он никогда не записывает свои произведения на нотный лист и просто держит их в голове, помня не по нотам, а по звучанию.

В общем, вампир устал настолько, что даже отказался поужинать с Вэйлианессом, несмотря на то, что серого эльфа его отказ явно расстроил.

Неделя до концерта пролетела как в тумане. Репетиции, репетиции, репетиции, подбор сценического костюма, постоянно отвергаемые по причине хронической усталости приглашения лорда Эль’Чанта…

Наконец настал день концерта.

С раннего утра Ким находился в театре, раз за разом вспоминая произведения, которые должен был играть, и чем ближе был назначенный час, тем больше волновался эльф. Вэйлианесс постоянно крутился рядом, спрашивая, чем он может помочь, что сделать и так далее. Вампир раздраженно отмахивался. Когда Эль’Чант проводил Киммериона к сцене за пять минут до начала его выступления, колени эльфа, к его ужасу, подрагивали.

Наконец конферансье объявил:

– Сейчас на эту сцену выйдет молодой скрипач, выступающий под именем Бельвегор.

И Ким сделал шаг на сцену.

Страх куда-то пропал. Эльф спокойно вышел на середину сцены, положил скрипку на плечо, кивнул пианисту и взмахнул смычком…

Только после третьей композиции Ким на мгновение посмотрел в зал. И увидел устремленные на него сотни глаз. Окинув зрителей быстрым взглядом, вампир едва не забыл программу. Из седьмого ряда на него взирал… Кайран де Марано.

Едва справившись с волнением, эльф продолжил игру, одним глазом наблюдая за происходящим в зале. Виконт не проявлял признаков узнавания, и Ким было успокоился.

Тут тихо отворилась одна из ведущих в зал дверей, и в проходе остановился высокий черноволосый человек в темно-бордовом плаще. Пристальный взгляд антрацитовых глаз скользнул по залу, задержался на Кайране и устремился на сцену. На красивом лице Веги на мгновение появилось выражение удивления, потом он прислонился к стене и погрузился в музыку.

Киммерион тряхнул головой, пытаясь избавиться от желания сию секунду оказаться как можно дальше от этого театра, от Мидиграда и от Империи вообще. Эльф закрыл глаза и полностью ушел в исполнение.

Когда последняя нота повисла в воздухе, на полминуты в зале воцарилась тишина. А потом она взорвалась шквалом аплодисментов! Кричали «бис», и вампир повторно сыграл свой последний этюд. Как Ким уходил со сцены, он не помнил.

Он очнулся в гримерке. Никого не было, на столе догорала свеча, рядом стояла початая бутылка белого вина и кубок. Эльф налил до краев, выпил, расплескав часть вина, пока нес кубок ко рту трясущимися руками. Эйфория, охватившая его во время выступления и никуда не исчезнувшая даже несмотря на присутствие де Марано, прошла. И, похоже, настало время расплачиваться за нее.

– Чем ты думал, Вэй? – раздался за стенкой гневный голос. – Чем ты думал, когда взялся организовывать концерты этому эльфу?

– Кого ты имеешь в виду, Кайран? – раздраженно отвечал лорд Эль’Чант.

– Вэй, не притворяйся! Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю! Беловолосый красавчик-скрипач Киммерион.

– Юный гений, ученик Губерта фон Эстрена?

– Именно он. Какого Ярлига? Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты дал знать, если он придет к тебе.

– Тебя не было в городе, – возразил Вэйлианесс.

– Значит, следовало дождаться моего возвращения! Ладно, сделанного уже не вернешь.

– Почему ты так против того, чтобы Кимми выступал? Ты же слышал сегодняшний концерт, парень – просто гений! Он играет даже лучше, чем его учитель. – Ким за стенкой поперхнулся вином, услышав новый вариант сокращения своего имени.

– Я не против того, чтобы он играл. Я не хочу, чтобы его убили, – горячо возразил Кайран.

Киммерион за стенкой позабыл о вине, весь обратившись в слух.

– Да кто собрался его убивать? Он, конечно, говорил, что у него проблемы с Шестым и ООР, но полиции пасть заткнута, фон Лард, как я понимаю, сидит и пикнуть не смеет, а твои…

– Причем здесь мои? И не мои, кстати, а Здравовича.

– Но кто его хочет убить? Я не понимаю, как кому-нибудь вообще может прийти в голову поднять на Кима руку, он же ангел во плоти!

– Это для тебя он – ангел, а для кое-кого – угроза. Впрочем, тебя это не касается.

– Но если ему угрожает опасность, а ты принимаешь такое участие в его судьбе, почему бы тебе не использовать возможности ООР для защиты Киммериона от его врагов?

– Это невозможно, – отрезал виконт. – Вэй, не задавай лишних вопросов. Я все равно не скажу тебе больше или меньше того, что считаю нужным.

– Кайран, я уже забыл, как ты бываешь груб, – со странным выражением проговорил лорд.

– Еще раз на меня так посмотришь – и вспомнишь это физически.

– Прости.

– Проехали. Ладно, давай думать, как исправлять твою ошибку. Надеть на него маску – твоя идея?

– Нет, Ким сам не захотел показывать лицо.

– Весьма похвально с его стороны. Но что теперь делать?.. – В голосе Кайрана слышалась задумчивость.

На несколько минут в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь позвякиванием шпор нервно вышагивающего по комнате Кайрана.

– Есть! Придумал! Вэй, дай мне на три дня маску Киммериона.

– Не могу. У него завтра вечером репетиция, а репетирует он тоже в маске. В лицо Кима знаю только я, во всяком случае, из театральной братии.

– Ладно, тогда я верну ее завтра днем.

– До полудня.

– Хорошо, до полудня.

– Кайран, если ты хочешь мне что-нибудь еще сказать, то говори, а если нет – то извини, мне нужно еще пригласить Кима отметить успешный дебют в «Бриллианте князя Меларейна».

– Даже не думай, – моментально отозвался виконт.

– Знаешь что, – вышел из себя Вэйлианесс. – Давай ты будешь разбираться со своими рабочими проблемами, а в мою личную жизнь лезть не станешь!

– К Ярлигу мне сдалась твоя личная жизнь! Спи ты с кем хочешь, мне все равно! В конце концов, не забывай, я работаю с Кирандреллом. Но к Киммериону не лезь. У тебя больше шансов оказаться в постели Здравовича – надеюсь, Александр меня не слышит – чем в постели этого эльфа!

– Я сам разберусь! – взбешенно прорычал лорд Эль’Чант.

– Знаю я, как ты разберешься! Благодари пресветлого Магнуса за то, что Киммерион до сих пор не понял, чего ты от него добиваешься! А то мне пришлось бы придумывать, как спасти одного эльфа от суда за убийство озабоченного…

– Попрошу без оскорблений! И вообще, кто бы говорил!

– От моей озабоченности, по крайней мере, никто не страдает!

– Не считая тех, кто оказывается вынужден вызвать тебя на дуэль?

Послышался удар, звук падающего тела, бряцанье виконтовых шпор… и голос Кайрана, более похожий на шипение смертельно ядовитой змеи.

– Еще раз скажешь что-либо подобное, я не стану дожидаться, пока Киммерион поймет твои намерения и оторвет тебе голову. Я сам тебя на части изрежу, причем найду способ сделать это совершенно законно! Понял?

– Да… – прохрипел полузадушенный Вэйлианесс.

Вновь послышался шум – похоже, лорд пытался встать на ноги.

– Запомни мои слова, Вэй. Ты должен всячески оберегать Киммериона, устраивать ему выступления, участия в фестивалях, словом – заниматься своим делом. Но упаси тебя пресветлый Магнус хоть кому-нибудь проболтаться о нашем разговоре, и Киммериону – в первую очередь. Веди себя как ни в чем не бывало. Маску я принесу завтра.

– Х-хорошо… – в голосе обычно уверенного в себе Вэйлианесса слышался самый настоящий страх. Ким с удивлением понял, что лорд до колик боится виконта де Марано.

– И последнее – даже не пытайся сделать мальчика своим любовником. Я не хочу потом на судебном процессе ворошить твое грязное белье, объясняя судьям, за что Киммерион оторвал тебе голову. До завтра.

Вновь прозвенели шпоры, хлопнула дверь – и в комнате за стеной остался только тяжело дышащий Вэйлианесс.

Ким схватил со стола бутылку, жадно отпил вина. Теперь он понял, что было странного в поведении лорда Эль’Чанта. Его настойчивые приглашения на ужин в лучшие рестораны Мидиграда, случайные прикосновения, странные взгляды… Вэйлианесс просто влюбился в него, Кима! Вампир раньше слышал о подобных мужчинах, но только сейчас вспомнил, что ему рассказывали о серых эльфах. Для жителей Серебристых гор не было разницы между мужчиной и женщиной, когда дело доходило до постели. И в их среде это считалось нормальным.[17]

Понимая это все и принимая Вэйлианесса таким, каков он есть, Киммерион все же не мог смириться с тем, что выбран лордом Эль’Чантом в качестве объекта любви. Эльф был очень благодарен Кайрану за то, что тот предупредил главного театрала Мидиграда, но… Если Вэйлианесс его не послушает?

«Кстати о Кайране, – подумал Киммерион. – Казалось, я все понял и разобрался, кому что от меня надо, но теперь ситуация запуталась. От кого Кайран хочет меня спрятать? И если ему это так надо, почему он не хочет и в самом деле привлечь к этому ООР? Зачем виконту моя концертная маска? И, наконец, отчего Кайран так разозлился, когда Вэйлианесс упомянул о дуэлях?»

За стеной тихо и неразборчиво ругался лорд Эль’Чант. Киммерион тихо встал, набросил на лицо капюшон плаща, подхватил скрипку и покинул театр, пока Вэйлианесс не вспомнил о нем.

Легкий ветерок гулял по улицам ночного Мидиграда. Ким быстро шел в сторону дома.

Эльф уже полгода практически не тренировался с мечом. Ему это просто не требовалось, музыканту клинок, казалось бы, ни к чему, но… Помня о событиях месячной давности, когда от расправы его спасла лишь секира случайно оказавшегося поблизости варвара, Ким собирался возобновить тренировки. Правда, пока что это оставалось лишь намерением, к осуществлению которого вампир собирался приступить, когда появится свободное время.

От долгого отсутствия каких-либо тренировок пострадало не только умение обращаться с мечом. Притупились рефлексы, потому эльф слишком поздно почувствовал, что за его спиной кто-то есть, и не успел увернуться от удара. Киммерион дернулся, но поздно – тяжелая дубинка бросила его на колени, оглушая.

– Давай быстрее!

– Обыщи его!

– Быстрее, пока никто не приперся!

Грабителей было пятеро – мужики лет по тридцать с пропитыми физиономиями отъявленных негодяев, не изуродованными интеллектом. Ким видел их словно сквозь туман: расплывчатые фигуры, одна из которых прижимала к его горлу нож.

– Плащ с него сымай, дорогой плащ!

– Ща сниму, погодь ты!

С головы Киммериона сдернули капюшон.

– Ба! Да это ж ельф ушастый!

– Это не просто ельф, это серый ельф, не видите, что ли? – сказал самый рослый. Судя по всему, он был у шайки за вожака.

– А знаете, что серые ельфы – шо мужики, шо бабы, одинаковые? – просипел другой.

– Брешешь!

– Да ни в жизнь!

– Тяни с него плащ, дубина! Я те поумничаю!

– Что здесь происходит? – Вонзился в сознание Киммериона ледяной, безумно знакомый голос.

– Мужик, иди своей дорогой, ладно?

– Я еще раз спрашиваю, что здесь происходит? – голос звучал уже ближе. Сквозь застилающий глаза туман Ким уже мог разглядеть очертания фигуры в плаще.

– Те чо, проблем не хватает? – угрожающе двинулся в сторону новоприбывшего один из грабителей. – Дык ты скажи, вмиг устрою!

– Вы не оставляете мне выбора, господа. – Рука новоприбывшего потянулась назад.

В тот же миг Киммерион, собрав все свои силы и заодно вспомнив, что он не питался почти неделю, рванулся из рук того, что его держал, ударом ноги выбивая нож и пальцами вцепляясь в горло. Разбойник хрипел и задыхался, но Ким был сильнее человека даже сейчас.

Тем временем в руках неожиданного визитера блеснуло лезвие меча. Он неуловимым движением снес голову первому, который по глупости слишком близко подошел, затем прыгнул вперед, мгновенно покрывая расстояние в двадцать футов, и несколькими быстрыми движениями расправился с оставшимися тремя. Киммерион выпустил горло грабителя – тот был уже мертв.

Неожиданный спаситель протянул эльфу руку.

– Ты в порядке?

– Да… Спасибо. Вы второй раз спасаете мне жизнь.

– Я просто проходил мимо.

– Все равно. Киммерион, ты же неплохо владел мечом когда-то.

– Потом стало не до него.

– Я бы советовал тебе потренироваться. Чтобы в следующий раз не позволить ударить себя дубиной по голове, – Вега вложил катану в ножны, предварительно стряхнув с нее кровь. – Идти сможешь?

– Не уверен, – честно признался Ким.

– Пойдем, провожу тебя.

Идти пришлось долго – дом эльфа находился недалеко, но вампир был голоден и слаб и шел медленно, опираясь на плечо Веги. Наконец они пришли.

– Еще раз спасибо.

– Не попадайся больше так глупо. Ты – прекрасный музыкант, гениальный скрипач, и я не хотел бы, чтобы твой жизненный путь рано оборвался, – усмехнулся Вега. – Удачи.

Он вскинул руку в прощальном жесте – и Киммерион окаменел. На среднем пальце правой руки блестело серебряное кольцо, повернутое печаткой с рунической «XIII» вниз.

– Стой! – Вампир одним прыжком оказался возле даргела.

– В чем дело? – обернулся тот.

Эльф поймал его руку и, бросив взгляд на кольцо, понял, что не ошибся.

– Ты… ты работаешь в Тринадцатом департаменте?

– Да. И что с того?

Ким отшатнулся. В его глазах вспыхнула ненависть.

– Это все было подстроено, да? Героическое спасение с эшафота, эти грабители сегодня, твое появление – все это было делом рук Здравовича? – Он выхватил кинжал – единственное оружие, которое оказалось при себе – и бросился на даргела.

Вега даже не потянулся за катаной. Он просто шагнул вперед, качнулся в сторону и перехватил руку вампира с кинжалом…

Запястье Киммериона пронзила резкая боль. Спустя мгновение он понял, что стоит на коленях, едва не касаясь лицом земли, а его правая рука жестко заломана за спиной.

В следующую секунду Вега разжал пальцы, не забыв освободить кисть эльфа от оружия, и отступил на шаг назад.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Хочешь, чтобы я доверял тебе? Ярлигов хвост, да я… я убью тебя! – Ким лихорадочно сорвал с левой руки перчатку и швырнул ее в лицо даргелу.

Как и Кайран де Марано в свое время, Вега легко поймал перчатку и швырнул ее вампиру под ноги.

– Есть более изысканные способы покончить с собой, чем вызывать меня на дуэль. – Неуловимое движение руки – и кинжал Кима пронзил его же перчатку. – Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь и чем тебе не угодил Отдел особых расследований. Не хочешь объяснить – не надо. Я не прошу твоего доверия или твоей благодарности. Убивать меня тебе рано – не дорос еще. Ни опыта, ни умения тебе не хватит.

Этого Киммерион уже не мог выдержать. Полностью потеряв контроль над собой, вампир вновь подхватил кинжал и кинулся на Вегу, переходя на грань боевой трансформации.

На этот раз даргел не стал уклоняться или перехватывать оружие противника. Ударом он легко отшвырнул руку с клинком, пальцы правой руки вцепились в горло эльфа. Спустя секунду Ким понял, что ноги его болтаются в футе от земли.

На мгновение он поймал ледяной взгляд антрацитовых глаз. Спокойный, равнодушный взгляд. В следующий миг Вега просто отшвырнул Кима в сторону.

– Сейчас ты не в состоянии меня услышать, и я не стану тратить время на разговоры с пустотой. Если одумаешься и захочешь о чем-нибудь поговорить – приходи, ты знаешь, где я живу. До встречи, Киммерион. Или – прощай. Все зависит от тебя.

Он развернулся – и ушел. А эльф, с трудом приподнявшись на колени, смотрел ему вслед.

Видя, как покачивается в такт шагам темно-бордовый плащ человека, дважды спасшего его от смерти, он задумался о том, что в чем-то ошибся.

Глава XIX Проклятие Маалинни

День не задался с раннего утра. Сперва Мантикора, запнувшись о корягу, выронил миску и лишился завтрака. Потом, когда караван тронулся, неожиданно зарядил мелкий, противный дождь, хотя до того на небе не было ни облачка. Днем, сразу после привала, лопнула подпруга седла, в результате чего Талеанис едва удержался на лошади, чудом не свалившись в грязь на глазах всего каравана. Поэтому, когда вечером Лианна подошла к нему с просьбой о тренировке, полуэльф поначалу хотел отказаться. Но девочка была так настойчива…

И сейчас, возвращаясь с этой треклятой тренировки, Мантикора прижимал к синяку на скуле смоченный в холодной воде платок и мрачно подгонял идущую рядом полуэльфу злобным взглядом. Лианна шла, виновато опустив голову и всем своим видом изображая искреннее раскаяние, но в синих глазах девочки то и дело проскакивала искорка гордости. Немудрено – сегодня ей первый раз в жизни удалось пробить оборону Талеаниса. И не ее вина, что результатом маленькой победы стал багровый синяк на лице учителя, грозящий к утру сползти вниз и закрыть глаз полностью. Впрочем, следует отметить, что сейчас мрачность полуэльфа была отчасти напускной – он и сам радовался успехам ученицы.

В этот момент полуэльфу больше всего хотелось, чтобы они по пути не встретили Мальстина – его заклятого врага. Мальстин был лесным эльфом с непривычно коротким именем и неприлично длинным языком, охотником, наемником, дуэлистом и неисправимым донжуаном. Зато он великолепно играл на лютне, обладал прекрасным даже для эльфа голосом, по-эльфийски утонченной красотой и умением влюбить в себя любую женщину, невзирая на расу, возраст и род занятий. А еще Мальстин не любил полуэльфов, что не относилось к девушкам. Лианне было всего четырнадцать, но за три месяца их скитаний она внешне очень повзрослела и выглядела года на два-три старше, да и вела себя как девушка, но не как девочка. Мальстин мгновенно очаровал рыжую синеглазку, почти каждый вечер она проводила у его костра, слушая эльфийские баллады, сказания имперцев и – к тихой ярости Мантикоры – некоторые песенки мальстиновского сочинения, очаровательно нахальные, но порой откровенно отдающие похабщиной.

Талеанис около недели стоически терпел поведение Лианны, как и злые шутки эльфа в свой адрес, но потом случилось то, что вновь разбудило в нем угасшую было ненависть к остроухому народу. Отойдя среди ночи в лес по нужде, полуэльф заметил на берегу озера, невдалеке от лагеря, знакомую рыжую гриву. Мельком подумав, что надо бы попросить девочку не отходить ночью от лагеря, он направился к ней. Увиденное повергло Мантикору в шок.

Лианна, милый, невинный ребенок, полулежала на траве, прислонившись спиной к округлому валуну, а ненавистный Мальстин жадно целовал ее в губы. Руки эльфа шарили по ее груди и бедрам. Самое ужасное было в том, что полуэльфа не сопротивлялась, более того, неумело отвечала на поцелуи и даже не пыталась убрать руки наемника. Впоследствии Талеанис со стыдом признавался себе, что в тот момент искренне надеялся, что все происходит против ее воли, и удивлялся, что в ту же секунду не разбил эльфу голову.

Несколько секунд он, не веря, смотрел на открывшееся его глазам зрелище. Затем, словно опомнившись, в три прыжка оказался рядом с парочкой, сильнейшим ударом в челюсть смел эльфа в сторону и сомкнул пальцы на рукояти висевшего за спиной меча.

Мальстин откатился, вскочил на ноги, потянулся к своим саблям… и с бессильной яростью обнаружил, что оставил их в лагере. На его счастье, это заметил и Талеанис.

– Пошел прочь отсюда, грязная тварь, – прошипел полуэльф сквозь зубы.

Несмотря на всю свою смелость – а ведь даже Мантикора был вынужден признавать, что эльф был подонком, но не трусом – Мальстин отступил в сторону. Он понимал, что без оружия шансов у него нет, а полуэльфу только дай повод пустить в ход свой бастардный меч. Поэтому наемнику ничего не оставалось делать, как последовать настоятельному совету Талеаниса.

– Ублюдок! – презрительно бросил эльф, перед тем как скрыться среди деревьев в направлении лагеря.

Мантикора дернулся было за ним, но вовремя вспомнил о Лианне. Он обернулся к ней и… хлесткий удар ожег его щеку. Полуэльф рефлекторно качнулся в сторону, перехватил и вывернул запястье, вынуждая неожиданного противника упасть на колени.

– Пусти немедленно! – вскрикнула Лианна, ухватившись левой рукой за вывернутую кисть.

– Прости, – Талеанис тут же опустился возле нее на корточки, разжимая пальцы. – Что здесь произошло?

– Не твое собачье дело! – огрызнулась всегда вежливая полуэльфа. На Талеаниса явственно пахнуло спиртным.

– Да ты пьяна! – Это открытие ошарашило Мантикору. Он-то считал, что Лианна и вкуса вина не знает, не то, чтобы напиваться…

– А ты кто такой, чтобы меня судить? – пьяно икнув, вопросила она.

– Что? – На мгновение ему показалось, что он ослышался. Что бы ни происходило, в какие бы ситуации они не попадали, Лианна никогда не ставила под сомнение право Талеаниса командовать и принимать решения за них обоих, да и их легенду – брат и сестра – она поддерживала с удовольствием, явно находя в этой игре своеобразную прелесть. – Что ты сказала?

– Я спросила тебя, кто ты такой, чтобы решать, что мне делать, а что – нет? Я уже взрослая и могу сама решать, пить мне воду, которая уже осточертела, или вино, любезно предложенное мне Мальстином!

– У твоего Мальстина только одно на уме! Запомни, я тебе запрещаю подходить к нему, общаться с ним и вообще смотреть в его сторону! – прошипел Мантикора, глядя ей в глаза.

– А мне плевать на твои запреты! Я сама решаю! Ты мне не отец, не брат, ты мне никто! Завтра же я покину караван, ты мне не нужен!

Полуэльф отшатнулся, как от удара.

– Как тебе не стыдно!

– Почему мне должно быть стыдно? Какая я гадина, ты меня спас от страшного ночного убийцы, вырезавшего всю мою деревню, а я такая неблагодарная… Что, я должна в ногах у тебя ползать? А я тебя просила меня спасать? Зачем вообще тебе это понадобилось? Зачем ты взял с собой молодую девушку?

– Дура! Да если бы я тебя там оставил, ты бы сдохла через пару дней! – зарычал Талеанис. Как всегда, упоминание событий той ночи вызвало резкую, физическую боль в груди.

– А тебе какое дело? Да кто ты такой, в конце концов, милорд Скрытность? Почему я должна тебе доверять? Может, ты и есть тот самый убийца, откуда мне…

Договорить она не успела. Мантикора мгновенно оказался на ногах, схватил девочку за горло, поднял в воздух и прижал к дереву так, что их глаза оказались на одном уровне. Ноги Лианны болтались в полуфуте от земли.

– Да, Лианна, ты угадала. Я и есть тот самый ночной убийца. Это я перебил всех твоих родственников и сжег твою деревню. Тебе повезло, что я тебя не заметил. А утром я вернулся и забрал тебя с собой, чтобы ты не погибла. Зачем? Почему? Думай сама. – Полуэльф разжал пальцы, девочка рухнула на землю у его ног.

Несколько секунд она лежала, сжавшись в комочек. Потом медленно подняла голову, с ужасом глядя на Талеаниса, отошедшего на пару шагов. Затем полуэльфа вскочила, отпрыгнула в сторону и выхватила из ножен свой меч.

– Я убью тебя!

Клинок Мантикоры был длиннее, шире и тяжелее, но летал в руках владельца не медленнее, чем легкий меч Лианны. Тем не менее, полуэльф лишь отбивал и блокировал ее удары, не нападая в ответ. Полуэльфа двигалась все быстрее и быстрее, наращивая темп. Ей казалось, она намного превосходит противника в скорости, но на самом деле Лианна и не подозревала, насколько быстрым может быть ученик Растэна Чертополоха.

Талеанис отбивал удар за ударом, уводил в сторону выпады, блокировал прямые атаки, но настоящий поединок происходил внутри него. Полуэльф с огромным трудом сдерживал желание позволить Лианне убить его. Его останавливали две мысли. Во-первых – Левиафан. Во-вторых, Мантикора боялся даже представить, что станет с девочкой, если он погибнет, да и слова Дианари Лиаласы о новой расе не давали покоя.

И все-таки в какой-то момент он проиграл этот бой со своим внутренним «я». Меч Лианны проскользнул под подол кольчуги и глубоко вонзился в ногу. Девочка, хорошо помня уроки, тут же выдернула клинок и, отскочив, занесла меч для нового удара.

От резкой и неожиданной боли полуэльф упал на одно колено. И, улыбнувшись, отбросил оружие.

Синие глаза вспыхнули, Лианна одним прыжком оказалась возле поверженного противника и приставила острие меча к его горлу.

– Чего ты ждешь? – тихо спросил Талеанис спустя несколько секунд.

– Ты хочешь, чтобы я тебя убила, – так же тихо проговорила Лианна. Эта фраза не была вопросом – она была утверждением.

– Возможно, – уклончиво сказал он.

– Надеешься таким образом искупить свое преступление? – Губы полуэльфы дрожали, но меч она держала твердо.

– Едва ли, – подобие улыбки коснулось его губ.

– Тогда почему?

Вместо ответа Талеанис горько усмехнулся.

Так прошло несколько бесконечно долгих секунд – Лианна, едва сдерживая слезы, прижимала клинок к горлу Мантикоры, а тот, стоя перед ней на коленях, боролся с желанием резко дернуться вперед и тем самым прекратить все свои мучения. Наконец девочка медленно отвела лезвие в сторону и столь же медленно вложила меч в ножны.

– Почему ты это сделал? – спросила она, избегая смотреть ему в глаза. – Зачем ты убил их всех? Они же не сделали тебе ничего плохого.

– Я не могу тебе это объяснить. Можешь меня презирать, ненавидеть, можешь меня убить, но я не отвечу. Не имею права.

– Ясно, – Лианна замолчала и, отойдя к берегу, замерла, глядя на безупречную гладь озера.

Талеанис тихо поднялся на ноги, приблизился к ней и остановился футах в десяти.

Они простояли так около десяти минут.

– Завтра рано вставать, пойдем спать, – проговорила Лианна и, развернувшись, направилась к лагерю.

Полуэльфу ничего не оставалось делать, кроме как пойти за ней.

Неделю после этого Мантикора заметно хромал, а верховая езда для него и вовсе превратилась в пытку. Когда заметивший это хозяин каравана поинтересовался, что случилось, Талеанис сказал, что напоролся в лесу на корягу. Ему не поверили, но вопросов более не задавали. Зато Мальстин стал совершенно невыносим. Мало того, что он принялся зло вышучивать полуэльфа по поводу и без, так еще и начал сочувствовать Лианне – мол, не повезло тебе со старшим братом, так и останешься в девках на всю свою долгую жизнь. Более всего Мантикору бесило то, что в словах несносного эльфа скрывался полупрозрачный намек – он явно подозревал, что на самом деле Лианна не является сестрой полуэльфа. Радовало же Талеаниса только одно – пусть Лианна и держалась с ним холодно и отчужденно, но Мальстина она вовсе игнорировала.

Через две недели, когда рана полуэльфа почти полностью зажила, он подошел к девочке.

– Ты совсем забросила тренировки.

– Мне не с кем тренироваться. Мальстин меня не устраивает, а ты не предлагаешь, – с явным намеком ответила она.

Спустя три дня Лианна, не сдержав удар, поставила учителю синяк на скуле.

Внутри Талеанис ликовал. Стена отчуждения, появившаяся между ним и полуэльфой после памятного случая на берегу, дала заметную трещину благодаря тренировке. Естественно, девочка не смогла его простить, но она по крайней мере попыталась понять, а это было гораздо важнее для Мантикоры, чем даже прощение.

И все же, этот день слишком плохо начинался, чтобы так хорошо закончиться.

– Смотри-ка, кто там идет? Не наш ли драгоценный полуэльф с сестрицей? – раздался издевательский голос Мальстина, как только Мантикора и Лианна вступили в круг, освещенный светом костров.

– Заткни пасть, – мрачно посоветовал Талеанис эльфу, проходя мимо. Но тот, судя по всему, уже не раз приложился к объемистому бурдюку, который сидящие у костра наемники передавали по кругу.

– А кто тебе так глаз подсветил? Неужто любимая сестренка?

– Не твое собачье дело.

– Лианна, детка, он, наверно, приставал к тебе? – продолжал глумиться наемник. – Прости его, он же полукровка – порченая кровь.

– Мальстин, заткнись лучше, – посоветовала Лианна, чувствуя, как напрягся Мантикора. – Если ты хотел оскорбить моего брата, то ты оскорбил и меня.

– Женщинам многое прощается, что не прощается мужчинам, – философски заметил эльф. – В том числе – грязная кровь.

– Я тебе последний раз предлагаю заткнуть свою поганую пасть, – очень тихо произнес Талеанис. Его пальцы сомкнулись на рукояти меча.

– Мне всегда было интересно, откуда берутся получеловеки? Признайся, твою матушку поимели солдаты? Или она была настолько уродлива, что ни один эльф на нее даже смотреть не мог и пришлось довольствоваться человеком, чтобы удовлетворить свою…

Договорить он не успел. Одним прыжком перелетев через костер, Мантикора ударом сапога в лицо швырнул Мальстина на спину и навис над ним, сжимая в руке обнаженный клинок. Надо отдать должное эльфу, трусом он действительно не был, а саблями владел великолепно. Откатившись в сторону, наемник вскочил, выхватывая оружие.

– Держись, тварь, сейчас я с тобой за все поквитаюсь, – прошипел Мальстин сквозь зубы. В красивых эльфийских глазах горела неприкрытая ненависть.

Со звоном столкнулись мечи. Талеанис был гораздо сильнее противника, но эльф двигался быстрее и, в отличие от Мантикоры, опыта подобных схваток ему было не занимать. Удар, другой – по руке полуэльфа заструилась кровь из раны на плече.

И в этот момент перед глазами Талеаниса на мгновение встало лицо Растэна Чертополоха. Учитель смотрел на своего ученика с легким осуждением: «Используй слабости своего врага. Если не можешь их увидеть – используй его сильные стороны».

«Мальстин очень быстр, – подумал полуэльф. – Он быстр, но я гораздо сильнее».

Наемник танцующим движением сократил расстояние, быстро ударил по ногам и тут же уколол в бедро, резко шагнул назад, и его легкая сабля взметнулась в обманном движении на уровень горла Мантикоры.

Талеанис, перехватив рукоять своего меча двумя руками, нанес сильный удар, метя в плечо противника, Мальстин поставил блок – и, выругавшись, отскочил. Удар полуэльфа был слишком силен, и лезвие эльфийской сабли глубоко разрезало плечо своего хозяина. Мантикора не стал медлить, и тяжелый бастардный меч обрушился на наемника сверху. На сей раз эльф был умнее – он позволил оружию соскользнуть по его клинку и, отведя руку, оттолкнул меч врага в сторону. На мгновение Талеанис оказался полностью открыт.

Внезапно Мантикора понял – это уже было. Только напротив него был другой эльф. И тот, другой, спустя мгновение рухнул с разрубленной грудью.

Вряд ли кто-нибудь другой смог повторить удар полуэльфа. Для этого надо было несколько лет танцевать с орками «пляску топоров», где все решало даже не умение и ловкость, а сила пальцев. Как и в прошлый раз, рукоять бастарда провернулась в руках Талеаниса, а лезвие рассекло эльфа почти до позвоночника.

Мальстин рухнул на землю, заливая кровью из разрубленной груди все вокруг.

На лице Мантикоры появилось выражение торжества – но лишь на миг. Через секунду он рухнул на колени, выронив меч и схватившись руками за грудь. Ему показалось, что не Мальстину, а ему самому разрубили ребра и внутренние органы и перерубили позвоночник. Перед внутренним взором полуэльфа пронеслась вся его жизнь – детство, родители, бегство из дома, первая любовь, приключения наемника, друзья, предательства, враги… И лишь спустя мгновение Талеанис понял, что это не его жизнь. На несколько секунд он сам умер вместе с поверженным врагом и успел в предсмертный миг увидеть всю жизнь Мальстина.

Он очнулся, чувствуя, как кто-то трясет его за плечи.

– Талеанис, что с тобой, – едва не плача, спрашивала Лианна. – Что с тобой?

– Все в порядке, – прохрипел Мантикора, с трудом вставая на ноги. Боль прошла, но полуэльф чувствовал себя абсолютно разбитым.

– Что здесь происходит? – раздался голос.

Талеанис тихо выругался. Только начальника охраны каравана сейчас и не хватало…

– Ничего, – зло глядя на господина Герта, проговорил он.

– Я вижу твое «ничего», – хмыкнул тот, кивая на труп эльфа. – Мантикора, я же предупреждал. Хотите выпустить друг другу кишки – пожалуйста, ничего не имею против. Но после того, как вы оба покинете караван. Я жду объяснений.

– Какого Ярлига! – взвился Талеанис. – Почему я должен спокойно сносить этого длинноухого кролика и его приставания к моей сестре!

– Потому что ты работаешь на меня, – спокойно пояснил Герт. – Я не вижу повода убивать кого-то из-за насмешек, а что касается твоей сестры… Она не ребенок и вполне может сама решить, кого отшить, а с кем лечь. Брать ее силой Мальстин не стал бы. Повторяю, я не вижу причины, способной объяснить твой поступок.

Мантикора пожал плечами и повернулся, намереваясь уйти.

– Ты должен покинуть караван. Получишь половину заработанного.

– Клал я на твои деньги, – грубо рявкнул Талеанис.

– Господин Герт, полуэльф был вправе. Мальстин нанес ему оскорбление, которое смывается только кровью, – раздалось откуда-то из-за спины начальника охраны. Герт и Мантикора тут же обернулись.

Говоривший был из личной охраны хозяина каравана. Это был Оракхан – высокий орк с секирой на поясе, весь покрытый шрамами и татуировками, немногословный и замкнутый тип, которого побаивались практически все. Его слово пользовалось немалым весом, и если двое охранников не могли сами решить свой спор, они шли к Оракхану.

– Ты видел, что здесь произошло? – спросил Герт.

– Да. И я ручаюсь за полуэльфа.

– Что такого сказал Мальстин, что потребовалось его убивать?

– Он оскорбил мать полуэльфа и назвал его «получеловеком».

– По-моему, достаточно за это двинуть в глаз, но не убивать.

– Господин Герт, вы – человек. Вам не понять. Мальстин мог точно с тем же успехом назвать меня «зеленой обезьяной».

Все дружно поежились. Многие помнили, как один человек, только попавший в отряд, спьяну назвал так Оракхана. Орк просто оторвал ему голову голыми руками.

– Оракхан дело говорит, – поддержал кто-то от ближайшего костра.

За первым возгласом поддержки последовал второй, третий, четвертый… Через минуту Герту пришлось согласиться с общим решением – полуэльф не виноват, Мальстин сам доигрался.

– Ладно, как хотите. Только труп уберите. Мантикора, я надеюсь, впредь такое не повторится. – Начальник охраны развернулся и ушел.

Талеанис подошел к Оракхану.

– Спасибо, – тихо сказал он на языке зеленокожих.

– За что? Ты воспитанник орков и понимаешь, что я не мог не вмешаться, – спокойно сказал орк.

– Как ты понял?

– Что тебя воспитывали мои сородичи? Очень просто, – усмехнулся зеленокожий. – Первое – шрамы на руках. Они характерны для следов от «пляски топоров», а тебя нигде не могли ей научить, кроме как у нас. Мои сородичи не стали бы учить никого, кроме воспитанника. Второе – удар, которым ты убил эльфа. Очень сильные пальцы – опять же «пляска топоров». Третье – в твоей речи нет акцента, словно бы наш язык – родной для тебя. – Оракхан взглянул на вытянувшееся лицо Талеаниса и расхохотался. – И, наконец, четвертое – я лечил тебя после встречи со зверем, давшим тебе имя и татуировку. Вождь племени, воспитывавшего тебя, – мой брат.

Мантикора рассмеялся. Все оказалось так просто…

– Вино будешь?

– Спасибо, водицу не пью. Могу предложить настойку.

У полуэльфа заранее заболела голова. Он еще помнил, что такое «орочья особая настойка», и был совсем не уверен, что сможет достойно пить с орком это. Но отказываться было просто неприлично.

– С удовольствием.

– Пойдем, парень. Уложи свою сестру спать, и пойдем. Тебе сегодня стоит напиться.

Настойка помогла. Талеанис, боявшийся, что после произошедшего вовсе спать не сможет, после шестой чарки уснул как младенец.

С этой ночи у полуэльфа появился друг. По вечерам они вдвоем тренировали Лианну, потом Оракхан до седьмого пота гонял самого Мантикору, а после сидели под открытым небом и до полуночи разговаривали обо всем на свете. Оракхан за свои сорок лет – возраст для орка весьма почтенный – побывал во многих странах, вдоль и поперек изъездил Империю, даже плавал в Номикан. Запас его интересных, смешных, грустных и всегда несущих в себе некий скрытый смысл историй, казалось, иссякнуть не может.

Талеанис так и не мог найти в себе силы рассказать другу про Левиафана и то, что произошло в миг смерти Мальстина. Но порой ему казалось, что в испытующем взгляде Оракхана сквозит понимание.

По настоянию орка, Герт перевел Мантикору в охрану купца, и теперь друзья ехали вместе.

Беды в тот день не предвещало ничто. Оракхан и полуэльф, перешучиваясь, ехали во главе каравана, перед фургоном хозяина. Внезапно орк напрягся, втянул ноздрями воздух и прислушался…

– Мантикора, будь готов. Я чую засаду.

Талеанис тут же вскинул руку в жесте, который наемники, ехавшие позади него, передали дальше – опасность!

В следующий миг из придорожных кустов и с веток деревьев на них посыпались стрелы.

Полуэльф мгновенно спрыгнул на землю, прикрываясь лошадью, и выхватил меч. Из кустов, побросав луки, на наемников кинулись вооруженные мечами и копьями эльфы.

Это нападение ничем не отличалось от предыдущих и последующих, разве что со стороны каравана потерь было больше, чем обычно, – многих положили стрелы. Мантикора, как и всегда, рубился в первых рядах, методичными ударами отправляя на тот свет родню по матери. Он даже не считал их – зачем? Это зеленые юнцы могут бахвалиться количеством убитых, Талеанису же вести такой подсчет после эльфийского поселения отчего-то не хотелось.

Оракхан, с легкостью размахивая огромной секирой, дрался чуть в отдалении от друга, да и от остальных соратников. Оно и правильно – мало кто рисковал приблизиться к орку, когда в его руках, как легкая палка, летало его страшное оружие.

Минут за десять нападение было полностью отбито. Несколько недорезанных эльфов попытались скрыться в чаще, но они все были сильно изранены. Беспощадные меч Талеаниса и секира Оракхана настигли остроухих и в родной стихии леса.

Бой закончился. Орк и полуэльф, добив последних нападавших, направились обратно к каравану.

– Не понимаю, чего они хотели добиться? – недоумевающее спросил Мантикора. – Разве не видно с первого взгляда, как сильна охрана?

– Видать, была причина, заставившая их понадеяться на один шанс из ста, – ответил Оракхан.

– Один из ста? Ты так низко нас ценишь? – Талеанис рассмеялся. – Я бы сказал…

Договорить он не смог. Полуэльфу в грудь вонзилось лезвие полуторного меча, убивая наверняка, но не мгновенно. Едва он смог вдохнуть, подавляя дикую боль, как другой клинок снес Мантикоре голову, но он почему-то все не умирал. Третий удар рассек его от плеча до солнечного сплетения, четвертый отрубил руку по плечо, пятый вспорол горло, шестой раскроил голову… Боль была нестерпимой, но Талеанис почему-то не мог ни умереть, ни хотя бы потерять сознание.

Следом за болью и смертью пришли чувства. Перед глазами Мантикоры в одно мгновение пронеслись жизни восьми эльфов, которых он убил сегодня. Он понял, что чувствовал каждый из них, умирая, увидел их возлюбленных, матерей, детей, осознал, почему эльфы решились на столь дерзкое и практически безнадежное нападение.

Их семьи прятались в некотором отдалении в лесу. Они лишились всего, маленькие дети и женщины, голодные и замерзшие, им необходимы были еда и одеяла, так как жечь костры они боялись. Эльфов преследовали люди, которые сожгли их дома и перебили тех, кто не успел сбежать. Почему они просто не попросили помощи? Неизвестно.

Талеанис с трудом открыл глаза. Орогрим помог ему встать.

– Пойдем, парень. Нечего тут делать.

Мантикора не мог описать словами, как он был благодарен орку за то, что тот не стал задавать вопросов.

Восстановив порядок, похоронив своих погибших и записав их имена, чтобы выплатить заработок их семьям, караванщики двинулись дальше.

Через час полуэльф внезапно ощутил резкую и очень сильную боль в животе. Перед глазами пронеслись становящиеся привычными картины чужой жизни и смерти. Это умер, наконец, тот эльф, которому Талеанис вспорол живот. Он отполз в канаву и его не заметили. Промучившись три часа, эльф все-таки умер. Перед смертью он пытался доползти до своих, чтобы предупредить их, что нападение не удалось.

Вечером на стоянке Мантикора был мрачнее тучи. Перед тем, как ложиться спать, он отправил Лианну к Оракхану, послушавшись странного предчувствия, и правильно сделал.

Ночью люди, уничтожившие эльфийскую деревню, настигли беглецов. Большинство женщин успели зарезать своих детей и себя, чтобы не попадать живыми в руки извергов, но не все. Талеанис на собственной шкуре ощутил, что чувствует девчонка, когда ее насилует по очереди семнадцать человек, каково ребенку, когда с него живьем сдирают кожу, как это – быть разрезанным на мелкие кусочки, сгореть заживо, смотреть, как насилуют и зверски убивают твою маленькую дочь, а потом самой подвергнуться той же участи…

Когда все наконец закончилось, в голове Талеаниса осталась только одна мысль – Дианари, почему? Как ты можешь допускать подобное? Ты спасаешь с алтаря одну-единственную эльфу, для которой самое страшное уже позади, но не заступаешься за них, почему?

Он лежал на спине, устремив к звездам невидящий взгляд. Мантикора прекрасно знал ответ на вопрос почему и ужасался участи богини. Как выбрать меньшее зло, позволить ему совершиться, дабы не допустить зло несравнимо большее? Как смириться с кошмаром, постигшим ни в чем не повинных беглецов, даже зная, что вмешательство спасло бы их сейчас, но погубило бы всех, весь мир, позже?

Впервые в жизни по щекам Талеаниса, с трудом пробиваясь сквозь щетину, текли слезы.

– Можно? – раздалось за спиной.

Мантикора резко сел, быстрым движением вытирая лицо.

– Да, Оракхан, конечно.

Орк обошел затухающий костер и сел напротив полуэльфа, устремив на него пронзительный взгляд черных глаз.

– Сложно смириться с проклятием, сложно его нести, но особенно сложно понимать, что ты его заслужил. Страшно чувствовать на себе то зло, которое ты сам несешь в мир, страшно убивать, зная, что за каждую смерть от твоего меча ты сам умрешь, страшно при этом не иметь ни права, ни возможности умереть окончательно. Жутко чувствовать себя предназначенным, все равно что осужденным на что-то, и чем более величественно и важно твое предназначение, тем хуже.

Талеанис медленно поднял голову и поймал взгляд Оракхана. Орк традиционно выбривал волосы на голове, оставляя лишь длинную косу на макушке. Сейчас жесткие черные волосы были распущены и рассыпались по спине зеленокожего, закрывая его сзади почти до колен. Вместо обычной кожаной жилетки и широких штанов на Оракхане красовалась балахонистая безрукавка до щиколоток, изукрашенная странными узорами и символами, в разрезе до живота виднелись бесчисленные обереги и амулеты из костей, дерева и камня. Зеленую кожу покрывали замысловатые узоры татуировок и символы, нанесенные красной краской. Татуированное лицо также было расписано красным.

Мантикора не сразу заметил на запястьях орка спекшуюся кровь. А когда заметил, догадался о происхождении «краски».

– Ты плачешь, мальчик, который считает себя мужчиной. Жестокий мальчишка, впервые испытавший на себе собственные шалости. Нет, молчи, я понимаю твое недоумение. Шалости? Жестокие убийства, клятва, принесенная мерзейшему из созданий, проклятие изнасилованной тобой жрицы… Вот твои шалости. И ты платишь за них соответствующую цену.

Молчи, Талеанис Нортахеле по прозвищу Мантикора, молчи, мальчишка-полуэльф. Молчи и слушай, потому как, может статься, более у меня не будет возможности тебя чему-нибудь научить. Слушай и запоминай.

Когда-нибудь ты благословишь свое проклятие. Когда-нибудь ты поймешь. А может – не поймешь. Этого даже я не знаю. Ты осознаешь, что несешь справедливое наказание – значит, ты не безнадежен. Я постараюсь тебе помочь.

Я вижу перед тобой две дороги. Ты ведь понимаешь, что она способна сама остановить Тварь. Пусть не навсегда, пусть на десять—пятнадцать тысячелетий, но все же остановить. Мир будет спасен, она отправится снова спасать своих эльфов от таких же, как ты, безумцев, а Тварь – корчиться от бессильной злобы в очередной бутылке. Не переоценивай себя, мальчик – ты нужен, но не необходим. Если хочешь – уходи. Забирай Лианну и уходи, я прикрою тебя. Заработай денег, построй дом на берегу реки, женись на ней. Я вижу, у вас будет много детей и больше половины из них – девочки. Раса полуэльфов начнет свое существование с Талеаниса и Лианны Нортахеле. Вы вместе доживете до старости и успеете увидеть, как ваши дети создадут страну новой расы, успеете понять, что слова «получеловек» более не существует. Хочешь этого? Собери вещи и разбуди Лианну. Вашего ухода даже не заметят, обещаю.

Есть и другая дорога. Она скрыта туманом, даже я мало что могу увидеть. Знаю, что там – боль и страх, холод и гибель, разочарование и – торжество, за которое придется платить кровавую цену. Будут друзья и будут враги. Я вижу мертвого эльфа и северного волка, вижу существо, которому нет имени, но есть место под этим солнцем, вижу свободного раба и его госпожу с чистой душой, занесшую меч над несчастным миром, вижу благородный, но глупый меч и его подделку, вижу клинок, пронзающий сердце мира и… Все.

Выбирай, мальчик. Выбор за тобой.

На следующий день Талеанис Нортахеле по прозвищу Мантикора и его сестра Лианна покинули караван. Как и обещал Оракхан, никто не заметил их ухода, кроме предупрежденного неизвестно о чем Герта. Начальник охраны вручил полуэльфу кошель с золотом, буркнул себе под нос нечто вроде «заработал» и удалился. А Талеанис и Лианна направились к ближайшему городу. Впереди их ждала долгая и счастливая жизнь.

Оракхан, вглядываясь в синее пламя шаманского костра, пытался понять, к чему приведет такое его вмешательство. Он понимал, что не имел права и на подобную мелочь, слишком уж шатко сейчас Равновесие этого мира, но… Оставаться в стороне от судьбы родного мира он так и не научился. Мальчишка-полуэльф покинул сцену, и теперь даже в синем огне орк не мог увидеть грядущего.

* * *

– К сожалению, ничем не могу помочь. В архивах, к которым вы имеете доступ, информации об искомом объекте нет. – Спокойный голос бумажной крысы заставил волну ярости прокатиться по венам.

– Что ж, жаль. Благодарю за помощь.

– Обращайтесь, если понадоблюсь.

– Конечно. До встречи. – Вега почти выбежал из темного подземного помещения.

Он ненавидел архивы. Как на родине, так и здесь. Но необходимость раз за разом загоняла даргела в огромные сводчатые помещения, уставленные стеллажами, на которых до потолка лежали книги, документы, папки и еще Ярлиг знает что.

Выйдя из особняка, в котором размещался штаб Тринадцатого департамента, Вега на несколько секунд задержался у крыльца, полной грудью вдыхая пьянящий воздух ночного Мидиграда.

– Доброй ночи, виконт! – раздался за спиной жизнерадостный голос. Даргел поморщился – он до сих пор не привык к пожалованному Александром титулу, но отчего-то все коллеги резко переняли у невыносимого Кайрана де Марано обращение к новоиспеченному следователю.

– Приветствую, – коротко поклонился он подошедшему. – Кайран, вас-то что заставило в такое время здесь появиться?

Виконт де Марано прославился своими ночными похождениями на весь Мидиград, после заката его можно было найти где угодно, но только не в штабе. Конечно, если он не был на задании, но… тогда даже Здравович не всегда знал, где его искать.

– У Александра задержался. Замучил он меня своими придирками. – Кайран уселся на кованую скамейку, изящно закинув ногу на ногу. – Кстати, он просил передать вам, чтобы вы зашли к нему.

– Хорошо. Он у себя?

– У себя, но…

– Но? – Следователь сел рядом с собеседником, откинувшись на спинку скамьи.

– Час назад к Александру зашел его взбешенное величество, – чуть наклонившись к уху Веги, заговорщическим шепотом проговорил Кайран. – Уж не знаю, о чем они там говорили, но Николас решил зайти попозже, а наш милый, но безрассудный Кирандрелл, рискнувший сунуться с докладом о последнем Прорыве, вылетел из кабинета Александра, словно за ним гнались все женщины и мужчины, которым он когда-либо наставлял рога, причем как с одной стороны, так и с другой… Поскольку все эти неисчислимые легионы рогоносиц и рогоносцев молитвами Кирандрелла в кабинете Здравовича попросту не поместились бы, я склонен предполагать, что Александр очень не в духе после общения с бешеным Императором.

Вега тихо рассмеялся, пытаясь представить всех «рогоносиц и рогоносцев молитвами Кирандрелла» в просторном, но не слишком большом рабочем кабинете Александра.

– Да уж, пожалуй, я навещу герцога позже, – отсмеявшись, сказал он.

Кайран укоризненно покачал головой.

– Разве вам не говорили, что Александр не слишком-то любит, когда его называют по титулу?

– Я, конечно, не Здравович, но тоже этого не люблю, – усмехнувшись, заметил даргел.

На лице виконта на мгновение появилось виноватое выражение.

– И тут вы правы. Вега, как вы смотрите на то, чтобы отдохнуть после напряженного рабочего дня в «Юкиаре»?

«Юкиара» – ресторан приватного типа, горячо любимый сотрудниками ООР. Разумеется, теми, кто был в состоянии спокойно выложить за ужин десять—пятнадцать империалов. Прикинув состояние своих финансов, даргел решил, что вполне имеет право хоть раз за месяц как следует отдохнуть.

– Неплохой план. Я весь день просидел в этом треклятом архиве, и, пожалуй, вечер в «Юкиаре» – самый лучший отдых на сегодня.

Сполна насладившись рыбой, рисом, особыми водорослями и иными изысками номиканской кухни, весьма напомнившей Веге традиционную кухню одной из стран того мира, в котором он жил когда-то, даргел и Кайран принялись за обсуждение последней шутки, гулявшей по коридорам штаба ООР.

– Интересно, кто же додумался написать Александру прошение о «приобретении «Юкиары» в собственность Тринадцатого стола Имперской канцелярии в целях заботы о моральном здоровье сотрудников департамента»? – Виконт ловко пил горячий крепкий напиток из необычной, высокой пиалы.

– Кирандрелл, кто же еще. Вполне в его стиле, да и «Юкиару» он обожает. – Следователь решил ограничиться загадочным травяным настоем. – Это ерунда. Мне сегодня пришлось весь день провести, копаясь в архиве, и на глаза попалась бумажка любопытного содержания. Увы, неподписанная.

– А что за бумажка?

– Почти то же самое, что с «Юкиарой». Только «приобрести в собственность» предлагалось «Кошку в сапожках».

Кайран расхохотался.

– Знаю-знаю! Приобрести «Кошку в сапожках» была моя идея, но поддержали все. Кроме Александра, естественно. А «Юкиару» и в самом деле хотел Кирандрелл. Только это секрет, – поспешил добавить Кайран.

– Конечно, – улыбнулся даргел. Он уже привык к непринужденно-дружеской атмосфере, царящей в ООР, но прекрасно знал, что случись беда – все мгновенно будут готовы выполнять свои – и не только – обязанности. И даргелу это нравилось.

– Кстати, Вега, если не секрет – чего ради вам пришлось весь день глотать архивную пыль? Неужели не могли послать кого-нибудь из помощников?

– Слишком важное дело, к тому же – личного толка, – уклончиво ответил следователь.

– По вашему лицу я вижу, что поиски не увенчались успехом. Не нашли документы?

– В том архиве, к которому имею доступ – нет, – сперва Вега хотел солгать, но отчего-то передумал.

– Возможно, я смогу вам чем-нибудь помочь? Все же у меня доступ больше.

Даргел задумчиво посмотрел на собеседника. Кайран казался человеком, которому можно доверять, но Вега очень боялся совершить ошибку. Он хотел понять причину странных поступков Киммериона и чувствовал, что разгадка таится где-то в прошлом эльфа, связанном как-то с Тринадцатым департаментом. Вега вновь взглянул на виконта де Марано – и решился.

– Я пытался узнать, что связывало одного моего хорошего знакомого с ООР.

– А как зовут вашего знакомого?

На сей раз даргел молчал дольше.

– Киммерион. Он – эльф.

Во взгляде Кайрана промелькнула несвойственная серьезность.

– Зачем это вам?

– Вы знаете, после чего я попал в ООР?

– Конечно.

– Вчера я видел Кима. Он опять попал в неприятности, и я помог ему. А он, увидев мое кольцо, бросился на меня, крича что-то о лжи, подстроенном спасении и так далее. Вот я и пытаюсь понять, в чем дело.

Виконт молчал очень долго.

– В свое время, лет двадцать пять назад, по вине ООР погибла единственная сестра Кима, Лианэй, а он сам… сильно пострадал. Простите, я не могу говорить об этом подробнее, но… Мне не безразлична судьба этого эльфа и понятна его ненависть к нам в целом и к Здравовичу – в частности. Если можете ему помочь – помогите. Я буду очень благодарен вам.

– Кайран, что именно произошло с Кимом в Тринадцатом департаменте? – настойчиво спросил Вега, глядя в газа собеседника.

Виконт встал, залпом осушил пиалу.

– Александр ставил над ним эксперименты. – Даргел вздрогнул. – Теперь Киммерион – не совсем эльф, вернее, не просто эльф. Вега, я прошу вас забыть о нашей сегодняшней встрече и обо всем, что я вам сказал. Но… Просто попытайтесь помочь Киммериону. Мы все виноваты перед ним, но ни меня, ни Николаса, ни Кирандрелла он к себе даже не подпустит. Надежда на вас. – Кайран вышел из кабинета. А даргел еще долго сидел в задумчивости, размышляя над тем, что только что услышал.

Глава XX Рыжая

Звуки музыки, женский визг, грубый смех мужчин, звон переходящего из рук в руки золота – все это неожиданной лавиной обрушилось на Киммериона, когда он вошел в зал «Кошки в сапожках». Эльф вздрогнул, его лицо под маской перекосила гримаса отвращения. Нет, он прекрасно понимал, что можно ожидать от борделя, но… У лесного народа подобные заведения предусмотрены не были, а в Мидиграде злодейка Судьба забрасывала Кима в разнообразнейшие места, но только не в публичный дом. Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз, подумал эльф, и с видом идущего в пасть ко льву перешагнул порог общего зала.

Взгляды присутствующих скользнули по вновь прибывшему, но не вернулись к прежним объектам внимания, как это случалось ранее. Беловолосый скрипач в маске был фигурой знаменитой и загадочной, и посетителям «Кошки» и в голову не могло прийти, что в знаменитом борделе они увидят восходящую звезду.

Киммерион, не обращая внимания на устремленные на него взгляды, спокойно огляделся, после чего направился через зал к немолодой, но все еще красивой темноволосой женщине в плотно облегающем закрытом платье. Он всем телом ощущал пристальный взгляд ее серых глаз, пытающихся проникнуть за полог бесстрастности, который создавала скрывающая лицо маска, побывавшая в руках Кайрана де Марано.

Хозяйка лучшего столичного борделя с интересом вглядывалась в спокойно направляющегося к ней посетителя. Она и подумать не могла, что уже известный Бельвегор Белый Эльф, как прозвали критики хранящего инкогнито скрипача, навестит ее заведение, да еще и в открытую. Но, тем не менее, к ней шел именно он – беловолосый эльф с лицом, скрытым белой же маской с резкими чертами древнего божества – именно в таком стиле сделали ее умельцы лорда Эль’Чанта. Одет он был в дорогой белый колет, поверх которого был небрежно накинут роскошный шелковый плащ того же цвета, – иных маэстро не признавал. В руках у визитера был резко контрастирующий с одеждой черный футляр со скрипкой, с которой Бельвегор, по слухам, не расставался никогда.

– Я рада приветствовать вас в стенах «Кошки в сапожках», маэстро, – приветливо улыбнулась она. – Чем могу помочь.

– Я ищу одного человека, мадам, – Киммерион вежливо поклонился. – Мне сказали, что его можно застать у вас.

– И кто же он?

– Виконт де Марано.

На миг замешкавшись, хозяйка борделя лихорадочно соображала, будет ли рад ее лучший клиент, если его побеспокоят. Наконец решив, что ради Белого Эльфа можно и рискнуть, она улыбнулась.

– Девочки, кто-нибудь, скажите Кайрану, что его хочет видеть маэстро. – Одна из девушек, светловолосая красавица с удивительно светлыми голубыми глазами, мгновенно упорхнула по боковой лестнице. Мадам вновь обернулась к Киммериону. – Не желаете ли вина? Или чего-нибудь еще?

– Благодарю, от вина не откажусь, – ответил вампир, интонацией голоса отвергнув все прочие предложения.

Рядом тут же материализовалась темнокожая прелестница в крайне открытом платье с неприлично короткой юбкой, не прикрывающей стройные икры, и протянула высокому гостю бокал дорогого вишневого вина на серебряном подносе. Небрежным кивком поблагодарив девушку, Ким легким движением кисти подхватил бокал и отошел к стене. Быть втянутым в этот праздник плоти ему совершенно не хотелось.

Удобно устроившись в кресле за портьерой, скрипач неспешно потягивал вино. Ему было нелегко сюда прийти, но накопившиеся вопросы требовали ответов, а дать их мог лишь Кайран де Марано. Несмотря на всю ненависть к убийце Губерта, Киммерион обязан был узнать причину появления в его жизни странного человека по имени Вега де Вайл, а узнать это он мог только у виконта. Эльф видел следователя на всех своих концертах и нередко пересекался с ним возле театра. Де Вайл каждый раз приветствовал скрипача поклоном и выражал свое восхищение, после чего исчезал так быстро, что Ким даже не успевал задать ему интересующие его вопросы.

С того памятного случая, когда Вега спас эльфа от грабителей, прошел год. Как и предсказывал Вэйлианесс, Киммерион уже дал несколько сольных концертов в Императорском театре. Слава его росла, но в жизни вампира изменилось мало что. Почти все свое время он отдавал скрипке и, по совету Веги, фехтованию. В те моменты, когда его рука не держала смычок или меч, вампир сидел перед камином или в саду и строил планы мести, пока в голову не приходила новая мелодия и он снова не погружался в океан музыки.

А кроме того, закрался в голову назойливый червячок сомнения. Не хотел Киммерион верить, что и его несостоявшаяся казнь, и нападение бандитов были подстроены ООР, чтобы дать Веге возможность завоевать доверие беглеца. Не хотел, и все тут. Слишком искренними были глаза северянина, спасшего его от сына фон Ларда и его прихвостней, слишком всерьез убивал демон, в которого обратился Вега, гвардейцев и стражников. Хотя… Вполне в стиле Тринадцатого департамента – пожертвовать жизнями десятка-другого людей ради своей цели. Александр Здравович, по твердому убеждению Киммериона, жил по принципу «цель оправдывает любые средства».

Непонимание мотивов, которыми руководствовался Вега, и привело эльфа к заклятому врагу Кайрану де Марано. Нет, вампир ничего не забыл – ни гибели Губерта, ни рану в бедре, из-за которой хромал два месяца, ни злые слова о том, что смерть Лианэй стоила той цели, которую преследовал всемогущий Александр Здравович. Но выбора не было. Или так и жить, не понимая происходящего и страшась собственной тени, – или пытаться найти ответы на вопросы. Киммерион выбрал второй путь.

От размышлений его оторвал женский голос.

– Маэстро, виконт ожидает вас в седьмом кабинете. Позвольте проводить вас.

– Да, конечно, – чуть рассеянно отозвался эльф, поднимаясь на ноги и подхватывая футляр со скрипкой.

– Прошу, следуйте за мной.

Она была едва ли старше восемнадцати лет. Худенькая, высокая, слегка нескладная, с маленькой грудью. В отличие от прочих женщин, виденных вампиром в этом заведении, его провожатая была одета не в пример проще – платье из темного сукна, закрытое спереди и сзади, никаких украшений, за исключением простенького серебряного кулона на тонкой цепочке. Ее отчаянно рыжие волосы – Ким еще никогда не видел настолько рыжих – вероятно, часто подвергались пытке под названием расчесывание, но, похоже, безрезультатно, так как все пряди лежали в беспорядке хоть и художественном, но явно природном. На очень бледной коже ярко выделялась россыпь веснушек, само же лицо никто не смог бы назвать красивым. Слишком широкие скулы, слишком острый упрямый подбородок, слишком тонкие брови и слишком высокий лоб, едва прикрытый растрепанной челкой. Глаза у рыжей оказались не ожидаемо серые или зеленые, а светло-синие, и абсолютно запуганные. Она явно не была «девушкой» мадам. «Служанка или горничная», – подумал Киммерион.

Они поднялись по лестнице на третий этаж и подошли к двери с резной семеркой.

– Виконт ждет вас здесь, маэстро.

– Спасибо, – подбавив в голос тепла, проговорил эльф. И, бросив в карман платья девушки несколько монет, толкнул дверь.

– Рад вас видеть, маэстро! – Сидящий в кресле Кайран отсалютовал визитеру бокалом.

– Не паясничайте, виконт, – резко бросил Ким. – Вы обманули меня.

– В чем же, дорогой мой Киммерион? – Он пригубил вино. – Фу, кислятина!

Отставив бокал, де Марано встал и уже серьезно посмотрел на собеседника.

– Вега де Вайл. Вы обещали, что ваш проклятый Отдел оставит меня в покое, а этот человек постоянно появляется в моей жизни, начиная с того нападения.

– Какого нападения? – в голосе Кайрана слышалось удивление.

– Не притворяйтесь. Вы прекрасно знаете, что год назад ваши люди напали на меня, когда я возвращался с концерта, а де Вайл якобы спас меня от них. Вы все великолепно просчитали, но, боюсь, ваш следователь допустил ошибку, не сняв перстень департамента. Вы обещали оставить меня в покое – так выполняйте обещанное. Или прямо скажите, что вашему проклятому Здравовичу нужно от меня, – яростно проговорил эльф, начиная всерьез злиться. Его клыки чуть удлинились.

– Год назад, говорите? Что же вы так тянули? – ухмыльнулся де Марано. – Впрочем, неважно. Киммерион, вы можете мне не верить, но я действительно впервые слышу об этом нападении и готов поклясться, что Отдел особых расследований к нему не причастен, – глядя в глаза собеседнику, проговорил Кайран. – Давайте поговорим спокойно. Садитесь, выпейте вина и снимите наконец эту Ярлигову маску!

Вампир, секунду промедлив, последовал приглашению. Тем временем адъютант Александра Здравовича подошел к двери и распахнул ее.

– Эй, Ниа! Принеси нам с маэстро бутылку вина! Да не той кислятины, что ты предложила мне, а хорошего, эльфийского.

– Сию секунду, милорд. – Раздался топот каблучков, Кайран вернулся в комнату и опустился в кресло напротив вампира. Тот уже снял маску и положил ее на стол.

– Все же в мастерстве изготовления вин ваш народ никто не смог превзойти. Конечно, номиканские вина отличаются оригинальностью, а молодые имперские – свежестью, но эльфийские – это действительно нектар богов! Вы согласны со мной?

– Насчет моего народа – нет, – Ким выделил второе слово и ухмыльнулся, демонстрируя выпущенные на полдюйма клыки.

– Ну что же, тогда оставим эту тему и поговорим о другом. Киммерион, позвольте высказать вам мое восхищение – ваш концерт в Императорском театре был выше всяких похвал. Вы действительно гений!

Эльф недоверчиво посмотрел в глаза собеседника, ожидая увидеть издевку, но в красно-карих глубинах действительно ощущалось искреннее восхищение.

– Я пришел поговорить не о моей карьере, виконт. И тем более не о винах, эльфийских или нет.

– Я догадался, – саркастически улыбнулся Кайран, но тут же посерьезнел. – Киммерион, вы ошиблись. Вега де Вайл спасал вас по собственной инициативе. Поверьте, если бы к этому был причастен ООР, я бы знал, ведь ваше дело веду я. А Вега просто вам помог.

– С какой стати я должен вам верить?

– Ни с какой, – виконт устало вздохнул. – Я не пытаюсь вас в чем-либо убедить или заставить мне верить, более того, мне все равно, поверите вы мне или нет. Скажу одно – за то, что Вега де Вайл спас с эшафота вас и того северянина, он сам едва не оказался на плахе. Вот и думайте, за что вы его оскорбили. – Кайран допил вино и встал, тем самым давая понять, что разговор окончен. – Рад был с вами поговорить, но – извините, дела. Ниалэри вас проводит.

Он подошел к двери, давая эльфу буквально пару секунд на то, чтобы одеть маску.

– Ниа! Проводи маэстро к выходу, я не думаю, что он захочет долее оставаться здесь.

Вошедшая рыжая девушка с затравленным взглядом поклонилась.

– До встречи, виконт, – прошипел сквозь зубы Ким и вышел.

Отчаянно хотелось выпить. Причем чего-нибудь крепкого. И вообще, хоть как-нибудь развеяться.

– Ниалэри, в вашем заведении есть бар? Просто бар с кабинетами, без этой… специфики?

– Конечно, милорд. Вас проводить туда?

– Естественно.

Бар действительно оказался «без специфики». Если, конечно, не считать диванчики в кабинетах, которые явно были предназначены не только для сидения, но и для лежания, причем не в одиночестве.

