«Испытание пламенем»

Холли Лайл «Испытание пламенем»

Посвящается Мэтью

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Баллахара, Нууйе, Ория

Молли Мак-Колл проснулась в темноте спальни от хватки вцепившихся рук. Выдернув из постели, ее волокли к выходу из спальни, мерцавшему жутким зеленоватым светом.

Не тратя дыхания на крик, Молли бросилась в бой. Резкий удар ногой вверх — ступня как будто столкнулась со скалой, но — нет: слух с удовлетворением уловил треск кости и соответствующий вопль. Потом — со всей силы — локтем по ребрам и животу, и вот уже чьи-то тонкие, жаркие, сильные пальцы выпустили ее руку. Изогнувшись, Молли впилась зубами в чужие пальцы на своем левом запястье. Наградой ей был еще один вопль. Молли била ногтями в глаза, коленом в пах, кусалась и лягалась, используя все заученные приемы, каждый гран своей силы и каждую каплю охватившего ее гнева и страха.

Но они одолели количеством, и, хотя в тусклом свете виднелись на полу силуэты сваленных ею врагов, оставшиеся тащили Молли к этой стене огня. Молли наконец закричала, но отряд нападавших — все высокие, сильные мужчины — втолкнул ее в пламя, и этот крик, подобно всем остальным звукам, вдруг умер.

Ни боли. Ни жара. Огненные языки пробегают по телу, но совсем не обжигают. Даже наоборот — их холодное пламя приятно, несет свежесть, новые силы. Пока похитители волокли ее сквозь извилистый пульсирующий тоннель, Молли продолжала царапаться и вырываться, но что-то в глубине ее разума вдруг шепнуло: да. Какое-то мгновение — или целую вечность? — Молли висела в этом непонятном месте сама по себе, ее никто не держал, никто не пытался никуда тащить. И впервые за долгое время из тела полностью ушла боль.

Она не понимала, что происходит. Ей казалось, что она дерется за собственную жизнь, и в то же время она ощущала, что летит навстречу чему-то чудесному.

Но вот зеленый огненный тоннель кончился, Молли попала в мир льда, снега и тьмы, и сомнения исчезли. Ее по-прежнему держали крепко, как пленницу, и один из державших крикнул:

— Тащите сюда веревки и повозку. Она ранила Пейта, Кеврада и Таджаро. Придется ее связать.

Значит, она попала в беду — ничем хорошим это кончиться не может.

— Да ведь до Медного Дома всего две лиги!

— За это время она кого-нибудь запросто убьет. Связывайте ее.

— Но Ималлин велел доставить ее невредимой!

Еще чьи-то руки ловили ее брыкающиеся ноги, вцеплялись в локти, запястья, колени…

— Так и не вредите ей! — сказал тот, кто стоял прямо у нее над головой. — Просто свяжите, чтобы она нас не трогала, черт бы все побрал! И где этот бездельник, которого Ималлин нашел, чтобы он сотворил ворота? Там остались наши люди, пошлите кого-нибудь их поторопить, пока он не закрыл створ.

Молли продолжала сопротивляться изо всех сил, но все новые руки цеплялись за ее ноги, плечи, бедра, и, когда она уже просто не могла шевельнуться, мужчины — худые и высокие — потащили ее дальше.

Потеряв возможность отбиваться, Молли полностью расслабила мышцы. Во-первых, нет смысла попусту тратить энергию, а во-вторых, если прекратить сопротивление, может быть, ей удастся усыпить их бдительность и спастись…

— Эй, мастер ворот! — заорал кто-то впереди процессии. — Ты что, не можешь подержать ворота? Мы возвращаемся за остальными!

— От него никакого толку, — проворчал один из тех, кто ее держал. — Не сумел даже доставить нас поближе к городу. С хорошим мастером мы оказались бы чуть ли не во дворе!

И лес мне сегодня не нравится, — отозвался тот, что стоял над головой. — Смотрите в оба.

Молли, одетая в одну лишь фланелевую пижаму, стояла босыми ногами на плотно утоптанном снегу. Как только она прекратила сопротивляться, эта мысль тотчас всплыла в ее мозгу.

— Если вы сейчас же не достанете какие-нибудь ботинки, куртку, а может, даже шляпу и перчатки, — заявила она, — то вам не придется беспокоиться о том, как доставить меня по назначению. Потому что я умру от холода прямо здесь.

Впереди, в темноте, кто-то тащил к ней большое фыркающее животное, а еще дальше громыхали колеса огромной деревянной телеги, вроде тех, что используют фермеры. Но что за тварь в нее запрягли? Не лошадь и не какая-нибудь разновидность коровы… В ней было кое-что от лося, что-то от оленя-карибу, но глаз различал кости в тех местах тела, где ни одно упряжное животное их не имело. По крайней мере Молли таких не видела. А глаза его горели красным адским пламенем.

— Обойдешься без ботинок и без куртки, — заявил тот из похитителей, который и до сей поры говорил больше других. — Поедешь в повозке на сене, под одеялами. А если захочешь сбежать, давай тогда босиком по снегу.

— Нельзя так разговаривать с Води, — вмешался другой.

— Еще никто не знает, Води она или нет, — огрызнулся первый. — Пока что она раздробила ребра Бьяриаллу и сломала Лоину ногу пополам. Води не стала бы так делать.

Молли понятия не имела, кто такая Води. Ну и наплевать.

— А что вы хотите от человека, которого ночью похитили прямо из кровати? — с вызовом спросила она, но они ее уже не слушали, а всей толпой подняли на руки, закинули сзади на телегу, и сами по большей части тоже влезли следом, предварительно обмотав ее щиколотки и кисти мягкой веревкой. Связав Молли, они накрыли ее одеялами и поглубже засунули в солому. Ей стало заметно теплее. Ну, ладно, ей тепло, но когда повозка с лязгом и грохотом двинулась наконец с места, Молли расслышала, как по бокам ее маршируют колонны пеших. Она узнала этот звук: скрип ботинок и поклажи, негромкие проклятия, ритмичный топот множества людей, обремененных оружием и снаряжением. В памяти накрепко засели навыки строевой подготовки. И хотя в ВВС она была все же полегче, чем в сухопутных войсках или морской пехоте, тем не менее Молли в свое время получила достаточную порцию, чтобы понять: ее сопровождает военный эскорт. Что за чертовщина?!

Но похитители ее явно не были солдатами. Слишком они были не готовы к сопротивлению, слишком самоуверенны. Солдаты знают, что всегда может случиться прокол, и готовы к такой возможности. И к тому же эти руки… Она никак не могла забыть их странные прикосновения. Тонкие, горячие, сухие пальцы…

Молли решила, что не станет просто ждать, пока они отволокут ее куда надо, а потом… станут что-нибудь с ней делать. В ВВС ее обучили: при захвате заложников лучший способ выжить — не становиться заложником. Она занялась путами на руках. Настойчивость и привычка терпеть боль сделали свое дело — руки оказались свободны. Но, разумеется, слегка пострадали. Молли чувствовала, как от веревки горят кисти, чувствовала боль царапин там, где металлическая основа шнура, спрятанная под мягкой оболочкой, содрала кожу. По рукам скатывались капельки крови, там становилось жарко и влажно, но Молли предпочла не обращать на это внимания.

Обернуть каждую ногу одеялом и закрепить веревкой, думала она. Разумеется, не ахти какая обувь, но домой добраться можно. Еще одно одеяло превратить в пончо, разнести эту колымагу и вернуться домой… Она сориентируется по следам на снегу.

Но была одна маленькая деталь, о которой она пыталась не думать, пока сражалась с похитителями, освобождала руки и ноги, наматывала одеяла и привязывала их к ногам. С тех пор как они выбрались из огненного тоннеля, она не слышала звука ни единой машины, не видела ничего, даже отдаленно похожего на электрический свет, не слышала гула ни одного самолета. В темноте Молли различала смутные силуэты деревьев и ничего больше. Даже на небе, набухшем снеговыми тучами, не было ни звездочки.

У Молли появилось дурное предчувствие, что, если ей даже удастся сбежать от марширующих рядом с повозкой солдат и по следам вернуться к месту, где она вышла из огненного тоннеля, его может там не оказаться. Она весьма и весьма опасалась, что другого пути домой нет.

Молли прислушивалась к речи погонщиков и понимала ее без малейших усилий, но, анализируя произношение, она заметила, что слова слишком насыщены гласными, звучат протяжно и как-то не по-английски. И это ощущение вцепившихся в нее пальцев… Они были не только слишком сухими, слишком горячими и слишком тонкими… Они были какими-то неправильными. Молли прикрыла глаза, выровняла дыхание и попыталась вспомнить, понять, в чем же там дело. И поняла. На этих ухвативших ее руках было слишком много пальцев! И еще… Когда она дралась за свою свободу, то удары локтей попадали в ребра в таких местах, где ребрам быть вовсе не положено.

Когда взошло солнце — или просто процессия оказалась там, где горели огни, — у Молли возникло предчувствие, что она едва ли придет в восторг от внешности похитителей, когда разглядит их получше. Она уже позволила себе по-настоящему обдумать положение и пришла к выводу, что вряд ли она сейчас на Земле и вряд ли ее похитители — люди.

Наконец Молли подготовила свою импровизированную обувь, надела и завязала пончо из одеяла. Но пока осталась на месте. Еще не время. Она уже готова бежать, если представится случай, но не в темный, ледяной лес без троп, когда надвигается вьюга, а никаких признаков цивилизации не видно.

Она откинулась на солому и под теплое покачивание повозки задремала.

Звуки бегущих шагов и гневные голоса вырвали ее из полусна. Ага, спор! Знай она, куда надо бежать, то лучшего времени и не придумаешь — пока тут ругаются, она могла бы тихонько ускользнуть и растаять в ночи. Но вот кто-то запрыгнул в повозку и оказался совсем рядом с Молли.

Этот кто-то стянул одеяла с ее лица. Тьма, не смягченная светом ни звезд, ни Луны, ни какого-нибудь искусственного источника, позволила ей увидеть не больше, чем она видела под одеялом. В лицо ей ударил снежный вихрь, взъерошил волосы — очевидно, начинался буран.

— Води! — вскричал человек. — О, Води! Я принес к тебе своего ребенка! — Он опустился на колени у ее ног, и Молли разглядела белый сверток у него на руках. Крохотный. Неподвижный. Молчащий.

Человек положил сверток рядом с Молли, а сам прижался лбом к укрытому соломой дну повозки.

— Она умирает, Води! Ты можешь спасти ее единым твоим словом, единым прикосновением! — запричитал он.

Молли не могла вымолвить ни слова. Могла только отвернуться, но внезапно на нее нахлынул приступ дикого гнева и она закричала:

— Твои соплеменники похитили меня! Связали! Держат в этой холодной повозке весь день и полночи, не дают ни пить, ни есть! И ты просишь меня тебе помочь?! А мне кто поможет?

Человек ничего не ответил. Вместо этого он протянул руку и коснулся ее пальцев.

— За три дня у меня умерло четверо детей. Эвилла — последняя. Я прошу у тебя только одно слово, одно слово и все! Единое твое слово излечит ее, спасет, и мы с моей подругой не потеряем все, что нам дорого! Прокляни меня, и я с радостью приму твое проклятие, даже если оно несет смерть. Но подари одно слово умирающему ребенку.

Молли внутренне сжалась. Половина ее души дрожала от страха и ярости, но из второй половины восставало осознание: то, что сейчас перед ней, это и есть ее работа, сама суть ее личности.

Молли протянула руки, и мужчина передал ей девочку. Молли коснулась сухой кожи на лице Эвиллы и ощутила страшный жар детского тельца, окоченелость обтягивающей кости кожи, как у мертвеца. Но не ощутила, как всегда бывало в присутствии больных, страдающих, умирающих, той боли, которую испытывает несчастный. Ее щека коснулась носика ребенка, и Молли почувствовала быстрое и горячее дыхание, которое убедило ее, что девочка еще жива.

— Я не ощущаю ее болезни, — проговорила Молли.

— Она очень больна, она умирает.

— Ты не понял. Я не чувствую ее боль. Если я не чувствую того же, что и она, я не знаю, как ей помочь.

— Пожалуйста, ну пожалуйста! Она — последнее, что у нас с ее матерью осталось!

Молли прикрыла глаза, пальцы ее, все еще прижатые к щеке Эвиллы, сильно дрожали. С самого детства Молли помогала больным, вбирала острые лезвия и разящие осколки их болезней, склонившуюся над ними смерть в свое тело, их ужас и боль стекали по ее жилам. Теперь же она ничего не чувствовала. Сочувствие к несчастному отцу — да. Озлобление на собственное положение — тоже да. Но никакой боли. Никакого страха. Никакого… яда.

— Исцелись, — прошептала Молли, по-настоящему ни на что не надеясь и не ожидая, что ее действия принесут реальную пользу, охваченная лишь непонятной решимостью помочь, если помощь будет в ее силах. Она дотронулась до лица девочки.

В точке, где ее пальцы коснулись кожи Эвиллы, появилось крохотное пятнышко зеленовато-белого пламени и стало расширяться. То самое пламя из зеленого тоннеля, который привел ее сюда. Оно потрясло и ужаснуло Молли. Женщина отдернула руку, но связь не прервалась. Прохладный, живительный поток, мощный, словно река в половодье, кружился вихрем, омывая ее и ребенка, вливался в девочку и изменял клетку за клеткой, молекулу за молекулой, замещая больное здоровым, слабое — сильным, умирающее — жизнеспособным, смывая с нее смерть, как будто смерть — просто пятнышко налипшей грязи. Он наполнял ребенка жизнью, такой трепещуще-чистой и полной энергии, как в самый миг творения. Молли, пораженная этой невероятной силой, этой немыслимой магией, перестала дышать. Она чувствовала, что прямо из ничего вызвала этот тайфун, вызвала богов и дьяволов, приказала им плясать перед ней, и они подчинились. Она купалась в волнах этой таинственной силы, которая обнимала и ласкала ее. А потом она вгляделась, впервые по-настоящему вгляделась в лицо ребенка, который лежал у нее на руках, окутанный зеленоватым пламенем и сияющий, словно ядро чуждого солнца.

При виде этого лица все ее страхи обернулись реальностью.

Она видела не болезнь и не уродство. Единственный взгляд на крошечное создание заставил все ее нутро болезненно сжаться. Девочка была прекрасна. Но она не была человеком. Ее глаза, раскосые, как у сиамской кошки, и огромные, как лимоны, были целиком изумрудно-зеленого цвета и не имели ни склер, ни зрачков, ни радужной оболочки. Они походили на два неограненных изумруда, сверкающих на скуластом темном личике, одновременно прекрасном и пугающем. На крохотной детской ручке, выбравшейся из одеяльца, было слишком много пальцев, а в каждом пальце — слишком много суставов. Молли посмотрела на ее отца, и ей ответил взгляд таких же в точности глаз на таком же заостренном лице с непривычными, чужими чертами.

А потом последняя капля яда вымылась из тела девочки, и пронизывающий Молли зеленый огонь, более ненужный, опять скрылся в сердце Вселенной, которая его породила. Животворное пламя угасло.

Девочка села, огляделась и с поразительной скоростью издала серию протяжных звуков. Молли все поняла: звуки выражали протест. Дитя оттолкнуло Молли и протянуло ручки к отцу.

Молли слышала, как мужчина всхлипнул. Голос его звучал пронзительно, и, будь это человек, Молли решила бы, что он подавился. Но она поняла. Отец прижимал к себе дитя с такой силой, словно хотел втянуть его в самое сердце. Не унимая рыданий, он проговорил:

— Мне надо отнести ее домой, забрать с этого холода. — На секунду он оторвался от своей дочери, взглянул на Молли и добавил: — Когда я буду тебе нужен, я приду. Клянусь.

Потрясенная Молли с недоумением смотрела на свои руки, как на чужие. От их прикосновения возникло зеленое пламя, а какое-то нечеловеческое создание поклялось ей служить. Молли хотелось закричать, а еще лучше — упасть в обморок, но вместо этого она прошептала:

— Отведи меня домой.

— Ты среди друзей, — ответил он. — Доверься нам. Сейчас ты отправишься в свой замок. Ты будешь богиней, Води! И если я тебе понадоблюсь, просто позови меня, скажи: «Йенер, Йенер», произнеси свое повеление, и я явлюсь. — Он снова притянул к себе дочь, быстро спрыгнул с повозки и убежал.

Молли откинулась на солому. Она слишком устала и отупела от впечатлений и сейчас просто лежала и смотрела в пустоту. Не было сил даже снова укрыться одеялом. Она с самого начала заподозрила правду, но теперь поняла, какая громадная и угнетающая разница кроется между догадкой и уверенностью. Она оказалась вовсе не в какой-нибудь стране третьего мира, она — не политический узник, не заложница террористов, действующих ради неких идеологических утопий.

Она испытала огонь зеленого пламени, но не чувствовала боли.

Молли Мак-Колл разглядывала свои руки и пыталась понять, что с ней происходит. Тоннель из зеленого пламени, странные, чужие создания…

Вокруг с тихим шорохом падал снег, но сквозь это мягкое шуршание Молли вдруг различила какой-то другой, неуместный здесь звук. Бейсбольная бита бьет по кожаной куртке. Но медленно. И сверху.

И тут, без всякого предупреждения, сопровождающие выхватили ее из повозки и молча, словно привидения, на руках потащили к лесу.

Сзади началось нечто невообразимое, слух улавливал лишь невнятные вопли: «Рроны, рроны!» Хлопали гигантские кожаные крылья, рокочущий рев сотрясал окрестности — осыпался даже снег с ветвей, а у Молли от него заложило уши. Лязгал металл, неслись крики раненых и умирающих, стояла вонь испражнений, тошнотворный запах крови.

Спасители уронили Молли на землю и стиснули ее с обеих сторон.

— Ни звука, — прямо в ухо прошептал чей-то голос. Но кто бы ни был этот советчик, он зря рисковал выдать себя шепотом, Молли прекрасно слышала, какой ад царит у них за спиной, и никак не собиралась привлекать к себе внимание — это было бы как броситься в огонь из любопытства: посмотреть, что будет. Она, как могла, пыталась спасти свою жизнь: дышала ртом, потому что так получалось тише, расслабилась и стала прикидывать, что делать, если их все-таки обнаружат. Будь у нее «М-16» с тысячью патронов, от нее был бы толк, но в данный момент у нее имелись лишь две обернутые одеялами ноги, две голые руки и ни одной единицы какого бы то ни было оружия. А то, что обрушилось на караван, было огромным. Действительно огромным.

Молли чувствовала, как дрожат охранявшие ее существа. В рокочущем позади реве слышались слова, но непонятные. Деревья сотрясались от пушечной канонады, повозки и тягловые животные кувыркались в воздухе и падали в лес рядом с укрытием Молли и ее похитителей. Люди орали, бились, погибали, слышались крики, все слабее и слабее, потом их не стало совсем.

Воздух снова наполнился громом кожаных крыльев, а страшный рев смолк.

И стало тихо.

Шорох снежинок, постукивание ветвей в зимнем лесу — и ни всхлипа, ни шепота, ни стона, ни слабой мольбы о пощаде.

Не двигаясь, Молли долго лежала между двоих охранников, которые унесли ее в лес из повозки. Потом она ощутила, как они зашевелились, села, стянула с лица одеяло и посмотрела сначала на одного, затем на другого.

— Рроны, — еле слышно произнес тот, что слева. — Они почувствовали исцеление, и они пришли.

Второй сказал:

— Теперь тебе придется идти пешком. Повозок больше не будет. Но ты должна остаться с нами. Рроны могут проверять дороги. Тебе нельзя попасть к ним в руки.

— А помочь тем, кто еще жив? — возразила Молли. — Раненым?

— Рроны не оставляют раненых. Все погибли.

— А такие, как мы?

— Если кто-нибудь спрятался, вместо того чтобы защищать тебя, то лучше ему отдаться на милость рронов, чем вернуться в Медный Дом.

Один из них наклонился, осмотрел ее ноги, увидел, что она больше не связана и не боса, потом проверил руки. Молли слышала, как он тяжело, со свистом дышит и внимательно смотрит ей в глаза.

— Нас осталось только двое, — наконец произнес он. — Ты пойдешь с нами?

Молли прочистила горло и выдавила:

— Да. — Сейчас она чувствовала себя спокойно. — Сколько людей погибло? — спросила она, пока сопровождающие вели ее прочь от дороги в глубину леса.

— Больше сотни. Другие из нашего отряда придут завтра и уберут тела, чтобы йариши не утащили их на продажу. Или не съели.

Молли решила, что этой ночью она не станет сбегать. Немного осмотрится.

Кэт-Крик, Северная Каролина

Лорин Дейн соскребла с древнего зеркала последние крошки черной краски, еще раз помянула недобрым словом неизвестного вандала, который испоганил такую ценность, вздохнула и встала. От долгого сидения на корточках затекли ноги. Лорин потянулась. Колени хрустнули. В спине тоже что-то затрещало. Да, тридцать пять — совсем не то, что двадцать пять. Она прекрасно сознавала, что с годами становится умнее, но в то же время физически сдает с не меньшей скоростью. Пожалуй, годам к семидесяти она станет мудрой, как змий, но настолько дряхлой, что вряд ли сумеет воспользоваться знаниями, доставшимися столь тяжким трудом.

Однако зеркало теперь выглядит действительно великолепно! Во всю высоту задней стены холла — не менее десяти футов, — в резной деревянной раме из тех, что в причудливых завитушках собирают обильную пыль, но если их протереть маслом, выглядят просто замечательно. Разумеется, оно слегка не на месте — слишком роскошная вещь для холла в старом фермерском доме на юге. Но ведь это зеркало было здесь всегда. Лорин помнила, какой ужас оно наводило на нее в детстве, как по ночам она боялась даже близко к нему подойти и как вглядывалась в него днем, уверенная, что в этих серебристых глубинах скрываются привидения.

Она улыбнулась детским воспоминаниям; собственная улыбка в зеркале показалась ей весьма привлекательной, и Лорин не отказала себе в удовольствии слегка погримасничать. Это зеркало всегда было снисходительно к внешности тех, кого оно отражало. Совсем не то, что зеркало в ее старой квартире. То всегда норовило добавить ей фунтов двадцать весу, а лицу, независимо от времени суток и освещения, — придать мрачный зеленоватый оттенок. Пожалуй, для своих лет она выглядит еще очень прилично. Никакой седины в волосах, да и настоящих морщин нет, хотя, присмотревшись, можно догадаться, что через несколько лет у нее наверняка появятся «гусиные лапки». Зато если стать боком, то видно, что живот у нее абсолютно плоский, да и зад в джинсах выглядит очень пикантно. Последний год выдался нелегким, но оставил след только в душе, а не на внешности.

Лорин всмотрелась в отражение своих глаз, и слабый отсвет зеленого огонька блеснул ей в ответ. Сердце бухнуло и пропустило удар. Нервно улыбнувшись, Лорин обернулась и оглядела холл. Где же источник этого света? В окошках по обе стороны входной двери ничего особенного не было видно. Обычный ноябрьский день в Северной Каролине. Дубовая поросль все еще окутана золотисто-коричневой листвой. Березы уже голые. Кожистые листья магнолий настолько темны, что кажутся черными. В глубине светлого, но бледного неба тянется несколько длинных белых шлейфов, а западную часть небосклона затянули мелкие, словно рыбья чешуя, облака. Отец Лорин называл их небесной макрелью. Никакого движения, только синяя сойка перелетает с ветки на ветку. Вот она вспорхнула и уселась на кормушку, которую Лорин повесила на кедр сразу, как только переехала. Птица смотрит настороженно, словно опасается, что Лорин оспаривает ее право на зернышки и семечки в кормушке.

Улица была абсолютно пустынной. В доме напротив — тишина. Нет даже детей, носящихся по дворам, выплескивая нерастраченную в школе энергию. И никакого зеленого света. Лорин почувствовала, как на затылке чуть шевельнулись волосы, и вздрогнула. Она снова повернулась, но на сей раз невольно отвела взгляд от зеркала, как делала маленькой девочкой, однако, поймав себя на этом, вновь решительно заглянула в глаза своему отражению.

Опять зеленый отблеск. Всего только крошечная искра, чуть заметный огонек, но кажется, что идет он из глубины зеркала.

И она подумала, что, естественно, покрытие этих старых зеркал со временем трескается и, видно, одна из чешуек отражает свет под необычным углом. Если передвинуться… ага, вот сюда, то уже не будет видно…

Слева, из-за спины ее отражения, внезапно взметнулся столб зеленого огня, яркого, словно застывшая на миг молния. Сердце бешено заколотилось, во рту пересохло. Лорин машинально отступила назад. Ну, это уж точно произошло не от коррозии амальгамы.

Лорин казалось, будто зеркало притягивает, манит ее. И хотя сейчас она перепугалась так, как и в детстве пугаться не приходилось, она все же шагнула вперед, заглянула в глубину глаз своего отражения и вновь увидела там игру зеленоватого пламени. Глаза-отражения лучились светом, прекрасным, гипнотическим и почему-то очень доброжелательным. Лорин протянула к зеркалу руку и почувствовала, как завибрировало и нагрелось стекло под сплющенными кончиками пальцев.

Вокруг нее заструились воспоминания, воспоминания об огне, который обнимал не обжигая. О смутных тенях, танцующих в мягком зеленоватом свечении мерцающего, ласкового пламени. О колышущихся до самого горизонта лугах, с белыми и алыми волнами высоких — в человеческий рост — цветов. О молодой темноволосой женщине в белом платье с широкой юбкой, по которой разбросаны громадные красные маки. В белых туфлях с высокими каблуками и острыми носами. Высокие, смеющиеся голоса зовут ее идти играть, играть, играть… И губы Брайана, целующие ее в шею. Его глубокий голос, шепчущий в самое ухо, что скоро он вернется…

В комнате, проснувшись, заплакал Джейк.

Лорин отшатнулась от зеркала. Чары развеялись. По щекам катились крупные слезы. Горло сдавило болью. На лице женщины в зеркале отразились растерянность, недоумение, обида, словно ее вернули от самых ворот рая.

Лорин отвернулась и бросилась прочь. Влетев в гостиную, она схватила Джейка на руки, прижала к себе, стала гладить по головке и ворковала, ворковала, ворковала: все хорошо, все хорошо, все хорошо, пока ее собственное сердце не унялось, а руки не перестали дрожать.

Успокоившись, Лорин отнесла ребенка в его новую комнату, чтобы поменять подгузник, но проделала для этого необычно длинный путь: через столовую, кухню, прихожую и по боковой лестнице, мимо штабелей коробок и ящиков, ожидающих, пока их разберут. Лишь бы только не проходить с ребенком на руках мимо зеркала.

Глупые суеверия, уговаривала она себя, поднимаясь с двухлетним ребенком по узкой и неудобной боковой лестнице. Детские страхи. Почему бы не подняться с Джейком по парадной лестнице? Да ни почему! Просто она устала! Нелегкий переезд, перемены, на которые она наконец решилась, неопределенность, препятствия, воспринятые ею как вызов судьбы, — все это утомило, издергало, измотало ей нервы. Ну и обстановка, конечно. Вспомнились прошлое, детские страхи, вот разум и сыграл с ней нелепую шутку. В следующий раз, когда она будет смотреть в зеркало, она наверняка не увидит ничего необычного. Тридцатипятилетняя женщина, отцовские темные волосы, зеленые, как у матери, глаза… Дом, где прошли ее детские годы… Свет, отразившийся от входной двери…

Но где-то в дальних закоулках разума гремел гром, сверкали зеленые молнии, освещая чужой, неземной пейзаж, высокие голоса все звали, звали и звали ее идти играть. И ждал Брайан. Где-то там ждал Брайан.

— Мама, пазяльтя, кусить! — Джейк устал стучать деревянной вилкой по кастрюлькам и теперь стоял позади нее с жалобной миной на круглом личике. — Пазяльтя, броколи! — Последнее слово выговорилось отлично, с равными ударениями на всех трех слогах: Бра-Ко-Ли. — Пазяльтя, песенье!

Лорин подняла голову от полуразобранной коробки с посудой и пыльной рукой отбросила волосы со лба. По привычке она глянула туда, где над раковиной у матери висели часы, но, разумеется, их не было. Вообще ничего не было из вещей, которые обитали здесь десять лет назад.

— О'кей, обезьяныш. «Кусить» так «кусить». Не хочешь мне помочь?

Он хихикнул.

— Неа… — И стал пятиться, готовый броситься наутек, если мама вздумает все же настаивать.

Ну да, два года. Возраст, когда ребенок все превращает в испытание, провалиться на котором может только мама. Лорин частенько слышала, как другие матери рассказывают ужасные истории о своих двухлетних детях, и всегда полагала, что столь дурное поведение объясняется одними лишь педагогическими просчетами рассказчиков.

Но Господь найдет способ проучить тех, кто тешится подобными мыслями. Он посылает им детей вроде Джейка и говорит:

— Ну что ж, действуй, раз ты такая умная!

Лорин улыбнулась ребенку и тоном, как будто он ответил «да», ласково проворковала:

— Ты мое солнышко, пойди принеси мне брокколи из холодильника. — И сразу повернулась к нему спиной, а через секунду услышала, как хлопнула дверь холодильника, и вот он уже протягивает ей два соцветия брокколи. — Спасибо, дорогой, — поблагодарила Лорин, — а теперь надо подмести пол. Пойди принеси веник и совок.

Разумеется, никакой пол ей подметать не требовалось. Все равно что заставить его покрасить дом… Оба дела будут выполнены с равной эффективностью. Но ему нравилось подметать, он с удовольствием гонял бы пыль по полу весь день, особенно если разрешить ему взять совок. Ну а если по ходу дела он что-нибудь уронит — что ж, потому она и не ставит ничего бьющегося ниже шести футов от пола.

Мальчик восторженно взвизгнул:

— Паметать! — И бросился искать веник.

Лорин слышала, как маленькие ножки топают по старому линолеуму. Потом другой звук — это он стукнулся обо что-то деревянное. Снова о дерево. Детская дверца не позволит ему сойти с парадных ступенек, заднее крыльцо ей видно из окна, к тому же Лорин не распаковала пока ничего из вещей, которые ему не следует трогать. Так что пусть бежит. Она достала пароварку, положила туда брокколи, добавила стакан воды, закрыла кастрюлю и поставила ее на дальнюю конфорку.

Плита новой модели, отметила она, совсем иная, чем была у родителей. Стиль «белое на белом», в тон холодильнику, микроволновке, посудомоечной машине и светлым шкафам со стеклянными дверцами, которые заняли место старомодного соснового гарнитура времен ее матери. Ладно, лишь бы не прежний цвет авокадо. Но все равно, она, пожалуй, предпочла бы жить в окружении древнего гарнитура осточертевшего цвета, чем видеть, как предыдущие владельцы дома переделали кухню. Хорошо, что им пришлось уехать так скоро и больше они ничего не успели поменять.

Что-то Джейк слишком затих.

— Джейк, — крикнула она, — неси веник! Но звука шагов не последовало. Значит, он нашел что-нибудь интересное. Наверняка решил залезть в одну из коробок, которые Лорин сложила у входной двери. В отличие от нее он до сей поры просто обожал двигаться.

И тут она вспомнила, что оставила веник и совок в холле у самого зеркала. Сметала чешуйки краски, когда очищала поверхность зеркала, чтобы они не прилипали к старому деревянному полу. У нее мурашки побежали по спине. Лорин истерично завопила: — Джейк! Иди сюда! И услышала его смех и веселое: — Пливет! Лорин перескочила через коробку, босиком, в одних чулках, проехалась по скользкому полу, бегом обогнула угол и увидела, как он стоит, вглядываясь в темное стекло, улыбается и растопыренной ладошкой тянется к чему-то в глубине зеркала.

— Нет, Джейк! — закричала Лорин и прыгнула к нему.

Он обернулся, испугавшись не зеркала, а ее внезапного и нелепого появления из кухни. Личико его сморщилось, он заплакал.

— Мальчик, — всхлипывал Джейк, тыча пальчиком в зеркало. — Мальчик!

Лорин тоже посмотрела на зеркало. Никакого зеленого света. Никаких чудовищ. Нет ни поля с алыми и белыми цветами, ни хорошенькой женщины в платье, как у Джеки Кеннеди, и в легких летних туфлях. И Брайана тоже нет. Одна только идиотка в джинсах и сером свитере с ребенком на руках.

Джейку нравился мальчик в зеркале. Он всегда любил разговаривать с мальчиком в зеркале.

Она передвинула его себе на бедро, нагнулась, подхватила веник и совок и с колотящимся сердцем и трясущимися руками отнесла ребенка и принадлежности для уборки на кухню. По дороге, повинуясь внезапному импульсу, она ткнула локтем в выключатель, холл за ее спиной озарился ярким светом.

Это чтобы Джейк не упал в темноте и не ушибся, сказала она себе.

Все правильно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Баллахара

Мертвецы лежали вдоль дороги, как брошенные безжалостным ребенком разломанные игрушки. На белом, едва тронутом рассветными лучами снегу кровь казалась совсем черной. Разбитые повозки, убитые животные, оружие, изломанное и искореженное какой-то невероятной силой. Прежде Молли не доводилось участвовать в боях. Мертвых она видела, но не так, не в тех самых позах, когда их настигла смерть. На морозе от трупов еще шел пар. Этот безжалостный лик смерти поверг Молли в ступор. Каждый вдох давался с трудом. Несмотря на пронизывающий холод, пот градом катился у нее по спине.

— Почему это случилось? — шепотом спросила она. — Кто это сделал и зачем?

Мужчина, который шел слева — он был на два фута выше Молли и шел вдоль поля сражения, как будто что-то (бог знает что) искал, — не поворачивая головы, ответил:

— Рроны чувствуют магию. Они выслеживают и уничтожают ее источник.

Магию? Та исцелившаяся девочка…

— Значит, когда я отогнала смерть ребенка…

— Рроны тебя почуяли. Да. — Почему же никто меня не остановил? Не остановил отца этой девочки?

— Рроны не всегда рядом. К тому же мы думали, что защищены: мы носим медь. Каждый из нас носит медь. Ты тоже. Твоя попытка использовать магию должна была оказаться безрезультатной.

Молли нахмурилась:

— Мне не хочется спорить, но на мне нет никакой меди.

— Была. Твои руки были связаны. Мы считали, что связаны. В веревке были медные жилы, чтобы защитить тебя, защитить нас, доставить тебя в целости в Медный Дом. Никто не думал, что ты и твоя энергия окажетесь сильнее меди.

Но она распутала веревку, и сотня солдат погибла.

— А девочка и ее отец смогли убежать? — спросила Молли и тут же поняла, что она не хочет знать ответа.

Но ее похититель, единственный, кто пока с ней разговаривал, спокойно отозвался: — Да. Слава Богу. Хоть с этим порядок.

— А другие в нашем обозе? Гражданские?

— Мы все солдаты, — ответил сопровождающий, потом добавил: — Добровольцы. Когда мы вызвались послужить Ималлину, то понимали, чем рискуем.

Тут вмешался второй охранник:

— Ты — Води. Ты украла ребенка у смерти. Ты вызвала пламя Води. Это чудо, которого мы ждали. Ты доказала, что все обещанное Ималлином — правда. Мы все это видели. Поэтому они, — он взмахом указал на разбросанные тела, — сражались за тебя насмерть. Поэтому мы с Биррой охраняем тебя.

Стражники замолчали, и дальше все трое шли молча вдоль страшных следов. Молли тоже не хотелось говорить. Трупы принадлежали не людям, но эти существа погибли, спасая ее от чего-то ужасного. Настолько ужасного, что от мысли о нем стыла кровь в жилах и судорогами сводило мышцы. Молли чувствовала тех, что пришли за ней; их голод, бешенство, злоба все еще отзывались в каждой клеточке тела, словно и на расстоянии они пытались ее отыскать.

Она не поняла, что имели в виду ее спутники, говоря о меди. Их нечеловеческая мимика, странный акцент размывали смысл происходящего, а почти благоговейные речи приходили в противоречие с тем, что они похитили ее, связали, сунули на дно повозки с сеном. У нее до конца не укладывалось в голове, что все это действительно произошло. Если бы не эти тела вдоль дороги, не запах металла и крови в воздухе, не распахнутые в ужасе и застывшие навсегда глаза, не эти лица, искаженные болью, понятной представителю любой расы, Молли могла бы решить, что ей просто приснился кошмарный сон.

Она шла между своими спутниками, содрогаясь от зрелища этой жуткой резни. Никогда ей не хотелось, чтобы кто-нибудь за нее погиб.

* * *

Человек и вейяр стояли у парапета добротной стены каменного замка над бескрайними лесами, чистой холодной порожистой рекой и необъятными сочными лугами.

— Ты это имел в виду? — спросил вейяр.

— Если не считать мышей, то — да. Замок идет вместе с землей?

Вейяр кивнул:

— Народу здесь немного, но ежегодные налоги приносят достаточно зерна и скота, чтобы вести приличное существование. И сам видишь — леса тебе хватит, а местная речка и небольшое озеро к югу очень богаты рыбой. Если ты согласен, я обеспечу тебя списками податей и на год-два предоставлю счетовода, который поможет во всем разобраться и проследит, чтобы десятина выплачивалась своевременно и в должном размере.

Человек положил обе руки на парапет.

— Ты хочешь многого.

— Ты прав. Но сам видишь, в ответ я предлагаю тоже немало.

— И местное население должно будет принять людей и считать их хозяевами всех этих земель?

— Ты принадлежишь к роду Старых Богов. Они станут служить тебе с полным повиновением.

Человек рассмеялся.

— Знаю я это полное повиновение, когда доходит до дела. «А сегодня не моя очередь!» Да ладно. Думаю, это не важно. Земля и замок вполне подходят для моих целей.

По внутренней стенке парапета бежала мышь, распластываясь по камню. Человек нахмурился и указал на нее пальцем. На мгновение ее окутал зеленый огонь, потом свечение угасло, мышь запищала и кинулась наутек, забыв о своих воровских планах.

— Я думал, ты ее убил, — с удивлением заметил вейяр.

Человек пожал плечами:

— Убивать одну мышь — впустую тратить время.

— Верно. На это есть кошки. — Вейяр помолчал, потом взмахом очертил замок и прилегающие земли и спросил: — Ну, что, займешься этим?

— Я согласен доставить их тебе.

— Когда они окажутся у меня в руках, и в должном состоянии, ты получишь замок и обученную прислугу, которая станет тебе служить. Счетовод будет единственным лицом, которое не останется навсегда в замке, но я прослежу, чтобы у тебя было время выучить его преемника, и только тогда прежний вернется ко мне.

Значит, договорились. — Человек повернулся, чтобы идти, потом добавил: — Знаешь, проводил бы ты меня до выхода. Боюсь, я не скоро изучу все здешние лабиринты.

Молли не стала сопротивляться, когда сопровождающие завязали ей глаза. Она успела заметить угол стены, а в тихом предрассветном воздухе услышала звуки, похожие на пробуждение небольшого городка. Раз сейчас она находилась вблизи тепла, вблизи укрытия, где можно спастись от того крылатого кошмара, который с воплями падал с небес, то, пожалуй, стоит подождать, осмотреться, и лишь тогда предпринимать какие-нибудь действия.

Спутники вели ее, совсем незрячую, к чему-то грохочущему и лязгающему. Подъемный мост, подумала Молли, и, проверяя первое впечатление, прислушалась. Под ногами звякал металл, а еще ниже шумела река, слишком стремительная, чтобы замерзнуть даже на таком лютом морозе.

— Почти пришли, — проговорил один из похитителей.

Молли шла, спотыкаясь на неровной брусчатке улицы.

Открылась железная дверь, послышался чей-то шепот, и Молли наконец с мороза ступила в тепло. Под ногами снова были каменные плиты, потом металл.

— Мы приносим свои извинения, Води, — с чувством произнес один из мужчин, когда ее усадили на что-то мягкое и удобное.

Молли услышала, как у нее за спиной открылась дверь, стукнули засовы, лязгнул в замке ключ. «Железо, железо и железо, — подумала Молли. — Очевидно, я в тюремной камере. Темница». Может, стоило попытаться сбежать, когда они завязывали ей глаза? Но ведь она понятия не имеет, куда бежать. Где искать спасения? Как попасть домой? Ведь она не просто затерялась в чужой стране. Ее положение куда серьезней. Она даже не знает, в каком она мире.

Один из стражников сообщил:

— Мы старались устроить тебя как можно удобней. Ты ни в чем не будешь испытывать недостатка. Волос не упадет с твоей головы.

Глаза ее по-прежнему были завязаны. Молли вспомнила фотографии американских пленных в иностранных тюрьмах. Привязанные к стульям, они часто сидели с мешками на головах. Если ее тоже будут держать в таких условиях, она сойдет с ума. Практика поведения заложников, пройденная в Военно-воздушных силах, позволила узнать о себе очень многое. Но любой заложник хотя бы догадывается, в какой стране он находится, кто его похитил и почему. Ничего из этого ей неизвестно, и пока не за что зацепиться.

Наконец один из похитителей снял с ее глаз повязку, и Молли на мгновение полностью ослепла, зато потом впервые получила возможность разглядеть своих спутников. Теперь их лица были открыты — ни капюшонов, ни масок. Трое мужчин стояли и сверху вниз смотрели на Молли. Их кожа пастельных тонов имела целую гамму оттенков, от бледно-голубого у того, который снял с нее повязку, до зеленоватого у стражника подле двери и золотисто-кремового у мужчины, на коленях подававшего ей пушистое мягкое полотенце и чашу с исходящей паром душистой жидкостью, очевидно, для омовения рук. Их густые, длинные волосы были темнее кожи, но сохраняли тот же оттенок. Молли они вдруг представились забавно выкрашенными к Пасхе цыплятами-переростками, костлявыми и невероятно высокими. Волосы стражников были убраны в сложные и даже изысканные прически: косы, пучки, прихотливо уложенные пряди, а в миндалевидных изумрудных глазах все-таки обнаружились зрачки, но никаких признаков склер. И эти глаза не мигая смотрели на нее с напряжением, которое действовало ей на нервы. На всех троих были великолепные, тяжелого бархата одеяния, шитые серебряной, золотой и шелковой нитью. Отвернутые рукава и распахнутые полы демонстрировали шелковое белье с богатой вышивкой. Для промышляющих киднепингом бандитов слишком изысканно. Лица всех троих покрывала причудливая татуировка.

Их внешность вполне соответствовала комнате, где находилась Молли. Только это оказалась не комната, а целая анфилада. Небо и земля по сравнению с ее пристанищем — трейлером в Кэт-Крике. Сидя на краю резной деревянной кровати, Молли видела уходящие вдаль сводчатые медные потолки, сходящиеся у пятисторонних многогранников, из каждого спускалась на цепочке серебряная лампа. Множество огней создавали мягкое, теплое сияние. Колонны, тоже медные, в форме гладких, полированных стволов, тянули вверх по сводам свои ветви, которые при малейшем движении воздуха звенели тысячами серебряных листочков. Медные панели на потолке, широкие рамы каждой двери сверкали эмалями с изображением листьев, цветов, фруктов и овощей. Покрытие медного пола имитировало деревянный паркет.

Однако медными были только пол, потолок, стены и двери. Начищенная до мягкого блеска инкрустированная мебель оказалась деревянной, а лампы, блюда, чаши, столовые приборы — серебряными. Кровать покрывали шелковые простыни, занавеси полога украшала обильная вышивка. На мягкой кушетке и на стене — роскошные гобелены, место которым в королевском дворце. На окнах — тяжелые кружевные шторы.

Красивое место. Красивая тюрьма. Но Молли не желала быть пленницей, а ее похитители, видно, расслабились. Она выбила чашу из рук желтолицего, обхватила рукой его шею и потянула назад, заставив его встать на ноги и выгнуться почти дугой, чтобы уберечь шею.

— Я хочу домой, — заявила она. — Я не знаю, что вы за люди, не знаю, что вам от меня нужно, и знать не желаю. Ведите парня, который сделал зеленый тоннель, пусть сделает еще один, и быстро! Иначе я сломаю шею этому костлявому ублюдку. Понятно?

Тот, кого она держала, не сопротивлялся. Он взглянул на нее огромными, грустными глазами и сказал:

— Если я должен отдать жизнь, чтобы ты осталась здесь, возьми ее.

Остальные двое кивнули.

— Любой из нас был готов умереть за тебя там, в лесу. Сейчас за тебя умрет он. Если тебе надо убить его — ты так и сделаешь, но мы все равно не можем доставить тебя обратно. Пока не можем. Сначала ты должна понять, почему мы согласны платить такую ужасную цену, чтобы привести тебя к нам.

И как, черт возьми, спорить с такими аргументами?! Ей вовсе не хочется убивать этого желтолицего парня. Она просто хотела паритета. И не добилась. Если она убьет своего заложника, даже если убьет всех троих в этой медной комнате, то все равно ни на шаг не приблизится к дому. Не узнает ничего нового, кроме того, что ей и так уже известно.

От разницы между тем миром, который она знала и где все имело смысл, и этой непонятной, бессмысленной реальностью у нее ломило все кости. Найти бы хоть одну зацепку, не потерять голову!

Молли отпустила своего пленника и сидела, переводя взгляд с одного тощего татуированного великана на другого. Наконец она глубоко вздохнула, чтобы справиться с дрожью в голосе, и спросила:

— Кто вы?

— Меня зовут Бирра.

— Нет, не имя. Я имею в виду… что вы такое… что за существа. Пришельцы? Эльфы? Врачи в психиатрической клинике? Я что, рехнулась? На то похоже.

Бирра рассмеялся. Странный звук, сухой, шелестящий.

— Все не так. Мы — люди этого мира. Твоего нового мира. Твоего истинного дома.

— Мой дом в Кэт-Крике, штат Северная Каролина. Людей не похищают, чтобы доставить в истинный дом.

— Мы сделали это, чтобы спасти тебя… и себя.

— Я сама могу о себе позаботиться — в большинстве случаев. Так что нечего петь себе дифирамбы по случаю водворения меня в эту тюремную камеру. — Молли огляделась. — Хотя здесь очень мило. Расскажите лучше, что вам нужно, от кого нужно и какое это имеет отношение ко мне. У меня нет богатых друзей. Нет связей с власть имущими. Я не в состоянии влиять на дипломатию или военную политику. — Положив руки на колени, она продолжала: — Так что, полагаю, вы сейчас сообщите мне, что похитили меня, чтобы заполучить рычаг, преимущество в каком-то деле. И хочу вам сказать, что вы не добьетесь никакой выгоды, упрятав меня в камеру. В конце концов вам придется извиниться и отправить меня домой.

Бирра покачал головой:

— Твой мир был для тебя вреден, разрушал тебя. Почему ты так хочешь туда вернуться? Здесь тебя ждут любовь и почитание, которых ты действительно заслуживаешь. Твой дом — здесь. Ты такая же, как мы.

Молли вскочила, пронеслась мимо троих мужчин, подлетела к окну и жадно вдохнула воздух. Любовь и почитание — это, конечно, хорошо, но как бы они не оказались ловушкой… К тому же не очень приятной ловушкой, ведь на ее окнах — решетки. Пусть решетки очень красивые — толстые витые медные прутья, заплетенные изящными ромбами, но они явственно дали ей понять: если в какой-то момент она настолько сильно захочет уйти отсюда, то путь через окно не покажется ей слишком опасным. По гладкой, как стекло, стене башни. Не меньше пяти этажей. К тому же положение может оказаться еще хуже, чем выглядит на первый взгляд.

А вдруг решетки нужны, чтобы защититься от… как их там называли ее стражники? Рронов?

От этой мысли у Молли мурашки пробежали по спине, и она постаралась выбросить ее из головы.

Если здесь царит такое великолепие и если она настолько почетный гость, то почему они просто ее не пригласили? Зачем похищать, связывать, совать в повозку с сеном? Почему честно не объяснить положение?

Молли отвернулась от окна и увидела, что все трое похитителей столпились у двери, которая, очевидно, служила выходом из ее кельи. Они смотрели на нее, словно три птенца в гнезде на ползущую по ветке змею. Ну и черт с ними. Молли развернулась и стала осматривать череду роскошных комнат своего узилища. Кроме громадной, изящно убранной спальни, здесь были салон, небольшая кладовка, элегантная столовая и гардеробная, забитая множеством нарядов, судя по всему, вполне подходящих ей по размеру, и, наконец, прекрасно отделанная ванная. И слава Богу: она уж думала, что взорвется, если прямо сейчас не найдет ничего подобного!

Ни кухни, ни оборудования для приготовления пищи. Значит, в еде она будет зависеть от тюремщиков. Однако в кладовой Молли нашла сухофрукты и баночки с разными деликатесами. Их можно съесть просто так. Здесь же обнаружились большие запасы любимых лакомств: орехового масла «Питер Пэн» и шоколада «Дав» с пониженным содержанием сахара. Обнаружив его, Молли вздрогнула. Она обожает шоколад «Дав», но не покупала его уже целую вечность — полгода… восемь месяцев? Может, даже больше. Сколько же времени они следили за ней, прежде чем похитить? И как много о ней знают? В салоне нашелся великолепный набор шерсти для вязания всех оттенков радуги, а кроме того, еще и коллекция спиц любых размеров. Рядом стоял мольберт и принадлежности для письма акварелью, все очень хорошего качества. В углу спальни поджидала двенадцатиструнная акустическая гитара Гибсона. Рядом примостился солидный, по виду очень древний, резной пюпитр. И бумага для табуляторной записи музыки, от чего у Молли мурашки побежали по спине. Достаточно неприятно, что они знают о ее увлечении гитарой, еще хуже то, что им известно про двенадцатиструнную гитару, хотя она никогда не играла на людях, только в уединении собственной гостиной в трейлере. Но хуже всего, что они так плотно за ней наблюдали и знают, что нот она не читает и потому пишет только в табулятуре.

Они похитили ее, связали, завязали глаза, заперли в какой-то фантастической тюремной камере, они умирали дюжинами, чтобы спасти ее от чудовищ, они старались обходиться с ней со всей возможной почтительностью. Какая-то шизофрения. Вся их почтительность означает: им требуется от нее нечто, чем она в силах располагать. Целительная магия? Разумеется. От нее потребуют жертв. Чтобы она поглощала боль и смерть. И этот так глубоко упрятанный кошмар начнется снова.

А может, им и еще что-нибудь нужно. Что-нибудь такое, с чем она расстанется еще более неохотно.

Ясно, что эти существа не могут быть ей друзьями. Значит, враги и надо узнать побольше, чтобы понять, что это за враги.

Кэт-Крик

Лорин снилось, что она у себя в доме и где-то за горизонтом грохочет гром. Во сне она выглянула в окно и увидела, как черные грозовые облака несутся над широкой золотистой равниной, совсем не похожей на пейзаж, который она обычно видела наяву. Тучи летели очень низко, резкий ветер гнал перед ними облака пыли, обрывки бумаги, всякий мусор. В самом начале сон был беззвучным, слышались только раскаты грома, но вот появилась первая молния, зеленая и мерцающая, как неоновый знак. И как только разряд ударил в землю, Лорин услышала завывание ветра.

Потом из туч родился первый смерч. Словно питон с низкой ветки, ринулась вниз темная точка, пронеслась по земле и двинулась в сторону Лорин, вертясь и петляя. За первым смерчем родился второй, третий, еще и еще, и вот к ней летит уже целая стая. Настоящие волосы Горгоны Медузы, а сама она каменеет от ужаса, как древний воин.

Двадцать, а может, и больше смерчей неслись над землей, и все рвались к ней, к ее дому. Но вот она шевельнулась и мучительно медленно, как всегда бывает во сне, отлепилась от окна и побежала к Джейку. Но когда Лорин наконец добралась до него, деться им обоим было все равно некуда.

Затем она услышала голос Брайана, он приказывал им с Джейком бежать к зеркалу — там они будут в безопасности.

Да, да. К зеркалу.

В его глубине Лорин чувствовала отзвуки молний, но ведь смерчи принадлежат этому миру и этому времени, а зеркало предлагает спасение от здесь и сейчас. Прижав к себе Джейка, Лорин бросилась вниз, замерла перед высоким старинным зеркалом и вовсе не испугалась, что там нет ее отражения. Она положила ладонь на стекло, и оно открылось, как дверь. Лорин вбежала в темноту Зазеркалья.

Но в этой темноте было что-то неправильное. Лорин совершила ошибку, сделала ложный шаг. Брайан все еще звал ее, но она никак не могла найти его и вдруг увидела, что Джейка тоже нет. Она оставила его в доме, на который сейчас обрушатся смерчи. Она бросила его! Лорин хотела бежать назад, вернуться, но темнота держала. Не было ни прохода, ни дороги. Лорин выкрикивала имена Джейка и Брайана… и с этим проснулась.

Она села в кровати, сердце колотилось, как будто сорвалось с цепи, а в самой глубине сознания, все ближе и все страшнее, по-прежнему грохотал гром, ревели нарастающие торнадо. Лорин выглянула из окна спальни: разумеется, ни грозы, ни смерчей не было. Стоял ноябрь, синеватые отсветы полной луны поблескивали на подмороженных лужах. На бархатном фоне черного неба сияли яркие звезды. Грома не слышно. Нет и молний. Только у нее в душе.

Лорин пересекла холл, подошла к комнате Джейка и заглянула внутрь. Ребенок крепко спал в своей кроватке — уже настоящей, «как у большого». Одной рукой он обнял громадного белого кролика — пасхальный подарок Брайана в тот год, когда родился Джейк. Джейк как будто чувствовал, что этот кролик особенный, хотя он и не мог помнить Брайана. Та трагедия разбила ее сердце, ведь отец любил малыша больше самой жизни. Джейк был красавец. Глядя на него, Лорин видела Брайана. Джейк — единственное, что осталось у нее от Брайана.

Лорин закусила губу, чтобы сдержать слезы. В последнее время она научилась сдерживаться. Сперва ей казалось, что она не сможет пережить смерть Брайана, но Джейк не давал распускаться, а потом, как раз ко времени выплаты страховки за Брайана, Лорин узнала, что дом, где прошло ее детство, снова выставлен на продажу. Это знак свыше, решила она. Убраться подальше от Поупа, от всех женщин, чьи мужья по-прежнему возвращаются домой, от друзей, которые стали вдруг ощущать неловкость в присутствии вдовы, как будто вдовство — заразная болезнь и ее следует опасаться. Убраться в спокойное, знакомое место, которое что-то для нее значило до встречи с Брайаном. Увести Джейка домой, в единственное место, где в понятие «дом» не входит Брайан.

В тот момент идея показалась ей удачной.

А сейчас? Сейчас она не знает.

Слава Богу, ее кошмарный сон не был каким-то подсознательным сигналом о неблагополучии с Джейком. Убедившись, что с ним все в порядке, Лорин прикрыла дверь и вышла в холл, однако, дойдя до своей комнаты, почему-то не могла заставить себя войти. Она все еще видела эту стену торнадо в освещении зеленых, неземных молний. Хотя Лорин давно проснулась, сновидение не уходило. Ей сейчас не заснуть. Никак.

И голос Брайана все так же звучал в ее мозгу, голос, призывающий войти в зеркало.

Лорин спустилась по парадной лестнице, сама не понимая, почему это делает. Она же взрослая женщина, с чего бы ей бояться зеркала? Но с другой стороны, с чего бы ей идти к нему в три часа ночи?

Лорин поплотнее завернулась в купальный халат и на какой-то миг снова увидела женщину в платье с громадными алыми маками. Увидела застежку-молнию у нее на спине, заметила, как хорошо облегает фигуру лиф, какая широкая и пышная юбка у платья, скорее всего не обошлось без чехла. Снова удивилась ярким и живым краскам цветов. Мечта любой домохозяйки начала шестидесятых! На женщине были нейлоновые чулки. Лорин сама удивилась своей уверенности, что это именно нейлон, но в то же время знала, что права. Все те же высокие каблуки, темные волосы коротко острижены, от их тугих завитков идет слабый аромат лака.

Потом воспоминания растаяли. Лорин тряхнула головой. Так странно; она не знала, у кого было такое платье, а ведь подобный наряд наверняка должен запечатлеться в детской памяти. Эти огромные алые маки…

Лорин слабо улыбнулась. Когда переезжаешь в дом своего детства, вполне может случиться, что Духи Былых Времен явятся с визитом. И радоваться надо, что этот визит состоялся в форме крошечных обрывков воспоминаний, а не чего-нибудь более устрашающего, например, Физического Явления Прежних Возлюбленных. В Кэт-Крике наверняка осталась парочка отвергнутых ухажеров. Лорин надеялась, что все они счастливо женаты и имеют по дюжине ребятишек.

И тут она снова оказалась лицом к лицу с зеркалом. В темноте не разглядеть отражения. Мягкое лунное сияние играет на косых стеклах боковых окон у входной двери и создает такой яркий фон, что ее собственная фигура в бесформенном банном халате выглядит просто темным, размытым силуэтом, когда не видно ни лица, ни характерных черт фигуры. Зеркало отражает стекло окон, серебристый сад за входной дверью, черно-белый интерьер прихожей, весь в бликах лунного света и глубоких пятнах теней. Не разглядев себя в зеркале, Лорин снова испугалась, как будто вернулся ночной кошмар. По телу опять пробежали мурашки, но она упрямо решила: это просто от холода.

Самое обыкновенное зеркало.

Но даже сейчас, в темноте, не видя лица своего отражения, Лорин чувствовала, как за этим тонким стеклом с серебряной амальгамой продолжает бушевать шторм, привлекая ее и взывая к ее душе. Непогода всегда притягивала Лорин. Еще ребенком она выходила на крыльцо и смотрела, как мечется ветер в вершинах деревьев, радостно подставляла голые ноги дождевым струям, с наслаждением ощущала близость могучей стихии, слушала, как гремят водяные потоки на железной крыше, как грохочет над головой гром. Если молния била достаточно близко, она испытывала восторг, чувствуя, как содрогается от удара земля. Девочка жадно вбирала в легкие наэлектризованный воздух, порой настолько влажный, что в нем можно было захлебнуться. Но был он так чист, так свеж, пронизан такой живительной силой, что она представить себе не могла, чем станет дышать, когда стихия уймется. А потом ее бедная мать, которая всегда страшно боялась грозы, обнаруживала дочь во дворе, с криками выскакивала на крыльцо и силком тащила ее в дом, прочь от дикой красоты мира, танцующего у самой грани хаоса.

Там, в зеркале, гроза по-прежнему ждала Лорин.

Что за странный самообман?!

Лорин протянула руку к зеркалу и услышала, как что-то дрогнуло, когда пальцы почти коснулись стекла. Она замерла, не смея вдохнуть. Снова дождь стучал по ногам, в глаза летела водяная пыль, порывы ветра обдавали лицо потоками брызг, воздух наполнялся запахом озона и пыли, и мокрой зелени, и влажной земли.

Моя буря. Моя.

Ее ладонь замерла в миллиметре от зеркала, вибрация усилилась, и вдруг она поняла, вернее, осознала, что зеркала она боялась не зря. В детстве у нее было богатое воображение, но от беспричинных страхов Лорин не страдала. Она никогда не зажигала ночник, не просила мать проверить, не прячется ли под кроватью страшилище. Всегда прекрасно себя чувствовала в закрытых помещениях, не боялась высоты, в воде плавала, как рыба, не больше других беспокоилась, когда предстояло впервые пойти в школу, да и с этими страхами моментально справилась, как только ей довелось дать сдачи юному задире, решившему, что она будет легкой добычей. В начальной школе у нее была репутация сорванца, хорошенького сорванца, но из тех, чьи косички лучше оставить в покое. Тем не менее все свое детство она заходила в дом через заднюю дверь и предпочитала подниматься по боковой лестнице, лишь бы только не приближаться к зеркалу.

«Я ведь была неглупым ребенком», — подумала Лорин.

Она вглядывалась в темноту зеркала и вновь заметила мгновенную, очень слабую вспышку зеленоватого света. На сей раз никакой волны воспоминаний. Ни Брайана, ни голосов, ни женщины с маками. Но огонек мерцал совсем далеко, в самой глубине зеркала, и ладонь потянулась к стеклу, все ближе, ближе. Ее влекла неведомая сила, неописуемая, призрачная жажда того, что помнило тело, но отказывался признать разум. Что-то связанное с зеркалом.

Лорин прижала ладонь к стеклу, дребезжание стало еще сильнее, зеленые вспышки засверкали чаще, ближе. В темноте Зазеркалья стали возникать контуры: горизонт, деревья, одинокий дом, заколоченный и покинутый. Странно округлый, слишком высокий, слишком узкий, но Лорин откуда-то знала, что это правильно, что так и должно быть. Поверхность зеркала оказалась теплой на ощупь, теплой, как что-то живое, как пригревшийся на солнышке кот. Но какая-то часть мозга, все еще остававшаяся здесь и сейчас, понимала, что это неправильно, что стекло должно быть холодным. В холле было нетоплено, босые ноги стыли на деревянном полу, нос покраснел от холода. Стекло должно быть холодным как лед. Другая часть ее разума диктовала: «Вот сейчас следует испугаться». Но она не боялась, и сознание того, что надо бояться, а она не боится, пугало сильнее, чем происходящие с зеркалом перемены, потому что какая-то часть ее души знала о зеркале все.

Зеленый свет добрался наконец до ладони, нежно коснулся ее, растекся между пальцами, потом заструился по всему зеркалу. Поверхность его мягко, призрачно засветилась. Лорин смотрела в огонь и сквозь огонь и по другую сторону ясно, словно белым днем, видела могучий лес, засыпанный глубоким снегом, голые, переплетенные в кружево ветки, заросшую подлеском поляну с маленьким одиноким домиком. А вокруг ни единого человеческого следа. Значит, жилье давно заброшено. И вот она уже видит внутренность дома, пыльные доски полов, затянутый паутиной потолок, закрытые ставнями окна, через которые все же проникает немного света, и вот уже виден большой круглый стол и вдруг — нет, невозможно! — Лорин вспоминает, как сидела под этим столом с карандашом и писала на нижней поверхности свое имя, радуясь, что мать ничего не видит.

Моя буря. Моя.

Ее рука скользнула внутрь зеркала по самый локоть. Лорин чувствовала, как манит, притягивает ее Зазеркалье. Только один шаг — и все. Она ведь уже бывала там, давно, много лет назад. Бывала, а потом почему-то забыла. Сейчас она вернулась, почти вернулась. Этот мир принадлежал ей, принадлежал по рождению, его магия тоже принадлежала ей, потом ее кто-то украл, а сейчас возвращает — только протяни руку. Нужно сделать всего один шаг, один шаг — и все вернется!

Но Лорин нашла там еще кое-что. Она чувствовала, как ее охватывает рука Брайана, как переплетаются их пальцы. Словно они снова бредут, взявшись за руки, по лесам Северной Каролины… Лорин чувствует его, чувствует тепло Брайана, его силу, свое спокойствие оттого, что он здесь, рядом. Чувствует так ясно, как будто он жив и находится в этой комнате. Она не видит Брайана, но ощущает: он тут.

Если она сделает этот шаг, найдет ли там Брайана? Неужели он жив и здоров и просто ждет ее по другую сторону магии?

В этот момент она почти ступила за грань. Она спустилась бы и в ад — лишь бы найти Брайана, а уж через зеркало прошла бы не размышляя. Но в этот миг Лорин вдруг вспомнила другую часть своего кошмарного сна, ту часть, где она потеряла Джейка. Ее тело застыло, и зеркало потеряло значительную долю притягательной силы.

Может, она и найдет по ту сторону Брайана, а может, и нет. И скорее всего нет. Почти наверняка нет, что бы ей ни казалось. И не знает она, где находится этот домик. Не знает, как вернуться в Кэт-Крик, когда окажется в Зазеркалье, но она понимает, где бы ни находился тот, другой, дом, он — не в Кэт-Крике. Она не может оставить спящего наверху Джейка одного и уйти в этот незнакомый дом в чужом лесу.

Правая рука ее уже просунулась сквозь содрогающееся стекло, тело ныло и взывало: иди, иди — но Лорин остановилась. Совсем как в девятнадцать лет, когда сидишь на заднем сиденье «шевроле нова», уже почти раздетая, но вдруг говоришь: «Нет, подожди!» Сейчас, в воспоминаниях, та история в автомобиле кажется куда приятнее, чем была. Что ж, для того и взрослеем.

Лорин убрала руку, но зеркало продолжало мерцать зеленоватым сиянием. Ждало ее.

Ну, разумеется, подумала Лорин. Вот только откуда она знает, что так и должно быть?

Где-то в глубине ее мозга зазвучал голос отца: «Как только ты откроешь ворота, они останутся открытыми до тех пор, пока не произойдет одно из двух. Или что-то перейдет отсюда туда, или наоборот — оттуда сюда. Иначе они сломаются. Никогда, никогда не оставляй ворота открытыми».

Еще один приступ дрожи, на сей раз такой силы, что у нее застучали зубы. Лорин снова взглянула на заснеженный пейзаж, на закрытые ставни дома и подумала, что, пожалуй, не стоит идти туда босиком и в одной пижаме. Теплая одежда. Ботинки. Шапка. Перчатки. Ты уже взрослая, Лорин.

Однако если она и правда собирается вести себя как взрослая, может, ей вообще не стоит туда идти? Очевидно, самое разумное — это подняться сейчас наверх, а завтра поутру нанять кого-нибудь, чтобы это зеркало навсегда унесли из дома. Конечно, оно тяжелое, но сдвинуть все-таки можно. И, черт возьми, за старинное десятифутовое зеркало она наверняка выручит хорошие деньги.

Но быть взрослым — не значит искоренить из собственной жизни внезапно явившуюся магию. А значит это — идти на разумный риск, при случае надежно подстраховаться, обдумывать каждый шаг до того, как его сделать. Но не значит, что следует совсем избегать риска. Такое под силу только мертвецам. Ведь какая-то доля ее существа, она и сама не подозревает какая, связана с этим зеркалом, с тем, что лежит за ним. И она собирается по необходимости пройти туда. Но сначала запасется теплой одеждой, продуктами и, конечно, решит проблему с Джейком — куда его тем временем деть. Оставить с надежной няней? Взять с собой в Зазеркалье?

Насколько ей известно, существуют две школы, определяющие поведение родителей относительно детей в сложных ситуациях. Лорин имела широкие возможности выслушать аргументы обеих сторон. Ее двоюродная сестра Кэролайн и муж Кэролайн Эд были фанатами Иисуса. Фанатами настолько преданными, что решили: единственный путь послужить Ему — это поехать в самые непотребные и Богом забытые дыры в странах третьего мира, чтобы проповедовать подыхающим с голоду обитателям трущоб, что умирать с Иисусом лучше, чем без него. Отправляясь в этот круиз во славу Иисуса, они прихватили с собой детей.

Приезжая в отпуск, они каждый раз приглашали Лорин посмотреть слайды.

— Вот здесь на нас напал носорог. Джимми, помнишь того огромного носорога? А здесь мы с партизанами. Они держали нас в горах. Представляешь, нас раздумали расстреливать, только когда мы сказали, что работаем на «Роллинг стоунз». Слава Богу, что у Китти был с собой номер журнала. У тебя он сохранился, малышка? Ну да, правильно. Он сгорел со всеми вещами в том доме. А это мы во время восстания. Местные жители тогда жгли дома всех иностранцев. Вот тут как раз был наш дом. Видишь, какое пламя? Да-да, здесь. Вот это приключение! А вот уже новый дом. Правда, красивый? А здесь он снят сразу после землетрясения. Папочке пришлось откапывать Джимми из развалин, на него рухнул потолок. Помнишь, Джимми?

Эти совместные просмотры слайдов приводили Лорин в настоящий ступор. Сама-то она жила в Кэт-Крике и никогда никуда не ездила и ни в чем не участвовала (а внутренний голос тихонько нашептывал: даже когда ты была совсем малышкой, у тебя хватало здравого смысла ни во что не влипнуть). А ее кузины с мужем в это время сражались с носорогами, попадали в плен к партизанам и дрожали под дулами их автоматов, переживали землетрясения и бог знает что еще. Родители Лорин придерживались точки зрения Кэролайн и ее мужа:

— Чем бы ты ни занимался, детей следует брать с собой. Самое страшное, что можно только представить, это если дети окажутся отрезаны от тебя и нельзя будет воссоединиться.

Однако друзья родителей возмущенно спрашивали:

— Почему они не отдадут несчастных детишек в интернат? Все эти ужасы могут подорвать нервную систему ребенка.

Лорин тоже задумывалась над этими проблемами. У нее было достаточно времени, чтобы посмотреть, к чему приведут эксперименты ее тетушки и дядюшки по вовлечению детей в свои приключения. Джим стал свободным фотографом. Много работал на «Нейшнл джеографик» и, кстати, на «Роллинг стоунз». Дикие животные, парни с автоматами в странах третьего мира, катастрофы… Если его нервная система и была подорвана, он сумел превратить это в неплохой источник заработка. Кейт закупает модную одежду для «Пятой авеню» Сака, знает множество языков, мотается по всему свету в поисках идеального платья для коктейля. На взгляд Лорин, это тоже работа с популяцией диких животных — не так много парней с автоматами, и катастрофы там совсем другого масштаба и иной природы, — но, судя по всему, Кейт счастлива. Ни один из них не пошел тропой Иисуса, на которой истерли себе ноги их родители, но, насколько известно Лорин, ни один не стал ни психопатом, ни серийным убийцей.

А в глубине души по-прежнему звучал обращенный к Кэролайн голос матери:

— Чем бы ты ни занималась, дети должны быть с тобой. Самое страшное, если окажешься отрезана от детей и нельзя будет воссоединиться.

И Лорин думала: «Как это верно, мама. Оказаться в этом глухом лесу и не иметь возможности вернуться… Чтобы я была там, а Джейк — здесь… Нет!»

Значит, Джейк отправится с ней. Путешествие будет… познавательным. Да-да, Кэролайн и Эд всегда так говорили, говорили, что дадут детям образование, которого за деньги не купишь. Время показало, что, похоже, они правы.

Значит, проблему открытых ворот надо решать, и быстро. «Никогда, никогда не оставляй ворота открытыми!» — требовал голос отца, а ведь он, скромный пенсионер, бывший почтовый служащий, по большей части ни в чем не проявлял настойчивости.

Вот только Лорин почему-то не помнит, когда он ей это говорил и почему. На самом деле она почти ничего не помнит и чем больше об этом думает, тем удивительнее кажутся эти пробелы в прошлом. Но она точно знает, отец сказал именно так. И хотя она не понимает, чего следует опасаться, но знает, что выяснять это ей не хочется.

Лорин принесла из гостиной стул, перенесла его в вестибюль и, не задумываясь о том, что делает, просунула его сквозь поверхность зеркала. Стул исчез с мягким хлюпающим хлопком. Мерцающий зеленый свет задрожал, стал закручиваться, сворачиваться в густеющую спираль, меркнуть, уменьшаться, как вода, убегающая в сток раковины.

Лорин не позволяла себе слишком задумываться над своими действиями. Она словно состояла из двух отдельных женщин. Одна понимала, что делает, а вторая металась во тьме. Однако впечатление было такое, будто именно эта беспомощная составляющая руководила основным ходом ее жизни. Теперь Лорин начинала понимать: что-то она прежде упускала, что-то большое, а та ее часть, которая знала, что происходит, молчала, знаниями не делилась. Беспомощная же составляющая была насмерть перепугана и не желала задавать вопросы, словно подозревая, что ответы ей не понравятся.

Сильная думала: «Я только что протолкнула стул через зеркало в другой мир, теперь чудовища не смогут проникнуть в дом, пока мы спим». Слабая же просто насвистывала погромче, чтобы не вникать в такие страшные мысли. Пока эти две особы спорили между собой, Лорин тем временем настроила мозг на голос разума, который тотчас напомнил, что ее энергичный двухлетний сынок очень скоро проснется и начнет действовать. Если она не сможет хоть немного поспать, то предстоящий день ей просто не выдержать. А потому Лорин сделала вид, что не произошло ничего странного, и отправилась спать.

Кэт-Крик

— Эрик, прости, что звоню в такое собачье время, но у нас опять сигнал, и довольно сильный.

Эрик Мак-Эйвери перевернулся в постели, потер глаза и взглянул на будильник. Полчетвертого утра. Он сел, но свет не включил. Может, еще удастся поспать.

— Ну что там?

— Вибрируют все ворота в контуре. Судя по размеру блика, можно предположить несколько вариантов. По большей части абсолютно бессмысленных. Либо что-то проникло из верхнего мира…

— Ерунда.

— …либо что-то распахнуло ворота из нижнего…

— Распахнуло ворота?

— …либо кто-то просто вломился через запертые ворота или… или прорезал новые.

— Бред. — Эрик зевнул, прижал трубку плечом и, продолжая разговор, стал шарить рукой по обе стороны кровати в поисках разбросанной одежды. — Ты говоришь «блик». Ты говоришь «вибрируют». Я так понимаю, что «блик» — это мелочь, которая сама собой проходит. «Вибрация» — незначительное отклонение в потоке ворот. Все это совсем не из той оперы, что «вломился», «прорезал» и тому подобное.

Том Ватсон, молодой, серьезный и не имеющий такого богатого опыта ночных дежурств инженер, усомнившись, пошел на попятную:

— Ну может, сигнал был и не таким, как мне показалось, а ворота не то чтобы вибрировали… Ворота Таббса сломались, а у Джорджа Мерсера ворота так шатаются, что он уже вызвал Вилли их ремонтировать. Остальные уже практически вернулись в нормальное состояние… насколько я могу судить по данным контура… Но что бы в них ни попало, это была крупная штука. Я сам в тот момент был в контуре и… мама моя!

Эрик начал бормотать ругательства еще со слов «Ворота Таббса сломались», и, когда Том добрался до «Мама моя!», он уже натянул на себя какие-то брюки из кучи ношеной, но еще приемлемой с точки зрения чистоты одежды первую попавшуюся рубашку и пару носков. Еще натягивая их, Эрик видел, что они разные. Теперь он шарил ногами по полу в поисках туфель.

— А пеленги?

— Ну, я… вроде как… Когда ворота открылись, мне досталось по голове. Ну и вышло вроде как… помутнение. Я-то считал, что вы поставили меня в ночную смену, потому что ночью спокойно, и вот когда все это случилось… я… В общем, в голове прояснилось только через минуту или даже две… Удар пришел из города. Простите. Я не мог ничего сделать.

— Значит, ворота не из контура?

— Нет.

— Должно быть, это связано со вчерашним сигналом.

— Не обязательно. Я имею в виду, что вчерашний и правда мог быть естественной флуктуацией. У нас нет никаких доказательств, что Молли Мак-Колл действительно забрали в нижний мир. Может, она еще найдется. Молли, насколько я знаю, всегда была немного… странной с тех самых пор, как переехала в город.

— Том! — Эрик нашарил наконец два ботинка. Хорошо бы они оказались из одной пары, но если нет, он переживет. Люди в маленьких городках привыкли, что шериф выглядит так, будто он только что проснулся и одевался в темноте. Во всяком случае, с ним дело обстоит именно так. — Ты на наблюдательном пункте?

— Да.

— Оставайся на связи. Вернись в контур, активизируй датчики, следи за любым изменением. Я собираюсь по дороге захватить Вилли Локлира. Думаю, он или у Джорджа, или на пути туда, а потом я сразу туда. Если получишь хоть какие-то пеленги… да что угодно… отмечай их немедленно. И чтоб никаких отговорок. За два дня у нас два отказа ворот. И пропала женщина. Тебе ясно?

— Да, сэр.

Если на Тома нашуметь, он всегда становится очень вежливым. Эрика это всегда поражало: его собственная реакция на подобный раздражитель была абсолютно противоположной.

Он бросил трубку и вылетел из дому, даже не потрудившись запереть дверь. Есть шерифские дела, которые в Кэт-Крике можно выполнять без спешки или вообще лежа в гамаке, а есть дела сентинелов. Это было как раз из таких.

Когда Эрик стал выруливать по подъездной дорожке, Вилли был уже у Джорджа и даже успел погрузиться в работу. Фары осветили фасад, и на крыльцо вышел Джордж. Купальный халат болтался на нем, как на огородном пугале, тощие ноги, узловатые коленки, костлявые ступни в разношенных шлепанцах выглядели до странности беззащитно. Он близоруко щурился сквозь толстые линзы очков без оправы и, едва взглянув в лицо Эрика, заявил:

— Я сейчас его позову.

Эрик и слова не успел сказать.

На крыльце появился Вилли, казалось, плавающий в персональном океане спокойствия.

— Неплохо вышло, — с удовлетворением проговорил он, рассмотрел лицо Эрика и поперхнулся, проделав это и круглым белобородым лицом, и широкими плечами, и огромным брюхом. Массивной рукой он провел по все еще густым седым волосам и спросил: — Это Том тебя выдернул из постели? Парень жаждал приключений с того самого времени, как мы его взяли. Сегодня он получил их сполна и, могу спорить, обделался.

— Это уж точно. — Эрик сделал неопределенный жест рукой. — Тебе кто-нибудь уже сообщил, что у Таббса полетели ворота?

— Сломались?

— Так по крайней мере мне сказали.

— Да, дела. Это серьезно. И здесь и там очень надежные, хорошие ворота. Джордж нянчится с ними, как с собственным новорожденным сыночком. И я что-то не помню, чтобы у Эрнеста и Нэнсин когда-нибудь были поломки…

— Том утверждает, что по всему контуру ворота вибрировали, но говорит, сейчас уже все в порядке.

— Одни сломаны… одни разболтались… а остальные, значит, тряслись?

— Да.

Вилли молчал очень долго. Но это как раз в его духе. Эрик всегда считал, что мысли уж слишком долго пробираются сквозь эту белую бороду и густые волосы, сквозь всю непоколебимую стену спокойствия к тому потайному месту, где, собственно, и осуществляется весь процесс мышления. Наконец Вилли сказал:

— Значит, я ошибся. — Произнося эти слова, он тем не менее излучал все ту же непоколебимую самоуверенность. Из всех сентинелов он был самым старшим — около семидесяти — и повидал, разумеется, больше любого из них. Вилли частенько говаривал, что его удел в этой жизни — сохранять спокойствие, когда остальные паникуют. — Я так понимаю, Эрик, что тебе придется собрать всех.

— Пусть Джордж всех оповестит и вызовет на наблюдательный пункт. А мы оба должны попасть туда как можно скорее.

Джордж взглянул на Эрика. Эрик кивнул.

— Тогда я начну звонить, — заспешил Джордж.

Эрик задумчиво смотрел ему вслед.

— Ну, не знаю, — протянул Вилли, отвечая на невысказанную мысль. — Может, стоило нанести каждому нежданный визит… Вдруг узнали бы что-нибудь интересное…

Эрик ответил ему долгим взглядом.

— Может, узнали бы, а может, и нет, а при этом упустили бы возможность снять информацию с контура, пока сохраняются следы возмущения.

Вилли поставил на крыльцо чемоданчик с инструментами и в задумчивости потер спину.

— Ты что, повредил ее? — спросил Эрик.

Вилли посмотрел на него с недоумением, потом заметил, что делает, и слегка удивленно ответил:

— Спину-то? Это все годы, сынок. Так сказать, налог на возраст. — Он снова подобрал инструменты, подхватив чемоданчик с привычной легкостью. — Значит, ты думаешь, это может быть кто-нибудь из нас?

— Черт возьми, Вилли, я вынужден учитывать такую возможность! Но это не проблема, перебежчика я отыщу на счет раз. Однако если к нам прорвется что-нибудь из Ории… какой-нибудь дикарь-одиночка… или… я сам не знаю, что тут можно предположить… Но думаю, сейчас мы по крайней мере обязаны установить, чем оно не является. А когда отсечем лишнее, станем разбираться, что же это, черт возьми, такое.

— Тогда пошли.

НОВЫЙ ВИРУС ГРИППА НАНОСИТ УДАР

Лиза Баннистер, штатный обозреватель

(«Ричмонд Каунти Дейли джорнел».

Рокингем, Северная Каролина)

Мемориальная больница Ричмонда переполнена пациентами в возрасте от двадцати до сорока лет. Представитель больницы Рик Пресс заявил, что подобной эпидемии гриппа округ не видел с 1918 года. Врачи рекомендуют всем, кто еще не сделал в этом году прививку от гриппа, немедленно ликвидировать это упущение. Представители окружного департамента здравоохранения в один голос утверждают, что наблюдается резкий рост заболеваемости этой новой формой гриппа и болезнь протекает тяжело. Симптомы ее включают в себя головную боль, ломоту в мышцах и суставах, последующий подъем температуры вплоть до 105 градусов[1] и респираторные симптомы: чиханье, кашель, одышку.

Доктор Вильсон Тилли, главный врач окружной больницы, поясняет: «В данном случае главную опасность представляют именно респираторные явления. Легкие больного очень быстро наполняются жидкостью. Только что он кашлял и вот уже „тонет“. Надо сказать, что новый вирус поражает не обычный контингент — детей и стариков. Самые сложные наши пациенты — это люди в возрасте двадцати—тридцати лет».

Доктор Тилли и другие специалисты рекомендуют…

(продолжение на стр. В-8)

Кэт-Крик

Когда последние прибывшие спрятали свои машины за цветочным магазином Нэнсин Таббс «Маргаритки и георгины», место действия напоминало декорацию для криминальной комедии с Эбботтом и Костелло. Только комического было мало, как отметил про себя Эрик. С какой стороны ни посмотри, а дело плохо. Прошлой ночью ему позвонила Джун Баг Тейт и сообщила, что случилась неожиданная подвижка, зацепившая контур. Джун полагала, произошло быстрое открывание-закрывание ворот. Ничего особенного, сказала она, может быть, какие-то естественные ворота пересеклись с контуром. Однако Эрик по опыту знал, что масштаб проблемы очень часто совсем не соотносится с ее внешними проявлениями. Это похоже на… субмарину-призрак: кильватерного следа почти нет, но мощь в ней заключена страшная.

А в середине дня одна дама решила навестить Молли Мак-Колл и не застала ее. Дверь в трейлер оказалась открыта, кругом горел свет, а голос у позвонившей Эрику дамы звучал, пожалуй, чуть более нервно, чем следовало. Так что Эрик решил сам прогуляться к трейлеру. Никакого беспорядка он не заметил. Ничего не пропало. Кроме, разумеется, самой Молли. Он проверил память в ее телефоне и выяснил, что жизненные приоритеты у Молли сводились к доставленной на дом пицце, китайским готовым блюдам и жареным цыплятам, все это из Лоринбурга. Ни единого личного номера в памяти не оказалось. Довольно странно, подумал Эрик.

Он знал Молли в лицо, но в городке всего с тысячным населением это и неудивительно. Надо быть совсем идиотом, чтобы не запомнить ее имени и лица. Однако на этом уютное ощущение, что он полностью владеет ситуацией в Кэт-Крике, давало трещину. Эрик обнаружил, что он понятия не имеет, чем Молли зарабатывала себе на жизнь, кто были ее друзья и родные, как найти хоть кого-нибудь, кто в курсе ее дел.

У него не было никаких доказательств, что с ней произошло нечто дурное, но он нутром чувствовал: девчонка попала в беду. Нельзя забывать, что за ней водилась некоторая эксцентричность. Например, склонность к одиночеству. Жители городка мало о ней знали и не стремились знать больше, но за три года, что она здесь жила, Эрик ни разу не слышал о ней ни единого плохого слова.

Весь день он занимался исчезновением девушки, потому что ничего другого в этот день больше не произошло. Когда Питер Старк, единственный его помощник, явился сменить его, Эрик не мог сообщить почти ничего нового. И разумеется, он не мог сказать правду, или то, что считал правдой, — девушка либо сама каким-то образом отправилась в Орию, либо была уведена туда силой. Проблемы сентинелов не относились к ведомству шерифа. И не должны были относиться, если, разумеется, желать, чтобы планета по-прежнему оставалась в более-менее приемлемом состоянии.

Так что Эрик оставил свои подозрения при себе. В трейлере девушки был абсолютный порядок. Чисто, кровать застелена, использованное белье — в контейнере, никакой грязи на кухне, запас продуктов аккуратно сложен в крошечной кладовой — даже специи в алфавитном порядке. Никаких признаков борьбы.

А дверь не заперта, и даже не на задвижке. И это, по мысли Эрика, совсем не характерно для человека, который потрудился поставить кориандр перед корицей, но позади кардамона. По рассказу женщины, которая звонила шерифу, издали казалось, что дверь заперта, однако когда она подошла и решила постучать, стало ясно, что трейлер открыт. Она просунула внутрь голову и позвала хозяйку. Не услышав ответа, гостья решилась заглянуть — вдруг на полу лежит труп, однако в помещение она все-таки не входила. Для нее незапертая дверь означала беду.

Для Эрика — тоже. Два несчастья за два дня, оба из которых случайным образом связаны с сентинелами (а возможно, и угрожают их работе), — это уж слишком неправдоподобно. Эрик не способен был переварить мысль о таком совпадении. Надо будет проверить контур, определить пеленги, связи, якоря. Попытаться отследить, когда нечто, не принадлежащее этому миру, снова двинется через поток. Сначала надо идентифицировать проблему, говорил себе Эрик, а потом решать. Он не допустит, чтобы начало конца света пришлось на его смену.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Медный Дом, Баллахара

Сквозь оконные решетки своей роскошной тюрьмы Молли наблюдала, как начинается второй день пребывания в этом новом для нее мире. Тюремщики явились еще до рассвета, принесли и разложили одежду, поставили поднос с обильной едой. Она сразу встала, чем явно их удивила, но годы военной службы приучили Молли к ранним подъемам. Она воспользовалась ванной, нарядилась в сложные одежды и стала ждать. Совсем как в анекдоте: ждать, пока шлепнется второй башмак. И с каждой минутой ожидания в ней крепла уверенность, что, когда он действительно шлепнется, это будет нечто слоноподобное. Парадные двери были закрыты засовом снаружи. Молли внимательно осмотрела и их, и вторые двери, но поняла, что кроме динамита тут едва ли что-нибудь поможет. Створки выглядели так, будто каждая весила не менее тонны, а если судить по толщине (Молли заглянула в щель между дверью и рамой и смогла ее оценить), то в два, а то и в три раза тяжелее. Петли, разумеется, располагались тоже снаружи. Какой смысл сооружать такую тюрьму, а затем оставлять пленнику пусть призрачный, но шанс на побег? Умудрись она вынуть из петель штырь, дверь, вывалившись, скорее всего раздавит ее своим весом. Может, ей как раз повезло, что нельзя добраться до петель? Но просто сидеть и ждать — это невыносимо!

Весь вчерашний день она отдыхала, ела, бродила по своей золотой клетке. Однако Молли чувствовала: скоро всему этому должен прийти конец. Те, кто ее захватил в плен, захотят получить прибыль на свои немалые вложения. Захотят, чтобы она начала лечить их больных, исцелять хромых, возвращать зрение слепым.

Судьба всегда обрекала Молли на общество больных и умирающих. Этот прискорбный талант исказил, изувечил, изломал каждое мгновение ее жизни с самого детства. Она чувствовала чужую боль, как свою собственную. Не могла пройтись по магазинам, чтобы не ощутить удар от каждого пораженного артритом сустава, каждого ноющего живота, ущемленной грыжи, развивающегося рака. Всю жизнь она служила магнитом для чужой муки, а когда обнаружила, что может коснуться страдающего тела, принять в себя его боль и тем избавить от нее его и себя, стало не лучше, а хуже.

Когда она научилась поедать смерть, то поняла, что ее собственный аппетит весьма ограничен, а смерть затеяла бесконечный банкет. Ее тело принимало в себя лишь определенную порцию. Молли могла помочь одному умирающему, или нескольким страдающим от ужасной боли, или многим, кто был просто болен, но когда она достигала своего предела, то просто теряла сознание и не могла шевельнуться до тех пор, пока ее тело не справится — кто его знает, как оно это делало? — со всем тем ужасом, который впитало. Она падала на месте и долгими часами лежала, содрогаясь от боли, отравленная чужой смертью, а тело постепенно вымывало из себя смерть и отгоняло ее… Куда? Куда-то…

Молли всегда чувствовала чужую боль: Джимми и Бетти Мак-Колл, ее приемные родители, замучились таскать дочь по врачам из-за внезапных приступов дикого крика, поноса и рвоты еще в то время, когда Молли и говорить-то не умела. К шестилетнему возрасту они уже тысячу раз обсудили вопрос, не отдать ли девочку в детский дом, но все же оставили ее у себя. Оставили с тем же ворчливым смирением, что и щенка, которого взяли, чтобы он играл с Молли, но щенок оказался слишком глупым и нервным и толку от него не было.

Потом, когда Молли исполнилось семь лет, все изменилось. Однажды в церкви девочка ощутила кошмарную боль старушки, которая сидела рядом с ней на скамье. Ее просто скрутило от муки, но Молли продолжала сидеть спокойно, ибо к семи годам уже поняла, что на свете есть вещи похуже, чем страдание от чужой боли. Закричать в церкви — это хуже. Боль и унижение, которые предстоит испытать дома, где никто посторонний не увидит, как сильно ее накажут приемные родители, — куда ужаснее.

И вот, вместо того чтобы заплакать, она положила ладонь на руку той старушки и пожелала, чтобы боль этой женщины утихла, пожелала всем сердцем. И боль и смерть, пожиравшие женщину, вдруг подчинились. По руке старушки они перетекли в юное тело Молли: больное сердце, больные почки, артрит, неоперабельный рак желудка — все. Что было дальше, Молли не помнит. Приемные родители рассказали, что кожа ее стала абсолютно серой и она потеряла сознание, а старушка вскочила и закричала: «Меня исцелили! Исцелили!» — и выбежала из церкви.

Джимми и Бетти Мак-Колл подняли ребенка и унесли домой, не переставая удивляться странному совпадению:

Молли потеряла сознание как раз в тот момент, когда сидящая рядом старуха вдруг сошла с ума и поверила, что исцелилась. Но Молли за ее короткую жизнь так часто становилось дурно, и без всякой на то причины, что они разобрались, в чем тут дело, только через несколько дней, когда Молли снова поправилась, а они услышали, что та старушка действительно исцелилась и врачи в полном недоумении.

Далее последовал короткий период экспериментов, когда Молли училась поедать смерть, и эту диету ей назначали очень настойчиво. Внешне Джимми и Бетти Мак-Колл производили впечатление вполне нормальных людей, но под тонким налетом респектабельности скрывались весьма неприятные личности. Когда приемная дочь неожиданно оказалась золотым дном, то их весьма поверхностная доброта, да еще существующая в условиях относительной бедности, не сумела устоять перед соблазном скорого и очень значительного обогащения. Они начали потихоньку предлагать услуги Молли, продавая ее талант за наличные, словно обычный товар на черном рынке. Они стали очень богаты, но платой за обогащение была ее боль.

Когда Молли исполнилось пятнадцать, она сбежала, но Джимми нашел ее и вернул домой, и с тех пор она стала пленницей. Следующий шанс представился ей лишь в восемнадцатилетнем возрасте. Джимми и Бетти как раз обдумывали, как бы удержать ее в доме теперь, когда Молли достигла совершеннолетия. В конце концов, им необходимо было сохранять лицо. Молли сделала все возможное и невозможное, добралась-таки до рекрутского пункта и завербовалась в ВВС. В этот день она простилась с необходимостью избавлять от смерти всяких бездельников. Послала к дьяволу пьяниц, потребителей таблеток, обжор, алкоголиков, наркоманов, пресыщенных ловцов кайфа — всю эту армию жертв тайных пороков. Тот, кто сам покупает для себя яд, вполне может выдержать его горечь. Она не может спасти мир и даже не будет пытаться.

Все свободное время и почти все заработанные в армии деньги Молли отдала поискам своих настоящих родителей. Через четыре года она добилась успеха, но лишь затем, чтобы узнать: они оба погибли в автокатастрофе, когда ей было пятнадцать лет. Молли побывала у них на могиле; ей понравился городок, где они прожили всю жизнь. Небольшой, спокойный, и люди не очень надоедливые. Закончив второй срок по контракту, она купила маленький трейлер в Кэт-Крике и постаралась, чтобы ее нельзя было отыскать. Видно, плохо старалась.

Молли шагала из угла в угол по роскошной камере, ее распирала нерастраченная энергия. Эти существа захотят, чтобы она их лечила. Будут держать ее в клетке, как когда-то Джимми и Бет, будут эксплуатировать ее талант, пока она не свалится с ног, потом подождут, чтобы она поправилась, и снова будут ее использовать.

Пусть стражи почтительны, а клетка просто великолепна, дело сводится именно к этому. Они будут являться со своей болью и смертью, а боли и смерти нет конца, потому, начав приходить, они будут идти бесконечно. Что бы она ни сделала, все равно этого будет всегда мало. Ей дадут наперсток и потребуют, чтобы она вычерпала океан. И как бывало раньше, прежде она исчерпает себя. Если только не отыщется путь к свободе.

Молли услышала за окном негромкие голоса и выглянула. Далеко внизу она увидела людей, похожих на тех, что ее поймали. Они строились во дворе. У некоторых в руках были дети, иногда совсем младенцы. Другие поддерживали стариков. Люди тащились на костылях, хромали, кашляли. Молли услышала за спиной шаги. Кто-то громко ступал по металлическому полу в коридоре за ее дверями. Это шли за ней. Чтобы она осушила несколько капель своего океана. Молли закусила губу и стала ждать, пока накатят первые волны.

Вошли шесть стражников, облаченные в прекрасные одежды, с мягкими, терпеливыми голосами. Они вывели ее из покоев. Молли не сопротивлялась. Еще не время. Сначала надо разузнать, что это за место. Получить представление о плане всего строения. Она будет изображать покорность, пока не узнает достаточно, чтобы без риска добраться до дома.

Стражники были начеку. Оружия у них не было, во всяком случае, Молли его не заметила, но осанка, движения, походка — все указывало на военную выучку. Они наверняка слышали о ее стычке с голубым стражем и, очевидно, не желали повторения.

Стражники привели Молли в обширную комнату с роскошными гобеленами на каменных стенах и пушистыми синими коврами на полу. Ее усадили в кресло, которое иначе как троном и не назовешь — высокое, обитое бархатом, изготовленное либо из золота, либо покрытое очень толстым золотым слоем. Молли попросили сесть, и она села. В мыслях она все время анализировала ситуацию и искала момент для атаки, если дела обернутся совсем плохо и придется бежать немедленно. Вот появились первые просители, первые жаждущие исцеления и облегчения. Они ползли к ней на коленях, в страхе, не смея поднять голову.

Молли ждала, когда придет боль, пока в нее вольются капли яда, который разрушает первого из приближающихся несчастных. К ней тянулись руки — коснуться, впиться в ее плоть, заставить стонать от боли. Но это создание, женщина, встала перед ней на колени, что-то пробормотала на своем языке, и Молли ничего не почувствовала. Ни боли. Ни страдания. Ни смерти. Совсем как с девочкой, которую ей принесли, пока она ехала в повозке.

— Она говорит, — стал переводить стражник справа, — что огромная змея грызет ей внутренности. Она не может ни спать, ни есть, она боится, что умрет.

А боли не было. Никакой. Молли чувствовала лишь биение собственного сердца, движение воздуха в легких, эластичные сокращения мускулов. Она осторожно протянула руку и коснулась плеча женщины. В голове тотчас возникла быстрая, как вспышка, картина: белые извивающиеся щупальца гигантской раковой опухоли, которая пробирается по полостям и жизненно важным органам женщины, иссушая их. Озарение погасло, Молли пожелала, чтобы этот чудовищный осьминог исчез.

— Исцелись! — сказала она.

Зеленый свет, который она уже видела, когда коснулась ребенка, распространился от кончиков ее пальцев по телу женщины. Та дернулась, но не от боли. Молли и прежде видела это внезапное радостное облегчение, но лишь сквозь слезы собственной муки и агонии. Теперь же она наблюдала за свершившимся чудом, словно сторонний наблюдатель.

Огонь все горел, горел и горел. А потом погас. Женщина с вспыхнувшим от счастья лицом кинулась к ногам Молли. Теперь, когда боль ушла, она казалась совсем молодой и очень красивой. Пациентка бормотала что-то на своем наречии, но даже стражи затруднились перевести смысл этих фраз. Двое из них подняли исцеленную и проводили к двери из зала. Стоявший справа страж объяснил:

— Она хотела поблагодарить тебя.

— Я догадалась, — фыркнула Молли. Мыслями она уже не была той женщиной, сейчас она размышляла о себе самой.

Она чувствовала себя прекрасно. Сильной. Здоровой. Живой. Полной энергии. Ей казалось, что она может пробежать без остановки целую сотню миль. Или полететь. Она исцелила женщину, но огонь, который опалил умирающую, пробежал и по жилам Молли, сделав ее сильнее, чем прежде.

Появилась следующая женщина. На сей раз с ребенком. Кажется, с мальчиком, решила Молли. Не очень большим. Ростом с восьмилетнее человеческое дитя. Конечно, это ничего не значит, ведь Молли понятия не имеет, как быстро растут эти существа, за какой период они превращаются из детей во взрослых. Но внешность мальчика, то, как он лежал на руках матери, пробудили в душе Молли воспоминания, которые она хотела бы навсегда похоронить.

Как-то во время службы в Поупе она пару недель жила у приятелей. Молли очень ценила жизнь вне базы, вне общежития, особенно по выходным, когда обе ее соседки по комнате только и делали, что пили, и своим похмельем достали Молли донельзя. Однако вне базы она оказывалась беззащитна: ни ворота, ни охрана не отделяли ее от людей, которые знали, кто она и что умеет. Некто, помнящий ее со времен Мак-Коллов, очевидно, узнал Молли в бакалее, а может, в книжной лавке, сумел выследить и сообщить, где она спряталась.

И вот как-то ночью Молли открыла дверь и увидела за порогом мать и ребенка. Глаза женщины были пусты, а губы вытянулись в тонкую бесцветную линию — так плотно она их сжимала перед лицом постоянной, неизбывной боли, от которой страдало ее дитя. Мясники-хирурги и отравители-терапевты уже извели мальчика облучением и химиотерапией, — правда, они заранее сообщили матери, что этот тип рака очень редко поддается даже таким радикальным средствам. Лечение превратило мальчика в настоящий скелет, стонущее, лысое, страдающее существо. А когда врачи убедились, что ребенок лишился последних сил, не может уже ходить, смеяться и едва дышит, они заявили, что больше ничего не могут для него сделать.

У матери не осталось другой надежды, и она приехала. Приехала на древнем автомобиле с облезшей краской и разбитой правой фарой. И вот теперь она стоит, держа на руках своего сына. Мальчик доставал бы ей до плеча, если бы мог стоять на ногах, а сейчас она держит его без видимого усилия.

Как только Молли распахнула дверь, боль мальчика впилась в каждый кусочек ее тела и рванулась наружу сразу изо всех клеток. Молли взглянула на ребенка, ее зашатало, началась рвота. Она упала на колени, голова повисла почти до земли.

Ребенок смотрел на нее грустными, прекрасными глазами, но она ненавидела его, ненавидела за боль, через которую он тащил ее, ненавидела за грусть и надежду в его взгляде, за то, что она должна так страдать, чтобы он мог жить. И Молли сказала матери:

— У меня нет сил заниматься им сегодня вечером. Моя смена кончается в пять. Тогда и приходите.

Но в пять часов мать не пришла. Ее сын умер в полночь.

Молли могла его спасти. Слово, прикосновение — и яд из его тела перешел бы к ней, и он бы выжил.

Мир полон людей, которых она могла бы спасти, и ей приходилось учиться жить, зная, что всех она спасти не в состоянии. Но того мальчика она должна была спасти. Молли убеждала себя, что она не виновата, что ребенка привели к ней в последний день его жизни, но его тень преследовала ее, тихонько нашептывала ей в ухо: «Если бы ты только коснулась меня, я был бы жив». Живой, он был легче перышка. Мертвый, он стал тяжким бременем.

Молли даже не знала его имени.

Она дотронулась до лежащего перед ней ребенка и сказала:

— Исцелись.

Сейчас же зеленый свет засиял вокруг маленького тела и проник внутрь. И мальчик выздоровел. «Я делаю это в память о том, которого не спасла, — говорила она себе. — Это расплата». Но внезапно Молли поняла, что не чувствует боли, что смерть, пожирающая это зеленоволосое дитя, не проникла в ее тело. И поняла: если нет боли, нет и расплаты за тот давний миг бессердечия. Нет боли — нет жертвы. Ей никогда не избавиться от своего призрака.

Но этого ребенка она все же спасла. Мальчик быстро обнял Молли и побежал прочь. Рыдающая от счастья мамаша едва за ним поспевала.

Потом появился следующий безнадежный, но полный надежды больной.

Может быть, она по-прежнему пытается вычерпать море наперстком. Может, и здесь ее попытки сразиться со всей болью и смертью этого мира так же безнадежны, как дома. Но здесь по крайней мере наперстком не является ее собственное тело. Энергия наполняла ее и переливалась через край. Может быть, здесь она сумеет одолеть свои мрачные воспоминания, забыть прошлое? Сможет найти что-то доброе в проклятии, посланном ей от рождения… Сила и радость кипели в ее жилах, под кожей играло веселое счастье. Легкая усталость, которую она все еще чувствовала после всех приключений, испарилась бесследно, смытая мощной волной магии.

Насколько хватало взгляда, а скорее всего и дальше, тянулась очередь увечных, больных, страждущих, искалеченных, умирающих. И первый раз в жизни Молли не чувствовала страха. Она сидела на троне перед бесконечной чередой страждущих, и в душе ее разгорались первые искры прежде неведомой ей надежды — что будущее вдруг окажется лучше прошлого.

— Пусть идут, — прошептала Молли. — Следующий!

Кэт-Крик

Лорин проснулась от странного ощущения. Казалось, в крови ее с электрическим потрескиванием бушует магия. Зеркало взывало к ней. Тянуло с болезненной, почти неодолимой силой. Внутри все сжималось. Холодные пальцы вцепились во влажную простыню. Не зная, чего ожидать, Лорин села. Она чувствовала страх, но не только. Душу наполняло непонятное воодушевление, предвкушение чуда. За спиной остались смутные, заполненные неопределенностью годы. Впереди — она это чувствовала — ждали ответы, которые она так долго искала.

Лорин поспешила в комнату Джейка. Мальчик уже не спал. Он сидел на полу среди разбросанных кубиков и книжек. Когда Лорин открыла дверь, он вскочил на ножки, бросился к ней, обхватил ей колени:

— Доблое утло, мамотька!

Улыбка во всю мордашку. Ямочки на щеках. Лорин подхватила его на руки, крепко прижала к груди.

— Как сэкимоси? — Это он про эскимосский поцелуй. Такая у них с Джейком традиция — утром потереться кончиками носов. Джейк смешно коверкал слова. Скоро он научится говорить совсем правильно, и Лорин чувствовала, что будет тосковать по этому лепету.

— Ну, давай, как эскимосы. — Они потерлись носами, потом пообнимались, крепко-крепко, потом расцеловались в обе щеки.

Получив свою порцию материнской нежности, Джейк перешел к делу:

— Плостыня. Мокло. Кубики. Сьвет, никак. Песенье?

Лорин перевела эту белиберду примерно так: «Простыня мокрая. Я играл в кубики, но не смог включить в комнате свет. А сейчас я хочу есть».

Она рассмеялась и взялась улаживать все проблемы этого очень конкретного маленького мира. А через час Лорин и Джейк, в теплой зимней одежде, с корзинкой для пикника, набитой едой и напитками, уже стояли перед старинным зеркалом.

«Я еще могу вернуться, — думала Лорин. — Серьезные матери так не поступают. Я ведь понятия не имею, что творится с той стороны. Идти туда — чистое сумасшествие».

Но там, перед зеркалом, стояли вместо нее две женщины: одна — разумная особа, которая очень боялась влипнуть во что-нибудь неприятное, а вторая — посвященная в тайны колдунья, знающая только одно — она должна пройти сквозь зеркало. Всю свою жизнь Лорин провела, руководствуясь смутными, неясными импульсами, искала нечто, не поддающееся определению или осмыслению. Она давно потеряла счет профессиям, которые перепробовала. Была официанткой, смешивала напитки в баре, пела в ресторанах, преподавала бальные танцы, работала в переплетной мастерской, реставрировала мебель — этому научил ее отец. Она без конца переезжала с квартиры на квартиру. Жила то в городе, то в деревне, временами оказывалась в мегаполисах. Ездила из штата в штат и все искала, искала. Искала то, что сама не могла ни сформулировать, ни назвать, ни даже представить. Она так стремилась к этой таинственной цели, что ощущала настоящую жажду, но все, к чему она прикасалась, оказывалось пустышкой и не могло удовлетворить эту непонятную, но всепоглощающую потребность.

А потом она встретила Брайана, и на три года пустота исчезла из ее жизни. Все эти три блаженных, три бурных года она любила, смеялась, сражалась, создавала семью и счастье. Лорин была уверена, что наконец обрела то, что так долго искала. Смерть Брайана принесла не только неизбывное горе, но и возвращение той безымянной сжигающей жажды.

Тогда в ее голове поселилась только одна мысль: я должна вернуться домой, я должна вернуться домой. Она получила страховку в момент, когда люди, которые жили теперь в их старом фамильном гнезде, решили от него избавиться. Лорин купила дом, не потрудившись даже задуматься, как сложится ее собственная жизнь и жизнь Джейка в этом крохотном местечке — Кэт-Крике. Она вернулась в дом, где прошло ее детство, под влиянием слепой уверенности, что поступает именно так, как следует. Вернулась, всей душой ощущая, что она должна владеть этим домом, что без него ее жизнь навсегда останется пустой.

Слепой инстинкт. Как у лосося, который возвращается в устье реки, где вылупился из икринки. Или как у леммингов, миллионами бросающихся в море, чтобы умереть.

Слепой инстинкт. Необязательно спасительный.

Это как раз похоже на слепой инстинкт, на автоматическое «надо». Лорин верила, что в этом «надо» таится ответ на вопросы, которые терзали ее многие годы. Она должна узнать, что лежит за серебристой плоскостью зеркала. Должна пройти в Зазеркалье, даже если здравая часть рассудка твердит ей, что это сумасшествие. Должна, потому что не сможет больше ни дня прожить в собственном доме, не совершив этого шага.

Она прижала Джейка к левому бедру, а корзинку, полную еды и всяческих вкусных вещей, поставила себе на правую ногу. Лорин коснулась правой ладонью поверхности зеркала и вдруг испугалась, что прошлой ночью исчерпала предоставленные ей шансы. Если магия умерла…

Но нет, не умерла. Зеркало дрогнуло, ладонь уловила вибрацию. В глазах отражения мелькнули первые искры зеленоватого света, потом в глубине мозга возникли длинные яркие вспышки, громыхнули низкие, тяжелые раскаты далекой грозы. Сопротивление стекла под ладонью исчезло. Лорин покрепче прижала к себе сына, подхватила корзинку и переступила порог.

Звук умер. Лорин и Джейк погрузились в прохладное, живительное, пронизанное энергией зеленое пламя. Казалось, что каждая клеточка, вибрируя от полноты жизни, отделилась от целого и существует теперь независимо от остального тела. Лорин ощутила, что Брайан где-то рядом, его губы щекочут ей шею в ласковом шепоте: «Я же говорил, что никогда тебя не покину». Потом Лорин и Джейк очутились во тьме. В ушах у нее зазвучал радостный, взволнованный смех Джейка, веселый крик:

— Исе! Пазяльтя, исе!

Конечно, еще, малыш, подумала Лорин. Прекрасное ощущение. Лучше него только секс.

Эта чистая, чудесная мысль — было все, что она получила. Потом в мозг ударили воспоминания, а с ними и шок.

Магия! Она — наследница магии, природная создательница ворот. Она — дитя сентинелов. Правда, она не помнит, чем занимаются сентинелы и почему это важно. Ее способности хранились в тайне от всех, даже от самой Лорин. В каком-то смысле она — секретное оружие. Ее мать — не просто учительница, отец — не просто почтовый служащий, вся прошлая жизнь, почти двадцать пять лет, — паутина прихотливо сплетенной лжи. Родители — ее собственные родители — привезли Лорин сюда в десять лет. Они воспользовались магией этого места, чтобы стереть все воспоминания и ее понимание магии. Вместо них, ее собственных, черт возьми, воспоминаний, были помещены два ключевых понятия. Первое: пока она будет ребенком, она должна бояться зеркальных ворот в холле и верить, что боялась их всю жизнь. Второе: когда она вырастет и войдет в силу, она снова должна найти дорогу сквозь их плоскость. Должна войти в… Орию. Лорин внезапно вспомнила это слово, вспомнила название мира, на поверхности которого сейчас стояла. Перейти в Орию… слова оказались ключом, который разбил заклятие… или включил вторую его часть… стирающую прошлое.

Вот зачем нужно было пройти сквозь зеркало! Вот почему она не могла ждать, не могла задаваться вопросами! Вот то, к чему она стремилась всю свою жизнь! Бродила по свету, меняла одну работу за другой, теряла надежду… Ее судьба здесь, по другую сторону зеркала! Этот мир всегда был ее предназначением.

Лорин вдруг вспомнила странные образы, возникшие в зеркале, когда она коснулась его первый раз. Смеющиеся голоса — это ее друзья из этого мира, которыми она когда-то так дорожила. Женщина в белом платье с алыми маками — ее мать. Лорин не помнила ее такой молодой и красивой. Этот мерцающий зеленоватый свет — сама магия. Ее магия.

Теперь воспоминания заливали ее щедрым потоком. Отец, счастливый, витающий в облаках, полный надежд… Сама Лорин… Она казалась себе человеком с предназначением, с жизненным планом, с собственным местом в мире. Почти двадцать пять лет ей пришлось прожить без этого, без предназначения, без плана, без собственного места в мире. Ее швыряло по жизни, как жалкую лодочку на бурных волнах штормящего моря. И все безнадежные, путаные метания ни к чему не привели, потому что она жила во лжи. Огромной, злобной лжи, которая была насилием над ее жизнью. Зачем родители ее раздавили?

В чем причина? Почему они так с ней поступили?

Лорин не помнила, но причина должна быть, должна отыскаться в этих вновь приобретенных воспоминаниях.

В чем причина? Зачем они это сделали?

Лорин перебирала все, что могла извлечь из темных закоулков разума, рассматривала каждый ускользающий обрывок воспоминаний о родителях, о магии, об Ории. Выслеживала, отыскивала, отчаянно выковыривала из всех щелей… Это важно, в этом должен быть смысл. Она даже не стала тратить время, чтобы разобраться, кто же она такая, что она здесь любила.

Зачем они это сделали? В чем причина?

Ее нет. Пропала, исчезла, стерта.

Лорин почувствовала, что именно это является самым страшным предательством из всего, что с ней произошло. Причина была. Важная причина. Пугающе важная для десятилетней девочки, которой родители объяснили, что они собираются сделать, и которая могла их остановить. Но она согласилась на весь этот ужас, смирилась, что с ней поступят таким чудовищным образом. Она позволила родителям стереть свою память, разлучить ее с магией, ведь они обещали, что, когда все закончится, она получит назад и память, и предназначение, и место… и План — то, над чем трудились родители, нечто настолько важное, что они на двадцать пять лет спрятали реальную Лорин в раковине ее собственной личности.

А Плана не было.

Лорин стояла в холодном меблированном доме в самом центре мира, который некогда знала не хуже, чем Землю. Стояла, прижимая одной рукой сына, а другой удерживая корзинку для пикника. Гнев, горечь, чувство потери, предательства переполняли душу и выливались из глаз обильным потоком слез. Убить их мало за то, что они с ней сделали! Вот только обоих родителей уже нет в живых… Лорин запрокинула голову и взвыла от тоски. Дыхание туманным облачком вырывалось из ее рта. Джейк испугался и захлопал ладошкой ей по щеке:

— Мама… о'кей… Мама… о'кей? — А потом, не сумев ее успокоить, сам заревел что было сил.

Его плач привел Лорин в чувство быстрее, чем любые пощечины. Она глубоко вздохнула, уняла слезы, поставила на пол корзинку и стала утешать сына.

— Джейк, солнышко! Все хорошо! Все о'кей… все о'кей… все о'кей… — Лорин раскачивала малыша, он всхлипывал, успокаивался, и через секунду она почувствовала, как маленькие ручки обвили ее шею, а пальчики стали постукивать в такт укачиванию.

— О'кей… — зашептал мальчик, — …мама о'кей.

Так они и стояли, обнимая и успокаивая друг друга. Джейк, как всегда, первым решил, что все, достаточно. Он поднял голову, заглянул ей в глаза и твердо произнес:

— Внизь!

Ей не хотелось его отпускать, но быть липучкой тоже нельзя. Лорин уже сталкивалась с этой проблемой. Ей нужно больше утешения, чем мог предоставить Джейк. Однако она не в состоянии заменить ему весь мир. Надо пустить его побегать. На время они должны стать не одним, а двумя существами. Но сначала нужно проверить дом.

— Погоди чуть-чуть, — ласково попросила Лорин, — мы вместе все здесь исследуем, и я посмотрю, есть ли тут местечко, где бы ты мог поиграть.

— Погоди, — забормотал малыш, — погоди. — Одно из самых нелюбимых его распоряжений. Лорин приходилось слышать, как он говорил так большому белому зайцу, и потом заяц каждый раз оказывался в каком-нибудь неприятном месте. Она вполне представляла, что именно думает Джейк о ней самой в этот момент. Надо бы поспешить.

Кругом была пыль и паутина, но никаких обломков — все цело. Если предположить, что родители не пользовались домом с тех пор, как сделали с ней то, что сделали, то обстановка сохранилась просто великолепно. Лорин быстро обошла весь дом. Вот комната, которая служила спальней ее родителям, пока они тут жили — странно, но именно в нее она ступила через зеркало, здесь все еще валялось кресло, которое она просунула сюда накануне, — потом ее собственная комната, примитивная ванная и самое большое помещение: и кухня, и столовая, и общая комната, и гостиная — все сразу. В центре располагалась громадная черная печь с чугунной плитой. Вдоль нее, ближе к двери, тянулись две лавки и стол на козлах. С другой стороны на полу лежал лоскутный ковер, вокруг него сгрудились кресла-качалки. Позади плиты Лорин заметила корыто, сушилку, ручные валки для отжима белья, прикрученные к длинной, тянущейся вдоль всей стены стойке, предназначенной, очевидно, для самых разных домашних дел. Кое-какой водопровод в доме тоже был — над стойкой торчал рычаг ручного насоса. Когда трубы нагреются, подумала Лорин, если только годы бездействия не вывели их из строя, можно будет нацедить воды себе и Джейку. Она помнила, что вода в этом доме была потрясающе вкусной. В общем, Лорин не обнаружила ничего необычного или опасного. Джейк повторил, на сей раз громче и нетерпеливее:

— Внизь! — Он начинал капризничать. Лорин стерла рукавом пыль с одного из кресел, посадила его туда и качнула.

— Качь, качь, — ласково пропела она и стала искать принадлежности для уборки, а за спиной тем временем раздавалось радостное воркование Джейка.

— Кась, кась, малыс, — бормотал он, — кась, кась, малыс…

Ставни оказались закрыты, в комнате было темновато, но свет откуда-то проникал. Лорин осмотрелась. Рассеянный, тускловатый свет сочился отовсюду и ниоткуда. Будь здесь чуть-чуть посветлее, она нашла бы его источник, нахмурившись, подумала Лорин и пожелала, чтобы в комнате стало светлее. И вдруг стало действительно светлее. Она вскрикнула и оглянулась: вдруг Джейк до чего-нибудь дотронулся. Но Джейк по-прежнему весело раскачивался и мурлыкал себе под нос. В комнате было так светло и солнечно, словно она стояла на лугу в полдень. Но она все еще не могла обнаружить источник света.

Лорин опять нахмурилась, и тут к ней вернулся еще кусочек памяти.

Пожелать — в этом ключ.

И она пожелала, чтобы свет немного померк. Так и вышло.

Все правильно. Это магия. Она подчиняется желанию, воле, сконцентрированному стремлению.

«Я хочу, чтобы тут было тепло и приятно, — подумала Лорин, — чтобы раздеться и не чувствовать озноба».

И стало тепло.

Вот так!

Она сбросила куртку и сунула ее на стол.

— Кась, кась, малыс, — мурлыкал Джейк. Скрипело кресло.

«Хочу, чтобы здесь стало чисто», — подумала Лорин и представила, как засверкает чистотой этот дом.

Пыль и паутина исчезли. Полы, столик, кресла-качалки засветились мягким сиянием, как будто их вручную протерли и вычистили. В воздухе возникли слабые ароматы мебельного воска и сухой лаванды. Замечательно!

Потом она решила: хочу, чтобы здесь стало красивее! И представила себе уютный интерьер просторной, теплой комнаты, который она видела на обложке модного журнала по домоводству. Светлые комнаты, сияющие белые потолки, пушистые ковры теплых тонов. Изящный изгиб деревянной лестницы, которая сама по себе — шедевр дизайнерского искусства. Массивная мягкая мебель, которая так хорошо вписывается в масштаб помещения. Сверкающая медная люстра, громадный камин, гостеприимно сияющий веселым пламенем за старинным экраном. От огня так уютно…

И комната преобразилась.

Джейк тихонько протянул за спиной:

— У-у-у-у-у…

Лорин вертела головой, с восхищением рассматривая дело рук своих. Великолепно!

Тут она услышала мягкий глухой удар. Джейк воскликнул:

— У, Джейк! — В голосе звучали грусть и осуждение.

Пока Лорин оборачивалась посмотреть, что с ним случилось, в мыслях успело мелькнуть: разбил? порвал? разлил?

Оказалось ни то, ни другое, ни третье…

Джейк терся носом о нос бледного сине-зеленого создания с желтыми, величиной со сливу, глазами. Размером существо было не крупнее кокер-спаниеля, но недобор в росте оно с лихвой компенсировало уродством. Жесткая крысиная шерсть гребешком тянулась от низкого лба до основания шеи. Шкура на нем висела морщинами, впадинами и мешками. Тощие плечи клонились вперед, а шишковатая спина выгибалась крутым горбом. Тем не менее одежда существа выглядела вполне элегантно: шерстяная кофта, мягкие брюки, прекрасные, расшитые бусами туфли на толстой кожаной подошве. Фраза «разодетая свинья» невольно мелькнула в голове Лорин прежде, чем она успела одуматься.

Странное создание облизало губы и перевело взгляд с Джейка на Лорин.

— Умный мальчишка, Лорин, — произнесло оно глубоким, низким голосом.

Лорин застыла, крик ужаса так и не сорвался с ее губ. К страху явственно примешивалось любопытство. Она смотрела на существо, спокойно расположившееся посреди комнаты, и пыталась понять, вспомнить, кто оно, нет, он… Да, точно, он…

— Эмбер? — прошептала она.

— А кто же еще! — И пока Лорин потрясенно молчала, он обвел преображенную ее трудами комнату усталым взглядом и покачал головой: — Ты поаккуратнее с этими штуками, Лорин. Отдача может быть бешеной. Ты что, забыла? И вообще, где ты шлялась столько времени? Почему не возвращалась?

Они сидели за запертыми дверями в перестроенной мансарде цветочной лавки «Маргаритки и георгины». Пятнадцать мужчин и женщин полукругом разместились на складных металлических стульях. Создатель ворот сидел частью в комнате, а частью в проеме зеркальных ворот, которые тянулись от пола до потолка на северной стене помещения, сияя мягким зеленоватым светом. Присутствующие держались за руки, словно участники какого-то древнего спиритического сеанса. Глаза у всех были плотно закрыты. И все светились тем же зеленым мерцанием. Они ждали, наблюдая за происходящим не зрением и не слухом — иными органами восприятия. Ждали уже давно — несколько часов. Время от времени кто-нибудь выходил в туалет. Сопровождающий это движение хореографический ритуал выглядел как попурри из мюзиклов.

В комнате, заставленной принадлежностями цветочной торговли — декоративной пеной, штабелями коробок с вазами, охапками обернутых в пластик шелковых цветов, — с единственным плоским бюро и единственным старым дубовым столом, приткнувшимся рядом с зеркалом, висела тяжелая тишина. Воздух набух усталостью, страхом и ожиданием.

Вдруг Эрик почувствовал блик — это быстро открылись и закрылись неучтенные ворота. У него успело возникнуть лишь слабое ощущение направления, но он разжал пальцы, выпустив руки товарищей, открыл глаза и мелом быстро нарисовал на полу стрелку. Оглядевшись, он заметил, что еще несколько ожидавших сентинелов отмечают свои впечатления.

— Довольно точно, — заметил Вилли.

— Не так сильно, как я ожидала, — отозвалась Джун Баг Тейт.

На лице Тома появилось виноватое выражение.

— Совсем не так, как в прошлый раз. Этот почти не чувствовался. А тогда… меня просто выбросило из зеркала начисто. Как даст по заднице! — Том покраснел и быстро извинился перед присутствующими женщинами: — Извините за выражение.

Джун, Джун Баг Тейт, дама за шестьдесят, курившая сигары с двенадцати лет, взглянула на четырех остальных женщин в полукруге, закатила глаза и объявила:

— Деточка, нам уже приходилось слышать слово «задница», у нас и самих она имеется, так что сделай милость, не извиняйся.

Ее сестра, Бет Эллен, мать Тома, покраснела и пробормотала:

— Можно подумать, я не учила тебя манерам.

А Луиза, еще одна из сестер Тейт, фыркнула и осуждающе поджала губы. Нэнсин хихикнула. Ну, да это ее обычная реакция. Дебора Бейзингсгейт тоже закатила глаза, но промолчала. Том вздохнул.

Эрик достал лист бумаги и принялся складывать все пеленги, полученные его людьми, а потом выводить среднее значение приблизительного вектора.

— Во-первых, нам нужно будет засечь его из другой точки, чтобы в следующий раз, когда возникнет блик, мы определили его положение. Во-вторых, необходимо определить дистанцию. Я навскидку не вспомню: кому, кроме меня и Вилли, удавалось определить расстояние до цели?

Тем, кто напомнил ему о своих успехах, он сказал:

— Значит, пока мы не выясним, что происходит, вы все в моем резерве наблюдателей. — Эрик подался вперед, вглядываясь в мрачные лица соратников. — Мы так и не знаем, с чем имеем дело. Не знаем, связано ли это с исчезновением Молли Мак-Колл. Напоминаю, мы готовимся не к тому, что враг задумает сделать, а к тому, что он в состоянии сделать. Если мы не знаем, кто наш враг, то должны учитывать все, что может предпринять любой враг, потому что самый худший вариант может оказаться как раз тем, с чем мы столкнемся. Помните это, а также и то, что на карту поставлена не только ваша жизнь, а значительно большее. В ваших руках судьбы всех, кого вы любите. Ошибись вы — они погибнут. Пока и если мы не обнаружим доказательств обратного, будем считать, что противник разыгрывает гамбит своей тайной операции. Нам повезло, мы сумели распознать признаки атаки на раннем этапе. Но сейчас противнику известно все, а нам — ничего. Значит, мы пребываем в состоянии войны. Постоянно помните об этом и ведите себя соответствующим образом.

Эрик встал. Остальные сентинелы тоже поднялись на ноги.

— У кого первая вахта? — спросил Дивер Дункан.

— Ты отдохнул? — отозвался Эрик.

Дивер зевнул, потянулся, расправил плечи. Пряди волос, аккуратно прикрывающие проплешину на макушке, напоминали огромного серого паука. Солидный живот колыхался, как тесто. В беспощадном свете единственной лампы без абажура мешки под глазами проступали особенно явственно. Усталый и измотанный, он выглядел на десять лет старше своих сорока с небольшим. Казалось, доведись ему проспать целую неделю, это было бы лишь шагом в правильном направлении. Тем не менее он кивнул:

— В общем, думаю, что смогу.

— Смотри сам.

— Я могу подежурить до двух. В три мне надо быть на работе. — Дивер держал в Кэт-Крике магазинчик компьютерных комплектующих и никак не мог подыскать надежного помощника, однако парень, который сейчас у него работал, выглядел довольно перспективно.

Эрик быстро заполнил пересмотренный график и сказал:

— Все отправляются по домам. Или на работу, кому — куда. Не отходите далеко от телефона. Первый, кто что-то услышит, сообщает остальным.

Вилли подождал, пока все разошлись, чтобы пройтись с Эриком. Он слегка улыбался:

— Как видишь, нет худа без добра.

Эрик с сомнением поднял брови:

— Что-то я не вижу добра.

— В этот раз, когда ворота открылись и закрылись, мы все были вместе. Похоже, среди нас нет предателя. Все-таки легче.

Эрик покачал головой:

— Это никого не освобождает от подозрения. Никого, Вилли.

Вилли быстро глянул на него из-под седых бровей.

— Как так?

— Если взломщик ворот — человек, то кто-то из наших должен был его научить, как открывать ворота. Тот факт, что практически кто угодно может открыть ворота, не означает, что кто угодно может этому научить.

Вилли молчал, обдумывая этот аргумент. Наконец он все же возразил:

— Не могу представить, что кто-то из них окажется предателем. Сможет предать свою расу и свой мир орианцам…

— Мы не уверены, что в этом замешаны именно орианцы. Может, предатель связался с беглецами из верхнего мира. Может, с другим сентинелом, а тот готовится сбежать… А может, тут дело в каком-то чужаке, который нарвался на ворота, как в тридцатых группа Хайдельманна. Мы же ничего не знаем! — раздраженно закончил Эрик, сунул руки в карманы, опустил голову и двинулся по парковочной площадке, расшвыривая гравий тяжелыми рабочими ботинками. — Знаем только, что рано или поздно любой может поддаться соблазну. Сломаться. Поработай-ка несколько лет в полиции — сильно растеряешь веру в человечество. А уж твоя вера в то, что люди могут быть богами за просто так и будут превыше всего ставить честь… Это уж совсем из области фантастики.

— Я не завидую твоему цинизму, друг мой. Может быть, ты и прав, но мне надо верить в победу добра над злом, чтобы продолжать делать то, что я делаю.

Эрик дошел до своей машины, открыл дверцу и поставил ногу на раму. Устало улыбнувшись, он повернулся к Вилли:

— Верь во что хочешь, только следи, чтобы не ударили в спину.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Медный Дом, Баллахара

Бирра слегка прочистил горло, давая заметить свое присутствие в зеленой палате. Великий Ималлин Сеолар, господин Медного Дома, сидел за столом, уткнувшись в массивный том из своей библиотеки. Рядом лежала ручка и стопка бумаги. Он поднял глаза, увидел Бирру и сдвинул все это в сторону. Сухо улыбнувшись, спросил:

— Как дела?

— Что касается лечения, то она — именно то, на что вы рассчитывали, Ималлин. Малейшее ее прикосновение творит чудеса: больные, умирающие, калеки, сумасшедшие — все исцеляются по ее слову. Дайте ей только время и возможность, и она вылечит всех от этого нового божественного яда. Сеолар кивнул:

— Но ведь любой представитель человеческой расы способен на это.

Бирра пожал плечами:

— Пока я не заметил ни единого знака, что она нечто иное, чем просто человек. Но ведь я и не знаю, какие знаки искать.

— Я тоже не знаю. — Сеолар поднялся. Тяжелая шелковая бейя мягко зашуршала. — Она чувствует себя здесь счастливой?

Бирра снова прочистил горло:

— С ней… трудно. Не говоря о том, что она избавилась от наручников в ту ночь, когда мы ее привезли, и о ее нападении на меня, которое оказалось бы успешным, не окажись я в тот момент действительно готов к смерти, она… э-э-э… она постоянно рассматривает нас, как будто выбирая самый надежный способ сломать нам шеи, украсть наше оружие и сбежать. Меня это пугает. Все данные о прежних Води указывают, что они были разумными людьми, сострадательными, поразительно добрыми, терпеливыми и… э-э-э… сговорчивыми, ваша светлость. А эта похожа на голодную тигрицу в клетке.

— Ей не нравится жилье?

— Ей ничего не нравится, по крайней мере нам так кажется. Она мечется по комнате, измеряет толщину балок и дверей, обдумывает ловушки, чтобы поймать нас, когда мы входим в комнату. Если бы не глаз-наблюдатель, установленный вами в потолке над дверью, мы бы не заметили очень умной ловушки, которую она соорудила из деталей кровати, покрывал и вешалок из шкафа. У нее, ваша светлость, поразительный талант все разбирать на части. Мы опасаемся, что она попробует попрактиковать его и на нас, если вы с ней… э-э… не поговорите.

— А музыкальные инструменты? Шелка, шерстяные ткани? Краски? Неужели она ничем не заинтересовалась?

— Как сказать… Она пробовала различные комбинации красок и других веществ, думаю, хотела составить взрывчатку, но пока не нашла правильного сочетания. Понравились ей только сладости.

— Да-да, шоколад «Дав», наши шпионы сообщали о нем очень настойчиво. Ну, ладно. — Сеолар вздохнул. — Подавайте ей в комнату больше шоколада. Пусть повара готовят то, что ей нравится. Развлекайте ее. Пусть ей здесь понравится.

— Полагаю, пока мы держим ее в Медном Доме против воли, едва ли она изменит свое отношение. При ее типе личности трудно смириться с клеткой.

— Но как только она выберется из Медных покоев, я не смогу удержать ее здесь никакими усилиями. — Он снова вздохнул. — Бирра… обмани ее. Скажи, что я в отъезде, а тебе приказано под страхом смерти охранять ее от тех, кто ей угрожает, что Медные покои — единственное по-настоящему безопасное место в этом дворце. Напомни ей о рронах. Скажи, что мы прячем ее за медными стенами, потому что только медь способна скрыть ее от них. Не такая уж это и ложь. Если бы рроны узнали, что она жива и у нас, они не дали бы нам покоя ни днем, ни ночью. Скажи, что когда я вернусь, то с удовольствием с ней встречусь и предоставлю ей свободу в пределах всего имала, от леса до самого моря, но что до тех пор она должна проявить терпение.

Бирра кивнул:

— И когда же вы вернетесь из вашего… путешествия?

Сеолар опять вздохнул, прошел к окну, посмотрел во внутренний двор замка и покачал головой:

— Когда она увидит в Ории свое будущее.

Коттедж Натта, Баллахара

— Ты поаккуратнее с этими штуками, Лорин. Отдача может быть бешеной. Ты что, забыла? И вообще, где ты шлялась столько времени? Почему не возвращалась?

Джейк протянул руку, ухватился за громадное ухо Эмбера и сказал:

— Ухо. — Потом потянулся пальчиком к лицу необычного существа. Эмбер подался назад. — Глазь, — произнес малыш и попробовал схватить оттопыренную огромными клыками нижнюю губу Эмбера. — Роть! — закричал он. Очевидно, для Джейка Эмбер представлялся идеальной игрушкой. Лорин вспомнила, что когда-то и сама испытывала нечто подобное.

— Я не помню и половины из того, что следует, — призналась она, подошла к Эмберу и взяла Джейка на руки, пока он не покалечил бедное создание. Горот, нашептывал ей разум, Эмбер — горот. Она снова почувствовала раздражение оттого, что вспомнила, кто такой Эмбер, но не могла вспомнить, в чем же состоит то важное, ради чего она позволила родителям удалить свою память, чтобы никто из способных заглянуть в ее разум не мог эту память отыскать.

— Ох! — прошептала Лорин, потому что внезапно она это вспомнила. Был кто-то, кто мог читать в ее разуме, кто-то очень злой. И этот кто-то не мог знать, что она умеет творить ворота.

— Что «ох»?

С Джейком на руках Лорин села в кресло-качалку и стала раскачиваться. Он посидит с ней, пока ему не надоест. А может, вздремнет.

— Я как раз вспомнила, что родители спрятали мою способность создавать ворота от кого-то, кто мог проникать в мой разум. От кого-то, кто хотел меня убить. Но кто это, я не помню.

— Твои родители и сами не знали, — отозвался Эмбер. — Но тогда создатели ворот умирали, как мухи. Когда случилась беда, в Кэт-Крике было двое. В сестринской общине Кэт-Крика в Хоуп-Миллзе — трое. Теперь в Хоуп-Миллзе вот уже двадцать пять лет нет создателя ворот, а последний из них в Кэт-Крике уже стар, и замены пока нет. Твои родители сами рассказали об этом, когда просили позаботиться о тебе.

— Что они сделали? — переспросила Лорин.

Маленькое существо положило голову себе на руки. Лицо его приобрело мрачное выражение.

— Попросили позаботиться о тебе. Когда их изгнали из сентинелов, они боялись, что с ними может что-нибудь случиться и это заденет тебя. Так и вышло и с ними, и, думаю, с тобой тоже. Хотя ты и без меня неплохо выжила. Мне много чего досталось, пока я выполнял их просьбу. Твой след я потерял, когда ты смылась из университета и переехала.

— Сразу после их смерти?

— После чего?.. Да. Я несколько лет пытался тебя найти, но как только находил след, выяснялось, что ты недавно опять переехала. Наконец я вернулся сюда и стал ждать. Надеялся, что ты отыщешь путь сквозь ворота. Твои родители говорили, что отыщешь.

У Лорин голова шла кругом.

— О'кей, а теперь повтори все снова и не спеши. Начни сначала и расскажи все по порядку. Что это ты качаешь головой?

— Я не могу рассказать тебе все. Вообще мало что могу рассказать. Твои родители были сентинелами. У нас они вроде… вроде богов. Я-то был просто надоедливым аборигеном, с которым они подружились, потому что я постоянно болтался рядом, надеясь, что капелька их магии перейдет и на меня. Говорят, дружба со мной и такими, как я, послужила причиной того, что сентинелы изгнали их из своего общества и запечатали их главные ворота. Думаю, сентинелы считали, что богам не следует быть запанибрата со смертными. Вредит делу.

— Они не были богами.

Эмбер подмигнул:

— Но если бы они не были со мной запанибрата, я бы этого и не знал? Сентинелы теряют свое мистическое обаяние, если мы начинаем понимать, кто они и чем занимаются.

— Ну что же. Прекрасно. Тогда расскажи мне, кто такие сентинелы.

Эмбер усмехнулся:

— Этого я тоже до конца не знаю. Я только начал понимать. А это, сама понимаешь, мало — начать. Знаю, что сентинелы работают, чтобы защитить твой мир от магии этого мира. Я понимаю, что они не боги и не бессмертны. Просто люди. И даже это — больше, чем положено знать кому-либо из нашего мира. Что касается твоих родителей… Мне известно, что они работали над чем-то важным, а над чем, я не знаю. Не знаю и того, кто охотился за создателями ворот. Не знаю, почему твои родители сделали то, что сделали, а не бросили все и не уехали. И не знаю, как заполнить все эти пустоты, все то, чего не знаешь ты.

Лорин откинула голову на валик кресла и прикрыла глаза.

— Ну, правильно. Чудесно! И как же я смогу понять, что происходит? И в чем состоит то важное, чему я, сама того не ведая, отдала лучшую часть своей жизни?

— Но ведь твои родители спрятали свои записи где-то в доме. Тебе надо только отыскать их.

Лорин недоверчиво уставилась на своего странного собеседника.

— Почему же ты сразу мне не сказал?!

— Ты не спрашивала.

Кэт-Крик и круг сентинелов, Баллахара

Телефон звонил, звонил и звонил, и наконец Эрик открыл глаза. «Только пять минут я проспал, не больше», — подумал он и взял трубку.

— Ну что там?

— У нас рикошетный прорыв пятого уровня. Вам нужно приехать.

Не сказав ни слова, он повесил трубку и стал натягивать джинсы, потому что они лежали рядом с кроватью, на рубашку и носки времени тратить не стал. Туфли валялись у двери, их он надел, и все равно пришлось помедлить, снимая с крючка связку ключей. Не окажись туфли на дороге, он ушел бы босиком.

Уличный холод заставил его до конца проснуться. В голове билось: пятый уровень… пятый уровень… «Наверняка я ослышался…» Он подумал было включить мигалку, но не стал: это не по шерифской епархии, и лишние свидетели ему не нужны.

Пятый уровень. Господи боже мой!

Когда он вошел в рабочую комнату, нужные люди были уже там. Эрнест и Нэнсин Таббс, Джун Баг Тейт, Вилли Локлир, Дебора Бейзингсгейт, Грейнджер Болдуин и Дивер Дункан готовили ворота и собирали инструменты.

— Ну что, пятый уровень?

Джун Баг даже не подняла голову от ручных зеркальных ворот, которыми она пыталась отследить источник рикошета.

— Да. Думаю, рикошетный эффект даст 180 миллионов смертей в США и три миллиарда во всем мире. Это предварительный расчет по первым данным.

— Три миллиарда? Людей? — Он и сам почувствовал, как сдавленно прозвучали его слова.

— Плюс-минус несколько сотен миллионов.

— Господи боже мой, — прошептал Эрик. — А временные границы?

— Полный эффект будет достигнут примерно через три месяца. Плюс-минус несколько дней. Данные по внешним параметрам не совсем определенные. Пока мой прогноз такой: пятидесятипроцентный порог смертности в планетарном масштабе будет достигнут через два — два с половиной месяца, то есть умрет примерно половина всех, кому суждено умереть от первичного эффекта. В следующие пятнадцать дней смертность будет возрастать гигантскими темпами, тогда погибнет вторая половина тех, кто подвержен первичной причине… и… у меня нет данных о масштабах вторичной смертности.

Эрик закусил губу.

— Будет сметена вся инфраструктура планеты. Если половина населения Земли умрет от первичного воздействия, то скорее всего пятьдесят процентов выживших погибнут в последующий год от вторичных эффектов. Дети, пережившие родителей, но не способные существовать самостоятельно… Из-за недостатка рабочей силы исчезнут целые отрасли промышленности. Оказавшиеся в беде не смогут получить помощь, будут умирать от недостатка воды и пищи. Разгул преступности… тут тоже будут жертвы. — Он замотал головой, словно пытаясь вытрясти из нее картины мрачного будущего. — Но что бы ни осталось, так, как сейчас, не будет уже никогда.

Джун Баг наконец оторвалась от своего зеркала. На секунду их взгляды встретились, и Эрик был поражен холодом, который увидел в ее глазах.

— Боюсь, ты рассуждаешь слишком оптимистично, — бесстрастно проговорила она.

— Может, и так, — пробурчал Эрик. У него-то не было ее статистической подготовки. Он допускал, что дела окажутся еще хуже, чем представляется, однако куда уж хуже? К тому же ему никак не удавалось охватить масштабы того, что известно наверняка. — Почему удар пришелся по нам?

— Потому что рикошет прошел через Рокингем.

— Тогда понятно. — Эрик потер лоб.

В разговор вступил Вилли:

— Я связался с сентинелами в Хоуп-Миллзе. У них все еще нет создателя ворот, а потому они могут предоставить лишь ограниченную помощь, но Ричард сказал, они пришлют своих людей, как только смогут. Еще я поговорил с Каролиной из Эллерба, она обещала приехать сама, а потом вызвать всех, кто нам понадобится. Диверу я поручил связаться с группой в Вассе.

— Значит, скоро придет подмога.

Вилли кивнул.

Эрик развел руками:

— Черт возьми, что же произошло? Кто все это сотворил? Вы определили координаты точки запуска?

— Нет, — ответила Джун. — Есть и еще плохие новости. Процесс уже развивается. Я поняла, что мы прозевали первичный прорыв — начальные эффекты уже проявляются. Возможно, что тот удар, который не сумел квалифицировать Том Ватсон, как раз и был началом. А кроме него могли быть и еще сигналы, но более слабые. Сам по себе прорыв не выглядит таким уж мощным, но идет такое ускорение, что у меня нет слов.

— У нас есть предположения, как проявит себя рикошет? Террористы с ядерной бомбой? Черная смерть? Изменившаяся траектория кометы? Метеоритная атака? Смещение земной оси? Что это будет?

— Мы понятия не имеем, — отозвался Вилли. Эрик никогда не слышал у него такого мрачного и бесцветного голоса. — Знаем только, что последствия будут масштабными, быстрыми и страшными.

— Мы окажемся в аду, если не сможем это остановить.

Вилли кивнул в ответ. Эрик видел, что старик потрясен.

— Ворота готовы, — сообщил Вилли.

Эрик окинул взглядом всех сентинелов.

— А где остальные?

— Пришлось оставить им сообщения, — объяснила Джун Баг. — Обе мои сестры в гостях за городом. Подружка Тома сказала, что он ушел на рыбалку… вот так.

Так. Надо бороться с катастрофой пятого уровня опасности, а половина команды отсутствует.

— Что ж, ждать больше нельзя. Вилли, следи, чтобы ворота были свободны для тех, кто еще явится.

Вилли снова кивнул.

— Наденьте куртки, — добавил он. — В Ории холоднее, чем здесь, а сейчас не время заниматься тепловой магией.

Эрик передернул плечами.

— Черт возьми, у меня с собой ничего нет…

— У меня в фургоне есть запасная, — прервал его Эрнест. — Рабочая. Конечно, от нее несет хлоркой, но…

— Спасибо, я ее возьму.

Они рванулись единой массой, как учились на сотнях тренировок, а попав на ту сторону, стали плотным, обращенным наружу, кольцом. Те, кому для концентрации магии требовались инструменты или предметы, пустили их в ход. Эрнест вдавил в землю свинцовый треножник, сваренный из четырехдюймовой трубы. Джун Баг сжимала ручное зеркальце. Грейнджер надел на голову серебряную цепочку с медальоном. Сам медальон представлял собой трехдюймовую бронзовую пластину, на которой были выгравированы стрелы и квадратики. Нэнсин вытащила тусклые механические часы, которые на Земле не шли уже много лет. Дебора держала древний калькулятор фирмы «Тексас инструментс», из тех, что работали от батарей и светились красными цифрами. Крышка батарейного отсека давно отвалилась, и сейчас он зиял пустотой. Эрик стиснул в кулаке шерифскую звезду. Вилли не пользовался никакими предметами, и Дивер, его ученик, следовал этому примеру.

Сентинелы стояли на поляне, окруженной со всех сторон стеной могучих, старых деревьев. В центре поляны располагались зеркальные ворота — прямоугольное зеркало восьми футов высотой и шести шириной. Прежние сентинелы встроили его в каменную арку и защитили от непогоды легким павильоном с покатой крышей. Поляна уходила во все стороны ярдов на тридцать. Первичные ворота сентинелов из Кэт-Крика размещались в самом сердце Скорбного леса. Ни единой дорожки или тропинки не убегало с поляны. Ничей след не пятнал безмятежной белизны снега. Даже дикие звери обходили стороной заколдованный круг.

Эрик покрепче сжал блестящую шерифскую звезду и сосредоточился на своей непосредственной задаче.

— Защита, — произнес он, и вокруг них немедленно возник кокон зеленого пламени.

— Камера, — отрывисто бросил Дивер, и зеленое пламя поблекло, замерцало и как будто уплотнилось.

— Патруль, — следом за ним проговорила Дебора. Крошечные лепестки пламени оторвались от защитного кокона и разлетелись во все стороны, высматривая потенциальную опасность.

Вилли оставался рядом с воротами.

— Ворота стабильны, — наконец доложил он.

Нэнсин смотрела на сломанные часы у себя на ладони.

— Часы, — приказала она, и на изогнутой плоскости кокона возник цифровой дисплей. Его красноватое мерцание тонуло в зеленом свете защитного облака. Дисплей раскололся, превратившись в семь одинаковых циферблатов, и каждый расположился напротив одного из сентинелов. Теперь никому не нужно поворачивать голову, чтобы узнать, сколько времени они провели в Ории. Таймер часов начал отсчет с 0:00.00, десятые доли секунд сливались в сплошное цветное пятно, но секунды тоже набирались довольно быстро.

— Свет, — скомандовал Эрнест. Казалось, его магическое слово не привело ни к каким результатам, но по сути было, возможно, самым важным из всех. Пока они находятся в Ории, Эрнест будет контролировать расход магического ресурса, пропускать все их заклинания через очень узкую магическую трубу, чтобы не создавать на Земле такой же рикошетной волны, от которой они пытались ее защитить.

Джун Баг, глядя в зеркальце, произнесла:

— Покажи наш источник.

Из зеркала тотчас вырвался белый ослепительный луч. Остальная команда молча ждала.

— Черт побери, одна муть, — пробормотала она через мгновение.

Никто не отозвался ни словом. Все стояли на прежних местах, удерживая свой участок магии, и ждали.

— Найди свежую магию, — распорядилась Джун Баг, помолчала, потом добавила: — К востоку отсюда. Довольно близко. Крупное воздействие заклинаний. Совсем недавно.

— Насколько недавно?

— Пара часов.

— Это уж слишком недавно, — прокомментировал Эрик.

Вилли через плечо взглянул на Эрика.

— Так и есть. Но кто бы или что бы ни вызвало последний пробой магии, оно скорее всего связано с проблемой, которую мы решаем.

— Я знаю, но нет уверенности.

Тут вмешался Дивер:

— Я так скажу: давайте займемся пробоем, который обнаружила Джун Баг, потом разберемся, из нашей он оперы или нет. Если потребуется, можно и вернуться.

Джун Баг согласилась:

— Время идет. Мы здесь уже пять минут.

«Я и сам вижу часы», — подумал Эрик, но не сказал это вслух, а вместо этого распорядился:

— Сосредоточиться на востоке. Мы сведем защиту, камеру и пограничный патруль к самому узкому периметру. Грейнджер, ты займешься первичной перенастройкой. Нэнсин, Джун Баг и я буферизуем отдачу. Дебора гоняет патруль по узкому периметру. Вилли, на тебе стабильность ворот, а Эрнест занимается трубой… Эрнест, смотри, чтобы все было в порядке. Готовы?

Все ответили утвердительно.

— Тогда в семь минут убираем дополнительные оболочки. А ты, Грейнджер, будь готов еще через десять секунд.

— Ясно, — отозвался Грейнджер.

— Нам бы еще людей, чтобы справиться с отдачей, — буркнула Джун Баг.

Остальные промолчали. Все взгляды сосредоточились на светящихся дисплеях у каждого перед глазами. С упреждением в десять секунд Эрик сосредоточил мысль на защитном коконе, сливая воедино немногие слова и множество форм и ощущений, которые составляли заклинание разложения и которые следовало овеществить так, чтобы не растеклась магическая энергия Ории.

Пять… четыре… три… два… один…

В тот же миг последовало несколько одновременных команд.

— Сбросить защиту, — приказал Эрик.

— Убрать камеру, — сказал Дивер.

— Патруль на ближний периметр, — скомандовала Дебора.

Нэнсин распорядилась:

— Часы на авторежим.

Осуществлять магические действия на авторежиме рискованно, но Джун Баг права, их слишком мало, чтобы надежно блокировать сильную отдачу. Им необходима помощь Нэнсин.

Такая надежная зеленая сфера исчезла. Из леса появилась стайка крошечных зеленых искр и закружила по краю поляны.

— Приготовились, — негромко произнес Грейнджер.

Все глаза впились в бегущие цифры дисплеев.

— След на востоке, близко, свежий, — произнес он. — Определить последовательность. Настроить мощность. Убрать. Равная отдача на Эрика, Нэнсин, Дивера, Джун Баг и меня. — Заклинание, которое он держал в голове, было значительно более сложным, но магия мало соотносится со словами, однако полностью зависит от чистоты воображения и ясности намерений. Слова просто позволяют воображению и намерениям сконцентрироваться и освобождают их. Тем не менее по этим словам Эрик угадывал, как Грейнджер строит свое заклинание. Заклинание Грейнджера отправится к месту нового возмущения, определит тип использованной магии и предмет, на который она была направлена. Затем оно использует остаточное эхо и построит противозаклинание, чтобы разрушить наведенные чары в порядке, обратном тому, в котором они наводились. В этот момент оно измерит точное количество энергии, которое потребуется для противозаклинания, затем возьмет энергию у семи сентинелов, запустит противозаклинание по отводной трубе Эрнеста и направит отдачу на них, а уж они постараются сделать все, что смогут.

Эрик ощутил, как первые, слабые щупальца магии вытянулись на восток. Он подождал. Еще подождал. Часы перед глазами бесстрастно сообщили, что прошло пять секунд, десять, пятнадцать. Он старался не стучать зубами — холод все-таки до него добирался. Но страшнее холода действовал леденящий ужас, с которым всем им предстояло столкнуться лицом к лицу. Чем больше времени требуется магическому зонду Грейнджера на создание противозаклинания, тем мрачнее будет полученная информация.

Внезапно из трубы Эрнеста хлынул могучий поток энергии. Больше Эрик не думал ни о чем. На него пер сам дьявол.

Он отсчитывал по часам десять секунд. Полных десять секунд ожидания отраженной волны. Казалось, они растянулись на десять часов. Потом пришел удар. Стена энергии, подобно цунами, рвала и распрямляла трубу Эрнеста, обрушиваясь на пятерых сентинелов, которые ей противостояли. В ослепительной вспышке белизны Эрик потерял зрение, а сразу затем и слух. В черепе взрывались раскаты грома. «В меня ударила молния», — подумал он, но это была единственная цельная мысль, которая прорвалась сквозь энергетический хаос. Огонь изнутри разрывал его тело, опаляя и обдирая каждую клетку. Эрик упал на колени, потом на локти. «Умираю, — подумал он, — я умираю». Он собрал себя в тугой шар и беззвучно кричал, а внутри его сгорающего тела тающие кости вели войну с закипающей кровью. «Все. Умираю. Дайте мне умереть!»

И вот он снова дышит. Слепой, глухой, он все же чувствует, что самая страшная боль уже позади. Не работает ни единый мускул. Тела как будто нет вовсе. Он думает: «Может быть, я все-таки умер?» Не так уж это и плохо.

А потом возникла вибрирующая, ни с чем не сравнимая, электризующая волна благополучия. Переход сквозь ворота.

Темнота.

Тишина.

Время шло. Он все еще не мог шевельнуться, ничего не видел и не слышал. «Вот оно, — подумал Эрик. — Остаток жизни мой разум проведет в ловушке беспомощного и недвижимого тела».

Потом медленно, очень медленно он начал воспринимать свет. Затем движение. Прошла еще целая вечность, и проявились формы. Он мигнул. Дебора и Вилли ходили по комнате второго этажа цветочного магазина и о чем-то оживленно переговаривались. Когда говорил Вилли, Эрик улавливал кое-какие обрывки звука.

Наконец до него явственно донеслись слова Деборы:

— Ты уверен, что нет непоправимых травм?

— Я проверил, прежде чем перенести их сюда. Проверил. Если бы что-то было, мы все равно ничего не смогли бы сделать. Но я уверен, с ними все в порядке.

— Похоже, со мной все о'кей, — слабым голосом проговорил Эрик.

Дебора подпрыгнула. Вилли обернулся, на лице его явственно проступило облегчение.

— Эрик! Ты снова с нами.

— Что произошло?

— Кто бы ни навел ту серию магических воздействий, он был… нереален. Дебора и я, мы считаем, основное заклинание было довольно прямолинейным, губительными оказались дополнения к нему. В самой середине реверса, который устроил Грейнджер, мы видели два образа, двух призраков. Мне кажется, в них есть что-то знакомое, но мне только мельком удалось взглянуть на них, потом оба исчезли. Был еще краткий парад образов из разных частей света. Как при показе слайдов. Приятный парень в синей летной форме, еще маленький мальчик. И все время, пока катилась волна отражения, гроза в клочья разносила поляну. Ужасно, просто ужасно. Повсюду возникали торнадо. Первым пришел ураган и кончился последним. Ничего хуже за свои семьдесят лет я не видел.

— Значит, гром и молнии…

— Лупили прямо в вас. Будь это настоящая гроза, а не какие-то магические проявления, вы все бы погибли.

— Черт возьми, зачем кому-то понадобилось цеплять грозу к другому заклинанию?

Вилли ответил:

— Думаю, это подпись. Один раз мы отследили парня, который под каждым своим делом оставлял вместо подписи волка. Это было еще до тебя; намного раньше, хотя Джун Баг должна помнить. Страшное дело. Когда мы отражали его заклинания, то в конце всегда появлялся громадный белый волк и бросался на нас, стараясь вцепиться в глотку. Подергались мы тогда, можешь себе представить.

— Зачем он это делал?

— Оказалось, он себя таким видел. Одинокий волк, могучий охотник. Он был самоучка, даже не знал, что превращает волка в часть заклинания.

Эрик лег на спину и прикрыл глаза. В теле все еще сохранялось ощущение, будто его сунули в бетономешалку, основательно там измочалили, а потом слили через шланг.

— И что, мы справились с этим?

— Не знаю. Джун Баг еще не пришла в себя. Ни я, ни Дебора не знаем координат, которые она определила ручным зеркальцем. Чтобы все выяснить, придется ждать, пока она проснется и сумеет собрать свои кости.

Коттедж Натта, Баллахара

Сначала, без всякого предупреждения, дом вернулся в свое первобытное состояние. Лорин покрепче прижала к себе Джейка. Он огляделся и тихонько промычал: у-у-у-у.

Потом вернулись пыль и грязь.

Потом комната опять стала ледяной. Потом померк свет.

— Видишь, от этого не бывает ничего хорошего, — спокойно заметил Эмбер.

— Думаю, пора домой, — решительно заявила Лорин, подхватила Джейка и бегом понеслась в спальню. Эмбер трусил следом.

— А как насчет записей твоих родителей? Я могу помочь поискать их.

— Поговорим позже, — отмахнулась Лорин. Ее правая ладонь уже лежала на воротах. Вокруг начали мелькать зеленые отблески.

— Если хочешь, я могу тоже перейти. Я кое-что понимаю в поисках.

Ее рука скользнула внутрь стекла, она сделала шаг в зеленый огонь.

— Займись этим.

— Я быстро, — крикнул он ей вслед.

И тут она оказалась в своем холле.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Кэт-Крик, Северная Каролина

Терри Мейхем не должен был даже наблюдать за контрольным узлом сентинелов. Сейчас ему следовало продавать одной женщине из Мэкстона полис страхования жизни, и Терри искренне надеялся, что она захочет получить от него не только страховку. Однако в последний момент женщина отменила встречу. Но раз Терри все равно ушел из офиса, то отправился домой, перекусил и зашел в свободную спальню, где держал свои домашние ворота, чуть-чуть приоткрыл их и присел на раму зеркала так, чтобы магия, переливающаяся между двумя мирами, протекала сквозь его тело.

Он прикрыл глаза и отдался чудесному, слегка зудящему ощущению, которое он всегда испытывал, находясь в потоке этой энергии. Он сидел, позволяя зеленому огню разгуливать по его телу, а сам отдался мечтам. Никакого движения в контрольном пространстве не было, только обычный шум. Скорее всего он напрасно теряет время. Эрик очень настаивал, чтобы все сентинелы отдавали каждую свободную минуту наблюдению за возмущениями, по крайней мере до тех пор, пока не выяснят, что случилось с Молли Мак-Колл. Если считать, что девчонка не просто уехала из города на пару дней — а сам Терри полагал это весьма и весьма вероятным, — то сколько шансов за то, что именно он схватит похитителя за руку? Пожалуй, с большим успехом он мог бы играть в Лас-Вегасе с одноруким бандитом.

Однако наблюдать приятно, куда приятнее, чем слушать послеобеденные рассуждения управляющего о повышении продаж.

Когда ворота открылись и снова закрылись, это произошло так быстро и тихо, что Терри почти не успел заметить пеленг. Движение ощущалось практически как нормальное. Мягкий блик пробежал внутри него, во всех трех измерениях, хотя он мог пользоваться лишь двумя. Координаты отдавались резонансом в его теле, словно хорошая музыка в стереоплейере. И совсем как со стереоплейером, когда Терри мог представлять себе, где стоит гитарист, а где ударник, он вдруг почувствовал местонахождение открытых ворот. Дальше сходство со стереонаушниками терялось: когда он повернул голову в потоке энергии ворот, отдаленная точка, на которой он сосредоточился, стала двигаться. И двигаться не к главным воротам сентинелов и не к домашним воротам кого-либо из них. А тогда это может быть то возмущение, которое Эрик хочет отследить. С колотящимся сердцем Терри начертил на деревянном полу стрелку пеленга подвернувшейся под руку проволочной вешалкой. Потом закрыл домашние ворота, побежал за ручкой, бумагой и компасом, разложил их рядом с начерченной на полу стрелкой. Положив бумагу так, чтобы ее край был обращен строго на север, он обозначил его буквой N. затем аккуратно скопировал вектор, вычертив его по линейке.

«Я могу его сцапать, — думал Терри, и его воображение тотчас нарисовало картину бесконечного водопада серебряных монет, высыпающихся из брюха однорукого бандита. Джекпот. — Я могу схватить похитителя!»

С листком в руке Терри выскочил на улицу, прыгнул в машину и через весь город полетел в «Маргаритки и георгины». Спрятав машину за углом цветочного магазина, он похолодел, заметив, как много автомобилей других сентинелов стоит поблизости. Никто из них не мог добраться из дома раньше него — значит, они собрались по другой причине. А когда они собираются среди бела дня в рабочий день, добрых вестей не жди.

Терри вбежал в заднюю дверь, проскочил мимо Мейсин Меерс, которая компоновала большой траурный букет, засовывая в него желтые фиалки и что-то вызывающе красное. Он еще успел, отвечая на ее кокетливое приветствие, буркнуть: «Привет, Мейсин!», но потом так быстро свернул за угол и взлетел по лестнице, что следующей фразы уже не услышал. Наплевать. Она повторит, когда он будет спускаться. У этой женщины в голове одноколейка, и, когда она видит Терри, мысли ее постоянно тут же идут по привычному пути.

Когда он вломился в рабочую комнату сентинелов, на него уставились семь пар глаз.

— Где ты, черт возьми, шлялся? — взревел Эрик, а Дебора, которая выглядела так, словно по ней проехал асфальтовый каток, ядовито заметила:

— И представьте себе, теперь он явился!

Пораженный их враждебностью, Терри пробормотал:

— Я получил вектор. — И он поднял листок бумаги. Все семеро явно растерялись.

— Вектор? — спросил Вилли.

— Вектор ворот, которые только что открылись и закрылись. Когда это произошло, я как раз был в контуре, и ворота были не наши, и я получил вектор из своего дома.

— А как насчет уровня, пятый?.. — начала было Джун Баг, но Эрик оборвал ее:

— Не сейчас, Джун Баг! Дивер, карты!

Дивер подбежал к стопке топографических карт округи, которые Эрик держал в папке сентинелов.

— Когда открылись ворота? — спросил Вилли.

— Всего пару минут назад. Разве никто не наблюдал?

— У нас был полон рот других забот, — ответил Вилли. — Мы боялись, что потеряли пятерых сентинелов — такая мощная была отдача. А сейчас пытаемся понять, был ли толк от всех этих мучений. Джун Баг до сих пор не имеет данных, сработало ли противозаклинание.

Терри почувствовал, как кровь стынет у него в жилах.

— Думали, что потеряли… — начал он, но Эрик оборвал его:

— Не сейчас. Дай мне свой листок.

Терри молча протянул ему бумагу. Пока Эрик занимался новым пеленгом, Терри узнал у Вилли, что здесь произошло. Его просто сразило известие о рикошетном прорыве пятого уровня и о прогнозе Джун Баг относительно вероятной смертности среди населения Земли.

— Я собирался встретиться с клиенткой, — виновато объяснял он. — Господи! Я и понятия не имел… Сотовый не звонил, пейджер тоже не подавал сигналов. Я случайно оказался у ворот. Просто повезло.

— Именно повезло, — пробурчал от стола Эрик.

Терри испуганно на него взглянул, все еще не придя в себя от страшных новостей.

— А что?

— Скрести свой вектор с тем, что мы получили раньше. Видишь, пересечение попадает как раз на квартал этих старых домов на Херндорн-стрит.

— Я знаю это место, только что там проезжал, когда ехал сюда! — воскликнул Терри.

— И я знаю, — вмешалась Джун Баг. — Старый дом Хочкиссов как раз в центре квартала.

— Так и есть, — задумчиво пробормотал Эрик. На его лице застыло странное выжидательное выражение.

Вилли взглянул на него и словно ответил на невысказанную мысль:

— А там ворота, которые мы запечатали черт знает когда, почти двадцать лет назад.

— Так и есть, — повторил Эрик.

Дивер взволнованно кивнул:

— А ведь Том говорил, что, когда он в первый раз почувствовал возмущение, оно было похоже на внезапное распахивание ворот.

Эрик сгреб карты и направился к секретеру.

— Могу спорить, все наши проблемы оттуда.

— Да там никто сейчас не живет.

— Неправда, — мрачно улыбаясь, заявил Эрик и сунул карты в бюро. — Неправда. Этот дом сто лет простоял пустой, и вот месяц назад его наконец продали. И последние два вечера я видел во время патрулирования свет в окнах.

— Ты хоть имеешь представление, кто там поселился? — спросил Вилли.

— Никакого. Последние несколько дней нам с Питером вздохнуть было некогда, так что я ничего про это не слышал, да и не спрашивал. Но сейчас собираюсь этим заняться.

Лорин вместе с Джейком распаковывала коробки в холле и вдруг ощутила за спиной мягкий толчок энергии: это ожили ворота. Она испуганно обернулась, готовая к любым неожиданностям, подхватила Джейка, одновременно размышляя, куда бежать, если потребуется бегство. Но в этот миг появился Эмбер. Вернее, из зеркала выступила часть Эмбера. Она явственно различала его фигуру, но зеркала и своего отражения в нем не видела.

Лорин отступила на шаг, а Джейк улыбнулся и произнес:

— Пливет, песик! — Потом потянул ее за рубашку и добавил: — Пазяльтя… внизь!

— Из ворот еще что-нибудь появится? — спросила Лорин. — Или по крайней мере твоя вторая половина?

Эмбер усмехнулся ее недовольству.

— Про это тоже забыла? — Голос его звучал призрачно и хрипло и словно издалека.

— О чем забыла?

— Что, когда мы поднимаемся в верхний мир, мы все становимся тонкими.

— Да ты не тонкий, тебя почти нет.

— Я весь здесь. С тобой произойдет то же самое, если ты решишься проникнуть в свой верхний мир. Из-за этого очень трудно что-нибудь взять в руки, зато легко везде заглянуть. — И в доказательство он просочился сквозь пол. Джейк закричал от страха, и Эмбер с виноватым видом тотчас поднялся с пола. — Извини, не думал, что он испугается.

Лорин покачивала Джейка, гладила его по спинке. Он обхватил ее шею, положил голову ей на плечо и быстро успокаивался.

— Я кое-что должен тебе рассказать, — начал Эмбер. — Я все думал, как бы получше это тебе объяснить… — Тут он прикрыл глаза и потер свою сплющенную переносицу до смешного человеческим жестом. — Но я не успел подыскать слова, а потом ты убежала. Я немножко еще подумал и явился сюда. Надо с этим кончать, так?

Не говоря ни слова, Лорин ждала продолжения. Эмбер тоже замолчал. Наконец она все же спросила:

— Ну и?..

— Тут такое дело. — Эмбер вздохнул. Звук его слов странно походил на хрупкий, потусторонний шепот. — Давай искать бумаги твоих родителей. Я могу заглянуть в стены и под полы, а ты осмотришь комнаты. Простучи стены, ищи спрятанные двери и панели, потайные ящички в шкафах и секретерах. А пока мы будем этим заниматься, я подумаю, как рассказать тебе обо всем остальном, что тебе следует знать.

Лорин почувствовала исходящий от него холод, ощутила безрадостный мрак, окутывающий его разум, словно в ее собственный череп проник стылый и дождливый ноябрьский день, да так там и остался.

— У тебя плохие новости, да?

Эмбер кивнул.

— Но только это старые плохие новости, — проговорил он, и лицо его чуть-чуть просветлело.

— ВНИЗЬ! — брыкаясь, завопил Джейк, уставший от терпеливого ожидания.

Лорин спустила сына на пол, он тотчас кинулся к Эмберу и протянул руку сквозь тело горота. Вскрикнув от удовольствия, он вытащил руку, потом снова ее засунул и звонко рассмеялся.

Эмбер только приподнял жидкую бровь.

— Тебе от этого больно? — с тревогой спросила Лорин.

— Нет, чуть-чуть щекотно.

Джейк еще раз вытащил руку и задумчиво смотрел на горота. Потом, не сказав ни слова, отошел к Лорин и молча сел у ее ног.

— Никаких проблем. Я просто убедил его, что ему больше не хочется это делать.

— Насколько я знаю, — возразила Лорин, — еще никому не удавалось убедить Джейка сделать что-то, чего ему действительно не хочется.

— Чтоб мне яйца обварило! Да ты и правда много чего забыла! — Эмбер невесело покачал головой. — Да это же главное, главное, Лорин! Ворота! Естественные ворота все время открываются и закрываются, а сквозь них течет энергия, которая дает силу всем вселенным. Вдохновение перетекает из нижнего мира в верхний, а энергия — из верхнего в нижний.

Лорин нахмурилась.

— Я не понимаю.

— Когда ты — или кто угодно — проходишь сквозь ворота в нижний мир, ты становишься магом, волшебником. Ты физически можешь воздействовать почти на все и использовать энергию нижнего мира, чтобы творить магию. Как ты и делала в Ории. Но если ты переходишь вверх, ты не можешь физически влиять ни на что, разве только совсем чуть-чуть. Никаких магических заклинаний, даже просто передвинуть предметы — и то проблема. — И в доказательство он подошел к игрушечному грузовику, который Джейк бросил на полу в холле. Эмбер попробовал его поднять, Лорин видела, что он напрягается изо всех сил. Через минуту задние колеса грузовика едва оторвались от пола. Эмбер потянул, и грузовик медленно прополз несколько дюймов. — Видишь, что я имею в виду. Но в твоем верхнем мире у тебя будут другие силы. Ты сможешь воздействовать на ментальное и духовное начало. Ты станешь… ну… музой, что ли, я не подберу другого слова в вашем языке. Ты можешь шептать прямо в ухо тем, с кем вступаешь в контакт. При этом они смогут тебя видеть, но если не хочешь, то и не смогут. — И в доказательство он растаял и стал совсем невидим. — Время от времени это бывает весьма полезно, — объяснил Эмбер голосом, превратившимся в едва различимый шепот. — К тому же сил уходит куда меньше.

— Но зато можно испугаться.

Он вновь появился в поле зрения. Выглядело это так, словно в форму Эмбера налили бледной акварели.

— Пугает — да. Полезно — тоже да, — несколько самодовольно подтвердил он. — Я убедил Джейка, что он больше не хочет просовывать сквозь меня руку и что спокойно поиграть на полу — гораздо забавнее.

— Неплохой трюк, — согласилась Лорин. — Мне бы тоже так хотелось. Но мы отвлеклись. Давай вернемся к тому, что ты хотел мне сказать. Не надо сглаживать острые углы. Почему бы тебе не сообщить мне плохие новости былых времен? Тогда мне не придется терзаться неизвестностью, пока мы занимаемся поисками. А уж потом осмотрим дом и найдем записи моих родителей. Если же ты считаешь, что мне еще что-то следует знать, говори прямо, не крути.

Эмбер вздохнул.

— Ты и ребенком была очень нетерпеливым. — Он пожал плечами. — Ну хорошо. Значит, дурные новости и — напрямик. Твоих родителей убили. Мы, то есть я и мои друзья, полагаем, что их убил один из сентинелов, или сентинелы по крайней мере причастны к сокрытию причины их смерти. — Эмбер уставился на Лорин, всей позой выражая готовность выдержать тяжелую сцену. Лорин подумала: ей следовало бы вести себя иначе и укрепить его в сознании, что он не зря плясал вокруг да около и стремился смягчить удар. Однако она не собиралась впадать в истерику, к тому же она и не поверила услышанному.

— Ерунда все это. Мои родители погибли в автокатастрофе. Отказали тормоза. Их переехал автотрейлер.

— Тормозные шланги были перерезаны. Когда они не вернулись в Орию, как обещали, мы прошли через потайные ворота и обнаружили, что они погибли. Мы провели расследование, сделали все возможное, чтобы понять, почему они погибли и кто несет за это ответственность.

Лорин опустилась на пол рядом с Джейком, который все еще вел себя необычно спокойно.

— Но кто-нибудь обязательно должен был заметить, что шланги перерезаны.

— Кто-нибудь и заметил. Но если этот кто-то сам замешан в убийстве, он не стал бы сообщать об этом. Так?

— Но кто же он? Кто это сделал и почему?

— Я не знаю. Мы не смогли обнаружить ничего, что указывало бы на конкретного человека. Я знаю только одно: в этом городе ты никому не можешь доверять. Ни единому человеку. Не позволяй старым друзьям присматривать за Джейком, когда ты в отлучке. Не выбалтывай тайны соседям. Ни слова не говори о своих подозрениях про смерть родителей. Кто бы ни убил их, он все еще может околачиваться поблизости. Если этот человек поймет, что ты пытаешься что-то выяснить, он может с тобой разделаться. С тобой и Джейком.

Лорин содрогнулась, но тут Эмбер посмотрел ей через плечо, чуть слышно произнес: «Тревога!» и растаял в воздухе.

— Надеюсь, ты умеешь убедительно врать, — донеслось до Лорин из пустоты.

В зеркале Лорин заметила отражение человека в коричневой форме с серебряной шестиконечной звездой на груди и в тот же миг услышала на крыльце тяжелые шаги. Во внешности мужчины проглядывало нечто знакомое. Крупный, могучий, с темными волосами и простым, открытым лицом с явной печатью усталости. Лорин была уверена, что уже видела его прежде, и вдруг вспомнила: ну конечно же, это Эрик Мак-Эйвери. В школе он отставал от нее на два класса. Значит, он служит теперь в департаменте шерифа. Пожалуй, парень оказался совсем не по ту сторону закона.

Он постучал в дверь, и Лорин обернулась, кивнула, поднялась и пошла через холл ему навстречу. На бляхе она прочитала: «Шериф». Значит, он не просто служит в департаменте, он — самый главный. Ну и чудеса! В последний раз, когда она слышала новости по этому поводу, пост принадлежал старому Полу Дарнеллу.

Лорин открыла дверь и прислонилась к косяку.

— Эрик Мак-Эйвери! — проговорила она и тепло улыбнулась. — Я и не знала, что ты стал шерифом!

Мужчина рассматривал ее с явным недоумением.

— Да, уже три года как меня назначили, — ответил он, чтобы хоть что-то сказать, но вдруг неуверенность сменилась на его лице удивлением. — Лорин Хочкисс?

Теперь Лорин Дейн, но все равно это я.

— Господи боже мой, я никогда бы тебя не узнал.

Она улыбнулась:

— С самого отъезда отсюда я только и делала, что работала над собой.

— Я всегда считал тебя очень хорошенькой.

Лорин увидела в его глазах искреннее восхищение, которое, однако, тут же затуманилось тревогой, отчетливо проступившей на лице Эрика, когда он прошел к двери.

— Я и не знал, что ты вернулась в город, и уж точно не знал, что ваша семья купила старый дом твоих родителей. В любом случае… могу я немного поговорить с тобой и твоим мужем?

— Мой муж погиб, — ответила Лорин, умудрившись выдавить эти ненавистные слова, ни разу на них не споткнувшись. — Можешь поговорить со мной. Не хочешь войти в дом — на улице холодно?

Он кивнул:

— С удовольствием. — Мужчина переступил порог. Глаза его быстро забегали по стенам: в общую комнату, в гостиную, в глубь холла — к зеркалу. Потом опять заглянули в гостиную — Лорин вдруг отметила, что Джейк куда-то пропал, — а через секунду Эрик снова обернулся к зеркалу и остановил на нем долгий, тяжелый взгляд. — Одна из твоих соседок заявила, что видела, как в дом забрался чужой, — медленно начал он, но взгляд его непрестанно перебегал с лица Лорин на зеркало и обратно. — Я получил сигнал пять минут назад.

«Где же Джейк?» — думала она, заглядывая в гостиную, потом в общую комнату.

— Забрался… — рассеянно проговорила она.

— Темная фигура у задней двери, сказала соседка. Через кусты трудно разглядеть, сказала она, но решила, что я должен проверить. — Эрик слабо улыбнулся. — Конечно, Марселла — не очень надежная особа, но вот уже два дня как у нас пропал человек, и я стараюсь серьезно относиться ко всем вызовам, даже когда звонят те, кому чудятся розовые слоны. Ну, ты понимаешь.

— Я ничего не слышала, — ответила Лорин. Где же Джейк? Где Джейк? Она не слышала, чтобы он поднимался наверх. Не чувствовала, чтобы открывались зеркальные ворота. Его нет в гостиной. Нет в общей комнате. Остается только кухня.

И как бы в подтверждение этой мысли раздался голос Джейка:

— Пливет, песик! Давай иглать!

Эрик подпрыгнул от неожиданности и посмотрел в сторону кухни. И в этот момент кухня взорвалась диким гвалтом. Джейк начал колотить металлической ложкой по кастрюлям и сковородкам, наполняя дом воплями на пределе своих возможностей:

— Павук! Павук! Тра-ля-ля, тра-ля-ля!

— Это мой сын, — объяснила Лорин, перекрикивая шум, и бросилась в кухню. — Боюсь; из-за него я вообще все на свете могу прозевать.

Эрик двинулся за ней следом. На лице его расплывалась смущенная улыбка.

— Думаю, у тебя на чердаке могла бы промаршировать сотня слонов под музыку симфонического оркестра, и ты бы ничего не заметила, — проорал он в ответ, а Лорин вынула ложку из рук Джейка. На сей раз Джейк завопил от злости и обиды:

— Лоска! Лоска!

— Сейчас тебе нельзя ложку. Видишь, я разговариваю.

Джейк бросил на шерифа Мак-Эйвери настороженный взгляд, поднялся на ножки и с неуклюжей грацией двухлетнего медвежонка спрятался за материнские ноги.

— Поздоровайся, Джейк, — улыбнулась Лорин.

Джейк еще секунду изучал Эрика, потом шевельнул пальцами и неуверенно произнес:

— Пливет. — Однако из-за спины Лорин не вышел.

— Думаю, с твоего разрешения, мне следует осмотреть дом, — решительно заявил Эрик.

— Пливет, — чуть громче повторил Джейк.

— Привет, — отозвался наконец Эрик, широко улыбнулся и махнул малышу рукой; И Джейк махнул в ответ. — Сколько ему? — спросил Эрик.

— Два года. Уже большой.

— Забавный парень.

— Спасибо. Он… очень деловой. — Она вспомнила, о чем попросил Эрик, и картины прежних дней хлынули в душу. Когда ей было лет семь-восемь, отец Эрика дружил с ее родителями. Видимо, они были близкими друзьями, потому что он часто приходил в этот дом. И теперь Лорин догадалась, что, очевидно, старший Мак-Эйвери был сентинелом. В памяти всплывали обрывки разговоров родителей о Джеймсе «Маке» — Мак-Эйвери. Она не помнила содержания этих бесед, но помнила, что они смеялись, говоря о Маке, и тут же упоминали ворота. Эти воспоминания и внезапный интерес Эрика к зеркалу укрепили ее подозрения о причинах его появления у нее на пороге. Его присутствие как-то связано с тем, что она воспользовалась воротами, а может, и с тем, что произошло с ее домом в Ории.

Если ему так уж хочется, она позволит ему осмотреть дом — ей нечего скрывать. Пока. Но, черт возьми, она не разрешит это делать без своего надзора.

— Что ж, проходи, — произнесла она с напускной неуверенностью. — Я прихвачу Джейка и покажу тебе все.

— Я предпочел бы, чтобы ты осталась здесь. Если я на кого-нибудь наткнусь…

— У тебя же есть пистолет, — прервала его Лорин. — Если в дом действительно кто-то вломился, я не хочу, чтобы он объявился здесь, пока ты будешь торчать на чердаке.

Он кивнул, не сводя с нее глаз, и Лорин увидела в них отражение ее собственных подозрений. Не доверяй никому, предупреждал Эмбер. Похоже, Эрик тоже принял этот девиз на вооружение.

— Ну хорошо. Только иди сзади, — распорядился он. — Не хочу, чтобы кто-нибудь из вас попал под выстрел.

Они быстро осмотрели дом, но Лорин заметила, что Эрик напрягался совсем не там, где следует. Язык его жестов поведал ей, что он без всякой опаски проходит через двери и заворачивает за углы, но его плечи и спина каменели каждый раз, когда он проходил мимо зеркала. И он постарался пройти вблизи каждого зеркала в доме. Хочет почувствовать вибрацию, догадалась Лорин. Однако он вел себя довольно убедительно. Не раскрой она тайну ворот у себя в холле, его движения ни за что не показались бы ей подозрительными.

Но она ее раскрыла. Вот так. Должно быть, она совершила какую-то ошибку, запустила непонятный механизм. И вот он здесь. Выискивает. Но очевидно, не находит. Наконец он сказал:

— Похоже, что все в порядке. Пожалуй, тебе следует некоторое время запирать окна и двери. По крайней мере до тех пор, пока мы не выясним, что случилось с пропавшим человеком.

В ответ Лорин просто кивнула, проводила его до дверей и смотрела, как он отъезжает от ее калитки.

— Он не пропустил ни одной мелочи, — сказал у нее за спиной Эмбер.

Лорин подпрыгнула от неожиданности.

— Песик! — завопил Джейк, и Лорин спустила его на пол.

— Правда? — механически задала вопрос Лорин.

— Он знает, что старые ворота твоих родителей снова открылись. Это плохо. К счастью для тебя, он не может утверждать, что открыла их ты. Он даже не знает, замешана ли ты в то, что здесь происходит. Но он понимает, что здесь что-то нечисто. И думает, что именно ты заварила эту кашу. И он боится.

Лорин во все глаза смотрела на почти призрачного горота.

— Откуда ты можешь все это знать? — с изумлением и недоверием спросила она.

— Я прочитал его, когда он прошел сквозь меня. Он был так занят, что не заметил меня. А ведь ему известно, что нужно искать. Происходит что-то очень плохое, Лорин. И он считает, что причина в тебе. Тебе и Джейку надо быть начеку.

— Что мне действительно необходимо, причем немедленно, так это понять, что, черт возьми, происходит!

— Тогда предлагаю заняться поисками бумаг твоих родителей.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пост сентинелов, Кэт-Крик

— Старые ворота Хочкиссов открыты и находятся в полном порядке, — сообщил Эрик собравшимся сентинелам. — Туда вселилась дочь Хочкиссов… теперь она Лорин Дейн. Она вместе со своим малышом прошла по всему дому вместе со мной. У меня было такое чувство, как будто она что-то скрывает, но я не обнаружил ничего, в чем можно было бы ее обвинить. Никаких следов Молли Мак-Колл, вообще ничего необычного. — Эрик вздохнул. — Она еще распаковывает вещи. Вот когда она достанет все из своих ящиков, может, что-нибудь и найдется. Если бы доставить ее в Орию, то можно было бы проверить ее на остаточную магию и узнать, не она ли произвела заклинание, которое мы сегодня разрушили. А что касается этого заклинания… — Он обернулся к Джун Баг. — Как там насчет прорыва рикошетного удара? Нам удалось его пустить вспять?

Тут он заметил, что Джун Баг похожа на живой труп: кожа серая, глаза тусклые и безжизненные. Ответила она очень спокойно:

— В Ории творится черт знает что. Я над этим еще работаю.

Эрик на секунду прикусил губу, потом сказал:

— Хорошо, продолжай это дело. Когда что-нибудь будет, сообщи мне. — Обратившись к остальным сентинелам, он спросил: — Есть рикошет от нашей работы в Ории, который нам не удалось полностью блокировать?

Грейнджер вздохнул:

— К несчастью, да. Мы повредили уже одобренный проект строительства филиала в Лоринбурге.

Джордж Мерсер, который приехал, пока Эрик был у Лорин, добавил:

— Один из моих клиентов вызвал меня по пейджеру десять минут назад. Когда я ему перезвонил, он уже готовился кого-нибудь убить. С фермой Билли Блю все было в порядке. Лицензия, деньги, дотации — все, как положено. А когда мы вернулись, все полетело в тартарары. Заем отменили, в дотации отказали. Билли сообщили, что его лицензия не в порядке и что надо подавать документы еще раз, но новое обращение может встретить сопротивление, потому что в первый раз он не выполнил все, как следует. А он-то как раз все сделал, как надо. Он просто в ярости.

— Мы разрушили филиал?

— В этом виден кое-какой смысл, — пояснил Грейнджер. — Правда, довольно дурацкий. Когда я распутывал те заклинания, у меня возникло ощущение, что большинство из них связано с внутренней отделкой дома, ни больше ни меньше. Путь наименьшего сопротивления для рикошетного удара после того, как мы не сумели его полностью блокировать, должен проходить как раз в области строительства домов.

— Господи боже мой, — прошептал Эрик. — Гроза, взрывы, страшные удары — все это только отделка жилья?!

— Заклинатель был совсем новичком, — бесстрастно пояснил Грейнджер. — Слишком много энергии, никакого направления, там все было свалено в одну кучу, кроме кухонной раковины. — Грейнджер слабо улыбнулся. — Или даже включая раковину.

— Так как же заклинание новичка для отделки жилья могло вызвать рикошетный удар пятого уровня?

— Оно и не вызвало, — ответила из угла Джун Баг. Она по-прежнему не сводила глаз со светящегося ручного зеркальца. — Такое впечатление, что мы его вообще не коснулись.

Одну длинную, бесконечную секунду весь мир, казалось, висел на волоске. Эрик пытался осмыслить то, с чем столкнулся он и другие сентинелы. Три миллиарда жизней могут прерваться в следующие три месяца, если они, сентинелы, не сумеют найти источник удара и обратить его вспять. По грубым прикидкам, каждый второй из его знакомых умрет очень скоро. А может, судьба распорядится так, что умрут все, кого он знает. И сам он тоже. И борьба с той бурей в Ории, бурей, которая вконец измочалила пятерых ветеранов — самых опытных сентинелов, — эта борьба совсем ничего не изменила.

— Мы полностью очистили от магии этот источник? — спросил он.

— Да, сейчас я пытаюсь разобраться с путаницей. — Голос Джун Баг звучал холодно, сердито и жестко.

— С какой путаницей? Что ты обнаружила?

— К юго-западу от нас находится мощный источник магической энергии. Просто громадный. Он чистый, незащищенный и по всем признакам создан новичком. Но я не могу найти никаких следов прорыва или даже рикошета от него. С другой стороны, я обнаружила очень слабые, очень смутные следы магии совсем другого типа в северо-западном направлении. Но это очень приблизительно. Именно это магическое воздействие выглядит как источник наших проблем. Оно плотное, компактное и выполнено очень профессионально. К тому же этот источник имеет тщательно выстроенную защиту, которая обеспечивает скрытность.

— Северо-запад — это ведь в зоне Рокингема, — прервал ее Эрик.

— Ну, приблизительно, — согласилась Джун Баг. — Но мы пупки надорвем, выслеживая этот источник. Кто бы ни наводил эти заклинания, он прекрасно понимает, что делает. И понимает, как скрыться от моей слежки.

— Значит, этот человек — сентинел, — высказал общую мысль Вилли Локлир.

— Это только один вариант, — кивнул Эрик, понимая, откуда взялся гнев в голосе Джун Баг. Такой вариант, со всей очевидностью, является наиболее вероятным. Кто-то из них работает против своих. Кто-то из них нарушил присягу и произвел воздействие, которое уничтожит полмира. Тот человек вполне понимал это, а потому тщательно скрыл свои следы. Ему наплевать, выживет мир или нет.

— Один из нас? — недоуменно спросила Нэнсин, и Эрик услышал боль в ее голосе. — Один из нас в этой комнате?

Эрик пытался сохранить спокойствие.

— Это необязательно кто-то из наших. Негодяй может быть с другого поста. Просто проник на нашу территорию, чтобы подольше оставаться нераскрытым. Это может быть вообще кто-то посторонний. Обнаружил ворота, прошел сквозь них, сумел каким-то образом нащупать систему заклинаний. — Даже он сам слабо в это верил. — Может, кто-то из Старых Богов осел в нашей зоне.

При известии о том, что, возможно, придется иметь дело со Старыми Богами — сентинелы употребляли это словосочетание почти в шутку, имея в виду жителей верхнего для Земли мира, которые на Земле обладали той же властью, что земляне в Ории, — по комнате прошел ропот. Старые Боги — это нелегкая проблема даже при самых благоприятных обстоятельствах.

— А может, — голос Джун Баг звучал мягко и спокойно, — это кто-то из присутствующих в этой комнате. Не стоит притворяться.

— Не стоит, — согласился Эрик. — Следует исключить нас из списка возможных источников проблемы. Тогда мы сможем вместе работать, не опасаясь, что один из нас — людоед. Вернемся в Орию, проведем проверочное заклинание и увидим, творил ли кто-нибудь из нас магию на стороне.

— Виновны, пока не доказано обратное, — пробормотал Терри Мейхем.

Несколько пар сузившихся глаз одновременно скрестились на нем, а Эрик произнес:

— Мейхем, сейчас не до соблюдения прав человека и гражданина. Наша обязанность — защищать гражданское население и наш мир, а если они под угрозой, то наши права — дело второе. Да ты и сам знаешь. И знал, когда давал присягу.

— Я пошутил, — неловко произнес Терри.

— Только никто почему-то не смеялся, — буркнул Вилли.

Щеки Терри пылали.

— Ну что ж, пошли.

— А как с теми, кто еще не вернулся? Бет Эллен, Луиза, Джимми, Том?

— Как только они появятся, то тоже перейдут на ту сторону. Конечно, я предпочел бы, чтобы все собрались сначала здесь, но ждать некогда. Нам надо заниматься делом, а для этого необходимо знать, что можно друг другу доверять.

— А кто будет производить контрольное заклинание? — поинтересовалась Джун Баг.

Эрик в задумчивости нахмурился.

— Первый этап выполнит Вилли, второй — Грейнджер. Я — третий. Все согласны?

— Три контрольных заклинания?

— Чтобы не позволить предателю скрыть свою роль.

— А если вы все трое в этом замешаны? — спросила Джун Баг, и в голосе ее по-прежнему звучал холодный гнев.

— Ты тоже хочешь провести тест?

— Да.

— Прекрасно. А раз ты первая разоблачила рикошетный прорыв, ты и должна провести первый тест. В остальном порядок проверки останется прежним. Эрнест, ты отвечаешь за блокирование заклинаний: не хочу, чтобы наши упражнения усугубили проблему рикошета. Ты, Нэнсин, пожалуйста, обеспечь работу часов. Наше воздействие должно быть минимальным и как можно более коротким. Тот, кто проводит тест, должен убедиться, что заклинание целиком содержится у него в голове, до того, как мы пройдем ворота, и никаких украшений к нему не добавлено. Пусть оно будет кратким, плотным и точным. Делайте скидку на магию, которую использует Эрнест для своей отводной трубы, и на ту, которая требуется Нэнсин для поддержания работы часов, — и все. Никаких других допущений быть не должно. Когда мы перейдем на ту сторону, у вас будет пять минут на подготовку и еще минута на каждое контрольное заклинание. На этот раз будем обходиться без защиты и без охраны по периметру. Вертикальной проекции вокруг поляны должно хватить. Я не хочу, чтобы какие-либо дополнительные вмешательства искажали картину. И хочу, чтобы через пять минут мы вернулись. — Он перевел взгляд с Джун Баг на Вилли, потом на Грейнджера. — Все ясно?

Слушатели кивнули. Все сидели спокойно и ждали. Эрик, который во время своей краткой речи составлял контрольное заклинание, — так, на всякий случай, — использовал этот подготовительный период, чтобы понаблюдать за коллегами. Никаких очевидных признаков вины он не заметил. Все они выглядели напуганными, нервными, готовыми бежать отсюда как можно дальше, но сам он был точно так же напуган, издерган и хотел бы оказаться в другой вселенной, так что все эти штуки ни о чем не говорили. Первым заговорил Вилли:

— Мое заклинание обнаружит следы тайной магии красным свечением.

Джун Баг была следующей:

— Мое заклинание окружит предателей огненным кольцом.

— Но не смертельным, — вмешался Эрик.

— Ну, если ты настаиваешь…

— Настаиваю.

Джун Баг пожала плечами. Грейнджер хохотнул нервическим смешком.

— Мои действия сами себя проявят, если среди нас обнаружится виновный.

Эрик вновь добавил:

— Чтобы без летального исхода.

— Без.

— Ну и прекрасно, — кивнул Эрик. — Мое заклинание тоже проявится по ходу дела. Пошли.

И во второй раз за день они прошли ворота и оказались на поляне в Ории. На них тотчас набросился ветер, не удерживаемый на сей раз защитным полем. Холод пронизывал до костей. Сейчас они развернулись внутрь круга — небольшая кучка мужчин и женщин с одинаково мрачным выражением лиц. Вилли закрыл ворота. Нэнсин сотворила часы, Эрнест создал отводную трубу, по которой уйдет каждое контрольное заклинание.

Джун Баг произнесла первое заклинание:

— Ищи след, ищи нору, ищи ложь. Откройся!

Эрик внимательно следил, не вздрогнет ли кто, не опустит ли взгляда себе на ноги. Но на свои ноги первым делом взглянул каждый, и только потом на ноги товарищей. Эрик чуть не выругался. Разумеется, все они не могут быть предателями, просто такова человеческая натура: виновный должен посмотреть, не разоблачен ли он, а невиновный проверяет, не могут ли его ложно обвинить.

Но огонь не выделил никого из них.

Эрик взглянул на часы — заклинание шло своим чередом.

— Ты удовлетворена, Джун Баг? — спросил он.

— Одно позади, три впереди, — коротко ответила она.

— Теперь моя очередь, — заявил Вилли и закрыл глаза. Не успел Вилли и слова сказать, как Эрик ощутил первые толчки его заклинания. И единственным словом, которое он в конце концов произнес, было: — Откройся!

Эрик понятия не имел, в чем заключалось его заклинание. Он никогда не мог уловить контуры магии, которой владел создатель ворот. А если бы мог, думал Эрик, то умел бы видеть неощутимые силовые линии, которые пронизывают вселенные, связывают их; и тогда бы он сам был создателем ворот.

Заклинание Вилли обрело форму призрачного человека, который переходил от одного сентинела к другому, останавливался перед каждым, возлагал руку на лоб своей жертве и долго смотрел в глаза. Когда он подошел к Эрику и холодная, невесомая рука легла на его лоб, а кошмарные мертвые глаза заглянули в его собственные, волоски на руках и шее шерифа встали дыбом, во рту пересохло. Фантом заглянул прямо в его мозг… и пошел дальше, унося с собой навеянный им ужас.

Господи боже мой, подумал Эрик. И у Вилли есть темная сторона! Есть чему ужаснуться! Он обежал всех взглядом — никто не светился красным огнем.

Следующим был Грейнджер.

— На северо-запад нити летите, быстро летите, пальцев следы мне принесите! Откройся!

На сей раз Эрик успел уловить образ, который Грейнджер придал своему заклинанию. Красиво, ничего не скажешь. Стройная, умная борзая, а ее сопровождает громадная ищейка. Они отбегали, возвращались, кружили вокруг сентинелов с поразительной быстротой и экономностью движений. Именно Эрик способствовал переводу Грейнджера и Деборы с главного канадского поста в Онтарио. Тогда ему пришлось сломить немалое сопротивление тому, что тесный круг сентинелов Кэт-Крика, членство в котором в основном обеспечивалось наследственностью, вдруг откроется для чужаков и пришельцев. Однако он сумел научиться от них новым разнообразным подходам к магии, и со временем другие сентинелы их тоже приняли. Господи, только бы не оказалось, что он ввел в их круг предателя.

Эрик ощутил три теплые волны, возникшие от заклинания Грейнджера, но никаких видимых перемен в себе не заметил. Впрочем, и в других тоже. Когда минута Грейнджера подошла к концу, он облегченно улыбнулся.

— Все чисто.

Позади три теста. Остался только сам Эрик. Однако он не собирается отслеживать магию до ее творца. Его занимает нечто совсем иное. Он ищет вину.

Все параметры ясно сформулированы в его разуме. Он хочет, чтобы заклинание проверило всех сентинелов по очереди, выудило из их мыслей любую связь с рожденной в Рокингеме бедой и вынудило бы предателя признать вину перед лицом остальных сентинелов.

Плотно сжав в кулаке шерифскую звезду, он сосредоточился на своем намерении, очистил мысли от всего, кроме единственной цели этого заклинания, и четко проговорил:

— Вина, обнажись, откройся!

Вдруг вспыхнула крошечная звездочка, мерцающая бледно-зеленым светом, в котором заключалась магия Ории. Она подлетела к стоящей справа от Эрика Нэнсин Таббс и замерла над ее головой. Глаза ее широко распахнулись, на лице появился ужас, рот приоткрылся, она хрипло произнесла:

— Я виновна.

Эрик ощутил, как дрогнуло его сердце.

Но следующие ее слова оказались никак не связаны с заклинаниями, незаконной магией или предательством дела сентинелов. Вместо этого она сказала:

— Я спала с Дивером Дунканом через семь лет после того, как мы с Эрнестом поженились. Наш роман длился почти год. Мы встречались, когда я заезжала в магазин за запчастями, а Эрнест был на работе. Или когда Дивер заходил в магазин купить цветов для своей жены. У меня для него находились не только цветы.

Дивер сделался красным как рак, что явно не шло на пользу его гипертонии. Растопыренными пальцами он водил рукой по макушке, так что волосы его больше обычного напоминали серого паука, прикорнувшего на черепе.

Муж Нэнсин, Эрнест, наклонил голову и сжал огромные кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Больше всего он сейчас походил на приготовившегося к атаке быка. Взгляд его грозил Диверу страшными карами.

Эрик задумался. Что-то не так. Его заклинание не может такого натворить. «Я сосредоточился на рикошетном прорыве, на Рокингеме, на смерти, которая сметет половину человечества, и сделал фокус заклинания как можно острее. Роман Нэнсин не имеет ко всему этому никакого отношения, даже отдаленного». Он заставил себя успокоиться, потом четко и жестко перенаправил его.

Звезда заклинания поднялась от головы Нэнсин, женщина содрогнулась. «Я провел настройку», — подумал Эрик, и магический свет снова двинулся вправо, к Грейнджеру. Но когда он застыл над его головой и Грейнджер произнес: «Я виновен», Эрик похолодел. Последующие слова Грейнджера лишь подтвердили его опасения.

— Когда я еще учился в колледже, — говорил Грейнджер, — то провел одну ночь с девушкой, которая потом заявила мне, что беременна и что ребенок от меня. Она хотела, чтобы я на ней женился, но вместо этого я дал ей денег на аборт. Позже я услышал, что она и правда была беременна и сохранила ребенка, но я никогда с ней больше не встречался и не знаю, так это или не так и мой ли это ребенок. — Лицо его посерело, а звездочка двинулась дальше.

Тогда Эрик решился.

— С заклинанием что-то не так, — сказал он. — Его почему-то понесло вразнос. Оно предназначено для того, чтобы искать вину, связанную с рикошетным прорывом.

Остальные сентинелы не сводили с него мрачных взглядов.

Звезда заклинания остановилась над головой Эрнеста Таббса, и Эрик увидел на его лице настоящую панику. Какую грязную тайну он прятал от Нэнсин, а сейчас она всплывет у всех на глазах? Жаркие объятия с женщиной, которую они все знают?

Эрик не хотел этого знать. Ему это не нужно.

— Стой, — приказал он, и огонек застыл на полдороге, потом вернулся к нему. Он примет удар один, сам отразит его. Магия наполнила его разум, и полились слова: — Я виновен. Когда я учился в школе, в старших классах, я курил марихуану и дышал всякой дрянью. Это я угнал машину Вилли Локлира, просто чтобы покататься, и разбил ее в канаве на Рейлроуд-стрит. А еще в выпускном классе мы с Джейн Томпсон залезли в школу с одеялом и бутылкой «Джека Дениэлза». Мы занимались сексом на сцене в аудитории, а потом на столе миссис Мак-Кормик. Два назад я сообщил в налоговую инспекцию не обо всех своих доходах, а на самом деле я получил две тысячи долларов в подарок от своей тетки из Хай-Пойнт, но я промолчал об этом. В девятом классе я с вожделением мечтал о миссис Брандт, а в седьмом — хватал Шеннон Брили за блузку.

В этот момент заклинание наконец истратило всю энергию. Эрик упал на стылую землю, весь в поту, несмотря на холод и носящийся по поляне ледяной ветер. Его вырвало.

Воцарилась такая плотная тишина, что казалось, ее можно резать ножом. Потом Джордж Мерсер, отличный бухгалтер, прочистил горло и обратился к Эрику:

— Ты не должен чувствовать вину за то, что не сообщил о подарке своей тетушки. Он не превосходит допустимых размеров дара, так что его можно не прибавлять к доходу за тот год.

— А про тебя и свою машину я знаю, — подхватил Вилли, и Эрик уловил насмешливые нотки в его голосе. — Давным-давно знаю.

Тем не менее остальные сентинелы все еще ошеломленно молчали. Наконец Терри хрипло прокаркал:

— Слава Богу, эта штука не добралась до меня.

В ответ донеслось несколько нервных смешков.

— Если бы нам пришлось выслушивать признания о твоих дешевеньких приключениях с замужними женщинами, мы и за день бы не управились. — Но даже Джун Баг, которой, как подозревал Эрик, в жизни не пришло в голову ни одной грязной мысли, явно испытывала облегчение от того, что заклинание до нее не дошло.

— Заклинание не должно было этого делать, — повторил Эрик. — С ним что-то произошло.

Джун Баг бросила на него настороженный взгляд. Она уронила зеркальце, нагнулась за ним со старушечьим кряхтеньем и оперлась одной рукой о застывшую землю, а второй подобрала зеркало. Эрик уловил в нем очень слабый, практически неразличимый отблеск света, но Джун Баг уже распрямилась и мягко проворчала:

— Да ты просто перестарался, Эрик, с каждым может случиться, даже с тобой. — Произнося эти слова, она настойчиво смотрела прямо ему в глаза, и он вдруг понял, что она что-то обнаружила. Что-то такое, о чем ей не хотелось говорить в присутствии остальных сентинелов.

Эрик вытер губы рукавом, поднялся на подгибающиеся ноги и кивнул.

— Извините меня, все извините. Я действительно сожалею.

Он бросил быстрый взгляд на плачущую Нэнсин, которую обнимал за плечи Эрнест, утешая ее тем, что все о'кей, такое случается, он прощает ее, если только она пообещает, что больше не будет глядеть на сторону. Эрик задумался: а кто бы выскочил из твоего чулана, Эрнест?

— Значит, никто из нас, — с дрожащей улыбкой проговорила Дебора.

— Значит, никто, — согласился Эрик. — Пошли домой.

Они по двое стали проходить в ворота, и как-то так случилось, что Терри, Эрик и Вилли остались в Ории последними. Терри обернулся к Эрику:

— Надо же! На столе миссис Мак-Кормик! Узнай она, ее бы удар хватил! Она, бывало, дверные ручки спиртом протирала, прежде чем войти в класс.

— Знаю, — отозвался Эрик. — Мы потому и воспользовались ее столом. Она вела у нас алгебру и геометрию, я ее терпеть не мог.

— Вот это действительно шутка так шутка!

Эрик искоса взглянул на него и спросил:

— Ты и правда так считаешь? Интересно, а что бы ты порассказал, дойди до тебя очередь?

Улыбка Терри стала чуть-чуть напряженней.

— Ну, не зря же меня называют Терри-упало-пропало.

* * *

Когда Эрик прошел сквозь ворота, Джун Баг снова вынула зеркальце и стала в нем что-то рассматривать. Когда он появился в комнате, она махнула, чтобы он подошел.

— Что у тебя здесь?

Она пожала плечами:

— Ничего особенного, слабые следы и отпечатки вокруг Рокингема. Вот, смотри. — Она подняла зеркальце прямо к его глазам и одновременно больно ударила его в щиколотку.

— Ой! — вскрикнул он и заглянул в зеркало. Изображение, высветившееся там, не имело к Рокингему никакого отношения. На самом деле это был тот самый круг, который только что покинули сентинелы. Эрик ждал и молчал.

— Обрати внимание на темные зоны здесь… здесь… и здесь, — указала Джун Баг. Она заставила отражение в зеркале пробежать по периметру поляны, и Эрик увидел ясные, геометрически точные ромбы мертвых зон на фоне равномерного свечения зеленоватого света.

— Места, где магия была… удалена. Сведена на нет. Где поток ее поглощался каким-то каналом, или преобразовывался… или…

— Плохи дела, — прошептал Эрик.

Джун Баг не сводила с него глаз.

— Плохи, — только и сказала она.

Ромбами были выделены места, выделены очень точно, где во время контрольной процедуры стояли сентинелы. По одному на каждого человека. Он сам стоял в ромбе, и Джун, и Дебора, и Вилли… В общем, все.

Плохи дела. Страшный смысл такого открытия постепенно проникал в мозг. Эти черные мертвые пятна не могли появиться раньше, чем сентинелы прибыли на поляну — уж слишком точно они соответствовали их местам. И на каждого приходился отдельный ромб, ни одного лишнего для отсутствующих.

Это могло означать только то, что кто-то свой прошел сквозь ворота, сотворил заклинание в присутствии остальных сентинелов, но так быстро и качественно, что никто ничего не заметил, а потом занял свое место в кругу, уверенный, что его — или ее — предательство окажется скрыто провалившимися контрольными заклинаниями.

Не сработало ни одно заклинание, но только тест, проведенный Эриком, провалился столь очевидным образом. Именно детская простота и очевидность его заклинания должна была стать той переменной, которую не смог предусмотреть предатель. Эрик знал, что провалились все заклинания — предатель вмешался в каждое, — но только его собственное лопнуло настолько явно, унизительно и скандально, что никому и в голову не пришло, что на самом деле оно выполнило свое предназначение.

Не оплошай он настолько вызывающе, Джун Баг не заподозрила бы вмешательства. Не стала бы проверять круг на остаточный след магии после их ухода. И считалось бы, что все они очищены от подозрений. А теперь Эрик знал, что их предает один из его сентинелов.

Но кто?

Джун Баг — единственная, кому он мог доверять. А она, в свою очередь, решила, что может доверять только ему, Эрику. Очевидно, в этом есть смысл. Если бы он сам произвел извращенное заклинание, то, разумеется, не стал бы проводить тест с такой специфической отдачей, не поставил бы себя в унизительное положение грешника с множеством постыдных мелких секретов.

— Я думаю, — предложила Джун Баг, — нам вдвоем следует съездить в Рокингем. Прогуляться по окрестностям, попробовать понять, что оставило эти следы.

— Я вам потребуюсь? — спросил Вилли. Он стоял, прислонившись к дальней стене комнаты, глаза прикрыты, на лице — полное измождение.

— Тебе лучше отдохнуть, — посоветовал Эрик. — Тебе это явно не повредит, а для разведки ворота нам не понадобятся. Это будет просто рекогносцировка на местности. Я хочу посмотреть, нельзя ли обнаружить остаточную энергетику, следы которой нашла Джун Баг. Если мы что-нибудь найдем, то понадобятся силы помощнее, чем ты, я и Джун Баг.

— Ну и прекрасно, — вздохнул Вилли, — я целую неделю не высыпался. Отправлюсь домой и сосну. Буду нужен, вызовите. Слышите? Как только что-нибудь обнаружите…

— В ту же секунду, — отозвался Эрик.

— Ну, пока.

Вилли ушел, за ним Дебора. Другие сентинелы были еще здесь. Эрик назначил Мейхема в ночную смену, а в подкрепление дал Дивера Дункана. Остальным приказал вернуться к обычным делам, только не отлучаться надолго от телефонов. Сам он вместе с Джун Баг демонстративно направился к патрульной машине, чтобы ехать в Рокингем.

Лорин простукивала стены в рабочей комнате своей матери. На стенах были все те же обои — мелкие васильки на кремовом фоне; Лорин еще ребенком помогала матери их клеить. Вдруг из встроенного шкафа материализовался Эмбер. Эти полки когда-то сделал ее отец, чтобы у матери было место для хранения всякой швейной мелочи и тканей.

— Нашел, — сообщил Эмбер.

— Тетрадь?

— Да, но тебе еще надо ее добыть. Она спрятана в потайном отделении шкафа.

Джейк сидел на полу; пластмассовый грузовик снова и снова с грохотом врезался в плинтус, этой забавы малышу на некоторое время хватит. Монотонное бум-бум-бум очень скоро начнет въедаться Лорин в печенку, но пока Джейк не носится вокруг, пытаясь засунуть вешалки для одежды в розетки, и не стягивает себе на голову все, что только возможно, раздражающие звуки она готова считать подарком в 500 долларов и воспринимать их с благодарностью.

— Ты знаешь, как открыть этот ящичек?

— Могу только показать тебе, где он, а придумать, как открыть, должна ты.

Он отплыл влево и частично скрылся в полке.

— Тетрадь здесь, — объяснил он. — Я стою прямо на ней.

Лорин присела у шкафа, на который он указал, и, как только Эмбер убрался с дороги, стала ощупывать полки, заднюю панель, простукивать старое, благородное дерево, пытаясь уловить некое различие, которое укажет, как проникнуть в тайник. Она всматривалась в обшивку, пробовала подковырнуть ее ногтем, старалась заметить хоть что-нибудь необычное, но ничего не было.

Отец любил работать с деревом. Каждый день, управившись с делами на почте, он проводил в мастерской долгие часы в обществе своих пил, верстаков, стамесок, рашпилей, обрезков досок. Он создавал чудесные шкафы, секретеры, столики, качалки для детей. В окрестностях, в любом доме, стояли его вещи с аккуратно выгравированной подписью внизу каждого предмета и датой, когда он закончил работу. Небольшой книжный шкаф в детской у Лорин — его работа, и шкатулка для драгоценностей тоже. Шкатулкой она до сих пор пользовалась.

Лорин запрокинула голову и задумалась. Шкатулка была с секретом. Очаровательная вещица, сделанная в форме стопки книг. Открыть ее можно, если сдвинуть одну из «страниц» в самом низу стопки, потом перегнуть «переплет» нижней книги как можно дальше влево, а в образовавшееся пространство задвинуть корешки третьей и восьмой книг из стопы. На обложках были и названия: «Черный скакун» и «Туман над Желтой рекой» — две ее самые любимые книги в то время, когда отец делал для нее эту шкатулку. Когда обложку сдвигали, под ней оказывались крохотный замок и ключик.

В шкатулке ничего никогда не гремело и не позвякивало. Обложки были сделаны так, чтобы и через много лет износ оставался незаметен. Когда шкатулка была закрыта, никто бы не догадался, что это не просто деревянная поделка, изображающая стопку книг.

Лорин вновь вернулась к полкам, все время обращаясь мыслями к конструкции своей шкатулки. Полки упирались в окно, а потом снова тянулись вдоль стены. На медной подставке между полок ее мать держала папоротник. Лорин внезапно вспомнила, что он частенько оказывался не на месте. «Ему там слишком светло», — как-то объяснила мать в ответ на ее вопрос. Но ведь окно выходит на север!

Вдоль каждой панели отец провел декоративную фаску — небольшую выемку в полудюйме от края, которая тянулась от пола до потолка, а каждую полку отделал полукруглым фестоном. Когда Лорин внимательнее рассмотрела всю конструкцию, ей пришло в голову, что оба эти элемента дают возможность человеку, сдвигающему отдельные детали, ухватиться за них и в то же время скрывают признаки тайника точно так же, как переплеты ее шкатулки, накладываясь друг на друга, прячут потайные пружины.

Она провела пальцами по выемке вертикальной панели вдоль окна, слегка толкая ее на себя. Эмбер стоял рядом и смотрел.

— Тетради находятся в средней секции, — напомнил он.

— Я знаю. Ты уже говорил. — Лорин скользила пальцами вниз, продолжая надавливать на фаску.

Эмбер вздохнул.

Пальцы Лорин пересекли черту, где вертикальная панель соединяется с плинтусом… и плинтус сдвинулся. Она потянула сильнее, плинтус пополз к ней и полностью вышел из паза.

Лорин кивнула. За плинтусом открылась цельная деревянная панель. Лорин этого ожидала и надавила на передний плинтус. На нем не было ни выемки, ни чего-нибудь иного, за что его можно было бы приподнять. Лорин попыталась сдвинуть его влево. Сначала он не шевельнулся, но потом сместился фута на четыре и остановился. Лорин удовлетворенно кивнула головой. В основании средней секции обнаружилась ниша. За тщательно отделанным фестоном показался уступ, потянув за который, как за ручку, она плавно сдвинула всю секцию.

Под ней лежала скрепленная тремя кольцами пухлая тетрадь в простой кожаной обложке. Казалось, ее неровные, пожелтевшие страницы вырвутся сейчас из переплета и разлетятся по комнате густым снегопадом.

— Господи, — прошептала Лорин. — Ну и рухлядь! — Она вытащила тетрадь из ниши и наугад открыла. Там оказалась диаграмма данных с какого-то прибора, начерченная синей шариковой ручкой. Рядом со стрелками от различных частей схемы располагались пояснения, написанные четким, острым почерком ее матери. Схема была озаглавлена: «Универсальный маготрон. Версия четыре». Лорин попробовала разобраться в некоторых пояснениях.

психический эквалайзер — не менее трех унций серебра пробы 0,999 для лучшего смачивания; необходимо убедиться, что медная проволочная оплетка надежно присоединена к муфте и регистрирующему блоку;

контакты — (4) соединить последовательно — серебряную клемму с резиновым зажимом; не допускать соприкосновения контактов и динамика;

муфта —…

* * *

Лорин нахмурилась и быстро пролистала еще несколько страниц. Все схемы и схемы… Какие-то бессмысленные заметки, непонятные слова из абсолютно незнакомых областей. Лорин понятия не имела, для какой цели служит все это оборудование, как заставить его работать, у нее даже мелькнуло абсурдное подозрение, что кто-то просто решил сыграть с ней глупую шутку. Что это за белиберда?!

В тетради было множество страниц, заполненных данными лабораторных журналов; эти выглядели менее загадочно, чем чертежи. Почерк принадлежал то отцу, то матери. Часто упоминался какой-то Проект, но без всяких пояснений, и даже из контекста нельзя было разобрать, в чем именно он состоит.

— В этом должен быть какой-то смысл, — обратилась Лорин к Эмберу.

Он кивнул и спросил:

— Ты не можешь понять, чем они занимались?

— Они вели записи, полагая, что люди, которые будут их читать, уже знают, о чем речь, а всем остальным и знать не надо. Так что если тетрадь попадет к постороннему, он все равно не сможет разобраться, что к чему.

— Ну… видишь ли… сентинелы… Думаю, после всех бед твои родители ни за что не хотели допустить, чтобы их труд попал в руки сентинелов. Потому они и пользовались шифром, — пробормотал Эмбер. — Ты сама не помнишь, в чем состоял их план?

— Нет. А если бы и помнила, то все равно не поняла бы, в чем тут смысл. Они, случаем, не рехнулись, а, Эмбер? Теперь мне уже кажется, что я никогда их по-настоящему не знала. Как ты думаешь, может, они оба сошли с ума?

Эмбер вздохнул.

— Кто его знает. Но думаю, это все-таки маловероятно. Мне они казались абсолютно разумными. Занимались только работой. К тому же безвредных чудаков и даже просто сумасшедших не убивают. Кому это надо… Убивают тех, кто представляет собой угрозу.

Лорин закусила губу и медленно покивала головой:

— Вполне возможно, что у меня для этого просто мозгов не хватает.

Эмбер наморщил лоб и улыбнулся ей нервной, слегка испуганной улыбкой.

— Уверен, ты во всем прекрасно разберешься, — проговорил он таким неуверенным шепотом, что Лорин сразу поняла: вовсе он ни в чем не уверен. — Прочти записи, они должны разбудить специфические участки твоей памяти. Родители ни за что не оставили бы тебя без ключа к тому, над чем работали все эти годы. — Эмбер отвернулся, и Лорин услышала, как он пробормотал себе под нос, не рассчитывая, что она услышит: — Они не могли так поступить.

— Мааа-ма! — жалобно протянул Джейк. — Песенье, пазяльтя, песенье!

Лорин взглянула на сына, тот явно не собирался возвращаться к машинкам и приличному поведению.

— Сейчас, сейчас, милый, — сказала она, откладывая тетрадь и задвигая назад полку. — Я просмотрю ее позже, — добавила Лорин, обращаясь к Эмберу.

Тот кивнул.

— Конечно. Не спеши. Начинай с самого начала. Ничего не пропускай. Думаю, в какой-то момент ты все вспомнишь. — Эмбер помолчал. — Я возвращаюсь домой. Здешняя… тяжесть меня утомляет.

— Это дом на тебя так действует?

— Весь мир… — Эмбер пожал плечами. — Я буду где-нибудь рядом с домом твоих родителей в Ории. Когда управишься, перейди туда и просто позови меня. Я услышу.

Лорин встала, одной рукой придерживая тетрадь, а другой подхватив с пола Джейка.

— Так я и сделаю, только дай мне несколько дней, чтобы разобраться, смогу ли я вообще что-нибудь понять.

— Значит, скоро увидимся, — отозвался Эмбер и стал таять, постепенно скрываясь в стене.

— Пока, песик! — закричал ему вслед Джейк.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Медный Дом. Баллахара

Молли зевнула, потянулась и стала выбираться из-под тяжелых шелковых простыней. Утреннее солнце потоком вливалось в комнату, заполняя ее мягким теплом.

Так легко сдаться, принять всю эту роскошь как должное, как свою неотъемлемую собственность. Молли всегда без труда представляла себя в более изысканной обстановке, чем пусть чистенький и вполне приличный, но все же весьма далекий от роскоши трейлер.

Она всунула ноги в пару отделанных каменьями и подбитых кашемиром туфель и плотней завернулась в халат. Чувствовала она себя прекрасно, и это, пожалуй, стоило бы обдумать. Уже сколько дней ей не приходилось страдать от чужой боли, и так легко забыть, что эта боль снова хлынет в нее, как только она вернется домой! Как не хочется думать об этом! Ведь сколько она себя помнит, в первый раз Молли чувствует себя среди людей не хуже, чем в одиночестве.

Наполняя инкрустированную ванну, она невольно задумалась, сколько может такая вещь стоить там, дома? Разумеется, куда больше, чем она может себе позволить! Под аккомпанемент мягкого гула воды за спиной Молли подошла к окну и в который раз стала вглядываться в этот новый для нее мир, все еще не в силах до конца в него поверить. Мир совсем несказочный — со своего наблюдательного пункта она видела огороженную каменной стеной деревню, а в ней и хорошенькие, уютные домики, и жалкие, полуразвалившиеся хижины. Но ей все казалось живописным: и булыжная мостовая, и странные закругленные линии архитектуры — домики напоминали вырезанные из дерева грибы, с трудом вырвавшиеся из земляного плена. Прохожие на улицах лишь напоминали людей, но все равно это были люди. Они любили своих детей, любили друг друга, надеялись, мечтали, тяжким трудом добывали хлеб свой насущный, болели и в назначенный час умирали.

Положив ладони на прохладный медный подоконник, Молли смотрела сквозь толстую медную решетку и пыталась представить, как она могла бы врасти в эту новую жизнь, жизнь, где ничто не причиняет ей боли. Пыталась придумать причину, чтобы остаться.

Прошлой ночью поговорить с ней приходил синий Бирра. Объяснил, что его народ — вейяры — умирает, потому что рроны наслали на него проклятие. Все ее прежние пациенты — жертвы магии рронов.

Молли и сама не знала, верит ли ему, хотя своими глазами видела, как магия стекает с кончиков ее пальцев. Мысль о проклятии, тяготеющем над целым народом, выглядела уж слишком архаичной, смехотворной, параноидальной. Но с другой стороны, прикосновение к телу женщины, которое омывает ее зеленым огнем и выжигает пожирающий ее рак, тоже кажется не слишком правдоподобным.

Да, это вам не Кэт-Крик…

Разве может она судить об Ории только по собственному земному опыту?

— Ты сегодня далеко унеслась мыслями…

Опять Бирра! Но Молли не вздрогнула от неожиданности при звуках его голоса, хотя и не слышала, как вошел вейяр. Тем не менее надо придумать какую-то штуку, чтобы знать, когда кто-нибудь входит. Может, и не волчью яму, какую она планировала устроить прежде, хотя вовсе бросать эту идею не стоит, пусть полежит в загашнике. Но что-то все равно надо.

— Я здесь, — отозвалась она. — Размышляю, как долго еще здесь пробуду. — И отвернулась от окна.

Бирра появлялся чаще всех, хотя и тот, цвета морской пены, кажется, Лаат, заглядывал чуть не каждый вечер. Узнать, не нужно ли еще шоколаду. Молли всегда предлагала ему кусочек, Лаат никогда не отказывался. Остальные все время менялись, и никто из них не носил таких богатых одежд, как Бирра и Лаат. Ни у кого на лицах не было таких изысканных и изощренных татуировок.

— А, ну да. Вполне законный вопрос. После нашего вчерашнего разговора я получил известие от его светлости.

Переговоры приняли неожиданный оборот, так что он вынужден задержаться еще на несколько дней. Он желает тебе всяческого благополучия и счастья, а вернувшись, отдаст все полагающиеся тебе почести.

Бирра встал рядом с Молли, выглянул из того же окна, а потом задал странный вопрос:

— У тебя не было впечатления, будто что-то к тебе взывает, побуждает подойти к окну?

Молли резко обернулась, сложила на груди руки и смотрела на него в упор до тех пор, пока их глаза не встретились.

— Я нахожусь не менее чем в шестидесяти футах над землей, в гладкой, как стекло, башне. Что именно может заставить меня подойти к окну?

Лицо Бирры осталось бесстрастным, Молли не смогла прочесть на нем ни единого проблеска чувства, его выражение не изменилось ни на йоту.

— Видишь ли, в Ории имеется несколько разумных видов, которые умеют летать, — безразличным тоном пояснил он.

— Вроде рронов…

На сей раз он скривился.

— Даже здесь не следует произносить их имя слишком громко. Мы верим, что они являются, если позвать их по имени. Ты уже знаешь, к чему это может привести.

Молли кивнула:

— Значит, вы боитесь, что они могут околачиваться возле моего окна?

— Не столько они, сколько… — Бирра прикрыл глаза, глубоко вздохнул и закончил: —…другие. Я даже шепотом не смею их упомянуть. Сами они никогда не повышают голос, но говорят прямо с душой человека. Они прекрасны. Они коварны. Они могут заставить любого смертного сделать все, что им заблагорассудится. И они непременно пожелают владеть Води, если только проведают, что она здесь.

Молли повернулась к окну спиной.

— Медь отгоняет их?

— Медь преграждает путь их магии. Но физические барьеры не в состоянии оградить души от их искуса. Если они станут к тебе взывать, ты сделаешь все, что в твоих силах, лишь бы им подчиниться. Хотя кто знает… Может, и нет. Ты ведь Води. Однако будь осторожна. Не доверяй импульсам, которые выманивают тебя, побуждают пренебречь безопасностью.

— Хорошо. Я постараюсь.

Молли повернулась и многозначительно посмотрела в сторону уже наполнившейся ванны.

— Мне пора принимать ванну, — наконец решилась проговорить она.

Бирра поклонился.

— Да, Води. Я уже ухожу. Когда оденешься, позвони, пожалуйста, в колокольчик. В солярии тебя будет ждать прекрасный завтрак, а также союзники вейяров, которые явились приветствовать тебя. Исцелений не будет — сегодня Шестнадцатидневье, вся Баллахара отдыхает.

Молли принимала ванну, одевалась и все это время непрерывно размышляла: что стоит за рассказом Бирры о существах, забирающихся в душу человека? Искреннее желание предупредить или же стремление напугать и отвратить ее от любых дальнейших попыток бегства? Слова Бирры явственно отдавали искусственной страшилкой. Во всяком случае, выглядели они не очень натурально. Но с другой стороны, разве поверила бы она в рронов, не случись ей увидеть своими глазами последствия их визита?

Выбирая наряд, она сунула в рот кусочек шоколада. Одежда в этих местах представляла собой довольно сложные конструкции, и Молли почти пожалела, что у нее нет прислуги, чтобы помочь облечься во все эти одеяния. Вроде бы она сделала все, как надо, но ведь на других она видит только внешний покров одежды, а вот относительно некоторых деталей белья у нее по-прежнему сохранялись значительные сомнения. А потому, сталкиваясь с предметами неясного назначения, она предпочитала их просто игнорировать.

Молли натянула мягкие хлопковые панталончики и бюстгальтер, вздохнула и взялась за корсетообразное сооружение, которое удерживало всю конструкцию, однако тут она заметила, что все его шнуровки оказались слишком свободны — значит, пока она спала, кто-то надевал ее одежду!

Черт возьми, надо готовить волчью яму! Тогда уж никто не будет крадучись проникать в комнату ночью! Она этого не потерпит!

Молли наконец зашнуровала корсет и начала цеплять юбки к особым крючкам, которые шли от бедер почти до талии — отдельная юбка на каждый слой. Все юбки были шелковыми, прозрачными и почти невесомыми, но, когда дело дошло до седьмой, Молли уже чувствовала тяжесть своего одеяния. Затем две легких шелковых блузы, одна черная, а сверху — гладкая белая. На каждой — воротник с брыжами, который надо правильно отложить. Теперь верхняя мантия — специально для сегодняшней встречи. Молли выбрала рыжевато-медную — в тон комнате, с густым красноватым отливом. Поле ткани украшала богатая вышивка — изумрудно-зеленые побеги винограда, каждая ветка заканчивается драгоценным бутоном, скорее всего рубином, решила Молли, любуясь темно-алой глубиной камней. А может, это просто гранаты.

Кажется, рукава немного коротки — кисти слишком торчат. Молли вздохнула — ну не затевать же переодевание снова — и закатала рукава. Потом натянула вязаные хлопковые колготки, пару матерчатых туфель, покончила со всеми бесчисленными завязками, убрала волосы в одну косу, подошла к высокому — в человеческий рост — зеркалу… и застыла.

Ее волосы, обычно глубокого каштанового цвета, теперь казались медными. Карие прежде глаза смотрели сейчас чистым янтарем, а всегда бледноватая кожа заиграла тем же янтарным отблеском. Конечно, такой эффект можно было бы отнести к освещению — свет отражался от медных стен и окрашивал все в рыжеватые оттенки, однако Молли видела: изменилась сама костная структура лица. Уголки глаз словно вытянулись к вискам, резче обозначились скулы, шея стала длиннее и тоньше. Теперь из-за роста зеркало стало ей маловато. Еще вечером его наклон позволял Молли видеть себя целиком, но сейчас пришлось его поставить прямее, иначе срезалось добрых шесть дюймов головы. К тому же из-под нижней юбки теперь торчали щиколотки, а раньше подол лишь на полдюйма не доставал до пола.

Молли все смотрела в зеркало, а где-то на самом дне ее разума шевелилась мысль, возникшая еще в разговоре с Биррой. Теперь она проявилась с кристальной ясностью. Беседуя, Молли смотрела ему в глаза, но ей не пришлось напрягать шею, задирая голову, как случалось прежде.

— Я перестала расти в шестнадцать лет, — пробормотала она, но, глядя в зеркало, не могла больше отрицать, что еще подросла, и заметно. Стала выше и стройней. За одну ночь.

Что за черт?!

Молли позвонила, вызывая Бирру. Может, у него найдется объяснение? Ей уже осточертели сюрпризы и тайны!

Кэт-Крик

Готовя Джейку поесть, Лорин увидела в окно, как мимо в полицейской машине проехал Эрик с одной из «Богинь судьбы» — старухой Джун Баг. Интересно, куда это они?

Джун Баг — одна из сентинелов, значит, эти двое заняты чем-то неблагоприятным для самой Лорин. Тем не менее думать об Эрике, как о враге, оказалось не так-то легко. В школе они не дружили, он был признанным Плохим Мальчишкой, а она — Хорошей Девочкой, но иногда после уроков, когда Эрика лишали права ездить на семейном автомобиле, они вместе шли домой. Шли и разговаривали. Причем не о школьных приятелях и жалких достижениях местной футбольной команды. Разговаривали по-настоящему.

Да, забавно. Лорин намазала кусок пшеничного хлеба ореховым маслом и джемом, разрезала сандвич на треугольнички — Джейк называл их «тролички» и не желал переучиваться. Она все еще помнила, о чем они с Эриком беседовали в те далекие дни. О его мечтах поступить в Вест-Пойнт, стать таким, как любимые герои: Роберт Ли, Джордж Паттон, Дуглас Мак-Артур, Дуайт Эйзенхауэр и, разумеется, лейтенант Найнингер, паренек из Джорджии, чей поединок с врагами на Филиппинах был для Эрика образцом выполнения воинского долга. Он самозабвенно глотал книги о войне, и это несказанно поражало Лорин: ведь Эрик никогда не читал положенного по программе и никогда не делал домашних заданий. И это скорее всего помешало-таки ему поступить в Вест-Пойнт. А может, все дело в том, что он был обречен стать сентинелом и отец не позволял ему даже помыслить о военной карьере? Лорин прекрасно помнила, какие баталии разгорались у них в доме по поводу того, что Эрик не станет офицером.

А еще они с Эриком обсуждали неопределенность ее собственного будущего, ее абсолютную решимость не изучать машинопись, потому что она никогда и ни за что не станет работать ни в каком машинописном бюро! Обсуждали ее жадное стремление к иным местам, внутреннее беспокойство и ощущение, что она что-то упускает, что в жизни ей предназначено сделать нечто важное, а она даже не представляет, в чем это важное заключается.

Когда Лорин рассказывала Эрику об этой своей жажде, он лишь грустно улыбался. Он понимал! И потому нравился ей. Очень нравился. Разумеется, встречаться они не могли. В таком крохотном городке, как Кэт-Крик, люди придерживаются назначенных им ролей. Ее роль состояла в том, чтобы быть Хорошей Девочкой, чистой, усердной, а ему следовало оставаться Плохим Мальчишкой, гонять на машине, нарушая правила, курить и выпивать, встречаться с девушками, чьи имена родители иначе как шепотом не называли. Еще не став взрослыми, Эрик и Лорин уже осознавали важность сохранения социальной роли.

Но однажды они поцеловались, на заднем дворе, под окнами старой мастерской ее отца. Просто стояли и болтали, в разговоре возникла неловкая пауза, и они — это было, конечно, ошибкой — вдруг заглянули в глаза друг другу. И вот он уже обнимает ее, нежно, осторожно, и она обнимает его. Словно люди, которые видят нечто, что они смогут сохранить. И сейчас, стоя на кухне через столько лет, она все еще помнила тот поцелуй.

А потом они отступились: Лорин не слишком соответствовала его репутации, а он — ее. Вскоре ему снова позволили ездить в школу на родительской машине, а еще через какое-то время она окончила учебу и уехала.

С Брайаном Лорин никогда не говорила об Эрике. Всего один поцелуй, о чем тут рассказывать, к тому же он ничего не значил ни для нее, ни для него.

Разве что теперь, стоя на кухне и зная о сентинелах, об Эрике, о собственных родителях, она вдруг заметила, как он проезжает мимо ее окон, и вспомнила того мальчишку, его мечты о величии, вспомнила солнечный луч на щеке, когда он ее поцеловал.

Медный Дом, Баллахара

Бирра не смог ничего объяснить.

— Ты и правда выглядишь выше, но, может, это просто из-за туфель.

Молли показала ему свои плоские подошвы.

— Тогда, наверное, это не из-за туфель.

— Я сама стала выше! — нетерпеливо воскликнула Молли. — У меня изменились лицо, цвет волос, цвет глаз! Я хочу знать, что происходит!

Бирра поднес длиннопалую руку ко лбу и прикрыл глаза.

— Ималлин скоро вернется. Очень скоро. Возможно, у него найдутся нужные тебе ответы. Но я, Води, я этих ответов не знаю. Я всего лишь смиренный слуга.

— Что за чушь ты несешь! Ты вовсе не слуга, и тем более не смиренный. Думаю, по положению ты здесь занимаешь второе место. Может, ты даже главнокомандующий вооруженными силами. Во всяком случае, тебе все кланяются, а ты — никому. Кроме меня. Я знаю бюрократию и знаю военную иерархию. И я чувствую, когда мне лапшу на уши вешают!

Выражение лица Бирры вдруг изменилось. Он распрямился, глубоко вздохнул, мрачно кивнул и произнес:

— Отлично. Ты абсолютно права. В твоем положении я бы тоже потребовал искренности. Выслушай же правду. Указания, данные мне, не позволяют обсуждать происходящие с тобой изменения. Это долг и привилегия Ималлина. Ты понимаешь, что такое приказ?

Молли кивнула:

— Понимаю.

— Тогда, пожалуйста, пойдем со мной. Познакомься с нашими гостями. Наслаждайся устроенным в твою честь празднеством. А я сделаю все возможное, чтобы Ималлин скорее вернулся. Сообщу ему, что ситуация чрезвычайная и требует немедленного вмешательства.

— Ты даешь слово?

— Слово чести.

Молли полагала, что гостями будут тоже вейяры. Но оказалось, что дело обстоит совсем иначе. В конце длинного стола сидели и изящно прихлебывали из чашек опушенные прекрасным мехом кругленькие, коротенькие создания в роскошных плащах, перехваченных расшитыми поясами. Они вели легкую беседу с полудюжиной морщинистых, серолицых доходяг, чья речь показалась Молли смесью поющих и булькающих звуков. Когда они с Биррой вошли в зал, беседа тотчас прервалась и все встали.

Доходяги поклонились так низко, что остренькие подбородки уперлись им в голые узловатые колени. Раздался шепот: «Добро пожаловать, Води!», но глаз они не подняли, словно не смели на нее взглянуть. Маленькие меховые создания оказались менее застенчивыми. Они тоже склонились до земли, но, распрямившись, подняли головы и прямо посмотрели ей в глаза.

— Ты не похожа на Води, — заявил один из них, но на него тотчас зашикали серолицые и один из вейяров.

Он указал на поросших мехом товарищей и сказал:

— Позволь представить тебе Темного, Яркого и Глубокого из народа традонов. — И, поклонившись все еще согбенным серым фигурам, добавил: — А наши соседи — Зимний Сын Зимней Реки и Дочь Длинной Тропы Пустого Огня из народа фаолши.

Молли поклонилась в ответ на поклоны приветствовавших ее гостей и, обернувшись к Бирре, шепотом спросила:

— Это что, имена: Темный, Яркий, Глубокий?

— Низшие сословия традонов имеют имена, но здесь присутствуют самые высокопоставленные из высших. Их имена — это местности. Темный правит колонией традонов в Скорбном лесу. Яркий — колонией в Белом Уделе на дальнем Айеме, а Глубокий — великим городом традонов, Гримарром, в Серебряной Цепи. Эти трое — самые могущественные из традонов, простота их титулов это как раз и демонстрирует.

Молли кивнула и двинулась к предложенному ей креслу во главе стола.

Фаолши казались еще одной тайной. Молли не могла понять, почему они так ее боятся. Кто она для них? Что у них там за история о Води, как она сама в нее вписывается?

На самом деле именно этот вопрос ей следует задать всем в Ории. За кого они ее принимают? Каких действий ждут от нее?

Как только она села, появились слуги с широкими подносами исходящих паром овощей и большой чашкой чая, которую поставили прямо перед Молли. Двое фаолши впились взглядом в свои тарелки, как будто от них зависело их спасение. А вот традоны продолжали изучать Молли своими немигающими взглядами, что немало ее смущало.

— Ты уверен, что она — Води? — спросил Темный у Бирры.

Тот склонил голову.

— Великий Темный господин! Мы уверены в этом так же, как в том, что солнце восходит на востоке, что вода в море холодна и глубока, а Лес огромен и несет смерть.

Тон Бирры к концу фразы стал таким резким, что Молли могла поклясться: последнее замечание таит в себе какую-то скрытую колкость. Однако лицо говорившего оставалось абсолютно спокойным, а поза — расслабленной.

— На самом деле, — отвечал Темный, — опасности, с которыми мы все сталкиваемся, поджидают нас не только в пределах Леса. — Голос его звучал еще более напряженно, чем голос Бирры.

Значит, во фразе действительно был тайный смысл, но она пока не могла разобрать какой.

Однако она сумела понять, что сама не является тем, что все они надеялись увидеть: традоны явно ею не интересовались, а фаолши ее боялись.

— Что такое Води? — спросила Молли и увидела, как моргнул Бирра и как съежились лица фаолши. А вот традоны рассмеялись.

— Значит, уверены, как в том, что вода мокрая? — насмешливо спросил Яркий. — И вы хотите заставить нас поверить, что она очистит мир от неестественной смерти, вернет Истинных Людей к власти, загонит рронов и кеттов обратно в ад, который их породил?

Двое из фаолши спрятали лица в ладонях и испуганно заголосили, а двое других традонов обернулись к своему соплеменнику. Даже Бирра побледнел и резко произнес:

— Да не услышит этот дом подобных слов! Ваше право навлекать на свои дома все, что угодно, но здесь упоминать Их нельзя!

Темный пожал плечами:

— Смысл того, что я хотел сказать, остается все тем же, упоминаю я… Их… — он снисходительно поклонился в сторону Бирры, — …по имени или нет. Вы хотите заставить нас поверить, что она — Води. Мне легче поверить, что она может вернуть звезды в прежние гнезда или взмахом руки погасить свет Луны. Она даже не знает, кто такая Води.

— Пока она прошла все испытания, которые мы ей устроили.

— Она не из наших. Из чужаков.

— Вы ее не знаете. Не видели ее. А потому не понимаете. Она — одна из нас.

— Будущее покажет. Если она — та, за кого вы ее принимаете, это выяснится совсем скоро, не так ли?

Бирра потер виски жестом, который неожиданно напомнил Молли ее приемного отца в те времена, когда она была еще маленькой, а он постоянно маялся мыслью, как оплатить счета. Она ждала, что воспоминание ее расстроит, но, как ни странно, вышло иначе. На мгновение Молли даже почувствовала нечто вроде жалости к человеку, который пытался, по крайней мере в ранние годы, растить ее, а ведь она была нелегким ребенком, даже любить ее было не просто.

Она ласково похлопала Бирру по руке, и он обернулся к ней с таким потрясенным видом, как будто…

…как будто она его вылечила. Именно это выражение она видела на лицах приходивших к ней каждый день просителей.

…как будто его коснулся сам Бог.

Молли поняла, что для него это частично так и есть. До сих пор ей не приходилось размышлять, как относятся к ней ее тюремщики. Слишком они были чужими, слишком связаны с обстоятельствами ее похищения, слишком господствовали над ее нынешним положением и будущей судьбой, чтобы она допускала мысль о «человеческом» в их природе.

И вот теперь, глядя на Бирру, она вдруг задумалась: а есть ли у него дома жена и дети и чего он от нее ждет? Что она должна сделать для него и его мира такого, чего он не может осуществить сам?

Внезапно Молли почувствовала раздражение из-за этих маленьких, но самоуверенных традонов, которые имели дерзость усомниться в ней, а она даже не знает, зачем оказалась в Ории.

Она знала, что иногда заложники начинают отождествлять себя с захватившими их террористами. Молли прошла курс обучения по выживанию в таких условиях, знала, как вести себя на допросах и при пытках, как выбраться из подобной ситуации с минимальными потерями — разумеется, при условии, что вообще выживешь. И вот теперь обнаружила в себе признаки, которые не слишком ей понравились. Признаки того, что она уже отождествляет себя со своими тюремщиками.

Надо отсюда выбираться, и побыстрей.

Кэт-Крик

Эрик и Джун Баг сидели в полицейской машине в паре миль от Кэт-Крика. Машина стояла на пыльной боковой дороге, тянущейся параллельно Хепнер-роуд и хлопковым полям старика Мак-Рэди.

— Ну что, не будем подъезжать к Рокингему ближе? — спросила Джун.

— Пока нет. Надо понять, что здесь происходит. Не желаю, чтобы враги зашли с тыла, пока мы тут будем разбираться.

Джун Баг кивнула:

— Я знаю, что заклинание навел не ты, и знаю, что не я. А сам ты что об этом думаешь, кто это? Есть какие-нибудь улики?

Эрик медленно покачал головой, не сводя глаз со своих рук, которые стиснули руль с такой силой, что костяшки пальцев побелели, словно очищенный миндаль.

— Кто бы он ни был, этот сукин сын нас обставил. Может теперь идти, куда хочет, делать, что ему вздумается…

— Это может быть и женщина, — перебила его Джун Баг.

— Я говорю он в обобщенном смысле.

— Ну и прекрасно. Я имею в виду, что не стоит упускать из виду такую возможность.

— Ну так вот… — Он посмотрел на нее, желая убедиться, что на сей раз она даст ему договорить. Джун ответила ему спокойным, уверенным взглядом и промолчала. Эрик прочистил горло. — Я и говорю… кто бы это ни сделал, он… или она может ходить куда пожелает и делать, что ему вздумается, потому что он… или она… знает, кто мы, где находимся, как работаем. В общем, может вести себя, как будто нас вовсе не существует. Мы слепы, а он по сравнению с нами имеет двести процентов зрения, всякие долбаные радары, сонары, приборы ночного видения.

— Однако сейчас нам известно кое-что, чего он не знает, — вновь перебила его Джун Баг.

— И это?..

— То, что он — один из нас.

Эрик откинулся в кресле, прикрыл глаза и потер виски. Где-то в голове, за глазными яблоками, формировался комок боли, давление поднималось, словно внутри черепа нарождалась грозовая туча. Он все время недосыпает. А когда спит, то это все равно не отдых. Кошмары, которые терзают его во сне, теперь вырвались в реальную жизнь, и если он не сумеет разобраться, что происходит, и разобраться быстро, мир, каким он его знает, перестанет существовать.

И все из-за него!

— Да, один из них — это один из нас, — согласился Эрик. — Если мы сумеем скрыть, что нам это известно, то, возможно, поймем, что он сделал, и ликвидируем последствия.

— Подожди-ка! — Джейн выглядела по-настоящему удивленной. — Один из них! С чего ты взял, что это не один человек?

— Есть пара-тройка деталей. Во-первых, Лорин Дейн уже появилась в городе. Ворота в доме открыты, а до ее приезда они были закрыты. Ее родители предали сентинелов. Как только она возникла на горизонте, исчезла Молли Мак-Колл. И начались проблемы в Рокингеме.

— У Лорин никогда не было даже тени способностей к магии. Именно я, а не кто другой, проверяла ее в те времена. Она просто магнитом притягивала к себе неприятности, даже когда была совсем маленькой, но она никогда не умела делать то, что могли ее родители. Для них это было тяжелым разочарованием.

— А если могла?

— Говорю тебе, не могла! Дети не умеют скрывать такие вещи.

— Это правда, не умеют. Но если их родители — предатели, они все же могут суметь.

— Когда я проверяла Лорин, — продолжала настаивать Джун Баг, — ее родители были в прекрасных отношениях с другими сентинелами. Это случилось как раз в тот период, когда начали погибать создатели ворот и мы искали, кем бы заменить потери. Тогда мы были готовы учить даже совсем маленьких детей, если бы только обнаружили таких, кто мог бы помогать Вилли.

Эрик посмотрел на нее с особенным выражением. Джун нахмурилась:

— В чем дело?

— У тебя нет детей, но представь, что есть. Представь, что создатели ворот начали дохнуть, как мухи от дихлофоса. А у тебя есть ребенок с потенцией создателя ворот. Причем такой мощной, что, когда дитя вырастет, оно наверняка сможет открыть ворота, которые были запечатаны одним из самых одаренных создателей ворот, когда-либо работавших с сентинелами. Ты любишь свое дитя. Не хочешь, чтобы с ним случилось что-нибудь дурное, и пока никто не знает, что девочка может стать создателем ворот, ничего скорее всего и не случится. И что бы ты в таких обстоятельствах сделала?

Джун Баг задумалась.

— Я бы нашла способ скрыть ее потенциал. Но ты не понимаешь. Взрослые могут что-то скрыть от взрослых, но дети — плохие врунишки. С ней ничего специально не делали. Я бы заметила.

— Насколько мне известно, у ее родителей были поразительные способности. Они могли бы попасть в Северный совет, могли бы стать представителями в Европейском совете… Они были слишком сильны, чтобы оставаться здесь. Но остались. Остались, даже когда их вышвырнули из рядов сентинелов.

— Значит, ты утверждаешь, они сумели что-то с ней сделать, выполнили просто поразительную работу и скрыли ее способности? Даже я не смогла обнаружить никаких следов. Утверждаешь, что уже тогда, в те годы, они имели относительно нее тайные намерения, что сейчас она появилась здесь для претворения в жизнь некоего конспиративного плана, который они составили четверть века назад? И что она действует в союзе с одним из наших людей? А это означает, что предатель в наших рядах действует по крайней мере четверть века.

— Нет. Я просто говорю, что она здесь, ворота в ее доме открыты, и, насколько мне известно, никто другой туда не входил. И что с тех пор, как она вернулась в город, у нас начались неприятности, причем широкомасштабные и очень серьезные. — Боль сжимала голову так, что Эрику казалось, она и правда может взорваться. Он прикрыл глаза ладонями и надавил на них, надеясь утихомирить таким образом боль, но это не помогло. — Я больше ничего не могу добавить, не поговорив с ней. Думаю, это необходимо.

— А если она ничего не знает о сентинелах, воротах и потоке магии между мирами?

— Тогда она решит, что я просто накурился травы. Когда мы были с ней прежде знакомы, она скорее всего так и считала.

— Ну, в те времена доля правды в этом была, не так ли?

Эрик открыл глаза и повернул ключ зажигания.

— Пожалуй. Я был далеко не идеальным ребенком, но рад, что мне удалось вырасти приличным человеком.

Джун Баг мягко рассмеялась и похлопала его по руке.

— Это точно, — заметила она. — Знаешь, я все время думаю про то твое заклинание, которое сегодня в кругу провалилось.

— Господи…

— Разумеется, получилось нехорошо, но я ловлю себя на мысли, что почти хотела, чтобы оно обратилось на меня…

Эрик готовился уже нажать на газ, но убрал руку с переключателя скоростей и посмотрел на нее.

— Ты хочешь что-то рассказать хоть кому-нибудь, Джун Баг?

— Не любому. Но кому-нибудь — обязательно. Очень трудно хранить тайну слишком долго.

— Значит, хочешь поделиться со мной. Я отнесусь к этому как к конфиденциальной информации. Не скажу никому, разве что ты сама попросишь.

Он смотрел, как она повернулась и молча уставилась в окно, играя молнией на своей куртке — вверх-вниз, вверх-вниз, потом тихонько произнесла:

— Я знаю. Просто хочу, чтобы кто-нибудь знал. Ладно, к черту! Как давно ты меня знаешь?

— Всю жизнь.

— Никогда не задавался вопросом, почему я не вышла замуж?

— Нет, не случалось. Как-то слышал, что во времена Депрессии тут появлялся один коммивояжер, у вас с ним что-то было, а потом он исчез туда, откуда пришел, а ты осталась с разбитым сердцем и больше никогда не искала любви.

— Одна из лучших моих версий.

Эрик повернул голову и увидел, что она смотрит на него со странным, почти вызывающим выражением лица.

— Ну, если это версия, то неплохая. Мне приходилось слышать рассказ об этом парне от ребят в городе. Говорили, что твой отец гонялся за ним с ружьем. Ну и всякое такое.

— Если врать достаточно долго, люди начинают верить, что это правда, и уже сами украшают историю своими выдумками. Не было никакого коммивояжера. Никого не было. Никогда.

— Да, невесело.

Джун Баг поджала губы и отвернулась.

— Да уж. Но пару раз я все же влюблялась. Однако не могла получить того, кого хотела, и остаться жить в Кэт-Крике, выполняя свой долг сентинела.

Эрик, завороженный этим признанием, спросил:

— И кто это был? — Он ожидал услышать имя католического священника из Лоринбурга или какого-нибудь женатого человека, который никогда не обращал на нее внимания.

Ответ поразил его.

— Мэриэн Хочкисс, пока она была жива, а в последние годы — Чарлиза Таббс.

Джун Баг проговорила это так тихо, что сначала он не понял, действительно ли она произнесла то, что он, казалось, услышал, или это его разум породил и пустил на волю ветра эти ужасные признания.

— Мать Лорин и старшая сестра Нэнсин?

— Так и есть.

Он довольно долго взвешивал услышанное и возможные последствия того, что узнал.

— Ну… — начал было он, но так и не придумал, что можно добавить.

Джун Баг бросила на него косой, оценивающий взгляд:

— Ну что, станешь теперь избегать меня, встретив на улице?

Эрик слабо улыбнулся:

— Вовсе нет. Знаешь, забавно — мы могли смотреть на одного и того же человека и одинаково о нем думать.

— Я никогда не действовала, исходя из своих чувств, — помолчав, сказала Джун Баг. Она упрямо смотрела на бурую стерню, которая только и напоминала о летнем урожае хлопка. — Такое уж воспитание. Всегда считала, что это неправильно. А теперь… иногда я жалею об этом. Если миру суждено скоро погибнуть… Неплохо было бы… попробовать. Хоть разок.

Наконец-то Джейк уснул, а Лорин, облегченно вздохнув, растянулась на кровати с записями своих родителей и собственной ручкой. Она хотела разобраться во внезапно полученном наследстве, намеревалась расплести путаный клубок своего прошлого и найти истину под многолетними наслоениями лжи.

Записи, когда она принялась читать их по порядку, а не вырывать наугад куски из середины, показались более осмысленными, и это обнадежило Лорин. Родители четко обозначили цель — разработать метод перекачки магической энергии из Ории через Землю в мир, который они называли Керрас, и при этом не допускать потерь или трансмутаций. Тут Лорин кое-что понимала, знала, где расположена Земля, где — Ория, к тому же теперь у нее имелся некоторый опыт работы с магией. А вот Керрас — настоящее белое пятно, но очень странное: думая о нем, Лорин каждый раз ощущала в своем мозгу те участки, на которые, очевидно, было оказано воздействие. Она понимала: воспоминания о Керрасе целы и хранятся за устроенным ее родителями барьером. Стоит ей найти средство его убрать, и она до них доберется.

Лорин продолжала читать. Приближалась ночь. Тишина вокруг стала гуще, окрасилась темнотой. Здесь, в доме, за желтым облаком света вокруг лампы на столике, и там, снаружи, под взглядом холодных бледных звезд, в тусклом мерцании заиндевевшей, облитой лунным сиянием травы, Лорин ощущала тяжелое движение, чей-то внимательный, немигающий взор; кто-то или что-то терпеливо дышало ей в затылок, ожидая, пока она попадет в расставленную ловушку. И среди этих пожелтевших страниц Лорин настойчиво пыталась найти ответ на вопрос о форме, структуре, механизме этой уготованной ей ловушки.

Прикрыв на секунду глаза, она снова ощутила поток магии: отдаленные раскаты грома, бешенство молний, на которых можно переноситься из этого мира в соседний. В самом сердце бури Лорин видела улыбающееся ей лицо Брайана. Казалось, он так близко, что можно до него дотронуться, так близко, что можно перешагнуть хаос смерти, взять его за руку и привести сюда, к себе. Можно утонуть в его объятиях…

Она плавала на волнах этой близости, покачивалась в коконе безопасности, который свила вокруг нее его близость. Вот она уже почти видит его лицо… слышит голос…

Он стоит рядом. Еще шаг, несколько дюймов… Постараться, протянуть руку, на миг задержать дыхание и попробовать. Она дернулась, заметалась в поисках чего-то, что отнесет ее к Брайану, споткнулась, словно во сне, и очнулась. Иллюзия его близости рассыпалась на осколки, как пластинка льда. Лорин застыла с широко открытыми глазами, по щекам градом катились слезы. Она рыдала. Совсем как в ту ночь, когда получила известие о его смерти. Сейчас чувство потери казалось таким же свежим и невыносимым, как в самые первые сутки, острая боль почти не давала ей вздохнуть. Брайана отняли у нее во второй раз.

Когда Лорин чуть-чуть успокоилась и глаза перестали бесконечно наполняться слезами, вытирай их не вытирай, ее взгляд упал на фотографию Брайана. Без этой фотографии Лорин не провела ни одной ночи, ни до его смерти, ни после. Сейчас она смотрела на портрет, и ей казалось, что Брайан как будто отдалился от нее, как будто она, Лорин, не сдала какой-то экзамен, и в результате провала сама ее память о муже стала бледнеть, таять, опустошаться.

Орденские ленточки на груди — следствие поездок в Германию, Италию и Саудовскую Аравию — свидетельствовали о его любви к родине, лихо сдвинутая фуражка говорила о неистребимом оптимизме, а теплый, надежный свет в глазах — о любви к ней, Лорин. Брайан рассказывал, что, когда его снимали, он думал о ней, хотел, чтобы она знала: он любит ее и всегда будет с ней.

В ночь, когда Лорин получила известие о его смерти, эта улыбка, этот взгляд казались ей предательством.

Произошла глупая, бессмысленная авария. Он ехал с базы домой в автобусе. Автобус забуксовал на обледенелом участке и покатился. Последствия были ужасны. Автобус напоминал консервную банку, по которой проехался трактор. Но все успели отбежать — или отползти — от него. Кроме Брайана. Господи, это мог оказаться любой другой. Должен был! Но оказался Брайан.

Врач сказал, что он погиб мгновенно, не успел испытать никакой боли. Капитан с базы успокаивал ее, как мог. Друзья Брайана плакали и рассказывали, каким он был великолепным парнем. Жены других летчиков приходили со своими пирогами, сочувствием, слезами.

Хоронили его в закрытом гробу, но Лорин знала: он действительно там, он ушел, ушел навсегда. Она чувствовала это по тому, как опустела планета, по пустоте в своем собственном сердце, по нехватке воздуха в атмосфере. Он ушел, нарушил слово. А мечта, которая так мучительно манила ее с фотографии, оказалась ложью.

И вот теперь она лежит в постели и чувствует, как вокруг нее витает какая-то его часть, чувствует, как доставшаяся ей по рождению магия струится по жилам. И ей приходит в голову мысль: что, если обещание было не просто словами, которые говорят друг другу влюбленные, чтобы прогнать мрачную тень разлуки? Что, если его можно вернуть? Обмануть смерть, по-настоящему вырвать его из объятий небытия?

Смерть хохочет в ответ. Это и есть настоящая реальность, она просто дура, если считает, что магия поможет снова его увидеть, коснуться, хоть на мгновение превратиться в целое человеческое существо, каким она себя чувствовала, лишь пока в ее жизни был Брайан. Его эхо, которое она ощущала, перемещаясь между мирами, было просто эхом. Эхом и все.

Ей хотелось взвыть, зашвырнуть родительскую тетрадь в дальний угол. На миг захотелось даже умереть. Хотелось верить, что Брайан ждет ее по ту сторону смерти. Хотелось ненавидеть его, ведь он не взял ее с собой, оставил одну, после того, как, прожив пустую, одинокую жизнь, она встретила наконец любовь, которой всегда жаждала. Если магия не в состоянии вернуть Брайана, зачем тогда она нужна?

Лорин выбралась из постели и, дрожа от холода, подошла к окну. Голые ветви деревьев стискивали стылую луну, сейчас они не казались ни приветливыми, ни знакомыми. Резкий свет луны бил в глаза. Ни звука не отдавалось в том колодце молчания, где стояла Лорин.

Она вглядывалась в темноту, в чужой, ледяной мир за пределами маленького оазиса тепла и света. Россыпи звезд на бесконечном черном бархате пространства обещали чудеса иных миров, до которых ей никогда не дотянуться. «Я никогда не хотела многого, — думала Лорин. — Лишь крохотного местечка во времени и пространстве, своего уголка, где будут царить порядок, любовь, цель, и нескольких близких людей, чтобы обозначить границы моей Вселенной и придать ей смысл. Брайан, Джейк, я… Я смирилась со смертью родителей. Смирилась с тем, что мы трое — это все, что у нас есть.

Но я хочу его вернуть! Я чувствую, он там. И я не собираюсь просто стоять, опустив руки и признав свое поражение, если существует какой-то способ, любой способ, уничтожить ужасную несправедливость, которая отняла его у меня!»

Она прекрасно понимала, почему греческий герой спустился в Аид за своей возлюбленной. Она с радостью согласилась бы с суровыми требованиями такого испытания, лишь бы иметь четкую цель и ясно понимать условия. Спустись в ад, бери что нужно, прорвись к выходу, не оглядывайся.

Она могла бы совершить такое. И совершит.

Скажите только, что надо делать!

Но этого не случится. В тетради родителей не говорится, что можно поднять мертвого, вернуть любовь, облечь в плоть призрак. Никаких простых испытаний, никаких правил, ничего, лишь смутное чувство, что она могла бы… что-то сделать.

Лорин задрала подбородок и расправила плечи. «Могла бы что-то сделать…» Кто из вдов имел хотя бы такую призрачную надежду?!

Она сунула ноги в пушистые тапочки, набросила толстый халат, спустилась по парадной лестнице, подошла к зеркалу в холле и остановилась, вглядываясь в его непроглядную глубину и всей душой желая, чтобы к ней снова пришел зеленый огонь. Сначала зеркало было совсем темным — возможно, она недостаточно жаждала ощутить прикосновение другого мира или просто была слишком потрясена мечтой о Брайане. Лорин дотронулась до стекла, приблизила лицо, чтобы заглянуть в темные озера отразившихся глаз. Какое знание спрятали родители в глубине ее мозга? Какие тайны похоронены в израненной памяти Лорин? Насколько нужны они кому-либо еще? Эмбер утверждает, что из-за них погибли ее родители и есть некто, готовый уничтожить и ее.

Придется в этом разбираться.

Тут Лорин вспомнила о Джейке. Что будет с ним, если с ней случится беда? В глазах отражения появился страх, смешанный с гневом, затрещал зеленый огонь, рассыпались далекие раскаты грома.

На этот раз Лорин удержала зеленый огонь на расстоянии, не стала призывать его к себе. Ворота оставались закрытыми, но ладонями она чувствовала покалывание, чувствовала, как из зеркала в них вливается энергия, притягивает ее, манит соединиться. Сама Лорин хотела лишь ощутить магию, вновь испытать ревущую в крови бурю.

Холодное зеленое пламя покалывало ей кончики пальцев. Лорин прикрыла глаза, вслушиваясь в ощущение потока магии. Сначала она испытывала лишь слабые удары волн, бьющихся ей в ладони. Но, закрыв глаза и распахнув чувства, она стала воспринимать больше.

Мягкое прикосновение этих волн почти ввело Лорин в транс. Она позволила себе услышать грохот прибоя и обнаружила, что если отдаться потоку магической энергии, то мозг начинает воспринимать ее в виде паутины. Во все стороны разбегаются яркие лучи, а в центре — сама Лорин. Она казалась себе крохотным паучком в центре громадной сети, однако Лорин знала: любая паутина имеет сложную, но строго организованную структуру, нити ее четко вытянуты в определенном направлении. Обволакивающая ее магическая паутина не имела ничего подобного. Все яркие зоны соединяются и беспрепятственно тянутся из этого мира в Орию, а потом еще ниже. Сеть тянется и вверх, но ее верхние нити выглядят ссохшимися и омертвевшими; Лорин не могла ни понять, ни объяснить, почему они выглядят так пугающе.

Потом она сосредоточилась на единственном, чего жаждала в этом энергетическом потоке, — позвала Брайана.

Энергия трепетала под кончиками ее пальцев, вибрировала, накатывала волнами. Лорин искала с ней контакт, вспоминала все, что знала и помнила о Брайане, все, что в нем любила. Обращаясь к зияющей перед ней пустоте, она просила:

— Если он здесь, если он еще существует, если он еще помнит и любит меня, как помню и люблю его я… приведи его ко мне…

Лорин была уверена: если она войдет в ворота, то сможет ясней различить ответ, не сомневалась, что, непосредственно протекая сквозь ее жилы, нервы, плоть, магия будет говорить с ней куда более понятным языком. Но пока наверху спит Джейк, беспомощный, крохотный и беззащитный, она не покинет его даже на мгновение. Она прочтет ответ магии одними кончиками пальцев, на расстоянии. А если пустота промолчит, то утром Лорин возьмет Джейка и спросит снова.

Она ждала, вглядываясь в магическую бурю в зеркале, в беззвучных стонах своего дома улавливая и каким-то образом слыша раскаты грома в иных временах и мирах. Ждала и дрожала от холода, а может, от чего-то большего.

И вдруг из зеркала на нее взглянули глаза, не ее глаза, но эти она знала не хуже, чем собственные. Ни звука, никакого предупреждения, только что она видела лишь себя, и вдруг появился Брайан. Лорин едва не вскрикнула.

Брайан прижал ладони к другой стороне зеркала, словно смотрел на нее сквозь обычное стекло. Он выглядел в точности таким, каким Лорин его помнила: высокий, сухощавый, красивый. В черной футболке, которая была на нем, когда она в последний раз его видела. Он улыбнулся. Лорин заплакала.

— Брайан…

Губы его шевелились, но она не слышала ни слова.

— Я тебя не слышу! — прокричала она и тут же прочла по его губам: «Я тебя не слышу!»

Между ними стеной стояла сама вселенная. Но если она сумела пройти сквозь нее, может, и он сумеет? Ворота действуют в обе стороны. Если оставить их открытыми, они не закроются, пока кто-нибудь или что-нибудь не пройдет сквозь них в любом направлении. Если бы этим «кто-нибудь» был Брайан…

Лорин прижала ладони к зеркалу и, ни о чем не думая, пожелала, чтобы ворота открылись.

На мгновение она очутилась в центре бури. По зеркалу пробежало зеленое пламя, высветило комнату; обольстительный шепот магии молил Лорин погрузиться в ее объятия. Но на сей раз женщина отступила, лишь позвала Брайана.

Его ладони надавили сильнее, зеркало прогнулось наружу и стекло с него, как вода, словно он поднялся из тихого, гладкого озера. Сначала появилось лицо. Зеленый огонь потух, Брайан стоял так близко к Лорин, что она ощущала тепло его кожи, чувствовала запах лосьона. Так близко, что можно было протянуть руку и коснуться его. Так она и сделала, дрожащими пальцами дотронулась до локтя, ощутила плотную, теплую кожу, мягкие золотистые волоски, твердые мускулы…

Вдруг горло сдавил мощный спазм, Лорин не могла ни вздохнуть, ни произнести ни слова, из глаз потоком катились слезы, она ничего не видела.

— Брайан, — прошептала Лорин и упала в его объятия, обхватив его шею руками и рыдая ему в рубашку. — Господи, Брайан, ты и правда пришел! — Лорин всем телом ощущала силу сжимавших ее рук, его пальцы, грудь, к которой она прижималась. Запрокинув лицо, она потянулась поцеловать его, поцеловать, как мечтала, как жаждала…

Но он отстранился и отрицательно покачал головой: нет.

— Брайан! — с болью прошептала потрясенная Лорин.

— Я не твой Брайан, — объяснил он тем самым голосом, голосом, который она никогда не забудет и никогда не перестанет любить.

— Мой! Ты мой! Ты вернулся ко мне, и теперь все будет прекрасно!

Но он снова качнул головой: нет. Нет.

Нет.

Сдерживая рыдания, Лорин выкрикнула:

— Да! Я вернула тебя. Теперь ты мой! Смерть проиграла. Мне нельзя тебя отпускать.

— Я не умирал, — ответил он. — Никогда не умирал. — Брайан нахмурился, потом продолжил (Лорин видела боль в его взгляде): — Ты — Лорин. Но не моя Лорин. Моя Лорин беременна нашим вторым ребенком. Шесть месяцев. Через три недели я увольняюсь из военно-воздушных сил. Мы переедем в Шарлоттвилль, там я смогу завести охранное агентство.

Охранное агентство. Брайан всегда о нем мечтал. Этим и собирался заняться после увольнения в запас. Только о нем и говорил. И вот теперь он собирается осуществить свой план. Только не с ней. С какой-то другой Лорин. Беременной Лорин.

— Как такое может быть? — прошептала она. — Где ты был? И почему говоришь, что ты не мой Брайан, что у тебя есть другая Лорин? Посмотри на меня! — Она раскинула руки. — Посмотри!

— Моя Лорин — создательница ворот, — ответил Брайан. — И ты — тоже. Иначе я не был бы здесь. Я проходил с ней ворота множество раз. — Он улыбнулся. — На время ей придется это оставить, чтобы проводить больше времени с детьми, со своими родителями, с моими.

— С ее родителями?!

— Ну да.

— Мои родители погибли.

— Мне очень жаль. Другая вселенная, другие правила.

Ее била крупная дрожь.

— Расскажи мне! Расскажи, что тебе известно.

Он кивнул:

— Мне надо спешить. Чем дольше я здесь пробуду, тем ближе мое присутствие сдвигает наши миры. Я — аномалия. Тебе известно о верхнем мире, нижнем, о будущем мире, о прошлом, о боковых ответвлениях?

— Только о верхнем и нижнем мирах. Сама я была лишь в нижнем, правда, еще ребенком. А все остальное… — Лорин пожала плечами.

Брайан нахмурился.

— Тебе следует об этом знать. Следует сознавать опасность того, что ты меня вызвала.

— Были кое-какие проблемы, — начала она, но не стала уточнять.

— Тогда кратко. Будущий мир — это тот, что движется по времени впереди твоего, но по тому же пути. Ты можешь достичь только тех его частей, которые существуют после твоей смерти, однако эти части день ото дня меняются. Если ты вдруг начнешь курить, то обнаружишь, что можешь достичь точки на двадцать лет более ранней, чем могла день назад, то есть результат твоего решения, если все останется по-прежнему, сократит твою жизнь на двадцать лет. Если ты на следующий день бросишь курить, то те двадцать лет опять станут недостижимыми. В будущий мир входить опасно — ты попадаешь туда твердым телом, можешь во что-то вмешаться, внести изменения; однако если это произойдет, вернуться уже не получится. Все время позади того момента, когда ты что-то изменила, становится твоим прошлым. С прошлым миром — то же самое. Ты можешь попасть лишь в то время, когда тебя еще не было. С момента зачатия этот мир для тебя закрыт. К тому же туда попадаешь не в виде твердого тела, там ты почти дух, совсем как в верхнем мире.

— Про верхний мир я знаю.

— О'кей. В прошлом мире нельзя произвести физических изменений, но иногда можно повлиять на решения, сделать какое-либо предложение. И никакой магии. Ни в будущем мире, ни в прошлом ты не можешь больше, чем в своем собственном.

— А ответвления?

— Меня ты вызвала как раз из ответвления. Ответвления — это миры, существующие параллельно с твоим. Те, что ближе, почти такие же. Но чем дальше они от твоего мира, тем разница все больше. Ты не можешь попасть в мир-ответвление, в котором уже существуешь.

— А потому ты — здесь, но ты — не мой Брайан.

Он снова кивнул:

— Мне действительно жаль. Дальше. Ни в одном из параллельных миров остаться нельзя. Связь между мирами рвется, как бы перетирается о реальность.

— Значит, если бы я даже нашла Брайана, который потерял свою Лорин и который согласился бы остаться со мной…

— Ничего бы не вышло. В лучшем случае, вы сумели бы провести вместе пару часов, а потом все стало бы рушиться. Вы могли бы лишь изредка смотреть друг на друга.

— Насколько изредка?

— Думаю, несколько раз в год. Повторяющиеся пересечения истончают вещество реальности между мирами, проломы становятся обычным делом, даже если ваши встречи становятся все короче и короче.

— Могу ли я его хоть как-то вернуть?

Брайан закусил губу.

— В нужном тебе виде — нет.

— Но иногда я ощущаю его присутствие. Когда я перехожу из одного мира в другой, то чувствую его прикосновение, его взгляд, слышу его голос.

— Мне не известно, как это объяснить. Я не больше твоего знаю, что с нами происходит после смерти. Но от Лорин, моей Лорин, я узнал следующее: смерть — это дверь, которую мы не смеем открыть.

— Он там! Я чувствую его! И я не могу его вернуть? Не могу использовать магию, чтобы он по-настоящему ко мне вернулся?

— Нет.

— Существует бесконечное количество миров, где он жив…

— И бесконечное число миров, где он мертв. Эта истина одинакова для любого из нас.

— Бесконечное…

— Да.

— И я не могу его вернуть?

— Не можешь.

— Я готова отправиться и в рай и в ад, лишь бы он был со мной.

Брайан, не ее Брайан, Брайан, который смотрел на нее сочувствующими глазами, но без той любви, какую она сама чувствовала к своему Брайану, ответил:

— И быть может, на самом краю рая и ада он ждет тебя. Но ты не можешь вернуть его сюда. Можешь только пойти к нему.

— Я могу умереть.

— В свой срок. Не сейчас.

— Я могу умереть!

— Но это и все.

— Я могу творить своим дыханием, мыслью. Могу строить и разрушать одной силой желания и единым взглядом. Могу переходить из одного мира в другой. Могу вызывать бури и сметать горы. И ты говоришь мне, что я не могу получить обратно моего Брайана?

— Ты и твой мир и твоя вселенная платят за каждое твое действие. Ты можешь путешествовать между мирами, можешь вызывать штормы и уничтожать горы, Лорин, но… ты… не… Бог! — Голос его становился все тише.

Он положил ей на плечи руки, руки, которые она знала, любила и потеряла. Колени у нее подогнулись, глаза затуманились слезами. Эти руки она так жаждала вернуть! И голосом, который она хотела слышать с другой стороны кровати всю оставшуюся жизнь, мужчина сказал:

— Ты всего лишь человек, однако из-за твоей способности выходить за пределы своего мира ты можешь искалечить свою судьбу и судьбы всех его обитателей до такой степени, что не выживет сама планета. Твои действия могут ее уничтожить!

— Всю планету?

Мужчина кивнул.

Лорин хотелось завыть. Это несправедливо! Хотелось ткнуть в него пальцем и крикнуть: теперь ты будешь моим Брайаном! Хотелось уничтожить свой мир и вновь воссоздать его, но только с живым Брайаном!

Но она — не Бог. Где-то в самой глубине разума, где, похороненные, спят ее не вернувшиеся воспоминания, родилась абсолютная уверенность, что этот человек говорит правду. Она не может вернуть умершего, а если бы и могла, это был бы не тот, чьего возвращения она жаждет. Ее Брайан ушел, ушел далеко, и ей до него не дотянуться. Что бы она ни сделала, его не воскресить, не воскресить таким, какого она любила и какого хотела бы вернуть. Он был смертным, и он умер. Она тоже смертна, и ей придется жить с этой истиной, с этой болью до самой смерти и лишь тогда узнать, ждет ли ее что-нибудь за пределами черной пустоты смерти.

Лорин опустила голову и постаралась успокоиться: сжала кулаки, стиснула зубы, плотно зажмурила глаза, пока не унялись слезы.

— Почему ты пришел на мой зов? — спросила она, когда наконец смогла справиться с голосом.

— Потому что я люблю твою… сестру-двойняшку — не придумаю слова. Люблю всей душой и сердцем. Потому что она услышала и стала просить меня ответить до того, как кто-нибудь или что-нибудь явится на мое место.

При этих словах Лорин ощутила внезапный озноб, словно кровь застыла в ее жилах.

— Что ты имеешь в виду?

— На твой зов мог откликнуться любой из бесчисленных Брайанов бесчисленного количества миров. Все зависит от того, насколько громко ты звала и насколько сильно стучалась. Но не каждый Брайан любит тебя. Не каждый, кто явится на твой зов, будет желать тебе добра. На каждого Брайана, готового ради твоей любви перевернуть мир, существует Брайан, готовый перевернуть мир, чтобы навредить тебе. Но когда ты зовешь, то не знаешь, кто придет.

Она вдруг подумала о Джейке, так доверчиво и безмятежно спящем в своей кроватке. Как легко она позволила человеку, который выглядел, как Брайан, войти в свой дом! Как легко была готова верить ему, желать его! Он мог оказаться кем угодно, чем угодно! Она так хотела вернуть Брайана и не задала бы ему ни единого вопроса, пока не стало бы слишком поздно! Пожелай этот Брайан ей навредить, он мог бы пройти сквозь зеркало, убить ее и Джейка и исчезнуть, не оставив следа. Лорин вздрогнула. Брайан кивнул:

— Теперь ты понимаешь опасность?

— Да, — прошептала она, обхватив себя руками и не отрываясь глядя на Брайана.

— Ну и хорошо. — Он отвернулся. — Я не смею здесь больше оставаться. Когда мы проникаем в ответвления, в обоих мирах быстро начинается распад. Я не могу рисковать моей Лорин и моим Джейком. Я должен вернуться.

Она молча кивнула, обхватила себя руками и все смотрела на Брайана, на мощную шею, изгиб к плечам, на коротко стриженный затылок. Она и во сне могла нарисовать эту мягкую линию, могла закрыть глаза и представить, какова она на ощупь в постели. Ее руки обвивают его, лицо прижато вот к этому местечку на шее, его запах щекочет ноздри… Он так близок. Так близок, что можно протянуть руку и коснуться его, но он ей не принадлежит и никогда больше принадлежать не будет.

— Что я должна сделать, чтобы отправить тебя домой?

— Открой ворота, дорогу я отыщу сам.

Лорин обошла его, стараясь не дотронуться даже случайно. Сейчас, зная, что это будет в последний раз, она не могла вынести мысли о его прикосновениях. Прижав ладони к зеркалу, она позвала зеленый огонь и грозу, а когда по стеклу пробежало потустороннее пламя, отступила в сторону и еще сумела выговорить:

— Спасибо. — Голос под контролем, плечи расправлены, голова высоко поднята. Улыбнуться она и не пробовала — это будет уж слишком.

Брайан легко коснулся ее плеча и сказал:

— На каждую закрытую дверь всегда отыщется распахнутое окно.

Любимая поговорка Брайана. Ее Брайана. Лорин вновь сжала кулаки и кивнула, не в силах произнести ни слова — горло опять сдавил спазм.

И он ушел.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кэт-Крик, Северная Каролина

Эрик направлялся в крошечное переоборудованное помещение, служившее в Кэт-Крике офисом шерифа. Бросив взгляд внутрь, он через окно разглядел Питера Старка, который, закинув ноги на стол, уткнулся в книгу. Но к моменту, когда хлопнула входная дверь, а сам Эрик обогнул угол, Питер успел спустить ноги на пол, а на столе у него оказались разложены какие-то документы.

— Я не возражаю, если ты будешь читать.

Питер покраснел.

— Я знаю.

— Правда, от ног на столе я не в восторге. Мимо ездят люди и все видят, страдает авторитет шерифа. А раз именно они платят тебе зарплату и мне тоже…

Питер вздохнул.

— Я рано встал. Надеялся, что вы узнали что-нибудь новенькое о деле Молли Мак-Колл.

— Я даже не уверен, что есть такое дело. Девушка не вернулась домой, но она вполне могла уехать на недельку повидаться с семьей. Думает, что заперла дверь, а сама забыла.

— Может, и так. Но непохоже.

Эрик кивнул:

— Я тоже думаю, что непохоже. У меня сегодня есть кое-какие дела. Офис пока в твоем распоряжении.

— Что-нибудь важное?

Шериф пожал плечами:

— В основном ерунда. Есть кое-что по делу Молли Мак-Колл, если, конечно, существует само дело. Вот я это и проверю, но вообще-то мне надо просто заняться хозяйством.

— Если появится что-нибудь интересное, я позвоню.

Эрик приподнял бровь:

— Интересное — это?..

— Беспорядки на улицах, бродяги на лавках, обнаженные женщины на газонах… — Питер слегка ухмыльнулся и добавил: — Хотя, если появятся обнаженные женщины, я, пожалуй, и сам справлюсь.

Питер, как и Эрик, жил один, но в отличие от Эрика никогда не был женат. Здоровенный, добродушный верзила. Эрик предвидел, что года через два провинциальная скука и недостаток молодых одиноких женщин погонит его из Кэт-Крика в большой город.

— Не сомневаюсь, что справишься. — Он зевнул и тряхнул головой. — Ну ладно, если появится что-нибудь, кроме голых женщин, звони.

Питер склонил голову и уставился на Эрика.

— А с вами, босс, все в норме?

— Плоховато сплю в последнее время.

— Потому что в компании?

— Если бы…

— Вам следует отправиться домой и хорошенько выспаться. Я буду удерживать позиции.

— Согласен, хотя сегодня не твое дежурство.

К моменту, когда Эрик очутился в патрульном автомобиле, Питер успел снова уткнуть нос в книгу, однако ноги на стол водружать не стал.

Когда Эрик поднялся на второй этаж цветочного магазина, вахту стоял Грейнджер.

— Ну как, все спокойно?

— Только не в мою смену. Я сразу сменил Вилли, он сказал, что ночью не сомкнул глаз. Чертовы ворота открывались дважды, к тому же прошла энергетическая волна. Векторы указали на тот же дом.

— Дом Лорин Дейн?

— Похоже.

Эрик поморщился. Предательница из семьи предателей. Все сходится. Не хочется так о ней думать, черт подери! Люди таковы, каковы они есть, и всякие подростковые комплексы ничего не меняют в этой основополагающей истине.

— Я подежурю следующую смену, а ты иди и займись своими делами.

У него был план. Но, не зная, кто из сентинелов сотрудничает с Лорин, он предпочел никому о нем не сообщать. Нелегко было допустить мысль, что Грейнджер может оказаться шпионом, человеком, несущим ответственность за потенциальное разрушение Кэт-Крика, но надо смотреть фактам в глаза. Сам он — не предатель, Джун Баг — тоже не предатель, а про всех остальных он не знает.

— Нет, я пойду домой и посплю, — возразил Грейнджер. — Пожалуй, придется выпить что-нибудь успокаивающее. У меня не было ни минуты отдыха с тех пор, как…

Его голос дрогнул. Эрик кивнул:

— У меня тоже. Надеюсь, тебе удастся выспаться лучше, чем мне.

Когда Грейнджер ушел, Эрик открыл ворота в зеркале, уселся внутри и положил на колени блокнот, угольник, транспортир, компас и карандаш, полный решимости правильно определить координаты. Он не собирается обвинять Лорин, не получив исчерпывающих доказательств, что именно она виновна в исчезновении Молли Мак-Колл, а значит, необходимо определить с точностью до долей секунды, что источник несанкционированных возмущений действительно находится в ее доме и что Лорин, а не кто другой, вызывает их. Пожалуй, ему придется побегать, но у него был план, были необходимые инструменты и, благодаря Питеру, было время.

Энергия ворот омывала целебными волнами, и Эрик почувствовал себя лучше. Он впитал в себя малую долю текущей между мирами энергии. Обычно сентинелы пытаются ничего не взять и ничего после себя не оставить, но ведь если он заснет, от него не будет никакого толку.

К моменту, когда ворота открылись, Эрик чувствовал себя бодрым, хорошо отдохнувшим и готовым к любому развитию событий. Он быстро нанес вектор, и сердце его упало. Это были ворота Лорин. Если поспешить, то можно успеть добраться до ее дома. Если она перешла в Орию, он сможет посидеть и подождать, она явится, а он тут как тут! Эрик подумал было отыскать ее в Ории, но вспомнил о грозе, сопровождавшей ее заклинание, и решил: при встрече с ней лучше не давать ей возможности применить против него магию.

Он спустился по задней лестнице, махнул рукой Нэнсин — пусть о дежурстве не беспокоится, он подежурит — и быстро двинулся к дому Лорин.

Не заглушив мотора, он постучал в парадную дверь: в конце концов, ворота могли открыться, когда Лорин возвращалась, а не уходила. Но хозяйка не отозвалась, хотя ее машина стояла под навесом. Эрик вернулся в машину, обогнул дом и припарковался подальше от глаз, за старой, полуразвалившейся мастерской, а потом проник в дом через черный ход. Не очень-то это ему было приятно, но он должен поймать момент, когда она будет выходить из зеркала. Должен и все. Ему необходимо своими глазами увидеть, что именно она пользуется воротами, что никакой ошибки нет. Он собирается вести себя очень жестко — никакого «войдите в мое положение», никаких сантиментов — по отношению к предателю, который угрожает самому существованию его мира. Так что — никаких ошибок, никаких ложных обвинений.

Попав в дом, он запер заднюю дверь изнутри, нашел удобное кресло, установил его так, чтобы хорошо видеть зеркало и в то же время не сразу попасть на глаза тому, кто из него выйдет, и приготовился к ожиданию, скорее всего весьма длительному.

Коттедж Натта, Баллахара

Одной рукой удерживая Джейка, а другой родительскую тетрадь, Лорин прошла ворота, чтобы отыскать Эмбера. Ей надо было хоть с кем-нибудь поговорить о Брайане, и Эмбер был единственным знакомым ей живым существом, к которому она могла обратиться.

Однако в старом коттедже родителей в Ории что-то было не так. Из зеркала она должна была попасть прямо внутрь дома, но вместо этого оказалась в сугробе у заколоченной задней двери. Там, где она появилась, некогда девственно-чистый снег был затоптан, на сугробах под окнами виднелись следы замерзших розовых капель, вызывавшие неприятные ассоциации с кровью.

Лорин крепче обхватила Джейка. Тихонько постояла, прислушиваясь, не вломился ли кто-нибудь в дом, но единственным звуком на всей поляне было завывание ветра над трубой, да время от времени хлопала входная дверь. Должно быть, непрошеные гости бросили ее открытой.

Не зная, на что решиться, Лорин хотела было снова скрыться в воротах, но подумала, что в Ории она обладает значительной властью над магией. Если кто-то околачивается вокруг дома, она справится с ним одним словом. Она и правда поразмыслила, каким должно быть это слово, если из тени к ней приблизится нечто угрожающее. И приготовила заклинание, которое обратит нападавшего в ледяную сосульку вроде тех, что свисают с птичника. А у нее будет время, чтобы окончательно избавиться от непрошеного гостя.

Вертя в голове слово, которое в мгновение ока реализует подготовленное заклинание, Лорин обогнула дом по затоптанному снегу и подошла к переднему крыльцу. Сердце бешено колотилось. Лорин осторожно ступила внутрь. Там царило разрушение. Кто-то в щепки искрошил старую мебель — кресло-качалку, стол, стулья… Разодрал древние стеганые одеяла из спальни — повсюду валялись обрывки ткани и клочья ваты. Безжалостной рукой расколотил об пол глиняные тарелки и кувшины… Раздробил молотком маленькую ручную помпу, которая подавала в дом воду… Сейчас водяной ручеек уже застыл, но прежде успел разлиться в ледяное озеро, запрудившее почти весь пол.

Работа была проделана с большим тщанием. И выглядела очень… демонстративно. Лорин нахмурилась. Кто бы ни был этот погромщик, он действовал очень методично: переходил от одного предмета мебели к другому, выбрасывал содержимое каждого ящика, ломал, разрушал, уничтожал каждую вещь. Ничего не пропустил и ничего не пожалел. И ничего не пропало. Тот, кто сотворил это, желал одного — максимального разгрома. Он ничего не искал, не стремился найти и украсть что-нибудь ценное.

Полное разрушение — вот очевидная цель набега. Но в таком случае, почему бы просто не поджечь дом — и все дела?

Лорин прошла в глубь дома, огибая ледяные лужи на полу, каждую секунду готовая отразить нападение. Дверь спальни оказалась закрыта. Ей это совсем не понравилось. Выпадало из образа: закрытые двери создают впечатление аккуратности, прячут картину еще большего разрушения, которая непременно открылась бы ее взору, останься дверь открытой.

Очень осторожно, приготовившись тотчас воплотить свое заклинание, Лорин приоткрыла дверь.

В спальне был Эмбер, вернее, то, что от него осталось. Он был истыкан десятком ножевых ударов и прибит гвоздями к стене. И на той же стене надпись кровью: «Ты думаешь, что можешь играть в нашей лиге?» В замерзших глазах Эмбера белел иней.

Лорин ничем не могла ему помочь. Только несколько часов назад Брайан объяснил ей: мертвый останется мертвым. Это единственная неизменная истина во Вселенной, даже для тех, кто обладает Божественным могуществом. Спасти Эмбера она не могла, но, оставаясь здесь, могла подвергнуть опасности собственного сына! А на это она не пойдет никогда.

«Позже», — пообещала она Эмберу, пятясь из комнаты. Позже она найдет способ вернуться, снять его со стены, пристойно похоронить, найти слова, выражающие горе от этой потери. Потери единственной ниточки, связывающей Лорин с ее истинным детством, потери друга, которого она лишь недавно обрела вновь.

Позже.

Сначала надо спасти сына и спастись самой.

Кэт-Крик

Лорин прошла сквозь зеркало, одной рукой придерживая сына, а в другой сжимая черную тетрадь. Глаза ее горели диким огнем, волосы разметались. И даже на расстоянии, сидя в кресле в дальнем углу гостиной, Эрик чувствовал ее страх. Женщина выронила тетрадь, и та заскользила по гладкому полу в сторону Эрика. Лорин обернулась к зеркалу, из которого только что вышла, бросила на него наполненный ужасом взгляд, с силой, словно врага, толкнула ладонями и плотно затворила за собой ворота. Как будто за ней кто-то гнался, подумал Эрик.

Он ждал, не издавая ни звука, но при этом сумел бесшумно переложить руку на рукоять пистолета и снять его с предохранителя. В мозгу его билась мысль о том, что может, преследуя свою жертву, вырваться из зеркала. Либо ее тайный помощник — одно из множества населяющих Орию беспокойных созданий. Либо нечто по-настоящему опасное. Например, отступник из числа Старых Богов. Перебежчик. Или нечто, возникшее из неудачного заклинания, нечто, породившее сейчас на Земле эпидемию гриппа.

Эрик видел, как она пересадила сына на другое бедро, пронеслась мимо него, споткнулась о ступеньку, бормоча на ходу ребенку:

— Сейчас соберем вещи, мой сладкий. Уберемся отсюда подальше. Можно ненадолго снять комнату в отеле. Совсем ненадолго. А потом наверняка сможем найти другое жилье. Ничего, все образуется.

Эрик слышал, как она всхлипнула, поднимаясь по лестнице, и догадался, что женщина плачет.

— Ничего, в мире много других мест. Нам хватит. Как-нибудь устроимся. Еще лучше устроимся.

Эрик слышал, как она мечется наверху, как хлопают и с размаху стучат о стены двери, слышал, как она выдвигает ящики, как вываливает их содержимое на пол.

Одним глазом приглядывая за зеркалом, он нагнулся к лежащей на полу тетради, раскрыл ее, быстро пролистал, задерживаясь на аккуратно вычерченных схемах и тщательно выведенных инструкциях. Когда он осознал, что держит в руках, сердце его застучало сильнее, а во рту сразу пересохло. Сентинелы подозревали, что Хочкиссы самовольно экспериментировали с магией, но это обвинение, так же как и другие, никогда не было доказано. И вот теперь он получил улики. Он держал в руках лабораторный журнал их опытов с трансгрессией. Годы экспериментов! Рулетка, где каждый поворот колеса мог привести к гибели всей Земли или ее части!

У него по-прежнему не было доказательств, чтобы обвинить Лорин в похищении Молли Мак-Колл, однако теперь он знал достаточно, чтобы допросить ее. Но тихо. Без шума. Он вовсе не желает спугнуть ее сообщника из среды сентинелов.

Учтя ее возбужденное состояние, Эрик придумал план, как забрать отсюда Лорин, не поднимая шума. Когда она появилась на верхней площадке, он стоял в дверном проеме у основания лестницы. Лорин успела переодеться, на одном боку у нее сидел Джейк, в руке она держала саквояж с вышитой фамилией — «Дейн». Эрик догадался, что сумка принадлежит к военной экипировке погибшего мужа. Лорин тащила тяжеленную сумку, не поднимая головы, — смотрела себе под ноги. Она все еще его не заметила. На щеках остались следы слез, но она больше не плакала.

— Нам с тобой надо поговорить, Лорин, — негромко проговорил Эрик.

Она резко вскинула голову и в ужасе на него уставилась. «Сейчас завизжит», — подумал Эрик. Но она не завизжала. Глаза ее стали жесткими, холодными и опасными. Она ответила:

— Если все это устроил ты… — Лорин кивком указала на зеркало. — Тогда лучше убирайся с дороги! Ты победил. Мы уезжаем. Но если ты только дотронешься до моего сына, видит Бог, я вырву тебе глаза, я тебя голыми руками в клочки разорву!

Голос Лорин звучал абсолютно убедительно, и выглядела она соответственно. Пожалуй, он не стал бы испытывать серьезность ее намерений. Разве что при крайней необходимости… Женщины бывают очень сильными противниками. А потому он просто сказал:

— Я знаю, кто ты.

Она усмехнулась:

— У этой медали две стороны, миленький. Я тоже знаю, кто ты. И твои родители, и еще кое-кто из местной шушеры в этом мерзком городишке. Господи, зачем я только вернулась!

Она уже спустилась с лестницы, и теперь он смотрел ей прямо в глаза. Лорин оказалась выше, чем он рассчитывал, ее рост всегда немножко удивлял его — выглядела она очень хрупкой, и он как-то не соотносил это с ростом.

— Наверное, тебе и правда не стоило возвращаться, но ты вернулась. А теперь нам придется ехать с тобой в участок. Ненадолго. Нам надо кое-что обсудить.

— Ну да. Я сяду с Джейком к тебе в машину, и больше нас никто и никогда не увидит! — Тут она заметила в его руках тетрадь. — Отдай! Это не твое!

— В данный момент — мое. И клянусь, ничего с тобой не случится. Не знаю, от чего ты убегаешь, но кое-какие соображения у меня есть. И знаю, что не причиню вреда тебе и твоему сыну. И другим не позволю. Клянусь.

Она ведь предательница, думал Эрик. Предательница своего биологического вида. И родители ее были тоже предателями. Но когда он смотрел на нее, то не видел предательницу. Видел лишь семнадцатилетнюю девушку, мечтающую о дальних странах, жаждущую увидеть мир. Видел тот весенний полдень, когда он наконец-то набрался духу, один-единственный раз, и поцеловал ее… И она ответила на поцелуй!

— Значит, я арестована?

— Пока нет. Но если ты не пойдешь со мной добровольно, то придется арестовать. Лучше иди сама.

Она бросила на Эрика загнанный взгляд, в глазах ее все еще полоскался страх, потом посмотрела на сына, вцепившегося ей в плечо, и решительно заявила:

— Пошли.

Питер подскочил и уронил книгу, ноги его с грохотом убрались со столешницы на пол.

— Я и не слышал, как вы вошли. — Он изобразил смущение.

— Мы прошли черным ходом, — объяснил Эрик и повесил ключи от патрульного автомобиля на доску рядом с полкой, где стояла его чашка. — Мы поговорим в задней комнате. Текущие дела на тебе, разве что будут экстренные проблемы.

Питер приподнял бровь, кивнул в сторону женщины и ее сына, но промолчал.

— Это по делу Молли Мак-Колл.

Теперь брови Питера взлетели на лоб.

— Она?

— Пока не знаю. Потому и допрашиваю ее.

— Господи боже мой! — Питер встряхнул головой.

— Если что-нибудь прояснится, я дам тебе знать. — Эрик видел, что помощник просто умирает от любопытства. Зачем шериф собирается допрашивать молодую мать с малышом?

Но ничего нельзя объяснять. Иначе его примут за сумасшедшего. Вместо объяснений Эрик бросил на Питера выразительный взгляд: «Заткнись!» — и указал Лорин на коридор, где располагалась комната отдыха, время от времени служившая помещением для допросов. Разумеется, он мог бы отвести ее в одну из двух имеющихся камер, но лучше, чтобы она чувствовала себя комфортно. Если Лорин решит, что он ей доверяет, она охотнее сообщит то, что ему требуется узнать. А узнать ему надо многое, и быстро.

Усадив Лорин с чашкой кофе, а Джейка со стаканом сока в комнате для отдыха, Эрик извинился и быстро вернулся в офис.

— Меня ни для кого нет, — обратился он к Питеру. — Если кто-нибудь спросит, кто угодно, скажи, что я занимаюсь делом Мак-Колл в Рокингеме. Ее ты никогда не видел, она здесь никогда не была, ты ничего не знаешь. Ясно?

Питер кивнул:

— А кто она?

— Лорин Дейн. Сейчас она — главный подозреваемый в похищении.

— Она? Вы шутите!

— Вовсе нет.

— Эта крошка и мухи не обидит!

Эрик хмыкнул, вспомнив бешенство в ее глазах, когда она угрожала выцарапать ему глаза.

— Не стану тебя разочаровывать. Людям нужны иллюзии.

* * *

— Ну, как вы тут? — спросил он у Лорин, вернувшись в комнату отдыха.

— Мне было бы лучше, понимай я, что происходит.

— Почему бы не начать с твоего рассказа. Что ты делала в Ории? И почему вернулась в страхе? В таком страхе, что готова была бежать из своего дома, куда глаза глядят?

— Думаю, мне нужен адвокат.

Эрик медленно покачал головой:

— Не для такого дела, Лорин. Юристы нужны для всяких мелочей, а тайны сентинелов и ворот следует хранить среди своих. Только так. Когда начинаешь бродить среди вселенных, законы Северной Каролины на тебя больше не распространяются. А ты здесь по делу, которое началось не в нашем мире. Итак, почему ты испугалась?

— Если ты не арестовал меня, то отпусти.

Эрик нахмурился.

— Я могу задержать тебя на двадцать четыре часа по подозрению. И в течение этого срока я не обязан никому сообщать, что ты здесь. Потому что я не доверяю твоим дружкам. Именно так я и поступлю, если ты не начнешь отвечать на мои вопросы. Пока я веду себя вполне лояльно, Лорин. Лояльно, несмотря на все неприятности, которые ты создала. В основном потому, что помню, кем ты была. Но я, черт подери, не знаю, кто ты теперь!

Ее реакция была совсем не такой, как он ожидал. В глазах не мелькнуло никакого чувства вины. Она не начала запинаться. Не рассердилась. Какой-то миг она выглядела просто растерянной.

— Моим дружкам? — Она тряхнула головой. — Послушай, Эрик Мак-Эйвери, это у тебя здесь дружки, целая когорта. Именно твои любимые сентинелы убили моих родителей! Убили моего друга в Ории! А теперь хотят убить меня и Джейка! Так что помолчи о дружках! Джейк и я — мы одни во всем мире!

Теперь растерялся Эрик.

— Твоих родителей никто не убивал. Они погибли в автокатастрофе.

— Тормоза были повреждены. И рулевые тяги тоже.

— Это смешно! Было расследование.

— Да, и его провели сентинелы.

— Не… — Он хотел сказать, что не сентинелы, а управление шерифа, но предыдущий шериф тоже был сентинелом. Здесь, в Кэт-Крике, сентинелы всегда следили, чтобы власть оставалась у них в руках. Не могли допустить, чтобы власть вмешивалась в их дела. А это означает, что они сами должны быть властью. Но эта система время от времени приводила к злоупотреблениям. — У тебя есть доказательства? — спросил он вместо этого.

— Были. До нынешнего утра. Я обнаружила своего свидетеля приколотым к стене в доме моих родителей в Ории.

Эрик недоверчиво уставился на нее.

— Кого-то приколотили к стене в доме твоих родителей, а мы сидим тут и болтаем? Когда ты собиралась сообщить об этом?

— Я не собиралась, — быстро отозвалась Лорин. — Если ты уже знаешь об этом, то что толку. А если не знаешь, то все равно бесполезно. Уже ничего нельзя сделать.

— Кто погиб? Кто был твоим свидетелем?

— Эмбер. Друг детства.

— Какой Эмбер? Я не знаю этого имени.

— Просто Эмбер. Горот.

Эрик потер переносицу указательным пальцем, пытаясь справиться с головной болью, которая все нарастала.

— Ну, хорошо… И кто такой горот?

— Ты же сентинел! И ты был в Ории, правда?

— Это служебные сведения. И в любом случае мы говорим не обо мне.

— Не цепляйся к словам, Эрик! Ты был в Ории?

Он смотрел на нее непроницаемым взглядом. Что-то с ней произошло. Ей известно нечто важное. Придется поделиться с ней информацией, чтобы получить отдачу.

— Да, разумеется.

— Тогда ты должен знать горотов, хотя, может, вы их называете по-другому. Маленькие такие человечки, с большими ушами, безобразные, как черти, морщинистые и вроде как серые…

Эрик поднял руку, чтобы остановить поток слов.

— Ты говоришь о представителе одной из туземных рас.

— Ну да!

— Сентинелы скрывают свое присутствие от туземного населения. По крайней мере считается, что скрывают. Начни ты общаться с тамошними созданиями, беды не оберешься. Будет в точности, как… — Он во все глаза смотрел на нее. Так вот что произошло! — Возникнут именно те проблемы, с которыми мы сейчас столкнулись! Ты вступила в контакт с ними!

— Только с одним. А теперь он погиб. Его, как бабочку, пришпилили к стене в доме моих родителей, и его кровью написали мне предупреждение.

Эрик побледнел.

— Какое предупреждение?

— «Значит, ты считаешь, что можешь играть в высшей лиге?» Что-то вроде этого.

— А подпись?

— Без подписи.

— А на каком языке?

— На английском. Я другого не понимаю.

Эрик кивнул, пряча смущение и чувство, что, пожалуй, он, как проводящий допрос коп, допустил промах.

— Этого… горота… ты давно его знаешь?

— С тех пор, как научилась ходить. А может, и дольше. Но я не видела его с тех пор, как… — Лорин запнулась, и он заметил тень в ее глазах, — …с детства. Не видела, пока не вернулась сюда и не нашла зеркало.

— Значит, когда ты туда попала, он был мертв?

— И уже довольно давно. Глаза уже покрывал ледок.

— Что-нибудь еще?

— Весь дом был разгромлен. Насколько я знаю, ничего не взяли. Но каждая вещь поломана, я такого разгрома еще не видела.

— Кто-то пытается тебя отпугнуть?

— Очевидно.

— Отпугнуть от чего, Лорин?

Она посмотрела прямо ему в глаза и растерянно проговорила:

— Я не знаю.

И сам не зная почему, он ей поверил.

— Итак, кто-то тебе угрожает. Возможно, даже преследует.

— Похоже.

— Расскажи мне, с кем ты работаешь. Кто из наших помогает тебе? Есть вероятность, что именно этот человек пытается навредить тебе.

— Из ваших? Помогает? — Лорин откинулась в кресле, наклонила голову набок и нахмурилась. — Из ваших — это из кого?

— Пожалуйста, Лорин, сейчас не до игр! Твоя жизнь и жизнь твоего ребенка в опасности! Ты должна рассказать мне все, что знаешь!

— Должна. Но сначала объясни мне кое-что. Я только что приехала. Отсутствовала много лет. И все это время не общалась ни с кем здесь, в городе. Вернулась я по одной-единственной причине — увидела в Интернете объявление о продаже родительского дома как раз тогда, когда получила страховку Брайана. Пока он был жив, мой дом был там. Но он погиб… — Она вздрогнула, пожала плечами и отвернулась. — В тот момент возвращение показалось мне удачным выходом из положения.

— Значит, ты утверждаешь, что возвращение в город сентинелов, где твоих родителей считали предателями, не показалось тебе… странным решением?

Лорин вздохнула, снова посмотрела ему в глаза и сказала:

— Тогда я этого еще не знала.

— Но теперь знаешь…

— Знаю.

— Что изменилось?

Она долго молчала, отыскивая на его лице что-то, понятное лишь ей одной, и, судя по выражению потемневших глаз, не нашла. Тусклым от разочарования голосом она начала:

— Я ведь тебя совсем не знаю, Эрик. Я знала человека, каким ты был в школе, но прошло столько времени, все меняется. Мои родители были убиты в этом городе, и тот факт, что их смерть осталась нерасследованной, доказывает, что тут замешано управление шерифа. То есть сентинелы. Тогда ты еще не занимал этот пост, но сейчас занимаешь, следовательно, для меня ты представляешь Власть — с большой буквы. То есть ты — друг тем, кто убил моих родителей, хотя сам, разумеется, в этом не замешан.

Лорин отвернулась.

— Значит, ты говоришь, что не доверяешь мне?

— Я говорю, что не могу тебе доверять. Это не то же самое.

— Можешь.

Лорин следила взглядом за сыном. Он спустился с ее колен и рассматривал коробку с пончиками рядом с кофеваркой.

— Не трогай, Джейк.

Джейк повернул к ней лицо, его нижняя губа выпятилась, он покладисто произнес:

— Неть! — И тут же потянулся к коробке.

Лорин среагировала моментально. Вскочив со стула, она оттащила его от пончиков и кофеварки, Эрик за это время успел лишь начать приподниматься со своего места.

Ребенок завизжал — бешено, словно кот, которому прищемили хвост. Эрик просто остолбенел, а Лорин сердито отчитывала малыша:

— Я сказала, не трогай! — Но с тем же успехом можно было беседовать с сиреной воздушной тревоги. Эрик в жизни не слышал, чтобы такое крошечное существо издавало столько шума.

Потом она вернулась на свое место, твердой рукой удерживая на коленях визжащего и брыкающегося двухлетнего сорванца. Эрик попытался было что-нибудь сказать, но шум, подобно китайской пытке водой, уничтожал все мысли. «Когда же это закончится» — вот единственное, о чем он мог думать.

— Пусть он возьмет пончик, — прокричал Эрик.

— Сначала он должен прекратить вопли и вежливо попросить, иначе — нет, — прокричала в ответ Лорин.

Как бы не так! Отдай ему этот чертов пончик, думал Эрик, глядя, как по щекам малыша катятся крупные слезы.

— Прекрати плакать и попроси, как положено, — спокойным голосом проговорила Лорин. Словно беседовала с нормальным человеком. — Скажи: «Пожалуйста, печенье».

Ребенок, как ни странно, тут же перестал плакать. Воздушный налет прекратился, сирена умолкла. Эрик чувствовал себя как человек, вытащивший голову из тисков. Громко шмыгая носом, с дрожащей нижней губой, Джейк произнес:

— Пазалта… песенье?

— Вот теперь ему можно дать пончик.

Эрик тут же вытащил один из коробки — без начинки — положил его на бумажную тарелку, прихватил бумажных салфеток и вручил угощение Джейку.

— Скажи спасибо, — не унималась Лорин.

Джейк впился взглядом в Эрика со всей подозрительностью, с какой шакал способен следить за околачивающимся возле его обеда львом. Набычившись, малыш наклонился, прикрывая собой тарелку, и лишь когда Эрик сел на место и стало ясно, что пончик наверняка не отберут, он произнес:

— Пасиба.

— На здоровье.

Джейк ухватил пончик, откусил и улыбнулся обсыпанным крошками ртом.

Жаль, что его мать сделать счастливой труднее. Если бы суметь убедить ее, что он — на ее стороне, она рассказала бы все, что знает. У него нет времени ходить вокруг да около. Что бы ни затевалось в Рокингеме, оно уже убивает людей, ведь эпидемия гриппа возникла не случайно. Каждая подвешенная в неопределенности жизнь тяжелым грузом давила ему на плечи. Даже если удастся спасти большинство, всех все равно не спасешь. А каждый человек для кого-то бесценен, где-то необходим.

— А теперь, когда я в состоянии расслышать собственные мысли, — Эрик хмыкнул, демонстрируя, что он хороший парень и вполне может оценить юмор в общении с маленькими детьми, — давай поговорим.

Лорин решительно заявила:

— Верни мне мою тетрадь, позволь устроить Джейка в безопасном месте, и я расскажу тебе, что смогу.

— Я не могу этого сделать, Лорин. Слишком велики ставки. Тебе известно, что поставлено на карту? Уверен, твой напарник тебе рассказал.

Лорин пересадила Джейка на бок, наклонилась вперед и раздельно произнесла:

— Слушай! У… меня… нет… напарника! Не знаю, в чем, по твоему мнению, я замешана, но на самом деле я не замешана ни в чем. Я дура вдова с маленьким ребенком, которая влипла в опасную историю. Я не знаю, что происходит. И кем бы ты меня ни считал, у меня нет ответов на твои вопросы. Шериф, ты схватил не того человека!

— Хотел бы я верить тебе, Лорин. Правда хотел бы. Пока мы были детьми, ты всегда мне вроде как нравилась. Но у меня столько улик, и все указывают на тебя. Сейчас, например, я могу обвинить тебя в похищении, в нарушении Кодекса сентинелов, в организации таких гигантских катастроф, что я до сих пор не могу охватить их разумом.

— Я — не сентинел, значит, Кодекс сентинелов, что бы это ни значило, на меня не распространяется.

— Он распространяется на любое человеческое существо, которое проходит ворота, потому что любой человек способен вызвать разрушительные последствия, которые вызвала ты.

Ее лицо стало непроницаемым, она скрестила на груди руки, плотно прижимая к себе Джейка, и с гневом посмотрела ему в глаза.

— Если ты уже принял решение, то, черт подери, можешь обвинять меня или что там ты еще намерен делать…

Она не собирается ему ничего рассказывать.

— Я намерен держать тебя здесь столько, сколько позволяет закон. Намерен заставить тебя подумать обо всех, кто должен умереть, если ты не расскажешь мне, что происходит и кто за этим стоит. Крепко подумай, Лорин. Не знаю, на что ты рассчитываешь, но знай, одним из этих людей может оказаться он. — Эрик кивнул на Джейка. — Одним из них можешь быть и ты. Мне надо уйти, но Питер сообщит мне, если ты решишь вспомнить, что твой первый долг — это долг по отношению к остальному человечеству, с которым ты живешь на одной планете, а вовсе не перед тем, кто обратил тебя к этой… извращенной игре энергиями и властью.

— Пошел в задницу, — тихо ответила Лорин.

Джейк обернулся и посмотрел на нее с интересом.

Эрик выглянул в холл и позвал Питера.

— Она и ребенок проведут ночь во второй камере. Никто не должен знать, что они здесь. Ей не разрешается говорить по телефону, не разрешается принимать посетителей, а если кто-нибудь придет и будет о ней расспрашивать, скажешь, что никогда ее не видел и не знаешь, где она может быть. Ясно?

— Задерживаете ее для допроса?

— На все двадцать четыре часа, если потребуется.

— Понятно, — отозвался Питер, и Лорин услышала позвякивание ключей и тяжелые шаги в коридоре.

— Пора, — сказал Эрик.

— Ты собираешься сунуть меня и Джейка в камеру?

— Приходится. Пока ты находишься под надзором, я могу быть уверен, что ты не свяжешься с сообщниками.

— У меня нет сообщников!

— Хотелось бы тебе верить. — Он указал ей дорогу по коридору к камерам. — Принесешь им все, что потребуется, — обратился он к Питеру. — Но чтобы ни одного зеркала. И если кто-нибудь будет о них спрашивать, ты ничего не знаешь. Сразу свяжись со мной и сообщи, кто ими интересовался. В полночь я вернусь и сменю тебя.

Питер смотрел на Лорин, а Лорин — на Питера. Выглядел он, как типичный благополучный парень с юга, выросший на хорошо прожаренных цыплятах и таких же бифштексах. Чуть-чуть тяжеловатый, чуть-чуть медлительный. Но взгляд его все время оставался холодным, оценивающим и проницательным. Тот факт, что она была женщиной, и женщиной привлекательной, казалось, не производил на него никакого впечатления. Его не проймешь застенчивой просьбой отвести в туалет или драматической сценой со слезами и жалобами на жестокость шерифа. Эрик и правда поступил жестоко, но Лорин понимала, что помощник будет действовать строго в соответствии с полученными инструкциями.

Джейк крепко спал, уютно свернувшись под боком на узком матрасе. Должно быть, сейчас почти полночь, помощнику пора уступить место шерифу. Как тихо! Все это время Питер читал, сидя в холле и временами бросая на нее беглый взгляд.

«Метамагические проблемы» Дугласа Хофштадтера. Лорин когда-то тоже ее прочла. Захватывающая книга. Фрактали, повторяющиеся структуры, усложняющиеся посредством микроизменений при каждом повторении, математика странных аттракторов…

Нелегкое чтиво. Значит, он не просто помощник шерифа, даже если и выглядит простачком. Не из тех, кто увлекается романтичными играми «сыщик-ищи-вора». Молодой, умный, осторожный.

Лорин начинала дремать. Ничего не придумаешь, ей не скрыться от его взгляда ни на минуту.

Плохо. Один несанкционированный поход в туалет вместе с Джейком — и она ушла бы через зеркало в Орию быстрее, чем отшумит вода в бачке.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Медный дом. Баллахара

В арке дверного проема стоял вейяр, одетый проще всех, кого Молли встречала до сих пор. Ростом он был не выше других, но осанка безошибочно указывала на окутывающую его ауру власти. Кожа светилась золотистым оттенком, волосы отливали золотом потемнее, а глаза — от края до края — заливала черная, непроглядная мгла. И он был неправдоподобно красив, красив почти ангельской красотой. Ангел в грязных ботинках.

— Прекрасная Молли, — глубоким голосом проговорил он. — Я прошу тебя о прощении и снисхождении. Я слишком долго отсутствовал, только что вернулся и теперь лично явился приветствовать тебя и пригласить в свой дом и свои владения.

Молли сидела на кровати с гитарой и выводила мелодию пальцами, которые за последние дни стали еще тоньше и сильнее. При звуках голоса она отложила инструмент и встала.

— Значит, ты — хозяин дворца?

— Сеолар, Великий Ималлин Медного Дома и Шеренской Речной Области. — Он с достоинством поклонился. — Я действительно хозяин этого дома, но это лишь незначительная часть моих владений. Можешь называть меня Сеолар. А если мы станем друзьями, то — Сео. А ты — Молли Мак-Колл, великая Води?

— Так мне сказали. Не хочешь объяснить мне, что такое Води?

— Мы поговорим об этом вечером на празднестве, которое я даю в твою честь. Никакого столпотворения, никакой шумихи, только ты и я, очень хорошее угощение и возможность задать вопросы, на которые я смогу ответить. Разумеется, через несколько дней у нас будет в честь тебя официальный банкет. Но я решил, что сегодня вечером ты пожелаешь… разобраться кое в чем.

Он улыбнулся, но Молли не ответила на улыбку. Она настороженно его рассматривала, оценивала расстояние между ними, обдумывала, как быстро проскочить его, схватить гостя и сделать из него заложника своего освобождения. Она бы смогла. Но не стала. Может, потому, что хотела получить ответы. Может, потому, что сама хотела выбрать место побега и не желала, чтобы он начинался в этой медной келье. А может, потому, что не была уже уверена, что возвращение в Кэт-Крик, к близкой боли страдающих и умирающих, к одиночеству будет самым лучшим выходом из положения.

— Мне бы не помешали кое-какие ответы.

Улыбка Сеолара померкла. Он постоял еще секунду, потом осторожно, не сводя с нее глаз, двинулся к двери.

— Бирра принесет тебе одеяние, — сообщил он. — А пока позволь преподнести тебе подарок. — Он протянул руку. На ладони сияло и высверкивало брызгами света что-то золотое и переливающееся.

Молли сделала шаг вперед и увидела стражей, которые стояли сразу за дверью и следили за каждым движением Ималлина. Значит, не очень-то он ей доверяет. Она взяла подарок и почувствовала тяжесть золота на ладони. Рассмотрела. Ожерелье. Невероятно изящная работа. Каждое звено так тонко выточено и так совершенно переплетается с соседним, что вся вещица кажется цельной, текучей, кажется живым существом, а не искусным созданием ювелира. В середине ожерелья несколько сапфиров обрамляли золотой медальон, а в центре медальона из бурного моря поднималась крылатая женщина с раскинутыми руками и спокойным, вселяющим надежду лицом.

— Господи боже мой, — прошептала Молли. — Эта вещь стоит дороже, чем весь мой дом там, в Кэт-Крике.

Сеолар тихонько рассмеялся.

— В каком-то смысле она даже дороже, чем мой дом. Она твоя. Пожалуйста, надень ее, и позволь мне полюбоваться.

Но Молли не собиралась продаваться за драгоценности. У ребят из авиации не получилось, не получится и у здешних.

— Может быть, позже. — Молли продолжала разглядывать украшение, понимая, что это самая великолепная драгоценность, какую ей приходилось видеть. Была в ней скромность и простота, вызывавшая восхищение в неизбалованном сердце Молли. Но как могла вещь, изготовленная из трех фунтов золота, выглядеть скромной — это было выше ее понимания.

— Ты наденешь ее к обеду?

— Я подумаю.

Сеолар достойно перенес разочарование. Ничего, переживет. Сначала она обследует украшение, убедится, что там не встроен крошечный контейнер, который в нужное время впрыснет ей наркотик, или что там еще мог удумать какой-нибудь хворый, но талантливый ювелир. Молли показалось, что ожерелье слишком быстро нагревается в руке и вроде как едва заметно пульсирует. Опасный знак. Пусть это и паранойя, но, пожалуй, у нее есть на нее право.

— Итак, Бирра явится на закате и поможет тебе собраться. А я прощаюсь до вечера. У меня множество обязанностей, и я не могу ими пренебрегать.

Он развернулся и исчез в проходе. Уходил он, пожалуй, что-то уж слишком быстро.

Молли смотрела ему вслед. Стоящий у двери стражник тоже проводил Ималлина взглядом, а потом медленно-медленно стал склоняться перед ней, пока его голова почти не коснулась пола. Затем, не говоря ни слова, захлопнул разделявшую их дверь, и Молли услышала скрежет засова.

Она не знала, что и подумать.

Кэт-Крик

Когда зазвонил телефон, Эрик уже полностью прочувствовал бремя ночного сторожа при Лорин. Он взглянул на часы напротив стола: пять утра.

— В болоте труп. Плавает. Я собирался порыбачить… а тут… Господи! Лодка прямо уткнулась в нее. Я сначала не понял, что это, посветил фонариком, и тут она, смотрит на меня из воды!

Эрик резко очнулся.

— Это… Том? У тебя голос Тома Ватсона.

— Это я, шериф. Она плавает там… и глаза открыты, а волосы зацепились за ветку. Там ветка в воду свисает. Она вроде как потянулась ко мне… Только она мертвая.

— Дыши глубже, Том. Успокойся.

С минуту он слышал на том конце провода лишь всхлипы и кашель. Потом:

— Простите, шериф. Я в порядке.

— Ну и хорошо. Ты опознал тело?

— Это Дебора. Дебора Бейзингсгейт.

Новость ударила его прямо под дых. По коже побежали мурашки. Еще прижимая ухо к трубке, он уже зашарил по ящикам стола: документы, набор для сбора вещдоков, пленка для камеры…

— Черт возьми! Черт возьми! ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Давай координаты!

— В миле к востоку от города по 79-му шоссе, потом направо по Сэлли-Браун-роуд, снова направо у второго поворота на грунтовой проселок и прямо до болота. — Том икнул.

— Что, черт возьми, она делала на этом долбаном болоте?

— Не знаю.

— А что ты делал на этом болоте в такую рань? — Эрик заправил рубашку и начал ее застегивать. — Что за черт! Пленка кончилась! Мне надо вызвать Питера, чтобы посидел в лавке. Ты… ты сейчас где?

— У таксофона в «Подержанных машинах», у Суини.

— Волоки свою задницу снова на болото и жди меня там. Сиди в машине, ничего не трогай, ни к чему не прикасайся. Запри дверцы машины и пригнись пониже. Если это несчастный случай — прекрасно. А если нет… Тогда я не желаю, чтобы ты стал следующей жертвой.

— Да, сэр. Я поехал.

Затем он позвонил Питеру:

— Вставай и жми сюда. У нас утопленник в болоте. А ты будешь сиделкой у наших гостей.

— Черт побери!

— Вот и я так думаю.

— Кто утонул? Уже известно?

— Дебора Бейзингсгейт.

— Янки?

— Канадка. Да, это она.

— Черт подери, что она делала на болоте?

— Это нам и предстоит выяснить.

— Мне надо десять минут.

— Если провозишься больше пяти, я размажу твою задницу по стенке, когда явишься. И захвати пленку для фотокамеры.

Питер явился в управление через четыре минуты, ну, чуть больше, чем через четыре.

— Не хочешь ничего мне о них сообщить? — спросил он, кивнув головой в сторону холла.

— Они проспали всю ночь. Да и сейчас еще спят. Я полночи копался с бумагами, а вторую половину читал твою дурацкую книгу. Принес бы что-нибудь поинтереснее. Я не возражаю против Зейна Грея.

Питер тихонько засмеялся.

— Я тоже. Ничего пишет.

— Коронера я уже вызвал. Все, что от тебя требуется, — это никого не пускать в задние помещения. — Эрик вздохнул. — Береги нашу добычу. Кто бы ни пришел, никому не рассказывай, что случилось. Насколько тебе известно, в управлении ты один. Если придется кого-нибудь выставить, чтобы он не услышал пацана, так и сделай. Ясно?

Питер помолчал.

— Странно все это. Ну, ладно. Я справлюсь.

— Вернусь, как только смогу.

Когда они наконец ее вытащили, она выглядела не так уж страшно. Карлин Бриди, коронер, сказал, что смерть наступила не позже двух часов назад, максимум — трех. Бледная, даже синеватая кожа. Тело не раздулось, никаких следов от рыб или чего-нибудь подобного. Карлин воткнул термометр туда, где термометру вроде бы и делать нечего.

— Точно, свеженькая, — сообщил он Эрику. Сам Эрик рыскал вокруг, несмотря на то что Том, Вилли и даже Джун Баг кружили по месту происшествия и практически его утрамбовали. Вдруг ему все же попадется какая-нибудь улика.

— Да, этот молодой человек чуть-чуть опоздал, она свалилась в воду совсем незадолго до него. Непонятно, как ее вообще угораздило сюда попасть?

Эрик кивнул и посмотрел на Тома, который что-то горячо обсуждал с Вилли и Джун. На грунтовке вспыхивали и подскакивали огни фар. Машина Мейхема остановилась в высокой траве. Скоро и остальные подтянутся, подумал Эрик.

— Причина смерти — утопление?

— Похоже… на первый взгляд. — Карлин направил свет фонарика на тело девушки. — Но вот это мне что-то не нравится. — И он указал на несколько темных пятен с обеих сторон шеи. — На мой взгляд, это следы пальцев. Может, я и не прав, но, похоже, кто-то ей очень помог утонуть. Интересно было бы взглянуть на ее легкие.

— Зачем?

— Посмотреть, что в них. Болотная муть или чистенькая городская водичка.

— Ее убили.

— Ясно, как божий день.

Карлин присел на одно колено и проверил затылок Деборы.

— Забавно, — удивленно протянул он, — весь затылок разбит. Ее здорово стукнули. — Он поднял глаза на Эрика и тихонько продолжил: — Но если ей дали по голове, она вряд ли сопротивлялась, когда ее топили. Откуда же тогда ссадины на шее?

Эрик ответил тоже почти шепотом:

— Вы мне передайте из Лоринбурга результаты вскрытия, ладно? И побыстрее.

— Обязательно. Вам предстоит узнать много интересного.

— Думаете?

— Могу спорить. Похоже, что эти ссадины не должны были обнаружиться.

— Не рассказывайте о них. Никому.

— Считайте, что я их не видел.

— Прекрасно. И я не видел.

По траве к Эрику шли Том, Вилли, Джун Баг и Мейхем. Он махнул им рукой и бросил Карлину:

— Прикройте ее и уберите отсюда.

А сам отправился навстречу коллегам.

— Что произошло? — пожелал узнать Вилли.

— До вскрытия трудно сказать. Может, она утонула, а может — нет.

— Что она делала здесь, за городом?

Эрик покачал головой:

— Не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь? — спросила Джун Баг.

Эрик нахмурился.

— Сейчас — не могу. Когда что-нибудь узнаю, тогда будет — не хочу. Это — работа шерифа. Сентинелы тут ни при чем, если, конечно, это не дело сентинелов. Понимаете, что я имею в виду?

Он обвел взглядом бледные, усталые лица с запавшими глазами.

— Все, кроме Тома, отправляются по домам. Конечно, здесь есть проблемы, но с воротами их еще больше. — Чувствуя тошноту, он потер виски. — Сколько человек ты вызвал, Том?

— Всех наших, кого нашел. Грейнджер не ответил. И Джимми Норрис тоже. Но Норрис вроде бы говорил, что у него вечером свидание. Он, наверное, где-то шляется по девочкам.

— Вот черт! Зачем ты вообще всех собрал? Теперь здесь все вытоптано, какие уж тут следы. И трава везде затоптана. И окурки Вилли разбросал повсюду. Что, спрашивается, они здесь делают? А я должен разбираться, где улики, а где просто мусор.

— Но ведь она — из наших. Я думал, им следует знать.

— То есть ты думал, один из них может быть убийцей? Эта твоя кампания облегчит ему дело, теперь все концы — в воду.

— Может, она просто утонула?

— Ага, и затылок сама себе разбила… Нет уж.

И без того серое лицо Тома покрылось мертвенной бледностью.

— О Господи!

Эрик все никак не мог успокоиться.

— Как я понимаю, все остальные, черт подери, объявятся здесь еще до моего ухода?

— Не думаю, — виновато отозвался Том. — Почти всем надо на работу. Сказали, они узнают все, что нужно, от вас.

— Ну, хоть у кого-то хватило ума… Иди и жди меня у своей машины. Я перекинусь парой слов с коронером и выпровожу отсюда остальных. А потом нам с тобой надо поговорить.

Трое сентинелов уехали. Прибыла санитарная машина. Эрик подошел к Карлину и проследил, как санитары грузят тело в фургон.

— Будьте внимательны, не пропустите что-нибудь необычное.

— Кое-что я уже нашел, — отозвался Карлин и повернулся так, чтобы ни Том, ни санитар не могли видеть, что он делает, и передал Эрику клочок бумаги. — Вот, нашел у нее в кармане.

Эрик развернул намокший листок. Надпись была все еще вполне разборчивой.

— Приходи ко мне в полночь. Я знаю, кто предатель. Есть доказательства. Лорин Дейн.

— Черт возьми, — прошептал Эрик.

— Вот и я так думаю.

— Если кто-нибудь спросит, не говорите, что видели записку, хорошо? Внесите ее в рапорт как вещественное доказательство, найденное на теле, но пока я не смогу обнародовать информацию, это — тайна. Знаем только мы двое. Это… динамит. — Эрик положил записку в пакет, быстро навесил на него ярлычок и сунул в карман куртки. — И объясните мне, пожалуйста, зачем какому-то идиоту отправляться рыбачить на болото в такую рань и в такую холодину? — пробормотал он.

— Да, юноша, у вас тут настоящая каша. Я постараюсь побыстрее. Передам вам информацию, как только смогу. А пока… поглядывайте, что у вас за спиной. Темная это история.

Эрик кивнул:

— Ясно.

Когда машина выбралась на грунтовку, Эрик вернулся к Тому.

— Ну, рассказывай, как было дело?

— Я притащил лодку сюда очень рано. Хотел успеть порыбачить до работы.

— С чего это ты отправился на рыбалку в такой холод?

— Захотелось жареной рыбки, а холода я не боюсь. Мы с отцом рыбачили на болотах в любую погоду. Когда ловишь в холод, рыба вкуснее, чем в жару.

— И когда тебе нужно было на работу?

— В три. Рассчитывал успеть наловить, почистить, пожарить к ленчу. И еще должно было остаться время на душ и бритье, чтобы на работе не благоухать, как дохлый кит.

— Значит, ты явился сюда со своей лодкой… и что дальше?

— Спустил ее вон там. — Том указал на вытоптанное в высокой траве пятно — обычное место для спуска лодок, когда рыбачат на болотах.

Эрик кивнул:

— И что дальше?

— Начал грести к зарослям кипарисов. Рыба любит собираться у стволов. Там хорошо идет на мотыля, ну и на живца иногда.

— И?.. — Том опять побледнел.

— Лодка вроде как на что-то наткнулась и закачалась, стукаясь обо что-то бортом. Знаете, как это бывает, если налетишь на что-то неподвижное… Удар чувствуешь всем телом. Даже в костях отдается. А когда что-то налетает на тебя и оно не закреплено, то вроде как скользит вдоль лодки. Довольно неприятно.

— Понимаю, — снова кивнул Эрик.

— Я наткнулся на что-то большое. Догадался, что это не сом. Господи, я еще испугался, вдруг это аллигатор забрел в наши края. Но в такую погоду их нечего особенно-то бояться. Я посветил фонариком в воду и увидел… Она смотрела прямо на меня. Лицо под водой, а волосы — веером. Я обоссался на месте. От страха чуть из лодки не вывалился.

Эрик опустил взгляд на штаны Тома, включил фонарик, чтобы рассмотреть получше, а потом уставился прямо ему в глаза.

— Значит, ты ходил домой переодеваться до того, как позвонил?

— Нет, потом.

Эрик оценил расклад времени и опять кивнул. Вполне мог успеть, хотя и впритык. Все знают, что Том ездит — газ в пол.

— Ты ее узнал?

— Не сразу. Она была сама на себя не похожа. Но через минуту я понял, кто это.

— Пробовал ее вытащить?

— Да.

— Не получилось?

— Сами же видели: вы, Карлин, я и еще крюк, который вы с собой привезли… И то мы едва сумели выловить ее и затащить в вашу лодку. Как бы, по-вашему, я один сумел все это сделать? Но я правда пытался!

— Мне придется забрать твою лодку, — сказал Эрик. — Как вещдок.

— Что?

— В данный момент ты — мой главный подозреваемый.

— Что за чушь!

— Я же не говорю, будто считаю, что это сделал ты. Просто — ты под подозрением. Извини. Тебе не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Но пока у меня не появится что-нибудь получше, я конфискую твою лодку.

Том рассматривал его до странности спокойным взглядом, особенно для человека, подозреваемого в убийстве.

— Ну, хорошо. Я понимаю. Надеюсь, вы найдете другие улики. Невинным нечего волноваться. Но вот что я хочу сказать. Черт подери, я старался поступить как положено. А теперь из-за этого меня хотят обвинить, что я ее убил. Думаю, это неправильно.

— Пока тебя ни в чем не обвиняют, Том. Еще нет результатов вскрытия. Нет никаких улик. Нет доказательств. Я не обыскивал тело, не обыскивал ее дом, машину, не прослушивал автоответчик. Ничего еще не делал. Все, что у меня пока имеется, — это отправленный на вскрытие труп и человек, который его обнаружил подозрительно быстро после того, как кто-то спрятал тело в болоте.

Том холодно посмотрел на шерифа.

— Ты не вздумай только повесить это на меня, Эрик. Я знаю, у тебя много чего на уме, только ты не воображай, что я — самый простой ответ на твои затруднения только потому, что оказался не в том месте и не в то время. Ясно? — жестко проговорил Том.

— Никогда ни на кого ничего не вешал. Но все равно, приятно узнать, какого ты мнения о моей профессиональной этике. — Он подтолкнул Тома к машине. — Поезжай домой. Если понадобишься, я тебя найду.

Все утро Эрик снимал гипсовые слепки следов шин и ног. Собирал все, что мог обнаружить у болота. Выискивал любую мелочь, которая могла оказаться уликой. Потом он отправился к дому Деборы и вошел внутрь. В помещении царил обжитой беспорядок: перед стареньким диваном высилась стопка книг; одна была открыта и лежала обложкой вверх на кофейном столике; рядом стояла недопитая чашка кофе. И никаких признаков борьбы. Никаких признаков, что в доме был некто, кому быть тут не следует. Эрик снял отпечатки пальцев со всех хоть что-нибудь обещающих предметов, но сам сомневался, что от этого будет толк. Закончив, он включил автоответчик. Ни одного сообщения. Просмотрел одежду, порылся в ящиках, забрал дневник и несколько блокнотов в качестве вещественного доказательства. И все время думал о записке, которую коронер нашел в ее кармане.

Мерзкая до отвращения записка.

Прошел в спальню, увидел привинченное к стене зеркало в полный рост. Слегка пробежал пальцами по его поверхности. Ворота мягко гудели.

И тут, стоя перед зеркалом, он вдруг явственно ощутил, что за ним кто-то наблюдает. Волоски на шее встали дыбом, рот наполнился металлическим вкусом страха. Охваченный нестерпимым желанием броситься прочь, он все же сдержатся, не спеша повернулся, вышел на кухню и набрал номер Вилли.

— Привет, ты мне нужен. Подъезжай к дому Деборы. Закроешь здешние ворота. — С минуту он слушал усталое ворчание Вилли, потом добавил: — Нет, это надо сделать прямо сейчас. В данной ситуации я не хочу, чтобы они остались без присмотра. Если мы подыщем кого-нибудь на ее место, тебе придется построить новые. Но тут уж ничего не поделаешь. Да и едва ли мы кого-нибудь найдем… Да, жду тебя здесь.

Покончив с домом Деборы, он поехал в офис, проинструктировал Питера, что делать, затем продумал все тонкости. Тут, конечно, требовался аккомпанемент, но Эрик решил, что вся инсценировка должна выглядеть вполне правдоподобно. Питер, в одной из патрульных машин, подъехал к черному ходу в доме Лорин, а сам он во втором автомобиле припарковался у парадного. Оба ехали с включенными фарами. Надо было превратить это в шоу, убедительное шоу. Ведь кое-кто непременно будет наблюдать.

Когда Питер занял свою позицию, Эрик подождал еще минуту, потом стал медленно подниматься по лестнице к парадному крыльцу, расстегнул кобуру и позвонил в дверь. Он двигался так, чтобы любой наблюдающий с улицы мог видеть в его левой руке листок бумаги.

Он позвонил, и через минуту Лорин с сыном на руках открыла дверь. Эрик показал ей листок, забрал у нее сына, и тут появился Питер с коробкой каких-то вещей. Эрик решил, что это будет убедительная деталь; Питер поставил коробку на пол и надел на Лорин наручники, защелкнув их впереди нее. Джейк расплакался и потянулся к своей мамочке.

Здорово, вполне правдоподобно. Особенно из-за Джейка. Ведь за нами следит убийца.

Эрик отнес ребенка в машину. Питер доставил Лорин, подвел ее к задней дверце и слегка подтолкнул внутрь. Эрик передал ей сына. Питер захлопнул дверцу, вернулся к дому, запер его и отнес коробку с вещами во вторую машину.

И обе машины, по-прежнему с включенными фарами, строем отправились в управление.

Лишь когда все они очутились в офисе вне досягаемости чужих глаз, Эрик снял наконец с Лорин наручники.

— Не хочешь объяснить мне, к чему весь этот спектакль? — спросила Лорин, гладя Джейка по головке. Малыш крепко прижимался к ее плечу, со страхом впиваясь взглядом в Эрика.

— Теперь ты получила неопровержимое алиби, — серьезно проговорил Эрик. — Теперь я знаю, что ты не сотрудничаешь с сентинелами и что у тебя нет среди них сообщника, который снабжал бы тебя информацией.

— Благодарю за столь демонстративное доверие, — ядовито фыркнула Лорин. — Я тебе это говорила еще до того, как ты устроил парад. Почему ты передумал?

— Кто-то убил женщину, одну из сентинелов, моего друга. И подписался твоим именем. Тот факт, что ты провела ночь в камере и я сам наблюдал за тобой, избавил тебя от массы неприятностей.

— А зачем изображать арест, если тебе известно, что я — единственный человек, который никак не мог совершить убийство?

Глядя ей прямо в лицо, Эрик проговорил:

— Ты скорее останешься в живых, если убийца Деборы будет считать, что я купился на его уловку. В твоем рассказе о родителях может быть доля правды, их действительно могли убить, хотя, черт возьми, я понятия не имею, как это доказать. Прошло столько времени. Ну, пусть это так. Скажем, твоих родителей убили. Дебору тоже убили. Убил тот, кто хочет обвинить в ее смерти тебя. Очевидно, чтобы убрать с дороги. Надо сказать, я не очень верю в совпадения. Кэт-Крик — совсем маленький городишко, и я склонен думать, что если кто-то убивает сентинелов, то это тот же тип, который убивал их раньше. — Он прислонился к стене и засунул большие пальцы рук в карманы форменных брюк. — Представь, что убийцы, или убийца, следят за моими действиями. Если ты арестована по подозрению в убийстве, они могут расслабиться. Я проглотил наживку и иду по ложному следу. Им известно, что ты не можешь сообщить мне ничего, способного вывести их на чистую воду, и, значит, ты больше не стоишь у них на пути. Они могут продолжать свое сволочное дело. Знать бы только, что это за дело! Руки у них на какое-то время развязаны.

Лорин слушала и на глазах бледнела. Она сильно прижимала к себе Джейка, плотно зажмурила глаза, а по щекам ее медленно катились крупные слезы. Она едва слышно всхлипнула.

Эрику хотелось обнять ее. Но тут из кабинета послышался голос Питера:

— К нам тут целая делегация, босс.

Глаза Лорин мгновенно открылись и заглянули прямо ему в душу.

— Спрячь нас.

Эрик кивнул:

— В камеру. Ее не видно через стекло. Кстати, при Питере сентинелов не упоминай. Он ничего не знает.

Лорин согласно кивнула, прошла за Эриком в камеру и присела с Джейком на узкую койку.

Звякнул дверной колокольчик, Эрик услышал, как Питер с важностью в голосе говорит:

— Нет, сэр, пока он не планирует делать никаких заявлений для прессы.

Господи боже мой! Это, должно быть, Джим Малруни из выходящего трижды в неделю «Лоринбург эксчейндж» или Байард Мак-Аммонд из Рокингема. В любом случае слишком, черт возьми, быстро. Похоже, кто-то им шепнул.

— Говорят, вы уже произвели арест по делу о том убийстве?

Эрик быстро прошел в офис и увидел облокотившегося на перегородку Джима, в сдвинутой на затылок шляпе, распахнутой теплой куртке и с висящей в уголке рта сигаретой.

— Здесь не курят, Джим, — предупредил Эрик. — Общественное здание. Ты ведь знаешь правила. Очень любопытно узнать, откуда ты получил информацию. Официально мы пока даже об убийстве не сообщили — сначала полагается оповестить родственников, — а уж об аресте и подавно.

— Анонимный звонок.

— Надо же!

— Выкладывай, Эрик. У тебя убийство. Несколько часов назад ты произвел арест. Очень оперативно. Тебя ведь несколько раз выдвигали на место начальника полиции в Лоринбурге, он, как известно, собирается на пенсию. Давай сотрудничать. Я тебе такое паблисити сделаю, закачаешься. Реклама поможет тебе в карьере.

— А тебе поможет продать тираж? — с усмешкой спросил Эрик. — У меня есть подозреваемый. У меня есть улики. Больше пока я ничего не могу сказать. Ты же знаком с процедурой, с правилами относительно доказательной базы. Я даже не могу назвать имя, пока сюда не явится адвокат.

— Имя я знаю. Тебе надо только кивнуть: да или нет. А дальше я могу высказывать свои соображения сколько хочу.

— И, если не будешь достаточно осторожен, втянешь себя и свою газету в судебный процесс, Джим. Сдержи свою прыть на несколько часов.

Джим ухмыльнулся:

— Ну, время у меня есть. В сегодняшний номер все равно не попадет, а следующий выйдет лишь послезавтра.

— Вот и приходи завтра с утра, только не очень рано. Может, к тому времени у нас для тебя что-нибудь найдется.

Лорин было страшно, как в тот раз, когда она прошла сквозь зеркало в первый раз. Как в тот раз, когда она увидела Эмбера, пришпиленного к стене спальне в Ории. Джейк заснул у нее на руках. Она смотрела на его прекрасное сонное лицо и думала: там, снаружи, есть человек, который хочет его убить. Кровь стыла у нее в жилах.

По коридору прошел Эрик, зашел к ней в камеру, покачал головой.

— Питер собирается сдерживать напор своим «Без комментариев», а мы пока пролистаем тетрадь твоих родителей, и ты мне объяснишь, над чем таким они работали.

— Я не могу.

Эрик явился в камеру с раскладным стулом. Сейчас он разложил его и поставил рядом с койкой. Лорин заметила, что он старается не разбудить Джейка, а когда говорит, то придерживается мягкого, ровного тона.

— Лорин, ты и я — все, чем мы оба в данный момент располагаем. Я знаю, ты невиновна. Я — именно тот человек, который стоит между тобой и тем, кто убил Дебору и пытался свалить убийство на тебя.

— Я понимаю. Я была здесь, и ты был здесь. Так что кто бы это ни сделал, это не ты и не я. Я не говорю, что не стану тебе помогать, Эрик. Я говорю, что не могу. Я просмотрела тетради и ничего не поняла.

— Как ты можешь не знать? Родители должны были тебе что-нибудь рассказать.

— Они мне много чего говорили. Потом, когда мне было десять лет, взяли с собой в Орию и заблокировали мне память, чтобы я не могла выдать, что я… что я умею пользоваться вратами, потому что…

— Ну же!

Лорин чувствовала: вот сейчас, сейчас она вспомнит! Причина, по которой они заблокировали ей память, состояла в том, что ее жизни грозила опасность. Потому… Потому… Потому что она была Сплетающей Врата, по-современному — создательницей ворот. Но что в этом плохого? А то, что кто-то убивал создателей ворот, и этот кто-то был бы просто счастлив расправиться с маленькой девочкой, прежде чем она повзрослеет и превратится в настоящую проблему. Лорин взглянула на Эрика и сказала:

— У меня только что восстановился еще кусочек памяти. Когда мне было десять лет, посты сентинелов в Кэт-Крике и в других местах теряли создателей ворот одного за другим. Они умирали по разным причинам и в разных местах, но все понимали, что скорее всего их убивают. Моим родителям было уже известно, что я способна создавать ворота, но больше не знал никто. По правилам, мне не должны были ничего сообщать о сентинелах до подросткового возраста. Но я уже сама догадалась о воротах, так что родители научили меня правильно ими пользоваться, чтобы ни я, ни они и никто другой не пострадали. Когда начались эти убийства, они спрятали мои способности от всех, даже от меня самой.

— Ты — создательница ворот? — Эрик изумленно вскинул голову.

Лорин кивнула.

— Когда ты вспомнила?

Лорин описала свою первую встречу с родительским зеркалом, коротко рассказала о пробной вылазке в другой мир. Когда она закончила, Эрик помолчал, мотнул головой, словно что-то стряхивая, и спросил:

— И ты все еще не знаешь, над чем они работали?

— Нет пока. А в этих записях я вообще ничего не могу разобрать.

— Ну, я-то кое-что могу. Но я никак не прочувствую, в чем была их конечная цель. А цель должна быть значительной. Почти всю прошлую ночь я читал первую часть, делал выписки, пытался разобраться. Ты полагаешь, они сообщили тебе, в чем состоял этот их великий План?

— Уверена, что сообщили. Но вот только память пропала.

Эрик вздохнул.

— Может, с ней будет, как с другими воспоминаниями?

Нужен толчок, и она проснется.

Лорин кивнула, не особенно надеясь на такой исход.

— Может, и так. Хочется верить, что я получу назад все, что потеряла. Но честно сказать, я на это не рассчитываю.

— Я тоже, — согласился Эрик. — Мы разберемся. И будем защищать друг друга, ты и я. У меня скверное ощущение, что мы влипли в серьезные неприятности, и это может быть связано с тем, чем занимались твои родители. И они уж точно имеют отношение к сентинелам и тому, что началось в Рокингеме.

— А что там в Рокингеме? — заинтересовалась Лорин.

Он секунду поколебался, потом рассказал.

Лорин содрогнулась, представив, что мир должен погибнуть, что через несколько дней или недель и она и Джейк умрут от беды, которая обрушится на них подобно всадникам Апокалипсиса. Лучше бы она не спрашивала!

— Я прикрою тебя, шериф, если ты будешь прикрывать меня, — собравшись с духом, твердо сказала Лорин.

Эрик протянул ей руку, и Лорин осторожно, чтобы не разбудить, сдвинула Джейка и пожала руку шерифа. Пакт был заключен!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

К ЖАТВЕ СМЕРТИ ДОБАВИЛОСЬ 16 НОВЫХ ЖЕРТВ

ГРИПП УНЕС УЖЕ 35 ЖИЗНЕЙ

Лиза Баннистер, штатный обозреватель

(«Ричмонд Каунти Дейли джорнел».

Рокингем, Северная Каролина)

Из мемориальной больницы Ричмонда сообщают, что за минувшие сутки в госпитале скончались еще шестнадцать человек. Все они являются жертвами по-прежнему не идентифицированного вируса гриппа, который распространяется в округе Ричмонд. Возникшая эпидемия — самая губительная за последние тридцать лет, а тот факт, что почти все пострадавшие — молодые люди в возрасте 20–30 лет, делает ситуацию еще более непредсказуемой…

ВРАЧИ ОКРУГА НОВАЯ ШОТЛАНДИЯ НЕ В СИЛАХ ПРОТИВОСТОЯТЬ НОВОМУ ГРИППУ

Джим Малруни

(«Лоринбург эксчейндж».

Лоринбург, Северная Каролина)

По словам врачей приемного отделения Марка Роджера и Дэвида Мура, жители округа Новая Шотландия оказались в осаде из-за истинного бича нынешней зимы — нового вируса гриппа. Доктор Мур говорит, что врачи не справляются с наплывом пораженных вирусом больных, многие из которых нуждаются в госпитализации. «Я никогда не видел столь стремительного распространения заболевания», — утверждает доктор Мур. Другие врачи округа оценивают ситуацию подобным же образом, их приемные не вмещают всех страдающих от гриппа. «Я в жизни не видел такой ужасной эпидемии, — говорит один из врачей, просивших не называть его имени, — и она еще только начинается».

Медный Дом, Баллахара

Молли прошествовала к обеду в середине колонны пышно разодетых солдат, которые все еще притворялись обыкновенными слугами. Она надела подаренное Ималлином ожерелье, которое обследовала самым детальным образом и не обнаружила никакого подвоха — изящная драгоценность и все. Однако на сердце у нее было по-прежнему неспокойно. Ожерелье было тяжелее, чем вес составлявшего его золота. Молли чудилось, что у него есть память, казалось, что в нем шелестят воспоминания, воспоминания других людей. И воспоминания горькие. Надев его, она словно стала улавливать краешком глаза какие-то тени, призраки, которые не оставляли ее, шли рядом с ней среди солдат. В голове рождались картины пожаров, сражений, несчастий, разрушения, смертей — нескончаемая цепочка горестных перемен. Конечно, ожерелье просто восхитительно, но Молли быстро поняла, что оно ей не по нраву. Однако, подумав, что надо бы его снять, она вдруг обнаружила в себе нежелание расставаться с ним. Его массивная тяжесть создавала необъяснимое ощущение защищенности. Как будто у нее теперь был щит.

В последнее время в смысле защиты ее жизнь оставляла желать лучшего.

Молли не знала, чего ожидать от обеда с Ималлином. Скорее всего банкетный стол ломится от яств, туда-сюда мечутся целые полчища слуг, в громадном камине ревет море огня, в дальнем конце огромного зала устроились музыканты. Она предвидела, что Ималлин будет из кожи лезть вон, лишь бы произвести на нее впечатление, демонстрацией власти и богатства заставить ее остаться.

Наконец эскорт провел ее сквозь великолепную арку. Двери распахнулись, но не в величественный зал, а в небольшой атриум, даже в середине зимы полный сладко благоухающих цветов, названия которых Молли не знала. Крошечный водопад, пруд, в котором плещутся яркие рыбки с такими же неведомыми ей названиями. В самом центре — прелестный круглый столик на двоих, освещенный разбросанными по саду фонариками. А над головой — ничего, лишь небо и звезды.

Сеолар, по-прежнему одетый очень просто, но на сей раз в чистой обуви, склонился в низком приветственном поклоне.

— Води, — торжественно провозгласил он, — своим присутствием ты оказываешь честь моему миру.

Молли встретилась с ним взглядом и постаралась ответить в точности таким же поклоном.

— Ималлин, — спокойно проговорила она. — Благодарю за приглашение, но я еще не забыла, каким образом твой мир удостоился чести моего присутствия.

Сеолар тихонько усмехнулся.

— Верю, что не забыла. — Он предложил Молли кресло у столика, но не отодвинул его, помогая ей сесть. Другая культура — другие обычаи, отметила Молли. Сели за стол, Сеолар негромко приказал: — Джавиши, пожалуйста. И первую перемену.

На дорожке возник слуга. В одной руке у него было наполненное льдом ведро, а в нем бутылка, в другой — небольшой золотой поднос с двумя золотыми же бокалами и маленький дегустационный кубок.

Сначала слуга налил напиток, зеленоватый и пенящийся, именно в этот кубок и выпил его. Потом подал бокалы Ималлину, который извлек откуда-то маленький черный клочок ткани и тщательно протер бокалы изнутри. Несколько секунд он внимательно изучал ткань, кивнул, потом взглянул на слугу, снова кивнул, и лишь тогда слуга налил напиток в бокалы.

У Молли мурашки забегали по спине, волоски на руках встали дыбом, словно наэлектризованные. Добро пожаловать в уютный мир абсолютной власти, подумала она.

Ималлин отпил из обоих бокалов, вытер краешек одного и торжественно подал его Молли.

— Над тобой всегда висит опасность отравления или эти предосторожности в мою честь?

Ималлин вздохнул.

— Ты — Девятая Води.

Молли отметила, что последние два слова он произнес с нажимом, ее ожерелье на мгновение слегка завибрировало.

— Вейяры, да и все Истинные Народы Ории, приветствуют твое прибытие великим ликованием. Но Орию населяют не только Истинные Народы. В нашем мире есть те, кто готов пожертвовать чем угодно, лишь бы расправиться с тобой, положить конец окутывающим тебя пророчествам.

— Господи! Каким еще пророчествам? — Она оттолкнула свое кресло от столика. — Ах да. Эти маленькие чудаки тоже говорили о каких-то пророчествах. Темный, Глубокий и Яркий.

— Традоны.

— Да, они. Послушай, я не знаю, за кого меня принимают ваши люди, но они точно ошибаются. У меня есть талант, признаю. Странным образом я умею лечить. Но это не превращает меня в чью-то спасительницу. Будь я врачом, никто бы не заметил во мне ничего странного. Так что считай меня обычным доктором, только с лучшим, чем у других, процентом выздоровления. Но Ималлин возразил:

— Ты и сама понимаешь, что это не так. Наверняка твоя мать рассказала тебе хоть что-то о твоей роли в Ории. Чем будет Девятая Води и что она сделает.

Молли отхлебнула из своего бокала и удивилась, обнаружив, что это не алкоголь. Напиток был превосходен.

— Я никогда не видела своей матери, и отца, кстати, тоже. Как только я родилась, меня отдали чужим людям. Умерли они, когда я была еще совсем маленькой, задолго до того возраста, когда я могла надеяться отыскать их или хотя бы выяснить, кто они. — Молли грустно улыбнулась. — Когда я наконец их нашла, то смогла увидеть лишь могилы.

Глаза Сеолара расширились, хотя Молли представить себе не могла, что такое возможно.

— Она умерла? — прошептал он.

— Моя мать? Давным-давно.

— И ты никогда ее не видела… и она ничего тебе не говорила…

— Никогда.

— Да, тогда многое становится ясно. Очень многое. Истинные боги! Какое несчастье! Нам повезло, что мы вообще тебя отыскали. Ты могла быть где угодно.

— Разве это было бы плохо?

— Это был бы конец вейяров.

Молли продолжала прихлебывать напиток. Сеолар наклонился к ней и сказал:

— Пророчества Чу Хуа направляли вейяров больше семи тысяч лет. Раньше, еще до пророчеств, к нам пришли Старые Боги, которых мы приняли за истинных богов и стали им поклоняться, именно это им было и нужно. Однако во времена расцвета великой империи вейяров Тассаайан Сии-ли, женщина из твоего мира, и мужчина из моего стали родителями первой Води. И эта Води — Чу Хуа, которая могла вызывать картины будущего, разъяснила Истинным Народам Ории природу Старых Богов и предсказала времена — в далеком будущем, — когда Старые Боги будут сметены с лица нашего мира и низвергнуты в ад, который их породил. И что это время придет с появлением Девятой Води.

Молли вздохнула.

— Почему вы решили, что из всего множества людей, и людей не одного, а двух миров, именно я должна стать Девятой Води?

— Мы не решили. Ты родилась Девятой Води.

— Да, ты уже говорил, но что-то мне не верится.

— Попробую тебя убедить. За всю историю только девять женщин родились от союза земной женщины и вейяра. Если были другие, а такое вполне могло случиться, то они либо погибали в детстве, либо не появлялись в Ории в нужное время, а если и появлялись, то скрытно. Води — всегда только женщины. Если союз земной женщины и вейяра приводил к рождению жизнеспособного потомка, то только женского пола. Почему — не знаю.

— Похоже на генетическую закономерность. Только я все равно не верю. Во-первых, я знаю, кто были мои родители, они оба — люди. Значит, я не могу быть Води. Во-вторых, то, что ты утверждаешь, все равно невозможно. Земная женщина и вейяр происходят от двух абсолютно разных эволюционных цепочек в разных мирах. Настолько разных, что они вообще могут считаться разными вселенными. У них не будет сходных хромосом, чтобы произвести потомство. Представь себе вероятность, что все бесчисленные эволюционные изменения, происходившие в процессе развития двух миров, привели к появлению двух экземпляров абсолютно разных существ, которые тем не менее в состоянии дать жизнеспособное потомство! Господи! Я изучала биологию только в школе, но даже я понимаю, что это невозможно. Наконец, третье. Я видела кое-какие образчики деятельности ваших Старых Богов, так что я не собираюсь вести против них никакие армии. Я служила своей стране, с почетом вышла в отставку, и за время службы я вполне удовлетворила свои амбиции по части спасения мира от катастрофы. Так что извини.

В наступившей тишине появились слуги, внесли подносы и поставили их перед Ималлином и Молли. Вперед выступил дегустатор, он попробовал по кусочку с каждой тарелки на обоих подносах, снова прикрыл их крышками, сделал шаг назад и остался стоять. Молли догадалась, что они ждут, не умрет ли он. Что за волнующая работа! Минимальные шансы сделать карьеру, единственное преимущество — постоянно пробовать вкуснейшие блюда. Молли надеялась, что, если ему придется погибнуть, исполняя свой гастрономический долг, его семья получит достойную компенсацию.

Но он не погиб. По крайней мере в этот раз. Наконец, убедившись, что еда не отравлена, Ималлин, по-прежнему молча, взял двузубую вилку и отведал одного блюда. Молли последовала его примеру.

Вкусно. Неловкое молчание.

Когда они почти все съели, Ималлин завел разговор:

— Когда ты утром посмотрела в зеркало, то заметила перемены в своей внешности, не так ли? Бирра сообщил мне, что это тебя очень расстроило.

— Это еще мягко сказано.

— Изменения, которые с тобой происходят… они ни о чем тебе не говорят?

— Говорят? О чем? Я думаю, твои люди применили ко мне какую-то магию.

Ималлин медленно покачал головой:

— Мы принадлежим этому миру. Магия нам недоступна. Магией владеют только Старые Боги, которые пришли из других миров. И разумеется, ты. Но ты — Девятая Води.

— Ну, хорошо. Я — Води, которая, согласно пророчеству, должна освободить ваш мир от Старых Богов. И я владею магией. И меня притащили сюда против воли, и внезапно я стала выше, тоньше, волосы у меня стали какого-то странного цвета, глаза — тоже, и… — Она замолчала, размышляя о том, что сама только что сказала. Ее глаза стали зелеными, как у вейяров. Пусть она и сейчас не такая высокая, как вейяры, но, пожалуй, прекрасно иллюстрирует переходный этап между человеком и вейяром. На руках у нее прежнее количество пальцев и суставов, но вот цвет волос скорее похож на местный, а не на человеческий.

Неужели в словах Сеолара кроется доля правды? Неужели ее родители — представители двух миров?

Сеолар всматривался в ее глаза и, очевидно, видел в них нечто ему приятное, ибо на губах его мелькнула удовлетворенная улыбка.

— Ты начинаешь осознавать истину.

Молли растерянно пробежала пальцами по своим волосам.

— Я все равно не представляю, как могут твои слова оказаться правдой. Наука этого не допускает.

— Наука… — Ималлин понимающе кивнул головой. — Нам кое-что известно о науке. Наука — вещь простая; она занимается массой и весом, движением и реакцией. Это логика плюс то, что можно измерить, увидеть. Наука основана на результатах, которые может повторить любой, следующий инструкциям.

— Разумеется.

— Ты была рождена не по науке. Твоя мать поместила тебя в свое лоно силой магии. Она и твой отец, твой настоящий отец, потратили три года, чтобы зачать тебя. Потому что этот мир так отчаянно в тебе нуждался. В твоем зачатии не было никакой простоты. И простоты не было в тех жертвах, которые принесла твоя мать, чтобы дать тебе жизнь.

— Трудно поверить, что я столько для нее значила, если она так легко бросила меня на чужих людей.

— Полагаю, что единственная причина, заставившая ее поступить таким образом, — это угроза твоей жизни. Видимо, она считала, что безопаснее тебя спрятать.

Молли снова отхлебнула напитка, допила до дна и через стол протянула бокал Сеолару, чтобы он снова его наполнил. Она начинала ему верить, но вера и понимание — разные вещи.

— Может, и так. — Она пожала плечами. — Если это правда, то я буду лучше думать о ней.

— Твой отец может знать, так ли это. Я спрошу его.

Этот последний удар доконал Молли.

— Подожди-ка. Ты знаешь моего отца? Он что, жив?

— Жив, конечно. Он — Ималлин одного владения, но неблизкого. Он стареет, и теперь его сын учится вести дела.

Молли поднесла руку к глазам.

— Его сын… Мой брат?

— Сводный. Но брат.

— Значит, у меня есть не только отец, сводная сестра, которой я никогда не встречала, но и сводный брат.

Сеолар смотрел на нее с выражением лица, которое она сочла беспокойством.

— Тебя это огорчает?

— Я столько времени провела в одиночестве. Столько времени мечтала о семье, которой у меня не было. Это… это, знаешь ли, нелегко.

Он мягко положил ей на ладонь руку.

— Мне жаль, что тебе пришлось страдать и быть такой одинокой. Если бы мы смогли найти тебя пораньше, то раньше бы и забрали сюда. В тот миг, когда тебя ждали, а ты не явилась. Нам следовало действовать более решительно.

Молли усмехнулась.

— Да, и мне тоже. Но у меня еще есть шанс, по крайней мере с отцом и братом. Это больше, чем я могла надеяться. — Она сделала последний глоток своего джавиши и вздохнула: — Я не знаю, где мое место в вашем мире, но начинаю думать, что оно все-таки есть. Это меня пугает, но со страхом я управлюсь. С ним я встречалась не раз. Просто я не знаю… что мне полагается делать.

Ималлин снова наполнил бокал и передал ей.

— Ты принадлежишь этому миру. Я сделаю все, что смогу, чтобы ты обрела здесь дом. Ты нам нужна, Молли. Мне нужна. Я помогу тебе найти твое место в Ории.

Она рассматривала лицо Сеолара и чувствовала, что он ей начинает нравиться. В мерцающем свете ламп изысканные татуировки его лица выглядели совсем мягко. Он не стал для нее человеком, но все же его внешность необъяснимым образом казалась ей правильной.

Кэт-Крик

Эрик вошел в камеру к Лорин, поставил для себя раскладной стул, потом еще один запасной и с минуту наблюдал, как Джейк катает по полу мяч. Каждый раз, когда мяч отскакивал от решеток и возвращался к нему, ребенок безудержно хохотал.

Лорин взглянула на Эрика, потом на лишний стул, потом снова на Эрика.

— Питер должен сейчас подойти. Он запирает дверь, чтобы нам не помешали. Наша конспирация разлетится вдребезги, если кто-нибудь увидит, как мы с Питером братаемся с противником.

— Ты что-нибудь объяснил Питеру?

— Пока нет. Этим мы сейчас и займемся. Я получил результаты вскрытия. Они из кожи вон лезли, чтобы управиться побыстрее. Я полагаю, вам обоим стоит послушать, что думает патологоанатом.

Вошел Питер, довольно холодно кивнул Лорин и сел на свободный стул.

— Дверь заперта, автоответчик включен, снаружи записка — «Вернусь через пятнадцать минут». Но если мы не уложимся, думаю, проблем все равно не будет.

Эрик кивнул.

— Пятнадцати минут должно хватить. Я быстро. Прежде всего, Лорин, ты узнаешь это? — Он передал ей конверт.

Она рассмотрела его, перевернула обратной стороной, кивнула и сказала:

— Это одно из, наверное, тысячи писем, которые я написала Брайану, пока он был за границей, участвовал в в.о. — Она виновато взглянула на Питера. — В.о. — это войсковая операция. Простите, я все еще думаю военными сокращениями. Они были частью нашей с Брайаном жизни все время, пока была жизнь. — Она обернулась к Эрику. — Я не спрашиваю, где ты его взял.

— Мне пришлось обыскать твой дом. Сейчас я объясню тебе почему. Извини меня, но это было… В общем, это вопрос жизни или смерти. Я и Питеру его покажу. Питер, не читай письмо, ладно? Просто посмотри на почерк.

Питер взял письмо, осторожно его развернул, с минуту смотрел на листок, потом также аккуратно сложил и вернул Эрику. Лорин пыталась сдержать раздражение от того, что он не отдал письмо ей. В конце концов, это ее письмо, и пусть оно не так дорого ей, как стопка писем Брайана, все же оно — память о времени, когда он был в ее жизни.

Эрик поместил письмо в пакет для вещественных доказательств, потом достал еще один, уже запечатанный, и сказал:

— К сожалению, я не могу вынимать его из пакета.

Лорин, посмотри внимательно и скажи, что это.

Лорин взяла у него пластиковый пакет и увидела внутри развернутый листок бумаги, на котором было написано: «Приходи ко мне в полночь. Я знаю, кто предатель. И у меня есть доказательства». Вместо подписи стояло «Лорин Дейн». Но сама Лорин никогда прежде не видела этого листка, не видела этого почерка и понятия не имела, что же она, собственно, видит. Она подняла глаза на Эрика:

— Глупая шутка?

Эрик взял у нее пакет и передал помощнику:

— А ты что думаешь, Питер?

Молодой человек прочел, внимательно осмотрел листок и заявил:

— Она этого не писала.

— Согласен. Он был в кармане Деборы, когда мы выловили ее из болота. Коронер нашел и отдал мне. Этот вещдок навел меня на мысль, что ложный арест — самая лучшая мера безопасности в данный момент.

Питер нахмурился:

— Мы с вами были с ней поочередно всю ночь убийства.

— Правильно. Но убийца этого не знал. Никто, кроме тебя и меня, не знал, что в ту ночь Лорин сидела в камере у шерифа. Я не совсем уверен, но думаю, убийца был осведомлен, что Лорин — моя главная подозреваемая в деле об исчезновении Молли Мак-Колл и что повесить на нее еще одно преступление ничего не стоит.

Питер кивнул:

— Вы обнаружили еще что-нибудь общее между исчезновением Мак-Колл и убийством Бейзингсгейт?

— Пока только то, что в домах обеих жертв не было никаких признаков борьбы. Если мы найдем тело Молли, то, возможно, отыщем еще какие-нибудь совпадения. А тем временем я расскажу вам, что выяснил о Деборе Бейзингсгейт патологоанатом. Предположительное время смерти — четыре часа утра. Тело было обнаружено примерно в пять часов, а это означает, что убийца не терял времени. Когда Том нашел ее, она недолго пробыла в воде.

— Если он не сам ее туда засунул.

— Это приходило мне в голову, но лоринбургские эксперты утверждают, что в его лодке все чисто: нет ни следов крови, ни сходных волокон одежды, ни волос. А если учитывать состояние ее тела, такие вещи непременно бы обнаружились.

Питер согласился:

— Понятно. Просто хотел убедиться, что мы ничего не упускаем.

— Вода в легких Деборы оказалась водопроводной, а следы у нее на шее и синяки на кистях рук заставляют думать, что ее голову удерживали под водой в ванне или в чем-то в этом роде и что она сражалась за жизнь, как дьявол. Потом ее, уже мертвую, убийца стукнул по затылку каким-то большим, тяжелым предметом. Если судить по характеру повреждения черепа, то скорее всего чугунной сковородой. Думаю, сковороду эту убийца подбросил в дом Лорин, чтобы мы нашли ее при обыске.

Лорин почувствовала тошноту. Она посмотрела на Питера и увидела, что он тоже ее рассматривает. И впервые в его глазах она заметила сочувствие.

— Кто-то хочет втравить вас в скверную историю, девушка, — заметил он.

Лорин молча кивнула:

— Но кто? Я понятия не имею, кому успела наступить здесь на хвост.

— Об этом мы еще поговорим. У меня есть идея, — сказал Эрик. — Но вернемся к Деборе. Разбив ей голову, убийца отвез тело к болоту и утопил.

Питер спросил:

— Так убийца хотел, чтобы считалось, что она утонула случайно или что ее убили сковородкой, а потом утопили?

— Насчет этого я не уверен. — Эрик вынимал фотографии вскрытия. — Вероятнее всего, убийца хотел показать, что ее убили. И еще он хотел, чтобы улики ясно указывали на Лорин. Но я до конца не понимаю, какую последовательность событий он нам предлагает, как Дебора, в его инсценировке, попала на болота. Думаю, он хотел заставить нас считать, будто Лорин пыталась скрыть следы своего преступления и устроить все так, как будто Дебора сама утонула. А может, он хотел, чтобы мы думали, что она попала в болото еще живой, а потом уже захлебнулась. — Эрик пожал плечами. — Мне кажется, он не догадался, что следы на шее наведут на подозрение.

— Почему? — спросила Лорин.

— Потому что они — железное доказательство, что ты ее не убивала. Ладонь, которая могла их оставить, на треть длиннее моей. — Он показал Лорин собственную кисть руки. Чуть помедлив, она подняла свою маленькую ручку и прижала ладонь к его ладони. Разница была очевидной.

Лорин заморгала, удивляясь контрасту, но вдруг ощутила, насколько приятно тепло человеческого прикосновения, и быстро отдернула руку.

— Да, конечно, это не ее рука, — уверенно заявил Питер. — Но мы и так это знали.

— Значит, будем следить за домом Лорин, может, кто-нибудь потащит сковороду. Надо присматриваться к знакомым и прислушиваться к вопросам об аресте. Посмотрим, кто больше всех будет здесь околачиваться — пока я собираюсь подозревать любого, кто вдруг заинтересуется работой полиции.

— И все же, почему именно я? — спросила Лорин.

Взгляд Эрика метнулся влево, на Питера, потом снова вернулся к Лорин.

— У твоих родителей были враги, — осторожно заметил он. — Разумеется, это только мои домыслы, но корни этого дела могут тянуться в прошлое.

— Тогда… — Она чуть не сказала «тетрадь», но вовремя одумалась. — Тогда те намеки… Как будто их убили… Это может быть правдой.

Эрик кивнул:

— Вполне. Нельзя отказываться от этой нити.

Зазвонил телефон. Все трое едва не подскочили.

— Включить автоответчик? — спросил Питер.

— Нет. — Эрик вскочил и быстро прошел по коридору.

Лорин услышала его голос, несколько непонятных фраз, скрип карандаша. Через несколько секунд он вновь показался в коридоре и, судя по выражению лица, нес дурные новости.

— Это Эрнест Таббс, — задумчиво сообщил Эрик. — Он охотился, подстрелил несколько канюков. Говорит, что нашел тело Молли Мак-Колл за фермой Таккера.

— Черт подери! — присвистнул Питер. — Ну что, съезжу туда?

— Нет. Я знаю, что нужно искать, и я был на месте прошлого преступления. Поеду сам. А ты останешься здесь с Лорин и Джейком. И не давай никому — слышишь, никому! — к ним приближаться, ни под каким предлогом.

Питер кивнул.

— Им придется иметь дело со мной, босс, иначе до наших пленников не добраться. — Он произнес слово «босс» так раскатисто и с такой аффектацией, что Лорин поняла: эти двое не просто начальник и подчиненный.

— Тогда я пошел. — Эрик остановился и обернулся к Питеру: — У тебя есть в запасе пленка? На болоте я отснял последнюю кассету и даже не вынул ее из фотоаппарата.

— Нету. Оставьте пленку мне, я ею займусь, тогда она не будет целую неделю валяться где-нибудь под сиденьем вашей машины, а новую можете купить по дороге к месту происшествия. В том районе пленку продают в двух-трех местах.

Эрик повернулся и снова исчез в коридоре.

— Держите нас в курсе событий, — крикнул ему вдогонку Питер. — Нам тут нечем будет заняться, разве что рассматривать свой пуп и распевать походные песни.

Лорин услышала, как Эрик у самого выхода хохотнул, хотя этот смех, пожалуй, больше напоминал лай:

— Я бы не прочь поменяться с тобой, Питер. Почти не прочь.

Потом звякнул колокольчик, входная дверь хлопнула. Питер и Лорин обменялись оценивающими взглядами.

Медный Дом, Баллахара

Молли любовалась солнечными лучами, которые потоком вливались в окна ее нового жилища. Никакой меди не было видно, но Молли подозревала, что она все-таки есть: здешние строители не могли не вмонтировать ее куда только возможно для защиты от рронов. Просторные комнаты облицованы деревом и камнем, деревянные же полы выкрашены бледной краской, кругом такие великолепные шелковые драпировки и гобелены, что новое жилище выглядит более роскошно, чем Медный Дом, хотя такое даже трудно представить. На окнах никаких решеток, к тому же сейчас она уже не в башне — всего лишь второй этаж. Резные двери выглядят очень элегантно; в сердце невольно проникает теплое чувство, которое ну никак не могло возникнуть в комнате с металлическими стенами и полами.

Сеолар сдержал слово. Молли могла открыть дверь и выйти. Однако пока она просто не знает, куда идти, как здесь ориентироваться. Так что после короткой прогулки по залу с целью изучить местность она вернулась в свои апартаменты, присела на кровать и взяла в руки гитару.

Погрузившись в нежные переливы бетховеновского «К Элизе», Молли едва не пропустила стук в дверь. Обернувшись, она ожидала появления Бирры или кого-либо еще из своей обычной охраны, но вместо этого увидела в дверном проеме Сеолара. Ималлин был одет для прогулки и держал в руке какую-то одежду.

— Позволь пригласить тебя прокатиться, — церемонно проговорил он. — Погода стала чуть теплее. Лошади застоялись и просто рвутся вскачь. К тому же я хочу, чтобы ты хоть немного познакомилась с миром, который должен стать твоим. Окажи мне честь.

Оказаться за стенами! Не взаперти! На свежем воздухе! На свободе!

— Конечно, — с энтузиазмом ответила Молли. — Когда?

— Как только наденешь костюм для верховой езды. В холле нас ждут плащи, но я не хотел надевать их здесь, в помещении будет слишком жарко. — Сеолар улыбнулся и передал ей одежду.

Стеганые штаны с кожаными вставками на внутренних сторонах бедер, высокие ботинки со шнуровкой, толстая хлопчатобумажная рубашка, стеганая куртка, отороченные мехом кожаные перчатки. Сеолар вышел, Молли оделась и любовалась своим отражением в зеркале, когда он вернулся в комнату. Она выглядела как аристократка на охоте. Молли всегда восхищалась женщинами, которые умели носить подобную одежду, и теперь, к собственной радости, обнаружила, что сама принадлежит к их числу. На рослых и стройных любая одежда сидит лучше. И плевать, что бюст, кажется, стал меньше.

— Готова?

— Еще как. Пошли!

Снаружи он помог ей взобраться на крупного гнедого жеребца и заставил не спеша проделать пробный круг. Молли еще в Военно-воздушных силах доводилось в свободное время заниматься верховой ездой, и заниматься с удовольствием. Но, выйдя в отставку, она поняла, что не осилит расходов по приобретению и содержанию хорошей лошади, да и времени не хватало. Она не потеряла навыка держаться в седле, но со всей очевидностью являла собой лишь всадника-любителя, катающегося по выходным.

— У тебя хорошая посадка, — заметил Сеолар.

— Но все равно не спеши. Галоп и прыжки мне никогда особенно не удавались.

Он кивнул:

— Я планирую легкую прогулку по окрестностям в среднем темпе. На спине у вьючной лошади корзины с припасами. У нас будет чудесный ленч. Ты сама увидишь, каким прекрасным мог бы стать этот мир.

— Не хотелось бы спрашивать, но… как насчет проблемы, о которой ты упоминал вчера вечером, и о тех, кого я уже видела в действии?

— Они меня не заметят. И тебя тоже, раз на тебе ожерелье. Согласно всем историческим данным, оно должно защитить тебя от любых нападений, магических и физических.

— Отлично. Однако странно, что его до сих пор никто не похитил. Судя по всему, это весьма полезная вещица.

Сеолар пожал плечами:

— Его может носить только Води и больше никто.

Молли заинтересовалась:

— Неужели никто не пробовал?

— Пробовали. Потому мы тебе его так долго и не вручали. Сначала надо было убедиться, что ты — действительно Води.

Сеолар не стал углубляться в детали, и, взглянув на его лицо, Молли решила, что настаивать не стоит. Вместо этого она стала рассматривать огромные плетеные корзины на спине вьючной лошади. Провизии хватило бы на приличный полк. И это наверняка не армейский сухой паек и не его орианский эквивалент. Она с уважением взглянула на Сеолара: вот человек, который в жизни не пробовал сандвича с арахисовым маслом и джемом. Пожалуй, ей нравится эта его черта.

Двое всадников и шесть лошадей проскакали по деревянному, громадных размеров подъемному мосту, покинули городские стены и помчались вдоль лесной прогалины. Они скакали бок о бок в дружелюбном молчании, прерываемом лишь, когда он хотел указать ей на необычный вид или любопытный образчик животной жизни или же когда у нее находился вопрос по поводу увиденного. Прогулка показалась Молли очень приятной. Они осмотрели величественный водопад, поразительный по красоте лес, живописные, укрытые снегом дома фермеров в центре небольших клочков расчищенной пашни. Время от времени попадались и люди. Они приветствовали всадников взмахами руки, но ни один не приблизился.

Солнце поднималось все выше. Молли, задумавшаяся о своем спутнике, решилась наконец попросить:

— Расскажи о себе. Ты много говорил обо мне, о своем мире, но почти ничего — о себе.

Сеолар пожал плечами:

— Тут нечего особенно и рассказывать. Я единственный выживший ребенок своих родителей. Мой отец был Ималлином этого владения до самой смерти. Мать пережила его на несколько несчастливых лет и каждый день мечтала соединиться с ним в стране за покровом Занавеса. Когда отец умер, я стал Ималлином. Бессильно наблюдал, как вымирает мой народ, всеми средствами пытался разыскать тебя. Вся моя жизнь без остатка была посвящена этим задачам: править моим народом, спасти мой мир, найти тебя. Довольно скучно пересказывать.

— А дети? У тебя есть собственные дети? Жена, любовница? Увлечения, интересы?

Он вздохнул:

— Я был слишком занят, так и не успел встретить женщину, которую мог бы полюбить. Да и в любом случае я боялся иметь детей, чтобы не видеть, как они умирают, подобно моим братьям и сестрам. А их было у меня двенадцать, — печально объяснил он. Молли повернула голову, ожидая увидеть на его лице те же чувства, которые звучали в словах. Однако лицо Сеолара скрывало эмоции лучше, чем голос. Она увидела лишь спокойствие, которое наблюдала весь этот день.

— Прости.

— Благодарю, — отозвался он. — Как видишь, я не мог позволить себе завести семью, покуда не отыщу тебя.

— Потому что я могу остановить болезни?

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— И поэтому тоже.

Молли неуверенно улыбнулась:

— Тоже?

Он серьезно продолжал:

— Мы всегда верили, что ты можешь сделать больше. Не только лечить болезни. Верили, что ты станешь одной из нас и принесешь в наш мир магию. Я намеревался понять, какой будет эта магия, и лишь потом принимать решение.

— А если бы вы никогда меня не нашли? — спросила Молли, думая, что он поставил свою жизнь на очень уж ненадежную карту.

— Тогда нынешнее поколение вейяров было бы последним. Да и многих родственных рас — тоже. Что значит мое личное счастье по сравнению с такой перспективой?

Да, действительно.

— Ты когда-нибудь развлекаешься? — снова приступила к расспросам Молли.

— Я люблю танцевать, — ответил Сеолар. — Люблю верховую езду. И это удачно — ведь мне приходится много ездить. Выращиваю в домашних бассейнах петаи — очень красивых декоративных рыбок. Вчера вечером ты их видела. Летом, когда удается, работаю в саду. — Он пожал плечами. — Ну, еще чтение. Я очень люблю читать.

— Я тоже люблю работать в саду. И читать. А танцевать не пробовала.

— Видишь, ты тоже многое о себе не рассказывала, — улыбнулся Сеолар. — И это многое я не мог узнать о тебе другими способами. Есть ли у тебя где-нибудь муж, дети? Разумеется, я кое-что знаю о твоих интересах: живопись, музыкальные инструменты… Знаю, что ты любишь шоколад. Должен сказать, что я попробовал несколько кусочков и мне он тоже понравился. Но я часто задаюсь вопросом: какова была твоя личная жизнь?

Молли вздохнула.

— Я провела несколько лет в армии, мне там нравилось, а потом несколько лет в одиночестве, и мне это тоже нравилось. Не было у меня никакой особенной личной жизни. Несколько приятелей — и все. Мужчинам не нравится моя реакция на людей в общественных местах.

— Как это?

— Видишь ли, здесь, когда я нахожусь поблизости от какого-нибудь очень больного человека, со мной ничего не происходит. Но дома… — Она поправилась: — Но на Земле мне становилось до смерти плохо. Схватывало живот, начиналась рвота, я каталась от боли, зеленела… — Молли невесело усмехнулась. — Каждое свидание превращалось в настоящее приключение. Я ведь не знала, когда окажусь поблизости от настоящего больного. Очень скоро я прекратила даже пытаться.

— Но здесь с тобой не происходит ничего подобного. Значит, здесь ты можешь вести обычную жизнь.

Молли обвела взглядом лошадей, тяжелые корзины, свою прекрасную одежду, вспомнила великолепное жилище в чудесном замке и мягко улыбнулась:

— Думаю, даже получше, чем обычную.

— Ну и хорошо. — Сеолар выглядел очень довольным, но не добавил больше ни слова.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГРИПП ИЗ КАРОЛИНЫ ДОБРАЛСЯ ДО ЗАПАДНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ

Лос-Анджелес, Калифорния — «Ассошиэйтед Пресс»

Эпидемия гриппа, распространившаяся в последнее время на Восточном побережье, нанесла чудовищный удар по западным штатам. Через шесть часов после окончательного установления диагноза «Каролинский грипп» первому пострадавшему врачи больницы «Добрый самаритянин» выявили еще 56 случаев заболевания, 29 из которых привели к летальному исходу. В ближайшие дни ожидается лавинообразный рост числа заболевших.

Рассматривается возможность объявления чрезвычайного положения и регионального карантина…

Баллахара

Пикник — если, конечно, столь обыденное слово можно отнести к подобному пиршеству — состоялся на укрытой деревьями поляне, где солнце растопило почти весь снег и где стояла невероятная тишина. Угощение было великолепным; горячие блюда остались горячими благодаря термостатическим сосудам; напитки (еще одна безалкогольная разновидность) — охлажденными, искрящимися, ароматными, благоухающими яблочным духом; десерты поражали разнообразием и богатством.

Молли и Сеолар болтали обо всем подряд, рассказывали истории из жизни, просто отдыхали и к середине беседы вдруг перестали быть Ималлином и Води, превратившись друг для друга просто в Сеолара и Молли. Пикник начался удачно и становился все приятнее, в результате ни один, ни другой не обратили внимания на погоду. И напрасно.

Первая снежинка, тяжелая и пушистая, легла на щеку Молли. Она подняла глаза и увидела, что солнце давно скрылось, а небо приобрело зловещий чугунный оттенок.

— О Господи, — прошептала девушка.

Сеолар огляделся.

— Надо быстро все собрать и возвращаться. — Он свистнул, и тут же поляну заполонили конные вейяры. Молли потрясенно ахнула. Сеолар пояснил: — Я и обычно-то не рискую путешествовать в одиночестве, а уж отправиться в путь в компании с единственной надеждой нашего мира и без охраны — это было бы полным безумием. Конечно, твое ожерелье защитит тебя, но я еще нужен своему миру, чтобы ты встретилась с теми людьми, с кем должна встретиться, и получила доступ к вещам, которые необходимы для выполнения твоей миссии Девятой Води. Мои люди держались на расстоянии, но они постоянно наблюдали за нами.

Стражи Сеолара быстро упаковали корзины, оседлали лошадей, и все пустились в путь раньше, чем Молли начала осознавать перспективу провести остаток жизни под наблюдением, пусть даже с почтительного расстояния, вооруженных охранников.

Никакой по-настоящему личной жизни. Никаких внезапных порывов вскочить и одной отправиться куда глаза глядят. Спонтанность навсегда уходит из ее жизни. Однако стоить взвесить, что важнее: потерять такие порывы или опять столкнуться со страхом оказаться в толпе больных людей. Здесь ей никогда не придется опасаться внезапной встречи со страждущими. Конец бесплодным попыткам вычерпать океан наперстком: то, чем она тут занимается, необходимо ее пациентам, но их миру это тоже необходимо! Разве этого мало — знать, что ее жизнь не бессмысленна? Совсем не мало. И в конце концов, не такая уж она любительница внезапных отлучек, говорила себе Молли, пока кавалькада скакала по утоптанной тропе. Все ее рейды по большей части сводились к вечерним походам в круглосуточную закусочную за картофельными чипсами, к которым одно время она испытывала неодолимое пристрастие. Какой смысл здесь-то об этом печалиться? От ближайшей фритюрницы ее отделяет целый мир, а может, и вся Вселенная.

Снег усилился. Молли не замерзла и чувствовала себя вполне комфортно, но смотреть вперед стало практически невозможно. Сеолар, который скакал бок о бок с ней в центре группы слуг и стражей, сказал:

— Нужно двигаться быстрее. Положение усложняется. Там, впереди, нас ждет укрытие, но от него не будет толку, если мы собьемся с пути.

Молли опасалась вылететь из седла, если ее жеребец поскачет хоть чуть резвее, чем теперешним ленивым аллюром.

— Не знаю, смогу ли я.

— Тогда придется сесть мне за спину, — решительно заявил Сеолар. — Мы не можем рисковать, необходимо добраться до укрытия. Здешние метели могу тянуться по многу дней.

Молли представила, как это будет: мчаться галопом, сидя у него за спиной, без стремян, без седла…

— Я справлюсь, — заявила она с мрачной решимостью и пришпорила коня.

Скачка привела ее в ужас. Бесконечный, кошмарный, слепящий снежный вихрь. Копыта глухо стучат по плотному снегу, из лошадиных ноздрей валит пар, ветки хлещут по лицу. Страшно вывалиться из седла, тогда твоя же лошадь тебя растопчет, да и остальные всадники вместе с вьючными лошадьми не смогут остановиться вовремя. Промерзшая, перепуганная, сражающаяся за собственную жизнь, Молли вдруг ощутила, что ожерелье стало тихонько вибрировать, и тотчас впала в странное, полусонное состояние, а может, это была галлюцинация или видение. Вот она превращается в другую женщину, одинокую, заблудившуюся в этих лесах, только пешком… Женщина попадает в метель, мерзнет во тьме и в конце концов гибнет. Видение не оставляло ее, пока женщина не испустила последнее дыхание. К кошмару этой бешеной скачки оно добавило нереальный, адский оттенок. Когда всадник в авангарде наконец крикнул: «Стой!» и все собрались плотной группой, Молли едва сдержала слезы облегчения.

Однако они попали вовсе не в Медный Дом. Перед ними высилось темное бревенчатое строение, окруженное частоколом высотой в пятнадцать футов. Молли не приходилось видеть более мрачной обители.

— Это Грейвиндз, — объяснил Сеолар, спрыгнул с коня, бросил поводья спутнику и поймал на лету Молли, тоже слезавшую с лошади. — Пошли внутрь! — скомандовал он. — Мои люди позаботятся о животных. Мы должны открыть дом и развести огонь.

Он подошел к частоколу, приложил ладони к месту, которое, на взгляд Молли, ничем не отличалось от всей стены, постучал ими особым образом, и открылась потайная дверь. Сеолар пропустил вперед Молли, его люди прошли за ним.

— Грейвиндз? — Молли поежилась, частично от холода, но еще больше от накопившегося в душе страха, который оставила там бешеная слепая скачка.

Сеолар провел свою спутницу сквозь все усиливающийся снегопад к потемневшей от непогоды деревянной двери, открыл ее огромным ключом, пропустил Молли внутрь.

— Это один из многих домов в моих владениях. Они нужны, чтобы иметь возможность из любого места быстро добраться до надежного укрытия. Грейвиндз — мое любимое обиталище, я люблю его даже больше, чем Медный Дом, но ему не хватает… представительности, и он не может стать официальной резиденцией Ималлина. Чтобы сохранить суть власти, необходимо придерживаться ее внешних атрибутов. — Он сунул кремневое огниво в кучку сухих прутиков, и в свете возникшего крохотного огонька Молли увидела уже подготовленные дрова, поменьше и покрупнее. Из одной-единственной искры буквально за несколько минут разгорелось жаркое пламя. Алые языки заметались по стенам, и при их свете Молли наконец смогла рассмотреть интерьер Грейвиндза.

Настоящая бревенчатая изба, но построенная с потрясающим размахом: деревянные стены, сводчатые потолки, громадные камины в обоих концах длинного, узкого зала. Со своего места Молли видела винтовую лестницу, которая вела на просторный второй этаж, нечто вроде чердака, явно устроенного как убежище. Справа и слева от нее были закрытые двери. Сеолар заметил направление ее взгляда и пояснил:

— За этой дверью у нас отличная кухня и склад, а тут, — он указал налево, — ванная комната и туалет. Спальни и гардеробные за дверью справа. Большинство моих людей будет спать наверху, двое — в конюшне, чтобы стеречь лошадей. — Сеолар взглянул на Молли и добавил: — Здесь абсолютно безопасно. Разумеется, это не неприступная крепость вроде Медного Дома, но крыша здесь медная, все опоры в стенах и гвозди — тоже. К тому же я сам проследил, чтобы медь добавили в смесь для замазывания щелей. Но, разумеется, у нас есть и рабочие помещения без меди.

Молли нахмурилась:

— Без меди? Зачем они вам нужны? Разве… — Молли снизила голос до шепота, — …рроны не могут проникнуть в помещения, не защищенные медью?

Он посмотрел на нее с неподдельным удивлением:

— При чем здесь рроны? Ты еще не разобралась в связи между медью и магией? Нет, дело не в рронах. Ты пока не занималась никакой магией, кроме лечения в Большом Зале, а там-то никакой меди нет. — Он покачал головой. — Медь не является непреодолимым препятствием для рронов. И для кеттов тоже. — На этом слове Сеолар понизил голос. Должно быть, кетты — создания похуже рронов. Этого только не хватало. — Медь — это непроницаемая преграда для магии. Находясь в Медных покоях, ты была полностью защищена от нападения наших врагов, однако попытайся ты осуществить собственные магические действия, ты не смогла бы провести ни единого, самого простого, заклинания. Здесь наша защита менее совершенна, тем не менее я получил доказательства, что она вполне достаточна — дважды в жизни мне довелось ее проверить на деле.

— Значит, в этих стенах магия мне неподвластна?

— Нет. Ты не можешь тут никого вылечить, для этого надо перейти в специальное рабочее помещение или выйти наружу, удалившись при этом на некоторое расстояние от стен. Мне до конца не известен радиус действия меди, однако даже самые могущественные из Старых Богов должны были соблюдать какую-то дистанцию.

Молли задумчиво посмотрела на свои руки. Когда она исцелила того первого ребенка, ее ноги были связаны веревкой с медными жилами. Старые Боги не владели магией вблизи меди, а она может, даже если медь у нее на теле? Правда, не на исцеляющей руке, но все же… Интересно…

Одни за другим в дом стали заходить люди. Стряхивали у дверей снег, снимали плащи, вешали их на крючки, оживленно обсуждали внезапную метель, лошадей, скачку. Они радовались, что теперь все в безопасности, и дивились нежданному ухудшению погоды. Люди собрались у огня, загремели стульями, потом трое вытащили инструменты: деревянную флейту, какого-то ее родича с низким голосом — Молли такие уже здесь встречала — и еще помесь лютни и гитары с толстым грифом и множеством струн. Зазвучала песня, которую, похоже, знали все. Несколько человек запели, хлопая в такт ладошами. Сеолар обернулся к ней и вдруг спросил:

— Не хочешь потанцевать?

Молли смутилась:

— Да я не сильна в танцах…

— Ты уже говорила. Самое время поучиться.

Она пожала плечами. Голова слегка кружилась от выпитого вина и роскошного ужина из остатков пикника. Непогода осталась за толстыми бревенчатыми стенами, она больше не несется вслепую на лошади сквозь снежную мглу… И Молли решилась. Засмеявшись, она бесшабашно бросила:

— Почему бы и нет! Если я отдавлю тебе ноги, кричи.

Сеолар взял ее за руку и стал показывать движения какого-то резкого танца. Прыжок влево, прыжок вправо, шаг вперед, шаг назад, хлопок в ладоши, поворот…

Молли с удивлением поняла, что ей нравится. Трое музыкантов демонстрировали поразительное разнообразие, перемежая быстрые, зажигательные мелодии с медленными танцами, которые позволяли отдышаться и ей, и Сеолару. Наконец она все же ощутила, что пол уходит у нее из-под ног.

— Ну, все, на сегодня мне хватит, — со смехом сказала она Сеолару.

— Тогда позволь проводить тебя в твою комнату.

Он поднял со столика маленькую, защищенную стеклянным абажуром масляную лампу, взял Молли за руку и провел ее в одну из дверей с правой стороны зала. Дверь открывалась в холл, а не в комнату, как ожидала Молли. Из четырех дверей слева Сеолар выбрал последнюю:

— Если утром будет солнце, то в этой комнате ты насладишься им лучше всего.

В камине уже потрескивал огонь — единственное освещение этой уютной спальни. Кто-то снял покрывало с узкой кровати, разложил толстую хлопчатобумажную пижаму и белые, пушистые шлепанцы.

— Откуда здесь взялась одежда? — удивилась Молли.

— Мы всегда держим в запасе все необходимое, — объяснил Сеолар, стоя в дверном проеме и наблюдая за гостьей. — Вероятно, у нас есть все, что тебе требуется. Или чего захочется.

При этих последних словах голос его слегка изменился. Молли прекратила разглядывать свою милую келью и обернулась к Сеолару.

Он продолжал ее рассматривать, и этот настойчивый взгляд, встретившись с собственными ее глазами, вызвал у нее странную, но приятную дрожь. Она все же смогла улыбнуться, надеясь, что он не заметит, как трепещут ее губы.

— Приятно сознавать это.

— Если тебе потребуется… ну, что угодно… моя комната напротив.

Не находя нужных слов, Молли кивнула. Он постоял еще секунду, потом, казалось, принял решение и поклонился:

— Спокойной ночи, Молли.

— Спокойной ночи, Сеолар.

Он вышел, мягко притворив за собой дверь. Молли тупо ее рассматривала, пытаясь разобраться в собственных чувствах и как-то примириться с произошедшим сию минуту.

А что в действительности произошло? Неужели он дал ей понять о возможности союза между ними? Сделал ли шаг ей навстречу? Упомянул ли о том, что его комната напротив, только для информации? Или это приглашение?

Захочет ли она… сможет ли заинтересоваться таким предложением, если он когда-либо его действительно сделает?

Он — не человек, сказала себе Молли. Однако на этот аргумент ответ очевиден — она и сама теперь не совсем человек. А может быть, ее короткие и не слишком успешные связи с мужчинами обрывались не потому, что мужчины были плохи или она сама какая-то не такая? Может, она просто искала партнеров не там, где нужно? Может быть, в Сеоларе она найдет свой шанс, который прежде от нее ускользал?

— Может быть. Но не сегодня, — прошептала Молли, натянула слишком просторную для нее пижаму, взобралась на узкую кровать и тотчас уснула под треск огня и сладкий запах горящего дерева.

Кэт-Крик

— Я не говорила, что умею играть в шахматы, — сердито заявила Лорин. — Просто знаю, как двигать фигуры.

Питер рассмеялся.

— Ну… у вас все равно неплохо получается. — Он снова расставил фигуры на доске.

— Может, лучше в шашки? Там у меня хоть шанс будет.

Возившийся у ее ног Джейк поднял голову и забормотал:

— Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски? Мозет, лусе в саски?

— Или никакого шанса? — продолжала Лорин.

Питер смотрел на Джейка и улыбался. Джек катал линейкой по полу рулон бумаги для дактилоскопии.

— Я бы уже с ума сошел, а вы — ничего, — усмехнувшись, сказал Питер.

— С малышами всегда так, — согласилась Лорин. — А у вас есть дети?

— Наверное, сначала надо завести жену, а здесь мне никто не нравится. Во всяком случае, до сих пор я не встречал девушки, о которой мог бы задуматься.

— Ищете королеву красоты или хорошую кухарку?

— Ни то, ни другое, — снова усмехнулся Питер. — Ищу девушку, которая прочла за последний год больше трех книг без картинок, которая понимает разницу между черной дырой и красным карликом и которая не начинает каждое предложение со слов «Как бы».

— Вы разборчивы.

— Да. Мне хочется иметь детей, но пока еще об этом даже думать рано.

— По крайней мере, вы знаете, чего хотите.

Он хмыкнул.

— Сейчас я хочу только одного: чтобы позвонил босс, сказал, что он уже на месте и что все в порядке.

— Это было бы чудесно. Интересно, почему он молчит?

— Не знаю. Однако если он не даст о себе знать еще пятнадцать минут, я думаю, мне стоит спрятать вас с Джейком на заднем сиденье нашего лимузина и поехать посмотреть, в чем дело.

Лорин бросила взгляд на часы.

— Не хотите ему позвонить?

Питер покачал головой:

— Если он вышел из машины с рацией и сейчас занял позицию, где ему нужна тишина, а я нарушу радиомолчание, это может его погубить.

— Но в таком случае он бы выключил рацию?

— Смотря по ситуации. В любом случае подождем пятнадцать минут.

Эрик свернул на грунтовку к ферме Таккера, на которой еще двадцать лет назад занимались производством хлопка и табака. Однако после смерти последнего Таккера ферма пришла в упадок и потихоньку разрушалась, пока свора наследников сражалась из-за завещания. В конце концов победившая сторона продала почти всю землю, а на дом охотников не нашлось. Теперь, чтобы привести этого монстра, сооруженного еще до Гражданской войны, в пригодный для жизни вид, потребуется целое состояние.

Дом — точнее, то, что от него осталось, — стоял довольно далеко от дороги в куще ореховых деревьев. Плети пуэрарии затянули деревья и дом, создавая иллюзию увитой плющом респектабельности, на которую это заброшенное жилище вовсе не имело права.

На участок вели две дороги: центральная подъездная аллея, приближение по которой будет просматриваться из дома, и дорожка к заднему крыльцу, петляющая среди густых деревьев вдоль соевого поля. Если действовать в соответствии с логикой, он должен выбрать короткий путь по открытой дороге. Но, сидя в машине и рассматривая крышу дома и щит из ореховых деревьев, Эрик чувствовал, как у него мурашки бегают по телу и желудок сжимается от страха. Пожав плечами, он свернул на кружной путь.

Каждый шериф, которому удалось достаточно долго прожить, знает, что временами необходимо прислушаться к этому тихому голосу в самой глубине сознания. В данный момент этот самый голос просто вопил, что в звонке Эрнеста Таббса что-то не так. Нервы Эрика были так напряжены, что он мог бы сыграть на них, как на скрипке. Он снова и снова прокручивал в голове тот звонок. Эрнест явно был не в себе. В голосе звучал страх и напряжение, казалось, он сейчас сорвется и завопит.

Эрик вспомнил Эрнеста, спокойного, флегматичного, проведшего долгие годы на охоте за оленями, голубями и другой живностью в местных болотах и дюнах. За все время, что Эрик его знал, Эрнест ни разу не выглядел напуганным чем-либо, за исключением несчастий, которые проходят по ведомству сентинелов. А звонок был такой, будто Эрнест нашел тело и расклеился, как пятнадцатилетняя школьница. Обдумав ситуацию, Эрик решил, что не может в это поверить.

Нависающий балдахин из кустового дуба, кизила и мелкой сосны был плотно оплетен пуэрарией. Растения задыхались и умирали. Пейзаж соответствовал настроению и состоянию разрушающегося дома. Серые клешни обнаженных ветвей тянулись в небо и одновременно никли к земле.

Эх, не помешала бы подмога, дюжина крепких парней.

Эрик стал было набирать номер Питера, просто чтобы дать ему знать, где он есть, но решил повременить. Надо подождать, пока он хоть что-то выяснит. Стоит по радио объявить, где находишься, все бездельники Кэт-Крика, у которых нет других забот, кроме как подслушивать переговоры на полицейской волне, сразу заявятся сюда насладиться зрелищем нового несчастья и почерпнуть новые сплетни.

Потому он направился по задней дороге, слушая, как трава шуршит по днищу машины, а сухие ветви и сучья скребут по ее бокам. Он как раз размышлял об охотниках, о том, что заставляет их добровольно забираться в подобные места, когда в глаза ему ударила внезапная вспышка света из того места, где поле переходит в лес и где вспышке взяться неоткуда.

Эрик остановил машину, вытащил бинокль и стал наблюдать. Через минуту он понял, что привлекло его внимание, а когда понял, снова ощутил спазмы в желудке. Под ветками, пучками травы, обрывками сети стоял замаскированный грузовик. Некто проделал это с большим знанием дела. Во времена службы в Национальной гвардии Эрику и самому приходилось заниматься такими вещами. Он ни за что не заметил бы машину, не ударь ему в глаза солнечный зайчик от крошечного незамаскированного участка ветрового стекла.

Эрик решил было сначала все же проехать к дому, поговорить с Эрнестом и взглянуть на тело, а потом вернуться сюда, но подумал, что сейчас он к грузовику намного ближе, чем к дому. Тело никуда теперь не денется, а грузовик, хотя в данный момент это и маловероятно, вполне может. Эрнест должен его понять.

Он отвел машину с дороги, заглушил мотор, вынул ключ зажигания и направился сквозь подлесок к спрятанному грузовику. И едва не налетел на полдюжины других машин, замаскированных с такой же тщательностью. Теперь, с близкого расстояния, Эрик еще раз убедился, что кто бы ни занимался этим камуфляжем, он сделал это весьма умело. Ответственный за всю работу, кто бы он ни был, зрительно изломал все прямые линии с любого угла наблюдения, скрыл все блестящие поверхности, придал всей картине возможно более естественный вид. И это заставило Эрика остановиться. Может, он имеет дело с охотниками, может, с людьми из спецслужб, может, с опорным пунктом любителей походов на выживание, но все равно эти люди источали опасность. Вся сцена вовсе не казалась игрой. В голову не приходит никаких спокойных, обыденных объяснений, никакого приемлемого сценария, который заставил бы думать, что здесь нет ничего страшного. Ясно, что это беда, мерзкая, большая и страшная.

Эрик бросил взгляд на дорогу к дому. Эрнест ждет его. Возможно, он попал в самую гущу здешних событий. Он может оказаться жертвой, участником, а может, и предателем, убившим Молли и Дебору и пытавшимся подставить Лорин. Он, шериф, может сейчас влипнуть в нечто слишком серьезное, чтобы суметь потом из него выбраться.

Эрик положил руку на рацию у своего бедра. Надо бы позвонить Питеру, но не хочется нарушать радиомолчание. Однако если Эрик сейчас не позвонит, то в скором времени Питер погрузит Лорин и Джейка в патрульный автомобиль и явится узнать, что происходит. Явится, стреляя направо и налево. Потому что Питер считает: самое главное — остаться в живых.

Эрик взглянул на номерной знак и во второй раз ощутил шок. Машина принадлежала Мейхему — номер по личному заказу, «ХАОС-1». Тут не может быть никакой ошибки. Эрик быстро двинулся от одной машины к другой. Все легковушки и грузовики принадлежали сентинелам. Кроме красного «корвета» Мейхема, Эрик обнаружил старый белый пикап Вилли, коричневый «крайслер» Таббсов и даже маленькую голубую «санберд» Джун Баг. Машины всех сентинелов, кроме его собственной и машин Грейнджера и Деборы.

Эрик с усилием сглотнул, секунду подумал, вернулся к патрульной машине, открыл багажник, вынул помповое ружье двадцатого калибра, достал спецкостюм для разгона беспорядков, ракетницу и газовые патроны к ней, сложил оружие на переднее сиденье, надел спецкостюм и стал припоминать подходы к зданию с таким расчетом, чтобы до конца остаться незамеченным. Если они окажутся не в доме, можно будет воспользоваться старинной викторианской башней на правом углу фасада в качестве наблюдательного пункта. Если же они в доме, он попробует оценить обстановку и разобраться, что, черт возьми, происходит. Но в любом случае следует действовать осторожно, надо учитывать, что вместе с предателями находятся по крайней мере несколько заложников. Нельзя просто выбить дверь и начать палить.

И ждать нельзя. Предатель уже продемонстрировал готовность убивать. Приходится допускать, что будут новые жертвы, что в задуманной предателем комбинации это — последний шаг. Убрать с дороги сентинелов, которые могут ему помешать, — тоже часть плана.

Эрик рискнул подъехать к дому поближе. Во рту пересохло, руки стали холодными и влажными. Он оставил машину под прикрытием небольшой группы сосен и, крадучись, направился к дому. На мелком дубняке все еще оставались золотистые листья. Вместе с сосной он предоставлял хорошую маскировку. А вот от ежевики и кизила толку никакого. Голые и тощие, они никак не могли его укрыть, а потому многие участки приходилось преодолевать ползком в высокой траве, прижимая голову и зад к земле и выставив вверх оружие.

Приблизившись к дому, Эрик услышал голоса. Том Ватсон кричал кому-то:

— Он уже должен быть здесь! Проклятие! Что-то не так! Он нас заподозрил!

— Чушь, Том. Он уверен, что девица в каталажке и есть убийца. Нас он не подозревает. Просто готовится. Зачем ему спешить? Он же едет осматривать труп, так? К чему спешка… — Это голос Дивера Дункана. Эрик не мог поверить своим ушам. Том! Самый молодой из сентинелов! И Дивер, который был сентинелом, когда Эрик еще под стол пешком ходил! Надежный, как скала! И эти люди решились разрушить мир и погубить всех?! Как такое могло случиться?

Он подобрался к дому вплотную, приподнялся и с бьющимся сердцем заглянул в щель закрытого ставнями окна. Повсюду на полу лежали сентинелы, связанные, с кляпами во рту и, судя по всему, без сознания. Однако мертвых, кажется, не было. Эрик видел, как ходят вверх-вниз грудные клетки. Дивер стоял у окна в фасадной стене и выглядывал наружу. Том присел возле мерцающего у дальней стены зеркала. В помещении не было Джун Баг, Вилли Локлира и Грейнджера Болдуина. На полке над загороженным камином светился полицейский сканер. Значит, они слушают. Вот черт!

— Можем пока вытолкнуть еще одного, — бросил Дивер, не отворачиваясь от окна. — Потом будет меньше работы.

— Ага, — отозвался Том, подхватил под мышки Джорджа Мерсера и потащил его бесчувственное тело к зеркалу.

У Эрика появилась мысль. Он прижался спиной к стене и вытащил рацию.

— Питер, — тихо произнес он, чтобы в доме слышали только радио. — Я еще еду — 10–17, попал в пробку — 10–68 — на Скрэггс-роуд.

— 10–68? Вы шутите!

— Хороши шутки. Все стадо Скрэггса расположилось прямо на дороге и жует свою жвачку. Скрэггс не может сам освободить от них дорогу, они все время прорываются за изгородь. Если мы не уберем их, здесь обязательно будет авария. Придется мне задержаться и помочь. Поезжай на ферму Таккера и передай Эрнесту, что я приеду, как только смогу.

— 10-4 — понял вас. А что делать с… гостьей?

— Запри ее, а ключ выброси. Двоих она уже убила, третьего нам не надо. Считай, что получил «сигнал двадцать». — «Сигнал двадцать» был у них с Питером секретным кодом. Он означал: «Все, что я сейчас говорил, чушь собачья. Я попал в серьезную переделку. Приезжай сюда как можно быстрее и тише».

Секунду Питер молчал, потом сказал:

— Сигнал двадцать… вас понял. Выполняю. 10-4. Отправляюсь через пару минут. Куда подъехать?

— Прямо к парадному входу. Эрнест тебя будет там ждать.

— Точно? — Питер понял, что ему надо подъехать к задней двери.

— Абсолютно. Я 10-7, торчу здесь, пока не разгоню этих коров. Конец связи.

Эрик выключил рацию и рассмотрел комнату, занятую заложниками и их тюремщиками. Одна из дверей вела к главному выходу, другая — к заднему крыльцу, но не прямо, а через кухню. Самый мощный эффект внезапности мог получиться, если бы ему удалось незаметно пробраться к переднему крыльцу, но Дивер постоянно за ним наблюдал.

К черному ходу Эрик испытывал недоверие. Старые двери скрипели, и, хотя ими недавно пользовались, они все же могли оказаться закрыты и даже заперты. Открывая их, он неизбежно поднимет шум. И даже если ему удастся проникнуть внутрь, надо еще пройти кухню и остаться незамеченным.

Так парадная дверь или черный ход? Том таскает сентинелов в ворота. Очевидно, Джун Баг, Вилли и Джордж Мерсер уже в Ории. Грейнджер — под вопросом. Но раз его машина не была спрятана вместе с остальными, Эрик полагал, что по какой-то причине его здесь нет. С остальными — ясно.

Так парадная дверь или черный ход?

— Вы, случайно, не умеете обращаться с оружием? — спросил Питер у Лорин и передал ей пуленепробиваемый жилет. — Вам придется пойти со мной. Вдруг потребуется ваша помощь.

— Дома у меня есть ружье двадцатого калибра и браунинг, а еще «ремингтон». Я умею с ними обращаться и неплохо стреляю, в разумных, конечно, пределах. Особенно из браунинга.

— Славная коллекция.

— Осталась от Брайана. Но я много практиковалась.

Питер посмотрел на Джейка и сказал:

— Мне не хочется втягивать вас обоих в это дело. Но Эрик выразился очень определенно: я должен взять вас с собой.

— Я не все уловила, но мне показалось, он велел запереть меня в камере, а ключ выбросить.

— Это «сигнал двадцать». Он имел в виду, что я должен делать все наоборот. Он попал там в какую-то переделку. И пока я буду вызывать подмогу из Лоринбурга, он может уже погибнуть. Мне придется этим заняться, и я не могу оставить вас одних. Эрик боится, что тот, кто за всем этим стоит, может вломиться сюда и убить вас и Джейка. Кроме того, если я смогу оставить вас в машине возле рации с пистолетом в руках, то буду чувствовать прикрытие с тыла.

Лорин кивнула:

— С этим я справлюсь. Правда, я не знаю ваших шифров.

— Вам и не нужно. Когда мы туда доберемся, посмотрим, что к чему, я подключу вас к частоте лоринбургского диспетчера. Сообщите диспетчеру, что офицеру здесь требуется помощь. И все. Потом вам только нужно будет сказать, где вы находитесь.

— О'кей.

Он повел ее к двери.

— У нас нет времени останавливаться возле вашего дома и забирать оружие. Придется вам обойтись одним из наших пистолетов.

Лорин согласно кивнула, натянула наконец на Джейка курточку и посадила его себе на бедро.

— Я готова.

Питер взглянул на нее и невесело улыбнулся:

— Замечательно.

— Если вместо него явится этот чертов помощник, может, стоит этих просто убить и уйти на ту сторону? — нервно спросил Том. — Мы же все равно получим одинаковую награду, что за всех, что за нескольких. А нескольких легче переправлять.

Дивер задумчиво ответил:

— Думаю, так и придется поступить. Конечно, хорошо бы оставить их в заложниках, чтобы заставить его отдать нам коды доступа. Но все равно мы не сможем узнать, правильные это коды или нет.

— Значит, ты хочешь их просто убить?

— А, черт! — сплюнул Дивер, и Эрик услышал, как он отошел от окна. — Ненавижу эти дела.

— Меньше придется тащить, Дивер.

Черный ход, решил Эрик. И быстро. Застекленное крылечко выглядело вполне надежно, а петли вовсе не казались ржавыми. Суметь бы проскочить, пока Том и Дивер разговаривали свои разговоры… К тому же они думают, что он разгоняет коров в пяти милях отсюда… Тогда можно рассчитывать на эффект внезапности. Он швырнет в комнату гранату со слезоточивым газом, сам вбежит раньше, вырубит сначала Дивера, потом Тома.

Эрик поправил маску и метнулся к крыльцу. Двигался как можно быстрее и тише, почти не дыша. До двери добрался удачно, без всякого шума.

И дверь оказалась не заперта. Чудесно. Эрик проскользнул в кухню — половицы чуть слышно скрипнули. Одна из дверей вела в другие комнаты, наверное, в столовую и нижние спальни, если они были. Вторая открывалась в гостиную, где находились заложники и преступники.

Эрик вытащил чеку из гранаты, швырнул ее в гостиную, согнулся и прыгнул следом с криком:

— Руки вверх, бросай оружие, не шевелиться, иначе стреляю!

Дивер и Том закашлялись. В желтоватом мутном тумане Эрик увидел, как их руки взлетели вверх. Том уронил пистолет, согнулся от кашля и заковылял к двери. Дивер с воплями отталкивал его. Эрик метнулся за ними.

Краем уха он услышал, как открылась другая дверь. За сотую долю секунды он осознал, что был еще третий.

— Сукин сын! — услышал он голос Вилли Локлира одновременно со звуком выстрела. Огонь опалил спину, заполнил легкие. Удар швырнул его вперед, и он стал падать, падать, мир перед глазами меркнул, окрашиваясь красным, потом серым. Глаза под маской видели все как будто издалека. Звуки стали глуше и раздавались словно из-под воды.

А потом его окутало тепло, он словно плавал в волнах мягкой хлопчатой ваты. И звуков совсем не стало.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Грейвиндз, Баллахара

Беспокойные сны… Она купается в зеленом огне. Хрупкая крылатая женщина в сверкающем золотистом платье летит по залу Грейвиндза, оборачивается, вздымает руки, чтобы отвратить удар…

Вспышка…

Она лежит в темноте, сильная, женственная, умиротворенная. Лежит рядом с мужчиной, чье тело знакомо, как само дыхание. Она купается в тепле, чудесных запахах мыла и солнца и обещания любви. В камине потрескивает огонь. И вдруг… в самом темном уголке комнаты возникает тень, окутанная еще более мрачными тенями. Дребезжат сухие чешуйки, раздается шипение…

Вспышка…

Поляна. Солнечные пятна в высокой траве, на цветах. Она — ребенок, играет рядом с матерью, а над головой парит тень. Мать вскрикивает, подхватывает маленького братца, младшую сестренку, выкрикивает ее имя… А она все время стоит в самом центре тени, которая стремительно разрастается, словно взрыв черного солнца…

С пересохшим ртом и стиснутой от невырвавшегося крика гортанью Молли выныривает из кошмара в пугающую явь и чувствует, как вибрирует и будто мурлычет ее грудная клетка. Она пытается сесть и сбросить с груди эту тяжесть. Оказывается, ничто ей не мешает. Секунду она приходит в себя и вспоминает, где находится: она лежит в постели в Грейвиндзе, на ней пижама, которая ей велика, она сама ее надела накануне вечером, медальон, подаренный Сеоларом, тоже на месте. Весь дом в плену тишины. Молли смотрит в окно — темно, значит, она проснулась еще до рассвета. Камин прогорел, остались одни угли. Она встает и босиком по холодному полу проходит к двери. Дверь по-прежнему заперта изнутри.

Внезапно за окном раздается негромкий шум. Что-то тихонько и странно скребет по стеклу.

Сердце колотится высоко в горле. От страха она не может вздохнуть, однако прыгает к постели, падает на живот и забирается под кровать.

Снова тихое царапанье, но теперь Молли слышит к тому же завывание ветра и чувствует слабый сквозняк из трубы камина. Как холодно! Закутаться бы сейчас в одеяло и ничего не бояться!

Опять кто-то едва слышно скребется в стекло. Молли вглядывается в окно, пытаясь хоть что-нибудь различить.

Тонкая, изогнутая тень. Силуэт ветки куста или небольшого дерева, которое, очевидно, растет под окном. Ветка раскачивается от ветра, а ее взбудораженный ночными кошмарами мозг сотворил из этого угрозу.

Молли не стала над собой смеяться, она была еще слишком напугана, но все же с радостью вылезла из-под кровати, положила несколько щепочек на угли и счастливо улыбнулась, когда пламя возродилось к жизни. И забралась в постель, и укрылась с головой одеялом, и думать не стала о ветке, царапающей стекло.

В конце концов ей удалось заснуть снова, и на сей раз во сне ее ждал только отдых и никаких кошмаров.

* * *

Зло, следующее за Молли, не могло причинить ей вреда из-за амулета, который она носила на шее. Тем не менее оно шло за ней по пятам и ждало своего шанса, ждало терпеливо, готовое при любой возможности этот шанс создать. Зло было древним, очень древним, и рано или поздно удача всегда выпадала на его долю.

Сеолар стоял под окном у Молли и расширившимися глазами смотрел на одну-единственную радужную чешуйку, которая лежала на плотном снежном насте, потом нагнулся и дрожащими пальцами поднял ее. Он все понял, уже когда Молли рассказывала ему о своем кошмаре и о ветке, которая так ее напугала. Она смеялась, и он тоже сумел улыбнуться, словно история его очень позабавила. Но он все понял. Ведь вокруг Грейвиндза нет ни деревьев, ни кустов, вообще нет высоких растений. Территория была тщательно расчищена, чтобы хорошо простреливаться в случае, если обитатели Грейвиндза вдруг подвергнутся нападению. Деревья и кусты в таких обстоятельствах стали бы укрытием для врага.

Молли этого не знала. И никто ей не скажет. Сеолар оставит эту тайну при себе. Рроны не тронут ее, но если напугают, она может захотеть вернуться на Землю. Тогда рроны победят, города вейяров сдадутся им, за ними последуют города и земли остальных народов Ории.

— Под моим окном нет никаких кустов и ветвей, — проговорила за его спиной Молли.

Сеолар подпрыгнул от неожиданности, обернулся, уронил чешуйку и наступил на нее ногой — чтобы не заметила Молли.

— Ты напугала меня, — сказал он и рассмеялся, сам чувствуя, как фальшиво звучит этот смех. Надо надеяться, что она недостаточно знает его и не заметит фальши.

Молли улыбнулась:

— Я вижу.

— Я… я вышел только посмотреть, можно ли отправляться в путь. Но… сама видишь, слишком много снега.

Она подняла руку, останавливая эту сбивчивую речь:

— Сеолар, я кое-чему научилась в жизни. Кое-какой житейской мудрости, если хочешь. Первое: не путать противников и врагов. Ты и я, полагаю, противники. Ты от меня чего-то хочешь, а что — не говоришь. Что-то такое, над чем я имею власть и что, по твоему мнению, не захочу тебе дать. Такая позиция ставит нас по разные стороны баррикад. Но я — не враг. От меня не нужно таиться. И второе: если за тобой охотятся, это не значит, что будут охотиться всегда. То, что ты прячешь под ногой, может оказаться вовсе не важным.

— Я не прячу… — смущенно отозвался он.

Молли снова его остановила:

— Ложь ослабляет твою позицию в переговорах. — Она засунула руки внутрь куртки, поглубже спрятав их под мышками, чтобы согреть. И только тут Сеолар заметил, что она выскочила без шапки, без перчаток, и даже не застегнув куртки. — Я хочу быть с тобой честной, — продолжала Молли. — Ты мне нравишься. И вейяры — тоже. Нравится этот мир. Черт возьми, здесь я намного счастливее, чем на Земле. Я даже думаю, какая-то может быть… химия, что ли, между тобой и мной… Хотя все это надо хорошенько обдумать, тут у меня много вопросов. Мое первое побуждение — остаться здесь, помочь вам, выполнить то, для чего предназначали меня родители.

Сеолар снова начал улыбаться, но Молли покачала головой.

— Это — первое побуждение. Но… — Она помолчала. — Ты утаиваешь факты. Важные факты. Что-то происходит с ожерельем, которое ты мне подарил. И штука у тебя под ногой тоже имеет значение. И почему ты решился на конную прогулку в день, когда погода так сильно испортилась… И почему мы поскакали не в Медный Дом, а от него, ведь Грейвиндз намного дальше?

Сеолар смотрел на нее, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь щель, уголок, где можно спрятать истину, придумать объяснение, которое позволит не открывать ей всю правду прямо сейчас. Ничего не приходило в голову. Он кивнул:

— Намного дальше.

— Спасибо. Я так и думала. Полагаю, ты обязан сказать мне правду.

— Думаю, да. — Он нервно взглянул на небо. Но там было пусто, только облака. Все равно, лучше вернуться под крышу. Крышу, защищенную медью. — Пройдемся, — сказал он и повел Молли к конюшне. Пока они пробирались по снегу, он объяснял ей: — На самом деле я даже не знаю, с чего начать.

— Это ожерелье… — напомнила ему Молли. — У меня от него ночные кошмары, и не только ночные.

Сеолар вздохнул.

— Расскажу тебе, что знаю. Одна из Старых Богинь создала его для ребенка, которого она родила от мужчины моего народа. Судя по хроникам, это было около семи тысяч лет тому назад, но когда точно, мне не известно. Думаю, и никому не известно, разве что другим Старым Богам, а уж они-то не скажут.

— Давным-давно, за тридевять миров… — улыбнулась Молли. — Ладно, продолжай.

— Оно защищало девочку. Пока она носила это ожерелье, Старые Боги не могли ни убить ее, ни покалечить, ни воздействовать на нее какой-нибудь магией. И пока ожерелье на ней, оно всегда благополучно вернет ее в Орию.

Молли спросила:

— Она была вроде меня? Наполовину вейяр, наполовину еще что-то?

— Полувейяр, получеловек. Все Води — полулюди, полувейяры. И раньше бывало потомство от вейяров и других Старых Богов или от Старых Богов и других Истинных Людей, но никто никогда не становился Води. Не знаю почему. — Сеолар пожал плечами. — Это магия. А про магию я могу только рассказывать.

— Значит, эту девочку мать родила специально, чтобы она стала первой Води.

— Так гласит легенда. Первая Води была посредником между вейярами и Старыми Богами. Она смягчала их гнев, она выступала в их судах и советах от имени вейяров.

— И, проработав в качестве Води… сколько там сотен лет?., она умерла в своей постели в зрелом возрасте, прожив чудесную и полезную жизнь?

Сеолар оглянулся и поймал взгляд сузившихся глаз и циничную, злую усмешку.

— Не совсем так.

— Да ну! Как же я не догадалась!

Они вошли в конюшню, Молли подхватила кучку соломы, уселась на нее, посмотрела на лошадей в стойлах, на стражей, потом на Сеолара.

Сеолар остался стоять, не желая садиться и оказаться с ней на одном уровне, глаза в глаза.

— Существуют разные версии ее смерти, — продолжал он. — Некоторые говорят, что она замерзла, другие — что ее убили в самом первом доме, который стоял на этом месте, третьи — что она умерла в чужом мире, далеко-далеко от дома. Однако в большинстве источников говорится, что однажды она сняла ожерелье, положила его в шкатулку, заперла шкатулку, спрятала его в самом тайном хранилище Медного Дома, закрыла его на ключ и ушла.

— И больше о ней никогда ничего не слышали?

— Не совсем так. В легендах говорится, что она ушла в лес за стенами Медного Дома и ее сразу убили… — Сеолар огляделся и шепотом закончил: —…кетты.

— Просто чудесно.

— С тех пор ожерелье носили семь следующих Води. И все семеро прожили долгую жизнь.

Он наблюдал, как пальцы Молли пробегают по гладкому, тяжелому золоту, как она невидящими глазами смотрит прямо перед собой и молчит. Он стоял и молился, чтобы сказанное им не направило мысли Молли назад, в ее родной мир. Она ничего не знает о кеттах, не понимает, что значит быть посредницей между Старыми Богами и вейярами. Однако он видел: она начинает понимать, что это небезопасно.

— Хоть кто-нибудь из них умер своей смертью?

Сеолару так хотелось солгать ей, но он чувствовал, никакие его действия не удержат ее, если она решит уйти. И если он солжет, а она разоблачит его, то это оттолкнет ее сильнее, чем что-либо иное.

— Нет, — сказал он и не стал уточнять.

— Ну, дела… — пробормотала Молли, убрала руку с ожерелья и задумалась. — Ладно. Теперь у меня по крайней мере есть понятие, во что я влипла. Итак… Зачем понадобилось увозить меня из Медного Дома, несмотря на приближающуюся метель?

— Если тебе придется встать между вейярами и Старыми Богами, ты должна быть с ними на равных. Должна владеть магией. Не только лечить, но и бороться, уметь изменять вещи, уметь распутывать заклинания, которые они могут на тебя наслать. Если ты научишься справляться с их магией, они не смогут запугать тебя.

— В этом есть смысл.

— Я не знаю, как действует магия, Молли. Никто из вейяров не знает. Знаю только, что в нижнем по отношению к Ории мире я тоже мог бы ею владеть. Знаю, что здесь, у нас, ты, как никто, способна к магии. Раз я не могу научить тебя тому, что тебе следует знать, я… заполучил… учителей для тебя. — Сеолар с явным трудом подбирал слова.

— И эти учителя придут сюда?

— Нет. В Медный Дом.

— Тогда почему мы здесь, а не там?

— Потому что я не хочу, чтобы ты оказалась поблизости от людей, которые доставят твоих учителей. Не хочу, чтобы они знали, что ты существуешь. Потому что они… люди Старых Богов. Я боялся, что, если ты останешься в Медном Доме, они это поймут.

Сеолар чувствовал, что она смотрит на него, но не мог заставить себя встретиться с ней взглядом.

— Вот теперь, мне кажется, это правда, — поразмыслив, сказала Молли. — Но ведь ты не говоришь мне всю правду об этих учителях, так?

Он посмотрел на нее и рассмеялся.

— Не хотел бы я, чтобы моя жизнь зависела от того, можно ли что-нибудь от тебя утаить.

— И что ты утаиваешь?

— Я нанял нескольких очень дурных людей, чтобы они похитили твоих учителей с Земли. Все они — сентинелы, и те, кого я нанял, и те, кого похитили. Мне стыдно, что пришлось пойти на это, но мой народ и мой мир зависят от тебя. У тебя должны быть учителя, которые смогут по-настоящему тебя научить. Нельзя, чтобы ты оказалась неподготовленной, когда наступит час столкнуться с самыми страшными из Старых Богов. Многие из Старых Богов — страшны. Некоторые из них — очень страшны. Но рроны… и кетты…

— У тебя куча сюрпризов, — с иронией проговорила Молли, глядя на него с выражением, смысл которого Сеолару оставался неясен. Интересно, что она о нем думает? Останется ли она, или его бесчестное поведение вызовет в ней такое отвращение, что она покинет этот мир? Сеолар боялся ответа, да ему никто и не предлагал ответа, потому что Молли встала и заявила:

— Неплохо бы перекусить и вздремнуть.

Кэт-Крик

В одной руке сжимая пистолет, а другой притянув к себе Джейка, Лорин сидела в машине и смотрела, как Питер исчезает в заброшенном доме. Она внимательно осматривала окрестности, чтобы никто не мог незамеченным зайти в тыл Питеру и Эрику и поймать их в ловушку. И чтобы никто не мог внезапно возникнуть из зарослей и убить ее с Джейком. Лорин ждала, стук сердца молотом отдавался в ушах, было так страшно, что хотелось рыдать. И тут вдруг радио в машине разразилось панической тирадой:

— Диспетчер! Диспетчер! Говорит помощник шерифа Питер Старк. 10–20 на ферме Таккера! К западу от Кэт-Крика по шоссе 79. Нападение на шерифа! Повторяю, нападение на шерифа! Сигнал 102! Осуществляю РМ. Требуется медицинская помощь и подкрепление! — До этого момента голос Питера звучал уверенно и твердо. Но на следующей фразе Лорин показалось, что он дрогнул: — Эй, шлите подмогу, и быстро!

РМ? Лорин помнила, это — реанимационные мероприятия. Она взглянула на Джейка, на пистолет в своей руке, потом на старое здание. Ей нужно быть там, не здесь! Она может освободить Питера для массажа сердца. Она умеет делать искусственное дыхание, а это чего-нибудь стоит. А Джейк… Она что-нибудь придумает.

Питер проводит РМ Эрику. Лорин сидела, тупо смотрела на микрофон и осознавала, что единственный человек в Кэт-Крике, которому она могла полностью доверять, единственный, кто знал, что она невиновна в тех преступлениях, которые кто-то хочет на нее повесить, единственный, на кого она могла рассчитывать, сейчас умирает в этом доме.

Раз Питер проводит РМ, значит, Эрик умирает. Господи, Эрик не может умереть! Не может оставить ее одну в Кэт-Крике лицом к лицу с теми, кто хочет убить ее и сына!

Она схватила Джейка под мышку, открыла дверцу, поставила пистолет на предохранитель, сунула его под другую руку и припустила к дому. Взлетела по лестнице, вломилась в комнату и увидела Питера на коленях перед Эриком. Рядом валялся окровавленный респиратор.

Лорин в панике резко развернулась, положив палец на предохранитель, но казалось, кроме нее, Питера, Джейка и недвижимого Эрика, в доме никого нет.

— Я могу вместо тебя делать искусственное дыхание, — сказала Питеру Лорин, стараясь не смотреть на лужу крови под Эриком. Ей никогда в жизни не доводилось видеть столько крови сразу.

Питер молча кивнул. Он сплел пальцы рук и ритмично давил этим прессом на грудь Эрику, считая шепотом: «…тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…» Сменил положение, проверил у Эрика пульс, вдул ему в легкие несколько вдохов, потом снова вернулся к массажу сердца.

— Устрой Джейка и помогай.

Лорин оглядела комнату, положила пистолет на полку над камином, подальше от Джейка, сказала ребенку:

— Детская стеночка, — и оттащила от стены кушетку, подняв тучу пыли и потревожив мышь, которая кинулась через всю комнату и нырнула под дверь кухни. Потом она придвинула два кресла с обеих сторон к кушетке и стене. Получился импровизированный манеж.

— Сиди здесь, — сказала она Джейку, опуская его в огороженную норку, — играй, смотри в окно.

Быстро осмотрела все внутреннее пространство в поисках опасных предметов: торчащих пружин, мелких вещиц, которые можно засунуть в рот, розеток и того, что можно в них засунуть, но ничего не обнаружила. Всем сердцем надеясь, что не пропустила ничего по-настоящему опасного, она бросилась к Питеру и стала рядом с ним на колени, чувствуя, как джинсы на коленях намокают в чем-то теплом, и стараясь не думать, откуда взялись это тепло и эта влага. Она и Питер спасут Эрика. Он будет жить. Он должен жить!

— Давай на четыре счета. Вдувай, когда мои руки поднимаются на «четыре». Прекращай, когда они опускаются на «раз», — распорядился Питер, пробегая пальцами по груди Эрика в поисках нужной точки на грудине. Поместив на нее ладонь левой руки, он положил на нее правую и сплел пальцы. — Готова?

Лорин кивнула, откинула Эрику челюсть, зажала ему нос и открыла рот. Он все еще был теплым, но кожа стала пугающе синей с серым оттенком, полуоткрытые глаза смотрели в пустоту. Но пока он был теплым.

«Он будет жить», — мысленно повторила она, вдохнула ему в легкие воздух и почувствовала, как поднялась его грудь, и решительно запретила себе вспоминать тихий солнечный день и тот почти детский поцелуй. Он будет жить.

«Ты должен жить. Ты не можешь оставить меня одну с Джейком. Только не здесь, в этом городе, где кто-то хочет нас убить. Ты ведь должен нас защищать. Ты должен жить».

Она слышала методичный голос Питера:

— Раз, тысяча… два, тысяча… три, тысяча… вдувай, тысяча…

Снова и снова. Она вдувала в легкие воздух, а между вдохами смотрела через плечо туда, где за кушеткой виднелись руки и ноги Джейка. И все время напрягала слух, пытаясь уловить отдаленные звуки сирены «скорой помощи». Молилась и без конца повторяла Эрику, что он должен жить.

А потом — она не успела еще понять, что происходит — появилась бригада реанимации, сильные мужчины и женщины оттащили ее от Эрика в угол, вставили трубку ему в дыхательные пути, расположили системы для внутривенных вливаний, включили дефибриллятор, ввели в вену какие-то лекарства, привязали его к носилкам.

Потом они ушли и забрали с собой Эрика, а она и Питер остались. Перемазанные кровью, они молчали и смотрели друг на друга. Всю комнату заполняли теперь лоринбургские полицейские. Они задавали вопросы, на которые ни у Лорин, ни у Питера ответов не было. Единственный, кто понимал, что произошло, единственный, кто знал, что он видел на ферме, направлялся в эту самую минуту в Мемориальный госпиталь округа Новая Шотландия; сидящая рядом с ним женщина вдувала ему в легкие воздух с помощью большой синей пластиковой груши, а мужчина размеренно давил ему на грудь, производя работу, которую выполняло бы его сердце, если бы еще билось.

Лорин, шатаясь, отошла от полицейского, который задавал ей какие-то вопросы, подняла Джейка и крепко к себе прижала. Держа его на руках, она опустилась на кушетку и зажмурила глаза. Она чувствовала, как из-под век выкатываются слезы, чувствовала соленый вкус у себя в глотке, чувствовала комок в горле, который мешал дышать. С самой смерти Брайана она не была так одинока.

Грейвиндз, Баллахара

Сеолар долго стоял в дверном проеме, глядя на сидящую в комнате Молли. Огонь в камине окрасил ее волосы золотисто-красным цветом. Она сидела у окна и смотрела, как падает снег. Сидела так тихо и неподвижно, что Сеолар начал опасаться, не случилось ли с ней что-нибудь дурное. Потом она обернулась и сказала:

— Ты мог бы и войти.

— Не хотел тебе мешать.

— Я просто размышляю. Ты мне не помешаешь. — Она улыбнулась, но в глазах осталась мрачная тень.

Сеолар подошел к ней поближе.

— Мне жаль, что мое поведение так тебя огорчило.

Молли подняла руку, останавливая его.

— Не надо об этом. Не сейчас. Я все думаю о горечи и несправедливости выбора, который каждый из нас вынужден делать. Я не могу больше в этом копаться. Мы поговорим о состоянии дел в наших мирах, об их нуждах, о том, что мы сами должны делать, но позже. Сейчас мне просто хочется побыть с тобой.

Он положил руку ей на плечо и сам удивился своей смелости.

— Правда?

Молли улыбнулась, не отстраняясь от его прикосновения.

— Правда.

Они стояли так близко друг к другу, что Сеолар чувствовал ее тепло, ощущал нежный запах кожи. Он улыбнулся и ощутил, как от волнения вспыхнуло его лицо.

Молли сделала к нему еще полшага и неожиданно спросила:

— Что означают татуировки у тебя на лице?

— Карайар, — ответил Сеолар. — Это хроника моей жизни с момента, когда наступил возраст выбора, все достижения, награды, титулы. Ну, и еще кое-что.

Молли провела пальцем ему по скуле:

— Красивые…

Он коротко хохотнул: думая об этих татуировках, он всегда вспоминал только боль, которую испытывал, когда наносили очередной знак.

— Это слова древнего-древнего языка, первого письменного языка вейяров. В наше время он больше ни для чего другого не используется. — Он начал было подробно рассказывать ей о карайаре, но вдруг остановился. Заметил, что нервничает, а потому мямлит. Как глупо. Он не знает, что ей сказать, однако едва ли лекция о лицевых татуировках вейяров поможет завершить… Завершить что? Что он намерен делать?

Сеолар заглянул ей в глаза, не вейярские, но и не совсем человеческие. Пожалуй, она экзотична, но все равно прекрасна. Обняв ее за талию, он приблизился еще на полшага. Не настолько, чтобы их тела соприкоснулись, но теперь тепло между ними стало давить горячей волной.

— Молли, — прошептал он.

— Сео… — Рука Молли сползла с его щеки, передвинулась на затылок, она притянула его лицо и чуть заметно коснулась губами его губ.

Он поцеловал ее. Молли прикрыла глаза, Сеолар пробежал пальцами по ее волосам и притянул женщину к себе, так что теперь их тела слились воедино. В этот момент он представил ее рядом с ним в постели. Он желал испытать союз плоти. Хотел раздеть ее, завладеть ею.

У них за спиной некто деликатно прокашлялся.

Молли испуганно отстранилась. Сеолар гневно обернулся, готовый убить нахала.

Спиной к ним стоял Бирра.

— В чем дело? — сдерживая злость, спросил Сеолар.

— Погода начала меняться. Надо ехать.

Сеолар снова повернулся к Молли. Она чуть-чуть улыбнулась и едва заметно пожала плечами:

— У нас же остается Медный Дом…

Неутоленная страсть отдавалась болью во всем теле. Сеолар поклонился Молли и сказал:

— Значит, в другой раз…

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Мемориальный госпиталь округа Новая Шотландия, Лоринбург

Лорин с Питером сидели в отделении интенсивной терапии. Лорин успела принять душ и переодеться, но ей казалось, что на ней все еще кровь Эрика. Новости оставались однообразно плохими. Эрика подключили к аппарату искусственного дыхания. Он так и не приходил в сознание. Медперсонал разыскивает родственников, чтобы получить у них разрешение отключить аппараты жизнеобеспечения.

Лорин, держа на руках уставшего и наконец заснувшего Джейка, думала об Ории. Если бы это произошло там, она могла бы что-то сделать для Эрика. Попробовать воздействовать магией. Она не сумела отнять у смерти Брайана, но Эрик еще жив, и она сумела бы уничтожить пулевое отверстие с помощью магии.

Но единственные известные ей ворота находились в Кэт-Крике, а персонал госпиталя не позволит тащить Эрика и всю аппаратуру жизнеобеспечения в Кэт-Крик, чтобы она засунула все это в магическое зеркало.

Лорин искоса взглянула на Питера, который то приходил, то уходил с самого момента, когда они закончили дела с лоринбургской полицией.

— Питер…

— Да? — Он не сводил глаз с дверей палаты и лишь чуть поднял голову, услышав ее голос.

— В палате Эрика есть зеркала?

Питер вяло пожал плечами, однако во взгляде его мелькнула тень любопытства, потом он снова вернулся в мрачный мир собственных мыслей.

— Зеркала? — все же отозвался он. — Да, кажется, есть, два. Одно над раковиной, а другое, в полный рост, на двери ванной.

Она поняла, как попасть в Орию. Как найти там родительский дом. Даже сидя здесь, на больничном диване, она чувствовала, как он к ней взывает. Если она отыщет зеркало, любое зеркало, лишь бы сквозь него можно было протащить человека, она создаст ворота. Ей не приходилось делать этого с десяти лет, но она знала, что справится.

Проблема в том, чтобы обойти как-то персонал реанимационного отделения, обмануть их стеклянные стены, их настороженное внимание.

— Питер?

Почувствовав перемену в ее голосе, Питер смотрел на нее, не мигая, и молчал.

— Я могу спасти его жизнь.

Холодные, умные глаза смотрели на нее, словно оценивая.

— Это имеет отношение к тайне Эрика?

— Что ты о ней знаешь?

— Очень мало. Но ведь нельзя всю жизнь прожить в таком маленьком городишке, как Кэт-Крик, и не почувствовать, что вокруг происходит больше, чем говорится.

— Да.

— Ты должна позволить мне помочь.

Лорин кивнула:

— Без тебя я и не справлюсь.

— И ты должна мне объяснить, что это за тайна.

Она слабо улыбнулась:

— Ты не сможешь не узнать. Только… обещай мне… обещай, что ты не начнешь чудить. Не испугаешься и все такое. Ну, в общем… приготовься…

— Я не такой.

— Я тоже так думаю. — Она прочистила горло, посмотрела на спящего Джейка, такого прекрасного и невинного, и зашептала: — Мы, все трое, должны попасть в палату Эрика. И тебе придется придумать, как удалить оттуда всех сестер и врачей на… — Лорин нахмурилась, пытаясь оценить, сколько ей нужно времени, — …на десять минут. Может, больше. Когда мы все подготовим к переносу, ты должен запереть дверь и никого не выпускать, потому что на всей аппаратуре включится сигнал тревоги.

Питер внимательно на нее посмотрел, кивнул с пониманием и уставился на свои ноги. Однако безнадежного отчаяния в его взгляде больше не было.

Секунду подумав, он снова кивнул:

— Придумал. Бери Джейка и пошли.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Мемориальный госпиталь округа Новая Шотландия

Они сидели в кафетерии, пока, по информации Питера, не закончилась передача смены. Тогда он отвел их наверх, на входе предъявил свою бляху и заявил встретившей их сиделке:

— Вот, разыскал его невесту и их малыша. Больше никто из семьи не объявился?

Сестра, открывшая дверь, с жалостью посмотрела на Лорин и Джейка.

— Мы так и не сумели ни с кем связаться, — ответила она. — Из-за гриппа у нас не хватает персонала. Заполнены места во всех отделениях, так что у главврача ни минуты нет. Если бы она была женой, мы могли бы дать ей подписать документы… но ведь они не женаты… значит, она не может… Но если бы вы или она вызвали кого-нибудь из членов семьи… — Ее глаза постоянно возвращались к Джейку. — Вы ведь его невеста?

Лорин кивнула.

— Господи боже мой! — пробормотала сестра. — Вам лучше войти и посмотреть на него.

Лорин снова молча кивнула.

Сестра по-прежнему преграждала им путь, очевидно, борясь с собой. Наконец она объяснила:

— Нам не положено пускать детей. В реанимацию маленьких не допускают.

— Это его сын. — Голос Питера выдавал глубокое волнение.

Сиделка мигнула.

— Тогда ладно. Доктор сейчас внизу, в палатах с гриппом в инфекционном отделении. Он сюда еще не скоро сможет вырваться. Пятнадцать минут, и я ничего не видела.

— Спасибо, — проговорила Лорин. Ей не пришлось имитировать страдание в голосе.

Эрик выглядел просто ужасно. Несмотря на все лекарства во внутривенных системах, несмотря на аппарат искусственного кровообращения, кожа его оставалась все такой же серой. Из гортани торчала большая пластиковая трубка, закрепленная пластырем и присоединенная к аппарату размером со стиральную машину. Внутри прозрачного корпуса сжимались и разжимались воздушные мехи в такт вздымающейся и опускающейся грудной клетке Эрика. Дисплей прибора вспыхивал и мигал, как дешевая рождественская гирлянда. Сама машина шипела, свистела, булькала и позвякивала. Над головой Эрика располагался еще один экран с зеленой линией, Лорин решила, что он должен показывать сердцебиение. Там была масса еще каких-то линий, но она даже представить себе не могла, что они означают. На веках Эрика лежали марлевые тампоны, глаза были плотно закрыты. Большие загорелые руки бессильно вытянулись на гладком, аккуратно подвернутом одеяле. Грудь и живот были прикрыты толстой белой повязкой, в самом центре которой расплывалось большое кровавое пятно, обведенное шариковой ручкой, рядом стрелка и аккуратно обозначенные дата и время.

— Его врач сейчас в операционной, у нас еще один случай по «скорой помощи», — объяснила сестра. — В экстренной ситуации может прийти другой доктор, но я знаю, что когда доктор Сакамурджа освободится, то захочет сам с вами поговорить. Если можете, дождитесь его.

Лорин еще раз кивнула:

— Я не собираюсь уходить. А вы можете что-нибудь сказать? О нем, обо всем этом? — Она указала на аппараты, мониторы, трубки систем для внутривенных вливаний.

Сестра облизнула губы.

— Он в тяжелом состоянии. Видите, проводится искусственная вентиляция легких. Сам он не может дышать. В данный момент сердце бьется довольно неплохо, но нам пришлось выдержать настоящее сражение, чтобы заставить его работать. Мне кажется, лекарства стабилизировали состояние, но нельзя обещать, что все так и останется. — Она глубоко вздохнула и продолжила: — И еще кое-что. Одна из двух пуль прошла через спинной мозг у третьего грудного позвонка. Она… повредила спинной мозг.

— Насколько серьезно?

— Доктор объяснит вам все подробно, но ранения тяжелые. Разлитие цереброспинальной жидкости осложняет наши действия.

— Значит, даже если он придет в себя, то никогда уже не сможет ходить, да?

— Хорошо, если сможет самостоятельно есть и вспомнить хотя бы собственное имя…

— Ну… — Лорин видела, что сестра колеблется, не зная, стоит ли открывать правду, старается смягчить удар. Лорин решила ей помочь: — Мисс Болдуин…

— Зовите меня Нэнси.

— Нэнси… Помощник шерифа Старк сказал мне, что Эрик, наверное, умрет. Я просто хочу знать, если случится чудо и он выживет, что от него останется?

Сестра понимающе кивнула:

— Спинальные травмы… очень трудно оценить их последствия. Но у него… очень серьезные повреждения. Я видела рентгеновский снимок… травма…

— Пуля? — тихо спросила Лорин.

— Да. Пуля. Она очень сильно повредила спинной мозг, разорвала оболочку, раздробила защищающие его кости, серьезно повредила одно легкое, печень, желчный пузырь, а на выходе еще и часть кишечника. Вторая пуля попала в аорту, почку и тоже повредила кишечник.

Лорин в отчаянии прикрыла глаза.

— Гадство, — прошептала она и обратилась к Питеру: — Почему пуленепробиваемый жилет не защитил его? Эрик был в нем. Тебе же самому пришлось снимать его, чтобы делать искусственное дыхание.

— Много типов пуль проходят через такую броню, — объяснил Питер. — Почти любая пуля из помпового ружья, бронебойные пули практически из любого оружия… Пуленепробиваемый жилет может только помочь, но ничего не гарантирует.

— Гадство, — повторила Лорин и дотронулась до руки Эрика. Рука была холодной и безжизненной. Лорин закрыла глаза. Слезы, которые она с таким трудом сдерживала, все равно покатились из-под век. — Он этого не заслужил!

— Да, его шансы невелики, — согласилась сестра, стараясь быть тактичной. — Но чудеса случаются. Всегда надо надеяться на чудо. Видит Бог, мне приходилось видеть больных, про которых никто бы не подумал, что они…

— Нельзя ли мне на несколько минут остаться с ним наедине? — попросила Лорин, прерывая поток ее речи, и посмотрела на сестру, не пытаясь вытереть непрекращающиеся слезы. — Всего несколько минут, я и Джейк… ну, и пусть Питер… Эрик уже бы погиб, если бы не Питер.

— Ну, хорошо, я дам вам несколько минут, — сказала сестра. Она закусила губу и бросила быстрый взгляд через плечо на огромную стеклянную стену, где сидели и работали другие сестры: следили за мониторами, заполняли карты, разговаривали с другим персоналом больницы, который быстро перемещался по широкому, ярко освещенному отделению. — Долго нельзя, нам надо вводить лекарства и вообще, но…

Лорин кивнула:

— Спасибо. Нам бы хоть сколько.

Сестра затянула стеклянную стену ужасной сине-зеленой занавеской и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лорин тут же отдала Джейка Питеру и сказала:

— Это будет выглядеть сверхъестественно, Питер. Не впадай в истерику и не мешай мне.

— За меня не беспокойся. Ты… только спаси его.

— Ладно. Молись, ладно?

— Я все утро этим только и занимаюсь, — мрачно ответил Питер.

— Я тоже, — отозвалась Лорин и прошла к высокому, в человеческий рост, зеркалу на двери ванной. Оно было узковато, но Лорин решила, что боком Эрик пролезет. Ее больше волновал другой вопрос: сколько времени может пройти с момента, когда она отсоединит внутривенные системы и искусственную вентиляцию, до его смерти у нее на руках? Насколько узким будет временное окно, в которое она должна успеть переправить себя, Эрика, Питера и Джейка из палаты интенсивной терапии в Орию и проделать некие магические заклинания, чтобы уничтожить нанесенные пулями повреждения?

Пока он жив. Это единственное, что успокаивает. Близнец Брайана из другого мира сказал: она не может возвращать мертвых. Но пока Эрик жив, Лорин с любым может поспорить, что сумеет сделать для него больше, чем доктора и все медицинские технологии на Земле.

Ее беспокоило только время. Вечный враг. Лорин положила ладони на зеркало, всмотрелась в него, всей душой стремясь увидеть укрытую снегом поляну вокруг дома ее родителей в Ории. Она искала связь, знакомые формы, искру, которая свяжет ее с единственным хорошо знакомым там местом. Глубоко вздохнув, она через секунду увидела первую вспышку зеленого света, ощутила дрожь энергии, волной пробежавшей по ее спине. Это он, мощный шторм, связывающий миры!

Она подтянула грозу поближе, приветствуя гром, сполохи молний, шум дождя и в самом сердце бури начала создавать силуэт старого дома, окутанного тьмой, из которой вековые деревья тянут к нему отягощенные снежными шапками ветви. Поляна вокруг еще глубже погрузилась в белый сонный плен. Холодный свет луны прорывается сквозь летящие облака. Лорин еще ближе придвинула этот образ и сейчас всматривалась в окно кухни, где по-прежнему царил рукотворный хаос. Она слышала за спиной тихие возгласы Питера, но отвлекаться не могла. Лорин зафиксировала образ и создала дорогу между палатой интенсивной терапии и маленьким, затерянным в снегу и мраке домиком. Энергия миров завибрировала у нее в жилах. Лорин обернулась наконец к Питеру.

— Получилось, — сообщила она. — Ты сильнее меня. Будешь выполнять следующий этап.

Он кивнул, передал ей Джейка, схватил с подоконника тяжелый рабочий ботинок Эрика — там кучей лежали еще какие-то его вещи, — подхватил один из жестких стульев для посетителей, натянул башмак на его ножку, потом просунул спинку стула под железную ручку двери и закрепил ботинок в качестве клина, чтобы стул не скользил. Пару раз тихонько стукнул по импровизированному засову и удовлетворенно заметил:

— Сколько-то он продержится. Но если нет, то мы отправимся в тюрьму за попытку убийства. Ты понимаешь?

— Понимаю.

Питер кивнул и поспешил к кровати. Здесь он схватил бинт, брошенный на панели прибора, пару марлевых тампонов и с поразившей Лорин профессиональной ловкостью оторвал от бинта полоски, большим пальцем и тампоном перекрыл систему внутривенного вливания, резко выдернул иглу и примотал тампон бинтом.

— Чтобы не кровило, — объяснил он. — Он потерял уже столько крови, что больше не стоит.

Лорин кивнула:

— Где ты этому научился?

— Получил кое-какие медицинские навыки… не здесь, в других странах. Пока что-то помню. — Питер точно так же отключил вторую систему. — Пока препарат капает просто ему в постель, сигнал тревоги не сработает. Но искусственную вентиляцию ничем не уймешь, — усмехнулся он и тут же оборвал себя: — Ну и дурак же я! Забудь, что я тут наговорил. — Он быстро взглянул на Лорин. — Его надо просунуть сквозь зеркало? Ты уверена?

В ответ Лорин сунула руку по самый локоть в полыхающую зеленым огнем плоскость зеркала. По другую сторону она ощутила пожатие пальцев Брайана — единственное быстрое прикосновение, но она поняла: он здесь ради нее. Прогоняя слезы, Лорин мигнула и запретила себе думать, что Эрик может присоединиться к Брайану в этом потерянном пространстве между мирами.

— Уверена, — упрямо заявила она.

Питер в ответ кивнул, и Лорин увидела, с каким усилием он сглотнул слюну.

— О'кей. Надо проделать все очень быстро, действительно быстро. Если он не может дышать сам, у нас будет только четыре минуты от выключения аппарата до смерти, а поражение мозга скорее всего начнется еще раньше.

Лорин напряглась. Четыре минуты. Еще меньше, чем она думала. Но другого не дано. Она кивнула. Питер подошел к кровати с ближайшей к зеркалу стороны и ударил по выключателю. Аппарат искусственной вентиляции легких смолк на полувздохе, огоньки погасли, мехи опали. Он быстро отсоединил голубой шланг, связывающий белую дыхательную трубку Эрика с аппаратом, потом сильно дунул в открытую теперь дыхательную трубку. Грудь Эрика поднялась, потом опустилась.

— Хотя бы это, пока не попадем куда надо, — пробормотал он, подхватил Эрика на руки и протащил несколько шагов до двери ванной.

— Проталкивай его, не отрывайся от него, левой рукой держись за меня, — скомандовала Лорин.

— Я помню. — В зеленоватом свете зеркала Питер выглядел потерянным и испуганным. За их спинами отчаянно взвыл кардиомонитор, подключенный теперь лишь к болтающимся электродам. — Надо пошевеливаться, — пробормотал он, согнул расслабленное тело Эрика и боком сунул его в зеленоватый огонь. Широко раскрыв глаза, он сам ступил в зеркало, для чего ему пришлось повернуться боком и выдохнуть. Левая рука осталась торчать из зеркала. Лорин слышала, как шумели у двери люди, стучали, дергали ручку, кричали. Она схватилась за руку Питера, крепче прижала к себе Джейка, вошла в зеркало и сразу ощутила, как ее заливает поток живительной энергии, как руки Брайана обнимают ее и Джейка. Тем временем дверь в палате распахнулась, и Лорин услышала затихающие крики удивления, недоверия, ужаса. И вот она уже стоит на полу в выстуженном родительском доме в Ории. У ног ее лежит Эрик, над ним склонился Питер. Он вдувает в открытый конец трубы воздух и проверяет пульс у гортани. За спиной у нее, разрывая связь между мирами, захлопнулись ворота.

— Поспеши, — поднял на нее глаза Питер. — Сердце работает совсем плохо.

— Свет, — произнесла Лорин, и стало светло.

Питер издал странный звук, потом решительно повернулся к Эрику и сделал ему еще один вдох.

Лорин упала рядом с ним на колени. Джейк лягался и извивался под ее левой рукой, но Лорин крепко прижимала его к груди, правую руку она положила на грудь Эрику и негромко сказала Питеру:

— Приготовься. Если все сработает, он очнется очень быстро и может удариться в панику.

Питер молча кивнул.

— Исцелись! — громко проговорила Лорин, прикрыла глаза и вызвала образ Эрика, но абсолютно здорового, стоящего, весело что-то говорящего, без крови, без ран, без шрамов. Руку ее вдруг словно парализовало, она чувствовала, как пространство между ее ладонью и грудной клеткой Эрика словно наполнилось электрическим звоном и покалыванием, с секунду она не могла и пальцем пошевелить.

— Господи боже мой, — услышала она голос Питера и решилась открыть глаза.

По телу Эрика метались языки зеленого магического пламени. Оно вдруг напряглось и выгнулось дугой. Голова, ступни и опущенные ладони касались пола, но корпус так изогнулся, что Лорин испугалась, как бы не переломилась спина.

— Что происходит?

Лорин, с рукой, все еще застывшей над грудью Эрика, не могла выдавить из себя ни слова, гортань просто отказывалась ей повиноваться. Между рукой и телом Эрика метался поток огня. Лорин едва дышала, сконцентрировав все усилия на возвращении Эрика к жизни и здоровью.

Внезапно огонь угас. Больной с грохотом рухнул на пол. Его руки взлетели к глазам и вцепились в марлевые подушечки. Колени подтянулись вверх, ноги дернулись. Пораженная Лорин отползла назад. Питер, либо лучше собой владеющий, либо подготовленный к такому повороту событий своим прежним медицинским опытом, нагнулся и оторвал кончик тоненького шланга, торчащего с внешней стороны трахеи. Когда Эрик кашлянул, более толстая дыхательная трубка легко выскользнула из его горла. Питер стал снимать повязку с глаз Эрика, приговаривая:

— Потише, потише, это я, Питер, не лягайся, а то в меня попадешь. Подожди, подожди. Все будет нормально.

По щекам Питера ручьем текли слезы.

Эрик, отчаянно кашляя, схватился за горло и сел.

— Черт возьми, где моя одежда? Что происходит? Проклятие, куда я попал? В какую задницу? — спрашивал он.

Питер, не вытирая слез, обнял его.

— Что это с тобой, черт тебя подери? — закричал, отстраняясь, Эрик, потом повертел головой и уже более спокойным тоном спросил: — Где мы? Господи, ну и холодище.

— Тепло! — произнесла Лорин.

И вдруг холод пропал.

Голова Эрика дернулась в сторону, его глаза встретили взгляд Лорин. Низким, напряженным голосом он спросил:

— Черт возьми, что ты сделала?

— Спасла твою жизнь, — спокойно объяснил Питер.

Эрик опустил глаза на голубую больничную рубашку, прикрывавшую его лишь наполовину, и положил руку себе на живот. Другая рука потянулась за спину, сплошь, от шеи до ягодиц, закрытую повязками. Потом осторожно приподнял край рубашки.

— А-а-а-а… — промычал он, покраснев как рак и резко дернув подол вниз. — Куда делось мое белье? Зачем все эти повязки?

Лорин спросила:

— Что ты помнишь? Ну, последнее воспоминание?

Эрик задумался:

— Мы были в офисе. Потом был вызов… Тело Деборы… Нет, речь шла о Молли. Я поехал в тот старый дом. Там были все сентинелы. Связанные, на полу. А Том Ватсон и Дивер Дункан таскали их в… — Он бросил быстрый взгляд на Питера. — …в Орию. Они обсуждали, не убить ли остальных. Я бросился… в… — Долгая, наполненная ужасом пауза. — Но проявил беспечность. Думал, знаю, кто где находится. Но одного упустил. Он вынырнул из кухни и выстрелил мне в спину.

— Кто это был? — подался вперед Питер.

— Вилли, — с горечью ответил Эрик и тряхнул головой, словно не в силах поверить собственным словам. — Вилли Локлир. Потом у меня потемнело в глазах, и я очнулся здесь.

— Еще немного, и ты бы умер, — сказал ему Питер. — Ты был подключен к аппарату искусственного дыхания, спинной мозг перебит, сердце почти не работало, администрация госпиталя разыскивала ближайших родственников, потому что никто не верил, что ты выберешься.

Эрик поднял глаза на Лорин:

— Где мы находимся?

— Это старый дом моих родителей в Ории.

— Что ты ему рассказала?

— Не так уж много. У него уже были подозрения.

Эрик перевел взгляд на Питера:

— Правда?

— Вы были очень осторожны, шеф. Но даже сама осторожность через некоторое время начинает вызывать подозрение. Я, конечно, никогда не думал, что вы замешаны в чем-то настолько таинственном. Однако чувствовал, что-то происходит.

Эрик кивнул.

— Одежду, — потребовал он, и перед ним тотчас возникла мятая куча одежды.

— На твоем месте я по крайней мере сотворила бы чистую, — с иронией заметила Лорин.

— Я ее не создавал, — ворчливо пробормотал Эрик. — Просто переместил от своей кровати сюда. Так возникает меньше возмущений, — объяснил он, потом попросил: — Не можешь на минуточку отвернуться?

Лорин повернулась, Джейк тотчас ее лягнул и потребовал:

— Низь! Катю низь!

— Не сейчас, — мягко отозвалась Лорин и переместила малыша себе на бедро, хотя он сопротивлялся, как крошечная росомаха. Потом произвела заклинание, которое привело дом в порядок, поместив все вещи на место и восстановив его прежний вид.

— Не делай этого! — воскликнул Эрик. — Неужели ты понятия не имеешь, каких дел на Земле натворит такая бездумная трата энергии?

— Нет, — ответила Лорин.

— Черт бы тебя совсем побрал! Не делай этого! Я сам. А потом подумаем, что дальше. Посмотрим, может, я сумею тебе объяснить, какой вред от лишней магии.

— Хотел бы и я так уметь, — задумчиво проговорил Питер.

— И мог бы, — отозвался Эрик, — но, прошу тебя, не пытайся. Проблема, с которой мы сейчас столкнулись, от этого только усугубится. И очень сильно, если учесть, сколько магов-любителей толкутся вокруг. Хватит с меня одной.

Лорин поняла, он говорит о ней.

— И наплевать, что без меня ты бы умирал, а может, уже и умер бы.

— Я благодарен тебе.

— Ты даже спасибо не сказал, — язвительно бросила Лорин и отвернулась.

Тишина. Шорох повязок. Радостное кряхтенье Эрика и Питера.

— Спасибо.

— Даже шрамов не осталось. — Это уже голос Питера. — Проклятие! Не так-то просто будет все объяснить.

— Полагаю, мое внезапное исчезновение из реанимации тоже наделает шуму.

Питер хихикнул.

— Могу спорить, они там подняли переполох.

— Плохо дело, — пробормотал шериф. — Выживание мира того и требует, чтобы люди не подозревали о возможности проходить сквозь зеркала и без следа исчезать из палат интенсивной терапии.

Лорин услышала, что он поднялся и, шурша одеждой, начал одеваться.

— Все, — наконец подал голос Эрик. — Я готов. Теперь надо обдумать, что можно сделать прямо отсюда.

Они подошли к старому столу ее родителей, а Лорин тем временем произвела еще одно маленькое заклинание: чтобы все они оставались здоровыми. Эти разговоры о гриппе в инфекционном отделении, вид больничных помещений с кашляющими, задыхающимися людьми нагнал на нее страху.

Коттедж Натта и Кэт-Крик

Питер не собирался смиряться со своим неведением. Он желал получить объяснения, что это за Ория, желал знать, кто такие сентинелы, чем они занимаются, а узнав все это, намеревался получить подробное и четкое объяснение, по какой такой причине Эрик не привлек к этому делу его, Питера.

Лорин, со своей стороны, хотела понять, почему ей нельзя пользоваться магией, которой она владела здесь, в Ории. Пока Эрик объяснял ей свойства потока магии между мирами и как магические заклинания, осуществляемые в Ории, посылают волны энергии, воздействующие на события на Земле, она начала смутно припоминать, что родители тоже обсуждали с ней эту проблему. Однако вместе с этими объяснениями к ней вернулись воспоминания об их идее, что отдача не так страшна, как принято считать. Что намерение, цель являются самой мощной направляющей силой. У нее перед глазами почти возникла запись в тетради родителей, где было сформулировано это правило.

— Значит, вы утверждаете, что, по всем данным, мир должен погибнуть примерно через месяц? — спросил Питер. — Но вы точно не знаете, что может привести его к такому концу?

Эрик положил локти на стол и кивнул.

— А теперь остальные сентинелы Кэт-Крика либо оказались предателями, либо похищены и, возможно, мертвы. Мои шансы решить эту проблему в одиночку равны нулю. — Он моргнул и пробормотал: — Вот влипли! Вилли еще обещал вызвать на подмогу сентинелов с другого узла, а сам оказался предателем. И Дивер тоже. Значит, никакая подмога не придет, если только самим их не вызвать. — Он положил голову на руки и выругался: — Вот блин!

Джейк, который играл на полу с ручками и страничками из блокнота Лорин, поднял голову и весело подхватил:

— Вот бъин! Вот бъин! — И еще громче: — Вот БЪИН!

— Спасибо, Джейк, — спокойно отозвалась Лорин. — У тебя очень хорошо получается. Пока хватит. — Она слабо улыбнулась. — А что с тетрадью моих родителей? Ты успел ее просмотреть? Там есть что-нибудь полезное?

— Не знаю. Там много очень странного. Есть много понятий, которые я так и не сумел расшифровать. У меня такое впечатление, что придется изучить все записи, чтобы только понять, над чем они работали. Там может оказаться что-нибудь такое, что нам поможет, но разве у нас есть время изучать все подряд, а в конце концов выяснить, что ничего полезного нет?

— А если ответ все-таки есть, а мы не станем разбираться? Можно ли допустить это?

— Наверное, нельзя. Но впереди есть другие проблемы, которые надо разрешить как можно быстрее. Во-первых, найти предателей. Надо узнать, что они сделали, чтобы иметь возможность исправить это. Надо спасти остальных сентинелов, если они еще живы. Как только мы вернем своих людей, мы возьмемся за тетрадь твоих родителей и разберемся, есть ли там что-нибудь полезное для нашей ситуации.

— Вот тибе макь, вот тибе макь, — со своего места под столом громко и неожиданно объявил Джейк.

— А ведь нам потребуются пеленки для Джейка, одеяла, зимняя одежда, продукты и другие припасы. Если, конечно, мы собираемся действовать отсюда. Или вернемся в Кэт-Крик?

— Из Кэт-Крика будет хуже, — сказал Эрик. — Если учесть, что все считают меня умирающим… Придется еще разбираться с тем, что я цел и невредим, но сейчас мне не хочется с этим возиться. Нам это только помешает.

— А ты не хочешь просто создать все необходимое или, к примеру, перенести его оттуда? — спросила Лорин.

Эрик покачал головой:

— Я хочу, чтобы наше присутствие здесь оставалось как можно менее заметным. Минимум магии. Хотя бы потому, что предатели могут зарегистрировать существенные магические проявления и выследить нас. Им ни к чему знать, что я жив и собираюсь их преследовать.

— Согласна. Тогда надо вернуться и захватить все необходимое.

— Я останусь с вами и буду помогать, — заявил Питер.

Эрик взглянул на него и вздохнул.

— Конечно. Ты будешь нужен. Только будь осторожен, здесь куда опаснее, чем на Земле. Мне придется продумать, как защитить тебя от магии и от того, чтобы ты сам не произвел необратимых магических заклинаний. — Он нахмурился и с минуту молчал, потом резко мотнул головой и продолжил: — Ладно, придумаю что-нибудь понадежней. А пока давайте вернемся и соберем все, что нужно. Лорин, ворота ведут в твой дом?

Она кивнула:

— Да, но если ты сразу туда не хочешь, я могу провести вас сквозь зеркало в любое другое место.

— Сначала нам надо в офис. Тетрадь заперта в сейфе. И я определенно намерен наложить на нее лапу, пока кто-нибудь нас не опередил.

Лорин принюхалась.

— Вторым пунктом будет мой дом. Джейку определенно нужно сменить подгузник.

Лорин успела добраться лишь до второй стадии процесса создания ворот: вызвала магический поток и сконцентрировалась на отражении в зеркале интерьера в офисе шерифа. Там оказалось полно народу. И все в полицейской форме.

— Тут проблема, — обернулась она к Эрику.

Он подошел, встал у нее за спиной, посмотрел на то, что она увидела, и сказал:

— Это окружная полиция. Чертовы дети! Набились, как селедки в бочке.

— Надо было предвидеть, — вмешался Питер.

— Что?

— А как вы хотели? Городской шериф ранен и доставлен в госпиталь. У смертного одра появляются его помощник и предполагаемая невеста с сыном. А через несколько минут и помощник, и невеста, и сын, и сам пребывающий в коме пострадавший просто растворяются в воздухе, и это при запертой двери-то! Некоторые и правда могли удивиться. Однако к настоящему моменту кто-нибудь уже заметил, что из города исчезли и другие люди. Ребята из округа могут и это проверить.

— Хорошо, значит, в офис возвращаться нельзя.

— Я бы сказал, что не стоит.

Тут вмешалась Лорин:

— Я не хочу оставлять там тетрадь.

— Окружная полиция сейф не откроет. Комбинацию знаем только я и Питер. Она нигде не записана. Получить ордер на вскрытие сейфа не так-то просто, надо чтобы произошло нечто из ряда вон выходящее. — Но Лорин и Питер только молча на него посмотрели, Лорин саркастически покачала головой. — Да, действительно, — сдал назад Эрик, — у них наверняка уже и слесарь с дрелью припасен.

— Мине дали макь! — выкрикнул Джейк с пола.

— Дом, — громко произнесла Лорин и сфокусировала изображение в зеркале. Когда перед ней появился холл ее собственного дома — на сей раз, к общему облегчению, не набитый людьми в форме, — все по очереди прошли сквозь зеркало.

Лорин почувствовала, что Брайан пытается поддержать ее, касается Джейка, ее рук, а потом все кончилось, и она ощутила новые силы и облегчение.

В те несколько минут, пока она отмывала Джейка, собирала вещи для путешествия в Орию, Лорин наслаждалась простым уютом своего дома. Но и здесь она испытывала давление. Люди, которые хотели убить Эрика и которые, вполне вероятно, как-то связаны со смертью ее родителей, находятся где-то в Ории. У них есть заложники. А часы уже тикают, отсчитывая время до конца света, взрыв все ближе и ближе. Мир никогда больше не станет разумным и предсказуемым, каким он был для нее, когда они с Брайаном строили свои планы, полные надежд. Ей так хотелось представить, что в старом доме она в безопасности, но Лорин не позволила себе поддаться на этот обман. Подавив ненужные сожаления, она упаковала вещи, быстро и умело, как и положено офицерской жене, если мужу вдруг изменили место дислокации. Это упражнение она хорошо помнила, прежние навыки и прежние мысли сослужили хорошую службу и не позволили ошибиться.

Теплая одежда, оружие, патроны, легкие, сухие продукты, спички. Личный комплект для выживания. Остался от Брайана. Лорин собрала его после смерти мужа, а сейчас решила прихватить с собой.

Особенно она беспокоилась о вещах для Джейка. Зима в Северной Каролине не шла ни в какое сравнение с жестокими холодами, которые ей уже пришлось почувствовать в Ории. Но она решила, если они попадут в беду, она плюнет на мораторий Эрика относительно магии и сделает все, чтобы Джейк был в безопасности, в сухости и в тепле. А она, и Эрик, и Питер… и весь мир пусть мирятся с последствиями. Спустившись вниз, Лорин увидела, что Питер играет с Джейком в машинки, а Эрик всматривается в ее зеркало. Он вновь наблюдал за полицейскими у него в офисе.

— Еще не ушли? — спросила она.

— Пока нет. Копаются в папках. Только что появился парень с дрелью. Единственная вещь в сейфе, которая может создать для нас проблемы, это твоя тетрадь. Думаешь, ее можно заполучить?

— Чего ты хочешь? Чтобы я туда явилась и сказала: «Простите, любезные господа, но когда шериф Мак-Эйвери привез меня для допроса, он конфисковал мою тетрадь, не могла бы я получить ее обратно»?

Эрик покачал головой:

— Конечно, нет. Я хочу, чтобы ты ее украла.

Лорин захохотала.

— Я серьезно. Видишь, сейф там. — Он показал на сейф, встроенный в стену за письменным столом. — Создай маленькие ворота в стенке сейфа с той стороны, которую не видно спереди, и вытащи тетрадь.

Лорин во все глаза смотрела на Эрика, моментально оценив его замысел.

— Соблазн получить в любой момент все, что захочешь, иногда может оказаться непреодолимым, — с иронией заметила она.

— Этот конкретный соблазн существует только для создателей ворот, — спокойно возразил Эрик. — Большинство из нас неспособны создавать ворота. Мы можем только использовать и поддерживать те, что уже есть.

— Ага. А я как раз способна. И Вилли Локлир — тоже. Почему же он стал предателем?

Эрик мрачно покачал головой:

— Не знаю. Сам все время об этом думаю и удивляюсь. Он несколько раз спасал мне жизнь. Он — настоящий герой. И все же выстрелил мне в спину. Как он мог? Он был моим другом всю жизнь.

— А теперь, кажется, нет, — вмешался Питер.

— Теперь нет.

Эрик наблюдал, как по его кабинету двигались люди, сидели за его столом, рылись в его бумагах, читали газеты, ели его пончики и пили кофе из его кофеварки, смеялись и болтали друг с другом, как будто были хозяевами кабинета, имели право здесь находиться. Лорин видела, как потемнело его лицо.

— Чувствуют себя как дома, — мрачно прокомментировал он.

— Давай я достану тетрадь, — сказала Лорин.

Она провела всю операцию быстро и чистенько, допустив лишь одно маленькое отступление. Пока ворота были открыты, офицер, читавший газету, на минуту ее положил. Лорин, охваченная любопытством и нелепым чувством мести, мгновенно создала крохотное вторичное окно прямо под газетой и быстро ее втянула. С точки зрения наблюдателя, газета просто растаяла в воздухе. Однако, раз никто из людей на нее не смотрел, это магическое исчезновение не имело значения, но Эрик и Лорин громко хохотали, глядя на мгновенную растерянность и раздражение того, кто только что эту газету читал. Он обвинял товарищей, что это они ее забрали; ни в чем не повинные копы оправдывались, говорили, что не прикасались к газете, с подозрением смотрели друг на друга, пытаясь угадать, кто именно автор розыгрыша.

— Видишь, какая ты испорченная девчонка, — со смехом заявил Эрик.

— А как же. Но главное, я хотела посмотреть, нет ли в газете чего-нибудь про тебя.

— И правда. А я и не подумал.

— Хочешь посмотреть?

Он кивнул и пробежал глазами по украденному номеру «Лоринбург эксчейндж».

— Ага, здесь, пониже сгиба. «Исчезновение раненого шерифа, помощника и таинственной женщины».

— Внизу полосы? А какая же у них тогда главная сенсация? — спросила Лорин.

— Их тут сразу две. Первая — «Одиннадцать человек пропали из Кэт-Крика. Брошенные машины — главная улика».

— Ну, это понятно, — согласилась Лорин. — Большой день для лоринбургских газетчиков, — усмехнулась она. — А вторая?

— «Новые жертвы гриппа. Смертельная жатва продолжается».

— Ты смотри! Я и не знала, что в этом году такой тяжелый грипп. Газетчики даже сделали из этого «новость».

Эрик ничего не ответил, он читал статью. Лорин видела, как плотнее сжимаются его губы, бледнеет лицо.

— Господи, — прошептал он, переворачивая страницу. — Вот оно! — А через минуту добавил: — Думаю, на этот раз он не выходил из города. — И отложил газету.

— Ты о чем? Кто не выходил?

— За последние сутки в округе Новая Шотландия от гриппа погибли более сотни человек. За этот же период заболели еще несколько тысяч. По всей стране заболевших уже десятки тысяч, в других странах, очевидно, тоже. В отдельной колонке приводятся имена умерших в округе, потому что в паре случаев вымерли целые семьи и ближайших родственников не осталось. В списке умерших Грейнджер Болдуин. Здесь есть пометка, что он погиб несколько дней назад.

— И вы не заметили, что он отсутствует?

— Он вел довольно замкнутый образ жизни. Компаний не любил. Совсем не рубаха-парень и даже не притворялся. У него были друзья то ли в Файеттвилле, то ли где-то еще. С ними он в основном и общался.

Лорин задумалась, потом спросила:

— Ты полагаешь, это то, чего мы ждем… Значит, сила, которая разрушит наш мир… это грипп?

— На самом деле это окажется не грипп. Могу спорить, что инфекционисты сейчас ломают голову, почему из тел умерших и умирающих они не могут высеять вирус.

— Но ведь по всем признаком это именно грипп!

— Масса болезней похожа на грипп. Но этот — магического происхождения. И никакие вакцины и антибиотики его не одолеют. Если мы не сумеем найти воздействие, которое его остановит, от первой же эпидемии погибнет полмира.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Скорбный лес, Валлахара

Не тешь свое сердце обманом, что враг твой глуп и слаб и погряз в грехе. Врагом твоим может быть и достойный. И драться он может за правое дело. И обе стороны могут быть правы. Добрые люди восстанут и в схватке сойдутся, и звон их мечей долетит до небес, и они содрогнутся. И праведных кровь польется потоком. — Сеолар закончил цитату и посмотрел на Молли, глаза его были странно лишены выражения.

— Ну что ж, довольно мрачная мысль, — заметила Молли. Кавалькада направлялась к Медному Дому. Чистые небеса синели, снег быстро таял. — Кто это сказал?

— Воин Тармин. Он вел армию Вейяров Ветра против Железных Вейяров во времена войны Трех Рыб. Это была самая кровавая битва за всю нашу историю. Обе стороны заплатили за нее страшную цену.

— Потому что обе стороны были правы?

— К сожалению, да. Каждая из сторон сражалась за собственную свободу, за право прохода по необходимым для них местам, за доступ к жизненно важным землям, зонам рыболовства, лесам, то есть, в конечном счете, за выживание. Каждая сторона имела право на ограниченные ресурсы, которые позволят ее народу выстоять в суровых условиях нашего мира. Обе стороны понимали, что эти ресурсы не могут прокормить всех, что проигравшая популяция наверняка вымрет — и мужчины, и женщины, и дети. Не будет ни перемирия, ни ничьей, ни достойной капитуляции. Победитель выживет, побежденный погибнет либо у себя дома, либо в ссылке, где властвуют собственные враждебные силы.

— Господи! Какой ужас! И что произошло? Кто победил?

— Никто. Вернее, обе стороны проиграли, одинаково бесповоротно. Воины дрались в целом ряде сражений, сначала одна сторона побеждала, потом другая взяла реванш. И так, пока силы обоих лагерей полностью не растратились. Уцелевшие генералы бросали в бой стариков, бездетных женщин, детей. Они бросались в самые невероятные авантюры, беспощадно уничтожая противников. В конце концов некому стало защищать страну от пришельцев, остались только раненые и женщины с младенцами на руках. И тогда с предгорий спустились кешаки, главные враги вейяров среди Истинных Рас, и вырезали всех до одного. Ни Вейяры Ветра, ни Железные Вейяры не избежали этой участи. И страна Трех Рыб досталась кешакам, которые там и живут по сей день.

— Господи, — прошептала Молли.

— История полна мрачными и кровавыми событиями, — отозвался Сеолар. — И, чтобы не повторять их, приходится делать вещи, которые нам не нравятся и которыми трудно гордиться.

— Ты пытаешься спасти свой народ, Сеолар.

Оба ощутили неловкость и какое-то время молчали. Потом Сеолар сказал:

— Сегодня прилетел мой сокол и принес весть. Предатели ждут меня в Медном Доме.

— Ты же знал, что они явятся.

— Да. Но мне пришлось вступить в сговор со злом и предательством ради личной выгоды. Люди, которых я нанял для выполнения этой гнусной работы, справились с ней блестяще. Я щедро награжу их за службу. Но это плохие люди. Сотрудничая с ними, награждая их, я становлюсь таким же, как они, соучастником их преступлений.

Молли раздумывала над его словами, перебирая пальцами гриву своего коня.

— Ты — хороший человек, Сеолар. Ты делаешь то, что должен, пусть даже это выглядит не слишком красиво. Если бы эти сентинелы были настоящими людьми, они сами давным-давно помогли бы вейярам.

— Может, да, а может, нет. Что, если их дело так же справедливо, как мое? Что, если помощь вейярам угрожает их народу, их миру?

Молли рассмеялась.

— Сеолар, людей — миллиарды. На нашей… на их стороне технология, громадные ресурсы. Вселенная не может им угрожать ничем таким, с чем они были бы не в состоянии справиться. Человечество не из таких.

Сеолар взглянул на нее и попытался улыбнуться.

— Твоя поддержка для меня благодатна. Я так долго сражался с этой дилеммой и до сих пор не уверен, что сделал правильный выбор. Мой народ вымирает, мой долг — спасти его. Я могу умереть с незапятнанной честью, и со мной погибнет мой народ, но это значит, что я пренебрег долгом. Или я могу покрыть себя позором, но дать своим людям шанс выжить. История полна достойных мужей, которые не смогли спасти тех, кто находился под их защитой. — На этот раз он посмотрел ей прямо в глаза и продолжил: — Я должен выбрать бесчестье, но я ненавижу себя за то, что оказался способным на такой шаг.

Молли секунду подумала и сказала:

— Я не могу тебя ненавидеть, и я останусь с тобой в бесчестье. Ты поступаешь правильно. Мои родители верили в справедливость твоего дела. Человек, которого я считала своим отцом, настолько верил в него, что позволил мужчине из другого мира стать отцом второго ребенка своей жены. И вот я здесь, я родилась, чтобы жить здесь. Я принадлежу этому миру. — Молли вздохнула: — Раньше я везде была чужой.

Она видела, какое облегчение испытывает Сеолар, видела это в его лице, позе, даже в ритме дыхания.

— Если со мной будет твоя добровольная помощь, мне не о чем больше мечтать, — глубоким голосом произнес он.

Молли почувствовала, как заколотилось сердце, она нервно улыбнулась и пробормотала:

— А мог бы и помечтать, думаю, я ответила бы «да».

Секунду он смотрел на нее с удивлением. Потом лицо его прояснилось, он понял, она говорит об их возможном будущем.

— Если бы ты оказала мне честь своей любовью, других почестей мне не нужно.

— Посмотрим по ходу дела, — легкомысленно откликнулась Молли.

Медный Дом, Баллахара

Сеолар не позволил Молли присутствовать во время расчета с предателями. Изменники не знали, зачем ему потребовались сентинелы, да им и дела не было. Он же не хотел, чтобы они знали о Молли, которая бы непременно их заинтересовала, обнаружь они ее присутствие. К счастью, эти три человеческие существа были поглощены лишь собственными желаниями: замком, слугами. Их занимали права и привилегии землевладельцев; все это они получили.

— Среди сентинелов есть раненые? — спросил Сеолар.

Ответил самый молодой из троих:

— Нет. По крайней мере еще несколько часов они будут без сознания, но и только. Мы были осторожны.

— Я вместе с вами осмотрю их, чтобы убедиться в их состоянии, потом вы получите ваши земли и титулы.

— И замок, так? Ледяной Стархолд.

— Вы ведь им уже пользуетесь, — холодно заметил Сеолар. — Я не стал бы менять условия нашего соглашения на столь поздней стадии.

Он поднял руку, подавая знак стражам, и те тотчас заняли позицию впереди, по бокам и позади самого Сеолара и предателей. Он мог бы счесть, что огромные количества меди в отделке стен, потолков и полов Медного Дома послужат ему надежной защитой, но с этими человеческими существами нельзя было пренебрегать никакими мерами безопасности. Магия — не единственное, что грозит ему, если они захотят предать и его.

Эти люди пугали его. Сеолар множество раз обдумывал ситуацию, думал, что в любой момент может приказать убить их, что изменники, которые предают собственный народ и собственный мир, не заслуживают другой участи. Однако честь, пусть и замаранная этим соглашением, не могла удовлетвориться столь поверхностными отговорками. Он дал слово и сдержит его. Даже по отношению к людям, чьи клятвы для них самих были пустым звуком.

Тем не менее не нужно терять бдительность, нельзя подставлять им спину.

Если предатели и были недовольны таким количеством вооруженных людей, они никак этого не показали — просто последовали за Сеоларом в апартаменты, которые прежде занимала Молли.

Там на полу лежали без сознания люди. Дышат все ровно, никаких ран или других повреждений не видно.

— Как они оказались в таком состоянии? — спросил Сеолар.

— Мы дали им… лекарство, — ответил самый старший из троих. — Через несколько часов они придут в себя. Сначала они могут чувствовать дурноту, у некоторых бывает рвота, головокружение, помутнение сознания, но это быстро пройдет.

— Ну, хорошо, — властно проговорил Сеолар. — Когда они очнутся и окончательно докажут, что пребывают в добром здравии, я передам вам документы на владение землей и выделю слуг, которые будут сопровождать вас в новые владения. А пока вам следует подождать в прекрасно обустроенных покоях; мы же, в свою очередь, сделаем все, чтобы удовлетворить все ваши потребности.

Тут вступил в разговор третий из людей, до сих пор не проронивший ни слова:

— Я думал, что как только мы их передадим, то сразу сможем отправиться на место.

Сеолар возразил:

— В нашем соглашении говорилось, что я получу их в добром здравии. В данный момент они могут быть здоровы, а могут и нет. Я не в состоянии это выяснить, пока они лежат в моих покоях, как мертвые.

— Говорю вам, они здоровы!

— Вы и им говорили, что служите одному с ними делу. Я должен убедиться, что они проснутся, будут жить и смогут выполнить то, для чего они мне потребовались. У некоторых из них могут возникнуть реакции на введенное вами лекарство. Может потребоваться ваше вмешательство или по крайней мере содействие. До тех пор, пока я не увижу, что вся моя… собственность находится в ранее оговоренном состоянии, вам следует оставаться моими гостями.

— Мы не желаем быть твоими гостями. Тебе следует помнить: мы будем соседями. Наше доброе к тебе отношение будет иметь для тебя немалое значение впоследствии.

Казалось, Сеолар на мгновение задумался, потом ответил:

— Вы правы. Добрая воля моих соседей всегда имела для меня огромное значение. — Он в упор посмотрел на трех изменников и слегка поклонился, настолько незаметно, что любой вейяр воспринял бы подобный поклон как смертельное оскорбление. — Согласен. Давайте займемся вашими слугами. В конце концов, мне достаточно будет вашего слова.

Он обернулся к капитану своей гвардии и приказал:

— Отведи их в Большой Зал и представь Тоннилу. — Потом обратился к самому пожилому из предателей: — Тоннил — старший из слуг, которые будут сопровождать вас в ваши новые владения. Тем временем я подготовлю акты и печати на владение землей. Я присоединюсь к вам в Большом Зале с остальными слугами и официально закреплю их за новым местом обитания.

— Сюда, пожалуйста, — сказал капитан.

Колонна стражей перестроилась, окружив землян, и трое изменников удалились по коридору.

Сеолар ни на секунду не верил, что они будут соблюдать договор о добрососедских отношениях. У них нет чести, это просто дикие псы, и следует опасаться их, как опасается человек подобных животных.

Но в отношениях с ними Сеолар тоже имел некоторые секреты. Их новые владения лежали как раз на том пути, которым рроны чаще всего пользовались во время налетов. Как только предатели прочно обоснуются в своей новой резиденции и пожелают выразить недовольство, они тут же обнаружат, что у них есть значительно более существенные проблемы, чем любая антипатия, которую они могут испытывать к нему лично. Сеолар считал, что они могут послужить неплохим буфером; эти трое клятвопреступных Старых Богов и добрая порция узников из его темниц встанут между ним и его самой тяжелой проблемой.

Сеолар направлялся в библиотеку, когда его догнал Бирра, которому он поручил наблюдать за сентинелами до того, как они придут в себя. Бирра подождал, пока гости и их охрана отошли на достаточное расстояние, и спросил:

— Ты посылаешь с ними Тоннила, Ималлин?

— Они будут жить в Доме Черного Следа прямо у границ новой беды. Сами они назвали его Ледяной Стархолд, видимо, имеется в виду небосвод. Мне что, тебя посылать в такое место?

— Не дай Бог… Но Тоннила?

— Он будет приглядывать за остальными преступниками. Каждый из заключенных, который будет сопровождать предателей, идет на это добровольно, чтобы избежать казни. Если же им удастся оказать нам и другие услуги, они могут быть полностью прощены.

Бирра слабо улыбнулся.

— А наши три новых Ималлина знают, что им будут прислуживать самые отъявленные и страшные преступники?

— Нет. Но преступники знают, что их господа — маги-клятвопреступники и что им придется служить в Доме Черного Следа. Знают, что любое неповиновение может превратить их в маленькие черные кляксы на полу замка, что они все время будут находиться во власти самых бесчестных и отвратительных из Старых Богов. А если им придет в голову сбежать, то сбегут они прямиком в охотничьи угодья рронов. Я сообщил каждому из них об угрожающей им опасности. Несмотря на все обстоятельства, многие пожелали рискнуть встречей с рронами и… кое-чем похуже: с прихотями предателей-магов. Очевидно, эти люди полагают, что лучше неверная участь в компании с предателями, чем верная встреча с палачом.

* * *

Джун Баг Тейт очнулась первой и чувствовала себя более чем мерзко. Ей снилось, будто она в отчаянии плывет, спасаясь от зубастого морского чудовища. Она выбивалась из сил и все никак не могла выбраться на поверхность, к воздуху и жизни. Хоть глоток воздуха! Воздуха! Воздуха! И вдруг воздух болезненной струей вливается ей в легкие… Жестокий ожог слепящего света… Невыносимый жар… Всего этого ее желудок просто не вынес. Она согнулась, и ее вырвало. Борясь с мучительными спазмами, она слышала ужасные звуки и понимала: издает их она сама. Боль и смущение, как всегда, сопровождали постыдную, на ее взгляд, потерю контроля над собственным телом.

Сзади на шею легло что-то прохладное и сырое, незнакомый голос успокаивающе проговорил:

— Вам дали какой-то препарат, потому вам сейчас так плохо. Но скоро станет лучше. Мы о вас позаботимся.

— Спасибо, — прохрипела она между спазмами и попыталась вспомнить, о каком препарате идет речь. И обнаружила, что вообще мало что помнит. Помнит, кто она такая и каково ее место в этом мире. Но с чего она вдруг приняла какое-то лекарство, от которого ее сейчас рвет? Неизвестно. К тому же она вообще не принимает лекарств. Никогда.

В глазах прояснилось — наверное, оттого, что опустел желудок. Джун Баг увидела, что лежит среди спящих сентинелов в прекрасной, если не сказать роскошной, комнате, а над ней склонился один из аборигенов Ории. Разодетый, суетливый и вообще слишком высокий и синий. Что-то шевельнулось в ее затуманенной наркотиком памяти, и она вспомнила отчаянные вопли остальных сентинелов.

— Ах, гадство! — пробормотала она. — Нас таки сделали.

Орианец, подобострастный и ловкий, уже убрал вокруг нее. При этих словах он обернулся и спросил:

— Вас сделали? Как это?

— Мерзавец просто заманил нас. Это разрыв ворот. Не было никакого бокового потока. Мы вышли, нас угостили кофе, а этот сукин сын Вилли делал вид, что возится с воротами, чтобы попасть в поперечный разрыв. И как только мы проглотили этот чертов кофе, то тут же исчезли с лица Земли.

— Очевидно, вы стали жертвой предательства, — согласился орианец. — Но сейчас вы — наши гости. Мне известно, что Ималлин уже отдал распоряжение, чтобы вас вернули в ваш мир и в ваши дома.

Ее голос дрогнул.

— Прекрасно. Самое время. У нас дома большие неприятности, и, если мы не сумеем туда быстро вернуться, у нас может вообще не оказаться никакого дома, некуда будет возвращаться.

— Я пошлю за Ималлином, — вежливо пообещал орианец. — Сейчас он на заседании совета, но как только освободится, то сам объяснит наше положение.

Он сказал «наше положение». Не «ваше положение». А это означает, поняла Джун Баг, что никто никого не собирается отправлять домой в ближайшее время. «Наше положение» подразумевает, что этим орианцам что-то нужно, что они нашли способ добыть парочку сентинелов, чтобы решить свои проблемы, что они все должны стать очередной Великой Надеждой для этих жалких, задавленных судьбой аборигенов. Ясно, что она и ее товарищи были похищены, и теперь им придется иметь дело с требованием выкупа в какой-либо форме.

Ну и черт с ним!

Она постаралась отыскать ближайшие, связанные с Землей ворота, сконцентрировала мысль на достижении немедленного успеха, потом произнесла единственное слово-заклинание «Ищи», воображая в уме карту, которая должна появиться в воздухе перед глазами. С ее помощью Джун Баг сможет вывести остальных к воротам, обнаруженным в результате заклинания.

Но ничего не произошло.

— Ищи, — снова скомандовала она, удостоверившись, что сумела сосредоточиться на всех ключевых моментах заклинания.

И снова ничего не случилось.

У нее за спиной орианец прочистил горло и спросил:

— Что ты приказываешь мне искать?

— Объяснение, вот что! — прорычала Джун Баг. — Почему не работает заклинание, а? В чем дело?

— Ну… на самом деле… — промычал орианец и снова демонстративно прочистил горло, одновременно обводя рукой комнату.

Тогда, и только тогда, Джун Баг осознала, в какую серьезную неприятность попали сентинелы. Она еще раньше отметила, что комната красива, но красота не слишком ее взволновала, особенно если учесть мучившую ее тогда тошноту. Драпировки и оборочки не слишком-то пришлись ей по вкусу, а тут их было полным-полно. Должно быть, виновато лекарство, или тошнота, или ее собственный преклонный, что греха таить, возраст, но вся эта роскошь не произвела на нее особого впечатления. Она всегда была только воином, воином — и все. Ее долг требовал в любой ситуации оставаться воином. Тот факт, что теперь они находились в центре комнаты, целиком изготовленной из меди, должен был в первую очередь привлечь ее внимание. Никакая магия здесь невозможна.

— Видимо, я старею, — пробормотала она. — Время учить преемника и убираться подобру-поздорову, пока еще можно убраться с достоинством. Устроиться в Южной Флориде, открыть лавку, научиться раскладывать пасьянс… За последние двадцать лет в Южной Флориде так и не сумели приоткрыть ворота дольше, чем на полсекунды.

Она обвела взглядом медные стены, декоративные медные решетки на окнах, медный потолок, медные полы, массивные, как в склепе, медные двери и длинно, с ледяным бешенством выругалась. Поднявшись на ноги, она обожгла взглядом орианца и рявкнула:

— Но я ненавижу пасьянс! Ненавижу вежливых старушек с подсиненными сединами. И я не желаю бессмысленно провести остаток своей долбаной жизни!

Орианец, явно напуганный ее вспышкой, сделал осторожный шажок назад.

— Да, нарра.

— Меня зовут не нарра! Меня зовут Джун Баг.

— Прошу прощения. Нарра — это почтительное обращение к живым богам.

— А я что говорю?! Я — не бог. Я — сентинел. Нам нельзя становиться богами. Это записано в Кодексе.

Он взглянул на нее с таким выражением, словно не мог придумать, как следует реагировать на эти слова: недоверчиво усмехнуться, будто над непонятной ему шуткой, или же вежливо согласиться, поверив в неизвестное ему правило. Джун Баг вздохнула и, выходя из затруднения, сменила тему:

— Не знаешь, когда очнутся остальные?

— Нет. Похитители утверждали, что может пройти несколько часов. И еще сказали, что, проснувшись, вы скорее всего будете испытывать тошноту.

— Сволочи!

— Да, нарра.

— Джун Баг, черт тебя подери! Никогда не любила этих проклятых титулов.

— Я… я понимаю.

Ясно, что ничего-то он не понимает. Джун Баг подозревала, что единственный его жизненный багаж — это вежливость.

— Не могу ли я что-нибудь тебе принести, или сделать для тебя, или предложить тебе?

— Я так понимаю, твое предложение не включает в себя открывание дверей и возможность уйти отсюда?

— Нет, нар… нет, Джун Баг. Но все, что скрасит твое пребывание…

Она кивнула.

— Сигару. Зубную пасту и щетку. Чашку горячего кофе, суперкрепкого, настоящего, черного, и чтобы в нем оставался кофеин. — Она, раздумывая, посмотрела в потолок, потом добавила: — И, если учесть эту чертову ситуацию, к кофе не помешал бы глоток виски. А потом… потом посмотрим.

Он кивнул, подошел к двери, приоткрыл в ней небольшую панель и зашептался с тем, кто стоял снаружи. Вернувшись через секунду к женщине, он сказал:

— Понадобится несколько минут. Но все, что ты требуешь, будет по возможности быстро сюда доставлено.

— Спасибо. А пока я посмотрю, нельзя ли еще кого-нибудь разбудить.

И она начала трясти своих товарищей, а когда это не помогло, стала их щипать и кричать им в самые уши. Наконец очнулся Мейхем, и его тотчас вырвало. Джун Баг сама удивилась своей прыти: она отскочила так быстро, что ее даже не забрызгало.

Следующей оказалась Нэнсин Таббс. Она жаловалась на головную боль, но тошноты у нее не было. После нее начали приходить в себя почти все сентинелы. Эрнест Таббс и Джордж Мерсер очнулись практически одновременно. И хотя оба слегка страдали от потери ориентации, с желудками у них все было в порядке, чего нельзя было сказать о сестре Джун Баг, Луизе, которую рвало до тех пор, пока у нее не начались сухие спазмы, а Джимми Норрис издавал такие кошмарные звуки, что вызвал цепную реакцию у остальных сентинелов.

Но вторая сестра Джун Баг — Бет Эллен — не проснулась совсем. Ее дыхание становилось все глубже и глубже, медленнее и медленнее, пока Джун Баг в конце концов не осознала, что, если они немедленно не доставят ее в такое место, где один из них сможет оказать на нее магическое воздействие, они ее потеряют.

Джун Баг набросилась на орианца:

— Вы должны разрешить нам унести ее от этой меди! Мы должны произвести над ней заклинания, иначе она умрет!

— Минуточку! — отозвался тот. — Кажется, Ималлин уже идет сюда. И по-моему, с ним Води.

Массивные двойные двери открылись, и комната наполнилась многочисленной орианской гвардией. Расступившись, охрана освободила дорогу мужчине в поразительном одеянии и женщине, которую Джун Баг приняла было тоже за орианку… но потом всмотрелась в ее лицо внимательней и поняла, что она видит перед собой либо саму Молли Мак-Колл, либо ее сестру-двойняшку. Но время, проведенное в Ории, невероятно изменило девушку.

— Черт подери! Молли! — воскликнула Джун Баг.

Молодая женщина обернулась к ней и кивнула:

— Я… я знаю вас… по библиотеке.

— Я — Джун Баг Тейт. И я счастлива, что ты жива. Но что, черт возьми, ты здесь делаешь?

— Я… — Молли помедлила. — Это долгая история, а я слышала, что один из ваших… гм… сентинелов попал в беду.

— Ее нужно перенести отсюда, — объяснила Джун Баг. — Скажи им…

— Я вылечу ее, — тихо сказала Молли. — За одну минуту.

Несколько гвардейцев прошли вперед, подняли Бет Эллен вместе с одеялом и направились к выходу.

— Ей нужна помощь человека, знающего, как это делается, — выкрикнула Джун Баг, — а не сомнительного шарлатана, который все погубит!

Но Молли просто кивнула и сказала:

— Потому я этим и займусь. — И вышла из комнаты в сопровождении охраны. Двери захлопнулись, оставив в помещении большую часть гвардейцев и изысканно одетого орианца.

— Я Сеолар, Великий Ималлин Медного Дома и Шеренской Речной Области. Води, которую вы знаете под именем Молли Мак-Колл, вылечит вашу соплеменницу. Они обе присоединятся к нам, как только смогут. Тем временем позвольте мне объяснить вам наше и ваше положение.

Он глубоко вздохнул, словно успокаиваясь, и по очереди посмотрел на каждого из сентинелов.

— Я заплатил огромную цену за то, чтобы вас сюда доставили. Прошу прощения за эту необходимость, но у меня просто не было выбора. Если бы я попытался заплатить вам за то, чтобы вы научили нашу Води тому, что ей следует знать, вы бы, без сомнения, отказались. Начни я угрожать, вы бы лишь посмеялись надо мной. Попробуй я воззвать к вашему состраданию, то получил бы вежливое выражение сочувствия и равнодушную отстраненность. Я знаю это потому, что годами, вслед за своими предшественниками, пытался добиться от сентинелов помощи и получал подобные ответы.

— И тогда ты заплатил нашим людям, чтобы они стали предателями, напоили нас отравой и против воли приволокли сюда.

— Я могу еще раз извиниться. Я ни за что не стал бы прибегать к таким методам, а тем более не стал бы подвергать опасности жизнь хотя бы одного из вас. Люди, доставившие вас ко мне, сами выбирали методы. Я весьма огорчен пренебрежением, которое они продемонстрировали по отношению к вам и к заботе о вашем здоровье. Мне жаль, что вы прибыли к нам в таком состоянии. Полагаю, эти люди непременно обретут должное воздаяние. С подобными людьми так обычно и бывает. Тем не менее я не прошу прощения за то, что доставил вас сюда. Мой народ вымирает, а мы наконец обрели человека, рожденного спасти нас. Чтобы выполнить эту задачу, она должна научиться тому, что только вы способны ей преподать. Когда она узнает все то, что известно вам, вы будете свободны и сможете уйти. Чем быстрее и эффективнее вы научите Води, как творить магию в нашем мире, как ее контролировать, как безопасно ее использовать, тем скорее вернетесь в собственный мир и займетесь своими обязанностями. Изменники сообщили мне, что вас ждет там некое срочное дело. Предлагаю вам не забывать об этом, когда вы будете общаться с Води.

— Значит, к похищению ты прибавляешь еще и шантаж.

— Вовсе нет. Я просто вношу в нашу дискуссию голос разума. Вы хотите оказаться в другом месте, я сообщаю вам, как скорее этого добиться.

— Действительно голос разума, — насмешливо проговорила Джун Баг. — И мы должны учить… Молли?

— Да.

— Что с ней случилось? Почему она так выглядит?

— Потому, — ответил Сеолар, — что она частично принадлежит вашему миру, а частично — нашему. Ее мать была одним из ваших сентинелов. Мэриэн Хочкисс. А отец — одним из наших Ималлинов — Нерами, Ималлин Белой Твердыни.

— Это невозможно, — вмешалась Нэнсин Таббс. — Так перемешивать расы просто невозможно. Лошади не дают потомства от кошек. Орианцы не могут иметь детей от людей. К тому же Мэриэн никогда бы не пошла на такое. Я ее хорошо знала. Она была строгой, как монахиня. Господи! Ну и идея! Да и Уолт никогда бы этого не позволил. Эти двое любили друг друга, уж в этом-то никто не усомнится.

Сеолар поднял руку, и Нэнсин умолкла.

— Я не знал Мэриэн Хочкисс, но много о ней слышал. Она и ее муж для вейяров — герои. Они поняли, что нам нужна помощь, и когда не смогли придумать для нашего спасения ничего другого, отдали нам ребенка, который осуществит то, что необходимо сделать. Молли была зачата с помощью магических сил, намеренно. Ее зачатие было тщательно спланировано, равно как и внутриутробное развитие и рождение. К сожалению, нельзя было предусмотреть, что ее мать умрет так рано и не сможет вырастить Молли, обучить и привести нам на помощь.

— На Земле она выглядела совсем иначе, — вставила Джун Баг. У нее не шла из головы новая внешность Молли… впрочем, прежний образ Молли тоже ее смущал — она вся была в покойницу мать.

— Конечно, иначе. Пока она находилась в ауре вашего мира, проявлялась лишь ее земная составляющая. Ее вейярская часть была… Я не знаю… Слишком слабой? Невидимой? Или по крайней мере спрятанной. Однако ее вейярские силы всегда была с ней. Она и на Земле умела лечить. За это ей там приходилось платить страшную цену. Но поскольку в ней была вейярская кровь и связь с нашим миром, она все же владела магией. Здесь, у нас, она может творить все, что угодно. Ее магии нет цены. Она из вашего мира и из нашего. И здесь она — лучшее, что есть в обоих.

Джун Баг, которая была старше остальных, кое-что знала о Молли. Сентинелам запрещалось вступать в контакт с туземным населением других миров по вполне понятной причине. Орианцы были не первыми, кто понял, что отпрыски представителей их собственной расы и расы из верхнего мира способны творить магию и не платить за это соответствующую цену. Земле тоже приходилось страдать от вторжения Старых Богов. Мифология полна сюжетов, где Старые Боги влюблялись в прекрасных, молодых представителей человеческой расы и имели от них детей. И все эти дети несли с собой беду.

В последнюю тысячу лет политика сентинелов сводилась к тому, чтобы уничтожать таких детей еще до того, как они принесут хаос в свои миры. По мере того как вымирали верхние по отношению к Земле миры, Старые Боги спускались вниз на более богатые пастбища. И в данный момент становилось все более очевидно, что Земля тоже близится к собственному разрушению. Насколько Джун Баг помнила, за последние несколько сотен лет было только два случая, когда тайной системе сентинелов пришлось иметь дело с отпрысками Старых Богов и земных людей. Вскоре после рождения оба ребенка и их человеческие родители попали в необходимые в подобной ситуации аварии.

Джун Баг не слышала ни о едином случае, когда родитель-человек выполнял бы роль Старого Бога, а вторым родителем был представитель нижнего мира. Она и представить себе не могла, что земным родителем может быть сентинел, даже тот, кто впал в немилость и был назван предателем из-за несанкционированной деятельности. Привести такого ребенка смешанных кровей на Землю, растить его под носом тех, кто обязан таких детей уничтожать…

Но Мэриэн и Уолт не делали такого! Или делали? Теперь Джун Баг вспомнила, что примерно двадцать пять лет назад Мэриэн исчезла и отсутствовала около года. Ездила ухаживать за умирающей теткой где-то в Рейли. Вернулась она измученной и несчастной. И плакала потом много месяцев подряд. Странное поведение, если у женщины умерла тетя. И совсем не странное, если этой женщине пришлось оставить в чужих руках новорожденное и любимое дитя.

Ситуация ставила Джун Баг в трудное положение. Согласно законам сентинелов, которые складывались в ходе всей истории человечества, Молли и такие, как она, не должны жить; это предохраняет Землю от саморазрушения и защищает ее людей. Так как Джун Баг знала законы — нечто неведомое большинству молодых членов сообщества сентинелов, исключая Эрика Мак-Эйвери, — именно ей следует организовать смерть Молли.

Джун влюбилась в Молли, настоящую копию своей матери. В самый первый раз, когда Молли забрела в библиотеку в поисках книг о лютневой музыке и технике акварельной живописи. И вот теперь Джун Баг обнаруживает, что любит женщину, чьей смерти требует ее честь сентинела. Если она не выполнит свой долг, остальные плененные сентинелы никогда об этом не узнают, но если Молли разрушит земной мир, потому что Джун Баг не сумела выполнить то, в чем поклялась, то тогда факт, что лишь она одна знает правду, будет служить слабым утешением.

Она сидела на своей постели, обхватив голову руками и прикрыв глаза. Больше всего ей хотелось провалиться сквозь пол, сквозь землю, сквозь камень и лаву и оказаться прямиком в аду. Тогда она по крайней мере будет знать, что оказалась там, где положено.

«Я уже старуха, — говорила она себе. — Неужели я не могу умереть с одной любовью в душе, одной, но чистой, незапятнанной, непорочной?! Неужели я обречена видеть, как умирают все те, кого я люблю, а эта — от моей собственной руки и по моему слову? Неужели это и есть кара Господня за то, кто я есть?»

Вернулась Молли, а рядом с ней Бет Эллен. Бет Эллен выглядела здоровой, цветущей, абсолютно благополучной.

А теперь я обязана ей еще и жизнью сестры.

Если Бог действительно существует, у него, должно быть, странное чувство юмора.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Кэт-Крик, Северная Каролина

Эрик, Лорин и Питер собрались вокруг стола на кухне Лорин — шторы плотно сдвинуты, все щели загорожены. Наружу не проникает ни единый луч света, никто не должен догадаться, что в доме есть люди.

В собственном доме Лорин чувствовала себя, словно вор, а не человек, находящийся в нем по праву. Вся компания вздрагивала при любом звуке: то скрипнет старый дом, то вдруг завозится под столом Джейк. Когда малыш наконец заснул в сооруженном из полотенец маленьком гнездышке, все вздохнули с облегчением. Теперь слышались только потрескивание старых лестниц и шум машин за окном, но и этого хватало с лихвой.

Операция по спасению сентинелов проходила пока неудачно. Эрик согнулся над зеркальцем, извлеченным из туалетного столика Лорин, и силой магии шарил по всей Ории. Часы шли, он начинал терять терпение и надежду.

— Ничего! — бормотал он. — Ничего! Даже если бы они все погибли, я нашел бы их тела. Такое впечатление, что их просто стерли с лица земли.

Наконец Лорин решилась вмешаться:

— Я, конечно, не специалист, но если бы ты объяснил мне, что надеешься найти, вдруг я придумала бы, как тебе помочь.

— Все очень просто, — начал Эрик. — Я пытаюсь обнаружить хоть одного из похищенных сентинелов. Или хотя бы предателей. Я искал их всех вместе, потом по одному, потом группами, и даже вместе и тех и других… Их просто нет там!

— А ты пробовал смотреть, где они были в последний раз? Может, это даст тебе точку отсчета дальнейших поисков…

Эрик оборвал ее:

— Нет, не пробовал. Если я не могу найти место, где они находятся, как мне найти то, где их нет?

— Не знаю. Просто у меня возникла такая мысль. — Она обиженно пожала плечами и повернулась к Питеру: — Ты пить не хочешь? У меня есть соевое молоко, очень приличное вино, а еще я могу отжать сок из канталупы или из апельсина.

— А пиво у тебя есть?

— К сожалению, нет.

— А можешь достать?

Лорин искоса на него взглянула, увидела ироничную усмешку и, секунду подумав, ответила:

— Ну-у-у, могу. Думаю, что пива добыть могу.

— Ты знаешь, где я живу?

— Нет.

— Знаешь старую баптистскую церковь в восточном квартале?

— Первую баптистскую? С колоннами?

— Именно ее.

— Конечно, знаю.

— Моя квартира на верхнем этаже старого дома по соседству. Раньше там жил священник. У меня в холодильнике есть хорошее пиво и несколько кусков отличного сыра. Жаль будет, если они пропадут.

Лорин подвела его к большому зеркалу в холле, положила руки на стекло, вызвала образ сначала старой баптистской церкви, потом пасторского дома, потом квартиры на верхнем этаже, не больше внутренностей холодильника.

— Ты знаешь, где у тебя что. Мне надо было бы войти внутрь и открыть дверцу при каком-нибудь освещении, а ребята из полиции могут следить и за твоим домом тоже. Я просто открою ворота, а ты просунешь руку и возьмешь свое пиво, сыр и все, что захочешь.

Питер кивнул. Она вызвала зеленое пламя, он просунул руки в свой дом, взял картонную коробку с пивными бутылками — таких этикеток и названий Лорин нигде и никогда не встречала, — несколько кусков сыра разных сортов, булку хлеба домашней выпечки и целый пирог.

— Не желаю делиться с ребятами из розыска. Вдруг они нагрянут и захотят обыскать мой дом.

Лорин во все глаза рассматривала бутылки.

— Странное какое пиво, Питер, — заметила она, читая названия. «Вичвуд компани лтд» — суперкрепкий эль «Гоблин». Ярко-синяя этикетка, а на ней — длинноносый урод с заостренными ушами крадется по ночной деревне с устрашающего вида топором. Экспортная пивная компания «Барсук». На этикетке — барсук же. Особое традиционное пиво «Алебарда» — более светлое, чем остальные. Этикетка в виде щита на зеленом поле. В мыслях сразу всплывают рыцари и турниры. А на паре бутылок оказались такие названия, что ей пришлось прочитать их дважды. — «Дартмурская Жаровня Святого Остелла?» — спросила она.

Питер улыбнулся:

— Крепкое, густое, изумительный вкус. Кстати, ты его здесь не увидишь. У нас его нет и никогда не было. В здешних местах такого пива ни за что не встретишь. — Питер понизил голос: — У меня есть приятель, он постоянно летает в Англию. Он-то и привозит мне контрабандой настоящее пиво. «Святой Остелл» — из Корнуолла. «Барсук» — из Дорсета, «Алебарду» из Хенли-на-Темзе. «Черная овца» откуда-то с севера, а вичвудская пивоварня недалеко от Оксфорда. — Питер вздохнул, и на лице его на мгновение мелькнула тоска. — У меня есть друг, Кен, он бармен в чудесной маленькой пивной под названием «Белый олень», так вот он всегда знает, что мне предложить, знает, какой сорт придется по вкусу, а другой… друг контрабандой доставляет его мне на борту своего самолета. Мне нравятся вичвудские напитки. У них много сортов эля и пива, и все просто прекрасные.

— Но зачем тебе подпольное английское пиво? — спросила Лорин. — Не слишком ли много хлопот, если его можно купить в любой забегаловке штата?

— А вот и нельзя. Американское пиво — не настоящее. Если в нем нет дрожжевого осадка — оно не настоящее. Когда я был в Англии, то понял, что единственное место, где можно получить пиво, которое стоит пить, находится именно здесь, по другую сторону Атлантики. Подростком я проводил в пивных все свободное время. А теперь я потягиваю свой прекрасный эль и мечтаю оказаться в английской пивной.

— И ты не можешь купить этой штуки в Америке…

— Я бы сказал по-другому: не могу купить его нигде здесь. «Здесь» — это там, где я нахожусь, а я сейчас здесь. По крайней мере пока.

Лорин засмеялась и помогла ему перенести продукты на кухню. Когда они вошли, Эрик сидел и мотал головой.

— Ты знаешь, сработало!

Лорин подняла брови:

— Что сработало?

— Поиск их последнего места пребывания. — Он указал на зеркало, Лорин и Питер тотчас нагнулись и заглянули туда. Перед ними раскинулся великолепный укрепленный город. На холме, в самом его центре, стоял массивный, отделанный металлом замок. Эрик ткнул пальцем в изображение замка и пояснил: — Вот почему я не мог найти никаких следов.

Лорин не поняла, в чем тут проблема, и тут же об этом сказала.

— Все здание обложено медью, — нетерпеливо пояснил Эрик.

Она вытянула перед собой руки ладонями вверх.

— И это значит?..

— У тебя что, не было еще проблем с медью?

— Нет.

— Медь экранирует магию. Если надеть на сентинела медные наручники, сентинел не сможет из них выбраться, только механическими методами: отмычкой, пилой, ну и тому подобное. Если ты спрячешь свои сокровища в медный сейф, то сентинел, или любой, кто владеет магией, не сможет проникнуть внутрь. А если засунуть целую группу сентинелов в медную келью, они не смогут воспользоваться магией, чтобы выбраться наружу, а их друзья-сентинелы не спасут их, потому что не попадут внутрь и даже не смогут их обнаружить. — Он вздохнул. — А это означает, что ты не можешь просто открыть им ворота из своего холла. Придется отправляться туда по-настоящему, физически, и вызволять их.

— Ну, не знаю, — с сомнением проговорила Лорин. — Это местечко выглядит крепким орешком. Не так-то легко будет туда попасть.

— Это уж точно.

Питер внимательно рассмотрел изображение, потом спросил у Эрика:

— Не хотите пива?

— Конечно, хочу. Может, что-нибудь придумаю.

Питер открыл пару бутылок и передал одну Эрику.

— А вы, Лорин?

— Обойдусь соевым молоком. Но все равно спасибо. Пока она обшаривала полки в поисках своего любимого бокала, Питер уселся в кресло справа от Эрика.

— Вы раздумываете, стоит ли нам высадиться в стенах города, где мы будем под наблюдением с момента своего появления и до убытия, или же вынырнуть где-нибудь в лесу за городом… может быть, вот здесь… — Он ткнул пальцем в зеркало. — Но тогда нам придется форсировать ров и проходить в ворота и все равно думать, как попасть в замок.

— Да знаю, — буркнул Эрик, сделал большой глоток пива и поперхнулся. Закашлялся, с трудом выдохнул. — Чертова теща и все ее внуки! Что это за штука? — взвыл он и стер с губ пену рукавом рубашки.

— Британское пиво.

— Это не пиво, — пробормотал Эрик. Лорин заметила, как странно он взглянул на Питера. — У этой штуки есть зубы, и копыта… и шерсть! Господи Боже мой!

— На самом деле его нужно пить комнатной температуры, — сказал Питер. — Я, конечно, неправильно делаю, что охлаждаю его. Но, вернувшись сюда, я привык к холодному пиву.

— Если бы оно еще и согрелось, я думаю, оно бы само меня выпило. И ты умудряешься спокойно спать, держа в доме этого зверя? Удивляюсь, как это оно не выбралось из холодильника и не прикончило тебя!

— Ну, для этого требуется пиво из Белфаста, — ухмыльнулся Питер. — А это — английское. У него манеры чуть получше. Оно просто-напросто начинает орать песни под дверью спальни в три часа ночи.

— Ха-ха. Смешно, — мрачно отозвался Эрик.

Лорин налила себе соевого молока и уселась по другую сторону Эрика.

— И что будем делать? — спросила она.

— Мы обсуждаем преимущества перспективы быть застреленными из арбалета, если полезем через стену, по сравнению с возможностью высадиться в лесу и уговорить добрых людей, которые управляются с подъемным мостом, впустить нас подобру-поздорову, — с иронией ответил Эрик. — Не по душе мне такой выбор. Независимо от того, что мы сделаем.

Лорин спросила:

— Ты видишь какую-нибудь магическую защиту на внешних стенах замка?

— Не-е-е-т, — протянул Эрик.

— О'кей. Значит, если мы высадимся в лесу, то сможем составить какое-нибудь заклинание, чтобы пройти мимо охраны.

— Теоретически — да. И все равно, в замок придется пробиваться не магическими средствами. И разыскивать наших товарищей тоже без помощи магии.

— Ну, тогда… тогда нам потребуется какая-то маскировка. Нужно выглядеть… ну, я не знаю… как будто мы имеем право там находиться. Так?

Но Эрик возразил:

— В замке магическая иллюзия не удержится. Как только мы войдем в ворота, чары тут же рассеются.

— А можно провести настоящее, физическое преобразование внешности? Чтобы оно сохранилось, даже если магия заблокирована?

— Теоретически — да. Сам я никогда такого не делал и понятия не имею, сколько магической энергии на это потребуется. И какой будет отдача.

— Разве у нас есть выбор: возвращать твоих друзей или нет?

— Никакого выбора. Без них я и надеяться не могу справиться с путаницей заклинаний, которую наворотили предатели.

— Следовательно, перед нами альтернатива: вероятность нанесения определенного вреда или уничтожение всей планеты.

Питер сделал большой глоток пива и прикрыл глаза. Эрик закусил нижнюю губу.

— Я так понимаю, наши собственные трудности в данном случае не имеют значения, — негромко проговорил он. — Лишь бы распутать этот клубок. Ведь в случае если мы не справимся, распутывать будет уже нечего.

Лорин кивнула.

Эрик сделал осторожный глоток пива и с некоторым усилием проглотил его.

— Я смогу сотворить трансформационное заклинание, — будничным тоном заявил он. — Кроме того, я умею проделывать еще множество трюков, обычно запрещенных правилами. Могу проникнуть в мозг тамошних жителей и выяснить, кто именно может пройти в замок, не вызывая подозрений. Если кто-нибудь за стенами замка знает, где содержатся пленники, я смогу сотворить существующую физически карту, которая, опираясь на знания этого человека, укажет мне их местонахождение. Если не учитывать цену и отдачу магического вмешательства, то вытащить их будет нетрудно. Однако вполне возможно, что за их свободу мы заплатим дьявольскую цену. И платить придется сразу.

— С этим будем разбираться потом, — отмахнулась Лорин.

Питер кивнул:

— Вы только укажите мне направление и скажите, в кого стрелять. Я всегда вас прикрою.

— Ну, ладно, — сказал Эрик. — Давайте сделаем все, что можно, — здесь. И будем стараться попасть туда и вернуться как можно быстрее.

Баллахара

Присутствие гражданских лиц приводило Эрика в ужас. Придется брать с собой ребенка, и это, черт подери, не самое страшное. Сам факт того, что Лорин и Питер узнали о существовании сентинелов, разрушил систему безопасности группы, которая сохраняла тайну, а, следовательно, и обеспечивала свою безопасность в течение нескольких сотен лет. За всю историю было лишь несколько проколов.

А нынешний случай — настоящий провал. Лорин и Питер не просто знают о сентинелах. Они должны принимать активное участие в рискованной спасательной операции. Он просто не в состоянии выполнить то, что должен, без каждого из них, а если он, Эрик, этого не сделает, то большая часть населения земного шара наверняка в ближайшее время погибнет.

Но. Ох уж это «но»…

Они высадились на поляне недалеко от городской стены. Ближе Лорин не рискнула. Сейчас Эрик давал им последние инструкции.

— Оно стреляет совсем как автомат, — объяснял он Питеру, передавая ему оружие, которое сам сконструировал, чтобы Питер мог нести охрану. — Переключатель влево — автоматическая стрельба. По центру — единичные выстрелы. Переключатель вправо — предохранитель. Боеприпасы в нем никогда не кончатся. Тебе не нужно его заряжать, и он практически никогда не перегревается. — Эрик вздохнул. — Но пользуйся им так, словно сам каждую пулю сделал вручную. Его заряд мы черпаем из энергии Земли. Чем больше ты израсходуешь, тем больше шансов, что мы наделаем что-то такое, чего не сможем исправить, вернувшись домой.

Питер кивнул:

— Он убивает?

Эрик положил руку на плечо помощника:

— Ты сам будешь это решать.

Молодой человек нахмурился:

— Как это?

— Если тебе нужно парализовать кого-то на время, он именно так и сделает. А если ты попадешь в настоящую беду и будешь вынужден убивать, он убьет.

— Как он узнает?

Эрик снова вздохнул.

— Магия, — буркнул он. — Привыкай. Такой здесь порядок вещей. А потому проявляй… умеренность. Договорились? Смерть здесь имеет цену. И если измерять ее обратным эффектом в нашем мире, то — цену немалую.

Питер поднял оружие к лицу и с опаской стал его рассматривать, словно оно могло обратиться в ядовитую змею. Про такую возможность Эрик упоминать не стал. Иначе Питер, приди ему в голову случайно такая мысль, мог бы превратить автомат именно в змею и, разумеется, в самый неподходящий момент. Эрик полагал, что неразумно вкладывать в голову помощника столь опасные мысли. Вместо дальнейших пояснений он повернулся к Лорин.

— Следи за стабильностью ворот, и пусть они будут все время открыты. Нам придется проходить их как можно быстрее. — Эрик перевел взгляд с Лорин на Джейка, который спал, уютно свернувшись в просторной плетеной корзине, где Лорин соорудила ему теплое, мягкое гнездышко из одеял. Мальчик тихонько посапывал, и его ритмичное дыхание напоминало мурлыканье кота у теплой печки. Прекрасный малыш, а когда спит, он вообще похож на ангелочка! — Когда ты услышишь, что мы идем, сначала просунь в ворота его. Убедись, что это действительно мы, и отправляй его. Потом пройдем мы, потом Питер, а последней — ты.

— А если предатели будут вместе с пленниками?

— Не будут. Может оказаться, что они гонятся за нами, но с нами их не будет.

Она взглянула на арку, которую соорудила, согнув два молодых деревца и связав их шелковым шнуром. Внутри арки мерцало зеленое пламя другого мира. Там по-прежнему был виден холл в доме Лорин. Пустой. Пустой — это хорошо.

— Я буду начеку, — пообещала Лорин. — Ну, что, будешь преображаться в… кем ты собираешься стать, пока будешь здесь? Или ты намерен преображаться у самой стены?

— Нет, здесь. Хочу, чтобы ты посмотрела, в кого я превращусь, потому что, когда я всех приведу, я буду выглядеть так же. Надо, чтобы ты меня узнала. — Эрик крепко зажмурил глаза, с усилием сглотнул и сказал: — Если я не вернусь… — Ему не хотелось говорить такие слова, но пришлось. — Если я не вернусь, тебе лучше остаться здесь. Через месяц там совсем нечего будет делать и некуда возвращаться. Если ты решишься и если у тебя остались там близкие, до которых можно быстро добраться, можешь их тоже привести сюда. По эту сторону, будь у них хоть чума, ты сможешь их вылечить. Но не теряй времени на размышления. Не помешает заранее обдумать свои планы на случай… непредвиденных обстоятельств. Чтобы потом ты могла сразу взяться за дело и их осуществить.

— Вы вернетесь, — уверенно проговорил Питер.

— Надеюсь.

— А если… — начала Лорин и замялась, — если ты не вернешься, может, скажешь, кого из твоих надо спасти?

Он задумался, вспомнил родителей, братьев, сестер, племянников и племянниц, друзей и уже открыл рот, чтобы сказать «да».

— Нет, — ответил Эрик.

— Нет? — Лорин впилась взглядом в его лицо.

— Нет, — повторил он. — Это будет лишним стимулом для меня. Я должен вернуться.

— Удачи! — сказал Питер.

Эрик кивнул, опустился на колени на мерзлую землю и поднял взгляд к черному небу, к звездам, мерцающим рисунками, так похожими, но все же не совсем, на те узоры, которые должны быть — и будут! — в его родном небе.

Дай мне услышать то, что я должен услышать, пожелал он. Дай мне увидеть то, что я должен увидеть.

В тишину ночного неба полились образы, зашептали голоса. Он углубился в изучение нечеловеческих рас, форм, голосов; проникал в чужие мысли, надежды, страхи. Направил волю на то, чтобы все, мешающее ему получить ключ к замку, исчезло. Неразборчивое бормотание превратилось в плотный, пульсирующий поток, потом в слабенький ручеек, и наконец перед его мысленным взором остались лишь три образа, три создания, перед которыми стражи наверняка откроют городские ворота, с радостью отопрут двери замка. Создания, которым ответят на любой вопрос и чьи распоряжения не требуют одобрения других лиц.

Первым был владелец замка — но он постоянно находился в своей резиденции. И он никогда не путешествовал без свиты. Вторым — странный приземистый урод с перепончатыми крыльями и дьявольским, в складках, как у шарпея, лицом. Этот частенько ходил один и обожал являться внезапно, как снег на голову. Он подошел бы идеально, если бы Эрику не приходилось думать о сохранении массы тела в изменившейся форме. Конечно, чуть-чуть можно и схалтурить, но немного, а куда деть шестьдесят—семьдесят процентов собственной массы при переходе в форму страшненького, маленького уродца?

Ну а третья… Эрик не знал, кто она. Завораживающе прекрасное создание. Стройная, невесомая, но почти в два раза выше любого мужчины, с лицом китайской богини: огромные миндалевидные глаза, маленькие пухлые губы, крошечный нос, красные, как кровь, волосы, разделенные на десять тысяч унизанных каменьями струек. Ее платье летело вокруг нее, как живое. И если судить по мыслям окружавших ее людей, она никогда не разговаривала. Просто указывала и все. А если это не помогало ей получить желаемое, она помещала образ нужной ей вещи в разум человека, и человек ей подчинялся!

То, что надо, решил Эрик. Он на время мог перевоплотиться в женщину. Женщину ли? Он не знает. Во всяком случае, в существо женского пола.

Эрик впустил магию себе внутрь, заключил в каждую клетку своего тела. Поместил перед мысленным взором облик волшебного создания, обернул его вокруг тела, вытянулся, чтобы слиться с ним. Боль…

Боль пожирала его. Огонь опалил связки, горел в легких, выжигал мышцы, кости, нервы, мозг. Хотелось кататься, визжать, умереть, хотелось зубами вцепиться в плоть и выгрызть из нее этот сводящий с ума, невыносимый, всепроникающий кошмар.

Потом внутри него что-то схлопнулось, словно первый осенний мороз сковал все органы тела, и боль ушла.

— Господь Благословенный, — прошептал Питер.

— Ох… — тихонько вздохнула Лорин, встала и, словно зачарованная, пошла к нему.

— Оставайся, — приказал Эрик. — Я вернусь, как только смогу. Мне в этом неловко, хочу поскорее вернуться в свою шкуру. — Голос, и это Эрика напугало, остался прежним, его собственным. Мужской, абсолютно человеческий голос.

Да ладно. Он не собирается ни с кем беседовать, только с пленниками.

— Ждите до рассвета. Если я не вернусь, значит, не вернусь.

Лорин и Питер синхронно подняли руки, он ответил на их прощальный жест, развернулся и направился к городской стене.

Медный Дом

Внутрь он попал легко, так легко, что сам испугался. Стражники у городских ворот чуть не ковром стелились ему под ноги, опуская подъемный мост. Привратник в замке открыл ворота раньше, чем он успел к ним приблизиться, и, когда Эрик шел мимо, успел спросить:

— Вызвать к тебе господина, Великолепная?

Эрик ответил спокойным «нет», которое поместил прямо в орианский разум привратника. Тот пал на колени и на четвереньках, царапая лбом землю, отполз назад.

Черт возьми! Кто или что это за создание, которым он притворяется? Ему стало не по себе.

Прошествовав по спящему замку, он отыскал наконец охранника, который, увидев его, вздрогнул, но в последний момент сумел сдержать крик ужаса. Эрик коснулся его плеча и внушил ему образ пленников.

Задрожав от этого прикосновения, стражник явственно отшатнулся, но поклонился и затрусил по коридору. Эрик двинулся следом, радуясь, что, видимо, правильно выбрал камуфляж для проникновения в замок. Однако не хотелось бы столкнуться с оригиналом этого маскарада!

Их путь извивался по каменным анфиладам и закончился в коридоре, полы, стены и потолки которого оказались отделаны медными панелями.

Насмерть перепуганный стражник подвел Эрика к массивной медной двери и дрожащими руками открыл засов. Скрип двери и свет фонаря в руках стражника разбудили сентинелов; пленники садились, терли глаза. Выглядели они неважно — перепуганные, измотанные, сбитые с толку.

Тем временем Эрик столкнулся с первой проблемой. Ему нужно было удалить стражника из помещения, но так, чтобы тот далеко не уходил. Он еще понадобится, чтобы провести их всех по лабиринту дворцовых коридоров наружу. Эрик не мог прямо ввести приказ в мозг охранника, медная отделка помещения не позволила бы ему осуществить ни единого магического действия. Оставлять стражника в комнате тоже нельзя — Эрик должен сообщить сентинелам, кто он такой и зачем пришел. Как только он заговорит, его голос, голос мужчины-землянина, а вовсе не местной богини, тотчас выдаст обман и обратит всю иллюзию в прах. Как говаривал отец Эрика, развеет от Ричмонда до Геттисберга.

Эрик взглянул на стражника, потом на сентинелов, потом снова на стражника. Черт возьми, что же делать?

И тут ему пришла в голову мысль. Он пальцем указал на место за дверью, и, когда охранник занял предписанную позицию, прикрыл дверь, а сам остался в комнате. Потом пальцем написал в воздухе: «Это я, Эрик. Идите за мной. Никому ничего не говорите».

— Черт меня подери, — пробормотала Джун Баг. Больше никто не издал ни звука.

Эрик построил пленников по двое, открыл дверь и вышел. Сентинелы следовали за ним, как утята за мамой-уткой. Стражу Эрик приказал вести их к выходу из замка.

Они прошли уже полпути, когда Эрик увидел человека, в котором узнал владельца замка. Готовясь к экспедиции, он выяснил это, когда читал мысли городской стражи. Человек бежал, размахивая руками, лицо искажал панический ужас.

— Нет! — обогнув угол, закричал он. — Их я тебе отдавать не обязан! Забери все сокровища! Выбери рабов из моих людей! Забери… забери все! Но не трогай моих магов! Без них мы погибнем!

Эрик поднял длиннопалую руку ладонью вперед, надеясь, что преследователь опознает жест «Стоп». Хозяин замка замедлил шаг, но не замолчал.

— Кто сообщил тебе, что они здесь? Рроны? Они знают? Это они рассказали тебе, что у меня теперь есть маги, чтобы ты увела их, а рроны смогли бы завершить свое дело: уничтожить меня и мой народ? В моих действиях нет нарушения нашего договора. Не забирай их. Тебе они ни к чему. Что ты собираешься делать? Съесть их? Заставить работать на себя? Ты сама владеешь магией! Оставь их мне, прошу тебя! Я согласен на твои прежние условия. Отдам тебе лесные дороги. Все лесные дороги. Только оставь мне магов!

Эрик ощутил, как в нем шевельнулась симпатия к этому человеку. Его ужас от потери был так очевиден, что Эрик задумался, какие же опасности грозят владельцу замка и его народу, если их единственная надежда на спасение — похищение целой команды сентинелов?

Однако в любом случае им не угрожает разрушение их планеты, Ории, и всего ее населения. Эрик ожесточился, заглушил в своем сердце сочувствие к просьбам, пусть самым насущным, и указал длинным костлявым пальцем на коридор, откуда явился хозяин замка.

Вейяр повесил голову и медленно побрел прочь. Стражник издал низкий горловой звук, почти рыдание, но взял себя в руки, и, когда Эрик снова ткнул пальцем в дверь, безропотно вывел его и сентинелов из замка.

Как только они вышли из-под сводов защищенного медью замка, Эрик создал черное облако, и оно бы их скрыло от всех взоров, но лишь только темная марь стала подниматься с земли, из ворот замка вдруг снова выскочил здешний владыка в обществе молодой женщины с почти человеческим обликом. Женщина ткнула в Эрика пальцем и выкрикнула:

— Я проникла в его мысли! Он — человек, сентинел, как они все!

— Верни моих магов, притворный кетт! — взвыл вейяр. — Верни! Это существо — не кетт! Стража, к оружию! Остановить вора! Уничтожить его! Он притворяется! Он — не кетт!

— Вот черт! — воскликнул Эрик и произнес заранее подготовленное заклинание. Он намеревался осуществить его, когда их скроет черное облако. Надеялся, что удастся уйти с меньшей помпой, но теперь выбора не было. — Сентинелы, к воротам! — крикнул он.

Зеленое пламя окутало всю компанию, захватив и стражника, который вел их к воротам, подняло в воздух, со страшной скоростью понесло к лесу и швырнуло их, задыхающихся и перепуганных, на поляну, к воротам Лорин.

— Давай! — снова крикнул Эрик. — Забирай нас отсюда.

Питер, с направленным на город стволом, даже не взглянул в их сторону.

— Я вас прикрою, — спокойно сказал он. Лорин прокричала:

— Джейк уже там. Сентинелы, ко мне!

Один за другим сентинелы пробегали в ворота, после каждого Лорин заряжала их для следующего. Она работала медленнее, чем Вилли, но Эрик был счастлив, что она в принципе способна создавать ворота. Без нее ни у него, ни у сентинелов, ни у всего мира вообще не было бы шанса.

— Вот они! — сообщил Питер, и Эрик услышал, как выстрелило оружие, которое он вручил помощнику, сначала одиночным разрядом, потом очередью. — Их около сотни. Господи, ну и шустры! Скоро подойдут на арбалетный выстрел. Надо торопиться.

— Врата не могут работать быстрее, — отозвалась Лорин.

— Отдай пленников! — трубным голосом провозгласил вейяр. И тотчас облако белого пламени взорвалось у Эрика за спиной, отшвырнуло его, бросило на колени. По земле стелился дымок, издавая знакомую вонь серы, древесного угля и селитры.

— А, черт! — завопил Эрик. — У них есть порох!

— Твою мать! — Это уже был комментарий Лорин.

Эрик обернулся и увидел, что она лежит на земле в пятнадцати футах от ворот, лицо ее исцарапано и залеплено грязью, куртка впереди разорвана и черна от взрыва. Он в ужасе — без нее им отсюда не выбраться — кинулся к девушке.

— Куда тебя ранило?

— Со мной все в порядке, — пробормотала она, сжав зубы. — Напугалась, как заяц, а так — нормально. Помоги мне, надо идти к воротам.

Он поднял ее. Лорин вдруг нахмурилась:

— Кто сейчас прошел? Они опять закрылись.

— Никто. Наверное, туда взрывом забросило осколок.

Лорин покачала головой.

— Ладно, пошли, надо выбираться отсюда.

Второй взрыв в щепки разнес дерево в десяти футах от зеркала.

— Всерьез взялись. Пит! Ставь на автомат и поливай всю зону.

В руках Эрика появился точно такой же автомат, он отошел от зеркала и стал стрелять в лес за спиной у Питера.

Лорин, не дрогнувшая под обстрелом, как настоящий солдат, мгновенно восстановила ворота и пропустила трех последних сентинелов в рекордно короткое время. Услышав ее крик: «Теперь вы с Питом!» — Эрик чуть не подпрыгнул от радости. Подбежал Питер и первым нырнул в зеркало, Эрик все продолжал сеять свои парализующие пули в обступившие их деревья и надвигающихся противников.

— Пошли вместе, — сказал он Лорин и послал еще несколько очередей в лес. Из кустов донеслись крики, значит, пули нашли свою цель. Эрику оставалось надеяться, что в душе его было лишь желание остановить противника, а не убить.

— Готово, — наконец объявила Лорин и схватила его за руку. Вдвоем они бросились по тропе.

В то мгновение, когда они висели между мирами, Эрик почувствовал, как что-то холодное и злое вклинилось между ними и вырывает его пальцы из ладони Лорин. В уши зашептал чей-то голос:

— Она не для тебя.

Содрогаясь от странного оцепенения, он все же добрался до конца тропы, протиснулся в зеркало и ввалился в холл принадлежащего Лорин дома в Кэт-Крике, где его ждали остальные сентинелы, Питер и зареванный Джейк.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Кэт-Крик

Как только Лорин появилась в своем переполненном холле, она тут же вернулась, нырнула в ворота, сквозь которые только что прошла, и уничтожила ведущую к ним тропу. А вдруг те, кто их преследует, могут тоже по ней пройти? Она не знала, каковы будут последствия, если она разрушит тропинку, а на ней вдруг окажется человек. Но знала, что произойдет, если она эту тропу оставит. Преследующие ее создания ввалятся в ее дом, убьют и ее, и сына.

А потому она, не раздумывая, изогнула дорожку, и с ней вместе изогнулось пространство между мирами. Тропа рассыпалась на миллионы осколков зеленого стекла. Эхо этого взрыва отдалось в кончиках ее нервов, болью отозвалось в черепе. Выдернув руки из зеркала, Лорин повалилась на пол, стиснула голову ладонями и стала кататься, борясь с зеленым огнем, заливавшим глазные яблоки.

Наконец огонь угас. Лорин открыла глаза и смутно различила склонившиеся над ней обеспокоенные лица. Где-то далеко-далеко, за целую милю, звучал обращенный к ней голос:

— Хэм э ор эхери?

Она снова стиснула голову и потрясла ею, но, опасаясь нового приступа боли, несильно.

Новое эхо принесло новый вопрос:

— Да нгор та тинг беах ра?

Лорин прикрыла глаза и постаралась успокоить дыхание. В ушах все еще звенело, стук сердца и шум крови в венах почти заглушал странные звуки. Голову, сильнее любой прежней мигрени, сдавила боль. Мысли путались, огненные зеленые пятна все еще жгли глаза. Она металась, стараясь понять хоть что-либо, отыскать логику, направление, и не могла. Маленькие ручки обняли ее, крошечные пальчики забегали по щеке. Превозмогая боль, она прижала к себе Джейка. Внутри все ныло и жгло огнем.

Она задрожала и пожелала оказаться внутри самой страшной боли, стать самой болью. Она научилась этому приему, когда мучилась мигренями сразу после смерти Брайана. Сейчас прием тоже сработал. Боль уменьшилась и отступила перед натиском своей жертвы. Лорин бросилась в погоню, боль отлетела еще дальше.

Наконец она открыла глаза. Лица больше не расплывались, как затянутая облаками луна. Лорин осторожно сделала долгий вдох и тихонько поцеловала Джейка в щечку.

— Что случилось? — спросила она.

— Ты корчишься на полу уже полчаса. Как ты себя чувствуешь?

— Теперь хорошо. Ну, почти хорошо, — добавила она, ощущая, что боль притаилась и ждет своего шанса, чтобы броситься в бой, когда она, Лорин, потеряет бдительность.

— Ты вошла в зеркало, лицо у тебя побелело, как брюхо дохлой рыбы, и ты тут же выскочила, вся в поту. Я думала, у тебя плохо с сердцем, — рассказывала Нэнсин. — Эрнест тоже так выглядел, когда у него случился первый приступ.

— Я уничтожила нашу тропу. Иначе они прошли бы вслед за нами.

— А на тропе в тот момент кто-нибудь был? — спросила Джун Баг.

— Но выбора не было. Либо там кто-то был, либо они прошли бы сюда, — стала оправдываться Лорин.

— Да я не про то, хорошо ты поступила или плохо, — успокоила ее Джун Баг. — Просто я думала, что это невозможно. Всегда считала, что как только кто-то из нас ступает на эту тропу, ничто уже не может помешать нам попасть в пункт назначения.

— Такое может сделать только создатель ворот, — объяснил Эрик, протянул Лорин руку и помог ей встать. Сентинелы уставились на нее во все глаза.

— Значит, она — создательница ворот? — спросила Джун Баг.

— Мы еще поговорим об этом, — отмахнулся Эрик. — Но чуть позже. Нам всем есть что обсудить. Перед нами несколько непростых проблем. И не последняя из них та, что предатели могут вернуться и всех нас перебить.

— Если мы не сумеем остановить чуму, им и возвращаться не придется, — напомнила ему Джун Баг. — Чума сама обо всем позаботится.

Кто-то включил телевизор в гостиной у Лорин. Она прислушалась к монотонной речи диктора. Статистика смертности. Лорин поднялась, прошла мимо столпившихся в холле сентинелов и остановилась на пороге темной гостиной.

Как раз только что начался ежечасный выпуск новостей Си-эн-эн. Комментатор показывал красные точки на карте мира — зоны карантина. Первые летальные случаи от гриппа, который он называл Каролинским, были зарегистрированы в Рокингеме в Северной Каролине, но Лорин это уже слышала от Эрика. А вот то, что болезнь так распространилась, она не знала. И не только в обеих Каролинах, где смертность указывалась шестизначными цифрами, но и в Калифорнии, Нью-Йорке, Канаде. И везде пятизначные цифры умерших.

Телекомментатор быстро перечислял новые очаги в Великобритании, Германии, Заире и даже в таких отдаленных местах, как Аляска, запад России, Гавайи.

Рассеялась всякая надежда ограничить распространение болезни. В новостях говорилось, что на данный момент в мире зарегистрировано более миллиона подтвержденных случаев гибели больных от нового гриппа. Комментатор подчеркнул, что речь идет только о подтвержденных случаях, истинное количество погибших, должно быть, намного больше и будет расти с каждым часом по мере того, как возникают новые очаги заболевания и обнаруживаются тела новых жертв.

Лорин почувствовала, что в груди возник некий холодный сгусток, на мгновение она ощутила себя загнанной и потерянной, ей показалось, что в голове у нее сидит кто-то чужой и отстраненно созерцает картины гибели и разрушения. Потом сгусток исчез. Лорин вздрогнула и выключила телевизор.

Медный Дом, Баллахара

Сеолар не мог сдержать гнев. Пленные маги сбежали бог знает куда. Предатели оказались вне его досягаемости в своем замке. Но за ними по крайней мере наблюдают слуги-шпионы. Молли до сих пор ничего не понимает в магии. Все его планы и надежды, связанные с выживанием его народа и мира, который он любит, теперь рухнули.

Но у него все же осталась Молли. Молли, которая стоит сейчас с ним рядом на крепостной стене над Медным Домом и наблюдает, как рассвет с трудом пробирается сквозь холодный, рваный туман.

— Прости, я не смогла их остановить, — тихо сказала она.

— Ты сумела обнаружить, что кетт — это на самом деле не кетт. Этого оказалось достаточно. Задача остановить их лежала на мне и на моих людях. Это мы не смогли, а не ты.

— И что мы теперь будем делать?

— Ждать. У меня осталась единственная искра надежды. Скорее всего пустой надежды. Вейяры просили помощи у сентинелов столько раз, что я даже сбился со счета. И единственными людьми, которые когда-либо соглашались нам помочь, были твои родители. В разгар сражения один из моих людей сумел проскочить в их ворота. Он сейчас там, будем надеяться, он сможет найти что-нибудь для нас полезное.

— Кто это?

— Его зовут Йенер. Он долгие годы выполнял для меня особые задания. Тебя отыскал именно он. Он умеет хорошо прятаться, его трудно заметить. И он очень умен. Ты ведь его уже видела.

— Видела? Когда? Я не помню никакого Йенера.

— Его трудно запомнить. Ты вылечила его дочь, когда ехала сюда в повозке.

Йенер. За того единственного выжившего ребенка сотня людей заплатила своими жизнями. Сотня людей. Если у этого Йенера ничего не получится, их жертва в конечном счете окажется бессмысленной. Да, у этого человека есть стимул для победы.

Молли вновь повернулась к Сеолару и сказала:

— Значит, будем ждать. Я не собираюсь просто сидеть у себя в комнате и писать картины, Сео. Так или иначе, я научусь магии. Найду способ выполнить то, что должна, стать посредником между вейярами и Старыми Богами.

Он не сводил с нее глаз.

— Ты назвала меня Сео… — прошептал он.

Она кивнула.

— Молли, если ты сможешь нам помочь, я буду самым счастливым человеком в Ории. А если не сможешь… по крайней мере я нашел тебя. Из этого обязательно получится что-то хорошее, независимо от того, что ждет нас в будущем. — Сеолар протянул руку, пальцем дотронулся до ее щеки. — Ты такая смелая. Такая сильная. Такая красивая. Что бы ни случилось со мной и моим народом, я всегда буду любить тебя, — прошептал он.

Молли улыбнулась. Лицо ее светилось юностью, верой, надеждой. И любовью.

— Я сумею найти способ выполнить то, что должна выполнить, лишь потому, что люблю тебя. — Она покачала головой, и Сеолар вдруг понял, что она чем-то удивлена. — Я люблю тебя. Я в жизни никого не любила. Никогда. Потому что никогда не могла переступить через связанную с этим боль. Но с тобой нет боли. Есть только чудо: я люблю тебя и могу любить. Я свободна!

Сеолар притянул ее к себе и обнял. Найдет ли что-нибудь Йенер или нет, научится чему-нибудь Молли или тоже нет, он по крайней мере сможет испытать это. Он ведь тоже еще никого не любил. Молли Мак-Колл была его собственным чудом в той же мере, как она была чудом его мира.

Кэт-Крик

— Чума началась потому, что те люди занимались магией в другом мире, — заявил Питер.

Лорин, все еще не пришедшая в себя от услышанных по телевизору новостей, едва не подскочила. Она и не заметила, что он вошел следом за ней и что стоял так близко.

— Я знаю.

— Эрик объяснил мне, что они могли даже не планировать таких ужасных последствий, что такое случается, если люди просто неосторожны с магией.

Она кивнула и потерла руки, стараясь согнать «гусиную кожу». Какой-то сквозняк все время находил ее, она двигалась по комнате и все равно до костей промерзала.

— Нужно выяснить, что они натворили. — Она повернулась к Питеру и удивилась странности его взгляда: в нем смешивалось восхищение, любопытство и что-то еще. Лорин в смущении отступила на шаг.

То, что она увидела в его глазах и что заставило ее насторожиться, мгновенно исчезло. И так же мгновенно он опять превратился в верного помощника шерифа при исполнении служебных обязанностей.

— Мне все это кажется смешным, — пожаловался он. — Даже сама идея магии. А уж то, что магия может перевернуть и разрушить мир… И даже не тот мир, в котором она применялась. Глупость какая-то. Когда я думаю о магии, то представляю себе белого кролика, которого фокусник достает из черного цилиндра, девушку в блестящей юбочке, выходящей из ящика, который человек во фраке только что распилил на две части, хитрые карточные фокусы, шелковые платки, голубей под крышей шапито, свое беспокойство, чтобы они не наделали мне на голову. Я не могу связать магию с тем, что вы касаетесь груди умирающего человека — и страшные раны заживают. И еще меньше с тем, что миллион человек уже погибли и многим еще предстоит погибнуть. С тем, что наш мир превратится в пепел, потому что кто-то где-то произнес: «Абракадабра» не так, как надо. — Глаза Питера стали тусклыми, старыми и усталыми.

— Все не так, как я ожидала, — призналась Лорин. — Черт возьми, когда я сюда вернулась, я ничего об этом не помнила.

— Правда?

Она отрицательно покачала головой.

— В первый раз я почти провалилась в это проклятое зеркало. Почти провалилась. Как Алиса — в Зазеркалье. Но я-то, к сожалению, не проснулась. — Она посмотрела на плотные шторы и тщательно прикрытые щели, чтобы ни один луч не выскользнул наружу и не выдал присутствия сентинелов тем, кто их ищет. — Это просто ужасно — выйти из зеркала и понять, что ты вовсе не спишь.

Питер усмехнулся, сухо, коротко и невесело.

— М-да. А я все еще надеюсь, что это просто нескончаемый ночной кошмар.

Лорин улыбнулась. Когда Питер разговаривал с ней наедине, его легкий южный акцент пропадал, уступая место более жестким гласным и твердым согласным, характерным для местностей к северу от линии Мейсона-Диксона. Следы южного говора оставались, но очень слабые.

— Забавно, — заметила она. — Я знаю, что ты — местный. И когда слышу, как ты разговариваешь с кем-то еще, то могу спорить, что ты и на день никуда отсюда не уезжал. Но когда мы вдвоем… — Лорин наклонила голову набок и внимательно на него посмотрела, — …когда мы говорим наедине, у меня такое чувство, что весь южный налет с тебя словно слетает и что если ты захочешь, то его не будет совсем.

Она смотрела прямо ему в глаза и отметила, как в них на мгновение отразились удивление и настороженность, тут же спрятавшиеся за мягкой улыбкой. Он ничего не ответил, просто продолжал улыбаться.

Но Лорин было нелегко сбить с толку. Она отлично знала, что видели ее глаза и слышали уши. Пожав плечами, Лорин сменила тему:

— Пойду на кухню, посмотрю, как там Джейк, и узнаю, собираются ли эти люди застрелить нас или научат своему секретному рукопожатию и примут в свой клуб. А ты?

Он все улыбался, но, проходя мимо, Лорин чувствовала, что его задумчивый взгляд следует за ней, пока она идет через холл, по коридору и сворачивает за угол, скрываясь наконец из виду.

— Базу операции разместим прямо в Ории, — говорил Эрик. — Здесь оставаться рискованно: Грейнджер уже погиб от чумы. Мы все можем заразиться и умереть. А если мы собираемся победить эту беду, потребуется каждый человек.

— Но ведь сбежать — значит струсить, — возразил Терри Мейхем. На лице его читалось смущение и злость.

— А остаться и умереть — просто глупо, — сердито ответил Эрик. — Если мы погибнем, погибнут все. Мы не можем себе позволить браваду перед лицом смерти. Нас слишком мало.

— Тогда снова возникает вопрос: что нам делать с ними? — вмешался Джимми Норрис. Его полотняный костюм в духе Марка Твена был смят и испачкан, но густые седые волосы и усы — тщательно расчесаны. В результате создавалось впечатление пришедшей в упадок элегантности, которая в глазах Лорин выглядела очень трогательно. Точнее, выглядела бы. Если бы у нее не возникло желания ему хорошенько двинуть.

— Мне не очень-то нравится, когда обо мне говорят «с ними», как будто мы — лишние чемоданы или появились здесь по ошибке, — сухо проговорила Лорин. — Я — единственная создательница ворот, которая у вас осталась. Ваш специалист оказался предателем. А Питер — со мной. Без него Эрик был бы уже дважды мертвец.

— Но вы — не сентинелы, — раздался голос Бет Эллен, которая никогда не любила Лорин и не скрывала этого, даже когда Лорин была ребенком. Вот и сейчас она открыто демонстрировала неприязнь.

— Вам придется заставить нас произнести вашу присягу или что там у вас принято, — жестко заявила Лорин. — Несмотря на то, что случилось с моими родителями, я буду сентинелом. Судьба мира важнее, чем злоба, которую я могу затаить на вас. И не важно, насколько эта злоба обоснована. — Лорин казалось, что она стоит перед кучкой бюрократов; мир гибнет, а они цепляются за свои процедуры! От возмущения кровь ударила ей в голову. Она бросилась в бой. — Желаете, чтобы мы произнесли магические слова? Тогда ваша совесть будет спокойна? — оскорбительным тоном спросила она.

— Если вы не являетесь сентинелами, но узнали о них, то вам следует… э-э-э… изменить память.

— Спасибо, уже кушали, — прорычала в ответ Лорин. — Я сыта этим по горло и убью любого, кто попытается это со мной проделать еще раз.

Питер и Лорин, оба чужаки здесь, настороженно следили за кучкой людей, которые, как хозяева, расположились за кухонным столом Лорин. Джейк калачиком свернулся в своем гнездышке из одеял и спал, к счастью, не ведая, какой вихрь напряжения, гнева, недоверия и злобы носится в воздухе.

— Я ручаюсь за обоих, — вмешался Эрик, разряжая обстановку. — Я знаю Питера много лет, как и почти все мы, знал его родителей. Он спокойный и надежный парень, он наш. Добрый малый, как и все мы. Он выполняет приказы, умеет слушать, такого хорошо иметь за спиной.

Однако, на нынешний взгляд Лорин, такой подход был весьма поверхностным. Она уже начинала улавливать в Питере нечто иное, но сочла, что в их положении вовсе не время указывать остальным, что Питер скорее всего больше, чем просто «добрый малый». А потому она предпочла промолчать.

— А эта? — не унималась Бет Эллен. — Как быть с этой девицей, с ее предателями-родственниками, с ее неожиданно открывшимся талантом создавать врата, хотя раньше все считали, что она даже пройти сквозь них не может? Значит, ей тоже мы должны доверить тайны сентинелов?

При упоминании родителей Лорин на лице у Джун Баг промелькнуло странное — виноватое? — выражение. И оно не исчезло, когда Джун бросила быстрый взгляд на Лорин и опустила глаза на свои руки. Искоса поглядывая на нее, Лорин вдруг осознала, что у Джун Баг есть какая-то тайна. Старуха что-то знает о родителях, решила Лорин, или же о ней самой. Что-то такое, что предпочитает держать в тайне от своих драгоценных сентинелов.

Интересно. Лорин подумала, что при первой же возможности надо поговорить с ней наедине. Пока же она ограничилась гневным взглядом в сторону Бет Эллен.

— Именно так, — ответил Эрик. — Вы должны ей доверять. Я ручаюсь за обоих. А раз я за них ручаюсь, вы должны относиться к ним, как ко мне самому. Если, конечно, не желаете отправиться на длительный отдых в Шарлоттвилль.

— Мы выбрали тебя своим руководителем. Но не богом. В любое время можем и переизбрать.

— Конечно, можете, — ответил ей Эрик. Они действительно имели на это право. — Вы все этого хотите?

Он обвел взглядом сидящих за столом, но никто не кивнул, подтверждая такое намерение.

— Прекрасно, черт возьми! Значит, я буду продолжать руководить.

Они сдались. А что еще оставалось делать? Лорин видела, что выбора у них нет. Им придется смириться с ней, а без Питера они ее не получат. Берут ее, Лорин, — должны взять и Питера. Эрик остается их шефом, действовать все будут из Ории.

— Кроме основной проблемы, у нас есть и еще одна, поменьше, — вмешалась в разговор Джун Баг, по-прежнему не поднимая глаз.

Лорин подалась вперед, охваченная необъяснимым предчувствием.

Эрик посмотрел на Джун Баг с каменным, без единого следа эмоций, лицом.

— Проблема?

— Молли Мак-Колл. Мы сбежали без нее, но придется вернуться и забрать ее с собой.

Внезапно лицо Эрика побелело.

— Она была там? Она жива, она была там, и вы ничего мне не сказали? Я мог бы сразу ее забрать!

Молли Мак-Колл, Лорин была странно разочарована. Женщина, пропавшая как раз в то время, когда она сама только-только приехала в Кэт-Крик. Ее это абсолютно не касается.

— И это еще не все, — продолжала Джун Баг, по-прежнему ни на кого не глядя. — Мы все ее видели. Она… она изменилась. Она, как бы это сказать, частично принадлежит нашему миру. Видимо, ее матерью была Мэриэн Хочкисс, а отцом — какой-то вейяр. Когда Мэриэн пришло время рожать, она уехала из города, а потом отдала девочку на воспитание каким-то дальним родственникам, или друзьям, или еще кому-то. Сюда Молли вернулась, только когда выяснила, кто были ее настоящие родители. Во всяком случае, мать.

Лорин дважды прокрутила это сообщение в голове, не в силах постичь, что это означает для нее самой, а когда поняла, тихонько сползла на пол. Внезапно ослабевшие и ставшие ватными ноги отказывались ее держать. Значит, Молли Мак-Колл — ее сестра. По крайней мере сводная. Значит, она и Джейк не одиноки на этом свете. У них есть семья, и семья эта будет рада принять их, ведь, судя по всему, Молли тоже не слишком обременена родней. Недаром она приехала в город, где когда-то жила ее мать, лишь потому, что она отсюда родом.

«У меня есть сестра», — думала Лорин, поняв теперь, почему Джун Баг так странно на нее смотрела.

У ее матери был ребенок от человека из другого мира. Для Лорин многое вдруг стало на свои места, объяснились все неприятности, преследовавшие их семью в то время, когда ей самой было около десяти лет. Несмотря на возраст, она хорошо помнила растянувшееся на несколько месяцев отсутствие матери — та ездила куда-то в Хай-Пойнт ухаживать за престарелой родственницей. Помнила ее долго не утихавшее горе, когда мать наконец вернулась и объявила, что старушка умерла.

Черт возьми, если бы мне пришлось оставить Джейка сразу после рождения, я бы, наверное, тоже умирала от горя.

Сестра! Сестра, оставшаяся пленницей того замка! Как, черт возьми, они собираются ее выручать? Как неразумно был использован единственный, относительно легкий, шанс! Играючи проникнуть в замок и вывести оттуда всех, кого пожелаешь… Дважды такие вещи не делаются.

— Значит, она смешанной крови? — спросил Эрик, и напряженный звук его голоса вернул Лорин к действительности.

— Да.

— Вы все ее видели? Точно видели?

«Да», «да», «да» россыпью прокатилось вокруг стола.

— Владелец замка заплатил Вилли, Диверу и Тому за похищение, чтобы мы могли научить ее магии, — пояснил Терри Мейхем. — Один из орианцев рассказал мне, что за это они получили замок, слуг и еще целую кучу всего.

Джун Баг продолжала сидеть, разглядывая собственные пальцы. Эрик вцепился в край старого соснового стола так крепко, что у него побелели костяшки пальцев и казалось, они сейчас прорвут кожу рук.

— О Господи, — пробормотал он, опуская голову на столешницу. — Ну почему мы?! Почему сейчас?!

— В чем дело? — спросила Лорин.

— Тебя это не касается, — ответил Эрик. — Это проблема сентинелов.

— Я только что узнала, что у меня есть сестра, — ровным голосом отозвалась Лорин. — Ее держат в плену в замке, где мы только что были. Ей нужна помощь. И потому, черт возьми, я считаю, что это очень даже меня касается.

Эрик поднял на нее глаза и медленно покачал головой.

— Она — не твоя сестра. Она — беда невообразимых размеров. Как вулкан, стерший с лица земли Помпеи. Или как комета, которая покончила с динозаврами.

— Для меня она — моя сестра.

Эрик потер виски и прикрыл глаза.

— У сентинелов есть закон, касающийся детей от браков землян и выходцев из других миров. Он требует, чтобы такой отпрыск — мужчина, женщина или ребенок — был уничтожен. По возможности гуманно, но безотлагательно. Эти гибриды связывают вселенные, которые не должны быть связаны. Само их существование несет разрушение обоим породившим их мирам. И вовсе не по их злой воле или намерению. Нет, просто потому, что при естественном ходе вещей их не должно быть на свете.

— Ты имеешь в виду, что вы ее убьете?

— О Господи! Я поклялся соблюдать законы сентинелов, поклялся ставить благо человечества выше интересов любого индивидуума. Охранять жизнь, как самое святое… Но в первую очередь защищать свой мир от всего, что может нести ему разрушение.

— То есть убить ее? — снова повторила Лорин.

— То есть я понятия не имею, что делать, — огрызнулся он.

Джун Баг по-прежнему рассматривала свои руки, Лорин увидела, что по щекам старой женщины катятся слезы и тихонько капают на стол.

Вдруг вмешалась Бет Эллен:

— Она спасла мне жизнь.

Остальные сентинелы зашумели.

— Сентинелы убили моих родителей. Если вы собираетесь расправиться и с моей сестрой, я не стану с вами сотрудничать. Мне плевать на ваши законы.

Все головы повернулись к Лорин.

— Сентинелы не убивали твоих родителей, — резко бросила Бет Эллен.

Но тут Джун Баг подняла наконец покрасневшее, искаженное мукой лицо.

— Кто-то из нас это все-таки сделал, — тусклым голосом сообщила она. — Потому что они привели сюда орианцев, поддерживали с ними постоянную связь, занимались в Ории магией, вмешивались в ход событий, примерно так же, как Старые Боги, когда они являлись к нам. А еще потому, что Уолт и Мэриэн отказались переехать в большой город — там они не сумели бы держать открытыми врата в случае, если бы их поймали. Я голосовала против, но оказалась в меньшинстве.

Пораженные сентинелы не сводили с нее глаз. Стоявший у двери Питер, казалось, не мог поверить собственным ушам. Лорин все еще сидела на полу и была этому рада — иначе она бы просто упала.

— Кто? — глухим голосом спросила Лорин. — Кто убил моих родителей?

— Эти люди давно мертвы, — ответила Джун Баг. — Старый шериф, Полли Дарнел, Мак-Эйвери.

Эрик чуть не подпрыгнул при имени своего отца и с недоверием уставился на Джун Баг.

— Рулан Суини, который пригнал потом их машину в город. И конечно, Вилли Локлир, единственный из них, кто еще жив. Без Вилли они не могли обойтись. Про Молли тогда никто не знал, иначе бы ее тоже уничтожили. — Она вздохнула. — И никто не знал, что ты, Лорин, умеешь обращаться с воротами. Это тебя и спасло.

Джун Баг уронила голову на стол. Плечи ее тряслись.

— Твоя мать… Она была самой доброй, самой красивой и самой благородной женщиной на свете, — рыдая, продолжала Джун Баг. — Я сражалась с ними изо всех сил, а когда поняла, что проиграла, то позвонила твоим родителям и сказала, что им надо уехать, что сентинелы вынесли им приговор. Я не назвала своего имени, постаралась изменить голос, но, думаю, они догадались. Как я понимаю, Уолт и Мэриэн как раз следовали моему совету, когда их убили. Эти сволочи уже повредили их машину.

— И вы не сообщили о них полиции? — спросил Питер.

— Это дело сентинелов, — устало объяснила Джун Баг, чуть приподняла голову и рукавом вытерла слезы. — Все остается между своими. Что бы ни случилось, и как бы мы к этому ни относились. Иногда это нелегко, но иначе нельзя.

Тогда Питер обратился к Эрику:

— В данный момент вы имеете дело с людьми, признающимися в соучастии в убийстве и обсуждающими возможность еще одного убийства. О Господи! Вы и сами участвуете в дискуссии, Боже милостивый! Эрик! Вы предлагаете убить девушку, которую еще пару дней назад разыскивали, переворачивая весь город. Вы с ума сошли?

Эрик ответил ему мрачным взглядом.

— Я не знал про родителей Лорин. И я не знаю, что делать с Молли Мак-Колл. Зато знаю, какую цену придется заплатить — а это весь наш мир, — если решение будет неверным. — Он повернулся к Лорин: — Ты когда-нибудь была в доме Вилли Локлира? Можешь сотворить туда ворота?

Лорин все еще пыталась осознать тот факт, что ее родители были убиты по решению правящей в тот момент группы именно этих людей, а потому ответила ему лишь недоуменным взглядом.

— Вы собираетесь просить ее оказать вам услугу? — поразился Питер. — Будь я на ее месте, я бы перебил всю вашу шайку, и пусть Господь меня простит.

— Я не знаю правильных ответов, — устало ответил Эрик, — но собираюсь показать вам, почему это важно. Мне надо взять вас обоих в Керрас. Но единственные ворота в Керрас у нас в регионе находятся в доме Вилли Локлира. Конечно, если, убегая, он их оставил. Вполне может оказаться, что когда мы туда явимся, то увидим, что он разбил все зеркала и уничтожил все ворота. Не знаю. Мы не сможем туда попасть, если он разрушил тропу. Но если все цело, я вас обоих туда отведу.

— Что еще за Керрас? — спросил Питер одновременно с вопросом Лорин:

— Ты что, считаешь, что я увижу этот твой Керрас и сразу забуду, что ваши люди убили моих маму и папу? Что вы хотите убить мою сестру? Сразу вам заявляю, я не позволю ее убить. Ни сейчас, ни потом. Вы действуете так, словно у вас нет выбора: либо моя сестра, либо выживание нашего мира. Так вот, лучше бы вам поискать другую альтернативу, так чтобы и моя сестра была цела, и наш мир. Если вы не согласны гарантировать ей безопасность и, кстати, Джейку и мне — тоже, причем навсегда, что ж… Я, конечно, вам сочувствую, но она будет жить, Джейк будет жить и я буду жить, а вы все можете сами творить свои долбаные ворота и решать свои долбаные проблемы. Не можете? Очень жаль.

— Мы можем обойтись и без тебя. Скоро подойдет помощь, — начала было Бет Эллен, но Эрик мотнул головой, останавливая ее.

— Вилли, Том и Дивер сказали, что вызвали подмогу. Никого они не вызывали. А сейчас мы не можем связаться с соседними узлами. Наши контактеры либо больны гриппом, либо прячутся. Так что сами видите, мои дорогие, остались только мы.

Лорин обвела взглядом свою кухню и сидящих в ней людей.

— Так вот, что касается Молли, Джейка и меня — никаких заговоров, никаких очень своевременных аварий. Ни сейчас, ни позже. Все согласны?

Они обменялись взглядами и неохотно кивнули.

— Очень убедительно! — с насмешкой прокомментировала Лорин.

— Они сдержат слово, — возразил Эрик. — Клянусь собственной жизнью. Но все равно, позволь показать тебе, за что ты сражаешься. Пока ты не побываешь в Керрасе, ты все равно не поймешь.

Из Кэт-Крика в Керрас

Так как Лорин прежде не бывала в доме Вилли Локлира, ей пришлось пробираться к нему шаг за шагом: сначала сотворить ворота на улицу, потом сфокусироваться на крыльце, войти в дверь, наконец найти гостиную. Парадная гостиная оказалась достаточно просторной — поместились все, а зеркало в ней было просто зеркалом, — во всяком случае, пока она с ним не поработала.

Первыми прошли она и Питер, таща за две ручки корзину, в которой спал Джейк. Восточный край неба окрасился тусклым серебром. Совсем скоро начнется день, а с ним возрастет и опасность пребывания в Кэт-Крике. Но за домом Вилли Локлира, к счастью, пока никто не следил. Если ему не придет в голову неожиданно вернуться из Ории, это место на несколько часов может стать отличным укрытием. Когда в гостиной собрались все сентинелы, Эрик обратился к Лорин:

— Вы с Питером пойдете за мной. Остальные могут подождать здесь, пока мы вернемся. Они уже видели Керрас.

И он двинулся в глубину дома. Лорин взялась за корзину с одного конца, Питер — с другого.

— Ты можешь оставить его с нами, — сочувственно проговорила Джун Баг.

Лорин посмотрела на нее, как на сумасшедшую, и рассмеялась.

— Оставить моего ребенка сентинелам? Лучше сразу прыгнуть в адский котел. — И, вцепившись в ручку корзины, где по-прежнему спал Джейк, она прошла за Питером и Эриком в кабинет Вилли.

Эрик пробежал пальцами по дюжине больших зеркал, которые полностью закрывали одну из стен кабинета. В стекле заиграли сполохи зеленого пламени, рождались и снова уходили в небытие образы, пальцы Эрика бежали все дальше.

— Вроде бы он ни одно не испортил, — заметил шериф. — Все ведут туда, куда следует.

— Тогда пошли, — решительно заявил Питер. — Если, конечно, это не какой-нибудь трюк, чтобы заманить нас в ловушку и избавить себя от проблемы, которую вы не можете решить другим способом.

— Я могла бы избавиться от него куда легче, чем он от меня, — пробормотала Лорин. — Я умею создавать врата, а он — нет.

Эрик кивнул.

— Я не хочу ни обманывать вас, ни причинять зла. Но вы не сумеете понять, против чего мы боремся, пока не увидите Керрас. Вот тогда до вас дойдет. — Он встал перед одним из зеркал, которое ничем не отличалось от прочих, и сказал: — Для вас там нет ничего опасного. Физически вы будете находиться там, но в вас не будет… вещества, что ли, не могу придумать другого слова. Керрас — верхний мир для нас, так же как мы — для Ории. Наши основные Старые Боги явились оттуда. Когда-то Керрас был чудесным местом. Кстати, не так уж давно. — Он прижал пальцы правой руки к стеклу зеркала. В глубине загорелся зеленый отблеск.

Лорин напряженно всматривалась в зеркало, пытаясь уловить там какие-нибудь образы и подготовиться к тому, чем Эрик желает их напугать, однако так ничего и не увидела. Кроме зеленого огня, который должен создать для них тропу, там не мелькнуло ни единой картины верхнего мира.

— Питер, Лорин, раз вы несете корзину, то выходите первыми, я пойду следом.

Лорин независимо пожала плечами: она знала, что сможет вернуться домой откуда угодно. Ловушек она не боялась, и Питер, казалось, почерпнул от ее уверенности. Когда она прижала ладони к подавшемуся от давления стеклу и в очередной раз подхватила корзинку Джейка, Питер оказался с ней рядом. Они поплыли между мирами, энергия вечности омывала их тела, но на сей раз Лорин не чувствовала ни прилива сил, ни восхищенного удивления, ни прикосновения Брайана. Он мог быть где угодно, но только не здесь. Вместо этого Лорин ощутила, как в сердце проникает слабый, отравляющий душу ужас. И чем дальше они улетали от Земли и чем ближе оказывались к Керрасу, тем сильнее становился этот страх. Она поняла, что здесь произошло нечто ужасное, задолго до того, как сделала первый шаг в сторону от тропы. Она почувствовала себя несчастной, больной, выжатой, лишившейся всех жизненных сил. Ощутила острую злобу, которая накинулась на нее со всех сторон, впивалась ей в плоть, всасывалась в кости, в кровь, разрушала мозг.

Откуда-то издалека до нее долетел крик Питера:

— Здесь что-то не так! Надо возвращаться!

Лорин тоже хотелось бежать, но тропа несла их лишь в одном направлении, и, когда она вышвырнула их в Керрасе, Лорин не смогла ни остановить ее, ни пересилить.

Она ступила на землю в абсолютной тьме и молчании, таком непроницаемом, что не слышала даже собственного дыхания. На нее навалилось ощущение страшного, немыслимого холода, тем не менее физического озноба она не чувствовала. Чувствовала пустоту, но ничего не видела. Рука ее, как и рука Питера, по-прежнему сжимала ручку корзины. Через секунду к ним присоединился Эрик.

Разговаривать друг с другом они не могли. Звук здесь не передавался. Если бы она завопила изо всех сил, то выглядела бы как актриса в немом кино.

Лорин медленно повернулась вокруг себя. Все круговое поле обзора представляло собой лишь пустоту, пустоту и еще раз пустоту, полную ледяного сияния миллиардов далеких звезд, что висели над пустотой и пустоту освещали. — Внезапно яркая белая вспышка высветила обозначившийся в этот миг горизонт. Лорин успела заметить, как сквозь пустоту на нее наползают какие-то ломаные тени. Она отметила, что стоит на волнах искореженного стекла, когда-то кипевшего, перекрученного в замысловатые формы и вдруг застывшего по воле адского демона, а может быть, одержимых адом людей. В отдалении Лорин увидела металлические скелеты каких-то конструкций, которые вгрызались в черное небо или, наоборот, клонились к земле, побежденные гравитацией и силами невообразимой мощи. Они стояли на грязном заснеженном поле, но вот появилось солнце, и от снега стал подниматься пар, потом снег закипел, по земле расползался бурый, нечистый туман, чья медленно плывущая пелена являла собой единственное движение на этом участке планеты. С отвратительной определенностью Лорин вдруг осознала, что эта картина — точный образчик общего состояния здешнего мира. Перед ней — конец света, конец существования целой Вселенной, крематорий жизни и надежд бесчисленных видов живых существ, бесчисленных разумных созданий.

В тишине она ощущала их безнадежное стремление к спасению, к бегству, слышала призрачные голоса мертвых, которые взывали о прощении, об еще одном шансе… Она вдруг увидела тени и привидения зеленых лугов и голубых небес, благодатного, животворного воздуха. Увидела воду, кипящую, выжженную, изгаженную. Ощутила, как смешиваются в самом остове этого мира гнев на несправедливую смерть и бешеная злоба, эту смерть породившая, как расползается во всех направлениях упадок и погибель, отравляя надежду и дух.

«Ад, — подумала Лорин, — это и есть ад. Я — в аду, и если приглядеться, здесь обязательно обнаружатся и котлы, и черти. Я смогу там искупаться и вернуться домой с миллионом жалоб и сожалений в качестве сувенира».

Лорин не знала, как этот мир пришел к столь печальному концу, но знала другое: она сделает все, что сможет, чтобы уберечь собственную планету от подобной судьбы.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

«МЫ ПРЕРЫВАЕМ НАШУ ПРОГРАММУ И ПЕРЕДАЕМ…

…экстренное обращение Президента Соединенных Штатов Америки.

Соотечественники, друзья, братья! Эпидемию, которая поразила нашу страну, необходимо остановить! В нашем распоряжении имеются как полное понимание проблемы, так и средства достижения этой цели. Чтобы остановить распространение заболевания, требуется временно прекратить все передвижения, исключая лишь самые необходимые. Преследуя эту единственную цель, я объявляю чрезвычайное положение и введение законов военного времени, а также общенациональный карантин до тех пор, пока общими усилиями мы не сумеем остановить болезнь. Позвольте заверить вас, что власти городов и всех населенных пунктов сделают все возможное для поддержания деятельности всех жизненно важных служб. Доставка продуктов, медикаментов и других предметов первой необходимости будет производиться бесперебойно. Однако личные передвижения приостанавливаются. Контроль за соблюдением карантина возлагается на Национальную гвардию.

Позвольте напомнить вам, что соблюдение этих требований необходимо не только ради общего блага, но, в первую очередь, ради вашего благополучия и благополучия ваших близких. Сейчас я передаю слово Главному хирургу Соединенных Штатов для изложения медицинских рекомендаций, которым необходимо следовать, чтобы обезопасить свои семьи…»

Из Керраса в Кэт-Крик

Когда они ступили на тропу, чтобы вернуться в Кэт-Крик, Лорин заметила, что Джейк всхлипывает. Неужели он начал плакать, пока она ошеломленно рассматривала ужасающие ландшафты Керраса? Неужели она не слышала плача лишь потому, что там не распространяется звук? Там не осталось атмосферы, догадалась Лорин. Рукотворный пост-апокалипсис, который не описан в романах, потому что для романа требуются действующие лица, а на этой проклятой планете не могут жить даже бактерии. Лучше бы она не брала Джейка с собой, вдруг ядовитая энергия этого места плохо на него повлияет? Однако, несмотря на все обещания неприкосновенности, она ни за что не оставит Джейка ни с одним из сентинелов. Не оставит и все.

Лорин подхватила сына, прижала к груди, покачала. Джейк крепко-крепко обхватил ее шею.

— Все хорошо, — шептала она. — Все хорошо. Все в порядке. Все будет нормально.

Матери лгут детям с самого сотворения мира, мелькнуло у нее в голове. Ничего хорошего пока нет, а главное, вообще может не быть. Но ясно, что сейчас не время начинать говорить малышу правду.

Джейк посмотрел на нее широко открытыми, полными слез глазами. По щекам тоже катились крупные капли. Он примостил головку в изгиб материнского плеча, но не успокоился. Маленькое тело по-прежнему содрогалось от рыданий. Лорин всей кожей ощущала, что он сейчас чувствует.

— И так — везде, — проговорил Эрик. — На всей планете. Ночью остатки атмосферы замерзают на грунте, днем на солнце кое-что тает, но жить там не может ни один организм, даже простейший. И никогда не сможет. А если отправиться в мир, который является верхним для Керраса, то там будет то же самое. Еще одна проклятая планета, которая когда-то была зеленой и прекрасной. А следующий мир — тоже пепелище. И сколько бы мы ни поднимались вверх — везде одно и то же. Мертвые земли. — Он перевел взгляд с Питера на Лорин, потом снова на Питера. — Знаете, когда Керрас перестал быть чудесной зеленой планетой и превратился в выжженный шлак? — И, не дожидаясь ответа, сообщил: — 22 октября 1962 года. При жизни твоих родителей. Практически на твоей памяти.

— Мне почему-то знакома эта дата, — хмурясь, сказала Лорин.

Питер напряженно рассматривал собственные ботинки.

— Это… это… Ну конечно! Вспомнил! — наконец воскликнул он. — Кубинский ракетный кризис. В этот день Джон Ф. Кеннеди объявил морскую блокаду Кубы, чтобы СССР не мог доставлять туда ракеты.

— Да, — подтвердил Эрик. — Сентинелы всего мира не смели, просто не смели вздохнуть. В кризисе виновата не только политика холодной войны, но и ядовитая энергия, которая лилась на Землю из Керраса, где началась мировая война. Когда керриане пустили в ход свои ядерные бомбы и другое оружие еще более высоких технологий, жизнь на их планете была уничтожена, а отдача в нашем мире оказалась настоящим кошмаром. Мы были уверены, что люди нашего мира, которые никогда не снимают пальца с курка, не выдержат и тоже пойдут следом. И тогда с нами будет покончено.

— Значит, каждый умирающий мир обрекает на подобную судьбу следующий?

— Принцип домино, — пояснил Эрик. — Те фишки уже упали, теперь очередь за нами. Это только вопрос времени. Нельзя эвакуировать целую планету. Мы можем спастись сами, спасти нескольких близких и друзей… Но наша задача не в этом. Наша задача — спасти весь мир. Ни больше ни меньше. И если мы оплошаем… — Он пожал плечами. — Такая уж у нас работа. Разумеется, нелегкая. Но мы видели, что произойдет в случае неудачи. По сравнению с этим — что значат отдельные жизни?

Лорин смотрела на него и чувствовала ледяной, мертвящий ужас этого места, эхо которого все еще отдавалось в клетках ее тела. Яды Керраса по-прежнему капали на Землю, толкая ее к неизбежному концу света. А противостоит всей тяжести двух миров кучка людей, разбросанных по небольшим городкам планеты, изолированных друг от друга, посвятивших жизнь защите своего крошечного участка лилии фронта и готовых сражаться до последнего бойца. Как в Гражданскую войну — Чемберлен на маленьком пятачке. Учитель-янки, чей отряд защищал линию обороны, отражая атаку за атакой, и когда полегла половина защитников и кончились патроны, остальные продолжали держаться. И не только держаться. Они пристегнули штыки и бросились вниз с холма. Враги дрогнули, некоторые побежали, другие сдались и остались в плену до конца войны.

В той, прошлой, войне мужчины ее семьи сражались на стороне южан. Кучка безземельных фермеров-арендаторов дралась, защищая семью и очаг от захватчиков. Отец говорил ей:

— Это была самая благородная война за самое гиблое дело. Герои, мужество, трагедии — с обеих сторон. Если бы у нас хватило ума, мы прежде всего освободили бы рабов, а потом отделились. Это заглушило бы пушки проклятых янки.

Именно он рассказал Лорин о том случае с учителем-янки возле Геттисберга. Рассказал так, будто сам сидел на холме и следил за сражением. В его интерпретации обе стороны проявили героизм, благородство, самопожертвование. Это была трагедия. Гибли лучшие люди, такие, каких в нынешние времена уже не сыщешь. В той битве погибло более пятидесяти тысяч человек.

«Что могут значить отдельные жизни?» — сказал Эрик. Лорин и сама думала, что по сравнению с тяжестью судеб обоих миров жизнь ее сестры представляется совсем легковесной, но она все равно не поставит ее на карту.

— Я буду создавать ворота, — ответила она на невысказанный вопрос Эрика. — Я помогу вам. В этом деле, в этом положении, в этот момент, в этом выборе. Но Молли, я и Джейк должны жить. От этого я не отступлюсь, хотя постараюсь забыть неприятный факт: знай вы, что я — создательница ворот, то давным-давно убили бы меня. Постараюсь забыть, что вы, то есть ваши люди, убили моих отца и мать. Я не хочу доверять вам — вы не заслужили моего доверия. Так что ты и все остальные сентинелы дадите клятву и письменные гарантии безопасности для Джейка, Молли и для меня. Все трое должны быть неприкосновенны до конца наших дней.

— Хорошо. Мы все подпишем.

Медный Дом, Баллахара

Вейяр Йенер явился в маленький солярий, где обедали Сеолар и Молли. Он был явно напуган, бледен, растрепан, тяжело дышал. Молли никогда бы не вспомнила его по встрече в ту первую ночь в Ории, но Сеолар привстал с кресла и воскликнул:

— Йенер! Что с тобой?

Значит, это тот самый человек, ребенка которого она спасла такой страшной ценой.

— У меня есть известия, — поклонился Йенер. — Срочные.

Молли поставила стакан и стала ждать. Все внутри у нее напряглось — очень уж странно Йенер на нее посмотрел. Пожалуй, она даже испугалась.

— Что тебе удалось для нас разузнать? — спросил Сеолар, указывая ему на кресло, потом махнул рукой, и один из слуг наполнил бокал.

— Они хотели убить Води, — мрачно сообщил Йенер. — Но твоя сестра вступилась за тебя. Сказала, что она скорее позволит погибнуть всему их миру, чем убить тебя.

Сердце Молли вдруг бросилось вскачь, ей стало трудно дышать.

— Моя сестра?

— Она в Кэт-Крике, в старом доме твоей семьи. Теперь это ее дом. Она — создательница ворот. Она и самый главный сентинел не знали, что ты здесь, иначе они попытались бы тебя похитить, когда уводили пленников. Но сейчас она знает, что ты здесь. Когда твоя сестра и сентинелы расправятся с предателями и с болезнью, которую те вызвали, то собираются явиться сюда и забрать тебя. Думают, что тебя надо спасать.

Молли почти не слышала слов Йенера.

— Моя сестра? — шептала она. — Моя сестра будет здесь?

— Сначала она должна закончить с другими делами, — отвечал Йенер, — но потом — да. — Тут Йенер умоляюще протянул руку: — Ты не слышишь меня! Она и те люди хотят отнять тебя у нас! Забрать отсюда! Тебе нельзя здесь оставаться, если они явятся.

— Сестра… — прошептала Молли, оборачиваясь к Сеолару: — Моя сестра будет в Ории. Я должна ее видеть, должна встретиться с ней.

— Люди, с которыми она явится, хотят тебя убить, — возразил Йенер. — Лорин заставила их пообещать, что они не станут этого делать, но нельзя подпускать их к тебе. Возможно, они сказали правду, а если нет?

— Я должна пойти к ней. Куда она с сентинелами отправится в первую очередь?

— Он не сможет тебе этого сказать, Молли, — ответил Сеолар. — А если ты сама пойдешь к ним, то подвергнешь себя опасности. А ты нужна нам. Мне нужна. Ты должна жить.

— Он прав, — поддержал господина Йенер. — Эти люди убили твоих отца и мать. Пусть не отца… Ну, ты понимаешь, о чем я. Им нельзя доверять.

Молли застыла.

— Моя мать и… ее муж были убиты? Там ведь была авария!

— Авария, но не несчастный случай. Я сам слышал, как старуха призналась. Сказала, что предупредила их, чтобы они успели скрыться, но было слишком поздно. Сентинелы — дурные люди, очень дурные!

Но сестра защищала ее. И победила, одолела этих людей. Молли опустила глаза, стала рассматривать свои руки. Они изменились. Какие длинные, тонкие пальцы! Она знала о сестре, но никогда не пыталась ее найти. Считала, что ребенок, которого родители оставили у себя, не подумает ничего хорошего о ребенке, отданном в чужие руки. Очевидно, она была не права. Что-то связывает ее с сестрой. Лорин владеет частью прошлого Молли, которое без нее она никогда не узнает и не поймет. Ее сестра знала их мать. Ей есть что рассказать. Она сможет ответить на многие вопросы. Вопросы, которые всю жизнь жгли душу ее младшей сестры. И вот теперь она сможет получить на них ответы, по крайней мере на некоторые.

Молли отвернулась от Сеолара и в упор посмотрела на Йенера:

— Ты сказал, что если понадобишься мне, то явишься по первому зову.

Йенер побледнел, но кивнул:

— Я обязан тебе большим, чем жизнь.

— Ты нужен мне сейчас.

Тут вмешался Сеолар:

— Я запрещаю сообщать ей то, что она хочет знать. Они убьют ее, если найдут.

Но Йенер сказал:

— Ималлин, я дал ей клятву, и мне не жить, если я нарушу ее. Если у тебя нет другого выхода, можешь меня убить, но если я останусь жив, я выполню ее требование. — Он упал на одно колено и склонил голову. — Приказывай, Води. Моя душа и тело в твоей власти. Требуй, чего захочешь.

Молли увидела, как в его глазах блестят слезы, как подрагивают плечи, и почувствовала вину за то, что должна у него попросить.

— Ты знаешь, куда они придут.

— Они придут в замок изменников.

— Там рроны, — проговорил Сеолар, и в голосе его прозвучал ужас. — Это граница их охотничьих владений. Боги всеблагие! Куда угодно, но туда тебе ехать ни в коем случае нельзя.

Молли все не сводила глаз с Йенера.

— Если я найду магическое заклинание, которое перенесет нас туда, ты покажешь нужное место?

— Води, пожалуйста… — прошептал Йенер, опустив голову и стараясь сдержать рыдания. — Пожалуйста, не требуй этого от меня!

Молли закрыла глаза и сцепила пальцы.

— Я должна к ней пойти. Сентинелы не должны сюда возвращаться — они могут навредить Сеолару за то, что он пытался взять их в плен. Могут причинить зло другим здешним жителям. Я должна пойти к ним сама, прямо сейчас. Должна сказать сестре, что желаю остаться здесь, что меня не надо спасать, что я нашла свое место во Вселенной. Должна убедиться, что они это поняли, все поняли. Я найду заклинание, которое доставит нас в те места. Ты поведешь меня?

— Ты сама знаешь, что поведу, — ответил Йенер так тихо, что Молли едва его услышала.

— Тогда пошли. Надо выйти наружу. — Она повернулась к Сеолару и поцеловала его. — Я вернусь, — мягко произнесла Молли. — Обещаю, я вернусь к тебе. Не могу объяснить, откуда я знаю, но только знаю, что вернусь. Ты и я… мы созданы друг для друга.

— Колдуны-убийцы, рроны, предатели, сорвавшиеся с цепи заклинания… Ты лезешь в самую гущу, да еще в такой тяжелый момент, и хочешь убедить меня, что с тобой ничего не случится?!

— Со мной все будет в порядке. Когда я разговаривала с той старухой, с Джун Баг, она объяснила мне, что магия — это очень просто, надо всего лишь сосредоточиться на том, чего хочешь, создать реальный образ в своем мозгу. Я ведь знаю, как достичь этого в лечении. Смогу применить этот опыт в путешествии, в самозащите, да и во всем, что предстоит сделать. — Она переплела свои пальцы и пальцы Сеолара и улыбнулась. — Я — твоя Води, правда? — И постучала по ожерелью у себя на шее. — Не для того я забралась в такую даль, чтобы теперь проиграть.

— Тогда иди, — твердо произнес он. — Но если ты погибнешь, знай, с тобой погибнут наш народ и вся наша жизнь.

Молли кивнула.

— Я запомню. — Она еще раз его поцеловала и отстранилась. — Йенер, нам надо выйти на воздух, подальше от этой меди. Сколько у нас времени?

— Не много. Мне пришлось долго идти от ворот, которыми я воспользовался.

— Тогда поспешим. Из Кэт-Крика в Орию.

Пока Лорин занималась Джейком, Эрик, Питер и сентинелы все утро разрабатывали планы кампании, тактику и стратегию, список приоритетных задач и список необходимых припасов. Они не давали Лорин вздохнуть, требуя открыть врата в массу различных мест, чтобы потихоньку добыть то, что им нужно.

— Обычно мы так не действуем, — извиняющимся тоном сообщил ей Эрик. — Но если явиться обычным путем, то нас всех задержат, а сейчас нет времени пускаться в объяснения, почему мы исчезли и почему я оказался жив.

Первым делом необходимо было отменить заклинания, которые, по версии Эрика, трансмутировали в Каролинский грипп. Он считал, что, как только они их отследят и нейтрализуют, гибель Земли будет отсрочена. По последним сведениям, смертность от гриппа уже достигла двух миллионов человек. Мертвым ничто уже не поможет, но сентинелы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти миллиарды оставшихся. Эта маленькая группа людей, единственная, могла спасти тех, кто был еще жив, а счет погибших и умирающих рос ежесекундно.

Если принять во внимание, какая перед ними стояла задача и со сколькими неизвестными придется считаться, справились они очень быстро. Сразу после полудня Эрик объявил:

— Пора. Мы подготовились, как могли.

Лорин закончила первые ворота. Они приведут их в окрестности замка — резиденции трех изменников. Джун Баг сообщила, что обнаружила там некоторые следы магии, связанной с возникновением чумы. Сначала они нейтрализуют чумные заклинания, а потом возьмутся за предателей. А когда и с этим будет покончено, воспользуются одним из двух больших, в полный рост, зеркал, похищенных в антикварном магазине Лоринбурга, чтобы создать временные ворота, попасть в Медный Дом и забрать домой Молли. Лорин сотворит ворота из второго зеркала, которое команда спасателей прихватит с собой, и они вернутся на свою орианскую базу.

Первым Лорин отправила Эрика, потом припасы и оборудование, потом всех оставшихся сентинелов и наконец — Питера. Она стояла с верещащим от возбуждения сыном на руках, который радовался, что снова попадет во врата, вглядывалась в зеленое пламя, чудесную долину, замок, лес и реку, ожидавшие ее на той стороне. Лорин брала с собой Джейка туда, где просто-напросто шли военные действия, ни больше ни меньше. Но если остаться, то здесь их поджидает чума. В Ории она по крайней мере сможет воспользоваться магией, чтобы защитить их от чумы и других опасностей, с которыми им предстоит столкнуться. А для того, перед чем бессильна магия, у нее в подмышечной кобуре есть мощный браунинг Брайана. И пусть только сунутся.

Безопасность — это иллюзия, напомнила себе Лорин, прижала к груди Джейка, ступила в прохладный огонь и окунулась в поток живительной энергии. В те мгновения, пока она висела между мирами, Брайан снова был с ней, шептал в ухо: «Я люблю тебя, я всегда буду тебя любить».

В следующий миг она и Джейк уже стояли у подножия скалистого мыса вместе с Питером и сентинелами. Мимо катила волны широкая река. На утесе высился стройный каменный замок, охранявший подходы с низовий. Нигде никакого движения, ни в замке, ни вокруг, одна лишь река величаво несет свои воды. Голые ветви деревьев темнеют на фоне посеревшего от тепла снега. Чернеют проталины. Кроваво-красные головки первых весенних цветов выглядывают прямо из-под сугробов.

Нигде никакого движения. И вдруг все изменилось.

Из леса на другом берегу реки выскочил тощий волк и уставился на пришельцев желтыми голодными глазами. Потом облизнул губы и коротко взвыл на низкой, почти неразличимой ноте. Откуда ни возьмись материализовались другие волки.

— Обычно они боятся людей, — заметил Эрик.

— Во всяком случае, избегают, — добавила Джун Баг. — Я как-то смотрела о них программу в передаче «Нейшнл джеографик». Они подходят к жилью, только если в лесу становится мало пищи.

— Не похоже, чтобы эти ребята всю зиму питались, как положено, — вставила Лорин.

— Мама… сабаськи! — промурлыкал Джейк, улыбаясь и тыча в волков пальчиком.

— Не совсем, малыш, — возразила Лорин и произнесла про себя заклинание, которое должно было обратить всю стаю в пыль, если им придет в голову, что эта кучка людей выглядит, как вполне приемлемый ленч. Но к счастью, этого не произошло. Вожак снова издал тот же звук, и стая мгновенно растаяла в лесу.

Джун Баг вынула свое зеркальце и всматривалась в изображение, которое, на взгляд Лорин, выглядело, как сияющая зеленым светом карта, процарапанная земляными червями. Бесчисленные движущиеся закорючки возникали, исчезали, пересекали траектории друг друга, снова возвращались к началу пути… Лорин заглянула через плечо Джун Баг и увидела, что три траектории превратились в красные линии.

— Вилли, Дивер и Том сейчас в замке, но они не одни, — сообщила Джун Баг. — Отнюдь не одни. С ними, на мой взгляд, человек двадцать—тридцать.

— Чем они сейчас занимаются? — спросил Эрик.

— Не могу сказать. Они устроили все по-королевски: затерли следы, обозначили ложные траектории. Генераторы белого шума, правда, очень низкого уровня, рассеяны по всей местности, чтобы сбить нас со следа. Тут еще целая куча каких-то штук, которые я не могу опознать. Но замок они заэкранировали. Могу только сказать, что они там, и не одни, вот и все.

Эрик обратился к Лорин:

— Я собираюсь установить экран вокруг Джейка и зеркал. Тогда ворота, как только ты их сотворишь, будут всегда защищены. Я не могу поставить экран вокруг тебя или Питера — вы будете нас прикрывать, если из замка начнут стрелять.

Лорин посмотрела на Джейка, потом опять на Эрика.

— Мне это не нравится. А если со мной что-нибудь случится?

— Хорошей альтернативы у нас просто нет, — ответил Эрик. — Если мы здесь не справимся, шансов не будет ни у кого. Я не знаю, как быть с Джейком. Конечно, ему не следует здесь находиться, но в нынешних обстоятельствах… — Эрик пожал плечами, — …в нынешних обстоятельствах нельзя надеяться, что в Кэт-Крике ему будет лучше.

— Я знаю.

— Прячь его подальше и надейся на лучшее.

— Мы справимся, — ответила Лорин. — Я успею сотворить ворота раньше, чем они вам понадобятся.

Остальные сентинелы встали полукругом рядом с Джун Баг, повернувшись лицом к высоким каменным стенам. У каждого в руке что-то было. Лорин разглядела некоторые предметы, но не могла понять, зачем они нужны.

— Он дал нам каждому по автомату, — сообщил Питер, когда Лорин и Джейк присоединились к нему. Он показал энергоавтомат вроде того, каким сам останавливал продвижение вейяров, когда Эрик выводил сентинелов из Медного Дома. — К твоему есть запасная обойма.

Лорин взяла оружие, Питер показал ей, как ставить на предохранитель, на режим одиночных выстрелов и на непрерывную очередь. Убедившись, что она поняла, как обращаться с автоматом, он взял на руки Джейка, а Лорин тем временем создавала ворота: одни в холл своего дома в Кэт-Крике, а вторые — на лесную поляну поблизости от Медного Дома.

Джейка надо было чем-то занять. Ему хотелось побегать, и Лорин поручила малышу собирать палочки и прутики вне зоны обзора из замка. Такая работа была по-настоящему полезной: мороз ощутимо пощипывал щеки, и Лорин решила, что небольшой костер не помешает. Поручить работу Джейку было всего только в два раза труднее, чем сделать ее самой. Через несколько минут у него пропадет интерес, ему придется показывать, где он оставил свои прутики, чтобы он мог вернуться и подобрать их. Но он по крайней мере был сосредоточен на ней, а не на прозрачной полусфере, которая блестела вокруг него, как приземлившийся мыльный пузырь. И не на сцене вблизи замка, где сентинелы выглядели так, словно собирались устроить фейерверк. Лорин чувствовала, как покалывает кожу от витающих над равниной потоков магии.

— Хотел бы я знать, чем они занимаются, — сказал Питер, перехватив ее взгляд.

Лорин кивнула:

— А я хотела бы тебе помочь.

Питер хмыкнул.

— На твоем месте я бы хотел отправить их всех к праотцам.

— Ну и это — тоже.

У стен Ледяного Стархолда

Защитив Джейка и врата экранами и имея в тылу Лорин и Питера, Эрик и остальные сентинелы взялись отслеживать заклинания, которые принесли на Землю чуму.

— В этот раз нам придется работать без защиты, — сказал Эрик. — Не теряйте бдительности, не пропустите удар в спину. У Лорин и Питера есть оружие, они сделают все, чтобы обеспечить прикрытие, но нас может поразить любое направленное заклинание. Помните о защитном буфере.

Нэнсин взяла часы и громко произнесла:

— Часы!

В воздухе перед каждым сентинелом возникли цифры, отсчитывающие время. В этой операции точное время не будет иметь такого значения, как прежде, потому что сентинелы не могут сразу уйти. Когда они нейтрализуют заклинание, им еще придется заняться тремя изменниками, которые его составили. Тем не менее чем чище и быстрее они все проделают, тем меньше привлекут ненужного внимания и тем лучше окажется их собственное положение.

Эрнест положил руку на свой треножник и произнес:

— Свет!

Эрик облегченно вздохнул, почувствовав, как магия, оставаясь под жестким контролем, потекла по каналу Эрнеста. Пока Эрнест держит ситуацию в своих руках, можно не опасаться отрицательных последствий.

Итак, таймер пущен, магическая энергия течет по нужному каналу, теперь наступила очередь Джорджа Мерсера. Он швырнул линейку вверх, она взлетела, со свистом рассекая воздух. Джордж должен заменить Дебору и установить охрану по периметру. Он в этом не силен, да и не очень любит такую работу, но делать нечего — в круге и так не хватает многих его участников. Так что придется каждому делать то, что нужно.

— Выставить сторожей! Время облета — два цикла.

Крошечные искры возникли по периметру рабочей зоны. Пусть сентинелы не могут защитить себя экраном, но сторожа заранее сообщат о нападении. «Сторожевые псы» Джорджа крутились и жужжали, как огненные искры от костра, бешено носились, обгоняя друг друга, вокруг рабочей площадки, метались туда-сюда ярдов на двадцать в сторону от круговой траектории, возвращались, снова улетали. Живописное, но, пожалуй, слишком пестрое и чуть-чуть бестолковое зрелище и, конечно, не такое элегантное и экономное с точки зрения расхода магической энергии, как получилось бы у Деборы. Тем не менее задача будет выполнена.

Терри Мейхем вышел в центр круга, встал рядом с Джун Баг и вытянул ладонь с маленьким зеркальцем на цепочке от ключей. Зеркальце начало увеличиваться и выросло до размеров блюдца. Терри пробежал пальцами по его поверхности, в глубине зеркала замелькали зеленые огоньки. Джун Баг вместе с Терри рассмотрела их траектории, пытаясь определить источник заклинаний, которые принесли на Землю чуму и сейчас выкашивают ее население.

Терри поднял глаза на Джун Баг, она протянула ему правую руку, он ей — левую. Теперь каждый смотрел в свое зеркало, наконец Джун Баг произнесла:

— Покажи источник отдачи, принесший чуму!

Мейхем с секунду подождал, чтобы заклинание прояснилось, потом приказал:

— Обозначь тропу, вектор болезни!

Весь круг сентинелов замер, не смея вздохнуть. Когда они пытались проделать это последний раз, то простодушные, но очень объемные заклинания Лорин, переделывавшей интерьер в своем доме, полностью скрыли следы, которые могли оставить Вилли, Том и Дивер. На сей раз сентинелы рискнули подойти к цели как можно ближе, устремили все силы в направлении врага, заблокировав или уничтожив все другие источники магической энергии.

Должно получиться, подумал Эрик. Даже если маг установил надежную защиту для заклинания, породившего чуму, все равно можно будет хотя бы выявить направление, получить данные об источнике. И, основываясь на этой информации, решить, что требуется сделать, чтобы отвести беду.

Эрик всей душой желал, чтобы наконец произошло что-нибудь доброе, но он знал: надо побороть этот естественный порыв, сейчас нельзя ничего желать, иначе возникнет новое заклинание, которое еще больше запутает узел проблем. Он попытался отвлечься, думая о надежности экрана, установленного над Джейком и воротами, об экранной защите собственного тыла, даже о равномерном движении воздуха при вдохе и выдохе. В этом как раз и заключается самая сложная часть работы группы магов: не трогать руками (нематериальными) чужое заклинание! Сейчас все стараются преодолеть такой же соблазн. Иногда кто-нибудь, слишком уж жаждущий результата, срывается.

Но на сей раз все выдержали. Очевидно, каждый помнил, какова цена поражения, и сумел обуздать свои надежды и порывы. Никто не дрогнул. Наконец Мейхем сказал:

— Мне попалась мышь.

Джун Баг тут же выпалила:

— У меня здесь целая паутина следов, но все ведут к другим следам, а потом большинство пропадает.

— Мышь? — переспросил Эрик, переводя взгляд с одного сентинела на другого. — Мышь? Тут конец света приходит, при чем здесь мышь?

Внутри замка Ледяной Стархолд

— Они там, — объявил Вилли, перегнувшись через парапет и указывая в сторону реки.

Том и Дивер оба повернули головы и прищурились.

— Я их не вижу, — заявил Том.

— Ищи мелкое, «отвлекающее», заклинание вон там, прямо и вниз. Потом за его завесой ищи пару небольших защитных экранов, оно к ним прицеплено.

Том соткал в воздухе мелкое заклинание и получил небольшой кружок прозрачного стекла. Он наклонил линзу в направлении, которое указал Вилли, и вдруг там возникли два сияющих зеленоватых пузыря: один неподвижный, другой перемещающийся. Том стал искать «отвлекающее» заклинание, а когда пробрался сквозь него, то увидел полукруг сентинелов, обращенный в сторону замка. Экранов не было: очевидно, противники пренебрегли защитой. Что ж, тем лучше, добыча сама идет в руки.

— Наверное, они получили подкрепление.

— Они явились прямо сюда. Орию не пересекали. Значит, у них есть создатель ворот, — заметил Вилли. — Так и есть, они привели подкрепление. Значит, у нас проблема.

Вилли прошелся вдоль парапета. Сейчас он был совсем не похож на доброго старого Вилли Локлира. Во-первых, на вид ему теперь было не больше тридцати. Во-вторых, гримаса боли, которая постоянно искажала его лицо последние два года, абсолютно исчезла. Когда он решился полностью порвать с Землей и сентинелами, то убрал из своего тела раковую опухоль, с которой тайно боролся все это время. Ужасные метастазы вгрызались в спину, разъедали печень, пронизывали кости, и вот они растаяли без следа. Вилли ожил. И в тот же момент проклял сентинелов за отказ воспользоваться всеми чудесными возможностями, которые оказались в их власти. Ему никогда бы не позволили уничтожить рак с помощью магии. Не позволили бы вернуть утерянную молодость… На их взгляд, это ненужная и опасная трата магической энергии. Сентинелы с их убогой натурой ни за что не осмелились бы сделать хоть шаг в сторону от назначенной им тропы.

— Мы можем напасть первыми, — заметил Дивер.

— Можем, но стоит ли? — возразил Вилли. — Сейчас они не делают нам ничего дурного, хотя рано или поздно за нас все равно примутся. Они пытаются проследить заклинание, которое разрушает жизнь на Земле. С этим они повозятся. Им очень долго будет не до нас.

— Значит, сейчас самое время нанести удар, — вмешался Том.

Вилли обернулся и сузившимися глазами в упор посмотрел на своего протеже:

— Ты полагаешь?

— Конечно! Пока они заняты другим…

— Они пытаются спасти твой мир, ты, задница! Спасти жизни всех людей, которых ты знал! И ты собираешься помешать им?

— А нам какое дело? Мы же не собираемся возвращаться! — выкрикнул Том.

Дивер покачал головой и брезгливо отвернулся. Вилли с интересом спросил:

— Принимая присягу сентинелов, ты тоже так думал?

— Конечно. А сейчас я к тому же больше не сентинел. — Том явно не мог понять, что дурного в его словах.

— Достоинство сентинела не исчезает, даже когда ты перестаешь быть сентинелом, — спокойно сказал Вилли. — Если твой мир и твои близкие что-нибудь для тебя значили, то должны значить и теперь.

— Потому ты и продал своих друзей и коллег в Орию? Потому нарушил все правила из кодекса сентинелов о контактах с местными жителями? Об использовании магии в личных целях? Потому решил стать богом? О Господи! — Том перевел взгляд с Вилли на Дивера: — И тебе, Дивер, есть что сказать. То-то ты превратил себя в золотоволосого греческого бога и собираешься тайком слазить на Землю, пока там что-то еще осталось, и набрать женщин для своего гарема. Это не я сделал себе член размером с флагшток, ведь правда? Или целую рощу новых волос и гору мускулов… Я не использовал для себя лично ни одного заклинания. Но нет, это вы, такие благородные, объясняете мне, какое я дерьмо!

У Вилли хватило совести покраснеть. Дивер же просто нахмурился и уставился в одну точку в дальнем конце площадки, на которой они стояли.

Наконец Вилли проследил направление его взгляда и спросил:

— Что ты там разглядываешь, Дивер?

— Мышь.

— Мертвую?

— По-моему, чертовски живую. — Он ткнул пальцем. Оба, и Вилли, и Том, стали вглядываться в темное пятно. — Я-то считал, мы избавились от мышей.

— Может, это последняя, — успокаивающе заметил Том. — Если последняя, то она может прожить еще долго.

Мое заклинание требует, чтобы каждая мышь погибала лишь после того, как заразит еще хотя бы одну. Значит, если она и правда последняя, надо ее поймать и выбросить за стену.

— Ты ввел в заклинание ограничения? — спросил Дивер.

— Ну да. Ограничил его мышами.

Дивер на мгновение задумался, мотнул головой и сказал:

— Наверное, этого хватит. — Он глубоко вздохнул и снова занялся осмотром лагеря сентинелов под стенами замка. — Так что мы будем делать с ними?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Медный Дом, Баллахара

Молли сидела, скрестив ноги, на каменной скамье в одном из многочисленных садов Медного Дома. Рядом с ней на сиденье корчился Йенер.

Кончик среднего пальца Молли плотно прижимала к запястью, слушая ровное биение собственного пульса. Она пыталась привести дыхание в соответствие с пульсом: вдох — шесть ударов, на шесть ударов задержать дыхание, шесть ударов — выдох, и опять задержка на шесть ударов. Молли сосредоточилась, пытаясь замедлить сердечные сокращения, дышать все глубже и глубже — животом. Стереть из сознания все, кроме центра спокойствия и прохлады, который она впервые обнаружила в себе во времена подготовки в Военно-воздушных силах, когда осваивала «М-16». Сержант, наблюдавший за ее стрельбой, сказал Молли, что если она научится контролировать дыхание, то результаты будут кучнее. Он оказался прав. Когда Молли действительно стала контролировать дыхание, все тело ее расслаблялась, появлялось спокойствие, ей казалось, что она движется во вселенной, которую населяет она одна, и здесь лишь она одна решает, как и чему происходить.

Именно это состояние требовалось ей теперь. Сеолар удалился, она сама его просила, но и сейчас еще чувствовала панику, которая охватила Ималлина при ее уходе. Он не сомневался, что его народ погибнет, что он, Сеолар, потеряет свою Води.

Но нельзя допустить, чтобы сентинелы явились в Медный Дом ей на выручку. Вейяры умрут, защищая ее, а у них нет никакой надежды выстоять против сентинелов, в чьем распоряжении божественная мощь. Молли не позволит им гибнуть из-за нее.

Кроме того, ей хочется, нет, она просто должна, увидеться с Лорин. Этот порыв был так же силен, как стремление отыскать свою настоящую семью, которое в конце концов привело Молли в Кэт-Крик и вынудило там остаться.

А это значит, она должна с первой же попытки освоить магию, причем настолько, чтобы вместе с Йенером перенестись туда, где Лорин и сентинелы готовятся к битве.

Трудная цель, подумала Молли и слегка улыбнулась. Закрыв глаза, она сконцентрировала внимание на точке за лобной костью и, считая удары пульса, пожелала оказаться вместе с Йенером там, где была ее сестра.

Потекли секунды, Молли казалось, что она становится легче и скользит, скользит, покидая реальность своего тела, превращаясь в нечто более разреженное, чем материя, но более плотное, чем дух. Она чувствовала, как ее омывает поток энергии, энергии от движения самой вселенной, от сияния солнца, от пульсации далеких звезд. И вся эта энергия — только пожелай! — была в ее распоряжении. Она могла бы взлететь, могла передвинуть горы, изменить русла рек, накликать шторм… Нужно только…

…нужно…

…нужно только…

…пожелать!

Да.

Я хочу взять с собой Йенера и попасть туда, где находится моя сестра Лорин, подумала Молли. Но не просто подумала, она пожелала, создала в мозгу образ, наполнила его музыкой звезд, огнем солнца и медлительной, темной, прохладной силой земли. Я хочу туда.

Она снова вернулась в свое тело и ощутила его таким, как всегда — надежным, реальным. Но, открыв глаза, Молли увидела, что больше не сидит на скамье в саду Медного Дома, а несется, как ракета, по воздуху в окружении сияющего огня, а рядом с ней летит Йенер, закрыв лицо руками и свернувшись в комок, словно зародыш. Из-под плотно прижатых ладоней раздается лишь сдавленный писк.

— О Господи! — прошептала Молли.

Ее сила воли, сила желания превратилась в реальный инструмент действия. Под нею, словно волнистый ковер в коричневых, черных, белых тонах, неслись деревья, холмы и реки. Ей казалось, что сейчас она движется быстрее, чем когда-либо прежде, быстрее даже, чем в ознакомительном полете на истребителе «Ф-16», когда она занималась двигателями в Мооди. Но в ее световой кокон не проникал ни один звук, ни одно дуновение ветра, ни единый запах. Свет укрывал ее от внешнего мира не хуже, чем кабина самолета.

— Тебе нужно открыть глаза, — сказала она Йенеру.

— Мы погибнем! — сквозь сомкнутые пальцы прокричал он.

— Ты должен сказать мне, правильно ли мы летим.

— Я думал, ты сотворишь ворота и мы пройдем сквозь них куда надо, а ты заставила нас лететь, и теперь мы разобьемся о скалы, или повиснем на ветках, или Старые Боги с небес поразят нас за нашу дерзость.

— Мы не погибнем. Все будет хорошо. Но мне надо знать, в правильном ли направлении мы летим.

Йенер чуть сдвинул одну ладонь, из щелки на Молли глянул круглый от ужаса глаз.

— Ты обещаешь?

— Обещаю — что?

— Что мы не погибнем.

— Мы не погибнем. По крайней мере не от полета. Когда мы доберемся до места, я помогу тебе приземлиться. Ничего страшного.

Йенер, дрожа, убрал от лица ладони и распрямился. Бросив взгляд на проносящуюся внизу землю, он снова пискнул и плотно сжал веки.

— Да, мы летим куда надо. Скоро впереди покажется большая крепость из черного камня. Это Дом Черного Следа, куда отправились предатели и куда собирались прибыть сентинелы. Я не знаю, твоя сестра уже там или еще нет, но скоро она там будет.

— Это все, что мне надо знать, — отозвалась Молли.

— Ну и хорошо, — буркнул Йенер, снова свернулся клубком и закрыл глаза ладонями. — Скажешь, когда все кончится.

У стен Ледяного Стархолда

— Нет! — вскрикнула Лорин, указывая на огромный световой шар, который с бешеной скоростью летел к ним над верхушками деревьев. — Видишь? Вон там.

— Вижу, — откликнулся Питер.

Лорин завертела головой, стараясь придумать, куда бы спрятать Джейка. Но выбор был невелик: либо в прямой видимости замка, либо на опушке леса, где расположились ворота и малыш всегда мог в них нырнуть, или же в глубине леса, где Лорин не сможет за ним приглядывать, не потеряв из виду сентинелов.

— Усилить защиту, — пробормотала она и сотворила небольшую палатку вокруг зеркал и ворот. Точно такая же стояла у Джейка в детской, с дверкой в форме собачьей головы, с рисунком в виде собачьих следов и с портретом самого хозяина в зеленой полосатой рубашечке. Только больше. Намного больше. Настолько больше, что при необходимости ею можно укрыть не только Джейка. Если она, Лорин, наделает бед из-за того, что воспользовалась магией, ну что ж, значит, наделает. Ее малыш — самое главное!

— Джейк, солнышко, ну-ка, в палатку. Быстренько! Бегом!

Джейк, увидев знакомую игрушку, засмеялся и помчался к ней со всей быстротой, которую позволяли маленькие ножки. Играть! Да еще так срочно! На бегу он повизгивал от нетерпения. Как Лорин любила этот счастливый визг! На сей раз она лишь вздрогнула, но не от холода. Доверчивый, такой доверчивый! Он просто представить себе не может кошмаров, которые жизнь может обрушить на него в одночасье!

Она подняла свое орианское оружие, передвинула предохранитель и сказала Питеру, который тоже достал автомат:

— Он говорил тебе, что эта штука может и парализовать, и убить, в зависимости от того, что тебе нужно, так?

Питер кивнул, не сводя глаз с летящего пузыря, который приближался с поразительной скоростью.

— Ага.

— Будем стрелять?

— Оглушать, — ответил он. — От этого вреда не будет.

Оба выстрелили одновременно и бросились прочь с линии огня, чтобы не попасть под рикошетный обстрел — шар оказался окутан защитным экраном, который развернул выстрелы в обратную сторону. Питер остался невредим, а Лорин ощутила удар в ногу и выяснила сразу две вещи. Первая: она не может встать. Вторая: эти парализующие выстрелы, может, и не причиняют необратимого вреда, но боль от них просто адская! Она лежала, обхватив свою ногу, от боли из глаз ручьем катились слезы, она с трудом сдерживалась, чтобы не взвыть, но нельзя было пугать Джейка.

Питер опустился рядом с ней на колени.

— Черт побери! Слава Богу, что мы стреляли парализующими зарядами.

— Значит, мы не можем его сбить?

— Видимо, нет.

Шар полетел медленнее. Лорин села. Теперь, когда этот пузырь оказался так близко, она сквозь сияние рассмотрела внутри женщину и скрючившегося мужчину. Не люди, оба. Но облачены в красивые одежды. В руках ничего похожего на оружие. И оба отчаянно машут Питеру и Лорин, словно добрым друзьям.

— Может, не стоит в них стрелять? — задумчиво произнесла Лорин. — Даже если у нас будет шанс.

— Может, и не стоит.

Шар опустился на землю вне пределов защитного экрана. Джейк выскочил из палатки и с криком кинулся к Лорин:

— Валсебник из стланы Оз! Валсебник! Из Оз! Мама!

Нога Лорин все еще была парализована. Лорин хотела встать, но ничего не вышло. А потому она села на ледяную землю, в зад ей впивались острые камешки, джинсы промокли от снега, а она сидела и смотрела, как появилась прекрасная женщина, с ней мужчина, как растаял сияющий шар и превратился в ничто, как эти двое подошли к защитному экрану Эрика, остановились, потом прошли сквозь него, словно никакого экрана и не было. Джейк с подозрением разглядывал женщину.

— Доблая фея? Зьлая ведьма? — бормотал он. — Доблая фея? Зьлая ведьма?

— Это вовсе не ведьма, — сказала ему Лорин, подумав, что женщина понравилась бы ему больше, оденься она в розовое бальное платье с невероятно пышными рукавами. И будь она в огромной короне.

— Привет, — проговорила женщина с южным выговором. Совсем как у Лорин. Что-то было неправильно. Так не должна говорить женщина с удлиненными глазами, золотистой кожей и отливающими металлом медными волосами, которые тем не менее ухитрялись выглядеть натуральными. — Лорин, я понимаю, это нелепо, но у нас мало времени, а я должна была с тобой встретиться. Я — Молли. Твоя сестра.

Молли вглядывалась в лицо, очень похожее на ее собственное. Точнее, на лицо, которое у нее было на Земле. Лорин смотрела на нее с изумлением.

— Молли? Они говорили, что ты изменилась, но… Так ты действительно Молли? — Лорин снова попробовала встать, и Молли заметила, что правая нога ее сестры совсем не шевелится. — Я бы встала и поздоровалась, но не могу. — Она с усилием улыбнулась.

— Что случилось?

— Я пыталась застрелить вас, а защита отразила удар и послала выстрелы рикошетом обратно. Как видишь, я не успела вовремя убраться с дороги, вот мне и досталось.

Теперь настала очередь Молли удивляться.

— Я… боюсь, я не знаю, как это лечить…

— Надеюсь, все не так плохо. Мы стреляли парализующим зарядом. Потому я пока еще жива и могу сказать тебе «здравствуй». Мы понятия не имели, кто вы такие. Но тут такие дела делаются, что мы подумали, вы собираетесь нас убить. — Лорин обняла малыша, который прятался за нее от Йенера и Молли. — В нашем положении не приходится думать о презумпции невиновности.

— А сейчас вы не собираетесь в нас стрелять?

Мужчина рядом с Лорин опустил автомат, но не убрал палец с курка и продолжал напряженно следить за пришельцами.

— Вы здесь, чтобы нас уничтожить? — спросил он.

— Нет.

— Тогда мы не будем стрелять.

— Из них он самый разумный, — объяснил Молли Йенер. — Кажется, его зовут Питер.

Лорин и мужчина обменялись настороженными взглядами, потом мужчина признал:

— Да, меня зовут Питер. Однако вы, сэр, знаете меня лучше, чем я вас. Разве мы встречались?

— Нет, не встречались, — ответил Йенер. — Я последовал за вами сквозь ворота около Медного Дома и следил в доме Лорин. Поэтому я и узнал, что у Молли есть сестра и что… те люди, — он указал на полукруг мужчин и женщин, повернувшихся к замку предателей, — …собирались ее убить.

— Больше не собираются, — мрачным тоном ответила Лорин. — Они и пальцем тебя не тронут. Я заставила их поклясться и подписать документ. — Она протянула Молли руку. — Будь добра, помоги встать, а то я сижу и чувствую себя беспомощной идиоткой. Может, я смогу сотворить себе стул или что-нибудь похожее, тогда и поговорим.

Молли потянулась к Лорин…

…их пальцы коснулись друг друга…

…в голове Молли взорвалась бомба яркого света, боль вонзилась ей в мозг, как тепловой снаряд, обнаруживший наконец цель.

Наверное, она вскрикнула, но точно не помнит. Оглушающий рев в черепе заглушил все звуки. Ей казалось, она падает, но тело больше ей не принадлежало. Даже руку не выставишь, чтобы смягчить падение. Но кто-то поймал ее и опустил на нечто мягкое. И кто-то приложил теплый компресс ко лбу и придвинул к губам чашку. Зрение ей изменило. Свет в голове слепил не хуже абсолютной тьмы.

…Не видит…

…Не слышит…

…Не может двигаться…

…Не говорит…

…Почти не думает.

Внезапно боль отступила и, как приливная волна, оставила после себя массу вещей.

Воспоминания.

Воспоминания, которые ей не принадлежат. В голове возникли образы матери и приемного отца, она их узнала. Узнала, как будто прожила с ними всю жизнь. Знала, какого будущего они для нее хотели. Знала, чего хотели от магии, каким хотели видеть мир. Она сама оказалась частью чего-то огромного, более значительного, чем сама могла вообразить.

Глаза ее прояснились, она взглянула на склонившуюся над ней Лорин. На лице сестры выступили мелкие бисеринки пота. Глаза их встретились. Лорин сказала:

— И у тебя так же?

Молли кивнула, и они обнялись. Лорин шепнула ей в ухо:

— Господи, ну мы и влипли!

Девушки расцепили объятия, и оба мужчины, Питер и Йенер, тотчас кинулись к ним, желая понять, что случилось.

Лорин слегка покачала головой — едва заметный знак — «нет».

Молли посмотрела на Йенера и объяснила:

— Это заклинание оставила нам наша мать, чтобы мы точно узнали друг друга.

Лорин подтвердила:

— Да, оно вернуло мне воспоминания о родителях и о рождении Молли, сообщило, что это моя младшая сестра и что я должна о ней заботиться. — Лорин потерла виски. — Но уж очень громко. До сих пор кажется, что голова сейчас взорвется.

Молли посмотрела на Питера и Йенера, желая, чтобы они убрались куда-нибудь подальше. Им с Лорин надо поговорить. Очень надо. Часть планов, которые составили для нее и Лорин родители — ее человеческая мать, человеческий приемный отец и отец-орианец, — не совсем согласуются с тем, чем она решила заняться, попав в Орию. Она чувствовала, насколько важны, даже неотложны, тщательно продуманные планы родителей. Понимала их необходимость. Но теперь она нашла для себя собственную жизнь, и нужно обсудить, как сохранить эту ее новую жизнь и выполнить невероятно важные задачи, которые перед ней поставлены.

Но ни Питер, ни Йенер никуда уходить не собирались. Они смотрели в сторону полукруга сентинелов, и смотрели с тревогой. Даже со страхом. Значит, разговор с Лорин придется отложить до того времени, когда они хоть ненадолго останутся наедине.

Лорин поступила правильно, сменив тему разговора.

— Я так взволнована встречей, но, дорогая, тебе надо поскорее отсюда убраться. Есть люди, которые хотели бы видеть тебя мертвой. Конечно, они обещали, что не тронут тебя, но скорее можно поверить каким-нибудь грязным политиканам, чем этой банде. — Лорин потерла правую ногу и мигнула. — Мы должны спрятать тебя подальше и поскорее. Но… черт возьми… я правда рада тебя видеть. Я только вчера про тебя узнала. Не могла поверить, что у меня есть сестра! Я так долго была одна…

— Мне это знакомо, — с чувством ответила Молли и снова обняла сестру. — Я так рада, что прилетела сюда.

Маленький мальчик вдруг попросил:

— Мама! Песенье! Пазалта, песенье! И масыну.

Молли опустила на него взгляд:

— Твой сын?

Лорин с гордостью кивнула:

— Джейк.

— Он такой хорошенький! А это его отец? — Молли кивнула на Питера.

— Его отец погиб, — ответила Лорин. — По дороге домой с военно-воздушной базы в Поупе. Сел не в тот автобус… Оказался не в том месте и не в то время.

Молли прикрыла глаза.

— Сочувствую. Я сама несколько лет служила в ВВС и потеряла много друзей. Это… с такими вещами до конца никогда нельзя примириться, в голове не укладывается…

— Брайан был необыкновенным человеком. Он не заслужил такой судьбы, — стала рассказывать Лорин. — Кажется, я никогда не свыкнусь с огромной пустотой в душе в том месте, где должен быть он.

— Хорошо, что у тебя есть Джейк. Благословение небес. Он такой прелестный.

— Он для меня — все, — просто сказала Лорин. — Все, что осталось от Брайана. Он и сам — такое чудо, хотя, конечно, иногда причиняет боль. — Она улыбнулась и взъерошила волосы сына. Молли почувствовала резкий укол зависти, который сразу перерос в надежду: кто знает, может, у них с Сео тоже когда-нибудь будет ребенок. Или дети.

Тут она заметила, что Лорин пристально ее разглядывает.

— Я даже сейчас вижу сходство между нами, — объяснила Лорин сестре. — Они… ну, сентинелы, кое-что о тебе рассказали. Что ты — дочь моей мамы и одного орианца.

Молли кивнула.

— На Земле ты выглядела иначе.

— Правда, иначе. В Кэт-Крике я никому не рассказывала, кто я. Ведь родители отдали меня чужим людям. О таких вещах не очень-то хочется распространяться, да и вспоминать — тоже. Но библиотекарша говорила мне, что я в точности похожа на твою… на нашу мать, какой она была в молодости.

— Так, наверное, и должно быть. Если на Земле могут проявиться только земные гены, то ты должна была выглядеть, как будто других у тебя вовсе нет, только мамины, — задумчиво проговорила Лорин. — Хотелось бы мне на тебя посмотреть на Земле. — Лорин грустно улыбнулась. — Мне так ее не хватает.

— А я никогда матери не видела. Она и твой отец уже много лет как умерли, когда мне наконец удалось узнать, кем были мои настоящие родители. По крайней мере, официальные родители. Своего настоящего, биологического, отца я еще не встречала.

— Мама и папа были очень хорошими людьми.

Молли улыбнулась:

— Про это я слыхала. Если послушать вейяров, так они были настоящими богами.

— Мама! — вдруг завопил Джейк с новой силой. — Песенье! Иглать! Масину! Вады!

Лорин с силой потерла ногу и, шатаясь, поднялась.

— Черт подери, больно! — проворчала она, осторожно перенесла вес на больную ногу и не упала. — Извини, — сказала она. — Сейчас мне надо заняться родительскими обязанностями. К тому же мы с Питером должны прикрывать сентинелов, чтобы никто не захватил их врасплох, пока они распутывают заклинание этих сволочей. Поговорим позже.

— Обязательно.

— Следи за мышью, — посоветовала Джун Баг. — Мышь появилась не просто так. Должна быть причина. Она как-то связана с заклинанием, из-за которого возник весь сыр-бор.

— Она с виду такая мелкая…

— Ерунда какая-то, — вмешалась Бет Эллен.

— Может, потому мы и не смогли ее отследить раньше. Чтобы спрятать ее, хватило бы и мелкого заклинания.

Джимми Норрис сказал:

— Я как раз работал над распутывающим заклинанием. Думаю, я могу этим заняться.

Никто из сентинелов ни единым словом не упомянул, как им недостает Грейнджера, с его спокойной уверенностью, безупречной компетентностью в распутывании самых сложных заклинаний. Напоминание только осложнило бы работу Джимми, снизило его шансы на успех. Но Эрик, конечно, об этом подумал, да и остальные наверняка тоже. Скорее всего сам Джимми вспоминал Грейнджера больше всех. Когда Дебора и Грейнджер впервые присоединились к сентинелам из Кэт-Крика, Джимми с удовольствием спихнул на них эту работу.

Сейчас он вытащил из рюкзака свой талисман — «Тома Сойера» с автографом автора — и поднял его к лицу, не открывая. Он водил большими пальцами по кожаной потертой обложке, зажмурил глаза, облизнул губы и попробовал сконцентрироваться. Когда книга наконец засветилась зелеными сполохами, он четким голосом произнес:

— Мышь! Распутать след.

Сентинелы напряглись. Теперь заклинание вырвется на свободу, начнет бороться с тем, что натворили изменники, а вместе с этим будет нарастать реактивный процесс. Каждый приготовился заземлить ту часть магической энергии, которая попадет именно в него. Труба на треножнике рядом с Эрнестом побелела и ходуном ходила в его руках.

Ничего не происходило. Ожидание становилось нестерпимым: ведь чем больше времени уходило на распутывание чужого заклинания, тем сильнее будет отдача. Часы, которые установила Нэнсин против каждого лица, вызывающе медленно отсчитали одну минуту, две, три, четыре. Эрик чувствовал, как сжимаются в тугой узел внутренности. Пять минут, шесть. Боже милостивый! Никогда еще ни одно заклинание не распутывалось так долго! Семь минут. Восемь. Да будь у них даже двадцать сентинелов, они не смогли бы поглотить энергию отдачи, которая родится от магической волны подобного уровня! Черт возьми, что же это такое? Что придумали эти долбаные предатели? Девять минут.

— О Господи, — прошептал Джимми. — Вот оно!

Эрик почувствовал во рту вкус золы, запах собственного несвежего пота бил в ноздри, от холода и страха его трясло, он вдруг отчаянно захотел в туалет.

Первая приливная волна отдачи накрыла их всех. Мягкая световая подушка, которая чуть не сбила их с ног. Но это все ерунда, ерунда. Они-то ждали, что солнце, взорвавшись, обрушится им на голову, а вместо этого кто-то просто посветил фонариком.

— Мышеловка! — произнес Джимми, но мог бы и не говорить, они и так поняли, что там было за заклинание. Тоненький магический ручеек должен избавить замок изменников от мышей. Пустяк, мелочь, почти ничто. Там почти не было магии, почти никакой траты энергии. Вся суть сводилась к тому, чтобы привить инфекционную болезнь одной-единственной мыши и не дать ей погибнуть, покуда она не заразит по крайней мере еще одну особь.

Эрик решил, почти, почти, почти решил, что они отследили не то заклинание. Такая ничтожная мелочь просто не могла уничтожить два миллиона жизней там, дома, а в ближайшие две-три недели смести с лица Земли половину оставшихся! Почти решил.

Но… Конечно, заклинание было мелким, но в нем содержалось неизбывное зерно яда. Оно было зациклено на смерть! Оно убивало. А магия, которая убивает по пути туда, будет убивать и когда покатится обратно. Насколько он знал, еще никто не создал заклинания, основанного на смерти, которое не вырвалось бы из предназначенного для него канала.

Но дело еще не закончилось. Крошечный завиток, несущий смерть мышиному племени в Ории, трансформировался в нечто необозримое, смертоносное и неизбежное для существ в верхнем для Ории мире — для людей. Вторая волна отдачи долетела до них острием копья, вонзилась между ребер, как нож. И хотя они думали, что подготовились, что сконцентрировали все силы, заземлили магические каналы, удар оказался все равно неожиданным. Они рассчитывали встретить удар молота — грубый эквивалент отдачи от настигшего Землю несчастья. Они готовились к мощной атаке по всему фронту, а потому стилет пронзил магические кольчуги и проник в грудь раньше, чем они успели его заметить.

Смертельный удар. Бет Эллен Тейт подготовилась хуже всех. Заклинание творил ее сын Том, она узнала его стиль магии и не могла поверить, будто что-нибудь, сделанное ее мальчиком, может принести ей вред. Отдача обрушилась неожиданно, глаза ее широко раскрылись и вылезли из орбит, в них — ужас и отвращение, на лице — пришедшее наконец осознание всей мерзости предательства. Она рухнула на землю, мертвая.

Смертельный удар. Нэнсин Таббс, пухлая и в свои пятьдесят один все еще довольно хорошенькая, веселая владелица цветочной лавки «Маргаритки и георгины», даже не успела заметить, как пришла волна отдачи. Ее вклад в магические операции обычно сводился лишь к тому, чтобы служить просто буфером для возвратной волны магии, ну и еще, конечно, контролировать время работы сентинелов на полигоне. На сей раз она не выдержала.

Относительно мягкий удар первой волны сбил ее с толку, заставил потерять бдительность. Она поверила в мышеловку, хотя в глубине души помнила «старшего брата» этой мышеловки — магическая отдача, вырвавшись на свободу, уже убила миллионы людей. Она все-таки считала, что они занялись не тем заклинанием — такой вот губительный самообман… И вторая волна впилась в нее, швырнула вниз; Нэнсин не успела даже крикнуть. Только что стояла, не сводя глаз с циферблата, а в следующее мгновение оказалась уже мертва и с открытыми глазами рухнула на мерзлую землю.

Ее муж Эрнест подготовился лучше, он сконцентрировался, заземлил канал магии, не терял бдительности, но вдруг увидел, что Нэнсин падает, сбился с мысли, бросился ее подхватить. Волна настигла его, угодив между вдохами, между ударами сердца, и он повалился рядом с женой.

— Держитесь! — крикнул Эрик. — Заземляйте ее, отводите в канал, не упускайте!

Со смертью Эрнеста погибло и заклинание энергетического канала. Теперь отдача наступала на них с непрогнозируемых направлений. Она крутилась, как сумасшедший дервиш, со всех сторон лупила энергетическими разрядами, а они стояли с вросшими в землю ногами и вытянутыми вверх руками, пытаясь превратиться в громоотводы, и, пропустив магию через свое тело, благополучно отвести ее в почву.

Джордж Мерсер держался. Смятый, напуганный, он тем не менее оставался в строю. Ему довелось побывать во Вьетнаме. За два года в джунглях довелось пережить не один налет, видеть, как рядом то и дело от людей остаются одни клочья. Одна ночь была особенно тяжелой. Он поймал пулю в бедро, но продолжал стрелять, прикрывая товарищей, которые сумели перегруппироваться и нагнать страху Божьего на врагов. А потом завязал рану тряпкой и таскал своих раненых и убитых товарищей в лагерь, где за дело могли взяться хирурги. Коробочка с «Пурпурным сердцем» в ящике стола была доказательством его мужества. Он увидел, как падают друзья и коллеги, и в этот миг человек, который любил цифры, любил размеренную бухгалтерскую жизнь, вдруг тоже куда-то делся, а на его месте возник воин, скинул покровы тихой респектабельности и бросился в бой.

Луиза Тейт, старая дева, потерявшая свою единственную любовь на той же войне, но в другом сражении, тоже держалась. Она собрала в кулак гнев от той давней потери и обратилась в фурию мести. Без Эрнеста с его трубопроводом, стабилизирующим энергию, она могла теперь черпать магии, сколько хотела, и в один миг из худой, седоволосой мышки выросла в мощную, воющую Валькирию. Магическая волна разбивалась о ее грудь, как о скалу, она поглощала эти потоки, трансформировала их, вбирала в себя энергию, а яд пропускала вниз, в землю. Эрик видел, как с кончиков ее пальцев слетали молнии, как тучи клубились вокруг головы, и едва справился с внезапным порывом бежать от нее куда глаза глядят.

Эрик и сам держался. Он давным-давно смирился с мыслью, что исполнение долга может отнять у него жизнь. Да он и был бы уже мертв, не вмешайся тогда Лорин. Значит, каждая лишняя минута — это подарок, за который надлежит расплатиться. Приняв мысль, что он уже мертв, Эрик высвободил собственный страх и принял налетевшую на него бурю магии и согнулся под ее тяжестью. Громадные деревья, думал он, в наводнение гибнут, а камыш выживает. И, как камыш, он согнулся под бешеным натиском бури, и принял в себя все, что она в него швырнула, и пропустил каждый удар через свое тело в землю у себя под ногами.

Держалась и Джун Баг Тейт. Собственные тайны пугали ее куда больше, чем смерть от магических волн отдачи. А потому она не дрогнула, когда грязные лапы смерти коснулись ее тела. Она приняла ее, пропустила через себя, позволив собой воспользоваться, но не уничтожить.

Держался даже Терри Мейхем. Он считал себя трусом, но вдруг обнаружил, что бояться и отступить — это разные вещи. Он буквально дрожал от страха, во рту пересохло, на коже выступил липкий, вонючий пот, мышцы одеревенели, кишки взбунтовались, но что-то удерживало его на месте, ноги словно вросли в землю, руки тянулись навстречу хлещущим струям энергии. Терри вспомнил о племянницах, пяти и семи лет, об их глупом и счастливом смехе каждый раз, когда он поворачивал машину на дорожку к их дому, а потом бегом взлетал по ступенькам, спеша их повидать. Пусть поживут еще день, неделю, еще семьдесят—восемьдесят лет! Если он выстоит, то по крайней мере будет знать, что сделал все, чтобы они этого не лишились. Если он сбежит и выживет, то никогда уже не сможет взглянуть им в глаза.

А Джимми Норрис не выдержал. Сначала он демонстрировал уверенную решительность, ведь именно он сумел распутать клубок заклинаний, оставленный предателями, но, увидев, как замертво упала Нэнсин, потом Эрнест и Бет Эллен, Джимми закричал, выронил книгу-талисман и бросился бежать. Добрался он лишь до внешнего края рабочей площадки. Как только его ноги ступили за периметр, который охраняли «сторожевые псы» Джорджа Мерсера, огненный луч ударил в грудь Джимми и в долю секунды превратил его в пепел. Атака была быстрой и беззвучной, словно холодный бросок кобры.

Эрик лучше всех видел, что случилось, и в отчаянии зарычал. Смерть Джимми доказывала, что изменники наблюдают и ждут. Возможно, они позволят сентинелам справиться с земными последствиями предательства, но потом возьмутся за выживших после сокрушительного удара обратной волны. Времени на подготовку у них хватало, в их распоряжении надежная крепость, так что на стороне предателей все шансы.

Джимми он уже ничем не поможет, но должен хотя бы отомстить за него. Отомстить за Бет Эллен, за Нэнсин, за Эрнеста. За Грейнджера и Дебору — тоже. За миллионы безымянных жертв, погибших из-за чужой глупости, безответственности, из-за пренебрежения принципами сентинелов. А принципы эти предателям хорошо известны: каждый магический ручеек в нижнем мире высвобождает целый поток магии в верхнем; добро порождает добро, зло — источник зла; сентинелы защищают жизнь; они почти никогда не вмешиваются в естественные процессы в нижнем и соседних мирах; их задача — стабилизировать поток магической энергии между мирами, поддерживать устойчивое состояние вселенных.

Он не мог сейчас отдаваться мести, мог только стоять, принимать и отводить в землю удары обратной волны, которые градом на него сыпались.

Каждая смерть рикошетом била в сентинелов. Смерть одной-единственной мыши — мелочь, но одна градина — тоже мелочь, однако когда собирается туча и начинается град, он способен убивать людей, крушить громадные деревья, бешеным натиском превращать в кашу все, что попадается ему на пути. А сейчас гибель мышей оказалась перемешана с гибелью миллионов людей — мужчин, женщин, детей, — которых до времени вырвали из плавного течения жизни и швырнули в пространство между мирами. Эти оборванные жизни несли с собой гнев, потрясение, отвращение, горе, тоску, отчаяние, сумасшествие и безнадежность. Если смерть мыши была градинкой, то каждая смерть человека — кометой, летящей в сентинелов из пространства. Ливень из миллиона комет, под которым должны выстоять пятеро дрожащих от слабости смертных.

И они стояли, подняв к небу лица и руки. Поглощали энергию, мучились, страдали. Адский поток рвал их на части, ломал, ранил тело и душу, гнул к земле, но они держались.

Наконец весь яд ушел в землю у них под ногами. Фурии смерти устали. Сентинелы, один за другим, попадали на колени. Эрик сумел сохранить защитный экран вокруг Джейка, Лорин и Питера, как мог, укрепил его против магического нападения. Потом создал небольшой купол защиты над сентинелами, живыми и мертвыми. Но против предателей он сейчас ничего не мог сделать — легче пройти по морю, не замочив ног. Ни один из пяти выживших не годился для битвы. Сейчас они выжаты полностью.

Стоя на четвереньках, Эрик смотрел на замок, где были его прежние друзья и коллеги. Сейчас они явятся, а он и пальцем не может пошевельнуть. Собрав последние силы, он перевернулся на спину, чтобы по крайней мере видеть свою судьбу, знать, каким будет конец, кто нанесет последний удар. Эрик смотрел в яркое синее небо, видел кристальное совершенство плывущих в нем облаков и думал: «Может быть, мой мир выживет. Надеюсь, мы сделали все, как надо».

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

У стен Ледяного Стархолда

Лорин прижала Джейка к груди и, согнувшись, спряталась за дерево. Автомат она прижимала к бедру. Оружие стояло на предохранителе, переключатель — на парализующем режиме.

Питер опустился рядом с ней на одно колено.

— У них проблемы.

— Но не из-за предателей. Они сейчас борются с чумой на Земле. Для этого ведь и пришли сюда.

— Я чувствую.

— Правда? — Лорин посмотрела на него с удивлением.

— Да.

— Я не знаю, как им помочь. Не уверена, что получится, даже если попробуем. Мне кажется, что если вмешаемся, то можем все испортить.

— Надо сидеть и ждать, — сказал Питер. — Они еще свое дело не кончили, как и предатели. Думаю, наша очередь подойдет очень скоро.

Лорин заметила движение за парапетом замка и приняла решение:

— Я не желаю, чтобы Джейк здесь оставался, — тихонько пробормотала она и обняла сына. Он вел себя необычно — прижимался к ней изо всех сил, видимо, тоже чувствовал магию, и она ему не нравилась.

Молли со своим спутником сидела на поваленном дереве за спиной у Лорин. Та обернулась к своей вновь обретенной сестре и сказала:

— Ситуация тяжелая, а скоро станет еще хуже. Я не могу уйти, я должна быть здесь, чтобы управлять воротами.

На лице Молли отражался страх.

— Мне от всего этого дурно. Никогда не чувствовала ничего подобного. Это зло в чистом виде.

— А я что тебе говорил? — вмешался Йенер. — Надо возвращаться домой. Да Сеолар придет в бешенство, если узнает, какой опасности ты здесь подвергаешься.

— Не уходи, — попросила Лорин. — Ты ведь моя сестра?

— Конечно.

— Ты и я… мы знаем. — Она помолчала. — У нас одно прошлое. И одно будущее.

Молли кивнула.

— Ты должна позаботиться о Джейке и обо мне. Ты должна забрать его на Землю прежде, чем начнется следующая беда. — Лорин указала на троих людей у парапета замка, а потом на группу лежащих без движения сентинелов. — Питеру и мне придется вытаскивать их оттуда и заняться предателями. Я не хочу, чтобы Джейк здесь оставался. — Лорин подхватила сына и сунула его в руки Молли. — Там, в палатке, готовые ворота. Возьми Джейка и пройди с ним на ту сторону. Жди меня там.

— И куда мы попадем?

— В мой дом в Кэт-Крике.

— Нет.

— Что ты имеешь в виду? Там, конечно, тоже свои проблемы, но все же безопаснее, чем здесь.

Молли неловко прижимала к себе Джейка, и было видно, что ей не приходилось держать на руках маленьких детей. В глазах ее разгорался ужас.

— Я не могу! Не могу вернуться на Землю. Я изменилась. Вейярская часть моего тела растворится, или… или еще что-нибудь произойдет, если я пройду сквозь ворота. Я должна остаться в Ории.

Лорин положила руку сестре на плечо.

— Ну, пожалуйста. Конечно, мы не знаем друг друга по-настоящему. Но Джейк — все, что у меня есть, а он не может здесь оставаться. Потом ты вернешься. Раз ты изменилась однажды, то изменишься снова. Но ты должна отправиться, и быстро. Обещай, что с Джейком ничего не случится.

— Все, чего я в жизни хотела, остается здесь, — прошептала Молли.

Лорин стиснула ладошку своего сына.

— А все, что у меня осталось, — здесь. Обещай мне! Пожалуйста! Если ты сейчас уйдешь, то сможешь вернуться, когда все кончится. Я смогу сотворить для тебя ворота в любое место. Защита вокруг Джейка и наших ворот слабеет с каждой минутой, а те люди на вершине замка уже убили многих сентинелов. Сейчас они собираются убить нас и всех, кто еще остался в живых, если только мы с Питером не придумаем, как их остановить. — Она впилась взглядом в глаза Молли: — Обещай!

Молли побледнела, закусила губу, но кивнула:

— Иди. Делай, что нужно. Со мной Джейк будет в безопасности. Клянусь.

Йенер, весь дрожа, стоял рядом.

— Води! Ты должна уйти. Тебе нельзя здесь оставаться. Нельзя забирать ребенка на Землю. Ты не можешь нас бросить. Ты нужна нам! Ты нужна вейярам больше, чем всем людям, вместе взятым! Ты — наша.

Но Молли прижала к губам палец и сказала:

— Лорин — моя сестра. Я всю жизнь хотела иметь родственников. Всю жизнь. Я обязана выполнить ее просьбу.

Лорин бросила жгучий взгляд на Йенера и отвернулась, обратившись к Питеру:

— Один из нас должен стрелять по предателям, а второй тем временем будет носить сентинелов и проталкивать их в ворота.

— Ты можешь застрелить человека? — спросил Питер.

— Эти штуки установлены на парализующий режим.

— Я знаю, но если он не подействует, сможешь застрелить кого-нибудь?

Миллионы людей дома, на Земле, уже погибли, а их убийцы стоят на парапете замка, угрожая ей, ее ребенку, ее будущему. Чтобы спастись или просто из прихоти предатели убьют Питера, сентинелов и ее.

Тут Лорин вспомнила предупреждение Эрика: если в нижнем мире использовать магию для убийства, то в верхнем могут возникнуть очень серьезные последствия. Если она переведет режим автомата на смертельное поражение, обитатели ее родного мира могут заплатить за это жизнями. Может, совсем чужие люди, а может, и близкие. Она посмотрела на Джейка, вцепившегося в Молли.

Любая магия, которой воспользуются для убийства предатели, будет иметь такой же эффект. Если они нападут на нее, на сентинелов или на Питера, то, чтобы остановить их, ей придется действовать быстро. Но она не станет убивать, разве что не будет другого выхода. Она просто не посмеет.

— Если придется, смогу, — наконец ответила Лорин. — Но пока пусть будет парализующий режим. Если не останется выбора, тогда… Но дома за это могут дорого заплатить.

— Легких ответов нет, — отозвался Питер. Он посмотрел через плечо, весь сжался от увиденного в круге сентинелов и быстро достал автомат. — Я буду отправлять сентинелов домой, — сказал он Лорин. — Надо идти. Прикрой меня. Сначала вытащу мертвых. Я выше и сильнее тебя, мне во сто раз легче переносить трупы, чем тебе. — Потом обернулся к Йенеру: — А если ты мне поможешь, то Молли вернется к вам намного раньше.

Йенер хотел было отказаться, но Молли потянулась к его уху и сказала так тихо, что Лорин едва расслышала ее слова:

— Иди. Помоги ему. Этим ты и мне поможешь.

Йенер явственно побледнел, но кивнул:

— Я помогу тебе.

— Вот и хорошо, — сказал Питер и снова обратился к Лорин: — Смотри не промахнись, о'кей? Не хочется попадать под пули своих. Мне это всегда было не по нутру.

— Я умею стрелять, — ответила Лорин. — Не беспокойся, прикрою.

— Огонь должен быть непрерывным. Ты знаешь, как прикрывать кого-нибудь сразу от нескольких вражеских позиций?

— Стрелять в них, как только замечу? — спросила Лорин.

— Нет. У тебя неограниченное количество зарядов, автомат не перегреется и не заклинит. Так что непрерывно посылай на стену поток огня. Накрой веером по всей длине. Стреляй как попало, чтобы они не нащупали систему и не смогли достать меня или Йенера, а скорее — тебя. Ведь ты будешь у них главной целью.

— Понимаю.

Они оба повернули головы к сияющему пузырю защиты вокруг Джейка. Он временами тускнел, потом снова начинал ярко светиться и опять тускнел.

— Не думаю, что он долго протянет, — мрачным тоном заметила Лорин. — А ведь он защищает и ворота.

— Надо спешить, пока здесь все не рухнуло. Прикрой меня.

Лорин кивнула и повернулась к сестре:

— Молли, отправляйся в Кэт-Крик прямо сейчас. Я вернусь туда, как только смогу. А если не смогу… — Она помигала, смахивая слезы, готовые пролиться из глаз, и продолжила: — Ты — вся его семья. Позаботься о нем ради меня. О'кей?

Молли побелела от страха, но кивнула.

— Ворота установлены в этой палатке. — Лорин обняла сестру, потом Джейка. — Господи, там же два зеркала и ворот тоже двое, а настроены только одни. Вам нужны те, что справа. Прижми ладони к стеклу и все. Почувствуешь в ладонях вибрацию, а потом стекло… ну, вроде как подастся, что ли… Войдешь в него.

Молли неуверенно замычала:

— Я… гм… Ладно, я сумею.

— Мама! — расплакался Джейк, не понимавший, что происходит, но ощутивший угрозу своему привычному благополучию. Он потянул к ней ручки, она отстранилась, но желание схватить его, прижать к себе, успокоить было таким мощным, что ей сдавило горло. Господи, отпустить его с другим человеком, даже с сестрой! Лорин казалось, что эта боль убьет ее.

— Иди же! — крикнула она Молли. — Пожалуйста! И поспеши. Забери его отсюда.

Молли с воющим Джейком на руках развернулась и побежала к палатке.

Питер глубоко вздохнул и бросился вдоль края опушки, прячась от наблюдателей на парапете. Йенер бежал следом. Трое предателей пока их не видели. Но как только заметят, она должна начать стрельбу. Лорин сглотнула слюну и покрепче сжала автомат. Она стояла и ждала, автомат, казалось, стал тяжелее, она испугалась, что не сможет удерживать его достаточно долго, устанет, не сумеет сделать даже первого выстрела. Неужели, подумала Лорин, страх всегда так действует?

— Треножник, — прошептала она, пытаясь материализовать какую-нибудь подставку, и она тут же явилась. Лорин быстренько закрепила автомат, нацелила его на замок, где в ожидании продолжали стоять враги, и сосредоточилась, собираясь с силами для того, что ей предстоит.

И тут один из людей на крепостной стене что-то крикнул и ткнул рукой в сторону леса, там, где были Питер и Йенер. Лорин оттянула курок и быстро провела пологую дугу вдоль всей стены, с одного ее края до другого. Наблюдатели на парапете мгновенно нырнули вниз. В животе возникло мерзкое ощущение страха — она боялась задеть тех людей на стене замка! Но, оставив автомат на режиме оглушения, она продолжала вести огонь, стараясь бессистемно поливать стену то длинными, то короткими очередями, то быстрее, то медленнее.

Под защитой веерного огня ее автомата Питер и вейяр выскочили из леса и бросились к лежащим сентинелам, подхватили самое ближнее тело и поволокли его обратно.

Но вдруг Йенер уронил свою ношу и стал показывать куда-то в небо, за спину Лорин. Лицо его превратилось в маску ужаса и отчаяния. Питер тоже опустил тело сентинела на землю, развернулся, приготовил оружие к бою и стал палить очередью поверх головы Лорин.

Лорин увидела, что один из предателей тоже указывает в ту сторону, а все трое тут же открыли огонь по какой-то приближающейся оттуда цели.

Лорин знала: нельзя поворачиваться спиной к врагу, но не смогла совладать с собой. Она обернулась… и тут же пожалела об этом.

Они висели в воздухе, словно пространственные дыры. Три огромных, крылатых кошмара, чьи тела поглощали свет, перекручивали, искривляли его так, что среди бела дня эти твари летели в черном пятне тьмы. Ее глаза отказывались воспринимать весь этот ужас. В мозгу возник образ зубов, когтей, чешуи, но искривленный свет и ужас, который обволакивал их тела, как мантия, не позволял разглядеть детали, он пробирал до костей, вгонял в дрожь, заставлял гнуться колени. В отупении Лорин подняла автомат и открыла огонь по этим тварям. Вспышки огня рвались в воздухе прямо перед их мордами, словно она стреляла из детской игрушки краской по стеклу. И с тем же успехом.

— Здесь Води! — прогремела одна из тварей голосом, от которого задрожала земля под ногами Лорин. И все три монстра, не обращая внимания на ее выстрелы, выстрелы Питера и огонь со стены замка, развернулись к палатке, где располагались ворота.

Лорин надеялась, что Молли и Джейк давно ушли, но сами ворота должны быть еще открыты. Нельзя, чтобы эти создания последовали за беглецами. Она переключила на автомате режим, теперь он должен убивать. Но ничего не изменилось.

Три монстра сделали над палаткой круг, над ней тотчас взлетели языки пламени. Потом каждое из чудовищ уронило по яйцеобразному предмету. Над поляной взметнулись три взрыва. Лорин швырнуло на землю. Автомат вывалился из ее рук, но у нее еще оставался пистолет. Пистолет Брайана. Она выхватила его из кобуры, сдвинула предохранитель, тщательно прицелилась в голову одного из чудовищ и спустила курок.

Первый же выстрел поразил цель. Завывая, корчась и извиваясь, монстр повалился с небес. Остальные твари развернулись и вперили гневные взоры в Лорин. Во рту у нее пересохло от страха, сердце колотилось в горле, она показалась себе кроликом, которого разглядывает удав. Превозмогая ужас, Лорин снова прицелилась. Палец дрожал, но она все равно спустила курок.

На этот раз пуля попала в середину летящей туши. Тварь взвыла, окружающая ее тьма уплотнилась, и оба существа вдруг исчезли. Лорин опустила взгляд к земле, куда упал первый монстр, и увидела, что он тоже пропал.

В тот же миг за спиной у нее раздались выстрелы, пули крошили скалу слева от Лорин. Это обитатели замка увидели, что опасность устранена, и решили быстренько расправиться с Лорин. Она поставила на место предохранитель и сунула браунинг в кобуру. По замку из него стрелять не будешь — далеко. Нырнув за магическим автоматом, Лорин дала залп по стене и с удовлетворением увидела, что один из предателей полетел вниз. В следующий миг она с ужасом осознала, что автомат стоит на режиме убийства.

Молли не прошла сквозь ворота на Землю. Она долго стояла перед зеркалом, пытаясь убедить себя, что на самом деле ей не нужно убегать — все, что она может сделать, она может сделать и в Ории. А потом вдруг увидела, как к ней идут Йенер и друг Лорин — Питер. Услышала, как Лорин кричит, что она их прикроет. Молли поняла: через секунду Питер и Йенер будут в палатке, значит, она должна исчезнуть быстрее, чем они войдут, она ведь обещала. Обещала сестре, и теперь надо сдержать обещание, пусть ей очень не хочется, пусть она уже пожалела, что согласилась отвести этого орущего, лягающегося малыша в город, куда она ни за что не желала возвращаться.

Она обещала.

Молли повернулась боком, чтобы пролезть в узкое зеркало вместе с Джейком. Они уже были наполовину в воротах: в Ории оставалась нижняя часть тела Джейка и вся правая половина тела Молли — она все никак не решалась сделать этот последний шаг.

И в этот момент палатка взвилась в воздух. Огонь. Взрывы. Она ощутила взрыв, но ожерелье на шее задрожало, его тепло и энергия окутали Молли непроницаемым коконом.

Но не окутали Джейка. Только что она держала в руках вырывающегося мальчика, а в следующий миг — его останки. Малыш даже не вскрикнул. Сквозь зеленый огонь тропа уносила ее из Ории на Землю, а он обмяк у нее на руках, окровавленный, изодранный кусок плоти — обрывки кожи, обломки костей, повсюду кровь. Она тупо прижимала все это к груди.

Но он еще дышал. Вопреки всему, вопреки любой вероятности он дышал! Молли не то чтобы поняла, но почувствовала: он не один. Какая-то сила в сердце зеленого пламени обволокла малыша и делилась с ним собственной жизнью, заставляла дышать в пространстве между мирами, где ее магия не могла спасти его. Молли чувствовала, как вокруг ребенка носятся мысли: «Держись, Джейк! Не умирай! Ты нужен своей маме. Держись, я с тобой!» Но где их источник, Молли не понимала. Казалось, она и Джейк скользят между мирами в одиночестве, но она, и это точно, слышит чей-то голос. Чувствует эту мощь. И Джейк продолжал жить.

В то мгновение и в ту бесконечность, пока Молли и ребенок ее сестры висели между мирами, где не было хода времени, Молли явственно поняла, что, как только она сделает шаг за пределы ворот, мальчик умрет. Сила, которая его поддерживала, не лечит. Кровотечение не прекращается. Ребенок по-прежнему без сознания, изломан и изранен. Стоит им оказаться за воротами, он сразу умрет.

Она успела подумать о Сеоларе. О клятве вернуться к нему. О своем народе — вейярах, которым она так нужна. Успела подумать о Лорин, о том, что обещала сохранить Джейка. Даже успела возненавидеть себя за медлительность и сомнения. Но больше всего она думала о мальчике, которого мать поручила ей в последний день его жизни, и о том, как она, Молли, с ним обошлась. Она еще видела его глаза. Этот немигающий взгляд на израненном лице мальчика пронзал ее до самого сердца, казалось, этот взгляд молил: «Помоги мне! Я не просил, чтобы меня отнимали у мамы. Я не заслужил такого. Я не сделал ничего плохого. За что мне такая судьба?»

Отзвуки ее прошлого, боль настоящего, призраки будущего, каким оно могло для нее стать.

Она не в состоянии вернуться в Орию, где может излечить его, ничем не жертвуя. Тропа несет ее лишь в одном направлении. И как бы ей ни хотелось иного, именно в этом направлении они с Джейком сейчас движутся. У нее не будет времени разобраться, как снова войти в ворота (даже если они примут ее во второй раз). Лишь один вздох отделяет Джейка от гибели. Молли ощущает близкую смерть в каждой клеточке его тела, и чем ближе они к Земле, тем более отчаянно она это чувствует. Существо, которое сейчас с ним пребывало, поддерживало в нем жизнь одной силой воли, но Молли откуда-то знала, что за воротами его влияние кончится, и они с Джейком останутся в одиночестве.

Она может спасти Джейка, но за это ей придется заплатить всем, что у нее есть. Своим будущим, мечтами, долгом и самой жизнью. Она может позволить ему умереть и обретет жизнь более великолепную, чем все, о чем она когда-либо дерзала мечтать. Но если она позволит ему умереть, то по жизни с ней будет идти не один призрак ребенка, а два.

А потом у нее больше не осталось времени.

Тропа привела Молли в холл старого, милого дома. В этот миг боль от ран Джейка обрушилась на нее, как цунами. Надо решать. У нее лишь несколько секунд, чтобы сделать все необходимое, иначе будет поздно.

Лорин переключила автомат на парализующий режим, но знала, что кого-то уже убила. Воздух вокруг нее изменился, тучи закрыли солнце, собиралась гроза, и Лорин казалось, что она находится в самом ее сердце. Эрик говорил, что если они кого-нибудь убьют из магического оружия, то последствия могут оказаться очень тяжелыми. Сейчас Лорин ощущала, что эти последствия надвигаются.

Она сжала зубы и продолжала вести огонь, молясь про себя, чтобы изменники не высовывались и дали возможность Питеру и Йенеру вынести сентинелов в безопасное место.

— Ворота на месте? — спросила она у Питера.

— Подожди! — прокричал в ответ Питер, которого тоже швырнуло взрывом на землю. Он встал, помог подняться Йенеру, и они вдвоем снова понесли женщину — «Джун Баг», — подумала Лорин, — туда, где раньше стояла палатка.

Через минуту снова раздался голос Питера:

— На месте! И открыты. Рама обгорела, но сами ворота выглядят нормально.

— Тогда поспеши. Надо отсюда убираться.

Некоторое время было тихо, потом Лорин услышала, как он пробегает мимо.

— Я собираюсь их всех забрать. Единственный, кто точно не оклемается, — это Джимми Норрис. От него практически ничего не осталось, кучка пепла и все.

Лорин могла бы обойтись и без подробностей, но она отозвалась:

— Тогда беги. Надвигается что-то ужасное.

— А, черт, — буркнул Питер и побежал дальше. Йенер, более длинноногий, чем любой человек, возвращался со следующим телом и прошел уже полдороги. Он перекинул ношу через плечо, руки человека болтались у него за спиной, как плети, ноги безжизненно висели. Лорин понятия не имела, кто это может быть.

А Питер следующим потащил Эрика, взвалив его себе на спину по способу пожарных. Лорин успела бросить лишь один взгляд в их сторону, а потом увидела приподнявшуюся над парапетом голову и возобновила стрельбу.

Питер и Йенер носились туда-сюда, а Лорин продолжала поливать огнем стену замка. Вдруг ее настиг страшный удар, боль обожгла все тело. Лорин завалилась на бок и с ужасом смотрела на обрубок, который только что был ее ногой. Боль старалась заглотить ее целиком, но она зачерпнула энергии у магии, уже не думая о цене, которую придется платить, не думая о законах сентинелов, вообще ни о чем не думая, кроме того, что она никогда не увидит Джейка, если умрет посреди этой поляны. И культя зажила. Лорин лежала и смотрела, как из зеленого огня восстанавливается ее нога, потом встала и сказала:

— Черт с ней, с осторожностью! Грозу сюда! — И переключила автомат на режим «Убивать». Пусть будет ад или Армагеддон, но она вернется к Джейку!

Оружие в ее руках начало вдруг менять форму, стало крупнее, каждым выстрелом причиняло все больше разрушений. Дуло вытянулось, точность боя повысилась. Лорин поняла, что ее воля преображает автомат для тех целей, которые она перед собой ставит. А она хотела уничтожить людей в замке и сам замок. И делала это. Парапет начал крошиться. Какая-то черная тень, кувыркаясь, упала на нижнюю площадку. Пока уцелевший предатель бежал к новому укрытию, Лорин успела заметить движение с обеих сторон.

Парапет замка сам собой перестраивался, и очень быстро, но она молниеносно разнесла его единственным выстрелом своего обновленного автомата, который теперь выглядел как помесь мортиры и переносного ракетного комплекса. Два потока зеленого пламени дугой приближались к ней с обеих сторон. Лорин сбила их без всякой жалости. Она превратилась в ангела мести, в грозную фурию, уничтожающую своих врагов.

Собиравшийся прежде ураган теперь бушевал вокруг нее в полную силу. Гремел гром, без устали лупили молнии, завывал дикий ветер, крушил деревья, вырывал камни из основания замка, сдул последнего изменника с крыши, вытащил слуг с балконов нижних этажей и поволок добычу по воздуху.

Питер кричал, пытаясь остановить Лорин, говорил, что еще остались люди, которых надо перенести, но шторм бушевал и в ее крови, не только на небе. Он не слышал слов, не понимал логики, не повиновался ничему, кроме гнева Лорин на тех людей, которые посмели разлучить ее с сыном. Она не могла унять свой гнев, и ураган все крепчал. Она больше не стреляла, унесенные ветром люди кружились в воздухе, в самом центре циклона, который она породила. Они ей уже не страшны и ничем повредить не могут. Однако циклон — может. Лорин бросила автомат и вместе с Питером и Йенером побежала за последними сентинелами и помогла тащить их тела сквозь воющий ветер, летающий в воздухе мусор, под градом камней, обломков, веток и листьев.

Центр циклона задержался над вершиной замка, точнее, того, что осталось от замка. Задержался достаточно, чтобы они успели просунуть в ворота всех своих товарищей.

— Ты что, собираешься так все здесь и оставить? — прокричал Питер, преодолевая рев бури.

— Нет! Я должна унять ураган. Трудно даже сказать, каких дел он натворит на Земле, если я позволю, чтобы он утих сам по себе. Если сотворенные здесь заклинания всегда посылают обратную волну на Землю, то я даже думать не хочу, что там сейчас творится. Если я уйду и оставлю все, как есть…

— Чем я могу помочь? — крикнул Питер сквозь гул ветра.

Лорин покачала головой:

— Возвращайся. Помоги Молли с сентинелами и Джейком. Я присоединюсь к вам, как только смогу.

— Ураган идет от тебя! Если ты уйдешь, может, он сам прекратится?

Лорин секунду подумала и кивнула:

— Идем. Я вернусь через минуту и посмотрю, вдруг сработает. Если — нет, тогда я сама им займусь.

Йенер прошел в зеркало первым, за ним Питер, последней — Лорин.

На мгновение она снова почувствовала живительные объятия полыхающего между мирами зеленого пламени, но на сей раз она была одна и не ощущала присутствия Брайана, его прикосновений, а ведь они всегда сопровождали ее, кроме того путешествия в Керрас. Лорин жаждала еще раз встретить его, отыскать в этом зеленом огне, пока длится бесконечный миг перехода. Тропа вытолкнула ее в холл собственного дома и в… хаос.

Она упала на кучу тел — конечностей, туловищ, — из глубины которой раздался слабый рыдающий писк:

— Мама!

Питер и Йенер, явившиеся на секунду раньше нее, уже растаскивали кучу раненых и убитых.

Лорин бросилась вытаскивать людей из самой середины. Горячие тела, холодные, их она касаться боялась. Где-то там, под ними, пищал Джейк.

— Черт возьми, что случилось?

— Не знаю. Я звал Молли, но ее нет.

— Она не хотела сюда отправляться, — с гневом заявила Лорин. — Толкнула Джейка в ворота одного! Бросила малыша в доме совсем одного!

Она оттаскивала тела одно за другим, не глядя, мертвые это или живые, есть у них раны или нет.

— Мама! — снова закричал Джейк.

И тут она нашла его, а рядом с ним — Молли.

Оба были в крови. Одежда Джейка превратилась в лохмотья. Платье Молли, с виду целое, насквозь пропиталось кровью. Она не двигалась.

— Ма-ма-а! — завыл Джейк и потянул к ней ручки.

Лорин выхватила его из кучи тел и быстро пробежала по нему руками — вроде цел. Испуган, перепачкан кровью, но цел. Она прижала его к груди, зарылась лицом в мягкие волосы и даже не заметила, что из глаз ручьем потекли слезы, что стало трудно дышать, так душили ее рыдания.

Питер опустился на колени рядом с Молли, пощупал пульс.

— Она мертва, — тихо сказал он и поднял глаза на Лорин. — Я не вижу никаких внешних повреждений. Но из глаз и ушей сильно шла кровь. Видимо, у нее было сильное внутреннее кровотечение.

Йенер, бледная тень самого себя, взвыл и рухнул рядом с Молли, чье тело выглядело теперь вполне человеческим. Вокруг Йенера образовалось туманное облако. Воздух быстро остывал и стал почти ледяным. Его вопль ошеломил Лорин. Джейк заплакал.

Лорин никак не могла понять, что она видит.

— Молли умела исцелять. Даже здесь, на Земле, она умела лечить. Почему она умерла?

— Не знаю. Просто вижу, что умерла. — Питер поднял глаза на Джейка и Лорин, потом посмотрел на бьющегося в истерике Йенера. — Надо увести малыша отсюда, хотя бы на несколько минут. Иди и вымой его, а я займусь остальными.

Лорин кивнула. И тут она вспомнила об урагане.

— Черт возьми! Я должна вернуться в Орию и узнать, улеглась ли буря. А потом надо всех живых сентинелов отнести обратно в Орию и посмотреть, можно ли их вылечить.

Питер мигнул.

— Иди посмотри, как там с ураганом, а потом возвращайся и займись своим малышом. Остальное подождет. У всех, кто жив, хороший пульс, кожа теплая, кровотечений нет. Они не собираются умирать, а чем меньше магии ты используешь там, тем лучше нам будет здесь. Правильно я говорю?

Лорин и сама понимала, что он прав. События этого дня, пожалуй, нескольких дней, привели ее в оцепенение; она растерялась, потеряла над собой контроль — эти проблемы оказались значительней всего, с чем она сталкивалась в жизни. Ей хотелось, чтобы все наладилось, стало на свои места. Вот только как это сделать? Мертвых не оживишь… Не уничтожишь последствия заклинаний, принесших столько боли, потерь… Не вернешь сестру, обретенную так недавно…

Надо разделаться с безобразием, которое она оставила в Ории, и вернуться домой.

Она подошла к зеркалу. Джейк вцепился ей в шею. Лорин хотела передать его Питеру, но мальчик вдруг завизжал, отчаянно, на высокой ноте. Лорин прежде никогда такого не слышала. Маленькие ручки вцепились ей в шею, как клещи, ноги обхватили талию, Джейк прижался к ее щеке.

— Боится, — заметил Питер.

Лорин стала качать сына, ласково бормоча:

— Все хорошо, солнышко, все хорошо. У нас все будет хорошо.

Но он не разжимал ручек, а когда Лорин хотела отцепить его, снова пронзительно завизжал. Лорин посмотрела на Питера:

— У него настоящий стресс. Я слышу, как сильно бьется сердце, — это он так напуган. Я не могу оставить его с тобой и не хочу брать с собой туда. Еще неизвестно, как там дела.

— Подержи для меня ворота. Я пройду и все проверю, — предложил Питер. — Если возникнут проблемы, я вернусь и расскажу тебе, и тогда решим, что делать.

— Спасибо, — поблагодарила Лорин и протянула руки к зеркалу, там тотчас вспыхнул зеленый огонь. — Иди и сразу возвращайся. Я буду держать их открытыми сколько надо, но я не хочу, чтобы с тобой там что-нибудь случилось.

— Все будет нормально.

Питер прошел в ворота. Лорин видела, как он шагает по огненной тропе и делает шаг на землю Ории. Вот он присел, поднял руку, заслоняя глаза, и вдруг куда-то побежал, перегнулся и… Лорин не поняла до конца, но ей показалось, что его вырвало. Питер стоял к ней спиной. Он снова во что-то всматривался, но Лорин не могла разглядеть во что, иначе пришлось бы сдвинуть ворота. По-прежнему оставаясь спиной к воротам и не давая Лорин разглядеть его действия, Питер вытащил что-то из кармана, сделал быстрое движение, словно отмахиваясь, потом еще одно, такое же непонятное, и наконец отошел от того, что нашел.

Через мгновение он уже нырнул в зеркало и оказался рядом с Лорин. Она с изумлением увидела пепельно-серое, безжизненное лицо с капельками пота на лбу и верхней губе.

— Что ты нашел?

Губы Питера сжались в мрачную, плотную линию, глаза избегали ее взгляда.

— Ураган кончился. Сразу, как ты ушла.

— Ну, ладно. Что ты там видел?

— Все изменники погибли, — коротко ответил Питер. — Местная прислуга — тоже.

Лорин поняла по его лицу, что он не станет пересказывать ей подробности. Да ей и не хотелось их слышать.

Лорин взглянула на его окровавленные руки. Она точно помнила, что, когда он уходил, они были чистыми. На правом кармане тоже оказались кровавые полосы, словно он сунул туда испачканную кровью руку, а потом вытащил.

Лорин смотрела на него, пока он не решился взглянуть ей в глаза, а она все прижимала и укачивала Джейка и ничего не говорила.

Наконец Питер произнес:

— Даже бешеные собаки заслуживают быстрой и милосердной смерти.

Лорин вспомнила, как буря подняла в воздух последнего предателя и вейяров из замка и повлекла в самое сердце циклона. Она представила, как ураган внезапно кончился, словно его выключили рубильником. Скорее всего так и было. А может, буря швырнула их на землю еще раньше. Страшная, страшная и безобразная смерть.

Питер повернулся к Молли, Джун Баг, Эрику и другим сентинелам, которые все еще лежали на полу в холле.

— Мне надо наконец заняться делами, — бесстрастным тоном проговорил он. — Дай мне возможность что-нибудь для них сделать.

Лорин погладила перепачканные кровью волосы Джейка.

— Если понадоблюсь, я буду в ванной, в конце концов, надо и правда вымыть Джейка.

Штанишки Джейка, вернее, их клочья, тоже оказались в крови. Лорин стащила их, посадила малыша в ванну и уставилась на обрывки одежды, пытаясь понять, что же все-таки произошло. Ее одежда вся пропитана кровью, но никаких ран нет, вообще ничего нет, а она умерла. А твоя, малыш, одежда вся изодрана, туфельки, носки и даже нижняя часть штанишек вообще пропала. У куртки и рубашки нет спинки, в твоем подгузнике столько крови, что ее хватило бы влить какому-нибудь раненому. А на ней ведь не ее кровь, так?

Дрожащими руками она растирала шампунь по головке Джейка.

— Это ведь твоя кровь, да? Потому ты и боишься. С тобой случилось что-то ужасное. Видно, она не увела тебя сразу, как я ей сказала. И с тобой что-то случилось, что-то ужасное. А она умерла, потому что исправляла это.

Джейк даже не капризничал, пока она мыла ему голову, пока оттирала кровь с кожи. Все это было на него так не похоже, что Лорин едва не заплакала. Малыш ненавидел, когда ему мыли голову, когда терли мочалкой; он никогда не сидел в ванне спокойно. А теперь он ведет себя, как маленький зомби, сидит и дрожит, хотя в комнате тепло и вода теплая. Он выглядит, как чужой, как будто это не ее ребенок.

— Солнышко мое, — прошептала Лорин. — Если бы можно было изменить то, что с тобой случилось! Если бы ты забыл…

Она на минуту задумалась. Конечно, можно сделать так, чтобы Джейк забыл. Но что еще он забудет вместе с событиями последних часов? После родительских экспериментов ее собственная память никогда не была очень надежной. А у них-то было куда больше опыта работы с магией, чем у нее! Вдруг она сотрет не только память, но и саму личность? И он превратится в бесчувственный, что-то тупо бормочущий тюфяк вместо веселого, вечно занятого, хулиганистого мальчугана?

— Нет, не хочу. Конечно, я хотела бы, чтобы то, что с тобой случилось, никогда не случалось, но не могу. И не стану изображать Господа всемогущего, играя твоим разумом. — Она поцеловала его в щечку. — Мы справимся, ты и я. Сумеем вернуться в мир, где все хорошо, где ты будешь играть и смеяться. Ты совсем еще маленький, и у тебя есть я. Ты поправишься, обещаю.

Лорин надеялась, что это не пустые слова.

Когда она снова спустилась вниз с вцепившимся в нее Джейком, Эрик сидел на полу в холле, рядом сидела Луиза Тейт. Оба выглядели бледными и слабыми, но оба уже разговаривали. Терри Мейхем, уже совсем оправившийся, помогал Питеру выносить тела на крыльцо. Джун Баг, стоя на коленях, оттирала в холле кровь с половиц. Джорджа Мерсера Лорин не увидела, но, спустившись с лестницы, она услышала на кухне его голос:

— …Да, да. Новые жертвы гриппа. Так. Нет, в одном случае мы не уверены. Помощник здесь. Правильно, Питер Старк. Мы слышали про шерифа, но помощник был здесь, в городе. Нет, сэр, он крутился как белка в колесе. Думаю, у него просто не было времени похитить шерифа и скрыться. — Длинная пауза. — …Может быть. Я слышал, у некоторых сиделок от всех этих дел крыша поехала… Питер уже все проверил и выписывает документы на выдачу тел… Через час?.. Ну, хорошо. Мы подождем. Я понимаю, вы сначала занимаетесь теми, у кого еще есть шанс.

Лорин услышала его шаги в холле. Джорджу было всего лет сорок пять — сорок шесть, но выглядел он настоящим стариком, слабым и хрупким.

— Мне надо сходить домой, навестить своих, — объявил он. — Я звонил, но никто не подходит. Грипп… — Тут и объяснять было нечего.

— Хотите, я пойду с вами? — предложил Питер. — Вам нельзя одному.

— Не надо. Ничего со мной не случится. Я… я не хочу, чтобы со мной кто-нибудь был. Кроме того, вам следует побыть здесь. Машина придет за телами, как только сможет. Но диспетчер сказал, они работают без смены уже целые сутки, и сначала надо помочь живым.

— Они сейчас на улице, — ровным тоном сказал Эрик. — Там холодно. Ничего с телами не случится.

— Как-то это все неправильно. Неуважительно, что ли…

— Я их прикрыл, — успокоил его Питер. — Просто так я бы их не бросил. А больше мы ничего не можем сделать.

— Пока хватит и этого, — проговорила Джун Баг.

Лорин увидела в ее глазах слезы и вспомнила, что та тоже потеряла сестру. Она подошла поближе к Джун Баг и сочувственно произнесла:

— Мне жаль, что с Бет Эллен так получилось.

Джун Баг кивнула:

— Мне тоже. Вот и Молли… Она была так похожа на вашу мать. Словно Мэриэн вдруг вернулась. — Она выжала губку в ведро с окрашенной кровью водой, обмакнула ее в чистую и продолжила скоблить доски. — Я так устала. Устала от сентинелов, от боли, от жизни. Не знаю, зачем я жила, но сейчас мне кажется, что лучше бы не жила.

Стараясь не потревожить Джейка, Лорин присела рядом с Джун Баг, положила руку ей на плечо и терпеливо ждала, пока та поднимет наконец взгляд от окровавленных досок и посмотрит на нее.

— Я вам сочувствую. Правда сочувствую. Вы потеряли людей, которых любили. Я знаю, каково это. Лучше бы не знала. Лучше бы я говорила так просто из вежливости, чтобы вас успокоить. Но я и правда знаю, каково это. Я так долго ждала Брайана, много лет. Наделала массу глупостей. Наверное, потому, что искала невозможное. Сама не знаю что. Это Брайан нашел меня, а не я его. — Лорин убрала руку и посмотрела через плечо на лежащие на крыльце трупы и сразу отвела глаза — невозможно смотреть на такое. — Знаете, была такая песня, парень поет, что он боится уснуть, потому что не хочет потерять ни единой минуты с женщиной, которую любит. Пока в мою жизнь не вошел Брайан, я с пеной у рта могла доказывать, что все это сентиментальные слюни, а на самом деле никто так не думает. — Она почувствовала, как комок встал в горле, но справилась и продолжала: — Но когда он нашел меня… когда мы стали жить вместе… Помню, как он возвращался из полета в маленькую квартирку, которую мы снимали, так вот, он не спал всю ночь и мне не давал. Боялся, что если заснем, то что-нибудь упустим. Целый месяц он ходил на службу, проспав всего пару часов. А потом он улетел в командировку. Я думала, что умру. — Лорин закрыла глаза. — Нам досталось всего несколько лет. А потом он погиб. С тех пор как его не стало, я не живу, сначала мне даже дышать было трудно. Везде не хватало воздуха. Я продолжаю жить по одной-единственной причине — из-за Джейка. Без него… — Она тряхнула головой.

По щекам Джейн Баг катились слезы. Она не поднимала глаз от своей руки, которой по-прежнему сжимала губку, седые волосы растрепались и висели неопрятными прядями.

— Это не проходит, — пробормотала она. — Год… пять лет, десять… Хотелось бы мне сказать, что все пройдет, но — нет. Теперь всегда не будет хватать воздуха.

Лорин почувствовала, как Джейк прижимается к ее щеке, проглотила комок в горле и сказала:

— Знаю. Мне встретилась настоящая любовь, я ее узнала, и все время, пока она была со мной, я знала, что счастлива. Знала. Раньше я всегда думала, что теряют те, кто не умеет ценить своего счастья. Но я-то понимала, что мне досталось, и была благодарна за это, и надеялась, что раз я понимаю, какое сокровище мой Брайан, то сумею его сохранить. И все равно потеряла. — Лорин вспомнила о пространстве между мирами, где Брайан снова ее нашел, но теперь он ушел оттуда. Ушел. Она не встретила его, то есть потеряла еще раз, пусть даже и по-другому.

И тут Джейк поднял голову, потянулся и поцеловал ее в щеку, маленькой ручкой легонько погладил по шее.

— Папатька любить маму, — пролепетал он. — Папатька… он гаваил… любить тибя, мама. — Джейк сморщился, нахмурился, словно пытаясь что-то осмыслить, и вдруг добавил: — У нас все халосо. Все халосо. — Морщинка у него на лбу углубилась. Он как будто хотел уловить что-то ему непонятное. Лорин видела, что малыш расстроен. Наконец Джейк надул щеки, покачал головой и выпалил: — Папатька здесь. Все будить халосо. — Малыш снова поцеловал ее в щеку и положил ручку на плечо.

Лорин стояла и смотрела на Джун Баг.

— Он не помнит отца, — в изумлении проговорила она. — Никогда о нем не говорит, разве что когда смотрит на фотографию у меня на тумбочке. Но это редко. Он…

Что имел в виду Джейк, когда говорил, что «папатька здесь»? Что «все будить халосо»? Что происходит?

— Брайан, — прошептала она и оглядела холл. — Если ты здесь… подай мне знак.

Джейк у нее на руках начал задремывать и почти сразу уснул.

— Брайан?

И вот из губ Джейка раздался голос, частью похожий на голос сына, частью — на чей-то еще. И заявил невозможное:

— Я умер не зря. Сегодня это всем помогло. Я не могу остаться. Но… Я хотел попрощаться, Лорин. Есть другой мир. По ту сторону. Я буду ждать там. Вас обоих.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Прощай, — ответил голос.

Глаза Джейка плотно сомкнулись, он задышал ровнее и глубже. А Лорин поняла, что чудо кончилось.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

НЕОЖИДАННЫЕ ТОРНАДО ПРИЧИНИЛИ РАЗРУШЕНИЯ

НА ЮГО-ВОСТОКЕ СТРАНЫ

Целая серия торнадо неожиданно пронеслась вчера вечером из Канзаса вдоль побережья Флориды. Количество погибших достигает 734 человек, имеются тысячи раненых и пропавших без вести. Метеорологи по всей стране не в состоянии объяснить этого внезапного феномена. «Над всей этой территорией уже целую неделю располагалась область равномерно высокого давления, — заявил доктор Стив Биллингс из Национальной метеорологической службы. — Радары не зарегистрировали никакой опасности до самого последнего момента. Ни одна из наших теоретических моделей не в состоянии объяснить вчерашнего происшествия. Флуктуация — другого слова и не подберешь». С доктором Биллингсом согласны и другие ученые, работающие в этой области.

(«Торнадо», продолжение на стр. 2)

ГРИПП ЗАКОНЧИЛСЯ ТАК ЖЕ ВНЕЗАПНО, КАК НАЧАЛСЯ

«Юнайтед Пресс Интернешнл»

Данные о заболеваемости гриппом во всем мире вернулись к обычному уровню в течение одних суток, что связано с прекращением так называемого Каролинского гриппа, который за несколько недель унес жизни более четырех миллионов человек. Персонал больниц, понесший в связи с гриппом немалые собственные потери, с удовлетворением констатирует, что коридоры и даже палаты лечебных учреждений начинают пустеть. Изможденные врачи и медсестры, пережившие эпидемию, рады возможности вернуться к своим семьям и впервые за долгое время выспаться.

«С вирусами иногда так и бывает, — комментирует ситуацию доктор Уиллоуби из клиники Мейо. — Вирус возникает внезапно, выжигает население, не имеющее иммунитета к данному штамму, и выжигает быстро, чем уничтожает собственную среду обитания. И так же быстро исчезает. Как это ни ужасно, но мы должны быть благодарны за такой сценарий развития событий. Все могло сложиться куда хуже. Значительно хуже.

Разумеется, эти соображения не меняют того факта, что данная эпидемия гриппа оказалась самой смертоносной из всех со времен инфлюэнцы 1917 года».

(«Грипп», продолжение на стр. 2)

ВНЕЗАПНЫЙ СРЫВ МИРНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ ЕГИПЕТ И ИЗРАИЛЬ НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

Женева, Швейцария — «Ассошиэтейд Пресс»

В Женеве было отмечено внезапное и необъяснимое изменение политического курса как со стороны Израиля, так и со стороны Египта, которые вчера покинули стол переговоров, хотя, по слухам, были близки к подписанию соглашения о сотрудничестве. Соглашение должно было объединить усилия двух народов в различных областях, включая здравоохранение, образование и широкий спектр научных программ, и могло, по мнению многих наблюдателей, на долгие годы стать основой стабильности и мира в этом районе земного шара.

Нет никаких данных о причинах этого раскола, но обе стороны заключили под арест членов своих делегаций, обвиняя их в пособничестве противнику. Вслед за срывом переговоров оба государства провели мобилизацию своих вооруженных сил и выдвинули войска в приграничные районы. Отмечены беспорядки среди гражданского населения.

(«Ближневосточные предатели», продолжение на стр. 9)

Кэт-Крик

Ясным солнечным утром, таким обычным в Северной Каролине, Лорин похоронила свою сестру Молли среди только что показавшихся первых крокусов. На церемонии присутствовали Питер, Эрик и Джун Баг. Остальные сентинелы сидели по домам. Узнав, что их не будет, Лорин почувствовала облегчение. Питер и она уже приняли присягу, но она все еще не ощущала себя сентинелом и не хотела слышать фальшивых слов сочувствия от людей, которые желали ее сестре смерти.

Служба окончилась. Лорин осталась с Джейком возле могилы.

— Спасибо тебе, Молли. Мне будет так не хватать тебя. Мы могли бы вместе сделать все, о чем мечтали и что были должны сделать. Спасибо, что ты спасла моего сына.

Джейк повернулся к матери и потянулся к ней.

— На лутьки! — потребовал он.

Лорин подхватила его, и он крепко к ней прижался. Малыш все еще не стал самим собой. Неожиданный шум пугал его. Яркий свет приводил в ужас. И в первый раз в жизни он стал панически бояться чужих.

— Может, тебе нужна компания? — спросил Эрик, когда они шли по кладбищу, возвращаясь к машинам.

— Со мной все будет в порядке. Мне надо подумать. Наши родители что-то планировали для нас обеих, теперь надо решить, что я смогу сделать одна. Увидимся позже.

— Я здесь из-за тебя, — с трудом выдавил Эрик, и Лорин уловила в его взгляде и голосе неожиданный смысл. Подай она знак, и он будет с ней во всех смыслах.

— Спасибо, Эрик. Я очень ценю это, — ответила Лорин дружеским, но нейтральным тоном. Она надеялась, он поймет. У них был шанс стать друзьями, но ведь он хотел смерти ее сестры, а этого нельзя забыть.

— Позвони, если я буду тебе нужен, — сказал он и, не добавив больше ни слова, свернул в сторону и один пошел к своей машине.

— Я могу сказать то же самое, — подал голос Питер. — Скажи только слово, и я тотчас явлюсь.

Лорин улыбнулась.

— Спасибо, Питер. Угости меня когда-нибудь настоящим пивом, о'кей? И смотри, чтобы Эрик не уморил тебя работой. Эта его идея, что один сентинел должен работать за четверых, пока не начнет помогать новое пополнение, слегка пугает, а? Я видела, он смотрел как раз на тебя, когда излагал свои соображения.

— Я тоже видел, — согласился Питер. — Я до сих пор не уверен, что правильно сделал, вступив… Наверное, дело в том, что я не мог представить, как после всего этого просто повернусь и уйду. Понимаешь?

Лорин принимала присягу вместе с Питером. Сейчас она кивнула и пересадила Джейка с одного бедра на другое:

— К несчастью, понимаю.

Питер стоял и смотрел, как Лорин усаживает Джейка в машину на специальное сиденье.

— Лорин, если тебе понадобится не просто знакомый, а друг… — Он помолчал. — Ладно. Не буду изображать из себя идиота. Если что, ты знаешь, где меня найти.

Она кивнула, стараясь не замечать, как застучало сердце и пересохло во рту. Брайан сказал, что будет ждать ее на той стороне. Она хотела, чтобы Джейк вырос, зная, что его отец — Брайан. Хотела передать ему от Брайана все, что у нее было. Но кто знает, может, ему от Брайана досталось больше, чем ей?

Лорин ощутила растерянность.

— Не знаю… едва ли… но… — Она слабо улыбнулась и села в машину.

А Питер все стоял у обочины и смотрел, как она завернула за угол и скрылась из виду.

Навсегда. Брайан пришел к ней из мира по ту сторону самой смерти, пришел, чтобы сказать, что будет ждать ее, что любит ее и всегда будет любить. Как может она надеяться встретить другую любовь? Как может даже думать о поисках? А если случится невозможное и она встретит человека, которого полюбит так же, как любила Брайана, что тогда? Будет ли Брайан по-прежнему ждать ее? Посмеет ли она впустить в сердце новую любовь?

На мгновение ей почудилось, что ее обняли руки Брайана, что она услышала его шепот: «Не беспокойся, все будет хорошо».

Лорин глубоко вздохнула, постаралась успокоиться и свернула на шоссе.

Не беспокойся, все будет хорошо.

Сейчас ничего не нужно решать. Просто поиграть с Джейком, приготовить еду, поспать. Не станет она ни о чем думать. И может быть, все будет хорошо.

Медный Дом, Баллахара

Сеолар приказал затянуть в черное весь Медный Дом и объявил годичный траур. В память о Молли, о своем народе, о будущем, которого теперь не было. Он сидел за столом у себя в кабинете с раскрытой книгой. Когда кто-нибудь входил, Сеолар делал вид, что читает, но не прочитал ни строчки с момента, когда Йенер принес ему черную весть. Наверное, он никогда больше не сможет читать. В одно мгновение он потерял все: свой мир, свой народ, будущее, любовь. Иногда, в самые тяжелые минуты, приходила мысль об облегчении, о смерти.

Как раз об этом он и размышлял, когда вдруг услышал шум на балконе и замер.

Там ничего не могло быть. Туда выходили двери лишь его кабинета, а они заперты. Он посмотрел внимательнее, чтобы убедиться. Действительно заперты.

По стеклу что-то застучало.

Портьеры загораживали обзор. После смерти Молли он не допускал в комнату свет, не хотел видеть ненавистное солнце. Достаточно огня в камине, а в ином настроении и его много. Но теперь он пожалел, что шторы такие плотные. Ему вдруг захотелось увидеть, что ждет его на балконе.

Тук-тук-тук…

Стучали настойчиво.

И вдруг голос:

— Сеолар, ты здесь?

Невозможно! Разве он может слышать этот голос! Но голос зазвучал снова:

— Сеолар! Сео?

Руки его тряслись, он подумал, что может умереть от страха, но все же подошел к окну, отдернул портьеру и выглянул.

На балконе стояла Молли. Голая, как новорожденный младенец, лишь на шее — ожерелье Води. Медные волосы облепили фигуру, закатное солнце разметало по ним огненные блики. Сейчас в ней было больше вейярского, чем прежде, все человеческое куда-то ушло. Но все равно, это была Молли.

— Ты же умерла, — прохрипел Сеолар.

— Как видишь, нет. Пусти же меня! Здесь совсем холодно.

Дыхание морозным облачком вырывалось из ее губ.

Она терла озябшие руки и притопывала ногами. Сеолар присмотрелся и разглядел гусиную кожу.

Он повернул замок и распахнул дверь, пальцы почти не слушались. Молли влетела и сразу бросилась к камину.

— Господи, — пробормотала она. — В такой мороз и без одежды! Просто ужасно. Хорошо, если не обморозилась.

— Ты жива, — изумленно произнес Сеолар.

Она поворачивалась к камину то одним боком, то другим и все еще дрожала.

— Сама удивляюсь.

Он сорвал с вешалки какой-то халат, поспешил к ней и заботливо укутал.

— Ты жива, — повторил он.

Молли поплотнее завернулась в халат, расправила его и повязала пояс. Потом подняла на него глаза и сказала:

— Я же обещала тебе вернуться. Обещала, что не оставлю тебя одного. Не позволю вейярам погибнуть. И вот я здесь.

Сеолар кивнул:

— Ты не умерла. Йенер сказал мне, что видел тебя мертвой. Все думали, что ты умерла.

Она положила руку ему на плечо и заглянула в глаза. Озноб пробежал у него по телу.

— Я и была мертвой, — сказала Молли. — Но я вернулась. Я здесь, чтобы быть с тобой, чтобы помочь вейярам, чтобы выполнить волю моих родителей. Но я умерла. А потом вернулась. Это ожерелье… Но сначала расскажу, что я поняла, откуда берутся все кошмары о судьбе моих предшественниц. Само ожерелье не может уберечь нас от смерти — оно просто потом нас возвращает. В этом вся проблема.

Он отдернул от нее руки, вздрогнув, несмотря на то что хотел продемонстрировать мужество.

— Проблема?

— Возвращать людей после смерти с помощью магии — плохо. Это очень дурно. То, что возвращается, никогда не бывает таким, как прежде. Я — Молли, но, Сео… Это ожерелье никогда нельзя будет снять. Никогда. Если я его сниму, то, боюсь, уже не буду этой Молли.

Он кивнул, но не мог придумать, что бы сказать.

— Но я — Молли. Здесь и сейчас. Я — та Молли, которую ты знаешь. Вейяры теперь в безопасности. Я встану между вами и Старыми Богами. И я люблю тебя, Сеолар. Люблю.

Она обняла его и крепко к нему прижалась, и он ответил на объятие. Молли права. Его мир вернулся к нему. Вернулись его народ, будущее, любовь. Но он не мог избавиться от мысли, что Молли была мертва, а теперь жива. О ее словах, что возвращаться из мертвых — дурно. О том, что если она снимет ожерелье, то превратится в кого-то другого или во что-то другое. Думал, что она — единственная женщина, которую он любил, и что она обманула саму смерть, лишь бы к нему вернуться.

Но так и не смог придумать, что бы сказать.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Никогда прежде я не писала послесловий, но эта книга, или по крайней мере факт существования городка Кэт-Крик, требует некоторых пояснений. Видите ли, сначала я намеревалась определить местом действия Гибсон, очаровательный, крошечный городок, где я имела счастье провести много лет. Он являет собой просто идеальную сцену для такой истории. Я воспользовалась прекрасным знанием местности, зданий, улиц, людей и множества мелочей, которые сохранились в моей памяти. Вот только не придумала, как вставить в рассказ ресторанчик «Пожарная каланча», где я расписала дверь и где играла на гитаре, смущая ничего не подозревавших гостей. И еще старый холодный вокзал. Но ведь это — не последняя моя книга в жизни. Надеюсь увидеть этих старых знакомцев в следующей.

Однако когда отсчет пошел, действие начало развиваться и я поняла, сколько людей придется убить, то вдруг раздумала помещать события в Гибсоне. Видите ли, я люблю этот городок, и если придется в мгновение ока уничтожить половину его обитателей, едва ли люди, которые там живут, по достоинству оценят такой сюжетный ход.

Вот почему я придумала Кэт-Крик. Он расположен там же, где и Гибсон. В нем много улиц с такими же названиями. И зданий — тоже. Я позаимствовала даже людей, которых знала и любила в этом городе. Они стали главными героями этой книги (разумеется, под другими именами).

Если вы живете в тех местах или случайно туда попадете и захотите провести там денек, то вот вам целая галерея образов. Если вам кто-то понравился, то процентов на двадцать пять можете быть уверены, что его или ее образ основан на характере человека, которого я встречала в том районе; семьдесят пять процентов положительных персонажей — чистый вымысел. И все сто процентов отрицательных — тоже. У меня твердое правило: не помещать в свои книги людей, которые мне не нравятся. Зачем дарить бессмертие тем, кого ты терпеть не можешь, ведь кругом полно симпатичных ребят. Так что смотрите сами. Можете совершить прогулку по Гибсону, подумать, какой из старинных домов принадлежал Лорин, где находился офис шерифа, попробовать отгадать, на ком из встреченных вами людей основаны образы главных героев. И передайте им: мне нравится их городок.

Еще одно замечание. Я заставила свою подругу-биолога перерыть кучу литературы и докопаться вот до чего: лемминги не совершают массового самоубийства, бросаясь со скал в море. Эта легенда скорее всего возникла, когда парочка беспринципных фотографов столкнула несколько штук, чтобы получить интересный кадр. Но Лорин Дейн этого не знает, так что давайте простим ей неудачное сравнение, тем более сделанное в момент сильного душевного волнения. Но сами-то вы теперь это знаете (и я — тоже), так что для нас такое сравнение непростительно.

Ваша Холли Лайл, с надеждой, что вы получили столько же удовольствия, читая эту книгу, сколько и я, когда ее писала.

4 апреля 2001 года

Примечания

1

По Фаренгейту (приблизительно 40,5 градуса Цельсия).

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА . .

Реклама на сайте