«Призрачный свет»

Мэрион Зиммер Брэдли ПРИЗРАЧНЫЙ СВЕТ

Пролог 30 апреля, убей тень, Нью-Йорк

Порывы свирепой весенней бури стучали в стены и окна старенького дома с такой силой, будто пытались прорваться в него и помешать происходящему внутри. Яркие, ослепляющие вспышки молний, похожие на искривленные лезвия демонического скальпеля, ярко освещали комнату и фигуры в ней.

Комната была круглой, с высоким куполообразным потолком, вокруг которого кольцом располагались окна. Внизу под окнами разворачивался древний, как сама земля, на которой стоял дом, ритуал. Мерцающее пламя свечей в руках присутствующих да всполохи молний озаряли его.

На обтянутом материей деревянном алтаре полулежала обнаженная женщина. Тело ее блестело от нанесенного масла, длинные пышные волосы женщины темным нимбом разметались по мехам и бархату драпировки алтаря. У изголовья стояла облаченная в красную мантию женщина. Голова ее была закинута назад в экстатическом общении с собравшимися в этом доме силами. Сжимая соски грудей лежащей на алтаре женщины, стараясь заглушить удары грома, она выкрикивала слова на древнем языке.

Семеро мужчин и одна женщина, одетые в темно-зеленые мантии, стояли по краю высеченного в полу и разделенного на восемь секторов круга. Еще один человек находился вне его, за барьером. В руке у каждого была толстая восковая свеча, высокими голосами они тихо подпевали одетой в красную мантию женщине, которая время от времени разражалась резкими криками. В северной и западной частях комнаты стояли курильни, из которых кверху поднимались столбы дурманящего дыма, в восточной и южной частях находились большие хрустальные вазы, наполненные водой с цветами, колышущимися в такт монотонному пению и ударам весенней бури.

Сквозь рев ветра и унылого пения послышались удары в дверь комнаты.

— Он идет, — взвизгнула одетая в красное женщина. — Он идет, он уже здесь!

Пение прекратилось, и внезапно дверь распахнулась.

В проеме стоял мужчина. Глаза его были затенены, длинные светлые волосы ниспадали до самых плеч. На голове была украшенная серебряными рогами корона с ниспадающим на лоб золотым сверкающим диском, олицетворяющим солнце. Тщательно умасленная кожа с нанесенными на нее таинственными знаками и рисунками блестела. Мужчина был обнажен, лишь плечи его покрывала звериная шкура. В вытянутой руке острием кверху он держал длинный меч, сверкающий серебром в пламени свечей.

— Я тот, кто открывает любой замок, — глухо произнес он, и в голосе его послышался органный рокот моря. — Я открыватель пути.

Он вошел в комнату и, не опуская меча, медленно двинулся вперед. Дойдя до южной стороны комнаты, он очень медленно опустил лезвие меча и легонько дотронулся острием до груди стоящего там мужчины. Тот упал навзничь, остальные же снова запели, сначала медленно, но постепенно их песнь набирала темп и силу. Голоса их зазвучали уверенно и мощно.

— Солнце, вот всходит солнце. Оно освещает и дуб, и ясень, и шиповник! Всходит, всходит солнце!

— Солнце всходит на юге! — закричала одетая в красную мантию женщина. — Троекратным именем я называю тебя: Абраксас, Метатрон, Уранос…

Казалось, никто не слышал ее голоса. Вошедший положил меч на пол у подножия алтаря и склонился над лежащей обнаженной женщиной. Он недолго вдыхал исходящий от ее тела аромат. Сладковатый запах опиума был слишком силен, он перебивал даже курящиеся в чашах благовония. Мужчина оглядел женщину, ладонь ее бессильно свисающей руки все еще продолжала сжимать пустой бокал.

— Катрин, — прошептал он под непрекращающиеся звуки пения. — Тебе хорошо? — Он чувствовал, как в нем поднимается желание. Он знал, что сейчас должно произойти, ведь это он сам писал весь сценарий ритуала, однако какое-то странное предчувствие жгло его изнутри, что-то этой ночью в его доме, казалось ему, шло не совсем так.

Услышав его голос, она открыла глаза. Он вгляделся в ее зрачки, расширенные от большой дозы наркотика.

— Войди в меня… открыватель пути, — заплетающимся языком хрипло проговорила она.

Одетые в зеленое фигуры, стоящие по периметру круга, запели в унисон. Их голоса придали ему еще больше желания и смелости.

— Именем Аваддона! Мегиддо! Тифона! Оседлай ее! — вопила одетая в красную мантию женщина. — Открой! Открой путь сейчас!

Дико вращая глазами, она упала на колени, и мужчина в короне почувствовал, как в дом, словно всепроникающий ветер, одновременно ворвались все силы власти. Он глубоко вздохнул, набрав полную грудь воздуха, и поднял вверх руки.

— Иеродул и иеролатор! Иерофекс и иерофан! — воскликнул он.

Голос его заглушил грохот. Казалось, в дом въезжает электричка. Послышался еще удар, и дверь распахнулась вновь, грозя сорваться с петель. Ветер и ледяная пыль заполнили комнату.

— Нет! — воскликнул мужчина в рогатой короне. — Не прерывайте круга, не выходите из него!

Кричать было уже поздно, охваченные паникой присутствующие с визгом и криками бросились врассыпную.

В свете молнии мужчина увидел, как обнаженная женщина упала с алтаря и, будто марионетка в руках мстительного божества, начала корчиться в судорогах на полу. Раздался еще один удар, страшный, неистовый. Казалось, что комнату сейчас сокрушит, разнесет в щепки карающий топор палача.

Внезапно все стихло.

Послышались истошные крики, и откуда-то издалека донесся плач младенца.

1. Что есть истина?

И мы встречаем светлый образ истины в чарующей тиши познания наук.

Джон Мильтон

К северу от Нью-Йорка, почти у самого края реки Гудзон, между путями северной линии метро и широкой полосой реки, расположилось небольшое поместье. Главное здание его некогда служило винокурней, в ней делали сидр. Она и по сей день находится там, как и остатки некогда большого фруктового сада. Выложенные кирпичом дорожки пересекают мягкие, ухоженные лужайки поместья, где уже который год между оленями и студентами идет неустанная борьба за урожай.

Несколько более поздних построек, выполненных в классическом федералистском стиле, наигранно-веселом и вызывающе жизнерадостном, составляют студенческий городок. Новых зданий на территории поместья не возводили вот уже почти сто лет. Архитектурный консерватизм построек создает всему комплексу столь присущий девятнадцатому веку шарм, что ректору Тагханского университета, а именно так это заведение и называется, приходится постоянно отбиваться от кинокомпаний, желающих снимать свои фильмы на таком роскошном фоне. Колледж и его студенты свято хранят свое главное достояние — независимость, этим качеством здесь гордились всегда.

Тагханский университет был основан в 1714 году с целью дать поселившимся здесь свободным черным и местным индейцам племен тагхан и ленапе приличное образование. С первого дня своего основания университет никогда не отходил от устава, его здесь всегда называли «хартией», главным пунктом которой был и остается отказ от государственных субсидий. За все время существования университет не брал ни пенни от правительства, оставаясь независимым сначала от британской короны, а затем и от представителей оперившихся Соединенных Штатов.

Еще одним незыблемо выполняемым пунктом хартии университета был либерализм в приеме студентов. Если в 1762 году, согласно записям того времени, университет распахнул свои двери только «пред всеми же отроками из семейств почтенных и знатностию рода не отличаемых», то в 1816 году Тагханский университет стал принимать на учебу и женщин, став, таким образом, одним из немногих высших учебных заведений в Соединенных Штатах, признавших и узаконивших смешанное обучение.

Но несмотря на либерализм и демократию, Тагханский университет не просуществовал бы до наших дней, если бы не два человека, а именно: Маргарет Бересфорд Бидни и Колин Макларен.

Мисс Бидни закончила Тагханский университет в тот самый год, когда в результате предательского мятежа, поднятого Южными штатами, состояние ее отца существенно увеличилось. Замуж мисс Бидни никогда не выходила, а в последние годы жизни была одной из учениц Вильяма Сибрука, известного оккультиста.

Вполне естественно, что после смерти мисс Бидни ее состояние полностью ушло в фонд университета, на эти деньги впоследствии была организована лаборатория научно-физических исследований имени Маргарет Бересфорд Бидни.

Со времени ее основания лаборатория, переросшая затем в институт имени Бидни, финансировалась автономно от университета, из благотворительного фонда, созданного на основе посмертного дара мисс Бидни. Опекунский совет университета в течение пятидесяти лет пытался доказать, что пожертвование мисс Бидни в равной степени принадлежит всему Тагханскому университету, и совсем было добился успеха, но, к его глубокому сожалению, в это самое время директором института был назначен Колин Макларен.

В близких к парапсихологии кругах имя доктора Макларена стало известным в начале пятидесятых годов, и всегда его окружал ореол таинственности, поскольку доктор всерьез занимался тем, что остальные называли либо бредом сумасшедшего, либо шарлатанством и мошенничеством. Виной всему была совершеннейшая уверенность Макларена в том, что в изучении паранормальных явлений следует опираться не только на парапсихологию, но и на оккультизм, отдавая последнему предпочтение. Свои взгляды он подтверждал тезисом о том, что оккультисты изучают невидимый мир уже несколько сотен лет, пытаясь выработать научный подход к познанию его влияния и управлению им. Более конкретно, Макларен занимался психологией транса, или экстрасенсорикой, и поскольку был признанным лидером в этой области, а также человеком напористым и агрессивным, то в его лице институт Бидни, к тому времени дышащий на ладан, приобрел своего надежного защитника.

Под его руководством институт стал признанным авторитетом в области исследований психических феноменов и их таинственных побочных братьев — феноменов оккультных. Вскоре с работами института начали считаться и на международном уровне. После этого ни у кого из попечителей Тагханского университета уже не возникало желания ликвидировать опостылевший им научно-исследовательский институт психики имени Маргарет Бересфорд Бидни. Всем стало ясно, что приемное дитя университета будет существовать, доколе ад не покроется льдом, а его сотрудники даже готовятся исследовать и это явление, если оно действительно будет иметь место. Короче говоря, попытки покончить с институтом растаяли подобно тому, как растрачивается эктоплазма.

Труф Джордмэйн сидела в своей тесной клетушке в институте. Состояние полудремы и отупения, характерное для рядового утра в понедельник, не могла снять даже чашка крепчайшего кофе. Завитые короткие темные волосы девушки были слегка примяты, а белый халат, накинутый поверх хлопкового свитера и джинсов и расстегнутый у самого воротника, выглядел чище и опрятнее обычного. Под правым локтем девушки лежала стопка компьютерных распечаток дюймов в шесть толщиной — работа для Труф на ближайшее будущее.

Приподняв на лоб очки в пластмассовой оправе, она посмотрела на висящие на стене часы. Они показывали восемь сорок пять. Пятнадцать минут назад, когда Труф пришла, Мег как раз заливала воду в кофейник. Он был очень большой и старый, кипел долго и самозабвенно, и Труф всегда с удовольствием смотрела на него. Но сейчас его медлительность раздражала — Труф очень хотелось кофе. Она издала тяжелый вздох и пододвинула к себе распечатки. Просто ждать было утомительно, и девушка решила просмотреть данные.

Дэви закончил серию своих экспериментов только вчера. Они являлись частью продуманной Труф программы, правда ничего особенного собой не представляющей. Так, легкая попытка раз и навсегда установить статистическую точку отсчета нарушений экстрасенсорных восприятий. Все это было работой очень нужной, но сам по себе сбор данных для подтверждения эксперимента — занятие крайне утомительное и неблагодарное. В экспериментах изъявили желание участвовать десять индивидуумов в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет, в хорошей физической форме, и с каждым из них проводилось по сто машинных экспериментов вслепую, в которых использовалось сто карточек Раина. Именно здесь Труф чувствовала свою уязвимость, результаты экспериментов, сколь бы интересными они ни были, могли всегда поставить под сомнение на том основании, что полученных статистических данных явно недостаточно и делать какие-либо ошеломляющие выводы преждевременно.

Однако провести эксперименты с большим числом участников практически невозможно, даже если их и удастся собрать. На получение этих-то данных у Труф ушел целый год. А подготовительная работа! Она тоже требует немалого времени. Да и чего, собственно, придираться? Проводимые Труф эксперименты отвечали всем требованиям Общества физических исследований. Результаты записывались при помощи электронной аппаратуры, символы машина выбирала наугад, а возможность контакта руководителя эксперимента с участником и передачи ему символов языком жестов абсолютно исключалась.

Исключалась также и телепатическая связь. Вообще, построить эксперимент так, чтобы получить статистические данные, которые могут считаться точкой отсчета в измерении ясновидения и при этом в процессе его проведения исключить все иные возможности физического контакта, например телепатию или то же предвидение, достаточно сложно. Однако Труф считала, что и это ей удалось сделать. Хотя компьютер в некотором смысле и «знал» порядок всех символов, которые ему предстояло выбрать, но к моменту, когда испытуемый включался в эксперимент, «знания» компьютера уже оставались в прошлом и, даже если предположить, что участник эксперимента мог видеть будущее, в чем Труф очень сомневалась, эта способность становилась бесполезной.

«Добро пожаловать в чарующий мир статистической парапсихологии», — криво усмехнулась Труф, взяла со стола карандаш и принялась крутить его.

Она совсем уже забыла про кофе, когда часом позже в комнату вошла Мег.

— Привет, — воскликнула она, — впадаем в зимнюю спячку?

Всегда веселая, необычайно аккуратная и сообразительная, пухленькая коротышка Мег Уинслоу была секретарем отделения парапсихологии. Она вошла в комнату к Труф с толстой пачкой корреспонденции в одной руке, в другой она несла чашку дымящегося кофе, рискованно держа ее тремя маленькими пальчиками.

— Что-то я совсем перестала ориентироваться во времени, — призналась Труф, слегка смущаясь.

— Во-первых, для вас есть куча писем, — решительно произнесла Мег, — а во-вторых, Дил принес смородиновое песочное печенье, ему удалось испечь его за выходные. Я вам оставила немножко.

Мег аккуратно свалила всю корреспонденцию на стол, поставила рядом чашку с кофе, запустила руку в карман пиджака и вытащила оттуда сахар, несколько пакетиков со сливками и печенье, завернутое в бумажную салфетку.

— Ты меня просто портишь, — со смехом сказала Труф. В обязанности Мег не входило ухаживать за учеными.

— Если я не буду этого делать, вы умрете с голоду и вас похоронят в груде статистических отчетов, — немедленно ответила Мег. — Ну ладно, пока. Мне пора двигаться дальше, — не дожидаясь ответа, продолжала говорить девушка. — Сегодня начало учебного года, пойду вылавливать заблудившихся новичков, иначе они будут шататься по зданию до вечера. — И Мег упорхнула, осторожно, но плотно прикрыв за собой дверь, как это делала сама Труф.

Будучи ученым-исследователем института имени Бидни, а не преподавателем, Труф приравнивалась к профессорскому составу, и ей полагалась отдельная комнатка с дверью, которую Труф всегда плотно закрывала, независимо от того, находилась она в ней или нет. Большинство профессоров, чьи комнаты находились рядом, всего лишь слегка прикрывали двери, что было пустой демонстрацией своего общественного положения, поскольку большинство из них при каждом шорохе или шуме шагов в коридоре вскакивали из-за столов и летели выглядывать наружу.

Труф же закрывала дверь основательно. Нередко, когда ей не хотелось никого видеть, она даже запиралась. Как, например, сейчас. Труф Джордмэйн не любила сентябрь даже больше, чем время отпусков. Ей были глубоко ненавистны толпы гомонящих, вернувшихся с каникул студентов: огорошенные и смущенные новички, расхристанные выпускники.

«Я не имею ничего против отдельно взятого студента», — часто и безуспешно убеждала себя Труф. Ей не нравилось их количество, студентов было слишком много, и вместе они создавали такой шум, что ничего, кроме отвращения, у Труф не вызывали.

«Я им просто завидую, — подзуживала себя Труф, — они отдыхали, в то время как я обливалась потом на виноградниках статистической отчетности». Институт не подчинялся академическому году, установленному Тагханским университетом, поэтому сентябрь был для Труф всего лишь очередным рабочим месяцем, а не началом работы после отпуска.

Она тяжело вздохнула и потянулась к чашке с кофе. «Нужно сказать Мег, чтобы она перестала это делать. Если остальные заметят, что она носит мне кофе, ее замотают просьбами и она попросту не сможет заниматься текущей работой», — подумала Труф и только сейчас почувствовала, как затекли и болят мышцы.

«Это результат перенапряжения, — констатировала она. — В сентябре меня от этого местечка с души воротит. Нечто среднее между бедламом и сумасшедшим домом, да еще это зачисление. Хорошо хоть в нашем Мэгги Би этого нет».

Немногие учебные заведения Соединенных Штатов и Европы предлагали программы обучения студентов в области парапсихологии и первоклассные лаборатории для проведения научных исследований. Строго говоря, если бы не институт имени Бидни, Тагханский университет давным-давно прекратил бы свое существование и о нем вспоминали бы как об очередном гуманитарном высшем учебном заведении, задушенном материальными невзгодами.

«И где бы ты тогда работала?» — спросила себя Труф, массируя шею и плечи перед тем, как приняться за чтение писем.

Корреспонденция, принесенная Мег, состояла в основном из толстых специальных журналов и каталогов. Вот книга на отзыв, еще одна книга, перечень просьб и пожеланий какого-то издателя, несколько учебников по парапсихологии. А вот это интересно — статистический анализ. Стопка почти из трех десятков писем, украшенных адресами, известными Труф.

А это что-то новенькое. Издательство «Ронсиваль пресс». Это еще что такое?

Нахмурясь, Труф надорвала конверт. Затем принялась рвать само послание. Она превратила в мелкие клочки и конверт, и три листка плотной бумаги. Руки ее тряслись.

— Да как они смеют? Как им это вообще в голову пришло? — возмущенно шептала она.

«…поскольку вы тоже избрали своей профессией оккультизм… вы можете совершить полезное дело… неизвестные подробности частной жизни великого мага, родоначальника магии…»

Подумать только, они осмелились просить Труф написать биографию Торна Блэкберна.

Она — ученый, магистр математики. Все еще трясущимися руками Труф смахнула обрывки бумаги в мусорную корзину. Написать аллилуйскую биографию Торна Блэкберна? Да Труф скорее вонзила бы ему в сердце осиновый кол.

Но что хуже всего, это был ее отец.

Труф уперлась взглядом в противоположную стену, где висела картина, изображающая историческое место Олана. Тридцать лет назад Торн Блэкберн стоял у истоков оккультного ренессанса, шедшего рука об руку со свободной любовью и антивоенным движением шестидесятых. Не менее сексуальный, чем Моррисон, неистовый, как Джаггер, и такой же сумасшедший, как Хендрикс, Блэкберн провозгласил себя героем в греческом духе, полубожеством, сыном Сияющих, древних кельтских богов. Несколько позже, когда появилось множество людей, объявлявших себя сынами всего, чего угодно, от пришельцев до земных ангелов, подобные заявления перестали быть сенсацией и перешли в разряд мещанских, но Блэкберн был первым.

Он был пионером и во многих других вещах, в частности он первым появился на национальном телевидении и провел ритуал в честь своих древних богов. Он ездил с рок-ансамблями и открыто проповедовал свои взгляды. Полуеретик, полумошенник, показушник и искушенный антрепренер, всю свою короткую, но блестящую карьеру Блэкберн оставался одной из ярчайших звезд возрождающегося оккультизма.

«И карьера работала на него», — с негодованием подумала Труф.

Публично провозгласив о создании им ордена героев, он заявлял, что использует магию для возвращения в наш мир древних западных богов. Без устали пророчествуя о скором пришествии «нового зона», Блэкберн умудрился набрать достаточно денег для покупки небольшого поместья почти у самого берега реки Гудзон, где со своими приверженцами он занимался отправлением ритуалов, созданных им же и названных «кругом истины». Все действия проходили в атмосфере свободной любви, свободных наркотиков и дикой необузданности.

Среди его последовательниц была и Катрин Джордмэйн.

Вспоминая старое семейное предание, Труф почувствовала легкую головную боль. Катрин Джордмэйн была «мистической наложницей» Блэкберна и умерла в 1969 году во время одного из ритуалов, но новоявленного магического мессию никто за это не осудил. Поскольку в ту же ночь, тридцатого апреля 1969 года, и сам Блэкберн исчез с лица земли.

Труф растила сестра-близнец Катрин, Кэролайн Джордмэйн. Именно от этой неразговорчивой женщины, стойко пережившей трагическую смерть своей родной сестры, Труф унаследовала хладнокровие, эмоциональную уверенность и самостоятельность. Тетушка Кэролайн рассказала Труф о ее отце, когда девочка была уже большой и многое понимала. Труф не придала рассказу большого значения, поскольку в семидесятых и начале восьмидесятых все эти оккультные упражнения уже мало кого интересовали. Поэтому, когда к Труф обратился какой-то журналист и попросил дать ему интервью, Труф была удивлена, ей казалось весьма странным, что кто-то еще помнит Торна Блэкберна. По ее стойкому убеждению, к тому времени он принадлежал уже к далекому прошлому, к эпохе ЛСД, первой высадке человека на Луне и «Битлз». Очень вежливо, но уверенно-кратко Труф объяснила журналисту, что сказать ей нечего, поскольку отец ее умер, когда Труф не было еще и двух лет.

Это был первый и последний раз, когда она вела себя с представителями прессы корректно, поскольку, обнаружив местонахождение Труф, «джентльмены из прессы» вскоре превратили ее существование в форменный ад. Ее забрасывали письмами и мучили телефонными звонками, но хуже всего было другое — таинственные визиты диковатых субъектов, называвших себя последователями «великого учителя Торна Блэкберна». Самым жутким событием стала последующая затем его реинкарнация.

С той поры как Труф исполнилось восемнадцать, каждый год накануне праздника хэллоуин ей регулярно звонил мрачный репортер из какой-то желтой газетенки и просил, как он выражался, «дочь печально известного сатаниста» не отказать ему в беседе, каковой он собирался приправить свою статью о Блэкберне.

Хорошо еще, что с годами поиссякли исходящие от окололитературных придурков просьбы написать что-нибудь о жизни Торна Блэкберна. Правда, они не прекратились совсем. В конце концов Труф даже, может быть, и написала бы книгу об отце, просто так, безо всякого умысла издать ее, хотя бы для тех, кто не придерживается строгих академических взглядов на подобные вещи, но дело это осложнялось тем, что издателей интересовала не строгая и честная научность, им нужен был панегирик, который они подбросили бы в качестве нового евангелия легковерным или окончательно запутавшимся читателям.

А Труф, дочь Катрин Джордмэйн, решила, что скорее плюнет в свое изображение в зеркале, чем станет писать сусальную биографию мошенника и проходимца, скользкого как уж прощелыги эпохи Водолея. Труф крайне возмущал тот факт, что никто не хотел ни знать, ни слышать, каким, в сущности, форменным мерзавцем был Блэкберн.

«И почему я не родилась дочерью Элвиса? — мечтательно раздумывала Труф. — Просто невероятно, насколько моя жизнь была бы тогда приятней и легче».

Она пригладила волосы и заметила, что рука ее все еще продолжает дрожать.

Почему они никак не желают понять, что Труф хочет только одного — чтобы все раз и навсегда забыли о Торне Блэкберне и никогда больше не вспоминали это имя? Он и так всю жизнь преследует ее как тень. Вот уж точно, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Но Блэкберн не только преследует ее, он пытается утащить Труф в свой идиотский мир, где полностью отсутствуют разум и рационализм.

— Приветик. Кто дома? О, кого я вижу! Моя почтеннейшая коллега, мисс Джордмэйн.

Не давая Труф притвориться, что она очень занята или что ее вовсе нет, в комнату проскользнул Дилан Палмер и закрыл за собой дверь.

Дилан Палмер, точнее, доктор Палмер, принадлежал к числу тех, кто обладает определенными и неизменными убеждениями. Он преподавал в Тагханском университете и параллельно работал в институте. Это был высокий и симпатичный профессор в стиле Индианы Джонса — блондинистый, контактный и склонный к эпизодическому проявлению героизма.

— Как поживает мой счетовод? — игриво спросил он и облокотился о стол.

В своей фланелевой рубахе и мешковатых джинсах Дилан скорее походил на студента последнего курса, чем на преподавателя. Довершала его облик блестевшая в ухе маленькая золотая сережка.

— Как прошел летний проект? — поинтересовалась Труф.

Жизнелюбие Дилана казалось ей столь же пугающим, сколь и смешным, поэтому Труф не слишком стремилась разговаривать с Диланом, и он это хорошо чувствовал.

— Отлично, — ответил он, стараясь не замечать холодности в ее голосе. — Двенадцать недель на свежем ирландском воздухе, в очаровательнейшем замке, только я, трое выпускников и на семьдесят пять тысяч долларов всякой аппаратуры. Да, ну и, конечно, ИРА.

— Что?

— Ничего, это просто шутка. Хотя, думаю, что местные жители нас принимали именно за них. Стоило нам только появиться в близлежащем городке, а мы туда ездили за продуктами, как все его жители начинали дрожать от страха. — Он выпрямился, очевидно очень довольный собой.

— Только это тебе и понравилось? — произнесла Труф. — Такие вещи не шутка, Дилан. Исследование человеческой психики дело очень серьезное, даже если ты так не считаешь.

Труф уловила в своем голосе снисходительные нотки и внутренне усмехнулась в надежде, что Дилан сейчас же уйдет и не заметит ее смущения.

— Все понятно, не иначе как приближается хэллоуин, не так ли? — спросил он беззаботно.

Труф посмотрела на Дилана и побледнела.

— Извини, но только слепой может этого не заметить, — сказал он, вызывающе глядя на Труф сверху вниз. — Итак, подходит время Торна Блэкберна. Он посмотрел в ту сторону, куда были устремлены глаза Труф, и увидел дождь ссыпающихся в мусорную корзину бумажек. Прежде чем Труф смогла помешать ему, Дилан нагнулся и подхватил одну из них. — «Когда тыква покрывается инеем, приходит время Торна Блэкберна, — начал читать он речитативом. — И тогда всех гоблинов и карликов-вампиров охватывает страх. Они мечутся в ужасе, поскольку Истина…»

— Это нисколько не смешно, — гневно воскликнула Труф и, вскочив, выхватила из рук Дилана обрывок письма. — Ты считаешь, что мне очень нравится, когда напоминают, кто мой отец? Думаешь, я испытываю от этого много радости?

— Если бы он до сих пор был с нами, было бы еще хуже. Вообще-то он входит в мою компетенцию. Да не переживай, Труф, в конце концов ты не дочь Торна-потрошителя. И к тому же профессор Макларен считает, что Торн довольно интересная личность.

Внезапно Труф почувствовала, что ее предали, выдали. Большинство работающих в институте знали, что она дочь некоего Торна Блэкберна, но не более того. Полной информацией обладали немногие, и одним из таких являлся Дилан. Или должен являться.

— Мне наплевать, как твой высокочтимый профессор относится к подонкам и мракобесам. Во всяком случае, в его теплом участии я не нуждаюсь, — перебила она Дилана. — А тебе я советовала бы сначала подумать, прежде чем лезть к людям со своими дурацкими соболезнованиями.

Дилан посмотрел на Труф, и легкая улыбка тут же слетела с его лица.

— Я ничего такого не имел в виду, — начал было он.

— Ты никогда ничего не имеешь в виду, — оборвала его Труф, ловя себя на желании выместить на ком-нибудь всю злость. — Корчишь тут из себя свободного супермена, ловца теней и привидений, а на самом деле все то, что ты делаешь, — это дешевка. Тебя заботит только одно — чтобы все твои действия имели либо эффектную концовку, либо вызвали смех. Так вот, мне не смешно — Она до боли сжала пальцы в кулаки, чтобы не разрыдаться.

— Ты даже не представляешь, как тебе будет одиноко на твоем пьедестале, — неожиданно мягко произнес Дилан. Прежде чем Труф смогла найти достойный ответ, он ушел, бесшумно закрыв за собой дверь.

«Он убил мою мать, убил мою мать, убил ее».

Труф опустилась на стул и, чтобы не расплакаться, закрыла глаза. Что толку лить слезы? Слезы сейчас бесполезны, да и плакать было бы просто по-детски глупо, все равно ничего не изменишь. Труф крепко зажмурилась.

Никто не понимал, что этот Торн сделал с ней. А ведь он лишил Труф всего, всего!

Труф никогда не предполагала, что Дилан станет защищать Торна. Изо всех, кого она знала, он меньше всего подходил для этой цели. «Это можно было предполагать, — твердила Труф. — Он явно очередной поклонник Торна, и это неудивительно. Почему бы и нет, они с ним два сапога — пара».

Несмотря на разочарование и досаду, Труф понимала, что она неправа. «Дилан просто очень… счастлив», — она улыбнулась беспомощной улыбкой. Здесь она не ошибалась. Дилан Палмер, казалось, еще не вполне осознал, что жизнь — это страшное занятие, полное малоприятных сюрпризов, где единственное, что ты можешь сделать, так это надеяться на то, чтобы тебя не слишком сильно ударяло.

Но как он может серьезно относиться к Торну Блэкберну? Это же самодовольный и самовлюбленный шарлатан!

Труф попыталась изобразить на своем лице презрительную гримасу. Вот уж действительно, исследователи человеческой психики — самые легковерные люди на свете. Каждое явление они считают истинным до тех пор, пока его кто-нибудь не опровергнет. Люди такого склада, как Дилан, верят абсолютно всему, начиная от диких примет и кончая Ури Геллером.

Дрожь проходила. Труф глубоко вздохнула и постепенно стала успокаиваться. «Да так оно для них, может быть, и лучше. Если они будут вести себя иначе, то постоянные разочарования и ощущение того, что тебя в очередной раз надули, могут сломить их». Труф почувствовала себя в некоторой степени виноватой перед Диланом, он, конечно, был не слишком тактичен, но и не заслуживал такой резкой отповеди со стороны Труф. «Надо бы извиниться перед ним при случае», — подумала она.

«Отдых, вот что мне нужно». Стоило только этому решению сформироваться в мозгу Труф, как она тут же почувствовала крайнюю усталость. Целое лето помимо основной работы она тащила на себе эксперимент, который наконец-то закончился. Все, сейчас она вполне может взять отпуск, уехать на время из Тагханского университета и переждать начало семестра. Пройдет немного времени, и учебный процесс войдет в свою нормальную колею, станет потише, не совсем, конечно, но относительно, и тогда можно будет вернуться.

Раздался телефонный звонок.

С виноватым видом Труф как завороженная смотрела на аппарат. Не исключено, что звонил Дилан, решил ответить какой-нибудь колкостью. Однако вскоре по раздававшейся из телефона трели Труф поняла, что звонок не местный, кто-то прорывался к ней издалека. Она сняла трубку.

— Вас слушают.

— Труф?

— Тетя Кэролайн?

Внезапное чувство тревоги овладело Труф. Кэролайн Джордмэйн была женщиной малоразговорчивой и склонной к одиночеству, в последнее время Труф мало общалась с ней. Если тетушка взялась за телефонную трубку, значит, произошло что-то серьезное. Но что?

— Случилось что-нибудь? — спросила Труф.

— Можно сказать и так, — произнес знакомый сухой, бесстрастный голос. — Извини, что беспокою тебя, Труф, но тебе лучше приехать домой как можно быстрее.

Домом они называли посеревшее от времени строение, расположенное в северной части округа Амстердам. В нем прошло детство Труф, там же начинаются и ее первые воспоминания. Ехать до дома предстояло миль семьдесят.

— Приехать домой? — озадаченно переспросила Труф.

Только обладая богатым воображением, тетушку Кэролайн можно было назвать общительной и компанейской, поэтому Труф нечасто навещала ее, разве что в День благодарения, да и то старалась уехать побыстрей, поскольку в декабре дороги там становились предательски опасными и проехать по ним можно было только на машине с приводами на всех четырех колесах.

— Ты еще не забыла, где я живу? — спросила тетушка.

— Нет, конечно, но…

— Когда тебя ждать? — перебила она Труф.

Труф поморщилась, вспоминая график. К счастью, у нее не было преподавательских часов. Иногда, правда, Труф ассистировала некоторым преподающим исследователям в проведении лабораторных испытаний, но сейчас, в начале учебного года, и этого не ожидалось. Собственно говоря, Труф была свободна.

— Завтра, — ответила она. — Я буду у тебя завтра. Тетушка Кэролайн, а ты не можешь мне сказать, что у тебя стряслось? — Она не могла даже представить себе, что у тетушки может случиться что-то такое, о чем нельзя сказать по телефону. Особенных тайн у Джордмэйнов, по крайней мере у тех, что остались, никогда не было.

Слушая спокойный, далекий голос тетушки Кэролайн, пустившейся в объяснения, Труф лениво посмотрела на висящие на стене часы, но по мере рассказа взгляд ее становился все более напряженным и пристальным, и в конце концов из глаз Труф медленно потекли обильные слезы, результат потрясения от услышанного.

2. Постижение истины

Как прав поэт, когда поет

О том, что свитый из страданий

Безрадостный венец печали

Воспоминаньями о лучших днях живет.

Альфред Теннисон

В отличие от светлого и безоблачного многообещающего понедельника, вторник был хмур, мрачен и не по сезону влажен. Утро Труф встретила в машине на трассе, ведущей на север, в сторону Стормлаккена. Прямой дороги в городок не было, поэтому даже при самых благоприятных условиях ехать приходилось долго. Труф рассчитывала добраться до места после полудня.

Уже по дороге к дому в сознании Труф вновь всплыла вчерашняя сцена с Диланом. За лихорадочной подготовкой к отъезду она вылетела у нее из головы, и это неудивительно, нужно было доделать кое-какую работу по текущему проекту, к тому же успокоительные столбики статистических данных на время заслонили не только Дилана, но и все остальное. Труф почувствовала себя неуютно, она понимала, что чем больше времени пройдет с момента ее неприятного разговора с Диланом, тем тяжелее ей будет извиняться. Однако после звонка тетушки Кэролайн Труф не хотела рисковать, боясь, что в очередной беседе с Диланом может сорваться и снова не сдержать эмоции. Но она обязательно поговорит с Диланом, она не будет использовать тетушку в качестве щита, просто извинится перед ним, и все. Джордмэйны всегда были людьми замкнутыми и не любили рассказывать о своих делах посторонним.

«Почему я ничего не чувствую?»

Почти банальная красота долины реки Гудзон, красивейшие места, вдохновившие Фредерика Черча и целую плеяду американских пейзажистов, мелькавшие в окне автомобиля, совсем не трогали Труф. Дилан любил повторять строки из стихотворения Колриджа о каком-то диком месте, священном и чарующем. Этот отрывок Труф казался слишком напыщенным и причудливым — как сам Дилан? — но факт оставался фактом, расстилающаяся вокруг природа действительно великолепна, если смогла зажечь поселившихся здесь триста лет назад флегматичных пионеров-голландцев и подвигнуть их на создание поэзии, чарующей и глубокой, идущей из самых тайников души. Здесь лежит спящая пустынная страна, родина и дом «всадников без головы» и Рипа ван Винкля, играющих в кегли великанов и гномиков с крошечными скрипками. Здесь Гудзон бороздят древние галионы-призраки.

Труф удивилась, поймав себя на том, что свое прозаическое восхищение облекает в форму лекции, составленной из сухого фактического материала. Факты Труф всегда использовала в качестве инструмента для укрощения внешнего мира, защиты своих чувств от его болезненного воздействия.

«Но что я сейчас чувствую? Ничего. А следовало бы».

С тех пор, как в возрасте двух лет Труф осиротела, Кэролайн Джордмэйн была для нее всей семьей. Тетушка Кэролайн пришла в отвратительную, грязную коммуну последователей Блэкберна и забрала оттуда дочь своей сестры. Она заботилась о Труф и воспитывала ее, никогда не ругая ее и не ропща на свою судьбу, хотя наличие ребенка осложнило безмятежную одинокую жизнь Кэролайн. Кэролайн и Катрин были близнецами, но, несмотря на это, Труф никогда не чувствовала к тетушке той теплоты, которую она испытывала бы к родной матери.

Вражды между Труф и тетушкой Кэролайн тоже, разумеется, никогда не было. Отношения их можно было бы квалифицировать так — легкая приязнь со стороны Труф и добросовестно исполняемая опека со стороны тети. Если иногда их родство и казалось им странным, обсуждать его они не пытались. Когда Труф выросла и начала выслушивать рассказы своих одноклассников, сокурсников и соседок по комнате о своих семьях, она в душе не раз благодарила тетю за то осторожное отдаление, которое она всегда старалась сохранить между собой и Труф. Тетя, несомненно, жалела и горевала о судьбе своей сестры, но Труф затруднилась бы сказать, что она постоянно носила в себе это горе.

«Но что-то ведь она, должно быть, чувствует. Близнецы, особенно неотличимо похожие, всегда очень близки, это отчетливо показывают телепатические эксперименты, которые проводил Лайнбау-Хэй».

Труф прервала ход мыслей, удивленная своим слишком специальным, клиническим подходом к теме. Конечно же, тетушка Кэролайн горевала о сестре Катрин, точно так же, как Труф горевала о матери, но винить за ее раннюю смерть было некого, ведь Торн Блэкберн тоже давно сошел в могилу.

Блэкберн. Это имя Труф вспоминает постоянно. Золотой сын фортуны, человек неясного и таинственного происхождения, мошенник из мошенников, рассказывавший всем вокруг себя душераздирающие истории и тут же опровергавший их, заявляя, что все они вранье. Он заставил своих последователей безоговорочно верить в него, сам же он при этом ни во что не верил. Он раздавал фантастические, невыполнимые обещания, но никогда и не собирался их выполнять.

Торн Блэкберн был человеком, сотканным из духовных противоречий, он крал, но не деньги, а религиозные убеждения, правда, потом он крал и деньги.

Труф чуть не пролетела мимо поворота, она резко нажала на педаль тормоза и вывернула руль вправо, виновато и настороженно покосившись в боковое зеркало. К счастью, за ней никого не было. Она съехала на залатанную, с глубокими обочинами второстепенную дорогу, ведущую в Стормлаккен. Оставалось совсем немного.

И что ей теперь делать? Что говорить?

А что она вообще может делать? Тетушка Кэролайн объяснила все очень ясно и понятно. И не она, а Кэролайн будет говорить, да еще нечто такое, что нельзя доверить телефону.

Второстепенная дорога перешла в какую-то тропинку шириной с шоссейный ряд. Сейчас Труф ехала вдоль Таковской горной гряды. Изрезанные ледниками скалы, будто вырубленные гигантским топором, с густой высокой травой и кривым, чахлым кустарником, редкими, без единого листочка березами и соснами у подножия, представляли собой удручающее зрелище.

На окраине Стормлаккена Труф остановилась, чтобы дозаправить машину. Здесь все оставалось таким же, как и двадцать, и десять, и пять лет назад. Только лавка, торговавшая дешевыми товарами, была заколочена, а от главной улицы остался лишь старый, покосившийся автовокзал, магазин автозапчастей, отделение банка Мид-Гудзон, да кафетерий с засиженным мухами прилавком. Стоящий напротив бензоколонки универсальный магазин, разместившийся в здании, выстроенном в стиле викторианского рококо, был совершенно пуст.

Умирающий город, антураж, вполне соответствующий хмурому, безрадостному сентябрьскому дню. Труф с радостью уехала из него, направившись по главной улице в сторону озера. Точнее, в ту сторону, которую местные жители называли «озером», хотя в течение последних лет семидесяти или больше никакого озера там не было.

Оно исчезло в начале двадцатых годов, его истощил проект по снабжению Нью-Йорка питьевой водой, устаревший в то же самое время, после постройки резервуара Кротон. Озеро, давшее городку название, а его жителям — право кичливо именовать свое место курортом, давно высохло. Окончательно городок добила постройка широкой, многорядной трассы, по ней, как по вене, утекли последние остатки его жизни. Теперь это был город-призрак, отстоящий слишком далеко и от процветающей северной троицы Шенектади — Олбани — Троя, и от расширяющегося южного красавца Пафкипси.

Дом Кэролайн Джордмэйн находился в нескольких милях от Стормлаккена, на берегу оставшегося от озера заросшего котлована. Большинство викторианского стиля коттеджей, выстроенных в пору существования озера, были давно заброшены. Крошечный домик тетушки Кэролайн одиноко стоял в необычайно красивом месте, на самом склоне горы, и весело выглядывал из-за густой травы, кустарника и низкорослых деревьев.

Труф подъехала к дому, припарковалась рядом со старенькой тетушкиной «хондой» и вышла из машины. Ее сразу охватил дувший с гор сырой, промозглый ветер, ни теплый, ни холодный, но все же очень неприятный.

Тетя Кэролайн шла к двери очень долго, но когда она открыла, Труф ужаснулась происшедшим в ней переменам. Некогда черные волосы серыми тонкими прядями свисали с просвечивающего черепа. Худое, костлявое лицо покрывала желтая и дряблая кожа. Тетя выглядела безобразно старой.

— Вот так, — произнесла тетушка Кэролайн. — Значит, выгляжу я хуже некуда? Доктор сказал, что жить мне осталось от силы месяц, да и это признание мне пришлось вытягивать из него. Ты же знаешь, как неохотно доктора сообщают подобные вещи.

— Но когда? Как это случилось? — сбивчиво забормотала пораженная Труф.

Кэролайн Джордмэйн отвернулась и медленно пошла внутрь дома. Двигалась она очень осторожно, словно кости у нее были стеклянные.

Гостиная выглядела так, будто в доме давно уже никто не жил. Мебель оставалась все той же, ее тетушка Кэролайн купила, будучи еще молодой женщиной. Шаткие кресла с коричневыми и оранжевыми подушечками, потемневшими от времени, такой же неустойчивый стол и книжный шкаф — все несло на себе печать футуризма шестидесятых годов. Казалось, время здесь не властно, тетушка оберегала свою молодость так же упорно и бережно, как янтарная капля хранит попавшую в нее букашку.

— Рак косит лучших, я думаю, — ответила тетушка Кэролайн. Она осторожно, с лицом, искаженным напряжением, опустилась на диван. — Ты хорошо выглядишь. Как твои дела в институте?

— Довольно неплохо, — сухо ответила Труф.

Ей не хотелось говорить с тетушкой о своей работе. Она положила сумку и жакет на низкий столик и увидела стоящую рядом с ним неприметную картонную коробку, в которых обычно хранятся фотографии, письма и другие подобные личные вещи.

— Тебе принести что-нибудь с кухни? — спросила Труф.

— Мне ничего не надо, а ты сходи, приготовь себе что-нибудь. Полагаю, что ты опять ничего не ела, как обычно.

— Бедный доктор Вандемайер был поражен, — проговорила тетушка Кэролайн, когда Труф вернулась с кухни, неся несколько бутербродов и чашку чая. — Но когда я пришла к нему, было уже поздно что-нибудь делать.

Труф села напротив тетушки на низкое, с далеко откинутой спинкой кресло и осторожно поставила чашку на столик. Теперь, когда первый шок прошел, она могла уже поспокойней воспринимать случившуюся катастрофу. В семействе Джордмэйнов никогда не было много денег, но и бедствовать им тоже не приходилось. Кэролайн Джордмэйн оказалась более разумным близнецом и за время работы составителем каталогов в объединенной библиотеке близлежащего городка Горный Ручей умудрилась скопить кое-какие денежки. Хотя, конечно, основным источником дохода было наследство, полученное от бабушки Джэнет. Именно благодаря ему и дом, и машина поддерживались в приемлемом состоянии.

— Так что же мне делать? — простодушно спросила Труф.

— Я останусь здесь столько, сколько смогу. Сначала три раза в неделю из ассоциации охраны здоровья ко мне будет приезжать медсестра, а потом они дадут мне постоянную сиделку.

— А ты не хочешь…

На костлявом лице тетушки Кэролайн мелькнуло подобие улыбки.

— Я хочу, чтобы у меня была профессиональная сиделка. С мистером Бранвеллом из агентства по продаже недвижимости я уже разговаривала, и он сказал, что… что, как только дом освободится, он сможет легко продать его. Этого с лихвой хватит, чтобы погасить все долги. Все, что останется после продажи, перейдет, разумеется, к тебе, но боюсь, что на многое рассчитывать не стоит.

Труф медленно покачала головой, педантизм и практичность, с которой тетушка Кэролайн заканчивала приготовления к прощанию с жизнью, ей казались ужасными…

— Ничего мне не нужно, — сказала она.

— Я прекрасно знаю это, — ответила тетушка, пристально вглядываясь в лицо Труф. — Однако ты остаешься моим душеприказчиком, поэтому мы с тобой должны все обговорить. И чем быстрее, тем лучше.

Труф ощутила, как у нее начала кружиться голова, ей показалось, что она теряет сознание. И тетушка Кэролайн, меланхолично диктующая свое завещание и сообщающая о сделанных ею приготовлениях, и сама Труф, покорно выслушивающая ее, — все это представилось ей тяжелым ночным кошмаром. Погребена Кэролайн Джордмэйн будет на Амстердамском сельском кладбище, рядом со своей сестрой. Гроб уже куплен, и все необходимые распоряжения сделаны, с местным похоронным бюро все давно обговорено, поминальная служба тоже заказана. Практически все уже готово.

Единственное, что предстояло сделать Кэролайн Джордмэйн, — это умереть.

— Разумеется, все это я могла бы тебе сказать и по телефону. — Очнувшись, Труф вновь услышала тихий, ровный голос тетушки. — Но есть и еще кое-что, — неумолимо продолжала она. Здесь железная воля впервые изменила ей. — Мои таблетки. Пожалуйста, принеси мне стакан воды и дай таблетки.

Труф кинулась на кухню и вернулась оттуда со стаканом воды и пузырьком болеутоляющих таблеток, со всех сторон обклеенным рекомендациями: «Препарат вызывает сонливость, давать только по предписанию врача, во время приема препарата не рекомендуется работать с тяжелым оборудованием». Тетушка Кэролайн пыталась открыть пузырек, но руки не слушались. Труф помогла ей и увидела, как тетя проглотила сразу две таблетки. Она ужаснулась, поскольку знала, что нормальная дозировка составляет всего одну таблетку.

Значит, тетушке Кэролайн было совсем плохо. И сделать что-нибудь, помочь ей Труф не могла. Внезапно Труф испугалась, ей показалось ужасным, что у нее не осталось времени даже для того, чтобы установить с тетей простые теплые отношения. Кэролайн скоро умрет, а Труф останется жить, и всю жизнь ее будет мучить чувство вины за свой эгоизм.

— Ну вот. Как говорит доктор Вандемайер, скоро мне станет лучше. Значит, нам осталось обсудить только одну вещь. Истинную причину твоего приезда.

Труф ждала, но тетушка Кэролайн вдруг замолчала. Труф перевела взгляд на открывавшийся за окном пейзаж в стиле Эндрю Уайта. Небо было совершенно серым, казалось, оно обволакивает дом губчатой, волокнистой плотью.

— Мы никогда не говорили с тобой о… о прошлом. — Из забытья Труф вывел голос тетушки Кэролайн. — Тебе пора знать, что ты не единственная…

«Единственная? — подумала Труф. — О чем это она?»

Труф внимательно смотрела на тетушку и чувствовала, как в ней поднимается тревога, смешанная с дискомфортным чувством жалости. То, что говорила Кэролайн Джордмэйн, не имело никакого смысла.

— Мне кажется… — начала было Труф.

— Я еще не впала в старческий маразм и не настолько одурманена наркотиками, — перебила ее тетушка, как бы читая мысли Труф. — Но это очень скоро произойдет, поэтому слушай внимательно. Мне трудно говорить об этом. Столько лет я пыталась вытравить из памяти все, и Катрин, и Торна. Однако ты должна знать кое-что о своей семье.

— О моей семье? — переспросила оглушенная Труф. До сих пор она считала тетушку Кэролайн всей семьей, и ей было трудно представить, что она еще что-то о ней не знает.

— Я говорю о твоей матери и отце. По большей части о Торне Блэкберне. Как ты помнишь, я никогда ничего не говорила тебе о нем. Ты его практически не знаешь, и вот сейчас…

Опять этот Блэкберн! Труф едва сдерживалась, чтобы сохранить спокойное лицо и невозмутимый тон.

— Тетушка Кэролайн, я не думаю, что ты обязана рассказывать мне о Торне Блэкберне, — осторожно произнесла она.

— Не торопись говорить так. Мне, наверное, следовало бы сделать это раньше, но что уж сейчас сожалеть. Ведь ты его совсем не знаешь.

«И не желаю знать», — чуть не сорвалось у Труф с языка. Но сам тон тети показался Труф довольно странным.

— Есть одно наследство… Оно должно перейти к тебе… — Голос Кэролайн угасал. Голова ее стала опускаться, началось успокоительное действие наркотиков.

— Тетушка Кэролайн, — испуганно позвала Труф.

Старуха легко вскинула голову.

— В последнее время я слишком быстро устаю. Никак к этому не привыкну, наверное, так, не привыкнув, и умру. — Она усмехнулась. Казалось, ее не только удивляет, но и путает внезапно наваливающаяся усталость. — Так вот, есть некоторые вещи, принадлежавшие Торну, которые я все это время хранила. Объяснять тебе, почему я это делала, не буду, поскольку ты все равно не поймешь… Как бы мне хотелось дожить до этого часа. Но у меня уже нет времени…

«У меня уже нет времени», — отозвалось в ушах Труф. Это бесстрастное, холодное сообщение вызвало в Труф такую жалость к тете, какую не могла вызвать никакая театральная мелодраматическая фраза.

— Времени для чего? — мягко спросила Труф.

— Я не хотела отдавать их тебе до тех пор, пока не… Я никогда не хотела, чтобы ты его ненавидела, — произнесла Кэролайн. — Мне трудно это выносить… Но времени уже совсем не осталось. Эти вещи нельзя продолжать хранить здесь. Когда я умру, на них могут наткнуться. Поэтому, что бы ты там ни чувствовала, возьми их сейчас, а я буду молиться, чтобы… — Снова Кэролайн оборвала предложение на полуслове, будто бы некоторых вещей нельзя было произносить даже сейчас. — Я называю это наследством, оставленным тебе Торном, и буду рада, если ты поймешь наконец, что он… Пройди в мою спальню и посмотри в коробке, а потом поговорим об остальных.

— Каких остальных? — поинтересовалась Труф, вставая с кресла.

Глаза тетушки Кэролайн были закрыты, и Труф решила ее пока не беспокоить.

Спальня тети находилась в самой дальней части дома. Она также была уставлена претенциозно-современной мебелью, похожей на призрак счастливого вчера. Низенький, гладко отполированный комод из тикового дерева — кто в те благословенные времена слышал об исчезающих лесах? — накрытая веселеньким покрывалом двуспальная ореховая кровать с книжной полкой у изголовья, даже картинки на стене казались явившимися прямо из…

«Из тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, — подумала Труф, почувствовав угрызения совести, холодом и болью отозвавшиеся в ее душе. — Похоже, что после смерти мамы время здесь остановилось навсегда».

Ей не хотелось думать об этом, добавлять еще одно черное дело к списку содеянного Блэкберном. Никогда раньше Труф не разглядывала дом так пристально и внимательно. Сейчас же от ее глаз не ускользала ни одна деталь. Ничего не изменилось в доме после смерти сестры-близнеца тетушки Кэролайн. Все сохранилось так, как раньше. Казалось, что и сама тетушка Кэролайн, и дом ждут…

«Но чего?»

Труф подошла к комоду. Первое, что бросилось ей в глаза, — стоящая на нем фотография в серебряной рамке. На ней была изображена снятая по пояс темноволосая кареглазая девушка. Так выглядела Кэролайн Джордмэйн в возрасте двадцати лет от роду.

Но разве пришло бы кому-нибудь в голову ставить на видное место свою собственную фотографию двадцатилетней давности? Да и не было у тетушки Кэролайн никогда ни длинных, слегка закрученных волос, ни такой прически, ни этих цыганского вида серебряных серег-колец явно мексиканского происхождения.

Мексиканского. И точно, ведь перед тем, как поселиться во Вратах Тени, Блэкберн возил свою любимую в Мексику. До смерти Катрин тогда оставалось всего одно лето.

Тогда это, несомненно, фотография Катрин Джордмэйн.

Труф никогда не видела фотографий своей матери. Иногда ей хотелось посмотреть хотя бы на одну из них, но ей всегда казалось, что их не существует. Она взяла с комода снимок, удивляясь тому, что тетушка Кэролайн никогда не говорила ей о том, кто на нем изображен.

Вдруг откуда-то сзади, из потайного отделения, вылетел еще один снимок и, несколько раз перевернувшись в воздухе, упал на пол. Труф нагнулась и подняла его.

Фотография, по всей видимости, сделанная «полароидом», была такая же старая, как и рамка, за которой она пряталась. На ней был изображен в полный рост высокий, худощавый, светловолосый мужчина. Улыбаясь и откинув назад голову так, что его длинные волосы спадали на спину, на вытянутых кверху руках он держал темноволосую малышку. На нем ничего не было, кроме ожерелья и привязанных к ногам колокольчиков.

Ее отец.

И хотя Труф видела не так много фотографий Блэкберна, их на сегодня осталось очень мало, а таких откровенных не имелось нигде, она была абсолютно уверена, что это он. Чаще всего Труф попадался снимок Блэкберна, где он был изображен со всеми своими мистическими атрибутами, эта фотография была самой известной.

Никакого сомнения, это он. Ничем не примечательный, разве что совсем незнакомый, улыбающийся мужчина и есть ее отец.

А ребенок в его руках — это она, Труф.

Со скоростью несущегося поезда ее сознание начало наполняться негодованием и ненавистью. Как смеет этот человек на фотографии быть таким обычным? Какое он имеет право походить на счастливого, нормального молодого отца, играющего со своей маленькой дочерью? Неужели он не понимал, что делает и что ему предстояло сделать?

У Труф по коже побежали мурашки. На секунду ей показалось, что Блэкберн стоит у нее за спиной. Она осторожно спрятала фотографию за рамку и поставила ее на место, однако избавиться от мыслей о Блэкберне оказалось сложнее, чем спрятать его снимок.

«Зачем тетушка Кэролайн хранит эту фотографию?» — думала Труф.

«Я никогда не хотела, чтобы ты ненавидела его», — вспомнила она слова тети. И гадкое, дикое подозрение начало закрадываться в душу Труф. Строго говоря, оно закрадывалось и раньше, но очень вяло и робко, теперь же, набрав силу, дождавшись своего часа, оно пробилось в ее сознание.

Это было чувство из разряда предрациональной уверенности, исследователи психики называют его предчувствием, то есть способностью знать то, что знать невозможно, восприятием, отвергающим границы времени и пространства.

— Черт подери, — со злостью прошептала Труф. Еще немного, и она начнет видеть привидения. — Так где же эта проклятущая коробка?

Она лежала на кровати, белая, сделанная из покрытого глянцем картона. На крышке ее красовался вензель давно исчезнувшего универсального магазина «Лаки Платт».

Труф осторожно приподняла крышку и посмотрела внутрь. Там лежало что-то завернутое в мягкую оберточную бумагу. Не без любопытства Труф подумала о том, какое зловещее наследство мог оставить ей Торн Блэкберн.

Нет, не Торн Блэкберн.

«Все это время я кое-что хранила для тебя. Некоторые из вещей, принадлежащих Торну Блэкберну. Их нельзя оставлять здесь. Когда я умру, кто-нибудь может наткнуться на них. Поэтому, что бы ты ни чувствовала, возьми их сейчас. Можешь называть это наследством, оставленным тебе Торном», — вспоминала Труф.

И еще: «Я никогда не хотела, чтобы ты ненавидела его».

«У меня совсем не осталось времени».

В коробке лежали перстень, ожерелье и книга.

Труф взяла в руку перстень и чуть не выронила его — до того он был увесистым. Очень широкий, он закрывал Труф всю фалангу указательного пальца. Перстень был украшен плоским и овальным, размером с персиковую косточку ляпис-лазурью с вырезанным на нем незнакомым Труф магическим символом. Камень сидел в золотой оправе в виде змеи весом чуть ли не в тройскую унцию. По краю перстня располагались еще камни, ярко-красные, похожие на капли крови рубины, ограненные и идеально круглые. Внутри перстня была выгравирована надпись на греческом языке и какая-то дата. Ни то ни другое Труф ни о чем не говорило.

Ожерелье было великолепно: выполненное из черно-золотистых камней янтаря, каждый размером с хороший грецкий орех, оно было таким длинным, что свисало почти до колен. «Это то самое ожерелье, которое изображено на фотографии».

На ожерелье висел большой золоченый медальон с вырезанными на нем переплетающимися кривыми линиями, кругами и странными знаками. И перстень, и ожерелье показались Труф слишком бутафорскими. Очевидно, они использовались в каких-то ритуалах и имели высокое символическое значение — об этом говорил их вес и размер.

Перстень Блэкберна. Ожерелье Блэкберна. Это и есть оставленное им и сохраненное тетушкой Кэролайн наследство. Предназначенное ей, Труф.

Но с какой стати тетушка Кэролайн хранила это для нее? Зачем она решила отдать все это ей именно здесь и сейчас?

Очень странно. Направляясь сюда, Труф ожидала чего угодно, только не этого. Со все увеличивающимся чувством смущения Труф внезапно начала понимать, что никогда по существу не знала своей тети. Разве так поступила бы женщина, осуждавшая Торна Блэкберна за гибель своей сестры? «Я никогда не хотела, чтобы ты ненавидела его», — снова всплыла сказанная фраза. А какого другого отношения к Блэкберну она ожидала от Труф?

И могла ли она ожидать чего-нибудь иного?

Труф прижала к себе ожерелье в надежде немедленно расколоть янтарины. Все эти годы она считала, что тетушка Кэролайн ненавидит Торна точно так же, как она сама, а на самом деле…

Только сейчас ей все стало понятно.

С тех пор, как в шестьдесят девятом умерла Катрин, тетушка Кэролайн и ее дом ждали. Застывшие во времени. Терпеливо ждали…

Как она могла оказаться настолько слепой? Ведь все же так просто, достаточно было только посмотреть повнимательней.

Они ждали, оба.

Ждали того момента, когда смерть воссоединит Кэролайн с Катрин.

Ждали, когда Кэролайн соединится с Торном Блэкберном.

Кэролайн Джордмэйн любила Торна Блэкберна.

Труф чувствовала, как мир повернулся к ней на сто восемьдесят градусов. Всплыло все ее далекое прошлое, тщательно скрытое и неразворошенное. Все факты и случаи чередой проносились в ее сознании, и Труф увидела в них воплощение чужой воли. Выстроившись в логически завершенную цепочку, они образовали неприглядную и убедительную в своей горечи картину.

Не может быть, чтобы Кэролайн Джордмэйн не присутствовала во Вратах Тени в ту ночь, когда Катрин умерла, а Торн исчез. Она была, была там! И ни разу за все эти годы Труф даже не поинтересовалась этим, сама же Кэролайн Джордмэйн не могла не знать, какой важной деталью является ее присутствие там. Возможно, она не являлась участницей, а просто зашла посмотреть на сестру и своего друга.

Или любовника?

Прошлое, казалось, воскресло и явилось сюда, в эту комнату. Труф явственно видела всех их — Катрин, доверившуюся и беспомощно влюбленную, Кэролайн, относящуюся ко всему происходящему со скепсисом и опаской. Она чувствовала, что произойдет нечто страшное, и тщетно пыталась отвратить трагедию, нависшую над двумя людьми, которых она любила больше всего. Труф видела и Торна Блэкберна. Он… Нет, нет, нет, этого не может быть!

Но именно так все и было. Зачем тогда хранить фотографию ненавистного тебе человека? К чему сохранять принадлежащие ему вещи для его дочери, если ты считаешь, что память о нем не стоит того?

Кэролайн его любила.

Медленно Труф опустилась на кровать. Чтобы не закричать от негодования, она до боли в челюстях сжала рот. Все, чему она верила, оказалось ложью, остаток жизни Кэролайн Джордмэйн провела, накинув на свое существование завесу монашеского аскетизма и молчания, проникнуть за которую Труф никогда не удавалось. Теперь же она ясно видела, что ее тетя остаток лет посвятила поклонению Торну Блэкберну, выражавшемуся в воспитании его дочери.

Труф внутренне посмеялась над своей наивностью, ведь она принимала это за любовь к Катрин. Как она ошибалась.

«Она любила не меня, а его», — слышала Труф внутри себя фальшивый, тоненький голосок и не могла заглушить его. Тетушка Кэролайн любила Торна Блэкберна. И продолжает любить его и сейчас. Она никогда не переставала его любить. Если бы она ненавидела его, в ту ночь ее бы с ним не было. Но она была во Вратах Тени в ту ночь и после всегда была с ним. Она оставалась необходимой всем троим.

А когда, став постарше и узнав, кто она и откуда, Труф начала задавать вопросы и ненавидеть Блэкберна, тетушка Кэролайн предпочитала отмалчиваться. Она ни словом не возражала Труф, просто молчала.

«Надеялась, что я изменю свое мнение? Нет уж, скорее адские печи затухнут и сковородки заледенеют», — ухмыльнулась Труф. Она молча разглядывала вещи Торна, горе ее было слишком велико, чтобы говорить.

«Ничего не осталось, ничего. Даже времени…»

В коробке было еще что-то.

Какая-то книга.

Труф медленно вытащила ее. Книга была объемной, больше, чем современные, почти девять на двенадцать дюймов и дюйма в два толщиной. Обтянутая мягкой кожей, с тиснением на корешке, она производила впечатление древней книги, такие Труф частенько держала в руках в библиотеке Тагханского университета.

Но древней она не была. Как не была и отпечатанной. Труф открыла книгу и на титульной странице увидела написанные рукой размашистые, округлые черные буквы названия: «Страдающая Венера. Беседы об истинном ритуале открытия пути и многое другое. Торн Блэкберн».

Труф мельком проглядела книгу. Страницы ее были исписаны мелким, опрятным почерком, текст перемежался тщательно сделанными рисунками.

«Очень похоже на молитвенник», — пришла к заключению Труф, равнодушно швырнула книгу обратно в коробку и тщательно вытерла руки. Ее не покидало ощущение, что она прикоснулась к чему-то грязному и гадкому. Культивировать в наше время веру в магическое казалось Труф сознательным уходом от рационализма в дикое невежество прошлого. Она считала, что от веры в магию всего один шаг до убежденности в исцеление верой и до жертвоприношения детей.

Подобно сатанинскому детищу ирреального, всю свою жизнь Торн Блэкберн посвятил истреблению единственного оружия, которым обладало человечество в борьбе с природой и вселенной, — силы разума.

И тетушка Кэролайн любила его. И все двадцать пять лет хранила, спасала все это, чтобы когда-нибудь отдать в руки Труф. Будто бы все эти вещи — некий дар, который когда-нибудь может ей потребоваться.

Труф положила перстень и ожерелье в коробку и закрыла ее. Дрожащей рукой она пригладила волосы, короткие, хорошо постриженные, и взглянула в висящее напротив зеркало. На нее смотрело бледное, взволнованное лицо.

Ну и как она должна вести себя теперь с тетушкой Кэролайн? Ответить злом женщине, воспитавшей ее, она не могла, это было бы нечестно и жестоко. Вступить с ней в дискуссию, пытаться взывать к ее рационализму тоже бесполезно, Кэролайн Джордмэйн считала оккультные бредни Торна Блэкберна чарующей истиной.

Выхода нет.

Труф глубоко вздохнула, внезапно почувствовав себя очень уставшей. Стараясь оттянуть неприятную минуту, она очень неохотно подхватила коробку и вышла из комнаты.

— Тетушка Кэролайн, — позвала она.

Закрыв глаза и откинув голову, старая женщина лежала на кушетке. Во сне она выглядела еще отвратительней. Труф посмотрела на нее и увидела следы пожирающей страшной болезни. Услышав голос Труф, тетушка слегка пошевелилась.

— А, вот и ты, — произнесла она, тревожно вглядываясь в лицо Труф. Труф знала, что тетушка надеялась увидеть, и старательно делала невозмутимое лицо, пряча свои истинные чувства. Она определенно решила не спорить о Блэкберне, это было бы просто бесчеловечно. — Нам нужно поговорить об остальных, — продолжала тетя. Глаза ее закрывались, но невероятным усилием воли она снова открыла их. — Когда… когда Катрин умерла, началась паника, все бежали вне себя от горя. Я делала все, что могла, но я подвела остальных, Труф. Поэтому… — Ее голос снова прервался.

— Успокойтесь, тетушка Кэролайн, вы слишком устали, — проговорила Труф. — Лежите спокойно, не волнуйтесь. Вы никого не подвели. Я уверена, что все будет хорошо. — В этой комнате ее торопливая, не очень связная речь прозвучала фальшиво.

Тетя покачала головой и поморщилась. Даже такое слабое усилие причиняло ей боль.

— Поговорим об остальных потом, — сказала Труф, втайне трусливо надеясь, что это «потом» никогда не наступит.

— Ты должна найти остальных. Они нуждаются в тебе. Мальчик… — тяжелым от одурманивающих наркотиков голосом произнесла тетя.

Труф видела, как веки ее тяжелеют и глаза закрываются. Труф положила ее ноги на кушетку и заботливо накрыла теплым шерстяным пледом. Сначала она хотела отнести тетю в спальню на руках. Глядя на ее хиленькое и исхудавшее тело, Труф подумала, что могла бы легко сделать это, но в конце концов отказалась от своей мысли, боясь ненароком причинить боль.

Труф видела, как дыхание тетушки Кэролайн стало медленным и глубоким и вскоре она заснула. Труф подняла пузырек с таблетками и прочитала: «Демерол, болеутолящее, принимать не более одной таблетки через каждые шесть часов». Тетя выпила две, теперь она проснется не скоро.

Освободившись от необходимости выслушивать тетин рассказ о событиях почти четвертьвековой давности, Труф призналась, что, к своему стыду, почувствовала облегчение. Тетя явно все перепутала. Не нужно было ни кого-то искать, ни кому-то помогать. Сбитые с толку, обезумевшие от страха последователи Блэкберна разбежались, и Труф не собиралась вести их куда-то, даже если они в этом нуждались.

Труф медленно оглядела комнату и после некоторого колебания взяла лежавшую на столе рядом с телефоном записную книжку тетушки Кэролайн. Как Труф и предполагала, первые страницы занимали телефоны и адреса медсестер, приезжающих к Кэролайн. Труф позвонила одной из них и договорилась, что та приедет к тете через несколько часов. Ключ от дома у сестры был.

Труф торопливо написала коротенькую записку, взяла пальто, сумку и, подхватив под мышку неудобную коробку, быстрым шагом покинула дом, где Кэролайн Джордмэйн забылась тяжелым сном неизлечимо больного человека, а Катрин Джордмэйн вместе с Торном Блэкберном стерегли прошлое.

«Как я могла поступить так?» — продолжала задавать себе один и тот же вопрос Труф, сворачивая на своем «сатурне» с второстепенной дороги, на которой находился Стормлаккен, на трассу. Ответов было несколько. Сначала она предполагала остаться, но в то же время не рассчитывала, что ей придется отсутствовать в институте больше одного дня, и никого там не предупредила. Кроме того, Труф не хотелось провести больше времени, чем нужно, в доме, пропахшем присутствием этого клоуна Торна Блэкберна.

Но прежде всего, и это признание было самым честным, Труф не могла больше оставаться с Кэролайн Джордмэйн после того, как узнала о ее чувствах к Торну Блэкберну. Она считала, что ей следует уехать, чтобы случайно не обидеть тетю, не показать, что она думает по этому поводу.

С самого начала Труф уважала склад ума тети и, взрослея, старалась во всем походить на нее. Теперь же Труф считала себя преданной, поскольку тетя не только не разделяла ее ненависти к Торну Блэкберну, но и относилась к нему с неприятным для Труф пиететом. Как она может делать из него кумира? Она ошибается.

Труф не сомневалась в том, что Кэролайн Джордмэйн ошибается. Но это не ее вина, а его. Торна Блэкберна. Он, шарлатан, околдовал тетушку, опутал ее колдовскими чарами.

Ей это казалось нечестным. Труф чувствовала себя глубоко несчастной и потерянной, ее мутило, внезапно у нее заболела голова.

Нет, это было не просто нечестно, это было несправедливо.

Всю свою короткую жизнь Труф посвятила защите справедливости. Иногда, правда, ей было трудно отличить справедливость от зла, но в данном случае зло было очевидно. То, что он, беззастенчиво попирая законы здравого смысла и элементарные понятия о приличии, вызвал у своих последователей обожание, близкое к экзальтации, и заставил их жить им, было явным злом. И оно не исчезло даже после его смерти, оно сохранилось и продолжало тихую разрушительную работу по сей день, спустя десятилетия после того, как Блэкберна не стало.

Труф считала, что должна помешать этому.

Она должна остановить Блэкберна, сбросить с глаз его поклонников накинутую пелену, и здесь нет ничего лучшего, как рассказать им всю правду о том, что же по-настоящему представлял собой этот Торн Блэкберн.

Взглядом победителя Труф презрительно оглядела лежащую рядом с ней на сиденье белую картонную коробку.

«Стало быть, папочка, ты оставил мне свою книжонку? Ну так у меня в голове тоже есть кое-что, и это будет стоить побольше, чем вся твоя писанина».

— Никак не пойму, что же, собственно, ты собираешься сделать? — скептическим тоном произнес Дилан Палмер.

— Я собираюсь написать биографию Торна Блэкберна, — повторила Труф.

Этот разговор происходил между ними в половине одиннадцатого в четверг. Труф сидела на краешке стола в кабинете Дилана, болтая ногой и наблюдая за его реакцией.

— Вот как? И каким же будет ее название? «Магус Дражайший»? Ради Бога, Труф, перестань. — Он долгим, пристальным взглядом смотрел на нее, не зная, говорит ли она серьезно или шутит. Его волосы цвета пшеницы свисали на лоб непокорными, вызывающими кудрями.

В отличие от кабинета Труф, опрятность которого достигалась тяжелым трудом, кабинет Дилана, как и его обитатель, был неухожен и приветлив. Его рабочая площадка представляла собой дикую мешанину из книг, сувениров, газет и писем. Несколько развешанных по стенам репродукций полумистического характера придавали всему месту определенную пикантность. Среди прочих висели и два плаката, изображающих охотников за привидениями из известного мультсериала, один — на двери, второй — прямо над столом.

— Я думала, тебе понравится моя идея, ты же мне постоянно говоришь, что Торн Блэкберн — это наиболее полная, сложившаяся и целостная фигура оккультизма двадцатого века, достойный наследник Элайстера Кроули. Ты всегда сожалел, что ни о нем самом, ни о его работе не написано ни одной книги. Вот, теперь она будет, — с энтузиазмом говорила Труф.

— И напишешь ее ты, — констатировал Дилан.

Теперь, бесповоротно объявив о своем решении, Труф почувствовала, как с ее души упал камень. Она была счастлива и уверена в себе, как никогда. Наконец-то она разрешит для многих эту гадкую шараду, каковой был Торн Блэкберн.

— Да, напишу. И надеюсь, что кое-какую пользу моя книга принесет. По крайней мере, в ней не будет той псевдофактической чепухи о путешествии на Венеру, — ответила Труф. Втайне она была рада, что ей не приходится извиняться перед Диланом. Сообщив ему о своем намерении, она как бы стерла все прошедшее. Он тоже делал вид, что неприятного случая в понедельник вроде бы и не было.

— Тир на Ногт, — внезапно произнес Дилан. — Остров Благословенных. Торн заявлял, что был там.

«Конечно, был. Как не бывать? Уж если он путешествовал на Венеру…» — тут же хотела ответить Труф, но сдержалась. С тех пор как она приехала от тетушки Кэролайн, она почти все свое свободное время отдавала чтению «Страдающей Венеры». Название, благодаря которому саму книгу можно было принять за памфлет, истинная цель которого — профилактика венерических заболеваний, было взято, как удалось выяснить Труф, из лексикона астрологов. Этот термин у них обозначает момент, когда, согласно астрологическим картам, на Венеру чрезмерно действуют остальные планеты. Они же утверждают, что человек, родившийся в это время, будет несчастен, у него никогда не сложатся отношения с другими людьми.

Труф не принимала астрологии, равно как и так называемую «реальную магию», но вынуждена была признать, что астрология по сравнению с последней безвреднее. Ее удивляло, почему Блэкберн выбрал для своей книги такое название, ведь очевидно, что именно знакомство с ним другим людям принесло значительно больше несчастья. Она посмотрела на Дилана.

Он сидел с видом человека, раздумывающего над очередной фразой. Внезапно Труф пришла в голову странная мысль. Она подумала: не намеревался ли сам Дилан написать биографию Торна Блэкберна? Серьезную, академическую книгу. И в этом случае она ставит крест на его идее. Но даже если ее предположения верны, жалости к Дилану Труф не испытывала, для этой работы она считала себя подготовленной лучше, к тому же у нее был доступ к источникам, о которых молодой доктор не мог и мечтать.

— Возможно, я назову ее «Расскажет кровь», — произнесла Труф без всякого почтения.

«Интересно, публиковалась ли когда-нибудь эта „Венера“? — подумала Труф. Она не сказала Дилану, что у нее есть экземпляр, предполагая, что разбор „Страдающей Венеры“ станет гвоздем ее книги, он вызовет к публикации дополнительный интерес и обеспечит ей необходимую научность.

— Честно говоря, мне безразлично, куда он путешествовал, хоть в Тир на Ногт, хоть в Кливленд, — сказала Труф. — Я построю книгу только на тех вещах, которые можно подтвердить фактическим материалом. У меня куча неиспользованных отпускных дней, впереди праздники. Наберется не меньше трех месяцев, и я думаю, что этого времени на создание реалистического произведения на базе ненаучной фантастики мне вполне хватит.

— Правда очень редко бывает чистой и никогда простой, как говаривал Оскар Уайльд, — заметил Дилан. — И что же ты будешь делать с той правдой, которую собираешься обнаружить?

— Обнародовать ее. Не думаю, что люди будут продолжать идеализировать Торна Блэкберна, когда узнают о нем и его поступках нечто такое, отчего их покорежит.

Дилан пристально посмотрел на Труф.

— Ты в этом уверена? У тебя перед глазами предостаточно примеров покрупнее — оба Кеннеди, Кинг, Элвис. О них постоянно узнают какую-нибудь гадость, ну и что, сильно это поколебало их обожание? Так как же ты можешь думать, что твоя книга перевернет общественное мнение о Блэкберне?

— Я так и не думаю, — призналась Труф. — Но по крайней мере выскажу о нем всю правду. — Внезапно она почувствовала потребность доказать Дилану, что ее книга будет не актом возмездия, а восстановлением справедливости. — Дил, если я прожду еще немного, первоисточники устареют, а его последователи умрут.

— Возможно, — согласился Дилан. — Сейчас Блэкберну было бы за шестьдесят. И куда ты собираешься отправиться, в Калифорнию? Или в Англию?

— Нет, — ответила Труф. — Значительно ближе к дому. Я отправлюсь туда, где все это началось — или окончилось. — Она глубоко вздохнула и произнесла:

— Я еду во Врата Тени.

3. В круге истины

Кому нужна сиротка-истина? Она

Купалась в море, и высокая волна

ее накрыла.

Дороти Л.Сейерс

Шла вторая неделя октября, зенит разноцветья листвы в долине реки Гудзон. Дубы и клены, березы и тополя стояли покрытые листьями всех оттенков янтаря: от светло-желтого до золотого. И все это великолепие тихо колыхалось на фоне неба, ослепляющего чистой синевой. Труф держала путь во Врата Тени.

Ее приятно удивил тот факт, что это экстравагантное, с претензией на готику название последней резиденции Блэкберна придумал не он сам. Невымышленным оказалось и название упоминаемого в рассказах Блэкберна соседнего местечка, а именно Убей Тень. Убей Тень оказался городком старинным, с родословной. Его первым жителем, рискнувшим в 1641 году в одиночку поселиться возле понравившегося ручья, был голландский переселенец Элкана Шейдоу. Отсюда и первая часть страшного названия, вторая же, таинственная часть, имеет вполне безобидный корень — голландское слово kill не имеет ничего общего с убийством, оно означает «ручей». В долине Гудзона вообще очень много местечек со «смертоносными» именами, от Убей Пика до Убей Платта.

Вместе с прибывшими сюда и потеснившими голландцев британскими колонистами пришли и новые имена, точнее, они приобрели англосаксонское звучание. Именно так и Scheidowgebucht, что по-голландски обозначает "поселок Шейдоу", стал Шэдоугейтом, то есть Вратами Тени. Сейчас это имя носило одинокое поместьице, оставшееся от некогда существовавшей здесь деревушки. Труф была в восторге, поскольку под первым, довольно слабым научным натиском опереточная таинственность последнего местожительства Торна Блэкберна рухнула. Стоило только провести небольшой анализ, и ореол мистического моментально поблек, а затем и вовсе исчез. И не стало ничего устрашающего в названии последнего обиталища Блэкберна.

Но что-то все-таки витало там в воздухе, нечто неуловимое и чертовски непонятное.

Труф удалось узнать имена и адреса поверенных Блэкберна, распоряжавшихся поместьем при его жизни и ограждавших жилище от наплыва журналистов после исчезновения Блэкберна в 1969 году, однако и ее письма, и телефонные звонки с просьбой о помощи и дополнительной информации остались без ответа. Правда, это не особенно волновало Труф, в запасе у нее всегда оставался самый надежный способ познакомиться с местом — перелезть через забор. Причем этот демарш не будет даже считаться вторжением в чужие владения. Как дочь Блэкберна, она всегда сможет прикрыться желанием вступить в законное владение наследством, которое должно принадлежать ей по праву.

Конечно, аргументировать свое неожиданное появление таким образом Труф не хотела. От Блэкберна ей ничего не было нужно. Ни напичканная мистической чепухой книжонка, ни ритуальные причиндалы. Ни даже эта штуковина… Как там ее назвал один придурок из числа последышей Блэкберна, написавший Труф письмо? Да, мантия мистической власти. Нет, она тоже не нужна. Труф презрительно фыркнула, вспомнив о предложении.

Но сам дом посмотреть нужно. Она ничего не помнила о времени, проведенном во Вратах Тени, это было слишком давно. Возможно, удастся что-нибудь выудить из этого посещения, хотя бы посмотреть на часть своей биографии.

Почти месяц прошел в ожидании разрешения на отпуск, и все это время Труф провела в бесплодных, оставивших неприятный осадок попытках раскопать о Торне Блэкберне что-нибудь стоящее. Пару раз Труф разговаривала с тетушкой Кэролайн, но старушка ни единым словом не вспомнила ни о Торне, ни о его наследстве, за что, впрочем, Труф была ей только благодарна.

Ожидая разрешения, Труф просмотрела тот материал о Блэкберне, который ей попал в руки давно, когда она только начала интересоваться своими детскими годами. К ее удивлению, материала оказалось еще меньше, чем она подозревала. О Торне Блэкберне вскользь упоминал Колин Уилсон в книге «Оккультизм». В книге Ричарда Кавендиша "Человек, миф и магия" говорилось чуть больше. Посмотрев на результаты своих трудов, Труф пришла в ужас — у нее практически не было ничего существенного.

Родился Торн Блэкберн году в тридцать девятом или около того, место рождения — неизвестно, возможно, в Англии. О детских годах тоже ничего не известно. Впервые он показался на публике в Новом Орлеане в конце пятидесятых, где проделывал ритуалы вуду для туристов. Поскольку с этим культом Торн знаком особо не был, то в ритуалы он внес большую долю отсебятины. Наверное, по незнанию истоков эта часть его карьеры продолжалась недолго, а закончил он ее, провозгласив себя графом Калиостро, известным французским мошенником восемнадцатого века, заявлявшим, как известно, что ему тысяча лет от роду. Заявления заявлениями, но Дилан прав — в момент смерти Торну было где-то около тридцати, следовательно, сейчас ему было бы за шестьдесят.

Вторичное явление Торна Блэкберна перед широкой аудиторией имело место уже в начале шестидесятых, в Сан-Франциско. К тому времени Торн считался видным оккультистом, имевшим, по его словам, тесные связи с орденом Восточного храма и орденом Золотого рассвета. Своими лекциями и публичными ритуалами Блэкберн наделал много шума. В довершение всего он дал серию публикаций в одной подпольной газетке, то, что в те невинные годы называли "прессой андеграунда", а уж затем появилась целая серия статей, восхищенно описывающих самого Блэкберна, насаждаемый им культ и проповедуемые им теории нового века.

И все, на этом история жизни и смерти Торна Блэкберна заканчивалась. Труф запросила все данные о нем в библиотеке и получила в ответ набор микрофильмов газетных статей, из которых интересным было только одно — имя адвоката Торна Блэкберна. Большинство статеек датировались шестьдесят девятым годом и посвящались исчезновению Блэкберна. Говорилось и о смерти Катрин Джордмэйн "из-за сильной передозировки наркотиков". Полиция искала Торна Блэкберна, но не нашла, остальных членов его круга немного подержали и выпустили, на этом расследование и кончилось.

Прошло уже четверть века, многое быльем поросло, но Труф все-таки надеялась разгадать эту загадку, но только после посещения Врат Тени.

Труф не могла ответить, почему она так убеждена в том, что визит в последнее обиталище Блэкберна поможет ей в работе. Ведь оно необитаемо, обнесенное красными флажками неприкосновенности, догнивает свой век. Однако Труф настораживало, что в течение всего этого времени умерший владелец незримо защищал свое последнее убежище в лучших традициях романов Диккенса. В институте все казалось намного проще.

Через ветровое стекло машины Труф подозрительно посматривала на очередную вспомогательную дорогу.

"А может быть, никаких Врат Тени не существует? — спросила она себя и тут же возразила: — Разумеется, они существуют". Ведь Убей Тень существовал, и вполне реально. Во всяком случае, в местной гостинице согласились дать Труф полупансион по карточке «виза», это ли не реальность? Труф съехала с дороги и снова углубилась в карту округа. Если Убей Тень не плод воображения картографа, что крайне маловероятно, то он должен быть где-то здесь.

Ползая пальцем по карте, Труф засекла Убей Тень и затем, осматривая указатели, начала выискивать на карте место, где она находится. Так, сорок третья государственная дорога нашлась. Теперь нужно было обнаружить Врата Тени. Вот они, в дюйме от города. Осталось определить свое местонахождение.

"Все ясно, мне нужно было свернуть раньше, на тринадцатую дорогу. Вот местечко, даже номер дороги выбран как нарочно".

Труф внутренне порадовалась, что никогда не страдала склонностью к предрассудкам.

Но даже очень мнительный человек был бы вконец обезоружен видом показавшегося городка Убей Тень, куда Труф подъехала спустя каких-нибудь сорок минут.

Убей Тень оказался городком, каких много на берегах Гудзона. Все они одинаковы и состоят из разбросанных как попало домиков викторианского стиля, окружающих городской парк, ухоженный и картинно-красивый. Был тут и огромный монумент погибшим в войне, и главная улица с рядами магазинов, торгующих вещами древними и современными, то есть имелись все те атрибуты, по которым Убей Тень можно было смело отнести в разряд пустых и полусонных мест, имеющих доход только от туризма.

Было уже далеко за полдень, и у Труф мелькнула вполне разумная мысль отправиться в гостиницу, познакомиться с хозяйкой и оставить там сумки, но близость к цели заставила ее продолжить путь. Уже несколько лет Врата Тени не выходили у нее из головы, она почему-то представляла себе поместье как нечто среднее между адским домиком и мотелем, и теперь, оказавшись наконец почти рядом с ним, Труф не стала размениваться на бытовые мелочи и отправилась к заветной цели.

Труф промчалась по дороге номер тринадцать, то есть главной улице, между рядами магазинов, затем миновала небольшие, аккуратные и дорогие коттеджи и через некоторое время подъехала к перекрестку. Здесь главная улица пересекалась с дорогой, которая, как говорил указатель, была построена владельцем земли и подарена американскому народу. Впереди Труф увидела въезд в поместье с таинственным названием "Врата Тени".

Труф переехала через двухрядную дорогу и, нигде не заметив знаков, запрещающих въезд на территорию поместья, двинулась к въездным воротам. Через несколько минут ее машина уже стояла на засыпанной гравием площадке перед ними. Тревожный холодок пробежал по телу Труф, ее охватил такой страх, что волоски на руках и шее зашевелились. Казалось, что воздух здесь заряжен электричеством, как перед грозой.

"Не нужно выдумывать, это всего лишь строение", — сурово упрекнула себя Труф и принялась внимательно разглядывать местность.

Как она уже успела выяснить, постройка поместья уходила в глубь девятнадцатого века, когда оба берега реки Гудзон были усыпаны элегантными, похожими на дворцы жилищами тогдашних главарей разбойничьих шаек. Судя по архитектуре, дом строился после Гражданской войны. Въезд, перед которым стояла машина, и небольшое строение — детища более позднего времени. Арка в виде миниатюрного замка с громадными часами наверху делала его варварской копией общественного здания. А железные ворота ограждали поместье от вторжения нежелательных пришельцев. Труф видела фотографию въезда в книге Кавендиша и мысленно вспомнила ее. На ней окружающие поместье лужайки поросли бурьяном, поржавевшие и покосившиеся ворота были закрыты, словом, на всем лежала печать постепенно надвигающегося упадка.

Сейчас Труф видела перед собой картину прямо противоположную, но это, к сожалению, вызывало в ней беспокойство. Никаких сорняков не было, более того, отовсюду на Труф приветливо смотрели веселенькие цветочки, а свежевыкрашенные ворота стояли распахнутыми, приветливо встречая приезжающих. Дорожки, заметила Труф, были засыпаны свежим скрипучим гравием. Рассматривая Врата Тени, Труф подумала, что они меньше всего напоминают реликт темного и призрачного прошлого.

"Здесь кто-то живет. Это очевидно", — подумала Труф и почувствовала, что в ней шевельнулся отголосок ревности, испытанной еще у тетушки Кэролайн. Да как они смеют, ведь, в конце концов, это поместье принадлежит ей, Труф!

— Я могу быть вам чем-нибудь полезен? — вдруг раздался голос.

Труф посмотрела и увидела улыбающегося, приятного молодого человека. Он выступил к ней из-за арки. Опустив стекло и высунув голову, Труф медленно произнесла:

— Я, м-м-м, я приехала посмотреть дом.

— Он не продается, — так же приветливо улыбаясь, ответил молодой человек. Труф оглядела его. Это был почти юноша, гораздо моложе ее. Его выгоревшие на солнце светлые волосы и темная от загара кожа говорили, что он много времени проводит на открытом воздухе.

— А я и не думаю покупать дом, — торопливо ответила Труф. — Я просто хочу посмотреть на него, — и прибавила в порыве непонятно почему внезапно нахлынувшей откровенности: — Я жила здесь некоторое время, когда была совсем маленькой. Меня зовут Труф Джордмэйн.

Труф привыкла к тому, что ее очень необычное имя, тоже своего рода часть наследства, оставленного Торном Блэкберном, вызывает у собеседников самую разную реакцию. Правда, к настоящему времени Труф настолько сроднилась со своим именем, что даже непередаваемая ненависть к человеку, назвавшему ее так, не заставила бы изменить его.

— Вы Труф Джордмэйн? Та самая? Вот это здорово! И вы тут, у нас? А как вы… Ах, да. Разрешите представиться. Меня зовут Гарет, Гарет Кроутер. Но это все равно, добро пожаловать во Врата Тени. Но, вообще, это здорово, никто из нас даже не предполагал, что вы можете приехать.

Ее имя могло вызвать целую серию эффектов: неверие, насмешку, замешательство, но никак не восторг. Очевидно, этому юноше оно было знакомо. Услышав его и увидев саму обладательницу, он так искренне радовался, что рассердиться на него Труф не могла.

— Вам нужно подъехать к дому и встретиться с Джулианом, — прибавил Гарет. — Вот будет круто!

— Мне кажется, — начала было Труф, — что…

Почувствовав, что Труф хочет отказаться, Гарет заметно погрустнел.

— Пожалуйста, я очень вас прошу. Вы нисколько не побеспокоите нас. Джулиан сейчас, похоже, ничем не занимается и покажет вам дом. Ведь вы же за этим и приехали, не правда ли? Разве вам не хочется побродить по дому? А Джулиан вам все покажет.

Он смотрел на Труф так виновато, а говорил так жалобно, что Труф показалось невежливым отказываться. Гарет был, очевидно, из породы людей жизнерадостных, по-щенячьи доверчивых, никогда не делающих и не ожидающих ни от кого зла. К тому же она действительно хотела посмотреть дом. Как он выглядит сейчас? Если его продали, значит, он еще в приличном состоянии.

— Джулиан, я так понимаю, новый владелец дома?

— Да, мы переехали сюда всего несколько месяцев назад, в мае.

Услышав это, Труф немного удивилась. Несмотря на свои положительные качества, Гарет Кроутер показался Труф не совсем подходящим компаньоном для того, кто мог позволить себе дом, стоящий, по самым скромным подсчетам, несколько сотен тысяч долларов.

— Пожалуйста, проезжайте, — ободряюще произнес он.

— Ну хорошо, я поехала, — согласилась Труф. — Благодарю тебя, Гарет.

— Ну что вы, мисс Джордмэйн — Улыбка юноши стала еще шире. — Это вам спасибо. — Он с деланной церемонностью поклонился, пропуская машину. — Вот это да! Труф, — произнес он.

"Самого дома из ворот не увидишь", — подумала Труф. У нее было то непередаваемое волнение, которое испытывает человек, очутившийся на съемочной площадке, в мире, живущем в совсем иной реальности.

Стоило Труф въехать на территорию поместья, как она тут же почувствовала, что двадцатый век куда-то исчез. Не было видно даже линий электропередачи, которые все время сопровождали Труф, пока она ехала сюда. Неширокая, посыпанная гравием дорога сначала повернула налево, затем направо, после чего машина въехала в молодой лес. По краям дороги были вырыты неширокие, но глубокие канавы, куда во время летних дождей и весеннего таяния снега стекала вода. Сейчас эти канавы почти доверху были заполнены опадающей листвой, напоминавшей золотые дублоны с ограбленной призрачной каравеллы.

Труф пыталась остановить полет фантазии и сконцентрироваться на предстоящей встрече. Кто такой этот Джулиан и зачем он купил Врата Тени? Гарет, кажется, знает это. Встреча может получиться очень натянутой.

Внезапно лес кончился, и перед Труф возник дом. Она непроизвольно нажала на тормоз.

Врата Тени являли собой блестящий образчик готики долины Гудзона девятнадцатого века. Дом был похож на сказочный замок, аванпост, выстроенный для ведения войны с таинственной страной. В отличие от остальных особняков, разбросанных в долине реки, построенных из местной древесины и привезенного мрамора, Врата Тени строили из местного серого камня. По углам здания располагались три башни с конусообразными крышами и с длинными, узкими окнами. На одной из сторон Труф заметила выступающее застекленное сооружение. Всем своим благородным видом оно показывало, что не имеет ничего общего с грубым камнем, на котором покоилось. Земля вокруг дома, акров пять площадью, была идеально убрана, лужайки тщательно и ровно подстрижены. На одной из них Труф увидела белую резную беседку, чуть поодаль стояли высокие, ровно остриженные кусты, расположением очень напоминавшие лабиринт. Оба этих отголоска цивилизации окружал осенний лес. Труф вдруг вспомнила общую площадь Врат Теней.

"Сто акров, как у Винни-Пуха", — подумала она и усмехнулась.

Труф почувствовала, что она разглядывает не дом, а картинку из своего далекого детства, которую кто-то вызвал в этот шумный, грохочущий мир. Труф всегда была уверена, что ничего не помнит из своих ранних лет жизни, все воспоминания начинались у нее лет с семи-восьми. Сейчас она чувствовала, что ошибалась.

Она хорошо помнила это место. И войти в эти двери значило для нее многое — выполнение обязательств, данных более двадцати лет назад. Каких? Ну, например, вернуться.

Сердце Труф колотилось так сильно, что в другое время она бы забеспокоилась. На секунду вдруг все исчезло. И Труф ощутила себя маленькой девочкой, стоящей голышом в месте, где факелы отбрасывали яркий свет. Труф призвали на суд, но едва ли кто-нибудь из призвавших ее догадывался, что это она будет судить их.

Труф тряхнула головой. Воспоминания или фантазии исчезли как дым, оставив после себя желание исполнить предназначение.

"Вот черт", — произнесла Труф — и видение окончательно исчезло. Впереди стоял викторианского стиля крепкий особняк, много лет пустовавший и недавно заселенный.

"Deja vu, однажды виденное, так, кажется, называют этот эффект", — попыталась успокоить себя Труф и двинула машину к дому. Deja vu, ощущение, что ты уже когда-то был в определенном месте. Это выражение часто используют физики для доказательства своих великих возможностей. Но сейчас, здесь Труф считала это только вспышкой фантазии, и ничем больше.

Больше ничего и не было.

Подъехав к входу, Труф увидела стоящего на ступеньках мужчину.

"Должно быть, Гарет позвонил ему", — подумала Труф. Она неохотно вылезла из машины и перекинула через плечо сумку. Мужчина сошел со ступенек и подошел к Труф.

— Здравствуйте, — сказал он, протягивая руку. — Меня зовут Джулиан Пилгрим. Добро пожаловать во Врата Тени, мисс Джордмэйн.

От внимания Труф не ускользнул его быстрый оценивающий взгляд. Она внутренне порадовалась тому, что принарядилась, хотя откопать в ее комнате вещи, которые она обычно надевала на всякого рода конференции, стоило большого труда. На Труф была элегантная блузочка и очень подходящий к ней оливкового цвета шелковый пиджак с изящными пуговками под слоновую кость. Кофейные туфли на низком каблуке и такого же цвета модная сумка придавали ей вид деловой девушки, знающей себе цену и, главное, вполне нормальной.

В то короткое время, пока Джулиан Пилгрим рассматривал Труф, она провела свои собственные исследования. Перед ней стоял мужчина немного старше ее, с густыми черными волосами и яркими, голубыми как топаз глазами; такие бывают у сиамских котов. Он воспитывался в благородном семействе, о чем говорила легкая патрицианская усмешка, немного пренебрежительная и высокомерная. В остальном он тоже напоминал кота, движения его были мягкими и пластичными, тело упругим и сильным. Одет он был так, словно уезжал на ту же таинственную конференцию, что и Труф; на нем был легкий пиджак из тончайшего дорогого твида, темные слаксы и рубашка без воротника, открывающая его мощную загорелую шею. Пальцы его не знали колец, но блеснувшие позолотой часы «ролекс» на левой руке выдали его желание выделиться. Глядя на его сильные руки, Труф не смогла сдержать пробежавшую по всему телу легкую дрожь, ей показалось, будто она уже чувствует их прикосновение.

Труф резанула глаз только одна деталь — мелькнувший на правой руке браслет.

Такой мужчина мог для элегантности надеть любое украшение, но не это, ибо появившийся на мгновение из-под рукава браслет был частью наручников. Труф также заметила, что на его грубой, зернистого железа поверхности чистым золотом нанесен какой-то замысловатый рисунок. Заметив, что Труф увидела браслет, Джулиан незаметным движением прикрыл его рукавом рубашки, продемонстрировав при этом красные прямоугольники запонок.

Всего несколько секунд ушло у них на взаимный осмотр. Труф улыбнулась и пожала протянутую руку.

— Вы уже знаете, что я Труф Джордмэйн, — произнесла она. — А вы, стало быть, новый владелец Врат Тени?

— Я считаю себя хранителем. Когда человек покупает дом, которому около трехсот лет, он должен понимать, что является всего лишь эфемерной частью жизни этого строения. Прошу вас, проходите. Вам пришлось ехать издалека? — От него исходили такие же электрические токи, как и от большого кота или скорее тигра. Но Труф было очевидно, что он не сознает, сколь сильное воздействие на женщин оказывает его аура харизматической мужественности, которую он носил как лавровый венок триумфатора.

— Мы с вами почти соседи, я работаю в Тагханском университете, в округе Амстердам.

В другой обстановке Труф была бы более конкретна, ведь она работала совсем не в университете, а в институт те имени Билли, но здесь она предпочла попридержать язык и не раскрывать преждевременно род своих занятий.

— Я и не предполагала, что Врата Тени выставлялись на продажу.

— Они и не выставлялись, — согласился Джулиан. Он пропустил Труф вперед, затем вошел в дом сам и закрыл дверь, при этом слегка прижавшись к Труф.

Она осмотрелась. Через разноцветные стекла галереи проникал приглушенный свет, и снова Труф почувствовала, как ее уводят в странное состояние смещения памяти. Она закрыла глаза и прошла вперед.

— Мне предложили это поместье с одним любопытным условием, — сказал Джулиан, идя вслед за Труф. — Практически я его еще не купил, я имею только преимущественное право на покупку. Но пока улаживаются все детали, я живу здесь с некоторыми из моих… друзей. Но, возможно, я вас огорчил, ведь у вас есть все основания поселиться здесь. — Его глубокий, мягкий и обаятельный голос увлекал и завораживал, а исходящее от Джулиана очарование поразительным образом контрастировало с мрачным, угнетающим воздействием дома.

— Да нет, я этого делать не собиралась.

— Я не буду скрывать, что польщен визитом дочери Торна Блэкберна, — сказал Джулиан. — Можете просить меня о чем угодно, я постараюсь сделать ваше пребывание у меня как можно более приятным.

"Итак, он знает, кто я", — огорченно подумала Труф и внутренне сжалась, хотя всем своим поведением Джулиан старался выказать ей полное уважение. Она стала размышлять о том, что это за друзья, о которых упомянул Джулиан Пилгрим. Уж очень они опасно привлекательны. И что их связывает между собой?

— Подозреваю, что быть дочерью Торна Блэкберна не слишком приятная обязанность, — снова сказал Джулиан спустя час во время их последней остановки.

В этот момент они осматривали крошечную комнатку, приютившуюся за большой лестницей. Джулиан назвал ее своим «кабинетом». Все стены комнатки были увешаны полками с книгами, причем с теми, которые читают, а не покупают у букинистов для форсу. Там же, где полок не было, Труф увидела обтянутые парчой стены, если и не настоящей, то подделкой вполне искусной. В центре кабинета стоял стол и несколько глубоких, викторианского стиля кресел. Обстановку довершали постеленный на пол толстый восточный ковер явно ручной работы и прекрасно сделанные столик с резным ящичком для вин, располагавшиеся в углу. Странно, но окон в комнате не было.

Труф вздрогнула, услышав замечание Джулиана.

— Простите меня, тот ужас, который мелькнул на вашем лице, когда я впервые упомянул вашего отца, должен был подсказать мне, что это не самая любимая ваша тема. Это бы понял и последний тупица, а уж мне-то следовало сразу сделать выводы. Простите меня.

Труф отвернулась, будто осматривая кресла, на самом деле она старалась скрыть вспыхнувшее лицо.

В течение последнего часа Джулиан был сама любезность, он услужливо показывал ей и обстановку, и дом, со знанием говорил о его истории и ни разу не упомянул имя Торна Блэкберна. Она проанализировала все свои возможные ответы.

— Извините меня, если я где-то показалась вам грубой, — наконец ответила она, выбрав наиболее обтекаемый. — Но…

— Но вы устали от того, что вас воспринимают не как личность со своими взглядами и чувствами, а как некую психологическую горячую линию с человеком, которого вы толком и не знали, — закончил Джулиан. — И чьи интересы, кстати, вы, может быть, вообще не разделяете.

Именно так и хотела ответить Труф Джордмэйн.

— Совершенно верно, — благодарно улыбнулась она и внезапно почувствовала теплое чувство к Джулиану, но не примитивную физическую страсть, а много выше. У нее появилось такое ощущение, что с Джулианом ее связывает старая дружба. На миг ей показалось, что они с Джулианом давным-давно знают друг друга, но у них не было времени высказать свою привязанность.

— Я, — продолжал Джулиан, — никогда и никого не прошу и не заставляю разделять мои убеждения, но если подобное происходит, то считаю, что мне неожиданно повезло. — Он рассмеялся, и Труф почувствовала, что улыбается в ответ. — Может быть, немного шерри? — спросил он.

— Да, пожалуйста. И зовите меня просто Труф.

— А вы должны звать меня Джулиан. — Он отошел и вернулся с подносом, на котором стояли хрустальный графин с вином и два бокала.

"Как в Оксфорде, — подумала Труф. — Только там могут подавать шерри так официально".

— Простите меня, что я напоминаю вам, — сказал он, наполнив бокалы сладким, гранатового цвета вином, — но вы, наверное, уже знаете, что отец назвал вас в честь своей работы?

Труф посчитала бы такой вопрос неприличным, но только если бы его задал другой человек, не Джулиан.

— Честно говоря, я не очень знакома с работой моего отца, — осторожно ответила Труф.

— Да, дети, как правило, редко знают своих родителей, а еще реже то, что составляет цель их жизни. К тому же вся эта шумиха, поднятая вокруг работы Блэкберна после его исчезновения, вряд ли возбудила в вас интерес к ней. Оккультистам, как, например, и парапсихологам, лучше всего работается в тишине, когда за ними не охотятся ловцы шестичасовых новостей.

Труф удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Увидев ее недоумение, Джулиан усмехнулся.

— "Вы знаете мои методы, Ватсон, воспользуйтесь ими", — радостно процитировал он. — Тот, кто работает в известном нам направлении, обязательно знаком с институтом имени Бидни, даже если душа его находится на противоположной чаше весов. К тому же мне было бы стыдно не узнать автора такой известной статьи, как "Некоторые предварительные исследования статистических основ оценки слуховых экстрасенсорных восприятий". Прошу простить меня, но я просто не мог приехать в Берн в то время, когда вы читали там лекцию на эту тему. Кажется, мы слишком долго ждали нашей встречи.

Недомолвки кончились, Джулиан знал больше, чем Труф предполагала, и на этот раз выдержка изменила ей окончательно, лицо ее вспыхнуло.

— Я не подозревала, Джулиан, что вы интересуетесь парапсихологией, — ответила она и отпила немного шерри. Вкус вина был похож на физический эквивалент октябрьского солнца, проникающего в дом через разноцветные стекла расположенного наверху зала.

— Интересуюсь, но побочно. Мое основное занятие — исследование работы Блэкберна с позиции мага. Торн часто говорил, что нам следует знать не только весь спектр научных возможностей, но и цирковые фокусы. Только так мы можем увидеть истинную магию там, где она есть. — Джулиан откинулся в кресле, и снова Труф захотелось дотронуться до его крепких мышц.

— Довольно разумно, — неохотно ответила она, с трудом заставляя себя думать о разговоре. Спорить с таким очаровательным хозяином ей совсем не хотелось, но и сдержать иронию она не смогла. — И доводилось ли вам, Джулиан, лицезреть ту самую истинную магию, о которой вы говорите?

— Нет, — простодушно ответил он и улыбнулся, как бы призывая ее разделить с ним секрет, известный только ему. — Но я надеюсь со временем увидеть. А что вас привело во Врата Тени, Труф Джордмэйн? Уверен, не страсть к архитектуре долины Гудзона. — Он наклонился вперед так свободно и раскованно, что снова напомнил Труф ленивого кота из джунглей, с мягкой пушистой шерстью и яркими глазами.

Труф была слегка разочарована, узнав, что Джулиан разделяет идеи Блэкберна, но разве не таким, как он заблудшим, она и собирается помочь своей книгой?

— Я пишу биографию своего отца, — ответила Труф.

Джулиан резко выпрямился, и на лице его появилось выражение восторга.

— Да это же просто великолепно, — сказал он. — И вы приехали как раз туда, куда нужно. Совершенно верно, именно отсюда вам нужно начинать. Разумеется, вы должны остаться здесь, так вам будет легче работать. Вы, конечно, знаете о коллекции, я предоставляю ее в ваше полное распоряжение. Подумать только, как своевременно, — проговорил он.

— Своевременно? — откликнулась ошарашенная Труф. — Что вы этим хотите сказать? И о какой коллекции вы говорите?

— Ну, пока у нее нет определенного названия, давайте будем называть ее «блэкберниана». Вы что, совсем ничего о ней не знаете? Какой удар по моей гордыне! — шутливо простонал он. — Я собирал ее все последние годы, и в ней много чего интересного: письма, пленки, магические приборы. Все это вам пригодится. Пойдемте, я покажу вам ее. — Он встал и предложил Труф руку.

Немного поколебавшись, Труф положила свою ладонь на его, и Джулиан с уверенностью повелителя сжал ее пальцы. Труф сразу почувствовала исходящую от Джулиана силу, и по всему ее телу пробежала легкая дрожь.

— Я уже начал подумывать, не написать ли мне самому, но с моими посредственными литературными талантами далеко не уедешь, — продолжал говорить Джулиан. — К тому же нет лучшего способа узнать Торна Блэкберна, чем писать о нем.

Труф стояла рядом с Джулианом в просторной комнате, которую Джулиан не включил в первоначальный осмотр. Тщательно оштукатуренными, чисто выбеленными стенами и высоким потолком она удивительно напоминала сельскую школу. Здесь было несколько шкафов с книгами, два длинных библиотечных стола, но самым интересным предметом являлась картина, висящая над камином. На ней был изображен Торн Блэкберн во всех своих магических регалиях.

— Очень помогает, когда можешь позволить себе не только дать объявление в газете или журнале о покупке какой-нибудь вещи, но и купить ее. Удивительно, как часто холодную наличность предпочитают самым горячим воспоминаниям. Так говорить, разумеется, цинично, но, сказать по правде, я очень рад, что смог купить многое из того, что здесь есть. И никакой гордыни я при этом не испытываю, скорее наоборот, я чувствую себя униженным.

Несмотря на краткость знакомства, Труф показалось, что этого качества у Джулиана Пилгрима быть не может. Точно так же нельзя говорить о застенчивом орле и покорном тигре. Она перевела взгляд на портрет, пытаясь скрыть от Джулиана свое восхищение им, Труф не хотела выглядеть очарованной школьницей.

Торн Блэкберн стоял босым, в зеленой мантии, отороченной волчьими шкурами и расшитой золотыми буквами древних рун. Его широкий, отделанный драгоценными камнями пояс с тяжелыми золотистыми кистями сразу напомнил Труф шторы.

Руки Торна Блэкберна были скрещены на груди. В одной он держал скипетр, верхнюю часть которого украшало изображение крылатой Изиды в круге, в другой — короткий меч. На рукоятке его красовалась звезда Давида, а по всему лезвию были искусно выбиты какие-то магические символы. Труф сделала вывод, что, несмотря на все навороты, сама магическая система вероучения Блэкберна, если таковая и была, в смысле символики стремилась к католицизму.

Светлые волосы Блэкберна были перехвачены золотой лентой с золотым же диском, по всей видимости символизирующим солнце. Взгляд зеленых глаз Блэкберна был устремлен ввысь. В довершение всего художник, видимо адепт Блэкберна, счел крайне необходимым нарисовать вокруг головы нимб.

Общее впечатление от картины складывалось довольно убогое — третьеразрядный шарлатан, неумеренно начитавшийся магических книжек и возомнивший себя Спасителем. Удручающее зрелище.

Но чего-то на картине не хватало.

— А где же ожерелье? — спросила Труф Джулиана и увидела его пораженный взгляд.

— Мне показалось, вы сказали, что не имеете понятия о работе Блэкберна.

Труф молча проклинала себя за то, что не прикусила вовремя язык и сболтнула лишнее. Она сделала самое худшее, что только могла, — дала Джулиану повод подозревать, что знает о наличии блэкбернианы и о том, что там должно находиться.

Джулиан огорченно пожал плечами.

— Признаю, кое-чего здесь не хватает. — Он засмеялся. — Перстень и ожерелье должны быть здесь, вы правы. О них упоминается в литературе о Блэкберне, но, как вы впоследствии поймете, это не прижизненный портрет, он написан по памяти и фотографиям. Снимков ожерелья и перстня у меня нет, поэтому я попросил художника опустить их. Я их присоединю к своей коллекции позже, если они когда-нибудь обнаружатся. — С очаровательной улыбкой он посмотрел на Труф, и она почувствовала, что тает. Это еще не любовь и даже не желание, просто Джулиан был более настоящим, чем другие. Труф захотелось тут же отдать Джулиану и перстень, и ожерелье просто потому, что тому будет приятно иметь их у себя, но сдержалась. Нужны они Труф или нет, скорее всего, подозревала она, нет, но ее воспитание и тренировка говорили, что не стоит доверять первому впечатлению. Труф решила подождать и посмотреть, что будет дальше.

— В любом случае, здесь, в этих четырех стенах, находится почти все, что осталось на земле от Торна Блэкберна, магистра звезды моря: фотографии, его вещи и письма. В этих шкафах собраны все книги, в которых упоминается о нем. Есть также копии его газеты "Голос правды". — Джулиан обвел рукой книжные шкафы, где стояли самые разные книги: от дешевых карманных изданий до фолиантов с золотым тиснением на корешках, украсивших бы любую, самую изысканную библиотеку.

— Вы знаете, мне очень жаль, что он исчез, — продолжал говорить Джулиан. — В этом поместье черт ногу сломит, и многое так и останется непонятным до тех пор, пока Врата Тени не станут достоянием государства и разгадкой не займутся всерьез. Но это случится не раньше, чем в следующем веке. А сейчас прошу вас чувствовать себя здесь как дома и заниматься своей работой. И пожалуйста, не забудьте, что я был бы счастлив, если бы вы воспользовались моим гостеприимством, Труф. Надеюсь, что когда-нибудь окажу вам и более существенную помощь. — Он помедлил. — Вы, может быть, даже не подозреваете, как я иногда могу быть полезен.

Нужно быть столбом, чтобы не понять, на что намекал Джулиан, и Труф снова поймала себя на том, что улыбается в ответ.

— Я пока… не знаю, — совершенно неожиданно для себя залепетала Труф. Ведь она еще совсем не знала этого Джулиана. То, что он поклонник ее отца, это яснее ясного. Именно поэтому ему и не стоило доверять. — Коллекция действительно великолепная, Джулиан. И очень кстати, ведь я действительно была в затруднении, не знала, с чего начинать. Нет, я очень довольна — все складывается просто замечательно.

Джулиан взял ее ладонь в свои руки.

— Можете пользоваться ею столько, сколько вам нужно. Ну так как, вы остаетесь?

— Ну… — снова замялась Труф, и Джулиан, видя ее нерешительность, предложил компромисс:

— Тогда останьтесь хотя бы пообедать, мои друзья будут рады познакомиться с вами. Другого случая убедить вас в нашей правоте у нас не будет.

Прямой, немигающий, как у змеи, взгляд Джулиана, его просительный тон, приятная, обворожительная улыбка обезоруживали Труф. Хотя она и понимала, что, принимая приглашение, она дает согласие на нечто большее, чем просто обед, отказаться было невозможно. Труф вновь почудилось, что ей бросают вызов. Она примет его, потому что знает свое предназначение.

— Ну хорошо, — ответила Труф, сразу почувствовав, что ее нежелание куда-то исчезло. — С удовольствием, — прибавила она.

— Прекрасно, — обрадованно произнес Джулиан.

Труф собиралась спросить, во сколько ей нужно приехать, но Джулиан предвидел ее вопрос.

— Вы позволите, если я вас задержу здесь до обеда? Честно говоря, мне больше хотелось бы побеседовать с вами, чем заниматься своими делами. Вы позволите, я только сделаю несколько звонков в Калифорнию, этого избежать, к сожалению, никак нельзя. Надеюсь, что без меня вам скучно не будет?

Труф кивнула. Уже направляясь к двери, Джулиан сказал:

— Я очень рад, что вы остаетесь. Предупрежу Айрин. — Он произнес это имя на английский манер: «Айрини». — Она помогает мне по дому. Если бы не она, я просто запутался бы во всех этих хозяйственных делах. Я вернусь очень скоро, но при необходимости можете просить кого угодно и о чем угодно.

— Хорошо, — немного удивившись, проговорила Труф.

Полуденное солнце, врывавшееся в комнату через незашторенные окна, заливало Джулиана, играло в его волосах, и Труф на мгновение показалось, что вокруг его головы образовался нимб. И был он настоящим, а не аляповатым и фальшивым, как на висящей напротив картине. Труф с восхищением смотрела на Джулиана. Он выглядел тем, кем был, — выдающимся, могучим человеком. Его ждут великие дела, и, кажется, он уже верит, что Труф поможет ему свершить их. Он открыл дверь.

— Джулиан, а что вы думаете о его исчезновении? — неожиданно для себя спросила Труф. — Я имею в виду Блэкберна. Не мог же он подняться в воздух и исчезнуть?

Джулиан помолчал.

— Я думаю, что он нашел то, что искал, или близко к этому. Ни к одной из границ нельзя приблизиться без риска для жизни. А магия — занятие не для дилетантов. — Он повернулся и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой высокие двойные двери. Так ангел в полете складывает свои крылья.

4. В поисках истины

Живым мы обязаны уважением,

мертвым мы обязаны истиной.

Вольтер

Труф уселась за один из длинных библиотечных столов. Теперь, когда Джулиан ушел, унеся с собой ауру так сильно воздействующего очарования, она почувствовала неожиданную усталость. Труф провела длинный и трудный день. Сначала была утомительная дорога, а теперь еще и предстоит обед в доме с этими…

"Да все равно, магия это или нет, гораздо важнее сейчас вопрос, что подадут на десерт — фруктовый пирог или ореховый", — решила Труф. В любом другом случае тема для размышлений была бы иной — Торн Блэкберн. Сегодня Труф хотелось думать только о Джулиане Пилгриме. О неотразимом, обворожительном красавце Джулиане.

Она подняла с пола сумку и открыла ее, вытащила оттуда толстый блокнот, небольшой диктофон и приготовилась делать записи. Однако мысли Труф в этот момент были очень далеко.

"Магия или… нет?"

До сегодняшнего дня у Труф не было никаких сомнений на этот счет. Она смело и бесповоротно отвергала магию, считая ее разновидностью психологического мошенничества. Так было легче жить. Но она ни разу не встречала поклонника магии, который понравился бы ей лично. Сегодня же Труф натолкнулась на прекрасного человека, который верил в магию, всерьез занимался ею, но говорил о ней так же спокойно, как коллеги Труф по университету говорили о Чосере и физике подмолекулярного уровня.

"Разумеется, он ошибается", — вздохнув, подумала Труф. Великие умы возрождения от Фрэнсиса Бэкона до Исаака Ньютона верили в магию, но это совсем не значит, что они правы. Одно утешает — Джулиан попал в неплохую компанию.

Магия? Иллюзии, которые невозможно доказать, так же как и все другое, что зиждется на голой вере. Которая, как когда-то заметил Марк Твен, состоит в убежденности в существовании того, "чего, как вы хорошо знаете, быть не может".

Труф вздохнула, оперлась ладонью о щеку и уставилась в окно. В этот момент она была похожа на озадаченную простушку. Фантазии увлекали ее, Труф на секунду представила себе, что она осталась жить во Вратах Тени и что в процессе работы над книгой ей удалось лишить Джулиана Пилгрима его заблуждений.

Это был голос разума, говорившего, что пора кончать думать о том, как бы поцеловаться с мужчиной, которого ты всего два часа назад увидела впервые в жизни, и сделать что-нибудь, дабы оправдать свое присутствие здесь.

Она встала и, прихватив с собой диктофон, пошла осматривать сокровищницу, двери которой так радушно открыл перед ней Джулиан.

Здесь вдоль стен за стеклянными дверьми находились и те предметы, которые она видела изображенными на картине, и многое другое.

"Низкая чаша, похоже, сделана из обсидиана. Не такую же мне в прошлом году показывал Дилан? Как он тогда назвал это стекло? Не помню. Хорошо бы он был сейчас здесь. А это что? Похоже на булавки, которые прикалывают к шляпам. Интересная форма — в виде серпа. Изготовлены, по всей видимости, из меди. Остренькие. Надо было взять фотоаппарат и заснять всю эту чепуху. Несколько кинжалов, один с черной рукояткой и лезвием длиной дюймов в шесть…"

Труф продолжала диктовать, рассматривая разложенные за стеклом предметы: кинжалы с черными, белыми и красными ручками, корону с золотым диском — Труф видела ее на портрете. А вот точно такая же корона, серебряная, с изображением луны. Только из боязни обидеть Джулиана Труф не открывала дверцы шкафов и не дотрагивалась до описываемых предметов. Стоя у короны, она вдруг физически ощутила ее холод и тяжесть.

"Я слишком устала", — успокоила себя Труф. Она потерла лоб, снимая напряжение, и заставила себя пройти дальше.

"Но ведь кто-то носил все это. Кто? И есть ли где-нибудь полное описание той пресловутой работы Блэкберна. Джулиан, кажется, считает ее цели разумными. И такой же реальной, как и магия".

Трудно было думать и постоянно помнить, что все эти предметы — всего лишь дорогостоящий гардероб театра для придурков. Казалось, здесь сами вещи знают, для чего они предназначены, и ждут своего часа.

Труф отвернулась, стараясь подавить непонятно откуда возникшее чувство неловкости и неуверенности. Все, что здесь было собрано, не шло ни в какое сравнение с захватывающей восточной религией викка, некогда популярной среди студентов Тагханского университета. Труф доводилось даже тестировать самозваную "верховную жрицу религии викка", в связи с чем ей пришлось прослушать курс ее лекций и посмотреть демонстрацию чудодейственной силы. Только после этого Салли согласилась на эксперимент. В то время викка показалась Труф безобидным по сути увлечением, и результаты, полученные с Салли, показали это. Никаких таких особых возможностей и способностей, не считая ошеломляющей природной глупости, у Салли не обнаружилось.

Но то было совсем другое, мода. Здесь же Труф имела дело с иным. Она закрыла глаза и все равно продолжала видеть перед собой все эти атрибуты.

"Я просто устала. Если бы здесь был Дилан, он, не задумываясь и ни словом не упоминая о магии, дал бы с десяток объяснений моему состоянию и моим ощущениям".

Труф решительно направилась к книгам. Были тут работы и Кавендиша, и Вильсона, и множество книг предшественников Торна, например, такого же шарлатана и прощелыги Элайстера Кроули, называвшего себя "великим зверем". Труф слегка передернуло. Предполагалось, что вся эта коллекция называется блэкберниана, но Кроули умер в сорок седьмом. Что он мог сказать о Блэкберне? Труф взяла самую первую книгу, "Драгоценные камни равноденствия", и раскрыла ее.

"Моему верному зубу змеиному, Торну Блэкберну", — прочитала Труф и увидела подпись — округлые каракули в обрамлении каких-то таинственных знаков.

"Что еще за зуб змеиный?" — подумала Труф и тут же вспомнила цитату из Библии: "Неблагодарное дитя острее зуба змеиного".

Стало быть, Торн Блэкберн был неблагодарным? Но по отношению к кому? В тот момент, когда делалась эта надпись, ему было не более восьми лет. Если, конечно, надпись подлинная.

— Если так, тогда он должен был неплохо знать Элайстера Кроули, — сказала она в диктофон и тут же прибавила: — Но откуда? Ведь Кроули был англичанином, а Блэкберн — американцем.

Правда, некоторые имевшиеся у Труф источники указывали на то, что Блэкберн был англичанином, но тогда становилось непонятным, зачем он приехал в Америку. Проводить свою мифическую работу?

Это мог знать Джулиан.

Труф бегло просмотрела другие книги. Оказалось, что все они когда-то составляли библиотеку самого Блэкберна, поэтому Джулиан включил их в свою коллекцию. Труф начитала на диктофон названия книг, надеясь впоследствии проверить это:

— "Маг" Фрэнсиса Барретга; "Священная магия Абра-Мелина", издатель — Макгрегор Мазере; "Долина реки призраков"…

Две коробки с бережно сохраняемыми газетами. "Голос истины". Труф просмотрела пару желтых и потрепанных от времени газет. Причудливый, трудночитаемый шрифт местами стерся, но тема написанного была ясна — эзотерика.

Труф почувствовала, что с каждой строки сквозит надежда, характерная для тех очаровательных, наивных лет, когда она была еще совсем маленькой. Тогда казалось возможным все, даже остановить четырех всадников — болезни, войну, голод и смерть.

Теперь мир поумнел и стал практичнее. Будут появляться все новые болезни, не страшнее уже известных, войны станут еще более жестокими и несправедливыми, а люди не перестанут умирать от голода на улицах городов самой богатой страны мира.

Труф тряхнула головой, пытаясь избавиться от таких мрачных мыслей. Кухонная философия не даст ничего. Несмотря ни на что, нужно продолжать осматривать сокровищницу Джулиана. Собиратель — человек со странностями, если не разделить его взгляды, коллекция останется закрытой. Следовательно, Труф нужно хотя бы внешне согласиться с Джулианом и на некоторое время признать, что Блэкберн был великим человеком. К тому же, увидев скептицизм Труф, Джулиан может лишить ее доступа к блэкберниане в любой момент.

Оставалось просмотреть только ящики шкафов. Труф открыла первый ящик и сразу же поняла, что трех месяцев ей совершенно не хватит, чтобы все изучить. Она закрыла ящик и открыла другой. На нее смотрел плотный ряд папок без каких-либо указателей и надписей.

— Бог мой, — ужаснулась Труф. — Да как же я в этом разберусь? Тут же невозможно ничего найти. Да, система хранения оставляет желает лучшего.

Она перемотала пленку, стерла последнее замечание, затем вытянула первую попавшуюся папку и раскрыла ее. В ней лежали разноцветные листы бумаги, довольно большие, восемь на одиннадцать дюймов, исписанные четким, как у Спенсера, почерком. Удивил Труф только красный цвет чернил.

Несмотря на старинную каллиграфию, сами материалы были современными, написаны они были в годы жизни Блэкберна, а точнее, определила Труф, в последние годы. Какое отношение они могли иметь к самому Блэкберну, было неясно, но, возможно, она держала в руках биографию, которую начинал писать Джулиан.

Труф повернулась так, чтобы солнце, падающее из длинных, окружающих камин окон на священное изображение Блэкберна, попало на лист, и стала читать, стараясь не перепутать непронумерованные страницы.

Это была не биография.

Сначала Труф показалось, что она читает сценарий какой-то пьесы, и в этом не было ничего неожиданного: если их пишут для Эвиты Перон, почему бы не написать пьесу и для Торна Блэкберна? Неожиданными были действующие лица, например «иеролатор», "иерофекс" и некоторые другие, имена или названия которых сильно попахивали латынью. "Кто это такие?", — думала Труф. «Иерос» в переводе с греческого означает «священный», а «латор» — это «поклоняющийся». Если следовать этой логике, то «иерофекс» значит "священный созидатель" или "священный строитель".

"Священный поклоняющийся? Священный созидатель? Бред собачий". — Труф поставила строгий диагноз и продолжала читать дальше, силясь постичь содержание. Действие таинственной пьесы то заканчивалось, то снова начиналось, а Труф все продолжала читать, ничего не понимая. И вдруг до нее дошло — то, что она читает, не пьеса, а набросок описания одного из культовых ритуалов книги "Страдающая Венера".

Но это же смешно. Сначала создаются какие-то наброски, а затем — законченная книга. Здесь же все наоборот, книга, вполне законченная, лежит в сумке, в багажнике ее автомобиля, а то, что Труф держит в руках, — наброски ритуалов. Зачем их писать через тридцать лет, после того, как книга закончена? Если это, конечно, не попытка воссоздать ритуалы.

Тоже маловероятно. Публиковалась ли "Страдающая Венера" при жизни Торна? Труф была уверена, что да. Очень маленьким тиражом, но каков бы он ни был, хоть один экземпляр у Джулиана обязательно имелся бы.

Совершенно растерявшаяся Труф аккуратно положила папку на место и вернулась к полкам с книгами. Как сказал Джулиан, здесь собраны все книги о Торне Блэкберне и его личная библиотека. Были даже подшивки английского варианта "Голоса истины".

Но не было ничего относительно открытия пути, основной идеи "Страдающей Венеры".

Если бы эта книга издавалась, Джулиан достал бы ее, даже если она существовала в единственном экземпляре. Тем не менее ее тут не было.

Труф внезапно почувствовала прилив возбуждения исследователя. Какой бы белибердой лежащая в ее багажнике "Страдающая Венера" ни была, второго экземпляра нет нигде. Следовательно, она никогда и нигде не публиковалась. Но тогда Труф является единственным обладателем книги, которую Торн Блэкберн считал вершиной своей работы.

— Постой, — произнесла Труф. Но откуда ей известно, что эта «Венера» — вершина его работы? Ведь она же не знает, в чем, собственно, состояла работа.

Все перепуталось, смешалось, голова ее закружилась, и она вновь почувствовала, что стоит, окруженная факелами, в том же холодном месте, где нет ни начала, ни конца, где живет слово, создавшее миры.

Труф покачнулась и, чтобы удержаться, схватилась за край стола. Она начала леденеть от охватившего холода, он сковывал ее и не давал двигаться. Он обволакивал ее чувства и манил в другую реальность. Какая-то из папок упала, высыпавшиеся из нее листы бумаги веером разлетелись по полу. Сильный удар в спину привел Труф в себя. Диктофон выпал из руки, ударившись, кассета вылетела и покатилась по полу.

Чары отхлынули. Чертыхаясь, Труф нагнулась и подняла диктофон и кассету, затем собрала рассыпанные бумаги. Труф проверила диктофон, с ним было все в порядке. Как попало она собрала листы в папку.

"Вот что бывает, если выпить бокал шерри на пустой желудок", — сделала неутешительный вывод Труф и упрекнула себя за то, что не остановилась перекусить в городке, а сломя голову понеслась во Врата Тени.

Она посмотрела на часы. Уже четыре. Труф не знала, во сколько они здесь обедают, но предполагала, что придется еще подождать. Она подумала, что неплохо было бы прогуляться, и не только потому, что храм, посвященный ее отошедшему дражайшему папаше, начинал действовать на нервы. Ей просто надоело, работы здесь было непочатый край, и на сегодня можно вполне ограничиться разговором с Джулианом. Труф вздрогнула от этой опасно-привлекательной мысли…

Труф уложила диктофон и пустой блокнот в сумку и услышала стук в дверь. Не успела она подойти, как одна из дверей открылась внутрь, и перед Труф появилась невысокая седоволосая и суетливая женщина с большим, ярко разрисованным металлическим подносом и кучей полотенец.

Со звоном и грохотом женщина поставила поднос на первое попавшееся место. Труф увидела на нем чайник, две чашки и круглый пирог, посыпанный белой сахарной пудрой.

— Он очаровательный мальчик, но, клянусь Рудом, мозгов у него маловато. Я говорила ему, спросите сами, что вам понадобится чай, ведь вы приехали почти в полдень, правда? А вместо этого он оставил вас одну. Уверена, что вы как раз подумывали о чашке чая, и если это не так, то я не Айрин Авалон, — произнесла вошедшая и, ласково улыбаясь, посмотрела на Труф.

Айрин Авалон по виду было далеко за пятьдесят. На ней было надето свободное платье с каким-то ярко-красным набивным рисунком, а на руках болталось несколько полотенец. Элегантные очки в тонкой полуоправе висели на цепочке, скорее даже лежали на ее полной груди. Труф бросилось в глаза прекрасное ожерелье из темно-вишневого янтаря. Седые волосы Айрин были собраны не очень аккуратным пучком и удерживались несколькими заколками. Она была невысокой, на несколько дюймов ниже Труф, и довольно полной, такая округлая полнота обычно приходит с возрастом. Короче говоря, именно так в английских пьесках выглядят тетушки немного рехнувшихся спиритуалистов.

— Итак, дитя мое, что скажешь? Ты здесь уже давно, но почему-то не приходишь поприветствовать свою старую тетушку Айрин, — произнесла новоявленная тетя хорошо поставленным театральным голосом, в котором слышался легкий британский акцент.

Айрин говорила и в то же время составляла с подноса чашки из тончайшего китайского фарфора и такие же блюдца, стаффордширского происхождения молочник со сливками и сахаром, жесткие накрахмаленные льняные салфетки и изящные серебряные ложечки.

— Мне кажется… — Труф хотела сказать: "Мне кажется, вы ошибаетесь", но не решилась. Что-то подсказывало ей, что ошибается именно она.

"Я и трех часов не нахожусь в этом доме, а он уже начинает действовать мне на нервы. Еще немного, и у меня начнется истерика", — с шутливым отчаянием подумала Труф.

Ее собеседница вела себя так, будто знала Труф с младых ногтей.

— Что-то я вас не помню, — задумчиво проговорила Труф.

— Откуда же тебе меня помнить, если ты тогда еще бегала в штанишках. А потом… О, какое это было страшное время. Просто ужасное. Во всяком случае, я не виню Кэролайн за то, что она покинула нас. Но все-таки… А, ладно, что вспоминать об этом, — сказала Айрин, укоряя себя за ненужный наплыв эмоций. — Главное, что ты вернулась. Еще когда Джулиан только решил продолжить работу, я уже знала, что ты вернешься. Милая девочка, я помню, как стояла здесь рядом с тобой. Ты, конечно, этого не помнишь. Но почему ты не пьешь чай? — с трудом прервала Айрин поток воспоминаний.

— Спасибо, — ответила Труф. Она была ошарашена назойливым дружелюбием непонятно откуда взявшейся говорливой тетушки. Тем не менее после появления Айрин желание покинуть странный дом исчезло и комната перестала казаться Труф такой зловещей.

Труф села за стол. Айрин тут же налила ей чашку крепчайшего чая и отрезала большой кусок золотистого пирога. Труф понемногу успокоилась, подлила в чашку сливок и откусила ароматный пирог, сладкий и одновременно немного кисловатый. Вкус у него был превосходный.

— Очаровательно, — сказала Труф, прожевывая.

— Это любимый пирог твоего отца, — строго произнесла Айрин, не догадываясь, какую реакцию вызовет у Труф ее заявление. — Готовится он просто. Берешь грушу бергамот, несколько апельсинов с кожурой и чуточку ладана. Посыпаешь сахарной пудрой… Но, дорогая, как же ты похожа на Катрин. Просто невероятно. Ты, наверное, совсем взрослая. С тех пор как мы расстались, прошло чуть больше двадцати пяти лет. Но ты вернулась, как и пророчествовал магистр, и теперь наконец мы сможем закончить работу.

Труф прихлебывала чай и напряженно всматривалась в пирог. "Почему простое сообщение о том, что это одно из любимых кушаний Блэкберна, вызывает у меня отвращение к нему? Глупо. Нельзя же презирать весь материальный мир только потому, что Торн Блэкберн когда-то жил в нем".

— Работу? — переспросила она Айрин, пытаясь отвлечься.

— Да, работу, начатую Блэкберном, — радостно ответила Айрин. — Но почему ты не ешь?

Не желая обидеть пожилую женщину, Труф взяла еще один кусок и почувствовала, как ребяческое негодование тает в ней подобно сахарной пудре.

— Разумеется, мы снова начинаем работу, не законченную магистром. Теперь у нас есть все, — продолжала болтать Айрин. — Мы были в тупике. Скажу без ложной скромности, когда-то я хорошо справлялась, но те, кто выше нас, пришли к выводу, что сейчас моих способностей недостает. Ничего удивительного, так всегда случается с теми, у кого этот дар природный, а не выработанный практикой, но я надеялась, что меня время пощадит. Отнюдь. — Айрин горько рассмеялась.

— В тупике, вы сказали? Почему? — спросила Труф. — И что представляет собой "работа, начатая Блэкберном"? — Труф искренне желала, чтобы Айрин ответила ей.

Пожилая женщина с нескрываемым удивлением посмотрела на нее, затем улыбнулась.

— Я совсем потеряла голову. Ты так похожа на Катрин, что я даже забыла, что ты совсем новичок на нашей стезе. Для работы нужен медиум, дорогая, человек, способный стать посредником между нашим миром и миром иным. — На какой-то момент воспоминания приглушили ее мягкую улыбку, затем она снова появилась, как солнце из-за облаков.

Труф хотела сказать, что она хорошо понимает значение слова «медиум», в институте ей доводилось работать с несколькими, и она могла поклясться, что у них не было и тени тех способностей, которые они себе приписывали, но вовремя остановилась. Вместо этого она согласно кивнула головой.

— Понимаю.

— Едва ли, — заметила Айрин с той же ласковой улыбкой. Она погладила руку Труф. — Но со временем ты поймешь. Во всяком случае, Джулиан снова собрал нас. Меня, по крайней мере… После того, как наш любимый магистр счел нужным ненадолго покинуть нас, остальные продолжали работу самостоятельно. Джулиану пришлось потрудиться, прежде чем он нашел всех, кого нужно. Я тебе говорила, что я уже не та, что раньше. Тогда я работала как иерофекс Торна, но сейчас уже не могу этого делать. К счастью, Джулиан нашел Лайт, и я подготовила ее.

— Джулиан нашел свет? — переспросила Труф. "Это еще что такое?" — подумала она. Последний раз она слышала столько мудреных терминов в разговоре двух деконструкционалистов на кафедре английского языка в Тагханском университете.

— Это имя, — ответила Айрин. — Лайт — очаровательная девушка, ты ее увидишь сегодня за обедом. Теперь мы в полном сборе, у нас снова есть иерофекс, есть священная наложница — иеролатор, то есть мы готовы закончить работу. Осталось совсем немного.

Труф почувствовала комок в горле. "Это из-за Блэкберна, — сказала она себе. — Блэкберн заставил хороших людей поклоняться ему, а потом ушел".

— Расскажи мне еще о работе, — попросила она Айрин, стараясь говорить ровным, спокойным голосом.

— Ну, о ней ты можешь много прочитать, — с готовностью ответила Айрин. Ей, видимо, хотелось выговориться на эту тему перед кем-нибудь. — Но я с удовольствием расскажу тебе немножко. Это великое дело, цель которого — войти в контакт с новым эоном и затем открыть путь сидхе-валькириям, духам нового зона, которые придут в мир человеческий и поведут людей по пути. Все это выполнимо, но память у меня немного ослабла, и теперь я уже не очень хорошо помню весь ритуал, — махнула рукой Айрин. — Как ты, возможно, знаешь, иерофекс не видит ритуал, она находится в состоянии транса.

— Вот как? — спросила Труф. О таком она еще не слышала и приготовилась выуживать из Айрин нужную информацию. Пирог был давно съеден, и Труф допила свою чашку. Айрин улыбнулась и налила ей еще чаю. Труф пообещала себе в самом ближайшем будущем обязательно сесть на диету и уверенно налила себе полчашки сливок.

Ею владело странное чувство двойственности. С одной стороны, она оставалась собой, и в то же время в ней появился некто, кто знал, что Труф Джордмэйн не может отвергнуть некоторые вещи. Как ни старалась Айрин разъяснить Труф суть их дела, ее откровения породили вопросов больше, чем дали ответов.

— Но тогда, если вас, так сказать, не было при проведении ритуалов, помочь Джулиану воссоздать их вы не можете? — Труф старалась формулировать вопросы так, чтобы ответы были более многословны.

— Сейчас мы воссоздаем ритуал открытия пути. Здесь все довольно просто, есть записи, известны девять остановок, но без такой важной части, как "Страдающая Венера", ритуал остается неполным. Лично я не очень-то уверена в том, что нам удастся воссоздать весь ритуал.

Часы Труф показывали половину шестого. Она находилась в одной из спален Врат Тени. Меблированная под старину, оклеенная голубенькими обоями, она была великолепна. За ее окнами расстилалась небольшая зеленая лужайка, позади которой стоял прекрасный осенний лес. Сделанные из матового стекла абажуры старинных бра отбрасывали мягкий, приглушенный свет, вызывая ощущение нереальности. Казалось, что, подобно Бригадуну, она сейчас исчезнет, уйдет во мглу веков.

Айрин бранила Джулиана постоянно, ей казался недостаточно радушным прием, который Джулиан оказывал гостье. Труф внутренне смеялась над ее материнским негодованием за недостаток светскости в манерах Джулиана. Стоило Труф сказать ей, что она находится в дороге с шести часов утра и ничего не ела с этого времени, как Айрин тут же чуть ли не силой взяла ключи от ее машины и послала Гарета принести багаж. Затем она провела Труф в комнату, чтобы, как она сказала, Труф "смогла привести себя в порядок и немного вздремнуть" перед обедом, который подадут в половине восьмого. Труф с радостью воспользовалась возможностью переодеться. Она хотела выглядеть получше во время этого сказочного и, очевидно, официального обеда.

Она провела рукой по аккуратно остриженным коротким волосам, отчего они встали на голове неравномерным ежиком, опустилась на кровать и посмотрелась в старинное зеркало в массивной кленовой оправе. На нее вызывающе смотрела молодая, чуть меньше тридцати лет женщина в телесного цвета комбинации и светло-коричневых чулках.

Она достала из шкафа несколько вешалок, развесила на них одежду, а вешалки повесила на крючки, прикрученные к двери ванной. "Складки, — подумала она, — разгладятся сами, шелк хорошо отвисает". Ее сумка и чемодан с вещами, которые, как она предполагала, понадобятся ей для короткого пребывания в Убей Тень или Нью-Йорке, немыми ударопрочными пластмассовыми стражами французского производства стояли перед кроватью.

"Что я делаю здесь?" — беспомощно спросила себя Труф. Она чувствовала неловкость и возбуждение. Ей казалось, что она тайком прокралась в мечеть. Айрин Авалон искренне верила в то, что говорила…

"Она добровольно дала себя увести", — поправил Труф внутренний голос.

"Это чертово дело Торна Блэкберна. И Джулиан…"

При мысли о Джулиане сердце ее предательски забилось, а щеки вспыхнули. Джулиан волновал ее, как никто в этой давно упорядоченной, размеренной жизни. От него, как от плаща волшебника, исходили волны романтики и опасности.

"Вот это уж точно", — глухо согласился внутренний голос, ворчливый и недовольный.

Она сознательно отводила глаза от правды. Труф старалась не думать о том, что Джулиан — маг, посвятивший себя делу Торна Блэкберна.

"…Не прячь глазки, моя дорогая, рационалистски настроенная Труф. Он не только субсидирует занятия магией, он ею занимается. Ну и что будешь делать? Внимать? Но тогда кем считать тебя? Такой же, как эта глупенькая безобидная старая дева. И куда же делась твоя моральная непогрешимость? Стоило тебе увидеть этого рыцаря в сияющих одеждах, как ты…"

Труф задержала дыхание. Гнев охватил ее, она с шумом выдохнула воздух. Нет, для нее вера Джулиана ничего не значит, потому что он сам ничего не значит для нее.

"Врешь", — шептал голос.

— Ну, хорошо, — произнесла Труф. Джулиан был неотразимо привлекателен. Как герой романа, он был умен, красив, очаровательно загадочен и недоступен или почти недоступен.

И он не старался вытянуть из нее "Страдающую Венеру". Труф чертыхнулась.

Придя к определенному решению, почти дав клятву, Труф почувствовала, как у нее с плеч свалился громадный камень. Какое счастье, что во время разговора она ничего не сказала Джулиану о «Венере». Когда никто не подозревает, что ты являешься обладателем какой-либо ценной вещи, ее легче скрывать, а Труф решила не отдавать единственный экземпляр книги Блэкберна, чего бы ей это ни стоило. Они не получат ее…

"Страдающей Венеры" им не видать как своих ушей.

От этой мысли Труф испытала облегчение и уверенность. Она ничего не знала и ничего не понимала, но твердо решила не давать Джулиану возможность воссоздать ритуал "открытия пути", или как он там называется.

"А почему? — Труф опять услышала тонкое змеиное шипение. — Если ты считаешь все это чушью, так отдай им книжонку, пусть порадуются. Тебе-то какое дело, чем они тут занимаются? Жалко расставаться с «Венерой»? Что может быть проще — поезжай в город и сделай копию. В конце концов, Джулиан может очень хорошо заплатить за нее".

Это было уже слишком. Труф вскочила, схватила сумку и высыпала ее содержимое на кровать. Стараясь прогнать навязчивые мысли, она решила заняться собой. Заметив свое отражение в зеркале, она задернула плотные белые шторы.

Что же все-таки надеть к обеду? Она посмотрела на свитера, неброские и элегантные, оглядела брючный костюм, красивый и практичный, на отобранные к поездке блузки, рубашки и огорченно вздохнула. Она не взяла ничего такого, чтобы выглядеть в мире Джулиана подходяще даже в качестве гостьи. Ничего, кроме…

Она придирчиво посмотрела на платье, высоко держа его перед собой на вытянутых руках.

Труф сама не знала, почему взяла его. Когда выбирала одежду для поездки, она не представляла, на какой случай оно может понадобиться. Да она и купила это платье просто так, не зная, куда в нем пойдет.

"Вот уж действительно, черт дернул", — подумала Труф и усмехнулась.

Но платье было действительно великолепно. Тонкое, небесно-голубого цвета, с неярко расшитым воротником, оно выглядело скромно и в то же время чертовски элегантно, неброско и одновременно шикарно. Это было платье принцессы, случайно забредшей во Врата Тени и оставшейся там пообедать.

Труф быстро ополоснулась, побрызгалась своей любимой лавандовой туалетной водой и стала одеваться. Она надела платье, мысленно проклиная длинные «молнии» и модельеров, шьющих платья, которые женщины с трудом могут надеть без посторонней помощи.

Она повернулась к зеркалу и даже удивилась, увидев в зеркале почти незнакомую ей женщину с лицом насмешливым и немного надменным. Неужели она так похожа на свою мать? Значит, Катрин Джордмэйн выглядела так же? Но какой она была? Труф внимательно смотрела на свое отражение, пытаясь разгадать тайну прошлого другой женщины. Айрин Авалон говорила, что Труф похожа на Катрин Джордмэйн, но она может и ошибаться, ведь она видела Катрин последний раз более двадцати лет назад. Скорее всего, она находилась под эмоциональным впечатлением встречи.

Кстати, она знала не только Катрин, но и отца Труф, она была их другом. Труф поняла, что должна узнать своих родителей, и не только мать, но и отца. Нужно торопиться, начать расспрашивать немедленно, иначе те, кто знал их, могут уйти в другой мир, и тогда отвечать на вопросы Труф будет просто некому.

Она не даст этому случиться.

Труф грациозно поклонилась незнакомке в зеркале и сунула ноги в черные туфли. Несколько взмахов расческой, чуть-чуть косметики — и она вполне готова.

Нет, не совсем. Труф заметила, что платье выглядит чересчур строго, его нужно оживить украшениями, на у Труф их с собой не было. Честно говоря, она никогда и не покупала украшений, ни дорогих и солидных, ни дешевых и легковесных. Были у нее пара неплохих сережек и коротенькая золотая цепочка, этим ее набор драгоценностей и исчерпывался.

В лихорадочных поисках чего-нибудь стоящего она перевернула всю сумку. Оставался нетронутым только купальник и "Страдающая Венера". Не найдя ничего подходящего, Труф взялась за сумочку. В таких раньше дамы света перевозили свои самые ценные вещи, ныне же их используют для транспортировки небольших бьющихся предметов, необходимых женщинам в дороге.

Она открыла ее и посмотрела верхнее отделение. В ячейке, предназначенной для драгоценностей, лежало свернутое ожерелье Блэкберна и его перстень. А что, если?..

Труф поняла, что носить перстень сможет, только согнув палец. И то едва ли — он был таким тяжелым, что Труф, несколько раз подняв и опустив руку, почувствовала усталость. Нет, это для обеда не годится. Труф бросила перстень обратно в ячейку и взяла ожерелье. Оно было легким, как пушинка. Древние греки считали, что янтарь — это окостеневший блеск выпущенных Зевсом молний. Они называли этот материал «электрум», поскольку, как знала Труф, если его слегка потереть, он не только притягивает к себе мелкие булавки и куски бумаги, но даже светится в темноте таинственным, голубоватым огнем. Труф показалось, что бусинки уже светятся у нее на руке, что они вобрали в себя остатки солнечного света и теперь озаряют комнату неясным сиянием.

Она обвязала ожерельем волосы; тяжелый золотой медальон, ласково поглаживая ее тело, сполз на левую грудь, под самое сердце. Янтарные бусинки, бывшие когда-то кровью дерева, касаясь ткани ее платья, загорелись еще ярче. Сейчас Труф была похожа на готовую к битве воинственную жрицу.

"Не нужно", — любуясь собою в зеркале, пришла к заключению Труф. Как бы это ни было красиво, надевать ожерелье не стоило, могут сразу посыпаться вопросы. Она очень неохотно положила ожерелье рядом с перстнем и повязала шею длинным шелковым шарфом. Конечно, хуже, чем ожерелье, но тоже неплохо.

"Подозреваю, что они принимают меня за своего", — подумала Труф. Она посмотрела на часы. Было ровно семь, до обеда оставалось полчаса. Труф предполагала, что раньше одиннадцати он никак не кончится, и порадовалась за свою сообразительность: она попросила Айрин связаться с гостиницей и предупредить, что приедет поздно. Было бы очень неприятно явиться туда и обнаружить, что твоя кровать уже занята.

Впрочем, уехать можно и сейчас, кто мешает?

Она направилась к двери, но остановилась и отступила назад. Рано хвалить себя за благоразумие — содержимое сумки валялось на кровати, а вместе с ним и "Страдающая Венера". А вдруг кто-нибудь войдет?

Труф принялась засовывать в сумку вещи. А что, если кто-то, с менее утонченными манерами, чем у Джулиана, уже заходил и просмотрел ее багаж? Почему, собственно, такого не может быть? Она нахмурилась. Ни сумку, ни чемодан она никогда не запирала. У нее даже не было ключа, тем не менее следует быть готовой ко всему.

Труф взяла "Страдающую Венеру" и оглядела комнату. Она решила на всякий случай спрятать ее.

Но куда?

Подумав, Труф сунула книгу между матрасом и сеткой кровати, ближе к подушке, там всегда есть некоторый подъем и дополнительный предмет будет не так заметен. Она пригладила набивное хлопковое покрывало и, не складывая, побросала вещи в сумку.

Собираясь выходить и уже подойдя к двери, она обернулась и в последний раз оглядела комнату. Все выглядело нетронутым.

Какая невинность.

"Как говаривала тетушка Кэролайн? Действительно, так вполне можно назвать то, что выглядит слишком уж правдоподобным", — усмехнулась Труф, расправила плечи и, выйдя из комнаты, направилась вниз.

5. Истина среди теней

Чарующий луч света средь теней,

Дух, истину искавший, брел

По мрачной сцене в веренице дней

И, как тот проповедник, не нашел.

Перси Биш Шелли

Дойдя до середины лестницы, Труф увидела Джулиана. Он, видимо, ждал ее. Посмотрев на него, Труф поняла, что сделала совершенно правильно, подавив в себе смертоубийственное нежелание одеваться к обеду. Джулиан сменил простую одежду из твида на великолепный шелковый костюм, как подумала Труф, от Армани. Джулиан улыбнулся.

— Я уже собирался идти за вами, Труф. Мы собрались в гостиной выпить по бокалу шерри перед обедом. Не подумайте, что обеды у нас всегда проходят так официально, это все ради вас.

Он смотрел на Труф, и она чувствовала, что нравится ему. Щеки ее снова вспыхнули. Что же такого было в хозяине Врат Тени, что заставляло ее краснеть? Обычно Труф была более уверенна, холодна и сдержанна. Ей всегда были чужды эмоции. Женщина себе на уме, в своем поведении она руководствовалась только рассудком. Сейчас же она напоминала героиню готического романа. Какой стыд!

Джулиан подал ей руку. С большим усилием Труф сконцентрировала волю и разум на предстоящем обеде.

— С кем мне предстоит познакомиться сегодня, Джулиан? — спросила она и поморщилась, услышав, как дрожит ее голос. Однако она чувствовала, что бессильна помочь себе, встреча с незнакомыми людьми, тем более с поклонниками Торна Блэкберна, наполняла ее безотчетным страхом.

Она взяла предложенную Джулианом руку, в ноздри ей ударил пьянящий запах мужского одеколона, и Труф показалось, что, когда она положила ладонь на теплую, крепкую руку Джулиана, через нее прошел электрический разряд. Это ощущение длилось доли секунды, Труф охватило волнение, но вскоре она уже справилась с ним. Остаток лестницы они прошли вдвоем.

— Не волнуйтесь, одна в клетке со львами вы не окажетесь, — с легким упреком ответил Джулиан. — Сегодня вечером вам предстоит познакомиться с нашим кругом. Мне удалось собрать не всех. Как вы знаете, дело требует тринадцати человек, но можно добиться таких же результатов и с меньшим количеством.

"Ну и каких же результатов вам хотелось бы достичь?" — хотела спросить Труф, но в этот момент они вошли в гостиную.

Как и все викторианские особняки, Врата Тени был построен симметрично, включая комнаты. Гостиных на первом этаже тоже было две. В одной располагался музей Блэкберна, и Труф уже была там несколько часов назад, в другую они вошли с Джулианом.

Гостиная отличалась от остальных комнат кардинально. Если в других комнатах мебель осталась той же, старинной, хотя Джулиан не предполагал сделать из дома музей конца девятнадцатого века, то здесь царствовала современность. Стены гостиной были обтянуты зеленым французским шелком, что хорошо сочеталось с такого же цвета шторами. На полу лежали восточные ковры, длинный и мягкий как масло кожаный диван цвета устриц был современной работы, судя по дизайну, итальянской. От столов, сделанных из бронзы и стекла, также веяло современностью.

Труф не была сельской простушкой, жившей в глуши, занимаясь хозяйственными делами университета. Она лучше, чем кто-либо, понимала, на чем держится мир. Увидев комнату и мгновенно оценив приблизительную стоимость обстановки, она поняла, что имеет дело с очень богатым человеком, и это подействовало на нее как сигнальный флажок. Она целиком и полностью соглашалась со Скоттом Фицджеральдом, сказавшим однажды, что богатые люди отличаются от обычных граждан. Труф видела эту разницу по-своему, она считала богатых холодно-безразличными к остальным людям. Такое пренебрежение дает власть, покупаемая за деньги.

Она заметила в гостиной человек шесть. По их виду Труф поняла, что они ждут ее. Джулиан нежно обнял ее за талию и выдвинул вперед.

"Вот я и в пасти у льва", — мелькнуло в голове Труф.

— Дамы и господа, — произнес Джулиан. — Сегодня мне выпала честь представить вам дочь Торна Блэкберна, Труф Джордмэйн.

Труф непроизвольно вспыхнула.

"Ну зачем он?.."

— Аплодировать будем? — раздался нетвердый мужской голос, и вперед вышел его обладатель. Одет он был очень просто — темные брюки, твидовый пиджак и старый галстук с эмблемой какого-то учебного заведения. Труф сразу и бесповоротно отнесла его к категории профессоров, людей взбалмошных и немного чокнутых, — бледность его лица и глубоко запавшие глаза говорили, что он ночи напролет проводит в пыльных архивах за изучением древних, мало кому понятных манускриптов. — Не обижайтесь, милая дама. — Он комично поклонился, и Труф облегченно улыбнулась. Вся сцена вдруг удивительным образом напомнила ей начало нудной процедуры факультетского чая.

— Ради бога, Эллис, — прошептал Джулиан. — Труф, позволь представить тебе Эллиса Гарднера, хотя лично я предпочел бы, чтобы ты его увидела не сегодня.

— Дорогой иеродул, только шерри делает меня выносимым в обществе, — усмехаясь, проговорил Гарднер.

Он взял Труф за руку и отвел ее в сторону. Хотя от него сильно попахивало шерри и, по словам Джулиана, он частенько прикладывался к бутылке, речь Эллиса была вполне связной и вежливой. Он повел Труф по комнате.

— Позвольте мне представить вас веселой шайке искателей истины. Вы уже знаете основателя нашего круга. — Он церемонно поклонился в сторону Джулиана, с мрачным лицом терпеливо стоявшего рядом. — С нашей дорогой миссис Авалон, о которой можно сказать много теплых слов, вы тоже успели познакомиться.

Айрин блистала в ярком, расшитом золотом платье. На шее у нее было золотое колье, а на руках массивные золотые браслеты. Ее глаза были театрально подведены на египетский манер, волосы на висках завиты и свисали игривыми кудряшками, а веки выкрашены ярко-голубой краской. Лицо ее напоминало разукрашенную маску, из-под которой на Труф нежно, по-матерински глядели ласковые глаза женщины, с которой Труф познакомилась днем.

— Эллис, будь умницей, — предупредила она.

— А это Гарет Кроутер, — произнес Эллис безо всякого ударения. Юноша сменил свой потрепанный джинсовый костюм на такой же, только новый, с красивой рубашкой, сверкавшей жемчужными пуговицами. Ладони Гарета были неестественно чистыми.

— Рад, что вы остались, — сказал он.

Труф открыла рот, чтобы развеять его заблуждения и сказать, что ее визит временный и что она уезжает сегодня вечером, но тут снова заговорил Эллис. Он сделал рукой театральный жест и голосом автобусного кондуктора произнес:

— В этом храме мистер Кроутер предпочитает поклоняться издалека. Познакомьтесь, претендентка на роль иеролатора, наша несравненная Фиона, известная друзьям под именем мисс Кабот.

Труф посмотрела в ту сторону, куда показывал Эллис, и увидела полную девушку с гривой ярко-красных волос, водопадом струящихся по спине. Освещенная висящей над ней сильной галогеновой лампой, она стояла подбоченясь, как на сцене.

Одета она была в аляповатое, короткое и сильно облегающее бархатное платье с длинными рукавами. Оно обтягивало ее полное, с поражающими воображение формами тело очень плотно, совсем как балетное трико. По ее короткой шее проходила полоса наложенной косметики, прикрываемая широкой бархатной лентой. Она холодно улыбнулась Труф — так в театре приветствуют равных.

— Не советую подходить к ней слишком близко, да и на расстоянии она тоже опасна. Королевская кобра может плюнуть ядом с нескольких ярдов, — беззлобно продолжал Эллис.

Щеки Фионы дрогнули, она кинула на Эллиса испепеляющий взгляд и не глядя поставила бокал на первую попавшуюся поверхность. Быстрыми, злыми шажками Фиона подошла к Джулиану. В этот момент она показалась Труф злой, ощетинившейся кошкой с поднятым дыбом хвостом.

— Дорогой Джулиан, — сквозь зубы процедила Фиона, кокетливо оперевшись на его руку. — До каких пор нам придется терпеть все это? — В туфлях с длинными и тонкими, как лезвия кинжалов, каблуками, она была почти такого же роста, как и Джулиан.

Труф почувствовала, как на нее накатывает ревность. Она отвернулась и внезапно поймала взгляд Гарета, устремленный на Фиону. Собственная ревность померкла, в глазах юноши Труф увидела неприкрытую, явную страсть в ее высшем проявлении.

"Гарднер абсолютно прав, Гарет безумно влюблен в Фиону. И могу поклясться, что эта сука знает о его чувствах", — отметила про себя Труф. Ситуация, в которой она оказалась, начала ее сильно раздражать.

— Хватит, Эллис, — раздался резкий голос Джулиана.

Эллис вздрогнул. Было видно, что он хотел проигнорировать командирские нотки в голосе Джулиана, но в конце концов неохотно подчинился.

— Ну ладно, — произнес он. — Познакомимся с нашим зоопарком бегло, без комментариев. — Чтобы сохранить равновесие, он ухватился за руку Труф.

Труф удивилась — всего секунду назад Эллис стоял абсолютно не шатаясь, сейчас же он, похоже, с трудом держался на ногах.

— Доннер Мэррей, — представил он.

Светловолосый мужчина примерно того же возраста, что и Труф, в сером вельветовом пиджаке без галстука, поклонился ей. Он улыбнулся Труф застенчивой, отсутствующей улыбкой и приподнял бокал в приветствии.

— Карадок Бакленд, — продолжал Эллис.

— Рад видеть вас.

Это был молодой мужчина с модной короткой прической и тонким золотым кольцом в ухе. На его правой руке блестел массивный золотой браслет. Одет он был поэлегантней, чем Доннер, на нем был светлый, прекрасно сшитый костюм и рубашка с отложным воротником.

— Хиауорд Фаррар.

У Труф уже голова шла кругом от этих странных людей с еще более странными именами. Она была уверена, что половину их ей запомнить не удастся, с последним же именем у нее, похоже, затруднений не произойдет. Его владелец, молодой мужчина со светло-серыми, почти серебряными глазами и рыжими, но темнее, чем у Фионы, длинными волосами, понравился ей сразу. На его губах играла слабая волчья улыбка независимого хищника. Такие люди всегда стоят особняком, и их верность бывает заслужить очень непросто. Он почуял, что произвел на Труф благоприятное впечатление, улыбнулся и произнес:

— Вы еще не собираетесь с визгом убежать отсюда?

— Пока нет, — ответила она.

— Приглашаю вас выпить шерри, Труф. — Стараясь держать ситуацию под контролем, Джулиан отошел от Фионы, и увел Труф. Он подал ей изящный бокал. Фиона занервничала и отправилась развлекать разговорами Доннера.

— У Эллиса довольно тяжелый юмор, — произнес Джулиан, увлекая Труф за собой. Труф показалось, что он смотрит на нее совсем иначе, чем на Фиону. Так ли это или это просто разыгравшееся воображение?

Прежде чем ответить себе, Труф отхлебнула шерри. Напиток был великолепен, если здесь привыкли разгонять кровь перед обедом, то ничего лучшего придумать невозможно.

— Ну, я тоже не сахар, — ответила Труф. — К тому же его колкие замечания меня лично не касались.

— Я не хотел бы, чтобы ты думала о нас плохо. — Джулиан произнес эту фразу очень искренне. Он собирался сказать еще что-то, но в этот момент к ним подошла Айрин, лицо у нее было очень взволнованное.

— Джулиан, — прошептала она. Труф вдруг вспомнила, что Айрин исчезла после того, как Эллис начал представлять гостей. — Джулиан, ты не знаешь, где Лайт?

— Разве она не в своей комнате? — ответил вопросом Джулиан.

— Я только что была там, комната пуста. Джулиан, я боюсь, не отправилась ли она снова бродить…

На лице Айрин Труф видела искреннюю заботу и тревогу. Днем Айрин говорила, что Лайт играет важную роль в деле, начатом Блэкберном, теперь же Труф чувствовала, что Айрин относится к Лайт как к несмышленому, непутевому дитяти.

— Я пошлю кого-нибудь осмотреть все вокруг, — ответил Джулиан. — Она могла выйти с территории поместья незамеченной. Гарет, — обратился он к юноше.

— Не стоит беспокоиться, она здесь, — раздался глубокий бархатный голос.

В дверях показались мужчина и тоненькая, хрупкая девушка.

"Это, должно быть, и есть Лайт", — мелькнуло в голове Труф.

На Лайт была накидка и широкие брюки из прозрачного шелка. Глаз ее Труф не видела, но зато обратила внимание на длинные серебристые волосы. Казалось, они отражают падающий на них свет ламп и излучают поистине неземное сияние.

"Совершенно точно, неземное. Она похожа на экстрасенсов, какими их изображают в голливудских фильмах".

У Труф был весьма небольшой опыт работы с медиумами. Как шутили в институте, забота о них и их воспитание лежали целиком на Дилане и на профессоре Макларене. Труф знала не больше, чем остальные. В ее понятии медиумы были очевидно психически неуравновешенными людьми, чувствительными к излучению, испускаемому, по словам старых людей, "миром духов". В состоянии транса медиум играет роль проводника между иным и нашим миром. "Или делает вид, что играет", — прибавила Труф со свойственным ей профессиональным скептицизмом.

— Джулиан! — Глядя по-детски открыто и доверчиво, Лайт подбежала к нему и крепко прижалась. — Извини, что я ушла, но я снова видела их. Я видела красного оленя и белую лошадь. И…

— А теперь ты поприветствуешь нашу гостью, — произнес Джулиан ласково, но твердо. Он положил руку на голову Лайт и посмотрел на Труф. — Лайт — наш медиум, но она очень часто отвлекается. Не так ли, малышка? — настойчиво спросил он ее.

Лайт энергично замотала головой. Голос ее и жесты были совсем как у ребенка, и Труф внезапно почувствовала потребность защитить эту девушку. Очевидно, она была не в себе, такие люди плохо адаптируются в нашем мире, они к нему просто не подготовлены.

— Я не отвлекаюсь, — возразила Лайт, не замечая Труф. — Я шла за красным оленем и белой лошадью, за ними бежал серый волк и черная собака. Красный, серый, черный и белый, это четыре сторожа у Врат, — возбужденно повторяла она своим тонким певучим голосом.

— Но тебе не нужно ходить за ними в лес, дитя мое. Находиться в лесу опасно, — глубоким голосом произнес вошедший с Лайт мужчина. Он говорил по-английски с едва заметным акцентом, происхождение которого Труф никак не могла определить. Она посмотрела ему в глаза.

"И пала тьма, и не стало света и слова, но огонь вечный…"

Труф с трудом оторвала взгляд. Но отчего?

— Здравствуйте, я Труф Джордмэйн, — произнесла она с вызовом и протянула руку. Труф сама поразилась своей официальности.

Мужчина пожал ее так же официально. Труф едва сдержалась, чтобы не отдернуть руку. Какая-то страшная сила исходила от этого человека, ее ладонь трясло, а перед глазами закрутился калейдоскоп сюрреалистических картинок. "Зачем он здесь? Что он здесь делает в этой одежде? Это не его одежда, и он не должен быть здесь!"

— Это последний из нас, Труф, — сказал Джулиан. — Позволь представить тебе. Это Майкл…

— Архангел. — Высокий мужчина еще раз посмотрел в глаза Труф и отпустил ее руку. Видения исчезли, и она увидела, что у Майкла Архангела черные глаза, в которых почти не было заметно зрачков, и бледно-оливковая кожа, как на картинах времен Возрождения.

— Мое имя лучше звучит на моем родном языке, греческом, — сказал он. — Но его давно переделали на английский манер, поэтому пусть уж оно таким и остается. Не стоит труда переделывать его вновь.

Труф попеременно смотрела на него и на свои пальцы. Они выглядели как обычно, только кончики их жег какой-то слабый огонь. Этот человек — аскет, подвижник. Но откуда появилась в ней эта странная уверенность? Ведь до сих пор она ни разу не видела его.

— Архангел Майкл, генерал войска Господня, — насмешливо произнес Джулиан. Казалось, в голосе его звучит весь сарказм, на который Джулиан был способен. Труф удивилась, она думала, что он не умеет говорить с такой почти истерической издевкой.

— Да, тот самый, кто в последние: дни мира сбросит змея в бездну на веки вечные, — согласился Майкл. Он сказал это спокойно и уверенно, будто цитируя Катехизис.

— А пока он изучает мою коллекцию, — сказал Джулиан уже мягче. Освободившись от объятий Лайт, он направил ее к Айрин и для большей уверенности легонько подтолкнул девушку. — Подойди к Айрин, дорогая, она даст тебе чего-нибудь выпить.

Лайт посмотрела на Джулиана, лучезарно улыбнулась всем, включая Труф, и ушла.

— Прошу прощения. — Майкл склонил голову и последовал за Лайт.

Джулиан задумчиво посмотрел им вслед.

"Ему почему-то не нравится, что они находятся вместе, — подумала Труф и удивилась своей проницательности. — Но почему?" Она попыталась не обращать внимания на свою догадку и на то, что начинает мыслить интуитивно, поскольку именно отсюда берет начало уверенность, что внутренний голос всегда прав, и здесь же, в зоне интуитивного, прячутся, а затем всплывают на поверхность сознания и овладевают им заблуждения и иллюзии страшной и разрушительной веры в оккультное.

— Кто это? — спросила Труф Джулиана. Она понимала, что ее вопрос звучит наивно, но не могла не задать его.

— Один из моих старых школьных друзей, изучает коллекцию. Верящим в наше дело его не назовешь, — ответил Джулиан. — Но это и не скептик. Я бы сказал, что его стремление к нам еще не сформировалось.

Труф и Джулиан стояли почти в центре гостиной, остальные разошлись по комнате. Удобно расположившись на устричного цвета диване, Хиауорд беседовал с Фионой. Она сидела на подлокотнике, угрожающе близко придвинувшись к нему. Эллис, как Труф и ожидала, стоял у столика с шерри с очередным полным бокалом.

Удивительно, но Гарет присоединился к Майклу и Лайт. Рядом с Айрин сидел Доннер и что-то с жаром доказывал ей. Или это Карадок? В голове Труф перепутались все имена.

"Со стороны ничего не заподозришь, ординарная семья Адамсов на вечеринке, — съязвила про себя Труф. — Кто эти люди на самом деле? — гадала она. — И с какой целью Джулиан собрал их? — Труф подозревала, что имена у них вымышленные, мало кого заставишь назвать своего ребенка «Карадок» или «Хиауорд». — Все правильно, если бы я занималась магией, я бы тоже выбрала себе псевдоним", — рассудила Труф.

Ее мысли снова вернулись к Джулиану.

— Ну и что вы можете сказать о моей коллекции? — спросил он.

— Я только начала ее просматривать, — ответила Труф. — Скажу только одно — мне потребуется несколько недель, чтобы разобраться в ней. — "И еще путеводитель", — подумала Труф. — Но ваша коллекция едва ли представляет большую ценность без "Страдающей Венеры", — вдруг смело заявила она. — Мне об этом говорила Айрин, — прибавила Труф, заметив удивленный взгляд Джулиана.

Он помедлил с ответом.

— Разумеется, любая полная коллекция лучше и ценнее неполной, — ответил Джулиан, тщательно выбирая слова. — Однако моя коллекция достаточно репрезентативна, если принять во внимание тот факт, что магические предметы и записи всегда носят на себе отпечаток личностного. В то же время они в высшей степени недолговечны, после смерти собирателя такие коллекции исчезают.

— И тем не менее?.. — настаивала Труф на ответе.

— Я бы отдал свою бессмертную душу за то, чтобы иметь "Страдающую Венеру", — простодушно ответил Джулиан. — Мне даже трудно представить, что я могу когда-нибудь получить эту книгу, — прибавил он, разряжая напряженную тишину.

От продолжения разговора Труф спас тихий звон колокольчика.

— Прошу всех к столу, — произнес Гарет к вящему облегчению Труф.

Обеденный зал во Вратах Тени был огромен и обставлен с роскошью, характерной для Рокфеллера. В нем без особого труда разместился бы и вдвое больший стол с большим количеством обедающих.

Две хрустальные люстры заполняли зал искрящимся светом. На узорчатом паркетном полу лежал громадный обюссоновский ковер кремовых тонов. По краям стола на подставках из мрамора и черного дерева стояли изумительной работы серебряные канделябры, готовы были и свечи в серебряных подсвечниках.

По моде прошлого века стены комнаты были наполовину обшиты деревом, наполовину задрапированы золотистым шелком. Через высокие арочного типа двери можно было попасть в центральную часть дома, две двери поменьше вели одна на кухню, другая в кладовую.

Джулиан подошел к почетному месту в голове стола.

— Сегодня это кресло по праву ваше, — обратился он к Труф.

— Ну что вы, — запротестовала она, останавливаясь у входа в зал.

— Джулиан, — фальшиво-сладеньким голоском пропищала Фиона, — ты конфузишь нашу гостью. — Она томно хихикнула и проворно проскользнула в предлагаемое Труф кресло. По ее суетливым движениям было заметно, что она никогда там не сидела. Устроившись, Фиона победоносно взглянула на Труф.

В зале на мгновение воцарилась гнетущая тишина, Труф физически почувствовала напряжение.

— Прошу тогда сюда, — улыбнулся Джулиан, выдвигая другое кресло. — Я сяду рядом с вами, буду занимать вас светской беседой.

После того как все расселись, Труф с интересом обнаружила, что справа от нее сидит Эллис Гарднер. Ему, очевидно, наскучили разговоры с обитателями Врат Тени и он искал свежего слушателя. Труф показалась забавной идея пофлиртовать с ним, она подумала, что из него можно вытянуть кое-что интересное, например личные секреты присутствующих. Но Труф тут же выкинула эту идею из головы, видя, что оказывает знаки внимания скандалисту и пьянице.

Майкл грациозно усадил Айрин слева от Джулиана и сел рядом. Лайт заняла кресло возле него. Глядя в темные глаза сидящего напротив нее Майкла, Труф ощущала, что здесь происходит нечто большее, чем просто обед, но она быстро отогнала эту мысль.

После супа Труф загрустила. Ей вдруг страшно захотелось в гостиницу, в Убей Тень, подальше от этих страстей, многозначительных разговоров и таинственных посиделок. Приезд сюда стал казаться ей глупой и ненужной затеей.

"Но это необходимо, твоя работа здесь еще не окончена", — убеждал ее внутренний голос.

Эта мысль вывела ее из забытья, привела в чувство и установила между ней и присутствующими незримый барьер. Все правильно. Она только начала работать над биографией Торна Блэкберна, а уже так много узнала. Все, что ей понадобится, находится здесь, в коллекции Джулиана. Кроме того, есть еще и воспоминания Айрин.

Она посмотрела на Лайт, сидящую между Гаретом и Майклом. Почувствовав на себе взгляд Труф, молодая женщина подняла на нее глаза, застенчиво улыбнулась и снова уткнулась в тарелку. Труф почувствовала, как на ее губах заиграла ответная улыбка.

"Пока суть да дело, — подумала Труф, — неплохо бы выяснить, что здесь делает Лайт. Интересно, заставляют ли ее заниматься хозяйственными делами?"

— Хотите вина, Труф?

Вопрос Джулиана прервал ее размышления, точнее, составление перечня самых главных вопросов, подлежащих немедленному выяснению. Она кивнула, и Джулиан наполнил ее бокал.

— Я явно не принадлежу к тем, кто считает, что путь к самосовершенствованию и раскрытию своих способностей сопряжен с аскетизмом и лишениями, — начал разговор Джулиан. — Конечно, бывают моменты, когда следует по возможности ограничивать себя. Я так и делаю, но в основном. — Он вдруг замолк, а затем продолжил: — Мы даже не представляем, какую лавину информации можем получить от наших органов чувств, если будем использовать их полностью.

— Вы знаете, я очень мало понимаю в ваших… занятиях, — честно призналась Труф. Она считала, что сразу после шерри еще один бокал вина может ей повредить, но, оглядев стол, увидела, что даже Лайт не очень ограничивает себя. Кроме того, перед ней стояла полная тарелка, и, подумав, что эффект от выпитого будет не слишком сильным, Труф решила не слишком сдерживаться. — Насколько я понимаю, вы занимаетесь тем же, что и Блэкберн? — Она взяла бокал.

— Можете считать меня его учеником, — улыбаясь, ответил Джулиан.

— Джулиан, я хочу вина, — прокуковала Фиона и многозначительно подняла свой бокал.

Хиауорд взял бутылку, не ту, из которой Джулиан наливал Труф, а другую, и с непроницаемым, как у вышколенного дворецкого, лицом налил Фионе полный бокал. Труф заметила, что глаза его при этом смеялись.

— Но Джулиан тоже внес свою лепту, он усовершенствовал некоторые аспекты работы магистра, — весело заметила Айрин, перебивая Фиону, которая собралась что-то сказать.

— Если начатое дело кончится успешно, мы получим истину, но это не игрушка, по своей прихоти использовать ее мы не сможем. Повернется колесо, — произнес Джулиан.

— Но как бы оно ни вращалось, Джулиан рассчитывает быть наверху, — прошептал Эллис на ухо Труф.

Труф посмотрела на него и улыбнулась ничего не значащей, деревянной, дежурной улыбкой. Эллис был прав, он всего одной фразой охарактеризовал Джулиана, и его оценка полностью совпадала с мнением Труф. Однако это делало Джулиана еще более привлекательным.

Обед был долгим и обильным, не хватало только вереницы одетых в ливреи лакеев, которые очень подошли бы к этому залу. Кушанья были великолепны и достойны четырехзвездочного ресторана, и Труф подумала, что и подавать их нужно соответственно. Однако в наши дни найти слуг, подходящих для готического зала, непросто, поэтому обслуживание было современным: повар и его помощник выносили блюдо из кухни и ставили на стол, после чего каждый накладывал себе столько, сколько хотел.

Разговор и вина текли свободно. Говорили обо всем, и о делах хозяйственных, и о последних фильмах, о поместье и о будущих трудностях. За столом царила обстановка дружелюбия, и Труф чувствовала, что она принята в этот круг в качестве полноправного участника.

Ложкой дегтя была Фиона, ее антипатия к Труф казалась слишком очевидной, но это было и понятно — она обожала Джулиана, хотя и догадывалась, что ее страсть безответна.

"Как в комедиях Шекспира", — подумала Труф. Ей было любопытно, разберутся ли обитатели Врат Тени в своих отношениях так же легко, как это происходит в пьесах времен королевы Елизаветы? Найдут ли эти запутавшиеся влюбленные своих истинных поклонников и поклонниц? Гарет любит Фиону, Фиона без ума от Джулиана…

А интересно, кого любит Джулиан? Может быть, Лайт?

"Нет". — Труф решительно отвергла свое предположение. Она видела, как Джулиан разговаривал с ней, так с будущей любовницей мужчины себя не ведут. Труф посмотрела на среброволосую Лайт, она о чем-то увлеченно разговаривала с Майклом. Возможно, он влюблен в Лайт. Странно, Труф показалось, что Джулиан против их отношений. Почему? Если бы он хотел занять место Майкла, тогда было бы все понятно. Как Джулиан вообще относится к Майклу Архангелу? Наверное, неплохо, во всяком случае, если бы он Джулиану не нравился, его бы здесь не было.

Снова в зал вошли повар с помощником и принялись убирать стол. Труф видела, как Джулиан вызвал их, незаметно нажав ногой на кнопку. Обед закончился, Гарет и Доннер встали и начали помогать поварам. Труф тоже поднялась, но Джулиан остановил ее, положив руку на ее локоть.

— Привилегированное положение дает некоторые преимущества, — сказал он. — Приготовив десерт, Хоскинс всегда уходит, поэтому мы помогаем ему, но почетным гостям мы работать не разрешим.

— Будет еще и десерт? — слабо переспросила Труф. Она не помнила, когда в последний раз ела так много: суп, ростбиф, жареная картошка, овощи в салатах и овощи тушеные, птица и горячие булочки. И это еще не все?

Через несколько минут стол был убран, и помощник повара Дэвис вкатил в зал тележку с новыми бокалами, тарелками и серебряными приборами. За ним шел сам Хоскинс, держа в руках огромный поднос с различными печеньями, пирожными и другими сладостями.

— Айрин сказала, что у вас заказан номер в городской гостинице. Может быть, теперь, когда вы начали работать с моей коллекцией, вам все-таки лучше остаться здесь? — спросил Джулиан.

Труф была в затруднении, имеющийся опыт подсказывал ей, что подобные предложения не делаются случайно, без какой-либо цели. Пока ничего подозрительного в поведении Джулиана она не видела, но решила быть поосторожней. Несомненно, приглашение жить во Вратах Тени сулило и удобства, и волнующую близость к Джулиану, но Труф видела в этом предложении еще и некий вызов. Подумав, Труф решила отказаться, ей нужно было обдумать все происходящее в доме со стороны.

— Разумеется, написать свою книгу без работы над тем, что у вас здесь собрано, я не смогу, — тактично начала она.

— Тогда решено, — произнес Джулиан. — Вы…

Его слова заглушил сильный удар грома. Лампы замигали, как крылья бабочек.

— Снова началось, — радостно произнес Гарет, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Он хочет сказать, что когда находишься при дворе короля Бури, ее следует ожидать в любую минуту, — прокомментировал Хиауорд, протягивая руку за десертом.

— Такие вещи иногда очень нужны, — сказал Карадок. — Они помогают нам учиться ходить со свечой.

Джулиан поставил перед Труф поднос. Труф подумала, оценила калорийность предложенных сладостей и выбрала запеченную грушу.

— У вас часто случаются перебои с электричеством? — поинтересовалась Труф, вспомнив, что Властелин Бурь — название одной из местных горных вершин.

— Особенных перебоев нет, только предохранители часто вылетают, — ответил Карадок.

— Этим занимается наш местный старый хрыч электрик, — прибавил Гарет, улыбаясь. — А вообще-то иногда без электричества остается весь район. Если вы посмотрите с высоты третьего этажа гостиницы в Убей Тень и не увидите света, знайте, что весь пригород остался без электричества, — продолжал Гарет. — Иногда и не только пригород, северная часть округа тоже.

Раздался тонкий и нежный, как у эльфа, смех Лайт.

— А мне нравятся бури, — стыдливо призналась она, глядя в глаза Труф.

— Мне… — начала было Труф, но в это время послышался еще один трескучий удар. Лампы снова угрожающе мигнули. Труф положила вилку. — Благодарю вас, — холодным, твердым голосом сказала она. — Вечер был прекрасный, но, похоже, буря действительно будет, поэтому мне лучше собираться, — заторопилась Труф. Ей еще предстояло отыскать свою гостиницу, а это даже днем нелегко, не то что сейчас.

— Но Труф! Разве ты не остаешься? — недоверчиво воскликнула Айрин.

— Здесь хватит комнат. — Гарет посмотрел на Труф.

— Я полагал, что вы приняли мое предложение работать над своей книгой здесь, — проговорил Джулиан. — Но даже если я ошибся, воспользуйтесь моим гостеприимством хотя бы на одну ночь. Мне не хотелось бы посылать кого-нибудь в такое время в незнакомое место.

— Конечно, он прав, в такую ночь ни одна собака не выпустит своего хозяина на улицу. — Карадок улыбнулся коварной и хищной улыбкой.

В этот момент прогремел еще один удар, свет окончательно погас, и по окнам зала застучали тяжелые капли дождя.

— Вот видите, Труф, древние боги тоже хотят, чтобы вы остались, — раздался в темноте голос Джулиана. Послышался шорох, какая-то возня, и затем Труф услышала шум зажигаемой спички.

Свет двух канделябров и почти десятка свечей оказался на удивление ярок.

— Электричество погасло везде, — восторженно прошептала Лайт.

— Кто хочет пойти проверить? — спросил Гарет.

— Ты хочешь, — отозвался Доннер, вынимая из канделябра свечу и протягивая ее Гарету.

Добродушно улыбаясь, юноша подчинился. Взяв свечу и прикрывая ее пламя ладонью, он вышел из зала.

— Еще вина? — спросил Эллис, наполняя свой бокал. Труф покачала головой, Эллис посмотрел на нее и пожал плечами.

— Почему вы не пользуетесь фонарями? — спросила Труф Джулиана.

— Во Вратах Тени батарейки имеют тенденцию разряжаться мгновенно, — ответил он. — Легче пользоваться свечами. Кстати, думаю, что вам придется скоро заменить батарейку в своих часах.

"Это надо будет проверить", — подумала Труф.

— Вы поступите мудро, если примете приглашение Джулиана, — сказал Майкл, глядя на Труф. — Тем более что ваш багаж уже принесли, не так ли?

— Да, — ответила Труф. Ей показалось странным, что Майкл знает о ее багаже, в гостиной он появился последним. Может быть, он обшаривал ее комнату?

"Ну и домик. Еще немного, и я поверю в НЛО и в заговоры с целью убийства".

— Тогда решено, — твердо произнес Джулиан. — Я не могу отпустить вас сегодня, это просто опасно. Айрин, дорогая, кофе готов, только немного остыл. Подогрей его в термочайнике.

— Как в старые добрые времена, — восторженно проговорила Айрин и довольно улыбнулась. В блеске свечей она отправилась на кухню.

— Я помогу ей. — Прежде, чем Джулиан смог остановить ее, Труф быстро поднялась.

Айрин взяла только одну свечу. Длинные, извивающиеся тени и пляшущее пламя свечи делали комнату зловещей. Не успела Труф войти на кухню, как буря усилилась. Выл ветер, дождь стучал в окна с такой силой, что рамы дрожали. Звуки бури охладили желание Труф уехать. Джулиан был прав, в такую ночь искать место, в котором ты никогда не была, — дело безнадежное. К тому же Труф устала, этот день оказался слишком длинным.

— Дикая ночь, — радовалась Айрин. — В такие ночи, когда идет дикая охота, Торну многое удавалось, — говорила она, легко передвигаясь по кухне. Труф смотрела на нее и чувствовала, что отсутствие света для нее не в диковинку. Айрин перелила кофе в термочайник. — Ты не представляешь, как я скучаю по нему. В такую ночь на дороге нечего делать, и ты никуда не поедешь. — Ее мысли легко перескакивали с магии на другие, более земные предметы.

— Айрин, — спросила Труф. — Эта девушка, Лайт, откуда она?

— О, — простонала Айрин, — ее нашел Джулиан. Когда мы снова обосновались во Вратах Тени. Постой, когда же это было? Кажется, в прошлом году… Разве? — Она на секунду задумалась. — Точно, Джулиан послал за мной ровно год назад. Так вот, она появилась как раз в то время, когда он только начинал работу.

"Вот чертова старуха, она во всем видит проявления своего оккультизма", — с негодованием подумала Труф.

— Вот как? Но откуда она появилась?

— Мне кажется, что она была в больнице, — неохотно отозвалась Айрин, расставляя на подносе чашки с блюдцами. — Насколько мне известно, семьи у нее нет. Бедненькая, у нее не всегда все получается. Иногда самые одаренные не могут взаимодействовать со сферой проявления — малкутом.

"И с реальным миром тоже, — констатировала Труф. Но все это в высшей степени странно. Если у Лайт нет семьи, то как Джулиану удалось взять ее из больницы? — Если она действительно там находилась".

— Теперь, когда ты остаешься, мы о многом сможем поговорить, — сказала Айрин британской скороговоркой. — Будь умницей, возьми этот поднос и отнеси в зал, — попросила она Труф.

— Все черным-черно вплоть до реки. Телефон тоже не работает, — удовлетворенно произнес Гарет, входя в зал. — Я выходил на улицу, — прибавил он, оглядывая свою намокшую рубашку. — Прекрасная, дикая ночь для разных работ, — закончил он твердым голосом.

Труф осторожно поставила поднос на стол. Майкл поднялся и начал расставлять чашки. Труф показалось, что он изучает ее, пытается найти в ней ответ на самый главный свой вопрос. Вошла Айрин и поставила на стол чайники.

— На кухне есть еще немного кофе, правда, он совсем остыл.

— Ничего, — сказал Хиауорд, — нам и холодный тоже понадобится. Ночь предстоит долгой, правда, Джулиан?

Джулиан улыбнулся, предвкушая то, что должно было произойти этой ночью.

— Можете присоединиться к нам, Труф, — произнес он. — Хотите — в качестве наблюдателя, хотите — участницы…

Труф почувствовала отвращение, она догадалась о значении всех намеков и недомолвок. Джулиан хочет заняться магией. Читая "Страдающую Венеру", она поняла, что Блэкберн предпочитал для своих ритуалов как раз такую погоду.

"В такую страшную ночь он и убил мою мать".

— Ну как? — Джулиан дотронулся до ее руки, и Труф почувствовала, как по всему ее телу пробежала дрожь. Она жадно глотала воздух, руки ее тряслись, сердце учащенно билось. Чашка с кофе дрожала в ее руке. Горячие капли упали на руку, и она как будто очнулась. — Труф, — резким, требовательным голосом произнес Джулиан, — вам плохо?

Она поставила чашку на блюдце и потерла руку. К счастью, кофе был не слишком горячим, и рука почти не покраснела. Труф посмотрела на скатерть, на ней расплывалось большое коричневое пятно.

— Извините, Джулиан, мне вдруг стало душно.

— Ничего страшного, — успокоил ее Джулиан. — Этот дом воздействует на людей, особенно во время бури.

Труф не очень хорошо понимала, о чем он говорит.

Никто, казалось, ничего не заметил. Труф отхлебнула кофе и поставила чашку на стол. Она налила в чашку побольше сливок, надеясь, что сахар и кофеин не дадут ей свалиться. Весь этот день, и переезд, и пребывание здесь утомили Труф. Добавляли усталости и свечи, пламя их начало тускнеть.

— Можно быть просто наблюдателем. Перед тем как открывается путь, происходит подготовка, прокладывание пути, — продолжал настаивать Джулиан. — Ночь — самое лучшее для этого время, на экстрасенсорные восприятия уменьшается воздействие солнечного света и просыпающегося разума.

Труф почувствовала, что неохотно, но согласно кивает. Большинство профессиональных экстрасенсов, с кем ей доводилось иметь дело, тоже верили, что их психические способности лучше всего проявляются ночью.