Киммериона раздражало только одно – «Кошка в сапожках» была построена так, что незнающий человек без провожатого попросту заблудился бы в бесконечных коридорчиках, комнатах, небольших залах и так далее. Здесь явно поработал маг – изнутри здание было больше, чем снаружи.

Внезапно в голову вампиру пришла безумная идея. Именно безумная – иначе было не сказать, взглянув придирчивым эльфийским взглядом на провожатую. Но… С другой стороны, почти вся жизнь скрипача состояла из безумных идей и их реализации. Конечно, результат зачастую оказывался далек от ожидаемого, но это уже издержки. Тяжело вздохнув, он решился.

– Ниалэри, не составите ли мне компанию?

Сперва она покраснела. В сочетании с огненно-рыжими волосами и россыпью веснушек на некрасивом лице зрелище получилось потрясающим. Спустя секунду исчезнувшие было под прилившей краской следы «поцелуя солнца» вновь резко проступили на фоне смертельной бледности. В какой-то момент Киммериону показалось, что бедная горничная сейчас рухнет в обморок, но простушка с эльфийским именем сдержалась. Ее кожа приняла нежно-голубой оттенок, но девушка каким-то чудом нашла в себе силы неуклюже присесть в реверансе.

– Для меня это великая честь, маэстро… – полумертвым голосом прошептала она, и Ким, сжалившись над бедняжкой, ободряюще коснулся ее руки затянутыми в шелковую перчатку пальцами.

– Оставь эти вежливости тем, кому более нечем заняться. Просто уменя паршивое настроение, и я хочу попить вина в компании того, кому от меня ничего не надо и от кого ничего не надо мне. Так что, ты составишь мне компанию?

– Конечно, маэстро…

– Бельвегор. Меня зовут Бельвегор.

– Как скажете, маэстро… Бельвегор.

К счастью, заказывая маску для скрипача, Вэйлианесс предусмотрел, что возможна ситуация, когда эльфу придется в обществе людей пить вино, и поэтому под резкими чертами белого алебастра лицо Кима скрывала столь же белая, но уже бархатная полумаска, оставляющая открытым рот и подбородок.

Принесли заказанное Кимом вино и легкую закуску к нему.

Первые полчаса беседы Киммерион потратил на бесплодные попытки разговорить рыжую горничную, но она, кажется, боялась скрипача больше, чем мелкий воришка – лейтенанта полиции. Впрочем, то, что не удалось эльфу, сделало вино. Когда он откупоривал вторую бутылку, запуганные глаза Ниалэри уже начали блестеть, к середине этой бутылки пропало затравленное выражение, а во время первого бокала из третьей она неожиданно расплакалась и начала вываливать на «маэстро» всю свою историю.

Она родилась в семье бедного кожевника. Седьмой ребенок, шестая дочь. Естественно, родители рады подобному прибавлению не были, и девочка росла без присмотра. Когда ей исполнилось семь лет, Ниа попала в лапы работорговцев и следующие шесть лет провела в неволе. Впрочем, даже рабы в Париасе иногда устраивались вполне нормально, если умели хорошо выполнять свою работу. Ниалэри же с детства отличалась страшной неуклюжестью. Ее продали за бесценок, и эти шесть лет превратились в ад. Постоянные побои, попреки, угрозы… Три года назад ее выкупила знаменитая Тиани Пантера, и девушка присоединилась к ее отряду. К сожалению, спустя ровно год Тиани потерпела поражение в битве с наемной армией париасских работорговцев, успев оставить в истории след как женщина, благодаря которой потерпело окончательный крах подпольное рабовладение в Империи и был нанесен серьезный удар этому мерзкому бизнесу в Париасе. Ниалэри, как и некоторым другим, удалось выполнить последний приказ Пантеры и спасти свою жизнь, бежав. Но девушка осталась совершенно одна. Она была неприспособленна к жизни без чьей-то указки и попросту не знала, что теперь делать. Кое-как добравшись до Мидиграда, Ниа устроилась в «Кошку» горничной, но ее неловкость и здесь сослужила плохую службу. Мадам не выставляла неуклюжую неумеху на улицу лишь из жалости.

Всю эту информацию Киммерион кое-как вычленил из сбивчивой, прерываемой рыданиями речи девушки. К тому моменту вино кончилось, и эльф очень осторожно намекнул Ниалэри, что ему пора. Горничная каким-то чудом взяла себя в руки, заплетающимся языком поблагодарила его за восхитительный вечер, извинилась за свой срыв и нетвердой походкой удалилась, забыв вывести скрипача из лабиринтов борделя. Ругаясь на чем свет стоит и ежеминутно поминая Ярлига и его родственников, Ким кое-как нашел выход сам.

Он быстрым шагом удалялся от «Кошки», проклиная себя за излишнюю жалостливость. И невдомек было Белому Эльфу, что в лестничное окно на третьем этаже за ним наблюдают печальные светло-синие глаза.

Спустя неделю произошло событие, последствия которого навсегда изменили жизнь Киммериона. Он вечером возвращался с концерта в Театре имени Эйвендора Фолькента. Проходя неподалеку от улицы, где лишь появление Рагдара спасло ему жизнь, вампир услышал тихий плач и грубые выкрики пошлого содержания. Судя по всему, несколько мужчин пытались добиться благосклонности женщины, которая совершенно не желала дарить им эту благосклонность, но была не в состоянии дать отказ, который они могли бы понять.

Помня, как сам оказался в не лучшей ситуации, Ким ускорил шаг, намереваясь пройти опасное место побыстрее. Но ноги отчего-то сами понесли его не в сторону от криков, а к ним.

Приблизившись, эльф разглядел картину более подробно. Мужчин было трое, они были изрядно пьяны и жаждали развлечений. Один из них, по виду – ремесленник, явно был заводилой.

– Ты, детка, конечно, та еще рыжая крокодилица, но мы готовы не обращать на это внимания и помочь тебе узнать, что такое настоящие мужчины!

– Отпустите меня… – тихо прорыдала девушка, но мужик лишь расхохотался.

– Ну что же ты, крокодилица, тебе такую честь оказывают, а ты еще артачишься!

Когда первый раз прозвучали слова про «крокодилицу», тем паче – рыжую, Ким уже ощутил дурное предчувствие. Когда же забившаяся в угол девушка подняла заплаканное лицо и капюшон дешевого плаща соскользнул на спину, вампир только выругался тихо – эти веснушки, раз увидев, забыть было невозможно.

Сунув руку в карман плаща, эльф быстро натянул бархатную маску – он не хотел, чтобы Ниалэри видела его лицо.

– Эй, господа, какого Ярлига здесь происходит? – надменно спросил он, выходя в освещенный тусклым светом фонаря круг.

– Проваливали бы вы, сударь, своей дорогой! – огрызнулся один из мужиков. Второй обернулся, его рука потянулась к ножу за поясом… и вдруг отдернулась.

– Простите, маэстро!

– Экен, ты что, со стены свалился? – оторопело спросил того, который с ножом, один из его приятелей.

– Сам ты свалился! – яростно прошипел тот. – Это же Белый Эльф, скрипач!

– И чо?

– И ничо!

– Да мне на…ть, какого цвета эта нелюдь! – рявкнул заводила. – Экен, коли кишка тонка, так проваливай, урод, а мы бабенку на двоих поделим, как и его – кивок в сторону Киммериона – кошелек.

Названный Экеном лишь покачал головой и отошел в сторону, всем своим видом показывая – я здесь не при чем. Похоже, он был самый трезвый из всех и читал газеты – не далее, как месяц назад сразу три газеты с удовольствием обсуждали подробности дуэли, на которой Белый Эльф на весь Мидиград опозорил довольно известного дуэлиста маркиза Френдига дель Варрена, ловким ударом клинка срезав с того штаны. Да и вообще показал великолепную школу эльфийского фехтования с заимствованиями из других направлений владения легким мечом.

А нахал, решивший поиздеваться над беззащитной девушкой, уже вытащил два кривых ножа из-за голенищ сапог и с мерзкой ухмылкой направился к вампиру. Его приятель с одним ножом начал обходить скрипача с другой стороны.

Оскалившись, Киммерион переложил футляр со скрипкой в левую руку, а ладонь правой опустилась на рукоять. Когда первый атакующий приблизился на расстояние удара и не очень умело замахнулся, эльф резко наклонился и дернулся вперед, одновременно выхватывая меч из ножен. Клинок начал разгон еще в ножнах, и никто из наблюдавших за схваткой не успел увидеть его. Мелькнула смазанная полоса – разрубленное от пояса до плеча тело упало на мостовую. Почувствовав за спиной дыхание второго противника, Ким, не глядя, нанес колющий удар назад и тут же рванул рукоять вверх. Вооруженный одним ножом ремесленник повалился рядом с телом приятеля, выпустив нож и зажимая руками распоротый от паха до солнечного сплетения живот.

Не обращая более внимания на поверженных врагов, эльф повернулся к третьему, Экену.

– Ну, а ты что скажешь? – яростно прорычал он, уже едва контролируя рвущееся наружу безумное желание разорвать живое горло и насладиться вкусом горячей крови, ощутить, как с каждым глотком энергия покидает тело жертвы и наполняет каждую клеточку вампира. Существа, живущего взаймы. Паразита.

Эта неожиданно сверкнувшая злая мысль привела Киммериона в чувство. И только тут он понял, что его клыки выпущены на всю длину, а изумрудные глаза приобрели рубиновый оттенок. Бедолага Экен смотрел на перевоплощение скрипача в чудовище шестиугольными от ужаса глазами.

Киммерион уже совершенно не хотел его убивать. Но оставить в живых человека, который увидел, кто такой на самом деле Белый Эльф, он не мог. Единственная милость, которую скрипач смог подарить своему поклоннику, – быстрая и безболезненная смерть. Когда человеку отсекают голову, он даже не успевает понять, что умирает.

Покончив с Экеном, Ким обернулся к спасенной девушке. Ниалэри сжалась в комочек у стены, ее трясло, по щекам безостановочно текли слезы. Вампир вздохнул и несколько раз несильно ударил ее по щекам.

Старое, как мир, средство от истерики не подвело и на этот раз. Ниа перестала реветь и трястись, но в синих глазах по-прежнему плескался ужас. Киммерион пробормотал себе под нос что-то весьма нелестное относительно родственников рыжей, резко вздернул ее на ноги и натянул капюшон, полностью скрывший залитые слезами веснушки и все еще дрожащий подбородок. Он успел как раз вовремя – из-за угла появился патруль стражи.

– Что здесь произошло? – осведомился один из них, невысокий коренастый человек, вооруженный длинным мечом и с нашивками капитана.

– Эти бандиты напали на меня и мою спутницу. Я убил их, защищаясь, – подпустив высокомерия в голос, заявил Ким.

– Э-э-э, сударь, позвольте узнать ваше имя, – влез один из стражников. Влез – и тут же получил локтем по зубам.

– Простите этого грубияна, маэстро Бельвегор, – поклонился капитан. – Боюсь, у него недостаточно развито чувство прекрасного, чтобы посещать театры. И все же, вы не могли бы рассказать более подробно?

– Я бы не хотел здесь задерживаться. Эти бандиты напугали мою спутницу, и, мне кажется, ей стоило бы сейчас отдохнуть в спокойном месте, – холодно проговорил эльф. – Так что могу рассказать только вкратце.

– Если вас это не затруднит.

– Не затруднит. Мы шли по этой улице и мирно беседовали, обсуждая «Лунный каприз» Фолькента. Возможно, вы слышали это произведение. Нет? Зря, очень зря. Так вот, мы спокойно беседовали, и тут из-за угла появился один из них. Кажется, вот этот. – Киммерион носком сапога указал на разрубленное пополам тело. – Он предложил обычный выбор – кошелек или жизнь, а после того, как я посоветовал ему убраться к Ярлигу, бросился на меня с ножом. Из переулка в тот же миг выскочили эти двое. Вот, в общем-то, и все.

– Благодарю. Вам выделить провожатых из числа стражи?

– Нет, капитан, признателен за заботу, но вынужден отклонить ваше предложение. – Ким надменно улыбнулся. – Кстати, у меня концерт в Императорском театре через три недели, билеты появятся в продаже лишь за десять дней до него, так что… примите в знак благодарности, – и, всучив ошалевшему от такой радости капитану два билета, вампир обнял Ниа за плечи и почти потащил за собой.

Буквально за двадцать минут они пересекли Вольный квартал и очутились перед домом Киммериона. Эльф уже на руках внес почти потерявшую сознание девушку в комнату, уложил на диван, а сам отправился на второй этаж.

На мгновение скользнув взглядом по зеркалу, Ким вздрогнул и остановился. Белый шелк колета был щедро усеян рубиновыми каплями крови, плащ безнадежно испорчен. Эльф содрогнулся от презрения к самому себе. Перед глазами мгновенно всплыло лицо Экена, страх и непонимание в его взгляде, и вампир вдруг словно увидел происходившее со стороны – перепуганный ремесленник, а напротив него – чудовище в эльфийском обличье, паразит, продлевающий свое существование за счет других.

Ким глухо застонал. Наверное, не обладай он иммунитетом к солнечному свету, он бы просто встретил рассвет в саду и таким образом прервал свою не-жизнь. Но, к сожалению, классический способ ухода вампиров в небытие был ему недоступен, а против иного способа самоубийства протестовала еще чудом живая эльфийская половина скрипача.

Не помня как, он добрался до ванной, осколком сознания возблагодарив Эль’Чанта за то, что тот позаботился о благоустройстве жилья своего любимца и устроил так, чтобы ему за счет театра провели в дом одно из последних изобретений умельцев из Механикума,[18] подправленное магами Академии под реалии быта Мидиграда – горячую воду, по специальным трубам поступающую прямо в дом.

Отмывшись и переодевшись в простые домашние штаны и мягкую рубашку, Ким натянул темно-серую маску и спустился в комнату, где оставил Ниалэри. Она так и сидела на диване, сжавшись в комочек. Тяжко вздохнув и помянув про себя всех родственников Ярлига Проклятого, эльф поднял девушку на руки и отнес в ванную. Показав, как пользоваться подающими горячую воду изогнутыми кранами, Ким сказал, что будет ждать ее в гостиной, и ушел, предварительно выдав спасенной «крокодилице» чистые штаны и рубашку вместо ее перепачканного платья и плаща.

Сам Киммерион устроился в кресле перед камином, налил себе бренди, залпом выпил. На душе было паршиво. Стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором появлялось лицо несчастного Экена. Эльф еще никогда так не ненавидел себя, как в этот вечер. Себя – и того, по чьей вине он стал таким. Вампиром. Паразитом.

Ниалэри спустилась вниз через полчаса. Переодетая в одежду Кима, она странным образом оказалась симпатичнее, чем в своем страшненьком платье. Но в синих глазах по-прежнему метался испуг и какое-то странное чувство вины.

– Не стой, как статуя, – грубо бросил Ким. Злой на себя и весь мир, он подсознательно пытался выплеснуть обиду на того, кто оказался ближе всех. – Садись.

Села она, как всегда, неловко. Оступилась, запнувшись о край ковра, взмахнула руками и кончиками пальцев случайно сбросила со столика пустой стакан. Эльф успел его поймать в каком-то дюйме от пола. Девушка побледнела и, рухнув в кресло, залилась слезами. Ким тяжело вздохнул – который раз за этот вечер – и наполнил бренди оба стакана.

– Простите, что доставила вам столько неприятностей, – пролепетала Ниа.

– Пустое. Забудь. Какого Ярлига ты делала в такое время на задворках Вольного квартала? – поинтересовался вампир, поправляя маску.

– Мадам выгнала меня… – Девушка вновь разрыдалась. – Я уронила поднос с бокалами прямо на колени герцогу фон Ларду… он меня чуть не убил… а Мадам…

– Ясно. Можешь не продолжать. – Киммерион почувствовал, что в груди вновь разгорается неконтролируемая ярость. Он не забыл ни избиения, ни костер, на котором чуть не оказался именно по милости герцога и его сыночка. Память тут же услужливо подбросила самое жуткое воспоминание эльфа – Лианэй, его любимая младшая сестренка, и трое ублюдков, человеческих выродков. «Ай да Мамаша Динки! Какой товар подкинула…» Эльф глухо зарычал, Ниалэри немедленно залилась слезами. – Хватит реветь!

– Маэстро, простите…

– Уже простил. Не обращай внимания, к герцогу у меня свои счеты, – оборвал ее вампир, чудовищным усилием воли загоняя ненависть в глубины души. – Что ты собираешься делать теперь?

– Не знаю… Может, возьмут прислугой в какую-нибудь таверну…

– Даже думать об этом забудь. С твоей неуклюжестью тебя даже в благотворительную харчевню для нищих или богадельню не возьмут.

– Тогда не знаю… – кажется, она снова хотела зареветь. – Я не хочу продавать себя…

Киммерион громко, обидно рассмеялся.

– Продавать себя? Ниа, ты хоть раз в зеркало смотрелась?

Она все-таки разревелась. Эльф грубо выругался, проклиная себя, ее, пьяных ремесленников, Кайрана и весь мир.

– Успокойся. До утра можешь остаться здесь, а дальше – думай сама.

Уже лежа в постели, Ким вспоминал события прошедшего вечера. И проклинал себя за то, что не согласился, чтобы Вэйлианесс подвез его до дома в своей карете. Впрочем, решение он уже принял.

Встав, эльф подошел к зеркалу. Из прозрачных глубин на него глядели грустные зеленые глаза.

– Зачем я пытаюсь казаться хуже, чем я есть на самом деле? – спросил он у отражения. Отражение издевательски повторило движение губ.

Киммерион подошел к шкафчику, достал бутылку с бренди и отпил прямо из горлышка. Хотелось выть на луну, кататься по полу, кричать от боли и стыда, от лютой ненависти к самому себе. Но вместо этого вампир только сидел на подоконнике и пил бренди из горлышка.

Он уже засыпал, когда тихо скрипнула дверь его спальни. Пальцы скрипача сомкнулись на рукояти стилета, лежащего под подушкой.

Мягко ступая по ковру, к постели приблизилась фигура и склонилась над эльфом. Ким выровнял дыхание и притворился спящим. Фигура неожиданно опустилась на кровать и скользнула под одеяло, всем телом прижимаясь к Киммериону.

– Маэстро…

– Ниалэри? Что ты здесь делаешь? – Он резко дернулся к тумбочке, схватил маску и в который раз возблагодарил Эль’Чанта за магические замочки, благодаря которым кусок бархата достаточно было прижать к лицу – снять маску мог только ее носитель.

– Маэстро, позвольте мне хоть так отблагодарить вас, – прошептала Ниа, не глядя ему глаза. – Я знаю, я уродина, но… мне говорили, что у меня красивое тело… а на лицо можно не смотреть… простите…

Ким почувствовал, что на его плечо падают горячие капли ее слез. Он хотел было грубо ее оттолкнуть… но неожиданно вспомнил свой диалог с насмешливым отражением. «Зачем я хочу казаться хуже, чем я есть на самом деле?..»

– Не надо, Ниа… Не надо так меня благодарить. Это неправильно… и я этого не заслуживаю, – мягко проговорил он, повернув к себе ее лицо. – Не надо.

– Это потому, что я – уродина? – тихо и как-то безнадежно спросила девушка.

– Ты не уродина. Просто ты не похожа на этих кукол, которые так гордятся своими личиками, но на деле не стоят ничего. Ты – другая, и ты лучше их всех, вместе взятых… – Кажется, он шептал еще какую-то утешительную ложь, успокаивая несчастную бывшую рабыню, а потом просто посмотрел ей в глаза – и мысленным приказом усыпил. «В том, что ты вампир, есть свои положительные стороны, – подумал Киммерион. – Но с другой стороны, главная проблема в том, что ты вампир – это то, что ты – вампир».

Только уже засыпая, он понял, что упустил какой-то немаловажный момент. Но мысль, змеей проскользнувшая где-то на грани сознания, лишь подразнила эльфа и скрылась.

Выпад, поворот, финт, снова выпад – и прием из номиканского фехтования, сбивающий с толку любого противника. Киммерион несколько раз повторил эту связку ударов, которая пришла ему в голову рано утром, когда он встал. Ниалэри еще спала, и эльф не стал ее будить, просто тихо вышел из комнаты и, переодевшись в костюм для фехтования, отправился заниматься в сад.

Тихий скрип открывающейся калитки привлек его внимание. Ким обернулся – и увидел, как Ниа выходит на улицу.

– Куда ты собралась?

Девушка вздрогнула – похоже, она хотела уйти незаметно.

– Я не смею вас более обременять, – тихо ответила она.

– Кто сказал, что ты меня обременяешь? – Он вложил клинок в ножны и подошел к ней.

– Но…

– У меня нет времени следить за домом, и я давно хотел кого-нибудь пригласить помогать мне в этом. Работа несложная – содержать дом в чистоте, заказывать все необходимое в лавках, а когда отстроят конюшню, я найму еще конюха.

– Маэстро, я…

– Жить надо будет здесь же, на втором этаже есть свободные комнаты, – продолжал Ким, словно бы и не заметив, что Ниалэри хотела что-то сказать. – Питание – за мой счет, оплата – поначалу пятнадцать золотых марок в неделю, потом больше. Согласна?

– Вы слишком добры ко мне. – Она несмело подняла голову. – Вы же знаете, какая я неуклюжая.

– Тебе не надо будет разносить подносы с хрустальными бокалами, – улыбнулся эльф. – Гостей и пирушек у меня не бывает, а я обхожусь посудой попроще. Ее, если что, и разбить не жалко. А со всем остальным ты, я думаю, справишься. Дом небольшой… Ну, так что, ты согласна поработать у меня?

В первый раз за время их знакомства Ниалэри улыбнулась. Вымученно, неуверенно, но улыбнулась.

– Да, маэстро… И…

– Что?

– Не надо конюха. Я умею ухаживать за лошадьми, и у меня это получается лучше, чем накрывать на стол.

– Тем лучше. А сейчас мы с тобой пойдем по магазинам.

– Зачем?

– Надо же тебя переодеть. Или ты так и собираешься носить попеременно свое жуткое платье и мою одежду?

Ниалэри покраснела.

Поход по магазинам обернулся для обоих адской пыткой. Ниа, едва увидев ценники, наотрез отказывалась даже примерять вещи. Ким, не желающий пока показывать ей свое лицо, был вынужден идти в маске, и у Бельвегора почти в каждой лавке пытались взять автограф, попросить билет на концерт или еще что-нибудь. В конце концов эльфу это надоело, и, заходя в лавку, он просто спрашивал, нравится ли ей та или иная вещь. Если нравилась, то он покупал ее, не слушая возражений.

В результате были приобретены: два женских костюма-амазонки, несколько пар штанов и рубашек, два платья, три пары туфель, столько же сапог, два плаща, несколько поясов и немалое количество всякой женской ерунды вроде заколок, гребешков и так далее. При попытке продавца всучить к платьям корсет Ким едва не рассмеялся, вспомнив невероятную худобу девушки.

Когда вечером Ким и Ниа вернулись домой, вампир чувствовал себя, как выжатый лимон. Наскоро поужинав, он показал новоиспеченной домоправительнице ее комнату и отправился спать.

Уже через несколько дней Киммерион понял, как был прав, взяв Ниа на работу. Она добросовестно исполняла свои обязанности, пусть даже у нее уходило на это больше времени, чем ушло бы у более ловкой служанки, но, кроме дома, девушка занялась садом, и спустя неделю его было не узнать. Ниалэри смогла сохранить прежнюю атмосферу, которую так ценил Ким, но благодаря ее стараниям очищенный от многолетней грязи фонтан заработал. Разросшиеся на клумбах колючки сменились милыми, неброскими цветами, полусгнивший ковер из прошлогодних листьев исчез, и между избавленными от мертвых ветвей деревьями зеленела трава. А выйдя в одно прекрасное утро в сад размяться, вампир обомлел – возле фонтана стояла резная скамеечка из белого дерева, а с двух сторон от нее росли посаженные ночью кусты. Он сперва их не узнал – и лишь мгновение спустя понял – это были эльфийские лилии, самые прекрасные цветы в мире.

Когда лилии зацвели, Киммерион-Бельвегор всю ночь просидел возле них, слушая журчание фонтана и вдыхая нежный аромат цветов. Ближе к утру он взял в руки скрипку.

На следующий день должен был состояться пятый его концерт в Императорском театре.

Глава XXI Ничто не бывает случайно…

– Нет, я все понимаю, философия доброты и справедливости, и все такое, это замечательно!!! Всепрощение, помощь нуждающимся и так далее, но! Твое отношение к этому малолетнему разбойнику – это же просто ну ни в какие ворота не лезет!!!

– Орогрим, успокойся, пожалуйста. В конце концов, сколько можно беситься из-за нескольких монет, – примирительно проговорила Арна.

Они недавно пересекли границу Париаса с Империей и сейчас вовсю наслаждались красотой лесной имперской дороги. И теми «друзьями путников», что так любят сидеть в кустах, поджидая добычу.

– Несколько монет!?! Ты отдала ему все наши деньги!!! – бушевал орк.

– А как бы ты поступил на моем месте?

– Надрал бы паршивцу задницу! И пусть проваливает!

– Пойми, это было бы все равно, что убить его, только более жестоко. Его родители должны уйму денег хозяину земли, и их всех продали бы в рабство. Ты ведь сам знаешь, что это такое, неужели ты хотел бы такой судьбы для мальчишки, маленьких сестренок и отца с матерью?

При упоминании рабства Орогрим присмирел.

Арна шла, задумчиво перекидывая посох из руки в руку, и вспоминала утреннее происшествие, которое так вывело орка из себя.

Вечером Арна настояла на том, чтобы продолжать путь и ночью – ее восхитила ночь, мерцание звезд, свежесть легкого ветерка, скользящего в кронах деревьев… Орогрим было возразил – какие звезды, если она ничего не видит, но девушка серьезно объяснила, что хоть глаза ее слепы, но душа – нет.

Вскоре после рассвета, когда Орогрим воодушевленно рассказывал кровной сестре очередную сумасшедшую, но абсолютно правдивую историю из его богатой приключениями жизни, Арна насторожилась. Она почувствовала близкую опасность. И спустя мгновение в ее руке оказалась зажата плохо оперенная, кривая самодельная стрела с ржавым наконечником. Тенькнула тетива – следующую стрелу девушка отбила навершием посоха.

Орогрим выхватил секиру и метнулся к придорожным кустам, но Арна опередила его. Головокружительный прыжок – и она оказалась на ветке дерева футах в двадцати от земли. Секунда – и практически на голову Орогриму свалился насмерть перепуганный мальчишка лет десяти, который в жизни не видел, чтобы люди прыгали на высоту, в четыре с лишним раза превышающую их рост. Впрочем, обнаружив, на кого он свалился, мальчик заорал и попытался убежать, но не тут-то было. Стальные пальцы орка сомкнулись на его плече, и вырваться из этих тисков, сохранив руку при себе, было невозможно.

Через мгновенье Арна спрыгнула с дерева, перекатилась через голову по траве, гася силу удара, и вскочила на ноги возле орка.

– Орогрим, ты ему сейчас плечо раздавишь! – вскрикнула она.

– Так ему и надо, паршивцу! – прорычал орк.

– Да что он тебе сделал?

– Не мне, а нам! Ограбить хотел, гаденыш мелкий! Или не так, щенок?

Мальчик затрясся и зажмурился, не в силах смотреть в глаза разъяренному зеленокожему.

– Брат, выпусти его. Он никуда сейчас не убежит, – тихо и мягко проговорила Арна. Когда она говорила таким тоном, орк слушался ее мгновенно, и этот случай не стал исключением.

Неудачливый грабитель рухнул на дорогу и тут же попытался вскочить, но ноги от страха подгибались. Все, на что хватило его сил, это отползти чуть с дороги – пока не уперся спиной в дерево.

Арна подошла, опустилась рядом с ним на корточки, осторожно положила руку на плечо, посылая через Астрал успокаивающее ласковое прикосновение.

– Ты в порядке?

От удивления мальчик даже забыл, что рядом стоит жуткий огромный орк, и открыл глаза. Глаза у него были серые и испуганные, волосы – грязные и спутанные, уже неопределимого цвета.

– Д-д-да… – наконец смог он проговорить.

– Вот и замечательно. Как тебя зовут? – все так же спокойно и приветливо спросила Арна, чувствуя взгляд мальчика, прикованный к ее повязке.

– Вик…

– Не бойся, я не причиню тебе вреда. Вставай, – протянув руку, девушка помогла Вику подняться. – Скажи, разве тебе не говорили, что грабить – нехорошо?

– А позволять, чтобы моих родителей и сестренок продали в рабство – хорошо? – с неожиданной яростью закричал мальчишка.

– Та-ак… – произнесла Арна очень знакомым Орогриму тоном. – Рассказывай.

Долго уламывать Вика не пришлось. Размазывая по лицу слезы и сопли, он поведал свою незатейливую историю.

Его родители – бедные крестьяне, немало задолжавшие владельцу земли. В этом году должен был быть хороший урожай, и они планировали расплатиться с долгами и даже оставить себе что-нибудь на пропитание, но их намерениям не дано было сбыться. Неделю назад через деревню проезжал молодой маркиз со свитой, и, хорошенько набравшись в трактире, юноши решили посостязаться в искусстве верховой езды. Так как они были изрядно пьяны, скачка получилась отнюдь не с первой попытки. Казалось бы, ну и что? Вот только в качестве ипподрома маркиз с приятелями выбрали крестьянские поля. Поутру несколько крестьян, в том числе отец Вика, пришли к горе-наездникам и попытались предъявить претензии по поводу затоптанного их конями урожая, но отпрыски благородных семей только посмеялись и приказали своим слугам избить наглых мужиков. В результате долги семье платить нечем, жить не на что, а землевладелец еще в прошлом году пригрозил всех неплательщиков вместе с семьями продать париасским работорговцам, частенько проезжающим через эти земли. И Вик, как единственный стоящий на ногах мужчина в семье, решил раздобыть денег таким неблаговидным способом, как грабеж путников.

Выслушав историю мальчика, Арна задумалась. Орогрим тем временем срезал толстую сетку какого-то кустарника и деловито из нее что-то мастерил, временами бросая на Вика взгляды, от которых малолетний грабитель вздрагивал и пытался втянуть голову в тощие плечи.

Достав из заплечного мешка лепешки и яблоки, Арна протянула половину Вику. Он жадно накинулся на еду, но, не съев и половины лепешки, торопливо сунул остальное в карман. Девушка понимающе улыбнулась. Сестренки тоже хотят есть…

– Что вы со мной сделаете? – наконец спросил Вик, явно ожидая самого худшего.

– Нечего. Иди домой и передай это отцу, – девушка сняла с пояса кошель и протянула мальчику. – Надеюсь, хватит, чтобы в этом году вас не тронули, а на будущий год будет новый урожай.

– Арна, это же… – вскинулся Орогрим, который не в силах был смотреть, как сестра отдает все их деньги какому-то оборванцу. В ответ она только повернулась в его сторону. И улыбнулась. Орк поперхнулся своими возражениями.

– Беги домой, Вик. Ты далеко живешь?

– Не, тут часа два по дороге – и будет наша деревня.

– Вот и беги. И никогда не пытайся грабить людей.

Мальчик кивнул – и через секунду только босые пятки засверкали, вздымая тучи пыли.

Два с половиной часа, что ушли на дорогу до деревни, Орогрим обтесывал срезанную ветку и ворчал. Наконец впереди показались действительно вытоптанные поля и два десятка домов.

Подойдя к самой деревне, Орогрим тихо сообщил Арне, что практически все жители толпятся возле дороги, по которой неминуемо идут все путешественники из Париаса. Зоркие глаза орка уже искали вывеску таверны. Девушка улыбнулась, почувствовав Вика, который возбужденно шептал что-то на ухо изможденной светловолосой женщине. Рядом с ней, кроме Вика, стояли еще три девочки, от шести до девяти лет.

Вперед, навстречу путникам, вышел кряжистый темнобородый мужчина в кузнечном фартуке.

– Приветствую вас, путники, – и с затаенным страхом покосился на Орогрима. Что поделать, жители северо-восточных степей редко показывались в этих краях.

– И мы приветствуем тебя. Есть ли в вашей деревне постоялый двор?

– Нет. Таверна находится дальше по тракту, – не очень приветливо произнес кузнец. Арна вслушалась в его эмоции – он явно побаивался непонятных путников и не понимал, что от них ждать, потому и солгал – она помнила, что Вик говорил про маркиза с друзьями, напившихся именно в трактире. – Простите за наглость, но что вам нужно от нас? Зачем вы дали деньги Вику?

– Я просто узнала о беде его семьи и решила, что смогу хоть как-то помочь, – улыбнулась девушка.

– Но что вы хотите взамен? – окончательно растерялся крестьянин.

– Ничего. Если у вас найдется место для ночлега для меня и моего спутника и немного еды – хорошо, я отблагодарю вас песней, если нет – мы просто пойдем дальше.

Кузнец обвел взглядом всех собравшихся. Арна ясно чувствовала страх и недоверие, волнами исходящие от этих несчастных людей.

Внезапно внимание путников привлек топот копыт за спиной. Орогрим обернулся – к деревне приближались несколько богато одетых всадников. Первый из них осадил коня в шаге от кузнеца, игнорируя Арну и орка. Это был богато и безвкусно одетый полный мужчина лет сорока, с аристократическими чертами лица и неприятным взглядом. На боку у него висела колишемарда[19] и длинный хлыст под левую руку.

– Эй, вы, свиньи! Где деньги для барона?

