«Звезда Полынь»

Грэм П. Тэйлор «Звезда Полынь»

Посвящается ДжК и КСТ, которые несли свет в мою жизнь и сдерживали Черного Пса

Глава 1 Звезда Полынь

Из окна последнего этажа своего огромного четырехэтажного дома на площади Блумсбери доктор Сабиан Блейк мог наблюдать за самыми отдаленными глубинами космоса. Он смотрел на ночное небо сквозь толстые линзы длинного медного телескопа. Всю неделю он не отрывался от окуляра и все ждал — ждал того самого знака, который должен был появиться сегодня ночью. Странное сияние на севере стало сильнее и ярче, звезды потускнели, и ночь была не такой темной, как обычно. Полная луна окрасилась в кроваво-красный цвет и залила улицы мягким алым светом, почти таким же ярким, как солнечный.

Блейк был астрономом, ученым, магистром каббалы. Каждый день с утра до ночи он высчитывал время восхода солнца, угасания звезд и фазы луны, пересекающей небосвод. Когда крохотные белые песчинки, отмеряющие время, пересыпались из одного сосудика в другой, Блейк перевернул минутные часы, сосчитал до пятидесяти девяти, с гордостью подождал, пока самая последняя песчинка упадет в нижний сосуд, и осторожно перевернул часы, которые отмеряли час. Стеклянные сосуды этих часов поддерживали столбики из темного дерева в виде змей, их глаза-бриллианты, золотые зубы и резная чешуя поблескивали в лунном свете. Каждый час Блейк тщательно сверял песочные часы со старыми медными часами, которые монотонно тикали рядом с астролябией на богато украшенной каминной полке. Сейчас в камине не было дров.

Блейк занимался каббалистическими вычислениями все ночи напролет. Из этих вычислений он узнал, что где-то в Двенадцатом Небесном Доме должен появиться знак. Так говорилось в «Неморенсисе». «Неморенсис» никогда не лжет, это единственная книга, которой можно верить. Ибо было сказано: тому, кто прикоснется к «Неморенсису», откроются все тайны Вселенной. Никто не знает, откуда взялась эта книга, но многие погибли, пытаясь разгадать ее тайны.

Теперь книга «Неморенсис» принадлежала Блейку. Она стала его по праву, по священному праву, как он часто говорил себе. Заглядывая в глубины космоса, он вспомнил то утро праздника в честь святого Квертла, когда вскоре после восхода солнца он раскрыл пакет, который доставил к его двери кучер.

Блейк с самого начала проникся подозрением к этому кучеру, потому что никогда еще не видел, чтобы человек такой низкой и бедной профессии был так хорошо одет. Его черный плащ никак нельзя было назвать поношенным, а начищенные сапоги — стоптанными. На его гладкой белой коже не было следов тяжкого труда и лондонской грязи — конского навоза и смазки для экипажей. Но больше всего Блейка озадачило кольцо на среднем пальце правой руки кучера — большой красный камень в золотой оправе в виде солнечного диска. Пылающий золотой луч этого диска обвивался вокруг пальца незнакомца. Этот человек был курьером, но никак не кучером!

Но тут внимание Блейка привлекли очертания свертка, который ему привезли. Это было откровением. Подарок мудрецу — мудрецу, внезапно охваченному страстью, которая, как он чувствовал, подчиняла себе все его естество. Это было очень странное чувство, волнующее и опасное. Блейк знал, что подарок, который он собирается открыть, может полностью изменить его жизнь.

Подарок был завернут в золотой шелк и перевязан красной хлопковой лентой, эта лента была такой яркой, что казалась жидкой. Невозможно было даже предположить, кто послал такой прекрасный подарок, а кучер, когда Блейк начал его расспрашивать, ничего толком не сказал о том, как у него оказался этот сверток и кто велел доставить его Блейку.

— Какой-то мужчина остановил меня, — тихо сказал он, стараясь не встречаться взглядом с Блейком, который пристально смотрел на него. Поля шляпы заслоняли глаза кучера. — Он размахивал руками, как сумасшедший, напугал мою лошадь до полусмерти. Наверняка иностранец, почти не говорит по-нашему. Я никогда еще такого не видел. Он все повторял: «Площадь Блумсбери, шесть». Отдал мне сверток, доктор Блейк, сунул в руку гинею, повернулся и побежал прочь.

Блейк продолжил задавать вопросы:

— Ты знаешь, как меня зовут. Тебе сказал этот человек?

— Вас все знают, доктор Блейк. Вы человек большого ума. — Кучер улыбнулся. — А теперь вот, похоже, вы стали человеком большого свертка! — Он засмеялся своей шутке, вручил Блейку тяжелый пакет и быстро пошел к экипажу. Блейк смотрел ему вслед. Кучер прошел по грязи и лужам, запрыгнул на облучок, тронул поводья, и экипаж медленно покатил по грязной площади Блумсбери.

Не медля ни минуты, Блейк начал распаковывать подарок, не в силах подождать, пока зайдет в дом. Он сел на белые мраморные ступени и быстро развернул шелковую ткань. В тот вечер он и увидел «Неморенсис» в первый раз. Книга была так прекрасна, что сердце заколотилось в его груди. Кожаный переплет был инкрустирован золотом, древние черные страницы выцвели от времени и были испещрены мелкими буквами. Он никогда бы не подумал, что ему посчастливится держать «Неморенсис» в своих руках, даже если бы он верил в его существование. Теперь он знал, что эта книга существует на самом деле — теперь она была его!

