«Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)»

Dark Window. Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)

КЛАН МЁРТВОГО КОТА (DEAD CAT'S CLAN)

Глава 1. Без ответа

— Хочешь быть Чёрной Розой за Пятым Переулком?

Диссонанс странных слов разбил приторную, сладко-карамельную музыку, опутавшую город. Радиостанции без продыху гоняли "Мой мармеладный, я не права". Блаженные минуты отдохновения от вездесущей "Джаги-Джаги" радостно занимал "Я шоколадный заяц". Листья под ногами казались мятыми конфетными фантиками. Зубы и нервы ныли от сладостей. Хотелось чего-то настоящего. Нового, свежего, потрясающего.

Подул ветер, с шорохом прокатился ком смятой газеты, и что-то незримое тонко просвистело на уровне балконов третьего этажа. Взревел двигатель могучего "КамАЗа". Рёв заглушил всё вокруг, Ириска даже подумала, что вопрос ей просто послышался, но продолжала смотреть на вопрошающего.

Больше всего он напоминал Пашу Артемьева из "Корней". Такой же высокий, кудрявый и улыбчивый. В улыбке сквозила сила и доброта.

***

Для Ириски та осень началась с подрезанных волос. Первая перемена. Внутри мир ещё прежний, детский, а вид уже как на обложке модного журнала. Их так много — девушек с обложки. Девушек, покоривших весь мир. Так хочется, чтоб мир увидел: она тоже переменилась.

Ириска — укротительница волос. Они не хотят подчиняться, упрямо набирая прежнюю длину. Перебираются кончиками с плеч на спину. Раскидываются непослушными прядями. Приходится сидеть в бигудях, чтобы восхищать мир волнующими спиралями. Красота требует жертв. И жертвы принесены. Осветлённые пряди перемешаны с тёмными. Свиваются колечками над высоким лбом, касаются подкрашенных бровей. Из-под волнистых холмов проглядывают маленькие уши. В них сверкают искорки серёжек. Если не приглядываться, можно поверить, что простенькая оправа скрывает настоящие бриллианты. По крайней мере, Ириске нравится так думать.

Дни, когда она услышала о Чёрной Розе, наполняет солнце. Предрассветная свежесть, исчезает, прежде чем успеешь потянуться и зевнуть навстречу наступившему утру. На смену ей спешит зной, наполняющий парящей духотой раскалённые дни и багряные вечера.

Поменявшие масть деревья не торопятся сбросить листву. Стоят гордо, словно надеются продержаться так до весны. В дрожащем мареве воздуха приглушённые голоса вещают о глобальном потеплении.

Ириска пропускает новости. Ей хочется музыки. Если закрыть глаза, звуки обернутся нотами. Весёлые ноты скачут по деревьям и кустам, кувыркаются в чёрных проводах, отплясывают по серебристым бокам фонарей.

Ноты — не люди. С ними не бывает скучно, напряжно, занудно.

Правда рассказывать о танцах маленьких человечков не солидно. Потому что выпускница средней школы должна говорить о чём угодно, но только не о внезапно оживших нотах.

Это не те разговоры, которыми стоит гордиться. Поэтому с людьми Ириске проще молчать. Молча следить за толпой и выбирать тех, кто кажется достойным близкого знакомства. Для них просыпается улыбка. Она таит вызов. Хочешь понравиться? Старайся! А пока рядом со мной ты выглядишь полным нулём. Удиви, и я взгляну по-особому. Пронизывающе, мягко, ласкающе. Я хочу посмотреть таким взглядом. Стань первым. Приходи, не задерживайся. Спроси меня так, чтобы улыбка не погасла.

Ириску бесят взрослые вопросы. Они делятся ровно на два типа: "Как учишься?" и "Ну, кем мы собираемся быть после школы?" Мигом рисуется картинка взрослой женщины. Юриста, бухгалтера или стоматолога. А потом к чужому изображению пришпиливается надпись "Ирина Николаевна".

А крысы не задают глупых вопросов. Наверное, поэтому с ними проще подружиться. Только у крысиной дружбы нечеловеческие правила. Просто так крысы не дружат. Впрочем, как и большинство людей. Но если цели людей понятны после нескольких развязно брошенных слов, то крысиные цели спрятаны в тайнах за семью замками.

Крысы бродят в местах, куда людям вход закрыт. Наполненных сумраком, шуршанием, мусором, рассыпавшимся в пыль. Меж серых стен странствуют приглушённые печальные мелодии. Их звуки оборачиваются грустными человечками. Иногда они вырастают и тоже ищут встречи с тобой. Так странно: не знать, кто рядом — крыса или оживший обрывок мелодии. Или то и другое сразу.

Наверное, поэтому той осенью Ириске придётся дружить с крысами. А после учиться ненавидеть котов. Сначала просто ненавидеть. Без всяких причин. Потом она узнает причины. Вот только верить им не захочется.

Зато появится шанс перескочить с ненависти на любовь.

Или стать Чёрной Розой.

Та осень станет для Ириски первым взрослым выбором. Ещё не осмысленным. Натужным. Горьким. И очень-очень болезненным. Исковеркавшим внешний мир до неузнаваемости. И ей, чтобы удержаться в резко изменившемся мире, придётся меняться самой. Потому что крысой быть не захочется. А кошкой уже не получится.

Наверное, Ириска могла подружиться и с котами. Да только те считали, что Ириска с ними уже дружит. Коты ошибались. Двенадцать жизней делали их излишне самоуверенными.

Жгучими колючками Ириске запомнится та осень. Вернее, кусочек затянувшегося лета. Время, когда ты уже дышишь воздухом юности, но на самом деле продолжается детство, из которого хочется выпрыгнуть как можно скорее.

Но только не попасть в колею "Ну, кем мы собираемся быть после школы?"

Вы — не знаю. А я останусь Ириской. Или…

Или стану непонятной и удивительной. К кому не прилепить таблички "продавец", "врач" или "ботаник".

Она тянулась к иным табличкам. Но "Последний Герой" уже прикрыли, а в "Голод" её не взяли. И отстояв очередь на прослушивание "Народного Артиста", Ириска с неудовольствием поняла, что эта дверь к славе тоже откроется не для неё.

Но почему?

Первой красавицей школы её, конечно, не считали. Но на вечеринках она никогда не оставалась одна. Те, кто, рванувшись, не успевал к самым красивым, притормаживали возле неё. На зависть девчонкам, чья участь топтаться у стенки и возвращаться домой без провожатых.

Не "Мисс Вселенная". Хотя носик вздёрнут весьма мило. Ещё Ириска по праву гордится пушистыми, словно камыши, ресницами. За ними прячутся глубокие зелёные глаза — озёра с илистым дном. Молчаливый блеск глаз хранит тайны. В алой лодочке губ блестят зубы, словно ровно уложенный жемчуг. Вот только слишком тонкие губы приходится подкрашивать. Зато улыбка преображает Ириску. Несколько секунд, и гадкий утёнок превращается в лебедя. Но лебединая жизнь коротка. До первого слова. Позовут — откликнется, и снова на лице серьёзная мина. Мол, девочка уже взрослая и эту жизнь понимает правильно.

Тогда почему? Почему на следующий уровень взяли не её?

Стучишься в дверь, скрещиваешь пальцы на удачу, твердишь "У меня всё получится", рисуешь потрясные картинки сбывшейся мечты, трёшь прохладную дверную ручку, слышишь приглушённые голоса тех, кого уже взяли на бал, за которым следит вся страна.

А потом понимаешь, что никто тебя пускать не собирается.

Не взяли… "А почему?" "А потому что!.." Потому что не так прошлась. Не сумела улыбнуться. Или просто кашлянула в неподходящий момент. И всё.

Дверь не открывается. Так вот сложились звёзды.

Ты тихо поворачиваешься. Дверь остаётся за спиной. Душа вибрирует надеждой, что окликнут, позовут, впустят. Но глаза уже смотрят вперёд.

Что там, впереди?

Для Ириски впереди оказались мёртвые коты.

И крысы.

Но прежде прозвучал вопрос, заставивший забыть о двери, в которую не пустили. О всех дверях, и нужных, и ненужных.

***

— Так что там насчёт Чёрной Розы? — парень улыбнулся.

Улыбка понравилась Ириске. На улыбку она ответила улыбкой, а на вопрос ответила встречным:

— А где это — Пятый Переулок?

— Не знаешь? — парень пожал плечами, будто нисколечко и не сомневался. — Могу показать.

Наверное, улыбка её и зацепила.

Или нет. Сначала был Кейс. Тонкий, серебряный Кейс в правой руке. Именно так, с большой буквы. В красивых фильмах частенько показывают изящные дипломаты, прикованные к запястью, но любому из киношных красавцев было далеко до подобного совершенства.

Кейс притягивал взгляд. Кейс располагал к доверию. У недостойных людей не бывает таких шикарных кейсов.

— Тут недалеко, — сказал парень и показал на арку, вырубленную посередине четырёхэтажного особняка с причудливыми лепными карнизами. Дом облюбовали ласточки. То здесь, то там взгляд ловил тёмные комки гнёзд, лепившихся к балконам. По углам балконов вытянулись пирамидки, похожие на шишечки, растущие вверх.

Ириска тысячи раз проходила мимо и никогда не задумывалась, что можно свернуть в арку. Вернее, Ириска знала, что можно. Вот только зачем? Причин не было. Раньше.

— Ты там живёшь? — спросила Ириска.

Из монотонного гула машин вырвался обрывок мелодии. Разбился на нотки. И смешные человечки мигом расселились по квартирам старинного дома.

— Потолки высоченные, — уМИльно вздыхал первый.

— Лепные карнизы, — спешно ДОговаривал второй.

— Бардак. На балконах бардак, — сердитой ФАльшью напевал третий.

Чуть слышным свистом незнакомец разогнал нотных переселенцев.

— Не в этом доме, — поморщился он. — Просто за ним начинаются Переулки.

— Ничего там не начинается, — мальчика пора было ставить на место.

— Спорим?

— На что?

— Если проиграешь, выполнишь мою просьбу.

— Какую?

Парень задумался. Интересно, чего он попросит? Быть может, поцелуй для начала? Она пристально оглядела парня. Умеет ли он вообще целоваться? И как-то сразу поняла: умеет. Такой — умеет!

— Ты не станешь орать от восторга, — тон у парня был тревожный, будто возможный крик Ириски означал нечто глобальное, не меньше конца света. — Договорились?

Он подмигнул. Рядом с таким приятно было постоять и без всякого дипломата. Потому что у парня были абсолютно чёрные глаза. Когда говорят "чёрные", подразумевают "тёмно-карие". У незнакомца зрачки сливались с радужкой в блестящий чёрный круг, буравящий Ириску.

— Орать?! — сердито переспросила девочка, норовя сбить чужой гонор.

— Ты не станешь орать от восторга, — парень не поленился повторить. — Обещаешь?

— Посмотрим, — кивнула Ириска.

Слова парня её завели, она тоже не хотела ударить лицом в грязь:

— А чем расплатишься ты, если проиграешь?

— Я никогда не проигрываю, — хмыкнул парень и подошёл поближе, ветер легонько играл тёмными кудрями. — Ты увидишь место, где будет расти Чёрная Роза. Неужели этого мало?

— Ну не знаю, — пожала плечами Ириска. — Мало ли таких мест.

В конце концов, если судьба посылает ей парня, зачем же вот так, сразу, выкидывать его на помойку? Девочка плавно поднялась со скамейки и, не спеша, направилась к арке, позволяя парню идти слева и не отскакивать, уступая дорогу встречным прохожим. Впрочем, такой бы не стал отскакивать. И это Ириске тоже нравилось.

Из арки тянул сквознячок. Не струйка прохлады, а прерывистое лихорадочное дыхание. Можно было фыркнуть и гордо пройти мимо. Поступи так Ириска, и эта история ушла бы другой дорогой. Но девочка вошла под высокий свод.

Там царил полумрак, но ничего удивительного не происходило. Впереди показались приземистые домишки. Город перестраивается, беззаботно зачёркивая прошлое. Старые кварталы сносятся единым махом, а вместо них вырастают "китайские стены" многоэтажек. Но если присмотреться, в глубине двора неизменно обнаружатся ветераны, затаившиеся в невырубленных кустах. Строительство коснётся их, обрушив заборы или проломив стенку сарая нечаянным касанием бульдозера, а потом пройдёт мимо, да и забудет. Они остаются картинкой давно ушедших эпох с поленницами дров и водопроводными колонками в век горячей воды и парового отопления. Они держатся, хотя время изрядно подкосило их стены, сложенные из прокопчённых секундами и часами брёвен.

— Не останавливайся, — сердито сказал парень. — Рискуем опоздать.

А потом вдруг заулыбался:

— Нам везёт. Первый переулок уже позади.

Ириска обернулась. Арка казалась далёкой-далёкой. В её проёме бесшумно промелькнула красная машина. Звуки, нескончаемо наполняющие большой город, куда-то делись.

Повеяло прохладой. Настоящей. Тишина и свежесть. Будто прячешься где-то. Куча народа бегает по двору и выкрикивает твоё имя. Но найти не могут. Где им догадаться! И от этого почему-то хорошо-хорошо.

Глава 2. Синева

Скоро и вторая улочка осталась позади. Парень молча шагал вперёд. Ириска с любопытством поглядывала по сторонам. Местность напоминала деревню или дачный посёлок. Полное безлюдье. Только куры барахтаются в пыльной ложбине. Крашеные заборчики. Раскидистые кусты. Ровные поленницы.

— А вот теперь не спеши, — перед четвёртой улочкой парень придержал Ириску.

Всего один двор, и они бы оказались на ухабистой дороге. Выбитыми клыками некогда грозного чудища сбоку скалилась гора щебня. Сердитый петух из малины пристально следил за незваными гостями. По колее змеились подсохшие спирали, словно её проложило не колесо, а винт мясорубки.

— Предпоследний переулок без разрешения не проскочить, — парень внимательно осмотрел дорогу. — Но мы договоримся. Я лично знаю хозяина этого переулка.

— Так договаривайся, — равнодушно протянула Ириска и подумала, что они слишком долго топчутся вместо того, чтобы что-нибудь предпринять.

— Музыку тихо слушаешь или громко? — внезапно спросил парень.

— Музыку? — не поняла Ириска.

— Уже начинается! Приготовься. Или просто заткни уши.

Вот чего Ириска сделает в последнюю очередь, так это заткнёт уши в незнакомом месте.

Слева раздался шипящий щелчок, будто включили огромную колонку. Мгновение спустя щёлкнуло и справа.

По острым досочкам забора по ту сторону Четвёртого Переулка с невозмутимым видом вышагивал невысокий парень. Рваные вытертые джинсы, перехваченные на левом колене чёрной банданой. Бежевая ветровка с ярко-алым значком. А на голове, в эдакую теплынь, чёрная нефорская шапка с парой малиновых кисточек на длинных хвостах.

Это ж кем надо быть, чтобы запросто шагать по забору, где и не всякая кошка пройдёт!

А парень, чуть покачиваясь, ловко развернулся к Ириске, просверлил взором сияющих изумрудных глаз, широко заулыбался и взмахнул руками, словно заправский дирижёр.

— Как у тебя с английским? — зашептал в Ирискино ухо её спутник.

Вместо слов девочка ответила лукавой улыбкой. Способностей к языкам она за собой не замечала, но разве можно в этом признаться такому парню?

— Тогда песню можешь не слушать. Следи за мной. Увидишь, что я иду вперёд — не тормози.

Воздух раскололся оглушительным треском и посвистыванием, будто неведомый Ди-Джей продолжал проверку аппаратуры. "Дискотека, — хмыкнула Ириска. — В деревне! Надеюсь, не ради неё меня сюда привели". А потом парень в шапочке раскрыл рот, и понеслось:

— Yo listen up: here's a story. About a little guy that lives in a blue world…

Где-то далеко стукнул ударник, и заструилась лиричная мелодия, не вязавшаяся с отрывистыми фразами странного парня. Невидимый пианист давил на клавиши рояля. Печальные звуки уносились к голубому небу.

Язык чесался от вопросов. Но по лицу спутника она поняла: сейчас лучше помолчать.

— …And all day and all night and everything he sees, — парень хитро подмигивал Ириске, словно предлагал присоединиться.

— …Is just blue like him inside and outside, — казалось, он единственный чувствовал себя в своей тарелке.

— …Blue his house with a blue little window, — песня лилась и лилась. — And a blue Corvette and everything is blue for him…

Убыстряясь и убыстряясь, застучал ритм-компьютер. Вокруг начало твориться что-то неладное. Листья набирали синий оттенок. Белые доски изгороди приятно поголубели. Дома приобретали цвет ночного неба. А стёкла словно с рождения были синими.

— …And himself and everybody around, — ветровка певца уже не казалась бежевой, она высветлилась голубыми разводами. На шапчонке заискрились электрические разряды, сложившиеся, то ли в полуобсыпавшийся логотип группы "Ария", то ли в переплетённые трамвайные рельсы.

— 'Cause he aint got nobody to listen… — пропел парень, делающий мир голубым, и исчез.

Ритм-компьютер, гулко ухнув на прощанье, вырубился. Музыка оборвалась. Наступила тишина, в которой бродили затихающие отголоски: "To listen… To listen… To listen".

У Ириски сжалось сердце. Она догадалась, какая зазвучит песня. И приготовилась к оглушительному "Люблю!" Невозможно не знать песню, которую тысячу раз крутят радиостанции с говорливыми ди-джеями и ди-джейками.

— I'm blue! Da ba dee, Da ba die! — выпалил певец.

"Совсем не то", — удивилась Ириска.

И вдруг по траве разлилась синяя тень, словно над улочкой распростёрлась грозовая туча. Потрескавшаяся глина обернулась изгибами голубого мрамора с иссиня-чёрными прожилками. Щебень исчез; на его месте сверкала гора сапфиров. Розы, гиацинты, гладиолусы пропали с глаз долой, вокруг колосились васильки да колокольчики. "Da ba dee, Da ba die!" напугали воробьёв. Те перестали скакать, нахохлились и настороженно рассматривали синие пёрышки друг у друга. Забытая у крыльца кукла превратилась в Мальвину.

Сверлящий звук заставил певца на миг умолкнуть. Так и застыл он, уставившись на Ириску. Нет, не изумрудные были глаза у певца, а синие-синие.

"Da ba dee, Da ba die!" расцвечивали мир холодной синевой. Даже малина превратилась в ежевику. Удирал прочь глупый петух. Его словно окатили чернилами. За синим окном синий старик наливал из синего кувшина синее молоко. Выглянул из синего сарая пёс, уставился в лужу, встряхнулся, словно хотел сбросить с себя синеву. Да где там. Солнце заливало мир прохладными синими лучами, словно странная голубая Луна.

Певец сомкнул губы. Посмотрел с грустинкой. Может, ждал похвалы. Но Ириска растерялась. Она не знала, что сказать. Моргнули синие глаза, и певец растворился, словно Чеширский Кот, позабывший оставить улыбку.

Осиротевшие звуки бессвязно метались по переулку.

— Это не та песня, — прошептала Ириска.

— Просто ты заслушалась отражениями, — хмыкнул парень. — Песнями, из которых выкинули слова. Слушай только оригиналы. Выброшенные слова мстят очень больно. В основном, достаётся тем, кто слушает неправильные песни.

— Эй, а чуть понятнее?

— Кутаясь в отражения, привыкаешь к искажённому миру, а когда приходит настоящее, ты не в силах его принять. Первое слово дороже второго. Первому веришь охотнее. Всё первое стоит очень дорого, просто люди этого не понимают.

— Ещё бы! С такими-то объяснениями, — Ириска недовольно выдула воздух уголком рта.

Проигрыш закручивал звуки вибрирующими спиралями. Постукивали зубы, притоптывали ноги, оглушительно билось сердце, опережая лихорадочный ритм.

— Некогда, — отмахнулся парень. — Время идти. Ищи перепевника. Как увидишь, делай шаг. Переулок надо пересечь до последней ноты. Иначе застрянем. Окажемся в плену Вековых Часов. А они стоят уже давненько, и завести их некому.

В растерянности Ириска заметалась взглядом по сторонам.

— I have a blue house with a blue window, — певец выткался из голубой пустоты, потоптался синими ботинками по синей лавочке, улыбнулся Ириске, блеснув водянистыми зубами, и потерялся опять.

Автоматически она шагнула вперёд.

— Молодец, — раздался шёпот.

Кудрявый тоже не упускал из вида неуловимого певца.

— Blue is the color of all that I wear, — синие туфли топтали синюю глину.

Просеменил синий паучок на длинных синих ниточках. Ириска суматошно завертелась. Где же перепевник? Ах, вот же он. Сидит на крыше собачьей конуры и беспечно помахивает ногами, разбивая голубые шары одуванчиков на тысячи невесомых синих пушинок. Увидел Ириску, улыбнулся и снова растворился.

"Эй, чучело, ты где?" — суматошно подумала Ириска.

— Blue are the streets and all the trees are too, — и строчку спело пугало в синем плаще. Ириска сначала не поверила, но потом заметила, как синий глаз подмигнул ей. В синей глубине плавали искорки тихой печали. Кейс сверкнул на шаг впереди. Девочка очнулась и прыжком встала рядом.

— I have a girlfriend and she is so blue, — на сей раз Ириска углядела его сразу. Ей помогли два серебристо-синих человечка, подхватившие слово "girlfriend" металлическими голосами. Человечки походили на нотки, только отчаянно чужие. Таких Ириска никогда бы не придумала. Они плясали синие вальсы вокруг певца, танцующего с самим собой. А глаза его смотрели на Ириску. А глаза грустили, хотя в голосе вроде ничего печального не было. Глаза тянули к себе. Ириска чуть не сделала шаг в сторону, но впереди блеснул кейс, и это заставило её следовать прежним курсом.

— Blue are the people here that walk around, — и певец не наврал. Кудри того, кто шёл рядом, отливали синевой, а Ирискины руки напоминали ледышки из рекламы.

— Blue like my Corvette it's standing outside, — дома слева и справа покачнулись и превратились в колонки, содрогавшиеся с каждым словом, с каждым аккордом. Синие таблички с бледно-голубыми буквами сменили надпись "ул. комиссара Коновалова" на "Radiotehnika S-90". Сарай обернулся микшерским пультом. Певец внезапно вырос. Его голова показалась над сараем. Огромные пальцы постукивали по крыше (вернее, уже крышке) и щёлкали невидимыми переключателями. Поленница лежала рядом блоками аудиокассет, а кОзлы для пилки дров обернулись фирменным микрофоном, уютно отдыхавшим на ножках специальной подставки.

— Blue are the words I say and what I think, — синие глаза выглянули из малинника, откуда с позором изгнали незадачливого петуха. И ещё один шаг. Всего один. В синей луже отражались изломанные чёрточки синих птиц. Синяя лента синей змеёй извивалась из чердачного окна. За синими окнами притаилась синяя темнота. У забора валялся блестящий стеклянный шарик, отражавший голубое солнце. Заборы казались такими близкими. Протяни пальцы и почти коснёшься. Почти.

Необходимость выбора перед каждым шагом ужасно напрягала. "Когда же утихнет песня, — подумала Ириска. — Скорее бы, скорее!" А что, если она не успеет отыскать перепевника?

— Blue are the feeling that live inside me, — так и случилось.

Строчка прозвучала, но девочка не сдвинулась с места. Нельзя. Не увидела Ириска певца, не имела права шагнуть дальше. И только в самый последний момент, когда звуки ломающегося голоса убегали за дальний поворот, она заглянула в синий омут распахнутого окна. Там, где только что висел портрет, из синей рамы весело кривлялся обладатель нефорской шапочки.

Ириска споткнулась. Земля метнулась навстречу, но покачнувшаяся девочка тут же была подхвачена спутником:

— Теперь дорога! Ищи её. Упустишь, и я помочь не сумею.

Певец изливал "Da ba dee, Da ba die!" неподалёку. Ириска не смотрела на него. Синяя глина исчезла из-под ног. Её сменила мраморная плита. Теперь взгляд скользил по тёмным изгибам на голубой глади. Подул ветер, и мимо Ирискиного лица пронеслись сорванные с синего дерева синие листья. Позвякивала синяя цепь синего колодца, и звон её перемешивался с очередным "Da ba dee, Da ba die!"

— Твой приятель не может потише? — девочка встряхнула головой, прогоняя из ушей противный звон.

— Не приятель, а перепевник. Хотя в нашем клане он зовётся иначе.

— Он нарочно сбивает нас с дороги?

— Наоборот! Перепевники помогают найти верное направление, если поют правильную песню!

— Этот споёт, — фыркнула Ириска. — С чего ты взял, что его песня правильная?

— Не совсем, — мотнул головой её спутник. — В припеве он чуть-чуть прикалывается. Впрочем, все, кто ходит поперечными улочками, немного злые.

Ириска сама удивилась, что разговор успел втиснуться в короткий миг меж песенных строк. Но дорога… Как она могла забыть про неё! Дорога так и не появилась…

— I'm blue! Da ba dee, Da ba die! — голос певца накрывал мир, пронизывал всё вокруг, забирался в самые малюсенькие щёлки. "Плевать на дорогу, — усмехнулась Ириска. — Возьму и остановлюсь. Мир не опрокинется, если я дослушаю песню до конца".

Вдруг у Ирискиных ног голубой мрамор вспучился сиреневыми пузырями, за которыми пряталось что-то тёмное. Пузыри лопнули и обернулись кубиками из голубого стекла. В прозрачной глубине сверкали тысячи и миллионы граней.

"Вот она, дорога!" — догадалась Ириска и зашагала вперёд, не оглядываясь ни на певца, ни на попутчика. А те не отставали.

Мелькнули и пропали заборы. Песня про синий мир оборвалась звенящим звуком.

Ириска остановилась.

Где весь мир? За спиной! А впереди лишь золотое поле да полоска леса на горизонте. Морозная синева сжималась, отступала, уходила. Возвращались краски. Не по-осеннему тёплое солнце пригревало спину. Небо ослепительно голубело. И глаза тонули в бескрайней глубине.

Между полем и Ириской ютился бугорок.

— Вот здесь, — твёрдо сказал парень.

— Что? — не поняла Ириска, повернулась и зажмурила глаза от брызнувших солнечных лучей.

— Здесь вырастет Чёрная Роза, которой ты можешь стать.

Ириска внимательно осмотрела холмик, покрытый редкой пожухлой травой. Что изменится, если тут вырастет…

— Чёрная Роза за Пятым Переулком, — словно читая мысли, повторил уверенный голос.

Да ерунда! Самый обычный бугорок! Ну и зачем тебе пялиться на эту тёмную глыбу? А что, лучше, если бы тебе снова парили мозги компьютерами? Или повели… Повели… А куда тут, собственно говоря, можно повести?

— Постой, — удивилась Ириска. — Где город? Дома там… автобусы… магазины, всё такое!..

— Город там, — парень неопределённо махнул назад.

Туда, где ничего не разглядеть из-за слепящего солнца. Хотя надвигался вечер, и солнце должно было сейчас висеть перед Ириской. Вон над тем самым лесом. Всё здесь было не так.

— Пора идти, — тихо, но настойчиво произнёс тот, кто провёл Ириску через Переулки. — Мы заслужили увидеть, но остаться права не имеем. Поэтому, Ириска, надо поторапливаться.

"Почему?" — хотела повредничать Ириска, но слово перечеркнулось испугом: "Откуда ему известно её имя? И вообще, а он-то сам кто такой?"

— Как тебя зовут? — спросила Ириска. — Ведь ты меня знаешь, а я…

— Имя? — задумчиво перебил парень. — Будет тебе имя. Самому бы вспомнить…

В отсутствии чувства юмора его не упрекнуть.

— Роман, — задумчиво произнёс он. — Не-а. Ринат. Непохоже. Реваз. Ну, это совсем не то. Рональд. Роберт. Роланд. Красиво, но не моё. Ромуальд. Нет, всё не так! Оно же было простым! Почему я его забыл? Резо. Рено. Равиа. Руал… Это близко! Руал, Руал… Рауль! Всё! — в отрывистом голосе зазвучали довольные нотки. — Зови меня Раулем.

Ириска улыбнулась. Она любила тех, кто мог выбирать имена. Как и она, пусть случайно, пусть не самое красивое и величественное. Зато сама. Как и Рауль.

— Пора, — тревожно сказал парень. — Скоро зайдёт солнце, и сюда выберутся Смотрящие. Вроде контролёров в трамваях. Только с этими не договоришься.

Пальцы Рауля встретились с Ирискиными. Его голос теперь зазвучал напевно:

— Посмотри и запомни…

Девочка окинула взглядом синеву…

— …Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу…

…и золотое поле, над которым плавилась ослепительная голубизна воздушных глубин…

— …И тогда все проблемы исчезнут…

…и дальнюю кромку леса…

— …Потому что ты выдумала их сама.

…у самого горизонта.

— …ХОДУ!

Ириска повернулась и утонула в солнечном свете. Ничего не видя, послушно передвигала ноги. Перед ней вырисовывалась одна-единственная картина: Чёрная Роза на невысоком бугорке в ласковых объятиях лучей Солнца.

Девочка не заметила, как вернулась во двор, как прошла через арку, как исчезли горячие пальцы.

Она словно проснулась. Вокруг расстилался знакомый скучный город. Шуршали машины. Небо уже не казалось голубым и глубоким, а спешащим мимо людям, как и два часа назад, не было до Ириски никакого дела.

Солнечные зайчики растворились вместе с Раулем.

Картины таинственных Переулков поблёкли, но не забылись. Вот она, арка, темнеет справа. На обсыпавшейся штукатурке криво намалёван пацифик. Девочка хотела заглянуть в сумерки, чтобы ещё раз увидеть древние домишки, но почему-то так и не решилась.

Глава 3. MoonLight Cafe

Граница между реальностью и сказкой у каждого своя. Ириска увидела её на уроке истории.

И алгебра, и литература остались позади. Промелькнули незаметно физкультура и география. Скоро Ириска пойдёт домой, чтобы, свалившись на диван, мысленно рисовать на потолке таинственный профиль. Мужественное лицо Рауля красовалось и на тетрадях, и на учебнике географии. Чёрные глаза то подмигивали, то смотрели серьёзно и даже сердито. Рисунки получались не слишком умелыми, но Ирискино воображение мгновенно дорисовывало недостающее.

Сказка вернулась, когда Ириска выписала завитушку желанного имени на обложке дневника рядом с насторожившимся Ди Каприо. Он удивлялся, почему ручка выводит не его леонардное имя. Но Ириске плевать на Ди Каприо. У Ди Каприо уже есть девушка, у Рауля — нет. Ириска хотела так думать. За спиной Ди Каприо взметнулась корма "Титаника". Вокруг стальной громады тоже значилось "Рауль", "Рауль" и ещё раз "Рауль".

А на парте была непаханая целина! Девочка тут же подарила миру пару изящных волн буквы "Р". Но тут увидела, что в самом углу парты кто-то вывел имя "Рауль" строгими наклонными линиями.

"Я тебя найду. Сегодня. Вечером. Не забывай про Пятый Переулок. Рауль".

Сердце застучало быстро-быстро. Ведь Рауль исчез, не спросив ни телефона, ни адреса. А теперь он сам разыскал её. Несмотря ни на что!

Неужели Рауль учится здесь же? Тогда почему Ириска не видела его раньше? А если не здесь, то как он мог проникнуть в чужую школу? Ириска бы не смогла зайти куда-нибудь просто так. Она всегда боялась, что её спросят: "А ты, девочка, что тут делаешь?" Вот и не заходила, прикрываясь правилом: "А оно мне надо?"

Рауль жил по иным правилам.

Почему-то Ириска решила, что он не заявится к ней домой. Такие не создают ненужных вопросов. Ни от пап, ни от мам, ни от въедливых бабушек. Поэтому, едва сумерки выползли из подвалов, она отправилась на место их первой встречи.

Рауль сидел на скамейке у входа.

Завидев девочку, он не вскочил, не бросился навстречу, но улыбнулся и помахал рукой. Ириска, будто на роликах, неслась к лавочке, расцветая в неудержимой глупой улыбке. От избытка чувств она мешком плюхнулась на скамейку и приготовилась к чуду.

— Куда идём сегодня? — спросил Рауль.

— Не знаю, — счастливо пожала плечами Ириска.

— Почему "не знаю"?! — возмутился Рауль. — Тебе протягивают руку, а ты бьёшь наотмашь. В ответе прячется твоё мнение, отношение к чему-то важному. Ведь ответ ждут, значит, ждут какую-то частичку тебя. Даже, когда интересуются погодой на завтра…

От неожиданного разноса Ириска втянула голову в плечи. Она-то думала…

— Конечно не следует бить детальной проработкой, — голос Рауля крепчал. — Типа: "Облачно. Местами осадки. Видимость на дорогах отличная. Температура по области от нуля до трёх, В Перми днём четыре-пять градусов тепла".

Девочка наклонила голову, разглядывая камешки под ногами. Вспотевшие ладони поглаживали сжатые колени.

— Можно сказать "Будет дождик. Надо бы где-нибудь пересидеть" или "Хочу солнце, и мы пойдём гулять", — продолжал Рауль, словно не замечая Ириску, — Вопрос — начало разговора. Ответ — место для следующего вопроса. "Не знаю" — тупик, глухой угол, где на заборе написано: "А что ты вообще знаешь?!!!"

Ириска уже не выглядела пришибленным воробышком. Её наполняла злость. Никому на свете не положено учить её жизни. Даже тому, кто знает дорогу за Пятый Переулок.

— Умный, да? — тихо и зло спросила она, а потом молнией соскочила со скамейки, развернулась, нагнулась к сидящему парню и крикнула ему в лицо:

— Да пошёл ты!..

И отбежала на несколько шагов.

На темнеющем небе маленькие точки звёзд переливались радугой. Сквозь слёзы они то расплывались, то вновь сжимались в колючие шарики света. Ну почему всё идёт не так, как надо? Ириска ждала цветов, комплиментов, может быть поцелуя, а получила поток нравоучений. И это жизнь? И это у всех так, или не везёт только Ириске?

Чтобы не разреветься, девочка рассадила в тёмной листве знакомых нотных человечков.

— Не плачь, — первая нотка смущённо погЛЯдывала в Ирискину сторону. — Он не хотел тебя обидеть.

— Хотел! Ещё как хотел, — СОЛЬю густо посыпала раны вторая.

— Потерпи, и всё образуется, — приМИрительно советовала третья.

Ириска сжалась тёплым комком. Она не хотела слушать песни сказочных человечков. Она вообще ничего не хотела. И тут плеча мягко коснулась тёплая рука.

— Не злись, — раздался голос Рауля.

Надо же, как это он решился оторваться от скамейки?

— Я не злюсь, — пробормотала Ириска и сжала губы ниточкой.

— Злишься, — не согласился Рауль.

— Сказано же тебе, НЕ ЗЛЮСЬ! — заорала Ириска.

Она ненавидела себя за то, что не смогла сдержаться. Она ненавидела Рауля за эту ненависть.

— Верю, верю, — делано испугался Рауль и примирительно замахал руками. — Давай лучше переведём стрелки назад.

— Какие стрелки? — не поняла Ириска.

— Представь, что мы не успели сесть на скамейку, а я тебе уже задал вопрос. Итак, дубль два. Куда сегодня пойдём?

"Не знаю", — чуть снова не ляпнула Ириска, но, пристально заглянув в глубину чёрных глаз, сказала:

— Мне хотелось чего-то необычного, волшебного. Как Пятый Переулок.

Голос Ириски был грустным и усталым. Почему-то переулки с синими песнями теперь казались случайным глюком. Не бывает волшебных мест. Не бывает. Но ничего, пусть Рауль поскрипит мозгами, раз сам напросился.

— Пойдём, — Рауль не отводил взора, но это почему-то нисколечко не напрягало.

— Снова за Пятый Переулок?

— Сейчас не время ходить по Переулкам. Лучше я покажу тебе одно кафе.

В груди Ириски прокатилась волна. То ли холод пронизал, то ли жар. В кафе просто так не приглашают. Туда зовут лишь тех, кто нравится. И принимают приглашения только от тех, с кем не прочь посидеть не только в кафе. В кафе идут с любимыми. Или пожрать на халяву.

Однако Ириска рассчитывала на первое.

— А кто там бывает, — спросила она, — в этом твоём кафе?

— Потерпи, — подмигнул Рауль. — Там много такого, что ты ещё не видела.

Он тихонько погладил девочку по щеке, а потом его пальцы тесно переплелись с Ирискиными. Голову Ириски словно набили мягкой сладкой ватой.

— Между прочим, я живу по правилу, — кокетливо предупредила она.

— Правильная девочка? Интересно, — перебил её спутник. — И что же ты выбрала?

— В этой жизни я хочу испытать всё! — выпалила девочка.

— С чего начнём? — Рауль огляделся. — Видишь провод? Хочешь за него подержаться?

Меж домов железной елью торчала опора высоковольтной линии.

— Сдурел? — Ириска постучала пальцем по лбу. — Я же сгорю заживо!

— Но разве ты испытаешь ВСЁ, если отказываешься даже от этого?

Острая фраза чуть не вырвалась у Ириски, но тут из-за угла испугано метнулось хвостатое тельце с остроухой головой.

— Смотри! Смотри! — рассмеялась девочка. — Чёрная кошка перебежала дорожку!

— Это она зря, — хмыкнул Рауль. — Мы ей тоже перебежим. И очень скоро.

Далеко идти не потребовалось. Они свернули в большущий тёмный двор и остановились под неоновой рекламой. "MoonLight Cafe" — надпись складывалась из бегущих огней разноцветной гирлянды.

— Это и есть твоё кафе? — тревожно спросила Ириска. — Разве в подвале может быть что-то необычное?

— Люди несутся вперёд, огибая летящих навстречу, — в голосе Рауля засквозило злое презрение. — Но сверхскорость лишь приближает миг смерти. Когда они остановятся и посмотрят назад, то увидят лишь пустоту. Торопясь успеть всё, они просто пробежали мимо. Протянув руки к звёздам, успокоились, хватанув горсть ёлочных блёсток…

Голос оборвался, когда из-за водосточной трубы бесшумно выскочила ещё одна кошка. Вернее, кот. Злющий-презлющий. Распушив шерсть, он вызывающе зашипел. Меховой огурец хвоста злобно хлестал по земле. Клыки блестели. Во тьме яростно переливались зелёные глаза.

Не тратя лишних слов, Рауль подцепил кота ногой и швырнул в кусты.

— Ты что! — возмутилась Ириска.

— Ты с ним знакома? — на лице Рауля появилась улыбка, очень нехорошая улыбка.

— Думаешь, я знаю всех уличных кошек?..

— Ты видишь его впервые, не так ли? — жёстко оборвал Рауль. — Зачем тебе защищать незнакомцев?

— Но он тебе ничего не сделал!

— Суд обычно вершат не те, кому чего-то там сделали, а те, кому дано право.

— Тебе дано? — мрачно усмехнулась девочка.

— А почему бы и нет?

Ириска не ответила. Она не знала, что отвечать. Она устала и жалела, что согласилась идти в кафе. Свидание превращалось в нервотрёпку. Что же будет дальше?

— Мы стоим на пороге сказки, — Рауль сделал шаг навстречу. — Но вместо того, чтобы войти, тратим время на ругань.

— Ты первый начал, — заметила Ириска, но в знак примирения затопала вниз по ступенькам.

Что переполняло её: радость или испуг? Ей всегда казалось, что в подвальных кафе собираются мрачные бритоголовые субъекты. В перерывах между очередной рюмкой "Абсолюта" они смотрят остекленевшими глазами на сцену, где лихой певец выдаёт хриплым голосом: "Братва, не стреляйте друг в друга!" Но Рауль на таких не походил. Он вообще ни на кого не походил. А ступеньки всё продолжались и продолжались, словно Ириска спускалась не в обычный подвал, а в Московское метро.

Наконец, она увидела дверь. Толстую дверь, сложенную из деревянных брусков, обитую массивными завитушками. Ручка представляла собой голову разъярённого бизона, с бронзовым кольцом, проткнувшим ноздри.

Рауль мягко обошёл девочку и потянул кольцо на себя. Дверь бесшумно открылась. Рауль придержал её, пропуская Ириску вперёд. За дверью пряталась темнота. Ириска не видела ничего, только в глубине звучала тихая нежная мелодия.

— Смелее, — прошептал Рауль.

Девочка двинулась вперёд. Её окружала мягкая мгла безмолвия. Пришлось ступать наугад, потому что шарить руками в темноте Ириска считала ниже своего достоинства. Скоро впереди замерцали крохотные язычки пламени. Прохладный воздух наполнил терпкий аромат корицы.

Коридор оборвался, и парочка очутилась в круглом зале. На стенах, отливавших золотом, висели многоярусные подсвечники. Каждый стол тоже был украшен свечой. Дрожащий свет не мог победить таинственные сизые тени. Детали терялись в полумраке. Разглядеть, свободен столик или нет, было нетрудно. Но кто за ним сидел, откинувшись на резную спинку, оставалось загадкой. Ириска прищурилась, и в неярком дрожащем свете обнаружила старых знакомцев.

— Темень тьмущая, — пугливо СИпел первый человечек. — Поубивают нас тут, а никто не заметит.

— Не в этой жизни, — хмыкая, ФАсонил второй.

— Тише, — ДОверительно предупреждал третий. — В таких местах не шумят.

В стенах виднелись тёмные ниши. К одной из них и тянул девочку Рауль. Ириска повиновалась. Ей чудилось, что они, действительно, шагнули в сказку.

Рауль удобно устроился в мягком кресле и жестом предложил Ириске приземлиться напротив. Так она и поступила, едва нащупав в темноте мягкую обивку и чуть не сев на фигурную ручку. У столика немедленно появился официант. Негромкий щелчок — и новый язычок пламени, примостившийся на зажигалке, тут же прыгнул на фитиль свечи в круглом стаканчике со звёздными прорезями. Неяркое пламя высвечивало белые перчатки, манишку и старомодный галстук-бабочку. Но лицо официанта скрывала тьма.

— Что будем заказывать? — раздался из темноты свистящий шёпот.

— Выбирай, — Рауль небрежно пододвинул Ириске яркий лист согнутого пополам картона.

Ириска, не глядя, ткнула пальцем.

— Неплохо, — кивнул Рауль. — Мне то же самое. А запивать?

— Фанты, — выдавила Ириска и сжалась.

Наверняка, в таких местах принято заказывать французское вино урожая одна тысяча восемьсот шестьдесят пятого года с южных склонов холмов Андалузии. Но Рауль лишь кивнул и добавил:

— А мне минералки. Только настоящей. Больше ничего не хочешь? — вопрос уже относился к Ириске.

— Не-а, — девочка до смерти волновалась и не знала, сумеет ли съесть даже то, что успела заказать.

— Сдачи не надо, — сказал Рауль и протянул официанту две сотни.

Официант буркнул "Угу" и растворился.

Рауль наклонился к Ириске и легонько подмигнул. Сиди, мол, смотри, почувствуй, как тебе здесь, пойми, этого ли ты хотела, привыкни, освойся. Мне здесь хорошо. Пусть будет хорошо и тебе. А слова нам пока ни к чему.

В стакане дрожал язычок пламени. На поверхности стола плясали оранжевые звёзды.

Официант вернулся и поставил перед Ириской вазочку с горкой чуть подтаявшего мороженого. Белые склоны усыпали шоколадными крошками. На вершине красовался розовый зонтик с улыбающейся луной. Под зонтиком пряталась лимонная долька. Затем появился бокал и "Фанта". Холодная до ужаса, что подтверждало запотевшее стекло бутылки. Из горлышка поднимался белый дымок.

Рауль тем временем тоже обзавёлся мороженым, разве что его зонтик был синим и без луны, зато с фигурной надписью "Welcome". И бутылку ему поставили другую. Из толстого стекла с бледно-голубой наклейкой, на которой значилось "Felsenquelle". И чуть пониже "Naturliches". Над "u" красовались две точки. Синюю ленту украшали белые буквы. "MINERALWASSER", — прочитала Ириска. Она никогда не видела таких бутылок. Чтобы скрыть смущение, она подтянула к себе мороженое, но вонзить ложечку в снежное великолепие пока не решилась.

Из ниши Ириска могла наблюдать, как тёмные силуэты то исчезали из зала, то возвращались. А может, на смену им приходили другие. Ни скрипа стульев, ни звяканья ложечек, ни шума шагов, ни разговоров. Только музыка. На дискотеках такая не звучит. Ведь быстрый танец под неё не получится, а медленный не уложится в эти ритмичные звуки, перекрываемые мягким голосом певца.

— О чём ты хотела спросить?

— Что? — она не сразу включилась в происходящее.

— Я сказал, ты, наверное, хочешь меня о чём-то спросить. Или мне показалось?

— Я хочу побольше о тебе знать!

— Что именно?

— Ну… всё…

— Всё о себе не знает никто. Так что же именно?

"Не знаю", — чуть было не сорвалось у Ириски. Смешно сказать, но она чувствовала себя маленькой глупой девочкой. И вязнуть в болоте растерянного испуга было невесело.

— Тогда задавай вопросы.

Ага! Как же! Задавай, когда в голове сплошная пустота.

— А без вопросов никак нельзя?

— Видишь ли, — печально сказал Рауль. — Раньше я рассказывал О СЕБЕ. Где родился. Куда переезжал. Что видел. Как мне не нравились уроки геометрии. Что в третьем классе я любил лепить фигурки из пластилина, а весной, когда разливаются ручьи… Но меня перебивали. Мне говорили: "Нет-нет, мы просто хотели узнать, в какой школе ты учился". Поэтому теперь я предпочитаю отвечать на вопросы.

— О школе не надо, — сморщилась Ириска. — Достало по самое не хочу. Тебя, наверное, тоже.

— Люблю людей, которые задают правильные вопросы, — пальцы Рауля щелчком сбили со стола невидимую пылинку. — Начинай с правильных.

"Сколько тебе лет?" — чуть не спросила Ириска, но тут же прикусила язычок. Самый вроде бы правильный вопрос. Да только не для Рауля с его ДРУГИМИ правилами. Спроси про возраст, и Раулю уже не покажется, что перед ним маленькая и глупая девочка. Он убедится в этом, и тогда… тогда всё вокруг не будет стоить даже обёртки от жвачки.

— Почему ты не любишь кошек?

— А знаешь, — вытянулся Рауль, — пожалуй, я не жалею, что показал тебе Пятый Переулок.

Он нагнулся и галантно наполнил "Фантой" Ирискин бокал. Сотни озорных пузырьков метнулись к поверхности, чтобы с мягким шипением растаять, а на смену им спешили новые и новые.

Если вопросы заменить лотереей, то Ириска сорвала главный приз.

Рауль вытащил бумажник и достал оттуда сторублёвку. Краем глаза Ириска заметила, как много купюр там прячется. По сравнению с Ириской, у которой в кармане сиротливо болталась железная пятирублёвка, да несколько мятых десяток, её спутник выглядел мультимиллионером.

— Moonlight cafe, Forever together, — Пока Рауль крутил в руках кошелёк, певец снова добрался до припева, где ему помогал далёкий хор. — I can feel your heartbeat.

— Он поёт про это кафе? — удивилась Ириска.

— Подменяешь настоящие слова придуманными, — усмехнулся Рауль. — Не смущайся, ты не единственная. Люди слышат лишь то, что желают слышать. Потом их ждут неприятные сюрпризы. Но ты хотела о кошках…

— Угу, — согласилась Ириска.

О кошках было куда понятней, чем о настоящих и ненастоящих словах.

— Так вот о кошках, — голос Рауля помрачнел. — Люди самоуспокоились. А рядом идёт настоящая война. Невидимая, но серьёзная и беспощадная. Люди думают, если не замечать войну, можно считать, что её просто нет. Забудь о ней и живи в своё удовольствие. Но война может прийти весьма неожиданно. Тогда боль опаляет на всю жизнь.

Ириска слыхала и про Ирак, и про Чечню. Но они были так далеко. Словно и не по-настоящему. Впрочем, неважно. Рауль не мог воевать. Просто не мог и всё! Так и было? Или так было удобнее для Ириски?

— Я не думал, что кошки успели столь много, — пальцы Рауля согнули купюру и поставили перед девочкой, — пока не побывал в Оренбурге.

Аккуратно остриженный ноготь черкнул по номеру банкноты.

— МЯ. Видишь? Это их знак!

— Я видела и посмешнее, — хмыкнула Ириска и стала вспоминать. — БУ, например, или ЩИ.

— Но то были настоящие деньги, — хмуро заметил Рауль.

— А эти нет, что ли?

— Почти настоящие, — на лицо Рауля вернулась недобрая улыбка. — Кошки печатают их со своими знаками. Невидимые кошки покупают всё и всех.

— Ну да, — скривилась Ириска.

— Думаешь, кошки лишь для того, чтобы их гладить да кормить молоком?

— Кошки не могут печатать деньги!

— За них это делают люди, — согласился Рауль. — Важен знак, стоящий на купюре. Кошки демонстрируют власть, а люди не замечают. Но есть и те, кто не согласен.

— Знаешь что, — предложила Ириска. — Давай, сегодня больше не будем о кошках.

— Тогда доедай, — в глазах Рауля погасли праздничные огоньки. — А то растает.

Вот и отличненько. Девочка коварно улыбнулась, прежде чем отправить в рот ложку с морозным лакомством. Ну как, получается у неё управлять мальчиками? По-моему, так на все сто. А огоньки ещё зажгутся. Обязательно вспыхнут. Только тогда Рауль будет говорить не о кошках, а об Ириске. И всё будет как надо!

Огонёк свечи вспыхнул в последний раз, разметав угасающие звёзды. Ириска поняла, что пора уходить. Гордо поднялась и направилась к выходу. За время восхождения по лестнице Рауль не проронил ни слова, а потом просто растворился в темноте.

Возвращаться домой пришлось в растерянном одиночестве.

Глава 4. Первый выбор

Ириска вытянула из шкафа чёрную юбку и прикинула на себя. Отражение в зеркале добродушно улыбнулось. Отражению юбка нравилась, значит, Ириске тоже. Прохладная шелковистая ткань тут же скользнула по ногам. Застегнув пуговки, девочка повертелась, внимательно наблюдая за отражением. Юбка смотрелась великолепно. Ириска нагнулась, расстегнула нижнюю пуговицу и снова оценила отражение. Ножка, выставленная в получившийся разрез, выглядела весьма соблазнительно. Для пущего впечатления Ириска освободила ещё одну пуговку. Да, именно так! Вот теперь-то Рауль запомнит её навсегда. Разве можно не запомнить такую невероятно восхитительную девушку?

Ириска улыбнулась. Она постаралась вложить в улыбку максимум очарования. Отражение натужно скривилось. Тогда Ириска встала в пол-оборота и кинула на отражение зовущий взгляд. Отражение отозвалось гримасой голодающего у витрин ресторана. Ужас! Вытянув шею лебедем, Ириска прищурила глаза и взглянула чарующе. Узкоглазое существо в зазеркальной комнате выглядело так, будто у него разболелись зубы. О, господи! Опять ничего не получается! Ну когда же она научится?!

Поправив кружевную бретельку лифчика, Ириска поспешно накинула тёмно-зелёную таинственно блестящую кофточку, последний раз крутанулась у зеркала и выскочила в коридор, где быстро натянула босоножки. Услышав цоканье высоких каблуков, в коридор выглянула мама.

— А уроки? — с напряжением сказала она.

— Сделала! — выдохнула Ириска.

— Когда?

— Только что, — закивала Ириска в такт музыке, заполонившей душу. Весёлые нотки прыгали, дурачились, сталкивались друг с другом, аккордами нанизывались на тонкую нитку, а потом рассыпались звонкими горошинами. В музыку вплелось веселье, безудержное ликование и ожидание чуда.

Но мама не слышала музыку. Мама не помнила ни ураганной, влекущей за собой мелодии, ни аккордов, ударами отсчитывающих секунды праздника. Для мамы музыка отзвучала много лет назад.

"Ну поверь мне! Поверь!" — умоляла Ириска то ли маму, то ли незримые сверхъестественные силы. "Поверь" пропитало тесный коридорчик. Слову было тесно. Оно неслышно ворочалось в полумраке. Мама его прекрасно слышала, но ей хотелось вставить туда дополнительную букву "р". И она не смогла противиться искушению хотя бы отчасти.

— Все?

— Все, — Ириска потёрла руки, подмигнула маме и скакнула в раскрытую дверь. Вместо музыки, унесённой Ириской, маме досталась лишь отчаянная барабанная дробь, отголоски которой ещё долго блуждали между прохладных лестничных пролетов.

Девочка выскочила из подъезда, важно прошлась по двору и замерла у первой же витрины, чтобы ещё раз полюбоваться отражением.

Из тёмных глубин зазеркалья на Ириску глядела девчонка, похожая на фотомодель с обложки западного каталога. Вот только одежду ей предоставил не престижный бутик, а местный рынок. И, хмурься — не хмурься, пока ничего не изменишь. Правда, одна фирменная вещичка в гардеробе Ириски имелась. Блузка с голубиным, серо-сизым отливом. Ириска надевала её на клубные дискотеки, надеясь, что это совершенство притянет крупную рыбу. Мимо красивых девчонок не проходят. Парни всегда стараются утянуть их туда, где потемнее, усадить на первый попавшийся стул и, тяжело дыша, плюхнуться рядом. Потом на колене неожиданно оказывается разгорячённая потная рука, ползущая по скользкой поверхности колготок. Девчонки глупо хихикали, выворачивались и стрелой неслись обратно, к мигающим огням эстрады. У Ириски, наблюдающей из танцующего круга за этими кратковременными приключениями, захватывало дух. Хотелось ли ей такого же? С одной стороны это почему-то пугало. С другой — не хотелось отставать. Только не здесь и не с этими. Всё должно быть как-то по-другому. Правда, как именно, Ириска не знала. Смутные представления никак не складывались в чёткую картинку. Да и крупные рыбы резвились в других водоёмах, а рядом по-прежнему крутились лишь пескари.

Почему она не надела блузку этим вечером? Ириска хотела оставить её для особого случая. Но ещё не решила, будет ли сегодняшний случай особым. Ну а пока пусть радуются ей самой.

Рауль вот тоже таскается всюду с ультрамодным кейсом. Интересно, толпятся ли девчонки возле такого парня, когда у него нет дипломата?

Надо будет выпросить у Рауля его сокровище. Ну хоть на денёчек. То-то вытянутся лица, когда Ириска заявится в класс этаким совершенством.

Последний взгляд на себя любимую, быстрая перебежка до следующей витрины и очередная длительная остановка. Вместе с Ириской в витрину заглядывали весёлые нотки.

— Королева? — РЕбячливо спрашивала первая.

— Королева, — ДОбродушно утверждала вторая.

— Королева! — СИяюще возвещала третья, словно за стеклом начинался таинственный вечерний бал.

Витрина, действительно, отражала девочку высшего класса. С такой любой бы почёл за счастье отправиться на свидание. А Рауль? Придёт ли? Появится? Не пустует ли скамейка, ставшая почти родной? Может, фантазии помутили голову Ириске, и никто не ждёт её на условленном месте?..

…Приглашение она увидела в школе. На уроке английского. Доску исписали предложениями для перевода. На два варианта: по чётным рядам и по нечётным. Ириске всегда доставался первый вариант, поэтому она привыкла смотреть лишь на левую часть доски. Пальцы, сжав ручку, торопливо переписывали с доски предложения и добавляли к ним перевод. А потом навалилась усталость, и глаза сами собой перебрались на постороннюю территорию.

"Вот халяву словили!" — безмолвно возопила Ириска. Кто-то догадливый вписал перевод вместо исходного текста. Странно только, что Ираида Васильевна ничуть не возражала. Ириска мельком пробежала по переведённым строчкам.

"Вечером. На том же месте. Если не сможешь придти, после школы отметься в Гастрономе N5".

А как будет "Гастроном" по-английски?! Ну нет… На перевод это никоим образом не походило! Текст выглядел так, словно предназначался исключительно для Ириски. В глазах прояснилось, и на доске возникли привычные: "Does your friend like music? Yes, He does…"

Невыносимо тянуло зайти в пятый гастроном. Ноги сами вели туда Ириску. Витрины призывно поблёскивали. Отворяя тяжёлые двери, заходили и выходили сотни людей. Теперь магазин не казался обычным. Теперь там прятались загадки, готовые обернуться вечером без Рауля. Кто притаился внутри, ожидая, чтобы Ириска зашла и отметилась? Казалось, чего проще, зайди в прохладную глубину, да выясни раз и навсегда. Но тогда Ириска сама скажет сказке: "Не приходи!"

Тайна пятого гастронома осталась неразгаданной. Поэтому Ириска шла к парку. Гораздо заманчивей снова повстречать Рауля. Куда они пойдут сегодня? Снова в "MoonLight Cafe"? Ириска не откажется. Хотя… В кафе ведь они уже были! Сегодня лучше отправиться в другое место, о котором Ириска ещё не знает…

…Ириска перебежала к третьей витрине, но здесь её ждало разочарование. Солнце закатилось за крыши. Витринное стекло угрюмо темнело. Вместо самой очаровательной девушки вселенной в мрачных глубинах отражался мутный скособоченный силуэт. Нотки испугано пискнули и растворились в длинных тенях. Девочка встала в горделивую позу и закрутила на палец длинный локон, норовивший спуститься на грудь. Потом задумчиво пожевала кончики волос. Вечер наступил. Пора поворачивать к парку.

В тенистых аллеях фонари зажигаются рано. Скамейка не пустовала. Рауль увидел девочку и улыбнулся. По серебристым бокам кейса бриллиантами скользнули отблески фонарей. Ириска остановилась. Сердце забилось часто-часто. Свидание состоится!

— Ты прочитала? — спросил Рауль удивлённо, словно не ждал, что Ириска явится в условленное место.

— Думал, я не умею читать? — кинула в ответ Ириска таким тоном, словно любой первоклашка мог вместо английских строчек разглядеть послание Рауля. — Разве ты не хотел меня видеть?

— А ты думала, я подпрыгну от радости выше крыши? — усмехнулся Рауль, но в голосе не слышалось обычной уверенности.

Неважно! Зато Ириска уже долетела до седьмого неба. До полного счастья не хватало самой малости: пройти с таким парнем перед девчонками. Вереница смазливых девичьих лиц пронеслась и растаяла в вечернем сумраке. А одно осталось. Пусть эта красотка не гуляла в парках по вечерам, зато Ириска помнила её лицо до мельчайших подробностей.

Танька! Трудно не запомнить девчонку, которую прочили на "Мисс Кама" этого лета. А она возьми, да откажись. Кукольное матово-бледное личико. Кудрявые волосы. Глубокие голубые глаза. Если бы она перекрасилась в синий, точно стала бы как Мальвина. Но Таньку устраивал и природный нежно-золотистый цвет. Белая блузка. Тёмно-синий жакетик. Короткая стильная юбка из тонкой кожи.

Вокруг неё крутились и парни, и взрослые мужики, приезжавшие подцепить пару-тройку школьниц. Но Танька ещё ни разу не села ни в одну машину. Внимательно выслушав заманчивые предложения, она растеряно хлопала пушистыми ресницами и напускала на личико наив такой степени, что даже прекрасно подвешенные языки замолкали. Танечка вежливо кивала на прощание и степенно уходила. Через минуту оцепенение спадало, и водилы начинали призывно махать рукой менее симпатичным, но более доступным особам.

Танька-недотрога! Но Рауль назначил свидание не ей. А на улицах сейчас народу — тыщи. Ириске хотелось очутиться в густой толпе, фланирующей по центральному проспекту. Пускай все видят, как ей повезло. Но пока время утекало понапрасну.

— Мы так и просидим тут весь вечер? — Ириска вцепилась в Рауля и поволокла его к выходу из парка.

Возражений не последовало. Сначала Рауль послушно следовал за девочкой, потом незаметно оказался рядом. Он немного нервничал. Казалось, хотел что-то сказать, но в последний миг передумал.

По улицам разливалась прохладная темнота. Дома превратились в шахматные доски, где фигуры движутся по непонятным захватывающим правилам. Чернотой темнели квадраты, где свет угас или ещё не проснулся. Желтели теплом и уютом освещённые клетки. Фигурами были люди. Они возникали и исчезали. Они становились невидимками, делая переход на затемнённые поля, и теряли невидимость, шагнув с тёмной клетки на светлую. Ириска наблюдала за передвижением фигур таинственных гигантских шахмат. Это была странная сказка. Ириска чувствовала тепло, исходящее от Рауля. А это была сказка счастливая.

Ириска мысленно обернулась, чтобы увидеть Таньку. Глаза Таньки широко раскрылись от вопиющей несправедливости. Ириска не смогла удержаться и сладостно показала ей язык. Нотки праздновали Ирискину победу, выдавая то бравурные марши, то сладостно протяжную тему из "Титаника". И вдруг смолкли.

Перед девочкой в окне первого этажа, растопырив руки, высилась грозная фигура. Чтобы скрыть секундный испуг, Ириска рассмеялась звонким, заливистым смехом.

— Маньяк, — дёрнула она Рауля за скользкий рукав ветровки. — Посмотри, настоящий маньяк!

Рауль метнул на сохнущую рубаху мимолётный взгляд, потом печально посмотрел на Ириску.

— Что ты знаешь о маньяках, — это был не вопрос, а предупреждение.

Не стоит, девочка, рассуждать о вещах, которые совершенно не представляешь.

Но Ириску не трогали предупреждения. Счастье плескалось в ней. Такое счастье, что не купишь ни за какие деньги.

Ириска расцвела и осмелела. Сейчас она расквитается и за "не знаю", и за то, что кто-то не проводил её из кафе. И за маньяка тоже. На сегодняшний день её оружие — провокационные вопросы. Она загадочно улыбнулась, чуть прищурилась, выпрямила спину, поправила непослушный локон и спросила:

— А вдруг я сейчас признаюсь, что влюбилась в тебя по уши?

Как среагирует Рауль? В американских киношках парни чаще всего расплываются в блаженной улыбке и пускают водопады слюней. Они почему-то тревожатся, начинают бесконечно переспрашивать: "Влюбилась? Влюбилась, говоришь? На самом деле влюбилась?" Другие, в основном смуглые мексиканцы, самодовольно улыбаются, похлопывая девочек и изрекают громогласно: "В меня-то? Ясен пень!" Потом их рука оказывается на талии, и губы сливаются в поцелуе.

"Ну, давай же, — сверкнули её глаза. — Уже начинай!"

А ведь Ириска не сказала "люблю!", она просто предположила "а вдруг?"

Только парни никогда не замечают "Может быть" или "А вдруг". Сейчас Рауль угодит в ловушку, и она славно посмеётся. И больше не будет крутого парня с моднючим кейсом и несмышлёной девчоночки. Что бы ни сказал Рауль, после его ответа они станут наравне.

Но в жизни всё происходит не так, как в фильмах.

Рауль не стал обнимать Ириску. Переспрашивать он тоже не собирался. Да и вообще ничего не сказал. Лишь тяжело вздохнул, словно ему предстояла тяжёлая и нудная работа. Разочарованная девочка уже хотела отнести его в категорию молчунов, но не успела.

— Ирисочка, — прозвучало резко и насмешливо. — А что такое любовь?

— Любовь? — изумилась Ириска. — А разве ты сам не знаешь?

— Допустим, не знаю, — весело кивнул Рауль. — Только не опускайся до фразочек из темноты.

— До каких ещё фразочек? — не поняла Ириска.

— Два вопроса на фоне ночи, — усмехнулся Рауль. — Женский: ты меня любишь? Мужской: а чем, по-твоему, я сейчас занимаюсь?

— Пошшляк, — скривилась Ириска.

— Не я придумал, не мне и страдать, — качнул головой Рауль и отбросил мячик на Ирискину сторону. — Вот и скажи, что такое любовь?

— Ну… — задумалась Ириска.

— Не знаешь, — Рауль коварно улыбался.

— Знаю! — выпалила Ириска.

— Объясни, — тон Рауля стал серьёзным.

Мозги плавились от перегрузки. А в самом деле, что такое любовь? Ну ведь знала же Ириска! Знала же! Но где найти слова, чтобы объяснить!

— Любовь, — рот лепетал что-то по-детски невразумительное, — это когда хорошо.

— Кому? — в радостном удивлении продолжил Рауль.

Ириска разозлилась:

— Ты не ответил на мой первый вопрос!

— А ты не ответила на кучу моих, — парировал Рауль.

— Мне хорошо! — завопила Ириска. — Мне!

— Девочка, — тон из насмешливого стал проникновенным, чёрные глаза резко приблизились, указательный палец нежно погладил вздрогнувшую от неожиданности шею, — Пойми, чтобы нам разговаривать, я должен изучить твою вселенную. Любовь и дружба останутся лишь словами, пока в них не вложен смысл, который ясен только тебе.

Ириска отдёрнулась.

— Так что такое любовь? — зло спросила она, вернув мячик на половину Рауля.

— То, что МЫ назовём ею, — ответил Рауль очень серьёзно.

Ириска промолчала.

— Я пока не знаю, что ТЫ называешь любовью, — продолжил Рауль, — Может, ты выбираешь меня на роль парня, которого не стыдно показать подружкам? А может, желаешь надеть на меня колечко прямо сейчас? Или взять, да и отправиться со мной за край света?

— На край, — машинально поправила Ириска.

— За край, — жёстко не согласился Рауль. — Больнее всего постоять на краю и вернуться обратно. Другая жизнь начинается, если шагнёшь за край. Вот это и есть то, чего я хочу.

— А ты возьмёшь меня за край, если я назову это любовью? — Ириска миленькой птичкой наклонила голову и поправила сбившийся воротник Рауля.

— Возьму, — утвердительно вспыхнуло в глазах.

И тогда припасённые провокационные вопросы превратились в ненужные игрушки.

— Если сама захочешь, — фраза-то, оказывается, ещё не закончилась.

— Думаешь, не захочу? — обиженно насупилась Ириска.

— Двигаем, — усмехнулся Рауль. — Прямо сейчас, — он взглянул на восток. — Завтра утром мы будем в Кунгуре, затем свернём на Москву. Месяца через два доберёмся до Минска. Думаю, оттуда неплохо направиться на юг, поскольку зиму лучше пережидать в тёплых странах. Италия тебя устроит? Нет, лучше Испания! Ты когда-нибудь была в Барселоне?

Ириска оторопело замотала головой.

— Барселона, — мечтательно протянул Рауль, — город дворцов. Забросит судьба меня в какую-нибудь столичку, а там на радость экскурсантам собор красуется. С великой такой гордостью. Гид лопочет себе под нос, экскурсанты в полном восторге, а я стою тихонько так, из общей массы не выделяюсь, и думаю: "Собор, говоришь…" В Барселоне любой дом почище дворца. А уж соборы… Завернул я как-то к "Святому семейству"… Ты про Гауди слышала?

— Гауди? — переспросила Ириска. — Это cыр что ли?!

— Антонио Гауди, — разочаровано фыркнул Рауль. — Тот, кто проектировал, да начинал. Ты и представить не можешь, — махнул он рукой, — как выглядит то, о чём я сказал. То, что зовётся Саграда Фамильа.

— Ты считаешь меня полной дурой? — обиделась Ириска.

Ей захотелось повернуться и уйти. Но так было проще всего. Уйти, вернуться домой и делать скучные уроки на радость маме.

— Посмотри-ка на телевышку, — ободряюще кивнул Рауль.

Ириска посмотрела. В сумерках та выглядела зубцом гигантской чёрной короны, увенчанным рубинами.

— Представь четыре телевышки рядом, — вдохновенно начал Рауль. — Через дорогу ещё четыре. А со стороны Фасада Рождества к ним прильнула скала. И тёмная пещера великого грота. Вокруг домишки. Нет, так-то они каждый с пятиэтажку. Но выглядят малютками по сравнению с башнями, вонзившимися в небеса, словно каждая из них — копьё Лонгиния. Только тогда можно хоть как-то прочувствовать размеры.

Ириска посмотрела на телевышку повнимательнее и мысленно пристроила к ней ещё три. Призрачное сооружение Дворцом Тьмы нависло над притихшим городом. И почему-то захотелось забраться внутрь беспросветных коридоров. Там пряталась сказка. Злая сказка. Но что лучше: сказка, где добро проиграло битву, или жизнь без всяких сражений? Хотелось окунуться в недобрый мрак и пройти таинственный путь, чтобы в его конце выбрать из двух зол меньшее.

— Ну, — оборвал раздумья Рауль. — Мы идём, ты решилась?

Он потянул Ириску за руки и увлёк по центральному проспекту в сторону далёкого Кунгура, до которого и на автобусе ехать два часа.

Ириска сжалась и замерла. Настойчивые пальцы Рауля исчезли.

— Погоди, — жалобно протянула девочка. — Я не могу так просто взять и уйти.

Рауль горько улыбнулся. В глазах засквозило понимание. "Я знал, — говорил взгляд, пропитанный печалью. — Я знал, что никто не может так просто отбросить прежнюю жизнь".

Под печальным взглядом Рауля было до ужаса неуютно. Надо срочно забыть о несостоявшейся Барселоне. Надо срочно забыть даже о телевышке. Тогда печаль уйдёт. Надо радоваться тому, что есть.

— Давай, просто погуляем по городу, — скромно предложила она.

Они свернули с проспекта и начали кружить извилистыми улочками. Пятиэтажки расступались. Тропинки уводили в лога и овраги. На склонах ютились домишки. Окна-глаза весело вспыхивали навстречу, словно не дома вырастали из тьмы, а гонцы, оставившие Переулки, дабы позвать счастливчиков в свои таинственные просторы.

Ириска прижалась к Раулю тесно-тесно. "Тёплый", — с наслаждением думала она. Рауль не отстранялся. Напротив его рука мягко обхватила талию. Ириска чуть вздрогнула, но прикосновение было ласковым, нежным. "Хорошо, что я надела красивую юбку", — мелькнула довольная мысль. А в груди расплывался сладостный туман. Вздумай сейчас Рауль увести её в сторону Кунгура, она бы не сопротивлялась. Мир радостно подрагивал, как дрожало беспокойное Ирискино сердечко, нырнувшее в счастье, которого у неё никогда ещё не было.

— Ты можешь мне показать что-нибудь удивительное-удивительное? — робко спросила девочка, опасаясь прогнать беспредельное блаженство.

— Могу, — голос Рауля звенел торжеством. — Я даже хочу показать тебе это.

— Только если недалеко и ненадолго, — на всякий случай предупредила Ириска, очнувшаяся от сладкого забытья.

— То, что я хочу показать, — тревожно сказал Рауль, — тебе может ОЧЕНЬ не понравиться.

— Мне понравится всё, что ты покажешь, — воскликнула Ириска, вспоминая волшебную обстановку сумеречного кафе. — Всё, понимаешь, всё!

— Хорошо, — отчеканил Рауль. — ТЫ СКАЗАЛА.

Тут он свернул в тёмный переулок. Ириске ничего не оставалось, как следовать за ним.

Путь оказался недалёким. Каких-то два поворота вывели их на замусоренный пустырь. Рядом чернела дырами выщербленных кирпичей одинокая древняя стена. Облака пробежали чуть дальше, и пустырь осветился мутным светом стареющей Луны. Прямо перед Ириской холмиком темнела кучка какого-то хлама. Рауль указывал именно туда.

Присмотревшись, Ириска с омерзением поняла, что это не тряпки и не обломки деревянных ящиков. Неестественно вывернув переломанные лапы, перед девочкой лежал кот с разорванным брюхом. Пустые глазницы смотрели сквозь Ириску. Шерсть свалялась склизкими иголками. В тёмной дыре раны что-то противно отблёскивало. Зрелище казалось настолько отвратным, что Ириска отступила два шага.

— И что? — с хмурым разочарованием спросила она. — Мы пришли сюда, чтобы полюбоваться мёртвым котом, которого кто-то зарезал неделю назад?

— И вовсе не неделю, — ушёл от ответа Рауль. — И не кто-то, — его улыбка хищно оскалилась. — Этого кота убил я, понятно тебе, девочка?

Глава 5. Дуэль в трамвае

В душном вагоне было не протолкнуться. Видимо, у драмтеатра закончилась нефорская тусовка, и её участники шумно разъезжались по впискам для продолжения праздника. Многочисленные разговоры сливались в монотонный гул, от которого раскалывалась голова.

Кто-то толстый и сопящий отдавил Ириске ногу и даже не подумал извиниться.

"Если бы у меня был старший брат, — подумалось девочке. — Или даже два".

Братья тут же нарисовались. Массивные и неустрашимые, как боксёры Кличко. Они разом вдохнули, и толпа опасливо сжалась. Ириска благосклонно улыбнулась и набрала полные лёгкие свежего воздуха. По освободившемуся коридору, трубя бравурные марши, шествовали весёлые нотки. Братья подмигнули, будто намекали, что теперь так будет всегда.

И тут же исчезли. А с ними и свежий воздух. И правда, откуда здесь возьмётся свежий воздух? Только плотно сжатые разгорячённые тела, между которыми и мышь не проскочит.

Но сквозь запах чужого пота живительным ручейком пробивался знакомый аромат "Secret Service". Рауль стоял рядом. Когда толпа особенно напирала и отрывала Ириску от поручня, она цеплялась за его локоть. Вот только легче от этого почему-то не становилось.

Чёрные глаза смотрели за окно, где пробегали дома. Ириска не могла понять, о чём сейчас думает Рауль. Но точно не о ней. А Ириска думала о том, что Рауль сказал ей на пустыре.

"Ты можешь идти", — прозвучало тогда.

Без упрашивания, без уговоров. Полная свобода действий.

"Зачем?" — спросила она.

"Здесь не объяснишь. Придётся ехать ко мне".

"Уже поздно".

"Я не предлагал сегодня. Завтра тоже будет вечер. Хорошо, что завтра. У тебя будет время подумать".

"Ты всегда будешь убивать кошек?"

"Я буду убивать кошек, пока будет нужно".

"Кому нужно?"

"Мне, тебе, всему человечеству".

"Мне не нужно убивать кошек!"

"Совершенно верно. Поэтому их приходится убивать мне. Кто-то должен этим заниматься".

"Тебе нравится убивать?"

"Тебе нравится ходить в школу?"

"Это не ответ!"

"Другого у меня пока нет".

Это было вчера, а сегодня Ириска ехала за ответом, прижавшись к Раулю. Впервые ехала к нему на квартиру. И никак не могла понять, а стоит ли вообще туда ехать?

Вагон содрогнулся и швырнул Ириску в людской водоворот. Она затрепыхалась среди потных тел, как рыба в сетях. Рауль не зевал: подцепил её за руку и выволок к себе.

Рядом растрёпанным воробьём сидела кондукторша. Молчаливая, злая, с красными пятнами на щеках и заплаканными глазами. Только что её обматерили с ног до головы. Глядя на огромную толпу нефоров, женщина отчётливо понимала, что ни копейки из них выбить не удастся. И ничего не поделать. Такая вот она, суровая реальность. Надо сидеть и терпеть, лишний раз не нарываясь. "Никогда не стану кондуктором, — зареклась Ириска, — Никогда! Что угодно, хоть бутылки принимать, хоть дворником, но только не кондуктором".

Миленькая девочка с кукольным личиком неласково пихнула Рауля в бок:

— Щас вылазишь?

— Нет, — Рауль лениво скользнул по лицу нефорской принцессы.

— Ну и па-ашёл на хрен!

— О! — возрадовался Рауль, но Ириска за видимым весельем услышала металлические нотки. — Поехали вместе! Не заскучаем, у меня там весьма завлекательно.

Вроде радостно сказал, но в то же время презрительно. Лицо девочки враждебно исказилось, и она втиснулась в толпу своих.

"Первым бить будет этот, — Ириска отметила дылду в кепке и перевела взгляд на здоровяка с засаленной банданой. — И вон тот". Рауль, напротив, был абсолютно спокоен. "Неужели думает, что выпендрёж прокатит? — Ирискин испуг перерос в ожидание приключения. — Хочешь реализовать право на подвиг? Гляди, чтобы не пришлось заплатить слишком дорого".

Дылда на выступление Рауля не среагировал. Зато вперёд выдвинулась атаманша. Это под её руководством народ демонстративно пользовался бесплатным проездом. Это она умело вывела кондукторшу из игры. Это она насмешливо смотрела на немногочисленных взрослых, и те поспешно отворачивались. Бояться ей было нечего. На данный момент вагон превратился в её государство, а пассажиры в робких и послушных подданных.

— А ты чего такой косявый? — вступила она.

— Не люблю тех, кто не платит, — глаза Рауля сузились, превратились в щёлочки, в амбразуру ДОТа передовых рубежей.

— Тебе поплохеет, если мы не заплатим? — атаманша улыбалась, показывая, что всё пока под контролем.

Фигуркой её господь не наградил. Полноватое тело распирало вытертые джинсы. Круглое лицо украшали аж две пары тёмных очков. Одни козырьком топорщились на лбу. Вторые надёжно прикрывали глаза.

Рауль кивнул. Девица-красавица довольно улыбнулась и потёрла шею. Дурачков она любила. Над дурачками легко потешаться, чем она и собиралась сейчас заняться.

— А мы никогда не платим.

Рауль не протестовал.

— Но можем скинуться и заплатить тебе. Лично в руки! Хочешь? — голова девушки призывно склонилась на бок.

Ириске не понравился такой собственнический взгляд. Она мигом посуровела, хотя и продолжала отчаянно бояться.

— Хочу! — немедленно согласился Рауль.

— Он хочет! — заулыбалась атаманша. — Тебе много не будет. Не слипнется?

— Много? — удивился Рауль. — Да где тут много? — он оглядел толпу и скривился. — Впрочем, ладно, сколько ни есть.

— А чего ты купишь на наши деньги? — коварно спросила атаманша, на секунду приспустив очки с глаз.

Рауль не собирался помогать атаманше. Его пальцы отстранёно барабанили по держалке, обтянутой сморщенной резиной. Разговор не клеился. Триумф атаманши никак не мог состояться.

— Носки? — предположила она.

— Не-е, — протянул Рауль с видом учителя химии, которому очередной балбес выдал, что водород — не иначе, как металл. — На носки тут не собрать. Даже тебе на третью пару очков не хватит.

Атаманша довольно кивнула. Её неповторимую чёрточку заметили и оценили.

— Нравится? — спросила она.

Рауль прошёлся взглядом по одним очкам, потом по другим.

— Фильм "Прозрачные стёкла лгут" снимали не про тебя? — внезапно спросил он.

Атаманша зарделась. Нет, сняться в фильме она не отказалась бы. Но ведь сниматься в фильмах не предлагают с таким равнодушным видом. Рука плавно вернула вторую пару очков на законное место. Глаза теперь прятались за двойным забралом.

— Так лучше? — спросила девица.

Равнодушие мигом пропало. Рауль осмотрел её внимательнейшим образом. Он даже сдвинулся, чтобы оценить картину с другого ракурса. Он впивался взором в малейшую деталь, словно перед ним стояла сама Венера Милосская.

— Нет, — потёр он подбородок скрещенными пальцами, — так не лучше.

И замер с расстроенным видом.

Атаманша загрузилась. С одной стороны с ней заигрывали, с другой — нагло насмехались. Что выбрать? Девочка-куколка смотрела на неё. Ближайшее окружение смотрело на неё. Весь вагон смотрел на неё и ждал. Но сильнее всех ждал Рауль. Он прямо тянулся к девочке, он окутывал её ласковым вниманием, он подбадривал блеском глаз. Давай! Ну, давай же! Я так жду твоих неповторимых слов. Не лишай мир счастья их услышать.

Девица отвернулась к окну. Напряжение упало до нуля. Взгляд Рауля перестал быть ласковым и похолодел, а Ириска подумала, что ласковым этот взгляд мог казаться только со стороны.

Лишь когда двери отъехали вбок, атаманша очнулась от вынужденной спячки, замахала руками и, покидая салон, прокричала кондукторше: "Тётенька, не забывай нас! Завтра мы вернёмся!" Кондукторша устало отвернулась.

— Нам ещё две остановки, — напомнил Рауль, бережно придерживая Ириску, чтобы поток не вынес её раньше времени.

После он снова ушёл в себя. Кондукторша оглядела опустевший салон и отправилась собирать плату за проезд у нормальных людей.

Невидимые нотные человечки сновали поблизости. Они отзывались звяканьем и дребезжаньем. И что-то звякало и дребезжало в душе. Ведь нефоры исчезли, а предчувствие приключения осталось. Наверное, Ириска и согласилась, надеясь на приключение. Только без мёртвых котов с пустыми глазницами.

— Я думала, что ты вдрызг разругаешься, — сказала девочка, когда трамвай, грохоча, умчался дальше, а они остались под козырьком остановки.

— Не получилось бы, — качнул головой Рауль. — Эта мадамка ругается раз в пять лучше меня. Бесполезно лезть в сабельную атаку против лучшего фехтовальщика округи.

— Вот все и помалкивали в тряпочку, — презрительно фыркнула Ириска.

— Разве я молчал? — поджал губы Рауль.

— А что ты делал?

— Грузил, — признался Рауль. — Человек храбр и смел, пока уверен в себе. Тогда он легко бросается на штурм и побеждает. Если не можешь драться, выбивай уверенность. Не давай определённости. Пусть противник всё время выбирает. Это не так-то просто — выбирать. Один осёл умер меж двух стогов, не сумев выбрать, к какому же подойти в первую очередь.

Ириска не слушала про ослов. Ириска смотрела на правую туфлю. Кто-то в трамвайной давке невежливо проехался ботинком, и теперь по носку протянулась жирная полоса бурой пыли.

Рауль поймал взгляд девочки. Он моментально выхватил белоснежный платок, нагнулся и одним прикосновением вернул чёрной глади прежнее великолепие.

— Прямо как королеве, — смутилась Ириска.

— А может ты и есть королева, — улыбнулся в ответ Рауль, но сразу посерьёзнел. — Их ведь много запрятано, королев-то. Правда, они часто выпадают из образа. А потом и вовсе забывают, кем были. Так легче. Это невыносимо: знать, что ты — королева, и не чувствовать себя ею.

После трамвая воздух казался божественным эликсиром.

— Зря давились, — сказала Ириска. — Тут и пешком недалеко.

— Мир ярче, когда есть контрасты. Ты увидела один из них. Забудь его на время, — сердито ответил Рауль. — Потому что я тебе покажу совершенно иные вещи.

— Снова мёртвых котов?

— Нечто близкое, но не мёртвое. Хотя живым это я назвать не риску.

Глава 6. Легенда о Панцирной Кошке

После замусоренного подъезда квартира поражала стерильной чистотой. В пустом коридорчике ютилась тумбочка для обуви. Тоже пустая. На стене чернели крючки.

— Раздевайся, — Рауль быстро скинул ветровку и зацепил её за крайний крючок.

Ириска расстегнула молнию, осторожно стянула куртку и повесила рядом. И зябко поёжилась. Почему-то казалось, что она угодила в большой холодильник.

— Иди сюда, — позвал Рауль из-за прикрытой двери.

Она на цыпочках вошла в комнату. Ступни ласково встретила ворсистая поверхность красного ковра в золотых и бронзовых разводах. Ириска оценила обстановку: новёхонький диван, два кресла, да модная стенка в пять секций. Большим экраном матово блестела "Сонька". Неподалёку замер низенький журнальный столик. На полированном квадрате столешницы дрожали блики переливчатого сияния, исходившего от голубой капли светильника. По красному полю обоев стройными колоннами тянулись миниатюрные золотые лиры.

Столик блестел, будто его купили лишь вчера. Абсолютный порядок. Нигде не валялось ни книги, ни бумажки, ни соринки, ни случайно выпавшего носка. Складывалось впечатление, что здесь никто не живёт.

— Посмотри в окно, — тихо сказал Рауль и, когда девочка дотронулась до подоконника, добавил почти шёпотом. — Сейчас я выключу свет.

"Так сразу?" — хмыкнула про себя девочка и стала ждать продолжения.

На пустынном подоконнике тоже не было ни пылинки. Странно, Ириске ещё не приходилось видеть чистюль такой степени.

Переливчатое сияние угасло. Комнату окутала темнота. Лишь за окном разливался неяркий свет невидимых фонарей.

— Видишь? — негромко спросил Рауль. — Ты видишь её?

Его пальцы мягко легли ей на плечи. Сладко зажмурившись, девочка ждала, когда они поползут вниз. Но пальцы словно застыли.

— Не закрывай глаза, — прошептал Рауль. — Иначе не разглядишь.

Ириска дрогнула, намереваясь обернуться.

— Не надо, — остановил её дрожащий шёпот. — Смотри за стекло. Сконцентрируйся.

Ириска посмотрела. Панораму закрывал соседний дом. Обшарпанная стена без единого окна. Вот и всё! Ириска видела такие дворы-колодцы в Питере. Но там она моментом забывала о них. Питер обширен и монументален, когда блуждаешь по набережным и мостам. Быть может, она и сейчас ждала чего-то пышного, нарочито изысканного, романтического. А полуразрушенные задворки её нисколечко не привлекали.

— Она на стене, — невнятный шёпот отогнал воспоминания о северной столице.

— Кто? — недовольно буркнула Ириска.

— Панцирная Кошка.

Ириска приподнялась на носочки, намереваясь разглядеть дорогу внизу, но дом стоял настолько близко, что тротуар не разглядишь.

— Где? — недовольство усиливалось.

— Да вот же, — шёпот обволакивал. — Вглядись пристальнее.

Ириска вгляделась. Стена стеной и ничего кроме стены.

— Почему я не вижу?

— Потому что ты смотришь на стену, а я на тени, — был ей ответ.

Ириске стало скучно.

— А всё-таки ты немного стормозил с той нефоркой, — сказала она, чтобы поддеть Рауля.

— Просто на ней были тёмные очки, — ответил Рауль странным голосом. — До жути не люблю тёмные очки. Никогда не знаешь, что за стёклами: глаза или пустые дыры.

— Ха! — рассмеялась девочка. — Сейчас любой дурак может заказать стеклянные глаза.

— Они не могут, — глухо сказал Рауль. — Те, кому выгрызла глаза Панцирная Кошка.

— Что ты всё "кошка", да "кошка", — разочаровано прогудела Ириска и слегка повела плечами.

"Далась тебе эта кошка", — хотела сказать она, но прикусила язычок.

Фразочка звучала двусмысленно, игриво. А Ириска не хотела начинать игру сама. Она хотела, чтобы её начал Рауль. Но тот жутко притормаживал.

— Откуда она взялась, эта кошка?

— Откуда? — повторил Рауль. — Необычное всегда возникает на грани. Это возникло на грани рукотворного и нерукотворного. В ту ночь над городом пронеслась гроза. Но капли застряли в небесах. Лишь молния соскользнула к земле. Одна-единственная молния ударила в одну-единственную подстанцию. Электричество природы встретилось с тем, что создали люди.

— Был взрыв? — поинтересовалась Ириска, легонько покачиваясь.

— Оглушительный, — подтвердил голос из-за спины. — А потом фейерверк. Искры взлетели над крышами. Но в три часа ночи все спали. И мощь огня видел лишь сторож.

— Он не пострадал, — Ириске почувствовала, что ноги начинают затекать.

Уже хотелось сесть. Просто сесть.

— Он-то нет, — сказал Рауль. — Но был тот, кто не видел фейерверк, зато почувствовал его на себе. Вернее, та. Самая обычная кошка, перебегавшая территорию подстанции. Её прожарило заживо. Но внутри спёкшегося тела зародилась странная жизнь. Там остался кусочек мощи, оборвавшей путь обычной кошки и начавшей отсчёт для удивительного существа. Я и сам всего о ней не знаю. Знаю, что она может нырять в незаметные дыры и оказываться в мирах, где кошкам определена иная судьба. А потом возвращаться сюда. Ей нужны батарейки, кошке в панцире. Её батарейки — глаза. Когда она шагает по улицам нашего мира, то ищет открытые форточки. А как найдёт, запрыгивает в квартиру и выедает глаза спящих.

— Бр-р-р, — поёжилась Ириска. — Вот всегда я не любила первые этажи.

— Этаж значения не имеет.

— Ладно-ладно, буду спать с закрытой форточкой, — пробурчала Ириска, нехотя пытаясь принять странные правила чужой игры.

— Её нечего бояться, пока она спит. А спит она крепко. Ей тоже нечего бояться. Ведь сон охраняют три лучших бойца кошачьего царства. Три министра.

— Подожди, — насчёт глаз Ириска не поняла. — Как получается, что спящий ничего не замечает? Боль-то адская.

— Когда мышь отгрызает спящему палец, то впрыскивает обезболивающее. Неприятный сюрприз обнаруживается, когда нахальная обжора давно прикорнула в заветной норке. Так же и Панцирная Кошка.

— Она питается только глазами?

— Иногда вместо глаз она пожирает душу, чтобы отоспаться на освободившемся месте. Ходит себе человек, а внутри спит Панцирная Кошка. Ну? Хочешь её увидеть?

— Давай, — равнодушно согласилась девочка, переступая с ноги на ногу.

— Гляди за окно. На тени. Чуть прищурься, чуть разверни голову. Ты должна поменять точку зрения.

И тогда Ириска увидела.

На стене проступала кошачья голова. Большая. Остроухая. Сине-чёрная. А рядом… А рядом красовалась точно такая же. И чуть поодаль третья. С кроваво-бурым оттенком.

— Но почему их три? Три кошки?

— Ты смотришь на первый ряд. Там не она. Там всего лишь министры. Ты видишь всех троих — это хороший знак. Значит, видишь и кровь на первом. Том, которого я тебе уже показал. Том, кто уже не сможет защитить владычицу. А она за ними. Смотри за тени. Смотри сквозь них.

Девочка прищурилась. За остроухими силуэтами проявилось тёмное облако. Громадное и неопределённое.

— Пока министры на страже, тень скрывает повелительницу. Как только мы разделаемся с кошаками, тень исчезнет, и Панцирная Кошка больше не сможет прятаться. Она проснётся. Мы разбудим её.

Ириска раскрыла глаза. Облако исчезло. И тени мигом перестали казаться кошачьими головами.

— Вряд ли тебе рассказывали о ней, — голос звучал то мрачно, то монотонно. — Хотя случается, что имя Панцирной Кошки всплывает в разговорах, но собеседники тут же предпочитают сменить тему. А саму легенду о ней рассказывают лишь шёпотом и только самым близким людям. Своё имя Панцирная Кошка использует как зов, как ниточку, конец которой тянется к сердцу, назвавшего её. Вернее, к глазам. Для тех, кто знает о ней, легенда о Панцирной Кошке свербит больным зубом, который нельзя вырвать. И словно паутина пронизывает улицы больших городов незримым, но ощутимым ужасом.

Увидевший это страшное существо, старается забыть её как можно скорее. Но она остаётся в тревожных сумеречных мыслях, запутанных снах и закоулках подсознания, которое просыпается, когда его не просят. Ночь, когда она выходит на дорогу — Ржавое Полнолуние. И если кто-то видит Панцирную Кошку в эту ночь, наутро ещё один житель города проснётся с дикой болью в местах, где раньше были глаза.

И рождаются ещё одни слепые очки.

Днём Панцирную Кошку легко перепутать с любой другой. Но человека она к себе не подпустит. Ведь только проведи по шёрстке, как почувствуешь под пальцами не тёплое тело, а бугристый панцирь из потрескавшейся кожи, спёкшейся в камень.

Зато ночью, когда все кошки серы, она единственна и неповторима. Щупальца зеленоватого сияния исходят от вздыбившейся шерсти. И горят-переливаются глаза не привычным жёлто-зелёным, а мёрзлым, яростным, ярко-фиолетовым, словно за глазницами ворочается осколок молнии, некогда перевернувшей кошачью жизнь.

Несчастлив тот, кто её увидит. Но втройне тот, кому она перебежит дорогу. И в тысячу раз сильнее не повезёт тому, с кем она встретится на узкой тропинке. Никто не рискнёт бросить вызов смертоносной посланнице, бесшумно скользящей по улице в поисках незапертого окна. Снова гонит её жажда, желание пробраться в холодную глубину беззащитных глаз и выпить два озера до дна, до кровавых ран, до чёрных дыр слепоты.

И хочется крикнуть: "Люди! Осторожно! Она рядом! Не засыпайте! Ваша жизнь в ваших руках". Но люди не слышат, ведь они считают чужую правду никому не нужной историей. Люди верят сказкам, что сами себе придумали, пока реальность не полоснёт безжалостным лезвием по ничего не подозревающим глазам.

И человечество ничего не может противопоставить Панцирной Кошке…

Голос утих.

Наверное, Рауль ждал вопросов от Ириски. Но девочка ни о чём не спрашивала. Она поняла: парень оказался со съехавшей крышей. Неудивительно, что он ни на кого не походил. Ведь с ума каждый сходит по-своему. Обстановка больше не казалась волшебной. Обычная квартира после генеральной уборки. И парень у окна. Выходит, что так себе парень.

Рауль вздохнул и посмотрел на Ириску понимающим взглядом. Посмотрел так, словно ему уже приходилось смотреть на сотни и тысячи девочек вроде Ириски. И девочка догадалась, что это свидание будет последним.

Ириска всмотрелась в тень на стене. Тень как тень, и острые уши ей могло приделать лишь больное воображение. Внезапно кольнуло чувство опасности: "Эй, девочка! Ты же одна в тёмной комнате с улетевшим?" Хотелось выскользнуть из-под лежащих на плечах рук и потихоньку пробираться к выходу.

— Не поверила?

— Сейчас мало кто верит сказкам, — попробовала улыбнуться Ириска. — Если хочешь понравиться, придумай историю типа "Бригады". Это у всех на слуху.

— Те же сказки, — пальцы недовольно сжали Ирискины плечи. — Только вместо рыцарей и принцесс там героями шлюшки и бандиты. Меня всегда удивляли личности, чью душу греют похождения киллеров и проституток.

Пальцы с плеч внезапно исчезли.

— Люди часами давятся в очередях, чтобы прикоснуться к чудотворным иконам. И верят… Но почему? Потому что в это же верит и остальная толпа, жаждущая целительного прикосновения. А, Ирисочка? Не солидно верить в то, что не нужно никому кроме тебя? Можешь идти, — шёпот превратился в голос, пронизанный равнодушием. — Видимо, ты здесь больше не нужна.

Бочком Ириска обошла замершую фигуру. У выхода в коридор оглянулась. Рауль продолжал пялиться в окно на то, что он считал… Впрочем, неважно. Ириска уже не помнила, во что превращалась тень в рассказе Рауля. Ерунда никогда не задерживалась у неё голове.

Накинуть куртку было делом одной секунды. Покинуть квартиру — делом второй.

"Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил", — доносилось с верхнего этажа.

Девочка нахмурилась. В песню вплели ерунду. Если мальчик не пьёт, не курит и заваливает букетами, значит что-то с ним не так. Значит, чего-то ему не хватает, чтобы превратиться в нормального пацана. В такого, с кем всё просто и понятно. В такого, как все. Но только чуточку лучше, чуточку красивее, чуточку удачливее других. В такого, в которого можно влюбиться без всяких условий. Влюбиться по-настоящему и жить дальше, не забивая голову страшилками для детей дошкольного возраста.

Глава 7. Возле школьного крыльца мы сажали деревца…

К последнему уроку скука стала невыносимой. Ириска подпирала стену школьного коридора, наблюдая за беготнёй малышни. Девчонки обсуждали: выйдет ли Мариелена замуж за Роберто, или его успеет перехватить злючка Катрина. Парни взахлёб спорили, какие процы лучше: Интел или АМД. И то и другое навевало свинцовую тоску. Если бы сочинилась сказка. Прямо сейчас. Эх, если бы Ириска умела… Она и пробовала, но истории получались короткими и скучными. Сюжеты не тянули даже на бразильские мыльницы, не то что на "Беверли-Хиллз". Девочка прищурилась, ожидая, что коридор немедленно заполнится весёлыми нотками. Но те куда-то подевались. То ли заснули, но ли навсегда уехали на пляжи Калифорнии. Покинутая Ириска вжалась в стену плотнее. Шершавая. Прохладная. Надёжная…

— Ой, кысочка! — визг Людки Покровки прогонит любые мечты. Ириска отклеилась от стены, вошла в класс и увидела кошку. Белая пушисточка поднялась на задние лапки и тёрлась о доску. Кошачья свобода безвременно оборвалась. Белоснежную красавицу подхватили и перетащили на парту. Кошка недовольно шипела, но Людка сжимала её ещё крепче. А спину, остроухую голову и лапы уже поглаживали остальные девчонки, тараторившие хором нечто восхищённо-умильное. Даже парни толпились неподалёку. Тянуться к кошке им было несолидно, но происшествие забавляло. Глаза кошки грустно смотрели за окно. Покровка, напротив, сияла, словно начищенная монета. Не так уж часто ей удавалось оказаться центром внимания.

Девчонки визжали и тянулись к кошке. Парни подсмеивались. А вошедшая учительница пыталась перекричать безудержно гомонящую толпу, скакавшую в проходе. И только Ириска уставилась на доску. На смазанную надпись. От кошачьих прикосновений убереглось только имя. "Рауль".

"Чего он ко мне пристал?" — подумалось тогда. Подумалось, да не забылось.

А забыть следовало бы. Ведь она ушла навсегда! Ей ведь не по пути с улетевшими!

Тогда, девочка, чего ж ты здесь топчешься?

Над Ириской мрачно нависала громада школьного здания. От взгляда на неё передёргивало, как от холода. Даже легкомысленные розовые тона никого не могли обмануть. Быть может, поэтому Ириска спешила покинуть коридоры, вызывавшие желание немедленно убежать. Но сегодня она задержалась на крыльце и смотрела, как медленно покачиваются верхушки тополей.

— Где? Где же ты, любовь моя? Что мне делать без тебя? Что мне делать без тебя? Где же ты, любовь моя? — песню зациклило. После десятого повтора слова слились в белиберду, сверлящую уши, но Ириска не уходила.

Ступеньки крыльца порядочно обкрошились. Ничего удивительного. Каждый день находился какой-нибудь бездельник, который заботливо обстукивал каблуками лестницу. Сегодня таким бездельником была Ириска.

Уроки закончились. Идти никуда не хотелось. Разговаривать было не с кем. Скукота.

Невдалеке тренькала гитара. Небольшая группка нефоров толпилась вокруг музыканта в разрисованных джинсах и потрёпанной кожаной жилетке. Кто-то слушал прерывистую мелодию. Остальные тихо переговаривались, обсуждая то ли альбом "Арии", то ли новый фильм в переводе Гоблина. Ириска знала кое-кого из этой группы. Частенько они, забросив учёбу, захлёбываясь, рассказывали друг другу истории, наполненные эльфами, гномами, звоном мечей и таинственными чёрными всадниками, крадущимися во мраке ночей. Они грустили, что сами живут в такой дыре, а не в сказочной стране.

За ними наблюдала шарага коренастых, наголо остриженных ребят. Этих сказки не волновали. Они не плавали в розовых мечтах, наметив более близкие перспективы. На переменах им нравилось отогнать в сторону какого-нибудь нефора и начистить ему харю. "Учись жить, лошарик, — усмехались они. — Ну, врежь нам. Врежь хоть разок". Герой меча и магии неловко трепыхался в чужих руках, отчаянно желая оказаться за тридевять земель. Нефорская братия грустно наблюдала за экзекуцией, но действий по спасению собрата не предпринимала. Во взглядах сквозила печаль. "Эх, — взывали взгляды, — нам бы меч, да дракона побольше. Вот тогда бы мы развернулись. Вот тогда бы мы показали…" И нефоры отворачивались. А колокольчики, пришитые к рваным, исписанным джинсам, печально позвякивали.

— И кому какое дело? Я любила, я летела, пробежала, потеряла, опоздала. Я тебя почти не знала, только время пролетело, я болела, я устала. И кому какое дело? — радио продолжало закручивать песни спиралями.

Ириска не верила взглядам, ждущим драконов и чёрных магов. Если ты не можешь справиться с себе подобным, только чуть попроворней, да понахалистей, для дракона ты однозначно не рыцарь, а завтрак.

К угрюмой братии бойцов, ежедневно доводящих нефоров, Ириску тоже не тянуло. В недрах этого сообщества рождались липкие взгляды. На улице от такого взгляда можно проворно упорхнуть. Ищи ветра в поле, дядя! Здесь бы не получилось. Здесь каждое слово и каждый взгляд ведут к выигрышу знающих цену словам и взглядам. Любая невинная подколка обернётся большими процентами. Здесь нельзя не играть в опасные игры, а проиграв, не платить.

Ириска проскальзывала между двумя толпами, как Одиссей между Сциллой и Харибдой. И сегодня тоже осталась в стороне и размышляла о том, почему никак не наступает то волнующее восхитительное время, когда она будет лететь на шикарном авто по широченной улице огромного города. Она навсегда останется красивой, интересной, необычной. Вокруг неё закрутятся красивые мальчики, которые от Ирискиной неприступности обрыдают по ночам подушки. Потому что рядом будет Он — самый лучший.

Вот только самый лучший пока оставался в туманном будущем.

— Привет, Ирисочка, — раздался знакомый голос.

Вскинув голову, Ириска натолкнулась на взгляд исключительно чёрных глаз. Понятно, чьих. И понятно, что Ириска невесело усмехнулась. Когда от ухажёра остаётся только липучий хвост, это раздражает не на шутку. Ну, чего припёрся? Отошёл бы, мальчик, а то ещё подумают, что мы с тобой знакомы.

А, впрочем, почему бы и нет?

По виду не скажешь, что Рауль улетевший. По виду к Ириске клеится весьма стильный мальчик с шикарным кейсом. Пусть старается. Рейтинг Ириски от этого только растёт.

— Как дела? — небрежно спросила она, смотря сквозь Рауля.

— Аналогично, Ирисочка, — улыбнулся Рауль.

— Че-его? — протянула девочка.

— Я сказал "аналогично", — безмятежно повторил Рауль. — Друг друга вроде как знаем: мимо не пройти. "Как дела?" — привычно спрашиваешь ты. "Нормально!" — надо ответить мне. Но ведь я тоже не из деревни, тоже показать желаю, что культура из меня так и прёт. Значит, надо спросить: "Ну, а у тебя как?" И что ты ответишь? Всего лишь "нормально". От него не жарко и не холодно, не так ли, Ирисочка? Вот и время впустую потратили. А скажешь "аналогично", и беги себе дальше без лишних реверансов.

— Кончай нудеть, — хмуро заметила девочка. — Язык отвалится.

Господи! Если ты есть, пошли мне прямо сейчас кого-то нормального, без вывихов сознания.

— Ой, — вякнуло позади. — Ой, Ирка, это ТВОЙ МАЛЬЧИК?!

Ириска развернулась в пол-оборота. Оранжевые штаны и яркая травянистая кофта — Надька Стрельцова, растрёпанная, стриженная, словно овца, и худющая, как лыжная палка. Со своим парнем она разругалась на прошлой неделе и сейчас со злости критиковала всех встречных. Ириска не ответила.

— А чего он тута стоит? — заботливо склонила голову Надька. — Щас Димон с Колькой-лысым выйдут. Они любят посторонним мальчикам зубы чистить.

На это Ириска промолчала. Рауль тоже не внял мрачным прогнозам и продолжал сверлить Ириску любовным внимательным взглядом. "Пялится, будто я его собственность", — с неприязнью подумала девочка и на всякий случай отодвинулась подальше.

Стрельцова подцепила кудряшку, отодвинула обшлаг куртки и посмотрела на часики, расправила складку на локте и положила руки на бёдра. Дворовая собачонка потёрлась о её расставленные ноги, преданно поглядела вверх, уяснила, что тут ей ничего не светит и, потявкивая, побежала за первоклассниками. Надька не заметила собаченцию. Рауль не заметил Надьку. Ириска не замечала весь мир. Ей хотелось оказаться на необитаемом острове, сидеть на тёплом песке, слышать шорох волн, мягко лижущих берег, и смотреть, как солнце медленно заваливается за горизонт. Ах да, чтобы рядом ещё сидел мускулистый блондин с голубыми глазами.

Рауль задумчиво постукивал по ступеньке носком кроссовки в такт незнакомой мелодии. Стрельцову начало раздражать невнимание к её особе.

— Чего-то он у тебя НИКАКОЙ, — с насмешкой придвинулась она к однокласснице.

— Ты права, — Рауль очнулся от прилива обожания, текущего в сторону Ириски.

Стрельцова с интересом уставилась на Рауля, вскинула подбородок и чуть приподнялась на цыпочках.

"Чёртова кнопка, — с ненавистью подумала Ириска. — Тебя-то чего принесло? Ну почему рядом нет нормальных людей?"

— С девочками я или ПЕРВЫЙ, или НИКАКОЙ, — странно блеснули глаза Рауля, совсем как в трамвае перед атаманшей. — Быть ПЕРВЫМ с тобой уже не светит. Значит, тебе я НИКАКОЙ. Диагноз поставлен, обсуждению не подлежит.

Насмешку с Надькиного лица как ветром сдуло.

— Я предпочитаю мужчин с будущим и женщин с прошлым, — выпалила она. — Знаешь, кто это сказал?

— Помню-помню, — кивнул Рауль. — Как-то мы перекинулись в картишки на девственниц, и он, надо же такому случиться, проиграл. В общем, достались ему, кто бы мог подумать, бывшие в употреблении. Вот он и придумал оправдание. Казалось бы, глупость глупостью. А глянь-ка, некоторые вон даже в книжечки переписывают. Так что, не поверишь, но тебе прямая дорога в его объятия. Только, беда такая, помер он давненько. Но и мы, — он подмигнул, — друг для друга лишь покойнички, потому как дороги у нас разные и мысли тоже.

Стрельцова фыркнула, покрутила пальцем у виска и испарилась. А Ириска вдруг обнаружила, что общество Рауля уже не в напряг. Быть может, лишь потому, что путём Стрельцовой, заполучавшей парней любыми способами, она идти не спешила.

Вернее, прецедент чуть не случился. Весной она было согласилась на приставания общепризнанного красавчика из класса "Б" и даже пригласила его к себе. А мальчик по каким-то причинам не явился. Потом он извинялся и навязчиво напрашивался в гости. Но Ириска была непреклонна. Кто не успел — тот опоздал! А других кандидатов пока не предвиделось. Зато теперь можно непробиваемо коситься на Рауля, а не фыркать, как Стрельцова, прикрывая поспешное отступление.

Кроме кейса Рауль имел одно неоспоримое достоинство: он никогда не лез за словом в карман.

— Ирисочка, — пропел его сладкий голосочек. — Может, уже пойдём. Торчишь тут чуть ли не час. Влюблённые часов не наблюдают или как?

А вот сейчас ему лучше было помолчать.

И тут…

— Ира, — удивлённый голос сзади. — Ты на факультатив осталась?

По спине пробежал озноб. Схлынувшая напряжённость мигом вернулась. На крыльцо вышла королева красоты — Танюха, Таня, Танечка. Куколка с фигурой фотомодели и удивительно правильным характером. Ириска ненавидела правильность. Она считала, что за ней прячутся либо неудачники, либо зануды. Но Таню ни к тем, ни к другим не отнесёшь. Звезда школьных КВНов и районных олимпиад. Ей достаточно пальчиком повести, как в хвост восхвалителей и почитателей выстроится вся округа. Но Танюха почему-то пальчиком не вела.

Впрочем, а из кого тут выбирать-то?

Хотя приезжали люди и посолиднее: на мерсах, джипах и БМВухах. Призывно раскрывались двери, но местная королева проходила мимо.

А вот сейчас остановилась. Взгляды Рауля и Танечной встретились. Губы шевельнулись. А если он сейчас спросит о Чёрной Розе? Ириска физически почувствовала себя отстранённой с главной линии событий. Конечно, Танечка — не тот человек, которого можно завести непонятками, но…

Вдруг?!..

Вдруг Рауль и Таня сейчас уйдут парочкой в неизвестность, а Ириска останется на крыльце, как полная дура. Немедленно рядом объявится Стрельцова, которая не упустит случая понасмехаться.

Не-а, не выйдет у вас, господа, ничего путнего.

— На фиг мне факультативы? — громко спросила Ириска и вклинилась между парочкой, разглядывавшей друг друга с искренним любопытством. Она даже почувствовала, как лопнула невидимая нить, и всё вернулось на свои места.

— Ну что, идём? — подмигнул Рауль и, повернувшись спиной к Танюхе, подхватил ошалевшую Ириску под руку.

— А… куда? — только и успела спросить.

— Задавая вопрос, ответ мы уже знаем, — с готовностью объявил Рауль. — И все наши беды начинаются, когда услышанное не совпадает с тем, что нам хотелось.

"Если обернётся, — решила Ириска. — Нипочём не пойду!"

Рауль не обернулся. Рауль смотрел только на неё.

"Ладно, — подумала Ириска. — Дойдём до поворота. А там видно будет".

Она хотела, чтобы Танюха смотрела вслед и завидовала. Хотя бы чуть-чуть. И чтобы вся школа смотрела.

И чтобы вся школа завидовала ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

Глава 8. Выставка

— Мы куда?..

— Тебя устроит, если я скажу, что в районный дом культуры? Или посыплются "зачем?", "на сколько?" и ещё уйма ненужных вопросов?

Поворот давно остался позади, а девочка не решалась распрощаться. А вдруг?.. Вдруг на этот раз всё будет иначе. Вдруг про кошек больше не прозвучит ни слова.

Да и потом, вывернуться и исчезнуть всегда успеется. А сейчас мы немного сбросим скорость, чтобы кто-то важный не задирал нос слишком высоко.

Ириска хитро улыбнулась:

— Не беги за парнем, как за уходящим автобусом, помни, за ним всегда придёт следующий.

— На это песня есть такая, — съехидничал Рауль. — Хороший автобус уехал без нас.

И душу снова греет предчувствие маленького приключения. Предчувствие, что место, предназначенное только ей, где-то рядом.

Ради этого можно многое простить. Только бы свершилось. Только бы этот вечер стал чем-то значимым. Иначе не сегодня-завтра придётся выбирать, с кем ты: с нефорами или гопниками?

Но дело в том, что с ними Ириске быть ни чуточки не хотелось. А плавать в одиночестве достало по самое не хочу.

Вот только куча вопросов никуда не делась. Она ворочалась, покалывала, щипалась, просилась на волю.

— А что нам делать в районном доме культуры? — пожала плечами девочка. — Кино там уже давно не показывают. И приличных баров в его окрестностях не сыскать.

— Хочу представить тебе второго министра, — подмигнул Рауль.

И девочка сглотнула комок в горле вместе с неугомонными вопросами.

Дорога не заняла много времени. Солнце приветливо расцвечивало путь багряными полосками. Подошвы весело стучали по асфальту, словно парочка шла в парк приключений. Унылые пустые дворы, застроенные гаражами, проносились мимо один за другим. И тут же забывались. Через десять минут Ириске стало казаться, что весь город вымер, что все жители попросту сбежали, не желая селиться в столь запущенных местах.

— Глянь, нам везёт, — махнул Рауль в сторону крепкого двухэтажного строения, обосновавшегося на этом месте не меньше века назад. — Я знал, что хотя бы одну форточку оставят открытой.

Вряд ли бы кто подумал, что стоит перед домом культуры. Заботливо отштукатуренное с фасада районное вместилище культурных ценностей со спины являло плачевное зрелище. Стена в грязных подтёках. Отвалившаяся штукатурка, осколки которой рассеялись вдоль бордюра. Из уродливых дыр проглядывали выкрошившиеся пласты кирпичей. Окна поросли пылью. Решётка, некогда ярко-голубая, теперь стала буро-коричневой.

— ДОлой убогость! — на ржавых прутьях весело раскачивал ножками-паутинками нотный человечек.

— По-моему, здесь вполне МИло, — вторая нотка разлеглась на карнизе.

Ириска сочла явление ноток хорошей приметой и с любопытством просунула голову сквозь ржавые стебли решётки, приплюснув нос к холодному стеклу.

— Господи, какой бардак, — пожаловалась она, силясь хоть что-то разглядеть в сумрачном помещении, а потом долго счищала с ладони ржавую полосу. — Эти стёкла, наверное, никогда не мыли.

— И замечательно, — улыбнулся Рауль. — Значит, когда мы туда проберёмся, нас не заметят.

Нельзя сказать, чтобы Ириске хотелось внутрь. Точнее, внутрь ей совсем не хотелось. Пролезать, как домушники, в форточку, а потом трястись от страха, прокрадываясь тёмными коридорами.

Тем более, было совершенно непонятно: ЗАЧЕМ лезть в форточку?

Но "зачем?" здесь не приветствовалось.

Ириска предпочла бы, чтобы Рауль сейчас улыбнулся своей неповторимой улыбкой, рассмеялся бы: "И ты поверила, глупышка?!!!" А потом подхватил бы её под руку и уволок в загадочное "MoonLight Cafе".

Но с другой стороны почему-то не хотелось, чтобы приключение оборвалось или обернулось дешёвой декорацией, сквозь которую проступают серые контуры реальности. Хотелось сказку. Только, скажите вы мне, почему все сказки получаются такими злыми?

Ириска нерешительно переминалась с ноги на ногу. А Рауль уже пробовал на крепость решётку и примерялся к форточке.

— Смотри, — хвастливо сказал он, ухватился за расходящиеся лучи, с которых посыпалась ржавая шелуха, подтянулся, а потом в немыслимом броске швырнул ноги в тёмный проём. Мгновение спустя его пальцы соскользнули с грязных прутьев. Рауль уже был на ТОЙ стороне.

— Не думаешь же ты, что и я буду так прыгать, — крикнула вслед Ириска.

Одиночество и напугало её, и подарило какое-то странное спокойствие.

— Не бойся, — глухо раздалось из сумерек. — Давай головой вперёд. Я подстрахую.

Ириска огляделась по сторонам. Вечер, расплескавшийся по городу, был сказочно прекрасен. Даже подгнивающие стены сейчас выглядели развалинами королевского замка из шотландских легенд. Ей показалось, что она стоит на границе двух сказок, и обе они зовут к себе, и обе просят не принимать скоропалительных решений. Ещё не поздно остаться в сказке осеннего вечера, броситься назад и никогда не вспоминать ни Панцирную Кошку, ни черноглазого парня, хранящего мрачные тайны.

Однако Ириска уже знала, как недолговечна сказка, из которой она уходила. Хватит самой малости, чтобы она рассыпалась стеклянной пылью. Скажем, набежавшего на солнце облачка. Или грубого матерка. А может, машины, из-под колёс которой летит яростная шрапнель грязи и мелкого щебня. Достаточно одной мысли, что пройдёт немного времени и надо куда-то поступать. Или просто планов на завтра, заполненных готовкой обеда, походом за картошкой, стиркой и бесконечными домашними заданиями. Времени на золотой город под закатным солнцем уже не оставалось.

Сказка о Панцирной Кошке не обещала закатов. Но она не отбирала волшебство осеннего дня вот так, однозначно, подменяя делами, от которых невозможно отказаться. Делами, которые кто-то выбрал для тебя и за тебя, ни о чём не спросив. Лишь в песнях поётся про медленные прогулки под листопадом, с кружащимися жёлтыми листьями и музыкой, которая слышна только девчонкам. На самом деле девчонкам некогда ходить по городу. Им иногда дозволяется выбраться на дискотеку. Но дискотека, это хоть и приключение, но уж никак не сказка.

Рауль предлагал приключение иного рода.

Девочка прислушалась. Рауль молчал в мутной застекольной мгле, словно ждал, словно предоставлял Ириске возможность сделать выбор самой.

Ириска выбрала.

Цепляясь за колкие прутья, она полезла наверх. Глаза зажмурились, защищаясь от ржавой шелухи. Рама больно саданула по плечу, но в тот же миг руки обхватили сильные пальцы Рауля и потянули в сумрак. Не успела девочка опомниться, как уже стояла в полутёмной комнате, а Рауль нежно поглаживал ушибленное место, растворяя ноющую боль.

Когда глаза привыкли к полумраку, Ириска огляделась. Видимость оказалась вполне приличной, и девочка медленной неслышной поступью двинулась знакомиться с обитателями здешних мест.

— Он здесь, — тихо донеслось сбоку. — Второй министр. В одной из клеток. Ищи его, Ирисочка. А найдёшь, дай знак.

Тремя рядами в комнате стояли клетки. Каждую венчала изукрашенная виньетками фанерная крыша, придавая сходство с помещичьими усадьбами. И только по центру громоздилась непонятная трехъярусная конструкция. К ней Ириска и направилась.

За мелкими квадратиками решётки обнаружились котята. Много котят. Ириска даже приняла их за груду тряпья. Из месива лап, хвостов и остроконечных ушей вывалился малюсенький котёнок, взъерошился ёжиком и пополз вверх по решётке, отчаянно пища. Он требовал, чтобы Ириска немедленно обратила на него внимание, а ещё лучше — забрала в прекрасное место, где найдётся вместительная сухая коробка и не слишком маленькое блюдце с молоком. Девочка протянула палец навстречу, и котёнок, довольно урча, ткнулся в него влажным розовым носом.

"А что, если это и есть Кошачий Министр?!" — ужаснулась Ириска и отдёрнула руку, поцарапав ребро ладони о табличку с надписью "Котята продаются".

"Министр? — кольнула коварная мыслишка. — Эй, девочка, когда ты успела поверить в министров?"

Но сумерки, обволакивающие зал, так и звали забыть реальный мир и поверить во что-то иное. В клетках ворочались, шебуршали, попискивали, шипели, мяукали кошки. Звуки складывались странной мелодией. Таинственной и невесёлой. Ирискины нотки остались снаружи. Здесь было не то место, где они могли жить. Здесь начиналась чужая сказка. Вернее, уже началась. И стало страшно. Ведь если поверить в министра, надо поверить и в то, что эта встреча закончится чьей-то смертью.

На далёком пустыре Ириска уже глядела в пустые кошачьи глазницы.

Шаги Рауля раздавались в другом конце зала. Видимо, время ещё терпело, и девочка начала рассматривать котят постарше. Эти уже успели проникнуться духом индивидуализма. Четыре маленьких тельца привольно распластались по клетке, не тревожа друг друга, за исключением рыжего нахала, который развалился на спине спящего собрата, как на собственной подушке. Если бы Ириске предложили выбрать министра из этой четвёрки, она без лишних раздумий указала бы на рыжика.

Однако ей не хотелось, чтобы министр оказался в этой компании.

На нижнем этаже, свернувшись клубком, спал один-единственный, чёрно-белый, как бурёнка, котёнок. Ириска еле слышно щёлкнула пальцами. Чуткое ухо тут же встрепенулось. Котёнок резко поднял голову, недовольно мигнул правым глазом и снова ткнулся носом в плетёную подстилку.

Ириска отошла от котят и двинулась вдоль рядов с выставочными экземплярами.

Первым делом она наткнулась на персов, надменно глядящих сквозь прутья на незнакомую девочку. Складывалось впечатление, что они рождались с чувством собственного достоинства. Плоскомордые, словно им довелось впечататься в стенку. И тревожные голубые огни глаз. Этим котам Ириске уже не хотелось протягивать палец.

В следующей клетке оказались две самые обыкновенные кошки. Ириска считала так, пока не увидела их глаза. Огромные, выпуклые, мерцающие отблесками неведомого света. "Невская карнавальная" называлась порода. По крайней мере, так гласила надпись на клетке.

Рядом ютился домик из соломы с круглой аркой входа. Сколько ни вглядывалась Ириска, она видела только ослепительно-белый пушистый бок.

"Василиса. Чёрная сибирская". Чёрной Ириска её бы не назвала. Кошечка словно соткалась из дыма. Клубок тумана, в котором яростно сверкали два жёлтых огня. В каждом медленно фланировала чёрная луна. Двойственное впечатление оставляла кошка. Пушистая нежность и затаившаяся угроза.

"Амадей. Кремовый перс". Ириска заглянула в клетку и увидела огромную, медленно колышущуюся массу, заполнявшую едва ли не половину объёма. Когда папа отдыхал на Чёрном море во Фрунзенском, он сфотографировал Аю Даг — окаменевшего медведя, непрестанно пьющего воду. Именно каменная громада вспоминалась при виде туши, в которую запросто уместились бы два обычных кота. Котище почуял чужака, встрепенулся и одарил Ириску непередаваемо презрительным взглядом.

"Самая подходящая кандидатура для министра", — рассержено подумала Ириска и замахала рукой, подзывая Рауля.

— Не он, — бесстрастно прокомментировал Рауль, помахивая дипломатом, в котором что-то позвякивало и дребезжало.

— Да как не он! — возмутилась девочка. Ей казалось, что все предзнаменования указывают на кремового здоровяка.

— Не он, — повторил Рауль невероятно жёстким тоном.

Ириску внезапно охватил испуг, словно не Рауль стоял рядом с ней, а монстр из ужастика, непонятное существо с чёрной душой. Котяра в клетке подобрался, распушился, увеличившись до вовсе неприличных размеров, и нервно завыл, уставившись на Рауля. Тот не обратил никакого внимания на волнение кремового перса.

Рядом в клетке нежилась серебристая персидская боярыня. Сквозь клыки высовывался кончик розового языка.

— Издевается? — не утерпела Ириска.

— Презирает, — отозвался Рауль, привалившись к клетке. — Все они нас презирают. Но за решётками-то не мы! Так что пускай хоть запрезираются.

"Пускай", — молча согласилась Ириска.

Она помахала рукой перед клеткой. Ноль внимания. Ириска не удостоилась ни единого взгляда. Язык розовым лепестком свисал меж клыков.

— Погуляй ещё. Посмотри, — голос Рауля потеплел, отчуждённость незаметно растаяла, как тает кусок льда, выпавший из холодильника. А Рауль уже был далеко, и какой-то неведомый кот злобно шипел, пока Ирискин друг проходил мимо его клетки.

Следующим девочка увидела вовсе несусветное чудо. За решёткой сидела абсолютно лысая кошка. "Там ей и место", — подумала Ириска. Не дай бог дома появится вот такое страшилище. Кожа чудилы неприятно собиралась вокруг шеи в морщинистое ожерелье. Хвост гнутым гвоздём постукивал по матрасу. И от этого в поилке по воде гуляли круги. "Если бы она выросла и научилась лаять, — подумала Ириска, — из неё получился бы мраморный дог". Порода ужаса ночи звучала гордо: "Донской Сфинкс".

— Иди сюда, — донёсся шёпот Рауля.

Прежде чем пойти к нему, Ириска успела разглядеть Карину, кошку породы "Бирманская Сил-Пойнт". Над бежевой мордочкой высились два чёрных уха. Ближе к носу бежевый цвет уходил, уступая место всё более тёмным оттенкам, словно киска сунула мордашку в банку с кофе. Шоколадное царство венчал чёрный треугольник носа. Две блестящие бусины глаз неотрывно следили за Ириской с нескрываемым любопытством, будто не ожидала кошка встретить здесь Ириску, хотя знала её давным-давно. А Ириска вот взяла, да явилась.

— Быстрее, — шёпот стал настойчивее.

Ириска оторвала взгляд от прелестницы и поспешила к Раулю. Каблучки туфель громко стучали. Если помещение охранялось, сторожей, похоже, не интересовало, что происходит сейчас на вверенной территории.

Глава 9. Смерть Второго Министра

— Вот он! — прошептал Рауль.

Ириска взглянула сквозь волнистую решётку клетки.

Здоровенный кремовый перс, хоть и уступал габаритами Амадею, зато напоминал царя Берендея. Величественно и невозмутимо взирал он на пришедших. Пышная шерсть вокруг головы кудрявилась бородой. Из густых зарослей рыжеватых волос посвёркивали два круглых глаза. Кот не зевал, не мяукал, не стучал хвостом о дощатый пол клетки. Он застыл монументом, но Ириска чувствовала, что холодный взгляд следит за каждым её движением.

В отличие от остальных клеток на этой табличка отсутствовала.

— Начинаем, — шёпот Рауля доносился не со стороны, а словно из-за тысячи домов и заборов.

— Что делать-то? — также шёпотом спросила Ириска. Повернуться она не решалась.

— Прикончим его, — раздался ответ. — Проткнём с пяти сторон света.

— Сторон света всего четыре, — заспорила Ириска.

Её замутило. Она вовсе не хотела никого убивать. При взгляде на рыжего красавца легенда о Панцирной Кошке казалась забытой детской сказкой, которой не нашлось места в реальном мире.

— Вообще-то сторон света восемь, — поправил Рауль. — Но важны лишь пять. Остальные можно не учитывать.

Для него Панцирная Кошка была реальностью. Он деловито громыхал чем-то невидимым в сумерках, доставая позвякивающие предметы из кейса. Ириске вдруг захотелось сесть на пол, закрыть глаза и раствориться в темноте, где неторопливо ворочаются разномастные кошки — мягко, чуть слышно, как волны тихого прилива.

— Он ни капельки не похож на охранщика Панцирной Кошки, — заметила Ириска.

— А кого ты ожидала увидеть? Злобного котяру с железными когтями? Они стремятся выглядеть так, чтобы тебе не хотелось убивать. Маскировка — лучшая защита кошек. Слышала пословицу про чёрную кошку в тёмной комнате?

— Трудно отыскать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно, если её там нет, — то ли хотелось выглядеть умной, то ли хотелось верить, что ничего не случится.

— Пройдёт немного времени, и рыжик растворится во тьме. Кошачьих министров можно убить только в определённые часы, а мы и так подзадержались.

Ириска пригнулась. Сумрак окутывал Царя Берендея. Теперь рыжий мех казался чёрным. Темнело очень быстро.

— Время терпит минуты четыре, — напомнил Рауль. — Держи.

Он легонько коснулся Ирискиного плеча чем-то длинным и холодным. Ириска поёжилась и хлопнула по плечу, ухватив две тонкие спицы с круглыми ушками на конце, закопчённые до черноты. Лишь остриё каждой таинственно мерцало.

Рауль встал рядом. Его правая рука сжимала три спицы. Пару, как у Ириски, и одну толстую и невероятно длинную, посвёркивающую голубоватыми искорками.

— Я не могу, — сдавленно прошептала Ириска.

— Не бойся, — шёпот Рауля был тёплым, словно покрывало, в которое можно укутаться с головой. — Я начну первым.

Ириска замерла, как статуя. Лёгкий толчок вернул её к жизни.

— Твоя позишн — дальний левый угол.

Словно сомнамбула, Ириска обошла клетку и остановилась, где приказано. Можно решительно прошагать к форточке и вылезти обратно. Можно броситься к двери и распахнуть её, разбудив сигнализацию… Но тогда… даже если не существует никакой панцирной кошки… Рауль просто уйдёт… Она опять останется одна. А на холмике за Пятым Переулком Чёрной Розой вырастет кто-то другой. Даже если доля правды составляла в злой сказке ничтожную величину, Ириска успела ей поверить.

Она не сдвинулась ни на сантиметр. Только руки дрожали от волнения.

Рауль отточенным движением воткнул первую спицу сквозь перекрученную проволоку.

Котяра жалобно мяргнул.

— Постой, — взмолилась Ириска, до ужаса надеясь, что рыжий царь ещё жив, — не надо. Он уже умер.

— А если нет? — холодно возразил Рауль. — Дела, грозящие свернуть тебе шею, нельзя бросать на полдороги. Мы уже схлестнулись с Панцирной Кошкой. Мы уже бросили вызов и теперь не должны дать ей ни малейшего шанса.

Он воткнул вторую спицу.

Тишина.

— Достаточно, — прошептала Ириска. — Он мёртв.

— Не добравшись до пятой спицы, мы даём ему шанс восстать, — продолжил Рауль. — А известно ли тебе, что Кошачьи Министры, сумевшие воскреснуть, неистребимы.

Длинная спица ушла во тьму клетки. Она ворочалась, с трудом прокладывая путь. Рауль тяжело дышал. Ириска смотрела на его тёмный силуэт с благоговейным страхом. Он-то знал, что делает. Ириска — нет. Сейчас ей всё на свете казалось нереальным, словно липкий сон, не дающий возможности выкарабкаться из кошмарных глубин небытия.

Чуть скребнув по решётке, тёмная игла выползла из тьмы. От Ириски её отделяли считанные сантиметры. Она уже не сверкала. Напротив, с острия беззвучно срывались отвратительно чёрные вязкие капли. А может и не беззвучно. Может Ириска просто оглохла от жуткого ужаса. Вот только котяра мяргнул ещё раз.

— Твоя очередь, — послышался шелестящий шёпот.

Сгорбившись от странного чувства отупляющей покорности, девочка ткнула спицей в дыру. Почти сразу остриё уткнулось в преграду. Ириска надавила. Что-то противно хлюпнуло, но игла всё же продвинулась дальше.

— Сильнее, — приказал Рауль.

Ириска нажимала, что было сил. Спица постепенно прорывалась через укрывшееся во тьме препятствие. И вдруг она заскользила на удивление легко. Пальцы ткнулись в решётку. Словно обжёгшись, Ириска выпустила кольцо и отдёрнула руку.

— Давай последнюю, — тут же послышалось из-за клетки. — Быстрее. Не теряй времени. Просто проткни… и можем уходить.

Окутанная беспросветным ужасом, Ириска была готова на всё, только бы покинуть это страшное место. Она решительно направила последнюю спицу сквозь металлические переплетения, но пальцы Рауля кольцом сжали запястье.

— Не сюда, — зло зашептал он. — Бесполезно тыкать с одной стороны. Сдвинься.

Не ведая куда, Ириска послушно сделала три шага. Ладони Рауля мягко притормозили её за талию. Клетка темнела переливчатым пятном. Желая избавиться от охватившей её пакостной дрожи, Ириска снова воткнула спицу. Воткнула почти уверенно. Спица, словно свёрлышко, пробуравила что-то жилистое и упругое. И когда железная игла почти вырвалась на свободу, Ириска услышала из тёмной глубины короткий жалобный писк. Царь Берендей ушёл из этого мира. С выставки, где не дождался медалей.

— Сделано, — Рауль мягко погладил Ирискину шею, покрытую гусиной кожей. — Теперь уходим.

Ряды клеток покачивались палубой корабля. А потом рядом оказалась пыльная гладь окна. Придерживаемая за плечи Раулем Ириска ногами вперёд скользнула в форточку. Вцепилась в раму, обдирая шелуху краски, потом оттолкнулась. Носки туфель глухо спружинили об асфальт, а каблуки отдались в пятках нестерпимой болью.

Рауль нырнул в проём, словно дельфин через кольцо. В другое время Ириска восторженно захлопала бы глазами. Теперь же она мечтала поскорей добраться домой, чтобы закрыть глаза и проспать трое суток подряд, если судьба позволит свершиться такому счастью.

— Постой, — сказал Рауль, и Ириска, качнувшаяся вперёд, вновь замерла столбиком.

— Слушай, — сказал он.

Окно тихонько звякнуло. Нет, не окно. Пробно мяукнул кто-то из котов, оставшихся на выставке. Живые экспонаты заворочались в клетках, учуяв труп, проткнутый пятью спицами. Мяуканье раздалось с нескольких сторон. Мяв разрастался подобно лавине, несущейся с вершины в цветущую долину, чтобы единым махом накрыть счастье и надежды. Голоса котов и кошек раздавались отовсюду. Затем они слились в единый горестный стон и унеслись к небесам. После из форточки просачивалась лишь нехорошая тишина.

— Видишь, — тихо сказал Рауль. — Они знают. Они жалуются. Они стенают и завидуют тем, кто на улицах, кто встретит явление Панцирной Кошки, когда тень спадёт полностью. Мы уже прошли экватор. Осталось продержаться самую малость.

На его лице расцвела улыбка героя, только что совершившего главный подвиг.

— Тень уходит. Скоро ты увидишь дорогу к Пятому Переулку.

Глаза его сверкали словно угольки, но угольки звёздные. В зрачках блестели сполохи радуги.

— Бежим, — крикнул он, напрочь разбив нехорошую тишину.

Они неслись по пустынным улицам ночного города. Луна скалилась им вслед. Тёмные окна провожали недобрыми взорами. Мир не знал про Панцирную Кошку. Мир был против. Но эта парочка уже умела противостоять целому миру. Ириска ещё не могла поверить этому. Но ей хотелось верить. Её трясло от напряжения. И почему-то казалось, что путь в прежнюю жизнь отрезан навсегда. Хорошо это или плохо, пока непонятно.

— Разве нельзя было поступить иначе?

— Ищешь окольных путей? — мягко усмехнулся Рауль. — Девушка, желающая автомобиль, редко покупает в магазине набор "Сделай сам". Она просто выходит замуж за обладателя четырёхколёсного друга.

— К чему это?

— К иным путям. Разве ты строишь Переулки, сажаешь Чёрную Розу и становишься ей только тебе ведомым способом, который обдумывала лет пятнадцать? Нет, ты выбрала прорваться через Панцирную Кошку.

— Я выбрала?!

— Разве ты не сама пошла со мной? Разве я тащил тебя в форточку силой? Выбор всегда за тобой. Ты выбрала! Вот и радуйся! Сегодня мы перевалили за экватор. Большая часть пути позади.

Ириска не понимала смысл только что прозвучавшего. Но непонятки цепляли сильнее улыбки, сильнее удивительного кейса, сильнее блестящих чёрных глаз. Слова, наполненные загадками. Слова, которые хочется расшифровать.

Хотелось забыть и выставку, и перепуганных котов, и страшные спицы. Хотелось оставить лишь волшебные секунды, которые здесь и сейчас. Вечер. Фантастический свет фонарей. Дальние огни. И вкрадчивый голос, ласкающий что-то глубоко-глубоко внутри.

Они расстались у крыльца. В последний миг она почувствовала на губах торопливый солёный поцелуй. Рауль не исчез, как раньше. Она медленно отступала в жёлтые лучи подъезда, не в силах повернуться к Раулю спиной. В его мерцающих тёмных глазах плескалась радость оборвавшегося одиночества.

Глава 10. Первый сон Чёрной Розы

Липкий сон. Мёртвый лог. Кровоточат лапки котов. На чернильной земле след. Рыжий глаз Луны смотрит зло.

След был странный. И дело даже не в подошве. Подошва-то как раз не казалась удивительной. Купол каблука, вдавленный в землю. Изгибистая дуга подошвы. Странно было, что след одиночный.

Пронеслись смутные воспоминания о Шерлоке Холмсе. Там тоже разгуливал одноногий, но у того хотя бы имелась деревянная нога, оставлявшая в пыли или липкой глине круглую блямбу. Тут же — ничего подобного! Ириска просто знала это. Так бывает. Гуляла по оврагу половинка человека в левом ботинке. А за таинственным незнакомцем кралась Ириска и боялась до одурения.

Убежать? Нельзя! Что бы ни случилось, Ириска должна следовать по заданному пути. Логика сна неоспорима. Проснувшись, неизменно отмечаешь, как стройная и нерушимая логическая цепочка распадается нелепыми фрагментами. Это уже снаружи. А внутри всё иначе. Внутри веришь, что с пути не свернуть.

Ириска и не сворачивала.

Поле заполняли проросшие человеческие головы. Распахнутые белёсые глаза. Раскрытые рты. Вздыбившиеся ниточки волос, уходящие в небеса, затянутые чёрными облаками. Некоторым головам не повезло. Они сморщились, словно воздушные шары, потерявшие форму.

Впереди шёл тот, ради кого Ириска прорывала тягучее неизмеримое время. Гигантская фигура, почти касалась облачного свода. Её саму словно соткали из облаков. Только не из предвестия грозы, а из бледного колышущегося тумана.

Ириска и подумать ничего не успела, как оказалась вблизи страшного ходока. Их разделяло всего несколько шагов. Его шагов. А шаги у него были не маленькими.

Левая нога медленно сгибалась, опуская тело. Приседала низко-низко. Призрачное колено чуть не касалось земли. А потом сгусток тумана стремительно расправлялся, как освободившаяся пружина и уносил фигуру к небу. Оттолкнувшись руками от облаков, громила приземлялся. И головы, оказавшиеся под безразмерной стопой, расплющивались с противным треском. Будто лопнувшие шарики.

Великан шагал к горизонту.

Над горизонтом протянулась белёсая полоса. Не закат, и не зарождающееся утро. Что-то нехорошее. Но именно туда пробирался половинчатый страшило. И вслед за ним плелась напуганная Ириска.

Она не могла повернуть. В голове свербело одно-единственное правило: нельзя оставлять страшил за спиной. Попробуешь сбежать, и всё сразу поменяется. Не Ириска будет переставлять ноги в погоне за великаном, а великан шагнёт за Ириской. Вот только она никогда не научится шагать так широко. А сбежать — шансы нулевые.

Идти вперёд жутко не хотелось, но она шла. Ведь обратно нельзя. Пусть уж лучше великан пока про неё не знает.

Белёсую полосу перечёркивали три колонны, подпиравшее угольное небо. Пара аспидно-чёрных, и одна кроваво-красная, стоявшая поодаль. За колоннами колыхалась гигантская призрачная тень. Такая пришлась бы впору одноногому великану. И даже (Ириска чуяла) она была частичкой этого страшного гиганта. И, одновременно, не была.

Великан уходил. Ириска почему-то никак не могла от него отстать, хотя старалась шагать как можно медленнее. Зато и горизонт с таинственной тенью оставался таким же далёким, таким же недостижимым.

Что-то больно кольнуло в груди. И отпустило. И успокоило. Теперь Ириска знала, как справиться с великаном. Надо всего лишь догадаться, как его зовут.

Мир менялся, мир уплывал, мир незаметно перетекал из одного состояния в другое, как это часто бывает во снах. Мелькнул пустой бугорок, ждущий Чёрную Розу. И тут же исчез, пока Ириска не успела к нему свернуть. Она и не успела. Но не успела и огорчиться. Потому что успела забыть. Потому что была уже в совершенно ином сне. Но тоже тягучем, тоже прилипчивым и на диво страшном.

Она всё-таки свернула. Дорогу преградила стена. Верхний её край давно выветрился и обкрошился. Ряды потрескавшихся кирпичей тянулись нескончаемо. И не было среди них, ни окон ни бойниц. Одна бесконечная серость, разлинованная вдоль и поперёк.

Горизонт уже было не разглядеть. Над развалинами высились четыре сросшиеся вместе телевышки, на боках которых сверкали не рубиновые, а мёртвые огни с ртутным блеском. А через дорогу вонзались в небо ещё четыре точно таких же страшных башни. Ириска не видела дорогу, но знала, что она есть. И знала, что если бы сейчас шла по ней, то чувствовала бы себя лучше. Вот только не знала — почему?

Стена вильнула зигзагом, маленькой коробочкой комнаты без окон и без дверей. В изгибе притаился сумрак. В углу лежал мёртвый кот с пустыми глазницами. На серых кирпичах темнели загадочные иероглифы. Письмена тьмы перетекали с места на место, не желая успокоиться. Ириска не хотела читать их, но знала, что прочитает.

Она выбрала миг, когда те застыли.

И осветились.

Теперь самой свежей кошачьей кровью на стене блестело всего одно слово.

И слово это было — "ВАНАБАС".

Глава 11

— Что это? — мамин голос дрожал от напряжения.

Ириска не отвечала.

— Вторая двойка за неделю!

Молчание Ириски казалось ей самой каменным и безразличным. Бьются молнии в скалу, а той хоть бы хны. Но маму это молчание раздражало.

— На меня смотри!

Ириска вскинула голову и посмотрела. Только не на маму, а сквозь. Взор получился невидящий. В таком взоре расплываются даже обычные предметы. Такие, как настольная лампа, этажерка, утюг "National" с красивым прозрачным корпусом, ворох карандашей, раскатившихся по столу, скатерть, чуть подпалённая у правого угла. И мама становилась почти невидимой, полупрозрачной, совсем как утюг. А будете ли вы всерьёз воспринимать ругань утюга?

— Что с тобой творится?

Ириска сжала губы ещё сильнее. Чтобы не разрыдаться или… не разругаться. И тогда мама замолчит. Но Ириске станет только хуже. Из двух зол выбирают меньшее. Поэтому Ириска молчала, а мама продолжала:

— Ты меня слышишь? Я ведь с тобой разговариваю!

С какой-то неземной тоской Ириска подумала, что всё в мире совершается по каким-то совершенно позорным правилам. Мама хотела, чтобы Ириска получала пятёрки. И тогда маме было бы хорошо и спокойно. Потому что так — ПРАВИЛЬНО!

Но Ириска хватала двойки, и правила предписывали маме нависать над Ириской и вести эту беседу. Те же правила предписывали Ириске стоять с печальным видом закоренелого преступника, внезапно проникшегося ужасом от всего, свершённого ранее. Правила не давали ступить ни шагу в сторону. Правила жёстко уводили вперёд, к прогрессу и процветанию. Только впереди ждала серая и унылая жизнь. Как у мамы.

— Ты что, хочешь на рынке торговать?! По вокзалам шляться?! Бутылки собирать хочешь?!!!

"Хочу!" — чуть не вырвалось у Ириски. Но крик души не прорвал бы правила, не проломил бы их, не опрокинул. Напротив, мама ещё сильнее уверилась бы, что назидательная беседа начата не зря и как раз вовремя.

— Если ты не поступишь в институт, путь тебе только на рынок. В грязь, в холод. Ты что, действительно, хочешь этого?

Ириска не хотела. Она не хотела ни в грязь, ни в холод. Ни торговать на рынке, ни поступать в институт.

Она хотела быть Чёрной Розой за Пятым Переулком.

Только это не объяснишь маме. Никогда не объяснишь. Потому что Пятый Переулок находится за гранью пути, обведённого мамиными правилами. Правильный путь выводит к институту, к престижной работе, к деньгам, к "всему, как у людей". Неправильный путь выводит к рынку, где грязь и холод, к хроническому безденежью, к ругани, к всему, как у людей на самом деле. Но никакой путь не выводит к Пятому Переулку. Мама любила почитать про НЛО, про крыс-мутантов, про телекинез, про поиски Атлантиды. Но скажи ей Ириска, что видела вчера летающую тарелку, вздохнёт мама и принесёт не ворох расплывчатых фотографий для опознания, а градусник.

Газетные статьи — другой мир, к которому нет путей. Суррогат, уводящий за горизонт, затмевающий реальность. Вон сколько их, людей, отгородившихся газетами. Втиснешься в переполненный автобус, скакнёшь на освободившееся место и тут же разворачиваешь газету. С виду тонкая бумага, а на деле — крепостная стена, защищающая только что завоёванный кусочек мира. Хотя бы на несколько минут, пока скользишь по мелким строчкам и разглядываешь лупоглазых пришельцев. В эти мгновения веришь, что где-то далеко-далеко в Америке или Австралии опускаются под покровом ночи подмигивающие сфероиды, способные унести за край вселенной. В другую жизнь, где не действуют эти ужасные правила. Но статья прочитана, вокруг снова переполненный автобус. И тревожный страх перед неведомыми пришельцами безвозвратно уступает место ужасу перед кондукторшей, потому что в кармане опять не сыскать и рубля мелочью.

Мама встряхнула Ириску за плечи. Молчание мама ещё терпела, но вот остекленевший взгляд вынести не могла. Хотела встряхнуть, чтобы вырвать, выдавить хотя бы одно слово. Но не желала говорить Ириска. Поэтому лёгким разворотом она выскользнула из-под маминых пальцев и, чуть сгорбившись, направилась к гардеробу.

"Ударит или нет?" — вертелась в голове единственная мысль. Но страха не было, было лишь тоскливое безразличие. Какая разница — ударят тебя или нет? Удар или его отсутствие — лишь верстовые столбики на дороге, уводящей в никуда. То, что мама называла жизнью, Ириска не называла ничем. Жизнь плескалась там, где золотое поле убегало к далёкому лесу, где над головой нависала глубокая-глубокая синева, где невысокий бугорок уже ждал Ириску. По-настоящему ждал.

— Ну ничего, отец приедет, он с тобой разберётся.

Значит, бить не будут. По крайней мере сейчас. Ириска знала, что и эти слова маме предписывали правила. Правила обязывали маму никогда не опускать руки, только за их выполнение награды Ириске ждать — не дождаться.

Ритуал закончился. Теперь следовало покивать и пробираться к выходу, поспешно натягивая курточку и кроссовки.

И больше не думать о школе.

В школе было скучно. В школу Ириску давно уже не тянуло. Общаться там было совершенно не с кем. Неудивительно, что классная считала Ириску отщепенкой. А как ещё назвать человека, который упорно игнорирует мероприятия, куда послушно стекается остальная толпа. С девочками Ириску связывали только дела. Списывание, обсуждение новых училок и обмен косметикой, если кому что не подошло. Кроме того, не стоять же одиночкой на дискотеках. Над одиночками прикалываются все кому не лень. Но никто никогда не будет прикалываться над Ириской. Она так решила. Она ждала.

Чего — непонятно. Быть может, что на дискотеке к ней подойдёт какой-нибудь продвинутый новичок. Или на улице она столкнётся с подходящим парнем. Или на школьном субботнике на неё обратит внимание кто-то незнакомый и на удивление красивый.

Но неизвестные герои, видимо, посещали другие вечеринки.

Те же, кто вертелся вокруг, не имели той удивительной чёрточки, которая позволила бы им остаться рядом. Здоровяк оборачивался жалким боякой, страшившимся пройти мимо компаний из пяти-шести хмурых парней, озабоченно куривших сигареты. Симпатяга в стильных очках превращался в молчуна, хвостом волочащегося за Ириской и не могущим связать двух слов. Не слишком симпатичный прыщавый субъект рот раскрывал с первых минут знакомства, но лилась оттуда исключительно одна тема: почему надо покупать принтеры только "Хьюлеты", а на всю остальную шнягу положить и забыть. Школьные интеллектуалы в галстуках и в отглаженных брючках перемешивали английские пословицы и обычный мат. Ириску это раздражало, хотя в последнее время она уже начала привыкать.

Девчонки тоже раздражали. Они разучились слушать. Перебивали на середине фразы. Всё время тараторили что-то своё. Ириска пропускала мимо ушей всю эту тягомотину и просто гуляла по улицам в сопровождении болтливой "группы поддержки". А на душе от таких прогулок становилось скучно и противно.

Она ждала того, в чьей руке зажат фонарик, дарующий свет в конце тоннеля. Но в последнее время ей стало казаться, что тоннель бескраен, а фонарика просто нет. Угрюмая усталость безысходности свивалась щупальцами. Ириска уже готовилась поверить, что так будет всегда. Что лучшее, яркое, счастливое, беззаботное осталось в детском саду, да в двух летних санаториях. Она не успела разочароваться. Она удержалась на краю, подхваченная вопросом о Чёрной Розе. Она не успела пропитаться безысходностью окончательно. Переулки прогнали определённость, подарив сказку. Она не успела выбрать левых или правых, она не решила, в чью пасть легче броситься: Сцилле или Харибде. Появился Рауль. Появился и исчез. И снова появился. И снова исчез. Но если в Ирискиных силах сделать так, чтобы он больше не исчезал, то она этого добьётся.

Тем более, их уже связывала тайна. Страшное приключение на кошачьей выставке. Но его тоже вспоминать не хотелось.

Ириске требовалась сказка.

Немедленно.

Сказка, которую мог подарить всего лишь один человек в этом мире.

Выбравшись под низкое осеннее небо, Ириска отправилась на поиски. Она знала: тот, кто ей нужен, уже идёт навстречу.

Глава 12. Из двух зол меньшее

Они встретились у ЦУМа. Две личности, летящие навстречу неведомому, но нашедшие друг друга, и поэтому решившие остановиться. Передохнуть чуть-чуть. И дальше шагать уже в одну сторону.

Слово пульсировало. Слово просилось наружу. Слово должно быть высказано. Ириска не решилась удерживать его дальше.

— Ванабас, — Ириска прислушалась.

Здесь слово звучало не так оглушающе, но продолжало оставаться тайной. Рауль вопросительно взглянул на девочку, ожидая продолжения.

— Ты знаешь, кто такой Ванабас? — спросила девочка.

— Где ты про него услышала?

— Поле! — воскликнула Ириска. — Ты представляешь поле, под завязку заполненное головами. А их плющит огромная нога. Я это видела во сне! А ещё великана… Мне кажется, его и звали Ванабас. Только эта туманная фигура не была настоящей. Мне кажется, за ней кто-то прятался. Кто-то до ужаса знакомый. Но я не знаю, кто именно. Словно забыла самое простое слово. Вот, например, вчера. Еду в автобусе. А по радио звенит "It's My Life". Нет-нет, не говори. Я знаю клип до последнего кадра, я помню песню до последней строчки, а имя забыла. Смешно? Двадцать минут вспоминала. И не могла отказаться. Я чувствовала, что должна вспомнить. Я говорила сотни слов на букву "Д", но ничего не помогало. А потом, как вспышка в ночи — Джон Бон Джови. Наверное, я потом, раз двадцать повторила. И мне было хорошо-хорошо только потому, что я вспомнила! Вот с этим сном точно также. Я говорю сотни имён, но всё без толку.

— Ну? И теперь ты жить дальше не можешь? — голос Рауля звучал холодно, его не волновало странное слово. Или он не хотел объяснять.

— А что? — вызывающе отпарировала Ириска.

— Может быть, это я. Может быть, это ты. А смысл? Не думай о Ванабасе. Думай о Панцирной Кошке. Знания, полученные не вовремя, запутывают ещё больше.

Девочка восхищённо посмотрела на Рауля. Одной фразой он мог развеять все её ночные кошмары. Он один знал ответы на все вопросы. И вопросы, на которые нет однозначных ответов. Только у него такой приятный голос, такие глаза. Только на нём обычная рубаха смотрится так, словно её только что купили в самом дорогом бутике. По красной ткани разбросаны вышитые чёрные звёзды. Остроконечный ворот расстёгнут…

Взгляд остановился на бусах, которые Ириска раньше не замечала. Конечно, они не столь вызывающе бросались в глаза, как ультрамодный дипломат, но всё же смотрелись стильно.

— Зачем ты носишь бусы?

— Бусы? — недоумённо повторил Рауль.

— Бусы, — кивнула Ириска и пальчиком подцепила каменную цепочку.

Собственно говоря, бусами это сооружение называлось условно. Бусы — это шарики или нечто округлое. А здесь вместе собрали множество брусочков, блестевших, словно грифель карандаша. "Гематит", — догадалась Ириска. Пальчик пробежался по кирпичикам, нагретым теплом Рауля, забрался под расстёгнутую рубаху и обнаружил довольно крупную блямбу. Не сказать, что Ириска числилась в рядах не в меру любопытных особ, но тут уж она никак удержаться не могла. Не могла и всё!

Рауль вытянул на свет таинственную вещичку.

— Это медальон, — он придвинул гематитовый кружок к глазам девочки.

С грифельной глади смотрела круглоглазая крыса. Миниатюрный и тщательно выполненный барельеф.

— А кто это?

— Ответ у тебя перед глазами, — ограничился Рауль, а потом снова спрятал сокровище.

Ну и пусть. Главное, он рядом, а в глазах плещется радость от встречи. И с ним не будет скучно. Никогда-никогда.

— Хочу сказку! — напрямик заявила Ириска.

— Сказку? — на секунду задумался Рауль, но потом улыбнулся. — Ладно. Выбирай: ту, что рассказывается, или ту, что происходит.

— Конечно, ту, что происходит, — Ириска не задумалась ни на секунду.

Девочки предпочитают реальные дела. Если их, конечно, кто-то об этом спросит.

— Хорошо. Двигаем дальше. Если она происходит, то происходит с кем-то, верно?

— Я знаю, с кем она произойдёт.

И Ириска потянула Рауля к витрине.

— Пускай сказка случится с ней, — тихонько прошептала девочка, словно доверяла одну из самых главных тайн. Возможно, так оно и было.

За стеклом стояла худенькая симпатичная девушка, ноги которой были охвачены длинной чёрной юбкой с глубоким разрезом. Грудь девушки укутывала рыжая кожаная куртка с воротником из ослепительно-оранжевой лисы. Поблёскивала увесистая пряжка ремня, закрученного по изящной талии. Девушка неустанно смотрела поверх толпы в непонятную, одной ей ведомую точку. Глаза замерли, не отрываясь. Взгляд получался странным и остекленевшим. Впрочем, странным вряд ли. Ведь девушке досталась невесёлая судьба манекена.

— Мне она всегда нравилась, — призналась Ириска.

— Подходит, — Рауль измерил манекен цепким взором с головы до ног.

Ириска очень надеялась, что ей никогда не придётся очутиться под столь бесстрастным взглядом. Рауль видел словно не девушку, а заготовку, набор химических реактивов для очередного опыта.

— Рассказывай, чего хочешь?

— Для начала — пускай оживёт, — предложила Ириска и перевела взгляд с девушки на Рауля.

— Ты действительно этого желаешь? — удивился Рауль.

— А что?

— Да ничего. Вполне осуществимо. Но ведь ты говорила, что она тебе нравится.

— Да! Поэтому я и хочу подарить ей жизнь!

— Но только представь, какую жизнь ты ей готовишь. Идёт по улице девушка с застывшим взором, на лице шелушится краска, поскрипывают шарниры, проржавевшие от внезапного дождя. А спать ты ей предлагаешь под кустом или с бомжами на вокзале? В таком случае эффектного вида ей хватит лишь на неделю. А потом ей уготована несчастная одинокая жизнь. Ведь такую можно только пожалеть. А полюбить? Я бы не смог. У неё нет прошлого, которое поможет зацепиться за нашу жизнь. Паспорт, прописка, квартира… Почему-то никто не задумывается об этом, когда тащит сказку в реальность. Но без этих мелочей сказка погаснет, как костёр под грозой.

— Нет, — испугалась Ириска. — Не надо тогда её к нам. Пусть она оживёт и в тот же миг перенесётся в сказочный лес. Надеюсь, это ты можешь устроить?

— Ты опять забываешь, что за всё надо платить. Девчонки часто мечтают, что явится прекрасный принц и увезёт их в замок под звёздами. Но когда дорога открывается, за ними неизменно тянутся ниточки прошлого. Незаметные, но весьма ощутимые. Вот мы уже шествуем по Млечному Пути, а ниточка натягивается и отбрасывает нас обратно. Это в лучшем случае. А в худшем нас закидывает в места, которые очень нам не подходят.

— Но у манекена нет прошлого!

— У неё есть наследство!

— Какое-такое наследство?

— Простое. Представь, что девушка уже в лесу. Солнечная полянка. Звери собираются вокруг…

— Чтобы сделать её принцессой!

— Пока ты не видишь противоречий?

— Не-а!

— Зря! Идиллию рушит вопль лисы: "Эй, смотрите-ка! Смотрите все, что намотано вокруг её шеи!" А, да будет тебе известно, вокруг шеи нашей принцессы прелестный воротничок. Из мёртвой, между прочим, лисы. Всеобщее перешёптывание. Взволнованный визг лисиц, уводящих с поляны плачущих лисят. Клацанье волчьих зубов. Звери почтительно расступаются, и к нашей красавице величаво подходит медведь: "Нехорошо, куколка! Нехорошо-о-о!"

Ириска в деталях представила напуганную девушку. И сердитую лису. И мрачно ухмыляющихся волков. И огромную тушу медведя, который умел говорить. Но от этого умения не становился человеком. Хотя переставал быть медведем. Девушке казалось, что это и не медведь, а кто-то, принявший его облик. И этот кто-то догадывался, что девушка знает о его скрытой сущности. И он был совершенно уверен, когда сущность раскроется, кандидатка в принцессы напугается ещё сильнее. А девушка и так боялась выше крыши. Или боялся не манекен, а сама Ириска? Но кто бы ни дрожал от ужаса в лесу странных сказок, девушка с застывшим взглядом или Ириска, им срочно требовалось смотаться.

— Пусть она убежит!

— Ты забыла о каблучках. С ними и за автобусом не угонишься, чего уж говорить про разъярённое зверьё? Впрочем, впрочем… Любой заяц скажет: "Да пусть бежит. Никуда не денется. К вечеру всё равно поймаем. А в сумерках нам разделаться с ней за милую душу!" И когда солнце скрылось, заблудившаяся красотка…

— Ну уж нет! — возмутилась Ириска. — Уж север-то она отыскать в состоянии. Мох на деревьях. Полярная звезда…

— Беда в том, — голос Рауля набирал трагические нотки, — что в сказочном лесу нет севера. Так что жизнь подарить нашей куколке — две секунды. Но протянется эта жизнь максимум до вечера. Впрочем, кто сказал, что сказка получится счастливой? Пусть будет грустной. Так она мне больше нравится.

— Зато мне не нравится, — нахмурилась Ириска. — Я хотела…

— Ты хотела, — жёстко перебил её Рауль, — чтобы девочка ожила и чтобы перенеслась в сказочный лес. Это я сделал и что-то менять уже поздно…

— И ничего не поздно!

Ириска повернулась к витрине. Девушка исчезла. Пустое место неприятно диссонировало с протянувшимися рядом платками. Слева красовался ряд расписных самоваров. Справа стоял огромный японский телевизор. Складывалось впечатление, что девушка просто ушла или…

— Её унесли на склад! — воскликнула Ириска. — Ты видел! Ты видел!

Рауль смотрел спокойными, без тени весёлых искорок, глазами.

— Ты думаешь, будто пришёл мужик в спецовке и уволок несчастное создание в мрачные подвалы? Если тебе легче от этого, считай, что так оно и есть. Поверь, проникнись. И тогда нарисованная тобой картинка будет казаться реальной. Но правильно ли это?

Ириска молчала.

— А теперь, извини, нам надо идти. В нашей сказке нет волшебного леса. В нашей сказке всего-навсего Панцирная Кошка. А она уж очень не любит, когда решения принимаются слишком поздно.

Рауль отвернулся и от витрины, и от Ириски и зашагал прочь.

Бездумно переставляя ноги, Ириска плелась за ним.

Правильно ли это? Правильно ли это? Правильно ли, что по Ирискиному желанию девушка, которой она всегда симпатизировала, оказалась в одиночестве и в совершенно враждебном месте?

— Когда мы мечтаем о сказке, — говорил Рауль, набирая темп, — то всегда рассчитываем, что нас сделают героями или вручат оружие, дарующее непобедимость. Плюс бесконечные патроны. А, самое главное, нас там не будут обманывать и заставлять делать тяжёлую и нудную работу. Но, очутившись в сказке, немедленно понимаем, что угодили в заварушку, куда более плачевную, чем та, от которой мы с лёгкостью отреклись.

Настроение испортилось. Чтоб хоть чуточку его поднять, Ириска упорно представляла подвалы, подвалы, подвалы. Тусклую лампочку, освещавшую угол, где безвольно лежала красивая девушка уже без чёрной юбки и модной курточки. Просто лежала. Из двух бед выбирают меньшую. Уж лучше забвение, чем волшебный лес, наполненный мстительным, ничего не прощающим зверьём. Желая подарить сказку, Ириска ненароком отобрала даже то немногое, что было у своей неразговорчивой подруги.

Глава 13. Капка-Стрелка

— Забудем про манекен? — спросил Рауль.

— Ладно, если ты так настаиваешь, — нехотя протянула Ириска.

— Отлично, — деловито кивнул Рауль. — Мы отправляемся в весьма мрачное местечко. Хочу показать тебе Капку-Стрелку.

— Мы забили кому-то стрелку? — склонила голову Ириска, смутно расслышав последнее слово.

— Мы пока никого не забили, — холодно отозвался Рауль. — Если не считать двух министров. Да будет тебе известно, что Капкой-Стрелкой зовётся убежище Панцирной Кошки.

— Ого! — удивилась девочка. — Мы идём расправляться с Кошкой прямо СЕЙЧАС?

И сразу представила уродицу в каменном панцире. А ещё длинную-предлинную спицу. И острую. Способную проткнуть не то что кошку, а мамонта. Вот только протыкать никого не хотелось. Стало холодно, мерзко, тоскливо. Нет, не надо. Ну пускай он скажет: "Нет!" Я ещё не готова. Пускай откажется хотя бы сегодня.

— Ни в коем разе, — словно по заказу отказался Рауль. — Но посмотреть место, где обитает наш злейший враг, не помешает. Кроме того, нас ожидает масса встреч. Если повезёт, ты увидишь того, кто примет тебя в Клан Мёртвого Кота. Или закроет путь.

— Встречи, встречи. Я думала, мы будем вдвоём, — нахмурилась Ириска. — И что ещё за Клан Мёртвого Кота?

— Ты уже почти в его рядах. На тебе смерть Второго Министра. Превосходный вступительный взнос.

Они скользнули в щель между двумя высотками. Город оборвался. За дорогой, словно полоса лоскутного одеяла, тянулся ряд гаражей. Дальше расстилалось голое поле. Посреди земли, разлинованной бороздами, высился грибок водонапорной башни.

— Ну, — хмыкнула Ириска, — и где нора Панцирной Кошки?

— Прямо в ней, — Рауль указал на башню.

Ириска вгляделась в тёмный силуэт. Сразу видно, что башня давно заброшена. Сквозное окно светилось клочком неба.

— А ровной дороги нет? — спросила девочка, оглядывая новенькие кроссовки. — Сто метров по грязюке…

Если уж сражаться, то в чистом и сухом месте.

— И ближе ста, и дальше, — непонятно проронил Рауль. — Начнём с того, что так просто к ней не подойти.

Они уже обогнули гаражи. Теперь башню ничего не загораживало.

— Дальше ни шагу, — Рауль осторожно, но требовательно обхватил талию Ириски, и девочка остановилась. — Кошки охраняют подступы к убежищу повелительницы.

Ириска почувствовала себя идиоткой. Она не боялась кошек. Да и не было их тут. По её мнению никто не мог помешать дойти до башни. Снова наползали мрачные мысли на тему улетевших. Если бы только не синева за Пятым Переулком. Синева звала, укутывала одеялом надежды, обещала Чёрную Розу.

— И куда мы теперь? — вопрос звучал глупо, но молчание тоже не выглядело верхом мудрости.

Рауль не ответил. Он прильнул к двери крайнего гаража. Звякнули ключи. Самый длинный юркнул в шайбу огромного замка и принялся ворочаться с чуть слышным поскрёбыванием. Дверь, сдирая засохшую глину, нехотя отворилась. Ириска машинально запомнила "18" — чёрные цифры, отпечатанные вычурным шрифтом.

— Заходи, — голос Рауля звучал на диво уверенно, словно ему каждый день приходилось вскрывать чужие гаражи.

Почему чужие? Потому что бардак внутри никак не вязался с вылизанной квартирой Рауля. Промасленная ветошь валялась возле заляпанных цементом стен. Всюду были раскиданы банки с засохшей краской. Самого автомобиля здесь не обнаружилось, зато запчастей к нему валялось предостаточно. Ириска запнулась о гаечный ключ и неловко ударилась об аккумулятор, стоявший возле смотровой ямы. Хуже всего, что Рауль куда-то исчез. Хотя где можно спрятаться в каменной коробке?

— Спускайся, — позвал знакомый голос.

Властный тон Ириске не понравился. Подёрнув плечами, она решила отказаться. Но тогда Рауль отправится в странные места, а она, как дура, останется в пустом гараже. А если объявится хозяин? Пришлось недовольно скривить губы, намекая, что настоящие мужчины так не поступают, и спрыгнуть в прохладную темноту.

Ирискино прибытие осталось незамеченным. Спина Рауля выражала полное безразличие. Руки торопливо шарили по стене ямы.

— Здесь! — свистящий шёпот наполнял триумф.

В тот же миг одна из бетонных плит со скрежетом уехала во мрак. Проём, наполненный мглой, доверия не вызывал. Тем не менее, Рауль смело лёг на нижнюю плиту и, свиваясь ужом, пополз вперёд.

"Даже не спросил, — разозлилась Ириска, — полезу ли я!"

Она могла остаться. Отказаться в очередной раз. Но не сидеть же здесь в темноте и одиночестве. Ждать невыносимо. И кто сказал, что Рауль вернётся. Нет, всё-таки отпускать его не стоило. Пока. До того момента, пока рядом не появится такой же стильный парень, только без вывихов. Мысленно поставив рядом с образом Рауля жирный минус, девочка согнулась и нырнула во тьму.

Путешествие оказалось недолгим. Проход привёл в маленькую комнату с невыразительными серыми стенами. Тот же гараж, только зарытый в землю. Рауль стоял в центре комнатушки и чертил лазерной указкой причудливые фигуры. Странно, но по стенам скакала не просто алая точка. Ириска отчётливо видела луч и готова была поклясться, что он вполне сносно освещал комнатушку. Запах сырой земли невыносимо свербел в ноздрях. Где-то гулко падали капли. Знобило.

— Теперь тихо, — приказал Рауль, не глядя на девочку. — Мы во владениях кошек. Лишние слова здесь не приветствуются.

Недовольную мину Ирискиного лица некому было оценить. К диггерам Ириску никогда не тянуло. Ползать по канализации девочка подвигом не считала. Комнатуха пустовала. Разве что неподалёку виднелся валун с тёмными выбоинами. Ничего особенного, но можно присесть, пока кто-то думает, что занят важными делами. Ириска легонько пнула округлую глыбу и поняла, что это вовсе не камень. У стены валялась оторванная голова леопарда, измазанная в засохшей глине и густо усыпанная пылью. Услышав ойканье девочки, Рауль обернулся.

— Страж, — словно не Рауль сказал, а каркнул старый ворон.

Ириска ждала продолжения, но её спутник ничего не добавил.

На всякий случай девочка отошла подальше. Опять мёртвые кошки. Но кто мог вот так, запросто, оторвать голову леопарду? Снова вспомнился сон с одноногим великаном. Такому бы громиле труда не составило. А что, если он вернётся и увидит Ириску? Тогда её голова скатится в бесконечное поле к миллионам других! Нет, лучше об этом не думать.

"ДОжили", — тоскливо ныла нотка, оставшаяся в одиночестве. Её подруги замолкли и притаились. Им тут не нравилось. И они решили чуток помолчать.

Тем временем алое пятнышко исчезло во мраке. В одном из углов комнатёнки оказался тёмный проход. Рауль смело отправился в узкий коридор. Ириска уныло брела за ним, пока не упёрлась в стену, по которой тянулась удивительная картина, окантованная арабской вязью. На полотне сражались несметные полчища людей и котов. За лесной чащей, усеянной трупами, пылал город, где рушились минареты. Чёрные облака на закатном фоне складывались в маску улыбающегося дьявола.

— Битвы древних, — пояснил Рауль. — Сейчас всё проще. Выносится верхушка, а основная масса покорно внимает новой власти. Что, Ирисочка, не хотела бы ты зависеть от своей кошки?

— У меня нет кошки, — сердито отозвалась девочка.

— Знаю, — кивнул Рауль. — Иначе она давно бы наябедничала, и нас сюда не пустили бы. Пригнись, здесь и детсадовец с трудом пролезет.

Он юркнул в приземистую арку, похожую на вход в берлогу. Ириска присела на корточки и гусиным шагом побрела вслед. С непривычки мышцы свела судорога. Ириска попыталась выпрямиться и больно стукнулась о каменный свод. На волосах осталось что-то холодное, влажное и жирное. Минус напротив Рауля протянулся чуть ли не до горизонта. Проход стал невероятно узким. Приходилось удивляться, как Раулю удаётся столь ловко проскальзывать между огромных камней, то и дело преграждавших дорогу. "Всё-таки есть смысл в диетах", — горестно размышляла девочка, протискиваясь мимо громадного камня, выпиравшего из стены. И вдруг обнаружила, что смотрит на почерневший от копоти бронзовый котёл со скалящимися кошачьими головами вместо ручек.

Впереди раздался щелчок. Из тьмы показался островерхий проём, напоминавший кошачье ухо. На миг его заслонил силуэт Рауля, но тут же исчез, предоставив холодным сиреневым лучам просачиваться во мглу. Ириска заторопилась. Ещё не хватало, чтобы дверца закрылась. Перспектива остаться замурованной в мерзком коридоре, наполненном ужасающими предметами, ей совсем не улыбалась.

За проёмом оказался сумрачный коридор. Откуда бралось сиреневое сияние, девочка так и не поняла. Стены здесь, словно в старинных крепостях, сложили из огромных каменных кубов. Древние камни скрывала поросль зелёного мха. Похожие на резиновые шланги лианы падали со сводчатого потолка, изрисованного картинами. Алая точка указки плясала вокруг щита, вмурованного в стену. Три золотых кота с бородатыми мордами парили над красным полем. Клочкастые хвосты изгибались молниями.

— У этого герба древняя история, — сказал Рауль. — Флаг Вильгельма первого уже располагал двумя львами, которых король принял в 1066 году вместе с завоеванием Англии. Их называли "Золотая пара Нормандии". Третий там появился в 1154 году, когда Генри второй женился на Элинор Аквитанской и присоединил льва Аквитании к двум собственным. Так продолжалось до 1340 года. Потом местные реформаторы усмотрели на месте львов…

— Котов? — машинально спросила Ириска.

Она почти не слушала. Слова мигом выветривались из головы.

— Этого история не сохранила. Но мне кажется, они просто ненавидели кошек. Вот и сменили всю атрибутику. Сворачивай сюда. Здесь начинается главная аллея тех мест, по которым нам разрешено ходить.

Ириска свернула. Стены раздвинулись. Потолок воспарил в неимоверную высь. Подошвы звонко печатали шаг по синеватым плитам, на которых золотая полоса сворачивалась в затейливые узоры. На другом конце коридора высилась статуя кошачьеголовой богини. Громадную фигуру озаряло призрачное голубое пламя, в котором проскакивали серебряные искры.

"Кто она?" — не успела спросить девочка.

— Bastet is Goddess of Cats, — выдохнули неведомые глотки из боковых проходов, заполненных тьмой.

— Если кошки — наши враги, почему мы вообще можем гулять по Капке-Стрелке? — удивилась Ириска.

— Благодаря англичанам, — улыбнулся Рауль. — Вернее, их странной нумерации. Второй этаж они называют первым, а первый — цокольным. У нас цокольные этажи называют подвалами. А подвалы всегда наши. Даже если они проходят по Капке-Стрелке.

Девочка осмотрелась. Недовольство незаметно исчезло. Тревога и страх растворились. Пришло то ли опустошение, то ли умиротворение. Ириска словно оказалась в музее. Или добралась до сказки, как и хотела. Только сказка получилась недоброй. Впрочем, кто сейчас верит в добрые сказки?

Колонны устремлялись к высокому потолку. Их венчал странный орнамент, где на каменных завитках травы сидели длинноносые птицы. А в траве затаились кошки. Удивительным образом нисходящий кошачий взор упирался прямо в глаза вошедшему. В основаниях колонн лежали придавленные человеческие головы, рты которых раздирали безмолвные вопли.

Стало светлее. Сияние в дальнем конце коридора усилилось. Теперь богиня виднелась отчётливо. Массивная фигура. Ноги упираются в странные предметы. Руки согнуты в локтях и подняты кверху. Одна рука раскрыта навстречу вошедшим то ли обычной ладонью, то ли лапой с длиннющими когтями. Вещичка, сжатая во второй, до сих пор оставалась загадкой.

Сквозило. Вдалеке послышались чьи-то шаги. Тихо-тихо. Словно эхо. Душу раздирали желания. Первое — бежать отсюда без оглядки. Второе — вцепиться в Рауля и не отпускать его никогда. Таинственные существа, нарисованные на потолке, едва заметно колыхались, словно дышали.

Путники добрались до середины коридора. Слева и справа не хватало по колонне. По левой стороне виднелась высокая арка. Проход преграждала огромная тёмная масса, в которой угадывались черты льва.

— Ворота Иштар, — сказал Рауль ледяным тоном. — Они непреодолимы. Мы сможем пройти через них, когда лев обратится в кошку.

Ириска рассматривала окантовку ворот. Камни, как кусочки торта, облитые глазурью.

— А когда оно случится, это превращение?

— У Капки-Стрелки свои законы, — пожал плечами Рауль. — Ясно одно. Налево нам не свернуть, значит, пойдём направо. Не возражаешь?

Ириска бы возразила, но она продрогла и не хотела, чтобы её слова сопровождались лязгом зубов. Выяснить отношения можно и возле подъезда. Про минус, выставленный Раулю, она не забыла.

Тёмный проход вывел парочку в громадный зал. Девочка заметила, что узор под ногами сменился. Теперь пол составляли круглые плиты, меж которыми сверкали рубиновые и аметистовые звёзды в четыре луча. На плитах повторялся один и тот же рисунок. Из опрокинутого рога вылезали сросшиеся друг с другом кот и человек. Откормленный усатый тянул влево. Бледный доходяга силился перетащить невольный тандем вправо. Но усилия обеих сторон были тщетны.

В зал вваливался корабль. Нос его темнел полировкой. На гладкой поверхности борта выделялись три выточенные кошачьи морды. Крайнюю резчик опрокинул ушами вниз.

— Истребитель кошек, — уважительно отозвался о судне Рауль. — Два легендарных кота-воина и один котоборотень повержены славным экипажем. Прочая мелочь даже не обозначена. Когда-то героическая команда решила замахнуться на Капку-Стрелку. Но, как видишь, твердыня оказалась им не по зубам.

Ириска не слушала про корабль. Её внимание целиком поглотилось разноцветной мозаикой, усыпавшей центральную стену. Кусочки стекла сливались в картину омерзительного побоища. Единственный спасшийся закрыл глаза от страха и держался за живот. Повсюду валялись оторванные головы, а в центре нежился огромный кот. Вот только голова его была человеческой. Печальная такая голова профессорского вида. Поблёскивали стёкла очков. Топорщилась щёточка усов, забрызганная бурыми сгустками. Из уголков рта скатывались кровавые ручейки.

— Уйдём отсюда, — почти что приказала Ириска. — Мне тут не нравится.

— Как пожелаешь, — Рауль неожиданно согнулся в услужливом поклоне. — Только опять придётся блуждать во мраке.

Ириска кивнула. Лучше кромешная тьма, чем такие отвратительные сюжеты. Рауль подхватил её руку сухими холодными пальцами и увлёк в узкий боковой проход.

Когда-то здесь были окна. Или ниши. Но отверстия наспех заделали обломками кирпича, скреплёнными ошмётками цемента.

— Кошки тоже боятся? — свистяще спросила Ириска.

— Возможно, они просто не желают видеть мир, которым пока не владеют, — весело прошептал Рауль. — Придёт время, и окна распахнутся.

На дороге стоял покосившийся кувшин. Ириска хотела пнуть его, но тот легко отскочил. На девочку уставились жёлтые глаза, пересечённые чёрными веретёнцами зрачков, и розовая ощерившаяся пасть с ослепительно-белыми саблями клыков. Хрипло мявкнув, полукувшин-полукот нырнул в тёмную щель и затаился.

— Держись подальше от странностей, — запоздало посоветовал Рауль. — Капка-Стрелка любит подсовывать злые шутки.

Следующую нишу заделать не пожелали. В неглубоком проёме валялась кучка щебёнки. На камнях свернулась плетёная верёвка. Туго стянутые петли плотно охватывали клыки леопарда.

— Люди надеялись, что леопард таит в себе волшебную силу. И что вместе с клыками волшебство перейдёт к победителю, — пояснил Рауль.

Так ли оно на самом деле, зависело от Ириски. Согласись, и Рауль расскажет историю, о древнем волшебстве. Заспорь, что не бывает волшебных сил, Рауль не возразит. Просто скажет: "Ну что же, Ирисочка, ты выбрала". И больше ни слова.

— Зачем мы здесь? — взмолилась продрогшая и перепуганная Ириска.

— Чтобы, когда придёт твой звёздный час, тебя не испугала мелочёвка. И не забудь, что нас ждут.

Из следующей ниши выглядывал четырёхрукий Вишну, каким его рисуют на коробочках с ароматизаторами. Только вместо прелестного личика, коему позавидовал бы любой жиголо, на Ириску скалилась кошачья морда, окаймлённая потрёпанной бородкой. Золотая шапка солнцем озаряла таинственное божество.

— Котоборотень, — пояснил Рауль — Он же Нарасимха, он же Хираньякашипу. На многих языках его имя произносится по-разному. Но смысл один — несущий в мир хаос.

Проход оборвался. Бронзовые леопарды окаймляли вход в следующий зал. Ваятель увидел их сверху. Пятнистые спины. Головы с прижавшимися ушами. И выкинутые вперёд лапы. Бронзовые парочки неслись по периметру в тщетных попытках приблизиться друг к другу и слиться в монолит стаи. Казалось, вот-вот извернутся и прыгнут на тех, кто осмелился идти по коридору.

Иллюзия неизбежного вспыхнула с такой силой, что Ириска обогнала Рауля и оказалась в круглом помещении. В куполе потолка пульсировали алые звёзды, словно сотня Раулей направила в потолок свои указки. В центре зала стоял куб из чёрного мрамора. На пьедестале изготовился к прыжку большеголовый леопард из слоновой кости. Пятна на нём были выполнены из чёрных опалов. Отблески алого света маняще танцевали в глубинах драгоценных камней. Машинально девочка протянула руку, чтобы отковырнуть один камешек, но Рауль грубо оттолкнул её.

— Нельзя, — торопливо заговорил он. — Пока ничего не украдено, мы тут считаемся гостями. Гость в дом — бог в дом. Но боги не воруют. Воруют демоны. То, что раньше называлось богами. То, что восстало. Не сумевшее забрать желаемое в битве и вынужденное тривиально красть, отбросив божественную сущность.

— Тоже мне, нашёл воровку! — возмутилась Ириска. — А если я просто посмотреть.

— Тише, — шикнул Рауль. — Вот оно, место встречи. А там тот, кто нас ждёт.

Проход в следующий зал заслоняла высокая фигура. Тусклый свет позволял разглядеть лишь узенькие брючки и массивную, словно раздутую куртку. Волосы на макушке топорщились ёжиком. Ожидающий стоял спиной к Ириске.

— Вперёд, — Рауль властно подтолкнул девочку.

Ириска просеменила мимо пьедестала, на цыпочках подошла к незнакомцу. Тот словно не слышал. Девочка осторожно коснулась плеча. Фигура осела, неловко запрокинулась и упала на спину. На девочку смотрели чёрные ямы рваных пустых глазниц.

Глава 14. Двадцать минут вечности

Сморщенная засохшая кожа мумии выглядела так омерзительно, что Ириска, взвизгнув, отскочила к Раулю. Он быстро отстранил напуганную девочку, торопливо подошёл к мертвецу и наклонился.

— Похоже, мы опоздали, — удивлённо произнёс Рауль.

— На десять тысяч лет, — первая волна испуга уже схлынула, вторая лишь только подступала, и в промежуток успела втиснуться злая ирония.

— Кошки нас опередили. Опытные кошки. Из тех, кому подвластно время. Они могут в пять секунд состарить кого угодно.

Впервые Ириска увидела его растерянным.

— Вершина освободилась. И я пока не знаю: хорошо это или плохо, — Рауль покачал головой.

— Мы тоже, — девочка смолкла, но потом решилась и указала в сторону мертвеца, — тоже станем такими?

— Насчёт тебя беспокоиться не стоит, — голос Рауля постепенно набирал привычную уверенность. — Ты же ещё не в Клане. Кроме того, кошками уже не пахнет. Зато поблизости полно наших. Ну что, Ирисочка, первый акт закончился трагично. Зато во втором мы проверим свою удачу. Если выберемся из Капки-Стрелки, значит, она на нашей стороне.

— Но кто нас ждал, — Ириска снова поглядела на мертвеца.

— Большой Босс, — невесело усмехнулся Рауль. — Шахматным языком говоря, король. Но жизнь — не шахматы. В них партия не заканчивается с потерей короля. Так что играем дальше. Мы сейчас с тобой настоящие проходные пешки. Как тебе перспектива стать королевой?

Ириска пожала плечами:

— Можно попробовать!

— Попробовать нельзя. Или берёшься, или с треском пролетаешь.

— Перестань, — разозлилась Ириска. — Хоть сейчас веди себя серьёзно.

— Я серьёзен, как никогда. Но ты предпочитаешь не замечать этого.

— Веди давай, серьёзный. А то состаримся здесь и без кошачьей помощи.

— Как будет угодно, ваше высочество, — Рауль галантно согнулся, подхватил Ириску и увлёк к выходу.

Девочка постаралась пройти как можно дальше от мертвеца. Тот уставился в потолок. А потом улыбнулся. Или просто тень Рауля скользнула по изморщиненному лицу.

Ждал ли он? Был ли жив сегодня, а не тысячи лет назад? Ириска не верила. Но это ничего теперь не меняло. Они забирались всё дальше. И всё сильнее Ириске казалось, что она спит. Что вокруг не настоящее, а липкая холодная дрёма, сквозь которую невозможно прорваться. Минуты растягивались в годы, наполненные ознобом и предчувствием непоправимого.

В следующем зале кто-то бестолково рассыпал берёзовые поленца. Грубо обтёсанные куски дерева заслоняли непонятные завихрения мозаики. Там, где стена сходилась с потолком, сверкали крохотные звёздочки электрического света. Тонюсенькие лучи, сходились вместе на ничем не примечательном камне. Зато в камень был воткнут меч, который стоило рассмотреть поближе.

Рукоятка меча заканчивалась кошачьей головой. Глаза смотрели гранёными изумрудами, оскаленная пасть сжимала крупный сапфир. Нос пламенел рубиновым блеском. Уши были оторочены гроздью мелких алмазов.

— Богатая вещица, — восхитилась Ириска больше отблесками в гранях драгоценностей, чем бликами света, скользящими по остро заточенному лезвию. — А чей это?

— Да так, — хмуро ответил Рауль. — Пацана одного. Борей кличут.

Он сложил маленькую поленницу у стены и теперь уселся на неё, прислонившись к холодным камням. Руки закинуты за голову, ноги блаженно вытянуты, на лице выражение самого настоящего счастья.

— Что ещё за Боря? — недовольно спросила Ириска.

Мог бы и вторую поленницу соорудить. Между прочим, не меньше его отшагала. И тоже была не прочь отдохнуть.

— Да знаешь его, — хмыкнул Рауль и, когда Ириска замотала головой, выдал речитативом. — Ты шагай всё прямо, прямо. Будет там помойна яма. В яме той сидит Борис — победитель дохлых крыс. В давние времена славно он этим мечом помахал. Дали ему героя. Но оступился человек, в яму упал. А герои, как известно, в помойные ямы не падают. Вот и пришлось все сказки о нём предать забвению.

— Забвению, — задумчиво повторила Ириска. — Я сказок о нём не слышала. Расскажи! Ну, пожалуйста!

Девочку пугала мрачная тишина. Казалось, стены начинают медленно сходиться, чтобы расплющить её кровавой лепёшкой. Когда звучали слова, мертвенный гул таял в голосах, в отзвуках эха. И стены замирали.

— Странный ты, Ирисочка, человек, — недовольно буркнул Рауль. — Мы шагаем по настоящей сказке, а ты требуешь другую историю. Закинь тебя в Париж, сморщишься: "А почему не Нью-Йорк?" Перебрось тебя в город небоскрёбов, проворчишь: "Вообще-то я хотела в Лондон!" Покажи тебе Темзу, пожмёшь плечами: "А вот в Риме сейчас…"

Ириска поджала губы. Значит, вот оно как. Значит, понимать её перестали. Значит, сесть не предложили. А напротив: обманули, завели, запутали… Мумией напугали. Что ж, ему же хуже.

И, обидевшись по-настоящему, Ириска сжала пальцы на отполированной рукоятке. А потом рванула вверх. Лезвие неожиданно легко выскользнуло из камня. Меч оказался почти невесомым.

В тот же миг крохотные лампочки погасли. Зал погрузился в кромешную тьму. И что-то в этой тьме лязгнуло зло и непреклонно. Ириска непроизвольно шагнула туда, где сидел Рауль.

— Стой на месте! — властно донеслось из мрака.

— Почему? — удивилась девочка, сжимая меч. — Сейчас я…

— Стой, говорят, — теперь в голосе сквозила неприкрытая злость.

Вспыхнул алый луч указки. Странно-прерывистый. Пунктирный. Лишь когда глаза привыкли ко мраку, девочка поняла, что её отделяет от Рауля железная решётка.

— Дотронься до решётки, — сказал Рауль и, когда Ирискины пальцы метнулись к железным клеткам, выкрикнул отчаянно. — Да не рукой! Мечом! МЕЧОМ дотронься!

Кончик меча коснулся толстого прута, и по лезвию заплясали фиолетовые молнии. От испуга девочка чуть было не выпустила рукоятку.

— Не бойся, — сказал Рауль, подходя к решётке. — Как видишь, он тебя защищает, хоть ты и не имеешь права его носить.

— Это что? Электричество? — Ириска неотрывно глядела на искры.

Рауль только загадочно улыбнулся.

— Гляди, проспим удачу, ополчатся на нас высшие силы. А разве ты знаешь, как выбраться из Капки-Стрелки?

— Ты выведешь, — безапелляционно заявила девочка.

— Легко, — согласился Рауль. — Только сначала переберись на мою сторону баррикад, — и он указал на решётку.

Ириска отвела меч от решётки, фиолетовые искры потухли, и зал снова окутала мгла. Но почему-то темнота теперь не пугала Ириску.

— А как бы выбрался ты? — спросила она.

— Правило лабиринта простое, — донеслось из мрака. — Ты должна идти вдоль стены и всё время сворачивать в одном направлении. На выходе встретимся.

— Рауль, — отчаянно крикнула Ириска, — не оставляй меня.

Ответом была тишина. Девочка попятилась. Она пыталась нащупать стену, но не смогла. И ещё она не могла понять, продолжается ли дальше зал, где хранился меч, или уже тянутся следующие коридоры.

Справа замаячил язычок пламени.

"Сворачивать в одном направлении, — вспомнила Ириска и тут же решила. — Значит, буду сворачивать вправо".

Через пять шагов она выбралась в коридор. В закопчённых скобах беззвучно пылали факелы лимонно-жёлтым светом. Темноты можно было не бояться. Следовало лишь идти вдоль стены и, если справа обнаружится проход, не раздумывая сворачивать туда.

Оказалось, что данное слово держать не так-то просто. На первой же развилке путь вправо преградила гигантская жирная крыса, оскалившая длинные острые зубы. Ириска молча показала меч, и крыса нехотя уступила дорогу. Следующий поворот загораживал полосатый кот с уныло обвисшим хвостом. Меча котище не испугался, не сдвинулся ни на миллиметр и не выказал ни малейшего желания пропустить девочку. Жёлтые глаза внимательно рассматривали нарушительницу спокойствия.

— Кыть-кыть-кыть, — попробовала подозвать Ириска печальное создание, но кот словно не слышал. Тогда девочка решила подцепить кошака кроссовкой и сдвинуть с дороги. Котяра зашипел и вцепился в джинсы у самой щиколотки. Больших трудов стоило сбросить этакую массу. А кот распластался в проходе и недовольно стучал хвостом по выщербленным плитам. Ириска заметила глубокие борозды, испещрившие пол, и призадумалась. Кот ещё не выпустил когти в полную мощь, так стоило ли его злить.

Голова кота странно покачивалась. В раскрытой пасти что-то шевелилось. Приглядевшись, Ириска увидела кончик острого крысиного носа. Выходит, кот был не настоящим. Подвал прямо-таки кишел крысами. Зажмурившись, Ириска неловко пнула фальшивого кота, отбросив полосатую шкуру к стене. В её глубинах что-то недовольно пискнуло. Девочка юркнула в проход и оказалась в огромном зале. Стены украшала золотая парча, на которой нестерпимо сверкали отблески света от язычков люстры в тысячу свечей.

И здесь тоже с поворотом намечались серьёзные проблемы. Правый проход стремительно застраивался жёлтыми кирпичами, которые слаженно подавали друг другу серые гномы. К косяку вальяжно привалилась крыса, стоящая на задних лапах. Крыса щёлкала крохотными пальчиками. И с каждым щелчком с пальцев спрыгивало по блестящей монетке. Чем больше монеток соскакивало на пол, тем стремительнее работали гномы.

На всякий случай Ириска выставила меч перед собой и наклонила его к полу. Крыса мерзко улыбнулась и от этой улыбки тут же перестала походить на крысу.

Ириске НЕСТЕРПИМО захотелось проснуться.

Но сон не пропадал. Гномы подбирались к верхней кромке прохода. Ириска бесстрашно подошла к крысе и чиркнула по жёлтым кирпичам.

Гномы продолжали работать. С крысиных пальцев соскакивали всё новые монетки.

И тогда Ириска что есть силы рубанула по кладке. Руки вывернуло отдачей, и меч безвольно вывалился из разжавшихся пальцев. Вернее, уже обломки. Потому что клинок со звоном раскололся. Стальные блёстки запрыгали по каменным, зверски искорёженным плитам, словно в давние времена легендарный Борис именно тут расправлялся с крысиными полчищами.

Гномы закончили работу, быстро собрали серебряные кругляши и, стуча сапогами, словно взвод солдат, ушли в проход, откуда появилась Ириска. А крыса просто исчезла.

Девочка тупо смотрела на закрытый путь. С реальностью она распрощалась, когда спустилась в смотровую яму гаража номер 18. А сказки не получилось. Получался абсурд.

Тянуло сквозняком: то тёплой струёй, то лезвием холода. Трепетали язычки лимонного пламени. И никто не спешил на помощь. Путь направо был закрыт.

Делать нечего. Понурив голову, Ириска побрела в левый проход.

Стены исчезли. Впереди девочку поджидала кромешная тьма. Ириска остановилась.

Нет, ну скажите вы мне, что делать самой обычной девочке, когда реальный мир подменился сумрачным подвалом, под завязку набитым крысами-мутантами? Определённо, знакомства с улетевшими до добра не доводят.

Впереди резко вспыхнули тысячи разноцветных огоньков. Перед Ириской предстал город, застроенный небоскрёбами. Прямо по центру красовались две знаменитые, ещё непотревоженные башни. Ириска смотрела на Нью-Йорк и ничегошеньки не понимала.

Небоскрёбы покачнулись. Все разом, кроме тех, что стояли с краёв. Сквозь картину вечерних окон проступало что-то округлое. Картинка вздрогнула, словно вода, по которой побежали круги. Окна погасли. Вернее, их затопило светом, и тогда Ириска отчётливо увидела, что на неё смотрят кошачьи глаза. Глаза громадной, во всю стену, головы.

Солнечной короной голову обрамляло золотистое сияние. Морду покрывали отвратительные чёрные пятна. Капли дёгтя, упавшие в бочку мёда. А уши словно выточили из янтаря.

Ириска с ужасом увидела, как губы чудища расползаются в уродливую улыбку. Голова подалась вперёд, выгнулась, приобрела объём и полезла прочь из картины.

Сзади возник Рауль и прыжком встал между перепуганной Ириской и страшной кошачьей мордой.

Katty! Katty! Burning bright

In the city of the night,

What immortal hand or eye

Could frame thy fearful symmetry?

Раскатились строчки и утихли. А перед Ириской снова был всего лишь портрет кошки на фоне небоскрёбов. Пусть отвратительно-ужасный. Пусть вызывающе-огромный. Но неживой. В этом Ириска могла поклясться чем угодно.

— Полезно знать парочку древних заклинаний, — радостно выдохнул Рауль.

Ириска только сейчас догадалась, что смерть стояла слишком близко, даже у Рауля не был уверен в счастливом исходе.

— Твоё правило не работает, — воскликнула девочка. — Мне всё время мешали. Странно, что тебе удалось меня отыскать.

— Будем считать, что я тоже неправильно свернул. А минус на минус даёт плюс, — отмахнулся Рауль. — Хороших новостей ровно две. Во-первых, выход теперь недалеко, в этих местах я уже ориентируюсь. Во-вторых, заклинание вырвало нам кусочек вечности. Теперь ровно двадцать минут мы можем делать, что хотим, и ничего нам за это не будет.

"А то, что мы встретились, выходит, уже ничего не значит", — грустно размышляла Ириска, привычно пристроившись за уверенно ступавшим проводником.

Стало светлее. Картины на стенах теперь проступали отчётливо. Кто-то, погруженный в суровую печаль, катился на колеснице, запряжённой шестёркой львов. А к дереву привалился полосатым хребтом кот на задних лапах и разглядывал процессию с гнусной ухмылкой.

— Кот не лев, — кивнул Рауль. — Боятся меньше, зато и упряжь никто не надевает.

Они вышли в просторный зал. Впереди сверкала стеклянная витрина, залитая ледяным сиянием ламп дневного света. По сторонам от неё в сумрачных нишах на высоких пьедесталах стояли статуи поджарых котов.

— Возьми вещичку на память, — посоветовал Рауль, — а то выберемся обратно, и ты пожелаешь забыть Капку-Стрелку, словно ночной кошмар.

— Но брать же ничего нельзя, — напомнила Ириска. — Ты сам говорил!

— Здесь не найдёшь значимых вещей, — сказал Рауль. — Считай, что мы уже не в самой башне, а в её вестибюле. И потом: ты забыла, что двадцать минут ещё не истекли?

Ириска подошла к витрине. Чего там только не было. Первым делом внимание на себя обращал глиняный зеленоватый кувшин. На его боку красовалась коричневая клякса, словно расплавленный шоколад. Сквозь блестящее пятно проступали выдавленные контуры грозного льва. Но, присмотревшись, Ириска чуть не фыркнула от смеха. Уж слишком комично смотрелся вывалившийся язык. Лёва устал. О могучие лапы тёрся котёнок с длинным раздваивающимся хвостом.

Вокруг кувшина громоздились фарфоровые статуэтки котов.

Ласково улыбалась белоснежная парочка чёрноглазых кошечек, различавшихся лишь размерами. Кошка-мать и кошка-дочка. Передние лапы игриво сжимали клубки ярко-красной шерсти. В тени кувшина нежилась стройная киска, фигурой напоминавшая белую пантеру. Рядом беззащитными глазёнками смотрел на девочку котёнок. Его лапки и ушки окаймляли золотые разводы, а на боках красовались розочки, какие Ириска видела на древних музейных чашках. С верхней полки Ириску изучали умные голубые глаза. Крохотный бежевый котик, поджав лапки, прижался к стене, словно его туда прилепили. А под ним на трёхколёсном велосипеде разъезжал разухабистый котяра в рубахе, по которой густо разбросали голубые горошины. Сверкали золотом спицы, алели ободки, лапы небрежно лежали на руле, а глаза-пуговки смотрели сквозь Ириску, словно это её не существовало в реальном мире.

Девочка изучала сиамскую кошечку, стоящую на задних лапках, когда статуя в левой нише ожила. Ириска испуганно отпрыгнула и уставилась на существо, стоящее между ней и витриной. Им оказался слепой ухмыляющийся котяра. Шкура его пестрела залысинами, обнажившуюся кожу разъедали гноящиеся язвы. По истёртой шее ручейком пробегала золотая цепь, застёжкой которой служили две разъярённые кошки, чьи клыки терзали связующее кольцо.

— Выбирайте, почтеннейшая, — промурлыкал он. — Я не могу вас видеть, но чувствую, что сюда пришла особа, лишь лицезреть которую величайшая честь любому коту. Что вас заинтересовало, владычица моего сердца? Угодно ли обратить взор на правый нижний угол. Там представлена коллекция майолики.

От неожиданности Ириска растерялась и, скрывая смущение, нагнулась, рассматривая большое блюдо, прижавшееся к стеклу. Его окантовку составляли пушистые коты. Пасть следующего сжимала хвост предыдущего. В центре резвились котята вокруг золотого сердца, чёрной молнией расколотого пополам.

— О, строгая, но справедливая, — снова запел старичок-лысовичок, а потрёпанный хвост обвивался вокруг Ирискиных щиколоток. — Ах, обладательница карающей руки и холодного разума. Возьмите любой подарок, который будет угоден страждущей душе. Но знайте, что моя милость не распространяется на вашего спутника.

Ириска обернулась и посмотрела в сгустившийся мрак.

— По-моему, — шепнула она, — меня принимают за кого-то другого.

— Удача — дама капризная, — зубы Рауля блеснули в темноте. — Пользуйся случаем, Ирисочка. Выбирай, да не прогадай.

Сначала Ириска хотела указать на пряжку, представлявшую собой два сцепившихся рога изобилия. По одному карабкался рыжий худющий кот, всеми силами старающийся дотянуться до горловины. По другому спускался полосатый и упитанный котяра, чем-то напоминавший Матроскина. Потом ей до ужаса захотелось стать хозяйкой золотой подвески, отлитой в форме кошки, свернувшейся калачиком. Затем Ириска открыла стекло и погладила подушку, на которой вышили почтенное кошачье семейство, одетое в костюмы английской знати позапрошлого века.

— О, сладчайшая, — заливался где-то внизу котяра. — Я чувствую себя так, будто приглашён на самую важную встречу. Наиглавнейшую за все наши двенадцать жизней, которые люди так и норовят уменьшить до девяти.

— Ириска, — окрикнули из темноты. — Поторапливайся. У тебя осталось несколько секунд.

И тогда палец ткнул в сиамочку на верхней полке. Хозяин вестибюля милостиво муркнул. Ириска поднялась на цыпочки. Пальцы охватили холодную гладь фигурки из фарфора.

— Почтенейшая, — вдруг взволновался кот. — Я не могу видеть, но не кажется ли вам, что вы привели сюда… — усы лысовичка дрогнули, нос затрепетал, а скрипучий голос наливался недовольством с каждым мигом. — Да ведь это же…

— Ходу! — рёв Рауля перекрыл последнее слово кота.

Что-то дёрнуло Ириску за руку и стремительно повлекло во тьму. Оставалось только перебирать ногами быстро-быстро и таращиться во мрак, пока по глазам не полоснул нестерпимо яркий свет.

Когда зрение вернулось, Ириска разглядела что-то голубое на сером фоне. Разумеется, не небо. Потому что небо никогда не бывает столь близким.

"Вся прелесть мира в его разнообразии", — прочитала Ириска голубые буквы. Рядом нарисовали тонюсенького человека с горшкообразной улыбающейся головой. Под ним тем же почерком, но гораздо крупнее значилось "ИРИНКА — ВРЕДИНА".

Кто-то ласково коснулся мочки уха. Девочка обернулась. Рядом стоял Рауль. В его глазах мерцали тепло и нежность. Горячая волна вспыхнула в груди, выплеснулась наверх и скрутилась комком в горле. Чтобы не расплакаться, Ириска резко вильнула головой в сторону, оторвавшись от пристального взгляда.