– Простите нас, господин Гриид, но… – не дав кузнецу договорить, мужчина ударил его сорванным с бедра хлыстом.

– Я не желаю слушать твоих оправданий, мразь! – взревел он. – Барон не намерен и дальше позволять вам бесплатно работать на его земле. Он и так слишком милосерден к вам, собаки!

– Кто это? – тихо спросила Арна у подошедшего Вика.

– Господин Гриид, управляющий господина барона. Очень жестокий человек, – шепотом ответил мальчик.

– Замарашка, где твой мужик? – тем временем спросил управляющий, указывая кончиком хлыста на изможденную мать Вика и прильнувших к ней перепуганных девочек.

– Он дома лежит, ваша милость… – пробормотала та. – Его вчера…

– Какого Ярлига он дома лежит? Он должен сейчас у меня в ногах валяться и умолять, чтобы я не продал его, тебя и ваших спиногрызов париасскому каравану!

– Господин Гриид, вот деньги! – раздался мальчишечий крик. Вик выбежал вперед и упал на колени перед всадником, протягивая ему кошель Арны. – Господин Гриид, отец болен, и я стою перед вами вместо него. Вот деньги, что мы задолжали господину барону!

Управляющий хлыстом подцепил завязку кошеля и вытряхнул его содержимое на ковшеобразную ладонь. Маленькие глазки алчно сверкнули.

– Где ты взял это, щенок? – спросил он. Что-то в его тоне заставило Орогрима подобраться. – Неужто вы, грязные свиньи, утаили деньги от господина барона? Или ты кого-нибудь ограбил? Сознавайся, песье отродье! – Гриид вытянул парнишку хлыстом вдоль спины. Вик, не издав ни звука, рухнул в пыль, но тут же поднял голову.

– Я не крал, честное слово, мне дали эти деньги…

– Не лги, тварь! – управляющий подал знак своим помощникам. Двое тут же спешились и, подойдя к мальчику, вздернули его на ноги. Один тут же сорвал с Вика рубаху, и Гриид вновь ударил его хлыстом.

– Что вы делаете?.. – Несчастная мать трех дочерей и сына шагнула вперед.

– Заткнись, свинья! Таков закон – каждый, уличенный в грабеже, будет запорот до смерти! – Довольно расхохотался управляющий барона, глядя на залитое слезами лицо женщины. Вновь взлетел хлыст…

Арна сжала плечо Орогрима, готового уже вмешаться и прекратить расправу над невиновным ребенком. Она пыталась понять, что должна делать. Голос Искоренителя говорил, что девушка не имеет права вмешиваться. Человечная половина убеждала в обратном.

После четвертого удара Вик обмяк. Помощник Гриида отбросил мальчика на обочину, к ребенку тут же бросилась мать. Управляющий обвел всех злобным, презрительным взглядом.

– Где деньги, которые вы задолжали барону?

– У вас в кармане, – раздался тихий голос Арны.

Все вздрогнули. Спокоен остался лишь Орогрим – он был уверен в кровной сестре.

– Это еще что за проходимцы? – взревел Гриид. – Ты кто такая, нищенка?

– Я просто путешествую. Господин Гриид, оставьте в покое этих несчастных людей. Мальчик отдал вам все, что у них было.

– Этот щенок? Я конфикс… канфес… конфисковал эти деньги, так как они были украдены! – прорычал управляющий, с трудом управившись с трудным словом. – Это закон!

– Эти деньги не были украдены. Их дала мальчику я.

– Заткнись, тварь! Эй, взять ее!

Орогрим тихо, но яростно зарычал. Свирепый оскал обнажил клыки, мускулы на спине, груди и плечах орка вздулись. Оскорблений в адрес Арны он не прощал никогда и никому.

– Не советую, – прорычал он.

– Это что еще за животное? – презрительно бросил Гриид. – Взять обоих! Я не потерплю проходимцев и беглых рабов на землях господина барона! – Его хлыст метнулся к лицу Арны.

В следующее мгновение пальцы девушки оплелись вокруг гадкого оружия. Арна резко рванула хлыст на себя, и Гриид с удивлением понял, что хрупкая на вид противница сдернула его с седла, словно сопливого мальчишку со стога сена. Это было последнее, о чем он успел подумать перед тем, как набалдашник боевого посоха коснулся его живота.

Почувствовав сзади волну воздуха, Арна перетекла в нижнюю стойку и резким ударом посоха перебила ноги одному из сподвижников управляющего. Второй, выхвативший кривой ятаган, получил сильнейший удар по кисти с оружием и, взвыв, покатился по земле, прижимая к груди искалеченную руку. Уклоняясь от атаки третьего, она перешла практически в горизонтальное положение и, распрямляясь, ударила навершием в самую больную точку – пах. Оставшиеся трое даже не успели понять, что происходит.

Весь бой – или побоище – занял не более десяти секунд. Жители деревни даже не увидели, как это происходило – на их глазах слепая девушка размазалась в неуловимый вихрь, а спустя несколько секунд вновь появилась. Все враги лежали на земле, кто в сознании, кто – без, но все были живы.

Арна быстро нагнулась над Гриидом, мысленным приказом возвращая его в сознание. Сдернув повязку, она заставила управляющего смотреть прямо в ее пронзительные синие глаза. Соскользнув в Астрал, девушка пронзительным ударом смела подсознательную защиту алчного подонка и вторглась в его память. Через мгновение, удовлетворенно улыбнувшись, Арна вынырнула в реальный мир.

– Сейчас ты вернешься в замок, выпустишь своего несчастного господина и его семью, извинишься перед ним и отдашь все, что наворовал за эти годы. Потом, если он позволит, ты отправишься странствовать и попытаешься исправить хоть часть того зла, которую причинил этим людям. Тогда они, возможно, тебя и простят. Ты понял меня, Гриид?

– Да, госпожа, – потрясенно проговорил управляющий. – Я вас понял, и я сделаю все так, как вы сказали.

– Теперь остальные, – тихо пробормотала Арна. Обернувшись к помощникам Гриида, она резко выдернула из спасительного забытья. – Вы отправитесь со своим главарем и поступите так же, как он. После того, как вы покинете замок и эти земли, вы можете заниматься чем угодно, но никогда более вам не удастся грабить, насиловать и издеваться над другими разумными. Если вы попытаетесь нарушить этот запрет – вы умрете. – Она окинула всех пронзительным взглядом незрячих глаз, через Астрал ставя запрещающие Печати. – Вы можете идти.

Те, кто мог идти, подхватили тех, кому ноги отказали, и бросились бежать. Через несколько минут от Гриида и его шайки не осталось и следа. А девушка опустилась на колени перед Виком, пробежала пальцами по его лицу и вновь скользнула в Астрал. И жители деревни с изумлением наблюдали, как под ее руками закрываются раны на спине мальчика, как на месте кровавых борозд остаются красные полосы, а вскоре исчезают и они.

Наконец Вик зашевелился.

– Вставай, симулянт, – рассмеялась Арна. – Все уже прошло.

Тут загомонили все разом. Прошло около десяти минут, прежде чем кому-то из крестьян наконец пришло в голову пригласить освободительницу деревни и ее страшноватого спутника в дом. Там хозяйка принялась готовить еду для путников, Арна же тем временем пояснила жителям суть истории.

Гриид был дальним родственником барона. Он приехал сюда, скрываясь от разгневанных родичей своей первой жены, о которой девушка подробно говорить не стала, пояснив, что это личное дело самого Гриида. Старый барон был рад приезду троюродного племянника, но он не подозревал, как далеко способен тот зайти в погоне за властью и богатством. Гриид заточил барона, его жену и двоих сыновей в подземелья замка, а на дочери намеревался жениться против ее воли, но не успел.

– Теперь, когда он освободит старого барона и его семью, жизнь в деревне наладится. Гриид не сможет нарушить мой приказ и расскажет ему о своих преступлениях. Вы ведь помните, как жилось здесь года три назад?

– Да, тогда было совсем другое дело, а как появился этот проклятый господин Гриид, тьфу, теперь просто Гриид… Чтоб ему пусто было! – в сердцах выругался кузнец.

– Не надо его проклинать, лучше попытайтесь простить. Так будет лучше и вам, и ему. У Гриида есть еще шанс исправить причиненное зло, – серьезно сказала Арна.

– Вы и правда так думаете, госпожа? – скептически поинтересовалась хозяйка дома.

– Да. Если бы он был безнадежен, я бы не дала ему уйти. – Голос девушки неожиданно стал очень жестким. – Элия, я вас прошу, не надо называть меня госпожой. Мое имя – Арна.

– Хорошо, госпожа Арна, – покорно согласилась Элия, – а откуда вы знаете все про барона, его семью и этого мерзавца? Вы маг?

– Нет, – девушка рассмеялась. – Я не маг, просто обладаю некоторыми способностями.

– Я видела, как вы лечили Вика. Вы не могли бы… тут один человек…

– Конечно! – Арна тут же поднялась на ноги. – Что с ним?

– Я подобрала его три дня назад на окраине деревни. Красивый молодой человек, весь израненный, и с большим мечом. Я перевязала его, как могла, но…

– Показывайте.

Юноша и в самом деле оказался сильно изранен. Причем одного прикосновения Арне хватило, чтобы понять – эти раны он получил не в бою. Похоже было, словно его осторожно разрезали очень острым лезвием, но почему-то не дорезали до конца.

Уже привычно соскользнув в Астрал, девушка принялась за работу. Как и в случае с излечением Вика, она не могла понять, откуда знает, что и как надо делать. Все получалось само собой.

Закончив с излечением физических ран, Арна перешла на более глубокий уровень, и уже оттуда мягко коснулась сознания юноши. Преграды разум новоявленной целительницы почти не встретил, и спустя миг она провалилась в омут его памяти.

С таким Арна еще ни разу не сталкивалась. Разрозненные обрывки суматошных воспоминаний, отчего-то собственное лицо юноши, на которое он словно бы смотрел со стороны, гордый грифон, вычеканенный на латах, жуткое создание с рогами, чешуей и взглядом, полным лютой ненависти ко всему окружающему миру…

Рывком вернувшись в реальность, Арна с трудом перевела дыхание. Она смогла понять лишь, что молодой человек был рыцарем Ордена Грифона, и встреча с чудовищем из воспоминания что-то сильно изменила в его жизни.

Расщепив сознание на два потока, Арна запустила один из них в Астрал. Вновь коснувшись угасшего почти сознания рыцаря, она послала ему короткое эмоциональное приветствие: «Не бойся. Все позади. Ты среди друзей. Проснись, пожалуйста…»

И уже в реальности нежно коснулась рукой щеки человека.

В следующий миг ослабевшие пальцы сомкнулись на ее запястье. Глаза юноши широко раскрылись, он резко приподнялся на локте.

– Сообщите… в Орден… де ла Мару… младший магистр… Скажите, что фон Кильге – подделка… Я – Гундольф… в городе – демон… – Он откинулся обратно на подушки, теряя сознание.

Коснувшись его через Астрал, Арна убедилась – Гундольфу ничто уже не угрожает. Дней через десять он полностью придет в себя. Она встала, вышла из комнаты, и на нее тут же устремились вопросительные взгляды.

– Все в порядке. Он будет жить и скоро придет в себя.

Арна хотела улыбнуться, но вдруг мир завертелся вокруг. Она успела как-то отрешенно осознать, как сильно устала, и в следующее мгновение словно небо обрушилось на нее…

Сперва появилось ощущение теплого, нежного прикосновения к щеке. Потом – аромат свежевыпеченного хлеба. Следующим пришло понимание, что произошло что-то важное и очень хорошее. И только после этого Арна окончательно проснулась.

На ее щеке пригрелся солнечный лучик, а хлеб пекли в кухне – за дверью. Сквозь неплотно притворенную дверь в комнату проникал ни с чем не сравнимый аромат, похоже, Элия только что вынула пышные караваи из печи. Девушка улыбнулась, вспоминая прибытие в деревню. Судя по веселым разговорам на улице, под окном, старый барон и его семья свободны, а Гриид и его шайка… Впрочем, об этом ей думать не хотелось. Улыбнувшись, Арна раскрылась навстречу этому солнечному дню, вбирая в себя ясное небо и пушистые облака, аромат хлеба и детский смех, мощный гул кузнечного молота на окраине деревни и болтовню девочек, пропалывающих огород. Она счастливо рассмеялась и спустила ноги с кровати.

В следующую секунду раздался отборный мат Орогрима на родном языке. Естественно, как еще может мирно спящий на полу орк отреагировать на то, что кто-то поставил ноги ему на голову?.. Впрочем, не знай он, что это может быть только Арна, результат был бы более плачевным. В первую очередь – для стены, в которую воткнулся бы головой незадачливый нахал. К сожалению, Орогрим так и не научился сперва думать, а уже только потом – действовать.

– Грим, что ты здесь делаешь? – осведомилась Арна, напустив на лицо невинное выражение.

– Сплю! То есть спал! Пока ты на меня ноги не поставила! – Орк легко вскочил и теперь нависал над сестрой всеми своими семью с половиной футами.

– А почему ты лег на полу?

– Сон твой стерег! И вообще, сколько можно дрыхнуть? Знаешь, как ты нас всех напугала?

– Сколько я спала? И что случилось?

– Да ничего не случилось. Так, ерунда. Довела теток до истерики – ах, спасительница наша умирает.

– Что? Расскажи поподробнее, – девушка устроилась на кровати, скрестив ноги.

– А чего рассказывать? Вышла ты из комнаты, где лежал этот раненый парень, сказала, что с ним все в порядке, после чего грохнулась на пол. Налетели тетки и перенесли тебя в комнату, где в течение получаса пытались привести в чувство при помощи всех возможных способов. Потом пришел староста древни, по совместительству – немножко лекарь и деревенский колдун – и разогнал всех к Ярлиговой бабушке, пояснив, что у «госпожи Арны» банальное переутомление – силы, бедняжка, не рассчитала. Перемагичила! – В голосе Орогрима звучала неприкрытая обида.

– Грим, то, что я использовала – это не магия. Это кое-что другое. – Рассмеявшись, девушка потеребила длинную орочью косу. – Я не использую магическую энергию и заклинания, а напрямую работаю с Астралом.

– С чем?

– С Астралом. Ваши шаманы действуют тем же методом, но на более примитивном уровне, за исключением некоторых, конечно. Я тебе потом объясню. Сколько я спала?

– Трое суток. Четвертые пошли.

– Ого! Как там рыцарь?

– Какой?

– Раненый.

– А, этот? Нормально. Спит. Просыпался, ел, порывался куда-то бежать, но… Дядька Йокен – не промах. У него не сбежишь, – ухмыльнулся орк. – Ладно, вставай, там Элия уже хлеб испекла…

Позавтракав, Арна отправилась навестить Гундольфа. Молодой рыцарь спал, но как только она вошла в комнату, тут же сел на постели. Глаза его лихорадочно блестели, но в общем и целом он чувствовал себя много лучше, чем в прошлый раз.

– Добрый день, Гундольф, – негромко произнесла Арна.

Рыцарь вздрогнул. Девушка почувствовала на себе его взгляд – и тут же грамотное магическое сканирование.

– Танаа, – не спросил – определил он.

– Да. Меня зовут Арна.

– Этот несносный старик Йокен сказал, что вы спасли меня.

– Спасла вас Элия, хозяйка этого дома. Я всего лишь вылечила ваши раны.

– Раны? – Гундольф нахмурился. – Странно. Впрочем, неважно. Арна, я так понимаю, ваше слово пользуется определенным весом в этой деревне. Скажите им, что я не намерен оставаться здесь дальше, очень благодарен за спасение и заботу, но не потерплю, чтобы мне чинили препятствия при попытке покинуть сей гостеприимный кров, – слегка высокопарно закончил он.

– Простите, Гундольф, но, к сожалению, я не могу выполнить вашу просьбу. По крайней мере, в течение ближайшей недели. Вам следует оправиться после ранений, – мягко сказала Арна.

Рыцарь дернулся.

– Откуда вам известно мое имя?

– Вы сами назвали мне его, когда метались в бреду. – Привычно расщепляя сознание на потоки, девушка осторожно коснулась сознания юноши, внушая ему, что он может ей доверять. – Вы говорили о некоем демоне в городе и упоминали два имени – фон Кильге и де ла Мар.

– Фон Кильге – это я, – досадливо поморщился Гундольф. – А граф де ла Мар – младший магистр Ордена Грифона, в котором я имею честь состоять. Что же касается демона… Сейчас уже слишком поздно. Слишком много времени прошло.

– Ничто не бывает поздно, а бездействие никогда не вовремя, – серьезно проговорила Арна. – Возможно, я смогу помочь вам хотя бы советом.

Она подкрепила свои слова еще одним касанием сознания.

Но вместо ожидаемой откровенности девушка почувствовала, что рыцарь еще более замкнулся и отстранился.

– Благодарю вас за предложение, но, боюсь, я не имею ни желания, ни возможности привлекать к этому делу посторонних людей, – ответил он, пряча под кружевами слов резкий отказ.

Арна, вздохнув, соскользнула в Астрал. И обомлела – Гундольф использовал магию не так, как это делали имперские чародеи и маги. Он даже не использовал обычные виды магической энергии, а черпал ее из Астрала. Девушка улыбнулась – теперь все встало на свои места. Арна отбросила все свои щиты, и тут же почувствовала, как он неумело прощупывает ее через Астрал. Она не сопротивлялась, лишь наглухо закрыла те глубины памяти, что касались внутренних тайн долины Дан-ри и монахов Танаа.

– Вы действительно хотите мне помочь, – немного удивленно проговорил рыцарь. – Я вижу это, но не могу понять – почему?

– Это цель моей жизни – помогать тем, кому я могу помочь.

– Монахи Танаа всегда отличались своей философией невмешательства. – В голосе Гундольфа еще осталось недоверие, но откровенное отторжении и нежелание идти на контакт пропало. – Почему вы ведете себя иначе?

– Потому, что я считаю извечное невмешательство монастыря Дан-ри преступным, – неожиданно жестко ответила Арна. – Я покинула долину, чтобы никогда более в нее не возвратиться. Я иду своим путем, и, в отличие от моих собратьев Танаа, мне по дороге с другими людьми. Или не-людьми, не имеет значения.

Гундольф несколько секунд смотрел на нее. В его эмоциональной ауре преобладали задумчивость, страх открыться и в то же время – желание получить поддержку. Наконец он заговорил.

– Меня отправили поговорить с прибывшим в Хайклиф богатым аристократом о займе Ордену…

Когда он закончил, в комнате на десять минут воцарилась тишина. Наконец Арна разомкнула губы.

– Что ты собираешься делать теперь?

– Вернусь в Хайклиф и попытаюсь доказать, что я – это я, – горько усмехнулся рыцарь в ответ. – Не могу же я бросить все на произвол судьбы и позволить этой твари продолжать игру против Ордена!

– Мы с братом отправимся с тобой, – твердо сказала девушка. – Это существо, кем бы оно ни было, надо остановить.

Гундольф долго упирался, приводил десятки доводов «против», просто отказывался, но все его упрямство разбивалось о неприступную стену ее решимости. И молодому Грифону ничего не оставалось, кроме как согласиться, что втроем у них больше шансов совладать с могущественным демоном.

На следующий день Арна и Орогрим нанесли визит старому барону. Тот горячо и искренне благодарил спасителей, интересовался, не может ли он чем-нибудь помочь путешественникам, и, наконец, предложил им хотя бы не отказываться от некоторой скромной суммы денег. Девушка, как обычно, попыталась все же отказать, но тут орк взял инициативу в свои руки, и в результате плотно набитый кошель перекочевал в карман куртки зеленокожего.

Еще через два дня они покинули деревню. Девушка-Танаа, орк и рыцарь Ордена Грифонов. Более странную компанию сложно было себе представить, но все же их объединяла общая цель – не позволить пришедшему в этот мир злу пустить здесь корни и подчинить все своей жестокой воле.

Ехали молча. Орогрим думал о словах Вика, сказанных, когда мальчишка наконец оправился от изумления – орк подарил ему настоящий боевой лук, который и вытачивал все это время, выразив при этом надежду на то, что Вик будет использовать это оружие против тех, кто действительно того заслужил. О чем Грим говорил с мальчиком, осталось секретом даже для Арны, но после того разговора прошло уже почти двое суток, а орк так и ходил, словно в воду опущенный и непривычно задумчивый.

Гундольф размышлял о неожиданных союзниках, посланных ему Судьбой. Он так и не понял до конца мотивы поступков слепой Танаа, и это настораживало рыцаря. Не против Арны – против себя самого. Молодой Грифон испытывал сомнения в себе, ведь он впервые столкнулся с тем, что в ком-то больше благородства – истинного, не напускного – чем в достойнейшем из рыцарей. И он искренне ею восхищался. Проникаясь доверием к спутникам, он мало-помалу сокращал дистанцию, на которой старался себя держать.

Арна же задумалась совершенно об иных материях. Правильно ли она поступает, отправляясь в Хайклиф вместо Мидиграда? Должна ли вмешиваться в историю с этим демоном? Не зря ли промедлила перед тем, как вмешаться и остановить зверства Гриида? А самое главное – девушка никак не могла понять, что за новые способности у нее появились. Лечение через Астрал, фокусы с приказами, наложение запрещающих Печатей…

Помимо всего прочего, Арну угнетало то, то у нее появился очередной секрет от побратима. Ведь она добавила в Печать Гриида еще одно ограничение – если он нарушит ее запрет, то будет вынужден покончить с собой. «Не будет ли это убийством, – спрашивала она у самой себя. – Не злоупотребляю ли я властью, данной мне Творцом?»

Но сейчас главное – разобраться с происходящим в Хайклифе. В дороге Арна вовсю экспериментировала с новыми возможностями, узнавая все больше и больше о загадочном Астрале.

До Хайклифа оставалось две недели пути.

Глава XXII Концерт в Императорском театре

Утро началось с приезда Вэйлианесса. Лорд Эль’Чант всегда заезжал перед концертами Кима к нему домой и обсуждал программу на вечер, и этот концерт не стал исключением.

За два часа до отправления эльф поднялся в комнату Ниалэри и положил ей на кровать сверток.

– Что это? – поинтересовалась девушка. За те три недели, что она жила у скрипача, ее забитость начала понемногу растворяться в том дружеском внимании, которым окружил ее Киммерион.

– Одень это, пожалуйста, – вместо ответа попросил вампир.

Ниа развернула сверток – и восхищенно ахнула, разглядывая шелковую амазонку разных оттенков синего, расшитую золотой нитью.

– Зачем, милорд Бельвегор?

Ким только вздохнул.

– Ниа, я же просил тебя не называть меня «милорд». – Он уже устал объяснять девушке, что ни лордом, ни милордом не является. – Зачем? А что, ты не поедешь на мой концерт?

В следующее мгновение Ниалэри со счастливым визгом повисла на шее эльфа.

– Правда?! Милорд маэстро, вы правда берете меня с собой на ваш концерт в Императорском театре?!?

«Милорд маэстро» тяжко вздохнул. Порой общаться с Ниа было крайне сложно.

– Да. И я буду очень благодарен тебе, если ты с меня слезешь, соберешься сама и не будешь мешать мне.

Ниалэри отчаянно покраснела и, разжав руки, рухнула к ногам Кима.

– Простите… Я вела себя неправильно…

– НИАЛЭРИ!!! – в такие моменты вампиру как никогда хотелось отчаянно ругаться. Ну, не мог он ее понять! Не мог, и все тут. – Я иду собираться на концерт. У тебя час на то, чтобы привести себя в порядок.

Одевшись в белый шелк, Киммерион-Бельвегор спустился к Эль’Чанту. Эльфы открыли бутылку молодого вина с юга Империи и принялись за обсуждение связанных с дальнейшими концертами вопросов. Ким между прочим обронил, что теперь его на концертах будет сопровождать женщина, чем вызвал глубокую грусть в глазах влюбленного в скрипача лорда и осторожные вопросы вроде: «а кто она», «красива ли», «где вы познакомились» и так далее.

От мирной беседы их отвлекло шуршание шелка за спиной. Киммерион обернулся первым.

В этом наряде она похожа на юношу, мелькнула мысль. Красивого юношу.

Амазонка облегала худенькую фигурку с таким изяществом, словно портной сам десять раз обмерил и примерил работу на Ниа. Впрочем, у этого мастера Ким шил все свои концертные костюмы… Растрепанные рыжие волосы, которые Ниалэри еще две недели назад подстригла до плеч, были перехвачены синей шелковой лентой, прикрывающей чрезмерно высокий лоб. Небольшие сережки с сапфирами подчеркивали необычный цвет глаз и отвлекали внимание от широких скул, а изящный кулон в вырезе блузы отводил взгляд от острого подбородка. Тонкие пальцы и кисти девушки обтягивали сетчатые перчатки, поверх одной из которых красовался золотой перстень с темным сапфиром. Короткая юбка амазонки была сшита таким образом, что скрывала слишком узкие бедра, а высокие шнурованные сапоги на каблучке, наоборот, подчеркивали изящные ступни, высокий подъем и стройные икры.

– Прекрасно выглядишь, Ниа. – Киммерион, встал, улыбнулся, и, подхватив скрипку, подал ей руку. – Вэйлианесс, мы едем?

– Д-да, – чуть запнувшись, ответил лорд. Он во все глаза смотрел на девушку.

– Простите, милорд, кажется, я забыла шляпу, – неуверенно улыбнулась Ниалэри.

– Мы пока еще не опаздываем.

Ее каблучки застучали по лестнице. Дождавшись, пока она скроется на втором этаже, Ким обернулся к Эль’Чанту.

– Это и есть твоя… избранница? – наконец смог подобрать подходящее слово глава Императорского театра.

– Да.

– Киммерион, мальчик мой, у тебя же потрясающий вкус! Неужели он тебя подводит, когда дело касается женщины? – закатив глаза, проговорил Вэйлианесс, изящным жестом поправляя выбившиеся из прически волосы. – Она… оно… Оно похоже на париасского крокодила!

– Не утрируйте, лорд! – холодно произнес Ким. Его левая рука слегка коснулась ножен, переводя рукоять меча вперед.

Эль’Чант тут же вскинул руки в примиряющем жесте.

– Я совсем не хотел тебя обидеть. Но… Она действительно страшненькая, и…

– Я знаю. Зато она ценит меня не за мою известность, – резко оборвал Вэйлианесса эльф. – В отличие от большинства…

– Есть и кроме нее те, кто ценит тебя не за известность, не за деньги, не за талант, а за то, что ты такой, какой ты есть, – с обидой в голосе проговорил лорд.

– Например, вы? – резко, слишком резко спросил Киммерион, устремляя пронзительный взгляд в глаза Эль’Чанта.

– Например, я, – тихо, но твердо ответил серый эльф, не отводя взгляд. В голубых глазах плескалась боль, непонимание, и готовность далее надеяться.

И вампир понял, что далее так продолжаться не может. Он не имеет права так поступать с тем, кто так много для него сделал, не может и дальше делать вид, что не понимает весьма прозрачных намеков Эль’Чанта.

– Вэйлианесс… мне кажется, нам с вами нужно поговорить. Очень серьезно поговорить о наших с вами…

– Нет, Киммерион, – лорд оборвал его очень неожиданно. – Я вас понял. И этот разговор не нужен. Ни к чему хорошему он не приведет. Простите, если был слишком навязчив со своими чувствами. Только прошу – пощадите меня хоть немного, – он красноречиво указал взглядом наверх, туда, где скрылась Ниалэри. Она как раз вышла на лестничную площадку и спускалась по ступеням, немного неуверенно покачиваясь на каблуках. – Я жду вас у кареты.

Эль’Чант развернулся и вышел, гордо вскинув голову.

– Что случилось, милорд? – осторожно спросила Ниа. – Вы поссорились с вашим другом?

– Все в порядке. Идем, – резко бросил Киммерион, подхватил футляр со скрипкой и направился к выходу. Девушке ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

В дороге Вэйлианесс шутил, рассказывал о последних премьерах, высмеивал провалившиеся спектакли – словом, вел себя как всегда. И только Ким чувствовал, что шутки и смех у вечно беззаботного серого эльфа получались натянутыми, неискренними.

В театре лорд уступил Ниалэри свою ложу, а сам куда-то пропал. Появился он лишь за десять минут до начала выступления, пока еще не подняли занавес, и устроился у края сцены за занавесом.

Удер фон Кренс работал конферансье Императорского театра уже более двадцати лет. И за этот долгий срок успел возненавидеть некоторых «творческих личностей», которые, обретя славу, начинали придумывать себе громкие имена, прозвища, титулы и так далее. Представляя публике этих людей и не-людей, Удер тратил до пяти минут только на то, чтобы проговорить все эти имена и прозвища.

Музыкант, ради которого собрались сегодня в Императорском театре полторы тысячи человек – совсем другое дело. У него не было пышных титулов, а когда их пытались прилепить критики и творческие обозреватели, гений лишь морщился презрительно.

И Удер фон Кренс, выходя сегодня на сцену, объявил даже с некоторой гордостью:

– Бельвегор Белый Эльф. «Лилейный каприз». Исполняет автор.

Уже привычным жестом сбросив с плеч белый шелк расшитого плаща, Киммерион вскинул скрипку к плечу. Взмахнув смычком, он извлек из полированной деки первую ноту.

«Лилейный каприз» родился этой ночью, когда смешалась мелодия фонтана и аромат лилий Ниалэри, ее светло-синие глаза и мерцание звезд на бархате неба, застарелая боль потери и счастье оттого, что он вновь не одинок… Когда утром эльф исполнил новое произведение Вэйлианессу, лорд плакал, не скрывая слез, а придя в себя, потребовал, чтобы Ким обязательно исполнил «каприз» на вечернем концерте.

Закончив играть, вампир ждал, пока конферансье объявит его следующее произведение. Тем временем он опустил скрипку и оглядывал зал сквозь прорези маски. Взгляд эльфа на миг задерживался на лицах знакомых людей, привычно скользнул по фигуре Веги, не пропускавшего ни одного концерта, по ложе Императора, которая, как обычно пустовала…

Ким сыграл еще три произведения. И тут произошло то, чего не случалось уже с правления прежнего императора – Альвара VI. Тихо отворилась дверь центральной ложи, и взгляд скрипача на мгновение пересекся с холодной сталью императорского взора. Лаарен III, шестьдесят седьмой правитель основанной Пресветлым Магнусом Империи, посетил концерт Бельвегора.

Вздрогнув от неожиданности, Киммерион продолжил играть.

Распланированная часть концерта закончилась. Поначалу Ким хотел продолжить импровизацией, но, подумав, сделал иной выбор.

И воздух в зале задрожал от напряжения. Бельвегор Белый Эльф исполнял «Фантазию о вечности».

Каждый, пришедший в этот день на концерт, почувствовал, что его словно бы выдернули из повседневности, из этого мира и очистили от всего наносного. Затем дали неограниченную власть, вечность впереди и сказали: живи. Живи, и сделай этот мир хоть немного лучше, не допусти, чтобы твои потомки и потомки родившихся в одно столетие с тобой, жили в том же кошмаре, в том же вертепе подлости, были такими же паразитами, как ты! Все в твоих руках, у тебя власть и вечность. Ты полон сил и намерений, ты счастлив! Но что ты скажешь через тысячу лет, человек? Что ты скажешь через двадцать тысяч лет? Через тысячу веков? Когда ты сломаешься? Сколько ты выстоишь пред ликом Вечности, пред ликом одиночества?

Эта фантазия словно была рваной раной на душе ее автора, очутившегося один на один с жуткой, бесконечной Вечностью и осознавшего, что другой путь есть, но это путь слабого труса, эгоистичного и подлого, который готов променять эту соблазнительно-отталкивающую вечность на сиюминутное отсутствие страха.

Мелодия, рваная и безумная, сотрясала сердца и разумы, заставляя их задуматься – неужели они все живут только для того, чтобы, оказавшись пред ликом Вечности, уползти в тень, думая лишь о сохранности себя, понимая, что бегство безнадежно, все же пытаться любой ценой остаться быть? Неважно какими, неважно как, неважно зачем, только бы остаться быть. Неужели?

Лопнувшая от напряжения струна хлестнула Киммериона по шее, взрезав кожу и концом скользнув под маску, распорола белый бархат и оставила глубокую ранку на щеке эльфа. Но он не заметил боли, как не заметил, что его инкогнито теперь прячется лишь за хрупким алебастром и что от четырех струн осталось лишь три. Он играл и в этот момент не был эльфом-вампиром Киммерионом, сходящим с ума гением, паразитом, живущим за счет чужих жизней. Он был больше, чем весь этот мир, а весь мир был в нем. И скрипач даже не обратил внимания на странную мысль, скользнувшую на грани сознания, странную тем, что она не принадлежала Киму, эта мысль: «Мальчик, откуда тебе это знать?»

Безумной нотой Ким закончил «фантазию» и медленно опустил смычок. Он чувствовал себя полностью опустошенным, выжатым досуха и не представлял себе, как будет продолжать концерт.

А в зале повисла мертвая тишина. Еще витали под сводчатым потолком отголоски мелодии, и пришедшие в театр боялись разрушить ее. Только две минуты спустя раздались негромкие аплодисменты одного человека, причем ложа, из которой они прозвучали, заставила всех обернуться.

Его императорское величество Лаарен III стоя аплодировал Бельвегору Белому Эльфу. И спустя мгновение зал взорвался бурей аплодисментов.

А вампир почувствовал, что к нему возвращаются силы. Киммериону удалось сделать невозможное – на его концерт пришел сам Император. И эльф чувствовал, что просто обязан продолжать.