Когда несколько недель спустя Блейк поздней ночью листал пергаментные страницы, пытаясь вобрать в себя все знания, сокрытые в фолианте, неожиданно в шестой главе шестой книги, на самой последней странице он прочитал страшные слова, написанные на полях чьей-то рукой: «Полынь… сияющая звезда упадет с небес… и многие погибнут от ее горечи».[1]

С тех пор он обыскал каждый уголок небосвода в поисках новой звезды, надеясь, что это будет знак того, что грядет новая эпоха, золотая заря просвещения слабого, ограниченного человеческого разума. Много поколений пророчило его пришествие, но все они ушли, так и не дождавшись этого просвещения. Озарение мира приближалось, и он станет первым человеком, который его увидит, первым, кто расскажет о нем людям.

Блейк сделал глоток горячего чая и улыбнулся самому себе. Потом снова посмотрел в окуляр телескопа, который покоился на изящном дубовом треножнике. Звезды и планеты не изменились, Вселенная осталась прежней, через несколько часов ночь закончится, и все будет таким же, как и раньше. Он сердито потопал по деревянным половицам.

— Черт побери. Она когда-нибудь появится? — нетерпеливо спросил он себя, и его слова эхом разнеслись по пустой комнате.

Блейк начал сомневаться, правильно ли он сделал все вычисления; возможно, он случайно предсказал не тот день, неделю или даже год. Он снова, с еще большим волнением, уставился в ночь, надеясь, что где-нибудь в самой отдаленной галактике появится свет новой звезды.

Была полночь, он услышал, как вдалеке звонит колокол церкви Святого Георга. Вдруг дом начал сотрясаться. Весь мир шатнулся вперед, потом назад, а потом закружился словно в вихре.

Блейк услышал, как внизу со стены сорвалось зеркало и разлетелось на мелкие осколки. С крыши стала слетать черепица, похожая на листья из обожженной глины; пролетев все четыре этажа, она падала на дорогу и разбивалась на кусочки. С потолка посыпалась штукатурка. Блейку показалось, что его дом вот-вот рухнет.

В эту минуту все звезды померкли. Раз за разом солнце вставало и садилось, ночь превращалась в утро, а потом снова в ночь. Одно за другим сменилось одиннадцать солнц, а за ними — одиннадцать лун, все они вставали на востоке и заходили на западе. Невозможно было понять, что происходит. Блейк крепко схватился за телескоп и треножник, надеясь, что каждый толчок будет последним, что каждое утро не сменится днем, а потом ночью, — надеясь, что сила, сотрясающая мир, успокоится.

А потом наступила темнота — глухая, непроглядная темнота. И полная тишина. Не было больше ни дня, ни ночи. Была только пустота, как будто мир погиб, а Вселенная взорвалась, и ее затянуло в какую-то огромную, темную дыру в космосе. Блейк припал к окуляру, но ничего не увидел.

И тут он понял, что на улице царит хаос и паника. Он услышал крики мужчин и женщин, пробирающихся в кромешной тьме, хватаясь за железные ограждения недавно разбитых садов. Окно было совершенно неразличимо, хотя от него до Блейка было всего три шага. Блейк отстранился от телескопа и осторожно пошел туда, где должно было находиться открытое окно. Темнота была такой густой, такой глубокой, что, казалось, душила Блейка. Ноги путались в длинном узком поясе от толстого красного халата, который он обычно носил поверх другой одежды, чтобы было теплее. Так выходило дешевле, чем тратиться на камин или грелку, но сейчас, в темноте, он жалел о своей бережливости и мечтал о самом тусклом отблеске пламени в камине.

Он с трудом добрался до окна. С улицы доносилось ржание лошадей, нервно переступающих ногами в грязи и иногда бьющих копытами по брусчатке. Далеко внизу, в свете газового фонаря у таверны, Блейк увидел перепуганных гуляк, высыпавших на улицу.

Люди впадали в безумие, и крики становились все громче и громче. То и дело слышались пистолетные выстрелы: это королевская гвардия стреляла наугад в темноту. Весь мир оказался на грани полного помешательства.

Внезапно яркая вспышка озарила небо. Далеко на востоке атмосферу прорезал луч белого света.

Похожий на молнию, он ослепил всех, кто смотрел в небеса. В Лондоне воцарилась тишина, все его жители замерли в ожидании. Блейку удалось добраться до телескопа. Он посмотрел на небо, и в эту минуту темноту прорезала еще одна вспышка, а потом еще и еще, все ярче и ярче.

В телескоп Блейк наконец увидел то, чего так ждал. Высоко, на северо-востоке неба, он заметил звезду, и это была необычная звезда — это был небесный дракон. Блейк отчетливо различал длинный белый хвост, полыхающий за яркой светящейся головой. Такой огромной кометы мир еще никогда не видел.

— Неужели это правда? — вслух сказал он и взволнованно потер лицо руками. — Нет, этого не может быть. Я ошибся, — произнес он твердо, как будто стараясь подбодрить себя, чтобы справиться с паникой, от которой сводило ноги. — Но ведь именно так и сказано в «Неморенсисе». К Земле приближается комета, — недоверчиво пробормотал он. — «Дракон возвращается домой!»

На востоке начало медленно вставать солнце. Было еще только четверть первого, но уже занималась заря. Блейк тихо хихикал и тряс головой. Паника за окном улеглась, люди, столпившиеся на улице, смотрели на небо. Ошеломленные гуляки из таверны обнимали друг друга грязными руками, они были счастливы, что землетрясение и небесная буря закончились. Не обращая никакого внимания на раненых и умирающих, они бурно радовались восходящему солнцу, которое ярко вырисовывалось на фоне бледнеющего неба.

Блейк с трудом себя сдерживал, ему ужасно хотелось закричать из окна всем собравшимся на улице о своем великом открытии. Он танцевал по комнате, топая ногами по голым половицам, размахивая подолом своего толстого красного халата, как легкомысленная героиня пантомимы. Он танцевал, он смеялся, он громко пел: «Полынь! Полынь! Полынь!» Кружа по комнате, он споткнулся, упал и, смеясь, начал кататься по полу, заматываясь в халат все сильнее и сильнее, и скоро стал похож на странную нашпигованную колбаску. В зеркале на потолке он видел свое отражение, на которое легли тени от свинцового оконного переплета. Ему хотелось смеяться, пока не лопнет, по щекам текли слезы, а в животе все тряслось и ревело от смеха, который отражался от каждой стены и затихал вдали, вылетая в открытое окно. Только он увидел комету, это была комета Блейка — вестник новой эпохи.

И вдруг Блейк заметил, что на улице воцарилась глубокая тишина. Люди перестали смотреть на небо и уставились на пустоши Хольборна и поля, окружавшие Линкольнз-инн. Вдалеке раздавался топот копыт, бьющих по земле и камням. Это приближались обезумевшие от страха лошади. Те лошади, что были на площади, тоже обезумели, как будто подчинившись какому-то неслышному зову. Они сбивали с ног всех, кто попадался им на дороге; один человек получил сильный удар копытом по спине и упал замертво.

Гул приближающихся лошадей эхом разнесся по Хольборну, и вот, с диким ржанием и храпом, животные помчались по улицам. Одни все еще тащили за собой то, что осталось от некогда прекрасных карет, в которые они были впряжены. Другие неслись без упряжи и оглоблей, — лягаясь и становясь на дыбы, они словно пытались избавиться от некой невидимой силы, которая хватала и кусала их за ноги. Безумный табун заполнил всю улицу и врезался в собравшуюся на полях Хольборна толпу — так кавалерийский полк, летящий в атаку, сметает все, что оказывается на его пути. Около ста лошадей ворвались на площадь — серые, вороные, гнедые; раньше это были добрые и смирные животные, но теперь, поддавшись безумному страху, они, как могли, старались спастись бегством.

Блейк выглянул из окна; он ничем не мог помочь собравшимся. Он закричал что-то толпе, но его слова потонули в громком шуме, и он в отчаянии ударил по карнизу кулаками. В одно мгновение табун поглотил всех, кто стоял на его пути. Жертвы не издавали ни звука, никто не просил о помощи, никто не успевал убежать. Ужасный вихрь оставил после себя лишь истерзанные человеческие тела, трупы, омываемые волнами живых существ. В живых остались только те, кто прижался к ограде, спрятался в дверном проеме или вовремя спрыгнул в подвал высокого дома из тех, что недавно возвели на площади. Там они тряслись от страха, как крысы, которых заперли в бочке.

Вскоре стало понятно, что так напугало лошадей. Преследуя лошадей, на площадь Блумсбери хлынула тысяча собак, которые, казалось, стекались сюда из многочисленных переулков и канав — из каждого уголка Лондона. Воздух наполнился лаем и рычанием. Подчиняясь непонятной силе, собаки кусали всех, кто был на их пути.

Невозможно даже представить себе ту невероятную панику, которая охватила людей на площади. Дети, пришедшие сюда, чтобы посмотреть на диковинное небо, кричали от ужаса — свора собак почуяла своих первых жертв. Люди разбегались, лезли на деревья, перепрыгивали через заборы или карабкались по каменной кладке зданий, чтобы собаки не смогли их схватить. Дворняги, холеные спаниели богатых хозяев, гончие с речных барж и изнеженные домашние собачки — все они мчались вместе, обуянные каким-то древним голодом.

Блейк увидел, как какой-то мальчик быстро бежит по площади Блумсбери, спасаясь от нескольких собак, которые преследовали его, лязгая зубами возле голых пяток. Ему было не больше двенадцати, босые ноги шлепали по грязи. Он бежал и громко кричал. На краю площади, справа, лежала беспомощная старушка. Ее окружила собачья стая, псы вцепились ей в ноги и руки и тянули в разные стороны, как тряпичную куклу. Мальчик добрался до дерева и потянулся к нижней ветке, изо всех сил стараясь ухватиться за нее; наконец это ему удалось, и он повис на ветке, поджав ноги, как раз в тот момент, когда огромная черная дворняга прыгнула к нему, обнажив клыки, готовая вонзить их в его плоть. На площади воцарился полный хаос. Разделившись на несколько небольших свор, собаки устремились за своими жертвами к Галлон-плейс и Коптик-стрит. Казалось, весь Лондон потонул в криках людей, которых раздирали на части.

Внезапно в дверь дома, где жил Блейк, громко и сильно застучали. Кто-то несколько раз поднял и опустил огромное дверное кольцо. Стук эхом разнесся по холлу, по винтовой лестнице и долетел до обсерватории. Блейк перегнулся через подоконник и посмотрел вниз. У его дома стоял Исаак Бонэм, его друг, тоже член Королевского общества. Он колотил в дверь и громко кричал, пытаясь стряхнуть маленькую коричневую гончую, которая вцепилась ему в ногу.

— Во имя Гермеса, Блейк, открой! — кричал он с болью в голосе. — Стреляй в нее, Блейк! Открой! Сделай же что-нибудь!

Тут ему удалось стряхнуть собаку, она ударилась о железное ограждение и заскулила. В этот момент на площадь медленно вышли три огромных мастифа. Они громко сопели, пытаясь отдышаться, их пасти были перепачканы свежей кровью. Псы посмотрели на Бонэма и даже с такого расстояния почуяли, что он боится. Понимая, что если он хочет спасти своего друга, то ему придется добраться до двери раньше, чем собаки успеют добраться до Бонэма, Блейк понесся по винтовой лестнице. Он бежал и бежал, поворот за поворотом, быстро преодолевая площадки, сердце громко стучало у него в груди.

Мастифы несколько мгновений пялились на Бонэма, а потом огромными прыжками поскакали к нему — каждый прыжок сокращал расстояние на метр. Из пастей капала слюна, псы рычали и скрежетали окровавленными зубами, с каждой секундой приближаясь к Бонэму.

Бонэм закричал, увидев, как мастифы тяжело, но быстро бегут к нему. Он почувствовал себя загнанной лисой, которую вот-вот разорвут на мелкие кусочки и съедят.

— Давай же, Блейк, быстрее! Открывай!

Блейк споткнулся о собственную ногу, пролетел целый марш и упал на втором этаже.

Быстро вскочив на ноги, он побежал дальше.

— Держись, Бонэм! Я сейчас! — закричал он.

Блейк понимал, что от входной двери его отделяют еще один лестничный марш и холл. Внезапно его охватила паника: «Ключ! Где же ключ?»

Бонэм смотрел, как мастифы наперегонки несутся по грязи, все увеличивая скорость по мере того, как их беззащитная жертва становится все ближе. Он собрал последние силы и ждал, когда они нападут на него. Привалившись спиной к двери, достал из-за пояса маленький кремневый пистолет, понимая, что ему удастся выстрелить только один раз, что он не сможет убить всех троих. Он схватил пистолет двумя руками и нацелил его на собак. Не останавливаясь ни на секунду, псы бежали к нему. Бонэм сосредоточился на том, что бежал впереди. Он был гораздо крупнее других и опережал их на целый корпус. До собаки оставалось не больше метра. Бонэм прицелился и медленно спустил курок. Курок ударил по капсюлю, порох взорвался, из дула вылетела пуля и попала мастифу прямо в грудь. Животное громко и пронзительно взвыло, но даже не дрогнуло. Бонэм закрыл глаза, ожидая, что теперь будет. Через полминуты он станет жертвой собак.

Блейк добрался до массивной дубовой двери, запертой на два замка и четыре запора. Начал быстро отодвигать запоры, считая их — первый, второй, третий, четвертый.

— Ключ! Где ключ? — кричал он, нервно оглядывая холл в поисках того места, где он может лежать. Наконец он заметил ключ — тот висел на маленьком крючке. Он крепко схватил его, сунул в верхний замок и быстро повернул, понимая, что сейчас Бонэма отделяют от гибели пара секунд. В спешке он выронил ключ на пол. Снова схватив его, Блейк быстро вставил ключ в нижний замок. Этот замок был тугой, открыть его было тяжело, но, к счастью, через мгновение в нем что-то щелкнуло, и он поддался. Блейк с силой толкнул ручку, и огромная дверь распахнулась.

Бонэм ввалился в холл спиной вперед, а Блейк оказался прямо перед тремя мастифами, которые неслись к нему.

Раненый мастиф собрался с силами и прыгнул на мраморные ступеньки парадного входа. Понимая, что его ожидает, Блейк быстро захлопнул дверь и задвинул засовы. Послышался глухой удар, дверь затряслась под тяжестью собаки, но выдержала. Блейк услышал, как собака упала на землю.

На некоторое время в убежище воцарилась тишина. Исаак Бонэм смотрел на Блейка.

— В следующий раз будь попроворней, — наконец проговорил он, задыхаясь. — Еще секунда, и я бы распрощался с жизнью.

Глава 2 Pulvis Humani Cranum[2]

Сидя в безопасности на третьем этаже, в библиотеке с полированными полами и охристыми стенами, Блейк и Бонэм наблюдали за тем, что творилось на площади. То и дело раздавались мушкетные и пистолетные выстрелы — это гвардейцы, одетые в длинные красные плащи, белые рейтузы и черные сапоги, уничтожали оставшихся в живых взбесившихся собак и лошадей. Они смотрели, как капитан гвардейцев переходил от одного животного к другому. Перед каждым из них он вытаскивал из ножен саблю и наносил быстрый удар, чтобы животное наверняка погибло.

Мертвые лежали там, где встретили свою смерть, а люди, которые нашли убежище на деревьях, не хотели спускаться, опасаясь, что на них могут напасть другие животные. Те, кого покусали собаки, сидели, съежившись, у обочины дороги, ожидая, когда им помогут, и жалобно плача. С реки поднимался легкий белый туман, похожий на саван, он обволакивал дома. Вскоре туман покрыл землю на уровне человеческой головы, некоторые люди пропали из виду. Туман словно поглотил агонию и боль.

Друзья смотрели на площадь. Было три часа ночи, но утреннее солнце ярко светило в небесах, и на белый слой тумана ложились глубокие тени. Высоко над головой голубое небо скрыло из виду небесного дракона. Блейк посмотрел на небо, понимая, что через несколько дней его секрет раскроется: другие тоже увидят комету и заявят, что это они ее открыли, если он не опередит их. Блейк не мог этого допустить. Это было его открытие, дело всей его жизни.

Бонэм первым нарушил тишину. Все еще дрожа, не в силах отойти от того кошмара, который пережил недавно, он повернулся к Блейку.

— Не всем так повезло, как мне, — сказал он, показывая на тело молодой девушки, которое ее мать тащила в сгущающийся туман. — Ведь на ее месте мог бы оказаться я, Сабиан. Во имя Гермеса, я так рад, что ты оказался дома.

— Удача всегда с тобой, мой друг, всегда. Твое время еще не пришло, — тихо ответил Блейк.

Бонэм почувствовал, что мысли Блейка витают где-то далеко, в другом мире.

— Но ты — что ты об этом думаешь, Сабиан? Скажи мне, что, по-твоему, здесь произошло? — У Бонэма был грудной бархатный голос, теплый и дружелюбный. Он был немного приторным, как мед или шоколад. Бонэм попытался улыбнуться другу: — Те твари… Я видел ненависть в их глазах. В последние минуты на крыльце мне казалось, что я заглядываю в самые глубины ада. Что могло стать причиной всего этого? Сначала темнота, а потом безумие…

— Это было предсказано, — быстро ответил Блейк. — Эта сила существовала всегда, с самого начала времен. Она была рядом с нами так же, как деревья, трава, солнце, она следила за нами, но мы ее не замечали.

Блейк понимал: ему надо рассказать Бонэму о том, что он открыл комету. Они знали друг друга еще с той поры, когда учились в колледже Магдалены; они делились своими секретами, а иногда даже воровали их друг у друга, но все равно были друзьями да к тому же магистрами каббалы. Его охватило волнение.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать. Мне нужно рассказать об этом и миру тоже. Ты должен мне помочь. Мое открытие все изменит. — Он схватил Бонэма за лацканы пиджака, крепко сжав их в своих пальцах и приблизившись к его лицу: — Пообещай мне, пообещай мне кое-что. Тебе нужно… — Блейк замолчал и посмотрел другу в глаза. — Мне нужно знать наверняка — ты поверишь в то, что я тебе скажу? И сохранишь все в тайне?

— Сабиан, ты знаешь меня с тех времен, когда мы оба были еще молодыми. Скажи, что тебя так беспокоит?

Бонэм убрал руки Блейка от лацканов своего пиджака и подвел его к креслу возле камина. Блейк сел в кресло; волнение, нараставшее внутри него, превратилось в тревогу.

— Ну же, друг мой, расскажи, что тебя так обеспокоило?

Исаак Бонэм еще ни разу не видел его в таком состоянии. Блейк в любой ситуации умел держать себя в руках. Он вел размеренную жизнь, неторопливую и запланированную.

— То, что произошло сегодня, — не случайность и уж точно не землетрясение. Великая, могущественная сила, о которой мы ничего не знаем, поколебала ту первооснову, на которой зиждется Вселенная. — Блейк на мгновение умолк и посмотрел Бонэму в глаза. — Прошлой ночью я увидел то, что в корне изменит наш взгляд на мир. Я наткнулся на упоминание об этом в «Неморенсисе»…

— Но такой книги не существует, — прервал его Бонэм. Его грудной голос стал высоким от возбуждения. — Это легенда.

— Она существует, и сейчас она здесь, под этой самой крышей. Она досталась мне случайно, можно сказать, что книга была послана мне богами, — быстро сказал Блейк приглушенным голосом. — Я прочитал в ней каждое слово и наконец нашел то, что искал. По моим вычислениям, прошлой ночью должно было что-то произойти. Когда наступила тьма, прямо перед восходом солнца я увидел ее: между Сириусом и созвездием Орла показалась комета, она летит к нам.

Блейк подождал ответа Бонэма, но тот молча смотрел на горящие угли в камине, не в силах осознать того, что ему сказали.

— То, что ты увидел прошлой ночью, было вовсе не землетрясением и не небесной бурей, — продолжил Блейк. — Это время ненадолго остановилось… Мы увидели, как все было до начала творения, увидели черное, темное, пустое ничто.

Бонэм отвел взгляд от огня, начиная понимать, о чем говорит Блейк.

— Сегодня — первый день новой эпохи. Все началось заново. Как уже было раньше, к нам летит звезда, комета, которая озарит наш разум, а мудрые люди всегда доверяли такой звезде.

— Так, значит, книга здесь, и она действительно принадлежит тебе? — спросил Бонэм, все еще не в силах поверить в это.

— Здесь, и она моя! Ты, Исаак, можешь сам на нее посмотреть. — Блейк встал с кресла и шагнул к камину. — Ты тоже увидишь Книгу Чудес. Я поделюсь с тобой этим секретом.

— А при чем здесь комета? Почему она должна определить нашу судьбу? — спросил Бонэм.

— Через четыре ночи ее сможет увидеть весь мир невооруженным глазом, а через двадцать один день она либо пролетит мимо Земли, либо столкнется с ней, и от такого удара наш мир никогда не оправится. Этот небесный дракон зовется звездой Полынь. В «Неморенсисе» говорится, что она отравит все воды, многие люди погибнут от ее горечи.

— А ты можешь как-нибудь помешать ей? Эта комета уничтожит Землю и все, что есть на ней! — громко сказал Бонэм, отойдя от камина и приблизившись к большому окну с тяжелыми зелеными шторами. — Если одна небесная буря вызвала такой хаос и безумие, то что же случится с жителями Лондона, когда они увидят комету?

Бонэм достал из кармана миниатюрный пистолет и насыпал из пороховницы пороха в дуло. Потом вынул блестящую серебряную табакерку и взял из нее маленькую пистолетную пулю величиной с крупную горошину.

— Если в городе снова воцарится безумие, я смогу защитить себя. Надо бы достать оружие помощнее, чтобы можно было убить любого пса, который осмелится на меня напасть. — Бонэм засунул пулю в пистолет и проверил курок. Потом прицелился, как будто собирался в кого-то выстрелить из окна. — В следующий раз, когда на меня набросится эта адова псина, она отведает не мою ногу, а мой свинец.

— Твой свинец бессилен против паники и тем более против кометы. — Блейк подошел к окну, и они оба выглянули на площадь.

— Я такого никогда еще не видел, Сабиан. Обезумевшие лошади, бешеные собаки, а теперь вот еще и комета, которая летит к Земле. Ты действительно считаешь, что сможешь все объяснить?

— Не я, а книга. И мы должны держать это в тайне. Многие решат, что обретут огромное могущество, узнав то, что нужно узнать человечеству. В «Неморенсисе» заключена удивительная сила, и она может изменить всех нас. Она гораздо важнее и могущественнее, чем философский камень. Многие посчитают, что эта сила может превратить свинец в золото. Я знаю, что где-то на страницах этой книги сокрыта тайна самой жизни.

Внезапно друзья услышали утробное рычание, которое донеслось из-за двери потайного шкафа в дальнем конце комнаты. Снаружи дверь закрывали полки с книгами, так чтобы она ничем не выделялась среди других стеллажей, которыми были уставлены стены от пола до потолка. На одной из полок, примерно посередине двери, стоял толстый том в зеленом кожаном переплете; название было написано на корешке золотыми тиснеными буквами: «Opus Interacto». Если потянуть за корешок, дверь откроется, и за ней окажется большой встроенный шкаф, в котором Блейк хранил запасы нюхательного табака, всевозможные порошки для опытов, джин и свое самое большое сокровище — настойку Artemisia absinthium.[3]

Блейк жестом попросил Бонэма не двигаться. Они снова услышали рычание. Это был низкий грудной звук, и его мог издавать только очень крупный пес, который недовольно рычит, оскалив зубы.

Бонэм схватился за свой пистолет и трясущимися руками нацелил его на дверь потайного шкафа. Он взглянул на Блейка, не зная, что делать дальше, а потом осторожно взвел курок, готовясь к выстрелу.

Рычание повторилось, но на этот раз к нему прибавилось странное царапанье, как будто какое-то огромное существо пыталось вырыть себе лаз, чтобы вырваться из заточения. Внезапно рычание прекратилось, и пес громко фыркнул.

Блейк не знал, что предпринять. Он бросил взгляд на Бонэма, который держал пистолет двумя руками, чтобы они не так дрожали, и медленно пошел к двери. Услышав шаги, пес зарычал громче, чем раньше, и стал биться о дверь, пытаясь открыть ее. Блейк протянул руку, схватил нужный корешок и начал медленно тянуть за него, чтобы открыть замок.

Дверь резко распахнулась, сбив Блейка с ног. Бонэм застыл на месте, не в силах нажать на курок. Перед ним стоял огромный черный пес, его правое ухо было разорвано, а морда испещрена шрамами, полученными за долгие годы драк с быками. Пес громко рычал, оскалив остатки сломанных зубов.

— Прекрати, Бандит! — раздался тихий голос, и из тени в глубине шкафа выступила девочка. — Ты напугаешь этого джентльмена, — сказала она, крепко держа пса за широкий черный ошейник из кожи.

Девочка шагнула вперед, и ее лицо осветили солнечные лучи. Она была высокая и худая, с длинными черными волосами, которые падали ей на лицо. На плечах лежала черная шаль, а вокруг пояса был повязан белый передник, из-под которого виднелось зеленое платье из плотной ткани.

— Кто ты такая, во имя Гермеса? — спросил пораженный Бонэм, наставив пистолет на огромную дворнягу, которая продолжала скалить зубы.

— Это Аджетта Ламиан! — сообщил Блейк, поднимаясь на ноги за тяжелой дверью шкафа. — Она работает у меня горничной.

Он со злостью спросил девочку:

— Надеюсь, ты в состоянии объяснить мне, почему ты пряталась в шкафу?

Аджетта уставилась в пол и еще крепче вцепилась в ошейник Бандита.

— Началось землетрясение. Я задувала свечи по всему дому и, зная, что вы наверху, впустила Бандита. Я всегда так делаю. Он заходит за мной, чтобы проводить домой, а по пути защищает от уличных разбойников. — Аджетта подняла глаза на Бонэма и попыталась улыбнуться ему. — Я так испугалась! Дом ходил ходуном, и мы с Бандитом спрятались в шкафу. Он — все, что у меня есть…

— А почему ты не вылезла из шкафа, когда я зашел в комнату? — спросил Блейк.

— Думала, что вы рассердитесь. Вы ведь никогда не любили собак, вот я и решила: дождусь, когда вы уйдете, а потом потихоньку выберусь из укрытия. — Аджетта посмотрела Блейку прямо в глаза и откинула с лица свои черные, как вороново крыло, волосы.

— Ты слышала, о чем мы тут говорили? — спросил Блейк.

— Кое-что. Но мне это все равно непонятно, поэтому я просто старалась успокоить Бандита, чтобы он не рычал, — ответила она, надеясь, что вопросы скоро закончатся.

— То, что ты все-таки поняла, держи при себе. Никому не говори об этом. — Блейк посмотрел на Бонэма.

— Сэр, вы не могли бы убрать пистолет? Бандит волнуется, и я не знаю, сколько еще смогу удерживать его. — Аджетта отчаянно пыталась не выпустить ошейника из рук, а пес рвался на волю, собираясь поскорее вцепиться в Бонэма и потаскать его по комнате, как затравленного кролика.

Бонэм отступил назад, поднял курок и сунул свой пистолет обратно в карман сюртука. В комнате повисла напряженная тишина. Бонэм посмотрел на пса, потом перевел взгляд на Аджетту.

— Давно у тебя?.. — От волнения он запнулся. — Давно у тебя этот пес? Он такой… огромный. Кусается?

— Он кусает только разбойников и еще тех, кто подходит ко мне слишком близко. Именно такой защитник мне и нужен, когда я ухожу отсюда в полночь и мне приходится возвращаться к себе на Флит-стрит. — Аджетта шагнула в комнату, стараясь держать пса как можно ближе к себе.

— А тебя донимают разбойники? — спросил ее Бонэм.

— Раньше донимали, а теперь их донимает Бандит. Бегут от него как угорелые в своих шикарных костюмах. «Одет с иголочки и очень опасен» — так каждый из них думает про себя. А я считаю, что они — просто кучка придурков, в мозгу — ни одной извилины. Только и знают, что одеться поприличнее и приставать к старикам и шлюхам…

— Тогда отправляйся-ка их донимать при свете дня, — прервал ее Блейк, и Аджетта перестала рассматривать Бонэма. — Уже утро, и ты их хорошенько разглядишь. А твоя псина может их гнать до самого Гайд-парка. Если захочет, — резко добавил он.

Аджетта посмотрела на золотые французские часы, стоявшие на каминной полке:

— Сэр, сейчас еще ночь, но солнце уже поднялось.

— Моя дорогая девочка, — сказал Блейк, — землетрясение, которого ты так испугалась, было столь сильным, что изменило ход времени. Уже утро, темнота рассеялась, и наступил новый день. — Он взглянул на Бонэма, а потом снова, на Аджетту: — Отдохни один день, а вечером приходи, — быстро сказал он. — Но никому не говори о том, что здесь слышала, иначе даже твой пес не сможет тебя спасти… Думаю, ты меня понимаешь.

Он посмотрел вверх, на комнату над библиотекой, в его голосе явственно слышалась угроза. Аджетта склонила голову.

— Понимаю, сэр, — сказала она, выводя Бандита из комнаты. В дверях девочка обернулась: — Я знаю, вы наверняка думаете, что я всем разболтаю о том, что здесь слышала. Но я никому и словом не обмолвлюсь. Я могу быть какой угодно, однако обещаний не нарушаю, доктор Блейк, уверяю вас.

— Верно, не нарушаешь, Аджетта, я знаю. — Блейк улыбнулся, снова неосознанно попав под обаяние девочки. Она опять обворожила его, а он даже не понял этого.

Аджетта вышла из библиотеки и осторожно притворила за собой дверь. Потом отпустила Бандита, велев ему спускаться вниз. Но сама не двинулась с места. Приложив ухо к двери, она стала внимательно слушать, о чем говорят в обсерватории.

— Ну и страху я натерпелся, Сабиан! — сказал Бонэм. — Чуть было не застрелил и девчонку, и собаку. Как ты думаешь, она расскажет кому-нибудь о том, что услышала?

— Нет, Аджетта не сделает этого. Она прекрасно знает, что с ней тогда будет. Мы можем на нее положиться. Она знает, кто ее хозяин, — ответил Блейк.

— Можно было бы подержать ее здесь, пока…

— Ее отец примчался бы сюда так же быстро, как тот пес пронесся по площади, — возразил Блейк. — И уж лучше иметь дело с мастифом, чем с Кадмусом Ламианом. Если ты думаешь, что уличные разбойники — бич нашего города, то Кадмус Ламиан показался бы тебе настоящим кошмаром. Это человек, с которым не стоит иметь ничего общего.

Блейк вернулся к окну и оглядел утонувшую в тумане площадь.

— Это Кадмус заставил меня нанять его дочь. Вывернул мне руки и кошелек. Заявил, что она мне очень пригодится. Но я плачу этой девочке больше, чем привык платить слугам. В ней есть что-то особенное. Когда смотришь ей в глаза, то кажется, что перед тобой человек, который уже видел этот мир, и не раз, и знает о жизни гораздо больше, чем ты сам. Но она прекрасно справляется с работой и умеет держать язык за зубами.

За дверью Аджетта приподняла одну бровь, плотно сжала губы и нахмурилась. Она все слышала. Угроза Блейка ничуть не напугала ее. Она видела, как его приятели бродили по дому в шикарных костюмах, распевали какие-то песни, будто цыгане, как они странно танцевали, слышала, как они кричали что-то в унисон. Аджетта очищала подсвечники от черного воска, когда свечи в них догорали, и чаши с благовониями, в которых курилась мирра. Пока гости танцевали, она таскала из их кошельков по монетке, откуда соверен, а откуда целую гинею. Все это она проделывала с неизменной улыбкой и не забывала говорить: «Спасибо, сэр», когда гости протягивали ей чаевые за то, что она подержала их сюртуки. А в полночь, подобно крысам, они устремлялись во мрак Лондона.

Блейк мог думать об Аджетте все, что ему захочется. Он мог одурманивать ее разум историями о других мирах, удивительных заклинаниях и непонятных чарах, но каждый день к полуночи она бросала в свою копилку несколько монет из его кошелька, а когда копилка наполнится, Аджетта покинет это место навсегда.

Она не стала больше прислушиваться к разговору в библиотеке и тихонько спустилась по лестнице к черному ходу, где ее поджидал Бандит, яростно махая хвостом. Вход для прислуги выводил в узкий переулок, куда даже в самый ясный день не заглядывало солнце. Здесь было сыро и из-за утренней свежести ужасно холодно. Туман, поднявшийся с реки, клубился у стен домов, как огромная паутина, которая облепляла ей лицо, когда она шла по направлению к Хольборну. В переулке ей никто не встретился, кроме нищенки, которая стояла у дома напротив, прислонившись спиной к двери и прихлебывая джин. Бутылка затерялась в мешанине лохмотьев, кожи и костей, которые и составляли ее человеческое обличье. Нищенка была страшная, как могила, с морщинистым лицом и потрескавшимися губами. Она посмотрела на Аджетту одним глазом, другой был закрыт.

— Дай пенни старушке! — закричала она. — Всего один пенни, и я куплю себе бутылочку «Женевы».

Аджетта сделала вид, что не замечает ее, и быстро пошла по переулку. Бандит подбежал к нищенке, ткнулся мордой ей в лицо и тут же отпрянул: он не мог понять, кто или что она такое.

— Банни! Оставь ее! — закричала Аджетта, и ее голос эхом разнесся по темному переулку.

Пес отскочил от женщины и затрясся, шерсть стала дыбом. Нищенка выпустила бутылку из онемевших пальцев, и та со звоном покатилась по брусчатке. Бандит побежал за Аджеттой по тротуару, то и дело останавливаясь и оглядываясь на старуху. Казалось, будто он видел нищенку как-то по-другому, будто он мог разглядеть, что за существо прячется под этими грязными лохмотьями. И этому существу он не доверял.

Вскоре тишина переулка сменилась шумом Хольборна. Улица наполнилась повозками и экипажами, которые тянулись за город, в Воксхолл: многие жители хотели поскорее оказаться в безопасности. Люди, которых подняло с постели странное землетрясение, теперь как завороженные смотрели на солнце, пробивавшееся сквозь толстую пелену речного тумана. Высоко над куполом собора Святого Павла в бледном небе сияло красное солнце. Свежий ветер гулял по улицам, принося запах прилива, похожего на запах поджаренных мускатных орехов.

Аджетта шла по Хольборну, пробираясь сквозь толпы людей, собравшихся перед магазинами и пабами. Вскоре она свернула в темный, узкий переулок, который вел через Хольборн к «Таверне моряков» и казино возле парка Ветстоун.

Три дня назад в переулке Иниго произошло убийство. На стене, там, где несчастный пытался уйти от своей смерти, до сих пор были видны кровавые пятна. Его крики услышали люди с улицы, но, хотя они и поспешили к нему на помощь, убийцы на месте преступления не оказалось. Можно было подумать, что убийца растворился в воздухе.

Вдруг Бандит обогнал Аджетту и громко зарычал. По спине у нее пробежал холодок. Бандит остановился и залаял. В переулке, кроме них, никого не было, но пес все равно злобно рычал и лаял.

— Перестань, Банни, ты меня напугал! — закричала девочка. Пес метался взад-вперед и рычал все громче и громче. — Банни, прекрати…

Тут кто-то схватил Аджетту сзади, зажав ей рот рукой. Ее затащили в дверь, о существовании которой она даже не подозревала. Дверь захлопнулась, и девочка оказалась в кромешной тьме. Аджетта слышала тяжелое дыхание того, кто ее схватил. И ощущала влажную перчатку на своем лице.

— Не кричи, девчушка, не кричи, если хочешь снова увидеть своего пса и белый свет. — Это был голос нищенки, которую она встретила в переулке. — Я слежу за тобой денно и нощно. Знаю, когда ты приходишь на работу, а когда уходишь домой. — