«Кварталы Нелюдей»

Кейт Ивен Кварталы Нелюдей

Часть первая Боец Круга Поединков

Слеза — порок, закат нетлен,

И ночь черна, и светел день,

Нет чистоты и грязи нет,

Одно и то же — тьма и свет.

Глава 1

Этот придурок сидел передо мной за столиком и вот уже третий час рассказывал, как ему трудно живётся!

Нет, мы были не знакомы, и как я ни всматривалась в его треугольное лицо, не могла припомнить, чтобы видела эти резкие черты и карие глаза. Моего собеседника, впрочем, это не смущало, и он по третьему кругу начал рассказывать, какие у него сволочные родители. Только это не самое страшное.

Самое страшное знаете, что? Что я, Кейни Лэй Браун, его внимательно слушала, а меня даже не тошнило от его постоянных жалоб. Это было дико, ведь обычно любое проявление чужой слабости меня просто бесит! Но может, дело было в том, что он — молодой оборотень? Нет, наше законодательство никогда не выделяло ни вампиров, ни оборотней, заставляя исправных граждан выслушивать их причитания по поводу несправедливости этого мира. Вовсе нет! Оборотни и вампиры были наоборот — чуть ли не такими же гражданами нашей страны, как я или моя учительница по истории родного края.

Кстати, об училке. Я украдкой осмотрела на себя и в который раз за сегодняшний день пришла в ужас: на мне было розовое платье с кружавчиками. Это на мне-то?!! Нет, мисис Молвен, моя историчка, точно не пережила бы такой радости, если б увидала меня сейчас в таком виде за столиком уютной летней кафешки в компании молодого человека. Разумеется, девяносто девять процентов всех подростков считают, что мой возраст — пятнадцать лет, даже без двух месяцев шестнадцать — и моя внешность: рост окола ста шестидесяти сантиметров, худощавое, но сформировавшееся тельце и большие карие глаза — идеальны для начала всяческих там любовных интрижек, но я так не считала. Для меня культурное свидание — это тот же ужас, что для какой-нибудь леди — хорошая драка. И если леди выбирают первое, то я — последнее.

Каюсь, я совсем не леди.

Но тогда откуда же это чёртово платье и этот болтливый кавалер, который решил закормить меня шоколадным мороженым?!! Я, между прочем, предпочитаю только простой белый пломбир, а ещё лучше — что-то посущественней. Ну вроде тарелки борща…

— Борщ для леди!!! — неожиданно провозгласил усатый официант в белом фартухе и хлопнул передо мной на стол дымящуюся кастрюлю. И не успела я даже челюсть потерять от изумления, как произошло одновременно несколько событий.

Молодой оборотень хлопнулся передо мной на колени и стал уговаривать выйти за него замуж, при этом он что-то бормотал о зарытой в фамильном склепе бочке „Шанель N5“ и о кровавых поминках своего дяди Мореля. И пока я пыталась уловить взаимосвязь, официант зачерпнул розеточкой от мороженого немного борща и плеснул мне его прямо в лицо. Я ойкнула от неожиданности: дымящийся борщ оказался почему-то ледяным, а потом разразилась отборной руганью…

Но на этом феерия не закончилась. Как снег средь на голову с неба внезапно свалилась мисис Молвен и, тормоша меня за плечи, начала не кричать на всю улицу: „Выходи за него!!! Я наконец избавлюсь от тебя!!!“, как я ожидала, а шипеть на ухо: „Рота, подъём!!!“.

— Да, рота подъём!!! — тихо рявкнула она неожиданно голосом моей сестры, и я грохнулась с кровати на пол.

Во чёрт…

Остатки холодной воды были выплеснуты мне просто за шиворот. Встряхнувшись, как мокрый пёс, и выругавшись, я встала на ноги и увидела перед собой себя же. Ну, не совсем себя — Киару, свою близняшку. Она была уже одета и теперь смотрела на меня злыми глазами. Да уж, меня ночью чёрта с два поднимешь.

— Ты идёшь? — саркастично поинтерисовалась моя сестра. — Все девчонки нашей палаты уже давно смылись.

В руках у неё я заметила пустую кружку, а у себя на лбу — испарину. И как плохо ни варит моя голова после сна, кое-что я сообразила. Способы разбудить мою персону разнообразны, а мокрое дело

— не только убийство. Да и кошмары могут быть разными. Нормальным людям снится, что вервольф пожирает их заживо, а вот мне — что он делает предложение руки и сердца.

— Ты чё молчишь-то? — уже куда более спокойным тоном спросила Киара, видимо решила, что перестаралась с купанием. — Что-то случилось?

— Неа, — наконец сонно отозвалась я и вытерла лицо простынёй.

Розовое платье с кружавчиками… Надо же!

1.

Раскатившийся где-то далеко в ночном лесу вой оборотня заставил нас вздрогнуть. И вовсе не от страха — от напряжения. Всё-таки, мы находимся в зоне охоты оборотней, и хотя сейчас ещё не сезон, мало ли что может быть?

Моя сестра невольно поёжилась и оглянулась назад так, словно за нами следили не кровожадные стаи диких комаров, а по-меньшей мере, вожатые летнего лагеря, территорию которого мы покинули минут пятнадцать назад… Не так уж и много времени прошло после пробуждения. У меня невольно вырвался зевок.

— Киара, — произнесла я, раззевая рот до ушей, — идём, никого там нет.

— В прошлый раз тоже никого не было, а нас так посекли… — она, так и не закончив, умолкла и взглянула на меня серьёзными глазами. Да я и сама помнила, что было в прошлый раз, когда вожатым стало известно о массовке, где мы к тому же брали участие… Собственно, что такое массовка — это крупная драка между двумя группами людей. В той, что только собиралась разыграться, мы были только зрителями. И не хотела бы я снова оказаться тем бедолагой, что бросил вызов четверть-оборотню, нашему одногрупнику или однокласснику, если вам так понятней. Мне доводилось драться с ним, и всякий раз я, если говорить на чистоту, проигрывала. Но никогда не произносила вслух той самой заветной фразы: „Сдаюсь, ты — победитель!“. Я слишком горда для этого. Может быть, слишком горда и самонадеянна для своих лет. Может, от того и страдаю…

Да и какая, чёрт возьми, разница? Если спросите меня, я своей жизнью довольна. Пусть я с сестрой абсолютно нестандартная ребятня с небольшой психической травмой после смерти родителей, но меня это, знаете, вполне устраивает! Устраивает, что мы живём в детском приюте с сотнями таких же, как мы, которым посчастливилось в этом месяце отправиться сюда, в летний лагерь, чтобы потом вернуться обратно в город к серым будням. Устраивает, что мы смирились со смертью матери и отца и потеряли надежду найти себе семью. Вполне устраивает! Могло ведь и хуже статься. Не сталось — хорошо. Жизнь продолжается, и даже это ночное странствие со всеми его подлянками — мелочь. Милая такая и крохотная.

С тихой руганью Киара зацепилась за ветку молодой сосенки блестящими от геля волосами, выкрашенными в бело-жёлтый. Сверху на неё моментально свалился целый ворох шишек, сухих веток и трухи. Повезло же сестрёнке… Я остановилась её подождать и тут же получила старым сучком по голове. Ну объясните, за что это хреново дерево пытается выбить мне мозни?!.

А если вас интерисует, почему здесь сосны с шишками, а не какая-нибудь экзотика то поясню. Лес самый что ни на есть обыкновенный, расположен в умеренном климатическом поясе, и пальмы с мартышками в нём не растут. Ночью здесь очень темно и слышны всевозможные шорохи, писки и скрипы, а из-за темноты практически ничего не видно. В данный момент над нашими головами висит неполная луна и, выглядывая из-за мохнатой хвои, придаёт всему не то что-то меланхолическое, не то зловещее. В такт лёгкому ветерку покачиваются ветви деревьев и всего близлежащего кустарника. Изредка на фоне звёзд (тех, что видны отсюда) пролетает несколько летучих мышей… Короче, типичный умеренный климат и его неумеренно голодными комарами.

Наконец мы двинулись дальше, хотя Киара продолжала вытаскивать из волос сосновые иголки, а я — изредка почёсывать свежую шишку на голове. И главное — никого ещё даже пальцем не тронула! Нет, жизнь всё-таки полна гадостей! И большая их часть в данный момент почему-то у нас под ногами.

Отбросив за спину прядь мельчайших косичек, выкрашенных по всей длине (а были они чуть ли не до пояса) в бело-жёлтый, я перешагнула через поваленный ствол дерева. Он солидно оброс какими-то забавными грибами настолько бледного цвета, что они резко выделялись в темноте и служили своеобразным сигналом. За что им и спасибо: хоть что-то позволило мне не налететь на бревно в пятый раз за последние десять минут. Всё-таки, я лучше ориентируюсь в трущобах городских джунглей, чем здесь, хотя не могу сказать, что дорога мне совсем уж незнакома. Там, куда мы направляемся, массовки проводились не единожды, так что тропку я умудрилась запомнить. Но даже если и заблудимся, у Киары есть компас и фонарик. Запасливая моя сестрёнка.

Отбив всё ниже колен в шестой раз (следующее бревно было не таким приметным), я, впрочем, начала сомневаться в правильности нашего направления. Мало ли что? Не у той корявой сосны повернули или чуть сбились с кураса? И стоило мне только подумать об этом, как впереди наконец-то обнаружился спасительный и долгожданный просвет. Кто что, а я готова была на него молиться все те пять минут, в течение которых мы к нему шли.

Где-то в траве этой поляны, залитой холодным лунным светом, спрятались сверчки и теперь пели. При нашем появлении, правда, они брызнули врассыпную, но не успела я даже подумать о том, чтобы поймать хотя бы одного и завербовать в скудные и сильно прореженные ряды своей Совести (ну, вы же помните мультик про Пиноккио?), как перел нами выросла фигура дозорного, высокого и плечистого.

— Пароль, — произнёс он хриплым голосом, при этом за его головой неясной тенью понеслась летучая мышь. Что верно, караульный никак на это не отреагировал, только хлопнул комара на щеке.

— Антихрист, — хором отозвались я и Киара. Судя по хрипотце, на „шухаре“ сегодня Алекс, а с таким лучше не пищать: „Оглянись! Бэтмэн летит! Бэтмэн летит!“. Не то, что я его боюсь — конечно нет — просто у этого парня чувство юмора такое же поганое, как и моя стряпня.

— Проходите, — одной рукой он сделал приглашающий жест, другой хлопнул у себя на лбу комара и снова исчез в темноте под деревьями.

Я поёжилась от ночной промозглости (хотя казалось бы — июнь месяц!) и попыталась найти взглядом Джо. Его здесь просто не может не быть. А как же! Кто у нас при поединках Судья и парламентёр? Конечно, Джо. Иногда я думаю, что если бы не два рассудительных человека в моей жизни: он и моя сестра — я бы уже давно гнила в городской канализации или на свалке. Они оба хватают меня за шиворот в самые подходящие моменты, когда я готова с головой нырнуть в проблемы, и, удерживая за руки — за ноги, рассказывают, чем чреваты мои действия, а так же дают хорошие советы, если меня всё-таки не удаётся удержать. Этим советам я, правда, не всегда следую — факт — но отрицать их разумности не могу. Вот и сегодня, бьюсь об заклад, они удержат меня от какой-нибудь авантюры. А может и нет: когда мы собираемся на массовку, я редко слушаю умные вещи.

Посредине пустующей поляны находилась квадратная арена площадью двадцать пять квадратных метров, огороженная эластичными лентами, столбами к которым служили обыкновенные деревья, специально для таких случаев посаженные лет двести назад. Вместо ковра — нетронутая ничьими стопами трава. Как видите, всё скромненько.

Однако без чего никогда не обходится ни одна драка, так это без аптечки и большого количества воды, которые находятся у нескольких „санитаров“. Сейчас они преспокойно сидят под сенью старой раскидистой сосны и тихо обсуждают последний выпуск „Плейбоя“. Вообще-то, они сегодня заменяют настоящих „санитаров“: последние этой ночью будут драться на арене, словно отчаянные гладиаторы. Будь у этих настоящих „санитаров“, иной противник, я бы хлопнула каждого по плечу и пожелала удачи, но при нынешнем раскладе могла только обозвать их психами. Впрочем, я тоже бываю такая, так что между нами без обид.

Кстати, мне следует покаяться: насчёт массовки я переборщила. Но в последнее время у меня вошло в привычку называть так все драки, и ничего не могу с этим поделать…

— Браун! — весёлый возглас за нашими спинами раздался так неожиданно, что Киара вздрогнула.

Я круто обернулась на звук своей фамилии. К нам шёл чернокожий парень, высокий, худощавый, с коротким ёжиком на голове. Лицо имело форму идеального овала, глаза — пасмурное небо (единственная разница — это пасмурное небо не запустит в тебя молнию или пригорошню града), улыбка — жемчуг Карибского моря. Одежда заядлого хип-хоппера: просторные джинсы карго (т. е. с накладными карманами по бокам — прим. авт), широкая футболка на пару рамеров больше, чем надо, а поверх неё рубашка. На запястье набор металлических цепочек. Профи по всем школьным предметам, а по призванию — генетик. Он уже пытался скрещивать кой-какие цветочки, но выросла пёстрая вонючая уродина, от которой даже мухи шарахались. По моей гениальной идее мы подарили это нашему школьному завучу- мисис Клерк. И знаете, она была „в восторге“. В таком сильном, что в тот же день закатила нам устную аттестацию по физике. Но пока она аттестовывала нас, в её кабинете от „аромата“ нашего „подарка“ завяли все-все цветы. И розы в вазе, и редкие, очень экзотические бегонии в горшках. Завуч, конечно, такого не выдержала и слегла в постель на неделю. Целых семь дней — никакой физики. Кто у нас настоящий гений — козе понятно.

— Я уж думал, вы не явитесь, — произнёс Джо, крепко пожимая сначала мою, а потом Киарину руки.

— Ну да, щас же! — фыркнула моя сестра и, не упустив случая подколоть меня, подмигнула наведённым чёрным карандашом глазом:

— Как-никак — событие века!

Я скривилась, для внушительности сощурив оба накрашенных глаза. Тоже мне, событие! Опять сегодня кое-кому до крови разобьёт морду и переломает кости мой давний враг — разве это событие? Событие — это когда цирк „Шапито“ приезжает: некоторые личности его очень ждут, потому что в прошлый раз он уехал, а они остались. А я всё жду, чтобы четверть-оборотню начистили физиономию — вот это было б настоящим событием!..

Но такого счастья мне не видать. Не могу ни я, ни кто-либо другой из нашего приюта подправить данному субъекту его необычайную фотогеничность. А жаль…

Хм, кажется, у меня появилась навязчивая идея. А у моей фобии — вид розового платьица.

2.

На поляне уже собралось человек пятнадцать-двадцать от силы, и все из нашего лагеря, а значит, из приюта. Стало уже как-то тесно, как в початой банке с кильками. Но только шесть штук здешних „килек“ — избранные бойцы. И я с близняшкой тоже (не смейтесь!!!). В своё время у одной девчонки-китаянки мы очень даже хорошо освоили карате-до и несколько данов кунг-фу. Чтобы прожить, хватает. Умения и мозгов мне, в общем-то, занимать не надо (впрочем, насчёт последнего можем поспорить, хотите?), но чтобы победить Его, всего этого мало…

Кто такой Он? А, потом расскажу…

— Ну как настроение? — к нам подошёл в самом оптимистическом настроении Никита — Бросивший Вызов. Насколько я знаю, его родители погибли в авиакатастрофе, когда ему был год. Родственники зашвырнули его, как ненужную тряпку, в приют, не оставив ему ничего из семейных богатств: ни денег, ни квартиры — ничего. Только имя и фамилию — Никита Сандерс. Когда-то это была весьма известная и почитаемая фамилия. Но только когда-то, не сейчас.

Так же случилось и с Джо. Он, Джошуа Шекли — сын Марианны и Николая Шекли, генетиков, которые бередили умы учёных и профессоров своими открытиями. Генетиков, каких ещё мир не видал. Не видал, и тем не менее почему-то так легко забыл. Почему-то так легко выбросил их талантливого сына двух лет отроду в приют к бездомным детям, когда чета Шекли погибла от лап вышедшего из-под контроля экспериментального объекта. Почему? Пёс его знает… Джо не любит, когда я поднимаю эту тему. Да и вообще никто не любит вспоминать о том, что было до приюта. Даже я.

Просто мне иногда кажется, что кровь моих родителей, которых мы с Киарой нашли мёртвыми Новогодним утром, никогда не смоется с моих ладошек.

Но — не будем об этом.

Собственно, это Ник у нас постоянный „санитар“ и это он сегодня выйдет на арену отстаивать какие-то свои принципы. Я даже не стала уточнять., какие, а на его месте трижды б подумала перед дракой с тем, кто принял вызов к сегодняшнему поединку. Терпеть не могу, когда надо мной, избитой и валяющейся в алой от крови грязи, кто-то потешается, пусть это даже тот самый один-единственный паразит — мой противник.

Но ещё больше я ненавижу, когда этот же паразит размазывает по траве моих друзей или приятелей, а я вынуждена просто смотреть на всё это, уже бессмысленно шепча „Сделай его!!!“, когда абсолютно ясно, что сделать-то как раз и не получится. Точнее, получится, но не тому и не того. Если поверженый имеет для меня значение меньшее, чем имеет, скажем, Джо или Киара, то в драку я, за исключением, если являюсь Подхватом, не встряю. Но если случается наоборот, я не успокаиваюсь до тех пор, пока мой противник — да всё тот же, о ком я расскажу после — не сотрёт меня в порошок в буквальном смысле этих слов просто потому, что он — сильнее, а я — плохо соображаю от ярости.

И знаете, сегодня будет как раз такой случай…

— Ты ещё и радуешься, — оторвавшись от своих мыслей, когда перед моим невидящим взором кто-то щёлкнул пальцами, я покачала головой. — Ник, тебе сегодня всыпят по первое число!

— Может быть, — небрежно встряхнул кудрявой рыжей шевелюрой парень, массируя свои накачанные предплечья. Он был в майке, в просторных брюках карго, и на него было приятно посмотреть.

А кроме того, от него ощутимо попахивало пивом.

— Где ты уже успел надраться? — скептически приподняла бровь моя сестра. Готова биться об заклад, что где-то у неё лежит членский билет Клуба Трезвенников.

— Я ещё не „надрался“, вот этого не надо. А насчёт „где?“ — места знать надо.

Я озадаченно осмотрела тёмный лес и произнесла:

— Ах, ну да! Новая пивнушка за шишечным углом. Называется „В гостях у белочки“.

— Ну почему сразу про белочку? — скривился Ник. — Есть же ещё синдромы раннего похмелья и утреннего бодуна.

— От пива вырастает живот, — я слегка стукнула его по железному прессу. — Скоро не сможешь драться.

— От парней тоже животы вырастают, да ещё какие! — неожиданно — просто не в его стиле были такие шуточки — осклабился Никита и в две глотки захохотал вместе с Джо.

— Мудак! — я почему-то покраснела, хотя в таких сумраках, надеюсь, этого никто не заметил.

Рыжеволосый парень только развёл руками, мол, кому как, кому что и каждый имеет право на собственное мнение. Я очень точно скопировала его движение, так как могла сказать ему то же самое и хотела перекривлять. Тогда он начал пародировать девушку, которая красит глаза карандашом и, разумеется, на пол-лица. Ну, это намёк на меня. На меня, которая в долгу не осталась и изобразила толстого неповоротливого бойца с большим пузом, который лезет в драку и при этом пытается допить своё пиво, хотя оно в него уже не лезет, да и ноги отказывают. Вообще-то, ни с кем из девушек Никита так не шутил — только со мной, потому что я была для него своим парнем. А в эту пантомиму мы по старой традиции могли играть долго. Как-то раз такое дураковаляние затянулось на несколько дней.

— Поставь меня Подхватом! — неожиданно вклинилась между нами Киара, которая этими нашими приколами была сыта, мягко говоря, по горло. Однако Джо живо остудил её азарт:

— Ты была на прошлой массовке. Правила сама знаешь. Тем более, что ты победила.

Подхваты, кстати говоря — это те, кто в случае поражения Бросившего (или Принявшего) вызов становятся на арену и продолжают вместо него бой с его противником. А для этого им необходимо всего-то, что прикоснуться к крови проигравшего, тем самым взяв Право.

— Я буду Подхватом, — мой голос, когда я окончила показывать белочку, душущую одного любителя выпить, прозвучал неожиданно ровно. Он вообще прозвучал неожиданно для меня самой.

Все трое с сомнением посмотрели на меня. За что? Я ж не объявляла себя Жанной д`Арк?

— Ты уверена? — начала моя сестра. — Принявший вызов — это же…

— Знаю! — грубо оборвала я её. — Ну и что теперь?

— Но у меня уже есть Подхват, — улыбнулся Никита и сделал вид, будто мажет помадой губы. А-а-а, это напоминание о празднике по поводу окончания учебного года, помню… Меня за очень тёмную помаду из зала выгнали и заставили умыться. Но когда я умылась простой водой из-под крана, размазав косметику по лицу, стало ещё хуже, и завучи отправили меня домой.

Таким образом я успела пересмотреть в чёрт-зна какой раз фильм „Люди в чёрном“.

— А как же, — на плечо рыжего парня легла дружеская рука Майка (оба с ясель были закадычными приятелями и сегодня оба, опять-таки, воняли пивом). — Побьёмся и пойдём праздновать, я кое-что припас…

— Белочка! — выглянула Киара из-за его плеча и как-то вдруг сразу оказалась рядом со мной, словно никуда не уходила.

— Которая белая и горячая? — хохотнул Джо.

— А как же! — кивнул Майк. — Вы с нами, близняшки?

— Нет, — ответила я, а моя сестра задумчиво покачала головой, представляя, чем обернётся это „празднование“, — ты знаешь, что мы готовимся поступать в военное Училище Наблюдателей Мрака (училище, в котором готовят военных, специализирующихся на ликвидации всех противоестественных существ, враждебно настроенных к человечеству — прим. авт.), а там с этим строго. Курил раньше, пил раньше — пролетаешь.

— Как хотите, — пожал плечами стриженый наголо Майк, с видом, будто ему всё равно. Может и так. Нашему безбашенному Майку Смитту иногда всё бывает либо до лампочки, либо… короче, наоборот. И насколько я знаю, он сын известного в прошлом боксёра и рок-певицы из группы „Ауте“. Его отец скончался после того, как в одном из поединков ему отбили то ли почки, то ли печень. А мать, не вынеся утраты, перерезала себе вены. В результате Майк сейчас с нами. Не сочтите меня шизоидной, но иногда я благодарна его (и другим) погибшим родителям за то, что они умерли. Просто без этого у нас с Киарой не было б ни Джо, ни Никиты, ни Майка. Они, в общем-то, не шибко у нас есть, но это лучше, чем ничего.

Неожиданно бритоголовый парень поглядел куда-то за наши спины и широко улыбнулся:

— Ну чё, Ник, потопали? Труба зовёт.

3.

Судья, который успел незаметно отделиться от нас, и впрямь давал знаки заболтавшимся со зрителями Бросившему и Принявшему сойтись на арене для взаимных приветствий. Глупый обычай. Нужны им приветствия друг друга, как заноза в заднице или мне — миксер…

Болтая с ребятами, я не заметила, как на поляне появилась пятёрка несущих вокруг себя аромат парфумов девчонок при штукатурке на физиономиях, в юбках и декольтированных кофточках. Я, к слову сказать, была одета совсем по-другому. Почти как Джо. Киара — аналогично. Никто из нас двоих не признавал каблуков, платьев и остальных презренных бабьих шмоток. Это ж издевательство над собой! Мазохизм высшей степени! Все эти юбки, кружева, кофточки и особенно розовые платья… Бр-р-р!!! Какая мерзость! Когда-то не носили, но теперь носить ни за что не будем. Точка.

— Группа поддержки, — тихонько хохотнула моя близняшка, глядя, как эта компания ломает ноги на своих шпильках и гвоздиках, тщательно оберегая свои капроновые колготки от веток. Я и сама не сдержала ухмылки. Самая удобная обувь — кроссовки, уверяю вас, они мне не раз шкуру спасали. А эти тоненькие чулки? Их разве что грабителям банков на головы натягивать. И то, если они не кружевные. Впрочем, готова биться об заклад — эти именно что кружевные. Не понимаю я их. Уж если и одевать колготки, то, пардон, нормальные, а не эти… Ладно, промолчу.

Эти болельщики в юбках (коровы на льду, между нами говоря) пришли вовремя: на арене рядом с Судьёй стояли двое. И вот на них-то и сосредоточились взгляды и помыслы всех, кто покинул свои постели этой ночью и пришёл сюда. Всем любопытно, что сейчас за бойня произойдёт…

Никиту я уже описала, в нём ничего такого нет, нормальный, классный парень. Но тот, кто стоял перед ним, пряча лицо от света…

Я обещала о нём рассказать? Пожалуйста.

Его яркие изумрудные глаза горели тихим ровным светом сами по себе. Четверть-оборотень, Эдуард. Тонкими изящными пальцами он поправил длинную белую чёлку, разбившую не одно сердце, прошёлся по аккуратной стрижке, чем-то напоминающей шапочку, словно приглаживая её, и только потом поднял голову. Слабый свет луны осветил совершенное треугольное лицо с точёными чертами, но плавной линией пухлых розоватых губ. Кожа, обычно бледная, сейчас имела красивейший загар (ночью он, правда, едва заметен, но я-то знаю о его наличии). Волосы — снежнее снежного, белой чёлкой обрамляют лицо с двух сторон. Большие миндалевидные глаза по-прежнему горят под изящными бровями. На шее, не худой и не бычьей, серебряная цепочка с кулоном в виде кошачьего глаза. В плечах не очень широк, для шестнадцатилетнего или семнадцатилетнего подростка в самый раз. Мышцы развиты хорошо, но не напоказ. Они есть, однако глаза не мозолят. На левом плече цветная татуировка в виде рогатого черепа какого-то животного. Сложен чудно, пропорционально, фигура бойца. Чем вам не тот самый Принц на белом коне?

Если спросите, чем мне не Принц…

Изумруды, встретившись с моим взглядом, презрительно сощурились. Я ответила тем же. Как по мне, характер у Эдуарда невыносимый. Однако, все говорят, что только я не могу найти с ним общего языка.

Верно, только я.

Все гвороят, что он лучший. Но я никогда этого не призн а ю. И пока не призн а ю, мира между нами не будет. Железный принцип. Только этот у нас общий, а всё остальное абсолютно разное. Надо сознаться, по большей части из-за свинячей кислой вредности. Он на север — я на юг, и наоборот. Не буду я к нему лояльной! Дрянь он из первых дряней! Уже и не помню, с чего всё началось-то, но зато точно помню, чем закончится — смертью одного из нас.

Кстати, его бабка-оборотень, насколько мне известно, никто иная, как чудная белая тигрица, немногочисленный род которой в свое время обитал в заснеженных горах, питаясь архарами. Горцы, блин… Впрочем, какая мне разница, кто там его предки? Хоть козы сельские обыкновенные! Всё, что я знаю, так это то, что родителей Эдуарда (мать

— человек, отец — полу-оборотень) прихлопнул охотник за скальпами во время их ночной прогулки по улицам города. Трёхгодовалого белокурого малыша он почему-то не тронул, оставив его реветь в три ручья возле родительских тел. Видимо, в контракте нанимателя чадо пары о`Тинд (а это фамилия четверть-оборотня) не упоминалось. А жаль. В приют маленького полукровку привёл кто-то из вампиров. Он встретил Эдуарда в одной из подворотень, когда тот бежал, не разбирая дороги, только бы подальше от мёртвых папы и мамы. Ох, лучше бы он его съел, чес-слово!

Футболку беловолосый парень стянул через голову и небрежно швырнул наштукатуренным девчонкам, тут же зашедшимся пронзительным визгом восторга. Мне даже пришлось заткнуть уши и замурлыкать „Smoke on the water“ Deep purple, чтоб не оглохнуть. Эти овцы на каблуках (читай в скобках — извращённых женских орудиях пытки) радуются так, будто он бог. Кто знает, вдруг они и правда на него молятся, а может, просто рады видеть голым до пояса?.. Был бы то не Эдуард, я б тоже порадовалась. Призна ю его красоту, но не призна ю то, что он лучший хотя бы среди мужской половины живого, неживого, мохнатого и немохнатого населения Земли.

Обязан же найтись кто-то покруче, правда?

4.

Холодными глазами Судьи Джо внимательно посмотрел на обоих бойцов, словно проверяя их готовность к поединку, и небрежно бросил на арену между ними какой-то цветок, кажется, маргаритку. Это сигнал к началу боя, который всегда обречён быть растоптанным. Всем желающим мы, бойцы, рассказываем, что этот обычай корнями уходит чуть ли не во времена рыцарских турниров. И знаете, нам верят. Но на самом деле всё гораздо прозаичней и красивей одновременно. Этот обычай действительно стар, но пошёл он от одной невесёлой истории, которую мне рассказал Джо.

Давным-давно (банальное начало, не спорю) жила девушка по имени Марго, то бишь Маргаритка. Не берусь ничего судить о ней самой, но было у неё два ухажёра. Один — оборотень, а другой — вампир, и оба друзья уже добрую сотню лет. Выбрать кого-то одного из них она то ли не могла, то ли просто не хотела. Поэтому её кавалеры решили выбрать сами. Способ простейший и древний, как чёрт — поединок. Марго, конечно, была против, но никто её и слушать не хотел, и тогда она кинула между оборотнем и кровососом маргаритку… Как же она сказала… Что-то вроде того, что этот цветок — черта и никто из них не смеет переступать её. Но для кавалеров это оказалось последней каплей, потому что каждый решил, будто Марго бросила этот цветок для того, чтобы защитить его бывшего друга, а ныне — противника. В общем, оба они сцепились, но, изувечив друг друга до полусмерти, не добились ничего. Просто не поднималась у них рука оторвать голову родному другу. И тогда они пошли на компромисс, заключили соглашение. И если вы думаете, что это розовая сказка, то ошибаетесь.

Марго умерла.

От рук своих кавалеров. Эдакая золотая середина. Почему-то два друга решили, что если они не могут убить вражду в себе, то надо убить причину вражды. Убить вдвоём. Вот такая радужная история. Сейчас, правда, сигнальным цветком, той самой последней каплей, не всегда бывает маргаритка (она не всегда под рукой), но обычай остался. Остался обычай бросать между бойцами благо, которое оборачивается им на зло, толкая обоих в драку.

Судья, отступая назад, покинул арену. Вот сейчас начнётся самое интересное, то — ради чего здесь собралась вся наша бесшабашная компания, ради чего мы нарушили сотни общепринятых запретов, ради чего каждый из нас пожертвовал частью своей человечности. Ради чего я и сестра искорежили себе детство и повернули свою жизнь в иное русло. Каждый здесь обязательно лишился чего-либо драгоценного из своей духовной сокровищницы, но никто об этом не сожалеет.

Никто.

Ни победитель, ни побеждённый.

Оба бойца, с виду ни в чём не уступающих друг другу сошлись в центре арены, вдруг показавшейся мне чертовски маленькой по сравнению с той битвой, что собиралась разыграться. Походка Никиты была тяжёлой и уверенной, как его характер, зато белокурый парень напротив — шёл пружинисто и легко (абсолютно никакой схожести с его норовом), словно по подиуму. Маргаритка печально погибла под его стопой. У нас существует глупое поверье, что тот, кто раздавит сигнальный цветок, выйдет победителем в схватке. Знаете, до сих пор я ему не верила, но сейчас…

А чего загадывать? Сейчас они просто приближаются друг к другу: мой рыжеволосый друг и холодный красавец. Да, одно верно из всех моих вышеперечисленных размышлений — среди фотомоделей быть бы этому красавцу рядом с миссис Кроуфорд. И ему хорошо: деньги, слава, и мне: рожу б его не видела.

— Смотри, как идёт, — замирая, прошептала подруге какая-то девчонка из младших отрядов, смазливая, но незнакомая мне, — как… как король!

— А может уже, как бог? — не удержавшись, желчно спросила я, но она словно не услышала издёвки и ответила, радая новой собеседнице:

— Точно, что как бог! Ты его знаешь?

— Разумеется, — скривилась я.

— Познакомишь?! — аж подпрыгнула эта малолетка от радости. — Ну пожалуйста!!!

Я недоумённо взглянула на неё. Господи, да ведь малявка малявкой, а в глазах тот фанатичный влюблённый блеск, который я ненавижу. Может, потому, что ненавижу идолопоклонство в принципе? Вот она такая нескладная и невзрачная, эта темноволосая девчонка, не оформившаяся физически и психически, как и сотни других. На что она надеется? Ведь когда подрастёт, станет всего лишь одной из самых преданных поклонниц Эдуарда. С такой же безнадёжной надеждой и верой, что и десятки других… Та-а-ак, стоп! Чего это меня понесло в степь сочувствия?!

Киара внимательно проследила за моим задумчивым взглядом и ненавязчиво поинтерисовалась у этой соплячки:

— Тебя как звать-то?

— Люси! — её карие глаза горели щенячьим восторгом.

— Ты из какого отряда? — прищурилась моя сестра. Это значило, что если сия малышня не старше двенадцати, то она её сейчас пинком под зад отсюда выставит. Хм, моя близняшка всегда заботилась о детской психике. Наверное потому, что наши с ней что детская, что за ней последующая были маленько… хм-м-м… не в норме.

— Из седьмого.

Седьмой… Киаре стало неинтересно — стало быть, этой соплячке тринадцать лет и она уже имеет право быть здесь. Но всё-таки…

— А не боишься, что кошмары будут сниться? — как можно более спокойно спросила я. Был велик соблазн просто наорать на неё и прогнать прочь, пощадив её подростковую психику. Здесь не убивают, но хватает и другой, не менее „приятной“… жестокости, которую можно запросто испытать на себе независимо от того, два бойца собирались драться или несколько компаний. Такое случается, если окружающим вдруг вздумается отстоять свои интересы в побоище. Ломали, случалось, кости, а в каждом бою кому-то расшибают лицо или портят нос. Про чёрно-зелёные синяки и шикарные ссадины я вообще молчу: оные до сих пор заживают у меня на бёдрах. Остаётся только изумиться, почему наших „бдительных“ вожатых не удивляют эти возникшие за одну ночь как по недоброму волшебству отметины. Про массовки они, разумеется, в девяноста девяти процентов из ста не знают. Святая наивность. Впрочем, чего это я? Сейчас ещё накаркаю…

— … так какие кошмары? — сквозь пелену глубокой задумчивости донёсся до меня голос Люси, наивный до того, что я лишь вздохнула и тоскливо посмотрела на арену. Что я могла ей рассказать? Сейчас сама всё увидит. Я тоже когда-то была таким же радым своей „взрослости“ щенком, когда впервые попала сюда как зритель. Уходила я совсем другим человеком. Если… я не перестала оставаться им.

К этому времени обычный проход по кругу (в какой-то степени уже ритуал) закончился, растоптанная маргаритка печально лежала в примятой траве, и начался бой. Эдуард резкими, но в общем-то нетрудными для него движениями вправо-влево уклонялся от ударов Ника. Четверть-оборотни всё равно быстрее любого человека. И сильнее тоже. Поэтому каждый бой с ними нечестен. Поэтому я всегда проигрываю…

Внезапно бледная рука белокурого парня вырвалась вперёд, перехватила за кисть руку соперника и мгновенно заломила её за спину, а колено при этом угодило идеально в живот Никите. Надо отдать тому должное: он не растерялся и провернул какую-то подсечку. Разобрать её я не успела (отмахивалась от комара), но всё же Эдуард его выпустил и даже ошатнулся. Они снова медленно пошли по кругу. Остальные не дыша наблюдали за ними. Никто — почти — не сомневался, что выиграет белоголовый парень, но как был интересен сам процесс!..

— Эй! Тигр! Сделай его! — крикнула рядом со мной Киара, от волнения теребя ленты арены. Пожалуй, драки — единственное, что могло нарушить её спокойствие и рассудительность.

С каким-то боевым возгласом Никита бросился вперёд, но его кулак едва задел четверь-оборотня, который плавно, словно кошачья тень, скользнул в сторону, на мгновенье сжался пружиной, а после выпрямился и, поймав руку рыжеволосого парня, перебросил его через себя словно котёнка.

Фанатки восхищенно завизжали и захлопали в ладоши. Эдуард лёгким и непринуждённым (как и все его действия) движением головы отбросил мешающую чёлку и подмигнул им. Какие обещания были в этом знаке внимания — бог ведает. Но действовало это всегда безотказно, если не было направлено на меня с сестрой. Впрочем, даже последний дворник в нашем приюте знает: четверть-оборотень относится настолько небрежно к своим почитательницам, что даже если в один прекрасный день они отвернутся от него (поскорей бы), он не умрёт и не зачахнет. Впрочем, у такого всегда будут поклонники. Просто это… закон жизни.

… Один из тех многих, которые я ненавижу…

Киара осуждающе засвистела в адрес четверть-оборотня и показала опущенный к низу большой палец. Никите она симпатизировала больше. Я же стиснула зубы и, опустив голову, тихо процедила ругательства. Было даже как-то неудобно смотреть… Или стыдно? Но почему? Я же ни в чём не виновата! Правда не виновата?..

Так, дайте подумать… ЦУ (ценные указания) раздала, предупредила, на собственном примере показала ещё месяц назад… Мозги не прочистила ему — это верно…

Шумно дыша в повисшей тишине, Ник с окровавленным носом поднялся на ноги. Чёрт возьми, похоже, он сегодня не совсем в форме и хочет выиграть за счёт своей собственной физической силы, что он него савсем не похоже. Дурак! Трижды дурак!

Я в отчаянье бросилась к тому углу арены, где Майк сейчас лил на голову Бросившему вызов холодную воду и что-то тихо советовал. Не могу же я позволить, чтобы мой друг стал сегодня мальчиком для битья! Конечно, пытаться изменить неизбежное — глупость, но потом, когда заживут синяки и ссадины, я смогу сказать себе без грызущего чувства вины: „Да, я пыталась“. И я, чёрт возьми, скажу это!!!

— Тигр, — я произнесла давнюю кличку Никиты, наклоняясь к нему через эластичные ленты ограды, и поучительно хлопнула его по лбу, — забудь про свои мышцы! С Эдуардом это не пройдёт, сам знаешь, по мне видел! Что на тебя вообще нашло?! Головой думай!! Будь хитрым!!

— Я сам разберусь с ним!!! — в ярости отмахнулся от меня рыжий парень, встряхивая мокрой шевелюрой, и снова повернулся к Принявшему.

Я с тяжким вздохом направилась обратно к Киаре и Люси. Чтож, по-крайней мере, попытка была…

— Ты сегодня Подхват, Кейни Браун? — сильным и приятным голосом осведомился, даже, скорее, промурлыкал за моей спиной Эдуард. Уж у него-то Подхватов не было никогда.

Я невольно остановилась и глянула на него через плечо. Прислонившись спиной к стволу старого дерева, служащего столбом арены, белоголовый парень, не покинув поле битвы, явно беседовал с фанатками до того, как отвлёкся на меня. Морда у него была блаженно-самодовольная.

Нет, сегодня одним-двумя побитыми будет больше, клянусь. И никакие Джо с сёстрами меня не остановят.

— Просто зритель, — отрицательное движение моей головы, где ворочались чёрные мыслишки о том, как бы свернуть данному субъекту шею.

— Что же тебе помешало стать Подхватом? — зелёные глаза горели довольным, насмешливым огнём. Во мне это раздувало слабую искорку ненависти. Пока что — слабую, пока что — искорку. Я слишком хорошо знаю себя, чтобы пытаться удерживать свои поводки и цепи: ничего из этого не выйдет — я сорвусь. Только, если не буду себя держать, потом будет не так больно где-то там, где у меня то ли душа, то ли гордость…

А по-моему, это совсем одно и то же. Для меня, по-крайней мере.

— Не успела занять вакантное место, — ответила я, сдерживая дрожь в стиснутых кулаках. — Но это не значит, что у меня сегодня нет возможности надрать тебе задницу за обоих.

— Я не бью девочек и слабаков, — спокойствие этого мягко-насмешливого, сокровенного голоса привело меня в бешенство. Тихое и холодное, а в таком я опаснее всего, потому что мой рассудок — трезв, я — хорошо соображаю. Настолько хорошо, что становлюсь непредсказуемой во всём и частенько попадаю по больным местам тому, кому надо.

— Повтори мне в глаза, если сможешь! — процедила я, готовясь перебраться на арену, но тут меня остановил Джо.

— Ты чем думаешь?!. Мало тебе всыпали в прошлый раз?! — тихо, как-то по-дружески, зашипел он.

— Не твоё дело!!! — огрызнулась я.

— Поединок ещё не закончился, и ты не можешь бросить вызов! — темнокожий парень возвысил похолодавший голос, заговорив уже как Судья, и преградил мне дорогу. — Сделай милость, вернись на место!

— Ты сегодня просто так не уйдёшь! — уверенно прорычала я Эдуарду, глядя в его смеющиеся глаза, и вернулась к Люси. Та смотрела на меня испуганно.

— Ты бросила вызов Тени Тигра? — испуганно спросила она.

— Да, — резко отозвалась я, терзаемая ожиданием. Ведь мы подерёмся

— это только вопрос времени. Для меня — решённый.

— Но… Он же сильнее тебя, и… ты дево… — ладонь Киары, опасливо косящейся на меня, быстро закрыла ей рот.

Я глубоко вдохнула, хлопнув на руке комара, и выдохнула. Главное — не выходить из себя где не нужно, а то будет плохо тем, кому я не собиралась причинять вред никогда в жизни.

Поединок меж тем возобновился, и если мне удавалось сохранять спокойствие, то Тигру — нет. Он со злостью бросился в бой, оттолкнув от себя растерянного Майка. Нет, сражался он не то, чтобы плохо — недостаточно быстро для поединка с Эдуардом. Надо сказать, что даже мне не всегда удавалось уйти без разбитого носа после драки с Ником, однако в сегодняшнем случае… гм… возможны варианты исхода событий. Но все одного цвета.

Я закрыла глаза, массируя себе виски, и даже так поняла, что Ник после череды коротких пинков получил мощный удар в живот и просто вылетел за пределы арены. Может, сломал себе чего-нибудь, а может и нет…

… Крики, шум, лихорадочная суета вокруг. Киара грязно выругалась и досадливо шаркнула ногой по траве… Судя по возгласам, теперь дело переходит в руки Подхвата…

— Ой! Он весь в крови! — испугаано пролепетала рядом Люсия. Я открыла уставшие за день глаза. Рыжеволосый парень и впрямь был залит алым. Напрягая зрение, я с облегчением поняла, что ему всего лишь разбили лицо и, кажется, сломали нос. Кости вроде целы, но синяки останутся на несколько недель.

Майк в ярости рвал на себе майку, обещая за друга что-то там кому-то там оторвать (все мы знаем, что и кому). Я невольно подумала, что может быть когда-нибудь он это и сделает, но уж точно не сегодня и не тому, кому пообещался.

Меня передёрнуло от вида окровавленного лица Никиты. А ведь скоро к нему присоединится ещё одно…

Я, не думая о правилах, через голову стянула с себя рубашку с футболкой. Под ними был спортивный топик, а где-то внутри меня — холодный ком ярости и железная уверенность. Будь что будет, я себя не держу, я знаю наперёд, как всё станется. И тем не менее иду, потому что такова моя природа. Таково моё желание.

Джо сразу понял мои намерения, однако я, бросив одежду изумлённой Люси, выскользнула из рук сестры, что-то пытающейся втолковать мне, и оказалась возле Тигра. Стёрла с его щеки тёплый ручеёк крови, тем самым взяв Право, и быстрее Судьи перемахнула через ленты на арену, где меня ждал расцветающий улыбкой дьявола Эдуард.

Он был рад мне.

Я не нуждалась в его рукопожатии или приветствии. Хватало крови побеждённого друга на моей руке и спущенных с меня цепей. Хватало ярости.

Сегодня правила пишутся под мою диктовку: больше никакой напрасной крови.

Сегодня Подхват — я.

5.

Перед каждым из моих предыдущих противников — людей — у меня было преимущество в виде моих неидеальных, но владений восточными единоборствами. Но с белоголовым парнем эти знания помогали тем, что не позволяли вылететь из драки после первого же удара и опозориться. Думайте как хотите, глупо это или не глупо, а у нас, у избранных бойцов, стыдом считается не выстоять в поединке и пяти минут. И если я не могу встретить удар стеной, как остальные парни, я должна уметь увернуться или парировать его. Это всегда спасает мою шкуру.

Так мелькнуло у меня в голове за те мгновенья, пока я преодолела жалкие несколько метров и первая бросилась в атаку. Пульс бился и рвался наружу, изнутри обжигала вены кровь…

Ночь взорвалась огнём, выкрикивая наши имена, горя в агонии боя, накаляясь, закипая… Она знала, кто устроит настоящее зрелище, кто стоящие друг друга противники… Знала, чёрт бы её подрал…

… Здесь никогда не было правил. Был Судья, сейчас бесполезный, но правил — никогда…

Со вторым ударом я немного промахнулась и с досадой почувствовала, как изящные сильные пальцы впились в мою кисть, беспощадно выворачивая её. Всю свою инерцию я направила туда, куда меня перебрасывал Эдуард, поэтому, перевернувшись в воздухе, оказалась на ногах. Вырывая правую руку, я без замаха ударила другой, слегка приседая, чтобы потом, схватив всё той же правой запястье белокурого парня, перекинуть его через себя. Очень хитрый и запутанный приём, если плохо объяснила — извините…

… Мне удалось — и ночь дико заорала десятком жарких голосов. Она подбодряла меня…

Четверть-оборотень хлопнулся спиной на смятый ковёр травы, но я, воодушевлённая первой маленькой победой, оказалась к нему слишком близко. Достаточно близко. Крайне глупая оплошность, о таких я потом не могу вспоминать без жгучего стыда. Неожиданный и сильный удар ноги отшвырнул меня в сторону противоположного угла арены, и после секундного полёта я, прокатившись по земле, плечом врезалась в шершавый ствол дерева.

Было очень-очень больно, скажу вам по секрету… Желудок, конвульсивно сжавшись, вытолкнул наружу горькую желчь, сопровождаемую кашлем. Сверху кто-то плеснул бодрящей холодной водой. И всё же, не смотря ни на что, выдрессированные мышцы пресса спасли мои потроха. Хотя бы чуть-чуть — но спасли.

… - Давай, Вэмпи, всыпь ему!!!

— Ты с ума сошла?!! — кажется, Киара.

— Сделай его, крошка!!!

Верят в мою победу?.. Мои губы скривила кислая усмешка… Мне бы их уверенность…

Я помедлила, дрожащей рукой вытирая рот, поэтому едва успела увильнуть от последовавшего сверху вниз удара. Пятка массивного чёрного кроссовка, принадлежащего Эдуарду, глубоко взрыла землю, оставив за собой внушительный след. Если бы не моя увёртливость — ходить мне с поломанными рёбрами.

Вскочив на ноги, я отодвинулась подальше от вспарывающего прохладный воздух удара. Второй по рефлексу парировало моё предплечье, третий — плечо. Пинок ноги задел меня вскользь. Синяков будет — море.

Кулак мои пальцы поймали просто перед самым носом.

Сначала нападала я, теперь он. Это уже как традиция. И по традиции он, как всегда, победит. Это не пессимизм, это реализм чистой степени, клянусь. Мой противник мне даже близко не по зубам.

… Но внезапно разгорячённая тьма вокруг нас, что-то кричащая на своём языке, наполнилась иными криками, взволнованными, и испуганно взбудоражилась.

Белокурый парень замер на полудвижении, грозившем мне разбитым носом. Я поняла, что в моей голове безустанно тарабанит пульс. Наверное, это страх перед неизбежным.

— Сматываемся!! — рявкнул Алекс, перегибаясь к нам через эластичные ленты. — Сюда идут!!!

6.

Разобрать самодельную арену — плевовое дело. Мы, люди Круга, действовали слаженно и через полторы минуты очистили поляну от себя и зрителей.

— Ты с ума сошла!!! — только и успела отвесить мне подзатыльник Киара, прежде чем между нами вклинилась толпа праздных зрителей, панически удирающих в лес.

Попытки добраться до сестры оказались тщетными, поэтому я схватила за руку замешкавшуюся Люсию, вытряхнула её из босоножек, которые она тут же подхватила, и потянула во мрак леса. Где осталась моя близняшка

— не знаю, но её инстинкты самосохранения всегда были лучше моих. Наверное, к счастью.

Лично все мои инстинкты сейчас немилосердно дрожат от ещё не схлынувшего адреналина и эйфории поединка. Мозг просто ещё не перестроился на нормальный режим, и всё вокруг кажется таким чётким, резким и… нереальным что ли.

— Если успеем пересечь шоссе в Роман-Сити, спасены, — прошептала я маленькой соплячке, испуганно семенившей вслед за мной, чувствуя горьковатый привкус желчи. — Так что давай живее.

— Но я же босиком!..

— Сама виновата! Я и так твою задницу спасаю, так что цыц мне!!!

Спросите, кого могла понести нелёгкая в полночь гулять по лесу? Лесников. Блюстители порядка чёртовы. Всё следят, чтобы по местам охоты оборотней никто не шастал. Нам надо только убраться с их территории и достичь лагеря, где в этом месяце отдыхала детвора нашего приюта. Заняли его и отдыхаем. И так каждое лето. На следующий заезд прибудут самые что ни на есть обыкновенные дети, не лишённые семей. Они брезгливо сморщат нос, что здесь отдыхали бездомники, будут обсуждать нас так и сяк, говорить о своём преимуществе…

Но это будет только на следующее лето, а сейчас мы, разбившись на пять равных группок, бежим мелкой рысью различными тропками, прыгая через корни и уклоняясь от хлещущих, казалось, со всех сторон веток. На первый взгляд, мы двигались без определённого направления и уже давно заблудились, но нам так убегать не в первой, и все (может быть, кроме левых зрителей) всё знают. Люсию дёрнуло — а, соответственно, и меня вслед за ней — присоединиться к своим наштукатуренным подругам, поэтому я невольно оказалась в облаке духов и шуме, типа „Чёрт возьми! Мои новые чулки!“ или „Ксюха-а-а! Я каблук сломала!“. Но всё это можно с грехом пополам вынести, что мне мужественно и предстояло сделать. И уж одно я знала точно: выдержу. Когда выбора нет — выдержу.

— Вот это да-а-а! — протянул Эдуард, возникнув откуда-то из мрака справа и скорым шагом приблизившись ко мне. — А почему же мы здесь?

Люсия при виде него зашлась горячим румянцем, что от него совсем не ускользнуло. Совсем.

— М-м-м, кто это у нас? — белоголовый парень обнял её за плечи. Я шарахнулась от него как можно дальше и перецепилась через нагло прущую корягу. А девчонка совсем растаяла и выронила мою футболку с рубашкой. Я едва успела подхватить шмотки (для этого пришлось хлопнуться пузом на хвою с шишками) и, поднявшись на стонущие ноги, натянула их на себя. Блин горелый, всё болит…

Четверть-оборотень с самой приятной, милой и сладкой улыбкой расспрашивал Люси, уводя её вместе с остальными прочь. Готова биться об заклад, что она ему неинтересна, и он лопочет возле неё только для того, чтобы сделать мне гадость.

Презрительно скривившись, я свернула с тропинки и бегом поспешила к дороге, на ходу раздвигая руками ветки колючих кустов и перекатываясь на шишках. Один раз раз-таки хлопнулась — под живот мне попался молодой корень, вылезший на поверхность покурить. Я только мать его помянула, и та как по заказу бросила мне на голову старый трухлявый сук — везёт же сегодня! Так как руку помощи подать было, как всегда, некому (да я постоянно со всех драк домой одна возвращаюсь!), я своими силами оказалась на ногах и всю оставшуюся дорогу смотрела под них. Да, иногда я страдаю одиночеством, а иногда — нет. Всё зависит от моего настроения и о того, насколько в этом сезоне у меня велик коэффициент взаимопонимания с окружающими меня людьми. Знаете, он иногда меняется, но сегодня я вроде ни на кого (окромя, разумеется, Эдуарда) не в обиде. Добрая я.

Внезапно чья-то рука стянула меня в кусты.

— Тебя где носило?!! — прошипела Киара перед самым моим лицом.

— Да всё там же! — отмахнулась я, от испуга схватившись за сердце, и выскочила на дорогу.

Шоссе встретило меня ровным светом жёлтых фонарей, в котором летали светлячки с мухами, и тишиной, нарушаемой, кроме шума деревьев, ещё и комарами. Осторожно выглянув из-за ствола яблони, я опасливо вышла на середину дороги и осмотрелась. Ничего и никого. Однообразные картины что справа, что слева, только где-то раздаётся удаляющийся звук мотора. Сделав знак остальным брать задницы в руки и двигаться поживей, я первая нырнула в тот мрак, что прилегал к лагерю. Остальные следовали за мной молчаливым ручейком.

Эх! Ночь была неудачная. И мой поединок, к тому же, ещё не закончен.

Глава 2

7.

Утром, после того как Крысы-вожатые скомандовали подъём, меня ождало несколько сюрпризов. Пришлось разбирать их с пол часа, пряча голову под подушкой с глупой цветастой наволочкой. Знаете, просто так легче думается: никакой посторонний шум или свет не отвлекает… Возражать против моих утренних раздумий никто не стал, только Киара, стегнув меня футболкой по заднице и приподняв эту самую подушку с моего затылка, предупредила:

— Я съем весь твой завтрак до последнего слона.

В ответ я только показала комбинацию из трёх заветных пальцев, и меня со смехом оставили в покое. Тем более что я его заслужила. После вчерашнего-то!!.

К счастью, моя сестра знает, что такое синдром утреннего послепобоища, поэтому и оставила меня поваляться. А синдром утреннего послепобоища, кстати — это когда ты просыпаешься с паскудным ощущением тошноты, отколошмаченная как последняя дворняга. Когда каждая из твоих растянутых мышц громко и противно ноет. Когда жизнь кажется последним дерьмом. Когда тебе, наконец, хочется залезть куда-нибудь подальше от людей и, пардон, хорошенько проблеваться, потому что в желудке мерзко.

Итак, первый сегодняшний сюрприз, кроме зверского голода и наоборот, тошноты при одной мысли о еде (каков парадокс, а?) — это всё очень болит, а в особенности мышцы живота, по которым вчера вежливо саданул Эдуард. Почему „вежливо“? А он мог ударить слабее, но ниже, тем самым заставив меня согнуться пополам (знаете, девушкам тоже там больно), а здесь уж моя челюсть как на ладони. Как клавиши рояля. Выбирай зуб и бей. Почему, кстати, не ударил — без понятия…

Второй сюрприз — самый приятный — мы сегодня возвращаемся в Роман-сити, в приют, как проорала вожатая после надрывного " Отряд, подъё-о-о-ом!!!». Виват, цивилизация!!!

А третий «сюрпрайз» — вообще подарок судьбы: возле кровати меня терпеливо ждёт Люси.

— Никаких слёз, иначе за себя не отвечаю, — садясь в постели, тяжело пробурчала я, словно предугадав её мокрые глаза. — А теперь без истерик рассказывай, чего стряслось и кого убили.

Девчонка храбро открыла рот, чтобы поведать мне все «ужасы» сегодняшнего утра, но вместо этого судорожно всхлипнула и закрыла лицо перепачканными тушью ладошками. Видимо, не первый раз: вон как косметика размазана…

При дневном свете я смогла получше рассмотреть Элен. Чёрные прямые волосы, проборождённые голубыми полосами мелирования, васильковые глаза, когда-то накрашеные синими тенями, что теперь темнеют вокруг наполненых смертельным горем глаз. Лицо не то круглое, не то овальное, черты ещё детские, но очень милые. «Когда вырастет, будет красивой», — почему-то не без удовольствия отметила я про себя.

А мгновенье спустя, когда всхипы вопреки моим надеждам не утихли, раздражённо добавила: «И чего она ко мне приклепалась?!». Очень хотелось гаркнуть Люси, что моя драгоценная особа — не жилетка для чьих-то всхлипов, и что я вообще терпеть не могу всякие телячьи нежности и сентиментальность вкупе с меланхолией. Потому что каждый человек — именно че-ло-век! — это сильная личность, которая не имеет права распускать себя и быть размазнёй! И у сильных личностей нет времени нянчиться со слабаками. Но последние всё равно почему-то существуют — я до сих пор ломаю голову над этим вопросом. Вот, например, наше утреннее «сокровище» типичный пример слабости. И чего я с ней вообще связалась? Бьюсь о гипсовый заклад собственной башкой, что сейчас она будет говорить про…

— … Он больше не обращает на меня внимания… — наконец судорожно выдавила девчонка.

— Эдуард что ли? — я неуклюже выползла из-под простыни, стянула спальную футболку и слегка поморщилась от боли в мышцах и окружавшего меня лёгкого запаха пота. Вчера надо было искупаться в холодном-холодном бассейне, мимо которого пробегала, но тогда я вбила себе в голову, что нет времени, а теперь пахну как рабочая лошадь…

Но да ладно, где мои шмотки? Опять валяются в беспорядке рядом с тумбочкой без дверцы? У-у-у, старая песенка. Каждую ночь моё величество слишком сильно устаёт, чтобы нормально сложить на стуле свои вещи.

— Мы с ним вчера так хорошо болтали, а сегодня утром он со мной даже не поздоровался, — продолжала Люсии, и её глаза опять заблестели слезами.

Я отряхнула лифчик от пыли и задумалась. Ну что я ей могу сказать? Что он ещё не проснулся или страдает склерозом (ох, если бы это было так! Его сейчас вообще не было бы в этом мире — уж я б постаралась…)? Но почему я, чёрт подери, должна беречь детские чувства этой маленькой соплячки? Кто волновался о моих, когда высасывал кровь из наших с Киарой родителей, давился ею, брызгал на белые обои и кремовый балдахин? Кто-то подумал о том, что я почувствую, когда увижу мёртвых обескровленных родителей, валяющихся на полу в бледных лучах восходящего солнца? Никто. Стало быть…

— Люси, — произнесла я, не глядя ей в глаза, и внешне полностью сосредоточилась на одевании, — ты, конечно не обижайся, но ему на тебя плевать. Ты для него слишком маленька.

— Но как же… — начала было она дрожащим голосом, однако я, натягивая футболку, раздражённо оборвала её:

— Никак! — а потом добавила, но уже мягче. — Люси, он — не бог, а внешность ничерта не значит! Зачем его любить, если он не заботится о тебе, не переживает, не защищает тебя? Запомни раз и навсегда одну простую истину: тот, кого любят все-все-все, любит только себя, потому что ему говорят, что он лучший. А ведь мы все любим только лучшее. Понятно?

Она кивнула, от отчаянья закусив нижнюю губу, а я одевала штаны под раздражающее молчание, и чувствовала, как все мои мышцы натягивались до предела и болели, болели, болели… Это, конечно, дело очень даже привычное (я, как, впрочем, уже говорилось, ещё легко отделалась), но всё равно неприятное, поверьте.

А ещё более неприятным было лёгкое чувство вины, которое я испытывала. Но почему опять виновата я?! Я что, виновата, что эта малолетняя соплячка не нравится Эдуарду?! Или что она ещё маленька для него?! Ничерта я не виновата!!! Не виновата!!! Тогда откуда же это чувство вины? Утро и без того паршивое, а теперь…

Ну его…

Шумно вздохнув, я осмотрелась. Все девчонки из нашей спальни уже ушли на завтрак. Некоторые бросили незастеленными мятые постели, стоящие в два ряда поперёк комнаты с яркими обоями. Кружевные ночнушки, белые футболки, носки и бельё бардаком валялись на простынях, а поверх них устроилась косметика: пудры, тени, помады и какие-то кисточки. Ну и, разумеется, расчёски. Такую «идиллию» можно наблюдать у нас каждое утро. Я, впрочем, не собираюсь брать со всего этого пример, а иначе стервозные вожатые потом в самый неподходящий момент тебя из-под земли вытянут, но заставят прибрать лёжбище.

— … А как тебя зовут среди воинов? — наконец тихо спросила девчонка. Я, взбивая (читай в скобках — злобно избивая) подушку и тем самым немножко разминаясь — между прочим, очень полезное занятие в такое утро — взглядом показала, что не понимаю вопроса. Ну нет у меня сегодня настроения с малышнёй нянчиться! Хотя, у меня его и так никогда нет, не было и не дай Бог когда-нибудь появится.

— Ну, Ник — это Тигр, Эдуард — Тень, Джо — Русский Воин, а ты? — пояснила Элен.

— Вэмпи. (в науке вэмпами называют людей, частично мутировавших после укуса вампира — прим. авт.)

— Почему Вэмпи? — с интересом посмотрела на меня Люси. Её слёзы в ярком солнечном свете, льющемся из распахнутых окон, начали потихоньку высыхать, и девчонка, вытащив откуда-то — да на ней были всего-то короткие шорты в облипку и белая кофточка в рюшах и воланах — косметику, взяла зеркальце и начала усердно стирать кончиком носового платка, вытянутого из заднего кармана, потёкшую тушь.

— Потому что лучшая, — спокойно ответила я, перебрасывая на голове косички так, чтобы получился вполне ровный — наощупь — пробор.

— Но ведь Эду… — Элен осеклась и вовремя замолчала. Я, конечно, хотела психануть, мол, не упоминай его в моём присутствии, но вместо этого, доставая из покосившейся тумбочки зеркало, пудру, чёрный карандаш для глаз, тушь и тёмно-серые тени, зло ответила:

— Если бы мы были на равных физических возможностях, я бы его победила.

Судя по взгляду, Люси не очень-то поверила. Но меня это не должно волновать, правда? Стараюсь быть по мере возможности эгоисткой. Единственное, на Джо и Киару — ну, может ещё на Майка и Ника — это не распространяется, а так — я всегда спасаю только свою задницу.

Ладно, почти всегда. Но это всё по секрету.

На некоторое время опять повисла тишина: я, поставив зеркало на подоконник, пудрила лицо (просто летом по жаре оно некрасиво блестит) и наводила глаза — это вот моё понятие о нормальном макияже — Люси заново красила ресницы и что-то рисовала на губах розовым блеском. Выглядела она невесело. Невесёлым же было и молчание. Но от него некуда было деться. Оно везде. И всегда.

— Пошли в столовую, — наконец бросила я приунывшей девчонке, забрасывая косметику в тумбочку и выходя из душной спальни, куда никто из наших пацанов не смел заглянуть. И, между прочим, правильно: последний, рискнувший сделать это — разумеется, за вечным исключением Эдуарда — довольно долго ходил со сломанным носом и уверял всех, что всего лишь не вписался в дверной проём, выходя ночью в туалет.

Кто всему виной — козе понятно.

8.

Возле столовой — бледно-оранжевого здания, окружённого черёмухой — в тени деревьев на корточках сидела Киара, терпеливо поджидая мою персону. Развлекалась она тем, что играла с натянутой на пальцы рук верёвочкой, непостижимым образом создавая из неё узоры. Ну, вы поняли, о чём я. Вообще, у моей сестры с Джо эти фокусы получаются — глаз не оторвать. Он натягивает на четырёх пальцах эту несчастную верёвку, в несколько движений создаёт простейший узор, а потом в него ныряют тонкие пальчики моей близняшки. Там поддела, сям поддела и — воаля! На её пальцах уже австрийское кружево! Пробовала и я научиться этому делу, но с первого же урока поняла, что это точно не для меня. Киара — она да, мастер, но у меня нет в запасе ни терпения, ни Вечности. Это она мне так постоянно отвечает, когда увлечена своим занятием, а я зову её то ли на массовку, то ли в столовую. «У нас в запасе целая Вечность!», — говорит она, не отрывая глаз от своей верёвочки. Иногда я свою сестру начинаю ревновать к этой удавке. Иногда (смешно подумать!) даже к Джо, когда они вдвоём проводят целый день напролёт. Я тогда просто закипаю, как чайник на плите. Впрочем, пытался ли он закадрить её или не пытался, а с восторгом близняшка рассказывает только про узоры из верёвки, о нём — ни слова. Может, просто недоговаривает?..

… Фу, это какое паршивое настроение надо иметь, чтобы о таком подумать?!!

В общем, Киара развлекалась со своей гароттой и параллельно умудрялась рассматривать группки детей, что собрались здесь и теперь ожидали законного завтрака. Судя по их весёлым лицам, тяжёлое утро только у меня одной. Ну и чёрт с ним. Будет и на моей улице праздник. Жизнь, она, конечно, как зебра: все чёрные и белые полосы окончатся задницей, но не помирать же теперь из-за этого?

В метрах тридцати от моей скучающей близняшки, возле обсаженой подростками, как насест курами, широкой бетонной лестницы, ведущей ко входу в столовку, стоял Джо и, хмурясь, что-то резко обсуждал с Эдуардом. Увидала я его на свою голову! Теперь всё — утро испорчено!

Что до маленькой голубоглазой девчонки, то при виде белокурого парня её глаза загорелись всеми огнями Голливуда, и то, что я нынче утром говорила о предмете её воздыхания, она позабыла вмиг. Я, закатив глаза, только вздохнула: нет, Люси точно малолетняя дура. Угораздило же меня с ней связаться! Вечно во что-нибудь вляпываюсь…

— Ке-е-ейн! — протяжно позвал чернокожий парень, едва завидев меня. — Есть серьё-о-озный разгово-ор!

Все, кто мог и не мог услышать это, тот час же с опаской покосились на меня. Стайка крашеных мымрочек, фанаток Эдуарда то есть, громко прыснула и торопливо зашепталась, бросая в мою сторону презрительные взгляды. Зря стараются: меня такой мелочью не пронять. А вот другой — вполне.

— Блин, — я с досадой добавила ещё несколько крепких ругательств и оставила попытки проскользнуть незаметно (просто неприятные разговоры всегда портят мне аппетит). — Элен, жди меня возле входа.

— Но!.. — начала было девчонка, страшно желавшая подойти поближе к Эдуарду, и я резко осадила её:

— Хочешь моей поддержки — научись слушаться!

Люси сникла, а я, злобно шаркая по пыли, пошла к Джо мимо удивлённо приподнявшей брови Киары.

Знаете, порой начинаешь жалеть, что так резко выделяешься из толпы. Иногда хочется просто слиться с ней. Иногда просто нужно слиться с ней. Вот как сегодняшним утром. Никто ж не мог подождать до полудня! Обязательно надо портить завтрак! Ни стыда, ни совести у людей не осталось. Впрочем, мне ли пальцами тыкать?

— Утро доброе, девочка Браун, — мило произнёс четверть-оборотень, выйдя из тени, и слегка склонил голову набок. Его чёрные зрачки при солнечном свете тут же сузились до вертикальных кошачьих рисок. Немного пугающее и в то же время захватывающее зрелище, как хороший фильм ужасов. Никак не могу заставить себя привыкнуть к этому — вечно хочется сказать «Вау!».

— Недоброе утро, мальчик Эдуард, — слегка склонила я голову набок, копируя его движение. — Недоброе.

— Где ты была, когда я был мальчиком? — его глаза, голос смеялись, но лицо не выражало ни малейшего намёка на веселье, словно на нём была очень хорошая маска. Скорее всего, так оно и было: этот белокурый изверг всегда был прекрасным актёром.

— Там, где тебе быть не дано, — отрезала я и обратилась к серым и ну очень пасмурным глазам Джо:

— Что случилось? Кто-то умер? Скажи, что Крысы, и я буду весь оставшийся год убирать у тебя в доме.

— Изволишь шутить? — приподняв брови, темнокожий парень направился к стоявшим неподалёку Никите, Майку и Алексу, которые пили воду из маленького фонтанчика и, хохоча, поливали ею всех ближайших девчонок. Те пронзительно визжали, обзывая их козлами и прочей не самой приятной ахинеей. Чуя, чем всё это пахнет (а пахнет это, между прочим, как чья-то поджаренная задница), я пошла за Джо.

При виде нас трое парней вмиг стали серьёзными и думать забыли и о фонтанчике, и о девочках. Те были несколько огорчены этим. Ну посудите сами: высокие плечистые парни, не самые страшные — за исключением, наверное, Алекса — умеющие постоять за себя, вдруг забывают о вас и собираются поболтать с друзяками и одной не особо нормальной особью, то есть, мной. Поводов для радости не наблюдается, конечно.

Мы стали плечом к плечу тесным кругом, как обычно делали это. Правда, не хватало Киары, но сборище внеочередное, поэтому присутствие всех поголовно необязательно.

— Ты нарушила Правила, Вэмпи, — первым тихо (лишних ушей вокруг хватало) начал Тигр, лицо которого носило фиолетовые отпечатки вчерашних событий и капли воды, но в то же время оставалось симпатичным (может быть, только для меня?), — Тур был Подхватом, а не ты.

— Мне хватило и твоей разбитой физиономии, — холодно и устало ответила я, стискивая в карманах кулаки и носовой платок с так и не отстиравшимися пятнами крови. Странно: я нервничаю. А это само по себе

— очень плохой признак. Чертовски плохой. Он обещает всегда только одно: у меня будут крупные проблемы. И не то, что я их не решу — решу, но не самым приятным для меня и окружающих способом. Знаете, ведь всё-таки не было ещё такой передряги, из которой бы я, Кейни Лэй Браун, не смогла выбраться. Это не гордость, а голая правда. Спросите хотя бы мою наблюдательную сестру.

— У нас не детская песочница, чтобы говорить, что тебе чего-то хватило или не хватило! — тихо процедил Александр, натягивая на мокрую голову бандану. — Не нравится — выметайся из Круга Поединков!

— Варвар прав, — тихо произнёс Тур, глядя на меня серьёзными васильковыми глазами. — Не нравится — уходи.

— Я тебя же спасала, идиот! — тихо прошипела я, злясь. — В последнем нашем поединке я уложила тебя, но меня… — на этом месте я запнулась, но потом через силу, задницей чувствуя улыбку кое-кого, продолжила:

— Но меня побеждает Тень. Тебя бы он размазал.

— Это уже не твоё дело! — Майк с вызовом подался вперёд — я тоже, но Тигр остановил нас. Знаете, вот так вот одним своим прикосновением

— его оказалось достаточно. Ну, бритоголовый парень ему как брат родной, а я-то чего? Хм, наталкивает на мысли… Плохие мысли, они мне не нравятся.

— Это уже, действительно, не твоё дело, как ни ярись, Вэмпи, — заметил Русский Воин. Его, кстати, так прозвали за то, что он мастер русского боя. Не самый первый, разумеется, его учил чей-то там ученик, но то, чему научил, приводит в восхищение даже меня, а уж на что я навидалась всяких-там чудес в единоборствах.

Круг Поединков угрюмо смотрел на меня, и я начинала злиться, как внезапно рука Джо незаметно для остальных коснулась моей спины. Я поймала быстрый взгляд его серых как море глаз и поняла, что он просит меня угомониться не как судья, а как друг.

Пока что, как друг.

Мы молчали, и я рассматривала лицо каждого. Чуть насмешливое — Алекса, усталое — Никиты, спокойное — Майка, серьёзное — Джо, ироничное — Эдуарда.

— Нарушивший правила всегда несёт наказание, — неожиданно подал голос Тень Тигра, когда мой взгляд остановился на нём. Я зло сплюнула.

— Верно, — прищурившись, хищно посмотрел на меня Варвар. — Совет Поединков сегодня ночью решит, как поступить с тобой.

Я ещё раз обвела каждого испытывающим взглядом, и ни один не отвёл глаз. Только белокурый парень лениво моргнул и улыбнулся мне. Не могу сказать, что улыбка понравилась. Скорее — наоборот. Вот эти идеальные розоватые губы, жемчужные зубы и искреннее веселье — не понравилось. Иногда создаётся впечатление, что я вообще не принадлежу к Homo sapiens или к нормальным девчонкам. Но к парням-то я себя тоже причислить не могу!

Впрочем, как говорят некоторые, пока что не могу.

— Однако поединок ещё не закончен, — произнесла я.

— Для Нарушившего — закончен, — возразил Русский Воин. — Прос…

— В чём дело?! — рядом как чёрт из табакерки возникла Пума, моя близняшка. Ставлю на кон свою душу, что слышала она разговор от и до, а мы этого и не заметили. Но моя сестра была такова: кто-то всегда должен рассказать ей то, что она якобы пропустила. Если рассказ долгий, а рассказчик начинет раздражаться от повтора, Киара получает определённый кайф. Правда, происходит такое в последнее время нечасто. Может потому, что ей надоело издеваться над людьми?

— Вэмпи нарушила правила Круга Поединков. Сегодня ночью Совет вынесет своё решение, — обернувшись к ней, ответил Тигр. Краткость — сестра таланта.

— Да будет так! — надменно бросила я и опять сплюнула.

— Да будет так! — в один голос отозвались Тень и Русский Воин, которые, собственно, вместе с моей сестрой и составляли Совет, как лучшие воины (у меня просто не хватило усидчивости для такого муторного дела).

Пума только покачала головой, пряча кривую усмешку:

— Сегодня ночью мы будем в Киндервуде. За пределами него?

— Да, в «Ночном оплоте», как обычно, — кивнул Джо, холодно глядя на меня, и отвернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Он не специально, просто должность требует забывать о дружбе и любви. Русский Воин несёт на себе это ярмо только лишь потому, что остальные не способны на это. Даже Киара: мы с ней слишком сильно друг друга любим. Мне когда-то довелось сидеть рядом с чернокожим парнем и слушать, как он проклинает всё на свете, а в особенности свой пост Судьи Круга Поединков, который порой вынуждает его идти против своих моральных принципов.

Я посмотрела на Джо.

А в последнее время, как заметила Пума — всё чаще.

— Чего замерла, Вэмп? Ты впорядке? — оглянувшись, внимательно посмотрел на меня Тигр, отмахнувшись от Майка.

Ничего не ответив, я развернулась и пошла прочь, раздражённо ругаясь про себя.

Быть может, Вы спросите, что такое Круг Поединков? Я с ним только что разговаривала и сама состою в нём. Братство избранных бойцов, которые то и дело сражаются между собой или с кем-то ещё ради… не знаю чего. Может, ради удовлетворения собственных амбиций?

Таких «компаний» за пределами нашего приюта, кстати, довольно много. Одни объединяют в себе людей, как наше, другие — вампиров, третьи вообще смешанные. Братства тоже могут сражаться между собой, но только по всеми признаному Закону: люди с людьми, нелюди с нелюдями (на, так сказать, четвертькровок это, к превеликому сожалению, не всегда распространяется).

Не могу сказать, что они тайные. Наше, например, тайна только от вожатых и директора приюта. Почти все ребята знают о нём, а последний стукач, как мне рассказывала Саноте (та самая девчонка-китаянка, что научила меня драться), попал в больницу с переломами позвоночника, челюсти и ног, полученными якобы в результате несчастного случая. Сколько лет нашему Кругу Поединков — не знаю, но он, кажется, существует с начала работы нашего приюта, а это больше сотни лет едва ли не в три раза. Поколение сменяется поколением и довольно быстро, так как вступаем мы в Круг с тринадцатилетием, а после пятнадцати-шестнадцати уходим в самостоятельную жизнь, и больше нет возможности повидаться хотя бы раз в месяц.

… Саноте, Саноте — как мне тебя не хватает…

Впрочем, вернёмся к нашим баранам. Попасть в какой-либо Круг очень сложно: необходимо, чтобы тебя признали все его участники, а особенно Совет, карающий провинившихся. Мы с Киарой прошли только после того, как в Ночь Выбора — вторая суббота мая и третье воскресенье августа — намяли бока каждому из Круга (Эдуарда к тому времени в этом сообществе ещё не было, он пришёл в конце лета). Вылететь же наоборот довольно просто — не подчинись Совету и (или) нарушь кодекс. Что я не далее, как вчера, и сделала.

Чёрт!!! в адрес последнего…

Возле входа в столовую, любуясь своим отражением в стеклянной двери, меня ждала слегка взволнованная Люси.

— Что-то случилось? — она всмотрелась в моё лицо.

Вздохнув, я отрицательно покачала головой, и мы отправились на испорченый завтрак. Не буду ж я ей рассказывать, что я встряла по уши в… впрочем, дела мои не так плохи, как кажется. Наверняка дело обойдётся только наказанием, хотя…

Хотя Круг Поединков такой непредсказуемый. Он может занести руку для удара и погладить тебя по голове, а может протянуть руку приласкать тебя, а вместо этого умело ткнуть в болевую точку. И тот, и тот варианты я на себе уже испытала. И знаете, оба малоприятны.

С Кругом лучше не ссориться.

А уж подавно — не вести войну.

Он никогда не знает поражений, тем более что остальные содружества бойцов: отличные от наших и наоборот очень схожие — как один не терпят отступников. Если ты бунтарь, тебя травят все. Как волка. И даже Братство Избранных, определяющих Закон, правила и обычаи, может включиться в охоту на тебя. Но тогда — берегись. Пощады не будет. И хорошо, если тебе дадут просто умереть от молниеносных и не знающих промаха ударов…

Я невольно потёрла ноющие после драки мышцы и поёжилась от одной только мысли, что может статься, если я перейду дорогу Кругу. Тому самому Кругу, в пределах которого исчезают любовь, дружба и какие бы то ни было чувства. Рассудок, трезвый рассудок и соблюдение Кодекса — иного тебе не позволят. Кроме, конечно, ярости разозлённого животного, готового в бою отстаивать свои интересы, и ненависти. Я давно задаюсь вопросом, ради чего действительно возникли наши братства. И ничего разумного придумать не могу.

Одно мне известно точно: те содружества, которые гораздо сильнее нашего, по ночам следят за порядками в городе Роман-сити. Следят за тем, чего люди бояться, при одном упоминании о чём их кровь застывает в венах. Следят и уничтожают без следа то, что может нарушить Закон Мира между людьми и нелюдью, а также естественный ход вещей. Да, их цели я понимаю, но цель нашего… Может, оно просто создавалось ради поединков? Чтобы придать скучным сиротским будням остроты?.. Нет, мы, конечно, тоже правим в приюте. Немного. По-своему. Нашей кары боятся все его обитатели, но на моей памяти ни разу не случалось, чтобы мы наказывали кого-нибудь, не входящего в Круг. Такое было давным-давно, а сейчас… все боятся наказания. Нам просто нечего делать. Нам незачем существовать, но мы существуем. Мы, не дети, но и не взрослые, не люди, но и не звери.

Просто бойцы Круга Поединков.

Я невольно отвлеклась от своих мыслей: ну уж очень аппетитно пахло в обеденном зале очень, и мой желудок, испытывая голод, в то же время конвульсивно сжался, готовясь вытолкнуть назад всё, что в него отправят. Странное ощущение, скажу я вам.

Люси, замечтавшись, налетела на одного из поварят, что в белых колпаках сновали между столов туда-сюда и разносили тарелки с чем-то очень вкусным. Всё-таки надеюсь, таким же вкусным, как и здешние натюрморты, изображённые на светло-зелёных стенах: рулеты, телячьи отбивные, бутерброды, фрукты… Ням-ням.

Вокруг весело галдел народ, со скрежетом двигая стулья, звякали столовые приборы. Обычное утро лагеря, обычное начало дня. Во всём этом есть даже что-то… милое. Я проглотила слюну и, забыв о ворчании побитого желудка, совсем замечталась о сегодняшнем меню…

— Элен? — внезапно произнёс за нашими спинами ненавистный мне шёлковистый голос. — Это ты?

Девчонка, вспыхнув от восторга, круто повернулась навстречу Эдуарду, который шёл как раз позади меня в окружении весело щебечущих девчонок.

— Привет, — он с нежной улыбкой пощекотал подлетевшую к нему Люси по подбородку. — Извини, я сегодня с тобой не поздоровался. Просто вчера слишком устал…

— Да ничего страшного! — Элен даже покраснела от удовольствия. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

Я издала какой-то раздражённый звук типа «Пфу-у-уф-ф-ф… М-ть перем-ть!..» и подняла глаза к выбеленому потолку столовой. Господи, я всяких идиоток видала, но такую, ей-богу — впервые! Чтобы вот так вот, как верный пёс, бросаться навстречу… Не-е-ет, мир точно полон ненормальных. И почему я сталкиваюсь с ними по жизни всё чаще и чаще?

— Смотри, это тебе, я сама сплела! — Люси тем временем умудрилась извлечь из каких-то потаённых карманов широкий браслет из невероятно мелкого, чёрного как смоль бисера, на котором виднелось кошачье око — точь в точь как медальон четверть-оборотня — и вручить его Эдуарду.

— Малышка, ты правда сама его делала? — тот со сладкой улыбкой погладил её по щеке, и они, как вчера, в обнимку пошли к столикам.

Меня это неожиданно задело. Сама не знаю почему, но задело. Говорила ж: я очень гордая. У меня гордость вместо души и сердца, хотя вот последнего, как мне говорили, вообще нет. Очень даже может быть, очень даже… Но видеть, как этот белокурый сопляк уводит от меня девчонку, которая надеялась на моё расположение или даже дружбу — ведь в её возрасте дружить с более старшими, сильными девушками весьма престижно — было неприятно. Поэтому я сначала трижды выругалась в свой адрес и в адрес своих ещё спящих мозгов, а потом в два шага догнала Эдуарда с Люсией и, загородив им дорогу, презрительно посмотрела в изумрудные глаза белоголового парня, который был всего в полуметре от меня.

— Если ты, — медленно и тихо начала я, гордо задирая нос, — хоть чем-то её обидишь, я тебя заживо похороню. Ты меня понял?

Элен съёжилась под рукой белокурого парня, обвивающей её плечи, и перевела испуганный взгляд с меня на четверть-оборотня, а потом обратно, видимо, понимая, что сейчас будет что-то очень и очень нехорошее. Словно подтверждая это, вокруг живо нас образовалось пустое пространство, а между мной и парнем пролегла незримая чёрная тень, постепенно накаляющаяся взаимной враждой. Жаркой и душной. Может, там даже ненависть была.

Вокруг смолкли разговоры, и десятки любопытных, настороженных взглядов устремились к нам. Уж кто-кто, а этот народ крайне охоч до представлений. Тем более что хлеб есть — разумеется, нужны зрелища. Только если они произойдут, зрелища эти, всем придётся ломануться отсюда сломя голову. Потому что места им вдруг окажется ну совсем чуть-чуть: все стулья, столы и стоящая на них еда полетят к чёртовой матери.

Красноречивее всего были взгляды вожатых и Круга Поединков, стоящего не так уж и далеко, дабы в случае чего-то эдакого разнять нас.

Разнять нас, а меня — навсегда выкинуть за свои пределы.

" Никогда не устраивать поединок без согласия на то Судьи " — это первое постановление Кодекса. " Никогда не устраивать поединок в общественном месте в присутствии штатских " — это второе (полагаю, вы поняли, кто подразумевается под штатскими?). Так что нужна ли мне такая «радость», как нарушение правил и исключение? Думаю, ни капли. И вот этому блондину, что стоит передо мной — тоже. " Каждому из бойцов содружества запрещено трогать людей, не входящих в Круг (или вышедших из него), если дело не касается самозащиты или утверждённого судьями поединка с представителем иного братства " — не помню какое по счёту постановление.

— А что, — внезапно спокойно заговорил Эдуард, — наша маленькая Браун ревнует?

Его ладонь, от природы горячая (откуда знаю? — довелось её пожимать и слышать рассказы приласканых ею девчонок), нежно коснулась моей щеки, изящные пальцы погрузились в тонкие косички. От неожиданности я просто остолбенела.

Первое, что мелькнуло в моей голове: а это очень приятно.

Второе: не останавливай его.

А третье: дура!!! Ты забыла, кто он такой?!!

Моя рука молниеносно подхватила со стоявшего рядом стола тарелку и идеально вписала её в красивую физиономию белокурого парня, по которой уже начало разливаться торжество. И вместо этого торжества живописно разлилась по шее и белоснежной футболке подливка, а по плечам покатился салат…

— Если втрескался в меня — так и скажи, а не броди круг да около,

— как можно более спокойно произнесла я, хотя меня трясло от ярости, и, обойдя его с Элен, гордо пошла вон.

9.

Сидя на поваленом стволе, я в бешенстве швыряла камешки в бассейн и не упускала возможности пнуть дерево, хотя для этого надо было подниматься на ноги. Дикая злая дрожь не прекращалась. Как я его ненавижу, этого белоголового ублюдка!

Ненавижу!

Мой кроссовок ударил по уже изрядно отделанному стволу.

Вечно мне жизнь портят! Если всё хорошо, Эдуард мигом это исправит! Да я вообще весь этот треклятый мир ненавижу!!! Почему я только родилась на свет?!! Зачем?! Если этот свет постоянно норовит поставить мне подножку, если жизнь постоянно отвешивает мне пощёчины — нахрен оно мне вообще надо?!!

Клён, раскинувший надо мной густую зелёную крону, тихонько шелестел от тёплого ветра, но не давал ответ ни на один из моих вопросов. Тень от его веток медленно колыхалась на земле, покрытой толстым слоем серой пыли, а по ней полз очень сосредоточенный жук… Его я тоже ненавижу. Хотя бы за то, что у него такое простое и безмятежное существование. Ему не нужно вечно задаваться вопросами «Почему?» и «Зачем?», в отличие от меня. У меня постоянно полные карманы этих вопросов…

Сжав кулаки, я тихо заскрипела и… замерла, неожиданно услышав чьи-то робкие шаги. Они раздавались не так уж далеко и направлялись, по всей видимости, именно сюда. Просто по этой дорожке, что обрывается здесь, возле бассейна, больше никуда не придёшь.

Обернувшись, я увидела, как из-за аккуратно стриженных кустов волчьих ягод неуверенно вышла Люсия. Она остановилась, словно ждя разрешения, и виновато посмотрела на меня.

— В чём дело? — спросила я, сдерживая желание перейти на крик и оторваться на этой глупой малявке.

— Знаешь… наверное, ты была права, — тихо произнесла та, опуская взгляд. — Не такой уж он хороший. Он плохо поступил с тобой…

— Вот как? — я даже удивилась. — И кто же подтолкнул тебя к этой ну очень умной мысли?

— Никто, — сарказм моего голоса, похоже, напугал её, так как она попятилась назад. — Я принесла тебе свой кусок пиццы, хочешь?

— Нет, благодарю, — резко отозвалась я, вставая на ноги, и сплюнула. — Где Пума?

— Не знаю… — тихо отозвалась Элен. — Она вышла из столовой, когда я ещё завтракала…

Хмыкнув, я обогнула её и пошла напрямик сквозь зелёные рощицы лагеря, хранящие тишину, по ещё никем не примятой траве, откуда брызгали в разные стороны кузнечики. «Не знает она! Какого чёрта вообще приходила?!. Нет ничего полезного — не будь обузой!» — чёрт-зна зачем накручивала я себя, обходя дуб, и пролезла через кусты на дорожку.

«А дьявол! Как меня уже всё достало! — подумала я, пнув забытую кем-то пластиковую бутылку. — Не успела проснуться, а день уже испортили! Ну ведь бывает же такое! Куда я иду сейчас дорожками лагеря? Что собираюсь делать? Надо бы остановиться и подумать об этом, успокоиться, а то неровен час заварю какую-нибудь знатную кашу…»

Но вот только та чёрная часть меня, за которую я и получила своё прозвище (а иногда — моё второе «я»), не позволила мне хотя бы сбавить шаг, пока откуда-то сзади не раздалось:

— Вэмпи!

Я резко обернулась, и круговерть невесёлых мыслей разлетелась на отдельные куски, однако не исчезла. В тени аллеи боярышников, которую делила пополам пёстрая полоса цветов, на лавке, поставив в траву бутылки с пивом, играли в карты Тур и Варвар. От последнего, кстати, я никогда не ждала добра. Не обещалось его и сегодня. Сегодня вообще ничего хорошего не предвещается. Дурдом на колёсах, а не жизнь поехала.

— Чего? — я своей обычной размашистой походкой подошла к ним, на ходу спугнув несколько бабочек, порхавших над клумбой. — Снова что-то не так?

— Вчера ты выступила Подхватом вместо меня, — сделав ход пиковой семёркой, произнёс Майк, на шее у него висел медальончик с гравировкой «Nirvana», подареный когда-то мной. — Я имею право бросить тебе вызов.

— И? — прищурилась я.

— И бросаю, — парень бросил бубновую семёрку.

Улё-о-от!

Я, размышляя над ответом, взяла стопку карт, лежащих в «отбое» и вытянула наугад одну из них.

Ведьма. Пиковая дама в алом платье. Это что-нибудь да значит.

— Ага, — наконец я желчно фыркнула, рассматривая её, — секу тему. Это тебе Варвар подкинул мыслишку?

— Нет, — спокойно отозвался Майк, бья вальта крести своим крестовым тузом.

Я вытащила вторую карту.

Ведьмак. Пиковый валет в чёрной одежде.

Они что, сговорились что ли?

Баба — злая. Вытащила мужика — тоже злой.

— Тогда без проблем. Вызов принят, — пожала я плечами и, бросив карты на лавку, собралась идти своей дорогой, повернулась было, но тут же столкнулась нос к носу (в буквальном смысле) с Эдуардом. Он вздрогнул, а меня передёрнуло от неожиданности. Или от омерзения?

Хотя почему? Ни салата, ни тем более подливки на нём уже не было. Чистенькая нагленькая и красивенькая морда, закрывшая от меня нежаркое солнце. Вот к чему был пиковый валет…

— Девочка Браун, как я удачно поймал тебя, — промурлыкал с укрытой насмешкой (целый вагон сарказма) белоголовый парень, и его узенькие зрачки чуть расширились. — Ты помнишь, как нарушила правила моего поединка? И как вывернула на меня завтрак при всём населении лагеря?

Такое, ей-богу, не забывается. Вот есть такие моменты в жизни, которые даже через десяток лет свежи в памяти. Острые, незабываемые моменты торжества. Утренний случай с салатом — один из таких.

— Что, и ты вызываешь меня? — мне не удалось подавить разочарования.

Нет, поймите правильно, две битвы — это сравнительно мало. И даже битва с четверть-оборотнем, вторая подряд по счёту — не такая уж большая проблема. Нюансик в том, что в этом случае Тура мне придётся очень быстро и неаккуратно выводить из игры, а значит, ему будет больно.

Что ж, таковы правила. Это Круг Поединков, в конце концов, а не Благотворительный Орден Святой Богородицы.

— Вызываю, — спокойно кивнул Эдуард. — Уж не испугалась ли наша маленькая девочка?

— Вызов принят, — бросила я и повернулась к Майку, с кривой ухмылкой перемешивающему карты (Сашка вон уже вообще шмелей готов ловить от скуки). — Тур, сегодня, точнее, уже завтра, в Роман-сити, на мосту через канал Грешников, в полночь.

— Я буду, — спокойно отозвался парень и отсалютовал мне. — Как штык.

— А нашей маленькой киске, — взглянула я в чёрные зрачки, зиявшие среди изумрудов, — придётся подождать.

— Ничего, деточка, я сегодня терпеливый, — тонко улыбнулся четверть-оборотень.

— Киса-вуса-вибриса, смотри, чтоб тебе на завтра терпения хватило,

— усмехнулась я, но тут Варвар грубо оборвал меня:

— Хватит вам ворковать! Называйте зараннее Подхватов!

— У Принявшего Подхватов не будет… — пожала я плечами и перевела взгляд на белоголового парня, но, увидев, как недобро тот смотрит на Сашку — иначе говоря, Алекса, осеклась.

— Повтори, — коротко бросил Эдуард с ледяным спокойствием. Такое спокойствие бывает только перед грозой, уж поверьте. Лучше бы Варвар шмелей ловил, а не ляпал глупости. Кажется, сегодня не только я нахапаю вызовов и найду себе занятие на ночь. Угу, если б!..

— Что? — Варвар не сразу понял. До меня же быстренько всё дошло.

— Да-да!!! Он сказал, что мы ворковали!!! — громко захохотала я, почти согнувшись пополам, и неспешно подалась в бок столовой (от всех, её посетивших, пахло креветками, сечёте тему?) бросив под испепеляющим взглядом Сашки:

— Переломай ему кости, Тэд!

Четверть-оборотень, уже плюнувший на меня и повернувшийся в другую сторону, дёрнулся, как от удара: он ненавидел, когда его звали Тэдом, или Тэдди, или Эдвардом, или Эдди. А уж Эдика просто на дух не переносил. Так называют его самоубийцы: назвал — и Ад открывает перед тобой врата (ключики, разумеется, у белокурого парня). Почему Ад? А христиане не связываются с нелюдями. Что до меня — я атеистка. Не самая ярая, конечно, просто со святошами общаюсь по правилу: не тронь меня, и я тебя не покусаю (читай в скобках — не загрызу).

— Кейни Браун… — в жарком летнем воздухе внезапно поползли холодные потоки скользкого разреженного воздуха, как от сбойнувшего кондиционера…

Но только это был не воздух, а Сила. Та, которой обладают вампиры, оборотни, вервольфы, жрецы Вуду… И которая (вот уж думала, да не ожидала!) была у Эдуарда. Она забила мне лёгкие, оборвав смех — я раскашлялась и как ошпареная отпрянула подальше от её источника.

— Не называй меня Тэдом, — за спокойным тоном четверть-оборотня крылась ярость. — А иначе никакой Круг Поединков тебя не спасёт.

— Я сама себя спасу, Тэдди, верно, — кивнула я и больше не оборачивалась. Зачем? Бойцы Круга Поединков в спину не бьют, а Эдуард слишком гордый, чтобы догонять меня или что-то кричать вслед. Правда, скажу чесно, я немного струхнула: не так уж часто Эдуард показывает свою какую-никакую, но Силу. И мне остаётся только с содроганиями догадываться, что будет, если он соединит её со своим боевым искусством, и успокаивать себя тем, что четверть-оборотень поклялся Совету Поединков никогда не делать такого. Ведь кому-кому, а Совету он подчиняется.

Ноги несли меня в столовую. Расход энергии всё-таки большой, кушать надо. Тем более что не зря ото всех пахнет креветками.

10.

В зале, где стояли обеденные столы, уже давно никого не было. Маленький поварёнок надраивал до блеска полы, второй, что-то мурлыкая себе под нос, собирал крошки с дальних столов. Вот к ним-то я и ринулась: мой завтрак, совсем нетронутый, но уже остывший, находился на одном из них. Вырвала я его буквально из жадных лап повара-недоростка. Бой был жаркий и неравный — пришлось несколько раз гавкнуть на нахального пацана, который, видимо, просто не понял, с кем имеет дело.

Но я победила и, устроившись на просторном подоконнике, принялась уплетать омлет с грибами и смотреть, как за окном над жёлто-розовой клумбой, цветущей в тени черёмух, носятся шмели… А вообще здорово: два поединка на один испоганеный день, Эдуарду на хвост наступила — обалдеть!

Вот я тихо и балдела, правда, от салата с креветками.

Знаете, ничего так не поднимает настроение, как хорошая вкусная еда после того, как ты подкинула кому-то (в частности — Сашке) проблем и ткнула кого-то (в частности — Эдуарда) по больной, тобою же натёртой мозоли.

Такой вот балдеющей меня нашла миссис Аерк, наша учительница-воспитательница в приюте и, по совместительству, вожатая в лагере. Старая, высохшая, сморщеная, как мятый лист туалетной бумаги, она вместе с сестрой миссис Клерк были сущими стервами. Злобные Крысы-неудачницы (они уже упоминались как-то) с седыми жидкими волосиками на голове, собранными высоко на затылке. Ненавижу их. Вечно им всё не то: неправильно дышишь, неправильно моргаешь… Терроризируют всех подряд, любимчиков у них нет. Как мистер Джоунз, директор нашего приюта, выдерживает эту пару и почему до сих пор не уволил — без понятия.

То, что они в прошлом году стали завучами вместо мисс Лаки и мистера де Криза, которых мы ну совершенно нечаянно «переразыграли» на Хеллоуин, для меня было вообще чистой воды шоком.

— Кейни Браун! — от тонкого надтреснутого голоса у меня еда сначала застряла в одном горле, а потом упорно поползла в другое. — Вот ты где шляешься! Автобус только тебя и ждёт! Бросай завтрак, и поехали!

Вот к чему была пиковая дама.

— Но… — откашлявшись, я предприняла жалкую попытку доесть обожаемых креветок, но миссис Аерк была неумолима:

— НИКАКИХ «НО»!!! Встала и пошла, куда сказано! Сколько можно тебя воспитывать?! Так и растёшь мелкой дрянью! Что ты потом будешь делать?!.

Пока она с завидной сноровкой читала мораль (привычное что для одной, что для другой сестры и вообще для старших дело), я преспокойно доела завтрак и только после этого вылетела из столовой собирать вещи, даже не дослушав её.

Пусть обижается. На обиженых воду возят.

11.

Автобус шёл плавно, особо не подпрыгивая на кочках. Если б ещё в салоне кто-нибудь починил кондиционер, стало бы совсем хорошо. Я задремала, сама того не заметив, но мне можно найти оправдание: ночь будет — и была — тяжёлая, а пейзаж за окном (я сидела именно что возле окна): бурая пыль и тощие деревья вдоль шоссе — унылый, до боли знакомый и последние полчаса не меняющийся.

Только какое оправдание у Киары, растолкавшей меня за полчаса до приезда?

Никакого.

— … Чего тебе надобно, старче? — пробурчала я, приоткрывая глаза и глядя на свои говорящие (а так же кукарекающие и пищащие) наручные часы с секундомером и будильником — подарок директора приюта на последний День варенья.

— Ты почему не сказала, что получила два вызова подряд? — услышала я откуда-то сверху голос Судьи, то бишь Джо.

— А чё, Бросившие языки попроглатывали? — сонно пробормотала я, пытаясь осторожно протереть глаза так, чтобы не размазать карандаш на пол физиономии. — Наверное, вместе с креветками…

— Нет, не проглотили. Но ты тоже обязана сообщать об этом, — возразил Русский Воин и пристроился на краю сиденья, приобняв мою сестру за плечи. Та вполне охотно прижалась к нему. Тоже мне, сладкая парочка — Twix.

— Хорошо! Я сообщаю: мне бросили вызов Тур и Тень тигра! Сегодня на мосту через канал Грешников будут два поединка! Доволен?! — раздражённо бросила я как можно тише, чтоб не дай боже Крысы не услышали, и уселась поудобней. — Не было времени сказать раньше — каюсь! Но что мне теперь, повеситься на твоих чулках?!

— Я не ношу чулок! — возмутился Джо.

Киара тоже хотела что-то сказать, но тут из-за спинки переднего кресла, на котором я уже успела накорябать имя Алекса, выглянул Никита:

— Эй, Вэмпи, — ухмыльнулся он, подпирая кулаком подбородок, — потише! Что-то у тебя с нервами плохо в этом месяце. Подправить их?

Так как нервы поправляются только одним, весьма… интересным способом, я нелепо покраснела и, не найдя, что ответить на это чисто «дружеское» предложение помощи, просто отвела взгляд. А ведь с нервами и впрямь худо. Совсем не могу сдерживать себя — ору на всех подряд. На это должна быть причина… Нет, Причина — с большой буквы.

Тигр, видя, что натолкнул меня на размышления, скрылся.

Но вместо того, чтобы действительно покопаться в себе с видом умного психоаналитика, я глянула в окно. Автобус пополз словно улитка

— въехали в город. Пёстрые до ряби в глазах витрины, обилие рекламных щитов и толпы разношерстных прохожих — всё как всегда. Спокойные или весёлые лица, иные сосредоточенные какой-то радостной сосредоточенностью (будто ищут что-то желанное, на что вдруг появились деньги, а может, подарок кому-то)… У всех всё как всегда — хорошо. Только я умудряюсь вечно напарываться на проблемы, как на грабли. Может, характер пора менять? Одеть юбку? Говорят, помогает…

Тпру-у-у!.. Какая, к чёрту, юбка, если я собираюсь поступать в военное училище?! Что-то голова совсем не варит!!!

Ник снова выглянул из-за спинки кресла.

— Успокоилась? — улыбнулся он.

— Ага, — я улыбнулась в ответ. Скажу вам по секрету: в первом классе Тигр считался моим… кхм-м-м-м… женихом… так сказать… таскал от школы до общаги и обратно мой портфель. Симпатия сохранилась, но мы оставались просто друзьями. Я не говорила, что никогда не влюблялась? Ну так вот: я никогда не влюблялась, а то было просто… лёгкое увлечение. Попробовали мы года два назад сходить на свидание, я одела, представьте себе, платье, а Ник — обыкновенные чёрные джинсы и белую рубашку. Но в результате мы поссорились, бросили друг другу вызова, подрались, всё окончилось ничьей, и мы помирились. Здорово, правда?

— Ты не обижайся на Тура, — начал Никита, обмахиваясь кепкой, которую он если носил, то не иначе как козырьком назад, — его обидело не совсем то, что ты пошла Подхватом, а то, что ты… э-э-э… дэвушка, — рыжий парень очень точно скопировал грузинский акцент. — Он уже сейчас готов забрать вызов назад, но ты сама знаешь Кодекс…

— Брехня!!! — донеслось из-за переднего кресла, и Тигр, получив увесистый пинок по боку, скатился назад выяснять отношения с Майком, который спустя минут пять возник над кожаной оббивкой, почему-то потирая нос.

— Не верь ему, Браун!.. — начал он было, как тут взлохмаченный, словно чёрт из табакерки, Никита обвил рукой его шею и, сжав её в локтевом сгибе, выдавил:

— А ну извинись перед девушкой, лысая башка!

И они опять покатились на свои кресла драться. Козе понятно, кто из них врёт. Я усмехнулась и, взглянув в окно, поняла, что скоро будем дома.

Дома. Хорошо это звучит.

12.

Не хочу ничего плохого сказать о Роман-сити, но приюты у нас, хоть и огромнейшие, всё равно забиты. Наш Киндервуд представлял из себя что-то вроде… посадки — не посадки… Короче, он был окружён высокой страшной оградой, в центре располагались жиляк (та же общага), школа и маленькая больница, которые неоднократно ремонтировали и перестраивали. Чуть дальше, за дубами, была прачечная и кухня. Всё это окружали деревья, деревья, деревья… Что-то вроде большущего парка. А ещё в нём были разбросаны одноэтажные домики, которые звались летними. Тех, кому от тринадцати и больше, на конец весны, лето и начало осени парами поселяли в эти домики. Что-то вроде практики: сами готовите, убираете, стираете — учитесь самостоятельной жизни, проще говоря. Кто придумал эту блестящую затею — без понятия, но я его боготворю. По ночам можно убегать, и никто из воспитателей не узнает. Красота…

Я жила, разумеется, вместе с Киарой, Джо — с Алексом (его, кстати, позади нас в три глотки Крысы и водитель автобуса отчитывают за то, что он якобы накарябал своё имя на дорогой кожаной оббивке салона), Майк — с Ником и так далее. Нет смысла всех перечислять, равно как и закатывать сегодня уборку.

Таща свои сумки от автобуса к дому, затерявшемуся далеко среди деревьев, я решила просто завалиться спать до полуночи. Киара, шагавшая рядом, имела несколько нездоровый цвет лица и явно была одного мнения со мной. Ну, её маленько укачивает в автотранспорте, с кем не бывает? Я вот, почему-то, не выношу американских горок: меня на них шиворот-навыворот выворачивает. Как на последнем Дне рождении, когда директор Киндервуда отправился со мной и близняшкой в парк. Что там было — не передать. Но я как мыслю: хочешь экстрима — айда ночью на кладбище мертвяков гонять, но не носиться же по рельсам вверх тормашками? Вечно у меня всё не как у людей.

Впрочем, не у одной меня.

Мимо нас в обнимку прошли Эдуард, несущий безо всякого труда пару сумок, и Мажуа, голубоглазая светловолосая и довольно смазливая француженка, единогласно признанная пацанами самой красивой девчонкой в городе. Она обожала всякую нечисть и была соседкой белоголового парня. Бьюсь об заклад, они и спят вместе. Это, впрочем, ни для кого не было секретом, но если бы кому-то сказали об этом, он бы удивился. А сказавший получил по морде. От четверть-оборотня, разумеется. Каждая из фавориток этого бога находится под защитой. Впрочем, все они предпочитают обходить меня стороной. Они-то не знают, что я штатских и пальцем тронуть не могу. Интересно, а если б узнали, что сделали?

Я почему-то вспомнила, что у Мэж мой чёрный карандаш для глаз, но откликать её, когда рядом с ней Эдуард, неохота. Переживу.

Дом встретил привычной тишиной и полумраком. А так же толщей пыли на полу, полках и паутиной под потолком. Побросав сумки в тёмной прихожей, я раздвинула шторы во всех комнатах и сощурилась от яркого солнечного света. Знаете, как ни крути, а нет ничего лучше дома. Я часто пыталась ответить себе самой, что для меня, сироты, есть этот самый дом. И остановилась на том, что дом — это такое место, где ты чувствуешь себя абсолютно в безопасности. Где тебе спокойно, хорошо, уютно, где тебя не мучает тоска и где тебе всегда рады. Где ты можешь быть сколь угодно долго, не ввергая никого в неловкость. Вот это, по-моему, называется домом. Может, я и ошибаюсь, но не хотелось бы. Вот эта уютная хатка, из окон которой я смотрю на окружающий меня мир, является моей крепостью. И никто, никто меня в ней не тронет.

Правда, до поры до времени. Но — забудем об этом.

Киара ушла в столовую получить причитающийся нам паёк полуфабрикатов, из которых надлежало приготовить ужин. За ней — кухня, а за мной — уборка. Равное распределение обязанностей, не так ли? Особенно если принять во внимание тот факт, что готовлю я… хм-м… не очень, мягко говоря. С голодухи не помру, но любой гурман от моей стряпни просто отравится. Что я могу поделать, если кулинария не входит в число тех дел, которым я хотела бы научиться? Знаю-знаю, в жизни мне ох как пригодилось бы это дело, но… Именно что «но». Не хочу я и всё тут.

Не став дожидаться сестры, я приняла еле тёплый душ и завалилась спать.

Глава 3

13.

Противнейший писк, разрывая пласты сладкого сна, дорвался до моего сознания и как следует встряхнул его. Попытка скрыться от назойливого шума под одеялом закончилась полным провалом, поэтому в мозгу вспыхнуло острое раздражение и злость. Вот только писк от этого не прекратился.

Оставалось только одно.

Моя рука, высунувшись из-под пледа, схватила будильник и выключила его путём стуканья различными местами об стенку. Кнопка там очень маленькая и незаметная, что я виновата, что не могу попасть на неё её с первого раза?

Прижав злосчастные часы к груди, я некоторое время полежала, собираясь с мыслями, а потом сонно уставилась на расплывающийся во все стороны циферблат.

Ничё не понимаю! Что это за лабуда и где моё время?

… Через несколько секунд я всё-таки сообразила, что ничего не вижу, так как на дворе ночь, а с луны много света не возьмёшь, и с трёх попыток включила маленький светильник, обитавший рядом на ночном столике.

Будильник показал без пятнадцати одиннадцать. Разумеется, без пятнадцати одиннадцать ночи. Днём тут явно не пахнет.

В соседней комнате, что принадлежит Киаре, царила полная сонная тишина. Удивительно. Что, сегодня только я собираюсь в Круг Поединков на разбирательство? А мой верный и вечный (равно как и я) Подхват? Как я без него отправлюсь получать положенное мне число поджо… затыльников?

Однако стоило мне только об этом подумать, как где-то тишину прорезал звон другого будильника. Старого и громыхающего, как нажравшийся до поросячьего визгу слон в посудной лавке. Значит, всё в порядке. Киара проснулась. Уж кто-кто, а она меня никогда не бросит, равно как и я её. Даже не помню, чтобы мы серьёзно ссорились хоть раз в жизни. Ни шмотки, ни парни, ни чьё-то внимание — ничто не может пересилить нашу сестринскую любовь. Ничто.

Даже Круг Поединков махнул рукой на то, что мы делали руг другу поблажки. Даже он. Его Кодекс предусмотрел всё, кроме близняшеской преданности.

Аккуратно застелив постель (есть большая и нехорошая вероятность, что после поединков могу оказаться и не дома), я приблизилась к гардеробу и предалась размышлениям: что бы такое одеть… Сложный вопрос: тряпок — прорва. Откуда беру? Покупаю в ночных магазинах. Откуда беру деньги? Ну… Когда как. Когда нахожу (правда, всё больше мелочь), когда ворую, когда в лотерее повезёт… Впрочем, это всё неважно, так как в этом вопросе моя совесть давно заткнулась, а мне его не хочется обсуждать. Просто мир — дерьмо, но жить в нём как-то надо. И если не ты кого-то, то кто-то — тебя. Негласный закон каменных джунглей. Там, где я провожу ночи напролёт, он очень хорошо действует.

Я вытянула серые карго, доходящие мне до середины икр, белую майку и рубашку с длинными рукавами цвета мыши-полёвки. Откуда-то на голову свалилась пара белых носков, а подбирая их, я заметила на нижней полке серые кроссовки. С одеждой всё ясно. Оно всегда вот так просто решается.

Наведя чёрным глаза и завязав копну тонких косичек в высокий хвост (сегодня в меню — таскание за патлы, хоть Майк и бритоголовый), я вышла в коридор. Возле входной двери, рисуя на пыльной поверхности тумбочки цветы, меня поджидала сестра, одетая аналогично, только в другой цветовой гамме и рубашка у неё была завязана на бёдрах.

Вот вам и эффект близнецов. Один из многих.

Проверив запертые окна-двери, мы вышли в прохладную тьму Киндервуда. Недалеко мелькнул луч света и погас — бдительные сторожа, блин. Светят со своих башен прожекторами куда угодно, но, к счастью, не куда надо. Иногда мне их даже жалко: мы, такие самонадеянные, вот уже сколько лет водим их за нос. Остаётся неразгаданным только один факт: неужели ни с кем из наших за пределами Киндервуда ещё ни разу не случилось что-то такое, что открыло бы тайну наших «диверсионных» вылазок? Приюту три сотни лет, и три сотни лет поколение за поколением водит взрослых за носы? Хорошо, предположим, что вылезают только те, кто старше тринадцати лет, то есть, кто живёт в своих домах, так как из жиляка ночью так просто не выберешься. Сколько таких? Несколько сотен? И ни с кем ничего ни разу не приключилось?

Я давно перестала беспокоиться по этому вопросу, но твёрдо помнила слова Саноте о том, что в этом факте что-то есть.

Пока мы шли по аллейкам, старательно обходя те из них, на которых горели фонари, что мы ещё не успели перебить. Просто на свету нам появляться не следует, потому как если дети ночью шляются по приюту, у сторожей возникает зуд, и они начинают нас разгонять, нимало не интересуясь правдивостью всяких отговорок насчёт «хочется погулять перед сном».

Что ж, пойдём в тени по грядкам. Там, знаете ли, тоже неплохо. Поют себе сверчки, шумят кроны деревьев, а где-то далеко-далеко на луну воет одинокий и наверняка бездомный пёс. Если не оборотень. Такое, впрочем, тоже возможно. Только нахрена ему надо было перекидываться в городе? Тут тебе ни дичи, ни свободы, да и правоохранительные органы наедут ещё. Будем надеяться, что эта самая картина их разбирательств нам не попадётся: там обычно много крови, когда этого несчастного волколака пытаются поймать. Конечно, если за дело не берутся содружества.

14.

Когда я говорила о высокой и страшной ограде Киндервуда, то немного переборщила. Да, действительно, её просто так не перелезешь, да и охраняется она по периметру с трёх сторон башнями-сторожками (а там ещё прожекторы… прямо тюрьма какая-то). Почему с трёх? Четвёртая выходит на обрыв, хоть и не лишена ограждения. А далеко внизу лежат «свои» дома, простирающиеся почти до горизонта, которым служит лента реки, голубая днём и незаметная ночью.

Взрослые почему-то решили, что какой-то там обрывчик сможет нас остановить.

Итак, возле этой четвёртой стороны есть густые заросли всевозможных колючих кустов (идеальное укрытие, надо сказать), за ними

— пара раздвинутых прутьев. Взрослый, пожалуй, не пролезет, но подросток — ещё как. После этого необходимо всего лишь спуститься по стометровому — а может, и больше — склону, где вырублены неплохие ступени (полезнейшая вещь, правда, после каждого доброго ливня их надо обновлять). Лестница оканчивается за тридцать метров до земли, и тут уж своими силами по проложенным «ухабам» надо спуститься в кущери, за которыми тебя ждёт воля. Если кто-то из жителей «свояков», глядя на склон обрыва, и понял, что там всё-таки ступени, то уж явно не сообразил, что по ним убегают и возвращаются дети. Просто добрые наивные горожане по ночам беспробудно спят, к тому же им плевать на факт нашего существования, главное, чтобы огороды не трогали. Мы и не трогаем. «Нас и тут неплохо кормят».

Короче говоря, ступени — строжайшая тайна. Кто их сделал лет двести назад — без понятия, но это был титанический труд. Нам всего лишь нужно обновлять их время от времени, а это, согласитесь, полегче. Сидит ночью такая себе бригада с совками и вёдрами, в пасочки играет.

Правда, зимой никуда ходить не получается: всё завалено снегом и следы наши видны как на ладони, особенно с башен — я смотрела. Только если оттепель и всё тает, или уж совсем невтерпёж — можно отключить электропитание башен (знаю я, где там есть один такой симпатишный рубильничек) и кущерями побыстрее выбраться наружу, пока наши бедные охранники ищут причину отсутствия света. А обратно — это надо, чтобы кто-то в заранее намеченный час повторил финт с рубильником или устроил ещё чего-нибудь далеко из ряда вон выходящее. Такой себе отвлекающий манёвр.

В общем, сложный процесс.

Не буду утомлять вас рассказами о том, как я и Киара спускались вниз, вылезли из зарослей, кишащих комарьём, прошли по тёмным улицам спящих «свояков» и, пройдя центр города, оказались у границы Кварталов Нелюдей.

15.

Когда-то давно (по моим меркам) законодательство нашей страны признало оборотней, ликантропов и вампиров существами… кхм… живыми и дало им право сосуществования с нами. Это позволило уменьшить количество человеческих смертей чуть ли не в сто раз, а то и больше — что само по себе, согласитесь, немалый плюс — но не решило проблему полностью. Ежу понятно, что когда-нибудь вопрос «Либо мы, либо они» встанет ребром, и про Соглашение Мира позабудут.

Надеюсь, я до того времени не доживу.

В общем-то, нелюди считаются почти что гражданами нашей страны, находятся под её защитой и получили (читай в скобках — получили формально) свои права. Впрочем, и обязанности тоже. Свободу их действий значительно урезали, однако же, и запретили на них охотиться как на дикого зверя. Нелюдям было дано право торговли, частной собственности, своего бизнеса, они могут устроиться на работу, как простые люди. Если их примут, конечно. Оборотням и другим зверолюдям была отведена территория леса, где они могут охотиться в полнолуние. А вампиры — Вы, конечно, будете смеяться — получили право пить кровь человека с его разрешения (представьте, находятся толпы мазохистов…), а так же смогли покупать пакеты крови в спецточках. Правда, кровь эта не человека, а животных: коров, свиней или овец.

Кроме всего вышеперечисленного, нелюдям была отведена пара-тройка северных кварталов города, в прошлом самых мрачных. Вот как знаете, есть китайские кварталы, так и это — Кварталы Нелюдей. Выходить за их пределы, конечно, разрешается, но сами оборотни, ликантропы не хотят этого. Люди по сей день шарахаются от них (если узнают — ну не каждый же может сойти за нормального), а тут тебе хорошо: соседи такие же, на работе те же (целые мини-фирмы из оборотней и кровососов, правда, люди там тоже есть), и дети твои играют с такими же детьми — красота, одним словом.

И, тем не менее, две четверти простых людей Роман-Сити каждую ночь посещает все горячие точки: магазины, кафе, бары, дискотеки, клубы — Чёрных кварталов в поисках удовольствий. И не боятся. А зачем трусить? Чуть что — закон всегда на их стороне. Правда, кто-то по доброй воле становится нечеловеком, но это уже его проблемы и желания.

Маразматические, надо заметить.

Вот на кого всё ещё охотятся — на энергососов. Эти вампы вне закона. Правда, по Соглашению Мира учёные до сих ломают головы, стараясь найти ключ к получению энергии для этих комариков, но пока всё тщетно. В девяноста девяти процентах людей убивают именно энергетические вампиры. Что поделаешь, их трапезы редко когда не оканчиваются летальным исходом для пищи.

М-да, понимаю, послушать меня, так у нас, у людей, не было иного выхода, как пойти с нелюдями на компромисс. Но поверьте, мы тоже не так беззащитны, как кажется. Взять хотя бы то самое Училище Наблюдателей Мрака. Подобные ему школы существуют едва ли не со времён неандертальцев. Там учат убивать врагов рода человеческого, и там же изучают этих самых врагов. Учениками могут быть просто люди и люди, наделённые способностями телекинеза, телепаты, полу- и четверть-оборотни, полувампиры, вэмпы — в общем, все те, кто принял сторону обыкновенных Homo sapiens. Говорят, что выпускник этого училища, будь он по происхождению просто человек, вполне может управиться с главой вампирьего братства или просто очень сильным кровососом — Мастером вампиров. Не знаю — как, и не знаю — почему. Уверена только в одном: я буду кадетом Училища Наблюдателей Мрака и пройду всю тамошнюю муштру до конца.

Это так, лирическое отступление.

16.

В жёлтом свете фонарей мы стояли на пустой улице Жанны д'Арк и смотрели вперёд, где начиналась улица им. Дракулы, тонущая в полумраке. Улица героини французского народа словно грань отделяла мир людей от мира нечисти. Я и Киара, переглянувшись, бесстрашно ступили по ту её сторону.

Свет в Кварталах Нелюдей создавали тусклые-тусклые фонари и ярко-красные (проще говоря — кровавые) неоновые вывески. В остальном всё как обычно. Многоэтажные дома, гастрономы, универмаги, детские сады, несколько школ, кафе, рестораны, забегаловки, клубы, и клёны, растущие вдоль обочин шоссе. Правда, здешние обитатели предпочитают весьма своеобразную диковатую одежду: кожа, все оттенки алого, всё броское и экстравагантное. Поначалу это меня раздражало и пугало одновременно, а к четырнадцати годам привыкла. И знаете, это даже весело, потому что прикиды иной раз бывают — закачаешься! Единственное что: в здешних магазинах трудно найти нормальную одежду.

«Ночной оплот» — местное бар-кафе — находится в десяти минутах пути. К полдвенадцатому будем там, а к полуночи — на мосту через канал Грешников, впадающий в речку, которую видно из Киндервуда (помните, она у горизонта обрывает «свояки»?). Всё, как видите, уже распланировано. Эх, весёлая будет ночка! Было бы отнюдь не лишним знать, как она для меня закончиться. Ну, допустим, окончится она поединком с Эдуардом — это да, но что будет после? Реанимация или родной дом? Не знаю. Не будем загадывать — это вредная привычка. Лучший план — это всё-таки его отсутствие.

Наверное, то, что я так спокойна перед двумя драками, кажется вам странным. Да, быть может, так оно и есть, но поверьте моему плачевному опыту: навинчивание себя перед побоищем — первый шаг к поражению. По жизни приходится учиться плевать на некоторые вещи, а иначе никаких нервов не хватит. А ещё лучше делать так, чтобы поводов для волнений не было. Правда, это не всегда получается.

Несмотря на то, что в Чёрных кварталах мы бывали уже миллионы раз, наши головы вертелись из стороны в сторону, словно мы впервые видели эту улицу. Почему-то каждый раз здесь что-нибудь по-другому, каждый раз что-нибудь не так, как раньше. Вот, например, эта алая неоновая вывеска бара «Олимп» раньше была розовой. Может, её просто разбили, и пришлось повесить новую, алого цвета? Может, и так. Не знаю. Мы просто шли и рассеянными взглядами скользили по витринам, домам и прохожим. Вот два панка, одетых в кожу и увешанных серебряными цепями. Явно, что нелюди, явно, что мазохисты в высшей степени. Никак не скажешь, что они испытывают боль даже от толстых серебряных браслетах на запястьях. А вот семилетняя девчушка с пышным бантом на затылке. Встретившись со мной взглядом, она просияла жемчужными клыками и помахала пластиковым пакетом с чёрной кровью не то коровы, не то козы. В общем, вот такой народ бродил сейчас по улицам Чёрных кварталов, и мы с Киарой совсем было увлеклись осмотром «местных достопримечательностей», как внезапно…

— Браун?

Мы, резко остановившись, переглянулись, растерянно хлопнув накрашенными ресницами, и глянули назад. Что бы вы думали?

Угу, вампир. Внешне — лет двадцать-тридцать, симпатичный. Овальное лицо, глаза цвета замерзшего серебра, длинные белые волосы завязаны в хвост, кожаная одежда типичного рокера. И Сила. Много Силы. Крепкой, терпкой на вкус и пьянящей. Она крылась в этом, казалось бы, слабом теле и одними только намёками поражала всякое воображение. Один её аромат — или нет, это скорее был ещё и звук: она, вибрируя, звучала, как мелодия вальса — пугал, ибо она была поистине велика, велика настолько, что запросто могла размазать любого человека, вставшего у неё на пути. Но сейчас она была в прочной узде и, свернувшись клубочком, спала в своём обладателе, негромко мурлыкая. Вампир крепко держал её, а вовсе не она его. И это было хорошо.

А ещё было хорошо то, что это — Винсент. Старый приятель ещё нашего прадедушки. И как по мне, вполне безобидное существо. Если, конечно, он в настроении быть им, и если его не гладить против шерсти.

Стараясь смотреть ему на нос, хоть он был выше наших метр шестьдесят с копейками на полторы головы, я и Киара осторожно приблизились к нему. Никогда не смотрите в глаза кровососу, особенно Мастеру и второму после Главы в Братстве: зачарует, что удав кролика. Кто какую играет роль, пояснять не буду.

— Сто лет вас не видел, — чуть сипловатым, но очень сильным, приятным голосом произнёс вампир, и его розоватые губы вытянулись в улыбке, не обнажающей клыков. — Сколько ни мучайся, вы всё ещё боитесь смотреть мне в глаза. Кажется, эта тема обговаривалась тысячи раз. С моей стороны была когда-нибудь ложь?

Ну, вот как раз с его стороны не было ни лжи, ни зла. Наоборот — у Винсента всегда можно было попросить помощи. Возможно, это была какая-то дань нашим погибшим родителям. Возможно, у этого вампира были элементарные понятия о чести, очень близкие к рыцарским — не знаю, никогда не задумывалась над этим. Зачем? Надо быть довольной тем благом, что у тебя есть, и не размышлять над вопросом «Почему оно у меня есть?», так как в таких случаях благо почему-то вечно уходит «налево».

Быть может, мы слишком ветрены, но этому вампиру доверяем.

Я несмело подняла взгляд к блестящему серебру, которое вопреки всем ожиданиям и страхам не затягивало, не звало утонуть и где-то там далеко в глубине себя найти покой. Просто блестело от лёгкой радости и веселья. Редко, но бывает. Обычно даже этот вампир играл с нами в кошки-мышки. Безобидные, конечно, вроде салочек — дотронулся, и всё.

— Салют, — произнесла рядом Киара, легко пожимая протянутую Винсентом руку. Когда она была предложена мне, я протянула свою и с интересом уставилась на серебряный браслет, охватывающий запястье вампира.

— Рад тебя видеть, — произнёс тот.

— И мы тебя! — бодро отрапортовала я. — Браслетик-то не жжётся?

— Чуть-чуть, — признался Винсент. — Что вы здесь делаете?

— Да как обычно, — пожала плечами Киара.

— То есть, ищете, кому б по рогам надавать, — подытожил вампир, и мы с готовностью, словно малые дети — для Винсента, кстати, мы всегда оставались ими — закивали, а потом хором поинтересовались:

— А ты?

— Да на улицах стало неспокойно, — он осмотрелся по сторонам, словно это «неспокойно» уже занесло над его головой сковородку. — Какая-то клыкастая тварь людей жрёт, а какая — даже содружества пока не разобрались. Надеюсь, вы не собираетесь сегодня куда-нибудь в глушь города?

Мы с сестрой призадумались и, обменявшись взглядами, вполне честно ответили:

— Нет, не собираемся.

— Вот и хорошо, — осклабился вампир, на этот раз сверкнув клыками.

— Я так понимаю, вы в «Ночной оплот»? Советую поспешить: ваши уже там. Только вы что-то возитесь.

— Ладно, тогда пока. Может, ещё увидимся, — я потянула сестру дальше по улице — нам и впрямь надо было спешить — и она только успела возмутиться:

— Неужели кто-то завязывает шнурки быстрее нас?!

17.

Кафе-бар встретило нас неоновой вывеской ярко-синего цвета. Под ней стояло два плечистых мужика в белых майках и кожаных куртках — бобики. Вервольфы то бишь. Ну, охрана иным словом. Сейчас такие времена, такие нравы, что без стражи никуда. Правда, эти в основном вышвыривают на улицу чересчур разбуянившихся постояльцев. На наше счастье, они не предъявляют никаких возрастных цензов, как это делается в других увеселительных заведения.

В борделях, например.

Где-то с месяц назад Ник и Майк рассказывали нам, как пытались погулять на улице Красных фонарей, и как их оттуда раз за разом выдворяли. В основном потому, что, во-первых, они после изрядного количества спиртного начали ломиться в публичный дом, куда не пускали несовершеннолетних, а во-вторых, повсюду искали эти самые красные фонари и дотошно расспрашивали об их местонахождении каждого прохожего и каждую шлюху. Я думала, грыжу себе от смеха заработаю — такие возмущённые у них были лица, когда они рассказывали про тамошних блюстителей порядка в неприличных кожаных костюмах, но с во-о-о-от-такенными дубинами.

У здешних бобиков тоже были дубинки у пояса, и мы с Киарой одновременно подавились смехом. Видать, она тоже вспомнила про бордель. «Сторожа» подозрительно так посмотрели на нас, но смолчали. И правильно. Нечего к детям цепляться. Да и нам нарываться не стоит, потому что, как бы хорошо Саноте ни научила нас махать кулаками, с парой обученных бобиков мы, пожалуй, никак не справимся.

Поднявшись по ступеням, мы, хихикая, прошли в «Ночной оплот», а там уже заржали в две глотки. Ведь действительно, где же на улице Красных фонарей эти самые красные фонари?

Внутри кафе царил полумрак, смешанный с тихим гулом, хохотом, запахом пива, дешёвых сигарет и экзотических коктейлей. В общем, как всегда. Это запах весёлой клубной ночи, родной и знакомый до того, что может навеять самые разнообразные воспоминания. Если долго его не ощущать — приятные, а в иной раз — не очень. Всё-таки, это зависит и от настроения. Что мне сейчас вспомнилось?.. Хм-м-м, как я впервые пришла сюда с Саноте. Может, потому, что тогда звучала точно такая же песня? Или это не она? Нет, не она. Ту песню пела Кимберли о`Нилл — тигрица из Клана Белых Тигров. В тот вечер, кстати, я с ней и познакомилась. Ким — веселая классная девчонка шестнадцати лет. Тоже, кстати, сирота, только живёт с бабкой и дедкой. Мы с ней, откровенно говоря, полная противоположность друг другу. Но не разноимённые ли заряды притягиваются? Именно разноимённые, вроде меня с сестрой.

Вдоволь нахохотавшись, мы пробрались мимо забитых столиков, и оказались возле ярко освещённого бара, где в белых рубашках, чёрных жилетах и бабочках суетилась пара барменов, смешивая какие-то напитки, ловко подбрасывая и ловя стаканы, наполняя их пивом. Один, пухленький, круглолицый и узкоглазый, с короткой чёрной стрижкой и сигаретой в зубах — Ли Джонсон. А второй — бритый наголо негр, худощавый, с широкой жемчужной улыбкой — Джек Лаоре. Наши старые друзья-вампиры. Точнее, вампиры они от силы год, но знали мы их ещё в пору их… кхм… человечества. Они были поварами у нас в столовой и готовили такие спагетти с тефтелями — закачаешься.

— Наше вам с кисточкой, ребята, как дела?! — весело крикнула я и нахально протиснулась меж двух подвыпивших дамочек к стойке. Чёрт возьми, сто лет не видела этих ребят! Соскучилась — дико. Ведь эти два взрослых дядьки вполне охотно делятся житейскими мудростями. Разумеется, когда попросишь. Я прошу редко, моя сестра — чуть чаще.

— Гей! Это же Кейни Браун! А вон и Киара! — весело отозвался Ли, сверкая клыками. — Что-то давно вас не было!

— В летнем лагере торчали, — рядом на высокий стул (пьяные леди, шатаясь, почему-то улизнули) взобралась моя близняшка и широким жестом сдвинула в сторону пустые стаканы. — А так — всё по-прежнему. А у вас?

— Что может измениться за месяц? — пожал плечами Джек, протирая блестящий стакан. — Разве что… Ну, ходят слухи, что в Роман-Сити появилось новое братство вампиров. Какое именно, кто его глава, откуда они — черт знает.

— И всё же, — доверительно наклонился к нам пыхтящий сигаретой Джонсон, перебросив полотенце через плечо, — поговаривают, что они энергетические. КДВ пытается наладить с ними контакт, но пока ничего не выходит. И на улицах для людей стало не так безопасно, как раньше… Но это так! Слухи! — он махнул рукой. — Больше ничего нового, если вы хотели знать.

Новое братство вампиров, значит… Наверное, Винсент говорил об этом, так как упомянутая им тварь, жрущая людей, наверняка из новых. На меня, впрочем, это почему-то не произвело никакого впечатления. Может потому, что в Кварталах Нелюдей постоянно появляются какие-то бяки и буки, и их постоянно шинкуют в корейскую капусточку. А может потому, что меня ждали наказание и поединки. Впрочем, возможны оба варианта сразу.

Что же подумала Киара, я понять не смогла. Она всего лишь несколько секунд задумчиво анализировала известие в себе, а потом её симпатичное личико вновь стало обманчиво беспечным и весёлым. Вот почему в моей сестрёнке женственности больше, чем у меня — в ней всегда есть какая-то тайна, что-то скрытое. Это не в смысле, что спать она ложится в сапогах, как сказал когда-то один мужик, а в смысле, что её никогда не понимаешь до конца. Выгода из этого получается нам обоим. Как именно?.. Ну… долго рассказывать.

Кстати, КДВ — это Комиссия по делам вампиров.

— У нас здесь стрелка. Наших видели? — поинтересовалась Киара, любуясь своим отражением в надраенных до блеска стаканах, которые оба бармена расставили на стойке и протирали без необходимости, наверное, уже в сотый раз.

— Видели, конечно, — фыркнул Ли, беспечно жонглируя рюмками, — заграбастали себе два столика в правом, самом тёмном углу, утянули все пивные запасы и сидят там уже второй час.

Он выпустил колечко дыма, и сверкающая гранями рюмка пролетела прямо через него. Да. Тут было на что посмотреть. За несколько лет работы оба вампира стали мастерами своего дела. Жонглировать, конечно, они умели и раньше, но никогда — так виртуозно.

А Круг здесь уже второй час… Ну да, всё правильно, ему ж надо решить, на какую каторгу меня отправить. То ли в Сибирь, то ли в Тмутаракань, то ли на кладбище… Всё, пора отчаливать.

— О' кей, спасибо! — кивнула я и, оттолкнувшись от стойки, вошла в сумраки «Ночного оплота». Найти Круг Поединков оказалось не так сложно, хотя обычно прячется он от чужих глаз — лучше не придумаешь, но вот укрыться от него — почти невозможно. Братство смотрело прямо на нас, и не почувствовать этот пристальный взгляд было нельзя. Он упирается в тебя как раскалённый прут. Особенно неприятно, если упирается он между лопаток — а как правило, так и происходит. Это вообще караул. Но зато и проигнорировать такой взгляд — выше человеческих сил.

Я подошла к двум сдвинутым столам и заняла одно из нескольких свободных мест, на втором устроилась сестра, и окружающий мир: полупьяная веселящаяся ночь, люди, песни, смех — всё ушло за невидимую стену.

Здесь был свой мир. Живущий своей жизнью. И имя этой жизни — поединок.

— Итак, — Джо поднял серьёзные глаза (вернее, в темноте я могла только догадываться, что они серьёзные) от бокала с пивом, — мы в сборе. Не так ли?.. Русский воин.

— Тур.

— Варвар.

— Тень.

— Тигр.

— Вэмпи.

— Пума.

Когда-то нас было больше. В прошлом году ушло две трети общего состава: Еретик, Агония, Антихрист, Падший Ангел, Химера, Реквием и прочие — у них началась своя жизнь. Мы про них забыли, как велел Закон, и больше не вспоминали в пределах братства. Для нас их никогда не было. На самом деле просто потому, что никто из них ни разу со времени своего ухода не заявился к нам и не хлопнул каждого из нас дружески по плечу как раньше, когда мы ещё жили… кхм, под одной крышей. Бьюсь об заклад собственной башкой, мы бы в таком случае этот Закон послали куда подальше. Да, «мы бы…», если бы они вспомнил о нас и пришли.

А в Ночь Выбора в позапрошлом, прошлом и этом году никто не сдал экзамен. Не сумел. Не захотел. Правда, остаётся ещё августовская Ночь, и надеюсь, что наш состав пополнится, ведь нас так мало и мы попросту… вырождаемся.

Итак, старшие бойцы ушли. Но вот перекличка осталась. Это что-то вроде вступления. Точнее, единственное вступление, которое допускает нынешний Судья. В его манере говорить сразу и по делу. Вполне простительная черта — горошить людей, правда? Зато вы знаете, как у меня самообладание закалилось в дружбе с ним? Я теперь настоящий морж!

— Великолепно, — откинувшись на спинку стула, продолжал тем временем темнокожий парень, умудряясь не кричать, и в то же время быть слышимым. — Вопрос, по которому мы собрались — что делать с одним из нас, нарушившим пункт Кодекса, а именно: «Никто не имеет право менять правила Подхватства по собственной воле». Вэмпи!

— Да! — спокойно подняла я руку, будто показывая, что всё ещё присутствую. Не было страха или волнения. Только лихорадочный интерес. Любопытство. Что же такое произойдёт? Что они решили? Это не первое наказание в моей жизни, поэтому я, в принципе, готова ко всему. А иногда наказание вовсе и не наказание для меня. Так, развлекалово. Очередное приключение.

— Ты признаёшь свою вину? — холодно спросил Судья, не сводя с меня пристального взгляда.

Я на мгновение замешкалась, взвесив «да» и «нет» — причём «да» получилось тяжелее — а затем покорно ответила:

— Признаю.

С Кругом ведь и впрямь лучше не спорить. На собственной шкуре, правда, не пробовала, но и пытаться не хочу.

— Чудно. Мы знаем, что твой проступок — не первый в своём роде. Так бывало и раньше: ты выступала Подхватом вместо других, — продолжал Русский воин. — Следовательно, наказание будет гораздо строже, чем все предыдущие. Как Судья, я имею право вынести первый приговор, — серые глаза впились в мою душу когтями, словно кошка, и никакой полумрак не помешал им сделать это. — Итак, ты…

Он словно специально тянул слова, желая насладиться моей реакцией. Но это не так! Это же Джо! Ему так же тяжело, как и мне! Но почему он медлит? Зачем?!.

Моё сердце забилось чуть быстрее. Что же они всё-таки придумали?

— … лишаешься права…

Я нервно сглотнута и облизнула пересохшие губы.

— … бросать…

Моё дыхание пересеклось от шока. Секундное замешательство…

— … и принимать вызов.

— Что?!! — я вскочила и с грохотом опрокинула стул.

— Ты лишаешься права бросать и принимать вызов на… две недели, — холодно повторил Джо, и его глаза при этом смотрели бесстрастно: если ты Судья, позабудь о дружбе. — За эти две недели, мы выберем тебе второе наказание. Пока что ты, — его губы скривила невесёлая усмешка,

— свободна.

Минут пять я молчала, в изумлении глядя на всех, и судорожно пыталась проглотить ком, застрявший в моём горле.

— Д… Д-две недели? — как-то жалобно пролепетала я. — А… Как же… А сегодняшние два поединка?..

— Совет дал тебе на них разрешение, — спокойно проронил Тигр, выискивая что-то в своём стакане с пивом. — Но это последнее, что тебе позволено…

Он, замявшись, посмотрел на меня — в его глазах на мгновенье исчезла твёрдость бойца — и проронил:

— … Извини…

Некоторое время я стояла, переваривая известие — ведро льда за шиворот…

Какой позор… Какой позор!!!

Боже мой… В братствах нет более унизительной кары, чем лишение Права поединка. Не знаю, почему, это же не так уж и страшно, но так унизительно… Неужели это постигло и меня… Не-ет, быть того не может… Не может!!!

Но, глядя в глаза Кругу, я вдруг с отчаяньем поняла, что очень даже может. Очень даже.

— Скоро полночь… — тихим, неуверенным — не своим голосом произнесла я. — Тур, Тень, на мосту Грешников у нас…

— Конечно, — легко кивнул Майк и с готовностью, будто не желая ещё сильнее усложнять мне жизнь, поднялся. Я развернулась и побрела к выходу, ничего не видя перед собой и то и дело натыкаясь на посетителей.

… Вот так-так, а Варвар говорил, что Совет не умеет наказывать… Умеет и ещё как. Сегодняшнее наказание меня огорошило. Что-что, а вот Право поединка у меня ещё никогда не отбирали и никогда не унижали до такой степени. Я должна была выстоять пять массовок подряд (и выдерживала!), должна была достать денег или прогулять всю ночь на кладбище, не умерев и не убив ни одного охотника за моей шкурой, но это!..

Хотя… с другой стороны, Джо… прав, и нечего на него обижаться. Я часто плюю на Кодекс, некоторые положения которого, если говорить по совести, мне непонятны. Например, «… никогда не изменять себе». Не знаю, кто всё это придумал, но мне очень хотелось бы у него спросить: как я могу изменить себе и с кем?

А самое отстойное правило — никаких тайн от Круга. Знаете, когда вы девушка и вам приходится вдалбливать в куполы пацанов, что ты просишь отложить поединок на неделю по причине своей женской проблемы, а в ответ поступает гениальнейший вопрос «Какой?», хочется утопить весь этот пацанячий сброд в их пиве. И, право, один раз я так и сделала. А после того, как Эдуард однажды мило поинтересовался у Киары (цитирую дословно): «А кто папа ребёнка?», и все ржали с неё на протяжении вечера, нам вдвоём пришлось успокаивать их кулаками. Даже четверть-оборотню умудрились разбить нос и пообещали всё припомнить. Впрочем, я уклонилась от темы. Скажу одно: что бы Вы ни думали, Круг Поединков безжалостен. Он защищает своих, но не даёт им поблажек. Когда-нибудь я покажу Вам его самую чёрную сторону.

Прохладный ночной воздух, густо-синий от висящей над головой неоновой вывески, несколько вправил мне мозги. Перед поединком надо иметь трезвый рассудок. Сделав пару шумных вдохов, я обернулась. Рядом стоял Тур и понимающе смотрел на меня.

— Ну как ты, Кейн? — проронил он, когда наши взгляды встретились. Я лишь безнадёжно махнула рукой, и мы молча направились по улицам, тонувшим в разноцветных огнях и пёстрых прохожих, а потом вышли в более спокойные районы города, где не слонялись разношёрстные компании, не было хохота и криков. Либо одиночки, либо парочки, которые не обращали на нас внимания.

17.

Наконец улицу далеко впереди перервала иссиня-черная ширь (именно что ширь), укрытая бликами луны. Через неё шёл крепкий мост, освещённый яркими фонарями — мост через канал Грешников. На другой его стороне раскинулся чёрный город, словно ночное небо горящий тревожными огоньками, что, угасая, вспыхивали в других местах или наоборот отличались постоянством местопребывания. Но меня волновало не это.

На мосту уже собрался весь Круг, разделившийся на две части. Пространство между ними было нашей жёсткой пыльной ареной. Царила тишина, только где-то далеко стрекотали сверчки, и шумел в кронах клёнов, которыми были обсажены улицы, ветер. Ну, иногда рыбка плеснёт внизу, в воде.

Отдав рубашку и рюкзак сестре, я вышла на поле битвы и замерла перед Туром, который почему-то оттряхивал от пыли свои чёрные джинсы-карго. За какие-то полчаса я устала или нет… наверное, приуныла. Руки для битвы у меня не поднимались — очень тревожный признак. Запомните: если вы не в настроении, то биться с кем-то, кто превосходит вас в весовой категории, не рекомендуется. Даже если Вы владеете мастерством боя гораздо лучше него. Без настроения, но со знаниями Вам дорога к слабому противнику. Это мой маленький личный опыт.

Джо, который задумчиво прохаживался вдоль каменных перил моста, наконец посмотрел на меня холодными серыми глазами и произнёс:

— Вэмпи, Тур, называйте Подхватов.

— Мой подхват — Тигр, — бритоголовый парень был поразительно спокоен. Неспроста это…

Я обернулась. Киара едва заметно кивнула и показала два поднятых вверх больших пальца, мол, «Я — это я, но у тебя всё получится!».

— Мой Подхват — Пума, — повернулась я к Судье. Тот кивнул и, отдав команду к началу поединка, отошёл, усевшись на холодных перилах.

Майк в ожидании смотрел на меня, и я устало проворочала языком, глядя на валяющийся на асфальте цветок (сегодня — маленькая георгина):

— Чё стоишь-то? Нападай…

Быстро, но очень сомнительно, он последовал этому совету. Двумя резкими ударами заставил меня попятиться и ударил пяткой, под которой я без свойственной мне грации проскользнула ему за спину. Делать нечего: стукнула носком кроссовка в сгиб ноги, повергла его на колени и, заломив руку за спину, второй поймала бритую голову. Чёрт возьми, как-то оно всё просто вышло — жди подвоха.

И внезапно Тур подмигнул мне озорным васильковым глазом:

— Вэмпи, а Вэмпи! Если пойдёшь сегодня со мной и Тигром на концерт «Ауте»… челюсть не раздави, и вообще — с башкой полегче… я сдамся!

Ничего не понимая, я ошалело посмотрела сначала на него, потом на Ника. Тот весело помахал чёрно-красными билетами и жестами посоветовал мне выкрутить голову Тура из патрона… И как я ни старалась, но не всхлипнуть от идиотского смеха не смогла. Чёрт бы их подрал!!! Никогда бы не подумала, что они прибегнут к таким ухищрениям, чтобы пригласить меня куда-нибудь. Хотя, если бы это был не концерт рок-группы, а ресторан, я б отказалась. Что-что, а жертвовать нашей дружбой ради… без понятия чего я не намерена.

— Козёл!!! — выпустив его, я согнулась от истерического хохота и опустилась рядом с ним на колени.

— Господу помолимся!.. — в чисто поповской манере провыл тот. — Да, Вэмпи?

Вот так мы на глазах всего Круга Поединков и ржали, точно сумасшедшие. До слёз. До колик в животе. До полной ненависти к миру. До полного обожания к нему же.

— Тур он! Не Козёл, а Тур! Но всё равно рогатый! — крикнул Никита.

— Ну что?! Пойдём на «Ауте»?!

— Согласна, — кивнула я, осторожно вытирая смешливые слёзы. — Вашу мать, тоже мне — черти!!!

— Конечно, — парень поднялся с колен и с хрустом помассировал шею.

— Всё, сдаюсь, сдаюсь, сдаю-у-ау-с-с-с, м-ть перем-ть, а больно же… Ну ты, блин, даёшь… Снова чуть голову не выкрутила. Она же не перегоревшая лампочка, в самом-то деле!

Вокруг раскатился весёлый шепоток.

С виноватой улыбкой я, тоже встав на ноги, развела руками, мол, ничего не могу поделать: бой есть бой, а за поблажки тоже можно схлопотать. Точнее, за жалость. Но ведь ни одно положение Кодекса не запрещает сдаваться. Даже таким образом. Надо полагать, скоро всё это исправят, так как правила несколько… устарели для нашего поколения и не вполне могут контролировать нас.

— Поздравляю с победой, девочка Браун, — произнёс холодный вежливый голос, и к нам, сунув руки в карманы, неспешно подошёл Эдуард. — Это было… интересно. Надеюсь, ты не забыла о нашем поединке?

— Нет, — я немного повеселела. — А знаешь, салат из креветок хорошо смотрелся на твоей футболке. Кстати, на ней что-нибудь осталось?

— Как видишь, никаких отметин, — тонко улыбнувшись, белоголовый парень выскользнул из чёрной рубашки с закатанными рукавами (вернее, она как-то водой слилась с него — таким красивым и нечеловеческим было движение), под ней была… сами догадались. — Вот только сегодня могут остаться пятна твоей крови.

— Не знала, что ты любишь сочетать красное с белым. Экстравагантно, но к цвету глаз не подходит — усмехнулась я. — Ладно, сколько можно болтать?

Четверть-оборотень бросил рубашку раннее не замеченной мною Мажуа. Почему-то я тупо подумала о том, что ей очень идёт это короткое голубое платье в обтяжку и белые босоножки на высокой шпильке. Фигурка у неё — лучше не придумаешь, а во взгляде — целая Антарктика. И только когда она смотрит на белокурого парня — африканская жара. И тем не менее, она всё равно как чёрт из табакерки! Вечно появляется как снег на голову там, где её в принципе быть не должно.

— Какого лешего она здесь делает?! — я не удержалась, чтобы не выразить своё… недовольство. — Ты что, без группы поддержки прожить не можешь?!

— В пол-первого у нас свидание, — пожал плечами Эдуард, а потом лукаво, словно маленький бесёнок… извините, как большой Сатана, улыбнулся и загадочно двинул бровями:

— Свидание втроём.

Из-за спины Мэж виновато показалась Люси, одетая в короткую мини-юбку (читай в скобках — макси-пояс) из голубой джинсы и белую кофточку в рюшах. Я потеряла дар речи.

Вот те на!!! Значит, эта соплячка всё же каким-то образом добилась своего. Но скорее всего, Эдуард приласкал её мне назло. Что ж, пусть так и будет. Не идол ты младшим девочкам, Кейни Браун. Мальчикам — возможно, а девочкам — нет. И её ты, как когда-то тебя — Саноте, не воспитаешь… Да и в самом-то деле, какой из неё боец? Так, одна тряпка… в рюшах.

Кислое выражение моего лица вызвало кривую (едва сдерживаемый истерический смех) улыбку на губах белокурого парня. Ну, он же у нас Мистер Железные Нервы.

Вздохнув, я отвернулась от Элен, отчаянно прятавшей от меня глаза, и бросила со всем возможным безразличием:

— Живи, как хочешь.

— Начнём? — деликатно поинтересовался четверть-оборотень. Я подавленно кивнула.

Да, ночка сегодня воистину весёлая.

18.

Все разошлись, давая нам побольше места. Бьюсь об заклад, на наши с Тэдом поединки скоро будут ходить, прихватывая стаканы попкорна. Угу, со стороны, небось, увлекательнейшее зрелище, а мне приходится ой как несладко. Но честь всегда надо защищать. Даже ценой собственной жизни… Ну, допустим, помирать я не готова, но быть избитой — да. Нужно все время глядеть правде в глаза. Реалистичная я.

Покрепче затянув хвост на затылке (с этим котом нельзя рисковать), я подошла к Эдуарду. По команде мы с нескрываемым отвращением пожали друг другу руки, и Судья нейтральным голосом произнёс:

— Вэмпи, Тень Тигра, называйте Подхватов.

— Без Подхвата, — спокойно отозвался четверть-оборотень.

Мой взгляд встретился с его прищуренными, обещающими очень много боли, глазами и тоже пообещал кое-что неприятное.

Я покачала головой и ответила:

— Теперь, как и всегда с Тенью, никаких Подхватов.

За моей спиной пронёсся удивлённый шепоток, и я — уже в который раз! — почувствовала осуждение, с которым на меня смотрела Киара. В серых глазах Русского Воина тоже мелькнул укор… хотя нет, это было скорее сочувствие. Оно мелькнуло и исчезло, зная, как я его ненавижу. Конечно, приятно знать, что за ледяной маской Судьи, Тигра и Тура кроются добрые дружеские чувства, иногда, хоть и неумело, да проявляющиеся, но избавьте меня от созерцания оных!!!

— Мадемуазель, прошу, нападайте, — развёл руками белоголовый парень, показывая свою иллюзорную беззащитность. С Первым апреля: это большая нехорошая шутка! Как раз беззащитным Эдуард отроду не был и вряд ли когда-нибудь будет, но втайне я всё-таки надеюсь дожить до этого. Но это как раз потом, а сейчас я осторожно (глупо звучит, как думаете?) ударила, стараясь не попасться на одну из уловок богатейшей коллекции четверть-оборотня. Однако тот пока просто уклонялся. Значит, и мы будем капельку несерьёзными? Неа, не дождётся.

— У меня нет сегодня времени играть в игры, детка, — холодно произнёс он, — так что давай уже, нападай по-человечески.

Слегка прищурившись, я посмотрела в его глаза и презрительно бросила:

— А почему бы тебе не напасть? Тем более что ты Бросивший… Тэд…

Хлоп! Пятка чёрного кроссовка просвистела у меня перед самым носом. Как увернулась — без понятия. Однако сразу же последовал второй удар. Я присела, уклоняясь, а после отпрыгнула назад от подсечки, не успевая не то, что дышать — заглатывать воздух. Мир вокруг меня исчез в нахлынывающей эйфории боя.

Черпая инерцию в крутом повороте, Эдуард снова ударил ногой — через мгновенье моя спина врезалась в остывающий после дневного жара асфальт, счесавший шкуру отгадайте кому. По счастью, изворотливость, присущая мне от рождения, смягчила удар, и я лёгким кувырком очутилась на ногах, абсолютно не кривясь от боли. Может, нет большой силы, и воля не железная, но что-что, а сила воли воспитана Крысами на пять с плюсом.

— Рискнёшь снова назвать меня Тэдом? — ледяным голосом осведомился у меня белокурый парень, замирая в боевой позиции недалеко от меня.

Мир вокруг снова обрёл чёткость. Поразительную чёткость. С радужными контурами.

— А чем тебе имя не нравится? — спросила я, чтобы потянуть время для восстановки дыхания. Очень болели рёбра, но, кажется, ничего не сломано — отличное начало дня. Просто замечательное!

— Так зовут плюшевых медвежат, — четверть-оборотень убрал с глаз мешающую чёлку.

— Медвежат-уродцев, наверное… Прости папа, ведь тебя звали так же… — тихо (а он всё равно услышит: это же натуральный кот) пробормотала я и, сделав обманные шаг влево — шаг вправо, ударила кулаком в его незащищённый живот. И мир неожиданно перевернулся — размытой картиной пронеслось небо и неожиданно сменилось серой гладью… асфальта. Но ещё до настоящего момента где-то на лице вспыхнула яркая боль.

… Лёжа на спине, я не сразу осознала произошедшее. Из носа обильно текла горячая кровь, и мне пришлось повернуть голову чуть набок, чтобы не захлебнуться ею… Эдуард перебросил меня через себя и ещё коленом по лицу съездил — возможно, всё было именно так… Сверху глядели звёзды. Вокруг изумлённо шептался Круг Поединков…

Ночное небо внезапно заслонило сухое лицо белокурого парня. Я взглянула на него из-под прикрытых век, а потом резко подсекла его обеими ногами и вскочила. Четверть-оборотень хлопнулся на спину. Мой удар не заставил себя ждать, однако пятка кроссовка лишь бесполезно черканула по пыли: Эдуарда на том месте уже не было. Он стоял в двух метрах от меня. Я повернулась к нему, и тело ответило нытьём. Надолго не хватит. Хорошо же он меня пригрел, однако…

Мягкой походкой мы неспешно прошлись по кругу. Из моего носа упорно продолжала течь кровь, и мне то и дело приходилось сплёвывать на асфальт бурую слюну. Во чёрт, это же так отвлекает от поединка! И либо я сегодня не в форме, либо Эдуард стал лучше драться — одно из двух. Как по мне — лучше первое. Просто потому, что оно поправимо.

Неожиданно белокурый парень посмотрел на часы, и его красивые брови удивлённо взметнулись вверх. Неужели натикало пять часов и пришло время пить чай?

— Извини, но у меня больше нет времени, — спокойно произнёс четверть-оборотень и направился ко мне. Я невольно напряглась: не по душе мне его слова.

… И не зря…

Череду молниеносных ударов я парировала только благодаря добрым пятилетним рефлексам, и всё равно на предплечьях будут страшнющие зелёные синяки. Но, ладонью ловя кулак четверть-оборотня для того, чтобы заломить руку или перекинуть его через себя, я пропустила немыслимый удар в солнечное сплетение. Не передать, с какой силой меня отшвырнуло на каменные перила моста и припечатало к ним. В пояснице вспыхнула адская боль. Чёрт бы тебя подрал!..

Глотая воздух сухими губами, словно выброшенная на берег рыбёшка, я без сил сползла на асфальт тряпкой и только тогда смогла как следует вдохнуть. В мутном поле зрения возникли шагающие ко мне чёрные кроссовки белокурого парня. Пошевелив пальцами на ногах, я с райским облегчением поняла, что позвоночник цел. Господи, я в тебя не верю, но всё равно спасибо тебе!

Четверть-оборотень задумчиво остановился рядом со мной, легонько пнул меня в бок, и неожиданно я, на время забыв и о забитом кровью носе, и о бешеной боли в рёбрах, вывернула что-то вроде сальто — не сальто… не знаю. Упор на руках — переворот и обеими ногами в грудь Эдуарду. Обычно мне никогда не удавалось удачно проделать этот фокус. А на сей раз повезло — Эдуард кубарем живописно покатился по асфальту.

Пошатываясь от боли, я выпрямилась и, превозмогая всё: нытьё тела, усталость, плохое настроение — как заправская вэмпи ринулась на поверженного противника. На счастье, белокурый парень только поднимался, однако подняться не успел: удар носком кроссовка по животу, короткая цепь ударов кулаками в эту смазливую физиономию, а напоследок — хороший и проверенный удар ногой в солнечное сплетение. Так, не успев встать, четверть-оборотень опять пребывал на спине в трёх метрах от моего беззвучно плачущего тела и жадно ловил ртом воздух.

Круг Поединков восторжённо заголосил, подбадривая меня дружным свистом. Ага, может, у меня и пессимистическое настроение, но вы, ей-богу, рано радуетесь, господа.

Сейчас самое время напасть и добить, однако мои запасы прочности истощились.

Эдуард вскочил почти так же легко, как и раньше. Почти. Из его носа тянулась струйка алой (не красной, как у людей, а алой) крови. Изумрудные глаза ясно сказали мне: ты — труп, когда к ним, вытерев лицо, поднеслась изящная ладонь.

Почему-то я поверила. Поверила в тот самый момент, когда белокурый парень коршуном… не-е-ет, тигром прыгнул ко мне. Всё, что я успела — устало взглянуть в горящие зелёные глаза и почему-то вдруг понять, что они тоже способны как трясина затягивать, топить в себе, обещать сладкий покой…

… Мир мелькнул неясной картиной, которую словно размыло водой, и на теле цветками распустилась ярко-острая боль, которая, отцветя за мгновенье, сменилась плодом — монотонно-ноющей истерией во всём теле.

… Очнувшись, я поняла, что вся в крови лежу на животе и судорожно пытаясь дышать серой пылью. Как же мне хреново!.. Противно заныв, тело объявило бойкот — я не смогла не то, что встать на ноги, но и приподняться на локтях. Вместо этого меня несколько раз мучительно, со спазмовой болью в горле вырвало. Кашляя и задыхаясь, я перевернулась на спину и неясно увидела тихую победную улыбку, украшавшую губы четверть-оборотня… Впрочем, это было последнее, что я смогла увидеть, прежде чем всё вокруг медленно уплыло во тьму, прихватив с собой и боль, и взволнованные голоса Круга…

… Хотя нет, враньё…

… Чёрт, а ведь хорошо он меня приутюжил, правда?..

Мне показалось, что я видела лицо Саноте, склонившееся надо мной, слышала её взволнованный голос… Нет, это мне кажется… Голове, видимо, здорово досталось…

Да, наверное…

Глава 4

19.

… Где-то неподалёку жизнерадостно заливалась птичка. Какая — не знаю, я не биолог. Возможно, это простой воробей, набив брюхо жирным червячком, радуется после сытной трапезы. Чёрт его знает! Я знаю только то, что птичью песню очень хорошо дополняет шелест листвы: на улице сегодня ветрено. Хм, а обещали спокойный июль…

Что-то противно попискивает с большими интервалами. Прибор какой-нибудь — морзянка или ещё что… Хотя нет, морзянка — это азбука, а то, чем её передают… к чему мне Александр Попов припомнился?.. Ведь это не он, а кто-то другой за стеной, нет, не за стеной, просто неподалёку мурлыкает:

— … Отцвели уж давно хризантемы в саду,

Но любовь всё живёт в моём сердце больном…

Голос казался почти знакомым. Этот «кто-то», наверняка знающий, где моя голова и почему вместо неё отбитая молотом наковальня, вошёл в комнату и, судя по скребущему звуку, раздвинул шторы, а после погремел шпингалетом и с треском открыл окно. Пичуга — а может, просто жирный воробей — стала слышна гораздо явственней.

— Опять проминитон кальция заканчивается, — проворчал эдакий Винни-Пуховский басок, — на вас не напасешься.

Что-то легонько звякнуло и скрипнуло рядом, а потом угрожающе булькнуло. Неужели всё-таки моя голова?

— Пусть пока тирнотозин постоит, — тихо продолжал ворчать голос, — а потом посмотрим…»… Одна она птицей улететь смогла, была ли любовь любовью?». Мозгов никаких, ей-богу! Что за дети! Если мистер Джоунз узнает, какой скандал поднимется!.. А я ещё и покрываю этих сопляков… Нет, всё, с меня хватит! Эта приходит в себя, и я увольняюсь! Пойду работать в детсад! Лучше разбитые коленки малышни перебинтовывать…

Голос говорил что-то ещё. Что именно — не помню. Сделав неимоверное усилие, я приоткрыла глаза и сквозь лёгкую дымку увидала низенького толстячка лет сорока с плешью среди рыжих волос. Он был весь такой кругленький, а сейчас ещё и дико раздражённый. Поправив сидящие на кончике картофельного носа очки, колобок пристально посмотрел на капельницу и покачал головой. Не шло решительное выражение к его добродушному простецкому лицу.

Кстати, это — мистер Крестовский, наш приютский врач, отвечающий за здоровье ребят моего поколения. Пожалуй, он единственный из взрослых, кто знает про Круг Поединков и почему-то хранит эту тайну, как свою собственную (когда-то она и была его собственной: он тоже был сиротой Киндервуда). Он же лечит проигравших, вроде меня, и ловко изворачивается перед Крысами, типа: «… в футбол по грязи играл, ну и грохнулся об штангу ворот…» или»… да, дурная, полезла на крышу антенну поправить и шлёпнулась, слава богу, кости целы…». К счастью, сёстрам-стервам ни разу не пришло в голову посмотреть на пострадавших («… надеюсь, Фрекен Бок, Вы любите детей? " — " Как вам сказать?.. Безумно! "), и они наивно верили словам доктора.

Наигранно строгие глубоко посаженные глаза жёлто-карего цвета встретились с моими, и в них разлилось облегчение — они невольно подобрели. Как ни старался мистер Крестовский сохранять бесстрастное лицо, ничего у него не получилось. У него это вообще никогда не получалось. Поэтому он осторожно, чтобы не потревожить мою левую руку, в вену которой была введена игла капельницы, присел на край постели.

— Как самочувствие? — поинтересовался он. С трудом отлепив пересохший, а впоследствии заплетающийся язык от нёба, я тихо промямлила:

— Бывало и хуже… Спасибо.

— Всегда пожалуйста, Кейни, — ответил доктор, — с кем это ты так поцапалась?

— А то Вы не знаете, — я попыталась фыркнуть, но не смогла. Голова, точнее, наковальня, которая была вместо неё, слегка кружилась

— подташнивало.

— С Эдуардом? — не спросил, а скорее утвердил Крестовский и неожиданно вспыхнул. — Нет, я тебе определённо поражаюсь! Он же сильнее тебя, что ты к нему лезешь?!.

— Я была Принявшим… — слабо, но оборвала я его гневную тираду.

— Ах, вот оно как, — врач заметно смягчился и шумно вздохнул, как порой вздыхают глубоко умудрённые жизнью люди. — Диву даюсь! Эдуарда я знаю с тех пор, как он трёхлетним запуганным ребёнком попал в Киндервуд — он постоянно стоял у меня на учёте, так как был (и есть) не совсем человеком — добрая душа! Милый, спокойный парень, красавец, не дурак, не зануда и не увалень. И только ты умудряешься с ним не ладить! Все девчонки его обожают, кроме тебя. В чём дело, Кейни?.. Ты, конечно, не обижайся, но у меня начинает создаваться впечатление, что ты… гм… немного не той ориентации.

Всё, что я могла — скорчить выразительную мину, показывая, что я, если б могла, высказала. Просто приличия не позволяют.

— Ладно-ладно, извини, — примирительно произнёс Крестовский и потрепал меня по щеке (если только у наковален есть щёки), — но ей-богу, я тебя не понимаю.

— Слишком он много о себе думает. И слишком хорошо дерётся, — чуть слышно выдохнула я, считая, сколько оборотов вокруг меня делает комната в единицу времени. — И он… не в моём вкусе

— Ага, — кивнул доктор, — тебе нравятся темноволосые голубоглазые? Тощие? Или всё-таки пухленькие?

Я измученно улыбнулась и, кивнув, посмотрела в потолок, где играли солнечные зайцы от блестящего оборудования реаниматорской. Ха! А куда ж ещё я могла попасть после всего? Мне манипуляционная как родная теперь — как-то раз я здесь даже Рождество встречала! Разумеется, в компании друзей. И знаете, это даже прикольно — пить соки из пробирок и резать торт пилой, которой обычно делают трепанацию черепа. Хирург, главное, был „в диком восторге“, когда потом пытался эту самую пилу отмыть от засохшего крема.

После некоторого несодержательного и неловкого молчания я спросила:

— Сколько я здесь?

— Уверена, что хочешь знать? — в сомнении скосился на меня врач, но я кивнула с наибольшей твёрдостью. Давайте мне правду и всё! Какой бы она ни была!

— Второй день.

— А-а-а-а?!! — у меня в шоке отвисла челюсть, обнажив все тридцать или сколько их там у подростков зубов. — Сколько?!!

— Второй день, — повторил Крестовский…

… После того, как окончилась моя гневная и ну очень нелитературная тирада в адрес Эдуарда, поминающая всех его родственников аж до самого минус пятого поколения, начиная от обезьян и тигров и заканчивая матерью и отцом, я уже более спокойно произнесла:

— Когда я смогу выписаться?

— Да хоть сейчас, неугомонная ты душа! К тебе тут периодически Киара, Джо и Никита с Майком забегали, еле выпроводил их с полчаса назад! — в голосе доктора скользнуло раздражение. — Уходи, когда хочешь, только пусть капельница закончится. Но учти, если ещё раз хлопнешься в реанимацию, избитая Эдуардом, и будешь сама в этом виновата — лечить не буду. Уволюсь!

— Меня лишили Права поединка на две недели, — неохотно сообщила я, чтоб хоть как-то его порадовать. — А потом будет настоящее наказание. Это так, подготовка.

— А для тебя — пик ужаса?

— Конечно.

20.

Однако из больницы я вышла только на следующий день — когда сумела твёрдо стоять на ногах и поставить-таки себе голову вместо наковальни. Драться всерьёз ещё не смогу, пожалуй, несколько дней. Плохо, очень плохо, пусть даже Права поединка у меня и нет: обычно я отхожу гораздо быстрее.

— Вот, одевай, — Киара — единственный человек, которого ко мне за весь вчерашний и сегодняшний день пустили — бросила на мою больничную постель одежду. — Прежние твои шмотки пришлось выбросить: все сплошь в крови и рвоте.

Я живо натянула лифчик, обтягивающую чёрную безрукавку с красной надписью „Blood“ и лёгким, скорее декоративным капюшоном, чёрные просторные джинсы карго, сидящие у меня на бёдрах (кажется, я похудела?) и чёрные кроссовки. Завязав шнурки, подошла к зеркалу. Под глазами (весь мой… грим, разумеется, был смыт) фиолетовые круги, красная ссадина на скуле, висок украшен тёмным синяком, нижняя обветренная губа, имеющая синий оттенок, припухла сбоку, где была рассечена. Рассечённой была в двух местах и левая бровь. Нос тоже был не в самом лучшем виде, а про красавцы-синяки на теле молчу: вещь страшна до безумия. Всё болит, всё тело — гематома.

— Там поспорили, сможешь ли ты сама выйти, либо тебя вывезут, — с толикой ехидства заметила за моей спиной близняшка. Я же не была настроена шутить, поэтому выпрямилась и оскорблено посмотрела на её отражение в зеркале, однако тут же вспомнила, что лишена Права поединка. Ладно, подождём ещё деньков шесть, а потом кого-нибудь самого из больницы вывезут… ногами вперёд.

Киара подошла сзади и, тепло обняв меня за плечи, прижалась щекой к моей щеке. Мы замолчали, глядя на отражения своих почти одинаковых лиц, и говорили одними лишь глазами:

„— Почему ты не поставила меня Подхватом во второй раз?“

„— Зачем? Чтобы мы вместе провалялись неделю в больнице?“

„— Да хотя бы. Знаешь, как говорят: за компанию“.

— … А что было после того, как я вырубилась? — поинтересовалась я вслух, когда какая-то медсестра удивлённо заглянула в мою палату. Было чему удивляться: там, где Браун, тихо быть не может.

— Ник, Тур, Джо и я перетянули тебя в Киндервуд. Тебе было совсем плохо, а когда мы звякнули сюда, в больницу, Крестовского не было. Не обижайся, но мы не рискнули звать кого-то иного.

— Ну и правильно. Я ж не сдохла, а Круг — это тайна. Но если честно — ни фига не помню.

— Эх ты! Склеротик! Я тебя так люблю, сестрёнка — близняшка ласково дёрнула меня за косичку.

— И я тебя.

— Пошли?

— Пошли.

Сунув руки в карманы, я своей размашистой походкой (встречается иногда и часто у пацанов) направилась по скучным коридорам. М-да, больничка у нас мрачная, прямо как в триллерах: серые безжизненные стены, голубые кварцевые лампы… для полного соответствия не хватает только запаха формалина и страшного хирурга с бензопилой в руке и безумными искорками в глазах. Мистер Джоунз никак не сделает тут ремонт. Каждый раз собирается, собирается, а потом что-то идёт не так и… в общем, " а воз и ныне там».

Абсолютно спокойная Киара, сунув руки в задние карманы джинс, шла рядом со мной красивым собранным шагом, очень хорошо сочетающимся с её манерой вести себя. Как уже говорилось, она всегда была женственней меня, что бы мы ни говорили и по каким принципам ни жили. Всё-таки, нравится нам это или нет, мы — девушки. И если мне это как раз не нравится, то моей сестре, кажется, очень даже.

Возле двери Киара помедлила, пропуская меня вперёд, и я по своему обыкновению распахнула створки хорошим пинком ноги. Ковбой, понимаете ли (а может, ковгёрл? Позовите филолога!). Те разлетелись в разные стороны, и мне в лицо ударил яркий солнечный свет — глаза больно резануло. Отчаянно щурясь, я вышла на больничную веранду.

Внизу, у ступеней, меня ждал Круг Поединков в полном составе… хотя нет, Эдуарда не было. Чему удивляться-то? Я наоборот рада его не видеть после поединка. Он наверняка тоже, хотя готова поспорить, что глянуть на моё лицо ему будет интересно. Ха, у меня на физиономии всё равно быстро заживают синяки и ссадины. Закалка? Нет, это называется как-то по-другому.

— Кто сказал, что меня отсюда вывезут? — в упор спросила я, спускаясь. Не очень хорошее приветствие, знаю, но уж больно меня задели эти намёки на инвалидное кресло. Я умру, но в инвалидное кресло не сяду. Буду драться до последней капли своей и чужой крови. И если никто этого на собственной шкуре до сих пор не понял, придётся разъяснить.

— Кейн, успокойся, всё хорошо! Мы же просто шутили! — произнёс сидящий на корточках Ник, глядя на меня снизу вверх. — Как самочувствие?

— А чё со мной станется? — раздражённо пожала я плечами. — Не дистрофик всё-таки!..

— Я тебя окровавленную и еле дышащую на руках пёр — это в порядке вещей?!

Никита начинал раздражаться, и взгляд его голубых глаз упёрся мне в лицо. В них явственно читался упрёк. Разумеется, Тигр ожидал, что я скажу «Спасибо!», что я повисну у него на шее и расцелую его в благодарность… Да, любая другая так и поступила б, потому что за парнями Круга уссыкаются едва ли не все девчонки приюта, но я — не любая другая. Я — Вэмпи, Боец Круга Поединков, холодная и жёсткая. Просто айсберг какой-то… И неужели поэтому я стану портить отношения с хорошим другом?

Нет, правда, неужели стану?..

— Ладно, — раскаяно хлопнула я его по плечу, — извини. Со мной всё хорошо.

— Но бывало и лучше? — приподнял выгоревшие брови Майк. — Выглядишь ты не очень… — он указательным пальцем в воздухе обвёл своё лицо. — Как приболевшая, — щелчок по горлу, — белочка.

Я усмехнулась и понимающе кивнула:

— Знаю. Это пройдёт.

— Тебе конфеты передали? — поинтересовался Джо. — Мы из-за этих вишенок в шоколаде полгорода облазили.

— Передали, — поспешила я его успокоить. — Правда, я их уже съела.

— Оно и видно, — не смог не подколоть Майк, — вон какие круги под глазами! Всю ночь сидела и чаф-чаф-чаф!..

Я отвесила парню шутливый подзатыльник со словами:

— Это лучше, чем всю ночь бульк-бульк, а утром над унитазом бе-е-яау!!!

Все захохотали, и только Майк преувеличено-трагически взвыл:

— Ты меня обидела! А у меня, может, чувства есть!..

— Сразу видно: Вэмпи очухалась! — сквозь смех процедил Никита. — Только мордаха у тебя и впрямь как у приболевшей белочки…

— А я думала, у вас всё ещё не принято бить в лицо, — внезапно прозвучал за моей спиной смутно знакомый голос.

— Времена меняются, — весело отозвался Джо, глядя куда-то мне за спину. — Где тебя два дня носило?

Что за чёрт?!!

Я круто обернулась и ойкнула.

Заложив руки в карманы узких брючек, в пяти метрах от меня стояла улыбающаяся девушка-китаянка. Хм, странно: кажется, я её знаю, но откуда?

И внезапно мне как кипятком одно место ошпарило: это же…

Саноте!!! Господи, это же Саноте!!! Настоящая, живая — не мираж!!! Саноте!!! Здесь. Рядом. Со мной. Как раньше…

… Моя челюсть невольно поползла вниз под тяжестью искреннего изумления…

Но чёрт меня подери, куда делась её тёмная коса?!! Соломенные осветлённые волосы стоят на голове колючим ёжиком. Очки в тонкой изысканной оправе, на тренировках сменяемые контактными линзами, канули в неизвестность. Скромная тёмная одежда китайского стиля уступила место латексу и топу алого оттенка. Бледная кожа — загару и цветастой широкой татуировке-браслету на запястье.

Передо мной стояла настоящая вамп-красотка, дерзкая и свободная, новая и совсем, совсем незнакомая мне девушка. Я испуганно взглянула в её карие глаза, но из их глубины на меня смотрела всё та же старая Саноте, такая, какой она мне запомнилась на всю жизнь.

Изменилась только внешность. А внешность, как известно, обманчива.

Моё сердце внезапно пронизала острая игла, и оно забилось как безумное. Господи, так значит тогда, на мосту, мне не померещилось? Это была она? Да! Господи, это и впрямь была она!..

Но если глаза видели, то разум в увиденное отказывался верить наотрез.

— Неужели это — ты?!! — я чувствовала, как мои глаза лезут на лоб, и в то же время радостно хохотала. — Чтоб мне треснуть, это же Вэмпи Первая!!!

В крови что-то играло. Какие-то мелкие пузырьки, как в шампанском, какая-то непонятная шальная радость. Короткая, почти мгновенная, но зато абсолютная. Она взлетела к моей голове и перекрыла все до единой мысли кроме той, что была о возвращении Саноте.

— Салют, малышка! — узкая ладонь девушки-китаянки как раньше потрепала меня по голове, потом по щеке, но я смахнула её и отвесила подруге лёгкий пинок, после чего почти с детской обидой произнесла:

— Ты не писала мне!!! А ведь клялась!..

— Малышка, шутишь что ли? У меня была не жизнь, а чёрт-те что! Про отсутствие постоянного адреса уже молчу! — она лукаво улыбнулась и заметила. — Но я-то приехала, хоть не обещала.

— Верно, ты приехала, — благоговейно вздохнув, я взглянула в её глаза и заметила, как чёрные зрачки от яркого солнца сузились больше, чем полагается обычному человеку. Наверное, это выразилось на моём лице, потому что улыбка Саноте постепенно угасла, и она, одев солнцезащитные очки, серьёзно произнесла:

— А ведь мне о многом надо тебе рассказать.

— Полагаю, — я не стала скрывать, что заметила это её отклонение от нормы. Хотя, какие нормы могут быть для бывшего Бойца Круга?

Мы замолчали: просто вдруг не оказалось слов. Ни для радости, ни для восторга, которые здесь, в общем-то, вполне уместны. Между мной и узкоглазой девушкой вдруг что-то стало совсем по-другому. Что-то, так сильно сузившее её зрачки, стало не так. Не так, как раньше… Что же? Я осталась прежней, значит, изменилась она?

Но что же случилось? Что произошло? Почему долгожданная встреча, сто раз продуманная, распланированная, вдруг запнулась и замерла на одном месте? Почему умер смех и всё то, что мне так хотелось рассказать ей? Почему? Куда это делось? Ведь мы столько не виделись! Мне столько нужно рассказать ей!..

Но мы обе молчим. Саноте смотрит мне в глаза, а я — только на тёмные стёкла её солнцезащитных очков. Что она думает? И что чувствует? Почему она не разрешает мне как прежде заглянуть себе в душу, огородив её чернотой, сквозь которую я могу видеть только как она моргает: редко-редко. Реже, чем надо.

Круг Поединков за моей спиной не говорил ни слова. Я даже не чувствовала его взгляда и уж тем более не знала, о чём он думает… Странно, я порой начинаю думать о шести отдельных и абсолютно непохожих друг на друга людях как о единой самостоятельной личности… Но ведь это же братство! Оно — единое целое! В нём не бывает разногласий, раскалывающих его на куски, не бывает двух мнений, делящих его пополам… Круг, разделённый пополам — не круг. Братство, рассечённое надвое — не братство.

Мы молчали. Даже если брать старый состав вместе с Еретиком, Агонией, Химерой и прочими, так же хорошо, как я, Вэмпи Первую (а именно от неё я получила своё имя, это в её честь так меня зовут) знали совсем немногие. Кажется, это Русский Воин, Тень Тигра и Пума. И теперь, наверное, лишь они трое да я поняли, что Саноте изменилась не только внешне. А может, никто ничего не понял, потому что понимать попросту нечего, а я просто забиваю себе голову всякими глупостями, как обычно усложняя себе и без того сложную жизнь. Всё может быть, в этом-то и изюм. В этом-то и соль.

Киара, стоящая рядом с Джо, вопросительно посмотрела на меня. Я ощутила её взгляд затылком, но не обернулась. Да, конечно я знаю, милая моя сестрёнка, что это так странно, когда я и Саноте молчим…

— Ладно, расскажи, как ты умудрилась подраться с Эдуардом… — Вэмпи Первая рискнула прервать молчание и даже натянуто улыбнулась, как неожиданно я взорвалась:

— Да почему у всех пунктик на этом?! С ним ведь проще простого… С ним же невозможно нормально общаться!!.

Хотя на самом деле, меня задело не это. Меня задело только то, что наша встреча оказалась совсем не такой, как я думала. Мои иллюзии, надежды, мои мечты разбивались вдребезги. Ну не так, совсем не так я представляла себе нашу встречу!!! Совсем не так!!! Без натянутого молчания!!! Без виноватого отвода взглядов и ловли оных!!! Без вопросов о том, почему я проиграла!!! Без всего этого!!!

Вот почему я кричала. Кричала совсем не то, что хотела. Наверное, даже не понимала, что именно кричу. Мне просто надо было сорвать злость от обманутых ожиданий. И абсолютно всё равно, что из окон удивлённо выглядывает медперсонал больницы, что кто-то, кто не обделён мозгами, может догадаться, что я не рухнула с крыши, как наверняка всем рассказал мистер Крестовский, а подралась с Эдуардом…

— Тише, тише, малышка! Не надо так кричать! — примирительно повторяла моя подруга, пытаясь успокоить меня. Ей это удалось только когда она обхватила ладонями мою голову и положила оба больших пальца мне поперёк разбитых губ. Я неожиданно умолкла и посмотрела в её улыбающиеся глаза, смотрящие на меня поверх тёмных стёкол очков.

— И вовсе незачем так кричать! — мягко, с нажимом произнесла Саноте. — На это просто нет причины, Хо-Лун.

… Хо-Лун. В переводе с китайского — огненный дракон. Так Саноте всегда звала меня. Не малышкой, а именно Хо-Лун, с неповторимым тонким акцентом Востока.

— Запомни, никогда нет причины кричать, а особенно сейчас, — продолжила девушка, — потому что, уж не обижайся, но я знакома с Эдуардом — он нормальный парень. Проблема где-то глубоко в тебе.

… Расширенными глазами я смотрела на неё. Эти слова были… ударом в спину, предательством… Слишком громко сказано? Но она всегда во всём меня поддерживала! Всегда! Если я говорила, что какой-то человек плох, она соглашалась! Мы одинаково думали и одинаково смотрели на окружающий нас мир! У нас были одинаковые мысли!..

Как же теперь она может хорошо отзываться о том, кто сто раз загонял меня к краю могилы?!! Как она может сказать, что я — не в порядке, а он — нормален?!! Господи, как?!! Почему?!!

Почему я совсем, совсем её не знаю?!! Почему она — не она?!!

Набрав воздуха в лёгкие, я попыталась что-то сказать, возразить, упрекнуть, однако от растерянности сумела лишь приоткрыть разбитые губы.

— Это правда…

— Точно…

— Саноте не врёт… — голос Круга Поединков за моей спиной тихо поддержал девушку, и та улыбнулась.

Замерев от полнейшего изумления, больше схожего с шоком, я поняла, что сейчас опять попаду в реанимацию, только с острым сердечным приступом. Подтверждая это, ноги стали соломенными, задрожали…

В карих глазах Вэмпи Первой не было ответа. Саноте, Саноте, скажи мне, что случилось? Раньше мы стояли плечом к плечу и вдвоём смотрели на мир, а теперь просто смотрим друг на друга поверх него. Так почему же он стал между нами? Что с тобой сделала жизнь? И что она сделала со мной, если я не могу понять тебя? Я чувствую эту стену, но не могу понять, где она.

— Черти-кошки!!! Саноте, это ты?!! — неожиданно произнёс где-то сбоку приятный смеющийся голос. Улыбнувшись, узкоглазая девушка повернулась в его сторону. А я изо всех сил зажмурилась: поверить не могу, не могу поверить… Сейчас она будет мило болтать с Эдуардом и считать, что во всех наших с ним ссорах он прав. Пусть при ней он не был в Кругу, но они знакомы, очень хорошо знакомы…

У меня так сильно дрожали губы, что пришлось их закусить, хоть это и было больно. Трясущиеся руки я сунула в карманы джинсов и смотрела, как к нам самоуверенной походкой приближается белокурый парень. Смотрела и чувствовала, как в моей груди нарастают приторные до тошноты ненависть и отвращение к этой белой чёлке, ярко-изумрудным нечеловеческим глазам, красивой улыбке и совершенному бойцовскому телу.

— И девочка Браун тоже здесь?.. — Эдуард улыбался, глядя на меня.

— Что-то ты сегодня не очень, детка.

— Ты тоже, — резко бросила я Эдуарду, хотя все понимали, что мои слова — явная ложь. Парень просто пропустил их мимо ушей (в левом, кстати, висели серьги-колечки численностью в три штуки) и крепко сжал руку Саноте. Они были одного роста — или нет, четверть-оборотень всё-таки повыше — и, глядя друг другу в глаза, почти нежно улыбались. Мать вашу, ну просто старые приятели!

Оживлённая беседа не заставила себя ждать. Вэмпи Первая и белокурый парень о чём-то весело и непринуждённо болтали. Круг Поединков приблизился к ним и мягко вступил в разговор, не обращая на меня совершенно никакого внимания. Он умеет резко изменять своё отношение к людям и игнорирует тех, кто не любит его лучших бойцов. Да и внимание его надо заслужить. Правила есть правила.

Оставаться здесь дальше у меня не было сил. Ни моральных, ни, оказывается, физических. Но не такая уж я и слабая. Я сильная. Просто у всех случаются свои неудачи.

Ещё несколько секунд посмотрев на Круг, я резко развернулась и пошла прочь. Просто мне больше ничего не оставалось сделать. Только уйти куда-нибудь подальше. Странно, нет сил даже проклинать эту жизнь и всё на свете. Почему-то очень хочется спать, и перед глазами теряют чёткость очертания предметов.

Ноги заплетались, однако же донесли меня домой в родную постель, после чего я отключилась, как светильник, который выдернули из розетки. И последней моей мыслью было что-то вроде: «… Опять не жизнь, а полное дерьмо…».

Фраза, на удивление точно отображающая реальность…

20.

Проснулась я ночью оттого, что в зале кто-то хохотал в десять глоток. Этот хохот настойчиво прокопался через неспокойный сон о черепашьем супе с чесноком и растормошил меня. Раздражённо накрыв голову подушкой, я попыталась понять, куда делась моя тарелка, опустошённая только наполовину, почему я укуталась в скатерть, и почему от чеснока так щиплет губы.

Память о том, что это просто сон, а губы саднят потому, что мне их три дня назад разбили в драке, пришла секундами позже. Пуд, ещё пуд! Так с болью на меня накатывались воспоминания о массовке на мосту через Канал Грешников, о встрече с Саноте, о том, как не оправдались мои горячие надежды.

Уткнувшись лицом в подушку, я глухо застонала — хотя это было скорее похоже на вой — впилась зубами в наволочку и хотела было подумать о том, что жизнь — просто дерьмо, как неожиданно пришло понимание, что мне теперь, в общем-то, на это плевать. Мне было всё равно, что я проиграла. Всё равно, что моя встреча с Саноте была такой холодной… Это всё было, казалось, так давно, что теперь уже не имело значения.

Нельзя сказать, что я улыбнулась. В груди была просто пустота, если хотите, безразличие. Мне действительно было всё равно. Правда, как гласил плачевный опыт, только на какое-то время. Видать, выздоравливаю.

Сползя с кровати и перецепившись через тапки, которые ношу исключительно зимой, я босиком, нездорово пошатываясь из стороны в сторону, направилась в соседнюю комнату высказать всем собравшимся то, что я о них думаю, исключительно из принципа. На самом деле, мне никуда не хотелось идти и ничего не хотелось говорить.

В доме было темно, однако я отлично помнила, что зал — это поворот направо, потом ещё раз направо. Впрочем, в нужной мне комнате всё равно горел неяркий свет, поэтому найти её было несложно.

Подойдя к краю светлой полосы, я заглянула внутрь. Вам интересно, что я увидела? За столом (далеко не пустым, надо сказать) в полном составе сидит Круг Поединков — даже Эдуард и Алекс здесь — и веселится, слушая, как Саноте с жаром рассказывает о какой-то заварушке в недрах Гонконга. Слушали её в оба уха все до единого. И даже меня, хоть я не слышала начала истории, начала увлекать за собой нить повествования, потому что там говорилось о вампирах и мастерах восточных единоборств, о драках и каких-то мастерских приёмах рукопашной.

Я вышла из полумрака коридора, буравя каждого по очереди более чем выразительным взглядом. Тем не менее, этого никто не заметил или попросту не хотел замечать. Конечно, кому нужна избитая, уставшая, опозоренная лишением Права Поединка Вэмпи?..

Вторая Вэмпи… Не первая…

— Ой, Кейн, мы тебя разбудили? — взгляд Киары неожиданно встретился с моим и стал по-настоящему виноватым. Волей-неволей пришлось зайти в комнату и немощно прищуриться от слепящего света люстры. Все до единого взгляды обратились на меня — стало даже как-то неуютно, тем более что в каждой паре глаз горел огонёк любопытства. Это неспроста.

А в комнате вкусно пахло едой и, кажется, пивом. Такой густой сладковатый запах, отдающий квасом или просто чем-то забродившим. Стол украшали давно начатые салаты, блюдо с картофельным пюре и котлетами, нарезанная колбаса… Хорошо живут, однако. Проглотив слюну, я заставила себя позабыть о еде. Пусть не думают, будто бы я приползла сюда на вкусные запахи.

— Хорошо, что ты пришла, — голос Русского Воина оказался чертовски серьёзен. — Совет готов вынести тебе главный приговор.

Остальные тоже вдруг стали серьёзными. В глазах — пустота. Никто даже не поздоровался, не спросил, как я себя чувствую… Возможно, им было плевать, а возможно — не плевать. Не знаю. Разве по этим лицам хоть что-нибудь прочтёшь? Не то, что меня это очень волнует, но это просто… неприятно.

И теперь приговор… Из их уст?.. Паршиво. А говорят ещё, что лежачего не бьют. Верно, не бьют. Просто добивают. Закон Круга.

— Слушаю, — тихо промямлила я, осознав, что судьба есть судьба и отдыхать мне сегодня больше не придётся. Удивляло, откуда во мне столько покорства и безразличия, но только удивляло — не более.

— Охота, — коротко сказал Тигр. Я удивлённо приподняла брови: об этом странном виде наказания доводилось только слышать, ведь за всё то время, что я в Кругу, его ещё ни разу никому не назначали. А я стала первая. Интере-е-ес-с-сно… Наверное, это первая интересная вещь за сегодняшний день. Меня, наверное, почти что на смерть посылают, а мне это интересным кажется. Странно. Хотя, чего странного? Охота наверняка на тех, на кого я уже охотилась — на…

— Десяток гулей, — холодно произнёс Тень и отпил из бокала с вином, не отрывая от меня зелёных глаз. — На кладбище Святой Екатерины. В качестве доказательства — левые лапы.

А вот лапы я, кажется, ещё ни разу не отрезала. Моя фантазия, истощённая короткой болезнью, отказалась выдать картину этой дряни из библиотеки дряней, поэтому на приговор я отреагировала очень даже спокойно, без напряга глядя в глаза Эдуарда, что лично меня немного удивляло. Что ж, вечер полон сюрпризов. Кажется, я действительно выздоравливаю.

Белокурый парень слегка прищурился в довольной полу-улыбке, гласящей: «Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт, детка… А когда узнаешь, будет поздно!» Если бы он произнёс это вслух, я б с ним наверняка поспорила, чес-слово. Просто для вредности и из того же принципа, из которого я пришла в зал, а теперь резко развернулась и вышла.

Ну и к чёрту вас всех!!! Развлекайтесь, развлекайтесь! О себе я заявить сумею! Вы ещё заговорите обо мне!!! А прямо сейчас пойду на кладбище. Только поем и возьму рюкзак повместительней да нож поострей. А ещё переоденусь: на улице, кажется, похолодало от собирающегося дождя.

21.

Эти спортивные брюки я ненавидела: они были на бёдрах и облепляли мою задницу, словно вторая кожа. Дальше, впрочем, расширялись и были прямыми. Вместо карманов по бокам — белые строчки. А сами штаны чёрные. К ним короткий белый топ в обтяжку и чёрная тёплая рубашка с длинными рукавами. Завязав высокий хвост из своих косичек, я взглянула на себя в зеркало и сразу поняла, что оделась явно не на охоту. Правильно, я надеялась покрасоваться, когда буду проходить мимо зала. А из-за этого меня могут скушать злые-злые гули. Если хотите знать или вообще не знаете, гули — это твари, похожие на зомби из обезьян — и внешне, и размерами, и силой — только лысые, с серой кожей и острыми когтями-зубами. Водятся на кладбищах стайками, поднимаются, как говорят, из могил и по природе своей пугливы. Как тараканы. Но психованные одиночки, которые нет-нет, а бывают, кидаются на всё живое, как мишки-шатуны. На гулей можно охотиться хоть с лицензией, хоть без неё: защиты они не имеют. А вот как и почему берутся — без понятия. Нет, уроки противоестественной биологии я не прогуливала, просто учебники об этом умалчивают.

Я взглянула на часы. Так, сейчас пол-одиннадцатого. Нормально, до рассвета успею. По-крайней мере, обязана успеть. Должна. Потому что так сказано: должна. В желудке медленно перевариваются холодные и вчерашние макароны с мясом — единственное, что я нашла в холодильнике. Конечно, нехорошо идти на дело с полным пузом, но пока я дойду до кладбища, пройдёт полчаса, а к этому времени можно будет хоть на кишках скакать. Словно подтверждая это, из горла вырвалась приглушённая отрыжка — тот самый " лучший комплимент повару», как сказал Шрек.

Сунув в тёмный рюкзак несколько крупных кухонных ножей для разделки мяса (очень жёсткого мяса), я молча прошла по коридору. В зале никто не обратил на меня внимания, только Никита оторвался от пива и озорно подмигнул, показав два больших пальца, поднятых к потолку. Мол, классно выглядишь. Я сухо кивнула и вышла в холодную ночь, шумящую кронами слившихся друг с другом чёрных деревьев. Прям океан какой-то: волнуется и шепчет под звёздами.

А на крыльце, к моему удивлению, сидел Эдуард и с самым недовольным выражением лица слушал свой мобильник, немыслимо как прижатый к правому уху плечом. Руками он затягивал шнуровку серых кроссовок и то и дело убирал с глаз чёлку. Вот что значит многофункциональность. Неожиданно в его ухе ярко сверкнули изящными узорами в виде египетских кошек кольца-серьги. Чёрт меня подери, а ведь дорогущие: такая хорошая гравировка… Интересно, откуда они у него? Какая-нибудь поклонница бальзаковского возраста вручила? Или сам скоммуниздил?

— … Твою мать!.. Сейчас уже буду, слышишь?!. - рявкнул белокурый парень в трубку. — Почему сегодня все шибанутые на полторы черепушки?!. Что оторву голову, если хоть…

— Проблемы? — ехидно спросила я, заходя ему за спину. От неожиданности четверть-оборотень взлетел на ноги и обронил мобильник, который весело чмокнулся о доски пола. Однако когда парень увидел, что это всего лишь я, страшный призрак матриархата, то сразу же успокоился, а потом его глаза как всегда ярко вспыхнули от гнева.

— Дома ждёт Мажуа со скалкой? Поторопись, а то мозгов не досчитаешься, — хохотнула я, без задней мысли проходя мимо, и завязала края длинной рубашки вокруг голой талии.

И внезапно чьи-то цепкие пальцы впились мне в плечо и, резко повернув на сто восемьдесят градусов, грубо швырнули в стену дома. Эдуард очутился рядом мгновенно, крепко стиснул мои предплечья и, прижимая их к холодной кирпичной кладке, разъярённо прошипел прямо мне в приоткрывшиеся от неожиданности губы:

— Если бы ты не была любимицей Саноте, я бы тебя убил на месте, — белая чёлка мягко скользнула ему на глаза, яростно пылающие среди этого снега в нескольких сантиметрах от меня, — но не сделаю так ради Вэмпи… Твою мать, настоящей Вэмпи, а не той мрази, которой являешься ты!.. Однако, Браун, запомни: я заставлю тебя пожалеть обо всём, что ты когда-либо мне говорила! Обо всём! В этом я тебе клянусь!!!

Такая себе лёгкая ароматная дымка — от его дыхания веяло дорогим вином. Но вот от взгляда — холодной, мучительной и очень долгой смертью… В нём была та пустота, которую я видела в драгоценных камнях музея Роман-Сити. Они красивые, они блестят, но этот блеск холоден и безжизнен. И сколько ты ни вглядывайся в недра самого огненного рубина, ты увидишь только ледяную пустоту. Я однажды заглянула в изумруд перстня, который принадлежал какому-то самодержцу. Что я хотела там найти — не помню, но вот точно помню, что нашла… Такими же были глаза четверть-оборотня. Как два драгоценных камня, как две зелёные льдинки, что не растают никогда.

Что до моей смерти… Знаете, что? Я ему поверила.

Чёрт…

— Итим?.. Я сейчас буду, — парень опять прижал мобильный телефон к уху. — Но без меня… Отлично, жди.

Он выключил миниатюрную серебристую игрушечку, которая в сложенном виде была чуть больше спичечного коробка, и повернулся ко мне.

— Ты меня слышала, — произнёс Эдуард. — Запомни мои слова хорошенько.

— Я лучше выучу наизусть всю Библию и стану читать Крысам проповеди, — огрызнулась я прежде, чем подумала, и зашагала прочь.

К счастью, никто меня догонять не стал. Чужая гордость иногда спасает твою шкуру.

22.

Не хватало только десятой. Чего они, совсем припадочные в такое время? Скольких переловила — каждый страдает нервным расстройством. Когда буду считать мелкие царапины — обязательно собьюсь. Но это мелочь, лучше объясните мне, куда девались хозяева? Два ночи, а я как дура шляюсь меж покосившихся каменных крестов и слушаю птиц (кажется, это соловьи), что примостились на ветвях Памятниковых деревьев. Кстати, надо будет кого-нибудь попросить, чтобы возле моей могилы посадили клён. Большой-большой и зелёный-зелёный… Ну вот, погуляешь здесь и о смерти вспомнишь. Полезное место.

Сверчки всё не стихают… Вообще, сколько раз гуляла одна по кладбищам, а всё равно сейчас жутковато, к тому же ещё и полнолуние… Мало ли чего может выползти? Дикие вампиры — упыри то есть — зомбяки всевозможные, ну те, которым не спится?.. Нет, наверное, не вылезет ничего: уж больно много у нас охотников за скальпами. Попробует хоть один спятивший вурдалак появиться — затравят. Как этого бедолагу.

Я остановилась перед мертвено-белым скелетом, который словно прилёг отдохнуть. Отвисшая (но не отпавшая почему-то) челюсть придавала ему вид улыбающийся, а при лунном свете и в тени крестов даже, скажем так, жутковатый. Угу, сдох и радуйся. Правильно! Во всём надо искать свои плюсы и минусы!

Фыркнув и поплотней запахнув рубашку, в которую возле кладбища было облачено моё тельце, я пошла дальше, утопая по колено в траве. Здесь уже шли… простите, находились абсолютно старые могилы, одни из первых. Кто похоронен — стёрто временем. От крестов осталось одно воспоминание в виде каменной крошки или более-менее больших осколков, некоторые надгробные плиты раздробили сорняки, упорно тянущиеся к свету, а иные и вовсе не заметишь, пока не споткнёшься. Э-э-эх! Скукотища! Нет, всё это, конечно, страшно, но скучно — брести по пояс в траве и искать свою жертву. И думать, чьей можешь оказаться ты…

Неподалёку разлился тоскливый надрывистый вой — моё сердце послушно ухнуло в правую пятку. Матерь Божья! Это ещё что за чёрт?! Нет, поймите меня правильно: одно дело — ампутировать лапы тупых трусливых гулей, которых главное догнать, глубоко полоснуть лезвием по горлу, у которых крови как кот наплакал, и которые даже толком не сопротивляются, а другое — ловить взбеленившегося оборотня или вурдалака… или удирать от него… Я — пас!!!

… Тем не менее, если призадуматься и взять себя в руки, пахнет это гулем. Одиночкой. Ужасно пахнет. И до такой степени, что у меня по спине покатились горошины холодного пота, а скорости сердцебиения ужаснулся бы любой врач-кардиолог. Что, небось, думаете, будто мне очень смешно? Да я просто пытаюсь сохранить присутствие духа и подбодрить себя!

За спиной неожиданно кто-то яростно всхрюкнул (рыкнул?)…

Моя голова только начала поворачиваться назад, а уже стало слишком поздно: я была вмята лицом в сорняки. На шею мне капнула чья-то горячая слюна, и смрадное дыхание, щекоча, коснулось уха. В этом же направлении я, подчиняясь старому вышколенному рефлексу, ударила локтём — кожу пропороли острые зубы.

Во чёрт!!! Надо ж было прямо в раскрытую пасть ударить!!! Умница, крошка Кейни, просто умница!!! Меткая, как латышский стрелок с перепоя, мать твою так!!! Ану отрывай от земли свою обленившуюся задницу и спасай её!!!

Я, скинув противника, перекатилась на спину, вскочила на корточки и, ещё толком не понимая происходящего, инстинктивно лягнула чью-то сморщенную морду грязным кроссовком. Та отшатнулась далеко назад, а меня инерция грубо плюхнула на задницу.

Обескураженный гуль — а это был именно он — тоже присел и встряхнулся словно мокрая псина, разве что брызги не летели. В недрах его угольных глаз, пялящихся просто на меня, горели кровавые огоньки, а рыхлая серая кожа висела отвратительными складками. Ну и видок — муть!

Открыв алую пасть, старая тварь зарычала, брызжа слюной, и стала готовиться к прыжку.

Повнимательней приглядевшись к гулю, я порядком повеселела: ему же куча лет! Ну куда такой рухляди драться?!. Эй, дедушка, не лезь на рожон!..

«… Э-э-э-эх!!! Мать перемать!!! И кто сказал, что старость — не радость?!! — примерно так панически думала я (сохраняем присутствие духа, сохраняем присутствие духа!!!), продираясь через густые заросли и отмахиваясь от лезущих со всех сторон листьев. — Ну какого хрена меня понесло в глубь кладбища?!! Какого хрена я вообще напоролась на это наказание?!.».

Ответов не было. Было только обезумевшее создание, которое раньше неслось за мной широкими прыжками, а сейчас несколько тормознуло в густых кущерях.

В уши настойчиво стучался горячий пульс, будто просясь наружу, в холодный ночной воздух. Даже барабанные перепонки от него болят, кошмар какой-то!.. Пульс ударил ещё раз, и в кровь неожиданно хлынул адреналин. Он радостно заплясал на кончиках моих нервов, дразня их, и поднялся к мозгу. А там вскипел весёлыми пузырьками и превратился в дикий азарт.

Мне становилось весело. Ей-богу, весело!!!

… Ну разве я не сумасшедшая??!

Левая рука болит и, кажется, даже течёт кровь, зовущая сюда всех голодных и сытых… Ну класс!! Сейчас ещё оборотни набегут… Если будут без вожака, тогда вообще можно всем сделать ручкой. А если с вожаком, то… Шлёп!!!

Ветка больно хлестнула меня по лицу. В глазах потемнело, и я невольно приостановилась, потирая слезящиеся веки. Словно пользуясь заминкой, дыхание попыталось сорваться, но пока что я держала темп. Что будет дальше — не знаю и знать не хочу! Скорей бы выбраться из этого кладбища! Охота охотой, а вот бешеный гуль — это совсем иной расклад картишек.

А картишки продолжали раскладываться…

Мне показалось, что где-то рядом раздался странный скрежет, как будто кто-то царапает камень, а с него сыпется крошка. Нет, определённо надо отсюда линять и как можно быстрее, пока меня никакая дрянь не сожрала.

Утвердившись в этой мысли, я пошла было вперёд, как внезапно чьи-то цепкие пальцы вцепились в мою ногу и с силой дёрнули. Да так с силой, что я растянулась на старой могиле, вспыхнув от боли, и ударилась плечом о каменный крест. Он круто пошатнулся, но меня в данный момент волновало не сбережение чьих-то надгробий, а только полусгнивший зомби, который ухватился за меня и, скаля гнилые зубы, упрямо выползал из земли.

В моё сердце впились когти холодного ужаса, и я медленно, как и всё происходящее вокруг меня, начала открывать искривлённый рот, чтобы завопить. Теперь уже по-настоящему: меня собиралась жрать злобная тварь. Настоящая злобная тварь. А я ничего не могу поделать: мои руки шаг за шагом от плеч до кончиков пальцев неспеша цепенеют от страха и растерянности, и я не могу этому помешать! Никак!!!

Но откуда мне знать, что обычно делают люди, если на них ползёт оживший покойник?.. Сдаются, конечно, но мне этот вариант не подходит, я не хочу быть съеденной! Не хочу!!!

Не хоч-у-уу!!!

И тут мертвеца придавило крестом.

Так неожиданно, что я ойкнула.

Раздалось досадливое «Хру!», потом злое «Хр-р-р!», и старый крест, треснув, рассыпался пылью. Зомби захрипел, дёрнулся и не без труда — но без затылка, вместо которого оказалась тёмная дыра — выбрался из мусора, усыпанный осколками своего надгробия. Я глядела на него с отвисшей челюстью: во крепкий гадёныш! Ему же полагалось остаться, как минимум, без головы! Нормальным людям такое с рук не сходит!.. Ох, ну да! Он же не принадлежит к их категории…

Труп тем временем, не отпуская глупую меня, привстал на колени, блаженно потянулся, точно человек после долгого сна, и наклонился ко мне.

… Чего я жду?!.

Момента, быть может…

М-да, момента собственной смерти…

При свете луны стало видно, что в гнилой, дряхлой и, несомненно, вонючей плоти мертвеца копошатся черви. Сотни червей. Светлые такие, и маслянисто блестят. Несколько упало на меня, и я, особа, в общем-то, не брезгливая, истошно взвыла от отвращения. Этот вопль покатился звонким эхом до самого горизонта и где-то далеко ему отозвался волчий вой.

Инстинкт самосохранения больно полоснул по сознанию, и нож, который всё ещё сжимала моя дрожащая рука, как молния вонзился в пустую глазницу трупа. Вот он и момент. Странно, почему я раньше до этого не додумалась?..

Вскочив и дрыгнув ногой, чтоб освободиться, я дала нехилого дёру, а мою щиколотку продолжала судорожно сжимать оторванная кисть.

За спиной раскатилось голодное завывание.

Взлетев на зелёный холм, где был склеп предыдущего мэра Роман-Сити, я вторым ножом за две секунды сковырнула с ноги чужую лапу, мешающую нормальному току крови, в отвращении, замешанном на ужасе, растоптала её за одну секунду и наконец-то согнулась пополам перевести дыхание. После сумасшедшего бега лёгкие резало острыми ножами и очень болело сзади между лопатками. А в голове несколько минут крутилась только одна мысль: «Будь оно всё проклято!!!».

Потребовалось определённое время, чтобы я более-менее пришла в себя, насколько это возможно после моей болезни и теперешней «весёлой» ночки.

Конечно, здесь, в густом свете луны, я ходячая мишень, но зато погост виден как на ладони. Вон шатаясь и хромая на одну ногу, топает

— и довольно быстро — зомби. Для этого субъекта нужно звать так называемых некромантов, которые могут поднимать мертвецов и укладывать их. Конечно, это дано и аниматорам, но те работают за плату и предпочитают упокаивать тех, кого подняли они сами или хотя бы коллеги по работе. А некроманты… они работают за бесплатно. Кроме того, усопшие — это их бесконечное призвание. А для аниматоров — способ заработать…

Задумалась и могла быть три раза съедена! Чёрт бы тебя подрал Кейни!! Надо помнить обо всех бяках сразу, и если одного я вижу, то где же гуль? Потерять мой след он никак не мог, значит…

Испуганный детский вопль буквально обжёг меня и столкнул вниз по склону туда, откуда раздался.

Чёрт меня подери, что ещё за сатанисты здесь тусуются?!! А если и впрямь сатанисты, то какие жертвы они приносят сегодняшней ночью? И почему я туда бегу? Если откровенно, мне нужно бежать от них, а не к ним. Эти секты — пауки, затягивающие в свои сети кого только можно. Почему же я туда мчусь? И действительно ли это то, что я подумала? Ночь вопросов…

Хотя нет, на один вопрос я точно знаю ответ. Я лечу вперёд как дурная только потому, что точно так же кричала и я в далёком-далёком детстве, когда нашла своих родителей мёртвыми тихим праздничным утром. Только поэтому…

Крик резанул мой слух ещё раз, а того, кто кричал, всё ещё не было видно. Господи, когда вся эта круговерть закончится? Если не в ближайший час, за мной придёт папик Кондратий. Ему уже вон тот «милый» зомби пригласительную телеграмму отправил.

Обогнув толстый поникший вяз, я остановилась как вкопанная, потому что наконец-то увидела гуля. Он полз на брюхе и широко скалил слюнявую пасть. Точечки-огоньки в его глазах разрослись на целый белок, если он у него был, и теперь этот зверь с кровавыми звёздами на лице представлял поистине ужасающую картину. На меня он не обратил ни малейшего внимания, целиком поглощённый сидящей на старой могиле… Элен-Люси…

Матерь Божья!!!

Челюсть ещё не успела стукнуть мне по пальцам, а я, взвесив кухонный нож, ловко метнула его и впервые за сегодняшний день вспомнила Саноте с благодарностью. Она немного научила меня управляться со сталью, ведь в кун-фу с пустыми руками не всегда дерутся. И хотя метание ножей, в отличие от владения катаной, которое я успела забыть, туда не входит, девушка меня ему обучила.

Поцарапанное множеством заточек лезвие вонзилось прямо в дряхлую шею. Не теряя времени, я бросилась вперёд, схватила девчонку за руку и сдёрнула её с надгробия, при этом пару раз поддав ногой трухлявый памятник. " Лин Моричелли, 1883–1957. Помним, любим, скорбим " рухнуло прямо на башку гуля и попросту размозжило её.

Старая тварь, отчасти придавленная к земле, несколько раз конвульсивно дёрнула конечностями и наконец-то замерла. Навеки.

… Пульс тяжело колотился в висках, сердце отбивало быстрейшую похоронную дробь. Прерывисто вздохнув, я проглотила ком и заставила себя поверить в то, что всё закончилось. И только после этого повернулась к заплаканной Люси, которая дрожала и была бледнее призрака мёртвой графини.

Знаете, насчёт графини — не хочу отклоняться от темы, но однажды наша группа поехала на экскурсию в старый замок. Знаете ведь, что экскурсоводы — первые нудяги? Так вот, я, Киара, Майк, Никита и Джо тихонечко отделились от своих и пошли гулять. Не то, чтоб мы заблудились — несколько разошлись во мнениях: я и Ник хотели заглянуть в камеру пыток, Русский Воин грёзил здешней библиотекой, Тур — оружейным хранилищем, а что до Пумы, то она хотела побывать во всех этих точках. Кинули жребий, куда сначала идём, ну, и отправились посещать всё это поочерёдно. Сия процедура затянулась до ночи, и, видать, мы всё поставили на уши, раз сама графиня, точнее, её дух вылез из своего склепа и погнал нас к выходу. Но извините, мы новоиспечённый Круг Поединков и молодое поколение, выросшее на ужастиках, поэтому старомодная полупрозрачная дама на нас не произвела никакого впечатления. До сих пор без улыбки не могу вспоминать, как Майк с наглой физиономией подвалил к ней и поинтересовался: «Бабуля, мы тебе тут стрелку не забивали, так что не визжи. Скажи-ка лучше, где у вас здесь железо? Мечи там всякие, копья?». Бедную старушку хватил бы инсульт, если б материальное (или телесное) состояние позволило. Но оно не позволило.

К счастью, обошлось без жертв. Выручил нас знаете, кто? Правильно: Джо! Он весьма галантно поцеловал графине руку — умудрился как-то ж!!!

— и извинился за «тупость и невежество» приятеля (в это время мы втроём удерживали Тура за руки-за ноги и за болтливый язык) и попросил вывести из замка. Разумеется, при виде такого галантного кавалера старуха растаяла. Ещё бы! Ей же лет сто никто не целовал руку и не говорил комплименты!

В общем, когда наша группа, Крысы и экскурсовод увидели нас в сопровождении призрака, было очень смешно. Нашатыря на всех не хватило.

Возвращаюсь к реальности.

— Только не говори, что пришла проведать бабушку, — сквозь зубы процедила я и отвесила ей смачную затрещину. Девчонка сжалась от страха и всхлипнула. Это несколько смягчило меня: понимает свою вину, уже хорошо.

— Ты что, за мной пошла? — развернула я её к себе.

Кивок.

— Из любопытства?

Кивок. Оплеуха.

— Дура ты малолетняя, поняла?!! Какого хрена тебе нужно вслед за мной шляться по кладбищу?!!

— Я… я боялась, что с тобой что-то случится… — всхлип и почти неразборчивое. — Ты же, наверное, ослабла после драки с Тенью…

— Это не твоё собачье дело!!! — до боли в горле заорала я прямо в огромные от страха глаза Люси. — Какого хрена тебя это волнует?!!

— Я… я думала… — едва слышно начала девчонка, не глядя мне в глаза. — Я думала, что мы подружимся…

От такого ответа я остолбенела на месте. Вот-те на!!!

— Почему? — автоматически брякнули мои губы.

— Потому что ты единственная, кто тогда выслушал меня… — жалобно, почти с мольбой посмотрела на меня Люси. — Ну помнишь, после твоего с Тенью поединка в лагере…

— Помню. И что с того? — жёстко поинтересовалась я.

Шмыганье носом и молчание. Мой тяжкий вздох.

Я плюхнулась на мятую траву и обхватила голову руками. Тельце у меня, конечно, закалённое, но после трёх дней в реанимации даже это — большая нагрузка. Особенно на мозги. Эта девчонка хочет со мной подружиться, так? Так. Хочу ли этого я?

Сложный вопрос. С одной стороны, Круг вырождается, и мне нужно готовить преемницу. Но с другой… я терпеть не могу возиться с детьми. Особенно такими, как Люси. Слишком многому надо её учить и…

Неподалёку громко затрещали кусты. О чёрт, ну кого ещё несёт сюда?!.

Элен испуганно подскочила и завизжала за нас обоих. Видимо, кого-то неприятного. Кого же? Я начала медленно и устало поворачивать голову влево. Если честно, то мне на сегодня хватит уже. Ещё один монстр, и… и… и с моей психикой начнёт происходить что-то ужасное.

… Ломящегося через сирень зомби, украшенного в глазнице рукоятью ножа, я встретила истерически-отрывистым смехом. Ну вот, началось.

А у кого-то ещё только продолжается.

Остановившись и повращав единственным уцелевшим глазом, труп неуклюжей стеной попёр прямо на меня. Поднявшись на ноги, я быстро выдернула из полуистлевшей хари нож и, продолжая нервно хихикать, ловко подсекла мертвеца.

Он столбом рухнул вниз. Зомби, в общем-то, почти все такие медлительные и тормознутые. А есть и весьма резвые. Как поднимешь, таким и будет.

— Отвлеки его, — бросила я Люси, сидящей вообще тише воды, ниже травы. Девчонка кивнула, хотя сама от ужаса пошла синими пятнами, что рассмешило меня ещё больше.

Однако смех смехом, а дело есть дело. Подойдя к остаткам гуля, я стала кромсать его левую лапу. Из-под ножа потекло что-то тёмное и маслянистое. Несвежий попался экземпляр, ей-богу, несвежий, словно гноем истекает… Ой, ну и вонь!..

Нож громко царапнул по кости. Так, не будем портить лезвие. Кость всегда можно просто переломить, что я и сделала, после чего дорезала тёмную дурнопахнущую плоть и засунула лапу в полиэтиленовый пакет (как же паршиво воняет содержимое!!!), а тот в свою очередь — в рюкзак. Меня при всём этом, заметьте, не вывернуло наизнанку. И не подумайте, что причина этого — приятная процедура. Оная таковой как раз не была и не могла быть в принципе. Резали когда-нибудь поросят или кур? Так вот это — в сто раз противнее.

Кажется, что-то я забыла…

Господи, Люси!!!

Но, резко обернувшись, я с облегчением увидела, что девчонка довольно тихо — поэтому я и успела о ней забыть — даже с азартом играет в кошки-мышки с несчастным дохлым инвалидом, которому для поддержания… кхм, жизни вздумалось попить крови.

Крови…

Я взглянула на левый локоть. Запёкшаяся алая корка приклеила рубашку к коже и зудила её. Твою мать! А ведь сильно поцарапалась и наверняка схлопотала себе заражение! Крестовский меня убьёт. А если не убьёт, я сама умру: не все заражения сейчас лечатся. Впрочем, до сих пор мне везло, почему не может повезти на этот раз?.. А-а-а, вы об этом: всё хорошее когда-нибудь кончается…

— Хватит играться, Элен, пошли, — позвала я девчонку и скорым шагом пошла к выходу из кладбища.

Мертвяк тоскливо полз вслед за нами. Не знаю, какой бак энергии его питал, но он явно ещё не показал донышко. И не показал очень даже хорошо. Кстати, а что вы подумали при слове «бак»? Что зомби если вылезет, так это надолго? Есть и такие, но скорее, исключение, чем правило. Этот же, если хотите знать, один из самых заправленных.

— Ты видела? А он забавный. Медлительный такой, — рассмеялась эта малявка, догоняя меня. Знаете, а может, из неё что и получится. Если забрать её из дурной компании юбочниц и научить махать кулаками… Нет…

— Он просто хромал. Обычно зомби быстро бегают, — отгоняя эти наивные мысли, ответила я, несколько покривив душой.

— Да? — Люси сглотнула: поверила.

Вот простота!

23.

Мы молча покинули несчастный погост Св. Екатерины. Не знаю, может, мертвец тащился по нашему следу до тех пор, пока его топливный бачок не иссяк, но догнать он нас точно не догнал. По-крайней мере, проблем от него больше не было.

Пройдя несколько тёмных улиц, я свернула в Кварталы Нелюдей. Там, как ни крути, кипит жизнь, похожая на дневную жизнь людей, а значит, в какой-то мере безопасно. Элен глазела по сторонам с отвисшей челюстью, я же крепко держала её руку, чтоб не потерялась (и рука, и её обладательница). Скорым шагом пройдя так называемый Квартал красных фонарей, просто музей дешёвых и дорогих шлюхов и шлюх, я свернула на улицу Костяных Крестов. Мимо прошла мамаша, держа за руки двух голубоглазых пятилетних девчушек, которые в упоении при помощи острых клыков высасывали сок из персиков. М-да, кого только тут не встретишь… Самый пёстрый народ. В обманчивом свете фонарей и витрин все кажутся ещё более диковинными. Вот только глазеют на нас одинаково: с насмешкой или удивлением.

— Только людям свойственна такая торопливость. Столько ночей, а какое-то дело обязано быть сделанным именно в эту? — шёлковый голос обволок меня приятной, чуть сонливой пеленой.

Я и Элен резко обернулись, но там никого не было.

— Я здесь, малышка, — изящные, утаившие в своей красоте небывалую силу пальцы повернули мою голову обратно вперёд. Бледные губы Винсента изогнулись в улыбке, и я не могла не улыбнуться в ответ. Равно как и Люси, когда вампир посмотрел на неё.

— Привет. Играешь в прятки? — я храбро посмотрела ему в глаза, но тут же отдёрнула взгляд: серебро таяло и превращалось в два бездонных озера. Они не манили и не тянули, однако я знала точно, что могу, если захочу, нырнуть в них и спокойно вынырнуть, искупаться в них, коснуться дна и вернуться обратно в этот мир, если… если этого захотят они.

Думаете, я отвела взгляд? Нет. Я смотрела просто в глаза вампира, балансируя на кончиках пальцев прямо над спокойной серебристой гладью трясины.

Я моргнула, обругала себя за неосторожность и бросила быстрый скользящий взгляд по вампира одежде. Впрочем, всё, что я увидела — длинный (хм, пахнет средневековьем) плащ из чёрной кожи с красивой пряжкой у плеча. Рука, державшая меня за подбородок, а сейчас поглаживающая по щеке Элен, была в белом шёлке. На безымянном пальце сверкал платиновый перстень с многогранным дымчатым камнем. Завершали картину распущенные белые волосы, мягко лежащие на плечах.

— Ты изменил своему стилю, — заметила я, убирая его руку от лица девчонки, которая смотрела на него уже как-то заворожено.

— Что ты можешь знать о моём стиле? — улыбнулся вампир. — И куда ты, измазанная, раненая и с… рюкзаком, — это слово по вкусу ему явно не нравилось, — источающим мерзкий запах, направляешься? И представь мне свою спутницу, пожалуйста.

— Это Люсия, — беззаботно ответила я, крепче сжимая руку девчонки, кажется, абсолютно не знающей, как нужно обращаться с нелюдями. — Слушай, никто из твоих не может доставить её до приюта целой и невредимой? Буду весьма признательна.

— Но!..

— Цыц!!! — рыкнула я на Элен (а это она нокнула). — Мне ещё не хватало твою шкуру по дороге домой спасать!!!

Девчонка обиженно засопела, и это, как ни странно, опять слегка успокоило меня.

— Ладно, — я потрепала её по щеке, — не дуйся. И запомни на всю жизнь, как полное имя Эдуарда, следующее правило, — здесь не было нужды шептать: любой из нелюдей обладает кошачьим слухом, — никогда не смотри в глаза нелюдей, а иначе — смерть!

— Смерть? — внимательно слушавший меня вампир слегка поднял белые брови вверх и рассмеялся. — Ну, не всегда, если быть откровенным.

Я открыла рот, чтобы начать спорить, как тут Винсент вроде бы и не торопливо, но всё равно быстрее меня произнёс:

— Эту маленькую леди отвести домой, — это слово прозвучало у него как-то с насмешкой, — конечно, можно. А куда ты ещё собралась?

— В «Ночной оплот», разумеется.

— А-а-а… что в рюкзачке, если не секрет?

— Лапы гулей, — с кривой усмешкой ответила я. Он, кажется, мне не поверил, поэтому мои пальцы отпустили Элен и с готовностью начали расстёгивать свою котомку. Однако Винсент сразу остановил меня лёгким жестом-полувзмахом.

— Не могу понять, зачем они тебе, — покачал он головой.

— Суп варить! — фыркнула я. — Ладно, Люси я оставляю с тобой и прошу никаких издевательств над ней, а не то…

— … не то что? — с любопытством приблизился ко мне вампир. Тепла, которое обычно испытываешь, если к тебе вплотную подходит другой человек, я не ощутила. Странно, правда?

Запрокинув голову, я посмотрела в бледное лицо и ответила:

— У меня в кармане серебряный крест, а дома — номер телефона охотника за скальпами. Зверский любитель. Работает ради собственного удовольствия.

— Малыш, помилуй меня! — рассмеялся Винсент. — И вытри кровь с грязью на щеках!

Он веселился, потому что прекрасно знал, что я блефую. В этом случае — да, а в остальных — нет. Вот что самое невыносимое в вампирах

— они чуют все Ваши эмоции как запахи. От них ничего не скроешь: ни ненависть, ни симпатию, ни ложь. Особенно ложь. Помимо всего прочего, каждый из комаров не прочь поиронизировать над Вами, а кого как, но меня это просто раздражает, если не сказать больше.

Вот и сейчас я начала кипятиться и, пока это не дошло до стадии извержения Везувия, быстро процедила:

— Панки грязи не боятся. Всего хорошего!

Вечно с этими мертвецами столько сложностей!!!

— Да ладно тебе, малыш, не обижайся, — вампир хотел вновь поймать мою голову за подбородок, но я увильнула (ай да я!) и пошла по улице, бросив:

— Отведёшь Люси, ладно?

Ответом мне была многообещающая улыбка, коснувшаяся спины подобно тёплому дыханию. Даже мурашки по коже поползли. Ладно, мне сейчас не до этого. C Элен всё будет в порядке — я уверена на все сто. Некоторым поневоле доверяешь, как самому себе. Папа, как я помню — а всё, что касается родителей, я и Киара помним на удивление хорошо — при жизни ему доверял, почему же мне нельзя? Нипочему. Можно.

Вот только действительно ли я собралась идти в «Ночной оплот»? Нет, не с такой ношей, чес-слово. Спросите, какого хрена я тогда не пошла вместе с Винсентом и Элен? Да я попросту хочу побыть одна и позаботиться только о себе.

Я свернула на другую улицу, прошла мимо тёмного переулка, как внезапно оттуда вынеслась кошка, едва не сбила меня с ног и через секунду оказалась на ближайшем дереве. Небось, тикает от бродячей псины.

Однако никакой собаки вслед за ней не последовало. Я внимательно вгляделась в тот мрак, из которого она вынырнула, и встретилась взглядом с… Кем-то. И этот Кто-то немедля пустил ко мне щупальца Силы. Холодной, просто обжигающей льдом. Они начали свивать вокруг меня кольца и потянули к своему истоку. Не было в них ни зла, ни опасности — быть может, именно это сбило меня с толку.

Я сделала несколько шагов у них на поводу, как неожиданно на меня налетела какая-то ирокезнутая тётка, грязно выругалась и пошла своей дорогой. Меня же это привело в себя, и первое, что я сделала — чесанула прочь. Это был стопудово вампир, но какой именно? Лично я могла бы в равной степени причислить его и к комарам, и к энергетикам. Что, какой-нибудь гибрид? Не-е-ет, таких не бывает. Или бывает?..

… Бред какой-то. Это самый что ни на есть обыкновенный вампир, а мне надо просто отдохнуть.

Глава 5

24.

Свернув в очередную подворотню, тёмную и грязную (впрочем, они все такие), я неожиданно притормозила. Что-то мне здесь не понравилось. И чего это я? Ну посудите сами, что может быть подозрительного в довольно широком, закиданном мусором пространстве между парочкой чёрных нежилых домов, возвышающихся с обеих сторон как стены, под тёмным беззвёздным небом. Что здесь так необычно?!. Правильно: всё-всё-всё. Всё очень жуткое, страшное, и так и шепчет: «Уходи!..».

Царила странная тишина. Какая-то плотная и густая, как… как затишье. Можете, конечно, смеяться, но именно как затишье. А затишье бывает только перед нехилой бурей. Что за буря может случиться в этом захолустье? Не знаю.

Слабый, но упорный ветер покатил по земле шуршащую обёртку от чипсов и несколько старых листьев, швырнул мне на голову мятую газету и притих, будто его кто-то урезонил, как непослушного ребёнка.

Дьявол! Не нравится мне это!

Я осторожно пошла вперёд, стараясь держаться в наиболее густой тени. Каждый шаг отдалял меня от мирных спокойных переулков, крепко спящих во тьме, и вливал в здешнюю липкую, звенящую тишину.

Десять шагов, а ещё ничего не произошло — я приободрилась, чуть ускорила шаг и внимательней осмотрелась по сторонам. Судя по всему, я нахожусь на малюсенькой заброшенной улице. Такой малюсенькой, что её и улицей можно назвать только с большим напрягом.

Дом справа окончился узкой полосой мрака, ведущего в неизвестность, потом пошёл второй домик, но чуть дальше от меня. Однако улицу это не расширило: теперь сбоку шёл ряд гаражей, а уже за ними — пятиэтажка. Странно они тут разместили здания.

Слева началась заброшенная стройка, и я забеспокоилась с новой силой. Это же глухомань какая-то! Разве я когда-нибудь была здесь? Нет, так далеко меня черти ещё не заносили. Стало быть, дорогу я не знаю. Тогда какого хрена иду вперёд? Ведь это, по всей видимости, район тусовки по-настоящему плохих мальчиков, грязный, заброшенный, безлюд… необитаемый то есть. Вряд ли в Чёрных кварталах живут люди.

Ещё раз внимательно осмотрев кривые очертания стройки, я медленно пошла дальше, то и дело озираясь, слава богу, ночное зрение у меня неплохое. И скажу Вам под знаком тайны, мне очень страшно. До дикости страшно! Я понимала, что нужно выбираться отсюда и поскорей. Что-то было в этом воздухе, что-то было в этой тишине. Что? Не знаю, но уверена: ничего хорошего. Надо повернуть назад. Весьма хорошая идея. Одна из моих лучших. Но вот как раз самым хорошим идеям я почему-то не следую. От этого беды супятся мне на голову, за шиворот и, кроме того, набираются в карманы.

Гаражи внезапно оборвались грудой строительного мусора, будто в это место нечаянно сел какой-то гигант, потом опять возобновились, но впереди…

Голоса!!!

Каким-то чудом я умудрилась бесшумно юркнуть в остатки машинкиного домика, пахнущие бетоном, и притаиться за горкой шифера, вжавшись в сырую стену. Убежище, по-моему, неплохое. Если никто не будет искать специально, то не найдёт. Чудненько! Тут и переждём грозу! Главное — спокойствие.

Однако чёртово любопытство, которое загубило столько кошек, заставило меня осторожно выглянуть из-за края стены.

Моим глазам предстала тёмная площадка, по которой ветер гонял мусор. Слева — залитая мраком стройка, первый, второй и наполовину третий этажи построены, а дальше в небо поднимаются леса; справа — гаражи, за ними дом, немо и холодно взирающий вперёд чёрными провалами глазниц-окон. Жуть. А впереди только мрак. И вроде никого… Ага, а болтала моя маленькая галлюцинация? Или вон та обёртка из-под мороженого?! Это я всё ещё пытаюсь сохранять присутствие духа, вернее, держу его зубами за шнурки ботинок.

Огромный рыжий тигр бесшумно, словно кто-то выключил звук, возник на дальнем гараже, который ещё не нырнул во мрак, и, запрокинув морду к луне, призывно и раскатисто зарычал. Откуда он нарисовался-то? С неба свалился или как? Мистика какая-то!

Чуть дыша, я принялась с любопытством наблюдать.

От мрака недостроенных пятиэтажек отделилось ещё несколько тигров, а следом за ними на потрескавшийся асфальт спрыгнул высокий крепкий мужчина. Разглядеть черты лица было сложно (да и приятными они, почему-то, не были), однако медальон, чёрт-зна как сверкнувший в полутьме, я разобрала: кошачий глаз на фоне язычка пламени. Клан Огненных Тигров. Интересно, что они здесь делают и как мне побыстрее унести отсюда задницу?

Видите, я всё ещё шучу! Я ещё не боюсь! Просто наблюдаю!.. Ой, мама!..

Впереди, там, где тонула во мраке эта трижды проклятая улица, буквально из ничего материализовалась высокая фигура парня-подростка, беспечно держащего руки в карманах узких джинс. Тёмная, наполовину расстёгнутая рубашка, сверху пиджак, на груди медальон Клана Белых Тигров. Чёрные (могу и ошибиться) короткие волосы были взлохмачены — следит за модой. А что? Симпати-и-и-шный… И опа-а-ас-с-сны-ы-ый…

— И тим? — насмешливо спросил рыжеволосый мужчина. Однако в его словах не было ни капли неуверенности. Правильно: не уверен — сиди дома. Это как раз про меня.

— Синг? — парень высокомерно улыбнулся, и его голубые глаза в полумраке запылали сочно-синими сапфирами, как два неподвижных светлячка — оборотень. И чего это я удивляюсь? Подумаешь, шляются тут оборотни. Мало ли? Вдруг это у них такие послеобеденные прогулки? Дай бог, чтоб не предобеденные.

А если серьёзно и откровенно…

Чёрт меня раздери на тысячу маленьких Кейни!!! Слишком хорошо я знаю эти имена!!! Покупаю же бульварную прессу в Кварталах Нелюдей!!! Итим — второй после Принца в Клане Белых Тигров, а Синг — Король Рыжих!!! Мама родная!!!

Без паники!!! Без паники!!! Без паники!!!

Надо спасать свою задницу, потому что оба эти клана враждуют. Потому что вражда их ещё очень свежа, а оттого более яростна. Потому что свидетели долго не живут. Потому что… потому что от меня пахнет кровью!..

— Значит, Синг — это ты, — парень (его лицо частенько проскакивало в женских журналах, которые иногда смеха ради покупала Киара) смерил соперника, который был и выше него, и шире в плечах, весёлым взглядом.

— Наконец-то мы увидели друг друга воочию. А знаешь, ты мельче, чем я думал.

— Кончай трепаться, Итим! Где Лэйд?!!

— Спокойно! Быстро злишься! Вынужден тебя огорчить: Лэйд задерживается.

Обескураженное молчание визави заставило парня резко и грубо захохотать, откинув назад голову. Рыжий закипел. Внешне он производил впечатление человека, который умеет держать себя в руках, но явно произошло нечто эдакое, что заставило его почти полностью потерять над собой контроль. Хочу ли я знать, что послужило тому причиной? Фигушки!!!

Глядя на злого Синга, я тихонько поёжилась от присутствия страха. Именно от присутствия. Знаете, ведь есть такое удивительное ощущение, когда ты не боишься, но ужас рядом, возле твоего сердца, и ты чувствуешь его присутствие, понимаешь, что ещё одна капля — и эти холодные когти вонзятся тебе в душу, льдом вопьются в нервы и заставят дрожать каждую клеточку твоего тела. В таком состоянии пребывала и я. Мои глаза пожирали Короля Рыжих тигров и Итима, ведь если страх был только рядом со мной, то любопытство — уже во мне.

Первым молчание нарушил Синг, видимо ему надоело просто стоять и пялиться на противника. Зря он так: кто первый нарушает бездействие, тот и проиграл.

— Слушай меня, князёк, — странно вибрирующим низким голосом процедил рыжеволосый мужчина, — если Лэйд не будет здесь через пять минут, я сам приду за ним, но тогда ваша территория, как Атлантида — в море, погрузится в кровь!

— Тише-тише! — беззаботно рассмеялся парень и внезапно одним молниеносным мастерским прыжком (сальто, мать его так?) оказался на гаражах, где сидели верноподданные Синга. Я в восхищении разинула рот, так как едва уловила его движения — просто размытое пятно за сотые доли секунды мелькнуло в воздухе. Да ещё и медальон сверкнул.

А потом за мгновенье… Что, казалось бы, такого — небрежный, почти театральный взмах Итимовой руки с массивным перстнем? А тигр, имевший неосторожность оказаться рядом, неожиданно слетел вниз на груду мусора так, будто его тараном ударили. Только раздался сдавленный писк и облачко пыли взвилось вверх. По счастью, это было в четырёх метрах от меня, поэтому я сумела удержать себя в руках и не броситься наутёк. Всё-таки, расстояние иногда успокаивает…

Но едва тигр потерял свои позиции, как из мрака стройки, изо всех теней выпрыгнуло (вылилось, выскользнуло… простые твари так не могут двигаться) с полтора десятка рыжих мясоедов. Они двигались плавно, словно чьи-то тени, а когда посмотрели на Итима, то дружно оскалились и низко, каким-то глубоко зарычали. Их, как мне показалось, никто не звал, но они явились, стоило только ихнему товарищу получить первую шишку. Интересно, сколько таких ещё скрывается во мраке и как быстро они меня найдут?

Страх уже дышал на моё сердце и водил по нему коготками, дразня.

— Имей терпение, — произнёс черноволосый парень, беспечно поглядывая на прибывшее со стороны противника подкрепление. — Лэйд будет.

Большие рыжие киски разинули пасти и ответили дружным рёвом, от которого у меня пороз пошёл от шеи и до задницы, но по знаку своего хозяина остались на месте, хотя им мечталось пересчитать нахалу косточки. Особенно зудело этому, что поднимается и оттряхивает шерсть от мусора.

— Впечатлён, — мужчина, наконец, посмотрел на своего побитого вассала и, чувствуя явное превосходство в силе (ну как, один в поле не воин), сложил руки на груди. — Где Лэйд, князёк?

— Синг! — парень легко рассмеялся, будто разговаривал с милым ребёнком, и от этого смеха — но не от пылающих глаз — у меня так странно потеплело на душе. — Синг, я — правая рука Принца и стою всего лишь ступенью ниже него, двумя ступенями ниже Королевы. Я — Князь Клана Белых тигров, но даже я не могу читать мысли Лэйда, поверь.

— Придётся тебя научить, — в голосе рыжего вибрировала неподдельная ярость. — Тем более что за тобой есть старый должок.

— Попню, помню, — хмыкнул парень и неожиданно совершенно по-кошачьи облизнулся. — Для тебя я просто Тим, раз уж должок «старый». Давненько, оказывается, я сломал шею вашему Принцу.

Я заинтересованно навострила уши. Когда разговоры доходят до того, что кто-то кому-то сломал шею, я обычно великолепно умею слушать. Равно как и сейчас: уж очень мне хочется узнать истинную причину вражды двух кланов. В газетах пишут многое, но неужели причина этой «холодной войны» — властолюбие?

Я внимательно посмотрела на лицо Итима и с трудом подавила шумный вздох от самого сердца. Во-первых, это наверняка не властолюбие: оборотни не такие сволочи, точнее, такие же, но в иных сферах жизни. Во-вторых, Князь Белых и Король Огненных явно не собирались продолжать беседу, просто смотрели друг на друга и… и… Не знаю: я — человек, и не в силах ощутить все, что нематериально. А в-третьих… уж больно хорошенькая мордашка у этого черноволосого оборотня.

Господи, и это подумала я?!! Кейни, ми… А это что, чёрт возьми?!!

Я ещё сильней вжалась в стену, и ужас наконец-то впустил когти в моё нутро. Руки, сжимающие лямки рюкзака, крупно затряслись, а рассудок был на грани того, чтобы отключиться. Потому что происходило нечто такое, чему я уже не могла дать названия, о чём я даже никогда не слышала.

Чёрные тучи неожиданно дали трещину, а из неё в проулок заглянула белая круглощёкая луна и разлила всюду свой неяркий, неспособный согревать свет. Но дело даже не в полной луне. По улице оттуда, откуда пришла я, полз холодный, медленный и густой (извините за глупость, но это было именно так, а может, правильнее сказать — напряжённый) ветер. Он степенно прошёл мимо моего убежища, словно был разумным существом, и рыжие тигры, ощутив его на собственной шкуре, ощетинились, а потом подавлено заурчали, как единый голодный желудок. Из позы зародыша, конечно, сложно наблюдать за происходящим, но мне показалось, что эти большие киски круто струхнули. Наверное, они знали об этом ветре гораздо больше моего. И слава богу: незнание, как поговаривает Майк, когда пробует незнакомый коктейль — благо.

Тем временем густой, напоенный льдом воздух коснулся Итима, и парень, блаженно прикрыв глаза, коротко поцеловал его, словно целовал в губы девушку, и легко спрыгнул с гаражей. Тогда ветер нежно коснулся его чёрных волос и пополз назад. Его холодные потоки неспеша стали тыкаться в каждый угол, будто слепое животное, и шаг за шагом приближались ко мне, но я задвинулась за стену гаража и тем самым спаслась. Они пощупали, что тут за углом на расстоянии полуметра и, не найдя никого, быстро схлынули обратно к Итиму. Подняли в воздух пыль и закружили её в мягком тёмном вихре, чем-то напоминающем примитивный ураганчик. А потом вдруг резко бросились в глаза рыжим (откровенный вызов, прошу заметить) и исчезли без следа.

Я тихо ойкнула и тут же чуть не убила себя за это. Но изумление было так велико, что даже ужас схоронился где-то на дне желудка.

Перед Сингом (ну, метрах в пяти) стояла тонкая невысокая девушка в полупрозрачном длинном белом платье (по фасону — так вечернее) с шикарным декольте, в котором сверкал медальон Клана Белых, и с разрезами по бокам. Под платьем не было даже намёка на нижнее бельё (очень возможно, что будет перекидываться). Русые волосы девушки свободным водопадом опускались на спину.

Она была красивой. Невысокой — но красивой. Я даже залюбовалась ею. Ведь это была Ким, та самая Ким, что поёт в «Ночном оплоте». Вот только что ей здесь, на разборках высших эшелонов власти, надо?

Этот же вопрос интересовал и рыжего, он заметно напрягся, но тут Итим насмешливо произнёс:

— Расслабься, это — Жаниль, третья в стае, знатная придворная дама. Ты её знать, конечно, не можешь, так как она терпеть не может фотографироваться для журналов и газет, и мало кто знает её в лицо.

Я широко разинула рот от изумления и почти забыла, как дышать. Ким

— третья в стае?!! Быть того не может!!! Не может!!! Малютка Ким, у которой такой нежный голосок и которая так чудесно исполняет под гитару мою любимую «Don't cry» группы «Guns-n-Roses» — третья в Клане?!! Весь мир сходит с ума.

Но я, кажется, уже.

А девушка хищно улыбалась Сингу острющими клыками. И не было в ней ни нежности, ни мягкости — того, чего никогда не было у меня, но к чему я бессознательно тянулась. Только Сила. Но не тот ледяной ветер. Эта Сила не её, ведь она скорее — быстрый резкий порыв, рвущий и режущий на куски. А ещё у неё была жестокость. Но чему удивляться? Сегодня полнолуние, и все оборотни рано или поздно перекинутся вне зависимости от желания. Быть бы мне подальше в тот момент, когда начнётся эта феерия…

— Кончайте свой парад! Где Лэйд?! — прорычал мужчина, уже как-то низко-низко, не по-человечески вибрирующе. Ему действительно начинало всё это надоедать, хотя прошло всего-то что минут пять. Не больше. А он уже хорошо рычит… Ну вот, начинается. Не дёргай тигра за усы. Ещё капля злости, и Синг точно начнёт обрастать мехом. Интересно поглядеть, как перекидываются короли…

Господи, Кейни, тебя же могут убить!!! О чём ты думаешь?!!

— Ближе, чем ты думаешь, — ответила высоким голосом девушка на вопрос рыжеволосого оборотня. — Он давно здесь.

Я взглянула в горизонт, который луна своим светом отмыла от чёрного мрака. К Жаниль шло несколько десятков огромных, белых, а оттого несколько… эфирных тигров. Их шерсть искрилась в бледном ночном свете, глаза — горели им же. Жуткое, но такое красивое зрелище… Смерть часто бывает прекрасна. Прекрасней жизни… Не смейтесь, по себе всё это знаю…

Любопытно только…

Блин, Кейни, тебе эта смерть в задницу дышит, а о чём ты думаешь?!! Я. Конечно, знала, что ты любопытна, но не до такой же степени?!.

Иногда я разговариваю сама с собой. В подобных ситуациях люди валятся от дикого ужаса, а я приобретаю симптомы шизофрении.

Так вот, любопытно, а как это яркое чудо охотится? Таких кисок сложно не заметить. И почему я только сейчас об этом подумала? Ладно, спрошу у Ким, если уцелею.

Ужас сладко сжал низ моего живота, словно говоря: смотри на них, смотри, какая смертельная красота…

И я как завороженная смотрела на лицо Итима, как он обменялся с Жаниль улыбкой, как после этого потеплели его горящие глаза. Как белые тигры, шумно мурлыкая, с любовью стали тереться о его и девушкины ноги… Это действительно было красиво. Дикой, необычной красотой выглядел это неполный Клан, пропитанный почти семейной любовью…

… Но чёрт меня подери, он — то откуда взялся?!! Я понимаю — оборотень, но!!. Но… но… О господи…

Девушка чуть обернулась назад и, глядя на парня, что буквально соткался из лунного света и чёрных теней, присела в неглубоком, однако весьма почтительном реверансе. Тот сделал едва заметный кивок и засунул руки в карманы широких, украшенных болтающимися цепочками, джинс-карго. Он выглядел так независимо и так гордо, словно был, по меньшей мере, богом. А ещё на нём была белая футболка и короткая ветровка, рукава которой закатаны по локоть. В левом ухе — серьги. Внешне — само спокойствие.

… Сама смерть…

— Ты хотел меня видеть, — произнёс убийственно вежливый голос, сухой, как пустыня. — И говорить. Прошу.

… С тихим выдохом я в шоке медленно опускалась на задницу. Сердце, казалось, рвалось из груди прочь… Господи, как душно…

— Лэйд? — приподнял брови Синг. — Наконец-то!

— Не скрою, что встрече не рад, — фыркнул в сторону новоприбывший парень. — Что тебе нужно в полнолуние? Мои тигры хотят в леса на охоту, и сохрани тебя Хатор-Луна, если ты позвал нас напрасно.

— Я давно уже бросил тебе вызов и думаю, что настала пора о нём вспомнить. Ты ведь помнишь о нём? — насмешка, плевок со стороны Синга.

— Да.

И явно мимо.

Повисло молчание. Обе стороны, мягко говоря, враждебно глядели друг на друга. Я эту вражду руками могла пощупать, оторвать кусочек — такая она была сильная, густая, текучая, и с каждой секундой её становилось больше и больше… Наконец Принц небрежно сделал своим знак отойти. Белые тигры, Итим и Жаниль послушно сделали шагов десять назад. Рыжие поступили так же, давая лидерам побольше места. Если честно, Лэйд выглядел не очень внушительно. Но именно что «выглядел», не более, и если та Сила, от которой я укрылась за гаражами — полностью его — а оно, кажется, так и есть — плохи чьи-то дела…

… Чёрт!!! Чёрт!!! Чёрт!!!

Я крепко зажмурилась, а потом вновь, через силу, открыла глаза. Меня грызло холодное и сырое отчаянье. Ужас, уныние, интерес — всё настолько сильное, что я почти перестала их ощущать. Моё внимание приковывали не они, а только… господи…

Сколько раз он мог меня убить, даже не поднимая руки? Сколько раз я могла утонуть в его глазах, когда смотрела в них во время поединка?!. Сколько?!!

Много. Всегда. Он мог убить меня, не пошевелив даже мизинцем!..

Мысли лихорадочно путалась, как пряжа в лапках играющего с ней котёнка.

… Но… но кто знал, что этот жалкий полукровка, не унаследовав Дар Превращения, унаследовал такую Силу?!! Кто знал, что гены способны такое вытворять?!! Кто, скажите мне?!!

… Никто…

Вот и весь ответ, Кейни. Никто.

Я в отчаянье уставилась на будущее место поединка и почувствовала странную обречённость, червем грызущую тело и высасывающую из него силы. Сильно же я устала, оказывается…

Эдуард был как всегда спокоен. Молча смотрел на своего противника и ждал. И я слишком хорошо знала, чего именно. Кто первый атаковал — тот и проигравший. Древняя бойцовская истина.

Но молчание и абсолютное бездействие — по-крайней мере, на том уровне Силы, который я могла воспринимать — начинали невыносимо затягиваться.

— Ты меня вызвал, — белокурый парень, наконец, лениво зевнул, только я знала, что нихрена это не сонливость. — Нападай. У меня не так много времени, как хотелось бы.

— Ты слишком жалуешь своих шестёрок, как для Принца, — Синг сбросил куртку и рубашку. Под ними оказалось неплохо накачанное тело. Атлет-атлет, не спорю. Шварцнегер, блин.

Белокурый парень, стоящий лицом, в общем-то, ко мне, поднял взгляд, полный свинцовой тяжести — даже я её ощутила — и медленно, впервые с оттенком злости произнёс:

— Я убью тебя за то, что ты сделал с Мэттом и Анабель, — и его клыки были острее, чем полагается, а зрачки — больше. Но изумруды всё равно вспыхнули огнём, знакомым мне.

— Убьёшь?! Сопляк! Ты даже перекинуться не можешь! — проорал мужчина, и вокруг неожиданно поднялись густые облака серой пыли, в которых зависли старые газеты и обёртки.

Проиграл рыжик… О чёрт!..

Я согнулась вдвое, отчаянно скребя запорошенные песком глаза, а потом, щурясь и часто моргая, сквозь слёзы глянула вперёд… И едва успела закрыть лицо: резкий шквал ветра дунул грязью и мусором во все закоулки, в том числе и мой, а потом накрыл Синга до пят и отшвырнул на недостроенную стену. Осколки кирпича с грохотом брызнули в разные стороны, а когда немного осел дымок, стала видна здоровенная брешь, подобная провалу во мрак. И в этом мраке шевелилась исходящая яростью энергия.

Лицо Эдуарда пересекала алая царапина. Он спокойно поднял руку и вытер кровь. Та стала запекаться в ране и струилась уже из носа. Так иногда бывает у нелюдей, если они резко используют свои ментальные способности. Но все оборотни очень живучие, даже этот полукровка. Особенно этот полукровка…

… Холодно, чертовски холодно. Словно морозы ударили. Но ведь это всё его Сила…

Ветер беспощадно рвал платье такой серьёзной Ким. От ветра щурился красивый Итим. Куда делась его весёлость?

… Бой… хм, насмерть? Хочу ли я это видеть? Нет, отнюдь нет, но выбора у меня не осталось… Остались только холод и страх…

Синг вылился из мрака стенной бреши нежданно, как молния, и резко воздел руку. Удушливый, горячий поток сухого воздуха, сорвавшись с его дрожащей ладони, тараном ударил в Лэйда. Отчаянно затрепетали белые волосы. Принц, закрыв плечом глаза, сделал несколько шагов назад и зло оскалился, но никак не ответил.

… Дьявол какой-то. Мой новый ночной кошмар… Я почувствовала, как тело затряслось, но даже не поняла, от страха это или от эйфории чужого боя…

Воздух и без того дрожал от напряжения, как внезапно Король Рыжих приподнял другую руку. Что-то твёрдое, невидимое сорвалось с его пальцев по направлению к Эдуарду. Шар густой-густой Силы. По скорости

— мысль. Или ещё быстрей? А точнее — смертоносней…

Брызнула блестящая в свете луны кровь. Я инстинктивно зажмурилась и услышала, как рядом со мной, грустно звякнув, упало что-то…

Несмело приоткрываю один глаз — медальон с порванной цепочкой, который я сто раз видела на шее четверть-оборотня. Чёрный.

От крови…

Я взяла его дрожащими пальцами и сжала в руке. Тёплый.

От крови…

Лэйд стоял на коленях опустив голову и прижимая руки к шее. Белая футболка темнела на глазах. Тёмные капли быстро срывались с его подбородка и падали в пропасть — так выглядела алая лужа. Шумно дыша, Синг поглядел на него исподлобья, вытер со лба испарину и, устало шмыгнув носом, направился вперёд. Добить. Как поступают настоящие победители и те, кто привык держать мир в своих железных руках. Каюсь, мне тоже свойственна та походка, которой сейчас шёл Король Рыжих. И выражение его лица… Редко, но свойственны.

А кровь текла.

Моё дыхание пересеклось и сердце испуганно сжалось. Что же…

Жаниль нервно обняла себя, но не сдвинулась с места. У оборотней тоже есть свои правила? Но если кровь ручьём… то как же? Любой из круга Поединков бросился бы своему на помощь, послав Закон куда подальше! Так почему же в Клане так чтят эти хреновы обычаи?!. Нет, мне ни капли не жалко Эдуарда, я даже как-то наслаждаюсь зрелищем, но… меня просто злят принципы его сородичей.

Итим хмурился, и я его понимала. Пахло жестокой беспорядочной бойней, победит в которой смерть.

Но внезапно, когда Синг наполовину преодолел последние три метра, а Жаниль напряглась для прыжка, Принц поднял залитое кровью лицо. Какой жуткой показалась мне его улыбка — звериный оскал — и взмах руки…

… Ночь прорезал истошный, долгий и режущий сознание крик. Ветер подбросил грязь до самого неба… Нет. Она сама взвилась неистовыми фонтанами. Я скорчилась в своём укромном уголке, зажмурившись и зажав ладонями уши, только бы ничего этого не видеть и не слышать. Мне тоже хотелось кричать от ужаса, танцующего на кончиках моих нервных окончаний.

И именно они как-то поняли, что рядом со мной хлопнулось что-то тяжёлое и мягкое. Они заставили меня на время забыть о страхе и приподнять веки…

Красные глаза Синга закатились назад, шея как-то неестественно вывернута, на груди глубокая чёрная рана — чаша крови, на дне которой слабо бьётся сердце. Весь в… Да и я… Я тоже залита чужой кровью, медленно стекающей по щекам горячими каплями… Как слёзы…

Ужас выбросил меня из надёжного укрытия в лунный свет. Только бы подальше от трупа. Я не заорала, потому как не могла дышать, но этот страх… Он будто обжёг моё сознание. Не могла сидеть на месте. Мне надо что-то делать, хоть что-нибудь!

Всё внимание переключилось на меня, как будто переключатель щёлкнул. Только Принц согнулся пополам от алой рвоты.

Ким удивлённо улыбнулась…

Итим возник передо мной как по волшебству. Овальное лицо, совершенные резкие черты, холодные большие глаза…

— Что ты здесь делаешь?! — жёсткий стальной голос, рука тянется, чтобы поймать меня — моё сознание просто фиксирует его действия.

" Хватит с меня проблем!!! Отстань!!! " — завопил во мне дикий ужас.

Пальцы ловко вывернули чужую кисть, и я, пользуясь моментом неожиданности (первый, но, наверное, последний раз с оборотнем), перебросила парня через себя. Он ещё не успел приземлиться, и Эдуард ещё не успел толком отплеваться и рявкнуть: «Итим, назад!!!», как я уже летела прочь из этой подворотни.

25.

… Наверное, где-то не там свернула. Луна спряталась, и мрак путал меня как хотел. Из одного переулка попадала не на улицы, а в другой, в третий… Их было много — я сбилась со счёта, я не запоминала их… пока усилием воли не взяла себя в руки.

И вот сейчас я сижу в маленьком дворике на старой детской качели, скрипящей при любом движении, и пытаюсь перевести дыхание. Ноги воют, всё тело гудит не переставая — сказывается недавняя драка. Могу прямо здесь заснуть от этой давящей, прессующей мозги усталости, но…

Кровь крапинками запеклась у меня на лице и шее. Перед внутренним взором — закатившиеся глаза Синга…

Горло сжала тошнота, и я, не удержавшись, сплюнула и стала дышать глубже.

Получается, Эдуард — убийца? Нет, он, конечно, последняя сволочь, но не до такой же степени? Даже у него… Нет, особенно у него есть свои правила и устои. Какие именно, я ещё не разобралась, но…

Не знаю. Оказывается, я ни хрена не знаю.

Этой ночью я видела не столько Эдуарда, сколько Лэйда, Принца Клана Белых Тигров. И возникает сразу же куча вопросов, в которых надо разобраться сейчас, иначе потом, в Киндервуде, все будут приставать: а о чём это задумалась наша маленькая Вэмпи? Итак…

Какие принципы у Лэйда и есть ли они у него вообще? Есть ли у него принцип убивать нежеланных свидетелей? А у его правой руки — Итима? И насколько Лэйд и Эдуард — одно и то же?

И хочу ли я это узнать на собственной шкуре?

Насчёт последнего точно думаю, что нет. А ещё думаю, что свидетели долго не живут…

Торопливые шаркающие шаги. Я вздрогнула всем телом: странно, что в такое время здесь кто-то шлястает. Слишком это культурное место для разборок и слишком глухое для романтических прогулок. Но если новоприбывшим не нужно ни то, ни другое, то кто же они?

Я как можно тише обернулась.

Женщина в длинном красном платье с широкой юбкой и в красной пелерине старинного покроя с накинутым на голову капюшоном тянула за собой до смерти перепуганную девушку лет семнадцати. Та выглядела бледнее смерти, и всё её лицо являло собой гримасу безумного ужаса. Искривлённые губы дрожали, но не могли ни произнести что-либо, ни даже закричать. Только беззвучно открывались и закрывались, словно у выброшенной на берег рыбы. Ноги девушке тоже отказывали, поэтому женщина практически тянула её на себе, нимало не затрудняя себя этим, следовательно, вывод напрашивается элементарный.

Где-то загрохотало. Ветер — уже самый что ни на есть настоящий — закружил по двору пыль и мусор. Грозой пахнет…

И кровью…

Что-то было в этой надвигающейся грозе странное, поэтому я быстро вскочила, желая унести отсюда ноги. Мне не хотелось ни попадать под ливень, ни знать то, зачем сюда явилась эта странная пара. Хватит с меня приключений. Да и свой паёк неприятностей я уже получила на сегодняшний день. Дополнительно не нужно: я не жадная.

Надо побыстрей уносить ноги…

Качеля пронзительно скрипнула, и этот скрип услышали все тёмные углы дворика… Женщина в красной пелерине от неожиданности вздрогнула всем телом, и её жертва хлопнулась на задницу. К счастью, мозгов у этой девчонки хватило для того, чтобы поспешно поползти прочь. И, так как никто не обратил на неё внимание, она получила хорошую возможность скрыться.

В отличие от меня. Даже при воющих ногах я могла чесануть прочь не хуже кролика. Что же тогда держит меня на месте?

Какое-то время — кажется, очень долгое — я и женщина неотрывно смотрели друг на друга. Это было сложной вещью: под кроваво-красным капюшоном царила тьма. И как я в неё ни вглядывалась, увидеть не могла ничего. А мне хотелось. Почему-то меня магнитом тянуло к этой облачённой в красное фигуре. Была в ней какая-то старая знакомая загадка. И был какой-то приятный момент, когда отгадку ты уже почти знаешь.

Что же это?

Под моим пристальным взглядом женщина неспешно откинула широкий капюшон. Тёмные кудри рассыпались по плечам, обрамляя треугольное ангельское лицо с острым подбородком, красными губами и глазами непонятного цвета, в которых сами по себе, не отражая внешний свет, горели холодные звёзды… Женщина мраморным изваянием неподвижно стояла в десяти метрах от меня, ладная, высокая, красивая…

В запах скорой грозы неожиданно вплёлся аромат роз. Свежий-свежий, как… не знаю… как розы после дождя?.. Наверное, так. И я готова была биться об заклад, что в радиусе километра нет ни одного этого цветка. И что нежное благоухание исходит от этой женщины, но не именно как запах, а как что-то… более высшее. Что-то, что занимает ментальные уровни её возможностей.

А в том, что они у неё были, я, глубоко вдохнув цветочный аромат, уже как-то не сомневалась.

— … Дитя моё, — чуть хрипловато произнесла женщина с явным акцентом, — иди ко мне…

Глупо хлопнув ресницами, я почему-то — не знаю, может быть, следовало послушаться? — осталась на месте и дышала запахом гордых цветов. Он, разумеется, был прекрасен, но его было мало. Он переплёлся в моей голове с рассудком, но рассудка всё равно было больше.

Словно поняв это, женщина сама направилась ко мне. Медленно, плавно и очень грациозно — люди так двигаться никогда не могли и не смогут. Такое впечатление, что в её теле не было ни одной кости, или что оно было сделано из чистой воды, которая перетекала в любую форму по собственному желанию. Кто знает, возможно, так оно и было.

По асфальту внезапно цокнули каблуки.

Этот высокий резкий звук заставил меня вздрогнуть.

Встряхнув головой, я опомнилась. Аромат роз как-то поблек, и, пользуясь этим, в моё сердце отчаянно вцепился старый ужас. Именно тот, что не ужас сам по себе перед чем-то, а что сохраняет жизнь таким безрассудным глупцам, как я. И ощутив, как страх опять танцует на моих оголённых нервах, я поняла, что игры кончились, и начала пятиться назад, но, перецепившись через бордюр, плашмя рухнула в песочницу. Всё тело глухо охнуло, и перед глазами на несколько секунд потемнело.

И тут меня коснулся поток мягкой, холодной и уже знакомой за сегодняшний день Силы. Коснулся так, словно ему не позволял поводок. Пока что не позволял…

По моей спине покатились капельки пота. Господи, да ведь эта женщина и есть тот самый вампир!!! То ли кровопийца, то ли энергетик… Ужас нарастал так, что в моей груди что-то задрожало, и в пустоте тяжёлым молотом стало бить по рёбрам сердце. А когда я всё-таки встала на соломенные ноги, меня трясло как в лихорадке.

Почему я её боюсь? Ведь есть Закон, и… И она ещё ничего плохого мне не сделала…

… Но я чувствую эту Силу!!! Как её можно не бояться?!!

Как?!!

— Иди ко мне, моя бедная девочка, — тёплый голос ласкал моё сознание, как хорошая музыка, как тихие волны — берег. — Ты так устала. Я обниму тебя, и всё будет хорошо.

У меня не получилось отлепить язык от нёба и ответить. Слишком в хорошей узде страх держал моё тело. Я только судорожно мотнула головой, медленно отступая назад, и ловко перешагнула ещё один бордюр.

… И внезапно ужас, что до этого берёг мою шкуру, настойчиво попросил меня сдаться. Сердце в каждом ударе стало кричать, что оно устало, и что я захлопываю перед собой врата Эдемских садов. Но был рассудок — то, чем ужас не владел. И рассудок орал мне в другое ухо, что передо мной моя гибель.

А я после всего, что было этой ночью, уже и не знала, кого слушать. Чаша сомнений склонялась то в одну, то в другую сторону, постоянно колеблясь. И это заставляло меня паниковать, что было абсолютно лишним. Но ведь я так редко колеблюсь! Меня назвали Вэмпи за то, что я почти всегда моментально принимаю решения, а правильные или нет — уже неважно. И вот теперь я колеблюсь, точнее, колеблется всё внутри меня и рвётся в две абсолютно противоположные стороны.

А вампирша… Я посмотрела в совершенное треугольное лицо, и с удивлением поняла, что она знает всё это гораздо лучше меня и вслушивается в мою внутреннюю борьбу, как в музыку.

Громыхнуло… Через небо проскользнула змейка молнии, скрывшись где-то в неизвестности. А потом устало зашумел дождь. Холодные капли потекли по моему лицу, сорвались с подбородка, упали на живот. Я вздрогнула ещё сильнее, чем тряслась.

И тут одна чаша весов рванула вниз.

Я бездумно кинулась назад, чтобы убежать как можно быстрее и как можно дальше отсюда, но на моём пути оказался мирно дремлющий дом с пустыми глазницами окон. Не знаю, что удержало меня от того, чтобы не заметаться в своём тупике диким зверем, или, заорав, не броситься с кулаками на стену.

Вампирша неожиданно возникла рядом со мной. Я повернула голову — она находилась близко-близко. Сильный, сладкий запах роз ударил в голову…

Рассудок заорал. Беззвучно. Перед глазами на мгновение вспыхнули пятна. Чаша весов всё ещё держалась внизу.

Шумно заглотнув капли дождя, я сделала обманный выпад и резко бросилась в другую сторону. Обернувшись, я поняла, что никто не пытается меня остановить, и вылетела прочь из двора.

Страх стегал немилосердно. И очень больно. Так, чтобы я не останавливалась никогда.

… Улица, яркая, пёстрая… С кем-то столкнулась… не помню. Поворот, ещё одна улица… Какая-то плошадь, размытые лица, смех, чьи-то руки, пытающиеся поймать меня… Двор, а оттуда — на проспект…

Бегом, бегом, бегом!.. Быстрее!!!

… Шумел дождь, кроссовки шлёпали по лужам. Вода бежала по телу. Холодно. Мысли мелькают с такой быстротой, что я их не понимаю.

Гром издевательски захохотал. Я повернула на другую улицу, выбежала на мост через канал Грешников и поняла, что больше действительно не могу…

Согнувшись пополам и опёршись на собственные колени, я переводила дыхание, то и дело выплёвывая густую слюну, которую не могла проглотить. Очень сильно болел бок… Дышать тяжело… А в голове хаос. И пустота, и хаос. Думать не могу, не хочется, да и… не нужно.

Чуть распрямив спину, я с трудом пошкандыбала к ближайшему фонарному столбу и привалилась к нему, чтобы не упасть. Тело беззвучно плакало: я действительно жестоко с ним обошлась. Но горящая огнём голова не давала прийти к этой мысли. Вроде бы что-то такое мелькнуло в общем водовороте, но не более.

Нет, лучше ни о чём не думать и отключиться от всех чувств. Дайте мне спокойствия и тишины…

Сама того не замечая, я сползла на мокрый асфальт и прикрыла глаза. Дождь убаюкивал, шептал: «Спи, спи, спи…», и я с радостью бы последовала совету, но очень хотелось попасть домой и только там уснуть. Ах, если бы, если бы, если бы…

… - Крошка, — тихонько пропел чей-то нежный голос, — проснись!

В голове звенела странная пустота, а в душе — усталость.

Я в изнеможении приоткрыла глаза и увидела женщину с блестящими волосами, которые упорный дождь превратил из кудрей в водопад. Ужас вспыхнул во мне с новой силой, но буквально в то же мгновение опал и сменился глубоким безразличием. Однако даже оно не могло меня испугать. Это было и впрямь безразличие. Глубокое и густое.

— Посмотри мне в глаза, — она ласково улыбнулась.

А глаза у неё были — чёрные озёра без дна и поверхности…

… Или алые?..

… Нет, это розы алые. Благоухают на всю квартиру.

Я вбежала на кухню вслед за Киарой. Мама как раз ставила цветы в красивую хрустальную вазу, а папа сидел за столом и улыбался. За окном ярко светит солнце.

Мы вдвоём весело рассмеялись, обнажая крохотные жемчужные зубки, и хором пролепетали услышанную от отца фразу:

— С Денём лоздения!

Нам всего лишь два года…

— Говорят!!! Мария, они говорят!!! — в неописуемом восторге воскликнул папа. — И не «па, ма»!!!

— Тэд!!! — мама сразу же засуетилась. — Где камера?!! Быстрее!.. Не помню, мы новую плёнку вставили?!. А батарейки поменяли?!.

— Вот! Вот она! Работает! Так, снимаю! Ну-ка, малышня, улыбаемся!

Засмеявшись перед объективом, я шаловливо спряталась за своего истрёпанного серого медвежонка Тэдди. Киара спряталась за мной, а потом мы по очереди выглядывали и визжали от восторга.

— Ну, скажите: «Привет, папа!», — тёплые руки матери коснулись наших растрёпанных голов.

— Па-па! Па-па! Ма-ма! — наперебой закричали мы, притопывая ножками — танцуя.

Сладко пахнет маминым тортом. И розами…

Нет. Пахнет ёлкой. Новый год! Новый год! Ур-ра!!!

Что-то тихо…

Я иду впереди и тяну за лапу Тэдди, который ползёт по полу и стукается головой обо все углы, как Винни-Пух в той книжке, которую нам папа читает на ночь. За мной следует Киара, держа в руках наши рисунки — сюрпризы для родителей. Мы идём к ним. Нельзя же открывать подарки без них!

В коридоре почему-то холодно. Дверь в спальню мамы и папы закрыта.

Но как можно спать в такое утро?!! За окном снег, а папа обещал нам огромного снеговика, в два раза больше нашего роста! Нам только летом исполнится три — представляете, какой здоровущий будет?!.

Смело толкаю дверь и озадаченно замираю на пороге. Почему окно распахнуто настежь, если на улице зима? И почему обои заляпаны красной краской? Ею и постель залита… Яркая-то какая… Пахнет… старыми монетками, которые звенят у меня в свинячей копилке…

Белые-белые папа и мама как-то странно лежат на полу в пижамах, одеяло сброшено…

… Истошный крик Киары прорезал тишину…

Я испуганно заревела, выпустив лапу Тэдди. Тот с глухим стуком упал на пол.

Пахло елью…

… Нет. Медяками и розами…

… Бездушной куклой прокатившись по мокрому асфальту и лужам, я перевернулась на спину и замерла, ничего не соображая и практически не видя. Сверху капал дождь. Очень болела шея…

Гром, крик… Подул холодный ветер, кто-то упал совсем рядом со мной…

Я шумно сглотнула и заглотила ртом обжигающий воздух. Вкус железа…

Удаляющееся цоканье каблучков. Фонари горят ярко и режут глаза. Всё плывёт…

Надо мной склонился парень, лицо перечеркнуто полоской запёкшейся крови. Вокруг него колышется Сила. А я его знаю…

Голос…

— … Дура…

26.

Где-то за стеной шумел ливень. Темно, холодно и пусто. Монотонно тикают часы. Что я?

Кажется, я ощущаю тело, своё тело. А это лучше того, что было в первые секунды пробуждения.

Гром. Далёкий-далёкий. Он смеётся потому, что моя попытка продрать глаза потерпела крах…

Внезапно на меня брызнули ледяной водой и отвесили несколько грубых звонких пощёчин. Голова послушно и абсолютно бессильно мотнулась вправо, влево… Больно. Мои веки с огромным трудом расклеились.

Это тоже было больно. Было больно даже дышать…

Какой туман, ничего не могу навести на фокус… О боже, моя бедная голова!!!

Даже вместо мыслей была боль. Вместо разума — тоже. И в целом мире ничего, кроме боли…

Чей-то размытый силуэт удовлетворённо кивнул и бесшумно исчез в полумраке. Может, это я оглохла? Да нет же, тиканье часов и ливень слышатся вполне отчётливо. Со слухом всё в порядке. Просто то был нечеловек. Наверное… Не знаю.

Я хрипло раскашлялась и тут же пожалела об этом: боль, реагируя на каждое моё движение, усилилась. Во чёрт… Зачем я вообще пришла в себя?

Одежда мокрая, волосы тоже… Это не очень приятно и добавляет всей обстановке… отчаянья. Подождав, пока боль утихнет, я осторожно, без резких движений протерла глаза и поморгала. Боль тут же взвилась от возмущения, что я посмела шевельнуться, но зато получилась более-менее чёткая картинка модного и уютного интерьера, сделанного в серых и белом тонах. Зал. Небольшой, но зал. Гостиная, если хотите.

Я сидела — точнее даже, меня усадили — на полу спиной к стенке, в которой была стеклянная дверь, наверняка ведущая в сад. Чёрт, не могу разглядеть. Слишком больно. Но кажется, что там и правда поникшие от дождя цветы…

Неподалеку от меня стоял белый диван и пара кресел, перед ними журнальный столик, дальше — телевизор… Ох, тяжело и больно… Осмотр прочих деталей следующим заходом…

Боль утихала, как море после шторма. И я старалась не думать и не двигаться, пока она не уляжется окончательно.

Наконец я слабо шевельнула рукой (так, на левой почему-то повязка), ногой… Боль заворчала, как недовольный пёс, но такой же сильной, как прежде, не оказалась. И всё-таки подняться не смогу. Как же мне паршиво…

Загрохотало. Дождь что есть силы барабанит в окна. Лучше всего сейчас — пустая голова. И всё же…

… Что я здесь делаю? Или нет, где я вообще, чёрт подери?!! Так, спокойно… Я ходила на кладбище за лапами гулей…

А где мой рюкзак?!! Нашла, конечно, про что беспокоиться, но каша заварилась именно из-за него, и мне не хотелось, чтобы это оказалось зря. Не дай бог потеряла…

Я дёрнулась, повертела звенящей головой, но желаемого не обнаружила. Чёрт!!! Трижды чёрт!!!

Всё, что я могла — отчаянно зажмуриться. С моих губ сорвался тихий отчаянный стон, плавно переросший в рык, который потом сменился глубокими вздохом-выдохом и парой ругательств. В голове по-прежнему царила блаженная пустота. Оказывается, это довольно-таки приятно. В особых случаях.

— Доигралась, детка? — сквозь пелену отстранённости произнёс смутно знакомый голос, в сарказме которого мог утонуть весь Роман-Сити. Кроме того, этот голос был ещё и доволен.

Я угрюмо подняла взгляд и увидела, что передо мной…

Эдуард.

Всё, что ещё держалось во мне после прошедшего кошмара, рухнуло в пустоту.

Что он тут делает?!! Откуда он?!!

И неожиданно я поняла, что не способна ни на изумление, ни на злость, ни на страх. Слишком много эмоций за одну ночь — ничерта больше не воспринимаю: не могу, даже если б захотела. Возможно, это временно. И дай бог, чтоб так оно и было: моя основная сила — и слабость, впрочем, тоже — в эмоциях.

— Ч… — нет, не получается. Я облизнула пересохшие губы и, напрягшись, попыталась ещё раз приручить заплетающийся в узелки язык:

— Ч… что с-случилось..?

Белокурый парень удивлённо приподнял бровь. На самом деле — я уверена — он ни капли не удивился, просто того требовал сегодняшний случай, да и актёр из него превосходный. Пошёл бы в шоу-бизнес — переплюнул Шварцнегера, Уллиса и Чана вместе взятых. А Джим Керри его бы одолел: слишком много серьёзности. А смог ли вообще четверть-оборотень играть комедийные роли? Любопытный вопрос…

Ой, что-то меня не туда понесло… Но как видите, я опять пытаюсь сохранить присутствие духа. Точнее, возродить его из останков.

— Ты что, ничерта не помнишь? — Эдуард прошёлся взад-вперёд теми же текучими грациозными шагами, что и вампирша. Из-за этой ассоциации возник вопрос: он что, тоже целиком из воды?

— Ни… ничерта не помню… — безразлично произнесла я, напрягая память. Ну, почти ничерта…

— Шею потрогай, — саркастично посоветовал парень.

Я послушалась и наощупь обнаружила две точечные ранки. Ещё вчера я бы закричала от ужаса и негодования. Но сегодня — не вчера. Мне уже всё равно. Я сипло вздохнула, и мой голос прозвучал отрешённо и вяло даже для меня самой:

— Эта сука меня укусила?

Можете не верить, но я действительно плевать на это хотела. Сегодня. Пока не могу воспринять и переварить эту новость. Быть может, потом даже заплачу…

— И при этом очень хорошо. Весь твой воротник в крови, — Эдуард неожиданно облизнул бледно-розовым языком губы. Как мне показалось — нервно и лихорадочно, так, будто держал себя за все поводки. Это на него так кровь действует? Вопрос возник не из любопытства, а из какой-то пустоты. И неожиданно из неё же вынырнула кошмарная, если вдуматься, мысль…

— А ты… — даже при всём моём безразличии у меня язык не повернулся произнести эти слова.

Но четверть-оборотень, глядя на меня сверху вниз, всё понял и расцвёл довольной улыбкой самого дьявола — а клыки-то острей, чем надо

— после чего произнёс:

— А я спас твою никчёмную жизнь.

… Поверить не могу!..

Я тихо простонала и выругалась…

Господи!.. Господи!!!

Как?!!

Как ты мог позволить случиться этому?!!

Почему ты не дал мне умереть?!! Лучше б я сдохла на том мосту!!!

Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

Безразличие неожиданно легко сменилось липким холодным отчаяньем и захлестнуло меня с головой, словно зеркала перебило все мои надежды, мою гордость и ещё то, что осталось целым после этой проклятой ночи. Я никогда не знала, как глубока его пропасть, но сейчас я камнем летела в неё.

А потом было дно, о которое я разбилась, будто кусок простого стекла.

И сколь ни ничтожно было количество моих сил, но его оказалось достаточно, чтобы пару раз ударить кулаком по стене и дёрнуть головой, стукнувшись затылком. И слишком мало, чтоб удержать несколько горячих слёз, которые я поспешно вытерла об грязную коленку.

— Тише-тише, деточка, — насмешливо произнёс Эдуард. — Ну, ты всё-таки мой… ха!.. должничок… Очень милое и ласковое название, как думаешь?..

— Заткнись!!! — как безумная заорала я, резко мотнув головой. — За-мол-чи!!! Слышать не хочу!!! Не хо-чу-у-у!!!

Отчаянье так легко перерастало в истерику, а дно пропасти — в костёр безумия… И быть может, я бы и сгорела сегодня в этом аду, но тут в комнату стремглав влетела Ким в своём мокром белом платье, липнущем к телу.

Я абсолютно не ожидала увидеть её здесь, поэтому умолкла и шумно задышала, как перед обмороком. Сейчас меня вырвет или не вырвет, но сознание я не потеряю. Не по-те-ря-ю!..

Ким села рядом со мной, нежно обняв меня, стала ласково поглаживать по мокрым волосам, уверяя, что будет хорошо. Но слишком много я увидела сегодня и слишком хорошо знала с самого детства, что в этой жизни больше не будет хорошо. Это «хорошо» умерло тогда, когда я и Киара увидели родителей мёртвыми, когда остались одни, такие маленькие и беззащитные в этом мире…

— Будь ты проклят, Эдуард!!! — всхлипнула я с ненавистью, впервые в жизни наплевав на принципы. — Будь ты проклят!!! Ненавижу тебя!!!

Попытка пнуть его ногой не удалась: парень ловко отскочил и, откинув голову, резко захохотал. Ким попыталась успокоить меня, но я больше не пробовала достать парня. Нельзя позволить этому ублюдку довести меня до полной потери самоконтроля. Нельзя… нельзя… нельзя…

Тогда, о господи, почему я больше всего на свете хочу вцепиться ему руками в волосы и приложить его смазливую рожу обо что-то твёрдое так, чтобы ему стало так же больно, как и мне?!! Почему?!.

Ким поняла, что одними объятиями и уговорами меня не утешить.

— Кейн, успокойся, — она ласково посмотрела мне в глаза, даже не пытаясь утянуть взглядом. — Не злись на него. Он дразнит тебя, потому что… немного пьян.

— Ни капли, — произнёс четверть-оборотень, сверкая островатыми зубами, и протянул ей двухкубовый шприц (откуда он появился?), наполненный до конца. Но та отмахнулась:

— Не буду. И учиться не собираюсь. Сам знаешь: я боюсь игл.

— Как тебе угодно, — Эдуард, безразлично пожав плечами, подошёл ко мне. Я злобно напряглась и приготовилась пнуть его вторично за то, что он причинил мне столько боли. И уж теперь-то я не промажу, ублюдок хренов, будь уверен!

— Что это за чёрт? — процедила я сквозь зубы, глядя на сверкнувшую иглу.

— Успокойся, — весёлость в голосе белокурого парня неожиданно угасла, сменившись привычным холодком. — Это всего лишь однопроцентный раствор серебряной глюкозы — диренидролл, вакцина против подвластия вампиру. Хочешь бегать на побегушках у комара — пожалуйста, но только когда уйдёшь из Киндервуда. Не хватало ещё, чтобы по твоей вине кто-то узнал, как мы выбираемся в город. Кроме того, сначала отдашь мне долг. Может, потом и не захочешь возвращаться к вампирше, но мне плевать на это. Подставляй шею.

Я посмотрела на Ким, и та твёрдо кивнула. Я доверяла ей, но не доверяла Эдуарду. Но знание о том, какими становятся люди, укушенные вампиром, пересилило эту недоверчивость. А может, у меня просто сработали инстинкты самосохранения.

Я напряглась всем телом и склонила набок голову. Пусть только рискнёт что-нибудь утворить!

Но на этот раз четверть-оборотень был настроен серьёзно. Кусок шершавой ваты, мокрой от воды, начала елозить по ранкам. Я не смогла не зашипеть и не помянуть чью-то мамочку.

— Терпи и почаще мой шею. Здесь слишком много запёкшейся крови, — назидательно произнёс Эдуард.

Я проглотила обиду: сказывалась усталость. Если белокурый парень решил в кои-то веки сделать что-то полезное для меня, можно и потерпеть.

Не знаю, с кем и как, а со мной он обращался грубо. Укус, требовавший нежного прикосновения, начал опять кровоточить. Я почувствовала тёплую струйку, ползущую под рубашку и с ужасом увидела, что четверть-оборотень внезапно напрягся. Его лицо выражало озабоченность. Конечно, он не обо мне беспокоился (где такое видано?), но ни одна в мире маска не могла скрыть его внутреннюю борьбу.

Мелькнула мысль, что плохо это пахнет.

Эдуард потянул носом воздух и шумно сглотнул. По его розоватым губам лихорадочно заплясал язычок, а в моей душе шевельнулся страх: сегодня как-никак полнолуние, а он хоть и не полностью, но зверь…

Глаза белокурого парня начали разгораться сильнее прежнего, и как мне это не понравилось!.. Нравилось — не нравилось, а за те несколько минут спокойствия мне опять стало всё равно, хоть бы он меня жрать начал. Как быстро возвращается безразличие…

Но, кажется, у дураков мысли сходятся. Эдуард, судорожно вдохнув, перетёк поближе ко мне и наклонился к шее. Я не успела всерьёз испугаться и дать ему по морде (всякому ступору есть передел), как его губы жадно прижались к укусу, и горячий шершавый язык торопливо слизнул кровь. Моя рука замерла в воздухе, когда остренькие клыки коснулись кожи, а потом идеально вписались в ранки.

Словно ток, Сила Принца потекла в моё тело и зазмеилась в венах, принуждая кровь вскипать. Резкая, яркая, она обжигала моё сознание так сильно, что я не могла осознать, холодная она или наоборот — жарче огня. Знаю одно: белее снега, слепящая, будто солнце. А на её фоне обозначалось нечто. Густое, тёмное, оно было сокрыто даже от моего подсознания, а сейчас я видела его, видела, как оно неспеша бьётся во мне. Вернее, билось что-то внутри него, созревая, как в коконе. Что — не знаю…

… Я забыла обо всём этом сразу же, как только, клыки Принца вынырнули из ранок, и тёмный мир обозначился сквозь слепящую полену чужой Силы…

… Перед глазами плясали яркие пятна. Тёплый влажный язык последний раз бережно слизнул кровь с моей кожи. Сердце испуганно трепетало в горле, рвясь наружу. Открыв глаза, я несмело, боясь даже шевельнуться, взглянула на Эдуарда. Его губы были чёрные от крови, тоненькой струйкой стекавшей от уголка рта до подбородка. Ким, обнимавшая парня за шею, тихо и успокаивающе прошептала ему на ухо несколько слов и слизнула алый потёк. Её глаза тоже горели, хотя у неё в привычку не входит хоть чем-то намекать о своей нечеловечности.

Но как бы то ни было, они оба сидели передо мной — Лэйд и Жаниль. Как я в первый момент не рухнула в обморок — не знаю. Дальше — проще. Безразличие опять заполнило всю мою внутреннюю пустоту.

Длинные тонкие пальцы Кимберли погрузились в волосы четверть-оборотня, и тот повернул к ней голову. Тогда она просто поцеловала его и поднялась на ноги. Эдуард же как ни в чём ни бывало смочил клок ваты в спирте и протёр мой укус.

Ледяная игла вонзилась мне в рану. Было ужасно больно, но ещё больше — неприятно. Гадая, блевану — не блевану на парня, я бросила взгляд на потолок.

— Чаю? — осведомилась Ким.

— Нет, — просто ответила я. — Кофе.

Четверть-оборотень выдернул шприц, швырнул мне пропитанную спиртом ватку и похлопал меня по щеке со словами:

— Вскоре я приду по твою душу, должничок.

— А пошёл ты на… — вяло бросила я ему вслед, протёрла куском мокрой ваты ранки и невольно зашипела от жжения.

Дождь за окнами начинал стихать. Но в комнате было по-прежнему темно. Попросить, чтобы свет включили? Или не надо?.. По-моему, лучше не надо. Ещё не хватало сейчас сидеть и щуриться от яркого света, а потом видеть мир в его истинных красках. Например, что залившая мою одежду кровь всё-таки вишнёво-красная, а не чёрная. Пусть лучше чёрная.

Согласившись с этой мыслью, я попыталась подняться с помощью стены. Если смогу держаться на ногах, значит, буду жить, а если нет… соответственно. Мне просто нужно это знать, чтобы действовать потом согласно обстоятельствам.

Поначалу, несмотря на лёгкое головокружение, у меня всё получалось неплохо, даже хорошо: я сумела сесть на корточки. Подержалась так несколько секунд, а потом, опираясь на стену, попыталась выпрямить ноги…

Хмыканье.

У-у-у чёрт!!!

Вся та шаткая конструкция, которую я пыталась из себя воздвигнуть, покачнулась и рухнула на тёмно-серый ковёр лицом вниз. Тело беззвучно вскрикнуло и ударило водой в глаза: было по-настоящему больно. Очень больно. Чертовски больно. Как если бьёшь без конца по одной и той же шишке.

— Ты козёл, Эдуард… — просипела я, злясь от боли (великая штука

— боль!), — тупица со смазливой харей! Даже у моего медвежонка больше мозгов!

— Наверное, он был величайшим гением… — с лживой философской задумчивостью изрёк белокурый парень, не переставая наблюдать за мною.

— Ага, был. Зато ты — тупая мразь. Все девчонки клюют только на твою внешность, — бросила я, снова усаживаясь. Это оказалось непросто так как я, хоть ты расшибись, слабее котёнка и хуже всякого синяка. Голова не переставала кружиться, с каждым поворотом усиливая ком тошноты в моём горле. В жизни иногда бывают моменты, когда хочется сдохнуть. Этот — один из них. Этот меня и злит, что само по себе чудесно: ко мне возвращается жизнь.

— Ну-ну, — кивнул Эдуард в знак того, что внимательно слушает, и удобно разлился в том кресле, что было ко мне поближе.

— Что нукаешь? — зло посмотрела я на него снизу вверх (это ярило меня ещё больше). — Скажешь, не так? Кто-нибудь когда-нибудь делал комплимент твоему интеллекту?

— Нет, — флегматично пожал плечами парень и лениво зевнул. — Чтобы делать комплименты чужому интеллекту, нужно сначала иметь свой собственный.

— А все твои поклонницы — безмозглые дуры. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — я желчно фыркнула, горячась оттого, что у меня беспрестанно кружится голова, а поделать ничего нельзя. — Ну вот объясни, почему мне ты не нравишься? А?

— Потому что я не хочу тебе нравиться, — как дважды два — четыре. Аксиома стереометрии, блин.

— Вот как? — сегодняшней ночью я почти удивилась его наглости и спокойному тону. — Но даже если бы захотел — не смог.

Это тоже аксиома. Как и то, что Земля имеет форму эллипса.

— Хочешь сказать, что ты сможешь мне понравиться, если захочешь? — четверть-оборотень косо взглянул на меня, моргнул, а потом зашёлся гомерическим хохотом. Нет, Ким определённо права: что-то он не в себе. Чтобы Эдуард — и так ржал? Что-то в лесу сдохло…

Ну да, это ж был Синг…

При одном воспоминании о мёртвом Короле меня затошнило.

— Сумасбродная идея — понравиться тебе, — отгоняя воспоминания, дёрнула я щекой и стала дышать глубже. — Но на твой вопрос отвечу: да. Если захочу — понравлюсь.

Вот это уже теорема. Вроде теоремы о трёх перпендикулярах. Терпеть не могу их доказывать, да и математику не люблю в общем, но… Но сегодня у меня было очень плохо с головой. Она кружилась так сильно, и так громко хохотал с меня Эдуард, что я неожиданно даже для себя самой гордо задрала нос и бросила:

— Спорим?!

Парень, всхлипнув от смеха, резко умолк, будто кто-то отключил звук, и в мёртвой тишине приподнял голову с мягкого подлокотника. В изумрудных глазах загорелся неподдельный интерес, даже скорее азарт. Киске показали рыбку.

— Спорим, что я закадрю тебя и не попадусь в твои сети? — с вызовом глянула я на него, всё дальше засовывая голову в капкан, осознавая это, но продолжая гнуть своё.

— Спорим, — задумчиво кивнул Эдуард и мягко соскользнул с кресла. Оказавшись на расстоянии слегка большем, чем полметра, он протянул мне руку со словами:

— Если выиграю я, твой долг возрастёт в ещё два раза.

О-го-го!!!

Но этой ночью меня было уже не пронять:

— А если выиграю я, то мой долг нахрен исчезнет.

— Согласен.

— Аналогично.

Жаниль, держа в руках чашку с кофе, изумлённо замерла на пороге комнаты. Обычно в такие моменты полагается уронить всё, что у тебя в руках, но самообладание у молодой тигрицы было явно покрепче моих мозгов.

— Ким, — попросила я, — разбей.

Неодобрительно покачивая головой, девушка поставила чашку на пол и легко ударила по нашим рукам. Я с облегчением привалилась к стене, но даже от такого лёгенького пинка тело ухнуло, и рассудок покрыл меня самым отборным матом. Передвигалась — опять болит голова, а уж кружится…

Жаниль некоторое время наблюдала за мной, меланхолично тянущей горький кофе, и Эдуардом, смотрящим куда-то в окно. Её взгляд скользил с него на меня и обратно. Ежу понятно, что она прикидывает в уме некоторые варианты. Почему-то мне совсем не хочется знать, какие именно. И без того башка трещит…

— Ладно, я пошла, а то бабка будет волноваться, — Ким задумчиво отсалютовала нам. — Надеюсь, глотки вы друг другу не перегрызёте.

Белокурый парень усмехнулся:

— Надейся. Пока.

— Угу. Пока, — эхом мрачно отозвалась я, и мы с ним посмотрели друг на друга. Пожалуй, одно глубокое, истинное и прекрасное чувство, овеянное дивными легендами и сказками, шло у нас из всех глубин сердца и было чистым, искренним и взаимным.

Ненависть. Такая, что по сравнению с ней даже крепкий кофе без сахара казался слаще мёда.

Фыркнув, Ким ещё раз покачала головой своим мыслям и бесшумно вышла из комнаты. Я даже не услышала, как она закрыла за собой входную дверь. Вот что значит быть оборотнем. А может, она просто выбралась через окно?.. Кто? Милашка Ким — через окно? Что-то я сегодня совсем…

Я зевнула и допила кофе. Кроме сумасшедшей тяжкой усталости, склеивающей мои веки, и головокружения во мне больше ничего не осталось. Только… ранки от укуса болят… Нет, на фоне общей боли это едва заметно, да и я слишком набегалась, чтобы хорошо соображать и волноваться по этому поводу. Но всё же…

— Что это было? — сонно поинтересовалась я.

Эдуард приподнял белые брови в знак того, что не понимает, и продолжил смотреть в окно. Плохо, потому что я опять начала злиться. Не люблю, если до людей с первого раза не доходит… Ах да, из него ведь такой же человек, как из меня шеф-повар.

— Ты пил мою кровь, — я скривилась: при одной мысли об этом снова начинало тошнить, но не так сильно, как могло, будь я не в шоке от случившегося. — Может, я уже с тобой расплатилась?

— Я четверть-оборотень, а не вампир — со мной кровью не расплатишься. Сегодня полнолуние, — это, по-видимости, должно было всё объяснить. Нормальной голове — быть может. Кружащейся — никогда. И я попыталась сама, хотя любые интеллектуальные усилия стоили мне острой головной боли:

— То есть, в полнолуние ты не перекидываешься, но становишься зверем больше, чем обычно?

— Да.

Не то, чтобы меня интересовала личность этого белокурого изверга, но… Я не упоминала, что после предмета физкультуры я в школе больше всего люблю противоестественную биологию?

— И ты мог бы меня сырьём вот так сожрать? — продолжала я спрашивать.

— Да.

— И не побрезговал бы?

— Нет, хотя потом бы отравился, — Эдуард был бы не Эдуардом, если бы не сказал этого.

— Значит, ты уже отравился, — а я была бы не я.

Мы умолкли. У меня слишком сильно начала кружиться голова, а четверть-оборотень не был в настроении состязаться со мной в острословии. Ну и чудесно! Меня и без того тошнит. Только ещё его ехидных замечаний тут не хватало…

Белокурый парень опять посмотрел в окно, а я — на него и с головной болью подумала, что же мне теперь делать. Уйти отсюда я не могу при всём своём и его — хозяина дома — желании. Значит, мне придётся остаться здесь. Сама мысль об этом была противна, но иного выбора у меня, кажется, нет.

— Где мой рюкзак? — спросила я, решив прервать мозолящую тишину и наконец-то получить ответ на мучающий меня последние пятнадцать минут вопрос.

— На крыльце, — бросил через плечо четверть-оборотень и вышел из комнаты. Кажется, на сегодня мои приключения заканчиваются. Где же занавес и бурные аплодисменты?

— Хм, а ты куда? — прищурилась я, оставаясь в своём репертуаре. — Мы ведь у тебя дома, так? Где же тогда Мажуа? В твоей постели? Замёрзла, небось, бедняжка… Иди погрей её, только так, чтобы ваша воркотня не мешала мне спать.

Глаза Эдуарда полыхнули на меня из мрака коридора, и я ощутила знакомый холодок Силы. Кажется, где-то палка перегнулась…

— Это большой соблазн — слишком просто сейчас убить тебя, — медленно и внятно произнёс четверть-оборотень, — но я не сделаю этого… Мажуа, если ты так по ней соскучилась, у подруги, должничок. Жаниль на коленях умоляла меня позволить тебе сегодня переночевать здесь, поэтому, если будешь много ляпать — вылетишь из моего дома под дождь.

— Класс! Заболею и умру.

— Доставишь мне такое удовольствие? — саркастично спросил Эдуард. Допекла я его, кажется.

— Нет, — мотнув головой, я ещё сильнее раскрутила комнату-карусель. А ещё говорят: всё, что ни делается — к лучшему…

— И ещё, — не сводя с меня глаз, медленно процедил белокурый парень, — не испачкай диван с креслами.

— Ты просто генератор умных идей! — бросила я ему вслед и успокоилась: последнее слово осталось за мной.

Это конечно, хорошо — замазать светлую мебель, но как туда добраться? Правильно: ползком, ползком…

Минут через пять я вытянулась на диване, даже не сняв грязную рубашку, и провалилась в тревожно шепчущую тьму…

Глава 6

27.

… В моих снах было много крови, пахнущей розами, и много роз, пахнущих кровью. А ещё голос, напевающий колыбельную.

Вспомнить приснившееся я не могла. Ни лиц, ни событий — ничего. Но знаю точно, что сон мне не понравился. Абсолютно не понравился. А ещё знаю, что это был не мой сон: мне такие сны никогда не снятся. Что ж, всё когда-нибудь случается в первый раз.

… Я приоткрыла глаза и увидела безукоризненно чистый потолок. Дьявол! Кто успел уже содрать с него плакать «Linkin Park»?!. Хотя, нет, стоп. Это же не мой потолок!.. Интересно, где это я проснулась? Чёрт, ещё небось просто сплю! Надо повернуться на другой бок и…

Ой нет, не сплю!!! Не сплю!!! Голова моя, голова!..

Боль зазвенела тревожными колокольчиками и стала перекатываться в пустой черепной коробке при малейшем движении.

… Господи, да ведь это хуже, чем похмелье… Знать бы ещё, что оно такое… Или нет, лучше не знать… Да, наверное, именно так: не знать. Как говорит Майк, незнание — благо. А мне и нынешнего моего «улётного» состояния хватает аж вот так (представьте, что я провела ребром ладони по горлу)…

Минуту спустя мысли несколько прояснились. По-крайнеё мере, в голову перестала лезть всякая чушь. Зато полезло многое другое…

Под тиканье часов я пялилась в белый потолок и вспоминала свои приключения за сегодняшнюю ночь. Уж лучше бы я ничего не помнила: с каждой секундой в душе становилось всё паршивей и паршивей. Мягко говоря, то, что я сумела вспомнить, впечатляло и одновременно затягивало петлю на моей шее всё туже и туже.

Короче говоря, мисс Кейни Лэй Браун, Вы по уши в дерьме. С чем Вас и поздравляем!!!

А если серьёзно, то одна лишь я в целом мире могла так увязнуть. Чёрт возьми, и вампирша, и долг перед Эдуардом… Что же мне теперь со всем этим делать?! Я выписала кредит, оплата которого мне и близко не по карманам!!!

Уткнувшись лицом в белую подушечку, я глубоко задумалась, благо что было, над чем. Диренидрол — сыворотка, конечно, безотказная, так что насчёт комариной девочки на побегушках можно, в принципе, не волноваться. Но вот сама вампирша… Что-то в ней было не такое. Я плохо знаю вампиров, но всё равно она показалась мне, мягко говоря, странной. И даже не потому, что нарушила закон и укусила меня. Даже не поэтому…

Где-то в глубине души заворочались подозрения, что прошлой ночью я не в последний раз я видела это треугольное лицо с тёмными кудрями. Далеко не в последний раз…

Я побыстрее затолкала свою подозрительность поглубже. Надо бросать эту вредную привычку усложнять себе жизнь.

Так, теперь мой долг…

О-о-ох… Здесь ещё хуже… Потому что, чёрт возьми, быть должницей самог о Лэйда — проблема б о льшая, чем быть должницей просто Эдуарда, ведь отныне он перестал быть для меня просто Эдуардом.

И тут я серьёзно призадумалась над собственными мыслями.

Эдуард — Принц Клана Белых Тигров?

Я отрицательно помотала головой, не отрывая её от подушки.

Не верю. Пустой звук. Этот полукровка не может быть Принцем.

Перед глазами как нарочно поплыли картины поединка между Сингом и Лэйдом. Ощущение холодного густого ветра, который шарил по углам. Ким, склоняющаяся перед белокурым парнем, и тигры, мурлыкающие у его ног… Рана и оскал, а потом удар Силой, ставший смертельным для Короля Рыжих…

И всё-таки, Эдуард является Лэйдом.

Ладно, эта проблема тоже должна обдумываться не на пустую голову. Сейчас вообще самая глобальная проблема — поднять себя на ноги и добрести домой. А там ещё и Круг Поединков… Мама родная, ну почему все чёрные полосы моей жизни такие беспросветные?!.

Я тихонько завыла, не отрывая лица от подушки. Господи, пристрелите меня хоть кто-нибудь!!! Что же мне теперь со всем эти делать?!! Слишком много сложных проблем для меня!!! Слишком!!! Тройной паёк!!!

Сдавленный вой не прекращался. А что я ещё могла поделать? Я же по уши в дерьме!!!

Ладно, ладно, Кейни, хватит. Как-нибудь разберёмся. Лучше глянь, сколько сейчас натикало… Блин! Надо же! Запястье пустое! Кукарекалка где-то потерялась. Жаль, что не моя черепушка: толку от неё, как от козла молока.

Я осторожно повернула больную голову и посмотрела на настенные часы, всё время монотонно тикающие. Восемь ровно. Отлично! Я проспала максимум четыре часа! У-у-у!!! Дрянь!.. Убила бы…

Итак, встаём осторожно. Почти как вчера. Ни о чём не думаем, словно всё хорошо…

Ноги держат. Стоять-ходить вроде бы могу… Так, а теперь дайте мне ванную и воду, ледяную воду…

Я шагала медленно и неуверенно, пытаясь сохранять пустоту в мыслях и только фиксировать всё происходящее, словно какая-нибудь мёртвая машина. Просто так легче жить…

Поворот на девяносто градусов. Дверь, мать твою так, открывается на себя, поэтому шаг назад… Щёлкнул выключатель. А вот и кран над раковиной. Плеск воды — единственный шум в утренней тишине — бодрит. Мажуа не обидится, если я возьму её гель для умывания? Даже смотреть не хочу, что стало с моей подводкой на глазах. Пол-лица в ней, чес-слово…

Ледяная водичка, хорошо…

В голове начала действительно воцаряться пустота. Неподвижная, холодная. И это было чудесно, потому как если я не хочу сойти с ума, надо думать о чём-то совершенно левом. Боюсь, вчерашней ночью досталось не столько моему телу — хотя и ему тоже — сколько психике. До сегодняшнего утра меня никогда не волновало моё моральное здоровье, но теперь, когда под грузом воспоминаний ощущаешь, как уже просто сейчас сходишь с ума… Нет, лучше об этом не думать, лучше не думать вообще ни о чём!!!

… С зеркала на меня посмотрели уставшие впалые глаза, красные от бессонной ночи и нервотрёпки.

Матерь Божья!!!

Точнее, это не она, а я.

Нет, правда я?!!

Волосы заляпаны кровью, сама как чёрт из старой табакерки, но зато лицо чистое, хоть и в ссадинах… В общем, как выгляжу, так себя и чувствую. Кажется, это вполне справедливо. Интересно, мне после прошедшего кошмара что-то ещё может и казаться?..

Ладно, к чему эти пустые препирательства с собой же? Заглянем-ка лучше в комнату душки Мэж…

Это оказалось не так уж и далеко. Пришлось сделать всего лишь десять шагов на воющих ногах и толкнуть дверь.

Белые обои в цветочек, нежнейших бело-розовых тонов двуспальная кровать (зачем? хозяйка-то всё равно в чужой спит), белый шкаф-купе, огромное зеркало в полный рост и в полную ширь (это значит, что в нём четыре меня поместятся), туалетный столик, груда косметики… А вот он и мой карандашик для глаз от AVON, дорогущий, зараза…

Ещё один столик с уймой мягких игрушек, окно, на подоконнике домашний жасмин. Возле кровати тумбочка, а на ней ночник с кружевным абажуром…

Я в изнеможении вытянулась на бледно-розовом покрывале. Надеюсь, Мэж не обидится, если я оставлю тут пару кровавых пятен со своей рубашки? Хотя, объясняться всё равно будет Эдуард. Интересно, что он ей скажет? Что у него ночевала я, Кейни Лэй Браун?.. Плевать, впрочем, хотелось мне на то, что он скажет. Мне надо немного полежать: слишком уж ноют кости… И почему голова опять начала кружиться? Это несправедливо! Мне надоело уже быть старой развалюхой! Я хочу быть такой, как раньше!!!

О-о-о, детка, для этого нужно сначала думать, а потом делать. И не наоборот, как ты привыкла. Твоя проблема в том, Кейни, что ты слишком часто плюёшь на своё здоровье, подставляя его то под удары Эдуарда, то под ментальную Силу всяких там вампирш. Такие, как ты, долго не живут.

И слава богу! Меня это головокружение уже доконало. Минус двадцать по шкале доконаловости.

Я потянулась и неожиданно заметила на ночном столике красивую серебристую рамку, украшенную зелёными камушками. В ней стояла фотография… сами знаете, кого. Интересно, а Мэж знает, кто он на самом деле? Вряд ли.

Ладно, хватит размышлять на отвлечённые темы: я не для этого здесь. Надо бы перед уходом заглянуть к этому «сами поняли кого». Неохота, а надо.

Я тяжело села на кровати, и комната стремительно полетела куда-то за мою спину, откидывая меня назад. Тошнить меня начало в ту же секунду, да так, что я чуть не послала всё к чёртовой матери и не свернулась на постели в клубочек. Остановила меня молнией мелькнувшее воспоминание…

… О дьяво-о-ол…

Эдуард… Я же поспорила с Эдуардом, кто кого закадрит!!!

… А чёрт!!!

Резко вскочив с кровати, я пулей вылетела из комнаты и на лету больно задела дверной косяк. В плече истошно завизжала боль, но я едва ли заметила её. Мир летел вокруг меня пёстрой каруселью, норовя сбить с ног.

Туалет, мать вашу!!! Да где же он или ещё хоть что-нибудь?!!

Споткнувшись о порог, я полетела вперёд и приложилась губой прямо о край ванны. Потекла густая кровь, и в ту же секунду меня вырвало. Следом вырвался почти что вздох облегчения и очередная порция желчи.

С нижней губы по белоснежной стене ванны побежала карминовая струйка крови. Я с трудом сплюнула и открыла воду.

Казалось, моя больная башка только и хотела, чтобы меня вывернуло наизнанку, потому что после того, как желудок трижды подпрыгнул, бья в диафрагму и доказывая, что он пуст, головокружение начало замедляться. И на том, чёрт возьми, спасибо.

Сглотнув, я уставилась на бледно-красную воду, водоворотом убегающую в сток…

Хорошо же я поспорила… Поверить не могу: это я-то заявила, что как простая кукла могу очаровать парня?! Да не просто парня, а Э-ду-ар-да?!! С ума сойти… Да ведь я уже… ну, теперь уж точно уже.

Умывшись и прижав к разбитой губе бледно-розовое полотенце, я выпрямилась и закрыла воду. Ноги основательно затекли, но теперь хоть голова не вертится, как глобус. Быть может, чёрная полоса жизни всё-таки сменяется серой.

По привычке сунув руку в карман, я наткнулась на что-то непонятное… Хм, залитый кровью медальон. Красивый. Кошачье око с вертикальным зрачком…

… Безжизненно закатившееся среди алых струек…

Я вздрогнула и картинка исчезла, а в моём сердце затрепетал холодный могильный страх…

Свидетели долго не живут.

Что мне сделает Эдуард? Наверное, ничего. В Киндервуде, то есть, ничего. Но кто сказал, что я всю оставшуюся жизнь собираюсь проторчать в приюте? Никто, значит…

Значит, этот вопрос надо решить прямо сейчас.

Я приблизилась к белой двери, сейчас плотно прикрытой. Планировка этого дома была точно такая же, как и у моего, поэтому я твёрдо знала, что передо мной — вторая спальня.

Во чёрт! Мне ведь совсем не хочется заходить туда и разговаривать с четверть-оборотнем о том, что он на самом деле Принц! Хм, было б странно, если бы мне хотелось, но речь не о том.

Не хочу я туда идти и всё!

Ладно, трусливая Кейни Браун, поступим так. Ты зайдёшь, а действовать будешь согласно обстоятельствам.

Толкнув дверь, я тихонько шагнула в комнату.

Эдуард мирно спал ко мне спиной, украшенной свежим шрамом. Я почти вздохнула от облегчения и осмотрелась.

Обои в его комнате были белые в серебряный рисунок, шторы серые и сейчас почему-то раздвинутые. Справа от входа — шкаф. Слева, возле другой стены — письменный стол, тумба с большим аквариумом и стул, на котором аккуратно висит одежда. В противоположной стене окно. Параллельно ему стоит кровать, возле неё тумбочка, а на ней ночник, статуэтка чёрной древнеегипетской кошечки и снова-таки рамка.

Думаете, там Мажуа? Сейчас посмотрим…

Любопытство сгубило кошку. Да, но я не кошка — я боец Круга Поединков. И нас губит не любопытство, а неосторожность.

Не дыша, я на цыпочках сделала пару шагов вперёд и, тихонько взяв рамку, вернулась к дверному проёму.

С фотографии на меня смотрели Тим, Эдуард и Кимберли. Парни стояли бок о бок и дружески обнимались, а девушка выглядывала из-за их соприкасающихся плеч и обвивала шеи обоих изящными руками. Все трое смеялись. Так искренне, так радостно, так беззаботно, что в моём сердце шевельнулось что-то, похожее на зависть. Мне неожиданно вспомнилось, как белые тигры, мурлыча, тёрлись о тела Жаниль, Итима, Лэйда, и как мило это всё выглядело… Быть может, на языке оборотней Клан обозначает Семью? Быть может. Но в моём словарном запасе нет такого слова: я не понимаю его до конца.

Поставив рамку на место, я обошла двуспальную кровать по периметру. Забыла упомянуть: над ней висит огромная картина с красивым горным пейзажем и белым зеленоглазым тигром. Это уже не входит в комплект того, что прилагается к летнему домику, но, зная, что директор Киндервуда любит живопись, несложно догадаться, как сюда попал это холст.

Ну что ж, выглядит тигр как настоящий, только я пришла не для того, чтобы им любоваться. Я пришла сюда поговорить с тем, кто такими тиграми правит.

Белокурый парень безмятежно спал, подложив руку под голову, и тихонько посапывал. Так может спать либо очень наивное, либо очень опасное существо. Эдуард, сколько я его помню, всегда относился только к первой категории. Я внимательно посмотрела на его мирное лицо и впервые осознала правдивость поговорки: все дети хороши, когда спят. И ведь правда: пока четверть-оборотень спит, я могу чувствовать себя в относительной безопасности. То, что он уже давно не детё, не считается.

На потолке от трёх колец в ухе спящего играли солнечные зайчики. Чего не хватает этой картине — медальона. Привыкла я что-то видеть Эдуарда с медальоном… Странно, что я его вообще привыкла видеть.

Бесшумно сев на пол, я прислонилась спиной к тумбочке, на которой стоял аквариум. Сейчас надо было хорошенько подумать. В этом существует просто нестерпимая физическая потребность.

Сжав медальон в руке, я взглянула в лицо белокурого парня.

Итак, я поспорила, что завоюю его сердце. Да, но ведь я ненавижу его. Почему? И почему он ненавидит меня? И кто из нас двоих раньше начал ненавидеть? Что послужило тому причиной?

Не знаю. Не помню. Не понимаю. Я только смотрю на это красивое лицо и чувствую ненависть, такую сильную, что появляется чувство отчаянья. Есть люди, которые боятся до отчаянья или любят до отчаянья. А я до отчаянья ненавижу. И ненавижу я белокурого парня. За что?

Теперь-то сказать просто: за то, что он ненавидит меня. Но если я действительно взялась покорять его, мне нужно знать, почему. Почему получилось так, что мы стали вечно враждующим Севером и Югом? Он — холодным в своей едкой неприязни, я — горячей в своей острой ненависти?

Почему я постоянно хочу наброситься на него с кулаками? Потому что он лучше меня дерётся? Да, это так, и я постоянно хочу доказать ему то, что на самом деле правдой не является. Не могу я победить четверть-оборотня. Просто не могу.

Но дело даже не в его физическом превосходстве. Мы не любили — но не ненавидели — друг друга ещё до Круга Поединков. Почему?

Господи, мне может кто-то ответить, почему?!! Почему я от ненависти готова плакать и вопить?!! Почему я так его ненавижу?!!

Откинув голову назад, я сделала несколько глубоких вдохов и заставила себя успокоиться. Вот так сидя и размышляя, я ничего не пойму. Надо спрашивать у него, но… Но я не стану. Ненависть строит свои грани, через которые не переступишь, и свои законы, которые не нарушишь.

Я ещё раз посмотрела на четверть-оборотня. Чтобы его покорить, надо научиться терпеть его и признавать, что где-то он всё-таки лучше…

Например, как парень, он куда лучше и красивее меня. Особенно, когда спит и не пытается припечатать меня башкой к чему-нибудь тяжёлому. Спокойное, даже мягкое выражение лица, загорелая кожа темнее волос, которые рассыпались по щеке — вернее, рассыпалась чёлка — пухлые приоткрытые губы розоватого цвета… и некрасивый бледный шрам через всё лицо, шрамы на шее и на груди. Но такие, что скоро затянутся, не оставив и следа.

А ещё я у него в долгу. Глубоком и, как говорится, неоплатном. Потому что жизнь — штука не из дешёвых. И расплачиваться за неё придётся тоже чем-нибудь дорогим. Вопрос только в одном: чем?.. Уж лучше бы это были деньги: их я хоть и в малых суммах, да умею доставать, но жизнь…

Я посмотрела на Эдуарда, как внезапно одеяло возле его груди зашевелилось, и из-под него выглянула мордочка дымчатого котёнка. Это было так неожиданно, что я удивлённо приоткрыла рот. Домашний зверёк — у Эдуарда?!!

Котёнок взглянул на меня громадными голубыми глазами и смешно зевнул, показав розовый язычок. После этого с хозяйским видом начал по левой руке карабкаться на бок белокурого парня. Тот поморщился, что-то неясно пробормотал и резко перевернулся на спину. Обескураженный зверёк оказался на его животе.

Я тупо моргнула, не отрывая от этой зверюшки глаз. Она была такой милой, забавной… и жила у Эдуарда. Такая миляга — у сволочного Эдуарда?!!

Котёнок тем временем поднялся на маленькие лапки и уверенно пошагал к лицу четверть-оборотня, на ходу обнюхивая его кожу.

— … М-м-м… мать твою, Нефертити, брысь отсюда!.. — парень небрежно смахнул котёнка на постель и, перевернувшись на живот, уткнулся лицом в светло-серую подушку.

— Что, обижают? — сочувственно обратилась я к дымчатому зверьку, и тот пискляво мяукнул. — Ага, значит обижают. Бедненький!

Котёнок задумчиво почесал за ухом, будто не соглашаясь со мной до конца.

— Жрать охота, значит? — я приподняла бровь и повернулась к аквариуму, где плавала большая и красивая золотая рыбка, описывая круги вокруг замка. М-да, денег, небось, у Принца — не пересчитать, раз он балуется такими дорогими чешуйчатыми крошками.

— Эту хочешь? — я постучала по стеклу, и блестящая fish-ка подплыла к поверхности, выпрашивая корм. Сейчас она у меня сама кормом станет.

— Кис-кис-кис, — поманила я к себе Нефертити, но тут взлохмаченный Эдуард сонно приподнял голову и тупо уставился на меня.

… Идиотско-истерический смех пришлось заталкивать обратно в глотку. Нехорошо было бы сейчас сидеть на полу в доме четверть-оборотня и ржать с него, как лошадь на водопое. Но хорошо — не хорошо, а вот только настроение у меня немного приподнялось, и голова перестала кружиться окончательно. И пока я прижималась губами к коленкам, чтоб не рассмеяться, белокурый парень пытался сообразить, кто я такая и что здесь делаю. В последнем я решила ему помочь:

— Я скормлю киске эту золотую рыбку, она отъестся, вырастет большой пребольшой и тогда съест тебя. О`k?

— Отойди от Клео… — эти слова дались Эдуарду с трудом и, кажется, не с первого раза. — … Какого… лешего ты тут делаешь?..

— Не помнишь? — исподлобья взглянула я ему в глаза, как внезапно эти блестящие изумруды с узенькими зрачками крепко ухватили моё сознание и резко сдёрнули в бездну.

… Это была тёплая бездна, пушистая, мягкая. Она сладко и загадочно мяукнула, словно говоря, что коль хочешь разгадать её тайну

— отдайся ей, стань щепкой в бурном потоке её естества. Ведь самый преданный раб знает о своём властелине всё…

А вокруг кружил аромат роз и крови, удерживая меня над этой пропастью. Я отчаянно хотела избавиться от него и от этой мурлыкающей тьмы — вообще от всего этого, поэтому рванулась и завопила одно-единственное «Нет!!!»…

… Моргнув, я поняла, что сижу на полу, привалившись спиной к тумбочке и жадно заглатываю ртом воздух. По моей шее и груди катится холодный пот, а тело бьёт лихорадочная дрожь. Всё ещё пахло розами, а после тёплой бездны воздух в комнате казался ледяным — мне было холодно.

Подняв голову, я увидела, что белокурый парень с изумлением таращится на меня, и поспешно опустила взгляд. Что-то мне больше не хочется смотреть не только ему в глаза, но и вообще на него. В принципе, и раньше не хотелось, но не так, как сейчас. Я испугалась, а значит, разозлилась. Все мои мысли насчёт того, почему мы ненавидим друг друга, и того, что надо учиться его терпеть, казались теперь бредом сумасшедшего, слабостью, безумием — как хотите, так и называйте. Мне плевать, за что и почему. Я ненавижу его и так, без видимых причин, почти по привычке. А сейчас — за то, что он меня зд о рово напугал.

— Ты ублюдок! Совсем уже охренел? Ты что творишь? — процедила я, с трудом поднимаясь на соломенные ноги. — Ещё раз, и…

— … и что? — спокойно подхватил четверть-оборотень.

Я схватилась за стол, чтобы не упасть, подождала, пока не перестанут подкашиваться ноги, и, выпрямившись, продемонстрировала ему цепочку, на которой покачивался заляпанный медальон.

— Знаешь, в канализацию нынче можно смыть всё, что угодно, — заметила я. — И спорим, я добегу до унитаза первая?

Эдуард перестал дышать. Куда только делись его лень, сонливость и чувство собственного превосходства? Я с удовольствием наблюдала, как изумрудные глаза расширились от изумления, а зрачки наоборот, сузились и стали неотрывно следить за покачивающимся медальоном. Мне даже вспомнились гипнотизёры. Интересно, а смогу ли я загипнотизировать белокурого парня, если буду махать перед его носом этой штуковиной? Хм, вряд ли. Да четверть-оборотню и без того хорошо: на смазливой физиономии сквозь маску обычного спокойствия выступили изумление, страх, растерянность и облегчение одновременно — весьма любопытный коктейль.

Впрочем, Эдуард всегда остаётся Эдуардом. Ему удалось взять себя в руки буквально минуту спустя. Ну, как взять… относительно. Закрыв глаза и шумно сглотнув, он откинулся обратно на подушки и голосом, простым, как вода, произнёс:

— Давай сюда немедленно.

— Неа. За него полагается выкуп. Не так ли, — я немного понизила голос, — Лэйд?

Белокурый парень в абсолютно кошачьей манере приоткрыл один глаз.

— Давай сюда по-хорошему. А иначе я возьму сам. И если ты думаешь, что пока я буду натягивать штаны, тебе посчастливится унести ноги, ты крупно ошибаешься. Ради медальона я могу этим пренебречь.

Меня всю перекосило от отвращения. Увидеть четверть-оборотня голым?!! Да упаси меня Господь Бог от этого!!! Я лучше на десять обнажённых борцов сумо полюбуюсь, чем на этого!!! Да я лучше сама разденусь, но смотреть на него не буду!!!

С трудом удержавшись, чтобы не сплюнуть от отвращения в аквариум, я скривилась и произнесла:

— Всегда можно договориться, Тэд! Ну зачем же сразу угрожать смертью?!

Эдуард улыбнулся, но не насмешливо, а так, как он улыбается Мажуа или другим девушкам. Кажется, это называется соблазнительно… Чёрт возьми, и ещё как! Может, он не понял, что перед ним я, Кейни Лэй Браун?!. И ладно бы ещё улыбка! Но он одним плавным текучим движением сел в постели — одеяло сползло с его груди до самого живота.

Признаться, у меня вспыхнули щёки. М-да, сейчас будет катастрофа. И вообще, разве можно шантажировать такую извращённую тварь, как четверть-оборотень? Что-то я смотрю на него и сомневаюсь…

— На, подавись!!! — надолго меня не хватило, только до остановившегося на пупке покрывала. — Только не вылезай из-под одеяла голый!!!

Медальон пронёсся через полкомнаты в ярких лучах солнца. Пальцы четверть-оборотня ловко поймали его и, как есть в запёкшейся крови, водворили на шею.

— Семейная реликвия? — поинтересовалась я, пытаясь справиться с залившей меня, наверное, до пят краской. Смущение было таким сильным, что горло перехватывало. Смешно? Посмотрела бы я на вас в такой ситуации!

— Отнюдь, — Эдуард уже с прежним сонным лицом откинулся на подушку, взял на руки Нефертити и нежно потёрся носом об её носик, после чего посадил себе на грудь и стал ласково почёсывать за ухом. Вот так-так! Оказывается, наш грубый холодный мальчик — нежная натура, любящая кошек! Надо будет запомнить на всякий пожарный.

А разговор наш, кажется, на сегодня окончен. Что бы я ни собиралась сегодня выяснять, это подождёт. Не хочется мне болтать с Эдуардом в его доме, когда он голяком валяется под одеялом и в таком же виде может броситься в драку. Бой с голым четверть-оборотнем заранее обречён на проигрыш. А проигрывать только из-за того, что твой противник забыл одеть штаны, чертовски обидно. Значит, пора отсюда линять и поскорее.

— Ладно, оставлю вас наедине. Мне всё равно пора, — я было уже развернулась и торопливо пошла в коридор, как белокурый парень тихонько хохотнул мне вслед:

— … Должничок!..

Ну разве он не сволочь?!!

28.

Домой я пошла не сразу. Сначала забросила в домик Джо и Алекса свою очень вонючую ношу, благо что окно в их кухню оказалось приоткрытым. Воображаю, какой «зверский» у них будет за завтраком аппетит, когда аромат кофе смешается с запахом гулиных лап… Ха-ха.

Заглядывать внутрь мне не хотелось, поэтому я, подняв воротник грязной рубашки, чтобы скрыть немного болящие ранки, устало пошаркала к себе.

От свежего воздуха и утренней сырости у меня разболелась голова. Кроссовки и штанины, пока я петляла прямо по укрытой росою траве, промокли, отчего настроение у меня испортилось к чёртовой матери. Не очень-то приятно начинать белый день именно так!

Вокруг царила мёртвая тишина, и только высоко в небе с громкими криками носились стрижи. Значит, дождя не будет, и то хорошо. Не особо люблю сырость: от неё все кости, которые мне когда-либо случалось ломать больше двух раз, начинают тихонько ныть. Противное ощущение.

Но стоило мне подойти к своему дому, серенькому, одноэтажному, с тёмной крышей и милыми окошками, как стало ещё противней: в щель двери было засунуто два листка бумаги, что уже само по себе пахнет плохо. Ну что там в приюте задумали на летних каникулах?! Выпускные экзамены сданы в конце мая, вступительные только в августе, что может стрястись в июле-то?!!

Я развернула одну из ярких бумажек…

Чё-о-орт!!!

Совсем забыла!!! День двухсотлетия Киндервуда!!! Через неделю будет бал-маскарад в честь этой «знаменательной» даты — явка обязательна! А я ненавижу маскарады! В детстве меня одевали феей, хоть я настойчиво просила костюм ведьмы, а на последнем Дне рожденья приюта я пришла в облике смерти и до смерти, извините за каламбур, перепугала все младшие классы. Потом месяц за ними посуду в столовой мыла… Фу! Гадость!!! Не пойду я туда! Лучше завалюсь к Ким журналы полистать или побросаться подушками. Киара — она пойдёт, я знаю. Оденет какой-нибудь костюм типа «мёртвая графиня» и пойдёт. А я — пас! Спасибо, что окончательно испортили настроение!!!

Осторожно приоткрыв дверь, я юркнула внутрь и прислушалась. Дом спал. Вот и отлично! Не хватало мне ещё напороться на кого-нибудь из тех, что остались у нас ночевать после вчерашней пирушки, и объяснять, с какого переляку я вся в крови и грязи! Так ведь можно поднять на уши всю округу, потому что я намерена ничего рассказывать, а вот именно рассказа о моих приключениях требовать и будут.

Тихонько скрипя половицами, я прокралась по коридору мимо прикрытой двери в зал и шмыгнула в свою комнату. Дверь захлопнулась, и замок повернулся на два оборота: так надёжней. Правда, окно осталось открытым… Впрочем, если сегодня оно не будет забаррикадировано на целый шпингалет, никто, думаю, не умрёт.

Глянув на себя в зеркало, я в который раз за сегодняшний день ужаснулась в адрес своего внешнего вида, но потом… Знаете, потом стало как-то всё равно. Как всё равно, что солнце скорее жёлтое, чем зелёное.

… Странно, и никаких эмоций по поводу того, что я видела убийство…

И Эдуард почему-то не спросил меня, откуда я взяла его медальон. Жди беды, жди беды… Неужто ль он убьёт меня? Не знаю. Но точно уверенна, что будет тяжёлый-тяжёлый разговор, и причём очень скоро, стоит только ему проснуться, выпить чашечку кофе и составить план работы на сегодня. Бьюсь об заклад, что разборки со мной будут первым пунктом этого плана. А я так устала… Я такая разбитая… И шея болит так, словно меня укусили совсем недавно, ну минуту назад от силы… Блин…

Внезапно я выпрямилась.

К чёрту это всё!!! К собачьей матери!!! Кому какое дело?! Ну их нахрен, эти все мои принципы!!!

Подойдя к шкафу, я распахнула его и присела. Самый нижний ящик — обувной. Выдвинув его, я достала плотный свёрток и села на грубый ало-зелёный ковёр неподалёку от прямоугольника серого света, падающего из окна. То, что я искала, у меня, но почему-то именно в этот момент я задумалась… Оставить, как есть, или?..

Нет, пальцы и ладони грязные… но я осторожно.

Жёсткая чёрная ткань легла на пол рядом с кроватью. А в моих дрожащих исцарапанных руках оказался серый затрёпанный медвежонок. Такой, оказывается, небольшой…

Нет, это я выросла. Только я и ничего больше.

Выцветшее красное пятно на ухе — кровь родителей — так и не отстиралось, сколько не потели над ним наши прачки. Быть может, это судьба, вечное напоминание о том, что жизнь всё-таки дерьмо? Наверное. Только я в этом напоминании не нуждаюсь. Теперь точно не нуждаюсь.

Прижав медвежонка Тэдди к себе, я вздохнула и начала тихо покачиваться, прикрыв отчего-то слезящиеся глаза. Мне, наверное, должно было стать легче, но не стало.

Этот укус — как позор, как лишение невинности. Больно, стыдно… страшно. Диренидрол — вещь хорошая, только вдруг не поможет? И я стану её марионеткой?

… Наверное, надо сообщить КВД об этой одичавшей вампирше? Надо, надо…

Мысли плавно и бессвязно парили в голове, а я, покачиваясь, тихо шептала их вслух и невидяще смотрела вперёд. По щеке покатилась горячая слеза и упала на Тэдди.

— Господи, за что? — хрипло прошептали мои губы. — Прости меня… За что ты так издеваешься надо мной?.. За что?!.

Вторая слеза скользнула вдоль носа уже уверенней, а за ней третья, четвёртая, пятая…

29.

Впрочем, слезам я быстро предпочла горячий душ. Перебежек из комнаты в ванную оказалось две: туда и обратно. И обе, слава Богу, успешные.

Вернувшись через полчаса, я свернулась калачиком на кровати, и мелодичная «Don`t cry», которую исполняла «Guns`n`roses», начала погружать меня в кошмарный сон, где витал аромат роз и смеялся чей-то до боли знакомый голос. Но в тот момент, когда я уже готова была сорваться во всепоглощающую алую бездну, в комнату, постучавшись, вошла Саноте. Правда, она тут же решила уйти, но я приоткрыла глаза, улыбнулась и подвинулась на своей двуспалке, приглашая устроиться рядом.

— Извини, я разбудила тебя, — девушка осторожно присела на постель. Соломенные волосы были всё так же взлохмачены, но казалось, она вообще не ложилась спать: её глаза были ясные и бодрые. А после той пирушки, которую вчера закатил Круг Поединков у нас в зале, так быстро и так хорошо не просыпаются.

— Я не спала, — мои дрожащие пальцы нащупали кнопку на магнитофоне и выключили его. Как же я была рада, что меня вырвали из этого аромата крови и цветов!..

— Господи, да ведь это Тэдди! — Саноте с изумлением взяла на руки медвежонка. — Я не видела его с тех пор, как ты в семь лет впервые подралась!

Краска залила мне лицо. Во чёрт! Я всегда была крепкой и сильной девчонкой даже для Вэмпи Первой, а тут — мягкая игрушка у меня под боком! Стыд и позор!

— Ты неважно выглядишь. Что-то случилось, Хо-Лун? — произнесла Саноте, не отрывая от меня внимательного взгляда. Я вжала голову в плечи, чтоб не дай бог не обнажить укус, и, наверное, впервые в жизни солгала ей:

— Ничего.

Карие глаза некоторое время, в течение которого я изображала непорочного ангела, пристально смотрели на меня. Наконец девушка вздохнула:

— Что ж, не хочешь говорить — не говори. Я знаю, что теперь мы не так близки, как раньше.

— Ты улетела в Китай… — я осторожно пожала плечами. — Слишком далеко.

— Мне не было места в Роман-Сити. Тем более что у меня родственники там, в стране Восходящего солнца. Сестра… и прочие.

— Ты не говорила.

— В то время я и сама не знала. А вы с Киаркой? О вас кто-нибудь надумал побеспокоиться?

— Шутишь. что ли? — я скривилась. — Разве у нас есть родственники? Бабки с дедками скончались ещё при родителях, а про остальных, даже если они есть, нихрена не знаю…

— А сестра твоего отца?

— Тётка? — приподняла я бровь. — Ничего о ней не слышала с тех пор, как похоронили родителей. И не видела. Ну и чёрт с ней! На нас всем наплевать! Чего уж тут, мы привыкли.

На несколько минут комнату заполнило молчание. Но оно было уже не тем, что ещё вчера: не натянутое, не тяжёлое — просто молчание.

— Ты навсегда приехала в Роман-Сити? — наконец рискнула спросить я, зная, что ответ будет…

— Нет. Только повидать тебя. Завтра улетаю, — опустив лицо, девушка покачала головой, а потом грустно посмотрела мне в глаза. — Ты выросла.

— Это всё естественно. Но ты… ты совсем другая, Саноте. Впрочем,

— тяжёлый вздох, — ты всегда была другой. Лучше меня. И Вэмпи из тебя была и — готова поспорить — есть гораздо лучше.

— Да, тут ты права. Вэмпи я настоящая… Я даже сейчас Вэмпи… — какая-то горечь скользнула в её голосе, но я решила, что мне как всегда показалось, и продолжила:

— Тебя и сейчас твои друзья… ну, те, из Китая, зовут Вэмпи?

— Нет, дурёха, — Саноте неожиданно рассмеялась, но так сухо и печально, что у меня ёкнуло сердце. — Ты меня не поняла. Я теперь — настоящая вэмпи…

И она виновато улыбнулась. А я — растерянно замерла. То есть, как это? Вэмпи? Настоящая вэмпи?! Моя лучшая подруга, моя сестра, примерная девочка — вэмпи? Как такое может быть? Или я её неправильно поняла?

— Объясни, как это? — я удивлённо смотрела на подругу. Та грустно кивнула:

— Да, я стала вэмпи. Настоящей, смотри.

Она оттянула вниз высокий воротник кофточки-безрукавки и обнажила две розоватые точки — следы от вампирского укуса. Точно такие же скоро будут и у меня. И я тоже скоро буду носить кофты с высоким воротником, что бы никто не знал правды…

Не дыша, я несколько минут изумлённо рассматривала шрамы, а потом тихонько выдохнула:

— Вот оно что…

Неожиданно у меня возникло непреодолимое желание показать свои ранки, рассказать всё, что произошло этой ночью, пожаловаться на жизнь, но я, дёрнувшись, не сделала этого. Пусть она считает, что у меня всё хорошо, пусть не волнуется. Я не скажу ей ни о чём даже когда подо мной разверзнется Ад. Я, наверное, отныне всегда буду только молчать, потому что молчание — золото.

— А… кто такая толком вэмпи? — почти как ни в чём ни бывало спросила я, склоняя голову так, чтобы прикрыть укус на собственной шее.

— Этого я тебе рассказывать не буду. Какая, в общем-то, разница? — небрежно фыркнула Саноте. — Скажу только одно: вэмпи — не человек, но и не нелюдь. Что-то среднее.

— А как ею становятся? — мой голос предательски дрогнул. — Тебя кусает вампир, и…

— Нет, малышка, — девушка даже рассмеялась: до того беспомощно прозвучал мой голос, — простого укуса мало. Что толку, если он тебя цапнул? Доза диренидрола — и живёшь как жила, только след на шее остаётся. Но пластическая хирургия творит чудеса.

— И… как быть? Как живётся вэмпи? — я отчаянно делала вид, что болтаю с ней за жизнь. Впрочем, оно почти так и было.

— Хм, поначалу я подумала, что всё окончено, только оказалось, что это не так… Как быть? Да как обычно, уж поверь.

— А как ты в её превратилась? — я не отрывала широко раскрытых глаз от Саноте.

— Вот ещё, буду тебе такие страсти рассказывать! — отмахнулась та.

— Да ладно! Меня уже десять лет кошмары не могут зацепить.

— При чём здесь кошмары? — девушка внезапно покраснела. — Просто это… личное…

— А-а-а-а… — понимающе протянула я и тут же покатилась в истерическом хохоте:

— … Вэмпи Первая… ой не могу… втрескалась!!!

Сверху на меня камнем рухнула подушка, сопровождаемая обиженным:

— Чего ржёшь?!! Ты тоже в кого-нибудь втрескаешься!!!

Не успела я успокоиться, как ловкие пальцы Саноте начали играть по моим рёбрам, почти как по струнам Я опять залилась истерическим хохотом и заверещала:

— Молчу!!! Молчу-у-у-у!!! Только не щекочи-и-и!!!

Моя рука при этом нащупала вторую подушку и, улучив момент, огрела ею Саноте. Та отскочила, и я смогла сесть, держа орудие наготове…

Вжих!!!

Мягкий снаряд просвистел мимо моей головы. В ответ я швырнула свой, а этот взяла на вооружение.

— Ах, ты войны хочешь?! — ласково пропела девушка, выглядывая из-за открытой дверцы шкафа. — Ну так я тебе сейчас устрою…

Она не успела ещё договорить, как я стремглав бросилась на постель лицом вниз. Где-то надо мной об стенку шмякнулось что-то мягкое и тяжёлое, а потом свалилось мне на голову. Что ж, видимо, в этой войне снаряды ползать по стенам не умеют. То ли было дело, когда мы замешивали тесто на пирожки…

— Ну и кто сказал, что у Кутузова не было одного глаза? — в комнату заглянул ухмыляющийся Майк.

Шмяк!!! И бритоголовый парень в обнимку с двумя подушками вылетел в коридор. Секунду спустя, после довольно-таки внушительно грохота и звона битого стекла, оттуда донеслось:

— … Вот как раз один глаз у Кутузова был…

30.

Что ещё рассказывать? Мы втроём: я, моя сестра и Вэмпи Первая — бесились весь этот день. Киндервуд с содроганием припомнил старые времена, а я забыла о том, что случилось этой ночью. Напрочь забыла. Только иногда шея сбоку заноет, будто там, за высоким воротником-стоечкой рубашки, содрана кожа. Впрочем, Киара своими постоянными гениальными идеями бессознательно не давала мне зациклиться на этом. То пошли конфет натаскаем в столовой, то Крыс напугаем, то ещё чего…

Но это было — не стало. Прошлого не вернёшь. К счастью?

Нет, к сожалению.

Саноте уехала в серый дождливый день, когда вместо воздуха была грусть. И одиночество, скребущая душу тоска по неведомому вернулись. Один из охранников на служебном «Мерсе» свозил нас в аэропорт, поэтому я видела, как самолёт «Роман-Сити — Пекин» растворился в тяжёлых свинцовых тучах. И кто мог знать, что я видела свою подругу в последний раз? Никто. Я тогда этого тоже не знала. Это было хорошо. Очень хорошо…

После нашего возвращения домой я достала два пригласительных и показала Киаре. В ответ она хищно потёрла руки и поклялась быть на маскараде во что бы то ни стало. Я промолчала. Что я могла сказать? Что не пойду просто оттого, что чего-т мне нездоровится и шея побаливает? Ну уж нет, лучше будет просто не прийти, а потом сказать… Впрочем, потом и подумаем, что сказать и Киаре, и директору приюта мистеру Джоунзу. Потом, не сейчас…

Родная, полутёмная из-за пасмурной погоды комната встретила тишиной. Дикой. Пугающей. Как в тот раз, когда Саноте навсегда уехала из приюта. Почему-то сегодня совсем как тогда. Тоже не хочется жить, тоже в голову приходят мысли, что ещё давным-давно на одном из жизненных перекрёстков я повернула не туда, что я выбрала неправильную дорогу или решила обойтись совсем без неё. Может быть, так оно и было: это вполне в моём духе.

«Don`t cry» мягко заполнила комнату своей ласковой жёсткостью — иного слова я подобрать не могу — потом сменилась нежной «Always» «Bon Jovi»… Дождь утих, капризно не желая продолжаться. Пусть лучше он плачет, чем я. Только он не хотел. Да и я, впрочем, тоже. Было хорошо вот так просто валяться в сладкой полудрёме и не помнить, а оттого — не плакать.

Когда я в последний раз смотрела на укус, он выглядел двумя старыми бледными шрамами и больше не болел. Странно, конечно, но если тебя укусил вампир, то это, возможно, естественная скорость регенерации… Чёрт, что-то я начала выражаться заумными словечками.

И что со мной вообще происходит?! У меня настроение взлетает то вверх, то вниз, словно катается на весёлых горках и при этом притормаживает сначала на самой вершине дороги, потом где-то внизу и опять на вершине…

Но рядом не было никого, кто мог бы всё это объяснить. Быть может, оно и к лучшему, что со мной сидит один лишь Тэдди и грустит так же, как и я, но при этом словно приговаривает: «Всё будет хорошо…». И хоть я знаю, что это ложь, что хорошо не будет никогда, мне так хочется ему поверить…

Засыпая, я слышала «Сrazy» группы «Aerosmith» и видела серый прямоугольник окна. Но внезапно на его фоне возник чей-то неясный силуэт. Сначала я подумала, что это сон, но потом…

Захлопнув за собой окно и щёлкнув шпингалетом, который я всегда игнорирую, Эдуард подвинул подаренную Джо голубую фуксию и спокойно уселся на подоконник.

А я будто и не спала: вскочила на кровати как подорванная… Но изумрудный взгляд живо усадил меня обратно. Что-то в нём было такое, что я мигом поняла: ко мне пришёл не Эдуард. Ко мне пришёл Лэйд. А с ним лучше не шутить. И если такому взгляду Тени я могла бы ещё не поверить, то Принцу Клана Белых Тигров я верила безоговорочно. Слишком много власти и Силы было в его фигуре, слишком хорошо чёрная шёлковая рубашка оттеняла белые волосы и нечеловечески зелёные глаза, неярко светящиеся в полумраке моей комнаты. Слишком хорошо виден мне в расстёгнутом вороте медальон Клана.

Повисло гнетущее молчание. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза и даже не шевелились.

Внимание, дамы и господа, шоу начинается!

— Итак, — медленно, без вступлений, произнёс белокурый парень и сложил руки на груди, — ты знаешь, что я Принц.

Глупо было что-то отвечать. Тем более что он не спрашивал — констатировал факт. И всё-таки:

— Знаю. Что теперь?

— Это ты была той девчонкой, что видела мой поединок с Сингом.

Ещё один риторический вопрос. Киваю, а что же ещё? Пока ведь не бьют.

— Да. Я видела, как ты его убил.

Лэйд насмешливо хмыкнул, словно я сказала, что орлы живут под водой, и небрежно бросил:

— Я его не убивал, детка Браун. Ты прогуливала уроки противоестественной биологии? Чтобы убить оборотня, нужно, во-первых, серебро, а во-вторых, вырвать ему сердце или оторвать голову.

— Хочешь сказать, что Синг — жив? — с сомнением взглянула я на него и припомнила рану на груди Короля Рыжих… А ведь там билось сердце…

— Жив-здоров. Только я пришёл поговорить не о нём, — четверть-оборотень встал на ноги и сделал несколько ленивых шагов в мою сторону.

Каюсь, у меня не столь крепкие нервы, чтобы спокойно наблюдать за его грациозной походкой: я резко поднялась с кровати, но тут холодная рука невидимой Силы грубо толкнула меня обратно. Да так, что я плашмя растянулась на постели и даже выругалась.

Щёлкнул, закрываясь, дверной замок, и энергия пронеслась мимо меня к Лэйду. Сам он при этом даже не шелохнулся. Спокойно стоял, сложив руки на груди, и смотрел мне в глаза. Красивый и опасный, как смерть.

Впрочем, после весёлой ночки с той вампиршей меня оказалось не так легко запугать. Быть может, меня теперь вообще невозможно запугать до тех пор, пока не запустишь мне в шею клыки.

— Не играй со мной и не пытайся нагнать страху, Лэйд, — тихо произнесла я, усаживаясь. Занавески на окне с шумом задёрнулись. Как всегда, сами по себе. И сердце у меня ёкнуло само по себе, честное слово.

— Ты уже боишься, — возразил белокурый парень, глядя мне в глаза.

— Знаешь, у меня не было с утра времени придумывать длинную торжественную речь, поэтому скажу просто. Ты у меня в глубоком долгу, поэтому убивать тебя нет смысла. Но запомни вот что: если хоть кто-нибудь в приюте узнает, кто я… — он усмехнулся. — Крошка Браун, а я ведь даже не стану разбираться, ты это сказала или нет. Я просто приду и размажу тебя по стенке, как паштет по хлебу. Понятно?

Я смотрела в горящие зелёные глаза, и они были куда более красноречивы, чем Лэйд. Они обещали дикую боль и смерть, смерть и ещё раз смерть… Я им верила. Глупо было не поверить Принцу Клана Белых Тигров, главенствующего в городе Клана, если этот самый Принц обещает оторвать тебе голову. Я даже не заметила, когда моё сердце начало трепетать от волнения, словно пойманная бабочка. Я не заметила, когда успела так сильно испугаться. Впрочем, если учесть, кто передо мной, упрёк окажется излишним.

Сглотнув, я шумно втянула в себя воздух, и тут же мне в лицо дунула могильно-холодная Сила.

— Ты меня поняла? Умничка, — когда я коротко и безоговорочно кивнула, четверть-оборотень улыбнулся. — Кстати, ещё одно. Просто предупреждаю, так как меня умоляла Жаниль…

— Это насчёт Синга? Свидетели долго не живут? — чуть прищурилась я, пряча за спиной лихорадочно дрожащие руки. Мне всё равно хотелось спросить, чего ж теперь отмалчиваться?

— Да, это насчёт Синга. Впрочем, ты и так всё сама поняла, Браун,

— ответил Лэйд и с любопытством взял было Тэдди, как я, сорвавшись с места, резко вырвала медвежонка из его рук и гневно рявкнула:

— Только коснись его ещё раз, и мне будет плевать, кто ты такой!!! Хоть сам Творец!!! За эту игрушку я оторву тебе голову!!!

На этот раз я не шутила и даже почти не боялась. Тэдди — это единственное, что у меня осталось от родителей. Единственная, а оттого чертовски дорогая память о них. Я помню, как вместе с папой стирала облитого компотом медвежонка, как мама пришивала ему оторванное соседским мопсом ухо… Это же память, драгоценная, святая память! И ни одна в мире мразь не посмеет касаться её!

Белокурый парень очаровательно улыбнулся этому гневу и ласково пощекотал меня по подбородку:

— Всё ещё не можешь заснуть без любимой игрушки? А чья на ней кровь?.. Нет, дай подумаю, — белокурый парень легко рассмеялся, — он неудачно подвернулся во время твоей первой ночи с…

Звук удара.

Я опустила кулак и осторожно положила Тэдди на кровать. Лучше ему сейчас быть подальше…

Вытирая кровь, льющуюся из носа, четверть-оборотень обескуражено сел на полу, встряхнул головой, а потом одним грациозным движением оказался на ногах. Я мрачно смотрела на него, готовясь, если вдруг что, спасать свою шкуру.

Лэйд посмотрел сначала на меня, потом на залитую кровью ладонь, и в его горящих глазах не было ничего человеческого. В них был тигр, большой и злой кот, которого разбудил мой удар. Чёрт возьми, а это плохо!

— Это кровь моих родителей, — медленно и раздельно произнесла я. — Я уронила медвежонка в лужу крови, когда увидела маму с папой мёртвыми…

Мой голос предательски дрогнул, и я запнулась. Перед глазами явственно вставала комната, забрызганная красным, лужи крови…

Нет, это всё давно прошло. Не надо вспоминать. Мама и папа не хотели бы этого.

Я покачала головой и бросила:

— Убирайся к собачьей матери, Лэйд. Твои слова я запомнила, будь уверен.

— А я запомнил твой удар, — фыркнул белокурый парень и раскашлялся кровью. Нечего фыркать с разбитым носом.

— А я помню, как ты припёр меня вчера к стенке, когда я уходила на кладбище, — я поймала взгляд изумрудных глаз и раздельно произнесла. — Кругу Поединков не понравится ни то, ни то. Так что, думаю, мы квиты.

— Наконец-то ты стала учиться искусству холодной войны, Браун, — с кривой улыбкой заметил четверть-оборотень и начал тщательно слизывать с ладони кровь. Я смогла не отвернуться и преодолеть застрявший в горле ком тошноты. Никогда не слыхала, чтобы оборотни и полукровки не брезговали своей собственной кровью. Впрочем, если Эдуард не побрезговал моей — я машинально почесала укус — то уж об остальной и говорить не приходится.

— Учишься не бить в лоб — это похвально даже с моей стороны, — продолжил Лэйд, когда его пальцы оказались чисты. Кровь из его из носа течь перестала. Неудивительно, правда?

— Не мели ерунды, — недоверчиво взглянула я на него. — Я такая же, какая и была вчера, позавчера, неделю, месяц назад…

— А вот и нет, Браун. Ты что, не заметила? — белокурый парень приподнял одну бровь и, кажется, вполне серьёзно. — Ты меняешься. Сегодня ты думаешь, что говорить и что делать. Будь ты такой, как неделю назад, Круг Поединков уже давно б выломал дверь в твою комнату и теперь разнимал нас.

— Хочешь сказать, — я почти издевательски рассмеялась, — что не раздавил бы меня своей ментально Силой?

— Поединок есть поединок, пусть даже и вне правил, — покачал головой… теперь, кажется, уже Эдуард, а не Принц. — А что такого говорила тебе та вампирша, которая цапнула тебя? Что обещала?

Я пристально взглянула на него и медленно ответила:

— Она сказала, что всё будет хорошо.

— Заманчиво… — протянул белокурый парень и принялся как ни в чём ни бывало рассматривать мою комнату. — Ты знаешь, что она смесь комара и энергетика? Ещё один её укус, и ты станешь такой же. Вот где действительно всё будет хорошо. Я тебя, конечно, ненавижу, но долги собираю всё-таки даже со злейших врагов.

— Ублюдок!

— Теоретически — да, — ничуть не обиделся четверть-оборотень, что пробудило мою настороженность. — Как ощущение после её первой кормёжки?

Я неожиданно вспомнила запах роз и, посмотрев в зелёные глаза Эдуарда, уже точно заподозрила что-то неладное. Ну посудите сами: мы стоим у меня в комнате вот уже пятнадцать минут, и ещё не подрались. Мало того, мы даже не обмениваемся любезностями, а считай, говорим за жизнь. Нет, что-то определённо происходит с моей высшей нервной деятельностью! Или я так устала, что не могу даже толком разозлиться? Ой, как смешно…

— Ты сегодня что-то слишком заботлив, — прищурившись, посмотрела я на четверть-оборотня. Тот лучезарно улыбнулся и ответил:

— Девушки любят заботливых парней.

И тут-то я всё поняла. Ах же ж он сволочь!!! Уже взялся, значит, меня охмурять?!! Ну ничего, тигрозадое создание, отойду я после ночного рандеву! Достану тебя из любой норы, и мало тебе, мать твою так, не покажется!!!

А вообще, с ума сойти!!! Эдуард ко мне клеится?!! Нет, правда?!!

— Забирай свою задницу и катись к чёртовой матери! — от одной мысли, что белокурый парень теперь будет подбивать ко мне клинья, тянуло на истерический хохот… И тут неожиданно у меня в мозгу зажглась лампочка:

— А хотя нет, погоди!

Четверть-оборотень, который уже раздвинул было шторы, замер и обернулся. В сером пасмурном свете лицо у него было совершенно спокойное. Аж злить его не хотелось. Ну да ладно, мы же поспорили, и мне необходима информация.

— Почему ты не ушёл в Клан? — я внимательно изучала лицо Эдуарда.

— Там же полная свобода, не нужно дожидаться ночи…

— Хм, спроси у Баст, почему она не захотела брать надо мной опеку,

— досадливо дёрнул щекой четверть-оборотень, а потом нежно улыбнулся:

— Да и как иначе я мог бы издеваться над тобой?

Тут уж досадливо дёрнула щекой я: он опять меня подколол. Ну ничего, я ещё обязательно возьму реванш, вот только отосплюсь…

Я зевнула: от одной такой мысли стали слипаться глаза, путаться мысли и тому подобное, а потом бросила

— Теперь можешь проваливать к чертям!

— С удовольствием, — ухмыльнулся Эдуард.

Окно распахнулось само по себе, он исчез так же неожиданно, как и появился. Это хорошо, я теперь смогу завалиться в постель. Не думаю, что после нашего спора четверть-оборотень захочет меня убивать. А если учесть, что спор этот, кажется, затянется до новых веников, мне светит прожить вполне неплохую и довольно долгую жизнь. Что ж, хорошее начало.

По крыше снова забарабанил дождь, и скрыл в своей серой стене деревья, которые обычно видно из моего окна. Ранки — травма ведь и в Африке травма — на шее тут же стянуло. Опять перепады давления… и настроения заодно.

Мне почему-то подумалось, что укус вампира — это лишение душевной невинности.

Я села на край постели, и Тэдди соскользнул на пол с до боли знакомым стуком. Как когда-то в лужу красной крови… Я опустилась на пол рядом с ним.

Шумел дождь, пытаясь смыть мою порочность, но тщетно: она не смывается даже слезами.

Она будет со мной до конца жизни.

31.

Чёрт возьми, как на допросе!

Шесть пар внимательных глаз не отрывались от меня ни на секунду. Все шестеро удобно сидели за столиком, а я стояла, засунув руки в карманы, и просто ждала очередного приговора. Но его не последовало. А я уж думала, бить будут…

— Ты отбыла все наказания, — медленно произнёс Русский Воин, складывая пальцы домиком. — И лапы гулей оказались то, что нужно.

Варвар, попытавшийся глотнуть пива, шумно подавился. Видимо, это «то, что нужно» испортило ему аппетит на долгие годы. Я чуть ли не до крови закусила губу, пытаясь не рассмеяться, и увидела весёлый блеск в глазах Джо. Ага, так он сказал это специально!..

— Теперь, — продолжил Судья, — твоё Право Поединка при тебе. Всё, ты свободна.

В облегчении опустившись на своё место, я жадно заглотала стакан сока. Фух! Кажется, жизнь-таки налаживается! Теперь можно, если захочется, и морду кому-нибудь начистить!..

Я сладко потянулась.

Нет, что-то не тянет меня на драку. И ну её к чёрту. Есть и другие не менее приятные времяпровождения. Вот, например, Кругу Поединков уже как ни в чём не бывало обсуждется последний чемпионат по восточным единоборствам, несколько раз проскочило имя Саноте (как всегда — с восхищением). Обо мне теперь не забывали: Майк два раза пытался втянуть меня в разговор, но я отвечала на его вопросы как-то односкладно: «Да», или «Нет», или «Не знаю». Не время сейчас трепать языком. Надо решать свои проблемы, а у меня их на данный момент три: две главные и одна второстепенная. Главные — это как расплатиться с Эдуардом и закадрить его, а второстепенная — это бал-маскарад. Чует моё сердце, будет весело!

Я по привычке почесала шею. Укус больше не болел, только чесался, будто меня цапнул гигантский комар. Впрочем, если подумать, так оно и есть. Ладно, хватит штаны притирать. Если надо охмурить парня, то без посторонней помощи лично мне точно не обойтись.

Я поднялась из-за столика, отсалютовала Кругу и пошла мимо сцены, где весёлые негры играли джаз. Двигалась я к неприметной серой дверце, куда обычно уходят артисты и за которой обычно не следят охранники. И за что им только платят?

Толкнув дверь, я вошла в еле освещённый коридор. Стены у него такого противного холодного цвета, словно инеем покрылись. Интересно, хозяин заведения, который получает доход в бешенную сумму, никогда не думал провести здесь ремонт? Наверное, нет, и вряд ли эта мысль придёт ему в голову. Впрочем, мне-то какая разница?

Толкнув третью слева дверь, я вошла в комнату. Мне можно было не стучать.

Ким, расчёсывая мокрые волосы, улыбнулась мне. Сегодня она уже выступила и теперь собиралась домой.

— Кейн, привет! — девушка отбросила густую шевелюру за спину. — Что-то ты слишком побито выглядишь.

— Привет, — я хлопнулась на розовый диванчик.

— Что случилось-то? — Кимберли включила фен, единственный из всех знакомых мне, который жужжит тихонько. — Давай уж, рассказывай.

— Я постоянно хочу спать, а через неделю, даже меньше, у нас в приюте бал-маскарад, и мистер Джоунз хочет меня там видеть. Я не хочу идти, но и обижать его означает потом получить Звиздюлей с большой буквы! — я перечисляла всё по пальцам. — А ещё я должница Эдуарда. Он из меня душу вытрясет! Кроме вышеперечисленного — этот чёртов спор, про который ты сама знаешь…

Под конец монолога я взвыла в буквальном смысле этого слова, а Ким рассмеялась:

— Ладно, разберём все твои проблемы по косточкам. Ты постоянно хочешь спать? Душка, да ведь из тебя столько крови и энергии высосали! Мой тебе совет: забудь про свои бойцовские диеты и ешь, сколько хочешь, а иначе в ближайшее время энергоресурсы не восстановятся. С их восстановлением, стало быть, ты не будешь по дороге в «Ночной оплот» делать крюк к холодильнику. Понятно?

— Угу, — лениво растёкшись по диванчику, я слушала в полтора уха и одним глазом рассматривала розовую комнатку с туалетным столиком, парой зеркал, чёрной ширмой и дверцей в ванную комнату.

— Теперь, — Ким продолжала сушить волосы, — бал-маскарад и приворожение Эдуарда…

Мы встретились взглядами, и у меня сердце рухнуло в желудок: я мгновенно поняла оживлённый блеск её глаз, дополняемый озорной девчоночьей улыбкой, и завопила:

— Никогда!!!

— Но ведь, — неожиданно легко согласилась девушка, — ты права: он вытрясет из тебя душу. Такая мелочь, правда? Забирайте душу, но не одевайте меня в платья! Так?

Я угрюмо промолчала. А что мне ещё можно было сказать? Как бы я ни ненавидела юбки и каблуки, а без этого ни один нормальный парень на тебя не клюнет. Паршиво, но верно. Жизнь вообще несправедливая штука!

— Послушай, — Ким выключила и фен и уложила его в пакет, лежащий на столике, — я всё понимаю: это полное изменение внешности, стиля и манеры поведения. Но не навсегда ведь!

— Что же ты собралась делать? — мой голос прозвучал кисло, как прошлогоднее молоко.

— Я научу тебя красивой походке, ходить на каблуках, женственно двигаться, танцевать, улыбаться, говорить, вести себя. Я научу тебя флиртовать так, как это делают простые девчонки… — девушка зашла за ширму и выбросила оттуда белый махровый халатик. — Сложи, пожалуйста, и засунь в пакет к фену.

— А внешне? — жалобно поинтересовалась я, выполняя её просьбу.

— Знаешь, что я подумала? — Ким выглянула из-за ширмы, и оживлённое выражение её лица мне ой как не понравилось. — Мы расплетём твои косички. Ты ведь их не распускаешь даже когда моешь голову? А мы их расплетём, снимем краску, то есть, вернём им природный цвет, поухаживаем масками и бальзамами. С кожей тебе повезло — младенческая. Зато нутро бесовское. Только кожу вокруг глаз нужно попитать кремами, и забудь про жирную чёрную подводку на ближайшую неделю! Про маникюр и педикюр молчу. Про этот твой чёрный лак тоже.

— А одежда? — ехидно поинтересовалась я. — Ты у меня в доме ни одной юбки не найдёшь!

— У меня в шкафу висит красивое платье цвета тёмного золота или опавших листьев, как тебе больше нравится, — Ким вынырнула из-за ширмы в чёрной майке и синих джинсах, выглядела она потрясающе. — К нему есть ещё туфли, а сумочка тебе не нужна: всё равно засунешь её кому-нибудь в задницу. А так я буду спокойна за жизнь и здоровье окружающих. И ещё у меня есть золотистая маска. Такая, на пол-лица. Тебе пойдёт.

— Он меня не узнает… — начала было я, но девушка махнула рукой:

— Это-то нам и нужно! Поверь, когда все парни будут провожать тебя взглядом — а я тебя так отделаю, что будут — он сам к тебе подойдёт. Тебе не нужно к нему подходить — заставь его подойти к тебе.

— Каким образом? — скептически приподняла я бровь.

— Лучший способ — игнорировать его. Представь, что ты практически не знаешь о его существовании. Когда подойдёт — ты его чуть ли не первый раз видишь. Для тебя он не герой… ну, это всегда верно в твоём случае, так как для тебя он не идол… Всё понятно? Сегодня же и начнём. А начнём с походки. Но у меня дома, если позволишь. Потому как я жрать хочу дико.

— Дома так дома, — я пожала плечами, и неожиданно меня осенило. — Но ведь мой голос и мой запах Эдуард знает! Он же не человек, а четверть-оборотень!

— Ты что, ничего не слышала про мази с нейтрализующим ароматы эффектом, которые используют Наблюдатели Мрака во время охоты? — снисходительно посмотрела на меня Ким.

— А она что, у тебя есть? — я ответила таким же взглядом.

— Ага, один знакомый подарил, — небрежно бросила Кимберли, но, увидев моё лицо, быстро выпалила. — Не спрашивай, при каких обстоятельствах!!!

— Кошка, — усмехнулась я.

— Чему и тебя научим, — Ким есть Ким, — так что прибереги своё остроумие на болтовню с Лэйдом.

— А мой голос?

— Я тебя напою отваром, который действует на голосовые связки и изменяет тембр голоса. Будешь у меня пищать.

— Господи! — закатила я глаза. — И было б ещё ради кого это всё терпеть, а так — ради Эдуарда! Докатились!

— Ты хочешь посмотреть на его лицо, когда он, очарованный твоим образом, узнает, что ты — Кейни Браун? — девушка упёрла изящные руки в бока. — Вспомни, сколько раз он видел твоё окровавленное лицо, измученное проигрышем…

Я мечтательно вздохнула и прошептала:

— Ради такого я готова душу дьяволу продать.

— Так лучше дьяволу, чем Эдуарду? — широко улыбнулась Ким.

— Разумеется. А в ломбард ему сдать её заранее нельзя? Ну чего ты смеёшься? Вдруг у них в Аду такие ломбарды работают?

32.

«Мама, почему ты не родила меня мальчиком?!!» — так подумала я и с грохотом растянулась на полу.

Со стен на меня смотрели плакаты самых разнообразных звёзд мирового шоу-бизнеса и смеялись. Ага, это ж они надо мной смеются. Я б на их месте тоже посмеялась, хотя в положении листа бумаги, распятого на стене, это ещё как посмотреть. Впрочем, я на каблуках — поистине жалкое зрелище.

В небольшой комнатке на тумбочке рядом с кроватью, где были разбросаны журналы, горел ночничок, поэтому всюду разлился желтоватый полумрак. Ещё журналы лежали на полу, застеленному мягким ковром, а поверх них устроилась Ким и покачивала изящными ножками.

Я же коряво дефилировала от двери до окна в её босоножках с высокими каблуками, а так как каждые десять шагов оканчивались страшнейшим падением, то моя одежда в целях безопасности висела на спинке стула. Сама же я рассекала в большой мужской рубашке, которую моя подруга позаимствовала у деда…

Бабах! Мои коленки опять стукнулись об пол. Вот задумайся о чём левом…

— Не так!!! — Кимберли рубанула по журналу с Синди Кроуфорд кулаком в манере Станиславского. — Не так! Ты не чувствуешь себя тоненькой хрупкой девушкой! Никакой женственности!

— Я не тоненькая и не хрупкая! — возмутилась я и стянула с гудящих ног босоножки. Полчаса — и я их уже ненавижу!!!

— А ну иди сюда! — моя подруга легко вскочила с пола, цапнула меня за руку и одним рывком вздёрнула на ноги (оборотни и вообще все нелюди чертовски сильные), после чего подтолкнула к громадному зеркалу со словами:

— Смотри!!!

Ну… что я увидела? Кареглазая, худенькая, загорелая девушка, чуть выше метра шестидесяти, вся в синяках и ссадинах, усталая, осунувшаяся… Короче, такую картину каждое утро показывает зеркало в моей комнате. Ровно в пять ноль-ноль, когда я и Киара обычно поднимаемся на пробежку.

Это я и сообщила Ким, после чего она со стоном и закатившимися глазами подползла к постели и рухнула лицом в подушку. Что-то она сегодня уж больно спокойная: характер у неё обычно сангвинистический с лёгкой примесью холлерика, но никак не флегматика.

— Кейн!!! — минуту спустя девушка всё-таки завопила благим матом.

— Ты безнадёжный парень!!! Ты не девушка, а парень в женском теле!!! Ты хочешь, мать твою так, огорошить Эдуарда?!!

— Ага, — я с готовностью кивнула.

— Тогда исправляйся!!!

Я хитро улыбнулась:

— Только после чашки какао.

— Намёк ясен, — девушка устало поплелась из комнаты и, уже почти скрывшись за дверью, бросила мне. — Издеваешься, сволочь, да?

Это она так, любя. Меня ж за мой «ангельский» характер все любят!

Ладно, сосредоточимся не на собственном характере, а вот на этих десятисантиметровых каблуках. У кого что, а у меня уже ноги болят!!! Я немного умею ходить на платформе, но каблуки… Каблуки — это ни в какие ворота не лезет!

Некоторое время я смотрела на босоножки, словно хотела прожечь в них дыру — ах, если бы — потом неуверенно обула их и глянула на себя в зеркало. В большой мужской рубашке персикового цвета, но зато на каблуках! Красота, одним словом…

Ладно, не отвлекаемся! Итак, исходное положение: пятки и носки вместе. И не шататься!.. Так, а теперь идём по одной линии…

Расправив для равновесия руки, я сделала несколько неуверенных шагов и прислушалась к себе… Не то, чтобы неудобно, просто…

Что, если слегка покачивать бёдрами? Как ходили в недавнем показе мод? Там ещё была такая классная кожаная курточка… Так, ты не о курточке думай, а ходить учись!!!

Я послушно сделала ещё несколько шагов вперёд.

Уже проще, а если… а если задницей вертеть — вообще хорошо. Только чувствую себя… дурой, мягко говоря. Я же привыкла падать на задницу, но никак не вилять ею!!! А это вещи абсолютно разные!

Опустив руки, я вполне свободно черепашьим темпом прошлась туда-сюда, по кругу, потом, не притормаживая, повернула по периметру комнаты раз, второй, третий…

Ким улыбалась во всю ширь:

— Ну ведь можешь, если захочешь!

— Ты не говорила, что нужно покачивать бёдрами и задом махать, — обиженно заметила я.

— Думала, ты знаешь…

— Откуда?! — я плюхнулась на постель и стянула босоножки. Ноги отекли и теперь напоминают две трубы с коленками. А какао стынет. А в холодном виде он — гадость.

Некоторое время мы молчали, занявшись каждая своей чашкой.

Моя подруга всё ещё тянула кофе и листала журнал, когда я, облизнувшись, отставила свою плошку на тумбочку и неожиданно вспомнила:

— Одежду-то покажи!

— Угу, — Ким никак не могла оторваться от статьи про Джонни Деппа, но я не самым вежливым образом ткнула её локтём в бок, и она встала с кровати

— Ты меня сегодня своим тяжёлым характером доведёшь, и тебя съем,

— предупредила девушка и распахнула шкаф.

Матерь Божья!.. Чего там только не было… Впрочем, названий того, что было, я точно не знаю, поэтому перечислять не буду. Тряпки они и в Африке тряпки!

После пяти минут поисков откуда-то из глубин явилось то самое платье, о котором мне говорила Ким, правда, до него на пол повылезало ещё с десяток других. А в этом кроме глубочайшего — до пупка — и узчайшего, обрамлённого складками ткани декольте, я изъянов не нашла. Платье длинное, но как бы косо обрезанное: справа прикрывает бедро до середины, а слева ножка спрятана до середины икры. И цвет осенней листвы — жёлто-рыже-золотистый.

Однако когда я примеряла обновку, стало ясно: объём груди и бёдер у меня не тот. Ха-ха.

— Недолёт, — произнесла я, когда платье скользнуло с меня вниз, и в одних трусах шагнула из его круга. Под моей ногой при этом оказалась какая-то розовая тряпка.

— Этого-то я не учла, — Ким встала перед зеркалом рядом со мной. — У нас с тобой разные пропорции… Ну тогда примерь это.

— Что? — я уставилась на её пустые руки.

— У тебя под ногой.

Я подняла розовое кружевное платье и меня передёрнуло от… от… Господи!!! Да это же то самое платье, которое приснилось мне в ночь поединка Ника и Эдуарда!!! Матерь Божья!!! Кошмары сбываются!!!

Только этого мне не хватало…

Платье, собственно, по сравнению с другими ничего: треугольный вырез, заканчивается до колен, а само полупрозрачное. Правда, в нём есть второй слой ткани — шёлк, закрывающий грудь, живот, спину и задницу.

— Оно мне теперь мало, — произнесла Кимберли, собирая наши чашки и блюдца.

— Оно розовое, — хрипло произнесла я.

— Тем более, — пожала плечами Ким, — сомневаюсь, чтобы Эдуард поверил, будто ты когда-нибудь в жизни сможешь одеть хоть что-нибудь розовое.

— Я тоже. Но аргумент железобетонный, — после её слов я скисла и полезла в платье.

Ой, это можно надорваться от хохота, но оно мне оказалось как раз. Только к моей боевой раскраске и причёске не шло. Или наоборот — макияж и причёска не идут к наряду?

Как бы то ни было, это хорошо. Может быть тогда подберём что-то не розовое?

Я посмотрела на себя в зеркало.

Господи, и это я?!!

Глава 7

33.

За моей спиной болтался одолженый у Ким чёрный рюкзак, где находились пузырьки каких-то шампуней, бальзамов-масок, лосьонов, кремов и массажные расчёски. Что делать со всем этим барахлом я толком не знала, но Кимберли, пока мы шли яркими улицами Кварталов, доходчиво объясняла:

— Расплетёшь косички и вымоешь голову тем шампунем в салатовой упаковке — он смоет краску. Волосы хорошенько сполоснёшь хвойным ополаскивателем — половина синего тюбика на пять литров воды. Не забудь сделать волосам питательную маску — она в розовой баночке — и промыть отваром ромашки. Запоминаешь?

— Ага, — кивнула я, огибая какого-то сильно пошатывающегося мужичка в спортивном костюме, при этом волна креплёного перегара едва не сбила меня с ног. Батюшки! Ну и духмарь! Это ж сколько этот придурок успел выжрать?!.

— Не отвлекайся! — дёрнула меня за рукав рубашки Ким. — Теперь что касается твоего лица. Тоник, гель для умывания, скраб, маска из глины, смываешь и протираешь кожу безспиртовым лосьоном, ясно?

— У меня же, в принципе, инструкция на три листа, — фыркнула я. — Ты ручек и чернил не пожалела!

— Про ароматическое масло для тела и крем для рук…

— Помню!

— Соль и пенка для ванны…

— Помню!

— Скраб для тела?

— Да не забыла ничего! Что я, совсем склеротик?! — тут уж у меня вырвалась буря возмущений. — И вообще, неужели ты каждый день проделываешь эти нудные процедуры?!

— Не все, но каждый, — флегматично пожала плечами Кимберли. — А что поделаешь, красота требует жертв.

Я шумно вздохнула. Единственное, что утешало меня перед лицом предстоящей «химчистки», так это то, какой будет рожица Эдуарда, когда узнает, что милая — ха-ха — леди в розовом платье — Кейни Лэй Браун… Но даже это становилось плохим стимулом, когда в голове возникал вопрос: а вдруг догадается? Я понимаю, что от моих прежних внешности, голоса, телесного запаха не останется ни следа, но… Но вот в том-то и всё «но», что характер у меня останется такой же тяжёлый. Впрочем, если белокурый парень оказался прав — если, повторяю это слово — то я буду сначала думать, а потом делать. Интересная фраза в применении ко мне, любимой. Да чтобы я сначала думала?!.

Хм, кстати, надо зараннее написать темы моих с Эдуардом разговоров: погода, здоровье, музыка, спорт…

Пока я размышляла, Ким удалось затянуть меня в магазин шмоток, где я разжилась розовой полумаской в виде бабочки, прожилки крыльев которой были вышиты мелким бисером. Полумаска неплохо шла к моему платью — это плюс. Но на неё ушли все мои последние деньги — это минус.

Что ж, пришлось обзавестись новыми. С этим делом я медлить не стала. Почему-то некоторые хорошо одетые толстые граждане, привыкшие передвигаться на собственной машине, держат свои объёмистые бумажники в задних карманах брюк. А бумажникам в таких местах очень не нравится, поэтому они настойчиво выглядывают наружу… Ну, я и спасла один такой от судьбы быть в n-ный раз придавленым сегодняшней ночью громадной задницей. Дорогущий же парфюм оказался у её обладателя, а вот выражение лица, с которым он на меня глянул — омерзительное. Значит, окромя спасение кошельков будем перевоспитывать таких субъектов путём изъятия крупных денежных сумм.

Ким промолчала, глядя, как я рассматриваю бумажки с портретами добрых дядюшек президентов, которые на том свете уже наверняка передрались из-за того, что кто-то из них оказался на более крупной купюре. Я на их месте поступила бы точно так же, если б меня посадили на десятку, а, скажем, Эдуарда — на сотню… Ну как, точно так же… Если бы мы не держали всякие там глупые пари.

— Как бы тебя не поймали, — наконец произнесла Кимберли. Всем своим видом эта порядочная гражданка показывала, что возмущена моим поступком до глубины души. Ну что ж, я тоже. Но вот только жить как-то надо? Или ты кого-то, или завтра кто-то тебя — закон джунглей.

— Не поймают, — мои глаза повернулись к витрине ювелирного магазина, который мы как раз проходили…

Я замерла как вкопаная.

Потому что там на чёрной бархатной подушечке лежала красивейшая подвеска из белоснежного серебра в виде рыбки. Она искрилась в ярком свете ламп и слепила глаза тысячегранными микроскопическими алмазами. От неё отходила украшенная бриллиантами цепочка, и всё это великолепие переливалось радугой…

Какая прелесть…

Знаете, я, в общем-то, терпеть не могу всё то, что называют женским, и тяги к ювелирным украшениям обычно не испытываю, но почему-то именно за эту рыбку я готова была отдать все свои деньги. Жаль, что у меня нет такой суммы, а то, может, и отдала. Цена, правда, очень красивая: прямо номер мобильного телефона.

Шумно вздохнув, я отвернулась от украшения. Ким встретила меня ехидной улбкой, но я успела быстрее неё выпалить:

— Без комментариев!!!

— Как скажешь, — неохотно согласилась девушка. — Ну что, пошли дальше? Давай через мост Грешников.

— Через мост Грешников, так через мост Грешников, — пожала я плечами и неожиданно принюхалась. — Слушай, мне кажется, что вокруг пахнет розами, или тут где-то цветочный магазин открыли?

Впрочем, аромат как нарочно пощекотал нос, отчего я оглушительно чихнула, и стало ясно, что никаких цветочных магазинов поблизости нет. Тогда что же это — опять?!

— Тебе кажется, — в глазах Ким появились искорки тревоги. — И часто так?

Я огляделась, словно мы были парой шпионов во вражеском строю, и тихонько шепнула ей на ухо:

— Розами пахла та вампирша… Что это значит?

Кимберли озадаченно покачала головой:

— Не знаю. Комары могут по-разному менять человека и по-разному оставлять на нем свои следы. Как отметили тебя, без понятия.

— А та была гибридом, — заметила я и невольна почесала укус. — Однако всё равно противным.

Мы свернули на улицу Чёрных гробовщиков, тем самым покинув район магазинов и всяческого рода бутиков. Народу здесь оказалось поменьше, что очень даже хорошо. Знаете, как говорят? Меньше народу — больше кислороду.

— Я знаю, что она была гибридом, — Кимберли решила продолжить разговор. — Эдуард мне говорил.

— А что он тебе ещё говорил? — невинно поинтересовалась я. Нужно же, чёрт подери, знать, что о тебе думает парень, приворожить которого ты вознамерилась!.. Ого! Какое мне явилось откровение: знать, что о тебе думает… Вот весело-то!

— О твоей персоне — не самое лестное, — скептически глянула на меня девушка.

— Ну, это мне известно, — кивнула я и про себя послала в адрес белокурого парня пару самых что ни на есть литературных слов. Чесное слово, литературных!!! Все слова фразы «кобель с синдромом Дауна» есть в литературном толковом словаре! Что уж, думаете, я и языка родного не знаю? Как раз наоборот!

Наоборот? Вот у меня вопрос назрел про это самое «наоборот», только не обо мне любимой, а о нём ненавистном.

— Знаешь, Ким, — заметила я, — а ведь для четверть-оборотня Лэйд слишком силён.

— О-о-о! — многозначительно протянула девушка и понизила голос. — Ты ещё просто Королеву Баст не видела, его бабку. Вот кто поистине богиня!

При последней фразе голос её потеплел, словно она говорила о родной матери. Что ж, может быть, если Клан для обортней — это Семья, то Королева — это Мать? Знаете, в последнее время очень даже сходится. Интересно, тогда какую же роль выполняет в Клане Эдуард?..

— Подожди, — продолжила я, видя, что Ким собирается заговорить о чём-то левом, — так что получается, Лэйд — Принц по рождению? Я-то думала, что это место завоёвывается, как во всех Кланах…

— А оно так и было, — усмехнулась Кимберли. — Раньше Принцем был Итим, чёрненький такой… да ты его помнишь!

Итим?.. От этого имени в меня в душе неожиданно потеплело. Обычно такое ощущение бывает только когда я после долгих ночных прогулок по Кварталам Нелюдей и после горячего душа наконец-то оказываюсь в кровати под одеялом. Интересная аналогия, не правда ли? Но зато на сто процентов верная. Больше я таких чувств никогда не испытываю… То есть, не испытывала.

— Знаешь, — продолжала тем временем моя подруга, — у оборотней иногда случается так, что младшие сильнее старших. Но у таких ребят обычно не хватает терпения и опыта, чтобы взбираться по ступенькам к более высшим рангам. Итим оказался не таков. После смерти отца, который тоже был из Клана, он стал осторожным и недоверчивым, как сама смерть, поэтому — вторым в Клане. Так редко, но бывало. А Эду…

— И долго он был исключением из правил? — небрежно поинтерисовалась я, хотя меня — меня!!! — распирало от любопытства. Мне что, интересен это голубоглазвый оборотень?!. Да что ты, Кейни, вовсе нет!!! Ты же черпаешь информацию про Лэйда!.. Ага, путём задавания вопросов про Итима.

— Не перебивай, — поморщилась Ким. — На чём я остановилась?.. Ах да, Эдуард — тогда ещё мы все звали его просто Эдуардом — появился неожиданно. Было ему тринадцать лет, как Итиму. А кто такой, откуда — только чёрт знал! Он пришёл к нам в ночь, когда Королевы не было в городе, бросил вызов Принцу по праву Крови…

— … и выиграл, — спокойно окончила я.

— Совершенно верно. По правилам, титул должен был перейти к нему, несмотря на недовольство Клана, но Эдуард почему-то исчез и больше не появлялся. Я и Тимка, как старшие после Королевы, не знали, где его искать, а найти надо было: Закон есть Закон. И наверное, мы бы так и сидели, но однажды Баст чисто случайно встретила Эдуарда на улицах Кварталов. Мы не рассказывали ей, как он выглядит, но тем не менее, она узнала его с первого взгляда: он был очень похож на своего покойного отца, её сына. Королева заставила его сдать генетические анализы и — вуаля! Эдуард — её родной внук!

— А откуда имя — Лэйд?

— Когда родителей Эдуарда поймал охотник за скальпами, ему было три года. Баст знала его и его имя.

— Но почему она не стала искать Лэйда после того, как пропал её сын?

— Видишь ли, — задумчиво начала Ким, — тел Визэ и Энжи, родителей Эдуарда, не нашли. Поэтому Баст просто предположила, что её внук тоже погиб.

— Логично, — согласилась я. — Но почему ты не сказала мне, что он Принц?

— Ты что?! Меня бы за это… — девушка в ужасе ошатнулась, и я, поняв, какую глупость сморозила, поспешно выпалила:

— Шучу-шучу!!. Но почему хотя бы не сказала, что ты третья в Клане?

— Не хотела тебя пугать.

— А что тут такого? — удивлённо воззрилась я на подругу.

— Тебе надо пожить среди нас, чтобы понять, — покачала головой Ким. — Но не дай бог тебе стать нечеловеком.

— Почему?

— Нелюди — изгои… — с горечью прошептала девушка. — Что бы там кто не говорил, мы — изгои.

— Да ладно, у тебя же есть я, — мои пальцы дружески сжали её плечо. — И всегда буду.

Но кто есть у меня, кроме Киары и заляпанного кровью родителей Тэдди?

34.

Ещё не дойдя до моста, я заподозрила что-то неладное. Не понравилась мне эта тишина, небо, шум деревьев, далёкое кваканье лягушек, когда мы шли по улице к водоёму. Как-то это всё… не так.

— Пошли быстрее, — глянула я на Ким, и мы ускорили шаг. Меня терзало странное и очень нехорошее предчувствие. А своим предчувствиям я отныне доверяю. Если б доверяла и раньше, то не повстречала вампиршу и не узнала, что Эдуард — Принц. Ну что ж, теперь буду умнее и не стану пренебрегать интуицией.

Идти пришлось не очень долго, но всё это время я пристально вглядывалась вперёд, чтобы наконец увидеть следующую картину.

На мосту в жёлтом свете фонарей друг напротив друга стояло две группы людей. Впрочем, половина из них была людьми только на первый взгляд. Почему? Да потому вся эта компания на самом деле — Круг Поединков и Братство Иных (полувампиры, полу-оборотни и четвертькомары), что само по себе странно. С Братством Иных мы не дружим, скорее даже наоборот, и поединки нам с ними запрещены по Закону, так как у нас более низкие физические возможности. За выполнением этого правила тщательно следит Кольцо Избранных.

Значит, если это не дружеская встреча и не массовка, то что?

Впереди моих стоял как всегда невозмутимый и холодный Джо, а перед ним извивался и хохотал длинноволосый Тарк, курносый полуоборотень. Такая, надо сказать, сволочь… Впрочем, уж кто бы говорил.

— … Давай, Русский Воин! — крикнул Тарк, и даже я услышала его слова. — Либо кто-то из ваших выходит на поединок со мной, либо мы устраиваем массовку!

С десяток ублюдков — извините, но это так — за его спиной радостно поддержали сию весьма «трогательную» речь. Все они, судя по голосам и лицам, под хорошим кайфом. Не помню, среди бойцов это запрещено или нет? Кажется, запрещено… Точно запрещено.

Я и Ким приблизились настолько, что могли всё слышать. Внимания на нас почему-то не обратили.

— Молния, — голос Джо был спокойнее льда, — я тебе чётко сказал: никто из нас в бой не пойдёт. Ты забыл Закон?

— Закон! — продолжал хохотать патлатый полуоборотень и приплясывать от нетерпения. — Плевал я на Закон! Правила для слабаков! Ты слабак, Русский Воин?

— С точки зрения анатомического строения, способности твоего тела вследствие мутации значительно превосходят мои, — холодно бросил Джо. Круг Поединков за его спиной хохотнул, так как мина у Тарка получилась озадаченно-глупая: он таких слов не знал, но тем не менее не растерялся:

— Лу, — Молния через плечо посмотрел на узкоглазую бритоголовую девушку в кожаных шортах и кислотной майке, — переведи! Ты у нас на японском шпаришь!

Его банда тоже заржала, но не слажено, как мои ребята — в массовках мы друг за дружку глотки рвём — а вразнобой, как кричит зверьё на птичьем рынке. Мне не нравился этот их смех, но я верила в димпломатические способности Джо, который мог уладить едва ли не любой конфликт, а потому не стала выходить в свет фонарей. Мало ли, вдруг моё появление нарушит то подобие мира, что пока ещё держится между двумя содружествами? Не хотелось бы. Я реально прикидываю наши и их силы, поэтому знаю, что если драка начнётся, счёт окажется далеко не в нашу пользу.

Молния, осмотрев Круг, неожиданно ткнул пальцем в единственную девчонку:

— Во! Я с ней буду биться! Выходь, красотка?

— Оставь Пуму, — ощетинился Варвар прежде, чем нахмурившаяся Киара открыла рот, но тут Тарк взглянул на него:

— А может, ты?

Алекс привял. Разумеется, ему не тягаться с полуоборотнем даже близко. Но то, что он вообще посмел вякнуть, я оценила и поражалась только одному: почему молчит Эдуард? Ведь если и есть вариант решения данного конфликта, приемлимый для обеих сторон, то заключается он в том, что с Тарком будет драться Тень Тигра. Не хочу кое-кого хвалить, но Эдуард так отделает этого ублюдка, что Иные надолго притихнут.

Я встретились вопросительным взглядом с глазами четверть-оборотня, и изумруды насмешливо прищурились… Чёрти бы его подрали! Да ведь он почти что забавляется этой массовкой!!! Ублюдок ублюдком! Ей-богу, он ничем не лучше тех, что стоят сейчас перед Кругом Поединков и веселятся!

Удивлённо глянув на лицо белокурого парня, Киара повернула голову в мою сторону, и на её лице прочиталось заметное облегчение. Волновалась?.. Наверное.

Но внезапно с места сорвался Тарк.

А сотой долей секунды — я, только уже не успевая…

Движений полуоборотня, кроме меня, почему-то никто не разобрал: он словно исчез, а появился уже среди бойцов Круга Поединков. Его удар пришёлся точно в живот Пуме — её резко отшвырнуло назад и впечатало всей спиной просто в каменные перрила моста.

Всё произошло так быстро! Киара успела лишь коротко вскрикнуть, и её голова резко дёрнулась назад. Алая кровь плеснулась изо рта и стала быстро впитываться в ткань белой рубошки. Карие глаза, закатываясь и мутнея, взглянули куда-то далеко в небо, а потом медленно закрылись, и девушка безжизненно сползла на асфальт.

И только тогда я с отчаянным криком оказалась рядом. Секунду спустя. Целую секунду!!!

Склонившись над сестрой, я прислушалась…

… Не дышит…

То есть, как это — не дышит?..

Я растеряно и непонимающе посмотрела на Киару, но тут меня грубо оттолкнули Майк и Никита, и в этом я винить их никак не могла. Работали они слажено. В одно мгновенье Пума оказалась уложена на курточку, которую стянула с себя Ким, и оба парня на счёт три начали делать ей массаж сердца и искусственное дыхание.

— Пульса нет! — сообщил Джо, держащий в руках тонкое запястье моей сестры. — Давайте ещё раз!!!

… А я сидела неподалёку, обхватив руками колени, и расширившимися глазами наблюдала за их работой. Меня охватило странное оцепенение, когда я смотрела на застывшее лицо Киары. Такое состояние у меня было в день смерти родителей. И сейчас. Я не знала, что делать, я не знала, что кричать, я не знала, кому молиться. Я не понимала происходящего. Поэтому просто молчала и сидела на холодном асфальте.

— Бесполезно — нужна скорая, — наконец покачал головой Джо. Я резко обернулась к Эдуарду, но у того к уху уже был приложен мобильник, и он уже с кем-то ругался, требуя к телефону мистера Крестовского. Ради меня он бы такого не сделал, но моя сестра для него была «чертовски милой кошечкой» (цитирую дословно), мою сестру он не то, чтобы любил, но она ему точно нравилась. Да и остальным тоже. Только я вызываю у всех чувство тошноты и не умею нормально уживаться с людьми. Социопатка хренова…

За спиной Тигра как по волшебству возник Молния. Намерения у него были недвусмысленные. Но вот только на этот раз я оказалась быстрее…

Какая-то секунда, а мы уже кубарем выкатились по асфальту на свободное пространство. Вскочив на ноги и отпрыгнув назад, я зло процедила:

— Ну что, хотел поединка? Так я принимаю твой вызов!!!

— Да ты с ума сошла!!! — заорала Ким и бросилась ко мне, но Эдуард ловко поймал её за талию и рванул на себя. Два тихих слова, и девушка притихла.

Однако, мне не стало уже до этого.

Зрачки Тарка были большими. Слишком большими, даже как для полу-оборотня… А мне плевать!

… Весь мир без следа растворился в аромате роз и пурпурном то ли вихре, то ли тумане. Что было там, за ним, меня не интерисовало. Мне оно не было нужно: там остались боль и страх. А зачем они мне? Ни за чем. Теперь в целой Вселенной нас двое: я и полуоборотень.

Первую череду моих ударов Молния пропустил — кровь ручьём хлынула с его разбитого лица. Удар с подсечкой — он покатился по пыльному асфальту, окрашивая его в алый цвет.

А я ощутила себя всамделишней Вэмпи. Какая дикая, неуправляемая ярость плясала сейчас во мне! Она горела на коже, на мышцах, она заглушала чувства, мысли, желания, оставляя только одну цель: убить. И ей невозможно было противиться! Невозможно, да и не хотелось: месть из тех блюд, что хороши в свежем виде.

Я дала полуоборотню возможность вскочить и даже напасть, но потом, не раздумывая, тенью скользнула ему за спину, поймала покрытую татуировками руку и резко заломила назад. Хрустнула ломающаяся кость, и полуоборотень жалобно взвыл.

Только во мне ничто не шевельнулось. Ничто.

Вписав спину что-то вопящего Молнии в камень перил, которые вдруг обозначились из алого тумана, я въёхала ногой в его живот раз и ещё раз. Следующий удар пришёлся по колену — пусть походит с вывихом!

Твою мать, это тебе от всего Круга — за Пуму!!!

Я схватила полуоборотня за волосы и грубо провезла мордой по асфальту.

А это — лично от меня за сестру!!!

Носок кроссовка угодил в аккурат солнечное сплетение Тарка, и вой резко оборвался свистящим сипением.

— Ну что, ублюдок, будешь ещё мою сестру трогать? — зло процедила я прямо в его залитое кровью лицо, в огромные от страха глаза. Он хотел что-то ответить, но растрескавшиеся кровоточащие губы только пошевелились, не произнеся ни звука.

Тогда мои окровавленные пальцы покрепче ухватили его за шевелюру, кулак занесся для удара и…

И внезапно кто-то больно ухватил мою кисть, больно вывернул её, заставляя отпустить волосы полуоборотня. Я изо свсех сил попыталась вырваться и обернуться, но тут неизвестный заломил мою руку назад, крепко уватил меня за талию и с нечеловеческой силой рванул вверх, оттаскивая от скорчившегося в луже блевотины Молнии.

… Мир вокруг меня словно воскрес из небытия, проступил из пурпурного тумана, если хотите. Пелена алого-алого безумия, пахнущего розами и кровью, растворилась в полумраке реальности, а ярость отступила так внезапно, что я обмякла в чьих-то сильных объятьях, почти теряя сознание и жадно заглатывая воздух. Кто-то отпустил мою бедную кисть и поднял меня на руки, что было вполне логичным: меня мои ноги не держали, а голова отказывалась соображать. Тяжёлыми волнами накатывала усталость…

Сквозь танец чёрных и пёстрых пятен, которые словно специально всё плясали и плясали перед глазами, я увидела, что Братство Иных, подберя избитого Тарка, поспешно удрало, что поперёк моста стоял чёрный «Лексус» Крестовского, на заднее сиденье которого Джо бережно уложил Киару. Вслед за ней на в салон забрался он сам и Майк. Никита хлопнулся на переднее рядом с водителем, после чего машина, полыхнув фарами, сорвалась с места и растворилась во мраке ночного города…

— Кейн, — тёплые дрожащие ладони Ким взяли моё лицо, — что случилось?..

Я моргнула, пытаясь навести резкость, и разглядела за её спиной Эдуарда. Наши взгляды встретились, и теперь я могла смотреть только в его горящие зелёные глаза: в голове звучали выдернутые из памяти слова, сказанные белокурым парнем не так давно: «Ты что, не заметила? Ты меняешься». Что же он имел ввиду? Что он знал?..

Я попыталась встать на ноги — позволили и даже бережно поддержали. Удивительно, меня почти не шатало, и голова не пыталась копировать кружущуюся Землю. Единственное, что меня смущает, это запах роз и… чьего-то терпкого одеколона. Какого чёрта?!

Резко обернувшись, я увидела Итима, и моя челюсть сама по себе потянулась к ногам. Вот уж кого я не ожидала встретить!!! Сердце пропыхтело эту же фразу и забилось куда сильнее прежнего, но как-то странно дёргаясь между ударами. Что это с ним? И что это со мной? Отчего у меня свело горло, будто я его простудила? И почему мне так жарко этим не самым тёплым летним вечером?..

А, чёрт!

Пока всё вышеперечисленное копошилось у меня в голове, оборотень с любопытством разглядывал мою нижнюю часть — то есть, ноги — будто мог что-то увидеть сквозь плотные джинсы-карго, а потом посмотрел мне в лицо, и глаза его были — две горящие голубые бездны с чёрными островками-зрачаками посередине. Но я не упала в них, меня к ним даже не потянуло в каком-то ментальном смысле.

А в физическом, кажется, очень даже…

Черноволосый парень, глядя мне в глаза, удивлённо приподнял брови. Я невинно хлопнула ресницами, ведь вины за мной и впрямь никакой нет! А то, что в глазах его не тону, как полагается, это уж, извините, не моя, кажется, заслуга. Спрос вон с той психованной вампирши, не с меня.

Губы Итима тронула полуулыбка уверенного в себе парня. Я видела много вариантов такой улыбки, но этот понравился мне больше всего. Удивительно, и с чего бы это вдруг, а?

— Салют, бэйба, — произнёс оборотень приятным голосом, — хорошо дерёшься.

Сглатывая тягучую слюну, я как можно более небрежно кивнула, мол, спасибо, но я знаю, и встретилась глазами с Ким. Она только покачала головой, и на её лице было то ли отчаянье, то ли жалость… Почему? Серо-зелёные глаза не отвечали.

Я в поисках ответа посмотрела на Эдуарда, и он, улыбнувшись своим мыслям, произнёс:

— Могу тебя поздравить, крошка Кейни: укус вампира так просто прошёл. Не забывай о долге, детка. Жаниль, Итим, пошли.

Все трое как ни в чём бывало один за другим повернулись ко мне спиной и отправились прочь. Я смерила их усталым взглядом, а потом в моём мозгу вспыхнуло тревожное " Киара!!!»…

35.

Когда я прибежала в Киндервуд, было раннее-раннее сегодня.

К счастью, моя сестра, в отличие от меня, на редкость везучая. До такой степени, что у меня иногда складывается впечатление, будто мы похожи только внешне. Характеры у нас — точно противоположность друг другу. Но ведь только так мы можем составлять две половинки одного целого, правда?

Влетев в больничную палату, я поначалу замерла как вкопанная: Кара, лёжа в больничной постели в бинтах под капельницей, жаловалась на жизнь и «долбанутых ублюдков» Крестовскому, который измерял у неё давление. Рядом с её кроватью на стуле сидел Джо и перочинным ножиком чистил апельсин. Руки его слегка дрожали, но я едва обратила на него внимание в целом, глядя только на Киару. И когда она подняла на меня карие глаза и радостно улыбнулась со словами: «А вот и Кейни!», я чуть не разревелась от облегчения.

Сделать это я не успела по одной простой причине: дверь в комнату внезапно распахнулась, и внутрь ввалились хохочущие Майк и Никита.

— Мясо для Пумы! — торжественно провозгласил бритоголовый парень, доставая из пластиковой коробки, предназначеной для пищевых продуктов, жареную куриную ножку.

— И зелень для Тура, — ухмыльнулся Тигр, помахивая пучком петрушки, после чего оба добытчика еды чуть не подрались. Разняла их я, конечно же.

… В районе шести утра я уложила сестру спать и, пообещав сегодня же напечь ей пирожков (чую, с этим делом будет весело), вышла из больничной палаты. Джо, Майк и Никита уже ушли по домам, а мне предстояло ещё одно дельце, потому как тянуть и просто ждать, оказывается, нельзя.

Мистер Крестовский вышел из соседней палаты и я незамедлительно откликнула его. Он обернулся и внимательно посмотрела на меня:

— Да, Кейни?

— Мне нужно поговорить с вами.

— О чём? — приподнял рыжие брови врач.

Немного помявшись, я ответила:

— Лучше… за пределами госпиталя.

— Что такое?

— Личное.

Круглое лицо Крестовского вытянулось в овал, и тем не менее он вышел вслед за мной на крыльцо под каменным навесом. Я села на первую ступень и поёжилась: было довольно-таки прохладно. Солнце уже взошло, и сверчки стихли, сменившись весёлыми стрижами и какими-то ещё пичужками. Деревья, окружающие больницу, тихо шумели листвой и покачивались. Мирный-мирный пейзаж.

У меня в душе всё было ровно наоборот. Только вот стоит ли её, эту самую душу, хоть кому-то изливать? Пусть даже и не до конца? Наверное стоит, а иначе я просто рехнусь от всех этих мыслей и сомнений. Мне надоело гадать, как оно будет. Лучше спросить сразу.

— Что произошло? — поинтересовался врач, когда молчание затянулось. — Ты сама не своя. Что означает то твоё «личное»? Ты что, беременна?

Я подняла на него лезущие из орбит глаза (всяко ожидала услышать, но такое!!!) и произнесла:

— Вы что, долб… перетрудились?!!

— Может и так, — устало рассмеялся доктор и протёр носовым платком очки. — Вы ж не дадите спокойно поработать, спиногрызы. Говори давай, что стряслось!

— Меня… — я выдавливала из себя это признание, как остатки зубной пасты из тюбика. — Меня… укусил вампир.

Тишина. На головой с криками пронеслась стая чёрный стрижей.

Ну вот, Кейни, а ты боялась. Не так страшен чёрт, как его поп малюет.

Я обернулась. Лицо Крестовского было самым что ни на есть серьёзным. Как когда он ставит точный диагноз. Ещё я видела у него такое лицо, когда он собирался делать Джо сложную операцию. Такие же уверенные и твёрые глаза, будто права на ошибку нет никогда не будет. Я ожидала увидеть удивление, измление, страх, наконец, только не эту медицинскую сосредоточенность.

— И похоже, что для меня это просто так не прошло, — я решила идти до конца и ставить все точки над «і». — Что теперь со мной будет?

— Когда тебя укусили? — отрывисто спросил врач, нервно поправляя воротник рубашки.

— Кажется, поза-позавче…

— Ты должна была прийти раньше!!. — Крестовский резко выпрямился, но я замахала руками и успокоила его:

— Мне сделали укол диренидрола. Два кубика.

— Сразу надо было так, а то никогда чужие нервы не жалеете… — доктор в облегчении плюхнулся рядом со мной на ступень и, достав откуда-то из внутреннего кармана сигареты, закурил. — М-да, дела так дела…

— Скажите, — мой голос аж сипел от волнения, — два кубика — это достаточно?

— Для тебя даже много, — врач затянулся. — Но от этого, как видишь, никаких побочных эффектов. Что же тебя волнует?

— Кто я теперь? — прищурившись, я внимательно посмотрела ему в глаза. Они не смотрели в бок и не бегали, значит, сегодня со мной будут предельно честными. Уже хорошо… Для кого? Для моей психики?.. Господи, было бы, что беречь.

— Возможно, человек. А возможно, нет… — голос Крестовского стал каким-то будничным. Меня это испугало, сорвало, столкнуло, как хотите. Я едва не вскочила со своей ступени и не упала перед ним на колени. Но отчаянье, смешанное с ужасом, беззвучно вопило во мне из-за какой-то пурпурной стены, и запах роз безо всякого труда перекрывал его. Поэтому я почти спокойно поинтересовалась, провожая взглядом пролетевшего мимо Адмирала (бабочку, а не военного):

— А она имеет надо мной власть?

— Это после двух кубиков диренидрола-то? Ни в коем случае, — усмехнулся Крестовский и бросил окурок в урну, стоящую у подножия лестницы. — Расскажи толком, что произошло, и что в тебе не так, как раньше? Знаешь, ведь кое-что лечится.

Уронив голову на руки, я задумалась. Моим страху и отчаянью на самом деле не было края. «Нет! Это не лечится! Не лечится! Со мной это навсегда! Я буду проживать с этим каждый день, и каждый день будет точной копией предыдущего! — кричали они откуда-то изнутри. — Все уверяют, что вампирша не имеет надо мной власти, но почему же тогда меня постоянно преследует аромат её Силы?! Может, я больна, а может, все вокруг заблуждаются? Какая связь между мной и ею?! Ведь связь есть, правда? Есть, есть, я знаю…». Но был ещё запах роз, который одним своим присутствием будто плотина сдерживал бушующие во мне чувства. И теперь меньше всего на свете я хотела, чтобы он исчез, ведь тогда… тогда, наверное, меня хватит истерика или удар. Бойцы Круга Поединков тоже умеют бояться.

Но что же мне делать?.. Я устало потёрла кожу висков, за ушами, лоб и внезапно поняла, что мои руки перепачканы чужой кровью, которая теперь размазана у меня по лицу. Господи…

Перед глазами замелькали картинки… Как же я отделала Молнию… Это была я?..

Нет! Нет!! Нет!!!

Это же не я… Я не могу быть такой жестокой!!!

… Только чудом я успела долететь до края ступеней и перегнуться через перрила. Меня мучительно вырвало. В ушах зашумело, и удары пульса наполнили голову, грозя разорвать её. Какая-то мелькающая тьма стала заползать в глаза, но я, сплюнув, наполовину выпрямилась и заглотнула побольше воздуха, после чего упрямо стиснула зубы: ну уж нет, так просто я в обморок не хлопнусь!!!

— Кейни, что с тобой? — ладонь Крестовского легла мне на плечо. Вытерев рот рукой, я хрипло прошептала:

— Всё в порядке.

Мои руки, сжимающие металлические поручни, дрожали.

— Ни за что не поверю, — фыркнул врач. — Ты мне ничего не расскажешь?

— Нет, — тяжело покачала я головой и опять сплюнула. — Не стоит Вам в это вмешиваться. Никогда не стоит вмешиваться в эту грязь.

Окончательно разогнувшись, я села на перрила и тихонько прошептала:

— Только пожалуйста, никому не говорите. Даже Киаре. Особенно Киаре. Кстати, забыла спросить, что с ней? Я увидела, что она в сознании и…

— Хм, как обычно, — отмахнулся Крестовский. — Поваляется под капельницей, и всё пройдёт. Ну, синяк ещё на спине будет долго красоваться, и никаких нагрузок на мышцы живота. Но вообще, с такой частотой драк вы поотбиваете себе все внутренние органы. А насчёт укуса не волнуйся: я буду молчать, как рыба об лёд.

— Спасибо, — я впервые за сегодняшний день вздохнула с облегчением.

— Кстати, а как ты умудрилась поцапаться с вампиром?

— О-о-о, — протянула я и начала спускаться по ступеням, — поверьте, это проще простого!

36.

Мои сны были кошмарами. Самыми отвратительными из всех, которые я когда-либо видела, а повидала я их — будь здоров! Сборник золотых рок-баллад, который я слушала, помог уснуть, но страх не прогнал…

… Кто я? Что со мной происходит?..

Тишину волновало шлёпанье моих босых ног. И больше ничего.

Сколько я брела в кромешной тьме, придерживаясь холодной шершавой стены?

Не знаю.

Куда я шла? Какая смерть брела за мной на этот раз? Какая ждала меня впереди? Какая занесла надо мной свою когтистую лапу?

Кого она из меня сделала?

Не знаю… Я ничего не знаю…

«… Нелюди — изгои…» — тихо шепчет Ким, и её голос на мгновенья разрушает чёрную тишину.

… На алых лепестках роз блестели бусинки крови. Словно роса.

Тэдди падал в ярко-красное озеро, пахнущее медяками. С криком я бросилась за ним, а потом с тяжёлой от влаги игрушкой попыталась выбраться на сушу, но чьи-то руки упорно тянули меня ко дну.

И чьи-то мёртвые голоса звали: «Иди к нам, доченька!..».

Сверху падали пурпурные лепестки. А потом на чёрном берегу появился Лэйд.

Холодный ветер сечёт мне глаза, но я пытаюсь плыть. Мне надо доплыть до берега!..

Неподалёку всплывает избитый Тарк и с безумным воплем начинает грести ко мне. С его разбитого лица ручьями бежит кровь. Я кричу, пытаюсь плыть быстрее и выбраться на сушу.

Но мне не позволено. Руки родителей — да, именно родителей — тянут к себе, на дно преисподни. Невольно заглатываю противную солёную кровь, давлюсь собственным страхом и рвотой…

Принц безмятежно смотрит, как я тону…

… А в последний момент ловит мою руку и одним рывком вытаскивает из озера.

— Должник.

Я с криком вскочила на кровати.

Было позднее утро, и мою комнату заливал яркий солнечный свет. Такой чистый, радостный и безмятежный, что мои побелевшие пальцы, судорожно сжимавшие медвежонка, медленно разжались. По виску медленно ползла капля холодного-холодного пота, не крови, как мне вначале показалось. И по мере того, как сползала эта капелька, отползал куда-то под кровать ужас и чёрный кошмар, чтобы затаиться там и подождать следующей ночи.

— Господи… — я в изнеможении откинулась на подушки и уставилась в потолок. Мне нередко снились кошмары, но таких я не видела уже давно. Давно уже я не просыпалась от собственного крика. С тех пор, как прошёл год после смерти родителей и рана на душе затянулась, с тех пор, как я смирилась с утратой.

А тееперь всё по новой. Теперь по ночам я опять буду задыхаться от ужаса, опять будет колоть сердце после увиденного во сне. И то, что я там увижу, будет во много раз хуже реальности. Ведь что бы не произошло, оно было только один раз. А во сне — миллионы. С этим надо что-то делать, пока я не сошла с ума и не заработала себе бессонницу.

Перевернувшись набок, я выдвинула ящик стоящей рядом с кроватью тумбочки и стала нашаривать там серебрянный крест. Знаю, я аттеистка, но после всего, что произошло со мной, я поверю в кого угодно, лишь бы мне стало от этого легче. К тому же, вампиры не любят крестов, так что пусть теперь повисит у меня на шее…

Вскрикнув, я резко отдёрнула руку и вскочила на постели: серебро я нащупала, но оно не холодило, а грело мою кожу.

А это значит, что я кто угодно, но только не человек…

Я закуталась в одеяло. Крест теперь был на мне и грел кожу. Чудно, но с ним мне спокойней…

… А я теперь — нелюдь…

При этой мысли меня начал трясти нервный смех. Сначала это были еле слышные смешки, которые потом стали нарастать в истерический хохот. И я хохотала до слёз, уткнувшись лицом в подушку. Это лучше, чем биться в припадке, к тому же, смех продлевает жизнь…

Матерь Божья! Я теперь не человек! Кто бы мог подумать?

Мокрыми от слёз глазами я уставилась в потолок, и на душе у меня полегчало. Если вампирша не имеет надо мной власти, а я теперь нелюдь… то что же я теперь могу? Быть может, перевернуть мир? Поставить его с ног на голову? Вывернуть наизнанку и устроить по своему вкусу?

Я невесело рассмеялась. Как сказал Архимед, дайте мне точку опоры, и я переверну мир. И первой такой точкой станет кухня: Киара хотела пирожков.

37.

Когда я вернулась в больничную палату, моим глазам предстала удивительная картина. На постели рядом с моей сестрой, жующей последний пирожок, сидел Джо и держал пустую тарелку. Вокруг же устроился в полном составе Круг Поединков и слушал Эдуарда, который рассказывал какую-то байку про Короля Клана огненных Тигров. Ну а про кого же ещё?

Но удивило меня не это. Я отлучилась буквально на минуту, оставив у Киары штук тридцать…

— Отличные пирожки! — с лукавой улыбкой заметила моя близняшка, дожевав.

— Ага, — поддержал её Майк, — отменнейшие!

— С картошкой… — мечтательно вздохнул Никита. — А ещё есть?

Несколько секунд я стояла с отвисшей челюстью, а потом в изумлении, замешанном на откровенном возмущении, произнесла:

— Это что же, сия банда проглотов сожрала всё, что я напекла?!

— А ты сама пекла? — глаза Киары полезли из орбит. Разумеется, она привыкла, что меня даже хлеб порезать не заставишь.

— Разумеется, сама! — воскликнула и отобрала у Джо тарелку.

— Что-то у меня с животом!.. — пафосно провыл Майк и сполз со стула на пол. — Она подмешала туда яду!.. Она на самом деле агент гестапо, я раскусил её!..

Клуб Поединков зашёлся дружным хохотом, а я посмотрела на ухохатывающегося Тура и глубокомысленно спросила:

— А кто-нибудь хочет пирог с говяжьим мясом?

38.

По телевизору шёл диснеевский сериал «Винни Пух». Как обычно, в тринадцать двадцать пять по третьему каналу. Люблю я мультики: они так хорошо успокаивают расшатанную детскую психику! А сегодня мне это было нужнее второй пары рук. Потому что я, сделав телевизор погромче, возилась над собой в ванной.

В течение часа я трижды прокляла весь мир, ад, рай и преисподню, четырежды полила словесными помоями Эдуарда и только потом сумела-таки расплести все свои косички. Лёгкие-лёгкие волосы тот час же стали дыбом, словно меня замкнуло все двести двадцать вольт.

Глянув на себя в зеркало я пришла в тихий ужас — что-то слишком часто в последнее время — и сунула голову под кран с водой. Оказывается, волосы у меня длиннющие, а салатовый шампунь неприятно печёт кожу. И пена от него странная: цвет у неё такой интересный, ядовитый. Вот например, ополаскиватель нормальный, прозрачный, и пахнет хорошо…

Обмотав потемневшие волосы полотенцем, я закрепила на голове эту конструкцию и занялась лицом. Ким составила мне длинный список ЦУ, которые я теперь безукоризненно выполняла, путаясь в баночках и тюбиках: их так много!

Но самое интересное — как я потом расчёсывала свою гриву. Изобрела массу новых ненормативных выражений, выломала половину зубчиков у расчёски и два раза запутала её в волосах. Про то, что грохнулась в ванну (а я сидела на самом краю оной) и поставила синяк на копчике, буду помалкивать.

Короче, время между тринадцатью ноль-ноль и четырнадцатью двадцать семь я проводила с интересом и пользой. Так и запишем.

… И вот последняя прядь отбошена за спину. Я поднялась на ноги и с любопытством обернулась посмотреть на себя любимую в зеркало.

Волосы у меня потемнели и были такими длинными, что полностью скрывали мою спину. Вот это да-а-а-а… Я себя почти не узнала, однако это всё мелочи по сравнению с тем, какой удар меня хватает после драк при виде своего отражения

А вообще, признаюсь вам, смена облика захватывает и отвлекает от неприятных мыслей. Рекомендую.

И всё бы ничего, да внезапно раздался звонок в дверь. Я подскочила от неожиданности, а потом схватила полотенце и принялась заматывать так кропотливо расчёсанные косы. И только убедившись, что изменения внешности и след укуса незаметны, я побежала открывать.

На пороге, к моему изумлению и облегчению одновременно, стояла Люсия. Чёрт! А я уже совсем про неё забыла!!!

— Привет! — как ни в чём ни бывало весело прощебетала девчонка, не вынимая рук из карманов синих джинс. — Я тебя давно не видела и решила зайти. Можно?

— Проходи, — я растерянно впустила её внутрь. Элен быстренько разулась и продефелировала в зал, где косо глянула на телевизор — к счастью, «Винни Пух» закончился, а то бы я померла от стыда — и обратилась ко мне:

— Как ты тогда дошла домой?

— Нормально, — пожала я плечами и вздрогнула от воспоминаний. Уж куда как нормально! Страху на всю оставшуюся жизнь натерпелась. Не дай Боже мне ещё раз так «нормально» дойти. Скопычусь и разрешения спрашивать не буду. Но внешне я этих мыслей ничем не выдала и спокойно спросила:

— А ты?

— Классно!!! — глаза Элен радостно загорелись. — Ты представляешь, он такой интересный! Оказывается, он лично знал графа Дракулу!!

— Погоди! — остановила я её. — Ты о Винсенте?

— А о ком же ещё?!

И впрямь. Я же сама отправила девчонку с Вином. Что-то я после того салатового шампуня торможу…

— А-а-а, ну конечно… — протянула я. — Папа говорил, что он тоже из Румынии…

— Как — папа? — глаза девчонки округлились. Господи какая наивность! Она что, думает, я спиритизмом занимаюсь? Или ко мне по ночам приходят призраки моих покойных родителей? Ну разумеется, я их сама вызываю! А они мне посланьица кровью на зеркале оставляют!.. Простите меня Боже и папа с мамой, за это богохульство!

Я фыркнула, глядя в огромные глаза Элен:

— Винсент — друг моего отца. А ты думаешь, откуда я его знаю? И друг моего покойного деда, цар… Ну, тот был атеистом, так что не стоит… В общем, этот вампир — друг нашей семьи уже с полтора столетия. Мои предки-безбожники вроде как спасли его от инквизиторов… Точно не помню, а сам он не рассказывает. Когда-то, наверное, именно эти полторы сотни лет назад, моя… мой род, скажем так, жил в Румынии, — задумчиво продолжила я. — Потом из-за проблем с церковью переехал сюда и изменил свою фамилию на затёртое Браун. Винсент приехал с нами. Если сравнивать с другими вампирами, то он и впрямь… уникальный.

— Так ты немножко румынка? — глаза Люси, которые и без того вылезли из орбит, стали мужественно карабкаться на лоб.

— Что ты! — я даже рассмеялась. — Кровь Арьеш так смешалась с кровью местных жителей, что уже и не вспомнить, что когда-то это был славный румынский род.

— Арьеш — это та старая фамилия?

— Конечно, — скосилась я на неё, — а что ещё по-твоему? Народное румынское блюдо? Ну, правда, это ещё и речка така…

— Совсем забыла! — неожиданно Люси хлопнула себя по лбу, перебив меня на полуслове. Я такого терпеть не могу, поэтому уже открыла было рот для гневной тирады, но тут девчонка быстро протараторила:

— Он же просил меня передать!.. — и посезла в свои рюкзачок. Та-а-ак, это уже интересней. Что же она мне приволокла от Винсента?.. А я ещё удивилась, увидав её: зачем ей такая большая торба?

Наконец Элен вытащила… куклу.

Я потеряла дар речи и нижнюю челюсть.

Но это была именно кукла. Такая вот, с чёрными кудрями, в пышном кружевном платье и шляпке из алой парчи и шёлка. Личико курносое, с длинными ресницами и бездонными зелёными глазами. Она была чуть меньше, чем полметра, но должна только сидеть, потому как являлась коллекционным экземпляром. Такие игрушки слишком много стоят, чтобы доверять их детям.

Люси привела куклу в порядок и усадила на журнальный столик.

— Прелесть, правда? — девочка в восхищении склонила голову набок.

— Странный подарок, — пробормотала я, оправившись от изумления. Чего мне только не дарили — даже череп вампира с сохранившимися клыками — но такое… Это что-то новенькое. Или я в свои неполные шестнадцать похожа на маленькую девочку?

— Я тоже так сказала, когда Винсент отдал её мне, — Люси продолжала беспечно щебетать. — Но он сказал, что кукла… с сюрпризом.

Я задумчиво кивнула, рассматривая подарок. Интересно, а у этой диковинки имя есть? На этот вопрос Люси кивнула и произнесла: «Скарлетт», потом скосилась на часы и заторопилась в столовую на обед. Я не стала её удерживать, так как сегодня мне её общество было ни к чему. Кстати, она была в прямых джинсах, белой футболке и кроссовках — исправляется.

Проводив Элен, я вернулась в зал и взяла куклу на руки. Глаза у неё, как я уже говорила, были зелёные, стеклянные или хрустальные, но полные такой пустоты, что мне стало не по себе. Явно это чудо игрушечной индустрии сделали вампиры.

Я осмотрела и обшарила куклу с ног до головы, а потом в обратном порядке, но нашла только записку: «Берегись Лал». На другой стороне — номер телефона. И всё. Где же сюрприз?

Признаться, я разозлилась. Какие-то загадки, чёрт подери. А я их ненавижу! Ну нет у меня сейчас времени в игры играть! Тут выжить как-то надо, а не угадывать, кто там летом серый, к зиме белый, а зимой — шапка, и что такое Лал!

Я сняла полотенце и ещё раз расчёсалась, к счастью, было уже почти не больно. Волосы у меня только начали подсыхать. Долгий это, оказывается, процесс.

Чтобы хоть как-то его переждать, я отправилась на кухню. И пока я тянула горячий кофе, меня прямо-таки мучали вопросы. Что же хотел сказать Винсент? Это его номер телефона? Кто такой (или такая? Или такое?) Лал?

— Уф-ф-ф, — только и сказала я, качая головой. Что-то у меня одни проблемы в последнее время. Кошмар! Нет, в жизни счастья маленькой противной стерве!

Вернувшись в зал, я засунула бумажку-сюрприз обратно в платье Скарлетт и усадила её на туалетный столик в своей комнате. Пусть побудет здесь, поукрашает комнату, а то, что её внешний вид не сочетается с плакатами «Арии», «Короля и Шута» и «Linkin Park» — пустяки. Всегда найдётся масса желающих изобразить ей на голове ирокез и сделать из платья лохмотья панка-циркача. Другой вопрос, а отдам ли я её в лапы шизоидных стилистов? Пожалуй, нет. Так что пусть сидит, ведь для игр она не предназначена. Конечно, никто ею играть не собирался, но всё-таки! Мало ли до чего я докачусь с такой жизнью?

А сейчас что, опять в Кварталы нелюдей?.. О нет…

О да, Кейни.

39.

Гудки.

Блин, опять!!! Последние пять минут ничего, кроме гудков. Но они на чей звонок решили не отвечать?! На мой?!. Поднимите трубку, чёрт бы вас подрал, ну поднимите же наконец трубку!!!

Долгожданный щелчок…

— Алло? — тёплый, приятный голос.

Осмотрев из называемой телефонной будки улицу Гробовщиков (у меня не то, чтобы паранойа, но боязнь повстречать одну даму в красном), я произнесла:

— Это Браун.

— Кейни? — в голосе почувствовалась тёплая улыбка.

— Винсент? — я ещё раз огляделась.

— Ну вот, вопрос на вопрос…

— Ты дал мне номер, — я прислонилась спиной к стеклянной стенке будки. — Зачем?

— Мне нужно поговорить с тобой. Но не по телефону.

«Ясен чёрт, что не по телефону!» — едва не выпалила я. Не такая уж я всё-таки и дура, как кажется! Если кажется и если ты вообще вспоминаешь обо мне хоть иногда! Хоть изредка! Вспоминаешь, что живут такие вот Кейни и Киара, дочки твоего поконого друга?! Надеюсь, что вспоминаешь! Очень надесь!

Но этой гневной тирады я не произнесла. Мало того, я притворилась, что была спокойней драного башмака:

— Где же тогда?

— Как насчёт… — Винсент задумался. — Ну, скажем, «Фиалковой луны»?

— Ты с ума сошёл!!! Это же ресторан! Дорогой ресторан! — я окончательно разозлилась и забыла о приличиях, а ещё о том, с кем разговариваю. А разговариваю я со вторым по силе вампиром после Мастера его Братства, Братства Чёрной Розы, верховного в Роман-Сити. Но мне показалось, что Винсент просто смеётся надо мной, девчонкой-парнем, приглашая в светское заведение, где ужинают сливки общества и даже, насколько помню, мэр города со своей семьёй. Не люблю, когда на меня пялятся как на отброс. С самооценкой всё впорядке, но тем не менее — не люблю. Надеюсь, Вы меня понимаете.

— Тебя смущают цены? — на том конце провода, между тем разлился смех.

— Место, мать твою так!!! Прости, вечерним платьем не обзавелась!

— прорычала я в трубку, но из неё донеслось поспешное:

— Извини-извини, я не подумал. Тогда твой любимый «Ночной оплот»?

— Конечно. Я буду ждать тебя там, — с этими словами я раздражённо бросила трубку на рычаг и вышла из кабинки, кипя гневом. Да он просто посмеялся надо мной!!!

Кем я буду, коль забуду гаду отомстить? И буду ли я ему мстить? Кто? Я? Винсенту Кровавому, любовнику Ирбины, нынешней Царицы вампиров города (она же Мастер Братства)? Не буду. Наверное, не буду… Точно не буду. Жить ещё хочется.

Вечер выдался тёплым, а на голове у меня был капюшон. Странно, правда? И ещё я сегодня вообще не накрашена: ЦУ Ким это запрещали. Поэтому возникает резонный вопрос: меня узнают или нет? Хм, кому надо будет — узнают. Главное — не забредать в малолюдные (а как это перефразировать к нелюдям?) районы.

Да, эту вампиршу я до сих пор чертовски боюсь, но почему-то во мне с самого сегодняшнего утра живёт твёрдое убеждение, что пока она меня не тронет. Видимо, сказывается эта странная связь между мной и ею. Запах роз и крови… Чем же всё-таки мы с ней связаны?.. Неприятно мне об этом думать, хоть убейте, но не думать нельзя. Блин, и так, и эдак плохо!

Через пятнадцать минут я уже вошла в полумрак бара-кафе и внимательно осмотрелась, ища глазами свободное место. Это в субботний-то вечер? Проще найти гуманоида в пруду с аллигаторами. Но если свободных мест не наблюдается, зато наблюдаются знакомые лица. Вон за двухместным столиком воркуют Эдуард с Мажуа (кстати, о девушке приворожаемого мною парня надо будет подумать), там дальше тянут пиво Майк и Никита… Чёрт бы вас всех подрал! И надо ж всем вам именно в эту ночь быть здесь?! У меня тут сейчас будет серьёзный разговор с крутым вампиром, и я совсем не хочу, чтобы вы стали его свидетелями.

Самое обидное то, что все четверо заметили меня, узнали и теперь не отрывают любопытных взоров от моей особы. Ладно, сделаем вид, что я их не заметила. Особенно белокурого парня с его хорошенькой постельной грелкой.

Я встретилась взглядом с Винсентом, который ждал меня за столиком с бокалом пива в руках. Он был снова одет как заядлый рокер. Резкая смена облика. А что? Ему идёт, даже едет. Не долго думая, я пошла к нему и села напротив. Рядом как по волшебству нарисовался официант. И откуда вылез?

— Будешь что-нибудь? — вампир протянул мне меню. Я мотнула головой.

— Тогда девушке — кофе, если она не возражает, конечно, — Винсент вернул меню официанту, и тот испарился.

Итак, лучший ход, это атака.

— Что такое Лал? — лениво спросила я, вытаскивая бумажную салфетку из стаканчика и начиная складывать из неё кораблик. Надо ж мне чем-нибудь руки занять? А то, чует моё сердце, меня сегодня на драки потянет. Интересно, почему?

Глаза Винсента, дотоле поблёскивавшие, угасли, как последние лучи заката, и в них не осталось больше ничего живого. Откинувшись на спинку стула, он задумчиво произнёс:

— Лал… Лал — это Глава Братства Кровавого ветра, нового в нашем городе. Она полукомар, как вы говорите, и полу-энергетик. Дней пять назад она спрашивала о тебе. Почему — не знаю. Я видел её несколько минут и не горю желанием увидеть вновь. Не очень приятная особа, и…

— Что?!!

Договорить он не успел: я резко вскочила из-за стола, с грохотом опрокинув стул, и, наклонившись к нему, яростно прошипела:

— Мать твою так, ты мог сказать раньше?!!

Глаза Винсента тяжело упёрлись в меня, и серебрянные озёра вскипели гневом Но я не шелохнулась: меня теперь этими штучками не проймёшь. Я теперь тоже нелюдь, и эти серебряные пропасти теперь не затягивают меня и даже не манят. Логический вывод: невинность своей души я отдала за иммунитет ко взгляду вампиров.

Хм, равный обмен, ничего не не скажешь!

Голоса вокруг приумолкли, а любопытные взгляды вызывали прямо-таки зуд по коже…

Резко выпрямившись, я пошла вон из «Ночного оплота», едва не сбив с ног официанта, несущего мне кофе. Меня трясло: я была зла, дьявольски зла, и горе тому, кто сейчас подольёт масла в этот огонь!..

На улице я сделала глубокий вдох-выдох и заставила себя успокоиться. Ни к чему мне сейчас этот гнев, куда лучше трезвые мозги, поэтому спокойно, Кейни Лэй Браун, спокойно. Спокойствие неплохо продлевает жизнь. По-крайней мере, куда лучше, чем гнев.

Некоторые из прохожих — про охранников уже молчу — удивлённо косились на меня. Конечно, маленькая девочка одна в стр-р-рашных Кварталах Нелюдей возле дверей гнезда пороков — «Ночного оплота»… Пяльтесь-пяльтесь, чёрт бы вас подрал, пока глаза не повылазили! Больше вы такого никогда не увидите!

Неоновая вывеска заливала меня густым синим светом. Я посмотрела на свои руки — как у мертвеца. Интересный оттенок.

Как и предполагалось, минут через пять вампир бесшумно вышел наружу и молча остановился рядом со мной. Я проигнорировала его вопрошающий взгляд.

— Она… — медленно начал Винсент.

— Уже укусила! — резко оборвала его я и слегка оттянула край капюшона, показывая шрамы. — Полюбуйся! Ювелирная, мать её так, работа! Ты мог бы меня предупредить ещё в день нашей последней встречи, — в моём голосе скользила ничем не скрываемая горечь. — Она ведь в тот день меня и цапнула. То вообще был дерьмовый день!

— Извини.

Я зло посмотрела на него. Что, действительно извиняется? Он? Ха-ха-ха!!! Быть того не может! Наверняка опять смеётся надо мной! У вампиров это водится и водится очень часто. Так же часто, как блохи у дворняг. Из этого следует, что постоянно. Плачевный — а вообще, для кого как — факт.

А я ненавижу, когда кто-то надо мной смеётся!

— Позволь спросить, что стало с тобой после укуса? — ни одного смешка в голосе вампира. Угу, так мы Вам и поверили, дядя.

— Меняюсь, — хмуро ответила я.

— В лучшу…

— В худшую, — оборвала я его и стала с любопытством рассаматривать носки собственных кросовок.

— А-а-а-а, бой на мосту? — протянул Винсен и пожал плечами. — Но так это неудивительно. Обидели твою сестру, и…

— А ты откуда знаешь?! — я подняла взгляд к его серебристым глазам. Сейчас — самым добрым и сочувствующим во всём мире. Только я, кажется, больше ни одним таким не поверю.

— Да так, — небрежно ответил вампир, — встретил недавно злого-злого Тарка… Он неохотно, но рассказал за кружкой пива.

— Но ведь Киаре доставалось и раньше, — хладнокровно заметила я, — но я никогда… Ничего не понимаю, этот запах…

Я умолкла, подбирая слова. Я была в растерянности и лёгком удивлении. Я не знала, что мне теперь говорить, но Винсент решил эту проблему за меня:

— Запах роз и крови? Хм, это запах Силы Лал. Значит…

— … значит что? — внимательно посмотрела я на него. Но вампир покачал головой:

— Ничего.

— Как бы ни так! — подозрительно прищурилась я. — Что это значит, Вин?

— Только то, что ты должна быть осторожна, детка.

— Детка?!! — взорвалась я. — Сам ты детка!!! Я уже такого повидала для своих пятнадцати, что могу и девушкой зваться! Смеёшься с меня, да?!

Здесь уж Винсент не стал ни отмалчиваться, ни отнекиваться. Он просто пожал плечами, что могло означать в равной степени и «Да», и «Нет». Что ж, спасибо за чесность!

— А КДВ? — спросила я после короткой паузы.

— Я скажу им. Беги домой и носу не показывай за пределы приюта.

— Вин! — тут меня снова взяла злость: сказывается долгое отсутствие драк. — Ты только друг моего покойного отца, но не мой отец! Понятно?! Я живу по своим законам! И если я успела намозолить тебе глаза, я с удовольствием свалю, но сначала ты ответишь на один мой вопрос: Лал хочет сделать из меня комара?

— Сомневаюсь… А как ты отбилась от неё? — серебрянные глаза вампира заблестели от любопытства.

— Это не я, — меня перекосило от негодования. — Меня спас… Эдуард.

— Кто? — брови вампира слегка приподнялись. — Эдуард?.. А-а, да-да, вспомнил. Белокурый красивый юноша?

Тяжко вздохнув, я закатила глаза и процедила сквозь зубы: «… твою, белокурый красивый…». И этот туда же? Нет, раз уж все так, то выходит, что я больная. Надо лечиться и сохнуть по четверть-оборотню, а то ещё в психушку упекут. Именно то, что мне надо! Жизнь должна быть разнообразной.

— Береги себя, — произнёс Винсент.

— Ещё бы! — фыркнула я.

Вампир исчез. Просто растворился в тенях. Хмыкнув, я спустилась по ступеням и направилась к Ким. У меня ещё много забот. Только одни заботы на повестке дня и никаких развлечений. Вот и живём без маленьких радостей. А так, между прочим, и до могилы недалеко.

Нет, надо определённо что-то менять… А может, меня сглазили? Потому как зеркал я не била, последнюю пятницу, тринадцатого, провалялась с гриппом… И тем не менее, всё равно не везёт!

А бал-маскарад ближе и ближе…

Глава 8

40.

Киара вернулась из больницы только сегодня, в день Маскарада. Домик, благодаря моим титаническим усилиям, встретил её изумительной красотой и вполне нормальным ужином. Нормальным настолько, что я и сестра умяли его подчистую. При этом моя близняшка заметила, что либо я, либо мир сходит с ума, так как моя своенравная персона, кажется, начинает исправляться. Я решила благоразумно промолчать, что не ускользнуло от внимания Киары:

— Что-то в лесу сдохло, — заметила она, собирая грязную посуду, — не буду спрашивать, что именно, но очень надеюсь, что ты не из него пожарила котлеты.

— А как ты догадалась?! — округлила я глаза. Как видите, во мне ещё осталось что-то от старой доброй безбашеной Вэмпи.

Перемыв посуду, мы пошли в зал, где лежал заранее приготовленный моей предусмотрительной сестрёнкой костюм. Главным помогальником в сложном деле одевания и грима была, разумеется, я. Киара весело болтала, вспоминая прошлые праздники в Киндервуде: она, в принципе, любила такого рода мероприятия. Я же наоборот мрачно молчала, ведь если моя близняшка будет сегодня беззаботно веселиться и пугать младшие группы, то я буду изображать из себя мирную куколку перед Эдуардом. Сказать, что я сто раз прокляла наш с ним спор, означает не сказать ничего. При одной мысли о предстоящей интриге мне не хотелось жить. И если бы была возможность отказаться от всего этого, я бы её не отпустила и даже отдала за неё свою грешную душу.

Но возможности таковой не было… Хотя нет, вру: была. Догадываетесь, какая? Правильно: сдаться. Но ведь в данном случае признать своё поражение означает не просто согласиться с тем, что Эдуард лучше и тэ дэ и тэ пэ. В данном случае я просто соглашусь, что влюблена в него по уши, а это наглая тошнотворная и омерзительная ложь. Белокурый парень на неё не купится: он всё-таки неплохо меня знает.

А из всего этого следует препростой вывод: сегодня я одеваю платье и как миленькая шагаю на праздник привораживать своего злейшего врага. Тьфу! Аж звучит странно! Я, Вэмпи из Круга Поединков, иду кадрить Принца Клана Белых Тигров?

Бред пьяной матрёшки!

… Вот другое дело — Итим… Тут да, можно было бы и постараться…

Хотя, посмотрим правде в глаза: играть тихую цыпочку до конца своих дней я не смогу, или, говоря другими словами, шило в мешке не утаишь.

Я сегодня слишком много думаю, правда?

Когда до окончательного облика Киары осталось несколько штрихов, сестра уломала меня-таки снять с головы кепку и распустить заплетённые в несколько косичек волосы. Поворчав для виду, я так и поступила. Ну чего не сделаешь ради любимой родственницы!

— … М-да-а-а… — ошалело протянула близняшка и, шурша пышной юбкой, обошла вокруг меня. — Ну ты даё-о-ош-ш-ш-шь…

— Всего лишь распустила волосы, — пожала я плечами и, повернувшись, одела ей на голову ведьминскую шляпу.

Если говорить откровенно, то Киару в этом наряде даже я узнала бы не сразу. Конечно, доходящее до колен чёрное приталенное платье (да, именно платье, ведьмы-то в брюках, увы, не ходят) с длинными рукавами, чёрные сапожки-чулки, маленький рюкзачок в форме черепа — реальная колдунья! Лицо сестры я покрыла белой пудрой, а глаза и губы навела опять-таки чёрным. Классный прикид получился! Моего она, слава Богу, ещё не видела, иначе бы её хватил сердечный приступ. Она-то думает, что я буду, как минимум, смертью…

— Нет, — пробормотала я, оглядев близняшку со всех сторон, — лучше спрятать волосы. Расчёску!

Через пять минут Киару спутать со мной, в принципе, было проще простого. Довольная своей работой, я проводила её до входной двери и пообещала встретиться с ней в актовом зале. До начала праздника был ещё час — маскарад начинался в восемь — но моя сестра пообещала кому-то там помочь с гримом. Кажется, это кто-то из Круга. Уж не Эдуарду ли? Ведь, знаете, было бы прикольно увидеть его в костюме, скажем… индейца, такого важного, который поднимает руку и говорит: «Хау!» или… Или носится за тобой, обещая снять с тебя скальп. Хм, что-то я передумала насчёт «прикольно»…

Ещё пару слов насчёт костюмов. Помню, когда мы были совсем маленькими — лет пять-шесть — на Новогоднем вечере меня одели в костюмчик эльфа дедушки Санты, а вот четверть-оборотень был… не поверите — Наполеоном. Весь праздник ходил, задрав нос и приказывал всем готовиться к войне. А толстенького Вилю (то бишь Вильгельма) одели Кутузовым… В конце вечера, под бой курантов, когда мы встречали Новый год по Гринвичу, оба великих полководца подрались. Бонапарт победил, так что врёт всё история, врёт! Правда, синяк у него был красивейший. У меня, кстати, где-то есть фотография того праздника. Младшая группа три-А (моя группа, у нас не классы, а группы: младшая, средняя, старшая и т. д.) на Новогоднем вечере. Я с живой обезьянкой была на руках у Санты. А Киара (одна из Рождественских фей) сидела у него на шее, обнимая корзинку с апельсинами… М-да-а-а, были когда-то времена эльфов и фей. Сейчас их вытеснили ведьмы, смерти и черти.

А что я? Я сегодня ни то, ни другое, ни третье — только комочек нервов, охваченный мандражом. У меня уже готов маникюр, педикюр, в зале с полной сумкой косметики сидит Ким, вчера поиздевавшаяся пинцетом над моими бровями, крем на журнальном столике, а платье в шкафу. Что сейчас будет — невозможно вообразить!..

Кошмар сейчас будет, проще говоря.

— Приступим? — улыбнулась моя подруга. Я выдавила в ответ какую-то жалкую пародию на довольный вэмповский оскал, после чего вяло поинтересовалась:

— С чего начнём?

— Как — с чего? — удивилась Кимберли, раскладывая на столике косметику. — Раздевайся догола и натирайся кремом.

— Чё, — я уставилась на неё как поп на Будду в церкви, — полностью?

— Ага, — будничным тоном ответила мне подруга, рассматривая палитру теней и косметических карандашей. — Только сначала прими душ.

Тут уж в моей голове заворочались «прехорошие» мыслишки. Я ж говорю, что в последнее время стала слишком много думать.

— Слушай, Ким, — начала я, прищурившись и подозрительно глядя на подругу, — а зачем полностью натираться? Уж не думаешь ли ты, что я с этим ублюдком буду…

— Нет, не думаю, конечно, — исподлобья посмотрела на меня девушка.

— Я думаю только, что тебе придётся хорошенько попотеть, чтобы не выдать себя.

Её логика была, как всегда, железной. И впрямь, я ж буду из кожи вон лезть, а запах человеческой плоти — это такая вещь, которую можно почувствовать даже через самую чистую одежду. Я даже не пот имею в виду. Если у вас есть пёсик, то он всё великолепно вам объяснит.

Минут десять у меня ушло на горячий душ и на то, чтобы с ног до головы изваляться в жирном белом креме и даже намазать им кожу головы. Откровенно говоря, я сейчас чувствовала себя кем угодно, только не Наблюдателем Мрака, который собрался на охоту. Крем имел резкий, но в остальном вполне приятный запах, так что я нанюхалась его, наверное, до конца своих дней. Очень кстати в голову полез Булгаков со своими «Мастером и Маргаритой». А я ведь почти так же сейчас собираюсь на бал к дьяволу. Можно ли Эдуарда назвать этим самым дьяволом — отдельный вопрос, который мне обсуждать как-то не хочется: крем начал печь кожу, а я — тихонько завывать.

Ощущение было такое, словно я очень сильно обгорела на солнце. Кожа покраснела и стала чесаться. Неужели у меня завелись блохи? Но вопрос встал ещё веселее, когда я сообразила, что если я натяну на себя хоть что-нибудь, то моя кожа лопнет и поползёт с меня, на ходу обугливаясь и скукоживаясь. Наверняка у меня аллергия на эту хренову мазь. Правильно как-то раз при мне брякнула Мажуа насчёт того, что любую косметику нужно сначала нанести на сгиб локтя, и если через пятнадцать минут всё будет хорошо, начать ею пользоваться.

— Во чёрт!!! — я вылетела из ванной и как угорелая — хотя, почему как? — пронеслась по коридору до своей комнаты. Воздух здесь был чуть попрохладней, что было равно огнетушителю для моей пылающей кожи.

— Оно так и должно печься?!! — заорала я в другой конец дома, прыгая на месте и пытаясь хоть как-то перетерпеть жжение.

— Не помню, я всего один раз пользовалась ею! — донеслось до меня.

Честно говоря, после такого ответа — хотя, по-большей части, от боли — я пришла в бешенство и чуть не разбила так хорошо подвернувшийся под руку стакан. Вечно забываю посуду где ни попадя! Однако, чуть подумав, я задёрнула занавески на окнах. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел меня в таком виде!

Минут эдак через пять зуд унялся. Для убедительности я почесала наманекюренными ноготками плечи, после этого влезла в розовое кружевное бельё и поковыляла в зал, где тихонько покатывалась со смеху Ким. Она точно слышала, как я отплясывала «на раскалённых углях».

— Не вижу ничего смешного! — мне осталось только огрызнуться и плюхнуться рядом с ней на диван.

— А часто ли ты смотрела на себя в зеркало? — хохотнула моя подруга и натянула на руки хирургические перчатки: нельзя было, чтобы на мне остался её запах.

Однако, в следующий момент, вопреки моим ожиданиям, приказа сесть на диван и дать себя накрасить не последовало. Ким просто достала из нагрудного кармана лёгкой джинсовой курточки стеклянный пузырёк, наполненный то ли чаем, то ли каким-то другим отваром.

— Что это? — не могла не поинтересоваться я.

— Помнишь, я обещала тебе отвар, изменяющий тембр голоса? — девушка осторожно поставила флакон на журнальный столик. — Так вот это он и есть. Правда, подействует он только через час. В твоей комнате я оставлю жидкость, нейтрализующую этот эликсир. Когда вернёшься — проглотишь. А сейчас пей это зелье.

— А я потом стану большой и смогу угрожать Эдуарду, как угрожала Алиса Даме Червей в зале суда? — с ложной наивностью поинтересовалась я. Ким подняла на меня тяжёлый взгляд, показывающий, как я её начинаю доставать, и процедила:

— Щас сожру!!!

Отвар по вкусу напоминал зелёный чай и, к счастью, ничего не пёк. Отложив пузырёк, я уселась на диван, и вскоре на моей коже были растёрты какие-то кремы и заплясали кисточки. Маленькая губка нанесла на веки, подведённые тонким чёрным карандашом, лёгкие рассыпчатые тени, потом чёрная щёточка стала красить мои ресницы. И наконец, блестящая помада заскользила по моим приоткрытым губам.

Ким трудилась с видом художника, надеюсь только, что не Пабло Пикассо и не Сальвадора Дали. Нет, конечно, я уважаю обоих маэстро, но быть похожей на один из их многочисленных шедевров как-то не хочу. Стараясь не думать об этих самых шедеврах, я глядела то в потолок, то на стены и предавалась некоторым сомнениям, типа: а если Эдуарда не будет? Или вдруг он меня узнает? А если не узнает, но я всё-таки ему не понравлюсь? Или я не справлюсь с ролью, выдам себя? Или просто не смогу подобающе вести себя, и он уйдёт? Всё же, я привыкла быть «своим парнем» для любого из пацанов, но быть для них девушкой — это что-то новенькое. Разумеется, Ким основательно вправила мне мозги, но всё вправленное когда-нибудь обязательно выправляется. Когда — это вопрос времени.

Я попыталась утешить себя мыслью о том, что если Эдуард меня узнает, Армагеддон не свершится и Брюсу Уиллису не придётся спасать мир. Ну ведь и правда, что будет, узнай он меня? Удивится по-страшному, наверное. На это я свою душу ставлю. А что будет потом?..

Вот потом и подумаешь, Кейни Лэй Браун! А пока долой грустные мысли, вон, какое оживление на лице твоей подружки, сейчас наведём справки…

— Ну что? — спросила я при первой возможности. От сладковатого запаха косметики почему-то захотелось есть и, причём, по-страшному.

— Всё великолепно! — довольно промурлыкала Ким. — Полный отпа-а-ад! Даже представить себе не можешь, какая ты на-самом деле красивая!

Если б я могла — скорчила мину. Но как раз в этот момент Ким продолжила красить мои губы, и недовольную тираду пришлось проглотить, как заплесневелый сухарь.

А если быть откровенной, то в детстве мне так и говорили: красивая. Я была любимицей всех воспитателей и учителей (кроме Крыс, конечно), но потом стала плохой девочкой и забросила платья с куклами в дальний угол. Кто-то сказал, что меня избаловали, но на самом деле у меня просто появилось право выбирать, и я свой выбор сделала. Никто никогда не спрашивал, конечно, но лично я б душу продала за то, чтобы надо мной в детстве не сюсюкали. Из-за этого — меня обозвали любимчиком — я впервые и подралась. С Майком. Он всегда считался крутым сильным парнем. Я ему первый бланш и поставила.

— Всё! — подруга спрятала помаду и осмотрела меня, довольная своей работой. Искренне надёюсь, что у неё есть на то всякие основания. И с чего это вдруг у меня такое паршивое настроение?

— Разве ты не хочешь посмотреть на себя? — удивилась Ким, видя, что я продолжаю сидеть на диване. Честно говоря, не хотела я видеть своё отражение, так как сердечный приступ был мне сейчас абсолютно не нужен. Однако слово «надо» существовало для меня чуть ли не всю жизнь, поэтому я неохотно поднялась на ноги и поплелась через коридор в свою спальню. Там у меня было большое зеркало. А что поделаешь? Каждая леди, каким бы парнем она ни была, должна видеть себя в полный рост и в полную ширину — железный закон, как мне кажется. Впрочем, могу и ошибаться, не святая ведь…

Перед зеркалом я стояла долго. Очень долго. Чертовски долго. Дьявольски долго.

Отражение точно не моё.

Мои пальцы осторожно коснулись поверхности зеркала, и существо, находящееся по другую его сторону, сделало то же самое. Бьюсь об заклад, у него и сердце забилось так же сильно, как у меня.

Это невозможно!

Могу ли я, второй боец в Кругу Поединков, крутая Вэмпи, отчаянно плохая девчонка, быть такой милашкой?! Девочкой с обложки?! Могу?!

Нет.

В детстве, конечно, я была красивой, но ведь все дети по-своему хорошенькие, правда? Так неужели я сохранила свой ангельский облик после всех тех драк, массовок и одиночных поединков, что выпали на мою долю? Неужели я сохранила это милое личико после встречи с Лал и перепалок с Эдуардом?

Похоже, что да.

Наверно, я просто слепая, раз всё это время не замечала своего обаяния.

Не веря своим глазам, я несколько раз повернулась вокруг своей оси. Девушка по ту сторону зеркала сделала то же самое. У неё были длинные и густые русые волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине. Миндалевидные карие глаза, подчёркнутые тончайшими линиями чёрной подводки и золотисто-медовыми тенями, моргали длинными ресницами и как-то лихорадочно блестели, а губы, розовые, блестящие, улыбались, обнажая зубки цвета карибского жемчуга. Кожа была наоборот — смуглая, загорелая. Как раз такая, что к ней подходит любой из оттенков розового. И чем светлее, тем лучше.

Мы с девушкой продолжали таращиться друг на друга пятикопеечными глазами.

Чёрт возьми, неужели это всё-таки я?!!

… Впрочем, а почему нет? Нравлюсь же я Никите, наверное, не только из-за своего умения хорошо бить морды? И не зря же Итим назвал меня «бэйба»?..

Итим… Я улыбнулась и мечтательно вздохнула. Вот если бы он увидел меня такой! Хотя бы разок…

Высоко летит самолюбие… Если только отражение — моё. Я двинула рукой — девушка в зеркале сделала то же самое и с сомнением пробормотала:

— Это что… я?! Нет, правда?

— Ага, — из-за моего плеча кивнула Ким.

— Блин, — пробормотала я, оправляя кружева нижнего белья, — а я и впрямь душка. Куколка Барби прямо. В детстве я о ней мечтала, но не думала, что сама такой стану.

— Господи, неужели у тебя тело стало пластмассовым?!

— Нет! — рассмеялась я, и зеркальная незнакомка сделала то же самое. Мило и красиво.

— Ну тогда как? — моя подруга указала на шкаф. — Последние штрихи?

… Так, платье на мне, розовые босоножки на мне, маска на лице (её, кстати, я умудрилась нацепить так, что без бутылки не снимешь — такой узел!..), а волосы Ким уложила мне лёгкими крупными завитками. Бигуди, всё-таки, интересная штука. Потом на меня было вылито полфлакона духов, тонна грима легла на следы укуса, тонкая золотая цепочка устроилась на шее — и я готова. Хоть сейчас на награждение Оскара! Или на фотосессию. Когда пойду в Училище Наблюдателей Мрака, буду подрабатывать моделью. Или симпатичной официанткой в баре рокеров.

Шучу, шучу, конечно! У меня будет высокая стипендия.

Зеркало тем временем нагло продолжало врать, что та красотка — это я. Но это же никак не могу быть я!

— Не ты, — внезапно согласилась Ким, брызгая мои волосы лаком с блёстками. — Кем ты представишься Эдуарду? Леди Икс что ли?

— Лэй, — абсолютно спокойно произнесла я, — меня будут звать Лэй. Полное моё имя Кейрини Лэй Браун, хотя об этом мало кто знает, так что хоть в одном я Тэду не буду врать.

— Лэй? — призадумалась моя подруга. — Есть такая песня. Хорошая песня.

— Не спорю. Пойдёшь со мной?

— Ты шутишь! — фыркнула Ким

— Что уж, и нельзя?

— Можно-можно! — засмеялась девушка и отставила в сторону лак. — Удачи тебе, крошка!

— А если не получится? — моё сердце бешено колотилось в груди.

— Всё будет хорошо.

Я обернулась к Тэдди. Хм, знакомая фраза…

41.

Когда я вошла в огромнейший актовый зал, выкрашенный в белые тона, он был ещё ярко освещён. Когда начнётся собственно дискотека, опустят полумрак. Но пока его нет, и часть прожекторов направлена на сцену, где перед тяжёлыми алыми шторами стояли микрофонные стойки и какие-то мужички, точно муравьи, сновали туда-сюда, проверяя аппаратуру. По самому залу чинно прохаживались нанятые специально для такого празднества официанты в белых пиджаках. В руках они держали подносы, заставленные бокалами разнообразнейших видов сока. Ну, как обычно на светских приёмах, только без шампанского.

Приятно удивило отсутствие младших групп. Наконец-то хоть на один праздник им устроили отдельный утренник!

Что же до меня, то я чувствовала себя полнейшей дурой. Ну, может и не дурой, конечно, а вот глупо и неуютно — это да. Я была не такая, как кочевавший вокруг меня по залу пёстрый народ. Здесь все были в самых разнообразных костюмах: феи, трупы, вампиры, герои комиксов, принцессы… Одну знакомую принцессу, я, кстати, повстречала — Мажуа, как Вы, быть может, догадались. Красивое у неё платье. Голубой шёлк, глубокий вырез… Цвет только холодный, как и её глаза. Странно, Эдуарда с ней нет. Может, его не будет совсем?

Удушив этот панический страх в зародыше, я медленно двинулась дальше, съедаемая горьким разочарованием: привлекательней, чем душка Мэж, мне не быть никогда. У неё это в крови, а я, как говорила Ким, «безнадёжный парень!.. не девушка а парень в женском теле!!!», какое отражение мне зеркало б не показывало. Угу, простая и точная истина.

Горестно вздохнув, я, как это обычно делается, пошла к бару, где по праздникам всегда имелась разнообразнейшая коллекция безалкогольных напитков, начиная от банального чая и заканчивая смесью экзотических соков. И всё на халяву. Представляю, как раскошелился мистер Джоунз, директор нашего приюта…

Ага, вот и знакомые лица!

За стойкой бара сидела невозмутимая Киара и потягивала тёмно-красную жидкость, похожую на кровь, но являвшуюся, скорее всего, гранатовым соком. Сегодня моя сестра, как Вы знаете, стройная очаровательная ведьма. Джо явил собой два контраста, облачившись в древнерусскую одежду воина времён князя Игоря: рубаха, кольчуга, сапоги… Не отходя от принятого имиджа, темнокожий парень пил квас и обсуждал с моей сестрой особенности засолки огурцов. Ага… Господи! Это Никита в костюме гладиатора: кирасе, древнеримской юбке, сандалиях

— положив шлем себе на колени, преспокойно тянет холодную колу?!. А что, ему очень даже идёт! С его-то мускулатурой… Рядом с Тигром очень собранно пил чай Майк в чисто английском костюме времён эдак Первой Мировой и с котелком на голове. В разговоре с барменом бритоголовый парень то и дело сверкал острыми вампирскими клыками.

Слушайте, а ведь классные у них прикидики!

Видимо, у меня тоже, так как все трое парней, едва только завидев меня, игриво мне подмигнули. Усиленно глотая хохот, я прошла мимо них поближе к сцене. Настроение у меня заметно приподнялось. Ещё бы! Ведь если уж Круг Поединков, пусть даже в неполном составе, не смог узнать меня, то с Эдуардом такой номер тоже вполне пройдёт. Осталось только найти этого самого Эдуарда… Ну ничего, сейчас мистер Джоунз будет толкать речь, раздавая, как всегда, грамоты победителям в различного рода номинациях, и я готова биться об заклад, что белокурый парень хотя бы раз, но поднимется на эту сцену.

Итак, директор Киндервуда уже стоит на сцене и проверяет микрофон. Судя по лицам окружающих меня людей, они ожидают долгую нудную речь, как и на всех остальных праздниках. Ну почему в нашем мире так мало хороших ораторов? А те, которые есть, не попали численностью хотя бы в одну штуку к нам в приют? Очень мне сейчас улыбается слушать усыпляющий монолог…

Но его не последовало. Мистер Джоунз неожиданно кратко поздравил всех присутствующих с праздником, пожелал удачи и бурного веселья в эту ночь. Шквал аплодисментов наполнил зал до самого потолка. Я тоже отчаянно хлопала: это был неожиданный сюрприз — отсутствие длинной речи.

Переждав немного, директор приюта попросил тишины и сказал, что в этом году победителей во всех номинациях объявит Мажуа Армстронг. И пока девушка, широко улыбаясь, поднималась на сцену, я внимательно смотрела на мистера Джоунза. Вообще-то он — высокий смуглый мужчина с квадратным лицом и пронзительными глазами, всегда безупречно одетый и такой невозмутимый, что хоть головой об стенку бейся. Но сегодня его взгляд лихорадочно бегал по толпе, словно кого-то выискивал. Мне стало по-настоящему интересно, кого именно: чёрные глаза так ни на ком и не остановились. Быть может, это произошло бы потом, но тут к директору подошла Мэж, поблагодарила его и всех присутствующих, после чего провозгласила начало праздника. Мистер Джоунз тем временем тихонько удалился со сцены, а я совсем забыло об охватившем его внезапно беспокойстве и прислушалась к словам Мажуа.

Так, сначала достижения в учёбе, спорте… Ну, это не интересно, так как ни я, ни моя сестра ещё ни разу не получали приз в этой номинации и вряд ли когда-нибудь получим. Сделав такой вывод, я отправилась к бару: меня внезапно прихватила жажда, так как в актовом зале было, скажем так, душновато. Заказав холодный персиковый сок, я уселась на высокий стул и, закинув ногу на ногу, ещё раз внимательно осмотрела присутствующих. Зд о рово, если Эдуарда сегодня не будет. Просто классно! Можно тогда сразу же разворачиваться, топать домой и считать, что последний мой праздник в Киндервуде потерпел полное фиаско. Очень весело будет думать об этом уже в Училище Наблюдателей Мрака, где, как я слышала, вообще не бывает никаких торжеств.

Впрочем, Кейни, давай рассуждать логически. Есть ли у Эдуарда хоть один повод не приходить сегодня на маскарад? По-моему, нет. А все ли ты закоулки тут обшарила? Тоже нет. Тогда какого чёрта ты нагнетаешь обстановку? И без того вечер испорчен платьем, каблуками, и превосходящей мою красотой Мажуа, чтоб она навернулась.

— … близняшки Браун!

М?!! Что?!! Я встрепенулась и чуть не подавилась соком. Что мы с Киарой уже успели натворить?!. Да вроде ничего… И почему чуть что, так сразу Браун?!!

… Тьфу ты, это же обычная премия за проказы! У нас уже штук десять таких грамот, так что привыкать не приходится. А так как мне нельзя раскрывать своё истинное «Я», на сцену поднялась Киара. Мажуа сначала её не узнала, но потом сообразила, что единственные существа женского пола, которые сегодня могут так вырядиться, это я и моя сестра. Ну а кто именно оказался перед ней — принципиально не важно. А вообще, по-моему, это несправедливо: половина людей рассекречивает свои личности, поднимаясь на эту сцену. Правда, иногда за грамотой выходят совершенно левые люди, ну, друзья, приятели победителя, и обещают отдать грамоту лично её хозяину с целью сохранения анонимности или как там однажды выразился Джо, когда вышел на сцену вместо Майка?

Всё остальное, что говорила Мажуа, было мне совершенно неинтересно… Не-е-ет, не всё… Кто награждается за достижения в спорте? И за обаяние? Эдуа-ард?.. Ну, кота сосиской не удивишь, как поговаривал Майк. Зато мы сейчас узнаем, ху ис ху, и присутствует ли этот «ху» сегодня на празднике.

Белокурый парень как ни в чём ни бывало поднялся на сцену. Скрыть свою личность он пытался только символически. Почему? Да потому, что на нём были узкие чёрные джинсы, льняная белоснежная рубашка, такая, которую никогда не заправляют и не прячут под пиджак, а носят с расстёгнутыми манжетами и тремя верхними пуговицами. В образовавшемся треугольном вырезе блестел медальон Клана. Лицо Эдуарда скрывала чёрная бархатная полумаска. М-да, это точно не ожидаемый мною костюм индейца. Может, оно и к лучшему?

Фыркнув, я отвернулась от сцены и отпила ещё немного сока. Блин, а он быстро нагревается!..

А когда это Ник успел пристроиться рядом со мной? Шустрые они какие-то! Стоит девушке отвернуться — и вот, на тебе! Я бросила взгляд на украшенные толстыми браслетами бицепсы Тигра и мысленно прикинула, сколько времени на упражнения он потратил для такого, скажем откровенно, хорошего результата.

— Скучаешь? — Никиту сейчас, похоже, собственные мышцы волновали меньше всего. Меня тоже, правда? Сегодня моя персона — куколка Лэй, поэтому я только лишь кивнула.

— Мы знакомы? Я тебя раньше никогда не видел, — как-то наивно продолжил парень, пытаясь ненавязчиво осмотреть меня с головы до ног. Особенно его почему-то заинтересовали ноги, а меня — способы не расхохотаться.

— Видел сто раз, — я как можно беззаботней пожала плечами и внезапно обнаружила, что мой голос стал тоньше. Это привело меня поначалу в ужас, но я тут же вспомнила про зелье Ким и успокоилась. Если моя подруга сказала, что с голосовыми связками всё будет хорошо, то так оно и буде. Мне даже стало как-то совершенно легко и весело, будто у меня пошла не жизнь, а малина. Ох, если бы!

— Да ну! — продолжал тем временем крайне заинтригованный Никита. — Я бы запомнил такую красотку! Как тебя зовут, если не секрет? Леди Роза?

— Почему обязательно леди и почему Роза?! — забывшись, скептически посмотрела на него я.

— Не знаю, — признался парень, — но все девушки здесь, на маскараде, обязательно какие-нибудь леди. Леди такая, леди сякая. А насчёт Розы… Не обижайся. Просто ты в розовом…

— Почему тогда не мадемуазель Фруктовый сироп? — улыбнулась я, глядя в свой сок и повторяя про себя: «Дура ты дура!!! Ты же простая девушка, куколка!!! Нашла что ляпнуть!!!».

— Неплохо. Так тебя теперь звать, мадемуазель Фруктовый сироп? — Ник улыбнулся в ответ.

— Но это же не моё имя, — мне удалось вполне искренне улыбнуться в ответ. — Я — Лэй. Просто Лэй.

— Лэй? Леди Лэй? — Тигр призадумался, и я подумала, а не догадывается ли он? Всё-таки, с него станет запомнить, что между моим именем и фамилией часто употребляется это Лэй. Правда, он сам себе не поверит, если догадается, что перед ним — Вэмпи. Я б на его месте тоже не поверила, но, к счастью, наверное, рыжеволосый парень не стал вникать в историю имён и, тряхнув густой шевелюрой, достающей почти до середины шеи, беззаботно произнёс:

— Зд о рово! А я — Никита.

— Я догадалась… — и опять-таки мой длинный язык и пустая башка.

— То есть, ты тот самый Никита, — я лихорадочно пыталась исправить положение, глядя в округлившиеся глаза парня, — что в Кругу Поединков? Ты Тигр?

— Да, он самый, — парень широко улыбнулся от удовольствия. — Мне, наверное, следовало прийти ещё и в тигриной шкуре…

— Ну что ты, пожалей бедную зверюшку, это же твой кровный брат! — ладно, мало ли в мире таких же защитников животных, как и Вэмпи Вторая?

— Я пошутил, — рука Ника легла поверх моей. — Ну так… расскажи о себе.

Подняв глаза, я поняла, что рыжеволосый парень неотрывно смотрит на меня. И от одного этого меня бросило в жар. Подумать только! Я ему нравлюсь! Как девушка, не как друг!!! Просто нравлюсь — я для него красивая и интересная! И ему плевать, смогу ли я отжаться от пола столько же, сколько и он, или смогу ли я всю ночь прогулять по Кварталам нелюдей и при этом не стереть себе ноги в пыль! В таком случае он просто понесёт меня на руках!..

С ума сойти!!!

Жизнь внезапно показалась мне настолько приятной и интересной вещью, что я беззаботно улыбнулась и чуть не растеряла последние мозги. Но ведь как это удивительно: я нравлюсь парню. Я, Вэмпи из Круга Поединков, нравлюсь парню!!!

Так, Кейни, спокойно!!! Нравиться-то ты нравишься, но не тому, кому надо!

Но ведь Ник — это вариант…

Кейни Лэй Браун!!! Мать твою так, ты о чём думаешь?!!

Всё, всё! Кумекаю о деле!

— А что рассказывать? — я легонько повела плечом и непринуждённо осмотрелась, не видно ли кое-кого под кодовым названием «ху» на горизонте. — Я такая же, как и все девчонки. Учусь в школе не очень, так, нормально… Слушаю Мадонну, увлекаюсь литературой, иногда прогуливаю физ-ру и науку о нелюдях… Что я могу ещё рассказать? Ты лучше спрашивай, а я отвечу.

Ага, так врать легче, чес-слово. И вообще, предупреждаю во избежание всяческих недоразумений: вышесказанные слова — абсолютнейшая ложь. В жизни у меня всё наоборот. Вы когда-нибудь видели, чтобы будущая студентка Училища Наблюдателей Мрака прогуливала противоестественную анатомию или уроки физической культуры? Нет? И не увидите, обещаю.

— Ты живёшь в общаге? — продолжал интересоваться моей персоной Никита.

— Нет, в летнем доме вместе с Гвен, — теперь скажите мне, люди, кто такая эта самая Гвен?

— А-а… сколько тебе лет?

— В конце августа будет шестнадцать.

— Хм, а мне уже, — улыбка Тигра оказалась тёплой. — Только ведь это не помеха, правда?

Но не успела я и рта раскрыть, чтоб ответить, как неожиданно слева от меня на стул хлопнулся Майк и, ругаясь, начал возиться со шнурками. Знаете, это вот такие вот шнурки на мужских туфлях, которые, во-первых, короткие, а во-вторых, постоянно развязываются. Нет, не подумайте ничего лишнего! Я никогда не носила мальчишеской обуви! Просто Джо мне достаточно на неё нажаловался в дни школьных праздников и линеек.

— Это первый и последний раз, когда я одеваю это шмотьё!!! — прорычал Майк и яростно взвыл, когда шнурок в его руке тихо лопнул, точно струна гитары.

— Что, всё так плохо? — сочувственно поинтересовалась я со своего места. Тур удивлённо поднял голову, словно до этого меня не заметил, и я увидела на его шее свежую кривую рану…

— А-а-ай!!! — и " Стоп!!! — это я уже сказала себе, вскочив. — Она же нарисованная!!!»

Чёрт…

Я пристыжено опустилась на место. Как-то глупо всё вышло… для Вэмпи.

Но ведь сегодня я не более чем Леди Лэй, так что этот девчоночий визг в моём исполнении, кажется, очень даже пошёл мне на пользу. По-крайней мере, на лице Тигра отразилось желание защитить меня от той дряни, которой я испугалась. От глотки Майка что ли?

— Нравится? — широко улыбнулся бритоголовый парень, сдвигая на лоб котелок. — Это рисовала Киара. Она мастер по таким делам.

— Киара? — с деланным любопытством переспросила я. — Это одна из близняшек Браун? Случайно не она ещё поднималась на сцену?

— Она! — кивнул Никита. — А вот где её сестра Кейни — без понятия. Обычно они неразлучны. А если по отдельности — жди беды.

— Точно, — отозвался Тур, пытаясь что-то поделать со своими шнурками.

Оба парня умолкли, а что до меня, то я сидела, поджав накрашенные губы. Ну уж очень мне хотелось расхохотаться после того, так как Тигр и Майк обменялись недовольными взглядами с классическим содержанием: «А не пошёл бы ты, брат, погулять, пока я тут с девушкой поболтаю?!». Вообще-то, насколько я знаю, оба парня ещё ни разу не ссорились из-за кого-либо, особенно из-за существа противоположного пола. Но, как говорится, всё когда-нибудь случается впервые. А впрочем, оно мне сейчас надо? Ещё не хватало разнимать погавкавшихся Тигра и Тура! Вечер и без того тяжёлый!

— Хочешь, я тебя познакомлю с близняшками? — продолжил Майк, делая вид, словно не понимает намёков лучшего друга. — Насчёт Кейни, разуметься, не обещаю, но с Киарой — запросто.

— Идёт, — я продолжала улыбаться. Тур, кое-как управившись со шнурками, поднялся на ноги, оправил свой костюм и галантным жестом предложил мне руку. Смешно, правда? Сейчас будет ещё смешнее — вы просто лопнете от смеха: Ник точно так же предложил мне взять его под руку. Причём что Майк, что Тигр сделали это одновременно. Ну а я чуть не упала со стула от изумления и подумала, что, всё-таки, какая же это превосходнейшая вещь — компромисс. В чём он выразился? Я пошла под руку с обоими. И оба сияли — говорю как было, не преувеличивая.

Найти в пёстром винегрете карнавальных костюмов мою сестру оказалось весьма сложно, так как играла музыка, и половина присутствующих либо кочевала с места на место, ища пару, либо уже танцевала. Танцующая ведьма? Это, признаюсь интересно, но в то же время сомнительно… И вообще, куда она подевалась?! Вроде бы как недавно пила сок за стойкой бара, а теперь сам чёрт ногу сломит, пока отыщет её!

Впрочем, никакому чёрту ломать ноги не пришлось, так как Киару мы увидели неподалёку от входа в актовый зал. Она стояла, преспокойно сложив руки на груди и внимательно наблюдала за каждым, кто входил. Я готова была биться об заклад, что выглядывает она меня.

— Эй! Киара! — крикнул Майк и махнул рукой. Моя близняшка обернулась…

Поначалу ничего не произошло. Она безразлично взглянула на нас и просто стала ждать, пока мы подойдём. Но чем ближе к ней я оказывалась и чем шире растягивалась моя улыбка, тем сильнее лезли на лоб глаза моей сестры. В итоге она подобрала отвисшую челюсть и, сдержанно улыбаясь, бесхитростно пошла нам навстречу.

А я смотрела в глаза Киары и понимала, что она узнала меня. О да! Безгранично изумилась, но узнала. И даже не по внешности (могу в сотый раз побиться головой об железный заклад). Просто мы, близнецы, умеем чувствовать друг друга и находить с закрытыми глазами.

— Лэй, — повернулся ко мне Тигр, когда моя сестра, по-прежнему улыбаясь, встала напротив нас. — Это моя… мой друг — Киара Браун. Киара, это Лэй.

— Привет! — сказали мы с близняшкой одновременно и обе прикусили языки, чтобы просто-напросто, пардон, не заржать. Нам хотелось кататься по полу от душащего нас смеха, но мы этого не сделали. Надо ж всё-таки соблюдать приличия. А ещё — инкогнито. Хотя бы моё. Итак, что бы я делала, если б не являлась Вэмпи и только познакомилась с Киарой?..

Хороший вопрос…

— А где же Кейни? — спросила я, пытаясь держать себя в руках и не улыбаться самой идиотской улыбкой.

— Лично я, — моя сестра посмотрела на нас самыми невинными глазами, — без понятия. Сама её ищу!

— Жди беды, — хмыкнул себе под нос Майк и произнёс чуть громче.

— Пумка, только не надо врать. Где Вэмпи?

— Не зна-ю! Где-то здесь. Найдёшь — присылай ко мне!

— Как она выглядит? — задал наводящий вопрос Тур, но Киара даже не моргнула, а уж тем более не взглянула на меня, говоря:

— Когда я выходила тебя гримировать, она ещё не была в костюме.

— Что-то ты темнишь, — рядом в аромате кваса неожиданно возник Джо. — Знаешь ведь всё!

— Да не знаю я! — тут уж Киара начала кипятиться. — Кто я вам здесь, нянька, чтоб за сестрой приглядывать?!

— Ладно-ладно, успокойтесь, — примирительно произнесла я, делая шаг вперёд. — Как-нибудь в другой раз познакомите меня со второй Браун.

— Обязательно! — широко улыбнулась Пума. — Заходи!

— Разумеется. Пока всем! — высвободив свои руки у Тигра и Тура, я под недоумённые возгласы последних быстренько юркнула в глубь танцующей толпы и постаралась оказаться как можно дальше от Круга Поединков, особенно от Киары: вольно или невольно, а она может меня выдать. Стоит только хорошенечко всмотреться в наши лица, когда мы рядом, и всё сразу же встанет на свои места. Кроме того, мне надо побыть одной, без сопровождения. То, что Джо, Никита и прочие личности рядом, может вызвать подозрения. Хотя…

Что бы лично я подумала, если б на празднике увидела Круг Поединков, а рядом с ним — совершенно незнакомую девушку, которую держит за руку Ник или ещё кто-то?.. Ну… Я бы подумала, что это всего-навсего подружка Тигра и ничего более.

Ага, так подумала б я, но это не значит, что так подумал бы и Эдуард. Поэтому побудем пока в гордом одиночестве и не будем зазывать подозрения туда, где их не должно быть.

А где их не должно быть?..

О-о-о-о, кажется, я знаю!

Что искали, то и нашли. Теперь самое время перейти к плану «Б», потому как план «А» выполнен, можно сказать, на «отлично»: меня никто, кроме Киары, не узнал. Даже Круг Поединков я оставила в дураках. Как же он «обрадуется», когда узнает!.. Ладно, плоды творчества соберём после, сейчас на повестке дня совсем другое, но не менее интересное: поставить оскомину на глазах сами знаете кому.

Оправив причёску и платье, я почти как ни в чём не бывало пошла по траектории, лежащей неподалёку от небольшой компании: Мажуа, жмущаяся к Эдуарду, он сам, стоящий боком ко мне, и несколько ребят из параллельной группы. И пока всё это сообщество весело хохотало и о чём-то трепалось, у меня сердце ухнуло сначала в желудок, потом по пищеводу поползло вверх и теперь застряло в горле. Ну уж очень ему хотелось вырваться наружу, а так как ломать рёбра — гиблое дело, оно решило пойти другим путём. Ох, если бы так могла сделать и я! Чем ближе к четверть-оборотню, тем сильнее у меня дрожат коленки.

Да, чёрт возьми, я волнуюсь!!! Нервничаю!!! Боюсь!!! Это же вполне нормально!

… Господи, он уже совсем рядом! До его плеча два метра…

Хоть бы всё получилось хорошо!..

Я должна выглядеть обыкновенной красивой девушкой!

Мамочка!..

Белокурый парень обернулся и махнул официанту, тоскливо шатающемуся неподалёку с последним бокалом вишнёвого сока. Но не успела я тихо выругаться себе под нос: мог бы уже и не вертеться, как изумрудные глаза Эдуарда остановились на мне…

О чёрт!!!

… Боже мой, наверное, я до конца жизни не забуду этот момент!!! И знаете, почему? Потому что, во-первых, под взглядом четверть-оборотня я мгновенно ощутила себя голой, а во-вторых, меня бросило в жар и пульс начал выбивать мои барабанные перепонки, своим стуком заглушая здравые мысли! Чертовски захотелось крепко и во весь голос выругаться, но я только тихонько вздохнула и рыбкой проскользнула мимо официанта.

Изящнейшим, как мне показалось, движением одинокий бокал вишнёвого сока был уведён прямо из-под носа у Эдуарда.

Я зашагала прочь.

Господи…

Когда четверть-оборотень исчез из поля зрения, мне даже дышать легче стало! Я попыталась сосредоточиться на том, что сейчас по-настоящему важно. А важно сейчас — красиво уйти. Уйти так, чтобы Эдуарду потом ну просто зудело последовать за мной. И если он это сделает, то кроличья нора окажется для него глубокой ямой. Правда, сам белокурый парень мало похож на Алису, а я — на Белого Кролика, но когда он хряпнется-таки об дно норы, я буду улыбаться шире Чеширского Кота.

Ладно, не отвлекаемся!

Итак, ноги ставим на одну линию, покачиваем бёдрами и задницей… Спина прямая, шаги поменьше. Смотрим в единственную на земном шаре точку, словно идём к кому-то, кого бесконечно рады видеть… Ага, а за твоей спиной остался тот, кто своим взглядом уже давно раздел тебя догола! С ума сойти!!. Да куда уж дальше? Я и так сумасшедшей любого Шляпника и Мартовского Кролика вместе взятых! Ну разве нормальный человек взялся бы за такую авантюру?!!

Хорошо ещё, музыка оказалась подходящая — медляк. Кажется, это «Sugababes» и их «Too lost in you». Ничего, для здешней тусовки сойдёт, хотя лично я бы, конечно, предпочла «Always» Джона Бон Джови или ещё что из рок-баллад.

Кстати, всю эту муть насчёт «ноги ставим на одну линию», двигаемся в такт музыке» и прочее Ким вбивала мне в голову на протяжении пяти дней: красиво иди, смотри так-то, пройди мимо не просто, а с подковыркой…

Давясь вишнёвым соком, я подумала, что подковырка у меня получилась лучше всего. Особенно если учесть, что пить мне абсолютно не хочется…

Компания тем временем притихла, а потом взорвалась свистом и громким «Вау-вау-вау!!! Какая штучка!!!». Обернувшись, я под шум крови в ушах удивлённо приподняла брови, мол, я вас, парни, абсолютно не знаю, вижу вообще чуть ли не в первый раз, а знакомиться не хочу и подавно! Короче говоря, сегодня просто не ваш день, ребята!

И отвернулась.

… Господи, у меня сейчас, кажется, будет разрыв сердца или глотки, в которой оно сидит, но у меня получилось, честное слово! Получилось!!! Ур-р-ра-а-а!!!

Я не могла не улыбнуться, хотя отошла от белокурого парня шагов на пять максимум…

«Мы забросили крючок, Подождём ещё чуток! Если хочет рыбка есть — На крючок ей надо сесть! Там хорошенький червяк — Не откажешься никак! Его рыбка тихо — цап! А крючок наш рыбку — хап! Её жалко, спору нет, Но зато каков обед!»

К чему я вспомнила это детское стихотворение, оказавшись на пионерском расстоянии от Эдуарда и успокоившись? Да вспомнила и всё тут. Силки расставлены — ждём улова. Теперь, когда ноги у меня снова стали из плоти и крови, а не из ваты, я просто уверена, что этот улов будет. Просто взгляд, которым меня одарил белокурый парень… Неужели он так смотрит на всех обыкновенных девушек? Так же раздевает их взглядом и заставляет чувствовать разгорающийся где-то в потаённых недрах тела жар?.. Чёрт! Если бы на меня так посмотрел Итим, я бы… не знаю. К чему думать о том, чего быть не может? Если я собралась кадрить Принца Клана Белых тигров, то с Князем шашни водить нельзя. Правило дворцовых интрижек для начинающей фрейлины.

Ноги начали тихо посылать свои возмущения в адрес каблуков, и я подумала о том, чем бы заняться в ожидании клёва. Разумеется, Ким в рекордный срок и с рекордным качеством научила меня танцевать, но как-то не охота мне напрягать свои маленькие и, оказывается, такие миленькие ножки. Сейчас бы растечься где-нибудь на диванчике в обнимку со стаканом попкорна и посмотреть боевичок или ещё какую муть по ящику…

Вот только есть слово «надо». Надо танцевать, Кейни, надо, потому что здесь все нормальные девушки уже давно танцуют! А ведь ты сегодня нормальная девушка, помнишь?.. Помнишь, разумеется, помнишь. И не кисни, как молоко на солнышке! Тебе надо ещё кавалера поймать!

Впрочем, судя по зуду меж лопаток, это будет не так уж и сложно. Хорошо быть красивой девушкой!

Поймав навязчивый, мозолящий мою… спину (ну, и то, что ниже), взгляд какого-то миловидного парня, я позволила ему пригласить себя на медляк, в течение которого он — его звали Сэм — настойчиво хотел со мной познакомиться, а я всячески переводила разговор на погоду, урожай в нынешнем году и про себя ругала всех слонов и черепах, на которых держится этот треклятый мир. Ну почему парень обязательно должен знать биографию девушки, с которой танцует?! О да, он, наверное, думает, что ей льстит такое внимание… И чтоб его… таки льстит! Однако я назвала Сэму лишь своё имя, а после окончания песни торопливо растворилась среди мертвецов, принцев и героев комиксов. Как звучит, а? «Растворилась среди мертвецов»…

Потом был Люк Скайуокер. Ну… на самом деле его звали Риком, и парень он оказался неплохой: во время медляка мало болтал, только рассматривал меня, насколько это было возможным. В благодарность за молчание я подарила ему ещё один танец. Всё равно делать нечего, думать не хочется, так как планы «А» и «Б» осуществлены, а больше у меня вроде бы и нет ничего в запасе. Вот только маска немного зудит кожу лица…

Скука! Зевнув, я прижалась щекой к плечу Рика. Тут вообще все парни выше меня на голову, даже когда я на десятисантиметровых каблуках… Что-то мне спать охота, от зевков скоро рот до ушей растянется… Чёрт возьми, и долго ещё ждать придётся?!.

Не успела я тихонечко улизнуть от сыночка Дарта Вейдера, как нос к носу столкнулась с Ван Хельсингом-Андреем. Он предложил мне стакан апельсинового сока и пригласил погулять по городу. Вот от «погулять» я отказалась, брякнув, что ещё рано сматывать удочки, ну а холодный сок выпила. Ну и, разумеется, потанцевала со злейшим врагом графа Дракулы. Три танца подряд — неслыханная щедрость с моей стороны!

Короче говоря, чтобы не утомлять и себя, и вас перечислением моих кавалеров, скажу: сегодня я Золушка и от всех принцев убегаю. Но ведь не все здесь — принцы. Есть ещё и рыцари, вампиры… Значит, я кто — колобок? Такой тощий? Ну, если в годы разрухи, кризиса и голода, тогда, возможно, и колобок. Но где же тогда, охотник её пристрели, Лисичка-сестричка, вернее, Тигр-братик?!. Хотя он мне никакой не брат, и… и вообще! Всё будет всё как в том анекдоте, где колобок съел лису и объявил себя пирожком с мясом!

Чёрт возьми, ну где же моя начинка?!

41.

… Уф-ф-ф!.. Ну тут и пекло!.. А я уже столько всего выпила, что тик-так, тик-так, пора в туалет, извиняюсь за откровенные подробности моей жизни.

Обливаясь от жары потом и отнекиваясь от постоянных приглашений на танец со стороны присутствующих здесь парней, я, замученная, с ноющими ногами, выбралась-таки в туалет. И знаете, с кем я там столкнулась? Думаете, с Крысами? Нет — с Мажуа, которая перед зеркалом осторожно мазала пухлые губки прозрачным блеском. Точнее — наносила его поверх помады. На меня она не обратила совершенно никакого внимания. Ну и чёрт с ней! Молчит — хорошо. Вякнет — ей же хуже!

Когда я вышла из кабинки и подошла к одной из раковин сполоснуть руки, голубоглазая девушка гуляла крупной кисточкой по своим открытым плечам и параллельно искала что-то в сумочке. Охота ей такую торбу с собой таскать? Даже такую лилипутскую и недокормленную? Лично у меня причёску держит лак, а помада, половину которой я оставила на бокалах… Ну, тут всё предельно просто.

Вытерев руки салфеткой и выбросив её, я двумя пальцами извлекла из недр декольте малюсенький флакон блеска. Навести марафет — минута максимум. Губы я красить, слава богу, умею.

Жидкая помада пахла фруктовой карамелью. Есть мне не хотелось, поэтому я, ни о чём не думая, никого не трогая, флегматично водила кисточкой по губам и присматривалась к своему отражению. Настроение у меня было средним между пофигизмом и любовью ко всему миру. Даже сегодняшний вечер начал переставать казаться мне омерзительнейшим праздником, как тут я заметила, что Мажуа задумчиво рассматривает меня с головы до ног.

Видит бог, не хотела я портиться в настроении… Впрочем ругаться с Мэж из-за Эдуарда когда-нибудь да пришлось бы. Судьба у меня такой. Судьба.

Аж смешно подумать!

Встретившись с мои вопросительным взглядом, голубоглазая девушка чертовски мило (как сахар в чайной ложке, прикрывающий под собою соль или перец) улыбнулась и произнесла:

— Привет! Тебя зовут Лэй, не так ли?

Блин, и когда узнала только?

— Да, — я попыталась как можно дружелюбней улыбнуться, — а ты, верно, Мажуа Армстронг?

— Конечно, — глаза девушки были холоднее арктического льда, — меня все здесь знают. И я знаю многих, но вот тебя вижу впервые.

— Я малоизвестна в твоих кругах, — лёгкое пожатие плеч, непринуждённый голос… А что, я неплохая актриса! А ещё я почему-то ни капельки не волнуюсь. Впрочем, должна ли?

— Малоизвестна? Но все здешние парни провожают тебя такими взглядами… — под спокойствием голубоглазой девушки кралась едва ощутимая злость. — Неужели это всё маска и платье?

— Быть может, — я решила согласиться, ведь действительно: хорошенькие девушки малоизвестными не бывают. — Хотя Гвен говорит, что я и так душка. Но с тобой-то мне уж точно не сравниться.

— Как знать, — глаза девушки слегка прищурились, говорила она медленно, с расстановкой. — Но понимаешь, мне кажется, что ты пытаешься… м-м-м… увести у меня парня.

Приподнять брови и изобразить изумление мне удалось без труда. Если честно, я не думала, что она так быстро сообразит о моих намерениях. Хотя, если учесть то, что Эдуарда постоянно кто-то пытается увести, удивляться не приходится, чес-слово!

Тем не менее, у меня своя роль. Я же вроде как никого тут кадрить не собралась, я просто леди Лэй. Я здесь, чтобы повеселиться!

— Парня? Какого? — переспросила я и задумчиво подняла взгляд к потолку, укрытому белым пластиком и кварцевыми лампами. — А-а-а, подожди… Это что, тот блондинчик с которым ты обнималась? Это он?

— Да, — ледяным тоном ответила Мажуа, и в её глазах заплясала ярость. — И мне не кажется, а так оно и есть. Запомни, крошка Лэй, если ты ещё хоть на десять метров приблизишься к Эдуарду, я оттаскаю тебя за эти чудные шёлковые волосы.

С этими словами она накрутила на палец один из моих локонов. Я же быстро отбросила его за спину и неожиданно даже для самой себя резко расхохоталась. Знаете, так смеются злодеи в фильмах: насмешливо, с торжествующими нотками злобы. Без понятия, почему такой смех вырвался у меня, может, я разозлилась, когда стали посягаться на мои волосы, но Мажуа неуверенно отступила назад. Её прехорошенькое личико подёрнулось недоумением. Ещё бы!

— Милая моя Мэж, — с ослепительной улыбкой шагнула я вперёд и посмотрела в её глаза. — Заруби на своём носике, что если, не дай бог, твой парень вклинится в наши с Броком отношения — будешь собирать его по кусочкам. Брок у меня ну уж очень ревнивый.

Гвен, Брок… Есть ли у меня ещё друзья, которых я никогда не видела, которых не знаю, но которые могут порвать четверть-оборотня на куски? Без понятия.

Ладно, линяем отсюда.

Поцеловав воздух возле самых губ ошалевшей Мажуа, я спрятала флакон помады обратно в декольте платья и вышла из дамской комнаты. После всего произошедшего у меня в голове вертелся только один вопрос: а что если Мажуа передаст мои слова четверть-оборотню? Хреново получится, очень хреново… Хотя, нет, посмотрим на ситуацию трезво. Зачем ей привлекать его внимание ко мне после того, как…

Вот блин!!! Вспомнили чёрта!!! А про второго-то и забыли!!!

Я остановилась за весело болтающими принцессами, в панике наблюдая, как белокурый парень что-то рассказывает Кругу Поединков, а тот в полном составе весело хохочет. Во чёрт!!! Если они собрались все вместе, то значит, собираются полной компанией тихонько улизнуть в «Ночной оплот»!!!

О нет, только не это! Только не это!!!

Я до крови впилась ноготками в ладони и стала лихорадочно думать. Во-первых, нельзя поддаваться панике! Ни в коем случае нельзя! Во-вторых, всё может и обойтись, но готовиться к худшему всё равно надо! А худшее в том, что вот в таком виде я заявиться в «Ночной оплот» не могу. Хотя бы из-за того, что не спущусь по склону на каблуках, а если и спущусь, то в маске буду привлекать излишнее внимание прохожих!

Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!!

Я даже топнула ножкой от досады, как тут к Эдуарду подошла малость приувядшая Мажуа, прижалась и тревожно посмотрела на окружающих. Белокурый парень, видимо, спросил её, что случилось, на что она отрицательно качнула головой. Ну да, ведь и впрямь ничего не случилось! К счастью, меня голубоглазая девушка видеть не могла, так как я была у неё за спиной, а остальные слишком внимательно слушали четверть-оборотня и не смотрели по сторонам. И на том спасибо!..

А дальше… Дальше было нечто!!! Я не знаю, как такое могло произойти, почему такое произошло, но спасибо тебе, Господи, за этот случай!

Мажуа сделала два шага от белокурого парня и остановилась выслушать то, что он ей говорил. А в это время мимо Круга Поединков проходил официант, балансирующий полным подносом. Видимо, он уже порядком устал за сегодняшний день или просто неудачно с кем-то столкнулся и потерял равновесие, а может, вовсе от рождения обладал плохим вестибулярным аппаратом — не знаю. Но факт остаётся фактом: поднос, который тащил бедный «человек», неожиданно накренился, и клубничный сок водопадом низринулся из бокалов на чудное платье Мажуа…

Как она заверещала!.. Дьявол и архангелы!!! Как она заверещала!!! Крысы со своими перепуганными писками отдыхают! Да тут бы любая баньша устроила себе харакири вилкой, если бы услышала тот продолжительный и истеричный звук, который издала голубоглазая девушка! Мама родная, избави меня ещё раз такое услышать!!! У меня просто взорвутся барабанные перепонки и мозги вытекут наружу!

Вокруг Мажуа сразу же образовался пустой круг, а она в ужасе стряхивала с себя алые капли и не знала, что делать. В принципе, я её понимала: платье и репутация потеряны навсегда.

Да, я её понимала, и в то же время, давясь смехом, бросилась прочь, ворвалась в дамскую комнату и только там, опёршись о раковину, позволила себе расхохотаться от восторга. Не волнуйтесь, своим обычным звонким смехом, но зато так, что живот свело и подкосились ноги. И я просто хохотала, хохотала и хохотала…

Киара, сгибаясь от истерического смеха, закрыла за собой дверь и сползла по стенке на кафель рядом со мной.

— Ты это видела?! — выдавила она из себя. — С ума сойти!!!

Переглянувшись, мы покатились в новой истерике.

О-о-ох, а знаете, мне Мажуа даже жалко стало: как бы её сердечный приступ не хватанул! А ведь такое вполне возможно!..

Ох, мой живот… Боже, давненько я и Киара не были так близки, давненько не хохотали подобным образом! Вот так вдвоём, вместе, одним духом, в один голос, как смеются обычно близнецы… Даже нет, мы теперь скорее икали и начинали потихоньку успокаивались, косясь друг на дружку мокрыми глазами и нервно хихикая.

Осторожно вытерев слёзы, я глянула на себя в зеркало. Косметика в порядке, а остальное — пустяк!

Нет, день сегодня определённо удался! Даже не смотря на розовое платье и каблуки — удался.

— … Обалденный прикид! — Киара подошла ко мне, осторожно утирая смешливые слёзы. — Никто даже не подумал, что это можешь быть ты. А с Майка и Ника я вообще весь вечер угораю: они тебя ищут… Кстати, сестрёнка, — тут в её голосе скользнули хитрые нотки, — признавайся, а для кого ты так?

— Почему обязательно «для кого»? — праведно возмутилась я, поправляя причёску. — Было сказано: бал-ма-ска-рад! Я вот и играю в маске леди Лэй!

— Когда же ты снимешь маску? — поинтересовалась моя сестра, поправляя на голове ведьминскую шляпу.

— Нескоро, — фыркнула я, прикинув, сколько времени мне ещё вот так щеголять среди народа.

Близняшка ободряюще похлопала меня по плечу:

— Эх, не верю я тебе… Ну да ладно, Круг чего-то не хочет топать в «Ночной оплот», а меня там ждут, так что счастливо… И, Кейн.

Я обернулась.

— Не переиграй.

— Разумеется.

Киара вышла мягкой пружинистой поступью. Тихо, как пума.

42.

Нет, здесь определённо слишком душно. Правильно-правильно, распахивайте всё настежь!

Я приютилась за стойкой бара и наблюдала, как несколько пацанов из параллельной группы под командованием других пацанов открывают здоровенные окна актового зала. Если ещё стёкла разобьют, я вообще назову этот маскарад самым выдающимся праздником на моей памяти. За исключением, пожалуй, того, где Эдуард был Наполеоном.

От назойливых кавалеров уже тошнило, от соков — тем более, поэтому я взяла себе холодный чай и, глядя, как плавают по тёмной поверхности кубики льда, тоскливо размышляла. Вот сейчас откроют окна, всё окутает полумрак и начнётся время самых старших групп, то есть, шестнадцатилетней моей и тех, где народ на год-два младше нас. Уже бар разгорается пёстрыми огоньками, развешанными чуть ли не по всей его площади, вот уже потянуло сквозняком… Я поёжилась и стала наблюдать, как учителя выгоняют из зала всех, кто младше четырнадцати, приказывая им идти в постель.

А время медленно и неуклонно шло вперёд.

В зале начал постепенно гаснуть свет, сменяясь лазерами и прочей клубной светомузыкой, которыми наш актовый зал хоть и не изобиловал, но обладал. И мне стало уже откровенно скучно. Мажуа унеслась домой и вряд ли появится на людях ближайшие два месяца. Эдуард, видимо, ушёл с ней. И остаётся последний вопрос: что я здесь делаю, да ещё в таком виде?

Сунув пальцы под маску, я раздражённо почесала кожу.

Нет, всё! С меня довольно! Платье, каблуки, балы-маскарады — это не для меня! Пусть так живёт кто-нибудь другой! К тому же, если белокурый парень ушёл насовсем, мне нет резона здесь оставаться!

С другой стороны, в Круг Поединков мне сейчас лучше не приходить, чтобы не выдать свою… своё инкогнито и избежать ненужный вопросов, типа была ли я на празднике и в каком костюме. Куда же мне тогда податься? Пойти пошляться одной по Кварталам? Нет, я не до такой степени больная и слишком хорошо помню свою прогулку после кладбища и охоты! Тогда, может, в «Ночной оплот»? Но как по мне, так сидеть одной за столиком по меньшей мере глупо: сразу же всякие отбросы начинаю клепаться. А если я ещё буду в таком виде, или хотя бы с таким макияжем и такой причёской… Нет, лучше там не появляться!

Так куда же? Домой спать или смотреть ящик? Нет уж, нет уж! День сегодня не такой!

Тебя послушать, Кейни, так создаётся впечатление, будто бы у тебя есть широкий выбор, куда пойти. А на самом деле? Домой — нет, в Кварталы — нет, в «Ночной оплот» — нет! Можно, конечно, завалиться к Ким, но у неё, кажется, сегодня выступление в клубе… Или завтра?

Господи, сколько сомнений! Точно что меняюсь. Или дальше с ума схожу и всего-то! Через день-два такой жизни окончательно рехнусь всеми позвоночными мозгами!

Совсем рядом, почти вокруг меня, гремела музыка, хохот, песни и голоса. Обернувшись, я посмотрела на танцпол, и мне показалось, что там светлее, чем должно быть. Или это я в темноте стала лучше видеть? " Так, спокойно, мне нужно принять мои капли от головы… ой! то есть для головы…»…

Впрочем, я и так была относительно безмятежна. Закинув ногу на ногу, я меланхолично допила свой чай, и в стакане остались только кубики льда. Ну что, леди Лэй, труба зовёт, как поговаривал Майк? Выйдем на улицу, а там уж ноги сами решат, куда. Дай бог, чтоб мозгов хватило не ввязаться ни в какую историю. А то, что Эдуард не пришёл… Ну, значит не судьба! Не понравилась ты ему! Или Мэж его так цепко держит? Угадайте, что для меня предпочтительней? А реальней? То-то же, Кейни Лэй Браун, то-то же. Ну ладно, шуруем отсюда, пока танцевать не утянули.

Легко соскользнув с высокого стула, я вдоль стенки осторожно направилась к выходу. Народ веселился во всю, мельтешила свето-аппаратура и лазеры. Бр-р-р! В глазах рябит и от лазеров, и от костюмов! Некоторые из присутствующих, впрочем, уже смотались домой и, переодевшись в свои обычные шмотки, вернулись танцевать. Я тоже мотаю отсюда, только насовсем, без возврата, по-крайней мере, сегодня или завтра.

Тихонько проскользнув мимо охранника, стерегущего входные двери по принципу «вход бесплатный, а за выход гони бабки» (шучу!), я вышла в прохладную ночь и спустилась по белым ступеням.

Сейчас постою немножко, проветрю голову и пойду.

Под иссиня-чёрным небом вдаль уходила широкая дорожка, мощеная камнем, а вдоль неё росли фонарные столбы (странно, все лампочки работают) и большущие дубы. По сезону желудей здесь — ну просто завались, " Вот и шлём, кому попало». Кругом меня шептались деревья, а в едва колышущейся траве пел сверчковый оркестр. Небо усыпано звёздами, луна почти в зените. Полночь, стало быть. Да, как быстро летит время, оказывается!

Позади меня в здании приглушённо гремели музыка и смех. Возле входа стояли несколько парочек со стаканами сока и мило ворковали. Ага, им сегодня нет смысла уходить в город, ведь там за билет на подобный дэнс нужно выложить приличную сумму, а тут тебе халява. Халява форева! У нас так на каждый праздник…

Бр-р-р! Похоже, я переоценила тепло этой ночи, так как по коже побежали мурашки. Холодно, однако. Финт с «можно не переодеваться», похоже, так просто не пройдёт, поэтому я, обняв себя любимую, решила всё-таки зайти домой. Хоть кофту возьму…

Утвердившись в этом мнении, я смело сделала шаг на дорожку, и мои каблуки громко цокнули в растревоженной полуночной тишине.

— Уже уходишь, Лэй?

Глава 9

43.

От неожиданности я вздрогнула и замерла на месте, не в силах обернуться.

Во чё-о-о-орт… А я знаю этот голос…

Сердце заметалось в груди подобно бешеному зверю в клетке, и я ощутила, с какой болью оно бросается на рёбра и отлетает назад. Опустив руки, я в свете фонарей увидела, как мелко затряслись мои посиневшие от холода пальчики. А ещё я почти с ужасом поняла, что мне в голову не приходит ни одной толковой идеи, и я, считайте, беззащитна…

Так, Кейни, спокойно! Бывало в жизни и похуже! Вот с той же Лал, например…

Блин, заткнись, утешительница хренова. Нашла, что вспомнить!..

Сглотнув, я стала дышать ровнее и попыталась вспомнить если не всё, то хоть немного из того, что мне говорила Ким… Тщетно: единственное, что звучало в моей голове — пульс. Или нет, это были басы оставшейся за спиной светомузыки.

Пожалуй, в данной ситуации вполне логично будет обернуться… Во-во, точно…

Я посмотрела назад.

Возле самых ступеней в тени раскидистого дуба в той же белой рубашке и в той же чёрной маске стоял Эдуард.

И всё.

Я с каким-то неожиданным и очень неприятным чувством поняла, что вокруг нас нет ни одной живой души. Ну, только те, что в здании, но проку от них…

Дьявол, и что же мне делать?!

А ничего, Кейни, посмотри на него и на то, что будет делать он. Сориентируемся по ходу дела.

Какого к чёрту, дела?!! И вообще, я не у тебя спрашивала!

Разговариваю сама с собой. Угу, типичный признак шизофрении. А ещё, кажется, я впадаю в панику…

— Ночь только началась, малышка, а ты уходишь. Кто тебя ждёт? — голос Эдуарда прозвучал до того необычно, что я, если бы не знала, что мы одни, никак не отреагировала.

Но в том-то вся и соль, что спрашивать здесь больше некого! И как всё-таки странно: в голосе белокурого парня не было ни язвительности, ни насмешки, ни злобы — вообще ничего такого, что я привыкла слышать. Он звучал мягко и неприхотливо, он походил на сладкую шёлковую воду, неспешно бегущую под звёздами. Извините за художественные средства, но так оно и есть. Я никогда ещё не слышала такого голоса, обращённого ко мне. Вообще никогда.

И тем не менее, промолчала. Что я могла сказать кроме того, что меня никто нигде никогда не ждёт? Это, согласитесь, в данном случае не самый лучший ответ.

Поэтому я сделала самое умное, что только могла сделать: недовольно дёрнула щекой, отвернулась и пошла себе дальше, тихонько цокая каблуками. Типа, мол, достали ж вы меня сегодня!..

Белокурый парень возник впереди как по волшебству. Я резко остановилась, а оттого мои каблуки пронзительно чиркнули по дорожке не хуже тормозов. Чёрт, эдак до утра ничего не останется!

Вперив злой взгляд куда-то в переносицу Эдуарда, я молча проглотила ту злобную тираду, которую хотела произнести, и стала ждать. Он что, думает, будто я удивлюсь этому фокусу с появлением из ниоткуда? Щас же! Меня, Вэмпи из Круга Поединков, такими штучками теперь не пронять!

Другое дело, что сейчас я должна быть кем угодно, только не Кейни Браун… Да ладно, мало ли девушек из нашего приюта, которые привыкли к подобным шуткам нелюдей?

Мало.

Дура ты дура, выдаёшь своё истинное «Я» со всеми потрохами!!!

Ладно, всё, пытаемся исправиться!

Обняв себя, я попыталась хоть как-то согреться, а заодно спрятать от посторонних глаз дрожащие руки. Не спорю — волнуюсь я дико. А как бы вы ощущали себя на моём месте?.. Нет, не надо говорить! Я и так знаю, что только такая дура, как я, могла вляпаться во всё это!

— Вы что-то хотели, молодой человек? — мой голос прозвучал сухо и устало. Вот только если сухость была наигранной, то усталость — вполне реальной. Как же эти праздники утомительны, если ты играешь чью-то роль! Особенно если эта роль тебе ну совершенно не свойственна.

— Лэй, — тёплые пальцы Эдуарда нежно взяли моё лицо за подбородок и приподняли его — я невольно посмотрела в слегка горящие глаза четверть-оборотня и прочла там азартный интерес. Так, а это уже веселее!

— Ты нездешняя? — поинтересовался белокурый парень, рассматривая моё лицо. Я убрала его руку и про себя быстро выругалась из-за того, что после распития прохладительных напитков не накрасила губы. Будем надеяться, что они и так выглядят неплохо. Очень хотелось сделать характерное движение, чтобы равномерно растереть остатки блеска по поверхности губ, но вот только белокурый парень может неправильно это понять. А оно мне надо? Не надо.

— Нездешняя? Сейчас же! — фыркнула я. — Пустил бы охранник в зал кого-нибудь без приглашения! Ты, видимо, плохо с ним знаком.

— А если я скажу, — губы Эдуарда изогнулись в полуулыбке, — предпочту знакомство с тобой, а не с ним?

Тут уж я не могла сдержаться и уставилась на него как поп на Будду в церкви. Неужели мне этот ублюдок говорит такие вещи?!! Мне, Вэмпи Второй?!! С ума сойти! Боже мой…

Чёрт! А я даже не знаю, что ответить! Блин, я в принципе не знаю, что полагается отвечать!.. Господи, ну что там мне вдалбливала в мозги Ким, а?! Ну почему я всё забываю в самый ответственный момент?! У-у, дьявол!..

Шаря взглядом по кронам дубов, я отчаянно пыталась с одной стороны, сделать невозмутимое — сколько его там видно из-под маски — лицо, а с другой — придумать ответ. Судя по физиономии белокурого парня, он его очень ждал…

— Ждёшь, что я буду отвечать на твои сладкие слова? — вздохнула я и опять посмотрела в изумрудные глаза визави. Тот удивлённо приподнял брови и улыбнулся: удивление для него было приятным. Что ж, этот раунд, по-крайней мере, остался за мной. Ну, и кто сказал, что девушку красит только естественность? Не факт, леди и джентельмены, не факт.

— Я знаю тебя? Из какой ты группы? — спросил Эдуард, ласковым движением убирая прядь моих волос мне за ухо. Однако не успел он убрать руку, как я упрямо встряхнула головой, отчего волосы опять разметались по плечам, и, глядя в глаза парня с вызовом — а нехрен вторгаться в моё биополе — ответила:

— Не из твоей, это уж точно! Слушай, приятель, ради Бога, не мешай: я собираюсь с мыслями, куда пойти.

— Пойдём со мной, — белокурый парень произнёс это так просто, так легко, что будь на моём месте любая другая девчонка, пусть даже такая же стервозная, как я, она всё равно сказала бы «да».

Но я никогда не была любой другой. Я в глубине души, может, и не была девчонкой вовсе, поэтому одарила Эдуарда классическим взглядом «Ты серьёзно, мальчик?» и хотела произнести то же самое…

Как внезапно, прислушавшись, с каким-то неясным ужасом поняла, что в актовом зале позади нас разнеслись первые аккорды моей любимой «Don`t cry» «Guns`n`roses»…

Мой взгляд от глаз белокурого парня спешно опустился на ямку у основания его шеи.

Я на мгновенье зажмурилась.

Дья-а-аво-ол!!! Как же я влипла!!! У меня с этой песней столько связано! Под её аккорды я впервые сидела в «Ночном оплоте» как равноправный боец Круга Поединков, эту песню мы пели вместе с Саноте, когда прощались!.. Да при каждом дожде, после каждого Дня рождения, став на год взрослее, я включаю магнитофон, чтобы услышать всё тот же вопрос: «Don`t you cry tonight?», и ответить: «Нет». Как же теперь я могу пропустить эту песню?! Никак, но… Вот это хреново «но» сейчас стоит передо мной и не даст мне спокойно насладиться музыкой! Чёрт! Чёрт!! Да что ж мне так не везёт, а?!!

— Тебе нравится эта песня? — Эдуард всмотрелся в моё лицо, которое так и не сумело стать безразличным, и протянул руку. — Тогда, может, подаришь мне хотя бы один танец?

Я замерла.

Вот, доигрались. Ну, самая роковая в мире сердцеедка, и что же ты теперь будешь делать?

Прежде всего, лечиться от шизофрении и переставать болтать сама с собой.

Ладно, вернёмся к нашим баранам. Нельзя же вот так сразу говорить четверть-оборотню «да»? Для него это будет как-то слишком легко, я так думаю. Впрочем, и «нет» может вызвать лишние подозрения: какая нормальная девчонка откажется потанцевать с Эдуардом о`Тиндом? И есть ли ещё в мире такие же стойкие девчонки, как я?

Нет.

Чёрт возьми, ну почему не издают пособие «Как общаться с любимцами девушек и не быть покорённой»?! Может быть, потому, что оно никому не надо? Все хотят любить мальчиков, типа белокурого парня?

Все, кроме меня. Итак, что же мы говорим? Нет?..

Но… Чёрт бы тебя подрал, Эдуард!!! Чёрт бы тебя подрал!!!

Я чуть не взвыла.

У меня же это любимая песня!!! Любимая!!!

Шумный вздох, и моя рука легла на горячую ладонь белокурого парня.

Ты об этом ещё пожалеешь, Кейни Лэй Браун!!! Глубоко пожалеешь!!! Всю жизнь, чёрт тебя подери, будешь жалеть о том, что произойдет сегодня и завтра!!!

Ну и хрен с ним!

Эдуард легонько сжал мои ледяные пальчики и повлёк за собою во мрак, вспыхивающий пёстрыми огоньками лазеров. И вы можете себе представить, я, Вэмпи Вторая, покорно последовала за своим врагом, ругая его, себя, весь этот мир, то, на чём он держится… Ругая, и в то же время ныряя во тьму зала.

Да, Кейни, жизнь у тебя становится всё интересней и интересней с каждым часом…

Моя голова легла четверть-оборотню на плечо, глаза закрылись, руки по собственному желанию устроились на предплечьях и плечах… А потом я как всегда просто утонула в музыке, забыв всё: где, с кем, как и когда танцую. Помнить это мне сейчас было ни к чему: это мешало тихонько петь вместе с вокалистом «Guns`n`roses», а я пела. Медленно покачивалась в танце и пела. И это был тот блаженный момент, когда в голове не было ни мыслей, ни воспоминаний — ничего. Только музыка, одна только музыка. Она, казалось, остановила галоп времени и бурное течение жизни, вырвала меня из всего этого и укутала собой. Во всём мире это было самым желанным, самым чудесным, потому что для меня не существовало ни Эдуарда, ни праздника, ни Лал, ни даже меня самой. Я была частичкой музыки, я точно так же поднималась и опускалась с гребня на гребень…

— Кто ты на самом деле? — тихий голос Эдуарда, прошелестевший над ухом, вспорол кокон вязкого забытья, больше похожего на сон, и вернул меня в реальность. Я приоткрыла глаза и почувствовала, как белокурый парень погрузил пальцы мне в гриву и повернул моё лицо к своему. Моего лба коснулось тёплое дыхание.

— Какая разница? Имя знаешь — радуйся, — произнесла я, даже не пытаясь повышать голос: четверть-оборотень всё прекрасно слышит, и украдкой зевнула. Козе понятно, что сегодня мне утонуть в любимой песне не суждено. Вернусь домой — послушаю…

— А настоящее? Твоё полное имя?

— Оно тебе ничего не скажет.

— Ну так, возможно, хотя бы намекнёт?

Размечтался!

Я слабо улыбнулась, глядя на медальон Клана Белых Тигров.

Господи боже ты мой! «Мы, женщины, можем делать с мужчинами всё, что захотим! Это что-то!!!» — гениальнейшая фраза из старого фильма «Здравствуйте, я ваша тётя!». Неужели Эдуард сегодня так наивен, что не догадывается, кто я? Нет, я, конечно, не против, просто всё это как-то странно, согласитесь. Или стоило мне закрыть маской лицо, изменить тембр голоса и запах тела, как он уже не узнаёт во мне своего злейшего врага? Или он, чёрт возьми, вообще плохо помнит мою внешность? Ну, может, и не плохо, но стопудово я осталась у него в памяти как взбаломошеная девчонка с жёлтыми волосами, заплетёнными в мелкие косички, наведёнными чёрным глазами и бесцветными обветренными губами, вечно вся в синяках, ссадинах и царапинах. Похожа ли я тогдашняя на меня теперешнюю — вопрос риторический.

Сказать ему своё имя?.. Щас же!!!

Может быть, потом…

— Для тебя и для всех я — Лэй. Полное имя скажу завтра.

— Что?

Я насмешливо фыркнула, просто не сдержалась: похоже, за время моих размышлений наш мальчик взмыл куда-то далеко к облакам. Пора его сдёргивать оттуда на грешную землю. Я подняла голову и, глядя в изумрудные глаза четверть-оборотня, произнесла:

— Повторяю последний раз специально для глухих! Для тебя и для всех я — Лэй. Полное имя скажу завтра.

— А, извини.

Ва-а-ау!!!

Я ощутила, как мои глаза из миндалевидных превращаются в пятикопеечные.

Он ещё и извиняться может?! Передо мной?!. А плакать, говорить «Мама!» и закрывать глазки в горизонтальном положении?!.

Этой дурацкой мысли я невольно улыбнулась. Дьявольская была, наверное, улыбка, но мне понравилось. Мне вообще нравилось, что Эдуард со мной воркует и извиняется. Да, предположим, он действительно меня не узнал и извинялся, фактически, не передо мной… Но всё равно я буду этим «Извини» попрекать его до конца жизни. Если он не выкинет ещё какой-нибудь более интересный финт ушами. Ну, например, перекинется в белого кролика. Хотя нет, извините: сегодня ему досталась роль Алисы.

— Странно, почему я раньше тебя не видел? — одна из рук белокурого парня, дотоле покоившихся у меня на талии, осторожно коснулась моего подбородка. Что ж, приятное ощущение, не спорю. Но для той глыбы, что бьётся у меня в груди, ласкового прикосновения чертовски мало.

— Сто раз видел, — усмехнулась я. — Просто никогда не обращал на меня внимания. Вокруг тебя всегда щебетали стайки девчонок.

— Да ладно, я бы запомнил такие красивые глаза, как у тебя.

Моргнув, я тупо уставилась на него. И это у меня красивые глаза после всех тех фонарей, которые он мне понаставил?! Нет, кто-то из нас уже не то, что сумасшедший — чокнутый!!!

— Но, насколько мне известно, у тебя есть девушка — Мажуа. С такой красоткой ты ещё на других смотришь? — лениво задала я бестактный вопрос, сбивший Эдуарда с толку. Уже хорошо.

Белокурый парень едва ощутимо вздохнул и посмотрел куда-то в сторону. И ёж бы понял, что он пытается подобрать нужные слова, что бы, с одной стороны, меня не обидеть, а с другой, не испортить репутацию душки Мэж.

— Ну, Мажуа… — медленно начал четверть-оборотень. Я поджала губы, чтоб не расхохотаться и подхватила:

— Что Мажуа?

— Хм, она, конечно красивая, но… — парень посмотрел куда-то вверх и сощурился от лазера. — У неё очень холодные глаза. И она не любит меня так, как говорит.

Врёт или не врёт? А чёрти! Кто знает, что у него там на душе и в мозгах! Мне это, в общем-то, безразлично. И наверняка всё, что сегодня прозвучит, будет сказано для того, чтобы покорить меня. Но из слов Эдуарда я могу сделать вывод, что он ждёт свою прекрасную принцессу в белом платье. Таки ждёт? Ну что ж, будет ему тогда принцесса! И ещё какая! Только не в белом, а розовом платье!

— Как и все, — продолжил белокурый парень под моим пристальным взглядом. — Она со мной потому, что это… круто.

— Быть твоей девушкой — круто? — искренне рассмеялась я.

— Удивительно, — произнес четверть-оборотень, глядя мне в глаза. — На каждом углу девчонки обсуждают, что я съел сегодня на завтрак, а ты ничего обо мне не знаешь. Ты что, недавно появилась в приюте?

— Нет, ну почему? Я тут всю жизнь, — здесь идёт непечатный текст в адрес моего длинного языка и короткого ума, высказанный, разумеется, не вслух. — Единственное, что я знаю, так это то, что ты существуешь. Ну, знаю тебя в лицо… — я пожала плечами. — Я просто не из тех, кто убивается по красивым мальчикам из нашего приюта. На самом деле я скорее из серых мышей, Эдуард. А ещё мне просто идёт розовый. Но вечно розовыми и необычными мыши не бывают.

Так, теперь я хотя бы знаю, что играю такую себе тихую, невзрачную и не очень умную девочку… Стоп! А почему это не очень умную?! Ах, ну да, я же Тигру рассказала, что гуляю уроки и тэ дэ. Хм, проблема. Дело в том, что, как это ни странно, белокурый парень отнюдь не дурак. Отнюдь. Он, разумеется, не так умён, как Джо, но едва ли уступает мне в противоестественной и общей биологии. Про физ-ру молчу: тут я на втором месте.

И вот вопрос: станет ли умненький Буратино общаться с глупенькой девушкой?

Но с Мэж-то он общается?

Ага, он с ней спит. Такая роль в его жизни мне не нужна. Мне нужна роль занозы в сердце, хотя в реальности я заноза скорее в… Не будем уточнять, где.

Что ж, по-крайней мере, я смогу его слушать, слушать то, о чём он говорит, что ему интересно. Люди очень ценят умение выслушать.

Вот только Эдуард — не человек.

Мы молчали. Мелодичная, наполненная жёстким переливом гитар, «Don`t cry» была всюду. Мрак не мрак — просто темно. Вокруг такие же пары, покачивающиеся в такт музыке, только каждой мерещится, что она здесь одна. Вместе со всеми с тобой наедине — вроде того. Мне на какое-то время тоже показалось, что мы одни, но потом лазер сверкнул на блестящем платье какой-то принцессы, скользнул по лже-вампиру, и иллюзия растворилась. Я увидела остальных так, словно в зале немного посветлело. Но с тьмой вокруг меня всё было нормально, это я сбою и зависаю…

Ага! Вот они, последние аккорды!!! Наконец-то можно поднять голову с плеча своего врага и… И что дальше, Кейн? Ты уже придумала? Ты знаешь?

Не знаю. Моя любимая песня закончилась, и мне, по логике вещей, пора попытаться уйти, а Эдуард должен меня уломать остаться. Угу, только произойдёт ли такой финт в реальности?

Что ж, сейчас узнаем. Если он не будет меня держать, значит, я ему не интересна…

Искрящийся лазерами мрак вокруг меня внезапно взорвался тяжёлым гитарным вступлением «Crawling» от «Linkin Park». Народ радостными воплями встретил эту тяжёлую, но в то же время мелодичную и вполне годную для медленного танца песню. Чёрт, они что, издеваются? Я же эту тему тоже люблю! Правда, не так сильно, как «Don`t cry», но это ещё не повод издеваться надо мной!!!

— Тебе нравится «Linkin Park»? — шепнул на ухо Эдуард, прижимая меня к себе.

— А что? — поинтересовалась я, упёршись руками ему в грудь и глядя в его чуть светящиеся изумрудные глаза. Белокурый парень наклонился к моему лицу и легонько прошептал мне прямо в губы:

— Останься.

Украдкой рассмеявшись от облегчения, я положила голову ему на плечо так, чтобы он не видел того торжества, что разлилось у меня по лицу. А лицо у меня, наверное, просто сияло от восторга. Ещё бы! Это белокурое чудо, кажется, попалось на крючки, сети — всё, что я расставляла! Супер!!!

Главное, мне теперь не потерять бдительность! А то ещё потом останется вопросом, кто кого поймал и кто сказал «Мяу!».

Вот так лениво парили мои мысли вместе с приятным «Crawling in my skin…», пока я неспешно покачивалась в танце и вдыхала аромат одеколона… А я что, ни слова не сказала про парфюм Эдуарда? Странно, странно… Хотя тут, собственно, и говорить нечего. Просто одеколон приятный: терпкий, холодный и пьянящий. Правда, мне, чтобы дойти до кондиции, одного такого запаха недостаточно. Ну представьте, я большую часть своей жизни провела в компании Джо, Майка и Ника, а парни в таких делах, как мужской парфюм, секут, и ещё как! Так что меня терпкостью не проймёшь.

Слушайте, да я вообще какой-то броненосец «Потёмкин» получаюсь!

… Ну-ну, а теперь скажите мне, что делают броненосцы, если песня закончилась, а с кавалером вопрос всё ещё не решён?

Стреляют в кавалера, и делов-то…

Нет, они лечатся от шизофрении!!!

Всё, молчу и думаю о деле!

Прикрыв рот рукой и отвернув голову, я зевнула… Хм, с чего бы это? Я же обычно в такое время бодрствую, да и обстановка не располагает ко сну… О-о-о-о, только что она перестала располагать ещё больше, потому что в звуках новой песни — попса какая-то — Эдуард прижался щекой к моей щеке и прошептал:

— Может быть, кофе?

Я подавила желание посмотреть ему в глаза и со свистом покрутить у виска пальцем, а собственной руке, которая поползла щупать лоб белокурого парня на предмет выявления жара, про себя рявкнула: «Место!!! Фу!!!». Сжав льняную ткань эдуардовой рубашки, та вернулась на место. В результате вышло что-то вроде поглаживания. Ну и хрен с ним!

— Кофе? А почему бы и нет? — улыбнулась я.

Виляя между танцующих парочек, мы рука об руку — дожились — пробрались к весело светящемуся бару. Удивительно, но он пустовал… Хотя, чему тут удивляться? Это же не «Ночной оплот», где собираются в основном любители выпить. Да и спиртного здесь отродясь не водилось…

Я ловко взобралась на высокий стул и устроилась так, чтобы танцпол остался за моей спиной: что толку пялиться в мигающую лазерами темноту? Эдуард устроился рядом и заказал бармену кофе. Тот, похоже, был очень рад такому заказу, и я не могу его в этом упрекнуть: постоянно протирать стаканы — это ж удавиться со скуки можно!

А мне можно удавиться потому, что у меня нет чёткого плана действий. Понимаю, планы — это плохо, потому как если что-то идёт не так, возникает сразу же куча разочарований. Да и где это видано, чтобы вот с этим вот белокурым ублюдком хоть какой-то план нормально срабатывал? Нигде. Но ведь когда идёшь с голыми руками на медведя… тьфу ты!.. на тигра, нужно хотя бы приблизительно знать, что делать! А я не знаю и…

— О чём ты думаешь? — шепнул мне на ухо Эдуард. — Спустись ко мне с облаков, Лэй.

Блин его так, уже и пораскинуть мозгами в хорошем смысле этого слова не даёт!

— Ты шутишь, — фыркнула я, — на улице ясно. Какие к чёрту облака?

Эдуард улыбнулся. Нежно и приятно. И только мне в целом мире. Ну ведь и впрямь — не бармену же!

«… А крючок наш рыбку — хап!

Её жалко, спору нет,

Но зато каков обед!».

Передо мной появилась чашка исходящего паром кофе. Рассеяно взяв ложечку, я стала перемешивать уже давно растворившийся сахар, чувствуя, как наблюдает за мной белокурый парень. Как? Ну уж не подозрительно точно.

Слушайте, а ведь он, кажется, попался. Чес-слово! Как простой глупенький мальчик! Ведь актёр-то он, разумеется, хороший, но не настолько. Скрывать свои отрицательные эмоции по отношению ко мне, к Вэмпи Второй, он никогда не умел. Или это только я так думаю? Киара конечно, ляпнула в Кругу Поединков, что я будто бы ушла в кино с Ким, но вдруг четверть-оборотень на самом деле сейчас наблюдает за мной и про себя животик надрывает от хохота? Потому что я, такая вот дура, решила, будто бы он меня не узнал?

О господи, Кейни!!. Ну почему ты вечно создаёшь себе проблемы?!

Потому что иначе невозможно! Верить Эдуарду нельзя, доверять — тем более! Это не созидание проблем — это соблюдение осторожности!

Давай поступим так, Кейни: ты держи ушки на макушке, а потом, когда настанет момент истины, разберёмся, кто в каких домовых верил.

А может, он и впрямь попался?..

Заткнись и смотри в чашку!!!

Э-э-эх! А ведь кофе вкусный и вообще именно такой, как я люблю… Как же там выразился сама уже не помню кто? Чёрт возьми, дословно не воспроизведу, но, кажется, кофе должен быть крепкий, как сон мертвеца, сладкий, как чувство мести, но в то же время горячий, как первая ненависть. Есть ещё второй, не такой поэтичный вариант: чёрный, как ночь, горячий, как пламя, и сладкий, как поцелуй…

«Поцелуй?!! Дьявол тебя подери!!! Этого в моих планах не было!!!»

— мысль обожгла мне мозги за сотые доли секунды после того, как Эдуард ласково коснулся губами моего виска, и его рука тесно обняла меня за плечи.

Какой кретин поставил наши стулья близко друг к другу?!!

… Я клянусь, что не знаю, каких титанических усилий мне в этот момент стоило не врезать белокурому парню по морде и не заорать: «Не смей ко мне прикасаться, ублюдок!!!». Это был настоящий геройский подвиг, чес-слово! А потом — вообще танталовы муки, потому как я, судорожно сжав чашку кофе и прикрыв глаза, под рвущий виски пульс позволила белокурому парню губами пройтись вниз от виска… по шее… по плечу…

Чёрт возьми!!! Я же не могу позволить ему так вот ко мне прикасаться!!! Мы же с ним враги! Как же это низко, грязно, подло, унизительно!!! Господи…

До боли прикусив нижнюю губу, я зажмурилась.

Поймите меня правильно! Я разбила для себя многие моральные устои, когда вступила в Круг Поединков. Я почти придушила в себе совесть, чтобы стать такой, какая я есть! Но ведь гордость у меня осталась!!!

Я не боюсь грязи. Бывает, что во время прогулок я раз-два, а окажусь в ней, но ведь она отмывается! А это… эти прикосновения, эти поцелуи!.. Господи боже ты мой, я же никогда не смою с себя эту мерзость!!! Никогда!..

На языке медленно растёкся вкус медяков. Я отпустила прокушенную губу, облизнула её, и… с нервным смешком отстранила от себя Эдуарда. Не грубо, не резко. Просто отстранила.

— Во-первых, приятель, — чуть насмешливо произнесла я, и голос мой дрожал, — ты мне сейчас поставишь на шее абсолютно ненужный засос. Во-вторых, здесь не холодно, кофе горячий, поэтому объятья излишни. Я ведь не экзотическое блюдо, которое нужно варить на медленном огне!

Эта реплика вызвала на губах парня ласковую улыбку. Я что, смешная?! И он с меня смеётся!! Час от часу не легче! И почему мне постоянно кажется, что он всё знает?

Потому что паранойя у людей вполне может сочетаться с шизофренией.

— Ты удивительная, — произнёс Эдуард. — Ты делаешь мне одолжение?

Чашка замерла возле моей нижней губы, покрытой размазанной кровью. А почему бы ей не остановиться, если постановка у вопроса странная? Что белокурый парень имел ввиду под словом «одолжение»? И не то ли это, чего я боюсь?

Господи, Кейн, да ты скоро от каждой тени шарахаться будешь!

Наверное, я целую секунду смотрела в одну и ту же точку, а потом недовольно тарабамкнула коготками по столу и повернулась к парню. Я всё ещё ощущала его губы на своих плечах так, словно это было прикосновение чего-то противного, мерзкого, поэтому мне очень хотелось выплеснуть горячий кофе прямо ему в лицо… Но я этого не сделала и сегодня не сделаю. Я даже чашку поставила на барную стойку, чтобы если что вдруг, белокурый парень успел схватить меня за руку.

Зачем мне оно надо? Да просто кофе в морду — первое звено в цепи. Вслед за ним пойдёт срывание маски с лица и вызов… А это будет, во-первых, провалом той цели, ради которой я одела платье и позволила четверть-оборотню прикоснуться к себе, а во-вторых, со стороны наверняка получится идиотская картина. Наверняка.

Вот почему я лишь сдержанно улыбнулась и сухо произнесла:

— Объясни, что ты имел ввиду.

Улыбка четверть-оборотня медленно угасла, как закат. Только глаза тлели зеленоватыми угольками во тьме.

Я сегодня на редкость поэтична!

— Ты ведь не хочешь со мной сидеть, но сидишь и таким образом делаешь мне одолжение. Не так ли? — спросил Эдуард, внимательно глядя на меня.

Я с улыбкой вернулась к кофе и заметно успокоилась: это оказалось не хамство, а его чудная проницательность. Не самая верная — это точно, но всё равно проницательность. Так, хотя бы одной проблемы удалось избежать. Это было настолько хорошо, что я, пожалуй, впервые за весь вечер произнесла абсолютную, голую правду о себе любимой:

— В девяноста девяти процентах я делаю только то, что захочу.

— А тот единственный процент — я? — всё тот же холодноватый пристальный взгляд… Доктор, мы теряем его!

Нужно учиться толерантности Кейни.

Ну-ну, и позволять кому попало себя лапать?!

При всём твоём неуважении к Эдуарду, он не «кто попало», и ты это знаешь. Он твой соперник, он твой враг, на редкость достойный враг. Такой, что навсегда. Такой, по которым после их смерти грустят самые великие люди. И ты, Кейрини Лэй Браун, тоже будешь скучать по дракам с этим парнем, когда уйдёшь из приюта.

Не возводи его в ранг святых. Я уйду из Киндервуда и забуду и его лицо, и голос, и вообще то, что он существовал.

Ага, но твой долг он тебе позабыть не даст…

Шизофрения прогрессирует.

— Нет, тот единственный процент — не ты, — спокойно допив кофе, я поставила чашку и посмотрела в глаза белокурого парня. — Это школьный устав.

Будь передо мной не Эдуард, я бы подумала, что ему полегчало. Но вряд ли. Такой, как он, от внимания девушки не тает и не радуется. Ему всё равно, злится на него девчонка или нет. Вот только невнимание способно его задеть. Сегодня я, кажется, слишком уже задела четверть-оборотня.

Может, бросить эту затею, и попросту уйти? Ведь всё трещит по швам, всё идёт не так, как надо! Даже не по плану, а просто не так! Я не умею быть леди, я не умею быть нормальной девчонкой и слишком большое отвращение питаю к белокурому парню. Поэтому не смогу продолжать эту игру физически. Я не смогу позволить ему коснуться себя ещё хоть раз без того, чтобы не врезать ему по морде. А раз так, то пора уходить.

Я говорила, что надо учиться терпеть Эдуарда. Это правда. Пока я не научусь, пока я не перестану воспринимать его как самоуверенного ловеласа и надменного бойца, ничего у меня не получится. Не будем зря терять время.

— Ладно, — я сложила пальцы домиком и посмотрела на свои накрашенные ногти, — мне пора, а ты тут развлекайся.

— И куда же ты, Лэй? — в глазах парня мелькнул какой-то неясный огонёк.

— Бродить по Кварталам нелюдей в полном одиночестве, — даже не соврав, я легко соскользнула на ноги и тихонько потянулась, — это моё самое любимое дело.

— И самое рискованное, — лаконично возразил четверть-оборотень, спокойно потягивая кофе и рассматривая бармена, который, замешивая коктейль, мило болтал с незнакомой мне девчонкой. Я словно наяву увидела стену отчуждения, пролёгшую между мной и Эдуардом. Точно пора сваливать…

В ответ на его слова я только пожала плечами, мол, для кого как и кому как, хотя он этого не увидел. Ну и чёрт с ним!

Я сделала первый шаг по направлению к выходу…

— Лэй.

Проглотив всё-таки торжествующую улыбку, я обернулись. Не знаю, ожидала я чего-то или, может, где-то в глубине души желала продолжить игру… Я просто обернулась и внимательно посмотрела на белокурого парня: что-то эдакое было в его голосе, когда он меня позвал.

Изумрудные глаза горели сатанинским огнём. Странно, правда? Я, кажется, вот уже почти ушла, решив не портить нам обоим день, как тут он воспрял духом. Не думал, что я действительно пойду прочь, брошу его одного? Я задела его самолюбие?

Ладно, не будем гадать, пока не сглазили. Вот он, прежний Эдуард.

Может, ещё раунд, Кейни? Игра, всё-таки, не из рядовых…

Хм, можно. Что у нас сегодня козырь?

Твоё безразличие.

— Я не буду напрашиваться в твоё одиночество, — медленно произнёс белокурый парень, глядя мне в глаза. — Но, может быть… ты разделишь моё?

— Хм! А как же Мажуа? — я всё-таки улыбнулась. И как!

— Я ни перед кем не обязан отчитываться и отвечать за свои поступки, — четверть-оборотень преспокойно пожал плечами и добавил с ехидной улыбкой. — К тому же, Лэй, в этом наряде ты сама не спустишься по склону.

— А вдруг я собираюсь пойти переодеться и только после этого уходить? — хороший ответ. Может быть, я всё-таки научусь флиртовать?

— Зачем переодеваться? — парень подпёр рукой голову, опираясь на барную стойку, и продолжил ласково смотреть на меня. — Тебе очень идёт это платье. Разве в твоём гардеробе есть что-то получше?

— А как ты думаешь? — в моём голосе было разлито сладкое кокетство. Нет, я всё-таки определённо научусь флиртовать.

— Ну, — задумчиво протянул четверть-оборотень, осматривая меня с ног до головы, — думаю… Короткое чёрное платье из шелковистой непрозрачной ткани с глубоким-глубоким декольте. А к ним… не знаю. Сапожки-чулки на каблуке?

— Извини, ничего подобного нет, — развела я руками, и парень, изящно оказавшись на ногах, обнял меня за талию.

Мои ногти до крови впились в ладони. Я смогу. Смогу не ударить его, не закричать, не убежать. Я смогу. Я должна. Это не так страшно, Кейни. Подумай: время смывает все следы и лечит все раны. А шрамы — лишь показатель мужества.

Даже если это шрамы на твоей девичьей чести?

Даже если это шрамы на твоей девичьей чести.

— Я согласен только в одном насчёт «переодеться», — продолжил Эдуард, проводя пальцем по моей щеке. — Насчёт маски. Может, снимешь её?

Чувствуя кровь на ладонях, я всё-таки сумела, может, чуть напряжённо рассмеяться, словно он сказал величайшую в мире глупость, типа «Дважды два — пять», и отрицательно покачать головой:

— Маска — часть платья и моего имиджа. Я сниму её потом.

— Когда я сниму свою?

— Нет. Когда захочу.

— Ну так как, ты разбавишь моё одиночество своей приятной компанией?

— Не на всю ночь, но разбавлю.

44.

Помните, я рассказывала про неприступную ограду вокруг Киндервуда и про склон после ступеней? Вам правда интересно, как я по нему спустилась?

Отвечаю: на шее Эдуарда. Честное слово, он сам предложил! И я тут совершенно не при чём! Мне просто жаль было платья. Ну и что, что оно розовое! Зато оно принадлежит Ким, и было бы нечестно испортить его. Видите, у меня есть-таки остатки совести.

Но её не хватило на то, чтобы спуститься без посторонней помощи. А белокурый парень сам виноват и вообще! Я не такая уж тяжёлая! Надеюсь, вы не подумали, что я уселась четверть-оборотню прямо на шею? Вовсе нет! Я просто — если я могу хоть что-то сделать просто — обвила её руками и так, рассматривая затылок Эдуарда, висела пока мы не спустились. Это был, наверное, мой самый халявный и самый необычный спуск.

Что до белокурого парня, то он будто бы не замечал моих сорока восьми килограмм и при этом рассказывал — лучше сядьте — анекдоты. Вам смешно?! О-о-о!!! А как я хохотала!!! Я думала, живот надорву или свалюсь вниз! Вот было бы весело! И поверьте, самым невинным за десять минут спуска был анекдот: «Приехали два приятеля на рыбалку. Вечером накурились — в дым. Утром просыпаются, видят: всё поле перепахано, а на нём сети стоят. Один: „Идиот! Ты где вчера сети ставил?!!“ — Второй: „Где ты грёб, там и ставил!“. Я долго смеялась и болтала ногами, представляя себе эту картину и прикидывая, могли бы такое учудить Майк и Никита. Уж если они спрашивали на улице Красных Фонарей, где эти самые красные фонари, то такая рыбалка с них тоже станется.

Наконец Эдуард легко спрыгнул на землю, до которой мои ноги что-то явно не доставали. Но я не начала просить четверть-оборотня присесть или ещё что, а сама оказалась на ногах и тут же оправила платье, которое за время моего путешествия решило показать всем, насколько у меня хорошенькие ножки, то есть, поползло вверх.

Белокурый парень тем временем критично осмотрел свои серые руки и грязные колени (белую рубашку этот засранец умудрился оставить девственно белой) и поинтересовался:

— Где здесь ближайшая колонка?

— Прямо у тебя за спиной! — фыркнула я.

Кивнув, Эдуард направился было к видневшемуся в десяти метрах небольшому железному столбику с кривым рычажком, как тут внезапно обернулся и спросил:

— Ничего не хочешь мне сказать?

— Спасибо, — пожала я плечами. — Наш рейс только что совершил мягкую посадку благодаря первому пилоту Эдуарду. Уважаемые пассажиры, сорвавшие себе руки, добро пожаловать на волю!

Легко рассмеявшись, белокурый парень нажал на рычажок, и из носика колонки хлынул поток чистой воды.

Я ждала, пока четверть-оборотень вдоволь наплескается. Ну, если тигры любят купаться, что я могу поделать? Может быть, только осмотреться.

Вот от этого склона, по которому мы спустились, начиналась улица имени А. П. Чехова. Дома, обнесённые высокими зелёными заборами из крепких деревянных досок, мирно спали в синеватой полумгле. Мирно покачивались за оградами плодовые деревья, и даже собаки молчали, хотя луна сегодня была ничего. И небо чистое, безоблачное, всё в звёздах. Вой — не хочу.

Вот я и взвыла не своим голосом, когда попала холодные брызги. Мне стоило больших усилий издать диковинное междометие, а не череду нецензурных слов в адрес белокурого парня. Хотя очень хотелось, знаете ли, очень. Однако я сумела взять себя в руки и сдержанно произнести:

— Ты испортишь мне платье!

Рассмеявшись, Эдуард вытянул из заднего кармана джинсов бумажную салфетку, вытер руки и, скомкав, выбросил её. Лёгкий ветерок тот час же покатил белый комочек по пыльной земле.

— Нехорошо сорить на улице, — назидательным тоном заметила я.

— Мне подобрать и съесть? — приподнял брови четверть-оборотень. Я преспокойно кивнула и тот час же пожалела об этом: губы Эдуарда расцвели самой настоящей дьявольской улыбкой, и он, внешне расслабленный, неспешно и чуточку развалисто направился ко мне. Чёрт, чёрт, чёрт!!! Ну кто меня за язык дёргал?!

— Что-то не хочется мне её есть, — промурлыкал белокурый парень. — Зато хочется съесть знаешь, кого?

Знаю.

Я отступила на несколько шагов назад.

Чёрт бы тебя подрал, знаю. Но знал бы ты, как я не хочу, чтобы ты меня ещё хоть раз коснулся! Знал бы ты, как мне это противно!.. О, и если бы ты это узнал, то рассмеялся от души: на какие ухищрения идёт гордячка Кейни Браун, чтобы выиграть спор!.. Что ж, мы ещё посмотрим, как его попытаешься выиграть ты. А ведь ты тоже попытаешься, я это точно знаю.

… Когда я очутилась в объятиях Эдуарда, мир закружился вокруг меня размытой каруселью, а ветер, подхватив волосы, рассыпал их по воздуху. Звёздное небо над моей головой тоже летело по одному бесконечному кругу… Впрочем, нет. Всё было на своих местах, кроме меня, которую легко кружил белокурый парень. Знаете, я надеялась, что всё окончится именно таким вот безобидным детским баловством. Господи, спасибо тебе за это! И почему я ни у кого не узнала, что позволяет себе четверть-оборотень на первом свидании?

Стоп! Свидании?!! У нас с ним что, свидание?!!

Проснулась, мать твою так. Доброе утро, Кейни!

А чёрт!!!

— У тебя такая нежная кожа, — остановившись, шепнул четверть-оборотень и поцеловал моё плечо.

— Ты говоришь это каждой девушке, с которой гуляешь? — как бы невзначай спросила я у него. И знаете, вопрос его обескуражил. А что я такого сказала?

Ну да, и впрямь! Взять бы твой язык, Кейни, и половину от него откромсать. Тебе б легче жить стало.

Ага, а вторую половину как? Скормить голодающим детям в Африке?

Да хоть так.

Ну, если они дадут мне лекарство от шизофрении…

— А ты умная девочка, Лэй, — пристально глядя в мои глаза, медленно начал Эдуард и поставил меня на землю. — Если я скажу „нет“, ты мне не поверишь. А если я скажу „да“, это будет как-то… — он дёрнул щекой.

— Я выбираю „да“.

— Говорю каждой, — белокурый парень непринуждённо поднял руки. — Всё, сдаюсь!

Последнее слово заставило меня вздрогнуть: давненько я мечтала услышать его из эдуардовых уст! С тех пор, наверное, как впервые подралась с ним в Кругу Поединков. Это было на самом деле почти три года назад, но как по мне — вечность. Потому что в этой вечности утонуло столько напрасных трудов и попыток! Сколько я упражнялась, училась, тренировалась и отрабатывала навыки… И вот, стоило мне натянуть на свою худощавую фигурку платье — и всё? Он уже сдаётся?

Сдаётся. Как и любой другой девчонке. Теперь я понимаю, что они сходят по нему с ума оттого, что он даёт им почувствовать над собою власть. Какую-то элементарную, наигранную, примитивную, поверхностную, но всё-таки власть. И с удовольствием подчиняясь их мелким капризам, он твёрдо держит в руках нити своих марионеток, не позволяя им заходить слишком далеко. Это странно, это удивительно, но это так. Поэтому, не обольщайся, Кейни. Просто не обольщайся. Игра ещё не закончена, а до рассвета далеко.

Но он сказал „сдаюсь“. Я должна сказать: „Руки за голову, лицом к стене и без грязных шуточек“?

— Действительно сдаёшься? — я неожиданно сама шагнула к Эдуарду и коснулась пальцами его губ. На какое-то мгновенье мне показалось, что они не произносили такого. Что это была просто диковинная иллюзия.

Ага, про сон сказать, как про не сон, а про не сон сказать, как про сон.

— Да, сдаюсь, — шепнул несколько удивлённо белокурый парень и, взяв мою руку в свою, поцеловал мои синие от холода пальчики. Чёрт, я начинаю опять мёрзнуть, а он и впрямь сказал это разнесчастное „Сдаюсь“.

„Алиса со всех ног побежала за Белым Кроликом, который смотрел на огромный карманные часы и восклицал: „О боже, о боже, о боже! Я опаздываю! Герцогиня будет в ярости!“.

Вроде бы и отрывок из детской книги, а как трогательно!

Я улыбалась. Я напомню Эдуарду все его слова при первом же удобном случае. Тогда, когда он будет меньше всего этого ожидать. Подло? Но человек человеку волк. Или четверть-оборотень человеку тигр? Но я тоже совсем не…

— Только тогда… не как сейчас, — неожиданно признался белокурый парень, прижимаясь щекой к моей ладони, и посмотрел мне в глаза.

— Что? — я его, честно говоря, не поняла.

— Сейчас я говорю искренно.

— Да ну! — я рассмеялась так, чтобы это не оказалось издевательским хохотом. Один раз я уже чуть не оттолкнула от себя Эдуарда насовсем, тогда ещё, в баре. Второй раз мне что-то рисковать не хочется. Тем более, у меня что-то да выходит.

— Честное слово, Лэй, — с какой-то невероятной серьёзностью произнёс Эдуард. — И это меня пугает.

Я сумела пересилить себя и обнять белокурого парня только для того, чтобы скрыть гримасу торжества на своём лице. Мне очень хотелось шепнуть ему: „Меня тоже“: как-то всё просто выходит.

45.

Яркий свет фонарей, витрин, пёстрые вывески, рекламные щиты, толпы разнообразнейших людей… Как я насмотрелась на всё это за сегодняшнюю ночь! Музыка улиц смешалась для меня со смехом и болтовнёй прохожих в один неразрывный гул. А это значит, что я потихоньку начинаю уставать…

Мы обошли, наверное, половину Чёрных Кварталов, когда мои ноги объявили бойкот, и я, споткнувшись, поняла, что больше не могу идти. Впрочем, проблема оказалась вполне решаемой. Стянув босоножки, я свободно пошла босиком, наплевав на возражения Эдуарда: мне ещё не хватало, чтоб он меня на руках таскал. Что я потом буду делать с манией величия?

Засовывать подальше в… Ладно.

По дороге мы разговаривали. Сначала о том, что видели: о вампирах, об оборотнях, людях. Потом белокурый парень начал рассказывать о Круге Поединков (меня, гадёныш, стервой помянул, хотя я сама выбрала эту тему), о нашей выпускной группе. Всё это я знала, но…

Но признаюсь честно: четверть-оборотня было интересно слушать. Просто слушать то, о чём он говорит. Он смотрел на мир как-то по-другому, не разделяя его на добро и зло, не делая между ними грани. Если для кого-то было чёрное и было белое, то для Эдуарда существовал лишь серый цвет. Цвет нейтрала. Я пыталась с ним спорить, но потом поняла, что против его природы не попрёшь. Он был отчасти человеком (белое), а отчасти — оборотнем (чёрное). Поэтому результат оказался цвета пасмурного неба. Признаю, я не философ, но я пыталась понять его взгляды на жизнь. И оказалось, что жизнь для него как… как губка, пропитанная смертью. То есть, что-то среднее.

— Смерть? — переспросил белокурый парень, обнимая меня за плечи. — А что ты подразумеваешь под смертью? Антоним, противоположность жизни? Но жизнь — это особая форма существования материи, при которой происходит рост, развитие, размножение и обмен веществ. Посмотри на вампиров, обладают ли они такими свойствами?

— Нет, — призналась я.

— Но в то же время назвать их мёртвыми тоже не получается, не так ли?

— Так.

— Поэтому однозначного понятия смерть не имеет. О каком именно ты спрашиваешь? — посмотрел мне в глаза Эдуард.

— О том, что будет, если тебе или мне пустят в висок пулю, — м-да, худших слов я, наверное, придумать не могла.

— Биологическая смерть, — понимающе кивнул четверть-оборотень. — Что ты хочешь услышать? Формулировку?

— Как ты к ней относишься?

— Милая моя! — рассмеялся белокурый парень и поцеловал меня в висок. — Я к смерти никак не отношусь, я отношусь только к разряду живых полукровок!

Улыбнувшись, я промолчала: сказывалась усталость. Всё, мне это надоело! Хочу домой! Хочу принять душ и упасть в постель, где меня ждёт Тэдди и… сворка маленьких кошмаров.

По моей спине прошёл холодок, стоило только вспомнить то кровавое озеро…

Нет, так дело не пойдёт. Просматривать кошмары и участвовать в них

— не моё любимое занятие. Но что же тогда выходит, мне совсем теперь не спать? Да я же так озверею и начну на людей кидаться! Впрочем, я и так на них кидаюсь, но это будет вообще караул!

Хм! И так, и эдак плохо. Что же тогда делать?

Вешаться.

Кстати, тоже мысль. Зверская, но мысль. Ну подумайте сами: кто будет плакать на моей могилке? Правильно, никто. Кроме, может, Киары и Саноте…

Саноте…

Я шумно вздохнула. Где же ты, Вэмпи Первая? Ты ведь не человек, и я теперь тоже. Как мне хочется расспросить тебя о том, что же теперь делать! Ты прошла через это всё, ты тоже видела, как меняешься, ты теперь знаешь… „Хм, поначалу я подумала, что всё окончено, только оказалось, что это не так… Как быть? Да как обычно, уж поверь“ — да, так ты и сказала. Но ведь сказать проще, чем сделать!

Чёрт возьми, ночь не вечна. Когда-нибудь я вернусь домой, когда-нибудь я засну и увижу кровь. И сколько она будет мне сниться? Сколько я буду терпеть то, что происходит со мной? Соприкасаясь с моей кожей, нагревается серебро, а я начинаю хорошо видеть в темноте, я победила в поединке полу-оборотня, я стала думать… Что это такое и как долго оно продлиться? Вечно? Но я так не хочу! Это моя жизнь, и я не желаю менять ни её, ни себя! Понимаю, быть может, все изменения пошли мне только на пользу, но это — не моё! Это не моя природа!!!

— Лэй, о чём задумалась? — спросил Эдуард, обнимая меня чуть крепче.

Господи, как мне уже всё это надоело! Может, снять маску и всего делов?! Вернусь домой, лягу спать… Если, конечно, до этого не подерусь с четверть-оборотнем. Просто в таком случае я окажусь где-нибудь в больнице. А то и в морге.

— Ни о чём. Так, просто задумалась, — устало пожала я плечами. — Слушай, пошли где-нибудь посидим, а?

— Неподалёку есть парк, — заметил белокурый парень.

— Пошли в парк, — согласилась я. — Моим ногам всё равно.

Ведь ногам таки всё равно. А тебе? Думаешь, вы будете сидеть в парке на пионерском расстоянии друг от друга и с воодушевлением обсуждать постулаты теории относительности? Как бы не так!

Но несмотря на всю свою сволочность, Эдуард не похож на какого-нибудь маньяка.

Ну-ну, сейчас снимем маску и посмотрим, кто на кого похож!

А может, обойдёмся пока без крови? Ей-богу, так лень драться…

Под мысли подобного рода я в обнимку с четверть-оборотенем прошла несколько улиц и вышла на ул. Склепов. По дороге парень не проронил ни слова. Аж как-то странно.

Я посмотрела вперёд. От темнеющего впереди парка нас отделяла только проезжая часть дороги, ограждённая от тротуаров невысоким заборчиком. Ага, чтоб пешеходы где попало не перебегали. Но это же Роман-Сити! С нашей стороны кусок этого заборчика был выломан, с другой — нет. Машин в Чёрных Кварталах всегда было мало, поэтому стоять со скучающим видом и ждать, пока не иссякнет поток авто, не пришлось.

— Я не смогу перелезть, — произнесла я, когда белокурый парень легко перепрыгнул через ограду и оказался почти рядом с парком. Пусть я даже теперь не на каблуках, но прыгать в платье не буду. Просто по сценарию — не могу.

— Не заставляю, иди сюда, — перегнувшись, четверть-оборотень подхватил меня на руки, и я оказалась по одну с ним сторону заборчика. Усилий к этому было приложено — ноль. Халява форева, что я могу ещё сказать? Ах да, есть одно.

— Спасибо, Эдуард, — с этими насильно вытянутыми из себя словами я попыталась стать на ноги, но белокурый парень не позволил и дальше понёс меня на руках.

Я хотела было возразить, но потом почуяла, какое блаженство разлилось в моих ногах, и благоразумно промолчала. Во-первых, мне ещё, может быть, придётся сегодня драться. Уже из-за одного этого стоит поберечь силы. А во-вторых, среднестатистическая девчонка не может обладать такой же выносливостью, как у меня. Я над своей физической формой работаю — по-крайней мере, работала — как ишак, но для остальных моих одногруппниц существуют только периодически прогуливаемые уроки физкультуры. Становится ясно, что силёнкам взяться неоткуда. Поэтому и мне придётся изображать из себя слабое хрупкое существо. Фарфоровую вазочку, чёрт возьми!

Очень „приятно“ удивило то, что в парке не горели фонари. Интересно, почему у нас сегодня темно, как до первой лампочки Ильича в России? Всё экономят, небось, сволочи. А мне, между прочим, совсем не улыбается сидеть с таким парнем, как Эдуард, в темноте!!! Об этом кто-нибудь подумал?!! Не подумал. Ублюдки чёртовы! Чтоб у вас в глазах всегда была такая же темень!!

Мы спокойно прошли (ну, разумеется, кто прошёл, а кто нет) по аллейкам мимо занятых лавочек вглубь парка, потом свернули с дорожки. Насколько я знаю, там впереди обрыв. Нам туда? Белокурый парень решил-таки от меня избавиться?

Нет, не похоже. Тогда в какую глушь он меня тащит? Я хоть и не самая порядочная девушка, но что-то мне это не нравится. Ох как не нравится.

Нравится, не нравится — терпи, моя красавица.

Спасибо, что напомнила ещё и об этом аспекте взаимоотношений между парнем и девушкой!!!

Ты сама должна была принять его во внимание.

Мы шли по сочной зелёной траве, которая в этом году, наверное, ещё не знала газонокосилки, и виляли между угольно-чёрных стволов дубов, клёнов, ясеней. Их густые кроны практически полностью закрыли звёздное небо и тихонько шелестели от июньского ветерка. Иногда среди тёмных листьев нет-нет, а мелькала какая-нибудь любопытная звёздочка…

Деревьям и траве, казалось, не было конца. Сверчковому пению — тоже. Оно было вокруг и не стихало ни на миг, будто и не тревожил самих музыкантов Эдуард своими шагами. Я хотела было спросить, куда это мы идём, как тут увидела первые просветы, обозначающие, что впереди обрыв, и небольшой тёмный холм, который украшали старые высокие вязы.

— Нам туда? — указала я на них. Белокурый парень кивнул.

Подъём занял полминуты максимум. Впрочем, мне-то что? Я всё равно передвигалась не на свих двоих, хотя какой бы то ни было усталости на лице Эдуарда тоже не обнаружилось. Ну да, он же частенько таскает девушек на руках. И почему это я забыла?

С вершины, как я и ожидала, открывался чудесный вид. До самого горизонта лежал город, на тёмном теле которого горели миллиарды огоньков, тревожно дрожащих, мигающих, разноцветных, живых. А иссиня-чёрное небо было похоже на зеркальное отражение Роман-Сити, только звёзды, холодные, далёкие, были застывшими. Большие, маленькие

— они горели ровным светом. А между них, клонясь к закату, висела неполная луна. Желтоватая, безразличная ко всему.

Поставив меня на ноги, Эдуард молча сел на древний поваленный ствол, а я подошла к краю обрыва и взглянула на ту прелестную картину, что открывалась отсюда.

Всё это — город, живой город. Сколько там людей, и у каждого своя жизнь. Какая-то другая, особенная. И если подумать, что там, далеко за горизонтом, есть ещё люди и подумать, скольким из них ты нужна… Быть может, это и есть одиночество? Полное ощущение мира и себя в нём, как чего-то отдельного, не родного?

— Нравится? — спросил белокурый парень и потянулся ко мне.

— Здесь красиво. Ты всегда приводишь сюда девушку? — я покорно уселась к нему на колени. Сомневаюсь, чтобы бревно было достаточно чистым для платья Ким.

Что, только поэтому?

А иди ты!!!

— Хм… Ты знаешь, нет, — ответил белокурый парень. — Я всегда прихожу сюда сам. Но для тебя я решил сделать исключение.

— Почему?

— Потому что ты среди всех — исключение. Ты удивительная, — произнёс четверть-оборотень, глядя на огоньки Роман- Сити.

— Повтори, — я обняла его за шею и прижалась щекой к макушке. Волосы у него оказались по-детски мягкие и шёлковые.

— Ты удивительная… Тебе холодно?

Гениальнейший вопрос. Наконец-то ты догадался! Все мои ткани и системы органов давно отморожены, а ты это понял только сейчас!

Белокурый парень обвил меня обеими руками и прижал к себе. Мы молчали. Роман-Сити играл мириадами огоньков.

— Ты совсем ничего не рассказала о себе, — наконец произнёс белокурый парень. — Я знаю только твоё имя. И то, что ты начала грустить с тех пор, как мы заговорили о смерти.

— Считай, что меня просто клонит ко сну, — я преспокойно взглянула на него. О ту нежность, что горела где-то на самом дне изумрудных глаз, можно было согреть мои посиневшие руки, стоило только захотеть. Но я не хотела принимать тепло Эдуарда. Я вообще больше не хотела ничего, кроме как оказаться в своей постели и забыться сном без кошмаров и крови.

Что ж, мечтай, мечтай, детка.

— Лэй, сними маску, — неожиданно произнёс четверть-оборотень, и его пальцы, погрузившись в волну моих волос, коснулись тесёмки. Но та была завязана на воистину морские узлы.

— Не хочу, — упрямо мотнула я головой. — Потом, Тэд… Можно я буду звать тебя Тэдом?

Он вздрогнул и пристально посмотрел на меня.

— Почему именно „Тэд“? — в его голосе заскользила настороженность.

Чёрт! Ляпнула на свою голову, называется!

А я тебе сто раз уже повторяла: следи, мать твою так, за языком!!! Вот теперь исправляй ситуацию, как хочешь. Но чтобы всё было в норме!!!

Я вздохнула и посмотрела на Роман-Сити.

— Моего отца, — второй раз за эту ночь я говорила абсолютную правду, — звали Эдвардом. Это то же самое, что и Эдуард, но на другой лад. Мама называла папу Тэдом или Тэдди. Всегда. Не помню — хотя я мало что помню — чтобы она хоть раз назвала его полным именем или Эдом. Эдом и Эдди его звали друзья.

И Винсент тоже звал его так.

Я прерывисто вздохнула и зажмурилась.

„Девочки! Тэд! Давайте быстрее домой! Сейчас уже одиннадцать! А Новый год кто будет встречать? Без вас он не придёт!..“ — я навсегда запомнила эту фразу. Так говорила мама тридцать первого декабря, накануне своей смерти… Кто тогда знал, что я слышу эти слова в последний раз? Ведь она была такая счастливая, такая беззаботная, когда в прихожей отряхивала нас с Киарой и папу от снега. Это был её последний счастливый день…

И ещё она была красивой, очень красивой. Даже когда её оставила жизнь, красота осталась с ней. А я даже не знаю, где она похоронена!!! Сколько могил я осмотрела, сколько раз пыталась навести справки — тщетно!

А чему ты удивляешься, Кейни? Чего распускаешь сопли? Смерть если приходит, то берёт всегда самое лучшее, самое прекрасное, самое дорогое…

Резким движением я поднесла руку к глазам и вытерла набрякшие слёзы.

Дьявол! Нашла, когда вспомнить родителей! Дура!!! Как ты теперь будешь выкручиваться перед Эдуардом?

А почему я вообще должна перед ним выкручиваться?! Я хочу уйти отсюда!!! Уйти!!! Всё, хватит с меня свиданий и игр! Я домой хочу! Домой!!! И никуда больше!

— Извини, я не хотел напоминать тебе о родителях, — тихо прошептал белокурый парень, и я ощутила на своей щеке его губы. — Можешь звать меня, как хочешь.

Я пристально посмотрела на него. Какая-то запрятанная глубоко в душе часть меня неожиданно стала выбираться на поверхность. Наверное, это то, что обычно зовут „природой“, которая всегда берёт своё. Может быть, это было и так, а может, это было то, из-за чего меня прозвали Вэмпи.

Как бы то ни было, я поднялась на ноги и попыталась как можно мягче и спокойней произнести:

— Извини, но я никак не хочу тебя звать. Ни тебя, ни вообще кого бы то ни было. А теперь извини, мне пора.

Вместо ответа Эдуард дёрнул за тесёмки и сорвал с себя маску, после чего поднялся на ноги и легко подбросил её в воздух. Ветер радостно подхватил находку и полетел куда-то в горящий тревожными огоньками город. Я проследила за ней взглядом, а потом посмотрела на белокурого парня.

— Такое впечатление, — произнёс он, не отрывая от меня зелёных глаз, — что я знаю тебя всю жизнь. И всю жизнь, каждый день видел твои грустные глаза.

— Ты не знал, не знаешь сейчас и не узнаешь меня в будущем. А мои глаза ты видишь впервые, — ответила я и, подхватив босоножки, начала спускаться по склону холма.

— Что я сделал не так, Лэй? — спросил за моей спиной четверть-оборотень. Я обернулась.

— Лучше спроси, что ты сделал так. Но спроси у себя, а не у меня, Эдуард.

— А что мне сделать, чтобы ты осталась?

— Ничего. Я всё равно ухожу.

— Но дай мне хотя бы шанс!

Я пристально посмотрела в его глаза. Может быть, он просто хотел, чтобы я осталась, а может, ему гордость не позволяла дать мне уйти. Что-то из двух. И я со свойственным мне упрямством и пессимизмом полагаю, что последний вариант наиболее вероятен…

Послушай, Кейни. Вот ты сейчас уйдёшь. Один раз уйдёшь, а жалеть об этом будешь, наверное, всю оставшуюся жизнь. Ты помнишь, что стоит у тебя на кону?

Свобода от долга.

А ты помнишь, что хочешь поступить в Училище Наблюдателей Мрака?

Помню.

Как ты собираешься отрезать от себя все те ниточки, что соединяют тебя с окружающим миром? Думаешь, Эдуард так просто оставит тебя в покое?

Не оставит. Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! Но мне же так хочется домой!

Кейни Лэй Браун, ты редко потакала своим слабостям. Что с тобой случилось сегодня? С какой цепи ты сорвалась?

Я посмотрела в зелёные глаза Эдуарда.

Лучше спроси, куда я падаю. Мне проще пятьдесят раз отжаться от пола, чем играть вот в такие игры, тем более с четверть-оборотнем.

Кейни, в жизни не всегда возьмёшь за счёт силы. Это только низшая часть мира. В высшей действуют гибкие и расчётливые умы. И если ты не научишься играть несвойственные тебе роли или моделировать несвойственные тебе ситуации, ты так и останешься выскочкой из низших слоёв.

Белокурый парень сделал ко мне пару шагов.

А это так плохо — жить в нижнем мире?

Да, потому что все Наблюдатели Мрака живут пусть даже в основании, но высшего света. Того, где правит разум. Я не знаю, кого из тебя сделала Лал, но она дала тебе ту быстроту, что поможет подняться к верхней грани, и ту способность быстро думать, что поможет оказаться тебе среди Наблюдателей Мрака, причём не самых худших. Ты, конечно, можешь затолкать новые возможности куда-то глубоко в себя, но рано или поздно они будут просыпаться и просыпаться. И усыпить их будет с каждым разом всё сложнее.

А какое отношение к этому имеет Эдуард?

П-ф-ф-ф!!! Ты чем слушала?!

— Ты ведь не будешь за мной бегать? — спросила я, глядя в глаза белокурого парня.

— Думаешь, я тебя не догоню? — тот удивлённо приподнял брови.

— Думаю, — мне уже было всё равно, что отвечать. — Я иногда прогуливаю физ-ру, но бег как таковой очень даже люблю.

— Я дам тебе пять секунд форы, — с улыбкой прищурился четверть-оборотень. — И если я догоню тебя до того, как ты окажешься за пределами парка, позволишь мне всё-таки нормально тебя поцеловать.

Я недовольно уставилась на него: такой поворот событий мне не нравился. Ладно, я могу вытерпеть всякое, но если мой желудок вытолкнет наружу всё, что я съела…

— Или снимешь маску, — добавил Эдуард.

Любая девушка сказала бы: „Первое“. Но мне очень хочется сказать: „Второе“. Очень, очень, очень…

Кейни, как только эта свистопляска закончится, будешь наворачивать мили вокруг Киндервуда вдоль ограды, отжиматься и качать пресс до той поры, пока не вернёшь себе свою форму! Ты теряешь хватку, Вэмпи! Очень сильно теряешь!

Нет, я как раз теряю хватку тем, что одела платье и теперь вожу шашни с мальчиками!

О господи, только не говори, что ты не умеешь целоваться!

— Первое.

— Великолепно! — широко улыбнулся белокурый парень.

Ну что, довольна?!

Ага, только в тебе что-то особой радости не намечается.

Что это за форма мазохизма?! Если меня вырвет, то пусть пеняет на себя.

Думаешь, он не умеет целоваться?

Не вгоняй меня в краску. Ответ ты и сама прекрасно знаешь.

— Пять секунд форы, — с улыбкой напомнил Эдуард. — Время пошло.

Я сорвалась с места. Платье тут же услужливо задралось, полностью обнажая ноги, но зато совершенно не мешая бегу. Кажется, приличия меня сейчас должны волновать меньше всего: для меня главное — унести ноги. Или нет, унести их от четверть-оборотня. Кажется, эта формулировка будет более правильной.

Ноги тонули в шелковистой траве по щиколотку, земля холодила ступни. Как хорошо, что здесь нет битого стекла. По-крайней мере, я очень на это надеюсь. Выбранный мною маршрут не совпадал с тем, по которому мы сюда пришли. И, по-моему, это вполне логично. Нелогично то, что я без понятия, куда выбегу, но это дело левое.

Ах да, и смогу ли я ещё убежать от Эдуарда? Интересный вопрос. Если я спасла свою задницу из лап старого безбашенного — ну, теперь-то он точно без башни — гуля, то и теперь у меня есть неплохие шансы. А почему нет? Я бегу в полную силу! Пять секунд — это время, чтобы пробежать около сорока или больше метров. Деревья здесь растут достаточно плотно для того, чтобы разглядеть меня было делом проблематичным. К тому же я сделала ещё немного зигзагов, хотя с босоножками в руках это было ну уж чересчур увлекательным занятием. Господи, ну что сейчас за обувь пошла?! От неё либо есть польза, либо нет! От той, что сейчас у меня в руках, пользы аж никакой.

Мимо меня проносились чёрные колоны стволов, за которыми сгустился зеленоватый сумрак, и если не считать сверчкового пения, вокруг царила тишина. Ну, был ещё шорох травы под ногами, который моментально таял в ночи за моей спиной. Хотя, что я должна была ещё услышать? Эдуарда? Хм, тут финт интересный: если я его не слышу, то это не значит, что он далеко. Четверть-оборотень, мать его так, всё же. На четверть — тигр, и с этим ничего не поделаешь. Хотя…

Впереди мелькнули просветы.

Вот видишь, Кейни, всё оказалось и не таким уж страшным.

Я, хоть это и казалось невозможным, ускорила бег.

И опять-таки всё что-то легко получается.

Ты недовольна этим?

Нет, но…

Резко затормозив, я отчаянно взмахнула руками, чтобы не полететь вниз с обрыва. Босоножки отправились туда: я не сумела их удержать. Высота показалась мне головокружительной, а мрак, царящий внизу — непроглядным. Однако равновесие удалось удержать. В глазах зарябило от стелящихся до горизонта огней Роман-Сити.

Мать его так, а я сказала, что нелогично мчаться туда, сама не знаю куда.

Ага, накаркала. Чё стоишь-то?

Я побежала так, чтобы обрыв остался по правую руку. Если топать в противоположном направлении, то можно попасть туда, где сидели мы с Эдуардом. А оно мне надо? Хотя, он меня вряд ли стал там искать. Но поворачивать-то уже поздно. М-да, может, я и начала думать, но размышлять логически — едва ли. Но кто мог знать, что этот хренов обрыв делает поворот?

Вот видишь, иногда полезно шляться не только по городским трущобам, но и по паркам.

В ночное время парк — место исключительно для влюблённых.

Кейни Лэй Браун! Ты что, до конца жизни собралась оставаться старой девой?!

А чёрт!!!

Мы с Эдуардом кубарем покатились по зелёной траве. Инерция — вещь всё-таки интересная. Зелёная трава, деревья и небо замелькали по одному и тому же кругу перед моими глазами. Истерично застучал в виски пульс, и сердце засело где-то в пустом желудке, нервно ударяясь об его стенки.

Да-да, я испугалась. А когда я пугаюсь, меня бросает в жар. Бросило меня и сейчас.

Только из-за испуга?

Разумеется, вон сколько адреналина в крови беснуется! И что я с ним буду делать? Ладно, поживём, увидим…

Законам физики очень быстро надоело издеваться над нами, и после очередного трава-деревья-небо я оказалась на белокуром парне.

Ого-го!!!

Заткнись!!!

Ситуация была более чем пикантной если учесть, что мы оба враги, что мы оба судорожно пытаемся перевести дыхание, и что платье у меня задралось до того, что едва не обнажало миру мою задницу.

Ну вот, у меня и у Эдуарда уже есть пикантные ситуации. С ума сойти! Чудесно! Мать его так, куда катится этот мир?!!

К чёрту. Всё катится к чёрту.

Господи, дайте ж отдышаться!..

— … Если бы не этот обрыв, — наконец сумела произнести я, — ты бы меня ни за что не догнал!

— Как бы не так! — у белокурого парня хватило воздуха рассмеяться.

— Честное слово! — я попыталась было подняться, как тут же резко поменялась местами с четверть-оборотнем.

Ещё лучше! Сколько я буду это терпеть?!! Когда приду, хорошенько выдеру шкуру мочалкой, чтобы потом ни одна собака не смогла учуять запах этого ублюдка на моей коже!

Ты сначала до дома доберись!

Доберусь. Тоже мне, ехидна.

— Я возле этого обрыва потеряла секунды две, — я осторожно выползла из-под Эдуарда.

Как звучит, а?!“… выползла из-под Эдуарда»!

Заткнись и не вгоняй меня в краску!!!

— А так бы ты за мной не поспел, — платье, насколько это было возможным, вернулось на своё место.

— Расскажи, расскажи, — улыбнулся белокурый парень.

… Губы у него оказались тёплыми, почти горячими. По ним танцевала какая-то едва заметная Сила, которая, соприкасаясь со мной, будто освещала всё, что хранилось в недрах моего тёмного естества. Она осветила какой-то густой чёрный кокон, пульсирующий где-то глубоко во мне. В нём билось что-то, имени чему я не знала, но что было со мной от самого моего рождения. Это было не то, что мне досталось от Лал и что изменяло мою сущность. О нет, не то. Наследие Лал было чуть дальше и походило на тень, по вкусу напоминающую медяки. Тень плясала, дёргалась, изменяла свою форму и приводило меня в неописуемый ужас…

Дёрнувшись, я отстранилась от четверть-оборотня и сделала шумный вдох, невидяще глядя на огни города. Меньше всего меня сейчас интересовало то, кто со мной рядом, и с кем я целовалась. Я вообще едва ли это заметила…

Значит, Лал таки мне что-то оставила. Что это за… существо? Что оно такое и почему сидит так глубоко во мне? И что это за клубок был рядом с ним? Сколько я живу, но ещё ни разу не ощутила ни его влияния, ни его присутствия, а в том, что он всегда был рядом, я теперь не сомневаюсь. А Киара? У Киары такая дрянь тоже есть?

Я посмотрела на Эдуарда, по губам которого был размазан мой блеск.

Спросить, конечно, можно. Но как объяснить ей, при каких обстоятельствах я обнаружила эту странность?

46.

Скоро будет рассвет. Удивительно, какими пустыми стали улицы Кварталов после того, как ушли вампиры. Впрочем, что тут без них делать? Оборотни-то бодрствуют по большей части днём, придерживаясь человеческих привычек. Самые лучшие из них вообще как обыкновенные люди, ну подумаешь, покрываются раз в месяц обязательно и сколько угодно при желании мехом. У каждого свои странности.

Улица за улицей, а вокруг можно увидеть только двух-трёх прохожих от силы. Ах да, ещё груды мусора. М-да, дворники здесь, наверное, имеют хороший оклад. Фонари давно погасли, потому что небо посветлело и превратилось в серо-синее. На нём ещё можно было увидеть одну-две малюсенькие звёздочки, но не более. А луна уже скрылась за горизонтом. При такой расстановке дел дома казались до невозможности серыми и унылыми: витрины погасли, вывески тоже. Удивительный час, когда в вечно весёлых Кварталах Нелюдей царят покой и благоговейная тишина. Только ветер изредка прогонит несчастную упаковку от чипсов по асфальту и затихнет.

Мы шли в Киндервуд и молчали. Я от всей души жалела босоножки, ступнями ног ощущая остывший за долгую ночь асфальт, и думала, сильно ли меня будет бить Ким. Тут по правую руку оказалась зеркальная витрина, и я, бросив беглый взгляд на своё отражение, замерла, как вкопанная. Нет, рога у меня не выросли (не могут в принципе, это Мажуа теперь на голове лес таскает), но причёска растрепалась, а от помады остались воспоминания. Конечно, Эдуард… съел. Скривив губы при одном воспоминании об этом, я достала флакончик с блеском и подошла поближе к витрине. Белокурый парень тихо рассмеялся:

— Я всяко видел: шифры, записки, стилеты, но косметичка в декольте!.. Что ты там ещё таскаешь, если не секрет?

— Капкан, — припомнила я какой-то мультик. После этого четверть-оборотень захохотал: может, шутка не была для него старой и потрёпанной, а потом, скосившись на какую-то забегаловку, открытую в такой ранний час, спросил:

— Хочешь есть? Я куплю пиццу.

— Предупреждение: я туда не потащусь.

— Я и не заставляю. Поешь по дороге.

— Ладно, — я водила кисточкой по губам и не отрывала глаз от своего неясного отражения.

Поцеловав меня в шею, Эдуард ушёл, и я наконец-то осталась наедине с собой. Слава тебе господи! Одна, опять одна!

Прежде всего я вдоволь почесала кожу под маской и платьем, насколько оно позволило. Все эти кружева, оказывается, дико зудят шкуру. Хоть бы у меня хватило мозгов не оказаться опять в той ситуации, когда придётся их одевать. Очень на это надеюсь.

Некультурно зевнув, я потянулась так, чтобы блаженно хрустнул каждый сустав. О-о-ох! Скоро буду дома, приму душ и завалюсь в постель. Пусть даже к своим кошмарам, только в постель, под тёплое одеяло…

Чёрт возьми, туда надо ещё добраться!

Я посмотрела на своё отражение. По-моему, в игры уже хватит играть. Ну действительно, сколько я буду изображать из себя леди? Меня на сегодняшний день не хватит.

Запустив пальцы в гриву, я нащёпала тесёмки. М-да, узел морской. Но в мире есть такие вещи, которые можно снять с себя не расстёгивая.

Нагнув голову вниз, я кое-как стянула с себя маску и чуть не взвыла от удовольствия, когда моё бедное измученно личико вновь ощутило дуновение ветерка. Нет, есть-таки в мире счастье. Хотя бы кратковременное.

Повернувшись к витрине, я стала оправлять растрепавшиеся волосы. Было приятно увидеть отражение своей настоящей мордашки. Интересно, а что скажет Эдуард, когда увидит меня? Быть может, он не скажет ничего. Сначала. А потом… Что потом? Драться полезет что ли? Нет, это уж точно нет. Пока я в платье, он меня и пальцем не тронет. Аж смешно. «Пока я в платье…». Мир определённо сходит с ума.

Эх, если бы я ещё знала, как отреагирует четверть-оборотень… Я приблизительно знаю, как он реагирует на всевозможные фокусы, не перечащие натуре Вэмпи, но тот финт, который я учудила сегодня… Это что-то невероятное даже на мой взгляд. Посмотрите на меня! Я, которая клялась не носить девчоночьи шмотки и ненавидела розовый цвет, сейчас стою в розовом кружевном платье, а на лице у меня самый настоящий макияж!

Моё отражение повертело пальцем у виска, показывая истинное положение вещей.

И что же он всё-таки скажет?..

— М-да, Кейни, ты всегда умела находить общий язык с мальчиками, какими норовистыми они б не являлись.

Маска выпала из моих рук.

Это же…

Резко обернувшись, я вжалась спиной в ледяное стекло витрины и уставилась в чёрные глаза Лал. Она усмехнулась:

— Иногда, глядя на твои замашки и твой характер, я спрашиваю себя, почему ты не родилась мальчиком? Хотя розовый тебе идёт, очень идёт.

Почему я не услышала её шагов? Почему я не увидела её отражения в витрине?.. Господи, да она же вампир! У неё нет отражения!

Я почувствовала, как в моё сердце заползает старый, уже позабытый ужас и погружает холодные когти в мои внутренности… Господи, это же Лал! Опять Лал! И опять я чувствую, как под взглядом этих пронзительных глаз едва могу говорить, дышать и думать.

Но я не должна её бояться!

Глупость. Должна. Страх сохраняет жизнь. Но ведь скоро наступит рассвет, разве вампиршу это не волнует? Или энергетики плюют на солнце? Эта, наверное, и впрямь плюёт.

Пытаясь совладать с дыханием, я осмотрела её с ног до головы. На ней был изящный брючный костюм красного цвета, удобные туфельки без каблуков, каштановые волосы собраны на затылке, чёрные глаза блестят, а губы цвета свежей крови — улыбаются. Аромат пурпурных роз исходил из самых глубин её естества. Сила колебала воздух, искажая очертания предметов как тепло, исходящее от асфальта в июльский полдень. Но это было даже не тепло. В вампирах нет тепла и энергии, только могильный холод.

Мои попытки сохранить бесстрастное выражение лица терпели фиаско. Я боялась, и Лал это знала лучше меня.

— Что тебе нужно? — я постаралась, чтобы мой дрожащий голос не прозвучал жалко.

— Ты, — аромат роз кружил иллюзорные лепестки.

Но скоро рассвет. Она боится рассвета? Надо тянуть время, надо бежать в конце-то концов! Ну почему я так устала за этот день?! Почему?!

Держи себя в руках, Кейни Лэй Браун, держи себя в руках и мир будет проще.

— Почему же я? — любопытство тоже полезная вещь. — Мало ли на свете девчонок?

— Тех, что занимают лидирующее место в Кругу Поединков — мало.

— Откуда ты это знаешь? — так, привычка спрашивать. Мне стало до такой степени страшно, что остальные эмоции, в том числе и удивление, начали угасать.

— В городе много тех, кто об этом знает, Кейни, — небрежно пожала плечами Лал. — А некоторые охотно делятся информацией.

Коснувшись вспотевшей ладонью холодного стекла, я промолчала. Хотя надо было тянуть время…

Или бежать к Эдуарду, Кейни. Это единственный разумный выход, который у тебя есть.

Ты с ума сошла?!!

А ты что, шкурой больше не дорожишь? Эдуард уже спас тебя однажды от Лал, к тому же, он Принц. Скажешь, мало?

Ага! А быть у него в глубоком неоплатном долгу? Он же из меня душу вытрясет! Жить спокойно не даст, а что ещё вероятнее, эту самую жизнь испортит!

То есть получается, что лучше сдохнуть? Или стать вампиром? Подумай, Кейни, сможешь ли ты сейчас сама себя защитить?

Нет. Я боюсь, я устала!!!

А твоя гордость, даже нет, гордыня не доведёт до добра. Сколько раз мне это повторять? Миллион или ещё больше?

Я посмотрела на вампиршу…

Странно, как мне раньше в голову не пришёл этот вопрос?

— Кто ты такая, Лал?

Она беззаботно рассмеялась. Просто рассмеялась, как смеются обыкновенные люди. Только она человеком не является. И не будет им никогда.

— Я — часть проклятия рода Арьеш, — беззаботно произнесла Лал, — того, что губило твой род поколение за поколением. Как ты думаешь, случайно ли ты ничего не знаешь о своих предках? Случайно ли ты осталась без родителей?

Мне показалось, что время стало медленно останавливаться, прислушиваясь к её словам.

— Арьешь поступили мудро, что уехали из Европы, но от проклятия, — вампирша пристально посмотрела мне в глаза, — запомни моя милая Кейни, никуда не уйдёшь.

Я ощутила, как замирает сердце, и мысль, острая как игла, оставляя за собой рану, вспарывает сначала душу, потом сознание…

— Так это ты?.. Ты убила моих родителей?!. - у меня хватило сил только прошептать.

Витрина за моей спиной поползла вверх, и предметы вокруг словно выросли, когда я оказалась на асфальте.

Она убила моих родителей? Лал? Такая молодая?

— Не я, а проклятие, — мягко поправила меня вампирша. — Оно убивало одного за другим из славного рода Арьеш… Это был великий род воителей, и в вас с Киарой эта древняя, размытая чужою кровь будто бы воскресла в полной мере.

Я посмотрела на неё и не смогла осознать, принять эту мысль. Как это — она убила моих родителей? Это было так давно… И это была она? Это всё-таки была она?!

— Как ты сумела залезть в наш дом без приглашения?

Это из-за неё новогоднее утро наполнилось запахом крови? Это из-за неё ночи наполнились кошмарами?

— Проклятие не нужно приглашать. Оно всегда приходит само, Кейни.

Это вот из-за неё родители встретили утро без единой капли крови в жилах? Я помню их мутные, подёрнутые бесцветной плёнкой глаза. И это всё из-за неё?

— И оно всегда находит тех, с кем связано.

… Странно…

Я не мигая смотрела на Лал.

Как странно…

Раньше я думала, что умею ненавидеть. А теперь оказалось, что нет. Ненависть — это не тот холодный ком в сердце, который я ощущаю, когда вижу Эдуарда. Ненависть — это разрывающий грудь огонь, вызывающий слёзы и желание уничтожать всё, что тебя окружает, без разбору. Ненависть — это желание смерти того, кого ненавидишь, желание причинить ему боль, уничтожить, сровнять с землёй.

— Что же ты умолкла, Кейни? — Лал приблизилась ко мне и присела рядом. — Ты не знала, что в жизни фраза «Всё будет хорошо» — только иллюзия?

— Знала, — шепнула я, глядя в её глаза сквозь слёзы. — Знала, мать твою так…

И тут ненависть резко дёрнула все мои мышцы. Я подсекла вампиршу так, как учила Саноте: внезапно и быстро, а потом оказалась на ногах…

Нет, я уже бежала без разбору в полутёмных переулках Роман-Сити.

По щекам струились горячие слёзы.

Сегодня я поняла, что такое по-настоящему ненавидеть, а ещё потеряла босоножки, маску и — себя. Забыла где-то там, под зеркальной витриной.

И, наверное, навсегда. Разве такое возвращается?

Глава 10

Говорят, что от по-настоящему умелого охотника не скрыться ни одной жертве. В каких бы джунглях она ни петляла, в какие бы норы ни пряталась, её всё равно рано или поздно найдут. Я не знаю, правильны ли эти слова или нет.

Ты просто никогда не была жертвой, Кейни.

Верно.

Верно так же и то, что я даже не хочу обернуться. И не потому, что это верный гарант того, что тебя догонят. Вовсе нет. Просто каждый раз, когда я поворачиваю голову назад, впереди меня неизменно оказывается Лал… И я не могу думать ни о чём другом, кроме этого. Того, что ждёт впереди. Хоть бы это была не…

Не надо надеяться. Надежды не исполняются никогда.

Но ведь без надежды тоже нельзя!

До этого было можно, Кейни. Так почему же сегодня нельзя? Что изменилось?

Я.

Мой бег был быстр и, насколько это было возможным, размерен. Сколько прошло времени вот такой погони? Сколько времени я слышу шлёпанье своих босых ног, биение сердца и частое, хриплое, режущее лёгкие дыхание, так и норовящее сорваться?

Не знаю. Я теперь ничего не знаю, ничего не чувствую.

Даже ненависть?

Даже ненависть.

Мне уже не хватало воздуха. А бешено колотящемуся сердцу — места.

Ну когда же это кончится?

А когда всё это началось, Кейни?

Не знаю! Господи, я уже ничего не знаю и ни в чём не уверена! У меня болят ступни, отбитые холодным асфальтом, израненные битым стеклом… Сколько же я так бегу? Когда будет рассвет в этих свинцово-серых пустых улицах?

Если оглянешься ещё хоть раз, то, возможно, никогда…

Я сбавила бег. Я задыхалась. Я хотела исступленно кричать.

Мне навстречу мягкой кошачьей походкой шла Лал. Её причёска была всё так же безупречна, треугольное лицо — улыбчиво. Ну да, вампирам же не нужен воздух, им не нужно дышать.

Но дышать нужно мне!

При каждом выдохе рёбра прорезала острая боль. Горло и носоглотка горели огнём, кололо где-то между лопатками…

Ты потеряла хватку, Кейни Лэй Браун.

Хуже — я впала в отчаянье. В глубокое раздражающее отчаянье, где нет ни дна, ни поверхности…

— А-а-а-а-а!!! — я заорала от безысходности посреди пустого предрассветного бульвара Пяти Генералов. Крик ударился о небоскрёбы и повторился, летя по городу меж стен домов. Моё горло, иссушенное после бега, потрескалось и пошло бы кровью, если б могло, а так просто вспыхнуло глухой болью.

Господи, неужели от неё никак не убежишь?!!

Она же всего лишь вампир!!!

Почему я не могу от неё убежать?! Почему она всюду?! Куда бы я ни повернула, как быстро я бы ни бежала — почему она всегда впереди меня?!

Мой крик резко оборвался на сиплой ноте. Мне больше не хватало воздуха, у меня слишком болело горло…

Лал всё так же шла ко мне. Грациозно. Неотвратимо. Пугающе.

Она не может быть проклятьем. Не может или может? Может, и именно поэтому от неё не убежать до того момента, как она сама не уйдёт?!

И помоги тебе Господь Бог, Кейрини Лэй Браун, если это так.

Я смотрела в серое небо измученными глазами, ноющими от долгих часов без сна. Когда же будет рассвет? Это дурацкое слепящее солнце, которое видит и знает всё, которое осветило тела моих родителей? Где оно?

Нигде, Кейни. Посмотри на этот серый безжизненный город, вспомни всю свою жизнь. Разве в ней было хоть когда-нибудь солнце после смерти отца и матери?

Было, должно было быть, обязано!

Ты пытаешься убедить в этом саму себя.

С востока, откуда-то из-за столбов спящих небоскрёбов внезапно раздался глухой звон старого колокола… Церковного колокола.

Я бросилась вправо, в полутёмный переулок, не жалея ни ног, ни сердца, ни лёгких, ни горла — только собственную жизнь.

А ты сама себе не напомнила мышь, которая без толку мечется в мышеловке, тщетно пытаясь отыскать выход?

Напомнила, но зато не помню, чтобы верила в Бога до того, как попала в приют. Но после того я стала в него не верить.

И ты можешь сказать, почему?

Если бы в мире существовал такой же добрый и справедливый бог, как рассказывают, мои родители были бы живы. Но его нет — есть своевольный старикашка, для которого мы не дети, а именно что рабы божьи. А над рабами издеваются, как хотят. Рабы — это марионетки, игрушки. Иногда их надо чистить, иногда они проявляют характер.

Уж не для чистки ли тогда был послан на землю этот сын божий?

Может быть, и для неё. Только люди свободны в выборе. Они верят, в кого хотят, и подчиняются, кому хотят.

А ты…

А я не подчиняюсь никому и не верю ни в кого. Я атеистка.

… Впереди расстелилась мощёная тёмным камнем площадь, посреди которой в окружении тёмно-изумрудных аккуратных газонов стояла белоснежная церковь с изящными золотистыми крестами и лепниной, стрельчатыми окошками и пёстрыми витражами…

Но теперь я запуталась и потерялась. Я уже не уверена, что всё, во что я верила раньше, и чего придерживалась, действительно существует. Я хочу теперь только одного — спокойствия.

И это говоришь ты?!

Я хочу во всём разобраться.

… В верхней башенке, просто над часами, ещё раз качнулся тёмный колокол, отбивая четыре утра. Мрачный звон прокатился по округе, ударился в небоскрёбы и полетел выше, в серое небо…

Я хочу вернуть время назад. На месяц, на год, на десять, тринадцать лет назад. Чтобы прожить эту жизнь заново и не оступиться.

… Последний удар раздался над площадью. Но в нём не было ни надежды, ни веры…

Когда я ошиблась так, что увязла во всём этом? Когда это было? Месяц назад? Десять лет назад? Когда?

Когда? Когда впервые задала себе этот вопрос, Кейни. Когда впервые усомнилась в своих действиях.

… Я всем телом налетела на двустворчатые двери, толкнула их и ввалилась в зал. Серые стены были выложены камнем и украшены каждая рядом высоких узких окон и витражей с изображением святых. Через окна проникал едва заметный рассеянный свет, падающий на красную дорожку, которая вела к огромному распятию, падающий на ряды деревянных лавок, на которых прихожане слушают мессы.

Здесь висел странный запах. Запах чего-то древнего, старого…

Ты хотела сказать, неземного?

Сзади по ступеням раздались шаги.

Какая теперь разница, что я хотела?

Из последних сил я, опираясь о деревянные спинки лавок, побрела вперёд.

Мне нельзя останавливаться. Нельзя стоять на месте.

Но ведь подумай: отсюда никуда не убежишь.

По-крайней мере, я попытаюсь.

— Церковь. Очень оригинально, Кейни, — произнесла за моей спиной Лал, и её голос отразился от холодных каменных стен, но я едва ли восприняла слова. — Неужели ты думала, что я не смогу сюда зайти? Ты забыла, что мы с тобой поменялись? Я тебе — кусочек силы, ты мне — половинку души. Вот почему мы обе всё ещё можем быть здесь.

Я без сил опустилась на деревянную лавку и молча посмотрела вперёд, на распятье, на потёки крови, на терновый венец и вбитые в плоть гвозди.

Ты тоже думал, что поступаешь правильно? У тебя тоже не было сомнений?

— Милая вещь, правда? — Лал склонила голову набок, рассматривая изображение Христа.

Да, наверняка у тебя не было сомнений. Только вера в своего отца. А мне уже не во что верить. Я уже ничего не знаю, ничего не понимаю в этой жизни. Мне казалось, что я одна могу ею распоряжаться. А оказалось, нет.

Не ты одна такая, Кейни Лэй Браун.

Быть может, но среди всех я теперь — одна.

Я взглянула на потёки искусственной крови.

Что это за потребность человека в вере? В вере в того, кто в этом мире всё устроит?

Всё это человеческая слабость, Кейни, всё это…

— Что здесь произошло?

Я вздрогнула.

А ведь ты всё ещё надеешься, Кейрини. Всё ещё.

Лал громко зашипела, словно разъяренная кошка. Наверное, только инстинкты, а не какие-то остатки физических сил дёрнули меня подальше от неё и заставили отползти по холодной деревянной скамье назад, глубже в холодный свет, падающий из окон.

Да, я всё ещё надеюсь.

Священник в длинной чёрной сутане безо всякого страха или опасения шагнул вперёд, навстречу Лал. Он был стар, со множеством глубоких морщин, с серебристо-белыми, как иней, волосами, и быть может, поэтому не боялся ничего.

— Прочь отсюда, исчадье Ада! — повелительно скомандовал он и взмахнул рукой так, словно прогонял с дороги чёрную кошку. — Иначе солнце Господне обратит тебя в горстку пепла.

— Глу-у-упый старика-аш-шка-а! — яростно зашипела вампирша и указала пальцем на меня. — Эту-у девч-що-онку-у тепе-ерь с-спас-сёт разве ш-што с-сам Дья-авол!!!

Если только он умеет спасать…

Священник не взглянул в мою сторону. Он даже бровью не повёл, просто поднял правую руку и начал нараспев читать какую-то молитву, одновременно наступая на Лал.

— Я-а ещ-щё-о вернус-сь! — та, скривившись, бросила на меня последний взгляд и, развернувшись, торопливо вышла из церкви. Быть может, даже такие, как она, боятся молитв и солнца.

Я закрыла глаза и почти обмякла. Спасибо тебе, Господи! Спасибо!

Господи? Теперь ты в него веришь?

Я не знаю… Честно, не знаю. Я теперь не уверена ни в чём…

Время шло. Тихо, почти неощутимо, и я не могла сказать, сколько минут было в каждом его шаге…

— Сколько лет я в этой церкви, но впервые вижу вампира, который смог ступить под священный свод, — наконец произнёс священник, тем самым заставив меня приподнять тяжёлые ноющие веки. — Получилось прямо как в дешёвых американских фильмах, прости меня Господи, но это так.

Да, получилось как в американском боевичке. Вампир и служитель церкви.

Свернувшись клубочком на жёсткой скамье, я посмотрела в его серо-голубые глаза. Старость, казалось, должна была заставить их выцвести, но они наоборот, оказались насыщены цветом. А может, это просто была вера. Чистая, незамутнённая и вечно молодая вера. Не знаю. Ясно только одно: у меня таких глаз не будет никогда. Просто я не способна вот так безоговорочно верить в то, чему не вижу доказательства. Быть может, после смерти родителей я вообще не способна верить во что бы то ни было.

— Почему она гналась за тобой, дитя моё? — ласково спросил священник, садясь на край той скамьи, где устроилась я. И у меня даже мысли не возникло отодвинуться: он держал расстояние. Как раз такое, чтобы мне было свободно, и чтобы я в то же время ощущала его присутствие.

— Она говорит, что является частью проклятья моего рода, — хрипло ответила я. Священникам нет смысла лгать: они это чувствуют. Священникам можно рассказать всё: единственный, с кем они потом поделятся впечатлением, это их бог.

А ещё, Кейни, тебе просто надоело молчать, признайся.

Признаюсь: мне просто надоело молчать.

— А ты знаешь, что это за проклятье?

— Нет.

Свет, падающий из окон узкими потоками, холодил душу.

— Совсем?

— Совсем, святой отец.

— Зови меня Вильямом.

— Хорошо, отец Вильям, — я положила голову на жёсткую деревянную спинку и продолжила смотреть в серо-голубые глаза. Я просто чувствовала, что могу рассказать этому человеку всё на свете и потом не пожалеть об этом.

Священники, как поговаривают, ещё и хорошие психологи, хоть и не любят, когда их так называют.

Во мне ещё остался цинизм, странно…

Но ведь не божий же это дар — располагать собеседника к откровенной беседе?

— Она укусила меня и теперь пытается довершить всё остальное, отец Вильям.

— Я слышал всё, что она произнесла своим скверным языком в этих стенах. И поверь мне, дитя моё, если ты говоришь так, то я понял гораздо больше тебя.

Моргнув, я удивлённо посмотрела на него, но он отрицательно покачал головой:

— Если ты не знаешь всего, дочь моя, значит, на то воля божья. Значит, он пытается оградить тебя от этого.

— Не смотря на то, что я в него не верю? — в моём голосе было то ли удивление, то ли недоверчивость, то ли ещё что.

То ли презрение, Кейни. Простое презрение.

— Даже не смотря на то, что ты в него не веришь, — глубоко кивнул святой отец. — Жизнь не всегда подвластна Его воле и может затушить в любом человеке огонь веры.

— Почему Вы не убеждаете меня в том, что Он есть? — удивлённо спросила я.

— Потому что моё скромное дело — служить Ему, а не убеждать Его детей. Если ты не веришь в Него, дочь моя, то это ещё не означает, что Его нет, — мягко произнёс отец Вильям. — Я могу помочь тебе, выслушать тебя, но убеждать не стану — это своего рода насилие. А всяко насилие противно Ему.

— Я первый раз вижу такого священнослужителя, как Вы.

— А много ли ты их видала? — улыбнулся святой отец.

Всё в этом мире относительно.

— Смотря что Вы подразумеваете под словом «много», — ответила я. — Мне в жизни хватило, чтобы разувериться во всём.

— Разувериться? — тихо рассмеялся священник. — Но посмотри, даже рассвет наступает, какой бы кошмарной, какой бы долгой ни была ночь.

Я посмотрела, как он и указывал, на распахнутые двери и через проём увидела, что крыши домов, окружающих площадь, посветлели от первых лучей восходящего солнца, рвущихся меж стен стоящих чуть дальше небоскрёбов. На фоне тёмно-голубого неба пронеслось несколько птиц, и в неподвижно застывшем от страха прошедшей ночи воздухе раздались первые крики радостных стрижей.

Посмотри, Кейни Лэй Браун, вот оно, солнце.

Так поздно… Когда у меня сорвано горло, изранены ноги и не осталось ни капли сил…

Всему своё время, Кейрини, всему своё время.

Но… но эта ночь… Господи, она была бесконечно долгой! Она была такой мирной, тихой, спокойной!

Жизнь — спираль. Рано или поздно она делает новый виток.

Может быть, поэтому я начала спорить сама с собой.

— Откуда Вы знаете, что я ждала рассвета? — только сейчас я поняла, как на самом деле устало звучит мой — это после эликсира Ким?

— собственный голос.

— А чего ещё может ожидать девушка, убегающая от вампира в предрассветный час? — мирно улыбнулся священник.

— И впрямь, — я улыбнулась в ответ. — Что-то совсем плохо соображаю…

Снаружи пели стрижи. Радостно, бодро, весело. Все шестнадцать лет моей жизни, какими б они ни были, стрижи пели именно так.

И будут так петь до конца жизни, Кейни.

51.

Я проснулась от боли в ногах, спине и пояснице.

Чёрт возьми, и с каких это пор моя кровать стала такой жёсткой?! Кошмары бывают всякие, но это ещё не повод для того, чтобы мои несчастные мышцы отекали!!.

Я приоткрыла глаза…

Кошмар, говоришь?

— О Господи!..

Именно то слово, которое от тебя здесь ожидают услышать. Немного не та интонация — верно, а вот слово — то.

У тебя ещё хватает язвительности.

А это значит, что жива. Жива, понимаешь?

Я судорожно выдохнула и попыталась нормально сесть на деревянной скамье. В это же мгновенье тело свело мучительной судорогой…

— Мамочка…

Нет, Кейрини Лэй Браун… даже Вэмпи (так будет точнее), ты определённо превратилась в размазню!!! В ничтожество!!! Затекла парочка мышц, а ты уже в обморок готова падать!!! Соберись, мать твою так!!! Ты же боец Круга Поединков!!!

Пытаешься разозлиться?

Да я уже злюсь!!! Я в ярости! И от боли, и от бессилия!!!

Сцепив зубы, я крепко ухватилась за спинку впереди стоящей скамьи и со свойственным мне упрямством заставила себя подняться на ноющие ноги. Тело кричало, визжало от боли, плакало, но я заставляла его шаг за шагом выбираться из прохода.

Я смогу уйти. Я могла раньше, значит, смогу и теперь.

Ступни горели огнём. Не удержавшись, я посмотрела на одну из них, но увидела только пыль и запёкшуюся кровь. И ни одной раны.

Тебя это пугает?

Нет. Пожалуй, уже нет. Что меня может уже пугать после того, как в моих руках нагрелся серебряный крест?

Я осмотрелась. В церкви царил жёлтоватый отблеск солнца, который проникал сюда через все окна и царил на лавках, дорожке и подсвечниках лукавым зайцем. Изображение Христа тоже было ярко освещено, однако мне почему-то казалось, что как только сюда нагрянет закатный огонь, распятие останется в тени.

Потому что закат — это время таких, как ты, Кейни. А ещё закат — это пропуск для нежити.

Для Лал.

Да, для Лал. Поэтому, Вэмпи… Ты ведь теперь Вэмпи? Ты теперь навсегда крепкая собранная Вэмпи, правда?

Да.

Поэтому, Вэмпи, пока есть время, пошли отсюда. По битому стеклу, горячему асфальту — пошли.

Я ступила на истёртую красную дорожку, ведущую от входа.

— Ты не останешься на утреннюю мессу?

Вспомни, что ты всё-таки Вэмпи. Кого бы ты не потеряла там, под стеклянной витриной, ты всё ещё Вэмпи.

— Нет, отец Вильям, — я обернулась ещё раз посмотреть в серо-голубые глаза. — Вы хороший человек. Для священника, быть может, даже слишком хороший. Но я не верю в Вашего бога. И пусть он делает со мной что захочет.

— Он будет хранить тебя, дитя моё, — в серо-голубой вере горело сочувствие.

Я покачала головой:

— Во мне уже нет того, что можно было бы сохранить.

52.

Убегая от Лал, я выбралась за пределы Кварталов Нелюдей, поэтому дорога домой обещала занять не слишком много времени. Мне не мешало даже то, что сейчас в этих каменных джунглях толпы по-деловому одетых людей спешили по узким мостовым на работу прямо мне навстречу, и что я шла босиком. Все битые стёкла, все неровности и камни я обходила стороной, а то, что на меня ошарашено глазели прохоже — мелочь, на которую я откровенно плевала.

Да, я понимаю, босая растрёпанная девушка в красивом розовом платье, но с запылёнными ногами в тени небоскрёбов и на фоне ярких витрин бутиков выглядит противоречиво, только это ещё не повод беззастенчиво пялиться на меня! Да, я понимаю, что оступившись или сделав слишком резкое движение я иногда тихо ругаюсь. Но ведь у меня болят отлёжанные мышцы!

И если кому-то что-то не нравится, то пусть рискнёт сказать мне это в лицо!

Я шла с гордо задранным носом, как ходила до этого досадного спора с Эдуардом. Я готова была поругаться с каждым, как когда-то до поединка Тигра и Тени, в который я влезла. И мне казалось, что, не смотря на распущенные волосы и странный внешний вид, моя жизнь наконец-то течёт по-прежнему. Как два, три, четыре месяца назад.

Я понимала, что всё это обманчивая иллюзия, что так, как раньше — абсолютно как раньше — уже не будет никогда. Но я питалась этой иллюзией как живительным соком, я упивалась ей, чтобы не сломаться окончательно. Я раздувала в себе ненависть к Лал, к Эдуарду и мечтала поскорее вернуться к своим мальчишеским шмоткам, не по-мальчишески чистым и ухоженным.

Я хотела быть прежней.

Глупость, конечно, после всего произошедшего — глупость. Но позвольте мне побыть глупой ещё хоть чуть-чуть…

Прохожие отводили глаза от моего взгляда, полного вызова и насмешки. Все ли только?

О-о-о, боюсь, что нет…

Я остановилась прежде, чем сообразила, что Итим меня не узнаёт. Остановилась так резко и так неожиданно, что оборотень тоже сбавил шаг и с интересом осмотрел меня с ног до головы. И знаете, я почувствовала этот взгляд так, словно ко мне поднесли включённый обогреватель, а потом подняли его выше, до самого лица, обдавая кожу теплом. Впрочем, это тепло быстро разлилось у меня по телу жаром и зажгло румянец на щеках.

А разве могло быть иначе, если парень был в узких чёрных джинсах и белой рубашке, не застёгнутой ни на одну пуговицу? И поверьте, под этой рубашкой было великолепное тело, на которое приятно посмотреть. И я смотрела. На чётко очерченные кубики пресса, на ямочку у основания шеи, на медальон… Клана Белых Тигров. Такой же, как у Лэйда.

Чёрт, и зачем я его вспомнила?

— Ты, несомненно, одна из подружек Эдуарда, — в голосе оборотня была насмешка, с которой иногда обращаются к шалавам и шлюхам. — Вот только я тебя не знаю, уж извини. И вообще, у меня другие планы на этот день.

… Спокойно, Кейни, спокойно. Обкладывать человека ядрёным матом за то, что он маленько ошибся, не следует. Просто дай ему по роже, как полагается сделать любой уважающей себя Вэмпи.

— Ты меня знаешь, Итим, — как можно более спокойно произнесла я, хотя руки у меня затряслись от злости. — Знаешь, что я не подружка Эдуарда. А вообще, с чего ты взял?

— На тебе эго запах, — голубые глаза с вертикальными угольными зрачками смотрели на меня почти что с отвращением. — Впрочем, как и на сотни других его… пассий.

— Ну что ж… — я изобразила на лице разочарование. — Если ты каждую из этой сотни оттаскивал от полу-оборотня на мосту через Канал Грешников, то извини за беспокойство. Приятно было поболтать.

Я обогнула его, нескольких бизнесменов и пошла дальше. Я уговаривала себя, что не так уж это и страшно, если понравившийся тебе парень принял тебя за шлюху твоего же злейшего врага. Зеркальные витрины бутиков показывали мне, что я совсем не похожа на гулящую девицу, и этого достаточно.

А то, что Итим…

Бывает, Кейн. Иногда такое бывает…

— Погоди-ка! — стальная рука оборотня схватила меня за плечо и круто развернула.

— Кретин! — тут уж мне было не до сантиментов. — Больно же, мать твою навыворот!!!

Болело, разумеется, не плечо, а ступни. Всё те же многострадальные ступни, которые шаркнули по шершавому асфальту как по раскалённым углям. Однако, черноволосого парня это нисколько не волновало, когда он рванул меня к себе. Его тёплые, даже горячие ладони как-то властно взяли моё лицо и приподняли его.

— Хочешь сказать, что ты, маленькая девчонка — Вэмпи из Круга Поединков?

Маленькая девчонка?.. Что ж, по-крайней мере, не эдуардова шлюха.

Я не стала отбрасывать руки оборотня: мне понравилось их тепло, их твёрдость, властность. Даже странно как-то.

— Да, я Вэмпи из Круга Поединков, — в этих синих глазах можно было утопить целый мир без остатка, и всё равно бы в них осталось место для меня. — И не говори, что не узнаёшь мой голос и мой запах. Когда вы охотитесь, вы тоже меняете себя.

— Насколько я чувствую, охота на Эдуарда прошла успешно, — Итим продолжал осматривать моё лицо и как бы принюхиваться. Я прищурила один глаз и ответила:

— Почти… Не знаю.

— Глаза у тебя те же.

— А что с ними должно было произойти?

— Ничего, — оборотень слегка разжал хватку. — Тебя можно узнать по глазам. В них та же стервозность.

Ну, и кто сказал, что прямолинейность — хорошая черта?

— И на том спасибо, — только тут я обратила внимание, где мои руки.

Как же быстро ты научилась краснеть, Кейни!

Как же быстро возвращается шизофрения!

И почему ты в последнее время вечно оказываешься в пикантных ситуациях?

Но давайте рассуждать логически! Если вас пытается прижать к себе парень, а вы вроде бы как против, то где оказываются ваши руки? Правильно, они упираются в грудь этого самого парня. И моей вины здесь нет! А вообще, мне плевать, где мои руки и…

Ага, то-то у тебя ладошки вспотели.

— Нравится? — Итим сделал шаг назад и выскользнул из рубашки, демонстрируя красоту своего тела.

Я молчала.

— А Лэйд говорил, что ты не умеешь краснеть, — оборотень склонил голову набок, и его чёрные зрачки сузились ещё сильнее.

Заметь, Кейни, он просто констатирует факты. И перестань, наконец, пялиться на его грудь!!!

Моргнув, я, наверное, впервые в жизни посмотрела из-под ресниц чисто по-женски. И смотрела я в васильковые глаза парня.

— Ну как, ты меня теперь не считаешь эдуардовой шлюхой? — всё-таки, в прямолинейности есть свои плюсы.

— Нет, не считаю, — Итим даже не смутился. Как видите, прямолинейность действует не на всех.

— Вот и чудненько! — я посмотрела в голубое небо, и улыбка замерла у меня на губах.

Тебе ведь надо оказаться дома до заката, ты помнишь?

Помню.

Тебе надо отдохнуть и промыть раненые ступни, помнишь?

Помню.

А значит, времени у тебя осталось не так уж и много.

Я посмотрела на черноволосого парня.

А с ним — ещё меньше. Увы, Вэмпи, тебе некогда сегодня болтать с парнями, которые тебе нравятся.

— Судя по твоим глазам, тебе надо идти, — заметил оборотень, набрасывая рубашку на плечо.

— Ты очень наблюдателен, — мой голос прозвучал сухо. Я даже сама удивилась, насколько и почему.

— Идём, я тебя провожу, пока ты не влипла в очередную историю, — Итим обнял меня за плечи и повлёк дальше по улице. Я охотно прижалась к его горячему боку, полной грудью вдохнула аромат терпкого одеколона и спросила:

— А как ты узнал, что я уже попала в историю?

— Видишь ли, бэйба, — хмыкнул черноволосый парень, — просто так улицами мегаполиса хорошенькие девушки босиком не расхаживают.

«Хорошенькие девушки»… У меня на душе потеплело от этих слов. Я даже улыбнулась, глядя на сверкающие от солнца окна небоскрёбов.

Что-то ты, Кейни, как блудливая кошка: от парня к парню. От Принца к Князю.

Но Князь-то мне нравится! И в этом вся соль.

Ах, ты ещё и оправдываешься!

Угу.

Не теряй голову. Этот мир — мир кокеток, цыпочек и прочих девчонок. Ты здесь слишком легко забываешься. Ты вообще помнишь, что ты — Вэмпи?!

Я прислушалась к ноющим ступням и всем сердцем пожелала побыстрее оказаться дома.

Помню, помню. Я — Вэмпи, всё, без вопросов.

— Пошли быстрее, а? — предложила я, глядя на Итима.

— Торопишься домой? — скосился тот на меня.

— Тороплюсь.

— Впервые вижу девчонку, которая, находясь в моих объятьях, торопится домой не для того, чтобы завалиться со мной в койку, — заметил оборотень, а потом дразняще улыбнулся. — Или ты торопишься именно для этого?

— Нет, я хочу нормально выспаться, — покраснев, я отвела взгляд.

— Выспишься, — пообещал черноволосый парень.

— Без тебя, — поспешно уточнила я, пытаясь хоть как-то исправить ситуацию.

Почему нельзя было просто сказать «Нет»? Сама ляпнула, между прочим, про сон.

— Я могу потом уйти, — Итим умудрился изящно пожать плечами. — Всё равно не остаюсь у девушки — правило. А иначе потом возникают требования насчёт кофе в постель. В худшем случае — предложения свадьбы.

— Слушай, не заставляй меня краснеть, — я уже минуты две смущённо опускала глаза.

— И в мыслях не было.

— В свою не то, что постель… Я на порог тебя не пущу, уж не обижайся.

— Я знаю, бэйба, — оборотень всё-таки поймал мой взгляд, но в синих глазах не оказалось тех задорных искорок, что вызывают у меня смущение. — Я понял это в тот момент, когда оттащил тебя от Молнии. Ты не спишь и не встречаешься с парнями — закон.

Вот, Вэмпи, получи в лицо очередную порцию правды. Если ты не веришь мне, то уж ему-то — да? Вот он и сказал, какая ты есть на самом деле.

Я закусила нижнюю губу.

«Ты не спишь и не встречаешься с парнями — закон». Он так и сказал, Кейрини Лэй Браун, и не говори, что ты жалеешь.

Хорошо, не скажу.

И перестань жалеть.

Ладно, перестану.

53.

Несколько часов сна в церкви пошли мне на пользу, так как я без проблем умудрилась преодолеть коварный склон на подступах к Киндервуду, а потом кусты и ограду. С Итимом я рассталась ещё возле районов свояков. Десять минут я вдалбливала ему, что не целуюсь с парнями просто потому, что они провели меня домой, и что я вообще сама могла бы сюда добраться. И когда я, наконец, разозлилась, оборотень, смеясь, погладил меня по щеке со словами:

— Ладно, бэйба, не злись. Ты же знаешь, что я не пропускаю ни одной юбки.

— Какая жалость, что я не в брюках! — ядовито процедила я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, гордо пошла прочь.

Вот так мы и расстались на такой нехорошей ноте.

Однако мне, босиком бредущей по родной зелёной траве приюта, было уже всё равно. Я вернулась домой. В кои-то веки — домой! Позади долгая неприятная ночь игр в чёрт-знает что и бегств чёрт-знает от кого.

Я вернулась. Господи, как же хорошо, что я вернулась! Здесь даже солнце светит по-другому, как-то ярче, мягче, ласковей. Так, как обычно светило только в детстве, оно светит здесь всегда. И трава здесь такая же сочная и шелковистая, как в детстве. И пение стрижей, которые носятся над кронами деревьев, это пронзительное пение — тоже как в детстве. Быть может, если хорошенько поискать, я и это самое детство найду где-нибудь здесь, под кустом шиповника или возле плакучей ивы. Быть может.

Иногда я удивляюсь, почему мне так хочется поскорее вырваться отсюда, почему я, так любящая постоянство, постоянно рвусь на волю, если именно в Киндервуде сосредоточена почти вся моя жизнь? Вон старый тополь, на котором перочинным ножиком вырезано «Саноте + Кейни = дружба навсегда».

Почему я стремлюсь отсюда убежать?

Может быть потому, Кейни, что ты скучаешь по жизни, которая была до приюта? Ты ведь помнишь о ней и, наверное, стремишься её вернуть.

Но какое к этому отношение имеют Кварталы Нелюдей?

Чего не знаю, того не знаю, уж извини.

Мимо меня пронеслась яркая лимонница. Помню, как лет восемь назад я и Киара помогали Джо с его коллекцией бабочек и с сачками носились по всему Киндервуду. А как мы с Майком однажды распотрошили пчелиный улей? Господи, какое счастье, что у нас на территории приюта есть бассейн, и что в тот день он был полон!

А как мы с Саноте бегали туда купаться без разрешения Крыс? А потом получали втык сначала от них, потом от директора Киндервуда? Но от последнего исключительно за то, что одели на голову памятника основателю Киндервуда ковбойскую шляпку. Можно сказать, благое дело сделали, так как лысина этого сэра Кромвеля до снятия головного убора больше не блестела на солнце и не привлекала голубей. Так нет же, отправили на неделю в столовую посуду мыть. И где справедливость?

А ещё помню, как мы с Киарой таскали блины в столовой! Вкусные такие блинчики со сметанкой…

Я шумно вздохнула. Когда это всё было? Почему так быстро прошло?

Но ты, любящая постоянство, не знаешь ответа на этот вопрос.

Не знаю…

Я удивлённо остановилась возле главной дороги, ведущей от ворот до главного входа в здание приюта. Почему удивлённо? Потому что у нас здесь нечасто проезжают машины — кроме авто Джоунза, разумеется — а уж блестящие чёрные лимузины — и подавно. Точнее, лимузин был один, но зато какой шикарный!.. И ехал он, странное дело, от ворот Киндервуда.

Проводив его взглядом, я пожала плечами. Что мне до тех, кто сюда прибыл? Я остаюсь здесь до того момента, как пройду испытания Академии Наблюдателей Мрака и стану его кадетом. Вот после этого — да, я уйду. А пока что домом для меня является Киндервуд.

Пройдя по холодному асфальту, я вновь ступила на траву. До нашей с Киарой хатки осталось совсем ничего. Может, пара-тройка сотен метров.

Господи, неужели я-таки и впрямь вернулась?

54.

Дверь оказалась закрыта. Я недоумённо ещё раз подёргала ручку.

Точно закрыто.

Улёо-о-от!!!

Мать-перемать, и где в десять или сколько там утра носит Киару?!! В столовку за продуктами пошла, что ли? Или вовсе ещё не вернулась? Мы иногда после праздников возвращались домой спустя ночь блужданий по городу не с рассветом, а как-то с закатом. Бывало, между прочим, и не раз. В таких случаях отсыпаемся мы как все нормальные люди — ночью.

А на этот раз? Чёрт возьми, я ведь даже ключи не взяла! Господи, и почему я вечно думаю о чём угодно, только не о том, о чём надо?!

Прислонившись спиной к двери, я задумалась. Прозябать тут до прихода сестры я не намерена категорически. Бить стёкла — тоже не вариант. Топать на хату к кому-то другому… К кому? Если уж Киара ещё не вернулась, то смешно предполагать, будто Круг уже мирно посапывает в свих постельках. Но даже если это и так, то я что, постучусь в дверь или залезу в открытое окно, мол…

Окно.

Я тупо моргнула.

Окно. Разумеется!

Сорвавшись с места, я мигом оказалась у боковой стенки дома. Я же никогда не закрываю окно на нижний шпингалет — только на верхний, но это такая рухлядь… Если по нему хорошенько хряцнуть — повторяю, хорошенько — он откроется. И эту маленькую тайну знаю только я. Так спится лучше.

Не буду детально описывать, как я взобралась на грозящий оторваться подоконник и как раза три кулаком припечатала оконную раму в нужном месте. Поверьте, если я при этом была в розовом платье, то картина воистину жалкая. Стёкла дрожали так, что я думала, они вывалятся вместе с куском дома.

Однако стёкла остались на месте, а шпингалет-таки открылся. Воровато оглядевшись на предмет выявления ненужных свидетелей, я юркнула в комнату, и, увидев Скарлетт, Тэдди, родную постель и все свои постеры на стенах, едва не взвыла от радости.

Чёрт возьми, как же, всё-таки хорошо дома!

Плюхнувшись на постель, я прижала к груди игрушечного медвежонка и счастливо вздохнула.

Дома. Наконец-то дома. Я теперь несколько дней носу отсюда не покажу, ей-богу. Надоело мне шляться по Чёрным Кварталам. Лучше свернуться клубочком в родной комнате и вспомнить, что вся твоя жизнь прошла вот так, здесь…

55.

— Для хорошего супа из чеснока, — с важным видом рассуждал Джо, — необходимы две вещи: сам чеснок, — тут он помахал целой связкой этого овоща, — и прах вампира.

— Фу! — я с отвращением уставилась на пакетик со светло-серой дрянью, который лежал на столике в светло-бежевой кухне Русского Воина и Варвара.

— По-моему, он тут точно не нужен, — лениво заметила Киара. Она сидела рядом с Джо на табуретке, а я, подвинув цветы, устроилась на подоконнике, и теперь июньское солнце пекло мне спину даже сквозь копну меленьких жёлтых косичек. Нет, всё-таки надо было собрать их с утра в хвост. Не поленилась же я откопать эти свои чёрные карго и даже погладить их! Значит, и с патлами справилась бы.

Насвистывая какую-то мелодию, Никита весело шинковал капусту, стоя у разделочного столика, что помещался во всей этой кухонной мебели аккурат рядом с раковиной. Варвар копошился у плиты, а вот где был Майк — не знаю. Но должен же где-то быть.

— А ещё, — продолжал Джо, — для хорошего супа нужно…

— Ухватки, — моя сестра помахала двумя чистыми, плотными и сложенными вчетверо тряпочками.

— При чём здесь ухватки? — постучал пальцем у виска темнокожий парень, и тут кухню огласил истошный вой.

Варвар стремглав бросился к раковине и сунул пальцы под струю холодной воды, а по полу медленно растекалась кипящая лужа. Тут же валялась кастрюля, а на плите во всю работал газ.

— И ухватки, темнокожий брат, — удручённо поджав губы, я потянулась вперёд и хлопнула Русского Воина по плечу.

За окном, с весёлым пением, возле самых белобоких облаков носились стрижи.

— Так, — глубокомысленно начала Киара, глядя на пол, — а кто это у нас тут кипятком обделался?

— Ну, кто у нас ближе всех к луже, тот и виноват, — я беззастенчиво уставилась на Тигра и тут же получила брокколи по лбу.

— У меня ещё есть, — пообещал Никита и указал груду нарезанных и на суп, и на салат овощей.

— Ничего ты не понимаешь, Кейни, — сдержанно улыбаясь, заметил Джо, — это не лужа, это адреналин!

И мы захохотали в две глотки, сидя в комнате, залитой безмятежным солнечным светом.

— Дай пять, бледнолицая сестра! — Джо протянул мне ладонь, и я с готовностью хлопнула по ней, как тут об макушку темнокожего парня весело бумкнулась вторая брокколи.

Через приоткрытое окно в комнату проникал горьковатый* запах полыни.

— Вчера был день конной авиации, сегодня брокколевой, — пожала плечами Киара. — Просто праздник за праздником!

— Какой, нахрен, праздник? — пыхтя, на кухню вполз Майк. За собой он тащил тележку, на которой покоилась здоровенная, но, увы, спрятавшаяся в панцирь черепаха.

Ну да, ведь сегодня на обед наша компания готовит не просто чесночный, а черепашье-чесночный суп.

— Я вот эту сволочь, — Тур вытер пот со лба и указал ножом на животное, — три часа пытаюсь выколупать из коробочки!..

… Резко выдохнув, я повернулась на бок и распахнула глаза.

Сон. Это просто сон.

Господи, всего лишь сон!

Не кошмар, но… Едва ли лучше.

Тоска вперемешку с сожалением захлестнула меня с головой. Уткнувшись лицом в подушку, я, подчиняясь внезапному порыву, закричала.

Мне было больно. Больно где-то внутри, потому что то, что мне приснилось — прошлое. То прошлое, за которое мне теперь придётся воевать и с самой собой, и с Лал, и с Эдуардом, и с теми, кого я люблю, кто мне дорог.

Я хочу вернуть всё обратно. Я хочу снова стать Вэмпи, безбашенной, глупой, драчливой и безалаберной Вэмпи. Я хочу быть ею! Я хочу вернуться в Круг Поединков! И драться там наравне со всеми!

Так, как раньше.

В комнату через открытое окно проникали ранние, несмелые и слабые предзакатние сумерки. Часы показывали семь часов вечера. Кажется, я немного поспала и даже неплохо выспалась. Не так, как хотелось бы, но

— выспалась.

Сев на постели, я уставилась на свои ноги и выругалась вслух. Длинно, долго, заковыристо и ну уж очень нелитературно. Обычно перед сном я принимаю душ, а тут, видимо, где упала, там и спала. Прямо как после поединков в Круге.

Встав на ноги, я сладко потянулась и с удовольствием вспомнила свой сон.

Я верну это. Я всё это верну. Выкину из своей жизни и Лал, и долги Эдуарда, и то нечеловеческое, что во мне есть. Я сделаю всё по-старому. И начну прямо сейчас.

Сначала с малого. Душ, потом плетение косичек. Разумеется, прежнюю свою причёску я никак не воспроизведу, для этого нужна либо помощь Киары, либо парикмахерская. Ах да, а ещё галлон краски. Купим.

После всего этого — в Круг Поединков. Я что-то давненько не дралась с Варваром. Вот сегодня и исправим эту оплошность. Хм, кстати, а вернулась ли Киара?

Я выбежала из комнаты и ворвалась в спальню сестры. Там были разбросаны футболки, причём грязные вышвырнуты в дальний угол, а чистые, из которых моя сестра что-то выбирала, просто валялись на кровати. Хм, странно. Обычно близняшка отличается любовью к порядку и к тому, чтобы всё было по полочкам. Что случилось сегодня?

— Киа-а-ара-а-а! — протяжно позвала я, выйдя в коридор.

Тишина.

Чёрт-те что, а сбоку бантик.

Где её опять носит? Не успела прийти, как опять нет!

В прихожей на тумбочке я обнаружила записку:

«Ушла с Кругом в „Ночной оплот“. Будить тебя побоялась. Как проснёшься — дуй к нам, подколем Ника: он нашёл себе девушку. Эдакую цыпочку.

Кстати, этот пацанячий набор с приложением так и не догадался, что Лэй — это ты.

P. S. Где ты хоронила Эдуарда? Майк его в приюте не нашёл.

Целую, ".

Киара

Так… Хоть с этой всё в порядке. Теперь понятно, почему она торопилась: хотела окончательно достать Тигра до моего прихода.

Положив записку обратно, я направилась сначала на кухню, потом, дожёвывая кусок мясного пирога, в ванную.

Вообще-то, наш „пацанячий набор с приложением“, как ласково выразилась моя сестрёнка — нормальные парни. То есть, девушек они себе тоже заводят. И как в пределах приюта, так и за его пределами. Если у кого-то появляется новая пассия, то это служит поводом для приколов всего одну-две ночи: потом мы как-то выдыхаемся. С началом лета, правда, ребята побросали всех своих подружек, потому как не любят те Кварталы Нелюдей. Просто не любят. А мы, Круг Поединков, с наступлением каникул все ночи напролёт только там и болтаемся. Думаете, не вполне веский повод? Ну, не знаю. Если ваша вторая половинка от заката до рассвета тусуется с друзьями чёрт-те где, а днём отсыпается, то сомневаюсь, чтобы вы получали в таком случае должный паёк внимания. А так как ни Джо, ни Майк, ни Никита, ни Алекс не потерпят скандалов и не урежут свою свободу в угоду девушке, то, как это водится, с начала июня они становятся свободными. А нас с Киарой вся слабая половина человечества, живущая в приюте, дружно начинает ненавидеть. Ну ещё бы! Летом мы — единственные девчонки, которые свободно общаются с ребятами Круга. Впрочем, в любое другое время года мы тоже имеем право средь ночи ворваться в комнату, прервать „священный сон уставшего бойца“, как выразился Майк, радостным криком: „Рота, подъёо-о-ом!!! У нас массовка!!!“ и по желанию либо сбросить его с кровати вместе со спящей у него под боком девушкой, либо полить холодной водой, чтоб быстрее проснулся.

Поэтому поводов для волнения я как-то не вижу. Даже наоборот — нужно радоваться: сейчас приму душ, оденусь и на всю ночь в Чёрные Кварталы, как раньше.

Ну разве это не здорово?!!

В свою комнату я заглянула только для того, чтобы выпить эликсир Ким, возвращающий нормальный голос и погромче врубить „Арию“. Думаю, если Майк сегодня будет в настроении, мы с ним сгорланим парочку куплетов „Улицы роз“ или „С кем ты?“.

56.

— Войну придумай, придумай нам врага! И смерть, что рыщет в трёх шагах! Мы будем драться на земле, Под солнцем и в кромешной тьме, Мы будем драться в небесах, Мы будем до конца!

— запела я, выпорхнув из ванной. Расчёсанные волосы хлестнули по плечам, когда я круто повернулась вокруг своей оси и, как была мокрая в одном полотенце, так и помаршировала в свою комнату.

Именно помаршировала. Правда, так, как это делают настоящие Наблюдатели Мрака, у меня ещё не получалось никогда. Они двигаются необыкновенно чётко, резко, отточено, как машина. Автоматически. Таков их строевой марш, и поверьте, когда идёт отряд Наблюдателей вот таким вот шагом — это что-то!!! Никакие военные полки не переплюнут этот единый организм, который шагает вперёд. Вот где воистину идут как один, чеканя каждый шаг! Все Наблюдатели в колоне — частички единого механизма, которые работают слажено, в гармонии. Со стороны это — великолепное зрелище!

— У-у-у чёрт!!! — я схватилась за отбитую пятку. Маршировательница хренова!!! У тебя ноги откуда растут?!! Кто ж чеканит шаг, украшая ноги гематомами или ещё чем похуже?!!

Кстати, о них.

Я посмотрела на ступни. Ни царапинки.

Ты, кажется, чем-то не довольна?

Я? Нет, что ты!

— Вместе мы инструмент земного оркестра!

Тот, кто сегодня понял это,

Чувствует силу каждой струны! — радостно подхватила я, вприпрыжку влетела в свою комнату и сразу же оказалась у шкафа. Что бы мне одеть?..

Но тут меня ждало разочарование: все мои карго оказались только свежевыстиранными! А значит, неглажеными. Ну вот, давно я не имела делов с утюгом. Кажется, с тех пор, как уронила его себе на ногу. М-да, кажется, так. Хорошо, что он был холодный, а мои кроссовки — непрошибаемые. Вообще, если стирка лежит на мне, то глажка — на Киаре. Иногда мы меняем стирку на уборку в квартире, и все остаются довольны. Каюсь, я не хозяйственная. Но совесть-то у меня есть!

Так, будет ли сегодня жарко для джинс-карго? Ну, не знаю. Ночи вообще не особо тёплые, но же я собралась драться! И мне не улыбается исходить паром на пятой минуте поединка, что верно, то верно.

Вот поэтому ты, Кейни Браун, сейчас берёшь утюг в зубы и гладишь эти серые карго. И не отнекивайся!

И не собираюсь.

Правильно. Уже восемь часов, а ты ещё ни в зуб ногой.

В зуб ногой получит сегодня Варвар, так что нечего тут…

„Штиль“ внезапно резко осел и сделался раза в два тише.

Я замерла: просто так музыка не стихает.

— Ты сегодня на редкость безалаберна, девочка Браун. Впрочем, как и всегда.

А мне знаком этот голос.

Помните, за правильный ответ вы получаете сто очков.

— Эдуард, — я обернулась.

И это правильный ответ!!!

— Лэй, — улыбнулся белокурый парень, фривольно устроившись на моей кровати. Он, вопреки моим ожиданиям, не выглядел ни удивлённым, ни обескураженным. Был просто таким, как обычно. Наглым, спокойным и снисходительно улыбающимся. А ещё по его лицу не было похоже, что он намерен драться. Может, это до тех пор, пока я в таком виде?..

Господи, как хорошо, что у меня достаточно большое полотенце!!! Блин, так это что получается, этот белоголовый ублюдок видел, как я в таком виде вприпрыжку влетела в комнату?!! Улёо-о-от!!! И почему я дважды за сегодняшний день оказываюсь в пикантном положении относительно Эдуарда?

Судьба у тебя такой. Судьба!

Да не нравится мне такой судьба!!!

— Тень, если ты не заметил, — с неприкрытым сарказмом произнесла я, — ну, если со-о-овсем не заметил, то я тут маленько голая.

Четверть-оборотень преспокойно моргнул, осмотрел меня с ног до головы простым как вода взглядом и шумно вздохнул:

— Почему ты решила, что меня это должно смущать?

— При чём тут ты? Я хочу одеться! — огрызнулась я.

Эдуард изобразил губами понимающее „А-а-а!“ и поднялся на ноги. Просто поднялся, одним текучим, грациозным движением, как тигр, но я сделала шаг назад. Я никогда не доверяла этому ублюдку, а после сегодняшней ночи вообще начинаю нервно дёргаться при каждом его движении. Паранойя прогрессирует, тогда как шизофрения вроде бы приутихла. И почему меня это не утешает?

— Боишься? — широко улыбнулся белокурый парень.

Я не стала изображать из бегемота балерину и просто кивнула:

— Боюсь.

Тихонько рассмеявшись, четверть-оборотень выдвинул из-за моего стола стул и поставил его спинкой ко мне.

— Пока ты тут „маленько голая“, — почти с издёвкой произнёс он, — я тебя бить не буду и вызов не брошу.

— А я не этого боюсь! — фыркнула я, и тут белокурый парень впервые за весь этот вечер посмотрел на меня с интересом. Так, киске показали банку со шпротами.

— Чего же тогда? — медленно произнёс он. Я повторно фыркнула:

— Выметайся из комнаты и дай мне нормально одеться!

— Ах, вот оно что! — белокурый парень опять рассмеялся. — В этом смысле я тебя сегодня не трону, обещаю. А вот можешь ли ты пообещать то же самое?

— А иди ты на…! со своими шуточками! Мне что, думаешь, делать больше нечего, как руки пачкать? — резко бросила я. — А теперь брысь отсюда, котяра!

— Я не хочу трать своё время, так как разговор у нас может получиться очень долгим, — Эдуард сел на стул, оказавшись таким образом ко мне спиной. — Но в условиях данного обещания ты вполне можешь одеться и так.

— А ты случайно не собрался оборачиваться в самый неподходящий момент? — я начала буравить злым взглядом его затылок.

— Девочка Браун, поверь, если бы я хотел затащить тебя в свою постель, я бы это давно сделал, — лениво отозвался четверть-оборотень, рассматривая мои плакаты на стенах.

— Да ну! — ядовито воскликнула я, вытащив с полки чёрное бельё. Я была настолько зла, что в тот момент не обратила внимание на то, что оно кружевное. Подарок Ким. Ей казалось, что это прикольно — сочетание мальчишеской одежды и женственного кружева. Прикольно, не спорю, только шкура чешется. Впрочем, мне удалось во время критических дней с ноющим животом набить физиономию Варвару исключительно потому, что выглянувшая из-под широкой бретели моей чёрной майки кружевная лямка заставила парня замереть на месте с отвисшей челюстью. Так что даже у этой дряни есть свои преимущества.

Но во время разговора с Эдуардом я натянула на себя и трусики, и лифчик, даже не чихнув. Чёрное — и ладно.

— Я серьёзно, — отозвался белокурый парень. — Другое дело, что мне тебя не хочется видеть в своей постели.

— Ты знаешь, это у нас взаимно! — я отбросила полотенце на кровать.

— Но поцеловать-то ты себя позволила, — с сарказмом заметил четверть-оборотень. — И там в баре, и…

— Насчёт бара — молись Богу за то, что я тогда не размозжила тебе голову! — тут уж рассмеялась я, правда, как-то сухо. — Откуда мне было знать, что ты ластиться будешь?

— Я думал, ты меня знаешь лучше.

— И я думала, что ты меня знаешь лучше! — фыркнула я. — Но ты меня не узнал. Узнал когда-то потом, до сегодняшнего момента, но тогда — нет.

Надевать мятые карго — не резон, поэтому я втиснулась в до неприличия узкие — просто уже меленькие для меня — джинсовые шорты и натянула кофточку-безрукавку на замочке спереди. Когда этот ублюдок уйдёт, поглажу себе шмотки и оденусь нормально.

— Откровенно говоря, — Эдуард обернулся, как только я опустила руку от молнии безрукавки, и сел на стул верхом, — я просто не думал, что это можешь быть ты.

— А если методом исключения? Если не эта и не эта, которых я сегодня уже видел, то вот эта. Как Шерлок Холмс, — фыркнула я.

— Вот как раз ты и вошла в первую пятёрку „не эта“, — белокурый парень сложил на спинке стула руки и положил на них подбородок, продолжая смотреть на меня. — Как же ты опустилась, Кейни… Лэй Браун.

Это „Лэй“ он почти выплюнул.

— То есть? — внимательно посмотрела я на него и подумала, что, может, стоит сегодня подраться не с Варваром, а с Эдуардом.

— Кружева, — коротко пояснил четверть-оборотень и продолжил. — Я просто не подумал, что это можешь быть ты.

Тупо моргнув, я прислушалась к себе и ощутила каждую линию своего белья. Чёрт! А ведь и впрямь — кружева! Вон ещё очертания лифчика видны через обтягивающую кофточку.

— А ты помнишь, — я натянула белые носки, — что мы с тобой спорили, кто кого закадрит?

— Теперь — да, — белокурый парень лениво зевнул. — Но если учесть, какой была та ночь и сколько раз ты обещала оторвать мне голову, так и не выполнив обещания…

— Ты просто не принял мои слова достаточно всерьёз, — подытожила я.

— В принципе — да, — кивнул Эдуард. — Кроме того, твоё лицо всё равно показалось мне знакомым, даже с маской, так что мне оказалось безразлично, кто ты такая. Я решил, что ты из группы, что на год младше. А все эти штучки насчёт безразличия… — он улыбнулся. — Знала бы ты богатый арсенал Мэж! Там ещё и не такое найдёшь.

— Ага, но у меня был не арсенал, — закрыв шкаф, я прислонилась к нему спиной и сложила руки на груди. — И безразличие я даже не играла.

— Я понял это, когда ты первый раз собралась уходить, тогда ещё, возле бара, — кивнул четверть-оборотень. — Тогда-то по-настоящему и задумался. Вспомнил тебя, но ведь Киара сказала, что вы с Ким утопали в кинотеатр…

— О да, фильм был невероятно интересен!

— Не спорю. Но факт остаётся фактом.

— Ты меня не узнал.

— Но был очень близок к этому, только не туда смотрел. Запах, голос — не твоё, но манера разговаривать у тебя отовсюду прёт! — фыркнул он.

— И на том спасибо! — я огрызнулась и провела рукой по волосам. Почти высохли.

— Это Ким тебя так, — не спросил, а утвердил Эдуард. — Хорошо постаралась, не спорю, хорошо… В общем, я просто решил во что бы то ни стало стянуть с тебя маску.

— Ну, это у тебя получилось бы разве что насильно, — заметила я.

— Это если бы я не остановился на том поцелуе? — приподнял брови белокурый парень. — Сомневаюсь. Почему-то, когда оказываешься с девушкой в постели, она напрочь забывает слово „нет“ и частичку „не“.

Меня сотряс кратковременный приступ истерического смеха. До того момента, как Эдуард коротко бросил:

— Проверим?

Я согнула руку в весьма неприличном жесте.

— Ты пообещал, помнишь, а? Или Лэй в розовом платье у тебя все мозги заполнила? — насмешливо полюбопытствовала я.

— Ты не сказала…

— Раз, два, три! Начало игры! — я развела руками. — Вот теперь всё! На сегодня ты пытаешься кадрить только с пионерского расстояния!

— У меня хватает врагов, но почему именно с тобой меня тянет не мозгами работать, а драться?

— Кто во что горазд. На чём мы остановились? Ах да, ты меня не узнал.

— Да мне было и всё равно, — пожал плечами белокурый парень. — Ты из приюта, и ладно. Всё остальное выясним при…

— Что действительно всё равно? — недоверчиво уставилась я на него.

— Иногда даже от женского внимания устаёшь.

— Но ты сам подошёл ко мне, — я посмотрела на него как на китайскую грамоту, которую надлежало прочесть.

— Разве я мог упустить девчонку, на которую голодными глазами смотрят все парни Киндервуда? — тихо усмехнулся четверть-оборотень.

— И при этом ты заявляешь, что устал от женского внимания, впрочем, я его и не проявляла… Ну что ж, тогда зайди в любой гей-клуб и сполна насладись мужским! — я захохотала. — Господи, хотела бы я на это посмотреть!!!

— Не отвлекайся.

— … А?.. — я недоумённо посмотрела на Эдуарда. — Ты… ты же раньше за такое морду бил!

— Но ведь мы в нашей вражде перешли на уровень выше. На тот, где уже думают, а не только дерутся, — заметил тот. — Для тебя это ну просто очень огромный прогресс.

— Ага, по сравнению с тем, который обычно делаешь ты, действительно огромный! — резко бросила я.

— Определённо умнеешь, — посмотрел мне в глаза белокурый парень. — Раньше ты за такие слова бросала вызов.

— Ты хочешь подраться? Если да, то так, мать твою, и говори! — вспылила я и выпрямилась.

— Я пришёл сюда поговорить.

— О чём.

— О трёх вещах. На чём мы застряли? А, ну да. На том, что снять с тебя маску я решил, постелив под себя. Но… — четверть-оборотень выразительно умолк.

— Ты говори побыстрее, я не записываю.

— Но когда я коснулся твоих губ, — продолжил белокурый парень даже не краснея, — то ощутил всю твою природу. Как в ту ночь, когда я спас твою задницу от Лал.

— И ты знаешь, что это? — с любопытством уставилась я на него. Он пожал плечами.

— Кокон — сила. Я не знаю, чья, но подозреваю, что досталась она тебе от всё той же незабвенной Лал. А вот уже тень… — четверть-оборотень улыбнулся. — Эта тень означает только то, что ты теперь — полноправная нелюдь, девочка Браун.

— Это я и без тебя обнаружила после того, как побила Молнию, — устало заметила я. — Что там дальше?

— Тогда, малышка Кейни, тебе наверняка интересно, к какому виду нелюдей ты принадлежишь? Позволь небольшое вступление, — белокурый парень посмотрел мне в глаза. — По сути, вампиры — мертвецы из мертвецов, а мертвецы, как известно, сами по себе не встают и не ходят, для этого им нужна определённая Сила, Магия — зови на собственное усмотрение. Когда некромант поднимает зомби, он даёт ему определённую Энергию, которая усопшему, в свою очередь, даёт… хм, жизнь. Ну, или её подобие. С вампирами всё обстоит точно также, вот только Магия покидает их сама и сама же возвращается с закатом. Но принцип её действия такой же: давать подобие жизни. Она есть в каждом из комаров, и хотя заставить её не покидать тело могут только очень старые Короли, но в одном исключительном случае распоряжаться этой, хм, Силой могут все вампиры.

Я невольно зевнула:

— Ближе к теме, противоестественную биологию я знаю.

— Верю, — кивнул Эдуард. — Но без вступления, боюсь, никак. На чём я?.. Ах да. Бывает так, что вампиру нужна хорошая послушная шестёрка. Причём только добровольная, а иначе трудновато будет справиться с контролем… Хотя, здесь возможны варианты…

Я ответила неприязненным взглядом на взгляд.

— И тогда комар превращает человека в… — четверть-оборотень кивнул в знак того, что я сама понимаю, хотя я ничерта не понимала. — Сложный процесс, но, грубо говоря, происходит почти равный обмен: вампир отдаёт шестёрке часть той Магии, что делает его живым и даёт Силу, а шестёрка в свою очередь дарит ему кусочек своей души.

Мне припомнились слова Лал в церкви… Стоп! Уж не об этом ли она говорила?!

— Связь между этими двумя, как ты догадываешься, весьма крепка, — продолжал белокурый парень. — Но комар остаётся комаром, разве что ему теперь гораздо легче походить на живого. А шестёрка… — изумруды заглянули вглубь моих глаз и коснулись души. — А вот с шестёркой всё по-другому. Приспосабливаясь к новой Силе, его организм мутирует на молекулярном и тканевом уровне. Человек становится быстрее,* сильнее. Он регенерирует раза в два медленней полу-оборотня — или же в два раза быстрее обыкновенного человека — и обладает иммунитетом ко взгляду… меня или Лорда комаров — без разницы. Нрав у шестёрки тоже меняется. Он становится более жёстким, но в то же время его мозг работает лучше и быстрее, чтобы приспособиться к новой скорости всего организма. Такой человек становится превосходным бойцом, и именно таких вампиры делают для своей защиты, потому что несколько хорошо обученных шестёрок могут устроить кровавый хаос, о котором будут вспоминать ещё долго-долго… Короче говоря, — Эдуард выпрямился и сладко потянулся,

— получается машина для убийства. И причём хорошая машина. Живёт она не вечно, хотя старение её организму присуще так, как присуще, скажем, четверть-оборотням и полу-оборотням, то есть замедленно. Хотя, ни одна наша мутировавшая шестёрка не умирала естественной смертью. Всё в драках, под огнём автоматов…

Четверть-оборотень умолк и посмотрел на меня.

Я не шелохнулась. Своей речью он меня, в принципе, не удивил. Я свыклась с тем, что я нелюдь ещё тем утром, когда обнаружила, как в моих руках нагревается серебро. Просто свыклась и даже успела позабыть об этом. А вот теперь приходит белокурый ублюдок и начинает мне что-то втирать…

— Спасибо за такое трогательное выступление, но ты не мог просто сказать, что из меня получилось? — желчно спросила я.

— Ты же учила противоестественную биологию. Напряги-ка извилины.

— Эдуард! — вспылила я.

— Лэй, — преспокойно произнёс он, глядя на меня. Я замерла, а потом осторожно, чтобы не сорваться на сарказм, спросила:

— Ты что, скучаешь по ней?

— Вряд ли, — пожал плечами белокурый парень. — Но если из такой безнадёжности, как ты, получилась Лэй…

— Только внешность, — оборвала его я. — Всё остальное я сыграла, как чью-то роль.

— Да ну! — усмехнулся четверть-оборотень. — Актриса из тебя, девочка Браун, не очень. Даже принимая во внимание твои новые способности.

— Кстати, о них. Скажи человеческим языком, кто я.

— Ну это же элементарно! — выдохнул Эдуард. — Ты — вэмпи! Теперь настоящая, ещё не полностью раскрывшаяся и сформировавшаяся вэмпи. И от этого никуда не деться и никак не избавиться. И даже не вернуть.

Я молчала.

А ведь ты хотела вернуть всё назад, помнишь?

Помню.

Кажется, что-то разбилось. Что это было?

Хрупкая дорожка назад. Одна из немногих.

Если ты хочешь вернуться…

— Чего притихла? — поинтересовался белокурый парень. — Хочешь, чтобы всё было по-старому?

Я потерянно кивнула.

Рвутся нити… Странная штука — прошлое.

То есть, как? Как раньше не будет никогда?

Никогда.

— Извини, детство кончилось, — пожал плечами Эдуард. Я посмотрела на него и покачала головой:

— Не говори так.

— А как же тогда?

— Вообще никак! — я отчаянно затрясла головой. — Ты же раньше себя так не вёл! Вот и веди так, как месяц, два, три назад!

— Девочка Браун, глупая девочка Браун, — вкрадчиво произнёс белокурый парень, глядя мне в глаза. — Запомни раз и навсегда: прошлого не вернёшь!

— Почему? Только потому, что ты так сказал? — зло посмотрела я на него.

— Потому что такова жизнь. И смерть — тоже такова. Только она не возвращает вообще ничего, только берёт.

— Надо же, какие высокие слова!

— Посмотри на себя, — вздохнул Эдуард, будто разговаривал с глупым ребёнком. — Ты сама уже не такая, как раньше. Ты можешь опять покрасить волосы, заплести косички, навести чёрным глаза и одеться как парень, но точно такой же ты не станешь никогда. Как говорится, дважды в одну реку не войдёшь.

— Но я попробую!

— Попробуй, — пожал плечами белокурый парень. — Дело твоё, конечно. Однако, давай вернёмся к нашей беседе. Теперь моя очередь задавать вопросы, а твоя — рассказывать.

— Почему нельзя просто подраться?

— Начнём с того, почему ты вообще вырядилась в платье?

Дамы и господа, второй раунд!

57.

— Если ты помнишь, я в случае выигрыша получаю полную свободу! — фыркнула я. — Мне мои долги настроение не поднимают.

— М-да, действительно, мы же на твою свободу спорили. А я и забыл,

— тихо рассмеялся Эдуард, а потом с интересом взглянул на меня. — Ну ладно, я-то предположим, считал, что целую совсем другую девчонку, ну а ты? Каково это — ласки злейшего врага?

— Два пальца в рот и в унитаз. Я от твоих прикосновений еле отмылась, — мне удалось не покраснеть от воспоминаний о… Ну вы сами знаете.

Белокурый парень откинул назад голову и от души захохотал.

— А ты и впрямь феминистка, — произнёс он, и в его глазах плясали весёлые искры. — Чёрт возьми, какая жалость, что ты тогда, возле пиццерии, убежала! Я всю дорогу до неё думал, как бы тебя попрактичней… обломать.

— Выговор Лал, — пожала плечами я. — Она самовольно разогнала парад.

— Даже так, — кивнул четверть-оборотень. — Досадно-таки, досадно…

— Я знала, что ты рано или поздно догадаешься, — заметила я. — И была готова к этому.

— Пусть так, — философски согласился Эдуард. — Но всё равно ночь удалась. Не каждый же день получается уложить Кейни Браун на обе лопатки.

— И не каждый день Эдуард о`Тинд ходит вокруг тебя на цыпочках и говорит, какая ты необыкновенная, — пожала я плечами. — Ты играл, и я играла. Мы квиты, Тень, но признай, что на этот раз победила я.

— Да, ты, — неожиданно покорно кивнул белокурый парень. — И я просто шокирован этим.

Он улыбался. Я — недоверчиво смотрела на него.

— Шокирован приятно. Приятно же и удивлён. Но не спеши ликовать, моя маленькая Кейни, потому что каждое поражение — стимул. Не более.

— И что же ты теперь будешь делать?

— Мы договорились, что проигрывает тот, кто первый будет покорён,

— Эдуард пожал плечами. — А чтобы покорить, можно сделать всё, начиная от „обаять“ и заканчивая „совратить“.

— Не заставляй меня блевать прямо здесь, — предупредила я.

— И в мыслях не было. Я, кажется, говорил о естественных вещах, которым тебе рано или поздно придётся научиться. И помни: мы играем теперь в игру, где иногда надо думать.

— С тобой всегда так сложно? — вздохнула я. — Раньше было куда проще.

— Привыкай, моя мале…

— Я не твоя!!!

— Почему? — приподнял бровь Эдуард. — Ты мой враг. А я — твой. Так что вопрос расстановки притяжательных местоимений мне кажется вполне решённым.

— Мне моя новая табуретка будет полезней, чем мой враг, — желчно ответила я.

— Ну да, если учесть, что на мне особо не посидишь и под стол меня не задвинешь… — четверть-оборотень пожал плечами. — То можно сказать и так.

— О чём ты ещё хотел поговорить? — я устало вздохнула и, открыв шкаф, вытащила серые карго. — Меня ждут в „Ночном оплоте“.

— Вообще-то, я думал рассказать тебе, на какую Колыму я собираюсь отправить тебя отрабатывать долги, но… — белокурый парень дёрнул щекой. — Но учитывая создавшуюся сегодня ситуацию, я придумаю кое-что получше.

— И что же это? — я подозрительно посмотрела на него.

— Потом, — покачал головой Эдуард.

— Неужели Лэй так сильно запудрила тебе мозги? — хмыкнула я.

— Нет, ну что ты! — рассмеялся четверть-оборотень. — Здесь дело не во мне, а в тебе.

— То есть, как?

— Безо всяких „то есть“. Знаешь, когда я шёл к тебе, то повстречал очень довольную миссис Клерк, — белокурый парень зевнул.

— Эдуард, не тяни кота за яйца.

Белокурый парень рассмеялся, а я смотрела на него, душой чувствуя что-то неладное.

— В общем, — продолжил четверть-оборотень. — Повстречал я довольную миссис Клерк… Кстати, ты видела сегодня блестящий лимузин на территории Киндервуда?

— Ну?! — раздражённо кивнула я.

— Приезжала одна богатая чета… Короче говоря, моя маленькая Кейни, тебя удочерили.

Конец первой части.

Часть 2 Вэмпи

Глава 11

Ночкой тёмной в лунном свете

Смерти тень скользит к добыче,

Это — вэмпи, бойтесь, дети,

Выходить из дома в вечер.

Детский стишок

1.

Дверь в кабинет Джоунза оказалась заперта. Впрочем, я, налетев на неё всем телом, поняла это не сразу, а только потарабанив и грязно выругавшись. Мать его так! Где же он может быть? Где?! Я его убить готова за то, что он отдал меня хрен знает кому без моего ведома! Спасибо вообще, что хотя бы предупредили!!! Он не имел право так со мной поступать!!! Будь он хоть директор приюта, хоть Бог!!! Я и Киара, кажется, ясно дали понять, что свалим отсюда только когда поступим в Училище Наблюдателей Мрака!

Киара…

Господи, Киара!

Удочерили же только меня, значит… Значит, я что, остаюсь без сестры?!!

— Дья-а-авол!!! — я изо всех сил ударила ногой по двери. Та содрогнулась, но не более.

Кретин!!! Как он мог разлучить меня с сестрой!!! Как?!!

— Чего ломишься? — проворчала старая уборщица в сером халате, поднимаясь по лестнице с полным воды ведром. — Нету никого, чё непонятного?

— Где же он?.. — зло простонала я, сползая по стене на пол. — Куда он мог деться?..

— Чё ты ноешь? Собрался уехать по делам, может, щас к детворе в столовую зашёл, а может, ещё куда перед отъездом. Чай, сама не знаешь.

Я поднялась на ноги. Не было смысла сидеть на холодном полу. Тем более, во всё тех же джинсовых шортах. Когда Эдуард сказал мне, что меня удочерили, я даже не стала переодеваться. Просто схватила ключи, сунула ноги в белые кроссовки, вылетела из дому, захлопнув за собой дверь, и понеслась сюда.

Как вышло, зря.

Ну ничего, я его сегодня найду, и ей-богу, мало ему не покажется!!!

Уборщица, неодобрительно косясь на мои голые бёдра, начала мыть полы, а я полетела из жиляка в столовую.

Сейчас где-то девять часов вечера… Ну да, мальки примерно в это время лопают.

Я бежала по асфальтированной дорожке и ругалась. Ругалась зло, отчаянно. Впрочем, отчаянно, наверное, больше. Я же хотела сделать всё по-старому!!! Я хотела всё вернуть!!! И тут на тебе!

Господи, даже не верится, что меня удочерили. Как?! Как такое могло случиться?!! Почему это случилось именно со мной?!

И почему именно я оказалась вэмпи?! Почему все «прелести» этой жизни сыплятся именно мне за шиворот?!! Почему мне так не везёт?!!

И даже побить за это некого. Ну некого и всё! Кто виноват, что так сталось?! Кто?! Никто, правильно. Ну, может быть, только я… Чёрт возьми, и зачем я вмешивалась в тот поединок Тени и Тигра? Кто меня толкал, дёргал на ту арену?! Если бы не это, сейчас всё было бы хорошо! Всё!!! И я была бы человеком, и с Киарой не пришлось бы прощаться, уезжая из этого приюта!

Ну почему всё всегда происходит именно со мной?!!

Я взлетела вверх по ступенькам нежно-зелёного одноэтажного здания, окружённого клёнами, и толкнула стеклянную дверь.

Господи, пусть этот кретин будет здесь!!!

В ярко освещённой столовой, наполненной ароматом булочек с корицей, малышня пила молоко, весело галдела и кидалась хлебными крошками. Между столов чинно прохаживались воспитатели, то и дело успокаивая самых ретивых крошкометальщиков и переговариваясь между собой о делах житейских. В общем, всё как всегда, как год, два, три, четыре назад. Приятно знать, что хоть здесь ничего не меняется…

Но тем не менее, здесь нет ни намёка на директора приюта. Где его черти носят?!! И этих стервозных Крыс как назло нет! Они все что, сквозь землю провалились или как?!!

Едва не сбив поварёнка, я вылетела из столовой и побежала к широкой дороге, по которой обычно ездят автомобили и которая ведёт к воротам Киндервуда. Если Джоунз уезжает, то не может не остановиться поболтать с охраной. Привычка у него такая, мать его так. Хотелось бы ещё знать, откуда он взял привычку отдавать детей без их на то согласия.

Солнце уже село, и Киндервуд погрузился в свежий синеватый сумрак. Под небом, где иногда с криком проносился одинокий стриж, шумели тёмно-зелёные кроны деревьев, а в траве у их подножий разыгрался целый сверчковый оркестр. Сюда, в приют, никогда не проникал шум извне. Ни городской гул, ни шум автотранспорта, ни автомобильные гудки. Только иногда небо резал своим шумом самолёт или вертолёт, а так — здесь была чуть ли не благодатная глухомань.

Но спросите детей! Рано или поздно они начинают скучать по городским джунглям, по музыке большого города, по определённому риску и по той бурной жизни, что течёт, не останавливаясь, за оградой Киндервуда. Быть может, только самые маленькие не понимают, что настоящий ритм жизни да и вообще вся настоящая жизнь — только вне приюта, на полутёмных улицах, где свободно гуляют и люди, и оборотни, и вампиры. Вот там жизнь. Жизнь даже утром в метро в час пик, в толпе спешащих на работу людей. А здесь — вечный покой, условия для отдыха. Те, кто знают о лазейке на волю, здесь, в приюте, всего лишь переводят дух, едят и учатся, а живут — в Роман-Сити, потому что только там жизнь — это жизнь. Только там.

Тогда почему же ты, Кейни, не рада, что тебя вырывают с корнями из этой внежизни?

Потому что я хочу свободы! Воли! Мне не нужны те, кто будет указывать сделать то-то, сделать сё-то. Особенно, если это богатые люди, которые сделают из меня чёрт-те что, задавят во мне то «Я», которое я бережно лелеяла с первых своих занятий по восточным единоборствам с Саноте. Часть себя я уже потеряла там, в Кварталах под витриной, но это, оказывается, было только начало. Теперь я ещё в придачу вэмпи и Кейрини Лэй… Как у них там фамилия? Впрочем, какая разница!

Я направилась сразу к воротам, то есть, напрямик. Иногда по бездорожью, иногда и по дорожкам.

Стайки детей и подростков, моих ровесников, которые прохаживались по аллейкам или сидели на лавочках, удивлённо смотрели на меня. Некоторые, с изумлением узнав во мне Лэй или Кейни, окликали, но я не оборачивалась и не останавливалась. Ровно до тех пор, пока меня не тормознула компания девчонок, внезапно вышедших на дорожку из-за поворота.

Выплюнув в сторону ругательство, я остановилась. Не могла же я их снести? Пусть даже дорого время и пусть такие резкие остановки вредны для сердца. Тем более, у них можно навести справки. Хотя они, кажется, совсем не для этого остановили меня.

В воздухе растеклись ароматы сладких духов.

Всех пятерых я прекрасно знала: поклонницы Эдуарда. Самые выдающиеся, самые преданные — Лика, Сара, Лив и, разумеется, Мажуа с Люси под руку. Причём голубоглазая блондинка, увенчанная невидимым лесом рогов, смотрела на меня злее всех остальных.

— Лэй, детка, — её накрашенные глаза недобро прищурились. — Я тебя предупреждала?

Лив, стоявшая у меня за спиной, неожиданно толкнула меня. И если бы не многолетние тренировки, я бы растянулась. На что, впрочем, здесь все и рассчитывали. Они меня что, не узнали? Ну конечно же, не узнали, иначе б не посмели поднять на меня лапки. Да я тоже хороша: позволила зайти к себе за спину. Итак, что там у нас гласит Закон? Закон Джунглей гласит: " Каждому из бойцов содружества запрещено трогать людей, не входящих в Круг (или вышедших из него), если дело не касается самозащиты или утверждённого судьями поединка с представителем иного братства». Но тут ведь дело касается самозащиты, не так ли?

— Тебе ясно было сказано не трогать Эдуарда, — прошипела за моей спиной Лив. Она сама по себе была крепкой и привыкла решать все свои вопросы с девчонками при помощи кулаков, или как она там дерётся? Но до меня ей было как блохе до Юпитера.

— Лив, крошка, а если я врежу? — приторно-сладким голосом произнесла я, медленно сжимая кулак для удара, и обернулась посмотреть в жёлто-карие глаза пухленькой девушки. Та насмешливо улыбнулась и, сложив руки на пышной груди, затянутой в алый топ, бахвальски бросила:

— Ну, чего кулачонки сжала? Давай, Лэй! Посмотрим, как ты дерёшься! Думаешь, мне внапряг выйти с тобой по разам? Все знают, что среди девчонок я лучше всех закатываю тёмные.

А я уже была зла. Зла на себя и на них за то, что теряю драгоценное время. Ей не понравились мои кулаки? Ну что ж…

Удар был проще воды. Чуть наклоняем корпус вбок и бьём ногой аккурат в живот, чуть ниже солнечного сплетения. Это самый элементарный приём, но я выполнила его настолько резко, быстро и отточено, что Лив только с визгом впечаталась спиной в газон. Что там с ней было дальше, я смотреть не стала. Просто обернулась к остальным, которые как одна замерли с приоткрытыми ртами, блестящими от помады.

— Ке-е-ейни??! — внезапно с удивлением взвизгнула Элен и, отпустив руку Мажуа, шагнула вперёд, глядя на меня огромными васильковыми глазами. — Кейни, это ты-ы-ы??! — она даже присела от восторга. — Кла-асс!!! С ума сойти!!! Какая же ты красивая-а-а!!!

— Хоть один нормальный человек попался! — фыркнув, я как-то смягчилась: всё-таки, странно на меня действуют эти голубые щенячьи глаза. — Люси, ты Джоунза не видела?

— С охраной у ворот болтает… — девчонка зачаровано рассматривала меня и не скрывала своего восхищения, такого, какого не удостаивался даже — ха-ха — Эдуард. — Слушай, как круто!!. Почему ты раньше так не сделала?! Почему?!

— Потому что, — отрезала я. — Круг Поединков очень давно ушёл?

— На закате, — с готовностью кивнула Элен. — Они побродили здесь, а потом выбрались в Роман-Сити. Слишком, по-моему, рано. Вы ведь обычно уходите только вот в такое время, да?.. Кстати, а почему ты не с ними? И где ты вообще была весь этот день? Я тебя не видела!

Я посмотрела в преданные васильковые глаза Люси. Ресницы накрашены, сама надушена, но зато одета в синие джинсы, простую чёрную майку и кроссовки. На шее цепочка с медальоном в виде Инь и Янь. Малышка определённо умнеет. И почему я не могу её просто отогнать от себя?

— Я с таким парнем повстречалась, — с улыбкой ответила я, не отрывая взгляда от её доверчивых глазёнок. — Похлеще твоего Эдуарда.

— Он не мой, — как мне показалось, машинально ответила Элен и недоверчиво поинтересовалась. — А этот парень, он что, и красивее Тени Тигра?

— Разумеется.

— Таких не бывает!

Я вспомнила синие глаза Итима, каждую чёрточку его лица, мускулистого торса и поймала себя на том, что в это сложное время моё лицо расплывается в идиотской мечтательной улыбке, а по коже бежит рой сладких мурашек.

— Бывает, малышка, ещё как бывает, — шумно вздохнула я, всё ещё улыбаясь. Глаза Элен округлились, как пятикопеечные монетки.

— Кейни, да ты влюбилась!!! — она даже не спросила — утвердила это. А я не стала отрицать. То, что ты отрицаешь, потом вылезает в самый неподходящий момент.

Что касается Сары, Лики и Мажуа, то они стояли в шоке. И судя по их вытянувшимся лицам, отойдут они от этого шока нескоро. Их можно было столбиками друг на дружку сложить — в таком они оказались ступоре. Лив за моей спиной тоже что-то притихла. То ли от изумления, то ли скопытилась.

— Ну всё, девочки, мне пора! — я осмотрела всех четверых с довольной улыбкой и собралась было уходить, как внезапно Люси схватила меня за руку.

— Ты в Кварталы? — спросила она, глядя на меня всё теми же щенячьими глазами. Надо будет её отучить от этого. Но заметьте, она уже не говорит «Кварталы Нелюдей», просто Кварталы. Коротко и понятно и для меня, и для неё. Определённый прогресс.

— Да, я сегодня ещё пойду и в Кварталы, — кивнула я.

— Можно я с тобой?! Ну пожа-а-алуйста! — Элен даже привстала на цыпочки, моляще заглядывая мне в глаза. Я вздохнула…

Нет, ты определённо теряешь хватку, Вэмпи.

Вэмпи? О-о-о, моя хватка только начинается!

— Жди меня у дыры, — коротко бросила я, и Люси поняла меня чуть ли не с полуслова, так как торопливо кивнула и бросилась в том направлении, где в ограде была лазейка. Я же помчалась к воротам. И так потеряно слишком много времени, но, может, я ещё успею?

Господи, хоть бы я успела! Знаю, я в тебя не верю, но тебе же, как я поняла из слов отца Вильяма, плевать на это, правда?!

Массивные чёрные ворота были наглухо закрыты. Наглухо-то наглухо, только не на замки. По бокам от створок стояли высокие, как четырёхэтажный дом, дозорные башни, в которых размещалась охрана, а перед ними на усыпанной гравием площадке стояла блестящая чёрная «Пежо» — конфетка, а не машина. Возле неё что-то с интересом обсуждали Алан Джоунз и плечистый командир охраны в костюме цвета хаки — Дольф Грановски.

Слава Богу, успела!!! Ну хоть в чём-то мне повезло!

Я резко притормозила, и гравий захрустел под моими ногами. Чёрт возьми, как же хорошо, что я в обуви! Вдвойне хорошо после того как я пробегала босиком по Чёрным Кварталам!

И Джоунз, и Грановски удивлённо посмотрели на меня, не признавая в упор, хотя оба знали меня достаточно хорошо. Директор приюта потому, что я едва ли не каждую неделю попадаю к нему на ковёр, через неделю — ещё и вместе с Киарой. Ну, иногда нас секут, иногда мы позволяем себя засечь, всё-таки слава — интересная вещь. Только вот если ты ничего не делаешь, то чуть что — всё равно хватают за уши тебя. А к Дольфу и ребятам мы с Киарой иногда забегаем. Просто так. Нас там любят: мы приносим еду, а если бываем в Кварталах — выпивку. Ну и, соответственно, с удовольствием копаемся в тамошнем арсенале. И никто даже не чихает.

Вот так. А сегодня, значит-с, меня не узнали. Что за день?!

Вполне спокойно дыша (сердце-то у меня колотилось совсем по другому поводу), я подошла к Джоунзу с Грановки и посмотрела злыми глазами сначала на одного, потом на второго. После этого повернулась к директору приюта и чуть дрожащим от злости голосом всё же как можно более спокойно произнесла:

— Ну, и на кой чёрт Вы это сделали?

— Не понимаю, о чём Вы, — серые глаза внимательно изучали моё лицо. Несомненно, оно казалось им знакомым, но я решила не тянуть время и не тянуть вообще ничего.

— Позвольте отрекомендоваться, — в моём голосе было столько яду, что хватило бы на стадо слонов. — Кейрини Лэй Браун из старшей группы-А… Хотя ж нет! — деланно спохватилась я. — Я же теперь не Браун, а как-то там по-другому, Вам лучше знать, как.

— Святые небеса… — смуглое лицо Джоунза — да и Грановски тоже — вытянулось. — Браун, это что, действительно ты?!

Тряхнув головой, я раздражённо процедила:

— Нет, не я. Я своей новой фамилии не знаю!

— Ах, вот ты о чём, — кивнул Алан. — Миссис Клерк подписала документы о твоём удочерении. И ты из-за этого так разозлилась?

Разозлилась? Да не то слово!!!

— Ты отдал эту чертовку? — удивлённым и чуть хрипловатым от природы голосом спросил Дольф. Джоунз посмотрел на него и кивнул:

— Так будет лучше и надёжней.

— Разве с такой зубастой лисой хоть где может быть что-то хорошо?

— Может. Привыкнет, осядет, и всё будет нормально.

— А оно тебе и им надо?

— Слушайте, — дрожа от ярости, произнесла я, — может, вы прекратите говорить обо мне непонятно что да и ещё в моём присутствии?!

— Почему сразу «непонятно что»? — спросил Алан. — Ты нас прекрасно поняла, Браун. А документы о твоём удочерении уже всё, оформлены. И обжалованию не подлежат.

— Но!..

— Никаких «но»! — Джоунз пожал руку Грановски и неспешно отправился к блестящей «Пежо». — Так будет лучше для тебя. Даладье, в сущности, отличные люди.

— Даладье? — недоумённо посмотрела я на него.

— Да, — директор приюта открыл дверцу машины. — Твои новые родители. Они заберут тебя завтра.

Несколько охранников торопливо распахнули ворота.

— Но!..

— Кейрини Лэй Браун! — сдержано произнёс Джоунз, садясь в машину.

— Я тебе человеческим языком сказал, что моё решение обжалованию не подлежит.

Дверца захлопнулась, мягко взревел мотор, и автомобиль плавно, но достаточно быстро покатил туда, за пределы Киндервуда, в жизнь.

— Ну и… с Вами!!! — заорала я ему в след и зло шаркнула по гальке. Меня трясло от ярости и от того, что в сложившейся ситуации я бессильна что-либо изменить, что всё зависит вовсе и не от меня. Меня сводила с ума мысль, что придётся делать то, что решила не я.

Ну да, ты ведь всегда жила по принципу «Что хочу, то и творю».

И я хочу жить по нему дальше!!!

Я ругалась вслух. Мне ведь, в сущности, ничего больше не оставалось, кроме как ругаться. Можно было б, конечно, просто уйти из приюта сегодня ночью и не вернуться, но жить, скрываясь по норам, да к тому же ещё и без паспорта или вообще каких бы то ни было документов?.. Нет, это не для меня. Точно не для меня.

— Обидно, конечно, — ко мне подошёл Дольф. Я повернулась к нему, но он лишь смотрел, как его ребята закрывают ворота и на механические, и на электронные замки. Хм, странно, и зачем Киндервуду такие меры безопасности?

— Обидно — не то слово, — процедила я. Мне хотелось плакать от злости.

— Но с другой стороны, — Грановски достал из кармана пачку сигарет и закурил. — Представь, бесовка: у тебя будет много денег, роскошный дом, охрана…

— И пара назойливых педантичных засранцев, то бишь опекунов! — окончила я.

— Ну-у-у… Не знаю, — мужчина, держа сигарету в зубах, почесал подбородок, украшенный аккуратной чёрной щетиной. — Даладье не показались мне педантами. Она — милочка, а он… Знаешь, работа интересует его больше всего. Готов биться об заклад, что он первую брачную ночь провёл в постели вместе с ноутбуком и мобильным телефоном, параллельно разбирая какие-то бумаги.

— Вот поэтому у них и нет детей! — хохотнула я, и Дольф вместе со мной.

— Такая как ты, — произнёс он, выпустив из носа дым, — будет из них верёвки вить. Из миссис точно. Что, плохие перспективы, что ли?

— Ага, — кивнула я. — Они же, небось, не знают, что такое кола, минералка, простые бутерброды с колбасой и тяжёлый рок.

— Только не говори, что ты одними бутербродами питаешься, — покосился на меня Грановски. — У тебя Киара прекрасно готовит.

Я помрачнела:

— И это проблема номер один. Я остаюсь без сестры.

— Но эта проблема вполне решаема, — заметил Дольф. Я недоумённо посмотрела на него и, подавив желание покрутить пальцем у виска, спросила:

— Как?

— А кому, как не тебе знать это? — загадочно улыбнулся охранник и погладил чёрную бородку. — Доброй тебе ночи, бесовка.

С этими словами он уверенным шагом направился к башенке, оставив ошарашенную меня стоять посреди усыпанной гравием площадки.

Что он имел в виду под фразой «А кому, как не тебе знать это»?

— И тебе тоже… доброй ночи, Дольф! — растерянно крикнула я ему вслед. Он обернулся и сказал фразу, которая потрясла меня ещё больше:

— У кого, у кого, а вот у нас с ребятами все ночи добрые.

И всё.

Я моргнула и посмотрела в серо-синее небо.

А ведь он прав, Вэмпи. Он прав и именно из этого следует то, что он всё знает. Всё-всё.

Откуда?

Хороший вопрос.

2.

Однако, пожелание доброй ночи пожеланием, а спать я, разумеется, не пошла. Куда там спать, если мне нужно серьёзно поговорить с Киарой! Поговорить очень серьёзно и о многом серьёзном.

Раньше мне как-то из-за усталости не приходило в голову, но теперь я сообразила, что если Лал — проклятие нашего рода, то за моей сестрой она тоже будет охотиться. А если так, то мне надо её предупредить, рассказать, покаяться за то, что молчала раньше. Мы ведь всегда всё друг другу рассказывали!

Всегда? Ой ли?

Ну да, почти всегда. А точнее, до Лал. Кажется, теперь вся моя жизнь будет делиться на периоды до и после Лал, хочу я этого или нет. Есть у каждого человека такие события, что делят его жизнь на неравные, но различные отрезочки. Совсем другое дело, что я теперь нечеловек, и черноволосая вампирша стала не переходным пунктом, а открытым шлагбаумом в новую, совсем не желанную и незнакомую для меня жизнь. Жизнь нелюди, жизнь вэмпи.

И нет смысла жалеть об этом, гадать или сокрушаться. Нет смысла делать вообще хоть что-то, касающееся прошлого. Сейчас надо спасать то, что идёт рядом с тобой сквозь прошлое, настоящее и будущее. Если, конечно, у меня осталось хоть что-то в этом маленьком чуланчике в доме, который разрушила Лал.

Или Кейни?

Нет, Кейни его строила. Одна. Но помогала Лал его рушить. Так будет правильней.

Что-то я ударилась в английские стишки.

Встряхнув головой, я ступила на траву и пошла прямиком к ограде Киндервуда, смеясь этой мысли. Вот дом, который построил Жук. А это Девица, которая в тёмном чулане хранится, в доме, который построил Жук. А это…

Извините, это Льюис Кэрролл. Алиса, знакомься, это окорок! Окорок, это Алиса!

Кейни, знакомься, это маразм! Маразм, это Кейни!

Будем знакомы.

Ладно, хватит заниматься самоутешением: надо отыскать Киару и серьёзно поговорить с ней.

Мысли, что сестры может и не быть в «Ночном оплоте», я даже не допускала. И без того всё плохо.

Люси, как мы и договаривались, ждала меня возле ограды. Точнее, она сидела под деревом на траве неподалёку от кущерей, где эта самая ограда пряталась и делала вид, что поправляет макияж. И знаете, я даже надулась от гордости, когда увидела её, потому что внешне Элен не навлекала ровно никаких подозрений, так как напоминала среднестатистическую девчонку, которая по уши влюблена и ждёт объект своего воздыхания, ведь свидание намечено именно здесь и именно на это время. А что? Десятый час, тёплый вечер…

Впрочем, откуда мне знать? Может, самые романтические свидания получаются как раз при холодной дождливой погоде? Я ведь, как выразился Итим, не сплю и не встречаюсь с парнями — закон. А поэтому знать не знаю.

— Я уж думала, ты не придёшь, — Люси поднялась на ноги и рассовала косметику по карманам, а потом небрежно оттряхнула джинсы.

— Размечталась! — фыркнула я и первая направилась к кустам. — Ну что, не передумала?

Элен отрицательно покачала головой. Выглядела она всё ещё так, будто с минуты на минуту за ней должен прийти мальчик. Но мальчика не было — была я. И собирались мы не в кино на просмотр фильма ужасов, а в этот самый ужас — реальную жизнь, в Кварталы.

С каких это пор ты стала такого плохого мнения о нормальной жизни?

С тех пор, как стала забывать её вкус.

3.

«Ночной оплот» — это одно из тех немногих мест, где всё всегда как обычно. Что вчера, что год назад. Поэтому, если вы хотите забыть о настоящем, то лучшего места не найти. На худой конец, здесь, как поговаривают, отличная выпивка. Сама я не пробовала, потому что Училище Наблюдателей Мрака и тэ дэ и тэ пэ, но слышала эту мысль от людей, скажем так, знающих.

Тысячи раз я и Киара приходили сюда не вместе с Кругом, а к нему. Тысячи раз мы предварительно здоровались с Ли Джонсоном и Джеком Лаоре, брали по стакану сока, а уж потом подходили к ребятам. И тысячи раз те выбирали одни и те же два столика, можно сказать, эти столы навечно были забронированы за Кругом Поединков.

Сегодня я так же легко прошмыгнула внутрь мимо пары бобиков, только теперь со мной была Элен, за всю дорогу не проронившая ни слова. Я так же поздоровалась с обоими вампирами-барменами, но только издалека — кивком головы. Я так же собралась промочить чем-нибудь горло, только теперь послала Люси не за фруктовым соком, а за кофе.

И точно так же Круг сидел в дальнем углу зала, но лишь подойдя поближе, я поняла, что здесь тоже что-то не так.

Столики в «Ночном оплоте» не круглые, а квадратные, на одной толстой расширяющейся вниз ножке, которая крепится к середине крышки стола. Таким образом, сдвинув два столика вместе, мы, семеро бойцов, очень свободно умещаемся за ними. Настолько свободно, что каждый фривольно устраивается на стуле, не рискуя вписать локоть кому-то в бок. Что было не так сегодня?

А вот что.

Джо, Ник, Майк, Алекс, Эдуард и Киара тесно, плечом к плечу, бок к боку умещались за одним столиком, по-волчьи глядя на того, кто занял второй, всё так же тесно придвинутый к первому. Выглядел Круг чертовски серьёзно, так, будто сейчас в кого-то вцепится и перегрызёт горло. По-крайней мере, это читалось по лицам каждого из бойцов. И я, не дойдя трёх метров до них, поняла, в чём дело.

За вторым столиком в пол-оборота к залу, непринуждённо закинув ногу на ногу, сидела Лал. Она была в чёрных брюках, красной блузке и красных же туфлях с круглым носком. Каштановые кудри свободно рассыпались по плечам, обрамляя бледное лицо, которое теперь оказалось повёрнуто ко мне. Губы вампирши были ярко-красные и довольно улыбающиеся. Чёрт возьми, похоже, кошка добралась до сметаны. А самое обидное то, что эта сметана не может стать ей поперёк горла. Увы.

Киара напряжённо смотрела на Лал. Без страха, просто напряжённо, не моргая, и я не могла её в этом упрекнуть, так как сама перестала дышать и напряглась всеми мышцами, которые необходимы для самозащиты. Умом я понимала, что здесь, в таком… людном и цивилизованном месте вампирша никогда ни на кого не бросится, разве что кто-то накормит её хмелем… Но попробуйте убедить моё тело! Убедите его, что драки не будет!

Впрочем, даже так Лал могла принести вред. Не физический, о нет — такой нанести, пожалуй, проще, а потому неинтересней всего — а совсем иной.

И я, глядя на её улыбающееся лицо со слабым румянцем, которого нет у вампиров, но который может дать косметика, понимала, что здесь Лал уже наломала дров. Только почему расхлёбывать эти дрова придётся мне и как дрова можно вообще расхлебать?!!

Не знаю. Господи, не знаю!

Я не шелохнулась, не дёрнулась — вообще ничего до тех пор, пока вампирша не поднялась на ноги и, покачивая бёдрами, не выплыла из полутёмного зала. Она по-прежнему двигалась так, будто состояла только из одной воды. Но в то же время она из неё не состояла. Я ощутила это, когда Лал прошла совсем рядом, будто бы нечаянно коснувшись рукой моей руки.

Никакая она не вода. Просто мертвец. Один из тех, которые, вопреки утверждению капитана Флинта, всё же кусаются.

Лал ушла, а по моим ушам барабанил частый пульс. Нет, я не боялась, точнее, боялась совсем не вампирши, а того, что она, мать её так, натворила. И, как оказалось, не напрасно.

Киара просто поднялась на ноги, поманила меня за собой и направилась к выходу. Я, разумеется, последовала за ней. А что мне ещё оставалось делать? Избежать серьёзного разговора никак нельзя, уклоняться от него — глупо, особенно если он касается тебя и твоей родной сестры. Мы с близняшкой всегда говорили начистоту, правда, никогда ещё не занимались разборкой полётов между собой. Такой, что предстояла нам сейчас.

Люси осталась внутри. На это у неё мозгов хватило. Не хватило, правда, на то, чтобы не приближаться к Эдуарду, ну да ладно, переживу. Меня сейчас не это должно волновать. Отнюдь не это.

Ночь показалась отчего-то ледяной. И не удивительно. От такого мандража, который внезапно напал на меня, ещё не такое почувствуешь. Впрочем, сегодня я почувствовала только холод. Свет от неоновой вывески был такой же синий, улица была такой же шумной и людной… В общем, всё как обычно в этой жизни. Внешне.

Обычно Киара делает хоть какое-нибудь вступление к разговору, но сегодня… Чёрт возьми, я не могу её за это упрекнуть. Я же сама виновата! Виновата в том, что моя сестра не стесняясь, обложила меня трёхэтажным матом и трёхэтажным же матом спросила, какого хрена я ни черта не сказала ей про Лал и как вообще умудрилась вляпаться во всё это дерьмо.

Я молчала. Она кричала на меня, выплёскивая накопившуюся за сегодняшнюю ночь злость, а я молчала, дожидаясь того момента, когда близняшка выдохнется, умолкнет, вздохнёт и посмотрит на меня, ожидая ответа.

Но Киара не умолкала и даже не выдыхалась — наоборот. Злость её, казалось, росла с каждым выкрикнутым словом, словно она осознавала всё произошедшее ещё раз, до мозга костей, полностью.

А я не возражала. Просто слушала и иногда кивала.

— … Чего молчишь?! — неожиданно рявкнула на меня Киара. Её глаза блестели от слёз, и я поняла, что все эти крики, вагоны ругани — только чтобы не расплакаться. От чего? От страха? От злости? Но когда моя сестра последний раз боялась или злилась по-настоящему? Господи, когда?!

Не помню. Не знаю.

— … Что ты хочешь от меня услышать? — развела я руками, и мой голос мне самой показался до омерзения жалким. А Киара так вообще взорвалась. Нет, она не набросилась на меня с кулаками и даже не стала орать. Просто в её прищуренных от злости глазах на доли секунды огнём полыхнул этот взрыв, и её голос, дрожащий, вибрирующий от ярости, произнёс:

— Ничего. Теперь — ничего! — моя сестра шмыгнула носом и, выпрямившись так, словно я оскорбила её до глубин души — а так оно, скорее всего, и было — добавила. — Мало того, я не только не хочу слышать что-либо от тебя, я и тебя саму видеть не хочу!!!

Я оцепенела.

Круто развернувшись, Киара вихрем влетела обратно в «Ночной оплот», едва не сбив с ног какую-то дамочку.

Она — что?!! Господи, что она сказала?!!

Тряся головой, я попыталась сделать глубокий вдох и собрать свои мысли, нервно мечущиеся из одного, извините за парадокс, угла головы в другой.

Киара сказала, что…

Да нет, быть того не может!!! Не может!!! Попросту не может!!!

Воздух показался тягучим, как кисель или даже мёд. Вдыхать было тяжело-тяжело.

Киара не могла такого сказать. Не могла, потому что… Почему? Я ведь сама сделала то, что, по её мнению, никогда не смогла бы сделать. Так почему бы ей…

Господи…

Я тупо и растерянно посмотрела по сторонам, словно надеясь найти там помощь, поддержку или, на худой конец, ответы на свои вопросы, но взгляд у меня наверняка был невидящий, отрешённый.

Я падала, падала куда-то в пропасть апатии, отстранённости, погружалась в те трясины своего сознания, из которых вряд ли хоть кто-нибудь самостоятельно выбирался…

— Вот это сценка! Чем же ты её так припекла? — знакомый до боли в зубах голос оказался по своему действию пощёчиной, ведром холодной воды за шиворот. Но таким, как выяснилось потом, нужным…

Вздрогнув, я вылетела в реальный мир, как пробка из бутылки шампанского, и встретилась взглядом с изумрудными глазами Эдуарда.

— Вас мало что внутри не было слышно, деточка Браун, — насмешливо добавил он, глядя с неприкрытым холодным презрением на меня. — Что ты ей такого сказала?

— Ничего такого, что касалось бы тебя, — процедила сквозь стиснутые зубы я, но тут он оборвал меня:

— Так значит, ты не рассказала ей о том, что было после твоей встречи с Лал? Знаешь, вампирша как-то не распространялась на эту тему.

— Иди и сам расскажи! — зло прорычала я, огибая его и собираясь уходить, как вдруг Эдуард снова возник передо мной, явно забавляясь ситуацией.

— А про то, что ты теперь удочерённая вэмпи, Пума тоже не знает? — насмешливо поинтересовался он.

— Нет. И пошёл ты на…! — резко бросила я.

Это были последние мои слова до того момента, как я позволила сумасшедшей жизни Чёрных Кварталов унести меня в ночь.

4.

Медленно скатившись с моей щеки, слеза капнула в чёрный-чёрный кофе, от которого вместе с паром поднимался аромат крепкого коньяка.

Нет, нет! Я не плакала. Просто у меня почему-то текли слёзы, а в голове болтался странный кисель пустоты. Но что-то такое, наверное, было в моём лице, потому как желающих поболтать со мной не нашлось. Ни среди пьяных, ни среди подвыпивших, ни среди трезвых. И хорошо.

Почему?

Не знаю. Просто хорошо.

Единственный, кто приблизился ко мне за всё время моего пребывания здесь, в дешёвой забегаловке «Граф Ди», это одетый в какой-то пошлый костюм из чёрной кожи официант, которому я заказала кофе. Больше, как я сказала, ко мне никто не подошёл, хотя, надо отметить, половина всех нелицеприятных посетителей с любопытством косилось в мою сторону. Неряшливые, обкуренные и небритые — вот общая их характеристика.

Я сидела здесь за старым, исцарапанным и грязным столиком уже третий час и никак не могла прийти в себя, взять себя в руки. Это было такое странное оцепенение, в котором не хотелось делать что-либо или даже думать. Этому желанию я, впрочем, и следовала, наплевав на свои собственные принципы и приличия. Слёзы постоянно застилали мне глаза, катились по щекам и падали в кофе, но мне было как-то всё равно.

И в то же время какой-то голос внутри меня кричал: «Господи, надо собраться, не быть слабачкой! Я же сильна! Я сильна!!! Я же Вэмпи! Я Кейни Браун! Кейни, про которую говорят не иначе как „та самая“!!!», только до меня доносилось лишь эхо слов. Да, я воспринимала их, я понимала, что надо им следовать, но — не более.

Сегодня я была размазнёй. Самой элементарной размазнёй!

И это тоже утомляло, это тоже вызывало усталость, противную, давящую, ноющую усталость.

— Ну же! Возьми себя в руки, дрянь ты эдакая!!! — прошипела я сама себе, до крови впиваясь в руку ногтями. До острой-острой боли, что резко встряхнула моё сознание, сверкнула в нём молнией, взбудоражила всё…

Я подняла голову и внезапно не без удивления заметила за одним из столиков Никиту.

И не знаю, может, дело было в саднящей ладони, а может, совсем в другом, только слёзы мои высохли, а туман в голове вместе с болью как-то вдруг отошёл на задний план.

Рыжие волосы парень непостижимым образом завязал в короткий хвост и был одет в медово-золотистую рубашку(!) со стоячим воротничком, поверх неё — в лёгкую чёрную ветровку. А ещё он, сидя ко мне спиной, сосредоточенно тянул пиво, не замечая ничего и никого. Даже меня.

… Хм-м-м, Тигр в рубашке. Это может означать только одно, но… но плевать мне на то, что означает. Я с внезапным удивлением поняла, что мне хочется подойти и хлопнуться рядом с Никитой на кожаный диванчик-уголок. Устроиться плечом к плечу и потеснее. А потом — проболтать ночь напролёт. Смотреть в его глаза с озорными искорками, слушать его приятный голос. Или завалиться с ним куда-нибудь ещё. А куда — поверьте, совсем уже неважно. Куда-нибудь с кем-нибудь… Главное — не одной.

Не одной, не одной… Господи, как же это хорошо звучит: не одна.

Наверное, в жизни это ещё лучше…

И я, бросив официанту купюру (деньги нашлись, к моему удивлению, в карманах шорт) со словами «Сдачи не надо!», поднялась с места и хотела было подойти к Нику, когда в «Граф Ди» впорхнула какая-то смазливая брюнетка в золотистом платье и на высоких каблуках. Она помедлила у дверей одно лишь только мгновенье, после чего уверенной и безукоризненной походкой направилась к Тигру. А тот, позабыв о пиве, улыбнулся ей, и, мать его так, это была моя улыбка. Та, которую он всегда дарил только мне. Та, значение которой я поняла почему-то только сейчас, теряя её навсегда: «Ты лучше всех в мире!».

Так вот она, девушка Тигра, о которой сообщала в записке Киара…

Сердце ёкнуло и неприятно, болезненно сжалось. Внутри стало вдруг так мерзко-мерзко то ли от воспоминаний о ссоре с сестрой, то ли оттого, что эта брюнетка, такая красивая и ослепительная, как котёнок свернулась клубочком в крепких и надёжных объятьях Никиты. И оба они выглядели такими… счастливыми.

Как будто ты знаешь, что такое счастье, и как оно выглядит!

Я ещё немного помню, не волнуйся.

Несколько секунд я в упор зло смотрела на нежно воркующую парочку, пока брюнетка, почувствовав мой взгляд, не обернулась. В её глазах читалось плохо скрытое презрение, касающееся только моей персоны.

Ярость обожгла мне душу, и первым порывом у меня было размазать эту пигалицу на месте. Вот в этом же золотистом платье вот по этому же грязному полу.

За что?

Не знаю. Просто чтобы ей было так же больно, как и мне сейчас. Пусть не морально, а физически. Какое-то убийственно короткое мгновенье мне даже хотелось залить всё вокруг кровью этой девушки, искупаться в ней. Я чётко представила себе эту картину и…

И, моргнув, просто прошла к бару под десятками восхищённых взглядов полупьяных мужчин — женщин, впрочем, тоже. Но ни на одного и ни на одну моё внимание не обратилось. Я вообще не смотрела ни на кого: мне было очень тяжело где-то там, в душе. Только встретилась глазами с бледным барменом, когда покупала бутылку персикового слабоалкогольного напитка.

А потом вышла из «Графа Ди» и не оглянулась. Мне и так было понятно, что Ник вряд ли меня заметил.

5.

Чёрный город горел тревожными огоньками. А над ним — звёздное небо, такое спокойное и всесильное этой ночью. Такое жестокое.

Огни Роман-Сити отражались в воде Канала Грешников рядом со звёздами, и это было прекрасное зрелище. В воздухе разливался пьянящий аромат свежести, который я никак не могла заглотнуть и оставить в себе. Которым я никак не могла насладиться.

Внутри меня висела всё та же свинцовая тяжесть, и весь сегодняшний день начинал казаться ночным кошмаром, от которого почему-то не просыпаешься и не просыпаешься… Я даже устала размышлять обо всём том, что так сильно меня ранило. Я ругала себя и пыталась думать о чём-то совершенно другом, не таком… приносящем боль.

Например, о том, что вода внизу тихонько колышется, и огоньки на её тёмной рябой поверхности весело пляшут и мелькают, то исчезая, то появляясь… а потом опять исчезая. О том, что они обрываются в непроглядной тени моста и в свете его тусклых фонарей.

… Город был прекрасен, и ночь была прекрасна. Всё было прекрасным. До такой степени, что даже своей горечью и болью я начала наслаждаться, как хорошим крепким вином, проверенным временем.

Только я никогда не знала вина и теперь сомневалась, а правильно ли это? Говорят, вино лучше всяких зыбучих песков топит в себе боль и тоску. Или наоборот — во много раз усиляет их.

Так что, какая разница, правильно или неправильно?

Болтая ногами, я сидела на каменных перилах моста и тянула сладкий напиток глоток за глотком. Но осушила пока что только половину своей бутылки и только четверть — душевных терзаний и ревности.

От одной этой мысли я как-то нервно рассмеялась.

Но — да, чёрт возьми, именно ревности! Кто бы мог подумать, что я

— я!!! Кейрини Лэй Браун — буду ревновать? Да ещё кого-никого, а Ника к какой-то левой пигалице! Смешно подумать. Просто смешно.

И я опять рассмеялась, всё так же бездушно и невесело.

Ещё раз взглянув на огни Роман-Сити, пляшущие по поверхности Канала Грешников, я обернулась длинными волосами как плащом. Несмотря на то, что завитые Ким локоны распрямились и был смыт душем наложенный ею же макияж, я, как показали зеркальные витрины города, всё ещё немножко прекрасна.

Что ж, быть может. Но не так, как понравилось бы Тигру. Ему больше нравилась боевая Вэмпи, чем тонкая Лэй. Впрочем, завтра не будет ни той, ни этой. Завтра Кейни Лэй Браун официально перестанет существовать. Вместо неё будет купающаяся в роскоши Кейрини Лэй Даладье.

Мгновенно перемахнув на асфальт, я зло швырнула об него бутылку.

Завтра меня не будет! Не будет!!!

С громким звоном брызги напитка и стекла разлетелись в разные стороны. Несколько до крови полоснули меня по ногам, однако, не успела я обнаружить все эти царапины, как они живо затянулись.

— Как на собаке, — невесело хмыкнула я и, выпрямившись, неожиданно увидела Итима.

Он неподвижно стоял на том конце моста, что вёл в самые чёрные недра Кварталов Нелюдей и, по всей видимости, тоже не ожидал увидеть меня здесь, так как его брови удивлённо приподнялись, причём правая выше левой — то, что мне всегда нравилось во всех парнях. Кроме, разумеется, Эдуарда.

Скользнув рассеянным взглядом по узким чёрным джинсам темноволосого парня, синей футболке и чёрной же ветровке с закатанными рукавами, я вернулась к его необыкновенным сапфировым глазам. Всё таким же глубоким, всё таким же бездонным. Всё так же можно утопить в них как Атлантиду целый мир, чтобы спастись, но всё равно в них останется тёмный омут для тебя одной. Омут без дна и поверхности…

Оборотни, как мне известно, не умеют подчинять взглядом сознание так же, как это делают вампиры, но утонуть в их глазах можно. Я как-то почти утонула в глазах Эдуарда — невольно, правда. В глазах Итима я собиралась утонуть вполне осознанно и насовсем. Надо только подойти поближе…

Некоторое время мы стояли на расстоянии двадцати метров, а потом двинулись навстречу друг другу. Я — опасливо, черноволосый парень, как всегда — небрежно.

— Привет, Итим.

— Привет, бэйба, — оборотень внимательно посмотрел на меня, а потом сверкнул жемчужной улыбкой чеширского кота и протянул мне руки, приглашая.

… Невозможно передать, с какой охотой я подалась в эти объятья и вжалась в них, спрятав лицо у парня на груди. Я словно хотела спрятаться в нём самом от всего мира, от всех взглядов и слов. И не «словно», а действительно хотела. Как-то по-новому, по-взрослому, по-чудному. Хотела.

Сердце металось бешенным зверем в пустой клетке рёбер, и каждый удар тяжко отдавался в моей голове. А я глубоко и прерывисто дышала густым и терпким запахом одеколона и кожи Итима, впуская их в себя вместо всех мыслей и воспоминаний о сегодняшнем дне.

И это было хорошо. Это было даже больше, чем хорошо — это было утешительно.

Да, я искала утешения в объятьях и сапфировых глазах самого Князя Клана Белых Тигров, любимчика девушек и женщин Роман-Сити, быть может так же небрежно, как и Эдуард, относящегося к слабому полу, но меня это не пугало. Меня вообще больше ничего не пугало и не могло запугать. Сегодня, только сегодня. И было ли дело в Итиме, а может, то хмель апельсинового напитка наконец-то разливался по моим венам — не знаю. Да и какая мне разница? Зачем думать о чём-то, когда мне так хорошо?

Словно угадывая мои мысли, Итим осторожно поцеловал мой лоб, а потом, не получив возражений, нос, губы, щёки…

— Что случилось? — неожиданно прошептал в тёплом мире его объятий голос. — У тебя щёки солёные, будто ты в море купалась или плакала.

Довольно зажмурившись, как жмурятся от весеннего солнышка кошки на крышах, я улыбнулась тому, что ещё какой-то час назад истекала слезами за столиком «Графа Ди». Отвечать было ох как лень, ох как не хотелось прерывать это тёплое интимное молчание ночи, которое приятно дополнял шёпот оборотня, но я собрала несколько силёнок и ответила:

— … Да так… Ничего особенного… Просто я поругалась с сестрой… А ещё меня удочерили. И всё.

Ничего себе «всё»! Ещё полчаса назад ты, Кейрини Лэй Браун, по этому поводу чуть ли не ревела!

Но полчаса назад я была очень, очень далеко от Него, от Его объятий.

Вай, а ещё с большой буквы… Влипла ты…

— А-а-ага, тогда понятно, — протянул Итим.

Преклоняюсь пред его деликатностью: он больше ничего не сказал. Не сказал как раз тогда, когда слова мне от него были нужны только в самую последнюю очередь. Только поцеловал меня. Это был мой далеко не первый поцелуй, но я ответила так, как отвечают только на самый первый и самый долгожданный поцелуй: жадно, ненасытно, отчаянно.

… -… Ну ты даёшь! — оборотень заглотнул воздуха, в его глазах я видела неподдельный восторг, а желанней него на свете не было ничего. — Тебя словно три месяца не кормили!

Я ощутила приятный жар на щеках и, привстав на цыпочки, уткнулась носиком в ямочку у основания шеи Итима, шепнув:

— Так оно и есть. Пошли побродим по Кварталам?

6.

… - А вот оборотни у них хреновые получились, — заметила я, рассматривая пёструю афишу кинотеатра «Сезарр». — Неубедительные какие-то, абсолютно тупые и некрасивые.

— Ага, не то, что в жизни, — согласился Итим и провёл рукой по волосам, поправляя симпатичный бардак. — Совсем не похожи!

Я рассмеялась в знак согласия и заслуженно получила, наверное, сотый поцелуй за прошедший час. Губы оборотня уже знала каждая клеточка моего лица, шеи и плеч, но меня это не смущало. Ведь если задуматься, то в пятнадцать, почти шестнадцать лет — это нормально. А ведь может же быть у меня хоть что-то нормально? Может, конечно может. Я даже выгляжу сегодня, по чужим меркам, нормально: джинсовые шорты, обтягивающая кофточка, белые носки и белые же кроссовки. И если это то, что нравится Итиму, то у меня нет возражений.

Совсем?

Совсем.

Кейрини Лэй Браун, она же Вэмпи Вторая, ты — чокнутая.

Знаю.

— Ладно, пошли отсюда, — наконец произнесла я, зевнув. — Где здесь ближайшие лавки?

— Что, ноги больше не держат? — лукаво улыбнулся черноволосый парень и запустил руку в задний левый карман моих тесных-тесных шорт.

— ЦЫЦ!!! — я перехватила его за запястье. — У меня же там ключи и деньги!

— Вот как? — рассмеявшись, Итим притянул меня к себе. — А если бы их не было?

— Вот когда не будет, вот тогда посмотрим, — я ноготком выудила у него из-под футболки медальон Клана Белых Тигров, и не знаю почему, но ему это прикосновение понравилось: объятья стали ещё более тесные.

Я взглянула в его пылающие сапфировые глаза, а они слегка прищурились, словно улыбаясь. Было в них что-то… невообразимо приятное. И я поняла, что пропадаю. Просто пропадаю. Впервые в жизни. Потому что впервые в жизни я видела парня, без которого, как мне казалось, не смогу жить. Впервые я видела парня, который был от альфы до омеги не такой, как все, и принимал меня, не такую как все, целиком. Впервые в жизни я была без ума от кого-то, от того, кто сейчас держал меня в своих объятьях, утешал, но не требовал ничего взамен, потому что моё утешение было его же наградой.

Обвив руками шею Итима, я просто поцеловала его.

Ну да, знаю, в центре Чёрных Кварталов, на широкой площади перед кинотеатром, в ярком свете фонарей, на виду у всего города — просто у него на ладони… Но к чёрту приличия! Здесь, в Роман-Сити, сотни таких, как мы. Так почему бы и нет? Когда ночь прекрасна, когда вокруг тревожные огни подлунной жизни, когда сам воздух пьян собою, почему нет? Почему нельзя упиваться тем приятным ощущением, что свернулось в твоей душе сладко мурлычущим котёнком? Почему нельзя утонуть в нём и забыть о тревогах ненавистного «завтра»?

Можно, черт меня подери.

Можно.

— … Кхем… Не хочется вас… э-э-э-э… отрывать друг от друга…

Я и черноволосый парень как по команде глянули влево, и из нас двоих только я смутилась. Почему?

Да потому, что там в чёрном брючном костюме на высоких каблуках и в шляпке набок, с собранными на затылке волосами стояла лукаво улыбающаяся Ким. Такое впечатление, что она вот только что с какого-то приёма или банкета… Но что она!

— Мать его так!!! — тихонько, но выразительно произнесла я.

В десяти метрах от Кимберли стоял абсолютно спокойный Эдуард в безупречной чёрной двойке, безупречно же сидящей на нём. Он словно не замечал нас, рассматривая «Сезарр» скучающим взглядом, и о чудо! Его белые волосы были зачёсаны назад и скреплены гелем, как у крёстного отца мафии. Блин, с первого раза и не узнаешь ублюдка!

Чёрт возьми, ну и на кой хрен он тут появился?! Да что там! Я люблю, конечно, как подругу Ким, но лучше бы и её сейчас тут не было!!!

Девушка виновато смотрела на меня из-под полей чёрной шляпки, и по её глазам было видно, что ей хочется оказаться где-нибудь подальше от нас вместе с белокурым парнем, но — не судьба.

— Принц желает поговорить с тобой, Князь, — произнесла извиняющимся тоном Ким, пряча руки за спиной, что выдавало, как ей неловко. Я с ненавистью посмотрела за её спину, и только ощутив мой взгляд, Лэйд посмотрел на нас яркими зелёными глазами, пустыми как у куклы. Хм, не знала, что ему свойственны тактичность и деликатность.

— Во чёрт… — выдохнул Итим и, поймав мой взгляд, добавил. — Кейн, я сейчас…

Неохотно, конечно, но я отпустила его и проводила тоскливым взглядом. Последний раз обернувшись, черноволосый оборотень скользящей походкой приблизился к Эдуарду, и оба о чём-то заговорили. О чём-то, судя по выражению их лиц, малоприятном…

Тут ко мне подкатилась Ким. Щекотливый момент прошёл, и теперь глаза девушки возбуждённо блестели, а саму её так и распирало от восторга и любопытства. Увы, я этих чувств разделить не могла.

— Он действительно назвал тебя Кейн?!! — выпалила девушка, глядя на меня круглыми глазами.

— Да, а что? — я удивлённо посмотрела на неё. — Меня многие так называют.

— Эх ты, подружка! — Кимберли приблизилась ко мне и еле слышно шепнула на ухо. — Если Итим зовёт девушку по имени, то она ему далеко небезразлична.

— О-о-о, — рассеянно протянула я, то и дело косясь в сторону Князя и Принца и пытаясь понять, о чём они разговаривают. Тут Ким несколько раз щёлкнула пальцами у моего лица и поинтересовалась:

— Алё, ты здесь? Ребята и без твоих кулаков разберутся.

— Да здесь, здесь! — отмахнулась я от её назойливых щелчков и осмотрела её с ног до головы. — Ты откуда явилась в этом дурацком наряде?

— Ха, наряд действительно дурацкий, — согласилась русоволосая девушка, глядя на свои брючки. — Да мы тут с Лэйдом были на званном вечере у каких-то там бизнесменов, — она подняла на меня развесёлые от, как я догадалась, вина и чего-то ещё глаза. — Домой решили пройтись пешком, ну и видим — вы тут… зажимаетесь.

— И что этот белоголовый паразит имеет против?! — возмутилась я и взглянула на рассерженные лица Итима и Эдуарда, которые уже горячо, правда, всё так же тихо, спорили.

— Вот уж чего не знаю, — пожала плечами Ким, снова привлекая моё внимание щелчком. — Ревнует, наверное.

— И кого, интересно, к кому? — скосилась я на неё.

— Может, тебя к Тимке, а может, Тимку к тебе, — та пожала плечами так, словно мы здесь о кабачках разговариваем, и её глаза вновь загорелись. — Ну, ты расскажешь мне, как у тебя с Лэйдом-то всё было? И как ты с Тимкой… хм… сблизилась? Ему-то закадрить девушку, конечно, просто, но как ты-то растаяла?

То и дело оглядываясь на Принца и Князя, я принялась рассказывать все свои похождения за последние сутки, стараясь ничего не упустить. То и дело повествование обрывал истерический хохот Ким, которая от смеха уже опустилась на корточки. Мне ничего не оставалось, как хохотать с ней за компанию. И за одно только это Эдуард — если бы знал, что смеёмся мы с него — мог бы размазать нас по асфальту.

Да ведь то, о чём я говорю, действительно смешно!!!

А кто спорит, Кейн?

Но потом, когда дело дошло до Лал, разговора с Эдуардом и ссоры с Киарой, я заговорила серьёзно и с унынием. Ким, сидя на корточках, замерла и уставила на меня огромные серо-зелёные глаза, проникаясь ситуацией. А я говорила, говорила торопливо и сбивчиво, потому что это была та часть суток, о которой мне не хотелось вспоминать, которая причиняла мне боль.

— Жаль, конечно, что вы с Киаркой так… — тихо и задумчиво произнесла девушка, когда я с облегчением умолкла. — Но я уверена, что вы помиритесь. А вот насчёт Лал… — Ким помотала головой. — Эта сука убьёт тебя и твою сестру, и даже не чихнёт.

— За себя я не боюсь: я теперь вэмпи, а вот Киара… — я устало вздохнула и присела на корточки рядом с ней. — Завтра меня уже не будет в приюте… Чёрт возьми, это единственный случай в моей жизни, когда я сомневаюсь в том, что Пума может сама себя защитить и выбраться из любого дерьма. Впрочем, это относится и ко мне… — я опять вздохнула и в отчаянье покачала головой. — Я просто боюсь Лал, эту психованную мертвячку… Просто боюсь.

— Любая бы боялась, — возразила Ким. — Лал — полу-энергетик, поэтому чужим страхом она вертит, как ей вздумается. Но Киару же может, в принципе, защитить Винсент?

— Может, — вяло пожала я плечами. — Но какой ему с того прок? И согласится ли он? Да даже если и согласится, то не всегда же он будет рядом с ней?.. Чёрт, чёрт, чёрт!!! Ким, я не знаю, что мне делать!!!

— Послушай, — неожиданно Кимберли грациозно, как кошка, поднялась на ноги и взяла меня за руку. Я взглянула в её серьёзные глаза и хотела было сказать, чтоб она и не думала, но её тонкий пальчик требовательно лёг поперёк моих губ.

— Послушай, — повторила Жаниль, и её тигрица смотрела на меня из глубины огромных бездонных зрачков. — Я — четвёртая в Клане, я — Кровь Луны. Слова мои — закон, рычание моё — приказ. Выше меня Луна, Тень и Королева-мать, их воля — моя воля. Но отныне и навеки кровь моя — твоя кровь, плоть моя — твоя плоть, судьба моя — твоя судьба, жизнь свою я кладу тебе в руки. Луной рождённой клянусь, что буду защищать тебя и твою сестру до последней капли Силы и крови.

— Ким… — я растерянно умолкла, так и не найдя, что сказать. Просто смотрела в серо-зелёные глаза подруги и с удивлением, если не с ужасом понимала, что она, четвёртая в Клане, привыкшая бежать по лезвию ножа, просто отдаст за меня жизнь. Я читала всё это в её глазах, внезапно приобрётших кошачий разрез, и не знала, что ответить. Тонны слов благодарности и обычное глупое «Спасибо» здесь были неуместны. В глазах и носу защипало…

Вдумайся, перед тем, как ответить, Кейрини Лэй Браун. Ведь она отдаст за тебя жизнь…

Сердце часто и тяжело билось в горле. Я судорожно сглотнула, но это не помогло.

И неожиданно что-то чёрное, новое, дотоле преспокойно спящее внутри меня, а оттого незамеченное, недовольно заворочалась, учуяв охватившее меня волнение. Я ощутила, как оно подняло свою бесформенную голову и резко вытолкнуло мне на язык слова:

— Если, — начала я неожиданно даже для себя самой, — есть во тьме металл, значит есть во тьме кровь. Если у крови есть тень, то тень эта

— я. Плоть моя — причудливый каприз ночи. Душа моя в мучениях Ада. Я — вэпми, восставшая рабыня Лал. Я — смерть своих врагов. Но отныне твои враги — мои враги, твоя смерть — моя смерть. Внемли мне, жизнь свою мне в ладони вложившая. Судьба моя с твоею судьбой — одно целое. Жизнь моя у ног твоих покоится. Плоть за плоть, жизнь за жизнь, кровь за кровь. Я — твоя тень, защищающая твою спину. Ты — моя тень, защищающая мою спину. Дорогой синих вен.

Слова падали тяжело, словно капли крови. Они рождались из того чёрного внутри меня и летели в тишину ночи, тихонько гудевшую от напряжения.

Жаниль изумлённо смотрела на меня точно так же, как смотрела на неё я несколько минут назад. Быть может, она увидела в моих глазах то проснувшееся, что заставило меня говорить. Может быть, не знаю. А может, её как и меня поразило моё собственное красноречие. Здесь точно не скажешь, только наши руки, сжимающие друг дружку, мелко дрожали.

— … Вау… — неожиданно брякнула Ким, глядя на меня огромными кошачьими глазами…

Истерический хохот взорвал ночь и словно языки алчного пожара дотянулся до самых звёзд. Смеялись я и Кимберли, в своём смехе беспощадно сжигая страх и напряжение, сложность этого мира. Смехом же мы договаривались до того, на что ушли бы часы споров и пререканий, а именно: мы признавали клятвы, данные одна другой. Без возражений. Я умру за неё, она умрёт за меня. Всё. Отныне это — союз вэмпи и оборотня.

… Когда хохот смолк, я не нашла ничего лучше, чем сообщить фамилию моих новоявленных родителей, мать их всех обоих растак.

— Кажется, я что-то знаю о Даладье… — задумчиво произнесла Ким, опасливо скосившись на Эдуарда, который всё ещё не мог найти с Итимом общий язык. — Фамилия, вообще-то, французская. То ли политический деятель там такой был то ли ещё кто… Если я правильно помню, наша Баст дружит с миссис Даладье. И если это та дама, о которой я думаю, то спешу тебя утешить: она очень милая и наивная женщина. Добрая и впечатлительная. Ты с ней должна поладить. А вот муж её — Александр — вот это… — она скривилась и сделала неопределённый жест рукой, пытаясь подобрать подходящее слово, — конченый упрямец, скажем так. Ну да ладно, ты с ним ещё познакомишься, в чём тебе и сочувствую.

— Ладно, — кисло согласилась я. — Только ты никому не говори, кто меня удочерил. Ладно? А то мало ли что…

— Ладно, ладно! — фыркнула Ким, а потом в её серо-зелёных глазах, вновь ставших человеческими, загорелась какая-то весёлая мысль. — Бьюсь об заклад, твои новоиспечённые родители устроят приём в твою честь. Будут там, надеюсь, и Баст, и Лэйд, и Тимка, и я. Вот тогда-то мы с тобой и повеселимся! — она легко рассмеялась и даже потёрла ладошки в предвкушении. — Эти приёмы вообще-то занудные, но в этом-то и весь изюм, понимаешь?

Я кивнула и сумела — всё же, сегодняшняя ночь стояла у меня поперёк горла — озорно улыбнуться. Мы с русоволосой девушкой прекрасно друг друга поняли, и это было хорошо.

Ким вообще чудо. Она всегда понимает меня и всегда прощает, хоть я стараюсь ничем не обижать её. Вот порой смотришь на неё и непонятно, как она может быть оборотнем. Нет в ней ничего такого, что есть в Итиме или Эдуарде. Нет в ней никакой тщательно скрытой Силы и агрессии. Просто милашка Кимберли…

Я резко обернулась от странно шаркнувшего звука.

Итим устало остановился в нескольких метрах от нас и помассировал виски. Судя по выражению лица, у него большая и паршивая неприятность, потому как выглядело оно злым и раздражённым. Я подошла ближе и прижалась к синеглазому оборотню, но тут злые искорки невидимой Силы словно электричество заплясали по его телу. От неожиданности я отпрянула, и чёрное нечто во мне опять приподняло голову, словно спящий сторожевой пёс, которого потревожил подозрительный шорох.

— Что случилось? — спросила я, пытаясь поймать взгляд Итима.

Он не ответил. Он вообще никак не отреагировал, словно меня здесь не было, и не было всего того, что было между нами сегодня. Только откинул голову назад и, закрыв глаза, сделал шумный вдох.

Я оторопела всего на несколько секунд, за которые в моей голове произошёл несложный, но быстрый расчёт. Всё мигом бросилось на свои полки, и я злыми короткими шагами двинулась навстречу Лэйду, который как раз направился к нам.

Мы остановились в метре друг от друга.

-

Что

т

ыему

сказа

л

? — процедила я, глядя в горящие зелёные глаза и делая ударение на каждом слове.

Белокурый парень молча посмотрел на меня сверху вниз так, словно я была мусором под ногами. Меня это разозлило… даже нет, взбесило. Ещё недавно всё было так хорошо!!! Так хорошо, пока не появился этот белоголовый ублюдок!!!

Схватив Эдуарда за грудки, я притянула его поближе и с нажимом произнесла:

— Чт

оты

ем

усказал

,га

д

?!

Лэйд опять молча посмотрел на меня, а потом неожиданно зло оскалил острые, как у кота клыки и тихонько, с предупреждением зарычал. Я не испугалась — изумилась и, перестав дышать от этого изумления, разжала хватку на его воротнике. И тут Принц легонько оттолкнул меня. Вернее, это выглядело, как легонько. На самом деле в его небрежном толчке было столько силы, что я хлопнулась на асфальт и разбила локоть и колено.

Ярко вспыхнула боль и тут же угасла. Вместо неё сердце в груди охватил целый пожар ненависти, быть может, навсегда вытеснив оттуда холодный ком, который я ощущала, когда видела белокурого парня.

Когда Лал сказала, что убила моих родителей, я поняла, что такое по-настоящему ненавидеть, и теперь не могла ни с чем спутать это чувство. Ненависть — это кипящее варево, и если подлить масло в огонь, то это варево выползет наружу и утопит в себе сознание, погружая его в аффект. То, что я теперь ощущала к Эдуарду — истинная ненависть. Холодной она становится только старея, только со временем.

Легко вскочив на ноги, я более чем недвусмысленно посмотрела на Эдуарда.

— Хочешь подраться? — невозмутимо приподнял тот брови. — Прямо здесь?

Я хотела было крикнуть «Да!», но…

Но вот как смешно, Кейни Браун!

Я посмотрела на белокурого парня расширившимися от изумления глазами.

Сегодня на закате он сказал мне: «Но ведь мы в нашей вражде перешли на уровень выше. На тот, где уже думают, а не только дерутся…» и, мать его так, оказался прав!

Прав!!!

Я начинала соображать, даже ненавидя. А сообразить было несложно — если я подерусь здесь и сейчас, то Кругу Поединков можно будет только сделать ручкой. Драка без согласия Судьи, на открытом месте — и гудбай, крошка Вэмпи! Мы тебя забыли!

Не-е-е-ет, этого белоголовый ублюдок не добьётся ни в коем случае!

Я даже рассмеялась и не потому, что Эдуард оказался прав: правда существует независимо от того, он сказал её или нет. Просто на этом «новом уровне» мне показалось куда лучше, чем на старом.

Лэйд едва заметно нахмурился, ведь для постороннего наблюдателя я сначала чёрт знает чему в нём изумилась, а потом рассмеялась.

— Да, драться я с тобой хочу, но не буду, — отрицательно покачала я головой. Рядом остановилась встревоженная Ким. И по одному только взгляду, который с белокурого парня перешёл на меня, я поняла её тревогу. Она клялась меня защищать, но как она может защищать меня от своего же Принца? Это, как ни крути, щекотливая ситуация.

— Но в чём же дело? — с толикой яда в голосе поинтересовался Эдуард, неожиданно обойдя вокруг меня как тигр вокруг добычи, и заглянул в мои глаза. — У тебя опять какие-то проблемы?

Проанализировав ситуацию, я немножко подумала и кивнула, догадываясь, куда он ведёт. Догадываясь, и уже заранее зная, чем ответить.

— Проблемы, стало быть? — слегка склонил голову набок Лэйд. — И опять, наверно, извечные женские?

Я немного подумала, глядя в его зелёные глаза. Когда-то он обидел по поводу этих «женских» вопросов Киару, и, несмотря на то, что мы с ней с ссоре, я всё ещё хочу отомстить…

— Ага, женские, — кивнула я.

— Опять? — приподнял бровь четверть-оборотень. — А хотя нет, это ж было у твоей сестры… Ну, а кто отец твоего ребёнка?

… Удивительно, но последняя фраза подействовала как-то не так. Чёрная тень внутри меня не то, что приподняла голову — вскочила, слилась с моим рассудком. Это было что-то странное, новое, дикое и необузданное.

И только сейчас я поняла, что это и есть вэмпи, тень крови. Она проснулась.

Теперь мы с ней и её причудами — одно целое.

Повинуясь своему и в то же время чужому желанию, я внезапно расцвела. Мои мышцы расслабились, а выражение лица… Это была скорее вэмпи, чем я со своими бредовыми идеями, потому что огонь в глазах, голос — всё было таким, словно ужин уже съеден, вино выпито, а постель расстелена.

Дальше я удивляла саму себя.

Быстрым порывом я всем телом прильнула к Эдуарду и обвила руками его шею.

— Конечно же ты, — жарко шепнула я ему прямо в губы, и его пронзительно-зелёные глаза округлились от изумления. — Разве ты не помнишь? Я, в одном полотенце, мокрая после ванны, с каплями воды на коже захожу по обыкновению в свою комнату, а там — так неожиданно — темно. Только свечи горят, и ты лежишь на моей постели с розой в зубах…

Он шарахнулся от меня, как от огня, и я не стала его удерживать. В его зелёных глазах плясал неподдельный ужас, а дыхание было такое, словно он три раза без единой остановки пробежал вокруг Роман-Сити. Но вот только никуда он не бегал, не было и огня — была всего лишь я, а его трясло, как в предсмертной лихорадке. И тот страх, то изумление, что были в его глазах…

Я захохотала, откинув голову назад, и мой смех был теперь непривычно резок оттого, что я стала вэмпи. Я всегда смеюсь, если попытка окунуть Эдуарда мордой в грязь оканчивалась успехом, а теперь рядом со мной, не сумев сдержаться, тихонько рассмеялась и Ким.

Кейрини Лэй Браун, то, что ты творишь в последнее время, по-меньшей мере, странно!

Зато как весело!

Но внезапно смех Кимберли как ножом отрезало. А когда она встретилась взглядом с Принцем, улыбка разбилась на её лице. Я тоже посмотрела в изумрудные глаза Лэйда, и смех застыл на моих губах.

Недаром говорят, что глаза — зеркало души.

Глядя в них, я с удивлением поняла, что Эдуарду теперь глубоко плевать на Круг и его правила. Что ему глубоко плевать на то, что будет потом. Что меня он не оставит до тех пор, пока я не буду ползать перед ним в луже собственной крови и умолять его о пощаде.

Вот только вэмпи внутри меня ощутимо напряглась, готовясь к драке. Её создавали исключительно для боя, и своего шанса покрасоваться она теперь не упустит. Я поняла это, когда ощутила напряжение в собственных мышцах. Я тоже готовилась к драке, но в то же время пыталась держать это новое внутри меня на поводке. Вэмпи, как и диким тиграм, не следует гулять на воле.

Мир стал для меня прост, как воздух или вода. Я и Эдуард будем драться. Просто будем и всё, потому что на кодекс содружеств нам уже наплевать. Это наше с ним личное и никого кроме нас оно больше не касается.

И честное слово, мы бы с ним сцепились здесь же, на этом самом месте, но внезапно передо мной уверенно встала Жаниль.

Я выругалась. Чёрт, совсем вылетело из головы! Мы же с ней клялись!!!

Господи, но как же это всё невовремя!

Девушка закрывала меня от Лэйда. Тщетным казалось втолковывать ей, что сейчас это лишнее, что со мной всё будет хорошо… Ведь будет ли со мной всё хорошо? Ким не хуже меня знала, как заканчиваются наши с Тэдом поединки.

— Кровь Луны, с дороги! — голос Принца больно стегнул по сознанию и даже не громкостью — Силой. Если и мне досталось, то каково же Ким? И что означает это «Кровь Луны»?

Вопрос очень вовремя, Кейни!

Жаниль не шелохнулась. Дорого бы я дала, чтобы увидеть её лицо. И наверняка увидела, если бы успела. Но всё произошло так неожиданно и так… странно…

Брови Принца сошлись на переносице. Это не впервой, я доводила его и до более «красивых» рож, но то, что было потом…

Как, оказывается, хорошо я знаю Эдуарда и как плохо — Лэйда.

Не успел никто ничего произнести, как тыльной стороной ладони он отвесил Ким звонкую оплеуху, и тонкое тело девушки как от удара тараном или ещё чем помощнее покатилось по асфальту, оставляя за собой алые следы. Итим тот час же бросился к ней. Позабыв обо всём на свете, бросилась и я, но тут чья-то рука перехватила меня за талию и швырнула назад.

Я не успела даже ослепнуть от жаркой ненависти к Эдуарду, не успела приготовиться после падения сразу наброситься на него и стереть его в пепел за то, что он поднял руку на Ким, как меня кто-то поймал и рывком поставил на ноги. Скорее рефлекторно, чем осмысленно я отскочила подальше ото всех, чтобы за моей спиной никого не было.

Это ещё что за чёрт?

— Правильно, Лэйд, правильно. Подчинённых надо держать в прочной узде, — произнёс крепкий рыжеволосы мужчина, который, видимо, меня поймал. После этого он небрежно стряхнул пыль со своей сшитой как раз по нему двойки такого бурого цвета, что я вспомнила пятна запёкшейся крови, и добавил:

— Но вот даму обижать не рекомендуется. Где твои хорошие манеры?

Не успела я, дрожа от злости, открыть рот для какого-то ядовитого замечания, как к незнакомцу подошла блондинка в вечернем золотом платье и, смерив меня презрительным взглядом чёрных глаз, переплела пальцы с мужчиной.

Подруга она ему что ли…

Что за…

Всего секундой раньше, чем ко мне прикоснулись, я поняла, что позади меня кто-то есть. Кто-то, кого я не знаю. А раз не знаю…

От моего резкого, но очень простого удара кулаком шатенка с визгом покатилась по асфальту, схватившись за сломанный нос. Её короткое платье из красного гипюра задралось до вопиющего неприличия, потому что она била ногами в чёрных кружевных чулках и чёрных же туфлях на шпильках по воздуху, словно кто-то пытался к ней приблизиться и сделать что-то не очень хорошее.

Я… даже нет, скорее, вэмпи фыркнула. Впрочем, правильно. Не следует заходить ко мне с тылу.

— Ну-ну, — с укором произнёс рыжеволосый, — за что ты так обидела Ольгу? Ольга у нас хорошая девочка. Равно как и Татьяна, — он мило улыбнулся блондинке и погладил её по напудренной щеке.

— Ваша Ольга, — процедила я сквозь стиснутые зубы, — зашла мне за спину!

— Да, действительно. Это было не очень хорошо с её стороны, правда? — он разговаривал со мной, как с глупым ребёнком, что меня взбесило ещё больше прежнего. Я и так была на взводе, а тут ещё этот тип…

Опираясь на руку Итима, ко мне подошла Ким. Левая сторона её лица была покрыта плотной коркой запёкшейся крови. Но никакой явной раны я, к своему облегчению, не увидела. Наверное, уже затянулась, однако Эдуард всё равно должен мне оплеуху.

Вернее как, ты ему должна отвесить оплеуху.

Да, если быть точной.

Подставив подруге плечо, я грубо оттолкнула Итима, сказав одно-единственное:

— Брысь!!!

Я понимаю, что у меня нет причин злиться на него, но… Но всё равно я зла.

Оборотень смерил меня взглядом замёрзших сапфировых льдинок и встал справа от Лэйда, а тот неотрывно смотрел на рыжеволосого мужчину своими пылающими ненавистью изумрудами.

Что ж, его ненависть — его проблемы. Я посмотрела на Ким и, изъяв из своего голоса как можно больше жалости, спросила:

— Ты как?

Та едва заметно усмехнулась, коснулась пальцами левой щеки и тихо ответила:

— Нормально. Надо же, это моя первая оплеуха от Принца.

— Я его когда-нибудь отмутузю за этот финт, — пообещала я, а Кимбердли рассмеялась, повторив слово «отмутузю». Не сумев сдержать улыбки, я перевела взгляд с ней на Лэйда.

Белокурый парень дышал почти бесшумно, но глубоко и на моих глазах разжал стиснутые добела кулаки. Наверное, со мной он потерял всё своё самообладание, которое теперь неуклонно восстанавливал. Да, я своими новыми выходками кого угодно доконаю. Особенно мне понравилась та, про розу в зубах. Надо будет рассказать Киаре…

… В сердце у меня кольнуло…

Рассказать Киаре…

Если она захочет меня видеть…

Я шумно вздохнула от воспоминаний и поморщилась.

А чего ты морщишься, Кейни? Она ведь права. Она трижды права. Ты должна, ты обязана была рассказать ей про Лал.

Ну и что бы это изменило?

Не знаю, может, и ничего. Впрочем, сейчас уже поздно гадать. Подумай лучше о себе.

Лэйд окончательно взял себя в руки, потому как улыбнулся оскалом мёртвой морозной зимы и, глядя в глаза рыжеволосого незнакомца, убийственно вежливым голосом произнёс:

— Привет, Синг. Ну вот мы и встретились. Вижу, рана твоя затянулась.

Глава 12

7.

Его слова обожгли меня.

Синг! Так вот где я видела этого типа в бурой двойке!

Мой взгляд невольно впился в благодушное гладковыбритое лицо мужчины, который улыбнулся мне неширокой, но искренней улыбкой и кивнул в знак приветствия. Однако, не смотря на эту внешнюю доброжелательность, у меня от затылка до задницы по коже прокатился мороз, чем-то напоминающий вопиющий ужас.

Ведь я, чёрт возьми, совсем забыла! Совсем забыла, что Король Рыжих Тигров свидетелей не приемлет!!! Дьявол! Дьявол! Дьявол!

Я инстинктивно сделала шаг назад и Ким, всё ещё опирающаяся на меня, тоже.

— Что такое? — еле слышно шепнула она мне в самое ухо.

Но я только покачала головой. Господи, как хорошо, что я хоть сейчас вспомнила. И ведь странно: Синг не прихлопнул во время одной из моих беспечных прогулок. Не подумайте, что я возмущаюсь, просто…

Просто ты стала слишком уж безалаберной, Кейни Браун. Всё больше парней в твоей жизни и всё меньше осторожности.

— И тебе привет, Лэйд, — наконец-то произнёс рыжеволосый мужчина, глядя Принцу прямо в прищуренные изумрудные глаза. — От раны моей давно не осталось и следа.

Чёрт меня подери, но под этими мирными и любезными словами где-то глубоко-глубоко крылись злость и ненависть. Небольшой атомный взрыв — пустяк по сравнению с тем, что будет, если эти отрицательные эмоции вырвутся на волю. Синг был зол. Зол просто от одного вида Принца Клана Белых, и тот безо всякого усилия отвечал ему тем же. Мы казались здесь лишними, но вряд ли кто собирался уходить. Итим и Жаниль не собирались покидать Лэйда, а я не собиралась покидать их… Нет, я не собиралась покидать Ким. Мы поклялись защищать друг дружку. И если она встанет на пути у Лал, значит, я должна попытаться встать на пути у оборотней, пусть мне даже придётся спустить поводок с вэмпи.

О том, что потом её можно будет и не поймать, я старалась не думать.

Самое время вспомнить про Ольгу.

Обернувшись, я увидела, как она, шатаясь, встала на ноги. Нос у неё больше не кровоточил, но выглядел всё равно… не слишком. Я рискнула заглянуть в её голубые глаза, наполовину скрытые разметавшимися чёрными волосами, и увидала там только кипящую звериную ярость. Сомнений насчёт того, что она бросится на меня даже на этих четырёхдюймовых шпильках, у меня не осталось.

Хм, то-то будет весело!

Однако не успела женщина, укрытая вибрирующей от злости Силой, сделать ко мне и несколько шагов, как Синг произнёс:

— Ольга, детка! Не забудь, что мы на людях. И во вполне цивилизованном обществе, — при слове «вполне» он метнул взгляд на меня. — Так что иди сюда.

— Я убью её, — словно пропустив мимо ушей его слова, прошипела черноволосая тигрица и стала медленно приближаться ко мне. Будь она босиком, я б сказала — подкрадываться. Но попробуйте на шпильках красться — смех и слёзы!

Я открыла рот, чтобы произнести очередную гадость и первое предупреждение…

— Аккурат, рыжая! — внезапно произнесла рядом со мной Ким и спокойно встала на ноги. Точнее, без моей поддержки, и я отстранилась от неё, но не потому, что она больше не нуждалась в моей помощи, нет. Просто сейчас она длинными ногтями, куда более длинными, чем раньше, уверенно соскребала с лица запёкшуюся кровь. Но старалась смотреть при этом на только Ольгу.

— А что ты мне сделаешь? — прошипела та. Змеёй бы ей быть, а не тигрицей.

— Ничего хорошего, — моя подруга улыбнулась, и впервые в жизни я не узнала эту улыбку. Злая, резкая и неприятная ухмылка, звериный оскал, подкреплённый толикой Силы, расцвёл на приятном личике Жаниль, и я едва не попятилась от неё куда-то к чёрту на кулички, потому что, наверное, впервые в жизни по-настоящему поверила, что она оборотень. Впервые в жизни для меня это не оказалось пустым звуком. Да, я видела её перед дракой Синга и Лэйда, но тогда было не так! Тогда её острозубая улыбка была ещё вполне человеческой, злой — да, издевательской — да, но человеческой.

И тут где-то в желудке я ощутила кислый страх, стремящийся взлететь до ужаса. Страх почти животный, панический, инстинктивный. Словно вода он неуклонно расползся по моим жилам и замёрз до обжигающего льда, заставив цепенеть тело. Словно музыка он зазвучал внутри меня, и его услышали все. Жаниль, Лэйд, Итим, Синг со своими шлюхами — все. И даже те несколько зевак-нелюдей, что столпились неподалёку от нас, тоже наверняка ощутили, как я боюсь.

Ольга почему-то облизнулась, Татьяна — вслед за ней: для них я оказалась чем-то вроде позднего ужина. Остальные же оборотни из деликатности сделали вид, что ничего не заметили. Ладно, каюсь, не совсем из деликатности. Просто мой страх был сейчас маловажен. Только Ким повернула голову и то ли с жалостью, то ли с удивлением посмотрела на меня. Зрачки в её кошачьих глазах раздались на пол белка и стали туннелями во мрак. Не скажу, чтобы мне от этого полегчало. Наоборот. Слишком долго, слишком хорошо она притворялась человеком. Слишком сильно я привыкла к тому, что она — человек. А сейчас всё это катится в нети. Кимберли — оборотень. И если мы с Сингом не поладим, я увижу это воочию. Только что-то мне ну уж очень не хочется.

Ты что, Кейни Лэй Браун, струхнула?

Попробуй не струхни! Я же никогда не видела, как Ким перекидывается!

Всё ещё глядя на меня, Жаниль протянула когтистую руку в знак того, что всё хорошо, я шагнула ближе… и в этот момент Ольга прыгнула. Мы о ней забыли — пусть на какие-то секунды, но забыли — и это вышло нам боком.

На мгновенье мир стал размытым, как залитая водой картина, которую только что нарисовали акварелью, а потом всё вернулось на свои места. Почти.

В спине глухо, как побитый пёс, завыла боль. Краем глаза я всё-таки успела заметить, что Ким кубарем покатилась по асфальту с раной на шее, и тут на мне оказалась дрожащая от ярости Ольга. Её полубезумные голубые глаза оказались близко-близко к моим, а когти — Господи, настоящие звериные когти вместо изящных ноготков! — впились мне в кожу, пустив тонкие струйки крови.

Сердце ударило в голову, и в венах закипел страх. Я забыла, что надо дышать, потому как в голове у меня гремела как набат одна-единственная мысль…

Дура, дура, что же ты натворила?!! Она же сейчас вырвет тебе горло и не поморщится! Посмотри на неё, она же без царя в голове!!!

И я круглыми от ужаса глазами смотрела на довольно хохочущую Ольгу, чувствуя, как сводит горло от рвущегося на волю крика…

— Лада!!! — словно гром с небес, прогремел голос Синга. — Назад!!!

Я моргнула, и мысли услужливо переключились в другое русло. Только бы не думать о плохом, не падать духом, не сдаваться!!.

Так что, Лада — это так зовут в Клане эту черноволосую сучку? А что ей вполне идёт, будь она неладна, мать её так. А интересно…

Неожиданно когти Ольги оказались у меня прямо на шее, и, как я ни старалась держать себя в руках, быть сильной, пульс под пальчиками тигрицы начал рваться, как испуганная пичуга в клетке.

Дрянь, дрянь, дрянь!!!

— Ещё один шаг, и я ей горло вскрою! — неожиданно прошипела женщина, дыша на меня ароматом какого-то вина. Краем глаза я увидела Ким, шею которой покрывала запёкшаяся кровь. Значит, сонную артерию не перебили.

Я умудрилась облегчённо вздохнуть. Хвала тебе, Господи!

Пиджак Кимберли валялся на асфальте, там же были туфли. Какая в них надобность теперь? Жаниль медленно шла к нам с грацией самой смерти, ставя ноги точно в одну линию, как кошка. Русые волосы разметались по шёлку бело-бурой от крови блузки, серо-зелёные кошачьи глаза горели тем огнём, который так свойственен Итиму и Эдуарду. Редко я видела, чтобы моя подруга показывала своё второе «я», разве что слишком уж сильно злилась. Сегодня у нас именно такой день, под красным крестиком в календаре.

Посмотрите-ка, она на волосок от смерти и шутить изволит!

Я просто сохраняю присутствие духа, как тогда, на кладбище!

— Я серьёзно! — процедила Лада, и шея у меня значительно потеплела от крови.

— Черти-кошки! — вдруг презрительно фыркнул Лэйд, стоящий в трёх метрах от нас. — Как же тебя, деточка Браун, легко победить! Теперь-то я знаю, что для этого надо. Достаточно просто оказаться сверху… с розой в зубах.

Ах он, мать его так!!!

Ну что, Кейни, шутка вэмпи вышла тебе боком!

Я взвыла от злости и бессилия, и тут горячая ненависть резко выгнула моё тело дугой. Ей не нужно было ослеплять мне разум — только подчинить плоть. Когти Ольги рассекли мне кожу, но на большее у неё просто не хватило времени. Шипя и ругаясь, мы сплошным клубком покатились по асфальту, и я, шумно дыша, вмяла женщину мордой вниз. И это была я, не вэмпи, а я, воспитанная Саноте. Ну не догадалась эта черноволосая сучка взять вверх грубой силой (что указывает на невысокое место в Клане), ну не владеет она восточными единоборствами, и всё тут!

Ярость как по одному нажатию кнопки переключилась с Эдуарда на Ольгу, что было невероятно правильным.

Обе её заломленные руки я, даже не думая, вывернула так, что громко хрустнули кости. Лада завизжала. И правильно: когда тебе просто руку ломают, не так больно, как если их сначала выворачивают.

Вэмпи внутри меня прыгала как довольный щенок и приземлялась щенком же в кипящую ярость, разбрызгивая её по всему моему естеству. А у меня было только одно желание, ради которого я смету все преграды.

На то, чтобы вывести Ольгу из игры, ушло, собственно, только полминуты. На то, чтобы подсечкой сбить побагровевшую от ярости и бросившуюся ко мне Татьяну с её высоченных шпилек — несколько секунд.

Вэмпи где-то во мне ревела от восторга и плескалась в ненависти.

Сделав несколько коротких шажков, я молнией прыгнула на улыбающегося Эдуарда.

Ну наконец-то!!! Добралась!..

И тут меня поймал Синг, дёрнул назад и обвил лапами мои плечи, буквально лишив меня рук.

Невозможно передать, какой вопль обиды исторгла во мне вэмпи. Этот вопль взмыл к моему горлу и сорвался губ, разбил тишину ночи, растерзал её. Крича, словно раненая баньша, я боковым зрением всё же видела, как округлились глаза у оборотней, но ничего не могла с собой поделать: это был крик вэмпи, не мой.

И только когда мои пустые лёгкие сжались, что сушёные плоды, я умолкла, уронив голову на грудь, и в моей голове со скоростью электронов заметались мысли. Ладно, меня лишили возможности двигать руками. Но это не единственные конечности, которые у меня есть.

Я зашипела от злости, и этот звук был совсем не человеческий. Я уже не знала, где я, а где вэмпи, наверное, мы смешались, как вода и соль.

В голове огнём плясала ненависть. Подняв голову и увидев Лэйда, я оскалилась, а потом, заставив себя малость успокоиться, будто у меня уже прошёл припадок, вдруг резко поджала ноги, чтобы врезать по коленям рыжеволосому…

Синг встряхнул меня как куклу. Встряхнул так сильно, что я до крови прикусила язык. Как ни странно, эта не столько сильная, сколько неприятная боль молотом вбила беснующуюся вэмпи и огонь ярости обратно на дно моего естества. И этот же молот вбил меня в себя как гвоздь в древесину.

Шумно втянув в лёгкие воздух, я тупо уставилась на асфальт, и мои волосы опустились вокруг лица густым занавесом.

— Тише, маленькая мисс! — вкрадчиво произнёс Король Клана Огненных Тигров. — Я попрошу Вас успокоиться. Лада уже получила своё по заслугам. Что касается Лэйда… думаю, он оскорбил Вас только для поднятия Вашего боевого духа. Правда, Принц Белых Тигров? — при последней фразе он чуть возвысил голос.

— Неправда, — лаконично отозвался Эдуард, и я дёрнулась в диком желании добраться до него и оторвать ему голову. Правда, это желание сверкнуло как молния: быстро и бесследно, не успев ничего поджечь.

— Спокойно, маленькая мисс! — сердито зашипел Синг, которому это уже явно надоело. — Не будем играть на публику. Полбеды, если сюда сейчас явится отряд Наблюдателей Мрака: они-то подчиняются законам. Но если братства? Вы слышали когда-нибудь о братствах?

— Больше, чем Вы думаете, — эти слова я неожиданно брякнула в его манере и перестала дёргаться. Некоторое время он прислушивался к моим эмоциям и, наконец, отпустил меня.

Оказавшись на воле, я первым делом сделала глубокий вдох во все передавленные лёгки и встряхнулась, как после кошмара.

Вэмпи… Ох уж мразь!

Однако та схоронилась где-то во мне. Я снова, если можно так выразиться, нацепила на неё поводок. Если ещё раз повторится то, что было минуту назад, а рядом не окажется никого, кто бы мог меня удержать… Будет много, очень много крови.

Я обернулась и задумчиво посмотрела на Синга.

Спасибо ему сказать что ли?..

Блин, а ведь он совсем не похож на того психа, которым я его видела и запомнила. Сейчас он, ни дать, ни взять — аристократ. Такой себе интеллигентный, умный и воспитанный самым наилучшим образом.

Франт, мать его так.

Признаюсь, я внезапно ощутила себя неуютно, но не потому, что рядом с Королём Рыжих выглядела… э-э-э-э… тускло, а потому, что к нему, потирая синяки и ушибы, подошли его шлюхи. Если б они одним взглядом могли испепелять человека, то мой пепел сейчас весело горел бы на асфальте. Но испепелять взглядом они не могли и на меня почему-то не бросались.

Какой, право, интересной и странной бывает жизнь!

Я с интересом рассматривала эту троицу оборотней.

— Что ж, маленькая мисс, как Вы, должно быть, уже поняли, — неожиданно произнёс Синг, и воздух вокруг него заволновался от Силы, — мы — оборотни Клана Огненных Тигров. Мне очень жаль, что стоящие ниже меня Лада и Шарон нанесли Вам физические повреждения. Но уж очень они… темпераментны. Впрочем, я полагаю, что за свои опрометчивые поступки они получили награду и конфликт исчерпан.

Фыркнув, я всё же кивнула в знак согласия. У меня хватало мозгов пока что не ссориться с оборотнями. Да, болела спина и шею зудила запёкшаяся кровь…

Я невольно почесала кожу, и от Синга это не укрылось.

— Не волнуйтесь, — мягко произнёс он. — Нелюди — а Вы ведь, маленькая мисс, как ни крути, не человек — довольно быстро заживляют раны. Кстати, позвольте представиться — я ведь совсем забыл о хороших манерах — меня зовут Георгий Зильдвар. Я бизнесмен и потомственный аристократ.

С этими словами он слегка поклонился.

Аристократ? Таки угадала.

Я озадаченно смотрела на мужчину и не могла понять, то ли он искренен, то ли просто издевается надо мной. Сама любезность… Неужели он не знает?

Я внимательно посмотрела в умные глаза Синга и прониклась сомнением.

Быть того не может! Не может!

Я задумалась. Король Огненных не дурак, отнюдь не дурак. Может быть, да, он вспыльчив, но не глуп. Конечно, в ту ночь, когда я вылетела из своего убежища, он был не в состоянии запоминать какие-либо новые лица, но ведь были и другие. Были рыжие тигры, и где гарантия, что среди них не было Лады с Шарон? А уж они-то наверняка запомнили меня.

Впрочем, надо принимать во внимание и тот факт, что я тогдашняя и я сегодняшняя — почти абсолютно не похожи. Но что-то всё же есть, запах-то остался мой!

Чёрт, что-то я совсем запуталась!

Скосив в сторону вопрошающие глаза, я встретилась взглядом с взъерошенной, как подравшаяся кошка, Жаниль. Она поняла причину моих головоломаний и только едва заметно пожала плечами. Молчание Короля Рыжих в определённых вопросах её тоже удивляло.

— Могу ли я узнать Ваше имя? — неожиданно с приятной улыбкой спросил Синг. Я сначала не сообразила, что это он ко мне, а когда сообразила, то подумала, что имя моё узнать он никак не может и скорее вытрясет его из моих тапочек, чем из меня, но…

Но этот тип, который хочет меня убить, так вежлив! Нельзя же показывать джентльмену свои плохие (читай в скобках — отвратительнейшие и вовсе отсутствующие) манеры? И уж тем более нельзя его злить, особенно если он оборотень. Особенно если он Король-оборотень. Мне сегодня надо не крутость свою показывать, а шкуру свою спасать. Это же не ребята из человеческих братств, которых можно злить до жирных чёртиков! Это — оборотни. А я всего лишь вэмпи, которая плохо умеет держать себя в руках.

Короче, мне лучше не рисковать.

— Лэй, — коротко произнесла я. — Зовите меня просто Лэй.

— Тогда для Вас я просто Георгий, — мужчина с улыбкой протянул мне руку. Я, секунду поколебавшись, протянула ему свою, левую, и его Сила, быть может, сама того не замечая, начала покалывать мне кожу крохотными иголочками. Сжав в кулак правую кисть, я приготовилась к подвоху. Ну, если Синг, например, попробует откусить мне пальцы.

Изящно склонившись, Георгий осторожно коснулся губами моей руки, а я бросилась подхватывать отпавшую челюсть.

Ладно, челюсть, предположим, отвисла совсем чуть-чуть, так, что приоткрылись губы, но глаза… Глаза у меня быть, наверное, как у архангела Гавриила, которого черти усадили голой задницей на сковородку и обвинили в падении Римской империи.

— Вижу, Вы не привыкли к такому, — тихонько рассмеялся мужчина, глядя в мои изумлённые глаза. — Неужели вокруг Вас мало воспитанных молодых людей?

Я почувствовала себя маленькой девчонкой… Мать-перемать, я даже не могу передать свои ощущения… Ну, словно я повстречала какого-нибудь там настоящего императора с безупречным воспитанием или… Не знаю. Мне редко доводится общаться со взрослыми мужчинами, быть может поэтому я и ощутила себя крошкой из яселек.

Однако же отлепить язык от нёба и ответить я смогла.

— Разумеется. Воспитанных молодых людей вообще мало, — кивнула я.

— Они только и умеют, что оскорблять дам.

При этом мой презрительный взгляд обратился к Эдуарду. Но тот раздражённо возился с галстуком и не обратил на мои слова никакого внимания. Ну и хрен с ним!

— Да, о времена, о нравы! — вздохнул Георгий, отпуская мою руку.

Не скрою: я вздохнула чуть свободней.

И тут ко мне шагнула Татьяна, буря меня чёрными глазами. У тигров, насколько я знаю, не бывает чёрных глаз: они меняют цвет при смене формы с человеческой на звериную. Но у женщины её глаза с кошачьими разрезами были, чес-слово, чернейшие. Тут, правда, возможен вариант с контактными линзами, но я сочла нужным не размышлять на эту тему, а попятиться назад.

— Шарон, — в голосе Сигра скользнул едва заметный, призрачный гнев. — Что ты задумала?

— Уберите-ка её по-хорошему! — заметила хмурая Жаниль, обнимая себя.

Очень дельное предложение, между прочим.

Я опасливо сделала шаг назад. Я не боялась, как это было с Ольгой. Может быть, пока не боялась.

Татьяна нервно облизнула накрашенные красным губы и, оторвав лихорадочно блестящие глаза от запёкшейся крови на моей шее, про которую я уже совсем позабыла, снова посмотрела мне в глаза. А потом в застывшей ночной тишине прозвучал её сиплый голос:

— Я не причиню тебе вред. Только вдохну запах твоей плоти.

Мне пришлось опять скоситься на Ким. Я, конечно, учила на уроках противоестественной биологии про оборотней, но их политики и повадок всё-таки не знаю.

К моему изумлению, Жаниль кивнула и весьма серьёзно. А я с сомнением посмотрела в чёрные глаза Татьяны. Может у оборотней есть какой-то там ритуал с обнюхиванием, а может, мне просто решили перегрызть горло… Не знаю, но мне всё это очень не нравится. Ну не могут же тигры-оборотни вести себя как обыкновенные собаки?

Татьяна выжидающе смотрела на меня. У меня почему-то возникло ощущение, что если я откажу ей, это будет смертельным оскорблением.

— Я пахну мылом и пылью города, — попыталась по-честному отмазаться я, но черноглазая женщина покачала головой:

— Мне это не помеха.

Глаза Жаниль явственно говорили мне, что лучше не отказывать. Ладно, потом потолкуем с ней обо всяких там оборотневых привычках и правилах.

Сжавшись внутри пружиной, я на всякий случай стиснула кулаки и опасливо подставила Татьяне тот бок шеи, где не было сонной артерии.

Ох, чую я, мне ещё придётся об этом пожалеть…

Шарон медленно приблизилась ко мне, тихо цокая каблучками, и легонько коснулась моей кожи холодным носом. По спине пробежал рой мурашек, но я лишь крепче сжала зубы. Черноглазая женщина провела по шее языком, пробуя на вкус запёкшуюся и не очень кровь, а после ртом шумно втянула в себя воздух возле самой моей кожи и горячо выдохнула его мне в ключицу.

— Ты пахнешь «Violet», — шепнула она мне на ухо, безошибочно угадав название парфюмированного мыла, которое подарила мне Ким в честь окончания школы. — А ещё — «Dark dream», — в её голосе скользнуло неподдельное изумление. Татьяна удивлённо выпрямилась, а я подавила желание почесать ухо, которое она щекотала своим горячим дыханием.

— Ты пахнешь Князем Клана Белых Тигров, — женщина посмотрела на меня расширившимися от удивления угольными глазами. — Ты что, его самка?

— Самец, — раздражённо буркнула я, злясь оттого, как со мной поступил Итим, и оттого, что меня обнюхивают как собаку.

Сапфировые глаза черноволосого оборотня расширились от изумления, а Ким скривила рожу от еле сдерживаемого смеха.

— Но ещё, — неожиданно мурлыкнула Татьяна мне в ухо, уже и не думая прикасаться к коже, — ты немножко пахнешь страхом. Крепким, сладким страхом.

— А собою что, ни капельки? — я буду не я, если не съязвлю.

Шарон медленно обошла вокруг меня, коснулась уже и не знаю чем моих волос, а когда я снова увидела её глаза, в них плясало веселье.

— И ты пахнешь, — медленно добавила Татьяна, — как та девчонка, что видела поединок Синга и Лэйда.

— Не отрицаю, — сухо прозвучал мой голос, — это была я. Что с того?

— Много чего, — абсолютно спокойно, вопреки моим ожиданиям, произнёс Синг. — Но нам всем надо поговорить. С Принцем Клана Белых Тигров у нас здесь была назначена встреча. Но если и Вы, маленькая мисс, оказались тут… Почему бы нам ни сесть в мою машину и не поехать в более удобное для бесед место?

— В твою машину? А сколько честности в твоих словах? — подала голос Жаниль, полупрезрительно глядя на Георгия.

— Слово Зильдвара, — чуть склонил голову мужчина. Я отошла от него к Ким и, обняв её, прижалась губами к её уху:

— Думаешь, им можно доверять? — она вся была пропитана запахом крови.

— Не знаю, не проверяла, — еле слышно ответила моя подруга. — Но тем оборотни и отличаются от зверей, что им иногда можно доверять.

— Ещё не так давно Синг собирался убить Лэйда, а Лэйд — Синга, и оба — меня. Думаешь, при таком раскладе безопасно ехать с ними в одной машине куда-нибудь?

— Ехать — да, а вот то, что будет потом… — Жаниль уткнулась лицом в мои волосы. — Скорее всего, Король Рыжих приглашает нас за город, туда, где мы обычно дерёмся.

— Почему ты меня так «утешила» своими словами? — вздохнула я. — У тебя нет резинки для волос? Или ножниц?

Ким как можно тише рассмеялась:

— Умеешь же ты быть практичной! Не резинки, ни ножниц у меня нет, но могу взять дома. В этой одежде я никуда не поеду, мы с Сингом на банкете о драке не договаривались. И если он решил таки драться… Я не могу ни свободно двигаться в брюках, ни менять костюмы каждый день. Брюки эти и пиджак ещё можно отстирать, но блузка… Короче, либо он даст мне возможность переодеться, либо пошёл он на…!

— Впечатляет, — вяло улыбнулась я. — Слушай, а от меня действительно Итимовым одеколоном несёт?

— Конечно! — усмехнулась Жаниль. — И не только одеколоном, но и кожей, и слюной. Вы, как я чую, основательно зажимались.

Я вспыхнула так, что варёные раки сгнили б от зависти. Но вперемешку со смущением явилась и боль. Слишком явственно ещё я ощущала губы синеглазого оборотня на своей коже и слишком холодное сейчас было у него лицо.

Больше такого не повторится.

Я встряхнула головой, и это был скорее признак уныния, чем гордости.

Всё, я больше не подпущу к себе ни одного кобеля. Я не сплю и не встречаюсь с парнями — закон.

Ким утешительно сжала моё плечо, понимая, отчего я грущу, и без вступлений высказала Сингу свои условия насчёт «переодеться».

Удавиться и не жить, но он их с лёгкостью принял. Меня уже всерьёз подмывало спросить, действительно ли он такой джентльмен, но тактичность как-то мешала. Да и как я могла сформулировать свой вопрос? «Извините, я видела Вас разъярённым тупицей, сильным, но без мозгов, а сейчас Вы такой вежливый и воспитанный, поэтому скажите, какое из этих двух „я“ настоящее?» — слишком глупо. Ладно, полагаю, ещё будут моменты, когда можно будет задавать нетактичные вопросы.

Другое дело, когда это будет?

8.

Прислонившись лбом к холодному тонированному стеклу, я сжалась в уголке оббитого натуральной чёрной кожей сиденья и смотрела в окно, за которым был виден дом Кимберли. Так как от кондиционера меня знобило, Синг выключил его и оставил одну дверцу своего блестящего чёрного лимузина открытой, чтобы сюда проникло хоть какое-то тепло. Если честно, я сама попросила его об этом, так как не люблю кондиционированный воздух. Он какой-то ненастоящий.

Мягкий жёлтый свет в просторном кремовом салоне автомобиля придавал ему уют. Живёт этот Король Рыжих на широкую ногу. Он всё пытался угостить меня чем-нибудь из своего шикарного бара, но я спиртное категорически не употребляю: на сегодня я свою дозу приняла, и она сделала своё дело. Я и сама теперь ощущала «Dark dream» на своей коже, и радости мне от этого было аж никакой. Надеюсь только, что Итим сейчас чувствует мою «Violet» и тоже находится где-то далеко-далеко от восторга.

Мне так же не захотелось смотреть телевизор или слушать музыку. Мне хотелось тишины и покоя. Удивительно, но факт.

Поэтому мы так и сидели — молча. На тех сиденьях, что спинками к водителю — этого типа, кстати, я за тёмным стеклом вообще не увидела — устроился Синг, а по бокам его шлюшки… извините, дамы. На боковом сиденье, откинув голову назад и прикрыв сапфировые глаза, преудобно расположился Итим. Второе боковое пустовало, но, думаю, всё ещё хранило тепло Эдуардового тела. А на том, что было спинкой назад соответственно, клубочком свернулась я. Со мной рядом, вообще-то, сидела Ким, но сейчас она отправилась домой переодеваться. Лэйд — вместе с ней. У них там, как я поняла, склад одежды для всех и на все случаи жизни. Что ж, бабка и дедка Кимберли — люди понятливые, сердобольные. Она, кстати, бывшая медсестра, и я много слышала от неё рассказов о том, как к ним в больницу — а было это ещё до мира людей и нечисти — поступали полуживые жертвы оборотней. Но не так задевало душу описание ран, как описание реакции выживших на то, что они теперь нелюди. Это сейчас все более-менее обвыклись, а тогда… Как Вы думаете, среди какой категории людей количество самоубийств в те времена было наивысшим?

Принц и его Придворная дама отсутствовали уже десять минут. То ли шмотки не могли выбрать, то ли чем другим увлеклись. Мне, в общем-то, было всё равно. В другое время, я, разумеется, занервничала, но сейчас рассудок мягко сказал мне: «Жаниль — не ты. Ей Эдуарда можно не бояться».

И я послушно наслаждалась тишиной, свежим воздухом и пением сверчков, что доносилось снаружи. Каюсь, несколько раз я попыталась заговорить с Итимом, спрашивая, почему могли задержаться Ким и Тэд, но парень меня словно не замечал. И ещё каюсь, я надеялась, что это всё по вине Лэйда.

Иногда, но редко я бываю до ужаса наивной.

Я тоскливо смотрела в окно, на дом Кимберли. Ярко светящееся окошко её комнаты нашлось безо всякого труда, и я даже заметила, как на его фоне раз или два промелькнула чья-то фигура. Чья — не разобрать…

— Вас что-то беспокоит, Лэй? — неожиданно спросил Синг. Треснув, тишина в салоне рассыпалась и упала к нашим ногам.

Я хотела посмотреть на мужчину удивлённо, но взгляд, как это я сама почувствовала, оказался подавленный.

— Почему Вы так решили? — спросила я.

— Вы как-то приуныли, — ответил он, поглаживая довольную и чуть ли не мурлычущую Ольгу по щеке.

Неопределённо пожав плечами, я снова уставилась было в окно, однако с моего языка неожиданно сорвалось:

— Георгий…

— Да?

Обругав себя последними словами, я решила всё-таки не бросать начатого дела.

— Скажите, — медленно начала я, — вот когда я впервые увидела Вас, Вы были как истинный Король Клана Огненных Тигров…

Мужчина очень внимательно слушал меня.

— Ну, Вы сами помните это, — уклончиво произнесла я, избегая встречаться с ним взглядом. — Но сейчас вы совсем другой, и мне хотелось бы знать…

— … какое из моих «я» настоящее, — спокойно окончил за меня Синг и рассмеялся. — Я так и знал, что Вы это спросите, так как Вы по-своему дьявольски умны. Но прежде чем я отвечу, ответьте и Вы на мой вопрос.

— Какой?

— Сейчас Вы, маленькая мисс, одна, а когда дрались с Ольгой, совсем другая. Сейчас Вы — Лэй, а тогда — …

— … вэмпи, — подсказала я ему, уже понимая, куда он клонит.

— А тогда — вэмпи, — кивнул мужчина. — Какое из этих схожих, но всё-таки отдельно существующих «я» — настоящее, а какое — маска?

Облизнув пересохшие губы, я почесала ноющие ранки на шее и неуверенно ответила:

— Масок здесь нет. Я такая, какой требует быть случай. Если мне надо защищать себя и близких мне людей, я — вэмпи. В остальной жизни я просто Лэй. Почти такая, какой Вы видите меня сейчас.

— Вот Вы сами ответили на свой же вопрос, — слабо улыбнулся Синг.

— Только мои «я» меняются ещё и по моему желанию. Но чем старше я становлюсь, тем меньше юношеской дури остаётся у меня в голове и тем больше мыслей о том, что я должен заботиться о семье и о Клане, который, впрочем, тоже могу назвать своей семьёй. Второй семьёй.

— И ещё вопрос. Я знаю, кто Вы — Вы меня убьёте? — внимательно посмотрела я ему в глаза. В пустые и спокойные глаза совершенно чужого и незнакомого человека.

— Да, — коротко ответил Георгий.

И всё. Ни извинений, ни объяснений — ничего. Только это короткое отрубленное «да». Что ж, если он сможет меня убить — убьёт. Если. Хорошее слово «если». Почему-то я совершенно не волновалась по этому поводу. Может быть, и не надо? Или наоборот, я должна по потолку бегать от страха?

Не знаю. Дайте мне просто посидеть и попялиться в ночь.

Но за окном больше не было ничего, что меня заинтересовало бы, поэтому я перевела свой вялый взгляд в салон автомобиля.

На Синга и его… дам смотреть нет смысла, да и не хочется. И неизвестно почему, но я уставилась на Итима. Может, надеялась взглядом ему в отместку хоть дыру в виске просверлить.

Черноволосый оборотень вольно раскинулся на сиденье и из-под прикрытых угольных ресниц неотрывно смотрел в окно, о чём-то думая. Его лицо было донельзя простым, без прежнего холода, но и без прежнего тепла. Я невольно стала любоваться им, а он, не обращая на меня внимания, мерно дышал и размышлял о своём. И внезапно…

Глаза у меня расширились, а сердце перешло на бешеный темп.

Ладонью синеглазый оборотень провёл по собственной шее, а потом поднёс руку к лицу и как будто бы принюхался.

Я улыбнулась, и улыбка эта ну никак не тянула на доброжелательную.

Что, чувствуешь запах, милый мой, да?

Кисть Итима сжалась в кулак, словно хотела удержать запах, и легла на кожаную обивку сиденья. Сапфировые глаза скользнули к другой точке за окном.

Во мне вспыхнул какой-то маленький, но очень голодный огонёк надежды.

Я не знаю, что наговорил Эдуард своему Князю, но я, кажется, могу во всё это вмешаться. И пусть Лэйд хоть съест меня, да только я узнаю, о чём они там разговаривали и внесу свою лепту. Хотя бы просто из принципа.

Почувствовал черноволосый парень или не почувствовал, что я не только смотрю, но и думаю о нём? Не знаю. Только он приподнял угольные ресницы и посмотрел на меня, вопросительно приподняв брови. Я не шелохнулась, всё ещё глядя в его глаза. Глаза синие, как птица…

9.

… Две иссиня-чёрные бездны, заполненные спокойной, кристально чистой, почти эфирной водой, распахнулись передо мной, и от них поверяло холодом. Свежестью и тоской зимы. В толщу воды полетел тихий вздох души, уставшей быть одной, и этот вздох принадлежал мне. Мне, которая изо всех сил балансировала на краю этой пропасти и могла вот-вот камнем сорваться туда, вниз. Где нет и никогда не было дна. В вечный полёт. Нескончаемый.

И когда-нибудь, когда завершится сама Вечность, я достигну дна, того омута, который предназначен только мне, и быть может, согрею его. Своим теплом, своим ароматом роз и медяков. Своим страхом, своим одиночеством.

Когда мы столкнёмся, будет хорошо и мне, и ему.

Стоит только разжать пальцы, которые впились в этот беспокойный мир, и рухнуть навстречу зимней воде, чтобы либо согреть её, либо умереть в ней.

… Стоит только разжать пальцы…

Но внезапно над пропастью взвилось ослепительное, обманчивое зелёное пламя и затанцевало, своими яркими всполохами отталкивая меня от бездны. Оно теснило меня, сжигало аромат крови и саму кровь, пожирало мои розы. Оно встало между мной и бездной.

… А я даже не могла коснуться его…

За моей спиной вскрывались пласты мира, грязного суетливого мира, куда я должна была вернуться. Вернуться навсегда, и больше никогда ни прикоснуться к холоду этой сапфировой воды, ибо пламя мне не позволит.

Но не для того моей тенью была кровь, не для того я была здесь, не для того вокруг меня плавал аромат алых роз. Я шагнула прямо в зелёный огонь с острым желанием пройти сквозь него и упасть в синюю пропасть.

Я — шагнула.

Почему я решила, что это — пляшущее пламя?

Изумрудный лёд застыл вокруг меня вечностью, и там, где мы соприкасались, вспыхивали электрические искры… Боль — между нами тонкой прослойкой возникла боль.

Оно невыносимо жглось — то, что ещё мгновенье назад показалось мне неистово танцующим пламенем. То, что сейчас обернулось невыносимым холодом.

А потом вспыхнули и замелькали с невообразимой скоростью воспоминания. Картинка сменялась другой картинкой, никак не связанной с предыдущей. Я видела счастье, боль, кровь и слёзы, безумье, отчаянье, попытки самоубийства — что-то из всего этого было моим, а что-то — нет. Вокруг меня вечностью застыл изумрудный лёд, что танцевал зелёным пламенем, а под нами обжигала зимой сапфировая бездна, пахнущая морозными ночами и северной водой.

Нет. Пахнущая ёлкой. Новый год! Новый год! Ур-ра!!!

Что-то тихо…

Я иду впереди и тяну за лапу Тэдди, который ползёт по полу и стукается головой обо все углы, как Винни-Пух в той книжке, которую нам папа читает на ночь. За мной следует Киара, держа в руках наши рисунки — сюрпризы для родителей. Мы идём к ним. Нельзя же открывать подарки без них!

В коридоре почему-то холодно. Дверь в спальню мамы и папы закрыта.

Но как можно спать в такое утро?!! За окном снег, а папа обещал нам огромного снеговика, в два раза больше нашего роста! Нам только летом исполнится три — представляете, какой здоровущий будет?!.

Смело толкаю дверь и озадаченно замираю на пороге. Почему окно распахнуто настежь, если на улице зима? И почему обои заляпаны красной краской? Ею и постель залита… Яркая-то какая… Пахнет… старыми монетками, которые звенят у меня в свинячей копилке…

Белые-белые папа и мама как-то странно лежат на полу в пижамах, одеяло сброшено…

… Истошный крик Киары прорезал тишину…

Я испуганно заревела, выпустив лапу Тэдди. Тот с глухим стуком упал на пол.

Пахнущая елью…

… Нет. Медяками и розами…

… Я завопила и задёргалась. Не хочу! Не хочу-у-у-у!!!

… Но я чувствую эту Силу!!! Как её можно не бояться?!!

Как?!!

— Иди ко мне, моя бедная девочка, — тёплый голос ласкал моё сознание, как хорошая музыка, как тихие волны — берег. — Ты так устала. Я обниму тебя, и всё будет хорошо.

… Тёмные кудри рассыпались по плечам, обрамляя треугольное ангельское лицо с острым подбородком, красными губами и глазами непонятного цвета, в которых сами по себе, не отражая внешний свет, горели холодные звёзды… Женщина мраморным изваянием неподвижно стояла в десяти метрах от меня, ладная, высокая, красивая…

— Посмотри мне в глаза, — она ласково улыбнулась.

А глаза у неё были — чёрные озёра без дна и поверхности…

… Или алые?..

Лал! Лал! Это — Лал!!!

Я пыталась разбить плен изумрудного льда. Он же хотел вытолкнуть меня из себя. Но чем сильнее было наше обоюдоострое желание свободы, тем сильнее смыкалось наше пленение друг в друге.

Но я не хочу больше видеть этого!!!

… «Девочки! Тэд! Давайте быстрее домой! Сейчас уже одиннадцать! А Новый год кто будет встречать? Без вас он не придёт!..»

… Она была такая счастливая, когда в прихожей отряхивала нас с Киарой и папу от снега. Это был её последний счастливый день… Она была красивой, очень красивой. Даже когда её оставила жизнь, красота осталась с ней…

… Мама?..

Зелёное пламя неистово танцевало.

И внезапно…

… Эта летняя ночь была тихой и на удивление тёплой. Молодая луна освещала улицы спящего города там, где не работали фонари. Пели сверчки, и чуть слышно шептал ветер в кронах деревьев, что росли по краям тротуара. Прохожих практически не было. Так, одна-две шумных компании прошли по той стороне улицы и всё. Меж высоких чёрных стен домов мы были одни.

У меня в руках была сахарная вата. И либо она такая огромная, либо я — маленький, но справляться с ней иначе, как двумя руками я не смог, да и ещё от парочки рук не отказался бы.

Слева и справа от меня неспешно, чтобы я безо всякого труда поспевал за ними, шли мужчина и женщина.

Мужчина был белокурый, его шёлковистые блестящие волосы едва прикрывали уши. Когда он повернул ко мне своё улыбающееся ласковое лицо, я увидел, как он красив, и как его необыкновенные глаза горят: будто два изумруда.

Это — мой папа.

— Энж, он опять перемазался, — тихо рассмеялся он и нежно потрепал меня по голове.

— Как, снова? — мы остановились, и женщина присела на корточки с носовым платочком в руках. У неё были русые волосы, подстриженные под каре, и серо-зелёные глаза. Она была прекрасна, хоть и была просто человеком. И улыбка её, такая тёплая, нежная, радостная, принадлежала только мне.

И я просто опьянел от счастья. Эйфория качала меня в своих волнах и качала…

Мама, папа, я и сладкая вата — что может быть лучше?

— Иди ко мне, чудо ты чумазое, — рассмеялась женщина и принялась вытирать платочком моё лицо. Мне это, разумеется, не понравилось, я начал протестовать, как внезапно папа насторожился и осмотрел крыши домов.

Может, он летучих мышей высматривает? Папа всегда говорил мне, что он кот. Брал меня на руки, указывал на нашего домашнего питомца — сиамского обжору Мастера — и говорил, что он такой же кот. А коты любят летучих мышей. Наверное, и на этот раз — мыши…

Ночь прорезал оглушительный выстрел.

Я вздрогнул всем телом от неожиданности, но, казалось, это было единственное, что нарушило сегодняшнюю идиллию.

Выстрел и всё.

Только отец почему-то, внезапно покачнувшись, ничком рухнул на асфальт. В его спине была странная тёмная дыра, чем-то блестевшая при луне.

Ойкнув, я сделал шаг вперёд и увидел, как из-под папы начало быстро расползаться чёрное пятно со странным запахом железа. Я достаточно жил среди оборотней, чтобы понять, что это — кровь. Понять, но не поверить…

Кровь?..

— Папа!!! — уронив сладкую вату, я бросился было к нему, но мама подхватила меня на руки и стремглав бросилась в залитый мраком переулок. Я даже не успел что-либо понять или осознать. Вопросы «Как?» и «Почему?» давили на меня и требовали ответов. Ответов, которых не было здесь, во тьме, которых не давал мамин бег, которых я не знал, где искать.

А мама бежала прочь, крепко прижимая меня к себе. Я чувствовал что-то, что странно и быстро билось внутри неё, я чувствовал её страх и боялся сам. Но ведь мама со мной!..

Она успела добежать только до середины переулка, когда дорогу ей перерезала чья-то фигура.

Мне стало до боли страшно, но я не плакал, когда мама, пытаясь закрыть меня собой, пятилась назад, на улицу. Я был у неё на руках и поэтому мог видеть тело отца…

Тело?!!

Нет! Его нельзя просто так убить! Он сам говорил! Он говорил, что он кот, и что у котов по девять жизней! Вот сейчас он поднимется и устроит весёлую жизнь тем, кто посмел нас обижать.

Ну же, папа, давай!..

Ты можешь! Ты обещал нам! Я верю тебе! Верю!!!

… Но отец не шелохнулся. Только лужа крови росла и росла…

Я ощутил, как от слёз начинает резать глаза.

Ты же обещал мне!!!

ОБЕЩАЛ!!! ОБЕЩАЛ!!!

Я уткнулся мокрым от слёз лицом в шею мамы.

… Обещал…

— Что вам нужно?! — мамин голос дрожал и срывался на жалобный сип, но она держалась очень храбро, изо всех сил. А ведь папа просил защищать её!

Моргнув, я посмотрел себе через плечо. Человек в чёрном. Тень от кепки закрывает ему лицо — ничего не разобрать. Но что-то в нём есть, что-то, отчего у меня внутри всё замирает…

Моя мать пятилась назад, а человек медленно шёл к нам…

И внезапно мы упали. Вместе. Было больно, но я едва ли заметил это.

Мои пальцы погрузились в кровь отца. Рядом сидела отчаянно старающаяся не заплакать мама.

… А кровь была тёплой… Но она остывала… Скользко…

Фигура незнакомца неожиданно бросилась вперёд. Крик мамы оборвался странным хрипом и бульканьем. Она упала рядом со мной.

Ещё живая, ещё странно дёргаясь.

У неё был глубокий порез на шее, из которого тёк ручей крови.

Кровь… Кровь… Опять эта кровь!!!

И тогда я больше чем испугался. Ужас вызывал просто невыносимую физическую боль. Я плакал. Я пытался маленькими ладошками остановить у мамы кровь. Я звал её и папу…

Но всё было тщетным.

… На улице нас было трое…

Нет.

Только я.

Моя истерика, мой животный ужас не знали границ. Вот они, мои папа и мама, ещё тёплые, значит, ещё живые… Почему же они спят и не хотят просыпаться? Почему?!!

ПОЧЕМУ?!!!

… Вокруг столько крови…

Я сорвался с места и побежал, не разбирая дороги. И везде, всюду меня преследовал сводящий с ума запах медяков, пропитавший одежду.

… Мрак… Свет… Фонари, лица, голоса… Улицы, поворот, сталкиваюсь с кем-то. Падаю, но поднимаюсь на ноги и бегу дальше…

… Нет, ничего не помню… Только животный ужас и слёзы…

Грязная подворотня, забившись в какой-то угол, тихо и судорожно всхлипываю во мраке. Оттого, как сладко пахнет кровь на моих руках.

… Что так хочется её попробовать…

Но как можно?!! Это — кровь моих родителей!!! Как я могу?!!

Но я хочу крови! Кровь и боль — это всё, что сейчас меня утешит.

Я плакал. Я в исступлении бил кулачками по асфальту, пока не перестал ощущать их. Больно и — хорошо. Пусть будет больно только рукам. Не мне где-то внутри, а рукам.

А после, вопреки всем «но», вопреки всем воплям естества и совести, словно дикое изголодавшееся животное, я жадно вылизал разбитые костяшки, пальцы, ладони.

Давясь от спешки, сплёвывая песок, проглатывал остывшее, сладкое алое…

Вопреки всему. Самозабвенно.

Боль и кровь — вот что утешает.

… И внезапно — голос.

— Что ты здесь делаешь?

У него было овальное лицо, белые волосы и серебряные глаза — просто озёра без дна. Тёплое растаявшее серебро. Он был одет в длинный чёрный плащ, который мраком выстелился на асфальт, когда вампир — а это был вампир, я умею прекрасно их различать — присел на корточки рядом со мной…

… Винсент…

А потом…

… Незнакомое здание, свет, взволнованные лица и голоса.

Дородный мужчина с вихрями рыжих волос и очень добродушным лицом перевязывает мне руки, другой мужчина, смуглый, сероглазый, с квадратным подбородком и чёрными волосами, зачёсанными назад, что-то обсуждает с вампиром.

Я смотрю на приоткрытую дверь, возле которой никем не замеченная стоит девочка. Может, чуть младше меня. Растрёпанные бессонной ночью русые волосы, злые, красные от слёз глаза, под которыми пролегли чёрные круги. В руках у неё серый медвежонок с ухом, бурым от крови…

Нет.

Это — я.

Та девочка — я!

… Встряхнув головой, я ещё сильнее прижала к себе Тэдди. Меня никто не замечал, а я пришла именно за вниманием. Я не хотела, я не могла возвращаться в тёмную спальню, которая пахнет кровью моих родителей. Хотя все дети утверждают, что пахнет там только конфетами.

Но это — ложь.

На столе мистера Джоунза сидит мальчик. Может, чуть старше меня. Не могу оторвать от него глаз, потому что он не такой, как все остальные. Волосы белые, как чистый лист бумаги или снег, а пронзительно-зелёные глаза горят, как у чёрной кошки, которая живёт у нашей поварихи. Лицо у него перемазано чем-то бурым, а на щеках размазаны слёзы. Мистер Крестовский, который каждый день приносит мне и Киаре какие-то травяные чаи, чтобы мы хорошо спали, перевязывал мальчику руки и говорил что-то успокаивающее…

Я посмотрела на человека, что разговаривал с мистером Джоунзом. Серебряные глаза, белые волосы, чёрный плащ… А ведь я знаю его!

Неуверенно вхожу в комнату и, подойдя к высокому незнакомцу, легонько дёргаю его за плащ. Он смотрит на меня. Не знаю, как называется это выражение лица, но ему словно…

— Я тебя помню, — говорю я. — Ты приходил на наш День рождения, — я никогда не говорила «мой», — и на папин, и на мамин тоже…

Он присел рядом, и его плащ мраком разлился по полу. Серебряные глаза пристально смотрели на меня.

— Тебя зовут Винс. Так звал тебя папа, — говорю я, а он смотрит на меня и ничего не отвечает. И тогда у меня наворачиваются слёзы:

— Папа говорил, что ты ему как брат! Почему ты не забрал нас отсюда?!!

И тогда незнакомец — впрочем, уже и не незнакомец — поднял меня на руки.

— Так ты помнишь меня? — тихо спросил он, а я плакала и не могла остановиться, глядя то на него, то на зеленоглазого мальчика, перемазаного кровью…

Если бы я могла, то утонула в сапфировой бездне, но я не могла. Хотела. Не могла.

… Я никогда не жалел, что папа брал меня с собой, когда дрался. В этих поединках было моё будущее.

Там, под полной луной, на высеребренной ею поляне, стоял мой отец. Чёрные волосы, прореженные сединой, рассыпались по плечам, а в короткой своей бородке он прятал — я знаю — презрительную усмешку. Он не боялся. Он — Принц Клана Белых Тигров, а значит, всего лишь ступенью ниже Королевы Баст. Я горжусь им как никем иным. Я — его сын. Сотни раз отец брал меня на руки, когда я был ещё совсем маленький, и, глядя мне в глаза, смеялся:

— Скоро я состарюсь, а ты вырастешь, Тимка, и тоже будешь Принцем, будешь защищать Клан и Королеву и приносить мне победы в поединках!

Глаза у него были как два ярких огня синего-синего цвета. Он был строг в воспитании и щедр на подзатыльники, но я всё равно люблю его. Пусть я никогда ему этого не говорил. И он меня тоже любит. Ведь если не он, то кто же? Сейчас мне четырнадцать и матери у меня нет. Матери пусть будут у девчонок! А я — будущий Принц!

Сегодня отец сражается с Принцем Рыжих. Вот он, поединок. Уже начат.

Сегодня отец перекинется. Люблю, когда он перекидывается: его тигр такой красивый при полной луне. Сам я ещё ни разу не превращался. Папа говорил, что я ещё мал и у меня мало для этого энергии, а потом добавлял, что зато когда я перекинусь мало кто посмеет встать у меня на пути.

— Каждый из нашего рода, — повторял мне отец, когда ещё до восхода солнца в парке учил меня драться, — с тех пор, как это стал род оборотней, был вторым или третьим от Королевы, был её силой и опорой. Сила и победа — в твоей крови. В нашей крови.

Вместе с остальными я восторжённо закричал, подбадривая отца:

— В нашей крови победа!

… Но что-то идёт не так. Не по правилам поединка…

Не по правилам поединка бить в спину!!! Так орал я, и никто меня не слышал.

… Белый тигр, истекая кровью, пытался подняться на лапы…

Так не по правилам!!! В спину не бьют!!! Почему всем всё равно?! Почему никто не остановит это?! Всё должно быть справедливо!!!

Я уже ничего не кричал. Я не был с тем звериным стадом, что вопили и свистели вокруг места драки, пьянея от запаха крови.

Я — сын своего отца. А отец говорил мне, чтобы я никогда не вёл себя недостойно. Поэтому я молчал. Поэтому я старался смотреть на всё ледяными глазами.

… В нашей крови победа…

А лёд таял, и по моим щекам текли слёзы. Но лицо было гранитной маской, так учил отец. Внешне невозмутимо, я смотрел, как рыжий тигр одним ударом добил белого и пронзительным воем возвестил о своей победе.

… В нашей крови победа… Вот она, наша плоть и кровь размазана по траве…

Я стоял, как мраморная статуя и еле сдерживался, чтобы не рухнуть на колени и не выблевать весь тот ужин, что мы с отцом съели по дороге сюда. Я — сын своего отца, я — будущий Принц, я должен вести себя как подобает!

Но все остальные, и рыжие, и белые, начали сходиться к телу, которое из тигриных останков превращалось в человеческие.

У нас есть обычай съедать побеждённых. Победителей ждёт только лестница в небо, Проигравшего — недры товарищей тел, И не вспомнит никто, кем он был или не был, Лишь душа отлетит в тайный Смерти Удел.

Перед моими глазами мелькнула картинка возможного пиршества, и я не помня себя прыгнул вперёд. Во мне что-то вскипело, с какой-то радостной болью запели тренированные мышцы.

Первый, кто посмел коснуться тела моего отца, получил когтистой лапой по морде. Я не перекинулся, нет, просто я захотел, чтобы у меня появились тигриные когти, и они появились.

Утробно зарычав на всех, чтобы даже не смели приближаться, я коснулся отца. Сердце… У него было вырвано сердце… Да, иначе нас не убить.

… В нашей крови победа…

И только в Раю справедливость. Ну её к чёрту!!!

Я тоскливо завыл. Обращаясь к луне, запрокинув к ней свою голову. Я возвещал скорбь, но никто — НИКТО — меня не поддержал. Только огромный рыжий тигр, прихрамывающий на одну лапу, приблизился ко мне и зарычал.

… Я посягаюсь на его добычу?!!

Волна дикой, не ощущаемой никогда дотоле энергии захлестнула меня с головой.

Безумно захохотав, я перекинулся. Почти мгновенно, безболезненно. Хлестая себя хвостом-плетью по бокам, я зарычал и присел, готовясь к прыжку…

… В ту ночь мы пировали над телом Принца Рыжих. Я сожрал его сердце. Остальные — тело. Рядом со мной рвала мясо молодая тигрица Жаниль, и в её глазах плясал сумасшедший голод.

… Потом мы сожрали и отца. А после состоялась охота, которую повела Баст. Но меня там уже не было.

Стоя на коленях в человеческом виде, я лихорадочно трясся от спазмов дикой рвоты.

Но я сын своего отца — я привыкну быть Принцем. Я привыкну…

… Резкий ветер только раздувал пляшущее зелёное пламя, только усиливал его…

… Раненая рука очень болела. Двадцать швов, лечебная мазь — и всё равно болит.

… Не могу заснуть. Перед глазами тот белый тигр, что… Впрочем, неважно. Надо забыть об этом. Забыть…

… Где-то на кухне мои родители отчаянно спорят с бабушкой и дедушкой. Не знаю, о чем. Не разобрать. Но мне страшно. Я боюсь. Я больна. Отныне я — оборотень.

Молча смотрю в потолок. Бабушка сказала, что я всего лишь раз в месяц буду превращаться в белого тигрёнка. А что в этом плохого? Это же так здорово — побыть настоящим тигром!

Но внезапно — тяжёлые и быстрые шаги по коридору. Распахивается дверь в детскую. Я привстаю с постели, даже не пытаясь притвориться что сплю. Ну наконец-то хоть кто-то пришёл ко мне, я так устала бояться!

В дверях стоит папа. Если рассказать ему, как мне страшно, он утешит меня. Он всегда меня утешал.

— Взгляни!!! — рявкнул куда-то вглубь коридора отец, указывая на меня. — Разве у людей так светятся глаза?!! Она — зверь!!!

… Ч-что?..

Я застываю. Я даже не дышу…

— Брось нести чушь! — зло одёргивает его дедушка, заходя в комнату. — Неужели не видишь, как напугал ребёнка?!

— Какой она к чёрту ребёнок?!! — заорал папа. — Монтр она!!! Теперь она — монстр!!!

— Она твоя дочь!! Как тебе не стыдно! — в комнату вошла бабушка, и я потянулась к ней.

— Бабушка, мне страшно! Почему папа так говорит? — я хочу плакать, я так хочу плакать…

Она села на мою постель и, пересадив меня себе на колени, обняла.

— Всё будет хорошо, — шепнула она.

Я уткнулась лицом в её шею. Она пахла корицей и ванилью, которые всегда добавляет в свои вкусные пироги.

— Ну а ты что молчишь?! — ядовито спросил дедушка, когда в комнату вошла моя мама. Я обернулась, но она усердно прятала от меня глаза и вообще смотрела себе под ноги. Но — она моя мама, и я, спрыгнув на пол, побежала к ней.

— Мама, мам, что происходит? Почему папа на меня злится?

Мне было так страшно… Господи, как же мне было страшно… Если бы ты только знала, мамочка!..

Однако отец неожиданно не подпустил меня к ней. Я попыталась обогнуть его, я тянула к маме руки и плакала, и тогда он ударил меня наотмашь, так, что я полетела на пол.

Больно! Больно, больно, больно…

— Папа, за что-о?!!

— Да как ты посмел, Леонардо?!! — бабушка сразу же бросилась ко мне и подняла меня. — Не разбила ничего, малютка Ким?

Я плакала. Я больше не могла терпеть ни страха, ни боли.

— Всё, с меня хватит!!! — рявкнул дед, глядя в глаза тому человеку, которого я когда-то звала папой. — Собирай вещи и вон из моего дома!!!

— С радостью, — сухо ответил некогда мой отец. — Джу, ты со мной?

Моя мать молчала и только тихонько плакала. Я смотрела на неё с ожиданием.

— Мама, — мой голос дрожал, — мамочка, пожалуйста, останься! Я так тебя люблю, я всегда буду слушаться, только не уходи, пожалуйста! Не бросай меня!

— Джу остаётся, — холодно и жёстко произнёс дедушка, — со своей пятилетней дочерью, а ты выметайся!!!

— Ну уж нет! Я лишился ребёнка, но жену никому не отдам!!! — словно безумный закричал оте… нет, просто Леонардо и, схватив за руку маму, утянул её куда-то вглубь квартиры. Дедушка вышел за ними и закрыл дверь в детскую.

Я ревела и не могла успокоиться, а бабушка гладила меня по голове, целовала в лоб и шептала:

— Всё будет хорошо, Ким. Всё будет хорошо, малютка…

В квартире то и дело раздавались крики и ругань, шаги, потом кто-то яростно хлопнул входной дверью и… и…

… И всё. Тишина. Всё кончилось.

В детскую вошёл усталый дедушка и, сев рядом с нами, ласково погладил меня по плечу. И я всё-таки решилась спросить:

— … А где мама?..

— Уехала, Ким, уехала. Нет у тебя больше родителей. Только я и дед, — вздохнула бабушка, вытирая слёзы. — Только я и дед…

От ветра резало глаза. А потом меня обожгло яркое рыжее пламя.

Изумрудный лёд треснул.

Глава 13

10.

Я лежала на кожаном сиденье и не ощущала саму себя. Точнее, ощущение было, но какое-то эфирное, призрачное, быть может, на грани бессознательности, точно сделай я неверное движение — и лететь мне во тьму, где нет и никогда не было дна. Вот только мне почему-то казалось, что отправься я туда, и мне уже будет всё равно, я уже не почувствую ни полёта, ни времени.

Но, так или иначе, какое-то ощущение тела у меня было и его хватило для понимания того, что из моего носа медленно сочится кровь, а пульс рвёт мою голову на куски. Рвёт с болью, да, очень сильной болью, однако эта боль означает лишь то, что я освободилась от зелёного то ли льда, то ли пламени и нахожусь в мире.

Реальном мире.

Я вернулась, я жива, я могу…

И в этот же миг, словно протестуя, моё тело резко выгнулось от болевого спазма, а рот распахнулся в беззвучном вопле.

Но ведь я всего лишь попыталась вдохнуть!!!

… Больно! Больно!!! Господи, помоги!! Как же мне больно-о-о-о!!!

… Я кричала, но крик звучал лишь в моей голове, потому что горло будто атрофировалось — я не могла ни вдохнуть, ни что-либо сказать. А боль жёстко била в глаза яркими цветастыми пятнами, шумела в ушах томным голосом океана то громче, то тише, и каждый её удар совпадал с ударом моего пульса.

Сипя и царапая ногтями всё, что только попадалось мне под руку, я жадно пыталась заглотнуть воздуха. Хотя бы чуть-чуть, хотя бы самую малость…

Ну пожалуйста!!!

Чьи-то тёплые уверенные руки взяли мою голову, и жёлтые пятна перед глазами, смиловавшись, немного расступились, чтобы показать лицо Итима и его синие глаза.

Синие как птица…

Нет! Это уже где-то было… Это было до того, как я… Чёрт, что же произошло? Я только что побывала… Нет. Я только что была не собой… Кажется, я утонула в глазах и разуме оборотня… Но… что же было потом? Синяя бездна, танцующее пламя, исходящее от изумрудного льда, резкий ветер и рыжий огонь… Что это?

Однако из-за недостатка кислорода цветные пятна сомкнули свои вальсирующие ряды, и больше я не видела ничего. Мне казалось, что я медленно падаю куда-то в глубокую пропасть, куда-то движусь…

… Или это меня несли на руках?..

— Дыши медленно, слышишь?! — чей-то знакомый голос слабо донёсся до меня сквозь океанский шум боли. — Вдох-выдох, но медленно, слышишь?!!

— Да… — шепнула я в пульсирующую болью пустоту, и мне вдруг стало холодно. Отчаянно, дьявольски холодно. Понимаю, это звучит смешно, особенно если учесть, что я, скорее всего, нечто нематериальное, но тем не менее, так оно и есть. Меня затрясло от холода, всё моё сознание свело немилосердной судорогой, как будто я оказалась завалена снегом…

… А потом я ощутила касание воды и тишину. Такую, что бывает только в сердце моря. Шум прибоя исчез — только тишина, ненавязчиво давящая в уши.

Я видела эту воду. Тёмная, синяя, кристально чистая, спокойная и холодная. А над ней был свет. Не такой ласковый, как солнце, и не такой холодный, как луна, но всё-таки свет…

… Поначалу вода держала моё сознание в своей толще, заставляя забываться от холода, подводя к самой грани сознания, а потом начала поднимать вверх. Я бы сказала, на поверхность, если бы была уверена, что она там есть.

… Медленно и неуклонно я поднималась, наслаждаясь покоем и в то же время чувствуя, что больше не могу терпеть этот сводящий с ума холод. Что-то в нём было зимнее. Я не могу объяснить, что именно, знаю лишь одно: это не просто низкая температура, это что-то, принадлежащее зиме. Быть может, была здесь какая-то… свежесть. Извините за глупость, но это, кажется, именно то слово.

Свежесть.

… Свет был всё ближе и ближе. Я мысленно протянула к нему руку и мягко влилась в тёплый летний воздух, в своё тело, в чьи-то объятья…

… Открывать глаза не хотелось. Не хотелось рушить иллюзию покоя, тишину…

Пустую тишину, без шума боли.

… Но одно только пение сверчков и шёпот листвы беспощадно топтали идиллию, втаптывали её в пыль. От неё оставалось одно только чувство, такое, словно я увидела, может быть, не самый прекрасный, но уж точно самый загадочный и самый приятный сон.

В душе остался странный сладковатый осадок, и вэмпи, довольно мыча, с упоением облизывала его, как маленькие дети облизывают большущие леденцы на палочках.

Прислушавшись к себе и к ней ещё раз, я со вздохом открыла глаза.

Да, я действительно была в объятьях, которые нельзя спутать ни с чем на свете, потому что это объятья Итима. Может быть, именно из-за них мне вдруг захотелось посмотреть в его глаза, по-детски задать ему тысячу вопросов, а потом увидеть, как он с улыбкой — да пусть даже без

— отвечает на них.

О-о-о! Как мне хочется, чтобы он ответил!.. Как мне хочется спросить!..

Но вместо всего этого я, как любой нормальный — ха-ха — человек, только что пришедший в себя, огляделась.

Мы сидели под иссиня-чёрным небом на деревянной скамейке, расположенной рядом с одним из подъездов дома Ким. Фонари горели на удивление ярко, а позади меня и впереди, через асфальтированную дорожку, пестрели клумбы цветов. Мальвы, ноготки, флоксии, маттиолы — это всё, что я могла припомнить. Будь здесь Джо, он бы назвал все присутствующие здесь цветы и даже припомнил их латинские названия вкупе с названиями порхающих здесь ночных бабочек.

Джо — он ботанику любит, не то, что я. Я вообще мало что люблю, потому что всё, что я когда-то любила, у меня забрали. Этого больше нет…

И Джо здесь тоже нет. Есть я, Итим, сидящий рядом со мной, Эдуард, устроившийся на каменном крыльце подъезда, и Жаниль, что в таких же, как у меня, джинсовых шортах и чёрной футболке сидит просто на асфальте.

… Плеск… Вода. Где-то бежит ручей…

Это здесь-то?!

Я не без труда обернулась и увидела чёрный поливной шланг, который заливал одну несчастную мальву. Вода давно уже выбралась за пределы клумбы и теперь расползалась по асфальту лужами. От одной из них отходили поспешные следы в сторону дома. Видимо, мы спугнули какую-то ночную бабку-огородницу. Чудаков на свете много.

Но какое мне до них дело? Я же так хотела…

Губы Итима ласково коснулись моего виска, отбивая у меня желание что-либо спрашивать. Просто из этого прикосновения я поняла, что слова приведут к ссоре, а мне не хотелось ругаться и уходить из объятий черноволосого оборотня.

Как-нибудь потом, когда уже нечего будет терять. Потом… Страшно подумать, что будут времена, когда я останусь без ничего и смогу задать вопрос…

Но и это будет потом. Не раньше.

Прильнув к Итиму как можно теснее, я встретила насмешливый взгляд белокурого парня. Излишним будет говорить, что это полностью привело меня в чувства, и что я напряглась, приготовившись отвоёвывать право на итимовы объятья…

Но Эдуард, встряхнув отмытыми от геля волосами, произнёс совсем другое:

— Вот это денёк сегодня! Ты меня поражаешь с каждым днём всё больше и больше, детка Браун. Мы же драться собрались, а не предаваться этим весьма интересным играм.

Я его слов не поняла, а хотелось. Дьявольски хотелось. Но я не успела и рта открыть, как заговорила Ким.

— Вот Король Рыжих-то удивился, — заметила она и отмахнулась от какой-то бурой ночной бабочки.

— Верно, — сосредоточенно произнёс белоголовый парень, рассматривая рваные дыры на своих старых и изрядно потёртых голубых джинсах. — Вроде всё нормально, едем драться…

И вдруг трое оборотней взорвались громким, весёлым, не лишённым истеричной нотки хохотом. Так внезапно, что я вздрогнула от неожиданности.

Но, по крайней мере, они знали, над чем хохочут. Не знала я, поэтому у меня возникло ощущение… отчуждённости что ли. Я почувствовала себя не в своей тарелке без особо видимых причин, да ещё и никто не собирался мне объяснять, что произошло. А в школе мы такого не проходили. Увы.

Первым перестал смеяться Эдуард. Даже скорее не перестал: его смех резко пресёкся, а беззаботная улыбка на красивом лице разбилась вдребезги и из-под её осколков выступила нездоровая бледность.

— Ты что, собственную смерть увидел? — ядовито осведомилась я, но тут перестали смеяться и Ким, и Итим. Непонятно только, то ли из-за своего Принца, то ли я что-то не то ляпнула…

— Ребят, да что вообще стряслось-то? — глядя на их серьёзные лица, я не выдержала. — Вы чего как один побледнели?!

— Это… — договорить белокурый парень не успел: его вырвало на флоксии.

— Началось… — еле слышно выдохнул Итим, но я, не обратив на это внимания, тупо уставилась на Эдуарда. И если раньше я ещё хоть что-то понимала или догадывалась, то сейчас — нет. Понимала я одно: просто так плохо не становится. Не становится плохо и вот с такой вот скоростью, особенно если учесть, что минуту назад человек — ну ладно, не совсем — хохотал во всю глотку.

… Однако на этом дело, как оказалось, не закончилось… Впрочем, по порядку…

Я ещё сильнее вжалась в Итима, и он обнял меня. Внутри меня всё беззвучно кричало, а может, это страх напополам с изумлением оказывал на меня такое действие?

Не знаю. И в данный момент совсем не это хочу знать.

Эдуарда всё ещё рвало. Сначала остатками еды, которую он, видимо, съел на банкете. Потом желчью. А после его тело выгнулось в мучительном спазме, и изо рта и носа у него сплошным потоком хлынула алая кровь.

Мне пришлось приложить усилия, чтобы не отвернуться: зрелище было далеко не из приятных. Я его видела — да, но по-прежнему не понимала, что происходит.

Как это может быть?! Как?! Как?! КАК?!!

Мозг лихорадочно работал, ища ответы, по-крайней мере, так мне казалось. Но даже так я не могла найти даже мало-мальски правдоподобного объяснения тому, что здесь творится. Теперь это приводило меня больше в ужас, чем в изумление, ведь никогда и нигде я не читала, не слышала ни о чём подобном.

Я не знала, что это. А оттого — боялась.

Ведь справедливо бояться того, чего не знаешь, правда?

Подтянув к себе ноги и устроив их на шероховатых досках скамейки, я, всё ещё не отрывая глаз от Эдуарда, прошептала:

— Итим, что происходит?

Голос прозвучал как у испуганной первоклассницы, но я едва ли это заметила. Я заметила только то, что черноволосый оборотень уклонился от ответа, только поцеловал меня в уголок губ и ответил:

— Не бойся, всё будет хорошо.

Он хотел меня подбодрить, и у него не вышло: в его простых, на первый взгляд, словах я услышала какой-то другой смысл. Словно то, чего не надо бояться, только впереди. Очень походило на случай, когда успокаивают ребёнка перед визитом к стоматологу.

Значит, и здесь стоматолог только впереди?

Боюсь, что так.

Поцелуй оборотня тлел на моей коже, а я, не чувствуя этого, во все глаза смотрела на Эдуарда. Кровь, густая, чёрная в ночи кровь текла у него по подбородку, а он всё стоял на четвереньках, пытаясь отдышаться. Воздух быстро, громко, с пронзительным свистом входил в его лёгкие и так же выходил наружу, спина вздымалась и опускалась, а глаза…

Впервые в жизни я ощутила по отношению к Эдуарду что-то, отдалённо похожее на жалость.

Глаза белокурого парня были покрыты белой мутью, и в них угадывалась БОЛЬ. Слишком сильная, слишком адская, чтобы называться просто болью.

Я ощутила, как Итим напрягся и посмотрел на бледно-зелёную Ким.

— Сиди, — пробормотала та. — Я сама дам ему кровь.

Что-о-о?!!

Я уставилась на подругу пятикопеечными глазами. Да что же здесь, чёрт подери, происходит?!!

Смотри, и увидишь.

Очень смешно, шизофрения!

Шатаясь, русоволосая девушка с трудом поднялась на ноги и тут же в бессилье рухнула на асфальт, разбив колени. Почти бессознательно я рванулась было помочь ей, но Итим удержал меня на месте и шепнул только: «Не вмешивайся!». Сложно было ему подчиниться — да и не подчиниться тоже — но я заставила себя сидеть и просто, бездумно смотреть.

Первая неудача не отчаяла Ким. Откинув заплетённые французской косой волосы за спину, она грациозно, точно кошка, поползла к своему Принцу, и я с тихим вздохом заметила, как её изящные ноготки переросли в когти. Она должна дать ему кровь. Зачем?.. Господи, я надеюсь, она не будет резать себе жилы…

И она не стала.

Изящно стянув с себя футболку, под которой, к слову, ничего не было, девушка полоснула когтями кожу над левой грудью, там, где сердце. Кровь, огибая остренький сосок, чёрными ручейками побежала вниз, по животу и стала впитываться в шорты.

Шумно выдохнув, я пробормотала какое-то ругательство, но по-прежнему не отрывала глаз от своей подруги. Было во всём происходящем что-то… завораживающее.

Жаниль двумя руками взяла голову Лэйда и пристально взглянула в его подёрнутые мутью боли глаза. На губах четверть-оборотня блестела густая кровь, но она стёрла её тыльной стороной ладони и одними губами что-то произнесла. Что именно — я не знала и даже догадываться не могла. Возможно даже, не хотела.

— Что она делает? — тихо спросила я.

— Делится Силой через кровь.

— Я думала, так делают только вампиры.

— Нам тоже иногда не хватает жизненных сил.

— Ты мне расскажешь, что за хрень тут творится?

— Как-нибудь потом, бэйба.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но вместо этого захлопнула его и как загипнотизированная продолжила пялиться вперёд, туда, где Ким и Эдуард смотрели друг другу в глаза. Между ними возникла невидимая, но вполне ощутимая Сила. Она трещала, сыпала невидимыми же искрами, словно статическое электричество, и могла больно ударить каждого, кто рискнул бы войти в её поле. Эта Сила была велика, и я каким-то шестым чувством догадывалась, что это — не предел. Если Принц и его Придворная дама захотят, то вызовут мощь гораздо большую, чем сейчас. Но — если захотят. Сейчас в этом не было нужды.

Сейчас или пока?

Всего несколько секунд Жаниль и Лэйд смотрели друг другу в глаза, а потом белокурый парень неуверенно провёл розовым кошачьим языком по её животу, слизывая кровь. Он походил на измученного странника, который брёл по пустыне и, наконец-то найдя воду, боялся, что вот сейчас она окажется миражом или её заберут. Он боялся напороться на отказ, но, не встретив, его прижался ртом к ране на груди Ким и начал жадно пить. Девушка же только закрыла глаза и уткнулась лицом в волосы четверть-оборотня. Непонятно было, плохо ей или хорошо — тут подойдут оба варианта.

Я встряхнулась, отгоняя подступившее было оцепенение.

Невероятно.

Всё, что тут происходит, невероятно.

Я не понимаю этого, просто не понимаю, не могу понять, мне рассудок в этом отказывает! Да, я вижу, но не осознаю, не понимаю, не признаю! Это — Ким и Эдуард? Бред какой-то! Бред!!! Что здесь происходит?!!

Эти вопросы завертелись в голове каруселью, а на меня набросилось что-то вроде легчайшей паники. Со мной бывает такое, если я чего-то ну совершенно не понимаю, как правило, такое иногда случалось в школе на уроках. Но тогда я сломя голову неслась к Джо, и он всё мне объяснял. Кто знает, возможно, и на этот раз он доходчиво растолковал бы ситуацию, но его здесь нет. Увы, увы!

Где же ты, всезнающий Джо?!

— Послушай, Итим… — начала было я, но черноволосый парень оборвал меня тихим, усталым голосом:

— Не надо, Кейн. Не говори ничего.

— Да, но..! — возмутилась я, и тут палец оборотня лёг мне поперёк губ. Я послушно умолкла и посмотрела в его сапфировые глаза, чуть светящиеся на бледном лице.

— Глупая и маленькая неугомонная девчонка! — измученно рассмеялся он, и это было так на него непохоже! Я коснулась его щеки и спросила:

— Как ты?

— Поцелуй меня, и буду лучше всех.

Знаете, я частенько делаю что-то бездумно, просто по наитию, и в этот раз я, встав на лавке на колени, без слов и задних мыслей поцеловала розово-фиолетовые губы оборотня. Его руки мгновенно скользнули мне под одежду, а сам он поторопился выпить мой поцелуй, словно это было в последний раз. Быть может, и впрямь — последний… Кто знает, когда я ещё раз коснусь его вот так?

Мои руки невольно полезли ему под футболку, по рельефным мышцам тела, которые горели и мелко дрожали. Но это были нездоровый жар и нездоровая дрожь, такие, что бывают у тяжелобольных. И от этого во мне поселилось отчаянье, словно я ничего не могла поделать с этой болезнью. Впрочем, и правда ведь не могла?

С другой стороны, это же я, я во всём виновата! Я посмотрела в глаза Итима, и с этого вся эта хрень и началась!

Брось корить себя, Кейни Браун. Ты не знала, во что лезешь. Мало того, ты вообще не знала, что во что-то лезешь…

И внезапно я ощутила призрачный сладковато-металлический вкус.

Кровь?..

Кровь…

Но откуда? Почему?

Резко оторвавшись от губ оборотня, я растерянно посмотрела ему в глаза, но он грубо швырнул меня в цветы и рухнул с лавки на асфальт.

Приземляться было не больно, отнюдь, зато стебли цветов подо мной так и хрустнули. Мне ещё повезло, что эту часть клумбы неизвестная бабка-огородница полить не успела, иначе бы я вымазалась в грязи. Однако, вымазалась или не вымазалась — меня волновало не это. Путаясь в длинных волосах, я выползла из рощицы мальв и, опираясь на лавку, встала на колени…

Картина оказалась не лучше предыдущих.

Буквально секунду Итим, скорчившись, неподвижно лежал на асфальте, а потом вдруг из его рта хлынул поток чёрной крови. Один её вид больно стегнул меня, и я, вскочив, бросилась было к оборотню, но что-то меня остановило. Не знаю, может, это был вид выползающих из пальцев черноволосого парня острых когтей, которые заскрежетали по асфальту…

— Итим… — я протянула руку и тут же отдёрнула её. Я не знала, как его коснуться и как он отреагирует на моё прикосновение.

… Может быть, и никак…

Хрипло кашляя кровью, Итим отчаянно царапал асфальт и метался в агонии, безуспешно пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха. Он задыхался, и его сапфировые глаза откатились назад, показывая сероватые с красной сеточкой белки. Я не могла приблизиться к нему, не заработав удар этой когтистой руки. Князь Клана Белых Тигров не отвечал за себя, а я не знала, как это исправить.

— Итим! — я надеялась, что он меня услышит, этот мой жалкий, дрожащий голос, но он не слышал. И тогда я оказалась близка к тому, что у простых людей носит название «впасть в истерику» от бессилия и страха, в панику, которую уже никак не унять. В горле у меня стоял ком, в глазах — слёзы.

И я хотела кричать. Кричать громко, отчаянно, так, чтобы весь этот мир с его болью, подлостью, тревогами разбился на осколки и канул в ничто, оставив после себя успокоительную пустоту, где можно будет забыться навсегда…

Но я молчала.

Ещё никогда и ни из-за кого мне не приходилось впадать в такое состояние беспомощности. Это было ново, и я не знала, что мне с этим делать, что мне делать со всем этим! Я всё видела, видела, как плохо Итиму, но ничем не могла помочь. Чёрт возьми, я даже коснуться его не могла!

Вэмпи внутри меня, запрокинув голову назад, кричала.

Дура, дура, дура! Посмотри, что ты натворила!! Зачем ты смотрела ему в глаза?

Встряхнув спутанными волосами, я шагнула назад.

Я же не хотела! Откуда мне было знать?!

Асфальт чернел от крови.

Это ты виновата! Ты и только ты! Ты! Ты!! Ты!!!

Но я же не хотела!..

Ты всегда не хочешь, а получается!

Присев на корточки, я закрыла лицо ладонями и стала качать головой.

Я не хотела, чтобы так случилось, не хотела, не хотела!!! Бог мне свидетель, я не хотела!

Бог? Теперь ты веришь в Бога? Ты, которая называла себя атеисткой?! От чего ты ещё отреклась на последний месяц? Что ты ещё потеряла?! Посмотри на себя, жалкое ты отродье! Ты готова реветь в три ручья из-за какого-то самца!

Но я…

Заткнись! Ты во всём виновата! Ты сама во всё это ввязалась, во всё, из-за чего теперь страдаешь!

Я ощутила, как кожа под глазами потеплела от слёз, а вэмпи внутри меня всё выкрикивала и выкрикивала обвинения, и возразить ей я не могла. Я была согласна с ней. Это всё из-за меня, и ничего теперь не исправишь…

… В голове звенело…

… Это ты виновата!!! Ты!!! И только ты!!.

… - Итим!

Вэмпи резко умолкла: так неожиданно и так властно прозвучал этот голос. И всё же была в нём ещё хрипотца, остаток прошедшей боли.

Я осмелилась поднять лицо.

Пощёчины, хоть я её почти ожидала — от кого? — не последовало.

Черноволосый парень трясся в лихорадке, но его глаза были закрыты, словно он давно потерял сознание от боли.

— Итим! — уже чуть мягче повторил Лэйд.

И неожиданно оборотень замер. Его синие глаза приоткрылись, и он, вывернув шею, посмотрел на своего Принца словно заинтересованный чем-то кот.

По-крайней мере, движение было такое.

Я подняла взгляд и встретилась с глазами белокурого парня.

… Дьявол и преисподня…

Вряд ли я когда-нибудь смогу передать всю завораживающую своей дикостью красоту увиденного. Вряд ли смогу описать её нечеловечность…

Но я попробую.

Принц Клана Белых Тигров преспокойно сидел на крыльце и, казалось, совсем не ощущал холод, источаемый камнем. Снежно-багровые пряди чёлки прилипли к покрытым бурыми разводами лбу и щекам, а на их тёмном фоне горели два светлых, но холодных изумруда.

Они смотрели на меня с безразличием.

Но я не могла ответить тем же.

… Совсем…

Губы, шея, обнажённый торс Лэйда — всё было в запёкшейся крови. Потемневшая от неё грудь мерно вздымалось в такт дыханию, и в такт ему же тускло поблёскивал медальон Клана.

Я знала, что он тёплый от крови. Я даже знала, насколько, потому что когда-то сжимала его в руках и кожей впитывала жар королевской крови о'Тинд.

А она на редкость горяча…

Жаниль свернулась клубочком рядом с Лэйдом, для удобства положив растрёпанную голову ему на бедро.

Принц и Придворная дама.

Он небрежно скользил пальцами по её бархатной коже, а она смотрела на мир серыми, томными глазами уставшей кошки, и губы её были почти чёрными.

И я знала, что отнюдь не от помады.

— Иди ко мне, Итим, — Лэйд небрежно провёл пальцем по шее, и с неё на грудь пополз неторопливый, а оттого более завораживающий ручеёк свежей крови. — Моя кровь — твоя кровь, моя Сила — твоя!

Я не успела даже моргнуть, а Итим уже оказался рядом с Лэйдом и уткнулся лицом ему в шею. Мокрые чмокающие звуки объяснили, что он жадно глотает кровь, но меня это ни смутило, ни вообще как-либо затронуло. Может быть именно сейчас, именно в этот момент меня ничто в целом мире не могло затронуть. А может быть, и нет.

Обагрённая рука белоголового парня мягко легла на затылок оборотню и погладила, ласково почёсывая за ухом, как котёнка, а потом привлекла его поближе. Не отрываясь от раны, Итим оплёл руками торс Принца, и Жаниль ласково поскребла его коготками.

Горящие изумрудным огнём глаза преспокойно взглянули на меня, и Лэйд улыбнулся чёрными от крови губами, обнажив острые кошачьи клыки, но ничего не произнёс.

И не надо было.

Я медленно хлопнулась задницей на асфальт, ошалело пялясь на всех троих. Отчаянье отступало под натиском мысли, что синеглазый парень теперь вне опасности. И эта же мысль приносила страх от того, они спокойно пьют кровь друг друга. Это было для меня ново, странно… дико.

Но наряду со страхом было удивительное ощущение, как в ту ночь, когда белые тигры, мурлыкая, тёрлись о ноги Жаниль и Итима. Как и тогда, я видела перед собой семью, узы которой были куда более крепкие, чем в человеческих семьях. Я видела перед собой неполный, но всё же чётко обозначенный Клан оборотней. Я видела Принца, и мне почему-то на ум пришла аналогия тигра, возле которого в летний зной дремлют его тигрята. Да, конечно, Лэйд был ровесником и Жаниль, и Итиму, но он был так же за них в ответе. Если им требовалась защита, он защищал их, если им нужна была Сила и кровь, он делился Силой и кровью, если они хотели в полнолуние есть, он вёл их на охоту. И ведь он ещё только Принц. Какова же тогда Королева?

Лэйд неотрывно смотрел на меня сверху вниз, и этот взгляд ему удавался. Я сидела на асфальте, положив руки на согнутые в коленях ноги и молча пялилась на Клан. Мне больше ничего не оставалась делать. Да, я дружу с Ким и общаюсь с Итимом и даже Эдуардом, но для Клана я абсолютно чужда. Я вне Клана, я для него никто. Впрочем, я и не претендую. Для этого надо быть оборотнем, а мне и нынешней вэмпи хватает.

Лэйд осторожно оттянул черноволосого парня от раны на своей шее и положил его голову себе на колено. Итим послушно вытянулся на холодном камне и словно маленький котёнок перевернулся на бок. Я увидела на его лице, перемазанном тёмной кровью, невиданное дотоле блаженство. Изящные пальцы Принца погладили его по плечу, как гладят обычно котов или кошек, и оборотень довольно потёрся щекой об его ногу. Его синие глаза были просто пьяны или… даже не знаю. Как у наркомана, который находится на самом гребне своих иллюзорных удовольствий.

Только вот удовольствия всех этих троих из Клана Белых Тигров были отнюдь не иллюзорными. Это читалось по их глазам, которые не были ни человеческими, ни кошачьими — нечто среднее: кошачий разрез, кошачьи же огромные зрачки, а вот радужки ещё оставалась кольцами и не расплылись на весь белок, как у кошек.

Я смотрела в глаза тех, кто стоял между людьми и животными — глаза оборотней. Они видели оба мира, они жили в обоих мирах и умирали тоже в обоих.

Один из них — мой мир, но не было в нём никого, кто бы мог передать и объяснить все мои ощущения. В моей душе хранилось тепло, какое я ощущала только при виде сворки играющих котят, было умиление, которое я иногда испытывала, когда видела храброго и подающего надежды ребёнка. Странно, я смотрела на Клан оборотней, но ощущала только приятные эмоции. Они грели, как солнце, но до них нельзя было дотянуться, нельзя было стать их частью, и я знала, почему.

У меня нет дома. Нет семьи.

— Почему с ней всё хорошо? — лениво спросила Ким, словно я была чужая. Наверное, в том мире, из которого она на меня смотрела, так оно и было.

— Из всех нас она самая слабая, — ответил Эдуард и намотал на палец выбившуюся прядь её волос. Только тогда я увидела на его запястье свежие следы похожего на человеческий укуса, словно кто-то недавно пил кровь…

Наверное, Жаниль.

— Да она и не оборотень, — Итим улыбнулся чуть островатыми зубами.

— Интересно, а как её прихватит-то?

Я невольно нахмурилась. Мне не понравилось ни то, что он говорил обо мне, ни то, как он говорил. И даже то, как он на меня смотрел… Я словно была для него едой, но несколько иного рода. Того, который парни предпочитают после ужина при свечах и после выпитого вина. Романтично? Ага. Была бы хоть капля романтики в сапфировых глазах оборотня, я бы так не напрягалась. Но романтики там не было, был обыкновенный голод. Неужели я так похожа на розеточку с клубничкой?

Ну да, в их мире — возможно. Но я не в их мире, поэтому мог бы проявить хоть капельку уважения…

Впрочем, каких глупостей я требую?

Под горящим взглядом Итима уходили и отчаянье, и тепло, навеянное видом Клана. Под этим взглядом я начала смущаться своих коротких шорт и голых от беты (я всё же в кроссовках) до омеги ног. Впрочем, это нормальная реакция. Слава богу, я не принадлежу к тем девушкам — кхем, девушкам — которые, не краснея, могут смотреть в эти синие глаза. Но и эти синие глаза — совсем не то, что я привыкла видеть в оборотне.

Да, конечно, он одаривал меня взглядами, от которых я краснела, но тогда он смотрел на меня как на желанную девушку, а не еду. Хотела бы я знать, сколько в этом черноволосом парне осталось от прежнего Князя Клана Белых Тигров?

Наверное, что-то из этих мыслей отразилось в моих глазах, так как оборотень одним грациозным движением поднялся на ноги и неспеша направился ко мне. И на этот раз я была не рада этому.

— Итим, назад! — спокойно, почти небрежно бросил Лэйд, и черноволосый парень послушно замер. Но не более. Он стоял и всё так же смотрел на меня, словно я была не более, чем самкой… Что ж, если хорошенько подумать, то так оно и есть: я же всё-таки девушка, но вот только меня не устраивает перспектива быть для Итима просто самкой.

После нашей прогулки, начиная с моста через Канал Грешников и заканчивая площадью перед кинотеатром «Сезарр», я думала, что уже могу не бояться его, что он для меня безвреден. Как бы не так! Синеглазый оборотень опасен всегда и для всех. Дикого тигра не приручить, природу не обмануть. Хотя Эйнштейн сказал, что с ней всегда можно договориться…

Итим сделал ещё один шаг ко мне. Я встала на ноги и попятилась. Наверное, слишком испуганно…

А потом мне вдруг стало не до этого. Ощущение было такое, словно у меня из-под ног кто-то резко выдернул землю, и я потеряла равновесие. Мир закружился вокруг меня, словно в каком-то актрационе, а я никогда такого не любила, мне всегда становилось от этого плохо. Но ком тошноты на этот раз даже не успел застрять в горле — он вырвался наружу едкой горячей рвотой. А вслед за ей по венам хлынула острая высокая боль. Хлынула из ниоткуда и окутала плотной сетью каждую клеточку моего тела.

Но её невозможно было терпеть. Она была всем, а я — нет.

Пронзительно завопив, я начала молотить кулаками по асфальту и, перекатившись, оказалась среди сладкопахнущих цветов. Только легче от этого не становилось. Боль ослепляла рассудок, как яркий солнечный свет — глаза. И в порыве этой боли невозможно было ни понять что-либо, ни придумать. Боль хотела, чтобы я как безумная металась в агонии, и я выполняла её желание.

Выхода у меня не было. Была возможность кричать, и я кричала, кричала, кричала…

Надо мной склонился крайне заинтерисованный Итим. Я, ощутив его частое горячее дыхание у себя на коже, посмотрела на него и почему-то уже знала, что помощи ждать неоткуда…

Неоткуда…

Внезапно я почувствовала окружающий меня мир, такой огромный, бескрайний — ведь у него действительно нет края. И от одной только мысли, что никто, абсолютно никто мне не поможет, что боль будет вечной, горло разорвал на части крик. И только бог ведает, сколько в нём было отчаянья, сколько — одиночества, а сколько — злобы… нет, озлобленности.

Боль сжигала меня в себе, и её нельзя было ни уговорить, ни победить — ничего. Сквозь рваные жёлтые пятна я посмотрела на Итима, а тот — на меня… и неожиданно резко полоснул себя по шее когтями.

Пламя боли взмыло до небес, и мой крик сгорел в нём без следа…

Черноволосый оборотень наклонился ко мне и, схватив за волосы, подтянул меня поближе к ранкам. От боли её контуры размылись.

— Пей! — голос оборотня прозвучал требовательно и очень серьёзно. Я, трясясь в лихорадке, упрямо замотала головой: от одного вида крови мне хотелось облевать всю клумбу. И кажется, уже не едой и не желчью: желудок пуст, а собственными внутренностями.

— Пей, иначе будет хуже! — парень встряхнул меня за плечи.

Боль слегка опала.

Я посмотрела в очень человеческие глаза Итима и судорожно мотнула головой. Говорить я была не в состоянии, но даже это не заставит меня окончательно стать тем, во что меня превратила Лал.

Я не хочу быть нелюдью, я не хочу быть вэмпи!

Ты уже вэмпи.

— Послушай его, крошка Браун, — рядом оказался спокойный как айсберг Эдуард. — Любая кровь: его, моя, Ким — пойдёт тебе на благо.

— Не буду… — сквозь стиснутые зубы просипела я. — Не..!

Боль ударила в голову, и договорить я не смогла. Я уже даже не металась — я обмякла в лесу мальв и флоксий, покачивающихся на фоне звёздного неба.

— Глупая строптивая девчонка! — вздохнул Итим. Одной рукой он обнял меня за плечи, другую запустил в мои густые волосы и насильно — хоть я уже не могла толком сопротивляться — ткнул меня лицом в тонкие и по хирургически аккуратные ранки. Хотела я или не хотела — а на губах дразняще заплясал вкус медяков.

Вэмпи где-то внутри меня восторжённо взвыла.

Резко отдёрнув голову, я судорожно заглотнула сладковатую слюну. Меня тошнило, трясло от боли, я почти теряла сознание, но смотрела в синие глаза Итима со злым упрёком.

Оборотень коротко поцеловал меня и шепнул:

— Пей. Выпей меня. До дна.

Вэмпи поддержала его радостными криками.

И тут вкус крови потерял свой тошнотворный оттенок. Он стал металлически-сладким, манящим, он вызывал жажду по себе же, как вода в июльский полдень, только был куда лучше воды…

Больше я не думала ни о чём. Мне было всё равно, кем я потом стану, ведь это всё будет потом, потом, потом…

Потом. Какое чудесное слово…

Обвив руками Итима, я жадно заглатывала кровь и из-за спешки давилась ею. Но чем больше её я выпивала, тем меньше болела каждая клеточка моего тела — густая сеть боли таяла, как предрассветная дымка в лучах солнца. Это было… хорошо. Хорошо было то, что прежние силы вновь возвращались ко мне, возвращалась ясность мыслей, возвращалась я сама. Я и моя вэмпи. От крови она не окрепла, а я не ослабела. Всё осталось так, как и было до этого.

… Черноволосый парень насильно оторвал меня от раны и сжал моё лицо в тёплых железных ладонях. Я глядела на него мутными глазами и улыбалась, а он улыбался мне.

И всё.

Больше в мире ничего не было. Какое-то сладкое нытьё под сердцем и синие, как птица, глаза Итима.

Запустив пальцы ему в волосы, я жадно поцеловала его. Вкус губ причудливо смешивался со вкусом крови, и один только Дьявол знал, как это было хорошо.

Дьявол, Итим и я.

Оплетя друг друга руками, мы не прерывали поцелуя. Вокруг были мальвы, вверху — звёзды, внутри — кровь. Всё.

Это и был мир.

Мир, в который внезапно ворвался холод…

Вскрикнув, я рухнула в самую гущу высоких цветов. Итим полетел, наверное, в другую сторону. Не знаю…

Наш с ним мир разбился, как хрусталь, впустив в себя запах и шёпот флоксий, стук испуганного сердца…

— Чёрт! — в отчаянье прошептала я, облизывая губы, и потёрла ушибленный локоть. — Чёрт…

Было и чувство обиды, и разочарование, и слабая злость, а ещё, кажется, усталость. Я медленно поднялась на ноги и встретилась взглядом с Эдуардом.

— Ублюдок, — это слово я выплюнула, с презрением глядя ему в глаза.

— Ты мне просто Америку открыла, — с вялым безразличием отозвался белокурый парень, а потом посмотрел на синеглазого оборотня, который стоял возле клумбы и, не поднимая взгляда, оттряхивал джинсы.

— Итим, — холодно произнёс Лэйд. Князь Клана выпрямился и в упор посмотрел в его зелёные глаза.

— Ты меня сегодня огорчаешь, Итим, — белокурый парень обошёл вокруг него. — Очень сильно огорчаешь. И если огорчишь ещё раз — помоги тебе Хатор-Луна. Вон с моих глаз.

Презрительно фыркнув, оборотень не проронил ни слова и мягкой походкой направился, наверное, к машине Короля Рыжих. Я проводила его взглядом, а потом отвернулась.

Ночь становилась беспощадно холодной.

Эдуард потянулся всем телом, так, что хрустнули кости, и встряхнул головой, но это был скорее жест усталости, чем довольства жизнью. Даже не верилось как-то. Четверть-оборотень устал?.. Ну да, вполне логично, у него ведь тоже когда-нибудь батарейки садятся, не вечно ж ему бить в барабанчик.

Так, стоп, в барабанчик бьют розовые зайчики из рекламы. Что-то у меня мозги перестают варить.

А ты газ включать под ними пробовала?

Шумно вздохнув, я помассировала виски.

Что там у тебя, краник газа открывается?

— Может, ты вылезешь из цветника, пчёлка Майа? — саркастично поинтересовался белокурый парень.

А вот и спичка.

— Захочу и вылезу! — огрызнулась я, а в следующую секунду подумала, что и впрямь глупо сидеть в роще мальв и изображать из себя бабочку. Тут их и без меня хватает.

Утвердившись в этом мнении, я перебралась с клумбы на лавку и посмотрела на Ким, которая стояла рядом и задумчиво наблюдала за Мёртвой Головой, копошащейся в маттиоле.

— Как ты? — спросила я у подруги. Та безразлично пожала плечами и рассеяно ответила:

— Нормально. А ты?

— Тоже.

— Жаль, — сквозь зубы процедил Эдуард и, подобрав с асфальта свою чёрную шёлковую рубашку с длинным рукавом, натянул её на себя, однако застёгивать не стал. И теперь миру являлся медальон Клана и… проколотый пупок.

Поморгав, я снова уставилась на живот белокурого парня. Нет, ну чес-слово, у него был проколот пупок!!!

— Малышка Браун, на мне что, петуньи расцвели? — ядовито осведомился Эдуард. — Или чем тебя так заинтересовало моё тело?

— У тебя чего, в брюхе пирсинг? — у меня, наверное, было очень глупое и удивлённое лицо, только почему мне на это плевать?

— И? — приподнял брови четверть-оборотень.

— Какую часть тела ты ещё проколол? — старая добрая игра: он — новые ворота, а я — баран…

Затылок больно хлопнулся об доски скамьи.

— Тебе показать? — очаровательно улыбнулся белокурый парень. Он стоял на четвереньках на лавке и был аккурат надо мной. Как и почему мы оказались в таком положении, я не знаю.

Кто я такая, чтобы уследить за движениями Принца Клана Белых Тигров?

— Н-не надо! — изумлённо икнула я, глядя на него глазами в форме блюдечка. — В-верю на слово!

Кто-то хихикал в ладошки, и этот кто-то была Ким. Понимаю: блюдечные глаза не очень идут к моему личику. Что касается Эдуарда, то он продолжал соблазнительно улыбаться.

— А может, — он приблизил своё лицо к моему, — всё-таки показать? Вижу, ты не особо поверила.

— Ты же обещал меня не трогать, — напомнила я, упираясь руками ему в голую грудь. Странно, я хотела, чтобы варили мозги, а не теплели от краски щёки.

— Это было вчера, — промурлыкал четверть-оборотень.

Чёрт! И впрямь!

Я посмотрела в изумрудные глаза белокурого парня и ощутила что-то, похожее на панику. Я знала, что делать, если он хочет оторвать мне голову, но в данном случае…

Крепко зажмурившись и открыв глаза, я опять посмотрела на Принца.

Итак, давайте рассуждать логически. Вот это — давно известный мне Эдуард о`Тинд, на четверть оборотень-тигр, не дурак, первый боец в Кругу Поединков, мой ненавистный враг, который сто раз отправлял меня в реанимацию, который выиграл у меня все без исключения поединки, который пытается отнять у меня первую, может быть, любовь, который никогда не упускает случая унизить меня и испортить мне жизнь, который сейчас нависает надо мной и предлагает мне…

Да где же здесь, мать вашу, логика?!!

Откуда-то со стороны флоксий и мальв доносился хохот Кимберли.

— Мне кое-кто по имени Ким думает мне помочь? — поинтересовалась я, не отрывая подозрительных глаз от белокурого парня. Медальон Клана лёг мне в ямочку у основания шеи.

— Извини, но от этого я тебя спасать не буду, — выдавила из себя девушка, всё ещё не попадая в моё поле зрения. Вывернув шею, я зло уставилась на неё, а она сидела на крыльце подъезда, нимало не смущаясь своей частичной наготы, и бессовестно хохотала, глядя на меня… ладно, на нас.

— Почему ты его просто не скинешь? — весело поинтересовалась она.

— И впрямь… — пробормотала я, опуская взгляд куда-то к ноготкам, а потом выползла из-под Эдуарда так же, как сделала это совсем недавно в парке, после того, как он меня догнал.

Мы с ногами сидели на лавке друг напротив друга, почти соприкасаясь коленями.

— И почему, когда я рядом, ты так туго соображаешь? — спросил белокурый парень, и в его глазах плясали адские огоньки.

— Потому что у меня не укладывается в голове тот факт, что ты меня хочешь, — спокойно пожала я плечами, хотя щёки у меня всё ещё горели.

— То есть, — приподнял одну бровь Эдуард, — ты теряешься?

Я неопределённо дёрнула щекой. Это даже для меня самой означало и да, и нет.

— Ладно, я тобой как следует займусь после Синга, — произнёс белокурый парень и коротко поцеловал меня в губы. Я среагировала мгновенно, и он получил по уху.

— Меня сегодня увозят новые родители, ты не забыл? — желчно поинтересовалась я, с отвращением вытирая губы тыльной стороной кисти.

— После Синга и до твоих родителей я найду ещё целую вечность, — улыбнулся Эдуард и многозначительно двинул бровями. Господи, ну почему он как раньше не пытается оторвать мне голову? Тогда было всё так просто! Можно было подраться с ним, обложить его матом… Где же эти блаженные времена? Сейчас как-то неуместно бить человека за то, что он старается тебя соблазнить…

Стоп!!! Так это что получается, что я должна вести себя точно так же?!!

Проснулась, мать её так… Да, Кейни, да! Ты должна вести себя точно так же!

От этого открытия у меня даже рот приоткрылся.

То есть как, я тоже должна обнимать, целовать его, так? И… прочее, прочее, прочее?!

Да.

— Твою мать! — тихо, но выразительно произнесла я.

— О чём ты думаешь, крошка Кейни? — с любопытством спросил Эдуард.

— О том, что меня тошнит от тебя, — я встала на ноги и потянулась.

— Ладно, а что теперь делать-то будем?

— Следующий пункт ночного плана — Синг, — заметила Ким. — Значит, надо возвращаться… Кстати, кто-нибудь видел мою футболку?

… Футболка нашлась в грязевом море, которое бесперестанно разбавлялось водой из брошенного кем-то садового шланга. Мы с девушкой искренне пожалели эту шмотку: на ней был изображён такой прикольный монстрик, немного полинявший, правда, после многочисленных стирок, но всё так же симпатичный.

— Ладно, походим так, — буркнула Кимберли и потянулась. Луна совместно с фонарём осветили каждый миллиметр её совершенного тела и кожи, по которой наперегонки бегали мурашки — ночь была не самая тёплая.

— Давай я отдам тебе свою безрукавку, и ты сбегаешь домой, — предложила я.

— А ты будешь тут щеголять в нижнем белье? — почти рассмеялась девушка.

— В нижнем белье — это не голяком, — возразила я и потянулась было к молнии кофточки, как внезапно за нашими спинами раздалось:

— Пожалуйста, медленно и под музыку!

Шумно выдохнув, чтобы не потерять контроль над собой и вэмпи, я медленно обернулась и злющими глазами уставилась на Эдуарда, который фривольно устроился на скамейке и сладко улыбался, как улыбаются мальчики с глянцевых обложек эротических журналов для женщин. По идее, я должна была таять от этой улыбки как кубик льда в зной, но такого не было и никогда не будет. Всё, что у меня вызвал своими словами и своей улыбкой четверть-оборотень — злость. Я согнула руку в неприличном жесте и хотела было сказать что-то оскорбительное, как он опередил меня:

— Малышка, я же не просил ничего из ряда вон выходящего.

— Да ты что?! — окрысилась я, но белокурый парень продолжал как ни в чём ни бывало улыбаться, и эта улыбка принадлежала мне одной. Это было странно, это было дико: четверть-оборотень пытается меня закадрить! Он со мной вёл себя так, словно я… Мажуа или Сара. Он говорил, он смотрел, но интонация голоса и блеск глаз обещал грех слаще и желаннее мёда.

Он сказал, что у него сейчас нет времени браться за меня всерьёз.

Я посмотрела на голую грудь Эдуарда, мерно вздымающуюся в такт дыханию.

Что же будет, когда он возьмётся за меня всерьёз? Все говорят, что самый умелый и опасный искуситель — Дьявол. Не знаю: не проверяла. Но, кажется, белокурый парень вполне сможет с ним поспорить. Я — Боец Круга Поединков, но я никогда не отказывала себе в удовольствиях. Еда, напитки, вещи, развлечения — я брала всё, что могла и не могла.

И теперь зелёные глаза моего злейшего врага предлагают мне то, о чём не краснея думать нельзя, но по сравнению с чем меркнут все остальные прелести этой жизни.

И теперь впервые в жизни я думаю: а смогу ли я?

Да, меня тошнит от Эдуарда, но то, что он может сделать… Я в жизни боролась со многими соблазнами, но похоть — это что-то из ряда вон выходящее…

Впрочем, куда меня занесло? Неужели я хочу четверть-оборотня?

Нет.

Тогда к чему же все эти длинные рассуждения, если можно сказать проще: я не знаю, что делать, если кто-то пытается меня совратить?

По идее, я должна быть зеркалом: что делает он, то делаю и я, но…

Я так резко встряхнула головой, что спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

Я не смогу. Не смогу. Зачем же я тогда с ним спорила?

Ты просто не знала, как глубока кроличья нора.

Ч-ч-чёрт!!! Что-то я совсем запуталась! Было бы куда проще, если б мы не были с Эдуардом врагами. Но — мы враги. А враги не соблазняют друг друга. Чтобы проникнуться к человеку тёплыми чувствами, необходимо избавиться от ненависти и прекратить воспринимать человека как чуму народов.

Это точно не про меня. С Эдуардом можно либо дружить, либо враждовать, третьего не дано. Я свой выбор сделала и отрекаться от него не собираюсь.

Вот только спор от этого не исчезнет.

— Что случилось, малышка Браун? — поинтересовался четверть-оборотень. — О чём это ты так глубоко задумалась?

Оказалось, что он стоит в полуметре от меня. А я даже не заметила, когда и как он подошёл. Твою ма-а-ать!..

Железные пальцы белокурого парня взяли моё лицо за подбородок и приподняли его.

— О чём ты думаешь, Кейрини Лэй Браун? — спокойно спросил Эдуард, глядя в мои глаза. Я не стала врать.

— О тебе, Эдуард о`Тинд. И о том, — я убрала его руку, — что я не хочу тебя касаться, не хочу тебя целовать, не хочу соблазнять, совращать тебя. Мне противна одна только мысль об этом.

— Ты боишься, что не выстоишь? — наклонился к моему лицу четверть-оборотень. Я отрицательно покачала головой:

— Ты всегда был моим врагом, Тень. Быть может, если б не было тебя, я бы не стала таким бойцом, которым являюсь сейчас. Но я хочу, чтобы мы сейчас и всегда оставались только врагами. Не более, но и не менее.

Я не знаю, о чём думал в тот момент Эдуард: его лицо было бесстрастной маской. Он только выпрямился и, отойдя от меня, сел на лавку.

— Я тоже хочу, чтобы мы были врагами, — пожал он плечами. — Хотя мне, собственно, уже всё равно. Когда я был простым Эдуардом, сиротой из Приюта, моей жизнью был Круг и вражда с тобой. Когда я стал Принцем, у меня появились куда более серьёзные проблемы и дела. Такие, что ты по сравнению с ними меркнешь. Ты хочешь, чтобы мы по-прежнему вели холодную войну, — белокурый парень развёл руками, — ради Бога. Будь по-твоему.

— Отлично, — развернувшись, я пошла к машине, однако через несколько десятков метров, возле угла дома, остановилась и посмотрела на звёздное небо, потом — на горящие уютными окнами силуэты чёрных домов. И от одного их вида моё сердце сжала какая-то неясная тоска, чёрт-зна откуда взявшаяся. Глупая тоска, которую не уймёшь и не утешишь. Тоска по семейному теплу… Так иногда грустят путешественники, давно не бывавшие на родине. Вот только у них всегда есть, куда вернуться, а я — вечный странник.

Я — вэмпи. А у вэмпи нет дома иного, чем кровь. И нет жизни иной, чем кровь… Ни дома, ни семьи…

Ведь Киару я тоже потеряла.

… Больше нет никого и ничего. Только вечное странствие без начала и конца… Только кровь, ночь и тени… Тень…

— Кейни?

Резко встряхнув головой, я обернулась. Конечно, в моих глазах сейчас была голая, не прикрытая никаким весельем или бравадой грусть, но я не знала… Нет, я не хотела никуда её девать. Пусть будет.

В метре от меня стояла одетая в рубашку Эдуарда Ким и серьёзно смотрела на меня.

— Что случилось, Кейн? Ты вдруг так поникла, — произнесла она. Я отрицательно покачала головой и пошла к машине. Быть может, Кимберли поймёт меня. Быть может, нет. Но не сейчас, расскажу ей как-нибудь потом…

А будет ли оно, это потом?

От неожиданности этого вопроса я чуть не замерла на месте.

Будет ли? Подумай, ведь завтра Кейрини Лэй Браун не станет. И вряд ли такая когда-нибудь ещё раз появится, вряд ли зимним вечером ворвётся в комнату Джо с мольбой дать списать домашку по химии, вряд ли в костюме дьявола пойдёт с Киарой на Хэллоуин просить конфет, вряд ли будет скрежетать мелом по доске, тем самым раздражая Крыс… Нет, так больше не будет. Не будет Кейни, которая любила горланить с Майком песни «Арии» и «Ауте», шагая ночью по тёмным улицам Кварталов. Не будет Кейни, которая выходила из кабинета мистера Джоунза с лицом ангела и глазами бесёнка, которая вдвоём с Никитой бродила по осеннему кладбищу, переплетя пальцы его и своей рук, которая принимала его поцелуи и дарила свои в самые одинокие и безлунные ночи… Не будет той Кейни, что до потери сознания дралась с Эдуардом и смеялась анекдотам Ли Джонсона и Джека Лаоре…

… Что же тогда будет?..

Я села в машину, не глядя на Синга с его подругами, и свернулась в своём уголке клубочком, сквозь стёкла глядя на яркие окна домов.

А ведь там живут люди, которые ничем не хуже — а иные и не лучше — меня. У них есть дом и наверняка есть семья…

И только у меня — вечное странствие.

За что?

11.

Тревожная дрёма почти полностью овладела мной, когда машина неожиданно остановилась, и тихонько рычавший всю дорогу мотор умолк. Продрав глаза, я посмотрела в окно, но увидела только чёрную стену леса.

— Мы уже приехали? — сонно поинтересовалась я, тря глаза.

— Да, миледи, — Синг галантно распахнул дверцу и выпустил сначала Ольгу, Татьяну, Ким, а потом сделал жест, означающий, что он выйдет только после меня. Почему-то мне очень не хотелось подставлять ему спину: он же всё-таки обещал меня убить, но я пересилила себя и вылезла на свежий воздух. Тут меня до костей пробрала дрожь: после тёплого автомобильного салона ночь показалась ледяной. Впрочем, не одной мне. Лада, Шарон и Жаниль тоже обхватили себя руками и ёжились. Мужской половине пассажиров, которая не заставила себя ждать, холод был ни по чём. Даже голому по пояс Лэйду.

Один Бог знает, в какую глушь мы заехали. Под ногами — старый растрескавшийся асфальт, из которого выбивалась трава, с двух сторон от дороги — высокий лес. Кроны деревьев тихонько шумят под холодной луной. Несколько пташек чирикнуло и шумно перелетело с ветки на ветку. В остальном — тишина и оборотни вдоль дороги стоят. Впрочем, насколько я успела изучить каждого из них, скоро будут и мёртвые. Правда, без кос.

Я посмотрела на Ким, которая заново заплетала свои волосы.

Надеюсь, что без кос.

— Пошли? — спросил Синг, отдавая свой пиджак Ольге и Татьяне. Те очень дружно и компактно поместились в него и теперь неотрывно смотрели на своего Короля.

— Пошли, чего время тратить, — небрежно бросил Итим. Георгий кивнул и первый направился в глубь леса.

Следующие десять минут описывать не надо — я уже рассказывала, как обычно пробираюсь через ночной лес. Разница была только в том, что на этот раз со мной не было Киары, и из всех присутствующих только я умудрялась наделать столько шуму. Да, конечно, от луны в хвойном лесу было немного светлее, но мне это не особо помогло. Почему-то те ветки, которые лезли мне в глаза и хлестали меня по телу, никак не трогали даже Эдуарда, а уж на что он был сволочью! Те поваленные деревья, которые иногда били меня по ногам, никак не попадались остальным. На меня оглядывались, но культурно молчали, я же, чувствуя себя дурой как никогда, только рассерженно сопела и тихонько ругалась под нос.

Неожиданно Лэйд поравнялся со мной.

— Детка, ты не могла бы потише?

— Пупсик, иду как умею! — огрызнулась я и тут же перецепилась через корягу. Если бы не сосновый ствол, который так удачно попался мне под руки, я бы пропахала носом душистую хвою. И куда делось моё хвалёное ночное зрение?

— Ты просто не чувствуешь леса, — тихо рассмеялся Принц. — Оно и ясно: вэмпи — городские создания.

— Что значит «чувствовать лес»? — я пропустила мимо ушей его насмешку и спросила вроде как у всех.

— Слиться с ним, — ответил Георгий, оборачиваясь, — ощутить каждое дерево, каждый куст. Каждую жизнь.

— А-а-а, — протянула я, на самом деле ничего не понимая.

— Я знаю, миледи, Вы не постигли моих слов, но… это надо ощутить. Словами это ощущение не опишешь, — добавил Синг и отвернулся. Я почему-то обозлилась. Может, потому, что он догадался о моём полном непонимании…

Однако у меня тут же возникла масса других вопросов. Иногда я забываю про очень интересующие меня вещи и вспоминаю о них потом. Вот как сейчас.

— Лэйд, — не знаю, к кому я ещё могла обратиться. Наверное, к Ким, но раз уж сказано, то не отступать же?

— Что, крошка Лэй? — спокойно отозвался белокурый парень и обогнул тот пенёк, об который я спустя мгновенье споткнулась.

— Что это за хрень была? — спросила я, вдоволь начертыхавшись над ушибленными пальцами. — Ну, с зелёным пламенем, синей бездной и ветром?

Жаниль, Итим и Эдуард как один посмотрели на меня.

— А ты помнишь? — спросила моя подруга.

— Конечно! — фыркнула я. — И даже лучше, чем хотелось бы! Поэтому и требую объяснений.

— Ментальное слияние, — коротко ответил черноволосый оборотень, не оборачиваясь. — Ты утонула в моих глазах, и наши разумы частично слились.

— Ну а потом? — приподняла я брови. — Ты там явно не один был.

— Зелёным пламенем был я, — ответил Эдуард. — Я хотел порвать вашу связь, но ты по своей глупости растворила нас друг в друге.

— А нехрен было меня от Итима отталкивать! — мгновенно окрысилась я.

— Я всегда делаю то, что считаю нужным, — холодно произнёс Принц и небрежным движением убрал с глаз чёлку.

— А ветром была я, — отозвалась Кимберли. — Вы втроём грозились не вовремя слиться друг с другом, так что пришлось удержать вас от этого.

— Не нравится мне это твоё «не вовремя», — подозрительно прищурилась я, — неужели это обычное для вас занятие?

— Конечно! — фыркнул Итим.

Они говорили так, словно это было само собой разумеющаяся и всем понятная вещь. Может быть, для кого-нибудь — да, но не для меня. Я начинала раздражаться: либо они говорят загадками, либо я такая тупая, что не могу сказать. Знаете, я предпочла первое.

— Ну и… что это? Я так нихрена и не поняла! — возмутилась я. — Что же это по существу? Что за ментальное слияние?! И почему после него так хреново?!

— Хреново потому, что за всё в этом мире надо платить. Но если хочешь знать, — неожиданно улыбнулся Лэйд своей медовой улыбкой, — всё это было, проще говоря, занятием любовью. Только участвуют в нём не тела, а души и разум.

Я остановилась как вкопанная:

— Что?!! — глаза у меня были, наверное, с суповую миску. И ладно: надо ж куда-то разливать кипящие в душе возмущение и изумление.

— Что слышала, — отозвался белокурый парень, не переставая улыбаться, — правда, до конца всё было только у нас с тобой. И заметь, исключительно по твоей глупости: ты сама залезла в меня.

Я зашагала рядом с ним.

Господи, это что же получается, что я… Да быть того не может!!!

Однако, глядя на лица оборотней, я поняла, что очень даже может.

— Ничего приятного я не ощутила!!! — отчаянно краснея, фыркнула я.

— Неужели все остальные…

— Вам понравилось, ребятки? — поинтересовался Эдуард. И даже сейчас стало видно, как Итим и Жаниль довольно улыбаются. Им понравилось. Чёрт возьми, им действительно понравилось!!!

— Если делать это неосознанно, как ты, то никакого удовольствия, разумеется, не получишь, — продолжил Лэйд, косясь на меня сыто блестящими глазами. — Но если подойти к этому вопросу серьёзно, то можно получить даже больше, чем при физической близости.

— Ну-ну, — хмуро отозвалась я, пряча от него глаза. — А как я хоть выглядела?

— Как женская тень, — со сладким смехом ответил Принц, — которая постоянно меняет свои очертания.

Я скорчила мину типа «Этого и следовало ожидать. После Лал-то…», то есть, приподняла брови и поджала губы. Но на самом деле, у меня в голове не укладывалось то, о чём говорил Эдуард. Как по мне, так если что разумом сделано — не считается. То есть, не было этого на самом деле, не было.

Это ты сама себя так успокаиваешь?

Ага, и пока что у меня неплохо получается. Даже вэмпи не проснулась.

— Но знаешь, крошка Лэй, — продолжил белокурый парень и довольно вздохнул, — для первого раза у тебя получилось очень даже хорошо. Я приятно удивлён… А розу я потом тебе пришлю. Сама видишь, без неё получилось…

— Ах ты сукин сын!!!

Здесь уже мне самой не хотелось оставаться спокойной. Это после таких-то его намёков!!!

Вэмпи проснулась мгновенно, да мне она и не требовалась. Ярость ударила в голову, наверное, похлеще вина, и я прыгнула на Эдуарда с чётким намерением набить ему морду. Пусть мы ещё не пришли, куда надо, я сделаю всё заранее, чёрт бы его подрал!

Да как он смеет только говорить о том, что я и он…

Твою мать!!!

Драки не получилось: под боком у нас оказалась поросшая иван-чаем и каприссами низина, в которую мы скатились кубарем. Я даже ударить не успела, как мои лопатки больно врезались в прошлогоднюю листву — Эдуард оказался сверху. Вэмпи радостно расползлась по моим жилам, на этот раз не стремясь захватить меня всю, и буквально тут же я и четверть-оборотень вновь покатились дальше, сплетясь в неразборчивый дерущийся и ругающийся клубок. Впрочем, ругалась только я: Лэйду было на удивление весело.

— Ну зачем же так сразу от ментального к телесному? — захохотал он, когда я вмяла его в заросли иван-чая. — Мы ещё плохо знакомы…

Вэмпи и я вспыхнули… Нет. Мы с ней — одно целое. Вспыхнула просто я.

Опять круговерть и неразбериха… Поочерёдно мелькают небо, луны, лес, земля, небо, луны, лес, земля, небо, луны, лес, земля…

— Но если ты так настаиваешь… — изумрудные глаза, искрящиеся весельем, взглянули на меня сверху. Я врезала парня в ствол дерева.

— Лэй, ну не здесь же! Давай хоть подождём до постели! — хохоча, Принц толкнул меня, и я хлопнулась спиной на старую шуршащую листву.

— Да не собираюсь я с тобой..! — зарычала я, как внезапно он налетел на меня и, прижав к земле, шепнул прямо мне в губы:

— А вдруг я с тобой?

Вэмпи хлопнулась на задницу и склонила набок голову, как чрезвычайно обескураженный щенок. И я, если б могла, сделала то же самое. От изумления.

— Ты что, пьян? — я уставилась на Эдуарда глазами размером с банный тазик. Просто непривычно было видеть нашего зеленоглазого Мистера Железные Нервы вот таким веселящимся.

— Ни капельки, — Эдуард поднялся на ноги и отряхнулся. — Ну разве что тобой…

Вэмпи завизжала от досады.

Мы сломя голову полетели через ночной лес. Впереди Лэйд, за ним я, со мной моя вэмпи — часть меня, удивительно живая и разумная эмоция. Скорее приступ, чем отдельная разумная личность.

Странно, но веселье белокурого парня оказалось заразней простуды, так как передалось мне. И я знаю теперь, какова на вкус радость Принца оборотней: лёгкая, слегка пьянящая, беспричинная и ни от чего не зависящая.

Даже вэмпи она пришлась по вкусу.

Справа и слева мелькали стволы деревьев, и в каждом я чувствовала спокойную неспешную жизнь. В каждом дереве, в каждой веточке куста, в каждом бутоне иван-чая горела эта жизнь, мерная, неторопливая. Но были сотни иных — быстрых, пульсирующих — кругом. Под ногами, в кронах деревьев, в почве и в шершавых стволах. Насекомые, птицы, лисы, волки… Даже летящий впереди меня Эдуард — тоже яркая быстрая жизнь.

Каждой клеточкой тела я ощутила лес. Каждое го движение, каждый шорох, каждый вздох и аромат, каждую жизнь — я чувствовала всё. Я разлилась во всём этом, и оно разлилось во мне. Мы смешались. Любые заросли, сквозь которые я бежала, обтекали меня водой. Резкое враждебное хлестанье веток сменилось почти нежным, немного щекотным прикосновением. Каждый пенёк, каждый поваленный ствол я издалека чувствовала, как мёртвый островок среди всей этой неторопливой и наоборот ярко пульсирующей жизни.

Я ощущала всё. Я была лесом, звёздным небом над ним, лунами, я была его воздухом.

… Мы вырвались на залитую бледным лунным светом поляну. Из-под ног в разные стороны брызнули потревоженные сверчки. И тут я снова прыгнула…

— Полегче, Лэй! — шумно дыша после бега, Эдуард перевернулся на спину, тем самым сбросив меня в сладкопахнущую траву. — Я не намерен перепахать здесь всё своим носом и засеять костями.

— И не надо! — я лежала, жадно заглатывая воздух. — Потому что если вырастут десятки таких, как ты…

Лэйд захохотал, раскинувшись на траве. Он прекрасно меня понял. Ну что ж, хоть что-то утешает за сегодняшний день.

Шумно дыша, я села и как следует осмотрелась.

Полянка, в принципе, как полянка, просторная, сплошь заросшая травами. Но вот странная штука. В противоположной от меня стороне находится небольшой холм, утыканный громадными валунами, эдакими волнорезами, заросшими мхом. Как они здесь оказались — не знаю, но выглядело всё это неестественно и нарушало общую картину.

Вэмпи встревожено принюхалась, и в следующий момент я поняла, что нарушает её ещё сильнее — смерть. Здесь во множестве погибали нелюди. Скорее всего — оборотни. Неужели эта поляна — место их поединков?

И тут я поняла, что знаю это место.

Здесь погиб отец Итима. Здесь он стал Принцем…

На мгновенье отражение, память чьей-то горечи сжала мне сердце, а потом исчезла без следа.

— Мы на месте? — спросила я.

— Да, — кивнул Эдуард и подмигнул мне, — пока нет остальных, не хочешь поиграть?

Меня передёрнуло при одной только мысли об этом, и Лэйд опять безудержно захохотал:

— Если честно никогда бы не мог подумать, что отымею тебя… хотя бы так!

— Это ещё кто кого! — огрызнулась я. — Я тебе это ещё припомню!

Досада от того, что мне нечем ему ответить, буквально душила меня.

— Розу я тебе пришлю, — пообещал белокурый парень.

— Присылай-присылай, — ядовито отозвалась я и всмотрелась в чёрную стену леса. Интересно, а остальные тоже перешли на бег или всё ещё идут?..

Словно в ответ на поляну вылетели запыхавшиеся Итим и Жаниль.

— Куда вы удрали?! — возмутилась она и весело хлопнулась рядом со мной на траву, пытаясь перевести дыхание.

— У нас осталось очень личное незаконченное дело, — двусмысленно ответил Эдуард и захохотал в одну глотку с черноволосым парнем. Оба почти что катались по траве.

— Ублюдок долбанный! — тихонько проворчала я себе под нос и посмотрела на улыбающуюся Ким. — Что это с ними?

— С нами, — поправила меня девушка. — Это после… ментальной близости.

— Но почему-то у меня ролики не за шариками, — заметила я, — и у тебя тоже. Только у этих уникумов.

— Им было лучше всего, — ответила Жаниль и блаженно вытянулась на траве.

— Почему?

— Потому что они из нас четверых самые сильные. Они получают сильнее наслаждение, сильнее — откат и дольше находятся… под кайфом.

— Так нечестно, — надулась я. — Почему мне не было хорошо?

— Потому что ты не искала этого. Если хочешь, можно будет как-нибудь потом попробовать втроём повторить этот фокус, — предложила девушка, лениво щурясь.

— Втроём? Это как? — удивилась я.

— Я, ты и Тимка. Ну, или кого ещё предпочтёшь? Лэйда?

— Бр-р-р!!! Да ты что?!! — я отпрянула от неё.

— А зря, между прочим, — заметила Жаниль, — он очень…

— Не надо! — замахала я руками. — Только не говори мне, что он ещё и в реальности так же хорош!

— Ага.

— Чего?!! — я уставилась на подругу с отвисшей челюстью. — Ты что, спала с Эдуардом?!

— Ну, было. Мы же из одного Клана, — пожала плечами Ким. У неё был такой вид, словно мы обсуждаем вышивку на валенках.

— А Итим? — поинтересовалась я.

— Тоже.

— Хоть не одновременно? — господи, да когда же у меня глаза станут миндалевидными, а не тазикообразными?!!

— И это тоже было, — лениво зевнула Жаниль и перевернулась на бок ко мне лицом. Я смотрела на неё как поп на Будду в церкви.

— Сукины они дети, — пробормотала я. — Надеюсь, это хотя бы было по твоему желанию?

— О-о-о!!! — многозначительно засмеялась девушка. — И ещё какому!

— Всё!!! — встряхнула я головой. — Я не хочу больше об этом слышать! Я ещё могу понять — Итим, но Эдуард..! Впрочем, всё, хватит об этом! Лучше скажи, где Синг и его шлюхи?

— Сейчас придут, — девушка небрежно махнула рукой в сторону леса.

— Это нам можно бегать, а им вроде как годы не позволяют. Да и одежда тоже.

Я попыталась представить Ольгу или Татьяну, которые бегут через лес на своих каблуках, и неожиданно взорвалась хохотом.

Хохотали и я, и вэмпи. До слёз.

И странное дело: мне стало так хорошо, как ещё никогда в жизни. Такая лёгкость в душе, такая беззаботность, такая смелость…

Я лежала в шалфее и смеялась.

Лес опьянял своим ночным ароматом, сводила с ума красота ночного неба, слепили глаза луны, будоражила моя свобода.

Свобода! Свобода!!!

Вэмпи прокричала это слово как спасение или величайшее в мире благо, а я смеялась и смеялась…

Вверху на неспешно сияла луна, почти дотягиваясь до Млечного Пути…

Чёрт возьми, мне кажется, что я могу всё! Всё, что только пожелаю!!!

Вэмпи укуталась в это чувство как в тёплый плед и счастливо вздохнула. Мы с ней могли всё…

Так ли это или нет — без разницы, главное — чувство власти. Нет времени на ненависть, но я столько могу, столько могу…

Рядом легко смеялась Ким. Я знала, что она чувствует то же самое, что и я. Вместе мы перевернём весь этот чёртов мир и слепим из его руин новый. Стоит только захотеть!

Шумно вздохнув, я взглянула на звёзды и крепко зажмурилась.

Господи, как хорошо-то… Век бы так жить, с этой всемогущестью в душе, с этой храбростью и желанием лететь вперёд, творить, создавать… Век бы быть богиней под этим небом, под этой луной…

Я посмотрела на свои руки. Ха! Дрожат, как ненормальные. В крови — адреналин, в сердце — безумье, но я богиня! Богиня!

Вэмпи эхом повторила это слово.

Разве может что-то нарушить миг моего торжества?

Миг триумфа?

Миг… счастья?

Глава 14

13.

Со стороны леса раздался тихий шорох. Я почти что ожидала услышать его, поэтому, легко перекатившись на живот, безо всякого удивления или облегчения посмотрела на вышедших из леса Георгия, Ольгу и Татьяну. Явились-таки!

Обе женщины представляли собой сосредоточие антивосторга, да оно и понятно: шлястать по лесу в вечерних платьях да на каблуках — неблагодарное дело. Синг, насколько я могла судить по непроницаемому лицу, почти разделял их мнение, но именно что «почти», ведь ни платья, ни шпилек на нём не было.

От одной только мысли, что Король Рыжих может вырядиться в такую одежду, я, приподнявшись на руках, беззлобно рассмеялась. Мой смех подхватили Итим и Лэйд. Возможно, мы подумали об одном и том же после ментального слияния. Или прочли мысли друг друга. Всё может быть.

Ким же только запрокинула голову к ущербным сёстрам-лунам и издала что-то среднее между воем и рычанием. Человеческая глотка такого издать не могла, но я не боялась.

Я больше не боялась ничего.

Перестав смеяться, черноволосый оборотень, прищурившись от лунного света, радостно подхватил вой Жаниль. Их голоса тесно сплелись в одно целое и мягко полетели вдаль вместе с Мёртвой рекой, которая, как рассказывают, состоит из душ всех нелюдей нашего мира и когда-нибудь станет нашим новым небом. Принц стоял рядом и просто улыбался. Рыжая Лила бросала тёнь на его глаза, отчего те горели двумя сочными искрящимися изумрудами.

В ответ на радостный… клич белых тигров Лада низко зарычала, сверкая острыми, как у кошки, клыками, однако прозвучало это как тявканье чихуа-хуа, пытающегося заглушить трёх распевшихся теноров. Не впечатляюще то есть. Однако Шарон этого явно не поняла, так как, распустив свои светлые волосы, отозвалась таким же рычанием.

— Тс-с, девочки, — строго произнёс Синг и повернулся к Эдуарду. — Ну что ж, Лэйд, сначала мы, а победитель — с Лэй?

Белокурый парень с едкой усмешкой кивнул:

— До смерти.

— До смерти, — легко согласился Георгий и повернулся к своим тигрицам.

Я тоже с любопытством уставилась на них. Никогда не видела дерущихся в платьях и на каблуках оборотней, а вот сегодня увижу. Может, день не так уж и плох? Всё может быть.

Черноволосая Ольга, шумно и тяжело дыша, будто вот-вот потеряет сознание, опустилась на колени и впилась ногтями в землю. Было положе на то, что ей очень плохо. Надеюсь, так оно и есть на самом деле: эта сука задолжала мне пару царапин, а я не святая, чтобы желать ей одного добра.

Пусть ей сегодня будет больно! Так же больно и страшно, как было мне!!!

Но внезапно моё внимание отвлекли раздавшиеся сзади хруст и мокрые хлюпающие звуки. Резко обернувшись, я почти без удивления встретилась взглядом с огромным белым тигром, который, отряхиваясь от каких-то лохмотьев, хлестал себя по бокам пушистым хвостом и рычал, оскалив пасть с клыками в мой средний палец. Как звучит-то? Средние пальцы моих рук, конечно, не километровые, но и не такие себе прыщечки, так что зубы этой милой киски впечатляли. А глаза горели синим огнём.

Передо мной в обличье своего зверя стоял Итим.

— Кис-кис-кис! — довольно рассмеялась я и, подползя ближе, с удовольствием запустила пальцы в мягкую шерсть Князя Белых Тигров. Тот потёрся о моё плечо.

Рядом с ним, сминая в руках чёрную рубашку, остановилась Кимберли. Лунный свет разлился по её обнажённому телу, придав ему мертвенно-холодные цвета, а лицо напротив — бросил в чёрную тень, из которой, как у Лэйда, пылали огромные серо-зелёные глаза.

Картина была впечатляющая. И пока я любовалась ею, ласково почёсывая тигра за ухом, девушка неотрывно смотрела на Клан Рыжих и улыбалась. Даже скорее по-звериному скалилась. Но всё так же радостно и жёстко. Она, как и я, и Итим, и Эдуард, знала, что сегодня белый цвет её Клана станет для Рыжих саваном, а рычание — реквиемом.

И эта мысль, наверное, пьянила всех нас. Меня и кусочек чужой, не моей Семьи.

Пьянила тем более, что никогда ещё в жизни я не видела, как перекидывается Жаниль. Мне, обезумевшей от своей свободы, сейчас было интересно, азартно!..

И называйте это как угодно.

Девушка меж тем грациозно потянулась, словно демонстрируя красоту своего тела, потом опустилась на четвереньки и с зевком потянулась опять, но уже по-кошачьи. Люди так не могут, значит — началось.

Вэмпи с любопытством навострила уши.

Наверное, с секунду Ким сидела, опустив голову, а потом внезапно её кожа как-то странно задвигалась… Спустя момент — стала лопаться с брызгами крови.

Запрокинув голову назад, девушка зарычала…

Обрывки кожи вместе с кровью сползли в траву, и Лила с Мирной заискрились на обнажённых красных мышцах, ходуном ходящих от судороги. Передо мной было странное, извивающееся, до дикости незнакомое существо без кожи. Но это была всё-таки… Жаниль.

Внезапно её конечности начали рывками удлиняться и менять очертания. Она ещё раз зарычала, и по мере того, как её лицо менялось в тигриную морду, менялось и рычание, становясь всё более низким.

Белая кожа и мех росли просто из мяса…

Ещё момент, и белая тигрица вскочила на четыре лапы и как следует встряхнулась.

Она была всего чуть меньше Итима.

— Охренеть… — это всё, что я могла сказать, зачарованно глядя на неё. Брызги её крови остывали у меня на лице, но почему-то меня это никак не волновало. Даже вэмпи, притихнув, напрочь проигнорировала этот сладковатый запах медяков.

Лэйд небрежной походкой обошёл своих тигров, а потом остановился между ними, поглаживая обоих за ухом. Ночь заполнили аромат леса и Сила — Сила Клана Белых. Тёплая, даже горячая, сладкая и приятная, захватывающая дух.

Повернувшись к Сингу, я увидела, что Лада уже перекинулась — рыжая тигрица припала к искрящейся бусинками крови траве, словно готовясь, к прыжку, и нетерпеливо размахивала хвостом. Татьяна медлила, возясь с застёжкой своего вечернего платья.

Господи! Нашла, о чём беспокоиться!

Наконец оно одним лёгким вздохом соскользнуло по её телу вниз. Под ним не было ничего. Абсолютно нагая блондинка шагнула из круга ткани, одновременно выйдя и из туфель на шпильках, и без сил упала на колени. Сжавшись в траве она замерла, и только под кожей у неё что-то двигалось…

… Две рыжие тигрицы протяжно завыли в ночь и сели по обеим сторонам от своего Короля. Тот, впрочем же, совсем не собирался перекидываться. Конечно, если Лэйд и так силён без трансформации, то почему он должен быть слабее?

По-моему, так.

— Ты тут и будешь сидеть? — поинтересовался у меня Эдуард, и только тогда я с внезапным удивлением поняла, что нахожусь как раз между двумя Кланами.

— Пардон, — легко подхватив валявшуюся в траве рубашку Принца, я вскочила на ноги и убралась с будущего поля битвы. Но мне хотелось его видеть, видеть полностью и без помех, поэтому я не поленилась забраться на один из валунов, что торчал в боку зеленеющего совсем рядом холма. Валун был, конечно, не самый чистый да в придачу ещё и холодный, но зато с него мне всё было прекрасно видно. Весь бой, обрамлённый чёрной стеной шумящего леса. Плевать, в общем-то, кто выиграет — ни Синга, ни Лэйда мне не жаль. И всё равно, с кем я буду драться.

Сегодня я — богиня.

Весь мир дрожит в моих руках…

Ожидание тяготило, камень был невыносимо ледяной. Два Клана молча глядели друг на друга. Между ними танцевали, сыпля искрами, две Силы, но это, хоть и было необыкновенным, всё-таки не впечатляло, поэтому мне стало скучно. Чтоб хоть как-то согреться, я закуталась в рубашку, ворот которой источал призрачный запах терпкого мужского одеколона, и зажмурилась. Ночь была свежа, и оказалось просто хорошо сидеть вот так, ничего не видя…

Но внезапно тишину прорезало низкое рычание.

От неожиданности я дёрнулась и, потеряв равновесие, скатилась с камня как гороховый король, после чего моим ошалело распахнувшимся глазам предстала следующая картина.

Два тигра сплелись в неразборчивый бело-рыжий клубок, катающийся по траве и уже начинающий темнеть от крови. То и дело в нём мелькали лапы с выпущенными когтями и яростно извивающиеся хвосты, а в остальном — ничего не понять. Я напрягла зрение, чтобы разглядеть ещё хоть что-то кроме отдельных частей кошачьих тел, как неожиданно из клубка с истошным мяуканьем выкатилась рыжая и отползла подальше. Жаниль — а я по глазам видела, что это Жаниль — преспокойно села на смятую траву, встряхнулась, слизнула с лапы кровь и опять бросилась на противницу.

Два другие медленно ходили по кругу, не отрывая друг от дружки (или враг от вражки?) глаз. Итим и… не знаю, кто из двух сучек Георгия. Они уже не торопились переходить от ментальных боёв к когтям и клыкам.

Что ж, их дело, правда?

Вэмпи внутри меня повела плечом. Ей хотелось жестокости и крови.

Может, её даст кто другой?

Опять взобравшись на свой пьедестал и съёжившись, я поглядела чуть вправо.

Синг и Лэйд абсолютно спокойно смотрели друг другу в глаза. От одного до другого было три-четыре метра, но напряжение, царящее в этом пространстве, можно было потрогать руками, если будет такое желание.

Только что-то не хотелось ни мне, ни…

Уж не боишься ли ты?

Я не боюсь ничего!!! Я больше ничего не боюсь, слышишь?!!

Слышу! Не кричи.

Просто мне не хочется…

Ладно.

… Итак, они стояли друг напротив друга. Синг — почтенный джентльмен в своём непримятом строгом костюме, и Лэйд — красивый белокурый мальчишка в потёртых синих джинсах с дырками на коленях. Они были так непохожи, эти предводители Кланов оборотней… Они, скорее, полная противоположность друг друга, однако, есть у них одна общая черта: Сила. Оба необычайно сильны, от их энергии стонет и вибрирует воздух, прижиматся к земле травяное море поляны, вот только…

Вот только это совсем не то, чего я… чего мы ожидали. А ожидали мы — я и вэмпи — какой-то феерии. Такой, какую я видела в ночь полнолуния в одной из подворотен Роман-Сити.

А это совсем не так, совсем…

Вэмпи издала что-то, похожее на сонливый зевок. Она собиралась свернуться клубочком и уснуть.

Пускай. Я справлюсь без неё. Даже сама я — богиня.

И внезапно четыре тигра смешались в одну бело-рыже-алую кашу. Вой боли и злое рычание огласили всё на много миль окрест. Густая кровь хлынула ручьями, черня примятую зелёную траву и искрясь в свете Мирны и Лилы. То и дело в общей неразберихе сверкали чьи-то когти и клыки…

Это было… страшно и чудесно.

Но я не боялась. Отныне и навсегда — ничего. Просто сидела и спокойно смотрела, как громадные когти полосуют плоть, как впиваются в шеи острые, что твоя бритва, клыки…

Они дерутся за меня. За богиню. Всё справедливо.

… Силы, столкнувшись с глухим астральным звоном, разлетелись в разные стороны, и сошлись опять, как стена на стену…

Пронзительный ветер рвал края пиджака Синга и трепал лёгкие локоны Лэйда, но не мог загасить пылающий в глазах обоих огонь. Принц и Король стояли друг напротив друга, а между ними неравномерно летели, кружили, сдвигались и менялись местами слоя двух Сил: Силы Белых и Силы Рыжих. Воздух извивался в агонии, кривя очертания всего, что только можно было увидеть сквозь него. Он кривил и изменял очертания яростно рвущих друг друга тигров, но никак не затрагивал предводителей обоих Кланов.

Лунный свет, льющийся на поляну, беззвучно закричал, когда Силы, будто разгорячённые, охваченные пламенем болиды понеслись друг на друга…

А потом разлетелись во все стороны невидимыми горящими обломками и обожгли меня, небрежно сбросив с камня…

… На мгновенье мир оказался ЗА ними…

Ощущение было такое, словно в меня со всего разгона влетел таран: внезапный удар потряс всё моё естество, выбил сознание куда-то высоко во тьму, а после грубо швырнул его обратно, как швыряют половую тряпку в ведро с грязной водой.

И только в пояснице и локтях вспыхнула острая боль, когда я безвольно рухнула в море холодной травы…

Но — нет, хуже всего оказалось вэмпи, только я не ощутила, как ей больно. Несколько секунд она истошно орала внутри меня, сводя с ума отчаяньем и безумием своего вопля, а потом безвольно рухнула куда-то на самое дно моего естества и там схоронилась.

Каждую мою клеточку затрясла ярость. Дикая неуемная ярость.

Как они только посмели скинуть меня!!!

Меня!!!

Богиню!!!

Вынырнув из моря залитой лунным светом травы, я вскочила на ноги и, оттряхнув себя дрожащими от гнева руками, взглянула вперёд.

Кто же это у нас такой храбрый?!!

Лэйд, шатаясь, с трудом поднимался на ноги. В свете двух лун его лицо, шея и грудь казались чёрными от крови, сочащейся из глубокого пореза через весь лоб. Но Синг лежал в траве и пытался сесть…

Если это сделали не они, то кто же?

Во мне впервые шевельнулись нехорошие предчувствия.

Кажется, не зря… Оклёмалась…

Заткнись!!! Не смей так говорить богине!!!

Всем, что отныне делало меня вэмпи, я коснулась каждой замершей в напряжённом воздухе Силы и с изумлением, замешанном на возмущении и растерянности, поняла, что их здесь… на одну больше, чем надо.

Хм, странно кто мог её принести? Мы же здесь одни… Не шофёр же из лимузина Георгия в конце-то концов!!! Сомневаюсь, чтобы эта старая стелька смогла раскидать предводителей обоих Кланов!

Слабый ветер принёс аромат роз и крови. Что-то смутно знакомое… из прошлого…

… Зачем тебе помнить это, богиня? Не отягощай себя воспоминаниями о прошлом, которого не было. Не надо…

Однако я, дрожа от ещё не схлынувшей эйфории и холода, упрямо попыталась вспомнить.

Что же это… кровь, розы…

Розы и кровь…

Алый цвет и запах медяков — герольды смерти… Герольды… кого?..

И внезапно…

Ах да! Ну конечно же!

Я рассмеялась. Как же это я, богиня, запамятовала такое?!

Лал! Холодная, спокойная, как труп, Сила… Лал… Вот так сюрприз!

Вдохновлённая появлением родной мне, но всё же враждебной Силы, я жадно осмотрелась вокруг. Моё внимание уже не цепляли ни разошедшиеся тигры, готовые снова броситься в бой, ни Принц с Королём. Я искала совсем иной силуэт, совсем иной источник Силы…

Ну где же она?!.

Я зло притопнула ножкой.

Где?!!

— Я буду драться с каждым, кто посмеет посягнуться на крошку Кейни! — высоко рассмеялся знакомый мне голос, и наконец-то из мрака леса неспешно выплыла каштановолосая женщина в красном шёлковом платье на тонких бретелях. Под ним, казалось, переливалась вода: так изящны и непринуждённы были движения вампирши.

Впрочем, как я и всегда.

Я пренебрежительно фыркнула.

Не как всегда было совсем другое.

Треугольное лицо Лал и её младенчески гладкая кожа выглядели болезненно синими, особенно в свете двух лун-сестёр. Значит, она сегодня ещё не пила крови.

Любопытно…

Встряхнув распущенными волосами, вампирша поочерёдно посмотрела на Лэйда и Синга и произнесла:

— Вы слышали?

Белокурый парень презрительно сплюнул кровью и вытер лицо ладонями. Жаниль и Итим были уже рядом с ним, напряжённые, готовые к драке.

За меня и за него.

Рыжие тоже подошли к своему предводителю и, усевшись по обе стороны от него, замерли. А вот это называется дрессировка. Интересно, их так вышколили по методу болонок? Ну, то есть с помощью газетки под зад и конфетки в глотку?

— Я буду драться с каждым, — повторила Лал, повернувшись сначала к одному, потом к другому Клану, и негромко хлопнула в ладоши. Тот час же из лесной тьмы вылились силуэты ещё четырёх вампиров. Они неспешно пошли через поляну, и с каждым шагом лунный свет всё больше очищал от мрака их мёртвые лица и тела.

Наконец я сама увидела их. Это были две брюнетки-близняшки в чёрных платьях того же покроя, что у Лал, рыжий в джинсовом костюме и шатен. Он взглянул на меня — даже за эти сто метров я ощутила его ледяной, острый как иглы взгляд. И только лишь издевательски улыбнулась в ответ.

Я узнала его.

С чего бы мне его не узнать? Мы с ним встретились вчера в вагоне метро. Интересно, не отпугни его та странная женщина, что было бы?

Скоро узнаешь…

— Если я не ошибаюсь, Лал, — произнёс Синг, небрежно оттряхиваясь. Он вёл себя так, словно перед ним была маленькая девчонка, а не довольно сильная вампирша, которая минут пять назад выстелила его по траве. Быть может, если реально сравнить их силы, так оно и есть.

Не знаю. Не сравнивала. Как будто мне, богине, больше нечем заняться.

— Именно, — кивнула каштанововолосая женщина.

— Какие права Вы имеете на Лэй? — всё так же чуть наклонившись и оттряхивая брюки, как ни в чём ни бывало продолжил Георгий, словно вёл переговоры с мелким торговлишкой о купле-продаже морских свинок. Если его что-то и волновало, то он этого не показывал.

А я хотела увидеть его страх…

Ну чёрт с ним!

— На свою крошку вэмпи я имею, безусловно, все права, — усмехнулась Лал, и Синг невольно приподнял голову. Видимо, он никак не ожидал встретить мою… прародительницу, скажем так.

Господи вот велико-то событие!

Я, признаться, тоже не ожидала, ну так что теперь? Не удивляться же из-за этого в такую прекрасную, счастливую ночь?

— Крошка Лэй кое-что мне должна, — небрежно вступил в разговор Лэйд, поглаживая зевнувшую Жаниль, — так что становись в очередь.

— Ты, верно, не рас-с-слышал того, что я с-ска-азала! — в голосе вампирши послышалось гневное шипение, совсем как тогда в церкви. — Я буду драться за неё с каждым из вас!

— И даже со всеми сразу? — приподнял чёрную от крови бровь Эдуард.

Я восхищённо улыбнулась.

Вот это да! Какие перспективы! За меня ещё два Клана с одним Братством будут драться!

Вэмпи, приподняв голову, довольно, хоть и с горьким оттенком пережитой боли рассмеялась. Она знала, что драки между вампирами и оборотнями ничем хорошим не заканчиваются.

Ну и ночка! Что ни действо — всё забава!

14.

— Не стоит. Отдай Лал её дщерь.

Я вздрогнула от неожиданности и удивления. Нет, ничто не поколебало мои храбрость и всесилие, но…

Я повела плечом.

Но я просто не заметила, как и когда на поляну вышла ещё одна женщина. Её голос был томно-усталый, походка — небрежная. Выглядела она вроде как и молодо, но в той Силе, которая сомкнулась плотным коконом вокруг неё, угадывался куда больший возраст. Нет, Сила была отнюдь не велика — она просто имела запах древности, доносящийся даже сюда.

Кто она такая?

Будь я простым существом мужского пола, я бы, несомненно, залюбовалась ею. Отсюда, с моего трона, она могла показаться хорошенькой.

Но я богиня, я не вижу в ней ничего такого.

Она обыкновенна. Как именно?

Высокая, тонкая, стройная — таких полно. Светлые волосы рассыпались по плечам и спине, кожа бледная, но, несомненно, бархатная

— таких в мире тысячи. Из одежды — простые чёрные брюки, чёрные туфли и белая блузка безо всяких изысков.

Да вся эта женщина от закруглённых носков туфель до кончиков волос была без изысков. И тем не менее, шла через поляну по направлению ко мне, богине, и не поднимала лица, будто очень устала за этот день и больше всего ей хотелось вернуться домой и лечь спать.

… Откровенно говоря, в это вопросе наши желания кое-где совпадают…

Но — прочь эти мысли.

Я не отрывала от неё взгляда. Что-то в ней было такое… странное. Кто она? Почему все присутствующие молча пропускают её сюда, ко мне?

— Значит, это из-за тебя, — остановившись в двух метрах от меня, устало произнесла женщина и, выпрямившись, наконец-то подняла голову.

Лунный свет, упав на её треугольное лицо, переломился в красивых глазах как в хрустальной призме, отчего те вспыхнули зелёными изумрудами. Мирна и Лила мгновенно выбелили волосы незнакомки, рассыпались по ним искорками, а потом выстелили по ветру древней Силы, которая, разорвав кокон, вырвалась наружу, и расправила над поляной свои незримые крылья.

Ледяная, просто ледяная…

По моей коже побежали мурашки, но я не шелохнулась.

— Вот оно что… — задумчиво произнесла женщина и прошлась на своих высоких каблуках по траве… Нет, теперь — перетекла из одного положения в другое с грацией родниковой воды. Её движения состояли из одного изящества и уверенности, они были совершенны.

Как и она сама.

— Ничего особенного, признаться, — опять прозвучал в ночи сильный, неимоверно приятный голос, и женщина повернулась ко мне. Её лёгкие локоны до сих пор парили на слоях Силы, то поднимаясь, то опускаясь. Незнакомка от этого временами казалась эфирной, почти прозрачной, а может, это была просто игра света.

Не знаю.

Я знаю только, что в один неуловимый момент она вдруг стала прекрасной, неземной, как…

… как богиня?..

Нет, глупость! Этот титул принадлежит мне и только мне. И какая разница, кто эта женщина и что она обо мне думает?..

Но яркие изумрудные глаза, переливающиеся по мере того, как незнакомка прохаживалась из стороны в сторону, продолжали с интересом рассматривать меня. Непонятно было, нравлюсь я им или нет.

Но разве мне не всё равно?

Кто она такая, чтобы так волновать меня?

Кто она такая, чтобы стирать в ничто мою уверенность и храбрость?

… Странно, она просто смотрела на меня, не делая абсолютно ничего, а я внезапно испугалась. Просто испугалась.

Крылья её Силы, укрывшие поляну невидимым, древним на вкус куполом, распрямились и стали её крыльями. Она могла бы показаться прекрасным ангелом, если б не была на самом деле смертью каждого, кто встал у неё на пути.

И теперь на её пути была я, хотя моя нелёгкая судьба никогда не несла меня ей навстречу: она сама подошла ко мне.

Кто же она такая?!

Её взгляд бы подобен ливню, летящему на корчащийся в пожарах лес. Он точно так же тушил мою гордость и бесстрашие. Он делал меня той, кем я являлась на самом деле: маленькой девочкой.

А я не хотела ей быть.

И не буду.

Одним сильным ментальным пинком я разбудила вэмпи и заставила её выглянуть из моих глаз, как выглядывают из своих укрытий хищники.

— Боишься? — возможно, спросила, но всё-таки скорее утвердила женщина. Фыркнув, я гордо вскинулась и в тот же момент невольно сглотнула.

«Да, боюсь!!! — что есть силы беззвучно завопила вторая часть меня. — Но вслух ты меня не заставишь это произнести! Есть ли у меня душа или нет, а если да, то сколько от неё осталось и как сильно она отымета вампиршей — неважно! Гордости у меня — хоть отбавляй! И я не перед кем, даже перед тобой, не буду ползать на коленях просто потому, что ты сильнее меня!»

Белокурая женщина тихо хмыкнула, словно услышав мой внутренний крик. Может, так оно и было.

Какая мне от этого разница, и что это меняет?

— Правильно делаешь, что боишься, — тихо произнесла она и, развернувшись, грациозно поплыла прочь от меня к Кланам.

— Здравствуй, Дарина, — холодно произнёс Король Рыжих, стоило ей только приблизиться, однако она только косо взглянула на него и лениво бросила:

— Здравствуй, Георгий.

А потом её взгляд обратился к Принцу Белых. И только тут я заметила, как он на неё смотрит. Так на вас смотрит бродячий котёнок, когда вы хотите его погладить. Настороженно, с опаской и готовностью броситься наутёк или вцепиться в вашу руку, если вы решите его обидеть. И в то же время с неуверенностью: а стоит ли бороться с такой силой? При этом Лэйд отнюдь не казался слабее. Просто эта чёртова незнакомка была сильна, дьявольски сильна…

… И кто я теперь такая, чтобы хоть в чём-то ей перечить?..

Дурман ментальной близости спадал, и само воспоминание о том, кем я себя возомнила, становилось тошнотворным. Мне было противно думать, что я на такое способна, и в то же время меня воротило от себя самой.

Я… Как же я только могла? Это словно и было-то не со мной…

… Дурацкая ментальная близость… Это всё из-за неё…

… Хм… Теперь я понимаю, почему Эдуард такого высокого себе мнения…

Эта мысль сумела-таки искривить мои губы в жалком подобии кислой улыбки. Хотя бы на мгновенье — но сумела.

А потом мне показалось, что я больше никогда не смогу улыбнуться. Тяжёлое сознание происходящего начало медленно подкрадываться к моему сердцу, вселяя в него своё преддверие — сухую тоску. Быть может, страх

— не знаю. Я опять ощутила тень усталости, усталости быть бессильной.

Ведь я не могу вот так сходу расхлебать кашу, которая здесь заварилась?

Слава богу, это всё хоть не по моей вине.

Ничего, ещё не утро, успеешь чего-нибудь натворить.

Ты как всегда остроумна, моя милая шизофрения. Заткнись.

Женщина тем временем, что-то тихо говоря Лэйду, провела указательным пальцем вдоль его раны и поднесла руку к лицу.

— Как хочешь, — отчётливо произнёс Принц и дёрнул щекой с видом, будто ему всё равно. Тогда незнакомка улыбнулась и осторожно слизнула с пальцев его кровь.

И только сейчас до моего больного, чёрт-зна что возомнившего сознания дошло, что они дьявольски похожи.

Встряхнув головой, словно это могло превратить кашу в моей голове на ровные ряды аккуратно заполненных полок, я присмотрелась к ним.

Ха… Странно, и впрямь похожи. Очень.

Но если мать Принца мертва, то это…

… мать его отца?..

Баст?..

Это — Баст?!!

Мои губы невольно приоткрылись от изумления.

Пресвятые небеса! Так вот в кого пошёл и Силой, и красотой Лэйд?.. Господи боже, как сильна…

— Забирай девчонку, Лал, и оставь мой народ в покое, — холодно произнесла Дарина, нежно перебирая волосы Принца. Белые тигры, мурлыкая, что твои котята, тёрлись о её ноги, хотя каждый из этих «котят» был ей чуть ли не по плечо. Вокруг этого Клана заклубилась такая Сила, что у меня стала кружиться голова. Пришлось тихонько сползти с камня и взобраться почти на самую макушку холма, подальше ото всех.

Вампирша довольно хмыкнула и обошла вокруг Белых.

— Что же сегодня такое, Баст, что ты не хочешь драться? — насмешливо спросила она, останавливаясь за спиной Эдуарда. Тигры как один оскалились на неё.

— Не гневи меня, Лал, — голос белокурой женщины был поразительно спокоен, но в словах был изрядный подтекст Силы. Этого хватило, чтобы вампирша испуганно попятилась. Ха! Не доросла она ещё, чтоб тягаться силами с Королевой Белых?!.

Кстати о силах: смогу ли я тягаться с Лал? Хороший вопрос, учитывая то, что мне надо скорее найти на него ответ. Как можно скорее…

Но ответа не было.

Только мороз по коже и клацающие зубы сказали мне, что я готова душу продать, только б очутиться как можно подальше отсюда. Нет, нет и нет! Я не могу с ней драться!.. Чёртова Баст! Что она со мной сделала?! Где моя эйфория, мой адреналин?

Где мои силы?

Да где хотя бы их иллюзия?!

Как?

Как ей это удалось сделать, ничего не делая?!

Как?!!

Поёжившись под взглядом Дарины, Лал отошла к своим вампирам, про которых я совсем забыла. Ну, они просто застыли камнем, как не… впрочем, они и так неживые, чего это я забываюсь? А забываться нельзя, ведь капитан Флинт был не совсем прав, говоря, что мертвецы не кусаются. Кусаются и — я невольно потёрла шею — ещё как!

— Приведи её, Николя, — произнесла вампирша, и черноволосый уверенно направился ко мне с грацией смерти. А я, клацая зубами от страха, просто сидела на камне и ждала его. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Что же делать?!.

А делать не хотелось ничего. Просто ничего. Только ждать. Ждать, зная, что это не выход из сложившейся ситуации.

Все неотрывно смотрели на нас. С таким любопытством, будто, дьявол их подери, пришли в театр!!. Впрочем, я тут тоже притворялась статуей Зевса, который взирал на торжества в его честь, так что мне ли пальцами тыкать? Не мне, правильно, да и с какой стати остальным помогать моей особи?

Кто я им такая?

Никто. Я всегда всем просто никто.

Но я если мне страшно?!! Если я не знаю, что делать?!! А делать что-то надо!

Надо, надо, надо…

… Николя начал неспешно подниматься по холму…

Можно, разумеется, позвать на помощь, но я, как всегда, лучше повешусь, чем наступлю на шею своей гордости. Надо поторопиться достать верёвку, мыло и хороший сук, потому что между мной и вампиром осталось два метра… полтора… метр… половина…

Вампир протянул мне бледную руку. Я почти с ужасом посмотрела в его голубые глаза: что-то он слишком вежлив…

Николя сделал приглашающий жест и лениво моргнул.

А, недавноумерший… Всё ещё моргает, хотя в этом нет надобности… Тогда ясно, откуда такие манеры…

— Идём, — тихо и хрипло произнёс он. Я отрицательно мотнула головой и с отчаяньем, даже жалобно посмотрела на оба Клана: Белых и Рыжих. Может быть, они помогут?..

Но их глаза были пусты, лица и звериные морды — спокойны. Только Жаниль, встретившись с моим взглядом, жалобно заурчала, однако Лэйд тут же сердито шикнул на неё и насмешливо улыбнулся мне, словно спрашивая, что же я теперь буду делать?

Хороший вопрос…

Я подтянула колени к груди и испуганно сжалась на своём камне. Пальцы Николя коснулись моей кожи, холодя её, и тут моё тело по старым рефлексам резко выпрямилось, как пружина, с силой бья вампира ногами в живот. Он полетел назад и неудачно врезался спиной в один из валунов. Что-то в нём странно хрустнуло, и голубые глаза изумлённо распахнулись. Сломался позвоночник? Ах, хорошо бы! Хорошо бы…

Но судя по тому, как он сполз и остался лежать в траве, так оно и есть.

После этой первой, хоть и маленькой, но победы я немного приободрилась: кое-что у меня ещё получается, кое-что я ещё могу. Эта мысль утверждалась тем сильнее, чем дольше Николя оставался какой-то бесформенной грудой возле валуна. Наверное, и впрямь хребет.

… Наверное, я и впрямь…

Лал покачала головой и сама направилась ко мне. И тогда тот жар самоуверенности, тщеславия, что начал зарождаться внутри меня, сменился могильным холодом страха — самым нежданным гостем в моей душе. Я хотела не бояться, я пыталась не бояться, а в результате ужас всё набрасывал и набрасывал на меня свои сети, как паук набрасывает паутину на пойманных мух…

— Маленькая непослушная девчонка, — улыбнулась каштановолосая женщина, когда расстояние между нами оказалось всего-ничего — два метра, — иди ко мне.

— Никогда, Лал. Больше никогда, — покачала я головой, обходя поросший мхом валун так, чтобы он был между нами.

— Ты меня сама вынудила, — безразлично пожала плечами вампирша и внезапно как была, в платье, прыгнула ко мне. Я испуганно отпрянула назад, но её длинные накрашенные ногти впились в кофточку, разодрав мне живот, и с треском сорвали её с меня безо всяких усилий, словно она была бумажная.

Не удержав равновесия, я хлопнулась на задницу и почувствовала, как щекочет кожу море травы, как струится по животу и впитывается в ткань шорт тёплая кровь. Шёлковая рубашка Лэйда слилась по моей коже в траву, и внезапно мне захотелось сделать то же. Рухнуть в это зелёное море и сдаться, бросить эту войну с судьбой, отдаться в руки вампиров… Больше не бороться…

… Я так устала…

Но она убила моих родителей! Как можно? Как я могу не отомстить ей? Как я могу позволить ей добраться до Киары?

Смешно сказать, но пока есть я, у Лал ещё есть препятствия в её… нежизни… в её существовании. И это хорошо.

Я попыталась было встать, но тут вампирша, отшвырнув в сторону ошмётки моей бедной одёжки, снова бросилась на меня. Я хотела увернуться, я могла увернуться, но руки запутались в шёлке лэйдовой рубашки — на доли секунды — а потом вспыхнула боль и в глазах потемнело от силы удара спиной в камень.

Вампирша, сидя на моих ногах, беспощадно вжала меня в ледяной валун.

Сердце забилось где-то в горле, такое доступное для Лал. Расширенными от ужаса глазами я смотрела на неё, не в силах что-либо сказать.

Вот она и добралась до меня… Вот и всё… Стоит ли бороться дальше?..

Нет!!! Даже не смей думать о таком!!!

Когти вампирши впились в мои предплечья, пустив по моей замёрзшей холодной коже струйки тёплой крови. Но вот только боль не отрезвляла рассудок — наоборот, застилала его пеленой тошноты и тумана, дикого звериного ужаса, паники. Холодный-холодный от мёртвой Силы воздух резал мне лёгкие на каждом вдохе, и я, раскашлявшись, только замотала головой, хотя на самом деле собиралась вырываться…

— Глу-у-упая каприз-с-сная девчщо-онка! Почще-е-ему ты не с-слу-уш-шаеш-ш-шься-а, когда-а говоря-а-ат? — прошипела вампирша, буравя меня взглядом чёрных глаз, и как следует встряхнула.

Послушно и безвольно, как у куклы, моя голова болтнулась из стороны в сторону. А я даже рта не раскрыла.

Я так не хотела больше бороться…

… Я так устала быть сильной…

— Вс-с-сё-о ещ-щё-о у тебя-а-а, зна-ачщ-щи-ит… — задумчиво протянула Лал. Через силу подняв голову, я увидела, что её бледное лицо было напряжённым, а глаза — отстранёнными.

И неожиданно она резко выпрямилась и размашисто полоснула меня когтями по щеке. Боль, не отрезвляя, вспыхнула ярко и коротко — всего на мгновенье.

Дёрнувшись от удара, я стукнулась затылком об камень и шумно вдохнула ртом. Я безвольно подчинялась судьбе и собственной усталости. С лица на грудь текли маленькие ручейки крови, впитываясь в кружева лифчика и остывая. Но я не проронила ни слова. Мне становилось глубоко всё равно.

Когда-нибудь это бы произошло. Но почему сейчас?

Какая, впрочем, теперь разница…

Мои глаза поднялись к Мёртвой Реке, и она наверняка отразилась в них… Ничего, скоро я буду в ней. Навсегда. И не будет больше не судьбы, ни этой гнетущей усталости…

— Это всё ещё в тебе! — взвизгнула Лал и, резко отпустив мои предплечья, отвесила мне звонкую оплеуху, от которой я, оглушённая, полетела в море травы и кубарем скатилась к подножью холма. Мелькнули в круговороте звёзды и луны, камень, опять луны, небо… Мёртвая Река…

Здесь, внизу, было тихо. Я приподнялась на дрожащих руках, жадно и часто дыша ртом, полным крови. Кровь шумела в ушах как штормовое море, она же запекалась на левой щеке. Мир вертелся вокруг меня и не спешил останавливаться. В горло резко и неожиданно ударила тошнота. Это и от страха, и от…

Впившись рукой мне в волосы, Лал оттянула назад мою голову. На мгновенье я увидела невыносимо далёкие звёзды… Но только на мгновенье.

— Почему?! — рявкнула вампирша и полоснула меня по другой щеке. Боль жгла, щекотала кожу бегущая вниз кровь…

— Смотри мне в глаза, — выпустив мои волосы, Лал присела рядом, и её лицо оказалось вплотную к моему. — Смотри, смотри!

Глаза как глаза. Чёрные, блестящие…

… На алых лепестках роз блестели бусинки крови. Словно роса.

Тэдди падал в ярко-красное озеро, пахнущее медяками. С криком я бросилась за ним, а потом с тяжёлой от влаги игрушкой попыталась выбраться на сушу, но чьи-то руки упорно тянули меня ко дну.

И чьи-то мёртвые голоса звали: «Иди к нам, доченька!..».

Не видя и не слыша ничего, я в истошно завизжала, катаясь в море травы, рвя её и царапая землю. Я хотела заглушить звучащие в моей голове безжизненные голоса, зовущие, манящие…

— Заткнитесь!!! Хватит!!! — заорала я, впиваясь ногтями в раненый живот и вызывая новую волну боли. Та послушно вспыхнула под рукой, глуша и ослепляя.

Теперь боль выводила из цепкий объятий прошлого. Боль спасала. Боль была всем в этом мире… Боль была желанна…

… Шумно и часто дыша, я лежала в траве у ног Лала и в облегчении слушала Тишину. Меня лихорадило, почти исчезло ощущение тела. Оно было у меня — я это знала — но ощутить его не могла. Будто оно немело, остыло, и в то же время могло выполнить каждую мою команду.

Вот только размазанный по граниту страха разум не позволял отдать её.

Рука Лал ласково погладила меня по голове, но я дёрнулась и завопила:

— Не трогай меня!!!

Вампирша невозмутимо склонилась надо мной, закрывая звёздное небо, и в её чёрных глазах я явственно увидела своё отражение, как в самых правдивых зеркалах. Из её глаз на меня смотрела маленькая перепуганная девчонка с длинными разметавшимися по траве волосами и безумным взглядом.

Вот кто я такая.

Всего лишь маленькая девчонка. И не более. В этом мире я только маленькая девчонка с огромными от ужаса глазами и коротким частым дыханием.

Глаза защипало от слёз. Лал успокаивающе погладила меня по голове, и её холодные губы коснулись моего лба. Свернувшись клубочком в траве, я широко раскрытыми глазами смотрела на Мёртвую Реку.

Вэмпи молчала так, словно её не было, а внутри меня царила пустота. Ни страха, ни веселья. Не хотелось ни о чём думать, и я не думала. Просто отстранённо смотрела в небо, слушая тишину. Глухую, мёртвую, необычную тишину, что повисла на поляне.

Лал осторожно поцеловали мою шею. Пахло медяками и розами, как в то утро…

… В то зимнее утро, которое вместо запаха пирога и папиного кофе наполнилось запахом крови, лекарств, чужих людей… Наполнилось пугающим, отвратительным запахом смерти…

И я, увидев это наяву, вспомнив, как это было, словно воскресла. Где-то во мне проснулась ненависть, ведь это из-за неё, из-за этой вампирши, я осталась ни с чем, без никого и сама — почти никто! Это она испортила мне жизнь, убила моих родителей, поссорила меня с сестрой! Это из-за неё я повстречала Эдуарда, из-за неё стала вэмпи, из-за неё в моей жизни появился Итим! Всё, что произошло за последние тринадцать лет — из-за неё!!!

Я отмахнулась от её руки и села в траве, но тут Лал навалилась на меня, шипя мне в лицо. Её клыки, чуть запачканные красной помадой, были белоснежными и острыми, в уголках прищуренных глаз я увидела сеточку морщин, а в глазах — безумную ярость.

Когти вампирши сомкнулись на моих запястьях, вдавливая их в землю, Но внезапно кто-то резко сдёрнул её с меня. Так резко, что она выпустила мои руки, оставив несколько глубоких царапин.

Кое-как сев, я увидела, что Жаниль с глухим урчанием впилась зубами ей в шею и тянет прочь. Вампирша пронзительно выла и драла когтями мордочку тигрицы, однако та, упрямо рыча, не отпускала её. И тут ей на спину, оскалив клыки, запрыгнул тот, кого звали Николя. Странно, но он же…

— Жаниль, назад!!! — крикнула разгневанно Баст, её голос как гром раскатился по поляне. Но всё впустую. Кто её слышал? Только Сила волновалась в прохладном ночном воздухе, зарождая бурю.

Тигрица, не отпуская добычи, жалобно взвыла.

— Ки-им!!! — заорала я, и тут второй белый тигр одним ударом снёс вампира с её спины в траву и с рёвом набросился на него. На спину Итима тот час же накинулись ещё три разъяренных упыря, полосуя его внушительными когтями и пронзительно шипя. Ещё недавно царившая на поляне тишина взорвалась шумом из рычания, истошных воплей и драки. Высоко в воздухе засвистели пронзительным ветром Силы, кружа над поляной и то сплетаясь, то расплетаясь.

Жаниль отпустила Лал и рычала на неё блестящей чёрной пастью, а та, покачиваясь, стояла на коленях, и из её шеи хлестала кровь.

— Итим, сюда!!! — рявкнул Эдуард, стоящий рядом с Баст.

У меня не было времени испугаться или обрадоваться: всё произошло значительно быстрей, чем казалось. Вскочив на нетвёрдые ноги и пошатнувшись, я неуверенным бегом направилась на вершину холма. Там я подхватила рубашку и бросилась обратно. Почему-то мне очень нужна была эта чёртова рубашка. Очень-очень…

А внизу ручьями лилась кровь, и два тигра грязно рвали четырёх вампиров. Лал так и стояла, покачиваясь, на четвереньках и истекала кровью…

— Ким! — заорала я, пытаясь перекричать царящий на поляне Хаос. — Ким, пошли!!!

Я была уверена, что должна забрать отсюда Кимберли. Я должна обязательно забрать отсюда Кимберли!!! Я не могу оставить её в этом водовороте смерти! Не могу! Я не уйду без неё!!!

Мокрая от крови трава пригнулась к земле. От рыжеволосого вампира осталась только причудливо перемешанная груда внутренностей, мяса и ошмётков джинсовой одежды, одна из близняшек пыталась приставить к шее почти полностью оторванную или отгрызанную голову, щедро увлажняя всё чёрной кровью, вторая постепенно превращалась в бурое месиво под лапами Жаниль, а Николя переплёлся в клубок с Итимом, запустив в грязную шерсть того окровавленные пальцы и пытаясь впиться в него зубами. Однако Князь Белых опередил его, и огромная пасть, усеянная острыми клыками, сомкнулась на такой тонкой и незащищённой шее вампира.

Я заставила себя оторваться от этого зрелища. Вверху собиралась буря. Надо было уходить.

— Ким!!! — опять позвала я, срывая горло. — Ким!!!

На этот раз тигрица услышала меня и, бросив свою добычу, подбежала ко мне…

Но я смотрела дальше неё.

Сюда шла Баст, а вместе с ней — шторм собравшейся вверху Силы. Королева Белых тигров была в ярости, её глаза пылали смертельными огнями, а волосы вились по ветру, и Сила, холодная, как у Лэйда — не Сила Клана, а именно её собственная — летела впереди неё почти видимыми потоками. Воздух стонал от её приближения и искажал очертания неба и леса.

Я знала, что когда она придёт, будет гораздо хуже, чем сейчас. Сердце сбивалось с такта, стоило мне только подумать о том, что будет, когда придёт Баст…

— Ким, — взглянула я тигрицу, — пожалуйста, пошли отсюда!

Первые потоки Силы уже коснулись меня. Они жглись, как жгутся щупальца медузы.

Жаниль медлила, глядя на меня умными серо-зелёными глазами. Она не могла просто так взять и уйти, повернуться спиной к своей Королеве. Я знала это. Для неё это означало предать своего Клана, но меньше всего на свете я сейчас думала о делах её Клана. Клан сам о себе позаботится, а вот мы…

Что будет, когда Баст…

— Пожалуйста… — шепнула я. — Прошу тебя…

А потом мой взгляд впился в Королеву Белых, в её белое, искажённое гневом лицо…

Лес ворвался в мои вены так же остро и резко, как и я ворвалась в него. Но я не обратила внимания на яркие пульсирующие и неспешные жизни, продираясь сквозь заросли и огибая шершавые стволы деревьев. Я летела вперёд, прочь от той проклятой поляны, от Баст, от Лал — от всего. Рядом меж чёрных стволов деревьев мелькала белая тень — Жаниль.

Она, хоть была ранена, бежала гораздо быстрее меня, и я начала было отставать, когда вдруг тигрица, перепрыгнув через кусты орешника, споткнулась и рухнула на бок.

— Ким?! — я, не сумев нормально остановиться, рухнула на четвереньки рядом с ней и, после нескольких шумных вдохов, быстро ощупала её раны. Они оказались особо серьёзного и уже затягивались, как у любого оборотня, однако Жаниль по-прежнему не двигалась. Её шерсть была липкой от крови, и внезапно под ней я ощутила странное движение…

Тигрица резко перекатилась на спину, полоснула когтями воздух и пронзительно взвыла от боли. Какая-то странная лихорадка охватило всё её тело, и второй раз за этот день я очутилась один на один с агонией любимого человека. Агонией, которую не в силах победить.

Так же, как и Итиму, я не могла помочь теперь Ким, и отчаянье рвалось из меня криком. Впервые в жизни я подумала, как опасно предавать свой Клан.

И ведь ей плохо из-за меня! Опять! Снова!!! Действительно из-за меня! Я заставила Жаниль предать Семью и Королеву…

Не выдержав, я завопила, и мой крик потревожил тишину леса, поднял в небо ночных птиц и, ударяясь о стволы деревьев, улетел куда-то вдаль, неся с собой мои страх, боль, отчаянье…

Но внезапно пальцы когтистых лап Жаниль начали вытягиваться, шерсть — врастать обратно в кожу. Она как будто перекидывалась… в человека.

Притихнув, я в изумлении смотрела, как менялись кости и суставы, как кошачья морда подалась назад, сменяясь человеческим лицом, как острые зубы менялись на простые резцы и клыки…

Выгнувшись и заорав, как орёт только что родившийся младенец, Кимберли приняла свой человеческий вид. Её глаза закатились, почти полностью показав белки, и она, метнувшись туда-сюда на сыром ковре опавших листьев, утихла.

Мы молчали. Я, дрожа от страха и напряжения, неотрывно смотрела на девушку, желая и в то же время боясь коснуться её, спросить, всё ли с ней в порядке.

— … Пошли, — когда она наконец-то заговорила, её голос сипел. — Здесь нельзя оставаться.

С некоторой моей помощью Ким поднялась на ноги. Во время трансформации все её раны зажили, но немножко пропал навык хождения на двух конечностях. Шатаясь, девушка неуверенно переставляла ноги и то и дело хваталась за стволы, чтобы не упасть, и отмахиваясь от моей помощи. Но каждый её шаг выходил всё более и более уверенный.

— Возьми, — я сунула её в руки рубашку, сомневаясь, что она хоть сколь её согреет. Однако у меня больше не было ничего, кроме этой лэйдовой шмотки. Жаниль торопливо натянула её на себя и, сделав мне знак следовать за собой, нырнула во мрак леса. Она знала направление и ничуть не ошиблась в нём, а на той проклятой поляне была много раз. А может, это просто обыкновенное её тигриное чутьё помогло нам не заблудиться?

15.

После бега сквозь мрак леса, который продлился бог знает сколько времени, мы вылетели на шоссе под шум собственной крови в ушах. После мягкой лесной подстилки асфальт больно ударил по ступням, особенно худо пришлось Ким, которая была босяком. Впрочем, боль на её измученном личике проявилась только на одну секунду.

На дороге было светло от двух лун, однако за её пределами опять начинался мрак леса. И только вправо и влево она по-прежнему тянулась чуть серебристой, изборожденной трещинами как морщинами полосой.

— Роман-Сити там! — Ким ткнула пальцем влево и начала торопливо застёгивать на себе рубашку. — Чёрт, хоть бы поймать машину!

Я вышла на середину дороги. Заливались сверчки, тихо шептала сонная листва леса, но больше никакого шума. Только где-то один раз разлился вой волка. Видимо, не только тигры с вампирами сегодня резвятся. Не только.

— Машина, — Жаниль вслушалась в молчание, — как раз то, что нам нужно.

Я, разумеется, ничего не услышала: моим ушам далеко до ушей оборотня, однако всё равно, как была в шортах, кроссовках и крови, так и осталась посреди дороги. Буквально через минуту до меня наконец донёсся шум мотора, а вскоре я увидела и две белые точки — фары. Страх, который убивал меня возле Лал, сменился холодным спокойствием. Сейчас мы поймаем эту машину и всё будет хорошо…

Краем глаза я посмотрела на ёжащуюся от холода Ким. Её лицо было пустым.

… Что бы это изменило?..

— Что теперь будет? — осторожно спросила я. — Клан…

— Не надо об этом, — тихо, но очень жёстко произнесла девушка. Совесть заткнула меня всерьёз и надолго. Она, может быть, довела меня до истерики своими постоянными напоминаниями о том, что же я сделала, если б не тёплая рука Ким, которая ласково сомкнулась на моём запястье.

— Всё будет хорошо, — прошептала девушка, однако по её голосу было ясно, что она не верит сама себе.

Машина меж тем приближалась. Я даже сумела рассмотреть её до того, как свет фар ударил мне в глаза: кабриолет алых тонов, который почему-то вовсе не торопился останавливаться, хотя мы стояли у него на пути и не проявляли никаких признаков насчёт убежать.

Вместо этого раздался протяжный вой сигнала. Нас определённо просили убраться с дороги.

Ну да щас же!

Кабриолет приближался, а я безразлично смотрела на него. Уж кто-кто, когда-когда, а я сейчас знала, что собираюсь делать.

И когда между мной и машиной осталось каких-то метров пять, этот пришибленный водитель наконец ударил по тормозам. Ночь огласил пронзительный скрежет, но инерция — это штука противная, поэтому кабриолет продолжал лететь прямо на нас. Ким скользнула в сторону, а я, подпрыгнув, приземлилась прямо на капот машины. Меня резко швырнуло на лобовое стекло, и я получила возможность поближе рассмотреть сидящих на переднем сиденье светловолосого парня и рыженькую короткостриженную девушку. Лица у обоих были вытянутые и серые от страха.

— Не подбросите в Роман-Сити до района «свояков»? — как можно более дружелюбно (если полуголая, заляпанная кровью девушка может выглядеть дружелюбной) поинтересовалась я, глядя на них поверх лобового стекла.

Глава 15

16.

— Открыто, — еле слышно выдохнула я. — Значит, Киара дома.

Мало того, что Киара была дома, она ещё, судя по тёмным, застывшим в ночной прохладе окнам, крепко спит. Ну, если учесть, что скоро грянет рассвет, это не удивительно. Слава богу, хоть её жизнь не летит к чёртовой матери.

Глухие к просьбам небеса уже начали светлеть на востоке, словно радуясь неумолимому приближению солнца. От первого дыхания утра мертвенно бледнели и исчезали яркие звёзды, а луны сиротливо ползли к краю горизонта. Давно смолкла ночная живность, и тишина жадно проглотила эти последние часы перед царством дня. Так и должно быть. Всё течёт, всё меняется…

И чего это я такая сентиментальная?

— Интересно, который сейчас час? — зевнула за моей спиной Ким.

Я вздрогнула, так как на несколько секунд забыла о её присутствии. Это было тем более странно, что мы стояли у моего домика вдвоём только после нескольких скандалов, в течение которых я убедила Жаниль переночевать у меня. Страшно было отправлять её домой после всего, что произошло между Кланом и ей. Оборотни они тоже злопамятны и мстительны. При некоторых фазах лун — особенно.

Конечно, ещё больше страха во мне орала и дёргала за печёнку совесть, мол, это ты во всём виновата! Ты, ты и только ты! Это из-за тебя она ввязалсь в драку с Лал! Это из-за тебя так рассвирипела Баст!

И так далее по списку.

Но, в общем-то, оба они: и страх, и совесть — правы: Ким нельзя отпускать.

Мысль о том, что её Принц живёт в одном лагере со мной, пришла весьма и весьма запоздало. Почесав больной затылок, я понадеялась на то, что в такую, чего скрывать, тяжёлую ночь Эдуард останется где-нибудь у Баст. Или на кладбище в маленькой деревянной хрущёвке, обитой изнутри шёлком.

— Думаю, сейчас начало четвёртого, — тихонько приоткрыв дверь, я пропустила Жаниль в залитую мраком прихожую, потом зашла сама и тщательно закрыла дверь на все замки. Паранойя в лучшем виде. Сейчас притащу молоток, доски, гвозди и начну каждую щель в доме заколачивать.

— Я пошла в ванную, а ты найди аптечку: тебя поштопать надо, — моя подруга направилась вглубь квартиры, ничуть не смущаясь царящей вокруг темноты. Бьюсь об заклад, этой самой темноты для неё и не существовало.

— Ты помнишь, где это? — спросила я, одной рукой вцепившись в дверной косяк, чтоб не упасть, а другой стягивая с ноги кроссовок. Пантомима «пьяная цапля в обувном магазине».

— А ты что, поменяла местами ванную и кухню? — прозвучал из чёрного неоткуда голос Ким. Даже с петлёй на шее она припасла толику юмора. Славная моя Ким…

Споткнувшись во тьме о собственные только что снятые кроссовки, я вполне бесшумно двинулась по коридору и заглянула в полутёмный зал, где становилось то темнее, то светлее. Естественно, от работающего телевизора.

Киара, Джо, Майк и, как это ни странно, Никита, фривольно и тесно, как четвёрка котят в корзинке, устроились на диване и смотрели какой-то фильм ужасов.

— Джон, но он же убьёт тебя! — плакал из динамиков женский голос.

— Мэри, пойми, я должен! Если эти твари вырвутся из лаборатории в город, наступят паника и Хаос!..

— Ух ты, ух ты, ух ты!!! — внезапно завопил Тур так, что у меня сердце с почками столкнулось. — Какая у нас сегодня Вэмпи малоодетая вся такая!

Я пожалела, что разулась, так как челюсть больно шмякнула меня по пальцам ног. Кроссовки бы хоть как их защитили. А моему изумлению и даже как-то возмущению не было предела: я же подошла абсолютно без единого звука, в комнату и вовсе не зашла…

Как это он меня в темноте углядел?!!

… Впрочем, это же Тур, чего удивляться? Пусть девушка в шортах и лифчике пройдёт хоть за километр от него, он всё равно увидит. Когда-то давно инопланетяне похитили его и вмонтировали ему в череп особый локатор. Поэтому Майк такой… зорький до эротики.

— Салют, ребята, — поняв, что прятаться больше нет смысла, я вошла в зал и, как полноправная хозяйка сей обители, начала усердно шарить по шкафам. Аптечки как назло нигде не было, а мне так хотелось побыстрее найти её и смыться из-под этих внимательных взглядов! Мать-перемать! Ну куда же это я её засунула в прошлый раз?!! Никак не вспомню…

— Кто это так тебя? — первым нарушил молчание Джо, приглушив громкость телевизора. — Когда мы виделись в последний раз, ты была гораздо более… гм… одета.

— А потрогать можно? — со смешком спросил Никита и попытался ухватить меня рукой за талию, когда я проходила мимо, однако поймал только пустоту. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то сейчас касался меня. Особенно, если этот кто-то — Тигр, встречающийся с красавицей-брюнеткой.

Меня ревность за задницу щипает, или это мне только кажется?

Кажется!

— Нельзя, — зло отрезала я. — Киар, где у нас аптечка?

— Откуда я знаю? — раздражённо отозвалась моя сестра, глядя куда угодно, только не на меня. — Включи свет и поищи!

А-а-а чё-орт!!! Совсем забыла, что мы с ней в ссоре… Блин…

Я с досадой изо всех сил ударила по выключателю, который, не выдержав удара, разлетелся на куски.

Вандализм!..

Заткнись.

В комнате вспыхнул такой ослепительный после тёмной ночи свет. Я рефлекторно зажмурилась и прикрыла плечом лицо, не сумев мгновенно привыкнуть к свету.

Тоже мне вэмпи!

Пошла ты!!!

Когда же мне это удалось, я не без некоторого злорадного удовольствия увидела, что все четверо: Ник, Майк, Джо и даже моя близняшка — в ужасе и изумлении таращатся на меня. Что ж, видимо, количество бутафорской крови, что сегодня на мне, превысило среднестатистическую норму.

Ой, мама! Свинство-то какое! Пойду повешусь…

Скатертью дорога!.. Так, чего это я отвлекаюсь? Мне нужна аптечка.

Я полностью сосредоточилась на её поисках, стараясь не обращать внимания на остальных. В комнате повисло молчание, которому позавидовал бы целый воз покойников, имей они такую возможность. Единственное что, болтал телевизор («Сэм! Мне страшно!!!»), иногда меняя человеческие голоса на рёв автоматов(«Тра-та-та!»), монстров(«Р-р-ры!!!») и обратно.

Аптечка нашлась совершенно в неожиданном месте — среди тёплых зимних одеял. Каким тайфуном и с какого перепоя её туда занесло?

Это надо не у меня спрашивать!

А я к тебе вообще не обращалась! Заткнись ты наконец!

— Ёханый бабай! — присвистнула я, достав белую с красным крестом коробочку, и закрыла шкаф. — А я-то думала, меня сегодня больше ничем не удивишь!

Под то же гробовое молчание — розовую мечту Новодевичьего кладбища

— я, выключила свет и, гордо задрав хвост…

У тебя нет хвоста!!! Хвост у кошек!!!

… вышла из зала. Пусть теперь сидят и гадают, что со мной произошло! Честное слово, я чёрта-с-два им что-нибудь расскажу! Когда-то, конечно, я никому ничего не говорила, чтоб не беспокоить, а теперь буду аки Пер-Лашез из принципа. Лал и перепалки с оборотнями — это моё дело.

Господи, и при этом она лелеет надежду помириться с Киарой!..

Да заткнись же ты наконец, или я начну башкой об стенку биться! Может, ты хоть так вырубишься!

Это ещё смотря кто вырубится! Давай поспорим на бутерброд с колбасой!

Не знаю, может, это сумасбродство у меня возникло из-за дикой усталости. А может — и что весьма вероятно — Лал таки хорошо приложила меня головой к камню, и булавки из мешочка в моей черепной коропке изрядно затупились… Как бы то ни было, я молча направилась в ванную, сжимая в руках аптечку. Моя жизнь — это моя жизнь, и я сама её творю.

Кстати, слово «творить» — это не от слова ли «тварь»?

Это от слова «я-тебя-убью-если-не-заткнёшься»!

Зверское слово! Сама придумала?

Вдохновляясь тобой!

Дверь ванной комнаты была открыта — яркий и такой уютный прямоугольник жёлтого света во мраке. Он источал шум бегущей в сток воды, изредка сменяемый звонким плеском. При этих звуках и в этой темноте мне чертовски хотелось спать. Можете запинать меня ногами, как муравьи запинали слона, но ванная комната вечером у всех может ассоциироваться только со сном: сначала в душ, потом спать…

Точнее, сначала душ, потом зализывание ран и катарсис холодильника, а уж после всего этого — спа-атоньки…

— Паршиво выглядишь, — заметила Ким, когда я вошла в ванную, и вытерла руки об полотенце. — Ты уверена, что хочешь увидеть своё отражение?

— Если оно не треснет, то да, — устало ответила я и отвернулась от неё к зеркалу.

Я бы на его месте треснула.

— А чтоб тебя… — тихонько пробормотала я, таращась на саму себя. Бьюсь об заклад, даже после бочки французского коньяка я и то быстрее узнала, кто передо мной.

Да? Ой, и впрямь, а кто это?

Из зеркала на меня смотрели округлившиеся от удивления глаза, красные, словно у пьяного вампира, и обрамлённые волнами спутанных, местами слипшихся от крови волос. По четыре глубоких неровных царапины украшало каждую щёку, нижняя часть которых по случаю двулуния превратилась в жирный синяк. Потёки крови живописно застыли на шее и груди, придавая коже невероятный багровый оттенок и до жути зудя её. Завершали картину четыре недетских царапины, мирно красующиеся на животе. Ещё, правда, шорты и бёдра спереди были украшены бурыми дорожками, но этого зеркало уже не показывало.

Ага, маленькая ещё.

И это в таком виде я должна показаться директору и Даладье?!!

Нет, ну… Нужно, конечно, помыться, расчесаться…

— Господи, — прошептала я, закрывая лицо руками. — Боже…

Меня Эдуард до всякого образа доводил, но такое у меня впервые!

— Боже не поможе, — строго произнесла Ким. — Давай в душ, а потом я тебя в спирте искупаю.

— Проще сразу заспиртовать, — промямлила я и сквозь пальцы ещё раз посмотрела на своё отражение в зеркале.

— Да ну, всё не так плохо! — хлопнула меня по плечу девушка. — Ты ведь осталась жива, хотя смерть тебе сто раз дышала в затылок!

— Она же Безносая, — напомнила я.

— А она дышала ртом! — ничуть не обескуражено пожала плечами Жаниль, и я картинно закатила глаза:

— О это смрадное дыхание смерти!

17.

На кухню я, вся распаренная после душа, зашла нервно подёргиваясь. Спирт, которого Ким не пожалела, беспощадно жёг мне живот и щёки, поэтому мои подёргивания на самом деле были порывами почесать зудящую кожу. Утешением служило только то, что в течение ближайших пяти часов это самое худшее, что может меня ожидать.

Ой, не зарекайся!

Не буду. Сейчас четыре ночи или утра — кажется, до девяти я смогу поспать. Выспаться вряд ли, но поспать — вполне.

Однако вертящиеся в каком-то неистовом брейк-дансе желудок и кишки заглушали даже сон. Ну вот жрать хочу — аж шкура болит (особенно в районе живота). И ничего с этим не поделаешь.

Вот по такому случаю моё измученное тельце и оказалось на кухне. И если я надеялась, что всё самое худшее этого дня уже позади, то пора достать двустволку и пристрелить надежду, чтоб не мучалась, потому как сбыться ей не суждено.

А я говорила: не зарекайся!

Нет, на обеденном столе не восседала с победоносной улыбкой Лал. Да и оборотни не набросились на меня, стоило только пальчикам моей левой ноги показаться над порогом кухни. Вовсе нет!

Дело было в другом.

Свет на кухне не горел, однако это не помешало мне углядеть в полумраке Никиту, который ждал меня, сидя на подоконнике рядом с горшком Киариной бегонии. Никита — это вообще первое, что я увидела, войдя в комнату.

Как это ни странно (а после случившегося в «Граф Ди» это было совсем не странно), первым моим желанием было развернуться и уйти. Но вместо этого я остановилась на пороге и серьёзно задумалась.

Ну Никита, ну и что? Ты в своей хате, это раз. Бить тебя, кажись, не за что, это два. Так чего ж это ты ломаешься?!

А того, что я видела в его объятьях эту..!

Господи, да что он, собственность твоя или парень? Он может встречаться с кем хочет!

Предположим…

Тьфу ты!

Заткнись!!! Предположим, что это так, и Ник — абсолютно свободное существо. Но говорить-то мне сейчас ни с кем не охота — это неоспоряемый факт!

Да брось ты! Тигр — не дурак, он не болтает тогда, когда тебе хочется тишины. Только тишини тебе хочется нечасто, это да.

Ага, а на кухне он ищет следы собаки Баскервилей, которая похитила наш с тобой бутерброд с колбасой, и тем самым помогает подхватившему чахотку Шерлоку Холмсу!!!

Да ему наверняка просто захотелось перекусить! Не ты же одна в этой хате испытываешь потребность в пище!

Но не могу же я…

… показаться ему в таком виде? Чистовымытая, в трусах и чёрной, достающей до середины бёдер футболке? Ой, не смеши! А чем это хуже кружевного лифчика и шорт, залитых кровью? Ну да, немного не тот сорт эротики, но…

Да пошла ты!!!

Ещё немного помявшись на пороге, я всё-таки зашла на кухню, даже не подумав включить свет. Хватит с меня одного разбитого выключателя! К тому же всё и так прекрасно видно, а как же! Ведь я — вэмпи! А если темно Тигру, то какого лешего он не включил свет раньше?

Лампочек боится.

Однако, не похоже на то, что моя экономия электроэнергии хоть как-то смутила Ника. Видимо, ему в полумраке так же удобно, как и мне. Кой-какой свет проникал снаружи, от далёких и пока ещё работающих фонарей, а больше нам, как выяснилось на практике, и не надо.

На практике. Хорошо звучит.

Уткнись!

Делая вид, что на кухне кроме меня никого нет, я открыла холодильник. Вырвавшийся из его нутра бледный свет озарил зелёные пятна синяков на моих ногах. Хм, как быстро проявились мои ненаглядные гематомы! Надеюсь, они так же быстро и сойдут.

Но как оказалось, и Тигр — это не самое худшее на кухне.

Ой, мне страшно!

В холодильнике… нет, не Николя и не великое опустошение, а ничего готового. Ни супа, ни пюре — одни полуфабрикаты… Так, развод с Киарой у нас действительно серьёзный. М-да… Кто б мне ещё мою гордость в задницу затолкал, чтобы я пересилила себя и пошла мириться с сестрой?

Думаю, найдутся желающие, но хрен с ними!

Желудок с урчанием-скрежетом провернул какое-то сногсшибательное па в моём несчастном животе.

— Во чёрт! — с чувством вздохнула я.

— Что случилось? — подал голос Тигр, начав, почему-то, войну с оконной занавесочкой.

— Жрать нечего, — ответила я.

— А по-моему, жратвы до фига и больше, — парень чуть подался вперёд, чтобы увидеть внутренности холодильника.

— А где суп? И как мне питаться сырым мясом? — скептически покосилась я на него.

— Надо было приходить к нам на обед. Мы с Майком сегодня… нет, уже вчера, — поправился Тигр, глянув на часы, — наварили полную кастрюлю борща и объелись. Там ещё много чеснока, сала и чёрного хлеба было ну и… не прокисать же добру в холодильнике? Пришлось… затолкать в себя всё.

Я кисло улыбнулась его словам и принялась выгружать на маленький кухонный столик овощи. Закончив с этим, захлопнула холодильник и поставила чайник на плиту. Пусть закипает. Надо ж вообще хоть чем-то желудок набить?

Кимберли, между прочим, уже спит беспробудно. Почему только ты с голодухи маешься?

В кухне повисло мёртвое молчание. Конечно, не такое мёртвое, как на Новодевичьем, потому что я тихонько хрустела овощами: заботливо почищенной кем-то редиской, огурцами, болгарским перцем. Кроме того, тихонько шумел газ, тихо-тихо так, своим голубым светом немного разгоняя мрак и сгущая его в углах.

Чёрт возьми, скоро рассвет, на сон у меня только четыре с немногим часа, а я готова проспать неделю! Чёртово время, вечно его не хватает!

Прикончив последний помидор, я обхватила руками голову и глубоко задумалась. Задумалась в этом доме, наверное, последний раз.

Ну, понеслось…

Интересно, когда за мной приедут Даладье? Как они выглядят? Неужели это будет чета добродушных миллиардеров-болванов? Или наоборот

— это будут холодные сухие люди без чувства юмора, живущие по законам общества? Кстати, об обществе… В наши времена среди преуспевающих бизнесменов появилась мода брать детей из детских домов, мол, это снижает налоги. Поэтому из того, что Даладье решили меня удочерить, вовсе не следует то, что они не сливки общества. Сливки и, я уверена, первосортной свежести.

Остаётся только один абсолютно непонятный вопрос.

Какой?

Почему они выбрали меня?!!

Не ори, я чуть не оглохла!

Во-первых, я же почитай взрослая! Зачем им взрослый ребёнок, которого не перевоспитаешь на свой вкус?

Во-вторых, репутация и моё личное дело, толщине которого обзавидуется рукопись «Война и мир», далеко не самые идеальные! Зачем Даладье в доме сам Сатана?! То есть, я, но это в данной ситуации один чёрт!

А чтоб жизнь мёдом не казалась.

В-третьих, почему они не взяли и (или) Киару?!!

Вот это, пожалуй, самый интересный вопрос…

Мои мысли внезапно оборвал шорох. Оказывается, Никита, которому надоела война с оконной занавеской, выбрал мир и тоже пересел за стол.

— О чём задумалась, Вэмпи? — тихо спросил Тигр, пристально глядя на меня.

Кстати, а где Киара, Джо и Майк?

Очень своевременный вопрос, знаешь ли! Спят, наверное.

— Ни о чём, — и глазом не моргнув, соврала я. Как славно, что нос у меня не стал в два раза длиннее! Ноги, правда, почему-то вдруг перестали доставать до пола, но это мелочи.

— Как хочешь, — дёрнул щекой рыжеволосый парень. — Только я знаю, о чём ты думала.

Никита-чтец-мыслей. Только сегодня, дамы и господа!

— Вот как? — удивление мне почти удалось.

— У тебя был такой затравленный взгляд, и ты так пристально обводила им кухню, что всё ясно, как Божий день.

— И?

— Ты думала о новых родителях.

— И?

— И не надо врать, что не думала ни о чём.

— А не то что? — сощурившись, посмотрела я на него. В груди ожило твёрдое убеждение, что мне никто не указ.

Да не, это вэмпи.

— А что ты хочешь? — очень уж двусмысленно улыбнулся парень. Обычно так он разглаживал нотки вражды меж нами, но сегодня на собаку старые фокусы не действуют.

А если отшлёпать газеткой?

Всё равно.

— Ничего не хочу, — отрезала я и поднялась выключить чайник.

— Почему ты такая раздражённая? — Никита не отрывал от меня пристального взгляда. Блин, лучше б он мне двузубую вилку уткнул между лопаток!

Эт можно!

— Я не раздражённая, — возразила я, хотя очень уж назойливый зуд почти посередине спины превращал эти мои слова в ложь.

— А какая тогда? — насмешливо фыркнул Тигр. — Безумно весёлая?

Угу, как Гуффи.

На мгновение я замерла с ложкой сахара в руках, обдумывая ответ, а потом, глядя парню в глаза, медленно сказала:

— Ну… голодная, усталая…

— … и злая, как собака, — окончил за меня Никита, устало распуская стянутые в хвост волосы. — Ясно. Кто это тебя так отделал?

— Не твоё дело, — я приготовила себе какао и вернулась за стол.

— Это была та стервозная вампирша… как её… Лал? — осторожно спросил Тигр, однако я всё равно воззрилась на него злыми глазами и раз и навсегда закрыла эту тему:

— Эт

оне

Ваш

едело

,Никит

аСандерс

!

Мы умолкли. Я спокойно потягивала горячий напиток, и кого как, а меня тишина нисколько не угнетала. У меня уже было сегодня достаточно шума, достаточно кошмаров, о которых вспоминаешь как о снах, но которые на самом деле являются реальностью. Как после всего этого меня может угнетать покой?

— Когда тебя сегодня заберут? — Никита первый нарушил молчание. Немного раздосадованная этим, я лишь безразлично пожала плечами. И впрямь, какая мне разница? Меня больше волнует то, что меня всё-таки заберут, а не то, когда это будет.

А может, тебя совсем ничего не волнует?..

О господи, нет, я слишком устала, чтобы ещё и над этим думать! Надо просто пойти поспать. Утром, когда буду вот так же сидеть над чашкой кофе, я решу все свои вопросы. А пока — кушать и спать. Прям как в младших группах…

Как именно?

Невидяще глядя в какао, я кисло усмехнулась.

Я вспомнила, как мы обедали и ужинали в столовой, как сидели на больших для нас стульях и весело болтали ногами, как я была ещё пай девочкой, любимицей воспитательниц. Белокурым ангелочком в розовом платьице с Тэдди в руках и конфетами в кармашке. И мои невинные карие глаза, не застеленные ещё ни тоской, ни злобой жизни. Глаза, которые я теперь помню только по фотографиям. Наивные карие глаза любознательного котёнка… глупого слабого щенка, верящего, что за ним вернутся те, кто его любит. Щенка, бегающего каждый день к ограде приюта, чтобы встретить тёмно-зелёную машину родителей.

Весна, лето, осень, зима… Дожди, листопады, снег… а машины не было.

И не будет.

Это я знаю сейчас, а тогда надеялась и верила…

Как смешно, боже, как смешно!

Я бессильно улыбнулась…

Господи, но какие же у меня были наивные глаза, какой святой невинностью была я тринадцать долгих лет назад! Какой же я была чистой…

И что же выросло?

Как будто ты не знаешь! Первая на всю округу бой-девчонка, пацанка, любящая хорошие драки, плюющая на законы и других людей. Девчонка с душой, отыметой вампиршей, девчонка-вэмпи со следами укуса на шее. Девчонка, мечтающая убивать врагов человечества. Мечтающая не о семье, как все нормальные дети, а о смерти… Что же из меня выросло…

Вернуть бы всё обратно! Снова стать четырёхлетним ангелом, таким доверчивым и наивным, таким любимым всеми, кто готов делиться любовью. Если бы только я могла всё вернуть, если бы только я могла получить тот кусочек любви, который мне предлагали, и который я отвергала! Сколько раз меня пытались удочерить и сколько раз я всё портила, чтобы остаться с молчаливой и замкнутой сестрой, тогда худенькой девочкой со впалыми глазами, воспалёнными от слёз…

Если бы только у меня появился ещё один шанс!..

Пальцы Тигра осторожно коснулись моей щеки. Не шелохнувшись, я подняла на него застеленный слезами взгляд.

— Что случилось, Кейн? — прошептал он. Редко когда он называет меня по имени. Очень редко когда.

— Ничего, — мотнула я головой, отстраняясь от его руки, — ничего.

— Вот только врать не надо. Я по глазам всё вижу, — усмехнулся Тигр, и тут неожиданно даже для самой себя я резко вскочила на ноги.

— Не суй нос не в своё дело, Никита Сандерс! — злобно прошипела моими губами вэмпи. — Это может очень плохо для тебя окончиться!

Я ж говорила, что это она проснулась.

Парень всё так же сидел за столом и смотрел на меня, однако глаза его стали чуть шире. И я готова биться об заклад, что он видел её, видел в моих глазах вэмпи, которую я теперь поспешно заталкивала на глубь своего естества. Те душевная боль, воспоминания и слабость, которые завладели мной на несколько минут, похоже, здорово разозлили её.

Что ж, надо будет учесть.

— Чего ты собачишься? — мягко спросил он, выискивая, однако, что-то в моём лице.

— Я — не собачусь! И если я так сказала, то так оно и есть, — ответила я, раздосадованная тем, что позволила этой засранке-вэмпи застать себя врасплох.

— И то, что ничего не случилось — тоже правда? — уточнил Тигр.

— Раз сказала, значит, правда! — досада порождала раздражение и злость.

— Что такого плохого в признании того, что у тебя действительно проблемы? — чуть удивлённо спросил меня Никита. — Ты не такая сука, какой себя показываешь, и не такая чёрствая, какой хочешь быть, Кейни Браун.

— Именно такая! — ёдко отозвалась я, поворачиваясь к нему спиной и споласкивая чашку. — Чёрствая бессердечная сука.

Тигр только хмыкнул своим невысказанным, но известным нам обоим словам и как ни в чём ни бывало произнёс:

— Все мы, приютские, прячемся за бравадой.

— Вы — быть может, — обернувшись, ответила я с нескрываемой злостью: меня эта беседа начала сильно доставать. — Но ко мне это не относится!

— Относится, Кейни Браун, к тебе — очень даже относится, — парень смотрел на меня. — Все мы, так или иначе, потеряли родителей. А это оставляет след на всю жизнь. Рану. Язву. Жизнь отняла у нас самое дорогое, а значит, может отнять всё, что захочет. И поэтому мы показываем, будто не боимся её, будто готовы встретить стеной каждую её пакость. Но на самом деле, — он слегка понизил голос, пристально глядя мне в глаза, — мы все просто боимся. Мы испытываем страх, неуверенность, но прячем их за вот такой вот бравадой, как у тебя. Таков я, таков Майк, Джо, Киара. Такова ты. Каждый из нас лжёт себе, что он бесстрашен и всесилен, что ему на всё плевать, но на самом деле мы боимся. Боимся потерь, боимся жизни, боимся показать свою слабость, свою боль. И когда ты, девчонка, видевшая своих мёртвых родителей, правевшая с ними час, вдыхавшая запах их крови, со слезами на глазах орёшь, что с тобой всё в порядке, это… по меньшей мере, нелепо, Кейн. Просто нелепо. Просто так на глазах слёзы не наворачиваются, и ты знаешь это гораздо лучше меня. Всю жизнь ты корчила из себя гордую и всесильную вэмпи, которой горы по колено, а моря по щиколотку. И вот у тебя на глазах слёзы. Ну что, всесильная, — в голосе Ника неожиданно зазвучал вызов, — это для тебя так обычно?! Да ты же готова удавиться своей гордыней, только бы не признать, что что-то пошло не так, как ты хотела! Но в этом и состоит человеческая натура. Не спеши терять её, она тебе очень пригодится. Очень.

Никита умолк, а я стояла на месте и смотрела на него, не говоря ни слова, даже не шевелясь, только переваривая его слова. Некоторое время мы смотрели в глаза друг другу — даром, что на кухне было темно.

Наконец я первая отвернулась и поставила чашку в шкафчик. Тигр встал и подошёл ко мне, но больше я ему в глаза не смотрела. Просто стояла, молча рассматривая воротник его рубашки. Всё, что он только что сказал, словно чем-то острым оказалось выведено на моей душе, которая металась от боли.

Мне было больно, господи, как же мне на самом деле было больно…

— А теперь, Кени Браун, — прозвучал в тишине мягкий полушёпот Ника, — давай не будем строить из себя чёрт-зна кого. Я просто повторю вопрос, а ты не собачась по-человечески ответишь на него. О`кей?.. Итак, что случилось?

Я приоткрыла рот, чтобы сказать, будто мне просто грустно уезжать, но только шевельнула губами.

Да, мне грустно. Но грустно не только уезжать.

Да, мне больно. Но больно не только от саднящих царапин на щеках и животе. Больно оттого, какой я была и какой стала. Грустно оттого, что я поссорилась с Киарой, что я толкнула Ким предать свой Клан, что я в долгу у Эдуарда, что я вэмпи, что отныне мне не будет покоя от Лал, что…

Я хотела всё это сказать, я хотела хоть как-то облегчить гнетущие меня переживания, выплеснуть боль, но…

— Кейн, — тихо напомнил мне Тигр.

Я молчала.

От боли кружилась голова, и если б эта боль была только физической! Я никогда ещё не знала, что душа может так болеть, что так могут мучить сожаления, воспоминания — да всё это! То, что редко затрагивало меня последние несколько лет! Господи, как, оказывается, может быть больно…

Ревущая в душе буря захлёстывала меня с головой, туманила всё, что только было перед глазами, вытесняла мысли прочь, заполняя их собой.

Боже мой, как больно…

Боль взметнулась к сознанию ещё раз, и мне словно кто-то ударил под колени.

Они не вернутся!!!

Господи боже ты мой, они больше никогда, никогда не вернутся!!!

Хлопнувшись на пол, я судорожно попыталась вдохнуть, но вдох болезненно обернулся всхлипом, а за ним все вдохи и выдохи — рыданием.

Я их действительно больше не увижу!!!

Никогда!!! Никогда!!!

У меня нет родителей и не будет!!! Они мертвы, они гниют где-то в могиле и никогда не приедут за мной!!!

Подавившись всхлипом и прижав руки к груди, я уткнулась лбом в колени и как безумная начала повторять эти слова.

Никогда! Никогда! Никогда!

Они огнём горели у меня в мозгу, кровоточили на сердце, причиняя адскую боль, боль и только боль… Душу рвало этой болью, и эта же боль струилась по жилам. Не физическая, а оттого во сто раз более кошмарная.

— Они никогда… никогда..! — в изнеможении простонала я, закрыв лицо руками. Из-за всхлипов мне не хватало воздуха, но я всё ещё пыталась говорить, я всё ещё пыталась выплеснуть тот кошмар, что изнутри разрывал меня на части.

— Я знаю, — прошептал Никита, опустившись на пол рядом со мной, — я давно это знаю, Кейн. Так со всеми, не только с тобой… Больше никто никогда ни к кому не вернётся. Никто. И ты не возвращайся к ним.

Он прижал меня к своей груди и позволил мне из-за душащей меня боли впиться ему в спину ногтями. Даже сквозь рубашку выступила кровь, но я вряд ли ощутила её, вряд ли почувствовала её тепло, потому что в кои-то веки я плакала. Плакала по-настоящему, давясь слезами и кашляя. Плакала долго и мучительно.

И это была вполне заслуженная месть всех лет молчания и равнодушия.

18.

Тикали стрелки висящих на кухне часов, отсчитывая секунды, а те лились в минуты, а минуты… Минуты шли и шли, их было бесконечно много, как, казалось, и моих слёз. Им не было конца. Я рыдала до тех пор, пока каждый всхлип не стал отдаваться яркой физической болью. В лёгких, в горле, в голове…

Никита молчал, держа меня в своих объятьях. И на какое-то мгновенье он показался мне спасительным коконом, стеной, которая навсегда оградила меня ото всех невзгод этой жизни, которая оградила меня от боли, страданий, горя, от моего нечеловеческого «Я»… На какое-то мгновенье я ощутила себя в такой блаженной безопасности, что рассудок захотел раствориться в ней, подойдя к самой грани беспамятности.

А потом иллюзия исчезла и вернулась боль, во сто крат усиленная разочарованием.

Нет в этом мире ничего, что смогло бы меня защитить! Нет!!! Никогда не было и не будет!!! Мне самой, самой придётся всему этому противостоять!!! Всю свою жизнь я одна буду терпеть эту боль, эти переживания…

Это всё я буду тащить сама!!!

Мои всхлипы перешли в тихий полубезумный вой отчаянья.

Сама!!! Всё это — сама!!! И никто никогда меня не защитит!!!

— Тс-с-с! Тихо, — прошептал Никита, ложа указательный палец мне поперёк губ. — Всё хорошо, слышишь, Кейни? Всё хорошо! Нет здесь ни Лал, ни чего-то ещё, чего ты боишься! В этом доме нет никого, кто мог бы тебя обидеть!

Его поцелуй расцвел полузабытой лаской на моём лбу. Так неожиданно, что мир и моё сознание перевернулись с ног на голову.

Шумя в ушах, боль как поток воды хлынула в никуда, но после неё оставалось такое бессилие… Туда, откуда она вытекала, пробиралась дикая холодная пустота и… и вэмпи. Как живительный сок начинает свой кругооборот в деревьях с приходом весны, так и она зациркулировала по моим жилам, вдыхая в меня какую-то новую жизнь и запах роз.

Мне показалось, что я потеряла сознание…

… но нет, выдох — и я снова у себя на кухне, сижу на полу в крепких объятиях Тигра. Голова немного кружилась, была глухая пустота внутри, во всём теле как какое-то странное тепло я ощущала вэмпи, но это состояние было гораздо лучше предыдущих.

И я знала, что ближайшие несколько лет к ним не вернусь. Пока где-то глубоко во мне не накопится столько же боли, сколько накопилось за эти тринадцать лет — не вернусь.

Шумно вздохнув, я стёрла с лица слёзы. Руки у меня дико дрожали, всё тело тянуло куда-то вниз от усталости, но это было далеко не самым худшим.

Прижавшись щекой к груди Ника, я молча уставилась на ножку стола. В голове, к моему немалому удовольствию — ни одной мысли.

— Хорошо, что ты успокоилась, — прошептал Тигр, и в его голосе я уловила страх. — Я никогда не видел тебя… такой.

— И не увидишь, — так же шёпотом пообещала я.

— Странно, — тихонько рассмеялся он. — Я хотел от тебя честности, а когда таки увидал её, испугался. Прорвало же тебя.

— У всех бывает.

— Я знаю. Кейн…

— А?

— Ты уедешь с новыми родителями навсегда?

— А что?.

— Для тебя это реальный шанс начать новую жизнь. Ты заслужила куда лучшего, нежели приют и место в Кругу Поединков.

— Нет, Тигр, в этой жизни все получают по заслугам. Я получила то, на что заработала.

— По заслугам получают после смерти. Эдуард сказал, что эти твои новые родители — весьма обеспеченные люди.

— И?

— Оставайся у них. Получишь нормальную жизнь.

— Слишком уж я… старая для этой новой жизни.

— Тебе только будет шестнадцать!

— Ты не понял: у меня уже свои сформировавшиеся устои и принципы, свои взгляды на вещи… Я… Мне будет тяжело их поменять.

— И всё равно это шанс. Так будет лучше.

— Наверное, — я хотела задуматься над его словами, но внутри была такая пустота, так хотелось выбросить из головы всё к чертям собачим!..

И только где-то в глубине иссушенной болью души я соглашалась с Ником: это действительно шанс. Тот, который я просила.

— А Эдуард, — в моей голове внезапно заплясал тревожный маячок, — что он ещё сказал, когда говорил о моих новых родителях?

— Сказал, что Лал укусила тебя и что тебя удочерили.

— И всё? — выпрямившись, я внимательно посмотрела в глаза Никиты.

— Всё, — кивнул он. — Надо было что-то ещё?

— Нет, — отрицательно качнула я головой.

Значит, сукин сын Эдуард дал слабину и не сказал им… Я для них по-прежнему человек?

Для них — человек? Они не знают?

Не знают. И кажется, это хорошо.

Мои губы расползлись в улыбке и я, оторвавшись от своих мыслей, снова посмотрела на Ника.

— Чему ты улыбаешься? — спросил он, но я видела, как уголки его губ рвутся вверх, к потолку.

— Ничему, — солгала я, тихо смеясь, и покачала головой.

Я для них всё ещё человек. Че-ло-век, человечек.

— Что-то у тебя приступ за приступом. И этой особе я таскал в школу портфель? — от этого притворно-возмущённого тона стало смешно нам обоим. И мы тихо смеялись на этой залитой полумраком кухне.

— Жаль, что тебя сегодня забирают, — вздохнул Никита. — В кинотеатре Две Луны начали показ «Битвы кровей».

— Сходишь туда со своей брюнеткой, — тихонько хохотнула я.

— И всё-то она знает, — на мгновенье притворился обиженным Тигр. — Я её бросил.

— Она тебя чего, под венец потащила?! — похоже, Ник был прав: бесконечные слёзы сменились неудержимым смехом, потому что я смеялась и не могла остановиться.

У кого-то начинается истерика.

— Нет, просто есть у неё один существенный недостаток.

— Какой? — посмотрела я на него, вздрагивая от смеха.

— Она — не ты, — шумно вздохнул рыжеволосый парень.

Чья-то невидимая рука вырвала смех у меня из глотки и прибила улыбку к моим губам.

— А? — это междометие прозвучало донельзя по-идиотски, но иначе я не могла.

— Она — не ты, Кейн, — Тигр опустил взгляд к моим рукам, которые сжимал в своих, и потом с горькой полуулыбкой снова посмотрел мне в глаза. — Жаль, что мы тогда на первом свидании поругались с тобой. У нас наверняка что-нибудь получилось.

Моё лицо перекосилось от изумления до такой степени, что Ник рассмеялся и порывисто прижал меня к себе. Я не стала ему мешать, не могла, не хотела, но…

— Дураком я, наверное, выглядел тогда, на маскараде, когда не узнал тебя? — прошептал рыжеволосый парень над моим ухом.

А я перерывала душу, выворачивала её наизнанку, пытаясь найти этот странный огонёк тревоги…

— Нет, вовсе нет, — рассеяно ответила я. — Просто странно было, как ты ко мне относился… непривычно, то есть… Как будто…

— Я всегда мог и могу к тебе так относиться, — шёпотом возразил Тигр. — Будешь ли ты Лэй или Вэмпи Второй из Круга Поединков — неважно.

Он мягко поцеловал меня в висок и наверняка ощутил ненормальную частоту моего пульса.

И огонёк тревоги перерос в пожар.

— Совсем неважно? — я не нашла ничего лучше этих слов.

Ну и дура. Такой романтический момент…

— Совсем. Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун. Маскарад и наши с тобой прогулки по кладбищу очень ясно дали мне это понять, — с каким-то оттенком горечи прошептал Никита.

«Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун»…

Эти слова оглушили меня как набат.

Такая, какая я есть…

Меня принимал Итим… такой, какая я есть.

… Итим…

Сердце в груди ёкнуло, дёрнулось, и свежая рана вновь открылась, начала кровоточить.

И призрак тщательно смытого с кожи «Dark dream» защекотал ноздри, как ещё недавно — аромат роз. А потом заполнил рану на сердце, перемешался с кровью и стал жечь калёным железом, чтобы никогда, никогда не зажило…

Я поняла, что не могу вдохнуть. Что запах этой проклятой «Тёмной мечты» заполнил мои лёгкие и не хотел выходить наружу вместе с выдохом. Он хотел делать мне больно.

— … Ни слова больше об этом, — сглотнув, приглушённо, с хрипотцой от боли в горле, прошептала я и отползла от Тигра.

— Что случилось, Кейн? — в его голосе тихой струной зазвучала тревога.

— Ни слова больше ни о какой любви! — бессилие оплетало меня своим саваном. Бессилие что-либо делать или чувствовать, бессилие думать или желать.

— Но…

— Без но!!! — грубо оборвала я Никиту, вставая на ноги.

В левой половине груди странно покалывало.

— Ты не любишь меня, — прошептала я, тяжело опираясь о стол и невидяще глядя себе под ноги. — Если хочешь лгать насчёт этого себе — пожалуйста! Но не мне! Не надо этого… — воздух входил в лёгкие с неохотой, сердце, ощущая впивающиеся в него иглы, то и дело неприятно замирало. — Не надо этого… больше… не надо… Только не так.

Мне казалось, что сердце вот-вот остановится, что ему надоест вот так постоянно дёргаться и оно замрёт. Навсегда. Пальцы, лёгшие на грудь, подёргивались от ужаса. Одна только мысль, что вот этот вот живой моторчик, пульсирующий и перекачивающий кровь по моим жилам, сейчас остановится, приводило меня в состояние полустраха-полуступора.

— Что я сделал не так? — рыжеволосый парень тоже поднялся на ноги и сделал шаг в мою сторону. — Почему ты вдруг так изменилась в лице?

И дьявол с богом мне свидетели, что я не пережила бы каких бы то ни было разборов отношений. Выяснений, кто прав, а кто нет да что и почему… Только не сегодня, пожалуйста…

Когда я нашла и потеряла Итима… Нет, не надо.

Игла так круто вошла в моё сердце, что дыхание пересеклось.

— … Проваливай, Никита Сандерс, — бессильно прошептала я, стискивая футболку у себя на груди и тяжело склоняясь над кухонным столом. — Ради всего святого, проваливай и никогда больше не говори мне ни о какой любви.

Тигр развернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. А я далеко не последний раз за всю свою жизнь подумала: а првильно ли я поступаю?

19.

Пронзительнейший визг будильника разбил мои сны. Просто расколол на куски и бросил куда-то вниз, в ничто. А меня — грубо вырвал в реальность своим мерзким, сводящим с ума звоном. Казалось, будильник просто прыгает на месте, и все пружинки и шестерёнки его механизма бьются о стенки. А он прыгает всё чаще и злостней…

В первый момент мне захотелось вопить от негодования, да и для того, чтобы заглушить эти пронзительные трели. И если б я открыла рот, то обязательно заглушила их.

А заодно разбудила половину Роман-Сити.

Но вместо распевания утренне-петушиных сонат я, не особо задумываясь, схватила подпрыгивающий на тумбочке будильник и отправила его в распахнутое окно. Звон стих, но сон, мой невообразимо приятный сон был утерян навсегда. А самое обидное, ни в тапочке, ни в углу его не найдёшь.

Не такая эта вещь, что где-то валяется.

Рядом со мной, как ни в чём ни бывало, посапывала Ким. Удивительно, что брюзжание моего старого «петуха-металлиста», её не разбудило. Кажется, эта проклятая звоноконструкция теряет свою прежнюю хватку.

А ты же швыряла его о стену всего-ничего: в течение восьми лет!

По-правде говоря, десять минут я, усердно тря глаза и пытаясь не уснуть, вспоминала, с каких чертей Жаниль вообще пребывает у меня под боком. Потом ещё пять ушло на то, чтобы догадаться, в связи с чем я выставила летучий будильник на девять утра.

Напрасная трата времени. У меня б спросила.

Но я до всего дошла самостоятельно и, вспомнив, что меня сегодня забирают новые… хм, «родители», вылезла из-под одеяла.

Всё пережитое легло на меня тяжёлым камнем. Чуть согнуло плечи, чуть омрачило солнечный свет… Но не было больше ни боли, ни отчаянья

— одна тоска. После сегодняшней истерики Даладье уже не казались мне крупномасштабным Армагеддоном. Кажется, я просто смирилась. А следовательно, приезд Крепкого Орешка под кодовым прозвищем Уиллис можно отменять…

В конце-то концов, ты всегда можешь вернуться обратно в приют! Стоит только грохнуть старинную вазу династии Дзынь о голову любимого чухуа-хуа миссис Даладье. Кроме того Никита…

… Ник…

Сердце болезненно ёкнуло. Так, что пресеклось дыхание.

… Итим…

Уронив голову, я сделала шумный вдох ртом, и исподлобья посмотрела в окно, такое яркое от солнечного света.

Итим и Никита. Одного, кажется, я люблю, другой, кажется, любит меня.

Сердце скрутилось, словно чьи-то грубые руки выжали его, как половую тряпку.

Один для меня недоступен, а второй нужен только как друг.

Взгляд переместился с оконной рамы на туалетный столик. Там сидела Скарлетт. Подарок Винсента Кровавого, Графа из Братства Чёрной Розы, любовника Ирбины, Герцогини и Принцесы в одном лице.

Не отвлекайся. Ты чего-то там о Тигре и Князе…

Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Хорошо? Я буду думать только о Даладье и тогда, возможно, больно не будет.

Да как хочешь, Кейни О'Хара, но в общем, Ник сказал одну умную вещь: у тебя есть шанс.

Да, есть, и я им воспользуюсь. Нельзя всю жизнь цепляться за сестру, Круг Поединков.

Правильно говоришь, девочка. Продолжай!

В сорок лет я уже вряд ли смогу хорошо драться, а в шестьдесят надо будет иметь хоть какие-то деньги на похороны. Придётся обеспечивать себя с молодости.

Тоже хороший довод.

Но если Даладье я совсем уж не смогу переварить… Берегись, хозяйский чихуа-хуа.

Умница!

Сладко потянувшись, я во всём теле ощутила нытьё после вчерашней свистопляски. Как будто мною вчера в футбол играли… Что ж, с одной стороны, так оно и было. Одно радует мою разнесчастную душу: синяки с ног сошли. Интересно, как там моя физиономия поживает?

Думаю, за ночь она не отвалилась.

Усердно тря глаза, я поплелась в ванную и при резком ярком свете попыталась рассмотреть себя в зеркало.

Шумный вздох облегчения оставил на зеркале туманное пятнышко.

Царапин как ни бывало, правда, на одной щеке ещё вполне различим синяк и под глазами такие круги — закачаешься и завертишься! Но надеюсь, это всё пройдёт. По-крайней мере, когда я окончательно проснусь и моя физиономия не будет опухшей после сна, «украшения» не так будут бросаться в глаза. Можно ж ещё, впрочем, и накраситься…

Накраситься? Да тебя ж не в цирк забирают!

При чём тут цирк?!

Да при том, что знаю я это твоё «накраситься»!

Ох, молчала бы уже…

Подойдя к ванной и открыв воду, я неспешно умылась ледяной водой и, не вытирая лица, намазала пастой зубную щётку. Меня слегка покачивало, потому как сон ещё мурлыкал на ухо, но в остальном я была почти в полном порядке. В бытие вэмпи есть свои преимущества.

Ага, только что-то они пока не покрывают убытки.

Ну это же не экономика! И вообще, всему своё время. От тебя вот пользы — ноль!

Да я так, внутренний голос! Шизофрения! Я и не должна пользу приносить!

Оправдывайся, оправдывайся.

Внезапно сбоку кто-то вежливо откашлялся. Поначалу я подумала, что мне это приснилось, но всё-таки обернулась и увидела… Джо. Он был явно смущён.

Чем? Твоим внешним видом?

Так футболка вроде длинная.

Да ты разогнись чуть-чуть, не стой раком.

— Привет, — произнёс чернокожий парень, — ты извини, я это… думал, что здесь Киара…

— Што ы эо ижмэио? — спросила я, не вынимая щётки изо рта, и выпрямилась.

— Ничего. Я тут проходил мимо — в столовую — и увидел звенящий будильник в траве. Ну и дай, думаю, занесу, — Джо поставил старые часы на стеклянную полочку. — Забираться пришлось, правда, через окно. Даладье ещё не приезжали?

Я отрицательно покачала головой и продолжила чистку зубов, но уже над раковиной: так меньше надо было нагибаться, а следовательно, меньше болели все мои разнесчастные кости.

Ага, кости у неё болят… Как же…

Заткнись! Мне уже надоело на тебя рявкать!

— Ладно, боец, крепись! — темнокожий парень дружески хлопнул меня по плечу, отчего я подавилась зубной пастой, и ушёл.

Вот спасибо!

Отплевавшись и отмывшись, я вытерла себя махровым полотенцем и опять посмотрела на свою раскрасневшуюся после холодной воды мордашку. Так, уже лучше, но придётся-таки накраситься. По минимуму: нормальный мэйк-ап мне не по силам, я не умею его делать.

М-да? И давно ты это поняла?

Я ещё раз взглянула на своё отражения и внезапно осознала, как непривычно мне видеть себя с длинными некрашеными волосами. Что ж, придётся привыкать. Я такая, похоже, буду весь свой остаток жизни.

А давай сбабахаем тебе ирокез!!!

Ага, и усы сбреем! Чтоб никто не узнал!

Тщательно расчесав волосы и заплетя их в косу, я вернулась в свою комнату. Ким всё так же мирно посапывала во сне, а лежащий рядом с ней Тэдди придавал комнате что-то до боли… родное.

Шумно вздохнув, я осмотрелась.

Чёрт возьми, и я это покидаю?! Покидаю навсегда?!! Бли-и-ин!!!

С плакатов на меня смотрели десятки укоряющих взглядов. Обычно они весёлые, серьёзные, задумчивые, а сегодня — просто укоряющие.

Ох, ребята, если бы я только могла остаться! Если б я только могла

— я осталась…

Теперь ты с глянцевой бумагой разговариваешь? Ну, и кто из нас сумасшедший?

Потерянно сев на стул, я оглядела все свои вещи. Навряд ли я заберу хоть что-то из них. Всё у меня будет новое, всё до последнего: и вещи, и имя, и жизнь. Всё будет уже не так…

Знаешь, каждый день у людей что-то не так, как раньше.

Но не так же сильно!

Ну, это да.

Я не сумела подавить шумного вздоха и опять уставилась на Скарлетт.

Не находишь, что она была как бы знаком к переменам? Сначала эта кукла, потом розовое платье… и так далее по списку.

Может быть, ты права. Какая, нахрен, теперь разница?

Никакой. Ты права.

То-то и оно.

Ну что ж, Кейрини Лэй Даладье, крепись! Ты же всё-таки из рода Арьеш, который за столько лет не угас, преследуемый проклятьем! Выше нос! Лал тебя так и не сцапала, сегодня у тебя начинается новая жизнь!..

Но по моим щекам опять катились слёзы. Опять, снова… Да сколько можно?! Сколько этой солёной воды в моём теле?!

Зажмурившись, я сидела в своей комнате и понимала, что никогда не смогу покинуть всё это. Свой последний оплот, свой дом. Господи, настоящий дом! Как я могу покинуть Круг? Ника, Майка, Джо? Мне даже с Крысами было жаль расставаться, а уж на что они стервы…

Но ведь придётся, понимаешь? Придётся покинуть всё это раз, один раз, но — навсегда.

Но я не хочу!!!

Надо.

Я не могу!!! Этот запах комнатного жасмина, запах чистого белья, меня самой, моего дезодоранта… Эту тишину, этот пейзаж за окном… Покинуть, навсегда…

Всхлипнув и вскочив на ноги, я раздражённо вытерла слёзы.

Вот уж нет, дура, плакать ты не будешь! Одевайся, красься и марш на кухню!!!

20.

В этой чашке, я знаю, осталось ещё капелька кофе…

Нет, чашка пуста.

Ты уверена?

Сама загляни.

Чертыхнувшись, я отложила фотографии на кухонный столик и подошла к плите, на которой стоял чайник. Я собиралась пить третью чашку кофе и надеялась, что так и не поставлю пятно на своей белой футболке. Да-да, именно футболке! Для встречи с Даладье я оделась как можно проще: футболка без рисунка, спортивные штаны в облипку, в которых я ходила охотиться на гулей, и белые кроссовки. Волосы я завязала в хвост, пудрой и тональным кремом скрыла остатки синяков, пара колечек огурца освежили мои разнесчастные сонные глаза, а тени, тушь, помада и вовсе сотворили чудеса. Я привела себя в самый божеский вид, на какой только была способна, и осталась довольна им.

Ещё бы! Столько сил угрохала. Смотрю я на тебя и понимаю: красота требует жертв.

Топай на алтарь, а я пока тесак наточу.

Чайник ещё не успел закипеть, как в дверь неожиданно позвонили.

Я вздрогнула. В повисшей тишине жаркого летнего дня монотонно и неестественно громко тикали кухонные часы.

Тебе кажется. Просто сердце забилось сильнее.

В дверь позвонили ещё раз. Звон прорезал душный воздух и загробную тишину. Я через силу сглотнула.

… Тик-так, тик-так, тик-так — часы…

Дз-з-зн!!! Дз-з-зн!!! А потом опять — тихо.

От волнения я слышала стук собственного сердца. Фотографии выскользнули из рук и теперь мягко выстелились по полу.

Тикали часы.

Ты боишься?

Нет.

Шумно вдохнув воздух через рот, я вышла в коридор, как опять:

— Дз-з-з-зн!!! Д-з-з-з-з-зн!!!

И — мёртвая тишина. Я неотрывно смотрела на входную дверь. Это пришли за мной.

Или может быть, просто к тебе?

— Тик-так, тик-так, тик-так, — тикали из кухни часы.

… Тик-так, тик-так,

Не сбежать тебе никак!

Я не время, я — судьба,

Плачь — не плачь, а ты моя!..

Я хрипло и нервно рассмеялась, когда в голову пришло это детское стихотворение. А часы тикали.

Это уплывает время. Ну что же ты держишь его за хвост?

В дверь позвонили пятый раз.

Господи, да ты же уже чётко определилась!!! Чего ты теперь ломаешься?!

В душной тишине я решительно направилась к дребезжащей звонком входной двери. Щёлкнули открываемые мной замки. Коснувшись ручки, я помедлила, а потом одним рывком открыла дверь. На пороге стоял…

Эдуард.

Тихонько заглотнув губами воздух, я выдохнула.

Моргнула.

Просто Эдуард. Вот он. Сам. Щурится на солнышке, сверкая чёрными зрачками-рисками.

Я шумно втянула воздух в лёгкие.

Белокурый парень внимательно осмотрел меня с ног до головы.

А я, почти смеясь от облегчения, спросила:

— Чего тебе?

— Наказано передать некой Кейни Браун, что через полчаса она должна явиться в кабинет директора Киндервуда, — ответил парень, осматривая меня.

Кости поломанные ищет что ли?

— Ага, спасибо, — растеряно пробормотала я.

От мысли, что у меня ещё есть целых тридцать минут, нахлынула несказанная радость.

Это всего лишь время, Кейни Лэй Браун! Отрезок времени. Небольшой.

По-крайней мере, я теперь знаю, когда это всё закончится. Через полчаса.

Ага, можно будет не трястись и не нервничать.

Я потянула дверь на себя, с намерением захлопнуть её, но тут она намертво замерла, упёршись в ладонь четверть-оборотня. Тот смотрел на меня с широкой улыбкой.

— Что случилось? — я с удивлением глянула на его ноги, может, штанину где защемило, однако всё было в порядке…

И не в порядке одновременно.

Ой ли?

— И ты не пустишь меня к себе? — ласково промурлыкал белокурый парень, глядя на меня зелёными глазами очаровательного котёнка.

— Зачем? — так, как я на него уставилась, бараны не смотрят даже на новые ворота. Наверное, только на турникет метрополитена с жетонами.

Ага, который мигает разноцветными лампочками.

— Ну, поговорить… — склонив голову чуть влево, Эдуард продолжал улыбаться мне своей самой сладкой улыбкой.

Кирпич ему что ли на голову упал?

— О чём? — ещё чуть-чуть, и мои глазные яблоки хлопнутся на порожек.

Не надо так широко раскрывать глаза от удивления!

— Ну, о нас с тобой… — лениво промурлыкал белокурый парень.

Знаешь, то был не кирпич. Бетонная плита. Нет, целый фундамент!

Я неожиданно для самой себя посторонилась, пропуская четверть-оборотня в прихожую, и спокойно захлопнула дверь. Что самое интересное, ощущения, будто я впустила в дом собственную смерть, не возникло.

Может, эта смерть пришла к канарейке? Ну, как в том анекдоте.

То ли из вежливости, то ли из чувства такта Эдуард остановился рядом со мной и начал с интересом осматриваться. Хм, можно подумать, он первый раз в моём доме и первый раз его видит!

— Ты что, вампиром стал? — скептически фыркнула я, сделав первые три шага по направлению к кухне.

— Нет, а что? — изящно приподнял брови белокурый парень.

— Приглашения ждёшь, — ответила я и, обернувшись уже на пороге, добавила. — Кофе?

Тебе тоже на голову шлакоблок хлопнулся?

— С удовольствием! — просиял мне жизнерадостной улыбкой Эдуард.

В этот самый момент я поняла, по какому наитию впустила его в свой дом.

Это на тебя так его улыбка действует?

Нет. Мне надо с ним серьёзно поговорить, но не о нас с ним, потому что по отношению ко мне и ему слова «мы» и «нас» неуместны, а о Ким. Мне надо выторговать её безопасность, потому что она предала свой Клан ради меня, и тут уж становится не важно, в каком долгу я окажусь у Лэйда. Мы с Жаниль поклялись друг другу, значит, я должна ей помочь.

Что ж, как знаешь.

Следовательно, Эдуарда и впрямь придётся угостить кофе. Кроме того, придётся удерживаться от соблазна отходить его сковородкой по горбу или подсыпать ему в чашку отравы для тараканов, подозрительно похожей на сахар.

А ты сможешь?

Постараюсь.

— Чёрный или с молоком? — обернулась я от столика возле плиты, где обычно готовлю чай/кофе/какао, и обнаружила, что белокурый парень собрал с пола все фотографии и теперь внимательно их изучает.

— Чёрный, — ответил белокурый парень и поднял на меня глаза. — С ванилью, если можно.

Угу, и с чёрным перцем. За счёт заведения.

От комментариев в адрес снимков он, к его же счастью, воздержался.

— Постараюсь, но учти, я могу перепутать её с карри или ещё какой дрянью. Киара много чего держит, — привстав на носочки, я открыла шкафчик и принялась перебирать баночки. — А ты что, кофе с ванилью любишь?

Для меня это было в каком-то смысле неожиданностью. Ну то есть, что у Эдуарда есть какие-то свои предпочтения…

А то! Он же ж вроде терминатора! Даже улыбаться не может.

Ха-ха, как смешно. Ты заткнёшься сегодня?

Наверное, нет.

— Ага, с ванилью, — лениво отозвался четверть-оборотень и положил фотографии на столик.

— О чём ты хотел поговорить? — я наконец-то нашла ваниль и, чихнув от пыли, с удовольствием закрыла шкафчик.

— Будь здорова… А ты?

Я изумлённо воззрилась на него.

Какое из всех сказанных слов тебя больше удивило?

Наверное, «здорова».

Меня тоже.

Белокурый парень легко рассмеялся и произнёс:

— Если ты так легко впустила меня к себе в дом и даже предложила кофе, значит, тебе что-то от меня нужно.

Ага, денег занять до получки.

— Я хотела поговорить о Ким, — прямолинейность, милая прямолинейность.

— А-а-а, — с какой-то едва различимой тоской протянул Эдуард. — Всыпала же мне Баст за это…

— Чё?.. — непонимающе воззрилась я на него. Мне показалось, что я вообще ослышалась. Правильно говорил Крестовский — надо начинать беречь своё здоровье.

И начнём мы со слухового аппарата. Пойди-ка почисть ушки вантузом.

— Я ведь отпустил Жаниль, позволил ей запустить в Лал клыки, — с милой улыбкой пояснил белокурый парень. — Думал, Королева мне за это голову оторвёт…

И внезапно меня как громом поразило.

— Сукин ты сын!!!

Небольшая жестяная баночка, украшенная греческими узорами, угодила четверть-оборотню идеально в лоб. С громким блямом крышка отлетела в угол и бледная ваниль взмыла в воздух.

— Ты… — начал было Эдуард, но ванильный туман, начиная оседать на белой футболке, заставил его несколько раз оглушительно чихнуть и фыркнуть.

Кого-то трясёт от ярости, и этот кто-то — не четверть-оборотень. Ты поосторожней всё-таки! Шкурой надо дорожить!

Да плевала я на шкуру!!!

— Так это что значит, — сквозь стиснутые зубы процедила я, нашаривая рукой сахарницу, — я тебе ещё и за это должна буду?!! За то, что ты позволил Ким помочь мне?!!

Ответом был громкий чих. Белокурый парень поднялся со своего места и вылез из ванильного облачка. Я попятилась от него, но он, как это ни странно, только… захохотал. В своей обычной манере: довольно так, подняв к потолку лицо и весело зажмурившись.

То есть — как? Ты жива-здорова, а он радостно смеётся?!

— Лэйд, — осторожно произнесла я, — баночка была очень тяжёлая, да?

Одним рывком Эдуард стянул с себя футболку и встряхнул её на меня. Ваниль защекотала ноздри, и я оглушительно чихнула раз, второй, третий…

— Спасибо за идею насчёт долга, малышка Браун, — произнёс белокурый парень и, встряхнув футболку ещё несколько раз, бросил её на холодильник. — Так кофе будет?

— Будет, но ваниль тебе придётся слизывать со стола, — раздражённо почёсывая нос, ответила я и уставилась на него злыми глазами. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Я отпустил Жаниль потому, что у меня на тебя планы, моя маленькая Кейни, — ответил четверть-оборотень, усаживаясь боком ко мне на другую табуретку, где не было коварной носощекотательной ванили. — Твоё удочерение, признаться, спутало их, но не отменило.

— Стало быть, я тебе на этот раз нихрена не должна, — с облегчением вздохнула я и, быстренько приготовив кофе, поставила на стол перед ним чашку, а сама уселась на столик рядом с раковиной. — И Ким ничего не грозит.

Кажется, одна заноза из задницы извлечена. Осталось ещё девяносто девять.

— От меня — нет, а Баст… — Эдуард отпил кофе, но ему не надо было заканчивать фразы, я и так всё понимала.

— Ты можешь заступиться за неё, сказать, что это ты отправил её вместе со мной? — я сверлила дырку в виске белокурого парня.

Тот неопределённо пожал плечами, смакуя кофе.

Сукин сын.

— Я тебе сейчас кружку об голову разобью, если ты мне не ответишь!!! — прошипела я не без помощи вэмпи. — А если надо будет, то и всю посуду в этой кухне!!!

— Черти-кошки, — с улыбкой покосился на меня четверть-оборотень, — наконец-то я узнаю свою маленькую Браун!

Я запустила в него чайной ложкой, но он умудрился увернуться от неё, не отрывая задницы от табурета и даже не поворачиваясь. Ваниль всё ещё парила в комнате, в носу ещё немного зудело, поэтому сползать со своего насеста я пока не рискнула.

— Ну давай-давай, — рассмеялся Эдуард, — покажи мне летающую тарелку!

Сейчас, сейчас, милый! И тарелка, и сковородка, и противень тебе будет! Всё будет!

Не отрывая от четверть-оборотня глаз, я стала одной рукой нашаривать сахарницу… Но вместо неё наткнулась на солонку и… баночку с перцем.

Вэмпи внутри меня издала торжествующий сатанинский вопль.

Я её поддерживаю. Йо-хо-хо!!!

— Даже не думай, — спокойно произнёс четверть-оборотень, и обе склянки, сорвавшись со своего места, со стуком хлопнулись на обеденный стол перед Эдуардом.

Сам он при этом даже не шелохнулся, только нечто холодное, подозрительно похожее на его Силу, вскользь задело моё плечо, вызвав волну мурашек.

Лэйд владеет телекинезом??!

Чашка с грохотом ударилась об пол — во все стороны брызнули осколки. И кофе, чёрный как безлунная ночь, растёкся по линолеуму бесформенным пятном.

Свинство-то какое, мамочки!

Я сама не поняла, почему не сумела удержать чашку в руках. Виной тому фокус, который только что провернул Лэйд или…

— На счастье, между прочим, — заметил белокурый парень, отставляя пустую кружку и поднялся на ноги. Я продолжала сидеть на разделочном столике. Растерянно. Озадаченно.

«Пора, красавица, проснись! Открой сомкнуты него взоры навстречу северной авроре, звездою севера явись!». Ты чего-то тут разбила и осталась лужица.

И ч-ч-чёрт! Это же была моя любимая чашка!

— А теперь о нас с тобой, — опёршись о шкафчик над моей головой, Эдуард наклонился ко мне.

Я посмотрела сначала влево, на его руку, а потом перевела взгляд на него самого.

Интересно, а он силой мысли рояль может поднять?

Помолчи хоть пять минут, а?!

Изумрудные глаза четверть-оборотня не были ни злыми, ни насмешливыми. Только я уже вряд ли этому удивлялась. С момента нашего спора его отношение ко мне да и он сам изменились. Впрочем, немного изменилась и я.

Хотя это не дало вам возможности спокойно попить кофе. Вся кухня в ванили, чёрт бы её подрал!!!

По морде ему за это съездить, что ли?

Отличный план! Только пусть сначала всё здесь помоет, ладно?

Я перевела взгляд с Эдуарда на осколки любимой чашки. И тогда он наклонился совсем близко к моему уху. Я ощутила прикосновение к щеке белых шелковистых волос и лёгкое, слегка щекочущее дыхание, наполненое тёплым ароматом арабики.

И осталась неподвижна аки статуя Зевса. Ну разве не дура?

— Ты, моя малышка Браун, не думай, — тихонько промурлыкал четверть-оборотень, ласково отводя волосы мне за ухо, — будто уехав со своими новыми родителями, избавишься от долга. Еысли я не смогу забрать его сейчас, я заберу его через десять, двадцать, тридцать лет. Я найду способ, ты ведь знаешь меня. Из-под земли тебя достану и сниму с небес, а потом потребую своё. Помни, что ты в долгу у Принца Клана Белых Тигров.

Ага, помню! Как имя своих тапочек.

Каких-таких тапочек?

Не знаю. А у меня есть тапочки?

Ну наверное. Если ты про них заговорила, значит, есть!

Эдуард наклонился к моей шее и потянул носом воздух.

У тебя новый парфум что ли?

Нет, он просто почувствовал запах Ника. Наверняка даже узнал.

Интересно, а возмущаться и ревновать будет?

И не надейся.

Тёплое, почти горячее дыхание парня щекотало кожу и, как это ни странно, вэмпи. Она настороженно привстала, но я решила не мешать ей: похоже, в таких ситуациях помощи можно ждать только от неё.

Кхм, а каких это «таких» ситуациях?

Ситуациях, когда мне надо заарканить Эдуарда, глупая ты шизофрения!!!

Я знала, что в моих глазах видно её, видно вэмпи. Не знаю, правда, как именно, возможно, надо подойти к зеркалу, но это как-нибудь потом, в другой раз, в другом доме, в другой жизни…

В другом мире.

Вэмпи мягко повернула мою голову к Лэйду и устремила взгляд на его лоб, где был полуприкрытый чёлкой шрам — памятка о сегодняшней ночи. Но потом взгляд скользнул на шею четверть-оборотня и безошибочно нашёл сонную артерию.

Мой пульс изменился, стал двойным… Нет, у меня стало два пульса: один более быстрый, тот, что и был у меня с самого начала, а второй — спокойный, размерённый…

Пульс Эдуарда?

Внезапно, я услышала его очень чётко, как свой собственный… нет, он и был моим… мой пульс… мой, не его…

И в тот момент, когда удары обоих сердец громко совпали, я почувствовала циркуляцию крови в жилах четверть-оборотня, это тёплое движение алого… Я увидела все его кровеносные сосуды так, словно он вдруг стал полупрозрачным. Их карминовая паутинка висела в воздухе, такая густая-густая, а сквозь неё сочился яркий солнечный свет, как в пасмурную погоду сочится сквозь раны на телах туч.

Мир сузился до чудесного шума крови, до вот этих вот прекрасных вен, артерий, капилляров…

ТУК-ТУК. Два сердца.

ТУК-ТУК. Или одно?

ТУК-ТУК. Одно целое, моё.

Я околдовано смотрела на карминовые нити и не могла оторваться: они завораживали, как завораживает огонь или бегущая вода. Какая-то часть меня хотела спросить, что происходит, но во рту пересохло, будто я несколько дней провела в пустыне без капли воды.

И внезапно…

ТУК-ТУК.

Вода… Я хочу пить…

ТУК-ТУК.

Кожу пробрал острый холод, сразу же онемели пальцы, и мне отчаянно захотелось тепла, чего-то горячего. Почему так холодно в июне? Словно вдруг наступила зима, словно вдруг всё…

ТУК-ТУК.

И мир умер, обратился в лёд, остались только они — жилы, по которым бежала горячая королевская кровь. Я уже знала её жар, мои ладони помнили его, и теперь, видя красное, неравномерно пульсирующее сердце…

ТУК-ТУК.

… я как ребёнок тянула к нему руку, очарованная его движением…

ТУК-ТУК.

… и оно рвалось ко мне, выталкивая в артерии…

— Малышка Браун?

Яркая вспышка света сверкнула в моём мозгу, и холоднейшая, но в то же время живая, не мёртвая Сила встряхнула всё моё естество.

ТУК-ТУК… ТУК-ТУК… Два сердца.

Широко распахнув глаза, я смотрела в снежно-белый свет чьей-то Силы. А она позвала ещё раз:

— Моя малышка Браун!

ТУК-ТУК… ТУК-ТУК…

Исчез так же внезапно, как появился, второй пульс, сосуды, артерии, кровь…

ТУК-…

… Я словно проснулась. Вынырнула из вязкого оцепенения в реальность.

Моргнула. Уставилась на Эдуарда мутными глазами. Он — это первое, что появилось в моём поле зрения. И я смотрела на него. Странное дело, но в груди абсолютно не было чувства страха. Что-то говорило во мне: это естественно, этого не нужно бояться!

Я шевельнула губами, но вряд ли могла что сказать: во рту и горле было сухо.

Чёрные риски, обрамлённые изумрудами, внимательно смотрели на меня. Почти задумчиво. Изучающе.

А я смотрела в них и тряслась от холода, хотя тепло июньского дня обволокло моё тело чуть сонливой пеленой.

Странно. Такое ощущение, будто мне приснился… кошмар. Только страшно не было.

Было очень, очень холодно… Во всём теле — только холод. Кажется, у меня застыла кровь. Окоченела, замерла в жилах…

Эдуард осторожно коснулся пальцами моей щеки, и кожу как молния прорезал жар.

И я потянулась к нему. Бездумно, инстинктивно, невидяще, как новорождённые слепые щенки тянутся к материнскому теплу. Оплела его закоченевшими руками, уткнулась в него лицом и потянула в себя.

Это тепло горело белым светом у меня под веками, укутывало меня коконом, впитываясь сначала в мою кожу, а затем ниже — в ткани, органы, пропитывая всё собой, оживляя. И в то же время я держала его в своих объятьях, прижималась к нему щекой.

Белый слепящий свет. Почти солнечный.

Я смотрела на него широко распахнутыми глазами и не щурилась. Я дышала им полной грудью и не обжигалась. А он согревал мою кровь и заставлял её стремительно течь по жилам, он убивал холод, убивал зиму и целовал меня, наполняя рот сладким жаром.

… Свет…

Целовал?

Свет?!!

Я с силой оттолкнула от себя Эдуарда, но вместо этого сама налетела спиной на холодильник и, в довесок больно стукнувшись задылком о содрогнувшуюся массу металла, хлопнулась на пол рядом с кофейной лужей.

Полный привет. Что это было?

Растерянно хлопнув ресницами, я сделала осторожный вдох и посмотрела на белокурого парня.

Ага, кажется, я начинаю догадываться.

И я тоже.

Ему идёт этот тон, не находишь?

Четверть-оборотень немного удивлённо смотрел на меня сверху вниз, словно впервые видел. Его зрачки, казалось, ещё больше сузились, а изумруды — разгорелись, хотя на кухне было светло. А рот и подбородок

— в моей помаде.

Я тупо моргнула и прокрутила мысль в своей голове ещё раз.

Рот и подбородок — в моей помаде.

Ага, теперь дошло?

— Твою мать! — в моём голосе прозвучали и страх, и паника, и изумление, и всё это наверняка было в моих глазах, которые смотрели на Эдуарда.

Сделав шаг назад, он растерянно, как маленький ребёнок, сел. Прикрыл глаза, сделал мерный вдох, потом выдох. Помассировал виски и опять посмотрел на меня, только уже спокойней.

— Ч-что это было? — я постаралась, чтобы мой голос не дрожал, но это было очень сложно.

— Видимо, голод твоей прародительницы, — взгляд четверть-оборотня скользнул с меня на какую-то иную точку. — Ты выпускала вэмпи?

Я молча кивнула и обняла себя. Мне было уже не холодно. Просто неуютно.

Сты-ы-ы-ыдно!!!

— И хотела запустить мне в шею клыки? — белокурый парень по-прежнему смотрел куда-то в угол.

Хм, а куда же это девался смех из его голоса? Тихий он какой-то… Чего ты там уже успела натворить?

Ничего.

Ой, не лги царю! Ой лжёшь!

— До этого дело не дошло, — сипло ответила я. — И сомневаюсь, чтобы вообще дошло.

Ага, там дело к другому шло!

Заткнись!

И тебе не стыдно, а?!

Замолчи!

— Ты тесно связана с Лал. А она настолько голодна, что этот голод перескакивает и на тебя. Энергетический, по крайней мере, точно.

— С чего ты взял? — я не отрывала взгляда от четверть-оборотня. И тогда он тоже посмотрел на меня.

Но уже по-другому.

Чуть прищурились уголки зелёных глаз, слегка приподнялись светлые брови, а линию губ наполнил сарказм. Прежний Эдуард о`Тинд. Не тот удивлённый, растерянный парень, от которого я оттолкнула и налетела спиной на холоднильник, а с детства знакомый мне белокурый дьявол.

Дьявол? Что-то ты сегодня щедра на комплименты.

— А ты можешь мне назвать ещё причину, по которой так отчаянно прижала своё ледяное тельце ко мне? — ядовито спросил четверть-оборотень.

— Нет! — моментально выпалила я. От одной только мысли, что это могло быть и не так, меня прошибал холодный пот.

Ага, а ещё ты, кажется, седеть начинаешь…

— Ну так вот, — кивнув, Эдуард поднялся на ноги и подошёл ко мне, но лишь за тем, чтобы взять с холодильника свою футболку.

— Я бы посоветовал тебе «оторваться» от Лал, — натянув её на себя, белокурый парень насмешливо посмотрел на меня сверху вниз и направлся в прихожую.

— Как? — бросила я ему в спину, вскакивая. Он обернулся возле самого порога кухни.

— Не знаю, — изумрудные глаза неотрывно смотрели на меня. — Я же не вэмп. И кстати, — четверть-оборотень бросил короткий взгляд на часы, — мистер Джоунз ждёт.

— Никакая часть тела от него не отвалится! — небрежно фыркнула я, следуя за ним.

Угу, надо ж убедиться, что этот сукин сын ушел из твоей крепости!

И то верно.

А ты спроси у него, спроси..!

Не буду.

И всё равно спроси!..

— Эдуард, — я, щёлкнув замками, открыла входную дверь и посмотрела на белокурого парня, — а почему…

— Не знаю, — отрицательно покачала он говой, и в его лице опять возникла эта странная серьёзность. — Не знаю, и даже не спрашивай!

Удивительно! Пор-разительно! Вы подумали об одном и том же!

Нет, мы просто логически поразмыслили.

Ага, оправдывайся мне тут, оправдывайся!

— Кстати, — добавила я со смешком, когда четверть-оборотень уже вышел на улицу, — тебе очень идёт эта помада.

Вздрогнув, белокурый парень вытьер рот тыльной стороной кисти и увидел на коже розо-красные разводы.

Один ноль в твою пользу, Кейни Лэй.

— Действительно, — произнёс Эдуард, на ходу обернувшись, и лукаво прищурился. — Знаешь, а ты неплохо целуешься. Это тебя Итим или Ник натаскал?

Один, один. Ничья.

— Ах ты!.. — подхватив валяющийся неподалёку тапок, я со всей злости швырнула его в четверть-оборотня. Бросок был очень и очень меткий… Но этот белокурый ублюдок оказался ловче и, поймав несчастный шлёпанец как бейсбольный мяч, бросил его обратно.

Пригнувшись, я услышала, как пролетевший надо мной тапок разбил что-то в коридоре. Твою мать! Киара будет просто в восторге! А главное, не поверит же, что это сделал Эдуард!

Может, расскажешь ей всё?

Да уже поздно.

Нет, ну ты только посмотри на этого кретина!

Послав мне саркастический воздушный поцелуй, четверть-оборотень беспечно зашагал по зелёной траве прочь. Чтоб на него рояль ухнул!

А всё-таки ты помнишь, какое по-детски растерянное у него было лицо?

Чуть поднапрягши память, я вспомнила.

Никогда такого ещё не видела. Из серии «Не ждали!».

М-да, это для него точно был сюрприз.

Нет, Сюрприз! С большой буквы!

Как там счёт?

Ничья.

Я поняла, что смеюсь и не могу остановиться.

20.

На лестнице я-таки навернулась. А всему расклятущие нервы и моя дурацкая манера прыгать через несколько ступеней! Даже на второй этаж нормально не могу подняться!

Не шуми и не кипятись. Ты ведь полностью согрелась после…

Согрелась — это уж точно!

Дай договорить!..

Я не хочу об этом вспоминать!

Ну и пожалуйста.

Ухватившись за резные перила, покрытые блестящим лаком, я заставила себя встать на ноги и отряхнулась. Ступени были выстелены тёмной дорожкой, так что я ещё мягко приземлилась — синяков не будет. Глядя на бледные обои в голубой цветочек, я помассировала колени и куда более осторожно продолжила свой подъём. Справа на стене висели всевозможные пейзажи. Некоторые изображали Роман-Сити и местность вокруг него, а иные — диковинные ландшафты, которые в нашей полосе не встретишь. Мистер Джоунз очень любит живопись, поэтому в здании, где располагались всевозможные мелкие руководители (типа завучей) и обслуживающий персонал, было много картин.

В жиляке, кстати, их вешать бесполезно, так как каждый ребёнок в нашем приюте считает священным долгом пририсовать копии «Джоконды» усы, а «Девочке с персиками» — шов на губах.

И ты среди них ничем не отличилась?

Я вместо персиков пририсовала ей динамит с ярко пылающим фитилём.

Наконец ступеньки оборвались — второй этаж. Хм, а грохнулась я всего разок, и то лишь из-за потому, что мне не давала покоя одна…

М-да?!

… две мысли. Первая: я чувствовала голод Лал — не самое приятное чувство, но ведь я и раньше как-то ощущала её сущность, что странного в том, что я ощутила её жажду? Тем более что жажда была очень, очень сильной…

Ага, до такой степени, что…

… я, чёрт возьми, забыла спросить Эдуарда, чем закончилась эта великолепная феерия на поляне!!!

Хм, как будто ты сама не догадываешься! Вампиров пошинковали в капусточку и пошли спать! Ну правда, а что может быть ещё?

Может, и ничего, милая моя шизофрения.

Давай лучше подумаем о…

Не надо!!!

Лестница привела меня на круглую площадку, пол которой был выложен мрамором, стены — тёмными дубовыми панелями. Справа было высокое арчатое окно, занавешенное тюлем, остальную стену занимало несколько блестящих от лака дверей. Одна из них принадлежит Джоунзу.

Ух, как хорошо я знаю, какая именно!

Бесшумно ступая по мраморному полу, я подошла к окну и, отведя в сторону занавеску, всмотрелась в до боли родной пейзаж: зеленеющее море деревьев, из которых нет-нет, а выглядывает серая черепица крыш или парковые аллейки. Ближе к горизонту деревья сменяются зелёной равниной, которую пересекает серая змейка шоссе и исчезает где-то под голубым небом. А в небе — солнце и крутобокие корабли-облака из сахарной ваты.

Восемь лет из года в год я почти каждую неделю вижу эту картину. С тех пор, как стала ученицей Саноте и растоптала свой образ ангелочка. Восемь лет… Лето, осень, зима, весна — а в ней ничего не меняется кроме красок…

Что ж, Кейни, смотри внимательней и запоминай каждую деталь. Вряд ли ты вернёшься сюда. К худу это или, наоборот, к добру — не важно. Смотри и запоминай.

В этот летней полдень на площадке царила тишина и одиночество, так что мне никто не мешал. Я бросила прощальный взгляд на деревья за окном, потом на старую знакомую фуксию на подоконнике… и развернулась на сто восемьдесят градусов: на первом этаже зазвучали торопливые шажки. Очень лёгкие, значит, бежит ребёнок.

Н-да? Ну сейчас посмотрим.

На второй этаж, взлетела запыхавшаяся и раскрасневшаяся Элен-Люси. Я не стала удивляться, увидев её, и только лишь улыбнулась: на ней были прямые синие джинсы и серая футболка с номером 13.

Перевоспитывается. Эт хорошо.

— … Фух!.. Это… а я боялась, что не застану тебя! — девчонка отчаянно схватилась за бок и согнулась пополам, шумно дыша. — Эдуард сказал, что тебя забирают… Это правда?

Я кивнула.

Да, и правда ещё многое дру…

ЦЫЦ!!!

— Жа-а-алко! — разочарованно протянула Элен и, так полностью не разогнувшись, поковыляла к окну. — А я-то уж надеялась!.. Мистер Джоунз сказал, что где-то через месяц, в начале августа то есть, мы, наверное, поедем в лагерь на море. Представляешь?! На море!

В её глазах плясал такой щенячий восторг, что я вяло улыбнулась. Сама люблю воду, и в иной час порадовалась бы вместе с этой малявкой, но сегодня у меня получится радоваться только за кого-то одного. Поберегу-ка я лучше свою радость.

На чёрный день. Замаринуем и поставим в погреб.

— Ну что ж, — вздохнула я, отлепив пересохший язык от нёба, — поедете без меня.

— Да ну! Без тебя будет уже не так! — скривилась Люси и, выпрямившись, убрала руки с левого бока.

— Кто тебе такое сказал?

— Все говорят. И Никита, и Джо, и…

— Кейни? — одна из чёрных лакированных дверей внезапно отворилась, и в коридор вышел мистер Джоунз, одетый в безукоризненный костюм серого цвета. — Ты заставляешь нас ждать… Здравствуй, малышка, — это он кивнул вмиг подобравшейся Элен, которая испуганно брякнула:

— Здрасте…

— Вы, конечно, нашли, кого присылать, — я не упустила шанса возмутиться. — Неужели только Эдуард попался под руку?

А чё вы, плохо скоротали те полчаса?

Просто отвратительно!!!

— Ну, уж извините, мадам, — развёл руками тёмноволосый мужчина и раздражённо добавил. — Заходи давай.

Он скрылся в своём кабинете, оставив дверь открытой, но я не спешила туда войти. Успею ещё!

Подойдя к Люси, я наклонилась к её уху и прошептала:

— Будь хорошей девочкой.

Как я!

21.

Справа и слева были высоченные шкафы, все заставленные книгами с красивыми, расписанными золотистой краской переплётами, прямо по курсу

— стол красного дерева, заваленный какими-то бумагами, а за ним окно. На полу ковёр. Это общее описание кабинета мистера Джоунза, потому как на самом деле существует масса интересных мелочей вроде висящих на стенах картин, украшающих полки синих кристаллов, чучела ворона, резной пепельницы и так далее.

А что там про чьё-то чучело?..

Да на кой оно мне сейчас?! Я же не на экскурсию пришла!

Фи, как грубо!

Мистер Джоунз сидел за столом в своём кресле и просматривал какие-то документы. Когда я вошла, он не поднял на меня глаз, лишь жестом показал закрыть за собой дверь.

Ага, сварить кофе и принести в зубах тапочки!

Я поспешила выполнить его указ и заметила, что кое-что в обстановке его кабинета изменилось.

Может, полы помыли?

Да нет. Перед столом — два мягких кресла, которых раньше в этой комнате вообще не было.

У кого это он, интересно, спионерил сие достояние?.. Так что с креслами?

Ничего. Сейчас они пустуют, потому что Даладье, как всякие воспитанные люди, поднялись мне навстречу.

Мистер Даладье был высоким и чуть сутулым мужчиной с сухим, холодным и очень надменным квадратным лицом, выбритым чуть ли не до младенческой гладкости. Седина зачесанных назад волос гармонировала с рыбьими глазами, взгляд которых очень хотел заставить меня содрогнуться, сжаться в испуганный комочек, но в гробу я видала вот таких вот с вот такими вот взглядами!

В бездушных глазах пана Даладье невозможно было что-то прочесть, поэтому я решила в них больше никогда не заглядывать, как не заглядывают в пустой фотоальбом, и лишь осмотрела одежду своего нового опекуна: дорогой серый костюм, рубашка на тона два темней и начищенные до блеска туфли.

Я всегда с первого раза распознаю тех, кого возненавижу.

Даладье, видимо, тоже, так как неприязненные взгляды, которыми мы обменялись напоследок, были почти одинаковы: «папочки» у меня не будет.

Миссис Даладье заинтриговала меня куда больше, может быть потому, что я ещё никогда в жизни не встречала таких, как она. А она была худенькой неуверенной женщиной за тридцать пять с ростом, превышающим мой сантиметров на десять, ну, плюс ещё каблуки. Её тёмные, коротко стриженные и тщательно уложенные волосы, в отличие от волос мужа, ещё не затронула седина.

Главным образом потому, что они крашеные.

Да знаю я, не мешай!

Глаза у этой женщины были карие и, как это ни странно, очень добрые.

Да и вообще, как я вижу, вся она выражает детскую чистоту и наивность. С иконы Божьей Матери что ли срисована? Куда ни глянь — плагиат…

Но в её взгляде, в уголках плотно сомкнутых губ была какая-то горечь. Я готова биться об заклад, что если уж она не послушна каждому слову мужа (а это угадывалось в том, как неуверенно она стискивает маленькую кремовую сумочку с настоящей жемчужной отделкой), то уж точно глубоко несчастна с ним. На ней был, несмотря на жаркий день, элегантный брючный костюм цвета кофе с молоком, на шее — золотая цепочка.

Вот такой милой женщиной была миссис Даладье. Я смотрела в её глаза с едва различимыми сеточками морщин в уголках и понимала, что бить вазу династии Дзынь о голову её чихуа-хуа точно не буду. Во-первых, не хочу, во-вторых, совесть не позволит, и в-третьих, нет у неё никакого чихуа-хуа. У неё вообще никого нет.

— Мистер и миссис Даладье, это Кейрини Лэй Браун, — произнёс мистер Джоунз, вставая со своего места. — Вернее, теперь — Кейрини Лэй Даладье.

— Здрасте, — брякнула я и подумала, что, может, надо было ещё книксен сделать?

Угу, и песенку спеть, и станцевать.

— Кейни, это Мадлен и Александр Даладье, твои опекуны или родители, зови на своё усмотрение, — продолжил директор приюта. — Надеюсь, ты помнишь, что сегодня тебя забирают из приюта.

Кого?!! Меня?!! Кто?!! Как?!! Когда?!! Почему?!!

Не придуривайся.

Алекс Дэ, как я его мигом окрестила, просто кивнул, а Мадлен дружелюбно улыбнулась и произнесла, делая несколько шагов мне навстречу:

— Привет, Кейни. Я твоя новая мама.

С этими словами она протянула мне свою чуть дрожащую руку, которую я пожала, с любопытством рассматривая её милое лицо. Чуть скосившись вправо, я встретилась с рыбьими глазами её мужа.

Всё ясно с этой парой. Типичный случай: она пай-девочка из приличной семьи, а он самовлюблённый тиран. Брак по расчёту и воле родителей.

Слушайте, Зигмунд Фрейд, а не заткнулись бы Вы!

Можно и заткнуться, отчего ж нет? Ты лучше вот на этого Дэ посмотри. Крайне подозрительный тип!

Ладно, я на всяких тиранов управу находила, найду и на этого. " Угадай, кто самый лучший в мире укротитель домомучительниц?!».

Карлсон.

— Мы заберём тебя сегодня домой, — с улыбкой продолжила Мадлен, — и там уже как следует познакомимся. Тебе приготовлена комната, не знаю, отвечает ли она твоим вкусам, но если что-то будет не так — я имею ввиду не только обстановку твоей спальни — ты говори, не стесняйся.

Я только кивнула. Уж кто-кто, а я стесняться не буду, особенно в выражениях…

— Ну тогда мы поехали, — Алекс Дэ повернулся к мистеру Джоунзу. — В два у меня совещание, так что надо поторопиться.

Директор лишь кивнул и вышел из-за стола проводить нас.

— Лэй, девочка, — ласково обратилась ко мне Мадлен, когда мы вышли на площадку, — у тебя есть вещи, которые ты хотела бы забрать?

Я призадумалось, медленно спускаясь рядом с ней по ступеням.

— Разумеется, нет, — не дал мне и рта раскрыть идущий за нами Даладье, — все её вещи — дома.

Ах вот ты как?!

— Есть, — я проигнорировала его слова так же, как люди игнорируют бульканье сливного бочка. — Я сбегаю за ними и вернусь, хорошо?

Надо было видеть, как вытянулась рожа мистера Даладье, когда я показала зубы в шесть рядов. Не зря же всё-таки Эдуард назвал моим именем пиранью! Уж на что он сукин сын, а тут, если быть откровенной, угадал, попал в яблочко.

Пусть возьмёт пирожок с полки.

С плохо скрываемым весельем я увидела, что Джоунз, идущей в хвосте нашей процессии, показал мне кулак.

Алекс Дэ, сверля во мне дырку рыбьими глазами, уже открыл было рот, чтобы высказать всё, что он думает о моих манерах (странно, где он их вообще нашёл?), как тут Мадлен несмело коснулась его плеча и торопливо произнесла:

— Александр, пожалуйста! Я не думаю, что Лэй будет брать много. Наверняка эта пара мелочей и фотографии! Не так ли? — она с надеждой посмотрела на меня, и взгляд у неё был затравленный. Может быть, поэтому вместо слов: «Я думала на буксире повезти за собой весь домик» я только кивнула:

— Конечно, миссис Даладье, всего несколько мелочей.

— Машина будет ждать Вас у ворот, — холодно ответил Даладье, а Джоунз за спинами супружеской пары задумчиво покачал головой, словно невзначай касаясь пальцами своей шеи в том месте, где у меня красуется укус.

22.

В дом — уже и не свой — я ворвалась подобно тайфуну: такая же шумная, быстрая и приносящая убытки. Споткнувшись об полочку для обуви, я вывернула её содержимое на пол прихожей, но в последний момент ловко перепрыгнула через всё это, чтобы в секунду спустя перецепиться через свой домашний тапок и с грохотом растянуться во весь рост.

Кар-рамба!!!

— Киара! — позвала я, вскакивая на ноги. — Ты дома?!

— Никого нет, — из кухни вышла Ким и, оглянувшись, сонно посмотрела на меня. — У тебя что, ванильная фиеста была?

Ага, ванильно-эротическая!

— Эдуард заходил, — я метнулась в свою комнату за Скарлетт, Тэдди и завёрнутым в шуршащий пакет розовым платьем. Его, впрочем, я тут же бросила вошедшей в комнату Кимберли.

— Благодарю! — выпалила я, на мгновенье поравнявшись с ней и унеслась в зал.

У тя что, сапоги-скороходу на ногах? Чего это тебя носит туды-сюды? Сейчас ещё если сшибёшь угол, так до конца жизни ремонтировать будешь!

— На кой мне эта тряпка? Я же в неё не влезаю! — раздалось мне вслед, но у меня не было времени препираться.

Бросив все игрушки на диван, я начала торопливо хлопать ящиками шкафов, как совсем недавно в поисках аптечки, и в одном из них таки нашла ручку и лист чистой бумаги. Цапнув это добро, я хлопнулась на колени перед журнальным столиком и начала торопливо выводить чуть хромающие от спешки буквы:

" Уезжаю. Если хочешь дуться на меня — ради бога, я на это заслужила.

Ни в коем случае не попадайся Лал и не верь ей. Я не знаю, что она тебе сказала и что не сказала, я не знаю, что потом говорил Эдуард… Короче, это Лал убила наших родителей, она проклятие нашего рода, она укусила меня и сделала меня вэмпи, а теперь охотится за тобой. Тебя, думаю, она просто-напросто убьёт.

Береги себя, сестрёнка.

P. S. Не обижайся, но я заберу кой-какие фотографии.»

Кейни

Как трогательно. Я аж прослезилась!

Бросив письмо на кухонном столике, я подхватила лежащие там под тончайшим слоем ванили фотоснимки и бросилась к выходу. Остановилась только взять из рук Ким Скарлетт, Тэди, обнять её и в последний раз взглянуть на свою крепость…

— Ну всё, пока! Иди уже, перед смертью не надышишься! — Жаниль вытолкнула меня на улицу. — Твоих новых предков нельзя заставлять ждать, учти.

— Знаю-знаю! — отмахнулась я.

Минут десять ушло на то, чтобы, свесив язык, по пересечённой местности достичь настежь распахнутых ворот Киндервуда, возле которых на белом гравии сверкал лимузин. Его смуглый седоволосый водитель в тёмно-синей двойке вылез наружу и теперь, сняв фуражку, флегматично курил. Похоже, ему было всё рано, прибегу я сейчас или через сто лет, а может, он был слишком хорошо воспитан, чтобы показывать своё раздражение.

А моежт, он вообще не понимает, что тут происходит.

Скорее всего.

Возле распахнутой дверцы машины стоял Алекс Дэ и обсуждал что-то с мистером Джоунзом. Бьюсь об заклад, моё поведение и воспитание. Ну и пусть, пусть! Документы подписаны, и если Даладье захочет от меня избавиться, ему придётся их сожрать.

А в меню есть твоё личное дело в десять томов?

Ага, на десерт!

Не успела я даже мысленно спросить, где Мадлен, как она изящно вылезла из лимузина. На её бледном лице читалось лёгкое волнение, о причине которого я могла только лишь догадываться. Может, она всегда такая, а может, этот доморощенный тиран Алекс Дэ уже решил сделать ей дома выговор. Со временем я узнаю.

— Вот и всё! — бодренько объявила я, подходя к миссис Даладье, и она с тёплой, но чуть напускной улыбкой произнесла:

— А я-то думала, где ты запропастилась? Можем ехать?

Я с готовностью живо закивала.

Прекрати, а то щас башка отлетит!

— Милый, мы готовы, — произнесла она мужу. От слова «милый» я подавилась собственной слюной.

— Да-да, дорогая, — отозвался тот и, обменявшись ещё несколькими тихими фразами с Джоунзом, пожал его руку, после чего направился к нам.

— Давайте поторопимся, — Алекс посмотрел на свои часы, — у меня времени в обрез.

Мадлен первая села в лимузин. Я, немного помедлив, обернулась. Директор Киндервуда дружелюбно помахал мне рукой.

Ой, не могу, тоже мне, друг и благодетель! Дайте мне фломастер, я ему нимб над башкой намалюю!

Каземир Малевич, а не соизвлите ли вы бросить свою душеньку-задницу в лимузин и заткнуться?

Заткнуться — легко! А вот транспортировку задницы тебе придётся самой осуществлять!

Скорчив украдкой зверскую мину Джоунзу, я нырнула в салон автомобиля. Даладье сел последним, и шофёр захлопнул за ним дверцу.

Грустно и странно было покидать Киндервуд совершенно легально, да ещё и через главный вход.

Точнее, выход.

Скрипя кожаной обивкой салона, я повернулась и посмотрела назад, на удаляющиеся сторожевые башенки, распахнутые створки ворот и одинокую фигурку директора.

Машина повернула и выехала на шоссе. Приют скрылся из виду за зелёными рощами, спрятался в них, схоронился, словно не бывало, словно обижаясь на меня за то, что я его бросила. Бросила всех его обитателей.

Но я же не бросала! Я… Впрочем, кому теперь какая разница? Я к ним не вернусь, и они ко мне — тоже.

Глава 16

23.

Трёхэтажный особняк сверкал на солнце чисто вымытыми окнами. Он был как будто сложен из необработанного камня, весь такой ладный и красивый, увитый сочно-зелёным виноградом и уютный. Ну прямо домик года!

Дорога, по котрой мы приехали, с двух сторон огибала клумбу белых роз и оканчивалась возле широкой мраморной лестницы, ведущей ко входу в особняк. По обе стороны от её основания сидели мраморные химеры с раскрытыми пастями. Помню, мы раз ходили группой в музей, так там у входа тоже были такие твари, только покрупнее. Майк захотел сфотографироваться, сунув одной из них голову в пасть… Ну что, сфотографировался. Голову из пасти химеры ему потом, правда, вытаскивали трое экскурсоводов во главе с директором музея и медсестрой.

А вообще всё здесь выглядит как в мексиканских сериалах: чопорные зелёные кусты, стриженные под линейку, ровные ухоженые газоны, яркие клумбы. Ну, скукота, одним словом. Только скукота вживую, а не на экране ящика. И это во много раз хуже.

Да ладно, тут, по-крайней мере, под кустами всякие мачо не ползают.

— Ну как? — спросила Мадлен, ложа руку мне на плечо.

— Зд о рово, — произнесла я, хотя окружающая роскошь, признаться, никак меня не затронула. Мне было как-то всё равно, потому что я никогда не хотела ничего подобного. Да, у меня было много желаний, но ни в одном из них не фигурировал роскошный дом.

Да ты что?

Уймись, выкидыш больного воображения!

Неожиданно двустворчатые двери особняка распахнулись, и навстречу нам по ступеням спустился мужчина лет за пятьдесят. Седой, с аккуратной причёской, гладковыбритый, в чёрном костюме, идеально сидящем на его фигуре, и снежнобелой рубашке. Хм, дворецкий и управдом, это я готова биться об заклад.

На раз-два-три! Начали!

Когда он, радушно улыбаясь, подошёл ближе, я увидела, что глаза у него тёмно-зелёные, нос прямой, а кожа уже вся иссечена морщинами. Ему даже можно было дать за шестьдесят.

Старый, одним словом. Чего мудрить-то?

Я с интересом рассматривала этого бодренького дедугана, который тем временем легко поклонился нам и произнёс:

— Мисс, миссис и мистер Даладье, рад вашему возвращению. Комната маленькой госпожи уже давно готова, — голос у него был по-старчески хрипловат и сух.

— Лэй, — произнесла Мадлен, — это наш дворецкий и охранник Томас.

Вот это совмещение работ!

— Моё почтение, юная леди, — старик ещё раз поклонился, и я как-то неловко, скорее по наитию протянула ему руку, которую он легонько поцеловал. Однако там, где мы соприкоснулись, мою кожу стало легонько покалывать. Я во все глаза уставилась на Томаса, и ни от кого это не ускользнула.

Правда, ещё неизвестно, как правильно сформулировать вопрос…

— Маленькая госпожа, вероятно, очень чувствительна к противоестественной энергии, — усмехнулся старик. — Я выпускник Академии Наблюдателей Мрака.

Кивнув, я успокоилась. А Вы думали, что все выпускники АНМ остаются людьми в полном значении этого слова? Нет, не совсем. И становится ясно, почему проффесия у дядюшки Тома такая странная.

— Всё ли готово? — холодно осведомился Алекс Дэ, и имелся ввиду явно не ужин или ланч.

— Ещё нет, но к назначеному вечеру всё будет сделано, — поспешил его заверить Томас. — Обед уже готов, прикажете подать на стол?

— Да и поскорей, — кивнул Даладье, — надо успеть до совещания.

Старик кивнул и повёл нас в дом. Сжимая Скарлетт и Тэдди в руках, я медленно поднималась по ступеням вслед за Томасом и, преодолев половину пути, неожиданно с глубоким разочированием осознала, что никогда не поступлю в Академию Наблюдателей Мрака.

Никогда.

Сердце легонько кольнуло. С укором. Слишко часто ему приходится отбивать чечётку, одновременно сжимаясь от горя.

Но ведь я не виновата! Просто Даладье не позволят, чтобы их дочь была убийцей нечисти! Вот так да…

Кем же ты тогда будешь? Юристом? Бизнесвумен? Кем ещё?

Ну уж никак не капитаном Ночного Патруля. Уж никак…

Ладно, Кейни, брось эти глупости! Ко всему можно — и нужно — привыкнуть. Теперь ты у нас осёдлая девочка, у тебя есть дом. Нет друзей и близких, пропала мечта — неотрицаемый факт — но зато есть дом, Мадлен и какой-то Алекс Дэ. Смирись, крошка.

Чёрта с два!!!

Смирись. Это — навсегда.

24.

Внутренности… э-э-э-э-э… То есть, обстановка особняка была шикарной. Такой, какую вы можете увидеть в кино. Лично у меня с непривычки в глазах рябит от всевозможных дорогих ковров, картин, ваз, мебельных гарнитуров и прочей ахинеи, которую можно под Новый год смело вышвыривать из окна.

В общем, начинается дом так. Заходишь в просторный холл. Впереди широкая лестница, которая закручивается спиралью налево и только где-то над вашей головой достигает второго этажа. Ступени её выстелены мягкой красной дорожкой, которую спионерили, наверное, с Оскаровской церемонии. Справа от подножья лестницы, за бархатными шторами, которые вечно раздвинуты, но за которыми в фильмах так оживлённо тискают служанок, был проход в гостинную — просторную светную комнату янтарно-ало-бежевых цветов.

Пуфики там коварные: если отвернёшься, так и кидаются под ноги, а ещё под парализованых косят! Все ноги уже отбили…

Слева от лестницы, тоже за раздвинутыми занавесями, был небольшой проход в столовую, где были потрясающе дружелюбные резные стол и стулья, на стенах висели милые летние пезажики, а в боковой стене был огромный камин. Надо будет растопить его в Рождественскую ночь, как только в трубе раздастся пыхтение, а то надоело мне под ёлкой новые носки находить. Хоть бы леденец…

Извините, отвлеклась.

Ну что ещё могу сказать… Очень много комнатных растений, а на каждом мало-мальски уважающем себя столике — букет цветов.

Шмелей сюда пригнать что ли? Пусть потрудятся на благо отечества. Заодно и проверим, есть ли в этом доме мухобойки.

А кто за них будет браться? Служанки в розовых платьях с белыми передничками? Или слуги в чёрных костюмах?

Вот уж не уверена.

Впрочем, чего это я всё о них да о них? Давайте лучше про мою ненаглядную персону.

Первым делом меня искупали, причесали, одели в доходящее мне до колен облегающее белое платье с короткими рукавами (гадость!!!), нацепили на ноги белые босоножки на каблуке (ужас!!!) и отправили на обед. После обеда: черепаший суп, салат из омаров и ананасовый сок — меня познакомили с некоторыми моими учителями, и они сегодня же занялись моим воспитанием (было б ещё чем заниматься), от чего я была в полном восторге (читай в скобках — ауте).

Общение с учительницей этики, а так же с учителем танцев было просто мучительным. Даже не берусь сказать, кому было хуже: мне или мисс Мэрви, которая пыталась вбить мне в голову множество уму не постижимых вещей. Например, если тебя на приёме нечаянно, но весьма и весьма ощутимо толкнули, на извинения следует отвечать не «Ах ты грязная *****!», а «Ничего страшно, будьте, пожалуйста, впредь поосторожней!».

Наверное, следует пожалеть и мистера Эдмиса, которому ты порядочно оттоптала ноги.

Да, он пытался научить меня танцевать что-то непроизносимое. Впрочем, здесь у меня успехов было больше, так как наш Усатый Танцор (Эдмис то есть) сказал, что всё у меня есть: и физическая форма, и грация, и изящество, и ловкость, и… серьёзная нелюбовь к танцам, которая перечёркивает всё вышеупомянутое. Когда мы разошлись — между прочим, оба слегка прихрамывая — было уже пол девятого. А значит — лёгкий ужин.

Но ещё до ужина произошло знакомство, о котором стоит рассказать подробно.

— Мисс Даладье!

Я замерла на хромом полушаге. Только закончились мои мучения с танцами — ну что ещё?!! Я и так почти ползком пробиралась в столовую, чтоб никакой учитель или опекун меня не заметил! У меня, может, паранойа скоро начнёт прогрессировать!

Опять?

Снова!

Обернувшись, я с удивлением увидела молодую девушку лет двадцати пяти. Она была высокая, стройная и очень, очень хорошенькая: триугольное лицо, обрамлённое мелкими огненно-рыжыми кудряшками, едва достающими до середины шеи, зелёные глаза, приятная белозубая улыбка и ямочки на щёчках. Удачная стрижка и мастерский макияж делали её просто потрясающей. На ней были синие джинсы-клёш, белая маечка, кроссовки, и это настолько не вязалось с одеждой слуг, что я замерла как вкопанная.

Неужели это моя очередная родственница? Но меня бы тогда предупредили!..

— Мисс Даладье, я Дэви Паркисон, Наблюдатель Мрака и одна из Ваших телохранителей, — приветливо улыбаясь, она протянула мне руку, и я растерянно пожала её.

Телохранители… Ну да, я ж теперь типа дочь крутого шишки! Мне, шишонку (шишичке?), охрана полагается.

— Очень приятно, Дэви, — спохватилась я, когда молчание стало растягиваться, как резинка от трусов. — Как поживаете?

— Великолепно, особенно теперь, когда появились Вы. Миссис Доусон сказала мне побыть около Вас и помогать Вам.

— Спасибо, — моя улыбка, кажется, приугасла, — но я уверена, что справлюсь сама.

Одна тень у меня есть, а второй не надо! Благодарю покорно! И кончайте эту акцию: берёшь одну, вторую получаешь бесплатно!

— Верю, — Дэви продолжала жизнерадостно улыбаться. — Но должен же кто-то первый раз показать Вам дорогу в библиотеку и спорт-зал? В сад, столовую и гостинную попасть проще простого, а вот эти места придётся поискать.

— А, ну если только так! — знаю, прозвучало не слышком изысканно, но зато от всей печени…

Кхм! От всего сердца?

От печени. От всего сердца я другое выдаю!

— А кто, кроме Вас должен будет охранять меня? — во мне уже разгорелось любопытство.

— Вообще-то, нас трое: я и ещё пара парней, — слегка растерявшись, ответила девушка.

— Тоже Наблюдатели Мрака?

— Разумеется.

— И где же они?

— Миша где-то в недрах особняка, а Виктор в нашем спортзале. Если хотите, я могу Вас с ними познакомить, чтобы Вы уж точно ни с кем их не спутали, — предложила Дэви, и это было именно то, чего я добивалась. Ну разве я упущу шанс познакомиться с настоящими Наблюдателями Мрака?!

Смотря в какой ситуации. А то, может, ещё как!

А не катилась бы ты далек о — дал ё ко со своими замечаниями!!!

Мы пошли по коридору ко второй лестнице, которая располагалась, скажем так, в задней части особняка, и вела в холл поменьше. На ней мы столкнулись с высоким плечистым мужчиной. У него было приятное лицо с квадратным подбородком и чётко очерченными скулами, тёмно-карие глаза, смуглая кожа и прямые чёрные волосы, завязанные в конский хвост. Одет был он в чёрную двойку и белую рубашку.

— Ну и где тебя носит? — воскликнула Дэви, едва завидев его, а потом обернулась ко мне. — Мисс Даладье, это Михаил Одарк, ваш второй телохранитель.

Мужчина поцеловал мою руку, так же изящно, как это сделали Томас и Усатый Танцор. Я опять ощутила лёгкое покалывание.

— Остался только Виктор, — подвела я итог, когда Одарк отчитался, мол, «В Багдаде всё спокойно!».

Куда только девалаесь его колотушка? Колотушка тук-тук-тук, спит животное паук… Ладно, дальше всё равно не помню, так что вернёмся к нашим баранам.

— М-да, остался Виктор, — кивнул Михаил, и я заметила, что он слегка нервничает. — Но видите ли, маленькая мисс, он сейчас в спортзале и настроение у него… хм.

— Он опять за своё, — тихо выдохнула Дэви за моей спиной.

— А что случилось-то? — я продолжила спуск по лестнице, и они вынуждены были следовать за мной. — Он не рад, что я появилась в этом доме?

Обернувшись, я увидела, как оба Наблюдателя тоскливо переглянулись.

— Только мы Вам этого не говорили, хорошо? — произнесла Дэви.

Спортзал Наблюдателей Мрака, которых в самом особняке оказалось несколько десятков, был не очень большой, зато уютный и удобный. Высокие окна, светлые стены и масса тренажёров. Были классические брусья, кольца, трапеция, и даже конь. В одном из углов — шведская стенка, а на полу у её подножья — плотные маты.

Мне здесь понравилось с первого раза, и как бы я не хромала после урока танцев, у меня мигом зазудело нагрузить своё тело по самое немогу. Тем более что я порядком напереживалась за последнее время, а в зале было пусто, на окнах — плотные жалюзи… Впрочем, судя по сквозняку, окна распахнуты настежь.

Ну да, надо ж выветривать запашок пота из спортзалов.

При виде стойки с разноколлиберными гантелями у меня зачесались ладошки, однако вместо удовлетворения своих потребностей в физической нагрузке я, подавив шумный вздох, бесшумно прокостытляла на каблуках по серому ковролину вглубь зала — Миша с Дэви остались у входа — и поняла, что в зале нас всего четверо.

Он отжимался от пола, наверное, в сто какой-то там раз. Да, положив ноги на крепкую скамеечку, на пальцах отжиматься гораздо труднее, но если не считать выступившей на обнажённом торсе испарины, не было похоже, что этот Наблюдатель устал. Он, насколько я могла судить, был худощав, но очень крепок и мускулист. Есть такой тип мужчин, которые даже при не особо широких плечах имеют хорошо развитую мускулатуру. Этот относился к ним. Кожа у него была с лёгким загаром, поэтому татуировка в виде простого белого черепа вампира особенно ярко выделялась на его левом плече.

Когда я приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки, он продолжал игнорировать меня.

Но не унюхать твою драгоценную особь он не мог.

Да и не потому, что я с гнильцой и воняю! Он же Наблюдатель! Он должен был заметить меня в тот момент, когда я вошла в этот зал!

И бьюсь об заклад собственной и его бошками, что заметил.

Я удобно устроилась на сиденье ближайшего тринажёра и, закинув ногу на ногу, принялась ждать. До ужина у меня ещё есть десять минут — успею.

… Видимо, я могу очень сильно раздражать людей даже ничего не делая. А скорее всего, так и излучаю чесоточно-бесящую энергию, так как Наблюдатель Мрака, отжавшись ещё раз, с силой оттолкнулся от пола и оказался на ногах.

— Да, мисс Даладье? — вежливо, но с едва прикрытым раздражением спросил он. Голос был с хрипотцой — либо врождённое, либо просто после больших физических нагрузок.

Склоняюсь к последнему.

Аналогично, коллега.

— Добрый вечер, Виктор, — я даже не попыталась улыбнуться и, склонив голову чуть вбок, принялась его рассматривать.

Лицо у него было овальным, с точеными чертами, высокими чёткими скулами и прямым носом. На лбу несколько морщин, морщины в уголках глаз, а в остальном он выглядит лет на тридцать с чем-то. Волосы, очень светлые, просто бело-жёлтые, подстрижены коротко и аккуратно.

Он был бы хорош собой, но его васильковые глаза смотрели на меня с холодом, почти неприязнью. Может, у него этак… как её… феминофобия?

Это ты-то фемина?!

Нет, знаешь! Крокодил в розовых кальсонах!!!

— Да, мисс Даладье? — Наблюдатель повторил свой вопрос так, будто первый до меня не дошёл. Я это проигнорировала, продолжая рассматривать его, а потом, бросив короткий взгляд на часы, молча поднялась на ноги и укостыляла.

25.

То, что я здорово разозлила Виктора, было ясно как божий день. Мне сама мысль об этом несказанно подняла настроение. Ну вот радуюсь я, когда удаётся сделать кому-нибудь гадость! Хоть самую ма-аленькую и паршивую!

На ужин я приползла вовремя, напевая что-то из «Короля и Шута». Получалось у меня, конечно, не так хорошо, как в дуэте с Майком, но тем не менее!

Да когда вы вдвоём поёте, небоскрёбы падают!

Однако при приближении к Доусонам пришлось умолкнуть. Вряд ли они одобрят мои музыкальные вкусы. Ой вряд ли.

Главное блюдо ужина было до нельзя французским: жареные лягушки. Не лапки! А именно лягушки… или жабы? Без шкуры их один бес различит!

Думаешь, он таким питается?

Не перебивай!

Короче, в листьях салата сидело что-то, при жизни квакавшее. Как его есть, я не знала. Мисс Мэрви, ужинавшая с нами, не знала, что я не знаю, как есть этих жабокряков. Мадлен не знала, что мисс Мэрви не знает, что я не знаю, как есть свой ужин. И Алекс Дэ тоже не знал, что Мадлен не знает, что мисс Мэрви не знает, что я не знаю, как отрезать этому жареному лягуру голову.

Вот такая котовасия!

Дальше — больше. Я от безысходности начала ножом отпиливать голову, а она не отпиливалась.

Может, у неё там гипс на сломанной шее? Или вставлены железные позвонки? Может, это вообще лягурминатор Т-100?!

Не знаю.

Я надавила на нож сильнее.

Зря, ой зря!

Спровоцированная излишним насилием с моей стороны, жаба вылетела из-под столовых приборов и, гордым Кукурузником пронесясь над столом, спикировала прямо в бокал с вином Алекса Дэ.

ПЛЮХ!!!

Лягурминатор со всплеском ушёл «под воду».

Это говорит Т-100. Погружение прошло успешно!

За столом воцарилась мёртвая тишина. То есть смолкли тихие лязги ножей и вилок, шуршание салата и тихие шаги обслуги. Всё замерло. И всё, что только имело глаза, уставилось на меня.

— Э-э-э… Прошу прощения… — пробормотала я, опуская глаза. Мне стало не по себе, хотя в целом картина получилась забавная.

Аликс Дэ смотрел на меня в упор своими рыбьими глазами.

Вот точно убить готов. Даже нож крепче сжал.

А что я?!! Ну подумаешь, поселилась в его бокале одна жаба без скальпа — чего тут такого? Где повод нервничать? От этого ещё не умирал! Я ж не Царевну-лягушку по брачному объявлению прислала!

И всё-таки ты поёжилась, не так ли?

Нравится мне или нет — хозяин в доме Даладье. Хотя лично я бы проголосовала за тараканов или мышей (ежели оные имеются в данной обители).

Требую повторного голосования! Нет, сначала теледебатов между кандидатами!

— Милый, мы ведь не пояснили крошке Лэй, как обращаться с ужином,

— тихо и несмело произнесла Мадлен. — Откуда девочке знать об этом?

Висела гробовая тишина, как перед бурей. Или не в меру громким похоронным маршем. Взгляд Алекса Дэ переместился с меня — я живо подняла нагло-смеющиеся глаза — сначала на жену, а потом на мисс Мэрви. Судя по её лицу, она готова душу дьяволу продать, лишь бы очутиться сейчас за сто миль отсюда. Это доказывало то, что она ровно наполовину сползла под стол, не отрывая жалостливых глаз от Даладье. Интересно, а когда она полностью сползёт под стол? Может, ей надо лягурминатора прислать в помощь?

— Прошу прощения! — не выдержав, я вскочила на ноги, скинула с колен салфетку и почти выбежала из столовой.

Зачем говишь «почти»?

Затем, что покинув минное поле зрения четы Даладье, я торопливо стянула босоножки и припустила бегом. Видели, как чешут зайцы с капустной грядки, когда получают заряд соли под хвост? Вот я неслась почти так же.

На поворотах, правда, мою тушку немного заносило, но, к чести будет сказано, все вазы в доме остались целы!

Оказавшись в своей комнате, я закрыла дверь на замок и расхохоталась, почти завизжала от восторга, вспомнив, как мой лягурминатор аккурат по параболе угодил в вино Алекса Дэ. Нет, честное слово, судьба ему там оказаться!

Судьбища просто таки!!!

Кстати… комната моя, что на третьем этаже… Ой-вэй! Я ведь ничего о ней не сказала! Грешна, каюсь. Просто та жабка… Ладно, проехали. Вы ведь и так всё знаете!

Весь интерьер моей комнатушечки был сделан в белых тонах, однако это не делало комнату положей на желудок снеговика. У правой стены под балдахином стоит белая двуспальная кровать, рядом с ней небольшая тумбочка, на котором красуется ночник в «милом» кружевном абажюре. Противоположная от двери стена практически полностью занята огромным арчатым окном и стеклянной дверью, ведущей на полукруглый балкон белого мрамора, увитый плющом или виноградом.

У левой стены стоят белые стелаж с мягкими игрушками и шкаф-купе с одеждой, на одной из дверц которого — огромное зеркало. Между шкафом и стелажом расположился туалетный столик с небольшим мягким креслицем. На полу — пушистый светло-серый ковёр, по обе стороны от окна в горшках на специальных подставках огромные кусты цветущей белой фуксии. В общем, всё.

Ах нет, не всё. Как заходишь, сразу налево — там дверь в ванную комнату, и на потолке симпатичная хрустальная люстра.

Симпатичная, надо заметить, потому, что если она упадёт, грохоту будет — у-ля-ля!!!

Вот теперь, пожалуй, всё. Если в общих чертах.

Посидев на полу и отсмеявшись, я вскочила на ноги и после шумной возни со стеклянной дверью (она, оказывается, в сторону отъезжает!) вышла на балкон.

Внизу и почти до самого горизонта шелестела тёмная масса сада, изредка меремежаемая высеребренными Лилой прямоугольниками газонов. Деревья покачивались туда-сюда, сюда-туда, спокойно так под дыханьем прохладного ветра. Да, да, ночь была не самой тёплой, но зато звёздной. Эти звёзды горели в иссиня-чёрном небе и складывались в такой… родной рисунок!

Родной?

Ну да! Я же привыкла видеть его над крышами домов Чёрных Кварталов! А теперь вижу здесь.

В своём доме, где ты на самом деле чужая.

Сердце вдруг неприятно защемило.

Ты это специально, да? Специально портишь мне вечер?!

Да нет, что ты!

Может, и не портишь. Но начало этому ты уже положила. Мерси!

Пели сверчки.

Этот звук тоже родной?

Да. Я слышала его, когда с друзьями шла через район свояков, уходя или возвращаясь из Кварталов. Я слышала его, засыпая в своей кровати перед самым рассветом, измученная драками или прогулками по улицам Роман-Сити.

Шумно вздохнув, я села на перила балкона и посмотрела в горизонт, где мрак садов или леса уступал место звёздному небу.

Интересно, а как сейчас Киара? А Джо? А Майк? А Элен-Люси?

А Ник? Ник, который так тебя любит, но в душу которому ты плюнула, поглощённая только своей болью!

Но я не могла иначе! Не могла! Мне было…

Да ладно уж, как будто я не знаю… Интересно, а дома ли сейчас Ким или может, валяется в луже крови у ног Баст?

И что сейчас с Итимом, которому Принц строго-настрого запретил общаться со мной?

Меня передёрнуло от внезапно нахлынувшей тоски и одиночества. Вот, ну вот опять, целый мир вокруг, я вижу его до самого горизонта, но разве есть здесь хоть кто-то, кому до меня есть дело? Разве я кому-то нужна?

Да есть один парень с копной рыжих волос. Помнишь, ты его сегодня ночью послала?

Я для него человек, понимаешь? Че-ло-век! Он не знает, что я вэмпи! Поэтому — нет, на самом деле, ничего не изменилось. Я никому не нужна. Меняются люди, места, но не больше.

… А в столовой сейчас как раз раздают молоко с печеньем или кексами. У Киары, если она не у шла в город, что-то наверняка шкварчит на сковородке и кипит в кастрюле. По кухне блуждают вкуснейшие ароматы… Или может она сейчас колдует над соусами и салатами у Джо, а он тем временем суетится у плиты? А за столом таскаю кусочки овощей Майк, Ник и Алекс?

Да, наверное, так, хотя сейчас не идёт дождь. Обычно мы ужинаем у Джо, если на улице дождь. Но небо ясное, как никогда…

Я поёжилась от холода и ещё раз вздохнула.

Просто так?

Да, просто так.

Просто так.

Ничего не вернёшь, но как хочется! Хоть ещё разок собраться с Кругом на простую массовку, или сесть с Киарой смотреть «Шоу Бенни Хила», споря только из-за того, кто больше умял попкорна. Или ранним росистым утром выкатиться с ней на тренировку, вываляться в мокрой траве, а потом хаотично опустошить холодильник Джо, разбудив его старинным методом поливки из чайника…

Помнишь, в такие дни вы вспоминали, что Судья Круга Поединков умеет ругаться изощрёнными генетическими терминами!

… Внизу пели сверчки. День за днём, год за годом они поют всё так же. И если они могут всё так же петь, почему я не могу жить без перемен? Тех, которых не желаю? Ведь их песня — целая жизнь, а моя жизнь — просто песня, спетая однажды. Вечное странствие, принёсшее меня в дом, где я чужая, в семью, где я никому не родня.

" Нелюди — изгои…» — так сказала Жаниль. Теперь-то ты понимаешь её слова.

Да. Она была права. Вэмпи осёдлыми не бывают. Вэмпи вообще не бывает много. Вэмпи — одна. Даже среди сотен таких же.

В саду заманчиво не работали фонари (если они вообще есть) и пели сверчки. Наверное поэтому мне в голову внезапно пришла сумасшедшая — впрочем, как всегда — мысль. А что, если спуститься вниз и войти под сень деревьев? Ведь тогда можно закрыть глаза и на мгновенье представить, что я в родном приюте. На мгновенье убедить себя. Обмануть. Солгать одиночеству.

И это будет прекрасная ложь.

Резко встав на ноги, я так и сделала. Мне даже не пришлось красться через особняк: я отлично умею лазить по вьющимся растениям, словно какой-то Ромео. Но научилась я отнюдь не из-за таких глупых побуждений, как любовь. Просто однажды ночью мы с Киарой решили погулять по ботаническому саду, а в итоге нам пришлось удирать от двух вздрызг пьяных сторожей-полуоборотней. Тут и летать научишься, не то что перелезать через какую-то там увитую хмелем каменную стену в пять метров высотой.

Перед спуском я вернулась в комнату, но только затем, чтоб переодеться. Негоже лазить по винограду на каблуках да ещё и в платье! Не то, что внизу может кто-то стоять и смотреть… просто неудобно и опасно для жизни. Мало ли, сорвусь ещё?

Днём мне удалось спасти и спрятать под матрацом мою старую одежду, которую теперь я извлекла на свет божий и натянула на себя. Если моя гувернантка мадам Марсо (о ней, ради всего святого, потом!!!) узнает, у неё будет инфаркт.

Хм, а хорошо бы!

Пошарив под тумбочкой с ночником, я вытащила кроссовки, вышла с ними на балкон и только там обулась. Наверное, надо было нацепить белое платье на плечики и повесить в шкаф-купе, заказав для него у проводника чашку чая, но да ладно! Пусть поваляется под туалетным столиком: всё равно не видно.

Итак, а теперь — в сад!

Виноград оказался то что надо — крепкий и густой. Листьев, правда, слишком много, и все почему-то так и норовят залезть тебе в морду. Я плевалась и фыркала всю дорогу, а на второй её половине начала беспощадно ругаться и дала себе слово, что выстригу в этих джунглях себе дорожку, как только раздобуду садовые ножницы.

Коснувшись ногами вымощеной плиткой дорожки, оббегавшей вокруг особняка, я, испытав облегчение, громко чихнула и тут же осмотрелась. Ещё не хватало, чтоб в меня по ошибке садовник солью пульнул из своей двустволки. У меня уже был такой случай (в том же ботаническом саду), и ощущение, скажу вам, не из приятных. Майк тогда не упускал случая процитировать мне: " Товарищ судья… а он сесть не может!».

Но, хм, вроде никого и ничего подозрительного. Очень может быть, правда, что всё вокруг напичкано техникой для наблюдения…

Ну и ладно! Подумаешь, кто-то полюбовался, как мисс Даладье в своих старых шмотках спустилась с третьего этажа по дикому винограду! Что тут такого? Мне ж никто, кроме правил этикета, не запрещал такие фокусы откалывать! А на правила этикета я после девяти вечера плюю с высокой башни. Не попадаю, правда — прицелы сбиты — но это дело левое.

С дорожки я не без удовольствия сошла на газон, по которому, бьюсь об заклад, ходить строжайше запрещено, и сделала несколько шагов по направлению к саду.

— Вот это и называется скрытым талантом? — прозвучало у меня просто за спиной.

Тут у меня то ли нервы сдали, то ли рефлексы сработали, то ли инстинкт самосохранения разгулялся. Как бы то ни было, я круто развернулась и ударила ногой ещё в середине слова «талантом». Кросовок угодил в пустоту, только неясная чёрная тень метнулась мне за спину. Я уловила запах дорогой кожи (кожанной одежды, наверное), ружейного масла, виски и крови. Именно они разбудили вэмпи.

Доли секунды — а я уже была в двух метрах от того места, где стояла. Сердце бешенно колотилось, немного дрожали руки, но это всё — в предвкушении драки. Чёрт возьми, я уже не помню, когда в последний раз нормально дралась!

С неделю назад наверное, а…

Чёрт!!!

Я удивлённо озирнулась по сторонам, изо всех сил напрягая зрение, но никого не увидела. Да, проснулась моя ненаглядная вэмпи, и я различала теперь очертания растущих в трёх метрах от меня деревьев, их ветвей, кусты, цветы, парящих над ними ночных бабочек, дорожки и каждую их плиточку, но… Неужели мне померещилось, и я здесь одна? Быть того не может! Не может!!! Здесь кто-то есть, и я даже не знаю, кто. Может, вампир? Ведь среди прочих был аромат крови — не будь его, вэмпи б не проснулась. Но раз уж проснулась…

Я скинула с неё практически все путы, ослабила свою волю, позволила ей растечья в моих жилах тягучей чёрной тенью. Кто бы тут не шлялся, я очень хочу жить.

Медленно и осторожно я отступила назад, к особняку, и коснулась спиной холодной шершавой стены. Задница, по-крайней мере, у меня прикрыта, теперь хотелось бы знать, от кого?

Ответом мне было сверчковое пение. Впервые в жизни мне захотелось взять тапок и перешлёпать всех этих музыкантов: из-за них я не ничего слышу!.. Ну как ничего — не слышу того, что нужно. Того, что тише этого назойливого стрекотания. Например, шаги. Кем бы ни была та фигура, пахнущая виски и кровью, она двигается и, кажется, по траве.

Я попыталась, как сделала это сегодня ночью на поляне, находясь ещё в… отходняке после ментальной близости, скажем так, ощупать своей сутью пространство. Но то ли мне это не удалось, то ли я далеко не дотянулась, то ли тут вообще никого не было кроме меня — я ничего не ощутила. Вэмпи внутри меня начала раздражаться. Ещё бы! Я ведь позвала её для драки, а драка — где она? С кем?

Ещё один крайне растерянный обзор окрестностей не принёс никаких результатов. Я начала нервничать, возможно, потому, что не знала дальнейшего плана действий. На мгновенье по моей спине холодком пробежало желание вернуться в свою комнату и выйти на прогулку с Дэви или Мишей… Но оно пропало бесследно, не успев докатиться и до задницы.

Ты же Вэмпи из Круга Поединков! Тебя ещё никто оттуда не исключал! Ты до сих пор ещё не угодила в руки Лал, ты перебила столько гулей за всю свою жизнь, ты отмутузила Тарка, ещё ни разу не проиграла Эдуарду…

Очень смешно, шиза.

Но ты ведь не сказала «Сдаюсь! Ты победитель!», а ведь именно эта фраза — проигрыш.

Не убедила.

Ну и чёрт с тобой! Так и собираешься морозить задницу о шершавую стену особняка?!!

Полуприкрыв глаза, я опять выпустила наружу своё естесство. Если сегодня на поляне после ментальных игр я могла это делать сама, то сейчас без свободной вэмпи у меня ничего не вышло бы. Может быть, именно вэмпи помогла мне удерживаться в этом состоянии и одновременно медленно пойти сначала по плиткам дорожки, потом по траве…

Какая жалость, что я не могу чувствовать жизнь, как это было во время погони за Эдуардом! Как бы мне помогло это ощущение! А я даже не знаю, как его вызвать! Может, нужно просто погнаться за белоголовым ублюдком, а может, ментально переспать с ним. Последний вариант меня никак не устраивал, да и вместе с первым он неосуществим, поэтому придётся мне смириться и пользоваться тем, что есть.

Это был как полутранс, полусон, часть меня находилась в этом мире, а часть — в каком-то его подобии, готовая ощутить всё живое, что окажется в её пределах… Я даже не могла это описать, понять, запомнить: вся сила воли уходила на то, чтобы удерживаться в этом состоянии, чтобы удерживать какую-то часть себя за пределами тела и чувствовать…

Нет, на вкус это было явно что-то материальное, но…

Я прокатила ощущение на языке, как леденец.

Но оно неживое, лишённое силы и… движущееся.

Ко мне…

Резко обернувшись, я изумлённо замерла. Мой полутранс лопнул настолько резко, что вместе с вэмпи ухнул на дно моего естества, и острая игла, боли с силой ввинтилась в мой висок.

Только я не обратила на это внимание.

В трёх шагах от меня, заложив руки за спину, стоял Виктор.

Не скажу, что у меня гора с плеч свалилась, но я испытала явное облегчение. А потом — дикую злость. Дурой же я, наверное, выглядела, пытаясь найти в тёмном саду настоящего Наблюдателя Мрака!!!

Дрожь ярости, пробежавшая по моему телу, вылилась в безудержный поток грязных ругательств, которые я не задумываясь устремила на Виктора. При этом чисто человеческий жаргон перемешивался с жаргоном вампиров и оборотней… О-о-о, только не говорите мне, что не знали о том, что у каждого вида нелюдей есть своя ругань! Есть и весьма разнообразная! Вы бы меня послушали!..

Я бы употребила все свои запасы красноречия, если б вдруг с изумлением и возмущением не поняла, что мужчина широко улыбается. Ах он.!!

Тихо, тихо! Откуда ты такие слова знаешь-то?!! Успокойся!

Да он.!!

Тише ты, деточка! Лучше посмотри, во что дядя одет!

А чё смотреть-то?!! Этот кретин в обычном для Наблюдателя Мрака кожаном плаще, который застёгивается спереди от горла до пояса на два ряда чёрных пуговиц, расширяется к низу от талии и имел на груди вышивку, но не из тканевых нитей, а воронёных металлических.

Насколько я помню, кадеты Академии носят плащи с гербом своей школы (нанизанный на меч череп вампира с нижней челюстью, более подошедшей бы оборотню), а выпускники, не пошедшие на военную службу — произвольный узор тёмно-коричневого цвета. Так?

Ага. Сам плащ почти до пят и совсем не сгодился для драки, если бы не три разреза: два по бокам и один сзади. Это, конечно, не охотничья одежда: кто же охотится в одежде из натуральной скрипучей кожи? — а скорее знак отличия, традиция. Однако у тех, кто служит в Ночном Патруле, плащ, а точнее, его вышивка позволяет различать военные чины.

И…

Даже не спрашивай, какие! Я всё равно не знаю, как у них зовутся офицеры, лейтенанты и прочие!!!

Ладно, не буду.

Я даже не знаю, как отличить по вышивке военного и штатского: кой-какие вещи (а точнее, миллионы таких вещей) Наблюдатели держат в секрете.

Впрочем, разве это сейчас важно?

Неа!

Ты успокоилась?

КАК БЫ НИ ТАК!!!

— Какого ***** ты лыбишься? — грубо спросила я, невольно касаясь виска, в котором игра боли превратилась в сверло и начала медленно поворачиваться.

— Я впервые вижу наследницу богатой семьи аристократов, которая так грамотно и изощрённо ругается на жаргоне нелюдей, — Виктор отвесил мне лёгкий поклон, всё ещё сцепив руки за спиной.

— М-да? — огрызнулась я. — А какого хрена ты тут, позволь спросить, делаешь?!

— Гуляю, а Вы, мисс?

— Гулей пасу! — фыркнула я. — Тебе что, нехрен было делать, кроме как в прятки со мной играть?

— После того, как Вы едва не разплющили мне нос своим весьма неплохим ударом, мне стало любопытно, кто же маленькая мисс такая, — он говорил учтиво, но эта его учтивость была издёвкой: никакая я для него не мисс. Просто бездомная девчонка, нищенка, попавшая в дом знати.

Но тебе не привыкать к такому обращению.

Эт точно!

Смерив задумчивым взглядом лозы винограда, которые помогли мне спуститься в сад, я спросила:

— Расскажешь Даладье?

— Я телохранитель, а не шпион, мисс Лэй! — неприятно ухмыльнулся Виктор, но было похоже, что на этот раз он говорит чистую правдау. — Мне нет дела до Ваших талантов, способностей и привычек. Только до Вашего здоровья и безопасности.

— Значит, если мне ночью в полнолуние вздумается погулять, ты встрепенёшься только если я начну вприпрыжку описывать круги по карнизу особняка, размахивая бинзопилой? — невольно чувствуя какое-то слабое уважение к Наблюдателю, фыркнула я.

— А Вы можете такое учудить? — вежливо поинтерисовался мужчина, и теперь стало чётко видно, что на самом деле всё происходящее его забавляет.

— Нет. У меня шуточки куда более чёрного юмора. Ты специально подошёл, когда я спускалась?

Виктор задумчиво посмотрел вверх, словно что-то вспоминая или прикидывая, после чего кивнул:

— Можно сказать и так.

— А Даладье точно не расскажешь? — подозрительно прищурилась я.

— Я же сказал…

— Знаю, что ты сказал! — раздражённо рявкнула я, не удержавшись. — Но сказал одно, а то, что придётся делать, если ситуация полезет из вёдер — совсем другое!

— Хотите сказать, — Виктор крайне неприятно ухмыльнулся, — что из ведра действительно… полезет?

Я вспыхнула и разозлилась одновременно: надо ж было сморозить такую глупость про ведро! И дёрнуло ж его ещё перевернуть мои слова с почек на печень!

Вот такая он скотина!

Щас посмотрим, кто из нас скотинистей!

— Ты же меня абсолютно не знаешь, — сквозь стиснутые зубы процедила я, страясь смотреть в его глаза. — И если за себя я отвечаю, то за свою кусачую тварь — нет.

— Значит, это Ваша «кусачая тварь» подтолкнула Вас слезть вниз по винограду? — в голосе Наблюдателя по-прежнему звучали издёвка и смех.

— Нет, — раздражённо бросила я. — Это моё феминистическое начало. То феминистическое, — поспешно добавила я, видя, что что-то изменилось в его лице, — которое в толковом словаре обозначено как борьба за равноправие женщин и мужчин. Не более.

— Ясно.

— Моей жизни сейчас что-то угрожает? — ядовито спросила я.

— Нет.

Он явно не понял, куда ты клонишь.

Тормоз.

— Тогда свободен!!! — гаркнула я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась по газону вглубь сада.

И получилось вдруг как-то так, что и я, и Виктор одновременно проворчали себе под нос и услышали друг от друга слова:

— Молоденькая нелюдь!

— Труп ходячий!

В воздухе не было никакой команды, но мы уставились друг на друга как по «Раз, два, ТРИ!!!».

— Откуда ты знаешь?! — мне захотелось просверлить дырку во лбу Виктора, чтоб он помер и перестал издеваться надо мной.

— А Вы? — спокойно преподнял бровь тот.

— Ты чё, таки труп? — тут у меня приотвисла челюсть.

— Вы хотите беседовать под окнами особняка? — насмешливо поинтерисовался Виктор. Я опять вспыхнула, хотя на этот раз он был прав. Ведь не только же мои окна выходят в сад!

Угу, ещё и окна садовника с двустволкой, заряженной солью! Опасный чел!

— Где же тогда? — раз этот белобрысый кретин такой «умный», то ему и карты в руки.

Мужчина сделал знак следовать за собой и углубился в полумрак сада.

26.

По затемнённой кленовой аллейке, мимо клумб красных роз, мы вышли к небольшому фонтану. Вода отливала серебром в свете рыжей Лилы и мягко шумела, падая в круглый мраморный бассейн. В этом бассейне, источая тонкий аромат, плавали цветущие водяные лилии. Интересно, а рыба там в бассейне есть? Ну, симпатичные такие золотые рыбки, как в фильмах. Они ещё живописно смотрятся на вертеле.

Вокруг фонтала стояло четыре лавочки, и всю эту выложенную плиточкой площадь окружали кусты цветущего жасмина. В прохладном летнем воздухе плыл его сладковатый аромат, нагоняя сон. Вверху распахнулось звёздное небо, пересечённое Мёртвой Рекой. М-да, такие места подходят для таинственных романтических свиданий, но уж никак не для разборок с Наблюдателем.

Разборок? Ты имела ввиду, что будет драка, и он тебя разберёт по частям? Мясо отдельно, кости отдельно, мухи отдельно?

Заткнись!!!

Из-за жасмина выглядывали раскидистые деревья, некоторые бросали на лавки густую, как яблочный кисель, тень. И вот на одну из таких скамеек, находящуюся под покровительством огромного раскидистого ясеня, сел Виктор.

— Итак, — он беззаботно откинулся на резную спинку, — что Вы хотите знать?

— Ты не только телохранитель, но и рассказчик? — съязвила я, не рискнув устроиться с ним на одной лавке, и прошлась взад-вперёд. — Откуда ты знаешь, что я нелюдь?

— Да одного взгляда на Вас хватило, чтобы понять это! — полупрезрительно фыркнул Виктор. — У Вас зрачки почти на всю радужку!

— А? — ненавижу издавать такие изумлённые, глупые и вопросительные звуки, выдающие мою растерянность, но с инстинктами и привычками ничего не поделаешь.

— Вы ведь сейчас видите в темноте лучше, чем надо, — терпеливо произнёс Наблюдатель, не спуская с меня внимательных глаз. — Неужели Вы никогда не спрашивали себя, почему?

В ответ я пробормотала какое-то ругательство и раздосадованно отвернулась. И всё-то он знает!

Ой, спроси у него, какая самая крупная река в Европе!

Л е та, мать твою!!!

— Теперь Вы скажите, откуда Вам известно, что я перемоделировался,

— раздалось у меня за спиной.

— Ты — что? — моё удивление не было ни показным, ни наигранным. Я действительно не поняла его последнего слова, и Наблюдатель это сообразил.

— Вы не знаете, что означает «перемоделироваться»?

— Нет.

— Чёрт!

— Военная тайна?

— Теория первого… А ладно! — неожиданно махнул рукой Виктор и поднялся на ноги, явно собираясь уходить. — Надо было сообразить, что это просто Ваше очередное обзывалово.

— Какое обзывалово?!! — рассвирепела я. — Ты что, издеваешься, мать твою так?!!

— Труп.

— Кто труп?!! — заорала я, и Наблюдатель коршуном налетел на меня:

— Тихо ты, глупая девка!!! — зло, но по-человечески зашипел он, и его лицо в пятнадцати сантиметрах от моего некрасиво искривилось. — Хочешь, чтоб сюда вся округа сбежалась?!!

Мне показалось, что даже Эдуард так не выводил меня из себя. Дело даже не в том, что мужчина обратился ко мне на «ты»! Господи, это такая мелочь! Дело только в том, что он обращался со мной как с умственно отсталым ребёнком.

… Ну, есть в этом доля правды.

Но не такая же!!!

На мгновенье я ощутила полное бессилие и слабость в коленях, однако вслед за этим хлынула обжигающая ярость, такая, что меня затрясло.

— Вы меня обозвали трупом, — с нажимом произнёс Виктор, не дав, на своё счастье, мне и рта раскрыть.

— Потому что я ощутила тебя как неживой предмет! — прорычала я и подставила обе руки под ледяную воду фонтана: холод иногда сбивает злость как высокую температуру. А мне нельзя было злиться. Когда я очень зла, я могу броситься в драку. А мне драться с Наблюдателем — могилу себе рыть.

— Вы это умеете? — может, мне померещилось, но белоголовый мужчина изумился. Он явно не ожидал, что я могу ощущать материальное и энергетическое. Но почему? Он ведь не знает, сколько времени я уже нелюдь, не знает, чему я успела обучиться…

Эту мысль я немедля высказала вслух. На секунду мужчина замялся, а потом ответил с прежней непринуждённостью:

— Если Вы не знаете, что у Вас увеличиваются зрачки, то, по идее, не должны владеть ментальными приёмами.

Выкрутился, скотина.

Он крепкий орешек! Ты следи за зубами, а то придётся на дантиста потратиться.

— А я и не владею, это так, случайно обнаружилось! — буркнула я и вытащила онемевшие от холода руки из воды.

И ещё заметь, с этим белобрысым типом явно что-то нечисто!

Да знаю, шиза моя ненаглядная, знаю!

Наблюдатель посмотрел на меня уже по-другому, без прежней насмешки и издёвки. Я словно открылась для него в новом свете, и он пересматривал своё ко мне отношение. С его лица исчезло то липовое выражение почтительности, которое меня раздражало, исчезла неприятная полуулыбка, и на несколько секунд он стал просто задумчивым.

— Виктор, — неожиданно произнёс мужчина, протягивая мне руку, затянутую в тонкую кожу чёрной перчатки.

— Кейни Лэй Бра… то есть, — быстро спохватилась я, — Кейрини Лэй. Можно просто Кейни или Лэй.

Моя кисть ещё не высохла от воды, но Наблюдатель легонько сжал её пальчики и невозмутимо поднёс к губам. Задубевшей от холода кожей я ощутила довольно сильное жжение вместо покалывания и удивлённо уставилась на белокурого мужчину. Что это означает? Я сегодня уже здоровалась с несколькими… не совсем людьми, скажем так, но это… это совсем не то!

Высказывать своё волнение вслух я не решилась. Этот тип и так знает, что я нелюдь. Хватит с него.

— Знаешь, — медленно прознесла я, рассматривая пальцы, которые он поцеловал, словно надеялась найти там ожог, — давай ты меня вместо мисс будешь называть просто Лэй. И не на Вы, а на ты, идёт? — я подняла взгляд и встретилась с васильковыми глазами Виктора. — Тебя ведь так и подмывает обращаться со мной как, по меньшей мере, с равной. Облегчим тебе задачу.

— Как хочешь, — флегматично пожал плечами Наблюдатель, но я не поверила, что ему всё равно. Человеку, который старше меня в два раза, всё равно быть не может.

Мы умолкли, а молчать сейчас было абсолютно нельзя. Ну, знаю я, что вот именно такие моменты хорошо подходят для завязывания вполне дружеских отношений. А дружеские отношения с этим вот белоголовым субъектом моему здоровью никак не повредят. Скорее, наоборот.

— Расскажи, — я хлопнулась рядом на лавку рядом с мужчиной, — что там в Академии Наблюдателей Мрака?

— Фикусы у входа, — усмехнулся Виктор, — и домашний гуль по кличке Пуся.

У меня лицо перекосилось от злости и изумления: кажется, он опять начал издеваться. Я к нему со всей душой, а он…

Увидев это, Наблюдатель рассмеялся и произнёс:

— Я серьёзно. Смотри, — он не без труда задрал рукав плаща и показал мне странный шрам в виде неровного квадрата. Было видно, что эта геометрическая фигура сделана не хирургическим инструментом, а длина её сторон сравнима с расстоянием между клыками у среднестатистического гуля.

— Такую вещь сдел каждому из моей группы Пуся. И всего лишь за пару лещей, — произнёс Виктор, опуская рукав. Я фыркнула:

— Не лучше ли было взять стерильный скальпель и позвать Малевича?

Гули не разносят трупный яд, но всё же.

— Если бы ты училась в Академии, ты бы поняла, — возразил мужчина.

— Говорят, что первый год в Академии, — начала я, внимательно всматриваясь в его лицо, — это год в изоляции?

Виктор кивнул:

— Да, полная изоляция от окружающего мира. Твою группу помещают в специальный корпус, запрещая выходить за его пределы и пределы отведённого вам двора. Впрочем, оттуда и невозможно выбраться, пока Вам не разрешат. Но это ещё не всё. Вы учитесь, едите, тренируетесь без каких-либо контактов между собой. Вы живёте по одному, и вам запрещено приходить друг другу в комны. И поверь, первый курс — это действительно курс в изоляции. Больше я тебе сказать не могу: это, как ты сказала, военная тайна.

— Но зачем это всё?

— «Это всё», как ты выразилась, мы зовём Пыткой Одиночества. Она — часть обучения, проверка силы воли и нервов, так сказать. Для того, чтобы учиться на Наблюдателя, нужно уметь держать себя в руках и подолгу обходиться без контактов… Есть ещё масса нюансов, которые тебе знать нельзя, — добавил он, глядя, как я уже открыла рот для очередного вопроса.

— И всё равно, — не унималась я, — год — это…

— Мало? А ты попробуй! — мягко оборвал меня Виктор. — Ты и десяти минут не усидела в своей комнате, вылезла из окна поискать проблем на свою голову. Попробуй провести год в молчании и строжайшей дисциплине.

Я помолчала, а потом с неприятным чувством на душе ответила:

— Уже не смогу.

— Ты хотела быть Наблюдателем? — покосился на меня Виктор.

Я кивнула, подтягивая колени к груди:

— И сейчас хочу.

— Странное у тебя желание, как для девчонки, — усмехнулся мужчина и откинул голову на спинуку лавки, полностью расслабившись.

— Вампиры убили моих родителей. Чего тут странного? — пожала я плечами. — Теперь даже могил не могу найти.

— А может…

— Нет, они не стали. Это я тоже проверяла.

— Как?

— У меня есть знакомые.

— Например? — повернул ко мне голову Наблюдатель.

Я внимательно посмотрела в его глаза, но ничего не увидела из-за густой тени ясеня и, видимо, сузившихся зрачков. Пришлось изрядно напрячься, чтоб опять расширить их, но когда мне это удалось, я разочарованно поняла, что глаза и лицо Виктора пусты и бездушны, как у куклы…

Даже нет, хуже.

У моей Скарлетт на лице и то больше чувств, хоть её сделали вампиры. А у Наблюдателя каждая чёрточка наполнена ничем. Словно её высек из мрамора скульптор-неумеха, так и не научившийся выражать чувства и эмоции своих творений.

— Ты малость перестаралась, — неожиданно произнёс белоголовый мужчина, так и не поднимая головы со спинки лавочки. — У тебя зрачки стали на весь белок.

Я не ответила, только отвернулась и крепко зажмурилась, пытаясь привести себя в порядок. Знать бы ещё, как, ведь раньше я делала это неосознанно, при смене освещения…

— Сосредоточься на глазах, — тихо посоветовал Виктор, — представь, будто они меняются, представь, как сужаются зрачки.

Я попыталась последовать его словам — в глазах неприятно кольнуло и выступили слёзы. Первым моим побуждением было как следует потереть веки, что я и сделала: ощущение было такое, будто я час просидела, уткнувшись носом в экран работающего телевизора, да при этом ещё и не моргала.

Но зато когда я посмотрела на Виктора, его лицо, как и полагалось, было скрыто тенью ясеня.

— У тебя такие красные глаза, будто ты полчаса блуждала в дымовой завесе, — хмыкнул тот.

— А что потом, после Пытки Одиночества? — спросила я, проглотив его насмешку. Он прошла через горло с большой неохотой, как непережёванная рыбья кость.

— Потом вас переселяют в другой корпус и выпускают к остальным. Это чем-то похоже на школьную жизнь: общая столовая, общий школьный двор, тренировочные площадки, в коридорах полно народу из разных потоков… Тебе лучше помнить, как это.

— Я училась не совсем в простой школе.

— Ах да, извини. Забыл.

— Давно выпустился?

— Двадцать лет назад.

— То есть? Во сколько же ты поступил? — я удивлённо посмотрела в глаза Наблюдателя. — Тебе сейчас около трицати ше…

— Мне сорок семь лет, — спокойно возразил Виктор. Я исторгла несколько нелитературных слов, которые сводились к одному единственному: «Врёшь».

— Пусть даже ты поступил в шестнадцать. Тебе не может быть больше сорока, ты на столько не тянешь! — упрямо мотнула я головой.

— Это одна из тех возможностей, которые даёт тебе Академия. Я думал, ты знаешь, — ухмыльнулся мужчина, но теперь эта ухмылка не была противной. — Но за комплимент спасибо.

— Возможность выглядеть моложе, чем ты есть? — недоверчиво уставилась я на него.

— Не только выглядеть, но и быть, — возразил тот. — Больше не спрашивай.

Опять секрет, военная тайна и так далее. Ну ладно, Пентагон хренов, раскручу тебя по-другому!

— А как поступивших делят на группы? По силе, возможностям, виду?

— я таки его сегодня доведу до белого колена. Или коления? До бешенства, короче. Собачьего.

— По виду, — спокойно ответил Виктор, — люди к людям, оборотни к оборотням, полукровки к полукровкам и тэ. дэ. Но ты права: учитывают ещё и Силу. Если полуоборотень достаточно силён, его определяют к оборотням. Но. Никогда четверть-оборотней — к полуоборотням: они не умеют перекидываться. Никогда четвертьвампиров — к полувампирам: они не пьют крови. Правда, эти группы всё равно объединяют в классы, например, класс из группы полувампиров и группы полуоборотней. Ясно?

— Ага, — я задумчиво облизнула губы, переваривая его слова, а потом как можно более небрежно спросила. — А вэмпов куда?

— Видишь ли, — медленно, будто тщательно следя за своей речью, проговорил наблюдатель Мрака и посмотрел в небо, — вэмпы… часто бывают объектами охоты Патрулей. Во-первых, потому, что создание вэмпа запрещено Законом. Во-вторых, любой нормальный вампир создаёт вэмпа только если собирается убивать людей. Ведь хорошо обученный вэмп, как ты знаешь, является идеальным убийцей. Следовательно, в девяноста девяти целых девяти десятых процентах из ста любой вэмп, которого ты встречаешь, имеет за спиной несколько смертей и подлежит наказанию. Смертной казни, как правило, равно как его Прародитель. Ну, бывают, конечно, случаи, когда в вэмпов вампиры превращают любовников, с которыми не хотят расставаться ближайшие полсотни лет…

— Подожди, — остановила я его, пытаясь разложить всё услышанное по полочкам, — так вэмпы противозаконны?

— Да.

— И каждый вэмп должен быть изъят из жизни.

— Теоретически, да. И чему вас только в школе учили? — хмыкнул Наблюдатель.

Чёрт!!! Как же хорошо, что я не обратилась в КДВ!!!

И теперь понятно, почему туда не обратился Винсент!!!

— Но Эдуард сказал, — не унималась я, — что вэмпов создают для защиты.

— Защищать своё тело нужно только тем вампирам, которые натворили что-то серьёзное, — спокойно ответил Виктор. — Ты меня перебила.

— Ты говорил о том, куда зачисляют вэмпов и почему их обычно истребляют, — ошарашенно напомнила я.

— М-да… Итак, большую часть вэмпов мы истребляем, но те, кто пересилил в себе волю Прародителя или каким-то образом убил его и выжил, попадают к нам. У них, как правило, нет выбора: либо смертная казнь, либо Академия. Тех, кто не выдерживает Пытки Одиночества, правда, всё равно убивают. А зачисляются вэмпы к полувампирам.

— Вэмпы… — я проглотила ком в горле и ощутила, как он, оказавшись в желудке, превратился в тошнотворный страх. — Тоже пьют кровь?

— Да, — беспечно пожал плечами Наблюдатель Мрака. — Кровь для вэмпа — источник дополнительных сил, особенно если это кровь сильного оборотня или вампира. Как правило, Прародители дают вэмпу свою кровь, но вначале — приучают его к ней, как, скажем, к сигаретам. Вначале — ничего, почти тошно, зато потом — не оторваться.

— Откуда ты знаешь? — я уверяла себя, что дрожу от холода, что это просто прохладная ночь, что мне не страшно…

— Я же выпустился из АНМ с отличием, — скосился на меня Виктор. — Ты чего трясёшься? Холодно?

Я кивнула.

— Смотри, если буду рассказывать очень страшные вещи, говори сразу, — усмехнулся мужчина.

Но я пропустила его насмешку мимо ушей. У меня было такое состояние, будто я смотрю какой-нибудь добротный триллер или фильм ужаса и переживаю за главного героя. Меня била нервная дрожь, где-то в животе в тугой узел скрутились нервы, а всё потому, что триллер оказался жизнью, а главным героем — я.

Я — противозаконное создание? Я — подлежу уничтожению? Глупость! Как такое может быть?! Я же ни в чём не виновата! Я же вообще не должна была оказаться…

Или должна? Подумай хорошенько, Кейни Лэй. Зачем Лал сделала из тебя вэмпи? Убийца или охранник из тебя… м-м-м… сомнительный, для чего же ещё глупая вампирша махнулась с тобой своей Магией?

Хороший вопрос. Что такое во мне есть, что ей нужно? О чём она говорила сегодня ночью на поляне? Что всё ещё во мне? Моя душа? Моя душа осталась целой и невредимой? Вампирша отдала мне часть своей Силы, но не успела отхватить шмат моей души?

Да, наверно, так… Это звучит вполне правдоподобно…

Так пусть это будет правдой.

— Ты ещё здесь? — щёлкнул пальцами Виктор перед самым моим носом.

— У тебя что, оцепенение от всех тех страшилок, которые я рассказал?

— Да! — разозлённая тем, что мне не дали домозговать свои догадки, съязвила я. — Особенно от рассказа о Пусе. Аж сердце в печени застряёт по дороге к пяткам!

— Бедная печень! — деланно посочувствовал Наблюдатель. Интересно, а скажи ему, что я нелегальная штучка, то есть, вэмпи, он меня на месте прикокнет или вначале вызовет Ночной Патруль?

— А как вы отличаете свободных вэмпов от подвластных своему Прародителю? — я постаралась, чтобы в моём голосе звучал истинно детский интерес и непосредственность. Я маленькая такая, невинная девочка с бантиком на затылке и куклой в руках, я люблю конфетки… Да я вообще ангелок!..

— Военная тайна.

Я почти ощутила, как завял бантик у меня на затылке и повязались в узел крылышки. Была б возможность, так я свой нимб как бублик слопала.

Ладно, продолжаем разговор!

— А как вы вообще отличаете вэмпов от простых людей? — спросила я.

— Как? — Виктор лениво моргнул, поворачивая ко мне голову, и внезапно радужка его глаз вспыхнула кроваво-красным, разрослась на полбелка, и на ней проступили чёткие прожилки-крапинки алого цвета.

Господи, а фотографы ещё не любят эффект красных глаз на снимках!!!

Открыв рот, Наблюдатель сверкнул острыми, почти как у вампира клыками, и низко зашипел, как шипят змеи или дикие коты.

Инстинкт самосохранения сошвырнул меня с лавки на плитку, и я ощутила резкую боль оттого, что порвались все путы и силы, которыми я удерживала вэмпи. Она вихрем ворвалась не только в моё тело, но и в мой рассудок, она была напуганна и поэтому — чертовски зла. Её действие оказалось сродни действию большой дозы алкоголя, и сегодня я очень хорошо вспомнила, как это: ты — это по-прежнему ты и не ты одновременно, а кто-то лучше, смелее, храбрее…

Бездушней.

Прошла, наверное, только секунда после моего падения, а мир перевернулся вокруг своей оси и сбросил с себя мрак, оставшись в ранних сумерках. Глаза резанула боль, но я лишь моргнула и, стоя на четвереньках возле самого фонтана, свистяще зашипела на Виктора. Казалось, у меня что-то поменялось в голосовых связках, потому что звук, издаваемы мной, даже в состоянии сильного опьянения нельзя было назвать человеческим.

Только я не боялась. Теперь, когда я была вэмпи каждой клеточкой своего тела, глупо было бояться.

Виктор вскочил на ноги — я оказалась на парапете бассейна, в котором плавали водные лилии. Это был прыжок, по скорости более схожий с телепортацией. Вот я была на четвереньках, а теперь твёрдо стою на ногах.

Я даже не спрашивала, как, принимая всё словно само собой разумеющееся.

— Тише, тише! — Виктор смотрел на меня взволнованными васильковыми глазами. — Успокойся, Лэй, всё хорошо!

Оскалившись, я ещё раз угрожающе зашипела. Если он приблизится, я вцеплюсь ему в сонную артерию и убью его.

Всё просто.

— Лэй, — вздохнул Наблюдатель, по-прежнему не обнажив никакого оружия, — не продолжай, тебе же хуже. Успокойся, всё хорошо. Клянусь, я не причиню тебе вреда…

Я больше не слушала, что он там говорит: меня это не интерисовало. Внимательно следя за его движениями, я поняла, что он собирается сделать шаг ко мне и приготовилась к прыжку. В нос ударил аромат роз, мышцы задрожали от напряжения…

И в следующий момент адская боль скрутила их в узел, а меня — швырнула куда-то вниз, в холод.

27.

— … Глупая девчонка! Я же сказал, что не причиню тебе вреда! — Виктор вытащил меня из ледяной воды как раз в тот момент, когда я почти потеряла сознание от боли.

Вэмпи, она же шмат Магии Лал, опять схоронилась где-то на дне моего естества, жалобно завывая. Она была очень напугана тем, что случилось с нашим телом, напугана настолько, что было ясно: её вины здесь нет.

Но если это всё утворила не она, то что?

— Мозгов у тебя!.. — фыркнул Наблюдатель, усаживая меня на лавку.

— Д-да т-ты же… — у меня зуб на зуб не попадал от холода.

— Что я?! — передразнил меня изрядно рассерженный Виктор. — У всех нелюдей могут гореть глаза, ты что, не знала этого? Ты что, в конце концов, с самого начала не поняла, что я нечеловек?!

— А клыки? — напомнила я, глядя на него снизу вверх, и судорожно обнимая себя руками.

— Клыки и у тебя были, когда ты шипела, — раздражённо ответил белоголовый мужчина. — Ты, вероятно, ещё очень молодая нелюдь, и зубки у тебя прорезались впервые.

Я измученно выругалась. Злость и бессилие смешались во мне, загораживая холод. Сегодня у меня прорезались зубы, завтра они у меня появятся навсегда… Что потом?! Я и подумать не могла, что произойдут какие-то изменения! Зрачки — это ещё куда ни шло, у Саноте ведь они тоже не были человеческими, но клыки!.. Упыриные клыки — это слишком!!!

В кого вознамерилась превратить меня Лал? В кого она меня уже превратила? Когда мне захочется крови, я перегрызу глотку первому встречному, так? И ничего не смогу с собой поделать? Напьюсь своей первой крови, а потом пойду к Лал и стану её послушной марионеткой на ближайшие сто лет?

Вот такая судьба меня ждёт?!!

Мне показалось, что ещё чуть-чуть, и я взвою от страха и злости перед неизбежным.

Господи, я так хотела стать Наблюдателем Мрака и охотиться на нарушивших закон тварей!!! За что, почему ты сделал меня этой самой незаконной тварью, которую теперь будет преследовать Ночной Патруль?!! Только за то, что я в тебя не верила, ты сделаешь из меня марионетку для противного тебе создания — вампира?!! Только за это?!! Тогда я правильно делала, что не верила в тебя!!! Я не верю и сейчас, а лучше всего для меня было бы верить в Дьявола!!!

Ему-то, собственно, всё равно…

— Лэй, — окликнул меня словно откуда-то издалека Виктор, — у тебя всё в порядке?

— Да, — я ответила таким сдавленным голосом, как будто меня перемалывали в мясорубке и никак не могли перемолоть.

— Чудесно, — кивнул Наблюдатель, прохаживаясь мимо фонтанчика, — а то я уж было подумал, что ты головой об дно приложилась.

— Не смешно! — раздражённо рыкнула я на него. Меня возмущало то, что он говорит таким небрежным тоном, когда я…

Когда ты — что? Какое ему до тебя дело?

Но неужели он не понимает..?

Эй, амиго! Ты ведь сама сказала, что у тебя всё хорошо! Или, может, расскажешь ему правду? Расскажешь, не таясь, всё, что ещё никому никогда не рассказывала, но что так тебя терзает…

Чтобы он меня вот по этой лавке размазал?!!

… и про Лал, и про Принца Клана Белых Тигров, и про Ким с Баст, и про Итима, и про ссору с Киарой? Может, расскажешь ему? Посмотрим, как полегчает у тебя на душе, и что будет с ним, с этим Наблюдателем Мрака, для которого ты, на самом деле — противозаконное существо, подлежащее истреблению просто за то, какая ты есть!!!

Заткнись!!! Вечно ты со своими бредовыми идеями!!!

— Что с тобой такое творится? — голос Виктора прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. — Ты мне напоминаешь Гамлета, мучающегося извечным вопросом «Быть или не быть?»!

— Иди ты со своим Шекспиром знаешь, куда?!! — рассержено рявкнула я, сжавшись от холода на лавке. — Дай спокойно подумать!!!

— Хорошо, хорошо, моя маленькая леди, — поднял руки слегка удивлённый Наблюдатель, — я понял: ты здесь босс и командующий парадом.

Я подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом, однако в голову больше ничего не шло. Да что же это за расклятущие люди, которые вечно сбивают с мыслей?!!

Меня знобило, мокрая одежда неприятно липла к телу, с волос текла вода. Я не думала, что этот день будет паршивым, а оказалось, что он ещё паршивей, чем рисовалось в моей голове. Холод пробрал до костей, этот Наблюдатель узнал, что я нелюдь, в первый же день моего тут пребывания, и ещё, кажется, я подхватила простуду. А уж про всё остальное, типа незаконности моего существования и упыриные зубы, вообще молчу!!!

Раздался шорох одежды — Виктор сел рядом со мной на лавку. Я снова уловила запах виски и кожи, только теперь меня это нимало не заботило.

— Тридцать один год назад, — неожиданно заговорил мужчина, и его голос звучал тихо, — когда мне было шестнадцать, я вот такой же ясной лунной ночью возвращался домой с работы. Приходилось работать сразу на нескольких работах, потому что дома у меня была жена и годовалая дочь. Вышло так, что я шёл пешком по окраинам Чёртных Кварталов, как вы их называете. Навстречу мне вышел вампир, которому нужен был помощник, страж и убийца в одном лице, и предложил мне более долгую, но не бессмертную жизнь. Я был сорвиголовой, но тут отказался: мне не хотелось пережить свою собственную дочь и начать стареть тогда, когда она будет дряхлой старухой. Итэна — так звали того вампира — это не устроило и… Чего подбирать слова, чтоб описать это? Видимо, Итэн был в безнадёжном положении, потому что сделал из меня вэмпа. Ему казалось, что я, ощутив вкус силы, соглашусь служить ему, и он ждал. Три года. Потом пришёл однажды, когда меня не было дома, и убил мою жену и дочь.

Виктор вздохнул и под моим изумлённым взглядом продолжил:

— То была моя первая в жизни охота. Итэна я выследил и убил, но, как это всегда происходит с вэмпами, смерть Прародителя сильно подорвала моё здоровье. Мне повезло, что меня подобрал Ночной Патруль и доставил в Академию, кадетом которой я стал, — мужчина посмотрел на меня внимательными васильковыми глазами. — Это было почти тридцать лет назад. Тридцать один год я — вэмп, но как сейчас помню ту ночь, когда с раной на шее вернулся домой. Моя жена Луиза и дочь Энджи крепко спали, а я сидел возле окна, гадая, что же будет. Я знал, что создание вэмпов противозаконно, и меня тошнило при мысли, что теперь я как какой-то гуль или спятивший вурдолак должен быть убит. Меня мучал вопрос, что будет, если те Ночные Патрули, с которыми я сталкивался по дороге домой, узнают во мне вэмпа?.. Когда я понял, что могу по собственному желанию расширять и сужать зрачки, и что раны у меня затягиваются в два раза быстрее, я даже обрадовался и подумал: вот здорово всё-таки быть не человеком! Я ещё больше утвердился в этой мысли, когда заметил, что мои силы, живучесть и выносливость увеличились, а воля никак не зависит от воли Итэна, если ему не попадаться на галаза. Но когда у меня впервые прорезались клыки во время одной из уличных драк, я испугался: а может, дело совсем не в том, нахожусь я во власти вампира или нет? Может, это всё вопрос времени, и я сам по себе захочу крови, сам захочу служить своему Прародителю? Может, я однажды перегрызу горло жене и дочери, а потом приползу к Итэну на коленях? Я просыпался в холодном поту от мысли, что мне уготована такая жизнь.

Виктор протянул руку и, зачерпнув горсть моих мокрых волос, приподнял мою голову так, чтобы видеть мои расширившиеся от удивления глаза.

— А теперь скажи мне, маленькая вэмпи, — мягко произнёс белоголовый мужчина, — какой из твоих страхов я не пережил и не упомянул?

— Т-ты-ы… — прошептала я, не зная, что сказать.

Мне казалось…

Я не ожидала… не думала, что так может быть…

— Я — такой же вэмп, как и ты, девочка, — произнёс Наблюдатель, — и меня так же скрутило болью, когда я впервые перешёл предел человеческих возможностей, ускорив свои движения.

Он стянул перчатку и взял меня за руку. Его ладонь немного жглась.

— Чувствуешь? — глаза Виктора смотрели мне в душу, разбитую, осквернённую, и точно такую же я видела в их васильковой глубине. — Жжение вместо покалывания. Это означает, что мы с тобой нелюди одного типа. Оба вэмпы. Целуя твою руку, я думал, что ты знаешь и поймёшь.

— Откуда мне было знать? — я закрыла лицо свободной рукой, и меня словно прорвало. — Я же не знаю, оказывается, не знаю ничего! Я не знаю, как выгляжу со стороны, как контролировать свои способности, эмоции, как постоянно держать на привязи эту вэмпи, потому что она творит такое…

— Я знаю! — мягко оборвал меня белоголовый мужчина. — Я ведь прошёл через всё это в твоём возрасте.

— Такого не может быть, — посмотрела я на него, — чтобы вот вдруг появился ты, такой же как я, прошедший через то же, что и я!!!

— Потому что таких свободных вэмпов как мы, мало. Тот шрам в виде квадрата, который я тебе показал, не просто так. И в Академии ты бы это действительно поняла, потому что за всю её историю только один раз в её стенах было сразу четыре вэмпа. Мы поступили в один год и были в одной специально созданной группе, поэтому и оставили каждый себе шрам в виде правильного четырёхугольника. После нас в школе до сих пор не учится ни одного вэмпа. Чего удивляться тому, что наши пути схожи?.. Да ты, — взгляд Виктора окинул меня всю, — посинела от холода. Вот, возьми, — от вытащил откуда-то из-за пазухи маленькую флягу, — это виски с кровью, лучшая микстура для вэмпа.

— Спасибо, — поморщилась я, — но…

— Маленькая мисс, неужели ты до сих пор лелеешь надежду стать Наблюдателем Мрака? — как-то невесело улыбнулся белокурый мужчина. — Для вэмпи, конечно, делают скидку на состояние печени, но Даладье скорее повесятся, чем подпустят тебя хотя бы на пушечый выстрел к Академии. А кровь во фляге очень хорошо разбавлена спиртным, так что не бойся: после одного раза не подсядешь.

— Человеческая?

— В больнице продают по весьма кусачей цене, — кивнул Виктор. — Пей, а то заболеешь.

— А я почувствовала исходящий от тебя запах крови вместе с виски,

— я всё ещё подозрительно смотрела на него.

— Маленькая госпожа, ты же вэмпи! Ты кровь за милю должна чуять! — как-то невесело рассмеялся Наблюдатель.

Я сделала глоток из фляги, и горло тут же обожгло. Едва не подавившись, я с трудом проглотила гремучий коктейль и жадно заглотнула ртом воздух. Но Виктор был прав: виски во фляге, несмотря на явственно пробивающийся запах крови, было куда больше.

— Благодарю, — просипела я, возвращая флягу.

— Если б я сам не пил, то подумал бы, что там чистый спирт, — усмехнулся белоголовый мужчина и, достав из кармана плаща пачку сигарет, хотел было закурить, но остановился и посмотрел на меня:

— Не возражаешь?

Я, громко икнув, посмотрела на сигареты и зажигалку в руках Наблюдателя, а потом ответила:

— Нет, но… Разве вам не запрещено курить? И употреблять спиртное?

— Кадетам запрещено, нам — нет, — Виктор раскурил сигарету, затянулся и выпустил в небо сизое облачко дыма. — Запрещено пить во множестве алкогольные напитки, употреблять наркотики, а курить простой табак — нет.

С этими словами он показал мне пачку «Camel» с симпатичным рыженьким верблюдом. А потом, опять затянувшись, выдохнул дым, который картинно поплыл призрачным ореолом вокруг его лица, растворяясь в воздухе и сверчковом пении. Это было даже как-то… красиво.

— Ты будешь тут сидеть, карауля простуду, или пойдёшь совершенствовать умение лазить по винограду? — спросил Наблюдатель. — Я бы на твоём месте давно уже принял горячую ванну и забрался под одеяло, хотя мне после такого кратковременного купания в холодной воде не грозит даже лёгкий насморк.

— Тогда зачем же ванна, одеяло? — непонимающе уставилась я на него. Мужчина выдохнул дым и тихонько рассмеялся:

— Только проучившись восемь лет в Академии, осознав всю свою нечеловеческую природу и привыкнув жить с ней, начинаешь ценить простые человеческие привычки и поступки, — он посмотрел на меня. — Когда ты станешь абсолютно не такой, как остальные люди, ты начнёшь пытаться быть как они.

— Не знаю, — дёрнула я щекой, не желая с ним спорить, — но я всегда ценила индивидуальность.

— Индивидуальность и различия по природе — не одно и то же. С тебя под лавкой уже натекло приличное озеро — ты идёшь?

— Только когда там заведётся Лохнесское чудовище. А я что, мешаю?

— Нет, — повернулся ко мне Виктор. — Но на те вопросы об Академии, что подлежат обсуждению, я ответил.

— А если спрошу насчёт кормёжки? — я криво улыбнулась. — Вас там как, перловкой кормили?

Выпустив струю дыма через нос, как дракон, Наблюдатель спокойно ответил:

— Закрытый вопрос.

Не могу сказать, что улыбка замерла у меня на губах и начала сникать. Глядя в серьёзные глаза Виктора, я ожидала, что вопрос будет закрыт. Люди из АНМ выходят не людьми, а кем-то больше. За счёт чего? Наркотики, допинги, мутагены? Без этого наверняка дело не обходится. Ну чтож, если это не обсуждается, то пусть не обсуждается.

— Ладно, — я неохотно встала на ноги и расправила на себе мокрую одежду, — тогда я пошла. Если что, где тебя искать?

— При этом «если что» я сам буду рядом, — возразил Виктор, гася окурок о голую ладонь.

— Нет, — я неожиданно для самой себя рассмеялась, — это не если из ведра полезет, а если дно даст брешь.

Он понял. Кивнул, раскуривая новую сигарету. Затянулся и, выдыхая дым, ответил:

— В Северном крыле. Это, если заходить в особняк со стороны сада, налево.

Я кивнула и уже пошла было прочь, похлюпывая кроссовками, но через пять шагов замерла и вернулась обратно к лавке.

— Да? — спокойно спросил Виктор.

— Я же противозаконное существо.

— И? — удивлённо посмотрел на меня он.

— Меня же надо… истребить.

Наблюдатель рассмеялся и ответил:

— Сначала тебя надо передать в руки Закона в течение неопределённого срока. У меня впереди ещё целая жизнь, чтобы сделать это.

— А всё потому, что я теперь дочь Даладье? — пристально посмотрела я на него. Он широко улыбнулся мне и ответил:

— Это только одна из причин. Другая: ты такая же как и я тридцать один год назад.

— А третья? Четвёртая? — я не могла успокоиться. Мне нужен был гарант спокойного сна.

— Ты пытаешься выведать у старого вэмпа все его тайны? — ухмыльнулся Виктор.

— О господи, да ты мне только в старшие братья годишься! — раздражённо фыркнула я.

— Польщён, — опять улыбнулся Наблюдатель.

— Почему ты не обрадовался моему появлению в доме?

— Я не твоему появлению не обрадовался.

— А чему же? — сверлила я дырку во лбу белоголового мужчины.

— Спокойной ночи, Лэй, — мягко улыбнулся тот. И по одной этой улыбке было ясно: всё, конец разговора. Я и так уже узнала много чего хорошего и плохого.

— Спокойно ночи, Виктор, — медленно кивнула я и пошла по направлению к дому. Теперь уже точно пошла. С твёрдым намерением вернуться в свою комнату, принять ванну и лечь спать, но уж никак не возвращаться к разговорам с Наблюдателем Мрака.

В саду всё ещё было темно, а мой дом светился неприветливыми, чужими окнами, полными искуственного холода.

Оглянувшись назад, я увидела, что Виктор по-прежнему сидит на лавке в ореолах эфирного дыма и раскуривает третью сигарету.

И это выглядело по-прежнему… красиво.

28.

Яркие лучи солнца коршунами впились в мои глаза и начали беспощадно терзать их. Чёрт возьми, как вовремя!!!

Я круто перевернулась на другой бок и, укрывшись с головой одеялом, попыталась нашарить своего любимого Тэдди. Не знаю, как я умудрилась привыкнуть к мягкому медведю под боком, но то, что его мне сейчас очень не хватает — неоспоряемый факт.

Вторым неоспоряемым фактом оказалось то, что Тэдди почему-то не было рядом. Наверное, укатился куда-то к стене или свалился на пол. Короче, если я хочу найти игрушку, двигаться мне придётся в двух противоположных направлениях.

Подвинувшись сначало вправо, я не нашла ожидаемой стенки. Как в воду канула, ей-богу! Пальцы нащупали край кровати, левой ногой я попыталась дотянуться до другого её края и сообразила, что она немного больше, чем ей полагается быть. Пусть немного, но больше. А ещё постельное бельё отнюдь не хлопчатобумажное…

— Мадемуазель Даладье, пора вставать! — прозвучал откуда-то незнакомый голос.

Утром — самое оно для такого параноика как я.

Подскочив от неожиданности, я вынырнула из-под одеяла и в растерянности уставилась на стройную подтянутую женщину лет эдак около сорока, если не вестись на умелый макияж. У неё было овальное лицо, волевые черты лица и серые глаза. Крашеные чёрные волосы собраны на затылке, несколько прядей искусно выбиты на волю. Одета в строгий брючный костюм чёрного цвета и красную блузку.

Короче, полная стерва. Мадам Марсо, моя гувернантка. Прошу ненавидеть и плеваться. О нет, она, конечно, хороша собой после всех этих тонн косметики и крупных денежных сумм, оставленных в салонах красоты, но от титула распроклятущей стервы это её не избавляет.

— Мадемуазель Даладье, не заставляйте меня повторять дважды, — её голос был строг и беспощаден, как секущая вашу задницу розга. — У Вас есть полчаса на то, чтоб привести себя в порядок и спуститься в столовую на завтрак. Вы оденете, — раздался шум отъезжающих дверец шкафа, — вот это. И давайте поживей!!!

С этими словами она что-то положила на мою кровать и, громко цокая каблуками, вышла. А вместе с её уходом пришла память о том, что я в своём новом «доме».

У-у-уфс чёрт!!!

Я всегда говорю, что более паскудного утра у меня ещё не было, и всегда находится таки утречко попаскудней! С ненавистью оглядев мирную белую обстановку комнаты, я выпрыгнула из-под одеяла и босяком подошла к окну. У меня это уже как ритуал: проснулась утром, подойди к окошку. Надо сказать, что при солнечном свете лежащий за окном сад производил совсем иное впечатление, нежели вечером. Это даже неудивительно. Ночью все кошки серы, по-пьяни все бабы прекрасны, как говорил Тур.

Хмыкнув этой мысли, я повернулась к постели посмотреть, что же выбрала мне из одежды моя незабвенная Эжени Марсо, и чуть не взвыла от отвращения.

ГА-А-АДОСТЬ!!!

Иного чувства то, что лежало на моей кравати, вызвать не могло.

Это было коротенькое белое платье без рукавов со складчатой юбочкой и моряцким воротничком, такие летом обычно носят детишки в городах-портах. Рядом с постелью на ковре стояли белые босоножки на каблуке.

Эта сука что, серьёзно думает, что я одену такую галиматью?!!

Ладно ещё каблуки, но платье!!. Это самая убожественная вещь из всех, какие я когда-либо видала!!! Я тут кто, моряк Папай, чтобы рассекать по дому в одежде «а-ля матросс»?!! Я эту Софи Марсо хренову в шпинате похороню!!!

Нет, надо сказать ей и Мадлен, что с сегодняшего дня я сама выбираю себе одежду! И так будет до того момента, пока… пока Эдуард не предложит мне свою руку и цветочек от сердца и почек!!!

Ну, целую вечность, то есть.

У меня в голове почему-то живо намалевалась картина, как белокурый изверг приползает ко мне на коленях, держа в правой руке коробку, в которой поверх букета лекарственной ромашки и упакованных в полиэтилен свинных почек лежит его правая рука, вырванная из тела с мясом.

Ага, а Алекс Дэ ложит вам руки на плечи и говорит: «Совет да любовь!»…

Шиза!!!

Что? С твоим пристрастием прикладывать Эдуарда чем-то тяжёлым по голове…

Заткнись!!!

… ну там сковородки, подковы на счастье…

Надо кончать эти препирательства с самой собой. Интересно, а Даладье оплатят мне хорошего психиатра?

Ладно, это, как говорится, дело левое. Сейчас проблема в другом.

Схватив разнесчастное платье, я начала отчаянно скрипеть мозгами. Куда можно засунуть эту тряпку, чтоб её никто не нашёл? Можно, разумеется, закопать в саду под деревом, но это слишком много отнимет времени. А можно торжественно сжечь посреди комнаты вместе с ковром и сплясать танец диких бедуинов, приветствуя акт аутодафе и очищения.

Зверские у меня сегодня мысли! Зверские, но очень правильные: от платья надо избавиться раз и навсегда. И грамотно.

Ладно, сделаем это с двух попыток. На первый раз сойдёт и это.

Впившись в белую ткань, я с силой рванула её в разные стороны, и один из швов с треском разошёлся. Вот так-то лучше! Эта вещь даже посимпатичней стала, честное слово. Правда, всего лишь из-за того, что её больше нельзя одеть.

Небрежно швырнув платье на пол, я посмотрела на часы. Великолепно! Мои разборки с убранством Папая заняли целых десять минут из отведённых мне тридцати! Хорошо ещё, что постель можно не застилать: это за меня сделает горничная.

По-собачь вытерев ноги об валяющееся рядом платье в знак того, что враг повержен, я направилась в ванную комнату. Её стены были отделаны кафелем жемчужного цвета, пол был чёрный с легчайшими жемчужными разводами. Ванна, к моему непонятному удовольствию, была погружена в небольшое возвышение на полу, душевая кабинка была отдельно. Краники и ручки сияли так, словно были из первосортного серебра, а большое зеркало над овальной раковиной отражало меня до самой талии.

Ну что ж, неплохо.

Схватив расчёску, я быстренько пробежалась ею по волосам и, скинув с себя нижнее бельё, нырнула в ледяной душ. Не то, чтобы у Даладье за неуплату отключили гарячую воду (бьюсь об заклад, что даже если захотят, то не смогут проделать такой фокус), просто мне надо было проснуться и взбодриться.

Заряд бодрости я получила, да, но не столько от холодной воды, сколько оттого, что при выходе из душевой кабинки перецепилась через низенький порожек и с громким нелитературным возгласом растянулась на кафеле. Было не столько больно, сколько обидно. Да ещё и пальцы на ноге хорошенько ушибла.

Молодец, Кейни! Продолжай в том же духе, и скоро тебя из этого дома вперёд ногами вынесут!

Проигнорировав коврик, я встала прямо на кафель и, убедившись, что он после моего падения нигде не треснул, посмотрела на себя в зеркало. Мокрая, злая и растрёпанная вэпми. Душераздирающее зрелище, как сказал когда-то ослик Иа. Я его понимаю. Оптимисты говорят, что даже если тебя съели, ты имеешь два выхода. Но где же выход из моей ситуации?!.

… Ну, дверь из ванной справа…

Очень смешно!!! Ну прямо животик можно от смеха надорвать!!!

Схватив фен и расчёску, я начала с небывалым рвением, которое на самом деле и явилось причиной облысения Брюса Уиллиса, приводить голову в божеский вид.

У меня масса других проблем! Как мне снова стать человеком? Теперь, когда я узнала, что вэмпи либо отправляют в Академию, либо убивают, мне очень хочется вернуть кусок Силы Лал ей самой, пусть подавится! А ещё я хочу помириться с сестрой! Но как? И как отдать долг Эдуарду, который, разумеется, не забыл меня и найдёт мою задницу даже в Преисподней?

Как, чёрт бы его подрал?!!

Да никак!

Я провела ещё мокрой рукой по зеркалу, оставляя разводы и капли воды. Скоро они высохнут и обязательно оставят после себя следы. Вот такие вот некрасиво-серые на этом безупречном стекле.

Отбросив за спину слегка влажные волосы (фен — ну просто зверюга!), я включила воду в раковине.

Моё отражение было по-прежнему крайне раздражённым и злым. На меня же. Ну разве есть в этом мире справедливость?!. Впрочем, если уж на то пошло, то и впрямь: на кого мне ещё злиться кроме себя любимой?.. Хотя попрошу заметить, что в том, что меня удочерили, я не виновата!!!

… Или виновата?..

Подставив руки под холодный поток, я резко плеснула водой на зеркало — Марсо будет «в восторге»!

Моё отражение моментально потекло и исказилось, как и лицо стервы Эжени в моём до безобразия больном воображении. Тогда я плеснула ещё, а потом растёрла воду по поверхности зеркала и посмотрела на мутную себя.

Я не менялась. На самом деле — никак не менялась. Всё так же лежали на плечах слегка влажные волосы, всё так же пристально смотрели карие глаза. Всё с той же злостью и обидой. Ничего не изменилось.

Ради шутки поцеловав в губы собственное отражение, я внезапно ощутила острое желание разнести его вдребезги. И его, и зеркало, и раковину, и всё вокруг. Я возненавидила окружающий меня мир точно так же, как он возненавидел меня. Или, быть может, ещё сильнее.

Глядя на дорогой жемчужный кафель, вспоминая обстановку своей комнаты, модную крашеную суку Марсо, босоножки на каблуках, я захотела уничтожить окружающую меня роскошь так же, как эта роскошь хотела уничтожить настоящую меня.

Но где-то в глубине души я всё-таки желала, чтобы у неё всё получилось. Быстро и просто.

Я укуталась в пушистое махровое полотенце цвета кофе со сливками. Из зеркала на меня смотрели всё такие же злые глаза.

… Когда я вышла из ванной, всё было цело: и мир, и роскошь, и зеркало.

29.

Вытащив руки из карманов сереньких клешёных брючек, я под негромкое цоканье собственных каблуков вошла в столовую. Со вчерашнего дня там ничего не изменилось: ни аэродром для лягуртерминаторов-кукурузников не построили, ни повесили алгоритм поедания французских блюд. Но это всё ладно: на завтрак у нас кофе с булочками.

Приятно удивило меня совсем другое.

Во-первых, за просторным столом, застеленным белоснежной скатертью и уставленным дорогими чашками, блюдцами, розеточками с вареньем, отсутствовал Алекс Дэ. На него даже прибора не было.

Ур-р-р-ра-а-а!!! Берлин взят!!!

… Хотя, конечно, сомневаюсь, что этот тип слинял при одной мысли о нашем совместном завтраке. Наверняка у него очередная важная встреча.

Во-вторых, кроме Мадлен и Эжени за столом сидели Миша, Дэви и Виктор. Не знаю, почему они здесь, может, меня могут съесть эти симпатичные булочки, покрытые сахарной пудрой, но им я обрадовалась даже несмотря на стерву Марсо.

Паркисон и Одарк, сидящие слева от миссис Даладье, помешивали сахар в своих изящных чашечках и просматривали утреннюю прессу. Так называемый свежак. Справа от хозяйки сией обители сидела Марсо, рядом с ней Виктор, которого она уговаривала попробовать сладкое.

— Уверяю Вас, во Флер-де-л'Орне делают великолепное варенье! — щебетала она.

— Я верю Вам, мадам Марсо, — через силу улыбнулся Наблюдатель, — но…

— Для Вас — просто Эжени, — торопливо оборвала его моя гувернантка.

— Хорошо, Эжени, — кивнул белоголовый мужчина. — Спасибо, но я не хочу ничего сладкого.

Перед ним сиротливо красовалась полупустая чашка кофе. И кроме сладкого Марсо могла ему предложить попробовать на вкус разве что посуду.

Вот такую картину я увидела, остановившись в нескольких метрах от стола.

— Доброе утро! — бодро отрапортовала я, когда пять пар глаз обратились ко мне.

— Доброе утро, Лэй, — Мадлен ласково улыбнулась мне, а остальные вразнобой произнесли одно и то же:

— Доброе утро, мисс.

— Мадам Марсо подумала, что совместные завтраки помогут тебе лучше овладеть правилами этикета и познакомиться с теми, кто теперь часто будет рядом с тобой, — добавила миссис Даладье, бросив косой взгляд на Эжени. — Я не стала возражать, тем более что Александр с утра уехал в командировку, и нам с тобой было бы скучновато за столом. Садись, не стесняйся.

Я, собственно, и не стеснялась. Пусть павиан стесняется: у него задница голая.

Свободное место было только одно: между Виктором и Дэви, так что я могла не жаловаться на соседей, в отличие от белоголового Наблюдателя, кстати. Бодро хлопнувшись на стул, я налила себе кофе и жадно уставилась на булочки. Какую бы мне съесть?..

— О, маленькая мисс уже проснулась? — на пороге столовой возник улыбающийся Томас. — Вам принести какао?

— Нет спасибо, я уже налила себе кофе, — вежливо улыбнулась я дворецкому. — Ни о чём не беспокойтесь.

— Что-нибудь ещё нужно, миссис Даладье? — обратился Томас к Мадлен.

— Нет, спасибо. Вы свободы, — отозвалась та, и завтрак возобновился.

Самое паршивое то, что я не успела даже надкусить свежую ароматную булочку с корицей, как Марсо произнесла:

— Признаться, Вы заставили нас ждать, мадемуазель Даладье. Я предупредила Вас, что завтрак будет через полчаса… Виктор, не хотите ли ещё кофе?

— Да, спасибо, — рассеяно кивнул белоголовый Наблюдатель, углубившись в позаимствованную у Дэви газету. Эжени заботливо подлила в его чашку крепкий эспрессо, и я едва удержалась от пошлой ухмылки. Вместо этого пришлось предельно точным и вежливым голосом произнести:

— Я прошу прощения, но мне не хватило времени.

Кофе был необычайно вкусным.

— Не хватило времени? — строго переспросила Эжени. — Позвольте узнать, а что же Вы делали на протяжение целых тридцати минут? И куда Вы пропали вчера после ужина?

Она там тоже была, разве я не сказала? Ну да, и впрямь не сказала, потому что Алекс Дэ не бросил в её сторону ни одного злого взгляда, будто она святая какая-нибудь. Это «Ж-ж-ж!» неспроста!

— Я… — начал было Виктор, однако Марсо мягко остановила его:

— Пожалуйста, не беспокойтесь, я справлюсь сама. Итак, — её ледяной взгляд впился в моё лицо, а голос мгновенно стал жёстче, — я задала Вам вопросы. Почему Вы молчите?

Эта стерва думала, что я буду молча сгорать от стыда. Вот тут она дала маху, потому что я разозлилась и, поставила чашку на блюдце чуть более резко, чем надо, ответила:

— У Вас дурная привычка отчитывать людей при посторонних? — сама поражаюсь холоду своего голоса. — Вас не учили, что это крайне невежливо? Поражаюсь тогда, что Вы моя гувернантка. Запомните, мисс Марсо, что за столом говорить на поднятые Вами темы не принято. Вы подаёте мне дурной пример. Кроме того, я хочу спокойно позавтракать. Если у Вас есть какие-либо ко мне претензии, у меня до занятий есть ещё час свободного времени, который я с удовольствием посвящу Вам.

По мере того, как я говорила, лицо Эжени вытягивалось. Вот уже задрожали от гнева её тонкие ноздри… Ух, кажется, Новоорлеанской драконихе прищемили хвост! Сейчас будет плеваться огнём! Огнетушитель мне, огнетушитель!

— И ещё одно, — спохватилась я в последний момент, когда Марсо уже открыла тщательно напомаженный рот. — Отныне я сама выбираю себе одежду из гардероба. То платье, которое Вы выбрали… Не знаю, на какой барахолке оно было куплено, но едва я попыталась его одеть, как оно расползлось по шву.

Дэви и Миша с любопытством переглянулись — всё происходящее явно их забавляло. Мадлен тоже молчала, и, как это ни странно, отнюдь не потому, что обстановка угнетала её. Скорее ей было просто любопытно и… не знаю даже.

— Вы не имеете права отчитывать старших!!! — гневно выпалила Марсо, и в её голосе обозначился французский акцент. Таки я её хорошо разозлила.

— Ну да, конечно, — я швырнула недоеденную булочку на блюдце и поднялась из-за стола, — старость надо уважать.

Виктор подавился кофе.

— Лэй! — строго одёрнула меня Мадлен, однако я уже вышла из столовой.

30.

— Я знал, что найду тебя здесь, — белоголовый Наблюдатель сел рядом со мной на лавку. Я окинула его хмурым взглядом и опять уставилась на свои босоножки.

Мы сидели там же, где и накануне вечером, потому что это было единственное в саду место с лавочками, которое я знала. Фонтан не переставал шуметь, выплёскивая наружу кристально-чистую воду. Водные лилии плавали на поверхности бассейна и искрились от мелких брызг, а вокруг всё так цвёл жасмин, но сегодня от его нежного аромата тошнило. Одна ему благодарность: он надёжно скрывал фонтан и лавочки от посторонних глаз. Даже стоя на ведущей сюда аллейке ничего нельзя было увидеть, если не подойти совсем близко.

Раскидистые ясени шелестели на июньском ветру. Утро было тёплое, полдень обещал быть жарким. Стрижи давно уже смолкли, поэтому в саду царила сонная тишина.

Господи, если б я знала, что завтрак будет таким кошмарным, я бы вообще на него не спускалась!

Настроение у меня было подавленное, и я даже не могла объяснить, почему. Возможно из-за того, что здесь я была по-прежнему чужая. Ладно ещё сад, но особняк!.. На меня все слуги смотрели, как на чужую, даже Томас, хоть и пытался быть вежливым, всё равно воспринимал меня как… гостью.

— Чего ты дуешься? — спросил Виктор. — Я думал, тебе всё будет ни по чём.

— Такое впечатление, — произнесла я, — будто меня не удочерили, а я сама напросилась в этот дом, и мне теперь здесь не рады. Она обращается со мной как с провинившейся служанкой! Хотя я, по идее, наследница Даладье! Тоже хозяйка в этом доме!

— Да, Марсо редкая стервь, — согласился белоголовый мужчина.

— Она к тебе очень неровно дышит, — невесело заметила я и передразнила французский акцент Эжени. — «Уве'гяю Вас, во Фле'г-де-л'О'гне делают великолепное ва'генье»!

— Спасу от неё нет, — кивнул Виктор. — В доме она всего-ничего времени, а у меня от неё уже зубы ноют. Но ты будь с ней помягче.

— Да я вообще скажу Алексу Дэ, чтобы он нашёл мне другую няньку! — раздражённо фыркнула я. — Хоть Мэрри Попинс, хоть Фрэкен Бок!

— Вот это вряд ли, — покачал головой Наблюдатель. — Я тебе скажу сейчас пару вещей, но мы будем делать вид, что я тебе ничего не говорил, хорошо?

Я впервые сегодня за всё проведённое здесь, у фонтана, время, подняла голову и удивлённо посмотрела на него:

— Хорошо, но что такого страшного ты хочешь сказать?

— Как ты думаешь, Эжени — хорошая гувернантка? — посмотрел мне в глаза Виктор. Я отрицательно покачала головой.

— Правильно думаешь, — белоголовый мужчина понизил голос, — она всего-навсего любовница Александра Даладье. В последнее время у него нет свободного времени, поэтому он решил поместить её в свой дом. В этом плане ты для него — счастливый случай.

Меня его слова почему-то абсолютно не удивили и не возмутили. Просто стало понятным то, почему Марсо не получила вчера за меня выговор во время ужина, хотя, если подумать, именно она должна была предупредить меня, как обращаться с лягушками. Француженка хренова. Шлюха.

— Но тогда почему она к тебе клинья подбивает? — посмотрела я на Наблюдателя. — Она не боится, что Даладье узнает об этом? И как же Мадлен?

— Не думаю, что она боится Александра, — ухмыльнулся Виктор. — Это скорее я потеряю работу, если он узнает о «левой» страсти Марсо. Что касается Мадлен, то она всё знает или, по-крайней мере, догадывается. Она не так глупа и наивна, как ты думаешь, хотя храбрости у неё, разумеется, куда меньше. Мужа она не любит совершенно, поэтому, пока всё держится в рамках приличия, она ничего делать не станет. Ей всё происходящее даже как-то на руку, потому что свои неизменны злость и раздражение Даладье срывает на любовнице.

— А слуги? Они ведь всё всегда знают.

— Они так же знают, что и Даладье об этом осведомлён. Между собой они, конечно, сплетничают, но едва ли кто посмеет хоть слово сказать кому чужому. Александра в этом доме все не любят и боятся.

— Даже ты?

— Нет. Мы, Наблюдатели, вне Законов общества. У нас свой суд и свои наказания, поэтому вряд ли все связи Даладье в юридической сфере ему помогут.

— Ты сказал, что я — счастливый случай для Александра. А не мог он меня специально удочерить, чтоб нашлось место для Марсо?

— Нет, — коротко ответил Виктор, рассматривая фонтан. Мне показалось, что он знает куда больше.

— Почему? — допытывалась я. — И почему именно я? Мне скоро шестнадцать, я в этом году должна поступать в университет… Я почти взрослая!

— Кейни, Кейни! — вздохнул Наблюдатель. — Даладье запретили мне об этом говорить. И я ничего тебе не скажу.

— Но почему? — удивилась я. — И… ты сегодня без формы?

Собственно, я только сейчас поняла, что белоголовый мужчина одет в чёрную рубашку с закатанными до локтя рукавами, чёрные же брюки и чёрные туфли. Чёрный — не самый лучший цвет для жаркого июньского дня, и об этом свидетельствовали три расстёгнутых пуговицы на шёлковой рубашке.

— Ты представляешь меня сейчас в кожаном плаще? — со смешком спросил Виктор.

— Нет, — призналась я.

— Ну тогда зачем же спрашиваешь?

— А где твоё оружие? Пистолеты, меч? — полюбопытствовала я. — Ведь у тебя должна быть какая-нибудь экипировка, арсенал…

Наблюдатель легко рассмеялся и, подняв руку, коснулся моей щеки. Я опять ощутила лёгкое жжение, только теперь оно было другим: более приятным, более родным…

— Это жизнь научила тебя задавать столько неглупых вопросов? — спросил Виктор. — Дай тебе волю, так ты бы вечность выпытала у меня то да сё.

— Жизнь, а кто же ещё?

— Дай мне свою руку, — Наблюдатель легонько сжал мою кисть в своих руках и посмотрел на неё мало что не с нежностью. — Я уже забыл, как это, когда рядом есть кто-то такой же, как и ты.

— Что такое на самом деле это жжение? — спросила я, без малейшего смущения ложа ладонь поверх наших переплетённых пальцев. Мне казалось, что в этом жесте нет ничего такого… пошлого.

— Если я попытаюсь объяснить, ты всё равно не поймёшь, — покачал головой белоголовый мужчина. — Ты ведь слабо знаешь противоестественную биологию и физику.

— Ну, по-сравнению с тобой я не знаю вообще ничего! — хмыкнула я.

Если быть откровенной, мне пора уже было на занятия.

Только уходить не хотелось. Рядом с Виктором было спокойно, хорошо и, если можно так сказать, уютно. И даже чуждость этого красивого сада, скрытого за ним особняка не могли перетравить ощущение покоя. Я и этот Наблюдатель Мрака по своей природе были одинаковы, мы понимали друг друга, мы были словно дети одного края, встретившиеся где-то за океаном в чужой стране, такие знакомые и понятные друг другу…

О нет, это была не любовь. Точнее, это была совсем не она, это было что-то совсем другое, куда более высокое. Я никогда ещё не сталкивалась с таким ощущением, не читала его описания — у меня нет для него имени.

— Ты опаздываешь на занятия. Мисс Мэрви будет недовольна, — напомнил мне Виктор.

— Я не хочу туда. Я не могу, — посмотрела я в его голубые глаза. — Я не люблю быть чужой, но здесь куда бы я ни пошла — я именно чужая. Везде, кроме как здесь.

Удивительно, но я не чувствовала смущения. Кто-то во мне шептал: то, что я испытываю, находясь рядом с Виктором, не может и не должно меня стеснять. Это ощущение — естесственно и в то же время необыкновенно.

— В своей группе вы все четверо тоже чувствовали… такое? — неуверенно спросила я.

— Да, — Наблюдатель чуть сильнее сжал мои руки. — Когда тебе кажется, что ты одна в целом мире, так оно и есть. Но не верь, что ты сама по себе с такими же, как и ты: это лживая иллюзия.

— А где сейчас те, кто учился с тобой?

— Задействованы с секретных военных операциях. На вэмпов всегда был спрос.

— Тогда почему же ты здесь? — непонимающе смотрела я на него. — Восемь лет в Академии… и всё ради чего? Ради того, чтобы терпеть эту Эжени и меня?

— Не ставь себя в один ряд с ней, — возразил Виктор и поднял наши руки на уровень моих глаз. — Вот это, — он имел ввиду чувство уюта, тепла, — то, о чём люди могут только мечтать, то, чем дорожат оборотни одного Клана.

В голове вспыхнула мысль.

Догадка. Настолько резкая, острая и дикая, что у меня сбился ход биения сердца. Оно набирало скорость, но ритмичное двойное постукивание, казалось, уже зазвучало вразнобой.

Расширившимися глазами, в которых была видна вся я, вся вэмпи, я смотрела в глаза белоголового мужчины.

В ушах всё ещё звучали его слова и шумела кровь…

Нет, это было невероятным, этого не может быть!!!

Не мо-жет!!!

… Но вспоминая свои ощущения, когда я только проснулась сегодня утром, вспоминая взгляды слуг, я всё-таки осознавала, что так оно и есть.

Вокруг был мир без конца и края, замкнутый простор, миллиарды людей, оборотней, вампиров, сотни тысяч жизней и судеб, счастливых, горьких, поломанных и только начатых. Города, страны, деревни, дни и ночи, дожди, листопады, снег и майские грозы…

А мы были одни. Мы были рядом. Мы были тенями одной вещи — крови, мы чувствовали в этом мире только одну вещь — одиночество, мы делили пополам только судьбу…

Но это было не главным. Мы были одинаковы, мы говорили на одном языке и ощущали одни эмоции. Мы были покоем друг для друга.

Я внезапно рассмеялась. Круг, разделённый пополам — не круг. Братство, рассечённое надвое — не братство. Одиночество, поделенное на двоих — не одиночество. Мысль билась в висках и рвалась наружу.

Одна на двоих.

— Мы с тобой, — произнёс Виктор, глядя мне в глаза, — связаны, но не жалкими кровными узами, которые не значат ничего, а своей природой. Мы родственники по природе и душе. Мы с тобой — одна семья.

Глава 17

31.

Сегодня я довела Марсо до бешенства, потому что все её колкие указания были мной нагло проигнорированы. Я вообще её не замечала. Как пыль под ногами. Проходила мимо, не удостоив взглядом, не слышала её слова, просьбы, даже когда она пыталась говорить со мной по-доброму. Я вообще мало чего замечала и видела: с тех небес, где я парила, немногое можно заметить.

Наверное, я была счастлива. Да, скорее всего. Я мурлыкала свои любимые песни, решая показательные уравнения, чем несказанно удивила мистера Доте, моего пожилого учителя по гуманитарным и точным наукам. Я передвигалась по дому чуть ли не вприпрыжку, я улыбалась всем и каждому, потому что…

Потому что я и впрямь была счастлива..?

Мисс Мэрви и мистер Эдмис были мной очень довольны. Я была сама вежливость, сама грация, потому что мне хотелось говорить людям приятные вещи. Мне хотелось танцевать, и я танцевала от души, кружилась в танце, растворяясь без остатка в музыке, послушная её ритму и высоте.

Мои мысли были… ни о чём. Сегодня я не мыслила, а чувствовала и упивалась этим чувством.

Подумать только, я не одна!

У меня теперь есть… семья…

Господи, какое дикое и одновременно прекрасное слово…

… Семья…

Настоящая!

Меня связывают не кровные узы, что не в силах остановить людей на пути к власти и богатству, а узы природы! Здесь, со мной под одной крышей живёт такое же как и я существо! Наши эмоции, страхи, желания — всё одного характера! Я… я никогда не думала, что так может быть! Я думала, что вся моя семья — это Киара, но теперь…

Теперь я понимаю, почему так предана Клану Жаниль, почему готов убивать за своих тигров Лэйд. Теперь мне не в чем их упрекать, потому что я — такая же.

32.

— А вообще, чёрт возьми, это странно! — возмутилась я. — По-моему, три десятка нелюдей в одном культурном доме — это явный перебор!

— Почему? — спокойно поинтересовался Виктор.

— Потому что я с собой не всегда могу нормально жить, — я посмотрела на своё отражение в витрине, — а здесь уже и другие. Но ты, конечно, не в счёт.

Наблюдатель тепло улыбнулся, но ничего мне не ответил. Мы вдвоём шли улицами Роман-Сити, а вокруг вздымались в голубую бесконечность небоскрёбы. Они нависали над нами, сверкая окнами, что будто дети перекидывали друг дружке заблудившиеся лучи солнца.

Но этим громадинам из стекла, железа и бетона было не под силу напугать меня или заставить ощутить уныние. Даже ютящиеся в их корнях бутики и магазины не могли пестротой своих витрин довести меня до тошноты. Толпы прохожих, пыль, узкие тротуары, пробки на дорогах и надрывно сигналящие автомобили — ничего не омрачало моего настроения. Город больше не владел ни моими эмоциями, ни моим вниманием. Я так редко видела его при дневном свете, я так мало знала его дневную жизнь

— а мне было плевать! Плевать на жару, на плавящийся асфальт, на давно нагревшуюся коллу в пол-литровой пластиковой бутылке, которую я несла в руках.

Нет, в руке. Одной руке. Левой.

Правую сжимал Виктор — моя стена и опора, моя семья. Та иллюзия защиты, которая несколько дней назад возникла у меня в Никитиных объятьях, здесь, рядом с белоголовым мужчиной, оказалась реальностью. И впервые в жизни я оказалась рада реальности, такой, какая она есть, без «если бы».

Мне казалось, что не было прожитых мной тринадцати лет, полных и горя, и боли, и ещё бог-невесть чего. Я вообще как-то позабыла о прошлом и будущем. Я жила только настоящим, ограждённым от всего остального высокой каменной стеной. Я была маленькой девочкой, я ни о чём не беспокоилась, я была рада тому, что у меня было, я упоённо дышала горячим пыльным воздухом и радовалась, что могу дышать, идти, видеть и говорить.

Если трезво задуматься, то всё происходящее было безумием. Нельзя так слепо доверять человеку, которого знаешь только три дня. Нельзя рассказывать ему всё, что тебя беспокоит, обнажать перед ним душу и тайны, предоставляя ему право судить и карать тебя.

Если трезво задуматься…

Но я не задумывалась.

Совсем.

Виктор ни в чём не упрекал меня. Просто держал за руку, и в этом было счастье. Такое же яркое и ослепляющее, как в полночь на поляне после ментальной близости с оборотнями. Только в этот раз я не считала себя кем-то, просто принимала правду, увиденную той же ночью в глазах Лал.

Маленькая девочка.

Тринадцать лет я не позволяла себе быть такой. Тринадцать лет я убегала от детства, наивности и излишней беспечности, чтобы однажды броситься в их объятья.

Это было как сон, красивый, приятный, о котором ты знаешь, что он не может быть реальностью. Но которым ты дорожишь и упиваешься именно потому, что всю жизнь верила, будто так не бывает и никогда быть не может.

Это было как мечта, никогда не высказанная вслух или даже мысленно, ни разу не воплощённая в словах человеческого языка, существовавшая только непонятной тоской в глубинах сердца. И вот она вырвалась, ожила, стала реальностью.

В груди от сердца и до живота всё замирало от счастья — чуда, в которое раньше не верилось, но которое сейчас было таким явственным! Слегка кружилась голова, чуть быстрее стучал пульс, наверное, впервые в жизни не от страха.

Впервые в жизни я была такая беспокойная не от боли, горя и переживаний. Впервые в жизни — просто так.

Я улыбалась.

Господи, как сладок воздух, как бездонно это небо! Я никогда ещё не видела такого неба, таких белоснежных кораблей-облаков, я ещё никогда не ощущала таких ласковых лучей солнца, такой тёплой и родной ладони в своей руке!

Чуть прищурившись, Виктор посмотрел на меня и ответил тёплой улыбкой. Он чувствовал то же, что и я: иначе быть не могло. Мы — семья, мы связаны природой, мы вэмпы в этом огромном суетливом мире. Мы шли в тени огромных небоскрёбов и сами были тенями, тенями крови.

… Кровь — она разная. А вот тени — одинаковые, родные…

Вокруг нас шли люди, ничего не знающие, не понимающие, и от одной мысли об этом захлёстывал восторг. Восторг от тайны, которая была между мной и Наблюдателем.

Никто ничего не знает, но мы — истинная семья. А все, кто нас окружает, лишены её, им никогда не ощутить этого тепла внутри, этого внутреннего ласкового солнышка, согревающего сердце и душу.

И это просто чудесно.

Чудесно, и в то же время я хочу им всем рассказать, как мне хорошо! Я хочу кричать об этом! И чтобы эхо билось о стены этих холодных небоскрёбов, согревая их жаром моего счастья!

Но иногда к самому краю моего сознания подступала мысль, что было бы, не обратись я в вэмпи, не повстречай я Виктора. И тогда на доли секунды меня с головой захлёстывал ледяной вопль ужаса.

Однако я гнала его прочь, он был лишним: я никогда ещё не знала такого прекрасного дня…

— Долго мы будем бродить… «по магазинам»? — ненавязчиво поинтересовался белоголовый мужчина, когда мы остановились на красный свет. Ожидая зелёного, вокруг столпилось множество людей, изумлённо косящихся на нас. Ещё бы! Виктор, который, как оказалось, может великолепно переносить высокие температуры, был в своём кожаном плаще, из-за правого плеча выглядывала рукоять даена — косого меча Наблюдателей. Я знала, что где-то есть ещё и пара пистолетов, но где?

Впрочем, какое мне до этого дело?

— Что жарко? — ехидно спросила я. — А ведь предлагала же оставить плащ в особняке!

Я избегала слова «дом». Мой дом там, где Виктор. Мой дом — целый мир. Большего мне не надо.

В ответ Наблюдатель снисходительно посмотрел на меня поверх солнцезащитных очков. Я ещё вполне человечна и могу обойтись кепкой, а вот его зрачки куда более чувствительны и при очень ярком свете могут сужаться до едва заметных точек. Прохожие и так дёргаются при виде клинка, так чего ж доводить их до истерики?

— Всё молчу-молчу! — встретившись с васильковыми глазами, я фыркнула и поправила голубую сумку через плечо, слегка бьющую мне по левому бедру на каждом шаге. — Уже и поехидничать нельзя!

— Ты уж определись, кто ты: ехидна или… — Виктор умолк, но я и без того знала, что он имеет в виду: или вэмпи.

— И то, и другое! — рассмеялась я.

— Зверское сочетание, — заметил белоголовый мужчина и свободной рукой умудрился потрепать меня по щеке за секунду до того, как вспыхнул зелёный свет и толпа пешеходов понесла нас на другую сторону улицы. Я только успела легонько толкнуть его и злобно засопеть.

Но я не злилась, и он это знал. Как я могла на него злиться?

— Я всё ещё не могу поверить, — начала я, когда мы нога в ногу шагнули на тротуар и повернули направо, — что Даладье решили устроить в мою честь званный вечер. Зачем оно надо?

— Я же сказал: для того, чтобы представить тебя своим друзьям и близким.

— Родичей Даладье хоть не будет? — с надеждой спросила я.

— Нет.

— Фух! Аж дышать легче стало! — облегчённо рассмеялась я. — А ты будешь?

— Конечно, должен же кто-то тебя охранять, — сверху вниз улыбнулся мне Виктор. — Или от тебя охранять — я ещё не решил.

Даладье действительно решили устроить фуршет. Делать им больше нечего, ей-богу! И будет это действо после-послезавтра, вечером двадцать пятого июня.

Уже третий день я живу в особняке, и за это время мисс Мэрви и мистер Эдмис очень многому меня научили. Оно и неудивительно: с того самого момента, как я познакомилась с Виктором, я училась всему с большой охотой. Меня даже не утомляли долгие уроки Алексея Доте, который готовил меня к поступлению в какой-то элитный университет Роман-Сити. Абсолютно не интересуясь этим самым университетом, я глотала все предложенные мне умения и знания, потому что хотела быть совершенней, чем раньше.

Наверное, я хотела, чтобы Виктор гордился мной. Быть может, у меня срабатывал инстинкт радовать близких. Не знаю.

Никита, о котором я вспоминала теперь без боли, оказался прав: я начала новую жизнь, и она оказалась лучше предыдущей. Куда лучше.

Впрочем, я не сравнивала. Я практически не вспоминала то, что было до того разговора с Виктором, произошедшего после памятного завтрака и моей ссоры с Марсо.

Кстати, она заметно притихла: я её не слушала, Алекс Дэ обещал вернуться только днём двадцать пятого… Но зато уж когда вернётся, то-то будет весело! Битьё посуды, тарарам и блины, а потом — званный вечер! Вот это программа!

С меня ещё позавчера сняли мерки для платья. Никто не спросил меня ни о цвете, ни о крое, ни о фасоне. Как будто меня это волновало! Подумаешь, платье! Подумаешь, каблуки! Да я с них слезаю теперь только когда иду в спорт-зал или ложусь спать. Ну ещё и сегодня: после обеда я отпросилась у Мадлен погулять по магазинам, поставив веским аргументом то, что вещи в моём гардеробе не совсем отвечают моим вкусам, да и Виктор будет всё время со мной. Марсо дико хотела нас сопровождать, всё причитала, что мне понадобится помощь и трезвый женский взгляд.

— Когда я начну одеваться для того, чтобы нравиться девушкам, я Вас позову, — пообещала я ей, стоя возле роскошного красного «Феррари», призванного отвезти нас в город. — Но пока я предпочитаю всё же мальчиков и буду прислушиваться к мнению Виктора, Вы ведь не сомневаетесь в его вкусах?

Это был контрольный выстрел. Слегка побледнев, Эжени ничего не ответила, а Мадлен, стоявшая на крыльце особняка, ласково улыбнулась мне.

Теперь «Феррари» остался на парковке в нескольких кварталах — обыкновенных, населённых людьми — я уже взмокла в своих синих джинсах и белой майке, а количество посещённых мною магазинов было равно трём.

Я ведь на самом деле не по магазинам пошла. Я хотела вырваться на свободу, погулять с Виктором, дорассказать ему всё, что накопилось на душе. И я действительно дорассказала. Теперь он знал всё: про родителей, про Киару, Ким, Лал, Эдуарда-Лэйда, Итима, Баст и Синга, про Никиту и Круг Поединков, мою битву с Тарком, про ночь на поляне, где дерутся и погибают оборотни, про ментальную близость, мои долги перед Принцем Белых… Одним словом, действительно всё, всю мою жизнь, такую, какой я её знала, какой я её прожила.

Мне и в голову никогда раньше не приходила, как может полегчать на душе после таких исповедей. О нет, Виктор не утешал меня и не убеждал, что мои поступки не были плохими, потому что я не могла поступить иначе и т. д. Он просто… выслушал меня, и это было самое большее благо, какое он мог мне преподнести. Просто выслушать.

Потом мы молчали, но не потому, что у нас больше не было слов или не хотелось говорить. Просто молчали и всё.

— Мы ещё долго будем бродить по городу? — наконец спросил Наблюдатель. — У меня на горле, кажется, уже осела вся городская пыль.

— Коллу будешь? — показала я пластиковую бутылочку. — Она, правда, до тошноты тёплая, но это лучшее, что у нас пока что есть. Можно купить воды, хочешь?

— Я не о том, — Виктор всё же взял предложенный напиток и, открутив крышку, сделал изрядный глоток, — если ты хочешь погулять, поехали в парк, который между Чёрными Кварталами и кварталами людей.

— Да без проблем! — пожала я плечами. — Только дорогу будешь показывать ты. И не вздумай вызывать ту машинку, которую нам дала миссис Даладье!

Он и не вздумал. А дорога оказалась донельзя простой: в метро, потом со станции Мёртвой Границы, как её без особых раздумий назвали метростроители, на улицу имени Олдриджа и — вот он парк.

Странное дело, но какого-то своего имени у него нет, хотя по площади он не меньше, если уж не больше остальных парков Роман-Сити. Может, дело в том, что вся эта масса деревьев и кустов располагается между людьми и нелюдями. А может, его старое название просто позабылось в круговерти тех дней, когда центр города застраивали небоскрёбами.

Но как бы то ни было, теперь это просто Парк. Не знаю, почему ни у кого не возникло желания дать ему имя. У меня такой порыв возникает каждый раз, когда я подхожу к главному входу, то есть, к началу широкой аллеи, которая тянется от одного бока Парка к другому, украшенная растущими по бокам розами и декоративными каприссами. А весь изюм в том, что по бокам от устья этой дорожки, глядя друг на друга, стоят каменные изваяния высотой в три-четыре человеческих роста: Наблюдатель Мрака и вампир, у ног которого сидит огромный волк-оборотень.

Наблюдатель, как нетрудно догадаться, символизирует род человеческий. Я почему-то всегда внутренне сжимаюсь, когда смотрю на суровое лицо этого мужчины, обрамлённое чуть взъерошенными длинными волосами. Есть в нём что-то хищное, затаённое… Впрочем, какое ещё должно быть лицо у охотника за головами нелюдей? Добрая физиономия Бенни Хила? Деда Мороза? Крёстной феи? Или Волшебника страны Оз? Какое выражение должно быть у великого Данте Кровавого, основателя Академии Наблюдателей Мрака и одного из лучших воинов шестнадцатого столетия, когда гремела очередная война между людьми и нелюдями?

Я ещё раз окинула взглядом статную фигуру Данте, который стоял в простом плаще с откинутым капюшоном и, опираясь на даен, смотрел в глаза вампиру.

А вампир как раз не вызывал у меня никаких страхов или сомнений, равно как и волколак — самый известный представитель оборотней. У кровососа длинные густые кудри, ниспадающие на камзол, точеные черты лица и выставленные напоказ в улыбке клыки. Волк был ему до талии, может, чуть выше, лохматый, грозно оскалившийся, с чуть прижатыми ушами и вздыбленным загривком.

Даниэль Кровавый и Фредерик Мясоед. Первый был прародителем комаров в нашей стране, а второй, соответственно — вервольфов.

Сотни людей каждый день смотрят на это трио — три основных существующих вида на земле — и никто не придумал Парку имени.

Что ж, и я не буду ломать себе над этим голову.

Мы с Виктором прошли мимо изваяний, и город как-то вдруг оказался позади.

Вокруг росли огромные старые дубы, ясени, каприссы и сосны, подпирающие небо своими густыми раскидистыми кронами, где резвился ветер. У подножий деревьев зеленела никем не стриженная густая трава, ближе к аллейкам меняющаяся на пёстрые ухоженные клумбы цветов. Весело носились туда-сюда разноцветные бабочки, а за ними — дети.

Да, именно дети, десятки детей. Их мамы и бабушки оккупировали лавочки в тени деревьев и живо обсуждали политику, медицину и, разумеется, вопрос о тесном соседстве с нелюдями. Я точно знала, что в другом конце Парка обсуждаются точно такие же темы, но с той лишь разницей, что в разговорах ненавистными соседями были люди.

Парк делился как бы на две части, и Вы прекрасно понимаете, кто на какой гулял, и кому на какой не были рады. Нет, конечно, были исключения: пары, прохаживающиеся в тени каприсс и игнорирующие косые взгляды, но не так уж их много, а на общем фоне — ничтожно мало.

Кроме лавочек в теньке примостились и торговцы попкорном, сахарной ватой, напитками и мороженым. Если сейчас повернуть налево, то можно столкнуться с аттракционами: американско-русские горки, чёртово колесо и так далее по списку. Но так как мне такие источники адреналина никогда не нравились, мы свернули направо, в глубь парка, предварительно затарившись попкорном, ватой и напитками. Мороженое пришлось умять сходу, потому как уж очень оно неустойчиво к жаре.

Мы шли неспешно, а вокруг нас с весёлыми воплями носились дети, играя то в салки, то в Наблюдателей Мрака, то ещё в кого. При виде Виктора, правда, они притормаживали, сбавляли громкость и не без восхищения рассматривали его даен и чёрный кожаный плащ. Конечно, для маленьких детей Наблюдатели — кумиры, защитники от страшных нелюдей! Господи, и когда уже их родители научатся смотреть правде в глаза и перестанут забивать детям головы ерундой? Я уже не уверена, что нелюди являются меньшинством в нашей стране, может, их уже больше, чем нас и…

Блин, о чём это я? Нас больше чем людей. Мои старые человеческие привычки и обороты…

— Такое впечатление, что ты с утра не завтракала, — хмыкнул Виктор, протягивая мне розовую сахарную вату, пахнущую вишнёвым сиропом.

— Вообще я купила на двоих, — чуть раздосадовано посмотрела я на него, — ты что, ничего не будешь?

— А ты уверена, что это можно есть? — Наблюдатель с сомнением посмотрел на воздушную кукурузу.

— Ты что, никогда не ел попкорна? — удивилась я.

— Нет.

— М-да, а я ещё полагала, что это у меня тяжёлое детство, — покачала я головой и принялась ощипывать невесомый бледно-розовый шар. Все пальцы моментально стали липкими, но это вряд ли могло меня остановить.

Солнце пекло беспощадно, превращая мои мозги в талое масло, расползшееся по маслёнке. Местами влажная от пота одежда создавала отвратительное ощущение, иногда дотягивающееся до сознания, и кроме того, очень хотелось спать. Может, ну её к чёрту, эту прогулку? Сейчас свернуться бы клубочком где-нибудь в теньке и вздремнуть часика два на свежем воздухе…

Сахарная вата, выпав из моих рук, медленно полетела в тёмную лужу, упала, взволновав её поверхность, и потемнела с одного бока, становясь действительно вишнёвой, впитывая в себя…

Кровь?..

— Папа!!!

Я дёрнулась вперёд, и морок спал. Жара опять облепила меня, сменив возникшую на секунду прохладу. Ночную тишину разорвал смех промчавшихся мимо детей лет шести-семи, а полумрак вспыхнул солнечным светом.

Это было пробуждение. По-крайней мере, очень на то похоже. Как будто из одного мира, измерения, ситуации, ты вдруг резко оказываешься в другом, более ясном, чётком, логичном, понятном и постоянном.

Я посмотрела на свои руки — они дрожали, чуть подёргивались пальцы от внезапно нахлынувших и так же резко сошедших на нет ужаса и изумления. Я ещё ощущала в душе боль и пустоту утраты, ещё не осознанные, но уже существующие, я…

— Лэй? — тёплые пальцы Виктора осторожно взяли моё лицо за подбородок и приподняли его. — У тебя всё в порядке?

Я хотела что-то сказать, но только пошевелила губами: мой голос пропал от страха… или нет…

Нет, нет… Эти все чувства — не мои, это чужая память, чужая боль, ноющая в душе до сих пор. Во мне был только её призрак, а сама она, равно как и воспоминание, принадлежит…

Мой взгляд невольно опустился вниз.

Сахарная вата лежала на асфальте пушистым клубочком, с нескольких боков облепленная грязно-серой пылью.

Эта память — память Эдуарда.

Шумно вздохнув, я протёрла глаза.

Так, определённо перегрелась, у меня уже солнечный удар, поэтому я и вспомнила это… этот эпизод из жизни белокурого изверга. Ничего, всё пройдёт, полежу дома с холодной тряпкой на лбу, и всё будет хорошо…

— Мама, мамочка, пожалуйста, останься! Я так тебя люблю, я всегда буду слушаться, только не уходи, пожалуйста! Не бросай меня!

Я круто обернулась назад, но не увидела никого, кто бы плакал или ссорился с матерью. Нет, в Парке царила благодать и идиллия, звенел громкий детский смех и шумели под напорами горячего ветра каприссы.

Но голос… он же раздался просто за моей спиной! Такой чёткий, ясный, жалобный, будоражащий душу…

Я через силу заглотнула духоту, и лёгкие обожгло. Кажется, вечером будет гроза. Хорошо бы…

— Лэй, — Виктор коснулся моего плеча, и я посмотрела чуть вниз, в сторону. Раненая рука очень болела. Двадцать швов, лечебная мазь — и всё равно болит.

… Не могу заснуть. Перед глазами тот белый тигр, что… Впрочем, неважно. Надо забыть об этом. Забыть…

— Лэй! — кто-то резко встряхнул меня — я инстинктивно сжалась и зажмурила глаза, прикрывая лицо руками.

Только не трогайте меня! Не делайте мне больно!!! Не надо!!!

Кто-то ухватил мои кисти и, непрерывно зовя меня по имени, опустил их вниз, чтобы видеть моё лицо. Приоткрыв глаза, я увидела Виктора, который…

… повторял моё имя?..

Нет, он говорил совсем иное:

" Победителей ждёт только лестница в небо,

Проигравшего — недры товарищей тел,

И не вспомнит никто, кем он был или не был,

Лишь душа отлетит в тайный Смерти Удел».

— Лэй!!! — голос больно стегнул моё сознание, как непослушную овцу выгоняя его на свет божий. В реальность, где нет места иллюзиям.

… Детский смех. Шелест листвы деревьев, то стихающий, то вновь усиливающийся под порывами июльского ветра. Жара. Солнце. Вишнёвый привкус на языке. Руки Виктора, сжимающие мои плечи. Сладковатый запах цветов.

Как во сне я повернула голову и отстранённо посмотрела на двух пятилетних девочек, которые с радостными визгами, то и дело оглядываясь, пронеслись мимо нас по дорожке, сжимая в руках кукол с неживыми, широко распахнутыми глазами. За этими малышками что есть мочи бежал трёхлетний карапуз в голубом костюмчике с очень серьёзным, сосредоточенным лицом.

Люди.

Я видела этих детей насквозь. Видела каждую жилку в их телах, каждый капилляр, каждый желудочек их маленьких, быстро сокращающихся сердец. Собственно, именно эти густые карминовые паутинки в ярких одёжках бежали по аллейке. И я даже знала наверняка, какой температуры их кровь.

Мир стал замедляться, как сделавшая положенное число оборотов карусель. И чем медленней всё вокруг становилось, тем дальше отступало чувство реальности. Я видела сон. Я спала и видела реальность, ту, которая вокруг меня. Видела всё, что там происходит.

И всё-таки спала.

Мне казалось, что когда я начну поворачивать голову к Виктору, это будет ужасно медленно, как на плёнке, которую воспроизводят в замедленном режиме. Как иногда бывает во сне.

Но — нет. Времени ушло — полсекунды.

У Наблюдателя были чуть расширенные глаза со зрачками-точечками. Он что-то говорит, но что? Для меня и для него время бежало совершенно по-разному. Как в двух разных мирах.

И если честно, я хочу вернуться в его мир, тот, где минута — это всего лишь шестьдесят секунд, а не вечность.

33.

— А вот и наша девочка! — молодая женщина с водопадом русых волос ласково улыбнулась мне. Я сидела у её ног, обнимая Тэдди, а она склонилась надо мной, упираясь руками в собственные колени. На ней были синие джинсы, такие потёртые, что чёрные ремни и прикреплённые к ним кобуры с девятимиллиметровыми пистолетами резко вырисосывались на фоне светлой ткани. Простая чёрная майка полностью открывала руки, на которых красовалось несколько свежих розовых шрамов.

Пониже локтя на руках этой женщины били закреплены ножны с кинжалами.

Кто она?

Я посмотрела в её карие глаза, а потом опять перевела взгляд на оружие.

— Нашу девочку заинтерисовали «беретты»? — улыбнулась она.

А в следующее мгновенье уже совсем другим тоном, серьёзным, собранным, произнесла невпопад:

— Как ты себя чуствуешь?

И вдруг оказалось, что она старше. Что волосы у неё бело-жёлтые, аккуратно и коротко подстриженные. Что одета она в лёгкий белый плащ, белую кофточку и белые брюки.

И вдруг оказалось, что я лежу на деревянной лавке в послеобеденной тени деревьев, а на лбу у меня мокрая тряпка. Что рядом с этой женщиной стоит Виктор и напряжённо смотрит на меня.

— Ты как? — услышала я его голос.

Хм, кажется, я хлопнулась в обморок. Из-за жары?

Мне вспомнились девочки, их чётко обрисованные жилы с кровью.

Нет, точно не из-за жары.

— Нормально, — голос у меня был с хрипотцой, как после сна. Но я действительно чувствовала себя хорошо, очень даже хорошо. Правда, была у меня сотня-другая вопросов, на которые вряд ли кто-то из всех здесь присутствующих может дать ответ.

Кстати, о присутствующих.

— Кто Вы? — я стянула со лба влажную ткань — белый шёлковый шарф — и без раздумий протянула его женщине.

— Мишель, — она взяла его и посмотрела мне в глаза до удивления знакомым изучающим взглядом.

— Мы раньше встречались? — у меня не было абсолютно никакого желания юлить и хитрить. Буду спрашивать в лоб, пусть думают, что я ещё того, не совсем очухалась.

Отличная тактика! Ещё пусти слюни и сделай полубезумный взгляд — тогда тебе много чего расскажут..!

… братья в белых халатах. Давно пора к ним сходить, от тебя вылечиться!

— В метро несколько дней назад, — улыбнулась Мишель. — Ты ехала вместе с чёрноволосой девочкой.

— Да нет, — качнула я головой, — ещё раньше! Когда Вам было лет… двадцать с чем-то, где-то двадцать пять…

— Навряд ли, — мне показалось, или улыбка этой женщины чуть сникла?

— У Вас ведь природный цвет волос — русый, как у меня? — чуть прищурившись, посмотрела я на неё. — А на руках — шрамы от чьих-то когтей? А на предплечьях Вы носите ножны с кинжалами?

Улыбка Мишель угасла, а глаза опустели, как у моей Скарлетт. Странное дело, но таким же мёртвым стало лицо Виктора.

Они переглянулись — обменялись какими-то известными только им мыслями, после чего белоголовый мужчина отрицательно качнул головой, а женщина произнесла:

— Да, у меня волосы русые, как у тебя. А откуда ты знаешь?

Я, по-прежнему находясь в горизонтальном положении, честно пожала плечами:

— Сама удивляюсь.

— Может, — вступил в разговор белоголовый Наблюдатель. — Мишель была у тебя в доме в тот день, когда вы с сестрой нашли тела родителей?

Я опять пожала плечами:

— Может. Это надо не у меня спрашивать.

— Хм, сейчас навскидку и не вспомню, — медленно произнесла женщина, и было явственно видно, что думает она в данный момент со-овсем о другом. Интересно, о чём?.. О нет, я не люблю читать чужие мысли и лезть в чужую жизнь…

Да ну? А с чего все твои беды и горести начались, помнишь?..

… но с этой женщиной что-то не так. Сначала мы с ней едем в одном вагоне метро, куда чисто случайно забредает Николя и шарахается от неё, как от осинового кола. Потом она вдруг оказывается здесь, когда у меня приступ… незнамо чего, связанного с Принцем и его оборотнями. Разве это всё может быть случайностью?

Да. Но при такой паранойе, как у тебя — конечно же нет!

Паранойя, между прочим, жизнь иногда спасает!

Угу. Это как в том анекдоте про двух психиатров, когда один другому говорит: «Помнишь, я тебе рассказывал об одном своём пациенте с тяжкой формой мании преследования? Так вот представляешь, я его почти уже вылечил, вот там чуть-чуть осталось — пара процедур и всё… И тут какая-то скотина пристрелила его!».

Очень остроумно, шиза. Я если что-нибудь и буду лечить в психиатрической больнице, так это тебя.

Да пожалуйста!

— У тебя, наверное, простой перегрев на солнце, — прервал мои препирания с самой собой голос Мишель. И тут у меня в голове зажглась лампочка Ильича.

Представляю себе это ужасное зрелище…

Заткнись!

— А вы давно знакомы? — посмотрела я сначала на Виктора, потом на короткостриженую женщину. Они опять как по команде переглянулись, после чего Наблюдатель ответил:

— Да ещё с Академии.

— Учились что ли вместе? — продолжала допытываться я.

— Вроде того, — уклончиво ответила Мишель, и что-то в её изменившейся осанке сказало: она собирается уходить. Вы не замечали, что людям необязательно говорить вам о своих намерениях смыться: вы можете это понять по тому, как они слегка выпрямились, распрямили плечи. Ну и приняли решительное выражение морды лица.

Я удержалась от язвительной реплики типа «Давно пора!» и стала ждать, что же будет.

— Ну что, леди Лэй, удачи тебе, — дружелюбно улыбнулась женщина. Но я такого «дружелюбия» наелась вдосталь, когда водилась с Эдуардом, и знала, что под ним может прятаться что угодно. У белокурого ублюдка, например — злость, ирония, отвращение или сарказм. Желание врезать тебе по морде, наконец.

А у неё… Кто знает?

— Череп, можно тебя на минутку? — повернулась Мишель к Виктору.

Череп? Это что-то новое. Надо будет расспросить об этом своего… хе, телохранителя.

— Идите, идите! — поспешно махнула я рукой, видя, что белоголовый мужчина поворачивается ко мне для вопроса. — Дайте спокойно старой раздолбанной… кляче, — я запнулась, едва не сказав «вэмпи», — разложить свои потёкшие мозги по полочкам морозильника.

Наблюдатели синхронно кивнули и отошли от меня по аллейке метров на тридцать. Ха! Можно подумать, что у меня слух как у Леси! Если бы! Я бы тогда ух!!.

Ух — чего?

Это художественное средство, а не глагол, дура.

Сама такая.

Я осторожно, чтобы не давать повода головной боли начать грызть кору мозга, села на лавке. Удивительно, но ощущение было лёгкое и приятное, как после сна. Вот сколько раз теряла сознание, а такое впервые! Аж обидно: вырубает меня в драке Эдуард, так прихожу в себя — жить не хочется. А тут на солнышке сомлела, и бодрая теперь как огурчик!

Мимо меня на трёхколёсных велосипедиках пронеслись два маленьких мальчишки. За ними, обливаясь потом, трусил дедушка. Такой, что ещё, наверное, немцев гонял. Бодрый дедуган.

Прислушавшись к ленивому перешёптыванию ветра и деревьев, я ощутила блаженное спокойствие. Откуда-то издалека доносился весёлый детский смех, переплетающийся со сладким запахом цветов и попкорна. Тихую дубовую аллейку, на которой стояла моя лавочка, делила пополам длинная клумба розовых, белых и лиловых цветов. Какие-то бабочки, шмели, пчёлы и осы весело суетились над цветами, заполняя спящую тишину своим развесёлым жужжанием.

Эдем. Иллюзорный эдем. В эти солнечные часы сюда опускается рай.

Но после заката…

Я повернула голову в ту сторону, где лежала «территория нелюдей».

После заката этот парк вполне можно звать Парком Кошмаров. Кошмаров, которые, как это ни странно, не выходят за рамки законов. Отчасти потому, что самих рамок и законов для них никто не придумал.

Интересно, а далеко ли тот обрыв, возле которого мы с Эдуардом… играли в догонялки?

Блин, да говори уже пря…

Ни слова о том, чем закончилась наша игра!

Ух, а там…

Молчать!!

И на кухне…

Неизвестно, какой стадии осложнения достигла бы моя шизофрения, как тут вернулся Виктор.

— Ну как Вы, барышня? — спросил он, садясь рядом со мной на лавку.

— Нормально, — странно, но я даже не возмутилась насчёт «барышни». Ну да, после того, как посреди дня хлопнешься в обморок от перегрева, попробуй попререкайся на этот счёт с настоящим Наблюдателем!

Хотя ведь я не из-за перегрева потеряла сознание. Из-за чего? Надо спросить у Лэйда. Как я его найду? Уф-ф-ф… Не знаю. Наверно, если выживу после приёма Даладье, займусь этой проблемой. Проведаю Ким и попрошу её передать Эдуарду от меня пару ласковых матов и нежных подзатыльников.

Ох, бедная моя Кимберли, как ты там после разговора с Баст? Я тебя так подставила, что…

— Эй, о чём задумалась? — наклонился ко мне Наблюдатель.

Я тоскливо посмотрела в его улыбающиеся глаза и честно ответила:

— О Придворной Даме Клана Белых Тигров. Каково ей сейчас?

— Думаю, что теперь — хорошо, — ответил Виктор, вручая мне стакан попкорна. — Поехали-ка домой.

Натянув на голову кепку, я перекинула сумку через плечо и рядом с белоголовым мужчиной направилась к выходу из Парка.

— А кто она такая, эта Мишель? — спросила я, пытаясь поспеть за быстрыми и шагами своего телохранителя.

— Наблюдатель Мрака, как и я.

— Твоя подруга.

— Ну вроде того, — веселое хмыканье.

— Я ж тебе всё рассказала! — возмутилась я. — Почему ты не хочешь мне хоть что-то рассказать о себе?!

— Знаешь, а я боялся этого вопроса! — легко рассмеялся Виктор и добродушно посмотрел на меня сверху вниз. — Потому что ты, умненькое моё дитя, всегда задаёшь меткие и точные вопросы, ответы на которые мне запрещено разглашать.

— Вот хоть буду знать, что умею ставить умные вопросы, — деланно приподняла я брови. — А почему тебя Мишель Черепом назвала, можешь сказать?

— Меня так все звали в Академии за татуировку на левом плече.

— Логично, — кивнула я, переступая через оброненную мной вишнёвую сахарную вату.

И от одного взгляда на неё в груди шевельнулась память боли и горечи. Они до сих пор живут в сердце. Чьём-то. Не моём.

34.

Алекс Дэ вернулся за пять часов до начала приёма таким усталым и злым, что даже Марсо не рискнула сунуться к нему с жалобами в мой адрес. Пока наша тихая и милая семейка Адамс обедала, слуги ходили на цыпочках, чтоб не дай бог хозяин не начал вопить!

Даже я волей-неволей изображала из себя ангела, хотя узнав, что на второе вместе с салатом будет жареная курица, воодушевилась идеей и её научить летать.

Только вот злющая мина Даладье отбила у меня всякое желание играть с едой. Ну не стоит портить себе настроение, ругаясь с этим сукиным сыном! У меня и так будет тяжёлый вечер, а уж тем более — тяжёлые приготовления к нему. Меня надо вымыть, высушить, накрасить и одеть. Да к такой операции ООН должна три года готовиться! Тем более что случившийся в Парке два дня назад обморок напрочь отбил у меня охоту носить платья и ходить на каблуках. Хоть вы в меня стреляйте — не вылезу из джинс и кроссовок! Не вы-ле-зу!!!

Вытряхнут.

И таки вытряхнули.

Весело щебеча, две молоденькие служанки под командованием Марсо раздели, выкупали и высушили меня и накрасили мне ногти на руках и ногах. Красить их заранее в салоне красоты — зря переводить на меня деньги: лак я обязательно размажу по чему-нибудь светлому и безумно дорогому.

После этого пришла третья служанка, и начался сущий кошмар. Я думала, это Марсо у нас в доме фурия. Оказалось — все четверо.

Две из этих гарпий принялись чудить у меня на голове, а накладывать мне макияж осталась третья, подозрительно похожая на фотографию товарища Кандинского из моего учебника по истории. Помню, Майк этому дяде пририсовал такой..!

Впрочем, неважно.

Итак, мне драли волосы и раскрашивали лицо, а я сидела за своим туалетным столиком и, скрипя зубами, наблюдала всю эту феерию в зеркало.

— Добавь золотых теней на внешнее веко, Лика, — раздавала указания Марсо, придирчиво рассматривая моё отражение. — Энни! Выправь и завей ещё один локон слева. Ты что не видишь, что получается асиметрия?!

— Да, мадам, — отвечала ей то одна, то другая служанка.

Но, должна признать, отделали они меня на славу. Почти так же, как и Ким перед маскарадом.

Волосы мне слегка завили и красиво собрали на затылке так, что несколько волнистых прядей по бокам и сзади опускались мне на шею. Радовало то, что мне не стали красить волосы. Уже хорошо.

Помада была красно-розовой, неяркой, но очень заметной на воротнике белой мужской рубашки. Так съехидничала Киара, когда я года три назад красилась на своё первое и последнее свидание с Тигром…

… Ох, Киара, Киара… Что бы ты сказала, увидев меня сейчас?

Ага, а Ник? Слушай, давай не будем о грустном!

Ладно.

В остальном макияж янтарно-медовый, вечерний и чуть поблёскивающим. Замечательный.

Больше всего меня утешило платье. Удивительно, но факт!

Во-первых, оно было чёрное и безо всяких там украшений. Во-вторых… Да чего уж там? Давайте полностью опишу. Платье было длинное, на бретелях шириной в мой палец, с глубоким треугольным вырезом и вполне закрытой спиной. Шёлковая ткань плотно облегала талию и расширялась от бёдер, а под ней было множество кружевных юбочек вдовьего цвета, края которых кокетливо выглядывали при ходьбе да и просто так. К платью полагалось манто из белого меха, а так же чёрные замшевые туфельки с круглым носком и, чтобы платье не волочилось по полу… высоким каблуком-шпилькой.

Ага! Ну что, побегала, Золушка?

Уй, ну заткните её кто-нибудь!!!

Мистер Уй, заткните меня-а-а!

О Господи…

На шею Марсо нацепила мне бриллиантовое колье, уши прищемила крупными бриллиантовыми клипсами, застегнула почти как наручник бриллиантовый же браслет на моём правом запястье и подвела меня к зеркалу.

Если бы до этого Ким не превратила меня в чью-то розовую мечту — Лэй, я бы, наверное, сейчас хлопнулась в обморок. Да, отражение было красивым, невероятно привлекательным. Мало того, оно было моим, но что с того? Я уже наохалась и наахалась перед маскарадом. Всё, для одной жизни воплей восхищения хватит!

Да, конечно, так маняще сверкают драгоценные камни у меня на шее. Но кто сказал, что именно они делают людей счастливыми, и что именно они лучшие друзья девушек? Мне вот Ким дороже всех этих стекляшек…

… - Ладно, — кисло согласилась я. — Только ты никому не говори, кто меня удочерил. Ладно? А то мало ли что…

— Ладно, ладно! — фыркнула Ким, а потом в её серо-зелёных глазах, вновь ставших человеческими, загорелась какая-то весёлая мысль. — Бьюсь об заклад, твои новоиспечённые родители устроят приём в твою честь. Будут там, надеюсь, и Баст, и Лэйд, и Тимка, и я. Вот тогда-то мы с тобой и повеселимся! — она легко рассмеялась и даже потёрла ладошки в предвкушении. — Эти приёмы вообще-то занудные, но в этом-то и весь изюм, понимаешь?..

Это воспоминание как ожог вспыхнуло у меня в мозгу. Так внезапно, что у моего отражения слегка расширились глаза и на несколько секунд оборвалось дыхание.

Ким, моя милая Ким со своей Семьёй тоже наверняка будет здесь!

Сердце забилось быстрей, радостней.

И я смогу всё-всё ей рассказать, поделиться…

— Ну что вы скажете, мисс Даладье? — с нетерпением, отдававшим неприязнью, как котлета — тухлятиной, спросила Марсо. Три служанки стояли за её спиной и пытливо смотрели на меня.

— Хорошо, — при мысли, что увижу Кимберли, я могла улыбаться даже этой самовлюблённой стерве, — очень хорошо. Спасибо.

35.

Гостей встречали Томас и сами Даладье.

Я старалась раньше времени носу не показывать из своей комнаты, накручивая круги по ковру, и привыкала к высоким каблукам. Сам приём начинался в семь и помещался в два просторных зала на втором этаже. Я о них не упомянула только лишь потому, что сама узнала об их существовании полчаса назад.

Так вот, в одном из этих залов приготовили роскошный банкетный стол, а в другом усадили группу живых музыкантов в белых фраках.

Как мне объяснила Марсо, сначала гости войдут в первую комнату, и начнётся небольшой фуршет из шампанского и холодных закусок. Потом, когда меня перезнакомят со всеми присутствующими, будет банкет, потом десерт и кофе, после чего мужчины могут удалиться в кабинет Алекса Дэ для своих мужских разговоров, а женщины… нет, не сядут вязать, но тоже будут трепать языками. Это всё для того, чтобы дать еде утрястись, потому что потом будут ТАНЦЫ. Жуткое слово! Аж мороз от него по коже.

На мой вопрос, можно ли мне пить шампанское, Марсо, скривившись, кивнула и прибавила:

— Только не больше двух бокалов. Вы ещё очень молоды.

Два бокала? Мне хватит. Напьюсь и начну дебоширить (тут следует грозное торжествующее «Ха-ха-ха!»). Потом пойду в компанию джентльменов, хлебну с ними коньячку на брудершафт и разнесу дом по кирпичикам.

Отличный план!

Ну хоть в чём-то мы согласились.

Ага! Глядишь, ещё и подругами станем…

Мне надлежало прибыть в главный зал (поднимаетесь по главной лестнице на второй этаж и вход туда прямо перед вами) в пятнадцать минут восьмого. Стрелка часов, стоящих на туалетном столике в моей комнате, совершенно не сдвигалась с места. А точнее, сдвигалась, но так медленно, что я уже начала подумывать, а не подстроила ли это Марсо, чтоб я опоздала на приём и показала себя в худшем свете?

Хм, хотя, если она думает, что непунктуальность — это мой худший свет, так она ещё не знает моего характера! Особенно накануне критических дней — я вообще хуже трёх братьев-демонов становлюсь!

Кстати, о днях… Сегодня двадцать пятое?..

36.

Резные двустворчатые двери из чёрного дуба были, разумеется, распахнуты настежь! А я хотела тихо так, незаметно подкрасться, посмотреть в замочную скважину, что оно там творится… Каюсь, были у меня на уме мысли вообще слинять из этого дома, но куда я, чёрт возьми, пойду без денег и документов?!! Кроме того, на этом приёме должна быть Ким, а следовательно, всё будет хорошо. А я ведь хочу увидеть милую Ким, убедиться, что с ней всё в порядке, правда? И ничего там в зале страшного нет.

В коридор долетал негромкий мерный гул хорошо поставленных скучающих голосов.

Ну подумаешь, незнакомые светские львы, умные и благовоспитанные! Ну так и ты солидно поумнела за прошедшую неделю…

Блин, хватит меня успокаивать: я не маленький ребёнок!

Да ты сама себя только что уговаривала…

Хватит!!!

Набрав полную грудь воздуха и крепко сжав кулаки, как перед проходным поединком в Ночь Выбора, я шагнула в зал.

Никто не выстрелил в меня из двустволки и не завопил: «Ага-а-а-а!!! Вот она где спряталась!!!». И ведро краски не хлопнулось мне на голову.

На меня попросту не обратили внимание. Пока ещё никто не знал, кто я такая.

Значит, ещё есть время развернуться и уйти…

А ну стоять!

Медленно выдохнув, я осмотрелась.

Мебели в этом зале я из-за гостей не видела, но, думаю, её и так тут не очень много. Что ещё… мягкий красно-золотой ковёр на блестящем паркете, роскошная хрустальная люстра под высоким потолком. Вон вижу тяжёлые бархатные занавеси на огромаднейших окнах и группку музыкантов в углу. Блин, а ведь если убрать гостей, то комната ого-го-го какая получается!! И где это они её всё время прятали?!

Кстати, надо ж и о гостях пару слов сказать…

Да чего о них говорить?! Мужики в смокингах, бабы в вечерних платьях самых разнообразных расцветок! Все старательно улыбаются, пыжатся от гордости… Ну… ну вы же и сами представляете, в какой кошмар я, простая и открытая, как одуванчик, попала!

Одуванчик, ну-ну.

В одной из стен я обнаружила ещё одни двустворчатые двери с позолоченными ручками. За ними, наверное, жральник… ой, то есть, столовая.

Банкетный зал, если быть точной.

Один чёрт.

Итак, на меня толком никто не обратил внимание, и это было для меня величайшим облегчением.

Вроде рулона туалетной бумаги в хвойном лесу?

Ага.

Вертеть по сторонам головой я не рискнула: не так поймут, если вообще поймут, и вместо этого стала кидать по сторонам ненавязчивые такие косяки.

Я искала Ким.

Но то ли гостей было столько, что я не могла увидеть всех, то ли, не дай Бог, Кимберли сегодня нет и не будет… В общем, я нашла кого угодно, только не свою лучшую подругу.

Кого угодно? А Клинт Иствуд есть?

Вон тот мужик у копии картины «Рождение Венеры» очень на него похож. Иди поздоровайся.

И пойду! Здороваться, правда, придётся всё равно тебе.

Поплотнее укутавшись в манто, хотя холодно отнюдь не было, я ещё раз пробежала взглядом по всем присутствующим.

Ким не было. Чёрт!!!

Если раньше моё сердце билось быстрее от волнения и радости перед встречей с подругой, то теперь оно как дикий мустанг стало скакать от страха и тревоги. Со всей возможной внезапностью я ощутила, насколько чужие люди вокруг меня, насколько мы с ними разные… Господи, да я ведь как белая ворона среди них! Нет, не внешне — внутренне!

Я хочу уйти отсюда! Пожалуйста, дайте мне уйти отсюда, убежать, улететь куда угодно! Не прошу больше ни о чём, только разрешите мне разуться и, подхватив юбки, броситься наутёк из этого дома! В снег, дождь — пожалуйста! Не надо, не заставляйте меня говорить с этими людьми, не принуждайте меня улыбаться им и скрывать все свои эмоции! Мне не нужно ничего, кроме права сбежать из этого чужого окружения, зала, дома, мира! Пустите меня обратно в приют к таким же как и я! Снимите с меня ошейник-фамилию «Даладье», мне так страшно выходить с ним сюда!

Я так боюсь этого всего! Ну пожалуйста, не заставляйте меня! Это не моя природа, не мои привычки! Это всё искусственное!

Я не хочу!

Не хо-чу-у-у!!.

— Привет! Ты — Лэй?

Кокон моих страхов разлетелся так, словно был отлит из стекла, а прозвучавший голос ударил по нему серебряным молоточком. Вздрогнув, я обернулась, слишком резко, слишком… просто.

У неё были от природы светло-золотые вьющиеся волосы, с которыми все парикмахеры мира ничего не смогли поделать, кроме как уложить на горделивые спину и плечи красивыми колечками. Лицо приятное, треугольное, голубоглазое, чуть вздёрнутый носик. Нижняя губа чуть шире верхней, но обе — немного бантиком, неброско красные, как и её платье, чем-то напоминающее моё, только со спущенными с плеч рукавами-фонариками и красной бисерной вышивкой. И без манто.

— Да, я Лэй.

У неё была непринуждённая, широкая и очень искренняя улыбка, такая, на которую очень просто ответить. Руки она держала сцепленными за спиной, будто маленькая стеснительная девчушка. Но на самом деле стеснительности в ней было — ноль, а выглядела она как я — на шестнадцать.

— Я Мелани Джафф, — девушка продолжала приветливо улыбаться. Я знала такую породу. Принцессы, дочери нефтяных магнатов. Любят розовый цвет, сладкое и игрушечных медвежат, милы, непосредственны, по-настоящему дружелюбны с окружающими и чуть-чуть ленивы. Выглядят всегда привлекательно, какой бы внешностью природа ни наградила их. Вот только если наступишь такой принцессе на шлейф, она превращается в дракона и рвёт тебя на части. Иногда не без помощи того же папаши-магната.

Ладно, если задуматься, Мелани может мне здорово помочь сегодняшним вечером. Если мы обе будем держать своих чудищ в себе под замком, всё будет очень хорошо.

Ну а если нет…

Сегодня на арене семья Джафф против семейства Даладье! Делаем ставки, господа!

А пока — мир. Мы будем как две подружки-хохотушки.

Вот это называется сильным инстинктом выживания. И где ты его раньше прятала?

В синем чулке под кроватью! Отстань!

— Очень приятно, — я тоже продолжала улыбаться и совсем не возражала, когда Мел принялась оживлённо щебетать:

— Знаешь, я приехала сюда с отцом и матерью. Карина, моя старшая сестра, заявила, что все эти светские вечера очень скучные и сегодня утром вместе со своим парнем умотала куда-то на Средиземное море! Ну представляешь, какая гадина?! А я вот в первый раз на приёме! Это мой первый выход в свет, и я очень волновалась. Ну знаешь же, вдруг что-то будет не так или не смогу поддержать разговор, или шампанское слишком сильно ударит в голову… Тебе ведь разрешили оприлюдно пить шампанское? — заговорщицки шепнула она мне и, получив мой утвердительный кивок, продолжила. — Но пока, знаешь, всё хорошо. И мне совсем, совсем не скучно! Я, конечно, была на обедах, которые родители устраивали у нас дома, на Вилле Цветов — я так с детства зову свой дом

— но ведь это совсем другое… Ох, да что же это я всё о себе и о себе? Давай лучше ты расскажи что-нибудь про себя! Говорят, что ты из простых, это так?

Я не успела ещё и рта раскрыть, но, наверное, что-то изменилось в моём лице, так как Мелани, схватив меня за руку, поспешно произнесла:

— Ой, извини, я не имела ввиду ничего обидного!

Ага, ну как же!

— Я просто имела ввиду, что ты училась в обыкновенной школе в компании простых детей, играла с ними в салочки, прогуливала уроки и учила только три языка вместо пяти, а ещё наверняка тайком гуляла по Чёрным Кварталам! — при последних словах её глаза аж загорелись.

— Вот это точно да, — я постаралась убрать из своего голоса досаду, но получилось не очень.

— Зд о рово! — просияла Мелани, крепко сжимая мою руку. — А то знаешь, папа старался держать меня подальше от всего противоестественного до шестнадцати лет. Но с позавчерашнего дня мне уже можно! Я вот теперь думаю, как бы мне увидеть настоящего вампира?

А как насчёт настоящей вэмпи, мадам, которую Вы сейчас крепко держите за руку?

— У тебя строгий папа? — изобразить понимание после сегодняшнего обеда с Алексом Дэ оказалось нетрудно.

— Очень, — понизив голос, приблизилась ко мне Мел и озирнулась в поисках лишних ушей. — Ты даже не представляешь, как тяжело было до шестнадцати лет общаться с ребятами и краситься, ведь если папа узнает

— это скандал и домашний арест.

— Слуша-ай, мне тебя так жаль! — блин, а я ещё на пана Даладье ворчала!

— Ой, ну теперь-то всё хорошо! — глаза девушки опять весело заблестели, а тихий голосок слегка задрожал от восторга. — А знаешь, я слышала, что сегодня на приёме должна быть Дарина о`Тинд. Знаешь такую?

— Оум… — я издаю такие звуки, когда в разговоре меня застают врасплох. — Дарина вроде бы подруга моей приёмной матери и Королева Клана Белых Тигров..?

— Точно! Ты её видела хоть раз?

— Да, — а при каких обстоятельствах не скажу, хоть ты меня заставь канкан на раскалённых угольях отплясывать.

— А правда, что она выглядит моложе своих лет и очень красивая?

— Чистая правда, — кивнула я. — Она не только красивая, но и очень сильная. Это даже в воздухе чувствуется.

А ещё у неё есть внучёк — тот ещё ублюдок. Но этого я тебе тоже не скажу.

— Знала бы ты, как я тебе завидую, Лэй! — почему-то счастливо засмеялась Мелани. — Сколько ты раз гуляла по Чёрным Кварталам!

— Очень, очень много, — вырвалось у меня.

Блин, и почему некоторых девушек так и тянет к тайнам и мистике? Нет, чтоб радоваться спокойной жизни безо всяких там Лал и Лэйдов, они готовы совать голову в капкан!

— Знаешь, а пошли я познакомлю тебя со своими родителями? — весело предложила девушка.

— Мне бы сначала своих найти, — рассмеялась я и по её ответной улыбке поняла: на сегодня мы, обладательницы похожих страхов перед обществом — союзницы.

37.

Мистером Джаффом оказался вышеупомянутый «Клинт Иствуд», а мисс Джафф, если бы не была такой румяной, счастливой, здоровой и гордой за дочь, вполне подошла бы для рекламы средства для похудения. Но знаете, в людях иногда находятся такие искорки, которые сглаживают внешние недостатки. Маргарита Джафф имела прекрасный дом, влиятельного и богатого мужа, а так же образованную красавицу дочь и понимала, что в этом её счастье. Во всём этом, а не осиной талии или бёдрах как у Кейт Мосс. Эта капризная изнеженная женщина владела всем, что хотела и знала, что хороша такая, какая есть.

И именно от этого знания она была хороша.

После обмена сердечными приветствиями с родителями Мелани, мы с ней, как и договаривались, рука об руку отправились искать моих. Мел была очаровательна, словно маленькая девочка, словно я в детстве. Удивительно, но если бы не те воспоминания и слёзы накануне отъезда из Киндервуда, когда меня утешал Ник, я вряд ли смогла быть такой же. Вряд ли мне удалась эта роль.

А может, и не роль вовсе. Кто я такая, чтобы разбираться в этом? Я начала новую жизнь, как и советовал Никита, но…

Почему мне так упорно кажется, что этот чужой дом, эти люди, которые отныне зовутся моими родителями — это всё только на время? Почему мне кажется, что пройдёт какой-то срок, и я опять вернусь в стены родного приюта? Может быть потому, что я так привыкла к нему? Тринадцать лет постоянства — это всё-таки не шутка.

Впрочем, я отвлеклась от своих масок. Да, так же, как я играла фруктовую Лэй, я играла теперь мисс Даладье. Вот только эта роль давалась мне куда проще. Наверное потому, что была мне желанней и ближе. Да и не было тут никакого вражеского стана, который надлежало закадрить.

А что было?

Шампанское, беззаботный смех Мелани, улыбки, новые лица, приятные голоса и дружелюбные маски. Это всё не стоит принимать всерьёз, это не стоит волнений.

Впереди у меня целая жизнь, и почему именно этот один её жизнь должен так меня будоражить?

Может быть, всему виной игристое вино, стреляющее пузырьками, и глупая болтовня с Мелани. Может, мы с ней просто чуть-чуть опьянели, поэтому нам было всё нипочём, поэтому нам было так просто. Может и так.

А может, всем этим беззаботным обществом владел вирус светскости, который и давал им возможность ни о чём не волноваться. Может, я и Мел подхватили его и стали своими среди своих, как и хотели.

Да. Но какая, чёрт возьми, разница?

Я заметила её в тот момент, когда от нас с Мел до Даладье осталось ещё добрые пять метров. Её невозможно было не заметить. Быть может, только мне, потому что я знала вкус её полной Силы и теперь угадала её по едва заметным выбившимся потокам энергии. Точно так вы, однажды уткнувшись лицом в букет душистой сирени и глубоко вдохнув её аромат, распознаете его издали, едва уловив в майском ветерке вместе с запахом тюльпанов и свежескошенной травы.

Баст была бесподобна в белом атласном платье, плотно облегающем её высокую грудь, узкую талию и литые бёдра. Бесподобна в этих изящных туфельках на невысоком каблучке. Бесподобна с этой воздушной снежно-белой шалью, небрежно наброшенной на нежные плечи, и с изящной миниатюрной сумочкой. Бесподобна в ожерелье из серебра и изумрудов. Бесподобна с искрящимися волосами, собранными на затылке так, чтобы только две лёгкие пряди обрамляли ангельское лицо.

Чёрт возьми, это у неё природное очарование или дело в чём-то совершенно другом?

Мелани тоже ощутила легчайшее прикосновение Силы Королевы. Может, эта принцесска сама по себе очень чувствительна, а может всё из-за долгого воздержания от каких-либо контактов с противоестественным. А может, дело и в том, и в другом. Вы ведь когда голодны, распознаете запах свежей пиццы среди тысячи иных, правда?

— Это и есть Дарина? — шепнула мне Мелани, когда мы с ней, не сговариваясь, сбавили шаг до черепашьего темпа и начали тихо подкрадываться к Даладье и Баст.

— Она самая, — шепнула я в ответ. — Слушай, если мы от неё прячемся, то давай левее, вот за эту строенную тётю.

— Миссис Грабовски, — тихонько прыснула девушка. — Но ты права, чего это мы с тобой еле тащимся?

Ой, а может, давай вообще туда не пойдём? Не охота мне попадаться на глаза Королеве Белых после той памятной ночки. Воспоминание о том, как она гуманно отдала меня на съедение Лал, всё ещё живёт во мне. А вдруг она, сука эдакая, возьмёт и расскажет всё-всё Даладье?

Но тут произошло несколько вещей: я увидела самих Даладье и лицо Дарины.

Ну, начнём с первого.

Алекс Дэ был в чёрном смокинге, и мина у него была обыкновенная самовлюблённая. Ну его к чёрту: он скучный, и рассказать о нём мне нечего, да и сам он рассказывает что-то скучное своему собеседнику — тучному почтенному негру.

Другое дело Мадлен. Платье у неё было из нежно-кремовой парчи, закрытое спереди и с роскошно декольтированное сзади, облегающее тело как и у Баст. Последняя, конечно, была постройней, но ладно там. Обычная короткая стрижка миссис Даладье была как-то так уложенная, что полностью гармонировала с вечерним платьем. Ах да, а ещё с платьев гармонировали длинные бриллиантовые серьги, свисающие почти до плеч. Тяжёлые, бьюсь об заклад. А ожерелья наверняка нет, так как основание шеи и ключицы скрывает ткань платья.

А теперь второе.

Выражение лиц Мадлен и Дарины было, наверное, как и у меня с Ким, когда мы болтаем о чём-то абсолютно бессмысленном и девчоночьем. Обе женщины тихо, но оживлённо переговаривались, изредка от души смеясь, как две подружки-восьмиклассницы на перемене. Изредка их взгляды падали на кого-то в толпе гостей и сразу же начинали искриться от вина и смеха.

В этот момент я поняла, что какой бы сукой и нелюдью не была Баст, но Мадлен она ни слова не скажет о настоящей мне. Она сообразит, что в этом нет надобности: я теперь домашняя девочка, и не станет расстраивать лучшую подругу выдержками из моего печального прошлого. Наверняка не станет.

Возможно, именно моя окрепшая за последнее время дружба с Ким даёт мне возможность распознавать наигранные дружеские отношения от истинных. И я могу сказать, что дружба моей приёмной матери и бабки моего заклятого врага настоящая.

Так, а теперь поподробней об этом самом враге-сапоге и его первой Придворной Даме, бывшей Княгине Белых Тигров. Точнее, где они?! Где Ким, где мой спасительный островок?!!

Мы подошли настолько близко к Даладье и Баст, что думать об этом, стало опасно: мина меня выдаст. Ох, как пить дать, выдаст.

Без особого труда нацепив мирную маску всем довольной принцессы, я, широко улыбнувшись, вместе с Мел преодолела последние метры до моих родителей.

— А вот и моя маленькая Лэй! — первой меня заметила Мадлен. Точнее, заметила и сказала вслух. Баст-то всё поняла ещё в тот момент, как я ощутила отблески её силы.

— Здравствуйте, — у меня хватило ума улыбнуться всем, и даже толстому негру, которого мне представили просто как мистера Рейгана. Э, а как насчёт профессии?! Мафия? Наркоторговец? Кто он?

— А это Дарина о`Тинд, моя лучшая подруга, владелица одной из крупнейших ювелирных фирм на нашем континенте, — представила Мадлен Баст. — А так же Баст, глава Клана Белых Тигров Роман-Сити.

— Очень приятно! — на автомате произнесла я и улыбнулась. Королева улыбнулась мне в ответ, но что-то, скорее всего, уголки как-то не так прищурившихся глаз сказали мне, что будь её воля, она бы приказала отрубить мне голову.

Ух, эта «любовь» у нас взаимная до чёртиков!

— Я вижу, ты уже успела познакомиться с Мелани, — миссис Даладье улыбнулась моей новоиспечённой подружке. — Здравствуй, милая, как твои дела?

— Очень хорошо, — сверкнула ей жемчужной улыбкой девушка. — А Ваши?

— А мои просто замечательно! — рассмеялась Мадлен. — Где же твои родители? Они порекомендовали нам с Дариной великолепный мюзикл — мы вчера вечером великолепно отдохнули.

А я не сказала, что Мадлен любит мюзиклы и иногда по вечерам ездит на них как с мужем, так и без? Ну вот теперь сказала.

— Оу, — Мел обернулась к толпе гостей, — десять минут назад мы с Лэй видели их возле копии «Венеры» вместе с Ральчибальдами.

«Мы с Лэй». Не «я», а «мы». И почему это ещё больше расположило меня к Мелани? К этой вот Мелани, которая украдкой с восхищением и немного страхом рассматривает Баст?

— Дарина, посмотри, а вот твой сорванец, — весело произнесла миссис Даладье, глядя куда-то за наши спины.

Мы с Мел повернулись на сто восемьдесят градусов как отражения друг друга. Она — потому что хотела увидеть всех нелюдей, приглашённых на сегодняшний вечер, а я… Я хотела увидеть и удивить Эдуарда. Мне рисовалась его изумлённая морда, мол, как это так, настырная Кейни Лэй Браун — виновница этого торжества?! Рисовалась его отвисшая челюсть, расширенные изумрудные глаза. Я представила, как могла бы расхохотаться, будь для этого подходящая обстановка…

И в этот же момент смех разбился внутри меня как сдавленный в руках бокал. Осколками полоснул моё горло, свёл его болью и как кровь выжал на глаза чуть-чуть слёз. У меня дрогнули губы, но не от торжествующей улыбки Чеширского кота, а от еле сдерживаемого вопля раненой сирены. На несколько секунд желание сломя голову броситься наутёк опустило мир перед глазами во мрак.

Глупая, если у тебя есть хоть какая-то гордость и тяга к жизни — беги. Беги отсюда не разбирая дороги. Лети, как летит от охотников в своём последнем рывке раненый олень. Спасайся, спасай свои руины, свою душу! Хватай сколько сможешь осколков сердца и беги, беги, беги в метель, Ад, Рай и дальше!

Повернувшись вокруг меня, мир стал на своё место так же прочно, как я стояла на своём.

Глупая, глупая Кейни! Синяя птица — синяя грусть.

Синие глаза Итима.

Он шёл к нам походкой сытого, довольного и чуть разморенного на солнышке кота, чувствуя себя в этом зале как рыба в воде. Точнее, как тигр в лесу. Чёрный смокинг и белая рубашка сидели на нём так же хорошо, как и его собственная кожа, и при этом не делали его ни смешным, ни глупым. Князь Белых одинаково хорошо смотрелся что в одних джинсах, что в этом дорогостоящем костюме. Что с взлохмаченным ёжиком-щёткой на голове, что с гладко зачёсанными назад волосами.

Ночь гуляет кошкою по небу,

Эти звёзды — след её когтей,

Так, как Эсмеральда кралась к Фебу,

Страсть крадётся к комнате моей.

Ох, и не спрашивайте, где, в какой книге я это вычитала или в какой песне услышала!

— Кто это? — едва слышно выдохнула Мелани мне на ухо, и краем взгляда я заметила, что она заворожено смотрит на Итима. Так, наверное, люди впервые смотрят на горы или водопад Виктории — на нечто прекрасное, удивительное и при этом вполне реальное.

Сапфировые глаза оборотня, слегка поблёскивая, остановились на мне.

Кожу греет мне твоё дыханье,

Май не пахнет сладостней, чем ты.

Мягких губ как бабочек порханье

С плоти тихо сбросило путы.

— Девочки, — Баст встала позади нас и положила каждой на плечо руку, — знакомьтесь! Это Итим — Князь Белых Тигров, ваш ровесник и один из моих подопечных. Родители его погибли, ещё когда он был ребёнком, и я взяла над ним опеку.

Хорошо, что моё лицо сейчас видел только черноволосый оборотень…

Ч-ч-чёрт!!! Так что, они с Лэйдом… вроде сводных братьев?!! Блин, да что же это получается-то…

Хотя, милая моя, это вполне логично. Вспомни ваши ментальные игры, вспомни свои видения. Будущий Принц, а впоследствии Князь остался сиротой, когда в поединке погиб его отец. Ему светил приют для нелюдей, попросту зоопарк.

Л у ны ночь толкает выше, выше,

Пьёт из ленты Млечного пути,

То пройдётся медленно по крыше,

То опять Сестёр начнёт пасти.

— Удивительно, пять минут назад здесь не было этих очаровательных созданий, — улыбка Итима по вкусу напоминала мороженое: сладкая и холодноватая. — Добрый вечер, леди.

Он, как и гласит этикет, поцеловал нам с Мел руки. Сначала, правда, мне, как гвоздю и причине этого вечера. Взгляд синих глаз скользнул к моим глазам, тогда как тёплые мягкие губы словно мотылёк дрогнули на моей коже, задержавшись там чуть дольше положенного. Всего на одну секунду — для окружающих. Целую вечность — для меня и Итима.

Я в тебе тону, не умирая,

Я ничто в костре твоей любви!

Погрузившись в Ад — источник Рая,

Мы слились одним в его крови.

Чёртово стихотворение! Ну и прицепилось же! Откуда, блин, я его выдрала?! Почему оно вдруг звучит у меня в голове и сердце? Только в сердце — как вращающиеся иглы. Почему я сама себе делаю больно? Зачем я это цитирую, вспоминая ночь накануне моего отъезда к Даладье?

Почему вдруг так резко, так отчётливо вспомнился его нежный шёпот в какой-то из подворотен?! Губы на моей шее, плечах, в вырезе кофточки, его тёплые ладони под тканью… Пахнущая «Dark dream» кожа…

Дьявол!!!

Вздрогнув, я оказалась в этом мире. В свете хрустальных люстр, а не окон полуспящих в ночи домов. В тёплом зале одной из самых уважаемых и богатых семей Роман-Сити, а не в тёмном грязном дворике на коленях Итима. В дорогом и красивом шёлковом платье, а не полуголая в его объятьях.

И если дьявол слышал только что мой отчаянный зов, пусть вернёт меня туда в обмен на мою отыметую душу!!!

Хотя бы на пять минут — в семнадцатое июня, под сень Лилы и Мирны…

Князь Белых Тигров изящно и коротко поцеловал руку сияющей Мелани. Та смотрела на него как на восьмое чудо света. Настолько чудо, что я ощутила вместе с точащей сердце болью ещё и червя ревности. Интересно, много ли там от моего сердца осталось, что они его грызут?

Л у ны ночь столкнула к горизонту,

Побледнела, время подберя,

Оттряхнула с неба позолоту

И упала в южные моря…

Не помню, что там дальше. Знаю, что всё хорошо, но вот поэтому-то наверняка и не помню, что в моей истории доброго счастливого конца не будет. Никогда.

Рука Баст на моём плече шевельнулась. Господи, да я уже успела позабыть об этой чёртовой кошке!

Повернув голову, я взглянула на Дарину.

Она смотрела на меня из-под угольных ресниц, но, когда наши взгляды встретились, медленно убрала свою руку. Это означало, что она знает о… связи между мной и Итимом и не одобряет этого. Просто потому, что не одобряет меня. И хотя я вроде как дочь её лучшей подруги, свою защиту она мне не предоставляет.

На пару секунд я взглядом полностью охватила Королеву. Одна её рука свободно висела вдоль тела, другая касалась Мелани, а плечо было тесно прижато к плечу Мадлен. Вот эти две были под её защитой.

Эта картина была открыта только для меня, Баст и чуть скосившегося в нашу сторону Итима. Всё, больше никто не мог её понять.

Мгновенье я ощущала себя как собака, которую хозяева оставили за запертой дверью.

Но только мгновенье.

Потом ладонь Дарины соскользнула с плеча Мел и всё стало на свои места.

— А где же Лэйд? — ласково обратилась к Князю Мадлен. — Я его уже не видела несколько недель. С ним что-то случилось? Томас вроде бы сказал, что он приехал с вами.

— Да, но… — Князь замялся и посмотрел на свою Королеву. Та ласково кивнула:

— Говори, мой мальчик, здесь все свои.

— Он, — Итим дёрнул щекой, подбирая слова, — немного не в духе сегодня. Насколько я понял, вместо нашего общества он предпочёл Ваш сад, миссис Даладье.

— Мы с ним сильно поссорились не так давно, — вздохнула Баст и обменялась взглядами с Мадлен. — Мэд, он иногда такой ребёнок! Я знала, что с ним будет нелегко — после всего, что он пережил — но иногда мой внук превращается в кошмар, заключённый в плоть ангела.

Итак, Даладье прекрасно знают Эдуарда. Думают, что он усыновлён Дариной, хотя на самом деле он — парень из приюта. Блин, да я вообще ничего не понимаю!!!

Понимаешь, не понимаешь — какая разница?! Ты что, не просекла главных фишек?!! Во-первых, Ким нет на приёме — почему? Во-вторых, Лэйд сейчас совсем один гуляет по саду Даладье, а кому-то зудело поговорить с ним! Ну помнишь, ты хлопнулась в обморок в парке…

Да, блин, помню, знаю! Но разве отсюда можно просто так уйти?

Найди какую-нибудь причину.

Например?

Туалет типа сортир, обозначенный на плане буками «Мэ» и «Жо».

Точно! А знаешь, ты гений!

38.

После того, как Дарина и Мадлен отправили «молодёжь развлекаться», улизнуть оказалось проще простого.

Поначалу мы втроём бродили по залу и то с кем-нибудь знакомились, то вступали в донельзя нудную беседу с уже знакомыми лицами. К счастью, ни в одному из таких разговоров мы не задерживались, потому как я усиленно не могла понять: какая разница, что в стране увеличился ВВП? Итим знал это и спешно уводил меня и Мелани как раз в тот момент, когда круг наших собеседников начинал поглядывать на меня, ожидая моего мнения на данную тему. У меня-то ответ был простой, но, боюсь, на все случаи жизни он не годится.

Вот так, переговариваясь о какой-то чепухе, петлять подруку с Князем Белых Тигров меж гостей, зная, что левая его рука оккупировала Мел — это невыносимо. Если б мы были вдвоём среди всего этого светского прайда, было бы проще. Мы могли бы тихо поговорить о своём, о Ким, о Клане, о последних новостях в Кварталах…

Но с нами была златокудрая принцесска. И как ни велика была моя досада, именно Мелани оказала мне помощь.

— Слушай… — склонилась я к самом её уху в тот момент, когда Итим чуть отстранился от нас обеих чтобы пожать руку какому-то мистеру Грольду с длинными усами.

— Что, в дамскую комнату? — девушка сообразила мгновенно и понимающе кивнула. — Иди, я его отвлеку.

— Спасибо! — эту благодарность я выдохнула очень и очень искренне. Выходит, я и на такое способна по отношению мисс Джафф. Удивительно, почему душка Мажуа меня раздражает до безумия, а вот эта, быть может, ещё более избалованная, капризная и изнеженная Мальвина — нет?

Чёрт возьми, да у меня совсем мозги набекрень съехали за последние двадцать пять дней! Какого чёрта я напрягаю их по таким пустякам?!

Бочком, бочком, задним ходом да согнувшись в три погибели я выбралась из зала, отошла от двери на три метра, а потом с облегчением скинула с ног туфли. Подхватить их вместе с охапкой кружевных юбок оказалось дьявольски сложно, но по сравнению с другими занозами в моей заднице, эта оказалась наиболее легко извлекаема.

Если вы думаете, что тут я как бравый ковбой галопом припустила на улицу, вы ошибаетесь. Сначала я забежала в свою комнату и бросила на кровать порядком осточертевшее манто, после чего на цыпочках прокралась к задней лестнице, где впервые встретилась с Михаилом Одарком.

Тихо и никого. Ну нет, конечно, музыка и голоса здесь слышны, но в остальном — тишина. Слуги не шлястают, не тыкаются во все углы гости, бормоча всеизвестное: «Прямо, потом направо, потом налево, вниз по лестнице… Да где же этот чёртов туалет?!!». Благодать.

Вот теперь можно выбираться из дома.

39.

Как уже говорилось раннее, свой собственный сад я не знала абсолютно. А уж тем более не знала, в какой его уголок может занести Эдуарда. Если, конечно, он ещё в пределах владений Даладье, а не на улицах Чёрных Кварталов, где-нибудь в обществе длинноногих красоток или Круга Поединков. Разве есть в этом мире существо, которое в любую секунду со стопроцентной точностью может сказать вам, куда черти понесли этого белоголового ублюдка?

Сад блаженно погружался в сумерки, почти полностью избавившись от жёлтого солнечного света. Какая-то легчайшая сизая дымка, пахнущая розами и жасмином начала окутывать его, замирая тенями под кустом или деревом. Дневная жара лениво уползла за горизонт вслед за солнцем, а ночная прохлада должна была опуститься только с луной, поэтому воздух, казалось, был ещё более лёгкий и невесомый, ласковый. Он был практически неощутим, но дышалось легко. Дышалось легко запахом наступивших сумерек, лета, зелени и цветов.

Птицы ещё весело гомонили в кронах деревьев, перелетали с ветки на ветку, а высоко в небе носились стрижи, и их крики… А что там рассказывать! Их крики были как всегда неизменны. Как в то утро, которое я встретила в церкви, так и сейчас.

Тихонько цокая каблуками и шелестя кружевными юбками, которые ну никак не могли не шелестеть, я пошла к фонтану. Наугад. И по причине, которую я уже объясняла: это было единственное известное мне укромное местечко. Оттуда можно будет уже начать поиск с помощью своего естества. Думаю, найти Принца Белых Тигров будет проще, чем играющего с тобой Наблюдателя.

Так оно и оказалось. Быть может, для Эдуарда лавочки возле небольшого фонтана — тоже единственное известное убежище в этом саду. А может, он кроме кофе с ванилью ещё любит и аромат жасмина. Или ему нравится слушать плеск воды. Кто его знает?

Пиджак был перекинут через деревянную спинку, белая рубашка расстёгнута до пояса, рукава небрежно закатаны по локоть, развязанная бабочка валяется на земле. М-да, вот уж у кого точно не было настроения веселиться, так это у Лэйда. Ну разве иначе мог бы он сидеть здесь едва ли не в позе философа-мыслителя? Вряд ли. Кто угодно, только не четверть-оборотень.

Когда я, нимало не таясь, подошла к его лавочке, он молча повернул ко мне голову и посмотрел на меня…

— … Что случилось, Эдуард?! — этот вопрос сорвался с моих губ машинально. Я не успела ещё подумать, как уже озвучила его.

Просто на меня смотрели обыкновенные глаза с радужками того зелёного цвета, какой бывает в уставшей зелени или море солнечным днём.

Хотя я бы сравнила их с уставшей зеленью. И вовсе не потому, что как-то симпатизировала этому белокурому ублюдку. Просто в этих глазах были болезненно-зелёный океан мыслей, бездна сомнений и пропасть страхов.

Впервые в жизни я видела обыкновенные глаза Тени из Круга Поединков, Принца Клана Белых Тигров. Глаза, которые ему подарила сама Мать Природа. Глаза, никак не затронутые его нечеловеческим «я», быть может, первый и последний раз. Глаза терзающегося сомнениями и противоречиями человека, живого, настоящего, со своими мечтами и желаньями, со своими кошмарами и привязанности. Такие простые, такие честные, такие открытые и беззащитные, обнажающие всю получеловеческую душу почти до самых потаенных глубин.

Но их взгляд напугал меня и разбудил вэмпи, которая весело подпрыгнула, крича: «Я знаю, что надо делать! Знаю!».

Но откуда ей знать? Откуда знать, почему Принц оборотней смотрит на тебя глазами простого как воздух парня? Такого, с какими ты привыкла дружить и общаться. Откуда знать, почему он вдруг стал такой… человечный, более простой, понятный и естественный?

Я смотрела в эти зелёные глаза, и каждая секунда делала их всё более прозрачными. Каждая секунда всё явственнее обнажала свежую рану на душе, глубокую, кровоточащую. Обнажала так, как порой обнажает доктор полученное вчера ранение, отдирая от него бурые склеившиеся бинты и тем самым заставляя его кровоточить, болеть… И я видела эту боль. Боль, а ещё злость на кого-то — не меня.

— Что случилось, Эдуард? — подхватив юбки, я села рядом с белокурым парнем, но он опустил голову, пряча взгляд. Он привык, что в таком случае его лицо скрывает длинная чёлка. Но сейчас она была зачёсана назад и скреплена гелем — лицо Принца осталось таким же открытым, как…

… Как у ребёнка…

Маленький Принц.

— Эдуард? — моя рука, влекомая вездесущей и всезнающей вэмпи, потянулась к нему и осторожно коснулась скулы.

Лэйд шумно вздохнул и крепко зажмурился. Я знала, что сейчас будет, и почему-то злилась из-за этого. Очень злилась.

Почему?! Почему мне хотелось видеть его насквозь и читать как книгу?

Потому что впервые в жизни ты можешь это сделать! Можешь!..

Могла.

Проморгавшись, два сочно-зелёных изумруда окатили меня своей холодной пустотой, почти безжизненностью. Только сейчас я поняла, насколько же они мертвы. Сейчас, когда у меня было, с чем сравнить, я понимала это.

А вэмпи внутри меня когтями впилась в видение простых человеческих глаз и кричала: «Я видела! Видела! Видела!..».

Теперь мы с ней знали, что изумруды на самом деле — не зеркала Эдуардовой души. Они — экран, который показывает окружающим лишь то, что хочет мозг: радость, злость, спокойствие… А душа скрывается далеко под ними.

Истекающая кровью душа Принца оборотней.

… Христос и Антихрист…

— Мне надо было обо всём догадаться, — хрипло произнёс Эдуард и, поднявшись на ноги, прошёлся близ фонтана. Казалось, он и говорит не со мной, а так, делает замечание самому себе. Только даже у меня свело горло от той горечи, что прозвучала в голосе белокурого парня.

— Догадаться о чём? — внимательно посмотрела я на него, и он, затылком ощутив мой взгляд, обернулся. Может, то было случайностью, но рубашка распахнулась, обнажая загорелую кожу и шрамы.

Шрамы?!!

Да.

Свежие, некрасивые, багровые, они змеились от диафрагмы вниз по животу, как ручейки крови расползались во все стороны от одного грубого, рваного, чудовищного шрама-пятна. Оно зияло чуть ниже того места, где, насколько я помню, хрящ соединяет рёбра.

Я впилась пальцами в шёлк юбки от одной мысли о том, как это вообще было.

Кто-то пытался вырвать сердце Лэйда. Но не ломая рёбра, а пройдя под ними. Кто-то, быть может, по локоть запустил лапу внутрь тела четверть оборотня, переворошил все его внутренности, но так и не осуществил задуманное. Кто-то разорвал всю кожу у него на груди и животе так, что она свисала кровавыми лохмотьями…

— Господи Боже, — услышала я свой собственный шёпот.

— Можешь взывать к нему сколько угодно: он тебя не услышит, — холодно произнёс белокуры парень, делая ленивый шаг ко мне.

— Эдуард… Шрамы могут разойтись в любую секунду! — я помотала головой, вытряхивая оттуда кровавые картины. Но они, казалось, были написаны моим воображением на внутренней стороне черепной коробки. Так, чтобы быть со мной до конца. Самого последнего.

— Если ты не будешь кидаться на меня с кулаками, всё будет цело, — Принц говорил непринуждённо, немного холодно — как всегда. Как будто не его человеческие глаза несколько минут назад беззвучно вопили от боли. Может быть, и впрямь не его. Может, я начинаю сходить с ума и видеть невозможное.

Может. Но не молчи, глупая, скажи хоть что-нибудь!

— Кто это тебя так? — мой голос прозвучал беспомощно. Не спрашивайте даже, почему.

Я сто раз желала Эдуарду смерти. И вот когда она обнимает его за талию, как последняя, но самая загадочная любовница, я не хочу, чтобы они уходили вместе.

— Какая тебе разница? — небрежно фыркнул белоголовый парень, словно я спросила у него, какие носки он предпочитает одевать по пятницам.

Может, он и заслужил смерти. Да. Может, я всё ещё желаю ему смерти от всей души, но… Но кто заслужил на вот такую смерть? В ошмётках собственной кожи, с чьей-то грязной рукой среди своих внутренностей?

— Это ведь сделал не Синг, верно? Когда мы пили кофе у меня дома, в приюте, ты был живее жизни, — пристально посмотрела я в глаза Принца. Он скривил уголки губ в улыбке, быть может, вспоминая ванильное облако, и кивнул:

— Не Синг.

А я говорила, Кейни Лэй Браун, что ты будешь скучать по такому врагу!

Заткнись! Дело не в этом!

Нет? А в чём же, малютка Лэй? Прости за нонсенс, но тебя разрывает на части от чувства, которое я не в состоянии понять.

Неважно, неважно, неважно.

— А кто же тогда?

— Ты хочешь пожать руку тому, кто так отходил меня? Хочешь поздравить его, да?! — изумруды презрительно сощурились, а голос спустился на несколько ступеней вниз, к шипению. — Хочешь порадоваться, девочка Браун?!

Нет, клянусь, нет! Господи Иисусе, я не это имела в виду!

Господь, может, тебе и поверил, а Эдуард?

— Кончай париться! — вскочила я со своего места. — Я тебе ещё ничего такого не сделала и не сказала!

— Но ты хочешь знать, кто перемешал мне все потроха — почему? — пара шагов, и злые изумрудные глаза нависли в десятке сантиметров от меня. — Ты, так долго жаждущая стереть меня в порошок, хочешь знать, кому это почти удалось — зачем, а?!

Даже при моих каблуках Лэйд был выше меня. Меня, у которой дрожали губы от острого желания что-либо сказать.

Но — что? Что я могу ему сказать? Как я могу его переубедить? Разве он неправ в своих сомнениях? Разве я не заслужила их?

Заслужила как никто, крошка Лэй. И теперь сожалеешь об этом.

Нет, нет, вряд ли, но…

Дурная у тебя привычка — врать самой себе. Ты можешь меня убедить, но не обмануть. Запомни это.

— Хочешь, я тебе скажу, кто копошился в моих внутренностях?! — яростно прошипел мне прямо в губы белокурый парень. — Баст.

— Что?!!

— Баст.

Сделав шаг назад, я хлопнулась на лавку в пене кружев своей юбки. Моргнула. Попыталась собраться с мыслями.

А мир перевернулся с ног на голову. Лестницы, ведущие в рай, окончились у врат Чистилища. Звёзды заблестели под ногами, а Млечный Путь оказался Л е той.

Это неправильно, неправильно, неправильно, неправильно…

Неправильно!

Солнце не должно гореть под ногами! Люди не должны ходить по облакам и грозовым тучам, пугая птиц! Снег не должен, кружась, падать вверх!

Матери не должны полосовать на части своих внуков. Так быть не должно! Как угодно, только не так! Я знаю, что такое Семья! Я знаю, какое тепло и спокойствие чувствуют оборотни в своём Клане!

… А шрамы багровели на безупречной коже Маленького Принца…

— Ч-чёрт… — выдохнула я.

— У тебя такой вид, — язвительно заметил Лэйд, — словно небо оказалось у тебя под ногами.

Как ты прав! Как же ты прав, Маленький Принц!..

Я попыталась представить, как Виктор до локтя погружает руку в моё тело, разрывая мышцы, вороша мои внутренности, и ощутила, что схожу с ума. Потому что такого быть не могло. Виктор не может обидеть меня!

— Эдуард, — прошептала я и услышала свой шёпот как-то со стороны,

— это неправильно. Она — мать твоего отца. Вы с ней одна кровь и плоть!

— И? — огрызнулся четверть-оборотень, садясь рядом со мной на лавку.

— Так быть не должно!!! — страх или возмущение — я сама не разобралась в этом мимолетном всполохе — заставили меня вскочить на ноги и повернуться лицом к Принцу. Теперь он угрюмо смотрел на меня сверху вниз. Только это ничего не меняло.

Вряд ли во всём мире осталось то, что могло поменять что-либо между мной и этим белокурым четверть-оборотнем.

— Так быть не должно — интересно, а с чем ты сравниваешь? — я никогда не видела, чтобы Эдуард кривил губы в такой неприятной улыбке, где была такая толика горечи.

— С чем угодно, — покачала я головой.

Что ты чувствуешь, Кейни Лэй? Я не могу понять, что бушует в твоём сердце?

Почему звёзды сверкают у нас под ногами?

Не знаю. А почему на твоём лице написана…

— Она — Королева моего Клана. И это прежде всего! — злобно фыркнул белокурый парень и добавил, глядя мне в глаза. — Только не надо меня жалеть, ладно? У тебя такая мина, словно тебя канонизировали и намалевали на иконе.

… жалость?

Жалость. Жалость! Жалость!! Жалость!!!

Жалость!!!

У меня закружилась голова.

Солнце зашло на севере.

Так быть не должно!!!

Я не должна его жалеть!!!

Я же его ненавижу!!! Что же это?!. Господи, почему, почему, почему?!!

— Мне тебя жаль, — прошептали мои губы, когда я отстранённо смотрела на чуть бледное лицо Эдуарда. На лицо Эдуарда, а потом — на свою собственную руку, которая потянулась к щеке Маленького Принца.

— Мне не нужна твоя жалость!!! — он вскочил, словно я протягивала к нему раскалённое серебро — мои пальцы безвольно скользнули по его груди, животу, свежим шрамам, так и не коснувшись щеки. — Слышишь?!! Чья угодно, только не твоя!!!

Я подняла взгляд. В изумрудах плясало то ледяное пламя, что поглотило меня однажды ночью. Я знала, что за ними душа кричит ещё от многих чувств, но каких? Что там, за этой злобой?

— Тогда тебе лучше найти кого-то, чью жалость ты бы принял без колебаний, — твёрдо произнесла я, глядя в это танцующее пламя. — Потому что Баст исполосовала не только твою плоть, но и душу. И это ещё вопрос, что в тебе быстрее истечёт кровью.

Он ничего не ответил, даже не вздрогнул, не изменился в лице — просто побледнел. Как рассветное небо. И это было всё.

— Меня некому жалеть, — шевельнулись его сухие губы, но произнёс это кто-то другой. Кого я не знала. Кто мог испытывать боль и страдание. Кто мог сожалеть и тосковать об утраченном.

Кто сейчас испытывал боль и страдание, сожалел и тосковал.

— Тебе стыдно рассказать кому-то, что твоя Королева так тебя отделала? — слегка прищурилась я.

— Нет. Я не имею права говорить о том, что я поссорился с ней, и из-за чего я поссорился с ней.

— Но мне ты сказал.

— Потому что это касается и тебя.

— Что?

— Это касается и тебя, — устало повторил Эдуард и осторожно, чтобы не потревожить шрамы, сел на лавку. А я осталась растерянно стоять перед ним, потому что дождь падает вверх, солнце восходит на юге, а матери рвут на части своих внуков.

— Расскажи мне, — попросила я, глядя, как белокурый парень откинулся на спинку и прикрыл глаза.

Он ведь наверняка обескровлен, обессилен. Ему наверняка сейчас плохо от полупустых жил и сводящей мышцы слабости.

Ему?!!

— Это не моя тайна, — спокойно отозвался Лэйд, не открывая глаз.

— Чёрт возьми! — встряхнула я головой. — Что это за вещь, которая касается меня и тебя, из-за которой Баст тебя едва не убила, но которую ты мне не можешь рассказать, потому что она тебе не принадлежит?!!

— Лучше тебе этого не знать, — выдохнул четверть-оборотень. — И лучше узнать одновременно. Нонсенс.

Опять это слово.

— Нонсенс в том, что я чувствую по отношению к тебе жалость, — покачала я головой. — А значит, что дело, мягко говоря, дрянь. Баст буквально порвала тебя на куски, значит, это что-то действительно серьёзное. И оно касается нас с тобой.

— Я не говорил, что оно касается нас с тобой, — возразил Эдуард, однако на меня такие фокусы не действовали.

— Если оно касается меня, но за него Баст пустила тебя на полосочки, значит, оно касается нас с тобой, — упрямо произнесла я.

— Иногда я забываю, какой сообразительной ты стала! — устало вздохнул Принц, но так и не открыл глаза, словно собирался уснуть.

И — странное дело.

Вокруг цвёл июнь, а я ощущала осень. Быть может потому, что осень никогда ничем не обманешь. Осень всегда покажет тебе, что ты чувствуешь на самом деле. Осень всегда во всё вплетёт туман, грусть и отчаянье.

Особенно если солнце уже скрылось на севере.

Но я стояла перед своим обессиленным, поверженным врагом и жалела его. Жалела и мучалась загадками. Что-то касается нас. За что-то он едва не лишился жизни, но лишусь ли я? Что объединяет меня и его, а связывает — с Баст?

Мне казалось, жизнь не может быть такой сложной. Мне казалось, что в моей жизни ещё нет того, что может её усложнить настолько. А оказалось, есть.

Жасмин пах опавшими листьями и дождём. Лето было осенним.

Я тоже думала, что так не бывает.

Вэмпи медленно выкарабкивалась на поверхность. Чуя, что я не мешаю ей, она рывок за рывком вылезала из недр моего естества и принюхивалась как собака. Понимая, что мне не до неё, что мой мир стал с ног на голову, она растекалась по жилам, постепенно становясь моей плотью.

А я ей не мешала. Мне не хотелось ей мешать. Я пускала на самотёк всё. Её, свои принципы, осторожность…

И наступил момент, когда мы с ней поменялись местами. Я свернулась клубочком в своём теле как в тёплом гнёздышке, и ощущая, и не ощущая каждое его движение, порыв, желание. Всё это переняла вэмпи. Теперь она дышала, отсчитывала пульс, сознательно делала шаги и смотрела на лицо Эдуарда.

Вот чем могли закончиться все её предыдущие порывы к свободе. Но почему же сейчас я нисколько не волнуюсь? Только ли потому, что она не собирается убивать или калечить? Только ли потому, что я могу спуститься ещё глубже в своё естество и уснуть до конца существования моего тела, предоставив вэмпи прожить отведённые мне годы?

Это казалось заманчивым. Уснуть. Видеть только сны. Послать ко всем чертям эту жизнь, не умерев. Отдохнуть от её изгибов, поворотов и обрывов, с которых я падаю.

Вэмпи будет не против. Она повела моей рукой, и я осознала, что ей нравится моё тело, что она пользуется всем, что заложено в моём мозгу: школьные знания, личный опыт, воспоминания, планы…

Она сможет прожить за меня эту проклятую жизнь…

Но я устроилась поудобней, так, чтобы не до конца терять связь со своим телом, и приготовилась смотреть на мир глазами… себя? Даже не знаю, как это назвать.

А впрочем, надо ли? Если солнце зашло на севере…

Подобрав море кружев, вэмпи осторожно присела на лавку рядом с Эдуардом. Но он не пошевелился, не поднял голову с деревянной спинки, не открыл глаза. Казалось, он крепко спит, и только опущенные уголки плотно сжатых губ выдавали боль и горечь, которые он до сих пор ощущал. Вэмпи всмотрелась в его лицо и только теперь заметила пролёгшие под глазами тени, тонкую складку на лбу и едва заметные сеточки морщин в уголках глаз. Загорелая кожа Принца утончилась, выцвела, посветлела. Как шоколад, в который вылили слишком много молока и тем самым испортили его.

Осторожно, словно боясь чего-то, чего я понять уже не могла, вэмпи провела пальцами по шее белокурого парня. Легонько, как садовники касаются едва распустившихся бутонов молодых роз. Как матери касаются спящих детей. Легонько, почти ласково.

Эдуард приоткрыл глаза — изумруды тускло сверкнули из-под ресниц, а потом выпрямился. Казалось, он ждёт, что ещё секунда — и вэмпи вопьётся зубами ему в шею. Это было написано в его напряжённой осанке, его слегка прищуренных глазах. Что бы между нами не произошло, он не доверял мне. Или ей? Ведь она теперь — это я.

Полноправно.

Но вэмпи совершенно не собиралась кусаться или царапаться. У неё на уме было что-то совсем другое. Словно понимая это, взгляд Лэйда не отрывался от её глаз, видя там нечто. Быть может, меня — выглядывающую из глубин души и сознания тень. А быть может, её — вэмпи. Такой свободной, какая она есть на самом деле. Изумруды следили за ней как за подкрадывающейся чумой или смертью. Ведь на самом деле так и было. Но для него ли? Для Принца Клана Белых Тигров?

А вэмпи, казалось, не замечала этих глаз, порхая пальцами по рельефу эдуардовой груди. Как ночные мотыльки подушечки её тёплых пальцев ласково касались каждой линии изуродованного багровыми шрамами торса, а иногда — самих шрамов, но осторожно, легко, легче тёплого выдоха. А потом её ладонь легла на плечо белокурого парня, и изогнувшись всем телом, вэмпи уронила почти невесомый поцелуй в ямочку у основания шеи Лэйда. Тонкий тёплый запах его кожи и терпковатый — одеколона защекотал что-то внутри нашего с ней тела. Что — знала теперь только она. И ей это нравилось.

Четверть-оборотень смотрел на неё чуть расширившимися глазами и, быть может, сам не осознавал этого. Он смотрел в её глаза и не мог понять…

— … Мне так жаль тебя, Маленький Принц, — тихонько выдохнула она, едва касаясь губами мочки его уха. — Бедный Маленький Принц…

Я отстранилась вглубь своего… или теперь вэмповского естества, чтобы не чувствовать и не видеть их поцелуя. Но всё равно он дотянулся и до меня. Какой-то отсвет Силы, вечно танцующей на губах Эдуарда, потревожил меня в моей тёмной берлоге. И я подумала, что вот с помощью этого отсвета белокурый парень узнал в Лэй меня во время нашего с ним поцелуя. Что этот отсвет — он вроде рентгена естеств: находит, проверяет, говорит, знакомо или нет, а если да, то кому принадлежит.

Хитро.

«Прикрыв глаза», я беззаботно уснула, как засыпает кошка в тепле среди шерстяных одеял. В покое и безопасности.

Быть может, впервые в своей жизни.

Глава 18

40.

Вэмпи пила кофе с коньяком и, смеясь, тихонько рассказывала:

— … И вот мы смотрим на этот вонючий цветок, у которого пёстрые лепестки торчат как перья у ободранной курицы, и думаем: куда бы его сплавить?.. И тут я вспоминаю, что сегодня у нашего «обожаемого» завуча День рождения, а мы, как это водится, без подарка…

Она говорила ещё и ещё, я знала эту историю, но разбудила меня не она и даже не монотонный фон — тихие разговоры гостей. Скорее всего, удовольствие, которое вэмпи получала от кофе…

Кофе? Где это она раздобыла кофе?!

Я «потянулась» к нашим глазам и увидела, что она сидит за широким столом, застеленным белоснежной накрахмаленной скатертью. Сервиз был нежно-розовый, немного в восточном стиле, дорогой как сама жизнь. Кофе был совершенен, а гости, сидящие за столом и мило беседующие друг с другом — как всегда веселы. Стены — какого-то пастельного оттенка, с гобеленами…

Больше я ничего не успела рассмотреть, потому что вэмпи перевела взгляд на Мелани, Итима и Лэйда. Принц сидел справа от неё, Мел и Князь оборотней — слева. И все улыбались её немудрёному рассказу.

Что же я пропустила? Банкет, сладкое… и что-то ещё?

Оказалось, что все мои вопросы вэмпи слышит как я когда-то — собственные мысли. И, кажется, она вовсе не ожидала их услышать, потому что вздрогнула так, что едва не выплеснула кофе на себя.

— Что случилось? — удивлённо посмотрела на нас Мел.

— Ничего, язык прикусила, — вэмпи покачала головой и чуть натянуто улыбнулась, но потом…

Господи Иисусе!

Потом, как я грубо заталкивала её в самую глубь себя, как я беспощадно хоронила её на самом дне самой себя, так и она навалилась на меня всей своей массой, ослепляя, подавляя, причиняя мне настоящую боль и опутывая теми цепями, которыми я когда-то опутывала её саму. Она с мрачной решимостью старого могильщика закапывала меня в той яме, где покоилась сама до своего самого первого пробуждения.

Теперь я была просто куском человеческой души, иногда всплывающим наружу и мешающим жить. Теперь я была просто досадным придатком, теневым «Я» вэмпи, помехой, неприятностью, непонятной эмоцией, кратковременным аффектом.

И она давила меня, сталкивала ко дну… а я рвалась наверх. Кричала, брыкалась, рвала когтями и зубами её саму и пыталась вновь овладеть своим телом. Моё естество было для меня непроглядной тьмой, морем безумия и хаоса… Впрочем, так ли я выразилась? Ведь теперь я и есть это естество… или всё иначе? Теперь я и есть душа, которая уходит в пятки и болит. Так ведь?

Впрочем, какая теперь разница? Я рвалась вслепую наверх, сквозь вэмпи. Впивалась в её пахнущее розами нутро и подтягивалась вверх, туда, на свободу, к власти надо всем, что дала мне Природа. Да, я хотела когда-то уснуть и предоставить вэмпи возможность прожить мою жизнь. Но я не хотела быть спутанной цепями во мгле тюрьмы своего тела. Как угодно, только не так. Только не так!

К чёрту! К чёрту усталость! Эта жизнь была отведена мне!!!

Метель из алых лепестков ударила в меня гранитной стеной, но я упрямо рванулась наверх ещё раз… и упала в самое сердце холодного северного моря без дна и поверхности. Тихого, синего, неподвижного, казалось, совсем неподвластного времени. Чистого, как кристалл, и одинокого, как луна.

Вверху тихо сомкнулся лёд, и чёрная бездна распахнула подо мной свои объятья, дыша зимой и усталостью. Я знала её — Итим.

Итим… Мой милый Итим…

Перевернувшись в ласково-ледяной толще воды, я блаженно успокоилась и заметила где-то далеко бледный свет, отдаляющийся и так похожий на солнечный.

Но это было не солнце.

Это было…

Изумрудное пламя заставило кристально чистую воду вскипеть и закричать тысячами голосов. Сожгло покой, обратило холодную вечность в ад и, обхватив меня своими невесомыми языками, дерзко вырвало на поверхность, в странное Никуда.

Холод сменился жаром.

Вода — огнём.

Плен — свободой.

Пламя слегка опало, услужливо открывая мне дорогу в мир. Настоящий мир, тот самый грязный и суетливый, в который я когда-то не хотела возвращаться.

А теперь — бросилась как на спасательный круг.

… - Смотри-ка, да она спит!

— Чему ты удивляешься? Только такое безалаберная тварь, как Кейни Лэй Браун может преспокойно дрыхнуть в самые неподходящие моменты…

41.

Перевернувшись на спину, я зевнула и с довольным мычанием потянулась. Было так хорошо, так чертовски хорошо! Казалось, меня всю заполнила нега, лёгкая и сладкая, как сахарный крем, и такая же приятная. Такой тихий сон… И такое сказочное после него ощущение… Такое нежное… Хорошо бы сейчас повернуться на бок и снова уснуть. О да, это было бы чудесно! Вот только найду Тэдди… и усну опять…

Ну нет, милая моя, нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя!

Почему?!

Не знаю ещё! Давай, просыпайся! Где там эта сволочная вэмпи?!!

Как ты сказала? Вэмпи?!

Я, распахнув глаза, резко села и, однако мир тут же с коварным смешком расплылся в тумане. Как и всегда после сна.

Вэмпи… Да вот же она, в самом тёмном углу, вымотанная, обессиленная… Как пёс побитый. Что ж, она получила по заслугам! Маловато у неё силёнок командовать мной!

Я зевнула во весь рот.

Во-первых, сударыня, она их ещё наберётся, так что берегись! А во-вторых, тебе помогали, забыла что ль?!

Помогали? Кто?

Несколько раз моргнув, я наконец-то поняла (или просто соизволила обратить внимание), что сижу на мятой постели в собственной комнате. Благодаря неяркому свету ночника она из белой превратилась в серовато-бежевую, с резко выступающими очертаниями предметов и разводами чёрных теней, где так любят прятаться детские кошмары. Шторы на окнах были задвинуты наглухо, и не трудно понять, кто это сделал.

Эдуард неспешно прохаживался по ковру, сунув руки в карманы брюк. Лицо, подёрнутое туманом усталости, было нагловато-спокойным. К чёрту слова! Обыкновенное эдуардовское лицо! Такое, как всегда.

Тогда… что же это такое…

Опять зевнув, я в сомнении осмотрелась, ища подсказку. Как будто она могла быть написана помадой на моём зеркале или кровью — не безупречно чистом потолке.

Тогда его обыкновенные глаза, наш разговор — это всё мне приснилось что ли?!

Вряд ли, дурашка. Отчего бы тогда вэмпи взяла вверх?

Логично. Значит, вэмпи взяла вверх, а Лэйд и Итим помогли мне затолкать её обратно.

Если не сделали это за тебя.

Тут уж неважно. Важно то, что меня ожидает увлекательнейший разговор с Эдуардом. Гадость-то какая! Но, как говорится, лучше увлекательнейший разговор, чем увлекательнейший аттракцион.

Верно.

Взбив подушки, я устроилась поудобней, расправила складки своего платья и, сложив руки как примерная девочка, принялась молча наблюдать за белокурым парнем. Не всегда ж мне начинать разговор! Правда, я всегда начинаю драки, но опустим эту мелочь.

Однако четверть-оборотень не спешил нарушать тишину. Просто бесшумно скользил взад-вперёд и задумчиво молчал. Как будто кроме него в этой комнате никого нет. Я вполне материальна для того, чтобы не быть призраком?

Вполне. Эгоу, котик! Она здесь!

Молчи! Чего ты смерть ко мне кличешь?!

Кстати, ваше отсутствие на приёме могут неверно расценить!

Ага, верно. Особенно учитывая то, что успела натворить вэмпи.

Хотелось бы ещё знать, то — это что именно?..

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно повернулся ко мне Эдуард. Где-то секунду я, протормозив от удивления, смотрела ему в глаза, после чего растерянно хлопнула ресницами и ответила:

— Ну… классно.

Добрый доктор Айболит.

— Очень хорошо, — удовлетворённо кивнул парень и непринуждённо уселся на стоящее возле кровати мягкое креслице. Оно вообще возле туалетного столика тусуется, но, видимо, кто-то поменял его местожительство.

Я даже догадываюсь, кто. Хочешь, скажу?

— А где… — я посмотрела на дверь, но белокурый парень не дал мне договорить:

— Ушёл. Должен же хоть кто-то из чад Баст присутствовать на приёме.

— Почему ты не сказал, что вы с Итимом сводные братья? — внимательно посмотрела я на него. И он, презрительно фыркнув, ответил:

— А с какой это стати? Кто ты мне такая, что я должен тебе про свою семью рассказывать?

— Семью? Не Клан? — облизнула я сладковатые от помады губы. — Так Дарина всё-таки усыновила тебя и забрала из приюта?

— Ага, спустя день после того, как удочерили тебя, — лениво отозвался Эдуард. — Как это ты позволила вэмпи оседлать себя?

— А как ты об этом догадался? — прищурив левый глаз, посмотрела я на него и тут же спохватилась. — Да и вообще, что я пропустила? Что было, пока я…

Не найдя подходящего слова, я эмоционально изобразила рукой бессмысленный жест.

Белокурый парень тонко улыбнулся. Это означало во все времена и при всех народах только одно: он знает что-то такое, что мне чертовски не понравится. И его это несказанно, ну просто до чёртиков забавляет.

В животе шевельнулось нехорошее ощущение. Очень нехорошее. Как проглоченный ёжик.

— Эдуард? — в моём голосе зазвенела настороженность. — Что произошло?

— Знаешь, — тихонько рассмеялся белокурый парень, кажется, проигнорировав мой вопрос, — я поначалу ничего не понял. Глаза у тебя были немного другие, чуть дикие, только я списал эту странность на твою новую природу. Но потом…

Он умолк, глядя на меня чуть искрящимися изумрудами. Он знал что-то, что приведёт меня в ярость. Знал и смаковал это ощущение как ванильный леденец, предвкушая… что? Что эта скотина вэмпи успела натворить? Почему так доволен Эдуард?..

Так, блин, а на какой ноте ты покинула свои органы чувств?

На той, что… ЧТО?!!

Шар тошноты подпрыгнул на диафрагме и прочно застрял где-то в глотке. Меня замутило от одной только мысли…

— Не молчи, сукин ты сын! — сдавленно произнесла я, судорожно впиваясь пальцами в покрывало. Господи, неужели вэмпи, то есть, вэмпи в моём теле, то есть, моё тело в руках вэмпи…

Во рту набралась слюна, и слизистую оболочку стянуло. Кажется, меня сейчас вырвет…

Через силу сглотнув, я дрожащими руками схватила пену чёрных кружев своей юбки и безвольной амёбой сползла с кровати. Ватные ноги подкашивались как у новорождённого жирафа, но всё-таки держали меня в вертикальном положении перед лицом Эдуарда. А он наблюдал за мной с видом подростка, ставящего эксперименты над тараканом.

Сейчас я ему покажу и таракана, и кукарачу рыжую!

— Ты чего побледнела, как вывалянный в муке слон? — насмешливо спросил четверть-оборотень, глядя на меня снизу вверх. — Пельмень из тебя, надо заметить, никудышный.

А у тебя анекдот с бородой!

— Чт

овы

делал

ис

вэмпи? — я отрезала каждое слово, глубоко дыша. Меня не вырвет, не вырвет, не вырвет… не на этот дорогой ковёр… на него — пожалуйста…

Я пыталась разбудить память в своём теле о том, что было, но, наверное, это мне не под силу. Даже вечно услужливый мозг на этот раз отказался рисовать картины на стенах черепной коробки. А ведь он всегда так охотно рисует всё мерзкое!..

Что же это… Такая пустота, словно не было ничего, словно моё тело спало вместе со мной…

Обхватив себя руками, я отчаянно воззвала ко всем своим нервным окончаниям. Что там было? Что?!

— Мы премило лизались минут… пять-десять, — наконец произнёс белокурый парень и зевнул.

У меня в голове что-то щёлкнуло.

Шарик за ролик, небось, заскочил. Ну да как обычно, не обращай внимания.

— Мы… — вытаращилась я на четверть-оборотня. — Мы просто зажимались?!!

Ком тошноты приспустился к диафрагме и начал медленно рассасываться.

— Как мне нравится это твоё «просто»! — тихонько фыркнул Эдуард. — А ты на что рассчитывала, цыпочка?

— Д-да ни на что… — ошалело пробормотала я. Странно, но у меня даже не возникло желания дать ему по морде за цыпочку.

Не так страшен чёрт, как его малюют. Вечно ты что-нибудь нагородишь, а потом окажется, что всё вовсе и не так! Сколько нервных клеток ты загубила за последние пять минут?

Уймись, дай спокойно подумать!

… и учти, они ведь не восстанавливаются! С учётом того, что запасы нервов у тебя и без того скудные, ты…

Заткнись!!!

Пытаясь собраться мыслями, я встряхнула головой, отчего волосы рассыпались по спине и плечам. Твою мать, вся причёска кому-то под хвост!

Ой, о причёске она переживает!..

Молчать, я сказала!!!

Подняв глаза, я посмотрела на Эдуарда. Эта шокотерапия меня скоро в могилу загонит… так почему же он больше не улыбается?

Ты чем-то недовольна?

Да посмотри на него! Кило сарказму нынче подорожало? Нет? Тогда почему он так спокойно на меня смотрит? Маску-насмешку спёрли?

— Странно ты реагируешь, — тихо произнесла я, глядя в два чуть сверкающих изумруда.

Четверть-оборотень вопросительно приподнял бровь.

— Где торжествующая лыба Чеширского кота? — продолжила я, всматриваясь в каждую чёрточку этого сероватого, чуть обескровленного лица, знакомого с детства.

Бледные губы белокурого парня тронула слабая тонкая улыбка. И всё.

Значит, я тут в шоке, а он даже не скалится?!! Вэмпи его что, сковородкой и кирпичами по голове отходила?!!

Стоп!

А?

Вот оно!!!

Что?

Вэмпи!

??!

— Она утешила твою боль… — выдохнула я, чувствуя, как мои глаза округляются от изумления. — Жалела тебя…

Улыбка как вода сошла с эдуардового лица, и оно высохло, стало гипсовой маской. Изумруды опустели, как экран выключенного телевизора, и чем теперь только ни бейся об стены, ничего ты в них не увидишь.

Но мне не надо было видеть, чтобы знать. Не надо было видеть, чтобы оцепенеть от изумления, только и шепнув:

— … Христос и Антихрист…

Край постели услужливо скользнул мне под задницу, когда я готова была плюхнуться просто на пол. Надо ли говорить, что я опять была в шоке, опять из-за Эдуарда, и опять могла смотреть только в его пустые глаза. Мир отступил далеко-далеко под натиском одной-единственной мысли.

— Вэмпи… утешила тебя, — я оцепенело попыталась озвучить её, складывая руки на коленях, — утешить своими ласками, своим теплом… И ей это удалось.

Мне пришлось повторить это ещё несколько раз, прежде чем я в полной мере осознала всю прелесть сказанного мной. Белокурый парень при этом молчал, холодно наблюдая за моими попытками разложить всё по полочкам.

Но ведь… как всё интересно получается! Вэмпи, эта сволочная вэмпи и моё бедное тельце оказались единственным утешением для Принца Клана Белых Тигров! Неужели…

— Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не значит? — лениво спросил Эдуард. — Я знаю, о чём ты подумала: у тебя форма глаз поменялась.

Квадратики, квадратики!

— Только не надо этих дешёвых реплик из голливудских фильмов середины прошлого столетия, — я сумела насмешливо улыбнуться и встать.

— Только не надо этих наивных девчоночьих надежд! — фыркнув, белокурый парень легко оттолкнулся от кресла и тоже оказался на ногах.

— Ты и твоя вэмпи — существа абсолютно разные.

— Но тело-то у нас одно на двоих, — я рассмеялась ему в лицо и уже не могла остановиться. Как в тот день, когда мы с четверть-оборотнем пили кофе.

Скорее всего, это просто нервы. Или последствия ванильного бума.

— Хорошо, — вздохнул Эдуард, словно я была маленьким глупым ребёнком, никак не желающим даже методом прямого подсчёта понять, что три палочки плюс две палочки равно пять палочек. — Давай я покажу тебе один хороший и очень поучительный фокус.

— Люблю фокусы! — вздрагивая от смеха, я уселась на кровать.

— Думаю, что этот фокус тебе не понравится, — белокурый парень вышел в центр комнаты, точнее, на свободное пространство, изящно выскользнул из пиджака и, небрежно бросив его на кресло, стал закатывать рукава белой, уже помятой рубашки. Эдуардова тень на светлых занавесках покорно повторяла каждое его движение.

Я с интересом наблюдала за ним. Сейчас он покажет фокус. Хороший фокус. Поучительный. Никогда ещё не видела, чтобы четверть-оборотень показывал фокусы. Может, он вытащит из кармана белого кролика и удава? Поиграем в «Кто кого съест», причём я ставлю на удава!

Хотя с другой стороны, странно всё это. Эдуард-фокусник? Может быть, я совсем не хочу этого видеть. С каких это пор он будет чему-то меня учить? Я, конечно, понимаю, что теперь наши жизни другие, мы уже не сироты из приюта, но между нами это ничего не меняет. Фокус будет чёрный — даю на отсечение пушистый хвостик того кролика, которого белокурый парень мог бы достать из кармана. Фокус будет очень чёрным. Наверное, будет даже больно. Так почему же я сижу с видом зрителя на своей постели? Из-за святой уверенности, что в этом «моём» доме мне не причинят вреда? Почему же вэмпи молчит, как мёртвая? Не сильно ли её побили?

Есть ли она вообще?..

Есть, есть, но носу она долго не покажет, ты уж это учти. Надо будет обходиться собственными силами.

Чёрная лента, которая при помощи умелых рук превращается в изящную бабочку у основания мужской шеи, плавно приземлилась на мой ковёр. Эдуард проводил её ленивым взглядом и расстегнул первую пуговицу рубашки.

— Кажется, я не хочу видеть такой фокус, — с тихим смешком заметила я, однако улыбка увядала на моих губах просто во время смеха.

Но белокурый парень расстегнул рубашку ровно настолько, чтобы было легко дышать. Интересно, что он затеял? С его шрамами особо не размахнёшься, значит, это будет что-то ментальное?

Чеканя шаг, мурашки промаршировали по моей спине как отряд гестапо. И в этом не было ничего приятного. Скорее предупреждение.

— Этому фокусу, — обернулся ко мне четверть-оборотень. — Я научился, когда только стал Принцем своего Клана. Когда узнал меру своих возможностей.

— Сейчас ты достанешь из-за пазухи голубя? — несмотря на сарказм смысла этой фразы, прозвучала она достаточно жалко, и Лэйд, закрывая глаза, улыбнулся этому. Почему-то я твёрдо была убеждена, что передо мной именно Лэйд, и что лучше мне уносить отсюда свою задницу, пока с ней ничего не случилось.

Здравый смысл, разумеется, уже вовсю читал мне лекции, коим позавидовал бы профессор Оксфорда, но я сидела на месте и неотрывно смотрела, как белокурый парень повернул голову, разминая мышцы шеи. Глаза его при этом были по-прежнему закрыты.

Фокус точно будет нехороший.

Да заткнись ты!

Вначале я ничего особого не увидела. Только почувствовала.

Как я нашла в зале Баст по неряшливо скользящим в воздухе потокам энергии, как и сейчас я даже в самом своём человеческом состоянии с закрытыми глазами безошибочно могла сказать, где находится Лэйд. В комнате стало прохладно от его Силы, и воздух стал как-то тяжелее, разреженней.

Мне это не нравилось. Теперь — абсолютно. Можно он не будет показывать свои фокусы, и мы просто спустимся вниз, к остальным гостям?

Видимо, нет.

Четверть-оборотень открыл глаза, и я от удивления забыла выдохнуть. Я вообще забыла, что мне надо дышать.

Ночник не давал особо много света, но мне не он и не был нужен, чтобы во всех деталях рассмотреть Принца. Разрезы и форма его глаз переменились, стали кошачьими, хотя, учитывая его природу, правильно было бы сказать тигриными. Жидкий искрящийся изумруд растёкся по ним, укрыв собой и белок, и зрачок. Это уже не вписывалось ни в какую природу.

Без вэмпи я ощутила себя неожиданно беззащитной перед… перед этим существом. До такой степени, что, не отрывая от него взгляда, почти в паническом страхе медленно забралась на кровать и осторожно, чтобы не запутаться в юбке, отползла к другому её краю. На самом деле это в первую очередь был чистой воды инстинкт самосохранения, после «исчезновения» вэмпи во сто раз усилившийся.

А говорят, что одно другому не мешает.

Я сосредоточилась на том, чтобы правильно, размеренно дышать, но это оказалось сложной задачей. А всё из-за треклятого сердца. Оно то рвалось прочь из клетки рёбер, то судорожно замирало, падая куда-то на дно желудка и повисая на артериях — струнах, по которым ласково, точно пальцы музыканта, скользили потоки лэйдовой силы. Они холодили меня изнутри, они могли коснуться меня изнутри, коснуться моих лёгких, моего сердца, и это почти приводило в ужас.

Почти. А вэмпи спала. Беспробудно.

Тот, кого я раньше звала Эдуардом, лениво зевнул, показывая острые зубы. Не просто острые клыки, как у вампиров, а ряды просто-таки тигриных зубов. В них уже не было ничего человеческого.

Но ведь у него не та кровь!!! Он не может перекинуться!!!

Он и не собирался.

— Ну, как тебе фокус? — в звенящей тишине этот хриплый, немного низкий голос заставил меня вздрогнуть. Едва не соскользнув с края постели, я как можно смелее ответила:

— Хватит играть, Лэйд… — у меня хватило ума прикусить язык, однако четверть-оборотень с недобрым смешком закончил вместо меня:

— … покажи что-нибудь стоящее? Да? Ты это собиралась сказать? Ну ладно, детка, поиграем.

— Ты же обещал просто фокус, — я осторожно сползла на корточки с кровати, чтобы хоть она была между мной и Принцем. Сама мысль о том, чтобы драться, казалась мне нелепой. Как можно драться с Принцем оборотней даже такой безумной скотине, как я?!!

— Фокус, — кивнул тот. — А к нему сюрприз.

— Да пошёл ты со своим сюрпризом на ***! — немного с придыханием произнесла я.

— Какие мы храбрые! — лицо четверть-оборотня внезапно оказалось совсем рядом, когда он за считанные доли секунды изящно, как шёлковая лента, лёг поперёк моей постели.

Ойкнув, я хлопнулась на задницу. Лэйд озарил меня улыбкой смертельно острого жемчуга, и внезапно из того блестящего жидкого изумруда, что застилал его глаза, вынырнули угольные зрачки формы разбухших рисок. Изумруд застыл и пошёл сетью блекло-зелёных трещинок-паутинок. Это проступали настоящие глаза Принца, настоящее зеркало его души, однако этому зеркалу суждено было выглядывать в мир сквозь тонюсенькие щели в мёртвом драгоценном камне. Как сквозь жалюзи: оно видит вас, но вы не видите его.

Как ни крути, а эта картина уже более человечна.

— Стоит мне завопить, — неожиданно обретая уверенность в себе, произнесла я, — и весь особняк встанет на уши.

— И да, и нет, — Лэйд перевернулся на спину, но его голова немного свешивалась с края постели, поэтому эти странные зелёные глаза продолжали смотреть на меня. — Вопрос в том, позволит ли тебе гордость сделать это.

— Когда вопрос касается сохранности моей драгоценной особы, гордость позволяет всё, — едко ответила я. Самоуверенности у меня прибавилось, а вот во рту пересохло.

— Коснись меня.

— Что? — мне показалось, что мои органы слуха начали работать через задницу, как бы парадоксально это ни звучало.

— Коснись меня, — мягко повторил Принц. — Не бойся, я не причиню тебе вреда.

— Чёрта с два! — вскочила я на ноги и попятилась. — Я, может быть, и унизилась до того, что одела платье, но я не отупела до такой же степени.

Он начинал меня злить. Господи, каким чудесным показалось мне это чувство… Злость… Как… как горячий кофе, согревающий тебя уже изнутри, из желудка, в холодный вечер, вливающий в тебя жизнь. Пока я злюсь, я жива. Немного выспавшись и разозлившись, я жива тем более.

— Даже если бы я хотел, я бы тебя сегодня не ударил. Знаешь, собирать свои потроха с твоей постели — нет, я лучше предпочту просто полежать на ней, — лениво моргнув, ответил мне Лэйд, и была в его голосе какая-то мягкая настойчивость.

Что ж, по-крайней мере, этому доводу вполне можно поверить.

Я протянула руку вперёд.

— Твою мать! — выдохнула я, легонько касаясь ладонью щеки четверть-оборотня. — Ты горишь!

Казалось, его кровь медленно кипит, источая жар даже сквозь кожу. Да, это сильное тепло шло не от самой кожи, а от того, что под ней. Возможно, это горело адским пламенем человеческое «Я» Эдуарда на костре его тигриной части души. Может и так, не знаю.

— Это нормальная температура моего тела, — лениво моргнул Лэйд. — А теперь, малютка, ответь мне на один вопрос: велика ли разница между мной и тем парнем, с которым ты вздорила в Кругу Поединков?

— Конечно! — машинально ответила я и только потом сообразила, чего он от меня хотел.

— Но ведь тело-то у нас одно на двоих, — слегка улыбнулся четверть-оборотень, и улыбка была простая, эдуардовская. — Видишь? Приблизительно такова разница между тобой и твоей вэмпи. Только у вас больше отличается то, как вы воспринимаетесь…

— Хватит говорить заумные вещи! — устало вздохнула я и вовремя удержалась, чтобы не потереть накрашенные глаза. — Я хочу спуститься вниз, побыть в толпе гостей.

— Вообще-то, я тебя не держу, — хмыкнул Принц.

А ведь он прав.

— Но если бы я попыталась убежать, ты бы попытался меня остановить, — чуть прищурившись, посмотрела я на него.

— Верно, — как ни в чём ни бывало моргнул он. — Неужели ты думаешь, что там, среди остальных приглашённых ты будешь в безопасности?

— А почему нет? — пожала я плечами. — Или ты опять знаешь что-то, чего не знаю я?

Он знал. Несомненно, знал. Почему ж иначе его улыбка сникла, а взгляд резко переместился с меня на какую-то малоинтересную деталь интерьера?

— Что такое, Лэйд? Среди гостей меня поджидает какой-нибудь киллер? — насмешливо спросила я, заглядывая ему в лицо. Вместо ответа он сел, вполне по-человечески (что неудивительно, если вспомнить, какая роскошная вязь багровых шрамов украшает его живот), и, разумеется, ничего не ответил. Вообще повёл себя так, словно меня не существовало!

А я начала медленно злиться. Спасибо тебе, Господи, но я злилась!

— Ты можешь мне ответить, или у тебя уже и на это не осталось сил и крови? — ядовито, стараясь как можно сильнее задеть за живое, спросила я у белокурого парня, сверля дырку в его виске.

Дырки, может, и не получилось, но вот что-что, а задеть за живое — это да. После всего сегодняшнего сострадания и всей жалости, которую вэмпи осторожно пролила на его тлеющую душу, я сейчас нагло ткнула пальцем ему просто в больное место.

Ниже пояса что ли?

В гордость, дура!

И не то, чтобы я брала назад сказанные мною слова, но… Но чёрт возьми! Может же он проявить ко мне немного солидарности и не говорить загадками, как какая-то ярмарочная гадалка! Прямолинейность — это одна из его лучших черт, если таковые у него вообще имеются, так в чью же задницу он сегодня её засунул?! У меня уже кругом идёт голова оттого, что я перестаю всё понимать!!!

А чё тут понимать? Сейчас он из тебя лапти сплетёт и всё.

— Я смотрю, — опасно прищурившись, произнёс четверть-оборотень всё с той же хрипотцой, — наша маленькая Кейни осмелела?

— Да хотя бы и так! — я задрала нос в железной уверенности, что не схлопочу сегодня по морде. Не от него. Не от существа, настоящие глаза которого — усталая зелень.

— Или ты думаешь, — Лэйд поднялся на ноги и сделал шаг мне на встречу, — что я слабее котёнка из-за, — тут он легонько провёл пальцами по своему животу и не окончил фразы. Да всё и так было понятно.

— А разве не так? — фыркнула я, склоняя голову набок и почти бесстрашно глядя в его приближающиеся глаза. Вэмпи — единственное во мне, что отдалённо может потягаться с Принцем — крепко спала, но меня это как-то не волновало. Вы можете в такое поверить? Я — нет. Без подарка Лал я опять становлюсь той Кейни, что сначала делает, потом думает? Наверное, да, я ведь так по ней скучаю. Или ленюсь думать?

Всё вместе и не заморачивайся.

И внезапно Эдуард… нет, не ударил, а театрально взмахнул рукой, почти как танцор. Но я в буквальном смысле получила в челюсть, да так, что рухнула со своих каблуков на пол. На краткое мгновенье до падения и яркой, такой забытой вспышки боли мне показалось, что я даже чувствую костяшки и тёплую кожу, что нечто, ударившее меня — самый что ни на есть обыкновенный кулак…

Но кулака не было. Точнее, не было материального кулака. Был спокойно нависающий надо мной Эдуард.

— Ты!.. — приложив ладонь к лицу, я едва не задохнулась от злости и… возмущения. Почему-то в голове не укладывался тот факт, что он меня ударил. И вся хрень не в том, что ментально — тут уж без разницы

— а просто: он, после всего, что случилось, ударил меня! После того, как я жалела его, он дал мне по морде!!!

А что случилось? Ты забыла, кто перед тобой? Забыла, что это — Тень? И, как ты сама сказала, между вами даже Армагеддон ничего не изменит. Так чему ты так удивляешься? Утешала его, к тому же не ты, а вэмпи, и это большая разница. Хоть и в одном теле.

— Что — я? — прохрипел Эдуард, усаживаясь на корточки и с вызовом глядя мне в глаза. — Посмел тебя ударить? А почему, собственно, нет? Должен же хоть кто-то напомнить тебе, что в природе существует такое явление, как драка. Так как ты, — он смерил меня — точнее, моё платье

— наигранно-трагическим взглядом. — Совсем раскисла… Вэмпи.

Прозвище — а я знала, что это именно прозвище, а не название природы — он выплюнул мне в лицо.

И как это ни странно, плевок достиг своей цели и обжёг подобно серной кислоте. Мне захотелось выть и верещать от злости, разнести по кирпичикам этот особняк, а ещё лучше — позвать своих наблюдателей… Нет, позвать Виктора, чтобы он разобрал его на составляющие, этого белоголового ублюдка, чтобы сделал ему ещё больнее, чем сделала Баст, за то, что он… что вот так…

Злость на грани отчаянья ослепляла.

Господи, да тебя саму не тошнит? Ты посмотри на себя!!! Нет, я вовсе не предлагаю тебе драться с ним, но да посмотри же ты на себя! Валяешься на полу почти в отрубе и хочешь звать взрослых дядей, чтобы они разобрались с тем, на кого ты всегда искала управу одна!!! Ты, верно, забыла, как сама пела от чистого сердца:

«Мы будем драться на земле, Под солнцем и в кромешной тьме, Мы будем драться в небесах, Мы будем драться до конца! Мы будем драться, чтобы жить…»

Я замерла, расширенными глазами смотря в никуда.

Отрывок песни, своего рода гимна Круга Поединков, прогремел в памяти как гром и канонада, а потом, словно молния, ударил в мою поиметую душу. Остро и кисло, как бегущий сквозь мышцы ток, я почувствовала отвращение к самой себе. Мне стало… противно. Противно от одного только ощущения своего тела, каждой его клеточки, ноющей после неудачного падения на пол. Противно что я вот так до сих пор сижу и ничего не делаю.

Да, а ещё ты забыла, как вы с Майком оглашали переулки Кварталов словами:

«We're hate crew, we stand and we won't fall… We're all for none and none for all. F*ck you! We'll fight til' the last hit And we sure as hell ain't taking no sh*t!»

Словно проснувшись, я посмотрела на свои мелко-мелко дрожащие руки… и внезапно возненавидела её, свою плоть, пахнущую дорогими духами, укутанную в дорогие ткани, лишённую хотя бы малейшей царапинки. Возненавидела слабый запаха лака, ощущение своих слегка завитых волос, жёстких от геля с пенкой и падающих на спину свободными волнами. Возненавидела этих украшения, этот маникюр, это платье, каблуки…

Как будто с моих глаз сорвали повязку, и я наконец-то увидела себя и всё, что меня окружает. И возникло отвратительное тошнотворное чувство, что я нагло лгала в глаза всем вокруг и, прежде всего, самой себе. Нагло, без оглядки, даже не краснея плела дикую чушь в глаза, которые не видела до теперь…

Ведь это всё не я!!! Это не моё, не моя природа!!!

Неожиданно мне опять захотелось плакать, реветь в три ручья, но уже от ощущения лжи и грязи на себе — дерьма, от которого ничем не отмоешься, оттого, что я далеко ушла от настоящей себя. Что я, попав в лес масок, как ребёнок начала перебегать от одной к другой и примерять каждую, а в результате потеряла своё истинное лицо. Я же Кейни Браун, Вэмпи из Круга Поединков! Никакая не Лэй Даладье — такой вообще в природе не существует!

Колени отозвались монотонным гулом боли — треклятые каблуки! Что я здесь делаю?! Как я вообще до такого скатилась?!

— Кажется, я натолкнул тебя на размышления, — в кокон моих раздумий проник насмешливый хрип четверть-оборотня.

Но ведь отчаянье так легко перерастает в слепую ярость… Надо только дать ей толчок, один слабый пиночек — и она хлынет потоком. Надо переступить только одни рамки…

Я ударила, метя каблуком прямо в этот нечеловеческий, презрительно сощуренный глаз.

Всё, цепи спущены. Как тогда, в ту ночь на поляне под сенью каприсс. Но теперь я не самовольный Подхват, а просто я.

Даже когда каблук с треском сломался о невидимую преграду перед самым лицом лениво зевнувшего четверть-оборотня, я не успокоилась. Резко откинувшись назад, я сделала кувырок и оказалась на корточках. Юбка услужливо обернулась вокруг моих ног, но я сумела удержать равновесие и не упала, глядя только в эти изумрудные потрескавшиеся глаза.

— Ты гляди, она ещё и дёргается, — желчно усмехнулся Лэйд, неспешно выпрямляясь. — Какие фокусы ещё покажешь?

Я не ответила, просчитывая в голове ходы. Как видите, я ещё не совсем та безнадёжно тупая девица, но без вэмпи стала ближе к ней, чем какие-то два дня назад. Осторожно выбравшись из туфель, я с наслаждением перекатилась на уставших ступнях, разминая их. Кажется, я всерьёз собираюсь драться. Держите меня кто-нибудь.

Рубашку ей смирительную! Рубашку!

Но в тот же момент, мне и не хотелось, чтобы меня держали. И было как-то плевать, что в этом дом похож на молочную фабрику от сливок общества, что на грохот сбегутся все, у кого есть ноги и вообще способность самостоятельно передвигаться… Плевать и всё. Я становилась самой собой — странное, забытое, но в то же время прекрасное ощущение, дикий восторг на грани ослепляющего безумия, словно… Словно, обученная играть на пианино, ты наконец-то отбросила скрипку и вернулась к родным чёрно-белым клавишам.

Драка — это моё. Кажется, единственное моё из всего, что осталось в этом мире.

Я ударила без замаха, как и учила Саноте, рукой, противоположной стоящей чуть впереди ноге, но опять с болью наткнулась в эту невидимую стену. Удар обеими руками, локтём, ребром ладони — всё впустую.

— Ну что, ублюдок, боишься?! — со злым вызовом процедила я, упираясь руками в разделяющий нас барьер. Легонько улыбнувшись, четверть оборотень склонил голову набок и высокомерно смерил меня взглядом, словно я была обезьянкой, прыгающей по клетке, а он — туристом.

— Боишься, да?!! — я ещё раз стукнула ладонями по стене. На ощупь она была тёплой, почти материальной и ощущалась… как стекло.

— Нет, не боюсь, — тихо, почти ласково улыбнулся он и ударил. Как-то неожиданно и как-то сразу всей преградой между нами. Но у меня было такое ощущение, словно я плашмя хлопнулась на тёплый асфальт, а потом мир перевернулся с ног на голову и я взмыла в небеса. И там, на самом их дне, как-то так очень просто оказалась моя постель.

Мир отступил за ощущение тёплого мятого шёлка, пахнущего моими духами. Я только слышала его, неясно, как бы издалека, из-за этого слепяще-белого тумана, который укутывал и укутывал меня сладкой сахарной ватой. Он почти лип ко мне, почти пах карамелью, но было в нём что-то ещё. Невидимое, оно скользило ко мне со всех сторон, как скользят в траве змеи. И подобно змее, оно было холодным, могильно-холодным. Я пыталась уследить за ним, но оно почему-то неизменно оказывалось у меня за спиной.

И внезапно… нет, оно даже не прыгнуло, если такое слово можно к нему применить. Оно просто оказалось на моей шее тугими, холодными кольцами, душащими и одновременно тянущими куда-то вверх.

— Господи, да ты её убьёшь!!!

Я жадно глотала воздух как утопающий в горной реке, которого каким-то чудом прибило к берегу. Ткань покрывала, судорожно сжатая в моих руках, потеплела от пота и смялась, а я по-прежнему не могла отдышаться. Мне хотелось, чтобы мои лёгкие стали больше, и я одним глубоким вдохом могла восстановить дыхание. Но они были такими маленькими, какими их придумала Мать наша Природа.

— Жаниль, не встревай, чёрт тебя подери!

Жаниль?!!

Я подскочила на своей постели, и мир, тут же потеряв равновесие, качнулся маятником взад-вперёд, утопая в белых пятнах. Я щурилась и моргала, пока они не расступились и не открыли мне стоящую у стеллажа с игрушками Ким. Сжав кулачки и упрямо задрав носик, она смотрела в глаза Лэйда, и по её напряжённо выпрямленным плечам и подрагивающим рукам было видно, как ей хочется глубоко поклониться своему Принцу и отступить назад, не вызывая его гнева или раздражения. Но она… чтила нашу с ней клятву.

Мать её так!!! Я совсем забыла! Забыла!

Глупая, глупая безмозглая Кейни! Как ты о клятве-то могла забыть!

Отвешивая себе пинки и оплеухи, я почти со стоном сползла с постели. Многочисленные юбки моего платья услужливо обмотались вокруг обеих ног, но я только впилась в них дрожащими пальцами и дёрнула вверх, чтоб не мешали. Ощущение было такое, что моя комната — палуба корабля, попавшего в шторм. Но шторм может разразиться, если я сейчас не вклинюсь между Ким и Эдуардом.

Нетвёрдой матросской походкой я доковыляла до Жаниль и, шатнувшись, решительно загородила её от Лэйда. Тот только недоумённо приподнял белую бровь.

— Ходить я ещё могу, — хрипло ответила я и, кашлянув, продолжила.

— Не трогай её.

— Тебе заняться нечем? — я ощутила пальцы Кимберли на своих запястьях.

— Есть, и я этим занимаюсь, — отозвалась я и ещё раз часто заморгала: Лэйда начали опять укутывать цветастые пятна как раз в тот момент, когда мне нужно было видеть его лицо. Чёрт возьми!

— Вижу, моя маленькая Кейни пришла в себя, — холодно проронил четверть-оборотень, глядя на меня сверху вниз.

— Я не твоя, это во-первых, — уцепившись рукой за одну из нижних полок стеллажа, чтобы не упасть, я зло посмотрела ему в глаза, — а во-вторых, убирайся к чёртовой матери из моей комнаты!

Внешние уголки эдуардовых глаз сощурились только чуть-чуть, и мысль «Щас чё-т будет!» только начала возникать в моей несчастной голове, как внезапно белокурый парень выбросил руку вперёд. Это выглядело бы невероятно глупо, если бы в тот же миг я не ощутила на своей шее удушающую хватку. Я узнала её холод и жестокость мгновенно, как только она, подобно тискам, скрутила мою шею и рванула меня вниз.

С протестующим сипом я схватилась за горло, но не ощутила ничего, кроме своей собственно лихорадочно-горячей кожи, влажной и жирноватой от косметики. Да, чувство было такое, что меня душит чья-то лапа, но на самом деле… На самом деле была только пустота, белые пятна и острая нехватка воздуха.

Сил на то, чтобы сделать вдох, уходило до чёртиков много, даже тело сводило от напряжения. Одной рукой продолжая держаться за шею, второй я попыталась нащупать хоть что-то… чья-то тёплая рука… Я судорожно сжала чьи-то пальцы и только тут поняла, как сильно дёргаются мои руки. Нервы, нервы, нервы…

Тиски чуть разжались, до той степени, чтобы я могла видеть окружающий меня мир, а не вальс радужных пятен.

Лучше бы я этого не видела!!!

Рука, которую я так судорожно стискивала, была, разумеется, рукой Ким, но сама я сидела на коленях перед Лэйдом. Самое что ни на есть рабское положение, мать его так!

А щётки для обуви и гуталина ты в руках не обнаружила?

Стиснув зубы, я посмотрела на белокурого парня снизу вверх, но вложив во взгляд столько ненависти, что сдохнуть можно.

— Следи за языком, Браун, — наклонившись к самому моему лицу, спокойно произнёс четверть-оборотень. — Следи вообще за всем, что происходит вокруг тебя.

— Чтоб ты сдох, сукин сын! — прохрипела я, и приложила обе руки к шее. В голове никак не мог уместиться тот факт, что мою глотку, никто не держит, и в то же время держит одновременно. Что меня душит пустота.

Эдуард фыркнул в своей обычной манере и выпрямился.

— Приведи её в порядок, Жаниль, и обе ступайте к остальным дамам,

— произнёс он, глядя куда-то за мою спину, а потом, подобрав бабочку и пиджак, просто ушёл.

Вот так просто.

Хватка на моей шее растворилась, и первым моим побуждением было броситься вдогонку за белоголовым ублюдком. Кажется, я даже дёрнулась, выдавая свои намерения, потому как Ким поспешно обняла меня за плечи и скороговоркой произнесла:

— Не надо. Не трогай его. Он сегодня в очень плохом настроении, а ментально тебе с ним тягаться нельзя. К тому же, без вэмпи.

На секунду я обмякла в её объятьях, а потом, извернувшись, порывисто обняла её сама. Мне просто надо было кого-то обнять. Или кого-то побить. Но если с последним я сегодня не преуспела, то, может, получится хоть первое?

Первое получилось. Мы, сидя на полу, сжимали друг друга в объятьях и просто молчали. Я — оттого, что произошло хоть что-то хорошее: моя Ким, милая моя Ким, живая и невредимая, рядом. Что бы с ней не делала Баст, она рядом. Спасибо тебе, Господи! Когда она рядом, можно позабыть обо всех и забить на всё: на платье, на украшения. Она всегда видит меня такой, какая я есть на самом деле, всегда.

Может, поэтому моё отвращение к самой себе поутихло.

Всё, Ким рядом, рядом, рядом… Всё хорошо, всё действительно хорошо! Этот дурацкий приём скоро закончится, и можно будет лечь спать…

— Как ты вообще? Баст там не особо собачилась? — вдыхая мягкий и тёплый аромат её духов, спросила я. Под пальцами был тёплый белый шёлк её платья, расшитого алмазным бисером. Я помню это платье, помню колючесть этой вышивки…

— Лэйд за меня заступился, так что мне не особо-то и влетело, — донёсся до моего уха чуть приглушённый голос Жаниль. — А вот ему досталось — будь здоров. Никто даже приблизительно не знает, почему они подрались.

— Подрались? — меня передёрнуло от одной только мысли, что кто-то может задрать лапу на Королеву Белых.

— Подрались, но не будем об этом, — девушка слегка отстранила меня и, улыбнувшись, посмотрела мне в глаза. — Как ты тут? Я немного опоздала на приём и попала уже только на банкет, но была уже… маленько не ты… лохматая. Садись, я причешу тебя.

Она, включив окружавшие зеркало лампы, пересадила меня в поставленное обратно к туалетному столику кресло и начала приводить в порядок. А я начала рассказывать о Мадлен, Алексе Дэ, Марсо, о Викторе… особенно о Викторе. Я почти млела, вспоминая и рассказывая о нём и, видя улыбающееся отражение Ким, воодушевлялась ещё больше, просто раздувалась от радости, счастья и болтала, болтала, болтала…

— Этот твой «солнечный удар», — рассмеялась девушка, когда я наконец-то выдохлась и умолкла, — просто мелкий побочный эффект после ментальной близости, так что не обращай внимания… А вообще, я рада, что ты нашла Виктора, но… тебе не кажется, до доверять ему ТАК… ну, это слишком за такой короткий период времени.

— Думаешь, это глупо? — я хотела было развернуться и посмотреть на неё, но она силой удержала мою голову на месте и продолжила собирать мои волосы в прежнюю причёску. Пришлось смотреть в глаза её отражения. Хоть какая-то, но альтернатива.

— Здесь, — осторожно, но по-прежнему с улыбкой, ответила Кимберли,

— тебе лучше полагаться на собственную интуицию. По-моему, она тебя ещё не разу не подводила.

— Не подводила, — дёрнула я щекой, — только не помню, чтобы я её особо слушалась.

— Кстати, тебе Киара привет передавала.

Моё сердце резко ухнуло вниз при одном только звуке имени сестры. В зеркале я с удивлением увидела свои собственные глаза, круглые и расширенные.

— Она так расстроена тем, что тебя удочерили, что уже и забыла про вашу ссору, — продолжила Ким, бросив мимолётный взгляд на меня. — И очень хотела бы тебя увидеть. Когда тебе будет удобно.

Облегчённо выдохнув, я зажмурила глаза и громко рассмеялась. Жизнь неожиданно показалась мне такой лёгкой и беззаботной! Киара хочет меня видеть — разве что-то ещё нужно мне в этом мире? Ничего, господи боже, да ничего!

42.

В гостиной горели свечи. Я чуть не упала, когда увидела это. Но ведь и впрямь — свечи! В массивных вычурных канделябрах из бронзы, изображающих амуров и единорогов. И без того выполненная в классическом стиле комната стала похожа на картинку из исторического фильма. Алые тона стали более глубокими, позолота (а может, и золото)

— изысканно-тёмной. Даже тени в этой комнате выглядели гуще, насыщенней и пролегли так, чтобы подчеркнуть каждую деталь интерьера, каждую складку тяжёлых бархатных штор. Кто бы ни расставлял подсвечники, он знал своё дело.

«Дамы» (извините, не могу сейчас без сарказма) полусидели, полулежали на мягких диванчиках среди обилия мягких пуховых подушечек с золотым шитьём. Дополнительную мебель сюда притащили накануне приёма, поэтому никому не пришлось стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу. Наоборот, все, задобренные шампанским и банкетом, сверкали в полумраке драгоценностями и весело болтали в горизонтальном положении, но как-то вполголоса, немонотонно. Их голоса не создавали фон из шума, и это немножко нервировало. Они достаточно не поглощены беседой, чтобы обращать на нас внимания.

Впрочем, какая мне разница?

Может, и никакой, не зарекайся.

Тут и там были расставлены изящные хрустальные блюда с виноградом и прочими фруктами. Впрочем, виноград, черешня, вишня и крыжовник в меню преобладали (ещё бы, попробуй о них размажь помаду!). А ещё были невысокие пузатенькие бокалы с красным вином — чёрным при свете свечей. Я почему-то вспомнила диснеевский мультфильм про Белоснежку и то варево, которое пила злая мачеха, чтоб постареть. Сама не знаю, из-за чего такие ассоциации.

Трезвенница, блин!

Нет, трезвенница Киара и я скоро увижу её! Увижу!!!

Несколько дам устроились в креслах вокруг небольшого столика и играли в карты.

Ага, в дурака! Или пьяницу!

Нет, это, скорее, вист или преферанс… Один чёрт, короче!

Среди картёжниц были Мадлен, Мелани, Баст и…

Я замерла как вкопанная.

Что там ещё такое?! Бабуля Эдуарда там уже есть (носки, что правда, не вяжет), так чего же ты падаешь?!

Подняв глаза от карт, Мишель приветливо улыбнулась мне, и этим привлекла внимание всех остальных.

— Это чудо ещё откуда взялось? — услышала я за спиной еле слышный выдох Ким.

Самой хотелось бы это знать.

— Лэй, доченька, куда ты запропастилась? — ласково произнесла Мадлен, глядя на меня с той стороны стола.

— Извини мам, но я сломала каблук, — я попытала состроить невинную физиономию, и, кажется, у меня это получилось. К тому же, Ким умело скрыла все следы моей перепалки с Эдуардом… точно получилось. Смотрите, я ангел!

— Ох, и не жалуйтесь, мисс Даладье! — махнула пухлой рукой миссис Джафф. — Сейчас даже среди вещей известных Кутюрье можно встретить брак! Были мы зимой с Мелани в Париже на показе Донателлы Версаче, и моей малышке приглянулись закрытые осенние туфельки…

Дальше пошёл подробный рассказ о сломанном каблуке, давший новую порцию оживлённых переговоров на некоторых диванчиках. Я даже не стала к ним прислушиваться. Я смотрела на приветливо улыбающуюся Мишель и глаз не могла от неё оторвать. Что она делает здесь?! Судя по реакции Ким, на банкете её не было, а значит, мне её не представляли.

— Лэй, Жаниль, присоединяйтесь к нам, я настаиваю! — развеселённая шампанским и красным мадам Джафф поманила меня и Кимберли к себе.

— Да, да, идите к нам! — чуть более заливистей обычного рассмеялась Мелани. Здесь вообще все, кроме Мишель и Баст, «весёлые». Интересно, как они танцевать будут?

Ты действительно хочешь это увидеть?

Нет, наверное, нет.

— Лэй, Жаниль, — бодро произнесла миссис Даладье, когда мы с русоволосой девушкой, тоскливо переглянувшись, сели за столик к остальным, — давайте я вам представлю Мишель м' А реви.

Беловолосая женщина улыбнулась ещё шире и приветливей, сверкнув длинными тяжёлыми серьгами из серебра и бриллиантов. Платье на неё было чёрное, довольно-таки консервативное… Впрочем, мне ли пальцами тыкать?

Я глубоко вдохнула воздух — гремучий коктейль из сладких и терпких ароматов духов.

Никто вокруг не спросил, ни почему я так долго расправлялась со сломанным каблуком, ни как мы с Ким повстречались — ничего. Даже косых взглядов не было. Это и значит — манеры и воспитание? Это и значит — порода?

Не знаю и, честно говоря, знать не хочу.

Я не сразу въехала, как играть в вист, а даже когда въехала, ни разу так и не выиграла. Да, я нервничала, сама не знаю почему, и не знаю, почему меня не покидало одно странное ощущение. Оно возникло, стоило мне перешагнуть порог этой комнаты.

Странное, идиотское, бредовое ощущение.

Я была словно на сцене театра, и меня окружали… декорации и актёры. Глупое, но очень чёткое и твёрдое ощущение лжи и иллюзии.

Но если это — ложь и иллюзия, то их правдоподобность равносильна самой правде.

Да, так оно и есть, но всё же они отдают… запахом древесины, клея, масляных красок и затхлостью хранилищ, где пылились до поры до времени. Едва уловимый аромат — почти призрак, но именно благодаря ему ты всё знаешь.

Кейни Лэй, ты окончательно сошла с ума.

Нет, это не безумие!!! Посмотри вокруг! Это не фальшь, но что-то ей подобное, выдающее игру! Нет, я не спорю, что здесь и сейчас все они действительно искренне веселятся! Но веселятся, увлёкшись ролью!

Ты точно ненормальная.

Я чуть не уронила карты и украдкой осмотрела сидящих со мной за столиком женщин, самозабвенно играющих в вист и с визгом хлопающих в ладоши при каждом удачном ходе.

Вот оно и есть, это ощущение, не покидающее меня с того самого дня, как я появилась в доме Даладье. Я не просто здесь чужачка или гостья, я… актриса на сцене. Актёры могут играть родственные связи, но на самом-то деле они и близко не родственники.

Все ли?

О нет, кроме Виктора, разумеется.

Бросив быстрый взгляд влево, я встретилась глазами с Марсо, которая пристально наблюдала за мной, легонько касаясь губ бокалом красного вина. Вот она уж точно ревнует.

Ну ладно, умница-безумница, если вокруг тебя декорации и актёры, то где же зрительский зал, в который можно прыгнуть со сцены и оказаться в реальной жизни?

Не знаю.

Не знаешь, так? А откуда у тебя вообще эти бредовые мысли?! Посмотри, ты уже третий раз проиграла!

Я украдкой посмотрела на Ким, но она как раз заразилась общим весельем и, залпом допив красное вино, начала по новой раздавать карты. А я сидела и не могла пропитаться здешней атмосферой, как сделала это вместе с Мел в самом начале приёма. Быть может, мне надо было просто напиться, но… Я чувствовала игру, театр, и не могла понять, ни откуда они исходят, ни как от них сбежать.

Впрочем, Мишель…

Я ещё раз посмотрела во внимательные и абсолютно трезвые глаза Наблюдательницы Мрака.

Мишель — что?

Такое впечатление, что она всё знает. И она, и Баст.

Просто потому, что они обе трезвые? Да ты и впрямь чокнулась!!!

Может, и да.

Я опять прямо посмотрела на Мишель, и она улыбнулась мне одними уголками накрашенных губ, улыбнулась по-настоящему.

А может, и нет.

43.

Знаете, я бы с удовольствием рассказала вам и о танцевальной программе этого вечера, если б там было ну хоть что-то мало-мальски интересное. Все именно танцевали, просто танцевали — мягко кружили под музыку в свете огромной хрустальной люстры. За время небольшой «передышки» мужчины изрядно задобрились коньяком (как я могла не выпить с ними на брудершафт?!!) и дорогими кубинскими сигарами. Даже глаза Лэйда искрились чуть ярче обычного, и он, очаровательно улыбнувшись, пригласил Ким на танец. Она, хихикнув, разумеется согласилась: вист и красное вино с крыжовником подняли её, как, впрочем, и многих других дам, до самой грани между чистым весельем и пьяным безумством. Мгновенье — и искрящийся алмазами шёлк платья мягко взвился вокруг её ножек, когда она плавно заскользила со своим Принцем в вальсе. И эта их плавность завораживала. Вы видели когда-нибудь, как падают листья клёна в солнечный октябрьский день вниз, на землю? Вы помните размерённость и правильность, с которой они кружатся на ветру? Вот так же кружили Жаниль и Лэйд, а за ними, словно по принципу домино, в танец влились и другие пары. Конечно, танцевали они и вполовину не так хорошо, как оборотни, но всё же.

Слуги за то время, пока я мужественно проигрывала в карты, успели скомуниздить из залы ковёр и мебель, а может, просто выкинули из окна, поэтому танцующим не мешало ничего и единственное, что осталось из мебели — площадка с довольно-таки роскошным оркестром. Чёрные фраки, сверкающие инструменты, лихорадочно перелистываемые ноты и красные то ли от усердия, то ли от спиртного лица и развесёлый седеющие дирижер, приплясывающий в такт музыке. Надо же, какая тёплая компания сегодня собралась!

Кто не танцевал, тот пил шампанское, и если на самом деле что-то и было не так, как выглядело, никто этого больше не выдал. Баст и Мишель почти беспрестанно кружили в вальсах или как там это зовётся, а остальные не вызывали у меня тревог и сомнений хотя бы потому, что были основательно под градусом.

Танцевала Ким, танцевала Мадлен, танцевала Мел. Укромно скрывшись за тяжёлой портьерой, что скрывала чёрное от ночи окно, я наблюдала, как они плавно кружат по надраенному слугами до блеска паркету, сверкая бриллиантами украшений почти так же ярко и чисто, как улыбками. Наблюдала почти что с тоской и грустью. Мне хотелось хотя бы на пять минут стать такими же, как они, и не хотелось одновременно. Не хотелось опять уходить от настоящей себя, и в то же время надоело заморачиваться на каких-то иллюзиях. Надоело видеть то, чего нет и… просто быть белой вороной, которая одна не хочет веселиться.

Между прочим, на празднике, устроенном в её честь.

Тем более.

Я сама не помнила, как улизнула в этот узкий зазор между тяжёлой алой тканью и окном. Кажется, это было ещё до того, как все гости вошли в эту комнату. Но их не волновало моё отсутствие, их вообще не волновало то, что хоть как-то связано со мной!

Ты сильно огорчена?

Кажется, не огорчена вообще. Думаю, если я сейчас улизну к себе, никто не обратит на это внимания.

Придерживая юбку платья, я осторожно повернула голову и посмотрела в окно. Разобрать получилось только небо и черноту земли, уходящую в горизонт. День сегодня был пасмурный, поэтому пейзаж превратился в две тёмные горизонтальные полосы с неравномерным распределением цветов: синих и чёрных. Фонари включили б уже…

Мой взгляд скользнул ниже, и я с непонятным восторгом поняла, что это не просто окно, а двери на изящный полукруглый балкончик, способный без особых проблем уместить человек десять.

Как плохо, оказывается, ты знаешь свой собственный дом!

Это не мой дом, и вообще, ты так хорошо молчала! Помолчи и сейчас!

Одной рукой придерживая юбку, чтоб она не касалась бархата штор, я другой потянулась к ручке…

Дверь подалась назад легко и без малейшего скрипа. Быстренько юркнув на балкон, я осторожно прикрыла её, чтоб никто не догадался, что тут вообще что-то открывалось.

Ночь была ледяная. С тихим злорадным воем огромная ладонь холодного ветра плашмя ударила мне в лицо и почти заставила меня ломануться обратно, но… всё-таки не заставила, и я, шурша юбками, подошла к изящным мраморным перилам.

Особняк за моей спиной горел жёлтыми окнами. Приглушённо-жёлыми там, где был бальный зал, и ярко-жёлтыми — где были слуги. Каменная кладка почти слилась с плющом и мраком ночи, и только местами можно было разобрать облицовку дома да украшающее её растение. Ну, ещё и очертания крыши на фоне иссиня-чёрного неба

Пряничный домик, блин.

Я отвернулась и посмотрела в сад. Не знаю, что я ожидала там увидеть кроме чёрного неподвижного моря, протяжно шумящего то тише, то громче. Ну и погодка ж, блин, сегодня! Ни на звёзды посмотреть, ни на зелень! Из уважения к гостям фонари б хоть включили!

Поёжившись на ветру, я обняла себя и прислушалась к пронзительному, но абсолютно безрадостному сверчковому пению. Приятно знать, что не одной мне сегодняшняя ночь кажется собачьей. И что это за идиотский принцип: плохо мне — пусть будет плохо остальным?

Это же так не гуманно!

Ага, надо внести соответствующие поправки Женевскую конвенцию.

Его я ощутила ещё раньше, чем ветер колыхнул складки кожаного плаща.

— Привет, Виктор, — обернулась я навстречу Наблюдателю. Меня совсем не удивляло, что нашёл меня здесь. На самом приёме я его не видела, хотя, долго ли я на нём была? Вэмпи — она да, но не я.

— Что ты здесь делаешь? — спросил светловолосый мужчина и, остановившись рядом со мной, тоже посмотрел вдаль. В это тёмное, незнакомое никуда.

— Пейзажем любуюсь! — фыркнула я. — Было б ещё, правда, чем.

— Да, ночь сегодня ни к чёрту, хотя для охоты… — мужчина слегка пожал плечами и наигранно-недоумённо посмотрел на меня. — Ты как хамелеон умеешь менять цвета или просто замёрзла?

— Хи-хи, — мрачно отозвалась я, смерив его выразительным взглядом исподлобья. — Умный, сам стоит в кожаном плаще да ещё и дразнится. Конечно мне холодно!

Прыснув, Виктор без труда, почти одним быстрым движением расстегнул плащ, вытащил правую руку из рукава и притянул меня к себе. Я без возражений прижалась к нему и под тёплой рукой, укрытая кожей плаща, ощутила себя маленьким цыплёнком под крылом курицы-наседки.

Цыплёнок! Ой, не могу! Цып-цып-цып!

Ну и цыплёнок! Зато в тепле и безопасности — а это главное! Особенно в пруду аллигаторов, которые сейчас вальсируют в особняке за моей спиной.

Тигров и аллигаторов, ты хотела сказать.

Изрядно подвыпивших, к тому же.

Ой, нашла, кого бояться!

— Виктор, — я посмотрела в чёрный холодный горизонт, — а что оно такое вообще — вэмпи? Что это: энергия, магия, душа?..

— Ты хочешь, — его рука ласково погладила меня по щеке, — чтобы я объяснял тебе то, что у нас учат на втором, если не на третьем курсе? У тебя нет азов, маленькая мисс, что толку тебе вслушиваться в сложные термины?

— Но почему, — я на мгновенье ткнулась носиком в шёлк его чёрной рубашки и уловила запах крови, тела и терпко-сладкого одеколона, — я ощущаю её внутри себя как зверя, постоянно пытающегося поменяться со мной местами?

— Потому что Лал, хоть и молодя, но очень сильная вампирша. То, что она передала тебе, тоже сильн о, поэтому не может раствориться в тебе, твоей душе — понимай как хочешь — оно не может мирно сосуществовать с тобой. Только над тобой или под тобой. Про сильных вампиров говорят, что когда они создают вэмпа, то передают ему дьявола. Души у вампиров, как ты знаешь, нет, значит, то, что даёт им нежизнь — аналог души.

— И моя вэмпи, — щурясь на ветру, я продолжала смотреть вдаль, — тоже какой-то аналог души?

— Да. Она может затолкать тебя на самое дно тебя самой и прожить в твоём теле твою жизнь. Если бы Лал была менее сильной, такого б не было, и её подарок проявлялся бы сильными эмоциями, возможно, аффектами.

— Значит, — я продолжала скрипеть мозгами, — я не вэмпи, а человек с вэмпи внутри?

— Не совсем. Твоё тело — тело вэмпи, точнее, постепенно становится им. Но твоя душа — человеческая, существующая бок о бок с подарком Лал, — он взял мою руку в свою и ощутимо напрягся. — Что случилось? Тебя трясёт, и не говори, что это от холода.

Я покачала головой:

— Не от холода. Точнее, не только от холода.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет.

Странно, но я не хотела, чтобы он знал о шрамах Лэйда, о нашем с ним разговоре и прочем, прочем, прочем… Может, мне казалось, что он не поверит мне, а может, ему просто лучше не знать ничего этого.

Но ты сама можешь сказать, почему? Почему ты вдруг не доверяешь ему?

Не знаю.

Это опять твои игры в театр и декорации?

Нет, вовсе нет.

— Что случилось, девочка моя? — прошептал Виктор, наклонившись ко мне. — Тебя даже не трясёт — дёргает.

Я посмотрела в его глаза и ответила:

— Наверное, я боюсь. Саму себя.

Он нежно улыбнулся и щёлкнул меня по носу:

— Не бойся. С твоим упрямством она вряд ли возьмёт над тобой вверх. Если, конечно, ты сама ей не позволишь.

— Хочется в это верить, — проворчала я и неожиданно ляпнула. — А ты помнишь своего отца?

Снизу вверх я могла наблюдать, как брови Наблюдателя изумлённо поползли вверх. Но он моргнул, посмотрел куда-то далеко-далеко, дальше горизонта и времени, а потом задумчиво ответил:

— Нет, не помню. Абсолютно. А что?

Я неопределённо пожала плечами. Я сама толком не могла понять, почему я задала этот вопрос и что хотела этим самым вопросом сказать Виктору. Это знаете, неосознанно: брякнула и всё, расхлёбывай.

— А ты своего помнишь?

Прикрыв глаза, я задумалась.

— Нет, не помню. Слова, поступки — ещё смутно помню, но внешность и интонацию голоса — нет, как будто их стёрли из моей памяти, — ответила я.

Но почему-то мои собственные слова меня не пугали и не удивляли. Память о папе… да, это хорошо, но если Виктор рядом, зачем она мне?

— Ладно, — вздохнул он, — а теперь возвращайся в зал к своим гостям.

— Зачем? — протестующе посмотрела я ему в глаза. — Что мне делать среди этих вальсирующих аллигаторов?

На мгновенье его брови образовали идеальные дуги под светлой чёлкой, а глаза изумлённо округлились, но он тут же справился с собой и довольно расхохотался:

— Аллигаторы? Да нет же, маленькая, как раз сегодня у Даладье собрались золотые рыбки: самые близкие, самые лучшие друзья и знакомые

— иначе б никто не позволил себе напиваться до такого свинского состояния. Львиному обществу Роман-Сити и прессе тебя представят только потом.

Припомнив сливки из голливудских фильмов, насчёт свинского состояния я согласилась.

— И всё равно не хочу! — упрямо мотнула я головой и буквально повисла у него на руках, умоляще глядя в эти родные глаза. — Пошли лучше погуляем в парк, ну пожа-алуйста!

— Маленькая непослушная девчонка! — внезапно его руки оказались на моей талии, и он легко подбросил меня в воздух, как подбрасывают маленьких детей, а потом так же легко поймал. Я не успела даже испугаться, только в груди ёкнуло сердце и растеклось тягучее, карамельно-сладкое счастье.

Глядя на него сверху вниз, я неожиданно рассмеялась так, как смеются дети и как сама не смеялась уже лет четырнадцать: громко, неприкрыто и с оттенком радостного визга. Меня не волновало то, что нас может услышать кто-то из «аллигаторов», меня вообще ничего не волновало: ни холодный ветер, ни мои ощущения во время игры в вист.

Наблюдатель закружил меня, словно я была двухлетней девочкой, а не пятнадцатилетней пигалицей, и я смеялась, как малое дитя, ещё не умеющее толком говорить и выражающее радость одним только смехом.

— Видишь Москву? — он безо всяких усилий поднял меня так высоко, как позволял его рост, и я, болтая ногами, со смехом кивнула:

— Вижу! Москву и Красную Площадь!

Только тогда он поставил меня на ноги и опять укутал плащом. Как птенец нахохлившись в его объятьях, я счастливо рассмеялась. А он улыбался мне, и эта улыбка сияла в полумраке как моя Счастливая звезда, одна-единственная, но самая лучшая. И эта холодная ночь была самая лучшая, потому что только холод лучше всего в мире позволяет осознать тепло.

— Иногда мне кажется, — шепнул Наблюдатель, — что если бы моя Энджи была жива, она была бы именно такой весёлой и взбаломошенной, как ты, а я был бы для неё самым лучшим отцом в мире.

— Если бы мой отец был жив, — уткнувшись лбом в его тёплую грудь, тихонько ответила я, — то я была бы для него самой лучшей в мире дочерью.

«Но мой отец мёртв» -

«И моя дочь — тоже» -

«Значит, я буду для тебя самой лучшей в мире дочерью» -

«А я для тебя — самым лучшим в мире отцом» — эти слова, так и не произнесённые вслух, всё-таки были сказаны и услышаны.

— А сейчас иди танцевать вместе с остальными. Иди, веселись, ведь сегодня твой день, — произнёс Виктор и погладил меня по щеке.

— А как же наставления, типа: много не пей, с мальчиками шашни не води? — весело прищурилась я.

— Много не пей и не води шашни с мальчиками, — с наигранной строгостью произнёс Виктор, глядя на меня с лицом ну почти что Крыс-сестёр, — а то видал я, как на тебя косится Князь Клана Белых Тигров.

С восторгом рассмеявшись, я переплела пальцы рук с его пальцами и, привстав на носочки, заглянула в его щурящиеся от смеха глаза с наивностью ребёнка.

— А если бы ты мог, ты бы танцевал сегодня со мной? — спросила я.

— Конечно, девочка моя, ведь ты сегодня самая красивая дама на этом балу. Самая-самая, — он коснулся лбом моего лба и подтолкнул меня в сторону двери. — А теперь иди, танцуй. Я хочу видеть, как ты улыбаешься.

И я пошла, и я танцевала. А он видел мою улыбку и беззвучный крик моих глаз:

— Смотри! Я танцую — для тебя! Смотри! Я живу! Для тебя!

44.

— F*ck your money! F*ck your position! F*ck your obsession! I don't need that shit!

— хрипловато орал мой старенький магнитофончик, удобно развалившись в кресле. Почти развалившись: думаю, полгода он ещё проработает, а потом… потом в Академии Наблюдателей Мрака мне он будет не нужен.

— Тур, левую руку на третий красный кружок! — бодренько скомандовала Киара со своего насеста (подушки на подлокотнике дивана).

БАБАХ!!!

Майк и Никита лоб ко лбу стукнулись прямо у меня перед носом. Не выдержав, я захохотала во всю глотку и, потеряв равновесие, спиной шлёпнулась на коврик для твистера. Сверху на меня тут же ухнули сцепившиеся в извечном «Это ты виноват!!!» Тигр и Тур.

— Сво-о-о-оло-о-очи!!! — завопила я, не прекращая нагло ржать, и попыталась столкнуть со своего тела-блинчика эту дерущуюся парочку, но не тут-то было. — Караул! Убивают!!!

В комнату влетел Джо с куском колбасы в зубах. До этого я слышала, как в прихожей опять опрокинулась тумбочка (вечно так!!!), и кто-то невнятно выругался.

— Ты же обещал бутерброды приготовить!!! — возмутилась моя сестра, восседая на своей подушке и поигрывая рулеткой.

— Чип и Дейл, на помощь!!! — взвыла я, трясясь от смеха, и чудом только локоть Майка не угодил мне в нос.

Русский Воин ловко перемахнул через диван и схватил меня за одну руку, Киара, решившая всё-таки не оставаться в стороне — за другую и… наша куча мала верхом на коврике для твистера поползла по полу.

— Олени тяговые!!! Вы меня вытащите, а катать будете потом и на санках!!! — истошно завопила я, и тут Джо с Киарой, захохотав во всю глотку, тоже хлопнулись на пол, едва не придавив мою левую руку.

— Эй! — кто-то ощутимо ткнул меня в бок и…

… я проснулась.

— Лэй, — повторил, пробиваясь сквозь тернии моего сна, девичий голос. — Уже полтретьего! Сколько можно спать?!

С мычанием натянув одеяло на голову, я повернулась на другой бок и невнятно пробурчала:

— Киар, приготовь мне, пожа-а-алуйста, кофе!

Левая рука привычно дёрнулась вверх-встронону за будильником, но…

— Какая я тебе Киара? Я — Мелани! — кто-то сорвал с моей башки одеяло, а моя рука, нащупав пустоту, безвольно упала на простынь. Приоткрыв один глаз и скосившись назад, я действительно увидела Мелани Джафф, сидящую на моей постели в кружевной розовой ночнушке. Поймав мой взгляд, она рассмеялась и, склонив голову набок, произнесла:

— Доброе утро!

— Доброе утро, — слегка разочарованно пробормотала я и потёрла глаза. Спать хотелось — до чёртиков! И дёрнуло же Мадлен оставить половину гостей у нас на ночлег! Сейчас бы я спала себе и спала, сон досматривала… Хороший был сон, до чёртиков хороший.

— Кто такая Киара? — Мел вытянулась рядом со мной на залитой солнцем постели и с интересом уставилась на Скарлетт, которую я перед сном усадила на столик рядом с ночником.

— Девчонка, которая точно так же как ты будила меня по утрам, — зевнув, я села, держа одеяло на груди. Сегодня, едва выбравшись из душа, я сбросила с себя полотенце и в чём мать родила забралась в постель, после чего мгновенно вырубилась. Надо было хоть нижнее бельё натянуть.

Ага, ну хотя бы кальсоны!

Встряхнув головой, я заставила волосы укрыть мою спину тёплым шёлком и широко зевнула. Глаза слипались как два куска пластилина. Кофе мне! Кофе!

— Надеюсь, ты помнишь, что мы сегодня с ребятами идём в театр на мюзикл «Призрак оперы»? — легко рассмеялась Мелани. Я сначала удивлённо, чуть щурясь, посмотрела на неё, потом закатила глаза, пытаясь вспомнить, когда же это я подписалась на такое гадство? Я помнила многое, в особенности разговор с Виктором на балконе. Но вот про мюзикл…

— Не помню, — наконец призналась я. — Но дела это не меняет, верно?

Это прозвучало как «Я не помню, за что меня казнят, но вы ведь всё равно отрубите мне голову, правда?». Жалко, не спорю, но меня это не смущало. Господи, меня сегодня вообще ничего не смущало! Более того, после вчерашнего приёма я чувствовала некоторый прилив сил, и у меня возникла острая потребность что-нибудь сделать. Хотя бы что-нибудь! Главное — не сидеть, сложа руки. Хочется… просто кому-нибудь сделать пакость! Может, подложить Марсо жабу? Она ведь боится жаб, правда? Это будет веселее, чем поселить очередного лягурминатора в бокале Алекса Ди.

— Как тебе вчерашний приём? — спросила я, чтобы не затягивать молчание и не засыпать.

— Отлично, если не считать, что половины гостей я никогда в глаза не видела, — лениво зевнула Мел.

— То есть? — насторожилась я, невольно припоминая свои ощущения во время игры в вист.

— Без «то есть», — пожала плечиками светловолосая девушка. — Я знаю почти всех, кто входит в круг знакомых моих и твоих родителей, я могу сходу зачитать список приглашённых на любое торжество твоей или моей семьи, но вчера… — она недовольно скривила носик. — Вчера знаешь, как глупо получилось? Называют нам с тобой кого-то, говорят, что он известный бизнесмен в такой-то сфере, а я понимаю, что никогда о нём вообще не слышала! И вокруг все с такими лицами, будто я должна их знать дольше, чем живу.

У меня в голове щёлкнуло. Действительно, как это я не обратила внимания, что с новыми людьми вчера знакомилась не только я, но и Мелани? И… чёрт возьми! Ведь Эдуард… как же он сказал?..

… - Верно, — как ни в чём ни бывало моргнул он. — Неужели ты думаешь, что там, среди остальных приглашённых ты будешь в безопасности?..

Это всё ведь как-то связано, правда? Его слова, мои ощущения и то, что мне рассказала Мел?

— Что-то случилось? Ты вдруг стала такая серьёзная, — произнесла светловолосая девушка, глядя на меня.

— Нет, ничего, просто я не могу припомнить ни одного имени тех, с кем вчера познакомилась, — призналась я, напряжённо копаясь в памяти.

— Мы же вчера не очень много пили, правда?

— Ага, — Мелани села и чуть испуганно посмотрела на меня. — И ты тоже? Я даже лица их с трудом могу воспроизвести в памяти. А ведь они все вчера были такие разные, индивидуальные… Они же не были одномастной толпой!

— Не были, — кивнула я. Её страх как тонкий аромат духов начал медленно доходить и до меня. Я великолепно помнила родителей Мел и ещё людей, с которыми она меня знакомила, которых она сама знала, помнила дам, игравших со мной в вист, но остальные… Как в тумане.

— Ну ничего, — вздохнула Мелани, — думаю, за завтраком… или уже обедом, мы всё равно увидим их.

— Знаешь, — медленно произнесла я, глядя ей в глаза, — мне почему-то кажется, что на ночлег остались только те, кого ты знаешь, и именно с ними мы будем сидеть за столом.

45.

Так оно и вышло. Не было даже Мишель и семейства о`Тинд. С одной стороны, это хорошо, а с другой — без Ким я опять приуныла. За «дружным» и весёлым завтраком, правда, я слабо развлеклась тем, что запомнила имена всех гостей и параллельно придумала им прозвища. Впрочем, я и так помню многих со вчерашнего вечера и сегодня только освежила память. Что касается Мел, то она, казалось, уже позабыла обо всём и сполна наслаждается светской братией.

Но я ею насладиться не могла. Несмотря на придумывание погонял для гостей и вчерашнее веселье, я опять ощущала себя девочкой, заблудившейся на сцене среди театральных декораций. А в груди у меня всё сильней и сильней сжимался ком волнения. Ощущение было такое, что… что-то грядёт. Что-то нехорошее. Непонятное, чёрное ощущение грозы повисло этим солнечным днём в особняке. Да, люди улыбались и шутили по-прежнему, даже Алекс Ди был в приподнятом настроении, но…

Но глядя в окно, я почти явственно видела ползущие из-за горизонта чёрные тучи. И мои натянутые нервы, дрожащие руки и плохой аппетит твердили только одно: что-то будет. Дьявольское, плохое.

Первое плохое стряслось, когда Мелани потащила меня по магазинам, купить «новенькое на вечер, чтобы порадовать мальчиков». Второе: вышеупомянутые «мальчики» — Князь и Принц Белых.

Но даже после этого, когда я сидела рядом с Мел на заднем сиденье «Феррари», волнение как дятел продолжало долбить мои внутренности.

46.

— Пробки! Почему в девять вечера на улицах Роман-Сити всегда пробки?! — возмутилась Мелани и досадливо топнула ножкой.

Я спокойно посмотрела на неё со своего сиденья, а потом опять уставилась в окно. В отличие от Мел, я была расслаблена как талое масло. Со стороны. Но внутри… Внутри меня все нервы были завязаны на узел по десять раз. Всё было на иголках, всё горело волнением, как лихорадкой, и я не знала, почему. Возможно, это вопила моя интуиция, а я просто не понимала её. А может, это просто Лал сейчас где-то нервничает, а я готова по потолку бегать вместо неё.

Не знаю.

Сейчас мы вчетвером застряли в пробке. Ну, не мы, а наш чёрный лимузин. Слава Богу, мы уговорили Мадлен и миссис Джафф не посылать с нами толпу Наблюдателей. Точнее, уговорили Эдуард и Итим, пообещав, что защитят нас лучше каменной стены. Ага, кто б из грабителей хотел наехать на Князя и Принца оборотней? Никто. Другое дело, что есть Клан Огненных и… и Лал, в конце-то концов. Да, Тимка, Лэйд и Одарк, сидящий впереди рядом с водителем — это хорошо, но боюсь, мало.

Думаешь, сегодня кто-нибудь позарится на ваши шкурки?

Не знаю. Но не просто же так меня изнутри от волнения просто разрывает?

Шумно вздохнув, Мел села поудобней и чопорно расправила складки своего длинного платья из жёлто-золотого атласа. Мы это платье сегодня три часа искали, и не дай бог мне ещё хоть раз пойти с этой принцесской по магазинам и перемерять столько вещей!!! Лично я без особых раздумий купила себе чёрные лодочки (повторить предыдущие подвиги на каблуках я уже не могу физически) и чёрное платье с гипюровыми плечиками, которые должны быть спущены с плеч. Я бы делала наоборот, но иначе верх платья топорщится. Вообще не люблю, когда плечики/бретельки с плеч сползают, а сегодня сама обрекла себя на такое издевательство. Что ж, придётся потерпеть. Ещё один минус этого платья в том, что оно длинное. А плюс — оно без нижних юбок. Господи, как хорошо, что оно без нижних юбок! Я так намучалась вчера со своим тем платьем!

А сегодня будешь мучаться с перчатками.

Верно, буду. Ну не виновата я, что к этому дурацкому платью ещё и перчатки полагаются, а Марсо почти силком натянула их на меня! Не могла ж я дать ей по морде, чтоб она от меня отстала! Меня б тогда Алекс Дэ на кусочки порвал.

Не могла — вот и мучайся теперь!

За окном горела миллионами огней Майгод-стрит, как её обычно называют. Улица роскошных казино и ночных клубов. Я смотрела на их огромные, яркие, мигающие вывески и почти слепла. К тому же в глазах от них рябь такая, что аж тошнит. Тошнит и от улиц, и от надрывных звуков клаксонов, взрывающихся то тут, то там в этой железной реке автомобилей. Тошнит даже от запаха собственных духов и ощущения кружев нижнего белья на теле.

— Мы либо простоим здесь до утра, либо пойдём пешком и успеем, — заметил Итим, глядя в окно.

Он был прав. Мы и так выехали на час раньше с расчётом, что попадём в пробку. Но мы попали не просто в пробку, а в Пробищу с большой буквы. Стоял весь центр Роман-Сити, и нам и впрямь не было смысла здесь сидеть.

— Пешком? — глаза Мел округлились. — Но это же далеко!

— Можно попробовать метро, но, думаю, там сильная давка, — заметил Эдуард.

И тут я поняла, что он смотрит на меня в упор. Меня это взбесило хотя бы потому, что из-за мучающего меня волнения мне очень хотелось что-нибудь учудить. В случае с четверть-оборотнем — просто подраться. Прямо аж зудело. Вэмпи, правда, как спала летаргическим сном, так и спит, но да это ничего. Без неё обойдусь, Виктор ведь сказал, что тело у меня — тело вэмпи. Попробую как-нибудь его использовать и без подарочка Лал.

Виктор… Как же я хочу, чтобы он сегодня был с нами вместо Одарка! Но Мадлен, ещё час назад уехавшая в гости к Баст, отправила его с каким-то поручением к Мишель, о которой я, кстати, так и забыла что-либо разузнать. Никогда ещё не было у меня повода не любить миссис Даладье, но сегодня она мне его дала. Считайте, что это ревность, чёрт возьми! Но когда внутри меня узел нервов, больше всего на свете я хочу, чтобы Виктор был рядом.

Особенно если белокурый ублюдок таращится на меня в упор.

Я упёрла свой самый лучший взгляд бешеной собаки в изумрудные глаза Эдуарда, и тут он, лениво моргнув, посмотрел в окно. Я как-то рефлекторно сделала то же самое и поняла, к чему он пытался привлечь моё внимание.

Толпа на Майгод-стрит была пёстрой, блестящей, но всё-таки какой-то одномастной, поэтому не заметить среди них простенько одетую Люси было невозможно. Я узнала её мгновенно, хоть она брела, глядя себе под ноги. Тёмные волосы и синее мелирование — такой ненормальной причёски я больше ни у кого не вcтречала.

И всё же я чуть с ума не сошла от радости. Элен была ниточкой из прошлого, она была сиротой из моего приюта, знакомая, несуразная и почти родная. Настолько, что с ней не нужно играть или выглядеть чем-то большим, чем ты есть на самом деле. Безо всяких раздумий дёрнув дверцу, я выскочила из машины и, обогнув надрывно сигналящую «Audi», быстрым шагом направилась к Люси. Мигающий свет вывесок почти слепил меня, но я таки догнала девчонку и легонько хлопнула её по плечу.

С непонятным возгласом она дёрнулась и, отпрыгнув в сторону, обернулась. Я её напугала.

Странно.

Но когда я взглянула в её заплаканное лицо, обезображенное глубокой царапиной, когда я увидела её огромные, широко распахнутые глаза с подрагивающими веками и чересчур широкими зрачками, в которых не было ничего, кроме ужаса, когда увидела кровь на её шее… Моё волнение достигло своей вершины и вытолкнуло в горло ком тошноты.

— Кейни… — шевельнулись почти белые губы Элен, и в её глазах появился смысл, — Кейни…

Она бросилась ко мне, как бросается заблудившийся в пустыне пингвинёнок к воде. С рыданьями уткнула в меня мокрое от слёз лицо и, впившись дрожащими пальчиками в моё тело, начала что-то невнятно лепетать. Как выразился бы Виктор, её не трясло, а судорожно дёргало. Никогда я ещё не видела человека, а тем более ребёнка в таком состоянии и уж подавно не знала, что к такому могло привести. Оборотни

— да, было, но их мученья были сугубо физическими. А что делать, когда травмирована психика человека?

— Что случилось, Элен? — я насильно оторвала лицо девчонки от себя и посмотрела в её испуганные глаза. — Что страслось?

Но она не могла говорить, только плакать и плакать, плакать, плакать… Я пару раз встряхнула её, но это ни к чему не привело. Она была так напугана, так… шокирована, что, наверное, не помнила даже собственного имени.

Отведя в сторону чёрные с синим волосы, я увидела на её бледной худой шейке неаккуратный след укуса. Вампиры… Чёрт бы их всех подрал!!! Я знаю только одно Братство, которое жрёт людей просто на улицах.

— Лал, — заскрипела я зубами, неумело гладя Элен по голове, — сучка недобитая! Только попадись мне теперь!

Моё волнение достигло своих вершин.

Неожиданно девчонка громко шмыгнула носом и выдавила из себя тихий сип:

— … она забрала Киару…

— ЧТО?!! — я насильно, даже очень грубо оторвала её от себя и заставила смотреть в мои глаза. — Что ты сказала?!!

Нечто поднималось из глубины меня на поверхность, нечто странное.

— … она забрала Киару, — с трудом прошептала Элен и, измученно закрыв глаза, опять шмыгнула носом. — Сказала, что ждёт тебя в Старом театре… слышать не хотела, что тебя удочерили…

Киара!!! Моя Киара!!!

Внезапно оттолкнув от себя Люси, я открыла рот, и хлынувший из меня вопль подобно цунами затопил всю Майгод-стрит. В него вплелось всё моё волнение, вся терзающая меня лихорадка, все мои завязанные на узел нервы. Схватив юбку платья, я закричала и что есть силы затопала ногами по земле, а потом набрала полные лёгкие воздуха и закричала опять. Это не был яростный вой вэмпи, это был вой простого человеческого отчаянья.

Моя сестра!!!

Мне хотелось, чтобы тошнотворно мигающий город вокруг меня рухнул от моего же крика. Я хотела, чтобы как выстроенные детьми из кубиков башенки окружающие меня небоскрёбы надломились и с грохотом упали на землю. Хотела, чтобы чистое сочно-синее небо пошло змеями трещин и рассыпалось, а его осколки и звёзды, словно метеориты падая на землю, разносили в дребезги дома Роман-Сити. Мне хотелось, чтобы весь мир рассыпался в прах.

О-о-о, как же я его ненавижу!!! Как же я его ненавижу и хочу его смерти!!!

Я чувствовала горячие слёзы на щеках и надрывную боль в горле, но продолжала кричать. Мне надо было выплеснуть эту боль, это волнение…

— Кейни, ай-ай-ай, Кейни! — выдохнул мне в губы запах роз. И в этом выдохе мой крик просто захлебнулся. Почти мгновенно. Умолкнув, я обернулась на каблуках так резко, что едва не упала.

Лал аплодировала мне с видом Станиславского, наконец-то нашедшего талантливого актёра.

Актёры, театр, декорации — как же мне всё это надоело!!!

— Где она?!! — я набросилась на неё, но она возникла ровно в метре от того места, где раньше стояла. Наткнувшись на пустоту, я нелепо взмахнула руками и сумела удержать равновесие. На смену отчаянью приходило бешенство, почти ярость. Зло фыркнув, я опять повернулась к вампирше. Без её подарка, без вэмпи, я начинала сначала делать, а потом думать.

Впрочем, сейчас это даже неплохой вариант.

— В Старом театре, дитя моё, — вампирша пригладила волну каштановых волос, отливающих всеми цветами радуги в свете неоновых вывесок Майгод-стрит и рассмеялась таким ненавистным мне смехом. — Приходи. Одна. Обязательно. Мы устроим для тебя небольшой спектакль!

Опять спектакль!!! Ненавижу!!!

— Сука ты дохлая! — завопила я, но не успела и рта открыть для следующей реплики, как с яростью поняла, что вампирши нет. Просто нет.

Ошалело повертев головой по сторонами и не найдя знакомого силуэта в красном, я всхлипнула. Всхлипнула от злости. Мне не было ни больно (физически), ни страшно — только обидно. И я заплакала от обиды, зла и ненависти как ребёнок: открыто, во весь голос, не таясь. Как впавшее в истерику дитя я опять яростно затопала ногами, словно в своей боли и обиде могла растоптать этот проклятый мир. Ох, если бы! Если бы!!!

— Что такое?! — кто-то стиснул мои предплечья до густой монотонной боли. Я увидела лицо Эдуарда, но злость и отчаянье сработали быстрее головы, ослепив меня всего на мгновенье. На одно, а я успела дёрнуться назад и, размахнувшись, полоснула ногтями по этому серьёзному, идеальному, удивлённо-взволнованному лицу.

«Кровь!!! — облегчённо завопили все мои нервные окончания, едва только я увидела, как сначала белые, почти невидимые следы на безупречной коже четверть-оборотня стали медленно наполняться красным.

— Кровь!!!».

Глубоко вдохнув, я сделала ещё один шаг назад, и прохожие с пугливым интересом попятились от меня.

Но плевала я на них всех! Плевала! Грязные, ничтожные сволочи, озабоченные только своими мелкими проблемами: деньгами шмотками, машинами и шлюхами! Как же я вас ненавижу! Слепее кротов, вы никогда не хотите замечать того, что происходит вокруг вас!!!

А моя Киара!..

— Что-то случилось?

Нервно дёрнувшись в сторону, я с удивлением посмотрела на Наблюдателя Мрака, обычного такого, из Ночного Патруля, с незапоминающимся лицом и голосом.

— Что-то случилось? — вежливо повторил он, заложив руки за спину, и посмотрел на стирающего кровь с лица Эдуарда. Тот ответил взглядом, о котором можно сказать, что он полон ненависти, если знаешь хоть одну причину, по которой четверть-оборотень ненавидит Наблюдателей.

— Нет, — почти во сне ответила я, медленно отступая назад, — ничего не случилось. Ничего…

Зачарованно глядя на статный силуэт Наблюдателя, я почти явственно ощущала что-то недоброе, исходящее от него. Это была не враждебность, но то, почему суеверные люди обходят чёрных кошек. Чуждость этого нечеловека можно было намотать на пальцы как шерстяную пряжу. И это было странно. Сколько раз я встречала Ночные Патрули, столько раз ощущала одно откровенное обожание.

С каких это пор Наблюдатели стали представлять для тебя угрозу?

Не знаю, но я же вэмпи!

Вэмпи спит что твой дохлый таракан, так почему же?..

Не знаю.

Беги.

Что?!

Беги! Беги! Беги!

И развернувшись, я сорвалась с места как насмерть перепуганный заяц. Лететь сломя голову в лодочках с совершенно плоской подошвой было легче, чем на каблуках, а бьющееся в висках «Киара!!!» подгоняло меня кнутом. Но — туфли есть туфли, и далеко я в них всё-таки не убегу.

Впереди над головами прохожих вспыхнула кроваво-красным буква «М», и из какого-то казино плеснулось почти в унисон моему сердцу:

«Oh how I wish For soothing rain All I wish is to dream again My loving heart Lost in the dark For hope I`d give my everything Oh how I wish For soothing rain Oh how I wish to dream again Once and for all And all for once Nemo my name forevermore».

А далеко и не надо.

Оглавление

Часть первая . Боец Круга Поединков

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Часть 2 . Вэмпи

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

Реклама на сайте