Скрипач поднял голову, ища взгляд Императора, – и застыл. За спиной Лаарена, чуть слева, стоял высокий черноволосый человек в темно-бордовом дублете и вишневом плаще. Этого человека Ким узнал бы из тысячи, из легиона.

Ненависть, дикая, лютая, первобытная ненависть, незамутненная иными чувствами, всколыхнулась в душе вампира. В это мгновение он хотел только одного – безумным, нереальным для простого смертного прыжком перелететь в императорскую ложу, сбить с ног человека, искалечившего жизнь Кима и убившего его сестру, вцепиться клыками ему в горло, чувствуя, как с каждым глотком жизнь покидает злейшего врага Киммериона – Александра Здравовича.

Чудовищным усилием эльф заставил себя сдержаться. Но кипящая в душе ненависть требовала выхода. Скрипка метнулась к подбородку, смычок взлетел и опустился на струны…

Безумная импровизация, в которую он вложил все обуревающие его чувства, заставила даже Вегу ужаснуться злому гению Бельвегора.

Наконец Ким закончил. Стихли последние отзвуки кровавого кошмара, пробужденного сумасшедшей мелодией в сердцах слушателей, и звенящую тишину зала прорезал короткий свист летящих стрел.

Стреляли с нескольких сторон, из-под самого потолка. Это казалось столь диким и невозможным, что отреагировать успели лишь трое – Вега, Здравович и… Эль’Чант.

Первая стрела ударила эльфа в лицо, пробив насквозь полированный гриф скрипки, но, видимо, Кайран не зря трудился над маской. Алебастр раскололся на две ровные половины, а лицо Киммериона скрывал теперь лишь кусок рассеченного ранее ударом струны белого бархата, но сам скрипач остался невредим.

Выстрелы второго, третьего, четвертого и пятого лучников оказались менее удачны – две стрелы отбил Вега, головокружительным прыжком взметнувшийся в воздух, третья воткнулась в стену в полуфуте от застывшего Кима, четвертая вообще делась неизвестно куда. Вампир в оцепенении взирал на останки подаренной учителем скрипки.

Он не заметил летящего прямо к его сердцу кусочка смертоносной оперенной стали. Шестой стрелок оказался много удачливее своих товарищей, и ничто уже не могло остановить стрелу, летящую прямо в скрипача. Почти ничто.

Позже Киммерион не мог вспомнить, как Вэйлианесс метнулся между ним и смертью. Помнил только, что лорд неожиданно оказался перед ним – и, вздрогнув всем телом, рухнул на пол. На серебристом колете напротив сердца расплывалось алое пятно.

Эльф рухнул на колени рядом с Эль’Чантом. Светлая кожа лорда на глазах приобретала мертвенный оттенок, с каждой секундой его лицо покидала жизнь, в глазах стояло удивление.

– Надо же… получилось… успел… – Синеющие губы слегка искривились в попытке улыбнуться.

Дальнейшее Киммериона не интересовало. Подхватив умирающего друга – он только сейчас осознал, что Вэйлианесс уже давно стал его другом, – скрипач бросился со сцены. Отшвырнув какого-то паренька из обслуги, Ким пинком распахнул дверь в свою гримерную. Осторожно положив Эль’Чанта на кушетку, скрипач задвинул засов на двери и склонился над лордом.

– Прости, может быть больно… – прошептал он и отбросил с шеи Вэйлианесса светло-золотистый, под цвет волос, шарф.

Острые, как хорошо отточенные ножи, клыки пронзили кожу.

Киммерион пил очень быстро, ему нужно было торопиться. Он не знал, как создавать себе подобных, и полагался сейчас лишь на вампирскую интуицию. Но это был единственный способ спасти друга.

Выпив все до последней капли, эльф рванул зубами свое запястье – хлынула горячая кровь. Подняв второй рукой голову Вэйлианесса, он прижал кровоточащую рану к его губам, насильно разжав стиснутые в момент смерти зубы. Кровь потекла в горло мертвеца.

Казалось, прошла вечность, прежде чем лорд Эль’Чант содрогнулся всем телом и его удлинившиеся клыки коснулись разорванных вен Кима. Судорожно вцепившись в запястье вампира побелевшими пальцами, новообращенный жадно пил его кровь – впервые в жизни. Или, как любят говорить не в меру умные маги, впервые в не-жизни.

Аккуратно, но твердо Киммерион высвободил руку. Вэйлианесс мог с непривычки увлечься, и тогда для и без того обессиленного эльфа все могло закончиться весьма плачевно.

– Вэйлианесс… – позвал он, глядя в стеклянные глаза друга.

Тот медленно тряхнул волосами и взглянул на скрипача. Взгляд его понемногу становился осмысленным.

– Что происходит?

– Некогда объяснять! Отсюда нужно уезжать! Все расскажу, когда доберемся до меня.

– Ясно. – Эль’Чант, пошатываясь, встал. – Я пойду, прикажу подать карету.

– Карета – это долго. Две верховые лошади.

– Хорошо.

– Извини, – пробормотал Ким, резко выдергивая из груди лорда стрелу. Тот совершенно по-детски ойкнул и округлившимися глазами уставился на свой залитый кровью колет. – Потом, все потом! Я должен забрать скрипку!

Вэйлианесс, надо отдать ему должное, умел подчиняться приказам, когда это было необходимо. А Киммерион в своей невозможно далекой жизни на берегах Крионэ несколько лет руководил отрядом Лесной стражи и приказы отдавать умел. Кроме того, незаметно для самого себя вампир добавлял в распоряжения толику свой силы. Вэйлианесс, как созданный им вампир, подобных приказов ослушаться просто не мог.

Эль’Чант набросил на плечи плащ, запахнулся, чтобы не было видно кровавого пятна, и пошел за лошадьми. Ким же глубоко вдохнул и уже туманным облачком выскользнул из комнаты.

На сцене и возле нее никого не было, поэтому никто не помешал эльфу забрать скрипку. Все так же беспрепятственно он покинул здание театра, попросту отводя глаза всем, кто обращал на него внимание. Добравшись до коновязи, где его дожидался лорд, Ким одним прыжком вскочил на лошадь и дал ей шпоры. Вэйлианесс последовал его примеру.

Но у выезда с Театральной площади их остановили полицейские.

– Господа, простите, но до выяснения обстоятельств происшествия приказано никого не выпускать! – вежливо, не твердо пояснил пожилой капитан с вислыми седыми усами.

– Кто отдал приказ? – осведомился новоиспеченный вампир.

– Господин де Вонтарк.

Киммерион тихо выругался. Герцог де Вонтарк, заместитель главы Шестого департамента! Его приказ не так-то легко обойти.

– Пропустите их, – раздался рядом знакомый хриплый голос.

– Но у нас приказ…

– Ваш приказ можете себе засунуть сами знаете куда, – грубо оборвал рискнувшего перечить стражника Вега и сунул под нос вислоусому капитану перстень с руной XIII. – Я располагаю более широкими полномочиями, чем де Вонтарк, и мой приказ – пропустить этих двоих.

– Как прикажете, господин следователь, – пробормотал себе в усы капитан. – Эй пропустите их!

– Проваливайте быстрее, – шепнул Вега ошарашенному Киммериону. – Этот капитан скоро на меня нажалуется. У вас мало времени!

Ким не заставил себя уговаривать, как и Вэйлианесс, и спустя секунду обе лошади сорвались в галоп.

Пролетая по следующей улице, скрипач грязно выругался. Он приметил в толпе любопытствующих знакомые огненно-рыжие волосы. Проносясь мимо Ниалэри, он на мгновение свесился с седла и, поймав ее за талию, посадил перед собой. Лошади помчались далее.

В тот момент, когда чужая рука грубо обхватила ее и вздернула в седло, Ниа испуганно пискнула, но стоило ей повернуть голову и увидеть мрачное лицо Кима, как слезы на некрасивом личике высохли сами собой.

– Милорд маэстро! Вы живы!

– Заткнись, – грубо бросил эльф, подгоняя лошадь.

У дома скрипача они оказались через считанные минуты. Резко осадив лошадь, Ким стряхнул с седла девушку и бросил Эль’Чанту ключи.

– Ниалэри – марш в свою комнату, и чтоб даже носа не высовывала. Вэйлианесс, жди меня в гостиной. Я скоро вернусь, – и умчался.

Найти подходящую жертву труда не составило. Благо все происходило уже ночью, первый же припозднившийся гуляка отправился вместе с вампиром к нему домой. Разумеется, желание или нежелание гуляки в расчет не принималось, да и приглашение было таким, от которого невозможно отказаться.

Бросив спеленатую магией и практически лишенную разума и собственной воли жертву в подвал, Ким зашел в гостиную. Лорд, стоя у камина, пил бренди из горлышка.

– Как ты? – на ходу спросил Киммерион.

– Странно. Очень странно, – взгляд у Вэйлианесса был задумчиво-смятенный.

– Это естественно. Идем за мной.

Спустившись с Эль’Чантом в подвал, Ким нашел забившегося в угол невезучего гуляку. Схватив его за волосы, эльф отдернул голову жертвы назад и полоснул ногтями, более похожими на когти хищника, по горлу – не убивая, но позволяя крови обильно плеснуться на шею и грудь.

– Пей, – приказал он другу.

Вот теперь лорд испугался. Но страх не помешал ему подойти к истекающему кровью человеку… а дальше все подсказали инстинкты.

Выпив около половины, Вэйлианесс оторвался от горла жертвы. Клыки втянулись, цвет глаз вернулся в норму. Теперь на лице Эль’Чанта отражалась лишь смертельная усталость.

Рывком развернув полумертвого человека к себе, Киммерион высушил его. Обескровленное тело вампир брезгливо отбросил в угол. Обернувшись к лорду, он поймал его взгляд и, четко проговаривая каждое слово, отдал приказ.

– Сейчас ты ляжешь спать и проспишь трое суток. Когда ты проснешься, ты будешь голоден. Ты должен сдерживать голод до тех пор, пока не найдешь меня. Я достану пищу. А сейчас – иди спать.

Вэйлианесс кивнул и, как сомнамбула, поплелся к выходу из подвала.

Только показав другу свободную комнату и убедившись в том, что тот уснул, эльф позволил и себе провалиться в спасительное забытье. Предстояло очень много дел.

– Значит, я теперь – вампир, – пробормотал Вэйлианесс. – Странно.

– Прости, у меня не было иного выхода. Ты едва не погиб, защищая меня, и я просто обязан был тебя спасти, – отозвался Киммерион.

– Я понимаю. И что теперь? Никакого солнца, чеснока, церкви и серебра?

– В церковь ты и так не ходишь, – эльф ухмыльнулся. – Чеснок – выдумка и суеверие, солнце – не знаю почему, но меня оно не берет, а тебе, полагаю, передалась эта моя особенность. Серебро же причиняет вред лишь оборотням. Так что с этим проблем не предвидится.

– Но? Я слышу в твоем голосе большое «но».

– Во-первых, если я захочу, то будешь выполнять мои приказы, невзирая на собственное желание.

– Ну в этом что-то есть… – В глазах Эль’Чанта появилась некая задумчивость. Но поймав взгляд старшего вампира, Вэйлианесс тут же выставил руки вперед ладонями. – Шучу!

– Во-вторых, тебе придется научиться охотиться. Поскольку вампиры не имеют собственной жизненной энергии, нам для продления существования требуется чужая энергия. В противном случае… Я как-то раз дней семь не питался, а потом меня на улице четверо пьяных грабителей едва не прибили.

– То есть нам для того, чтобы жить дальше, нужно убивать? – Миролюбивого лорда подобная перспектива явно не радовала.

– Нет. Я, например, обычно отлавливаю припозднившихся в кварталах ремесленников и торговцев, лишаю их воли и, насытившись, стираю воспоминание о произошедшем. Деньги забираю, чтобы походило на ограбление, а на следы от укуса наношу немного этого бальзама – Ким показал небольшой флакон, спрятанный в потайном кармане на поясе. – Небольшие ранки затягиваются за пару часов, а через сутки не остается и следа.

– Конспирация…

– Она самая. Пока о нашем существовании не известно людям и прочим, мы можем относительно безопасно жить. Но стоит им узнать, что в Мидиграде есть вампиры… Сам понимаешь.

– Понимаю. Я помню Войны Ночи. – Вэйлианесс принялся кончиком языка ощупывать клыки, не замечая, что Киммерион уставился на него округлившимися от удивления глазами.

– Войны Ночи? Повальное истребление вампиров по всей Империи? Они же были около полутора тысяч лет назад, а ты совсем не похож на…

Эль’Чант рассмеялся.

– Ким, друг мой, я же серый эльф. В отличие от лесных собратьев, мы сохранили бессмертие. Мой отец, например, застал Великий Прорыв Хаоса, а здравствующий до сих пор дед участвовал в войнах серых эльфов против только встающей на ноги Империи Людей. Его старший брат видел Магнуса – еще до того, как он стал богом, и даже до того, как собрал своей железной волей разрозненные королевства в Империю. Мать моей матери была чародейкой Века Арканы и помнит, как серые, темные и лесные – они же светлые – еще были просто эльфами, ей принадлежит авторство нескольких книг по магии, а ее брат был одним из тех, кто погиб, пытаясь совладать с вырвавшейся из-под контроля магией.

– Это было семь тысяч лет назад… После того, как эльфийские и человеческие маги не удержали в узде сотворенные ими заклинания, и случился первый Конец Мира, эльфы раскололись на два лагеря. Первые утверждали, что это – предупреждение, и призывали отказаться от магии в чистом виде, а вторые считали, что истинная магия – удел эльфов, Первой расы, Избранных. Тогда и произошел Великий Раскол. Первые и в самом деле отказались от магии, ушли в леса и избрали путь друидов, а вторые поселились в горах, по крупицам собирая уцелевшие знания, и через несколько веков появилась раса серых эльфов – прирожденных магов. Я слышал легенды о том, что они сохранили дар Мерцающей Звезды – бессмертие, но до сих пор считал, что это лишь досужие вымыслы.

– Я вижу, ты неплохо знаешь историю, – улыбнулся Эль’Чант. – Но лесные собратья не сохранили знания о третьей ветви нашего народа – темных эльфах. Ими стали те, кто не пожелал избрать для себя путь познания, но и отказаться от магии было выше их сил. Они ушли – и никто не знал, куда. Известно только, что если светлые используют магию леса, а мои сородичи – магию, основанную на знаниях, то темные предпочли путь Дара. Говоря проще, большинство твоих собратьев – друиды, моих – маги, а темные эльфы – чародеи.

Вэйлианесс замолчал, с улыбкой взирая на ошарашенное лицо Киммериона. Тот тоже молчал, потрясенный тем, что только что узнал.

– Вэй, – заговорил наконец скрипач. – Но… если ты помнишь Войны Ночи, то сколько тебе лет?

– Что-то около двух тысяч. Я не помню точно, это нужно считать.

– Подожди, если все твои соотечественники поголовно – маги, то почему ты живешь в Мидиграде? Я ни разу не видел, чтобы ты использовал магию.

Лорд грустно улыбнулся.

– Дело в том, что я – выродок. Полностью лишенный способностей к магии серый эльф. Даже не просто лишенный – я антимаг. Я не только не могу использовать магию и не очень сильные артефакты, но и на меня действует не любая магия, и далеко не всегда. Помнится, как-то раз, когда я еще не был главой Императорского театра и даже в Империю еще не прибыл, мне пришлось схватиться с одним некромантом – их тогда как грязи было. Но мне не повезло – некромант оказался не собирателем нежити, как большинство его собратьев, а весьма сильным магом. За то время, что мне потребовалось на то, чтобы преодолеть разделявшее нас расстояние, он выпустил в меня пять смертоносных заклинаний. От двух я увернулся, но оставшиеся три должны были лишить этот мир одного серого эльфа. Я не почувствовал ни одно из них, а некромант, как и любой обычный человек, не смог жить, став короче на голову.

Беседу прервало появление Ниалэри.

– Милорды, вас желает видеть один господин. – Девушка выглядела испуганной. – Он очень настойчиво просил, чтобы вы его приняли.

– Что за господин? – осведомился Киммерион.

– Я… я не спросила. Но он очень мрачный… – пролепетала Ниа. Эльф только вздохнул – несмотря на то, что у нее не было нормального детства, а может, именно поэтому, Ниалэри до сих пор оставалась сущим ребенком.

– Ладно, проводи этого мрачного господина в гостиную и принеси туда три бокала и бутылку коньяка.

Девушка неуклюже поклонилась и убежала.

– Интересно, кому это ты понадобился? – спросил Вэйлианесс.

– Думаю, сейчас мы это узнаем, – ответил Ким, поправляя маску.

В дверях появилась Ниалэри с подносом в руках, а за ее спиной чуть ли не на полтора фута возвышался следователь Отдела особых расследований виконт Вега де Вайл. Ниа быстро подошла к столику, переставила на него бутылку, бокалы и блюдце с лимоном и шоколадом, причем исхитрилась даже ничего не уронить и не разбить, после чего пулей вылетела из комнаты.

– Добрый вечер, господа, – Вега, не дожидаясь приглашения, сбросил на спинку стула плащ, положил поверх него шляпу и прошествовал к одному из кресел за сервированным столиком.

– Приветствую, виконт, – немного напряженно ответил Киммерион. Он не понимал, с чего вдруг этому странному человеку пришло в голову нанести ему визит.

– Если вас не затруднит, обращайтесь ко мне просто по имени, – улыбнулся де Вайл. Эльфам стало не по себе от этой более похожей на оскал улыбки.

– Простите, виконт, но я не в состоянии выполнить вашу просьбу по причине того, что мы с вами, увы, не знакомы.

Скрипач всегда удивлялся умению Вэйлианесса наплести вокруг обычной фразы такие словесные кружева, что собеседник попросту терялся.

– Приношу свои извинения, лорд Эль’Чант. Мое имя – Вега де Вайл, следователь ООР, и я расследую преступное покушение на жизнь глубоко мною уважаемого господина Киммериона, известного также под именем Бельвегор Белый Эльф. В связи с невиданной дерзостью покушения и некоторыми всплывшими в ходе расследования деталями Шестой департамент посчитал, что расследование этого преступления подпадает скорее под компетенцию Отдела особых расследований, чем под сферу деятельности полиции, а поскольку я имел честь и ранее быть знакомым с вами, господин Киммерион, вести расследование, к моей великой гордости, поручили мне. – Вега произнес эту длинную, несколько десятков раз обернутую в фольгу фальшивой вежливости, именуемой этикетом, фразу без единой запинки и улыбнулся, всем своим видом показывая – господа, если желаете, я могу играть и по вашим правилам, но нужно ли это вам?

Первым рассмеялся Вэйлианесс, признавая свое поражение на фронте изящной словесности. Парой секунд позже смех подхватил и Ким, осознав, насколько нелепа, но верна с точки зрения этикета столь остроумно построенная следователем фраза. Один только де Вайл продолжал вежливо улыбаться, и под прицелом этой ледяной улыбки сам собой стих приступ веселья.

– Господа, у меня к вам один вопрос: мы будем упражняться в умении плести словесные кружева или все же говорить о деле? – спросил Вега, когда эльфы прекратили смеяться. Улыбка с его лица бесследно исчезла.

– Вы говорили что-то о неких всплывших в ходе расследования деталях, – заговорил скрипач. – Мне бы очень хотелось узнать о них подробнее.

– Были задержаны все нападавшие на вас, Киммерион.

– Их допросили? – живо поинтересовался Эль’Чант, разливая коньяк и протягивая собеседникам бокалы.

– К сожалению, это оказалось невозможным. – Снова жуткая улыбка искривила тонкие губы следователя. – Киммерион, может, вы снимете эту маску? В данный момент она неуместна – я все равно знаю вас в лицо.

Выругавшись про себя, эльф отбросил кусок бархата на столик.

– Как хотите. Мне все равно, – подчеркнуто холодно заявил он. Де Вайл отблагодарил его учтивым кивком.

– Дело в том, что на вашу жизнь, Киммерион, покушались не обычные наемные убийцы. Скажите, лорд, что вы знаете о Лиге Теней?

– В первую очередь то, что они никогда не убивают эльфов, – фыркнул Вэйлианесс. – Причем не видят разницы между эльфами серыми и эльфами лесными… за что им спасибо лично от меня.

– Тем не менее. Мне пришлось схватиться с одним из них и даже удалось его убить. Мы тщательно осмотрели труп – нет никаких сомнений в его принадлежности к этому эльфийскому клану наемных убийц. Двум другим удалось скрыться.

– Двум? – удивился скрипач. – Мне показалось, что стреляли как минимум шестеро.

– Воины Лиги – профессионалы. И для них не составляет проблемы выстрелить дважды так, чтобы казалось, что стреляют двое с разных точек, – улыбнулся Вега. – Вот только я не понимаю, что должно было случиться, чтобы Лига Теней отступила от одного из своих основных принципов. Возможно, вы перешли дорогу самой Лиге?

– Нет. Это невозможно, – покачал головой Ким.

– В таком случае ваш неведомый недоброжелатель, который обратился за услугами к Лиге, должен был предложить им нечто действительно стоящее нарушения тысячелетней традиции. Киммерион, похоже, у вас есть очень могущественный враг. – Антрацитовые глаза испытующе впились в эльфа. – Вы, случайно, не знаете, кто бы это мог быть.

– Нет, – коротко ответил Ким.

– Думаю, теперь вы понимаете, почему Тринадцатый департамент забрал это расследование из полиции.

– Естественно.

– Все же, вы бы не могли припомнить, кто может вас так ненавидеть, чтобы позволить себе заставить Лигу Теней отступить от принципа никогда не убивать эльфов?

Скрипач задумался.

– Герцог фон Лард – вряд ли.

– Герцога можете исключить из списка сразу. Покойники, конечно, умеют мстить, но, как правило, только своим убийцам и только при помощи грамотного некроманта.

– Покойники?

– Неужели вы не в курсе? Две недели назад между мной и фон Лардом произошла некая ссора. Я был вынужден вызвать его на дуэль, где герцог прилюдно совершил самоубийство, напоровшись горлом на мой клинок. – Вега вновь улыбнулся.

– В таком случае – не знаю.

– Возможные завистники, конкуренты на музыкальном поприще?

– Едва ли, – вместо друга ответил Эль’Чант. – Но я подумаю над этим и составлю для вас список имен, кому подобное злодеяние по карману.

– Буду вам крайне благодарен. Киммерион, неужели более никто не приходит в голову?

– Нет. Фон Лард отпадает в связи с безвременной кончиной, конкуренты… этот вопрос не ко мне. Здравович… Думаю, Александру не потребовались бы столь необычные методы, желай он моей смерти.

– Вы абсолютно правы. – Вега пригубил коньяк. – Великолепный напиток, не правда ли? Жаль, что не смогу отдать ему должное в полной мере. К сожалению, мне следует спешить.

– Не смею вас задерживать, – вежливо улыбнулся Ким, надеясь, что его улыбка получится не менее устрашающей, чем у следователя. Но по ничуть не изменившемуся лицу Веги эльф понял, что его старания пропали втуне.

– Ах да, чуть не забыл. Меня просили кое-что передать вам обоим. Вам, Киммерион, слова Кайрана де Марано – знаете такого? Слова странные, но виконт просил передать дословно: «Положи скрипку в футляр». Вы знаете, о чем идет речь?

– Да, – ответил Ким, слегка побледнев. Он едва сдержался, чтобы не броситься тут же к обломкам подарка Губерта и не положить их в обтянутый кожей черного василиска футляр.

– Вам, лорд Эль’Чант, горячий привет от Кирандрелла, приглашение заходить в любое время и… – Вега позволил себе слегка ухмыльнуться, – выражение надежды на то, что вы составите ему компанию в поездке на Золотые острова.

Вэйлианесс отчаянно покраснел и украдкой бросил взгляд на Кима – как тот отреагирует на «привет» от Кирандрелла, однако скрипач был полностью погружен в свои мысли, из которых его выдернул лишь голос следователя.

– И последнее – заранее знаю, что откажетесь, но долг есть долг. ООР предлагает выделить вам для личной охраны десять воинов. Они будут всюду незримо сопровождать вас и в случае повторного покушения защитят вашу жизнь.

– Благодарю, но это лишнее, – слегка рассеяно отозвался эльф.

– В таком случае возьмите вот это, – Вега протянул скрипачу кольцо с продолговатым зеленым камнем. – Если на вас нападут, когда вы не будете уверены в своих силах, поверните камень вот так. Он сработает как маяк для наведения портала, и спустя две секунды рядом с вами появится группа быстрого реагирования, состоящая из лучших воинов ООР. Если же вам срочно потребуется связаться со мной, поверните камень вот так. Тогда артефакт сработает как амулет связи, и вы сможете поговорить со мной.

– Благодарю.

– Не стоит благодарности. Если я вам понадоблюсь, вы можете связаться со мной в любой момент. Кроме того… Я понимаю, что вы не хотите постоянной охраны, дабы наш отдел не совал нос в вашу личную жизнь, хотя, смею заверить, она нам без надобности. Не хотите постоянного сопровождения – не надо, но возле вашего дома будут дежурить круглосуточно шестеро воинов ООР, – жестко закончил де Вайл.

– А если я не желаю, чтобы ООР, как вы верно выразились, совал нос в мою личную жизнь? – Ледяной голос Киммериона зазвенел в сгустившемся воздухе. – Покушались, кажется на меня, и я не понимаю, какого…

– Вас, эльфа, пытались убить воины Лиги Теней. Этого достаточно, чтобы вновь пробудить угасший было интерес Тринадцатого департамента к вашей персоне, – прервал эльфа Вега. – Предупредить вас о существовании охраны дома – это все, что я могу сейчас сделать для вас. Берегитесь, на вас открыл охоту очень опасный человек, и я прошу, если у вас появится информация, способная помочь расследованию, – не медлите. Я встречусь с вами в любое время дня и ночи. А пока, если у вас нет более вопросов, – до встречи.

Вопросы у Кима были. У него было очень много вопросов, но он понимал, что сейчас не время их задавать. И потому спокойно смотрел, как де Вайл, учтиво поклонившись, покидает его дом.

– Мой друг, тебе не кажется, что настало время поговорить по душам? – вырвал его из задумчивости голос Вэйлианесса. – Что связывает тебя с Александром Здравовичем и его департаментом?

– Пожалуй, ты прав, – устало отозвался Киммерион. – Устраивайся поудобнее, нам предстоит очень долгий разговор, но сперва мне нужно отдать должное словам Кайрана де Марано…

Глава XXIII Лига Теней

Разговор прошел именно так, как предсказывал Александр. Вега в который раз удивился проницательности человека, с которым работал. Здравович предугадал каждое слово Киммериона и Эль’Чанта, словно они были актерами, а он писал для них речи.

И все же даргела раздражало ощущение, что в этом расследовании есть моменты, которые Александр сознательно утаил от него. Конечно, Вега понимал, что он может и ошибаться, но, тем не менее, он привык доверять своей интуиции. А интуиция сейчас прямо-таки кричала – что-то здесь не так! Что-то не вписывалось в общую картину происходящего, что-то было неправильно. Не так, как должно было. В первую очередь это касалось Киммериона.

Магический импульс уколол следователя в бедро. Помянув Ярлига – Вега уже привык к здешней мифологии, – даргел вытащил из кармана лим, в центре которого ярко алела точка. Сжав артефакт в кулаке, он отдал мысленный приказ об установке связи.

– Я слушаю.

– Добрый вечер, Вега. Ты не хочешь задать пару вопросов нашему дорогому гостю из Лиги Теней? – раздался в голове голос Кирандрелла.

– Хочу. А что, появилась такая возможность?

– Жду тебя в штабе на Охотничьей улице. Поторопись, некромантия не любит промедлений. – Главный маг ООР оборвал связь. Вега выругался и огляделся в поисках наемного экипажа. На его счастье, оный оказался в сотне футов от даргела.

Мужичок потрепанного вида тихо посапывал на облучке двуколки. Даргел, не особо церемонясь, слегка стегнул его кончиком стека по ноге.

– А? Какого… – дальнейшее ругательство застыло на губах извозчика, едва он увидел Вегу. Тот, убедившись в относительной трезвости и адекватности возницы, вскочил на пассажирское сиденье.

– Охотничья, тринадцать. Плачу золотом!

– Но… Дык ночь же, а квартал благородный, не пущают…

– Меня пустят, – оборвал следователь испуганного мужика. – Поехали!

– Ну, как изволите, – пробормотал извозчик, берясь за вожжи. – Но, пошла!

Вид золотой марки в пальцах пассажира и грозных мечей у него за спиной волшебным образом заставил извозчика гнать почтенного возраста кобылу едва ли не быстрее чистопородных скакунов.

Вега же, откинувшись на спинку сиденья, напряженно прокручивал в мыслях всю известную ему информацию о гениальном эльфе. Как удалось выяснить даргелу, Киммерион приехал в Мидиград из какого-то лесного княжества, причем вместе с сестрой. Здесь им не повезло, и через некоторое время не слишком счастливой жизни оба оказались в ООР, где сестра погибла – причина неизвестна, а сам Киммерион как-то пострадал от Александра. Тот ставил над ним какие-то эксперименты, в результате которых Ким стал «не просто эльфом», по выражению Кайрана де Марано.

Спустя двадцать с лишним лет будущий скрипач каким-то образом сбежал – об этом, как и о том, что тот вообще был узником, Веге удалось узнать из тех немногих документов, к которым он имел доступ. Покинув негостеприимные подвалы ООР, он нашел себе учителя скрипки, которого впоследствии убил на дуэли Кайран. И вот, через два года после побега эльф разгорается ярчайшей звездой на музыкальном небосклоне. Но на этом злоключения его не заканчиваются. Киммериона на концерте кто-то пытается убить, причем делает это хоть и надежным, но крайне дорогим методом, нанимая для убийства скрипача Лигу Теней. Выжил гений лишь благодаря героическому, хотя и глупому поступку влюбленного в него Эль’Чанта, и тому, что в зале находились Александр и сам Вега.

Это известная информация. Теперь странности.

Странность первая – это то, что Киму вообще удалось сбежать. Даргел перерыл все доступные ему архивы, наглотавшись бумажной пыли до стойкого отвращения ко всему, связанному с письменностью, но не нашел аналогичных случаев. Да и подробных сведений о побеге Киммериона найти не удалось. Бежал – и все. Следующий удивительный факт – чуть больше года после побега эльфа вообще не трогали, хотя, казалось бы, спокойно перенести такую пощечину, как побег узника, Тринадцатый департамент просто не в состоянии.

Далее – Рагдар исхитряется помочь, а потом вместе попасть на эшафот не абы с кем, а именно с такой примечательной во всех отношениях личностью, как Ким, а Вега, вытаскивая с плахи друга, естественно, прихватывает с собой и эльфа. Спустя несколько дней даргел становится следователем Отдела особых расследований, из которого и сбежал невезучий скрипач. В дальнейшем пути их вновь пересекаются, причем Вега оказывается в нужном месте и в нужное время вроде как не случайно – его вызвали в штаб с концерта по какой-то смехотворной причине, но он даже не успел дойти, как с ним вновь связались, и сказали, что его присутствие уже не требуется. И спустя минуту даргел, идя простейшим путем к дому, замечает попытку нескольких головорезов ограбить и убить Кима. Естественно, он вмешивается. Осталось добавить, что на концерт Вега пошел после того, как несколько его коллег в его присутствии бурно восторгались мастерством Бельвегора. Самое интересное, что этот концерт был первым выступлением беловолосого эльфа и, стало быть, знать о его таланте эти коллеги просто не могли.

Следующий странный момент – покушение. Здесь вообще ничего не понятно. Лига Теней ни разу за всю свою тысячелетнюю историю не нарушала собственных принципов. Их было не так много, но соблюдались они неукоснительно. Лига не убивает эльфов, Лига не убивает детей, Лига оставляет за собой право на отказ без объяснения причин, Лига всегда оставляет на свое усмотрение способ убийства, в Лиге нет магов и не-эльфов. Что должно было случиться, чтобы лучшие из наемных убийц пошли против своих собственных законов?

И последнее – этот визит к Киммериону. Александр просто поставил Вегу перед фактом – ты расследуешь это дело, и точка. Как не пытался даргел объяснить ему, что его последняя встреча с Киммерионом закончилась на такой ноте, что о каком-либо «отсутствии проблем в общении» и мечтать не стоит, Здравович был непреклонен, а под конец одарил бунтующего подчиненного таким взглядом, что Веге тут же расхотелось с ним спорить. Когда де Вайл пришел домой к Киммериону, его поразило в первую очередь то, что лорд Эль’Чант, практически смертельно раненный во время покушения, был не только жив, но и абсолютно здоров. Кроме того, в поведении самого эльфа было нечто вопиюще неправильное. Что-то было не так.

Выводы из всего этого напрашивались сами собой.

Первое – Александр сознательно позволил Киммериону сбежать. Зачем? Возможно, ему нужно было, чтобы эльф чувствовал себя свободным и развивался в нужном Здравовичу направлении якобы сам. Второе – Вегу специально познакомили с эльфом, дабы тот доверял даргелу, и потому Александр так легко и согласился на условия даргела, принимая его в ряды ООР, но тут случился некоторый просчет – Ким увидел у де Вайла кольцо и, сам того не зная, разгадал замыслы Здравовича. Третье – кто-то действительно получил такой рычаг воздействия на Лигу Теней, что принципиальные эльфийские ассасины были вынуждены первый раз за всю историю своего существования взяться за работу, объектом которой был их собрат по крови.

Проще говоря, основной вывод Веги был следующим – понятно, что ничего не понятно.

Тем временем экипаж подлетел к внутренней стене. Возле ворот внутренней стены двуколку остановила стража.

– Эй, мужик, куда прешь? Совсем оборзел!

– Заткнись и открой ворота, – жестко проговорил Вега.

– Не положено, – конечно, лейтенанта стражи смутил вид явно благородного человека с оружием, но приказ, запрещающий ночью передвижение по кварталам за внутренней стеной, не делал исключений почти ни для кого.

Даргел вздохнул и сунул под нос стражнику свое кольцо.

– Я сказал – открой ворота! – Лейтенант мгновенно вытянулся по стойке «смирно!» и бросился выполнять приказ сотрудника страшного Тринадцатого департамента. – Через четверть часа пропустишь его назад.

Двуколка сорвалась с места и спустя пять минут остановилась возле небольшого особняка по адресу Охотничья улица, тринадцать. Де Вайл не глядя бросил несколько монет извозчику.

– Я бы советовал тебе поторопиться.

Мгновение спустя экипажа и след простыл.

Вега, приложив перстень к магическому замку, открыл калитку и, пройдя через сад, поднялся по широким ступеням, ведущим ко входу в одну из штаб-квартир ООР. Официально особняк принадлежал лорду Кирандреллу д’Эверлеанетту, но на самом деле глава магов ООР занимал лишь первый и второй этажи здания, а четыре подземных уровня с выходом в Нижний город служили одним из штабов Тринадцатого департамента. Четыре других штаба находились под домами Кайрана де Марано, Адриана де ла Вар, Игни дель Даск и Николаса фон Вандекампфа.

Даргелу открыл сам хозяин дома.

– Надо же, успел. Проходи, – Кирандрелл, против обыкновения, был одет в черные штаны и рубашку, а его длинные волосы цвета расплавленного серебра были собраны на затылке и стянуты плетеным шнурком. Красивое лицо серого эльфа было серьезным и собранным. Вега, привыкший видеть щеголя-мага совершенно в ином виде, окинул коллегу удивленным взглядом.

– Кто-то умер? – осведомился он, вешая плащ на крючок.

– В смысле? А, ты об этом? – указал Кирандрелл на свой наряд. – Нет, скорее наоборот. Идем, покажу.

– Помнится, ты упоминал некромантию. Неужели у Александра в кармане оказался адепт и этой запрещенной школы магии? – поинтересовался следователь, спускаясь по тайной лестнице вслед за эльфом.

– Даже я не знаю, что может оказаться в кармане у нашего шефа, но на сей раз ты ошибся, – ухмыльнулся маг. – Да что там говорить, ты и сам все сейчас увидишь…

В дальней лаборатории, представлявшей собой круглую комнату с голым полом, вымощенным сиаринитом, – даргел невольно поморщился – были начертаны последовательно вписанные октограмма, октаэдр и еще одна звезда с огромным количеством лучей – не менее тридцати двух. В переломных точках наружной октограммы дымились останки каких-то камней, а в воздухе, прямо над центром начертания, мерцал мертвенно-голубым свечением странный череп. Он не мог принадлежать ни эльфу, ни орку, ни дворфу, ни, тем более, человеку. Толстая кость бледно-желтого цвета, яйцевидная форма, правильные эллипсоидные глазницы, чрезмерно развитые челюсти и шипастые надбровные дуги. Зубы существа, которому принадлежал череп, внушали уважение – острые, «акульи», расположенные в два ряда.

Но череп неведомой твари привлек внимание Веги очень ненадолго. Гораздо больше его заинтересовал эльф, вернее, тело эльфа, лежащее в фокусе Силы на гранитном столе.

Это был ничем не примечательный эльф, высокий, светловолосый, зеленоглазый. Он был обнажен. Светлую, едва тронутую загаром кожу местами покрывала сложная вязь рун, отдаленно похожих на эльфийские. Даргел тронул амулет под одеждой – и верно, в магическом зрении татуировки светились очень злым чародейством. Тонкие черты лица лесного убийцы исказила предсмертная судорога, в остекленевших глазах дрожала тень удивления. Грудь ассасина была рассечена почти до позвоночника – Вега вложил всю силу в этот удар.

– Я почти двое суток возился с одними только печатями, не позволяющими допрашивать труп, – прошептал Кирандрелл на ухо следователю. Тот только сейчас заметил, насколько вымотан лучший маг ООР. – Потом еще почти столько же времени угробил на то, чтобы разобраться с начертанием для заклинания, и теперь у тебя есть пять вопросов. Старайся формулировать их так, чтобы у него не было возможности ответить двусмысленно, дух этого эльфа защищают столь сильные заклятия, что мне не удалось разрушить их все. Он будет сопротивляться до последнего. Ты готов?

– Да.

– Тогда я начинаю. – Кирандрелл встряхнул кистями, на мгновение расслабляя тонкие, длинные пальцы истинного мага, и запел заклинание, сопровождая его сложными пассами. Вега быстро формулировал в уме вопросы, одновременно наблюдая за серым эльфом.

Голос Кирандрелла поднимался все выше и выше, уже чуть не срываясь на визг, пальцы мелькали в воздухе с такой скоростью, что даргел не успевал за ними взглядом, по виску мага сползла капелька пота.

– Спрашивай, – прохрипел он, с явным трудом удерживая сложенные в странный знак пальцы.

– Кто тебя послал?

– Идущий в Тенях. – Губы мертвого эльфа дрогнули, по лицу скользнула волна судороги. В следующий миг Веге показалось, что его голову пронзили раскаленным прутом. Боль была нестерпимой. Стиснув зубы, даргел упал на одно колено, заставил себя сосредоточиться и прошипел заклятие из родного мира, ограждающее от ментальных атак. Но барьер лишь смягчил следующий удар эльфа.

– Какова была твоя цель? – прохрипел следователь, с трудом сдержавшись, чтобы не сплюнуть кровь, тонкой струйкой текущую по горлу, на пол.

– Убить беловолосого скрипача, – воин Лиги сопротивлялся изо всех сил. Вега чувствовал, как трещат его почти непроницаемые щиты, и понимал, что времени очень мало. Бросив быстрый взгляд на Кирандрелла, он увидел, что маг стоит на коленях и из уголка искаженного чудовищным напряжением рта и из точеных ноздрей сочится кровь.

– Какое место в иерархии Лиги ты занимаешь? – догадался даргел.

– Третья ступень, – удар бросил Вегу на пол, а кровь изо рта Кирандрелла уже не сочилась – текла.

– Почему Лига начала браться за убийства эльфов?

– Так решил Идущий в Тенях.

Пятый вопрос даргел не успел задать. Кирандрелла отшвырнуло к стене, искусно выплетенная сеть заклинания рухнула, и вся ярость убитого ассасина обрушилась на тех двоих, что посмели так с ним обойтись. Вега едва успел выставить новый барьер, как эльф ударил, ударил, вложив всю злобу и ненависть к мучителям, влезшим в самое сокровенное – в его душу. В этот момент Вега понял, что священники ошибались – есть у эльфов душа, и, как и люди, они не терпят, когда в нее лезут. Даргел не знал, на что они с Кирандреллом обрекли душу этого несчастного, но был уверен, что ничего хорошего ассасину в посмертии не грозит.

Вбросив все собранные за долгое время силы в ограждающий барьер, следователь пополз к гранитному столу, оставляя за собой размазанный кровавый след. Следующая атака воина Лиги едва не лишила его сознания, но тут вмешался Кирандрелл: с трудом приподнявшись на локте, маг бросил в пространство короткое заклятие – Вега почувствовал, как воздух задрожал от вложенной в него мощи. Края звезды засветились алым, руку даргела, лежащую на черте, ожгло болью.

И внезапно он понял, что давление магии мертвого эльфа ослабло. Вега не знал, как долго это продлится, и потому, не раздумывая, бросился вперед, выхватывая катану. Время магии прошло, сейчас все решали скорость даргела и острота лезвия его меча. А ни на то, ни на другое следователь никогда не жаловался. Отсеченная светловолосая голова покатилась по полу.

Вложив вытертый клинок в ножны, Вега, пошатываясь, направился к Кирандреллу. Маг, стоя на коленях, тряс головой. Даргел помог ему подняться на ноги.

– Ничего себе, – тихо проговорил эльф, вытирая платком лицо, залитое кровью. – Я еще ни разу за свою почти тысячелетнюю жизнь не сталкивался ни с чем подобным. Воин Лиги Теней – и такая мощная ментальная атака…

– Могу тебя поздравить, я за свою богатую на разнообразные приключения жизнь тоже ничего подобного не видел, – мрачно сказал Вега. – Знаешь что, пойдем отсюда.

– Поддерживаю. Не знаю, как ты, а мне срочно необходим стаканчик-другой бренди.

– Поддерживаю.

– …Кирандрелл сказал, что эта ментальная мощь не могла происходить только от татуировок. Мы пришли к выводу, что ассасин или был заранее усилен магами, или сам являлся магом. Это все, – закончив доклад, Вега отпил коньяк из бокала. С момента окончания схватки с мертвым эльфом прошло четыре часа, и все это время даргел находился в состоянии легкого, но стойкого опьянения. Сперва Александр с неодобрением обратил на это внимание, но после того, как следователь закончил рассказ, глава ООР отнесся к некоторой его нетрезвости с пониманием.

– Отвратительно! – зло бросил Здравович и нервно прошелся по кабинету, провожаемый недоуменным взглядом Веги – даргел впервые видел шефа настолько взбешенным.

– Что именно? – рискнул задать вопрос следователь.

– Все! Все, что происходит вокруг этой Ярлиговой Лиги Теней! Надо же было мне тогда так просчитаться! – Александр в ярости саданул кулаком по стенке недавно привезенного и оттого пустого книжного шкафа – и глаза даргела округлились от удивления. Мощная дубовая стенка, которую не всяким молотом расшибешь, разлетелась от удара Здравовича, как картон. Сотворенное разрушение мгновенно остудило злость главы ООР. С досадой глянув на подчиненного, видевшего его вспышку, он сел за стол.

– Ладно. Что с Киммерионом?

– Все, как вы и предсказывали, – пожал плечами Вега. – Ничего не знает, фон Лард мертв и потому вне подозрений, а ваши собственные силы он достаточно высоко оценивает, чтобы не позволять предположить, что это вы подослали к нему убийц из Лиги.

– Правильно оценивает, – улыбка Александра получилась донельзя скверной.

– Эль’Чант обещал мне списки тех, кто может точить на Киммериона зуб по причине профессиональной ревности. Я, конечно, проверю, но это пустышка.

– Почему ты так в этом уверен?

– Интуиция. Я привык доверять своей интуиции.

– Кажется, я тоже привык доверять твоей интуиции. На моей памяти она еще ни разу тебя не подводила.

– Благодарю. Какие будут дальнейшие распоряжения насчет этого расследования?

– Повтори еще раз, слово в слово, свои вопросы и ответы этого эльфа.

– Кто тебя послал – Идущий в Тенях, – начал даргел. Александр тут же вскинул голову.

– Он сказал именно «Идущий в Тенях»?

– Да.

– Не «Идущая в Тенях»?

– Нет. Он явно говорил о мужчине.

– Та-ак… – протянул Здравович. – Ситуация начинает запутываться. Давай дальше.

– Какова была твоя цель – убить беловолосого скрипача.

– Ясно. Дальше.

– Какое место в иерархии Лиги ты занимаешь – третья ступень.

Александр посмотрел на следователя с уважением.

– Вега, а с чего ты вдруг задал ему такой вопрос?

– От того, какую ступень он занимает, зависит степень его осведомленности. Я пытался понять, на какие вопросы он может ответить, а на какие – нет, – пояснил даргел.

– Неплохо, – пробормотал Здравович.

– Я же говорил, что в свое время занимал пост руководителя организации, схожей с ООР. – Вега начинал злиться. Его раздражало то, что Александр никак не мог принять того, что какой-то иномирец вдруг знает работу следователя по особым делам лучше, чем его проверенные люди.

– Хорошо. Давай дальше.

– Почему Лига стала браться за убийства эльфов – так решил Идущий в Тенях. Это был последний вопрос.

– И очень грамотный, хотя ты рисковал.

– Чем?

– Он мог не ответить, если Киммерион должен был стать их первой остроухой жертвой, – Александр покрутил в руках бокал с вином.

– Я об этом подумал. И решил, что риск того стоит. Теперь мы, по крайней мере, знаем, что Лига отвернулась от двух своих принципов – они убивают эльфов и используют магию.

– Причем не магию друидов, которой они пользовались испокон веков, а некую дикую смесь классики и псионики, – добавил Здравович. – Еще, судя по всему, Лига отказалась от табу на убийство детей. Я думал, это ошибка, но теперь понимаю, что ошибся я.

– В смысле?

– Неделю назад был убит наследный принц Париаса. Мальчишка десяти лет, сын халифа от первого брака. Второй его сын – от второй, ныне здравствующей жены. Принца застрелили из лука, стрелявшего видели – высокая изящная фигура, похожая на эльфа, в зеленом плаще с капюшоном. Я решил, что кто-то подделывается под Лигу, пытаясь ее очернить, но теперь вижу, что ошибся. Похоже, они плюнули на все свои соблюдаемые в течение тысячелетия принципы. После всего случившегося даже я не знаю, что ожидать от Лиги Теней, – проговорил Александр и залпом осушил бокал. На лбу залегла глубокая складка.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец Здравович вновь заговорил.

– Я попытаюсь кое-что проверить, но в результате не уверен. На всякий случай, подготовь свою команду к отправке.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

Александр ответил не сразу. Секунд тридцать он сверлил даргела пронзительным взглядом красно-карих глаз и лишь потом отрицательно мотнул головой.

– Нет. Ты можешь идти.

Вега поднялся на ноги, поклонился и направился к выходу. У самой двери он резко обернулся.

– Простите, совсем забыл еще об одной странности, привлекшей мое внимание. Когда я пришел к Киммериону, у него в гостях находился Эль’Чант, впрочем, это само по себе ерунда. Но… Может, мне почудилось на концерте, но ведь лорд был смертельно ранен… А у Киммериона он выглядел совершенно здоровым, разве что слегка бледноватым.

– Что? – Здравович вскинул голову, взгляд его впился в следователя. – Бледноват, говоришь? А шарфа у него на шее не было? Или высокого воротника?

– Воротник был, – Вега припомнил роскошный камзол Вэйлианесса со стоячим воротничком, полностью скрывающим шею.

Александр скрипнул зубами и загнул такую тираду на смеси эльфийского, древнеимперского и неизвестного даргелу языка, что впору было записывать. После чего вскочил, набросил на плечи плащ и, посмотрев на часы, пристегнул к поясу свой меч.

– Осталось два часа… Должен успеть. Вега, я жду тебя вечером.

Следователю осталось лишь недоуменно посмотреть вслед развевающемуся плащу главы Тринадцатого департамента и посочувствовать не вовремя встретившемуся на пути Здравовича Николасу Вандекампфу. Главный аналитик вжался в стену и, проводив глазами алый плащ, сделал страшное лицо.

– Что это с ним? – поинтересовался Николас у Веги, когда Здравович скрылся за дверью.

Даргел неопределенно пожал плечами.

– Проблемы…

– У него? – Глаза аналитика от удивления приняли круглую форму.

– У нас.

– Что случилось?

Вега еще более неопределенно махнул рукой. И тут же почувствовал импульс лима.

– Я слушаю.

– Забыл тебя предупредить, – раздался в голове усталый и раздосадованный голос Александра. – Секретность – «Z». Просвети тех, кому положено.

– Понял.

Здравович не стал даже слушать ответ следователя.

В Тринадцатом департаменте существовало несколько степеней секретности. Самая высокая из них – «ZZ». При степени секретности «ZZ» о деле знали только Александр и те, кому он сам говорил. Вторая степень – «Z-два» – позволяла в отсутствие Здравовича посвящать в суть дела работников ООР, список которых обсуждался опять-таки с Александром. Степень секретности «Z» автоматически включала в этот список глав всех внутренних отделов ООР и личного адъютанта Александра, то есть следователя де ла Вара, аналитика Николаса, мага Кирандрелла, оперативника Игни дель Даск и адъютанта Кайрана де Марано.

– Николас, ты не знаешь, где Игни, Адриан, Кайран и Кирандрелл?

– Игни с Адрианом пьют у меня в кабинете. У них опять депрессия на двоих. Кирандрелл приполз полчаса назад, злой, как тысяча демонов, заперся у себя и посылает всех туда, откуда все мы вышли. Кайран, как всегда, отдыхает в «Кошке».

– И как ты исхитряешься всегда знать, где кто находится? – усмехнулся даргел. – Ладно, если не сложно, отправь наших алкоголиков в мой кабинет, а к Кирандреллу я схожу сам. Ситуация класса «Z».

– Понял. Пошел за алкоголиками, – отозвался Николас, хотевший уже было поинтересоваться, а с какой стати простой – ну, пусть даже не очень простой – следователь командует главами отделов. Но раз Вега знал суть ситуации под грифом «Z», значит, так надо. – Только… Ты уверен, что Кирандрелл тебя не пошлет… к Ярлигу?

– Уверен. Он частично в курсе проблемы, – ответил следователь, направляясь в сторону кабинета мага.

На его стук раздалось злое: «Какого Ярлига?» – и звук удара чем-то тяжелым в дверь.

– Кирандрелл, это Вега. Не надо меня испепелять, – отозвался даргел, на всякий случай вставший сбоку от двери. Серый эльф вроде как отучился бросать в тех, кому не посчастливилось зайти к нему в те редкие минуты, когда он пребывал в скверном расположении душа, смертельные заклинания, но только после того, как случайно впечатал что-то очень неприятное из арсенала школы Изменения в Александра. Николас рассказывал, что Кирандрелл после того случая месяца два не показывался в штабах вообще, в том числе на Охотничьей, а когда вернулся, еще год ходил тише кошки. Но с тех пор прошло несколько лет, и эльф снова начал превращать невезучих визитеров в ящерок и ужей, а то и вовсе распылять по коридору. Потом их, конечно, собирали обратно… если успевали и не забывали. Веге крайне не хотелось повторить участь кого-либо из тех, про кого забыли. Один париасский коллега Кирандрелла, маг среднего уровня, который очень хотел побеседовать со знаменитым серым эльфом, провел в образе пушистого кролика полгода, прячась в закоулках коридоров штаба, а потом едва не попал на кухню.

– Заходи, – проворчал маг из-за двери. Даргел последовал приглашению.

Кирандрелл сидел в кресле за столом, перед ним стояла полупустая бутылка бренди, а в тонких пальцах медленно гасла россыпь маленьких молний. Следователь мысленно похвалил себя за предусмотрительность.

– Александр поставил гриф «Z», – сказал Вега, прислоняясь к косяку двери. – Сейчас все собираются в моем кабинете.

– Ясно. Сейчас допью бренди и приду. Кайрана уже принесли?

– Думаешь, все так плохо?

– Сейчас узнаем, – философски заявил маг, доставая лим. – Кайран, морда пьяная, где тебя носит?

– Где надо, там и носит! – раздался нетрезвый голос личного адъютанта Александра Здравовича. – Что тебе надо?

– Ситуация «Z», – резко бросил Кирандрелл. – У тебя две минуты на то, чтобы слезть с женщины, протрезветь до сознательного состояния и одеться. По истечении этого времени я открываю портал. Конец связи. – Положив лим на стол, маг встал. – Ну что, бренди будешь?

– Лучше коньяк, – улыбнулся Вега.

Спустя полчаса все наконец собрались в кабинете даргела.

Адриан олицетворял собой вселенскую тоску, рыжая Игни тщетно пыталась казаться трезвее, чем была на самом деле, Кайран был дико зол на всех и вся, и в первую очередь на Вегу с Кирандреллом, маг, не скрываясь, пил бренди из фляги. Лишь Николас спокойно сидел за столом, всем своим видом показывая, что раз уж он здесь единственный полностью трезвый, то последит за тем, чтобы все было в порядке.

На самом деле, конечно, трезвыми были все. В конце концов, нервозность работы в ООР подразумевала отсутствие трезвенников, и каждый сотрудник департамента умел усилием воли заставить себя протрезветь почти моментально.

Вега обвел взглядом собравшихся глав внутренних отделов Тринадцатого департамента, устроившихся в его небольшом кабинете кто где – Кайран оседлал стул у стола, Адриан, закинув ногу на ногу, сидел в кресле у окна, рядом на подоконнике примостился сам Вега, Кирандрелл предпочел со всем удобством расположиться прямо на ковре, Игни прислонилась к стене в углу. Николас по молчаливому договору с Вегой занял его место за столом.

– Итак, господа и дама, у нас проблемы с Лигой Теней. Ситуация степени «Z»… – начал даргел.

Когда он закончил, в кабинете повисла зловещая тишина. Спустя минуту ее нарушили жуткие ругательства Кирандрелла. Серый эльф припомнил крепкие словечки всех известных ему языков, а языков этих было великое множество. Общий смысл его нецензурной тирады сводился к банальному: «Я же говорил!» Николас и Кайран тоже погрустнели.

– В чем дело? – осведомился Вега, когда поток Кирандрелловых ругательств иссяк.

– Александр не зря уточнял пол нынешнего главы Лиги, – мрачно отозвался маг. – Последние пять лет этот пост занимала Алиссара Янатари, моя младшая сестра. Первая серая эльфа – Идущая в Тенях. И если сейчас во главе этой эльфийской гильдии убийц стоит мужчина, значит, с Алиссарой что-то случилось.

– Подожди, а как она смогла стать Идущей в Тенях? Ведь там идет кровное наследование, перемешанное на какой-то хитрой друидической магии, – удивился даргел. – Кроме того, раз она серая, значит – маг, а магов в Лигу не берут.

– Во-первых, Алиссара – такой же выродок среди моего народа, как и Вэйлианесс Эль’Чант. Она полностью лишена способностей к магии, более того, успешно сопротивляется многим заклинаниям. Во-вторых… Она стала Идущей не случайно. Александру нужна была лояльность Лиги, и…

– Кирандрелл!!! – взвыли одновременно Кайран и Николас. Серый эльф мгновенно заткнулся и с виноватым видом уставился на опустевшую фляжку. В кабинете вновь повисло неловкое молчание.

Вега почувствовал себя лишним. Он понял, что сестра мага стала Идущей в Тенях благодаря Александру, которому не помешала бы дружба с главой Лиги Теней. И понял, что подробности этой истории его не касались. Ему еще не настолько доверяли.

Тишину прервало негромкое бульканье бренди – Кирандрелл при помощи магии достал себе новую, полную, фляжку.

Главы внутренних отделов Тринадцатого департамента и следователь де Вайл разошлись лишь спустя полтора часа. Раньше всех ушел Кайран – с ним кто-то связался по лиму, и личный адъютант Здравовича, мгновенно протрезвев, извинился и умчался. Потом, обсудив ситуацию и решив, что единственное, что сейчас в их силах, – это дождаться прямых распоряжений Александра, сотрудники ООР разошлись кто куда. Вега отправился домой.

Он шел по улицам Мидиграда, залитым лучами рассветного солнца, и пытался бороться с тихой яростью, неудержимо поднимающейся из глубин души. Даргела раздражало, что его пытались использовать, более того, использовать вслепую, и раздражало понимание того, что он не имеет всей информации по расследуемому делу, которую мог предоставить ему Александр. И вся эта история Веге очень сильно не нравилась.

Кроме того, Вега был вымотан морально и физически, безумно болела голова после страшных ментальных атак мертвого эльфа, а его скудный запас магической энергии был полностью исчерпан в схватке. Даргел злился на собственную опрометчивость, на то, что выдал Кирандреллу о себе больше, чем хотел. Де Вайл прекрасно понимал, что маг, хотя и был полностью выжат ментальным поединком, не мог не заметить того, что и следователь внес посильную лепту в их совместный бой с воином Лиги. А более всего Веге не нравилось то, что его кровь попала на сиаринитовый пол. Она, конечно, могла и полностью раствориться за то время, что они с Кирандреллом отсутствовали, но если нет… Даргел прекрасно знал, как его кровь взаимодействует с этим магическим камнем, и был уверен, что если маг успеет заметить пятна на полу и изучить их, то его неуязвимости придет конец.

В общем, в «Пушистую наковальню» Вега пришел в крайне мрачном расположении духа. Огрызнулся на вялое приветствие еще не до конца проснувшегося Рагдара, запустил в стену снятым сапогом и все же лег спать. Вечером ему предстоял непростой разговор с Александром.

* * *

– Аркана, к тебе гости, – раздался с потолка голос вездесущего Дью.

– Кто на этот раз?

– Я что, дворецкий? Выходи и посмотри. – Дух-хранитель Цитадели Безумия сегодня явно был не в духе.

– Дью, впусти его, пожалуйста. – Аркана понимала, что если бы визитер представлял для нее опасность, ее бы об этом предупредили.

Хранительница Прайма приняла гостя на веранде, удобно устроившись в плетеном кресле. По ее желанию, с веранды открывался вид на горы и море с высоты птичьего полета.

– Красиво, хоть и не в моем вкусе, – раздалось за спиной Арканы.

– Зато в моем. Здравствуй, Асмодей. Признаюсь, не ждала твоего визита, – улыбнулась хозяйка, оборачиваясь к гостю.

У входа на веранду стоял человек. Его принадлежность к Абиссу выдавала только пылающая аура, в остальном же первый князь Асмодей выглядел как человек.

– Мои визиты часто бывают непредсказуемы. – Демон обошел столик и уселся на перила веранды.

– Как и твои цели, – добавила Аркана. – И что же привело тебя ко мне?

– Дела, Хранительница. И официальная просьба о наложении Печатей и портале в закрытый мир.

Дракона удивленно приподняла бровь.

– Все так серьезно? Асмодей, я могу понять насчет мира, но Печати-то тебе зачем?

– Боюсь сорваться. Там такая тварь засела… Так и хочется ее испепелить. – Демон сжал кулаки, глаза его стали багровыми, а в зрачках заблестели всполохи яростного пламени.

– Ты – и «не сдержаться»? Я тебя не узнаю, – Аркана покачала головой. – Мир-то какой?

– Сорок восьмой в секторе h-35.

Дракона выругалась. Этот мир начал ей порядком надоедать за последнюю неделю.

– Дался вам этот сорок восьмой! Раадан, Валлентайн, Барды[20] туда же, теперь ты…

– А Бардам что там нужно? – На лице Асмодея читалось искреннее удивление.

– Потенциальный ученик, что еще… В Прайме им делать больше нечего. К счастью, Раадан им объяснил, что мы и сами неплохо справляемся, а то только Контролирующих из соседней Вселенной нам не хватает для полного счастья.

– Это точно. Ладно, с Бардами понятно, Раадан разрешил им поиск учеников в Прайме, но что там забыл Александер? Да и сам Раадан тоже.

– Валлентайн работает. Подробностей не знаю, да и знала бы – сам понимаешь…

– Понимаю.

– А Творец… Откуда мне знать, чем вызвано его интерес к этому миру? Он мне об этом не рассказывает, – чуть более раздраженно, чем хотела, проговорила Аркана. Демон задумчиво на нее посмотрел, но ничего не сказал. – Тебе-то что там надо?

– Присмотреть кое за кем, – Асмодей неопределенно пожал плечами. – В общем, дело личного толка.

– Это твоя официальная просьба?

– Да. Наложение Печатей до третьего Круга ограничения и портал в закрытый мир номер сорок восемь в секторе h-35.

– Даже не думай, – раздалось за спиной у демона. Асмодей резко обернулся… и выругался сквозь зубы.

У двери, небрежно прислонившись к косяку, стоял сероглазый человек лет тридцати на вид, с длинными каштановыми волосами.

– Почему, Раадан? Ты же знаешь, я должен быть там! Эта тварь…

– Ты должен быть где угодно, но только не там! – резко оборвал Первого князя Аббисса Творец Прайма. – Мир и так на грани явления Серого странника, на карту поставлено существование целого сектора, и твое там появление ничем хорошим не закончится.

– Но…

– Нет, Асмодей. Я знаю, почему ты так рвешься туда, но без Печатей тебе там делать нечего, а ограничение до третьего Круга… он тебя размажет. Просто и без выкрутасов. Прости, ты ведь и сам это понимаешь. Я знаю, что ты жаждешь мести. Жаль, но не в этот раз.

– Решил для себя это приберечь, – прошипел демон, теряя над собой контроль. Воздух на террасе ощутимо нагрелся.

– Держи себя в руках, Асмодей! – Ледяной голос Арканы резко остановил нагревание, и температура начала быстро понижаться.

Яростно сверкнув глазами, князь вышел. Творец и Хранительница остались одни.

– Как же с ним бывает сложно… – выдохнул Раадан, падая в плетеное кресло и вынимая из воздуха банку пива.

– Почему он так рвется к сорок восьмому? – решилась спросить Аркана.

– Там возродился Левиафан. Ты слишком молода, чтобы это помнить, но… В свое время эта тварь едва не уничтожила Прайм. Мы все уцелели лишь благодаря Скульптору.

– Кто это?

– Неважно. Пока тебе достаточно знать, что он во много раз сильнее меня. Тогда он выдернул нас всех из небытия, отмотав время назад на три тысячелетия по исчислению Прайма, и мы успели остановить Левиафана. Больше всех досталось Дианари, именно после этого она стала Звездной Всадницей, но и Асмодей пострадал. В первую очередь – из-за нее, так что у нашего князя есть все основания люто ненавидеть Левиафана. Хотел бы я знать, какой урод освободил эту тварь…

– Вы пришли лишь для того, чтобы сообщить мне об этом и запретить выполнять просьбу Асмодея? – максимально холодно спросила Хранительница.

– Нет. Ты должна немедленно отправиться к границе сферы сорок восьмого мира в секторе h-35, и дожидаться связи со мной или Александером. Асмодея можешь взять с собой… пусть лучше будет под присмотром.

После таких слов Раадана Аркане было сложно помнить, что речь идет об одном из самых могущественных и древних демонов Прайма, Асмодее Повелителе огня, Первом князе Абисса.

– Это все?

– Да. До связи. – Он поднялся на ноги и направился к выходу. В дверях Творец едва не столкнулся с Асмодеем.

– Не как демон Творцу, а как друг другу, скажу – Раадан, ты самый большой дурак, которого я когда-либо видел.

Тот в ответ прошипел что-то неразборчивое и исчез.

– Ну что, выгонишь меня? Или был приказ присматривать? – с иронией осведомился Повелитель огня.

– Как хочешь. Можешь остаться, можешь уходить. У меня еще есть дела, – с этими словами Аркана Белое Пламя, дракона и первая Хранительница Прайма, покинула террасу. Асмодей же вновь занял свое любимое место на периллах балкона и, задумчиво глядя вниз, улыбался своим мыслям. В его голове рождался рискованный план.

Глава XXIV Ничего непристойного…

– Хоть я и понимал, что воровством долго не проживешь, но выбора-то не было… А потом меня заметил Губерт. Заметил – и взял в ученики. Я нарочно при нашей первой встрече показал ему, что я такое, но на его решение это не повлияло. Ну, а о дальнейшей моей судьбе ты знаешь… – Киммерион устало улыбнулся и откинулся на одну из разбросанных по ковру подушек. Пальцы левой руки нежно поглаживали полированную деку скрипки. Той самой, которую подарил Губерт. Кайран де Марано знал, что говорил, – осторожно уложенные в футляр обломки чудного инструмента тут же вновь стали единым целым, и звучала скрипка ничуть не хуже, чем раньше.

– Ты в подземельях поседел? – тихо спросил Вэйлианесс. Он лежал рядом на ковре, положив голову на колени скрипачу. Эль’Чант даже не шевелился – боялся спугнуть странную связь, незримую, но от того не менее крепкую, возникшую между ним и Кимом. Нет, разумеется, между ними ничего не было и быть не могло – просто голова лорда лежала на коленях Киммериона, и беловолосый эльф рассеянно перебирал короткие светло-золотистые пряди.

Вэйлианесс был абсолютно счастлив. Впервые за свою долгую жизнь он понял, что такое любить, любить полностью, без остатка, самое себя отдавая этой любви, и не имело значения, что Ким испытывал к нему лишь дружеские чувства. Лорд растворялся в этой любви, и не существовало более никого и ничего. Он понимал, что Киммерион никогда не ответит ему взаимностью, понимал, что для лесного эльфа такая любовь противоестественна, но он и не просил ничего. Он был счастлив оттого, что его голова лежала на коленях Кима.

– Окончательно – да, – после короткого молчания ответил эльф. – Первая половина моих волос стала белой в тот проклятый вечер, когда моя беременная сестра была вынуждена на моих глазах отдаваться трем пьяным ублюдкам, чтобы получить деньги мне на лекарства. А меня заставили на это смотреть. И если я закрывал глаза или пытался отвернуться, они ее били или придумывали что-нибудь похуже. А потом, когда они ушли, Лианэй сказала: «Зато у нас теперь есть две золотые марки…» Я думал, что умру. Я надеялся, что умру. Это была подлая, эгоистичная надежда, но она была. Я был готов совершить самое страшное преступление, только мысль о том, что Лиа без меня не выживет, остановила меня. А так хотелось войти вечером в какой-нибудь ресторан, где кутит вся эта «золотая молодежь», достать меч и убивать. Убивать до последнего вздоха. Пока кто-нибудь из этих ублюдков не окажется ловчее, быстрее, хитрее, умелее или попросту везучее и не отправит на тот свет уже меня. Очень хотелось, – руки Киммериона дрожали. Вэйлианесс перевернулся на живот, осторожно взял в свои руки тонкие кисти скрипача и прижался к ним губами.

– Тебе нельзя умирать, – прошептал он. – Если ты умрешь, мир тоже умрет. Тебе нельзя умирать… Понимаешь – нельзя!

– Вэй… Прости меня, – неожиданно сказал Ким. Лорд с удивлением поднял голову и посмотрел возлюбленному в глаза. – Я не имел права появляться в твоей жизни.

– Ты даже не представляешь, насколько я рад, что познакомился с тобой, – все так же тихо заговорил Эль’Чант. – Ким, моя жизнь была бессмысленной до нашей первой встречи. Я жил, работал, дрался на дуэлях, иногда писал пьесы для театра, небольшие фортепианные произведения, стихи… Спал, ел, занимался сексом… Страшно вспомнить, сколько любовников и любовниц у меня было за последние сто лет. Но все это было существованием. Бессмысленными функциями организма. Только когда я встретил тебя, я понял, что такое любовь, настоящая любовь, а не тот фальшивый коктейль из похоти и вожделения, который прячется под ее маской. Только тогда я понял, что любовь – это и есть смысл жизни. Настоящая любовь. И не важно, взаимна она или нет. Я начал жить после того, как умер, – Вэй с улыбкой коснулся шрама напротив сердца под расстегнутой на три верхние пуговицы рубашкой. – И все это лишь благодаря тебе. Если бы не ты, я так и оставался бы до конца жизни набором функций организма.

– Но ты ведь знаешь, что я…

Вэйлианесс не дал ему договорить, прижав палец к губам скрипача.

– Киммерион, ты не понимаешь. Мне не нужно спать с тобой или целовать тебя, для того чтобы быть счастливым. Настоящая любовь дарует счастье взглядом. Я счастлив оттого, что могу смотреть на тебя, слышать твой голос, ты делаешь меня счастливым, когда улыбаешься или хмуришься, пьешь свой любимый виски или играешь на скрипке. Каждое твое движение, каждый твой вдох – мое счастье. И для того чтобы быть счастливым, мне не нужно с тобой спать.

Ни слова не говоря, Киммерион обнял Вэя. Тот положил голову ему на плечо, и они сидели так около часа.

А потом Ким взял скрипку.

И Вэйлианесс был счастлив.

– Вэй, я очень устал сегодня, – сказал Ким, допив виски из стакана. – Скоро уже утро, и я сейчас усну прямо здесь, если сейчас же не дойду до кровати.

– Я тоже хочу спать, – улыбнулся Вэйлианесс. Гибким движением поднялся с ковра, помог встать Киммериону, и в этот миг открылась дверь гостиной.

Они обернулись одновременно.

На пороге стоял высокий черноволосый человек в бархатном темно-вишневом камзоле, высоких сапогах из мягкой кожи и алом плаще. У человека были красно-карие глаза и резкие черты лица. На поясе висел длинный меч в потертых ножнах, не вяжущихся с роскошью одежды. Впрочем, Александру Здравовичу никогда не было дела до того, подходят ли Сюзерен и его ножны к костюму, или нет.

– Доброй ночи, Киммерион. Здравствуйте, лорд Эль’Чант.

Ким смертельно побледнел. Его лицо исказила ненависть, в изумрудных глазах запылали искры безумной ярости.

– Что вы здесь делаете?.. – хриплым, дрожащим от едва сдерживаемого бешенства голосом начал он, но Здравович оборвал его коротким взмахом кисти.

– Уйми свой гнев, Киммерион. В конце концов, ты не в том положении, чтобы задавать такие вопросы, тем более – мне, – холодно проговорил Александр. Он остановился в дверях, прислонившись к косяку плечом.

– Что вам нужно? – Эльф едва сдерживал желание броситься мгновенно на своего заклятого врага, вцепиться пальцами, сильными, как у любого вампира, в горло и смотреть, как угасает подобие жизни в красно-карих глазах. Сдерживал, так как знал – не получится.

– Я надеялся, за прошедшие полтора года ты поумнел. Видимо, зря. В общем-то, я пришел не к тебе. Лорд Эль’Чант, мне очень жаль, но я не заинтересован в том, чтобы в Мидиграде росло поголовье вампиров. Мне, правда, жаль. Простите.

Только что он стоял у двери. Спокойно стоял в расслабленной позе, прислонившись к косяку, сложив обтянутые черными перчатками руки на груди. И спустя мгновение, с невероятной скоростью преодолев разделявшее его и Вэйлианесса расстояние, Александр выбросил вперед руку с выхваченным в прыжке мечом.

Киммериону показалось, что время замедлило свой ход. Медленно, очень медленно лезвие Сюзерена прорвало рубашку на груди Вэя, медленно проникло в грудь, пронзая сердце, и так же медленно, но очень хищно и непристойно высунулось из спины. Эльф вскинул руки, его пальцы, несколько минут назад сжимавшие пальцы Киммериона, сомкнулись на лезвии меча, он уже не замечал, что сильно ранит ладони о бритвенно-острый клинок… Ноги лорда подогнулись, и Вэйлианесс упал перед Александром на колени. Киму это показалось верхом какого-то чудовищного, извращенного бесстыдства. Вэйлианесс стоял на коленях перед Александром Здравовичем. Лишь мгновение.

Убийца сделал шаг назад, одновременно толкая серого эльфа в плечо. Лорд соскользнул с меча и упал на спину. На его губах пузырилась кровавая пена, между пальцами, прижатыми к ране, струилась горячая, темно-красная, соленая кровь. По лезвию Сюзерена скользнул белый шелковый платок – скользнул и упал на пол. Бесшумно. Перепачканный кровью Вэйлианесса белый шелковый платок с отвратными багровыми пятнами. Непристойно. Меч с тихим шуршанием проник в ножны, как мужчина проникает в женщину. Непристойно…

Его охватило странное оцепенение. Это было непристойно – стоять и смотреть, как убийца последнего дорогого Киммериону существа разворачивается и выходит из гостиной. Смотреть, как с каждой секундой драгоценная алая влага покидает тело Вэйлианесса, расползаясь жутким пятном по светло-серому ковру, было непристойно.

Скрипач не знал, сколько времени он так простоял. Из оцепенения его вырвал тихий шепот.

– Ким…

Он рухнул на колени рядом с другом и потянулся зубами к собственному запястью. Вэйлианесс перехватил его руку слабеющими пальцами.

– Не поможет… уже нет… Прости, но… Кажется, это все. И совсем не страшно…

– Вэй! Не смей, слышишь, не смей! Не смей умирать! – Кажется, Киммерион заплакал. – Ты не имеешь права!

– Увы… Ким, выполни мою последнюю просьбу… – Каждое слово давалось лорду с трудом. Кровь уже сочилась у него изо рта, непонятно, каким образом он заставлял себя оставаться в сознании. – Клянись, что выполнишь!

– Клянусь, – простонал он сквозь слезы.

– Выпей мою кровь. Всю. Полностью. Это даст тебе силы, теперь я знаю. Мне уже не помочь, этот клинок… Я уже мертв. Выпей мою кровь и уходи. Уходи отсюда, но открой окно… Восход с этой стороны… обескровленное тело вампира… эльфа или нет… солнце превратит в пепел… теперь – знаю… Выпей кровь… станешь сильнее… тебе понадобится… Я так хочу.

Какими-то жалкими останками сознания Ким трижды проклял себя за опрометчивую клятву, но уже ничто нельзя было изменить. Любая клятва священна, клятва умирающему священна вдвойне, клятва же умирающему другу нерушима.

– Хорошо…

– Ты не можешь подарить мне поцелуй мужчины, для тебя это противоестественно…

Непристойно. Непристойно. Непристойно.

– Вэй…

– Не перебивай меня… Ты не можешь подарить мне поцелуй мужчины, тогда подари мне прощальный поцелуй вампира… – Он запрокинул голову, подставляя для укуса горло.

И в этот момент Ким понял – в любви не бывает ничего непристойного. И вместо того, чтобы просто всадить клыки в сонную артерию, он обхватил руками голову Вэйлианесса и коснулся губами его губ.

Несколько мгновений – не больше, длившихся вечность.

В любви нет ничего непристойного. Ничего, кроме притворства.

Притворства не было.

– Я люблю тебя.

– Я знаю.

Потом Киммерион медленными глотками пил кровь друга. Возлюбленного? Нет.

В любви нет ничего непристойного.

Притворства не было. Не было и любви. Осталось только холодное, обескровленное тело на дорогом светло-сером ковре и открытое окно, выходящее на восток.

И вампир, одиноко бредущий по улицам Мидиграда. По щекам вампира катились слезы, а тонкие губы шептали – в любви нет ничего непристойного.

Некому было увидеть, как в открытое окно спальни проникает высокая тень. И как эта тень, с тяжелым предметом, завернутым в алый плащ, выходит уже через дверь, проведя в доме около получаса. Она вместе со своей ношей села в подъехавшую закрытую карету, и карета умчалась. Но никто этого не видел. Или просто не обратил внимания…

Киммерион вернулся домой через час после восхода. Следы слез на его щеках давно просохли, искаженные горем черты разгладились, и руки более не дрожали. Но зеленые глаза, в которых вечно бушевали отблески изумрудного огня, потеряли свой лихорадочный блеск, они стали пустыми и безжизненными, и каждый, случайно встретившийся взглядом с эльфом, спешил отвести глаза.

– Доброе утро, милорд, – поприветствовала его Ниалэри, заботливо расправлявшая листья цветов на клумбе, которые пострадали от падения обломившейся ветки вишни.

Ким кивнул в ответ и зашел в дом. Он сразу направился в гостиную.

Окно было распахнуто. По светло-серому ковру рассыпался пепел, повторяющий очертания тела. Там же лежали наполненная пеплом одежда Вэйлианесса и слегка спутанные светло-золотистые пряди его волос.

Несколько минут вампир молча смотрел на то, что осталось от друга. Потом он собрал пепел в небольшую шкатулку, туда же убрал волосы. Ковер эльф отнес на чердак, попросив Ниа, только после этого допущенную в гостиную, позаботиться о том, чтобы новый ковер был доставлен к вечеру. День скрипач провел в своей спальне, то сжимая в руках скрипку, то заходясь короткими спазматическими рыданиями, но вечером уже никто не смог бы догадаться, как тяжело беловолосый эльф переносил потерю друга. Киммерион принял решение и намеревался во что бы то ни стало претворить в жизнь созревший в обезумевшем, но уже холодном и трезвом сознании план.

Александр Здравович должен был умереть. Сейчас или через год – неважно. Но он должен был умереть, и умереть от руки Киммериона.

Киммерион впервые в жизни заглянул в глаза Одиночеству. Нет, он и ранее, бывало, оставался один, но тогда мысли эльфа занимал вопрос – как выжить, и со своей безумной жаждой жить – и отомстить – Ким никогда не задумывался об одиночестве.

Сейчас эльф понял разницу между тем, когда ты один потому, что ты – одиночка, и тем, когда ты один потому, что у тебя никого нет. Два лика одиночества смотрели на него глазами лорда Вэйлианесса Эль’Чанта.

– Милорд, скажите, лорд Вэйлианесс придет сегодня ужинать? – поинтересовалась Ниалэри, когда Киммерион спустился вниз.

– Нет. Лорд Вэйлианесс больше не придет ни завтракать, ни обедать, ни ужинать, – тихо ответил он.

– Но… почему? – растерялась девушка. Она уже привыкла к тому, что последнюю неделю Эль’Чант не покидал дом Кима вовсе, а до того ежедневно проводил в обществе скрипача едва ли не полдня.

– Потому что лорда Вэйлианесса больше нет, Ниа, – еще тише проговорил эльф, опустив голову, и вышел на улицу, успев услышать, как горестно вскрикнула, всплеснув руками, Ниалэри, как она всхлипнула, опускаясь на пол… Но ему сейчас не было до этого дела. Впереди был долгий и сложный разговор, от которого зависело столь многое, и Киммериону следовало к нему подготовиться.

Он быстро шел по улицам, вдыхая воздух вечернего Мидиграда, и никто не подошел к нему выразить восхищение игрой маэстро, никто не попросил автографа, никто не интересовался датой следующего концерта, впрочем, они просто не узнавали Бельвегора Белого Эльфа.

Вместо привычной всем маски, шелкового колета и роскошного плаща снежно-белого цвета на скрипаче был черный кожаный дублет, такие же брюки и темно-серый плащ с капюшоном. Длинные волосы Ким убрал под шляпу, а скрипку оставил дома. Никому и в голову не приходило, что этот лесной эльф со свежим шрамом на щеке и потухшими зелеными глазами имеет что-то общее со знаменитым Бельвегором.

Перед крыльцом «Пушистой наковальни» он на несколько минут задержался. Невидяще глядя на вывеску таверны, Ким раз за разом прогонял в голове предстоящий разговор. И очень надеялся, что его дерзкий план увенчается успехом.

В зале было шумно и накурено. Неудивительно – в дальнем углу смолили трубки трое дворфов – редкие гости в Империи. За несколькими сдвинутыми столами у стены высокий эльф что-то горячо доказывал двум магам невысокого ранга, попивающим вино из высокого и узкого глиняного кувшина. Стражники расслаблялись элем и игрой в кости, несколько легионеров, судя по эмблемам на плечах и груди – из Четвертого легиона, – мрачно уничтожали содержимое пузатой бутыли. Надпись на боку бутыли определяла, что пили доблестные воины не абы что, а отменный орочий самогон.

Вегу Киммерион обнаружил за угловым столом возле камина. Следователь сидел один, пил эль из большой кружки и время от времени отгонял взмахом руки долетавшие к нему через весь зал клубы дыма от дворфова курительного зелья.

Глубоко вдохнув и резко выдохнув, эльф направился мимо столов и скамеек к камину.

– Добрый вечер, виконт, – вежливо поклонился он Веге. Следователь вздрогнул, вырванный его появлением из глубокой задумчивости.

– Здравствуйте, маэстро. Не ожидал вас здесь увидеть.

– Меня привело к вам важное дело. Надеюсь, я не сильно вам помешал?

– Нет, что вы. Очень рад видеть вас в добром здравии. Надеюсь, более эксцессов с вами не происходило?

– Премного благодарен за заботу, виконт. Все в порядке.

Вега поставил кружку на стол и впился взглядом в неожиданного собеседника. Он сразу отметил и свежий шрам на щеке, незамеченный им в особняке Киммериона, и мертвый взгляд изумрудных глаз, из которых исчез вечный огонь неудержимой души, и темные тона одежды… Ему было ясно как день, что что-то случилось. Что-то, что заставило эльфа прийти к нему.

– Киммерион, может, мы оставим фальшивую вежливость и идиотские расшаркивания вроде вопросов о здоровье вашей любимой лошади для тех, кому более нечем заняться, и перейдем сразу к делу? – резко спросил даргел.

– Вы правы, виконт, – Ким слегка склонил голову.

– Я же просил вас называть меня по имени!

– Простите, Вега.

– Что привело вас ко мне? – проговорил следователь уже спокойнее.

– Если вы не против, я предпочел бы говорить об этом в более спокойной обстановке. Здесь слишком шумно, а в таком шуме легко спрятать любопытные уши.

– Мы можем подняться ко мне. Я снимаю здесь несколько комнат во флигеле.

– Это было бы великолепно.

В самой большой из трех комнат, служившей гостиной, Вега достал из бара бутылки коньяка и виски, разлил напитки по бокалам. Усевшись на подоконнике, Ким отметил, что следователь бледнее, чем обычно, а в глубине антрацитовых глаз, пристальный взгляд которых ни на секунду не отрывался от Кима, залегла тень усталости. Глубоко вдохнув и пригубив виски, скрипач начал.

– Простите, но я начну издалека. Так вам будет понятнее причина моей необычной просьбы. Дело в том, что когда я приехал в Мидиград, я встретил здесь женщину. Я был молод и глуп, она – хороша собой… В общем, я влюбился. Первое время все было замечательно. Мне казалось, она отвечает мне взаимностью. А потом она исчезла. Я искал ее всеми доступными мне способами, но так и не нашел. А через три месяца после ее исчезновения я случайно услышал, что на площади Пяти Эшафотов казнят ведьму. Нам, эльфам, чужда человеческая любовь к зрелищам, подобным казням, но что-то заставило меня отправиться на площадь Смерти – ведь так, кажется, называют это место в народе?

Не передать словами, что я почувствовал, видя, как моя возлюбленная кричит от боли, а беспощадный огонь пожирает ее одежду, прекрасные волосы, лижет кожу… Я потерял рассудок. Расшвырял всех, кто был вокруг, прорвался к эшафоту, перерубил мечом цепи… Не знаю, как мне это удалось и почему меня не остановили. Я плохо помню эти минуты… – Ким залпом осушил бокал. В его глазах стояла боль. – Я помню, как прыгнул на эшафот, и у нее в этот момент от жара лопнули глаза… Следующее, что я помню – стражники оттаскивают меня от смердящего куска обгорелой плоти, который еще час назад был молодой женщиной, привлекательной и полной жизни. Естественно, она была уже мертва.

Тринадцатый департамент, отправивший мою возлюбленную на костер, заподозрил меня в соучастии. Ведь ее казнили не за что-то, а за использование запрещенных форм некромантии, за кровавые ритуалы и гримуары, за убийства ни в чем не повинных людей… и эльфов. Я не мог в это верить. Кричал, что она невиновна, что они – бессердечные убийцы, потом – что мне плевать на остальных людей и эльфов, что она…

В общем, я провел немало времени в подземельях ООР и не могу сказать, что у меня сохранились приятные воспоминания о вашем департаменте. Уже потом, когда я оказался на свободе, я начал понимать, что любил чудовище. Понял – но простить не смог. У меня до сих пор перед глазами стоит ее обгорелое тело, и иногда я, проснувшись, чувствую запах горелой плоти. Ее плоти. Теперь вам понятна причина моей ненависти к Александру Здравовичу?

– Вполне, – хрипло отозвался Вега. – Прошу вас, продолжайте, Киммерион.

– Я понимал, что ООР занимался своей работой. Но простить я не мог. Да и сейчас, наверное, еще не могу. Но… – Ким тихо, как-то натянуто рассмеялся. – Природа наградила меня крайне деятельной натурой и любовью к приключениям. Я не могу жить без музыки, но сейчас, в связи с гибелью лорда Эль’Чанта…

– Что? – следователь вскочил, пузатый коньячный бокал выскользнул из его пальцев, разлетелся десятками стеклянных брызг… – Что вы сказали?

– Вы не знали? Сегодня ночью лорд Эль’Чант был убит на окраине Вольного квартала грабителями, когда возвращался от меня к себе домой. Вэйлианесс, безусловно, был прекрасным фехтовальщиком, и в другой ситуации он бы отбился от нападавших, но, к сожалению, он не до конца оправился от раны, полученной во время покушения на меня в Императорском театре, – эльфу удалось без запинки проговорить газетную ложь, с которой он успел познакомиться по дороге в «Пушистую наковальню». ООР, надо отдать им должное, умели работать оперативно, и ни у кого не возникло сомнений, что страшно изуродованное ударами ножей, кистеней и кастетов тело, найденное в канаве, принадлежало именно Эль’Чанту. Киммерион тоже не имел причин сомневаться в мастерстве магов школы Изменения, работавших в Тринадцатом департаменте.

– Примите мои соболезнования, – глухо проговорил даргел и, достав из бара новый бокал, наполнил его до краев. Вампир последовал его примеру. – За достойнейшего из серых эльфов. Да будет земля ему пухом, – и залпом осушил бокал.

– Да будет земля ему пухом, – эхом отозвался скрипач. Он был удивлен. Или Вега настолько прекрасный актер, или он и в самом деле не знал о смерти Вэйлианесса.

– Когда это случилось?

– Примерно за час до рассвета, – ответил эльф, удивленный вопросом.

– За час до рассвета… Он говорил о двух часах… Все сходится, – прошептал следователь так тихо, что Киммерион расслышал эти слова лишь благодаря обостренному в десятки раз слуху вампира. – Продолжайте, прошу вас, – проговорил Вега уже громче.

– Сейчас я в несколько раз сокращу свою концертную деятельность, а в ближайшие два месяца не буду выступать вовсе. Но… Я понимаю, что Вэй погиб из-за меня. Если бы он не бросился между мной и стрелой убийцы, то не был бы ранен, а если бы он не был ранен, то вполне смог бы отбиться от грабителей… И я хочу отомстить за него, – неожиданно резко закончил скрипач.

– Кому? Грабителям?

– И им тоже. Но в первую очередь – Лиге Теней.

– Даже так? – усмехнулся даргел.

– Вега, я знаю, вы следователь ООР. Стало быть, вы работаете со своей группой. Возьмите меня, – уверенно проговорил эльф, глядя прямо в антрацитовые глаза.

Вега не смог – или не посчитал нужным – скрыть своего удивления. Брови его взлетели вверх, губы искривила саркастическая улыбка.

– Киммерион, простите, но вы десять минут назад рассказывали мне о своей лютой ненависти к Тринадцатому департаменту, а теперь хотите вступить в его ряды. Я вас не понимаю.

– Я осознал свою неправоту. Чтобы ненависть пропала, потребуется еще немало времени, но… Я ненавижу вашу организацию сердцем, не разумом. А с тех пор, как погибла моя возлюбленная, я научился держать свои эмоции под контролем.

– Честно говоря, до сих пор я за вами этого не замечал, – усмехнулся даргел.

– Вега, я вас даже не прошу – умоляю – взять меня в команду. Я потерял единственного друга, я не могу больше выступать, я теряю волю к жизни! Мне необходима эта месть! Если вы откажете мне, я сам займусь Лигой, и ваш подвиг, когда вы спасли меня с эшафота, окажется бессмысленным. Я хорошо понимаю, что у меня нет ни единого шанса против этих эльфийских убийц, которых учат их профессии едва ли не с рождения, но меня это не остановит! – Киммерион вскочил, его потухшие было глаза вновь яростно горели. – Мы в ответе за тех, кого приручили! – Вега поперхнулся коньяком. Никак не ожидал он знаменитой цитаты от этого беловолосого эльфа. Впрочем, даргел уже неоднократно убеждался в том, что мудрые люди под разными солнцами разных миров порой произносили одинаковые мудрые слова. А Ким продолжал: – Вы спасли мне жизнь, виконт Вега де Вайл! И теперь…

– Я в ответе за нее? – Следователь насмешливо-вопросительно изогнул бровь. Киммерион смущенно замолчал. Несколько минут прошли в тишине, прерываемой лишь тихим плеском коньяка в бокале де Вайла.

– Простите. Я не сдержался. Наверное, мне не стоило приходить, – наконец заговорил эльф. Тихо и как-то обреченно. – Я должен перед вами извиниться за свои злые слова, которые я бросил вам в лицо, не подумав. Тогда, после того, как вы во второй раз спасли мне жизнь, я… я думал, что Здравович специально подослал вас. Я ошибся. Простите меня. И… прощайте.

Киммерион развернулся и пошел к двери, до последнего момента надеясь, что его пламенная речь возымеет действие, что Вега остановит его и…

Вега не произнес ни слова.

– Прощайте… – Эльф вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. И лицом к лицу столкнулся с Рагдаром.

Северянин окинул скрипача долгим взглядом.

– Дурак ты, эльф. Умный, а какой дурак, – сказал Рагдар и, обойдя застывшего столбом Кима, вошел в квартиру, закрыв за собой дверь.

Вернувшись домой, Киммерион проигнорировал заботливо накрытый Ниалэри ужин и сразу отправился в гостиную. Мельком отметив, что новый ковер как две капли воды похож на старый, эльф уселся в кресло у камина и налил виски в стакан. Его план, казалось, продуманный до мелочей, рассыпался подобно карточному домику.

Тихо вошла Ниа. Взгляд ее покрасневших от слез светло-синих глаз беспокойно скользнул по фигуре скрипача, изваянием застывшей в кресле.

Киммерион впервые за всю свою жизнь не знал, что ему дальше делать.

– Я слушаю.

– Вега, это Александр. Я жду тебя через час. Завтра утром ты вместе со своей группой отправляешься в Париас. Порталом.

– Хорошо.

– Ты хочешь меня о чем-то спросить?

– Да. В моей команде появился новый… сотрудник.

– Кто?

– Киммерион.

Несколько секунд Здравович молчал.

– Хорошо. Зайди к Николасу и возьми у него кольцо, лим и все прочее для своего эльфа. При встрече поговорим об этом твоем «новом члене команды» подробнее. Вега, я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?

– Естественно.

– До завтра. – Глава ООР, как всегда, оборвал разговор в тот момент, когда считал его законченным. Даргел выругался и сунул лим в карман.

Киммерион с сожалением смотрел на пустую бутылку. Виски закончился. Внезапно кольцо Веги у него на пальце начало светиться мягким изумрудным светом. Эльф вспомнил, что ему говорил следователь по поводу кольца, и повернул камень по часовой стрелке.

– Киммерион, какого дьявола мы все должны тебя ждать? – раздался в голове вампира раздраженный голос де Вайла. – Вся команда в сборе, только тебя нет.

– Но я… – пробормотал ошарашенный скрипач.

– Я не желаю слушать твои объяснения и оправдания! У тебя двадцать минут на то, чтобы добраться до «Короны Севера», в противном случае отдам Кирандреллу для опытов. – Вега оборвал связь.

Секунд тридцать Киммерион сидел, тупо уставившись на кольцо, и пытался не слишком трезвым разумом осмыслить услышанное. Потом резко вскочил, на ходу застегивая колет, подхватил шляпу, заправил под нее волосы, набросил на плечи плащ.

– Ниалэри, я уезжаю! Вернусь поздно! – с этими словами эльф стрелой вылетел во двор, бросился к конюшне, строительство которой закончилось неделю назад. Ким за полминуты оседлал великолепного рыжего коня, игнорируя калитку, заставил жеребца перепрыгнуть пятифутовый забор и бешеным галопом помчался к «Короне Севера».

– Ты опоздал на три минуты, – мрачно констатировал Вега, посмотрев на наручные механические часы дворфской работы – баснословно дорогую вещь.

– Я едва не загнал коня! – возразил скрипач, поправляя ножны, сбившиеся во время скачки.

– Это твои проблемы. Запомни – я не терплю, когда члены моей команды опаздывают на назначенные мною встречи.

– Вега, вы меня не…

– Во-первых, изволь называть меня на «ты». Во-вторых, у меня нет времени выслушивать твои оправдания. Мы и так начинаем на полчаса позже из-за тебя. Идем.

Вся команда даргела расположилась в одном из небольших кабинетов на втором этаже. «Корона Севера» была не таверной, а чем-то вроде ресторана приватного типа, и комнат для постояльцев здесь не держали.

Вокруг стола причудливой формы расположились: уже знакомый Киммериону варвар Рагдар, задумчиво изучающий этикетку на одной из стоящих на столе бутылок. Коротко стриженный стройный молодой человек в одежде мага, быстро что-то строчащий в пухлом блокноте. Невысокий мужчина лет сорока, с объемным брюшком и умными глазами, на губах которого играла загадочная улыбка человека, всегда знающего чуть больше, чем остальные.

– Этот тощий – Ларис, наш маг, выпускник Университета. Не в меру умный пузан – Вернер де Рогед, аналитик. Рагдара и меня ты знаешь. Господа раздолбаи, имею честь представить вам нового члена команды. Киммерион, он же Бельвегор Белый Эльф. Пока не придумаем занятие по силам – штатный музыкант и некоторая боевая поддержка. Ким, не стой столбом, садись. Вина не предлагаю, ты и без того нетрезв. Надеюсь, в последний раз.

Скрипач, все еще пребывающий в состоянии шока, усугубленном необычайной манерой речи Веги, тихо сел на диванчик рядом с Рагдаром. Северянин дружески кивнул ему и вернулся к изучению этикетки.

– Итак, господа, завтра утром мы с вами отправляемся в Хайклиф. Порталом, который обеспечат наши маги, – Ларис, я не про тебя. Я еще помню, как ты ночью телепортировал нас в «Кошку», а оказались мы в фонтане на аллее Скрещенных Шпаг.

Юный маг тут же принялся оправдываться.

Тем временем немного пришедший в себя эльф присмотрелся к следователю. И понял, что за массой ироничности и шутливости Вега прячет крайнюю раздраженность и злость.

– Ладно, господа, пошутили – и хватит, – оборвал оправдания мага и шуточки остальных даргел. Теперь поговорим о деле. Кстати, Киммерион, это тебе – лим, кольцо и прочие полезные и не очень вещицы. Об их прямом назначении я расскажу тебе позже, консультацию по применению артефактов для иных целей проведет Рагдар. Если захочет. Повторяю, господа, – завтра мы отправляемся в Хайклиф. Там мы должны отыскать одну женщину. Серую эльфу. Ее зовут Алиссара Янатари, и она – Идущая в Тени. Наша задача – отыскать ее и помочь целой добраться до Мидиграда. Подчеркиваю – помочь, а не заставить.

– Подожди, капитан, но… Я не совсем понимаю, как это может быть – серая во главе Лиги. Да еще и женщина, – проговорил Вернер.

Вега вздохнул, восстанавливая в памяти разговор с Александром.

– Я надеюсь, ты понял, что Алиссара должна отправиться с вами в Мидиград добровольно?

– Разумеется, – глухо проговорил даргел. Он находился в состоянии крайнего бешенства. Раздражало все. – Но я так и не понял, что нам делать, если она пошлет нас к Ярлигу в задницу.

– Во-первых, не выражайся в моем присутствии. Во-вторых… Если Алиссара откажется, передай, что я очень прошу ее со мной встретиться. Просто очень прошу.

Вега усмехнулся. Он впервые слышал, чтобы Здравович кого-то о чем-либо просил.

– Как прикажете. Где именно нам ее искать?

– Она направляется по окраинам Империи в сторону эльфийских лесов. Одна. Примерно через неделю Алиссара будет проезжать через Хайклиф. Вы должны нагнать ее и предложить помощь. Просто как случайные путники, которые решили оказать услугу молодой и привлекательной девушке.

– Как прикажете.

– Только если вам не удастся дипломатически – подчеркиваю, дипломатически – уговорить ее принять вашу помощь, ты должен передать ей мою просьбу.

– Как прикажете, – в третий раз повторил даргел.

– Что ты заладил – «как прикажете» да «как прикажете»?

Вега поймал взгляд Александра и смотрел в глаза шефу в течение нескольких минут.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил Здравович, прерывая затянувшееся молчание. Это молчание вернее всяких слов сказало следователю, что от него скрывают немалую часть информации.

– Да, – де Вайл дерзко вскинул голову, не отводя взгляд.

– Я тебя слушаю.

– Александр, если вы планируете и далее использовать меня как инструмент, не имеющий собственной воли и собственных мозгов, то не ждите от меня иных результатов, – с вызовом проговорил Вега.

Здравович скривил губы в подобии улыбки. Даргелу стало не по себе. Он только сейчас понял, сколь остер клинок, на лезвии которого он так дерзко балансировал.

– О чем ты?

– Об Алиссаре Янатари. О серой эльфе, которая стала Идущей в Тени не без вашего участия. Вы хотели получить лояльность Лиги Теней, но, насколько мне известно, эта интрига заняла достойное место в кратком списке тех интриг, что завершились не так, как вам хотелось бы.

Все. Слова были сказаны, и назад пути не было. Вега понимал – либо Александр даст ему полную информацию, либо… Об этом «либо» не хотелось даже думать. Никто не мог без риска для жизни говорить Александру Здравовичу то, что только что сказал даргел.

– Продолжай, Вега. Что еще ты якобы знаешь о том, как Алиссара стала Идущей в Тени?

Отступать было некуда. И в который раз де Вайл начал игру по правилам «пан или пропал».

– Я не знаю, как именно вы сделали девушку Идущей. Но догадываюсь, что о ней вы мало думали в тот момент. Серая эльфа встала во главе Лиги Теней – в этом ваш замысел увенчался успехом. Но вы просчитались в другом – Янатари каким-то образом узнала о том, что вы были причастны к этому, и Империя не получила лояльности Лиги. Все осталось по прежнему. Потом, как нам известно, она потеряла свое место, но почему-то осталась жива, и теперь, когда эльфийские ассасины начали нарушать собственные принципы, которые столетиями неукоснительно соблюдали, вы хотите, чтобы Алиссара навела в Лиге порядок, более того, собираетесь ей помочь. Ради все той же набившей оскомину лояльности, – Вега замолчал. Но взгляд так и не отвел.

Александр усмехнулся. Подошел к бару, наполнил бокал красным вином, пригубил.

– Знаешь, я вот сейчас стою и думаю, а почему бы мне вот прямо сейчас не отправить тебя в подземелья? Заодно можно было бы и разобраться и с твоей странной неуязвимостью, и с тем, что ты вообще такое. Или попросту не зарубить тебя на месте, как я обычно поступаю с теми, кто слишком много знает и слишком много дерзит.

– Почему вы этого не сделаете? Потому что вам позарез нужны такие люди, как я, даже если они не совсем люди. Я пришел к этим выводам, имея минимум информации, и, как вижу, ни в чем не ошибся?

Глаза Здравовича опасно сверкнули. Он мгновенно обернулся к Веге, чуть пригнулся и прыгнул. Даргел почувствовал, что его сознание словно бы обволакивает туман, и спустя секунду обнаружил, что стоит у самой стены. Александр был в двух футах от него. В руке главы Тринадцатого департамента блестел меч, с которым тот никогда не расставался.

Искусно украшенный меч из метеоритной стали, отливающей фиолетовым. Неизвестные Веге руны покрывали бритвенно-острый клинок. И бешеная, абсолютно сумасшедшая магическая аура такой силы, что прекрасно зачарованные катаны самого следователя на фоне меча Здравовича казались детскими игрушками. Таков был Сюзерен.