Так, значит, Джулиан хочет, чтобы она участвовала в ритуалах, выдуманных Блэкберном?

Джулиан напряженно вглядывался в лицо Труф, ожидая ее ответа.

"Нет!" — закричала одна часть ее сознания.

— Не знаю, я так устала. Может быть, в другой раз, — залепетала Труф.

— Я буду ждать этого раза, — многозначительно прошептал Джулиан.

— Я пойду проверю, готова ли комната Труф, а затем спущусь в храм, — сказала Айрин.

Она поднялась, подошла к Труф и поцеловала ее в щеку. Труф погладила лежащую на ее плече морщинистую руку.

— Доброй ночи, тетушка Айрин, — громко сказала она, едва сдерживая подступающие к горлу слезы.

Айрин Авалон выходила из зала, неся перед собой длинную свечу словно огненный меч.

— Дорогая, как ты чувствуешь, ты сможешь работать сегодня? — Джулиан обратился к Лайт.

— Конечно, — радостно откликнулась девушка. Глаза ее горели, на губах играла счастливая улыбка.

— Ты снова не пойдешь с нами, Майкл? Почему ты с нами не ходишь? — Она обиженно надула губы.

— И никогда не пойду, — мягко ответил Майкл. — Всяк кулик в своем болоте велик, — ответил он с нежной улыбкой.

— Всяк сверчок знай свой шесток. — Джулиан брезгливо поморщился. — Пусть Майкл ищет свою истину там, где хочет. Надеюсь, мне удастся уговорить Труф присоединиться к нам.

На лице Майкла появилась легкая усмешка, он поклонился и вышел из зала, не взяв свечи.

"Он, наверное, находится здесь очень долго и хорошо знает дом". Труф допила свой кофе и поднялась с кресла. Она почти физически чувствовала царившее за столом предвкушение, желание побыстрее заняться своим «делом», точнее, «делом» Торна Блэкберна.

— Спокойной ночи, — произнесла Труф. — Я очень рада была познакомиться с вами.

"Да уж куда там".

— Я посвечу вам, — поднимаясь, сказал Эллис.

Он взял подсвечник со свечой, зажег ее от канделябра и пошел к выходу. Труф направилась за ним, с тревогой думая, что магическими упражнениями здесь занимаются не ради показухи, а вполне по-настоящему, свято веря в них. Уже выходя, Труф заметила, как все пятеро оставшихся сели ближе друг к другу, образовав тесный круг.

Покачиваясь, Эллис вел Труф наверх.

"Прямо как дети. Секреты, пароль, тайные знаки". — Труф презрительно фыркнула. Однако червячок зависти все-таки точил ее, не очень приятно ощущать себя исключенным из какого-либо дела, даже если ты не хочешь им заниматься.

Идя вслед за Эллисом вверх по ступенькам, Труф постаралась обуздать свое воображение. Ей чудилось, что из каждого угла на колеблющееся пламя свечи выходят жутковатые, диковинные животные. Они собирались прыгнуть на нее, и Труф инстинктивно сжималась, втягивая голову в плечи.

Эллис настороженно шел наверх, временами останавливаясь и озираясь по сторонам. Труф казалось, что окружающие их тени он воспринимал как опасную реальность, и от этого ей становилось еще страшнее. Когда они наконец приблизились к ее комнате, Труф облегченно вздохнула и толкнула дверь. Она открылась легко и бесшумно. Айрин уже побывала в комнате, постель оказалась разобранной, а на столике у кровати стояла зажженная свеча.

Эллис отступил в сторону, пропуская Труф. Пламя свечи описало дугу, и Труф увидела вместо глаз Эллиса пустые глазницы. Лицо его напоминало маску Мефистофеля. Труф вздрогнула. Эллис отвернулся и, прежде чем уйти, произнес:

— Это старый дом, поэтому мой совет будет тебе как нельзя кстати. Не верь и половине из того, что видишь, и ничему из того, что слышишь.

Прежде чем Труф ответила, Эллис ушел, оставив ее стоять одну у двери комнаты.

Труф вошла в комнату, закрыла дверь и бросилась к кровати. "Страдающая Венера" лежала под матрасом. Труф успокоилась и вздохнула, словно по чистой случайности избежала окружавших ее опасностей. Посмотрев на книгу, она опустила матрас.

В окно комнаты ударили порывы дождя и ветра, дважды сверкнула молния, один за другим послышались раскаты грома.

Труф сжалась в комок, она надеялась, что разыгравшаяся буря не даст ей уснуть всю ночь. Долина реки Гудзон знаменита сильными бурями, но осенью они случаются значительно реже, чем летом. "Такой бурей с деревьев сорвет все листья, и осень будет некрасивой". Эта мысль почти расстроила Труф, но и немного успокоила ее.

В пламени единственной свечи Труф сняла платье и осторожно повесила в шкаф. Она попыталась восстановить все события сегодняшнего дня и проанализировать, но всякий раз, когда Труф пыталась разложить их по порядку, они выскальзывали и разлетались, не выстраиваясь в стройную логическую цепочку. Собиралась ли она оставаться во Вратах Тени, как того хотел Джулиан? Разумеется, ее работа от этого существенно, облегчалась, хотя Труф уже жалела, что затеяла эту историю с книгой о Блэкберне. Однако отступать было поздно, слишком много людей знают о ее планах, и отказ писать биографию отца будет воспринят ими как глупость.

Хотя Труф постоянно уверяла себя, что мнение остальных ей безразлично, выглядеть глупой и взбалмошной в глазах остальных она не хотела. Она не остановится на полдороге, ни в коем случае. Да и было бы из-за чего!

Хорошо, она будет продолжать работу, и это прекрасно, но насколько сильно она должна сближаться с этим новоявленным "кругом истины"? Это опасно, ее авторитет как серьезного ученого может быть поколеблен. В то же время их информация о Блэкберне может оказаться ей очень полезной. Стало быть, нужно войти в их круг? Но тогда ученые…

Труф сладко зевнула. Нет, столь серьезные материи она сейчас обдумывать не в состоянии, нужно поспать, а утром все само встанет на свои места.

Труф скользнула под одеяло и задула свечу.

Труф приснилось, что она лежит в воде. Она заворочалась и проснулась. Сколько времени она спала? Ну и ну, Труф даже сейчас ощущала, как рвущийся с неба поток воды поднимает и крутит ее. В голове вертелся обрывок приснившегося разговора: "Приди, принц стихии. Восстань, дитя вод. Ты, кто был до сотворения мира…"

Но разбудил ее не сон. Труф сидела на кровати, уставясь в темноту, нервы ее были напряжены, она пыталась понять, что же ее разбудило. Дождь кончился, комнату заполнял странный запах, острый и приторный одновременно, он щекотал ноздри и сушил горло.

"Это фимиам, — догадалась Труф. — Запах явно идет из вытяжного отверстия. Айрин говорила, что здесь внизу есть храм".

Если Труф чувствовала запах, значит, ее комната соединялась с храмом. Решив найти вытяжное отверстие и закрыть его, пока приторный, тошнотворный запах не пропитал всю одежду, Труф приподнялась.

Она пошарила рукой возле свечи в поисках спичек, но не нашла их. Постепенно ее глаза привыкли к темноте, она осмотрела комнату и увидела слабый свет, струящийся из небольшого отверстия в стене почти у самого пола.

Теперь нужно было только закрыть его. Труф встала и подошла к вытяжному отверстию. Как она и предполагала, запах фимиама шел именно оттуда, у отверстия он был настолько сильный, что у Труф из глаз потекли слезы. Она стала на колени и протянула руку к решетке.

"Убирайся отсюда!" — вдруг раздался злой мужской голос в нескольких сантиметрах от ее лица.

Труф отпрянула, сжимая зубы, чтобы не закричать. Она стала быстро отползать от отверстия, желая только одного — отодвинуться от него подальше.

Сильный удар головой о спинку кровати и боль вернули Труф ее обычный рационализм. Она с бьющимся сердцем посмотрела на отверстие.

За решеткой никого не было.

Конечно, слова были обращены не к ней, это акустический эффект. Произнесенные где-то внутри дома, они донеслись до нее.

В комнате больше никого нет, она одна.

Труф удалось убедить себя в этом. Дрожа всем телом, она заползла в кровать и, пока за окном не забрезжил серый рассвет, долго лежала, тревожно всматриваясь в темноту.

6. Зеркало истины

Да, это правда: правде не в упор,

В глаза смотрел я, а куда-то мимо.

Но юность вновь нашел мой беглый взор.

Блуждая, он признал тебя любимой.

Уильям Шекспир

Когда Труф снова проснулась, солнце стояло уже высоко. Труф с хрустом потянулась, удивляясь тому, что все тело затекло. Внезапно она вспомнила события прошедшей ночи, огляделась и нашла то самое вентиляционное отверстие. В утреннем свете оно выглядело вполне безобидно, обычная вытяжка с мелкой сеткой, каких много в старых домах. Ничего волнующего или опасного в нем не было.

Труф посчитала свое ночное происшествие игрой воображения. А может, это вообще ей приснилось? Тяжелый сон, результат дневных впечатлений, неумеренного обеда и странной обстановки. Труф спрыгнула с кровати и подошла к окну. День был кристально чист, небо голубым и безоблачным. О прошедшей буре свидетельствовала только листва на ухоженной лужайке.

Труф посмотрела на часы и вскрикнула. Половина одиннадцатого! Она хотела во время завтрака поговорить с Джулианом. Нужно все-таки определиться: либо оставаться здесь, либо нет. Если нет, то следовало выработать хоть какое-нибудь расписание.

С другой стороны, можно не торопиться, кто-нибудь обязательно знает, где он, и Труф его найдет. Она оделась в тонкий, оливкового цвета свитер и зеленую рубашку. Внезапно Труф обратила внимание на комнату, и ее поразил царивший в ней страшный беспорядок. Казалось, что кто-то вытащил все ее вещи из сумки и чемодана и разбросал их по полу. Труф не понимала, как она могла устроить такой кавардак за одну только ночь.

Ну ладно, она уберет все позже, после того, как поговорит с Джулианом.

Она вышла из комнаты и направилась в зал. Труф предположила, что завтрак тоже должен подаваться там. К тому же поиски Джулиана, казалось ей, лучше начинать именно с зала. Удивляло, что ни Айрин, ни Эллис ни словом не упомянули о том, во сколько здесь завтракают.

Спустя несколько минут Труф с удивлением рассматривала незнакомый коридор. Не было бело-голубых обоев, вместо них Труф увидела кремовые, с темными цветами. Вчера она их не видела, это совершенно точно. Она потрогала стену, обои затрещали и начали отваливаться от стены. Значит, они здесь уже давно и совсем высохли. Странно, у Труф сложилось впечатление, что во Вратах Тени следят за всем, тем более за внутренним видом дома.

Как она сюда попала? Насколько Труф помнила, из ее комнаты нужно было сначала идти прямо до конца коридора, потом спуститься вниз, повернуть направо, а дальше будет зал. Перила! Труф вспомнила, что стойки перил лестницы совсем новые, сделаны из дуба и на них вырезаны листья. Но где они? А где сама лестница?

Труф испуганно попятилась, она была уверена, что теперь ей нужно найти хотя бы дверь в свою комнату. Она повернулась, и глаза ее широко раскрылись от удивления. Коридор исчез, а вместо него перед Труф появилась лестница, но вела она не вниз, а наверх.

"Но это же смешно, вчера я дважды проходила по лестнице, а сегодня не могу ее найти". Неприятная дрожь пробежала по ее телу. Она вспомнила, как Джулиан неоднократно намекал ей, что Врата Тени — дом странный, в котором не все спокойно. Возможно, он имел в виду как раз это, потерю ориентации в пространстве?

Труф подумала, что она не выспалась, поэтому не может разобраться. И еще этот ночной запах, он мог одурманить ее, в комнате даже утром стоял слабый запах фимиама. Внезапно Труф вспомнила голос, который она слышала ночью. Если ей не послышалось, то его можно в этом случае считать своего рода предостережением.

Но, допустив, что голос ей не почудился, а действительно был, Труф почувствовала, что в этом: случае происходящее выглядело еще загадочней. Кто говорил и кому предлагалось убираться? Голос принадлежал не Джулиану и не Майклу, но кому тогда? Труф не очень помнила голосов остальных мужчин, поэтому, кто говорил, определить не смогла.

Считая ступеньки и повороты, Труф сначала нашла знакомый коридор, а затем и дверь в свою комнату. Она обернулась и посмотрела туда, откуда только что пришла. До первого поворота коридор показался ей «знакомым». Что было за ним, Труф не подозревала, и идти проверять ей не хотелось. Прижавшись спиной к двери, Труф немного постояла, мысленно вспомнила весь свой маршрут до лестницы и снова пошла вперед. На этот раз она нашла лестницу сразу и удивилась, как это она умудрилась пройти мимо нее.

Сходя вниз, Труф посмотрела на часы и вздрогнула.

Часовая и минутная стрелки показывали одиннадцать часов, секундная стрелка тоже двигалась, значит, батарейка еще не села.

Только как сейчас могло быть всего одиннадцать, если в одиннадцать, а это Труф точно помнила, она вышла из своей комнаты и, по самым скромным подсчетам, блуждала по коридорам не меньше двадцати минут?

Невероятно!

Подходя к залу, Труф мысленно составила перечень вопросов, на которые ей предстояло найти ответы. Положение было незавидное, с одной стороны, она понимала, что одной ей это сделать не удастся, прибегать же к помощи обитателей Врат Тени она не стремилась — во всех их ответах, и это совершенно очевидно, будет незримо присутствовать Блэкберн.

Удивительно, но на первом этаже никаких посторонних запахов Труф не почувствовала, хотя храм должен был находиться здесь. Труф нестерпимо сильно, до боли в животе захотелось увидеть его, она подумала, что Джулиан не откажется показать храм.

Двери в зал были открыты. Заглянув внутрь, Труф увидела Эллиса Гарднера, который подобно восточному правителю гордо восседал за десертным столиком. Увидев Труф, он заулыбался.

— Проходите, дорогая, вы, оказывается, ранняя пташка. Наливайте кофе, он горячий, электричество дали рано утром. Хоскинс оставил нам кое-что на завтрак. Не стесняйтесь, ухаживайте за собой безбоязненно. Вы скоро заметите, что утром мы не так официальны, как во время обеда. — Он показал на булочки и чайник.

Серебряных канделябров уже не было, по краям стола стояли чашки, обычные, гостиничного типа.

— Может быть, обойдемся без иронии? — Труф выбрала чашку. — Я, конечно, знаю, что сейчас уже двенадцатый час, но простите меня, я проспала.

"Совсем чуть-чуть", — шепнул внутренний голос.

Лицо Эллиса вытянулось.

— Милая девушка — или дама? В наши упадочные дни не знаешь, как к кому обращаться, но я вполне искренен, — запротестовал он. — Я не ожидал никого увидеть как минимум еще несколько часов. Как правило, раньше двух часов дня здесь никто не встает. Ночами все чем-нибудь занимаются. Джулиан — своими ритуалами, Майкл — молитвами.

— Майкл молится? — спросила Труф, усаживаясь поближе к чайнику. — Довольно странное занятие для человека, увлекающегося магией.

— Да, — с удовольствием ответил Эллис. — Наш падший Архангел совсем не таков, за кого он себя выдает. Римский воротник сейчас кажется несколько архаичным и привлекает к себе ненужное внимание, поэтому неудивительно, что Майкл его не носит. Да вы пейте кофе, пейте. — Эллис подвинул чайник поближе к Труф.

— Вы хотите сказать, что он священник? — спросила Труф, наливая себе кофе. Аромат крепкого, свежезаваренного кофе приятно ударил ей в ноздри.

— Нет, он всего лишь член одного из братств, — с язвительной почтительностью ответил Эллис. — Выполняет какую-то мелкую работу в конгрегации доктрины Веры, раньше она называлась "Священная канцелярия вопроса".

Когда Труф поняла суть ответа, она недоверчиво посмотрела на Эллиса.

— Майкл связан с инквизицией? — спросила она.

— Я говорю то, что знаю, — ответил Эллис, явно не склонный продолжать разговор на эту тему. — Но вы спросите его как-нибудь, что он делает в библиотеке Джулиана. Да, и еще спросите, зачем им с Джулианом понадобилось придумывать эту глупую историю их давнего знакомства.

Труф посмотрела на Эллиса. Его ответы выдавали явное желание поболтать, рассказать все известные ему секреты. Труф не чувствовала в себе желания выслушивать чьи-нибудь откровения, но, вспомнив о своей цели, решила воспользоваться разговорчивостью Эллиса.

— Ну хорошо, я проглотила вашу наживку, Эллис. Выкладывайте, что это за история.

Эллис многозначительно помолчал, отхлебнул из чашки кофе, а точнее, как определила Труф по исходящему из чашки запаху, кофе с бренди. Она вспомнила, что Джулиан говорил о склонностях Эллиса, и поняла, что они приняли хронический характер.

— Джулиан и Майкл часто рассказывают легенду о том, что они большие и давнишние друзья, — начал Эллис. — На самом же деле Майкл знаком с Джулианом не больше, чем все остальные, и я могу поклясться в этом.

— "А зачем вы рассказываете все это мне, странствующему музыканту?" — Труф мысленно похвалила себя. Гилберта она процитировала очень к месту.

— "Потому что я много бродил по свету в поисках места, где мог бы побольше насолить", — дополнил Эллис приведенную Труф цитату своей собственной. — Меня не смущает то, что вы дочь Торна Блэкберна, я вижу вас насквозь, ваша личина просвечивает.

От постоянного напоминания о своих родственных связях раздражение Труф притупилось, она уже спокойно воспринимала имя отца.

— Вы знали Торна Блэкберна? — спросила она, внутренне удивляясь своему вопросу. Что за странные превращения происходят с ней? Какой черт дернул ее за язык задавать этот вопрос, ведь она даже и не думала о нем.

Труф была почти уверена, что ответ Эллиса будет отрицательным. На вид ему где-то около сорока, как он может знать человека, который умер двадцать шесть лет назад?

— Я видел его всего один раз, — совершенно неожиданно ответил Эллис. — В шестьдесят девятом году. Мне тогда было семнадцать, я играл в "Стеклянном ключе". Мы открывали его "таинственное турне по вселенной" на Восточном побережье.

Труф хорошо знала это пресловутое "таинственное турне" Торна Блэкберна, смесь музыки и магии, шесть недель хаоса. Это было последнее явление Торна Блэкберна широкой публике, после него он исчез где-то в дебрях штата Нью-Йорк, в центральной или северной его части — Труф точно не было известно.

— Стало быть, вы экс-рок-звезда? — спросила Труф в попытке нащупать любимую тему Эллиса.

— Каждый человек — это звезда — так, или приблизительно так говаривал Ницше, — ответил Эллис. — Я играл на ударных. Кстати, думаю, в коллекции Джулиана есть несколько фотографий "Стеклянного ключа", ведь Торн фотографировал все, что попадалось ему под руку. Посмотрите альбом, там тьма-тьмущая старых фотографий.

Лицо Эллиса было задумчивым. Он смотрел куда-то вдаль, в прошлое, где счастья и смысла было больше, чем в настоящем.

— Эллис, а зачем вы здесь? — вдруг спросила Труф.

Он беспомощно заморгал и удивленно посмотрел на нее, будто видел в первый раз.

— А где же мне еще быть? У каждого сердца есть свои причины. — Он махнул рукой. — Давайте лучше о другом. Я так понимаю, вы хотите заняться изучением деятельности своего отца. Хочу дать вам один совет.

Труф поразилась происшедшим переменам в голосе и самом облике Эллиса.

— Прежде всего запомните, что старинная мудрость "враг моего врага — мой друг" не всегда справедлива. Остерегайтесь нашего доброго друга Майкла, высшая степень добра не имеет ничего общего с человечностью, чаще она является ее антиподом.

— А второе? — спросила Труф и почувствовала странное успокоение.

— Когда вы натолкнетесь на нечто непонятное, будьте справедливы. Объективность и честность — прежде всего. — Эллис встал и походкой старого, видавшего виды актера двинулся к дверям. Труф не сразу поняла, что он уходит. Только когда двери за Эллисом закрылись и одновременно прозвучала его последняя фраза: "Помните, что вы человек или почти человек", — она поняла, что осталась в зале одна.

"Помните, что вы человек или почти человек". Что он хотел этим сказать?"

Труф подумала, что это еще одна сторона тайны Блэкберна. Здесь все так или иначе с ним связаны, хотя по возрасту и сам Джулиан, и остальные — Гарет, Доннер, Карадок, Хиауорд и, конечно же, Фиона — были тогда всего лишь детьми.

Труф чертыхнулась, она совсем забыла спросить Эллиса о Джулиане.

Она налила себе еще кофе и принялась обдумывать таинственные и почти невероятные откровения Эллиса и его предупреждения относительно Майкла. Труф связала их с происходящими странностями, и картина получилась довольно красочная. Если эти странности действительно имели место. Строго говоря, Труф могло все показаться. Она переутомилась, долгая дорога, неожиданная обстановка, буря, да мало ли от чего может разыграться воображение.

Труф просидела за столом довольно долго, но никто так и не появился. В доме было тихо, только иногда с кухни слышались слабые звуки — звон посуды и шум воды, видимо, там готовили обед. В конце концов Труф пришла к выводу, что Эллис по крайней мере хотя бы знал и предупредил ее о мрачных особенностях дома и его обитателей. Решив, что Джулиан еще спит и увидит она его не скоро, Труф осторожно прошла через зал и направилась в комнату, где Джулиан хранил свою драгоценную коллекцию.

Широкая, просторная комната, залитая полуденным солнечным светом, струящимся через высокие незанавешенные окна, выглядела радостно и маняще. Труф отодвинула от себя чашку с кофе и принялась рассматривать бумаги.

"Весьма странно. И Джулиан, и Эллис говорили, что Майкл занимается во Вратах Тени какими-то исследованиями. Однако, кроме материалов о Торне Блэкберне, здесь ничего нет. Если Эллис не врал и Майкл является членом братства, ему сам Бог велел работать в библиотеке Ватикана. Доступ ему туда открыт, к тому же в Ватикане собраны практически все книги по колдовству".

Таким образом у Труф появился еще один вопрос, над которым стоило подумать. Эллис сказал, что здесь есть фотографии. Труф надеялась, что они расскажут ей больше, чем те бумаги, которые она вчера так неосторожно рассыпала. Недаром говорят, что-лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Или прочитать? Да это одно и то же, в конце концов.

Сердце ее учащенно билось в предвкушении разгадок тайн. Все, что касалось личности Торна Блэкберна, вызывало у Труф неподдельную ненависть, но, подходя к изучению его работы отвлеченно, с точки зрения науки, она вдруг обнаружила, что не только может думать о нем без обычной неприязни, но даже с некоторым интересом.

Коллекция, собранная Джулианом, показалась ей сегодня значительно обширней, чем вчера. Просматривая полки и ящики, мысленно делая необходимые пометки, решая, чем заняться в первую очередь, а чем — потом, Труф поражалась полноте собранной Джулианом коллекции, ее невероятной энциклопедичности.

Она наткнулась на стопку грампластинок, непонятно почему включенных сюда. Вот и пластинка "Стеклянного ключа" с фотографией музыкантов. Труф увидела молодого Эллиса Гарднера, он сидел за психоделически раскрашенной ударной установкой.

Несколько видеокассет, записей выступлений Блэкберна по телевидению, включая его печально известное появление в качестве гостя Джонни Карсона, фрагмент из шоу Эда Салливана. Ходил слушок, что Блэкберн выступал и в других передачах, но точной информации на этот счет у Труф не было.

Труф посмотрела на видеомагнитофон, на кассеты, и тут, несмотря на все ее самообладание, волосы на руках и шее встали дыбом от одной только мысли, что она может увидеть движущегося и говорящего Блэкберна. Труф отложила пленки в сторону, решив просмотреть их позже. Сейчас у нее в голове было совсем другое.

Наконец она нашла их, пять толстых, старых альбомов для фотографий, немного помятых, покрытых четвертьвековой завесой времени.

Они лежали на одной из полок в определенном порядке. Труф взяла все и разложила на столе. Альбомы закрыли почти весь стол, Труф пододвинула к себе один из них и открыла.

Страницы источали сладковатый запах старой книги, забытой и долгое время простоявшей на полке. Должно быть, Джулиан нашел эти альбомы где-нибудь на чердаке, положил на полку и с тех пор не притрагивался, хотя по всем законам фотографии следовало бы вытащить, переснять и убрать в надежное место.

Рассматривая цветные, а чаще черно-белые фотографии, приклеенные за уголки полосками клейкой ленты, Труф переворачивала тяжелые кремовые страницы. Под некоторыми снимками были надписи, сделанные угловатым, незнакомым почерком.

"Кэйт в Хашбери", — прочитала Труф одну из них и посмотрела на потускневшую от времени фотографию улыбающейся девушки в коротком, едва доходящем до колен платье. Ее длинные темные волосы были перехвачены яркой лентой. Девушка стояла на фоне белого викторианского особняка, в одном из верхних окон которого виднелся американский флаг. На девушке были прямоугольные очки в тонкой оправе с розоватыми стеклами, на шее висели бусы с сердечками, а среди них — круг с эмблемой мира. Девушка подняла правую руку, сложив пальцы буквой «V». Труф покопалась в памяти и вспомнила, что этот знак тоже когда-то обозначал стремление к миру.

— "Кэйт в Хашбери. Хайт-Эшбери, Сан-Франциско". Кэйт. Катрин, — сказала вслух Труф. — Мама, — прошептала она, осознав наконец, кого видит перед собой. Она осторожно потрогала фотографию. Да, это была Катрин Джордмэйн, и если бы Труф могла войти в снимок, то очутилась бы лицом к лицу с девушкой моложе ее самой, поверившей в способность любви и магии изменить мир к лучшему.

Труф посмотрела на другие фотографии. Все они были сделаны в Сан-Франциско в середине шестидесятых годов. На одном из снимков была изображена молодая девушка, очень похожая на Айрин, еще без тяжелых складок и морщин на лице и с ярко-рыжими пышными волосами.

На другом снимке Труф увидела мужчину и женщину, очень серьезных и респектабельных. Непонятно, как они оказались в такой неподходящей компании. Если снимок делал сам Блэкберн, значит, это были его знакомые. Тогда кто они? Труф внимательно вглядывалась в фотографию. Лица мужчины и женщины казались ей знакомыми. Мужчине Труф дала не более сорока лет. Одет он был в старомодную, спортивного покроя куртку и облегающие брюки. Внешне он напоминал шотландца: худое лицо, высокий лоб, пронизывающий взгляд холодных голубых глаз. Труф показалось, что в его внешности есть что-то бульдожье, такое же упорство и сила.

Рядом с ним стояла женщина, высокая, даже очень. У нее были серые глаза и вьющиеся белые волосы. Она очень напоминала Лайт, хотя никакого другого сходства, кроме цвета волос, Труф не замечала. Более того, женщину, изображенную на фотографии, никак нельзя было назвать даже хорошенькой, не то что красавицей. Ее одежда, простенькое платьице и шляпка контрастировали с респектабельностью стоящего рядом мужчины. Под снимком имелась полустертая, сделанная карандашом надпись. Труф долго всматривалась в нее и наконец прочитала: "Колин и Клэр, лояльная оппозиция, парк Золотые Ворота, 1966".

Труф узнала их. Это были Колин Макларен и Клэр Моффат. Ее так и подмывало вытащить фотографию и взять ее с собой, но рассудок ученого говорил, что делать этого ни в коем случае нельзя.

"Значит, можно считать доказанным, что профессор Макларен лично знал Торна Блэкберна. Ну и что, разве знакомство с Блэкберном уже считается уголовным преступлением? Интересно, позволит ли Джулиан переснять некоторые фотографии? И нужно бы поговорить с этим Маклареном. Несколько лет назад он ушел на пенсию. Да, но где он сейчас? Дилан должен знать".

Подумав о Дилане, Труф внезапно почувствовала стыд, она до сих пор не могла отделаться от ощущения, что совершила по отношению к нему предательство. Труф покопалась в своем сознании и пришла к выводу, что стыдиться ей нечего, расстались они как друзья. И все-таки при мысли о Дилане Труф чувствовала некоторый дискомфорт.

"Психологи называют это смещением. Тебя волнует одно, а ты стараешься думать, что это совсем другое. Все очень просто".

Труф прикусила губу, ей показалось, что позвонить Дилану все-таки надо.

"А что я ему скажу?"

Труф вздохнула и снова принялась за фотографии. Под большинством из них были надписи. Среди прочих Труф наткнулась на фотографию пустого школьного автобуса с плакатом: "Таинственный школьный автобус". Около него стояла группа людей, среди которых Труф увидела Айрин и Катрин. Катрин была в расклешенных джинсах и рубашке, завязанной узлом под самой грудью. Глядя в объектив, Катрин чему-то радостно улыбалась. Фотографом был, наверное, сам Торн Блэкберн. Он любил фотографировать и крайне редко фотографировался сам, пряча свои секреты от фотопленки.

В поисках фотографий Блэкберна Труф быстро перелистала страницы альбома. Почти в самом конце она остановилась, обратив внимание на студийный снимок молодого мужчины в полном ковбойском облачении. Если бы не алхимические символы, вышитые на его рубашке, и не изображения солнца и луны на стетсоновской шляпе, мужчину можно было бы принять за рекламного героя с Дикого Запада. Под снимком имелась подпись: "Тех Аркана". "Кто это?" — подумала Труф, но прошлое умело хранить свои тайны.

Она взяла следующий альбом и тут же наткнулась на фотографию Блэкберна. Наконец-то! На снимке была изображена беременная Катрин, а рядом с ней стоял Торн Блэкберн. Фотографировались они в комнате, скорее всего, в гостиной. Вид у Блэкберна был застенчивый, даже робкий. Он стоял, опустив и отвернув в сторону голову, явно не желая фотографироваться. Молодой, очень молодой, таким он и остался навсегда. Бессмертный, как один из тех, кто вкусил яблок Авалона. Вот она, вечная молодость.

Труф ждала, когда на нее нахлынет волна возмущения, вид Блэкберна всегда вызывал его, но, к своему удивлению, почувствовала только усталость и боль. Все эти люди на фотографиях тогда были совсем невинны, как и их поступки. Они еще не знали, что все кончится так плачевно — разбитые жизни, ложь и невыполненные обещания. А знал ли об этом Блэкберн?

Труф перевернула страницу.

Она улыбнулась, увидев перед собой фотографию последователей Торна в вычурных, крикливых одеяниях, смеси монастырских одежд с карнавальными костюмами персонажей шоу "Гора ужасов". Они явно хотели впечатать и напугать, но на Труф их опереточные наряды подействовали иначе, они вызвали в ней жалость. "Интересно, кем они считали себя в этих балахонах?" — подумала Труф.

Она отложила альбом в сторону и принялась так же бегло смотреть три остальных, пока не наткнулась на любопытный снимок, сделанный в Мексике. В альбоме было несколько пустых страниц, где на месте фотографий Труф увидела темные квадраты. Это ей показалось странным и подозрительным.

Некоторые фотографии потемнели от времени, другие были без надписей, но часть снимков спустя десятилетия рассказывали Труф свои истории.

Она снова увидела "таинственный школьный автобус", побитый и грязный. Похоже, он служил поклонникам Блэкберна домом.

Сельские районы Мексики, такие фотографии любят делать туристы.

А вот снова Катрин, а рядом с ней тетушка Кэролайн. Близнецы, они очень похожи, только сейчас у Кэролайн волосы коротко острижены. В центре фотографии — малышка в подгузнике, ей не больше года. Она делает свои первые шаги, Кэролайн и Катрин держат ее за руки.

Эта малышка — она, Труф.

Труф попыталась уловить и оценить свои ощущения от увиденного, но их не было. Она совершенно спокойно, даже хладнокровно рассматривала себя. То, что она видит часть своей жизни, не вызывало в ней никаких эмоций, работало только сознание, бесстрастно регистрируя факты. Всего одно чувство охватывало Труф и начинало доводить до бешенства — желание разгадать загадку своей жизни, тогда она сможет объяснить ее и придать смысл. Но разгадка пока лежит очень далеко, вне пределов ее досягаемости.

Труф покачала головой. Прошлое не давало ответов. Об этом часто говорила и тетушка Кэролайн.

Внезапно Труф поняла, что у тетушки Кэролайн есть свои причины говорить так.

В жизни ребенка наступает такой неприятный момент, когда он вдруг начинает понимать, что те, кто взрастил его, стареют и в конце концов умирают. В первый раз в своей жизни Труф подумала по-настоящему, что когда-то тетушке Кэролайн было столько же лет, сколько сейчас Труф. Какой она была тогда?

Она была другом Торна Блэкберна, это доказывают фотографии, а возможно, и входила в его круг. В ту ночь, когда ее сестра умерла, а Торн Блэкберн исчез, она была здесь, во Вратах Тени.

Исчез. Так тогда говорилось в газетах. После смерти Катрин полиция искала его в течение нескольких недель, но безрезультатно. Блэкберн как в воду канул.

Но что значит исчез?

Воображение — плохой советчик, оно похоже на необъезженную лошадь, которая может на скаку выкинуть что угодно.

"Остальные. Ты должна найти остальных", — вспоминала Труф слова тети.

Каких остальных? Кого?

Труф предположила, что тетушка Кэролайн имела в виду тех, кто когда-то входил в "круг истины" или их семьи. Газеты называли обитателей Врат Тени "коммуной хиппи", намекали на каких-то детей, но всем детям, родившимся во Вратах Тени в шестьдесят девятом году, сейчас примерно столько же лет, сколько и самой Труф, может быть, чуть больше. И зачем их искать?

Но даже если предположить, что тетя имела в виду именно то, что говорила, то этим как раз по своей инициативе занимается Джулиан.

"Для тебя важно знать, что ты не одна… Я подвела остальных…" — так, кажется, говорила тетя.

Она больна, умирает, постоянно пьет болеутоляющее, а в ее случае это наркотики.

Труф смотрела на фотографию размером чуть меньше страницы альбома. Она отличалась от остальных тем, что была приклеена, но от времени края ее отстали. Фон показался Труф знакомым, она вспомнила лужайку перед Вратами Тени… Да, снимок сделан здесь. И сделан он профессионалом, хотя бы потому, что на ней среди прочих изображен Торн Блэкберн.

Труф насчитала на снимке двадцать человек. Выглядели они как выпускники школы колдунов, все в длинных черных мантиях. Вероятно, это и есть тот самый "круг истины", который возглавлял Блэкберн. Труф нашла и его, и Айрин. Рядом с ней, одной рукой по-детски взяв ее за палец, а другой прижимая к себе большую пушистую обезьянку, стояла она, Труф. Возле одетой в белую накидку Катрин Труф увидела Кэролайн с ребенком на руках.

Это не ее ребенок, у Кэролайн не было детей. Тогда чей?

Скорее всего, это ребенок Блэкберна. Тогда все ясно. Когда тетушка Кэролайн говорила об «остальных», она имела в виду детей Блэкберна. Значит, Труф Джордмэйн не единственный его ребенок.

Есть еще кто-то.

Правая сторона фотографии была оторвана совсем недавно — след был белый, свежий.

"Кто это сделал и почему?"

Труф просмотрела фотографии, но нигде не увидела никаких других детей, кроме себя и этого малыша на руках у Кэролайн. Но тетя ясно сказала ей: «дети». И она явно имела в виду не детей последователей Блэкберна, о которых в свое время говорилось в газетах, а о его детях, сводных братьях и сестрах Труф.

"Остальные. Ты должна найти остальных", — вертелись в голове Труф слова тети.

В воображении Труф замелькали брошенные малыши, но она вовремя опомнилась: малышами их назвать никак нельзя, фотография сделана двадцать шесть лет назад, и даже этот ребенок сейчас уже совсем взрослый человек.

"В самом деле, кто этот ребенок, мальчик или девочка? Кэролайн должна это знать".

Труф закрыла альбом и встала. В кабинете Джулиана есть телефон, она позвонит тетушке Кэролайн сейчас же и спросит ее об этом ребенке.

Она не успела отойти от стола, как вдруг дверь комнаты раскрылась.

— Я так и знала, что найду тебя здесь, — раздался победный голос Фионы.

Даже в полуденном свете, когда все изъяны кожи и лица видны как на ладони, лицо Фионы Кабот выглядело очень молодо, но ее аккуратно наложенная, броская косметика не могла скрыть следы расточаемой юности — пресыщения и неумеренность. Крашеные волосы лежали на обнаженных плечах. Фиона была одета в обтягивающие джинсы и такую же кофту, не оставлявшие никакого поля деятельности для воображения.

— Доброе утро, — холодно ответила Труф, мысленно сравнивая свою фигуру с мощными габаритами Фионы.

— Ну, что выкопала? — промурлыкала девушка томным грудным голосом. — Ищешь всякую грязь? — Она подошла к столу и посмотрела на альбомы.

Труф почувствовала желание убрать их и не показывать фотографии, хотя у Фионы было не меньше, а скорее больше прав рассматривать их.

— Ты была очаровательным ребенком, — продолжала Фиона. В голосе ее чувствовалось некоторое сожаление, словно она расстраивалась оттого, что Труф не оправдала возлагаемых на нее надежд.

— Вам что-нибудь здесь нужно? — спросила Труф с ледяной вежливостью. Казалось, что в комнате начали замерзать стекла.

Фиона закрыла альбом с таким шумом, что Труф вздрогнула.

— Я просто хотела сказать тебе следующее — ты можешь прыгать по дому и блистать своим родством сколько тебе влезет, но запомни — ты пришла слишком поздно. Если ты думаешь, что весь круг упадет к твоим ногам, ты ошибаешься. — Она подошла к Труф так близко, что та инстинктивно отшатнулась. Опять игра воображения? Труф отчетливо видела, что перед ней стоит тощая, поджарая крыса с длинными, остренькими зубками. Она физически почувствовала отвращение. — Моя власть уже утверждена, — шипела Фиона. — Ты просто не успеешь научиться. Джулиану нужна подруга, он заслуживает ее, но ты ею не будешь никогда. — Зеленые глаза Фионы блеснули, и Труф показалось, что сейчас эта крыса на нее набросится.

— Дитя мое, ты расточаешь яд не в самом подходящем месте. Едва ли мисс Джордмэйн интересно то, о чем ты тут щебечешь.

Фиона отпрыгнула. Труф брезгливо поежилась и обернулась.

В дверях, опираясь на косяк, стоял Хиауорд Фаррар. Он посмотрел на Фиону и угрожающе улыбнулся.

— Все нормально, успокойся, — произнес он издевательским тоном. — Рыжие — почти всегда люди очень завистливые. Довольно странно, что это не твой натуральный цвет, — произнес Хиауорд, изображая сострадание.

Фиона уничтожающе посмотрела на него, затем на Труф, тряхнула головой и гордо проследовала из комнаты. Она проплыла мимо стоящего в дверях Фаррара так, будто его там не было. Труф с благодарностью посмотрела на своего неожиданного спасителя.

— Вся ее оккультная сила не заполнит и половины ночного горшка, — доверительно сообщил он. — Так что не переживайте. Вся суть в том, что женщин найти труднее, поэтому приходится брать только то, что есть, — прибавил он. — К нашему горькому сожалению, в большинстве случаев можно говорить только об относительной пригодности.

— А с мужчинами дело обстоит, конечно, иначе, — едко заметила Труф. Раздражение, возникшее после утреннего разговора с Эллисом, еще не проходило. — Благодарю вас за своевременное вмешательство, Хиауорд. Полагаю, на Фиону что-то нашло.

— Она считает, что у нее есть определенные права на Джулиана, но она всего лишь его иеролатор, и только. Многоженство и порабощение женщин методом брака — вещи недопустимые в деле Блэкберна.

"Почему как только у меня появляется надежда, что сейчас мне скажут что-нибудь членораздельное, они начинают нести какую-то чушь?"

— В любом случае спасибо вам. — Труф чувствовала себя неловко, ей хотелось уйти, впечатлений для раздумий было достаточно — разговор с Эллисом, стычка с Фионой.

— Не стоит благодарности, — ответил Хиауорд.

Наступила тишина. Казалось, он ждал, что Труф скажет ему, но она молчала. Хиауорд пожал плечами, повернулся и исчез.

Труф еле удержала себя от того, чтобы немедленно не закрыть двери на ключ. Она просто прикрыла их и, привалившись, несколько минут стояла возле них. Сердце ее учащенно билось.

"Да что ты так переживаешь? Не убьют же они тебя! Они ничего тебе не сделают", — убеждала себя Труф. Внезапно у нее возникло желание уехать. Твердо решив немедленно убраться отсюда, Труф осторожно выглянула из комнаты, удостоверилась, что ее не поджидает кто-нибудь из обитателей дома, и направилась в свою комнату.

Она добралась до комнаты очень быстро, закрыла за собой дверь и только тогда вспомнила, какие штуки выкидывает дом с теми, кто блуждает по его коридорам. Труф заперла дверь и оглядела комнату.

Кто-то был здесь в ее отсутствие. Стремление покинуть дом усилилось. Труф рванулась к кровати и подняла матрас — "Страдающая Венера" была на месте.

Труф смотрела на книгу, и выражение "испытать облегчение" показалось ей литературным штампом, не имеющим ничего общего с жизнью. Она глубоко вздохнула, опустила матрас и пригладила покрывало. Никто бы не смог заметить, что здесь лежит книга. Метод, обратный тому, который использовался в "Украденном письме". До тех пор, пока кто-нибудь не примется искать книгу, она в полной сохранности.

Труф внимательно осмотрела комнату. Она выглядела иначе; когда Труф выходила, здесь все было не так. Труф оставила чемодан на полу, а сейчас он стоял на полке. Одежда была разбросана, теперь же она аккуратно висела в шкафу. Правда, не исключено, что приходила Айрин. Или Фиона? Вряд ли, она едва ли способна сделать что-нибудь так обстоятельно. Мужчины отпадали сразу.

Труф увидела лист бумаги, он лежал на покрывале убранной кровати, впопыхах она его даже не заметила. Это было письмо, написанное четким каллиграфическим почерком.

"Дорогая Труф, — прочитала она. — Я надеюсь, что, просмотрев мою коллекцию и познакомившись со всей нашей компанией, вы нашли первое полезным, а второе — пристойным и безобидным. Когда я вошел к вам утром, вас уже не было. Я предположил, что вы в библиотеке, и предпочел не прерывать ваших занятий, а оставить эту записку. Если я понадоблюсь, вы найдете меня в кабинете. Надеюсь вскоре встретиться и побеседовать с вами. Джулиан".

Труф с сомнением пожевала губу. С Джулианом поговорить ей действительно необходимо. Нужно выяснить, как она сможет пользоваться его коллекцией, но прежде всего решить главное — где жить: оставаться здесь или в городе. Мысль о том, что ей придется быть в этом доме неопределенно долго, снова вывела Труф из равновесия. Руки ее задрожали от напряжения. Она чуть не вскрикнула, услышав слабый стук в дверь.

— Труф, — раздался мягкий голос Майкла.

Труф отшатнулась, перед ее глазами с невероятной ясностью развернулась картина прошедшей ночи. Труф тянуло к Майклу, но это была тяга бабочки к огню. После того что ей сказал утром Эллис, Труф не могла видеть Майкла. Если встретиться с ним лицом к лицу, она может бросить ему свои глупые обвинения. По этой же причине ей лучше не встречаться ни с кем.

Майкл постучал еще раз. Оцепенев, Труф стояла посреди комнаты, думая только об одном — чтобы Майкл не попытался толкнуть незапертую дверь. Но Майкл Архангел оказался джентльменом, и вскоре Труф услышала его удаляющиеся шаги.

Только когда она поняла, что Майкл не услышит идущих из комнаты шорохов, Труф тихо подошла к двери и, осторожно повернув ключ, заперла ее. Труф облегченно вздохнула, теперь она была в безопасности. Хотя чем ей может угрожать Майкл?

Нужно бежать, бежать отсюда. Здесь оставаться нельзя, все обитатели дома давят на нее. Все то, что выглядело таким разумным в залитой солнечным светом библиотеке, казалось почти невозможным и невыполнимым сейчас, в этой комнате. Труф не могла думать ни о чем, кроме побега.

Еще один глубокий вздох. Труф честно призналась себе, что находится на грани истерики. Но та же честность подсказывала ей, что, хотя вопросов больше, чем ответов, объективных причин для паники и страха в общем-то нет.

Слышала ли она голос ночью или это был сон? А может быть, это всего-навсего эхо? Но ведь что бы это ни было, прямой угрозы для Труф нет.

Идя на завтрак, она заплутала в коридорах? Это уже интересней, реальней, но разве не выяснила она из разговоров с Джулианом, что все «видения» являются в основном отражением эмоций конкретного человека? Нужно сохранять спокойствие, и видение не сделает тебе никакого вреда.

Что касается Фионы, то, конечно, разговор с ней оставил неприятный осадок, ну и что?

Майкл. Паника охватила ее оттого, что ей придется встретиться с ним?

Ну, разумеется, нет. Или да? Труф понимала одно — ей следует убираться отсюда, из этого жуткого дома, и немедленно, пока не случилось что-нибудь ужасное.

Нужно уезжать в Убей Тень, а оттуда позвонить тете. Необходимо спрятать "Страдающую Венеру" в надежном месте. Прижимая к груди сумочку, словно это был ребенок, Труф приоткрыла дверь и осторожно выглянула в коридор.

7. Песнь истины

Прав был поэт, когда сказал,

Что каждый из своих желаний,

Дел несвершенных и мечтаний

Себе возводит пьедестал.

Альфред Теннисон

Стоило Труф завести машину, как все ее мистические страхи тут же отступили. Теперь они казались ей видениями из другого мира. Полуденное солнце играло на мокрой листве, а Врата Тени казались безобидным сельским домом, очень похожим на жилище спящей красавицы в калифорнийском парке.

Никем не замеченная, Труф вышла из дому. Никого не было и у витых металлических ворот. Они оказались открытыми, так что Труф не пришлось даже выходить из машины.

Но только отъехав от поместья и выехав на дорогу к городу, она окончательно успокоилась, вспоминая свои страхи как страшный сон.

Труф сомневалась, стоило ли ей скрывать от обитателей Врат Тени истинную цель своей работы, но в том, что она должна ею заниматься, Труф была уверена вполне. Возможно, Блэкберн и не преступник, да Труф и не хотела заострять свою работу именно на этом. Для нее важным оставалось другое — моральный аспект. Пусть даже Блэкберн прав и все, что он проповедовал, истинно. Это не важно. Вопрос в другом — зачем давать простым смертным ключи от небесных врат? Зачем вселять в людей надежду, что они могут войти туда?

Внезапно перед ее глазами всплыл Гарет, причем так ясно, что Труф даже остановила машину. Труф было трудно представить его в ритуальной мантии, он казался слишком нормальным.

"В этом-то все и дело. Как раз нормальных людей этот магический водоворот подхватывает значительно быстрее. Но почему?"

Ответа не было. Вскоре Труф уже въезжала в Убей Тень. Маленький городок, затерявшийся в долине Гудзона, был весел и ярок в кристально чистом воздухе. Его вид успокоил Труф, мысли ее начали приходить в порядок, и первым делом она решила поехать в гостиницу.

— Здравствуйте, здравствуйте, вы из страховой компании? — спросила Труф вышедшая на ее стук женщина. Одета она была в запачканный свитер и такие же грязные брюки. Выглядела очень взволнованной.

— Да нет, — призналась Труф, с интересом разглядывая женщину. — Меня зовут Труф Джордмэйн, я заказывала у вас комнату. Ведь вы миссис Линдхольм?

— О Господи! — Миссис Линдхольм с сомнением посмотрела на Труф, покусывая губы. — Ну, проходите. — Она без особого энтузиазма раскрыла дверь.

Труф вошла и тут же поняла, почему миссис Линдхольм так неохотно впустила ее в дом.

— Что тут произошло? — спросила Труф.

— Такого у нас никогда не было, — чуть не плача отозвалась хозяйка. — Снесло половину крыши, потом взорвался нагреватель… Почти сразу же лопнули трубы, и вода хлынула водопадом. Вам повезло, что вас не оказалось тут ночью, вы бы неминуемо утонули.

Труф с ужасом осмотрелась. Стены были мокрые, обои сморщились и отстали, штукатурка с потолка отлетела, да и сам потолок, казалось, прогнулся.

— Так что даже если вы еще не раздумали у меня поселиться… — Миссис Линдхольм беспомощно развела руками.

— Да нет, — успокоила ее Труф. — Честно говоря, я заехала извиниться перед вами за то, что не смогла добраться сюда вчера. У меня здесь нашлись друзья, и я буду жить у них. — Труф с большим удивлением слушала себя. Ведь она приехала сюда, к Мэри Линдхольм, совсем не для того, чтобы уверенным голосом излагать полуправду. Она разглядывала зал, и ей казалось странным, что она выбрала именно этот пансион, тогда как совсем рядом находится множество подобных.

Миссис Линдхольм слабо улыбнулась.

— Я, по правде говоря, страшно рада, что вы вчера не приехали. Пожалуйста, если по дороге вам попадется какое-нибудь страховое агентство, скажите им, чтобы они подъехали ко мне.

Уже в машине Труф вспомнились события пережитой ночи и услышанные слова: "Приди, принц стихии. Восстань, дитя вод…"

"Ничего удивительного, — подумала Труф. — За окном шел дождь, вот мне и приснилась вода". Какую-либо связь между ее сном и состоянием пансиона Мэри Линдхольм, находящегося в городе Убей Тень, Труф отвергла сразу. "Это простое совпадение", — твердо решила она.

Наука охотно верит в совпадения.

Труф припарковала машину почти в самом центре городка и пошла пешком. Не по сезону жаркое октябрьское солнце пекло плечи, ярко украшенные магазины радовали глаз. Труф смотрела по сторонам, и ей казалось, что все ее проблемы, на вид такие запутанные и жгучие, легко разрешимы.

Урчание в желудке напомнило Труф, что чашка кофе с булочкой ей сейчас нисколько не помешают. Она остановилась у первого же уличного кафе и заказала салат и чашку кофе. Сидя за столиком, она огляделась и увидела бело-зеленую вывеску. Труф довольно улыбнулась. Совершенно верно, туда она сейчас и направится.

Публичная библиотека города Убей Тень располагалась в помпезном здании начала века, богато украшенном характерной для того времени лепкой. Убей Тень был городом далеко не бедным, и его библиотека соответствовала его положению. Просторная, светлая, без толп мешающих друг другу читателей, она состояла из двух частей — старой и новой, построенной недавно. Труф обратила внимание, что прекрасный интерьер старой ее части бережно сохраняется.

— Простите, здесь есть телефон? — спросила Труф сотрудницу справочной.

— Да, вон там, — ответила она, и Труф направилась к маленьким нишам. Несколько минут ушло на досмотр кошелька и сумки в поисках монеты или телефонной карточки. Последняя наконец нашлась, и Труф набрала номер.

Ответивший голос был Труф незнаком.

— Здрасьте, Жанин слушает.

— Извините, я, наверное, ошиблась номером, — пробормотала Труф.

— Вы хотите поговорить с Кэролайн Джордмэйн? — спросил голос.

— Да, — ответила Труф, и сердце ее екнуло.

— Она сейчас спит, — ответила Жанин, и Труф облегченно вздохнула. — Позвоните после четырех, тогда она проснется. Меня зовут Жанин Вогэн, я присматриваю за мисс Кэролайн.

— А я Труф Джордмэйн. Скажите, пожалуйста… — хотела спросить Труф, но сиделка перебила ее.

— О, вы ее племянница? — воскликнула она неожиданно радостным голосом.

Труф показалось, что такой восторг проявляют, только услышав голос любимых родственников, от которых ожидают богатого наследства. А может, быть ей просто показалось, этот профессиональный тон выработан специально, как дополнительное утешение для безнадежных больных.

— Да. Как она чувствует себя? — спросила Труф.

— Так же, — ответила Жанин, и голос ее слегка дрогнул. — Но она в сознании. Доктор Вандемайер не думает, что ей следует находиться в больнице.

— Ну и хорошо, — ответила Труф. А что еще она могла сказать? — Я позвоню позже.

— Передать ей, что вы звонили? — оживленно спросила Жанин.

— Не стоит. Она может подумать, что у меня что-то случилось, и будет переживать. Я позвоню сама.

— После четырех, пожалуйста, — согласилась Жанин.

Труф повесила трубку и снова направилась в справочную.

Ее первым желанием было немедленно отправиться к тетушке Кэролайн и выспросить ее обо всем, но постепенно Труф пришла к мысли не действовать импульсивно, а сначала выяснить кое-что самой. К тому же тетя слаба и постоянно находится под действием лекарств. Толку от расспросов не будет никакого, а тетя лишний раз расстроится.

"В конце концов, здесь не до такта", — подумала Труф и ухмыльнулась своему черному юмору. Она была совершенно уверена, что в самом вопросе количества и теперешнего местонахождения этого чертового потомства Блэкберна уже содержится бестактность.

— Простите меня, — обратилась она к приятной библиотекарше, — у вас есть материалы по истории городка?

Меньше чем через десять минут Труф сидела в длинной комнате за маленьким столиком, положив локти на пыльные папки с пожелтевшими местными газетами.

— Здесь все, что у нас есть о Торне Блэкберне и Вратах Тени. Пожалуйста, постарайтесь ничего не перепутать, — просительным тоном сказала знаток местной истории, библиотекарь Лаурель Вилланова.

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Труф. — У меня к вам есть еще одна просьба. У вас есть материалы об этом, как его… — Труф наморщила лоб, вспоминая странное имя, — об Элкане Шейдоу?

— Вам нужны такие старые материалы? — удивленно вскинула брови библиотекарь. — Думаю, в запасниках есть пара книг, где говорится о нем. Как правило, мы не выдаем их на руки… Я пойду посмотрю.

Лаурель ушла, и Труф углубилась в газеты. Прошло полчаса, и она поняла, что ничего нового для себя в них не обнаружит. Все, что Труф увидела, было общеизвестными фактами: Блэкберн жил в Убей Тень почти полтора года, и все это время он провел в постоянных склоках с городским советом. Интересовался им и местный шериф. Газеты, в которых писалось о смерти ее матери и о связанном с этим расследованием, Труф отложила в сторону, не читая. Если в них и было что-нибудь о детях Блэкберна, что крайне маловероятно, она сможет прочитать их позже. Ничего страшного не случится, четверть века ждали, подождут и еще несколько дней.

Вторая папка, касающаяся конкретно поместья Врата Тени, была намного интересней. Труф внимательно изучала пожелтевшие газеты, из которых самой ранней оказался местный ежедневник "Орел времени" за 1934 год.

— А вот и я, — раздался жизнерадостный голос Лаурель. Труф посмотрела на нее и увидела в ее руках три старые книги. — Думаю, вы здесь найдете то, что вам нужно.

— Благодарю вас, — сказала Труф, возвращая папку с описанием жития Блэкберна. Она положила книги рядом с оставшейся папкой, устроилась поудобнее и начала читать.

Спустя несколько часов Труф откинулась на спинку стула, вздохнула и помассировала затекшие плечи и руки. Она выяснила все, что хотела, и теперь подумывала, чем бы еще заняться.

Поместье Врата Тени, в котором она провела столь беспокойную ночь, было построено, как Труф и предполагала, на базе старого викторианского особняка в 1882 году. По странному совпадению именно в том же году перестрелкой у корраля закончилось покорение Дикого Запада. Поместье было четвертым по счету домом, возведенным на фундаменте, заложенном еще Шейдоу в 1648 году. От того времени не осталось даже надписей. Труф видела рисунки дома Шейдоу, выстроенного из местного камня и извести. Это была типичная для того времени приграничная постройка, низкая, с плоской крышей и узкими окнами. Тогда она служила местом для торговли.

Второй дом был построен в 1774 году и сохранился только на картинках, во время Войны за независимость англичане сожгли его дотла. Случилось это приблизительно году в 1770-м.

О следующей постройке Труф не нашла никаких записей, хотя по логике она обязательно должна была существовать.

Будь источников, сообщавших, что теперешняя постройка является по счету четвертой, а не третьей, поменьше, Труф могла бы существенно облегчить свою задачу и не обратить на них никакого внимания. Но была и еще одна немаловажная деталь. Даже если предположить, что в течение века на этом месте ничего не строилось, тогда почему в каждом источнике 1882 года говорилось о "повторном строительстве" Врат Тени? Да и само название не просуществовало бы так долго, если бы им называли просто пустое, незастроенное место.

Тогда вставал основной вопрос — когда голландское название старинного поселения трансформировалось в его нынешний английский вариант? И, кстати, почему? Ведь фамилия Шейдоу сохранилась, да и не только она. Все эти многочисленные Шейдоу, Шайдоу, Скайдоу, Чейдоу, Шаддоу и Шаттерз украшали страницы не только принесенных библиотекарем старых книг, ими был полон местный телефонный справочник.

Основную часть информации Труф почерпнула из выпущенной в 1923 году книги "Ранняя история Шейдоу Килл", автором которой был некий Мэтью Чеддоу, выходец из здешних мест. В то время Мэтью, историк-любитель, похоже, жил во Вратах Тени и включил в свою книгу главу о поместье. Труф снова нашла эти строчки.

"Используя остатки фундамента, строитель приступил к работе и в 1878 году возвел во славу своего предка Шейдоу четвертый по счету прелестный сельский дом".

Труф пропустила несколько абзацев.

"Подземный ручей, сослуживший верную службу первым переселенцам, обитателям этого дома, становился опасным. Воды его угрожали старым постройкам разрушением, и поэтому, прежде чем приступать к строительству нового дома, строитель укрепил русло ручья. Теперь этот ручей находится под домом и является его частью".

Труф удивилась и обратилась к следующему источнику, книге "Ранние годы колонизации Гудзона, а также краткая история получения Шейдоу и фон Розенротом права владения землями". Она раскрыла карту. Да, ручей действительно протекал прямо под домом. Однако ничего неожиданного в этом не было, все переселенцы предпочитали строить дома возле ручьев или даже над ними.

Следовательно, Врата Тени построены на ручье.

В настоящее время исследователи в области парапсихологии только начинают понимать, что так или иначе, но магнетизм лежит в основе всех психических феноменов, от простого желания искупаться и понырять, что может быть как-то связано со способностью улавливать самые незначительные изменения в магнитном поле Земли, до психокинеза-полтергейста, когда генерируется столь мощное магнитное поле, что человек способен останавливать часы, стирать записи с магнитных лент, а также метать тарелки и кресла. Дилан даже утверждал, что можно притягивать привидения, но эта гипотеза казалась Труф едва ли доказуемой.

Но в любом случае Труф было известно, что чаще всего так называемые "дома с привидениями" построены на подземных источниках, ручьях или колодцах. В воде есть что-то, что либо развивает в людях шестое чувство, либо сводит с ума. Труф не знала точно, каких случаев больше, но зато нащупала, где лежит разгадка тайны Торна Блэкберна.

Он не был магом и никакими оккультными способностями не обладал, он просто купил то, что в народе называется "домом с привидениями".

Мало кому понравится такая гипотеза, но Труф была парапсихологом и скорее будет составлять карту паранормальных явлений, чем… взывать к принцу стихии и просить дитя вод восстать.

Труф попыталась отогнать воспоминания. Возможно, это был голос Джулиана, ведь один из описанных в "Страдающей Венере" ритуалов, как она уже знала, называется "коронация царей стихии". И уж конечно, очень маловероятно, что вызванные во время ритуала силы стихии пришли и дружно развалили пансион Мэри Линдхольм.

"Но как своевременно он разрушен. Теперь тебе придется просить у Джулиана разрешения пожить в его доме, во Вратах Тени. Но это просто смешно, разве здесь мало других пансионов? Ты просто хочешь остаться там. Хочешь".

Труф сложила свои записи и отправилась искать библиотекаря. Она нашла ее за просмотром подшивок старых газет.

— Уже закончили? — спросила Лаурель Вилланова, увидев приближающуюся к ней Труф.

— На сегодня — да, но в конце недели мне эти материалы могут снова понадобиться.

— Я отложу их, чтобы не пришлось снова искать, — пообещала Лаурель. — Вам нужно еще что-нибудь?

— Да, но пока не знаю, что именно.

— Ну, если что-нибудь понадобится, заходите, я буду рада вам помочь. — Лаурель встала.

Выйдя из библиотеки, Труф с удивлением увидела, что солнце уже зашло и наступил вечер. Воздух был по-прежнему чист, обещая ясную, звездную ночь. Труф сунула свои записи в сумку и бодро направилась к машине. Сейчас ей так же сильно хотелось вернуться во Врата Тени, как утром уехать оттуда. Джулиан, возможно, волнуется, ведь она исчезла так внезапно. Как сквозь землю провалилась.

Свою машину она нашла без труда и тут же пожалела, что приехала на ней — от центра города до поместья всего каких-то две мили, можно и пешком прогуляться. Ничего, в другой раз будет предусмотрительней.

Она проехала мимо ворот, приветливо кивнув помахавшему ей Гарету. Доехав до дома, она припарковала машину между белым «вольво» и черным БМВ, принадлежавшим, по ее предположению, Джулиану.

Заперев свой «сатурн», она направилась к дверям дома и, прежде чем нажать на звонок, повинуясь какому-то непонятному импульсу, толкнула дверь. Она оказалась открытой, и Труф вошла в дом.

— Труф, можно вас на минуту? — услышала она мягкий, вкрадчивый голос.

Майкл. Труф снова ощутила психологическое давление дома, безмятежное настроение, охватившее ее от посещения городка, тут же испарилось, а вместо него появилось чувство приближающейся опасности.

Труф повернулась. Майкл, такой же серьезный и официальный, каким она видела его за обедом, стоял в дверях зала. Труф взглянула на него и похолодела — он был похож на пантеру, прыжок которой остановил внезапно вспыхнувший свет.

— Да, пожалуйста, — ответила Труф. "А что еще я могу ему сказать? "Между прочим, я слышала, что вы инквизитор. Ну и как сегодня прошли пытки, удачно?" Услышав такое, он подумает, что я сошла с ума".

— Может быть, нам стоит выйти в сад? — предложил Майкл.

Не дожидаясь ответа, он взял Труф под руку и повел в боковую дверь, через которую они вышли на маленькую террасу. Здесь стояли скамейка, стол и несколько кресел. Место было прекрасное, очевидно выстроенное специально для отдыха в теплую солнечную погоду. Сейчас же, когда на нее падали мрачные, рваные тени, терраса казалась Труф местом неспокойным и даже опасным. Она поежилась.

— На солнце будет теплее, — сказал Майкл и повел ее вниз по ступенькам.

Они зашли за дом, туда, где еще виднелись остатки сада, некогда окружавшего четвертую постройку Врат Тени. Да, поместье явно знавало лучшие дни. Еще сохранились кое-где розовые кусты, посаженные вдоль тропинок. Труф заметила полуразвалившиеся клумбы с уснувшими цветами. Справа стояли совсем недавно зеленые, а сейчас, после ночной бури, совершенно голые кусты и деревья, образующие лабиринт. Труф узнала о нем сегодня из книг.

Одна из тропинок вела к нему, и Майкл направился туда.

— Кажется, сегодня вы уже не так боитесь нас, как вчера, — заметил он.

— Я так выгляжу? — спросила Труф и поморщилась. "Фамильярность вызывает раздражение".

— Джулиан говорил, что вы ученый. Парапсихолог. — Он выговорил это слово медленно, как будто произносил его в первый раз.

— Моя специальность — статистическая парапсихология. Проще говоря, я изучаю и анализирую то, что вижу и слышу. "И хватит тебе".

— Боюсь, что те, кто рассматривает мир как ряд физических явлений, много теряют. Им недоступна красота поэзии, пение птиц.

— Если я хочу разобрать поэму и записать пение птицы, мне совершенно незачем ими восторгаться, — отрезала Труф. — Меня интересуют только факты. Например, как долго вы знакомы с Джулианом? — Она сменила тему и перешла в атаку.

— Достаточно давно, — ответил Майкл спокойно. — За последнее время он многого добился и хочет сделать больше. Он — человек высоких способностей.

— Вы имеете в виду оккультные способности, не так ли? — спросила Труф, собираясь с мыслями. Ей нужно было заставить Майкла начать рассказывать о себе.

— Что толку мне восхвалять его, если вы абсолютно не доверяете этой системе взглядов? Более того, вы даже не верите в ее существование, — ответил Майкл, улыбаясь.

— Но ведь вы в нее верите, — возразила Труф.

— Если я признаюсь, тогда вы поставите под сомнение все, о чем я буду говорить.

— А о чем вы собрались говорить? — Вопрос прозвучал грубовато, и Труф сожалела об этом, но меньше всего ей хотелось, чтобы Майкл углубился в дебри оккультизма.

— Чаще всего мы обнаруживаем в себе желание узнать такие вещи, о существовании которых нам лучше и не подозревать. Причем мы осознаем это и даже понимаем, что неведение в данном случае будет лучше не только для нас самих, но и для окружающих тоже, — начал Майкл. — Я не хочу сказать, что тяга к знаниям пагубна, отнюдь. Но…

— Есть такие категории, которые человек знать не должен, — закончила Труф, которой начала надоедать витиеватая речь Майкла.

— Разве можно давать ребенку заряженный пистолет? — тихо спросил он.

Перед глазами Труф возник образ вооруженного малыша, и она притихла. Майкл продолжал:

— Разумеется, нельзя. Но в руках взрослого человека оружие относительно безопасно, хотя потенциально вероятность применения его довольно высока. Есть вещи, которые не только существуют, но и существовали веками со времен сотворения мира, вещи, которые человек познает только со временем. Сейчас он их понять не может…

— Мне кажется, не в вашей, да, впрочем, и ни в чьей власти проводить грань между тем, что человеку можно знать, а что нет. Нет ничего, что бы не нужно было изучать.

— Я слышу голос науки, — улыбнулся Майкл.

Они дошли до края лабиринта. Труф обернулась и посмотрела на дом. Возможно, из его многочисленных окон кто-то и наблюдал за ними, но заметить это было трудно.

— Я не думаю, что счастье ценнее знаний, — сказала Труф. — А в магию я не верю.

— Но если вы не верите в магию, в сверхъестественное, как вы можете верить в зло? — спросил Майкл, стоя позади Труф.

Труф посмотрела на лужайку и увидела длинные, черные тени дома. Странно, всего в двух милях от города Труф снова чувствовала дискомфорт. Почему ее не перестает преследовать тревожное ощущение опасности? Да что здесь творится, в конце концов? Прежде чем ответить, она сделала глубокий вздох и сосчитала до десяти.

— Я не хочу хулить ваши верования, — сказала она, повернувшись к Майклу, — но в тех книгах, которые читаю я, говорится, что все зло на земле происходит от поступков человека и ничего сверхъестественного в мире нет. Магии не существует, существуют законы природы, которых мы еще не знаем.

— А если я вам скажу, что магия существует вне ваших законов?

— Тогда я извинюсь, пожелаю вам приятного дня и уйду. Ваши взгляды я не разделяю.

— И останетесь изучать то, что, как вы сами предполагаете, вам лучше не знать. Я говорю с вами совершенно откровенно — если магия — это зло, то оно находится здесь. Как, впрочем, и печаль.

Труф открыла рот, собираясь ответить, но сдержала себя.

— Мне пора идти, — сказала она твердо и дипломатично прибавила: — Надеюсь увидеть вас за обедом.

— Разумеется, — ответил он серьезно.

Она повернулась и зашагала к дому.

— Труф, — послышался голос Майкла.

Она обернулась.

— Желаю вам приятного дня, — сказал Майкл безо всякой иронии.

Труф взглянула в его глаза, но в них не было и тени юмора.

Через несколько минут Труф подошла к дому. Она была в бешенстве. Сотрудники института имени Бидни научились безошибочно определять настроение Труф, и видя ее такой, предпочитали не попадаться ей на глаза.

Что он себе позволяет! Кто дал ему право говорить с ней таким тоном? Увел ее, заставил слушать свои психобредни, избитые фразы из третьеразрядного фильма о привидениях, а когда ему надоело разыгрывать из себя джентльмена, он просто посмеялся над ней. Она не позвонит, чтобы над ней издевались! Да как он вообще смеет смотреть на нее!

Труф взбежала по ступенькам и позвонила. Дверь открылась, и она вошла, едва сдерживаясь, чтобы не грохнуть дверью.

Он пожалеет об этом. Чего он добивается? Чтобы Труф уехала отсюда? Вот уж нет. Ишь ты, умник нашелся, утверждает, что человеку лучше не знать кое-каких вещей. "Говоришь, ребенку не стоит давать в руки пистолет? Так я ему дам пушку. Я…"

— Труф, наконец-то, — раздался голос Джулиана. Он подошел к ней и взял ее ладони в свои. — Ты вся дрожишь. Что с тобой, ты бежала?

От прикосновения теплых рук Джулиана вся ее злость мгновенно улетучилась, от внезапной перемены настроения голова Труф даже чуть-чуть закружилась. О чем она думала только что?

Она о ком-то думала, но о ком?

— Бегаю по кругу, — смеясь, ответила Труф. — Извини, что я исчезла так внезапно, но мне нужно было съездить в город. Я только что вернулась.

— Так ты остаешься? — спросил Джулиан. Он продолжал держать ее ладони, поглаживая их.

"Нет!" — крикнул внутренний голос, напоминая, что каждый раз, когда Труф переступала порог этого дома, у нее возникала реальная возможность сойти с ума.

— Именно об этом я и хотела тебя просить, — ответила Труф. — Если твое предложение еще в силе, я бы им воспользовалась.

— Прекрасно, — произнес Джулиан. — Остальные тоже будут очень рады, особенно Фиона. Она только что говорила мне, что ты ей очень понравилась.

"Да уж", — подумала Труф. Однако решение принято, и, даже если это не то решение, которое она должна была принять, менять его Труф не собирается. По крайней мере, сейчас.

— Ладно, пусть будет так. Проведу недельку, а может и месяц, здесь, поработаю с коллекцией. Проклятье, ну и растяпа я, забыла взять с собой компьютер.

— И правильно сделала. Боюсь, здесь он будет совершенно бесполезен, — ответил Джулиан. — Я уже говорил тебе, что электричество у нас часто отключают, а батарейки садятся так быстро, что их просто замучишься менять. Могу дать тебе пишущую машинку, если хочешь. Кстати, у нас есть копировальная машина, можешь снимать копии с документов.

Джулиан продолжал держать ладони Труф, и она почувствовала напряжение другого рода, теплое и чисто земное.

— Хорошо, — кивнула Труф. В конце концов, ей не привыкать делать записи в тетрадях и блокнотах, она занималась этим много лет. Но все равно нужно позвонить Мег и попросить прислать сюда компьютер.

— Можешь оставаться здесь сколько хочешь, — тихо и нежно произнес Джулиан. — Я заметил по тебе, что в моих источниках мало порядка, так что можешь просить меня о помощи в любой момент.

— Спасибо, — ответила Труф. — Она помедлила, неохотно вытянула ладони из рук Джулиана. — Я хочу, чтобы ты знал мою позицию. Я не верю в то, чем ты занимаешься. Выдумывать что-то или подтасовывать факты я не буду, но что бы я ни нашла о Блэкберне, хорошее или плохое, я все включу в свою книгу. Одним словом, ни льстить, ни безосновательно хаять я никого не собираюсь.

Улыбка Джулиана стала еще теплее и ласковее. Он обнял Труф за плечи и повел к лестнице.

— Включай, и пошли они все к черту, как сказал однажды Веллингтон. Или сейчас больше уместна фраза "Скажи правду, и посрамишь дьявола"? Ни я, ни Торн Блэкберн не пострадаем, если ты будешь писать объективно. К тому же я всегда говорил, что болезни мира не стоит замалчивать, от этого они не исчезают.

Труф облегченно вздохнула. Хотя Джулиан и искренне верит во все свои магические штучки, он вполне либерален и не агрессивен. Во всяком случае, он не против того, чтобы кто-нибудь не разделял его взгляды.

— Чем я могу помочь тебе сейчас? — спросил он.

Труф вспомнила о своем намерении позвонить тетушке Кэролайн.

— Здесь есть телефон? Мне хотелось бы позвонить, — ответила она.

— Есть. Сюда, пожалуйста… — К сожалению, другого телефона здесь нет. Я неоднократно просил компанию провести сюда еще одну линию, но мне ответили, что для этого нужно разбирать полы и долбить стены, — говорил Джулиан, ведя Труф в свой кабинет. Он подошел к столу, поднял трубку и послушал. — Но, как ты понимаешь, проводить строительные работы мне не хотелось бы. Да и какая разница, сколько линий здесь будет. — Он протянул Труф трубку.

Труф послушала. Тишина.

— Не работает? — Она вопросительно посмотрела на Джулиана.

— После бури он почти всегда не работает, — ответил Джулиан. — Если к утру не включат, пошлю завтра в город с утра Карадока. Но, полагаю, этого делать не придется, компания восстанавливает связь довольно быстро. — Он пожал плечами. — Если хочешь, могу отвезти тебя в город прямо сейчас. Звонок очень важный?

— Можно потерпеть до завтрашнего утра.

— Ну хорошо. Послушай, Труф…

Уловив в голосе Джулиана серьезные нотки, она посмотрела на него.

— Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении. Ты не веришь в дело Блэкберна, и я не собираюсь тебя переубеждать, но ты тренированный наблюдатель… Тебе когда-нибудь доводилось работать с медиумами?

— Нечасто, но доводилось.

— Сегодня вечером мы собираемся провести сеанс медитации. Я имею в виду тех из нас, кто является «практиками», достигших определенного уровня. Младшие адепты участвовать не будут, только я, Айрин и Лайт. Ты и Майкл не являетесь последователями, но мне хотелось бы, чтобы ты поприсутствовала. Дело в том, что я собираюсь загипнотизировать Лайт и проверить ее психометрические способности.

— Гипноз? — Труф с сомнением посмотрела на Джулиана. Она знала, что такое психометрия. Это попытка обнаружить информацию о каком-то объекте, или его обладателе методами экстрасенсорики. Она хотела провести подобные эксперименты в своем институте, но сомневалась в результатах, поскольку невозможно было исключить телепатические способности.

— Не волнуйся, — улыбнулся Джулиан. — Я профессиональный гипнотизер, получил в свое время соответствующую подготовку. Знаю, что гипноз в неумелых руках может быть если не опасен, то, во всяком случае, неприятен, но Лайт в данном случае ничего не грозит.

— Разумеется, я понимаю это, — ответила Труф. — Хорошо, я согласна участвовать в ритуале.

— Это не ритуал, Труф, — поправил ее Джулиан. — Наши ритуалы включают в себя магию. Присутствующий во время их проведения неподготовленный человек подвергается такой же опасности, как и медиум в руках деревенского дурачка, разыгрывающего из себя гипнотизера. То, что будет иметь место сегодня вечером, я бы назвал скорее практическим экспериментом.

Ужин был менее изысканным и прошел не так официально, как предыдущий. Присутствовали только сама Труф, Лайт, Майкл, Айрин и Джулиан. Труф много разговаривала с Лайт.

Прошлым вечером она показалась Труф разговорчивой простушкой, великовозрастным дитем, зачарованным лесными видениями. Сегодня Лайт была скромна и застенчива, она ела суп и мазала маслом булочку осторожно и бережно, движения ее напоминали действия слепого, хотя Труф знала, что зрение у Лайт прекрасное. Просто она видит то, чего не видят другие, а скорее, несколько больше, чем другие.

— Мне кажется, в университете очень хорошо, — мечтательно проговорила Лайт. — Наверное, интересно общаться с людьми, которые приехали из разных мест.

— А ты никогда не училась? — удивилась Труф.

Лайт вспыхнула, ее бледные щеки начали медленно покрываться розовой краской.

— Нет, — тихо ответила она. — Я никогда не ходила в школу.

— Есть и другие способы учиться, кроме как ходить в школу, — разрядил обстановку Майкл. Он посмотрел на Труф и произнес с мягким упреком: — Достаточно уметь читать. Нет такой мудрости, которую нельзя было почерпнуть со страниц книг.

Лайт бросила на Труф беспокойный взгляд. Труф подумала, что, девушка, скорее всего, неграмотная.

— А кто не умеет читать, может обучаться по телевизору, — сказала она как можно более шутливым тоном.

Лайт приняла шутку и с благодарностью посмотрела на Труф. Джулиан улыбнулся, Труф краем глаза видела это и подумала, что после обеда неплохо бы выяснить степень образованности или, точнее, невежества Лайт.

— Лайт действительно не умеет читать? — спросила она его без предисловий, когда обед закончился.

— Честно говоря, я не знаю, — ответил Джулиан. — Зато у нее прекрасная слуховая память: стоит ей услышать что-нибудь хотя бы один раз, она запоминает это навсегда. Правда, она никогда не отвечает на вопросы прямо. Ты это и сама скоро увидишь.

— А где ты ее нашел? — Труф заставила себя задать этот вопрос.

— В месте, где ей лучше не находиться. Можно называть это психической чувствительностью или найти какой-нибудь глубокомысленный термин из области психиатрии, но Лайт очень… ранима. Полгода назад она не могла находиться среди людей. Мне кажется, она очень одинока. Конечно, способность видеть мир по-другому, иначе, чем его видят остальные, уже является одиночеством. Мне кажется, ты ей понравилась. Будь с ней поласковей.

— Быть ласковой с Лайт совсем не тяжело, — честно ответила Труф, и это было чистейшей правдой. Хотя общение со среброволосым медиумом доставляло ей и некоторый дискомфорт. Труф вообще плохо сходилась с людьми, поэтому приучила себя обходиться без них. На дружеские чувства нужно отвечать такими же, а Труф не была уверена, что способна это делать. Но, похоже, что-то начинало меняться в ней. В последнее время Труф не покидала мысль, что вокруг нее все начинает меняться.

— Ну ладно, — сказал Джулиан. — Теперь, когда ты согласилась пойти со мной, я покажу тебе то, что видели немногие.

В 1969 году, после смерти Катрин и исчезновения Торна Блэкберна, все, что имело хоть какое-то отношение к нему, было выставлено на всеобщее обозрение. При жизни такой рекламы Торн не мог себе даже представить. Обложки журналов и первые полосы газет запестрели фотографиями Врат Тени, откликнулся даже «Тайм», поместив фотографию поместья на развороте. Но несмотря на всю шумиху и поиск принадлежавших Блэкберну вещей, никто не знал и не видел места, где произошло убийство.

Джулиан повел Труф вниз по узкому коридору. Вскоре они очутились перед высокими двойными дубовыми дверями. Труф показалось, что она уже их видела вчера, когда безуспешно пыталась найти зал. На дверях и дверной коробке были вырезаны ветки с листьями, от замков и кнопки звонка шли волнообразные солнечные лучи.

— Где мы находимся? — спросила Труф дрожащим голосом.

— В самом центре дома, — ответил Джулиан. — Если смотреть с улицы, центр будет в другом месте, но дело в том, что Врата Тени построены на впадине. Маленькая хитрость архитектора.

Джулиан ступил вперед и открыл дверь, Труф последовала за ним.

Перед ее глазами открылась большая круглая комната футов тридцать диаметром. Сразу напротив двери Труф увидела три узкие арки чуть повыше тех дверей, через которые они с Джулианом только что прошли. Арки были занавешены толстым черным бархатом. На куполообразном ребристом потолке были нарисованы знаки зодиака и аллегорические фигуры с картами символизируемых ими созвездий в руках. Ниже купола потолка по стенам зала шел ряд узких окон. В каждом окне находилось цветное стекло с вытравленным на нем изображением, но Труф их не разглядела, зато она заметила, что каждое окно можно открыть отдельно.

От окон до самого пола стены зала были отделаны дубовыми плитами с вырезанным на них красивым орнаментом. На стенах по всему периметру зала висели светильники. Труф вначале удивилась, но, посмотрев на них внимательно, поняла, что они имеют чисто декоративный характер — придание залу древности, основной же свет шел из газовых рожков.

В глаза Труф бросились египетские фигуры, стоящие между светильниками. Приглядевшись, Труф поняла, что они нарисованы, однако первое впечатление было такое, что это статуи. Труф не разбиралась в искусстве Древнего Египта и не понимала, что обозначает женщина с головой льва и коровы, а также фигура мужчины с головой собаки. Или это шакал? Между ними стояли знамена: красное, белое, черное и серое. Назначение рисунков и знамен Труф не понимала.

Зато она вспомнила, что прошлым вечером говорила Лайт. "Красный олень и белая лошадь, серый волк и черная собака. Красный, серый, черный и белый, четыре стража врат".

Снова Труф ощутила раздражение; так чувствует себя ребенок, который слышит разговоры взрослых, но ничего не понимает.

Труф смотрела на знамена, затем, будто они заставили ее сделать это, перевела взгляд на пол. Его вполне можно было назвать произведением искусства. Устланный черными и белыми квадратными плитами размером около двенадцати дюймов каждая, он напоминал шахматную доску. Строгая геометрия плит нарушалась выложенными золотистым мрамором кругами и какими-то странными символами. Между внутренним и внешним кругами располагались темно-красные круглые плиты, на каждой из которых имелся яркий рисунок или какой-то магический знак. В центральном круге была выложена звезда.

Труф посмотрела на нее и сосчитала количество лучей. Семь. Нет, девять…

— Купив Врата Тени, Торн только слегка переделал пол и поставил по стенам украшения, все остальное осталось в своем первозданном виде.

Труф чуть не подпрыгнула от неожиданности, она совсем забыла о том, что находится здесь не одна, а с Джулианом.

— То есть все это так и было построено? — спросила она.

— А что тут удивительного? — пожал плечами Джулиан. — Для того времени это не так дорого. Тогда был популярен спиритизм. Возможно, спириты устраивали здесь свои сеансы. Не исключено, что это был центральный зал. Кто знает?

Труф была уверена, что это знал Торн.

— Ну хорошо, — сказала она. — Что будем делать?

— Прежде всего нужно подготовить место действия, — ответил Джулиан.

Труф увидела мебель, которую она в готическом полумраке зала сразу не заметила. Джулиан отошел к стене и вернулся с двумя широкими деревянными креслами. Затем он принес стул и торшер, современный вид которого абсолютно не вязался с остальной обстановкой.

— Во время наших ритуалов это место, конечно, выглядит иначе. Если хочешь увидеть как, я могу показать. Можешь прийти сюда за несколько минут до начала проведения ритуалов. Все остальное время и алтарь, и наше оружие хранятся в другом месте. Преимущество старых домов состоит в том, что там всегда очень много кладовок. Знаешь, сколько комнат в этом доме? Тридцать семь. Ты будешь сидеть здесь. — Джулиан пододвинул к Труф одно из кресел.

Труф покорно села и внезапно почувствовала расслабление. Джулиан включил торшер, шнур удлинителя извивался по полу как лакричный корень и, дойдя до стены, исчезал за шторой одной из ниш. Джулиан подошел к двери и нажал несколько инкрустированных черным жемчугом кнопок. Светильники погасли, оставалась включенной только одна галогеновая лампа.

Труф показалось, что она попала в пещеру или на дно моря. Она почувствовала, что на нее наваливается какая-то тяжесть, казалось, что окружающее ее пространство имеет вполне ощутимый и немалый вес. Темнота вжимала Труф в кресло. Сердце ее заколотилось.

Труф сделала несколько глубоких вдохов и, пытаясь успокоиться, начала считать удары сердца. Она подумала о Джулиане, он чувствовал себя здесь легко и спокойно, но странно, самой Труф эта мысль успокоения не принесла.

Послышался шорох, и впереди появилась какая-то белая тень. Труф не успела удивиться или испугаться, как сознание подсказало ей, что это Лайт.

Девушка было одета в белую, до самого пола накидку с узкими и длинными, закрывающими руки рукавами. Никаких пуговиц на накидке не было, Лайт просто запахнула ее и перевязала поясом. Лицо девушки выглядело спокойным и умиротворенным. Лайт плавно подошла к креслу и села в него. Только теперь Труф заметила, что лампа светит так, что лицо девушки остается в тени.

— Ты знаешь, что мы будем делать сегодня? — спросил ее Джулиан тихим, ласковым голосом.

— Да. Ты будешь гипнотизировать меня, ты часто делал это и раньше, — ответила Лайт.

— Совершенно верно. А когда я загипнотизирую тебя, я дам тебе потрогать несколько предметов, и ты расскажешь мне их историю.

— Какую историю? — В голосе Лайт послышалось любопытство.

Джулиан еще не начинал вводить ее в транс, но голос ее уже звучал сонно, тихо, как бы издалека.

— Любую, — произнес Джулиан. — Какую захочешь.

Джулиан вытащил из кармана кусок кварца, напоминавший по форме яйцо. Труф посмотрела на него пристальней и увидела, что оно перевязано посредине серебряной лентой, от которой отходит длинная серебряная цепочка. По характерному блеску Труф также определила, что яйцо имеет огранку. Труф продолжала смотреть на руку Джулиана и увидела матовое мерцание его браслета.

— Смотри на свет, — продолжал говорить Джулиан. — Сейчас ты находишься в комнате. Перед тобой лестница. Она ведет вниз… — Раздался щелчок, и в руке Джулиана заблестел качающийся маятник.

Стараясь не попасть под воздействие монотонного стука маятника, а вернее, чтобы не заснуть, Труф отвела глаза. Ей хотелось, чтобы в комнате было больше света, хотя и понимала, что медиуму, в роли которого сейчас выступала Лайт, для входа в транс нужна знакомая обстановка. Некоторые предпочитают работать ночью. Труф вспомнила, что один медиум, талантами которого часто пользовался Дилан, входил в транс только при оглушительных звуках рок-музыки.

Голос Джулиана понизился до еле слышного шепота. Труф начала улавливать посторонние звуки: мерный и тихий звук мотора, — наверное, это работает нагреватель воды, а также далекое, легкое поскрипывание рам открытых окон.

Труф посмотрела вниз. Прямо под ногами она увидела нарисованную звезду с многочисленными отходящими от нее лучами. В темноте рисунок показался упавшей на землю каплей небесного чая. Труф заметила у самого окна еще одно такое же пятно, только посветлее. Это отражение. Если внутри дома пустота, тогда нет ничего странного в том, что вчера она заблудилась. Труф подумала, что нужно будет спросить в городской библиотеке план дома, он у них наверняка есть.

Труф снова посмотрела на звезду под ногами.

"Это, скорее всего, центр комнаты", — решила она.

Труф не могла сказать, откуда в ней внезапно появилось беспокойство. Она посмотрела на Джулиана, он продолжал вводить Лайт в транс. Слегка вращаясь и поблескивая, маятник в его руке продолжал мерно качаться.

— "Уберите ложе ее полевыми цветами, возложите на него шкуры всех зверей, бегающих в лесу. Таким должен быть алтарь для тебя, иеролатор, небесная наложница. К твоему ложу я принесу солнце, и твоя страсть укажет нам путь".

Откуда это? Труф где-то читала эти строчки, или они возникли в ее сознании сами по себе?

Джулиан говорил, что во время ритуалов комната выглядит иначе. Естественно, так и должно быть. Здесь, в самом центре, там, где сейчас сидит Труф, стоит алтарь.

В ту ночь шестьдесят девятого года он тоже стоял здесь.

Труф почувствовала приступ тошноты, голова ее закружилась, суставы заныли.

Именно здесь умирала Катрин Джордмэйн.

Ее мать умерла на этом самом месте. Кровь ее взывала к Труф, отделяя от того момента тонкой, незримой тканью.

Перед глазами Труф явственно возникла страшная картина, вызванная воображением. Труф увидела их: Катрин лежит в центре, рядом с ней находится Айрин. Остальные стоят вокруг, и их свечи похожи на алмазы, висящие на цепочках. Труф услышала пушечные звуки грома и блеск молний. С каждым новым ударом гасла очередная свеча. Сейчас наступит тьма, и вместе с пламенем свеч в небытие уйдет и Катрин.

Ее мать умирает, она вот-вот умрет. Невинная и беспомощная, она ни о чем не догадывается. Ее силы отняли у нее. Блэкберн и Труф не в силах спасти ее.

Труф застонала и отвернулась, пытаясь стряхнуть с себя слишком реальное видение. Перед ней возник Джулиан и Лайт. Девушка была в глубоком трансе, она неотрывно смотрела на лицо Джулиана.

Так Катрин смотрела на Блэкберна.

И он убил ее.

"Сейчас он убьет ее!" — мысленно кричала Труф и сама не понимала, кого именно имеет в виду. Океанской волной на нее накатил слепой, невыносимый страх. История повторяется, сейчас здесь, во Вратах Тени, Джулиан убьет Лайт, нежную, добрую Лайт, доверившуюся ему.

Она тоже беззащитна, как и Катрин.

Точно так же…

Труф не услышала резкого и пронзительного, как пистолетный выстрел, удара падающего кресла — ничего не видя вокруг себя, Труф оттолкнула его и бросилась из зала. С громким криком она распахнула дверь и выскочила наружу. Спотыкаясь и наталкиваясь на стены, она бежала вперед. Труф пересекла фойе, она задыхалась, но так же быстро взлетела по ступенькам и помчалась в свою комнату. Не добежав до нее нескольких метров, она упала и, не в силах подняться, поползла, но затем, оперевшись о стену, встала на ноги и снова побежала. Жадно хватая ртом воздух, Труф влетела в комнату и, трясясь всем телом, навалилась на дверь.

Кроме нее в комнате кто-то был. Он стоял у окна. На него падал приглушенный свет зажженного ночника, и его тень Труф видела на полу.

— Ты дура набитая, — произнес он грубым, резким голосом.

Труф пыталась восстановить дыхание и ответить, но только закашлялась.

Она знала того, кто стоит у окна.

— Я знаю, кто ты… — сквозь раздирающий кашель сдавленным голосом произнесла Труф.

Но у окна никого не было. Только ветер дул в открытое окно и колыхал шторы.

Оглушенная, онемевшая от страха, Труф, покачиваясь, сделала несколько шагов в сторону окна и остановилась у края кровати. Сев на нее, Труф подозрительно посмотрела на окно, но видение исчезло.

Она только что видела Торна Блэкберна.

Но это невероятно.

И слышала его голос.

Это просто смешно.

"Галлюцинации, вызванные стрессовым состоянием, возникшим в результате гипноза, — дрожащим голосом пробормотала Труф. — Сама знаешь, как это случается. В действительности никого там не было".

Две вещи для Труф Джордмэйн являлись очевидными: она не медиум и привидений никогда не видела, и второе — то, что Торн Блэкберн находился здесь в ту ночь в 1969 году, унесшем ее мать в вечность, и эта мысль все больше и больше занимала ее воображение.

— Так можно ополоуметь, — вслух произнесла она.

В дверях появился Джулиан.

— Может быть, ты объяснишь, что значит этот маленький спектакль? — спросил он ледяным голосом.

Труф повернулась к нему. Джулиан счел это за молчаливое разрешение и вошел в комнату. В этот момент он очень напоминал разъяренного кота.

— Я полагал, что имею дело с профессионалом. Ты хотя бы понимаешь, что могло произойти?

— Джулиан, на том самом месте, где я сидела, умерла моя мать. Мне было тогда всего два года. И хватит, я ничего не хочу больше слышать! — выкрикнула Труф, закипая от нахлынувшего негодования. Сейчас она была готова сказать любую грубость. Чувствуя необходимость сдержать ярость, Труф попыталась взять себя в руки. — Мне казалось, что я справлюсь, но я ошибалась. Извини.

— Боже мой, — сказал Джулиан спокойнее. — Какой же я идиот, что показал тебе наш священный театр, не подумав, какие воспоминания он у тебя вызовет. Прости меня, Труф. — Он сел рядом с ней и обнял за плечи.

Исходящая от него сила и тепло проникали в Труф, согревая ее. Ей хотелось уткнуться лицом в его руки, поцеловать в губы, почувствовать прикосновение мускулистого, крепкого тела. Тогда уже не будет вокруг нее этой пугающей темноты.

— Я просто дура, позволила воображению увести себя, — сказала Труф, стряхивая навязчивую картину. — Как себя чувствует Лайт? — спросила она тихо.

— К счастью, она была в трансе. Я просто вывел ее методикой, разработанной для подобных экстренных случаев. Сейчас она отдыхает. Еще раз прошу прощения за то, что подверг тебя такому испытанию. Мы используем наш священный театр для того, чтобы вызвать в спящем разуме соответствующую реакцию.

— Это моя вина, не переживай, — ответила Труф. "Нужно просто почаще бывать там, привыкать к нему мне все равно придется, — подумала она. — Священный театр. Это из арсенала заповедей Блэкберна, он говорил, что каждый маг прежде всего устраивает священный театр". — Джулиан, ответь мне, ты действительно… — Она осеклась.

— Верю в то, что он делал? — ответил Джулиан, улыбаясь. — Разумеется. Правда, я не считаю его работу совершенной и не собираюсь проповедовать ее с барабанным боем. Магия — это и наука, и искусство, а слепая вера или бездумное подражание ни тому, ни другому пользы не принесет. Конечно, репутация у Торна не блестящая, даже я считаю его карьеру скандальной…

Труф слабо улыбнулась. Джулиан снял руку с ее плеча и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Одно бесспорно — и это следует помнить, — Торн Блэкберн был очень талантливым… юношей. Когда он умер, ему не было еще и тридцати, но в кругах, всерьез занимающихся магией, он был известен уже в течение десяти лет. Он ошибался только потому, что был молод и слишком самоуверен. Лично я у него многому научился.

— Значит, ты надеешься, что не повторишь его ошибок, потому что знаешь их? — Труф улыбнулась задумчивой и усталой улыбкой. "В этом никто не может быть уверен".

— Одну ошибку я не сделаю, совершенно точно, — уверенно сказал Джулиан. — Прости меня за откровенность, Труф, но в смерти Катрин Джордмэйн, твоей матери, нет ничего таинственного. Она умерла от слишком большой дозы наркотиков. Если бы ты изучала дневники и записи Торна, то знала бы, что в своей работе он использовал всевозможные запрещенные наркотики. В шестидесятых они пропитали всю американскую контркультуру. Опиум, гашиш, даже ЛСД, а он, совершенно определенно, не был известен тайным вождям — эти наркотики были частью ритуалов. Все это я выкинул из его работы, и, поверь, меня здорово критиковали за это. Однако я считаю, что не наркотики, а дисциплина должна помочь тому, кто ступил на стезю. Наркотики, убившие твою мать, я считаю излишеством, им нет места в моей работе.

Труф согласно кивнула, она была благодарна Джулиану за его искренность.

— С Лайт ничего не случится. — Голос Джулиана звучал убедительно. — И если ты, в отличие от меня, веришь в совпадения, то скажу тебе, что Лайт не иеролатор, а иерофекс.

Труф непонимающе смотрела на него.

— Катрин Джордмэйн была иеролатор Торна, его священной наложницей. Лайт в наших ритуалах выполняет ту же роль, что и Айрин у Торна. Она — иерофекс, то есть священный говорящий.

— Он хотел, чтобы им была Кэролайн, — неожиданно для себя сказала Труф и удивилась. Что или кто вдруг заставил ее произнести эту фразу?

— Да, желательно, чтобы иерофекс и иеролатор были сестрами, — задумчиво произнес Джулиан. — Но Кэролайн отказалась, и Торн не стал настаивать.

То есть тетушка Кэролайн тоже была медиумом, так, по крайней мере, думали и Торн, и Джулиан.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Джулиан. — Спи, а я пойду посмотрю, как себя чувствует Лайт. Скоро к тебе придет Айрин и принесет успокоительного. Не волнуйся, — улыбнулся Джулиан, уловив тревожный взгляд Труф. — Просто лекарство, не запрещенное.

— Нет, Джулиан, я… — Силы оставляли Труф, они исчезали из нее, как вода из высыхающего ручья. — Хорошо, пусть приходит, если ей не трудно. Жаль, что я причиняю тебе столько беспокойства.

— Я пришлю ее, — пообещал Джулиан. — А ты постарайся заснуть. — Он наклонился и поцеловал Труф в лоб, едва дотронувшись до него губами.

Труф вздрогнула, открыла глаза, но Джулиана уже не было.

"Слишком много событий произошло за такое короткое время", — подумала Труф. Она попыталась сконцентрироваться хотя бы на одном из них, но не смогла, мысли ее разбегались. Она закрыла руками лицо и почувствовала, что они дрожат. Тщетно пытаясь унять дрожь, Труф обхватила себя и легонько сжала. Как маленький обиженный ребенок, она принялась причитать, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Я теряю разум, — повторяла она шепотом. — Теряю, теряю…

Труф удалось заставить себя немного успокоиться. Когда в комнату вошла Айрин Авалон, она тихо сидела в кровати, уставясь в темноту. Эмоциональный взрыв прошел, уступив место оцепенению.

— Дорогая моя, что с тобой? Джулиан сказал мне, что хранители не приняли тебя. Никогда бы не подумала, что… — Айрин поставила на столик принесенный с собой поднос. — Да ты вся замерзла, у тебя руки холоднее льда, — воскликнула она, дотрагиваясь до ладоней Труф.

— Я видела… — начала Труф и тут же осеклась. Если она скажет, что видела своего отца, Айрин подумает, что она уже свихнулась. Да нет, она сочтет ее совершенно нормальной, ведь у Айрин свои, перевернутые, извращенные стандарты.

— Ничего страшного, — говорила Айрин. — Не важно, что ты видела. Я знаю, что иногда хранители забывают, насколько мы, простые смертные, хрупки. Тогда те, кто равен им, предупреждают нас, дают нам знак. В таком случае лучше лечь и подумать, узнать все, что нужно. Эти могущественные всегда ведут себя именно так, — с оттенком упрека проговорила она.

Слушая похожие на заклинания фразы, Труф представила картину: Айрин стоит в храме перед одним из египетских образов и ругает его на чем свет стоит. Труф улыбнулась.

— Ну вот. — Айрин ласково посмотрела на Труф. — Сейчас я приготовлю тебе ванну, но прежде ты выпьешь горячего успокоительного, я сама его готовлю. — Айрин направилась в ванную комнату, и вскоре Труф услышала шум воды.

— Я сейчас вернусь, принесу соли для ванной и горячей воды запить лекарство, — сказала Айрин совершенно серьезно. Труф кивнула, решив не противоречить. У нее не было сил сопротивляться Айрин.

Когда Айрин вышла, Труф прошла в ванную комнату, старомодную — такими их делали в пятидесятых годах. Из крана била вода, пар поднимался и оседал на его хромированной поверхности и на белоснежных кафельных плитках, выложенных по стенам комнаты. Все в ванной сверкало идеальной чистотой и белизной, сделано прочно и надежно. Такой Труф хотела видеть свою жизнь — стабильной и неизменной, лишенной сомнений и неуверенности.

— Я принесла тебе… Труф, где ты? — послышался голос Айрин. — Ах, ты здесь. Я принесла тебе теплый халат, наденешь его после того, как примешь ванну. — Она наклонилась и высыпала в пенящуюся воду несколько кристалликов из маленькой коробочки. Вода сразу стала темно-зеленой, и комнату окутал запах моря и леса.

Труф вдохнула приятный аромат, чихнула, и на глаза у нее навернулись слезы. Вместе с тем она ощутила внутри себя успокаивающее тепло и почувствовала себя намного лучше.

— Что это? — спросила она Айрин.

— Это я тоже делаю сама, по своим рецептам, — ответила Айрин. — Выпей-ка. — Она протянула Труф чашку с дымящейся алой жидкостью. Сильный запах апельсинов и цветов ударил Труф в ноздри. — Мое лекарство можешь пить совершенно спокойно, оно абсолютно безвредно. Я готовлю его из меда, цветов и виски. Во всей Англии ты не найдешь ни одной дочери священника, которая поклялась бы, что иной раз втихую не прикладывается к бутылочке. — Она тихо засмеялась.

Улыбаясь, Труф смотрела на заполняющуюся водой ванну и маленькими глотками прихлебывала снадобье. Похожее на расплавленный шелк, оно обжигало и успокаивало.

Когда ванна наполнилась, а чашка опустела, Айрин закрыла краны.

— Теперь ложись в ванну, а потом сразу спать, — сказала она, принимая из рук Труф чашку.

— Спасибо. — В порыве благодарности Труф обняла ее. — Ты такая добрая.

На глазах Айрин появились бусинки слез.

— Дитя мое, это самая малость, которую я могу сделать для тебя. — Она помедлила и прибавила: — И для него.

Труф долго лежала в приятно пахнущей воде, после чего почувствовала себя намного лучше. К ней снова вернулись спокойствие и способность мыслить трезво и хладнокровно. Закутавшись в теплый, плотный байковый халат, она вышла из ванной комнаты. Хотя усталость еще ощущалась, Труф все-таки решила перед сном привести в порядок свои мысли и записать впечатления. Айрин ушла, Труф заперла за ней дверь и достала блокнот.

Несколько минут ушло у нее на то, чтобы описать события сегодняшнего дня, от таинственных полунамеков Эллиса за завтраком до многозначительных предупреждений, сделанных Майклом. Перечень людей, которые ее ни о чем не предостерегали, неумолимо сокращался, теперь в нем оставалась одна только Лайт.

Вспомнив о ней, Труф почувствовала угрызения совести. Правда, Джулиан сказал, что за нее можно не беспокоиться, она была в трансе, ничего не видела и не слышала. Тем не менее Труф решила обязательно извиниться перед ней. Странное действие оказывали на Труф эти Врата Тени, ничто в ее поведении не казалось ей теперь мелким и не стоящим внимания, никогда в своей жизни она не была столь щепетильной.

Перед тем как лечь спать, Труф еще раз проверила, на месте ли "Страдающая Венера", но теперь она, нащупав книгу, вытащила ее из тайника и снова перелистала страницы. Здесь, в доме, где книга была написана, ее архаизмы показались Труф вполне приемлемыми и уместными. Нужно еще много прочитать, при соответствующей подготовке в этой книге можно будет увидеть рациональное зерно. Первое впечатление о "Страдающей Венере", конечно, ужасное — нечто среднее между бредом ополоумевшего писателя и перечнем аптекарских рецептов. Возможно, позже Труф поймет ее тайный смысл.

Она без волнения и неприязни читала абзацы из "Страдающей Венеры". В высшей степени странный набор — греческие названия и египетские костюмы, латинские заклинания и нордические боги; похоже, Блэкберн создавал свой культ из всего, что попадалось ему под руку, закутав его в кельтский религиозный туман. Основную цель его синтетического вероучения составляла идея пришествия древних богов с Тир на Ногт, страны вечной молодости. Себя же Блэкберн называл не иначе, как сыном сидхе, сказочной расы.

"Человек. Или почти человек", — вспомнились Труф слова Эллиса.

Казалось, что после завтрака прошло несколько лет, но слова эти продолжают жечь ее сознание. Даже если Блэкберн и был полубогом, какое это имеет отношение к ней, Труф?

"Бред какой-то", — фыркнула она.

Но почему эта мысль, которая совсем недавно вызвала бы у Труф только смех, сейчас не дает ей покоя?

8. Раскрытие истины

В рождении истины участвуют двое: тот, кто ее изрекает, и тот, кто ее слышит.

Анри Давид Торо

Труф проснулась утром и посмотрела в окно — день был чистым, только не слишком ярким, но в октябре следует с благодарностью принимать любую сухую погоду. Если считать и день приезда, то пошли третьи сутки пребывания Труф во Вратах Тени.

Как и прежде, в доме все еще спали. Труф вышла из комнаты в надежде встретить Лайт и, если удастся, поговорить с ней, но нигде не нашла ее. Пожалев, что до сих пор не выяснила, где находится комната девушки, Труф прекратила поиски.

Труф решила позавтракать в городе, возле алюминиевой стены кафе на главной улице. Начинать утро со встречи с Эллисом, или Майклом, или, что еще хуже, со стычки с Фионой ей не хотелось. Идти две мили пешком до завтрака желания тоже не было, поэтому, выйдя из дома, Труф села в машину. Ее действия снова напомнили ей побег.

"Но это же смешно, кто за тобой погонится? — кричала часть ее сознания. Действительно, постоянная тревога начинала походить на паранойю. — Смешно? Тогда к какого сорта юмору принадлежат явления Торна Блэкберна?"

Странно, но, если бы Труф была менее уравновешенной и здравомыслящей, ей было бы легче не обращать внимания на видения и звуки. В этом случае она просто считала бы их отголосками нервных срывов. Но Труф полагала, и небезосновательно, что у нее железные нервы и трезвый ум, она никогда не давала объяснений феноменам, которые изучены ею не до конца. Труф видела Торна Блэкберна и слышала его голос, но для нее это не было доказательством его сверхъестественных магических способностей, тем более после того, как вчера она выяснила, что Врата Тени — дом с привидениями.

И Труф начинала подозревать, где находятся тайные пружины всего происходящего.

Для чего же еще строить этот мистический круглый зал в самом центре здания? Пружину нужно искать здесь, под ним.

Как и раньше, стоило ей выехать за территорию поместья, как на душе у нее сразу просветлело. Вспомнив свое ночное приключение, она даже улыбнулась. Действительно, в такой теплый день все происшествия во Вратах Тени казались ей несерьезными. Единственно, над чем стоило поломать голову, так это над главным — оставаться там дальше или нет. Труф подумала, что окончательное решение она сделает позже, после того, как выяснит все, что ей требуется. К тому времени и ее волнение, может быть, исчезнет само собой.

Труф надеялась на это, поскольку что ни говори, а ее работа во Вратах Тени не закончена.

После завтрака она навела кое-какие справки и поехала в Гайд-парк, деловую часть города. Там Труф прямиком направилась в фирму, сдающую в аренду спутниковые телефоны.

Труф открыла дверь, и сразу навстречу ей двинулся приятный молодой человек. Он с надеждой посмотрел на Труф и обворожительно улыбнулся.

— Вы хотите арендовать у нас телефон? — Впоследствии Труф вспоминала, что это были единственно понятные ей слова, поскольку дальнейший разговор с молодым приятным человеком, продолжавшийся почти час, носил характер монолога и изобиловал такими терминами, которые Труф никогда не слышала и, честно говоря, надеялась никогда больше не услышать.

Насколько Труф могла понять, спутниковый телефон является устройством, очень напоминающим обычный телефон, только без проводов, использующим для связи спутники и короткие волны. По нему можно звонить куда угодно и откуда угодно. Почти так и оказалось в действительности. Труф успокоило то, что и плата за него происходит ежемесячно, как за обычный телефон. Уж коли во Вратах Тени телефонная линия, по словам Джулиана, была ненадежна, Труф хотела иметь в своем личном распоряжении средство связи, на работу которого она могла положиться.

Спустя час она вышла с сумкой, в которой лежали аппарат и толстая инструкция к нему, а в руке Труф был зажат документ, дававший ей право пользоваться спутниковым телефоном в течение трех месяцев — это был минимальный срок. Молодой человек предупредил Труф, что подключен телефон будет не раньше чем через сутки.

— Обычно этот процесс занимает у нас до трех суток, — сказал он на прощание. — Дело в том, что мы даем заявку на центральную диспетчерскую, и на этом наши функции заканчиваются. Что происходит дальше, мы не знаем. На всякий случай мы даем в инструкции их номер телефона, так что позвоните им, если через день телефон не будет работать.

— Благодарю вас, — сказала Труф. А что ей оставалось делать? Только соглашаться. Скандалить было бесполезно, и Труф ушла, надеясь, что телефон подключат уже сегодня. Прежде всего, ей нужно позвонить тетушке Кэролайн. Перечень вопросов, требующих выяснения, становился все длиннее.

Знал ли Блэкберн, что за дом он покупает? Кто тот ребенок на фотографии? Сколько детей было у любвеобильного шалопая Блэкберна вообще? Что тетушке Кэролайн известно о Джулиане Пилгриме, новом владельце Врат Тени?

Звонить нужно было немедленно, но если уж нельзя воспользоваться новым приобретением, Труф решила прибегнуть к помощи общественного телефона и направилась в библиотеку. Когда она добралась туда и посмотрела на часы, время для звонка уже прошло, тетушка спала.

— Простите меня, мисс Джордмэйн, — ответила Жанин профессионально тихим и печальным голосом. — Я вынуждена огорчить вас, сегодня утром миссис Джордмэйн покинула нас.

Трубка чуть не выпала из рук Труф, и она инстинктивно сжала ее. На Труф напал страх, ей хотелось выбежать из маленькой и тесной кабины. Она не чувствовала за собой никакой вины, нет, она поняла только, что совершила ужасную, непростительную ошибку. Казалось, что все рухнуло.

— Мне нужно приехать? — глухо спросила Труф.

— Думаю, что особых причин делать это у вас нет, — ответила Жанин неожиданно сварливым тоном. — Кэролайн все подготовила заранее. Утром приезжали из похоронного бюро и взяли тело. Перечень участников похорон тоже готов. Сейчас прибудет одна из ее старых подруг, они вместе работали в библиотеке. Я отдам ей ключи от дома, и все. Миссис Джордмэйн действительно обо всем позаботилась. — В голосе Жанин зазвучало почтение. — Лично мне здесь больше нечего делать.

Труф автоматически пролепетала слова признательности, повесила трубку на рычаг и облегченно вздохнула.

Опустив голову, никого не замечая, она медленно шла по тротуару вдоль дороги. Труф не знала, сколько она прошла. Внезапно она остановилась, подняла голову и увидела перед собой готическую арку входа.

"Епископальная церковь", — прочитала Труф вывеску. Она вспомнила, как тетушка Кэролайн водила ее, еще маленькую девочку, в воскресную школу, но какого вероисповедания придерживалась тетя, Труф толком не знала.

Двери были открыты. Повинуясь внутреннему порыву, Труф поднялась по ступенькам и вошла внутрь.

После залитой солнцем улицы Труф показалось, что она попала во мрак. Было тихо. Она увидела высокое окно перед алтарем и старинные, с разноцветными стеклами окна по стенам. Труф почувствовала спокойствие и умиротворение, чего не было в той круглой комнате во Вратах Тени. Когда ее глаза привыкли к темноте, она подошла к ближайшей скамейке и села.

Не прошло и минуты, как Труф начало овладевать беспокойство. Она заерзала на скамейке. Труф показалось, что она погружается в черную пустоту. Слова признательности, которыми она собиралась помянуть тетушку Кэролайн, вылетели у нее из головы. Она напряженно вспоминала их, но тщетно. Сидеть на деревянной скамейке показалось Труф невыносимо трудно и неудобно. В ушах зазвенело от навалившейся на нее страшной тишины.

"Зачем ты, дочь земли, ищешь утешения здесь, в храме Бога умершего? Тебе не место здесь! Ты не принадлежишь ему".

Гипертрофированное воображение преобразовывало неясный шум в слова. Труф казалось, будто она слышит мистические, высокопарные пророчества Блэкберна.

"Дочь земли. Дитя сидхе…"

Теперь, когда было уже поздно, Труф ненавидела себя за то, что о многом не спросила тетушку, не использовала всех возможностей. Единственный источник информации, которому Труф могла полностью доверять, ушел навсегда. Ушла из жизни женщина, которая могла помочь Труф перекинуть мост во времени, помочь понять, кем она была и кем стала или станет.

"Ты ни в чем не виновата!" — повторяла Труф. Но она знала, что тетушка Кэролайн умирает. Слава провидению, что свои последние дни она провела не в пустой больничной палате, а дома. Кэролайн Джордмэйн умерла в своей постели, слабое, но хоть какое-то утешение. С момента смерти своей сестры Катрин жизнь Кэролайн была бременем, тяжелым и ответственным. Она никогда не радовалась, и вот теперь она свободна.

Труф должна не сожалеть, а радоваться за нее.

Тогда почему ей так страшно?

Чувствуя, что и этот путь отступления закрыт для нее, Труф встала и вышла из церкви.

— Вы знаете, я нашла вам еще одну книгу. — В глазах Лаурель Вилланова светился восторг удачливого кладоискателя.

Было почти час дня, когда Труф пришла в библиотеку, чтобы за изучением истории Врат Тени забыть о своем смятении. Сколько Труф себя помнила, она всегда спасалась от эмоций за работой, работа помогала ей забыться. Там, где другие видели увлеченность и дисциплинированность, Труф находила возможность скрыться, уйти от реальности.

Это помогало ей всегда, помогло и теперь. Все печали дня сразу ушли в сторону. Труф поблагодарила Вилланова, взяла книгу и снова приготовилась разгадывать тайну Врат Тени и Торна Блэкберна.

Труф села, положила книгу на стол и посмотрела на ее запыленную темно-зеленую обложку.

"Долина реки призраков. История видений на реке Гудзон. Издана в тысяча девятьсот тридцать восьмом году", — прочитала она. Вспомнив, что видела такую же на полке в библиотеке Джулиана, Труф с некоторым волнением открыла книгу и пробежала глазами оглавление.

— Здесь есть глава о Вратах Тени, — сказала, подходя к столику, Лаурель. Я отметила ее, вот она.

Труф увидела розовую закладку и открыла отмеченную главу. На первой странице она увидела фотографию полуразвалившегося здания с поросшими мохом стенами. Очевидные следы колониальной архитектуры говорили, что построено оно было еще в восемнадцатом веке. Под фотографией имелась надпись: "Поместье Врата Тени, построено в 1780 году. Фотография 1869 года".

Труф углубилась в любимую работу, она выискивала факты, проверяла и перепроверяла данные, докапываясь до истины. Она обращалась к книгам, которые изучала днем раньше, читала уже имеющиеся записи и делала новые.

Труф не замечала, как текло время, она начинала находить ответы на многие вопросы. Некоторые детали оставались неясными, но общая картина уже начинала вырисовываться.

В 1780 году, в первые годы республики, на месте старого дома Элканы Шейдоу, было возведено третье по счету здание поместья, названное "Врата Тени". Теперь Труф уже знала, что строилось оно на ручье, а слово «ручей» по-голландски «kill». Отсюда и пришло первоначальное название поместья — "Шейдоу килл".

Труф выяснила, что построил дом один из наследников Шейдоу. Правда, впоследствии, лет через сто или чуть позже, упоминание о доме исчезло из местной летописи, но это Труф казалось уже несущественным. В течение полутора веков с того момента, как переселенец Элкана Шейдоу поселился на куске дикой, запретной земли, состояние его наследников неуклонно росло. Семейство процветало и множилось. Каждое поколение выстраивало свое благополучие на базе предков, увеличивая уже нажитое. Превратности судьбы и политические катаклизмы шли семье Шейдоу только на пользу — его состояние приумножалось, а земельные владения увеличивались. Сначала англичане, а затем и американское правительство даровало семейству Шейдоу захваченные ими земли. Строящиеся здания поместья отражали благосостояние семьи, построенное на торговле. Но это были общеизвестные факты. С какого земельного участка все началось?

А началось все с того, что Элкана Шейдоу хитростью отнял у одного из местных индейских племен землю, считавшуюся издревле священной. Возможно, первым его намерением было построить на нейтральном клочке территории только торговый пост, но, поселившись на священной земле, он стал в глазах индейцев посланцем маниту, хранителей духовного мира коренных американцев. Торговля процветала, но какой ценой!

Если верить преданиям и слухам, маниту ничего не имели против присутствия иноземца, даже, наоборот, всячески помогали ему. Значит, в их честь продолжали проводиться культовые обряды почитания? Но с 1780 года на дом, который впоследствии назовут Врата Тени, начали обрушиваться несчастья.

Они, правда, случались и раньше, еще при жизни самого Элканы Шейдоу. Труф посмотрела на перечень бед, свалившихся на обитателей дома. Там было все: убийства и самоубийства, болезни и преждевременные кончины детей. Многие потомки утонули, в частности внук Шейдоу и его младший брат, однако никакие трагедии не остановили постройку дома на проклятом месте. Сам Элкана умер, как говорили источники, при весьма загадочных обстоятельствах. Труф догадывалась при каких. Шейдоу жил в большом доме, а над ручьем выстроил другой дом, поменьше, где и соорудил нечто вроде колодца. Скорее всего, как-то вечером он пошел за водой, открыл крышку колодца, поскользнулся, крышка закрылась и ударила его. Труф была почти уверена, что он утонул.

Она покачала головой, для нее полной загадкой оставалась смерть другого человека, Тобиаса Шейдоу. Труф было доподлинно известно, что во время постройки третьего здания колодец был включен в него, но где он находился, Труф даже не подозревала.

В 1684 году ручей замуровали, на этом список утопленников закончился, но трагические случаи продолжались. Самым таинственным было бесследное исчезновение одного человека из каждого поколения Шейдоу.

Конечно, можно и этому найти какое-то объяснение, например брак и тайный неожиданный отъезд, внезапная смерть, оставшаяся незаписанной, а также семейный скандал и побег из дома. Труф была в затруднении, у нее не было никаких материалов, ни подтверждающих загадочные исчезновения, ни доказывающих отсутствие всякой загадочности. Исчезновения продолжались долго, и пропадали не только дети, раз в двадцать пять лет исчезал кто-нибудь из взрослых.

Тем временем семья становилась все богаче, и ее вес в обществе увеличивался. Во многих случаях мнение Шейдоу становилось законом, и, может быть, поэтому, думала Труф, им удавалось замять некоторые странности, связанные с семейством? Во всяком случае, нигде Труф не обнаружила и намека на то, что исчезновения членов семьи Шейдоу подвергались широкой огласке.

Но генеалогическое древо Шейдоу велось скрупулезно, стоило только взглянуть на него, и все становилось ясным. Даты жизни и смерти, бракосочетания, имена — все было в полном порядке. Если пресса исчезновения замалчивала, то на генеалогическом древе семьи указывалось все.

Книга "Долина реки призраков" дополняла выстраиваемую схему. Труф почерпнула оттуда столько случаев видений, что даже мысленно назвала все происходящее амитивильским синдромом.

Чаще всего говорилось о черной собаке, которая проходила сквозь стены, о внезапно появляющихся горящих факелах, о диком холоде и о необъяснимых, немотивированных драках между хозяевами дома и гостями.

Вершиной всего был рассказ, на исследование которого, по мнению Труф, уйдут годы и результат его трудно предположить, поскольку сведения могут как подтвердиться, так и оказаться ложными.

Факты, если их считать таковыми, в основном сводились к следующему: в апреле 1872 года Илия Чеддоу, участвовавший в Гражданской войне на стороне южан и дослужившийся до звания капитана, схватил топор и убил всех, кто находился в доме. Жертвами его непонятной, беспочвенной агрессивности стали жена, две дочери, малолетний сын и слуги. Убив всех, он затем поджигает дом, и поместье выгорает дотла.

Труф проверила сведения по генеалогическому древу семьи, все совпадало. Газеты тоже писали о пожаре, но невероятно немногословно и до странности учтиво. Ни слова о побоище, будто никто и не умирал. Труф еще раз посмотрела генеалогическое древо. Все верно, именно в этот день умерли Сара, Элизабет, Эми и малютка Чеддоу.

Сообщений о смерти самого Илии Чеддоу не было.

Финал мрачной истории еще более таинствен. Она рассматривалась в суде, и присяжные вынесли вердикт, существующий только в юриспруденции Шотландии: "Дело прекратить в связи с отсутствием доказательств преступления". В то время многие считали, что на этом закончился род Чеддоу, семейки, как предполагала Труф, изрядно всем поднадоевшей. Однако это был не конец. В это время на первый план выступает другая фигура — двоюродный брат капитана Илии, Натаниель Чеддоу, который, повинуясь непонятно какому порыву, вновь выстраивает дом на том же самом месте.

— Мисс Джордмэйн, уже половина седьмого, мы закрываемся.

До Труф не сразу дошел смысл слов Лаурель Вилланова. Оторвавшись от книги, она подняла глаза, удивленно посмотрела на нее и только тут заметила, что в библиотеке горит свет, а на улице стало совсем темно.

— Половина седьмого? — переспросила Труф. Она почувствовала, что опаздывает, правда, еще сама не понимая куда. Собрав свои записи, она встала. Ноги затекли и побаливали. Перекинув через плечо сумку, Труф взяла книги.

— Я могу взять их с собой? — Она посмотрела на Лаурель.

— Как правило, мы не выдаем их на руки, — с сомнением проговорила Вилланова, — но для преподавателя Тагханского университета можем сделать исключение.

Труф не стала поправлять библиотекаря, к тому же она действительно работает в Тагханском университете. Она протянула Лаурель свою библиотечную карточку, расписалась за взятые книги и почти бегом направилась к выходу. Труф мысленно похвалила себя за то, что приехала в город на машине.

Не прошло и нескольких минут, как она уже выруливала на дорогу к Вратам Тени. Совершенно непонятно, почему она так торопилась в этот дом с привидениями, да с такими, что впору Врата Тени возводить в ранг мировых знаменитостей.

Ни один ирландский родовой замок не может похвастать таким количеством первоклассных видений, а все благодаря кому? Благодаря исключительно Торну Блэкберну.

Теперь Труф о нем знает все. Ну, во всяком случае все, что нужно знать.

Железные ворота были закрыты. Труф остановилась и уже собралась выходить из машины, как вдруг из домика появился Гарет. Щурясь от света фар, он стоял за воротами, рассматривая машину. Отгороженный решеткой, он показался Труф диким зверьком, заточенным в клетку.

Узнав Труф, он покопался в замке, распахнул одну из створок ворот и подошел с явным желанием поболтать.

— Хорошо, что ты приехала, — сказал он. — Я уже собирался закрывать ворота на ночь. Тогда тебе пришлось бы или звонить, или оставлять машину здесь и идти пешком. На всякий случай знай, что здесь есть телефон.

Гарет махнул рукой на стену, где висел аппарат. Труф тут же вспомнила о спутниковом телефоне, приобретенном утром, и ее охватила радость победителя. Теперь у нее в руках был источник, о котором Врата Тени ничего не знали.

Врата Тени? Или Джулиан?

— Спасибо, что дождался меня, — сказала Труф. — Надеюсь, что никто не волнуется. Я засиделась за книжками, нужно было кое-что выяснить, и совсем забыла о времени. — Непонятно почему, но Труф казалось, что она должна объяснить Гарету причину своего долгого отсутствия. А перед Джулианом она извинится. Поразительно, Труф вела себя во Вратах Тени так, словно это был первоклассный отель.

— Джулиан вас поймет, — улыбнулся Гарет. — Он сам иногда уезжает поработать в библиотеке и пропадает на неделю. Чтобы вам не пришлось стоять у закрытой двери, я позвоню ему и скажу, что вы приехали. Обед в половине восьмого.

— Мы сегодня опять едим? — весело воскликнула Труф и тут же пожалела об этом. Ее топорная шутка произвела на Гарета неожиданное впечатление, его благородное, симпатичное лицо приобрело неприятное выражение. Казалось, он сожалел о своей открытости и дружелюбии.

— Да, — замялся он. — Ну ладно, увидимся за обедом. — Он распахнул вторую половину ворот и отошел в сторону.

Труф медленно проехала мимо Гарета и двинулась в сторону дома. Лучи фар скользили по окружающим дорогу деревьям. В середине октября лес одевается в желтый, оранжевый и красный цвета, листва опадает и местами превращает дорогу в скользкое, коварное полотно.

Труф вспомнила об этом, только когда увидела впереди машины фигуру оленя. Он возник внезапно, Труф даже не успела понять, откуда олень выбежал. Он был громадный, с ярко-красным телом и золотыми ветвистыми рогами. Таких оленей Труф никогда не видела.

Наперекор всем законам физики Труф решила остановить машину сразу и резко нажала на педаль тормоза. Машину швырнуло в сторону, и Труф пришлось поработать рулем, чтобы ее не отнесло к деревьям. В конце концов Труф удалось и остановить машину, и удержаться на дороге.

Она огляделась, ища оленя, из-за которого пережила несколько неприятных секунд, но его нигде не было.

Труф опустила боковое стекло и пристально посмотрела на лес. Вокруг машины стояли деревья, и ничего больше. "Что я пытаюсь увидеть? Пока я тут кувыркалась, он уже улетел отсюда не меньше, чем на милю", — подумала Труф, в глубине души радуясь тому, что не сбила оленя. Она уже собиралась снова трогаться, как вдруг увидела белое пятно. Труф завороженно смотрела на него. Пятно приблизилось, и теперь Труф ясно видела, что это лошадь, белая как снег. Глаза ее в свете фар горели ярким красным огнем. Секунду лошадь постояла перед машиной, а затем прыгнула за деревья. Труф слышала звук ее копыт, а затем снова наступила тишина. Волнение, вызвавшее поднятие адреналина, прошло. Труф ощутила холод и подступающую тошноту.

"Тебе повезло, что ты осталась жива", — прошептала она. Только сейчас она поняла, какой опасности подвергалась. Если бы она столкнулась с оленем…

Зябко поежившись, Труф двинулась дальше. Оленей она видела часто, они приходили в сад около университета каждую осень, когда поспевали яблоки, но таких больших Труф видеть еще не доводилось. Его окрас тоже был очень необычный.

Это был королевский олень. Труф вспомнила, — подобный олень изображен на картине Ландсира "Царь Глена". Именно его, владыку шотландских и ирландских гор, она только что видела.

И белую лошадь…

"Красный олень и белая лошадь", — снова в памяти Труф всплыли слова Лайт. Может быть, это были галлюцинации, вызванные глубоко сидящими в ее сознании словами? Нет, оленя и лошадь Труф видела совершенно ясно. Следовательно, в словах Лайт не содержится ничего мистического. Разумеется. В этих местах многие держат экзотических животных, например страусов. Даже зубров. Кроме того, Убей Тень находится в нескольких милях от охотничьих угодий Миллбрук, кстати, широко известных своими лошадьми. Нет ничего удивительного в том, что Труф увидела красного оленя и белую лошадь. Почему они не должны ходить здесь? Тем более ночью. Не исключено, что их держит сам Джулиан.

"Или попеременно превращается в них. А еще в серого волка и черную собаку. Ну, собака — это еще туда-сюда, не так страшно, а вот с волком, даже если его будут звать Джулианом, мне встретиться не хотелось бы", — подумала Труф и усмехнулась. Юмор тоже всегда выручал ее.

Через несколько минут Труф уже подъезжала к дому.

Дверь, как и в прошлый вечер, была открыта. Сначала Труф удивилась, но затем вспомнила, что скорее всего ее открывает Гарет, когда идет домой. Ей показалось, что со стороны обитателей дома нечестно заставлять Гарета каждый день сидеть у ворот поместья в полном одиночестве.

"Но кто-то должен это делать. В наше неспокойное время даже Врата Тени, расположенные в глубинке, не могут считаться безопасным местом", — размышляла Труф.

Войдя в дом, она услышала тихий разговор, он шел из большой комнаты, в которую Джулиан провел Труф перед обедом в день ее приезда. Труф посмотрела на часы: было ровно семь. Она ужаснулась: неужели пятиминутная дорога от ворот до дома заняла у нее больше пятнадцати минут?

"В данных обстоятельствах вполне нормально. Ты начинаешь вести себя как героиня романов Уитли Страйбера. Еще немного, и начнешь видеть инопланетян, низеньких и с раскосыми глазами", — усмехнулась Труф. Она заторопилась, до обеда нужно было хотя бы умыться.

День был настолько насыщен событиями, что Труф терялась, она не могла определить, какое из них нужно считать самым главным. Сначала она «видела» Торна. Здесь Труф вспомнила о том, что кроме нее у него еще были дети. Затем она воссоздавала историю Врат Тени и выяснила истинную причину происходящих здесь явлений, а в довершение всего перед ней появились красный олень и белая лошадь. Что считать наиболее важным? Труф вспомнила главное — умерла Кэролайн Джордмэйн.

Но даже это событие померкло, когда Труф открыла дверь своей комнаты.

Зеркало висело косо, все дверцы шкафа, все ящики резного, сделанного из клена комода были открыты, а их содержимое в беспорядке валялось на полу. Халат, который принесла Айрин, бесформенной кучей лежал в углу комнаты, хотя Труф ясно помнила, что аккуратно повесила его в ванной. По всей комнате были видны следы торопливых поисков.

"Книга!" Труф рванулась к кровати, опустилась на колени и засунула дрожащую руку под матрас. Труф чувствовала, что искали именно книгу и нашли ее. Все, книги нет! Это крах. Что теперь делать?

Пальцы наткнулись на жесткий переплет. Вздох облегчения вырвался из груди Труф, она закрыла глаза, сдерживая подступающие слезы, и медленно вытянула "Страдающую Венеру". "Да что же, черт подери, тут творится?" — спрашивала себя Труф и не находила ответа.

Ее всю трясло. Напряжение, страшное, невыносимое напряжение вызывало в ней пребывание во Вратах Тени. Ни единой спокойной минуты, постоянное ожидание чего-то ужасного.

"Хватит, надоело! Больше этого не будет!" — лихорадочно думала Труф. Нужно было сейчас же найти для бесценного творения Блэкберна более безопасное и надежное место. Такое, которое не бросается в глаза, куда никто и не догадается сунуться.

— Что со мной происходит? — страдальчески прошептала Труф. Просто поразительно, она прекрасно понимала, что этот дом постепенно превращает ее в полубезумную истеричку, и тем не менее она едет сюда. Почему?

"Это не истерика. Твое поведение вполне разумно, а действия предельно рациональны, — утешал Труф неведомый ей голос. — У тебя здесь есть работа, и ты ее выполняешь".

Она тряхнула головой, пытаясь стряхнуть эмоции и сосредоточиться. Происходящие события, казалось ей, крутились вокруг этой проклятущей книги. Если она положит ее куда-нибудь подальше, то все кончится, она прекратит паниковать и снова станет собой. Не понимая, что делает, не выпуская из рук книгу, Труф вытряхнула на кровать содержимое сумки. Диктофон, кассеты, блокнот, все полетело на покрывало. Сумка у Труф большая, в нее свободно войдет и "Страдающая Венера", и еще кое-что.

Труф сунула книгу в сумку. Теперь ей нужно только спуститься к машине и запереть книгу там. Потом она вернется и выяснит, какая скотина рылась у нее в комнате. Сейчас она им покажет! Где, в конце концов, она находится, в порядочном доме или на распродаже гуманитарной помощи в трущобах?

Она перекинула через плечо потяжелевшую сумку и внезапно остановилась. Драгоценности тоже стоит прихватить с собой.

Возбужденная, злая как мегера Труф ринулась к чемодану. В поисках драгоценностей она шарила в нем, как вор. Труф перерыла не только чемодан, но и ящики. Напрасно, ожерелье и перстень исчезли.

Их украли.

— Кто? — прошептала Труф и неожиданно захохотала, поскольку ответ был более чем очевиден. Украсть мог кто угодно, подозреваемых хватало с избытком. Конечно, в других условиях она подозревала бы только Фиону Кабот. Эта девушка, по мнению Труф, не отличалась порядочностью. Но сейчас дело касается не просто украшений, а ритуальных драгоценностей, некогда принадлежавших Торну Блэкберну. Поэтому подозревать можно всех, и Труф принялась анализировать. Эллис циничен, Майкл — мистик, Джулиан демонстрирует свою индифферентность, на самом же деле спит и видит, как бы завладеть всем, что когда-то принадлежало Блэкберну. Айрин…

"Как я их всех ненавижу. И дом этот ненавижу! Прочь отсюда, бежать, бежать немедленно!" — кричал неистовый внутренний голос. Но это уже не был голос правды. Да и был ли он им когда-нибудь?

Труф владело одно горячее желание — поскорее добраться до машины, спрятать книгу и вернуться, пока остальные ничего не заметили. Можно, конечно, сесть в машину и уехать. Наверное, это самое разумное решение. Потом Труф позвонит Джулиану, скажет, что умерла тетушка Кэролайн. Вполне понятная причина для внезапного отъезда…

"Стоит тебе только исчезнуть, как остальные тут же возьмут твое".

К несчастью, Труф не выполнила свой намеченный план. Совершенно неожиданно для себя у самой лестницы она вдруг повернула и направилась в обратную сторону. Очнулась она только у двери библиотеки.

Дверь была открыта. Намереваясь закрыть ее, Труф взялась за ручку, и пальцы ее онемели от страшного холода. Ей показалось, что она схватила ледышку. Труф отдернула руку.

Жуткий холод…

Труф осторожно прикрыла дверь. В комнате было темно, тусклый свет падал из окна на камин, в котором тлели уголья.

Почувствовав в себе инстинкт исследователя, не входя в комнату, Труф медленно протянула руку и щелкнула выключателем. К ее радости, светильники зажглись, но постепенно яркость их уменьшилась, будто какое-то неведомое агентство переключило напряжение на что-то другое.

Труф увидела Лайт.

На девушке была та же белая накидка, в которой она видела ее предыдущей ночью. Свернувшись калачиком, она лежала у догорающих углей камина, волосы ее разметались по полу тонкой серебристой паутинкой. Труф внимательно смотрела на Лайт и не могла определить, дышит та или нет. Если в комнате такой же дикий холод, как и у двери, то Лайт едва ли сможет долго там продержаться.

Труф долго не раздумывала. Она поправила сумку и вошла в комнату. Как только она переступила порог, пронизывающий до самых костей холод охватил ее. Но он не остановил Труф, она во что бы то ни стало решила вытащить Лайт из комнаты.

Труф взглянула на висящий возле камина портрет. Что-то в нем показалось ей странным, и вскоре она поняла, что именно. На груди Торна висело янтарное ожерелье, а на пальце был надет перстень. Те самые украшения.

"Ничего себе", — подумала Труф, нисколько не удивившись увиденному. У нее не было времени ни поражаться происходящим в доме метаморфозам, ни доискиваться их тайного смысла. Всего лишь небольшое пространство слабо освещаемой комнаты отделяло ее от Лайт, но пройти его казалось труднее, чем пробиться сквозь стену.

Она продолжала двигаться вперед. Пол под ногами начал качаться, Труф казалось, что она идет по волнам. Стены, окна, мебель — все начало терять очертания, то расплываться, то сжиматься. Белая плотная пелена возникла перед глазами Труф, она уже не видела Лайт. Оставалось только молиться, что направление выбрано правильно и она идет к девушке.

Не то ли самое видел перед собой Илия Чеддоу, когда, решив покончить с проклятием Врат Тени, убил всю свою семью?

Такого холода Труф еще никогда не ощущала, хотя и видела зимы с крепким морозом. Она слабела, казалось, что на теле у нее открылись раны и кровь вытекает через них. Продираясь вперед, Труф вдруг подумала, что предпринятая опрометчивая попытка спасти Лайт может кончиться весьма печально, они обе умрут, убитые нереальностью.

Казалось совершеннейшей дикостью бороться за жизнь с туманными паранормальными явлениями, находись практически в двух шагах от комнаты, где есть люди. Они шутят, смеются, ждут, когда им подадут вкусный обед. Они живут…

Труф почувствовала, что начинает бредить. Время потеряло для нее всякий смысл. Она подумала, что ползком доберется до Лайт значительно быстрее, опустилась на колени и поползла. Она дотронулась до Лайт.

Закоченевшее тело девушки казалось безжизненным, но Труф трясущимися от холода пальцами схватила край ее накидки и потянула к себе. Легкое тело Лайт заскользило по полу. Леденеющими от невыносимого холода пальцами Труф схватилась за ножку стола и попыталась встать. Попытка удалась, и Труф, подняв с пола невесомое тело Лайт, пошатываясь, пошла к двери.

Кровь молотом стучала у нее в висках, она задыхалась от нехватки кислорода, но Труф не останавливалась. Задержаться — значило умереть. Как бы ни обессилела Труф и как бы ни была близка к смерти, она даже не думала оставить Лайт и спасаться одной.

Вдруг она почувствовала, как чьи-то сильные руки подхватили ее. От них шло спасительное тепло, и Труф начала приходить в себя. В какой-то момент ей показалось, что никто не в силах противостоять потоку, затягивающему ее в комнату, но постепенно тепло рук пересилило, вырвав ее из страшного водоворота. Спотыкаясь, Труф переступила порог комнаты, прижимая к себе обмякшее тело Лайт.

Холод мгновенно исчез.

— Джулиан, — глотая воздух, проговорила Труф, увидев своего спасителя. — Господи, что это было?

Лицо Джулиана, всегда спокойное, осунулось. За маской обычной невозмутимости Труф увидела страх.

— Что? — переспросил он, словно не слышал ее слов. Он опустился на колени и сжал ладонями холодные пальцы Лайт. В это мгновение он весь переменился. Он прижал Лайт к своей груди, но понял, что этим девушке не поможешь. — С тобой все в порядке? — спросил он, поворачиваясь к Труф.

Не в силах ответить, Труф кивнула головой. Ее трясло от холода и страха, но желание спасти Лайт было сильнее.

Прижимая к себе Лайт, Джулиан бросился к лестнице. Труф, шатаясь, отталкиваясь от стен, последовала за ним.

Но прежде она оглянулась и посмотрела в открытую дверь библиотеки. Там ярко горел свет, а в камине весело потрескивали поленья. Труф бросила взгляд на портрет Блэкберна и не увидела на нем ни перстня, ни ожерелья.

Труф побежала к лестнице. От перехода в тепло мышцы ее начали болеть. Превозмогая навалившуюся слабость, Труф шла наверх. Комната Лайт находилась двумя этажами выше, раньше в ней жили слуги. Над нею располагались только четыре последние комнаты. Труф неоднократно видела в их окнах свет, но не представляла, как в них можно попасть.

Она нагнала Джулиана у самого входа в комнату Лайт и открыла дверь. Труф с интересом разглядывала крохотное уютное помещение с покатым потолком и белыми гофрированными шторами на окнах. Труф отдернула их и увидела часть угловатой крыши Врат Тени. Ниже окна располагался один из куполов. Труф обернулась, Джулиан положил Лайт на кровать и снял с нее одежду. Он показался Труф врачом, озабоченным состоянием своей больной.

— Труф, пожалуйста, подай мне ее пижаму. Она в верхнем ящике, — попросил он.

Найти пижаму оказалось довольно трудно. Когда Труф наконец обнаружила ее и, подойдя к Джулиану, взглянула на хрупкое и неразвитое, почти детское тело Лайт, то оцепенела от ужаса.

Вся спина и ноги девушки были исполосованы длинными тонкими шрамами. Кое-где виднелись следы ожогов правильной круглой формы, видимо, следы от сигарет.

Джулиан выхватил из рук Труф пижаму.

— Что ты так уставилась? — хриплым голосом спросил он. — Я же говорил тебе, что вытащил ее из психиатрической больницы.

Необыкновенно осторожно он одел Лайт. Глаза девушки оставались закрытыми, она была все еще без сознания.

— Ее мучили, — прошептала Труф.

— Естественно, — холодно ответил Джулиан. — Пытки считаются самым убедительным аргументом среди тех, кто хочет, чтобы другие смотрели на мир так же, как и они. Или ты думаешь, что это моих рук дело? Зажги свечу, я хочу дать ей немного бренди, — произнес Джулиан бесстрастным голосом.

Пока Труф искала спички и свечу, пока зажигала ее, Джулиан вытащил одеяло и укрыл им Лайт.

Труф погрела руки над пламенем свечи. Она чувствовала себя почти нормально, но странно, ей казалось, что она никогда больше не согреется по-настоящему, так, чтобы было жарко.

Она с тревогой посмотрела на Лайт, девушка пробыла в комнате значительно дольше.

— Джулиан, может быть, позвать доктора? — робко спросила она.

Джулиан резко обернулся. Увидев его лицо, Труф вздрогнула.

— И что мы ему скажем? — зло спросил он. — Что девушка чуть не замерзла у камина? В комнате, где нет ни единого открытого окна? Хорошо, я придумаю какую-нибудь правдоподобную ложь, но Лайт… Она панически боится посторонних людей. Нет, экспериментировать с ее психикой я не буду.

Он подошел к шкафу и открыл одну из дверок. Труф увидела целую гору сладостей: сушеные засахаренные фрукты, различные конфеты, шоколадки и цветной сахар. Она чуть не заплакала, настолько все это напомнило ей далекие детские годы. Правда, некоторые виды продуктов были далеки от детства.

Джулиан достал бутылку бренди и кусок засахаренного меда.

— После стресса необходим сахар, — пояснил он, — а любая психическая деятельность — это своего рода стресс. После него следует восстанавливать силы. — Он налил полчашки бренди, нагрел на пламени свечи и бросил в нее несколько кусков засахаренного меда. — Алкоголь — лучшее средство закрытия чакр, центров психической силы. Они находятся у позвоночника. Правда, можно и перестараться с закрытием, очень многие адепты превращаются в алкоголиков.

— Как Эллис? — спросила Труф. Она села на стул у кровати Лайт и взяла в руки ее ладонь.

— Ну, если ты так хочешь, то да. Абисс бросает вызов каждому начинающему магу, и ему трудно противостоять. Очень многие так или иначе не выдерживают испытаний. Эллис тоже не выдержал. И неизвестно, чем бы закончил Торн, — задумчиво произнес Джулиан, размешивая чайной ложкой тягучую смесь. — Еще немного, и будет готово, — сказал он, глядя в чашку.

Труф всматривалась в бледное, умиротворенное лицо Лайт. Девушка была жива, немного прерывисто, но все-таки дышала.

К Труф вернулись воспоминания о том, что она пережила в библиотеке. Перед глазами всплыла картина. Сознание инстинктивно отвергало увиденное. "Портрет Торна не менялся, ты все выдумываешь". Но в таком случае не было ни холода, ни пелены перед глазами? Ничего не случилось? Случилось. Но тогда почему она с одним соглашается, а другое считает галлюцинациями? Какая разница между возникшим из ничего холодом, чуть не погубившим ее и Лайт, и появлением украшений на Торне Блэкберне? А их исчезновение? Труф боится признаться, что дух Торна живет во Вратах Тени. И не только живет, но и действует.

— Джулиан, нам нужно поговорить, — сказала она.

— Охотно, — согласился Джулиан. — Ну вот, наконец-то согрелась. Труф, приподними ее.

— Врата Тени — дом с привидениями, — твердым голосом произнесла Труф, поднимая голову девушки.

Тело Лайт было таким холодным, что Труф поежилась. Ей хотелось, чтобы девушка побыстрее согрелась, но как это сделать, если Труф даже не знает, что с ней произошло.

— Врата Тени, Труф, — парировал Джулиан, — это связующее звено, точка соприкосновения с силами, вызванными к жизни Торном Блэкберном. И в своей работе мы пользуемся их помощью. — Он говорил ровным, спокойным голосом; так сельский учитель втолковывает своим ученикам прописные истины. Джулиан подошел к кровати с чашкой в одной руке и ложкой в другой.

— Этот дом был центром паранормальных явлений задолго до рождения Торна Блэкберна, он потому и купил его, что знал о его свойствах.

— Да что ты говоришь? — спокойно ответил Джулиан, очевидно не слушая Труф. Он осторожно вливал в рот Лайт приготовленный приторный напиток.

— Я надеюсь, ты не собираешься доказывать мне, что все происшедшее с нами — проявление Торна Блэкберна? — горячилась Труф, безуспешно пытаясь заглушить воспоминания об украшениях, то появляющихся, то исчезающих с картины.

— Я восхищен твоим знанием работы Торна Блэкберна, — произнес Джулиан бесцветным голосом, продолжая орудовать ложкой. Труф посмотрела на розовеющее лицо Лайт и облегченно вздохнула.

Ложку за ложкой Джулиан вливал смесь в рот Лайт. Постепенно мертвенная бледность сходила и щеки девушки заливались краской. Дыхание ее стало глубоким, казалось, что она засыпает. Труф положила ее и заботливо укрыла одеялом.

— Кажется, обошлось, — сказал Джулиан, ставя на стол чашку. — А теперь пойдем и поговорим.

Комната Джулиана находилась на том же этаже, что и комната Труф, только в противоположном конце коридора. Четверть века назад она принадлежала Торну Блэкберну, поэтому неудивительно, что Джулиан занял ее.

Труф огляделась. Стены комнаты были задрапированы серой и голубой тканью, а богато отделанная, стильная, современного дизайна мебель говорила о склонности ее владельца к роскоши. Труф удобно устроилась на мягком, обитом серым бархатом диване и приготовилась к схватке.

— Нам не помешает немного выпить, — сказал Джулиан, открывая резную дверцу бара. Он наполнил два тяжелых невысоких бокала янтарного цвета напитком и подал один Труф. Труф пригубила и почувствовала, как по ее жилам побежал огонь.

— Ну и что ты собираешься говорить остальным? — спросила Труф.

— Правду, и только правду, но только так, как ее понимаю я, — ответил Джулиан. — В своем магическом дневнике Торн писал о том, что после начала работы следует ожидать проявлений такого порядка. Конечно, Лайт больше всех подвержена подобным воздействиям; будучи медиумом, она наиболее уязвима. Я предупрежу ее и попрошу Айрин, чтобы она приглядывала за девушкой. Айрин, кстати, больше, чем другим, известны опасности, подстерегающие участников работы.

Джулиан стоял, опершись об угол бара, высокий, угловатый, мускулистый. Падающий свет лампы оттенял линии его фигуры. Труф почувствовала, что от него исходит опасность, такая же сильная, как от тигра, дикой кошки, владычицы джунглей. Труф не раз любовалась ею в зоопарке. Только на этот раз зверь был не в клетке, никакие прутья не сдерживали Джулиана Пилгрима.

— А если причиной является не пресловутая работа Блэкберна? — спросила Труф и почувствовала внезапное облегчение.

— Меры предосторожности никогда не помешают, — равнодушно ответил Джулиан. — Но извини меня, я никак не могу отделаться от ощущения, что меня как школьника щелкнули по носу. Что касается тебя, то ты действовала великолепно. Отдаю должное твоей смелости. Что бы там ни происходило, ты подвергалась смертельной опасности.

Труф почувствовала некоторое раздражение оттого, что ей нравится, как Джулиан восхваляет ее. Он уходит от главного разговора, пытаясь все свести к восхищению ее хладнокровием и храбростью. Но его поведение говорит о том, что ее мнение ему абсолютно безразлично, всем своим видом он пытается навязать ей свое суждение. Труф поняла истинную цель очередной ловушки и инстинктивно старалась избежать ее.

— Я выяснила кое-что о Вратах Тени и теперь знаю, что поместье является центром паранормальной энергии. Выражаясь мещанским языком, Врата Тени — это дом с привидениями. Я несколько дней изучала историю дома и теперь знаю истинный источник всех странностей, который, по моему мнению, можно легко нейтрализовать. Понадобится еще немного времени, чтобы уточнить кое-какие детали, а потом я могу просто позвать нескольких человек из института Бидни, и они приедут поработать здесь. К концу недели они скорее всего не появятся, но в понедельник будут точно.

— Не стоит трудиться. — Ответ Джулиана прозвучал несколько шутливо, но безапелляционно.

— Джулиан, пожалуйста, посмотри на происходящее моими глазами. У меня в руках десятки свидетельств.

— Каких? Максимум, что получится из твоей затеи, так это несколько статеек в местных газетах. Я даже могу сказать тебе их сенсационные, — он саркастически улыбнулся, — заголовки. "Призраки бродят по дому, где совершались убийства" или "Дух Блэкберна преследует город". Я удивлен твоей страстью считать все предубеждениями. Никаких паранормальных явлений здесь нет, Труф. Единственное, что преследует Врата Тени, — это память, воспоминания. Не желаю смотреть, как по моему дому будут бегать краснорожие юнцы в майках с надписью "Охотник за привидениями". У меня есть чем заниматься, впереди самая ответственная часть нашей работы.

Но как раз в такое ответственное время и необходимо исследовать, в чем источник всех странностей. Труф вспомнила, что говорил Дилан: "Нежелательные феномены мешают проведению основного эксперимента". Дилан даже часто стимулировал появление привидений, он это называет "процедура прикармливания". Ученые с большой практикой могут это делать, воздействуя на определенные места. Да и не только это, еще они могут создавать видения из ничего.

Но так уж ли это отличается от магии?

Не важно, главное — все эти проявления следует изучать. Недавний печальный эксперимент показал Труф, что паранормальная энергия во Вратах Тени существует. Оставалось убедить Джулиана в том, что она права. Тупым напором или скандалом его не возьмешь, следовательно, нужно действовать легко и без нажима. Труф решила пока оставить скользкую тему в покое, но вернуться к ней позже.

— Я хотела бы узнать от тебя кое-что о Блэкберне, — сказала Труф. — Думаю, тебе будет легко ответить на мои вопросы. Были ли здесь в шестьдесят девятом году еще дети? Я имею в виду, разумеется, детей самого Блэкберна.

— Да, были, — ответил Джулиан извиняющимся голосом. — К примеру, Лайт.

Труф не мигая смотрела на Джулиана. Такой поворот показался ей слишком банальным. Джулиан приподнял бокал и слегка наклонил голову. Труф заподозрила, что сейчас Джулиан прочитает ей нечто вроде лекции о житии Блэкберна, и не ошиблась.

— Торн, как ты уже заметила, пользовался успехом у женщин. Мы знаем, что за все время своей карьеры он имел, мягко говоря, длительные взаимоотношения с двумя десятками женщин. Эпизодические встречи, каких было у него множество, я не считаю. Здесь в течение шестьдесят девятого года жили четырнадцать девушек, и Торн имел связь со всеми. Честно говоря, меня всегда удивляло, что детей у него было немного, правда, о некоторых мы ничего не знаем.

— И сколько у него здесь было детей? — спросила Труф.

— Во-первых, ты, — ответил Джулиан, хитро улыбаясь. — Еще Лайт. Ее матерью, по моим предположениям, является некая Дебора Уинвуд, хотя я не очень уверен в этом. Правда, Лайт называет именно ее.

— Значит, Лайт — моя сестра, — задумчиво сказала Труф. Сестра, которую она потеряла много лет назад, но теперь нашла и должна заботиться о ней. — А что случилось с ней после?..

— После всей шумихи полиция закрыла поместье в том же шестьдесят девятом году, и все найденные во Вратах Тени дети были переданы органам, занимающимся так называемым попечительством. Ты избежала этой участи только потому, что тебя взяла к себе твоя тетя. Она выглядела вполне респектабельно, поэтому тебя ей и отдали. Остальных просто… конфисковали у матерей, а после следы их затерялись во мраке попечительских дебрей. Один Бог знает, сколько лет и денег я потратил на то, чтобы найти Лайт. — Джулиан снова наполнил свой бокал огненной жидкостью.

— Но были и другие?

Джулиан помолчал.

— Очень немного. Здесь, во Вратах Тени, никто в окружении Блэкберна не думал всерьез о том, чтобы узаконить отцовство.

— Ну а Айрин? — перебила его Труф.

— Айрин многого не помнит… По крайней мере, она так думает. Не рекомендую задавать ей вопросов, она всегда сильно переживает, если не может на них ответить.

Труф насторожилась: уже второй раз Джулиан предостерегает ее от расспросов обитателей Врат Тени. Почему?

— Что ты можешь мне рассказать о детях?

На лице Джулиана появилась обезоруживающая улыбка.

— Ты очень настойчива, но боюсь, я мало знаю о них. Дети Блэкберна не были счастливы, исключая тебя, конечно. Торн признавал наличие еще одного ребенка, мальчика, но он, по моим сведениям, давно умер.

В наступившей тишине Труф спросила:

— Кто он? — Труф показалось, что Джулиан медлит с ответом, потому что ему не о чем сообщать. Однако когда он начал подробно рассказывать ей обо всем, Труф поняла, почему Джулиан не спешил быть с ней откровенным.

— Это ваш с Лайт сводный брат. Насколько я осведомлен, родился он в шестидесятом году. Мать неизвестна. Очень похоже, что Торн интересовался своими детьми, правда, интерес у него был несколько странный. Взять хотя бы имена.

— Истина и Свет — Труф и Лайт, — подсказала Труф отрешенным голосом. — А как назвали мальчика? Что-нибудь в этом роде?

— Да, — согласился Джулиан. — Нестандартно. Его назвали Пилгримом. Признаюсь, узнав его имя, я начал поиски доказательств своего возможного родства с Торном и обнаружил, что моя фамилия и имя мальчика — простое совпадение, хотя и интригующее. Никаких родственных связей у меня с Торном Блэкберном нет.

— Но почему Пилгрим?

— Торн считал себя пилигримом в этом мире, посланцем сидхе.

— Понятно, — поморщилась Труф. Она осмотрелась и не увидела своей сумки со "Страдающей Венерой". Очевидно, она выронила ее, и, возможно, в библиотеке. Труф забеспокоилась. Ее первым желанием было вскочить и опрометью броситься в библиотеку, но это могло вызвать подозрения. В конце концов, сумка закрыта, да и не слишком привлекает внимание. Маловероятно, чтобы кто-нибудь начал просматривать ее содержимое.

Однако мысль о сумке напомнила Труф и о том, что она изначально собиралась сделать.

— Надеюсь, что ты передумаешь и позволишь нашим ребятам осмотреть дом, — сказала она. — Конечно, решение остается за тобой, я тебе ничего не навязываю, — начала Труф очередной заход. Джулиан нахмурился, но Труф сделала вид, что ничего не замечает. — Да, я совсем забыла сказать тебе. Все, что случилось, выбило меня из колеи. Дело в том, что кто-то был в моей комнате в мое отсутствие. У меня пропали драгоценности, весьма дорогостоящие вещи.

Джулиан пристально, не отводя глаз и не мигая, смотрел на Труф. Под его пристальным змеиным взглядом Труф поежилась.

— Как ты думаешь, мне имеет смысл обратиться в полицию? — спросила Труф, невероятным усилием воли сохраняя спокойный тон голоса.

Их взгляды встретились. Труф не отвела глаз, ни вины, ни страха она не чувствовала, только острое желание сразиться с достойным противником. Оружие и ей, и ему было хорошо известно. Сердце Труф забилось чаще, но зато как рукой сняло усталость и лень, тело наполнилось теплом, так всегда бывало с ней в минуты опасности. Надвигался конфликт, суть которого составляли не разногласия между мужчиной и женщиной и не антагонизм между богатым и бедным. Это будет схватка между равными, из которых победить должен кто-то один.

И тут Труф, успешно избежав западни, уготовленной для нее мнимой искренностью и дружелюбием Джулиана, лишавшими ее способности мыслить и действовать по своей воле, попала в другую, о наличии которой она даже и не догадывалась.

Джулиан улыбнулся и отвел взгляд.

— Мне не хотелось бы видеть здесь посторонних. — Он засмеялся. — Но раз тебе так хочется, то можешь устроить здесь охоту за всеми понравившимися привидениями, если, конечно, ты можешь это делать. Разумеется, мы тебе поможем. Я даже считаю, что для кое-кого из нас это будет неплохой практикой, например, для Доннера и некоторых других. Пусть посмотрят, какими средствами наука пытается изучить скрытый мир. Но одно условие — работать будешь ты одна.

Сказано недвусмысленно.

— Спасибо, — как можно вежливее ответила Труф. Прекрасно чувствовать себя способной заставить Джулиана делать то, что нужно тебе. Труф почувствовала, что теперь между ними установились некие тайные отношения, своего рода прелюдия к другим, более интимным. — Завтра я съезжу в институт и возьму бубны и колокольчики. — В конце концов, она выиграла первую схватку, теперь можно и продемонстрировать свое благородство.

Джулиан подошел к Труф и взял у нее из рук бокал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Нам, пожалуй, пора спуститься к обеду. Он еще не весь съеден, за это можно не беспокоиться, но перед десертом я хотел сделать маленькое сообщение. Проходи, я ненадолго задержусь.

Труф была только рада возможности уйти, мысль об оставшейся в библиотеке сумке не давала ей покоя. Она торопливо подошла к комнате, заглянула внутрь, но ничего странного не обнаружила. Все было нормально, даже идиотский портрет висел как обычно. Казалось невероятным, что меньше часа назад здесь, в этой самой комнате, Труф из последних сил боролась за свою жизнь и за жизнь Лайт, а почти рядом находились люди и ничего не слышали. Врата Тени построены давно и надежно. Неудивительно, что никакие шумы, идущие из библиотеки, не будут услышаны в зале.

"А он еще говорит о каких-то паранормальных способностях! Если бы Фиона обладала той хваленой чувствительностью, она бы прибежала сюда сразу же. Нет их здесь ни у кого".

В душе Труф не хотела осуждать Фиону, в конце концов, она ее совсем не знает, но сдержаться было слишком трудно. Труф достаточно хорошо знала такой тип людей, она часто сталкивалась с ними еще во времена своей работы в институте имени Маргарет Бересфорд. Эти люди настолько уверовали в свои сверхъестественные способности, что забыли, что такое элементарная вежливость. Причем, как заметила Труф, самые скандальные и склочные из них не обладали экстрасенсорными способностями. Таким образом, экспериментальным путем Труф установила, что чем человек грубее и невоспитаннее, тем меньше вероятность наличия у него этого дара.

Сумку она нашла там, где ее бросила, — на полу в библиотеке. Беглый осмотр показал, что ее никто не трогал. Труф мысленно вознесла благодарность, правда, она не была уверена, кому именно, и, перекинув сумку через плечо, собралась выходить. Внезапно она услышала легкий шорох и чуть не подпрыгнула от страха. Она заставила себя оглянуться и увидела, что это всего лишь пепел от сожженной бумаги, ветер выдувал его из каминной вытяжки.

"Что за бумаги здесь горели?"

Труф неохотно подошла к камину. Совершенно очевидно, что кто-то жег здесь бумагу, вытяжка была буквально забита пеплом. В самом камине Труф увидела полуобгоревшие страницы, исписанные неровным, корявым почерком. Красные чернила на коричневой бумаге местами превращались в черные. Труф удивилась, она вспомнила, что не читала этих листов. Это показалось ей странным, ведь она просмотрела здесь почти все. Как она могла пропустить их?

Труф знала, что это. Она видела эту бумагу в первый день своего приезда во Врата Тени.

Это был почерк Айрин, и Труф знала, что написано на этих листах. Ритуал открытия пути из книги "Страдающая Венера". Айрин восстанавливала его по памяти. Интересно, кому и зачем понадобилось жечь его?

Если это сделала Лайт, то с какой целью? И не вызвало ли сожжение документов последующие события, чуть не убившие ее?

Вопросов, на которые Труф не находила ответов, становилось все больше и больше. Крепко прижимая к себе сумку, она направилась к машине.

Труф вернулась в дом через несколько минут, надежно спрятав сумку с книгой в багажнике автомобиля. Настроение омрачала пропажа драгоценностей, но пока это было не очень важно, поиски Труф решила провести на следующее утро. Памятуя о том, что расположение комнат меняется во Вратах Тени чуть ли не каждый день, Труф шла к столовой, внимательно оглядываясь по сторонам.

Сегодня дом, на удивление Труф, не собирался шутить, и вскоре она увидела полураскрытую дверь и услышала тихие голоса. Труф тихо вошла в комнату.

— …немного времени. За такой короткий срок результатов получить невозможно.

Это говорила Айрин.

Труф стояла у входа в салон, где в день ее приезда они все собрались выпить перед обедом. В зал можно было попасть через находящиеся в конце комнаты раздвижные двери, сейчас они были закрыты.

— Мне нужны результаты сейчас, и я не прошу их, я требую. Без них у меня нет выбора. Нет, конечно, можно вступить в борьбу со злом и сейчас, но тогда моя смерть неизбежна. Ничто меня не спасет. Никакое время и никакая природа, даже та, с проявлениями которой я борюсь, неспособны изменить финал. У меня больше нет времени ждать.

А это голос Майкла. Он волновался, и от этого его акцент становился более заметным.

Разговор происходил в небольшой нише, когда-то, во времена золотого века Врат Тени, там, видимо, стоял телефон. Чтобы не быть замеченной, Труф, стараясь не шуметь, отступила назад.

— Но должно же что-то быть, — произнесла Айрин, и Труф уловила в ее голосе отчаяние. — Должно! Вы не можете пока выносить свое суждение. Мне нужно еще немного времени, чтобы… — Внезапно Айрин перешла на шепот, и Труф еле удержалась, чтобы в порыве любопытства не выпрыгнуть на середину комнаты. Через мгновение она вновь услышала голос Айрин: — …отцово семя. Я думаю, что кое-какие изменения уже произошли. Еще несколько недель, и все будет в полном порядке. Майкл, всю свою жизнь я работаю и могу похвастать, что кое-чего достигла. Дайте мне еще немного…

— Можете делать все, что угодно, — оборвал ее Майкл, и Труф услышала в его голосе жесткие, металлические нотки. — Я же буду заниматься своим делом. Ты понимаешь меня, дитя мое? Я не выношу суждений, я меньше чем кто-либо из смертных имею право осуждать те маленькие ошибки, которые человек склонен совершать. То, что я говорю, — это пророчество, в которое я обязан вмешаться.

Голос Майкла неожиданно оборвался, но вскоре Труф снова услышала его. На этот раз он был так мягок, что Труф пришлось поднапрячься, чтобы разобрать слова.

— Не плачь, дочь моя. Этот финал был написан в книге жизней еще до сотворения мира, и мы с тобой не можем стереть оттуда ни единой буквы. Ты хорошо служила своему хозяину, теперь дай мне возможность послужить моему.

Труф решила больше не слушать. Во-первых, ей надоело, беседа часто прерывалась полным молчанием, а во-вторых, она все равно ничего не понимала. Какие хозяева, какие слуги — ничего не ясно. Понятно одно — в голосах Майкла и Айрин звучала вполне искренняя печаль. Какие новые напасти им почудились? И кого они касаются?

О ком это они говорили?

Вот что интересовало Труф.

Она нахмурилась. Если вспомнить вчерашний разговор с Майклом, то вывод напрашивался один — они говорили о ней. Но возможно, и не о ней, а о Лайт. Или о Джулиане. Труф попыталась мысленно воспроизвести услышанный диалог, но она устала и не могла сосредоточиться. Мысли разбегались. Что-то там не менялось, время уходило, и Майкл с Айрин сокрушаются по этому поводу. Но зачем шушукаться по углам?

Очевидным было одно — если Джулиан узнает об их шашнях, это ему не понравится.

Когда Труф, стараясь быть незамеченной, наконец подошла к дверям зала, она уже сомневалась в том, что действительно слышала разговор. Не был ли и он очередным наваждением? Айрин и Майкл сидели за столом с таким видом, будто никуда и не уходили.

Прищурившись от внезапного яркого света, Труф вошла в зал и поискала глазами Джулиана. Он сидел за столом, рядом с ним стоял пустой стул. Труф увидела накрытую тарелку, очевидно предназначавшуюся для нее.

— Скажет мне кто-нибудь, что здесь происходит? — Голос Фионы прозвучал громко и требовательно.

— Нет, — ласково ответил Хиауорд. Он улыбнулся, и его белые ровные зубы угрожающе блеснули.

И как озарение, как удар под лопатку, у Труф мелькнула мысль. Идиотская, но исключительно правдоподобная.

"Вот он. Это серый волк". Значит, серым волком был Хиауорд.

Усталость и выпитый коньяк подействовали на Труф, она почувствовала, что полуспит. В таком полудремотном состоянии самые невероятные проявления кажутся возможными и реальными. Она посмотрела на Хиауорда и отчетливо увидела серого волка, одного из хранителей Врат. А где остальные?

Она обвела глазами стол. К ее изумлению, поверх лиц обедающих она увидела другие: Карадок с острой лисьей мордой мошенника; на Доннере была маска какого-то ласкового, неизвестного Труф зверька; с Гаретом оказалось сложнее, его сущность проявлялась не очень отчетливо. Страшнее всех выглядела Фиона — Труф видела горящий глаз и острый черный клюв. Или это острые, как иглы, клыки?

Труф не решилась посмотреть на Майкла. То, что вызвало в ней способность к двойному видению, нечто сидящее внутри ее подсказывало Труф, что она не должна этого делать.

На остальных смотреть можно.

"А, вот ты где, — обрадовалась Труф, рассмотрев над головой Эллиса морду черной собаки. — А где красный олень и белая лошадь?"

Она взглянула на Джулиана, ожидая увидеть золотистые оленьи рога, и оторопела: ни на его лице, ни над ним ничего не было.

Пустота. Над Джулианом зияла пустота.

9. Невероятнее истины

Ну что ж, послушай

Мой ответ:

Там, где нет веры,

Правды тоже нет.

Сэр Томас Уайатт

— Итак, — произнес Джулиан, когда Труф заняла свое место за столом, — все в сборе. Лайт не будет присутствовать, она не очень хорошо себя чувствует.

Айрин сделала робкую попытку встать, но Джулиан улыбкой пригвоздил ее к стулу. Труф показалось, что Джулиан чем-то встревожен и даже разозлен, хотя, когда несколько минут назад она уходила из его комнаты, он был спокоен. Стоило Труф вглядеться в лицо Джулиана, как странное, полубредовое состояние, охватившее ее при входе в зал, сразу исчезло. Теперь она видела только людей, и Труф сочла внезапное проявление внутреннего зрения очередной нереальностью, сном наяву.

Или чем-то вроде него. Разве не так искаженно видит окружающий ее мир Лайт? Труф вспомнила шрамы на теле у девушки и внутренне содрогнулась. Если за иное видение мира приходится платить такую страшную цену, то самое лучшее — никому о своих впечатлениях не говорить.

Труф посмотрела на стоящую перед ней накрытую тарелку. От нее еще шел пар. Запах мяса и подливки был настолько неприятен, что Труф почувствовала спазмы в желудке. Меньше всего сейчас ей хотелось есть.

— У меня для вас маленькое сообщение, — продолжал Джулиан. — Сейчас, когда мы все собрались здесь, самое время сделать его. В нашей работе произойдут некоторые изменения.

Труф поразилась наступившей тишине. Ничего не значащие, по ее мнению, слова Джулиана не стоили такого напряжения. Она оглядела сидящих и сразу догадалась, кто вовлечен в мистические упражнения по методу Блэкберна, а кто нет. Большинство мужчин — Эллис, Доннер и Карадок — и бровью не повели, услышав сообщение. Гарет просто удивился, он смотрел на Джулиана, ничего не понимая. Только Хиауорд выслушал информацию с предельным вниманием.

Айрин выглядела очень взволнованной, на Фиону же слова Джулиана не произвели никакого впечатления. Ее заботило только одно — как она выглядит, и ничего больше.

— Как вы знаете, нам не удалось воссоздать материал, исчезнувший вместе со "Страдающей Венерой". Несмотря на это, мы будем продолжать работу, начатую Блэкберном. Мы откроем врата через две недели, накануне праздника Всех святых. Работать будем все, каждый, включая новичков, наденет накидку и знак своей степени. Нас немного, я это понимаю, поэтому часть из нас будут выполнять сразу несколько обязанностей. Надеюсь, мы получим желаемый результат. А теперь…

Труф не могла отделаться от ощущения, что присутствует при съемках фильма о второй мировой войне. Идет репетиция сцены совещания в ставке верховного главнокомандующего. Вся эта наигранная таинственность вызывала улыбку, Труф еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Она представляла себе магию совсем не такой, уж во всяком случае без собраний и обсуждения текущей работы.

— Джулиан, ты не шутишь?

Айрин встала и посмотрела на него. Яркая косметика делала ее лицо старее и строже, большие серьги дрожали, переливаясь в падавшем на них свете люстр. Айрин дрожала от негодования.

— Ты прекрасно знаешь, что Торн заповедовал проводить ритуал в день прилива, а не в день отлива, — возмущенно произнесла Айрин.

— Мы так и делали, насколько ты помнишь. Ну и что у нас получилось? — Вопрос Джулиана прозвучал риторически. — Ничего. Мы потерпели неудачу, поскольку в приливе не оказалось достаточно силы. Поэтому я и предлагаю воспользоваться отливом.

— Отлив, клипотические силы… Должно сработать, — медленно произнес Доннер.

— Если эту силу влить в корову, она шутя обгонит любую легковушку, — отозвался Эллис. — Джулиан, я занимаюсь работой более двадцати лет и скажу тебе, что немного усовершенствований — это одно, но…

— А что ты предлагаешь? — воскликнул Гарет, приподнимаясь со стула.

— Я едва ли смогу убедить вас, если скажу, что сначала нужно попробовать метод, предложенный Торном. А если не получится, сделаем, как предлагает Джулиан. — Карадок намеренно понизил голос, чтобы успокоить Гарета и Эллиса.

— Очень мудрое решение, Карадок, и главное — соответствует твоему положению в храме. Только хэллоуин через две недели, а прилив — через полгода. Вы предлагаете мне ждать еще год возможности приблизить новый эон? Не желаю и слышать об этом! Сначала мы попробуем то, что предлагаю я, и, если ничего не получится, то через шесть месяцев сделаем так, как говорил Торн.

— Ты не доживешь до него! — выкрикнула Айрин. — Пойми, Джулиан, Торн знал, что силы отлива настолько велики, что к ним нужен особый подход. Он говорил, что человеку не стоит заигрывать с ктоническими энергиями. Использовать можно только энергии теллурические, они проявляют себя в живом мире. Привлечение ктонических сил, существовавших до возникновения человека и существующих в нем, занятие очень опасное. В нашей ложе нет многих важных звеньев, нет даже тех, кто способен выполнять работу высшей степени. Ты говоришь, что…

— Послушайте, — Джулиан хлопнул ладонями по столу, — если мы не хотим человеческих жертвоприношений, а позвольте вам напомнить, что в шестьдесят девятом году даже они не помогли, то на открытие пути нам нужно брать силы из других источников. Мы должны вызвать к жизни будущую весну, и для этого нам требуется не ключ от замка, а таран, чтобы выбить ворота. И еще. Недавно я кое-что выяснил, о чем сообщу вам в соответствующем месте и в положенное время. Сейчас же я уверен, что таран нам даст силы, которые мы пробудим накануне праздника Всех святых. Если начнем подготовку с завтрашнего дня, мы вполне успеем, если вы, конечно, согласны.

Молчание затянулось, и хитрый Джулиан не собирался нарушать его. Труф почудилось, что она нашла точку, где может все изменить, направить события в ту сторону, куда захочет. У нее не было только знаний, как это сделать.

— Как мы обойдемся без ритуала? — спросил Доннер.

— Будем работать с тем, что есть, — ответил Джулиан не задумываясь. — Остальное придется импровизировать по ходу. Запомните, что, открыв врата, мы завершим дело, начатое Блэкберном, и откроем новый золотой век, когда люди и боги смогут жить вместе.

Он убедил всех. Труф нутром почувствовала, что слова Джулиана нашли поддержку, пол под ее ногами пошатнулся, словно она находилась на палубе плывущего корабля. Обитатели Врат Тени понимали, что Джулиан не прав, но откликнулись на его предложение. Он очаровал их, то же самое сделал и Торн Блэкберн со своими последователями четверть века назад.

Но несмотря на все обещания Джулиана, на его страстную, чуть ли не библейскую проповедь, у Труф постепенно росло опасение, что кончится все точно так же, как и двадцать пять лет назад.

Впоследствии Труф так и не вспомнила, какой подавался десерт, да и был ли он вовсе. Она выпила значительно больше, чем предполагала, но не ощущала опьянения. Ее одолевали воспоминания о привидениях и призраках Врат Тени. Иногда они уходили, но на смену им, обдавая ледяным холодом, в памяти всплывала смерть тетушки Кэролайн. Труф не чувствовала покоя, а в иную минуту была близка к обмороку.

Что нужно еще сделать из того, что не сделано? А что она сделала из того, что не нужно было делать? Как исправить положение?

"Слишком поздно. Поздно. Ты опоздала", — слышала Труф внутри себя чей-то голос.

Какое облегчение встать из-за стола и уйти. Все поднялись и направились по своим делам, вернее, по делам Блэкберна, которые Труф теперь ненавидела не так, как раньше, бессознательно, а вполне осознанно.

Труф осталась сидеть. Она повернулась и посмотрела на Майкла. Он впился мучительно-алчущим, ищущим взглядом в Джулиана.

"Так проклятые в аду взирают на рай", — подумала Труф и удивилась: откуда взялась такая не соответствующая времени почтительность? Саму же Труф в последние дни часто занимали вопросы теологии, ее совершенно неожиданно стали волновать категории добра и зла. Труф никогда раньше не задумывалась об этом, считала подобные размышления в двадцатом веке неуместными.

Майкл, почувствовав, что на него смотрят, отвел глаза от Джулиана и посмотрел на Труф. Она отвернулась, не желая встречаться с его пронизывающим, полуночным взглядом, и отодвинула от себя недопитый бокал.

"То зло, что люди совершают, живет и после них, а добрые дела чаще всего уходят с ними в землю", — в мозгу Труф всплыли извлеченные из глубин памяти слова Шекспира. Прекрасные строки, неплохое украшение для ее теперешних раздумий. Если то, что Труф прочитала сегодня в городской библиотеке, правда, тогда можно сказать, что зло пережило своего создателя и прочно обосновалось во Вратах Тени.

Но какова же во всем этом роль Майкла Архангела? Он не последователь Торна Блэкберна, но весьма заметен здесь. Значит, Майкл делает что-то очень важное.

Но что?

Она завтра догадается, сегодня Труф очень устала. Все, что ей нужно сейчас, — это горячая ванна и кровать. Тайны Врат Тени подождут, пока Труф не отдохнет. Тогда она ими займется вплотную. Она их разгадает.

Труф вышла из зала и направилась к себе, но, поднявшись по ступенькам, вдруг обнаружила, что идет не в свою комнату, а в комнату к Лайт.

К своей сестре. Опять же, если верить Джулиану. В глубине души Труф чувствовала, что и без него знала правду; как только она увидела Лайт, то сразу поняла, что эта девушка — часть ее.

"Моя сестра", — эта мысль нравилась Труф. Все остальное вытекало из нее. Труф должна прежде всего вытащить Лайт отсюда, заботиться и любить ее, ведь ей всегда хотелось кого-нибудь любить.

И защищать.

Только этого еще не хватало. Труф обдало волной желания проанализировать свои поступки. Она и это оставила на потом. В последнее время она что-то слишком много откладывает на будущее. Ничего страшного, не к спеху. Труф, не выбирая дороги, шла вперед, но дом, подозревая о ее цели, сам привел ее к комнате Лайт. Без затруднений найдя комнату Лайт, Труф подошла к двери и толкнула ее.

На столике у кровати, наполняя комнату тусклым янтарным светом, горел ночник. Лайт спала; похоже, с тех пор, как Труф и Джулиан оставили ее, она не просыпалась.

Труф вошла, закрыла за собой дверь и сразу почувствовала, как по ее телу разливается спокойствие. Ощущение было такое, будто она попала в филиал рая. Труф взяла кресло и поставила его у изголовья кровати, намереваясь немного посидеть здесь, а затем отправиться к себе, завалиться в постель и, что бы ни случилось, забыться во сне. А сон, возможно, принесет ей отпущение грехов.

Труф села и посмотрела на часы. Было ровно десять. Что ни говори, вечер был насыщенный.

— Не понимаю, почему тебя так заботят эти украшения.

Мужчина говорил хорошо поставленным голосом, театрально растягивая слова. Труф сжалась, как от удара, и дикими глазами обвела комнату. Дверь была закрыта, кроме нее и Лайт, никого не было.

— Если они и принадлежат кому-нибудь, так уж, наверное, только мне. Каро не имела права ни брать их, ни тем более отдавать, даже тебе.

По телу Труф змеями поползли мурашки, ее охватил ужас.

— Кто ты? — Труф заставила себя говорить тихо и спокойно.

— Не имеет чести пророк в своем отечестве.

С беспристрастием врача Труф поставила себе диагноз — нервный срыв. Она посмотрела на Лайт. Глаза девушки были закрыты, но по лицу ее блуждала язвительная улыбка.

— Ты не апостол Петр, Труф. Сколько раз ты еще собираешься отрекаться от меня?

Даже если бы Лайт обладала выдающимися способностями к чревовещанию, ей все равно не удалось бы сымитировать с такой точностью мужской голос, да еще при совершенной неподвижности.

— Традиционно приемлемым считается три раза, — неожиданно ровным голосом ответила Труф.

— Ну что ж, тогда этот раз и есть третий. Отныне ты должна признать меня. А если ты действительно хочешь получить драгоценности обратно, то загляни в верхний ящик. Но предупреждаю — они мои. Если ты возьмешь их, то вместе с ними получишь хлопот и неприятностей значительно больше, чем предполагаешь.

"Ты хочешь меня уверить, что ты — Торн Блэкберн?" — чуть не вырвалось у Труф, но она прикусила губу. Ей не хотелось услышать ответ. Вместо этого она подошла к комоду, он стоял всего в двух шагах от нее, и рывком открыла один из верхних ящиков. Поверх аккуратно сложенного белья лежали драгоценности.

— Ты бы очень удивился, узнав, что я ожидаю получить, — произнесла Труф, но ответом ей было молчание.

Ответа не последовало.

Труф обернулась. Не шевелясь, Лайт мирно спала.

— Блэкберн! — выкрикнула Труф, и звук ее голоса разорвал тишину словно удар хлыста. Лайт пошевелилась и что-то пробормотала во сне.

Труф пригладила волосы.

"Я дошла до ручки. Я знаю, что начинаю сходить с ума".

Она повернулась к ящику и взяла ожерелье. Подержав его в руке, она надела его, спрятав под свитер. Янтарные бусины быстро нагрелись, но золотой медальон неприятно холодил живот. Она взяла перстень и быстро сунула его в карман кофточки.

"Послушай, это своего рода истерика. Магия — бред, ее не существует, ты все время доказываешь это. Паранормальные явления, да, они имеют место. Относись к тому, что с тобой происходит, точно так же. Если б только знать…"

— Истинную причину происходящего, — пробормотала Труф. Она еще раз потрогала амулет, чтобы лишний раз удостовериться, что он снова у нее. Всему случившемуся было вполне реальное объяснение: Лайт вошла в ее комнату, нашла драгоценности и взяла их. Если принять в расчет экстрасенсорные способности девушки и психометрию, то и остальное также объяснимо. Хорошо еще, что она не нашла "Страдающую Венеру". Значит, Труф поступила правильно, перепрятав книгу. Правда, багажник ее машины тоже не самое надежное место.

— Труф, это ты?

На этот раз голос был знакомый. Это говорила Лайт. Труф вернулась к креслу, села в него и взяла ладонь Лайт.

— Ты видела его? — спросила Лайт.

— Видела кого, дорогая? — ласковые слова давались Труф неожиданно легко. Она крепче сжала прохладные пальцы девушки.

— Торна. Он иногда приходит ко мне, садится, и мы разговариваем, — произнесла она само собой разумеющимся тоном и непритворно зевнула. — Так спать хочется.

— Ты не хочешь рассказать мне, что с тобой случилось вечером? — Труф не хотелось лишний раз мучить девушку, но, возможно, это ее единственный шанс расспросить Лайт до того, как за нее возьмется Джулиан.

"Почему я начинаю думать о нем так плохо? С первого дня моего пребывания здесь он был воплощением любезности. И к Лайт он относится прекрасно".

Лайт посмотрела на Труф доверчивым полусонным взглядом, и ожесточившееся сердце Труф растаяло. "Ребенок, наивный и невинный ребенок". Лайт была ее частью, ее кровь была частью крови Труф. Она нуждается в защите, и Труф защитит ее.

— Мы с Торном пошли в библиотеку, — сказала Лайт, не догадываясь, какой эффект произведут ее слова. — Там он попросил меня найти ему какие-то бумаги.

— А почему он сам этого не сделал? — спросила Труф, старательно сдерживая голос.

Лайт звонко рассмеялась, будто Труф сказала что-то очень смешное.

— Потому что он инкорпореальный, вот почему. Он не может дотронуться до предметов, потому что тогда он будет растрачивать, — она опять сладко зевнула, — свой заряд, особенно если в комнате есть железо. Вот он и попросил меня.

— А что произошло дальше? — допытывалась Труф.

— Они сгорели, — равнодушно ответила Лайт.

Труф поняла, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут, они просто становятся неинтересными. Она также вспомнила о предупреждении Джулиана и решила на этом беседу с Лайт прекратить.

— Сгорели? Ну и пусть сгорели, — сказала она. — А теперь поспи, ладно?

Вместо ответа Лайт повернулась на бок, поудобнее закуталась в одеяло, и через минуту дыхание ее снова стало ровным и спокойным. Она уснула.

Труф подождала немного, затем осторожно поднялась и на цыпочках прошла к двери. Выйдя из комнаты, она тихо закрыла за собой дверь. Торн Блэкберн мертв, и сомневаться в этом так же глупо, как и верить в существование призрака Марли. Никакого разговора между ним и Лайт не было и быть не могло. Труф поверит в это только в одном случае — если ее убедят, что по Вратам Тени бродит дух, более разговорчивый и сохранившийся, чем те, что уже занесены и зарегистрированы в анналах парапсихологии.

Допустим. Но тогда получается, что и сама Труф не разговаривала с Торном Блэкберном? Естественно. Как не разговаривала с ним и Лайт. И он не говорит через нее, у девушки просто слабая психика, она легко переходит в состояние полубреда или полубезумия, а свои галлюцинации считает реальностью.

Для таких людей даже имитация магии деструктивна, она расшатывает их и без того ослабленную и хрупкую психику. Труф необходимо заставить Джулиана не трогать Лайт, не использовать ее в своих ритуалах.

Но как? Труф не знала, сколько девушке лет, но, если она дочь Блэкберна, то ей, должно быть, сейчас не меньше двадцати семи, то есть тот возраст, когда согласие подростка не требуется, она уже давно перешагнула. Если Джулиан не имеет права держать ее здесь без согласия, то и Труф не имеет права увозить ее отсюда по своей воле.

Ни на один вопрос легких ответов не предвиделось. Труф, конечно, попытается уговорить Лайт уехать с ней. Но что ей делать, если девушка не отвергнет это предложение? Втягивать ее в распри с Джулианом? Ни в коем случае! Как только Труф обратится к властям, вокруг имени Блэкберна снова поднимется невообразимая шумиха. Да и что с Лайт станет потом? Опять психиатрическая больница? Нет, пусть лучше она постепенно сходит с ума здесь, во Вратах Тени, чем подвергается избиениям. Красноречивые следы лечения Труф видела на теле Лайт.

Свою комнату Труф нашла без приключений. Она осторожно открыла дверь и посмотрела внутрь. Никого нет, да и кто там должен быть? Труф внимательно осмотрела комнату — в самом деле никого. Обрадовавшись, она вошла и заперла за собой дверь. Двигаясь осторожно, как крадущаяся кошка, Труф заскользила по комнате, хватая разбросанные по полу вещи. Быстрыми и отточенными движениями она принялась раскладывать и развешивать их по своим местам. Через несколько минут о беспорядке, вызванном поисками драгоценностей, напоминала только горка сложенных на кровати книг и блокнотов.

Труф подошла к окну и, открыв его, глубоко вдохнула прохладный вечерний октябрьский воздух. Она посмотрела вниз, на лужайку. В тех местах, где на нее падал свет, Труф увидела еще зеленую траву, все остальное было покрыто мраком. Она нагнулась, пытаясь разглядеть купол центральной комнаты, но, как ни вглядывалась в темноту, ничего не увидела. Труф взглянула на небо. Облака прошли, сквозь ветви деревьев проглядывала серебристая луна. Неполная, сейчас она была всего лишь полумесяцем, но полнолуние наступит через две недели. До хэллоуина осталось совсем недолго.

Джулиан собирается провести свой ритуал и вызвать только одному Богу известные проявления неподвластной психической энергии неведомой подземной пружины. Но прежде чем получить энергию, нужно вставить вилку в розетку. А их тоже сначала нужно найти.

Труф очень хотелось, чтобы здесь оказался Дилан. Отлов, или, как он сам говорит, «отстрел» привидений — его специальность, не ее.

"Торн не может дотрагиваться до предметов. Он растрачивает свой заряд, особенно вблизи железа", — прозвучало в ушах Труф эхо слов Лайт. Может быть, ключ к решению загадки лежит здесь? Между феноменами психики и магнетизмом имеется какая-то связь, правда, никто пока не может понять какая. Но использовать ее можно.

Труф почувствовала некоторую жалость к Блэкберну. Она была абсолютно уверена, что он купил Врата Тени после того, как прочитал о нем в книге "Долина реки призраков". Знал ли он, с какими мощными психическими силами заигрывает, или он считал все эти разговоры о привидениях шельмовством? Таким же мошенничеством, как и его занятие. Возможно, все то, что случилось впоследствии, и не является его виной. Виноват дом, это он сделал Блэкберна своим инструментом.

Труф вздрогнула от внезапно ударившей ее мысли. В конце концов, просто неприлично исследовать работу Торна Блэкберна и изначально относиться к нему предвзято. Но и дом не может вытворять всякие странности, они — дело рук привидений, отголосков людей, привязанных к своему прежнему месту жительства. Ругать дом — это то же самое, что ругать магнитофонную пленку. Призраки, бестелесные духи — это выходцы из тонкой и туманной области, лежащей между парапсихологией и оккультизмом, таинственного приграничного состояния, которое с упоением изучают Дилан и Колин Макларен. Труф Джордмэйн держится в стороне от их исследований, она работает только с тем, что можно измерить и взвесить.

Что же касается Торна Блэкберна, едва ли его можно назвать кандидатом на роль жертвы. Блэкберн разбил жизни людей, которые, наслушавшись его бредней, пошли вслед за ним искать обещанный рай в образе нового зона. И даже после смерти Блэкберн продолжает притягивать к себе, еще находятся охотники натянуть на себя его побитую молью мантию.

И если уж быть объективной, то, как бы Труф ни хотелось, ей следует признать, что Джулиан один из таких желающих. Он считает себя продолжателем дела Блэкберна и собирается завершить то, что начал он.

А что они будут делать, если их хваленая магия не сработает? Собственно говоря, она никогда не срабатывала.

"И ты уверена в этом, Труф?" — прошептал внутренний голос, и Труф, сжавшись, втянув голову в плечи, отшатнулась. Она была уверена, но инстинктивный страх заставлял ее отчаянно сопротивляться тому миру, где верили в магию, а это, по мнению Труф, могло принести только хаос.

Нужно как можно быстрее приступить к исследованию дома. Она отошла от раскрытого окна и в раздумье начала ходить по комнате. Ей потребуются камеры, звукозаписывающая аппаратура, все это стоит немалых денег, и институт едва ли даст ей все. Даже Дилан, и тот не сразу получал оборудование, а только после долгих разговоров с директором.

Дилан. Он может помочь. Если Труф позвонит ему и объяснит, что Джулиан не хочет пускать сюда посторонних, Дилан поймет.

Он должен понять.

В отчаянии Труф ходила по комнате, ломая руки.

Дилан должен понять, он должен помочь, без него ей ничего не сделать.

"Но почему, собственно, он должен помогать тебе?" — спрашивал незнакомый внутренний голос.

Труф остановилась. Помощи можно ждать только от друга. А Дилан? Он старался стать другом Труф, но как только отношения у них более или менее налаживались, она первая уходила. Но сколько Труф себя помнила, она всегда сторонилась дружеских отношений с кем бы то ни было. Теперь ей понадобился Дилан, и она хочет просить его помочь во имя дружбы, существующей только в его воображении. Но едва ли его воображение рисует ему невинные картинки.

"Если такова цена, ты должна заплатить ее. Сдайся, и пусть его мечты станут реальностью. Тебе нужна его помощь", — говоривший внутри ее голос принадлежал не человеку.

"Мы должны платить свои долги, таков закон. Тот, кто накладывает на нас обязательства, связывает нас ими навеки, и это тоже закон, закон крови".

Труф почувствовала, как ее что-то давит изнутри. Было ли это разыгравшейся фантазией, она сказать не могла. Он появился внезапно и сжал ее, заполнил страхом и ненавистью. Что это, сон или явь? Кто-то иной, холодный и бесстрастный, черпающий свои силы из этого дома и земли, на которой он стоит, находящийся по ту сторону от человеческого тепла и любви.

Но именно этого Труф всегда сторонилась, вплоть до сегодняшнего дня. И вот теперь ей представляется возможность вырвать из своей души их корни и навсегда забыть и о любви, и о страсти.

Труф застонала и, согнувшись, повалилась на кровать. Золотой медальон и крупные бусины ожерелья впились в ее кожу.

Перед Труф всегда стоял пугающий выбор — путь человека с его ошибками и слабостями или совершенство неземного. Она сознавала, что когда-нибудь ей придется сделать этот выбор, но страшилась и его самого, и своего решения.

Торн выбор сделал. Зная, что это уничтожит его, он все равно избрал человеческое.

"Ты слишком отождествляешь себя с изучаемым объектом, — проговорила Труф, снова откладывая ужасную минуту. — Это называется переходом. Поэтому ты и ввязываешься в свои расследования по-крупному, тогда как любой нормальный человек давным-давно упаковал бы чемоданы и с визгом умчался отсюда".

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, признавая, что боится всего — изменений, неизвестности и этих магов, потенциальных убийц. Завтра она обязательно позвонит Дилану, если, конечно, найдет где-нибудь работающий телефон, и попросит его прислать оборудование для отлова привидений. Затем она навестит Лайт, после попытается поговорить с Майклом. А что потом? А потом она продолжит работать над биографией, ведь она за этим сюда и приехала.

— Эпиграфом можно сделать послание Торна Блэкберна миру — не покупайте домов с привидениями, — громко сказала Труф. Как ей хотелось бы, чтобы рядом оказался кто-нибудь, с кем она могла бы поговорить…

Айрин. Труф ухватилась за свою мысль как за спасительную соломинку. Айрин была здесь, когда двадцать шесть лет назад все случилось. Она знала мать Труф, родительница Лайт ей тоже наверняка была известна. Не важно, что сказал Джулиан, Труф обязательно спросит ее и о детях Блэкберна, и о видениях в доме. Если ей удастся убедить Айрин в том, что проявления паранормального во Вратах Тени опасно, тогда и Джулиан, возможно, передумает и разрешит Дилану приехать.

Внезапное желание Труф увидеть здесь Дилана граничило с отчаянием. И не только возможность дать ему погоняться за привидениями было тому причиной. Скорее всего, Труф показалось отвратительным всю оставшуюся жизнь заниматься тем, что она делала — подсчитывать и раскладывать по полочкам неиспользованные возможности и последние шансы.

Она поговорит с Айрин прямо сейчас.

Принятое решение внесло в ее мятежную душу успокоение, наполнило жизнь новым содержанием. Это было хоть какое-то, но дело. Труф пригладила волосы и посмотрелась в зеркало. Выглядела она вполне неплохо.

"Хочешь сказать, у тебя вид нормального человека?"

В самый последний момент Труф вспомнила об ожерелье, сняла его и положила в ящик, затем отперла дверь и вышла.

Она снова потеряла ориентацию во времени, раздумья ее продолжались, по-видимому, слишком долго. Когда Труф вышла в коридор, освещения почти не было, лишь небольшие лампы в холлах отбрасывали тусклый свет. Труф посмотрела на часы, стрелки приближались к полуночи. И где же обосновалась Айрин? Труф вспомнила, что в первый день ее пребывания во Вратах Тени Айрин говорила, что ее комната находится недалеко, за углом. Джулиан, кстати, показывал ее, она и вправду где-то рядом. Точно, комната Айрин расположена прямо под комнатой Лайт. Теперь нужно оглядеться и сориентироваться в полутемном коридоре…

Найти комнату Айрин не составило никаких трудностей. К счастью. Нет, скорее, к сожалению.

Труф прошла вперед, повернула за угол и увидела комнату Айрин. Внезапно дверь ее открылась, и в коридор вышел мужчина. Страх охватил Труф, она остановилась и, не отводя глаз, сдерживая дыхание, уставилась на него.

Его длинные светлые волосы, длиннее, чем у Фионы, падали на плечи и спину. Одет он был в мешковатые джинсы с вставками из разноцветной плотной ткани, футболку и яркую, явно домашней вязки шерстяную кофту. На запястье левой руки, там, где обычно носят часы, Труф увидела широкую серую полосу. Труф не разглядела, что это, свет в коридоре был слишком тусклый.

Она видела сотни фотографий этого человека.

Оглядываясь и мягко ступая, в точности как молодой любовник, возвращающийся из постели своей милой, он очень осторожно, но плотно прикрыл за собой дверь и направился вниз, в сторону, противоположную от того места, где находилась Труф. Он шел легким, пружинистым шагом, видимо хорошо зная свою цель.

Это был Торн Блэкберн.

Призрак из прошлого. Мужчина с упругим, худощавым телом, очень модным и популярным в недавнем прошлом, когда еще не знали ни мегавитаминов, ни утренних пробежек, ни домашних тренажеров. Если Труф и не была уверена, кто шел по коридору, живой человек или дух, она знала одно — этого человека во Вратах Тени она ни разу не видела.

"Странно, он не такой высокий, как я думала". — Рассматривая уходящую фигуру, Труф старательно сдерживала подступающий смех. Теперь идти к Айрин уже не стоило, она, очевидно, спала.

Даже если никто никого здесь не обманывал, все в доме было удивительно перепутано. Реакцию Джулиана на ее сообщение о том, что она видела Торна Блэкберна, мирно прогуливающегося по Вратам Тени, угадать было несложно. Он отнесется к сообщению так же, как отнеслась бы к такому заявлению Труф неделю назад. Джулиан просто посмотрит на нее как на чокнутую.

"Ну и дела", — прошептала Труф и, повернувшись, направилась к себе.

Как только она вошла в комнату, руки у нее снова опустились — здесь опять кто-то был. Библиотечные книги, которые она перед уходом оставила разбросанными на кровати, аккуратной стопкой лежали на столе. Поверх книг лежал раскрытый блокнот. Вторжение незваных гостей в комнату перестало раздражать Труф, она была рада, что в комнате по крайней мере сохранился порядок.

Труф заперла дверь — хотя какой смысл сейчас делать это? — и подошла к столу. Блокнот был открыт на странице с записями биографических данных о Торне Блэкберне. Только теперь поверх ее записей шла строка: "Ложь, все ложь. И правда тоже ложь".

Труф уже знала, кому принадлежит этот почерк, она много раз видела сделанные им надписи на фотографиях.

Это был почерк Блэкберна, и Труф в какой-то момент даже поверила, что писал именно он, но в ней вовремя взыграл дух исследователя. Если это писал сам Блэкберн, то нужно узнать, как это он может писать. Если же кто-то решил подшутить над ней, то необходимо выяснить, кому понадобилось это делать.

Только надевая пижаму, Труф почувствовала, как она взволнована. Все ее тело дрожало от напряжения, но спать она не собиралась, страшась сновидений. Она взяла дневник и с беспристрастностью врача принялась записывать в него все, что с ней происходило: видения, водоворот событий и чувств, пережитых в библиотеке, «контактирование» Лайт с Торном и собственную встречу с ним. Труф была ученым, поэтому сначала записывала события, не пытаясь теоретизировать.

Она скрупулезно описывала ощущения: степень страха, неправильное понимание событий и просто ошибки. Не анализировала она только последнее — видение Блэкберна, поскольку и себя тоже считала недостаточно надежным свидетелем.

Видение, или, выражаясь более привычным для Труф языком, паранормальное явление, — это некое событие, происходящее в реальном мире. Чаще всего его точно так же не принимают всерьез, как Труф не воспринимала магию. Но поскольку Труф до сих пор руководствовалась не «верой», а проделанной работой, она не только не сомневалась в существовании видений, но и знала, что они несут в себе такие опасности, о которых «маги» в большинстве случаев не представляют, а если и представляют, то относятся к ним слишком легкомысленно.

Труф устало усмехнулась и покачала головой. Джулиан полагает, что способен контролировать происходящие в доме паранормальные явления с помощью заклинаний и колдовства. С таким же эффектом древние варвары бросали в жерло вулкана девственниц, надеясь, что после этого вулкан утихомирится.

Если, конечно, права Труф. Но других объяснений пока нет, иначе всю ее предыдущую жизнь и работу нужно считать одной большой ошибкой.

Труф отложила блокнот и взялась за принесенные из библиотеки книги. Всю ночь, пока не взошло солнце, она читала повествования об истории городка.

В ничего не прощающем утреннем свете Труф посмотрела на свое отражение в зеркале. Она увидела бледное, усталое лицо и темно-лиловые мешки, усиливающие блеск глаз. Ну что ж, такое тоже уже бывало. Труф не привыкать к бессонным ночам, она надеялась пережить и эту. Если не делать сегодня ничего серьезного, например, не садиться за руль автомашины, то ничего, жить можно.

Обнаружив, что душа в ванной комнате нет, Труф налила полную ванну прохладной воды. Холод привел ее в чувство, она уже не испытывала страшного желания немедленно лечь и уснуть. Она уснет вечером, что бы ни притащилось в ее комнату, гремя несмазанными цепями, иначе ей придется, выражаясь языком Диккенса, признать свое поражение перед куском вареной говядины и недожаренным картофелем.

Она быстро оделась в костюм цвета хаки и легкий свитер с отложным воротником. Вид, конечно, не вполне официальный, но, учитывая, что сегодня Труф собирается вести не светские разговоры с приятелями Джулиана, а ползать по пыльным архивам, то вполне для этого подходящий. Но не исключено, что Труф отправится и в Убей Тень, чтобы несколько оживить свой гардероб.

Мыслить о высоком не хотелось, поэтому Труф планировала сначала навестить Лайт, а затем отправиться в столовую, выпить чашку кофе, а заодно посмотреть, как там идут дела у остальных.

Когда она добралась до третьего этажа и заглянула в комнату Лайт, там никого не оказалось.

— Она ушла с Джулианом, — объяснила Айрин, показавшись в дверях с кипой выглаженного белья.

В нещадном утреннем свете Айрин выглядела обеспокоенной и разбитой, а ее вычурное платье казалось загадочным театральным костюмом. Труф видела на лице Айрин следы крайней усталости и горя. Она явно была нездорова, но у Труф не было времени на сострадание.

— Куда? — требовательным голосом спросила она. Ей хотелось сказать: "Куда он утащил мою сестру?"

— Они пошли в храм, — ответила Айрин. — Но…

Труф ее уже не слушала.

Труф торопливо спускалась все ниже и ниже, она начинала неплохо ориентироваться в переходах и коридорах Врат Тени, и вот она достигла первого этажа. Оставалось пройти только узкий переход, и она окажется в центре дома. Вот и дверь храма. Труф толкнула ее, она оказалась закрытой.

— Джулиан! — крикнула она. — Откройте!

Труф отчаянно барабанила по двери, не понимая, что, если она вмешается в процесс гипноза, который Джулиан, возможно, проводит с Лайт, последствия могут быть чудовищными. Но Джулиан сам говорил, что Лайт очень восприимчива, он знает, что девушка серьезно больна. Как он смеет подвергать ее очередному испытанию сейчас!

Видя бесполезность своих попыток, Труф перестала стучать. В храме все равно ничего не слышно, с таким же успехом можно колотить по дереву, находящемуся за два штата отсюда. В отчаянии Труф прислонилась к стене и стала тереть избитую, покрасневшую руку. Должен же у кого-нибудь быть ключ от этого мавзолея? Первым Труф вспомнила Эллиса, вот у кого точно есть ключ. Труф решила добыть его во что бы то ни стало, даже если ей придется украсть его. Она бросилась наверх, в столовую, но единственно, кого увидела там, была одинокая фигура Майкла.

— Где Эллис? — набросилась на него Труф. — Мне нужно немедленно попасть в храм.

Майкл, одетый, как обычно, в строгий костюм и шелковый галстук, с любопытством посмотрел на Труф. Труф давно заметила, что одежда Майкла не является, как это было у Джулиана, продолжением его силы. Майкл держался очень естественно, словно самая шикарная вещь была для него обычным национальным одеянием. В своих одеждах он походил на благородного посланника великой империи.

Майкл поднялся и слегка наклонил голову.

— Эллис, я думаю, еще спит, — ответил он. — Вчера их упражнения затянулись до самого утра, а Эллис выполняет в ритуалах очень важную роль. Но что случилось? Ты бледнее полотна. — Он шагнул ей навстречу.

— Мне нужно попасть в храм, — упорно повторяла Труф. — Джулиан заперся там с Лайт…

Увидев удивленный взгляд Майкла, она замолчала.

— Лайт в храме? — переспросил он. — Ее там нет. Она куда-то уехала с Джулианом. Если бы вы пришли минут пятнадцать назад, вы бы их застали.

— Проклятье, — хрипло произнесла Труф. Сдерживать эмоции ей становилось все труднее и труднее. — Кому из вас я должна верить? Айрин, которая сказала мне, что Лайт с Джулианом в храме, или вам? Храм закрыт.

Майкл оглядел Труф почти с отеческой жалостью.

— Мне нет нужды обманывать вас, тем более когда дело касается Лайт. Возможно, они заходили туда, но повторяю — я видел, как они отъезжали. А храм Джулиан запирает всегда, независимо от того, есть там кто-нибудь или нет. — Не сводя глаз с Труф, он придвинул к ней стул. — Присаживайтесь, — сказал Майкл.

Труф, ни слова не говоря, опустилась на стул рядом с Майклом. Ей уже было стыдно за свой тон. Она, разумеется, имела право беспокоиться за Лайт, но налетать так на первого попавшегося не стоило бы.

— Расскажите, что с вами случилось вчера вечером, — сказал Майкл, усаживаясь и пододвигая к Труф кофейник с кофе.

Труф отрешенно посмотрела на него. Она налила себе кофе, и это действие внезапно успокоило ее. Сжимая в ладонях чашку с дымящимся напитком, Труф сделала несколько глотков и почувствовала, что окончательно пришла в себя.

"Первое, что Врата Тени убивают в человеке сразу, это самоконтроль, способность руководить своими действиями и эмоциями. А затем следует и все остальное". Вначале неохотно, но по мере того, как проходила злость, все охотнее и понятнее Труф рассказала Майклу о происшествии в библиотеке и о своем разговоре с Джулианом.

— …А когда я сказала ему, что хочу провести здесь исследования, он отказался. Сначала, — торопливо прибавила Труф. — Но в одиночку я ничего сделать не смогу. Джулиан должен понять, что ко всем этим явлениям следует относиться очень серьезно. Если он хочет продолжать ставить пьески в своем священном театре, то Лайт нужно от этого избавить. После того, что произошло, он не должен ее использовать в ритуалах.

— Вы неправы, Труф, — задумчиво возразил Майкл. — Все эти демонстрации только убеждают Джулиана в том, что он находится на верном пути и должен продолжать свою работу. Разумеется, с участием Лайт.

Будто сказав тривиальную, не имеющую большого значения вещь, Майкл поставил перед Труф тарелку с горячими булочками. Труф видела, как в маленьких блюдцах поблескивают варенья золотистого, янтарного и турмалинового цвета.

— Вы ошибаетесь, — бесстрастным голосом произнесла Труф. — Она взяла булочку и обдумала свои слова. Они прозвучали несколько странно: — Джулиан не станет делать ничего подобного. Ведь не станет?

Майкл вздохнул, тяжело, будто бремя всего мира легло ему на плечи.

— Выражая уверенность в том, что кто-то будет или не будет что-то делать, мы очень редко оказываемся правыми. Вы ученый, Труф. Скажите, будете вы заканчивать исследования, если выводы вас уже устраивают?

— Нет, но в данном случае…

— Вот и Джулиан тоже не закончит. Он затратил много времени, пошел на большие жертвы, чтобы достичь нынешнего уровня, и на этом не остановится. К тому же у него слишком мало времени.

Труф вздрогнула. Она вспомнила, что слышала вчера разговор Майкла с Айрин. Они говорили, что времени почти не осталось. У кого? У Джулиана? Очень маловероятно. При его внешнем виде и ресурсах, пусть даже внешних, это абсурд. Если, конечно, Джулиан, здоров настолько, насколько он выглядит.

— Почему вы говорите, что у него почти не осталось времени?

Майкл улыбнулся, разгадав ее страхи.

— У него нет времени, чтобы найти нужное количество людей. То самое открытие врат осуществить одному ему не под силу. Для этого нужны по крайней мере семь человек, даже больше. Да, я думаю, что значительно больше. Не говоря уже о хорошем медиуме. И если уж идти точным путем, указанным Блэкберном, то должен быть и иеролатор. — Последнюю фразу Майкл произнес, стыдливо опустив глаза.

До сих пор Труф не понимала, какая роль в работе Блэкберна отводится для иеролатора, священной наложницы. Да и насколько она могла понять, эту функцию выполняла Фиона. Труф показалось, что она начинает испытывать чувства, принадлежащие другому человеку, и в ней снова вскипела злость.

— Нужны семь человек, — повторила она и начала в уме перечислять возможных участников: Гарет, Доннер, Карадок, Хиауорд…

— Но вместе с ним здесь находятся девять человек, — возразила Труф.

— Надолго ли? — проговорил Майкл. — Связи на почве магии обычно эфемерны. Большинство людей, находящихся здесь, удерживаются здесь железной волей Джулиана.

"И деньгами", — ехидно подумала Труф. Она прекрасно поняла, что имел в виду Майкл. Он хотел сказать, что Джулиан не имеет авторитета среди последователей. Ни в духовном смысле, ни в каком ином он не пользуется их уважением. Находясь здесь, каждый преследует свои цели — увидеть результаты и поправить материальное положение.

— Он должен торопиться, — сказал Майкл. — Джулиан собирается провести эксперимент накануне хэллоуина, и я верю ему. На рассвете вы будете вне опасности.

— Майкл, хватит об этом, — устало взмолилась Труф. — Вы что, хотите сказать, что Джулиан собирается принести меня в жертву великому богу Пану? Не думаю, я все-таки неплохо знаю людей.

— А я никогда и не говорил, что опасность для вас исходит от Джулиана, — невозмутимо ответил он, и Труф покраснела. Ей стало вдруг стыдно за свои предрассудки. — Опасность вам грозит, но от знаний. Если вы останетесь здесь и узнаете то, что мне не хотелось бы, чтобы вы узнали, вы никогда больше не сможете вернуться к своей прошлой жизни с ее спокойствием и простыми радостями.

— А вы думаете, их много у меня было? — вырвалось у Труф. Она снова почувствовала, как ее щеки заливает подлая, предательская краска. Она могла бы порассказать ему, какой была ее прошлая жизнь. Пустой и бессмысленной.

Всю свою жизнь Труф боролась, отчаянно сопротивлялась всему, и это занятие не оставляло ей времени для самопознания.

— Почему бы вам не сказать мне об опасностях, которые меня подстерегают, — сказала она, чтобы скрыть свои чувства. — Сейчас не девятнадцатый век, и мы не в средневековом замке. Нет ничего, что бы человек не имел права знать. Все мы живем в окружении и в ежедневном ожидании какого-нибудь ужаса. Голод, войны. — Она отхлебнула кофе. — Что может быть страшнее СПИДа или выстрелов из проезжающего автомобиля?

Майкл горько усмехнулся.

— К сожалению, я слишком доходчиво говорю, а вы верите моим словам. Я и так уже сказал вам непозволительно много, вы теперь знаете правду, которую мне так хотелось бы скрыть от вас. Покуда сохраняется надежда, что вы останетесь в неведении, я, ради вашего же собственного блага, буду молчать.

"Послушайте, а вы точно из инквизиции? Или служите в их научно-исследовательском институте" — так и подмывало спросить Труф, но она подавила в себе внезапно возникшее легкомысленное желание обидеть Майкла. Она уже не боялась его, он слишком честен с ней. Труф была уверена, что он искренне верит в то, что говорит. С самого первого дня ее пребывания здесь Майкл был откровенен с ней и убежден в своей правоте, а это, признавала Труф, еще не значит, что он сумасшедший.

Она положила руку на его ладонь.

— Извините, Майкл. Я понимаю, что вы желаете мне добра. Возможно, я должна послушаться вас, но я не могу уехать отсюда. Не могу.

Всем своим естеством Труф почувствовала, что говорит истинную правду, и удивилась этому. Да, если бы по каким бы то ни было причинам она позволила себе уехать, то сломался бы тот механизм, что делал ее Труф Джордмэйн, а не кем-либо еще.

Майкл накрыл ее руку, он предлагал ей убежище, от которого Труф должна отказаться, чтобы сохранить себя, остаться собой. Она показалась себе бабочкой, вьющейся над безжалостными языками священного, очищающего пламени Майкла.

— Я буду молиться за вас и надеюсь, что вам все-таки достанет сил уехать, — сказал Майкл.

— А я надеюсь, что первого ноября нам удастся поговорить с вами обо всем, — ответила Труф, чувствуя непреодолимую тягу к нему. Каждая клеточка ее мозга кричала, что она должна бежать от Майкла, нет, не от того, что он делает, а от него самого. Она едва заставляла себя сидеть, не отдергивая руки.

"Дитя земли, здесь не место тебе…"

Майкл смотрел на Труф и улыбался мягкой, слабой улыбкой человека, чье бремя непосильно тяжело, но что бы ни случилось, он будет нести его до конца.

— Простите меня, — произнес он, убрал руку с ее ладони и встал. Труф будто услышала печальные удары колокола.

Майкл вышел, и она осталась одна.

Утреннее солнце играло лучами на незажженных люстрах, но их отблеск показался Труф неярким. Ей почудилось, что уютная комната, обставленная красивой викторианской мебелью, оклеенная приятными обоями, с бархатными, в тон обоям, шторами, выглядит незнакомо, чуждо. Словно пришельцы-марсиане обставили ее и сделали местом проведения неземных обрядов. Труф вытянула руку, которую только что держал Майкл, и с тревогой посмотрела на нее, будто видя впервые в жизни.

Кем она является и что сделала, если все ее представления о природе реальности пошатнулись? А что, если все эти люди не сумасшедшие? Почему она считает, что они смотрят на мир неправильно? Может быть, наоборот, правы как раз они?

И ее отец, которого она всю жизнь ненавидела лютой ненавистью, вовсе не чудовище, а герой?

Навернувшиеся на глаза слезы обожгли щеки ледяным холодом.

— Нет, — прошептала она. — Они неправы, они просто играют, но в очень глупую и опасную игру. Я докажу им, обязательно докажу.

Комната, в которой находилась коллекция материалов о Блэкберне, выглядела зловеще тихо и спокойно. Она была похожа на храм, выстроенный в честь чистой мысли.

"Ложь", — отрешенно напомнила себе Труф. Она никак не могла избавиться от далекого предчувствия, что битва, которую она так старалась выиграть, неминуемо будет проиграна.

Точно так же временами ей казалось, что она сходит с ума. Во что ей оставалось верить, если повторно увидеть и услышать то, что видела и слышала, она не могла?

Труф заметила следы уборки. Мебель была тщательно отполирована, а решетка вычищена. Труф удивилась, она всегда хотела узнать, кто убирает во Вратах Тени. Айрин не могла это делать, хотя Труф видела ее сегодня со стопкой выстиранного и выглаженного белья. Она просто физически не в состоянии делать всю работу по дому. Правда, Труф никогда не видела в доме других слуг, кроме Хоскинса и его помощника Дэвиса. Тогда кто здесь убирает?

На самом деле Труф не очень заботили хозяйственные дела. Она посмотрела на камин. Нужно не забыть спросить Джулиана, какие именно бумаги сгорели, хотя Труф это было уже известно от Лайт или, точнее, от того, кто с ней разговаривает.

Другое дело, верить или нет.

А если верить…

Нет. Труф оттолкнула от себя эту мысль и снова облачилась в доспехи логики, уже не раз спасавшие ее. Это только видения, не более того. Труф подошла к камину, и сразу на нее повеяло холодом, словно она очутилась на сквозняке.

Но сквозняков здесь никогда не было. То, что случилось вчера, обычное паранормальное явление, но для того, чтобы оно возникло, должен быть определенный центр. Место наибольшей активности, оно всегда отмечено холодным пятном.

Например, здесь.

Но как проверить догадку?

Труф обвела глазами комнату и увидела на одной из полок набор канцелярских принадлежностей. Среди них Труф обнаружила катушку с нитками и кусок мела.

Это ее должно устроить.

Маятник она решила соорудить из нитки и стального зажима для бумаги. Она отрезала кусок нитки длиной вполовину своего роста и уменьшила ее на восемь дюймов. Теперь, когда Труф вытянет руку, зажим будет находиться в дюйме от пола. Меньше чем через двадцать минут все приготовления были закончены.

Труф встала у самого края места, где она почувствовала сквозняк, и вытянула вперед руку с импровизированным маятником. Дилан, правда, говорил, что лучше всего для этих целей подходит медь, но Труф предполагала, что сталь окажется неплохим заменителем. Труф никогда не доводилось видеть, как происходит определение холодной точки, но когда-то она читала работу Дилана об этом и надеялась на успех.

В душе Труф побаивалась своего эксперимента. Одно дело — заниматься парапсихологией в тихой лаборатории у компьютера, проводить замеры и записывать результаты, другое — стоять лицом к липу с неизвестной наукой, да еще на ее собственной, зыбкой почве. Труф боялась того, что она может увидеть, и робко подумала, не прекратить ли свой эксперимент.

Но когда-то нужно начинать. И так уже много времени потрачено и столько возможностей упущено. Вот и Майкл тоже предостерегает ее, просит уехать, но ему не понять, что запретить ей заниматься исследованием то же самое, что закопать живьем в землю.

Сжав зубы, Труф стояла, вытянув руку и ожидая результатов. Она взглянула на маятник, он немного покачался взад-вперед и затих.

Маятник не шевелился, но висел не вертикально.

Труф удивленно заморгала. Стараясь не шевелиться, она неотрывно смотрела на нитку. Она увидела то, о чем читала в работе Дилана, — маятник висел под углом, нитка была натянута как струна. Казалось, что зажим стремится к невидимому магниту.

Труф на глазок прикинула расстояние до зажима и пошла в ту сторону, куда указывал маятник. Стоило ей сдвинуться с места, как он тут же повис вертикально, словно никогда не висел под углом, а то, что Труф только что видела, — было всего лишь оптическим обманом. Мелом Труф нарисовала на полу отметку и сделала несколько шагов в сторону. Она снова вытянула руку и почувствовала страшную боль в плече и локте, но продолжала держать маятник. Он совершил несколько круговых движений и затих. Затем начал отклоняться. Маятник снова висел под углом.

Спустя полчаса, страдая от сильной боли в позвоночнике и локтях, Труф посмотрела на плоды своего труда. В результате ее исследований на полу образовался очерченный мелом овал чуть меньше полуметра по длинной оси. Внутри овала температура была градусов на пятнадцать ниже, чем в остальной части комнаты.

"Так, значит, вот ты где", — пробурчала Труф вполголоса. Оставалось только сделать необходимые замеры в этом месте при помощи полибарометра, и это будет то же самое, что измерить пульс дома. Наименьшая и наибольшая активность паранормальных явлений отразится здесь в виде колебаний температуры и давления.

Труф нахмурилась. Хорошо, если бы все было так. Хотя она была почти уверена, что пружина находится не здесь, а под храмом.

Но почему именно там? Труф вздохнула и начала наматывать нитку на маятник.

Она вздрогнула и замерла.

Труф почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд.

Эта мысль пришла к ней с неожиданностью откровения. Труф посмотрела на массивные дубовые двери — они были открыты, хотя она помнила, что закрывала их.

В комнату, кроме нее, никто не заходил, но Труф не покидало тревожное ощущение, что кто-то пристально следит за ней. Сознание, что за ней наблюдают, было слишком сильным, оно болью отозвалось в затылке, и Труф не выдержала и оглянулась. Одновременно, сжав конец нитки, она выпустила из рук маятник, и он тут же встал под углом, показывая на одну из стен, где еще с давних времен сохранились следы лепки.

Но сейчас Труф смотрела не на художественное оформление интерьера. На ее глазах стена начала трескаться, будто невидимый нож прорезал на ней три идеальные прямые линии, лепка куда-то исчезла, и перед ошеломленной Труф появилась дверь.

Дверь, которую она никогда раньше не видела.

Труф сделала к ней два робких шага, но вскоре сообразила, что тот, кто прочертил эту дверь, может поджидать ее с не самыми дружелюбными намерениями. Труф остановилась. С одной стороны, ей было крайне любопытно, с другой — она понимала, что не следует терять осторожности.

Раздался резкий, жалостливый скрип, какой бывает, когда водишь мокрым пальцем по стеклу. За ним послышался удар и треск, словно кто-то с силой вонзил в полено топор и расколол его.

Труф отскочила как ошпаренная, и очень своевременно — портрет Торна Блэкберна высотой в три и шириной в два ярда, нарисованный на пригнанных друг к другу дубовых досках, вдруг накренился и рухнул на пол. Угол золоченой рамы ударил в мраморную плитку пола, вдребезги расколов ее. Посыпалась штукатурка, портрет, покачавшись, постоял на нижней доске рамы и рухнул плашмя на пол, как раз на то место, где только что стояла Труф. Труф почудилось, что на лице Торна на какое-то мгновение мелькнула злорадная улыбка. Раздался сильный грохот, казалось, что это гремят громы, возвещая начало Страшного суда.

Труф в оцепенении смотрела на картину, край ее острой рамы лежал в полуметре от ее ног. Если бы она двинулась к дверям, картина упала бы прямо на нее.

А сама дверь?

Труф повернулась и посмотрела на стену, совершенно чистую, без единой царапины. Труф подошла и провела по стене рукой. Ничего, только штукатурка.

Никакого намека на дверь. Да и была ли здесь дверь когда-нибудь?

"Галлюцинации, еще одно паранормальное явление", — сделала Труф уже известный вывод и снова ощутила знакомое чувство злости. Ей все время приходилось иметь дело с недоказуемым, с тем, что невозможно ни проверить, ни оценить. Все ее исследования сводились к диким предположениям и догадкам. Она ничего не понимала, поскольку игра шла не по тем правилам, к которым она привыкла. Впрочем, были ли здесь вообще какие-нибудь правила?

Труф взглянула на портрет, под которым могла легко оказаться. Щепки рамы лучами лежали на желтом полу. Труф посмотрела на доски картины и содрогнулась: вес ее вместе с рамой достигал не менее сотни фунтов. Труф почувствовала, как по ее спине забегали мурашки. Окажись она тут в момент падения картины, сотрясение, перелом, а может быть, кое-что и похуже было ей обеспечено.

Теперь, когда опасность миновала, Труф представила себе последствия и затряслась от страха. Но она не могла избавиться от странного ощущения — всем, что она делает, руководит чужая воля. Даже страх, нервное подергивание рук казалось ей выполнением чужого желания. Пытаясь побороть озноб, грозивший охватить все ее тело, Труф попыталась сконцентрироваться и проанализировать случившееся. Значит, так, упала картина.

Просто так? Висела и вдруг упала? Труф уже не верила в совпадения.

Послышался звук открываемой двери.

— М-да, — задумчиво произнес Карадок, не входя в комнату. — Я проходил мимо… — Он посмотрел на лежащую на полу картину, затем перевел взгляд на Труф. — Помощь не нужна? — спросил он.

10. Истина или смерть

Нет ничего столь невероятного или иррационального, что бы некоторые философы не сочли правдой.

Джонатан Свифт

Труф взглянула на Карадока, на картину и нерешительно рассмеялась.

— Я не принадлежу к иконоборцам, картина сорвалась со стены по своей воле.

"Так оно и было".

Карадок подошел к ней. Когда свет падал на его короткие темно-коричневые волосы, они загорались красным огнем, и тогда казалось, что вокруг его головы образуется ореол. Остановившись возле Труф, он задумчиво осмотрел пол.

— Кому-то все равно придется вешать ее на стену, — произнес он после непродолжительных раздумий. — Если Джулиан увидит, что такое выдающееся произведение валяется на полу, он описается от горя.

Он произнес последнюю фразу с оттенком мрачного злорадства.

— Доски не потрескались, следовательно, с картиной все в порядке, — успокоила его Труф. — Только рама немного пострадала.

— Раме крышка, — поправил ее Карадок и довольно хрюкнул.

Труф снова посмотрела на стену, туда, где висела картина. Высоко от пола на кремовой поверхности стены она увидела небольшую блестящую поверхность. Казалось, что это торчит хвостовик пули, выпущенной в стену. Труф присмотрелась: это была часть болта, на котором держался портрет. Труф нагнула голову и увидела почти у самых ног другую его часть. По всей вероятности, болт обломился. Ей это показалось странным, так как диаметр его превышал толщину ее пальца. Обломился? Но место «облома» было ровным и блестящим, будто болт кто-то перерезал, причем не пилой, а неизвестно чем.

— Ну и дела, — произнес Карадок, и Труф, забыв на мгновение о его присутствии, посмотрела на него. — Тебе повезло, что ты не оказалась рядом с этим шедевром. Он прихлопнул бы тебя как муху, — сказал он. — Я как раз шел на завтрак, слышу — грохот. Вначале мне показалось, это гром, но уж слишком сильный. — Он ухмыльнулся. — Я даже подумал, не стали ли ненароком разверзаться могилы.

Труф непроизвольно посмотрела в окно: небо было чистым и безоблачным.

— Это только пока, — заметив ее взгляд, сказал Карадок. — Увидишь, вечером тут такое начнется.

Он помолчал. Уходить ему явно не хотелось, но и уверенности в необходимости своего присутствия у него тоже не было. Видя нерешительность Карадока, Труф удивилась. Какое же впечатление она произвела на него в первый день, что он повел себя так вызывающе? Сейчас Труф как никогда требовался друг и союзник, ей надоело быть в роли отверженной. Выиграть в одиночку надвигавшуюся битву невозможно, а времени на поиски единомышленников уже не осталось.

Труф никогда не искала новых знакомств, всегда сторонилась теплых, дружеских отношений, считая, что они только отвлекают от дела, но сейчас она решила принять предлагаемое участие.

— Карадок, — сказала она, решив выяснить его позицию, по возможности найти ответы на свои вопросы и попытаться сделать его своим единомышленником, — не упоминал ли здесь кто-нибудь о тайных переходах, дверях в стенах, спрятанных коридорах и тому подобное?

Карадок пожал плечами.

— Была одна дверь, она вела из кухни в амбар, но вот уже лет сто, как его нет. Когда Блэкберн купил этот дом, дверь заделали. Стены кухни укрепили, и ничего там больше нет. Так говорил Джулиан. Правда, я знаю точно, что есть тайные проходы из спален третьего этажа в башни, я видел их на плане дома, — ответил Карадок, загадочно глядя на Труф.

— А здесь? — спросила она.

— Здесь их не может быть. Сама посуди, тут и барабанная комната, залы, коридоры. Им просто негде разместиться.

— Барабанная комната? — переспросила Труф.

— Да, храм. Кое-кто называет его так. Комната круглая, и, когда на улице буря, в храме стоит такой грохот, будто находишься внутри барабана. Разве что перепонки не лопаются.

— Вот как? — Ноги Труф перестали дрожать, она встала со стула, растерла носком туфли попадавшую со стены штукатурку, нагнулась и подняла болт. Повертев его в руке, Труф покачала головой, удивившись блестящему идеальному срезу. Никаких следов излома, ни единой зазубринки.

Да, но если болт был срезан, картина упала бы сразу, а не висела в воздухе, терпеливо дожидаясь, когда Труф окажется поблизости. И кто его смог так срезать? Похоже, что духи во Вратах Тени имеют на вооружении лазеры.

Труф решила переменить тему разговора.

— Послушай, Карадок, что ты думаешь об идее Джулиана попытаться открыть врата через две недели? "И что ты вообще обо всем этом думаешь?" — хотелось ей прибавить.

Карадок нахмурился.

— Может быть, у него что-то и получится. Хотя ты знаешь, иногда добиваешься каких-то результатов, но узнаешь об этом только через несколько недель. С магией всегда так.

"Да нет, если что-то получается, ты моментально узнаешь об этом". Труф не понимала, откуда у нее вдруг возникла такая уверенность. Еще она почувствовала, что Карадок не представляет существа работы, в которой участвует. Для него магия — это смесь иносказаний и мистики, а не могучая, необузданная сила.

— Магия — это способность к перевоплощению и не имеет ничего общего с трюкачеством Дэвида Копперфильда, — продолжал Карадок. — Я верю в то, чем здесь занимался Блэкберн, и не думаю, что можно найти лучшее время для открытия врат между мирами, чем сейчас. Человеку нужна помощь, не правда ли?

Труф перестала рассматривать болт и перевела взгляд на Карадока. Его глаза светились радостным светом, словно он видел все болезни мира и мог своими знаниями помочь человечеству. Труф видела, что ему безразлична своя собственная жизнь, Карадок готов принести себя в жертву ради достижения избранной цели.

Труф усмехнулась, столь явный идеализм раздражал ее.

— Как ты думаешь, что произойдет, когда врата между мирами будут открыты? — спросила Труф, пытаясь от общих слов перейти к более конкретным вопросам. Ей было небезынтересно, что Карадок ей ответит. Кроме собственных выводов о конечном результате работы Блэкберна, ей было необходимо знать и другие суждения.

— Как говорил сам Блэкберн, некогда боги и люди жили вместе. Сохранился миф об изгнании людей из рая, но на самом деле все произошло как раз наоборот — ушли боги, отвергнув людей. Тогда-то, в доисторические времена, и возникли два царства — царство богов и царство людей. — Карадок говорил бесцветным, унылым голосом, словно читая давно выученную наизусть лекцию.

Труф напряженно ждала.

— Контакты между царствами возможны, и установить их можно только с помощью магии. После того как врата были закрыты, человек перестал посещать мир богов. Они могут посещать наш мир, но мы их — нет.

— И Торн Блэкберн собирался устранить эту досадную несправедливость? — спросила Труф. Такая попытка говорила о большой самонадеянности, ведь Торну, когда он умер, не было и тридцати лет.

— Не Торн, а его работа. — Карадок мягко поправил Труф. — Блэкберн верил в то, что ритуал открытия врат — а это целая серия действий, длящаяся около двух недель, хотя все, кто говорит об этом, имеют в виду только его последнюю стадию, — даст цепную реакцию, в результате которой царства богов и людей вновь соединятся. И тогда мы сможем наконец спросить их, почему они нас покинули.

В тихих словах Карадока Труф услышала плач и печаль ребенка. "Папа, мама, зачем вы бросаете меня? Не оставляйте меня, не уходите!"

— А сами боги позволят открыть врата? — спросила она таким же тихим, ровным голосом. Свое суждение о вере Карадока у нее уже было. По ее мнению, он не понимал одного — боги, если это действительно они, будут бесстрастно наблюдать, как людей придавит той стеной, через которую они попытаются пробиться.

— Согласно философии Блэкберна, человек имеет право делать то, что может. Разум человека должен быть независим от религии и воли государства. Конечно, такие вещи, как воровство и убийство, прощать нельзя, — прибавил Карадок извиняющимся тоном.

Труф подозревала, что он выступает с этой проповедью довольно часто.

— Все ясно, — сказала Труф, хотя поняла она только одно — философия Торна Блэкберна позволяла человеку быть непочтительным к кому угодно, потворствовала любым его инстинктам, разрешала быть отпетым мошенником, то есть прощала все ради служения ему одному известной высшей истине. Даже если быть очень снисходительным к Торну, цели его благородными назвать никак нельзя, человечество неспособно выжить с таким размытым пониманием морали. Пока Труф собиралась с мыслями и искала подходящие слова, чтобы возразить Карадоку, объяснить ему ошибочность его мыслей, удобный момент прошел.

— Пойду поищу Джулиана. Нужно сказать ему о портрете, — неохотно проговорил он.

— Его нет, он куда-то уехал с Лайт. Так мне сказал Майкл, — вспомнила Труф. Ей не хотелось, чтобы Карадок уходил.

Он не понял истинного смысла слов Труф, но продолжал стоять.

— Он часто ездит с ней. Ей это помогает. Бедная девушка, как только мы откроем врата, она сразу выздоровеет.

— Как так? — удивилась Труф.

Карадок задумчиво смотрел на нее и наконец изрек:

— Как только мы откроем врата и увидим богов, Лайт станет нормальной.

— Ваши юноши будут видеть сны, а старики — знамения, — произнесла Труф. — Это из пророка Исайи, кажется.

— Да, вроде того, — покорно ответил Карадок. — В любом случае, не волнуйся, я скажу Джулиану о картине, когда он вернется. Хочешь позавтракать?

— Нет. — Труф покачала головой. — Мне нужно еще кое-что сделать. Спасибо тебе.

Карадок ушел. Труф стояла посреди комнаты. Ей казалось, что она в очередной раз приняла брошенный вызов. Или прошла очередное испытание?

— Ваши юноши будут видеть сны, а старики — знамения, — прошептала Труф. Но когда библейский пророк произносил эти слова, он говорил об эсхатоне — конце времени. Последние дни мира. Рагнарок. Армагеддон. Великий провидец даже представить себе не мог, что будущее уготовит его словам.

Но так ли далеко ушел от пророка Торн Блэкберн в понимании этих слов? Не считал ли он, что открытие пути и есть начало конца?

И если это так, то все эксперименты Джулиана далеко не игрушки, а кое-что пострашнее.

Самое страшное.

Предсказания представителей телефонной компании сбылись — новый спутниковый телефон задумчиво молчал. Труф не стала дожидаться возможности позвонить из Врат Тени, а решила прогуляться в город.

Выйдя из дома, она спрятала ожерелье и перстень в багажник машины, место менее досягаемое, чем ящик шкафа.

Все происходящее было похоже на поиски пропавших сокровищ, только наоборот. Труф с отчаянием думала, сколько еще времени ей удастся опережать неизвестного похитителя, нацелившегося на ее драгоценности. Когда-нибудь эти походы к машине могут показаться кое-кому подозрительными, ведь весь ее багаж находился в доме.

Труф начала вырабатывать в себе осторожность, она уже не ходила, отстраненно думая о своем, а внимательно смотрела по сторонам, ожидая подвоха со стороны хитрого и коварного поместья. До ворот, слава Богу, она добралась без всяких приключений. Анализируя свои ощущения, Труф давно догадалась, что Врата Тени оказывают воздействие на эмоции или воображение. За кованые ворота Труф вышла с таким прекрасным ощущением, словно на посошок ей дали стаканчик виски. Неудивительно, что Труф сама себе очень напоминала стремящуюся к саморазрушению героиню из готического романа. Она постоянно возвращается сюда, хотя, стоит ей выйти за пределы поместья, все происходящее в нем моментально перестает волновать ее.

Причем, если выходить пешком, это становилось более заметным. Заинтригованная быстрой сменой настроения, Труф повторила эксперимент. Она снова вошла в поместье, немного постояла и вышла из него. Проделав так несколько раз, Труф заметила, что четкой границы не было, точнее, сама граница, конечно, была, но она все время смещалась, то чуть ближе к поместью, то чуть дальше. Труф удивилась, что никто из обитателей никогда не говорил ей об этом феномене. Может быть, они редко выходили за ворота? Если бы они выходили чаще, то заметили бы воздействие. А Гарет? Он же проводил здесь большую часть дня.

А может быть, никто из них этого не чувствует? Не исключено, что эти странные метаморфозы происходят только с ней, с дочерью Блэкберна.

Труф усмехнулась, ей казалось маловероятным, что все злые силы поместья нацелились на нее. Конечно, увеличение числа паранормальных явлений можно связать с ее появлением в доме, но не исключено, что это всего лишь совпадение.

"Да, но как они нацелились на нее?" За своими раздумьями Труф и не заметила, как добралась до города. Скорее всего, ее преследовали за то, что она не принадлежала к кругу, а была пришлым, неверящим человеком, холодным наблюдателем. Но как ей еще вести себя, ведь она старается объективно выяснить свое прошлое. Следовательно, считается, что ее спокойствие и хладнокровие ненормально?

Труф думала как раз наоборот — ее поведение и реакции совершенно разумны и естественны, а вот то, что происходит в поместье, все эти видения и фантазии — это уже галлюцинации.

Но тогда как расценить происшествие с Лайт? А падение картины? Можно считать бредом все, что угодно, но только не эти события, они так же реальны, как и то, что Труф обнаружила холодное пятно на полу библиотеки. Что-то все-таки происходит в доме, где некогда жил Торн Блэкберн. И снова Труф будет вести себя как героиня готического романа, она вернется во Врата Тени, но не с целью погибнуть, а с намерением заставить дом раскрыть ей свою тайну.

— Дилан? Это говорит Труф.

— Труф? Вот здорово, ты откуда звонишь? — Дилан был искренне рад слышать ее. Труф почувствовала себя крайне неудобно оттого, что звонит по делу.

— Я обосновалась в городишке с названием Убей Тень, приехала во Врата Тени и застряла тут. — Труф решила без обиняков приступить к делу, ей всегда с большим трудом давались разговоры ни о чем. В нескольких словах она поведала Дилану краткую историю поместья, вкратце рассказала о том, что с ней происходило, и сделала вывод: — Думаю, что этот дом — центр паранормальной энергии. Я провела кое-какие эксперименты и обнаружила холодное пятно, правда, не уверена, что это именно то, что мне нужно. Здесь живет медиум. — "И она моя сестра", — чуть не вырвалось у Труф. Она стала перечислять все, что узнала и о чем догадывалась. — Владелец поместья, Джулиан, не хочет, чтобы по дому разгуливали посторонние, но против самих экспериментов не возражает. Вот я и звоню тебе…

Чтобы позвонить, Труф пришлось опять идти в библиотеку, и сейчас она сидела на маленькой деревянной скамеечке в сделанной под старину телефонной будке. Через стекло она видела справочную библиотеки и ряды книг, стоящих на полках начала века.

Убей Тень Труф нравился. Городок тихий и приветливый. Тогда почему ее все время не покидает страх? Труф почудилось, что очень скоро ей придется спасать его. Но от чего? И удастся ли ей сделать это?

— Что? Дилан, повтори, я не поняла тебя. — Труф внезапно почувствовала, что ничего не слышит. Странный тон Дилана вернул ее к действительности.

— Я говорю, почему бы не приехать мне самому с парочкой выпускников. Мы бы прочесали весь дом, потом я бы пригласил тебя пообедать…

— Нет, это невозможно. — Слишком быстрый ответ Труф прозвучал грубо, и она постаралась несколько сгладить отказ. — Говорю тебе, Джулиан не хочет, чтобы в доме находились посторонние.

Длинная пауза.

— А, ну ладно, — сказал Дилан, и звучавшие в его голосе дружеские нотки исчезли. — Джулиан, говоришь? Это тот самый отшельник, новый хозяин Врат Тени?

— Слушай, Дилан, ты разговариваешь как герой плохого готического романа, — перебила его Труф. Сейчас она уже не вспоминала свои меланхолические фантазии о потерянных возможностях. Дилан начинал раздражать ее, но нужно сдерживать себя, иначе ей не удастся упросить его помочь ей.

— Слушай, этот Джулиан богат как черт и может купить наш институт на сдачу.

Дилан засмеялся.

— Пусть покупает, если у него есть два с половиной миллиона.

— Наверное, есть, — ответила Труф, вспоминая увиденное.

Опять тишина.

— Он занимается тем же, что и Блэкберн, — внезапно выпалила она.

— Он знает, кто ты? — осторожно спросил Дилан.

— Да, — ответила Труф. "Как надоели эти постоянные напоминания, что я дочь Торна". — Дилан, я здесь нашла свою сестру. У меня нашлась сестра, Дилан, и она здесь. Ты знаешь…

— Слушай, Труф, я выезжаю немедленно, — прервал он ее. — Ты даже не представляешь, какой опасности подвергаешься. Эти люди способны на что угодно.

Его безапелляционный тон, желание вмешаться немного успокоили Труф. В то же время для какой-то неосознанной, неведомой части ее сознания идея Дилана показалась забавной, ведь этот наивный человек, совсем не зная Труф, вызывается защищать ее.

Молчание.

— Знаешь, Дилан, я беспокоюсь за тебя, — пытаясь стряхнуть мрачные мысли, произнесла Труф. — Мне кажется, что я совсем неплохо знаю, как ты говоришь, "этих людей". Даже лучше, чем многие.

— Но у тебя есть сестра, подумай о ней, — настаивал Дилан.

— У Блэкберна было много детей. Одна из них находится во Вратах Тени, что в этом особенного? — ответила Труф с вызовом.

На другом конце провода последовало угрожающее, многозначительное молчание, по которому Труф сразу определила, что Дилану есть еще что сказать.

Беседа складывалась совсем не так, как она себе представляла. Неужели она совсем не умеет разговаривать с людьми? Или Дилан взял тайм-аут, чтобы после него нанести самый эффективный удар?

"Выбор. — Труф снова услышала неведомый голос — Сейчас, здесь, дочь земли, тебе предстоит сделать свой окончательный выбор".

— Дилан, послушай. — Труф снова попыталась вернуть разговор в прежнее русло. — Сейчас самое главное — составить карту паранормальных явлений, происходящих во Вратах Тени. Джулиан сказал, что в ноябре он разрешит делать в доме все, что угодно, но не раньше. Карту же, я думаю, необходимо начать составлять сейчас. Мне очень нужна твоя помощь. — Ей хотелось сказать другое: "Дилан, здесь очень опасно, но если я тебе скажу это, ты просто не будешь дальше слушать меня".

Труф замолчала, тяжело вздохнула и вытерла платком вспотевший лоб. Бессонная ночь давала о себе знать: начали болеть плечи и ноги, а телефонная трубка чуть не выпадала из слабеющей руки. Последние дни для Труф были страшно утомительными, казалось, что ее усталость материализовывалась в стены, образуя проход, по которому Труф была вынуждена идти.

— Мне требуется твоя помощь, — повторила Труф. — Пришли мне оборудование, камеры, мониторы. Я знаю, что это тебе будет трудно, Дилан…

— Трудно? — тихо переспросил он. — Значит, ты ничего не знаешь.

Разговор снова прервался.

— Что я должна сказать, чтобы ты выполнил мою просьбу? — в отчаянии выпалила Труф, чувствуя, что ее план начинает терпеть неудачу. В другом случае Труф просто положила бы трубку, не забыв сказать дежурное «спасибо», но сейчас она так просто сдаваться не собиралась. Речь идет не о нормальных людях и не о тех придурках, с которыми она чаще всего имела дело. Все было значительно серьезней.

— Мне нужно оборудование, я должна все выяснить. Пока не случилось что-нибудь ужасное. — Последнюю фразу она прибавила полушепотом.

Откуда-то издалека послышался тихий вздох Дилана.

— Не в этом дело, Труф. Все эти барометры и мониторы страшно дорогие вещи. Ты знаешь, сколько стоит только отснять одну пленку? Тысячу двести долларов. В какую статью расходов, по-твоему, я должен упрятать такие деньги?

— Я заплачу за все, — пробормотала Труф.

— Так не пойдет, — отрезал Дилан.

Труф опять услышала его вздох. Ей показалось, что она не только слышит, но и чувствует дыхание Дилана. Кольца подающих на ее щеку волос легонько колыхнулись. Труф не знала, как ей относиться к игре воображения. Радоваться ей или страшиться?

— А что ты вообще там делаешь? — спросил Дилан, и Труф почувствовала в его голосе беспомощность.

Труф не могла больше сдерживаться, ее чувства начинали выходить из-под контроля.

— Что я тут делаю, говоришь? — взвилась Труф. — Я делаю то, о чем ты меня всегда так горячо просил. Вмешиваюсь, вот что я делаю. Я совершаю безрассудные поступки, играю своими чувствами. — Она засмеялась, как показалось ей самой, истерическим смехом. — И я начинаю лучше узнавать своего отца, Дилан. Не к этому ли ты всегда меня призывал?

— Я приеду и заберу тебя оттуда. И если твой Джулиан или остальная братия попытаются помешать мне… — Голос Дилана был резок и настойчив. Труф почувствовала, как напряжение исчезло. Слова Дилана, прозвучавшие, как хлесткие удары бича в тишине, вернули ее в сознание и в этот мир.

— Этот "мой Джулиан" укажет тебе на дверь и будет прав, у тебя нет никаких причин вламываться к нему. Я не сбежавший из дому подросток, — сказала Труф. Голос ее дрожал, она изо всех сил старалась говорить спокойно, хотя чувства подсказывали ей, что она должна кричать на Дилана. Если бы он был здесь, она бы разорвала его в клочья. — Я вполне взрослая женщина, и мне нужно оборудование. Мне казалось, что ты будешь готов помочь мне. Что ж, я ошибалась. Все. — Труф вздохнула и хотела повесить трясущимися руками трубку.

— Хорошо, я помогу тебе. — Глухой голос Дилана прозвучал так громко, что Труф отпрянула. — Посмотрю, что тут можно придумать. Куда тебе можно позвонить?

Она выиграла, но победа не принесла Труф радости.

— Я живу во Вратах Тени, но связь там крайне ненадежна. У меня есть спутниковый телефон, арендовала в одной фирме, но не знаю, будет ли он работать. На всякий случай записывай все. — Она продиктовала номера, во избежание ошибки Дилан повторил их.

Труф помолчала, вешать трубку сразу показалось ей невежливым. В конце концов, Дилан не заслуживал такого отношения.

— Извини, Дилан, если я погорячилась. Тут у меня… — она осеклась. Прикрываться смертью Кэролайн, искать дешевого снисхождения — это было уже слишком. — …случились некоторые неприятности личного плана, — закончила Труф. — И я очень беспокоюсь за тех, кто находится во Вратах Тени. Они разыгрывают из себя бывалых оккультистов, устраивают обряды в доме, где происходят ненормальные вещи, и не подозревают, что играют со спичками.

— А учитывая, что у Джулиана денег куры не клюют, спичек он может накупить много, — произнес Дилан фразу, которую давно хотел высказать. — Труф, если от меня требуется еще что-нибудь, говори, не стесняйся. Может быть, мне перекинуться парой словечек с Колином?

— Не нужно, Дилан, — быстро ответила Труф. Что бы ей сказать такого, чтобы Дилан не заподозрил ее? — Подожди несколько недель. Ладно? — Каким-то странным показался Труф ее собственный голос, как легкий шум листьев на кладбище.

— Ну хорошо, — ответил Дилан с явным сомнением. — Постараюсь сделать все, о чем ты просишь.

— Спасибо, — искренне ответила Труф. Нужно было сказать еще что-нибудь, но Труф не любила говорить того, что не думала или не чувствовала, фальшивить она не умела. — Я сразу подумала о тебе, — прибавила она.

Она почувствовала, что Дилан доволен, она слышала это по его дыханию. Странно, но ей было неприятно сознавать глубину его чувств к ней. Труф ничего не сделала такого, чтобы дать повод Дилану испытывать к ней такое сильное чувство. Она не стоит, не заслуживает его любви.

Но почему она недостойна любви? Неужели любовь к ней может нести только разрушение? Труф была всерьез опечалена.

— Продолжай и дальше думать обо мне. А завтра я тебе позвоню, попробую прорваться.

— Хорошо, — ответила Труф.

Через несколько минут после того, как она повесила трубку, она уже забыла весь разговор с Диланом. Ни его чувства, ни стремление помочь ее уже не волновали, как перестает волновать выдернутый зуб. Дилан заслуживает большего, чем она, вернее, чем ее доброе слово.

В какой-то момент Труф представила себе, как она гуляет с Диланом по саду студенческого городка и говорит с ним о всякой всячине. С какой целью? С целью выяснить, что же представляет собой Дилан Палмер и каково ей будет с ним.

Но это было только на мгновение, а затем в ее мысли снова вторглась реальность. Дилан любил тратить время понапрасну, зачем ему делать это именно с ней? Если он узнает, кто она…

"Ну и что произойдет?"

Но он прекрасно знает ее и, кажется, ничего не имеет против.

Она вспомнила слова Хиауорда, сказанные в тот вечер за обедом.

"Не боишься? Не собираешься дать стрекача отсюда?"

Сейчас они уже не вызывали такой смех.

Труф бродила по городку до самого вечера. Днем она поела в небольшом китайском ресторанчике и пошла осматривать дорогостоящие магазины главной улицы в поисках вещей, способных украсить или освежить ее гардероб. Труф собиралась остаться во Вратах Тени надолго и не хотела выглядеть как бедная родственница.

В одну из своих остановок Труф наткнулась на изысканную темно-голубую, продернутую серебристой ниткой шаль с пушистой бахромой. Она была похожа на ночное небо, усыпанное звездами. Труф шаль понравилась настолько, что она тут же купила ее, хотя понятия не имела, с чем ее надевать. Присмотревшись, в том же магазине она купила еще и длинный бархатный пиджак, а к нему серьги с зеленым ониксом в серебряной оправе.

Она вышла на улицу и уже начала жалеть о потраченных деньгах, как в нескольких шагах от себя за стеклом другого магазина увидела платье. Магазин назывался «Новинка». Глядя на позолоченные буквы и фамилии известных модельеров на стекле, Труф решила туда не заходить. Правда, это было еще до того, как она заметила платье.

Платье сидело на манекене как влитое, оторваться от него было просто невозможно. Оно переливалось на солнце всеми возможными оттенками зеленого цвета, от отливающего голубизной изумрудного до иссиня-желтого. Сшито оно было из шелка и покрашено едва заметными разводами, так что у смотрящего создавалось впечатление, будто по платью бегают яркие, разноцветные языки пламени.

Покрой верха был прост и изящен, ничего лишнего, только тонкая бархатная полосочка на шее, но зато юбка… Это был просто шедевр. Даже через стекло Труф видела с десяток тончайших разноцветных сеток, придававших юбке пышность платья принцессы. Труф мысленно примерила платье и показалась себе Золушкой, отправившейся на бал, но заблудившейся и по ошибке попавшей в заштатный городишко Убей Тень.

— Сколько стоит это платье, которое висит в витрине? — Труф не помнила, как вошла в магазин и обратилась к продавщице.

Та оказалась женщиной с умом и не стала сразу ошарашивать покупательницу. Подойдя к манекену и сняв платье, она поднесла его к Труф. Труф потрогала платье, ощутила тяжесть и приятное прикосновение материала, его блеск и мягкость. Он тек между пальцами, как нежные, взбитые сливки.

Труф поднесла платье к окну и внимательно осмотрела на свет. Оно должно ей подойти.

— Сколько оно стоит? — спросила она продавщицу, но та оказалась еще хитрее.

— К нему не нужно никаких украшений, — ответила коварная продавщица.

— Так сколько же оно стоит?

Побежденная продавщица назвала сумму недельного заработка Труф.

"Какое прекрасное место этот Убей Тень, — подумала она. — В любом цивилизованном месте с меня взяли бы как минимум в два раза больше. Это платье будет неплохой компенсацией за все мои страдания, в нем я поеду на бал…"

— Ваша шаль очень подходит к нему, — неуверенным голосом произнесла продавщица.

Труф посмотрела на сумку и увидела выглядывающую из нее шаль. Она поднесла шаль к платью и увидела, что продавщица оказалась права. Звездное небо и поле; от платья и шали веяло той дикой свободой, в которой Труф себе постоянно отказывала.

— Боюсь, их нельзя носить вместе, — пробормотала Труф.

— Примерьте, и сами убедитесь, — уверяла настырная продавщица.

Конечно, все подошло. Труф стояла в примерочной и надевала новые серьги. Все было в тон — и длинные серьги, отбрасывающие на платье неяркий свет, и само платье с пляшущими языками пламени. Труф покрутилась перед зеркалом, и юбка, сверкая, слегка поднялась, оголив икры, скользнула по ногам серебристой пеной.

Когда же Труф накинула на плечи шаль, она увидела отражение принцессы-цыганки, властной, решительной и самоуверенной.

"Одежда — это сила. Маги всегда тщательно выбирают одежду. Как ты одеваешься, таков ты и есть. Власть и силу можно надеть как накидку, и тогда ты станешь тем, кем хочешь стать".

Труф кивнула головой, серьги в ее ушах покачнулись и сверкнули.

Только одно портило вид — повседневные туфли.

Труф покинула «Новинку» через пятнадцать минут с платьем, завернутым в мягкую бумагу и упакованным в коробку. Труф даже забыла снять с шеи тонкую бархатную полосочку. Не замечая этого, она так и шла с ней по улице. Труф направлялась в обувной магазин, адрес которого предусмотрительно спросила у продавщицы. Какая разница, что Труф пока не знала, куда пойдет в своем сказочном наряде, она найдет для него и время, и место.

Войдя в обувной магазин и посмотрев на кассиршу, Труф показалось, что она ее уже где-то видела. Она принялась внимательно разглядывать женщину, пытаясь вспомнить ее.

— Я Мэри Линдхольм, помните? — подсказала кассир. — Из пансиона.

— Ну конечно, — ответила Труф. — Не ожидала увидеть вас здесь. Как ваши дела?

Миссис Линдхольм безнадежно махнула рукой.

— Когда мастер увидел мой дом, он чуть не обалдел. Сказал, что за всю жизнь не видел ничего подобного. И действительно, такое впечатление, что кто-то ночью подкатил к дому, аккуратно снял крышу, опустил сотню пожарных шлангов и залил все помещение. Опять придется начинать сначала. Ума не приложу, как это могло произойти. — Она попыталась успокоиться. — А пока дом ремонтируют, я вот тут помогаю сестре. Вам нужны туфли?

Труф объяснила, что она хотела бы купить, а для большей наглядности показала миссис Линдхольм только что купленное платье.

Миссис Линдхольм улыбнулась.

— Мне кажется, я знаю, что вам нужно.

Вернулась она через несколько минут, держа в руке коробку.

— Я так и знала, что они здесь. Рокси хотела вернуть их обратно в конце сезона, но позабыла, а потом эти мошенники отказались их взять. Посмотрите эти туфли, а о цене мы сможем договориться.

Труф взяла из рук миссис Линдхольм коробку и, приоткрыв ее, посмотрела внутрь. Там лежали туфли, достойные принцессы эльфов: нежно-зеленого цвета, украшенные фианитом под изумруд, с отделанным золотой полоской «кубинским» каблуком. Труф посмотрела на золотые буквы фамилии дизайнера и оторопела. Позволить себе купить такие туфли, да еще после того, как она отвалила столько денег за платье?

Но почему бы просто их не примерить, не разыграть из себя кредитоспособную покупательницу?

Труф расшнуровала и сняла свои коричневые туфли и надела подследники, предложенные миссис Линдхольм. Выходя из Врат Тени, Труф не намеревалась покупать туфли, поэтому надела свои на босу ногу.

С замиранием сердца она шла к зеркалу, чувствуя, как в потоке падающего на них света туфли переливаются и горят. Труф казалась себе Элли из книжки "Волшебник Изумрудного города".

— Прекрасно, — сказала Мэри и назвала сумму, немного превышающую цену платья и шали вместе взятых. Но по правде говоря, настоящая цена туфель в другом месте была бы раза в три больше, и Труф хорошо это понимала.

— Но это же Стюарт Вайцман! — пробормотала Труф. — Ведущий дизайнер мира в обуви. Больше тысячи долларов!

— У всех нас бывают минуты, когда хочется побезумствовать, — улыбнулась Мэри Линдхольм. — Кто знает, может быть, сегодня у вас такой момент? Берите, Рокси увидела их на ярмарке и, не устояв, купила. Как видите, они все еще здесь. Я говорила ей — в нашем задрипанном городке такие туфли не продашь.

— Я беру их, — с отчаянием обреченного сказала Труф. — Только чтобы доказать вам, что вы неправы. — Она улыбнулась. А вдруг миссис Линдхольм угадала, и у нее сегодня день безумств? Поминки по той, кем могла бы стать Труф Джордмэйн.

Не дыша, словно после встречи с привидением, Труф вышла из магазина с двумя коробками в руках. Пора было возвращаться домой, во Врата Тени.

На обратном пути Труф старалась не думать, ожидая, что подсознание подскажет ей ответы на все вопросы и разрешит все загадки. Однако ничего подобного не случилось. Вместо этого разум совершенно неожиданно сконцентрировался на совсем туманной проблеме — будущем Труф.

Что она будет делать оставшуюся жизнь? Труф работала, и выгонять ее никто не собирался. До сего времени статистическая парапсихология казалась ей занятием волнующим и перспективным. Что касается личной жизни, то тут…

Личной жизни не было, и Труф не пыталась ее устроить. Были коллеги, знакомые, но это не друзья. Дилана можно было считать наиболее подходящей кандидатурой на роль друга только в перспективе. Сегодня утром Труф просто сыграла на его добром к себе отношении и вырвала у него обещание помочь.

"Да нет, как женщина я его едва ли интересую". Труф не допускала мысли, что Дилан пылает к ней пламенной любовной страстью.

"Пусть он сам решит", — возразил хитрый и коварный блэкберновский внутренний голос.

"Не старайся скандалить с ним, не произноси "доброе утро" так, будто оно у тебя испортилось сразу, как только ты его увидела. Почему он до сих пор называет тебя "мисс Джордмэйн"? Это же смешно".

Это поправимо, но что все-таки делать остаток жизни? Отсидеть его за столом в институте имени Бидни? Если она напишет книгу о Торне Блэкберне, да еще опубликует ее — тогда да. Тогда жизнь сразу изменится, посыпятся приглашения на лекции, семинары, появится много вариантов с работой…

При условии, что Труф будет продолжать заниматься именно этой проблемой.

В этой точке воображение иссякало, поскольку вне своего института или подобного ему Труф ни себя, ни своей дальнейшей жизни не представляла. Все предыдущие годы, ее интересы, образование, вкусы привели Труф к парапсихологии. Труф сравнила себя со стрелой, стремящейся к цели, с человеком, влекомым своей верой.

Впервые она пыталась проанализировать саму себя и сделать вывод о своем прошлом с жестокой строгостью и честностью. Труф задумалась, не является ли ее кичливое самоудовлетворение работой и карьерой всего лишь еще одним звеном в длинной цепи ошибочных выводов и суждений? Что, если ее жизнь предназначалась не для парапсихологии, а для более тонкого предмета?

Что влечет ее? Наука или магия?

Когда Труф подошла к дому, она увидела Доннера и удивилась его занятию. Он кружил на мини-тракторе по лужайке и с помощью какого-то устройства, очень напоминавшего пылесос, собирал опавшие листья, оставляя за собой зеленые бархатные полосы. Доннер помахал Труф, и она махнула ему в ответ. За ним, над низенькими холмами штата Нью-Йорк, претенциозно называемыми жителями штата горами, собирались тяжелые грозовые тучи. Утреннее предсказание Карадока начинало сбываться.

Вспоминая то, что происходило во Вратах Тени во время предыдущей бури, Труф поежилась. Она правильно сделала, что вернулась пораньше, спать она ляжет рано.

Роскошный БМВ Джулиана стоял под балконом, между «сатурном» Труф и белого цвета «вольво». Труф вспомнила, что ей нужно поговорить с Джулианом и увидеть Лайт. Она поправила на плече сумку и заторопилась к лестнице. Не успела она ступить на самый верх, как из-за угла дома, волоча за собой два огромных мешка с сухими листьями и травой, показался Гарет. Увидев Труф, он улыбнулся.

— Приветик, — крикнул он, выпуская мешки. — Из города? — спросил он и тут же, не дожидаясь ответа, прибавил: — Знаешь, что случилось сегодня ночью? Могущественные собираются силы. Джулиан говорит, что нам даны знамения владыками стихий и скоро мы увидим астральные тела хранителей.

"Очень странно", — подумала Труф, подозрительно рассматривая Гарета. Она никак не могла понять, почему этот юноша в помятых джинсах и футболке, совершенно нормально выглядящий, говорит заклинания из арсенала накачанных опиумом и алкоголем спиритов эпохи упадка. Еще более странным было слышать его разглагольствования таким прекрасным осенним вечером, да к тому же в долине Гудзона.

— Это великолепно, — фальшивым радостным голосом ответила Труф, с любопытством оглядывая пылкого юношу.

Гарет улыбнулся. Улыбка у него тоже была совершенно нормальной и очень милой. На какое-то мгновение Труф показалось, что из них двоих ненормальной была именно она.

— Ой, да я совсем забыл, — поправился Гарет. — Ведь ты была там и видела, как все происходит. Здорово, да?

Он стоял, ожидая ответа. Весь его вид требовал подтверждения тому, что калейдоскоп галлюцинаций — непонятно почему падающие картины, мистические призрачные олени и вообще перевернутый мир — это просто здорово.

Про оленя, правда, Гарет не должен бы знать, Труф никому не говорила о своей встрече с ним по дороге домой. Значит, Джулиан предвидел это и рассказал ему.

Но если таинственные олени, а также лошади, волки и собаки являются отголоском работы, начатой еще Блэкберном, а не паранормальными явлениями, чего же тогда стоит ее теория о том, что все происходящее во Вратах Тени — это не магия, а воздействие дома с привидениями?

А что было вначале — магия или маг?

— Труф, — окликнул ее Гарет.

— Извини, Гарет, я задумалась.

— Очутиться в момент появления нового зона — это и страшно, и восхитительно, да? — сказал Гарет, стараясь вызвать Труф на разговор. — Послушай, ты в самом деле не хочешь к нам присоединиться? За две недели ты вполне можешь пройти путь от неофита до зелатора, приобрести свободный доступ в храм и участвовать в наших ритуалах.

Труф молчала. Она понятия не имела, кто такой зелатор. Скорее всего, думала она, это блэкберновский эквивалент скаута первой ступени. Труф волновало совсем другое — она никогда не представляла себе, что может сделаться участницей ритуалов. Они казались ей отвратительными. Теперь же эта идея неожиданно показалась ей интересной и привлекательной.

— Я подумаю, ладно? — ответила она.

— Конечно, — ответил Гарет, сияя восхитительной улыбкой.

Труф осенила жестокая мысль — она подумала, что не встрече с ней радуется Гарет, а вытянутому из нее туманному обещанию. Труф даже мысленно представила, с каким удовольствием он сообщит всем об этом, и ее передернуло. Интуиция, обострившаяся за время пребывания здесь, подсказывала Труф, что милый мальчик Гарет совсем не лишний в доме. Он значительно более «свой», нежели Майкл. Хотя бы потому, что в отличие от Майкла он изо всех сил старается быть частью всего происходящего.

Гарет взялся за мешки.

— Ну, я пошел, нужно собрать листья со всего поместья, а времени мало. Обычно мы жгли их здесь в любое время, у нас есть установка для сжигания подобной дряни, но недавно власти заявили, что она устарела, и разрешили пользоваться ею только в течение двух недель в году. Так что до ноября нужно успеть.

Труф сочувственно улыбнулась. Ей нетрудно было представить, что придирки местного начальства продиктованы не страстью к порядку и не заботой оградить нежную окружающую среду от дыма малогабаритной установки, а давно укоренившейся ненавистью к Вратам Тени и его обитателям. Причем всем обитателям, включая самого Элкану Шейдоу.

"Напрасно вы стараетесь сковать цепями то, что должно быть свободным, тщетно стремитесь укротить то, что не выносит неволи, ибо в ярости своей оно сбросит оковы, и восстанет, и займет принадлежащее ему по праву место среди тех, кто мчится…"

Труф увидела, что Гарет сейчас исчезнет за поворотом.

— Гарет! — позвала она. Он остановился. — Мне нужно поговорить с Лайт, ты не знаешь, где она?

— Где-то около лабиринта, за домом. Оставь вещи на ступеньках, я потом занесу их.

— Спасибо, не нужно. Я сама. — Труф поставила сумки на скамейку у двери. Разговор с Лайт займет немного времени, да и некому здесь красть.

Труф обогнула угол дома и прошла под большим навесом, под которым некогда прятались от непогоды уезжавшие гости. Где-то недалеко должна быть конюшня или то, что от нее осталось. Труф внимательно огляделась, но увидела только террасу, сад, а слева от себя — лабиринт. Значит, конюшня сгорела в одном из бесчисленных пожаров.

— Лайт, — негромко позвала Труф. Она прошла к самому лабиринту, но Лайт не увидела. Джулиан как-то говорил, что она любит уходить в глубь леса. Если она и сейчас повторила свой маршрут, то Труф может искать ее до второго пришествия нового зона, причем успех поисков будет крайне сомнителен.

Труф подошла ко входу в лабиринт и заглянула внутрь. Может быть, Лайт бродит сейчас по его белым гравиевым дорожкам? Лабиринт был не очень сложный, выход из него найти не так трудно, нужно только попеременно поворачивать то вправо, то влево, и выйдешь к центру.

Труф решила войти, сделала несколько шагов и внезапно услышала голоса. Через несколько секунд показались Лайт и Майкл. Обняв девушку за плечи, Майкл что-то ей рассказывал. Лайт весело смеялась, ее серебристые волосы, разметавшиеся по руке Майкла, при каждом шаге поднимались и вились в воздухе легкими облаками. Майкл легонько дотронулся до ее носа, а Лайт, заигрывая, мягко стукнула его по груди. Труф возникла перед ними неожиданно. Лайт вздрогнула, как ребенок, чей секрет внезапно раскрыли. Не убирая руку с плеча Лайт, Майкл напряженно смотрел на Труф. Он не пытался ни делать вид, что ничего не случилось, ни "заговаривать зубы" Труф. Да этого и не требовалось, Труф никогда не была ни доносчиком, ни двурушницей.

— Привет, — произнесла она дружелюбно. — Лайт, я искала тебя, Гарет сказал, что ты здесь. Как ты себя чувствуешь после того, что случилось вечером? — спросила Труф.

— А что случилось? — неуверенно и несколько встревоженно ответила девушка. — Вроде бы ничего. У меня все нормально.

По веселому тону ее голоса Труф подумала, что Лайт, должно быть, ничего не помнит о том, что с ней произошло, а вот больницу, где из нее вытягивали и выбивали информацию, она помнит очень хорошо. И людей, которые истязали ее, она тоже помнит. Труф пожалела о своем вопросе.

— Тогда мы в полном порядке, — улыбнулась Труф. Ей стало любопытно, говорил ли Джулиан Лайт о том, кто ее отец? Если да, то в этом случае у Лайт хватит сообразительности понять, что они сестры. — Мне просто захотелось увидеть тебя.

— Ты не будешь спрашивать меня про Торна? — Лайт вопросительно посмотрела на Труф.

Краем глаза Труф увидела, как Майкл нахмурился.

— Я не собираюсь говорить о том, о чем тебе не хочется разговаривать, — ответила Труф, и это было сущей правдой. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном. — Труф старалась произносить слова медленно и очень внятно, словно перед ней стоял ребенок-несмышленыш. Но что заставляет Труф так о ней думать? Лайт прекрасно все понимает, она просто другая, но ее отличие невозможно выразить никакими словами.

Лайт хихикнула и, опустив голову, стыдливо посмотрела на Труф сквозь ресницы.

— Ты знаешь один секрет, — произнесла она.

Труф задумалась, ей показалось, что она не расслышала местоимение.

— Кто? Я? — переспросила она удивленно.

Продолжая улыбаться, Лайт кивнула. Труф посмотрела на Майкла, ища в его глазах ответа на свой немой вопрос.

— Как ты думаешь, Труф хочет, чтобы это так и оставалось тайной, или она желает ее нам рассказать? — спросил Майкл.

Ничего не говоря, Лайт подошла к Труф и протянула руку. Труф дотронулась до нее, и Лайт сильно сжала ее пальцы.

— Она очень встревожена, — медленно произнесла Лайт, словно читая слова на незнакомом языке. — Она переживает. Потому что я знаю об этом? Нет, ее волнует другое, она думает, что подумают остальные, когда узнают ее тайну. Но все равно, она считает, что об этом лучше всем знать. Труф не любит долго хранить секреты, — произнесла Лайт, глядя ей в глаза.

Труф надоела демонстрация способностей Лайт, к тому же она не видела в них ничего странного или таинственного. Обыкновенная телепатия, только, правда, догадки Лайт звучат уж слишком точными.

— Лайт — моя сестра, — сказала Труф, посмотрев на Майкла. Пальцы Лайт дрогнули и еще крепче сжали ее ладонь — значит, она сказала то, что девушка и ожидала.

Было ли это воздействием психики Лайт, но только, когда Труф посмотрела на ее лицо, ей показалось, что она слышит голос Майкла.

"Если вы не хотите уезжать отсюда ради себя, сделайте это ради спасения Лайт".

Труф мотнула головой, стряхивая наваждение.

"А что бы сделали вы, будь на моем месте?" — пронесся в ее голове ответ.

— Мы разговаривали с Лайт о ее таланте, — произнес Майкл, словно отвечая на немой вопрос Труф.

— Майкл говорит, что мне не нужно видеть всякие вещи, — произнесла Лайт без всякого раздражения.

— Майкл говорил, что все чувства — это дар Божий, — поправил ее Майкл, подходя ближе — А задача человека — научиться владеть ими.

— Имеется в виду, что Лайт не должна пользоваться своими способностями? — резко спросила Труф.

— Имеется в виду, что люди посланы жить в этом мире и здесь мы должны соответствовать ему, а не стараться перенестись в другой мир. У Лайт выдающиеся способности, но не исключено, что в этом мире ее задача не пользоваться ими.

— Ничего себе, — попыталась возразить Труф, но пожатие руки Лайт удержало ее от дальнейших комментариев. Но действительно, разве плохо быть таким, как все, если отличие от остальных несет такую боль?

— Вы же не заговариваете с каждым встречным и не приглашаете его к себе в дом. И наверное, не хотите, чтобы это делала и ваша сестра. Но тогда почему Лайт должна общаться с невидимыми незнакомцами? Ведь в этом случае ей не на кого надеяться, только на свои суждения. Помощи ей ожидать не от кого.

— То есть вы хотите, чтобы она… — Труф никак не могла найти слова помягче.

— Приняла предложение того, кто помог бы ей и закрыл дверь ее души для нежелательных сил, — подсказал Майкл. — Не говорить ей то, что она творение рук Божьих, — это по крайней мере дерзость, но не оказать ей помощи тогда, когда она наиболее в ней нуждается, — это уже преступление, — закончил Майкл. Его мягкая улыбка смягчила монолог, лишив его фанатичности.

— Я вижу твою душу, — обрадованно сказала Лайт, повернувшись к нему. Она собиралась еще что-то сказать, но Майкл прижал к губам палец.

— Помолчи, а то твоя сестра подумает, что я плохо на тебя воздействую. Она будет считать меня религиозным фанатиком, одержимым стяжанием милости Божьей и заставляющим всех следовать за собой.

— А кто вы на самом деле? — с вызовом спросила Труф, готовая к схватке.

— Стяжать милость Божью можно разными средствами, — уклончиво ответил Майкл. — Но только одно из всех считается наиболее безопасным. Однако эта безопасность покупается ценой слез, печали и страданий, и платить ее приходится каждый день. — Майкл посмотрел на Труф. — Мне кажется, я начинаю надоедать вам. Вы и так считаете меня немного нудным. Оставляю вас с Лайт и удаляюсь.

— Нет, нет, — воскликнула Труф, вспоминая об оставленных у двери сумках. Она видела, что Лайт счастлива в обществе Майкла, и решила больше не нарушать их уединения. — Мне нужно идти, я просто хотела повидаться с Лайт.

— Ну хорошо, — сказал Майкл. "Пока хорошо, — сказали Труф его глаза. — А что потом?"

Когда Труф подошла к дверям дома, сумок не было, но ей и в голову не пришло, что их кто-то стащил. Труф вспомнила обещание Гарета и почувствовала себя крайне неудобно.

"Нужно было занести их самой", — подумала она. Труф показалось странным, что Гарет изо всех сил старается как можно прочнее занять свое место в круге. Зачем? Его место и так принадлежит ему по праву. Труф решила сразу направиться в свою комнату.

Она вошла в дом и ощутила солоноватый и одновременно приторный запах ладана. В ее сознании внезапно всплыли события первой ночи пребывания в доме. Труф попыталась отбросить их. Обоняние, конечно, важнейшее из чувств, способное вызывать нелогические ассоциативные воспоминания, но сам по себе запах ладана ничего не значил, ну, может быть, только то, что дверь в храм открыта. Как ни пыталась Труф, она не могла вспомнить, чувствовала ли запах ладана, когда была там. Она пошла наверх и, к своему удивлению, обнаружила, что открыта не только дверь в храм, но и в ее комнату тоже.

Труф остановилась и прислушалась к доносящемуся оттуда шороху. Неужели Гарет обыскивает ее вещи? Нет, пора положить этому конец. Труф влетела в комнату и остановилась как вкопанная.

У зеркала стояла Фиона Кабот и примеряла один из нарядов Труф — кофточку из прозрачного шифона и приталенный бархатный пиджак. Труф всегда волновал один вопрос — почему человек, который отчаянно старается заслужить уважение, считает, что должен одеваться как модель из голливудского каталога?

Сумки были вытряхнуты, оберточная бумага валялась по всему полу. Труф стояла и смотрела, как Фиона натягивала на себя ее одежду. Пиджак был ей определенно мал, но Фиона с явным удовольствием крутилась у зеркала. Она заметила Труф и повернулась.

— А, это ты, — протянула она. — Я видела, как белобрысый идиот заносил к тебе сумки, и зашла посмотреть, не пригодится ли мне что-нибудь…" Она очень серьезно и невозмутимо смотрела на Труф.

Труф показалось странным, что Фиона околачивается в ее комнате столько времени и еще не сгорела от своей собственной, парализующей окружающих злости.

— Убирайся отсюда, — отчетливо произнесла Труф. — Снимай все и проваливай.

— А ты попробуй выкинуть меня, — улыбнулась Фиона. Увидев ее гадкую, сальную физиономию, Труф почувствовала брезгливость. — Как часто повторял твой дорогой папаша, я имею право делать здесь все, что хочу, а ты в это время можешь немножко поплакать. И знай, что если пожалуешься Джулиану, то он тебе сразу отшибет охоту ошиваться тут. Так что успокойся и впредь делай то, что я тебе прикажу. — Фиона сняла пиджак, бросила его в угол и направилась к сумке.

— Слушай, ты, сука, — прошипела Труф.

Ненависть прошла, ее сменило холодное негодование и удивление, которые испытывает человек, впервые столкнувшийся с подонком. Он видел его по телевизору, читал о нем в книжках, но сам не встречал никогда. Перед Труф сейчас стоял прекрасный образчик отпетой сволочи, паскудной бабы, вся задача которой состояла в отравлении жизни окружающих людей. С какой страстью все порядочные люди стараются сделать себя счастливыми, с таким же рвением женщины сорта Фионы стремятся сделать их несчастными.

Фиона повернулась к Труф, улыбнулась мерзкой улыбкой и произнесла такую тираду, что у Труф в ушах запрыгали серьги. Продолжая ехидно улыбаться, Фиона взяла в руки ножницы, нагнулась к одной из сумок и достала платье.

Труф сделала два неторопливых шага вперед, стараясь угадать, успеет ли она схватить за руку эту паскуду, прежде чем она располосует платье.

— Я бы не стал этого делать, — послышался за спиной ровный голос Джулиана. — Фиона, ангел мой, ты, кажется, опять плохо ведешь себя?

— Труф показывала мне костюм, который купила, — бархатным голосом соврала Фиона. — А я увидела тут маленькую ниточку и хотела ее отрезать. Ой, да где же она? Ой, ее уже нет.

Она бросила платье и ножницы на пол, носком туфли отбросила их в сторону и посмотрела на Джулиана с видом женщины, которой все простительно и которой всегда поверят — не потому, что она честна, а потому, что красива.

— Фиона, дорогая. — Голос Джулиана был" тепел и мягок. Услышав его, девушка расцвела, как роза на солнце. — Фиона, — продолжал Джулиан тем же томным голосом, — если ты еще раз зайдешь в эту комнату и побеспокоить мисс Джордмэйн, я отправлю тебя на ближайшую остановку, и тогда молись, чтобы у тебя в кармане оказались деньги на билет. — Потому что, если ты не уедешь на автобусе, тебя повезут на катафалке. Мне не нужны эксцессы здесь, а это значит, что и ты мне не нужна. Надеюсь, что я говорил так ясно, что даже ты меня поняла. Скажи, душа моя, поняла ли ты меня?

Фиона ожидала чего угодно, но только не такого позора. Казалось, что не только ее лицо, но даже косметика потеряла краску. Белая как смерть, с неподвижной физиономией, она стояла посреди комнаты. Глаза ее сделались больше и ярче от навернувшихся слез.

— Я жду, Фиона, — повторил Джулиан, не меняя голоса.

Фиона сглотнула, губы ее скривились. Говорить ей было трудно, она утвердительно кивнула. Труф смотрела на ее бледное лицо, на сгорбившуюся фигуру, на костюм, сразу ставший мешковатым. Джулиан отошел от двери, и Фиона выбежала из комнаты.

— Извини, Труф. — Джулиан посмотрел на нее. — С твоими вещами все в порядке? — Он задумчиво улыбнулся. — Для тебя, конечно, не является секретом, что магия, как, впрочем, и парапсихология, притягивает в основном лиц с нестандартным поведением.

Труф почувствовала, что гнев его прошел, да и она уже не злилась на Фиону. Осталась только жалость — Джулиан поставил девицу на место довольно жестоко. Но через несколько минут Труф уже обо всем забыла, ей даже казалось, что ничего неприятного в ее комнате и не происходило.

Она осторожно подняла ножницы, положила их на место, затем взяла в руки платье и осмотрела его. Не найдя на сверкающей материи никаких следов варварского обращения, она успокоилась. Набросив платье на руку, Труф принялась обследовать пиджак, раздумывая, сможет ли она надевать его и не вспоминать про инцидент с Фионой. Все было в порядке, и Труф положила одежду на кровать.

— Чудесно, — честно, по-мужски произнес Джулиан, оценив покупки.

Щеки Труф слегка покраснели, а почувствовав свою реакцию на вынесенный Джулианом вердикт, она покраснела еще больше.

— У тебя очень неплохой вкус. — Джулиан попытался повернуть разговор на более нейтральную тему. Он смотрел на Труф и улыбался мягкой, интимной улыбкой. — Любое действие, включающее в себя выбор, сопряжено с риском. В большинстве своем люди боятся рисковать.

— Только не я. — Труф подняла глаза и посмотрела на Джулиана.

— Я знаю, — подтвердил Джулиан. — И никогда не сомневался в этом.

Обедали торопливо и в основном молча. Обитатели Врат Тени, свыкшиеся с присутствием Труф, безбоязненно перекидывались таинственными фразами, значение которых Труф, правда, не понимала. Используемая терминология была ей абсолютно неизвестна, да ее не понял бы ни один психолог.

Что могут обычному человеку сказать такие слова, как "ритуал ослабления силы изгнания"? Для Труф она имела такой же смысл, как и "возведение срединной колонны". Слушая все эти разговоры о путях, стезях, колоннах, вратах и домах, о право— и левосторонних деревьях, Труф думала, что она присутствует на праздничном вечере в сумасшедшем доме. Правда, беседа становилась более понятной, когда начинали мелькать термины из лексикона садоводов. Но только что под ними подразумевалось?

Лайт радовалась больше всех, она поминутно оглядывала сидящих и счастливо улыбалась. Остальные, включая Эллиса, относились к ней как к ребенку-любимцу, баловню семьи, и только Труф видела и знала то, на что никто не обращал внимания, — сколько душевных сил тратила Лайт. Любовь, замешенная на невежестве, способна убить.

Труф решила во что бы то ни стало вытащить Лайт из Врат Тени, и в этом союзником ей может быть только Майкл.

Собственное поведение казалось Труф странным. Не желая уезжать отсюда, она стремилась оградить от воздействия дома девушку, которую знает всего неделю. Правда, Лайт была ее сестрой, частью ее крови, взывающей к ней.

— Боюсь, нам придется покинуть вас, — прервал Джулиан ход мыслей Труф. — Он нагнулся и положил руки ей на плечи. — Но я повторю слова Гарета: добро пожаловать в наш круг в любое время.

Труф чуть не взглянула на Майкла, но вовремя опомнилась. Это было бы тактической ошибкой, о которой Труф впоследствии пожалела бы. Плохо, когда знаешь, что не можешь рассчитывать на своего единственного потенциального союзника.

— Мне нужно время подумать, — ответила она, разряжая напряженную обстановку.

— Сколько угодно, — с улыбкой сказал Джулиан и пошел вслед за остальными.

В комнате остались только Труф и Майкл. Он немного посидел и поднялся.

— Майкл, подождите, — остановила его Труф.

Он галантно наклонил голову, ожидая вопроса.

— Предположим, я хочу вступить в круг. Что бы вы сказали мне в этом случае?

Майкл раздумывал над ответом недолго. Тщательно подбирая слова, он медленно произнес:

— Если вы когда-нибудь соберетесь присоединиться к кругу, то знайте, что ни счастья, ни спокойствия вам это не принесет. Скажу больше, вам придется расстаться с надеждой обрести их и в своей дальнейшей жизни.

Он произнес это как судья, выносящий приговор. Труф слушала Майкла с кислой миной. "Монолог, достойный иезуита", — подумала она.

— Вы не верите в магию, Майкл, не верите в работу Блэкберна. Вы считаете, что мой отец был сумасшедшим. — "Тогда что ты тут околачиваешься, Майкл Архангел?" — хотелось крикнуть Труф.

— Отнюдь, — простодушно ответил Майкл. — Я думаю, что он был на верном пути. В том-то все и дело, Труф, что каждое его слово — это истинная правда. Спокойной ночи. — Он галантно поклонился и направился к выходу.

Труф осталась совсем одна.

После стычки с Фионой и разговора с Майклом оставалось только одно — забыться во сне, но вместо этого Труф вышла на улицу и долго бродила по свежему вечернему воздуху. Она специально делала это, чтобы, вернувшись, сразу броситься в постель и заснуть. Когда Труф вернулась к себе, веки ее закрывались, поэтому, наскоро приняв ванну, она легла в постель и уснула, наверное, раньше, чем выключила ночник.

Проснулась Труф от ударов грома, так, во всяком случае, ей показалось. Она открыла глаза, и в ту же секунду блеснула молния, от которой комната наполнилась мутноватым серым светом.

В кресле у кровати сидел мужчина. Увидев его, Труф чуть не вскрикнула от ужаса. Не веря своим глазам, она пристально смотрела на него.

— Только не надо визжать, — сказал он страдальческим голосом. — Не люблю, когда женщины поднимают крик.

Снова блеснула молния, на этот раз уже далеко от дома. Прогремел гром, и тут же хлынул дождь. С неимоверной силой, заглушая удары грома, по стеклу забарабанили тяжелые капли. Труф успокоилась, она узнала ночного гостя. Заставив себя подавить охватившее ее оцепенение и ужас, Труф потянулась к стоящему у кровати ночнику.

— Не стоит, — предупредил Блэкберн.

Труф убрала руку. Если это сон ("Да, конечно же, это сон", — твердило ей сознание), то он сейчас кончится. Труф старалась стряхнуть с себя наваждение, но все ее чувства говорили, что это явь. Труф посмотрела на кресло еще раз. Мужчина, точнее, его неясный силуэт, едва заметный в темной комнате, продолжал находиться в кресле.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила Труф. Великолепно, она начинает разговаривать с призраками.

Снова сверкнула молния. Длинным змеиным языком она ворвалась в комнату и осветила Торна. Он был похож на свой портрет: те же джинсы и футболка, те же длинные светлые волосы, перехваченные лентой.

— Для начала я хочу получить назад свое ожерелье и перстень. Где они?

Труф так поразилась его голосу, что вначале даже не смогла вспомнить, где на самом деле лежат драгоценности. Она была в ужасе, все сознавала, и это был не сон. Поддавшись первобытному страху, она поверила, искренне поверила в то, что возвращение Торна Блэкберна из мертвых состоялось. Перед ней сидел ее отец.

— Они в багажнике моей машины, — наконец сказала она.

— Черт подери, мне не хотелось бы посылать тебя на улицу в такую проклятую погоду, — посетовал Торн Блэкберн. Слова его заглушили раскаты грома. Когда треск и грохот прошел, Блэкберн снова заговорил: — Принеси их в дом и оставь где-нибудь. Они мои и нужны мне. Тебе они ни к чему.

Капли дождя мелкими камешками сыпали по стеклу. Снова сверкнула молния, в ее свете Труф увидела тень Блэкберна на стене, такую же реальную, как и сидящий перед ней нестареющий призрак. Отгоняя вызванное диким страхом головокружение и подступающую тошноту, Труф зажмурила глаза.

— Ты мертв, — стуча зубами, сказала она. — Тебе уже ничего не нужно. — Слова Труф сопровождали громовые раскаты и режущий глаза блеск молний.

— А ты такая же упрямая, как и твоя мать, — произнес Торн с нежностью в голосе. — У меня нет времени спорить с тобой и рассказывать, как я исполняю свои трюки. Я пришел к тебе совсем по другому поводу. Уматывай из моего дома, и чем скорей, тем лучше, пока не очутилась на сковородке со всем своим рационализмом в заднице. Кем ты себя возомнила? Ты не Ганс Хольцер. И запомни, моя милая, ты не чья-нибудь, а моя дочь.

Очень трудно оставаться напуганной после заданной покойным отцом ласковой взбучки, да еще с использованием слов, характерных для не слишком высоких слоев общества. Труф протянула руку к столику и дрожащей рукой надавила на кнопку ночника. Лампа зажглась, Труф медленно повернула голову к креслу.

В нем никого не было.

А кто такой этот Ганс Хольцер?

В комнате было темно, болезненно-бледное освещение давал только экран телевизора и счетчик видеомагнитофона.

"…и я благодарю вас, будущие жители нового зона, за то, что вы пришли послушать меня. Клею, что мы тут собрались все, с нами Эд, и скоро мы отправимся в давно запланированное далекое космическое путешествие".

С покрасневшими от бессонницы глазами Труф сидела в комнате, где находилась коллекция, и смотрела видеозаписи выступлений своего отца.

"Я пришел сказать тебе, чтобы ты уматывала из моего дома, пока не очутилась на сковородке со всем своим рационализмом…"

Эту пленку она смотрела уже пятый раз. Здесь были записи выступлений Торна, показанных по телевизору, откуда они и были сделаны. Блэкберн появлялся ненадолго, но частенько. Его видели в телевизионных шоу и на рок-фестивалях. Он даже выступал в Вудстоке. Если бы кто-нибудь сказал Труф, что она будет вот так сидеть и смотреть на своего отца, она бы никогда не поверила этому, настолько велико было ее отвращение к нему. Но сейчас она не могла отвести от Блэкберна глаз.

Он был таким молодым, ему едва исполнилось двадцать. В то время, после поразительного всплеска рождаемости, молодежи подобного так называемого "взрывного возраста" появилось невероятно много, и они быстро подмяли под себя всю поп-культуру нации от музыки до моды. Засилье юности, "британское нашествие". Легкий ливерпульский акцент отца был очень заметен, если слушать пленки внимательно и знать, что ищешь. Хотя Торн иногда и очень старался говорить голосом ровным и бесцветным, какой бывает у дикторов, уныло сообщающих программу радиопередач. А может быть, этот акцент наигранный, просто последствие повального увлечения всем британским, охватившим Америку в начале шестидесятых? Правда, ни один из биографов Торна Блэкберна не указывал точно его национальность. Труф только казалось, что он должен быть американцем.

Но, как теперь она выяснила, ей слишком многое казалось.

После появления Торна в ее комнате, несмотря на сильную усталость, заснуть Труф уже не могла. Почти час она ворочалась в постели, ломая голову: что делать? Первым желанием было побыстрее одеться, схватить ключи от машины и последовать совету Блэкберна. Труф победила это желание без особого труда.

"Бежать без Лайт? А куда? И зачем? Ты же никогда ни от кого и ни от чего не убегала. Только от сознания, что ты дочь Торна Блэкберна".

Труф отбросила мысль о немедленном побеге. Она оделась и пришла сюда в надежде найти доказательства. Она включила видеомагнитофон и начала просматривать все собранные Джулианом записи. И везде был Торн Блэкберн.

"Но кто такой этот Ганс Хольцер?"

Труф напрягала память, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя.

Вспомнила! Ганс Хольцер был довольно известным ученым, автором нескольких книг по оккультизму, привидениям и всякого рода наваждениям. Он часто выступал с лекциями. Торна Блэкберна он не переваривал за его дилетантский подход к миру ирреального и сверхъестественного. Видимо, поэтому, а может быть, и по каким-то другим причинам его книги имелись в коллекции Джулиана. Труф слышала имя Хольцера, но только не помнила от кого. Должно быть, от Дилана или еще от кого-нибудь. Не Блэкберн же рассказывал ей о нем, это просто невероятно.

Рассматривая маленькую, подвижную фигуру, навеки запечатленную на видеопленке, Труф не переставая удивлялась происшедшему. Она действительно видела Торна или он ей приснился? Если это сон, тогда человек, явившийся к ней в комнату, был в самом деле Торном Блэкберном.

"И запомни, моя милая, ты не чья-нибудь, а моя дочь".

Голос, лицо, манера двигаться — все было его. Хотя до того момента Труф не видела ни одной из этих пленок и сознание ее не могло обратиться к ним, все равно материалов она изучила предостаточно, и на их основании у нее в мозгу мог сложиться вполне правдоподобный образ. А в полусне она приняла его за реально существующий.

"Но тогда как ты расценишь запись? И от имени кого вещает Лайт? А человек, выходивший из комнаты Айрин? Куда отнести все это?"

Труф закрыла лицо руками. Она была беспомощна и, ненавидя, поверила.

"Черт подери, — шептала она. — Будь ты проклят, отец".

11. Истина или последствия

Ты истиной считаешь вечной,

Что во вселенной бесконечной

Нет у добра и зла границ.

Альфред Теннисон

Сделав первый шаг в пропасть иррационального, Труф сразу оказалась в тупике, она не представляла, как ей нужно поступать дальше. Истинно верующий, предполагала она, сняв с себя узду реальности, будет ждать знаков, знамений или чудес, каковые явления укажут ему путь в новой сфере. Но Труф не нуждалась в дополнительных доказательствах, она была сыта ими по горло.

"Хорошо хотя бы, что не нужно верить в магию", — в отчаянии успокаивала она себя. Требовалось только одно — поверить в реальность увиденного и услышанного и продолжать верить дальше. Не исключено, что придется разговаривать с привидениями. Или с одним привидением? Да теперь уже какая разница?

Иметь дело с призраками Труф никогда не доводилось, они отстояли слишком далеко от разумного, стерильного мира клинической парапсихологии и еще дальше от статистических отчетов и хорошо освещенных экспериментальных лабораторий.

Труф боялась только, что привидения — лишь начало, ведь она попала в таинственную страну теней, расположенную между магией и наукой, где не действуют никакие законы. А теперь еще Торн Блэкберн требует, чтобы она немедленно уезжала из Врат Тени.

"Пока не обгорела моя рациональная задница. Но я уже не та рационалистка, какой была раньше. Была, да вся вышла. Не так ли, отец? И я уже не маленькая девочка, не папенькина дочка".

Ей хотелось плакать, но слезы не шли на ее сухие, уставшие глаза. Труф казалось, что она уже все их выплакала. Она устало покачала головой.

Раздавшийся щелчок вывел ее из забытья. Пленка снова кончилась. Труф нажала на перемотку и встала с кресла. Она медленно потянулась и пошла включать светильники. Сидение в темноте ничего не принесло ей. Лампы залили комнату ярким светом. Труф посмотрела на часы, было почти пять утра. Долго же она просидела здесь.

"Все, то есть и Торн, и Майкл — а это то же самое, что сказать «все», — хотят, чтобы я уехала отсюда Но они требуют этого не потому, что я подвергаю себя опасности. Они не об этом говорят".

Труф попыталась сконцентрироваться на том сумасшедшем, неоконченном разговоре с Майклом. Она начала вспоминать его интригующие слова.

"Нет, он говорил не об опасностях, а о том, что я могу узнать нечто такое, чего мне знать не следует. Что же такое можно здесь узнать?"

Недоверие к Торну Блэкберну, которое Труф испытывала всю свою жизнь, во всей своей силе снова вернулось к ней. Неужели это он хочет помешать ей постичь то, к чему она так бессознательно и упорно стремится?

Задумавшись, Труф стояла, держа руку на кнопке выключателя. Внезапно дверь открылась, и в комнату вошла Айрин.

— Это ты? — Обе женщины воскликнули в унисон.

Айрин определенно либо недавно встала, либо только направляется спать. На голове ее Труф увидела надетую на тщательно причесанные волосы серебристую сеточку, косметики на лице не было. Дородная фигура Айрин была укутана в толстый халат, как две капли воды похожий на тот, что она подавала Труф, а ноги были упрятаны в пушистые, мягкие тапочки. Труф мысленно сравнила стоящую перед ней женщину с той изящной, очень юной рыжеволосой хохотушкой, которую она видела на фотографиях. Как же изменилась Айрин за двадцать с лишним лет! Труф подумала, что самая безжалостная магия — это колдовство времени.

— Я зашла, потому что увидела свет в комнате, — сказала Айрин. — После работы я осталась немного помедитировать в храме, иду наверх и вдруг вижу — горит свет. Я подумала, что кто-то из этих несносных мальчишек снова забыл его выключить. Они такие бесшабашные, только и делают, что вгоняют нас в дополнительные расходы, а сами даже не представляют, как заработать хотя бы пенни. И никогда не поинтересуются, откуда мы берем деньги.

— А меня разбудила гроза, — объяснила свой ранний визит в библиотеку Труф. Это было полуправдой, но говорить правду она не решилась. — Я проснулась и подумала, не пойти ли сюда поработать, пока тихо.

— Не спится? — Айрин пристально всматривалась в лицо Труф. — Недосыпаешь, — сама же и ответила она. — Дитя мое, ты выглядишь отвратительно. Вся измотанная, измученная. Тебе сейчас нужна чашка какао и теплая постель. — Она помолчала. — Мне кажется, что еще немного, и ты будешь готова для нашего дела. Неудивительно, что тебе не спится в то время, когда наш круг работает.

Несмотря на сильный магический привкус, Труф поняла тайный смысл слов Айрин, она призывала Труф принять реальность такой, какая она есть. Труф уже считала это для себя приемлемым, во всяком случае, так ей казалось.

Они прошли на кухню, где Айрин тут же начала готовить какао.

— Настоящее, без всяких химикатов и обезвоженных растительных жиров, — приговаривала она. — Положим немного шафрану, он поможет тебе уснуть. Некоторые напитки, и этот тоже, я готовлю по рецептам, составленным еще в средние века.

— Какое счастье, что мне не нужно отправляться туда, чтобы их попробовать, — слабо пошутила Труф.

Хлопоча с кастрюлей, Айрин засмеялась. Она достала из холодильника молоко, добавила в него ванили и шафрана, коричного сахара и поставила на огонь. Как только напиток начал пениться, Айрин сняла его и разлила по чашкам.

Труф поднесла чашку ко рту и глубоко вдохнула приятный аромат. Ей показалось, что она перенеслась в поле — так силен был запах медовых трав. Они смешивались с запахом ванили и приторного тропического шоколада. Чувствовался привкус черной патоки и прелестный, земной запах шафрана. Труф сделала несколько глотков. На вкус напиток оказался еще приятнее.

— Какая вкуснотища, — произнесла Труф, но спать ей тем не менее не захотелось.

Они немного поговорили. Так, ни о чем — о погоде, о магазинах. Труф видела, что Айрин хочет ей что-то сказать, да и самой ей нужно было задать много вопросов.

Айрин не успела разлить по чашкам оставшееся в кастрюльке какао, как вдруг послышался звук открываемой ключом двери, и меньше чем через минуту в кухню вошли мужчина и женщина в одинаковых пальто из грубого вельвета.

— А, это вы, мистер Уокер, — сказала Айрин. — Мистер и миссис Уокер приходят к нам утром делать уборку в доме, — сказала она Труф вполголоса.

— Доброе утро, уважаемые дамы, — ответил Уокер вежливо и дружелюбно, но, как показалось Труф, с некоторым холодным отчуждением.

Так вот почему Труф никогда не видела тех, кто прибирает в доме. Уокеры заканчивали, по-видимому, часам к девяти утра, а Хоскинс с помощником уходили до восьми вечера. Следовательно, ночь Джулиан без лишних свидетелей проводил в храме со своими апостолами.

— Мы тут немного нагрязнили, — спохватилась Айрин. — Ничего, я сейчас все вымою, мистер Уокер. — Она схватила кастрюльку и собралась было идти мыть, но мистер Уокер остановил ее, причем довольно грубо.

— Не трудитесь, Айрин. Давайте лучше отправимся отдыхать, а тем временем старый, добрый Уокер спокойно сделает свою работу.

Труф подхватила Айрин под руку, и, держа в руках чашки с недопитым какао, они вышли из кухни.

Труф выбрала бы для задушевного разговора первую попавшуюся комнату, но Айрин направилась прямиком в храм. Он еще не был убран после ночных бдений. Когда Труф вошла в него, она увидела в центре комнаты расставленные в круг стулья. Труф усмехнулась — если бы не антураж, она бы подумала, что попала в школьный класс.

Нажав на кнопку, Айрин зажгла свет и, устроившись на одном из стульев, пригласила Труф сесть рядом.

Труф покорно опустилась на стул и уставилась в свою чашку. Айрин чувствовала себя в храме спокойно, значит, никаких неприятных воспоминаний или страхов, связанных с этим местом, у нее не было.

— Расскажи мне о моей матери, — попросила ее Труф. — Мой… ну, Торн… Он любил ее? — неуверенно закончила вопрос Труф и густо покраснела.

Просьба была очень детской, да и формулировка вышла какой-то неуклюжей. Однако Айрин отнеслась к вопросу вполне серьезно. Труф заметила, как загорелись ее глаза, а уголки губ приподнялись. Казалось, что Айрин вот-вот улыбнется, видимо, светлые воспоминания о радостных днях были сильнее ужаса, пережитого в последующие годы.

— Я никогда не сомневалась, что она составляла часть его души. Только двух женщин он любил так сильно, совсем не так, как меня. Но я и не виню его за это, лучше прожить год с Торном и потом всю жизнь вспоминать о своем счастье, чем иметь все от другого и весь век каяться. Значит, что касается Торна… — Она немного помолчала и снова продолжила свой рассказ: — Было две женщины, Катрин и… назовем ее просто «другая». Когда пришло время и Торн был вынужден выбирать из двух одну, он выбрал Катрин, навсегда потеряв другую. Это тебе должно о многом говорить. Я не скажу, что во мне бушевала ревность, нет, в те дни мы не знали ни зависти, ни ревности. Мы строили новый мир, с другими законами и правилами. Думаю, что Катрин он выбрал из-за тебя, но тут мне стоит помолчать, поскольку я не должна нарушать обещание. Так вот, Торн любил обеих женщин, но из двух выбрал твою мать. Никаких сомнений не может быть в том, что он любил Катрин.

Айрин задумчиво пила какао, вспоминая те дни.

— Я уверена, что Торн Блэкберн был ниспослан на землю с целью укротить необузданный нрав Катрин. Ты очень на нее похожа внешне, но в тебе много от Каро. Ты, похоже, такая же упрямая, как и она. Торн всегда говорил, что никто не может переубедить Каро, только она сама. Если она что-нибудь решила, это все — спорить с ней было совершенно бесполезно. Катрин была такой же, только еще хлестче. Безрассудная как Люцифер, а вдобавок еще и такая же гордая. В ту ночь… она просто переборщила, вот и все. — Айрин печально покачала головой. Воспоминания о бедах начали затуманивать ее счастливое лицо.

— Тетушка Айрин, а что случилось с Торном той ночью? — Труф непроизвольно назвала Айрин тетушкой, поддавшись внезапно нахлынувшей на нее любви и жалости к несчастной, старой женщине. И опять на какое-то мгновение ей померещилось, что она уже видела и хорошо знала ее в своем далеком прошлом.

— Он… Он увидел, что она мертва. Я могла бы тебе сказать и больше, но повторяю, что связана клятвой круга. — Айрин замолчала.

Труф не нужно было пояснять, какую именно ночь она имеет в виду — в легенде о Торне Блэкберне существовала только одна ночь.

— Увидев, что Катрин умерла, он в отчаянии сорвал с себя драгоценности, это своего рода знаки принадлежности к высшей касте, дорогая. Он бросил их: ожерелье, перстень и браслет, ты, возможно, их видела на фотографиях. Он взял на руки тело Катрин и плакал как ребенок. А потом он исчез, и, сколько полиция ни старалась, она его не нашла. Два дня они рыскали по дому, проверяли всю местность поблизости, перекрыли все дороги, но Торна не обнаружили.

Айрин вздохнула и опустила голову.

— Когда я увидела на руке Джулиана браслет, я, честное слово, чуть не упала в обморок. Но это не оригинал, пользуясь рисунками Блэкберна, Джулиан сделал всего лишь копию. Браслет изготавливается из девяти тонких железных полос. — Голос Айрин был тих и спокоен. Она отвлекала Труф от основной темы, уводила ее в сторону. Так куропатка, выпорхнув из-под самых ног охотников, уводит их от гнезда. Но Труф не так-то легко было заговорить.

Если Айрин не лгала, а делать это ей нет никакого смысла, тогда все, что Труф до сих пор думала об отце, было ложью. Значит, она совершенно напрасно обвиняла его в смерти матери.

— Ты сказала, что Торн видел Катрин мертвой? Отчего она умерла? Джулиан утверждает, что от передозировки наркотиков. Что случилось с ней? И что потом произошло с Торном? — Труф требовала ответов на свои вопросы.

— Я не могу тебе ничего сказать, потому что ты не связана кругом. Я поклялась защищать, скрывать и никому не рассказывать о тайне тайн и об искусстве искусств. Даже самую маленькую часть я не могу открыть тебе.

— Ну хорошо, а Джулиан знает?

— Да. Я проверила его, и, когда убедилась, что он соответствует своему положению в круге, я все открыла ему.

На этом разговор можно было считать законченным. Труф могла допытываться у Айрин нужных сведений хоть до Страшного суда, старая женщина не собиралась ей отвечать.

— Но полиция… — задумчиво проговорила Труф. — Как получилось, что они удовлетворились подобными объяснениями? В наши-то дни не смотрят ни на какие поправки к конституции и сажают всех подряд, большей частью журналистов, а уж в шестидесятых группу полоумных оккультистов никто вообще слушать бы не стал.

— Извини меня, деточка, — проговорила Айрин. — Если бы я могла, то ответила бы на все твои вопросы. Ведь это как в церкви, какой священник расскажет тебе, о чем он говорит в исповедальне? — Она погладила ладонь Труф. — Клятвы материальны, как и ход часов, их нарушать нельзя. Я могу рассказать тебе то, что говорила в полиции, и, поверь мне, это истинная правда.

Труф заставила себя улыбнуться. Что делать, не стоит винить Айрин. Внезапно Труф подумала, не сошла ли она с ума? Что с ней происходит? Она что, находится в бессознательном состоянии? Или сочувствует Айрин? Труф ничего не понимала. Все злодеи и негодяи куда-то вдруг исчезли, и это напугало Труф не меньше, а даже больше, чем само зло.

— Я рассказала им следующее, — продолжала Айрин — И все происходило действительно так, но только если смотреть на внешнюю сторону. Когда наш круг, все тринадцать человек, находились в храме, разразилась страшная буря. Все двери внезапно раскрылись — и двери храма, и двери дома. Катрин, твоя мать… бедная девушка, она забилась в конвульсиях. Позже и вправду выяснилось, что она умерла от слишком сильной дозы наркотиков. Кстати, верь мне, девочка, что Торн не позволял ей принимать их. Полиция квалифицировала смерть твоей матери как несчастный случай. Если бы не это заключение, нам всем грозила бы смертная казнь. Но отец Джона, нашего бедного мальчика, уже пятнадцать лет, как он в могиле, так вот, его отец, человек очень богатый, нанял солидных адвокатов, и они вытянули его сына. А после того, как сняли обвинение с него, выкинули и нас. Полиции, думаю, было все равно, что с нами делать, судить или отпускать. Они охотились только за Торном, и, если бы он попался им в лапы, вот тогда…

— Понятно, тетушка Айрин. Но я опять хочу вернуться к той ночи. Ты говорила, что был сильный шторм.

— Да, был. Торн любил работать в бурю, он говорил, что в такое время легче укрощать и манипулировать силами. Но в ту ночь шторм случился на редкость сильным… Двери распахнулись, и свечи, которые мы держали в руках, сразу погасли. Знаешь, какой страшный поднялся ветер! Мы пытались зажечь свет, но электричества не было, видимо, где-то повредились провода. Мы побежали за фонарями, а когда вернулись, Катрин была мертва, а Торн исчез.

— То есть он мог попросту сбежать, — неуверенным голосом произнесла Труф. Однако если полиция не нашла его тогда и не ищет сейчас, спустя четверть века, его должен был бы найти Джулиан.

— Полицейские тоже так подумали и перерыли весь дом. Мы, конечно, им не мешали, — прибавила Айрин со смехом. — Да и не могли. Поскольку владельцем места являлся Торн, нас объявили приживалами и выкинули. Правда сначала арестовали всех, кроме Кэролайн. А после, когда папаша Джона все устроил, нас выпустили, но к тому времени умерла Дебби. Перед арестом у нее забрали дочку, а затем и лишили материнства. Бедная девочка не выдержала удара и повесилась у себя в камере. Как давно все это было, — печально проговорила Айрин.

Труф подумала, что Дебби, о которой говорит Айрин — это Дебора Уинвуд, мать Лайт. Джон, это, разумеется, Джонатан Ашвелл. Отец у него был очень богат, к тому же имел широкие связи. Но как это все ужасно! Довести до самоубийства беззащитную девушку. Несмотря на то что на все сказанное Айрин можно было посмотреть и иначе, Труф все равно почувствовала, как в ней поднимается злость.

— А что случилось с другими детьми? — спросила она.

— Пилгрим убежал в ту же самую ночь. Это был дикий мальчик, он никого, кроме Торна, не слушал. Не представляю, что могло из него выйти после… исчезновения Торна. Позже мы узнали, что полиция поймала его. Бедняга, ему было всего восемь. Что с ним случилось потом? Не имею представления. Каро пыталась взять и его, но ей отказали. Ей удалось вырвать только тебя. Эти свиньи, так мы их звали между собой, не дали ей даже малышку Лайт. Они тогда были на коне. Как же, обнаружили целую шайку хиппи, занимающихся магией в старинном доме. На нас навалились как на настоящее разбойничье гнездо.

Айрин замолчала. Взгляд ее был устремлен куда-то вперед, в пустоту. Когда она вновь заговорила, голос ее дрожал от негодования.

— Детей отняли всех, и, хотя некоторые из их родителей состояли в законном браке, полиции было на все наплевать. Только через полгода после нашего ареста Каро отдали тебя, думаю, что тут не обошлось без помощи высоких покровителей. Наше дело получило такую широкую огласку, что даже после того, как меня выслали, я еще несколько месяцев читала о нем в газетах. Каро приходила ко мне в тюрьму и просила ни меня, ни других не пытаться получить тебя. Наверное, тогда она уже была готова к схватке. — Я даже и не знаю, что случилось с остальными детьми, — продолжала Айрин. — Собственно говоря, меня отпустили еще до того, как обвинение в убийстве было снято. Местные придурки выслали меня в Англию, предварительно объявив "нежелательной иностранкой". Такое пятно смывается не скоро, поэтому я с тех пор в Америке не была вплоть до этого времени.

Айрин снова вздохнула.

— Все эти годы мне пришлось не сладко, — она покачала головой. — Но я нисколько не сожалею, Торн того стоит. — Углубившись в воспоминания, она еле заметно улыбнулась. Когда Труф впервые увидела эту слабую улыбку, она ей не понравилась, сейчас же, разглядывая Айрин, Труф почувствовала непреодолимую жалость к этой пожилой, исстрадавшейся женщине.

— Я просто удивляюсь, как Джулиану удалось убедить министерство выдать мне новый паспорт и визу, — удивленно продолжала говорить Айрин. — Представляю, сколько он затратил нервов и денег. Я жила в Брайтоне, там в основном делается всякая посуда. Конечно, способности у меня сейчас уже не те, что были раньше, но кое-что я еще умею. Я держала связь с несколькими кругами, которые продолжали дело Блэкберна… Да, совсем забыла сказать, что орден Восточного храма и орден Золотого рассвета, оба по-королевски отреклись от нас, поскольку не считали работу Торна серьезной. После того как Торн исчез, оказалось, что есть много людей, которых глубоко интересовала его работа, и они продолжили ее. В основном они проделывали ритуал прокладывания пути. Открыть путь без "Страдающей Венеры" никому не удавалось и не удастся. Я, конечно, здесь не имею в виду Джулиана, ему это удастся.

Труф не мешала Айрин углубляться в воспоминания, она мучительно думала о том, что неоднократно слышала от нее.

Тело Блэкберна так и не нашли. Айрин так ведь и говорила: исчез, она ни разу не произнесла слово "умер".

— Значит, Торн, может быть, жив? — спросила она.

Айрин прервала рассказ на полуслове и пристально посмотрела на Труф.

— Да нет, — усмехнулась она. — Торна нет в этом мире. Не мучай себя, Труф, и не пытайся узнать у меня больше, чем я могу сказать. Поверь, среди нас Торна не может быть. Если ты думаешь, что в ту ночь он убежал, ты неправа.

Айрин задумалась, казалось, она сомневается, говорить или нет Труф самое главное. Наконец она тяжело вздохнула и произнесла:

— Он не покидал этой комнаты — ни через дверь, ни через окно. Я была там и все видела. И на этом давай закончим наш разговор.

Айрин настояла, чтобы Труф немедленно отправлялась в свою комнату и ложилась спать. Полночная беседа Труф с Торном начинала изглаживаться из памяти, превращаясь в нереальное событие. Труф считала ее почти невероятной и уже не очень-то верила, что она вообще имела место.

Но в то, что Торн находился в ее комнате, она верила. Неясно, правда, когда и в каком качестве, но он здесь был. А поскольку по складу ума и характера Труф принадлежала к категории исследователей, то вполне естественно, что она хотела знать, зачем приходил Блэкберн и что ему тут понадобилось.

Предстояло ответить на три вопроса: почему он приходил именно сюда, почему именно к Труф и почему сегодня.

Совершенно неожиданно для себя Труф заснула, а когда открыла глаза, был уже день. Она спала не раздеваясь, поэтому, проснувшись, почувствовала себя разбитой и чумазой. Помогла холодная вода. Труф энергично умылась, и неприятное ощущение исчезло вместе с остатками паутины сна. Почувствовав себя готовой к продолжению работы во Вратах Тени и решению поставленных задач, Труф решила сегодня засесть в библиотеке и снова взяться за коллекцию. Блэкберниана оказывалась прекрасным источником для биографии Торна.

Если он и в самом деле англичанин, то в этом случае без помощи Дилана Труф не обойтись. У него в Англии много друзей, и он может попросить их поискать какие-нибудь сведения о жизни Блэкберна. Начать можно с министерства иностранных дел, оттуда, где Торн получал паспорт.

Кстати, о паспорте. Если англичане аннулировали паспорт Айрин, как она говорит, а американцы лишили ее визы на въезд в Штаты, как Джулиану удалось вернуть ей и то, и другое?

"Может быть, Айрин неправильно информировали?" — засомневалась Труф.

Раздумывая о возможных подходах к решению своих задач, Труф переоделась. К темным брюкам и белой хлопковой блузке она добавила недавно купленный вызывающе красивый пиджак, так не понравившийся Фионе. Уж если Труф не шарахается в страхе от призраков, то от нахальной девицы она тем более не собирается убегать. Джулиан, конечно, молодец, здорово он щелкнул по носу эту паскуду. Немного, правда, жестковато.

"Но поняла ли она? Вот в чем вопрос", — размышляла Труф.

Урчание в желудке напомнило Труф, что завтрак она пропустила. Экспериментировать со здоровьем не следовало бы, в случае недосыпания нужно много есть. Это Труф знала хорошо еще со времени окончания университета, когда хроническое недосыпание она в значительной степени компенсировала пиццей и шоколадными батончиками. Сейчас до такого она, разумеется, не дойдет, поэтому ленч будет как нельзя кстати. Она вышла из комнаты и направилась в столовую.

Ленч во Вратах Тени походил на шведский стол в гостинице. На столах у стены были расставлены тарелки с супами, бульонами и салатами из овощей и мяса. Как и завтрак, ленч проходил в неформальной обстановке, все вели себя достаточно раскованно, уходили и приходили когда кому вздумается.

Войдя в зал, Труф увидела Эллиса, Хиауорда и Лайт. Девушка меланхолично помешивала ложкой суп и радостно поглядывала на горку из конфет и шоколада. Увидев Труф, она улыбнулась.

— Как хорошо. — Она замолчала и наклонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Продолжая пристально смотреть на Труф, Лайт, казалось, уже не видела ее. — Ты чувствуешь себя лучше, — наконец произнесла она.

— Зато ты почувствуешь себя плохо, если будешь есть столько сладкого на голодный желудок, — задумчиво ответила Труф.

Эллис пробурчал что-то очень невразумительное, но, как показалась Труф, весьма похожее на комплимент. Перед отставным музыкантом стоял высокий стакан, наполненный какой-то янтарной жидкостью. Труф могла смело поклясться, что это не чай.

Лайт поежилась и демонстративно бросила ложку. С легким всплеском она исчезла в супе.

— Ну ладно, — торопливо сказала Труф. — В конце концов, не важно, в каком порядке ты будешь есть, главное — есть не только конфеты и шоколад.

— Дети, — заметил Хиауорд, не обращаясь ни к кому конкретно, — не могут жить ни со сладким, ни без него.

Лайт тут же показала ему язык. Она отставила от себя тарелку, схватила батончик шоколада и, торжествуя, впилась в него.

— Бутерброды и салаты вон там, а суп и бульон найдешь у окна. За кофе и десертом мы ходим на кухню, ленч — единственное время, когда Хоскинс дозволяет нам входить в его святилище, и то только потому, что его нет. Он отправляется за покупками, — пояснил Хиауорд.

Труф выдвинула стул рядом с Лайт, принесла себе салат и отправилась на кухню. Когда она вернулась с чашкой кофе в одной руке и завернутыми в салфетку еще горячими булочками в другой, то увидела, что ее тарелка наполовину пуста. Зато на лице Лайт играла предательская, слишком невинная улыбка.

Труф хмыкнула.

— Ничего, я знаю фокус получше, — произнесла она и добавила к остаткам салата несколько кусков холодного ростбифа. Лайт наморщила нос и продолжила поглощать десерт.

Труф попробовала ростбиф. Как и все, что готовилось во Вратах Тени, он был великолепен. Труф взяла салфетку и вытерла со щеки Лайт майонез. Внезапно она почувствовала, что ее покровительство и забота о вновь обретенной сестре становится пугающей в своей назойливости.

— Итак, что мы делаем сегодня? — весело спросила она. Вспомнился ее разговор с Карадоком. Неужели он происходил только вчера? Карадок сказал, что суть магии состоит в искусстве перевоплощаться, что она — инструмент, данный рассудку человека, и ни церковь, ни государство не имеют право отнимать его. Очень благородно и вполне сентиментально, но как все происходит в реальности?

— На сегодня храм закрыт, и мы остались без работы, — ответил Хиауорд. — Но большинству придется разучивать партии для завтрашнего ритуала. Хотя мы не новички и знаем, что будем делать, плохо, когда в священном театре вдруг возникает заминка.

Слова Хиауорда вызвали у Труф давно забытые воспоминания.

— Ты был актером? До того, как ты очутился здесь? — спросила его Труф.

— Я в любом месте «здесь», — усмехнулся Хиауорд. — Ты права, но я не буду спрашивать тебя, в каком спектакле ты меня видела, это было бы напрасной затеей. Но как ты догадалась?

— Когда я заканчивала университет, у меня был приятель, цыган, он работал на Бродвее. Он что-то рассказывал мне про театр, который ставил пьесы в темноте. Подозреваю, у них были какие-то нелады с оплатой электричества.

Хиауорд засмеялся.

— Да нет, не поэтому. Да, разговаривать с тобой нужно крайне осмотрительно. Ты слишком наблюдательна. — Серые, волчьи глаза внимательно смотрели на Труф, и она поняла, что в его словах кроется какой-то тайный смысл.

— Не знаю, какие уж там у тебя актерские данные, мой почтенный хранитель, но ты бы поменьше таскался со своим чертовым мечом, — нетвердым голосом проговорил Эллис. — Еще немного, и Джулиан проткнул бы меня насквозь. — Он взял свой стакан и допил его.

"Это шерри", — сделала вывод Труф.

— Да ты просто выронил его, запутался в одежде, — парировал Хиауорд, продолжая рассматривать Труф. — Вот почему так важно учить роль, уважаемый страж врат. Кстати об одежде. Труф, что такое ты сказала нашей маленькой Фи, ангелу сострадания в стиле Тициана? Я впервые видел, чтобы она так плохо справлялась со своей ролью.

Раз Хиауорд говорил об одежде, значит, он прекрасно знал, что произошло. А больше, решила Труф, ему знать и не следует.

— Сколько времени ты ее знаешь? — вместо ответа спросила она и, задав вопрос, поняла, что ей в самом деле это очень интересно.

— Наш круг работает около года. Мы с Эллисом занимались работой Блэкберна и раньше. Айрин и Док, так мы зовем Карадока, конечно, тоже. Фиона до встречи с Джулианом не знала ни аирт, ни эпопта.

Галльское слово «аирт» обозначает «направление», но, как некогда и Фиона, Труф представления не имела, что такое «эпопт». Кажется, она слышала это слово на одной из пленок, но не была уверена. Труф вопросительно посмотрела на Эллиса, но тот сидел, отвернувшись, не желая увеличивать познания Труф.

— Я иногда удивляюсь, — заговорил он, — почему Блэкберн не изобрел магическую систему, в которой женщинам отводилась бы менее важная роль?

— Ну, ты даешь, Эллис, — с притворной суровостью сказал Хиауорд. — Ты у нас случаем не женоненавистник?

Эллис криво усмехнулся.

— Да нет. Я просто хочу сказать, что вся работа Блэкберна во многом зависит от иеролатора и иерофекса, а ими являются женщины.

— Но есть и ритуал Анубиса, — подбросил идею Хиауорд.

— Есть, — охотно согласился Эллис. — Увидев устремленный на него взгляд Труф, он замолчал, еще раз приложился к стакану и снова заговорил: — Поскольку ты занимаешься какими-то исследованиями, я тебе скажу. Ритуал Анубиса был разработан Блэкберном для прокладывания пути, и в нем роль женщин выполняют мужчины. Он был признан в "круге огня", так называлась блэкберновская ложа в Сан-Франциско.

— Неудивительно, что там этот ритуал встретили с восторгом.

— Но я не думаю, что он когда-либо выполнялся. Потому что в этом случае можно было бы легко отыскать могилу Блэкберна и вызвать его оттуда.

Эллис был здорово пьян, но то, что он говорил, показалось Труф слишком даже для пьяного. А еще Труф почувствовала, что оккультисты напоминают академиков больше, чем она предполагала. И те, и другие круги очень замкнуты, хорошо знают, кто чем занимается, и относятся к своим конкурентам с такой же неприязнью.

— Дело в другом — найти медиума-мужчину значительно сложнее, почти все известные медиумы были женщинами. Я прав? — Хиауорд посмотрел на Труф.

Труф была благодарна Хиауорду за то, что он пригласил ее поучаствовать в разговоре. Эту тему она знала неплохо и, вероятно, Хиауорду это было известно. Но откуда?

— Самые знаменитые медиумы как раз мужчины. Возьмите Лии, он жил в восемнадцатом веке в Лондоне и принимал участие в раскрытии дела печально известного лондонского потрошителя. Не меньше известен и другой медиум-мужчина, Даниэль Хоум. Гудини хвалился, что раскроет его трюки, но потерпел фиаско. Женщин-медиумов больше количественно, их соотношение составляет приблизительно три к одному. Не знаю, почему так. Возможно, женщину легче убедить в том, что окружающий мир не всегда поддается логическому анализу.

— Скорее всего, это так, — с горечью произнес Эллис.

— Если бы мир представлял собой упорядоченное место, которое можно осмыслить логически, то мы все были бы унитарианцами, — сказал Хиауорд. — Исчезли бы войны и конфликты. Зачем и за что драться? Ну да ладно. Я должен бежать, Джулиан попросил меня съездить за кое-какими покупками в Нью-Йорк.

Хиауорд встал.

— Если ты направляешься в Нью-Йорк, я еду с тобой. Остановишься около моего дома, я там кое-что возьму. — Эллис поднялся. Стоял он очень нетвердо и, чтобы не упасть, придерживался рукой за край стола.

Хиауорд изумленно посмотрел на него.

— Не волнуйся, все, что говорил Джулиан, я хорошо помню, — пробормотал Эллис, как бы отвечая на невысказанное возражение Хиауорда. — Но позволь тебе заметить, что я не собираюсь сегодня появиться в вечернем шоу на телевидении, как это делал наш основатель. Я просто хочу посмотреть, поливает ли Дориан цветы, и взять кое-какие вещи. Становится прохладно, а у меня здесь ничего нет.

Хиауорд устремил взгляд в потолок, ища небесной защиты, затем посмотрел на Эллиса.

— Пусть гнев Джулиана падет на твою, а не на мою голову, дражайший страж врат, — произнес он. — И предупреждаю, что насчет тебя я врать не буду. — К удовольствию Труф, он взял свою тарелку, подхватил тарелку Эллиса и понес их на кухню.

"В слаженном ансамбле имени гармонии нового зона произошел маленький раскол", — подумала Труф, когда оба мужчины ушли.

Беседа прошла вполне дружески, юмор был естественным, на за всем этим осталось очень много невысказанного, и Труф хотелось бы знать, что именно не договорили Хиауорд и Эллис.

Лайт тоже собрала свои тарелки и поднялась.

— А ты что собираешься делать? — спросила ее Труф.

— Останусь с тобой, — ответила девушка.

Труф ничего не имела против этого, хотя Лайт ввиду своей неразговорчивости в качестве собеседника и товарища была не очень-то приемлема. Они прошли в библиотеку. Труф села за стол. Лайт высмотрела себе кресло, на которое падал яркий солнечный свет, удобно устроилась в нем, поджала под себя ноги и стала похожа на теплую домашнюю кошечку. Через минуту взгляд ее стал отсутствующим, и, когда Труф окликнула ее, она уже ничего не слышала.

Труф посмотрела в ее широко раскрытые серебристые глаза и удивленно покачала головой. Казалось, что сознание Лайт витало где-то далеко. Труф не стала вторично звать ее. "Пусть бедная девочка побудет одна, возможно, ей удастся забыть все то зло, что причинили ей люди, пытаясь изменить ее".

Труф удивилась, что продолжает относиться к Лайт, как к шаловливому ребенку, тогда как она совсем немногим моложе самой Труф. Сколько ей лет? Она дочь Торна Блэкберна, в этом не может быть никаких сомнений, следовательно, ей никак не меньше двадцати семи. Ведь ее мать Дебора Уинвуд, значит, она родилась не позже тридцатого апреля шестьдесят девятого года. Труф вспомнила о самоубийстве матери Лайт и поежилась. Смерть матери, какое страшное начало жизни ребенка. А что у нее было потом? Темнота и тени.

Но тут в ее жизнь вошел Джулиан. Всякий раз, когда Труф пыталась посмотреть на него как на Наполеона современного преступного мира, в ее памяти немедленно всплывало все то добро, которое он сделал для Лайт, и криминальный образ тут же увядал. Джулиан, конечно, был далеко не ангел, но то, что он сделал для бедной девушки, перевешивало его недостатки с лихвой.

Труф вздохнула и неохотно направилась к ящикам с папками. Дело Торна Блэкберна требовало изучения. В настоящее время это стало для Труф целью жизни, только она уже не могла считать его дьяволом во плоти. Мошенником, жуликом, фарисеем, кем угодно, но не хладнокровным убийцей, каким Труф считала его раньше.

И оттого, что Торн восстал из мертвых, недостатков у него не уменьшилось. Он может сменить облик, но не изменить свою прошлую жизнь. Так думала Труф, в очередной раз приступая к жизнеописанию Блэкберна.

Она начала читать письма, собранные и аккуратно, в хронологическом порядке разложенные Джулианом. Как оказалось, переписку Торн вел весьма обширную, причем не печатал письма, а только писал от руки. Почерк у него в ранних письмах — а Труф читала сейчас переписку 1959 года, — был очень плохой, неразборчивый. Разобрать некоторые письма было порой почти невозможно. К тому же и сам текст не слишком отличался от почерка. Вот какие проклятия посылал Торн из Нового Орлеана в адрес "туристического варианта" вуду и его исполнителей:

"Иногда мне так хочется открыть врата смерти и вызвать в этот падший мир Мари Лаво. Но одного я боюсь, что не эти обожравшиеся кукурузными хлопьями «втиралы» отшатнутся от королевы ведьм, а она сама затрясется от страха, увидев этих подонков. С тех пор, как я был здесь в последний раз, тут столько переменилось…"

Дальше Торн писал о том, что, когда он приезжал в Новый Орлеан раньше, город все еще продолжал находиться под французским влиянием. Сейчас же все неприятно переменилось. Письмо заканчивалось довольно вежливой, но настойчивой просьбой прислать денег. Был и постскриптум, написанный по-гречески.

Не мудрствуя лукаво, Труф взялась за перевод.

— "То не мертво, что может вечно лгать", — бормотала она. — А дальше-то что? Ага. "И с чем-то что-то, даже смерть может умереть". Ничего себе. Ай да я, — восторженно оценила свои переводческие попытки Труф.

В 1959 году Блэкберн находился под очевидным влиянием магического искусства Говарда Лавкрафта, Жозефа Бальзамо и, несомненно, графа Калиостро, ведь Блэкберн утверждал, что ему уже более ста лет.

— А папа мой — вампир Лестат, — произнесла Труф едким тоном.

С течением времени письма становились все длиннее и длиннее. Лучше становился и почерк Торна. Труф внимательно читала написанные ровные строки детальных объяснений и описаний оккультных теорий, которые она совсем не понимала. Одно было ей ясно вполне, и это она усвоила с первых писем Блэкберна — между миром богов и миром людей есть некие врата, и открыть их можно с помощью магии.

Позже в письмах стал появляться новый титул Блэкберна, он начал называть себя "старой кровью", потомком сидхе, будто бы он избран богами еще раз попробовать открыть заветные врата. Очень часто в своих письмах Торн упоминал войну. Сначала Труф подумала, что он имеет в виду Вьетнам, но после убедилась, что Торн говорит о второй мировой войне.

Если Торну в момент смерти было лет тридцать, тогда выходило, что родился он где-то году в тридцать девятом и детство у него прошло в войну. Однако в письмах ссылки на его детство были не только очень туманны и расплывчаты, но и редки, как, например, вот эта:

"…уже в самом начале войны всем тем, кто чувствовал пульсацию высшего порядка, стало ясно — мы приближаемся к концу эры. Кроули полагал, что установление нового зона завещано в 1904 году, но он не понял Айвасса. Он был просто провозвестником, который взывал: "В пустыне проложите путь!"

"К счастью, великий зверь уже умер, — подумала Труф, глядя на дату. — Он бы не пережил такого понижения в должности. Потерять лавры Люцифера и опуститься до простого Иоанна Предтечи, вот так лишают людей земной славы". Но Кроули умер в 1947 году, то есть если его подпись на подаренной книге подлинна, то, значит, Торн знал его, еще будучи ребенком.

Труф сделал себе еще одну пометку — проверить связь между Блэкберном и Кроули, что было сделать очень трудно. Последователи Кроули были ребята замкнутые и напуганные, да и было отчего. За все время их существования на них вылили достаточно грязи.

Ну что ж, делать все равно надо…

Корреспонденция Торна подходила к концу, папок оставалось совсем немного, и все они были тоненькими. После того как письма кончились, Труф принялась за ту самую подпольную газету. Очень странно, но, получив в руки газету, Торн стал и меньше писать писем. Газетку ему оплатил один из его последователей. Как, впрочем, и все другое: дом в Хайт-Эшбери, "таинственный школьный автобус" и, конечно, Врата Тени. Торн опустошал кошельки своих поклонников очень умело, он как бы ненароком говорил им: "Я не хочу жить на милостыню и не могу позволить себе зависеть от чьих-либо прихотей".

В процессе своего исследования Труф натолкнулась на странную картину. Она выяснила, что Торн получал большие пожертвования, и решила узнать откуда. И тут она все поняла: последователями Торна Блэкберна были не просто молодые люди, а богатые и очень богатые, то есть те, кто умеет обращаться с деньгами и неохотно отдает их мошенникам.

У Торна на таких богатеньких был отточенный нюх, он чуял их издалека и, нацелившись, разорял дотла. Ибо кроме нюха у него был и некий шарм, обезоруживающий человека и делающий его покорным. Полиция прекратила расследование дела о смерти Катрин и отпустила тех, кто в 1969 году проживал во Вратах Тени, совсем не из милосердия и не от избытка либерализма. Хиппи оказались на свободе потому, что они все были богаты. Вот на эту интересную деталь Труф и наткнулась.

— Среди них не было никого беднее биржевого маклера, — сказала Труф вполголоса. — Торн явно не принадлежал к тем, кто считает, что рай может быть и в шалаше. На этот счет у него взгляды были несколько иные.

Но еще неожиданней было другое. Нигде Труф не нашла и намека на то, что Торн, выманивая у своих поклонников деньги, клал их себе в карман. Стройная теория Труф, в которой ее отец стойко занимал место мошенника и вымогателя, набивающего собственную мошну, начала рушиться. Собственно говоря, она уже рухнула. Если Торн не наживался на полученных деньгах, какой же он, к черту, мошенник?

Торн получал и наследства, хотя и не свои, но тратил все деньги на то, что называл работой. Было и несколько экстравагантных проектов, в частности отделка пола храма чистым серебром. Да, Блэкберн, оказывается, мог не только добывать деньги, но и расточать их.

— Но несмотря ни на что, его намерения были чисты, — констатировала Труф со вздохом. — Да, папа, что же мне с тобой делать? Сейчас, в начале девяностых, когда все знают цену деньгам и ненавидят алчность, стоит Труф только сообщить о финансовых делах Торна Блэкберна, и его репутация будет сразу подмочена.

Но хочет ли она делать это? Действительно, хочет? Все еще хочет?

— Джулиан идет, — провозгласила Лайт.

Услышав голос сестры, Труф чуть не подпрыгнула от неожиданности. Джулиан, одетый в тонкий свитер из шелка и твидовые слаксы, был похож на карточного шулера высокого пошиба, находящегося в отпуске. Он закрыл дверь и направился к Труф.

— Я перебил тебя? — спросил он, заглядывая в бумаги. — Составление биографической справки в самом разгаре? Извини, я не знал. — Он взял одно из писем Торна.

Внезапно Труф подумала о том, сколько же стоят все эти бесценные, невосполнимые и незаменимые письма?

— Джулиан, а как… — Она замялась. — Прости, пожалуйста, но каким образом…

Джулиан улыбнулся.

— Ты хочешь спросить, сколько квартир я обокрал? Не стесняйся, я охотно отвечу — ни одной.

Сегодня веселье Джулиана граничило с эйфорией. Таким беспечным Труф его еще не видела.

— Вижу, что я разочаровал тебя, — сказал он со смехом, — но все значительно прозаичнее. Я давал объявления во все журналы, касающиеся магии, и мне приходили предложения. Так или иначе, но все здесь находящееся я купил. Одно плохо — Торн не хранил писем, написанных ему, так что в большинстве случаев это односторонняя переписка.

Труф уже заметила это, только несколько самых тоненьких папочек содержали письма Торну. Конечно, это не значило, что писем не существовало вовсе. Где-то, может быть, они и были, но, если их не достал Джулиан, Труф могла бы попробовать сделать это. Если не деньги, то источники у нее были.

— Ты вынуждаешь меня сказать, что есть вещи, которые нельзя купить, — сказала Труф.

— Согласен, есть, но их очень-очень немного, — певучим голосом ответил Джулиан. Он едва сдерживал свою кипучую энергию и игривое настроение. — И как я успел заметить, эти вещи — самые главные в жизни. Ну а что у тебя? Удалось узнать что-нибудь интересное о Торне Блэкберне?

— Не так много. Грошовые сведения о его магических турне, чуть больше о финансовых делах. — Труф не удержалась и спросила: — Джулиан, ты знаешь о Блэкберне больше всех. Где он родился? Как получилось, что он… ну, стал заниматься оккультизмом?

— Отдаю должное вашему такту, мисс Джордмэйн. Я, право слово, ожидал, что вы скажете иначе. К примеру, "как это его угораздило заняться этим идиотизмом?". — Он выдвинул кресло и сел рядом с Труф. — Попытаюсь, насколько возможно, ответить на твой вопрос. — Он вытянул руки и стал внимательно разглядывать кончики своих пальцев, будто то, что он собирался сказать, было написано на них.

— Насколько мне известно, Торн был англичанином или по крайней мере много времени провел в Англии. Прошлое его похоже на неоконченную историю, вначале которой лежит убийство. В ней много загадок и мало ответов. Рассказывать тебе легенды, а не конкретные факты мне не хочется, — говорил Джулиан, продолжая разглядывать ладони и хорошо отполированные овалы ногтей.

Труф непроизвольно следила за ним.

— По одной из версий, англичанкой была его мать. В конце войны, в сороковых годах, она вышла замуж за американца, тогда многие так делали. А возможно, что она переехала со своим мужем в Соединенные Штаты, что говорит о том, что Торн мог родиться и здесь, — рассказывал Джулиан. — Поговаривают также, что его родители умерли очень рано, и после их смерти Торн вернулся в Англию, к родителям своей матери. В свое время ФБР завело досье на него, и часть материалов мне удалось увидеть. Проделал я это с помощью мощной магической атаки — обратился к властям и намекнул на то, что свобода доступа к любой информации гражданам США гарантирована конституцией. — Улыбаясь, Джулиан посмотрел на Труф, и она увидела его глаза, яркие и прозрачные, как Карибское море. Только взгляд их оставался по-прежнему пристальным, змеиным.

— А больше они о нем ничего не знают? — спросила она. Труф чувствовала, что стоит ей заговорить, и невидимая паутина, которой продолжал опутывать ее Джулиан, тут же рвется.

— Их больше интересовало, не с кем он ходил в школу, а с кем он встречался тогда, — задумчиво ответил Джулиан. — Очень недальновидно с их стороны, я считаю. Они не очень много насобирали, Торн был человеком крайне осторожным и подозрительным. Что касается меня, то я не старался выяснить его жизнь, мои интересы лежали совсем в другой плоскости. Подозреваю, и имею на это основания, что Торн не настоящее имя, а несколько измененная девичья фамилия его матери. Если бы я хотел выяснить его биографию, я бы начал с фамилии Торне. Настоящее его имя было Дуглас, а полностью — Дуглас Торне Блэкберн.

— Как-то странно называть его Дуг, — заметила Труф. — Полагаю, что будет нелегко, но я попытаюсь найти какие-нибудь записи о браках американских военнослужащих. И начну я с северной части Англии.

— Почему именно оттуда? — спросил Джулиан, и Труф не раздумывая ответила:

— Он говорит с акцентом, ливерпульским или бирмингемским. — Она не сразу поняла, что проговорилась. А поняв, прикусила язык, но было уже поздно. Она попыталась увести разговор. — У жителей Южной Англии произношение другое. Если Торн жил со своими дедом и бабкой, он, конечно же, многое перенял от них в произношении, — неуверенно говорила Труф.

— Акцент в голосе? — переспросил Джулиан.

Труф ожидала продолжения. "А где же ты его слышала?" — должен был спросить он.

Он действительно говорил с акцентом, но услышать его было очень непросто. Торн старательно избегал его, и только когда беседовал с друзьями, можно было услышать его. Во время концертов и выступлений уловить акцент было практически невозможно. На пленках речь звучит без акцента, а вот когда он говорил во Вратах Тени со своей дочерью, она его слышала отчетливо. Труф понимала свою оплошность, щеки ее покраснели, она опустила голову.

Джулиан молча смотрел на нее, словно обо всем догадываясь. Или Труф казалось, что у него такой понимающий взгляд?

— Я слушала записи и смотрела пленки, — произнесла она. — Отчетливо слышно, если прислушиваться. — Ее бесцветный голос звучал неубедительно. А что, если она расскажет все, что произошло, это прозвучит правдоподобней?

Джулиан продолжал внимательно разглядывать Труф.

— Да, — наконец произнес он. — Если Торн к кому-то из нас и придет, то только к тебе.

Что Труф оставалось делать? Признаваться, что она, человек, который не верит в привидения, разговаривала со своим отцом? И это после того, как она шантажом заставила Джулиана согласиться на установку в доме различного оборудования для разгона духов? Прекрасно! Труф отвернулась и заметила, что Лайт куда-то исчезла.

— Лайт, — сказала Труф.

Она встала и оглядела комнату — девушки нигде не было.

— Она была здесь, когда я входил, — безразличным голосом произнес Джулиан. — Должно быть, наши разговоры ей надоели, и она ушла. Не волнуйся, Труф, ты еще заметишь, что на своих мягких, как у кошки, лапках Лайт способна появляться так же неожиданно и незаметно, как и исчезать. Она уже не маленькая, ничего ей тут не грозит, пусть гуляет. Я нисколько не сомневаюсь, что к обеду она вернется.

— Но… — попыталась протестовать Труф.

— Не переживай, — твердо произнес Джулиан и положил свою руку на ладонь Труф.

Она неохотно опустилась в кресло. Прикосновение теплой руки Джулиана вызвало в ней легкий трепет. Нравилось ей или нет, но в словах Джулиана была определенная правда — Лайт вполне самостоятельная, дееспособная девушка, и Труф должна либо признать это, либо отправлять Лайт в больницу. В такую, из которой ее вытащил Джулиан и последствия пребывания в которой она уже видела.

— Да, ты прав, — ответила она, хотя все ее естество восставало против этих слов. Но не говорила ли в ней просто уязвленная гордость? Самоуверенность, чувство, которое Труф воспитывала в себе все эти годы, тоже может быть своего рода ловушкой?

Труф никогда еще не чувствовала себя такой неуверенной. Она понимала, что ей нужно защищать Лайт, но не знала как.

— Ну что ты так переживаешь? — тихим, почти интимным голосом произнес Джулиан. — Моя работа идет великолепно, твоя, судя по всему, тоже обещает принести некоторые плоды. Что еще нужно? Если ты считаешь, что поездка в Англию будет тебе полезной, я буду счастлив взять на себя все расходы. У меня достаточно широкие связи в определенных сферах. Тебе нужны рекомендации? Что тебя так тревожит?

— Ты очень добр ко мне, Джулиан, — протянула Труф.

— Моя цель в этом тоже просматривается, — поправил ее Джулиан. — Я не меньше тебя заинтересован в раскрытии некоторых тайн из прошлого Торна Блэкберна. Прежде всего, я хотел бы узнать, правда ли, что крестником Торна является Элайстер Кроули? Я слышал также, что дед Торна был членом ордена Золотого рассвета. Тоже было бы неплохо узнать. — Слова и манящая улыбка Джулиана возбудили интерес Труф. И не только научный.

— И когда вообще Торн родился? Пока мы считаем, что в тридцать девятом году, но никаких фактов на этот счет нет, — прибавила Труф. — Война, по крайней мере для американцев, длилась с сорок первого по сорок пятый год. Если твоя теория верна, то Торн родился не раньше сорок второго года.

— Это не исключено, — ответил Джулиан. — Тогда в шестьдесят девятом ему было двадцать семь лет.

— Когда он умер, — бросила Труф.

— Точнее, когда он исчез, — мягко поправил ее Джулиан. — И несмотря на то, что поисками Торна занимались лучшие сыщики полиции округа и штата Нью-Йорк, а также и ФБР, Торна они не нашли.

Труф покачала головой, обдумывая сказанное. У нее не было ответов даже на самые простые вопросы о Торне Блэкберне, казалось, что не только вся его жизнь, но и смерть окутаны завесой мистики и самоуверенности.

— А что, Труф, почему бы тебе не съездить в Англию? — Ей вдруг показалось, что он уговаривает ее. — Или поедем вместе. Как ты смотришь на то, чтобы провести Рождество в Париже?

— Уж не соблазнить ли ты меня решил? — Труф всегда подводила манера сначала говорить, а потом уже думать. Она снова вспыхнула. — Извини, Джулиан, я совсем не то хотела сказать, — начала она оправдываться.

— Ничего страшного не случилось. Но я действительно сделал робкую и очень галантную попытку к этому, а ты меня сразу раскусила. — Он засмеялся и, взяв руку Труф, посмотрел на ее ладонь. — Труф, ты очень восприимчива и совсем не наивна. Уверен, ты знаешь, что человек с такими возможностями, как у меня, почти ни в чем не нуждается. Я хочу попросить тебя, не согласишься ли ты пообедать со мной, но не во Вратах Тени, а в другом месте?

Труф посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Она была так взволнованна, что не сразу сообразила, что он просит, а когда поняла, то оставалось только согласиться. Труф кивнула, как ей снова показалось, по чьей-то подсказке.

Небольшая гостиница "Зеркало реки" находилась в часе езды от городка Убей Тень. Знаменита она была тем, что из ее окон открывался величественный вид на Гудзон, а еще своей изысканной кухней. И то, и другое можно было рассмотреть во всем их великолепии с застекленной со всех сторон террасы. Как только Джулиан подрулил на БМВ ко входу в "придорожный домик", Труф про себя горячо поблагодарила провидение — не за то, что оно толкнуло ее на покупку того самого платья из зеленого шелка, а за то, что надоумило надеть его. Труф была в нем сказочно красива.

— Ты прекрасна, принцесса, — восхищенно сказал Джулиан и, обняв ее за плечи, легонько прижал к себе. Труф улыбнулась. Джулиан отдал гардеробщику свое пальто и накидку Труф.

— Постарайся продержать меня до полуночи, иначе я снова превращусь в тыкву, — ответила она.

Некогда "Зеркало реки" было провинциальным пансионом джазового века, разбогатевшим на нелегальной торговле канадским виски во время сухого закона. У причала, принадлежавшего хозяевам, частенько сгружали свой опасный товар местные контрабандисты. Много времени прошло с тех лет, и "Зеркало реки" много пережило. Удары судьбы, перемежающиеся с налетами полиции, сделали свое черное дело — гостиница постепенно приходила в упадок, пока в 1979 году ее не приобрели братья Рандольфы — Джулиан и Питер, оба выпускники ЦРУ, но только не того ЦРУ, что занимается разведкой, а того, что занимается образованием. Сокращение ЦРУ значит еще и "Центральный региональный университет", где кроме всего прочего есть факультет кулинарии и ресторанного дела. Вот его-то склонные к авантюрам братья и закончили. Почти двадцать лет тяжелой работы и постоянные расходы на рекламу в "Нью-Йорк мэгэзин" оправдались — настал момент, и "Зеркало реки" превратилось в одно из престижнейших мест округа, любимое место для свадеб. Сейчас для того, чтобы поужинать, посетителям приходилось записываться.

— А ты знаешь, тут тоже водятся привидения, — прошептал Джулиан на ухо Труф, когда вальяжный метрдотель провожал их на террасу.

— Не шути так, — улыбнулась Труф.

Они сели за столик, и Труф посмотрела на реку. Вид очаровал ее. Хотя солнце уже село и на реку опустилась тьма, кусты, окаймлявшие дорожки, ведущие к Гудзону, стояли будто залитые тихим светом. Труф видела огни танкера, упорно плывущего вверх по реке.

— Нет, — настаивал Джулиан. — Я нисколько не шучу.

Подошел официант. Он был внимателен и услужлив, но в меру. Чувствовалось, он хорошо знает цену, и себе и этому месту.

— Что будем пить? — спросил Джулиан. — Шампанское? Слишком банально, может быть, закажем коктейль?

— Нет, лучше шампанского. — Труф подумала, что игристое вино, которое она всегда ассоциировала с именем, более безопасно, чем все другие. Даже если и возникнет соблазн выпить его побольше, никакими особыми неприятностями это не грозит. Ко всему прочему ей следует быть постоянно начеку и внимательно слушать все, что говорит Джулиан. Нужно дать ему возможность выговориться и посмотреть, под какой монастырь он себя подведет.

"А зачем мне все это нужно? Ведь во Вратах Тени нет человека более открытого и бесхитростного, чем Джулиан. Какие такие страшные секреты собираюсь я из него вытягивать? Он же мне сам все охотно рассказывает".

— Ты говорил о местном привидении, — напомнила Труф.

Подошел официант.

— Пожалуйста, Perrier-Juet, и если во льду, то только в мелком. А на десерт P-J grande cuvee урожая девятьсот восемьдесят второго года, — произнес Джулиан, и официант, поклонившись, удалился. — Да, относительно привидения, — согласно кивнул головой Джулиан. — Старый добрый Джозеф Педан, построивший это местечко, был обычным бандитом начала века в стиле Вильяма Рэндольфа Херста. Этот дом он строил с размахом, не один солидный британский особняк был обчищен в поисках подходящей лепнины, мебели, картин и других предметов искусства. Сейчас ничего из этого здесь нет, сломано или увезено при переделке в ресторан. Однако в лучшие дни этот дом больше походил на музей. Но старику не повезло, вместе с заказанной и полученной от одного почтенного английского джентльмена кое-какой обстановкой приплыло и привидение.

Шампанское было принесено, открыто, попробовано и оценено по достоинству. Труф сначала отпила маленький глоток, затем сделала еще один, но уже побольше, и чуть не зажмурила глаза от удовольствия. Она не раз пробовала шампанское на вечеринках в Тагханском университете, но это вино отличалось от подаваемого в учебном заведении напитка как небо от земли.

"Смотри, будь осторожна, Элли. Ты уже не в Канзасе".

Труф медленно пила вино, слушая неторопливое повествование Джулиана. Она не очень вслушивалась, поскольку подозревала, что он рассказывает ей анекдот с длинной бородой о мультимиллионере и о призраке в библиотеке, часть местного фольклора.

— …и когда ты увидишь женщину в прекрасном бальном платье, можешь говорить с ней о чем угодно, только не спрашивай, какой сейчас час, — закончил Джулиан.

Предполагалось, что, услышав рассказ, Труф должна рассмеяться, что она добросовестно и сделала.

Снова подплыл официант, держа в руках меню.

— Если ты не возражаешь, я попрошу Питера принести нам что-нибудь на его вкус, — сказал Джулиан и вопросительно посмотрел на Труф.

Неторопливость происходящего, какая-то даже пассивность вышибла Труф из колеи. Она чувствовала, что закопалась во множестве вопросов и магических загадок, но, разгадав последнюю в этом ряду, получит утвердительные ответы на все предыдущие.

"Он что-то собирается объявить, и очень хотелось бы знать, что именно. Кажется, я ничем не заслужила, чтобы он так старательно пудрил мне мозги. Все, что я могу предложить ему, он может получить где угодно со значительно меньшими затратами", — думала она.

Однако долго сохранять такой цинизм перед лицом обаяния, щедро расточаемого Джулианом в этот очаровательный вечер, было попросту невозможно. В конце концов Труф растаяла, все тревоги дней, прожитых во Вратах Тени, постепенно улетучились, и она ощутила себя гостем в царстве голливудской нереальности.

— Уверяю тебя, что здесь мы находимся не просто так. На это у меня есть несколько причин, — говорил Джулиан.

Официант принес и поставил перед ними тарелки с холодной закуской, нежнейшей, почти воздушной.

— Ты мне нравишься, — произнес Джулиан, стыдливо опустив голову. — Я постоянно казню себя, что на днях слишком грубо разговаривал с тобой. Мне не хотелось бы, чтобы ты думала обо мне плохо. Можешь считать, что сегодня я пытаюсь загладить свою вину.

— Да. — Труф покачала головой и нахмурилась. — Ты ведешь себя настолько ужасно, что я даже не могу вспомнить, что, собственно, произошло на тех днях, о которых ты говоришь. Она взяла вилку и попробовала закуску. Она просто таяла во рту. Труф мысленно представила себе предполагаемый счет за ужин и еле удержалась, чтобы не чертыхнуться. Но если богатые ведут такой образ жизни и Джулиан тоже, Труф согласна с этим смириться.

А разве не это предлагает ей Джулиан? Причем очень настойчиво.

Охвативший ее внезапный холод был настолько силен, что Труф поперхнулась. Джулиан не просто так привел ее сюда, он собирается что-то предложить ей. Но что?

— Извини, Джулиан, я не расслышала. О чем ты говорил?

— Ничего страшного. Я хочу сказать, что ты неправа, если думаешь, что я не хочу дать вам исследовать Врата Тени. После нашего разговора я подумал и решил вот что. В ноябре я уезжаю, и, если твои друзья захотят побегать по поместью со своей аппаратурой, я могу предупредить Хоскинса, они заедут к нему и возьмут ключ. Я, конечно, могу попросить Хоскинса побыть в поместье, если так будет лучше.

— Это будет прекрасно, — сказала Труф. "Но слишком поздно. То, что здесь затевается, произойдет на следующей неделе". — Я поговорила с Диланом, то есть с доктором Палмером, это наш тагханский ловец призраков, он очень заинтересовался твоим домом. "Ну не идиотка ли я?" — подумала Труф, продолжая: — Он пообещал прислать некоторое оборудование заранее. Полагаю, что оно скоро должно прийти. Ты не возражаешь?

Труф бесстрастно отметила, что она ведет себя так же отвратительно, как и любой человек, спекулирующий на хорошем отношении к себе. Ни эта манера, ни такие люди ей не нравились, но, когда самой ей что-нибудь было нужно, Труф моментально становилась такой же.

Ну как Джулиан может сейчас быть против? Да он будет выглядеть идиотом в собственных глазах.

— Если тебе это так нужно, я нисколько не возражаю, — ответил он. — Единственно, что меня беспокоит, и ты, надеюсь, понимаешь причину моей тревоги, так это сохранение всего в тайне. Я не хотел бы, чтобы имя Торна смешивали с грязью. Полагаю, ты уже неплохо изучила нас и понимаешь, что меньше всего мы стремимся оказаться в центре внимания. Никому и ни о чем — ни слова.

"Изучила вас? Нет, Джулиан, я совершенно не знаю ни тебя, ни остальных".

— Торн очень любил создавать вокруг себя шумиху, — вставила Труф, заметив, что закуска неожиданно исчезла.

Появился официант и унес пустые тарелки.

— Все это было очень давно и совсем в другой стране, — произнес Джулиан и криво усмехнулся. — Сейчас подобная открытость неуместна. В сущности, Торн был человеком невинным и наивным.

Снова явился официант, неся поднос с большими тарелками. Джулиан наполнил бокалы шампанским.

"Невинным? — размышляла Труф. — Едва ли. Искренним, возможно, но…"

Да, его можно считать искренним и зараженным идеализмом того времени. Только вера привела его к оккультизму. Подобно всему тогдашнему поколению, Торн хотел наполнить планету миром и любовью, но странным способом. Он возжелал вернуть на землю золотой век.

Но его не интересовало, насколько это правильно.

— Как угодно, — Труф пожала плечами. — Тем не менее дать полную характеристику Торну сможет только его биограф, да и то после тщательного изучения всех имеющихся материалов.

— Touche, — произнес Джулиан и поднял свой бокал. — Я пью за девушку, чей внутренний мир так же прекрасен, как и она сама.

Казалось, что Торн Блэкберн незримо присутствовал в продолжение всего обеда. Не замечая робких попыток Труф перевести разговор на него самого или делая вид, что не замечает их, Джулиан усиленно рассказывал ей о Торне Блэкберне: о его житии в Сан-Франциско, о "таинственном школьном автобусе" и путешествии в нем через всю страну, а также о восьмимесячном пребывании Торна в Мексике, когда у него возникла идея, несколько позже переросшая в решимость, выполнить ритуалы, которые затем и составили "Страдающую Венеру".

Труф уже не пыталась задавать Джулиану вопросы. Ее подмывало рассказать о своем разговоре с Торном во Вратах Тени, но она подумала, что если он действительно разгуливает по поместью, то Джулиан его также должен был видеть.

Или она рехнулась, и у нее начались галлюцинации.

Труф была ученым и подобной возможности также не исключала.

— Я бы отдал десять лет своей жизни, чтобы узнать, где эта книга находится сейчас, — продолжал говорить Джулиан.

Неслышно подошел официант и унес тарелки.

— "Страдающая Венера" хранилась во Вратах Тени, это мы знаем точно. До самого последнего дня Торн работал над ней, то изменяя некоторые ритуалы, то дополняя их. Полиция искала книгу, но не нашла. Я тоже пытался это сделать, перерыл весь дом, но безуспешно. Книги нет.

— Зачем полиции понадобилась эта книжонка? — спросила Труф, чувствуя себя крайне неловко. Разговор принимал довольно неожиданный и острый оборот. Интересно посмотреть, каким было бы лицо Джулиана, если сказать, что милая его сердцу книга уже несколько дней находится рядом с ним. В частности, сейчас она находилась в багажнике автомашины Труф.

Труф не умела, да ей никогда и не нравилось хранить секреты, ни свои, ни чужие. Джулиан не подозревал, что книга находится у нее, нет, скорее он тешил себя надеждой. Еще немного, и Труф скажет ему о книге."

Но тихий внутренний голос — может быть, это голос самосохранения? — предупредил, что она должна молчать. Об этом ее просила тетушка Кэролайн. Труф смолчала. Джулиан искал все, что когда-то принадлежало Торну Блэкберну, и Кэролайн Джордмэйн явно не выпала из его поля зрения. Он наверняка нашел ее и разговаривал с ней. Раз она не отдала книгу, значит, и Труф тоже не должна этого делать.

Иногда Труф казалось, что она нащупывает неясный след, ухватывается за невидимую веревочку, еще чуть-чуть, и она сделает какое-то невероятно важное открытие. Но стоило Джулиану снова начать говорить, как непонятно откуда возникающее ощущение близкой разгадки тотчас исчезало.

— Дело в том, что против Торна возбудили уголовное дело и искали все, что могло бы свидетельствовать против него. Чего они хотели увидеть в "Страдающей Венере", мне неясно, но тем не менее книгу искали. В кругах, связанных с магией, о "Страдающей Венере" хорошо знали, в своих дневниках и статьях Торн часто говорил о ней, — задумчиво произнес Джулиан.

Сколько раз Труф говорила себе, что ей необходимо читать не только письма Торна, но и его книгу. Конечно, в ней ничего не понятно, но нужно заставить себя. А может быть, имеет смысл попросить Торна восстать из мертвых и объяснить ей кое-какие непонятные места? Труф чуть не прыснула, настолько ей понравилась ее легкомысленная шутка.

— Я полагала, что тебе не нужен этот молитвослов, — прервала она свои размышления. — Ты же занимаешься этим… как его… — Труф проделала руками несколько неопределенных пассов, изображая то, чем, по ее мнению, увлекался Джулиан.

— Наш круг действительно проделывает ритуал открытия пути, он называется еще и открытием врат, — пояснил Джулиан. — Но без книги.

Труф показалось, что он поддразнивает ее, разговаривает с некоторым вызовом.

— И поскольку вот уже полчаса, как я говорю не закрывая рта, позволь объяснить тебе, что открытие пути — это заключительная часть из серии ритуалов, выполняемых в течение почти десяти дней. Ключевым ритуалом является древо жизни, но рассказывать о нем я не буду, поскольку это то же самое, что пересказывать Каббалу. Потребуется много лет. Если ограничить курс сегодняшним вечером, то скажу, что первая часть открытия пути имеется, причем в самых различных вариантах. Она часто публиковалась, поскольку составляет стержень работы Блэкберна. И в том, что мы делаем сейчас, она также занимает центральное место. Девять ритуалов, входящих в нее, называются прокладыванием пути и сами по себе являются отдельной работой. Торн предписывал выполнять ритуал прокладывания пути несколько раз для того, чтобы добиться слаженности действий круга.

Труф поражалась связности и даже логичности объяснения. Если магия и взаправду не является инструментом для разработки и культивирования заблуждений, тогда что это? Для чего вся эта упорядоченность и выведение закономерностей?

— И его-то у вас и нет, — сказала Труф, пытаясь снова вернуть разговор в то русло, где она чувствовала себя уверенней.

— Когда-то его и у Торна тоже не было, — энергично возразил Джулиан. — Извини за резкость, но я просто устал выслушивать подобные аргументы от Айрин и Эллиса. Да, у меня нет ритуала открытия пути в том виде, в каком он описан в "Страдающей Венере". Но есть Айрин, она несколько раз участвовала в ритуале еще с Блэкберном, и есть еще… — Он замолчал. — Ну ладно, не стоит больше испытывать твое благородство и тактичность, давай перейдем на что-нибудь другое. Что происходит в нашем странном доме, на оборотной стороне науки, тебя мало интересует.

Эту фразу Макларена любил повторять Дилан, а Торн в свое время был знаком с профессором. Труф посмотрела на Джулиана и удивилась. Красавец, умница, человек вполне нормальный и к тому же богат. Ей так хотелось расспросить его о связях Торна с Маклареном, а затем сказать ему о…

О Торне и о книге. Признаться, что шедевр века лежит преспокойно у нее в багажнике. Отдать ее, чтобы он не изводил себя воссозданием необходимого ему ритуала. И тогда…

— Как ты думаешь, что шеф-повар приготовил нам на десерт? — спросила Труф, стряхивая наваждение.

Десерт поразил воображение Труф. Он состоял из мороженого со свежими фруктами, слегка политых ликером, в маленьких сахарных вазочках.

— Такое произведение кулинарного искусства даже есть не хочется, — улыбнулась Труф.

— Тогда оно просто растает, — возразил Джулиан.

Труф облегченно вздохнула. Джулиан, похоже, не собирался больше говорить ни о Торне Блэкберне, ни об исстрадавшейся Венере. Он снова стал тем же, кем впервые явился перед Труф — богатым и неглупым человеком. Немного, правда, хитроватым, но ему это даже шло.

Официант убрал посуду и принес вино в покрытой капельками росы бутылке. Стоявшее на столе серебряное ведерко с искристым мелким льдом было унесено.

— Ваше шампанское, сэр, — послышался голос официанта. — К сожалению, у нас не нашлось белого grande cuvee урожая восемьдесят второго года, разрешите предложить вам двойное cuvee урожая восемьдесят пятого. Смею надеяться, что вы останетесь им довольны. — Он наклонил голову, ожидая решения Джулиана.

Каким странным кажется мир, где не только произносят такие фразы, но где сам смысл их является крайне существенным. Это мир больших денег и немалых привилегий, в нем все отшлифовано и выверено, здесь любая самая мелкая неточность или шероховатость воспринимается как трагедия.

— Ничего страшного, — произнес Джулиан. — Ограничимся розовым, Труф? — спросил он.

Как впоследствии объяснил Джулиан, cuvee — это сладкое десертное шампанское. Вино в бокалах было похоже на внутреннюю сторону раковины, оно было таким же нежно-розовым. Труф пила сладкое вино и не ощущала этого, ей казалось, что оно совсем не касается ее горла, а легко скользит по нему, подобно немного густоватому запаху роз. Вино ошеломляло, делало Труф безрассудной и безответственной. И какая-то часть ее сознания радовалась этому.

"Но если я совершу какой-нибудь невероятный поступок, то только в одном случае — если захочу это сделать, а не в ослеплении блеском денег".

— Тебе нравится? — послышался голос Джулиана.

— Очаровательно, — ответила Труф. — Только мы, сухие архивные академики, ничего не понимаем в этой роскоши. Я, по правде говоря, к такому не привыкла.

— Ну что ж, будем адаптироваться. Вы танцуете, мисс? — шутливо спросил Джулиан.

Если бы Труф сказали, что в наше время еще сохранились рестораны с отдельными залами для танцев, она бы никогда не поверила, поспорила на деньги и проиграла бы. Джулиан нашел такое место, а вернее, целых три, ибо, потанцевав немного под оркестр в гостинице "Зеркало реки", они посетили еще два подобных танцевальных зала.

Когда Джулиан подвел свой БМВ к дверям Врат Тени, было уже очень поздно.

— Можешь выйти здесь, а я поеду поставлю машину в гараж, — сказал Джулиан. — И если не увидишь свою машину, не волнуйся, ее сегодня днем отвел в гараж Гарет. Я приказал ему сделать это еще утром. Начинаются дожди, так что машины не стоит ставить на улице.

— А как же он вел ее? — спросила удивленная Труф. — Ключи у меня, я их ему не отдавала. "И не отдам до тех пор, пока не спрячу "Страдающую Венеру" в место ненадежнее. Еще уезжая с Джулианом, Труф проверила сумочку, чтобы еще раз убедиться в том, что она лежит там.

— Да? Ну, значит, тогда он оставил машину здесь. Не возмущайся, если он зайдет за ними завтра утром. Желаю тебе спокойной ночи, дорогая.

Труф обрадовалась. Значит, продолжения не будет и не придется противостоять нежным или не очень ласкам. Она не хотела создавать себе дополнительных сложностей, и Джулиан почувствовал это. Довольная, Труф вышла из машины.

— И тебе того же, — произнесла она и, посмотрев на Джулиана, послала ему воздушный поцелуй. Поскольку в этом жесте есть некоторая доля сознательного самоунижения, Труф посчитала, что Джулиан не обидится. Уже подходя к двери, она услышала звук отъехавшей машины.

От выпитого вина и музыки голова Труф шла кругом, но сознание работало четко. Как только Джулиан уехал, Труф метнулась к своей машине. Она стояла там же, где Труф оставила ее, вернувшись из города. Труф быстро открыла багажник.

Книга была там. К шампанскому и музыке прибавилось расслабляющее чувство облегчения, и Труф улыбнулась. Послышался тихий звук закрываемой двери машины, значит, скоро появится Джулиан. Если Труф не хочет логического, как в магии, но нежелательного продолжения вечера, то нужно быстрее уходить. Труф торопливо зашагала к дому.

Стоило только Труф войти в свою комнату, как к ней вернулось уже давно покинувшее ее чувство спокойствия и уверенности. Теперь комната не казалась Труф такой неуютной и опасной. Она стала вполне надежным и уютным убежищем.

Труф понимала, что произошло. Теперь она чувствовала присутствие Торна Блэкберна, а он не сделает ей ничего плохого. Она верила в это так же, как верит доверчивый ребенок, бессознательно. Почему? Да потому, что исчез тот груз ненависти к Торну, который она носила в своем сердце столько лет.

"Знание истины делает тебя свободным". Труф было уже все равно, мертв ли Торн или вернулся в этот мир. Жизнь его и поступки еще оставались для нее загадкой, таинственной, а порой неприятной, но в одном Труф была уверена вполне — ни случайно, ни нарочно Торн Блэкберн не будет причинять зла своей дочери.

Когда-то он очень любил ее.

Он любит ее и сейчас. С этим чувством в глубине Труф Джордмэйн какая-то ее часть, доселе робкая и забитая, начала подниматься и расправлять крылья.

— Слышен глас шампанского, — пробормотала Труф вслух, поразившись тональности своих раздумий. Она со стоном рухнула на кровать и сбросила туфли. Свои новые прекрасные туфли, которые она в первый раз надела и уже успела натанцеваться. Столько впечатлений.

Лежа на спине, Труф хмурилась, уставясь в потолок.

Любовь — это все, конечно, очень хорошо, но для возвращения из иного мира и ее явно недостаточно. Если бы дело было в одних только привязанностях, тысячи и миллионы вернулись бы в этот мир, чтобы утешить всех своих близких, плачущих по ним. Присутствие Торна Блэкберна не объясняется одной лишь любовью.

Если он в самом деле здесь. Но тогда Труф можно считать полноценной сумасшедшей, вполне созревшей для интенсивного лечения в психушке. Саму ее личную убежденность в чокнутости можно считать симптомом болезни.

Чем она может доказать, что видела Торна здесь? Труф попыталась вспомнить, о чем говорил и что делал Торн в ее комнате.

"Да, точно, он просил меня вернуть ему драгоценности. Они в машине, рядом со "Страдающей Венерой". Нужно завтра взять их и положить где-нибудь в доме". — Труф услышала свои мысли как бы со стороны.

Но не исключено, что самым опасным и пугающим как раз является ее категорическая, безусловная вера в реальность существования Торна.

12. Истинная ложь

Когда клянешься мне, что ты вся сплошь

Служить достойна правды образцом,

Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь…

Уильям Шекспир

"В ту ночь тетушка Кэролайн унесла "Страдающую Венеру" с собой. Только она могла сделать это, но что ее заставило? Скажи мне, что?"

Откуда-то издалека донесся топот и шум. Труф казалось, что она слышит дробный стук копыт приближающихся коней.

"Ты умная девочка, Труф, и ты все понимаешь. Все факты у тебя есть. И книга тоже у тебя. Теперь решай сама".

Нет, это не лошади.

"Но как же тогда…" Труф попыталась протестовать, но тут вздрогнула и проснулась.

Труф осмотрелась и увидела, что лежит на кровати. Ошеломленная ото сна, она подозрительно осматривала комнату. Громкий стук в дверь вернул ее в реальный мир.

— Дверь, — прошептала Труф. Голова у нее кружилась и немного побаливала. — Подождите, сейчас открою, — крикнула она и посмотрела на часы: было почти девять. "Вы с ума сошли, сейчас только девять часов утра!" — возмущенно кричало сознание Труф. Она спала всего четыре часа, неудивительно, что никак не может сориентироваться.

— Труф! — услышала он голос Гарета. — Там приехал какой-то грузовик, привез шесть контейнеров. Водитель говорит, что это тебе прислали из университета.

Минут через десять Труф, наскоро одевшись, но окончательно не проснувшись, стояла внизу, в прихожей, и с любопытством рассматривала в окно белый грузовик. Рядом с ним на белой гравиевой дорожке стояли четыре полутораметровых контейнера. На всех было написано "Не кантовать", "Осторожно, стекло" и "Институт имени Маргарет Бидни".

Дилан не забыл своего обещания и прислал Труф оборудование, которое она у него просила.

— Вы Руф Джордмэйн? — К ней подошел водитель и протянул квитанцию. — Вам нужно расписаться в получении груза. Вот здесь. — Он ткнул пальцем в листок.

Труф узнала его, она сама часто пользовалась услугами отдела доставки института. Она ожидала увидеть самого Дилана и очень обрадовалась, не заметив его среди приехавших. А что бы она сказала ему, если бы он тоже появился? "Привет, Дилан, как некстати прибыл твой чертов грузовик, я как раз болтала со своим покойным папочкой"?

— Меня зовут Труф Джордмэйн, — поправила она водителя и потянулась к ручке.

— Доброе утро, — сказал подошедший Джулиан. В отличие от Труф он не затруднил себя одеванием. На нем была пижама, поверх которой Джулиан накинул шелковый халат. Пряди непричесанных черных волос падали ему на лоб непокорными, вызывающими запятыми. Прищурившись от яркого утреннего солнца, он с интересом рассматривал Труф.

— Это из института, — пояснила Труф бодрым тоном, но фраза прозвучала фальшиво. — Они прислали мне то самое оборудование, о котором я как-то говорила.

Грузчик и водитель поднесли оставшийся пятый контейнер.

— Очень своевременно, — ответил Джулиан, слегка повысив голос. — Ваш институт обладает поразительно развитым чувством — присылать свои цацки в самый подходящий момент, словно все предвидя заранее. Ну что ж, вносите. Откроем контейнеры в более подходящее время, — сказал Джулиан.

— Эй, приятель, — подал голос водитель. — Обычно мы доставляем ящики и тут же сматываемся. Нас ни о чем не предупредили, — аргументирование закончил он свою речь.

Джулиан молча смотрел на него.

— Ну и ну, — раздался мягкий голос Гарета.

Труф посмотрела на Джулиана и испугалась. Не нужно было быть сильным физиономистом, чтобы понять, что он чувствовал в эту минуту. Напряжение нарастало, Труф уже начала клясть себя за то, что связалась и с Диланом, и с его проклятым оборудованием. Что ей оставалось делать? Только просительно смотреть на Джулиана.

Джулиан сделал несколько шагов вперед. Он прошел мимо Труф, и в наступившей тишине она услышала, как звякнул его браслет. Утреннее солнце блеснуло в его волосах, Труф показалось, что она снова видит над головой Джулиана нимб, черный как вороново крыло.

— Думаю, что вы не будете возражать, если я попрошу вас внести контейнеры внутрь, — обратился он к водителю. — Не позволите же вы заниматься этим миссис Джордмэйн, — произнес он ровным, спокойным голосом, и, хотя никаких пугающих ноток в нем не слышалось, Труф затрясло от страха. Она посмотрела на Гарета. Юноша стоял не шевелясь с выражением крайнего испуга на лице. В то же время в словах Джулиана не было ничего угрожающего.

— Послушайте, мистер, — дрожащим голосом произнес Гарет. — Я и не думал вас обидеть. Просто попросил внести контейнеры, за дополнительную оплату, конечно.

— Разумеется, я оплачу все дополнительные усилия, — подтвердил Джулиан, улыбаясь.

Его улыбка совсем не успокоила Труф. Она поискала глазами Гарета, но тот уже куда-то исчез.

— Вот и прекрасно, — сказал Джулиан, снова улыбаясь. — Хоть какое-то развлечение. Он посмотрел на взволнованную Труф. Сдерживая зевок, Джулиан позвал: — Гарет, найдется там место? — Джулиан, казалось, только сейчас заметил, что юноша куда-то исчез.

Труф снова почувствовала, как в прихожей сгущается напряжение.

— Может быть, они отнесут контейнеры в библиотеку? — торопливо спросила Труф. — Все равно некоторое оборудование будет устанавливаться там.

— Ну хорошо, несите туда, — согласился Джулиан.

Труф смотрела, как водитель и сопровождающий подхватили первый из шести контейнеров и поволокли его по лестнице наверх. Труф шла впереди, показывая дорогу, Джулиан остался внизу.

Без портрета, с которого Торн отеческим оком оглядывал комнату, библиотека выглядела сиротливо и уныло. Труф подумала, что ей как виновнице следует вечером поинтересоваться у Джулиана, что он собирается делать с поврежденной картиной.

Контейнеры были внесены, Труф приказала поставить их в центре комнаты, для чего понадобилось сдвигать к стенке столы, что и было добросовестно исполнено. Труф надоело стоять в библиотеке и смотреть, как водитель и сопровождающий затаскивают контейнеры. Она вышла в коридор и тут же увидела Гарета. Он, опустив голову, медленно подходил к Джулиану. Когда юноша приблизился, Джулиан, все с той же ласковой улыбкой на лице, влепил ему сильную пощечину. Шлепок прозвучал как окончательный и жестокий приговор.

Труф инстинктивно отшатнулась, а затем юркнула в библиотеку. Стоя там, она погладила себя по щеке, представляя, как больно было Гарету, и сочувствуя ему. Зачем Джулиан это сделал? Ведь Гарет, пожалуй, самое безобидное существо во Вратах Тени.

Рабочие, тихо чертыхаясь, продолжали возиться с громоздкими, тяжелыми ящиками. Громыхая ботинками, они то спускались вниз, и тогда их неприязненные выражения становились слышнее, то волокли наверх очередной контейнер. Труф снова выглянула в коридор и нос к носу столкнулась с Джулианом. Он внимательно посмотрел на Труф, как ей показалось, удивленным взглядом, и тут впервые Труф почувствовала, как ее начинает захлестывать стремительный водоворот дремлющего во Вратах Тени разума. Он пытается подхватить и унести ее куда-то, у него есть своя цель, и он стремится к ней.

Но не исключено, что все ею увиденное является частью той самой работы Блэкберна. Впрочем, если Гарету не нравилось бы, как с ним здесь обходятся, он бы уехал. Как Труф заметила, здесь никто никого не держал, все вольны перемещаться в любом направлении.

А может быть, ей просто показалось и ничего не произошло?

Джулиан подошел к ней.

— Ты выглядишь очень усталой, — сказал он, обнимая Труф за плечи.

Сквозь тонкую ткань легкого халата Труф сразу ощутила волнующую близость и теплоту тела Джулиана. Она чувствовала смешанный запах его кожи и одеколона.

— Я не принадлежу к ранним пташкам, — трепетным голосом ответила Труф. Прикосновение Джулиана сводило ее с ума, охватившее поначалу смущение начало исчезать и уступило место желанию. Она мучительно пыталась избавиться от желания прильнуть к Джулиану, ответить на его мягкий и нежный призыв.

Труф почувствовала облегчение, когда в комнату, сгибаясь под тяжестью контейнера, вошли рабочие.

Звуки голосов и грохот разбудили весь дом, и к тому моменту, когда последний контейнер оказался в библиотеке, обитатели Врат Тени были уже на ногах, и только тогда Труф внезапно поняла, почему водитель и сопровождающий так не хотели входить в дом.

— Не хотите ли чашку кофе на дорогу? — предложила Труф рабочим, чувствуя за собой некоторую вину перед ними.

— Единственно, что мы хотим, так это побыстрее убраться отсюда. Так что распишитесь, пожалуйста, — отрезал сопровождающий и снова протянул бланк. Труф взяла его и приготовилась расписываться.

— Может быть, имеет смысл открыть контейнеры и посмотреть, все ли там в сохранности? — невозмутимо произнес Джулиан с угрожающей мягкостью в голосе. Стоящий позади него Карадок хрюкнул.

Джулиан стоял облокотившись о косяк, в руке у него была чашка дымящегося кофе. Пока рабочие бились с грузом, он успел переодеться, теперь на нем вместо халата был великолепный костюм и рубашка с открытым воротом.

Водитель посмотрел на Джулиана с плохо скрытой враждебностью, так собака смотрит на загнавшего ее в угол леопарда.

— Я уверена, что с оборудованием все в порядке, — решила вступиться Труф. — Да даже если там что-нибудь и сломано, на взгляд это все равно не определишь. — Она торопливо расписалась и отдала бланк.

Рабочие неестественно быстро устремились вниз.

— Счастливого пути, — весело крикнул им вслед Джулиан.

— Зачем ты так, Джулиан? — умоляюще произнесла Труф. — Это просто жестоко. — Труф пыталась упрекнуть его, но не могла избавиться от чувства восхищения его ледяным спокойствием и находчивостью. Одновременно она злилась на себя за свою податливость и доступность.

— Хочу признаться, — ответил Джулиан, сделав несколько глотков. — Есть у меня одна слабость — я ненавижу жуликов. А особенно туповатых.

— Каких жуликов? — удивленно спросила Труф. Она ожидала, что Джулиан скажет "хвастунов".

— Сопровождающий не желал делать того, что ты вправе от него ожидать. Он затребовал дополнительную оплату за труд, который входит в его обязанность. В чистом виде вымогательство.

Труф показалось такое объяснение абсолютно логичным.

— Да, ты, наверное, прав, — согласилась она, хотя и не очень охотно.

— Мужчина имеет право делать все то, на что он способен, — произнес Карадок. — Так нас учит Блэкберн.

— Но… — попыталась возразить Труф и тут же запнулась. Начинать философский спор с утра, да еще на голодный желудок было глупо. — Следуя вашей логике, можно сказать, что с таким же успехом рабочие имели право обмануть меня.

— Если бы они смогли сделать это, тогда — пожалуйста. Но они же не смогли.

— Завтрак подан, — провозгласил Карадок, приглашая всех в зал.

Он ушел, оставив Труф и Джулиана наедине. Джулиан улыбнулся.

— Хватит упражняться э софистике, оставим это для иезуитов. Пойдем позавтракаем. Утешимся тем, что мы, слава Богу, проснулись и живы-здоровы. Погода прекрасная, утро у меня совершенно свободно. А чем ты собираешься заняться? — спросил Джулиан, и в голосе его Труф почувствовала приглашение.

Труф вздохнула и многозначительно оглядела стоящие контейнеры.

— Меня призывает долг, — ответила она со смехом. — Хочешь не хочешь, а придется разбирать аппаратуру.

— Ну по крайней мере ты позавтракаешь со мной? Наш кладезь кулинарной премудрости мусью Хоскинс снова блеснул своими выдающимися способностями, — весело сказал Джулиан. — Да, и еще — отдай Гарету ключи, он поставит машину в гараж.

— Не стоит затрудняться, я сама сделаю это после завтрака. — Труф показалось, что она подозрительно быстро ответила. — Мне кое-что нужно взять оттуда. "Нужно поторапливаться, только так я смогу все узнать".

— Прекрасно, — сказал Джулиан. Улыбка на его лице показывала, что он доволен происходящим. — После завтрака Гарет покажет тебе, куда поставить машину.

Труф полагала, что четырех часов сна окажется вполне достаточным для непродолжительной, но продуктивной работы. Завтрак тоже не будет лишним, он поможет снять усталость. Джулиан, видимо, был поклонником завтраков обстоятельных. Усадив Труф за стол, он ушел на кухню и вскоре вернулся с двумя полными тарелками в руках.

Труф заметила, что за столом нет Карадока, хотя именно он так рвался на завтрак и приглашал остальных. "Интересно, куда это он улизнул с утра?" — подумала Труф.

Ей также было любопытно посмотреть на Гарета, точнее, на его щеку. Увидит ли она царапины или другие следы рукоприкладства?

— А вот и мы, — бодро воскликнул Джулиан, ставя на стол тарелки. — Кое-кто из нас на завтрак не ходит никогда, но упорный мистер Хоскинс готовит даже больше, чем требуется.

— Кому ты принес все это, Джулиан? — испуганно попятилась Труф. — Я в жизни никогда столько не ела на завтрак. Она покачала головой, рассматривая тарелку. Омлет, ветчина, фрукты и сдобные булочки.

— Все когда-то приходится начинать, — огорченно произнес Джулиан, беря вилку. — Тело человека — это машина, как и все другие нуждающаяся в горючем.

— У тебя есть поразительный талант все упрощать, — воскликнула Труф.

— А разве ты сама занимаешься не тем же? Как там называется твоя мудреная наука, статистическая парапсихология, что ли? Все зависит от того, что ты знаешь.

"Я знаю, что я почти ничего не знаю. Точнее, не слишком много", — подумала Труф.

Карадок и Гарет вошли вместе. Гарет сразу направился на кухню и через несколько минут вернулся с тарелкой, в которой горкой лежали бутерброды с ветчиной и маслом, намазанные джемом булочки и пирожные. Он уплетал все, непринужденно разговаривая с Карадоком. Труф восхитилась его самообладанием. Она посмотрела на его щеку, но никаких следов пощечины не увидела.

— Когда народ встанет, — сообщил он Труф, прожевывая бутерброды, — я соберу всех, и мы поможем тебе распаковать контейнеры.

— Народ, — пояснил Карадок, — это мы с Гаретом, Хиауорд и Доннер. Эллис не в счет, он сегодня, мягко говоря, не будет иметь возможности оказаться вам полезным.

— С Эллисом все нормально, — добродушно возразил Гарет, защищая своего отсутствующего друга. — Кстати, если вы хотите загнать в гараж свою машину… — начал было он и осекся.

— Мисс Джордмэйн хочет не этого, — прервал Гарета Джулиан. — Она желает противопоставить оккультизму холодную парапсихологию.

Труф с обожанием смотрела на Джулиана, ей понравилось, как он пытается втянуть Гарета в разговор.

— Я бы очень хотел узнать, что это за чудодейственные приборы ей прислали, — закончил Джулиан.

— Честно говоря, я не очень большой специалист в этом, — сказала Труф. — Моя ипостась — обработка уже полученных данных, выяснение возможностей, подсчет вероятностей и все такое прочее. Как-то я даже составляла статистические данные о непредвиденных, случайных повреждениях инфракрасной пленки в процессе работы, то есть определяла, насколько можно верить полученному снимку. Случалось, что то, что считалось фотографией призрака, на поверку оказывалось всего лишь дефектом пленки.

— Свидетельства очевидцев, ты, разумеется, в расчет не принимала, — уверенно произнес Джулиан.

— Свидетельства такого рода не слишком надежны, — откликнулась Труф. Она обрадовалась появившейся возможности объяснить обитателям Врат Тени суть своей работы. — Человеческий глаз и чувства легко обмануть, машина же всегда будет объективна.

— Какое счастье, — проговорил Джулиан, — верить в то, что машину невозможно обмануть.

Труф почувствовала в его словах легкое раздражение.

— Я согласна, наши инструменты несовершенны, но это все, что у нас есть. Можно сколько угодно говорить о том, как бы сделать их лучшими, но если не работать с ними сейчас, мы вообще никуда не продвинемся, — резко возразила она.

— Совершенно справедливо, — согласился Джулиан. — Именно из этого следует, что необходимо в равной степени доверять и человеку, и машине. — Джулиан намазал булочку маслом и принялся жевать. — Меня всегда удивляло, что скептики, высмеивающие очевидцев появления призраков или пришельцев, никогда не задаются простым вопросом — почему эти люди видят все это?

Труф была вынуждена признать, что аргумент вполне резонный.

— У меня нет таких данных, но может быть, и задаются, — парировала она. Пристальный взгляд Джулиана не помешал Труф всерьез заняться омлетом.

— Нам следует согласиться с сэром Исааком Ньютоном, говорившим, что мы стоим у края безбрежного океана абсолютных знаний и подбираем разноцветные раковинки, которые волны выбрасывают к нашим ногам, — сказал Джулиан.

"Возможно, он и прав. — Труф мысленно согласилась с ним. — Но не думаю, что человек будет долго довольствоваться этими подачками. А гадать, что было, если б море да закипело и кабы у свиней были крылья, тоже не самый научный метод".

— Поскольку ты не хочешь, чтобы я присоединился к вам при установке машин для отлова призраков, я удаляюсь к себе, — сказал Джулиан после завтрака. — Пойду читать письма. Если тебе потребуется моя помощь, не стесняйся, заходи.

— Обещаю тебе это, — ответила Труф. Не доев завтрак, она пошла в свою комнату за ключами от машины.

Уже спускаясь вниз, она напряженно думала, куда бы спрятать "Страдающую Венеру". Бестактные вторжения Фионы показали, что комната перестала быть безопасным местом для хранения книги. Даже если незатейливая девушка больше не припрется, то есть еще полдюжины других кандидатов, способных совершить непрошеный визит.

Книгу можно спрятать в комнате Лайт.

Неожиданно пришедшая мысль показалась Труф разумной в своей невероятности. Кто, в самом деле, будет обшаривать комнату бессловесного дитя, будучи абсолютно уверенным, что ей просто нечего прятать. Когда Труф была в комнате у Лайт, она заметила в ней множество шкафчиков и полочек. Не осматривает же их Лайт? Если она не будет знать, что книга находится у нее в комнате, то и не подумает ее искать. Да и обнаружив, Лайт вряд ли побежит отдавать ее Джулиану. Правда, если Торн существует в реальности, а не является плодом ее воображения, то он защитит и Лайт. Как-никак она тоже его дочь.

Поеживаясь от утреннего холода, Труф шла к своей машине. Она стояла там же, где ее и оставила Труф. Придирчиво осмотрев машину и убедившись, что в нее никто не залезал, Труф открыла багажник. Перстень, ожерелье и книга были на месте. Труф осмотрелась, быстрыми движениями засунула «Венеру» и драгоценности в сумочку и тут же закрыла ее. Вслед за этим она захлопнула багажник.

Все шло превосходно, кроме одного — Труф не знала, где находится гараж. Она с сожалением подумала, что напрасно не приняла помощь Гарета.

"Тоже мне, героиня готического романа из жизни частных детективов", — ухмыльнулась она.

Вскоре тайна гаража была успешно раскрыта. Его местонахождение Труф выяснила очень просто — она вспомнила, куда ночью поехал Джулиан, пошла по узкой, посыпанной гравием дорожке, завернула за дом и вскоре уткнулась в невысокий дом, некогда служивший, вероятнее всего, конюшней. Двери гаража оказались открытыми, и Труф увидела стоящий там импозантный БМВ Джулиана, белый потрепанный «вольво» и сверкающий черной краской тяжелый мотоцикл с серебряными звездами на бензобаке. Труф подумала, что он принадлежит, скорее всего, Хиауорду, поскольку только он был похож на человека, способного гонять на такой сногсшибательной машине.

"С какого это времени ты начала считать мотоцикл сногсшибательной машиной?" — спросила себя Труф. В последнее время ей постоянно казалось, что всю жизнь она провела в полусне и теперь, когда проснулась, многое увидела как бы заново. У Труф совершенно неожиданно появлялись новые симпатии и антипатии, о наличии которых она даже не подозревала. Да и ее ли они на самом деле?

В кого она здесь превращается? Кем она становится?

Труф вздохнула. Задача у нее было простецкая — любыми средствами дожить до ближайшей пятницы. В понедельник, то есть в хэллоуин, Джулиан намечает проводить свои ритуалы. Которые, как и следует ожидать, кончатся ничем…

"Ничем? Один из этих ритуалов убил твою мать".

Ее убил не ритуал и не магия, а наркотики. Торн невиновен.

"И ты в этом уверена? Признайся честно".

Торн не убил бы Катрин Джордмэйн, он любил ее.

"Какое невероятное благородство, — шептал коварный внутренний голос. — А приходила ли тебе в голову такая интересная мысль, что твой невинный, великий Блэкберн был поражен случившимся не меньше остальных?"

"Об этом его нужно непременно спросить, — решила Труф. — Когда я увижу его, обязательно задам ему этот вопрос".

Теперь, когда Труф знала, куда ей нужно отправиться, она быстро поставила в гараж свой «сатурн» и пошла к дому. Потяжелевшая, перекинутая через плечо сумка стучала ей по бедру, но Труф не замечала этого.

Глядя на Врата Тени, было трудно поверить, что этот безмятежно стоящий дом какой век считается средоточием безумия и потустороннего мрака. Все проведенные Труф исследования неопровержимо это доказывали. Илия Чеддоу зарубил всю свою семью в 1872-м, более века назад. Смерть Катрин Джордмэйн и исчезновение Торна Блэкберна — события более свежие — произошли всего двадцать шесть лет назад. Здесь, возле дома, невозможно было поверить и в то, что и сама Труф всего каких-то пару дней назад чуть не замерзла в библиотеке. Невероятной казалась и способность Лайт говорить от имени Торна. Однако Труф и это слышала.

Подойдя к дому, Труф увидела, что дверь открыта. Она остановилась и спряталась за ближайшие деревья. Труф не понимала, почему она вдруг решила затаиться, но вскоре поблагодарила судьбу за это наитие.

Сначала на пороге дома появился Майкл. Одет он был как обычно, то есть в строгий костюм-тройку и галстук, подчеркивающий официальность канонической одежды, если Майкл и вправду принадлежал к какому-нибудь братству.

Он немного постоял, затем повернулся и протянул руку, и тут Труф увидела, как из двери дома выходит Лайт.

Труф едва не остолбенела от неожиданности, увидев ее. Если бы Труф сказали, что у девушки есть такая одежда, она бы ни за что не поверила. На Лайт был прекрасно сшитый, элегантный темный костюм. Волосы девушки были тщательно уложены и заколоты. Лицо ее поразило Труф отсутствием дурашливой улыбки, оно было на удивление серьезным и совсем не детским. Даже наоборот, это было лицо зрелой, умной и красивой женщины. Труф открыла рот от изумления. Куда девалась эта маска простодушного, великовозрастного ребенка с отсутствующим взглядом? На какое-то мгновение Труф подумала, что это не Лайт, но, присмотревшись повнимательней, она убедилась в обратном. Из дома, улыбаясь, выходила ее сестра.

Но тогда к чему эта комедия масок?

И что за всеми этими превращениями стоит?

Майк обнял Лайт за плечи, и они пошли по дорожке к воротам. Труф показалось, что фигуры их светятся в лучах яркого солнца. Майкл улыбнулся Лайт, она легонько шлепнула его по щеке. Труф смотрела, как они удаляются.

"Может быть, он увозит ее? Ну и слава Богу, это даже к лучшему", — подумала Труф.

Труф потерла лоб, потрясенная увиденным. Внезапно у нее начала побаливать голова, видимо, недосыпание давало о себе знать. Труф подумала, что это место ужасающе действует на нее, давит, выводит из себя своими странностями. Честно говоря, она хотела, чтобы Майкл увозил Лайт из поместья, а не от нее. Но как раз этого-то Майкл и не собирался делать.

Но удивлялась Труф недолго, вскоре к ней вернулась ее обычная холодная практичность.

— Во всем есть свои положительные стороны. Утешимся тем, что в комнате Лайт сейчас никого нет, — пробормотала Труф.

Дом позволил Труф найти комнату Лайт без приключений. Подумав об этом, Труф горько усмехнулась: время для того, чтобы скатиться к антропоморфизму, то есть одушевлению неодушевленных предметов, было выбрано самое подходящее. Дома не живут. Они не действуют, не хотят, да им это и не нужно.

Действуют только обитатели домов, вот они могут кое-что подстроить. А на что нацелились жители Врат Тени?

Продолжая ломать голову над своим неожиданным вопросом, Труф открыла комнату Лайт и вошла в нее. Что, собственно, у них у всех на уме? Что они затеяли? И на что они готовы пойти ради достижения своей цели?

У самого окна, под подоконником, Труф разглядела встроенный в стену небольшой шкаф и решила, что он мог бы быть подходящим местом для хранения "Страдающей Венеры". Она открыла его. В шкафу лежали запыленные листы бумаги и какое-то тряпье. Было похоже, сюда редко кто заглядывал. Труф засунула книгу на самое дно и закрыла дверцу. Убежище было не совсем надежным, абсолютной гарантии, что никто сюда не сунется, никто дать не мог, но Труф сочла, что уж лучше прятать книгу здесь, чем у себя.

Затем она вытащила из сумки ожерелье и с тоской взвесила его на руке. И его, и перстень тоже нужно было спрятать где-нибудь здесь. Тот, кто найдет их, успокоится и не будет дальше обыскивать комнату.

Или наоборот. Найдя перстень или ожерелье, он посчитает, что впереди его ждут более интересные открытия, устроит повальный обыск и найдет книгу. Печально.

"Что делать. Платите деньги и выбирайте", — процитировала Труф. После непродолжительных раздумий она сунула ожерелье в тот же ящик, откуда достала его несколько дней назад.

"Хочешь получить свое ожерелье, отец? Приходи и забирай его".

С этой мыслью Труф покинула комнату, решив перстень спрятать в другом месте. Но где? Нужно найти такое, где бы и она, и Торн могли бы его легко найти. Вооруженная столь успокаивающей мыслью, Труф стала рассматривать все возможности. Где во Вратах Тени можно было скрыть пасхальное яйцо в виде перстня таким образом, чтобы он одновременно был и на виду, и в то же время никто бы не подумал туда сунуться. Труф перебирала в уме все имеющиеся варианты, но ни один из них не отвечал поставленным требованиям. Из некоторых мест перстень было невозможно взять в случае необходимости, другие казались не очень подходящими, слишком много народа имело к ним доступ. Наконец Труф пришло в голову спрятать его у себя в ванной комнате, положить на дно недавно купленной банки с солями для ванн.

Эта мысль пришлась Труф по вкусу, она вошла в свою комнату, прошла в ванную и спрятала перстень в банку.

Оставалось сделать самое главное — разобраться с присланной аппаратурой.

Ровно в четыре часа дня Труф поняла, что ей всерьез следует задуматься о смене профессии. Пока четверо мужчин — Карадок, Хиауорд, Доннер и Гарет, пыхтя, таскали контейнеры, Труф выгружала и с любопытством рассматривала содержимое. Сейчас, вертя в руках хитрые инструменты, не зная, как ими пользоваться, Труф поняла, что затея не так легко выполнима, как казалось раньше. И это было только начало.

Разгрузка контейнеров продолжалась до самого вечера. Перед ленчем добровольные помощники Труф закончили работу и унесли контейнеры в один из чуланов. Труф принялась изучать инструменты. У нее оказались три автоматические фотокамеры, способные каждый час делать несколько снимков кряду. Две из них, заряженные высокочувствительной пленкой, были способны делать вполне сносные снимки в полной темноте. В третьей находилась инфракрасная пленка, чувствительная не к свету, а к температуре. Запасных кассет с пленкой Дилан почему-то не прислал.

Кроме того в руках Труф оказался прекрасный студийный магнитофон с запасными катушками пленки. Прислал Дилан и микрофоны, способные улавливать мельчайшие шорохи, вплоть до плеска воды в проходящей под домом канализационной трубе.

Хотя Труф ожидала один, ей прислали даже два полибарометра. Это была разработка института имени Бидни, барометры могли записывать одновременно колебания температуры, давления, а также отголоски землетрясений.

Теперь любое привидение Труф могла встретить во всеоружии. Заботливая рука Дилана уложила и комплект батареек, так что у Труф было все. Кроме тщательно выработанного плана.

Расстановка оборудования не обещала особенных сложностей, все оно, за исключением малотранспортабельного магнитофона, имело небольшие колесики, и Труф вполне могла в одиночку расставить аппаратуру везде где нужно. Но где? Труф решила пока не ломать над этим голову, а почитать инструкции. Она отпустила своих помощников и засела за изучение описаний и приведение аппаратуры в действие. Не больше чем через четверть часа она уже считала себя если не тупой, то по крайней мере невосприимчивой к техническим знаниям. Труф углубилась в чтение записки, которую Дилан ей прислал вместе с инструментами.

Эффект был тот же самый, что и от чтения инструкций. Чем сильнее Труф пыталась вникнуть в принцип действия инструментов, тем меньше понимала его. В обратной же пропорции в ней росла и уверенность в том, что практическая работа — занятие не для нее.

К двум часам пополудни Труф впала в отчаяние и твердо решила немедленно звонить Дилану. Заодно неплохо было проверить и ее новенький спутниковый телефон. Оказалось, что его уже подключили.

— Труф, это ты? — послышался в трубке жизнерадостный голос Мег. — Ну как дела?

— Все нормально, Мег, — ответила Труф. Да и что она могла еще сказать? — Там поблизости Дилана нет?

Дилана не оказалось, и все, что Труф оставалось сделать, — это оставить номер своего телефона. Тоже не лучший вариант, звонок у аппарата до того тихий, что, если не привязать его к голове у самого уха и не ходить так, пользы от него ровным счетом никакой.

Труф никогда еще не ощущала себя столь беспомощной.

Теперь, когда она получила все, что так энергично требовала, вставал другой вопрос — куда, в какие места ставить оборудование? Об этом следовало бы подумать заранее.

Наиболее подходящим местом казалась библиотека, ведь именно здесь случилось то невероятное событие. Труф решила поставить здесь одну фотокамеру и полибарометр. Интересно, что из этого получится. Засекут ли инструменты что-нибудь?

Другое место Труф определила как самое надежное — это ее спальня. Там следует установить две фотокамеры и магнитофон. Торн уже приходил к Труф и, полагала она, придет еще хотя бы раз.

И когда он появится, аппаратура сразу сработает.

Но, установив приборы у себя в комнате, Труф тем самым открыто признает, что видит Торна, а этого ей не хотелось бы. Из научных ли соображений или из каких других Труф полагала, что ей не стоит привлекать к себе излишнее внимание окопавшегося во Вратах Тени таинственного круга истины с Джулианом во главе. Труф решила действовать иначе.

Второй полибарометр она установит в храме.

Ближе к вечеру в библиотеку робко заглянул Джулиан. Он пришел поинтересоваться успехами Труф. Когда она поделилась с ним своей идеей установки оборудования в храме, он сказал, что не имеет ничего против полибарометров, но против фотокамеры и магнитофона возражал категорически.

— Ритуалы являются нашим секретом, — аргументировал он свой отказ. — Прошу меня понять правильно, Труф. И хотя я уверен, что со временем ты поймешь, что лучше оказаться под покровом, чем вне его, и присоединишься к нам, сейчас никакой записывающей аппаратуры в храме устанавливать не нужно. Никаких фотографий и пленок в храме, — отрезал он.

Устав от мыслей и сомнений, Труф решила поставить две фотокамеры в библиотеке, друг против друга, чтобы охватить всю комнату. Прикрывшись необходимостью записывать исходящие из библиотеки звуки, она получила возможность оттащить магнитофон в свою комнату.

"Пусть они думают, что я не хочу, чтобы он мешался здесь", — убеждала себя Труф, надеясь, что ей удастся получить искомые доказательства, не возбуждая ничьих подозрений.

Но что она будет делать с этими доказательствами?

Было уже почти шесть часов, когда Труф удалось наконец затащить тяжелый магнитофон в свою комнату. Теперь ей оставалось только подключить оборудование и ждать результатов, если, конечно, аппаратура что-нибудь зарегистрирует.

Труф выглянула в окно. Солнце уже село, и на горизонте появилась тонкая голубая полоска. На территории поместья зажглись фонари, освещая часть сада и лабиринт. После дня, проведенного в доме, прогулка по свежему воздуху показалась Труф очень заманчивой.

Лето святого Мартина — непродолжительный теплый период после первых морозов — пока не наступило, еще чувствовалась прохлада. Труф шла по дорожке и с удовольствием вдыхала слегка морозный, пьянящий вечерний воздух. Она обернулась и посмотрела на дом. Почти во всех его окнах горел свет. Только в одном окне, угловом, там, где находилась комната Лайт, было темно.

"Интересно, куда это она сегодня направилась с Майклом?" Труф снова совершенно неожиданно начала думать о будущем. После того как она закончит свою деятельность во Вратах Тени, она увезет Лайт с собой. В квартире у нее две спальни, так что особых неудобств появление Лайт не принесет, нужно будет только перенести стол и книги из второй спальни в свою. Лайт сможет гулять по парку, по всей территории Тагханского университета так же свободно, как и здесь. А Труф будет…

Дальше этого момента воображение не шло. Труф не имела представления, что она станет делать. Знала точно одно — жить так, как раньше, она уже не сможет. А что, если принять предложение Джулиана и махнуть с ним в Европу? Но что тогда делать с Лайт?

"Можно взять ее с собой". Труф понимала, что Лайт не подготовлена к подобной поездке.

"Но она может и не поехать, остаться у меня. Пусть сама решает", — подумала Труф, внезапно почувствовав безразличие к Лайт.

Возникшее желание помечтать о будущем исчезло, и Труф увидела, что направляется к лабиринту. В раздумье она остановилась у входа. Первым желанием было войти в него. Если лабиринт не переделывали и он остался таким же, что и на карте, Труф легко выберется из него.

И даже если переделывали, в таком маленьком лабиринте очень трудно заблудиться. Но как только Труф ступила внутрь и высокие кусты скрыли от нее свет фонарей, Труф сразу почувствовала, что совершила ошибку, затеяв эту дурацкую прогулку. Лабиринт был уже не тот, каким она видела его на карте. Он неузнаваемо изменился.

Если бы Труф находилась в Калифорнии или в Нью-Йорке, она бы посчитала, что произошло землетрясение. Только оно дает это непередаваемое чувство потерянности в пространстве. Оно накатывает на человека и ввергает его в панику. Человек начинает метаться в лихорадочных поисках выхода из руин, его охватывает ужас. Если это ощущение не остановить, то можно сойти с ума. Труф показалось, что, войдя в лабиринт, она переступила через невидимую черту, которой раньше здесь не было.

Вдруг она почувствовала запах дыма, услышала треск и увидела клубы пламени. Она обернулась.

Кусты, которые только что стеной окружали ее, исчезли, перед Труф открылась широкая чистая поляна и объятый пламенем дом. Труф рванулась вперед, но что-то удержало ее на месте. Сознание неестественности происходящего? Такое пламя не могло возникнуть в течение каких-то пяти минут! Нет, Труф остановило другое — она поняла, что горит дом, которого она никогда не видела и которого не было здесь уже много лет.

В огне полыхало длинное белое приземистое здание с конусообразной крышей и длинными узкими окнами под самой крышей. Раздавались хлопки, трещали и валились бревна. Сквозь раскрытые окна Труф видела сверкающее золотом пламя. Теперь она вспомнила, когда случился этот пожар — в 1872 году, сто двадцать три года назад.

У Труф внезапно проснулась способность к ясновидению. Она широко раскрытыми глазами смотрела на огонь и видела сквозь него. Будто кадры старинной кинохроники, перед ней разворачивалась картина давно ушедшей трагедии. Труф увидела оштукатуренные белые спальни, залитые огнем. Но ярче огня была кровь — на стенах, на полу, стекающая с кроватей. Казалось, пламя обходило ее стороной, боялось коснуться ее.

Посреди одной из спален стоял мужчина. Его мокрое лицо блестело в пламени разыгравшегося пожара, рубашка намокла от пота и пропиталась кровью. Сжимая в руке топор, мужчина рыдал. Труф видела его слезы и слышала громкие всхлипывания. Мужчина поднимал и опускал топор, хотя его жертвы уже давно не подавали признаков жизни.

Илия Чеддоу, тот самый, что зарубил всю свою семью, а после исчез. Предполагали, что он, возможно, сгорел в пожаре, который сам же и разжег. И никто не знал мотивов его поступка. Труф начинала догадываться, что она знает их.

Часть крыши дома упала, и пламя, разбрасывая искры, вырвалось наружу. Вверх устремился огненный столб. Где-то вдалеке били в колокол, в страхе просыпались жители городка Убей Тень и, изумленные, смотрели на слабо виднеющийся в тумане огонь.

Несмотря на весь ужас, увиденная Труф сцена не напугала ее, она не чувствовала никакого волнения. Будто весь тот кошмар, свидетелем которого стала Труф, — это всего лишь прелюдия к другому, более страшному событию, что-то вроде эпиграфа.

— "Я знаю берег, где растет дикое время", — услышала Труф знакомый голос за спиной.

"Нет, нет, не оглядывайся", — послышалось предупреждение.

Труф отвела глаза от пожара и посмотрела вбок, вслушиваясь в слова Торна. Видение горящего дома исчезло, она снова ощутила легкое дуновение прохладного ветерка, и вокруг опять появились высокие кусты.

— Здравствуй, — произнесла Труф. — Здравствуй, отец.

Глядя на ужасную картину пожара, Труф не ощущала страха, но сейчас он вдруг напал на нее. Однако она испугалась не Торна — Труф боялась потерять свое здравомыслие. Только сейчас она поняла справедливость слов Майкла о том, как беспомощен человек, оставшийся один на один с неведомым. Как он был прав, уговаривая ее уехать, пока она еще не потеряла убежденность в правильности своего видения мира.

— Я бы очень хотел, чтобы ты прошла к своей машине, села в нее и уехала. Немедленно, — услышала она голос Торна. — За вещами ты можешь прислать кого-нибудь потом. Да и если ты не возьмешь их, что с того? Ты и без них выглядишь как картинка. — В голосе Блэкберна неожиданно зазвучала горечь.

— Почему я должна уехать? — заставила себя спросить Труф. — "Сейчас, когда я наконец-то начинаю узнавать себя, понимать, кто я есть?" Труф смотрела на стену окружающих ее деревьев. Впереди она увидела неясный свет, это был вход в лабиринт. Значит, она ушла не так далеко. Картина пожарища бесследно исчезла.

Но что она видела? Прошлое или будущее?

— Потому что тебе следует всегда быть уверенной во всем, включая и свой разум, — ответил Торн. — Ты не похожа на других, ты — моя дочь. Ты даже не понимаешь, что это такое, быть моей дочерью.

"Разве? Прекрасно понимаю, это зов крови".

Труф резко обернулась — за ее спиной никого не было. Она удивленно осмотрелась. Если бы кто-нибудь стоял за ней, она бы увидела его. Труф потрогала листья деревьев.

— Нет никакой необходимости остерегаться, я уже чокнулась, — произнесла она вслух. — Я много читала о галлюцинациях, но все, что со мной происходит, — это совсем не то. Нормальные люди не видят того, чего нет, и не разговаривают с несуществующими людьми. Ну хорошо, я уеду, а как тогда быть с Лайт? — спросила она, но ответа не последовало. — Торн! — позвала Труф требовательным тоном. Ей уже не казалось идиотизмом упрекать призрак в отсутствии отцовской заботы. — Торн! — повторила она. — А как ты мне посоветуешь поступить с Лайт? Что произойдет с ней после того, как я уеду? Ведь она тоже твоя дочь, часть нашей крови. Что будет с ней?

"Я здесь, в тени кустов". — Труф не услышала, она почувствовала ответ.

— Торн! Отец! Пожалуйста, ответь мне.

— Свет и истина проложат нам путь, — ответил Торн Блэкберн.

Труф никак не могла определить, откуда идет голос, хотя слышала его настолько ясно, что даже уловила легкие нотки самодовольства.

— И это будет путь Пилигрима. Ты все время говоришь о том, что к тебе взывает кровь, дочь моя. Но бойся, если она будет выбирать, а не ты. Берегись. — Голос стал затихать, конец своего монолога Торн произнес эффектным театральным шепотом.

— О Господи, Иисусе Христе! Сколько можно! — простонала Труф.

Ее начала бить нервная дрожь. Еще одно столь же многозначительное, сколь и мелодраматическое предупреждение. Труф так долго думала об этой встрече, хотела так много сказать Торну Блэкберну и вдруг замолчала, все они показались мелкими, недостойными разговора с отцом, не важно, живым или мертвым.

"Все, я определенно сошла с ума. Мои аргументы совершенно детские, а ведь я взрослый человек. И отец уже давно умер.

Но разве это что-нибудь меняет?"

Труф глубоко вздохнула и торопливо зашагала к дому.

Неясно, куда Майкл и Лайт ходили, но вернулись они вовремя. Когда Труф вошла в зал, то сразу увидела их за столом. Фиона тоже решила почтить всех своим присутствием. Она села подальше и предусмотрительно не глядела в сторону Труф.

Джулиан сидел во главе стола, как древний божок, рассматривая своих расшалившихся детишек. Одного он бранил, другого хвалил, но ко всем был милостив и дружелюбен. Труф он одарил улыбкой особой лучезарности. Труф вдруг почувствовала исходящее от Джулиана тепло, подобно тому, которое она ощутила возле камина в своей спальне. Только позже Труф поняла, что улыбка Джулиана должна была бы вызвать в ней ассоциативные воспоминания о пожаре во Вратах Тени, но не вызвала. И Труф поняла почему. Потому что это было воспоминание высшего порядка, их не всколыхнет земная, низменная реальность.

Вслушиваясь в возбужденный разговор обитателей Врат Тени, Труф почувствовала, что они ожидают чего-то. Скорее всего, круг будет работать сегодня ночью, начнет серию ритуалов, которые закончатся открытием пути. Теперь ежедневно по шесть часов, с полуночи до рассвета, в течение целой недели, круг будет проводить в священном театре. В ночь на хэллоуин начнется самый ответственный ритуал, вершина работы Торна, основная литургия, каковая должна закончиться воссоединением мира богов и человеков.

И что же наступит потом?

Хотя Труф гостила во Вратах Тени всего несколько дней, сколоченный Джулианом круг ей в общем-то нравился. Ей импонировал спокойный, чуточку беззаботный Доннер, остроумный Хиауорд, Эллис, способный посмеяться над самим собой, Карадок, гордый от своей сопричастности великой неведомой тайне, Гарет, безнадежно влюбленный и так стремящийся быть всем полезным. Это были не старцы с безумными глазами, рехнувшиеся от видений, не полудурки, чокнувшиеся на оккультизме, не персонажи "страшненьких рассказов", а вполне нормальные люди. Но ненормальным было их стремление к гибели — так безумцы заигрывали с судьбой, покуривая на пороховой бочке.

Но что заставляет ее так думать?

И чем дольше Труф пыталась найти ответ на этот вопрос, тем больше ее охватывало беспокойство. Она не только чувствовала необходимость ответить на него, но и сделать это как можно быстрей.

Торн постоянно делал ударение на том, что она именно его дочь. Он словно пытался дать ей понять, что из-за этого она подвергается большей опасности, чем остальные.

Труф попыталась проанализировать, что же принесло ей время пребывания во Вратах Тени, и пришла к неутешительному выводу — вопросов становилось все больше, а ответов — меньше.

Сразу после обеда все те, кто составлял круг, извинившись, ушли. Труф поняла, что они пошли делать необходимые приготовления. Она поднялась из-за стола и в сопровождении Джулиана прошла в гостиную.

Тускло светили лампы, поленья в камине догорели и превратились в угли. На столах блестели бокалы, приготовленные для коктейля. Сегодня они оказались не нужны. Труф подошла к камину и посмотрела на тлеющие угольки. Кем же был Торн Блэкберн и кем должна ощущать себя его дочь?

Джулиан подошел к ней и обнял. Его горячая ладонь легла Труф на плечо. Она почувствовала пульсацию, словно неведомый насос накачивал тело Джулиана силой.

— Завтра у тебя будут интересные данные, — произнес он.

— Надеюсь, — ответила Труф задумчиво. От размышлений о своей судьбе и неотвратимо надвигавшейся катастрофе ее не могла отвлечь даже мысль о получении графиков колебания энергии, генерируемой оккультной ложей.

— Скажи мне, что ты присоединишься к нам, — произнес Джулиан. — Согласись, что не дать крови Торна увидеть день его триумфа, — это преступление.

— Там будет Лайт, — холодно ответила Труф не раздумывая.

— Да, — согласился Джулиан. — Но присутствовать должны все дети Блэкберна.

— Хорошо, я подумаю, — отозвалась Труф так же уклончиво, как и раньше.

— Честно говоря, я пытаюсь завлечь тебя не только поэтому. Если ты не будешь работать с нами, через неделю мы расстанемся, — прибавил он.

— Маги все такие корыстные? — попробовала пошутить Труф.

— Присоединись к нам, и ты увидишь, какие бывают маги, — масленым, многообещающим голосом сказал Джулиан. Труф усмехнулась, и Джулиан, стараясь обратить свое предложение в шутку, засмеялся и, нежно поцеловав Труф в лоб, ушел.

Как только шаги Джулиана затихли, Труф почти пожалела, что не пошла с ним. Никогда раньше она не замечала, как пуст дом по ночам. Без Джулиана он казался Труф театром без актеров.

Она посмотрела на часы, было почти половина девятого. Хватит разыгрывать из себя богатого бездельника, утомленного ночной жизнью, пора спать. Труф зевнула и покачала головой, вспомнив о регулярном недосыпании. Ничего, она ляжет сейчас и наконец выспится по-человечески.

Она прошла в свою комнату. Постель была уже разобрана, это, наверное, Айрин постаралась. Трудно представить, что подобную заботу о Труф проявила Фиона. Она, скорее всего, и себе-то постель не разбирает. Труф посмотрела на кровать, ее ночная рубашка была также предусмотрительно выложена. Оставалось занести в дневник события прошедшего дня и — спать.

Труф переоделась, но перед тем, как ложиться, включила магнитофон. Дилан всегда говорил, что если попытка записать какое-то явление терпит провал, это значит, что просто магнитофон не работал. Труф не хотела совершать ошибок, особенно сейчас, во Вратах Тени. Зная, что повторения не будет, она тщательно проверила машину — все, чему следовало работать, работало.

Вращались громадные катушки, покачивались стрелки индикаторов. Магнитофон работал бесшумно, даже легкий гул микрофонов едва ли был слышен за пару футов от дверей комнаты. Пленки хватит на двенадцать часов работы, магнитофон отключится завтра в половине десятого. Труф проверила соединения, засунула провода подальше под кровать, чтобы не наступить на них спросонья и не прервать запись. Учитывая специфику, ни один из инструментов, разработанных институтом, не работал от сети, каждый подключался к аккумулятору, заряда которого хватало на неделю беспрерывной работы. Как раз этот срок Труф и нужен.

Она проверила зарядку аккумулятора, нажав кнопку «тест». На дисплее высветились цифры «87», значит, аккумулятор заряжен на 87 процентов. Этого должно хватить с избытком.

Проверяя аккумулятор, Труф вспомнила предупреждение Джулиана. Он как-то говорил ей, что батарейки во Вратах Тени долго не работают. Решив проверить, Труф схватила спутниковый телефон, набрала домашний номер и с облегчением услышала гудки. В случае чего оставалось надеяться только на телефон.

Труф еле удержалась, чтобы не позвонить Дилану, но в конце концов решила не делать этого. Она устала, да и что сообщать ему? Оборудование работает, и слава Богу. Труф залезла под одеяло, взяла дневник и стала записывать свои дневные события и впечатления.

Заканчивая, Труф чувствовала, что совсем засыпает. Тем не менее она встала и еще раз проверила магнитофон.

Он не работал.

Труф несколько секунд, ничего не понимая, смотрела на застывшие катушки. Что случилось? Каких-то пятнадцать минут назад все было в полном порядке, сейчас же сигнальная лампочка погасла, а стрелки индикаторов мирно покоились у цифры "О".

Что случилось? Повредились контакты? Этого быть не может. Труф снова нажала кнопку «тест» и тогда все поняла — аккумулятор разрядился. Очень странно, ведь он только что был почти полностью заряжен. Можно было бы включить магнитофон в розетку. Идея заманчивая, но подача электричества здесь крайне ненадежная, если электричество отключат, а потом снова дадут, предохранители могут не выдержать и сгорят. А с ними может сгореть и что-нибудь внутри магнитофона. Значит, опять спать не придется. Вздыхая, Труф полезла за шнуром и включила магнитофон в розетку. Стрелки индикаторов колыхнулись.

Но что с другими приборами? Труф накинула халат, сунула ноги в тапочки и отправилась вниз.

В библиотеке стояли три фотокамеры и полибарометр. Батарейка в одной из камер села, во всех остальных оставалось меньше половины заряда. Труф покачала головой; аккумуляторы были совершенно нормальными, когда она днем проверяла и устанавливала оборудование. Таймеры тоже сбились. Не зная, когда что-нибудь может здесь возникнуть, Труф запрограммировала фотокамеры на съемку нескольких кадров каждый час. Поразительно, но одна из камер уже отщелкала всю пленку. Труф поморщилась, вспомнив, во сколько она обошлась Дилану. Еще непонятнее вела себя другая фотокамера: таймер на ней был установлен на съемку одного кадра каждые шесть часов. Это уже слишком! Третья камера перестроилась сама на фотографирование вручную.

"Можно просто уверить себя в том, что кто-то решил подшутить надо мной", — подумала Труф и попыталась так и сделать, но вскоре эту мысль пришлось отбросить. Джулиану все ее приготовления были безразличны, он не будет дотрагиваться до инструментов. Остальные? Они ничего не знали. Труф просидела здесь до вечера, и никто сюда не заходил. Труф решила включить аппаратуру в сеть, но нашла только две розетки. Она включила две фотокамеры. По крайней мере сейчас у нее было в руках доказательство правильности слов Джулиана о том, что батарейки здесь долго не работают.

К тому времени, когда она закончила возиться с аппаратурой в библиотеке, Труф меньше всего хотелось спать. Урчание в желудке подсказало Труф, как можно с пользой провести ближайшее время.

— Чашечка какао, как любит говорить Айрин, залечивает все раны. Проверим, — прошептала Труф и отправилась вниз.

Тонкая полоска света под дверью подсказала ей, что на кухне кто-то есть. Труф предположила, что это может быть только Майкл, и не ошиблась, хотя видеть его у плиты с кофейником было довольно странно.

Его пиджак и жилетка висели на стуле, рукава белой рубашки закатаны выше локтей, а верхняя пуговица была расстегнута. Иными словами, Майкл был без доспехов, коими ему служила одежда. Из кофейника шел вкусный запах шоколада. Майкл увлеченно помешивал приготавливаемое какао.

— Похоже, что нам начинают приходить одни и те же мысли, — удовлетворенно произнесла Труф, внезапно появившись позади Майкла. Хотя на ней был только халат и пижама, ей не было стыдно за свой вид. Посмотрели бы ее коллеги, что это за халат. Да он даст сто очков вперед любому прогулочному костюму! К тому же Майкл — мужчина не в ее вкусе, он едва ли подходит на роль объекта страсти. Уж слишком он какой-то… чужой.

"Странно, но Лайт он нравится".

— Тоже захотелось какао? — спросил Майкл и улыбнулся, повернувшись к Труф. — На двоих нам вполне хватит. — Он утвердительно кивнул.

Труф пожала плечами, взяла одно из оставшихся после обеда пирожных и села за стол. Майкл снял с газа кофейник и поставил его на стол. Достав две маленькие чашки, он осторожно разлил приготовленный напиток.

— Джулиан хочет в ноябре уехать, — попыталась Труф завязать разговор.

— Полагаю, что он мог бы это сделать, — ответил Майкл.

"Мог бы? Странно".

— Вы не верите ему? — спросила Труф напрямик.

Майкл посмотрел в глаза Труф, и она вновь почувствовала тревогу.

— Думаю, что Джулиан не считает для себя возможным планировать что-нибудь после тридцать первого октября, — осторожно произнес Майкл.

— Это день выполнения последнего ритуала, — вспомнила Труф.

Майкл наклонил голову в знак согласия.

Что Майкл хочет сказать? Он намекает, что Джулиан сумасшедший? А можно ли считать Майкла надежным источником информации, когда дело касается здравомыслия?

— И что, по вашему мнению, случится, когда… "…когда он убедится в том, что потерпел фиаско?" — так и подмывало спросить Труф, но у нее язык не поворачивался сказать это.

— Ответьте сначала на мой вопрос. Представьте, что у него получился ритуал открытия пути и варварские боги вновь ступили на землю. Что, по вашему мнению, Джулиан будет делать с той силой, которую получит?

— Торн Блэкберн говорил, что с открытием пути наступит новый золотой век, — медленно ответила Труф.

— Не представляется ли вам это обещание несколько туманным? — спросил Майкл, зловеще улыбаясь.

— Вы считаете, что Джулиан действует не в интересах человечества? "Вот чего мне так не хватало, теплой беседы с еще одним чокнутым. Единственная отрада, что приходится разговаривать с живым человеком, а не с привидением".

— Ну а вы сами что думаете по этому поводу? — ответил Майкл. — Взвесьте все, и поймете, что альтруизм в чистом виде такое же редчайшее явление, как и бескорыстная доброта.

— Я предполагала, что вы друг Джулиана. — Труф почувствовала раздражение. Эти нравоучительные сентенции Майкла начинали ей надоедать. Ее чувства к Джулиану постоянно подвергались проверке и испытаниям, но она никогда не думала, что Майкл тоже будет устраивать ей подобный экзамен.

— Да, это так, — подтвердил Майкл. — Возможно, единственный, кого он сам оставил и в ком больше всех нуждается.

— Не слишком ли наш разговор утомителен для нас обоих? — отрезала Труф. Она допила свою чашку и поднялась. — Попытайтесь ответить на один вопрос, Майкл. Вы ненавидите магию, вы не верите в возможность и необходимость изучения непознанного, вы считаете Джулиана сумасшедшим. Тогда что вы здесь делаете?

Она посмотрела ему в глаза и увидела в них ярость и одновременно отчаяние. Труф почувствовала себя так неловко, словно она насмехалась над человеком, страдающим от невыносимых моральных мук.

— Я обязан быть здесь, — тихо ответил Майкл. — Добро всегда должно соседствовать со злом, только так оно может проявить себя. И выбор у меня не такой богатый, как у Джулиана.

— Вы могли бы говорить со мной более понятным мне языком? — Труф буквально взмолилась. — Ну скажите мне наконец всю правду.

— "Пилат сказал ему: что есть истина?" — процитировал Майкл. — Ну хорошо, вот вам правда: оставаясь здесь, вы подвергаете свою бессмертную душу большой опасности. Не исключено, что вам предложат возможность отказаться от своего места в раю. Еще более вероятно, что вы согласитесь. Этот отказ будет стоить вам многого, Труф. Вы никогда больше не увидите света и остаток дней своих проведете среди теней.

— Вы… бредите, — сочувственно глядя на Майкла, произнесла Труф.

— Вы просили меня сказать вам правду? Теперь вы ее знаете, — печально произнес Майкл. — Но вы ее не поняли. Из этого я делаю вывод — очень скоро вы лишитесь способности выбирать.

— Я уже говорила вам, что не верю в… вашу религию, — ответила Труф с вызовом.

— Она была, есть и будет вне зависимости от того, верите вы в нее или нет, — отозвался Майкл. — Потому что она — сама истина.

Труф больше не хотелось разговаривать с Майклом, он казался ей отвратительней всех остальных. "Очень печально", — подумала она. Вера Майкла делала мир таким, каким он ей был нужен, отвергая его реалии. О чем ей еще разговаривать с Майклом?

— Спокойной ночи, — сказала Труф и отправилась мыть чашку.

— Приятных сновидений, — отозвался Майкл Архангел.

По пути к себе Труф прошла мимо комнаты Лайт. Она открыла дверь комнаты и посмотрела внутрь. Там никого не было, девушка, видимо, уже спустилась в храм.

Труф проверила, на месте ли "Страдающая Венера". Книга лежала там, где Труф и спрятала ее.

Ей оставалось лежать там еще девять дней.

13. Час истины

Рассудит время споры королей,

Сорвет с них маски, и тогда

Увидим мы, где фальшь была,

Где — правда.

Уильям Шекспир

Тридцатого октября было воскресенье. Труф провела этот день точно так же, как и все предыдущие, — в библиотеке Врат Тени за исследованием блэкбернианы. Теперь у нее был не только практически весь материал для книги, но даже название глав. В общих чертах была готова и сама книга. Труф решила разбить ее на несколько частей. В первой она напишет о ранних годах жизни Торна, во второй будет говорить о его карьере, третью посвятит последователям Торна и их работе после смерти великого учителя. Гвоздем книги станут, разумеется, скандалы, связанные с вызывающим поведением Торна Блэкберна.

Правда, по мере работы над книгой Труф уже не считала поступки Торна такими уж эксцентричными, какими их пытались представить.

Труф старалась быть объективной, она не прислушивалась к внутреннему голосу, говорившему ей, что ничего странного или чрезмерного в высказываниях и делах Торна не было, он ничем не отличался от своих современников. Он искренне веровал в свое учение, но без экзальтации. Это не был доморощенный провидец, измученный видениями. Торна нельзя было назвать ни мракобесом, ни ополоумевшим фанатиком. Нормальный человек, ну, возможно, как говорят, малость с приветом, но не более того.

Он, как выяснила Труф, был абсолютно честен в денежных делах, не строил своего личного благополучия на доброхотных дарах, а все тратил на работу.

Даже его ужасающая ложь о себе и та была замешена на его честности. Он рассказывал невероятные истории о своем прошлом не для того, чтобы пустить пыль в глаза, он делал это специально, чтобы выработать у своих последователей иммунитет на ложь вообще. Он хотел, чтобы его ученики научились мгновенно отличать правду от вымысла. Тогда, считал Блэкберн, они никогда не позволят кому-нибудь одурачить себя. Он воспитывался в Европе, где воспоминания о привлекательном безумце Гитлере были еще достаточно свежи. И самое главное, Торн мечтал создать мир, населенный не своими сторонниками и последователями, а мир, где все будут полубогами.

"Отец, ну почему в жизни все получается наоборот?"

Но Труф не только работала над созданием книги о жизни и учении Торна, были у нее и другие занятия. Когда в ту ночь она поднялась к себе и проверила спутниковый телефон, он молчал. Со злости Труф чуть не выкинула дорогостоящую, но ставшую бесполезной игрушкой вещь в окно своей спальни, но во время спохватилась, вспомнив, что она не купила аппарат, а всего лишь взяла в аренду. Труф решила проверить, сможет ли она заставить аппарат работать на следующий день, и с этого момента вступила в увлекательную, но изматывающую борьбу за контакт с внешним миром. Труф билась, как лев, она покупала батарейки и аккумуляторы, пыталась заставить телефон работать от сети, но все было безрезультатно, Врата Тени не сдавались. В конце концов Труф оставила бесплодные попытки вызвать к жизни телефон и обратилась к своим экспериментам. Вот тут-то и началось самое худшее.

Джулиан не меньше самой Труф был заинтересован в результатах ее работы по отлову призраков и с плохо скрываемым весельем следил за тем, как Труф билась за получение данных. Присланное Диланом оборудование не желало работать. Как Труф ни старалась зарядить аккумуляторы, они разряжались максимум через несколько часов. За более чем неделю фотокамеры не отсняли ни одного кадра.

Как показала действительность, аппаратуру можно было не присылать. Кроме шуток с электричеством, Врата Тени вели себя скромно и покорно, как ягненок. Перестали перебегать с места на место комнаты и лестницы, а картины уже не пытались упасть и прищемить Труф. Даже Торн Блэкберн деликатно не появлялся, так что Труф даже немного соскучилась. В последнее время она нередко вспоминала старого безобразника, он напоминал ей поднадоевшего всем дядюшку, занудного и вредного, с противными привычками и скверным характером, но без которого жить так скучно и уныло.

Покусывая кончик шариковой ручки, она обвела библиотеку взглядом. Напротив сидел Карадок, углубившись в разложенные перед ним книги по магии. Труф видела их, и они показались ей чересчур насыщенными техническими терминами, но Карадока, похоже, это ничуть не смущало. Он методично работал, сверял какие-то записи и что-то выписывал в свой большой черный блокнот. Он был поглощен своим занятием, как, впрочем, и весь круг истины. В последние дни, как уже отметила про себя Труф, почти все обитатели Врат Тени вели лихорадочную подготовку к чему-то. Порой Труф не видела никого вплоть до вечера.

"Театр построен лишь для одного… но уверены ли они, что он придет?" — раздумывала Труф. По ее предположениям выходило, что в ближайшее время Джулиан поставит заключительную часть своей пьесы, репетиции которой проходят почти постоянно. Готовятся декорации, портные дошивают костюмы, подобран и ждет своего часа грим. Ну что ж, пусть пробуют. Труф тоже не теряла времени, ее работа над биографией Торна почти закончена.

Как о чем-то абстрактном Труф подумала о своем отъезде. Все необходимые документы собраны, пора в дорогу. Джулиан тоже будет заниматься чем-то после того, как откроет свои врата. Так что Труф свободна, даже более того, она станет здесь лишней.

Завтра у них последний ритуал.

Труф встрепенулась и удивленно заморгала. Ей показалось, что она все это время спала и внезапно проснулась. Как она могла забыть? Ведь завтра же хэллоуин, последний ритуал, открытие пути!

Но куда же подевалось все это время? Чем Труф занималась? Черт подери, надо же еще успеть…

Труф почувствовала тревогу, словно предчувствуя беду. Она должна что-то делать, но что? Труф ощутила какое-то движение, ей внезапно показалось, что сами Врата Тени очнулись ото сна.

О чем она думала все это время? Труф даже не поехала в Стормлаккен на похороны своей тети.

Труф почувствовала легкое головокружение, медленно поднялась и посмотрела на Лайт. Девушка сидела на полу у камина и безмятежно играла с ниткой, к которой был привязан блестящий серебристый шарик. Она повернула голову, улыбнулась Труф и снова продолжила водить по полу ниткой.

Труф злилась на себя. Целую неделю она пряталась в библиотеке, имитировала работу, хотя заниматься нужно было совсем другим. Теперь у нее не оставалось времени для подготовки к самому главному — побегу из Врат Тени с Лайт. Но прежде всего необходимо узнать истинную цель Джулиана, как здесь оказались остальные обитатели Врат Тени и что их связывает между собой.

Труф даже не потрудилась позвонить Дилану. Конечно, Мег передаст ему ее сообщение, но связаться с ним стоило бы. Хотя бы из вежливости.

Ну, это еще можно исправить.

Труф направилась в комнату Джулиана, в последнее время она туда часто заходила без приглашения, и Джулиан уже привык к тому, что Труф его беспрестанно отвлекает. Сейчас этого не произошло, Джулиана в комнате не было.

Труф подошла к столу, сняла с телефона трубку и поднесла ее к уху. Молчание. Труф несколько раз нажала на рычаг — привычка, унаследованная от просмотров старых фильмов. Внезапно Труф почувствовала, что в комнате стоит какой-то странный горьковатый запах, так пахнет застоявшийся и выдохнувшийся одеколон. Поразительно, но Труф запах понравился.

Телефон молчал, хотя погода была прекрасная. Следовательно, причину нужно искать не в перебоях с электричеством. Труф попался на глаза раскрытый ежедневник Джулиана.

"Я не должна смотреть в него", — убеждала себя Труф, но любопытство одержало верх, и она перелистала страницы. Они были испещрены какими-то непонятными Труф знаками, только на самой последней была сделана одна-единственная запись: "Увидеть Эллиса". Труф посмотрела на число — встреча с Эллисом была намечена у Джулиана на сегодня.

"О чем они собираются говорить?" — подумала Труф, но вскоре решила, что ее это совершенно не касается. Она вышла из комнаты, пока не случилось еще чего-нибудь непонятного.

Труф вернулась в библиотеку, но работать уже не могла. Овладевшее ею беспокойство мешало сосредоточиться. Долгим, изучающим взглядом она посмотрела на Лайт, увлеченную игрой. Созревшее решение немедленно отправиться в Убей Тень и позвонить Дилану дополнилось еще одной интересной мыслью.

Труф сделает то, что ей следовало бы сделать давным-давно, — она отошлет Дилану все свои записи. Пусть он посмотрит их, Дилан не станет рассматривать видения Торна и разговоры с ним как сумасшествие, бред или ясновидение, а как своего рода показатель изменения взглядов Труф. Но Дилану она может доверять.

И еще Труф отошлет "Страдающую Венеру" на свой адрес. Может быть, сделать с нее копию и послать Дилану? Дилан, по мнению Труф, был значительно большим поклонником учения Блэкберна, чем пытался казаться. Правда, к оккультизму он относился индифферентно. Не исключено, что Дилан поможет ей понять смысл туманной, устрашающей "Венеры".

Еще не так давно Труф не решилась бы браться за книгу, но только потому, что не верила в свои силы, боялась, что не сможет преодолеть ее неизбежного воздействия. Сейчас же она была уверена в себе. Все-таки эти дремотные дни не прошли даром, что-то изменилось внутри самой Труф. Она стала иначе оценивать себя. Необходимость обратиться за помощью к Дилану уже не пугала ее. Уж так устроен этот мир, что иногда требуется помощь посторонних людей.

Труф не торопясь собрала свои записи и вышла из библиотеки. Сегодня она соберет все, а завтра с самого утра отправится на почту.

Первое, что необходимо сделать, — взять "Страдающую Венеру", пока Лайт находится в библиотеке.

Труф взлетела по лестнице на третий этаж, вошла в комнату Лайт и нашла книгу. Она посмотрела, на месте ли ожерелье, оказалось, что оно все еще лежит в ящике. Труф подумала и, решив, что Торн от него отказался, взяла с собой и его. Вернувшись к себе, она спрятала ожерелье в сумку и начала готовить посылку Дилану: пленки, свой дневник и записи об истории Врат Тени. Материала набралось довольно много, и Труф подумала, что неплохо бы положить его в коробку.

Внизу должны быть коробки. Нужно сходить и взять одну из них. Айрин можно не беспокоить, в случае чего Хоскинс поможет. Труф подошла к двери, открыла ее и, обернувшись, посмотрела на гору приготовленных к отправке бумаг. "Страдающая Венера", аккуратно и незаметно спрятанная, лежала в самом низу.

С помощью любезного Хоскинса Труф нашла все, что ей было нужно: коробку, упаковочную бумагу, липкую ленту, веревку, — и вернулась в свою комнату не больше чем через полчаса. Айрин она не встретила, да это и неудивительно, в последнее время обитатели Врат Тени были настолько поглощены работой, что даже во время обеда смотрели друг на друга отсутствующим взглядом. В доме постоянно слышались какие-то необычные звуки, витали странные запахи. Труф часто видела, как кто-то готовит то масла, то мази. Иногда за столом кто-нибудь застывал и молча, видимо, медитируя, сидел так некоторое время. В этой обстановке Труф чувствовала себя очень неуютно, хотя привыкла к подобным вещам в университете — там тоже накануне экзаменов все ходят как сомнамбулы.

Войдя в комнату, Труф подумала, что посылку можно дополнить письмом, но решила не делать этого, просто сообщить о ней Дилану по телефону. Сейчас она соберет весь материал в коробку, перевяжет ее и отнесет до утра в багажник машины. Затем пешком, прогулка только пойдет ей на пользу, Труф отправится в город, откуда и позвонит Дилану. Труф усмехнулась: с тех пор, как Врата Тени перестали пугать ее, она не стремилась покинуть поместье.

А почему дом вытворял с ней такие вещи раньше?

Может быть, Врата Тени приняли ее?

Она открыла коробку и стала складывать в нее бумаги. Вот и последние листы с записями. А где же книга?

"Страдающей Венеры" не было.

Сначала Труф подумала, что просмотрела ее, задумавшись, положила книгу в коробку, не заметив этого. Она перерыла все бумаги, но книга не появилась.

Она исчезла.

Они украли ее. Подловили момент и украли. Они правильно все рассчитали, как чувствовали, что именно сегодня книга уйдет от них навсегда. Труф была в бешенстве. Все уловки ни к чему не привели, но мало этого, рухнули все ее планы. Труф поняла, что с ней просто играли, а когда эта игра надоела, ей дали пинка. Ее не просто обокрали, ее оскорбили.

Злость переполняла и душила Труф, но еще ей казалось, что проснувшийся дом к ее негодованию методично примешивает свое безумие. Труф чувствовала, как от внезапного бешенства кровь закипела у нее в жилах. Вены на руках вздулись и горели. Все, ей надоело быть угодливой гостьей, осточертело разыгрывать из себя тихоню! Кого она провела? Это ей, липовой рационалистке, утерли нос, да еще как! Хватит, она устала смотреть на всю эту шайку полоумных подонков, сейчас она им покажет.

Она пойдет к Джулиану и потребует свою книгу. Свою! Потому что она принадлежит ей по праву наследства, ведь Труф — дочь Блэкберна.

Что произойдет после ссоры, Труф не представляла и не задумывалась об этом. Она подошла к двери и так толкнула ее, что та, распахнувшись, громко ударила по стене. Труф вышла в коридор.

Дом старался сбить ее, увести в сторону, заманить куда-то, но Труф своей злостью, словно мечом, разрубала липкую, обволакивающую сознание паутину. Впервые она почувствовала в себе могущество, данное ей от рождения. Сбегая по ступенькам лестницы, проходя по коридорам, Труф легко справлялась с наваждением, и оно отступило. Неспособное сломить, свести Труф с ума, ища выхода своей мрачной силе, оно набросилось на сам дом.

— Джулиан! — выкрикнула Труф, спускаясь по лестнице к храму.

Дверь открылась, и Труф увидела шахматную доску пола и выходящего Хиауорда. Он посмотрел на спускающуюся Труф, быстро отвел взгляд и торопливо зашагал ко входной двери. Труф увидела, как он открыл ее и в дом вошло несколько человек в белых халатах; двое из них катили носилки.

Труф остановилась и пришла в себя.

— Хиауорд, — позвала она, но он, не останавливаясь, повел людей внутрь дома.

Оторопевшая Труф остаток лестницы прошла тихим, спокойным шагом. Дверь в дом оставалась открытой, и Труф увидела на гравийной дорожке бело-оранжевую машину "скорой помощи". На крыше ее горел яркий синий сигнал.

"Что тут происходит?"

— Какой ужас, — запричитала Айрин, подходя к Труф. — Какой кошмар. Как это только могло случиться? Эллис ходил по этой лестнице сотни раз.

— Что? — переспросила Труф.

Появились санитары. Они медленно и осторожно везли носилки, на которых лежал Эллис. Подошли Гарет и Хиауорд, лица у обоих были угрюмые и недовольные.

Труф посмотрела на Эллиса. Привязанный, он лежал на доске, и уже одно это говорило о многом. Серое лицо Эллиса было искажено гримасой боли. Увидев Труф, он слабо пошевелился, открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог и застонал.

Труф, заметив его попытки, подбежала к нему.

— Эллис, — спросила она. — Что случилось?

— Он упал с лестницы, по которой ходят слуги. Мы ею никогда не пользуемся, она слишком крутая, — резко ответил Гарет.

— И ударился головой, — угрюмо произнес Хиауорд.

Холодеющими пальцами Эллис дотронулся до руки Труф. Он пристально смотрел в ее глаза, рот его то открывался, то закрывался. Он явно хотел что-то сказать Труф, но эти слова не шли у него с языка.

— Все будет хорошо… — Труф сама не понимала, что говорит. Боль, которую она видела в глазах Эллиса, затушила остатки ее ярости, осталась только острая жалость к Эллису. Глаза его закрылись. Он расстроился, оттого что бессилен что-то сказать Труф? Или смирился с неизбежностью?

— Простите, мисс, — сказал один из санитаров.

Труф отошла, они вывезли носилки на улицу, осторожно спустили по ступенькам и закатили в машину.

Труф посмотрела на лестницу и увидела Джулиана. Он стоял в сером, как тело акулы, элегантном костюме. Труф пыталась прочитать выражение его лица, но безуспешно, оно было непроницаемо, как маска.

Интересно, что он будет делать без Эллиса? Труф не слишком старалась понять их таинственную работу, но знала, что Эллис занимал важное место в отправлении ритуалов. Он был одним из четырех хранителей, черной собакой. Сможет ли Джулиан найти кого-нибудь, кто бы заменил Эллиса?

— Труф, — внезапно позвал чей-то голос.

Она повернулась к дверям и увидела Дилана.

Дилан Палмер вошел в фойе, обернулся и с любопытством посмотрел на машину "скорой помощи".

— Когда я подъехал и увидел эту машину, — произнес Дилан, — признаюсь, мне полезли в голову самые мрачные мысли. Но, слава Богу, что это еще не ты. — В голосе Дилана чувствовалось облегчение.

На нем была грубая рубашка с закатанными рукавами, потертые джинсы и большие, армейского типа башмаки. Волосы были всклокочены. В общем, весь вид доктора Палмера контрастировал с изысканностью Врат Тени.

Пока Труф справлялась с волнением и искала нужный тон, раздался голос Джулиана.

— Кто вы? — спросил он и выступил вперед.

Труф посмотрела на обоих мужчин и увидела, что разница между ними такая же огромная, как между Джулианом и Гаретом, только сейчас сравнение было далеко не в пользу Джулиана.

— Доктор Дилан Палмер, — ответил Дилан, делая легкое ударение на степени. — Заведую лабораторией в институте психических исследований имени Бидни при Тагханском университете. А вы, должно быть, Джулиан Пилгрим? — Он улыбнулся и протянул руку.

— И что привело вас сюда? — ответил Джулиан, стараясь говорить нейтральным тоном, не замечая поданной руки. Хотя Джулиан не смотрел в сторону Гарета, Труф заметила, что юноша как-то неловко и тревожно зашевелился, и вспомнила сцену, свидетелем которой она стала.

Джулиан не любил сюрпризов.

— Я пойду закрою ворота, — произнес Гарет.

— Подожди пока. Я не думаю, что мистер Палмер задержится здесь надолго, — произнес Джулиан.

Дилан, не переставая улыбаться, опустил руку.

— Я просто заехал навестить Труф.

— Вот она, — сказал Хиауорд.

— Привет, Дилан, — неуверенно произнесла Труф. "Какого черта ты приперся сюда?" Внутри нее что-то всколыхнулось, и она снова почувствовала приступ злобы. Как Дилан осмелился приехать сюда?

Словно почувствовав накаленную обстановку или услышав тревожный звон невидимого колокола, из библиотеки спустился Карадок, а с улицы в дом вошел Доннер.

Труф видела, что в воздухе пахнет большим скандалом, если не дракой. Это было уже нечестно. Дилан был ее знакомым, следовательно, и наказание для него выберет она.

— Джулиан, можно мне поговорить с гостем? — произнесла она.

По лицу Джулиана пробежала еле заметная улыбка. Он повел бровью, выражая согласие. Труф подошла к Дилану, взяла его за руку и повела в комнату.

— Свихнувшийся ученый и его ребятки, кажется, не на шутку перепугались, — сказал Дилан, когда Труф закрыла дверь.

— Что тебе здесь нужно? — отрезала Труф. Поднимавшийся гнев начинал захлестывать ее. Появилась новая жертва, и это был Дилан.

— Ты знаешь, я то же самое хотел спросить у тебя, — ответил он, и в голосе Дилана Труф услышала тревогу и заботу. — Как тебя понимать? Две недели назад ты просто встала и уехала, заявив, что желаешь написать биографию Торна Блэкберна. Десять дней назад ты попросила меня прислать оборудование, чтобы обследовать Врата Тени. Я с большим трудом выбиваю его, присылаю сюда — и что дальше? Полное молчание. Я звонил сюда, на твой спутниковый телефон — ничего.

— Значит, ты приехал проверить, чем я тут занимаюсь? — спросила Труф. Ее вопрос прозвучал как упрек Дилану.

— Я приехал посмотреть, все ли с тобой в порядке, — поправил Дилан. — Что тут у вас происходит? Кого это волокли на носилках?

— Эллиса Гарднера, одного из, как ты со свойственной тебе вежливостью заметил, «ребяток» Джулиана. Он упал с лестницы. — Труф чувствовала, что голос ее дрожит от негодования, и это раздражало ее еще больше. Как хотелось Труф выплеснуть свою злость на кого-нибудь.

Дилан ответил не сразу.

— Я беспокоюсь за тебя, Труф. Ты очень изменилась. — Он направился к ней, но Труф вытянула руку, останавливая его. — Да ты сама не своя, — сказал Дилан.

— А откуда ты знаешь, когда я своя, а когда нет? Или ты забыл, что я дочь Торна Блэкберна, Дилан? Плоть от плоти и кровь от крови его. — Она прошла к камину и, встав спиной к Дилану, продолжала говорить: — Я, разумеется, ценю твою заботу. Спасибо тебе за аппаратуру. Ты меня увидел, а теперь уезжай, Джулиан не любит, когда в доме находятся посторонние.

Молчание затянулось. Обернувшись, Труф посмотрела на Дилана и увидела его настороженный взгляд.

— Что это на тебя наехало? — спросил он удивленно.

— Работа Блэкберна, — резко ответила Труф. — Нет, не то, что ты думаешь. Я ей не занимаюсь, я работаю с коллекцией, собранной Джулианом. Он называет ее «блэкберниана», в ней содержится все о Торне.

— А как дела с паранормальными явлениями? Или об этом можно забыть? — недовольным голосом спросил Дилан.

Труф пожала плечами. Ей не хотелось ссориться с Диланом, но она чувствовала, что не может больше сдерживать себя.

— Можешь смеяться, но я ничего не записала и не сняла. Аппаратура не работает, какие-то неполадки с электропитанием. Аккумуляторы разряжаются почти мгновенно. — Труф засмеялась, но смех получился грубым и неестественным. — Но ты сам это увидишь. Джулиан сказал, что разрешит обследовать дом… на следующей неделе. — Слова ее прозвучали угрожающе.

— После того как он проведет последний ритуал. В ночь на хэллоуин, так? Почему ты так удивлена, Труф? Или полагала, что я не знаю праздников ведьм и колдунов? Плохой же я был бы тогда исследователь. Вальпургиева ночь, ясно. Джулиан, вероятно, хочет переплюнуть самого Торна. Значит, следует ожидать покойников. Кто на этот раз, не знаешь? — Дилан сжал кулаки. Он почти кричал, словно поддаваясь воздействию неведомого жуткого обитателя Врат Тени. Кажется, этот таинственный, невидимый обитатель, высмотрев себе очередную, свежую жертву, начинает и ее наполнять своим безумием и яростью.

Теряя самообладание, Труф заорала:

— Ты врешь!

Она тряслась всем телом. Единственно, что хотелось ей сейчас, — наброситься на своего врага. — Ты не знаешь Джулиана и ничего не понимаешь в его работе. Ты приперся сюда обвинять его, а он… — Кипя от ярости, Труф захлебывалась словами. Она замолчала, перевела дух и с новой силой набросилась на Дилана. — Джулиан — добрейший и нормальнейший человек из всех, кого я знаю, — визжала Труф, сжав кулаки. Ногти больно впивались в ее ладони, но она не замечала этого. — Я не желаю больше слушать тебя, убирайся! Джулиан помогает мне…

— Такого не стоит ни одна книга, — спокойно парировал Дилан. — Ты послушай себя, послушай, что ты мелешь! Неужели ты не видишь, что они с тобой вытворяют? Ты или ослепла, или никогда не была ученым.

— Проваливай! — крикнула Труф и внезапно почувствовала, что гнев ее стих. Он провалился куда-то вглубь, превратившись в холодно-жгучую, крепкую ледышку. — Айрин Авалон была самым близким другом моей матери. Здесь находится Лайт, моя сестра. — На этом слове Труф сделала ударение. — И ты считаешь, что они хотят мне зла? Нет, вокруг Джулиана демонов не водится, так что побереги свои страсти для полночного телевизионного шоу. — Труф почувствовала, что ее бьет озноб. Здесь, стоя у окна в лучах яркого солнца, она вдруг начала замерзать.

Дилан подошел к Труф и удрученно посмотрел на нее.

— Если бы я знал, что в этом доме происходит, я бы никогда не отпустил тебя сюда, — произнес он виновато. — От привидений мутнеет разум, Труф. Коварство любых паранормальных явлений состоит в том, что они действуют непосредственно на мозг человека, и его разум мутнеет. Совершенно необязательно видеть кровоточащие стены и обезглавленных монахинь, неизвестные силы мозга куда как страшнее, — печально сказал Дилан. — Пожалуйста, Труф, давай уедем отсюда.

Труф посмотрела на него холодным взглядом. Почему он никак не оставит ее в покое? Такие, как она, не нуждаются в сострадании.

Но тем же путем шел и Торн, и выбор убил его.

— Поверь мне, Труф, я знаю, что говорю. — Голос Дилана звучал искренне.

— Я еще не закончила работу, — сказала Труф. Теперь она сильна, она видела свои преимущества и собиралась использовать их против этого дома. Она пошла к двери, и Дилан был вынужден последовать за ней.

— Я, конечно, мог бы утащить тебя силой или пригрозить пойти в полицию, и это мгновенно бы сработало, но я предпочитаю действовать методом убеждения. Если ты здесь находишься по своей воле, тогда… — Дилан развел руками.

— Да, — отрезала Труф.

— Что ж, ты взрослая женщина и можешь делать свой выбор сама. Хотя я считаю, что ты ошибаешься. Только ради Бога, Труф, пойми, что здесь очень опасно, и берегись. Запомни, что нет на земле более страшного места для неподготовленного медиума, чем то, где происходят паранормальные явления.

— Я не медиум, — ответила Труф, уже совершенно спокойно. Гнев ее прошел. Она вспомнила, что неоднократное тестирование в институте не выявило у нее никаких аномалий. Теперь же, зная своего отца, она была бы только рада, если бы Дилан оказался прав.

Дилан вздохнул и пригладил волосы.

— Возможно, — тихо сказал он. — Но это можно проверить. Ведь твоя тетушка работала с Райном, была одной из лучших. Только поэтому Торн заинтересовался и ею, и ее сестрой-близнецом. Он, правда, болтает что-то о примеси крови сидхе, но это все бред сивой кобылы. Главное то, что экстрасенсорные способности передаются по наследству. Ты можешь возражать сколько угодно, но это давно и научно доказано.

— О Господи, — прошептала Труф.

Она уже не чувствовала ни гнева, ни недовольства. Только пустота внутри. Труф закрыла руками лицо и прислонилась к камину. Что ей делать? Она может не обращать внимания на слова Айрин, Майкла, может считать бредом призывы Торна. Но когда Дилан, никогда не теряющий рассудка, известный ученый, говорит ей то же самое, это уже серьезно.

— Но почему я ничего не знала?

— Неужели? — удивился Дилан — Вот так раз, а я думал, что это тебе хорошо известно. — Дилан подошел к ней.

— Я очень рад, что вы еще здесь, доктор Палмер, — раздался голос Джулиана. — Простите меня за не очень вежливый прием. Но я не перебил вас?

— Нет, конечно, Джулиан. — Труф с благодарностью посмотрела на него.

Джулиан подошел к ней, и Труф положила руку на его плечо.

— Перед вашим приездом с одним из моих друзей и помощников случилась беда, он получил травму. Его увезли в больницу Святого Франциска в Пафкипси.

— Так далеко? — изумился Дилан.

— Случай очень серьезный. Бедный Эллис. — Джулиан сокрушенно покачал головой и взял руку Труф. — В местных больницах нет соответствующих специалистов, а медицинский центр Олбани находится еще дальше. Извините меня, если я был с вами слишком резок, — произнес Джулиан, обращаясь к Дилану. — Я так понимаю, что вы и есть тот самый исследователь, о котором мне так часто говорила Труф. — Он протянул Дилану руку. — Надеюсь, мне удастся убедить вас остаться здесь на ленч?

Дилан был человеком незлопамятным, он пожал руку Джулиана и согласился остаться.

Телефон временно ожил, и чуть позже Джулиан позвонил в больницу. В обеденный зал он пришел веселый и разговорчивый.

— Сначала они отказались разговаривать со мной, — усмехнулся он. — Сказали только, что Эллису делают рентген. Но как только я сообщил, что завтра приеду и оплачу счет, тон сразу потеплел.

— Вы будете оплачивать лечение? — спросил Дилан.

— А кто же? У актеров редко есть лишние деньги, а еще реже — медицинская страховка, — ответил Джулиан.

— Поразительной благородности поступок, — откомментировал Дилан таким язвительным тоном, что сидящие за столом почувствовали себя неловко.

Ели преимущественно молча, и Труф решила спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Результат размышлений получился неутешительный. Потребовать у Джулиана "Страдающую Венеру" обратно она не могла. Такое требование будет означать, что она привезла книгу с собой, спрятала ее и все время, пока Джулиан говорил о ней, молчала.

Ставить себя в щекотливое положение не имеет смысла.

"Забудь о потерях и беги отсюда, — нашептывал голос, очень похожий на голос Торна. — Еще два месяца назад ты и понятия не имела об этой книге. Неужели ты думаешь, что она тебе когда-нибудь понадобится?"

"Нет на земле более страшного места для неподготовленного медиума, чем то, где происходят паранормальные явления".

А это уже говорит Дилан.

"Не равняй себя с другими, ты особенная, ты моя дочь", — настаивал Торн.

Нет, признаться Джулиану в том, что она все время обманывала его, Труф не могла. Если она это сделает, тогда Джулиан тоже включится в поиски и получит "Страдающую Венеру", а Труф чувствовала, что этого допускать нельзя.

Сквозь ресницы Труф пристально смотрела на Джулиана. Он вполне дружелюбно разговаривал с Диланом. "Нужно попытаться отыскать книгу самой", — решила Труф.

Возможно, ей и удастся сделать это незаметно. Она ночью обыщет все комнаты, она хорошо знает, где кто живет. С полуночи до шести все, как правило, находятся в храме, в это время можно бомбить поместье — никто ничего не услышит.

"Разве что Майкл", — вспомнила Труф. Ну ничего, она сможет как-нибудь обмануть его. Что-нибудь придумает. А после того, как книга будет найдена, можно и уезжать. Завтра утром Труф поговорит с Лайт, попытается убедить ее уехать вместе с ней. Тогда последнего ритуала не будет.

А что, если Джулиан не станет проводить его? Ведь нет Эллиса, одного из самых важных звеньев. Как она собирается искать «Венеру» в этом случае?

После ленча Дилан уехал. Труф и Джулиан, стоя на ступеньках у входа, проводили его долгим взглядом.

— Я очень рад, что он наконец-то уехал, — произнес Джулиан. — Разговаривать с ним тяжело, чувствуешь себя как абитуриент на экзамене. Интересно, какую оценку он мне поставил?

— Что-то ты не очень походил на школьника, — сказала Труф и оперлась на Джулиана. Как свою собственность, он крепко обнял ее чуть ниже талии. Труф уже давно не противилась такому обращению. Она почувствовала теплоту руки Джулиана, вспомнила, что сегодня собирается обыскать его комнату, и ей стало стыдно. Но нет, она собирается только взять назад принадлежащую ей вещь. Какая разница? Все равно это воровство.

— Куда ушли все мои годы занятий? — Джулиан повернул Труф к себе и посмотрел в глаза. — В лице доктора Палмера я имею сильного соперника, не так ли?

— Не очень серьезного, — ответила Труф со смехом. Предательская краска, вечно она появляется в самый неподходящий момент. Хоть в глаза никому не смотри. Труф взяла Джулиана за руку и повела в дом.

— Тогда пойдем со мной, несравненно прекрасная, и облетим весь мир меньше чем за полчаса. Мы узнаем маленькие тайны Торна Блэкберна и… Кто знает что еще? — Он закрыл дверь и посмотрел на Труф.

— Слушай, Джулиан, а что будет с вашей работой, ведь Эллиса нет, — спросила Труф. — Он не сможет принять участие в ритуалах, даже если он отделался синяками и ссадинами.

Джулиан усмехнулся.

— О чем ты говоришь! У него по меньшей мере трещина в черепе. — Он повел Труф в гостиную. — Завтра съезжу, узнаю поподробней, что с ним.

— А что с вашим кругом? — допытывалась Труф.

— Кто-нибудь возьмет на себя роль Эллиса. Не привыкать, кое-кто и так уже работает за двоих. Гарет сможет сделать это, он знает весь ритуал наизусть. Справимся как-нибудь. Да и в любом случае я не собираюсь ждать еще год из-за какого-то… — Он запнулся. — Наверное, меня противно слушать, — произнес он с осуждением.

— Я тебя понимаю, ты стремишься закончить работу побыстрее, — сказала Труф. Она узнала все, что ей было нужно, ритуал все-таки состоится, и завтра ночью они все будут в храме.

— Да, времени нет. Поэтому я уже не предлагаю тебе присоединиться к нам сейчас. Может быть, позже. Но предложение попутешествовать по Европе остается.

— Пока не знаю, — замялась Труф.

Труф так и подмывало сказать Джулиану, что она не собирается ехать с ним ни в Англию, ни куда-либо еще. Ей уже осточертело это затянувшееся заигрывание с многозначительными взглядами и намеками. Труф хотелось одного — забрать сестру, уехать отсюда и работать.

— Я еще не решила, но все возможно, — вместо этого ответила Труф и вздрогнула, почувствовав, что одна только возможность поездки с Джулианом возбуждает ее.

На следующий день Джулиан уехал улаживать дела в больнице. Он не просил Труф поехать вместе с ним, и сама она тоже не собиралась напрашиваться. Сразу после отъезда Джулиана Труф отправилась искать Лайт, правда уже не намереваясь убедить ее уехать. Если отсутствие Эллиса внесло в работу круга сумятицу, то с исчезновением Лайт ритуал определенно проводиться не будет. Лайт была их медиумом, Труф знала это точно. До случая с Эллисом у Труф была какая-то надежда, но теперь увезти Лайт она не может, вся работа круга сразу рухнет.

Труф не волновало, хорошо это или плохо, она просто не была уверена, что Лайт согласится. Джулиан отчаянно пытается закончить работу, а Лайт многим ему обязана. Как, впрочем, и Труф.

Любопытно, что он будет делать во вторник утром, когда увидит, что мир остался таким же, как и был. Он и останется, Труф не видела причин, по которым ему следовало бы меняться.

"А если нет"?

Труф вздохнула. Она никак не могла понять, что делать — остаться рационалисткой или поддаться слепой вере возрожденного круга? Не важно, во вторник утром она увезет отсюда Лайт. А потом…

Труф зябко пожала плечами. Придет вторник, тогда она все и решит.

Обед проходил тоскливо и напряженно, славно над Вратами Тени нависла гроза. Джулиан еще не вернулся, но позвонил и сказал, что состояние Эллиса удовлетворительное, с ним все будет нормально, а сам он приедет к началу ритуала. Предпоследнего.

Майкла тоже не было, он неожиданно уехал, и никто не знал куда. Труф казалось, что никто особо и не сокрушается по поводу отсутствия Майкла. Видимо, он удручающе действует не только на нее, но и на остальных. И тем не менее она заметила, что у Айрин с ним есть какие-то общие дела, если не интересы.

Труф устало закрыла глаза. Среди обитателей Врат Тени не было никого, кому она могла бы верить. Все они уверяют, что говорят правду, но рассказы их противоречат друг другу.

— Бедный Эллис. — Айрин первой прервала молчание. — Сколько раз я предупреждала его, чтобы он не ходил по этой лестнице. Там такие крутые ступеньки…

— Пить надо меньше, тогда и ступеньки будут нормальными, — рявкнула Фиона. — Да наплевать на него, мне он никогда не нравился.

— Какое чистое, лишенное коварства сердце, — усмехнулся Хиауорд. — Наша незатейливая Фи.

Девица метнула на Хиауорда уничтожающий взгляд.

— Как приятно оказаться на воле, без хозяина, — вставил Карадок. В отсутствие Джулиана он, видимо, замещал его по части внешнего вида. На Карадоке был светло-желтый, переливающийся шелковый костюм и рубашка без воротника. К еде он даже не притронулся. Откинувшись на спинку кресла, он поигрывал золотым перстнем на правой руке.

— А что вы еще ожидали, — раздраженно воскликнул Доннер, и Труф даже испугалась, услышав его голос. Он говорил всегда тихо и спокойно, сейчас же он был явно взвинчен. — Мы все чертовски устали. Шесть часов ритуалов ежедневно, еще минимум четыре на подготовку, заучивание заклинаний на латыни и греческом, которые мы никогда в глаза-то не видели. Джулиан постоянно торопит…

Доннер действительно выглядел утомленным. Труф обвела глазами остальных, они тоже были не лучше.

Устали? Нет, это не усталость, это истощение. Словно кто-то высасывал из них жизненные силы.

— Да, — согласился Хиауорд. — Джулиан торопится. Иногда мне кажется, что, если бы он мог, он бы все делал один.

— В том-то и дело, что он не может, — произнес Карадок, и на этом дискуссия закончилась.

Труф завела будильник и поставила его на двенадцать. Если она уснет, звонок поднимет ее. Механические часы надежнее, ее ручные электронные давным-давно стали. Заводить будильник — напрасная предусмотрительность, Труф не собиралась спать. Она лежала в кровати, наблюдая за секундной стрелкой. Впереди было несколько часов.

Труф решила просмотреть свои записи. Она не отослала их Дилану, как собиралась. Зачем? Ведь "Страдающей Венеры" все равно нет.

Труф нехотя призналась себе, что в душе она не хотела ничего показывать Дилану. Ему не стоит ничего знать, по крайней мере сейчас. Если он увидит записи, он снова захочет вмешаться в происходящие во Вратах Тени события.

Труф еще не определилась, чего ей хочется больше — защитить, или наказать его, или оставить все лавры славы себе. Одно было очевидно — пока не пройдет завтрашняя ночь, Дилан здесь не нужен.

Начался дождь, и тяжелые капли забарабанили по стеклу. Буря разразилась сразу после того, как Труф поднялась к себе. Электричество еще не отключили, но на всякий случай и подсвечник, и несколько свеч Труф уже приготовила. Она продолжала читать, монотонный шум дождя усыплял ее. Сквозь дремоту Труф слышала далекие звуки грома. Буря бушевала над долиной реки Гудзон и над примыкающими к ней горами.

В ту страшную ночь 1872 года тоже шел дождь. Он шел и весь предыдущий день, только поэтому пожар не распространился на лес. Если бы не это обстоятельство, сгорело бы все вокруг.

В 1969 году, в ночь, когда Торн Блэкберн проводил свой последний ритуал, тоже не обошлось без бури. По словам Айрин, ветром вышибло все замки в дверях, и они раскрылись.

В последние дни стояла удивительно тихая погода. На небе ни облачка…

И вот опять дождь. Да не дождь, а целая буря.

Труф посмотрела на свой будильник, единственно надежные часы во всех Вратах Тени. Без четверти двенадцать. Еще полчаса можно подождать, и пора собираться. В поисках драгоценной пропажи Труф обойдет все комнаты.

Труф начала бить нервная дрожь. Она вытерла запотевшие ладони о пижаму. Было бы легче, если бы исключалась всякая возможность увидеть в одном из коридоров Илию Чеддоу, и, хотя вероятность такой встречи ничтожно мала, она внушала Труф острое беспокойство. Она подумала, что, встретив Торна, вообще умрет от страха.

Правда, она может спросить Торна, кто стащил книгу, а заодно перстень и ожерелье. После отъезда Дилана Труф решила проверить их, заглянула в ящик, но ни того, ни другого не нашла. Хотя Торн сказал, что это его вещи, так пусть он их и разыскивает.

Книга — другое дело, она Труф необходима. Книга ее, Торну она уже давно не принадлежит.

В двенадцать четырнадцать прямо над самым домом раздался страшный треск, блеснула молния, и свет погас. Труф чертыхнулась и зажгла свечи. К своему сожалению, очень скоро Труф обнаружила, что оставаться храброй рационалисткой в запертой комнате значительно легче, чем в темном коридоре. Загораживая пламя свечи, она медленно шла, не переставая с ужасом думать о том, что ей предстоит встретиться с теми, кого уже давно нет. А возможно, придется еще и разговаривать. Знать, что тебя ожидает, и сохранять при этом смелость — задача не из легких.

А может быть, смелость как раз и состоит в том, чтобы продолжать двигаться вперед, отлично зная, что тебя ждет?

Где находится комната Майкла, Труф точно не знала, да ее сейчас это не беспокоило. Буря случилась как нельзя кстати — если Труф войдет в его комнату, то скажет, что забрела сюда по ошибке. Кем он будет ее считать — совершенно не важно, объяснение прозвучит вполне правдоподобно. Тем более что они оба отлично понимают, где находятся.

"А может быть… Да нет, не стоит". Труф замотала головой, отвергая идею взять в помощники Майкла.

Поиски она начала с комнаты Айрин. Труф успела полюбить эту старую женщину и не могла представить, что та украла у нее книгу. Но разум подсказывал ей, что обыскивать нужно все комнаты без исключения, и Труф, поколебавшись, открыла дверь.

Она ничего не нашла, в ящиках и на полках были только одежда, мелкие украшения да косметика. Ничего похожего на книги в комнате не было. Труф наткнулась только на толстую тетрадь с разными рецептами снадобий да на запрятанную глубоко под бельем фотографии Торна Блэкберна и Кэролайн Джордмэйн в небольшой мягкой кожаной сумочке. Там же лежал серебряный круг с магическим знаком, таким же, как и на золотом медальоне с ожерелья Блэкберна.

Труф направилась в комнату Лайт, подвергла досмотру и ее, но нашла еще меньше. Вышла она с твердым убеждением, что Лайт обожает сладкое.

Труф перешла на второй этаж с намерением сначала обыскать обитаемые комнаты, а после этого — пустые. А затем, если останется время, Труф пройдет по дому и посмотрит, нет ли где тайников.

Она надеялась не столкнуться с Майклом.

К счастью, этого не произошло. Возможно, он еще не вернулся. Труф плохо знала привычки Майкла и не предполагала, куда он мог уехать.

Комнату Фионы Труф узнала легко. В самых неожиданных местах она натыкалась то на банкноты, то на неподписанные чеки. В одном из ящиков Труф увидела листок бумаги с несколькими подписями Джулиана, сделанными явно женской рукой. Сообразительная Фиона время даром не теряла, она старательно училась копировать подпись Джулиана в надежде в будущем найти применение чекам. Труф криво усмехнулась. Книги тем не менее не было.

Труф сразу догадалась, что попала в комнату, которую занимал Эллис. Прочно угнездившийся беспорядок, повсюду запрятаны бутылки… Что он хотел сказать Труф? Она с особой тщательностью обыскала жилище Эллиса. Безрезультатно.

Оставалось пройти еще четыре комнаты — Карадока, Хиауорда, Доннера и Гарета. Труф досмотрела их, не разбираясь, да и трудно было понять, кому комната принадлежит. В одной Труф наткнулась на целый чемодан книг по магии, во второй нашла большой револьвер и пачку патронов к нему. Любопытно, кто это живет здесь, рядом с канистрой бензина? В следующей комнате Труф наткнулась на тайник с кучей порнографических журналов с вызывающе откровенными картинками на обложках. Она брезгливо швырнула их обратно.

Труф предположила, что попала в жилище Майкла. Чистая, очень опрятная комната. Ничего лишнего, только кровать, стул и шкаф, в котором висели несколько костюмов, рубашки и галстуки. Труф узнала их, стало быть, она действительно находится в комнате Майкла. Труф увидела плоский кожаный саквояж, но какой-то странной формы — под два метра длиной, сантиметров шестьдесят глубиной, а шириной не больше десяти сантиметров. Очень похоже на футляр от электрогитары. Или от винтовки с оптическим прицелом. Труф не стала открывать замки, маловероятно, что Майкл станет прятать "Страдающую Венеру" в шкафу, на самом виду.

Получалось, что никто из жильцов книги не брал.

Труф почувствовала, что от напряжения голова у нее начинает побаливать. И повсюду Труф слышала непонятный, очень сильный запах, от которого першило в горле и слезились глаза. Труф почувствовала дрожь, казалось, что сам дом пульсирует, бьется в такт ритму ритуала, выполняемого в самом его сердце. Труф зажмурила глаза и увидела крут, уходящее вверх пламя свечей и силу, обволакивающую Лайт. Неподалеку стоял Джулиан. На голове его была корона с изображениями луны и солнца. Светящийся нимб вокруг его головы свидетельствовал о том, что он унаследовал право продолжать работу Блэкберна и его силу.

И ее было достаточно на все, что было предписано, — открыть врата навстречу потустороннему миру.

Упавшая со свечи горячая восковая капля вернула Труф в чувство. Она открыла глаза и удивленно посмотрела вокруг. Что это было? Сон? Конечно, сон. На мгновение Труф просто заснула. Она поправила свечу в подсвечнике и пошла дальше по коридору.

Голова продолжала болеть. Свободной рукой Труф потерла виски и вдруг услышала тихое пение. Перед ней была дверь в комнату Джулиана. Труф решила осмотреть ее в последнюю очередь, потому что не хотела обнаруживать у него свою книгу и таким образом получить подтверждение своим подозрениям. Да нет, не подозрениям, Труф была почти полностью уверена, что исчезновение "Страдающей Венеры" — дело рук Джулиана.

Она осторожно открыла дверь. В комнате никого не было. Неудивительно, сейчас все находятся в храме. Труф никак не могла избавиться от навязчивой картинки происходящего в храме. Как ни старалась, она физически ощущала, как на нее волнами накатывает неведомая сила. Труф даже начала чувствовать окутывающий храм запах.

Невероятным усилием воли Труф стряхнула наваждение, уверяя себя, что это еще не галлюцинации. Комната Джулиана, казалось, насквозь пропахла ладаном, да это и неудивительно. Странно, почему его костюмы еще не пропитались им насквозь? Труф принялась обследовать комнату. Пачки исписанных листов бумаги она не трогала, строго говоря, все, что не напоминало по форме ее "Страдающую Венеру", Труф не интересовало.

В одном из ящиков Труф обнаружила конверт, а на нем измятый клочок фотографии с рваными краями. Расправив, Труф посмотрела на него и увидела одетого в длинную футболку маленького мальчика, худого, с угрюмым, недовольным лицом. Его длинные темные волосы были зачесаны назад. Что-то в хмуром мальчугане показалось Труф знакомым, она чувствовала, что где-то уже видела его. Оставалось только вспомнить где. Труф взяла конверт и высыпала из него пачку старых, пожелтевших снимков. На всех них был изображен тот же мальчишка, задумчивый и хрупкий.

При свете свечи Труф быстро просмотрела все фотографии и на одной из них рядом с мальчишкой увидела Торна Блэкберна. Следовательно, на всех фотографиях был изображен его сын, Пилгрим.

Теперь она поняла, почему все снимки показались ей такими знакомыми. Клочок, на который Труф наткнулась в самом начале, был оторван от одной из фотографий, находившегося в пакете группового снимка круга истины Торна Блэкберна. Сделан он был здесь, во Вратах Тени. Ее интересовало, кто так аккуратно оторвал кусок с Пил гримом от основного снимка? Это было сделано с таким тщанием, будто человек хотел отделить мальчика от всех остальных.

Но почему эти фотографии здесь, а не в альбоме?

Раздумывать было некогда, нужно было торопиться. Труф вытащила из кармана будильник, он продолжал работать. Уже три часа ночи, а впереди куча дел. Засунув снимки в ящик, Труф продолжила обыск.

"Страдающей Венеры" не было и здесь, но результат поисков не ошеломил Труф, оставался еще кабинет Джулиана.

Труф спустилась вниз, рассекая волны излучаемой ритуалом силы, и вошла в кабинет. Увидев на столе свечи, Труф зажгла их все, поразившись собственной беспечности. Исходящая из храма сила валила Труф, но, шатаясь, она раскрывала ящики и переворачивала бумаги, совершенно не заботясь о том, что Джулиан может заметить следы обыска.

Труф перерыла весь кабинет, напоследок обшарила все углы, поднялась с пола и подошла к столу. Книги не было.

Руки Труф тряслись, она еле сдерживалась, чтобы не вскрикнуть от охватившего ее отчаяния. Она задула все свечи, кроме своей. Труф устала, едва держалась на ногах. Она была уверена, что книга у Джулиана, только он заинтересован в том, чтобы обладать ею. Сейчас, не найдя «Венеру», Труф просто не знала, что делать дальше.

Пламя свечи метнулось и осветило резной ящик для вин. Труф направилась к нему, оставив свечу одиноко гореть на столе. Она взяла бокал, наполненный какой-то темной жидкостью. А может быть, не темной, просто Труф так показалось. Она понюхала ее и отпила глоток. Это было одно из тех восхитительных вин, которые Джулиан так любил.

"Надеюсь, это амонтильядо? За любовь к Господу, Монтрезор? Да, Фортунато, за любовь к Господу". Труф залпом выпила и налила еще. Второй бокал она пила медленно, наслаждаясь вином. Не допив его, она почувствовала действие первого бокала. Спала застилающая глаза пелена, и Труф снова увидела мир как и прежде, исчезла доводящая до безумия гипертрофированная чувствительность к ритуалу. Что там говорил Джулиан, когда поил Лайт бренди? О каких-то чакрах, которые алкоголь блокирует? Замечательно.

"Неудивительно, что Эллис пьет. То есть пил. Прекрасная штука — раз, и никаких тебе чакров, — она захихикала. — Все это Джулиан называет оккультной чувствительностью, а Дилан — проявлением наследственных экстрасенсорных способностей". Труф было, впрочем, все равно, как кто называет ее состояние, она хотела побыстрее выйти из него.

Вино разгорячило и расслабило Труф, но не лишило желания что-нибудь сделать.

Но все, что могла, Труф уже сделала. Оставалось только пойти завтра утром к Джулиану и посмотреть, что он будет делать после ее исповеди — смеяться над Труф или жалеть ее. Труф села в кресло и задумчиво уставилась на свечу.

Это было запоздалое прозрение, Труф увидела все, что ей следовало бы сделать, но чего она по слепоте своей не сделала.

Почему она не рассказала все Дилану, когда он приезжал сюда? Ведь она же хотела отправить ему свой дневник. Даже собиралась скопировать и послать копию "Страдающей Венеры". Почему Труф этого не сделала? Нужно было хотя бы сказать Дилану, что у нее есть эта книга.

Нужно было…

Хватит думать о том, что следовало бы сделать, уже четыре часа. Сейчас нужно уходить. Труф допила вино, поставила бокал и потянулась к телефону.

Сняв трубку, Труф с удивлением обнаружила, что связь есть, и по памяти набрала домашний номер Дилана.

Гудки, длинные гудки. Труф долго держала трубку, но к телефону никто не подходил. Значит, Дилана дома нет. Труф нажала на рычаг и набрала номер лаборатории. Ответили довольно быстро, но это был не Дилан, и Труф положила трубку.

Она снова подняла ее и набрала прямой телефон Дилана в лаборатории. Опять кто-то ответил, и опять не Дилан. Труф нажала на рычаг. Ей нужен Дилан, ни с кем другим она разговаривать не собиралась. А что она собиралась сказать Дилану?

"Что я схожу с ума? Что старые добрые законы во Вратах Тени не действуют? Или я собираюсь поведать ему, что в двадцатом веке я никак не могу понять, верить ли мне в магию или нет, а если да, то в какую — черную или белую? Я ничего в этом не понимаю!"

Труф оставила мысль связаться с Диланом и положила трубку. Пора признаться, что тебя обманули, как дитя, переиграли еще до того, как ты поняла правила игры. Труф налила еще вина, выпила, взяла свечу и вышла из комнаты.

— Ничего не понимаю. Может быть, у тебя есть склонность к самоубийству? Или ты плохо слышишь? Сколько раз я уже приходил к тебе, а это совсем непросто. Согласись уехать отсюда хотя бы из сочувствия. После стольких знаков, которые я подал, чувство самосохранения разыгралось бы даже у последнего идиота, а ты еще здесь. Почему? Ты что, ничего не понимаешь?

Сквозь сон Труф слышала, как на нее сыплются упреки, произносимые голосом, уже давно ставшим знакомым. Труф поднялась и села на кровати, стряхивая тяжелый сон. Чувствовала она себя неважно, еще не совсем проспавшаяся, с больной головой. Она посмотрела в окно и увидела серое предрассветное утро и фигуру Торна Блэкберна. Труф в испуге отшатнулась.

— Торн, — произнесла она, сомневаясь в реальности своего пробуждения.

— Да, это я, — ответил он, и Труф сразу успокоилась. За время общения с Блэкберном у нее выработалась своеобразная уверенность в том, что если она слышит его, то, значит, еще спит.

Труф уселась поудобнее и внимательно посмотрела на Торна. Хотя было еще темно, Труф заметила на нем ожерелье, а на пальце знакомый перстень.

— Ты нашел свои драгоценности, — заметила она.

— Пока дочь пьет, отцу приходится работать, — саркастически заметил Торн. — Очень своевременно, хотя у тебя всегда было сильно развито это чувство. Вставай, одевайся и уматывай.

— Я не могу сделать этого без Лайт, — возразила Труф в замешательстве. — И потом… — Она помолчала. — Разве ты не хочешь, чтобы врата были открыты? Если я увезу Лайт сейчас, они не смогут продолжить свои ритуалы. Джулиан тратит столько сил, я не хочу подводить его. Он чувствует, что… — Она не успела договорить.

— Он? Чувствует? — взорвался Торн. Он встал с кресла, подошел к кровати и взглянул на Труф. "Совсем как настоящий", — мелькнула у нее мысль. Труф затряслась всем телом. — Ты думаешь, что он чего-то там чувствует? — ревел Торн. — Проснись, дорогуша, здесь нет никакого Джулиана! Внизу, в храме, находится твой сводный брат Пилгрим. Не разыгрывай из себя героя, для этого у тебя недостаточно мозгов, — сокрушенно вздохнул он.

"Кровь взывает". Труф опустила голову. Как просто и как очевидно. Ей следовало бы догадаться об этом давным-давно. Сами чувства подсказывали ей. Неспроста же она инстинктивно избегала многозначительных предложений Джулиана. Ею владело двойственное отношение к нему — с одной стороны, мысль поддаться ему казалась соблазнительной и в то же время вызывала отвращение. Труф содрогнулась оттого, что так близко подошла к запретной черте.

Близость с братом…

— Но он любит… — не сдавалась она.

— Только себя, — закончил Торн. — Все остальное для него — очередная ступенька к достижению своей цели.

— А ты? — Труф устремила на отца пристальный взгляд. — Ты любил кого-нибудь в своей жизни? — требовательно спросила она, но не услышала ответа. Торн исчез. Труф бросила свой вопрос в пустоту.

Труф протерла глаза и глубоко вздохнула. Кроме нее, в комнате никого нет. Да и не было. Никто к ней не приходил, это был сон, результат нервного стресса, переутомления и чрезмерного употребления шерри.

Разве? Может быть, хватит лгать себе, отрицать свои собственные ощущения и считать явления Торна сном? Уж слишком все реально и правдоподобно.

Был Торн или нет — уже несущественно, главное, что нет никакого Джулиана, и это все меняло. Торн сказал, что Джулиан — это его сын Пилгрим. Кто из них двоих врет? Живой или мертвый?

Только не Торн.

Но зачем врать Джулиану?

"Значит, для героя у меня недостаточно мозгов? Посмотрим".

Труф быстро оделась и в доказательство своей решимости и целеустремленности положила в карман ключи от машины. Она немедленно должна встретиться с Джулианом и узнать у него всю правду.

Когда она подошла к дверям храма, участники круга как раз выходили из него. Горел свет, Труф посмотрела внутрь и вдруг почувствовала фальшь всего антуража. Ей показалось, что она попала в здание третьеразрядного театра, тщетно пытающегося удивить зрителя постановкой великой трагедии, но где ничто не соответствует размаху — ни бездарные актеры, ни аляповатые декорации. Есть только апломб, ничем не подтвержденная самоуверенность. Измотанные исполнители еле держались на ногах, они двигались автоматически, погруженные в свои мысли. Ими двигало только желание побыстрее добраться до кроватей и заснуть. Труф вошла в храм.

Запах горящих свечей примешивался к сильному запаху ладана. К потолку поднималось легкое облачко дыма. В центре стоял великолепный алтарь на маленьких колесиках, на котором лежали звериные шкуры.

Услышав звук шагов, некоторые подняли головы и посмотрели на нее, но большинство, казалось, ничего не замечая, продолжали убирать сцену. На Айрин и мужчинах были зеленые мантии, на Лайт — красная, Фиона вырядилась японкой — Труф увидела на ней никак не вязавшееся с магией голубое кимоно. Держа в руках зажженную сигарету, девица сидела на деревянной скамье, уставившись куда-то вдаль. Джулиана не было.

Красная мантия делала Лайт еще более бледной, девушка индифферентно смотрела на Труф полузакрытыми глазами, очевидно не видя ее.

Стоящий рядом с Лайт Хиауорд положил руку на ее плечо. Он выглядел страшно усталым — серое лицо, синие круги под глазами. Он что-то тихо сказал Лайт, и девушка согласно кивнула. Хиауорд повел ее к двери. Он не удивился появлению Труф, проходя мимо нее, он даже пробормотал какую-то фразу, смысл которой Труф не поняла.

Наверное, какое-нибудь приветствие. Или извинение? Труф не расслышала.

Начали выходить и остальные. Они шли молчаливой толпой, Труф посторонилась, давая им пройти.

Она осталась одна.

— Джулиан! — позвала Труф дрожащим голосом. Она уже начала сомневаться, правильно ли сделала, спустившись сюда.

Колыхнулась одна из тяжелых штор, и появился Джулиан. Как и на Фионе, на нем не было мантии. Джулиан был одет в тончайшую шелковую пижаму, под которой, очевидно, не было никакой другой одежды. В отличие от остальных Труф не увидела на его лице никаких следов усталости. Даже наоборот, оно было красным, а глаза горели диким весельем. От его блестящей кожи шел сильный волнующий запах, напомаженные волосы ниспадали на лоб острыми прядями. От всей фигуры Джулиана веяло желанием, и Труф внезапно почувствовала, как по телу ее пробежали мурашки. Труф начала охватывать животная страсть. Еще вчера она бы не задумываясь бросилась к нему и ответила на его зов, но за сутки она прошла долгий путь.

— Я должна поговорить с тобой. Прямо сейчас, — произнесла Труф.

— Пожалуйста, — ответил Джулиан. — В уголках его губ мелькнула слабая улыбка. Словно он догадывался, о чем пойдет разговор, и знал, чем он закончится. — Подожди минуту, сейчас я выйду, — сказал Джулиан, повернулся и исчез за шторой.

Труф стояла в дверях храма, не решаясь войти внутрь. Храм начал внушать ей тревогу и неприязнь. Она посмотрела на все еще стоящий посредине алтарь со звериными шкурами. Джулиан вышел, и, подойдя к алтарю, достал из-под одной из шкур какой-то сверток, завернутый в шелковую ткань.

— Я готов, — произнес он. — Может быть, пройдем ко мне?

— Джулиан, — начала Труф, но он уже повернулся и зашагал вперед.

Труф ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.

— Ну, вот мы и дома. — Джулиан сел на обитую голубым бархатом софу и набросил на шею полотенце. — Должен сказать, что сегодня ты поднялась довольно рано. Он вытер с лица остатки ритуального масла, но даже без него продолжал выглядеть как сверкающий, полудикий бог варваров. — Что подняло тебя? — спросил он, положив полотенце на стол рядом с принесенным свертком.

Труф молчала. Здесь в тусклом свете холодного утра все ее догадки и сновидения начали казаться ей смешными. Голова продолжала болеть, и больше всего Труф хотелось поскорее уйти и завалиться спать.

— Немного вина? — предложил Джулиан. — Хотя для тебя еще рано, для меня — поздно. Ничего, назовем это поздним обедом. — Джулиан поднялся, подошел к бару, достал два длинных, на тонких ножках хрустальных бокала и наполнил их рубиновой жидкостью. Казалось, что она, как и бокалы, тоже отражают свет. — Портвейн, — пояснил он. — Когда-то давно считалось, что он насыщает кровь, — улыбнулся Джулиан. — Но как бы там ни думали раньше, сейчас это одно из маленьких житейских удовольствий, которые мы можем себе позволить. — Джулиан поставил бокалы на стол. — Присаживайся, — сказал он и сел на софу. — Я не собираюсь тебя торопить, дорогая, но сегодняшняя ночь у нас решающая, и мне хотелось бы подготовиться к ней. Прости, но много времени тебе я уделить не могу, нужно выспаться. Мои планы на сейчас — душ и постель, — произнес Джулиан. — Правда, если ты наконец-то решила присоединиться ко мне, тогда… — Он улыбнулся.

Труф поняла довольно прозрачный намек и кивнула.

"Скажи ему, — твердила она себе. — Скажи сейчас".

— Ты — сын Торна, Пилгрим Блэкберн. — Труф сама не поняла, как у нее это вырвалось.

Маска треснула и упала. Улыбка мгновенно слетела с лица Джулиана. Изменилось даже само лицо, оно стало совсем другим, хмурым и жестоким. Прежним оставался только пронизывающий, тяжелый, змеиный взгляд.

В затянувшемся молчании голос Джулиана прозвучал неожиданно. Но это говорил уже не тот Джулиан. От прежнего осталась только оболочка, кожа, внутри которой находился сейчас другой человек.

— Совершенно верно, — ответил он и широко улыбнулся. — Как ты догадалась?

До последнего момента Труф надеялась, что это неправда, что Торн — это видение, обманчивое и обманывающее. Но, вглядываясь в лицо Джулиана, точнее, Пилгрима, она видела черты лица Торна.

Перед ней сидел ее брат, который даже сейчас пытается с ней заигрывать и флиртовать. Ему совершенно не важно, что в их жилах течет одна и та же кровь. К своему стыду, и сама Труф еще чувствовала страсть к нему.

— Мне сказал Торн, — наконец ответила она на вопрос Пилгрима.

— Значит, он здесь. — Пилгрим смотрел на Труф сквозь полуопущенные ресницы. Труф заметила, что он нисколько не удивился ее заявлению. — Я так и знал, — продолжал он. — Подумать только, какое счастливое воссоединение семейства. И живые, и мертвые собираются по эту сторону судного дня, намереваясь рука об руку, с радостным пением пройти сквозь врата жизни. Хотя, должен заметить, что завтра песенка Торна будет спета.

— Пилгрим, о чем ты говоришь?

— Да, я — Пилгрим, твой потерянный братец. Почему ты не бросишься в мои объятия, сестрица? Или не рада обрести меня? — Пилгрим наклонился и стал похож на ощерившегося, выгнувшего спину дикого кота. — Ведь все эти годы я следил за тобой, знал каждый твой шаг. В конце концов я бросил это занятие, когда окончательно понял, что ты не захочешь работать со мной над приближением нового зона. И теперь представь мою радость, когда ты заявилась сюда сама и начала делать робкие попытки изучить свою наследственность. Так не отрекайся от нее, сестра моя. Ты наследница сидхе, в твоих жилах, как и в жилах моих и Блэкберна, течет кровь светлых богов, владык человечества. Торн струсил, он отказался от того, что принадлежит ему по праву, — шипел Пилгрим. — Или давай сохраним некоторую почтительность к папаше и скажем, что тогда еще не пришло время для властителя. Но сейчас уже не розовые шестидесятые годы, а девяностые. Мир готов встретить… новых героев. — Пилгрим откинулся назад и взял в руки бокал.

Его монолог показался Труф отвратительным и непонятным, у нее появилось желание немедленно оставить Врата Тени. Она попытается убедить Айрин и Лайт поехать с ней. Но если они не согласятся, Труф уедет одна. Дилан был прав, нельзя жить за других. Но как бы там ни случилось, Труф все равно когда-нибудь вытащит отсюда и спасет Лайт.

Оставаться здесь больше нельзя.

— Почему ты мне сразу не сказал, что ты мой брат? Я бы… — начала говорить Труф, но Пилгрим прервал ее.

— Ты бы читала мне нравоучительные лекции о морали и рационализме. Ну сама подумай, разве ты была бы со мной такой милашкой, если бы я тебе открылся сразу? Нет, дорогая сестричка. А ты такая красивая и соблазнительная, даже очень, — ворковал Пилгрим. Значение его слов Труф определила безошибочно.

— Ты же мой брат, — возмущенно произнесла она. Желание близости с ним исчезло, вместо него Труф наполнял ужас перед сидящим напротив нее незнакомым жестоким человеком. Как она только могла думать, что знает Джулиана?! Но какого Джулиана? Где он? Торн прав — это демон, улыбающийся, с холодными как сталь глазами.

— Ну и что? — ответил зловещим голосом Пилгрим. — Да будет тебе известно, сестрица, что сидхе не считают кровосмешение преступлением. Даже наоборот, приветствуют его. В древних храмах Египта и Атлантиды процветали традиции светлых богов. Но я вижу, что тебя это страшит. Значит, я был прав — ты еще не готова жить в новом зоне. Ты даже не давала мне книгу, хотя я неоднократно и очень ласково просил тебя об этом.

— И это ты знаешь? — Труф не удивилась, словно какой-то части ее сознания скрытые тайны Врат Тени с самого начала были известны.

— Я всегда говорил тебе, что если будешь пользоваться не только пятью известными чувствами, а подключишь и другие, то получишь лавину дополнительной информации. Я терпеливо ждал, давая тебе возможность самой отдать книгу. Правда, не поздно сделать это и сейчас. В голосе его прозвучала надежда.

"Он победил и наслаждается моим унижением". Труф начинала охватывать злость к этому наглому, самодовольному мерзавцу. Вместо того чтобы признать свою вину, он смеялся над ней.

— Где "Страдающая Венера"? — прервала его Труф.

— Прямо перед тобой, — невозмутимо ответил Пилгрим. — Я снял с нее копию пару дней назад. Помнишь, я сказал тебе, что у меня есть копировальная машина? Забыла? А сделав копию, я положил книгу на место. Несколько часов "Страдающей Венеры" в твоем тайнике не было, а ты даже ничего не заметила. Признаться, обнаружив книгу под бельем, я сначала подумал, что ты хочешь в ближайшее время уничтожить ее. Это было бы справедливо, книга не принадлежит тебе. Ты не пользовалась ею из скромности, у меня же этого качества нет. Врата должны быть открыты, и не только потому, что так хотел наш отец, а потому, что я хочу возглавить дикую охоту на тех, кто не признает себя рабами сидхе.

— Торн хотел не этого, — выкрикнула Труф.

— Что я слышу? — усмехнулся Пилгрим. — Наша сестричка вспомнила своего милого папочку. Кровь взывает? Жаль, что ты унаследовала от него всю его застенчивость. Надежды оправдал только я, его сын.

— Ну, допустим, ты унаследовал его работу, — возразила Труф. — Ты даже похож на него. Проводить свои идиотские ритуалы ты можешь сколько угодно, но результат у тебя будет нулевой, — крикнула Труф. Полмесяца этот подонок делал из нее дуру, играл с ней, как кошка с мышью. Эта мысль была Труф невыносима.

— Ты желаешь зла своему ближайшему родственнику, — покачал головой Пилгрим. — Прискорбно видеть такое негуманное отношение среди почтенного семейства Блэкбернов. Нет, дорогуша, все сработает, и ты это прекрасно знаешь. Ты чувствовала это, и ты, любовь моя, будешь тем ключом, который мне так необходим. Не моя, а твоя сила поможет приоткрыть завесу.

Труф испуганно уставилась на Пилгрима.

— Ты сошел с ума, — прошептала она.

Пилгрим вздохнул.

— Мне, может быть, не стоило бы так откровенничать, но я устал и хочу спать. Ты все время забываешь, моя дорогая свихнувшаяся на рационализме сестренка, что магия — это наука. Так говорил Торн, говорю я, и, Господи помилуй, в этом даже Майкл уверен, и только ты остаешься тверда как камень. Ну нельзя же быть такой твердолобой, — с сожалением произнес Пилгрим.

Он замолчал, потянулся и посмотрел на Труф невинными глазами. В этот момент Труф почти ненавидела его. Она внезапно заметила, что Пилгрим на глазах молодеет, превращаясь в озорного, задиристого мальчишку. Таких превращений она не видела в Джулиане.

Но Пилгрим и Джулиан — одно и то же лицо, разве не так?

— Как гласит наука, — продолжил Пилгрим, — ни одно действие не остается без последствий. Какова методика, таков и результат. Говоря проще, врата можно открыть только при трех условиях. Первое — проведение ритуала в его мельчайших деталях, а он у меня есть. Второе условие — знание места, где находятся врата. Судя по твоим увлекательным записям, ты, как и я, знаешь это место. Старый Элкана Шейдоу только слегка, самую малость, приоткрыл врата. Мы же вышибем их с петель. И третье условие — врата открываются по зову стража врат.

— А этим человеком был Эллис, — вставила Труф. — В вашем круге истины роль стража врат исполнял Эллис, он сам говорил мне это в первый день, когда я сюда приехала.

— Нет, милая моя, не Эллис, — улыбнулся Пилгрим, и Труф совершенно неожиданно почувствовала, куда он клонит. Хотя Пилгрим и сумасшедший, он прав. Только она может открыть врата, между ней и блуждающей по Вратам Тени магией установилась некая связь, которую Труф почувствовала с первого дня пребывания в поместье. Но она была еще слепа, по собственной глупости и упрямству не прислушивалась к своим чувствам.

Она поверила им только сейчас, когда стало поздно.

— Если бы ты взяла на себя труд прочитать кое-что из моих записей, когда обшаривала мою комнату, — пояснил Пилгрим, — ты бы сразу обо всем догадалась. Неужели ты всерьез подумала, что мне нужна твоя дилетантская биография Торна Блэкберна? Да стоило мне только захотеть, я бы нанял лучших частных детективов и раскопал о Торне все. Правда, я и сейчас знаю о нем несравненно больше, чем ты можешь предположить. И давно уже знал. Уловив в глазах Труф сомнение, Пилгрим продолжил: — Очень маловероятно, дорогая моя, что ты знаешь самые важные факты из биографии Блэкберна. Известно ли тебе, что Торн был двоюродным братом Катрин? А как ты отреагируешь, если я скажу тебе по секрету, что и Джордмэйны, и Блэкберны были потомками Шейдоу? Следовательно, и мы с тобой тоже ими являемся. Торн приехал сюда потому, что знал, где находятся врата. Он искал и нашел твою мать, потому что знал — его сила, сила сидхе, должна смешаться с силой человека, только тогда врата откроются. Торн не был сыном Эдварда Блэкберна, последний только усыновил его. Мать Торна была известной колдуньей, а дед его — магом. Интересно? — спросил Пилгрим. — А вот еще интересней — в некоторых кругах до сих пор считают, что только колдовство матери Торна избавило Англию от немецкого вторжения. Говорят, что после того, как Гитлер решил оккупировать Англию, на него напал беспричинный страх и он отказался от своей затеи. Еще будучи малышом, Торн участвовал в ритуалах, которые проводила его мать. Она была человеком, причем таким, который может требовать к себе почтения, а отцом Торна был сидхе, один из светлых богов.

— Зачем ты все это мне рассказываешь? — спросила Труф.

— Просто потребность перед кем-нибудь высказаться. Пей вино, — сказал Пилгрим. — Иными словами, с наследственностью у Торна было все в порядке, но подвел пол — врата поддаются только женщине, так было с начала сотворения мира. Например, невесте старого Элканы Шейдоу, девушке из индейского племени тагхана. Эта земля — ее наследство. Поэтому Торн нашел Катрин и привез сюда, во Врата Тени. И он знал, что по всей логике его дочь будет стражем врат. Торн был нетерпелив, он попытался открыть врата и сразу обнаружил свою ошибку — в отсутствие стража врат выходящая из них сила убивает. И она убила твою мать, а ты осталась сиротой. Вторично экспериментировать Торн не стал, он испугался. Я же не боюсь. — Пилгрим допил вино.

Абсолютная связность и логичность повествования Пилгрима позволяла поставить ему безошибочный диагноз — параноидальный бред. Но кого и зачем Пилгрим пытается ввести в заблуждение?

— Откуда такая самоуверенность? — спросила Труф, с усилием сохраняя остатки вежливости.

Пилгрим встал и заходил по комнате.

— Потому что завтра на алтаре будешь лежать ты, — ответил он. — Ты будешь моим иеролатором, и вдвоем мы откроем врата, разделяющие миры.

— Нет! — выкрикнула Труф, внутренне содрогаясь. — У тебя есть Фиона, — попыталась она смягчить тон.

— Эта ворюга? — ответил Пилгрим ровным, бесстрастным голосом. — Омерзительная девка. Меня от нее трясет. К тому же она не дает мне столько сил, сколько нужно. И это сделаешь ты.

— Нет, Пилгрим, не буду.

"Пора уходить". Потом она поразмышляет, был ли Пилгрим сумасшедшим всегда или таким его делали Врата Тени, а сейчас нужно бежать отсюда. И немедленно идти в полицию. Они поверят рассказу Труф, они еще помнят оккультные выкрутасы Блэкберна.

Пилгрим посмотрел на Труф, глаза его сверкали яростью.

— Что? — внезапно крикнул он. — Что ты сказала?! — Он подошел к двери, загородив Труф путь к отступлению.

Повернув ключ, он запер дверь.

— Ах ты, стерва! — Голос его дрожал от злости. — Да знаешь ли ты, что я испытал, пока ты мирно жила со своей тетушкой? Меня истязали эти скоты моралисты и били, били, старясь превратить в такое же жалкое подобие человека, каковым являются сами. Ты никогда не задумывалась, через что проходит ребенок, лишившийся родителей? Если ему повезет, его отправляют в детский дом, а если нет — в психушку, и везде его ожидают садисты и извращенцы, место которым в аду, в борделе! Я могу тебе показать такие шрамы, что ты в обморок упадешь, сестричка. — Пилгрима трясло. Труф почувствовала, что он уже не контролирует себя, и ей стало страшно. — Или увидев их, ты захочешь отдаться мне хотя бы из жалости? Хочешь, я разденусь?

Труф была беззащитна перед сумасшедшим, озлобленным маньяком.

"Отец, я вижу, что ты прав. Помоги мне".

— Я попробую, — попыталась соврать Труф и не смогла.

Пилгрим рассмеялся, его настроение резко поменялось, так случается у людей, страдающих помутнением рассудка.

— Не сомневайся, милая сестра, — сказал он неожиданно мягким голосом. — Ты сделаешь все, что я прикажу. Мне и раньше приходилось иметь дело с людьми, которые не любят повиноваться. И что же? Я легко с ними справлялся, точнее, меня даже можно назвать своего рода укротителем строптивых. Возьмем, к примеру, Эллиса. Он, видите ли, понял, кто я, и это поставило меня в затруднительное положение. Как? Да очень просто. Откуда у бывшего сироты многомиллионное состояние? Да еще в таком юном возрасте? Долгая и довольно скучная история. Он махнул рукой. — Но главное не в этом, а в том, что Эллис теперь нас уже не побеспокоит. После незапланированного полета лошадиная доза инсулина будет ему как нельзя кстати.

"Майкл тоже слишком много знает, вернее, знал". — Труф с ужасом смотрела на хищное лицо Пилгрима и не могла оторваться. Она напоминала маленькую птичку, парализованную взглядом кобры.

— Сначала я подумал, что он потребует денег. Собственно говоря, я не сильно беспокоился — что он, в сущности, может доказать? В конце концов, быть сыном Торна Блэкберна — не значит быть преступником. — Пилгрим снова начал расхаживать по комнате, подошел к софе и сел на нее. Он смотрел на Труф и улыбался, прекрасно понимая, как она боится его сейчас. — И тогда я пришел к мысли, что добрый Майкл должен уехать. Но он, сознавая, что доставляет мне чрезвычайные неудобства, уезжать отсюда не хотел. Он думал, что может убедить меня не заниматься тем, чем я занимаюсь. Какая наивность. Но в последнее время он стал мне мешать, я выяснил, что он… Хорошо, я пожалею тебя, не буду делиться подробностями. Короче говоря, Майкла мы тоже больше не увидим. Он погиб в автомобильной катастрофе. — Пилгрим улыбнулся, показав острые белые зубы.

— Пилгрим, открой дверь. — Труф стоило больших сил сохранять самообладание и говорить спокойно. Ужас перед видениями окончательно исчез, реальность оказалась куда опаснее призраков. Пилгрим — убийца, он не остановится ни перед чем.

— Сейчас, подожди немного, — почти умоляюще произнес он. — Я обещаю, что ничего не сделаю тебе, ведь ты моя сестра. Я хочу, чтобы ты любила меня, вот и все. Когда я нашел Лайт и вырвал ее из этого адова места, которое они называют психиатрическая больница, я попросил ее любить меня. Она согласилась, но мне не хватало ее любви. Теперь я прошу об этом тебя. Ну, пожалуйста, Труф, — произнес он нежным голосом.

Каждую клеточку ее тела пронизывал страх.

— Я люблю тебя, — ответила она. — Торн тоже тебя любит.

Но не такого ответа ждал Пилгрим.

— Торн! — Пилгрим брезгливо поморщился. Труф показалось, что гнев снова охватил его. — Он не любит меня, — выкрикнул он. — Торн все нам портит, он мешает мне. Мне безразлично его горе, в конце концов, сейчас уже поздно сожалеть.

— Он не поступал бы так, Пилгрим, — сказала Труф, тайком поглядывая на карман, куда он положил ключ. Нужно во что бы то ни стало взять его и выбраться отсюда. Труф предполагала, что остальным неизвестно, что Пилгрим убийца и мерзавец. Они не поверят Труф, остается только одно — идти в полицию.

— Я знаю, — тихо произнес Пилгрим. На какое-то мгновение Труф показалось, что в уголках его глаз блеснули слезы. — Я любил его, я верил ему, но он ушел, бросил меня. — Пилгрим глубоко вздохнул и потер глаза. — Меня все бросили. Неужели ты мне не поможешь? — Он с надеждой посмотрел на Труф. — Ты же моя сестра. Я ничего не делал Эллису — Труф почувствовала, как на бесстрастное лицо снова натягивается маска утонченно вежливого, благородного аристократа Джулиана. — Майкл? Он уехал, уехал в Нью-Йорк и завтра вернется. Мы с ним старые друзья, вместе учились в семинарии. Прости меня, дорогая, я напугал тебя. Ты поверила всей той белиберде, которую я тебе рассказывал. Остальные поняли бы меня сразу, магия — это искусство перевоплощения и убеждения. Я, видимо, перестарался, слишком вошел в роль. Извини, но я так замотался. Постоянные ритуалы, подготовка, тут самому порой трудно разобраться, где правда, а где вымысел. Через двадцать четыре часа все будет нормально. Прости меня. — Пилгрим покорно опустил голову, изображая раскаяние.

Как хотелось Труф поверить в его искренность. Внутренне она очень переживала. Потерять человека, которого начинаешь любить, увидеть, что ты едва не ответила на страсть чудовища, было тяжело. Ну и пусть, зато она приобрела брата. Игра окончена, она больше не будет ни обманывать себя, ни давать это делать другим. Конечно, Труф поможет ему, но сначала следует обезопасить от него остальных, а вернее, спастись самой.

Боясь дышать, Труф ждала следующей вспышки, но Пилгрим сидел не шевелясь, словно в забытьи. Наконец он поднял голову и тяжело вздохнул.

— Ладно, оставим нашу беседу до следующего раза. Только пообещай, что, когда я отдам тебе книгу, ты не уедешь и никому не расскажешь о нашем разговоре. — Пилгрим попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. Он выглядел совершенно нормально, трансформация в Джулиана закончилась.

Труф не знала, что для нее опасней — соглашаться или нет. Она все еще ожидала взрыва негодования, хотя, судя по всему, Пилгрим не собирался набрасываться на нее.

— Труф, разве я не заслуживаю хотя бы этого? — с надеждой в голосе спросил Пилгрим. — Представь, что ты не знаешь о том, сколько горя я причинил окружающим. Вспомни, разве я был с тобой хотя бы невежлив? Неужели я не могу попросить тебя об одолжении ради наших отношений? Ведь ты моя сестра. Прости меня, и давай выпьем за нашу дружбу.

Труф чувствовала, что в ее же интересах не перечить Пилгриму сейчас, но и пить она тоже опасалась. Он смотрит на нее; если Труф откажется, это может взбесить его и он… Что он?

В конце концов, вина совсем немного, не больше столовой ложки. Это не опасно, к тому же Труф заметила, что он наливал из одной и той же бутылки. Пилгрим выпил и безучастно смотрел на свой бокал. Он вытащил ключ и положил его на стол, рядом со свертком. Труф почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы. Она вспомнила мальчика, маленького, тихого и беспомощного. Неудивительно, что после всех страданий он стал таким.

— Я прощаю тебя, Пилгрим, — тихо сказала она и, выпив, потянулась к ключу. Лицо Пилгрима перекосила злобная усмешка.

Какой-то странный привкус. Труф почувствовала, что язык у нее онемел, горло начало пересыхать. Она попыталась встать, убежать, кричать, отбиваться. Но вино сделало ее тело тяжелым, а движения вялыми и беспомощными.

"Подонок…"

14. Дух истины

Кто и когда видел, чтобы истина потерпела поражение в открытом бою?

Джон Мильтон

— Должен сказать, — говорил Торн Блэкберн, — что когда кто-нибудь из моих отпрысков отвергает голос разума, то это всерьез, надолго и полумерами здесь не обойтись.

Сквозь сон Труф услышала речь Блэкберна и попыталась подняться, но что-то ей мешало.

Попытки дали свой эффект, Труф пришла в сознание и почувствовала свое тело. Ощущение было отвратительное — болело все: голова, спина, плечи, горло — все, что способно болеть. Труф обнаружила, что она не лежит.

С трудом она открыла глаза и огляделась.

Труф увидела, что сидит на деревянной лавке в каком-то старом погребе, насквозь пропахшем сырой землей и гниением. Напротив Труф находилась низенькая дверь, покосившаяся и такая же гнилая, как и все вокруг. Голова Труф чуть не упиралась в покатый грязный потолок, в углах которого висела паутина. Повсюду виднелись следы заброшенности и ветхости. Пол в погребе был земляной и влажный.

Сначала Труф увидела не Торна, а свои руки, прикованные цепью к вбитым в стену кольцам. Она пошевелилась и услышала металлический звонок. Труф попыталась встать, это ей удалось, но короткая цепь не позволяла ей двигаться дальше. Труф тщетно рванулась вперед и застонала.

— Не дергайся, — сказал Торн. — Стены тут до того трухлявые, что того и гляди упадут. Тебя просто придавит.

— Что? — переспросила Труф. Она повернулась туда, откуда слышался голос, и увидела Торна. Он стоял в дальнем углу, у стены, словно только что прошел сквозь нее. Перекрытия низкого потолка почти касались его головы, у ног виднелся ящик, в каких лет сто с лишним назад хранили лед, а на нем стояла древняя керосиновая лампа. На Торне была помятая выцветшая кожаная куртка, такая же мятая рубашка и какие-то невероятно широкие джинсы. В руке Торн держал старый, поржавевший ключ.

Никогда в своей жизни Труф не была так рада привидению.

— Что ты сказал?

— Мы находимся в старом винном погребе под домом. Ты, наверное, хочешь знать, как он тебя напоил снотворным? Очень просто, он подсыпал его в стакан. Старый трюк, дорогая моя, — произнес Торн извиняющимся голосом.

Труф замотала головой и сразу почувствовала боль и тошноту. Застонав, Труф опустилась на скамью.

— Я мог бы освободить тебя, но мне нужна твоя помощь. Сейчас я сниму с тебя цепь, — сказал Торн, — но ты останешься здесь и, когда они придут за тобой, отправишься с ними. Эту скотину нужно остановить, но так, чтобы, кроме него, никто не пострадал.

Труф осторожно кивнула в знак согласия. Шея у нее затекла, и даже такое легкое движение вызывало сильную боль. Труф глубоко вдохнула и снова почувствовала тошноту.

— Кажется, героя из меня не получилось, я проиграла, — тихо произнесла она.

Торн посмотрел на нее и ласково улыбнулся.

— Я не сомневаюсь в твоей храбрости, меня беспокоит другое — отсутствие у тебя мозгов. Как тебе пришло в голову, что ты способна одолеть Пилгрима? Это же прожженная сволочь и хитрец.

— Это я уже поняла, — печально согласилась Труф.

Торн подошел к ней и взял за запястье. В погребе было холодно, и Труф почувствовала прикосновение и тепло рук.

Труф посмотрела на Торна и увидела следы грима; волосы, такие же длинные, неестественно блестели, они явно были покрашены.

Торн снял один наручник, затем другой.

— Ты живой! — воскликнула Труф. Она вскочила и схватила руки Торна, не давая ему возможности уйти. Руки были теплые и твердые, настоящие, испещренные царапинами и морщинами. "Сколько же Торну сейчас лет? Наверное, уже за пятьдесят", — подумала Труф.

— Ты жив, — повторила она.

— Ты приятно удивлена? — улыбнулся Торн.

Труф завороженно смотрела на него. Вблизи лицо Торна уже не казалось ей таким юным, а сам он меньше всего напоминал призрак, и Труф поняла все — немного косметики, старая одежда, правильное освещение — и оболочка привидения готова. Торн был жив и реален.

— Господи помилуй, — прошептала Труф и, опустившись на скамейку, закрыла глаза. Голова у нее шла кругом.

— Хочешь пить? — спросил Торн и подтащил ящик. Сняв с него старое одеяло, он обернул им плечи Труф.

— Я живу здесь с шестьдесят девятого года. — Торн сел рядом с Труф, обнял ее за плечи и начал свой рассказ. Труф слушала его, прижимая к коленям бутылку с яблочным соком. От волнения Труф не хотелось пить, и Торну приходилось вливать в нее освежающий напиток. — Я был уверен, что смогу оставаться здесь до конца дней своих.

Труф отхлебнула сок. Повествование Торна, которое он продолжал спокойным, бесстрастным голосом, казалось ей таким же невероятным, как и все другие истории, услышанные во Вратах Тени.

— Приезд Пилгрима был для меня неожиданностью, но, когда я узнал, чем он собирается заняться, признаюсь честно, меня чуть удар не хватил. Потом я успокоился, ведь у него не было "Страдающей Венеры", следовательно, все его потуги были напрасны. Но я не предполагал, с какой решительностью он возьмется за все. Но об этом позже.

Труф не удержалась и, чтобы лишний раз удостовериться, что она имеет дело с живым человеком, еще раз потрогала Торна за руку.

— Но как… Как тебе удалось ускользать от полиции? Тебя же искали все эти годы. — Она закрыла глаза. Воспринимать неожиданные откровения в таком состоянии, когда Труф еще страдала от последствий снотворного, ей было очень трудно.

— Пей сок, — уговаривал Торн. — Помогает, быстрее придешь в себя. — Должно быть, ты заметила, как нетрадиционно я являлся и исчезал? — спросил он.

Труф тихо засмеялась, и смех принес ей некоторое облегчение.

— В первый раз я чуть не умерла от страха.

— Ты просто льстишь мне. Не думаю, чтобы ты так уж испугалась. Ты очень похожа на свою мать, а та могла пойти и плюнуть в морду черту. По правде говоря, разыгрывать из себя призрака было не так трудно, вся эта местность изрыта подземными ходами. Здесь была одна из станций так называемой "подземной железной дороги", по которой рабы-негры бежали в Канаду.

— Но Хиауорд сказал мне, что их все давно засыпали, — возразила Труф. Правда, она не совсем отчетливо помнила, о каких именно подземельях говорил ей Хиауорд.

— Много понимает твой Хиауорд, — саркастически улыбнулся Торн. — Из тех, кто живет во Вратах Тени, никто настоящего плана местности не видел никогда в глаза. Его нет даже в городской библиотеке. О существовании подземных ходов знали только те, кто их прокапывал. Я тебе скажу, что один из входов в подземелье находится прямо у главного входа в дом. Ну и что, замечала ли ты его когда-нибудь?

Труф осознала, что не спит и не бредит. Уверенность в своем нормальном состоянии подействовала на нее как лекарство, голова прояснилась и посвежела. Труф почувствовала, что немного замерзла, покрепче укуталась в толстое, теплое одеяло и прижалась к Торну. Как хорошо, что она не спит и не рехнулась. Торн сидел рядом, живой и теплый.

— Просидев здесь несколько месяцев, я стал потихоньку наведываться в город. Подрабатывал то за вещи, то за деньги, по-разному бывало. Подозреваю, что они принимали меня или за беглого маклера, или за тайного радикала, но мне было не важно. Да и им, впрочем, тоже. Да ты пей сок.

Труф очень хотелось пить, но глотать было очень тяжело. Она неохотно поднесла бутылку ко рту и заставила себя сделать несколько маленьких глотков. Слава Богу, что Пилгрим не отравил ее.

— Пилгрим, — прошептала она зло и попыталась встать.

Торн легко потянул за одеяло и усадил Труф на место.

— Подожди, — сказал он. — В таком состоянии за него браться нельзя.

Труф заерзала, чувствуя справедливость слов Торна. Она была еще очень слаба. К тому же ей так много нужно узнать у Торна.

— Что случилось с моей матерью? — спросила она.

Торн вздохнул и опустил голову. Труф посмотрела на него и увидела, как он сразу постарел — лицо его осунулось и покрылось морщинами. Сейчас Торн выглядел даже не на пятьдесят лет, а намного старше.

— Дай мне еще немного времени собраться с духом, потом я расскажу тебе, что случилось с Катрин. Я понимаю, что лишил тебя многого, но пройдет всего несколько дней, и ты будешь все знать.

— Я ненавидела тебя, — призналась Труф, сама удивившись своей неожиданной откровенности. — Ты казался мне страшным, кровожадным монстром, лжецом и проходимцем. Но потом…

— Я был совершенно искренен в своих поступках, — медленно, подбирая слова, ответил Торн. — Спаси Господи, у меня был один только грех — я веровал в то, чем занимался. И я видел пасть и зубы дракона. Что касается Пилгрима, то, помилуй Господи, как он извратил то, что я делал! Мы были наивными романтиками, во все, что мы делали, мы вкладывали свою любовь и чистые сердца. Когда я думаю, что хочет натворить Пилгрим, мне становится не по себе.

— Но разве ты не можешь… — начала было Труф и замолчала на полуслове.

— Пойти в полицию, ты имеешь в виду? — закончил ее вопрос Торн. — Конечно, могу. Но что будет потом? Пилгрим найдет адвокатов, таких же лживых и продажных, профашистски настроенных скотов, как и он сам, отмажется и на будущий год приедет сюда с новым кругом. Нет, сделать можно только одно — закрыть врата навсегда.

Труф вспомнила, что в "Страдающей Венере" она не видела части, касающейся закрытия врат. И способен ли кто-нибудь сделать это?

— Я совсем забыла, что ты тоже веришь во всю эту чушь, — произнесла Труф и тут же пожалела о своих словах.

Торн рассмеялся.

— Ты меня просто смешишь, девочка моя. Ну да ладно, скоро ты сама все увидишь. Да, только закрыв врата навечно, мы избавимся от необходимости следить за Пилгримом и ему подобными. За прошедшие двадцать с лишним лет я многое понял и многому научился. Ты бы очень удивилась, если бы, конечно, верила в магию и ее истоки. — Торн хитро посмотрел на Труф. — Но ты не волнуйся, я не попрошу тебя делать что-то такое, о чем бы тебе потом было стыдно признаться на исповеди, — прибавил Торн, чувствуя ее страхи. Улыбка исчезла с его лица. — Пойми меня, только так я могу все исправить, — сказал он почти умоляющим голосом.

Труф сжала его руку. Она догадывалась, что Торн собирается совершить, и была абсолютно согласна с ним. Она сделала выбор и при всей нелогичности своего поступка, полном отсутствии в нем рационализма была уверена в своей правоте. Труф почувствовала, как проходит боль и к ней возвращаются силы. Да, она может попросить Торна вывести ее отсюда, а потом пойти в полицию, и он это сделает. Пилгрима арестуют, и его ритуалы прекратятся, но что потом?

Торн прав, Пилгрим откупится. Правда, его можно обвинить в убийстве, он сам признался Труф, что столкнул Эллиса и подстроил автокатастрофу Майклу. А если он все наврал, только чтобы запугать ее? Труф содрогнулась, представив, какая шумиха поднимется в прессе.

Не нужно забывать, что и сам Торн Блэкберн не избежит наказания, обвинение в убийстве не снимается никогда. Да и стоит только Торну появиться, как все забудут про Джулиана — и он втихую сможет ускользнуть.

С другой стороны, что произойдет, когда ей с Торном удастся остановить ритуалы Пилгрима? Если отец прав, то с закрытием врат всякая паранормальная активность во Вратах Тени сразу прекратится, а именно этого Труф и добивалась. Тогда и Пилгрим, и любой круг будут бессильны что-нибудь сделать.

С месяц назад она назвала бы такой ход мыслей склонностью к сумасшествию, но сейчас, после того как она успела познакомиться с кругом и видела их в действии, ее размышления уже не казались ей столь безумными. Она сама чувствовала мощь круга, его возможности и легко представляла, что может случиться, если они сольются с силой Врат Тени, средоточья паранормальных явлений.

Да, ритуалы следует прекратить и закрыть врата. Наложить печать на эту язву, поражающую сознание и отравляющую все вокруг своими гнойными выбросами.

Торн прав, только так и следует поступить.

— Если я пойду с тобой, ты не причинишь никому зла? — спросила Труф.

Торн усмехнулся.

— Пилгрима я убивать не стану, если ты это имеешь в виду. Я и раньше никого не убивал, а сейчас для таких вещей я просто стар. Просто поговорю с Айрин, и она подсыплет кое-что из своих снадобий Пилгриму, а пока он будет дрыхнуть, мы закроем врата. Конечно, голова у него будет болеть крепко, но этого он вполне заслуживает. — Торн улыбнулся.

— Еще как, — согласилась Труф, потирая виски. — Хорошо, и что я должна делать?

Торн посидел еще немного. Они много разговаривали, но все о несущественном — о фильмах, книгах и о Тагханском университете. Труф обнаружила, что представления Торна о культуре и обществе остались у него на уровне 1969 года. Этого и следовало ожидать, ведь с тех пор он жил отшельником. Он охотно разговаривал с Труф, но постепенно лицо его становилось все серьезнее и серьезнее. Вскоре он встал и сказал, что должен срочно уйти.

— Если они заявятся сюда и увидят меня, то отбиться от них мне будет трудновато, — грустно пошутил он.

— Я не боюсь темноты, — ответила Труф.

— Лампу и холодильник, — Торн показал на ящик, — я тебе оставлю. Поешь, там кое-что есть. Пусть эти придурки подумают, что это тебе принесли духи. — Торн презрительно фыркнул и поднялся.

Труф тоже встала. Она обняла его, юношеская хрупкость его тела показалась болезненной.

— Какой ты худой, — сказала она. — Ты, наверное, голодаешь здесь.

— Подумай лучше о себе. — Торн засмеялся. — Значит, ты до сих пор не веришь в магию? — спросил он. — Ну ладно, тогда ночью мы с тобой устроим тут такой спектакль, что участники ритуалов не скоро его забудут.

— Буду ждать, — ответила Труф, и на этот раз она говорила чистую правду.

Торн поднял руку, сложив указательный и средний пальцы наподобие буквы "V".

— Мир вам, — произнес он, отодвинул одну из досок в стене и ушел.

Труф села на лавку и поплотнее закуталась в одеяло. Теперь ей оставалось только ждать.

В ящике оказалось несколько бутербродов, и Труф заставила себя поесть. Ей очень быстро наскучило просто сидеть в своей импровизированной камере, и она решила найти что-нибудь почитать, но, кроме этикетки на бутылке с яблочным соком, ничего не нашла. Прочитав ее с десяток раз, Труф почувствовала, что засыпает.

Разбудил ее лязг металла. Труф открыла глаза и увидела, как открылась дверь и вошла Фиона.

— Ну что, — ехидно спросила она, — как мы себя чувствуем в нашем маленьком уютном гнездышке? Гарет, это ты ее сюда запихнул?

— Нет, — послышался голос из-за спины Фионы.

Труф увидела на них зеленые мантии, и по телу ее пробежала легкая нервная дрожь.

— Пошли, давай, — рявкнула Фиона. — Вижу, ты уже освободилась.

— Может быть, скажем… — заговорил Гарет, но Фиона оборвала его.

— Давай еще разъясним ей ее права, — произнесла она насмешливо. — Ну ладно, сучка, слушай: ты имеешь право делать то, что я тебе прикажу. Все! Вставай, пока я не разделала тебе физиономию. А если ты не будешь повиноваться мне, — она посмотрела на Гарета, — тебе намнет бока Джулиан.

— Джулиана уже нет, — отмахнулась от нее Труф.

— Да что ты говоришь? — Фиона презрительно скривила губы и дернула Труф за руку.

— Гарет, и ты позволяешь ей помыкать собой? — спросила Труф.

— Я… — Он замялся.

— Позволяет! Бери ее за другую руку! — прикрикнула на него Фиона. — И позволит, потому что я разрешаю ему спать со мной. Правда, придурок? — Фиона впилась ногтями в руку Труф. — Бери ее! — приказала она Гарету, и вдвоем они поволокли Труф в круг истины.

Еще на подходе к первому этажу Труф почувствовала, что в доме происходит что-то странное, но совсем не то, что она предполагала. Из дверей храма, словно из жерла чудовищной раскаленной печи, вырывалась неведомая сила, в глазах Труф вдруг все потемнело, затем темноту стали прорезать разноцветные языки пламени. Казалось, что горит сам воздух.

Еще на улице, сквозь шум дождя, Труф услышала тихое, заунывное пение.

Они подошли к дверям в храм, и только здесь Труф поняла, что ритуал давно начался и сейчас ни она, ни Торн не способны остановить его. Ритуал продолжался уже несколько часов.

Но где же Торн? Почему он не приходит и не спасает ее?

Как только Гарет открыл двери, Труф почувствовала, как на нее набросилась дикая, бесплотная, но разумная энергия и ввергла ее в черный омут, кровожадный, жаждущий человеческой плоти и насыщающийся ею. Раздирая сознание Труф, эта ненасытная, всепожирающая сила швырнула Труф в прошлое, и она увидела себя маленькой девочкой, отчаянно стремящейся уйти вслед за своей матерью в царство смерти. Труф закричала, агония прошла по всему телу, и в этот момент она почувствовала, что в ней высвободилась тайная, неизвестная ей самой психическая энергия.

Словно пелена спала с Труф. Она ощутила, что все ее восприятия сместились, она совершенно отчетливо слышала биение пульса сущности и бытия, казалось, что и то, и другое сконцентрировалось в ней. Это и был настоящий, реальный мир, который она увидела, но, возможно, слишком поздно.

Труф увидела круг свечей и услышала шум дождя, многократно усиливаемый акустикой зала. Лайт высоким голосом пела какой-то заунывный мотив, уставившись на Труф невидящими глазами. Труф вздрогнула, поразившись силе голоса Лайт. Глаза ее горели ярким огнем, казалось, что Лайт источает энергию, способную подавить и сами Врата Тени, и его обитателей. Тело Труф тряслось в такт биению пульса дома, а перед глазами плясали яркие искры и мелькали многоцветные полосы.

Она попыталась вглядеться в Лайт и увидела, как та извивается, закидывая назад голову. Лайт находилась в глубоком трансе, стоя у изголовья алтаря, она выкрикивала какие-то заклинания на странном, неизвестном языке. Вскоре тело ее замерло и превратилось в огненный факел, а каждое произносимое ею слово, казалось, повисало в воздухе. Труф поняла, что сейчас Лайт ведет весь ритуал, вся сила сконцентрирована в ней, остальные стали не нужны.

Айрин, с густо накрашенным лицом, по которому, размазывая краску, текли обильные слезы, стояла неподвижно. Возле ее ног, прижимая руку к животу, тщетно пытаясь остановить льющуюся кровь, лежал Хиауорд. Лицо его было бледно, он хрипел, жадно хватая воздух окровавленным ртом. Озаренный легким голубоватым сиянием, Хиауорд умирал, остатки жизненных сил покидали его. Увидев входящую Труф, он дернулся всем телом и, пытаясь подняться, прошептал:

— Прости меня.

Карадок, с лицом бледным как полотно, стоял у алтаря, держа наполненную ладаном лампаду. Этого ли он хотел, начиная работу? Возможно, при появлении Труф он даже не пошевелился, видимо считая, что ничего странного и неожиданного в зале не происходит. Труф внимательно посмотрела на него и увидела зияющую пустоту, над которой, широко распластав крылья, парила хищная, зловещая полуптица-получеловек. Она медленно спускалась все ниже и ниже.

"Где Доннер", — подумала Труф. Она поискала глазами и вскоре нашла его. Он не сводил напряженного взгляда с Пилгрима.

— Ищешь своего белого рыцаря? — спросил Пилгрим. Он был обнажен, лицо его горело от возбуждения, на голове сияла корона с рогами оленя, а с плеч свисала волчья шкура. В одной руке он держал ритуальный меч, в другой — маленький черный пистолет. Он помахал им в воздухе, и пламя свеч блеснуло на гладкой поверхности стали. Пилгрим только что убил Хиауорда, кто будет следующим? Доннер? Кем Пилгрим считает свои жертвы? Необходимой приправой к ритуалу открытия врат?

Внезапно Труф посетила страшная мысль — не будет ли ее очередь следующей?

Труф рванулась, пытаясь высвободиться из цепких лап Фионы и Гарета, но они держали ее мертвой хваткой.

— Пустите меня! — закричала Труф. — Гарет, отпусти меня! — Она внезапно почувствовала, что сила, затягивающая ее в черный водоворот смерти, исходит от Пилгрима. — Ради Бога, отпустите меня!

— Боюсь, что твой Бог и его посланники сегодня не слишком спешат к тебе. — Крик Пилгрима заглушил громкое пение Лайт. — Труф, как ты могла подумать, что полудохлый старик, отвергший дар богов, сможет помешать мне?! — вопил он. — А теперь ведите ее сюда, я перережу ей горло! Запомни, дешевка, глупая сучка, что, как только я открою врата, ты мне станешь не нужна! Давай, Гарет, тащи ее сюда, смерть одной бабы ради блага для всего мира — не самая высокая цена. — Не спуская дула пистолета с груди Доннера, Пилгрим посмотрел на Труф и дико расхохотался.

Гарет двигался медленно, то ли от усталости, то ли от инстинктивного нежелания присутствовать при побоище. Он вел Труф к Пилгриму не очень охотно, руки его сильно дрожали. Труф сопротивлялась, ей даже удалось бы вырваться, если бы Фиона не пнула ее коленом в живот. От сильного удара Труф согнулась пополам, Гарет схватил и заломил ей обе руки и подвел к Пилгриму. Труф почувствовала исходящий от него жар. Казалось, внутри него находится еще одно тело и скоро оно вырвется наружу, разбив свою смертную оболочку.

— А теперь приковывайте ее к алтарю, цепями. Сначала мы насладимся ее телом, потом изуродуем его и только после этого вырвем сердце. Перестань плакать, Айрин! — вопил Пилгрим. — Забудь все, сейчас не романтические шестидесятые годы. Доннер, мальчик мой, подойди сюда и помоги нам! — кричал Пилгрим, откровенно наслаждаясь происходящим.

Неужели они не понимают, что он не выпустит их отсюда живыми? Почему они не понимают, что никто даже и не заметит их смерти. Сколько их здесь таких, как Айрин, приехавших нелегально. И как они были так недальновидны, позволили себя увлечь мошеннику и убийце!

— Доннер, не делай этого, он убьет тебя! — вскрикнула Труф.

Пилгрим тряхнул пистолетом и засмеялся, громко и зловеще. Его истерический смех заглушил голос Лайт, чья песня перешла в нескончаемый резкий вой. Труф отчаянно вырывалась. Не веря до конца в магию, она понимала, что ей грозит. Пистолет в руке Пилгрима не оставлял сомнений в исходе ритуала. Она рванулась, пытаясь во что бы то ни стало вырваться.

— Во имя белого Христа и Йад-Хе-Ву-Хе, Тетраграмматона всемогущего! — внезапно прогремел голос.

Словно ее ударили, Лайт вскрикнула и оборвала песню. Не выпуская из трясущихся рук Труф, Гарет обернулся.

В дверях стоял Майкл Архангел. Из раны на голове его сочилась кровь и маленькими струйками текла по лбу. Он был одет в сутану, в окровавленных руках Майкл держал длинный, сверкающий ярчайшим белым светом меч.

— Я обвиняю тебя в сношениях с силами зла и приказываю явиться на Божий суд! — воззвал Майкл, и Труф почувствовала прилив силы, от имени которой говорил Майкл, силы обжигающей и неумолимой.

Пилгрим взмахнул мечом и рванулся вперед. Гарет отскочил в сторону, волоча за собой Труф. Труф видела, как два вечных противника, две непримиримые противоборствующие силы, скрестив мечи, сошлись в смертельной битве.

— Домарис! — завизжала Лайт. — Помоги мне! — Она, в страхе за свою судьбу, рухнула на пол.

— Деорис, — сорвалось с губ ее сестры древнее имя. Так звали двух сестер, которые в начале мира поклялись возле храма не расставаться до тех пор, пока не кончится само время. На какую-то долю секунды Труф увидела вереницы их прожитых жизней, нескончаемую цепочку рождений. Взгляд ее все глубже уходил в прошлое, и вот она уже видит картину мира в тот момент, когда древний грех навечно приковал сестер к колесу.

Видение исчезло столь же внезапно, как и появилось. Труф легко высвободилась из дрожащих, потных ладоней Гарета и бросилась к своей сестре, ослепленной круженьем борющихся в храме сил.

— Я не кланяюсь ни перед кем, ни перед исчадием ада, ни перед посланцами Бога! — вскричал Пилгрим, потрясая мечом, черным, едва заметным в полутьме зала. Труф он показался грязным пятном на белоснежной одежде созидающего. — Это ты, жалкий прихвостень, признаешь меня своим хозяином и будешь поклоняться мне!

Подняв меч, Майкл уверенно пошел вперед, ступая босыми, испачканными кровью ногами. Пилгрим бросился на Майкла, но он легко отбил атаку. От удара мечей зал заволокло легким дымом, и фигуры противников исчезли в нем, словно отделившись от остальных. Труф почувствовала, что это не смертные, а небесные существа ведут невидимую яростную схватку.

Труф подбежала к Лайт и склонилась над ней. Девушка уже не кричала, обмякшая и обессилевшая, она потеряла сознание и лежала на полу. Кожа ее была холодна как лед. Труф пощупала пульс и ощутила редкие, но сильные удары. Она прижала сестру к своей груди и посмотрела на Майкла.

Мощным, глубоким голосом Майкл пел гимны по-латыни, и каждое их слово, каждый слог, казалось, разрывал покров реальности. Майкл стоял несокрушимо, с легкостью отбивая удары. Но на него набрасывался противник, которого в зале никто не видел. Пилгрим, вращая мечом, свободной рукой начертил силуэт врат, и именно оттуда, как видела Труф, на Майкла ожесточенно набрасывались волны страшной, черной силы. Воздух вокруг врат окрасился в красный цвет, словно они висели в клубах наполненного кровью дыма.

— Адонаи! — вскрикнул Майкл, и врата начали таять.

— Пошли быстрей. — К Труф подбежал Торн и потянул ее за руку. От неожиданности Труф взвизгнула и чуть не выронила безжизненное тело Лайт. Краем глаза она заметила колышущиеся шторы, из-за которых Торн выбежал. Зал начало заволакивать густым, едким дымом. Раздался скрежет и скрип, это, казалось, задыхался сам дом. Труф почувствовала, что тонет в своем воображении, ставшем жуткой реальностью.

— Я не могу уйти без Лайт, — прошептала она.

— Пойдем быстрей, у нас нет времени! — кричал Торн. — Здесь уже ничего не изменишь, если мы не закроем их, все погибнем.

Труф понимала, что он прав. Нужно помочь Майклу, сейчас силы равны, но, закрыв врата, Пилгрим лишится сил. Сейчас уже безразлично, будет ли закончен ритуал или нет, врата открылись и не закроются до тех пор, пока этого не сделает кто-нибудь — Майкл или Пилгрим.

Труф выпустила из рук тело Лайт и встала.

— Что с ней будет? — спросила она.

— Если мы не сделаем то, что следует, она погибнет, — ответил на ходу Торн. Он подбежал к алтарю и вытащил из-под шкур "Страдающую Венеру". Труф вырвала книгу из его рук и чуть не выронила ее — она была обжигающе холодной.

Торн схватил Труф за запястье и потянул за собой. Они побежали за штору, вошли в арку и двинулись по какому-то коридору. Было темно, Труф шла спотыкаясь, но Торн уверенно вел ее вперед. Вскоре они очутились перед массивной деревянной дверью. Торн открыл ее и в слабом свете, исходящем откуда-то сверху, Труф увидела перед собой ступеньки.

— Когда-то там был бассейн, сейчас он потрескался, — пояснил Торн, указывая наверх.

Труф шла вслед за Торном. Пройдя несколько метров, Торн открыл еще одну дверь, и они оказались в подземной комнате размером не меньше храма Врат Тени. Здесь было тихо и тепло, Труф оглядела бревенчатую стену и поняла, что находится в части дома, которая некогда составляла изначальную постройку 1648 года.

— Пойдем быстрее, — торопил ее Торн.

Пройдя через комнату, они подошли к шаткой металлической лестнице и снова начали спускаться. Труф бежала вниз, крепко прижимая к себе книгу. Дойдя до самого низа, они пошли по длинному и довольно широкому коридору, освещенному висящей наверху керосиновой лампой.

— Вся сила этого места находится здесь, — скривив губы, произнес Торн. — Шейдоу знал это, когда говорил индейцам, что он — дух маниту. Только так он и уговорил их продавать ему меха за бесценок.

— Таким фокусом можно одурачить только простаков, — попыталась съязвить Труф, но Торн, посмотрев на нее, засмеялся.

— Пойдем, здесь есть ход, который ведет наверх, — сказал он.

Пройдя через столько страхов, Труф казалось, что напугать ее уже ничего не может, но даже спустя многие годы этот побег из Врат Тени был причиной многих ночных кошмаров. Кирпичные и каменные туннели с осыпающимися, покосившимися стенами приводили ее в ужас. Звук капающей воды в полной тишине, внезапно появляющиеся корни деревьев, словно лапы подземных чудовищ, хватавшие ее за одежду и волосы, замкнутое пространство узких переходов, по которым кое-где они были вынуждены пробираться ползком, все это угнетающе действовало на Труф. Очень часто слышался гул, и, хотя Труф понимала, что это отголоски раскатов грома, услышав его, она каждый раз вздрагивала. Временами ее охватывала паника, ей начинало казаться, что вот сейчас хлипкие стены не выдержат напора земли и упадут. Мысль очутиться здесь заживо погребенной почти постоянно сверлила сознание Труф. Задыхаясь и дрожа всем телом от страха, Труф шла за Торном.

Она чувствовала, что сила, выходящая из открытых врат, отпускает ее, становится все менее ощутимой. Прерванный ритуал значительно уменьшил ее разрушительное воздействие. Труф видела, что дом погружается в голубоватый, фосфоресцирующий свет, будто Врата Тени перестали принадлежать этому миру.

Коридор постепенно расширялся, вскоре можно было идти во весь рост, и через несколько минут Труф увидела впереди себя обветшалые деревянные опоры и такую же старую деревянную дверь.

— Здесь был погреб для льда, — сказал Торн, осторожно открывая дверь.

Погреб для льда внушал еще меньше доверия, чем все проходы. Но Труф не успела испугаться, поскольку в нем была дверь, которая вела на поверхность. Она еле висела на петлях, но это был выход, за которым кончались мучения Труф.

Ночь была такой светлой, что Труф вначале подумала, что наступило полнолуние. Она стряхнула с себя щепки и землю, через закрытую дверь она чувствовала острый, приятный запах ночного воздуха, наполненного озоном.

— Нужно выходить? — Она вопросительно посмотрела на Торна.

— В следующий раз, когда мне придется спасать тебя, обязательно захвачу с собой зонтик, — ответил Торн, улыбаясь.

Труф засунула книгу под свитер и побежала за ним. Гремели пушечные раскаты грома, молния прорезала небо языками слепящего пламени. Труф бежала, и холодные струи дождя смывали с нее грязь и пыль подземелья. Она слышала голос Торна, он чертыхался, проклиная чавкающую грязь, дождь и свою насквозь промокшую рубашку. Добежав до поросшего кустами ежевики подножия холма, он остановился. Труф огляделась, Врат Тени уже не было видно.

— Пойдем, пойдем, — сказал Торн, — времени осталось совсем немного. — Он схватил Труф за руку и потащил за собой.

Промокшие, исцарапанные колючими ветками кустарника, с трудом вытягивая ботинки из грязи, они медленно продирались вперед. Несколько раз Труф чуть не роняла книгу, но, спотыкаясь и падая, ломая ногти о корни деревьев, она на лету подхватывала ее. В какой-то момент, разозлившись, она чуть не вышвырнула опостылевшую «Венеру», но врожденное упрямство, стремление доделать все до конца не позволили сделать это, хотя ей страшно хотелось выместить на чем-нибудь свою злость.

Труф не заметила, как они очутились на небольшой поляне. Труф, смахивая с глаз дождевые капли и налипшие на лоб волосы, огляделась.

Они находились в самом центре леса, посаженного позади Врат Тени. Старые, могучие деревья подобно уходящим в небо колоннам великого храма гордо возвышались над более поздними посадками. Ветви их, переплетаясь, образовывали некое подобие шатра, заслоняя Торна и Труф от ледяного потока дождя.

По краю поляны полукругом стояли колонны из белого гранита. Врытые глубоко в землю, угловатые, они напоминали останки Стоунхенджа. Колонны, а Труф насчитала их двенадцать, располагались недалеко друг от друга, расстояние между ними составляло не больше ярда. Земля возле колонн, поросшая невысокой травой и избитая копытами оленей, была совершенно ровной.

— Все это мы сделали в наше первое лето. Карл сломал здесь руку, а Айрин подхватила экзему, — сказал Торн.

Труф посмотрела на него, вид у него был жалкий — от долгого бега он задыхался, редкие длинные волосы тощими прядями прилипли к голове. Но несмотря на усталость, Торн улыбался в предвкушении битвы, совершенно ясно сознавая, что она может оказаться для него последней.

Труф подошла и дотронулась до одной из колонн. Труф удивилась, она ожидала почувствовать холод камня, но колонна была теплой, словно незаходящее солнце постоянно согревало ее. Труф уловила легкую вибрацию. Это не испугало ее, после всего пережитого колебание камня едва ли могло устрашить ее.

— И что мы будем делать? — спросила Труф. — Зачем мы сюда пришли? — Она провела дрожащей от холода рукой по волосам, стряхивая воду. Какой бы теплой ни была колонна, Труф не согрелась.

Торн встал в центре полукруга, между двумя самыми высокими колоннами. Торн медлил, словно то, что он собирался сделать, причинит ему страшную боль.

— Я знаю, что Пилгрим нашел это место, но Айрин не сказала ему о нем все. До чего же зло легковерно, Пилгрим знает обо мне так же мало, как и ты, только он поверил совсем в другую часть легенды. Дом был местом, откуда черпала магическую силу твоя мать, мой же источник находится здесь.

Торн шагнул вперед и оказался между колоннами. Они заколыхались, раздалось тихое, приятное пение. Постепенно нарастая, оно вскоре заглушило собой и раскаты грома, и шум дождя. Внезапно все камни засветились, теперь они напоминали Труф яркие полуночные звезды.

Торн содрогнулся, словно по телу его пробежал сильный электрический разряд. Труф увидела перед собой ярко горящий силуэт Торна, его охватывало голубое пламя, оно сжигало его плоть. На какую-то долю секунды перед глазами Труф показался извивающийся скелет.

— Отец! — крикнула она и рванулась к нему.

Труф упала, не сделав ни шагу, "Страдающая Венера" невероятной тяжестью придавила ее к земле. Из последних сил Труф стала на колени и поползла, не сводя глаз с отца. Она понимала, что сделал Торн, он замкнул собой энергетический круг.

Торн протянул к ней руку, светившуюся ярко-белым огнем. Труф знала, что ей нужно делать.

Не вставая с колен, она вытащила из-за пазухи "Страдающую Венеру". Обложка книги насквозь промокла. Видя ее жалкое состояние, Труф, всегда почтительно относящаяся к любым книгам, чуть не заплакала. Она протянула Торну "Страдающую Венеру".

Он что-то произнес, но Труф не расслышала его слов и замотала головой. Торн дотронулся до книги.

Труф почувствовала, как сквозь нее прошла неведомая сила и устремилась в землю, где встретилась с другой силой, могучей, как океан, и такой же холодной и черной, как его воды. Труф поднялась, она чувствовала, что прошедшая сквозь нее энергия вернулась назад, к камням, а затем снова устремилась в землю. Это повторялось много раз. Труф стояла, закрыв глаза, ожидая окончания противоборства.

Труф ощутила умиротворение и тепло внезапно. Ей показалось, что, она ждала этого давно, и вот наконец они пришли к ней. Ей нужно только успокоиться. Она открыла глаза и уже собралась броситься навстречу свету, но вдруг услышала голос Торна.

— Нет! — закричал Торн — Не смей!

Труф посмотрела ему в глаза, горящие ярким голубым светом, и поняла, что не должна поддаваться охватывающим ее приятным чувствам, а укротить силу, которая вызвала их, заставить ее подчиняться своей воле. Только так страж может закрыть врата, и этим стражем была она.

Но как и что она должна делать?

Труф видела, как вздымается грудь Торна, наполняясь воздухом и силой. Он запел гимн и, вслушиваясь в странные слова, Труф вспомнила, что слышала их каждую ночь во сне с самого первого дня пребывания во Вратах Тени. Но только в этом мире они были словами, в мире другом они становились живыми существами, реальными, могучими и грозными в своей мощи.

Ночь, буря, лес и полукольцо камней — все исчезло, словно оболочка, ставшая лишней и мешающей. Вместе с Торном Труф вошла во врата и очутилась на высокой горе, у подножия которой, изготовившись к решающей битве, стояли две армии. Они ждали сигнала, и этот сигнал должна была подать Труф. Где-то внизу рокотали и бились о горы волны великого океана. Труф посмотрела на усыпанное звездами небо и увидела гигантское, серебристого цвета колесо, спицами которого были гигантские обоюдоострые мечи.

— "Под землей и на земле, бесконечное таинство дара…" — продолжал Торн свою нескончаемую песнь.

Только теперь Труф поняла ее слова, превращающиеся в реальность.

— "Я — ястреб, парящий над утесами", — плыл над горами голос Торна.

Голос Труф присоединился к пению Торна, и каждая произнесенная ими фраза было целой руной, словом, заклинанием, сотканными из их дыхания.

— "Я — шип, жалящий пальцы".

И вдруг Труф увидела все, что ей надлежит сделать, поняла, какую задачу возлагал на нее Торн. Теперь она знала, как поступит. Несмотря на боль, она сделает, что ей завещано, у нее хватит для этого сил.

Голос Торна исчез, и теперь Труф пела одна.

— "Я — тот, кто открывает дорогу в рай…"

Где-то вдалеке, у самого горизонта, в неясной туманной дымке, Труф увидела все, что пытался сделать Пилгрим. Труф вдруг осознала, какую страшную цену она должна заплатить, но, не отвращая глаза, без трепета, смотрела на свои страдания и муки, которые ей предстояло перенести. Она вновь услышала голос Торна. Книга раскаленным металлом обжигала им руки, но они не выпускали ее.

— "Я — великий колдун. Никто, кроме меня, не знает, как закрыть врата".

Клубок мрачных созданий, вызванных к жизни Пилгримом, исчез, внутренним зрением Труф увидела горящие серебром врата, створки которых — опасности, и каждый, кто хочет попасть в рай, должен преодолеть их.

Труф знала, что ей нужно сделать, и видела слова, которые должна произнести, но она также понимала, что, сказав их, до конца дней должна будет идти выбранной ею самой дорогой.

Но нет никого, кто мог бы вместо нее закрыть врата.

— "Я — источник надежды…"

Руки Труф горели. Она связывала себя волей и честью, жаждой познать и оправдать возложенные на нее надежды. Труф вдохновляло все то, что привело ее к этой минуте.

— "Я — дверь в каждой стене…"

Труф чувствовала приближение таинственного мгновения, чувствовала всю ответственность своего дерзновенного решения. Она ясно видела, как где-то далеко, в бесконечности, колыхнулись и уравновесились чаши великих весов и врата между мирами закрылись навсегда. Даже если бы Труф захотела отказаться от того, что ей было предназначено, и повернуть все вспять, она уже не могла бы этого сделать, время ушло. В глазах стоящих на пути жутких чудовищ исчезла последняя надежда, в страхе и ужасе они попятились, предчувствуя надвигающуюся на них сокрушительную силу. Труф вытянула вперед светящиеся ярким огнем руки и закричала, выпуская ее из себя. Молнии блеснули из ее пальцев, слезинками покатились по ним капли крови. Врата закрылись. Труф закрыла их навсегда. Оставалось свершить еще одно дело.

— "Я — ключ ко всем замкам…"

Ключом были ее тело и душа. Потеряв свои земные формы, сейчас они стали другими. Труф продолжала петь одна, Торн ничем не мог больше помочь ей.

— "Я — тот, кто запирает все врата…"

Словно кровавые капли, слетали с языка Труф тихие слова. Труф чувствовала невероятную боль, но продолжала говорить. Если она не закончит начатое, все может повториться с самого начала. К чему тогда все ее страдания?

— "Я — великая колдунья. Никто, кроме меня, не может сомкнуть врата между мирами!"

Внезапно все исчезло — и гора, и фантастические армии. Стало необыкновенно светло.

Труф очнулась, открыла глаза и увидела, что лежит в грязи. Таинственное видение исчезло, вокруг было темно и сыро. Она попыталась вспомнить, что произошло, но сознание отказывалось повиноваться ей. Мелькнули какие-то странные обрывки видений, незнакомые лица и тут же растворились.

Не исчез только выбор, который она сделала осознанно, и теперь ей предстояло до конца дней следовать ему.

Труф почувствовала, что от сырости она начинает леденеть. Голова болела, во рту была страшная сухость. Дождь, по-видимому, давно прошел, Труф слышала тихие, далекие раскаты грома.

Труф встала на колени и осмотрела себя, с головы до ног она была запачкана липкой, вязкой грязью.

— Отец, — позвала она и тут же закашлялась. Грязь была и во рту. Она сплюнула.

— Я здесь, — послышался голос Торна.

Труф увидела его, он стоял между колоннами, прижимая к груди "Страдающую Венеру". Труф поднялась. Смахнув грязной рукой налипшие на глаза и лоб волосы, она произнесла:

— Ты… Я…

— Получилось, — шептал он. — Мы закрыли врата. — Слова его казались Труф только намеком на то, что он должен был сказать ей: как ей, видевшей рай, дальше жить в этом мире, среди теней? — Я всегда говорил, что это возможно, — не замечая сомнений Труф, сказал Торн. — А теперь, дорогая моя дочка, прости меня. Вчера я не был с тобой достаточно откровенен, я не все сказал тебе. Когда-нибудь ты поймешь меня, во всяком случае, я на это надеюсь. А сейчас я должен уйти… Я ухожу, прости меня.

Труф понимала, что Торн недоговаривает, стоя на горе у врат, она все почувствовала.

— Куда ты уходишь? — спросила она, и голос ее прозвучал требовательно. — Почему ты хочешь уйти, когда я только-только обрела тебя?

— Я буду всегда любить тебя, Труф. Но в ту ночь, когда умерла твоя мать, я вернулся сюда, чтобы взять ее обратно. Силой своей крови я открыл врата, и за это страшное прегрешенье теперь я должен получить адекватное наказание. На меня наложена епитимья, и я должен ее нести. Прощай.

— Нет! — Труф вскочила и бросилась к нему, но было уже поздно.

Вспыхнул яркий свет, и Торн исчез. Пространство между колоннами было пусто, и только на растущем неподалеку дубе чья-то невидимая рука вырезала символ круга истины.

Вместе с Торном из этого мира исчезла и "Страдающая Венера".

15. Будь правдив с самим собой

И ты, кто истине высокой поклонялся,

С великими ушедшими сравнялся.

Склонен, повержен, побежден.

Кристофер Смарт

Почти целый час Труф пробиралась к Вратам Тени. Когда она подошла к дому, там царил полный хаос. В воздухе висел сильный запах гари, повсюду стояли машины — полицейские, пожарные и "скорой помощи". Привлеченные сильным огнем и воем сирен, приехали даже несколько зевак из Убей Тень. Труф увидела, как на носилках вынесли Хиауорда, рядом с ним шла медсестра, держа в руках капельницу.

Что произошло? Лавируя между машинами, Труф побежала ко входу в надежде увидеть Айрин и Лайт или хотя бы кого-нибудь из круга.

— Постойте, мисс, — остановил ее рослый пожарный в пропахшей дымом тяжелой защитной куртке. — Туда нельзя.

Труф заметила несколько шлангов, протянутых в окна дома, заглянула внутрь и увидела лужи воды на деревянном полу. В доме продолжал гореть свет, придавая всей картине пожара странный, сюрреалистический оттенок.

— Там моя сестра, — умоляющим голосом воскликнула Труф, пытаясь вырваться.

— Там уже никого нет, — возразил пожарный. — Эй, Джон, подойди сюда, тут какая-то девушка говорит, что в доме находится ее сестра! — прокричал он мужчине, стоящему неподалеку.

К Труф подошел полицейский с болтающейся на поясе рацией. Взяв Труф под руку, он повел ее от входа.

— Идите с ним, мисс, он поможет вам отыскать сестру, — отделался от Труф пожарный.

— Как вас зовут? — спросил полицейский, не обращая внимания на хрипы, треск и вопросы, сыпавшиеся из рации. — Вы живете здесь?

— Меня зовут Труф Джордмэйн, я жила здесь некоторое время, проводила исследования. А сейчас здесь осталась моя сестра. Вы не знаете… — хотела спросить Труф, но полицейский перебил ее:

— Все, кто был в доме, вышли. Подождите, может быть…

— Труф! — Лайт бросилась к Труф, едва не сбив ее с ног.

— Слава Богу, с тобой все в порядке, — воскликнула Труф. — Но ты вся мокрая.

Девушка все еще была в зеленой мантии с накинутым поверх знаменем. Труф видела его в храме. Длинные серебристые волосы медиума намокли и спутались, на щеке виднелись свежие царапины.

— Мне все равно, — воскликнула она с вызовом в голосе и прижалась к Труф. С ее одежды текли тонкие грязные струйки, но Труф не замечала ничего. Главное — Лайт осталась жива.

Полицейский понял, что он больше не нужен, и отошел в сторону. Но Труф догадывалась, что эта индифферентность временная, скоро начнутся вопросы, на которые придется отвечать. Не исключено, что будет и расследование, даже скорее всего будет.

Сейчас нужно узнать самое главное.

— Где Пилгрим? — спросила Труф. — Где он?

— Вон он, — ответил внезапно появившийся Майкл.

Труф посмотрела на него. Укутанный одеялом, усталый, он ничем не напоминал того залитого кровью Майкла с огненным мечом в руках.

Да и не привиделось ли все это Труф? Она посмотрела в ту сторону, куда-он показал, и увидела Пилгрима. Спотыкаясь, с наручниками на запястьях, он тащился между двумя санитарами к полицейской машине.

— "…властители тьмы в подземельях и океанах, возвышающихся в свечах, услышьте! К вам взывает поющий дождь в темноте и камни с гор морских", — бормотал он, вращая дикими, безумными глазами.

Труф смотрела на него и видела то, что, кроме нее, не мог видеть никто, — цепи, навечно приковавшие Пилгрима к его безумию.

Кто сделал это? Майкл? Или он был всего лишь помощником исполнителя? Не важно, главное то, что врата закрыты. Труф посмотрела в глаза Майклу и поняла, отчего он так настойчиво отговаривал ее. Он хотел лишить ее возможности взять на себя ответственность, не дать ей пойти по дороге, на которой она сейчас так твердо стояла.

Труф охватило щемящее чувство потери. Теперь, осознав все, познав истину, она увидела в Майкле друга. Хотя нет. Друзьями они являются только сейчас, в эту минуту. Еще задолго до встречи они избрали разные пути.

Христианство учит, что, поскольку человек слаб перед высшей мудростью и не способен выдержать соблазны, его необходимо оградить от нее. Джулиан считал, что все знания должны принадлежать человеку, независимо от того, готов ли он к этому или нет.

— Ты совсем промокла, — сказал Майкл, снимая с себя одеяло. — Так недолго и простудиться. — Он укутал им Труф, и она почувствовала тепло его тела. Улыбнувшись, Труф печально посмотрела на Майкла. Сегодня они стоят по одну сторону черты, но в следующий раз они могут встретиться уже как противники.

Лайт положила руку на локоть Майкла. Лайт уходила с ним.

— Я позабочусь о ней, ее дар больше не будет приносить ей боль. Ты остаешься, Труф? — спросил он. — Еще не поздно пойти с нами.

— Нет, Майкл, я сделала свой выбор, — покачала головой Труф.

Между Майклом и Пилгримом, между белым и черным есть граница. Она расплывчатая и серая, как туман. Когда-то там пролегал путь Торна, теперь им пойдет она, Труф. Пилгрим отверг его, а Лайт слишком слаба, чтобы следовать вместе с ней.

Труф смахнула слезы. Она знала, что теряет Лайт навсегда, пути их не просто расходятся, они будут уходить друг от друга все дальше и дальше, пока Труф совсем не потеряет Лайт из виду. Труф смирилась с потерей, потому что Майкл может защитить Лайт, а она — нет. И Лайт любит его. Именно за это, за возможность делать свой собственный выбор, бились прошедшей ночью Торн, Труф и Майкл.

— Пойду поищу остальных, — произнесла Труф.

— Тогда иди с Богом, Труф, — сказал Майкл.

Труф понимала, что это не пустые слова, это молитва, на которую она не может ничем ответить. Она повернулась и ушла.

В отличие от давнишнего пожара, случившегося во Вратах Тени, этот, казалось, не повредил основное здание, пострадал только зал, да и то не от самого пожара, а от воды и пожарных, прилично покореживших мебель.

Опасность миновала, и машины начали разъезжаться. Сначала уехали пожарные. Труф посмотрела на дом и подумала: работает ли там душ? Несмотря ни на какие трагедии, она хотела первым делом смыть с себя грязь и наконец согреться.

Вскоре она нашла Доннера и Айрин. Пожилая женщина сидела на раскладном стульчике и плакала. На обоих были легкие одеяла.

— Кто является моим братом или сестрой в искусстве, тот останется ими и во всем остальном, — осторожно сказал Доннер и криво усмехнулся. — Ну, как ты? — осторожно спросил он.

Как и Лайт, Доннер был одет в ритуальную мантию, местами черную от сажи. Он выглядел лет на десять старше, тяжелые складки и морщины испещрили его лицо.

— В полном порядке, — так же настороженно ответила Труф. — А ты, тетушка Айрин? Как ты себя чувствуешь? — Труф села на корточки и поплотней закутала Айрин.

— Все пропало, все пропало, — услышала она тихий шепот. — Он все извратил, все разрушил. — Она заплакала.

— Нет, — возразила Труф твердым голосом. — Пилгрим не разрушил ничего из того, что бы мы не могли исправить. И мы сделаем это вместе. Ты нужна мне, тетушка Айрин. Ты научишь меня, правда? — Труф не знала, хотела ли она действительно сказать именно это, но в своей искренности она не сомневалась. Магические способности передаются по наследству, но настоящим магом нельзя стать без знаний и постоянных тренировок. А этого у Труф как раз и не было.

Айрин вышла из оцепенения. Она посмотрела на Труф полными слез глазами, протянула руку и погладила девушку по щеке.

— Да, — прошептала она. — Я научу тебя.

Труф поднялась и посмотрела на Доннера.

— А где остальные?

Доннер пожал плечами.

— Хиауорда увезли на "скорой помощи", Джулиан… Его ты уже видела. — Он помолчал. — Майкл и Лайт здесь. Я видел Гарета и Фиону, но…

"Вот уж кто постарался побыстрее сбежать отсюда, так это они, — подумала Труф. — Изо всего круга истины, вероятно, только Пилгрим и Фиона знали, чем все должно кончиться". Труф мысленно пожелала Гарету не слишком долго мучиться в цепких лапах Фионы. Она не жалела его, он сам выбрал свой жребий.

— Доннер, а что здесь произошло ночью? — спросила Труф. Она хотела сравнить происшедшее со своими восприятиями, узнать, что чувствовали в момент ее видений остальные. Труф понимала, что отныне она должна жить одновременно в двух мирах.

Доннер посмотрел куда-то в сторону, затем его взгляд снова остановился на Труф.

— Честно говоря, не знаю, — неохотно произнес он — Мы были здорово пьяны.

— Пьяны? — удивилась Труф.

— Конечно, — твердо вставила Айрин. Труф посмотрела на нее и поняла, что пока не придет время, они ничего ей не скажут. — Ребятки разошлись не на шутку, — продолжала Айрин серьезным голосом. — Затеяли какие-то пляски, сбили свечу, и никто даже не заметил, как начался пожар. Что там пожар, — бесцветным, как на уроке, голосом говорила Айрин. — Никто даже не слышал выстрела. Когда и почему Пилгрим выстрелил в Хиауорда — ума не приложу.

— Да, — металлическим голосом подтвердил Доннер и облегченно вздохнул.

Труф поняла, что оба они лгут ей, ограждая от страшной, путающей реальности.

Напрасно, она знает ее. Труф покачала головой. Что же они видели и могут ли нести ответственность за свои действия после начала ритуала?

— Я сейчас вернусь, — сказала Труф. — Пойду спрошу, можно ли уже заходить в дом.

Она направилась к стоящей неподалеку легковой машине, в которой сидел какой-то офицер.

— Меня зовут Труф Джордмэйн, — представилась она. — Скажите, скоро нам можно будет зайти в дом?

— Да хоть сейчас, — ответил офицер. Он снял фуражку и, почесав затылок, снова водрузил ее на место. — Опасности никакой нет. Дом не пострадал, структурных повреждений нет. Внизу, правда, полно воды, но с этим вы легко справитесь. Просто не обращайте внимания на запах дыма. — Он усмехнулся. — И не заходите в обгоревшую комнату до тех пор, пока к вам не приедут из страховой компании.

— Постараемся. — Труф нашла в себе силы улыбнуться. — И спасибо вам за то, что приехали.

— Это же наша работа, мисс Джордмэйн, — ответил он и неожиданно посмотрел на Труф долгим, понимающим взглядом — Жутковатая была ночка. Вы согласны со мной?

"Если бы ты знал чуть побольше, брат мой".

Труф кивнула и пошла к Доннеру и Айрин, чтобы обрадовать их, но ее остановил длинный автомобильный гудок. Она обернулась и увидела знакомый автомобиль. С зажженными фарами Дилан подруливал ко входу в дом.

Труф побежала к нему. Дилан выпрыгнул из машины. Лицо его было взволнованным, волосы торчали в разные стороны.

— Дилан, не волнуйся. Твое оборудование… — начала говорить Труф.

— Да провались они, эти железяки, — прервал ее Дилан и крепко обнял. — Что с тобой?

Но Труф и сама не знала, что с ней. Чтобы попасть сюда, она проделала очень долгий путь, измерить который нельзя ни милями, ни часами. И проделала его не напрасно, она обрела отца и нашла себя.

— С тобой все в порядке? — спрашивал Дилан, тревожно глядя на Труф и тряся ее за плечи. — Я остался в Убей Тень, хотел оттуда следить за твоими действиями, а тут этот чертов пожар. Как только я увидел его, сразу полетел сюда.

Труф взяла Дилана под руку и, слегка отстранившись, посмотрела на него.

— Со мной все в порядке, — стараясь говорить ровным голосом, ответила она. — Не волнуйся, пойдем в дом и хотя бы остаток ночи поспим. Кстати, я не думаю, что тебе стоит обследовать Врата Тени, привидений там больше нет. Если уж зашла речь о призраках, то скажу тебе, что хочу переписать биографию отца. — Труф повела Дилана к остальным. — Я поняла, как нужно построить книгу.

Труф напишет эту книгу о Торне Блэкберне. Но покажет его не таким, каким хочет видеть его обыватель, а таким, каким он был, — человеком, который в конце своей карьеры понял, что совершенство не может быть самоцелью.

А назовет она свою книгу "Страдающая Венера".

Оглавление

Пролог 30 апреля, убей тень, Нью-Йорк

1. Что есть истина?

2. Постижение истины

3. В круге истины

4. В поисках истины

5. Истина среди теней

6. Зеркало истины

7. Песнь истины

8. Раскрытие истины

9. Невероятнее истины

10. Истина или смерть

11. Истина или последствия

12. Истинная ложь

13. Час истины

14. Дух истины

15. Будь правдив с самим собой

Реклама на сайте