Они стояли в щели меж двух высоток. За дорогой протянулась полоса плотно прижавшихся друг к другу капитальных гаражей. С потемневшего неба над низкими крышами задорно подмигивали первые звёзды. За гаражами расстилалось поле. Только не было на нём водонапорной башни.

— Ничего удивительного, — раздался тихий голос Рауля. — Капка-Стрелка никогда не появляется два раза в одном и том же месте.

Глава 15. Нужные слова в нужное время

По-прежнему вечерело, словно прогулка по Капке-Стрелке заняла не больше минуты. Или время решило остановиться и чуть передохнуть перед чем-то важным.

Ириска тоже решила передохнуть и плюхнулась на скамейку, вытянув ноги. Рауль пристроился рядом. Девочка зажмурилась. О Капке-Стрелке говорить не хотелось. Было приятно чувствовать, как гудят усталые ноги. Просто сидеть и знать, что больше никуда идти не надо. Рауль тоже молчал. Даже закралось подозрение, что он втихую ускользнул, как это уже бывало не раз, и не два. Девочка чуть повернула голову и приоткрыла глаз.

Рауль смотрел не на Ириску. Его взгляд уткнулся в серые стены. Он словно пронзал бетон и улетал далеко-далеко. Дальше, чем небо над Пятым Переулком.

Он заметил внимание девочки и посуровел.

Вот только не надо твоих вывернутых правил, а? Помолчи! Хотя бы сейчас!

Как бы не так…

— Дай человеку то, что ему нужно, и он твой, — голос Рауля звучал так назидательно, словно рядом сидела детсадовка.

— И вовсе нет, — заспорила Ириска, чтобы поймать взгляд чёрных глаз. — Он заберёт, что ему надо, и уйдёт.

— Вечной благодарности не бывает, — кивнул Рауль. — Надо постоянно подкармливать тех, кто рядом. Они уходят, когда то, что мы даём, уже не катит.

— Это обязательно? — скривилась Ириска.

Она уже чувствовала подвох, но ещё не могла догадаться, в чём он заключался.

— Вовсе нет, маленькая любительница халявы, — усмехнулся Рауль. — Иногда и делать-то ничего не надо. Скажи человеку нужные слова в нужное время, и он пойдёт за тобой хоть за горизонт.

— Ты знаешь такие слова? — Ириска заинтересованно склонила голову.

— Слова-то знаю, — помрачнел Рауль. — С временем проблема. Иногда угадать не получается.

— Так не бывает, — по лицу Ириски пробежала волна разочарования.

Любой из парней, хоть из шальных, хоть из "правильных", любит казаться отстранённым и необыкновенным.

— Смотри, — пожал плечами Рауль, легко вскочил и отошёл к заборчику. Он облокотился на жердину и обвёл улицу пристальным взором, словно Терминатор перед штурмом полицейского участка.

По улице шла женщина с весёлым кудрявым пуделем.

Рауль посмотрел на женщину. Женщина подозрительно посмотрела на него.

Рауль мгновенно перевёл взгляд на неугомонную собаченцию. Женщина тут же уставилась на своего лохматого спутника.

— Бедный пёсик, — жалостливо сказал Рауль.

И его взгляд принялся изучать далёкую башню многоэтажки.

Женщина почти прошла мимо, да ноги притормозили. Рауль не обращал на неё ни малейшего внимания.

— Чего это бедный? — сердито спросила женщина.

Рауль пробежался взглядом от первого этажа громадины до шпиля, окинул торопливым взором собачку и тут же вернулся к многоэтажке.

— Азиатская чумка, — почти равнодушно сказал он.

И всё же в этом "почти" мелькнула очевидная печальная нотка.

— Какая-такая азиатская? — женщина распалялась всё сильнее. Рауль, напротив, являл пример непоколебимого спокойствия.

— Из Азии много болезней идёт, — сказал он после трёхсекундной паузы. — Атипичная пневмония, к примеру. Слыхали?

— Про эту заразу, конечно, — шевельнулись полные губы, сомнение овладело женщиной.

Но внимательно осмотрев ластившегося пёсика, она недовольно заметила:

— Не похож он на больного-то. Вишь, как скачет.

Взор Рауля погладил башню, скользнул по крышам ближайших домов и заглянул в серые глаза женщины.

— Любит он вас, — мягко сказал он.

— Это верно, — заулыбалась женщина.

— Вот и не хочет расстраивать, — продолжил Рауль. — Видали, как скачет, а внутри всё кипит и жжётся.

Пудель гарцевал вдоль изгороди, используя всю длину невеликого поводка.

Рауль резко присел. Его сумрачное лицо оказалось вровень с собачьей мордой, отделённое только потрескавшимися прутьями изгороди. Пудель ощерился, тявкнул два раза, а потом жалобно взвыл и попятился. Металлические пластины в форме странных восьмиконечных звёзд на кожаном ремешке ошейника переливались морозным блеском.

— Видите, — выпрямившись, сказал Рауль голосом серьёзным и болезненным одновременно. — Хоть и радуется, а понимает, что недолго ему осталось.

— Сколько? — голос женщины стал хриплым.

Рауль склонился к собаке. Пудель отскочил.

— Два с половиной месяца вполне протянет, если не случится ничего серьёзного, — Рауль словно с незапамятных времён отмерял край чужих жизней и вёл себя так, будто это дело ему порядком надоело.

— Два с половиной? — переспросила женщина.

— Если не случится ничего серьёзного, — повторил Рауль.

Размеренная жизнь дала трещину, мир покачнулся, женщина всеми силами стремилась вернуть его в прежнее положение.

— Да ты ветеринар ли? — недоверчиво спросила она.

— А не похож? — ответил Рауль вопросом на вопрос.

— Не похож, — с упрёком сказала женщина.

Ей было невыгодно, чтобы Рауль оказался ветеринаром. Ей хотелось, чтобы тот рассмеялся и закричал: "Да мы пошутили, тётенька!"

Рауль не собирался смеяться. Он просто пожал плечами и принялся перекатывать обломок ветки, который жалобно потрескивал под фигурной подошвой "Найка". Рауль не собирался ни оправдываться, ни продолжать разговор.

— И ничего нельзя сделать? — голос стал надломленным и жалостливым.

Теперь женщина ждала волшебника, который мановением руки вернёт её любимцу здоровье на долгие-долгие годы.

Рауль не спешил надевать плащ с фальшивыми звёздами.

— Вы хотите, чтобы я поставил диагноз на ходу? — жёстко спросил он. — Вам когда-нибудь проводили медосмотр посреди улицы?

— Почему же посреди? — торопливо залопотала женщина. — Если надо, я могу и на приём прийти.

— Угол Советской и Маршала Тихомирова, — прозвучало чуть ли не по слогам. — Там табличка. Увидите. Пожалуй, я свободен в этот четверг, в семь тридцать утра.

— Чего ж так рано? — заспорила женщина.

Рауль снова пожал плечами и утратил к разговору всяческий интерес.

— Нет, если надо, я приду, — заметила женщина, ища взор Рауля. — Но разве попозже никак нельзя?

— За десять минут я его осмотреть не смогу, — кивок в сторону пуделя, задравшего ногу на забор, — А ровно в девять ко мне принесут аллигатора. Вы даже не представляете, какая экзотика проживает в обычных квартирах. И болеет. Не рождена она для нашего климата.

— Аллигатора — это крокодила? — женщина вертела головой, стремясь ухватить направление, куда смотрел Рауль.

Рауль кивнул.

— Живого? — спросила женщина, надеясь на отрицательный ответ.

Глаза Рауля впились в её глаза.

— Так что опаздывать, — сказал он металлическим голосом, — крайне не рекомендую.

— Я не опоздаю, — пообещала женщина растерянным голосом.

Рауль коротко кивнул, показывая, что разговор окончен.

Женщина заторопилась прочь, волоча на поводке ничего не подозревавшего и не готового к крутым переменам пуделя, а Ириска, затаившаяся в тени кустов, тут же подскочила к Раулю.

— Она ведь придёт, — испуганно выдохнула Ириска.

— Обязательно, — Рауль улыбнулся привычной странной улыбкой.

— Но там ведь никого не будет, — Ириска вознамерилась кинуться за женщиной.

— Напротив, её там будут ждать, — жёстко сказал Рауль. — Собак-то ведь я тоже не люблю.

И девочке расхотелось куда-либо бежать.

— Ну вот ты и узнала, как звучат нужные слова в нужное время, — Рауль оживился, словно обрадовался прекращению ненужного разговора. — Посадить человека в яму весьма просто, а потом надо всего лишь обнадёжить. Ни слова конкретики, а так, намёк. Но как люди вцепляются, как ждут, что их станут вытаскивать из ямы. И ямы-то никакой нет. Сами они поверили в неё, и теперь не могут отбросить страшную картинку.

— А что, пёсику, действительно, осталось два с половиной месяца?

— Не меньше, — пожал плечами Рауль. — Если его не переедет машина или не сопрут собачники. Это и есть то, серьёзное, что может произойти. Или, если она не проспит и заявится утром в четверг.

— А если проспит?

— Тогда этот пёсик её саму переживёт.

— Значит, ты всё наврал!

— Я сказал — два с половиной месяца вполне протянет, если не случится ничего серьёзного. Я не утверждал, что псина окочурится через этот срок.

— Но чумка? Американская чумка?! Или Азиатская?!

— Разве я говорил, что собаченция больна чумкой? Я сказал — бедный пёсик. А потом — азиатская чумка. Заметь, фразы объединил не я. Она сама шагнула в западню. Бросаешь наживку, ждёшь поклёвки, а потом осторожно ведёшь, чтоб не сорвалась.

Рауль довольно улыбался. И было в этой улыбке что-то от малыша, заполучившего огромный пакет воздушной кукурузы. И было в ней что-то от взрослого мужчины, бросающего взгляд вслед шикарной блондинке и знающего, что он с этой куколкой ближе к вечеру ещё повстречается. Улыбка победителя освещала лицо Рауля. Хотя, если вдуматься, то и подвига никакого не произошло.

— Любого можно зацепить на крючок? — коварно спросила Ириска.

— Завязать разговор и выйти победителем несложно, — кивнул Рауль. — Вопрос только: какие цели ставить разговором.

— Хотя бы… хотя бы ускользнуть от опасности, если вляпаешься, — сказала Ириска, вспоминая дискотеки, когда глазки у вьющихся парней становились уж очень сальными.

— Главное — не теряй контроль. Если не можешь управлять своими чувствами, жди, что этим займётся кто-то другой.

— Тогда, — взор Ирискин заметался по сторонам. — Тогда… О!

Она увидела их. В другое время вечер подёрнулся бы морщинистой плёнкой испуга и засасывающего чувства бессилия. Сюда приближалась всем известная компаха. Верховодил там верзила, просидевший в первом и третьем классах по два года. По имени — Вова. Фамилия — Безматерных. Фамилию свою он не оправдывал с первого класса. А может и раньше, просто учителя об этом не знали. Связываться с ним никто не хотел, даже директор. Все ждали, когда он закончит девятый класс и навсегда оставит школу. Если и были в мире две несовместимые вещи, так это слова из песни "Школьные годы чудесные" и ухмыляющаяся Вовина морда.

В другое время Ириска немедленно подхватила бы Рауля и унеслась подальше. Но сейчас компаха отлично вписывалась в планы. Непробиваемость Рауля могла вот-вот разлететься на осколочки.

— А вот с ними поговорить, — прошептала Ириска, задыхаясь от волнения, и показала рукой на тёмные силуэты.

Она не могла проиграть. Она знала, что если уж чего и боятся "правильные" мальчики, то это местную гопоту. И улетевшие мигом становятся скромными и разумными. Если, конечно, они не полные дебилы. Тот, кто сыпет цветастые фразы, редко машет кулаками. Сейчас взор Рауля помутится неприятными предчувствиями, и мальчик испугается. Это вам не тетёньку запутать. Такие кого хочешь сами запутают, да запугают. Сейчас Рауль вздрогнет и скажет: "Давай-ка, Ириска, свалим отсюда. Хороших мест много. Чего нам портить такой прекрасный вечер?"

— Ну так что? — вызывающе спросила Ириска.

Предчувствие победы покалывало её волнительными иголочками.

Рауль повернулся и внимательно осмотрел компаху. В глазах заблестели огоньки интереса.

— Легко, — сказал он и двинулся навстречу сплочённой массе.

Глава 16. Some Other Words, Some Other Time

Замирая от ужаса, Ириска поспешила за Раулем. Меньше всего она хотела грязной и злой драки. Ведь уж на сто процентов уверилась, что Рауль откажется от испытания, и на тебе. А теперь его не остановишь. И мастеру боевых искусств не совладать с такой компахой. Это в фильмах Жанклодвандамистый герой вечно впрягается за прелестную девчонку, занесённую к местной мафии. Он красиво дерётся: один на один, ставя непробиваемые блоки и нанося неотразимые удары. А белозубые негры кольцом толпятся вокруг и, восторженно вопя, дожидаются, когда очередного бедолагу, наконец, саданут мордой о бампер, и можно будет выйти и тоже подраться.

В реальной жизни не надо огромной толпы. Достаточно двоих. Пока бьёшь морду одному, второй сзади проламывает тебе черепушку без лишних разговоров. Вызвался тут один проводить Ириску домой, да напоролся на компаху. Итог: две недели больницы. Или даже три. Ириску это уже не интересовало. Человек, не сумевший её защитить, не стоил внимания. Деврчку до сих пор продирал ужас воспоминаний, как она царапнула ноготками чью-то светящуюся злобной радостью рожу и нырнула в кусты, чтобы минут десять, не разбирая дороги, нестись по тёмным, совершенно пустым дворам. А потом её выворачивало на обочине, но в душе разрасталось ликование, что удалось так ловко смыться.

Меньше всего она хотела, чтобы Раулю набили физию. Потому что избитый Рауль… терял свою цену, что ли. Ириска не могла объяснить лучше. Если на идеальном облике мы обнаруживаем щербинку, это уже не идеал. А тут не щербинка, тут целая трагедия разворачивается. Или Рауль — полный дебил. Или…

Вот именно, "или".

Если бы не "или", Ириска уже тянула бы Рауля прочь, и всё его сопротивление не стоило бы ломаного гроша. Но "или" обещало, что Рауль не получит по морде.

Компаха обступила Рауля рваным полумесяцем. Все гладили Ириску масляными глазёнками, и только Вова, посвистывая уголком рта, рассматривал Рауля, словно перед ним стоял музейный экспонат. Вова играл главную партию, вступление было не за ним. Прохожие, до этого напряжённо глядящие перед собой, внезапно вспомнили о звёздах и вперили тоскливые взоры в небо, а сами ловко огибали компаху и быстро удалялись. Рауль не надеялся на постороннюю помощь. Он просто смотрел вперёд немного досадливым взором, словно там, у далёкого горизонта, творилось нечто по-настоящему интересное, а неуклюжие фигуры загораживали величественное зрелище.

Вперёд выдвинулся запевала — худощавый белобрысый пацанчик с нагловатым взглядом. Он лениво почесал нос, демонстрируя миру кольцо на среднем пальце, где красовался череп, отлитый из тусклого металла.

— Дай девочку, а? — ласково попросил он.

— За так что ли? — по-деловому вернул вопрос Рауль.

Ириску пробрала дрожь. Во вляпалась! Да он же её сейчас продаст! Он же откупится ей, чтобы морду не искалечили. Ну что, девочка, сама на голову нашла приключение.

Холодный тон несколько смутил запевалу.

— А чо? А сколь надо?

— А сколько дашь? — Рауль придвинулся вплотную и чуть наклонился, нависнув над пацанчиком грозной скалой.

Он вёл себя так, словно тут и не было никого кроме него, Ириски, да этого незадачливого попрошайки. Расцвела загадочная и радостная улыбка.

— Десять, а? — с надеждой спросил запевала.

— Тебе нравятся дешёвые девочки? — Рауль перевёл донельзя удивлённый взгляд на Вову, словно спрашивал: "Э, Вова! А он точно из твоей шоблы?"

Закопчённым пальцем Вова подцепил неудачника за серый от грязи воротник и втянул в толпу.

— А каких девочек трахаешь ты? — спросил он, сверля Рауля колючими глазами.

Рауль взметнул дипломат, щёлкнул замками, на секунду откинул крышку. В его руках возник яркий журнал. Порыв ветра зашелестел страницами. С каждой отчаянно взывала обнажённая женская плоть. Рауль ткнул журналом по направлению к Вове, будто предоставлял выбор ему, и Вове ничего не оставалось, как взять журнал в руки. "У, круто, бля!" — восторженно загоготала толпа и рванулась к пахану. Тот молниеносно разжал кулак, с щелчком брызнув пальцами, и народ вновь рассредоточился полукругом. Картинным жестом Вова свернул подношение и заткнул за ремень. Остальные молчали и поглядывали то на Рауля, то на Вову.

— А чо это за херовина? — вступила вторая скрипка.

Коллективный разум принялся изучать дипломат. Ириска поразилась, какие странные метаморфозы произошли с фирменной вещичкой. То ли свет фонарей искажал реальность, то ли свою лепту внесли вечерние тени, но сейчас перед Раулем стоял просто деревянный скособоченный ящик, неумело оклеенный мятой фольгой.

— А чо у тебя ышо есть? — ныла вторая скрипка, напрашиваясь на грубость.

Этого пацана недавно выбрили налысо.

Рауль молчал, поглядывая на Вову. Вова молчал, поглядывая на Рауля. Пацанчик подвывал:

— Деньги есть, а? А вот это чо?

Палец с обгрызенным ногтем ткнул в лазерную указку, подвешенную к карабину бронзового цвета.

— Дай, а? — пацанчик смотрел вызывающе и уже представлял, как будет играться с этой штуковиной.

— Ну, живо! — поторопил Рауля кто-то из толпы.

Рауль молча отстегнул указку, но вместо того, чтобы вложить её в протянутую руку, крутанул, почти разделив половинки, и переломил пополам. Жалобно хрустнула треснувшая резьба. Ненужный хлам цокнул по асфальту, носок "Найковской" кроссовки ловко отправил обломки в тёмное жерло раскрытого колодца.

— Это ж двадцон, а?! — вскричал бритенький.

— Да ты лох, Чувырло, — пояснили ему из толпы. — Тут верный полтач был.

— Полтинник, — бесстрастно подвёл итог Вова. — Значит, братан, лишились мы из-за тебя денег, полтинника лишились.

— Разве полтинник — деньги? — улыбнулся Рауль.

— А почему нет? — улыбнулся в ответ Вова, лениво почесав шею.

Кодла подобралась. Потирая кулаки, народ начал сжимать кольцо.

— И тебе для счастья хватило бы полтинника? — насмешливо спросил Рауль.

— Ну ты скажешь, друг, за полтинник счастья не купишь, — ухмыляясь, Вова придвинулся к Раулю. — Но дело, друг, не в том, сколько…

— Нет, — резко оборвал его Рауль. — Па-астой. А сколько надо для счастья? Тебе?! Лично?! Тебе сколько хватило бы?

Глаза Рауля странно расширились и стали почти круглыми.

Ириска закрыла глаза. Сейчас пятерня Вовы проедется по лицу Рауля. И всё будет кончено.

— Для счастья? — задумчиво повторил Вова. — Для счастья… Ну скажем, мильон зелёных.

Челюсти его сжались. Заиграли желваки, а потом резко уехали вниз.

— И что? — не утихал Рауль. — Что бы ты с ним сделал? С мильоном-то?

— А уехал бы, — глухо ответил Вова. — Свалил бы отсюда! В Москву, во!

— Да не хватило бы, — махнул рукой Рауль. — Выехать надо? Раз, — он картинно загнул палец перед Вовиным лицом. — Каморку себе купить? Два! Тачку! Три! Дать кому надо, чтобы не трогали. Тут, братан, миллиона баксов уже не хватает.

— Больше будет, — мрачно сказал Вова, у которого отбирали счастье. — Сколько надо баксов, столько и наварю! Не веришь?

— Верю, — пожал плечами Рауль. — Да только уплывает миллион, пока теряешь время на мелочёвке.

— Чего?!

— Того! — передразнил его Рауль. — Где ты тут возьмёшь миллион? — его рука подцепила запевалу за воротник и подтащила к Вове. — У него что ли? Так у него нету, — пятерня звонко шлёпнула по лысине второй скрипки. — И у этого тоже нету, — Рауль щёлкнул себя по щеке. — И у меня нету! Гляди.

Он обвёл полукруг рукой. Толпа отступила, расчищая место. Рауль выхватил кошелёк из кармана, раскрыл его и тряхнул. Из чёрных щелей выпрыгнули и покатились серебряными колёсиками три весёлые копейки.

— Вот так-то, — сказал Рауль совершенно спокойно, закрыл кошелёк и спрятал его в карман. Вслед за этим между средним и указательным пальцем правой руки у него выросла тонкая пластина ключа. Остро заточенные зубцы злобно сверкали. Рауль задумчиво почесал кончиком ключа возле уха и произнёс почти что печально:

— Так стоит ли возиться?

После этого он просто пошёл вперёд. Ириска, как лунатик, последовала за ним. Толпа осторожно расступилась, пропуская непонятную парочку. Вова задумчиво глядел вслед.

— Ну, поняла? — спросил Рауль, когда они оказались за углом, где компаха уже не могла их ни видеть, ни слышать.

— Не поняла, — грустно замотала головой Ириска. — Ты сказал, дай человеку то, что он хочет. Это журнал был, да?

— Журнал — это так, отвлекающий манёвр, — махнул рукой Рауль.

— А откуда у тебя такие журналы? — внезапно рассердилась Ириска.

— Да не в журналах дело! — вспылил Рауль. — Пойми! У каждого есть мечта. Пусть он никогда не доживёт до её свершения, ему достаточно знать, что она есть. Я же дал возможность эту мечту почувствовать. Вспомни своего Вову. Почему он задумался, почему не борзел, почему не сказал ни слова?

— С чего это он мой?!

— Ириска, ты не догоняешь, — Рауль отвернулся и зашагал прочь.

Ириска вспомнила задумчивые Вовины глаза, где не осталось места ни наглости, ни злобе. Но что в них было? Не то ли чувство, что сжимал он в руках вожделенные баксы. И пускай их не было в природе, но пальцы-то чувствовали. Пальцы гладили ровные прямоугольники с рельефной печатью и портретами американских президентов. А потом оказалось, что мечта не сбылась, что уплывала она с каждой секундой, что виноват в этом был ни кто иной, как сам Вова, который не бежал за мечтой, а тратил драгоценное время на дерьмовый разговор за три копейки.

Так ли получалось на самом деле или всё это Ириска нафантазировала? Спрашивать она почему-то не хотела. Да и некогда было спрашивать. Из-за угла доносился грозный топот. Сюда решительно спешил тот, кто чувствовал, что встреча закончилась как-то не так.

— И что теперь? — Ириска опять затрясло то ли от волнения, то ли от ужаса.

— Сейчас главное — неожиданность, — весело сказал Рауль.

— Ага, вон она бежит, твоя неожиданность.

Из-за угла вынесся здоровенный верзила, цепким взглядом оценил обстановку и решительно ухватил Рауля за рубаху так, что отлетела пуговица, а воротник плотно вжался в горло.

— Чо встал, лошарик, — верзила не привык терять время в разговорах о счастье. — Гони сюда кошель, падла! Сам проверю.

Такой не говорил о счастье, такой брал его могучими лапами.

Ириска подумала, что сердце остановилось. Она беспомощно заозиралась по сторонам, но добрые ангелы не спешили на помощь. А ноги стали ватными, и голова опустела.

И тут она увидела, что Рауль озорно подмигнул.

По всем законам он сейчас должен был отчаянно вырываться на свободу, словно рыбёшка, над кипящим котелком. Однако Рауль прямо вжался в противника.

— Вот он, — прошептал Рауль нежно, — Сильный, решительный, смелый, — в его голосе слышалось чувственное придыхание. — До чего же люблю таких. Дай, я тебя поцелую.

Сложив губы бантиком, Рауль потянулся к разгорячённому лицу верзилы.

Тот, хрюкнув от удивления, оторопело отстранился. А Рауль улыбался, словно встретил самого дорогого человека. Кончики пальцев мягко легли на щёки здоровяка и ласково их погладили.

Потная пятерня выпустила скомканную рубаху.

В следующий миг большие пальцы Рауля, как два озлобленных шмеля, стальными жалами впились в глазницы забияки. Тот отскочил, и сжавшийся кулак Рауля расплющил ему нос. Хлынул кровавый водопад, а дипломат Рауля взвился и саданул здоровяка меж расставленных ног. Тихо постанывая, верзила сполз на раскрошившуюся кирпичную ограду. Ириске показалось, что все удары уложились в половину секунды.

— Пора исчезать, — приказал Рауль. — По два раза один номер не прокатывает. Надо постоянно придумывать что-то новенькое. А придумывать сейчас в лом. Давай-ка, Ириска, свалим отсюда. Хороших мест много. Чего нам портить прекрасный вечер? Мне почему-то кажется, что ты хотела услышать именно эти слова.

И они нырнули в арку покосившихся ворот. Срезав угол по двору, парочка выбралась к чугунным узорам ограды знакомого скверика.

— Ну что, девочка, не скучала? — Рауль игриво улыбнулся.

— С тобой поскучаешь, — распахнула Ириска свои удивительные глаза. — Но я всё ждала, какие слова проймут того, последнего.

— Зачем слова? — пожал плечами Рауль. — Их надо ещё просчитать. Когда можно бить, девочка, не думай. Просто бей, — грудь его вздымалась и опадала. — А то пока ты будешь думать, бить будут тебя.

Ириска счастливо прижалась к нему. Не об этом ли она мечтала? Такие парни встречаются лишь в кино. Нет, никогда не расстанется Ириска с Раулем. Она его никому не отдаст! Слышите? Никому! Она сделает всё, чтобы это волнительное счастье продолжалось всегда. Любое желание Рауля! Любое! Только, чтобы вместе! Только, чтобы не расставаться. Потому что зачем весь этот огромный мир, если она надоест Раулю. Нет, не надоест! Такая, как она, не может надоесть! Самая красивая, самая соблазнительная, самая сексуальная. Вся, целиком, только для Рауля. Ну что ему стоит поцеловать её прямо сейчас. А над головами будут ласково колыхаться ветки. И свет ночных фонарей раскрасит любовь волшебными цветами. Сказка, самая настоящая сказка.

— Ты не забыла о Панцирной Кошке? — вдруг остановился Рауль. — Нам ведь ещё предстоит разделаться с последним министром.

"Нам", — счастливо отозвалось в Ириске. Нам и никак иначе.

— Сумеешь? — тепло спросил Рауль. — Он может казаться сущим лапочкой. Как породистые киски с выставки.

— Не сомневайся, — твёрдо ответила Ириска.

На тёмных ветвях сидели нотные человечки и тоскливым хором выводили протяжную похоронную песню. На сером асфальте мысленно нарисовала Ириска две картинки и перевязала их траурными ленточками.

С первой мурлыкали кошки. Все кошки, которые могли стать Ирискиными. Уже не станут. Потому что Рауль не любит кошек. Зато Рауль любит Ириску. И если цена любви — жизнь котёнка, Ириска заплатит. Что котёнок? Поручи Ириске отстрел бродячих собак, она ни секунды бы не колебалась. Она уже видела, как автомат, сжатый вспотевшими руками, трескуче выплёвывал пули. А у прижавшейся к забору дворняги из боков вылетали кровавые ошмётки.

Со второй картинки улыбались девчонки. Все девчонки, годившиеся на роль лучшей подруги. Уже опоздали. Идите себе прочь. Потому что здесь хорошо и без вас. А тот, кто вознамерится отобрать Рауля, тоже заплатит. Воображаемый автомат приподнялся и превратил в гору кровавого мяса стройную девочку с кудрявыми волосами, лицо которой до самой последней секунды выражало наивную невинность, скрывая гнилое развратное нутро, жаждущее того, кто вёл Ириску по тёмным улицам, озарённым волшебным светом сиреневых фонарей.

Если тебе подарили сказку, будь готов защищать её до последней капли крови.

Глава 17. Прогулки по солнечной стороне

Лучи солнца весело покалывали прогретую часть мира.

— Откуда ты узнал про Ириску? Имя, которое я выбрала сама?

— У меня хорошая служба информационной поддержки. Но мне куда интереснее, как ты сама его узнала?

— Так получилось, — улыбка Ириски была детской, как и проснувшиеся воспоминания. — Просто я до шести лет не выговаривала "ша". Вот и звала себя Ириской. Все смеялись, а мне нравилось. А потом забылось. Иногда я думала, что оно мне причудилось. И вдруг ты позвал меня этим именем. Я ему даже больше удивилась, чем вопросу о Чёрной Розе.

— На улице, где светят фонари, на улице все девочки твои, на девочках красивое бельё, о-ё-к-л-м-н, оно твоё! — соблязняло радио.

Рауль не смотрел на Ириску. Он смотрел на толпу. Но взгляд получался скользящий, отстранённый. Так айсберг плывёт сквозь серые волны пасмурного океана. Айсберг, чьи тайны спрятаны в ледяных глубинах. Айсберг, которому нет дела ни до кого.

— Тебе скучно? — испугалась Ириска.

— С тобой нет. Ты — живая. Скучно с ними, — рука ткнула в людское скопление, — большинство из них уже мертвы, — пальцы провели вдоль толпы, текущей из стороны в сторону. — Они бегут. Они убегают, но не догоняют. Они надеются, что вот-вот, что ещё чуть-чуть… Ведь финиш кажется таким близким. Они не знают лишь одного: что уже давно умерли.

— Ты так говоришь, словно тоже умер.

— Ну нет, Ирисочка! Я-то ведь не убегаю. Я лишь стою и смотрю. Смерть невольно обогнала меня и сейчас далеко впереди. Беда лишь в том, что она может обернуться. А ты, Ириска, хотела бы глянуть в глаза смерти.

Ириска не хотела. Её продирала дрожь от одного воспоминания мумии в таинственных подвалах Капки-Стрелки. Сморщенная кожа. Рваные глазницы. Чем не взор смерти? И, чтобы прогнать неприятную дрожь, девочка решила просто сменить тему:

— Нельзя всю жизнь просто стоять и смотреть!

— Почему?

Где он, чёткий ответ? Звонкий и красивый… Ныли и скрежетали, складываясь в бряцающие цепи, лишь ненужные слова, вытекающие из "как оно всё должно быть…"

— Ну… почему… Надо ведь доучиться. Поступить в институт. Найти работу.

— Те самые слова, которые твердит мама? Ведь ты в ответ сама негодуешь и сопротивляешься, да? Но сейчас мама далеко. И что получается? Ты сама превращаешься в неё. Круговорот.

Теперь прохожие пугали девочку. Ей казалось, не люди проносятся мимо неё, а ожившие пугала. И где-то среди них прячется пугало, которое жаждет придушить Ириску холодными деревянными пальцами.

— Пойдём во двор, — Рауль ласково пихнул её локтем. — Я тоже устал от мертвяков.

Во дворе было тихо и пусто, если не считать смешной взъерошенной дворняги, семенящей меж опустевших клумб.

Ириска нащупала в кармане что-то холодное и вытащила на свет фигурку кошки. Сиамочка. Случайный подарок из Капки-Стрелки.

Только теперь Ириска разглядела, что голову кошки венчает крохотная золотая корона.

— Нравится? — хрипло спросил Рауль.

Ириска не ответила, лишь погладила холодную поверхность фарфора, и ей показалось, что сиамочка улыбнулась. Мир заполняло сладостное безмолвие. Знакомые нотки толклись за невидимой, надёжно закрытой дверью. Их тревожный писк некому было слушать.

— Ты бы могла её разбить ради меня?

— Зачем?

— Я ведь не прошу, чтобы ты сию же секунду швырнула её об асфальт, — с нажимом заметил Рауль. — Просто спрашиваю.

Ириска посмотрела на его бледное лицо, коварно улыбнулась и впечатала фигурку в серые кирпичи трансформаторной будки. С жалобным звоном осколки сиамочки осыпались на чахлые кустики травы.

— Спасибо, Ирисочка! — удивлённо прошептал Рауль и сжал её пальцы своими.

— Но мне всё равно её жалко, — запинаясь, призналась Ириска.

— Жизнь — череда потерь и находок. Потеряв эту вещичку, ты нашла что-то ещё. Возможно, куда более ценное, чем хрупкая фигурка. Вопрос только — что именно?

Вместо ответа Ириска ласково погладила его твёрдую руку. Хотелось чуть помолчать. Но с молчанием ускользало что-то едва ощутимое. Рвалась только что натянувшаяся нить. Цепочка из слов, звенящая в пустоте. Тающая. Нет, молчание не спасало. Нужны разговоры. Хотя бы о пустяках. А ещё лучше о вещах, которые могли протянуть цепочку в бесконечность.

— Расскажи мне про Переулки, — попросила девочка.

Те ли это слова? Оказалось, те. Потому что СЛОВА играли сейчас главную роль. И именно СЛОВА оказались в первых рядах ответа.

— Переулки сотканы из слов. Переулки сложены из нот. Улицы — песни и жители — те, кто их слушает. Заслушаешься — застрянешь навсегда. Сумеешь перепеть — окажешься на следующей улочке. Думаю, ты уже догадалась, почему местных странников называют перепевниками.

— А кто может стать перепевником?

— Да кто угодно. Ты удивишься, но большинство людей — перепевники.

— И я?

— И даже ты!

— Не понимаю.

Рауль наморщился, словно ловя какие-то чуть заметные вибрации воздуха. Потом его лицо прояснилось.

— Слышишь песню?

Ириска прислушалась. Действительно, из верхних окон бубнило радио.

— О чём поют? Называй слова.

Ириска напрягла слух. Песня звучала неразборчиво. Сначала речитатив, потом проигрыш. Но разобрать можно было лишь повторяющийся припев: "Усама, усама, усама, подлеца, подлеца, подлеца".

— Про подлеца какого-то, — скривилась Ириска, не любившая ерундовых песен.

— А сейчас? — плечи сжали сильные пальцы.

Музыка таинственным образом усилилась.

— Русского, русского, русского, — отчётливо звенело в голове. — Хочется, хочется, хочется.

— Русского хочется, — удивилась Ириска, узнав песню, которую слышала не один десяток раз.

Пальцы соскользнули с плеч, и песня сразу превратилась в разнобой звуков.

— Но ведь минуту назад песня звучала иначе?

Ириска кивнула.

— Ты подменила слова, и обычная песня стала загадкой. Слова обернулись кирпичиками, из которых ты строила мир, звучащий лишь для тебя. Перепевники строят свои миры и следят, чтобы они звучали красиво. "Нам песня строить и жить помогает". Слышала?

— Разумеется, — фыркнула Ириска. — Фразочка, которая всех задолбала.

— Потому что для всех она осталась теоремой из высшей математики. Лишь перепевники пользуются ей. Чего ж не перестроить мир, если тебе разрешили и дали подходящий инструмент.

— Но как может мир измениться от слова?

— Есть слова с двойным смыслом. Есть слова со скрытым значением. А бывает и так, что время незаметно меняет одно значение на другое. Оставь звучание, но подмени смысл. И Daddy Cool, бывший сердитым отцом, превращается в крутого папика.

— Не поняла, — замотала головой Ириска. — Совсем-совсем не поняла.

— Перепевники перебивают смысл. Помнишь четвёртый переулок? "I'm blue" подразумевает иной смысл, чем "Люблю". Какой? Зависит от тебя! Беда, если ты начинаешь радостно закручивать извращённые выверты. Тогда из романтического "Плохие мальчики грустят" рождаются "Песни голубых плохишей". Легче испохабить красивое, чем из чавкающей грязи слепить изумительное, ни на что не похожее царство. Чем пронзительнее перепевник, тем осторожнее он обращается со словами. Ты ещё помнишь песню, — рука указала на верхние этажи, — оттуда? Какие слова прислышались ИЗНАЧАЛЬНО?

Девочка вслушалась. Песня уже закончилась. Теперь сверху тараторил ди-джей. О чём же тогда пелось? Пришлось копаться в памяти.

"Русского, русского, русского, — гремело там. — Хочется, хочется, хочется".

И больше ничего не вспоминалось.

— Маленький шажок, и ты разрушила свой мир, — печально сказал Рауль. — Легко подменила его на тот, как у всех. Поэтому тебе нельзя ходить по Переулкам в одиночку.

Они пересекли двор и снова выбрались на оживлённую улицу. Снова мимо проскальзывали люди с мёртвыми взглядами. Остекленевшие глаза смотрели сквозь или вперились в замусоренный асфальт.

— Иногда им не мешало бы взглянуть на солнце, — тихо сказал Рауль, огибая толпу автобусной остановки.

Им… Снова им… А как же я? Не смотри на них! Взгляни на меня! Ведь рядом же Я!!!

— А я всегда смотрю на солнце, — горделиво возвестила Ириска.

— Ну и зря, — усмехнулся её спутник. — Видя лишь солнце, ты обязательно ступишь в какое-нибудь дерьмо. А потом заявишься в гости, пройдёшься по вымытому полу, по свежечищенным коврам. Думаешь, кто-нибудь догадается в этот момент оценить красоту увиденного тобой солнца?

— Нет, — хмуро ответила Ириска. — Они будут смотреть на ковёр.

— Именно, — кивнул Рауль. — А скажи, как плохо, когда тебя запомнят не по блистательному дню, когда ты соизволила их навестить, а по грязным следам на ковре.

— Они простят, — девочка беспечно махнула рукой.

— Конечно, простят. Но запомнят. Ведь кто-то всё равно должен чистить ковёр.

Из ближайшего киоска донеслись аккорды проигрыша. Словно молоточек весело выстукивал по клавишам металлофона. Эту песню Ириска слышала в третьем классе, когда её вывозили в лагерь на море. Ей так хотелось разыскать её, записать и слушать целыми днями. Но ни названия песни, ни того, кто её исполнял девочка не знала.

— Человек прекращает расти, когда перестаёт отслеживать новые песни и начинает разыскивать старые, — неодобрительно сказал Рауль, заметив Ирискину заинтересованность. — Этим умело пользуется Тоскующий По Эпохам.

— Тоже перепевник?

— Да не скажи, — задумался Рауль. — Его песни никто уже не поёт. Я считаю его властелином мёртвых песен. Но над теми, в ком звучат песни, которые здесь и сейчас, у него нет власти.

— А кто из перепевников главный? — спросила девочка.

"Может быть, Ванабас?" — испуганно ёкнуло в груди, и на миг всплыла картинка сумрачного сна, где страшный великан разгуливал по Переулкам.

— У перепевников нет главного, — пожал плечами Рауль. — Зачем им?

— Ну, — неопределённо протянула Ириска. — Должны же они кого-то слушать.

Теперь ей хотелось, чтобы главным там был Рауль. Быть может, он и не поёт лишь потому, чтобы не заглушать приказами чужие песни.

— Они слушают себя, — ответил Рауль и, видя, что девочку ответ не устроил, добавил. — А ты можешь представить песню, которая ГЛАВНЕЕ остальных?

"Могу, — подумала девочка, — если её поёшь ты".

Но вслух она спросила совсем другое:

— Помнишь, мы говорили про любовь? А что называешь любовью ты?

— Страсти хватает на неделю, уважения — на год, — задумчиво выдал Рауль. — Скорее, это когда двое тянутся за одной мечтой.

— Сказки, — девочка зло мотнула головой. — А по жизни один любит, а второй позволяет себя любить.

— Ну, Ирисочка, — Рауль мягко погладил её подбородок. — Разве это любовь? Это ненормированное использование дешёвой рабочей силы.

— Тогда…

— Давай, о любви потом, — не дали ей договорить. — Сейчас у нас другая сказка. И начинается она так. В самом чёрном-чёрном подвале, в самом чёрном-чёрном углу живёт самый чёрный-чёрный котёнок. Он-то нам и нужен.

Глава 18. Черняшка

— И где твой самый чёрный-чёрный подвал? — спросила Ириска.

— Выследив котёнка, — усмехнулся Рауль, — я обнаружил и подвал.

— Я думала, — удивилась Ириска, — мы будем искать его вместе.

— Стал бы я таскать тебя по всякой пыли, — посерьёзнел Рауль. — Твоим ножкам положено ступать по шёлковым коврам, прежде чем они превратятся в колючий стебель Чёрной Розы.

Ирискину грудь пронзила тёплая волна, а сердце застучало часто-часто. Никто-никто никогда-никогда не говорил ей таких слов. Вернее, были жалкие потуги, но все они замирали на полдороги. Так что прыщавые и слюнявые не в счёт, вот так-то мальчики. Рауль начинает и выигрывает. В горле образовался комок. Сглотнув, Ириска смогла лишь выдавить:

— А далеко идти?

— Мы уже стоим ВОЗЛЕ, — сказал Рауль.

А возле расположилась двухподъездная домина, доисторическим мамонтом взметнувшаяся над окрестными пятиэтажками. Дверь находилась в пяти шагах от парочки, искавшей встречи с таинственной Панцирной Кошкой, выцарапывающей глаза по ночам.

Нет, квадратик двери, обитой жестью с ошмётками оранжевой краски, ничуть не напоминал вход в убежище Кошачьего Министра. Но Ириска уже знала, что всё удивительное старательно маскируется под обыденность. Времена сказок закончились, и, чтобы выжить, сказкам приходится прикидываться обыкновенными вещами. Или прятаться за ними.

— Кроссовки, — Рауль деловито посмотрел на Ирискины ноги. — Это правильно.

Девочка улыбнулась. Кроссовочки — ну просто загляденье. Ярко-красные, а сбоку — белые молнии с серебристой каймой. Серебряными были и наконечники белоснежных, только вчера купленных шнурков.

— ФАнтастично, — пропел нотный человек, раскачиваясь на ветке.

— СОЛЬ-ли-да-рен, — отчеканил его друг, занявший ветку повыше.

— МИровая пРЕмьера, — подтвердил весёлый дуэт, на секунду высунувшись из трепещущей листвы, и снова затерялся в буйстве золотого и багряного.

Ириска заулыбалась. Она очень надеялась, что Рауль оценит не только правильность, но и красоту. А вместе с ней и саму Ириску. Но Рауль смотрел на квадрат подвальной дверцы.

На посту находился чёрный замок с тусклой выщербленной дугой, застрявшей в двух скрюченных петлях. Закрытая дверь не обескуражила Рауля. Ириска задумалась, а видела ли она хоть раз своего нового друга в растерянном состоянии, но так и не вспомнила.

Рауль опустился на колено, поставив кейс перед собой. Чуть слышно щёлкнули замки. Замок невозмутимо взирал на Рауля, в руках которого теперь позвякивала связка ключей. Но уже через минуту он безвольно скособочился, а проворные пальцы выдирали из петель его многострадальную дужку.

За дверью пряталась темнота. Ключи исчезли, а в руках Рауля объявилось нечто, похожее на дудочку. Ириске даже почудилось, что Рауль сейчас присядет у входа и заиграет протяжную грустную мелодию, которая разбудит странного кота и выведет прямо в лапы охотников. Как крыс, околдованных звуками волшебной дудочки из сказки про парня, улетевшего с гусями. Но Рауль лишь надавил на кнопку, и в подвал нырнул тонкий луч света. Штуковина оказалась не флейтой из сказки, а обычным фонариком.

— Пошли, — Рауль качнул головой, приглашая Ириску во тьму.

Девочка поспешно пригнулась и сунулась в квадратный проём. А Рауль уже уверенно топал по бетонному полу, освещая путь впереди.

Здесь, видимо, никогда не прибирались. Густой слой пыли покрывал шероховатый пол. Кругом валялись смятые комки пожелтевших от старости газет и разорванные сигаретные пачки. Изредка подошвы похрустывали битым стеклом.

В невидимых трубах нежно журчала вода. И снова Ириске начало казаться, что нет никакой Панцирной Кошки, а Рауль занят непонятной игрой, правила которой знает лишь он один. Ириска даже подумала, что ей могут очень не понравиться эти правила. Тем более что со странными людьми порой чувствуешь себя крайне неуютно даже на оживлённых улицах. Чего уж говорить про подвал с глухими стенами. Она сжала руки в кулак и попробовала представить, как полоснёт по холёному лицу Рауля отросшими ногтями. Потом вспомнила, что накрасила их сегодня фиолетовым лаком с золотыми блёстками. И сразу ей стало хорошо и весело. Но ненадолго.

Запах приключения сменился запахом страха. Тяжёлого, тягучего, липкого, как неделю жёванная "Орбит". Ириска уставилась в спину Рауля. Язык поспешно облизнул сухие губы. Может, уже пора потихоньку отстать и броситься к выходу, чтобы уже никогда, никогда, никогда…

Нотные человечки столпились у выхода.

— Иди ДОмой, — жалостливо звал первый.

— Не ФАсонь, — упрашивал второй.

Лишь самый смелый продолжал плестись за девочкой.

— РЕшать тебе, — пропел он торжественно, словно строчу из гимна.

И в этот миг Рауль обернулся. Даже в потёмках его глаза блестели.

"Догадался, что хочу убежать, — ухнуло в груди, а потом ухнуло ещё раз. — А вдруг он сейчас меня… Вместо котёнка!"

— Не шаркай, — попросил Рауль, светя под ноги. Не нагло попросил, доверительно. Весь его вид словно говорил: "Ну что же ты, Ириска…"

Девочка вздрогнула и кивнула. Рауль повернулся и зашагал дальше. Словно привязанная, Ириска следовала за ним. Нотки давно отстали. В голове растекалась пустота. Страх исчез, но чувство загадочного и необыкновенного, задавленное страхом, тоже умерло.

За следующим поворотом Ириска потеряла спутника из виду. Здесь царила кромешная тьма. Девочка вытянула руки и не увидела их. Во мраке скользило небольшое пятно света, то перескакивавшее на стены, то вновь возвращавшееся на замусоренный пол. Рауля ничто не могло остановить. Ни тьма, ни Ирискины невесёлые мысли.

— Ну, — прошептал Рауль. — Скорее.

Ириска похолодела. Страхи снова проснулись. Девочка безвольно шагнула вперёд, ткнулась в спину Рауля и задрожала. Рауль стоял, словно каменная стена.

Луч фонарика упёрся в угол. На груде мятого тряпья спал маленький чёрный котёнок.

— Надо же какой, — по-доброму улыбнулась Ириска. — Настоящий Черняшка.

От яркого света котёнок проснулся. Вскочил, упёрся на передние лапки, словно на столбики, потянулся, взъерошив шерсть колючками, вылупил огромные чёрные глаза и облизнулся, показав розовый лепесток языка.

Рауль бесшумно скользнул в угол. Но Черняшка был не так-то прост! Чёрная молния пронеслась вдоль стены и скрылась во тьме. Зубы Рауля заскрипели от злости. Чуть не сбив Ириску, он бросился вслед за проворным котом.

Меньше всего хотела Ириска остаться в тёмном подвале, поэтому тут же поспешила за пятном света, суматошно скачущим по стенам, но запнулась и, падая, ободрала локоть. Поднявшись, она громко выругалась, чтобы скрыть слёзы в глазах. Пятно света остановилось, взметнулось вверх и осветило улыбающееся лицо Рауля.

— Эй, — прерывисто дыша, произнёс он. — Говорят, девочки не ругаются.

— Слушай больше, — прошипела Ириска, заслоняя грубым тоном усталость и разочарование.

А ещё странное облегчение, словно исчезнувший котёнок помешал случиться чему-то непоправимому. По щеке сползла струйка пота. Ириска испугалась, что Рауль сейчас направит фонарик на неё и увидит её растрёпанной и некрасивой. Но пятно света уже металось далеко впереди. Ириска тоже рванулась туда, шлёпая ладонями по тёмному воздуху, чтобы не напороться на шершавую, как наждак, стену.

За следующим поворотом обнаружился солнечный луч, спицей пронзивший тьму от маленького, со спичечный коробок, окошка до переплетения толстых труб. Свет фонарика сразу поблёк, но всё так же метался по тёмным углам, выискивая затаившегося кошачьего министра. Рауль остановился, Ириска тоже. Тишина. Лишь шелестела вода в трубах, да вздымались, перекачивая воздух, две грудные клетки не слишком удачливых охотников.

Чёрная клякса прошуршала по полу, взметнулась, на мгновение закрыв луч солнца словно пробкой. Рауль прыгнул к окну, но опоздал. Луч снова беспрепятственно пронзал подвальную тьму.

— Упустили, — мрачно подвела итог Ириска.

— На улицу! Быстро! — в два выдоха распорядился Рауль и зашлёпал кроссовками за поворотом. Ириска в кромешной тьме расстроено тащилась к выходу, но постоянно забредала лишь в тупики, натыкаясь на запертые двери. Рауля ждать не следовало. Его цель — котёнок. Каждый сам зарабатывает путь за Пятый Переулок. И не надо думать, что найдётся поводырь, который терпеливо проведёт через все преграды. Сколько не жди прекрасного принца, жизнь учит, что к звёздам надо уметь выбираться самой. И если не успела, то винить некого. Баклан, прилетающий поздно, рискует опоздать.

Пальцы рук, вытянутых перед собой, встретились с чьими-то другими. Ириска чуть не закричала. Ужасы всегда начинаются неожиданно.

— Не бойся, — прошептал голос Рауля. — Это я.

Большие пальцы погладили её ладони.

— Но как же котёнок? — заволновалась Ириска, стремясь не расплакаться от счастья.

— Плевать на котёнка, — ответил Рауль. — Поймаем в другой раз. Не мог же я оставить тебя блуждающей в подвале до скончания веков. То, что здесь начинается после двадцати двух ноль-ноль, не слишком бы тебе понравилось.

Ириску не интересовало, что тут начинается после двадцати двух ноль-ноль. Сказать по правде, её сейчас вообще ничего не интересовало. Она просто шла к светлому квадрату выхода, ничего не соображая от переполнявшего её счастья. Настолько же великого и могучего, как и недавний страх. Даже если сказки и не получилось, Ириска уже не жалела.

Солнце ослепило девочку. За её спиной слышалось позвякивание. Рауль аккуратно закрывал замок, чтобы никто не догадался о небольшом приключении.

— Всё решено за меня и где-то на облаках, смотри, я очень стараюсь, я тебе помогаю, — надрывалось радио из форточки, — Ты слишком быстро идёшь, ведь я же на каблуках, ну подожди хоть чуть-чуть, ведь я же не успеваю…

Наконец, глаза привыкли к дневному свету. И первым, что увидела девочка, был чёрный котёнок. Он сидел у тополя, наполовину зарывшись в груду пожухлых листьев. Его огромные глазища нагло пялились на Ириску.

— Дразнится, — пояснил Рауль. — Но мы его перехитрим.

— Мы голосуем за мир, но снова в моде война, и я умру за тебя… Если надо, — песня была мостиком между реальностью, где чёрняшка никому не мешал, и мёрзлым миром, где пушистого ждала смерть. Смерть вооружилась ржавой косой. У смерти были Ирискины руки.

Листья с шумом разметались по сторонам. Котёнок стрелой уносился вдоль улицы. Без лишних слов Рауль припустил следом. Ириска бежала рядом. Улица покачивалась, как океанский лайнер. Приходилось неимоверно напрягаться, чтобы не отставать. И она не отставала. Дорога на Пятый Переулок ещё не потеряна.

Они пересекали улицы и дворы. Череда подъездов, распахнутых дверей, скамеек, истоптанных газонов мелькала и тут же стиралась из памяти. Глаза искали мечущуюся чёрную точку. Иногда котёнок подпускал их поближе, словно принял правила неведомой игры. Прежде, чем начать стремительный бег, он шипел, выгибал спину и хвост чёрными дугами и смешно прыгал боком.

— Повезло, что он ещё не вырос, — не останавливаясь, выдохнул Рауль, — иначе нам бы его не поймать.

Ириска только кивала. И бежала, бежала, бежала.

Запомнилась только заброшенная спортивная площадка, где Ириска пять лет назад играла в баскетбол на районном первенстве. Белёсый квадрат с кольцом корзины. По бокам в землю зарылись автомобильные покрышки. Под ними уже давно никто не лазил. И пространство забилось рваными кульками и потрескавшимися пластиковыми бутылками. А рядом в небо взметнулась лестница, переломившаяся на половине, чтобы неведомые мученики пробирались по её перекладинам, перехватываясь руками на немерянной высоте. С высотищи обрушивался размочаленный канат, до безобразия заляпанный грязью. Рядом покачивались полтора гимнастических кольца — левое чудом уцелело, а от правого отхватили чуть ли не треть, словно чьи-то беспощадные зубы приняли его за халявную баранку.

По песку, перемешанному с осколками разноцветных бутылок, метался котёнок, ища дырку в заборчике. Силёнок перемахнуть через невысокую ограду ему не хватало. Удача улыбнулась охотникам.

Котёнок не успел спрятаться за поваленным гимнастическим козлом, внимательные глаза охотников ни на секунду не выпускали его из виду. Ириска заходила справа. Рауль медленно отсекал пути к отступлению с другой стороны.

— ДОгнали, — подсказал Ириске нотный человечек, но как-то невесело, словно и его утомила эта изнурительная гонка.

— Не подпускай его к воротам, — прорычал Рауль и припустил за четвероногим беглецом.

Черняшке надоели странные игры. Он просто подбежал к заборчику и толкнул ничем ни примечательную доску. Проскрипел потревоженный гвоздь, доска сдвинулась, и котёнок юркнул в образовавшуюся щель.

Мир померк и смазался. Возможно, от слёз, которые снова затопили глаза. Удача повернулась спиной и растаяла, перебравшись к особам, более достойным её благосклонности.

— Он знал! Знал! — закричал Рауль.

Тогда Ириска и поверила, что котёнок просто издевается над ними. Рауль красивым прыжком перемахнул забор. И вновь Ириске ничего не оставалось, как бежать, и бежать, и бежать.

— Два раза ушёл, третий будет последним, — прохрипел Рауль.

Сил переспрашивать не осталось. Если даже Рауль начал сдавать, что уж было говорить об Ириске.

— ДОвольно, — умолял верный Ирискин приятель из нотного стана, но девочка лишь упрямо мотала головой. Всякая игра имеет начало и конец. Старт далеко позади. А на финише вместо алой ленты — бугорок. Тот самый, на котором вырастет Чёрная Роза.

В очередной раз они догнали котёнка у шоссе, как ни странно, пустынного. А котёнок никуда не торопился. Он изящно прохаживался по бордюру, с которого осенние дожди смыли остатки побелки.

— Осторожней, — Рауль подцепил Ириску за локоть. — Спугнёшь.

Но поздно. Котёнок заметил преследователей и спрыгнул на проезжую часть. Чёрный хвост прощально мелькнул.

Рауль раскрыл рот и выпучил глаза, не в силах поверить в свершившееся. Впервые он перестал быть красивым, невозмутимым, совершенным. Сила инерции тянула его с Ириской к бордюру.

Черняшка уже добрался до середины. Но тут из-за поворота, грозно рыча, выскочил громадный самосвал. В заляпанном кузове плескался цемент, ошмётки серой массы летели во все стороны. Чёрный малыш стремительно сиганул назад, ошалев от грохота и страха. Ириска сама не поняла, как получилось, что котёнок уже бился в её руках.

— Держи крепче, — приказал Рауль.

Ириска послушно сжала пальцы. Котёнку не нравилось подобное обращение. Он извивался змеёй и старался коготками расцарапать Ирискины руки. Пасть скалилась клыками, хвост хлестал по рукавам куртки.

Котёнок в самом деле оказался совершенно чёрным. Только розовый треугольник носа, да жёлтые блестящие глаза. Тельце было тёплым, пальцы перекатывались по округлым рёбрам, которые, сожми их сильнее, непременно хрустнули бы. Ириска могла сжать посильнее. И не могла. Она чувствовала, как оглушительно, в бешеном темпе, колотится маленькое сердце третьего министра Кошки с обугленным панцирем.

— Тащи сюда, — распорядился Рауль.

Он стоял у тёмного круга открытого колодца. Ириска беспрекословно подошла, с трудом сдерживая потерявшего терпение узника. Приблизившись, она послушно протянула котёнка другу.

— Ну нет, — холодно сказал Рауль, — это дельце ты должна провернуть сама. Давай-ка всё пополам, а? Первого министра я уничтожил в одиночку, второго — мы вместе, теперь же исключительно твоя очередь.

Ириска посмотрела в чёрную дыру, затем на котёнка, пальцы от волнения скрючились. Черныш жалобно замявкал и, развернувшись, пробороздил Ирискино запястье тремя красными царапинами. Ириска зашипела от боли, но не выпустила дрожащее тельце.

— Помни, он только кажется котёнком, — голос Рауля потеплел. — Он прячется в жалостливом облике, как Панцирная Кошка прячется в тени трёх министров.

Он пихнул ногой обломок красного кирпича, лениво подкатившегося к колодцу и прыгнувшего через край. Спустя несколько секунд раздался негромкий плеск.

— Вода, — лицо Рауля разглаживалось, расцветало. — Кошки плавать не умеют.

Ириска знала. Ириска могла отшвырнуть котёнка прочь. И не могла. Ввязавшись в дело, следует доводить его до конца. Нельзя останавливаться на полпути к Пятому Переулку. Иначе всю жизнь только и будешь делать, что вспоминать бескрайнюю синеву. И бугорок, на котором она встретилась бы с вечностью.

— Не волнуйся, принцесса, — мягко сказал Рауль.

— Я не волнуюсь, — тихо ответила Ириска и стиснула зубы, чтобы они не стучали.

Больше всего на свете она желала, чтобы из переулка вынырнул случайный прохожий и, раскричавшись скрипучим голосом, велел немедленно отпустить несчастное создание. Но все случайные прохожие предпочитали не вмешиваться в дела, находящиеся сверх их разумения.

— Это же так просто, — удивлённо сказал Рауль. — Разожми руки и всё.

Ириска удивлённо взглянула перед собой и вниз. Оказывается, всё это время она держала бьющегося в истерике черныша над пастью люка. Но это же совершенно невозможно, вот так взять и разжать пальцы. Или возможно?

Черняшка извернулся ещё раз, украсив Ирискину руку очередными царапинами. Он уже неистово орал. Он требовал, чтобы его немедленно, слышите, немедленно отпустили. Он был согласен на всё, только бы выбраться из Ирискиного захвата.

Ириска зажмурила глаза.

А потом резко развела руки.

И бросилась прочь, быстрее скорости звука, чтобы не слышать странный плеск, когда дёргающееся чёрное тельце коснётся холодной воды.

Пока она бежала домой, ей хотелось навсегда забыть всю эту историю. И даже Рауля.

Глава 19. Позорный орден

Чёрная лапка показалась над краем люка. Когти царапнули по асфальту, уцепились за трещину. Котёнок выбрался на поверхность. На удивление, он оказался совершенно сухим. Не успел долететь до воды? Или высох, пока вылезал? Впрочем, какая разница? Главное, что Черняшка выбрался. А, значит, Ириска его не убивала. Он жив, здоров и сейчас побежит по своим кошачьим делам. Пусть он даже не простит Ириску до скончания веков. Неважно, Ириска согласна ходить непрощённой, но только не чувствовать, что на белом свете стало одним котёнком меньше по её, Ирискиной, вине.

Ириска ликовала. Она готова была закричать на весь мир от радости, потому что прежняя жизнь вернулась, как вернулся котёнок, чудом избежавший смерти.

Черняшка посмотрел на неё большущими внимательными глазами. Потом скользнул взором по сторонам, оценивая опасности. Потом всё вокруг как-то смазалось, и Ириска проснулась.

Голова сразу же потяжелела. На душе стало холодно и противно. Сон как ветром сдуло. Наползала глубокая депрессуха. Потому что по-настоящему котёнок ниоткуда не вернулся. Не было больше на свете Черняшки. И это сделала она, Ириска.

Девочка лежала, уставившись в светящееся табло электронных часов. Мигало двоеточие, отмечая секунды. Медленно менялись цифры. Не существовало в мире таких сил, что могли подарить девочке хотя бы короткое забытьё. А жаль, потому что во сне котёнок прыгал себе спокойно, и никаких необратимых поступков не происходило. Ириска многое бы дала, чтобы поменяться местами с той, которая во сне смотрит на выползающего из люка котёнка. Но уже ничего не поправишь. Мёртвое тельце лежит на склизком дне, а Ириска изо всех сил старается не думать о нём, что, конечно же, не получается.

В школе Ириска схлопотала очередную двойку, на сей раз по истории. Но двойка не заботила её. Двойка казалась ерундой, серым, почти незаметным пятнышком на длиннющем заборе, по которому грязной полосой растекался вчерашний поступок. Депрессуха — противная штука, но, плавая в ней, всё равно знаешь, что ты — хорошая, только донельзя обиженная. А вот сейчас хорошей чувствовать себя не получалось. Срочно требовался Он, кто мог показать Ириске что-то, равноценное запретному пути к Пятому Переулку. Но где взять Его прямо сейчас? И что прямо сейчас без Него делать?

Можно напиться, благо на пиво хватало. Можно накраситься и нырнуть в разноцветный мир ночной дискотеки, чтобы после неё впервые проснуться в чужой квартире и, вжав голову в плечи, возвращаться домой, навстречу первому грандиозному скандалу. Словом, можно совершить чёртову тучу необратимых поступков, чтобы в их числе самый первый скукожился и затерялся на фоне более ужасных. Но только чувствовала Ириска, что не поможет ей это, не поможет.

С такими невесёлыми мыслями она плелась домой.

Чуть впереди вдоль забора кралась песчаная кошка. Миниатюрная рыжуха с чёрными отливами ничем не отличалась от дворовых котят. Но, оказавшись на песке, котёнок вмиг превратился в затаившегося хищника. Змеиная голова ящерицы высунулась из-за обломка ветки. Две чёрных бусины даже не успели заметить опасность. Молниеносный прыжок, и судорожно вьющееся тельце оказалось прижато к земле когтистой лапой. Морда, в глазах которой вспыхнул холодный огонь беспощадности, клыкастой пастью принялась рвать добычу. Вдруг кошка замерла и медленно-медленно подняла голову. Взгляд встретился с Ириской. Взгляд торжествовал. Взгляд говорил: "Ну, а ты бы так смогла?"

Но Ириска тут же забыла о кошке. Взглянув на скамейку, Ириска забыла обо всём.

Рауль сидел, положив голень левой ноги на правое колено, а указательным пальцем разминал костяшку. В который уже раз Ириска подивилась его чистеньким "Найкам". Даже подошва была нетронутой осенней непогодой, словно кроссовки только что купили или обработали изрядной порцией химии. Рауль окинул Ириску равнодушным взглядом, каким проскальзывал по десяткам и сотням спешащих мимо людей. И в самом деле, что он мог сказать Ириске теперь? Вопрос про Чёрную Розу дважды не задают.

Впрочем…

Впрочем, всё ведь уже позади. Три кошачьих министра перебрались в небытиё. Но Панцирная Кошка ещё не вышла на тропу войны. Может, всё ещё поправимо. Может смерть котёнка затенится Ирискиным подвигом. Ведь она же убивала не для себя? Не для себя! Котёнок умер во благо всего человечества! И не Ириска виновата в его смерти! Совсем не Ириска! А Панцирная Кошка, назначившая несмышлёныша третьим министром. Не Ириска выбрала котёнку короткую жизнь. Да не будь Ириски, котёнка прикончил бы кто-то ещё. Смерть котёнка была неизбежной, и никакой Ирискиной вины тут нет.

Девочке заметно полегчало.

— Вернулась? Отлично! — два слова прозвучали без всякой паузы, куда бы мог вклиниться Ирискин ответ.

Вернулась? А разве нет? Ведь могла и пройти мимо, обидевшись на равнодушный взгляд. Но нет же, остановилась почему-то. Значит, вернулась.

Ириска несмело улыбнулась и решительно опустилась на скамейку, сохраняя разумное расстояние между собой и Раулем, чьи пальцы беспечно барабанили по исписанным доскам.

— А мне всего шестнадцать, а я уже ТАКАЯ! — выкрикнул блёклый голосок из колонки ближайшей студии звукозаписи.

Рауль презрительно зыркнул, и музыка с треском заткнулась, словно динамик мог лопнуть от одного гневного взгляда.

— Человеческая жизнь заметно сокращается, — бесстрастно заметил Рауль.

— Увеличивается! — заспорила Ириска, обрадовавшись, что никто не собирается возвращаться к разговору о вчерашнем. — Везде так говорят.

— Если девочке шестнадцать, а она уже ТАКАЯ, то жизнь её позади, — дёрнулась верхняя губа Рауля. — По улицам бродят уставшие люди с мёртвыми глазами. Они не ложатся на кладбище, потому что угодили в колесо, которое не выпускает. Но реально человек умирает гораздо раньше.

— А на Пятом Переулке? — Ириска не смогла удержаться.

— Разве Чёрная Роза похожа на кого-нибудь из них? — Рауль усмехнулся и обвёл широким жестом пролетавших мимо представителей развитой цивилизации.

Нет. Никто из них ни чуточки не напоминал Чёрную Розу. Никто из них не мог стать Чёрной Розой, потому что Чёрная Роза — это Ириска в том будущем, которое она заслужила. Ириске стало легко и радостно. Вырасти у неё сейчас крылья, воспарила бы она к небесам светлым ангелом.

— Но до Пятого Переулка надо ещё добраться, — голос Рауля посуровел. — Путь преграждает Панцирная Кошка и третий министр, в тени которого она прячется.

— Стоп! — Ириска вскочила и бумерангом склонилась над безмятежным Раулем. — Но ведь я… я… Но ведь третий министр мёртв?

— Почему ты решила, что третий министр мёртв?

— Ты сам сказал!!!

— Я? Не может такого быть!

— Ты сказал, что я должна сама уничтожить чёрного котёнка…

— Совершенно верно.

— …Потому что он и есть третий министр!

— Учись слушать, девочка, ЭТОГО я тебе не говорил.

— Но…

— Я уже не раз замечал, что ты рисуешь картинку и веришь в неё, додумываешь события и поступки других людей. А реальная жизнь остаётся побоку. Жёсткое наказание ждёт тех, кто подменяет реальность картинкой. Ты проговариваешь фразы за людей из картинки, а потом обижаешься, что они не прозвучали. Ты обязала сказать волшебные слова, не известив о них никого. Чего же удивляться, когда реальные люди говорят совсем иное или отмалчиваются. Когда они совершают не те поступки, которые ты им придумала.

Всё! Счастья как не бывало. Тяжёлая депрессуха радостно вертелась поблизости, забираясь на хрупкие Ирискины плечи. Единственный человек, способный понять и утешить, наотрез отказывался понимать, а вместо этого жестоко давил, как придавливают знойной летней ночью зудящего комара.

— Но тогда… Зачем мне было убивать?

— Проверка лояльности и тренировка. Кто там сказал из ваших: "Тяжело в учении, легко в бою"?

— При чём тут это? — распалилась Ириска.

Этот парень ответит на все вопросы. Прямо сейчас! И не только на вопросы. Кто-то должен заплатить за пару бессонных Ирискиных ночей.

— Остынь, — устало сказал Рауль. — Смерть последнего министра — исключительно твоё дело. Второго шанса не будет. Панцирная Кошка немедленно растерзает любого, на кого укажет потревоженный и неубитый министр. Я должен быть твёрдо уверен, что ты не облажаешься. Теперь я уверен. Если ты сумела изничтожить котёнка, весь вид которого вызывал жалость и сочувствие, то мяуканье взрослого кота тебя не остановит.

Ириска уже не слушала. Она уходила прочь. Она не желала оставаться с субъектом, отправившим на тот свет безвинного котёнка просто так, для тренировки. Отправившим её, Ирискиными, руками. Мир держался на обмане, держится и будет держаться. Даже великие идеи разъедаются ложью, как цветущее яблоко пожирает изнутри противный червячище.

— Метко, метко, метко судьба стреляет редко, редко, редко. Не попадает… — грустно падали звуки с верхних этажей. — Детка, детка, детка…

— Я не твоя кокетка, — песню пришлось оборвать неправильно, словно это могло хоть чем-то помочь.

Девочка гуляла по городу до глубокой ночи. Неясными тенями мелькали мимо прохожие. Загорались и погасали окна. Трещала неоновая реклама. Мерцали в недостижимой глубине неба неяркие звёзды, а уличные фонари укутывали Ириску холодным сиянием.

В двадцать два сорок три Ириска поклялась никогда больше не вспоминать о Пятом Переулке.

Глава 20. Серая стройка

Клятву Ириска держала твёрдо. Целых двое с половиной суток. Но, решив последний пример по алгебре и отстранившись от зудевшего и искавшего подсказок класса, Ириска вдруг отчётливо поняла, что долго не выдержит. Её и до этого тяготили раздумья, что скоро придётся поступать куда-то. И в этом "куда-то" учиться, учиться и учиться. А, закончив "куда-то", работать, работать и работать. Интересно, скоро ли придёт тот день, когда на улицу вместо Ириски выберется мёртвое существо с пустыми глазами, чтобы продолжать крутиться в водовороте скучных людей и плоских событий? А что, если попытаться успеть к Пятому Переулку чуть раньше того дня? И без всякого Рауля. Что, если попробовать прорваться к синеве самой? Ириска не считала себя особой, способной лишь плыть по течению.

— Завтра я поправлю чулочки, завтра завяжу все шнурочки, потому так клинит, потому что ты душишь, — радио предлагало начать новую жизнь со следующего рассвета.

Последним уроком значилась физкультура. На неё можно было не ходить. Ириска и не пошла. Она медленно фланировала по улицам. Ходила кругами. Невидимые круги сжимались, всё ближе подбираясь к заветной арке.

Впереди, уцепившись за руку разряженной мамаши, голосил малыш. Настойчиво требовал "Сникерс". Мама тревожно оглядывалась по сторонам. То ли наблюдала за реакцией народа, то ли уже сдалась и искала ближайший киоск с желанным лакомством. Ириску она не видела. Девочка шла за ней след в след. Ребёнок орал всё громче и начинал выводить из себя не только несчастную мамашу, но даже Ириску. Донельзя хотелось подбежать и, вцепившись в волосы, рвануть вверх, так рвануть, чтобы негодник вякнул, да и замолк, напугавшись.

Перед глазами возникла призрачная картинка Рауля.

"Заметь, Ириска, — сказал нарисованный Рауль, — большинство взрослых остаются детьми. Кто сказал, что дети — это счастье? Даже если они и цветы жизни. Цветы — они разные. Колючие розы. Приставучий репейник, у него ведь тоже есть бутон. Или жгучие, как крапива. Посмотри, взрослые тоже капризничают и злятся, если о них забыли, если играть позвали кого-то другого, если не им купили желанную вещичку. В принципе, нет разницы между сникерсом и автомобилем. Ребёнок не может купить сникерс, а мама может. Зато она, скажем, мечтает увидеть Париж. А тот, кто Париж видел, думаешь, не найдёт причин, чтобы поогорчаться. Человек становится взрослым, когда перестаёт просить и берёт сам. Причём, не ворует, как варенье из шкафа. И не отбирает, как пацаны у малолеток. Нет, берёт законно. Впрочем, у всех, как ты помнишь, свои законы".

Ириска тряхнула головой, прогоняя призрачный образ. Сказал бы так сам Рауль? Настоящий, не нарисованный. Вот бы знать.

Надоедливый малыш исчез вместе с мамашей. Скорее всего, за стеклянными дверями "Гастронома". А перед Ириской предстала арка. Она угрюмилась заброшенным тоннелем. Недолго думая, Ириска нырнула под тёмные своды. Вот и всё. Так просто. Ещё несколько шагов, а потом главное, не обращать внимания на деревянные домишки и узкие улочки, манящие свернуть с пути. Так просто — дойти до Пятого Переулка. Перед Ириской вырастет небольшой холмик, пока ещё пустой. А над ним, до самого горизонта, только синее-синее небо.

Ириска не знала, что произойдёт, когда она пройдёт весь путь. Сейчас для неё главным было — понять, что она может прокладывать дорогу сама. Хоть к звёздам, хоть к Пятому Переулку.

Свод арки раскрылся, выпустив девочку во двор.

Никаких деревянных избушек. Прямо перед ней за решётчатым забором разрасталось гигантское строительство. Этаж за этажом в небо возносились стены, выложенные из ровненьких кирпичей, с провалами окон. Подъёмный кран, тревожно гудя, поднимал вверх лоханку с цементом. Внизу два рабочих тащили в носилках всё тот же цемент.

Цемент был всюду. Пятнами лежал на комбинезонах строителей, выплёскивался из носилок, покрывал тончайшим слоем асфальт, землю и траву. Листья на деревьях тоже были не красные и не жёлтые, а мертвенно-серые. Изредка ветер обрывал несколько листьев и они пластинками падали на асфальт, где под каблуками прохожих перемалывались в цементную крошку.

Ириска закашлялась. Ей казалось, что и воздух пропитался цементом, что прямо сейчас цемент забьётся в нос, в уши, в горло и глаза, а потом застынет, превратив девочку в неподвижную статую.

Ветер дул всё сильнее. Цемент из прорванных мешков стелился по двору серой пургой, изредка сбиваясь в невысокие пылевые смерчи. Заслонив глаза от колючего порошка, Ириска стала пробираться вдоль забора. Ещё жила надежда, что, изничтожив первый и второй переулки, злобные строители пощадили остальные. Что третий переулок продолжает заманивать переливами, а дома четвёртого не утратили способность оборачиваться колонками, извергающими оригиналы, а не ворованные перепевки.

Однако за стройкой расстилался другой двор, тоже усыпанный цементом. Цементные брызги покрывали лавочки и качели. Грязными каплями висели на запорошенных окнах. Пупырчатыми кляксами растекались по давно не штукатуренным стенам. Строительство было грандиозным, вот и не жалели цемента. Пятиэтажки угрюмо щурились, стараясь забыться в серой дрёме, а над крышами расстилалась сплошная серая пелена, словно жестокий ветер зацементировал и само небо.

Ириска догадалась, что пятиэтажки стояли здесь всегда.

И сразу вспомнила, что именно эти крыши она видит, проезжая на трамвае к бабушке. Видит часто, просто никогда не задумывалась об этом и никогда не подходила к ним со стороны двора. Значит, пятиэтажки были самыми настоящими. Значит, дорога к Пятому Переулку пролегает не здесь. Цена не заплачена, и никто не пустит бедную, разуверившуюся во всех и во всём Ириску к синеве. Кто заслужил жить в цементе, тот в нём и живёт.

— Болела, тобою я болела, я так тебя хотела, я так ждала, — песня содрогала улицу, и девочка свернула в парк.

Над аллеями тоже тянулись серые облака, но противный привкус во рту постепенно растворился. Парк был далеко от арки, через которую можно пройти к синеве, где навсегда забыть о проблемах и невзгодах. В парке продолжалась обычная жизнь. Какой-то урод читал Ириске тоскливый монолог. Урод сидел на той же лавочке и печально поглядывал на Ириску. Уроду было уже за тридцать. Щёки его покрывала двухдневная щетина, а уши не мешало бы хорошенько вычистить. Вывод: дядя получался неинтересным, с какой стороны на него ни посмотри. Но Ириска смотрела, потому что идти было некуда.

Заметив Ирискино внимание, урод благодарно улыбнулся и продолжил.

— Ведь праздник же? Праздник! — волосатая рука призывно взмахнула, словно принадлежала оратору с высокой трибуны.

Ириска чуть заметно кивнула. Голос урода был противный. Вознамерься её парень читать любовные стихи таким вот голосочком, Ириску вырвало бы наверняка. Но сейчас голос не диссонировал с общим тошнотворным состоянием.

— И они обе пили вино. Ты представь, обе! На каждую две бутылки. А я ни-ни. Я только "Нарзан" и то по чуть-чуть. Они пьют, а я ни капли.

Ириска снова кивнула. Слова влетали и вылетали, не оставляя в памяти ни малейшего следа. На душе было до отвращения погано. И ничего не меняло, удался у кого там праздник или не удался.

— Ни капли! — рука рубанула воздух, подводя итоговую черту. — А почему?

Голос стал хитрый, но прежней противности не потерял.

— Почему?

Ириска пожала плечами. Она не знала.

— Потому что мне уже было до охренения плохо, — голова урода заметно приблизилась и закивала, чтобы Ириска даже не думала усомниться.

— Они пьют! — урод снова принял почти вертикальное положение. — Обе! А я не могу! А на что, спрашивается, пьют? На мои деньги!

Изо рта урода вываливался бодяжно-скисший запах. Ириска уже почти привыкла, чувствуя его в переполненных трамваях и автобусах. Запах означал, что праздники или то, что ими казалось, снова остались в прошлом, а люди возвращались в нормальную жизнь.

Ириска встала и пошла прочь, вдыхая сырой воздух осеннего парка.

"Мёртвый", — подумала она, растирая озябшую шею. Хотелось кинуть в лицо эти жестокие слова, но капля жалости ещё не успела иссохнуть или зацементироваться. Ничего. Очень скоро и она тоже будет сидеть на лавочке и рассказывать чистенькому мальчику, спрятавшемуся от проблем, о подробностях несостоявшегося праздника. Выпученные глаза. Морщины. Размазанная тушь. Подкрашенные волосы, которым уже не помогает никакая химия. А изо рта — невидимый, но очень ощутимый — запах блевотины. Скоро, очень скоро.

Но не сейчас!

И если будет хоть малейший шанс ускользнуть от этого колеса, то Ириска непременно им воспользуется.

В принципе, шанс был. Надо просто подойти к квартире Рауля и позвонить. Позвонить и дождаться, когда откроется дверь. Но Ириска так не хотела. Вернуться, значит — признать себя виноватой. Мол, прости меня, дуру, сглупила, ошиблась, больше не буду. Давай мне топорик там или ломик. Веди, показывай, где прячется третий министр. А я уж буду стараться, я всегда готова.

Нет, не устраивало Ириску такое возвращение. Вернуться следовало гордой. Чтобы встретили не с прощением, а с восхищением. А если не примут, хлопнуть дверью так, чтобы оставить память на всю жизнь. Но квартира Рауля с таинственными тенями не подходила для показательного хлопанья дверями.

Депрессуха сменялась лихорадочным поиском вариантов. А перед глазами стояло холодно-насмешливое лицо Рауля. Ведь он просто играл с ней. Играл, как с женщиной, посчитавшей свою собачку безнадёжно больной.

Как он сказал тогда?

"Угол Советской и Маршала Тихомирова. Там табличка. Увидите".

Ириска взглянула на угол дома, мимо которого её тащили уставшие ноги.

"Проспект им. маршала Тихомирова". Белые буквы на синем фоне. А рядом квадрат с числом "48".

"А ведь это же рядом", — ошарашено подумала Ириска.

Но даже, если бы проспект пролегал в другом конце города, стоило туда выбраться. Потому что это и было шансом снова влезть в жизнь Рауля. Но влезть без спросу и с неожиданной стороны. И если со стороны сердца ничего не получилось, то стоило попробовать со стороны угла Советской и маршала Тихомирова.

Дом по указанному адресу ничем не выделялся. Стандартным его, конечно, не назовёшь. Но это особенность старинных домов — иметь собственного архитектора со своим видением мира. А так — совершенно неказистое двухэтажное здание, выкрашенное бурой, местами полинявшей извёсткой. По проспекту маршала Тихомирова тянулись огроменные витрины, закрытые изнутри жалюзями. Сквозь щели пробивалось бледное свечение ламп дневного света. По Советской не наблюдалось никаких витрин. Только два зарешеченных окна, да дверь у дальнего конца дома. К ней Ириска и подошла.

Рядом с дверью ютился приплющенный коробок урны. Из комков смятых газет выскальзывала узенькая ленточка. "Поводок", — испуганно ухнуло в душе. Девочка пригляделась. Через край урны, действительно, перевешивался поводок. С тёмной кожи радостно подмигивали знакомые звёзды о восьми углах. Кое-где изукрашенная полоска была обёрнута рваной газетой, измазанной кровью так сильно, словно бедного пёсика разорвали пополам. Женщина приходила сюда. Нельзя же сказать, что пуделёк самостоятельно решил навестить незнакомого ветеринара. Но теперь ни женщины, ни пуделька. Только поводок. Что же пряталось за железной дверью? Ириска метнула быстрый взгляд в поисках таблички, которая могла хоть как-то прояснить ситуацию.

Табличка на двери имелась. Причём, не одна, а целых шесть. По три с каждой стороны. Дверь не понравилась Ириске. Холодный чёрный металл. Вылупленный стеклянный глазок. Возле верхнего правого угла стойка для видеокамеры. Сама камера почему-то отсутствовала, и Ириске вдруг полегчало. По крайней мере, она могла быть уверена, что её, поникшую и растерянную, не рассматривают на сизо-белом мониторе холодные глаза Рауля.

Вздохнув, Ириска принялась за чтение.

"Государственная Налоговая Инспекция по Ленинскому району". Нет, сюда Ириска сунется в последнюю очередь. Она нарисовала в уме картинку, где за столом сидит суровая Панцирная Кошка и выцарапывает глаза нерадивым налогоплательщикам.

"ООО ЦЕВИДЖ" значилось на табличке пониже. Название навевало ассоциации с имиджем, школой фотомоделей и конкурсами красоты, а притиснутые друг к другу буквы "О" смотрелись как обручальные кольца для семьи с нестандартной ориентацией.

Третья в левом ряду была самой привлекательной. Чёрные буквы на блестящем золотом зеркале. "Ассоциация Творческой Молодёжи. Андеграунд-дизайн и услуги визажиста". Ириска поёжилась. Вот это Раулю вполне бы подошло. Но, изрядно подумав, Ириска отказалась от своего предположения. Рауль не из тех, кто кричит о себе на рекламных щитах. Панцирная Кошка не нуждается в рекламе.

Ириска перебралась к правому ряду.

"Всероссийское общество охотников и рыболовов". Табличка была явно поскромнее. Ярко-зелёная пластмасса выгорела и сохраняла изначальный оттенок лишь там, где обвалились буквы. И это снова подходило Раулю. И снова, если подумать, подходило только на первый взгляд. Потому что ни один уважающий себя охотник не будет вести отстрел кошек и собак. И тем более не будет преступным образом проникать на выставки, чтобы заколоть будущего призёра таинственной мерцающей спицей. Да у Рауля и ружья-то не было. Впрочем, за ружьё Ириска не ручалась. Одному богу известно, что могло прятаться за серебристыми стенками волшебного кейса.

"Торгово-Промышленный Альянс СИМАНО". Буквы вдавили в тусклую алюминиевую пластину. Название Ириске не понравилось. Симано-домино. Что-то крикливо шутовское. Несоответствие показалось ей более диким, чем даже налоговая инспекция.

Последняя табличка улыбалась зубастой крокодильей мордой. А чтобы не оставалось никакого сомнения красным по белому значилось: "ТОО Крокодил Гена. ИГРУШКИ-ОПТОМ с 9 до 18 без перерыва и выходных."

"А ровно в девять ко мне принесут аллигатора", — снова всплыл голос Рауля. Он видел эту табличку! Поэтому и сказал именно про крокодила и про девять часов.

Ириска нахмурилась. Ладно, с аллигаторами разобрались. Но чтобы Рауль торговал игрушками, а Ириска об этом не знала… Совершенно невозможно. Вот у Полинки парень мороженым торгует, так Полинка теперь в курсе всех сортов мороженого, а сверх того, где их лучше покупать, чтобы не подсунули порченное или не продали дешёвое под видом дорогого. А Зойкин парнишка на подхвате у авторынка. Так Зойка уже чуть ли сама не разбирает автомобиль по частям и знает все особенности новых моделей ВАЗа. Игрушки следовало вычеркнуть, а Ириска оставалась у разбитого корыта.

— Кхе, кхе, — послышалось над ухом.

Ириска чуть не отскочила, но сдержалась. Медленно повернув голову, она увидела бородатого старичка в тёмном потрёпанном костюме с мозаикой орденских планок. Чёрная дверь была приоткрыта. Не оставалось никакого сомнения, что старичок выбрался из-за неё. Сейчас бородатый пришелец разглядывал Ириску с ног до головы, словно размышлял, внушает ли она ему доверие. Ириска же пристально рассматривала потрескавшуюся кожу ботинок, купленных, вероятно, в середине прошлого века.

"Чёртов старикан", — ругнулась девочка. Она знала эту породу людей и ненавидела её лютой ненавистью. До всего им есть дело. Как древнегреческому Гераклу, который, куда его не пошли, везде совершал подвиги. И этот старикашка ждал подвигов. И самым наипервейшим подвигом для него — не пускать внутрь таких, как Ириска. Железные двери с глазком не ставят просто так. И просто так не выставляют в дополнение к ним вредных старикашек. Впрочем, из любой гнилой ситуации можно выжать что-то полезное.

— Дедушка, — сказала Ириска как можно жалостливее. — А что такое СИМАНО?

— Ну, это просто, — ухмыльнулся дедок, сразу почувствовав себя значимым и полезным. — Это по фамильям так названо. Сидоров, Макаров и Носов. Костя Макаров — личность известная. А Юрку-то Носова я ещё вот таким помню, — мозолистая ладонь приплюснула воздух к асфальту и замерла в полуметре от потрескавшейся поверхности. — Отдери две первые буквы и сложи их вместе, вот и получишь название.

— Ух ты, здорово! — восхитилась Ириска, хотя ничего более идиотского в жизни не слышала. — А вы тут все конторы знаете.

— Знаю, — кивнул дедок, потянулся к козырьку невидимой фуражки, но, не найдя его на месте, просто пригладил волосы.

— И Цевидж расшифровать можете? — хитро улыбнулась Ириска.

— А чего ж, — сказал старичок, пожевал губами и признался. — Забыл чуток. Но вспомню, вспомню.

Рука опять потянулась к козырьку и снова встретила пустоту. Указательный палец потёр лоб и старичок просиял:

— Центр Единых Ветеринарных Исследований Домашних Животных.

— Ветеринарных? — недоверчиво спросила Ириска.

— Ветеринарных, — закивал старичок.

— Вот мне туда и надо, — решительно сказала Ириска. — Просили разузнать, как собачку на обследование привести.

— Так ведь туда только по пропускам, да по записи предварительной, — сказал старичок, раскрыл папку и достал оттуда лист, на котором славянской вязью в верхнем левом углу пропечатали "ООО ЦЕВИДЖ". — Есть твоё имя в списке? Нет твоего имени в списке!

— Так всегда, — призналась Ириска. — Сначала желают, чтобы народ к ним валом валил, а сами дверями железными отгораживаются.

— Да ладно огорчаться-то, — старичок задумчиво подёргал бородёнку.

Не пропустить Ириску уже не казалось ему подвигом. Наоборот, подвиг сейчас состоял в том, чтобы довести несчастную девчушку до места, где её могли спасти и утешить.

— Человек, я вижу, ты не вредный, образованный, — кивал он, уговаривая сам себя. — Не ворьё, не нефорка какая-нибудь, на стенах черкать не станешь, — он удовлетворённо улыбнулся, видя, как девочка покачала головой на всякий пожарный. — Пожалуй, что я тебя и пущу, — кивнул он в последний раз, подписав сам с собой невидимый договор. — Проходи что ли.

Не веря свершившемуся, Ириска проскользнула за дверь в мглистый коридор с тёмными унылыми дверями. Тусклая лампа вдали еле теплилась. Косая стрелка с надписью "ООО ЦЕВИДЖ" показывала на лестницу, уводившую к подвалу. Куда теперь? Однозначно, в подвал. Из сумрака выткался призрачный Рауль и усмехнулся неслышно: "Подвалы всегда наши!"

Кто следующий остановит её на пути к Раулю? Какой пароль надо назвать? О чём теперь её спросят? И что придётся спросить самой?

Больше всего Ириска не любила задавать вопросы. Но сейчас было не время привередничать. Наступала эра отказа от вредных привычек. Не от всех сразу, а постепенно, по одной. И не за так. За отказ от нелюбви задавать вопросы тоже имелась цена. Для Ириски она равнялась дороге к Пятому Переулку.

Дороге по принципу "Я — сама!"

Боясь, что дедок передумает, Ириска глубоко вздохнула и решительно зашагала по ступенькам, ведущим в прохладный сумрак. Всё обыденное и привычное оставалось позади вместе с угасающим светом дежурного освещения. Словно диверсант, Ириска тайком пробиралась к границам царства Рауля.

Глава 21. Прозрачные стёкла

Подвальный коридор удивительно напоминал железнодорожный туннель. Те же серые огромные кирпичи, такой же арочный потолок и тусклые лампы в мутных стеклянных пузырях. Ириска неторопливо продвигалась вперёд среди штабелей картонных коробок. Угол одной коробки порвался и из дыры лезла лента древесной стружки.

Стало светлее. Ириска и не заметила проём, из которого выпирал стол с донельзя исцарапанной столешницей. На столе царил бумажный завал. За столом восседал невысокий светловолосый очкарик и пристально рассматривал Ириску. Его уши смешно оттопыривались. Глаза за толстыми линзами выглядели столь беззащитными, что Ириска тут же вывела: "Лох!" Пальцы очкарика нервно сминали и разглаживали разлинованный листок, озаглавленный "Ведомость наличия МЦ на складе".

Ириска успокоилась. Крутить лохами не составляло ни малейшего труда. Таких рядом полкласса. Обычно она обходила лошариков стороной, но сейчас легко выцепит всю необходимую информацию. Девочка приняла равнодушно-скучающий вид, но тут же вспомнила, что не очкарик приплёлся к Ириске, а она сама явилась, так сказать, к нему на приём. Поэтому личико моментально стало настойчиво-заинтересованным. Столь быстрая перемена погоды напугала очкарика настолько, что тот уронил порядком испорченный лист и тут же ухватился за новый, на котором значилось: "Ведомость начисления амортизации".

— Здесь что ли ветеринарный центр? — весьма сурово спросила Ириска, дабы очкарик не выбрался из напуганного состояния.

С напуганными разговаривать легче. Напуганные сами выложат всё, что нужно, да и сверх того две корзины.

— Центр? — недоверчиво переспросил очкарик, а потом услужливо закивал. — Ах, да-да, конечно, именно здесь.

— Отлично, — Ириска придвинулась поближе, и очкарик, неловко откинувшись к стене, криво надорвал ведомость. Следы нечаянного преступления тут же оказались в мусорной корзине, а дрожащие пальцы уже мяли следующий лист.

— Значит, соба-ачек тут лечим, пти-иче-ек, — растягивала слова Ириска.

Она не знала, что говорить дальше. В то же время, вид паренька, впадающего в ступор всё больше и больше, вселял странную уверенность в победе. Трясущиеся от волнения руки сложили из ведомости гармошку и, засмущавшись, скинули под стол, а потом принялись издеваться над "Ведомостью отклонений бухгалтерского учёта и наличия у материально-ответственных лиц".

— Лечим, — признался очкарик, а потом на его лицо наползла глупая улыбка. — И не только.

— Что "и не только"? — не преминула поинтересоваться Ириска.

Вопрос поверг очкарика в такое замешательство, что ведомость в две секунды умялась в излохмаченный комок, обсыпавшийся мелкой белёсой пылью.

— Не только это… собачек, а других ещё… всяких, — оторопело признался очкарик.

Он утратил интерес к изувеченному листу и принялся за "Ведомость переоценки". Ириска покровительственно улыбнулась:

— А крокодилы бывают?

— Бывают! — обрадовался очкарик, что может хоть чем-то угодить суровой гостье. — Редко, но бывают.

Очкарик выглядел совершенно беспонтово. Шняжно он выглядел. Смурно и косяво. В другое время Ириска прониклась бы к нему презрительной жалостью. Но сейчас жалости было не место. Злая судьба не пускала Ириску на Пятый Переулок, значит, чтобы выжить, Ириске следовало распрощаться с жалостью. И если очкарику путь известен, Ириска его выведает. Любыми средствами.

— И обезьяны бывают?

Очкарик взволнованно сглотнул, оттолкнул бумагу, покрытую влажными пятнами от потных пальцев, и придвинул к себе "Ведомость учёта основных средств", которую тут же принялся заполнять каллиграфическим почерком. Сначала Ириске показалось, что там написано "Обезьяны", потом "Оверлок", а затем "Овердрайв". Из-за трясущихся рук очкарика ведомость противно дрожала. Ириска напряглась до боли в глазах, но положение с обезьянами так и не прояснилось.

— Ну, так что там насчёт обезьян?

— Лечим, — сокрушённо согласился очкарик, разодрав последний листок.

Его руки суматошно шарили по столу, но одиночные бумаги закончились, а листы из стопки парень по каким-то неведомым причинам вытащить не решался.

Ириска упёрлась животом в ребро столешницы и придвинула к несчастному общую тетрадь с оранжевыми кленовыми листьями на обложке и табличкой "Журнал учёта инвентаря". Очкарик благодарно выдохнул и немедленно принялся листать страницы, загибая уголки.

— А чем лечите? — Ириска сама не понимала, кого сейчас изображает: стервозную особу, зашедшую поругаться, или дочку нового русского, которая подробно выспрашивает все условия, прежде чем притащить из своего джипа любимого пекинеса.

— Этими… лекарствами… — очкарик тонул в бездне смущения.

Ириска не собиралась протягивать руку помощи. Она ненавидела таких вот хлюпиков и слюнтяев. На дискотеке жмутся к стенам и пялятся на Ириску, представляя во всех деталях, как красотка в сизой блузке, чёрной, под кожу, мини-юбке и блестящих лайкрах подойдёт к ним и потащит в бушующий круг.

Ага, щаз-з-з.

Чмо!

— Какими лекарствами?! — в голосе Ириски сквозила такое презрение, что очкарик прямо-таки вжался в спинку стула.

Пальцы его потеряли спасительный журнал и заметались по столу. К счастью ему подвернулась ещё одна тетрадь, подписанная толстыми буквами "Журнал-ордер".

— А вот, — он раскрыл тетрадь на первой попавшейся странице.

Та была исписана мелким, клонящимся вправо, неразборчивым почерком.

Видок у очкастого при этом был ещё тот.

В подтверждение он вытащил лист "Инвентаризационной описи" и с его помощью подчеркнул одну из строчек. Теперь он смотрел на Ириску как щенок, ожидающий похвалы за примерное поведение.

Ириска почувствовала себя королевой, но где-то в глубине копошился противный червячок сомнения. Подвал, охраняемый лохом, не внушал опасений. А вот поводок… Поводок, выпавший из урны. За поводком стоял пропавший пёс, а может и не только пёс, но и его пугливая хозяйка.

— Видите? Вот, — парень даже ногтем черканул, чтобы Ириска окончательно убедилась, что он не виноват.

Однако Ириску больше поразило другое. На листочке, закрывавшем половину страницы, теперь значилось не "Инвентаризационная опись", а "Карточка складского учёта". Это Ириске не понравилось. То ли она задумалась и не заметила подмены, то ли вещи вокруг творились не такие уж обыденные.

Ириска тряхнула головой. Холодная капелька пота сорвалась со лба и упала на "Лицевой счет", лежащий поверх увесистой стопки документов. Ну нет, Ириске выгоднее думать, что перед ней сидит лох, значит, он и будет перед ней сидеть. Сидит ведь, жмётся, вон как его от ужаса скрючило.

— А как у нас обстоят дела с кошечками? — коварно спросила Ириска.

Очки странно блеснули. Парень отклеился от стены и посмотрел на Ириску прямо с животным ужасом. Словно и не Ириска стояла перед ним, а извивалась танцем перед смертельным прыжком чёрная кобра.

— А чё им тут делать-то? — удивлённо спросил он. — Подвал здесь ведь, видишь же, не чердак.

Мгновенный переход с "вы" на "ты" показал, насколько упала Ириска в его глазах.

— Как ты сказал? — Ириска мрачной скалой склонилась над ошалевшим парнем.

— А чё, чё случилось-то? — вылупил зенки тот. — Вы с кошкой что ли?

Утраченные позиции вновь были отвоёваны. Враг был повержен, откинут назад и занимался сейчас отщипыванием кусочков от многостраничного документа под названием "Оборотная ведомость".

— Могу и с кошкой, — пообещала Ириска.

— Не, — ухмыльнулся парень. — С кошкой не надо. С кошкой нам зачем?

"Дурак", — мысленно проговорила Ириска.

А ведь, наверняка, корчит из себя начальника. Выделывается перед Ириской. Пора бы уж указать мальчику на его место.

— Доктор где?

— Ка-акой доктор? — поразился парень Ирискиным словам.

"Тор-р-рмоз. Доходяга. Нич-то-жест-во!"

И только после этой мысленной тирады до парня, наконец, дошло.

— А доктор! Доктор это… в командировке!

И хорошо, и плохо… С одной стороны в отсутствие Рауля можно детально прижать дохлячка на предмет Пятого Переулка. С другой стороны, тащиться с таким ничтожеством по городу — себя не уважать. А уж зайти с ним в Переулки… Не дай бог, тоже в Чёрные Розы запросится. Ириска чувствовала, что пора бы, пора уже помириться с Раулем. Ведь она сама отыскала его пристанище. Это не такой уж и маленький подвиг.

— И что? На весь центр один доктор?

— Центр? — снова загрузился парень.

"Ну тупой же! Тупой!!!" — со слезами на глазах подумала Ириска.

— Не-е-е, — дошло до парня. — У нас не один доктор! А с каким договаривались-то?

Ага! Дело пошло на поправку.

— Тёмненький такой. Кудрявый. Черноглазый. Высокий, — перечислила Ириска основные достоинства Рауля и, глядя на доходягу, мстительно добавила. — Спортивного телосложения.

Руки парня отодвинули "Отчёт о выбытии товаро-материальных ценностей" и принялись поглаживать "Отчёт о наличии и движении".

— Этот выехал, — пояснил парень.

— Другого зови, — с мрачной тоской приказала Ириска.

Тормоз, очки которого тусклыми фарами отблёскивали в подвальном сумраке, донельзя надоел Ириске. И как таких принимают на работу? Таким даже метлу не доверишь. Будь Ирискина воля, гнала бы она в три шеи таких вот соплячков. Надо же, надулся, бумажками обложился и считает, что вся вселенная вертится вокруг него.

Очкарик, действительно, обложился бумажками. "Реестр", "Результаты начисления амортизации", "Результаты переоценки". Ириска прочитала и ничего не поняла. Амортизатор навевал смутные ассоциации с автомобилем, но представить этакого писюна за рулём воображение отказывалось напрочь.

— А зачем? — поинтересовался парень.

Голос его прозвучал на удивление уверенно.

— Лечить кто будет? — чуть смешалась Ириска.

— Кого лечить? — нет, не уверенно звучал голос, показалось.

Не мог человек, уверенный в себе, вот так взять и оторвать кусок от "Сверки бухгалтерского и складского учётов".

— Кошку мою, — с нажимом сказала Ириска. — Кошечка у меня заболела. С кожей что-то. Жестковатая кожа стала. Ну, как панцирь прямо. Спеклась, потрескалась. Будто обварили мою красавицу. Или обожгли.

Глаза за очками воровато метнулись к углу, уставленному штабелями пропылённых папок. А вокруг продолжали громоздиться бесконечные ряды коробок.

Руки очкарика мгновенно расстались с изувеченным бланком и подтянули следующий. "Сверка бухгалтерского учёта с ответственными лицами". Прямо поверх фиолетовых каракулей очкарик решительно намалевал кривое, злобно оскалившееся солнце и двух дохлых крыс, протянувших к затянутому цифрами небу скрюченные лапки.

— Двое, — цыкнул уголком губ очкарик. — Странно. Одна девочка и целых два трупа. Невесело. Несчастливо. Непредсказуемо.

Речь его постепенно убыстрялось, и какие ещё слова, начинающиеся с "не", прозвучали следом, Ириска не разобрала. Инициатива незаметно перетекла к очкарику, да только Ириску это не устраивало.

— Эй, здесь все дома? — девочка помахала рукой перед линзами.

Глаза беззащитного ребёнка скользнули за убегающими пальцами, а бессвязная речь неожиданно прервалась.

"Дебил, — вздохнула про себя Ириска. — Имбицил. Олигофрен. Ходячее недоразумение. Он тут все листы отчётности перепортит. Не парень, а сто рублей убытка".

— Двое, — печально, как на похоронах, вздохнул очкарик. — А кто? Не Рауль же. И, наверняка, не я. Двое. За этой девочкой двое.

Неприятный холодок пробрал Ириску. Двое. Словно видел парень, как Ириска своими руками лишила жизни двоих… котов! Точно! Рауль, безусловно, растрепал очкарику о ней. Козёл! А она-то уши пораскрывала. "Это наша с тобой тайна! Это наша с тобой война!"

— Ты думаешь, мне оно нужно больше, чем тебе? — сказала Ириска и приготовилась развернуться. — Адью, мальчик.

— Кого… Ты… Назвала… Мальчиком?!!! — очкарик вскипел, как маленький заварочный чайник, чем изрядно повеселил Ириску.

Его руки последовательно распластали пополам "Сличительную ведомость", "Список предметов для инвентаризации", "Стоимость наличных материалов на внесистемном учёте" и надорвали "Сумму баланса по счетам".

— В зеркало на себя глядел, а? — подвела итоговую черту Ириска. — Стёклышки-то свои хоть раз снимал? Да ты сними, сними, не бойся!

— А и сниму, — неожиданно согласился очкарик и заулыбался, чем подтвердил звание идиота.

А потом он снял очки медленно и плавно. К ужасу Ириски вместе с очками исчезли и беззащитные детские ангельско-голубые глазки, словно они были приклеены к линзам. Теперь на Ириску сверлящим взором глядели два жёстких глаза непробиваемого стального цвета.

— Ну, здравствуй, раз уж добралась до нас сама, — голос растерянным никак не назвать.

Бодрый, звенящий, рокочущий. Словно из мегафона, которого надо слушаться беспрекословно.

Внезапная перемена облика была настолько потрясающей, что Ириску на автомате откинуло от стола шага на два. Весь предыдущий разговор перестал существовать по причине полной своей никчёмности. Настоящее начиналось здесь и сейчас.

— Здравствуй, Ириска, — кивнул сидящий за столом. — Раз уж ты мне известна, то представлюсь и сам. Крушильон Витальевич Сумароков. Для друзей просто — Крушило. Можешь звать меня так, потому что мы подружимся, я уверен.

Продираемая нервным ознобом Ириска поняла, что они подружатся. Потому что иных вариантов не предполагалось. В словах собеседника чувствовался такой вес, что спорить не то что неуместно, а неестественно. Думая схитрить, Ириска угодила в самую настоящую мышеловку. И если Рауль втайне симпатизировал Ириске, то уж Крушило сейчас выглядел отъявленным циником.

Пора было делать ноги.

— Фамилия звучная, — отступая, похвалила Ириска. — Имя тоже прикольное, а вот с отчеством…

— Жил-был мальчик, — перебил мгновенно повзрослевший очкарик, — Звали его Энрике, и фамилия досталась ништяк — Иглесиас, а вот с отчеством не задалось.

Улыбка на худосочном лице выглядела на диво фальшивой.

За спиной раздался хлопок, а потом что-то шумно, со вкусом обрушилось. Ириска сжалась в комок — враги окружали со всех сторон. Не думая о последствиях, Ириска повернулась к Крушиле спиной, словно молодой и неопытный дрессировщик. Глазам Ириски представился опрокидывающийся штабель коробок, а нервам — картинка, где Крушило, безжалостно улыбаясь, впивался в её спину кривыми, острыми когтями из нержавеющей стали.

Глава 22. Те же и перепевник

Спина на удивление осталась целой и невредимой. Крушило разорвал очередной лист и вовсе не собирался покидать насиженное местечко. Но кто обрушил коробки? Кто пробивается сюда так нагло и упорно? Не окажется ли новоприбывший опаснее Крушилы?

— Зинка, — послышался за спиной рассерженный голос Крушилы, — Опять?

"Девчонка?!!!" — что-то взвилось внутри Ириски под порывом негодования, а потом устало опустилось. А чего она хотела, разругавшись с Раулем? Неужели она думала, что ТАКОЙ останется одиноким? Вот и нашёл он другую кандидатку. Вот и отрезана дорога на Пятый Переулок. Возможно, навсегда.

Коробки продолжали рушиться. Кто-то отчаянно сопел, пробиваясь к ним, как метростроевец перед сбойкой. Но надвигающийся бардак, похоже, Крушилу не беспокоил. Видимо, такое здесь случалось далеко не впервые. Чувствуя спиной, что Крушило пока не опасен, Ириска впилась взором в образующийся проход, чтобы встретить соперницу ледяным взглядом, а может и отточенными ноготками. Не для того она столько натерпелась, чтобы вот так, просто, отдать Рауля в чужие руки.

Рука с обкусанными ногтями обрушила ещё несколько коробок. Нога в потёртом замшевом ботинке пинком сдвинула с дороги мешающий ящик. Судя по одёжке новая подружка Рауля происходила из бомжей. Ириска набычилась в горькой обиде. Нет, если б на её место явилась золотоволосая куколка или нечто потустороннее вроде Линды с "Марихуаной"… Но Зинка на особу достойного уровня не тянула. Выходило, что весьма симпатичную и умную Ириску без зазрения совести променяли…

…На парня!

Потому что именно парень ввалился в тесное помещение, где за исцарапанным столом сидел грозный Крушило и всюду валялись истерзанные бумаги. Такая несправедливость настолько поразила Ириску, что она не сразу отметила знакомую чёрную шапку с двумя длинными хвостами, увенчанными ослепительно-малиновыми кисточками.

— А почему Зинка? — оторопело спросила она.

— Не-е-е, — лениво протянул Крушило. — Какая там Зинка? Зин-Га его кличут. Зинга! Понятно?

— Странное имечко, — скривилась Ириска.

— Не-е-е, — снова протянул Крушило. — Перепевник он. Певец, по-простому. А так как до наших песен ему дела нет, певцом мы его называть не имеем права. Зинга и есть Зинга.

"Перепевник", — смутным воспоминанием пронеслось в голове.

Ириска развернулась к Крушиле. Тот с невозмутимым видом виртуозно разделывал бритвенным лезвием "Акт приёма-передачи основных средств", стараясь ни на микрон не отклоняться от напечатанных в типографии линий. Превратив лист в некое подобие ветряной трещотки, он немедленно принялся за "Акт приёма-передачи материалов", на всякий случай пододвинув к себе и "Акт приёма-передачи инвентаря".

Кто-то осторожно задышал возле локтя. Девочка, чуть повернув голову, встретилась взглядом с удивительно прекрасными глазами изумрудного цвета. И она вспомнила!

"Не приятель, а перепевник. Хотя в нашем клане он зовётся иначе". Всё, как предсказывал Рауль. Интересно, а может ли Рауль ошибиться хоть в чём-то?

"Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу". Рауль не сказал "придём". И "если" тоже не прозвучало. Рауль сказал "когда придёшь". А Рауль никогда не врёт. Значит, Ириска обязательно доберётся до Пятого Переулка, пусть даже и без помощи Рауля.

Зинга смотрел на Ириску восторженно, словно перед ним стояла святыня всех времён и народов.

— Нравится? — хвастливо спросил Крушило, будто девочка явилась сюда исключительно его стараниями.

Зинга кивнул и вновь вперился в Ириску.

— Ещё бы, — поддержал Зингу Крушило. — Ириска — наш человек.

Зинга не реагировал на Крушилу, он видел перед собой только Ириску.

Девочка, не отрываясь, смотрела на него, пропустив мимо ушей информацию о том, что её тут, оказывается, все знают. В памяти прояснялись картины, как синева заливала Четвёртый Переулок. А рука словно чувствовала сухие и сильные пальцы Рауля.

Крушило посмотрел на парочку с видом всепонимающего человека, покивал, безмолвно говоря: "Ну, ну, вам, голубки, вижу, есть о чём поболтать". Потом он придвинул к себе стопку "Приходных накладных" и начал складывать самолётики, которые немедленно запускал в щели между потолком и картонными штабелями.

Конспирироваться, изображая хозяйку больной кошечки, уже не имело смысла.

— Где Рауль? — требовательно спросила девочка.

Изумрудные глаза даже не мигнули. Сжатая линия губ ни на мгновение не изменила очертаний.

— Товарышш, мы едем далёко, далёко от этой зя-амли, — раздался голос Крушилы.

Певец из него был ещё тот. Видимо, Крушило понял это и сам, потому что внезапно оборвал пение, забросил последний самолёт в тёмную щель, с треском распечатал пачку "Актов на списание" и перешёл на кораблестроение.

Ириску проигнорировали. А ещё напугали, запутали и рассекретили. Девочка подумала, что дальнейшее пребывание здесь попросту небезопасно. Миссия с треском провалилась. Пора уходить, если она не желает бесследно исчезнуть из этого мира. Или почти бесследно. Вариант, при котором от Ириски оставалась лишь туфелька в мусорной урне, девочку не устраивал. Наглеть бесполезно, здесь с ней церемониться никто не станет.

Но вот просто так взять и уйти.

Просто так забыть о странной компании, которая знает про Панцирную Кошку?

Просто так отступиться от потерянной дороги?!!!

Ну нет! Те, кто сами выбирают себе имена, достойны лучшего.

Ириска окинула презрительным взглядом довольно улыбающегося Крушилу. Тот вновь напялил очки с голубыми глазками тихони-отличника и беспечно напевал: "Ка-ада утихнут все песни, ка-аторы я не знаю…" С ним разговаривать было бессмысленно. Разве что на его условиях. Но Ириска не сомневалась, что его условия ей изначально не понравятся.

И снова столкнулась с глубоким взглядом хозяина Четвёртого Переулка.

Ну разве можно так откровенно пялиться на практически незнакомого человека?!

Хотя… Постойте-ка, постойте… Ставки на Крушилу обесценились до нуля, но Зинга! Зинга — настоящая находка! Для тех, кто с ним сумеет управиться. Несмелая улыбка тронула губы Ириски. Ну кто ещё может довести до Пятого Переулка, как не владыка Четвёртого? Тот, кто выдаёт разрешение на проход к мечте. Важно теперь, чтобы ему захотелось проводить Ириску туда, куда она укажет.

Ничего ещё не закончилось!

Ириска приняла манерный вид, краем глаза кося на многоопытного Крушилу. Но тот, видимо, вручил девочку на попечение Зинги. По крайней мере, на неё он не смотрел, а копался в образовавшейся куче исписанных бумаг. Из бумажного завала на свет божий появились "Заявление на реализацию", "Приказ на отпуск-отправку товаро-материальных ценностей", "Счёт-фактура", "Требование на отпуск МЦ", "Накладная на передачу". Появились и исчезли в ящиках стола. Нападения с тыла можно было пока не опасаться, поэтому Ириска полностью переключила внимание на субъекта в нефорской шапчонке.

— Тебе нравится твоё имя? — ласково спросила она.

Зинга кивнул.

— А чью песню ты пел в Четвёртом Переулке?

— Eiffel Sixty Five, — хрипло ответил Зинга.

Прозвучавшие слова Ириске ни о чём не сказали. Но для зарождающегося разговора это было ни капельки не важно.

— Хорошая песня, — улыбнулась Ириска.

— Тебе понравилось? — глаза Зинги раскрылись широко-широко.

— Высший класс! — Ириска постаралась, чтобы в её голосе не прозвучало ни малейшего сомнения.

Перепевник счастливо захлопал глазами, словно пробился на вершину "Фабрики звёзд". Однако, Ириска не намеревалась зря лить воду.

— Мне вообще-то уже пора, — сказала она.

— Ирисочка, — пропел Крушило тоном Мюллера, говорящего: "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться".

— Ну?!

— Если ты придёшь сюда снова, то здесь всё будет уже по-другому.

— И что?

— Да, в общем-то, и ничего. Разве что тут увидишь совершенно других людей с совершенно другими именами. И совершенно другими планами на будущее.

— А задержись я здесь, — сухо ответила Ириска, — мне кажется, что выйду я в совершенно другой мир, который совершенно мне не нужен.

То ли ответ смутил Крушилу, то ли уход Ириски не противоречил его планам, но он больше ничего не сказал. В подвале снова наступила тишина, если не считать гула Ирискиных шагов.

Зинга догнал девочку у самой лестницы.

— А можно… можно нам встретиться ещё разок?

Внутри Ириски заиграли торжественные марши.

— Даже не знаю стоит ли, — она критически разглядывала коротышку. — Впрочем, завтрашний вечер у меня пока свободен. Давай в семь на углу Жданова и Жигулёвской. Если полвосьмого меня не будет, значит планы поменялись.

— А…

— А провожать НЕ НАДО, — отрубила Ириска. — Ясно же сказано — завтра в семь. Ну почему вам всем надо ВСЁ и СРАЗУ?!

Зинга задумался, отыскивая подходящие слова. Но Ириска не стала ждать ответа. Она поспешила прочь. Палку перегибать не следовало, иначе у самого берега рыбка могла сорваться с крючка.

Глава 23. Зингина печаль

Мягко сдавливаемый зубами, "Пикник" волшебно таял во рту. Рядом топтался Зинга, преданно, по-собачьи заглядывая Ириске в лицо. Тёплое чувство вседозволенности и собственного могущества колыхалось, неотвратимо наполняя Ирискину душу. Для полного осознания себя королевой не хватало единственного заключительного аккорда. Рауля.

Зинга непрестанно забегал вперёд, но не отрывал взгляд от Ириски. "Могу ли я ещё как-то подарить тебе счастье?" — безмолвно, но красноречиво спрашивали зелёные глаза. Ириска милостиво кивнула. Зингин взор в очумелом счастье заметался по сторонам. Из подходящего по его мнению для таинственных, сказочно прекрасных фей отыскался только белый фургончик, украшенный рекламой.

— Мороженое! — восторженно завопил Зинга и рванулся к окошку.

— Зинга, — укоризненно остановила его Ириска.

"Господи! Ну куда? Куда?!" — говорило выражение её лица. Счастье немедленно соскользнуло с физиономии перепевника, а на его место тут же выползло осознание немеряной вины за самые страшные преступления. "Извини! — молили Зингины глаза. — Ну пожалуйста! Ты же знаешь, что мы, коротышки, не умеем управляться с девчонками. Особенно с ТАКИМИ! С ТАКИМИ, как ты!"

"Учись", — сказало почти равнодушное пожатие плеч феечки.

"Скажи как! Ну что тебе стоит! А я уж выполню всё, что ни попросишь!" — Зингина мордашка темнела от неизбывной печали.

"Все вы мастера обещать", — капризно скривились Ирискины губки.

"Я не все, — осторожно запротестовала дрогнувшая голова провинившегося спутника. — Я сделаю!"

— Жаль, что у нас в городе нет водяных горок, — спокойным тоном сказала Ириска.

— Эт точно, — поддакнул Зинга, отчаянно стараясь понять, к чему клонится разговор.

— И пойти теперь нам некуда, — скучающе вздохнула Ириска. — Тоска… — протянула она после секундной паузы, за которую Зинга успел покрыться испариной. — Может, махнём на дискотеку?

— Давай! — расцвёл Зинга и тут же начал объяснять, какие в городе бывают дискотеки, какие из них крутые, какие шняжные, какие ни то, ни сё.

Ириску поразил уровень познаний коротышки. Выходило, что тот либо был завсегдатаем ночных клубов, либо специально вызнал всё по данному вопросу. Сообщения, вылетавшие с пулемётной скоростью, девочке быстро наскучили. Мысленно она убрала скособоченную фигурку Зинги и поставила на её место Рауля. Её аж передёрнуло от несоответствия. Никогда не стал бы Рауль вот так скакать вокруг Ириски. Он бы шёл впереди. В лучшем случае рядом. А не прыгал бы и не суетился бестолково.

Но и за мороженым по одному мановению Ирискиной руки не побежал бы.

Удивительно. С одной стороны так хотелось увидеть Рауля покорным, мягким, слушающим каждое слово Ириски и не прекословящим. С другой стороны такой Рауль моментально переставал быть нужен. Без зубоскальства, без таинственной мрачности, без неопределённости. Без того удивительного чувства, когда высказываешь желание и не знаешь, то ли сбудется оно прямо сейчас, то ли обернётся против тебя.

Интересно, Чёрной Розе нужно что-нибудь кроме бескрайнего поля и ослепительно-голубого неба над бархатными лепестками? Будет ли она скучать по Раулю? А по школе? Одно Ириска знала совершенно определённо: по нудному Зинге она уж точно печалиться не станет.

После пятиминутной лекции девочка манерно отвернула голову от своего спутника.

— Не надо, — объявила она. — Я расхотела.

Говорить, что никто её, Ириску, никогда не отпустит на ночную дискотеку, было не обязательно. Зинга тем временем пребывал в глубокой растерянности.

— А чего тогда… — промямлил он.

— Пошли гулять, — с нажимом предложила Ириска. — Просто гулять.

Глаза коротышки засверкали от счастья. Ириске стало хорошо, и это всё, что ему требовалось выяснить на данный момент.

— Почему? — спросила Ириска, и Зинга аж подался вперёд, стараясь угадать недостающую часть вопроса. — Почему тебя зовут перепевником?

— Да просто я перепеваю чужие песни, — смущённо заулыбался Зинга, польщённый вниманием к своей персоне.

— Ну и что? — пожала плечами Ириска. — Куча народа занимается тем же самым. Вон, телевизор включи на любом канале. Но разве они ходят по переулкам… Никто не ходит.

Девочка чуть помолчала и добавила:

— Кроме тебя.

Зинга расцвёл и принялся торопливо объяснять.

— Видишь ли, — сбивчиво начал он. — Дело в том, что я не беру денег.

— За что?

— Да за перепевки же! Есть очень простое правило, как только ты начинаешь сшибать деньги, вход на переулки закрывается. Неважно, что вручат: бутылку пива или просто копейку. Важно, что перепевки не терпят, когда их исполняют не бескорыстно.

— И тогда перепевник не сможет увидеть переулки?

— Не сможет, — согласился Зинга.

— И ничего нельзя сделать?

— Можно. Но сначала надо перестать быть перепевником.

— Это как?

— Да просто бросить сдирать чужие мелодии и написать свою. Пока в тебе звучит собственная музыка, ты всегда можешь гулять по переулкам. Только придумать свою песню — задача не из лёгких. У меня вот никак не получается.

"Где тебе, — презрительно подумала Ириска, — вот у Рауля бы получилось! Наверное, поэтому он умеет гулять по переулкам".

Но вслух она сказала совсем другое.

— Наверное, надо очень хорошо петь, чтобы тебе доверили право стать хозяином целого переулка?

Зинга взволновано сглотнул и закивал.

— Мне бы так хотелось ещё раз увидеть твой переулок, — загадочно улыбнулась Ириска.

Зинга непонимающе склонил голову набок.

— А заодно пройдёмся и до Пятого, — бесстрастно добавила девочка.

Зинга испуганно отшатнулся. Глаза его округлились от ужаса.

— Нельзя, — прошептал он. — Сейчас нельзя. Солнце уже касается крыш. Кроме того, мне нет хода в Пятый Переулок, да и ты, мне помнится, билет ещё не получила.

Что за чёртов билет? Ириска аж прикусила губу от досады.

Она вдохнула, вскинула голову, будто любовалась рябью вечерних облаков, а потом оглядела притихшего Зингу с головы до ног.

— Я ведь тебе нравлюсь, — коварно утвердила девочка.

— Конечно, — раскрыл глаза Зинга, — ведь ты первая, кто сумел разглядеть меня за каждой строчкой. Помнишь, когда с Раулем перебиралась через мой переулок.

— Так трудно разглядеть перепевника?

— Ещё как! — Зинга недоумевал, что кто-то ещё этого не знает. — Тем более, за КАЖДОЙ строчкой. Перепевник выбирает в пару лишь ту или того, кто видит его в песне. Тогда… тогда, ты понимаешь, они могут спеть ещё одну песню. Новую. Спеть дуэтом. Это ведь так здорово, перейти от соло к дуэту.

"Бедненький", — вздохнула Ириска, но внешне жалость ничем не проявила, лишь закивала, показывая, как внимательно она слушает.

Наступала пора переводить тему на нужные рельсы. Зинга тоже вздохнул, а потом тихонько шмыгнул носом. Ему хотелось отговорить девочку от опасной затеи, да только где они, сказочные перспективы, которые заставят Ириску отказаться. Не Рауль стоял рядом. Рауль моментом сочинил бы историю, в которую хотелось поверить, и увёл бы Ириску ей навстречу. Зинга умел только шагать рядом. Ириска же ждала от жизни гораздо большего.

— Почему ты боишься темноты? — напрямую спросила она.

— Я? — возмутился Зинга.

— Боишься, боишься, — презрительно процедила девочка.

— Не в том дело, — попробовал объяснить коротышка. — Если ты про Переулки…

— Да ладно уж, — дёрнулся уголок губ, и Ириска надулась от обиды.

Паренёк впал в отчаяние.

— Пойми, — прошептал он. — Ночью туда пути закрыты. Никому не позволено пересекать границу после заката.

Вот ведь… Ну по четвёртому переулку он скакать наловчился. Хозяин, чёрт его дери. Так пусть доведёт до своих владений, а дальше Ириска доберётся сама. Тогда она оставит его и вприпрыжку… Главное, чтобы за аркой не обнаружилась препротивнейшая стройка, пропитанная цементом. Зинга — как ключ к загадочной квартире, где творятся чудеса. Так вот пусть берёт, да открывает двери, а что Ириска там будет творить — не его ума дело.

— Мне говорили, что ты — хозяин Переулка, — веско напомнила девочка.

— Ну так что же? Накажут не меня, а тебя!

— Но я ведь буду с тобой! — воскликнула Ириска. — Мы просто погуляем по ТВОЕМУ переулку. И всё!

— До него надо ещё добраться, — сказал Зинга с жёсткой обидой непонимания.

Ириска ничего не ответила, но всем видом выражала единственную мысль. "Конечно, — говорили сдвинутые брови, прищуренные глаза и оттопыренные губки, — в мечтах ради прекрасной принцессы мы всегда готовы свернуть горы на пути к таинственному храму, где свершится её перерождение в существо высшего порядка. Мы просто рвёмся в бой. Но в реальной жизни, если нам приходится провожать девушку по тёмной улице, мы любыми путями рады увильнуть от тяжкой обязанности".

— Тогда я домой, — качнула головой Ириска и пошла прочь.

Расчёт оказался верным. Десяти шагов оказалось достаточно, чтобы к ней подскочил запыхавшийся от решимости Зинга.

— Ладно, — отрешённо шмыгнул он покрасневшим носом. — Ладно, идём.

Ириска ожидала нудной лекции о невероятных опасностях и злобных врагах. Однако Зинга просто шагал рядом и напряжённо сопел. На душе у него клубился тяжёлый туман мрачных предчувствий. А по волнам Ирискиных мечтаний пели и танцевали аккорды весёлых ноток. В конце концов, она не нанималась лезть в душу к коротышке. Ему должно быть за счастье — провести принцессу к Пятому Переулку, вот пусть ведёт и радуется.

— Мне бы разучить три аккорда, ведь аккорда — не так уж мало, — жаловалось радио.

Ириску уже не устраивали три аккорда. Ей нужна Чёрная Роза. Немедленно. Она так решила. Значит, так всё и будет.

Они чинно прошли под знакомой аркой.

Стройка исчезла.

Серый цементный туман канул в иноземье.

Под ногами упруго отзывалась земля, покрытая ковром опавших листьев.

Впереди, сквозь слепящий огненный диск чернели домики Переулков.

— Что-то быстро оно закатилось, — угрюмо заметил Зинга, показывая на краешек багрового Солнца, прячущего усталое тело за покатыми крышами сараев.

Ириска промолчала. Исчезавшее солнце её ни капельки не заботило. До сбывшейся мечты оставалось ровно пять переулков.

Глава 24. Выходящие из заката

Когда они добрались до низких домишек, солнце остановилось. Зинга так красноречиво вздыхал, глядя на багровый диск, что поневоле пришлось заметить странное поведение солнца.

Уже полчаса они блуждали по переулкам, но не смогли добраться даже до Третьего. Глаза бездумно скользили по дощатому настилу, унылым заборам, тёмным сараям. Ириска устала от бессмысленного хождения. "Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу". Звучали когда-нибудь эти слова, или Ириска придумала их?

С каждой минутой перепевник мрачнел всё сильнее. Постепенно он полностью взял на себя роль проводника и шагал где-то впереди, отбрасывая на Ириску колышущуюся тень. Ириска молча следовала за ним, машинально переставляя уставшие ноги. "Ну же, — молила она сверхъестественные силы. — Где вы? Пустите меня за Пятый Переулок. А то получите вместо красавицы вялый скрюченный стебель с иссохшими от жажды лепестками".

— Надо было хоть "Фанты" купить, — проворчала девочка.

Зинга обернулся с таким растерянным и несчастным видом, что казалось, будто он вот-вот разревётся. "Ничего, — подумала Ириска, — пусть помучается. Не одной же мне страдать".

— Может, колонку найдём? — предложила девочка.

— Сейчас действуют ночные цены, — убито сообщил Зинга.

— Дурак, — сказала Ириска. — Когда это колонки стали платными?

— Здесь не город, — мрачно пояснил Зинга.

Подумаешь, не город! Словно от этого пить меньше хочется. Горло пересохло до такой степени, что каждый вдох превращался в болезненный спазм. Распухший язык ворочался наждачкой.

— Пить хочется, — взмолилась девочка.

Зинга не ответил, только сгорбился ещё сильнее.

— Вон колонка! — воскликнула Ириска, заметив загогулину из потемневшего металла с отполированной до блеска ручкой. Похоже, что колонка пользовалась популярностью. На приваренном крючке висела белая кружка с чёрными пятнами отбившейся эмали.

Перепевник остановился и посмотрел на девочку печально, словно надеялся, что колонка провалится сквозь землю.

— Зинга, ты принесёшь? Или мне самой?

Вместо ответа, её спутник поплёлся к колонке. Натужно скрипнул рычаг и хлынул сверкающий водопад, дробно стуча по высохшим камням. Бежевые брюки Зинги окрасились тёмными брызгами. Ириске неодолимо захотелось подбежать к колонке и сунуть голову под студёный поток. Но, едва она бросилась к Зинге, тот сделал предостерегающий жест рукой.

— Не надо, — попросил он. — Я принесу.

"Кавалер хренов, — разозлилась Ириска. — Сначала упрашиваешь, упрашиваешь, а потом — я сам".

Зинга нацедил воду в кружку и, вернувшись, протянул её Ириске. Умирающая от жажды глотнула и чуть не поперхнулась, настолько ледяной оказалась вода. Зубы заломило от холода, дёсны счастливо заныли, язык, принявший обычные размеры, уже нисколечко не мешал, а Ириска всё пила и пила мелкими глотками, прогоняя через ожившее горло новые порции живительной влаги. Опомнившись, она протянула кружку Зинге. Там ещё оставалось не меньше четверти.

Зинга, не притронувшись к воде, потащился обратно к колонке.

— А ты? — удивилась Ириска.

— Мне не надо, — скорбно прошептал Зинга. — Кто знает, может, за это меньше дадут.

Видимо, он решил стать для Ириски живым укором. У колонки коротышка тщательно вымыл кружку и вернул её на крючок, проследив, чтобы она повисла под таким же углом, что и до появления парочки.

— Надо быть аккуратным, — виновато объяснил он и снова добавил. — Может, за это меньше дадут.

Не парень, человек-загадка прямо. Ириска вздохнула: насколько было бы легче, если б вместо бестолкового Зинги с ней шёл Рауль.

За следующим поворотом Зинга замер столбом.

— Притопали, — сказал он тоном, каким читают некрологи.

Ириска подняла взор. Кварталом дальше дорогу перегораживало белое каменное здание в два этажа. За ним и пряталось солнце, свет которого пробивался через провалы сквозных окон. Небо вокруг дома пылало, и чёрные избушки казались незаметными и несущественными. Было небо, был дом, за которым буйствовало солнце, и была дорога, которая прямиком вела к этому дому.

Несмотря на вселенский пожар, полыхающий всюду, дом делал вид, что его это никоим образом не касается. Более того, дом сам источал едва заметное бледное сияние. Спокойное, умиротворённое и какое-то неживое. Ириске сразу расхотелось двигаться дальше.

— Надо бы хуже, да некуда, — виновато вздохнул перепевник. — Знаешь, куда мы пришли?

Ириска не знала.

— К пристанищу Тоскующего По Эпохам.

Фраза эта ничего Ириске не сказала. Ясно было одно: к Пятому Переулку их не пустили.

— Ладно, — дернулись Ирискины губы в злобной гримасе. — Ты, я вижу, проводник ещё тот. Давай, выводи обратно.

— А что я делаю последние сорок минут, — развёл руками Зинга. — Очень плохие знамения, если даже я сам не могу пробраться к своим владениям. А теперь ещё вот это, — он ткнул пальцем в направлении белого здания.

— Так мы идём или будем всю ночь здесь торчать? — недовольно спросила Ириска.

Она представила, как сидит с Зингой возле покосившегося забора, а невдалеке, на фоне ослепительно чёрного неба, переливаются мертвенным светом стены странного здания.

— Пошли, — сокрушённо кивнул Зинга. — Чую, что нас не выпустят отсюда, да только выжидать ещё хуже.

— И что, помирать теперь? — съязвила Ириска.

Зинга не ответил. Появление здания доконало его.

Как только они повернули назад, удивительно быстро стемнело. Солнце словно решило подзадержаться, чтобы увидеть, прорвётся ли парочка к заветной цели. Не прорвалась, и светило мгновенно утратило к ней интерес. Чёрное небо с блеклыми звёздами тут же прогнало алую полосу заката. Дома вокруг казались мёртвыми и заброшенными. Ни единого огонька, ни единого звука, вроде стука молотка или обрывка телевизионной передачи. Вымершие кварталы сменяли друг друга, а желанные пятиэтажки продолжали таиться в недостижимых далях.

Зинга и Ириска сворачивали во всё новые закоулки. Похоже, весь мир теперь состоял из заборов, вдоль которых тянулись узенькие тропочки. Несколько раз проход упирался в тот самый белёсый дом. Ириска на свой лад прозвала странное здание Упокоищем. Как только Упокоище оказывалось неподалёку, Зинга без слов разворачивался и торопился назад, чтобы попытать счастья на следующем повороте.

Внезапно Ириске показалось, что места вокруг становятся знакомыми. Нет, пятиэтажки и высотки вперемешку с трамвайными рельсами не появились. Но Ириску не покидало прилипчивое чувство, что она здесь когда-то уже шла. Ну конечно же! Только днём! Тем самым днём, когда она с Раулем прорывалась сквозь синеву, переплетённую с песней.

— Это же твой переулок! — воскликнула Ириска.

Зинга ошарашено огляделся, исследуя покрытые тьмой окрестности.

— Не-а, — мотнул он головой. — Не моё это.

— Да как не твоё! — возмутилась Ириска, подозревая, что Зинга попросту не хочет признавать её правоту. — Посмотри сам. Вон сарай с поленницей. А вот дома, которые превращались в колонки. Это же значит, что до Пятого Переулка рукой подать!

— Это не мой переулок, — Зингина рука стала холодной, словно мрамор. — Представь, что ты забралась в квартиру, куда притащили мебель, как у тебя, и расставили её, как у тебя, и занавески повесили, как у тебя, и обои возле дивана ободрали, как у тебя. И всё вроде бы так, да нет трёхглазого пёрышка павлина. И гномик куда-то потерялся. Единственный в своём роде гномик, потому что тебе его вырезал Вася, с которым ты сидела за одной партой во втором классе. Человек, бывавший у тебя раз или два, безоговорочно поверит, что попал к тебе домой. Но ты поймёшь сразу, что тебя решили надуть.

— Отговорки, — надулась Ириска.

Ей до ужаса хотелось, чтобы Зинга оказался неправ, чтобы ещё несколько шагов, и она — на Пятом Переулке, за которым её ждёт пустой холм.

— Тогда смотри, — Зинга показал на дом, за которым виднелся верхний этаж Упокоища. — Ты хочешь сказать, что ОНО тоже на Пятом Переулке.

Вот этого Ириска как раз говорить не хотела. Проклятое здание разбило Ирискину надежду.

— И всё равно это твой переулок, — упрямо топнула она ногой. — Всё на местах. Только музыки не слышно.

— И хорошо, что не слышно, — тихо отозвался Зинга, — потому что здесь звучат ДРУГИЕ песни.

Они медленно шли вдоль того, что Ириска считала Четвёртым Переулком, а Зинга — грубой подделкой. Постепенно сквозь обволакивающее безмолвие начали просачиваться звуки. Сначала отчаянно заскрипело неприкрытое окно, потом засвербел запоздалый сверчок, затем просвистела высокая нота и истаяла в чёрном небе. Но больше всего Ириске не понравились шаги. Не поступь Зинги, пробующего каждую досочку настила, будто они шли по коварной трясине. И не топоток стремящейся не отставать Ириски. Посторонние шаги раздавались то слева, то справа. То лёгкие, словно ветер запутался в поникшей траве. То тяжёлые, как удар кувалды. Кто-то незримый сопровождал их, почти не таясь. Время от времени он вздыхал, и на душе сразу становилось тоскливо и одиноко, даром что Зинга пёрся рядом и сопел ничуть не тише. Но в таинственных шагах и вздохах было что-то пугающее, что-то выбивающее из равновесия, что-то зовущее сойти с настила и спрятаться в кустах, сжавшись в комочек.

Так шагал Ванабас в Ирискиных суматошных дрёмах.

— Мы встретим Ванабаса? — прошептала она.

Перепевник замотал головой, показывая, что не расслышал.

— Здесь живёт Ванабас? — напрямик спросила девочка.

— Ванабас? — растерянно повторил Зинга, но потом его лицо просветлело. — А, вот ты о чём. Я же сказал, что это другие места. Давай, потом поговорим. Если выберемся.

Ничего не поняла Ириска. Оставалось бояться и вслушиваться в крадущиеся звуки.

А потом пришла песня.

Зинга оказался прав: песня была совершенно ДРУГОЙ.

Это щкола Соломона Фляра,

Щкола бальных таньцев, вам говорьят.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг впирьёд и дви назад.

Музыка едва слышалась. Простейшие гитарные аккорды просачивались отовсюду. Но не они главенствовали. Потому что звучал ещё голос. Старческий, кажущийся усталым и добрым. Но в его доброту по неизвестным причинам не верилось.

Кавальеры приглашайют дамов,

Там, где брошьки, там перёт.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг назад и дви впирьёд.

— Кто это поёт? — прошептала Ириска.

— Тоскующий По Эпохам, — безвольно пояснил Зинга.

Он тянул и тянул девочку, словно хотел убежать от тягучей песенки. Но можно ли обогнать песню?

Дами, не сморкайтесь в занавески,

Это неприлично, вам говорьят.

Это неприлично, негигиенично

И несимпатично, вам говорьят.

— А мы его увидим? — с замиранием сердца спросила девочка.

— Лучше нам его не видеть, — ушёл от ответа перепевник.

— Но почему? — не то, чтобы Ириске хотелось увидеть незримого преследователя, но в ожидании ужаса долго не протянешь. Легче увидеть и, быть может, подохнуть, но растягивать непереносимое ожидание Ириска уже не могла.

— Когда видишь Тоскующего По Эпохам, мир меняется, — торопливо объяснил Зинга. — Вернее, он, вроде как, остаётся прежним, но ты замираешь, пропуская его вперёд. Тебе ЭТОТ мир уже не нужен. Тебе нужен ТОТ мир, в котором ты жила минуту, час, день назад. И чем дальше точка остановки уходит от реального времени, тем тоскливее тебе становится.

Кавальеры, не держите дамов

Ниже тальи, вам говорьят.

Это неприлично, негигиенично

И несимпатично, вам говорьят.

— А всегда так страшно встретить Тоскующего По Эпохам? — спросила Ириска, глядя в чёрные смородиновые кусты и мгновенно отводя взор, словно оттуда должен был показаться таинственный певец.

— Он берёт не страхом, — пояснил Зинга. — Он берёт тоской. Нам страшно, потому что мы ещё маленькие и не добрались до ОСТАНОВА. Нам ещё не по чему тосковать.

"Не такие уж мы и маленькие", — хотела заспорить Ириска, но передумала.

Дами приглащайют кавальеров.

Там, где халстук, там перёт.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг назад и дви впирьёд.

Голос заметно приблизился. Невидимый старикашка насмехался над заблудившимися в ночных Переулках. Над теми, кто тянулся к сказке, а получил кошмар.

— Если б люди не останавливались, Тоскующий По Эпохам с ними бы не справился.

— Но почему они останавливаются? Ведь останавливаться больно.

— Наверное, потому что это сладкая боль.

— Как может боль быть сладкой?

— Боль потери. Ведь оно БЫЛО. И то время кажется счастливым. А ещё кажется, если бы утраченного не было, его время заняла бы пустота.

— Понятно, — кивнула Ириска и отчаянно вытянула две строчки. — Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет. Рок-н-ролл мёртв, а я живой…

Не получилось. Не Ирискина была песня, вот и не казалась она здесь настоящей. Настоящую песню выводило непонятное существо, живущее в двухэтажном странствующем доме.

Борья, Сойра, бросьте разговоры,

Што за балаболки, вам говорьят.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг впирьёд и дви назад.

Дорога оборвалась крутым склоном. Складки земли, то выделялись смутными буграми, то очерчивались провалами беспросветного мрака. Переулки остались далеко внизу. Теперь ряды домишек виднелись как на ладони. Где-то там прятались Зингины владения. А сам Зинга вздыхал за спиной, напоминая Ириске, что не следовало, да, не следовало вот так, опрометчиво, пренебрегать его советами. Переплетения улочек простирались до самого горизонта. Переулки отторгли малолетних нарушителей, да только выпустили их не в город, а в место и вовсе несусветное. По сторонам высились глухие заборы. Колья вбили высоченные, через такие не перепрыгнуть, не перелезть. А путь назад захлопнулся Упокоищем. Теперь оно полыхало так, будто его стены пожирало бледное призрачное пламя. Голос доносился изо всех окон. Звук был объёмный, словно под фасадом здания из белёсого огня скрывалась аппаратура современного кинотеатра.

Дами, дами, помогите Бори,

Помогите Бори, Вам говорьят.

Йон наделал лужью в коридоре.

Щаг впирьёд и дви назад.

— Сда, — прошептал Зинга.

— Чего? — скривилась Ириска.

— Сюда, говорю, — в шёпот перепевника вплелось негодование, словно Ириска была непроходимой тупицей.

Он решительно толкнул девочку вправо. Кусты призывно взмахнули густолистыми ветвями. Пахло раздавленными ягодами. То ли смородина росла вдоль забора, то ли малина. В такой темнотище и не разобрать. Ириска кинула беспомощный взгляд во мглу, притаившуюся за кустами.

— Но там ведь забор, — запротестовала она.

— Там потаённый проход, — жалобно сказал Зинга, словно каждая потерянная Ириской секунда оборачивалась годом его жизни.

Лоб перепевника расчертили потные полоски, но шапку он так и не снял. То ли забыл про неё, то ли на запредельных просторах нельзя ему было без шапки.

Он сильно, почти злобно подтолкнул девочку к кустам. Зажмурив глаза, Ириска нырнула во мрак. Листья сбросили сотни холодных капель на её разгорячённое лицо. Ноздри втягивали дурманящий аромат неведомых ягод. За кустами оказалась узенькая тропинка. Постепенно заборы разбежались в стороны, и беглецы оказались на очередном переулке, окаймлённом низенькими избушками с чёрными квадратами окон.

Глава 24. Переулки во всём великолепии

— Пра-а-ла-а-ми-или мне ба-ашку, кровь ре-еко-ою-у захле-еста-ала, — донеслись звучные аккорды гитары, трепетание колокольчиков бубна и глубокий цыганский голос, — ну-ка, ма-ать, пере-евя-ажи, чтоб жена-а-а не увида-ала…

— Ничего, кроме смерти, — растерянно заозирался Зинга.

— Ударили Сеню кастетом, — задумчиво тянул кто-то скорбную арию, — по умной его голове…

— Если мы не изменим направление, нас очень скоро убьют, — закончил перепевник.

— Так придумай чего-нибудь, — рассердилась Ириска.

— А маладово камандира, — ага, это уже что-то знакомое, надрывно-душевное, — несут с прабитой галавой…

— Разлетелся мой кудрявый черепок, — нахально прихохатывали совсем близко. — Я оттуда еле ноги уволок…

На перекрёстке их караулила страшилка. Маленькая, с лохматой мордочкой, похожей на злобную обезьянку. Из-под короткой белой юбочки в зелёный горошек пританцовывали кривые лапки, поросшие бурой шерстью.

— Чиним-точим-заправляем, — верещала страшилка. — Гадаем-стираем-пуговицы-пришиваем.

Слова летели, пристёгнутые друг к другу, словно вагоны за паровозом.

— Подскажи, как свернуть, — подскочил к ней вмиг повеселевший Зинга.

— Позолоти ручку, красавчик, — осклабилась недоделанная обезьянка.

— Нечем, — вывернул Зинга пустые карманы.

— У меня есть, — Ириска достала мятую десятку, втайне скрежеща зубами на Зингу, куда-то закроившего свои капиталы.

Ведь мороженое он ей на что-то собирался покупать!

— Тьфу на тебя! — обезьянка отскочила от денег, как от огня. — Эй, малыш, если платить нечем, то и сворачивать некуда!

— Сэконд-Хэнд устроит? — мрачно спросил перепевник, стягивая с головы двухвостую шапочку.

Волосы на его голове взъерошились. Сейчас они напоминали пух великовозрастного цыплёнка.

— Ну, не знаю, не знаю, — покачала головой страшилка, — Впрочем, возьму, — лапка ловко выхватила шапку, — а то вся ночь задаром истает.

И белая юбка мигом перенеслась через забор.

— Только не думай, что за это меньше дадут, — донеслось оттуда. — По шапке ты получил бы гораздо легче. А сейчас тебе и защититься нечем.

Перепевник расстроено погладил голову, посмотрел на чёрное небо…

— Глянь-ка, — радостно выдохнул он.

По небу плыл грузовик. За воздушной машиной тянулся веер перьевых облаков. Рёва двигателя не слышалось, словно железная махина просто скользила на крыльях ветра. Борта кузова откинуты вниз. На платформе приютился удивительный оркестр. Семь музыкантов — семь цветов радуги. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.

— Смотри на него, — приказал перепевник. — Только на него. И смело шагай.

— А под ноги? — хмыкнула Ириска. — Носы не посшибаем?

— Это же путеводная звезда Переулков, — удивился Зинга, вперившись взором в летающую машину. — Пока мы идём за ней, с нами ничего неправильного не случится.

Льющаяся с небес музыка заглушала невесёлые песни, скользящие по Переулкам. Её мелодия была главной улицей, основной темой. Другие не смели ослушаться, ломались, затихали или подхватывали музыку вместе с разноцветным оркестром.

Так они и шагали, пока невесть откуда взявшееся серебристое облако не проглотило машину. И грустная мелодия тотчас затихла.

Ириска посмотрела по сторонам и прислушалась.

Здесь музыка уже исчезла. Или ещё не пришла. Только дыхание чего-то неведомого. Лёгкое, невесомое, радостное. Зинга прищурил глаза, на всякий случай подхватил Ириску под локоть и начал всматриваться вдаль. От неожиданного прикосновения Ириска рассердилась и хотела выдернуть руку, но в последний момент сдержалась.

— Отлично, — зашептал перепевник, опасаясь прогнать зыбкую тишину. — Эти места я точно знаю. Тут платить не придётся. Тут можно радоваться и отдыхать, даже если взлететь и не удастся. Мы на Переулке Вознесения.

И сразу дыхание сменилось дробью отрывистых ударов, а дома стали где двух, а где трёхэтажными.

Четыре ноты прозвучали в ночной мгле, а пятая была точкой. Две из них раскатились звонко, отрывисто. Третья растянулась и незаметно перелилась в исчезающую четвёртую. А пятая повторяла первую, только на более высоком уровне. Из-за угла дальнего дома вывернуло что-то разноцветное и стремительно понеслось к путешественникам. Пять взрезающих холод кругов. Два ярких: красный и оранжевый. Они походили на летающие блюдца, какими их рисуют на рекламных плакатах. Третий изгибался, напоминая полурасплавленную грампластинку голубоватого цвета. Четвёртый был почти незаметным, бледным и колышущимся. А пятый — ослепительно зелёный — чуть поотстал, но с каждым мигом догонял товарищей.

Пронеслись тёплой волной и исчезли. И снова ночь. И снова холод. И снова полная неопределённость. Только доносится непрестанная дробь ударника. Или это стучит удивлённое Ирискино сердечко в ожидании радостной тайны, которая вот-вот раскроется во всём великолепии?

Но затишье продолжалось недолго. Несколько мгновений. Пускай секунды здесь растягивались неимоверно, но они оставались лишь секундами. К пяти кругам добавился ещё один. Шесть звенящих нот. Летающие блюдца окрасились нежными пастельными цветами. Перекорёженный их собрат пульсировал золотыми искрами. Лилипут полыхал грозовыми зарницами, а два замыкающих напоминали чуть сплющенные лимоны.

А когда они заскользили у Ирискиных ног, тепло согрело озябшую кожу и просочилось глубже. Странное желание охватило девочку. Пока оно не превращалось в слова. Возможно, оно просто унеслось вслед за люминесцентными кругами. Но ведь… Но ведь тишина не наступит. Ведь прямо сейчас появятся новые, ещё более прекрасные.

"А ведь это и есть ноты, — с удивлением подумала девочка. — Я вижу их весёлыми человечками, а кто-то летающими тарелками".

Новые круги не заставили себя ждать. Теперь их было семь. Когда они подлетели близко-близко, Ириска поняла, чего же ей хотелось сейчас больше всего.

— Давай запрыгнем на них! — прокричала девочка, стараясь, чтобы её голос не проглотили звенящие над Переулком ноты.

— Они для того и созданы! — заулыбался Зинга. — Мы полетим. Всё выше и выше. Пока не достигнем… Но надо чуть подождать.

— Опять? — недовольно скривилась Ириска. — Чего?

Желание взлететь жгло неимоверно.

— Восьмого, — пояснил перепевник. — Нам нужен полный комплект.

А они уже летели навстречу. Летающие блюдца. Ровно восемь. И восемь нот властвовали в Переулке. Восемь нот, разделённые на две группы, догоняющие друг друга, сменяющие, друг друга, переливающиеся друг в друга, образующие странную удивительную мелодию. Она повторялась и повторялась, но нисколечко не надоедала.

— Till I Come, — выдохнули небеса и земля.

Ириска не помнила, как оторвалась от земли. Помнила только подрагивающую Зингину руку. Помнила пронизывающее тепло, исходящее из упругих, словно из плотной резины, разноцветных дисков. Помнила, как медленно уходила вниз дорога, а рядом искорёженные отражения Луны перепрыгивали по тёмным стёклам окон второго этажа.

Диски исчезали, когда утихали ноты. Поэтому требовалось исключительное внимание при перепрыгивании с аккорда на аккорд. Но Ириска не боялась. Она верила: пока звучит музыка, упасть невозможно. Прыжками руководил Зинга. Странно, как его шёпот не терялся на фоне громогласных нот, заполняющих теперь всю вселенную. Если Ириска могла превратиться в песню, то она отчаянно желала стать такой вот мелодией.

— Теперь я сама, — попросила девочка.

Зинга кинул недовольный взгляд, но выпустил руку.

— Сюда не прыгай, — советовал он, указывая на изогнувшуюся третью ноту. — Она ненадёжная. Прилипнешь к ней и не успеешь перескочить.

— И эту пропускай, — слышался сбоку его голос относительно четвёртой. — Соскользнёшь, тогда тебе никто не поможет.

Но Ириске было достаточно тех, что звучали первыми. Пока они медленно растворялись в морозном воздухе высоты, на смену успевала следующая партия. Точно такие же, только цвета менялись как в калейдоскопе.

— Ириска! — завопил Зинга, когда они перескакивали на очередное блюдце. — Ириска! А хочешь… Хочешь остаться здесь навсегда?

"Со мной", — закончили его сияющие глаза. Ещё чуть-чуть, и можно поверить, что у него всё получится.

Ириска отвела взор. Почему?.. Ну почему сказку нам всегда предлагают именно те руки, из которых её брать не хочется?

Надежда в Зингиных глазах угасла. Блюдце стало тонким, полупрозрачным. Прежде чем растаять, оно спланировало к земле, и воздухоплаватели спрыгнули в мокрую от росы траву. Песня осталась наверху. Вместе с шестью звонкими нотками и двумя тягучими. Не Ирискина оказалась песня. Не превратилась в неё Ириска. Мечта о Пятом Переулке продолжала тревожить струной возбуждённого ожидания.

И снова плыл по небу грузовик. С платформы звучал удивительный оркестр. Семь музыкантов. Семь цветов радуги. И восьмой, чёрный, в кабине. С белозубой улыбкой, словно сбежавший из хижины дяди Тома в свободу волшебной ночи.

Ириска выдохлась и остановилась. А удивительная машина не сбросила скорость. Вот она превратилась в точку. Вот на прощание сверкнула яркой звездой. И растаяла во тьме.

— Не успели, — мрачно подвёл итоги Зинга. — Теперь ищи-свищи нужную дорогу.

— А Рауль говорил, — мстительно сказала Ириска, — перепевники помогают найти верное направление.

— Если поют правильную песню, — сердито добавил Зинга. — А я так вообще никакой песни не слышу.

— Зато я слышу, — из вредности хмыкнула девочка.

И тотчас же услышала.

Oh baby baby, how was I supposed to know

Oh pretty baby, I shouldn't have let you go

Голос был надломленный, но не потерянный. Словно ещё можно было догнать, исправить и спасти.

Ириска с Зингой шли по узкому мостику. Внизу блёстками лунного света сверкала гладь воды. Дома на берегах уже не спали. Дома умерли. Дома смотрели выбитыми стёклами словно пустыми глазницами.

— Не очень хорошее место, — прошептал Зинга. — Ещё недавно здесь было всё в порядке. А вот надо же, как повернулось. И ничего теперь не сделать. Обвиняют многих, да что толку.

Ириска слушала. Ириска молчала. В песне, наполненной непонятными словами, сквозило скрытое отчаяние, словно не сбылось что-то невыносимо долгожданное. Словно уже не сбудется. Словно кто-то навсегда опоздал к Пятому Переулку.

Перильца оборвались. По переулку посвистывал ветер. Он был громче тихих мелодичных аккордов. Но хриплый отчаянный голос уже перекрывал его. А уж когда вступал хор… Тогда казалось, что в Переулке властвовала только песня.

I must confess that my loneliness

Is killin' me now

Don't you know, I still believe

That you will be here

And give me a sign

Hit me baby one more time

— Хочешь увидеть местного перепевника? — тёплый шёпот Зинги согрел окоченевшее ухо Ириски.

Ириска покосилась направо и увидела.

На поленнице сидела полуметровая куколка с золотистой гривой волос. Она не походила ни на Барби, ни на прочий ассортимент "Детского Мира". И даже одежда была совершенно иной. Белая маечка на бретельках. Вываренные джинсики. Остроносые чуть потрескавшиеся туфельки. Куколка была солнцем. Маленькие фигурки плюшевых зверушек крутились по орбитам, словно планеты. Но куколка их уже не замечала. Зато Ириска не могла оторвать взор. Брюхо каждой зверушки было яростно вспорото. Сквозь лохмотья плюша торчали клочья ваты, забрызганные тёмными пятнами.

My loneliness is killin' me, — страдала куколка.

And I, — подхватил хор, и Зинга остановился.

I must confess, I still believe, — игрушки безвольно осыпались.

Still believe, — повторил хор, а глаза Зинги остекленели.

When I'm not with you I lose my mind. Give me a sign, — попросила куколка:

Hit me baby one more time.

В игрушечной красотке жило что-то трогательно-беззащитное и одновременно наносное и фальшивое. Вернее, не одновременно. Тот, кто слушал, сам выбирал, какой она для него станет. Какое счастье принесёт. Но Ириска не слишком доверяла размалёванным куколкам. Она фыркнула и пихнула Зингу в бок:

— Что? Па-анра-авилась?

Зинга виновато потупился. Удивительная игрушка сорвалась с места и замерла в воздухе возле девочки. Потеря благодарных слушателей её не устраивала.

— Oops, I Did It Again! — выпалила Ириске в лицо растрёпанная куколка и криво усмехнулась.

Девочка испуганно отшатнулась. А очнувшийся Зинга уже тянул в сторону. В тёмный провал соседнего Переулка.

Тут было куда занятнее. И теплее. По сторонам тянулись неоновые вывески. "Rio", "Vegas", "Хромая Лошадь", "Зелёная Утка". Фонари были не фиолетовыми, а багряными и оранжевыми. Воздух пропитался ароматом ментола дорогих сигарет.

Песня обрушилась сразу. Весёлая, озорная, зажигательная. Проигрыш мгновенно вцеплялся в память и надёжно застревал там, заставляя мысленно повторять его и повторять. А потом пришли и слова.

I'm doc, doc, doctor Dick

And when you're feeling sick, Babe, I know a trick

It's sex and sex, you'll be feelin' alright

Hey, let's have sex together and forever tonight

Зинга чуть ли не бежал, увлекая девочку за собой.

— В чём дело, — уставшая Ириска попробовала вырвать руку, но не получилось.

— Они прикалываются над чем не следует, — выпалил перепевник.

А в глазах плавал испуг. Испуг за Ириску.

"Он не хочет, чтобы я превратилась в эту песенку", — подумала Ириска и усмехнулась точь-в-точь как куколка с бледным безжизненным личиком.

I'm your doc, doc, doctor doctor Dick

And I gonna heal you with my favorite little stick

So undress, please undress, but don't be a sweeper

I will touch you, I will touch you, ddddeeper

— Здесь ещё хуже, — расстроился Зинга. — Половина песни позади, а я никак не могу отыскать тропинку, по которой можно выбраться.

На сей раз выход заметила Ириска. Забор, в котором одна из досок чуть отошла. Широченная такая доска. Треугольник тьмы выглядел неприветливо, но дарёному коню в зубы не смотрят.

— В дыры нырять опасно, — сказал Зинга, когда девочка подтолкнула его к забору, — Хотя… Ладно, рискнём. Хуже вряд ли уже будет. Хуже задержаться здесь не в то время, когда стоит услышать эту песню.

И он пропустил девочку вперёд.

— Бесполезно подвалить раньше или объявиться слишком поздно. Ничего, кроме горечи не огребёшь, — раздался в спину его торопливый говорок. — Лезь давай. Я-то вытерплю чуток. Глядишь, где ещё встретимся.

Глава 25. Старичок в звёздных калошах

Однако хуже быть могло. И ещё как! И стало!

Ириска без опаски нырнула во тьму, ловко скользнула плечом по холодным рёбрам досок, выбралась на дорогу и стала ждать Зингу. Но того всё не было и не было.

— Эй, — громким шёпотом позвала девочка. — Ты где? — и добавила, чтобы несуразный перепевник тут же почувствовал ужасающую степень своей вины. — Мне до утра тут околачиваться?

А в ответ тишина.

Ругнувшись, Ириска просунула голову в дыру. Никого. Такая же пустынная улица, словно зеркальное отражение той, по которой топчутся усталые ноги. Исчезли огни реклам. Исчез дым сигарет с ментолом. Исчезли тёплые шаловливые ветерки. На улице, самовольно занявшей территорию весёлого местечка, царила оглушительная тишина, будто округу окутали чёрной ватой. Лишь на поленнице, сложенной у забора, трескуче вспыхивали сиреневым светом загадочные огоньки.

В темноте и одиночестве девочка стоять не хотела. Следовало куда-то выбираться. Но куда? "Пойду на север", — решила Ириска. Север и юг отыскать легко. С южных сторон деревьев муравьи строят свои пирамиды, зато северные обрастают мхами и лишайниками. На север ещё указывает Полярная Звезда. Беда только, что нигде не виднелось ни одного муравейника. А на кустах — ни мха, ни лишайников. Как не было и знакомого звёздного ковша. Вопрос "А где тут у нас север?" оставался актуальным.

"Надо спросить", — родилась мысль, и тут же послышались шаги. Чьи-то подошвы похрустывали камешками неподалёку. Вот только спрашивать Ириске сразу расхотелось. Слишком уж вкрадчивыми были шаги, словно к заветной цели пробирался диверсант.

"Ванабас", — холодом кольнул ужас.

Девочка мигом забилась в узкий переулок и сжалась в комок. Шаги невидимки протопали мимо.

"Ну и славненько", — счастливо подумала Ириска, надеясь отсидеться в спасительной темноте.

— Здравствуйте, товарищи, дамы, господа! Это голос Токарева Вилли! — гаркнуло над ухом, и перепуганная девочка вновь вылетела на широкую улицу.

Камни захрустели сбоку, словно невидимку от девочки отделял только заборчик. Ириска перепрыгнула через канавку на противоположной стороне, толкнула закрытые ворота, толкнула ещё раз. Размахнулась кулаком, чтобы стучать, стучать, стучать, пока не откроют. Но рука застыла в воздухе. На грохот невидимка успеет первым. Ириска оставила негостеприимную дверь и начала ввинчиваться в узкую щель между поленницей и забором.

— Маугли! Маугли! Маугли! Где ты теперь? — тоскливо завыл кто-то из тьмы. — И где твои друзья?

Ириска выскочила обратно. Перегородив дорогу, Упокоище стояло прямо перед ней. Над дырою входа светилась неоновая вывеска. "Заходите к нам на огонёк", — взывало ярко-алым. И рядом, сочной зеленью, мерцая и потрескивая: "DJ ПАВУК amp; DJ МАВУГЛИ".

Ириска попятилась…

И чуть не сбила невысокого дедушку в плаще защитного цвета.

Девочка раскрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, и махала рукой за спину.

— Нечисто в Датском королевстве, — пробурчал старик.

Девочка оглянулась. Упокоище исчезло. Снова пустая дорога и улица, протянувшаяся в тёмную бесконечность.

Странный пенсионер недовольно разглядывал пыльный след от Ирискиной подошвы на глади блестящих калош.

Ириска ойкнула и торопливо извинилась.

Незнакомец чуть заметно кивнул головой, и девочка посчитала, что извинения приняты.

— Что, красавица, угодила между молотом и наковальней? — среди зубов блеснула золотая коронка.

— Наковальня стонет звонко, коль в руках моих девчонка, — отозвалось из ближайшего палисадника.

Старик метнул колкий взгляд в сторону голоска, тот мигом испуганно примолк. Да и домишке поплохело. Забор покосился, стены скособочились, по глади стёкол пробежала извилистая молния трещин. Ириска уважительно посмотрела на старика. Видимо, он и являлся хозяином здешнего переулка.

— Ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий, — насвистывал дедушка, задумчиво посматривая сквозь Ириску. Ириска уткнулась в землю. На блестящих калошах старичка танцевали отражения звёзд.

— Облетели цветы, догорели огни, — вздохнул дедок, прикрыл рот, прокашлялся и ткнул Ириску неприветливым взглядом. Лоб его заморщинился.

— Ты здесь одна? — сурово спросил хозяин переулка.

— Я… это… одна, — запинаясь, сказала девочка.

Зингу она решила не сдавать, хоть он и кинул её так подло.

— И что делает мышонок, не видавший света, в столь суровом месте?

Ответа старичок не дождался. Ириска ничего тут ещё не делала. А говорить "Не знаю…" её уже отучили.

— Тогда кто тебя сюда завёл? — старик оказался на диво настырным.

— Никто, — отвела глаза девочка. — Я сама, — взор старика стал на диво недоверчивым, и, чтобы её не уличили в откровенном вранье, Ириска торопливо добавила. — Я заблудилась. Не подскажете, как пройти на улицу Снегирёва.

— А что у нас на улице Снегирёва? — поинтересовался дедок.

— Школа, — как можно жалобней сказала Ириска, вспомнив старичка-вахтёра, любившего послушных девочек.

Этот старик любил что-то другое. Он задрал голову, посмотрел на Луну, присвистнул и пробормотал. — Два часа ночи. Самое время для школы, не так ли, мышонок?

"Вот пристал, пиявка болотная", — ругнулась про себя Ириска.

— А чего вы от меня хотите, дедушка? — захлопала она глазами, надеясь, что роль тихони-отличницы ещё себя не исчерпала.

— Я хочу спать как сорок тысяч братьев, — взгляд старика стал холодным и отстранённым.

— Так идите, — сочувственно разрешила девчонка. — Если вам по режиму…

— Гляди, кисейная барышня, — оборвал её старик, — как бы тебе в кающуюся Магдалину не превратиться. Та тоже с мелкого вранья начинала.

"Я не вру!" — возмущённо рвалось из груди, но ненужная фраза, к счастью, не просочилась сквозь сжавшиеся зубы. Ириска укоризненно посмотрела на въедливого старикашку.

Тот махнул рукой налево. Поленница взвихрилась, выстроилась шпалами, по которым забыли проложить рельсы, метнулась через дорогу и так же ровнёхонько сложилась возле забора. Только четыре полешка угловатыми кирпичиками крутились вокруг старика, словно планеты. Представление впечатляло.

— Знаешь, где мы находимся?

— Нет, — замотала головой Ириска. — Вернее, я знаю, что это место зовётся Переулками.

— Переулки — страна неограниченных возможностей, — сказал старик. — Когда-то, давным-давно, в далёком городе Хаммеле жил дудочник. Сочинял мелодии, способные заворожить кого угодно. Скажем, расплодятся в городе крысы, а он заиграет весёлый марш и уведёт их за собой.

— Слышала эту сказку, — устало пробурчала девочка. — Но причём тут Переулки?

— Увести-то крыс он смог, а истребить нет, — усмехнулся старик. — Чтобы не погибнуть, крысы сами запели. И сумели перепеть мелодию лучше самого дудочника. Там, в дремучем лесу, уже не они шли за дудочником, а он бежал за ними, а потом полз, а потом волочился, но остановиться так и не смог. Крысы победили и имели полное право вернуться.

— Только вернулся сам дудочник и увёл детей, — вспомнила Ириска.

— Увёл детей кто-то, похожий на дудочника, — поправил старик. — Научившись петь, крысы перестали быть крысами. Ими-то и выстроены Переулки. Да только не всякого сюда пустят. Таких, как ты, всегда стороной обводят. Но я вижу тебя здесь. Вывод?

Ириска раскрыла глаза, имитируя крайнюю степень удивления.

— Кто-то решил показать тебе дорогу, — сам ответил старик. — В любом случае, перед походом всегда чётко и ясно обозначают конечную цель. Тебе тоже обозначили. Теперь так же чётко и ясно назови её мне. Да только хоть сейчас не ври.

Четыре оставшихся полешка проворно юркнули в общий строй.

— Дедушка, — разнюнилась Ириска. — Отпустите меня обратно. Я ничего не украла. Я боюсь.

И разрыдалась. От страха подвывания получались как настоящие.

Старик раскрыл рот до невозможности широко. С замиранием сердца Ириска увидела, как зубы вытягиваются острыми иглами. Три десятка белых иголок и одна золотая.

— Хорошее средство против истерик, — старик захлопнул пасть, по сжатым губам гуляла довольная улыбка. — Не правда ли, мышонок? Ты не забыла вопрос?

— Нет, — честно ответила Ириска, но решила не сворачивать с выбранной линии. — Мне чего-то говорили про эти места. Но я не запомнила.

— Не надо разводить мотыльковую поэзию, — рассердился старик. — Ты пытаешься увильнуть, потому что не знаешь здешних правил. Твои увёртки смешны. Никто тут не ходит без знакомого перепевника. Это раз. Конечная цель неимоверно важна, иначе ты бы сейчас спокойнёхонько дрыхла. Это два. Тебя предупреждали о недопустимости шатаний в ночное время. Это три. Итак, кто тебя привёл, и куда вы пробирались?

— А почему вас это интересует? — не сдавалась Ириска.

— Всё, — вздохнул дедок и снова показал длинные зубы. — Ты уже поняла, чем это грозит твоему нежному горлышку?

"Если школу захватят террористы, — пронеслась в мыслях фразочка с ОБЖ, — не злите их, выполняйте все требования".

— Ладно, — сдалась Ириска. — Был тут один. Он меня сюда и привёл. Вот. И он говорил, что нельзя тут ходить ночью. Вот. Будто здесь Тоскующий По Эпохам зажигает. Вот. Не пойму, почему он боялся. Вы, дедушка, спокойно разгуливаете себе и ничего ведь не пугаетесь.

— Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют, — загадочно улыбнулся старик. — А тебя, значит, ничем не испугать. Так?

— Тоскующего По Эпохам я не боюсь. Только Ванабаса, — выпалила девочка и решилась на неудобный вопрос. — Вы не скажете, кто такой Ванабас?

— Для тебя — бог, — коротко отозвался старик.

— Почему?

— Ты страшишься встречи с ним. А страх порождает богов.

Они помолчали.

— Конечная цель, — напомнил старик. — Надеюсь, ты не скажешь, что хочешь угодить на Елисейские поля.

Рука с крючковатыми пальцами потянулась к Ирискиному горлу.

— Нет, — мотнула головой девочка и выдала главную тайну. — Я хочу снова на Пятый Переулок.

— Ключевое слово "снова", — старик безвольно уронил руки от удивления. — Не каждому дано ступить на эту дорожку. Как звали указавшего путь в первый раз?

— Рауль, — сдавлено призналась девочка. — Вы его знаете?

— Сошка средней породы, — скривился старик. — А впрочем, он дойдёт до степеней известных, но тебя, мышонок, это уже не порадует. Я не могу поверить только в одно. В то, что он рискнул забрести сюда СЕГОДНЯ.

— Это не он, — выпалила Ириска. — Я про сегодня. Сегодня мне показывал дорогу перепевник.

Старик нагнулся и обнюхал Ирискины руки.

— С четвёртого переулка, — удовлетворённо изрёк он. — И ты решила, что уж через его владения спокойнёхонько пролезешь в райское местечко.

— Да! — возмутилась Ириска. — Решила! И что теперь?

— Блажен, кто верует, тепло ему на свете, — усмехнулся старичок.

— Нельзя никому не верить, — наставительно объяснила девочка. — И потом, я же там уже была.

— У тебя, мышонок, головокружение от успехов, — старик положил руки на плечи девочке и нагнулся.

Ладони оказались прохладными. Запах, сочившийся изо рта, доказывал, что дедушка не далее, как перед самой встречей с Ириской зажевал пачку "Рондо".

— Ты думаешь, что прохлаждаешься, разговаривая со мной, — радужка стариковских глаз отсвечивала голубыми сполохами. — Между тем, каждый из нас преследует свои цели. Не так ли, мышонок?

— Почему вы называете меня мышонком? — Ириска возмутилась и отточенным движением плеч сбросила чужие руки.

— Известный тебе Рауль и перепевник четвёртого переулка входят в так называемый "Клан Мёртвого Кота", — пояснил старичок и смело, как Дмитрий Нагиев, водрузил руки теперь уже на талию. — Вывод?

Ириска подёргалась, но пальцы держались цепко.

— Если ты оказалась в рядах этих инженеров душ человеческих, — старичку не требовались Ирискины рассуждения, — конкретные носители зла для тебя — кошки. А ты для них — злейший враг. Как крыса. Да только размером не вышла. Вот потому и мышонок. Возражения принимаются, приговор обжалованию не подлежит. Если бы ты захотела прислушаться к моим словам, я бы посоветовал оставить Рауля и ходить в школу на улице Снегирёва. Только не в два часа ночи.

— Я люблю его! — выпалила девочка. — Рауля! И он любит меня!

— Вот-вот, — удовлетворённо покивал старичок. — Гони природу в дверь, она влетит в окно.

— Но и вы тоже когда-нибудь любили, — безапелляционно заявила Ириска. — А, может, ещё полюбите. Почему же вам так трудно меня понять!

— А я тебе так отвечу, — улыбка из самодовольной сделалась весёлой, — то сердце не научится любить, которое устало ненавидеть. Но для тебя мои слова — мёртвая буква. Как хороши, как свежи были розы…

— Отпусти… те… — прошипела Ириска и выскользнула из прохладных, но весьма навязчивых объятий.

— На Пятый Переулок? — ничуть не смутившись Ирискиного порыва, дедок почесал нос. — Но тебе, мышонок, нет туда дороги. Исторический путь — не тротуар Невского проспекта.

— Меня пропустят! — закричала Ириска, у которой отбирали мечту. — Как только я разделаюсь с кошачьей королевой…

— Всем нужны королевы, — вздохнул старик. — Меж тем, как должность придворного мудреца сокращена по штату. Королева царствует, но не управляет. Ты это поймёшь…

Ириска едва заметно отступала. "Ещё три шага, — решила она, — и пора гнать отсюда. От этого старичка огребёшь ещё тех".

— А знаешь, мышонок, — остановил её старичок, протянув руку развёрнутой ладонью, — приди ты сюда раньше, я увидел бы тебя в белой футболке с кошачьей мордашкой у сердца. И по лицу твоему рассыпали бы веснушки… Я не претендую на твоё место под солнцем. Просто хотелось поговорить о важных вещах. Не получилось. Эх, мечты поэта, мечты поэта, историк строгий гонит вас.

— Взгляни на Луну, — голос обрёл приказной тон, не подчиниться ему было невозможно. Голова взметнулась сама собой. Луна сверкала, как поднос из серебра. На секунду её закрыл силуэт большой чёрной птицы.

— Была без радости любовь, разлука будет без печали, — старческий шёпот истаял во тьме.

— Ирисочка! — донеслось через мгновение.

Глава 27. I pass through noise and silence…

Сердце взволнованно сжалось, но тут же забилось волнами разочарования. Не Рауля был голос. Всего-навсего Зинги.

— Я тебя искал, искал, — захлёбываясь, лопотал он.

Ириска не слушала. Ириска думала, почему её не пускают на Пятый Переулок. И жалела, что нет рядом Рауля. И думала, что влажная рука, смущённо сжимающая её пальцы, стопудово принадлежит не тому, с кем стоило шагать дальше. Очнулась она от подёргиваний.

— Надо уходить, Ирисочка, — Зинга испуганно тянул её куда-то. — Тоскующий По Эпохам снова вышел на наш след. Слышишь. Ну, Ирисочка, прислушайся.

— Во-первых, — жёстко сказала она. — Ещё раз скажешь "Ирисочка", вмажу по фэйсу. Мало не покажется. А во-вторых…

А во-вторых, она прислушалась. И услышала.

Алик Рабинович, я имею выйти,

Я имею выйти, вам говорьят.

Алик Рабинович, ви мне замьените,

Щаг впирьёд и дви назад.

Сердце тоскливо заныло. Неприятности готовились обрушиться на голову по полной программе. И некому помочь, поддержать, защитить.

— С тобой вечно какие-то неприятности, — рассердилась Ириска.

— Нет! — просиял Зинга. — Потому что я, пока тебя искал, понял, как идти ПРАВИЛЬНО.

Он подтащил её к воротам, которые не пропустили девочку перед встречей со странным стариканом, прижался к облупившейся краске и что-то неразборчиво прошептал. Ворота распахнулись. И девочка была втянута внутрь потоком тёплого воздуха. Ворота захлопнулись за спиной. И "школьная" песенка безвозвратно затихла.

Крыша дома, ранее видневшаяся из-за забора, куда-то запропастилась. Впрочем, тут не было и самого двора. Парочка блуждающих по Переулкам снова стояла посреди дороги. Только улица была другой. По сторонам тянулись длинные одноэтажные аккуратно выбеленные дома с огромными окнами. Свет в окнах не горел, но освещения хватало и от тысяч разноцветных лампочек, гирляндами протянувшихся вдоль и поперёк. Огоньки весело вспыхивали и гасли, словно перебегали с места на место. Казалось, весёлая вечеринка вот-вот начнётся. Ириска удивлённо смотрела на пальмы и вдыхала запах моря. Складывалось впечатление, что они сейчас находились неподалёку от Сочи.

Минуту пришлось постоять в тишине. Пока хозяин переулка не почувствовал прибытия гостей.

— Such a long time ago, — голос перепевника был хриплый. Такой подошёл бы белозубому водителю таинственного грузовика. Ну бывает так, бывает: слушаешь песню и вдруг отчётливо чуешь, что поёт именно негр.

— Like a fallen angel you drop right out of the blue, — красивыми переливами ответил невидимый женский хорал.

Ириска заозиралась. Вдруг радужный оркестр вернулся. Но улица пустовала, голоса звучали из пустоты. И не надо отыскивать перепевника, выторговывая право пройти по его переулку. Можно просто слушать и всё.

The sun was shining bright and everyone could see it.

When you came on walking in I could hardly believe it.

You wanna be my friend and always wanna love me.

What about the thing you do is always gonna hunt me.

Перепевник молотил без устали, словно был на седьмом небе от счастья, что его песня уходит не в пустоту. Зинга, тот вообще развеселился. Да и у девочки заметно приподнялось настроение, хоть она пока не понимала, чему тут радоваться.

— Why you're coming back again, — продолжил негр-невидимка.

— I wanna know, — подхватили девичьи голоса.

— Pretending that you still my friend, — возрадовался неунывающий перепевник.

— Makin' thing so easy, — то ли соглашались, то ли смеялись невидимые девчата.

— Why you're coming back again, — видимо негр не поверил и решил на всякий случай переспросить.

— It this so sure? — удивились на этот раз его звонкоголосые спутницы.

— `cause this time I won't be the fool you can leave here, — строчку перепевник закончил без посторонней помощи, и снова зазвучал припев.

Such a long time ago

Like a fallen angel you drop right out of the blue.

You got a long way to go

`cause now is all to late to…

Зинга рывком втянул Ириску в воротца с полукруглой аркой, и песня исчезла.

— Зачем? — удивилась Ириска.

— Она заканчивалась, — промямлил растерянный Зинга.

Видно было, что он многое отдал бы, только бы не пришлось дёргать девочку в сторону.

— Ну и дослушали бы, — рассердилась Ириска. — Песня-то хорошая.

— Во-во, — пробурчал Зинга. — Песня именно, что хорошая. Так и тянет дослушать. Особенно, когда понимаешь… Да нельзя… Если пройти от первой строчки до последней, песня станет тобой, а ты — песней. Вот так.

— А ты? — хмыкнула девочка.

— Я — нет, — замотал головой Зинга. — Я ведь перепевник. Что ж за перепевник, если он не может выслушать песню до конца.

И вдруг он улыбнулся.

— По всем приметам мы выбрались из плохих мест, — сказал он, а глаза сияли блескучими звёздами. — Осталось всего несколько шагов до ТВОЕЙ песни. Не представляешь, как мне жаль, что её буду петь не я.

— До какой моей песни? — не въехала Ириска.

— До той, которую тебе стоит дослушать до конца, — Зинга захлопал глазами и, видя, что готовится очередной вопрос, быстро замахал руками. — Всё, больше ни слова. Сворачивай вправо и гляди во все глаза. Начинается ТВОЯ территория.

Они повернули ещё раз. В новом переулке царила исключительная тишина, но, вслушавшись, Ириска уловила смутную, едва различимую музыку. Как только первые аккорды пробрались в душу, музыка стала чётче, ритмичнее.

Стеклянными горошинами звуки посыпались из тёмных кустов.

Зинга заулыбался. Мир стремительно менялся. Избушки взметнулись огромными корпусами с беспорядочно раскиданными дырами, в которых пряталась тьма. Очевидно, здесь властвовал сильный перепевник. Пока Ириску радовало только одно, Зинга стоял рядом и исчезать не собирался. Это раз. А два — то, что вернулось чувство уюта и трепетное ожидание чего-то невыразимо прекрасного. Совсем как перед полётом на разноцветных нотах, обернувшихся блюдцами.

И лишь из-за спины подул странный ветерок. Порыв воздуха, сотканный из печали. Ириска обернулась. У входа в Переулок топтались Ирискины нотки. Все семь. И все молчали. Им нельзя было идти вперёд. Впереди их ждала смерть. А Ириске нельзя назад. Ириске никуда нельзя, только в этот Переулок, где не слышно вкрадчивую "школьную" песню. Нотки не могли спасти Ириску от таинственного преследователя. Ириска тоже не могла их спасти. Прежние песни отзвучали. Прежними песнями повелевал Тоскующий По Эпохам. Нотки осели и обернулись могильными холмами.

"На таких не вырастут Чёрные Розы", — подумала Ириска, отворачиваясь.

И сразу забыла и о могилах, и о нотках.

Из стены выпорхнуло белое существо. Больше всего оно напоминало привидение из детского мультика. Сгусток заметался над улицей, ныряя в чёрные полыньи и выскакивая в самых неожиданных местах. От него сочилось необъяснимое тепло, волнами плывущее по переулку. Частички добирались и до Ириски, согревая душу и сердце.

I pass through noise and silence, I walk alone

It's a beautiful day, it's raining and it's cold

Reflected onto the wet pavement, can you see what I see?

The trembling image of my eyes that are still free

Наверное, призрак и перепевник не составляли единого целого. Сочный голос низких тонов разливался над сумрачной дорогой, тогда как сгусток белого тумана мог объявиться неподалёку или вознестись в необозримую высь. Ириска шла вперёд, задрав голову. На душе царила дикая радость, которую не выразить словами. Белое существо оборачивалось то птицей с широко раскрытыми крыльями, то кометой, пронзающей ночное небо огромной дугой.

I pass through noise and silence, I walk alone

It's a beautiful day, it's raining and it's cold

Reflected onto the wet pavement, can you see what I see?

The trembling image of my eyes that are still free

Что за здания высились по сторонам? Ириска не могла дать им названия. Но жилыми они уж точно не были. Невозможно жить в домах, которые делятся на этажи неведомо каким образом. Но переулки построены не для жизни. Возможно для прогулок. А, быть может, они всего лишь частичка пути к необъяснимому, что кроется за ними. Возможно, они и есть это необъяснимое.

Девочка безропотно приготовилась к бесконечному блужданию среди странных домов.

And they say silver, I choose gold

I'm not afraid to be alone

Someone will judge his gentle soul

Let the boy cry and he will know

— Так оно и есть, — хмыкнул Зинга. — Без тебя я бы никогда сюда не забрался.

— Опять я виновата?! — возмутилась Ириска.

— Выбор! — замотал головой Зинга. — Выбор, который в песне. Ты понимаешь, о чём они поют?

— Смутно, — девочка не особо вслушивалась в текст. Голос и ритмичная мелодия — что ещё нужно для счастья?

And they say silver I choose gold wooooo

I've never done as I've been told woh oh oh

And they say silver I choose gold wooooo

I've never done as I've been told woh oh oh

Музыка чуть поутихла. Ириска догадалась, в чём смысл паузы между куплетами и припевами. Те, кто пронзает Переулки своими дорогами, получают миг выбора. Но сейчас ей не хотелось выбирать. Не хотелось даже думать. Достаточно было Зинги в качестве бессловесного проводника. И песни… Такой, что не выразить словами. Только в груди трепещут покалывающие волны, проскальзывают вверх, чтобы взорваться в голове искристым фейерверком.

Зинга не чувствовал волн. Он заметно ускорился и отчаянно тянул девочку вперёд, словно уже видел в сумеречных далях желанную ленточку финиша.

You're always waiting for somebody and you don't like yourself

They made you change, do you remember when you were someone else

Soldiers and dolls won't give away my childhood dreams

I was a pirate, I conquered, and I sailed free

Музыка развернулась, музыка властвовала в морозной щели меж высоченными зданиями без опознавательных знаков. Звуки падали в чёрные окна, бились о стены, весело отскакивали от холодных камней, сталкивались друг с другом, дробясь на бесчисленные отголоски эха. А за голосом перепевника потянулись сопутствующие голосочки, словно на помощь командиру спешила верная команда. Призрачные голоса повторяли фразы, лишь отставали на секунду или на половинку, на счёт "раз" безо всякого "и".

You're always waiting for somebody and you don't like yourself

They made you change, do you remember when you were someone else

Soldiers and dolls won't give away my childhood dreams

I was a pirate, I conquered, and I sailed free

Бледное существо пролетело совсем низко. Ириска снова ощутила теплую волну, исходящую от стремительно взрезающего ночь сгустка. А потом девочка внезапно догадалась, что никакой это не перепевник, что это она сама парит над землёй, ныряя в странные здания, выросшие по сторонам пути к свободе. Она видела тёмные коридоры, закрученные спиралями, она проносилась по ним с ужасающей скоростью, как по тоннелям американских горок, и снова падала в холодное небо. Она понимала, что сейчас нет такой силы, которая могла бы оборвать её полёт.

And they say silver, I choose gold

I'm not afraid to be alone

Someone will judge her crazy soul

Let the girl fight and she will know

— Когда скажут "серебро", я выберу "золото", примерно так. И ты выберешь, уж я-то не сомневаюсь, — на лице Зинги блуждала незнакомая улыбка.

В ней сплелись торжество победителя и уверенность. А ещё сквозил некий отголосок Рауля. Ириска даже испугалась. Ей показалось, что Зинга сейчас растворится во тьме, а на смену ему из холодного мрака ночи шагнёт обладатель невыносимо чёрных глаз.

Испугалась и обрадовалась. А потом погасила нотку тихой печали, потому что этот переулок не пускал в себя чёрноглазых.

Музыка пульсировала, как кровь в венах. Музыка держала зыбкий мир, придавая ему очертания, в которые хотелось верить. Музыка отражалась от высоких стен. Звуки отскакивали, переплетались друг с другом, пронизывали душу, словно составляли какую-то часть Ириски. Ту часть, про которую не догадываешься, а только смутно чувствуешь в самые ответственные моменты жизни.

And they say silver, I choose gold

I'm not afraid to be alone

Someone will judge his gentle soul

Let the boy cry and he will know

Переулок заканчивался. За двумя последними зданиями сверкали огоньки городских кварталов. Ириске хотелось вырвать руку и напоследок воспарить, догнать бледный призрак, достать до Луны, чтобы увидеть Переулки целиком…

И остаться! Навсегда остаться здесь! Остаться по праву.

Небо манило. Дыры испускали неслышимый зов. Чёрная Роза за Пятым Переулком в этот миг казалась лишь жалкой подачкой.

Хотелось вырваться, взлететь за цепочкой звуков, слиться с белой фигурой. Взметнуться к звёздам, видя, как стремительно убегает прочь неласковая земля с пришибленой фигуркой Зинги…

And they say silver I choose gold wooooo

I've never done as I've been told woh oh oh oh oh

And they say silver I choose gold wooooo

I've never done as I've been told woh oh oh oh oh

…И сохранить эту картинку навсегда. Сказано — сделано. Рывок — и рука на свободе. Шаг, и…

Навстречу рванулись не звёзды, но камни. Левую ступню охватила страшная боль. Мир расплывался под напором заполонивших глаза слёз. Песня истаяла грустными переливами. Наступила тишина. Парочка выбралась на границу переулка. До ближайшей пятиэтажки было рукой подать. Два вздыбившихся глиняных бугра, предупреждавших о незаконченной теплотрассе. Рядом скукожилась полуразрушенная детская площадка.

Приветливо светившееся окно первого этажа было заставлено горшками с геранью.

— Вставай, Ирисочка, — простонал Зинга, словно испытывал не меньшую боль.

Где там победитель, над Ириской склонился обычный растерянный мальчишка. Девочка осторожно поднялась, но тут же охнула и села. Ноги продирал холод остывшего асфальта. Пальцы безвольно обшаривали противную шершавость, забираясь в пыльные трещины.

— Вставай, — ныл перепевник. — Здесь нельзя задерживаться.

— Не могу, — сжав зубы, выдавила Ириска.

Глава 28. Скоростной бег к воротам ада

Боль пульсировала и медленно разрасталась, пробираясь вверх по ноге. Не в силах сдержаться, Ириска вскрикнула. Сначала ей показалось, что от вопля содрогнулась вселенная. Только потом она поняла, что наружу выскочил сиплый писк, словно пробовал голос цыплёнок, возмущённый необъятностью мира и своими скромными в нём возможностями.

Зинга переступал с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Ириска упёрлась в асфальт и вытянула ногу вперёд. Несколько секунд она жила в сладостном отдохновении, если не считать противного похрустывания песчинок, впившихся в ладони. Но малейшее движение возвращало боль. И с каждым разом боль усиливалась, увеличивалась в объёме, вместе с собой раздувая ногу.

Боль прогнала и сказку, и страх. Зинга посмотрел на девочку с отчаянной надеждой.

— Надо выбираться, — прошептал он. — Иначе…

Он не договорил. Ириска и сама поняла, что впереди происходит что-то неправильное. Задрожал воздух, сделав очертания желанного города зыбким и нереальным. Ирискин спутник отчаянно переводил взгляд с неё на близкие дома, колыхавшиеся, словно исчезающий мираж.

— Надо выбираться, — повторял Зинга.

Сжав зубы ещё не от боли, а от ожидания, девочка поднялась на ноги. Правая уверенно стояла на земле. Левая лишь легонько, кончиком носка, касалась твердыни. Со стороны Ириска напоминала болотную цаплю. Цаплю весьма жалкого вида. Тишина. Слышалось грустное посапывание Зинги, да глубокое дыхание Ириски. Песни перепевников сюда уже не добирались, а звуки большого города, несмотря на кажущуюся близость, оставались словно за стеклянной стеной.

А потом пятиэтажки колыхнулись и исчезли, будто слой краски, соскобленный с полотна неведомого художника. Дома растворились в ночи. Город отступал, уезжал скорым поездом, подмигивая дальними огнями. На смену привычным кварталам быстро вырастали маленькие домики Переулков. Минуты не прошло, а местность выглядела так, словно никогда и не строили тут город, разросшийся до миллионного населения.

"В квартал высоток, — ухнула радостная мысль. — Перепевники не дадут в обиду".

Не хуже мастера восточных единоборств Ириска развернулась на носке здоровой ноги. Зародившаяся надежда тут же угасла и обрушилась в бездонную пропасть. Не было за спиной странных небоскрёбов. Точно такое же переплетение улочек, застроенных неказистыми домишками. Даже хуже. Кварталом дальше на проезжую часть вылезал угол странного светящегося дома. Приглядевшись, Ириска увидела за печными трубами покатую крышу здания, где поселился неизведанный ужас.

Упокоище вернулось, вернулась и музыка.

Это щкола Соломона Фляра,

Щкола бальных таньцев, вам говорьят.

Дви щаги налево, дви щаги направо,

Щаг впирьёд и дви назад.

Ириска попятилась от Упокоища, забыв о больной ступне. Ногу словно пронзила молния. Боль кольнула до сердца. Застонав, девочка опустилась обратно. Зинга странным образом успокоился. Окинув беглым взором окрестности, он нагнулся над Ириской. Та посмотрела навстречу с выражением полнейшей беспомощности на скривившемся от боли лице. Зингины пальцы осторожно ощупали лодыжку и начавшую распухать ступню.

— Вывих, — почти счастливо выдохнул перепевник. — Не перелом, нет. Сейчас выправим. Придётся потерпеть. Будет ОЧЕНЬ больно, но лишь на миг.

Тёплые подушечки ласково погладили кожу, а потом Зингины пальцы обхватили ногу плотными кольцами. Боль протестующе заворочалась, словно чувствовала: сейчас её начнут выселять. Ириска взмокла от волнения. Голова гудела. Кровь неприятно пульсировала в жилах у виска.

Пальцы крутанули ногу. Боль вспыхнула злым фейерверком. Мир поблёк. Ириска начала отключаться. Сознание захлестнуло отчаяние беспомощности и лютая злость на Зингу, который нарочно копается так долго. Потом был резкий рывок, а боль пронзила всю ногу и заплескалась в голове.

— Всё, — счастливо выдохнул Зинга.

Очертания мира снова стали чёткими. Ириска почувствовала, как ускользает болезненный жар, а на смену лезет противная дрожь пережитой опасности. Свежий воздух приятно щекотал ноздри, даже асфальт казался мягким. Вот только исчезнувшие звуки не торопились возвращаться.

— Я больше не слышу песню про эту противную школу, — поделилась радостью девочка.

— Вот и плохо, — качнул головой Зинга. — Когда Тоскующий По Эпохам поёт, он просто гуляет. Когда же песня умолкает, он начинает охотиться. И я не знаю, есть ли вокруг другая добыча, кроме нас.

— А чего он нам может сделать? — Ириска осторожно пробовала ступить на левую ногу.

Ожидание боли сменилось вихрем счастья. Инвалидности как не бывало. Ходили по ступне тихие иголки. Но сама боль потухла, словно залитый грозой костёр.

— Не знаю, — пожал плечами Зинга. — Говорят, перепевников он заставляет исполнять лишь старые, давно забытые и никому не нужные песни. Песни, от которых мир становится пыльным. О встречах с ним не рассказывают. Перепевники не возвращаются, если встретят Тоскующего По Эпохам.

— Значит, выхода нет?

— Но мы его пока не встретили, — удивился Зинга. — Увидеть Пристанище ещё ничего не значит. И песня сама по себе не страшна. Главное, не столкнуться лицом к лицу. Попробуем до утра вилять по Переулкам. Утром Пристанище перестаёт путать дороги и исчезает. Тогда и выберемся обратно.

Ириска посмотрела на восток. Кстати, а где он, этот восток? Везде простиралось чёрное осеннее небо, на фоне которого темнели силуэты домов. Осенью не так-то просто дождаться утренней зари.

Упокоище тихонько подрагивало, словно Ириска смотрела на него сквозь пелену тёплого воздуха, поднимающегося от костра.

Перепевник торопливо протянул руку и помог подняться. Ириска показала на дом, окутанный мертвенным светом, Зинга сжал губы в тонкую линию и неохотно кивнул. Его пальцы легли на Ирискино плечо. Робко, совсем не так, как пальцы Рауля.

Воздушные судороги приблизились. Теперь покачивалась и дорога. Колыхались крупные камни на обочинах. Приплясывали жёрдочки заборов.

— Теперь беги, — прошипел Зинга, скорчив страшную рожу.

До Ириски не доходило. Она не в силах была оторваться от дрожащего воздуха посреди мостовой. Силуэты дальних домов резко исказились, словно из мрака выдавливался фантастический хищник, с которым долго и упорно боролся Шварценеггер.

— Не смотри, — ребром ладони Зинга врезал по Ирискиной шее.

Девочка очнулась. Каким же гнильём обернулась ситуация, если Зинга посмел ударить. Воздух впереди негромко хлопнул, и таинственный пришелец начал набирать плоть и объём.

— Беги, я сказал, — резко выпалил Зинга и, что есть силы, толкнул Ириску прочь.

Её вынесло на несколько шагов вперёд, а потом ноги покинуло ледяное оцепенение, и они резво повлекли за собой непослушное тело. У поворота Ириска не выдержала и обернулась.

Раскинув руки, Зинга крестом преграждал путь огромному холму, поросшему бледными, высокими, но поникшими травами, колыхавшимися на ветру. Холм надвигался на мальчика, казавшегося отсюда детсадовцем, замершим перед асфальтовым катком. Голос перепевника прокричал что-то звонкое и неразличимое.

— Ах ты, крысёнышшшшш, — жарко дохнуло ему навстречу. Даже Ириска почувствовала, что ночной холод на секунду отодвинулся, уступив место палящей духоте. Потом девочка повернула за ограду, и страшное зрелище осталось позади.

За поворотом не было переулка. Шагов через десять дорога оборвалась крутым замусоренным склоном, уходящим в пропасть, затянутую туманом. Сквозь разрывы белёсой пелены, словно звёзды, светились прямоугольники окон, собранные в шеренги и квадраты. Мир вывернулся так, что город остался внизу.

Потеплело. Наверное, существо, разделавшись с Зингой, неслышно подбиралось к повороту. Можно проверить догадку, если вернуться. Вот только возвращаться девочка не собиралась. Она не разглядела Тоскующего По Эпохам, следовательно, шанс сбежать ещё оставался.

Она посмотрела вниз. Никакой дороги. Рытвины, да ухабы, разбросанные по откосу. Никакой надежды, что можно спуститься. Ноздри закололо духотой. Ириска словно оказалась возле огромной раскалённой печи. "Когда же прозвучит песня? — подумала она и тут же ответила Зингиными словами. — Когда песня умолкает, он начинает охотиться". Джинсы основательно прогрелись, будто рядом пылал бесшумный костёр или раскрылась скоростная дорога в преисподнюю. Что-то прошуршало у забора. Ещё секунда, и девочка увидит Его Самого. Воздух вздулся пузырём и лопнул с уже знакомым хлопком, толкнув в спину перепуганную беглянку.

Но кто бы ни крался в жаркой темноте, он не успел. Зажмурив глаза, Ириска прыгнула во тьму, куда зловещая духота ещё не добралась. Ноги спружинили, оттолкнулись от бугра, нехилым прыжком перенесли девочку дальше, снова оторвались от земли и снова встретились с ней. А потом быстро-быстро засеменили. Глаза не различали дорогу. Позабыв обо всём от свистящего в голове ужаса, девочка лишь старалась не запнуться и не опрокинуться. Крутизна склона была ошеломляющей. Где-то в голове вспыхнула картинка урока географии, на котором Мария Филипповна настоятельно напоминала: "Ни в коем случае не бегите с горы. Иначе вы просто не сможете остановиться".

Ириска и не могла. Ветер плотной стеной пробовал задержать девочку, но гибкое тело без труда прорывало прохладную преграду. Ноги не успевали на смену друг другу. Каждый шаг грозил оказаться последним. А нескончаемый бег норовил перейти в полёт.

Она не чувствовала ничего кроме отупляющей боли в ногах. Лёгкие сотрясались хриплыми всхлипами. Голова раздулась от напряжения и собиралась разорваться кровавыми клочьями. Глаза слезились, защищаясь от бьющего ветра, усеянного крохотными льдинками. Туловище согнулось дугой, словно Ириску вот-вот должно было вырвать. Возможно так и случилось бы, если бы левая нога не запнулась о правую.

Девочка ждала оглушительного удара, но колени лишь безвольно подогнулись, опустив обессилевшее тело на шероховатую поверхность асфальта. За время нескончаемого бега ураганный прорыв сменился черепашьим ковылянием, а крутой склон ровной плоскостью, куда уже успели добраться вездесущие человеческие руки. Если бы у Ириски оставались силы, она бы обрадовалась. Обрадовалась, как никогда, что человечество уже сумело отодвинуть природу подальше и подготовить для девочки уютную посадочную площадку, словно для сломанного самолёта, который через "не могу" тянется из ледяной пустоты к далёким огням родного аэродрома.

Глава 29. Утро тяжёлого дня

Солнце окрашивало пыльный асфальт розовым. Стрелки часов отвернулись друг от друга, отмечая шесть утра. Неважно, с какой стороны светит солнце. Утро с вечером не спутать. Улицы уже не пустовали. Редкие прохожие спешили на работу. Скоро по тротуару побегут оравы школьников. Ириска тоже пойдёт в школу. Идти домой было немыслимо. Если есть возможность отдалить скандал, ею непременно надо воспользоваться. Головомойку можно получить и вечером.

Ириска стояла под сводами арки. Обернись, что увидишь? Серую стройку? Или Переулки, зовущие утонуть в тенистых просторах?

Люди шли и скользили равнодушными взглядами по лицу девочки, на котором подсыхали блестящие полоски слёз. Люди знали: если девочка плачет утром, значит, она провела где-то ПОСЛЕДНЮЮ ночь. И теперь остаётся только плакать. Обычно девочки плачут у телефонных автоматов. Но если телефон далеко, а сил сдерживаться уже нет, можно поплакать и на улице. Но плачущие поутру девочки не интересуют прохожих, потому что впереди длинный рабочий день. Любопытство проснётся к вечеру. Тогда тянет на приключения. Тогда можно утешить девочку и позвать её с собой. В ночь, которая наступает. В очередную ПОСЛЕДНЮЮ ночь.

Под ногами что-то смутно чернело. Слёзы не давали присмотреться. Пришлось нагнуться. Сорвавшиеся солёные капли украсили асфальт тёмными звёздами печали. Пальцы потянулись и коснулись колючей шерсти. У Ирискиных кроссовок невзрачным комком распласталась нефорская шапочка. Всё, что осталось от Зинги. Частичка, сумевшая вырваться из странных пространств, не значащихся на картах.

Ничего не видя от нахлынувших слёз, Ириска подхватила шапочку, потеряла равновесие и суматошно шагнула вперёд. И сразу уткнулась в чью-то жёсткую грудь. Слёзы мгновенно исчезли. Перед ней стоял Рауль.

— Зинга, — прошептала девочка и протянула уцелевшее имущество перепевника.

— Я знаю, Ирисочка, — тихо кивнул Рауль.

— И ничего нельзя сделать? — с надеждой спросила она. — Может, вернёмся. Может, он просто отстал. Может, он ещё жив.

— Нет, — твёрдо сказал командир. — Я бы чувствовал его. Я чувствую всех, кто входит в Клан. Даже тебя, хоть ты ещё не принята. Иначе мы бы не сумели отыскивать друг друга так быстро. В любом месте города. За исключением Переулков. Знаешь, как я испугался, когда перестал тебя чувствовать.

— Ты? Испугался? — не поверила Ириска.

— А ты думала, — подмигнул Рауль. — Не боишься, когда нечего терять. Иначе обязательно тревожишься о потере. Есть люди, которые плачут, потерявши, "после", а есть, которые плачут "перед". А, выплакавшись, придумывают план, как увильнуть от невесёлого будущего.

— А кто ещё есть?

— Есть люди, которые плачут "вместо", но они мне не интересны.

— А что тебе интересно? Вот сейчас?

— Мне интересно, чтобы Клан Мёртвого Кота уцелел, — глаза Рауля глядели серьёзно.

— Он может развалиться из-за Зинги? Вернее, из-за меня?

— Из-за тебя? Вполне возможно, — хмыкнул Рауль, наблюдая за реакцией девочки.

Та взъерошилась и не успела высказаться в защиту.

— Но не теперь, — отрезал Рауль несостоявшуюся Ирискину тираду. — Зинга погиб, и как только кошки это учуяли, они заманили в ловушку самого Крушилу.

— Странное у него погоняло, — скривилась Ириска.

— Запомни, девочка, — презрительно фыркнул Рауль. — Погоняло приклеивают, и ты обязана на него откликаться. А имя… Просто выбираешь то, которое кажется тебе настоящим. Но вернёмся к Крушиле. Если я не потороплюсь, в Клане останемся ты да я, да мы с тобой.

"Ну и пускай", — чуть не выкрикнула Ириска.

Пускай рвут Крушилу на сотни миллионов кровавых ошмётков. Детские глаза, намалёванные на стеклах, а душонка гаденькая и позорная. Утратишь бдительность, глянь, и от тебя на память осталась ободранная газета, измазанная кровью.

По лицу девочки Рауль догадался, о чём она думает.

— Боишься? — палец ласково проехался по щеке.

— Ни-ичу-уто-очки, — протянула Ириска, свернув губы трубочкой, но голову не отдёрнула.

— Да я и сам его побаиваюсь, — внезапно признался Рауль. — Он ведь не кажется тебе нормальным?

— Он псих! — безапелляционно выкрикнула Ириска.

— А кого ещё в здравом уме можно позвать на охоту за Панцирной Кошкой, — довольно кивнул Рауль.

— Меня! — вспыхнула негодованием девочка.

— Не виляй хвостом, — голос командира покрылся инеем. — Ты присоединилась к нам далеко не сразу. И только потому, что тебе обещана Чёрная Роза за Пятым Переулком.

— А вот и нет, — негодующий голос Ириски звенел на всю улицу. — Это сначала мне хотелось стать Розой. А потом, а потом, а потом… Потом я делала всё, потому что люблю тебя.

Выплеснула и умолкла испуганно.

— Ирисочка, — нет, никто не мог произнести её имя так, как Рауль. — Девочка моя, — палец его погладил мягкую щёку и ласково нажал кончик носа. — Из всех миллионов и миллиардов лучше тебя никто не справится с нашим делом. Я ведь понимаю… Ты и Зингу затащила на переулки в отместку… Просто хотела добиться награды сама, а не выпрашивать подачку, ведь так?

— Ты… ты обиделся? — неведомая горечь затопила Ирискину душу. Она — преступница, и нет ей прощения.

— Когда понимаешь "почему", обиде не остаётся места.

— "Понять" — значит "простить"?

— "Простить" — не значит "принять", — невесело улыбнулся Рауль. — Я не смогу принять смерть Зинги. После смерти Панцирной Кошки он должен был вспомнить свою лучшую песню. Я не смогу принять смерть Крушилы. Я не смогу принять победы Панцирной Кошки. Придётся принять собственную смерть. А ей без разницы, пойму я её или прощу. Она оборачивается. Её подгоняет каждая улетевшая секунда. Ведь Крушило в ловушке, а я тут с тобой прохлаждаюсь.

Ириска схватила запястье командира обеими руками. Она не отпустит его. Рука не вырывалась. Зато обвисла безвольно, вяло, противно.

— Ты сейчас куда?

— В школу, — Ириска скосила глаза на часы.

— Ясненько, — интерес в чёрных глазах погас. — Тогда поспеши, а то опоздаешь.

— Не, — мотнула головой девочка, — до школы ещё целый час.

— Ну, погуляй по улицам, — равнодушно заметил Рауль.

Ириска чувствовала, как в нём пульсирует нетерпение освободиться и рвануть к новым подвигам. С Ириской становилось скучно. Ириска превращалась в якорь.

Но как же иначе? Ведь Ириска должна пойти в школу. Она и так провела целую НОЧЬ вне дома, что же случится, если ещё и школа останется в стороне. Нормальные девочки должны посещать школу во чтобы то ни стало. Нормальным девочкам знать легенды о Панцирных Кошек не положено.

Рауль смотрел сквозь неё. Может быть, и раньше он точно так же стоял перед очередной девочкой и смотрел сквозь. А девочка на что-то надеялась, а девочка уже выстроила лживую картинку и успела поверить и полюбить её. Но Рауль бросался навстречу Панцирной Кошке, а девочка оставалась в реальной жизни, наполняясь недоумением, злобой и обидой на мужскую половину земного шара.

"А ты пожуй свой "Орбит" без сахара, — холодно подумала Ириска. — Жуй, жуй, глотай".

Рука начала осторожно выбираться из жаркого плена Ирискиного захвата.

— Я с тобой, — сказала нарушительница ненужных правил.

Равнодушие сменилось лёгким бризом любопытства.

— А школа? — улыбнулся Рауль.

— Плевать на школу.

— Послушай, девочка, — голос стал серьёзным. — Я не зову ТЕБЯ. Это ТВОЯ жизнь. И ты САМА решаешь. Не надо что-то делать из-за МЕНЯ. Рискуешь остаться в темноте и одиночестве. Делай СЕБЕ и для СЕБЯ. И если важнее школа, просто иди в школу. И не переживай. Я уверен, в твоей жизни будет много чего интересного.

— Ты не зовёшь? — опешила Ириска.

— Мог бы, — губы Рауля скривила злая улыбка, а голос стал патетичным. — Мог бы сказать: Зинга погиб, и мы должны отомстить. Мог бы заметить: он погиб из-за тебя и ты должна… Должна, должны… Ненавижу обязаловку в любом виде. Помни, ты сама решаешь, что должна, а что нет.

— Я должна быть с тобой, — сказала Ириска и сжала пальцы сильнее, но рука уже не рвалась на свободу, хотя налилась силой и уверенностью.

— Что у нас со временем? — вздёрнул голову Рауль.

— Без пятнадцати семь.

— Не успеваем, — цыкнул Рауль уголком рта. — Придётся прорываться напрямик. Не возражаешь?

Свободная рука нырнула в карман, а когда выскочила обратно, то по фалангам указательного пальца весело крутилось кольцо наручников.

— Это… ещё… зачем…

— Да чтобы не потерялась, — ободряюще улыбнулся Рауль. — Впрочем, насчёт школы… Ещё не поздно передумать.

Без лишних слов Ириска отпустила командира и с готовностью протянула обе руки вперёд. С щелчком металлическое кольцо замкнулось у часов Рауля, тут же второй браслет окольцевал правое запястье девочки.

Не говоря ни слова, мальчик свернул в переулок. Он оказался крохотным тупичком, перегороженным громадными воротами с облезлой вмятиной на левой створке. "Ссать на ворота западло!" — взывала надпись крупными буквами. Судя по запаху, уровень грамотности в России оставался на весьма невысоком уровне.

А потом Рауль прыгнул в сторону, прямо на стену меж двух оконных проёмов. Кольцо резко дёрнуло за руку, и девочка полетела следом.

Ноги переступали сами собой. Под подошвами чувствовалась утоптанная земля. Изредка покалывал камешек в правой кроссовке. Ничего сверхъестественного, только исчез въедливый запах от ворот. Ириска раскрыла глаза. Они с Раулем шагали по аллее. С двух сторон вздымались тёмные кроны пирамидальных тополей. Верхушки зелёными пиками вонзались в нежно-голубое небо. Клочками ваты медленно проплывали облака. Зелёные листья. Ласковый ветер. Теплынь. В лето они вернулись что ли?

— Где это мы? — непроизвольно вырвалось у Ириски.

— Немного в стороне, — чуть подался Рауль к девочке. — Помнишь, я говорил, что люди всегда несутся прямыми дорогами. А мы срезаем. Правда, это запретные пути, но ты не бойся. Пока не порвётся цепь, с тобой ничего не случится.

За тополями росли деревья обыкновенного лиственного леса. Изредка из-за могучих стволов высовывалась пара-тройка молоденьких ёлочек. А потом Ириска увидела дома. Дома стояли в лесу чёткими линиями. Пятиэтажки с огромными квадратными окнами, словно институтские корпуса. За пыльными стёклами ничего не разглядеть. Дома выглядели на редкость естественно, словно в порядке вещей, когда в лесу вместо деревьев вдруг вырастают полосы серых зданий. В разрывах домов виднелись сумрачные дворы. Ни гаражей, ни качелей, ни дорожек, посыпанных жёлтым песком. Деревья, деревья и ещё раз деревья. А за ними проглядывала следующая линия домов. И тишина.

— Что в этих домах? — чуть слышно прошептала девочка.

— Не знаю, — тихо ответил Рауль.

— А если посмотреть?

— Останешься навсегда, — предупредил Рауль. — Мы двигаемся свободно лишь потому, что о нас никто не знает.

— А кто может узнать?

— Правило такое, — нахмурился Рауль. — Если я знаю того, кто может узнать про меня, то я знаю и то, что ему обо мне уже известно.

— Не поняла.

— Поэтому ты и на поводке, — Рауль кивнул в сторону браслета.

— Фу, — скривилась Ириска. — На цепь меня посадил. Как шкицу какую-то.

— Когда у меня будет свадьба, я обязательно прикую невесту, — в глазах Рауля сверкнула мечта. — Цепочкой из белого золота. Самое позорное, когда на свадьбе воруют невесту. Никогда не угадаешь, чем это для тебя обернётся. Поэтому я заранее позабочусь о счастливой жизни.

— Ладно, — пожала плечами девочка, — если мне предстоит выйти замуж за кого-нибудь вроде тебя, небольшая тренировочка не помешает.

Она снова перевела взгляд на дома. Сколько же лет пыль садилась на эти стёкла? И что же всё-таки прячется за серой мутью? Быть может, внутри, прорвав потолки и перекрытия, тоже растут деревья. Джунгли везде, а средь лиан стоят письменные столы, электрические лампы, ксероксы, принтера, компьютеры, громадные дыроколы. А меж корней спрятаны узорные сундучки с сокровищами. Захотелось Ириске соскочить с тропинки и забежать хотя бы в один дом, чтобы проверить догадки. Так бы и бросилась, да цепь не пускала. Может, и хорошо, что не пускала.

— Теперь зажмурься, — отрывисто и громко приказал Рауль.

От неожиданности глаза Ириски захлопнулись. Рывок, и она снова летит куда-то.

Тут же лицо кольнули острые ветки.

"Странно, — подумала девочка, — ведь ни единого куста вокруг. Одни тополя".

Но когда глаза открылись, тополиная аллея исчезла. Справа рос куст шиповника с опавшими листьями, слева скалился забор, впереди темнело здание, похожее на заводской цех. Погнутые листы проржавевшей жести приветливо распахнулись.

— Нам туда, — показал Рауль на ворота, но не сдвинулся с места.

— А сейчас мы где? — на всякий случай шёпотом спросила Ириска.

— Вернулись, — как первокласснице пояснил Рауль.

— Да ну? — не поверила девочка.

— Ну да, — улыбка Рауля, как всегда, была безупречна.

— Что-то я таких мест не припомню, — сощурилась Ириска.

— Завод имени Ленинского Комсомола, — пояснил Рауль. — Построен в 1991 году. Сразу же обанкротился, одни корпуса и остались. Народ что мог, давно растащил, но бетонные блоки выворачивать себе дороже. Заброшенное местечко. Рай для кошек.

Голос смолк, но оглушительная тишина, как на аллее, не наступила. Под ногами обиженно шелестели скрюченные листья, посвистывал осенний ветер, за забором кто-то глухо, прерывисто кашлял, шуршали невидимые машины. Из неведомых далей прозвенел трамвайный сигнал.

Но не трамвай заставил девочку поверить в возвращение. На серой кирпичной будке красовалась неправдоподобно огромная корявая надпись "Я тащусь от Мумей Троль".

Мир становился привычным. С каждой секундой сказка ускользала. Ириска приготовилась броситься куда угодно, лишь бы ухватить за хвост исчезающие чудеса.

— Так мы идём? — девочка шагнула к воротам.

Рауль замер якорем, цепь натянулась и отбросила девочку на исходную позицию.

— Подожди, — Рауль предостерегающе поднял руки.

Командир прислушивался. Ириска напряглась. Чего такого опасного таилось в окружающей обстановке?

Вихляющейся походкой из-за кустов вывернул ссутулившийся паренёк. Он невнятно бормотал что-то себе под нос. Если вслушаться, то получалось что-то вроде.

Я, бля, типа весь крутой, весь крутой.

Патамушто хер бальшой, хер бальшой.

Пепси типа на хер пью, на хер пью

И, бля, песенку пою, йё-йё-йё-о-о…

"Перепевник хренов", — с отвращением подумала девочка и развернулась вполоборота, не в силах смотреть на такое убожество.

На Ирискину немилость певец внимания не обратил. Он, видимо, решил остановиться, но непослушные ноги продолжали шагать. Тело отклонилось назад, его занесло, развернуло, и, если бы грязная пятерня судорожно не хватанула скрюченный ствол придорожной осины, ходок неминуемо распластался бы по заброшенному газону. Обхватив спасительное дерево, он уставился на парочку и раскрыл рот. Видно было, как в тёмной дыре ворочался язык. Паренёк удивительно походил на того счастливого пацана, вещавшего с экрана, как круто обнаружить под крышкой "Пепси" приз в сто тысяч рублей. Только на вторую серию: когда мощная вечеруха уже закончилась и последствия её скрыть невозможно.

Однако Рауль опытным взглядом углядел совсем иное.

— Норик! — обрадовался он. — Этот нам подойдёт. Знаешь, Ирисочка, есть дела, которые я всегда поручаю другим.

И его глаза снова округлились и загорелись странным огнём, словно Рауль был в невероятном восторге, что никогда не принадлежал и не будет принадлежать миру, раскинувшемуся на все четыре стороны.

— Хы-хы-хы, — норик тем временем разглядел цепь и веселился. Какие ассоциации складывались в голове у недомерка, Ириска не знала, но густо покраснела.

— Что, брат, заработать хошь? — осклабился Рауль.

— А чо есть? — равнодушно промямлил норик, оборвав идиотский смех.

Рауль изящно присел на одно колено, расстегнул кейс и жестом фокусника предъявил почтеннейшей публике узкий шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Весёлость с физии пришельца мигом сдуло, теперь она морщилась тревожным ожиданием. Организм норика подался вперёд единым порывом. Послышалось, как хрустнули не уложившиеся в общий норматив кости.

— Дай, — слово было простым и коротким.

— Легко, — повёл бровями Рауль. — Сбегай, брат, до ворот, позови нашего друга, подзадержался он чего-то. Мне-то в лом девочку дотуда переть. А тебе выпал шанс словить халяву.

— Дружбана, значить, похерили, — понимающе шмыгнул носом паренёк. — Втроём, значить, — он снова перевёл взгляд на цепь.

— Ты, брат, поторопился бы, — улыбка сменилась суровостью. — А то обломается халява.

Мягкий нажим на поршень, и из узкого горлышка иглы вырвалась ниточка, распавшаяся на бриллиантики капель.

— Э! Э! — вся натура пацана запротестовала против возможного уменьшения дозы.

— Ну! Живо! — приказал Рауль.

— А… это… — хрипло промямлил норик, не желающий расставаться с глупой надеждой о предоплате. Но потом понял сложность международной обстановки и послушно пошлёпал к воротам, непрестанно оглядываясь.

— Давай, и мы за ним, — предложил Рауль. — Только не спеша, малым ходом.

Он согнулся знаком вопроса, поковырял в щели браслета блестящей загогулиной и освободил Ирискино запястье от металлического кольца.

Ведомый мечтами о светлом будущем, норик резво добежал до ворот и смело нырнул в их зев. Дальше он пройти не успел. Что-то мелькнуло над его головой, и коротышку рвануло вверх, словно он вознёсся к баскетбольной корзине. Голова его исчезла за жестяным козырьком, а руки и ноги отчаянно трепыхались. Потом они безвольно обвисли.

Где-то далеко снова зазвонил трамвай.

— Сработала мышеловка, — удовлетворённо заметил Рауль. — В минусы запишем то, что нас ждут, в плюсы занесём, что вход для нас теперь крайне безопасен.

Когда они подошли к воротам, Ириска услышала неприятное чмоканье. В серую пыль падали бурые капли крови.

Глава 30. Бой на заводе Ленинского Комсомола

Ириска обошла обвисшие ноги. Рауль напротив чуть не задел их плечом, изучая механизм мышеловки. Девочка так и не смогла заставить себя взглянуть в ту сторону.

Широкий двор пустовал. Хмурыми кирпичами громоздились заводские корпуса. У забора беспорядочно валялись промасленные шпалы. Асфальтовые дорожки потрескались и поросли щетиной начинавшей желтеть травы. Повсюду сверкало битое стекло.

Стараясь ступать как можно тише, они пробрались к ближайшей двери по обкрошенному крыльцу. За спиной остался короткий коридорчик. Проём справа уводил в маленькую комнату с разломанным шкафом. За проёмом впереди угадывалось что-то необъятное.

— Так, — на пороге Рауль остановился и задержал Ириску. — Вот тебе и следующая ловушка.

В дальнем конце огромного зала на верхней ступеньке крылечка, уводившего к зацементированному квадрату, развалилась огромная кошка. Уши её, грудка и половина хвоста отливали малиновым. Остальная шерсть сияла ослепительно белым. Рядом сидел котёнок. Он прямо лучился оранжевым, словно его выкупали в люминесцентных чернилах.

— Ой, — всплеснула руками Ириска. — Какой миленький. Его ведь не нужно убивать?

— Там поглядим, — уклончиво ответил Рауль.

Косые лучи солнца пронзили тенистый сумрак сквозь пыльные стёкла на стенах и потолке. Оказалось, весь пол усеян блестящими осколками. Зал засверкал, словно сокровищница пиратской армады. На стены прыгнули сотни солнечных зайчиков.

Малиновая кошка щёлкнула хвостом. Один из зайчиков соскочил со стены, кувырнулся в воздухе, вытянулся и обернулся солнечным котёнком.

Ещё раз щёлкнула хвостом хозяйка огромного зала, и на полу объявился здоровенный котяра с шерстью, обсыпанной золотом.

Третий щелчок, и к кошачьему войску прибавилась пушисточка нежно-лимонного окраса. Скоро на полу резвилось уже два десятка кошек.

— Смотри, Ирисочка, — невозмутимо кивнул Рауль. — Перед нами солнечные кошки. Призраки, миражи, но при случае могут больно куснуть. Хотя болтают они несравненно лучше, чем дерутся. Твоя задача — устранить волшебницу.

— Какую ещё волшебницу?

— Вон ту, — Рауль нахмурился, недовольный Ирискиной тормознутостью, и махнул в сторону малиновой великанши. Та защёлкала хвостом ещё быстрее.

— Ты предлагаешь мне задушить её голыми руками? — передёрнуло девочку.

— Держи, — командир сунул ей в руку трубочку вроде той, из которой пуляют горохом. — Подойдёшь и выстрелишь.

— Но кошки! Они порвут меня на клочки!

— Как раз ТЕБЯ кошки пока не тронут, — ухмыльнулся Рауль. — Задача ясна? Тогда выполняй.

— А ты?

— Я, как пионер, всегда готов, — Рауль раскрыл дипломат и, не спуская взора с солнечных кошек, которые подползали всё ближе, вытащил оттуда четыре стальные горошины. Ириска услышала, как малиновая волшебница обиженно мяргнула.

— А-а-а, — нехорошо протянул Рауль, — догадывается. Понимает. Всё понимает.

Он бросил горошины на пол. По правую сторону выросли две бурые крысы, по левую — две чёрные. Каждая ростом с бульдога. Они солидно присели на задние лапы и презрительно осмотрели солнечное войско.

— О нашем будущем, Ирисочка, я позаботился, — улыбнулся Рауль. — Ну, вперёд. Чем больше медлим, тем кровавее будет драчка.

Ириска кивнула и смело пошла навстречу солнечным кошкам. К её удивлению те покорно расступались и даже отводили взор. Похоже, что им стыдно было за Ириску, но прекословить ни одна не решилась. За спиной раздался мерзкий писк. Крысы начали битву.

Только раз обернулась Ириска. Бурые крысобульдоги вгрызались в солнечные волны. Жёлтые тельца вокруг них распластались мёртвыми листьями осени. Чернухи, напротив, в драку не спешили. Одна задумчиво тёрла носом о передние лапы, будто ей в ноздри сыпанули крапиву, а вторая зализывала рану на боку. Вот бурый гигант ловко опрокинул несколько кошек за раз и тут же вспорол кому бок, кому горло. Его собрату не повезло. Солнечный прилив поглотил его, накрыл с головой и схлынул, оставив крысу валяться на спине и судорожно подёргивать лапами.

Рауль крушил кошачьи хребты обрезком рельсы. Как ему удалось поднять такую тяжесть, да ещё грациозно вращать ей в воздухе, Ириска не понимала.

Она пробежалась до крылечка. Апельсиновый кысик просительно мяргнул. Он вился вокруг ног и чего-то недоумённо требовал. Хотелось нагнуться и погладить. Некогда. Трубка уже во рту. Выдох. Маленькое ядрышко стремительно вылетает из чуть приплющенной горловины… Ириска уже видела, что промахнулась. Но кошка, сверкнув глазами, взметнулась, подставила под снаряд малиновую грудь и рухнула на потрескавшийся бетон. Поверх малинового расплывалась бордовая клякса.

Ириска повернулась к командиру и увидела, как опадают на пол солнечные кошки, как превращаются в зайчиков, как прыгают обратно на стены. И всё. Будто бы ничего не происходило. Только сидят возле Рауля три крысы, а перед Ириской мёртвым комком сгорбилось бело-малиновое тело кошки, умевшей колдовать.

Крысы вопросительно уставились на Рауля.

— Ты — свободен, — указал он на раненого бойца, и тот резво шмыгнул к выходу, — а вы двое за мной.

Крысы засеменили чуть позади.

Котёнок, маяукая, вылизывал неподвижную кошку.

— Ну что, Ирисочка, — вопросительно подмигнул Рауль. — Прикончишь малютку?

Ириска склонилась над котёнком. Тот не обращал на неё ни малейшего внимания, будто вселенная ограничивалась мёртвым телом поверженной колдуньи.

— А разве надо? — нехотя спросила Ириска.

— Не хочешь?

— Не хочу, — в голосе прозвучал вызов.

— Пусть живёт, — подмигнул Рауль ещё раз. — Будет кому рассказать о сегодняшнем бое и… — он сделал эффектную паузу, — и о твоём в нём участии. А теперь пошли. Я чую Крушилу. Он где-то высоко от земли. Куда ж проклятущие кошки его засунули? В одно верю точно, до райских просторов Крушиле ещё ой как далеко.

Парочка прошла сквозь дверной проём. Саму дверь давно украли. Мало того, чьи-то хозяйские руки оторвали и дощечки, ранее окаймлявшие цемент. За дверью обнаружилась лестница. Рауль подозрительно оглядел её, принюхался.

— Цех — это ерунда, — тихо сказал он. — Я боюсь, не заводят ли эти ступеньки в Капку-Стрелку. Трудновато будет биться с кошками на их территории.

— А сейчас мы на чьей?

— На нейтральной. Не зря же она называется "Завод имени Ленинского Комсомола". От такого названия ни мне, ни кошкам не холодно и не жарко. Так что, Ирисочка, топаем дальше. И готовимся стойко преодолевать тяготы и невзгоды воинской службы.

Он поднимался гулкой поступью. Ириска следовала шаг в шаг. Крысы тоже не отставали.

Лестница привела их в маленькое помещение с большим, в полстены, окном. В углу кривым штабелем набросали ржавые гармошки батарей. Раздался шорох. Из-за штабеля выскочили четыре кота. Выскочили и замерли, вжавшись в пол. Рауль чуть поотстал, и девочка оказалась впереди. Крысы, несмотря на внушительные габариты, испуганно прижались к ногам Рауля.

Коты оказались красавцами. Похожие друг на друга, рыже-апельсиновой масти, с тёмными сапожками и кисточками на ушах. Ещё бы пятна по телу, и сидели бы квадратом маленькие рыси. Передняя пара представляла молодёжь кошачьего племени. Сильные, откормленные, боевые. Сидящие позади были ветеранами, этакими мушкетёрами, воевавшими не один десяток лет. Четыре пары зелёных глаз смотрели не на Рауля и не на крыс. Четыре пристальных взгляда впились в Ириску. То ли она казалась им долгожданной наградой, то ли просто стояла впереди и выглядела лёгкой добычей.

— Апельсиновая Гвардия, — раздался голос Рауля. — Влипли мы, Ирисочка. Нет у меня бойцов, что отважились бы с ними драться. Это ж элита. Рыцари кошачьего мира. Они и меня порвут без особых проблем.

— Пройдём, — беспечно отмахнулась Ириска и двинулась к проёму напротив окна.

Коты грозно зашипели и метнулись в бок, преграждая путь. Уселись они снова ровным квадратом, будто участвовали в смотре строевой песни.

— Эк набычились-то, — посочувствовал Рауль. — А устроим-ка мы им Пражскую дифинистрацию. Поверишь ли, Ирисочка, если я скажу, что наша судьба снова в твоих руках?

— Ну, — неопределённо отозвалась Ириска.

— Махни ручкой, — жёстко приказал Рауль. — Да не так. Ты не из команды поддержки "Урал-Грейта". Ты в сторону окна. Да па-аниже, па-аниже, чтобы гвардейцы уяснили.

К удивлению Ириски, после очередного взмаха все четыре кота, злобно озираясь на крыс, проследовали к окну.

— А теперь махни за окошко, — весело предложил Рауль.

Ириска махнула. Коты недоумённо переглянулись и не сдвинулись с места.

— Не слушают, — за спиной злобно усмехнулся Рауль. — Чего ж они кобенятся? А ты, Ирисочка, ножкой притопни, да посуровей. Доходчивей надо с животинами, доходчивей.

Ириска притопнула, а потом снова махнула рукой за окно. И тогда случилось невероятное. Коты разом взглянули на Ириску. Девочка не могла описать выражение, нарисовавшееся на кошачьих мордах. Смесь удивления, презрения и глубокой печали. Будто первоосновы, в которые верили кошачьи рыцари, оказались насквозь фальшивыми. Затем четыре апельсиновых гвардейца разом мигнули левым глазом. И красивый прыжок вынес рыжую эскадрилью в оконный проём.

— Дело сделано, — холодно подвёл итоги Рауль.

Девочка подбежала к окну. Возле здания угрюмо темнел котлован, заросший зелёной и белой ряской. Яркую поверхность отвратительно разрывали четыре чёрные кляксы.

— Зачем же они так? — испуганно удивилась девочка.

— Кто их знает, — вздохнул Рауль. — Быть может, ты у нас, Ириска, волшебница. А может кошаки эти впервые увидели девушку. Тебя, то есть. И единогласно выбрали Дамой Сердца. Знаешь, как в Средние Века. Заедет странствующий рыцарь в городишко тысяч эдак на пять, в бане вымоется, прошвырнётся по узкой улочке, а ему на чистые волосы лохань помоев. Только откроет пасть пошире, задерёт голову, а там девушка, ну просто неописуемой красоты! За полгода воздержания любая женщина Мисс Вселенной покажется. А она тазик к груди прижмёт, раскраснеется от смущения. Рыцарь хлопнет глазами разок, хлопнет другой и дёру, дурень, из города. Подвиги совершать в честь прекрасной дамы. Имя звучное уже потом додумает. Так до старости и бьёт рыла неповинным людям за честь и красоту избранницы. Ан нет ведь, чтоб просто зайти в дом, тряхнуть перед отцом кошельком. Тут тебе и свадебка, тут тебе и Щастье. Но рыцарям так не положено.

— На то они и рыцари, — весомо заметила Ириска, не в силах оторвать взора от болота.

— И этим надо пользоваться, — наблюдая за кляксами, Рауль не мог удержаться от нахальной улыбки.

Посреди комнатёнки танцевали вальс крысы, словно дрессированные собачата.

— А по правде? — воскликнула Ириска. — По правде, зачем они выпрыгнули? Ни за что не поверю, что ТАКИЕ коты ничего не понимали.

— А нужна ли тебе правда? — улыбка стала грустной. — Пойдём-ка, девочка моя, дальше. Крушило ещё в плену, и нам надо ой-ой-ой как постараться, чтобы выручить его из беды.

За дверью, представлявшей собой лист пресс-картона, пробитый чей-то жестокой ногой, оказался длинный коридор, утонувший в полумраке. Лучик ослепительного света давало только далёкое окно напротив да узкие полосы белёсого сияния из боковых проёмов. Комнаты таились там или следующие коридоры, было неясно. Шагов пятьдесят впереди проход загораживало широченное кресло. На обломке спинки возвышался кот. То ли освещение падало так странно, то ли это просто казалось, но шерсть кота была абсолютно голубой. На подлокотнике примостилась кошечка. И тут уже никакого сомнения не оставалось: от её пушистого меха исходили волны неонового нежно-зелёного сияния. Вокруг кресла единой массой колыхалась многочисленная кошачья орава. Ириска различала только точечки глаз: зелёные, жёлтые, оранжевые, пару небесно-голубых и несколько алых. Одна же злобно наливалась кумачом. Пара её, видимо, погибла в боях за кошачью независимость.

— Ну, — пожал плечами Рауль, — не так уж всё плохо.

Крысы с надеждой взглянули на командира. Идти вперёд им явно не хотелось.

— На чердак подниматься не придётся, — повернулся Рауль к девочке. — Крушило на одном уровне с нами. Твои предложения, Ирисочка?

— Думаю, Крушилу прячут в дальнем конце, — рассудительно произнесла Ириска. — Иначе на нас напали бы сразу.

— Дельно, — согласился Рауль. — Такое войско нам не помеха. Эй, ребята, хотите поспорить?

Вопрос относился к крысам. Они не ответили, продолжая напряжённо отыскивать взгляд предводителя.

Рауль милостиво улыбнулся, мол, не вам, ребята, биться с мохнатой бандой. Он распахнул дипломат и опрокинул его вверх дном. Стукнувшись о бетонный пол, тысячи шариков сыграли странную симфонию, сплетённую из металлических ноток. Запахло зверьём на задворках цирка. Шарики начали разбухать и трансформироваться. При этом они продолжали катиться навстречу кошачьей армии. Лишь две уже побывавшие в боях крысы остались рядом с Раулем, словно их только что приняли на должность телохранителей.

И тут пол обвалился. Не успевшие родиться крысы рухнули вниз. Слышались только шлепки, словно падало свежее тесто. Рваная кромка прошла у самых ног Ириски. Такого поворота Рауль не ожидал. Лицо его посерело и стало растерянным. Крысы отвернулись и, видимо, собирались смыться. Девочка взглянула вниз, как в колодец. И как в колодце увидела ночное небо, усеянное созвездиями. Густо-густо, словно над колодцем пролегал Млечный Путь. Из темноты на Ириску уставились сотни кошачьих глаз.

— Путь вниз отрезан, — бесстрастно резюмировал Рауль. — Запомни, Ирисочка, если меня повалят, беги со всех ног. Пока разгрызают мои косточки, ты успеешь исчезнуть.

— Ну да, — холодно усмехнулась Ириска. — Меня запросто обгонит любая кошка.

— Можешь верить, а можешь нет, кошки тебя не тронут, — сказал Рауль и злая улыбка осветила его лицо. — Пока.

— Что "пока"?

— Пока это личная война между Кланом и его врагами. Ты же не в клане. Ты свободна уйти и забыть.

Ириска повернулась к Раулю, подскочила и горячо обняла. Лопатки мальчика ощутимо дрогнули.

— Ты разве ещё не понял, что я никуда не уйду, — прошептала она, заглядывая ему в глаза.

— Хочешь быть Чёрной Розой, — насмешливо блеснули зрачки, а уголок губы нахально дёрнулся вверх.

— Далась тебе эта роза, — обиделась Ириска и прижалась крепче, вдыхая запах исходивший от Рауля. Чудесную смесь отголосков одеколона "Secret Service", дыма от лесного костра и звериного запаха, словно исчезнувшие крысы, передали его Раулю по наследству. Девочка могла поклясться, что её спутник ничуточки не боялся, хоть на него сейчас смотрела многоглазая кошачья масса, готовая кинуться и разорвать.

Ага, кинуться! Пол-то в пролёте! А кошки летать не умеют. Ну, если среди них не затесалась волшебница, вроде той, с малиновыми разводами.

— Тогда в обход, — сильные руки Рауля решительно отстранили девочку и потянули в боковой проём слева.

Там оказалась комнатка с окном, забитым листами жести. Уголок одного листа отогнулся, это давало дневному свету хоть как-то пробиться в комнату.

Не теряя времени Рауль саданул подошвой по ржавой жести. Листы недовольно скрежетнули и медленно выпали наружу. Рауль навалился на подоконник, высунулся в окно и закричал:

— Порядок! Прорвёмся!

Когда Ириска взобралась на подоконник и встала рядом с Раулем, то, вытянув по-цыплячьи шею, узрела тоненький, сантиметров на десять карниз из выступающих кирпичей.

— Тут не пройти, — пожаловалась Ириска.

— Если хочешь вернуться — возвращайся, — сказал Рауль. — Кошки тебя не тронут. Я гарантирую. Но уходя — уходи.

Ириска свесила ногу и потянулась к выступу. В душе всё замерло.

— Не так быстро, — пальцы Рауля легли на плечо и притормозили суматошный порыв. — Я пойду первым. Крушило может тебя не узнать и поранить. Ты ещё не видела разъярённого Крушилу.

Девочка не стала спорить. Даже следом за Раулем идти было страшно.

Левая нога ступила на карниз. Осторожно Ириска поставила правую ногу чуть впереди. И забоялась. Немыслимо делать шаг. Ведь центр тяжести окажется над пропастью. Второй этаж — только слова, а на деле — высотища неописуемая. Внизу зубами сказочного монстра скалились бутылочные осколки. "Прыгай вдоль и поперёк, — суматошно носилось в голове, — со мной вдоль поперёк". Идиотский рефрен теперь почему-то казался спасительным заклинанием. Рауль ловко скользил спиной по нагретым кирпичам, словно всю жизнь ходил по канату. Позади пищали крысы, поторапливали Ириску.

Девочка прищурилась, попыталась представить, что стоит на бордюре, отделяющем тротуар от газона. Всего-то делов — перебежать, не свалившись в лужу. Рауль обернулся, как у него смелости-то хватило. Улыбка путеводным маячком позвала Ириску за собой.

Ириска перенесла правую ступню чуть подальше, протащила тело, обскребая спиной кирпичи, подтянула левую ногу. Вот вам и первый шаг. Девочка перевела дух и сделала ещё один.

Глаз обогнула струйка пота. Ириска почувствовала, как взмок лоб и даже шея. А по спине лился целый ручей. А сделано-то всего два шага. Рауль остановился, поджидая отставшую спутницу. Ириска сжала зубы. Она могла осрамиться перед кем угодно, но только не перед Раулем. Уж лучше сразу шагнуть вниз. Скребя спиной стену, она шаркнула по карнизу. Ещё раз. И ещё. Вытянутые вперёд пальцы коснулись проёма окна. Теперь внутрь?

— Не-а, — мотнул головой Рауль. — Это окно нам не подходит. Провал забрался слишком далеко. Отсюда мы не достанем ни Крушилу, ни кошек. Кроме того, с карниза мне не выбить всё это железо.

Проём наглухо запечатывали покрытые яркой ржавчиной мятые листы.

Путь к следующему окну длился целую вечность. Ириска с теплотой вглядывалась в кусочек тьмы. Рауль приготовился к восхождению на подоконник.

— Ш-ш-ш-ш!!!

Разъярённая кошачья морда, объятая иглами всклокоченного меха. Крючья когтей, направленные прямо в бледное лицо командира.

Рауль качнулся назад. А туда нельзя, ведь сзади Ириска. И нога сорвалась с карниза. Рауль балансировал на грани жизни и смерти, как в кино при замедленной съёмке. Котяра отпрянул, вжался в облупленную краску, завилял тазом, готовясь к прыжку. И прыгнул.

Ириска не поняла, как одна из крыс прошмыгнула мимо неё. Но камнем чёрное тело врезалось в пушистый астероид и выбило траекторию полёта бойца кошачьей армии с опасного курса. Сцепившись в единый комок, воины рухнули вниз, навстречу пикам обломанных кустов и стеклянным колючкам.

Опасность миновала? Никоим разом! Рауль так и не нашёл равновесие. Его стало кренить, плечи поехали по дуге, нога пробовала задержаться на карнизе, но неизменно соскальзывала. Замирая от ужаса, Ириска рванула на себя отдаляющееся плечо и зажмурила глаза, приготовившись, что и её сейчас непременно снесёт с карниза.

Если погибать, то погибать вместе!

Но это похоже на гнилой лозунг "Тонешь сам — топи другого!"

Похоже, да не так!

Пусть короткий полёт вниз будет напоминать лебединую песню.

Подушечки пальцев вдавились в плечо Рауля, а глаза следили, как мир плавно кренился, готовясь опрокинуться навзничь.

Вцепившуюся в плечо руку ласково погладили пальцы Рауля.

— Уже всё, девочка, — нежно прошептал он, но тут же в шёпот влился обычный металл. — Дай-ка я чуток продвинусь. Неплохо бы разведать обстановочку.

Ириска счастливо отпустила плечо. Мысленно она славила всех известных богов. А перед глазами стояла геройски погибшая крыса. Почему она прыгнула? Что заставило её? Ведь у любой зверюги на полную мощность включён инстинкт самосохранения.

Рауль нагнулся в оконный проём, но не торопился влезать на подоконник.

— Никого, — пожал он плечами. — Странные дела творятся на свете. Знаешь, Ирисочка, давай обманем гнусных котяр. Они думают, что часовой разделается с нами. А если мы сокрушим авангардиста-одиночку, то нападут на нас за порогом. Мы же пролезем в тыл. Здорово придумано?

Внешне Ириска являла пример спокойствия и даже кивнула. Внутри властвовали холодные волны судорог. Она уже поверила, что влезет в ЭТО окно. Она уже представила картинку пустой комнаты до паутинки трещин на потолке. А всё не так. Оказывается, надо ещё шагать и шагать. Но как? Ноги ни за что не желают отрываться от узкой опоры.

Рауль ободряюще улыбнулся, затем лицо посуровело. Он не смотрел на девочку. Он уже был на шаг впереди, оставалось только передвинуть ногу. Ириска прищурила глаза, чтобы не видеть зовущий квадрат окна, и начала медленно продвигаться дальше. Теперь в поясницу впивался ржавый жестяной козырёк, заставляя выгибаться дугой. Кто сказал, что к высоте можно привыкнуть. Никогда ни за что Ириска не запишется в секцию альпинистов, даже, если посулят золотые горы и яхту, увозящую на Канары. Даже, если… э… ну нет, за Рауля Ириска была готова влезть даже на вершину Эвереста. Хорошо хоть никто от неё этого не потребует.

Спина снова почувствовала гладь кирпичей с полосками застывшего цемента. Ветер зло обдувал разгорячённое лицо. А потом схитрил, коварно ударив в глаза и в раскрытый рот. Задохнувшая и ослепшая Ириска рванулась вперёд и шагнула в пустоту.

Глава 31. Final Fantasy

Голова кружилась, зверски кололо в глазах. Где она, что с ней, Ириска не знала. Думать совершенно не хотелось. Душа повисла на тоненькой ниточке, которая раздумывала, то ли оборваться прямо сейчас, то ли ещё помучить бедную девочку.

Сзади раздался недовольный писк крысы. Потом Ириска почувствовала, как крыса вскочила ей на спину. В обычной обстановке Ириска завизжала бы от ужаса. Может, и в обморок грохнулась. Сейчас же она не чувствовала ни страха, ни омерзения.

Где-то впереди зимней луной маячило бледное лицо Рауля. Значит, он услышал писк и обернулся. В голове бешено крутился сладостный водоворот липкого ужаса. Мир стал расплывчатым и ненастоящим. Настоящий мир не покачивается, словно палуба корабля. В настоящем мире Ириска никогда не умрёт.

Две руки упали на плечи. Жестокий толчок впечатал девочку в стену. Что-то жалобно хрустнуло: то ли косточка где-то в пустоте, то ли пара кирпичей. В оглушительной тишине Ириска слышала, как гулко бьётся сердце Рауля. Потом её согрели ласковые лучи солнца.

Казалось, минула тысяча лет, прежде чем затекла нога и болью запульсировала поясница. Ириска пошевелилась, сгоняя ноющее оцепенение. Пальцы Рауля ласково погладили плечо.

— До берега — два метра, — прошептал он. — Ты всё ещё хочешь плыть дальше?

Ириска кивнула. Мир снова обрёл ясные очертания. Обкрошенная кромка карниза. Дрожащий воздух над чёрным лесом за забором. Внимательные глаза Рауля. Мягкий пух на его подбородке.

Рауль бесшумно шагнул дальше. В авангарде бежала крыса. У следующего окна Рауль хлопнул по шершавым кирпичам, и крыса запрыгнула на подоконник. Командир предостерегающе вскинул руку. Ириска остановилась. Снова тишина. Снова ласковые лучи солнца. Снова ясно-синее небо над головой, словно до Переулков рукой подать.

Остроносая мордочка крысы выглянула из проёма и беззвучно ощерила пасть. Ириска подивилась мелькнувшим на мгновение иголочкам зубов. Рауль провёл пальцем по щетинистому лбу, крыса благодарно задрожала. В следующий миг Рауль броском ввинтился в тёмный квадрат. Ириска медленно подбиралась к окну. Ей ещё оставалось три или четыре шажка.

Потом она не могла вспомнить, как оказалась в комнате. Перелезла сама? Но вряд ли ослабевшие ноги осмелились подпрыгнуть. Втянул Рауль? Но Ириска не ощущала чьих-нибудь прикосновений. Самая настоящая отключка. Ещё несколько таких приключений, и Ириска пополнит ряды лунатиков.

Комнату наполнял ворох разбросанной пожелтевшей бумаги, раскрытых книг с занесёнными пылью страницами, и глянцевых фотографий. В центре красовалась областная карта, затоптанная грязными следами. Подошвы похрустывали измельчёнными в щепу карандашами. В пыльной бутылке скрючилась лысая еловая лапа. Из мебели Ириска разглядела лишь стул со вспоротым сиденьем.

Рауль осторожно выглядывал в наполненный шорохами коридор. После он вернулся в центр комнаты, устало опустился на полотно карты и принялся шарить в карманах, вытаскивая шарики стального цвета.

Обрывки газет, спекшиеся в единую массу, поглощали звуки шагов, словно ворох утоптанных прошлогодних листьев. Не спросясь, Ириска подобралась к самому порогу и лишь, выходя, обернулась. Взгляд Рауля заморозил её и заставил отступить обратно. Оторвавшись от Ириски, Рауль вернулся к поискам. В левой ладони уже перекатывалось десятка два разнокалиберных шариков. А пальцы правой нырнули за отворот куртки и исследовали теперь карман рубашки. Девочка с опаской поглядывала в полутьму недоступного коридора и вслушивалась в шорохи, поскрёбывания, урчания и писки, доносящиеся из запредельных территорий.

Шарики с глухими шлепками коснулись пола и раскатились по сторонам. Блестящие бока подёрнулись матовыми извилинами. Сферическая поверхность вспухла буграми и щупальцами. И вот в пол вжались уже не шарики, а крысы с тёмной щетинистой шерстью, сахарными клыками, выпирающими из влажной пасти, и глазами с рубиновыми переливами.

— Готовы? — прошептал Рауль.

Крысы чуть слышно пискнули.

— Правила знаете, — продолжил командир удивительного отряда. — Свобода в ваших лапах. Одна маленькая драчка и…

Крысы напряглись. Ириска почувствовала, как дрожит воздух, сотрясаемый маленькими тельцами.

— …И никто больше не назовёт вас крысами, — рука ткнула в проход мимо сжавшейся Ириски. — Вперёд.

Осенним клином, остриём стрелы стая крыс вонзилась во тьму.

— Не спи, девочка моя, — пальцы легонько коснулись плеча. — Бойцы проложат дорогу, но я не думаю, что они смогут выдержать кошачий напор слишком долго.

— Ты же сказал, что драка так себе, ничего серьёзного, — прошептала Ириска.

— Я сказал, маленькая, — нахмурился Рауль. — В смысле, короткая. Ты опять начинаешь додумывать. Давай поторопимся. Иначе наши преимущества обернутся недостатками.

И два бойца нырнули в сумрак коридора.

Эффект неожиданности обломался. Крысиную ватагу встретил кошачий отряд, полумесяцем сгруппировавшийся вокруг опасной двери. Кресло осталось впереди, но теперь оно темнело совсем близко.

— Крушило там! — палец Рауля ткнул за кресло, туда, где на фоне серой стены чернел вход в ещё одну комнату.

Кошки взвыли и в едином порыве прыгнули на врага. Крысы прильнули к полу и ощерились. А потом ловко вывернулись из под крючьев когтей, оттолкнулись от пола, развернулись и обрушились на промахнувшихся котов. Но те тоже не стояли на месте. Закипела отчаянная схватка.

С каменным лицом Рауль двигался сквозь побоище, как ангел смерти. Ириска испуганно прильнула к нему, стараясь не отставать. Любая кошка, посмевшая загородить им дорогу, немедленно сметалась в сторону. Даже с вырванным глазом или продранным боком крысы якорями висли на котах, рвущихся к Раулю с Ириской. Рауль ухватил девочку под локоть и ловко увернулся от трёх разъярённых котов. Тут же им под ноги свалилась сопящая крыса. Первый кот споткнулся и растянулся, два других налетели на него и смешно кувырнулись набок. Потом их могильными птицами слетевшихся со всех сторон, облепил десяток крыс. Секунду спустя голохвостые были сметены кошачьим авангардом. Но командир и его подопечная уже успели проскользнуть мимо. Из-под распластанных кошачьих тел с окровавленным мехом вывернула смелая крыса и подскочила к Раулю. Тот молча кивнул и указал на место у левой ноги, по правую руку плелась Ириска, а рядом с ней скользил чёрный телохранитель.

Отчаянно завывая, остатки кошачьего войска заняли последние рубежи, облепив кресло со всех сторон. Обернувшись, девочка углядела поредевший, но всё ещё грозный крысиный строй. Атака продолжалась.

Повелитель кошачьих душ, сидящий на спинке не пошевелился. Свет дальнего окна пробивался сквозь иголочки голубого меха, окутывая кота призрачным сиянием. Умные синие глаза с чёрными веретёнцами зрачков задавали безмолвные вопросы. Ириска смутилась и перевела взгляд на кошку. Волны зеленоватого света усилились. Они складывались в призрачные картины, где шествовали кошачьи скелеты, ухмылялись человеческие черепа, а крысы, как птицы, парили на фоне кресла, словно в чёрных зимних небесах. Кошка тоже смотрела на Ириску, только не спрашивала, а ненавидела. Возмущалась каждой частичкой кошачьей души. Девочке стало не по себе.

Крысиный хвост больно хлестнул по ноге. Метнув взгляд вправо, девочка увидела, как к ней, крадучись, подбираются три кота, по виду — отъявленные бандиты. Крыса-телохранитель даром времени не теряла. Остроносая голова метнулась вперёд, клацнули клыки и перекусили лапу ближайшего врага. Второй выпад, и следующий боец завалился набок, брызгая по сторонам фонтанами крови из разодранного горла. Третий бросок, нацеленный между глаз оторопевшего одиночки и… промах. И тут же крысиная голова покатилась по полу. У Ириски застучали в голове противные молоточки. Если кот сумел оторвать голову крысе, величиной с бульдога, то разве справится с таким обыкновенная девочка?

Кот нехорошо ощерился и начал готовиться к прыжку. Не в ногу целился он. Взгляд его, наполненный дикой радостью, гладил Ирискино горло.

Лёгкий толчок в щиколотку. Девочка увидела рядом новоиспечённого телохранителя. Ириска благодарно обернулась. Оказалось, Рауль опередил Ириску метра на полтора и сейчас расшвыривал дико визжавших котов, пробираясь к креслу. Чёрная крыса скользила рядом, раздавая точечные удары перепуганным котам, не успевавшим отбежать на безопасное расстояние. Моральный дух кошачьего войска падал с каждой секундой.

Вновь посмотрев на кота-одиночку, Ириска поняла, что смелость его не дрогнула. Он прыгнул…

Время остановилось, как в минуту, когда Ириска шагнула в пустоту. Пусть теперь под ногами твёрдый бетон, но ни ноги, ни руки не могут пошевелиться. Только голова силится отодвинуться назад.

"Во славу Панцирной Кошки!" — сказали глаза, набухшие кровью. А потом кровь разорвала их тёмно-багровыми сгустками. Сам же котяра безвольно опал у Ирискиных ног. Тяжело дыша, из-под окровавленного тела выбралась крыса-телохранитель. Бока тяжело вздымались, пасть обагрена.

Рауль отскочил назад. Правую штанину располосовали корявыми лохмотьями. На левой темнело кровавое пятно. Бойцовых котов оставался какой-то десяток. Да, именно десять. Две пятёрки. Две группы, решивших держаться до конца. Да голубой владыка. Да волшебница, повелевающая волнами зелёного света.

Следующие пять минут Ириска запомнила смутно. Помнила лишь, что от правой пятёрки осталась лишь пара разъярённых котов, и никто ничего не мог поделать с этой парой. Растерзанные тела гигантских крыс валялись бесформенной кучей, а несколько бойцов, попискивая, отползали, зализывая раны. Настолько беспощаден был взгляд сплочённой парочки, что Ириска сочла благоразумным отодвинуться подальше. И угодила в зону действия второй пятёрки. Плотная крыса величиной с бультерьера отпихнула девочку с дороги. Испугавшаяся девочка, хотела пнуть остроносую, да не успела. Хрустнул хребет, на спину крысе приземлился раскормленный котяра. И тут крысиный поток захлестнул усатое войско, сломил сопротивление, завертел, поглотил и соскользнул с поверженных тел. В том месте словно разбили банку с красными чернилами.

Дурманящий запах крови щипал ноздри. Конвульсивно содрогался желудок. Подгибались ноги то ли от ужаса, то ли от усталости. Рауль стоял у самого кресла. Голубой владыка подобрался, прошипел что-то невнятное и ринулся прямо в лицо командиру. Рука Рауля взметнулась. Из рукава куртки вылетел острый штырь, скользнул меж костяшек среднего и указательного пальцев и вонзился в кошачье горло. По металлу скатилась тёмная струйка. Нанизанный на остриё котяра похрипывал и дёргался. Пальцы Рауля описали гигантскую дугу, кот сорвался со штыря и врезался в стену. Когда он упал, то уже не казался голубым. Плинтус словно прикрыла горка промасленной ветоши.

— Твоя очередь, — кинул Рауль Ириске, указывая на кошку.

Кошка не шевелилась. Просто смотрела на Ириску. И подмигнула правым глазом, когда девочка склонилась над ней. Волны зелёного света, погладив спину, щекотливым покалыванием прокатились меж лопатками и окутали Ирискино лицо. Глаза защипало. Коридор смазался и стал ненастоящим. Сияние открывало глазам совершенно иной мир.

Огромный дворцовый зал, в окна которого видны башни крепостной стены. С высокого потолка сверкает гигантская люстра. У стен примостились длинные столы с изысканными яствами. А по всему залу в завораживающем танце кружились парочки. Кавалеры в алых и зелёных камзолах, расшитых золотыми галунами. Дамы в пышных платьях. Отблески свеч в украшениях и хрустальных бокалах. Запах чего-то сладкого, забытого, фестивального. И чарующая музыка, зовущая за собой. На обитом бархатом троне восседал владыка замка, наблюдая за праздником, в котором плескались подданные. Ему хотелось забыть о тревожных предостережениях, о зловещих исчезновениях вестников. Но ожидание грызло, стачивало мятущуюся душу. Вот сейчас явится влиятельнейшее лицо, способное разобраться в проблемах всего мира.

Придворная магиня в зелёном одеянии поглаживала острое ухо. Её терзали смутные видения чего-то непоправимого. Но ответов не было. Ответы могло дать только влиятельное лицо, которое куда-то запропастилось. И она, и владыка то и дело поглядывали на парадную дверь. А подданные беззаботно кружились, забыв о прошлом и грядущем. Для них жила только музыка, только шаг, ещё один и предстоящий поворот вальса.

Потом дверь распахнулась, и в зал хлынуло вражье войско.

А Ириска была за тех и за других сразу. Хоть и объяснить себе этого не сумела.

…Она не сумела объяснить, и как в её руке оказалась розочка разбитой бутылки. И как рука толкнула вперёд острые пики. Потом Ириска не видела ничего, как на выставке. Только почувствовала отпор, отдачу, сквозь которую с противным хлипом прорвалось разбитое стекло.

Кошка лежала на кресле, словно спала. Под ней растекалась вязкая лужа. Тёмные капли срывались с окровавленного стекла, гулко падали на матерчатую обшивку и расцветали чёрными розами.

"Хочешь быть Чёрной Розой за Пятым Переулком?"

От бесстрашной парочки уцелел только один боец. Поджав хвост, он удирал, словно побитая собачонка. Семеня лапами, его, не торопясь, преследовали три крысы, похожие на такс-переростков. Рауль громко цыкнул и странно кашлянул. Звуки отразились от стен и заметались эхом. Бег крыс прервался. Они остановились и виновато посмотрели на Рауля. Тот милосердно улыбнулся.

Предательски дрожащим пальцем Ириска указала на убегающего кота.

— Пусть спасается, — Рауль снова пропитался привычной непоколебимой уверенностью. — Кошачьи летописи тоже стремятся быть объективными. И мы не станем им мешать. Эй, все слышали? — возглас относился к десятку уцелевших крыс, алчно посматривающих в сторону растерзанных тел.

Крысиные тела вздрогнули в едином порыве и уставились на невозмутимого командира.

— Награды, — сказала бурая крыса, раз в пять больше обычной.

Ириска уже ничему не удивлялась.

— Награды, — твёрдо добавили близнецы-телохранители.

— Награды, — клацнули крысы задних рядов.

Закружилась голова. Ириска почувствовала, что она сейчас рухнет на забрызганный кровью пол. "Я же никогда не отстираю…" — мелькнуло и пропало. В следующий миг пол бросился навстречу. А ещё через секунду Ириска благодарно обвисла на сильных руках Рауля.

— Ирисочка, — начал он.

И тут её вырвало. Рауль замолк, но не отодвинулся ни на шаг. Крысы понимающе отвернулись. Лишь телохранители смотрели на неё странным отсутствующим взглядом. Будто должны были они уйти в лучшую жизнь прямо сейчас, да вот из-за Ириски приходится терпеть прежнее скорбное существование.

Когда желудок опустел, Ириска выпрямилась и безвольно прислонилась к стене. Рауль сунул ей в руку крохотный пузырёк с остроконечной стеклянной пробкой.

"Красная Москва", — вспомнились Ириске бабушкины духи. Однако пузырёк шестигранной формой ничем не напоминал знакомый плоско-округлый флакон. А когда девочка вытащила пробку, то воспоминания разом померкли. Резкий, до невозможности едкий запах шибанул в ноздри. Глаза мигом заслезились. Зато в голове прояснилось.

Рауля не было рядом. Он стоял у кресла и нараспев выкрикивал непонятные режущие слова. "Наверное, на турецком", — одинокая мысль пульсировала в опустевшей Ирискиной голове.

Длиннохвостые подпрыгнули и замерли в воздухе, а потом вытянулись вверх и вниз. Из крысиных глоток вырвалось что-то тоскливое и протяжное. Переливы голосов казались грегорианскими напевами. Крысы пели всё громче, всё торжественнее. Уходящие силуэты в прямоугольнике света из дальнего окна казались Ириске инопланетянами из сериала "Секретные Материалы".

Но мир сквозь слёзы всегда кажется не тем, каков он есть на самом деле.

На подгибающихся ногах девочка перешагнула порог комнаты. Той, что за креслом. Талию поддерживала сильная рука Рауля. И нежно, и непоколебимо.

В отвоёванных просторах не наблюдалось изысканной обстановки. Разломанный стол, да бочка, напоминавшая толстенную, наполовину оплывшую чёрную свечу с вырванным фитилём. Уставившееся к потолку днище слоилось ржавыми чешуйками. Бочка подрагивала. Кто-то ворочался в ней, кто-то скрёб по бокам, кто-то рвал и метал, силясь опрокинуть бочку и выбраться.

Рауль присел, обнял бочку, скорчил дикую рожу от напряжения и приподнял один из краёв. В щели тут же показалась пятерня в чёрных разводах, а потом на свободу вывалился перепачканный гудроном Крушило. Он открывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Из-за треснувших очков являлась сюрреалистическая картина двух разбитых глаз. Всё ещё не могущий отдышаться Крушило переводил взор то на переминающуюся с ноги на ногу Ириску, то на Рауля, приложившего палец к губам.

— А ты не один, — улыбнулся Крушило, стёр пот со лба, избороздив его чёрными полосами. — Клан Мёртвого Кота ещё жив.

Ириска приободрилась, чуть отодвинулась от Рауля и выпрямила спину.

— Иришка — наш человек, — чуть шепелявя добавил спасённый. Девочке показалось, что её назвали именем, которое осталось в далёкой и уже ненужной жизни.

Крушило глубоко вздохнул и выплюнул чёрный сгусток.

— Ириска, — повторил он.

Теперь имя прозвучало на диво отчётливо. Настоящее имя.

В груди прокатилась тёплая волна. Это великое чувство — быть кому-то нужным. Это неописуемая радость — выиграть безнадёжный поединок. Ты не поймёшь, если сам не успел прожить эти секунды ликования, когда безжалостная судьба, обжегшись о жар удачи, выпускает тебя из рук. И над тобой ничто в мире не властно.

— Победа? — обернулась к командиру девочка.

— Не совсем, — холодно сказал он. — Во-первых, коты первого этажа. Во-вторых, нам ещё могут приготовить немало сюрпризов, — внезапно он озорно подмигнул. — Ирисочка, когда тебе говорят, что не стоит отрываться от людей, знай, в этой фразе немало истины. Что нас спасёт, так это многолюдные кварталы.

Котоборцы приблизились к концу коридора, который венчала вторая курилка. В углу рассыпали пригоршню щебня. Ни котов, ни батарей. Лестница уводила в сумерки.

— Запоминай, — жаркий шорох полился во вздрогнувшее ухо. — Не сворачивай ни в одну из дверей. В минуты ГЛАВНЫХ сражений любая дверь ведёт в Капку-Стрелку, а я не готов сейчас биться на вражеской территории.

Путь вниз запомнился смутно. Странные двери вырисовывались по бокам. Вы когда-нибудь видели двери сбоку от ступенек? Чёрные проходы неумолимо притягивали. Ноги так и хотели шагнуть в сторону. С каждым метром становилось всё труднее их контролировать. А потом двери запели. Прямоугольники ртов извергали каскады звуков. То были не песни Переулков. Звуки сплетались в странные композиции. Шорохи, шум ветра в листьях тополиной аллеи, скрип половиц, топоток таинственных созданий и удивительные, цепляющие душу переливы неведомого электронного инструмента сливались в торжественную симфонию. Но за гимном победы, за песней славы прятались зубастые ловушки. Ириску продрала противная дрожь липкого ужаса, когда Рауль свернул в одну из дверей. Не ведая, что творит, Ириска шагнула за ним. В лицо ударила тёплая волна прогревшегося воздуха. На улице царило бабье лето. Корпус завода имени Ленинского Комсомола, превратившийся в братскую могилу, нехотя выпустил победителей.

На крыльцо упали длинные тени. Ничего ещё не закончилось. Прищурив глаза, Ириска увидела трёх прощелыг бомжеватого вида. И в сердце проснулась обида. И запульсировало чувство жёсткой несправедливости. Разве стоило биться и победить целую армию, чтобы потом на тебя напали три невзрачных бомжа. А сил драться уже не осталось. Горькое оцепенение сковало и руки и ноги.

Бомжи молчали. Хитрый Крушило скользнул в сторону, проверяя путь. Троица бесшумно перетекла вправо, загораживая дорогу. Измазанная физия Крушилы превратилась в личико перепуганного ребёнка. Крушило извёрг неопределённый звук, похожий на последний вдох, и отступил. Самый высокий шагнул к Раулю. Рауль тоже не сказал ни слова. Просто махнул рукой.

С всхлипом штырь глубоко ушёл в грудь нападающего. С левой стороны, там, где сердце, расцветала красная роза, на глазах становясь чёрной.

"Хочешь быть Чёрной Розой за Пятым Переулком?"

Ноги врага подогнулись. Его соратники метнулись в сторону и исчезли. Нелепо изогнувшееся тело плюхнулось в бурую пыль. Ириска оцепенела.

— Так надо, — на бледное лицо командира украсила холодная улыбка.

Девочку пронизывали горькие волны отчаянья. Ну почему всё устроено столь погано, что единственный стоящий парень оказывается хладнокровным убийцей. А жизнь? Ирискина жизнь? Мама, готовящая обед. Папа, который через неделю вернётся из командировки. Школа с её сочинениями и теоремами. Болтовня соседок. Толпа, несущаяся в столовую и сметающая всё на своём пути. Неужели всё это существует в одном мире с трупом у Ирискиных ног. Кусочек западного боевика, неловко врезавшийся в мир обыденных реалий. А сказка? Ирискина сказка? Бревенчатые домишки переулков. Перепевки, льющиеся со всех сторон. И холмик, на котором под ослепительно синим небом вырастет Чёрная Роза. Позволит ли сказка забыть обо всех ужасах, вершащихся здесь и сейчас?

Крушило свистнул. Презрительно и непонятно. Скрюченное тело исчезло. У кроссовок распластался котяра с пробитой грудью.

— Люди так легко путают котоборотней с себе подобными, — грустно кивнул Рауль.

— Что ещё за котоборотни? — хмуро спросила Ириска, отодвигаясь от мёртвого тела.

— Оборотни не всегда бывают волками, — медленно пояснил Рауль. — И они не всегда бывают медведями.

— И лисицами, — торопливо добавил Крушило, ещё не сбросивший облик растерянного ребёнка.

— Перед тобой оборотень, перекидывающийся в кота, — носок "Найка" поддел безвольное тело и отбросил его подальше от девочки.

Но в мозгу ворочалась неприятная мыслишка. А что, если бы убитый оказался не котом. А что если бы труп так и остался лежать? Смогла бы Ириска уйти и навсегда выбросить Рауля из памяти. Смогла бы? Или… Ведь пробовала уже, и не получилась. И даже, если бы сейчас свершилось самое настоящее убийство… Мысль прокатывалась в душе, то ледником, то селем. Смогла бы она?..

Да к чёрту! Не было никакого убийства. Есть мёртвый кот. И есть парень, который его убил. И этот парень принадлежит Ириске. Вот так! Безраздельно!

— Пора, — сказал Рауль, вглядываясь в арку далёких ворот, за которыми продолжал жить обычный мир, наполненный обычными проблемами.

— Ты с нами, Ириска? — полюбопытствовал Крушило.

— Хочешь, чтоб здесь осталась? — оскалилась девочка.

Крушило комично замотал головой, будто показывал, что даже не помышлял о таком варианте.

— Мы сами выбираем, — с нажимом продолжила Ириска, — кого любить и в чьих рядах сражаться.

— Видать, выбрала, — снимая потрескавшиеся очки, улыбнулся Крушило.

Колючие глаза и добрая улыбка. Оказывается, бывает и так.

Вместо ответа Ириска прижалась к плечу Рауля. Рука командира мягко обхватила её талию. И если б рука осталась там навечно, без всякой жалости Ириска рассталась бы с половиной своей жизни. С той, что после тридцатника.

И за радостью не заметила, как напряглась рука, обхватившая её талию, и растаяла улыбка Крушилы.

Кошки были со всех сторон. Кошки первого этажа. Кошки шипели и мяргали. Ириске стало страшно. Не боялся только Крушило.

— Эх, слева нас рать и справа нас рать, — зловеще улыбнулся он, довольно потирая руки, — хорошо с перепою мечом помахать.

— Назад, — резко приказал Рауль, загасив бесшабашность Крушилы. — Отступаем — для тех, кто не понял.

Троица бывших триумфаторов позорно попятилась. Кошки подползали всё ближе. Ириска чуть не запнулась, когда под ноги подвернулось крыльцо. Невероятно трудно нащупывать ступени, потому что глазам нельзя глядеть вниз. Глаза неотступно следят за армией, вооружённой тысячами клыков и когтей. Шаг за шагом, спиной вперёд. Вот блеснули осколки бутылок. Вот сбоку остался проём. А потом захлопнулась дверь.

— Откуда она взялась? — воскликнула Ириска, поворачиваясь к Раулю. — Тут же был пустой проём.

— Ты забыла, девочка моя, — печально подмигнул он. — Я же говорил, что сейчас любая дыра, что заточена под двери, ведёт в Капку-Стрелку.

За спиной Рауля мрачно тянулась стена, сложенная из древних камней, поросших разводами зелёного мха.

Глава 32. Возвращение в Капку-Стрелку

— Что теперь? — отрывисто спросила Ириска.

Крушило трудолюбиво ковырял мозаичный пол носком кроссовки.

— Идём туда, где нас не ждут, — сказал Рауль. — Кошки станут рыскать по окраинам, а мы пройдёмся по главной аллее. Хорошо бы добраться до статуи. Она отбрасывает тень. А по тени легко выскользнуть из Капки-Стрелки.

Ириска не стала переспрашивать. Вопросы выглядели глупыми и ненужными. Вперёд, а там разберёмся.

В первом же зале их встретила представительница когтистой армии. Ириска чуть было не ойкнула позорно, да вовремя прикусила язычок. Кошка смотрела с картины. Леопардовая кошка с внимательными и печальными глазами. Глаза казались настоящими. Выпуклыми. С хрустальными блёстками в глубинах. Дотронься и ощутишь холод стеклянной капли. Но рука Рауля неудержимо влекла её за собой. Да и Крушило громко пыхтел сзади, грозя врезаться в спину. А Ириска остерегалась близких контактов с коварным очкариком, несмотря на вроде бы наступившую дружбу.

В дальнем конце зала светилась витрина. Серебряный свет подарил надежду, что удалось добраться до вестибюля. Но тут же её и отнял. Статуи котов в нишах не спешили оживать и вручать подарки на память. Да и сама витрина выставляла напоказ не сотни крохотных сувенирчиков, а всего одну вещицу. Отлитых в золоте вцепившихся друг в друга волка и кота. Чубатый, словно запорожец, Волк. Поджарый и мускулистый Кот, будто английский лорд на боксёрском ринге. Клыки компостером сомкнулись на волчьей лапе. Волк по-телячьи улыбался и свободной лапой тщетно старался отпихнуть злобного пушистика.

— О! — воскликнула Ириска. — А я уже видела эту золотушку. Знаете, где?

Клан Мёртвого Кота стоически промолчал.

— В Эрмитаже! — гордо закончила девочка.

Панорамы Питерских улиц возникали и таяли в памяти. Решётка Александровского сада, Адмиралтейство, крейсер "Аврора", серые волны Невы, шпиль Петропавловки, стрелой любви пронзающий близкое небо. Тоскливая грусть ушедшего, смешанная с иголочками радости от того, что это было, было, было!

— Золото скифов, — не утерпев, добавила Ириска.

Клан Мёртвого Кота пропустил её слова мимо ушей.

— Только вот не пойму, как она тут очутилась, — продолжила монолог девочка.

— Она в Эрмитаже, — бесстрастно ответил Рауль.

— Но вот же она!

— Она и здесь тоже.

— Одна и та же вещь в разных местах? — удивилась Ириска.

— В твоём мире ей гордится Эрмитаж, — в голосе Рауля не прибавилось эмоций. — А здесь её надёжно прячет Капка-Стрелка. Всё просто. Если бы мы сейчас перенеслись в твой мир, то очутились бы в Эрмитаже.

— А мы не можем? — с надеждой вздохнула Ириска.

Побродить по Эрмитажу… Это почти что ступить на Пятый Переулок.

— Нет, — отрезал Рауль. — По правилам кошачьего боя мы должны покинуть это место именно через ту дверь, в которую вошли. Помнишь, как Фауст пленил Мефистофеля?

Ириска не помнила. Ириска даже не знала, о ком речь.

— Проехали, — кивнул Рауль, — есть кое-что поважнее. Знакомая тебе вещичка — хороший знак. Мы сейчас просто топаем по Капке-Стрелке, смываясь от кошаков. Но можем попутно провернуть полезное дельце. Раз уж повезло именно тебе, смотри по сторонам. Заметишь что-то знакомое из НАШЕГО мира, покажи мне. Возможно, так мы отыщем того, кто заменит нам Зингу.

Путники свернули в узкий коридор. Стены и здесь расписали неведомые художники. В пасти большеглазой кошки уснула рыба, походившая на сосиску. А кошка напоминала сардельку. Да и тон вокруг был мясисто-розовый, колбасный. У Ириски он вызывал раздражение, словно её занесло на задворки гастронома. Поэтому она заметно приободрилась, когда Рауль распахнул отделанные позолоченными планками створки и впустил девочку в огромный зал, уставленный колоннами из чёрного мрамора.

— Ближе к стеночке, — прошипел Крушило, когда Ириска рванула наискосок.

Девочка жалобно посмотрела на командира, но тот лишь сурово кивнул. Оставалось бесшумно перебирать ногами, скользя спиной по гладкой, холоднющей, словно изо льда, стене.

Потом они оказались в другом зале. Каменные арки уводили в сумрачные комнаты.

— Твоя очередь выбирать, — Рауль отступил, пропуская девочку вперёд. — Только не канителься.

Ириска вгляделась в дальнюю стену левой комнаты. На ней полоски молнии пересекали унылое осеннее небо. Голые чёрные деревья бессильно клонились к земле. В пожухлой траве пряталась тигровая кошка. Её выдавали только налитые гневом глаза, да блеск клыков. Кошка не нравилась Ириске. Казалось, спрыгнет она сейчас с картины, бесшумно скакнёт к беглецам и придавит к стене подушечками сильных лап. Сначала мягко, а потом выпустит когти…

Не сюда. А что там, в следующей?

Следующую комнату, даже комнатушку, вернее сказать, каморку украшала старинная гравюра, где к небу воздевал лапы знаменитый кот в сапогах. Его незадачливый хозяин продолжал прятаться в камышах. Судя по округлившимся глазам, извилистой яме рта и почерневшей коже, он просидел в убежище не менее полугода.

Мёртвая комната. Ириска не осмелилась заступить за порог. Пусть следующая окажется не такой. Пусть в ней найдётся хоть что-то живое. И снова исполнилось желание. И снова не так.

За следующей аркой оказалась кухня. На громадной плите булькал закопчённый котёл. По его щербатым бокам гуляли апельсиновые отблески. Меж пузырей вскипавшего варева металась деревянная ложка с длинным черенком. Черенок сжимала костистая рука ведьмы. Коренастую фигуру охватывало белое одеяние, перевязанное цветастым фартуком. Чалмой окручивала голову красная косынка, свернувшаяся на затылке узлом устрашающих размеров. Неподалёку сидел чёрный котище и бесстрастно наблюдал за действиями хозяйки.

— Ну, сюда что ли? — меж лопаток словно иглу вонзили.

С округлившимися от боли глазами девочка обернулась. Крушило прижимал палец к губам. Еле сдержав слёзы, Ириска поклялась нажаловаться Раулю на противного очкарика. Но слёзы, так и не выкатившись, продолжали застилать глаза.

— Мечешься вместо того, чтобы просто выбрать, — рассердился Рауль. — Ищешь лучшее? Запомни, когда мир перевернётся, лучшим окажется то, от чего ты безвозвратно отказалась. Вся жизнь — цепочка необратимых поступков, отсекающих возможности достойного выбора.

Ну и ладно. Сами виноваты. Без промедления Ириска шагнула в комнату справа, и словно в лесу оказалась. Всюду ветки. Колючие лапы оранжевой хвои. Скрипучие когти, украшенные скукоженными засохшими листьями. И за непролазным переплетением что-то темнеет, возносясь к туману, окутавшему потолок. И там, в мглистой тьме открылись две сверкающих звезды.

Кот-Баюн. На высоком столбе посреди дремучего леса…

"А почему лес дремучий? — размышляла Ириска, быстро и бесшумно следуя за Раулем. — Потому что густой, а быть может, потому что прячется в нём Кот-Баюн и своими песнями навевает дрёму".

Кот-Баюн остался позади, а лес стал осенним. Хитромордая кошка притаилась среди рассыпанных яблок. Кто был её добычей, Ириска так и не узнала. Потому что в проёме раскрытых дверей она увидела длинноносую птицу, которую из зарослей высматривали глаза каменных кошек…

Она чуть не крикнула! Ведь сказали же ей дать сигнал, если заметит что-то знакомое. Но радость тут же сменило уныние. Она уже видела этот узор, но видела здесь же, в Капке-Стрелке.

Оставив сухостой за спинами и миновав очередную арку, беглецы оказались на главной аллее. Под ногами снова вилась нескончаемая золотая линия, свивавшаяся причудливыми узорами. Тёмная фигура льва — стражника ворот Иштар темнела чуть позади.

— Наша беда — время, поэтому прятаться не будем, — решил Рауль и зашагал по центру главного коридора. Тишина окутала просторы того, что англичане звали цокольным этажом, а Клан Мёртвого Кота — подвалом. Безмолвие оглушало. От противного чувства, что уши заткнули ватой, спасало лишь эхо гулких шагов Ириски. Рауль ступал бесшумно, Крушило крался, как заправский диверсант, а девочка позорно грохотала. Спину сверлил разгневанный взгляд Крушилы.

Наконец путешественники добрались до массивной статуи. Одна нога грозной богини покоилась на львиной голове, другая — на странном круге, где несколько извилистых линий переплетались в удивительных узорах.

Полукошка-получеловек. Ириска поневоле засмотрелась на внушительную фигуру.

— Какая высоченная, — прошептала она.

— Юреус, — пояснил Рауль, наблюдая, как тонкие пальцы девочки поглаживают шероховатую гладь выступов — Символ змеи.

Глаза богини мягко сверкали зеленоватыми отблесками.

— Набирает силу, — с неудовольствием прохрипел Крушило. — Эх, Зингу потеряли. Щас бы он сплясал да спел. И погасли бы глазища. Вот уж кто умел обманывать верховные силы, так это Зинга.

Богиня из чёрного камня. На полированной поверхности изгибисто плавают блики фонарей. Человеческое тело и голова кошки. Правая рука медленно скользнула вдоль платья. Пальцы тряхнули погремушку, где перекатывались тысячи сухих горошин. Богиня улыбалась Ириске. Изумрудный взгляд завораживал. Ноги превратились в безвольные диванные подушки. Девочка поняла, что уходящая богиня оставляет пьедестал Ириске.

Но командир был начеку.

— Уходим, — распорядился Рауль.

Странное оцепенение исчезло, хотя первый шаг дался нелегко. Клан Мёртвого Кота свернул в тёмный узкий проулок, где перед путниками предстал Китайский кот. Глаза словно бильярдные шары. Круглая морда. Да и сам он походил на мяч. Впечатление округлости создавали свернувшиеся лапы и хвост, обвивающий тело и струившийся по короткой, почти незаметной шее.

— Настоящая слоновая кость, — восхищённо цыкнул Крушило. — Продать бы, тучу деньжищ разом оторвём.

— Небесный тигр, — пояснил Рауль. — Тот самый. Один из двенадцати, образующих цикл. Змея, дракон и тигр. Именно из-за него кошки тоже пролезли на небо. Слыхала про год кролика?

— Кролика? — нахмурилась Ириска. — Он был совсем недавно. Или нет! Недавно был год Рыжего Кота.

— Вот именно, — хмыкнул Крушило.

— Именно, — кивнул Рауль. — Тигр съел кролика. И теперь там расселся нахальный котище. Просто пока не все в курсе, путаница продолжается.

Он нагнулся и нажал в центр пьедестала. Раздался сухой щелчок, и девочка увидела чёрный квадрат открывшейся двери. А ещё несколько ступенек, уводящих во тьму.

— Тени сгущаются, — сказал Рауль. — Что ж, тем труднее будет погоне. Попробуй-ка, отыщи нас в подземелье призрачных зеркал.

И он бесстрашно шагнул во мрак. Ириска же замерла. Но, промедли она ещё мгновение, как губы Крушилы дрогнут в мерзкой ухмылке. И начавшаяся дружба тут же оборвётся. А удар в спину получить не хотелось. Или толчок, когда до пропасти останется полшага. В чём Ириска не сомневалась, так это в том, что Крушило легко найдёт её гибели хитрую отмазку. Мол, извиняйте, так получилось. И Раулю придётся его простить. Потому что Ириску уже не вернёшь, как и Зингу. А Клан Мёртвого Кота должен добраться до Панцирной Кошки. Только это случится уже без Ириски.

Последняя ступенька осталась за спиной. Разглядеть хоть что-то впереди не получалось. Из тьмы слышалось спокойное дыхание Рауля. Сзади похрипывал Крушило. Ириска старалась дышать ровно, чтобы никто не догадался, что она порядком запыхалась. Несмотря на кромешную тьму, шагалось легко. Пол был ровным, без ступенек и заусениц. Вытянутые руки касались сухих и прохладных стен. Пальцы ласково скользили по шероховатостям, ныряя во впадинки стыков. Иногда нащупывались завитушки. Гладь неведомых узоров была без изъяна и на порядок холоднее, словно в камень вплавили кусочки льда.

Коридор постепенно расширился. Путники стояли на развилке. Рауль вытащил указку и осветил округу. Два тёмных прохода в углах небольшого зальчика и матовый квадрат стекла на стене.

— Пожарный кран? — выдала нелепую догадку Ириску.

Ей очень хотелось, чтобы он тут и оказался. Тогда можно представить, будто они забрели в школу поздним вечером, и до мастерских, где всю ночь горит дежурное освещение, рукой подать. А вдруг пожарный кран и есть та знакомая вещичка, которую просили заметить. И тогда Ириску похвалят.

— Откуда ему взяться? — пожал плечами Рауль. — Подойди и выдохни на стекло. Тогда она поймёт, что пришёл тот, кто хочет увидеть.

— Кто она? — на всякий случай спросила девочка.

— Картина, — непонятно хмыкнул Крушило. — То бишь зеркало, отражающее призрачный мир.

Оставалось подойти и подышать. Стекло замутилось, потом за ним начало светать, и перед девочкой предстала панорама вечнозелёного леса. На поляне, густо заросшей травой, врезались друг в друга повелитель джунглей и тот, кто решил, что пришло время заявить о своих правах на мир — смуглый всадник с бесшабашно отчаянным взглядом. Рядом горбился ещё один человечек с длинной остроконечной палкой, но этот уважения не вызывал.

— А-я-я-я-я-я-я убили тигру, — раздалась напевка Крушилы. — Убили тигру, убили тигру.

Тигр отчаянно цеплялся за брюхо истошно орущей лошади. Но два копья — охотника и оруженосца — уже проткнули полосатую шкуру. Движения хищника замедлялись. Потом он опрокинулся на землю и затих. Свет погас. Перед девочкой оказалось всего лишь тёмная плоскость. Ириска потёрла холодную гладь пальцами, но, кроме мерзкого писка, это ничего не принесло.

— Кина не будет, — пояснил Крушило. — Двигаем дальше.

— Молодец, Ирисочка, — неожиданно похвалил Рауль. — Ты вызвала хорошую картинку. Кошка погибла. Значит, мы на правильном пути.

Они свернули налево. Матовые квадраты стали встречаться всё чаще.

— А можно… — спросила вдохновлённая прошлой удачей Ириска. — Можно ещё куда-нибудь заглянуть.

— Давай, — разрешил Рауль, — пока время терпит…

Не дослушав, Ириска прильнула к ближайшему стеклу, которое тут же начало проясняться. Эта картина запечатлела превращение узкоглазой ведьмы, окутанной цветастым кимоно, в пятнистую кошку. Две точно таких же кошки уже танцевали вокруг ширмы, затянутой полупрозрачной папирусной бумагой, исчерченной иероглифами.

— Котоборотни прошлых эпох, — пояснил Рауль.

Ириска отмахнулась. Взгляд приковывала спица, торчащая из ведьминой головы. Толстая. С шариком на конце. Отливающая голубоватым сиянием. Такой закололи второго министра. Может, это её надо отметить? Но вспоминать убийство на выставке не хотелось. Оставалось надеяться, что тайный знак ждёт впереди.

За следующем стеклом в воздухе подвис жезл из тёмного дерева. Отполированная ладонями рукоятка, увенчанная гордо сидящим котом, будто отлитым из шоколада.

— Инки любили котов, — печально процедил Рауль.

— Потому и были вынесены конквистадорами, — логически завершил Крушило.

— Постойте, — заспорила Ириска. — А разве в Южной Америке были кошки?

— Кого только не было в Южной Америке, — подмигнул Крушило.

— Всё зависит от того, что ты называешь кошками, — Рауль опять начал заворачивать в сторону любимого конька.

Не выносившая заумностей Ириска стремительно поменяла тему:

— А кого любили конквистадоры?

— Дельфинов, — чуть улыбнулся Рауль. — Но не будем о древних. Пойдём-ка лучше дальше. Это не та картинка, которую я ждал.

Изображение подёрнулось рябью и заволоклось туманом. Девочка перебралась к следующему зеркалу. На этот раз свет за стеклом полыхнул не бледным, а багряным.

Прежде всего Ириска увидела тёмно-сизую, подёрнутую аспидно-чёрными трещинами равнину. В центре огромным гвоздём вбили уродливый чёрный гриб, покрытый огненными бородавками. Остроконечная шляпка светилась холодными огоньками светляков. На багровом горизонте мрачно чернели низкие горы. Равнина, где стояла страшная башня, полыхала фонтанами разбуженных вулканов. Меж огненных струй ловко проскальзывали миллионы кошек, сбегавшихся к подножию башни. К шляпке прямо по воздуху тянулись серебряные ниточки железнодорожных путей. В мглистые туннели заскакивали измазанные сажей паровозы, таща за собой вереницу вагонов, вывалянных в угольной пыли. А с другой стороны из таких же чёрных дыр вылетали другие составы, будто раскалённые добела. И с уносящихся вагонов срывались багровые капли остывающего металла.

— Это что ещё за херотень? — спросила Ириска, надеявшаяся грубым словом отогнать подступивший ужас.

— Это и есть Капка-Стрелка, — голосом, не терпящим возражений, пояснил Рауль. — Такой она видится сбросившим очки реальной жизни. Трудно поверить, но именно по этой башне мы сейчас и топаем. Вернее, по её подвалам. А, Ирисочка, давай заберёмся на самую верхушку? Вот где творится настоящая веселуха.

Ириска отчаянно замотала головой. Нет уж, хотелось надеяться, что судьба никогда не уготовит ей столь злую фишку.

Изображение страшной башни померкло. Утих и ужас. Но на всякий случай девочка не стала смотреться в ближайшие зеркала. Лишь свернув в коридор, наполненный странным сиреневым светом, она положила ладони на холодную гладь и быстро задышала.

Посветлело. Прямо перед глазами появилась странная карта. Верх её был исчёркан, словно здесь потрудился малыш, которому впервые доверили коричневый карандаш.

— Арабские письмена, — Рауль сквозь стекло погладил глянцевую поверхность карты. — А вот и затаившийся враг.

Он потёр пальцем золотую вязь, сплетающуюся в затейливый орнамент на нижней половине мира, состоящего из пустынь. Сквозь золотые узоры проступил синий круг. Ещё одно торопливое прикосновение, и по кругу на худосочном льве заскакал всадник в красном халате. Вокруг чёрных волос переливалось сияние солнечной короны. Черноволосый был молод, а в улыбке проглядывала робость и беспомощность.

— Он не кажется мне опасным, — призналась Ириска.

— Поэтому и побеждает, — жёстко сказал Рауль. — Сначала оседлай льва и лишь потом прикалывайся над теми, кто это уже сделал.

Девочка обиделась. Она отвернулась от спутников и возглавила процессию. Теперь её больше интересовали рисунки на потолке, где светились золотом звёзды, голубели громадные луны и на фоне этих сияющих кругов чернели совиные силуэты, растопырившие когти, будто падали на убегающую дичь.

Рауль и Крушило помалкивали, словно признали владычество Ириски. В знак благодарности девочка милостиво остановилась и дохнула на первое попавшееся зеркало.

Котов, тигров, львов, леопардов, пантер и прочих кошачьих на картинке не обнаружилось. На переднем плане стоял чуть покосившийся фонарь. За ним серела исписанная нефорами стена. Неказистая дверь пристроя с обсыпавшейся штукатуркой была распахнута. Над проёмом виднелась вывеска, но надпись уходила за край стекла. В проёме стоял скелет. Вернее, скелетом можно было назвать нижнюю часть существа. Она, действительно, словно сошла со страниц учебника анатомии. Зато верхняя несомненно принадлежала терминатору. Только не в начале фильма, а ближе к финалу, когда его порядком искорёжили. Но металл блестел, будто его только что отполировали. Картинки, где плоть смешивается с металлом, Ириска неоднократно видела на фэнтазишных календариках, которые ей пытались всучить неумелые ухажёры. Удивление вызывал сам пристрой.

— Эй, — воскликнула Ириска. — А я знаю, где это. На улице Лебедева! Могу показать, если кто не верит.

— Отлично, Ирисочка, — обрадовался Рауль. — А я знаю, того, кто стоит на пороге. Он тоже любит подвалы и знает, как ими пользоваться. Зингу этим чудиком не заменишь, но через него можно выйти на нужного человека.

— Наконец-то, — в голосе Крушилы сквозило неприкрытое довольство. — Я-то думал, нам тут ещё часов шесть шландыбать.

Рауль толкнул погасшее зеркало, и в глаза ударил солнечный свет. Почти не видя дороги, девочка шагнула в опустевший проём. В пожухлой траве с островками несдающейся зелени блестели миллионы бутылочных осколков. Впереди виднелся глухой забор. Сбоку обнаружились знакомые развалины завода имени Ленинского Комсомола.

И ни одной кошки на всю округу!

"Что-то выход нашёлся подозрительно быстро", — подумала Ириска и повернулась к Раулю, чтобы спросить вслух. Но наткнулась на улыбку. Белозубую, весёлую, добрую.

— Спасибо, Ирисочка, — похвалил девочку командир. — Мы спаслись только благодаря тебе.

Ириска недоверчиво покосилась на Крушилу. Но тот, превратившись в тихоню-отличника, лишь послушно кивал.

— Ведь Панцирная Кошка видела каждый наш шаг, — продолжил Рауль.

— Почему же она не догнала нас? — на всякий случай спросила девочка.

— Потому что не захотела нас догнать.

— Не смогла, хотел ты сказать?

— Я сказал, но ты не услышала. Могла догнать, только не захотела.

— Почему? — раздражённо спросила девочка.

Вопросы, терзающие сознание противным шёпотом, хотелось выкинуть из головы, наполненной счастьем после удачного побега из Капки-Стрелки.

— А так ли это важно?! — рассердился Рауль. — И на Крушилу не оборачивайся, он тоже не ответит. Возможно, ответишь ты сама. Когда пройдёшь ритуал.

— Что ещё за ритуал? Ритуал вступления в клан?

— Ну нет! В клан мы принимаем без всяких вывертов. Ритуал вызова Панцирной Кошки. Во время ритуала вы почувствуете друг друга. И захотите повстречаться. Может быть, тогда ты и узнаешь все ответы.

Глава 33. Последняя цель

Ириска смотрела в окно. Люди внизу казались далёкими и совершенно ненужными. Мешающими жить. Так и норовят заслонить дорогу, где вот-вот может объявиться третий министр.

Рауль отвёл ей самую удобную позицию — площадку меж двух пролётов служебной лестницы. Лестница тянулась по задворкам дома быта "Агат". Если с фасада яркий четырёхэтажный короб светился евроотделкой, то служебные помещения являли кусочек доисторических времён.

Даже сюда успели пролезть вездесущие конторы. На третьем этаже, сократив администраторские владения, разместились бюро знакомств, адвокаты и комиссионка. А на четвёртом стоматологический кабинет заметно потеснил чахнувшее ателье. Сюда же вписался магазин, торгующий фурнитурой и западными швейными агрегатами.

Ириска не зря надела чёрную футболку, с которой ехидно скалился мертвечонок Эдди — символ группы "Iron Maiden". Теперь посторонний взгляд принял бы её за обычную нефорку. А нефорам не задают ненужных вопросов. Чревато. Пусть даже они сидят на бетонном полу меж лестничных пролётов. При взгляде на нефоров надо глубоко вздохнуть и благоговейно радоваться, что рядом с милой девочкой не громоздятся осколки пивных бутылок, а она сама не стряхивает пепел на головы тех, кто обретается этажом ниже.

Никто не мешал Ириске. Да и трудно мешать тому, кого здесь уже нет. Ириска была то Чёрной Розой, то видела себя в пышном свадебном платье, а рядом Рауля в строгом чёрном костюме. Его блестящие глаза смотрели с нескрываемым восхищением на невесту-прелестницу. Взор наливался безмерным обожанием. А потом светлая панорама многолюдного свадебного стола испарялась. На смену спешила ночь. Вырастали здания с треугольниками окон и аккуратными чёрными дырами. И душа ликовала, бесилась, скакала по неведомым, безразмерным просторам. И никакой трагедии из-за того, что Рауль находился далеко-далече, а полёт оплачен оборвавшейся жизнью Зинги.

Столько вариантов! Какой же выбрать? Какой обернётся долгожданным счастьем без единой червоточинки? Счастьем, невозможным в повседневности. Для Рауля счастье — борьба с трудностями. Для Ириски — успокоение. Без разницы где: в стебле розы или в призрачной сущности, мечущейся над переулком под ритмичную мелодию песни с печальными словами.

Мечты мечтами, но на пост иногда надо возвращаться. Отогнав сладостные видения, Ириска вглядывалась в заоконье. Награда — третий министр, вот только она где-то подзадержалась. Напряжение таяло, Ириска заскучала. Её опять тянуло оторваться от настоящего и перепрыгнуть в грядущее. Ириска резко откинула голову назад, гулко стукнулась о стену и зашипела от боли. Но боль вернула её к жизни. Ага, разбежалась, девочка. Простого поручения выполнить не можешь, а туда же, в хорошую жизнь. И ведь позаботились о ней. Вон, даже сидеть можно. Куда тяжелее Крушиле, наблюдающим за маршрутом из продуктового киоска. Он стоял, прильнув лбом к стеклу, и лишь иногда недовольно морщился. Ему приходилось терпеть мрачные вздохи продавщицы и периодические вопросы: "Так ты, мальчик, будешь чего-нибудь покупать?" Покупки в планы Крушилы не входили, но и покидать стеклянную цитадель он не собирался. Пока продавщице лень вылезать из-за прилавка, Крушиле ничего не грозило. Впрочем, вихрастый мальчик в очках особых опасений не вызывал. В очках ведь? Значит, умный. Значит, знает, как себя вести в общественных местах.

Предводитель клана жарился на солнцепёке возле уродливого тополя с отпиленными ветвями. Светило, позабыв о календарях, пекло по-июльски. Но Рауль стоически выносил адские муки. Ириска даже позавидовала. Вот ведь, она покрывается потом от одной лишь мысли о жаре, а её красавчику хоть бы хны. Вон он, стоит, словно каменная скульптура древнегреческого бога, облачённого в современный прикид. "Мороженого ему купить!" — возликовала девочка и уже почти вскочила на ноги, но перед глазами тут же нарисовался образ Рауля с кривой улыбкой. "Вот и потерян день, Ирисочка, — сказал воображаемый Рауль безысходным тоном. — Целый день отдан за какую-то мороженку".

И девочка осталась на посту.

Постепенно взгляд наловчился не останавливаться на людях, проскальзывать, смотреть сквозь них. Паршивая, извалянная в пыли собачонка, зацепила Ирискино внимание куда сильнее. А потом появился первый кошак. Вернее, кошка. Рыжая, с белыми полосами по всему телу и огромным отвисшим брюхом. Третьим министром она быть никак не могла. Министры предстают во всей красе и величии. Пропускаем. Забываем. Наблюдаем дальше. И незаметно проваливаемся в прошлое.

Перед глазами встала разгневанная мама.

— Где ты была?

Ха, что ты скажешь, если узнаешь ПРАВДУ, а не ТО, что сама себе навоображала!

— У подруги, — что, мама, так спокойнее?

— У кого именно?

— У Тани Заречной. Можешь ей позвонить, — звони, звони, мама, будут там с тобой разговаривать.

— Тебе кто-то разрешал шляться по ночам?

— Мы не шлялись, — я знаю, мама, что тебе положено ругаться, а мне положено отпираться всеми силами, иначе навесят на меня всех собак, а куда мне собаки, мама, мне бы с кошками разобраться.

— Ага, а чем вы всю ночь занимались?

— Фильмы смотрели.

— Какие фильмы?

— Всякие! — неужели, мама, ты хочешь услышать "Врата рая" или "Три шведки в борделе"? Ну нет ведь! Ты боишься этих названий, ты боишься, что я скажу именно их. Так зачем я буду тебя пугать? Но назови я "Крепкий орешек" или "Терминатор", ты всё равно не поверишь. Ты больше веришь в картинку, которой сама себя изводишь до полусмерти.

Тогда Ириска промолчала.

— И всё?

— Нет, не всё, — хорошо, мама, если мы сочиняем злую сказку, я не буду уворачиваться от скорбных обязанностей.

— А что ещё?

— Танькин друг нас катал на машине.

— И ты села в чужую машину на ночь глядя?

— А почему нет? — мама, ну зачем? Ну не дура я, чтобы садится в чужие машины, как самая дешёвая давалка. Но если ты хочешь, я придумаю, что так оно было.

— Садиться в машину к парню, — мама аж побагровела от негодования.

— А чем он провинился? Разве плохо иметь собственную машину? — рисуй, мама, рисуй, что я могу поделать, если эти картинки тебя так заводят…

Кошка! Картинка сразу разбилась, и девочка вернулась на прохладную лестницу дома быта. По улице вышагивал хмурый котище. По всему видно, что ветеран кошачьих битв. Вот только чёрные подпалины, беспорядочно разбросанные по белой шерсти, делали его похожим на колхозную бурёнку. Такой без труда бы разорвал любую крысу из горошины. Что бурую, что чёрную, что тускло-серебристую. И если это третий министр, то справиться с ним будет ой как нелегко.

Но Крушило по прежнему впечатывал нос в стекло, словно не видел кота. Рауль тоже не пошевелился. Коту дарована милость жить дальше. Третьим Министром окажется кто-то другой.

Интересно, а есть ли дворец у Кошачьей Королевы?

Ириске сразу представилась мрачная скособоченная башня на краю земли. Чёрные дыры уводили в подземелья. "Подвалы — наши!" — напомнил образ Рауля. Картинка расплылась, а когда снова стала чёткой, то замок уже напоминал уродливый, неправдоподобно раздувшийся гриб. В тускло-серой шляпке прятался гигантский чердак. "Туда можно запросто засунуть вокзал", — подумала Ириска. Из пыльного пола тут же выскочили параллели рельс, покрытых пятнами ржавчины. Тёмные, пропитанные вязкими маслами шпалы. Проводами протянулись нити мохнатой паутины. Все пути вели в одну точку — Чёрный Паровоз. Неугасимо горела топка. Что-то бурлило там, в багровом жару, звучно лопалось и постанывало, как миллионы душ, опрокинутые в адский котёл. На кресле машиниста свернулась кошка, покрытая панцирем из потрескавшегося асфальта. К креслу сиротливо прижалась фигурка последнего оставшегося в живых министра. Каждая кошка знала про рельсы, уводящие на чердак отвратительного гриба. Каждая мечтала оказаться там, вблизи от огнедышащего механизма. Но для этого сначала нужно выесть хотя бы одну пару глаз.

"Всё, что мы можем вообразить, уже создано на просторах вселенной", — вспомнила Ириска фразу учителя-практиканта. Практикант был невзрачненький, сутулый, очкастый и ни на что в жизни не годный. Одна фразочка и осталась. Да и её не услышала бы Ириска, не окажись она в тот урок на второй парте от учительского стола. По классу летали листы мятой бумаги и перекатывался гул. Самый обычный гул, когда учитель перестаёт контролировать ситуацию, и каждый считает своим долгом начать разговор с соседом по парте.

Так может быть, кошка действительно живёт в страшном замке, а Ириске придётся идти за край земли, чтобы прикончить чудовище. Рауль говорил по-другому, но…

Ириска невидящим взглядом уловила изменение в привычной картине и снова оказалась перед зарешёченным стеклом. Крушило давно выбрался из киоска и корчил зверские рожи, смотря на окно, за которым пряталась девочка. Рауль тоже отклеился от ствола и нетерпеливо махал рукой. Что-то важное произошло на улице, а Ириска пропустила, утонув в бесплодных мыслях. Так вот оно в жизни и бывает.

Когда девочка выбралась на улицу, на разгорячённом гневом лице Крушилы можно было поджаривать яичницу. Рауль сохранял видимое спокойствие, но Ириска догадалась, что он недоволен по-крупному.

— В прежние времена уснувших часовых пристреливали, дабы дать урок остальным, — отрывисто бросил он, лихо развернулся и юркнул меж киосков.

Крушило презрительно сплюнул и поспешил за ним. Девочка поплелась следом. Похоже, кто-то совершенно забыл о том, что Ириска спасла ему жизнь.

Не так-то просто протискиваться меж киосков, даже если на тебе не праздничное платье, а чёрная футболка с пустоглазой знаменитостью. Но опыт снова помог Ириске, опыт старого двора, когда имена читались по-другому. Когда потерянная теперь Ирка-Нашатырка носилась с парнями, играя в догонялки и прятки среди гаражей. А руки то сжимали учебник истории, то отчаянно лупили по стриженным затылкам тех, кто ещё не умел ни курить, ни материться и слыхом ни слыхивал ни о каких компах, пентюхах и дохлых мамах.

Извозюкался лишь правый рукав. Рыжая молния красовалась на чёрной ткани. Да ржавые полосы прочертили дугу по Ирискиному лбу, когда та стряхивала капли пота.

Меж гаражами и меж киосками расположена оборотная сторона мира. Всё, что скрыто на лицевой стороне стеклянными витринами, всё, что поспешно замазано или стёрто не слишком расторопными городскими службами снаружи, здесь запечатлено почти навечно. Запылившиеся осколки, продавленные бока пластиковых бутылок, серые от засохшей грязи сигаретные коробки, битые кирпичи и ржавые ободы велосипедных колёс. Похабные рисунки на стенах, короткие ёмкие слова. Распахнутые двери киосков, откуда вырываются волны духоты. Обрывки музыки пронзают уши. Виднеются потные спины продавцов. Мутные взгляды подвыпивших грузчиков, усевшихся на раздолбанных ящиках и буравящих тебя бессмысленными взглядами. А жаркий воздух щелей пропитан стойкой вонью, заставляющей поверить лозунгу "Весь мир — дерьмо!"

"Не зови меня в лесок, мальчик — звонкий голосок". Потому что вонь и в леске. Ведь это мы выпускаем её в мир и тащим за собой. "Плохо, Ирисочка, когда тебя запомнят не по солнечному дню, когда ты изволила явиться, а по следам на вычищенном ковре". Но можно ли не наследить, если обнаружится, что в какой-то момент ступить уже некуда? По разгорячённому лицу хлестнула промокшая рубашка Крушилы. Губы почувствовали солёную от пота ткань. Рауль, замерший впереди, прильнул к стене. Сдвинулся и Крушило, открыв Ириске узкую полосу обзора. Девочка, судорожно выдохнув, выглянула из-за жёлтой стены киоска, покрытой пятнами ржавчины.

По асфальтовому пятачку вышагивал солидный кот. Мускулистое тело полнил пышный пепельный мех с белыми подпалинами. Острые уши торчали крышами двух маленьких, но гордых башенок. Профиль умной головы вызывал уважение с первого взгляда. Мощные лапы уверенно и бесшумно молотили серую поверхность. Меховой огурец хвоста вытянулся струной. Кот не смотрел на Ириску, но чувствовал приближение опасности и спешил от неё ускользнуть.

Раньше всех сдали нервы у Крушилы. Подхватив осколок красного кирпича, он залимонил в ненавистное создание. Но промахнулся, и кирпидон громовым ударом полыхнул по стенке киоска. Кандидат на убой сиганул прочь. Ириска с ужасом вжала голову. Ей казалось, что сейчас распахнутся все до единой двери, выскочит куча усатого народа, а смуглая рука ухватит за плечо. И понесётся…

Но тут страх отпустил. Ведь Рауль рядом, ведь Рауль никуда не делся. А, значит, никто не посмеет хватать Ириску, никто не произнесёт ни единого ругательного слова в адрес Чёрной Розы.

А потом испуг окончательно растаял. Двери не распахнулись. Никому не было дела до Клана Мёртвого Кота. Ну вдарили кирпичом по стене, так ведь не по стеклу. Даже второй кирпич вряд ли бы расшевелил сонное царство. Ведь открой дверь, как знать, может остроугольный камень вонзится тебе в лицо.

Ириска не стояла на месте. Подхваченная Раулем она уносилась прочь, резво перебирая ногами. Где кот? Да бог его знает. Рауль впереди, Рауль разберётся, да и Крушило не зря сопит сбоку.

Киоски оборвались, и троица вылетела на дорогу. Необъяснимым образом котяра уже перенёсся на противоположный берег реки, волны которой составляли стройные корпуса автомобилей, заляпанные грязью кузова грузовиков и жёлтые коробки "Икарусов". Поток был нескончаемым, неукротимым.

— Плевать, — ругнулся Крушило и скакнул вперёд, чудом пронесясь между бампером старенького "Москвича" и сверкающим передком "БМВэшки". Рауль кинул на Ириску короткий взгляд. "Твоя очередь", — прочитала девочка в чёрных глазах.

Бросок. И ноги тормознули, запнувшись друг о друга, ослабли, подкосились, потому что "Камаз", казавшийся далёким, вдруг обнаружился близко-близко. На девочку наплывала решётка капота, а высоко, почти под самым небом, яростно сверкали стёкла кабины. Воздух пронзил отчаянный рёв гудка, но разорвись рядом бомба, даже это не сдвинуло бы Ириску с места. Взвизгнули тормоза, но огромная масса продолжала по инерции скользить по асфальту, оставляя чёрные полосы следов. За грузовиком кто-то звонко впечатался в собрата по движению. Ириска слышала только отстранённый звук бьющегося стекла. Весь мир заслоняла несущаяся на Ириску стена. И скрежещущий звук стирающейся резины. Грузовик заносило вправо, Ириска вот-вот должна была оказаться под чернотой узорчатого колеса.

"Вот и всё", — мягко стукнуло сердце и остановилось.

— Ходу, — рявкнул Рауль и саданул девочку в спину.

Удар пропихнул девочку вперёд. Она пробежала несколько метров и проскочила перед "Мерсом", притормозившем на встречной полосе, пронеслась по лысеющему газону, юркнула за бетонное крыльцо какой-то конторы и рухнула на обкрошенные ступени. За бортиком, сложенным из потрескавшихся кирпичей, Рауль выяснял отношения с Крушилой.

— Да на хера? — донёсся визгливый тенорок очкарика.

— А если бы она успела вознестись? — встречным вопросом отбился Рауль. — Ты готов начинать поиски с самого начала?

— Но шанс! — простонал Крушило. — Такой был шанс!

Ириска осторожно приподняла голову над бортиком и увидела, как Крушило презрительно сплюнул. Ошмёток слюны размазался рядом с начищенным ботинком Рауля.

— Не надо! — прохрипела Ириска. — Не ссорьтесь. Мы поймаем третьего. Я обещаю.

Она чувствовала себя виноватой и готова была искупить вину любым посильным подвигом.

— Ну да, — процедил Крушило. — А не поймаешь, собой заменишь, так что ли?

Чувство вины мигом растаяло.

— Эй, — Ириска гневно упёрла руки в бока, — я говорю серьёзно!

— Наверно, это в первый раз серьёзно, — закивал Крушило. — Ты оприходовал меня так просто.

Ириска беспомощно посмотрела на Рауля. Тот промолчал и хмуро отвернулся.

— Кто-нибудь видел, в какую сторону улизнул котяра? — спросил он, ни на кого не глядя.

Ириска погрустнела. Как ни крути, а именно из-за неё погиб Зинга, именно она проворонила появление третьего министра, именно из-за её нерасторопности проворный кот покинул опасную зону.

— Не боись, — улыбнулся Крушило. — Вон тот подъезд видишь? — скрюченный палец указывал влево.

Ириска взглянула и углядела чёрную пасть подъезда. Рядом с распахнутой дверью сидел щенок неизвестной породы и задумчиво трогал лапой смятый пакет от кефира.

— Не, — мотнул головой Крушило, — даже дом не угадала.

За обычной пятиэтажкой высилась полосатая жёлто-красная громада в девять этажей.

— Она что ли? — недовольно сморщив нос, спросила Ириска.

— А ты думала, — осклабился Крушило. — Верь мне, девочка, и многое поймёшь.

— Тогда чего мы стоим?

— Тогда чего ты командуешь? — сверкнули очки Крушилы.

А Рауль молчал, задумавшись о чём-то несвершившемся.

— Потопали, — голос оставался хмурым, тяжёлым, болезненным, словно упавшая на ногу батарея парового отопления.

Ириска, радостно показав язык Крушиле, пристроилась за командиром, двинувшимся к далёкому подъезду. Крушило шмыгнул носом, сплюнул ещё раз и превратился в арьергард карательного отряда.

— Найдём ли? — чуть слышно призадумалась Ириска. — Домище-то вон какой огромный.

Рауль промолчал, вместо него ответил Крушило:

— Спокуха. Кто пустит в хату блохастую живность? А подвал тот я знаю. Заперт подвальчик, уж в этом не сомневайтеся. Некуда ему податься, только наверх, поближе к небесам. Самое время присмотреть там местечко поприятнее.

Железная дверь была чуть приоткрыта, приглашая войти. Голова гудела от напряжения оборвашейся погони. Забравшись в тенистые своды, девочка по привычке направилась к лифту.

— Ц, ц, ц, — защёлкал Крушило, неодобрительно покачивая головой. — Ты спроси у лифта, стоя, сколько твоё сердце стоит?

— Ступенька за ступенькой, — холодно поддержал его Рауль. — Этаж за этажом. Только так мы не пропустим его.

К шестому этажу заныли ноги. Сердце чуть не выпрыгивало из груди. Кровь билась в голове, казавшейся непомерно раздувшейся. Крушило, вывалявшийся в ржавчине, как поросёнок, весело похехекивал сзади. Рауль молчал. Он оставался таким же невероятно чистеньким, словно к нему не могла прилипнуть не то что ржавая чешуйка, а даже пылинка. Кейс теперь напоминал Ириске контейнер для переноски ядохимикатов.

"Кейс? Откуда он взялся? — удивилась Ириска. — Он ведь остался там, на разрушенном заводе! Или у Рауля их немеряно? И почему в кейсе всегда находятся самые необходимые вещи? А кроме них — ничего!"

Они почти догнали беглеца на последнем — у чердака — пролёте. Если бы Ириска прыгнула, то коснулась бы пушистого серого меха. Но прыгнул сам котяра, только не навстречу, а вверх, проскользнув меж узких прутьев решётки, защищавшей крышу от любителей приключений на высоте.

Кот повернулся и с нахальным видом расселся на бетонном полу. Только глаза его были грустными. То ли оплакивал он свою незавидную судьбу, то ли невесть за что жалел Ириску.

Чудом ускользнувшая от смерти Ириска прониклась к коту встречным сочувствием. Жажда искупительных подвигов давно иссякла.

— Постой, — девочка дёрнула Рауля за рукав. — Давай, отпустим его. Наверняка есть путь, выводящий на Панцирную Кошку, где не требуется убивать.

— Поздно, Ирисочка, — стальной голос командира отрезал обходные дороги.

— Лошадь пошла поперёк борозды? — просвистел Крушило и неласково пихнул Ириску.

Третий министр, словно услышав, что пощады ему не будет, поднял хвост трубой и ловко сиганул в чердачный люк. Клан Мёртвого Кота проводил его ненавидящим взглядом. Решётка, сваренная из обрезков труб, надёжно отделяла убежище котов от охотников за ними.

Глава 34. Водолей

Неудачливая троица медленно оставляла за спиной лестничные пролёты. Восьмой этаж, шестой, третий. Расстроенная Ириска не видела ничего, кроме серой ленты ступенек и площадок. Она ничего и не слышала. Услышал Рауль. Он-то и потянул девочку в закуток с мусоропроводом. "Знаешь, Ирисочка, есть дела, которые я всегда поручаю другим". Ириска подняла взгляд от нескончаемого бетона и в поле зрения тотчас оказалась тощая согбенная фигура.

Зад парня обтягивали чёрные, вытертые чуть не до дыр джинсы. Он подрагивал в такт сгибающимся и выпрямляющимся коленкам. Парень стряхивал. На стене перед ним расплывалось тёмное пятно, а к трещине в бетоне лениво перебирался мутный ручеёк. Клан Мёртвого Кота безмолвно дарил ничего не подозревающему парню последние минуты свободы.

От такого зрелища Ириске ни жарко, ни холодно. И даже не противно. Так, чувство средней паршивости. Если разобраться, вся жизнь оборачивалась вот таким грязным вонючим пятном. Гораздо хуже, если бы этот урод отметился в лифте, где запах держится неделями. В таких случаях Ириска закрывала глаза и задерживала дыхание. А тяжеленные сумки приходилось прижимать к груди. Путь до квартиры оборачивался восьмым кругом ада.

Парень стряхнул в последний раз. Послышался треск закрываемой "молнии". В эту самую секунду на хилое плечо опустилась рука Рауля, придавившая пузырь вздувшейся заштопанной куртки.

— На белом, белом покрывале января, — душевно начал Крушило, — любимой имя жёлтым цветом написал…

— Общественная дружина по охране порядка, — спокойно, почти ласково продолжил Рауль и помахал перед лицом ошарашенного парня синими корочками с выдавленными на них золотыми буквами.

— Э… — не сообразил парень. — Чего?..

— "Полицию нравов" смотрел? — Рауль расплылся в улыбке, как улыбаются полицейские в американских боевиках.

Улыбка породила глупую надежду на светлое будущее, и парень радостно закивал.

— Мы — то же самое, но от отечественного производителя, — пальцы Рауля отогнулись и шлёпнули по плечу, а когда парень расслабился, сжались в жёсткие тиски.

Лицо парня скривилось от боли. Рауль не замечал чужих страданий. Он внимательно разглядывал пятно, словно к нему приложился сам Пикассо или Моне.

— По Зодиаку ты у нас, дружок, Водолей? — улыбка Рауля становилась всё добрее, всё ослепительнее.

— Не-е-е, — обиженно протянул парень. — Я — лев.

Улыбка Рауля на секунду стала недоверчивой, но потом снова засияла божественной благодатью:

— Значит, ты — водолей по натуре. А натура, гляжу, у тебя широченная.

Парень не спорил. Доказательства расплывались и по вертикали, и по горизонтали. Парень смущённо потел в полной неопределённости. Ириска видела, как он страстно пытался поверить, что будущее его светло и безоблачно.

Несмотря на омерзительность обстановки Ириске даже стало его жаль. За пределами этого вонючего подъезда мир был широк и бескраен. Мир блистал волшебными красками и фантастическими радугами. Душу радовал любой весенний ручей, любой летний луч, любой осенний лист, любая зимняя ночь, когда снег искрится миллиардами блёсток под прекрасным, но холодным светом огромной Луны…

Но этот мир не для таких, как ты, хмырь. Тебя сюда заходить не просили. С тобой снег тает, луч прячется за облаками, лист гниёт и крошится в мёртвую пыль, а ручей… Ручей, вот он, а рядом стоишь ты и надеешься, что тебе за это ничем не сойдётся. Но так не бывает, мальчик. Тем более, когда мы тебя уже нашли.

— Я… это… пойду, — проявил инициативу парень.

— Куда? — Рауля мягко подался вперёд, улыбка не сходила с губ, но что-то в выражении лица заставило парня дрогнуть.

— А… чего… — парень недоумевал, а Рауль не спешил.

Рауль предоставлял ему возможность построить одну за другой тысячи картин возможного будущего. Судя по жалкому лицу парня, картины получались не героические. Ириска ощупывала лицо взглядом, но, отвернувшись, тут же теряла его из памяти. Бледное было лицо, невыразительное, худое, измученное неудачной жизнью, изъеденное проблемами и комплексами. Сбежать, сбежать хотелось хозяину лица, да только в каждой из картин ловили его чужие безжалостные руки. Вот и не слушались ноги, превращаясь в два ватных комка в джинсовой обивке.

— Снимай куртку и вытирай, — бесстрастно сказал Крушило.

— Че-его? — протянул парень.

При виде очкарика на голову ниже его он на секунду обрёл бодрость духа и, видимо, позабыл о Рауле. Но Рауль не любил, когда о нём забывали. Пальцы сжались сильнее, и парень сник, но продолжал трепыхаться. Крушило ещё поиздевался бы, но на крыше его ждал Третий Министр. Поэтому Крушило ухмыльнулся и просто снял очки. Увидев стальные глаза, парень испугался по-настоящему. Ириска почти ощутила этот кисловатый запах чужого страха. Кисловатый и чуть смешанный с дерьмом.

— Не хочешь? — ласково спросил Рауль. — А почему не хочешь?

— Дак это… кожа ведь… типа, вонять будет.

— Точно, — кивнул Рауль, не переставая улыбаться.

Парень загрузился. С одной стороны ему явно сочувствовали, с другой издевались.

— А… это… по-другому…

— Что по-другому? — в голосе Рауля прорезались нотки заботливого папаши, не желающего наказывать сына, и всё же склоняющегося к мысли, что от неизбежного не уйти.

— По-другому никак?

— Почему никак? — Рауль делано удивился.

Теперь его вид говорил, что в мире есть тысячи, миллионы мест, куда рабочий человек может немедленно приложить свои трудолюбивые руки.

Парень осклабился. Ему казалось, что жизнь начала налаживаться.

— А чо надо-то?

— Да вот хотя бы на чердаке прибраться, — Рауль наморщил лоб. — Слабо?

— Не-е-е, — обрадовался парень. — Чё там, не курткой ведь, а?

— Веничком, — подтвердил его догадку Крушило. — Смогёшь?

— Только вот одна проблема, дружок, — в голосе Рауля наметилась тревога. — Документ какой-нибудь у тебя есть?

Парень затоптался на месте. Даже Ириска поняла, что документ у него, несомненно, имеется, вот только светить его ужас как не хочется.

Крушило не терял время понапрасну. Он ловко скользнул пальцами во внутренний карман чужой куртки и выудил паспорт. Двуглавый орёл смотрел гордо и вызывающе. На уголке обложки с наклейки сквозь очки "Матрицы" взирал мертвенно-бледный Кину Ривз, стараясь не замечать опасную птицу. Небо за ним отливало кровью и апельсинами.

— Пазычев Виталий Иванович, — огласил Крушило имя героя нашего времени.

— Так вот, Виталий Иванович, — Рауль начал отведённую ему партию, — вы ведь не возражаете, что вас по отчеству?

Виталий Иванович не возражал. В знак невозражения он остервенело мотал головой.

— Вот и отлично. Видели крылечко у торца соседнего дома? — голос Рауля звучал отчётливо, словно у ведущего программы "Время", но на повторе заметно крепчал. — Крылечко видели?

Виталий Иванович кивнул.

— Там домоуправление. Зайдёте, получите ключ от чердака четвёртого подъезда. Скажете, кот, мол, за решётку пролез, а достать никак. Паспорт в залог, ключ нам, и чем скорее, тем лучше.

— Раньше сядешь, раньше выйдешь, — захыхыкал парень, но под удивлёнными взглядами смолк и больше не пытался проявлять чувство юмора.

— Тогда вперёд, — руки Рауля обхватили плечи кожаной куртки и мягко, но настойчиво развернули несчастного в сторону выхода.

— А мы рядом па-ада-аждём, — протянул Крушило, отсекая возможные пути к отступлению.

Окружив бедолагу, Клан Мёртвого Кота проводил его до нужного крыльца. Вжав голову в плечи, парень засеменил по ступенькам, поминутно оглядываясь. Рауль и Крушило приветственно махали ему вслед.

— А он вернётся? — тревожно спросила Ириска.

— Куда ему деться, — мрачно усмехнулся Крушило.

Ириска старалась не глядеть в его детские незащищённые глаза за толстыми линзами.

— Мы дали ему шанс, — заметил Рауль. — Даже последний кретин цепляется за надежду. Он теперь весь чердак языком вылижет, только бы выслужиться перед нами.

Глава 35. Промежуточный финиш

Кот бы ушёл. Несомненно. Ему оставалось только юркнуть в щель. Он обманул и Крушилу, и Рауля.

Но на пути стояла Ириска, сжимая обломок черенка от лопаты. Сама лопата, усеянная застывшими комьями цемента, валялась неподалёку, у перекрученных носилок с расщепленными ручками.

Кот на миг замер, оценивая ворогиню. Потом зашипел.

"Не тронь", — предупреждал он.

"Разорву!" — обещал он.

"Прочь с дороги", — приказывал он.

"Уходи!" — требовал он.

А глаза слезились. А из глаз скатывались прозрачные дрожащие бусины.

Ириска впервые видела, как плачут коты. Причём, не мягкие пушистые комочки, что появились на свет три месяца назад, а здоровенные уличные котяры весом в несколько килограмм.

— Ириска, — раздался из-за будки голос Крушилы. — Отгоняй его к краю. Не бойся, он тебе ничего не сделает.

Ага, сказал один такой. Вместе с шипением кот распушил шерсть и казался теперь огромным меховым шаром. Хвост напряжённо постукивал. Зад ходил ходуном. Кот готовился к прыжку. Черенок стал скользким, от волнения дико потели руки.

Из-за будки вынырнул Клан Мёртвого Кота. Рауль справа, Крушило слева. Ещё несколько секунд, и они встанут рядом, надёжно отрезав котяре путь назад.

И тогда кот прыгнул. Время замерло, словно луч света, остановленный в сверхплотной среде. Только пушистый ком плавно скользил по воздуху, выбрасывая вперёд лапы с острыми когтями. Ириска вскинула черенок, как биту, как клюшку для игры в гольф, и нанесла упреждающий удар.

Только тогда она поняла, что кот летел мимо.

Отполированная сотнями ладоней палка с заворотом ударила в кошачий бок, словно до упора накачанный мяч. Траектория полёта сломалась. Кота развернуло и выбросило за бортик. Отдача чуть не сорвала ладони с запястий. Наступила тишина. Не по-осеннему жаркое солнце пропекало плоскую крышу. На плечо легла тёплая рука Рауля. Он молчал.

Говорить, действительно, не стоило. Третий министр покинул этот мир. Теперь никто не заслонял Кошку с панцирной шкурой, никто не стоял на пути. И злобную королеву уже ничто не спасало. Оставалось провести ритуал вызова и разделаться с ней навсегда. Никому не дано право выцарапывать глаза ни в чём не повинным людям.

И нестерпимо хотелось убежать с этой солнечной крыши.

— Проверить бы, — подал голос Крушило. — Коты, они живучие, падлы. Не дай бог, улизнёт. Тогда начинай всё сначала. Да ведь и не отыскать потом. Спрячется, затаится.

Странный был Крушило. Нервный, суетливый. Что ждало его за смертью Панцирной Кошки? Ириску — Пятый Переулок. Рауля, быть может, тоже. Что искал Крушило? Что привело его в Клан Мёртвого Кота? От какой мечты требовалось ему горькое лекарство?

— Пошли, — пальцы Рауля мягко сжали плечо.

Девочка кивнула и нырнула в прохладный проём. В душе то вскидывались, то опадали волны странных ощущений. Холодная изморозь горных вершин, когда трудный путь позади, и можно немного отдохнуть. И лёгкая обида, будто бы Ириска собиралась влезать на совершенно иную гору.

Водолей смущённо топтался у подъездной двери. Он зыркал на Ириску колюче-просящими взглядами и сладострастно убеждал себя, что понравился ей до невозможности. Но Ириска видела унылого хмыря через туманную пелену. "До-ми-соль", — глухо стучали в голове мёртвые нотки, хором выкрикивая имена. Сотни, тысячи имён. Но звуки сливались в монолит, из которого проступало лишь "Ириска" и "Рауль". А ещё иногда проклёвывалось "Крушило". Мёртвые нотки не давали сосредоточится, вернуться в реальность. В голове царили недоумение, неверие, непонятки. Они уйдут, когда Ириска доберётся до угла и увидит на асфальте останки Третьего Министа.

— А паспорт, — залопотал Водолей.

Возглас смутил Ириску, и она полуобернулась. Крушило, вроде бы нехотя вытащил ключ, но на его лицо уже наползла обычная ехидная ухмылочка, когда можно не притворяться ребёнком. Рауль тоже притормозил. А девочка двинулась дальше, к заветному углу. Контрольная проверка после решающего удара.

"Пусть его там не окажется, — просила Ириска незримые сверхъестественные силы. — Пускай он просто упал. Ну ладно, пусть сломает себе лапу. Тогда он может уползти в подвал и подлечиться".

"Подвалы — наши!", — вспомнились слова Рауля.

"Ну, пусть не подвал, — кивнула Ириска самой себе. — Пусть ближайшие кусты".

За углом была тень. Ещё не здесь. Ещё не эта стена. Ещё маленькая передышка. Третий министр свалился у фасада. И сейчас, быть может, тоскливо мявкая, отползал в укрытие.

Но обманывать себя бесполезно. Никто не посадил там кустов. Просто зелёная полоса газона. А рядом серая лента тротуара, за которой ещё одна узенькая полосочка травы. И уж потом дорога, по которой непрекращающимся потоком неслись машины. Ириска прошла мимо пыльных окон торцевой стены и миновала второй угол.

"Я хочу, чтобы его там не было", — скрипнули зубы и зажмурились глаза, чтобы потом приоткрыться. Нехотя. Медленно. Осторожно.

Кота у стены не было!

Девочка остановилась и шумно выдохнула. Тяжесть невосполнимой потери мгновенно испарилась. Голова полностью опустела. Не было котяры. Ни на асфальте, ни на газоне, ни на дороге. Ириска даже встала на цыпочки, вглядываясь на ту сторону проезжей части. Может, какой-то автомобиль отшвырнул переломанное тело. А может, котище благополучно свалился в кузов грузовика, набитого мягким тряпьём. Такое в фильмах случается чуть ли не ежеминутно.

Исчез кот. Безвозвратно растворился.

Но что скажет Рауль? Нет кота — нет и дороги к Пятому Переулку. Душу Ириски раздирали противоречия. Если кот жив, значит, Ириска никого не убивала. Ну, котёнка сбросила в колодец, но никто ведь не видел его мёртвым. А вдруг незримые ангелы-хранители следят за Ириской и не позволяют ей совершать необратимые поступки? Вот бы здорово! Но тогда остаётся проблема с Панцирной Кошкой. Третий кот по-прежнему закрывает дорогу к ней. И третий кот должен умереть.

Так Третий Кот или Пятый Переулок? Пятый Переулок или Третий Кот?

Пушистая мордочка или пригорок, на котором растёт Чёрная Роза?

Катящиеся из жёлтых глаз слёзы или синее-синее небо?

Без единого облачка. А впереди лишь лес у самого горизонта. Чёрная зубчатая кромка. Почти незаметная на фоне небесного купола. Голубизна. Лазурь. Бирюзовая чаша, опрокинувшаяся над миром. Город, машины, проблемы, неудачи, тягостные планы на будущее и само будущее — всё отрезала кромка чаши. В ней уместились только голубое небо и Чёрная Роза — Ириска, которая и есть вся бесконечность.

И тут Ириска увидела кошачий хвост.

Кот валялся за мусорной урной, поэтому девочка и не заметила его сразу. Она на цыпочках обогнула исцарапанный металлический конус и узрела третьего министра. Мертвее некуда. Без вариантов.

Выглядел он почти непотревоженным. Только вместо глаз багровели кровавые сгустки. Только шерсть перестала блестеть и свалялась тусклыми иглами. Повинуясь внезапному порыву, Ириска взяла кота на руки. Он обвис, как полусдувшаяся резиновая игрушка. Тело кошака потеряло упругость и стало тяжёлым и неудобным. Рот раскрылся, ощерив зубы. Из алой пасти на запястье выливалась тёплая масса мозга. Чтобы не запачкать куртку, девочка держала поверженного врага на вытянутых руках. Мимо мелькали машины и шли люди, не обращая внимания на девочку с мёртвым котом. Может, потому что Ириска повернулась спиной ко всему миру. А может, потому что кот уже умер, и время вспять не запустишь, дабы оживить погибшего. Если не можешь помочь, просто уйди. И люди разрешали себе уходить.

— Три в плюсе, — раздался холодный голос.

Ириска вздрогнула. Рауль стоял рядом.

— Надо бы его похоронить, — смущённо залопотала девочка.

— Идём, — бесстрастно кивнул Рауль.

Он мигом добрался до угла, пересёк тротуар и вышагивал теперь под балконами пятиэтажки. Ириска старалась не отставать. А ещё она боялась выронить кота. Ей казалось, упади кот ещё раз, кровь тут же хлынет неудержимым потоком.

За пятиэтажкой оказался бетонный забор. К нему прижались четыре коробки из листового железа, окрашенные в зелёный цвет. На каждой из них по трафарету вывели "ЖРЭУ-7". И зелёные стенки, и белые буквы хранили многочисленные бурые отпечатки футбольных мячей.

Рауль осмотрел левый ящик, потом перешёл к следующему, остановился у третьего, принюхался. Ириска тоже втянула воздух. Пахло испорченной колбасой и промасленной ветошью.

— Кидай, — приказал Рауль.

— Т-ты чт-то? — от волнения Ириска начала заикаться.

Рауль удивлённо повернулся к девочке. Глаза его излучали ледяной блеск.

— А ты чего хотела?

— Я думала, мы его в коробочку… — Ириска вспомнила пылившийся на шкафе посылочный ящик.

— В коробочку?.. — зло прошипел Рауль. — Ага! Ты хочешь поиздеваться над ним до скончания веков!

— А разве мусорка — это не издевательство?

— Господи, — глаза Рауля уставились в небеса. — Опять! Предрассудки настолько въелись в сознание, что ты и думать иначе не можешь. Знаешь, Ирисочка, какое самое отвратительное зрелище я видел на этом свете?

— Ну? — нехотя отозвалась Ириска.

— Собака, пробегавшая в боксёрских трусах две недели.

— И что? — Ириска отозвалась напряжённо. Перед взором стояла бедная собаченция, не могущая расстаться с мучительным излишеством, напяленным каким-то уродом. Всё, от чего природа велела избавляться и прятать, теперь неотступно следовало за собакой, превращённой в изгоя, что для людей, что для собственных сородичей.

— Засунуть кота в коробочку, чтобы закопать, ничем не лучше. Нет, тебе-то станет легче. Тебя будет греть сладостная мысль успокоения. Как же, ведь прикончив котяру, ты так славно позаботилась о нём после смерти. И даже мама, придя домой, не будет тебя ругать, потому что коробка ушла на то, чтобы, — тон Рауля стал издевательским — кисаньку па-аха-аранили. Желая ни в чём не походить на толпу, ты продолжаешь слепо следовать правилам и традициям. Что ж, ты не одинока. Тысячи, миллионы котовладельцев поступают так же.

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы похоронить его.

— Для любого кота, Ириска, благоустроенная квартира не лучше птичьей клетки. "Бедненькая", — утешаем мы птичку, рвущуюся из тесного пространства. Про кота мы так не думает, нет. Наоборот, мы твёрдо уверены, что он вне себя от счастья, если живёт в тёплой квартире и лопает "Вискас". А ведь коты придуманы не для того, чтобы их ласкали и гладили. Да, они мурлычут и ластятся. Но в душе каждый ждёт единственного момента. Когда Откроется Дверь.

Ириска вспомнила кошку на подъездном пороге. Она приникла к щели и принюхивалась, изучая обстановку. А в глазах мерцали таинственные звёзды счастья.

— Домашний кот не может сбежать и после смерти. Заодно и размеры тюрьмы резко сокращаются. Ведь отдача от кота прекратилась. Ведь он больше не урчит. Ведь его не погладишь. Напротив, он начинает мерзко попахивать. Так мы его в коробочку, а коробочку в земельку!

— Но, как и люди, коты заслуживают…

— Брехня! Баллады слагаются о тех, кто, получил свободу. Они погибают, но не сдаются. И люди, в отместку, брезгливо сжав пальчики, кидают их в мусорные баки. "Делай, что хочешь, только не бросай меня в терновый куст!" Так искатели свободы оказываются на свалке для последнего акта. По вечерам все бродячие коты стекаются к этим могучим холмам. Они насыщаются. Они готовятся. Они ищут тех, кто не смог придти сам. Они затаскивают их на самую высокую гору. А потом поют Песни Славы. Я не слыхал ничего более величественного, чем эти протяжные многоголосые хоралы. Дуют ветра. На небесах плачут звёзды. Клубком серебра катится по небу Большая Небесная Кошка. А в тёмных закоулках свалки горят зелёные звёзды глаз, которым ещё предстоит засверкать в угольных небесах. Не этой. Но, быть может, уже следующей. И освобождённые души уличных бродяг возносятся к звёздам под хвалебные песни. В то время как души домашних любимцев мечутся в тесных коробках плена, уготованного им любящими хозяевами.

— Ты это САМ придумал?

— Просто сходи на свалку, Ирисочка, и взгляни сама. Часикам к двум ночи. Лично я слышал эту песнь неоднократно.

— Но ведь кошки — твои злейшие враги?! Ты сам говорил!!!

— Мне приходится их убивать. Но я слишком уважаю врагов, чтобы издеваться над ними после смерти. Они проиграли, так пусть порадуются в небесах, чем из тесных КОРОБОЧЕК будут слать мне нескончаемые проклятия.

Ириска склонила голову. Она не стала спорить. Просто подошла к третьему ящику и осторожно положила кота на гору тряпья. Потом закрыла его ворохом газет. Рауль благодарно погладил тёплым пальцем её мягкую щеку. Ириска смущённо отстранилась, подняла смятую пачку от папирос и начала счищать с запястья застывшую розовую лепёшку.

— Давай-ка зайдём во двор, — предложил Рауль и тревожно продолжил. — Что-то Крушило задерживается не по делу.

Двор не пустовал. Бегала стайка ребятни. Бабушка из крайнего подъезда тащила домой три литра молока в краснобоком бидоне. Подложив руки за голову, на мягком кресле "Ниссан-Патрол" спал водитель — усатый здоровяк лет сорока. Но ни Водолея, ни Крушилы во дворе не обнаружилось. Однако, Рауль беспечно заулыбался, ткнув пальцем в бетонные перила подъездного крыльца. На самой середине извилистой трещины, молнией прорезавшей серую громадину, сверкал яркий квадратик. Оттуда всё также, сквозь очки "Матрицы", опасливо озирался Кину Ривз. Только апельсиновый закат окончательно ушёл в прошлое. Теперь всё небо было замазано тёмно-красным.

Глава 36. Второй сон Чёрной Розы

Горизонт скрывал чёрный злой лес с колючими верхушками. К горизонту снова не хотелось. И, как часто бывает во снах, далёкое незаметно подменилось близким.

Ириска стояла перед церквушкой. Пыльный порог. Выщербленные колонны. Уснувшие горгульи на карнизах. И толстая, массивная дверь, приоткрытая наполовину.

Что сочилось из заброшенного храма? Ириска не чувствовала ни тепла, ни мало-мальски заметного сквозняка. Впрочем, сны смазывали ощущения. Во сне можно ходить босиком по снегу и не замечать. Можно плескаться в воде, да так и не узнать: горячая она или ледяная.

Зато во сне можно действовать.

Ириска коснулась ручки из помутневшей бронзы и почему-то не решилась приоткрыть дверь пошире. Мешало какое-то правило, отчаянно не желавшее формулироваться. Такое, что нельзя ослушаться. Девочка оставила дверь в покое и бочком скользнула в мглистую щель.

Сон не захотел выворачиваться. Сон продолжался. Внутри оказалась церковь. Свет нисходил через высокие стрельчатые окна, с трудом пробиваясь сквозь толстые стёкла цветных витражей. Девочка медленно шла мимо скамеек из отполированного дерева. Блеск тёмных сидений припорошил густой слой пыли.

Впереди, у огромного вогнутого окна, заполненного стеклянной мозаикой, золотом сверкал алтарь. Ириска не задумывалась, куда он исчез, когда последний ряд скамеек остался за спиной. Она забыла о нём. Исчезло и окно. Теперь ввысь тянулась мрачная ниша, куда поместили ступенчатый пьедестал почёта. Изящный, с фигурной отделкой, с деревянными кружевами.

На верхней ступени стоял Рауль. Не он сам. Его скульптурное изображение, выточенное из тёмного дерева. Чёрные кудри застыли. Глаза смотрели на Ириску сурово и твёрдо. Губы замерли в привычной улыбке. На лице сияла печать блаженства и умиротворённости, словно эта ступень и была тем самым, желанным горизонтом. Стройное тело укутывала мантия, из-под которой едва выставлялись носки обуви. Не привычных "Найков", нет-нет. Солидных туфель со скошенным носом, какие и не во всяком бутике отыщешь.

Туфли чуть выпирали с платформы. Под ними красовалась табличка. "Рауль Мертвокот", — значилось на ней.

Слева, на ступеньке пониже, установили Крушилу. Как и всегда, его лицо прикрывали очки. Но на деревянных стёклах неведомый скульптор позабыл вырезать глаза. И беззащитно-детские, и жестоко-стальные. Слепо смотрел Крушило. Но если и не видел, то чуял всё, что здесь происходит. На это намекала хитрая ухмылка. Мантия Крушилы притягивала взор широченными рукавами. Оттуда, сквозь прорези, высовывались руки-худышки. Правая сжимала гарпун, левая книгу. Деревянную книгу с причудливой резьбой. Ни единого слова не выгравировали на обложке. Лишь дудочку, перечёркнутую крестом. И каждый, прочитавший книгу, знал, что в этой жизни тот, кто ставит на одну палочку и девять дырочек, получит лишь вторую в довесок, а к ней могильный холмик и вечный покой в придачу.

На этой ступеньке готические буквы таблички складывались в надпись "Крушильон Котомор".

Правая ступенька была ещё ниже, чем занятая Крушилой. Она пустовала. Отсутствовала и табличка. Лишь две аккуратные дырочки, чтобы неведомые мастера могли немедленно привернуть её, когда пьедестал займёт достойная личность.

"Что, Ирисочка, твоё место не в этом ряду?" — прошелестел в спину коварно подкравшийся Ванабас.

Девочка оборачиваться не стала. Знала, что не ей предназначена третья ступенька. Если Ириска когда-нибудь заберётся по этой странной лестнице, то не остановится на полпути. Её место рядом с Раулем. И только там.

Ванабас шумно дышал в спину. Где-то каркала ворона. Смеялись маленькие часики и сплёвывали жёваные кожурки варёного лука на новые Ирискины кроссовки.

Потом снова всё поменялось. Ириска теперь знала, что стоит не в заброшенном храме, а в подвале Капки-Стрелки. Только в тех местах, где ещё не бывала. Вместо ниши перед ней простиралась широкая лестница. Высокие деревянные ступени были густо исцарапаны когтями. На лестницу мягко лилось золотое сияние. Лестница вела наверх. На следующий этаж. И какие правила ни придумывай, тот этаж уже никто не сможет назвать подвалом.

Путь открыт. Лишь ступи на лестницу и поднимайся.

"Если хочешь, иди, — грустно сказал Ванабас голосом Рауля. — Ты не в Клане. Тебе ничего не грозит. Вдруг тебе там понравится, а? Ступай, девочка. Только меня забудь. Ты же знаешь, мне туда ход закрыт. Мой горизонт на плоскости, а не над уровнем моря".

"Ступай, ступай, — ухмылялся Ванабас голосом Крушилы. — Поверь мне, Ирисочка, тебя там давно заждались. Тебя там встретят с почётом, дабы многое сказать из тех вещей, что очень тебе не понравятся".

Лестница манила, как забытая детская сказка, которая кажется реальной только в редких хороших снах. Она звала попробовать. Притягивала сладостью неизведанных маршрутов. Покалыванием шанса, который и бывает всего раз за всю жизнь.

Ванабас молчал. Молчал, как Зинга, который уже ничего не мог сказать. Зинга, покинувший этот мир. Но только не было его ни на лестнице, ни за ней.

Теперь за спиной протянулись Переулки. Девочке не надо было оборачиваться, чтобы удостовериться. Но право зайти туда она так и не заработала.

Ванабас в последний раз грустно вздохнул и ушёл по направлению к Переулкам. Он хотел пройти хотя бы один из них. Он страстно желал дослушать до конца хотя бы одну песню. И стать ей.

Светящаяся лестница, а у подножия маленькая девочка, невыносимо довольная собой.

Ириска улыбнулась. Она знала, что поднимется. Сначала на следующий этаж. А потом дальше. Так высоко, что станет выше всех. Даже Ванабаса.

И тут, как это обычно бывает, щёлкнул выключатель.

Проснувшаяся Ириска прищурила глаза, прогоняя резкую боль несвершившегося. За окном разгоралось самое обыкновенное утро.

Глава 37. Провода

Коробки многоэтажек неприступно чернели. Меж ними в узкой щели будто плавился металл. Солнце пыталось пробиться к Ириске, но силы уже сдавали, и оно проваливалось всё ниже и ниже. Сероглазый не смотрел на солнце. Он смотрел вверх. Туда, где темнотой наливалось небо, перечёркнутое бесчисленными проводами.

— Вечер, — сказала Ириска. Просто так, чтобы не молчать.

— Знаешь ли ты, почему приходит вечер? — алюминиевые глаза ухватили Ирискин взгляд.

Ириска знала. Потому что вращается Земля. Так было в забытом учебнике природоведения. Но для тех, кто вступал в Клан Мёртвого Кота, простые законы побоку. Простые законы для тех, кому положено учиться и получать хорошие отметки. Чтобы шагнуть дальше. И снова учиться, учиться и учиться. А потом найти себе хорошую работу. И работать, работать, работать. До той ночи, когда Панцирная Кошка выест им глаза. В учебниках природоведения ничего не говорилось о Панцирной Кошке. Значит, можно уже забыть о них, о законах, шуршащих ненужными прошлогодними листьями. Скукоженными. Рассыпающимися в прах от одного прикосновения. Вечер наступал из-за вращения Земли лишь для обычных людей. Для того, кто имел глаза алюминиевого цвета, вечер наступал по иным причинам. Ириска не знала их, поэтому и молчала, смиренно дожидаясь ответа.

— Вечер начинается там, где тянутся провода, — сказал обладатель алюминиевых глаз. — Даже от одного провода, небо темнеет. Ненамного. Почти незаметно. Чем больше проводов, тем быстрее наступают Сумерки. Их уже не остановишь. С каждой секундой провода тянутся всё дальше и дальше. Люди не могут без проводов, постепенно загоняя в них свою жизнь, и очень этим довольны. А потом провод обрывается, и жить становится незачем. Вот так.

Над его головой полыхало: "Компьютерный Клуб CyberRats". Алюминиевоглазый сделал шаг назад. Вглубь подвала. Шеренга экранов за его спиной бледно мерцала. Казалось, что свет изгибался и обволакивал фигуру, озарённую мертвенными сполохами. Контрасты чёрного и белого пропахали лицо складками усталости и печали. И Ириске вдруг до ужаса захотелось разбить все зеркала, потому что она вдруг поверила, что тоже выглядит старой и страшной.

Но такими были все из подвальчика, обернувшегося компьютерным клубом. Сумрак, мерцающие экраны, озаряющие бледные лица умирающим северным сиянием.

Двадцать компов, соединённых в сеть и подключённых к И-нету.

Ближайший пацанчик впился в экран, на котором призывно раздвигала ноги пышноволосая красотка без грамма одежды. Белели три незагорелых треугольничка: между ног и на кончиках высоких грудей. Красотка смотрела высокомерно, словно она здесь была настоящей, а не парень, руки которого чуть подрагивали. Курсор мышки, превратившийся в короткопалую пятерню, оглаживал обнажённую девицу по всем изгибам. С уголка рта зрителя, смотревшего свой собственный фильм, скатилась тонкая ниточка слюны. Его уже не было здесь, как не было и этой красавицы, знавшей, как подать себя максимально выгодно и эффектно.

Ириска повернулась к хозяину. Тот смотрел не на Ириску. Он смотрел на экран, но не на сам экран, а сквозь него. Сквозь красотку, сквозь монитор, сквозь стену. Наступал вечер. Красотки сменяли одна другую и исчезали прочь, а вечер оставался. Вечер — единственное настоящее.

На экране уже хозяйничала другая девица. Брюнетка с длинными волнистыми волосами. Она смотрела искоса, но так призывно, что пацанчик не решался кликнуть левую клавишу мыши. Ниточка слюны расширилась и покрылась маленькими шариками, словно во рту зрителя сидел маленький гномик и быстро-быстро плёл фенечку из матового бисера.

Ириска знала, что фильмы эти крутятся в голове и без всяких картинок. Если кто-то готов платить деньги за картинки, непременно найдётся и тот, который придёт за деньгами. Этот человек сейчас стоял рядом с Ириской, хотя его здесь тоже не было. Вот только был он не в сети, а в неведомых местах, где начинается вечер.

— А я видела тебя, — сказала Ириска и, не дождавшись привычного "А где?", продолжила, — в башне кошачьей королевы.

— Меня много где можно увидеть, — хозяин здешних мест не возражал, но и не поддакивал.

— Только там ты был другим, — не сдержалась девочка. — Наполовину скелет, наполовину терминатор.

— Две кости и белый череп — вот моя эмблема, — певуче прошептал парень с алюминиевыми глазищами. — Называй меня теперь — Терминатор Немо.

Ириска ничего не поняла и, чтобы не выглядеть глупо, снова уставилась в зал.

Голову следующего пацанчика венчал шлем из кожезаменителя. На экране буйствовали краски закатного неба, высились стены серо-зелёного коридора, сложенного из древних камней и со всех сторон бежали безобразные уродцы, паля красными и зелёными шарами. Этот пацанчик не сидел статуей. Дёргалась его рука, передвигавшая мышку и отчаянно молотившая пальцами по её кнопкам. Дёргался он сам, уворачиваясь от плазменных шаров. Ириска знала, что из-за шлема компьютерный мир выглядит объёмным и настоящим. Коснись рука Ириски этого геймера, он поймёт, что подлые враги коварно подобрались и сзади.

На соседнем экране извивалась асфальтированная трасса. Движения геймера были плавные. Наклон влево, затем вправо, затем ещё вправо, круто, почти под сорок пять градусов. Геймер вписывался в трассу "Формулы-1" где-то под Барселоной. Ириска пропустила момент, когда столбики ограждения смело встали поперёк пути, экран мигнул красным, а снизу вверх пролетели строчки набранных очков. Затем целёхонькая машина снова возникла на старте и, набирая скорость, понеслась к недосягаемому финишу, по пути отбрасывая на обочины машины незадачливых конкурентов.

— Компьютер отобрал дух авантюризма, — сказал хозяин. — Раньше выбранные цели были практически недостижимы, а против тебя выступал весь мир, но ты всё-таки бросал вызов и побеждал. Вот тогда и рождалось истинное упоение победой. Сейчас так делать лениво. Сейчас выбирают режим попроще. Ломаются коды, обеспечивая бессмертие, или недостающий ключ, или пополнение казны на десять тысяч золотых за ход. Победа становится лёгкой. Но маленькие победы дают маленькие чувства. И люди спешат максимально увеличить число таких побед, чтобы догнать то невыразимое чувство триумфа. Перегнать количество в качество. А в результате получают глубокий минус. Есть ещё такая замечательная кнопочка "Save Game". Люди не любят тратить время попусту, поэтому стремятся засэйвиться при каждом удобном случае.

— Разве это плохо? — осторожно спросила Ириска.

— Одна-единственная игра, пройденная собственными силами за несколько месяцев, стоит пятидесяти, проглоченных за пять минут с помощью сломанных кодов. Одна-единственная жизнь, прожитая насыщенно и ярко, стоит пятидесяти чужих, пустых и торопливых, — объяснил хозяин подвала. — Но никто не замечает грань, за которой подмена перестаёт быть явной. И начинается бесконечная гонка по навороченным играм. Каждое утро вспыхивает ожиданием, что сказка вот-вот наступит, и каждая ночь исчезает в чёрных дырах потраченного впустую времени.

Ириска оглядывала шеренгу геймеров. Кто из них сможет заменить Зингу. Да и есть ли среди них такой?

— Сеть представляется волшебной страной, для тех, кто от неё далёк, — краешком рта улыбнулся алюминиевоглазый. — Для делающих на доступе к ней бабки, сеть — это бизнес, более лёгкая дорога по жизни, чем, скажем, мешки ворочать. Ну а для тех, кто уже окунулся в её просторы, всё зависит от того, что они хотели. В сети есть всё. Цена — время, потерянное на поиски. Если неделя блуждания потрачена впустую, чувствуешь себя лосером, а если откопал и выкачал вещичку, за которой гонялся несколько лет, то — удачливым кладоискателем.

— Но эти ищут общения, которое не смогли отыскать в реале — его рука обвела кучку чатовцев. — Бегут по экрану строчки, и так легко поверить, что отыскал родственную душу. Что незнакомец, посылающий привет за приветом, заинтересовался тобой и готов немедленно избавить от всех проблем. А? Ты хотела бы избавиться от проблем?

Ириска не стала спорить, ведь рядом был не Рауль. Она просто кивнула.

— Сами собой возникают мысли, что девушка, пославшая тебе виртуальный поцелуй, прекрасна, как принцесса с точёной фигуркой, голубыми глазками и улыбкой Синди Кроуфорд, — холодно продолжил компьютеровладелец. — Картинка наворачивается за картинкой, ты и сам предстаёшь принцем в чёрном плаще с алой подкладкой, рассыпая комплименты, моля о фотографии, бухаясь на виртуальные колени. А когда фотография получена, проваливаешься в кому возмущения и разочарования. Но никто не виноват, что красивые и общительные не ищут знакомств с помощью проводов. Сеть — не панацея от недугов и неудач. Сеть — вспомогательный инструмент.

— А всё-таки со сказкой в душе легче жить.

— То, что ты считаешь сказкой, остальным может казаться законченной шизой. Если выставляешь шизу на всеобщее обозрение, будь готова, что её воспримут именно как шизу, а не как твою исключительность и неповторимость. Другое дело, когда собирается компания таких вот сказочников. Сеть избавляет тебя от беготни. Ты можешь собрать команду, где будет народ из Владивостока, из Нижнего Новгорода, из Новочеркасска, парочка москвичей и, скажем, волгоградец. Но сеть не избавляет тебя от правил человеческого общения.

— Владивосток далеко, — протянула Ириска. — Вот и кажется сказкой, когда на экране возникают строчки оттуда.

— Телефон тоже казался сказкой, — возразил алюминиевоглазый. — Я помню, как люди носились с телефонами. Аппараты убойного веса. Ручное соединение. Треск, словно на том конце снова устраивают революцию. А уж разговорчики с телефонистками. Та же сеть. Те же принцессы удалённого доступа. Знала бы ты, как мужчины флиртовали с ними, а девушки стремились заполучить эту должность. В то время было всего две стоящих профессии — лётчик и телефонистка.

— Об этом ты знать не можешь, — сердито оборвала его Ириска. — Ты ведь не жил в то время. Откуда тебе известно, что люди тогда считали чудом: комету Галлея или всё-таки телефон?

— А разобраться, так никакого чуда, просто разговор с человеком, который живёт на другом конце города, — алюминиевоглазый не ответил на Ирискин вопрос. — Радио казалось диковинкой, которой будут удивляться вечно. Кто сейчас воспринимает радио, как сказку. Кто мог поверить всего полвека назад, что любимые фильмы можно будет записывать на диски.

— На какие диски, — вскинула голову Ириска. — Ты хотел сказать, на кассеты.

— Кассеты — барахло, — махнул рукой алюминевоглазый. — Тридцать просмотров и она уже излохматилась, как тряпка. Кроме того, размагничивание. А диски… Диски переживут их всех. Интересно, каким будет следующий шаг?

Ириска нахмурилась. Разговор никак не перескакивал на нужную тему. Казалось, алюминиевоглазый никогда не покидает подвал.

Ускорителем оказался возникший из ниоткуда Крушило. Он немилосердно ткнул в бок Ириску и прошипел:

— Заслушалась? Давай, выбирай.

Ириска гневно взглянула на него и потёрла ушибленное место. Осмелился бы злой очкарик хоть пальцем дотронуться до неё, если бы рядом стоял Рауль? Но Рауль исчез, и все поступки девочки теперь контролировал Крушило. Ничего, она запомнит. Она всё запомнит. И Крушиле когда-нибудь ОЧЕНЬ не поздоровится.

— Что сравнится с юностью и с любовью первою, той, что остаётся с матом на губах, — на лице Крушилы расцвела презрительная ухмылка.

Он будущего не страшился. А хозяин подвала продолжал отстранёно смотреть сквозь свои владения.

— Ну? — выдохнул Крушило. — Так кто идёт с нами на ритуал?

Если бы… Ириска глубоко вздохнула, намекая, как надоел ей прилипчивый Крушило. В любом случае от выбора не отвертеться. И девочка принялась оглядывать спины, отмечая, что творилось на экранах, куда уставились лица, озарённые оттенками смерти.

Может, все они уже умерли, вручив жизнь мёртвой машине, превратив инструмент в таинственного бога? Тогда следовало отыскать в их рядах единственного живого. Но если найдёт его Ириска, что можно предложить тому, чья жизнь немыслима без компьютерного железа? Такой согласится стать Чёрной Розой только, если её корни подключены к Интернету. А Ириска не обладала властью над сетями. Здесь расстилалась чужая территория.

Глава 38. Партизан виртуалий

— Помоги ей, — попросил Крушило хозяина. — А то до закрытия проваландаемся. Время позднее, мне по режиму дня спать пора. Рано ложиться, рано вставать, горя и хвори… Чёрт, как там дальше?.. Вот память долбаная! Опять забыл.

Хозяин салона кивнул, прерывая Крушилины бормотания, и положил руки на плечи Ириске. Прохладные, почти невесомые руки. Ирискино зрение претерпело удивительные метаморфозы. Сначала мир раздвоился. Потом девочка заметила, что отражение, скользнувшее влево, ничуть не напоминает оригинал. А после оригинал дрогнул, и его словно корова языком слизнула. И люди, и компьютеры остались на местах, но выглядели уже совершенно иначе.

Пацанчик, перед которым призывно раздвигались ножки компьютерных девах, интереса не представлял. С каждой новой картинкой девушки на экране становились всё объёмнее, всё живее, а пацанчик наоборот усыхал и превращался в плоскую картинку, словно жизненные соки перетекали из его пальцев на клавиши, а после уходили в жужжащее нутро компьютера. В какой-то неуловимый момент, набранная энергия покидала девушек. Картинки снова становились плоскими, начинался новый процесс откачки минут и секунд из умирающего клиента.

Вояка в крепости и гонщик "Формулы-1" уже не казались мальчишками, вперившимися в экран. Два скелета, обвешанные лохмотьями обугленной плоти. Каждая смерть, от которой спасала загрузка сохранённого состояния, теперь отпечаталась на облике утонувших в игре. Пробитый череп, раздробленная грудная клетка, кости ног, обмотанные синей изолентой, чтобы не рассыпаться в прах. И запах палёного мяса. Вот на экране столбики снова встали поперёк дороги. Экран залился красными потоками. Череп огорчённо осклабился, а из пустых глазниц выскользнули два бледных полупрозрачных циферблата, на которых бешено вращались иссиня-чёрные стрелки. Выскользнули, прикоснулись к экрану и растворились в потоках крови. На мгновение Ириске показалось, что на запястьях лежащих на плечах рук вспыхнули точно такие же бледные циферблаты, только стрелки на них крутились в обратную сторону.

Девочка скосила глаза влево, затем вправо. Никаких циферблатов. Просто по обшлагу рукавов чёрной шёлковой рубашки пробежали отблески с одного из экранов.

Затем она перевела взгляд на чатовцев. Те в скоростном темпе продолжали долбить по клавишам. Но сейчас Ириска видела сквозь экран, видела то, что происходило в сумеречном тумане, откуда и появлялись слова, которым суждено после отпечататься на экране. Круглоглазые призрачные существа сплетали из тумана буквы, подхватывали их хвостами, тёрли о перламутровые волосы придавая им цвет и объём, а после перетасовывали в слова и кидали на экран. Измученные глаза чатовцев впивались в послания из пустоты, верили им, и верой вдыхали в них жизнь. От согбенных тел клубились разноцветные протуберанцы эмоций. Лимонные завитки радости, красные лучи бодрости, малахитовые разводы удачи, лазурные вагоны энергии здорового тела, багровые вспышки злобы, зелёный туман зависти, жёлтые всплески желчности, фиолетовое мерцание надежды и лиловые водопады отчаяния. Сполохи, вобравшие в себя миллионы красок, свивались друг с другом, непрестанно меняя узор, словно картинки в калейдоскопе. Змееподобные существа, дрожа от наслаждения, прижимались к радужным завихрениям. Длинные пальцы, обтянутые бледной кожей, поглаживали чужие чувства, а потом острыми когтями рассекали разноцветные лучи, подхватывали угасающее сияние и запихивали в голодные, клыкастые пасти.

— Кто это? — тихо спросила Ириска, содрогаясь от ужаса.

— Аськи, — отозвался хозяин подвала.

— В школе я о них слышала, — с уважением прошептала Ириска, — но те парни говорили об Аськах восторженно и с умилением.

— О них стоит говорить восторженно и с умилением, — дыхание хозяина ласково струилось по Ирискиным волосам. — Просто сейчас ты видишь Асек моими глазами.

— А откуда они берутся?

— Приходят на зов. Люди сами создают себе богов. Главное — верить.

— Ничего себе. Неужели всё, во что веришь, оборачивается каким-нибудь богом?

— Выбирай поскорее, — в голосе хозяина проснулись сердитые нотки. — Иначе привыкнешь, и никакие силы не вернут тебе прежнее зрение.

Чудища, прячущиеся в мирах, окна в которые представляли мерцающие экраны, вовсю властвовали в подвале. Чем ярче светилось окно, тем уродливее было существо, что ворочалось за ним. Непонятные силы незаметно порабощали прильнувших к экрану. Ирискин взор метался от одного страшилища к другому, пока не замер над компьютером в самом углу зала. У этого монстр за дисплеем отсутствовал, да и сам экран не притягивал взгляд. Чёрное полотно, к левому краю которого жались редкие белые буквы.

На спинку стула откинулся толстячок, неторопливо долбящий по клавишам. Рядом с дисплеем стояла бутылка лимонной "Миринды". Судя по всему, толстячок прекрасно проводил время, блуждая в просторах сети.

Ириска сделала шаг, и руки хозяина тут же покинули её плечи. Исчезли чудища, скелеты и дистрофики вновь превратились в нормальных людей. Картинки утратили объём, а эмоции угасли, как радуга. На экранах тянулись бесконечные игрища, и только тот, к которому шла девочка, угрюмо чернел.

Ириска пристроилась за спиной толстячка и принялась наблюдать. Пухлые пальцы пробежались по клавишам, и на экране появилось: "ftp raid"

Компьютер незамедлительно откликнулся:

Связь с raidgate

220 raid.raid.perm.su FTP proxy (Version 2.1) ready

Пользователь (raidgate(none)):

Тостячок усмехнулся.

— Риди, так риди, — пробормотал он то ли песенку, то ли заклинание, не замечая приблизившуюся Ириску.

Клавиши вновь утонули под стремительными пальцами, добавив к последней строчке: "anonymous@ftp.gai.perm.su".

"501 ftp.gai.perm.su: host unknown, — тут же побежала строчка, а за ней следующая. — Сбой входа".

Толстячок хмыкнул. Такое положение дел его не устраивало. Поколдовав над клавиатурой, он попробовал договориться с другой стороны: "anonymous@ftp.gibdd.perm.ru".

"501 ftp.gibdd.perm.ru: connect: Connection refused, — сообщил компьютер и снова добавил. — Сбой входа".

Толстячок довольно потёр руки друг об друга, словно готовился приступить к уборке урожая.

"admin@ftp.gibdd.perm.ru", — появилась на экране следующая напись.

Компьютер на несколько секунд задумался и выдал:

331-(--GATEWAY CONNECTED TO ftp.gibdd.perm.ru--)

331- (220 ftp.gibdd.perm.ru FTP server (Version wu-2.6.1(3) Tue Aug 10 12:40:57 MET DST 2000) ready.)

331 Login ok, send your password

Пароль:

Палец пять раз стукнул по клавишам.

"501 Login incorrect", — отозвался экран и добавил уже почти привычное. — Сбой входа".

Толстячок закивал, словно ничего другого представить себе не мог, и вновь изменил тактику. Теперь его послание гласило: "comandor@ftp.gibdd.perm.ru".

Компьютер отреагировал, как и в предыдущий раз:

331-(--GATEWAY CONNECTED TO ftp.gibdd.perm.ru--)

331- (220 ftp.gibdd.perm.ru FTP server (Version wu-2.6.1(3) Tue Aug 10 12:40:57 MET DST 2000) ready.)

331 Password required for comandor

Пароль:

Палец снова отсчитал пять ударов по клавишам. На экране появилось:

Login ok, access restrictions apply. ftp›

— Рулеззззз, — вдохновенно прошептал парнишка.

Ириска не могла разглядеть лица толстячка, но затылок прямо-таки лучился довольством, которое можно разглядеть и без всякого специального зрения.

"pwd", — отстучали пальцы.

"257 "/" is current directory.", — ответил компьютер.

"ls -l", — продолжил беседу толстячок.

На этот раз компьютер оказался гораздо многословнее:

200 PORT command successful.

150 Opening ASCII data connection for /bin/ls.

Total 239555

— r-r-r- 1 kaj ftpadm 388 Aug 20 1999 README.access.metods

— r-r-r- 1 kaj ftpadm 1282 Aug 20 1999 README.compression

— r-r-r- 1 kaj ftpadm 2764 Aug 20 1999 README.locate

— r-r-r- 1 kaj ftpadm 1939 Aug 20 1999 README.rsync

— r-r-r- 1 kaj ftpadm 1680 Aug 20 1999 README.uploads drwxrwxr-x 11 0 ftpadm 8192 Jun 07 1999 databases drwxrwxr-x 5 0 ftpadm 1024 Jun 07 1999 map drwxrwxr-x 9 0 ftpadm 2048 Jun 07 1999 pub lrwxrwxr-x 1 0 1 11 Nov 23 2000 users -› pub1/users

226 Transfer complete. ftp›

Ириска вглядывалась в непонятные строки. Всю жизнь она уворачивалась от парней, предпочитавших компьютеры девушкам. Так нет же, вынесло её на такого типчика. Ага, построй такому глазки. Такому не глазки нужны. Такой все сутки готов просидеть, уткнувшись в экран. Ну, и как его уговорить отправиться с Ириской на ритуал, о котором и самой главной участнице ничего не ведомо? Не слишком простая задачка, правда?

"cd map", — напечатал толстячок.

"250 CWD command successful.", — подтвердил компьютер.

"prompt off", — за две секунды настучали пальцы.

"Интерактивный режим Выкл.", — сообщение по-русски порадовало Ириску, хотя происходящая картина яснее не стала.

"mget*.JPG", — толстячок оставался верным латинице.

"200 PORT command successful.", — выплюнул строчку компьютер, а за ней и вторую: "150 Opening BINARY mode data connection for KirovskijRajon.JPG (1098065 bytes).".

После этого успокоились и толстячок, и компьютер. Некоторое время ничего не происходило, а после экран украсился надписями:

226 Transfer complete.

1098065 байт получено за 29.14 с

200 PORT command successful.

150 Opening BINARY mode data connection for LeninskijRajon.JPG (1468073 bytes).

Ириске стало скучно. А толстячок заметно оживился. Он вытащил из потрёпанного шмотника узкую прозрачную коробочку, извлёк оттуда сидюк и вставил в устройство рядом с компьютером, напоминающее чуть сплюснутый белый кирпич. Вспыхнул зелёным квадратик на лицевой панели, затем он сменил цвет на оранжевый, а после на кроваво-красный.

Надписи на экране сменяли одна другую. Толстячок замечательно жил и без Ириски, и без неведомых ритуалов, и без Чёрных Роз на каких бы то ни было переулках. Совсем иная жизнь. Совсем иные пространства. Почему же компьютерные монстры не трогают именно этого субъекта?

Отдохнув, парнишка хлебнул из бутылки и вернулся к клавиатуре.

"cd../databases", — появилось очередное послание.

"Login incorrect", — сообщил компьютер после полуминутных раздумий.

"pwd", — отчаянно застучали пальцы.

"500 must be connected to remote server", — бесстрастно вывалились на экран белые буквы.

— Сакс, — коротко ругнулся толстячок. Затем он вытащил диск из устройства, осторожно поместил в коробку, отцепил само устройство от компа, сунул своё хозяйство в шмотник и тремя пальцами нажал комбинацию клавиш, отчего чернота сменилась привычным зелёным полем с раскиданными иконками. После парнишка стремительно унёсся к выходу. По пути он отдавил Ириске ногу.

— Губки бантиком, бровки домиком, — просипел в ухо Крушило, — похож на сонного маленького гомика…

Опять он появился совершенно неожиданно, словно вынырнул из-под расцарапанного стола. Ириска растеряно хлопала глазами, она не была готова к столь быстрым темпам. А злобный очкарик уже вился возле хозяина подвала.

— Кто это? — донёсся до девочки вопрос Крушилы, буравящего спину ускользающего толстячка. — Как его звать?

— Реалнэймы у нас не в ходу, — холодно ответил владелец компьютерных пространств. — Его ник — Вирус, и это вся инфа.

Неугомонный Крушило вновь скакал вблизи Ириски.

— Бежим, — грозно прикрикнул он на девочку. — Ты что, хочешь его упустить?

Ага, щазззз! Уже бегу! Ириска промолчала, за неё говорили горящие глаза. Если бы скомандовал Рауль, Ириска, быть может, и побежала. А может, и осталась бы на месте. В зависимости от обстоятельств. Но слушаться приказов Крушилы…

Девочка презрительно фыркнула, гордо вздёрнула нос и прошествовала к выходу нарочито медленным шагом. "Уйдёт же, уйдёт", — ныл семенивший рядом Крушила. Ириска не реагировала. У выхода она нагнулась и поправила застёжку у левой туфельки. Затем облизнула палец и стёрла пыльный след с правой. Только потом она покинула душные своды подвала и подставила вспотевшее лицо вечернему ветру.

Мельком девочка оглядела двор. Толстячок бесследно растворился.

— Что, довыделывалась? — хмуро спросил Крушило и зло сплюнул.

Ириска разозлилась. Не Крушиле её отчитывать.

— Заведёшь себе девочку, — оборвала она очкарика, — её и учи.

— Бесполезняк, — Крушило задорно щёлкнул себя по лбу. — Кому не везёт в любви, везёт в картах.

— Ты ещё и в карты играешь? — скривилась Ириска.

— Да я про географические, — хмыкнул Крушило. — Девочки нема, зато много где побывал.

— А Раулю везёт в картах? — насторожено спросила Ириска.

— Рауль не отставал, — подмигнул очкарик.

— Скоро не будет везти, — пообещала Ириска. — Это я про карты.

— А он в них даже играть не станет, — пообещал Крушило.

Глаза его светились радостью непонятой злобы.

— Найду я этого вашего Вируса, — очкастый тип всё больше раздражал девочку, только он был способен так долго ныть из-за пустяков.

— Нашла одна такая, — сплюнул Крушило. — Ищи, ищи. Город у нас большой…

— А если найду? — с вызовом спросила Ириска.

— Тогда я двумя руками проголосую за твоё вступление в клан, — сердито сверкнул очками Крушило.

Возле тополя прохаживалась леопардовая кошка — точная копия картины, что увидела Ириска во время второго явления Капки-Стрелки. Гибкое стремительное тело. Чёрные разводы на серебряном мехе. На раскрытых ушах занимается алая заря. И глаза — два шарика матово-чёрного жемчуга. Только хвост не понравился Ириске. Он висел, как меховой огурец, как потрёпанный воротник, сорванный с обдёрганного зимнего пальто. Когти проскребли по дереву, и красотка затерялась в разводах потрескавшейся коры. Впрочем, Ириска всё равно видела её, внимательную созерцательницу. И Крушило видел.

— Здесь тебе не Индонезия, — хмыкнул он и швырнул в неё катыш засохшей глины. — Здесь Урал.

Кошка выгнулась и зашипела.

— Ах ты, — Крушило подхватил обломок кирпича и рванул за кошкой. Та не стала дожидаться разъярённого очкарика. Изящными прыжками красавица поспешила к дальним дворам. Но поспешное бегство только подхлестнуло Крушилу.

Ириска осталась в одиночестве. Двор звенел детскими голосами, шуршал перешёптываниями старушек на лавочках, поскрипывал рессорами детских колясок, тарахтел мопедами патлатых юнцов, которые с интересом поглядывали на красивую девочку. Жизнь продолжалась. Только Ириска выпала из неё. Быть может, насовсем.

Обещания надо исполнять. Но где он, загадочный парнишка, над которым не властны компьютерные монстряги? Куда исчез? В каких лабиринтах придётся его искать? Даже шагнуть в Переулки казалось сейчас Ириске плёвым делом. А вот ещё раз встретиться с толстячком. И, встретив, увести его за собой…

Да… Панцирная Кошка может трубить победу…

— Сюда, миледи, — раздался приятный баритон. — Позвольте, я провожу Вас.

Ириска очумело завращала головой. Пятилетний мальчуган, остервенело разрывающий газон оранжевым совком, не мог сказать таких слов. Парень, лет на десять постарше, лениво ковыряющий нос, тоже не подходил на роль носителя изысканных манер. Девочка пристально вгляделась в ближайшие кусты.

— Да, да! — воскликнул баритон. — Именно меня Вы и видите.

У самых кустов торжественно сидел кот. На его морде лежала печать солидности и ума. Теперь Ириска поняла, почему никто не обращал на говорящего кота никакого внимания. Голос ловили не уши. Голос звучал прямо в Ирискином мозгу.

— Ну что, миледи, — остроухий не раскрыл рта, но мило улыбнулся. — Если Вам нужен собрат по кличке Вирус, следуйте за мной.

Кот повернулся и нырнул в порядком полысевшие заросли. Подумав секунду, Ириска бросилась следом.

Глава 39. Суперкоты у края времени

За кустами тянулась полянка, уткнувшаяся в тополиную рощицу. На удивление здесь не было привычного слоя мятых пивных банок и пластиковых бутылей, словно озеро зелёной травы находилось на другой планете. Кот величаво отбежал и уселся. Медленно, солидно, будто чувствовал свою породистось. А породой он вышел. На девочку смотрели внимательные глаза сфинкса-велюра. Королевская мордашка, скрюченные седые усы, тощий крысиный хвост. Настоящий сфинкс. И в то же время его нельзя было назвать лысым. Он словно порос чёрным мхом. Ириске он казался древним грузинским чабаном, ушедшим от дел, но так и не ставшим своим в громадном городе.

— Ты знаешь, где живёт Вирус? — торопливо спросила девочка.

— Нет, — пронеслось в голове. — Вы и узнаете, уважаемая.

— Как? — хмыкнула Ириска. — Я думала, ты отведёшь меня.

— Сами дойдёте, миледи, сами, — тон был слегка грубоват, но Ириска не обиделась. Вируса следовало отыскать как можно скорее, иначе противный Крушило колючими насмешками прохода не даст.

— Я не знаю, куда идти, — девочка облизала пересохшие от волнения губы.

— Мы обгоним время, миледи, — строго оборвал таинственный голос, — и прибудем сюда к моменту появления Вируса. Он выйдет из подвала, а Вы пристроитесь к нему. Понятно?

— Не слишком, — качнула головой Ириска. — Ну да ладно. Куда идём?

— Не куда, — поправил кот, — а когда, хотели Вы спросить. Отвечаю: прямо сейчас. Только…

— Только?.. — повторила девочка.

— Только обо мне нигде не должно упоминаться, — предупредил кот. — Желание всемирной славы давно уснуло. Теперь я предпочитаю оставаться неизвестным героем.

— А что будет, если ты станешь известным?

— Убьют, — коротко пояснил кот и печально добавил. — Жизнь частенько кажется удивительно ненужной штукой, но когда ты цепляешься когтями за край, каждая жилочка, каждый нерв отчаянно просят удержаться в пределах нашего мира.

— А как мы обгоним время? — Ириске некогда было слушать философские отвлечения.

— Мы пройдём через запретные пределы, — буркнул кот, так и не раскрыв рта. — Там живут легендарные коты, возжелавшие иметь человеческий облик.

— И у них получилось? — удивилась девочка.

— Вам судить, — мысленно передал кот. — Топайте, пожалуйста, сюда, за деревья.

Сквозь поредевшую листву отчётливо прорисовывался дом. На балконах колыхалось бельё. Окна верхних этажей пламенели мятой фольгой заката. И всё это исчезло, как только за спиной остался первый тополь. Туман сгустился мгновенно, скрыв весь мир кроме странного кота. А тот, как ни в чём не бывало, бежал впереди.

Показалась стена. Вернее, Ириска сначала приняла её за кляксу. Только подойдя ближе, она разглядела древние камни, прижавшиеся друг к другу. Меж камней чернели щели. На щербатой поверхности проступали капельки влаги. Стена перегородила дорогу. Кот выправил курс и, поставив хвост стрелой, резво бежал вдоль стены. Девочка прикинула, нельзя ли перебраться через стену, но высота была порядочной.

— Не заблудиться бы, — сказала Ириска, догнав сфинкса.

— Не заблудишься, — буркнул кот. — Идёшь либо по течению времени, либо против. Поперечной дороги не существует. Вам же, наверняка, со школы известно, что остановить мгновение и пытаться не стоит.

Из тумана выплыл сизый меховой шар с круглыми голубыми озёрами глаз, в центре которых, словно стеклянные острова, застыли синие капли зрачков. Влажный чёрный нос медленно трепетал, втягивая запахи прибывших. Ни лап, ни хвоста не наблюдалось. Солнце из серебряного меха, да и только. Пушистый мяч, медленно скачущий по древней стене.

— Шарун, — пояснил Ирискин спутник.

— Он покажет нам путь? — на всякий случай спросила девочка.

— Он ничего не покажет, миледи. По гороскопу он — дева. Натура робкая, критичная и очень обидчивая. Шума и давления не выносит. Всех стремается и всегда молчит.

Меховой шар растворился в белёсой бесконечности. Ириска со своим спутником шли дальше. Дорога была ровной. Землю утоптало бесчисленное количество ног. Или лап. В общем, конечностей тех, кто прошёл здесь до Ириски.

— Странно, — сказала она. — Вот меньше всего я ожидала помощи от кота.

— Не верьте глазам, миледи, — предупредил сфинкс. — Если бы Вы только знали, как ненавидят меня коты и кошки, потому что я всё ещё похож на них. Ненавидят даже сильнее, чем Вас. А почему бы, решил я, не помочь той, кого ненавидят. Совсем как меня. Но кто бы помог мне. Ладно, не будем о наболевшем. Главное, я ещё в силах кому-то помочь.

— Если ты не кот, то кто же?

— Не хотелось бы при посторонних, — замялся Ирискин спутник.

— Но тут же никого нет!

— Не верьте глазам, повторю я вам, — мурлыканье приобрело наставительный тон. — Или хотя бы присмотритесь.

Девочка огляделась. Слева была сверкающая пустота. Справа продолжалась стена, изрезанная тёмными трещинами. В тёмной щели чуть впереди зажглись два жёлтых фонаря. Затем оттуда стремительно вытекла весьма немаленькая пушистая масса, трансформировалась в длинношёрстного полосатого кота, метнулась к дыре, куда и крыса не пролезла бы, и просочилась туда. После секундной паузы раздалось тихое сопение, и во мраке снова загорелись маленькие солнца.

— Этот везде пролезет, — пояснил сфинкс. — У него всюду нычки. Овен по гороскопу. Всегда голоден. Что может — съест, что нельзя — заныкает. Нычкарь, одним словом.

Они прошли дальше. Щель с затаившимся котом затерялась среди тысячи таких же.

— Для начала я хотел бы выяснить, что Вам подарят, когда миссия будет выполнена? — мурлыкнул кот.

— Я стану Чёрной Розой за Пятым Переулком.

— Станете ли?

— Обязательно!

— А я вот хотел стать человеком. Миссия позади, но, миледи, как видите, человеком меня до сих пор назвать затруднительно.

Ириска вгляделась в старого кота. В самом деле, несмотря на связную речь и разумные мысли, он так и остался котом. Так что за Чёрная Роза получится из Ириски? Рауль бы объяснил. А если перед превращением в Розу взять и напроситься с Раулем за край света?

Впереди на стене обозначился выступ. Сначала Ириска подумала, что это скульптура. Но когда голова статуэтки крутанулась в её сторону, девочка отшатнулась. Удивительно, но кот словно лежал на невидимой полке. Стены касались лишь подушечки задних лап, да кончик хвоста.

— Симпатичная самочка, — пронеслось в голове. — Из породы котов-липунов. Хорошо, что Вы её не заинтересовали, дорогая. Скорпион по натуре, жизни и звёздам. Требовательная, строптивая и гордая. Если уж прилипнет, то захочет всего и сразу. Будет, бороться, ссориться и выпрашивать ломтик нежности. Одиночество не переносит в принципе. Ест много, даже если от еды уже тошнит. Раньше, завидев такую породу, я мигом улепётывал. Прилипчивые они до жути.

— А сейчас ты ей не интересен?

— Возраст, понимаешь, не тот, — вздохнул сфинкс.

— Как много здесь странных котов, — заметила Ириска.

— Собственно говоря, это и не коты, — хмыкнул Ирискин спутник. — Они отказались от кошачьей натуры и угодили сюда. Предавшие себя обречены на вечные скитания. Только кто-то тяготится этим бременем, а кому-то так радостнее жить. Вот взять вас, миледи. Предательница, какой свет не видел, а счастья полные штаны, извините за выраженьице.

— Кого я предала? — вспыхнула Ириска.

— Да всю жизнь, миледи, всю до остаточка, — пояснил кот. — Ведь Вы променяли её на бытиё Чёрной Розы. Она так Вам приглянулась, не правда ли? Но ведь Вы смотрели на неё человечьими глазами! А кому известно, нравится ли Чёрная Роза самой Чёрной Розе?

— Вот стану, тогда и спросишь, — оборвала Ириска ненужную болтовню.

Следующий кот вынырнул неожиданно. На Ириску он не обратил никакого внимания. Зато смачно сморкнул на стену, подпрыгнул и прилип, приклеившись. Голова его сонно склонилась, глаза зажмурились. Висел он прочно, словно в носу его располагались хранилища суперклея "Момент".

— Сопливчик, — пояснил сфинкс. — Не выносит спанья на сырой земле. Домосед и лежебока с философским уклоном. Рак, одним словом. Любит валяться на диване и наблюдать. Да только кто тут ему диваны припасёт? Вот и приспособился дремать на стенах. Однако и безопасней.

Тем не менее, этот суперкот Ириске жутко не понравился. Она обогнула его по широкой дуге и наткнулась на вполне обычного котёнка с бодро топорщащимися усами. Разве что сидел он на задних лапах. И ушки обвисли, как у собаки. И вместо глаз узкие щёлки. Да ещё улыбка. Даже не улыбка, а отваленная нижняя челюсть, символизирующая неизбывную радость бытия.

— Кот-тащун, — сказал сфинкс.

— Потому что тащит?

— Потому что тащится, — поправил кот. — Он вечно такой. Ценит покой и ненавидит перемены. Телец по гороскопу. Уж как выбрал себе кайф, так и не слезает. Радуется, когда всё знакомо и привычно. Вечно его плющит, тащит и колбасит. Зато везде ему хорошо. И всех он любит. Независимо от погоды и обстоятельств.

— Дебил какой-то, — хмыкнула Ириска.

Кот-тащун и ухом не повёл. И не пошевелился даже. Просто сидел и покачивался в неизъяснимом, нескончаемом блаженстве.

— Если Вы возжелаете попробовать… — загадочно промурчал сфинкс. — Только попробовать. Слова станут не нужны. Вы всё узнаете. Вы станете такой же.

Ириска не возжелала.

— Если накачаться гашишем, то поймёшь смысл жизни, — сказала она. — Так говорят.

— Видите ли, милая, он действует лишь в рамках логики, где выстроен. Выключатели произвольно замыкают причинно-следственные связи Вашей, уважаемая, внутренней вселенной. Скажу я Вам, странным образом замыкают. Заставляют верить, что вот он — смысл. И кажется, что вся жизнь покатится иначе. Но кайф рассеивается, и понимаешь, что логика была вывернутой, просто Вы, миледи, об этом не догадывались. Ощутить смысл жизни можно и во сне. Так, кстати, гораздо безопасней.

— А он знает смысл? — кивнула Ириска на кота-тащуна.

— Он знает, — отпечаталось в мозгу, — потому что никогда не просыпается.

— Ну как проснётся, — скептически покачала головой девочка, — то-то его заломает.

— Не заломает, — не согласился сфинкс. — Потому что он не проснётся. Я же говорил, такие перемен не выносят. Для него время остановилось. Мы уже подошли к самой точке, где бег времени поворачивает в другую сторону.

И правда. Незаметно стена оказалась с другой стороны. В тумане поблизости от Ириски что-то шумно заворочалось, и на дорогу вынырнул ещё один странный кот. С королевской поступью, нахальным прищуром и огроменным носищем. Обнюхав Ириску, он тут же утратил к ней всяческий интерес.

— Нюхач, — прошелестел в голове неясный шёпот. — Сдержан, уравновешен, приятен и надёжен. Потому как козерог. Если за что-то берётся, делает всё очень серьёзно. Незаменим в поиске пропавших вещей. Запахи запоминает навечно. Если кто-то потеряет Вас, милейшая, ему стоит всего-навсего купить нюхачу два килограмма сарделек. Имейте это ввиду. Поисками, как правило, занимаются не только друзья.

Впереди посветлело. Туман рассеивался. Что-то маячило впереди, похожее на грибок детской песочницы.

— Вот напасть, — ругнулся кот. — Прямо по курсу Капка-Стрелка.

Он остановился и присел на задние лапы. Теперь уже не величаво, а жалко и устало. Кудрявые усы уныло обвисли.

— И впереди нехорошо, — вздохнул сфинкс, — и задерживаться здесь надолго я никому не советую. Чуть промедлишь, и время снова обгонит тебя, но только уже навсегда.

Ириска не понимала сбивчивых кошачьих мыслей. Она понимала одно: забираться в Капку-Стрелку нельзя.

— Двигайте, пожалуйста, к башне, миледи, — потребовал сфинкс. — Вас пропустят, а я прикроюсь Вашей могучей тенью.

И он тут же прыгнул Ириске за спину.

"Ничего не поделаешь", — Ириской овладела тоскливая безысходность. Кому быть повешенным, тот не утонет. Быть может, и в самом деле, Ириска мечтает стать Чёрной Розой, а Чёрная Роза ещё кем-то. Зачем рушить чужие желания. Зачем становиться кем-то. Зачем…

Миллионы "Зачем" основательно обустраивались в волнах печали. Рауль бы не спрашивал, подумалось Ириске. Рауль бы просто шагнул за горизонт. И никакая Капка-Стрелка его бы не остановила.

— Уф, — радостно фыркнул котище, — похоже, не доберёмся.

"И чего веселиться?" — грустно спросила девочка саму себя, а потом огляделась. Туман стремительно таял. А вместе с ним таяла и древняя стена, растворяясь в вечерней прохладе. Страшный грибок отдалился, уменьшился и исчез.

"У тебя нет надо мной власти", — мрачно усмехнулась Ириска.

Грибок не возражал. А сфинкс выделывал фортеля не хуже полугодовалого котёнка. Торжествующее мурлыканье разносилось на всю округу. Привычный мир восстанавливал свои владения. По правую руку тянулись кусты, ограждающие полянку. Неподалёку валялся оранжевый совок, а его хозяин забавлялся зелёным грузовичком. Мгновение спустя вернулись и звуки. Переплетения голосов, топанье, подшаркивания, постукивания, шелест листьев, чириканье воробьёв, гудки автомобилей, обиженный рёв, противное тявканье собачонки, знакомый проигрыш рекламных заставок.

Будто и не было путешествия вдоль стены времени. Глаза пробежались по округе и остановились на входе в подвал.

— Сейчас дверь откроется, — пообещал кот. — Появится Вирус, и мы расстанемся навсегда.

— Я тебе что-то должна за то, что ты мне помог? — решила уточнить Ириска.

— Нет, — прозвучало в голове. — Просто, миледи, когда будете жить хорошо, помогите тому, кто будет нуждаться.

— А тебе хорошо жить?

— Пока Вы рядом, наипрекраснейшая, мне удивительно хорошо. Но скоро Вы уйдёте. Я знаю это, но стараюсь не думать.

— Ты что, влюбился? — хмыкнула Ириска.

— Я смотрю на вас, любезнейшая, не как человек, — строго поправил усатый. — Но уже и не как кот. Вы не понимаете. Если успеете, наиглавнейшая, понять то, что Вам надлежит знать.

— А что мне надлежит?

— Если я отвечу, то стану Вами. Но тогда все знания утратят силу.

— Ты не кот, ты самый большой путаник на свете.

— Просто Вы, чарующая, слушаете меня человеческой половинкой. Помните и про кошачью. Принимайте её во внимание.

— Я не умею принимать во внимание кошачью половинку.

— А я не умею разговаривать просто с людьми.

— Постой, — крикнула вслед Ириска. — Скажи мне, кто такой Ванабас?

— Вы подошли к половинкам не с той стороны. Сначала разберитесь с кошками и людьми. Иначе мой ответ смысла не имеет.

Кот исчез.

На выходе компьютерного подвала появился обещанный Вирус.

Глава 40. Принцесса у порога

Внизу хлопнула дверь. Кто-то радостно заскакал по ступенькам. Клан Мёртвого Кота сидел на подоконнике между третьим и четвёртым этажами.

— Что он качал? — нетерпеливо спросил Рауль.

— Чего-чего? — непонимающе скривилась Ириска.

— Какую информацию он искал?

— А я знаю? — пожала плечиками Ириска.

— О-о-о! — застонал Крушило, до этого выцарапывающий на стене кривые буквы "ДЕЦЛ". — Что высвечивалось на экране?

— Там не по-нашему, — возмутилась Ириска. — Разве я могла запомнить эту мешанину?

— А знакомые слова? — пришёл на помощь Рауль. — Ну хоть какие-то?

— А! — просияла Ириска. — Ленинский район, Кировский район. И к ним буковки прибавлялись заглавные. Дже-Пэ-Гэ вроде.

— Жипеги, — подхватил Крушило, оторвавшись от монументальной надписи. — Не иначе как картинки выкачивал. Фотки города.

— А цель? — холодно спросил Рауль, и троица погрузилась в молчание. Лишь поскрипывало шило в руках Крушилы, добавлявшего к настенной живописи орнамент из закорючек.

— Ирисочка, — попросил Рауль. — Вспомни ещё что-нибудь. Любое слово латинскими буквами. С районами-то у тебя получилось.

— Ну хоть что-то, — буркнул Крушило и продолжил вгрызаться в стену.

— ГАИ вроде, — нахмурилась Ириска, копаясь в воспоминаниях. — Точно было, я ещё чуть не засмеялась. Думаю, вот ведь, даже на английском оно есть. Только маленькими буковками.

— Точняк! — пятерня Крушилы брызнула салютом у потолка. — Наверняка, хотел базы номеров дюзнуть, да не пробился, и тогда решил хотя бы карты постов скачать.

— Это многое решает, — холод в голосе командира постепенно сменялся теплом удачи. — Теперь нам есть чем поставить финальную точку.

Ириска ничего не понимала. Номерные базы, карты постов, финальные точки. В подъезде становилось скучновато. Она нашла квартиру, а все уже забыли о её подвиге. Да что там. Все уже забыли и о Ириске. Девочка недовольно взглянула на спутников и обнаружила, что те прямо впились в неё взглядами.

— Ну, — недружелюбно вопросил Крушило, — чего стоим? Звони!

— А почему я? — возмутилась Ириска.

— Да потому что ты — девчонка, — хмуро объяснил Крушило.

— Ну и что? — наклонила голову Ириска. — Ты парень, тебе и звонить.

— Не-а, — стёкла очков недовольно блеснули. — Тогда он может не открыть.

— Да почему же? — в голос девочки вкрадывалась нервозность.

— Если ты — парень, — медленно сказал Рауль. — Если сидишь в полном одиночестве, если раздаётся неожиданный звонок в дверь, когда никого, совсем никого не ждёшь, то воображение услужливо рисует картинку, где за дверью в нетерпеливом ожидании стоит Она. Прелестная студентка, надеющаяся снять комнату. Зеленокожая очаровательная инопланетянка, прибывшая на Землю с великой миссией. Могучая и настолько же красивая ведьма, жаждущая унести тебя в страну, где лишь леса, да замки на склонах холмов. Ошибшаяся квартирой молоденькая медсестра, которая не прочь поболтать пять минут и даже забить стрелку на вечер. Таинственная девушка с кошачьими ушками, готовая влюбиться в тебя с первого взгляда. Разум настойчиво подсказывает, что нет там никакой девушки, что опять явился старший подъезда, дабы собрать с тебя пятёрик на лампочки или озеленение двора… Не менее услужливо воображение рисует и старичка, и кошелёк, и монетку. Ты подходишь к двери, наливаясь недовольством на жизнь, из которой напрочь ушли сказки. Ты распахиваешь дверь, уже ненавидя очередного выпрашивателя. А на пороге не старший по подъезду. А на пороге сюрприз. А на пороге стоит сбывшаяся сказка. Поэтому, Ирисочка, и отношение к тебе будет не как к обычной девушке, а как к сказочной принцессе. Хочешь на полчасика побыть самой настоящей принцессой?

Ириска промолчала, ведь ответа "Нет" не предполагалось. А, ладно, принцессой так принцессой. Только куда заведёт эта принцесса. Вон, Зинга тоже смотрел на неё, как на королеву. А что получилось?

Но звонить она пока не решилась. Лишь мстительно глянула на нетерпеливо топтавшегося Крушилу и ехидно произнесла:

— А что если он первым делом не на меня, а на вас глянет?

— Нас он не увидит, Ирисочка, — улыбнулся Рауль. — Мы в это время будем дышать свежим воздухом в соседнем дворе. А ты должна уговорить этого парня отправиться с нами на ритуал.

— Совершенно не представляю, как.

— Господи, — простонал Крушило, — тебе ж всё по пальцам расписали. Ты ж уже не Ириска, ты ж принцесса сказочная. Пальчиком шевельни, да! И сотня пацанов послушно почапает в любое место, куда покажешь.

— Он будет ждать твоих слов, — кивнул Рауль. — Помнишь, скажи человеку нужные слова в нужное время, и он твой. Время до ужаса подходящее, осталось придумать слова. И для тебя это не проблема, просто ты боишься поверить в то, что можешь их сказать.

Больше Рауль ничего не добавил. Он повернулся и медленно, ступенька за ступенькой, стал спускаться. Крушило подарил девочке сердитый взгляд и заскакал вниз, наполнив узкое пространство подъезда тревожным гулом.

— Девушки фабричные с парнями встречаются, — вопил противный очкарик, не заботясь о конспирации. — Иногда от этих встреч дети получаются.

Ириска протянула указательный палец к белой вдавленной кнопке и замерла.

Слова…

Какие слова…

Каких обещаний ждёт жилец таинственной квартиры? Скажи нужные слова… Что требуется тому, кто не подвластен призракам компьютерных подземелий? Может, новый комп? Да ведь Ириска не Снегурочка с мешком Деда Мороза. Нет у неё ни принтеров, ни сканеров, ни модемов, ни прочих коробочек, подмигивающих разноцветными лампочками. Нету!

Ну да и чёрт с ними. Нажмём на кнопочку, а там разберёмся.

Палец уютно скользил по выемке гладкой пластмассы, отполированной тысячами предыдущих нажатий. Прикосновение понравилось Ириске. Не часто попадаются такие вот хорошие звонки. И трель его не хрипела бегуном на последнем издыхании, не фыркала лошадью, не хрюкала насмешливо. Мелодичные нотки рассыпались стеклянными шариками, будто прибыли сюда из Переулков. Зачем? Да по обмену опытом.

Едва Ириска успела убрать палец, как дверь раскрылась. Ирискино воображение не успело нарисовать ни очкастого папашу с газетой, ни располневшую мамашу в затёртом халате и фартуке с жирными разводами. Да и не понадобилось. На пороге стоял он — победитель компьютерных чудищ.

В глазах мелькнул тревожный испуг, сразу сменившийся зыбкой надеждой. "Боится, что я нажала кнопку по ошибке, — подумала Ириска со сладостным восторгом, — а ведь ему не хочется, чтобы я развернулась и ушла! Ну, принцесса, у тебя в руках полный набор козырей. Неужто ты не осмелишься начать игру, имея ТАКИЕ карты?"

— Привет, Вирус, — пароль прозвучал, осталось дождаться, каким же будет отзыв.

— Проходи, — парень поспешно отступил в глубь квартиры.

Ириска улыбнулась. И даже не подумала переступить через порог.

— Догадываешься, зачем я пришла?

— Чего не догадываться, — мрачно произнёс Вирус, скользя взглядом по Ириске, а в глазах искорка надежды разгоралась в радостное пламя, что прекрасная незнакомка не ошиблась с выбором квартиры. — За рефератом?

— А как ты узнал? — решила поиграть Ириска, кидая наживку и раскрывая глаза в притворном удивлении. Сейчас паренёк просияет и скажет: "Ну не на свидание же со мной ты хотела напроситься?" И тогда Ириска загадочно прищурится, внимательно посмотрит в глаза…

Прищуриваться не понадобилось. Может, Вирус и был компьютерным гением, но играть с девушками он не умел.

— Лето кончилось, — буркнул он, повернулся и зашагал прочь. — Учёба.

В голосе сквозило недовольство, но Ириска не верила голосу. Она верила спине, которая прямо-таки лучилась счастьем, что к хозяину квартиры наконец-то заглянула стоящая особа. Особа, которой в данный момент требовался не Брендон из "Бэверли-Хиллз" и не Себастьян из "Элен и ребята". Требовался он, Вирус, с ущербной внешностью, которая невидимо проводила жёсткую границу между её обладателем и любой дискотечной девчонкой.

"Такие девушки, как звёзды. Такие звёзды, как она!.."

Ириска довольно усмехнулась. Если б ей требовался реферат, меньше чем за десять минут из толстячка она бы выжала количество рефератов, обеспечивающее безбедное существование на протяжении всей предполагаемой студенческой жизни. К сожалению, ей требовалось большее. Но первые слова уже прозвучали. И сработали на все сто! Так чего бояться? Вирус тревожно оглянулся. Жеманно пожав плечиками, Ириска шагнула в глубь квартиры.

В коридоре не оказалось ничего интересного. Вешалка, на которой ютились три невзрачные куртки, да подставка для обуви, покрытая густым слоем пыли. Через семь шагов Ириска покинула сумрачные пространства и очутилась в большой светлой комнате, которую наполняло монотонное гудение. Взгляд замирал на стеллаже, протянувшемся во всю стену от пола до потолка. Полки под завязку заполнили тонкие коробочки дисков. Блики от пятиствольной люстры весело перекатывались по блестящим полоскам пластмассы.

— Ух ты, сколько музыки, — вырвалось у девочки.

Такого арсенала хватило бы на две "Европы Плюс" или на десяток "Радио Максимум".

— Да не, — протянул толстячок, в голосе которого сквозило явное довольство Ирискиным восхищением, — музыка только во!

Носок истрёпанной тапочки проехался по нижнему ряду.

— Тут хаус, тут рэйв, тут техно, — объяснял Вирус, продвигаясь вдоль стойки. — Храню во флэках. Они чище, чем эмпэшки. А вот диско. Теперь оно в цене. Танцевавшие под него сейчас обзавелись деньжатами и бросились разыскивать музыку юности. А дисков-то нет! Даже в престольной днём с огнём многое не сыскать. Я тут полно раритетов выкачал, пока Напстер не прикрыли. В общем, на заказ есть чего писать. Тебя какая музыка интересует?

— У тебя её нет, — гордо фыркнула Ириска.

А перед глазами стояли Переулки, наполненные странными мелодиями. Неужели возможно, что кусочки другого мира просто записаны на одном из тысяч дисков, заполнявших комнату?

— Нет, так выкачаем, — хозяин решительно надулся. — Говори, что надо. Достану уже завтра. Без проблем. Ты не думай. Я могу ведь эмпэшки в вавы перегнать и забацать тебе обычный диск. Если у тебя звуковуха слабая…

— Значит, не всё музыка, — Ириска не отозвалась на заманчивое предложение.

Она не могла похвастать параметрами звуковухи по банальной причине отсутствия самого компа. Но это знать инетовскому завсегдатаю не обязательно.

— Не, — мотнул головой толстячок. — Тут вот фильмы в четвёртом эмпеге, а тут обычные видеодиски. Новинки. Последнего "Властелина колец" в авторской версии уже видела? Ну а "Гладиатора ночей"? А вот тут "Звёздные войны". Третий эпизод. Такого ещё ни у кого нет. Народ спёр прямиком с монтажного стола, зацифровал и в сеть кинул. Хочешь глянуть?

Ириска вздохнула, намекая, что разговор свернул не туда. Но тихий вздох ничего не сказал хозяину голливудских новинок, увлечённому расписыванием коллекции. Палец поднялся на полку повыше и заскользил по коробочкам.

— Тут у меня софтина, — нежно произнёс он, не глядя на Ириску. — Проги разные, драйвера, патчи. Нужен ломаный "Фотошоп"? Новьё! Только что оттуда, — подбородок качнулся и унёсся в сторону заката.

Ириска не стала отвечать. Вирус просто не услышал бы ответа. Потому что ответ складывался из ненужных слов. А где они, слова? Ведь кончится нужное время, утекут последние секунды, уйдёт Ириска отсюда с пачкой бесполезных рефератов, а Панцирная Кошка будет бродить по городу, алчно поглядывая на распахнутые форточки. Толстячка могла привлечь только фразочка, сказанная на его языке. Оставалось поднапрячься и вспомнить.

— А базы у тебя есть? — слова сорвались на автомате.

Толстячок мигом оборвал непонятную речь и встрепенулся.

— Гаишные, — добавила Ириска, — номерные.

Вирус дико засмущался. Ага, мячик снова перелетел на Ирискину сторону. Теперь она его так просто не отпустит.

— Ну есть, — мрачно сказал Вирус, сверля глазами пол. — Не все, правда. Могу скопировать Москву и Московскую область за прошлый год.

— Зачем мне Москва? — пожала плечами Ириска.

— Угу, — согласился Вирус, наливаясь отчаянием собственной бесполезности.

— Мне бы местные, — найдя болевую точку, Ириска решила бить туда до самого конца.

— Пока нет, — выдавил Вирус, сгорая от стыда. — Но если через недельку…

— Мне сейчас надо, — Ириска не согласилась ждать.

— Ты же говорила, рефераты, — Вирус нащупывал ниточку, которая бы вытянула его из состояния собственной беспомощности.

— Это ты говорил, — хмыкнула Ириска.

Вирус убито замолк, превратившись в совершенно бесполезного субъекта. Осознание бесполезности пережёвывало его душу, похрустывая нежными косточками. Прекрасная дама назначила испытание, а он его позорно провалил.

— А чтобы ты дал за базы? — спросила Ириска, коварно прищуривая глаза.

— Да что хочешь, — отчаянной надеждой блеснули глаза Вируса. — Скажи только, у кого они есть, и я тут же выменяю их…

— А если обмен покажется тебе странным? — перебила его Ириска.

— Тут, — рука махнула в сторону стеллажа, — найдётся всё, что…

— А если не найдётся, — с нажимом спросила Ириска. — Если бы тебе пришлось за ними отправиться… Скажем, в одно место.

"Если с тобой, то хоть сейчас!" — должен был ответить Вирус и скромно улыбнуться.

Настоящий Вирус только распахнул глаза, наливаясь непониманием.

— Да как не найдё…

— Да вот так, — зло оборвала его девочка и стиснула губы.

"То-о-ормоз", — подумала она.

— А куда надо идти? — нет, не всё ещё было потеряно, толстячок определённо подавал надежды.

Ириска промолчала. Кто бы и ей сказал куда.

— Да у тебя всё равно нет… — толстячок разочаровано махнул рукой, но рука замерла на полпути.

Гудение вентилятора перекрыла радостная трель звонка.

— Кого там ещё принесло? — проворчал Вирус и зашаркал в коридор. Ириска не утерпела и увязалась за ним.

На пороге стоял Рауль. Вирус, видимо, зачарованный появлением Ириски, забыл защёлкнуть дверь. А Рауль не стеснялся шагать в чужие пространства, не говоря уже о чужих квартирах. Радостное сияние лица Вируса угасло за две секунды. "А он умный, — подумала Ириска с печальным пониманием, — догадался, что пришли за мной".

Вирус, действительно, догадался. Да тут не требовалось особого труда. Просто реальность снова догнала его. Реальность, где все симпатичные девчонки поделены и приватизированы. Счастье вспыхнуло обманной звездой. Сказочную принцессу отбирали. И отбирали на его собственной территории. Лицо толстячка стало серым и убогим. Ириску кольнула острая жалость, но она задавила порыв. Дело прежде всего. Теперь следовало не молчать. Ни в коем случае не молчать.

— Ну, — гордо выпрямилась девочка. — Я же тебе говорила.

— Говорила о чём? — голос пропитался унынием.

Сейчас великолепная парочка уйдёт, а он останется. Как и всегда, в полном одиночестве. Но есть сеть. И есть к ней доступ. Всего три шага, чтобы вернуться в комнату, сесть в мягкое кресло, бросить на колени клавиатуру и нырнуть. Прямо в лапы чудищам, от которых удавалось так долго уворачиваться.

— О базах, — подмигнул Рауль, помахивая коробочкой с диском. — Номерные гаишные базы.

— Если Подмосковье или сама столица… — выдавил убитый голос.

— Наши, — жёстко прозвучало в коридоре.

Щека Вируса непроизвольно дёрнулась. Но взгляд печальных глаз уже соскользнул с вожделённой коробочки. Парень отчаянно пытался не смотреть на Ириску. Не желать чужой собственности.

— Держи, — рука Рауля насильно всунула футляр в безвольную ладонь Вируса. — Твоё!

Пальцы механически сжались, принимая неожиданный подарок, но глаза уже не сияли.

— Понятно, — грустно сказал Рауль и положил пятерню на плечо тостячка.

Тот дёрнулся, желая сбросить ненавистную конечность, но Рауля не так-то просто было отстранить. Наоборот, он встряхнул Вируса, протащил чуть вправо и поставил перед зеркалом, прижавшись к ссутулившейся фигуре.

Контраст не заметил бы только слепой. Стройное мускулистое тело Рауля с волевым прекрасным лицом и смоляными кудрями. И Вирус — унылый и расплывшийся. Лицо, словно сырой блин. Масляные волосы обтекали голову белёсыми жирными струями, на поверхности которых проступали чешуйки перхоти. А Рауль уже что-то нашёптывал в оттопырившееся ухо компьютерного гения.

— А это возможно? — осторожно спросил Вирус.

— Не маленький, — улыбнулся Рауль. — Должен уж сам понимать.

— Значит… значит, возможно?

"Поверил, — холодно подумала Ириска. — А ведь Рауль не сказал "да". Не сказал!"

Впрочем, Рауль не сказал и "нет". Верить или не верить опять отдавалось на откуп собеседнику. Ну что ж, обычные манеры Рауля.

Вирус качнул головой в направлении комнаты. Рауль кивнул. Намечалась деловая беседа двух мужчин. Ириска на цыпочках кралась следом, стараясь не напоминать Вирусу о своём существовании.

В комнате Вирус окончательно оправился от удара и сразу последовал к дальнему углу. Гудение доносилось как раз из этого загадочного угла. На исцарапанной столешнице невысокого столика стоял компьютер с обнажённым нутром. В его глубинах, наполненных зеленоватыми пластинами с миллионами выступов и полосок, таинственно перемигивались несколько разноцветных лампочек. По чёрному экрану дисплея медленно проплывала жёлтая витиеватая надпись: "Без дверей, без люкiв повна хата глюкiв". Рядом валялись диски. Целая россыпь. Без футляров. По голубым, золотистым и графитово-серым поверхностям колыхались радужные сполохи.

Вирус нажал округлую кнопку на лицевой панели. Ласково журча, из внутренностей выехала тонкая подставка с круглой прорезью. Отточенным движением пальцы уложили принесённый Раулем диск в выемку и осторожным толчком вернули компьютеру. Подушечки пальцев зацокали по клавиатуре. На чёрном экране высветился список файлов, а затем множество символов, строго разделённых по столбцам. Комбинации букв и цифр отъехали влево, уступив место бесконечному ряду фамилий. Вирус заметно оживился.

— Как ты это хакнул? — он уже не смотрел на Ириску, и девочку это обрадовало.

— Если что-то по-настоящему хочешь, главное знать: ты можешь всё! Не бойся использовать свою силу.

Вирус счастливо повернулся к экрану. Он не получил ответа, зато на экране плясали поля желанной базы. Скоро, очень скоро запишется ещё одна матрица и займёт своё место на верхних стеллажах. Там, где стоят особо ценные диски.

Экран погас. Отсветы люстры высветили на матовой поверхности две фигуры, чуть искажённые выпуклостью стекла. Высокую и стройную. А рядом низенькую, толстую и порядком смущённую.

— Ты можешь всё, — повторил Рауль. — И это тоже.

— Как? — тихо спросил Вирус, не отрываясь от экрана.

— Просто иди с нами, — бесстрастно сказал Рауль.

— Когда?

— Да прямо сейчас.

Глава 41. Третий сон Чёрной Розы

Они вечеряли на крыше. Рауль чуть нагнулся над ограждением у самого края. Крушило потерялся за углом. А Вирус сидел рядом с Ириской. Осторожно. Чтобы невзначай не коснуться. На его лице играла улыбка счастья. Улыбающийся Вирус. Удивлённая Ириска.

— Что он тебе сказал? — не удержалась девочка от вопроса, кивнув в сторону фигуры, склонившейся над пропастью.

— Он поменял мне песню, — нехотя признался Вирус. — Прогнал ту, что жила во мне, и впустил другую. После того, как всё закончится…

Больше Вирус ничего не сказал, только заложил пухлые ручонки за голову и задрал лицо к начинавшему темнеть небу.

— А что была за песня, — спросила Ириска и на всякий случай добавила. — Если не секрет.

Вирус нахмурился, вздохнул, протёр глаза, почесал нос, а потом шею, взлохматил волосы и попытался их пригладить.

— Нет, — качнула головой Ириска. — Если не хочешь, не говори.

Вирус встряхнулся и, наконец, решил заговорить.

— Девчонки полюбили не меня, — буркнул он…

— …Какие ты песни слышишь? — раздался вопрос.

Это спрашивал Зинга. Тот Зинга, который ещё не погиб в Переулках. Ту Ириску, которая ещё ничегошеньки не знала.

— Да их тысячи по радио каждый день! — ответила тогда Ириска.

— Песен тысячи, но слышишь ты сотню из них, а помнишь пару десятков. И эти — самые важные. Правило такое: в песнях, которые СЛЫШИШЬ, отражается твоя жизнь. Песни, которые ПОМНИШЬ, могут эту жизнь изменить. Песни, которые в тебе ЗВУЧАТ на постоянку, и есть вся твоя жизнь…

— …И сколько она в тебе звучала? — спросила Ириска.

Не Зингу спросила. Зинга бы уже не ответил…

— Долго, — хмуро ответил Вирус. — Но я не замечал её, пока умные люди не объяснили. Ничего не понимал.

— И как оно работало, это правило?

— Да так, — скривился Вирус. — Работало. Думаешь, у меня не было девушки? Была! Да ещё какая. Куколка просто. Но дёрнул меня чёрт Бодрова при ней выругать, а он, оказывается, её любимым артистом был.

— Ну и?

— Ну вот. Не замочил я "Брата-2". Он замочил. Не меня полюбили девчонки. А я всё пел и пел. И песня становилась моей жизнью. Понимаешь, она превратилась в желание, которое я твердил постоянно. Вот оно и сбывалось на постоянку.

— А сейчас какая звучит песня?

— Не скажу, — Вирус резко отодвинулся от Ириски. — Тебе не скажу. Ты — девушка Рауля. Я скажу, — на его лице снова заиграла мечтательная улыбка, — только своей девушке… Когда она у меня будет.

А Рауль всё стоял и смотрел вдаль, словно с крыши можно заглянуть за горизонт.

Именно это вспоминала Ириска прежде, чем провалиться в глухой сон.

Глухой, потому что без единого звука. И в почти полной тьме…

…Ириска стояла в подъезде. Смутно знакомом. Или так только казалось? Так часто бывает во сне. Вернее, не стояла, а поднималась. Беззвучно ступала по лестнице. Пока не увидела знакомую дверь.

Квартира Рауля. Место, которого она до ужаса страшилась. Сейчас казалось, что Панцирная Кошка уже вышла из тени. И даже больше. Будто она со стены перепрыгнула в окно Рауля и сейчас поджидает девочку в стерильно чистой квартире. Вот только квартирка не будет такой чистой, после того, как в неё зайдёт Ириска. Зайдёт и не выйдет.

А она зашла. Или не зашла. Помнила, что рукой потянулась к звонку, но кнопку нажать не успела. Сразу оказалась в коридоре. И даже не в коридоре, а на пороге гостиной.

Рауль сидел за столом, устало согнувшись над листом бумаги. Подкравшись к нему на цыпочках, Ириска удивлённо обнаружила, что тот пристально рассматривает Крушилин рисунок. Злобно скалившееся ушастое Солнце. И двух дохлых крыс, вытянувших к бледному небу скрюченные лапы. Над левой крысой красивым почерком Рауля значилось: "Зинга". Над правой скособочился знак вопроса.

Рауль резко полуобернулся, одновременно прикрывая листок.

— Не смотри, — жёстко приказал он.

— Больно надо, — презрительно скривилась Ириска.

— БОЛЬНО надо? — глаза Рауля округлились, на губах заиграла привычная усмешка. — Будет тебе БОЛЬНО.

Ириска сделала вид, что ничего не заметила.

— Секретничаем? — Ирискины губы сложились злым треугольником.

— Опасаемся, — широко улыбнулся Рауль.

Но улыбка была ледяной, а глаза злыми. Секунда за секундой странная изморось испарялась. Ириска терпеливо подождала, пока в чёрных глазах появится сносный уровень теплоты, и спросила:

— Чего ж ТЕБЕ ещё от МЕНЯ опасаться?

— Ненужных вопросов, — Рауль хотел улыбнуться, но не получилось.

— Мне уйти? — Ириска упёрла руки в бока и чуть покачала бёдрами.

Рауль ничего не ответил. Глаза стали отстранёнными, а потом он повернулся и вперился взглядом в столешницу. Ничего там не наблюдалось, кроме извилистых, порой весьма глубоких царапин. А он смотрел и смотрел, словно показывал, что Ириска здесь лишняя.

Ириска вздохнула. И осталась.

— На вопросы мы всегда найдём ответы, — пропела она себе под нос.

Рауль заинтересовано повернулся.

— А надо ли? — улыбнулся он.

— А почему нет?

— Смотри, — рука сползла, освободив часть рисунка. Ту, где Солнце вылупило злющий глаз, да красовался вопрос над правой крысой, скрытой плотно сжатыми пальцами.

— Ну, — пожала плечами Ириска.

— Как бы мне ни хотелось знать на него ответ, — кончик большого пальца свободной руки полоснул по вопросительному знаку, — я бы предпочёл, чтобы он так и остался вопросом.

— Ты играешь со мной, как кошка с мышкой, — нахмурилась Ириска.

— Наоборот, — мягко отказался Рауль. — Скорее, как мышка с кошкой.

— Что за разница? — протянула раздосадованная Ириска.

— Мышка всегда знает, что сделает с ней кошка. Здесь всё просто и понятно. Кошка же и предположить не может, что выдумает мышь. Но знает, что мышь может… Может что?.. И неизвестность грызёт кошку не хуже клыков и когтей.

Издалека раздались шаги. Из-за грани. Из-за неизвестности. Откуда-то шла мама, чтобы разбудить Ириску, чтобы вытащить её из непоняток. Мама не знала, что в реальном мире её дочь караулят непонятки более высокого порядка. Мама хотела просто вернуть Ириску в обычное утро перед школой.

Ириска застыла на зыбкой грани между сном и реальностью.

— Во сне я всегда встречала Ванабаса. А сейчас нет. И даже подумать о нём не успела.

— Здесь правило простое, — насмешливо улыбнулся Рауль на прощание. — Когда ты думаешь о Ванабасе, Ванабас думает о тебе.

— Это уже третий странный сон.

— Вот и остановись. На третьем сне заканчивается Ириска. На четвёртом начинается Вера Павловна.

Ничего больше Ириска спросить не успела.

Глава 42. Ритуал

Солнце нежилось на крышах, готовясь оторваться и воспарить. Кожу ласково щекотали тёплые лучи, зовя за собой. Но Ириске сейчас с ними не по пути.

Стайки школьников беспечно бегут по тротуарам. Когда-то Ириска вот так же весело неслась навстречу подругам, веря, что в грядущем дне уж точно прячется что-то потрясающее. Но оказалось, что потрясающее прячется в другой стороне: когда приходится идти прочь от всех разом. Шаг за шагом. Ступенька за ступенькой.

Лестница уводила в подвал. Похоже, где-то неподалёку прятались двери Капки-Стрелки. Девочка чувствовала их. Все клеточки души дрожали от напряжения. То ли от таинственных сил вражьего мира, рвущихся в сумеречные коридоры. То ли от того, что она так и не поняла, в чём заключается ритуал, где ей отведена главная роль.

Крушило непрестанно тёр очки, как будто линзы всё время запотевали в звенящей прохладе. Наверняка, тревожился не меньше Ириски, даром, что прячет за стёклами яростную непробиваемость.

Что получит Крушило за смерть Панцирной Кошки?

Вирус пританцовывал. Волнение окутывало его разум, покалывало иголочками не слабее, чем блуждание в нескончаемых лабиринтах сети, где прятались победы и поражения, ликования и горечь потерь. И легионы символов, спёкшихся в терабайты на радужно блестящих матрицах.

Почему он согласился оставить мир проводов и примкнуть к клану? Поверил, что его жизнь может изменить простая песня?

Рауль возглавлял взволнованную процессию. Ириска любовалась мускулами спины под малиновой рубашкой. Если ритуал откроет дорогу к Панцирной Кошке, то мечта Рауля обернётся явью. Но…

Но если он по-настоящему любит её, разве согласится отпустить за Пятый Переулок?

Так любит или не любит?

И если любит, то… Картинка с холмом, на котором распустились две розы из чёрного бархата, снова раскрылась перед Ириской. Но теперь она выглядела на диво фальшивой. Нет, обернуться розой не казалось судьбой, на которую согласился бы красавчик, уверенно шагающий впереди. Холмик — остановка. Остановка — смерть. Рауль сделает всё, чтобы не умереть. Пусть даже таким очаровательным образом. Значит, Ириска останется одна. Одинокая роза на холме за Пятым Переулком под вечно летним небом. Без Рауля.

Ведь Пятый Переулок интересовал Рауля, чтобы привести туда Ириску и предложить необычную судьбу. А самому уйти. Рауль не принадлежал миру древних домишек, где пряталось здание, источающее мертвенный свет. Где из ниоткуда вырастали небоскрёбы, которые и домами не назвать. Где звучали диковинные песни. Рауль стоял за этим миром, Рауль видел что-то ещё. И стремился прорваться туда всеми силами. Пока путь ему загораживала Панцирная Кошка. Но потом? Что послужит ему следующей наградой? Так становиться розой или напроситься вместе с Раулем?

Лучше, конечно, спросить его самого. Но Ириска боялась. Ведь Рауль никогда не врёт. Ириска боялась ответа. Боялась услышать не то, что хотелось.

"Задавая вопрос, ответ мы уже знаем. И все наши беды начинаются, когда услышанное не совпадает с тем, что нам хотелось".

Ириска прибавила шагу, опасаясь, что Рауль прямо сейчас растворится в своём туманном будущем. А Рауль напротив сбросил скорость, и по лицу девочки ласково скользнула прохладная ткань рубахи. Ириска отпрянула, чуть не налетев на шагавшего позади Крушилу.

— Что, Ирисочка, не передумала? — весело блеснули глаза обернувшегося Рауля.

"Передумала", — хотелось рассмеяться Ириске, но она удержалась. Рауль бы понял и оценил, но Крушило… И Вирус… Их реакцию Ириска не могла угадать. С ними бесполезно объясняться на языке, понятном лишь двоим. И девочка просто мотнула головой.

— Тогда начнём, — Рауль, продолжая ощупывать девочку внимательным взором, завёл правую руку за спину и толкнул дверь.

— А что мне придётся делать? — полюбопытствовала девочка.

— Сама догадаешься, — ответ Рауля был краток и резок.

— Но… — недовольно начала Ириска.

— Природа поможет, — злорадно возвестил Крушило и тут же заткнулся под яростным взглядом Рауля.

Ириска вытянулась вперёд. Не кошачий ли лабиринт притаился за неказистой дверцей?

Нет, обыденные красные кирпичища. Стены дразнились пористыми языками серого цемента. И только потом девочка углядела, что помещение было круглым.

— Тебе в центр, — повелительно указал Рауль. Потом ткнул, обозначив ещё два места. Туда без лишних слов встали Ирискины спутники. Сам Рауль не спешил. Он пытливо осмотрелся, разочарованно цыкнул, глубоко вдохнул, развёл руками, не растерянно, а по-хозяйски. Потом приник к стене и что-то горячо зашептал. У Ириски чуть голова не лопалась от напряжения, но она не расслышала ни слова. По ногам тянул сквозняк. Постепенно прохлада поднималась всё выше. Ириска уже не могла точно сказать: била ли её дрожь тревоги или она просто замёрзла. Сверху наплывал странный запах только что разрытой сырой земли. И щекотал ноздри жгучий аромат корня смутно знакомого растения.

Загадочная улыбка Рауля. Словно не парень, пусть даже самый хороший и замечательный, а существо с другой планеты. Сердце стучало тревожно и счастливо одновременно. Ну не за это ли любила его Ириска? За сказки, которые он создавал. Сказки, перед которыми настоящая жизнь отступала. Морщилась, презрительно сопела, не желая признавать превосходство, но потом скукоживалась и пятилась назад. Люди, жившие настоящей жизнью, остались за кормой. Белозубые врачи, орущие пацанята, строгие учителя, малышня в песочнице, угрюмые бульдозеристы, неспешные пенсионеры, трезвонящие трамваи, ревущие мотоциклы, молодые мамаши с разноцветными колясками, разнокалиберные многоэтажки, дворцы культуры, полууснувшие в тенистых сквериках, сами скверики и даже Переулки — всё это составляло теперь иной мир. Мир, далёкий от маленькой девочки, стоящей в сумерках, где от напряжения звенела тишина. И поэтому тот мир, оставленный ради ещё не свершённого ритуала, казался ненастоящим, призрачным, ненужным. Настоящим был только подвал. А ещё — она сама, стоящая в центре круглого маленького зала.

Рауль гортанно вскричал непонятное, неразделимое на слога и буквы слово. Он воздел сцепленные замком руки к потолку, и тот вспучился пузырём, серым куполом.

Второе слово карканьем сорвалось с губ Рауля, а руки упали вниз, так и не расцепившись. Только ловко вывернулись слитые указательные пальцы и грозно нацелились в пол. Словно не выдержав обличительного жеста, пол прогнулся вниз, коварно ушёл из-под Ирискиных ног. Девочка зажмурилась, ожидая стремительного падения, но не сдвинулась и на миллиметр. Когда она осмелилась взглянуть вниз, то увидела, что находится в центре огромного глобуса, там, где проходит ось, скрепляющая оба полюса. Полюса сверкали багровыми звёздами. Одна мрачно переливалась в туманных глубинах. Другая сияла в недостижимом зените. Стены тоже раздвинулись, ушли далеко-далеко. По экватору пробежал поясок голубоватых искр. Кирпичи налились беспросветным мраком, а потом исчезли.

Отовсюду сочился странный серебристый туман. Похолодало ещё сильнее. Запах полузабытого растения истаял, зато невидимые комья свежеразрытой земли пахли почти нестерпимо. Пустой желудок содрогнулся. Ириска напряглась, сдерживая тошноту. Нельзя провалить испытание столь позорно.

В третий раз зазвучал голос Рауля, и смутным эхом откликнулись из пустоты Крушило и Вирус. Они тоже повисли в воздухе, но вывернуто, неестественно. Их словно удерживала невидимая паутина.

Сам Рауль исчез. Его голос слышался в разных местах, но как ни старалась, Ириска не могла разглядеть фигурку человека, которого любила больше всех на свете. Даже больше своей судьбы, Чёрной Розы.

Ириска осталась в центре. В точке, откуда исходили странные спицы, воплотившиеся в образе остальных участников ритуала. Бирюзовой спицей обернулся Вирус. Было удивительно наблюдать тонкое веретено голубоватого свечения и одновременно с этим сиянием видеть толстоватого парнишку с нелепо растопыренными руками. Что было истинным — свет или образ — Ириска не взялась бы ответить. Словно две картинки наложились одна на другую.

В розовый свет ушёл Крушило. Полоска утренней зари, а сквозь неё очки с удивлёнными детскими глазами. Что реальнее — очки с озёрами голубых глаз или лоскуток утреннего неба? Или нет реальности, а есть лишь то, во что веришь. И если веришь в несовместимые вещи, то они всё-таки случаются. Пусть только для тебя одной.

Золотым нисходящим лучом красовался Рауль. Его сияние было постоянным, уверенным, непрерывным, как и он сам. Красивый, невозмутимый, непробиваемый, несгибаемый штормами и обстоятельствами, таящий в глубинах множество тайн, большинство из которых лучше не знать. Так парень он или луч неведомой звезды? Свет пронзающий иные миры, кусочек из которых воплотился в самом обыденном подвале.

"Это и есть Стороны Света!" — пришло понимание. Но Рауль говорил, что их пять. Вернее, нет! Целых восемь! А где тогда остальные?

И тут же, словно отзыв на пароль, из серебристого тумана проступили ещё три спицы. Первая казалась вытянутым ледяным кристаллом, так много в ней было неживого, мёрзлого, словно она пришла из пространств, где властвовал мороз, по сравнению с которым подвальная прохлада казалась пустяком, не стоящим внимания. А в глубине кристалла полыхнули язычки пламени. Хлопнув глазами, Ириска опознала Царя Берендея.

От Ириски в туманные дали уходил багровый отросток, словно натянутая жила, выдернутая из живого ещё тела. А поверх проступал портрет незнакомого кота, толстого и гладкошёрстного. "Наверное, первый министр", — догадалась Ириска и заозиралась в поисках третьего.

Новый луч яркой серебряной нитью уходил к зениту. Красивым он был, блестящим и тёплым, так, что хотелось потрогать. Но не было рук у Ириски, как не было ног. И голова тоже растаяла, слилась с туманом из серебряной пыли. Только душа мягко ворочалась в серебряных сумерках в поисках всё новых и новых сторон света.

"Шесть", — сказала Ириска самой себе. И пять из них — важные. Хм, остаётся всего одна! Но какая? Какая из них не заслуживает внимания?

Шесть сторон обозначили лучи. Три живых и три мёртвых. Но какая из них неважная? Уж не Рауль, точно. Наверно, кто-то из мертвяков. Девочке показалось, что мёртвые коты пронзили её укоризненными взглядами.

А может надо увидеть ещё две стороны? Ведь всё-таки их восемь!

В тусклом серебре тумана под Ирискиными ногами опрокинутым месяцем проступила бледно-молочная дуга. На её фоне образовалась чёрная двухвостая шапчонка с ломаными кривыми. То ли рельсы, сплетённые узлом, то ли полуобсыпавшийся логотип группы "Ария". Под шапчонкой блеснули глаза, вспучилась кнопка носа. И высветилась улыбка. Зинга торжествовал, Зинга радовался, что Ириске удалось улизнуть из-под носа беспощадного Тоскующего По Эпохам.

Но Зинга не представлял собой сторону света.

Неведомо как, но Ириска это знала совершенно точно. Дуга, как лодка, медленно проплывала по серебряным волнам от одной стороны света к другой, словно тщетно пыталась связать несоединимое. И от её попыток на душу ложилось плотное покрывало горькой печали.

"Если бы я опрокинулась вниз головой, Зинга стал бы мостиком", — пронеслось в голове. Но Ириска не могла опрокинуться. Значит, Зинга служил мостиком для кого-то другого.

"Но за кого он? — подумала Ириска. — За нас, живых? Или за них, мёртвых? Или есть кто-то ещё?"

Не успела подумать, а перед ней уже дугой, свитой из мглы, распластался чёрный котёнок. Его язычок, словно лепесток розы, порхал на фоне ночи, зализывая невидимые раны. Заметив Ириску, котёнок напрягся. Ириска робко улыбнулась. Если бы у неё была рука, она протянула бы её навстречу. Но теперь… Как знать, может ей лишь кажется, что она улыбается.

Котёнок подмигнул правым глазом. "Не лезь", — предупреждал он. Медленно-медленно Ириска прищурила глаза, показывая миролюбивость намерений. Котёнок удивлённо склонил голову. Он не верил и подмигнул ещё раз. Ирискины глаза снова превратили мир в узенькую щёлку. И котёнок уступил. Он вдруг широко раскрыл блескучие глазёнки, тут же заполонившие весь мир, и обернулся выпуклым мостиком.

"А для Зинги он кажется лодкой", — подумала Ириска.

Котёнок — тоже не сторона света. Он, как и Зинга, пришёл, чтобы увести кого-то куда-то. В душе плескалась светлая грусть. Можно плавать в нахлынувшей печали хоть целую вечность. Так и не отыскав недостающие стороны.

Но есть ли они вообще?

Восемь сторон. Из них пять главнее, как пять спиц, умертвившие второго министра. А среди той пятёрки была одна — самая толстая, полыхавшая волшебными искрами. Так может и среди пяти главных сторон света есть одна — самая важная.

Но кто она?

Рауль? Но сейчас он казался всего лишь лучом. Пусть красивым, пусть ярким. Пусть даже ярче, чем Вирус и Крушило, не говоря уже о царе Берендее и незнакомом первом министре. Но третий кошак, пушистый, смелый, не успевший вовремя улизнуть, обернулся лучом из серебра. Жгуче сиял луч в тумане. Рядом с ним не серебряным казался туман, а отлитым из свинца. Луч третьего министра был ничуть не тусклее луча Рауля. Два луча. Живой и мёртвый. Небеса и ад.

Постойте-ка, постойте… А что насчёт самой Ириски?

А если и она — тоже сторона света!

И уж конечно одна из пяти, а не из трёх оставшихся.

Но спицей волшебного света Ириска себя не чувствовала. Нет-нет, пусть исчезли ноги, пусть растворились руки, пусть непонятно, улыбается она или нет. Но Ириска остаётся Ириской, уж это сомнению не подлежит. Поставив жирную точку под вышеуказанным утверждением, Ириска успокоилась. Так-так, а кто сказал, что сторона света — спица волшебного сияния? Может быть, точка, откуда исходят лучи, тоже сторона. Только не такая, как все. Тогда остаётся нерешённым один-единственный вопрос: куда упираются волшебные лучи, если Ириска — их отправная точка?

И девочка поняла, что дальние дали, скрытые серебристым туманом, не огроменная вселенная, а тоже всего лишь точка, где сходятся лучи. Тоже сторона света, противоположная точке, обернувшейся Ириской.

И та сторона зовётся Панцирной Кошкой.

Туман поблёк. На смену явилось сияние удивительного неназываемого света. Только шесть лучей продолжали сверкать своими красками, да две дуги — Зинга и Большеглазый. Запах свежеразрытой земли исчез. И всё пространство заполонил запах миндаля. Дарующий сладость и тревогу.

В следующий миг хвост Большеглазого подвернулся под ноги Ириске. Ещё не успев осознать себя снова девочкой, Ириска уже шагала по чёрному мосту, смотрящему на неё огромными печальными глазами. Но какая-то, очень важная часть осталась в отправной точке, удерживаемой шестью разбегающимися спицами. Ириска скользила вперёд, с замиранием сердца ожидая, что же повстречает на той стороне моста. И она знала, что в эту минуту кто-то, воплощающий последнюю сторону, шагает по белому мосту к Ириске, к той её части, что является изначальной стороной. Когда Ириска пройдёт свой путь, дорога другого моста тоже закончится. И кто-то откроет Ириску, а Ириска узнает тайну под названием "Панцирная Кошка".

Беззвучны шаги сквозь призрачное сияние. Двумя круглыми окошками плывут перед Ириской кошачьи глаза, и возносятся к небесам хрустальные шарики слёз. А по ту сторону низвергается в бездну солёными бусинами печаль Зинги — перепевника, так и не сложившего свою лучшую песню. Котёнок заплатил за преданность Королеве, Зинга утратил сущность, отдав душу за Ириску, за так и не случившуюся дорогу к Пятому Переулку в запретное время. А Ириска не плакала, как не рыдало и то, что шагало навстречу ей, оставшейся, и ждало её, идущую. Дуга мостика накренилась. Оставалось несколько шагов, за которыми падение. Сияние расступилось, вывернулось рваными краями, обнажив мглистую изнанку беспросветного мрака. В самый центр чёрной дыры уходил яркий золотой луч. Рауль показывал дорогу. Рауль не бросил её. Так могла ли она остановиться?

Когда воздух засвистел в ушах, а живот свело жуткой судорогой, пустота мгновенно затопила душу. Ириска успела лишь взмахнуть руками и попытаться ухватиться за луч, сотканный из золотых пылинок. Луч ожил, обвился вдоль левого запястья, легко соскользнул и нестерпимым светом брызнул в глаза.

Пол оказался на месте. Ириска привычно чувствовала его подошвами кроссовок. Свет ушёл в сторону. Несколько раз мигнув, Ириска разглядела Рауля. Правой рукой он сжимал знакомый фонарик, луч которого освещал дальний угол. Подняв глаза к потолку, девочка увидела, что он перестал напоминать купол планетария. Стены встали на место. У двери топтались Крушило и Вирус. Будто ничего и не произошло. Сильная рука Рауля бережно легла на Ирискины плечи.

— Не бойся, Ирисочка, — прошептал он в её мягкое ухо. — Всё позади. Ты держалась на все сто. Я никогда не пожалею, что из всей огромной толпы выбрал именно тебя.

Ириска преданно кивнула, на слова уже не осталось сил. Да и нужны ли они.

— Теперь пойдём, — шёпот обволакивал, проникая в потаённые места души, куда пускаешь не всякого, а лишь единственного, и только один раз за всю жизнь.

— Идём, Ирисочка, теперь здесь оставаться не нужно. Вредно это. Пойдём скорее.

Рука властно подвинула её вперёд. Обессилившая Ириска просто переставляла негнущиеся, как деревяшки, ноги. Вверху, там где заканчивались ступени, заманчиво реял светлый кирпичик выхода.

Огрызок бледной Луны тонул в лазури, нехотя оставляя ночное дежурство. Солнце уже вовсю разошлось. Но в сентябре оно не имеет былого могущества. И от этого становится ещё желанней. Только сейчас Ириска почувствовала себя свободной. С каждым глотком свежего воздуха голова прояснялась, сладковатый вкус, щекотавший нёбо, растворялся слюной, тревожный запах миндаля покидал ноздри.

— Это… всё? — хрипло выдохнула Ириска.

— Теперь… да, — ответил Рауль.

А больше некому отвечать. И Крушило, и Вирус исчезли, словно подвал забрал их в жертву. Однако девочка чувствовала, что это не так. Просто их миссия закончилась, и они ушли. А Рауль остался. С Ириской.

Крыши домов плавно покачивались, подвал казался сном. Безумным весельем трансглюкаторов, сорвавшихся в запредельное. Огромный мир, наполненный людьми, деревьями, домами, машинами, снова раскрылся перед девочкой. И снова стал настоящим, потому что одной его частичкой был Рауль.

— Мы встретимся с Кошкой уже сегодня? — язык заплетался, словно только что оборвал финишную ленту марафонской дистанции.

— Завтра, — жёстко сказал Рауль и поднял глаза к Луне, тающей в синеве неба. — Ржавое Полнолуние завтра. Тогда и закончится эта история.

"Чтобы дать начало другой, — подумала Ириска. — Там, где будем только мы. Ты и я".

Но слова остались в глубинах Ирискиной души. Выплеснулись бы, так неизвестно, какой бы прозвучал ответ. Рауль ведь никогда не врёт.

Глава 43. Point Of No Return

— А что мне сказать дома?

— Ириска, разве я могу ответить за тебя? Должны прозвучать ТВОИ объяснения. Скажу лишь одно: никогда не ври.

— А если нельзя, но очень-очень хочется, значит, можно?

— Без выигрыша. Если не получается, сделай так, чтобы сказанное стало правдой. Пусть даже только для тебя. Всё, всё, больше никаких объяснялок. Или ты разжёвываешь сама, или не о чем разговаривать.

А слов так и не нашлось. Слова остались далеко-далеко. Вместе с Раулем. В том мире, куда Ириску, оказывается, никто не собирался отпускать.

Ириска тоскливо смотрела в сторону двери. В коридоре пахло пылью и маминым недовольством.

— Нечего шляться по ночам, — выговаривала мама. — В начале года нельзя расслабляться. Пора уже думать об экзаменах.

"На самом деле пора забыть о них", — отрешённо пронеслось в мыслях.

Птицам не нужны деньги, как не нужны экзамены Чёрным Розам. Особенно тем, кто растёт за Пятым Переулком. Не нужны и тем, кто собирается шагнуть за горизонт. Единственным стоящим делом было решить: прорываться ли за горизонт или остаться на холме Чёрной Розой. Но ответа не найти, если тебя каждую минуту попрекают, что пыль не вытерта, мусор не вынесен, а пол не блестит.

Кому надо, тот пусть и натирает пол. И ведра выносит. До скончания веков. Ириска больше никогда не прикоснётся к мусорному ведру. Вот так-то!

Только бы отпустили. Ну что вам стоит отпустить ребёнка чуть-чуть прогуляться. И если сейчас не разрешают вечер вне дома, то кто, скажите вы мне, отпустит девочку на всю завтрашнюю ночь. На ночь Ржавого Полнолуния. И врать-то нельзя. По каким-то неведомым законам враньё тут же раскроется, и станет только хуже. И Панцирную Кошку уже никто не остановит. Что бы такое сказать, чтоб не соврать ни чуточки?

"Скажи нужные слова в нужное время", — усмехнулся призрачный Рауль.

"Да когда ж оно наступит-то — нужное время", — усмехнулась в ответ Ириска.

— И нечему улыбаться! — надвигалась серьёзная буря.

Но Ириску она волновала не больше тайфуна у берегов Японии.

— Покажи-ка дневник, — от слов мама перешла к действиям.

Ириска улыбнулась с грустинкой. Вот так приходится проводить последние часы перед чем-то по-настоящему важным. Пускай никто не поверит. Ну и что? Ведь жизнь прекрасна и замечательна, когда её заполняет то, во что веришь ты, а не кто-то другой, пусть даже обвешанный дипломами и наградами.

— Ты шагай по жизни смело, и кому какое дело, кто тебе в постели нужен, это секшн революшн, — подсказывало радио на кухне.

— Дневник, — напомнила мама.

Ириска замотала головой. Она не понесёт дневник. Ну почему взрослые подменяют настоящую жизнь какой-то ерундой? От того, что мама увидит в дневнике пятёрку по физике, Панцирная Кошка не помрёт. Никакие дневники в мире не защитят от Панцирной Кошки. Не существует защиты от того, во что веришь. И чего боишься больше всего на свете.

Хотя так ли страшна кошачья королева? Не страшнее ли, если Ржавое Полнолуние не наступит? И тогда для Ириски не будет Пятого Переулка. А для Рауля не состоится рывок за горизонт. Рауль исчезнет. А Ириске придётся возвращаться в серую нудную жизнь, заполненную тоскливыми мелочами. В жизнь, от которой Ириска незаметно успела отказаться.

Девочка не смотрела на маму. Глаза буравили пол. Она знала каждую досочку, каждую щёлочку между ними. Ещё так недавно квартира казалась огромной. Ириска, переводя кукол через выщербленные доски, дивилась нескончаемости коридора. Его наполняли загадки и тайны. Куда всё делось? Почему осталась лишь покосившаяся этажерка и вешалка.

Назови мне день, когда тает сказка.

Но только не говори, что остаётся вместо неё.

Я знаю сама!

Но не хочу думать.

Не отбирай, мама, мою последнюю сказку. Мой шанс сделать не так, как у людей.

Я молчу, ты молчишь. Мы обе тоскуем. Только о разном. Ты грустишь о том, что не сбылось, и боишься, как бы у меня не было ещё хуже. Я боюсь, что у меня будет хуже. И намного. А грущу, потому что ты толкаешь меня в серую, пыльную осень. Где зелёные летние листья вдруг оказываются сорванными злобными ветрами. И скрюченными комками трутся об асфальт, рассыпаясь в прах. Исчезая из памяти, будто и не было их никогда. Листья кружат по городу и беззвучно плачут. Потому что в голос нельзя! Потому что те, кто ещё не затёрся до дыр, оборвут тебя шорохами и шепотками. Мол, нехорошо же так, на всю округу. Мол, кому сейчас легко. Мол, мы всегда там, где трудно. А тебе не ответить. Тебя жжёт печальная правда, что пройдёт чуток времени, и они подхватят твою песню, поспешно свиваясь трубочкой, чтобы прикрыть первые дыры. Смешные. Им кажется, что дыры затянутся. Что снова наступит лето. Почему же им тогда совсем не хочется, чтобы было "как у людей".

Но пока предсмертная песня не спета, они никого не пустят за Пятый Переулок.

Толчок. И сильное встряхивание за плечи.

— Ты не… Ты ничего не…

Хочешь узнать, не колюсь ли я, мама? Не глотаю ли таблеточки? Не нюхаю всякую дрянь? Только слова подобрать не можешь. Я замотаю головой, а ты не поверишь. Я улыбнусь, и тебя, может впервые в жизни, напугает моя улыбка. Я смеюсь не над тобой. Мне видится тёмная сцена, по которой мечутся два десятка карликов в целлофановых костюмах. А потом, слева, из-за дальней кулисы выходит огромный шприц.

Ты можешь представить шприц на тонюсенький ножках-ниточках?

Тогда тебе не понять, почему я смеюсь.

И не понять, что мне не нужно холодное счастье. Оно не согреет, как солнце в небе Пятого Переулка. Куда тебя не пустят. И поэтому ты страшишься отпустить меня. Места, в которые нас не пускают, всегда кажутся вредными, опасными, ненужными. Потому что ненависть легко подменяет тоску от праздника, на который тебя не позвали. И позорно выгнали, когда ты робко втиснулась туда сама. Легче не верить в такие праздники. Правда, мама?

— Тебя спрашивают!

— Можешь посмотреть в сумке…

"Если не веришь" добавлять не стоит. Нам не нужно слово "Если". "Если" уже в прошлом.

— Что найдёшь — твоё! Заодно и дневник посмотришь.

— Ещё огрызаешься!

Глаза туманились от слёз. Блёклые цветы на обоях дрогнули и превратились в облака. Как много лет назад. Тогда легко было стать волшебницей. Просто надавить пальцем на веко. И мир расплывётся. А потом тебя наругают. Странные взрослые. Они думают, что никому не интересно смотреть, как цветы становятся облаками. И ещё им почему-то это кажется вредным.

Всё вокруг знакомо до сладкой боли в груди. Когда-то казалось, что квартира всегда будет убежищем от внешних невзгод. Местом, где тебя поймут, утешат, защитят. Вместилищем тепла и непередаваемого запаха уюта, вдохнув который, хочется смеяться. Особенно, вернувшись из лагеря или поездки на море.

— Мир придуман для того, чтобы ты одна осталась дома, — издевалось радио на кухне.

Почему теперь всё стало маленьким, заношенным, плоским, неказистым? Почему остался всего один шаг, чтобы понять: невыносимо противно может быть даже то, что мы называем домом.

"Что такое "любовь"? То, что мы назовём ею".

Во что превратится дом, который мы не сможем назвать "домом"? Ответь, Рауль, ты ведь знаешь. Для тебя нет дома. Есть только страстное желание дотянуться до горизонта. Ответь, ну, пожалуйста!

Во что превращается мама, которой говоришь: "Да пошла ты…"

Бледная маска, застывшая от удивления. Словно слепленная из сырого теста. Наверное, это уже не мама. Потому что таких мам не бывает. А бывает секунда свободы. Шанс выскользнуть из того, что минуту назад ещё звалось "домом".

— А ну-ка стой, — и плечи снова сжаты тисками пальцев, пульсирующих ненавистью.

Раз, и пальцы сброшены.

И нет больше тоски. Есть только весёлая злоба.

А ведь ты сильная, Ириска. Настолько, что тебя не остановишь. Настолько, что ты уже, кажется, способна сама решать, как строить жизнь дальше.

— Если выйдешь за дверь, запомни, домой можешь не возвращаться! — донеслось вслед тоскливо и надломлено.

— Спасибо, мама, — Ириска задорно тряхнула волосами. — Спасибо, что разрешила.

Мама открыла рот, да так и замерла, задохнувшись. "Наверное, ей сейчас очень плохо", — напоследок пожалела Ириска. "Больнее всего постоять на краю и вернуться обратно. Другая жизнь начинается, если удаётся шагнуть за край". Ириска уже не могла остановиться. Не могла успокоиться тем, что было дозволено постоять на краю, посмотреть, прикоснуться.

Хорошо что надета самая лучшая блузка. Лучше той, с сизым отливом. Потому что на празднике надо быть самой лучшей, самой красивой, самой замечательной. Двери ещё не закрылись. Двери праздника, где тебя, Ирисочка, выберут королевой.

Бал Ржавого Полнолуния. И королева-победительница. А рядом — её верные рыцари, которые прикроют от когтей и клыков.

Дверь в сказку. И кто скажет, что это не та дверь, которая захлопнулась за спиной? За которой остались те, кто не понял. Остались ждать лета, которое не наступит. Лето ждать бессмысленно. Лето надо догонять. А кто не догоняет, тот сам себе злобный.

Ещё одна дверь. Из душного подъезда в сумеречный двор, накрытый звёздным куполом. А справа серебряная долька Луны. Ну что, осколочек, когда проржавеешь?

А ноги шагать не хотят. Ноги подгибаются. И вот ты, девочка, сидишь на лавочке. Потому что некуда идти.

"Нам бы ночь простоять, да день продержаться". Кусочек почти что забытой сказки. Где бы её простоять, скажите на милость. К подружкам идти нельзя. Ведь будут звонить именно им. Когда на часах стрелки ударят по единицам. Значит, надо держаться подальше от мест, где ещё имеет значение, что кто-то к полуночи не вернулся домой.

Скамейка вздрогнула. Кто-то присел на противоположный край. Ну вот, ни минуты покоя. Если начнёт знакомиться, Ириска просто раздерёт ему рожу отточенными ноготками. Выцарапает глаза почище Панцирной Кошки. Приготовился, пацанчик?

Наливаясь злобой, Ириска развернулась. Злоба мигом превратилась во что-то тёплое и неназываемое. На другом конце скамейки сидел Рауль.

— Откуда ты узнал? — едва разлепились губы.

— Говорил же, что тебя чувствую, — проворчал Рауль, будто его вытащили из мягкой постели. — И если я чувствую тебя на улице, значит, что-то случилось.

— Не то слово, — фыркнула Ириска. — Пообещали, что домой больше не пустят.

И склонила голову. Думай давай, если ты такой сильный и умный, где мы проведём ночь.

— Все подвалы наши, — просто сказал Рауль. — Но прежде запасёмся продуктами. По тебе видно, что поужинать ты не успела.

И Ириска с удивлением ощутила, что проглотила бы сейчас целый батон. Под ложечкой засосало. Пришлось резко вдохнуть и выдохнуть, чтобы желудок позорно не заурчал.

— Тогда идём, — ноги налились силой и готовы были шагать на край земли.

Куда угодно, лишь бы рядом шёл Рауль. Только Рауль. Без всяких Вирусов и Крушил. Иначе праздника не получится.

Праздника не получилось. Крушило ждал за углом. Тёплая волна схлынула. На смену пришла безысходность. Чтобы не раскиснуть, Ириска выбросила из головы образ влюблённой дурочки и принялась примерять роль королевы в окружении оруженосцев. Всё бы хорошо, да погоду портила мерзкая ухмылка Крушилы.

Ноги шагали привычным маршрутом, оборвавшимся у магазинчика. Ириска хотела взлететь по металлическим ступеням, однако рука Рауля ухватила за локоть.

— Ты закупаешься здесь? — голос пропитан изумлением. — Но ты посмотри на это чудо.

Если б Ириску назвали "чудом" с таким оттенком, это было бы клеймом на всю жизнь. Но чудом назвали не её. Осталось вскинуть голову и посмотреть.

Никакого чуда. Обшарпанная стена, когда-то розовая. И чёрная заплата металлической двери.

— А чего? — пожала плечами девочка. — Магазин, как магазин.

— Двери, — протянул Рауль. — Ты видишь, какие они? Такие не ждут. Такие отгораживаются от тебя, как от ненужных проблем.

— Это ма-ага-ази-ин, — как ребенку протянула Ириска. — Им нельзя считать нас ненужными проблемами. Даже если мы и проблемы, то самые необходимые.

— Тогда проблемы у них, — отстранёно заметил Рауль. — Быть может, они на грани разорения. Быть может, они скупают по дешёвке всякую муть и впаривают нам, чтобы продержаться ещё чуть-чуть. И чтобы самим закупаться в совершенно иных местах.

— Ну давай вот в этом, — Ириска предложила другой магазин, сквозь стеклянную дверь которого призывно сочился яркий свет.

Рауль задумчиво оглядел дверь. Потом алую заплату краски на потрескавшейся стене. Потом саму обшарпанную стену.

— Эти стремятся выглядеть прилично, — кивнул он. — Но получается весьма скверно. Гляди, себя они приукрасили, но, — рука обвела стену, — до остальных им дела нет. Наши проблемы, Ирисочка, остаются нашими проблемами.

— Значит, в "Гастроном", — уныло произнесла девочка, таращась в дальний квартал. Новый магазин сверкал витринами. Фасад дома был заботливо отштукатурен. Только зиял бледный квадрат недавно снятой рекламы.

— Уже лучше, — не стал спорить Рауль. — В анфас мне они нравятся. Но ведь я въедливый, я могу и профиль глянуть. Впрочем, мы не разборчивые невесты, нам бы кусочек счастья по доступной цене.

— А если бы они покрасили весь дом, — не удержалась Ириска, — ты назвал бы их стоящей фирмой?

— Весь дом, — задумчиво повторил Рауль. — Это уже не фирма. Это герои нашего времени. Закупайся у них без опаски, Ирисочка. До того момента, пока краска не облупится, а они сделают вид, будто этого не заметили.

— А ты где закупаешься? — коварно склонила голову Ириска.

— Уже нигде, — похлопал по карманам Рауль. — Для меня финансы остались в прошлом. Давай-ка посмотрим, чего имеется в твоём кошелёчке.

— Может, сначала попросим Крушилу? — мстительно предложила Ириска.

Очкарик засмущался и сник. Тем не менее, в карман он лезть не собирался.

"Вот если бы Крушило исчез, — кольнуло быстротечное желание, — для этого никаких денег не жалко. Господи, сотвори чудо. Оно же маленькое, тебе не придётся напрягаться. Я бы и сама, да только никак не могу выдумать причину, по которой он должен уйти".

Из-за поворота, взбивая фонтаны грязи, вылетело изящное авто. Девочки пищат от восторга, когда такие машинки фланируют вдоль школы. И стонут от зависти к тем, перед которыми распахиваются двери, уводящие в мягкие салоны. Кому предложат сказку компактного размера на этот раз? А брызги уже взметнулись из ближайшей лужи.

И тысячи из них не вернулись на прежние места обитания. Большая часть получила прописку на новенькой блузке. Белой с нежным, почти незаметным, голубоватым отливом. Блузка радовала Ириску всего неделю. По задумкам она должна была радовать этим вечером и Рауля. Однако теперь взгляд на неё лишь расстраивал.

Ириска ничего не сказала. Только скривила губы. Как мало надо для того, чтобы чудесный вечер оказался безнадёжно испорченным.

Серебристая четырёхколёсная красавица плавно огибала двор. Вот она покинула дорогу, прокатилась по засыпанному щебнем проезду, развернулась и, сбрасывая скорость, скользнула вдоль дома, намереваясь замереть возле одного из подъездов. Рауль четырьмя огромными прыжками преодолел газон и бросился на промытый дождём асфальт.

Взвизгнули тормоза. Машина не доехала до распростёртого тела две дюжины сантиметров. Хлопнула дверца, из уютного салона выбралось располневшее тело, покоящееся в серых, изрядно помятых брюках да синей олимпийке с надписью "CHICAGO BULLS" и отвратительно-красной бычьей головой на груди. Рауль уже не валялся бесхозно. Он стоял перед машиной и ковырял асфальт носком кроссовки с самым невинным видом.

"Я танцую пьяный на столе. Нума-нума-е, нума-нума-нума-е, — пульсировали колонки в шикарном салоне, — Снова счастье улыбнулось мне, нума-нума-е, нума-нума-нума-е".

Первым делом коротышка бросил донельзя огорчённый взгляд на чёрные следы размазанной по асфальту резины. Как и брызгам из лужи, миллионам молекул уже было не суждено вернуться на историческую родину. Следовательно, покрышки полысеют куда раньше, чем планировал хозяин шикарного автомобиля.

— Ты чё, падло? — начал налаживать отношения потерпевший.

На такие вопросы Рауль не отвечал. Он вскинул голову и безмятежно обозревал безоблачное небо. Оно начинало наливаться вечерней синевой. И с балконов четвёртого этажа, где стены были не сизыми, а багряными, кто-то ещё мог наблюдать солнце. Но кто будет пялиться на солнце, когда во дворе намечаются интересные события.

— Ты охерел?

Снова вопрос, не предполагавший значимого ответа. Значимым мог стать поступок, если Рауль молчаливо выложит на капоте зелёненькие бумажки, которых должно хватить на два комплекта резины. Судя по багровому лицу, на меньшее хозяин пострадавшей машины не рассчитывал.

Загребущие руки ухватили плечи Рауля. Рауль не возражал. Лицо оставалось бесстрастным. "Неужели он уже ничего не чувствует? — испугалась Ириска. — Неужели не понимает, что рывок за горизонт может сорваться из-за такого, совсем не пустячного происшествия".

Но другая Ириска, Ириска отстранённая, Ириска разозлённая потерей великолепия последнего вечера, Ириска безжалостная, медленно подходила к автомобилю. Она ещё не знала, что предпримет, но этот шкаф Раулю ничего не сделает. Вот в этом она была уверена стопудово.

— Я тонну баксов за что выкинул? — разъехались губы водилы, накачиваемого уверенностью, что он прав.

"Знаешь, в чём сила, американец? Сила — в правде". И правда, за которой стоит тонна баксов, всегда смотрится предпочтительнее, чем правда, за которую нечем заплатить.

— Вот, Ирисочка, а ты волновалась, — Рауль оторвался от небес, усмехнулся и уставился громиле между ног. — Глянь, ещё не все магазины закрыты.

Пыхая праведным гневом, здоровяк уставился вниз и торопливо застегнулся. Недовольство лишь усилилось. Видя, как трепыхается Рауль в могучем захвате, Ириска с ужасом подумала, что вдарить этому здоровяку бессмысленно. Комарам слоновью шкуру не прокусить.

Можно сбежать. Но тогда остаток вечера пройдёт в тягостном молчании. И грязные пятна на блузке будут давить несмываемой горечью. Словно вываляли в дерьме и выставили на всеобщее обозрение. Нате-ка, полюбуйтесь на нашу красавицу. А народ будет только кивать. Ведь все же знают, что с нормальными людьми подобные вещи не происходят. Герои никогда не падают в помойные ямы. Оступись, и сказки о тебе мигом забудут. Виноват не тот, кто обидел. Виноват тот, кого обидели. Уже вот этими взглядами, требующими защиты от тех, кто не способен её дать. И люди скорее обвинят тебя за эти взгляды. Потому что кому она нужна, твоя правда. А, значит, и некому за неё впрягаться.

Ну ничего. Всего одна ночь. А потом… Здравствуй, Пятый Переулок. Улыбнись солнышком, ведь оставленный мир проводил меня слишком неласково.

— Запомни, шмакодявка, завтра с тобой разберутся, — а вот здоровяк мог вдарить.

И он это знал. Поэтому и не спешил. Готовился потихоньку. С такими габаритами очень легко объяснить свою правду кому угодно. И возражений не будет.

Ириска шагнула к Раулю. Мол, хватит, пошли уже. Здесь нам ничего не светит. В этих местах будет только хуже. Давящая боль бессилия тисками охватила голову.

Но Рауль не убежал. Глаза его странно округлились. Он прильнул к разъярённому коротышке:

— Зачем же откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Следующее случилось молниеносно. Лежал себе кирпич в грязной луже. И вдруг воспарил, почувствовав себя космонавтом. А потом решил познакомиться с чудом заграничного производства поближе. И врезался в стекло.

Стекло покрылось паутинкой трещин, приобрело матовый оттенок, просело и обрушилось мельчайщими осколками внутрь салона. Словно гвоздь программы, кирпич упал на мягкую обивку сиденья и горделиво занял место водителя.

Водила посерьёзнел. Водила не любил, когда разговоры переходили в проблемы. Пора было пресекать болтовню и начинать решать дела конкретно. Он сунул руку в карман, вытащил мобилу и начал нажимать кнопочки, отзывающиеся музыкальными постанываниями.

Неуловимым движением Рауль выхватил трубку за обрубок антенны. Потом он швырнул совершенство западной мысли на отечественный асфальт. Электронная начинка жалобно хрустела под беспощадными подошвами.

— Ты хоть знаешь, сопляк, сколько это стоит? — просипел здоровяк, уже не предпринимавший попыток близкого контакта.

— Суммы, которые платить не мне, я не запоминаю, — холодно отозвался Рауль и продолжил превращать прибор связи в разноцветное крошево.

Водила захрипел. Горло его забулькало. Потом он взревел подстреленным кабаном и бросился на мальчишку. Но Рауль ловко ускользал от пальцев-сарделек, проносился под нелепо машущими руками. И Ириска поняла, что он нисколечко не боится.

— Ну что, — усмехнулся Рауль, когда коротышка, запыхавшись, остановился, — продолжим разговор по душам?

Водила заоглядывался. Водила знал, что ему всё позволено. Надо было только позвать тех, кто мог доходчиво объяснить это. Вот только позвать было проблематично.

— Эй, девочка, — водитель заметил Ириску. — Где здесь поблизости телефон?

Прежде, чем спрашивать, стоило поглядеть на Ириску и на её блузку. И сто раз подумать, а надо ли вообще раскрывать рот. Ириска мстительно прищурила глаза… Но сказать ничего не успела.

— Я знаю, дяденька, — ввернулся Крушило. — Я покажу.

— Молодец, пацан, — делово осклабился водила. Вид чистюли-отличника подозрения не вызывал.

— Здесь недалеко, — улыбался Крушило, а голубые глаза предано сверкали.

Кровь схлынула с лица здоровяка. Мир снова стал правильным. Мир, где правда за сильными.

— Ходчее бежи, — подтолкнул он Крушилу в спину.

Крушило обернулся и закивал, всем видом показывая, что таких как он и надо подгонять тумаками.

— Тут он, дяденька, — и глаза беззащитно мигнули. — В подвальчике. Просто спуститься, и всё!

Успокоившийся здоровяк размеренным шагом отправился за Крушилой. Через пять шагов он обернулся и нехорошо усмехнулся, вперившись в Рауля, равнодушно переступающего с ноги на ногу.

По законам мира сильных у водилы проблемы заканчивались. Зато ворох грандиозных неприятностей готовился обрушиться на Рауля.

"Не успеют, — счастливо улыбнулась Ириска. — Завтра нас здесь не будет. Да что завтра. Никто не станет никого искать. Даже если и есть телефон в подвальчике, — и безжалостно выдохнула, — потому что подвалы — НАШИ".

Крушило не вернулся. Улица укуталась в мягкое одеяло сумерек. Вечер теперь дарили исключительно Ириске. Она правильно загадала желание. И желание не замедлило исполниться. Хотя блузку было всё-таки жаль.

Ириска не помнила, как отдала деньги Раулю. Не помнила, в какой из подвалов привели её ноги. Смутные воспоминания оставила лишь раскрытая банка то ли сардин, то ли сайры. И то, как она отхлёбывает солёную жидкость прямо через край, стараясь не порезаться о рваные заусеницы. И шипучая, сладко-кислая волна "Спрайта". Желудок наполнялся сытой теплотой.

Потом выключился свет. Может его выключил Рауль, а может, никакого света в подвалах не полагалось. От журчащих труб исходило приятное тепло. Мир не грустил, что его покидает замечательная девчонка и смелый парень с восхитительно-чёрными глазами. Мир готовился к отопительному сезону.

Ириска сидела в тёплой темноте. Пальцы блаженно гладили шершавый бетон. Хотелось чего-то грандиозного. Такого, чего не было ни у кого. И никогда уже не будет. Хотелось немедленно, не дожидаясь ночи Ржавого Полнолуния.

"Если хочешь, это так просто. Завтра утром ты станешь взрослой", — еле слышно пробивалось радио из оставленного далёка.

Она бы и стала. Да только Рауль уже спал, уткнувшись носом во мрак. Туда, где ничем не примечательная стена сходилась с ничем не примечательным полом.

Глава 44. Разговоры подвальных сумерек

Они сидели в тёмном подвале.

Просто сидели, прижавшись друг к другу. Просто Ирискины плечи обнимала сильная рука Рауля. И ничего больше.

И ничего больше было не надо.

— Почему подвалы? — Ириска заглянула в чёрные глаза. — Почему из всего, что есть в мире, ты выбрал подвалы?

— Меня всегда тянуло к подвалам. Помню зимний вечер и мягкий свет, струящийся из-под ног. Опустишься на снег, прильнёшь к стеклу, а там, на зелёном столе, летают, сшибаясь, бильярдные шары. Я не знал ни правил, ни техники ударов. Просто следил за шарами. А среди жёлтых, знаешь, как из слоновой кости, один был неуловимо розового оттенка. То ли из другой партии, то ли специально так задумано. И мне он нравился больше всех. Я радовался, когда ему удавалось остаться на поле до конца игры. А если он выбывал, я ждал следующей, чтобы снова его увидеть. Даже больше: временами мне казалось, что я и есть тот шар. Розовый среди жёлтых. Не такой, как все.

"Это всё напоминает бег по замкнутому кругу, эти каменные джунгли подарили нам друга", — неразборчиво вещало радио. Мир тянул к Ириске невидимые нити. Мир не хотел отпускать.

— Любой считает себя единственным и неповторимым, — хмыкнула Ириска.

— Да, — кивнул Рауль, — но то был взгляд со стороны. Я не раздувался от гордости за свою уникальность, а следил за игрой. Шары не видят тех, кто их сталкивает, но каждый удар меняет направление линии жизни. Кто-то сваливается в корзину, как в могилу, а кто-то работает могильщиком, сталкивая других. Сначала мне хотелось, чтобы розовый шар просто не трогали. Чтобы оставили его в покое. Но уж если кий коснулся его розовых боков, то пускай он сшибает шары, а сам остаётся.

"Темнота — наш лучший друг, в темноте не видно рук, в темноте мы познакомимся поближе", — на смену хриплому мужскому голосу пришёл нежный девичий.

— Сейчас ты скажешь, что люди — те же шары, — догадалась Ириска.

— А тучи, как люди? — улыбнулся Рауль. — Нет, я хочу поговорить не о шарах, а о тех, кто их сталкивает. Шарам кажется, что они всё делают сами. Впрочем, ты права, люди ничем не лучше.

— Можно подумать, ты видел тех, кто сталкивает людей?

— Видел.

— Да ты что! — восхитилась Ириска очередному приколу. — И какие они?

— Не помню.

— Ну, и зачем ты мне это рассказал?

— А после этого сталкивать людей неинтересно. Во время встречи тебе предложат совершить какой-нибудь пустячок, не связанный с этим миром. И, если выживешь, выполнят твоё желание.

— Что ещё за пустячок?

— Уже забыла? — чёрные глаза загрустили. — Миссия у нас одна: столкнуть с зелёного поля Панцирную Кошку.

— Ты меня совсем запутал, — призналась Ириска.

— Если б я хотел тебя запутать, сказал бы, что кошки — отродья дьявола. И мы просто обязаны убивать нечистых. В связи с приближением церкви к государству. Но к чёрту официоз. Есть кошачья сила, и есть мы с тобой. Зона риска обозначена чётко. Нам ведь надо разделаться с Панцирной Кошкой, а не передать её в Гаагский Трибунал.

— Странно, — зябко поёжилась Ириска. — Иногда я дождаться не могу минуты, когда превращусь в непонятную и удивительную. Но очень часто мне хочется просто-напросто остаться Ириской. Такой, как была. Такой, кем она должна стать.

— Нет трагедии в том, что ты стремишься остаться собой. Трагедия происходит, когда ты страстно пытаешься понравиться, а у тебя не получается.

"Кому я хочу понравиться?!!!" — хотелось картинно завопить, но девочка промолчала. Боялась спугнуть руку Рауля. Тёплую и надёжную. Впрочем, рука всё равно заворочалась и выскользнула.

— Нам пора, — жёстко сказал Рауль, поднимаясь. — Ниточки, которые держат нас в этом мире, уже оборваны. Если мы пропустим это Ржавое Полнолуние, то до следующего просто не доживём.

На секунду они замерли у выхода из подвала.

"Словно кошки у порога, — подумала Ириска, а потом добавила. — С волками жить, по-волчьи выть".

Рауль волновался, хотя двор пустовал. Ни единой кошки, ни одного человека. Рауль промокнул вспотевший лоб платком. С шёлковой ткани смотрели друг на друга две кошки. Одна, бело-чёрная, гордо вскинула морду вверх. Другая, серо-полосатая, вцепившись когтями в кору морщинистого ствола. Она изогнулась знаком вопроса и недовольно таращилась на горделивую подругу.

— Тоже из Капки-Стрелки, — пояснил Рауль. — Думаешь, получать сувениры из кошачьей цитадели позволено лишь тебе?

— И кого ты брал с собой в кошкину башню? Расскажи, — Ириска запнулась, — о ней.

— Это уже неважно, — подмигнул Рауль. — Поверь мне, девочка, с того дня, как я нашёл тебя, многое стало неважным.

Они прошли двор и медленно продвигались по кривой улочке. "Не тот вор, кто железо куёт, а тот, кто напротив живёт", — значилось на сером покосившемся заборе. Ириска кинула взгляд через дорогу. Там возносилась высотка, ощетинившаяся чешуёй спутниковых антенн.

— Ещё не здесь, — шепнул Рауль, увлекая Ириску всё дальше.

Пальцы сжала сильная, но ласковая рука. Плавая в счастливой дрёме, девочка готова была идти куда угодно, только бы эта рука не исчезла.

На секунду вынырнув, Ириска подумала, что они забрались в Переулки. Ухоженные домики вытянулись до поворота. В окошках приветливо горел свет. Сиреневые фонари заливали улицу магическим сиянием. Луна казалась серебряной, никому не нужной монеткой, затонувшей в мглистой луже.

"Но она же не полная! — подумала Ириска. — Причём тут Ржавое Полнолуние?"

Подумала и забыла. В названиях, пусть даже красивых, было куда меньше смысла, чем в руке, где покоились её пальцы.

Нет, Переулками пока не пахло. Мимо проскочила легковушка, обдав парочку бензиновыми выхлопами. У ларька столпилась тёмная масса. Оттуда слышалась ругань и звон сдаваемой стеклотары. Сквозь бледные витрины "Гастронома" виднелись слоняющиеся по магазину покупатели.

— Где-то тут на Крыжополь, на Крыжополь, на Крыжополь, на Крыжополь должен быть поворот, — издевалось радио.

Вокруг продолжал тянуться всё тот же, почти уже ненужный мир. Оставалось переждать ночь. А на утро…

Предстоящая битва не казалась чем-то неизбежным. Зато предвкушение награды уже ворочалось в душе, устраиваясь поудобнее.

Глава 45. Special Guest

— Нам сюда, — Рауль подтолкнул девочку к заборчику, на который развязно облокотилась тёмная фигура. Узнав Крушилу, Ириска недовольно скривилась. Крушило пожал руку Раулю, а для Ириски высунул язык и быстро спрятал его обратно.

Девочка жалобно посмотрела на спутника, но тот не успел заметить провокацию Крушилы. Или сделал вид, что не заметил. Крушило с совершенно равнодушным видом перебирал чётки. На чёрную и красную нити, щетинившиеся фривольными кисточками, нанизали кошачьи клыки.

Прогулка продолжилась втроём. Очарование приключения словно корова языком слизнула. Взгляд Крушилы буравил спину назойливой мухой. Не дай бог, этот паршивец увяжется на Пятый Переулок. Или напросится с Раулем за горизонт. И Рауль кивнёт, вместо того, чтобы начать уговаривать Ириску отправиться вместе с ним.

— Шишки падают в лесу, я иду на колбасу, — насвистывал Крушило. — Валидол лежит в лукошке, поколбасимся немножно.

На следующем повороте они увидели Вируса. Тот скособочился, почёсывал нос и отбивал носком кроссовки: "Вэ-вэ-вэ, Ленинград. Вэ-вэ-вэ, точка ру". Если у Вируса было будущее, то ему светила прямая дорога в перепевники. Но Ириска не обрадовалась. Она так и не научилась считать Вируса своим. А в качестве помехи и Крушилы более чем достаточно.

"Маменькина! Маменькина дочка! Чёрные ресницы, зелёные глаза. Маменькина дочка, не своди меня с ума!" — заливалось на всю округу из киоска с дисками и кассетами.

— Чёрные колготки, белые трусы. Маменькина дочка, не води нас за носы, — Крушило подмигнул Ириске.

Словно обидевшись, музыка оборвалась.

— Ну вот, — пробормотал Вирус. — Песню испортил.

— Стоящую песню не испортить, — фыркнул Крушило и осклабился. — Великое тем и хорошо, что его не полапать и грязью не залить. Даже в пошлых анекдотах прикалываешься над ситуацией, а не над великим.

— Зачем же тогда вообще все эти анекдоты? — озадачился Вирус.

— Слушая их, — отозвался Рауль, — ты опускаешь великое до своего уровня. Всё время, пока смеёшься, не замечаешь, что оно остаётся недостижимым.

— Напоминает девочку в каске, которая всё время смеётся, — презрительно повторил Вирус.

— И что? — холодно заметил Рауль. — Ты же не видел мир ЕЁ глазами.

— Да я не хочу видеть мир её глазами!

— А это уже другой вопрос.

Теперь Клан Мёртвого Кота двигался парами. Впереди Рауль с Ириской. За ними Крушило и Вирус. Всё темнее становились улочки, и вот наступил момент, когда последний фонарь остался за спиной. Далее расстилался пустырь. Слева и справа неприветливо темнели сараи. Далеко впереди горели окна трёхэтажки. Ветки деревьев покачивались, заставляя огоньки подмигивать.

Пары сошлись. Носок Крушилиной обувки ободрал пятку Ириске. Та развернулась подобно разъярённой кошке. И пихнула Рауля в бок. На всякий случай. Рауль смерил Крушилу медленным тяжёлым взглядом.

— А чо она плетётся? — сквозь зубы процедил Крушило, косясь на Ириску.

— Я же девчонка, — она с горячностью попробовала оправдаться.

— Деффки бывают разные, — с готовностью засвистел Крушило. — Мерзкие, потные, грязные. Но всем одинаково хочется, хочется, хочется…

— Фу, какая пакость, — скривилась Ириска.

— А то! — кивнул Крушило. — Бывают порченные девки, бывают и порченные перепевки.

— Чё он, — Ириска демонстративно отвернулась к Раулю.

— Утихни, — строго сказал командир. — Он голос пробует. Ему надо.

А потом они прорвали границу. Переступили невидимую черту между тоскливой жизнью и страшной сказкой.

Из мглистой щели неторопливо выскользнула чёрная пантера. Зверь коротко рыкнул и присел.

— Путь закрыт, — бесстрастно констатировал Рауль, словно так и было задумано.

— А кто это? — прошептала Ириска, вжимаясь в тёплый бок.

— Специально приглашённая звезда, — будто заправский конферансье ответил Рауль. — Последний шанс кошачьего войска остановить нас перед битвой. Крушило, займись.

И детский вопрос "А что мы теперь будем делать?" стал ненужным.

Крушило ловко просеменил сбоку и встал перед зверем. Пантера зашипела, оскалилась, хвастая размерами клыков, и рыкнула ещё раз. Грозный противник ничуть не смутил Крушилу. Крушило прокашлялся, просвистел пару нот. "Сейчас споёт", — догадалась Ириска.

— Отходим, — чуть слышно донеслось слева.

И вслед за Раулем девочка сдвинулась, но не назад, как показалось сначала, а в сторону.

Пантера заметила передислокацию вражеских войск и выразила недовольство рёвом, сделавшим бы честь даже царю зверей. Фигура гигантской кошки окуталась зеленоватым сиянием.

Крушило зашипел. В странном зелёном свете отчётливо виднелись разлетающиеся брызги слюны. Враг снова перевёл взор на того, кто стоял ближе.

И тут начались чудеса. Сначала Крушило раздвоился, но стал вполовину меньше. Потом удвоился ещё раз и снова потерял в росте. И ещё. Не прошло и четверти минуты, а Крушилы окружили зверя, бьющего хвостом.

— Семьдесят четыре экземпляра, — удовлетворённо прошептал Рауль, оглядывая войско лилипутов. — Силён старичок.

Пантера ворочала головой, словно не могла решить, на кого напасть в первую очередь. Кто-то из толпы крошечных Крушил откашлялся ещё раз и вдруг запел кристально-чистым голоском:

Для гербария я

У ручья

Собирал

Незабудки.

Дон Педриньо в туманы

Меня уволок

Над рекой.

Что он делал со мной,

Не скажу,

Это вовсе не шутки.

Так и стал я для вас всех красивой такой…

— Так и стал я для вас, — подхватил хор. — Так и стал я для вас…

Хором это можно было назвать только из-за многоголосицы. На самом деле слух резало сборище противных, писклявых, гнусавых и шепелявых голосочков, отчаянно хриплых и фальшивых. Но вот среди них снова прорезался хрусталём голос настоящего Крушилы:

— Так и стал я для вас всех красивой такой…

— Что это? — хор карликов перепугал Ириску чуть ли не до смерти.

— Крушило в полную силу, — ответил Рауль. — Пока пантера отыщет настоящего Крушилу, мы вполне успеем добраться до Ржавой Луны. А он пока выплеснет скопившуюся мощь порченных перепевок.

Объясняя, Рауль неслышно скользил вдоль сараев, огибая поле битвы. Ириска вцепилась в руку, словно та была последней соломинкой. Сзади тенью следовал Вирус.

— Порченных перепевок? — эхом переспросила девочка.

— Да, — шепнул Рауль. — Тех, что "Как упоительны в России вечера" незаметно подменяют на "Как отвратительно в России по утрам". Подменяют на радость сотням и миллионам.

Пантера хлопнула лапой по толпе Крушил. Несколько карликов лопнули, как мыльные пузыри. Остальные только хихикали и перебегали с места на место. А Крушило начал второй куплет:

Возвращаюсь домой,

Фонари

Не горят

В переулках.

Пидорелли-красавчик выходит,

Во рту зуб блестит

Золотой.

Я запомню навек,

Чем закончилась

Эта прогулка.

Не проходит бычьё мимо дырки красивой такой…

— Не проходит бычьё, — заголосил хор, подсмеиваясь над пантерой, — не проходит бычьё…

А та остервенело колотила лапами по крохотному войску, но настоящий Крушило успевал ускользнуть. Сейчас его голос звучал вблизи кривой улочки:

— Не проходит бычьё мимо дырки красивой такой…

— Он уводит пантеру! — счастливо догадалась Ириска. — Как здорово у него получается!

— Чшшшш! — утихомирил девочку Рауль. — В этом и есть сила порченных перепевников. И их трагедия. Ты подкалываешь, и над подколкой смеются миллионы. Но приходит скорбный миг, когда понимаешь, что песен больше не будет. Только перепевки. И только пошлые, вывернутые, скабрезные. Где великое подменено матерками. Хотя подменено мастерски. Так, что на слуху именно перепевка, а не то, что задумывалось изначально. Ты понимаешь это и исчезаешь. Но в шеренгах порченных перепевников редко остаются пустые места. Крушило — перепевник неимоверной силы. Да только дёрнуло его когда-то попробовать порченные перепевки. Вот вся сила в них и ушла.

Пантера бесновалась возле поваленных заборов, а голос Крушилы звучал вдали, постепенно затихая:

Мне б скинхэдушкой стать

Или к звёздам

Лететь

Космонавтом,

Спать спокойно и слова

Такого не знать

"Голубой"…

И снова тишина. Нет ни пантеры, ни лилипутов с отвратительными голосами, в чьих рядах затерялся тот, кто уже не мог исполнять великие песни.

— Специальная звезда в пролёте, — потёр руки Рауль, — Кошкам не избежать последней схватки. Вирус, вперёд. Теперь твоя очередь.

Когда следопыт виртуальности исчез за чьей-то оградой, Ириска спросила:

— А в чём его миссия? Он тоже будет кого-то отвлекать?

— Его задача проще — всего лишь выключить свет, — кивнул Рауль. — Ржавая Луна не выносит электричества.

С немым укором Ириска взглянула на серебряную дугу месяца. Мол, не надо мозги парить.

— Не на ту Луну смотришь, — усмехнулся Рауль. — Этой до полнолуния минимум неделя.

— Но не бывает же двух лун сразу, — пожала плечами Ириска.

— Здесь не бывает, — согласился Рауль. — Но есть и другие места. Впрочем, насчёт Ржавой Луны ты попала в точку. Там, где светит она, другие луны не приживаются.

Рауль немного поотстал. Ириска беспечно шла мимо длинных бараков. Клетчатые окна веранды раскрашивали дорогу полем для игры в классики.

— Получается, что Крушило насовсем стал порченным перепевником? — обернулась Ириска.

Вопрос был ненужным. Ответа она не ждала. Хотелось просто прогнать сгущавшуюся тишину.

— Только не говори при нём об этом, — невесело сказал Рауль. — Иначе он обозлится и споёт перепевку о тебе.

— И чем это грозит? — презрительно сощурила глаза девочка.

— На первом этапе люди поверят, что ты такая, как в перепевке. На втором этапе ты такой станешь. А о третьем не будем. О нём легче не знать.

И тут погас свет.

— Как он быстро, — проворчала девочка, сжавшись от оглушительного мрака. — Вирус-то…

— Он знает толк в проводах, — сдержано похвалил Рауль.

Его жаркие сухие ладони закрыли глаза Ириске. Она не протестовала: темнее от этого не стало. На всякий случай девочка крепко зажмурилась.

— Пять шагов вперёд, — командовал Рауль. — Три шага вправо… Осторожнее, забор, — послышалось шуршание по дереву, — Не бойся. Двигай потихоньку, тут недалеко.

Голос оборвался. Ладони исчезли. Ириска не решилась открыть глаза, пока не кончится эта тоскливая тишина. Тишина тут же исчезла. Со свистом подул ветер. Хлопая крыльями и зловеще каркая, пролетела ворона. Стало холодно.

— Ну что ж, Ирисочка, — приветливо, но с ехидцей возвестил Рауль. — Позволь мне представить Ржавую Луну во всём её великолепии.

Глава 46. Полнолуние съеденного металла

Громадный шар страшной багровой Луны полыхал в просвете между скособоченными домишками, ютившимися на пригорке. Небо заволакивала серебристая дымка. В дальних кустах то вспыхивали, то погасали зелёные переливчатые огоньки. Кошки ждали, но нападать пока не решались.

За спиной была стена. Кирпичная, надёжная. Ириска, что есть силы, вжалась в шероховатые кирпичи. Пальцы медленно поглаживали бугорки застывшего цемента, пробираясь то влево, то вправо. Будто надеясь отыскать дверь. То ли в лето, то ли в прежнюю, спокойную жизнь.

Но на дворе осень, а обратный путь закрыт тупиком.

Но почему кажется, хлопни десять раз глазами, и проснёшься?

Так хочется проснуться.

Или перескочить в утро, не похоже ни на что. Туда Ириску пока ещё не пускали ниточки прошлого. Ниточки, истончившиеся до еле заметных паутинок.

Кто сказал, что нельзя перескочить в радостное, счастливое утро?

Крутя тоскливые спирали, в глубине Ирискиной души бродила медленная тягучая мелодия. То затихая, то набирая силу, она подчёркивала грусть, которую испытываешь, когда наплывает неопределённость. Грустно, оттого что непонятно. И в то же время с замиранием сердца предвкушаешь бешеную, неудержимую радость будущего приключения. Даже если после него не будет уже ничего.

"Ничего", просигналенное зелёными семафорами.

Огоньки приближались. Кошки подкрадывались ближе и ближе. Огоньки вспыхивали уже не парами, а десятками и сотнями. Трудно представить, что в одном месте может собраться такая уйма кошек.

Куда исчезло время, когда Ириска любила гладить кошек? Почему оно забылось? Может, нарочно? Может, потому что оно запрещало дорогу к радостному утру?

Да наплевать. Разве сейчас это важно?

Сейчас важно знать, почему пауза затянулась.

— Они не нападают. Чего ждут? — шёпотом спросила Ириска.

— Подхода главных сил, — глухо ответил Рауль.

Голос его, всегда звучавший приятной мелодией, сейчас перекатывался хриплыми комками, словно не он стоял рядом, а Тоскующий По Эпохам. Ириска даже обернулась, чтобы проверить страшную догадку. Но нет, безжалостным взглядом смотрел вперёд именно Рауль. Сияние Луны окрасило красивое лицо кровавыми оттенками и проложило тёмные борозды морщин, заскользивших лучами от носа к уголкам рта. Рауль превратился в древнего языческого идола, чью милость можно купить лишь кровавыми жертвоприношениями.

Это жесткое лицо беспокоило Ириску, и она предпочла отключить картинку, погрузившись в мир звуков. Пускай уже начнётся хоть что-то. Где он, сигнал, трубящий начало последней битвы? Но трубы кошачьей армии молчали.

Тихо играл ветер в изрядно поредевшей листве. Капала вода из прохудившейся водопроводной колонки. Медленно перекатываясь, шуршал комок бумаги. Из кустов доносились несмолкаемые шорохи, но они не казались страшными, если забыть о неисчислимом множестве кошек. И где-то, очень далеко, тикали часы. Несмотря на расстояние, тикали отчётливо и зло.

Невидимые часы почему-то донельзя испугали Ириску, и она вернулась. Звуки притихли. Кусты перестали чернеть, наполняясь зеленоватым сиянием, перед которым меркла даже Луна, у которой крыша далёкого дома отгрызла нижнюю половину.

Ириска никогда не видела столько кошек. Вернее, она могла только догадываться о них, потому что ночная тьма и колючая проволока веток надёжно скрывали хозяев мрака от Ирискиного взора. Сияние само по себе ничего не выдавало. Протуберанцы призрачного света расплёскивались, как волны болельщиков на стадионе. Поднимаются десять, двадцать людей, а то и полторы сотни, и по трибунам перетекают спазмы азартного восторга. И тот, кто даже не думал вскакивать, уже обнаруживает себя на ногах с бестолково машущими руками и разинутым ртом, откуда несётся истошный нечленораздельный рёв.

Только в кустах колыхался не восторг и не веселье, а ужас. Ужас непонятного. Потому что ждать хорошего бессмысленно.

— Рауль, — прошептала Ириска, — Мы не сможем разделаться с ТАКОЙ оравой. Мы не сумеем даже убежать. А уж биться…

— Утихни, глупышка, — неожиданно голос Рауля прозвучал мягко и ласково.

Казалось даже лениво, словно Ирискиного спутника совершенно не заботила неисчислимая орда, готовая вот-вот броситься на них.

— Зачем нам с ними биться? — рука ободряюще хлопнула по плечу.

Ириска вздрогнула, то ли от испуга, то ли от холода. Но потом тепло пальцев постепенно просочилось сквозь куртку. И сквозь кожу, заползая всё глубже и глубже и убаюкивая волнение и страхи, напряжённо ворочавшиеся в душе. Даже сияние перестало пугать. Теперь оно казалось переливами светомузыки полуночной демонической дискотеки.

— Разве они — наша цель? — рука соскользнула с Ирискиного плеча и обвела вражьи полчища. — Мы пришли за Панцирной Кошкой. Когда отступают тени, Панцирную Кошку чувствуют даже люди. А уж коты и подавно. Мы уничтожили тени. Осталась лишь сама уродица.

— Я её увижу? — прошептала Ириска, сглотнув комок волнения.

— Ты её видела и до этого. Но её прикрывали тени.

Три остроухих головы на кирпичной стене. Три тени. А за ними темнеет что-то неопределённое и страшное. Тени рассеивались, но девочка упрямо ставила их на места. Картинка прошлого. Того, что случилось давным-давно. Когда Ириска не знала про пять главных сторон света. И про спицы, которые их укажут.

— Боюсь, — призналась Ириска. — Боюсь, что не справлюсь с ней. Даже, если рядом будешь ты.

Ну! Ну, скажи же что-нибудь тёплое. Согрей меня в эту мёрзлую мёртвую ночь.

— Это уж не котёнка задушить, — недобро усмехнулся Рауль. — Нам с тобой её не победить.

— Тогда зачем мы здесь? — удивилась Ириска, — Хотим геройски погибнуть?

Пауза затягивалась невыносимо. Чтобы прогнать пустоту, девочка кубик за кубиком принялась строить новую картинку. Перед Ириской предстала крепость, осаждённая врагами. Из-за разбитых каменных зубцов взвивались столбы смолисто-чёрного дыма. Ворота покосились, норовя рухнуть. В оглушительной тишине подползала к замку армия нелюдей. И только в глубине двора тоскливо выла собака, потерявшая конуру, хозяина, щенков, раздавленных горелым бревном, всех разом. Ветер нёс запах гари, и кусочки пепла застревали во всклокоченной шевелюре Рауля. В его руках сверкал длинный меч, а пальцы Ириски сжимали отполированную рукоятку тяжёлого боевого топора. Рауль повернулся к девочке, тряхнул головой, отмахиваясь от трепыхающегося куска тлеющей ткани, и хрипло сказал:

— Про героев помнят, на то они и погибают. А бесцельно дохнут лишь дураки.

Картинка рассыпалась. Когда ничего не понимаешь, то и картинки никакой нет. Вместо неё опять дурманит голову пустота, отнимающая слова и мысли. Только озноб от неминуемого, которое непременно должно произойти. Непременно и прямо сейчас. Словно держишься за оголённый провод, выпустить который не в силах. И где-то в глубине пульсирует жилка беспомощности: "Ну когда? Когда же время сдвинется с места?"

— Тогда кто разделается с Панцирной Кошкой?

— Помнишь, ты назвала Панцирную кошачьей королевой? — Рауль придвинулся совсем близко.

Вместо ответа Ириска просто кивнула.

— А что ты знаешь про королев?

Господи, как трудно заглянуть за пустоту. Заглянуть, чтобы вытащить хотя бы одну мыслишку. Заглянуть, когда тысячи кошек приготовились к броску. Сияние замерло, словно окуталось дымчатым льдом. Кошки ждали. Казалось, что они тоже хотят знать, что ответит Ириска. Так слушайте! Но знайте, если вам не понравится, вы сами напросились!

Мы были королевами и королевами остались,

Пленяя совершенствами изящных тел.

Пусть горько плачут те, кому мы не достались,

Пусть сгинут к чёрту те, кто нас не захотел.

Вызов терялся в жалости, в скулении щенка, настырно просящегося домой. Строчки звучали не насмешливо, а вымученно и очень неправдоподобно. Как неуклюжая заплата. Тем более под багровой Луной. Когда вокруг лишь ночь, а не праздничный стол с пузырящимся шампанским. Ночь и тысячи немигающих зелёных глаз.

"Трахается, как кошка, — вертелось в голове, — трахается, как кошка". Непонятно, откуда выползла эта мыслишка. Но теперь её было не прогнать, настолько безграничной оказалась раскрывшаяся в Ириске пустота. В пустоте ворочался страх. Сияние напряглось, стало интенсивнее, острее, словно читало Ирискины мысли, которые ему ужасно не нравились.

— Королевами чего?

Ириска не ответила.

— Снова подмена, — горько признался Рауль. — "Люблю" всегда звучало проще и понятнее, чем "I'm blue!". И желаннее. Вот и замещают одни слова другими. Не потому что так правильно, а потому что если нельзя, но очень хочется, то можно.

Ириска не понимала и не хотела понимать.

Зелёный фонтан выстрелил струёй в небо. Высоко. Почти до самой Луны. Заворожено задрав голову, Ириска следила за кошачьим полётом. Пустота мешала понять, как кошки могли в едином порыве взметнуться в таком гигантском прыжке. Бритва взгляда Рауля полоснула по сверхъестественному фонтану. Тот съёжился и опал, снова прижавшись к влажной земле.

Как шлюхами мы были… так шлюхами остались…

Пленять хотели мы… изгибом своих тел…

Но довольнёхоньки все те… кому мы не достались…

И очень счастлив тот… кто нас не захотел…

Рауль выдавал слова чёткими порциями. Не на едином порыве, как Ириска. Очередь, тишина и снова очередь. Злая Луна затопила его глаза багрянцем. Голос звучал ехидно, и в то же время горечь никуда не делась. Не шестнадцатилетка стоял рядом с Ириской, но умудрённый жизнью старик-философ, к словам которого после каждого удара физией по стене добавлялась капелька цинизма.

О тепле Ириска уже не мечтала. Хотелось хотя бы ободряющей улыбки. Но только, прошу тебя, не подменяй её ухмыляющимся оскалом.

— Это какая-то перепевка, — ни о чём прошептала Ириска. — Очень злобная.

— Именно, — Рауль торжествующе вскинул руку, словно ждал от Ириски чего-то подобного. — Но так как имя ей "Марш откосивших от СПИДа", заметь, она ещё и радостная в придачу.

Сияние содрогнулось. То ли испугалось боевого жеста Рауля, то ли тоже услышало, что хотело. Ириске показалось, что оно чуть потеплело, словно стародавняя вина перетекла с безвинно оклеветанных кошек обратно на людей, любивших бросаться хлёсткими эпитетами.

— Шлюхой назваться трудней, чем королевой, — пояснил Рауль. — Попробовать, конечно, можно. Шёпотом и в полном одиночестве. А если и не в одиночестве, то не о себе. А если и о себе, то ожидая полного и безоговорочного прощения. Но спрятанная суть выпирает неприглядной гнильцой. Я ведь не даром спросил: "Королевой чего?"

Зачем он это говорит? Зачем столько ненужных, пустых слов? Обволакивающих мягким туманом. Застилающих нечто по-настоящему важное.

Ириске начало казаться, что главный враг не пялится из кустов, а стоит рядом. Она зябко поёжилась, но рука со спасительным теплом не согрела плечо. Рука с тихим свистом рубила и рубила воздух. Словно битва уже началась, и под ударами гибли невидимые Ириске разведчики.

— Есть королевы двора, королева Англии, королева разбитых сердец, наконец! Но "просто Королев" не бывает. Цепляя блямбу "Королева", не забывай обозначить пределы владычества. Иначе, кем была, той и останешься. Итак, кто у нас Панцирная Кошка?

— Кошачья королева, — Ириска проваливалась в пустоту.

Пустота засасывала. Весь мир уже находился далеко за горизонтом. Рядом оставался лишь Рауль, но его присутствие не грело, а кололо острыми ледяными иголочками.

— Королева кошек и котов, — переиначил Рауль. — Отбираем её подданных, и королева исчезает. А с ней и Панцирная Кошка. Ну, поняла ход мысли?

Спросил с видом, словно ему не хотелось видеть Ирискино понимание. Девочке тоже не хотелось. Не хотелось понимать. Не хотелось думать.

— Панцирная Кошка сильнее нас, — повторил Рауль. — Её победят они, — рука вновь указала на сияние.

Сияние прижалось к земле. То ли устыдилось чего-то, то ли до прыжка оставались считанные секунды.

— Они порвут и тебя, и меня. Даже Крушило здесь бессилен, — подтвердил намерения врагов Рауль. — Но так же, как нас с тобой, они могут разорвать и королеву.

"Полетят клочки по закоулочкам", — цитата скользнула по Ирискиной пустоте, как белая полоса, остающаяся после реактивного самолёта.

— Не будут, — мрачно заметила Ириска.

Ощущение того, что все здесь понимают гораздо больше, чем она, разрасталось до совершенно неприличных размеров. Словно Рауль, миллионы кошек и даже Луна видели картину панорамно, а Ириска смотрела на происходящее из окна, да ещё в таком неудобном ракурсе, что даже доступное взору, виделось искажённым и перевёрнутым.

— Ещё как будут, — непреклонно сказал Рауль.

Слово прозвучало камнем, скалой, бетонной плитой, нависшей над Ирискиной головой.

— Если Панцирная Кошка начнёт убивать подданных, они восстанут. Безумные королевы народу не требуются.

Нехорошей получилась улыбка. В который уже раз.

"Полетят клочки по закоулочкам".

— И с кого ей начать? — мстительно спросила Ириска. — Может нам показать ей, кого следует загрызть в первую очередь. Ну? Чего молчишь? Советуй!

— Скажем, с министров. Смерть первого кота покажется случайностью. После второй смерти народ вспомнит, о провинностях и карающей когтистой лапе. Но смерть третьего так просто не списать. Кошки — хищники. Инстинкт самосохранения и всё такое. А тут вынесена верхушка. Грядут массовые репрессии. Им не захочется такой судьбы, не так ли?

— Подожди, — Ириска почесала лоб, — ведь министры уже мертвы. Мы их прикончили. Ты знаешь, как это свалить на Панцирную Кошку? Перебить стрелки — не слишком простое дело.

— Смерть министров прошла на глазах у котов. По крайней мере, второго, — жёстко ответил Рауль. — Достаточно трёх значимых жертв. Всего трёх, чтобы убедить народ в безумии. Чтобы не осталось королевы.

— Кстати, о министрах, — кивнула Ириска, замечая, что пустота испарилась, а ей на смену пришло злое веселье ожидания Раулевой ошибки, как при явлении Вовы. — По крайней мере, котикам с выставки мозги уже не впарить. Какие уж тут репрессии?

— Помнишь котёнка?

Ириска содрогнулась. Содрогнулось и многоглазое чудище, казавшееся теперь гигантским драконом.

— Маленького чёрного котика. Безвинно пострадавшего, кстати. Чем тебе не начало массовых репрессий от когтей безумной королевы?

"Полетят клочки по закоулочкам".

— Но она ни при чём!

— Почему ты так уверена? Почему ты решила, что убийства совершались без участия Панцирной Кошки.

— Подожди…

— Девочка моя, — от Рауля повеяло вечной мерзлотой. — Подумай на досуге, а что если ты и есть Панцирная Кошка. Только быстрее думай, ведь времени у тебя всего ничего.

Сначала Ириске показалось, что Рауль нырнул в подвальное оконце. Но секунду спустя она увидела, что оконце слишком мало, чтобы пролезть даже ей.

Рауль исчез. Вместе с фирмовым кейсом. С улыбкой изо льда. С отблесками багряной Луны в странно округлившихся глазах. Злых и печальных одновременно.

Глава 47. Погоня

Кошки стремительно приближались. Можно ли с ними договориться? Наверное. Но не здесь и не теперь. К Ириске летела неуправляемая лавина, объятая зелёным пламенем.

Бочком-бочком, немного суетливо, Ириска отступала вдоль стены, обдирая локоть о шершавые кирпичи. Когда морды первых рядов, объятых колдовским светом, стали видны до мельчащих подробностей, Ириска повернулась спиной к неминучей гибели и понеслась прочь. Ветер свистел в ушах. Глаза застилали слёзы злого бессилия. Ноги подкашивались, и, когда перед ними из тьмы выросла согбенная железяка, радостно подвернулись. Выбросив руки вперёд, Ириска полетела в неизвестность. Пальцы погрузились в холод противной жирной грязи. Девочку чуть не вырвало. Отвращение, однако, прочистило голову. Вскочив, Ириска принялась отряхивать руки от липкой жижи и огляделась. Город исчез, девочка стояла на узкой дороге, огороженной низкими заборчиками. Из-за заборов виднелись странно знакомые домишки.

— Второй переулок, — прорезал безмолвие свистящий шёпот невидимого перепевника.

Вслед раздался беспокойный мяв дикой пятнистой кошки, похожий на тявканье простуженного щенка. Кошки шли следом. Кошки не отставали.

"Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу"

Радоваться или огорчаться? Грустить или ликовать? Ведь ты уже на переулках. Надо только добраться до Пятого, чтобы стать Чёрной Розой. А если Роза — враньё? А если ждёт Ириску лишь тьма, да холод. "Но ведь Рауль никогда не врёт", — мелькнула тоскливая мысль.

А следом жалкая надежда. А что, если Рауль пошутил? Вот сейчас выпрыгнет из тени, ухватит за руку и подмигнёт. И жизнь снова станет ПРАВИЛЬНОЙ.

Справа разнеслись бурлящие звуки, которыми самка леопарда подзывает потерявшихся детёнышей. Словно узкая горная речка мечется, прорываясь сквозь каменные уступы.

Слева раздался шорох. Из дыры в штакетнике выглянула остроухая кошачья голова и взглянула на девочку ПО-ОСОБОМУ. Жёлтые, змеиные глаза, налитые холодной беспощадностью. Желтоглазка не издала ни звука, но неслышимые сигналы достигли адресатов. Из чёрных кустов, из-за покосившихся оград снова хлынула неукротимая лавина. Грозный мяв запульсировал в ушах, едва не разодрав барабанные перепонки.

"Если я — королева, почему ни черта не понимаю?" — пронеслось и рассыпалось из-за полной бесполезности. Может и не понимаю, потому что не из их числа. Теперь уже не из их. Что-то полоснуло по ноге. Когтистый нахалюга отточенным взмахом продрал толстую ткань джинсов и разрезал кожу.

"Ходу!" — прикрикнула на себя Ириска и понеслась прочь, не разбирая дороги. Если ей суждено стать Розой, то она окажется на Пятом Переулке. А если не суждено… Что ж… Тогда надо прорваться к выходу. Если добраться до квартиры… Ведь ни одна кошка не сможет открыть дверной замок… Будь она хоть тысячу раз волшебница. Человеческие замки не подвластны кошачьей магии… По крайней мере, вера успокаивала.

Из дальних далей прорвался глухой рёв леопарда, похожий на прерывистое хриплое лихорадочное дыхание. Ирискино дыхание звучало ему в такт. Сколько нестись ещё неведомо куда? А почему неведомо? А потому что никто не нарисовал карту Переулков. Ну так и что, Ирисочка? Кто нам мешает остановиться и хотя бы попробовать сориентироваться.

— Не нам, — мстительно прошептала Ириска призрачному образу, — не нам, а мне.

И остановилась.

Не сказать, что обстановка сильно изменилась. Однако сейчас Ириска стояла на маленькой площади. Кроме привычных избушек здесь же пристроился магазин. "Промтовары" значилось над его левой дверью. Табличка "Продукты" красовалась над правой. Обе двери перечеркнули широкими засовами. В язычки с трудом влезли толстенные дужки замков сокрушительного размера. Ириска подёргала левый, тот и не пошевелился, словно прирос к петле навечно. Ириска рванула правый. Жалобно взвизгнув, дужка выскочила из гнезда, и увесистый замок оказался в Ирискиной руке.

Тишину разорвало клокотание тигрицы, несущейся сквозь джунгли подобно торпеде. Оставаться на виду было смертельно опасно.

"Отсижусь внутри", — полыхнуло счастьем.

Дверь приоткрылась, чуть скрипнув. Не чуя ног от радости, девочка перешагнула порог и быстренько заперлась. Как тут было хорошо. Тихо и спокойно. Запах пыли и почти свежего хлеба. От одной витрины полз манящий аромат копчёностей. Ириска вытащила палку сервелата и, не тратя время на обдирку скользкой кожуры, вонзила зубы во вкусную мякоть. После убийства котов, воровство не казалось ей чем-то отвратным. Стараясь не чавкать, девочка разделалась с половиной палки и принялась шарить по полкам в поисках напитков. Почти сразу пальцы наткнулись на холодную гладь пол-литровой бутылки.

"Лимонад", — значилось на жёлтой наклейке похожей на расплывшийся опрокинутый месяц. Отточенным движением Ириска ударила зубчатым краем пробки по ребру прилавка. На тёмном отполированном тысячами локтей дереве молнией протянулась свежая царапина. Пробка, жалобно звякнув, затерялась в тёмном углу. Девочка глотнула прохладную колючую приторно-сладкую жидкость. Сухой комок растворился под напором миллиона шипящих пузырьков. Теперь можно жить дальше.

Сердце бешено колотилось. Сквозь усталость и боль девочка чувствовала, что оно колотилось где-то не там. Словно не одно, а два сердца стучали, отсчитывая секунды новой и пока ещё очень непонятной жизни.

Сумрак разбавился странным призрачным светом. Пара дюжин глаз наблюдала за девочкой сквозь пыльное окно. По всклокоченной шерсти преследователей перекатывались волны пульсирующего зелёного сияния. Потом удивительный свет изгибался протуберанцем, отрывался от колышущейся основы и воспарял к небесам, а на освободившемся месте уже танцевал следующий.

Из-за стекла доносилось хоровое мурлыканье. Кошки были довольны Ириской. Довольны тем, что она залезла в ловушку.

Девочка холодно усмехнулась. Радуетесь? Давайте-давайте! Вам сюда не пролезть. Иллюзия безопасности тут же рассыпалась осколками тоскливой обиды. В углу, куда улетела пробка, раздалось тихое шебуршание. Затем из-за ящика вылез герой-одиночка. Глаза его заливал зелёный туман. Мех взъерошился. Хвост недовольно постукивал по выщербленным доскам пола. В ощерившейся пасти на месте левого клыка торчал уродливый обломок. Кот кинул на Ириску ненавидящий взгляд и изготовился к прыжку. А шебуршание не утихало. В Ирискин блиндаж прибывали новые бойцы. Из угла уже раздавалось щёлканье гепарда, приветствующего друга. Самое противное, что входную дверь тоже скребли безжалостные когти.

Ну нет, смерть в продуктовом магазине не казалась Ириске достойным венцом жизненного пути. Потихоньку, незаметными шажками она отступила за прилавок. Трёхзубый обиженно мявкнул и вознёсся на гладкую стойку. Мягко приземлился. Скребанул когтями. Следом на стойке очутилось вытянутое полосатое тело. Тигр-малютка тоже не собирался стоять в стороне от последней битвы. А из-за близкого горизонта полились злобные клокочущие звуки львиной глотки, переходящие в усталый рёв. Потом девочка увидела ещё одну остроухую голову.

Спина вжалась в стену, а та скрипнула и ушла в сторону. Незамеченный выход! Не медля ни секунды, девочка нырнула во тьму и тут же захлопнула дверь. В толстое полотно с той стороны мягкими шлепками врезалась негодующая масса. Магазин содрогнул отчаянный вопль кота, сходящего с ума от одиночества. Охотники протестовали. Охотники не желали смириться с таким наглым обманом.

А выхода не было. Маленький закуток, заставленный пыльными картонными коробками, с которых смотрели на Ириску портреты усталых разномастных рыб. И окно. Полотно решётки чернело на нём красивым узором. Дверь дрожала от ударов, словно кошачья армия сплотилась в единый кулак и теперь дробила мощными ударами деревянную преграду. Язычок замка жалобно всхлипывал, словно намекал, что долго не выдержит подобных издевательств.

Стук постороннего сердца утих. Зато появилось удивительное шевеление. Кто-то скользил внутри Ириски, впотьмах ощупывая путь. То ли исследовал новый мир, то ли рвался наружу.

Сквозь щель неслась песнь зова подруги для спаривания, напоминающая порыв ветра в узкой полости. Коты издевались. Коты чувствовали близкий финал.

Рауль? Если ты всё-таки здесь, выручи, а? Ведь ты же не приклеил мне ярлык Панцирной Кошки. Ты всего лишь сказал "Подумай". Только поспеши, потому что дверь сейчас треснет, и в пролом хлынет пушистая река, по которой звёздными брызгами расплескалась лунная дорожка, собранная из тысяч глаз. А утром придут продавцы и ужаснутся растерзанному телу и залитому кровью складу, где будут разбросаны ошмётки окровавленных коробок.

Словно узник, которому вечное заточение заменили казнью, Ириска подошла к окну и обняла пальцами холодные прутья решётки. Решётка радостно дрогнула.

Так не бывает. Если вмурованная в стену решётка… Постойте, а кто вам сказал, что решётка вмурована? Вот петли, а вот два приваренных полукруга, в которые просовывают дужку замка. Никто и не хотел делать решётку нерушимой. Быть может, именно так и выглядит пожарный выход, обычно запертый на крепкий замок. Да только кто бы назвал эту ночь обычной?

Рауль, это ты подстроил? Это просто ещё одно испытание, да? Ну не молчи же!

Ириска потянула рамку решётки, та бесшумно подалась, освободив проход к стеклянной преграде, отделяющей девочку от прохладной ночи на просторах загадочных Переулков.

Пальцы выдавили стеклянную пластину. Та медленно упала в густую траву. Следом, примяв траву, приземлилась Ириска. И побежала, и понеслась.

За спиной раздался лязг, грохот и звон. Тысяча кошек могут сотворить бардак не хуже слона в посудной лавке. А Ириске всё равно. Она на шаг впереди. Вот так-то! Её ждут Переулки. И больше всех — Пятый.

Из разгромленного магазина нёслось жалобное мяуканье покинутого, отвергнутого миром кота. Только в сотни и тысячи глоток. Коты уяснили, что их оставили в дураках. И, видимо, не в последний раз.

Глава 48. Mirror, Mirror…

Она появилась неожиданно. Столкнись с такой особой на центральном проспекте, Ириска бы не на секунду не сомневалась, что повстречала сказочную фею. Длинное платье закрывало ноги. И платье то соткали из лучистого света. Словно миллион звёзд переливался, охватывая гибкое тело. Фея плыла над землёй. Подол платья сшибал росу с поникшей травы. Глаза сверкающими изумрудами смотрели на Ириску. Фея приближалась, фея дарила музыку. Медленная тягучая мелодия текла по переулку. Фея оказалась не просто неземной красоткой, не только владычицей переулка, но ещё и перепевником. Коралловые губки чуть приоткрылись. Кристаллами льда сверкнули зубы. На свободу вырвались первые строчки: "When I saw you standing there in the darkness, I remembered a tale, It was about a queen who asked the mirror…"

Ириска улыбнулась. Удивительно, но сейчас она понимала каждое слово. Одиночество кончилось. Теперь ей не одной блуждать по Переулкам. Потеряла ли она своё зеркальце? Неважно, быть может, сейчас она разыскала ещё одну песню о себе. А если о тебе сложена хотя бы одна песня, жить стоит.

Плавный проигрыш затих. Музыка взорвалась быстрыми аккордами. Темп ускорялся неимоверно. Мельком обернувшись, Ириска углядела приближающуюся кошачью стаю. Музыка подсказывала, что надо бежать. Но Ириска уже не металась в растерянности. Её вели. Куда? Неважно! Главное, подальше от злобных кошек, жаждущих разделаться с предавшей их королевой.

Фея протянула руку с длинными бледными пальцами к небу, пронзив ночную тьму лучом Луны.

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

Look into my eyes and see

Tell me who it's gonna be

Фея воспарила к небесам, утыканным звёздами. Блестящим покрывалом она распростёрлась над ущельем переулка. Ковром-самолётом уносилась прочь, протягивая путеводную ниточку Ириске. Пришло второе дыхание. Истерзанные лёгкие словно окунулись в целебный бальзам. Девочка старалась не отставать от проводницы, ведущей по бесконечному лабиринту Переулков. Слова песни строились рядами кубиков, кирпичами призрачного дома, сотканного из нот.

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

I gotta' to know, I needa' know, I gotta' know.

Поворот. За ним ещё один. Улицу перегородила поленница, оставив вдоль заборов лишь две узеньких тропинки. Песня взяла паузу, а потом звуки завихрились, забились, задрожали. И над сложенными поленьями закрутились два серебряных смерча. Они изгибались в такт музыке, а потом из вихрящегося воздуха спрыгнула на заборы пара мальчуганов. Зинга? Или не он? А если он, то который? Близняшки-перепевники были его копиями. Только без лишней робости. Нисколько не смущаясь, они разглядывали растерянную Ириску, потом синхронно нагнулись и щёлкнули… Каждый по своему забору. От щелчка земля вздрогнула, а по переулку запрыгали весёлые нотки. Ириске даже казалось, что она успела разглядеть их, пока те не затерялись в мокрой траве — разноцветные закорючки ростом с синицу. Но музыка осталась. Нотки, исчезнув из Переулков, танцевали в Ирискиной душе, а перепевники приплясывали на заборе. Слова вылетали из озорно раскрытых ртов, едва различимой скороговоркой.

Check me ragga man talk to the ragga man rock

As the clock goes tic-ticky-tic-toc

Me no worry, me no worry

If it's allright me no time to hurry

Рукава прорванных, разлохматившихся курток взлетали ввысь. Серебристая бахрома трепетала под порывами ветра, скользящего над заборами. Бледные Луны, расписанные под часовые циферблаты, вращались как глобусы над кисточками чёрных шапок. То один перепевник, то второй подпрыгивал, делал потешный кувырок в воздухе и подпинывал своё цифирчатое светило. Нет, Зингой не был ни левый, ни правый. Даже по глазам.

Tell the queen that me is in the castle

Look into the mirror but there's no hustle

Hear me tale in a ragga man way

So listen to what me wanna' say

Из груди вырвался то ли хрип, то ли приглушённый мяв недовольства. Тот, кто недавно проснулся, протестовал. Он не выносил перепевников. Он был чужим для Переулков. Или она.

"Не нравится, голубушка? — усмехнулась Ириска. — Терпи, давай. Или гуляй прочь отсюдова. Я-то тебя не звала".

Шевеления прекратились. Будто та, кто сидела внутри, заткнула уши.

Но кошки ведь не затыкают ушей?

Накрывая переулок, сорвался со звёзд чарующий голос перепевницы:

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

Look into my eyes and see

Tell me who it's gonna be

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

I gotta' to know, I needa' know, I gotta' know.

Фея утихла, и песенную эстафету вновь подхватила оборванная парочка.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

Сначала Ириска подумала, что перепевники выкрикивают заклинание, наполненное смыслом лишь для них, да для сил, пробуждаемых магическими фразами.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

Но слова казались знакомыми. Слова звучали в сотнях песен, льющихся из магнитофонных динамиков. Их слышала Ириска и раньше.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

Только сейчас они сложились иначе. Поэтому и растревожили странные силы, огненными чёрточками разлиновавшими тьму, словно трассирующие пули.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

Рождающиеся из ничего и пронзающие кошек. И кошки серыми холмиками безвольно опадали на влажную землю.

Фея бесстрастно улетала вдаль. Ириска торопилась следом. Парочка пулемётноголосых перепевников слаженно прыгала по жёрдочкам забора. Сейчас они молчали. Эти мгновения безраздельно вручались на откуп фее, чей мелодичный голос заполнял всю вселенную.

I'll be looking every day and night.

Oh, yeah!

Straight up to the top we fight.

We fight…

Woun't we make it no more

No more…

I've been travelling the seven seas before.

И сразу бескрайняя гладь моря расплескалась под ногами. Фея шла по воде, как посланница небес. От её неслышных шагов разбегались круги, сталкивались друг с другом, превращались в дрожащие силуэты тех, кто когда-то уже пробирался этой дорогой, но так и не нашёл финиш.

Фея шла по воде. Ириска шла по воде. Два оборванца нефорского вида шли по воде, весело кривляясь и пританцовывая. И тысячи кошек, быстро перебирая лапами, тоже шли… До той секунды, пока упругая гладь снова не превратилась в самую обычную воду.

Кошки барахтались, отчаянно стуча лапами по предательской глади, взбивая миллионы солёных брызг. Ириска, успевшая добраться до поворота, где снова тянулась усыпанная гравием дорога, остановилась. Сердце сжалось от боли. Это страшно — смотреть, как тысячи живых существ пытаются доплыть до берега, кажущегося таким близким. Рвутся, вкладывают в очередной бросок всю душу, тянутся, тянутся к песчаной косе… И не могут.

Всё больше кругов расплывалось во все стороны. Всё меньше остроухих голов виднелось над водой. Улыбка горечи отпечаталась на Ирискином лице. Ведь гибли сейчас именно те, кого Ириска должна оберегать каждым своим поступком. А вышло наоборот.

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

Look into my eyes and see

Tell me who it's gonna be.

Снова звучал невыразимо прекрасный голос ночной феи. И звонкие слова обозначали дорогу. Путь, по которому шла Ириска. Потаённый маршрут, на который бесшумными снарядами вывернули десятки, сотни тёмных тел. Не все кошки неслись за предательницей по главной дороге. Великое множество бойцов скользило по влажной темноте огородов и не попало в ловушку Семи Морей. И сейчас они снова пристраивались в хвост девочке, бегущей меж чёрных заборов. Певица парила над землёй. Певице не страшны клыки и когти. Где бы взять крылья, чтобы взвиться в морозное небо и подхватить песню вторым голосом?

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

I gotta' to know, I needa' know, I gotta' know.

А по острым кончикам заборов танцевали два оборванца, два перепевника, два спасителя.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

Раскатились два хриплых голоса. И злые светляки вновь метнулись к остроухим преследователям.

Me wanta'… Me wanta' know, me gotta' know

И полтора десятка кошек упокоились у худосочного малинника. Теперь время играло на руку Ириске. Кто-то решил впрячься за неё. Кто-то заплатил за то, чтобы Ирискина правда стала самой сильной.

Вот только кто платил? И чем?

И как это потом сойдётся по бедной Ирискиной головушке?

Но "потом" надо ещё заслужить. А пока — держаться, держаться и ещё раз держаться.

Усталые ноги подгибались. По сторонам проносилась вереница нескончаемых заборов. Несмотря на тяжёлые потери кошачья армия продолжала преследовать свергнутую королеву.

Перепевники уже не указывали направление. Просто Ириска неизменно оказывалась между ними. И оказывалась именно там, где нужно. Тропинки, повороты, тёмные дыры в заборах, уснувшие дворы. И два голоса, почти сливавшиеся в один и ни на минуту не отпускавшие ни Ириску, ни тягучие секунды прохладной осенней ночи.

Check the tale man, seek the proof man

Ragga digga dang get ready ready to prove man

Make connection, for prefection

Milli milli mirror in the glass-section

Парнишки не сбавляли скорость. Их ноги ловко приплясывали по острым доскам. А беглянка замерла, будто заледенела. Ириска смотрела на кошку. Кошка смотрела на Ириску. Серо-серебристая кошка с пышных гор Южной Америки. Почти незаметная на фоне камней. С настороженной, но чудно прекрасной мордашкой. Хотелось взять её в руки, но распушённый хвост явно показывал, что рисковать не стоит. Хвостище был чуть ли не длиннее своей хозяйки. Кошка нервничала, словно чувствовала, что Ирискино внимание не сулит ей ничего хорошего.

Раздавив киску в кровавую лепёху из тёмного, словно железнодорожного, туннеля вынырнул Крушило. Стёкла очков сверкали фарами дальнего света. Злобный очкарик нагло улыбнулся и заскакал рядом. Шлепки его шагов заглушали музыку, прогоняли песню из переулков. Хотел Крушило, чтобы снова осталась Ириска в одиночестве. Желал всем сердцем, чтобы заблудилась она и угодила в безжалостные когтистые лапы полосатой гвардии. Ириска глянула на оборванную парочку. Проводники не замечали нежданного попутчика. Перепевники утонули в своей песне. Вот-вот оборвётся путеводная ниточка. Сейчас музыка убежит вперёд, а на смену придёт оглушительная пустота, чтобы через минуту расколоться под напором яростного воя из сотен кошачьих глоток.

In follow me, me inform you

Me listen to a tale, me sure it's true

So hear the tale in a ragga man way

So listen to what me wanna' say

Голоса отдалились, стали зыбкими, неразборчивыми. Посреди двора, освещённого ярким серебряным сиянием, возле белого столика и оранжевой скамейки стоял Зинга. Настоящий. Только чуть-чуть иной. Быть может, неправильной казалась кривоватая улыбка. А может то, что сквозь худенькую фигурку просвечивал низенький домишко без окон. Впрочем, как во сне, Ириску не удивляло присутствие давно умершего знакомца, его странная улыбка и полупрозрачность. Зинга пришёл таким, значит таким он и должен быть. Рука протянулась навстречу девочке. По пальцам скользил неприятно колышущийся склизкий туман.

— Пойдём со мной, Ирисочка, — свистящий шёпот навевал тревогу.

— Зачем? — девочка замерла, как вкопанная.

— Пойдём, — этот голос уже не пел, он и звуки-то соединял с великим трудом. — Я тебя ждал так долго.

— Мне надо на Пятый Переулок, — упёрлась Ириска.

— Тебе он уже не понравится, — свист напоминал шипение скороварки, готовящейся разорваться.

Ириска хотела поспорить, но холодное кольцо пальцев уже обвило запястье. Жалость окутала душу. А по чьей, скажите вы мне, вине, стал Зинга таким? А из-за кого, позвольте спросить, он уже не споёт свою лучшую песню? Может, стоит всё бросить и уйти? Ведь мир отвернулся от королевы. Мир отражался в зеркале, а когда зеркало потерялось, вышло так, что кругом осталась лишь тоскливая пустота. Так может лучше бродить в пустоте хотя бы не в одиночку.

Зингины глаза совсем близко. В каждом из них семнадцать бликов. Семнадцать грустных звёзд. И ещё пять в слезе, катящейся по щеке. Зинга был простым и понятным. Родным. Тем, кто пришёл забрать Ириску из тупика, куда забросила её жизнь-злодейка.

Неприятная мысль кольнула иголочкой. Но ведь нет Зинги. Погиб перепевник. Значит, то, что стоит рядом, вовсе не Зинга. Значит, ведут её не в места, где звучат прекрасные баллады у костра на берегу озера, по которому протянулась лунная дорожка.

Ледяное кольцо сжалось плотнее.

Ну нет! Даже если и не заслужила Ириска балладу в свой адрес…

"Но ведь там не Пятый Переулок?" — задала она безмолвный вопрос.

"Нет", — ответил Зинга, не разжимая губ, и виновато улыбнулся.

Резким рывком девочка отняла руку. И сразу исчез Зинга. И странный пустой двор растаял в небытии. Зато вернулась музыка. И два весёлых перепевника. Песня тёплым ручьём лилась по нескончаемым просторам ночи.

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

Look into my eyes and see

Tell me who it's gonna be

Вместо Крушилы рядом скользил короткошёрстный кот. Привыкший красться среди лесных теней, он чувствовал себя здесь крайне неуютно и старался прижаться к полосам умирающей древесины как можно плотнее. Яркие щепки отдирались от смолистых досок забора и застревали в мохнатом камуфляже.

Парочка оборванцев отпечатала свою скороговорку. Фея в переливчатом платье скользнула навстречу Ириске, словно обрадовалась, что девочка вернулась, не осталась в склизком тумане, сумела прорваться.

Ириска бежала. Кот отстал. Из щели высунулись ещё две разведчицы. Корейские чёрно-белые с выпученными совиными глазами. Но испугались и спрятались во тьму.

Зато снова шлёпал рядом противный Крушило.

Mirror, mirror on the wall

Tell me what I'm looking for

I gotta' to know, I needa' know, I gotta' know.

"Ну ладно, — срипнула зубами девочка, — ты у меня ещё наплачешься". В эту минуту она верила, что у неё всё получится. Даже, если отказаться от путеводной песни. Хотя бы на время. Ириска ловко нырнула в тёмную узкую щель, заросшую густым кустарником, и начала протискиваться сквозь колючий мрак. Небо над головой опустело. Песня вместе с перепевниками унеслась в сторону. Лишь не растерявшийся Крушило пыхтел, продираясь следом. И где-то неподалёку скользили во тьме бойцы кошачьего фронта. Громкий треск веток отлично выдавал беглянку.

Ириска начала выдыхаться. Проход внезапно расширился, а под ноги подвернулся коварный бугорок, который девочка неловко перепрыгнула. Тысяча светофоров зажгла девочке зелёный свет. Тысячи кошачьих глаз впереди. А в спину — разгорячённое дыхание Крушилы.

Краем глаза девочка отметила кольцо из колючей проволоки. Ещё бы шаг, и в ногу вонзились десяток острий заточенной проволоки. Каким-то чудом Ириска оттолкнулась от земли, перескочила на жердину жалобно хрустнувшего штакетника и вознеслась над забором, чтобы приземлиться в груду влажной глины, жадно чавкнувшей, когда кроссовки утонули в ней по щиколотку.

А Крушило не успел. Ноги угодили как раз в колючее кольцо. Паренёк жалобно взвизгнул и бумерангом полетел к колыхнувшейся массе, напитанной холодным чарующим сиянием. Бумерангом, который не возвращается, если бросок нацелен точно в дичь. Он и был нацелен точно. Только оружие и дичь мгновенно поменялись местами.

Кошки не утерпели. Забыв про свергнутую королеву, они сладостно терзали мучителя, сбежавшего от их лучших сил с завода Ленинского Комсомола. Рвали обманувшего специально приглашённую звезду. Не было здесь ни подвалов, ни чердаков. Не было и надежды. Ничего не осталось Крушиле, чье тело ворочалось под тёмной воющей массой. Дрожа от напряжения, Ириска наблюдала за побоищем в узкую щель, пока усатая армия не унеслась, торжествующе взвыв, серой пургой за поворот. Словно не чуяли, что Ириска прячется рядом.

Наконец девочка рискнула покинуть ненадёжное убежище. Она старалась не отходить от забора. Тело Крушилы валялось бесформенной массой, словно кто-то вывалил посреди улицы мусорное ведро. Интересно, оно так и останется здесь навечно? Ириске захотелось осмотреть поверженного врага, но она не решилась. Куда легче просто свернуть на первую попавшуюся улочку и осторожно двигаться вперёд.

Следовало отыскать перепевников. Это Ириска поняла, заметив, что ходит кругами. Не выразить словами, как она перепугалась, когда мёртвое тело Крушилы снова вынырнуло из сумрака. Оно так и лежало посреди дороги. Успокоив сердце, чуть не выскочившее на свободу, девочка отвернулась, прижалась лбом к прохладным доскам. Круг. Всего лишь круг. Вот моток проволоки, а вот штакетник, вовремя подставивший себя, чтобы спасти Ириску. И Крушило уже не встанет. А нам надо идти. "Мне, — упрямо поправилась Ириска, — мне надо!"

Когда Крушилин труп вынырнул из мрака в четвёртый раз, Ириска уже узнавала улочку до мельчащих подробностей. Прямо на неё смотрел квадратный глаз мансарды. Справа красовался чёрный двуногий столб электропередач, поблёскивающий изоляторами. Заполонённый кустами проход скрывал коварный бугорок. Из пролома соседнего забора выглядывал колючий кустарник. Распахнутая дверь сарая ощетинилась черенками лопат. Вроде и прямо шагала Ириска, вроде и не сворачивала никуда, но под ноги подвёртывалась одна и та же дорога. Словно Алиса в Зазеркалье, девочка решила переупрямить хитрющую дорогу. Она просто повернула назад, гадая, кто ей встретится раньше: кошки или перепевники.

Она не поверила, услышав знакомую прерывистую песню, где два перепевника выкрикивали в ночь то, что казалось заклинанием.

Me wanta', me wanta' know, me gotta' know Me wanta', me wanta' know, me gotta' know Me wanta', me wanta' know, me gotta' know

А вот и они сами. Физии расстроенные: "Ну что же ты, Ириска, ну как же так…" Но голоски довольнёхонькие: "А всё-таки ты опять с нами!" И на душе тепло и радостно. Её дождались, ей обрадовались, её не бросили и отведут… Куда? Да не всё ли равно. Эх, ребята. Я, конечно, вам рада, но было бы лучше, если б сюда явился кто-то другой. Я ведь ещё не слышала его песен. Я даже не знаю, перепевник ли он. Но если бы нам сейчас можно было шагать по ночным улочкам вместе. Шагать и не бояться. Все невзгоды и опасности позади. Самое лучшее — рядом. И впереди! А над головой звонкоголосая феечка.

Mirror, mirror on the wall Tell me what I'm looking for Look into my eyes and see Tell me who it's gonna be.

А мы бы шли, и звёзды весело бы подмигивали. А мы бы шли, и внутри переливались слова самых красивых песен. И мы бы превратились в перепевников. Где же твоя рука? Сильная. Тёплая. Почему я одна? Почему мне уже хочется дожить до конца песни. "Если ты дослушаешь песню до конца, то сама станешь песней". Это же сказал ТЫ.

Mirror, mirror on the wall Tell me what I'm looking for I gotta' to know, I needa' know, I gotta' know.

Песня утихла. Не оборвалась, а именно утихла, добравшись до последней ноты. Заключительный проигрыш обозначил границу, до которой довели усталую девочку. Отзвучала песня, закончилась и дорога. Если бы не Зинга, она услышала бы её целиком. И, может быть, стала ею. Превратилась в цепочку звуков. В мелодию, которой смерть не страшна. Страшно лишь забвение.

Жестоко снова остаться в мёрзлой темноте осенней ночи. В местах, откуда до реального мира, как до Луны. Девочка суматошно огляделась. Внимание привлёк знакомый квадратный глаз. Ну да! Та самая мансарда. А вот и забор, а рядом штакетник-спаситель. И колючие кусты, и бугорок у тёмной щели. А посреди улицы… Ириска перевела испуганный взгляд на дорогу, туда, где… Не оставалось никакого сомнения, что она снова на улочке, где ей удалось оторваться от потрёпанной кошачьей оравы. Вот только Крушилы не наблюдалось. Ириска на цыпочках приблизилась к достопамятному месту. Ничего. Ни пятен крови, ни обрывков одежды, ни клочьев кошачьей шерсти, словно и не было здесь отчаянной схватки между Кланом Мёртвого Кота и остроухими мстителями.

Глава 49. Отцы и дети

Отсутствие Крушилы только пугало. А что, если сейчас выйдет он из мрака и нахально оскалится: "А, Ирисочка, наш человек". И снимет стёкла. В обычном-то мире Крушилины глаза не радовали Ириску. Какими же окажутся они здесь, в жуткой мгле Переулков? Жалобным взором девочка окинула окрестности, выбирая, из какой же дыры выползет зловещий очкарик, чтобы прикончить кошачью королеву навсегда.

Просто стоять было вершиной глупости. Если не появится Крушило, Ириску унюхают кошки. Только бы продержаться до утра. Но где оно, это утро? Ириске казалось, что в изнурительном беге пронеслось трое или четверо суток.

Поворот за поворотом. Теперь слева красовался капитальный кирпичный забор — высоченная стена без единого окошка. Справа обнаружился покосившийся штакетник. В пяти шагах впереди зияла чёрная дыра.

"В дыры нырять опасно. Хотя… Ладно, рискнём. Хуже вряд ли уже будет", — вспомнились слова Зинги.

За дырой, как и в прошлый раз, оказался не двор, а улица. Добротная, широкая, из кирпичных трёхэтажек, подъезды которых надёжно обороняли чёрные металлические двери. Во дворах колыхался серый туман, и нырять туда донельзя не хотелось. Девочка зябко поёжилась. Потоки мёрзлого воздуха лениво пронизывали округу. Прохлада была затхлой, могильной.

Мелодичный звук прокатился по переулку, будто тронули гитарную струну. Из окна третьего этажа вылетел серый луч и уткнулся в землю у ног девочки. Ириска хотела обогнуть его, но луч коварно перескакивал с места на место и всё время оказывался под ногами. Потом девочка запнулась и наступила на него. Луч радостно обвил щиколотки. Держал крепко, не хуже стальной проволоки. Серый туман пополз из дворов на дорогу. Зазвучала музыка. Откуда она лилась, определить невозможно. Проще сказать — отовсюду.

— Знаете, каким он парнем был? — пророкотал звучный голос, в котором сквозила уверенность, что никуда Ириска не денется, останется тут навсегда. Или, по крайней мере, дослушает песню до конца.

Вот только Ириска слушать её не собиралась. Она молча рвалась на волю, как птица, угодившая в западню и знающая, что охотник уже неподалёку. Она чувствовала, что есть какое-то важное слово. Вернее, строчка из песни, которая подарит свободу. А холодная проволока всё сильнее сжимала захват. И разносился над переулком голос, не знающий возражений:

Словно вдоль по Питерской, Питерской,

Он пронёсся над Землёй.

— А Гагарина зря обидели, — злобно крикнула навстречу Ириска, — принесли похоронку матери!

И голос смешался, поутих, а потом и вообще сковырнулся куда-то. Странная проволока сползла с ног разорванными кольцами. "Отлично, — подумала Ириска. — Всего-то надо вспомнить подходящую строчку. И тогда чужие песни не будут иметь над тобой власти". Она всмотрелась вперёд. Путь пересекал десяток серых нитей.

Не кочегары мы, не плотники,

Но сожалений горьких нет,

А мы монтажники-высотники.

И с высоты вам шлём привет.

Смотреть-то надо было под ноги. Ещё одна струна штопором обхватила правую руку

— Будь со мной мальчиком, пушистым зайчиком, — прошептала Ириска, — хрупкою деточкой или не будь со мной.

И рванула нить на себя. Она дико не любила эту песню, но сейчас та могла послужить палочкой-выручалочкой. Одноразовой. Как и ниточка, которая оборвалась с жалобным звоном.

Нити сходились в одно место, метрах в двадцати по курсу. Там пульсировал странный травянистый свет, мешающий рассмотреть подробности. Что-то холодным ужом скользнуло по спине, и зазвучала новая песня:

А кругом сады белеют, а в садах бушует май,

И такой на небе месяц, хоть иголки подбирай.

— Тощий месяц по небу плывёт, — всплыла в памяти строчка, а за ней и другая. — Дед в огороде самогонку пьёт.

Голос у Ириски хриплый, злой, подстать вспомнившейся песне. Трудно ожидать добра от той, которую все-все-все загнали в угол. И если она — кошка, то пусть знают: сильнее кошки зверя нет. Струна отпрянула, и враньё о прелестных ночных прогулках оборвалось на полуслове. Сияние впереди усилилось. Теперь оно предстало противным зелёным коконом, словно его слепили из заледеневших соплей. Серый луч больно щёлкнул по носу, обвился вокруг головы и приплюснул губы, словно запечатал рот на замок

Музыка вновь слышна. Встал пианист и танец назвал.

И на глазах у всех к вам я сейчас иду через зал…

— Нас не догонят, — усмехнулась девочка, рывком раздвинула сжатые губы, впилась зубами в скользкую нить и перегрызла её.

Она чувствовала, что в коконе мёрзлого света и прячется тот, кто не желает отпускать девочку. Но если он хочет удержать её против воли, то ещё наплачется. Ириска, она — такая!

Следующий луч хлестнул по груди. Сердце чуть не остановилось от боли.

Костры горят далёкие. Луна в реке купается.

А парень с милой девушкой на лавочке прощается.

Из оставленного далёка проявился властелин компьютерного подвала, повернулся оплавленной стороной лица и подмигнул алюминиевым глазом.

— Ты прощаешься со мной. Чао, бамбина, сорри. Для меня теперь любовь — это только горе, — проскрипела сквозь зубы Ириска.

Проскрипела и поверила, оборвав ещё одну паутинку. Продвинувшись ещё на полшага вперёд. А спираль холода теперь струилась по ногам. Но девочка уже не боялась. Струны не страшны. Страшен лишь тот, кто прячется в зелёном сиянии. А можно не бояться и его. Страх создаёт богов, а боги уже давно нам не требуются.

Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога.

Впереди у жизни только даль, полная надежд людских дорога.

— Если хочешь, можешь ты дождаться, — мстительно напевала Ириска в полный голос, — счастья в жизни лет так через двадцать. А мне не нужно слово "Если", мне нельзя сидеть на месте…

А дальше уже можно не петь. Цепочка прорвана. Дорога свободна. Ещё на несколько шагов.

Мне не думать об этом нельзя, и не помнить об этом не вправе я.

Это наша с тобою земля, это наша с тобой биография.

Мёртвые песни ушедших эпох властвовали над переулком. Звучные слова, сплетающиеся в монументальные строчки. Песни, которые когда-то грели, поднимали из грязи и вели на подвиги. Только сейчас те, кто совершал подвиги, покоились на кладбищах. И великие слова стали пустыми, ненужными. Совсем как памятники вождям, щедро разбросанные по городским районам.

Мёртвые слова не трогали Ириску. А значит, она могла идти дальше, не останавливаясь, чтобы слушать. Потому что её вели другие строчки. Быть может, не такие монументальные, чтобы обернуться памятниками. Зато простые и понятные. Быть может, зовущие не на подвиг. Зато способные на секунду понять и согреть. А что ещё надо в жизни, как не чувствовать бурлящее и в то же время нежно трепетное счастье? Не тоскливо заныривая в прошлое. И не надеясь на неопределённое будущее. Чувствовать секунду, которая сейчас.

— Попрошу тебя, чтобы солнце грело. Попрошу тебя, чтобы море пело, — слова вонзались во тьму, Ириска продвигалась вперёд шаг за шагом. — Попрошу о том, о чём не попросила. Попрошу любить сильно-сильно.

Рвущиеся струны шуршали под ногами скомканными газетами, хрустели сухими ветками, дзинькали разбитыми чашками. Но вражья песня не утихала. Быть может, потому что просить было уже некого.

Конон зелёного сияния неприятно пульсировал. По мрачным стенам домов пробегали бледные сполохи. Мёртвая песня стала громче. Слова дребезжали в ушах, намереваясь продрать барабанные перепонки.

Ураганной эпохи шквал нас сегодня зовёт за собою.

Новый день над землёю встал, но трубач не расстался с трубою.

— А у трубача дудка горяча, — упрямо твердила Ириска. — И я понимаю, что я пролетаю.

Не её песня. Эта песня стала Вирусом, и он стал ею. Но и Вирус, и Ириска не успели по-настоящему вступить в клан и, значит, могли пользоваться одной песней. Главное, не петь её до конца. Мелодия, рвущая уши, оборвалась. Но радоваться не стоило, потому что накатила следующая волна.

Жарким солнцем залитой машет гривой золотой

Моё детство — Красный Конь.

Ответить Ириска не успела. Кокон раскрылся. На сухую землю переулка Мёртвых Песен ступил старичок, на калошах которого замысловато танцевали отблески далёких звёзд.

— Я за тобой, луч света в тёмном царстве. Сегодня ты на два часа раньше, — сказал Повелитель Мёртвых Песен. — Ну, здравствуй что ли, утомлённая солнцем.

— А чего не мышонок? — Ириска сразу пошла в атаку.

— С тех пор солнце опустилось ниже, — пояснил дедушка. — Кроме того, крысы выкинули тебя из своих рядов. Теперь между нами никто не стоит. А награду ты так и не заработала. Наделала синица славы, а моря не зажгла.

Ириска метнула затравленный взгляд между домами. Туман там сгустился ещё сильнее. Противные серые щупальца гладили придорожные кусты, и листья, почернев, десятками сыпались в замусоренный кювет.

— Размышляешь, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок? — улыбнулся старик. — Не выйдет. Пройти вперёд можно только через мой труп. А это трудновато. Я уж и сам не помню, куда его закопал.

— А я знаю, — выпалила девочка. — Вы и есть — Тоскующий По Эпохам.

— В догадливости тебе не откажешь, — старик обиженно поджал губы, будто невероятно обиделся, что его раскусили.

Ириска сверлила старика злобным взором. Давай, дедушка, покажи зубки.

— Вас же все ненавидят, — прошептала она. — Я бы так жить не смогла.

— Пусть ненавидят, лишь бы боялись, — усмехнулся прОклятый старик. — Да ведь и тебя уже никто не любит. Ни с какой стороны света.

— Нет, любят, — упрямо прошептала девочка. — Придёт Рауль и заберёт меня с собой.

Верила ли она? Скорее, хотела, чтобы поверили все остальные.

— Кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума, — печально вздохнул Тоскующий По Эпохам. — Рауль не придёт. Его, как такового, уже нет. Сдувшийся шарик, лопнувший мяч, апельсиновая кожура, на которой ты так жаждешь поскользнуться.

— Что с Раулем? — Ириска забыла про кошек, она забыла даже про черту, разделившую гибнущую кошачью королеву и повелителя крыс.

— Кому многое дано, с того многое и взыщется, — ответил старик загадкой. — Не печалься, дитя. Напоследок мы с тобой славно станцуем на вулкане. Ты ловко разделалась с передовым отрядом моих песен. Но сейчас ты окажешься в плену перепевок, которые не узнаешь. Потому что забыли даже оригиналы.

Серые щупальца тумана выползли на дорогу. Первое из них скользнуло по кроссовке, затем по носку и выше. Холодное, склизкое, омерзительно-противное.

Нет, я не жду!

Нет, я не жду!

Но не могу позабыть тебя.

Но не могу позабыть тебя.

Строчки молотом стучали в голове. Мысли затуманивались. Коварное щупальце добралось до колена. "What Can I Do", — сверкнуло молнией. Откуда взялась эта фразочка, Ириска не знала. Вроде никогда не слышала такую песню, однако созвучие строчек было почти идеальным. И щупальце осыпалось холодным пеплом.

— Когда дому угрожают крысы, мышам лучше помалкивать, — сердито буркнул старик на Ирискин выкрик.

Следующее щупальце злобно хлестнуло девочку по щеке и обвило шею, будто нескончаемо длинный слизняк.

Не было печали, просто уходило лето.

Не было разлуки, месяц по календарю.

Мы с тобой не знаем сами, что же было между нами,

Просто я сказала: "Я тебя люблю".

О нет! Этой песней Ириску не победить. Когда она отдыхала у тётки на юге, та по сотне раз в день заводила эту музыку на своей дребезжащей шарманке. "Понимаешь, Ирочка, — с придыханием объясняла тётка, а её располневшее тело колыхалось в безразмерном халате, — под неё мальчики признавались мне в любви". Ирочка, быть может, и поняла бы. Ириска — никогда!

— Cara Mia, — выпалила девочка и замерла в ужасе.

Дальше она не помнила ни слова. Но и этой парочки хватило, чтобы противный слизняк сорвался и растворился в сумерках.

Будет счастье или нет, в полночь незачем гадать.

То, что есть, на то, что будет, в этот час нельзя менять.

Видишь, в окнах гаснет свет. На пути к своей мечте

Очень просто ошибиться в темноте.

И тут Ириске сказать было нечего. Она никогда не слышала ни перепевку, забивавшую уши, ни оригинал, пожелавший остаться неизвестным. Серые щупальца радостно хлынули на дорогу. Старик виновато подмигнул девочке, мол, не держи на меня зла. Ты же знаешь, я должен был поступить именно так.

— Покойся милый прах до радостного утра, — прошептал он и отошёл в сторону.

Серый туман застилал глаза. Холод проникал в глубь души. Ириска почувствовала, как сердце колотится всё медленнее, готовясь остановиться. Мёртвые перепевки правили страшный бал на всех закоулочках разом. Не потому что они злые. Просто никому не положено шататься по ночным Переулкам. И если есть нарушители, то есть и те, кто должен наказывать.

"Суд обычно вершат не те, кому чего-то там сделали, а те, кому дано право".

Перепевка закончилась, началась другая, потом третья. Незнакомые строчки проскальзывали сквозь затуманенный мозг. Ириске уже не хотелось сопротивляться. Быть может, ей всего лишь хотелось, чтобы песня, которую она услышит последней, оказалась красивой.

Всё напоминает о тебе,

А ты — нигде.

Остался мир, который вместе видел нас

В последний раз…

Щупальца дёрнулись, словно коснулись высоковольтных проводов. Заунывную песню перекрыл знакомый, хрустально чистый голосок. Голосок, который Ириске хотелось слышать меньше всего.

В комнату, разбив стекло, с балкона

Влетел фугас.

Раздался взрыв, который вместе видел нас

В последний раз…

Картинка покинутого мира постепенно прояснялась. Ириска уже отчётливо видела старичка.

— Вот и твой Некто В Сером, — буркнул Тоскующий По Эпохам и глянул сквозь девочку. — Откуда ты, прелестное дитя?

Ириска покосилась налево и увидела Крушилу.

— Хаюшки, Ирисочка! — радостно проорал он, шумно втягивая ноздрями воздух. — А что за конь в пальто рядом с тобой обретается?

— Это что ещё за звездун? — удивился старичок, наливаясь недовольством. — Ну-ка, малец, подойди ближе, шмендерить тебя в рот.

— Опоздал, дедуля, — нагло ухмыльнулся Крушило, смотря куда-то в сторону. — Теперь так уже не базарят. Теперь это звучит изящнее: люби меня по-французски… Тебя мне так не хватало.

— Что, мальчик, хочешь пресечь твёрдою рукою корень зла? — ухмыльнулся старик.

— Если я мальчик, то ты импотент, — ухмыльнулся в ответ Крушило. — Вывод?

— Золотые денёчки давно уж как миновали, — прохрипел старик. — Однако ж, планы партии — планы народа.

Он щёлкнул пальцем. Туманная струна протянулась между домами, тренькнула, изогнулась и попыталась хлестнуть Крушилу по ногам.

— Но ты мне, улица родная, и в непогоду дорога, — раскатился голос, отражаясь от домов, множась радостным, но с капелькой грустинки, эхом.

— На этой улице отростком гонял по крышам голубей, — с готовностью подхватил Крушило, подцепил струну пальцем и легко разорвал её.

— Бывали хуже времена, но не было подлей, — вздохнул Тоскующий По Эпохам.

Крушило закивал. Ириска испуганно косилась на него, опасаясь встретиться взглядом. Но стёкла неугомонного очкарика были заляпаны жирной рыжей глиной.

— Пора заканчивать базар житейской суеты, — вздохнул Тоскующий По Эпохам.

— Во-во, дедок, кончай байду. В одном ты прав: за базар кому-то надо ответить, — согласился Крушило. — Но прежде ты вернёшь мне девочку.

Он потянулся к очкам. Девочка заинтересованно вытянулась, ожидая, какое впечатление на старичка произведут стальные глаза. Помятая проволока дужек скрылась под грязными пальцами. Пальцы поехали вниз. Ириска отшатнулась. Под стёклами не было глаз. Лишь две рваные дыры, заполненные склизкой чернотой.

Кошки вырвали глаза Крушилы.

Словно прорвав плотину, дыры всплакнули кровавыми водопадами.

— Подойди ближе, жертва общественного темперамента, — по голосу Тоскующего не было заметно, что он хоть чуточку испугался. — Хочешь девочку? Забери, попробуй. Вижу, хрестоматийный глянец с тебя слез почти целиком. Заточены ли твои когти, мальчик? Остры ли клыки? Жив ли лысый хвост? Смелее, мой друг. Быть может, я прямо здесь вручу тебе собаку-поводыря. Помню, у тебя есть ошейник с железными звёздами. Или ты его успел выбросить?

— Шнягу не заводи, да, — Крушило втянул воздух, а потом уверенно прошагал и остановился как раз между девочкой и страшным стариком. — Не надо вот тут с понтом под зонтом.

— Надо же, Вова уж приспособился, — глаза старикана горели ровным красным пламенем.

Мёртвые песни не могли ему помочь, но он нисколько не отчаивался. Сквозь страх Ириску грызло любопытство: какие ещё тузы спрятаны в рукавах коварного старикашки.

Голова Тоскующего По Эпохам раздулась подобно мыльному пузырю. Противный пузырь весело покачивался, по его поверхности гулял страшный игольчатый оскал. Но Крушило не видел ужасов, поэтому и стоял как вкопанный.

Рот страшного старика раскрылся. По переулку пронёсся ураган, отбросивший Крушилу назад. Он едва не врезался в Ириску, но всё же устоял. Полусогнутая спина вздымалась и опускалась. Продранные лоскутки рубахи развевались беззвучной музыкой ветра.

— Гнилой запашок, — прошипел Крушило. — "Аквафреш" не пробовал, а, фуфлогон? Говорят, помогает.

— Ты мне тут арабские сказки не выписывай, — рассердился старик и раздул голову ещё сильнее. Теперь она походила на вторую Ржавую Луну.

Ириска слышала, как шумно вбирают воздух ноздри Крушилы. Её сковало странное оцепенение. Может быть, поэтому она пропустила момент, когда ледяные пальцы порченного перепевника переплелись с её пальцами.

И сразу краски потухли. Погас и страх. Не осталось ничего, кроме этого холодного прикосновения. И мысли. Чужой мысли.

Она не выражалась в словах. Просто вселенную заполнила тоскливая пустота. То был мир Крушилы, потерявшего возможность видеть. Но петь ему запретить не могли. И он знал, что ещё споёт. Ещё как споёт. Просто надо чуток передохнуть. Просто обождать, пока в кровавых дырах перестанет пульсировать боль, сводящая с ума.

Ему срочно требовалось сбежать. И кто-то должен был вывести его из Переулков. И он жгуче надеялся, что этот кто-то — Ириска.

Тоскливая пустота объяснила, что Рауля больше нет. Просто потому, что есть она — Ириска. Она — Панцирная Кошка. Мир слишком тесен для них двоих. А для неё одной он был слишком большой и слишком ненужный. Но можно было вывести Крушилу, и тогда…

"Давай, Ирисочка, нас ждут великие дела, — дрожала в пустоте Крушилина надежда. — Мы им такого наворотим. Помни о Чёрной Розе. Неужели не понимаешь, что можно стать ей как-то иначе. Пускай жива кошачья королева. Пятый переулок закрыт не ей. И когда ты увидишь другой вход… Когда Я помогу тебе увидеть…"

— Решай, крошка, — просвистел в ушах шёпот Тоскующего По Эпохам. — Вижу, ты всё ещё предпочитаешь делать ставку на сильных.

Ириска вырвала руку из ледяного захвата, и краски немедленно вернулись.

— И вот они опять — знакомые места, — усмехнулась громаднющая голова. — Мой совет, если ещё хочешь поговорить со мной, отбегай подальше. Иначе ты успеваешь только попрощаться.

— Отвянь, дедуля, — посоветовал Крушило и повернулся. — Ирисочка…

Вид кровавых водопадов заставил девочку отскочить как можно дальше. В спину безжалостно впились доски изгороди. За щелями забора колыхался серый туман.

— Зачем тебе говорить с трупом? Он уже ни на что не способен, — Ириска впервые услышала в голосе Крушилы жалобные нотки, но поверить им уже не могла.

— Мой стакан невелик, но я пью из своего стакана, — громогласно заявила голова и вознеслась к своей ржавой подруге.

— Не, — хмыкнул Крушило, — такая тыква — это уже полный кобзон.

Он посмотрел вверх. Он не видел ни страшную голову, ни её вознесения, но слышал, откуда доносилось хриплое дыхание старика. Девочка тоже заворожено глядела на столб серебряного света, увенчанный иглозубым шариком. Теперь ей казалось, что в переулок воткнули спицу. Ту самую, которая прикончила второго министра. Столб расширился веером, опал светлым куполом, чмокнул, коснувшись земли, и поглотил очкарика, которому очки уже не требовались. И тут же серебряный свет потух, будто его выключили. Голова исчезла. Ириска осталась в одиночестве. Но её не покидало поганое чувство, что кто-то наблюдает, подсмеиваясь, за каждым её движением.

— Крестьянин охнуть не успел, как на него медведь насел, — разнеслось по переулку.

Ириска стремглав бросилась прочь. И тут же остановилась. Сонмищем мёртвых светлячков на неё смотрели тысячи кошачьих глаз.

— Я же говорил, тебя не любят ни с какой стороны света, — ехидно сказал сзади старческий голос.

Ириска нехотя обернулась. Старика она не увидела. Зато услышала хруст щебня за спиной. Восставшая армия подбиралась всё ближе.

— Смерть — это не больно, — коварно пообещал голос старика-невидимки.

Конечно, дедуля, ты-то сбежал. И не тебе в спину сейчас вцепится тысяча когтей.

Воздух задрожал. Затряслись дома. Ходуном заходили шаткие заборы. Лишь тот, который стоял ближе всех, замер непоколебимо. Посреди дороги вспучился огромный холм, поросший бледными, высокими, но поникшими травами, колыхавшимися на ветру. Кошки за спиной жалобно мяргнули.

— Что, фараоновы тощие коровы, — насмехался голос, властвующий над округой, — пришли по мою душу? Или никак не догоните сбежавшую владычицу?

Ириска переводила взгляд с беснующейся кошачьей армии на тёмные окна дрожащих домов, а потом — на холм, медленно ползущий навстречу.

— Кошки, — проревел трубный глас. — Они ничего не забыли и ничему не научились.

Раздался хлопок. Порыв жаркого воздуха заставил Ириску попятиться, а потом вдарил её в упругие доски забора. Адский ураган накинулся на кошек и разметал их кровавыми кляксами. Холм подобно скорому поезду пронёсся мимо вжавшейся в ограду девочки. Кошки бесстрашно кидались на его склоны и пропадали в зарослях спутанных трав.

Какие-то причины заставляли Тоскующего По Эпохам ненавидеть кошек ничуть не меньше, чем Клан Мёртвого Кота. Ириска не стала дожидаться, когда он вернётся и продолжит объяснения, чтобы окончательно запутать девочку мёртвыми словами.

Путь был совершенно свободен. Ни одной кошки позади не осталось. Обстановка казалась на удивление безопасной. Даже липкий туман пропал из дворов. Но долго ли продолжится это затишье? "Удача — дама капризная", — зашептал знакомый призрачный образ.

— Пошшшёл ты… — прошипела Ириска, отгоняя того, кому не вернуться. — Предатель!

И, в который уже раз за сегодняшнюю нескончаемую ночь, рванулась вперёд.

Глава 50. Тоскливые осени Переулков

До поворота она добралась за считанные секунды.

— Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, — бодро раздалось слева.

— Вечно молодым, вечно пьяным, — обещали с другой стороны.

Разумеется, Ириска свернула направо. Она не успела к началу, значит, не стоило бояться, что она растворится в этой дрожащей мелодии, от которой сердце ныло сладко и тревожно.

— Я мог бы стать рекою, быть тёмною водой, вечно молодой, вечно пьяный…

— Вечно молодой, — обещали отголоски, удерживали на плаву, не давали сорваться в пропасть отчаяния.

Слова придавали силы. Ириске казалось, будто она скользит на коньках по дороге, убегающей в позднюю осень.

— Forever young, I want to be forever young, — донеслось из поперечного переулка. — Do you really want to live forever. Forever — and ever.

Но Ириска не слушала другие переулки. Ей хватало и этого. Хотелось поверить ему одному. Поверить стопроцентно, без остатка, на веки вечные.

— Вечно молодой, вечно пьяной, — строчки играли с Ириской, и девочка знала, что так оно и должно быть.

Песня вилась ниточкой древней легенды, где отважный герой выбирался из лабиринта, в котором победил ужасное чудище. Ириска усмехнулась сквозь слёзы, застилающие глаза. Смотрите, люди! Смотрите и знайте: встал на вашу защиту храбрый герой, отважившийся сразиться с Панцирной Кошкой. Но его уже нет. Лежит поверженным в запределье. А страшное чудище идёт, следуя ниточке, к выходу. Вы уже приготовили цветы? Оставьте их себе! А для меня откройте глазки пошире. По легенде я их должна выцарапать.

— Вечно молодой, — песня звала за собой.

Песне тоже было грустно. У песни тоже чего-то не сбылось. И можно только порадоваться, что начало пропущено, потому что всё и так погано. Но не настолько, чтобы захотеть превратиться в несбывшуюся песню.

Когда же проснётся чудище, которое дарит миру слепцов с круглыми чёрными стекляшками? Ириска не чувствовала себя Панцирной Кошкой. А если Рауль ошибся? Ведь знал же, он что Зинга погибнет! С той самой минуты, когда Крушило нарисовал двух дохлых крыс под зубастым солнцем. А если знал, то почему не остановил? Значит, хотел эту жертву. Ведь не погибни Зинга в Переулках, кто стал бы мостиком, выводящим Панцирную Кошку к Ириске?

— Вечно молодой, — лилась над переулками песня несбывшихся желаний.

Невидимая нить на самом деле оказалась путеводной. Ириска стояла за Пятым Переулком.

Только небо пропиталось ночью, да тёмный лес на горизонте неприветливо угрюмился. И трава в поле по-осеннему поникла. Одинокий бугорок, казался теперь не подножием для Чёрной Розы, а безвестным могильным холмом. Осень пришла сюда раньше Ириски. Осень успела стать полновластной хозяйкой. Осенью бессмысленно высаживать розы. Не приживутся. Слишком холодно. Ириска не выполнила условия. Панцирная Кошка жива. Пятый Переулок не принял девочку, не вручил награду, ибо в пределах Переулков не бывает незаслуженных наград.

А может…

Может, она просто пришла не спросясь?

Ведь в первый раз разрешение давал Зинга.

А во второй даже он не сумел провести Ириску за свои владения.

Кто правил сейчас четвёртой улочкой? И если властитель имелся, почему он позорно отсиживался за забором, когда она внаглую ломилась, не разбирая дороги?

Или надо было, как тогда, выискивать каждый кирпичик, каждую синюю плиточку? А прежде вслушиваться в строчки, сладко сверлящие уши, и отыскивать перепевника.

Но вместо песни — тишина. И перепевник не охранял дорогу от недостойных.

Так что за Пятый Переулок расстилался по сторонам?

Быть может, всего лишь фальшивка, которую захотелось назвать Пятым Переулком? В любом случае, она пробивалась не сюда.

Теперь повернуться и уйти. И поскорее забыть эту унылую картину. Что же нужно сделать, чтобы над Пятым Переулком засияло ослепительно голубое небо? Такое волшебное, что захочется остаться, пусть даже не Чёрной Розой.

Повернуться и сделать первый шаг к другой жизни, которая подарит ключ к сверкающему дню. И путь отметят выеденные глаза. Выпитые озёра чужого счастья. За всё в жизни надо платить.

"Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу".

И вот она здесь. Ну что, девочка, будешь Чёрной Розой? Прямо сейчас? Чего-то не тянет, не так ли? В чём же ты ошиблась? Где ступила неверно? Где додумала не в том направлении? Пятый Переулок у тебя под ногами. А счастья как не было, так и нет.

Быть может, ключевое слово "сюда". И "сюда" — это не "на Пятый Переулок", а "под голубое небо" или "ровно в шесть вечера". На Переулках время перетекает с "когда" на "куда". Поэтому "сюда" — это миллионы вариантов, и только за один положена настоящая награда.

А может, всё проще некуда. Потому что за Пятый Переулок пришла не Ириска, а Панцирная Кошка.

Что-то опять шевельнулось в груди. Уже привычно.

Девочка повернулась и зашагала прочь. Теперь она не нуждалась в провожатых. Если никуда не сворачивать, надо пересечь всего пять дорог, чтобы снова оказаться у арки. А потом обернуться и увидеть стройку, заляпанную цементом. Когда-нибудь грандиозная высотка отмоется и приукрасится. В окнах зажжётся свет. И радостные новосёлы никогда не узнают, что же служило основой старого мира, на костях которого выросло их жилище с квартирами улучшенной планировки.

"Пока Ириска остаётся Ириской, Панцирная Кошка спит".

Мысль родилась неожиданно. И не скользнула мимо, а начала заполнять тоскливую пустоту, которой на прощание щедро поделился умирающий Крушило. Если чудище из легенды на самом деле застряло в Ириске, быть может, всего-то и надо, что оставаться самой собой. "Вечно молодой", — вспыхнуло и погасло. Такой, как она есть. И тогда кошка не сможет выбраться. И чьи-то глаза останутся целыми.

Кровавые дыры лица Крушилы. Он потерял глаза в борьбе с кошачьей армией, в борьбе с Панцирной Кошкой.

Только от Ириски зависело, будут ли эти глаза последними на счёту свергнутой владычицы.

Ноги заплетались. Домишки проскальзывали мимо. Казалось, тёмные окна ободряюще подмигивают на прощание. Ты ещё вернёшься, Ириска. Ты ещё придёшь за Пятый Переулок в самое нужное время. Только не засыпай, не сдавайся, не умирай раньше времени. Не умирай, Ириска. Не дай унести себя этой странной реке реального мира, которая подхватывает и тащит прямиком в морозно-влажную пасть смерти. Не умирай! Отыщи дорогу сама. Сделай тот единственный шаг, который откроет дорогу без провожатых. И когда цена будет заплачена…

"ТЫ ПРАВ!" — белые буквы легко разглядеть даже в сумерках. Сам щит выглядел так, словно у него отметились все собаки района. Уже по этому Ириска догадалась, что ей удалось выбраться из Переулков.

Слёзы застилали глаза. Они и помешали разглядеть, кто встречал её у ворот реального мира. Мохнатая многоглазая туча радостно колыхнулась. Она уже не могла затопить всю округу. Ряды кошачьей армии заметно поредели после встречи с Тоскующим По Эпохам. Но безжалостность, спёкшаяся с ненавистью, никуда не делась. Даже если бы под аркой сидел один-единственный котяра, ничто не могло бы остановить его жгучее желание отомстить. Есть ошибки, для которых не истекает срок давности. Ошибки, повлёкшие необратимые последствия.

Десятки разъярённых глаз впились в бывшую королеву. Кошачья армия в едином порыве подалась вперёд. Потом тёмное пятно изогнулось и хлынуло к оторопевшей девочке. Сил хватило лишь на то, чтобы отступить. Всего на шаг. Потому что спина упёрлась в неприветливо-холодные кирпичи недостроенной высотки.

"Сейчас накинутся", — испуганно мелькнуло сквозь тоскливую усталость.

Из шерстистой массы выбрался отчаянный одноглазый котяра. Из пасти потрёпанного короткошёрстного хищника сначала выплеснулся агонизирующий хрип. Напуганной девочке показалось: то ли бык взревел, то ли мощный двигатель разогнался на все обороты.

Бежать некуда. Оставалось закрыть глаза. Не для того, чтобы по-детски отгородиться от неизбежности. Нет-нет, зрение ей ещё пригодится. Когда первая волна бросится вперёд, Ириска скользнёт сквозь неё и прорвётся. Она не может не прорваться. Пока она есть, Панцирная Кошка спит.

Значит, Ириска будет. Её просто не может не быть.

Противный мяв огласил округу. Чьи-то когти разодрали кожу лба. Правую щиколотку пронзила острая боль, словно туда ввинчивали штопор. А потом девочка неловко запнулась и полетела вперёд, нелепо размахивая руками. Сознание услужливо отключилось. Сквозь затухающую боль Ириска ещё слышала урчание кошек, рвущих поверженную добычу. Рокот, наполненный весёлой злобой удачи.

Прорваться не удалось.

Глава 51. Первый сон Панцирной Кошки

Белый-белый снег на белом-белом поле. Поле повернулось, оскалилось чёрными трещинами, отдалилось и превратилось в обычное объявление на шершавой подъездной стене.

"Пропал кот Стёпка. Рыжий. Пушистый. Нашедшему обращаться в квартиру 142. Вознаграждение гарантируется".

Подъезд пронизывали скребущие звуки. От лифта Ириска свернула к почтовым ящикам и наткнулась на старушку в потрёпанном бежевом пальто.

Глаза у старухи были круглые-круглые. Только один раз Ириске довелось видеть такие глаза. В ночь Ржавого Полнолуния. В минуту, когда исчез тот, о ком вспоминалось со сладкой болью.

По бетонным плитам скользили прутки веника. Спотыкались о цементные лепёхи, застревали в трещинах, глухо вякали и ломались, становясь рядовым мусором среди окурков, обгорелых спичек и клочков рыжей шерсти.

Старухе не требовалось вознаграждение. Она жила по другим правилам и свою награду уже получила. Для старухи наградой служили сладостные секунды победы. Не вернётся рыжий и весёлый Стёпка в квартиру 142. Крысиные посты начеку. Война продолжается. Клан Мёртвого Кота не исчез с гибелью Зинги, Рауля и Крушилы. Ветер перемен снёс пьедестал крысиного почёта. Но три ступеньки — всего лишь верхушка пирамиды, нескончаемая лестница которой протянулась в подвалы неимоверной глубины. И с каждой ступеньки ухмылялась противная крыса.

"Подвалы — наши".

Сразу исчез подъезд вместе с коварной старухой. Исчез весь мир. Только бездонная тьма разлилась вверху и внизу. И далеко-далеко впереди тянулась белёсая полоса заката умирающей гигантской луны.

"Горизонт, — подумала Ириска. — Ещё чуть-чуть, и меня унесёт за горизонт. Куда так хотел…"

Она подавила звуки мёртвого имени.

Но горизонт растворился, разбился осколками, сложился белыми квадратами, в пару которым легли квадраты тьмы.

— А я старый пионер, — вкрадчиво тянул кто-то невидимый. — Много знаю… Тех, кто были до меня… Закопали… Закопали…

Под Ириской протянулась шахматная доска. С одной стороны шеренгами выстроилось крысиное войско. С другой строила оборону кошачья армия.

Доска вспучилась и вытянулась звездой в шесть лучей. "Словно шесть сторон света, — подумала девочка. — Где бы отыскать ещё две?"

А их и искать не надо. Шесть лучей, испещренных загогулистыми линиями, обернули шахматную доску доской для китайских шашек, полем битвы трёх армий.

Третьей армией стали две недостающие стороны. Хрупкая фигурка девочки и полновато-оплывшая с острыми ушами на круглой голове. Две стороны Ириски. Две стороны Панцирной Кошки.

Грудь разрывалась от боли. Что-то металось внутри Ириски, что-то большое, опасное и злое. Оно просилось наружу. Оно требовало свободы и власти. Немедленно. Сию же секунду. И не было в мире такой силы, которая могла удержать этот прорыв.

Только сама Ириска.

Подул ветер. Тёплый. Пропахший гарью. Выдох большого пожарища. Воздух заполнила странная метель. Хлопья падали на доску. Фигуры приобрели цвет. Крысы закрылись серым слоем пепла. Кошек с ног до головы испачкала чёрная сажа. Армии и сами стали отражением давно забытого, отгоревшего, по которому мог всплакнуть лишь Тоскующий По Эпохам. Алели лишь две фигуры. Полыхали несдающимися угольками. Девочка и Кошка. В них единственных теплилась жизнь этого странного умершего мира. Из пяти важных сторон осталось две. Теперь следовало выбрать одну, главную. По которой и покатится оставшееся время мира, цепляющегося за соломинку, жаждущего забыть закатившуюся Луну, мечтающего дождаться алой полосы восхода. Минуту, когда взойдёт настоящее солнце. Мёртвые кошки и крысы рассыпались невесомой пылью. Доска в шесть лучей опустела, если не считать…

В последний миг Ириске показалось, что на доске осталась всего лишь одна фигура. Вот только кто — девочка или кошка — она рассмотреть не успела.

Глава 52. Ванабас

Потолок над головой звался бы белым, если б не отвратительные жёлто-серые подтёки от угла и чуть ли не на треть. Поэтому "комнаты с белым потолком" не получалось.

По жестяному подоконнику с отчаянной злобой барабанил дождь.

Ирискины глаза медленно бродили от одного пятна к другому. Она превращала бесформенные пятна в непонятных молчаливых существ, которые безропотно выслушивали её бесконечные истории. Среди них возникал Рауль. И продолжались давно отзвучавшие разговоры. Слова, забывшиеся за чередой погонь и сражений, теперь всплывали и разворачивались неспешными предложениями.

Рауль улыбался и подмигивал.

— Кто я? — спрашивала Ириска минувших дней.

— Ты самая лучшая. Самая красивая. Самая замечательная.

— А кто ты?

— Кто я? Я бросаюсь навстречу, провоцирую вопросы, над которыми стоит подумать. Мне хочется, чтобы люди проснулись. Ведь большинство видит лишь узенькую тропинку, по которой их тащит нечто, что они зовут судьбою. Они не глядят по сторонам. Мне кажется, когда они широко откроют глаза и увидят мир…

— Таким, как он есть?

— Ну, девочка, это непосильная задача. Скажем, увидят таким, как вижу его я.

— А будет ли им интересно?

— Тебе было интересно стать Чёрной Розой?

— Ты что, — вскипела Ириска, — каждому предлагаешь стать Чёрной Розой?

— Зачем же? Каждый сам выберет путь по душе. Но чтобы выбрать, надо увидеть. Или знать про него, чувствовать, догадываться, пусть даже смутно.

Рауль умолк, а когда продолжил, голос его заметно поутих.

— Иногда мне кажется, что я и сам вижу всего одну дорогу, пусть широкую, пусть с перекрёстками и неожиданными поворотами. А остальные? Те дороги, которых я не вижу! Лишь подумаю о них, и мне кажется, что я должен шагать в другую сторону.

Не удалось. Ты не смог выбраться из колеи. Тебе казалось, что она выведет к горизонту. Но до горизонта ты так и не дотянулся. Почему ты не смог? Почему скрысятничал? Я же звала тебя. Я же тянула свернуть, но ты не услышал.

— Может, — скромно, но настойчиво предложила Ириска, та Ириска, для которой ещё многое не наступило, — ну её, Панцирную Кошку. Ты ведёшь себя так, будто на ней свет клином сошёлся. Будь проще. Забудь о ней, и дело с концом.

— Почему-то, — усмехнулся тогда Рауль, — женщины при каждом удобном случае давят на мужчин, чтобы те отказались от главной мечты. А потом презирают их всю оставшуюся жизнь.

— Я не буду, — пообещала Ириска.

— Ты это уже делаешь, — хмуро отозвался Рауль.

А Ириска промолчала. Не сказала нужных слов в нужное время. Не нашла заклинание, чтобы превратить крысу в человека. И сделать его настоящим.

Девочка вгляделась в пятна. Обычно, после этого диалога пятна плакали. Но сегодня они так и остались пятнами без единого грамма жизни. Где-то между ними затерялся призрачный Рауль. Тот, который не предавал. Тот, которого хотелось вернуть. Тот, который ещё жил. Вот только Ириска умерла для него. Давным-давно. Задолго до их первой встречи. С того самого мига, когда он узнал, в ком прячется Панцирная Кошка. В ком теплится жизнь, цена которой — билет за горизонт.

— Жизнь — это цепочка выверенных шагов по минному полю, где мины — твои поступки. Причём, мины — величина переменная, — прошептал призрачный гонец с того света. — Тебе кажется, что ты продвигаешься дальше, а из чьей-то памяти твоя персона уже вылетела кровавыми ошмётками. Ты есть, а для кого-то тебя уже нет.

На улице включили отбойный молоток, и здание ощутимо затряслось.

"Дураки, — подумала Ириска, — в дождь работают".

Словно вняв Ирискиным словам, далёкий молоток заткнулся.

Одеяло поверх пожелтевшей простыни укутало Ириску мягким и тёплым облаком. Всё вокруг пропитал неистребимый запах медикаментов. Хотелось закрыть глаза, заснуть и больше не просыпаться. Да и зачем просыпаться, если тебя уже никогда не выберут Королевой Красоты.

— Самая красивая, — прошептали губы.

Теперь это о ком угодно, но только не о тебе.

Ирискину голову плотно охватывали многослойные бинты. На свободе оставались лишь глаза, бесцельно блуждающие по потолку с ржавыми островами, да рот, обведённый бледными искусанными губами. Не хотелось даже думать, как выглядит её располосованное лицо. Настоящее отключалось. Ириска жила секундами последней схватки. Мгновениями, что оставались до того, когда в лицо метнулись крючья безжалостных когтей. Когда лицо было гладким и привлекательным. Когда ещё ничего не случилось. И не было преступления, и не было жертв и потерпевших, и не было предательства ни с чьей стороны. Впрочем, что такое предательство? То, что мы назовём этим словом.

В больнице потерпевшая не задержалась. Когда сняли бинты, жизнь подменилась странной тоскливой пустотой. Ириска уже привыкла к временам, когда любая её фразочка тянула за собой если не ответ, то хотя бы продолжение. Но звуки, сплетающиеся в красивые слова, остались в прошлом. Мелодичный, пронизанный нотками твёрдой воли голос исчез навсегда. Вопросы оставались с Ириской. Их никто не хотел слышать. Они уже были никому не нужны.

Она привыкла, что за каждой дверью её ждала сказка. Теперь же двери большей частью оставались закрытыми. Да и за теми, что открывались, Ириску никто не ждал.

Ну и пусть. Ириска найдёт ответы. Даже если они нужны лишь ей самой.

Ответы за последние дни приходили со всех сторон. Надо только не бояться казаться смешной и странной, не бояться спрашивать. Гуляя по улицам, неизбежно натыкаешься на открытия, если только не уйдёшь в свою глубину.

Так и сейчас. Уши не успели отключиться и ухватили обрывок песни.

"Канчай сяву, Ванабас", — услышала Ириска и замерла, как вкопанная.

Ванабас прошёл Переулок. Ванабас дослушал песню до конца. Ванабас сам стал песней, которая теперь лилась из форточки вишнёвой "Ауди", припаркованной неподалёку.

Усилием воли, Ириска забыла услышанное. Каждой клеточкой она ловила звуки, ненавидя бесконечный поток автомобилей. Искала реальные слова. Те, которые поются в оригинале.

Песню исполнял нежный, прелестный девичий голосок. Далёкий от грубости современной жизни. Нет, ни при чём тут русский язык. Но что звучало в припеве? Что?

"Can't you see" или "Catch you"? Сквозь шумы улицы Ириска почти ничего не слышала. Но всё же "Ванабас" звучал неоспоримо. Причём тут Ванабас?

Если есть вопрос, всегда найдётся тот, кто ответит. Только бы не пропустить. Только бы уложиться, пока не отзвучал последний аккорд. Куплет медленно истекал неведомым смыслом. Ириска оглядывала округу. Возле педагогического университета на лавочке сидела девушка и задумчиво перелистывала страницы учебника. "English" значилось на обложке. Боги всегда дают шанс. Даже тем, кто в них не верит.

Надо только подойти и спросить. Совершить поступок. Или промолчать и мучаться догадками. Но Ржавое Полнолуние оборвало время, где жила Ириска, которая умела стесняться. Следовало поторопиться. Припев вот-вот мог зазвучать. И быть может, в последний раз.

Проигрыш уже отсчитывал мелодичные нотки.

— Чем заканчивается строчка? — жёсткий голос заставил хозяйку учебника оторваться от страниц, заполненных латиницей.

Она вслушалась в изливающийся припев, чуть морщась, когда очередной автомобиль заглушал мелодию.

— Ванабас, — просто сказала она.

— Как? — машинально переспросила Ириска.

Правый глаз нервно дёрнулся. Взгляд студентки стал удивлённым. Но не отстранённым. Напротив, какая-то невидимая ниточка протянулась между той, кто спрашивал, и той, кто знал ответ.

— Ван Оф Ас, — медленно, чуть ли не по буквам, повторила незнакомка и, видя, что её собеседница ждёт чего-то другого, тут же перевела. — Один из нас.

— И всё? — уточнила оторопевшая Ириска.

— Угу, — кивнула девушка и снова уткнулась в учебник.

Ниточка оборвалась. Но ответ остался с Ириской.

За окном "Ауди" что-то мелодично тренькнуло, песня спотыкнулась, обернулась вихрем свербящих звуков и властью невидимых пальцев вернулась к середине.

If God had a face,

What would it look like?

And would you want to see it,

If seeing meant that you

Would have to believe,

In things like heaven and in Jesus, and the saints,

And all the prophets…

"Для тебя — бог, — вспомнились слова Тоскующего По Эпохам. — Ты страшишься встречи с ним. А страх порождает богов".

Но ведь страх исчез. Уже давно. Что? Что осталось вместо него?

And yeah, yeah, God is great…

Yeah, yeah, God is good…

Yeah, yeah, yeah, yeah, yeah, yeah…

Почему ни Рауль, ни Тоскующий По Эпохам никогда не врут? Почему жизнь оборачивается правдой, которая не нужна? Богами, которых не ждут.

What if God was one of us?

Just a slob, like one of us…

Just a stranger on the bus,

Trying to make his way home…

Trying to make his way home…

За тёмными стёклами "Ауди" невидимые пальцы пробуждали автомобиль. Мягко завёлся двигатель. Машина тронулась с места. Но прежде, чем пластина стекла скользнула вверх, отрубив песню от внешнего мира, девочка успела услышать ещё одну строчку.

Way up to heaven all alone…

К небесам придётся прорываться в одиночку. Горизонт Рауля оставался на плоскости далеко внизу, даже когда он был половинкой Ириски. А Ириска — его половинкой. И вместе они — чем-то значимым в Клане Мёртвого Кота. Зато Ириска стояла теперь на одной ступеньке с Ванабасом.

Ванабас перестал быть богом. "Один из нас". Им мог стать каждый.

Половинкой Ванабаса всегда оказывалась сама Ириска. Стоило ли себя бояться? Даже, если Ирискиной половинкой являлась Панцирная Кошка.

Глава 53. Песнь погребённых вождей

Они вошли в подъезд и теперь неспешно поднимались по лестнице.

Позади был долгий путь. Путь с окраин. Путь со вспаханного поля, откуда исчезла Капка-Стрелка. Оказалось, не только она. Гараж номер 18 таким же таинственным образом оставил сей мир. В подвале ООО "Цевидж", как и обещал Крушило, теперь сидели совершенно другие люди. Никакого центра ветеринарных исследований там никогда не было. Зато Ириску долго уговаривали купить партию шариковых ручек по оптовой цене. Из всех возможных доказательств осталось единственное. Зато самое сильное. Квартира Рауля.

— Здесь? — спросил папа, указывая на дверь.

В груди прокатилась волна сладкой боли. Разве боль может быть сладкой? Ты знаешь, что может. И ты помнишь, кто тебе объяснил это впервые.

— Здесь, — хрипло выдала Ириска, прогоняя волну.

Папа решительно нажал кнопку. Звонок мелодично затренькал.

— Ну, Ириша, тот звонок?

— Не знаю, папа. Я никогда не звонила. Я всегда приходила с тем, кто умел открывать двери.

За дверью таилась тишина. Ни треска, ни шороха. Ни единого звука.

Папа позвонил ещё раз. Звонок завёл обычную мелодию, но под конец захрипел, словно указывал на тщетность попыток.

Приоткрылась дверь соседней квартиры. Сверкнула цепочка. В щель выглядывала полновесная женщина, опоясанная фартуком с длинной трудовой судьбой.

— Чего трезвоните? Нет там никого, — хмуро сказала она.

— А где ж они? — улыбнулся папа.

Улыбка не произвела на женщину должного впечатления. Лицо не разгладилось, голос посуровел.

— Уехали. Почитай, уж три года, как по загранкам мотаются.

— Так три года никто и не приезжал?

— Три года, — кивнула женщина. — Никого. Так что кончай трезвонить, милок. А стучать будешь, так оно на сигналке, квартирка-то. Ох, и завери-и-ищит. Милиция приедет. А милицию-то я и сейчас могу вызвать.

Она захлопнула дверь. Некоторое время слышалось шарканье удаляющихся шагов. За дверью нужной квартиры продолжала властвовать тишина.

— Пойдём, Ириша, — предложил папа. — Так просто дверь нам взламывать не дадут.

Ириска втянула голову в плечи. Последнее доказательство лопнуло мыльным пузырём.

Они вышли во двор и повернули по направлению к своему району. Ириску вдруг поразила ужасная догадка. Ей показалось, что папа когда-то тоже искал Пятый Переулок. Мысль эта настолько захватила девочку, что она остановилась, как вкопанная.

— Папа, — спросила она, — скажи, только честно, а ты никогда не бывал в Переулках?

— Ты хочешь сказать, не боролся ли и я с Панцирной Кошкой?

— Ну… в общем, да…

— Нет, Ириска, впервые про Панцирную Кошку я услышал от тебя. Но… Знаешь, у меня тоже было… Видишь вон тот овражек?

Сейчас они шагали вдоль забора, увенчанного колючей проволокой. Забор отделял владения садового кооператива от нормального мира. Кусты малины уже давно пролезли через щели и сейчас заполонили округу по обе стороны тропы. И где-то там, далеко в тени, Ириска разглядела крутой склон овражка.

— Будучи маленьким, долгие годы каждый вечер я обшаривал его вдоль и поперёк. Не знаю почему, но меня вечно грела мысль, что когда-нибудь я там обнаружу ракету, которая унесёт меня к звёздам. В те годы все помешались на космосе, и ты не нашла бы ни одного мальчишки, который отказался бы стать космонавтом. Казалось, ещё немного, и на Луну будет слетать ненамного труднее, чем на Чёрное море.

— Отыскал?

— Нет, но поиски не бросал. Порой мне кажется, я знал, что необходимо сделать, чтобы заслужить этот корабль. И если бы я совершил…

Ириска затаила дыхание, ожидая нужных слов в нужное время. Отец наморщил лоб, напряжённо стараясь вспомнить. На лбу выступила испарина, словно желание проникнуть в космос, спавшее долгие годы, вновь проснулось и жгло душу приключениями, которые вот-вот начнутся.

— Забыл, Ириска, — папины руки безвольно опустились. — Не могу вспомнить. Что-то реальное и в то же время… Впрочем, мальчишкам кажется нереальным многое из того, что взрослые делают каждый день. А вещи, естественные для мальчишек, любой взрослый посчитает глупыми фантазиями. Как прыганье по гаражам, в которое вкладывался особый смысл. Ерунда ведь, но тогда оно ерундой не казалось. А почему? Пока веришь — помнишь. А когда вера потеряна, всё забывается, и на опустевшее место приходят другие мысли. Пока я верил, то знал, что корабль есть, и что он обязательно дождётся меня. А теперь я знаю, что никакого корабля не было. И не могло быть. Нонсенс — космический корабль, затерянный в шиповнике.

— Значит, не вспомнишь? — мрачно сжала губы Ириска.

— Не вспомню, — печально ответил отец. — Уж извини. Давай-ка, пойдём домой. Футбол посмотрю что ли…

— Кто же тогда был Раулем? И Крушилой? Я уж не говорю о Зинге.

— Мне кажется, ты превратила обычных крыс в людей, наделённых сверхспособностями.

— Но откуда они могли взяться? Крысы-то?

— Когда я был маленьким, чудеса выгнали из нашей жизни. Остались, разве что, чудеса науки. Тогда в предисловии к каждому изданию Карлсона не забывали добавить, что Малыш просто выдумал себе друга от одиночества. Кто знает, на какие превращения оказалось способно твоё одиночество. Ожидание встречи, которая не могла состояться.

Папа тоже не мог помочь. Папа забыл всё на свете. Всё важное. Папа забыл, но она помнила…

Она помнила, как последним автобусом выбралась на конечную остановку городского юго-запада. От угрюмой бетонной коробки прошла по улочке, засыпанной гравием. Разноцветные домики казались отражениями Переулков, исчезающим эхом, вернувшимся из синевы. Улочка упиралась в полосу густых елей. В самой середине зелёной гряды виднелся тёмный тоннель.

Не составляло труда догадаться, что же прячется за голубоватой хвоей. Вездесущие запахи просачивались через еловую границу. Знакомые запахи. Достаточно оказаться у мусорных баков или возле открытой дверцы мусоропровода, чтобы поймать эту оглушающую смесь, а потом постараться покинуть эти места как можно скорее.

Но девочка упрямо шагала вперёд. Когда никто не может ответить, приходится искать ответы самой. Ответы прятались за елями. И за двумя часами будущего ожидания.

Ириска вытащила из сумки пакет ваты оторвала клочок и надёжно запечатала ноздри. Запах поутих. Зато дышать стало трудно. В носу будто бы закипал чайник. А дышать ртом оказалось на удивление непривычно.

Запахи не обманули. За елями простирались бескрайние просторы городской свалки. Если не оглядываться, казалось, что мусорные горы заполонили землю от горизонта до горизонта. Отыскав самую высокую, Ириска пробиралась через мусорные развалы. На саму гору она подниматься не стала. Там не её место. Она здесь чужая, она — гость, ищущий ответ.

Ответ пришёл, когда фосфорно-зелёные стрелки показывали без четверти два. Гора зашевелилась, задрожала. Прищурив глаза, девочка вглядывалась в пологие склоны. Эффект шевеления создавали крохотные фигурки, бесшумно скользившие к вершине. Изредка какая-нибудь из них замирала. Тогда из тьмы в Ирискину сторону на мгновение устремлялись два зелёных светляка — кошачьи глаза. И снова пропадали во тьме. Наконец, движение прекратилось. Последние фигуры заняли свои места. Теперь склоны горы украшали десятки кошачьих силуэтов, морды которых вскинулись к небу.

Без трёх минут два темноту разрезал пробный противный мяв. То ли капелла настраивала инструменты, то ли какой-то бедолага поторопился со своей партией. Но тишина продержалась всего секунду. С противоположного склона немедленно отозвался другой. Его голос оказался не мелодичнее. И тут же застонал третий, а за ним четвёртый. Перепуганная девочка зажала руками уши, не в силах выносить обрушившуюся какофонию. Наступила блаженная тишина. Только плавал лёгкий гул, словно в морской раковине. Чуть отвести ладони Ириска осмелилась не сразу.

Коты не молчали. Разноголосое мяуканье лилось по округе. Только теперь оно выстроилось плавными волнами, превратилось в музыку. Теперь оно могло принять гордое имя серенады. Тягучая грустная песнь неразделённой любви уносилась в небо, словно страдала, словно жаловалась тому, кто не дал им крылья при жизни. Звёзды позеленели и медленно переливались глазами кошек, достучавшихся до небес. Самый высокий холм колыхнулся. Кошачья волна отхлынула с верхушки, дрогнула и снова вжалась в мусор, не прерывая песни скорби ни на мгновение. Площадка на вершине мусорной горы осветилась странным серебряным сиянием, а потом в небо воспарила звезда. Она летела по широкой дуге, брызгая яркими снежинками, словно электрическими искрами. Будто кто-то спрятался в мусорных завалах, а теперь проснулся, вытащил из кармана бенгальский огонь, зажёг его и швырнул высоко-высоко.

Вслед за первой в небеса воспарила вторая звезда. За ней третья. Скорбь исчезла из кошачьей песни, звуки теперь наполняло торжество силы, восхищённое ликование неведомыми, но очень славными подвигами. Теперь звёзды уходили к небесным сёстрам парами, тройками, а в тот момент, когда кошачья симфония достигла кульминации, от вершины оторвалась мерцающая серебряная волна. Извиваясь невесомым газовым шлейфом, она возносилась, словно Млечный Путь в миниатюре. Старший брат, гнездившийся на небе с незапамятных времён, ярко вспыхнул и вобрал в себя почти незаметный от оглушающей высоты клочок серебряного света. А может и не отозвались звёзды. Может всё показалось Ириске, может колыхнулись в слезах, застилавших глаза, отблески фонарей далёкой автостоянки. Но ведь песнь сотен котов не могла обернуться глюком пошатнувшегося разума?

И тут она увидела ещё одну звезду. Непонятно, то ли она проскользнула сквозь сжатые губы. То ли вырвалась из груди. Искорка сиреневого света. Кусочек молнии, родившейся на границе рукотворного и нерукотворного. Странный светляк метнулся причудливым зигзагом и, расцветая, широкой спиралью унёсся в небо. Ириска неотрывно следила за ним, пока едва различимая точка не растворилась в сиянии звёздного серебра.

В груди вдруг стало тихо и просторно. Таинственные поскрёбывания и толчки утихли. Зато проснулось почти забытое чувство свободы.

А песнь тут же оборвалась. Очертания холмов снова задрожали. Кошки разбегались прочь, чтобы подкрепиться и поспать до утра, чтобы продолжать молчаливую жизнь, пока не настанет черёд проводить на небеса новых героев.

Девочка укрылась в борозде и накинула на себя промасленную ветошь. Резкий запах машинного масла должен был перекрыть её собственный. Если она когда-то была кошачьей королевой, то бывшие подданные не должны учуять здесь предавшую их владычицу. Если и не было злой сказки, наполненной битвами Клана Мёртвого Кота… Что ж, пускай коты остаются в неведении, что за их обрядами наблюдает чужак.

"Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой…"

Ей хотелось забыть обо всём и бежать, бежать, бежать следом. Догнать их и стать такой же. Пушистой. Гордой. Смелой. Независимой. Маленькой частичкой гигантской волны и в то же время одинокой. Впрочем, одинокой она была и сейчас.

Слева раздались осторожные шаги. Выглянув из борозды, Ириска заметила согбенную фигуру, одетую в продранный ватник и заляпанные спецовочные штаны. Обитатель здешних мест тоже углядел Ириску. Губы шевельнулись и открылись в отвратительной улыбке, обнажив шеренгу зубов, в которой не хватало больше половины бойцов, а оставшиеся белели уродливыми обломками. Крючковатый палец поманил девочку.

Волна испуга пронзила девочку до самого сердца. Сказка кончилась. Сейчас сюда подтянутся бомжи и не отпустят Ириску. Никто и не подумает искать её тело среди мусорных развалов. Ещё одна жертва большого города.

Ухмыляющееся страшило подбиралось всё ближе. Ирискина рука суматошно шарила, отыскивая надёжную точку, от которой можно оттолкнуться, взвиться вверх и сигануть прочь с максимальной скоростью. Вместо опоры Ириска нашла длинный металлический прут. И бежать расхотелось.

Она ещё успевала догнать кошачью волну, но не имела права влиться в их ряды. Выбор был сделан гораздо раньше. Выбор, где целью стала Чёрная Роза, а средством достижения — Клан Мёртвого Кота. Она имела полное право подчиниться движениям грязного пальца и влиться в ряды зовущих её людей. Но этого девочка хотела меньше всего.

Оборванец подошёл вплотную. Гнилостный запах изо рта перекрывал даже нестерпимую вонь свалки. В правой руке он сжимал холодно блестящее лезвие заточки.

Несмотря на колышущиеся волны ужаса, непрестанно омывающие мёртвые берега души, Ириска улыбнулась. Она выставила вперёд ржавый прут. Бродяга остановился. Ириска подмигнула ему и медленно начала отступать. Бомжара больше не сделал ни шагу. Воспалёнными от бессонной ночи глазами Ириска следила за ним до того мига, когда уродливая фигура окончательно не слилась с теперь уже далёкими мусорными холмами.

Запах не утихал, хотя вокруг уже тянулась лесополоса, отделявшая мёртвые земли от района домишек. Запах не исчез, когда Ириска добралась до первой улочки. Девочка догадалась, что пропиталась тягучим зловонием, словно захватила на память кусочек гиблого мира, откуда коты звёздами восходят на кристально чистые небеса.

Ириска не станет звездой. Ириска останется здесь. На узкой улочке среди спящих домов. Сейчас она, укутываясь плотнее в пропахшую куртку, медленно бредёт к бетонному коробу остановки и надеется, что отвратительный запах выветрится до прихода первого автобуса.

В автобусе она первым делом прижалась пылающим лбом к прохладному запотевшему стеклу. Серая пелена затянувшей окно влаги отгородила мир от Ириски.

Пустой салон и матовая граница окна.

Почему просыпается чувство, будто ты снова на самом краю мира и смотришь за край.

"Больнее всего постоять на краю и вернуться обратно. Другая жизнь начинается, если удаётся шагнуть за край".

Другой жизни не получилось, не правда ли?

Но я буду ждать. Ведь ты ещё вернёшься.

Ты вернёшься! Обязательно!

Интересно, КАК ты вернёшься?

И в КОМ?

Только не в Рауле. Рауль уже пустышка. Он не выполнил миссию. Рауль мёртв, потому что жива Ириска.

Но ты вернёшься! И я очень надеюсь, когда ты вернёшься, нам больше не придётся убивать кошек.

Глава 54. На пути к Пятому Переулку

Взор отчаянно чёрных глаз встретился с Ирискиными. Сердце захолонуло, но тут же отпустило.

"Не Рауль", — подумала Ириска с тоской и облегчением одновременно.

Хозяином странных чёрных глаз оказался невысокий плотный мужчина в потёртой кожаной куртке, из-под которой устремлялись к земле отутюженные серые брюки, чуть забрызганные вездесущей осенней грязью. Сморщенные чёрные туфли были в моде лет десять назад. Или все двадцать пять. Ветер за окном взъерошивал тёмные волосы ежовыми колючками.

Мужчина сжимал чёрный матерчатый мешок, в котором кто-то ворочался. Незнакомец поймал Ирискин взгляд и нагло усмехнулся. Потом он отвернулся и зашагал дальше. Прохожие обтекали его разноцветными волнами. Никто не замечал дёргающийся мешок, а если и замечал, то ничего не спрашивал. Теперь лишние вопросы не приветствуются.

Ириска одним движением руки спихнула в сумку тетрадь и гелевые ручки, разбросанные по парте, вторым звонко защёлкнула сумку, третьим сжала меж пальцев лезвие Gillette, до сего времени сиротливо обретавшееся на подоконнике. Не говоря ни слова, девочка встала и вышла из класса. Учительница проводила её странным взглядом, но ничего не сказала. Теперь Ириске многое прощалось. Да и как, скажите вы мне, не простить человека, лицо которого покрыто густой паутиной шрамов.

Ириска теперь в основном молчала. С ней тоже никто не разговаривал. Разговаривали о ней. Ириска знала, что главной темой для обсуждения был вопрос: изнасиловали её или нет. И если да (а в этом почти никто не сомневался), то сколько их было. И как это происходило. И где. Постепенно история обрастала всё новыми сальными подробностями и теперь тянула уже на сюжет широкоформатного американского боевика.

Ириска не опровергала россказни, но и не подтверждала их. Все без исключения теперь казались ей детсадовской малышнёй, тихим слюнявым шёпотом выдающим друг другу непонятные, пошлые анекдоты. Крутятся стриженые головы младшегруппников, в ужасе ожидая прихода воспитательницы.

В эту группу угодили все разом — и гопники, и нефоры, и даже девчонки, садившиеся в "БМВ" и "Мерседесы" к плотным золотоцепастым мужикам, непрестанно фланирующим возле школы. Пусть в мягкие салоны с приглушённой музыкой гордые девицы ныряли с истинно королевским видом, Ириска уже знала, что просто королев не бывает. Бывают королевы чего-то. Или кого-то. Ириска на королеву не тянула. Уже не тянула, если Панцирная Кошка покинула её тело. Ещё не тянула, если Панцирная Кошка оставалась внутри, зализывая раны, нанесённые восставшими подданными. Но сейчас Ириске и не нужно чувствовать себя королевой. Ей предстояло дело, с которым могла справиться обычная девчонка, вроде той, которая когда-то сидела на лавочке и задумчиво чертила на песке иероглифы неведомых языков.

Мужика Ириска догнала в конце улицы. Ветки клёнов расчерчивали небо, как провода, предвещая вечер. Где-то на самом верху ещё держалась пара-тройка скрюченных листьев. Услышав торопливые Ирискины шаги, мужик остановился, чуть втянул голову в плечи, но потом решительно развернулся.

Не зря, ой не зря бежала Ириска за странным прохожим, это стало ясно с первого взгляда. Глаза у мужичонки оказались совершенно круглыми. Зрачок замер неподвижно, как яблочко мишени в школьном тире. Живой мешок, издавая приглушённые звуки, уморительно задёргался. Но Ириска даже не улыбнулась, несмотря на закипающую внутри злобную радость. Не смешно было и мужику. Круглые глаза потеряли чёткость и смотрели растерянно. И хотел уйти мужичишка, и не мог.

Мстительно кривя рот, приблизилась Ириска к странному прохожему и остановилась. Мужичок улыбнулся и окатил девочку презрительным взглядом.

— Иди, девочка, — почти ласково склонил он голову. — Гуляй себе дальше.

Интерес в глазах исчез. Круглоглазый развернулся и забыл про Ириску. Её трясло от собственного бессилия. Через "не могу" она сдвинула ноги, забежала вперёд, преграждая путь странному прохожему. Она знала, что на разгорячённом лице уродливая паутина проступает особенно ярко. И радовалась этому.

— Ну? — хмыкнул он, показав жёлтые ослиные зубы.

— I pass through noise and silence, I walk alone, — отчеканила Ириска, не отрывала взгляд от чёрных куполов зрачков. — It's a beautiful day, it's raining and it's cold.

"Главное, не врать, Ирисочка", — вспыхнула в мозгу знакомое правило. Но вокруг серела осень, пропитанная холодной изморосью невидимых дождей. Ириска не врала, она верила каждому слову.

— Ты… чего… — голос круглоглазого надломился.

Он не сказал странной фразочки. Он проиграл. Оставалось придумать, что делать дальше. "Когда можно бить, девочка, не думай. Просто бей", — образ Рауля подмигивал. Придуманного или настоящего, Ириска не знала.

Девочка шумно выдохнула и сабельным ударом полоснула по середине мешка. Мешок с сердитым треском раскрыл лохматую пасть, словно удивлялся творимому над ним безобразию. А из пасти, как бабушка из распоротого волчьего живота, вывалился на потрескавшийся асфальт, усеянный втоптанными окурками, здоровенный котище с взъерошенной пёстрой шерстью. Он обвёл окрестности ошарашенным взглядом, словно не верил в своё возвращение, словно всё ещё боялся, что мешок вновь захлопнется и потащит его дальше по направлению к Последней Двери. А потом со скоростью баллистической ракеты пёстрый котяра сиганул вдоль улицы, взметая ворохи опавших листьев.

— И что дальше? — спросил круглоглазый.

— Ничего, — хмуро ответила Ириска. — Не люблю крыс. Просто не люблю и всё.

Двое прохожих — мужчина лет тридцати с круглыми злыми глазищами и девочка, чьё лицо покрывала загадочная бледная паутинка — безмолвно смотрели друг на друга. Ирискины пальцы хлёстко играли со сверкающим лезвием. Круглоглазый даже не дышал.

— I was a pirate, I conquered, and I sailed free, — улыбнулась Ириска, а внутри всё дрожало. И что-то противно дёргалось под левым глазом.

Взгляд чёрных глаз замораживал. Корявые пальцы мужичишки с хрустом расправились. В голове неожиданно прояснилось.

"Если протянет руку, полосону по горлу", — подумала Ириска с каким-то мрачным удовлетворением. Сначала она сомневалась, поднимется ли рука. По живой коже, это вам не газетные страницы резать. Но постепенно уверенность крепла и заполняла Ирискину душу. В ту секунду, когда не осталось ни малейшего сомнения, что Ириска сможет, прохожий развернулся и, сгорбив спину, побрёл прочь. "One of Us", — кричали выдавленные в чёрной коже буквы. Букву "U" раздирала бледная трещина. Грозное некогда слово пропиталось обречённостью. Ириска взглядом проводила понурую фигуру до угла и, оставшись в одиночестве, облегчённо выдохнула. Не подрались, ну и хорошо!

В школу возвращаться уже бесполезно. Уроки закончились, а если и не закончились, то всё равно. И девочка пошла домой. Накрапывал мелкий дождик, оголённые ветки деревьев перешёптывались между собой, кружили одинокие вальсы последние листья. А где-то за углом круглоглазый, возможно, сидел в засаде, поджидая следующего незадачливого кота.

Ничего не изменилось в хмуром осеннем мире, и не в Ирискиных силах спасти всех котов, обретающихся на его улицах и чердаках. Но пёстрому Ириска дала шанс, и кто знает, может в её силах дать шанс ещё одному коту, а потом следующему. И так, пока хватит сил.

И ведь был ещё путь. Тот трёхминутный бросок котищи, не чующего ног от радости. Возможно, следующий его мешок был не за горами. Но улица, несущаяся навстречу… И счастье в остроухой голове… Три минуты счастья, подаренного твоей рукой. А?! Ну, чем мы не боги? Чем мы не короли?

Старичок, задумчиво смотревший на шахматную доску, передвинул фигуру.

— А королеву мы сюда.

— Ферзя, — поправил хозяин противоположных фигур — густоусый мужик из тех, кому под сорок.

— Для меня она всегда — королева! — благоговейно произнёс старичок и кончиком пальца осторожно огладил контуры фигуры от чёрной короны до массивного основания.

— Королева чего? — вопрос прозвучал от девушки в чёрных джинсах, потрёпанной ветровке и странным лицом, исполосованным белыми шрамами.

— Королева МЕНЯ, — важно сказал старичок, и глаза его радостно блеснули. — Может, я и играю, чтобы ещё раз подержать её в руках. Может я и выигрываю не потому, что мастер, а из-за боязни, как бы с ней чего не случилось. Я никогда не отдам её даже при самом выгодном обмене. Меня можно подловить вилкой на две ладьи, но королева всегда останется на доске. За всю жизнь я ни разу не попался на вилку, где под ударом оказываются оба владыки. Я бы безоговорочно снёс короля, то есть МЕНЯ, чтоб сохранить ЕЁ. Да правила не позволяют. Вот и приходится быть осторожным.

Усач торопливо передвинул фигуру, надеясь, что дедушка, увлечённый разговором, не заметит всей глубины коварства короткого продвижения.

— Ага, — старичок перевёл взгляд на доску и сразу забыл про Ириску. — Так не пойдёт, — он потёр руку и двинул белопольного слона на защиту дрогнувших рубежей. Когда он вновь оторвал взгляд от доски, девушка, задающая странные вопросы, уже исчезла.

Дверь открыла мама. По её настороженному взгляду Ириска поняла, что-то случилось. Даже папа вышел из гостиной, выключив телевизор. А за ним…

А за ним выскочил в коридор беленький, пушистый котёнок с алым носом и отчаянно-голубыми глазками.

После время остановилось для всех, кроме этого крохотного существа.

Мама и папа глядели с опаской, словно думали, что Ириска молниеносным движением подхватит котёнка и свернёт ему шею. Ириска замерла в замешательстве. Ну, и как понимать это явление природы? Как бесконечный укор за отправленные в пустоту жизни? Или как начало чего-то нового? А может всё проще? Может, просто всемирная организация кошек и котов решила не оставлять свергнутую королеву без надзора и подослать к ней шпиона? Или безвинную жертву, чтобы проверить степень опасности той, которая ловко сумела ускользнуть от их клыков и когтей.

А может… может это и есть Панцирная Кошка?!

— Это твой, — раздался из далёкого далека мамин голос.

На душе стало пусто и тоскливо. Как у девочки из фильма "Телемертвецы", когда в самом конце перед нею, привязанной к койке, добрые папа и мама ставят телевизор, из которого вылезают выходцы с того света. Поставили и включили, чтобы дочка не скучала. А она и не будет скучать. Уже не успеет.

Так и здесь. Принесли Ириске Панцирную Кошку, а вопить и протестовать нельзя. И ничего не объяснишь. И не избавишься. Потому что от Ириски только и ждут попыток избавиться, попыток пробуждения той непонятной жизни, которая заставляла девочку убивать.

Не суетись и не дёргайся, если тебе вручают будущее, от которого не убежать. Встреть его, пусть и не хочется. Борьба с собой продолжается до бесконечности. И то выигрывает Ириска, то проигрывает. Главное, чтобы сама Ириска больше любила выигравшую себя, а не проигравшую. А для того, чтобы выиграть, надо хотя бы начать.

Когда Ириска присела перед котёнком, тот выгнул спину и смешно распушил хвост. Медленно и осторожно Ириска протянула указательный палец к перепуганной мордочке. Котёнок вытянул голову и его розовый нос влажно ткнулся в палец. Знакомство состоялось.

Всё ещё опасаясь подвоха, Ириска дотронулась до спины, с ужасом ожидая встретить под мехом жёсткий спёкшийся панцирь. Но палец коснулся нежной кожи. Тёплой и почти беззащитной. Не веря случившемуся, Ириска провела пальцами от головы до хвоста. Везде её встречало лишь мягкое тепло. Котёнок присел и аж задрожал от восторга.

Котёнок, родившийся недавно.

Котёнок, который ещё НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ!

Котёнок, которого Ириска НЕ ПРЕДАВАЛА!!!

Теперь можно подхватить его на руки и пронести по квартире, непрестанно поглаживая мягкий мех. Так Ириска и сделала, чувствуя, как за спиной облегчённо выдыхают родители. Они могли не верить, они могли не понимать. Но Ирискино настроение взмывало сейчас на неизмеримые высоты. Котёнок принял её.

Глядя на это маленькое и непрестанно удивлявшееся существо, Ириска подумала, что ничего ещё не закончилось. Пришла пора набирать новое королевство. Королевство, в котором не предают. И глаза не выгрызают. Даже самым злющим врагам. И если котёнок будет первым подданным, Ириска сделает всё возможное, чтобы он никогда не пожалел, что очутился именно в её руках.

Вечером Ириска вытащила котёнка на балкон. Припав к шкафчику, котёнок вжался в доску, посеребрённую дождями и временем. Ириска придерживала его ладошкой, а он, свесив голову за перила, потрясённо следил за проносящимися внизу машинами и летящими вдоль дорог крохотными фигурками людей.

Они стояли там до сумерек — маленькая девочка, снова сумевшая взглянуть на мир широко раскрытыми глазами, и котёнок, в чьих зрачках плескалась синева, словно небо над Пятым Переулком.

2 марта 2000 — 8 августа 2005 года

© Copyright Dark Window ( #mailto:dwindow@yandex.ru)

Размещен: 15/08/2005, изменен: 17/02/2009.

Роман: Фэнтези

Оглавление

КЛАН МЁРТВОГО КОТА (DEAD CAT'S CLAN)

  Глава 1. Без ответа

  Глава 2. Синева

  Глава 3. MoonLight Cafe

  Глава 4. Первый выбор

  Глава 5. Дуэль в трамвае

  Глава 6. Легенда о Панцирной Кошке

  Глава 7. Возле школьного крыльца мы сажали деревца…

  Глава 8. Выставка

  Глава 9. Смерть Второго Министра

  Глава 10. Первый сон Чёрной Розы

  Глава 11

  Глава 12. Из двух зол меньшее

  Глава 13. Капка-Стрелка

  Глава 14. Двадцать минут вечности

  Глава 15. Нужные слова в нужное время

  Глава 16. Some Other Words, Some Other Time

  Глава 17. Прогулки по солнечной стороне

  Глава 18. Черняшка

  Глава 19. Позорный орден

  Глава 20. Серая стройка

  Глава 21. Прозрачные стёкла

  Глава 22. Те же и перепевник

  Глава 23. Зингина печаль

  Глава 24. Выходящие из заката

  Глава 24. Переулки во всём великолепии

  Глава 25. Старичок в звёздных калошах

  Глава 27. I pass through noise and silence…

  Глава 28. Скоростной бег к воротам ада

  Глава 29. Утро тяжёлого дня

  Глава 30. Бой на заводе Ленинского Комсомола

  Глава 31. Final Fantasy

  Глава 32. Возвращение в Капку-Стрелку

  Глава 33. Последняя цель

  Глава 34. Водолей

  Глава 35. Промежуточный финиш

  Глава 36. Второй сон Чёрной Розы

  Глава 37. Провода

  Глава 38. Партизан виртуалий

  Глава 39. Суперкоты у края времени

  Глава 40. Принцесса у порога

  Глава 41. Третий сон Чёрной Розы

  Глава 42. Ритуал

  Глава 43. Point Of No Return

  Глава 44. Разговоры подвальных сумерек

  Глава 45. Special Guest

  Глава 46. Полнолуние съеденного металла

  Глава 47. Погоня

  Глава 48. Mirror, Mirror…

  Глава 49. Отцы и дети

  Глава 50. Тоскливые осени Переулков

  Глава 51. Первый сон Панцирной Кошки

  Глава 52. Ванабас

  Глава 53. Песнь погребённых вождей

  Глава 54. На пути к Пятому Переулку

Реклама на сайте