Александр стоял спокойно и прямо, без красивых и порой функциональных стоек, так любимых фехтовальщиками современности. Его правая рука, сжимающая меч, была вытянута параллельно полу, и острие лезвия касалось горла Веги. На мгновение взгляд даргела скользнул по клинку, обращенному плоскостью вверх, и остановился на лице Здравовича.

– Да, я сделал Алиссару Янатари Идущей в Тени. Да, я не считался с ее чувствами, позволив спятившему Тоандерису убить ее возлюбленного. Камешек был сдвинут, и лавина понеслась, – медленно и тихо заговорил Александр. – Понеслась, погребая под собой все надежды юной и прекрасной серой эльфы на любовь и тому подобные бессмыслицы. Я не считался с ее чувствами, помогая ей попасть в ситуацию, которая не оставила воинам Лиги ни единого шанса опровергнуть ее право стать во главе Лиги и не дала бы ей возможности отказаться. Я абсолютно сознательно позволил погибнуть многим из тех, кто был ей дорог. Я действительно просчитал все, и место Идущего в Тени заняла моя ставленница. Растоптав ее чувства, я сделал ее Идущей. Я шел на жертвы, я сознательно жертвовал счастьем этой прекрасной и доброй девушки. И не только ее счастьем. К сожалению, она узнала о моем участии в ее возвышении и возненавидела меня. У нее было на то достаточно причин. И сейчас… – Острие Сюзерена слегка прорвало кожу. Вега едва сдержался, чтобы не рвануться в сторону, получая очередной шрам на шее, но спасая жизнь. Он уже понял, что напитанная магией метеоритная сталь Сюзерена убьет его так же верно, как обычное железо убивает обычных людей. – Сейчас я предлагаю Алиссаре помощь, все так же рассчитывая на дальнейшую лояльность Лиги, когда Янатари вновь подчинит клан эльфийских ассасинов себе. Я готов к тому, что она, как ты выразился, пошлет меня к Ярлигу. Но я готов оказать ей помощь безвозмездно. Сделать кое-что, что не потребует от меня почти никаких усилий, а ей будет полезно. Просто в память о том, что ей наплевать, какой там департамент я возглавляю. Я все сказал. Ты доволен?

– Вполне, – прохрипел даргел, начиная понимать, как себя чувствуют несчастные бабочки, пришпиленные к картонке иглой энтомолога.

– Прекрасно. В таком случае я считаю, что ты понял слишком много. – Рука Александра метнулась назад и тут же, как распрямленная пружина, – вперед. Здравович сделал полшага к Веге, выпрямляя руку, – от такого удара нельзя было уклониться.

Неведомая сила вырвала Сюзерен из руки главы Тринадцатого департамента. Меч красиво прокувыркался в воздухе и по середину лезвия вонзился в противоположную стену кабинета. Взрезанный воздух растревоженно загудел. Этот звук всколыхнул в глубине памяти Веги самые опасные моменты его жизни. И даргел понял, что еще никогда не был так близок к смерти, как сейчас.

Александр оцепенел. Красно-карие глаза не отрывались от рукояти Сюзерена, резкие черты лица исказила легкая судорога, как ни странно сделав его менее отталкивающим, чем обычно. Сперва де Вайл не мог понять, отчего, но потом вдруг осознал – искажение раздробило бесстрастную маску Здравовича.

Впрочем, сейчас даргела заботил иной вопрос: как ему действовать в создавшейся ситуации. И ответ неожиданно пришел сам собой. Вега отлепился от стены – нельзя сказать, что ему это удалось без труда, – и подошел к торчащему из стены мечу. Пальцы, затянутые в мягкую кожу перчаток, сомкнулись на рукояти.

Ему показалось, что мир вокруг взорвался. Хоть и ограниченный, но контакт с таким могущественным артефактом мгновенно лишил даргела той энергии, которую он скопил за сутки, прошедшие с момента битвы с мертвым эльфом. Вега чувствовал, как некто, обладающий невероятной силой и волей, пытается вторгнуться в его разум и взять под контроль. Сжав зубы, следователь бросил навстречу надвигающемуся нечто копье из останков собственных сил. Копье разлетелось вдребезги, просто не замеченное. Щупальца чужого, могучего разума уже вторгались в разум Веги, походя снося лихорадочно выстраемые защиты.

И даргел сделал единственно правильное в этой ситуации. Он призвал на помощь свои чувства. Однажды это уже спасло ему жизнь, теперь должно было спасти рассудок. Собрав все свои эмоции, в сотую долю секунды разбудив все те чувства, что уже многие годы дремали в глубинах души, даргел слепил их в тугой снаряд и уже хотел атаковать, но…

Его спасла интуиция. В сотый или в тысячный раз. Вега вдруг понял, что даже этих сил для атаки не хватит. И вместо того чтобы ударить, он полностью раскрылся перед разумом Сюзерена.

Ответ пришел незамедлительно. Следователь почувствовал, как меч полностью впитал в себя его силу и спустя мгновение вернул обратно. И Вега понял, с кем имеет дело.

Открыв глаза, следователь пошатнулся. Такого он не ожидал. А в его голове раздался спокойный, уверенный в себе голос меча. Точнее – того, часть чьей души по собственной воле навсегда поселилась в мече Александра Здравовича несколько тысячелетий назад.

«Ты хорош, Вега де Вайл. И ты мне нравишься. Я доволен».

Следователь обернулся к Александру. Тот стоял, бледный более обычного, и не отводил взгляда от пальцев даргела, сомкнувшихся на рукояти Сюзерена.

Вега медленно подошел и протянул клинок Здравовичу. Рукоятью вперед.

– Я прошу простить меня за излишнюю настойчивость. Видимо, я должен был довольствоваться той информацией, которой вы сочли нужным со мной поделиться, – холодно проговорил он.

– Нет. Ты был прав, – выдохнул глава Тринадцатого департамента, принимая меч и вкладывая его в ножны. – Ты был прав, а я – нет. Что же, теперь у тебя есть вся общая информация об этом деле. Если хочешь подробности – я дам тебе доступ к этим документам.

– В этом нет необходимости. Я понял все, что мне нужно было понять.

В глазах Здравовича на миг вспыхнул опасный огонек. Вспыхнул и тут же погас. Потому что во взгляде Веги Александр прочел осуждение, понимание и… сочувствие.

– Не понимаешь, Вернер. И не должен. Я и сам не совсем понимаю, – солгал Вега после короткой заминки. – Впрочем, нас это не очень-то касается. Задача ясна? В таком случае, я жду вас всех на Охотничьей, тринадцать. Оттуда мы отправляемся порталом в Париас. Киммерион, задержись минут на двадцать.

Оставшись один на один с даргелом, Ким все же позволил себе под неодобрительным взглядом новоиспеченного шефа сделать несколько глотков вина.

– Ну, что скажешь… следователь ООР? – насмешливо поинтересовался Вега.

– Спасибо. Я не ожидал, – честно ответил эльф. – Но почему ты изменил свое решение?

– Я его не менял. С самого начала решив взять тебя в команду, я все же не мог действовать без разрешения сверху. Скажу честно – уговорить Александра было не так-то просто, и я надеюсь, что ты не заставишь меня пожалеть о моем решении.

– Это коронная фраза всех работников Тринадцатого? – Ким усмехнулся. – Кайран после нашей дуэли говорил то же самое.

– Наша коронная фраза – «как любопытно», – автоматически ответил Вега. – Подожди, ты хочешь сказать, что ты дрался с Кайраном на дуэли и остался жив?

– Я и сам удивляюсь, на какие только глупости я не был способен, – тихо рассмеялся Киммерион, в глубине души отчего-то чувствуя себя виноватым. – Вега, я потерял всех, кто что-то для меня значил. И всех – по вине Тринадцатого департамента. Де Марано убил на дуэли моего учителя. Раньше сожгли на костре женщину, которую я любил.

– И Эль’Чант тоже погиб по нашей вине, – прервал его Вега. – Я не в курсе подробностей, но уже знаю, что та версия, о которой трубят газеты, – ложь от первого и до последнего слова. Как твоя история про любимую женщину.

Скрипач побледнел. Неужели…

– Вега, ты…

– Я не прошу объяснений. И считаю, что ты вправе не раскрывать мне истинную подоплеку своей ненависти к Александру. Но настоятельно прошу мне более не лгать. Если я вдруг спрошу тебя о том, о чем ты не желаешь говорить, – промолчи, откажись отвечать, но не лги.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул эльф.

– В таком случае – добро пожаловать в команду, Киммерион.

Глава XXV Меж двух огней

Его разбудило ржание лошади. Не испуганное, не встревоженное, вызванное приближением врага, а спокойное и радостное ржание коня, вернувшегося домой, к кормушке и теплому деннику. Несколько минут Мантикора спокойно лежал, не открывая глаз, и слушал это ржание, смех Лианны, ее ласковый голос – она очень любила своего трехлетку, которого Талеанис подарил ей два месяца назад. Потом он встал, натянул штаны и рубашку и, выйдя на крыльцо, окинул двор долгим взглядом.

Полуэльф сам построил этот дом за три месяца. Лианна готовила еду на костре, стирала, помогала по мере скромных своих сил, но дом Талеанис построил сам, лишь по минимуму прибегая к помощи жителей близлежащей деревни. Дом был небольшой: подвал для хранения продуктов, кухня, прихожая и две комнаты на первом этаже, и две комнаты на втором, да еще открытая веранда с видом на сад, и чердак. За домом располагался огород, в котором хозяйничала Лианна, владевшая некоторыми секретами друидической магии эльфов, а крыльцо и веранда выходили в цветочный сад, обрамленный ягодными кустами, за которыми росли яблони, сливы и вишни – удалось найти местечко, где эти деревья росли сами по себе. Слева располагалась конюшня. Возле нее полуэльфочка вышагивала разгоряченного бешеной скачкой коня.

Мантикора в который раз залюбовался ею. Буйная грива рыжих волос, перечеркнутая белой прядью, в беспорядке рассыпалась по спине, длинная, широкая юбка, плотно облегающая бедра, а дальше свободная, краем подола была заткнута за пояс и шелестела под порывами ветра, приоткрывая до колена стройную ножку. Оборки обтягивающей небольшую грудь блузки растрепались. Прошел год с тех пор, как Талеанис встретил Лианну, и за это время она несказанно похорошела.

– Доброе утро, – улыбнулась девочка полуэльфу.

– Привет! Куда ездила?

– В деревню, к Акретам за продуктами, – ответила она, привязывая жеребчика к коновязи и подходя к крыльцу. – Старый Эльт опять пьет. И несет всякую чушь про День Возмездия.

– Это что-то новенькое!

– Все такой же бред, как и раньше. Якобы есть день в году, когда к каждому являются те, кого он убил ни за что, и требуют сатес… ситес… сетесфикции, – старательно проговорила Лианна трудное слово.

– Сатисфакции. – Мантикора рассмеялся. – Что, Эльт так и сказал?

– Ну да, а когда я попросила объяснить, он сказал, что это вроде как месть. Ну, они невинно убиты и приходят к убийце мстить. Но это только если убить их в этот самый День Возмездия, – пояснила девочка, поправляя юбку и усаживаясь на перила. – Интересно, кого убил Эльт? Мне кажется, он вообще не способен кого-то убить, он же старый и больной.

– Может, раньше он был сильный, молодой и здоровый, – взъерошив волосы, усмехнулся полуэльф. – Когда, говоришь, этот День Возмездия?

– Завтра. И это не я говорю, а старый Эльт. И не мог он быть молодым, он всегда бы такой. Я у парней в деревне спрашивала.

– А сколько тем парням?

– О, они уже взрослые, как и я – одному тринадцать, другому четырнадцать, еще троим по пятнадцать, а Никсу целых шестнадцать лет! У него даже меч настоящий есть, и он хочет стать легионером. Но у меня меч лучше, – похвасталась Лианна, не замечая, как внезапно побледнел Мантикора. – Ладно, хватит о всякой ерунде. Ты завтракал?

– Я проснулся десять минут назад. – Полуэльф заставил себя улыбнуться. – Пойдем, поедим.

День прошел в повседневных хлопотах, и Талеанис не заметил, как наступил вечер. Только когда солнце уже зашло и Лианна, позевывая, отправилась спать, он понял, что через час наступит полночь, а сразу после нее начнется День Возмездия. И день годовщины гибели эльфийской деревни близ озера Крионэ.

Полуэльфу везло как утопленнику. Он исхитрился устроить резню именно в День Возмездия.

Перевалило за полночь. Мантикора сидел на террасе, положив перед собой на стол обнаженный меч, и время от времени прикладывался к бутылке с крепким вином. Погода на улице была мерзкая, под стать настроению Талеаниса – глухо, зловеще завывая, дул пронизывающий ветер, небо, затянутое свинцовыми тучами, казалось черным, а сильный косой дождь захлестывал через перила на веранду.

Уже давно полуэльф не был так напряжен, как сейчас. Перед глазами вновь и вновь всплывали картины той жуткой резни в деревне, которую он устроил, мертвые глаза седой эльфы, сестры отца Лианны, плач маленькой полуэльфы, крики эльфочек, которых резали на алтаре слуги Левиафана, и яростный взгляд Маалинни, выкрикивающей слова проклятия…

Что было виной тому, что Талеанис через некоторое время забылся тяжелым сном? Может, чересчур крепкое вино, может, сказалось перенапряжение, а может, на то была чья-то воля… Как бы то не было, в три часа пополуночи Мантикора вдруг открыл глаза и с ужасом понял две вещи – во-первых, то, что он уснул, а во-вторых, то, что проснулся он от чьих-то тихих шагов.

– Не стоит хвататься за меч, полуэльф, – прозвучал тихий голос за его спиной. Естественно, первое, что сделал Мантикора – пренебрег просьбой ночного визитера. Точнее, визитерши. – Опусти клинок. Даже если ты захочешь меня убить, боюсь, тебе это не удастся. Я уже мертва, – Маалинни обошла застывшего в ступоре Талеаниса и грациозно, как это могут делать только эльфы, опустилась на стул.

– Ты?

– А кого ты ждал увидеть в Ночь Возмездия? Все наше поселение в полном составе? Не трясись от страха, полуэльф, я пришла не ради мести, – закинув ногу на ногу, эльфа достала из воздуха тонкий, высокий бокал, наполненный янтарной жидкостью.

– Тогда ради чего? – хрипло спросил Талеанис, опуская меч.

– Передать тебе весточку от Дианари. – Ярко-зеленые глаза впились в собеседника.

Мантикора вздрогнул. И поневоле вспомнил слова Оракхана: «Дианари справится сама, ну а тебе судьей станет твоя собственная совесть…»

– И что она просила мне передать? – так же хрипло проговорил он.

– Что каждый выбирает свой путь в жизни, но не все дороги сходятся с той, по которой идет она. Я думаю, ты понимаешь, о чем речь.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он согласно опустил голову. Пальцы левой руки сжались на медальоне, совмещавшем в себе символ ордена Мерцающей Звезды и святой знак богини. Цепочка, сделанная из мифрила – одного из прочнейших металлов в мире, оборвалась словно бы сама собой.

– Я понял…

– Знаешь, я много раз думала о нашей с тобой встрече, полуэльф, – задумчиво проговорила Маалинни, не прекращая пристально разглядывать Талеаниса. Поначалу я хотела тебя убить за то, что ты со мной сделал. Не надо оправдываться, что ты был под действием наркотика и заклятий, – ведь ты мог отказаться от них еще раньше. Любой эльф на твоем месте так и поступил бы, но ведь ты – получеловек… Впрочем, это уже не мое дело. Но ты не представляешь себе, как я была счастлива, когда ты на собственной шкуре понял, что такое, когда тебя жестоко убивают, измываются, насилуют… Каково тебе было оказаться в моей шкуре, а, полуэльф? – Маалинни перегнулась через разделявший их стол, ее глаза и глаза Талеаниса разделяло не более пяти дюймов. – Отвечай!

– Паршиво, – тихо проговорил Мантикора, отводя взгляд.

Эльфа откинулась на спинку плетеного кресла.

– Я не ожидала, что ты ответишь, – сказала она после нескольких минут молчания. – Чуть больше полугода назад Дианари просила меня снять с тебя проклятие. Я ей отказала. Понимаешь, отказала своей богине. Можешь себе представить, как я тебя ненавидела?

– Могу.

– Вряд ли, – помолчав, Маалинни продолжила. – Потом я все же согласилась изменить первоначальное условие. Может, ты знаешь, что практически любое проклятие может быть снято без помощи магии и священников, если выполнить ограничительное условие? Так вот, твоим условием было исчезновение Варпа, энергии Хаоса в нашем мире. Условие, по сути, невыполнимое. Но я изменила его. Если ты в течение десяти лет не прольешь крови эльфов, проклятие потеряет свою силу, но если хоть один Перворожденный погибнет за это время от твоей руки – никогда не бывать в этом мире расе полуэльфов! Не смотри на меня так, это я должна тебя ненавидеть. Впрочем, не надо недооценивать Дианари. Она понимала, что есть место случайности и что несправедливо будет, если ты даже не сможешь защититься от разбойников, буде в их числе окажутся мои собратья. И я добавила еще одно условие. Проклятие исчезнет, если ты убьешь Левиафана.

– Тогда к чему эти красивые слова о том, что каждый сам выбирает свой путь? – горько спросил Талеанис. – Зачем, если Дианари не позволяет мне решить самому? Для чего, когда я так или иначе вынужден попытаться его убить?

– А теперь ты недооцениваешь меня, полуэльф. Дианари не знает, в чем суть второго ограничителя, – рассмеялась эльфа. – Так что выбор за тобой. Живи спокойно и не трогай моих родичей – и я тебя прощу. Но не дай боги ты – случайно, намеренно, своими руками или чужими – погубишь хоть кого-то из Перворожденных – конец и тебе, и твоей расе. И это будет необратимо – магия проклятия изменит саму генетику полукровок, и они не смогут иметь детей. А женщины-полуэльфы и вовсе от рождения будут стерильны. Я не знаю, сможет ли эту генетическую мутацию пережить организм созревшей женщины-полукровки, но если нет – мне действительно жаль Лианну.

– Ты жестока… – пробормотал Мантикора.

– В меньшей степени, чем ты, полуэльф, – Маалинни встала. – Я, по крайней мере, предоставляю тебе выбор. Ты мне подобной милости не оказал. Скажу честно, я не верю в то, что ты сможешь выполнить первое условие, и знаю, что не станешь выполнять второе. Но выбор я тебе предоставила. Прощай, полуэльф.

Эльфа исчезла. Без спецэффектов и вспышек, она просто растаяла в воздухе. И уже из ниоткуда прозвучал голос:

– Дианари сказала, что медальон можешь оставить на память. – Маалинни «забыла» упомянуть, что эльфийская богиня также говорила о том, что если полуэльф окажется в беде, он может позвать ее на помощь.

Истаяли давно последние отголоски слов эльфы, а Талеанис все так же сидел, сжав в правой руке рукоять меча, а в левой – медальон. Внутренний взор никак не желал отпустить всплывший из памяти образ темноволосой богини, ее пронзительные умные глаза… Клятва рыцаря ордена Мерцающей Звезды звенела в ушах полуэльфа.

И Мантикора не придумал ничего лучше, кроме как напиться до потери сознания. Впрочем, если бы не вмешательство того, о ком Талеанис даже не догадывался, это было бы лучшим выходом.

Пробуждение было отвратительным. Собраться с силами и открыть глаза оказалось почти непосильной задачей, но с третьей или с четвертой попытки Талеанис справился. Первое, что он увидел, это толстые переплетенные бревна вместо потолка. При попытке шевельнуться голову словно бы пронзили заточенным стальным прутом. Бревна опасно зашатались и заскрипели. Только тогда полуэльф сообразил, что это вовсе не бревна, а прутья, из которых сплетен стол. Мантикора спал за этим самым столом, положив голову на сложенные перед собой руки. «Это же надо было так напиться, – подумал он. – Бревна!»

– Доброе утро, господин Талеанис, – прозвучал рядом спокойный мужской голос.

Пальцы правой руки мгновенно оплелись вокруг рукояти меча. Полуэльф вскочил на ноги, готовый к атаке.

За столом, напротив кресла, где только что он спал, сидел невысокий худощавый париасец с некрасивым лицом и умными глазами.

– Не стоит тут же хвататься за оружие, господин Талеанис, – спокойно добавил незнакомец. Он говорил на хорошем имперском языке с едва заметным акцентом. – Пока что я пришел сюда не как враг вам. Впрочем, другом называться тоже не стану.

– Кто ты такой? – спросил Мантикора, все еще не опуская меч.

– Мое имя вам ни о чем не скажет, впрочем, я все равно назову его вам. Меня зовут Маар-си, господин Талеанис, и я, как вам не прискорбно будет это услышать, посланник лорда Левиафана, – грустно улыбнулся париасец. – Прошу вас, во избежание недоразумений и неприятностей для маленькой Лианны, все же отложите в сторону ваш меч.

В первое мгновение Мантикора едва справился с порывом прыгнуть вперед, схватить визитера за горло и выбить из него, где Лианна. Полуэльф не сомневался, что в доме девочки точно нет. Но спокойный голос и пронзительный взгляд человека, не побоявшегося без оружия прийти в его дом, вызвали странное уважение и успокоили Мантикору.

– Что вам надо? – хрипло проговорил он, опуская клинок и всем телом ощущая накатившее похмелье.

– Для начала и облегчения последующей беседы я бы попросил вас все же убрать меч в ножны и выпить это, – Маар-си протянул полуэльфу кружку с ароматным травяным настоем. – Это облегчит ваши муки, вызванные вчерашним злоупотреблением.

По-прежнему не доверяя непрошеному гостю, Мантикора все же переложил клинок из правой руки в левую и взял кружку. Горячий, густой напиток с необычным ароматом и вкусом пламенной волной прокатился по жилам, словно бы очищая кровь от воздействия алкоголя. Допив настой, Талеанис почувствовал себя значительно лучше.

– Где Лианна? – спросил он, едва обретя способность связно мыслить.

– Девочка в данный момент находится у меня в гостях, – улыбнулся Маар-си.

– Я буду с вами о чем-либо разговаривать лишь тогда, когда она окажется здесь, – категорично заявил полуэльф. Его ужасала сама мысль о том, что Лианна, его Лианна находится в непосредственной близости от этого чудовища, Левиафана.

– К сожалению, это невозможно. Я охотно верю, что вы стали бы со мной разговаривать, спи сейчас девочка мирным сном в своей комнате, но ни на минуту не допускаю мысли, что, выслушав мои слова, вы не велели бы мне убираться к Ярлиговой матери. Вы воспринимаете меня как врага, и никакое ваше честное слово не будет для вас иметь значение. – В голосе париасца звучала скука, словно бы ему приходилось растолковывать непонятливому собеседнику естественные и общеизвестные вещи.

– Какие у меня гарантии в том, что с Лианной ничего не случится? Я видел, что собой представляет Левиафан, и не верю, что молодая и красивая девушка может оставаться в безопасности, находясь рядом с ним!

– Господин Талеанис, на ваше счастье и счастье Лианны, лорд Левиафан сейчас очень занят и поручил мне позаботиться о том, чтобы девочка оставалась в наших руках, а вы не пытались нам помешать и, более того, помогли бы. Лианна сейчас находится у меня, и лорду Левиафану нет до нее дела. Пока вы выполняете то, что от вас требуется, с ней ничего не случится, но я не советовал бы вам, господин Талеанис, злоупотреблять терпением лорда Левиафана. Он может, разозлившись, не обратить внимания на данное мной слово, что с девочкой все будет в порядке, и… Вы сами понимаете.

– Понимаю, как же не понимать, – прошипел Мантикора сквозь сжатые зубы. Его душили ненависть и ярость, в первую очередь обращенные на самого себя. Не уследил, не уберег, не сохранил самое свое драгоценное, что только могло быть… – Но вы мне пока никакого слова не давали!

– Это легко исправить, господин Талеанис, – в который раз улыбнулся Маар-си. Полуэльфа уже раздражала эта его странная, немного печальная улыбка. – Но, как вы понимаете, я не могу вам гарантировать ровным счетом ничего, пока вы не пообещаете мне выполнить условия лорда Левиафана. Думаю, мне нет нужды пояснять вам, какая судьба ждет девочку в случае вашего отказа.

В воздухе повисла глухая, давящая тишина. Полуэльф лихорадочно просчитывал в уме варианты развития событий и не находил выход. Исходов было два: либо он соглашается и служит столь ненавистному существу, как Левиафан, навсегда забыв о грустных и мудрых глазах Дианари, либо он отказывается, и… Треклятая память тут же услужливо подбросила воспоминание о несчастной тифлинге и ее судьбе. Мантикора на миг представил на ее месте Лианну и содрогнулся всем телом.

– Что я должен делать? – тихо спросил он.

– Ничего такого, что было бы вам не по силам. Вскоре в окрестностях будет проходить небольшая компания. Их трое – слепая девушка со светло-золотыми волосами и белым посохом, татуированный орк с коротким чубом и рыцарь из Ордена Грифона, с мечом, но без доспеха.

– Приметная компания, ничего не скажешь.

– Абсолютно верно подмечено, господин Талеанис. Ваша задача – предложить им кров на ночь и ужин, а также разговорить рыцаря. Он расскажет вам о своей встрече с лордом Левиафаном и намерениях своих и его друзей. Если вы, конечно, будете задавать правильные вопросы.

– С чего вдруг этому рыцарю откровенничать со мной?

– С того, что в вино, которым вы будете его угощать, вы добавите содержимое этого флакона, – Маар-си выложил на стол небольшой пузырек из прозрачного стекла, наполненный красноватой жидкостью, напоминающей вино.

– Хорошо.

– Далее, если вам удастся вытянуть из него информацию, – а я верю, что вам это удастся, – вы должны отправиться с ними в Хайклиф – именно там господин рыцарь надеется найти лорда Левиафана. Впрочем, небезосновательно надеется. Ваша задача – при помощи артефакта, который я вам дам, сообщать мне о каждом их шаге.

– Хорошо. Когда я увижу Лианну?

– К сожалению, это решаю не я. Но обещаю приложить все усилия к тому, чтобы лорд Левиафан как можно скорее остался доволен результатами нашей с вами совместной работы. И, естественно, я даю вам слово, что пока вы добросовестно выполняете свои обязательства, с головы Лианны и волос не упадет. Я надеюсь на понимание с вашей стороны.

– Взаимно.

– В таком случае, если вы более ничего не желаете мне сказать, разрешите откланяться. Вот кольцо для связи – вам нужно будет всего лишь повернуть камень и мысленно четко назвать мое имя. До связи, господин Талеанис. И, ради вашей девочки, прошу – будьте благоразумны.

Маар-си встал, коротко поклонился и вышел, оставив полуэльфа наедине с тяжкими раздумьями.

Мантикора мутным взглядом обвел пустые бутылки, в немалом количестве скопившиеся под столом. Утренний разговор никак не шел из головы, хотя полуэльф и старался забыться в алкогольном бреду. Удивляло все – и вежливость, с которой говорил париасец, и его обещание лично позаботиться о безопасности Лианны, и сквозившая в голосе странная смесь жалости и презрения…

И, конечно, Талеанису не давала покоя мысль о девочке. Он боялся за нее, боялся безумно, и еще он боялся себя и своего страха. Только теперь, находясь в шаге от того, чтобы потерять Лианну, полуэльф осознал, как дорога она стала ему. И как сильно он ее любит.

Но больше всего Мантикора сейчас боялся, что ему когда-нибудь придется вновь посмотреть во всевидящие глаза Дианари и увидеть в них… что увидеть? Он не знал. Но был уверен, что ничего хорошего точно не будет. Если Мерцающая Звезда вообще позволит ему посмотреть ей в глаза, конечно, а не уничтожит при первой же встрече…

В общем, полуэльфу было плохо, как еще никогда в жизни. И потому он сперва не обратил внимания на необычную компанию, подходящую к его дому. Слепая девушка с золотыми волосами и белым посохом несла в руках лютню без чехла и что-то тихо наигрывала, татуированный орк с коротким чубом и рыцарь из Ордена Грифона, с мечом, но без доспеха, яростно спорили.

Перепутанные нити Судьбы начинали сплетаться в понятный одному лишь Создателю узор.

Близился Час несчастного мира. И где-то очень далеко Палач открыл глаза и внимательно всмотрелся в пылающее тревожными огнями энергетическое поле, окружающее сферу, в которую был заключен мир. Всмотрелся – и запомнил. Мир еще не звал его, и Палач не чувствовал, чтобы воля Создателя посылала его на Суд, но это вскоре должно было произойти.

Хранитель Прайма, вышедший в тот момент из таверны на пути к Ямато, столице Номикана, почувствовал внимание Палача и тихо выругался. Времени оставалось совсем немного.

В Цитадели Безумия, медленно плывущей по бескрайнему Междумирью, серебряная дракона бросилась к терминалу, устанавливая связь с теми Хранителями, с которыми вместе она контролировала сектор h-35.

Творец Прайма Раадан на далекой Земле захлопнул крышку ноутбука, перешел в свою вселенную и вслушался в фон миров. И проявление интереса Палача к миру, на который были возложены им немалые надежды, ему очень не понравилось. Он и сам был обеспокоен происходящим в том мире, но сейчас создавались какие-то совсем уж непредставимые кармические завязки.

Что-то начиналось…

Конец первой части…

Санкт-Петербург, март – август 2007 года,январь 2008 года.

Примечания

1

Имеется в виду Нижний город, подземные уровни Мидиграда. (Здесь и далее примечания автора.)

(обратно)

2

Ярлиг – один из богов Старой Империи. Священники Пресветлого Магнуса объявили его демоном и властителем подземного мира.

(обратно)

3

Ближайший аналог номиканских мечей – японская катана.

(обратно)

4

Здесь и далее в разговорах на эльфийском языке употребляются сокращенные формы. Это «глюк» перевода. В эльфийском нет такого понятия, как краткое имя. Обращаясь к кому-то близкому, эльфы добавляют приставку, в зависимости от близости отношений и тесноты родственных связей.

(обратно)

5

В Париасе процветает работорговля, Жестокие пустоши – места, подвергшиеся изменению Варпа (энергии Хаоса), в Сэйкароне власть в руках Церкви Мазуса, неприемлющей не-людей. Ким ошибался только насчет орков – зеленокожие, несмотря на давнюю вражду с эльфами, беременной женщине помогли бы.

(обратно)

6

Эльфийские женщины вынашивают ребенка двенадцать с половиной месяцев.

(обратно)

7

Создатель – великая, необъемлемая и всеобъемлющая сущность, создавшая все Сущее. Творец действует и творит лишь в рамках своей вселенной.

(обратно)

8

Опять же трудности перевода. В эльфийском нет слова «полуэльф», только «получеловек».

(обратно)

9

Имеется в виду так называемая Книга Истины, древнейшая реликвия монахов танаа.

(обратно)

10

По вере северян, воин, умерший не с оружием в руках, после смерти не мог присоединиться к Небесному воинству Вэндиго (северного божества, повелевающего метелями и снегом), а в перерождении становился либо нехищным зверем, либо женщиной.

(обратно)

11

Игра слов. Бастард – незаконнорожденный ребенок или же полутораручный меч.

(обратно)

12

Кегет – очень распространенный на северо-западе Париаса и соответственно юго-востоке Мидиграда злак. Из него делают каши и пекут своеобразный хлеб.

(обратно)

13

Автор текста – Мартиэль.

(обратно)

14

Нортахел и Талеанис разговаривают на имперском языке, и потому князь произносит именно «полуэльф», а не «получеловек», дабы не настраивать Мантикору против себя.

(обратно)

15

Средняя продолжительность жизни у лесных эльфов этого мира – от тысячи до полутора тысяч лет.

(обратно)

16

Доппельгангер – существо, умеющее абсолютно точно копировать чужую внешность.

(обратно)

17

Для серых эльфов в сексе не только нет разницы между полами. Количество любовников и родственные связи между ними также не играют роли, у серых в принципе нет такого понятия, как «инцест».

(обратно)

18

Механикум – единственный в империи университет, основанный дворфами. Занимается изучением и изобретением механических приспособлений.

(обратно)

19

Колишемарда – шпага, лезвие которой примерно на ладонь длиннее обычного.

(обратно)

20

Речь идет о Безумных Бардах, Контролирующих Реальность. Подробнее см. книги Иара Эльтерруса «Замок на краю Бездны» и «Безумие Бардов».

(обратно)

Оглавление

Глава I . Первый день в столице

Глава II . «За что?..»

Глава III . Бастард его жены…

Глава IV . Долина Дан-ри

Глава V . Сломанные крылья

Глава VI . Ученик скрипача

Глава VII . Князь-герцог

Глава VIII . Осознание Танаа

Глава IX . Его личный адъютант

Глава X . Кто они есть

Глава XI . Сны и предсказания

Глава XII . Побратим

Глава XIII . Площадь Пяти Эшафотов

Глава XIV . Левиафан де Аббисс

Глава XV . Экстерминатор Императора

Глава XVI . Рыцарь Ордена Мерцающей Звезды

Глава XVII . Следователь ООР

Глава XVIII . Совпадение?

Глава XIX . Проклятие Маалинни

Глава XX . Рыжая

Глава XXI . Ничто не бывает случайно…

Глава XXII . Концерт в Императорском театре

Глава XXIII . Лига Теней

Глава XXIV . Ничего непристойного…

Глава XXV . Меж двух огней . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте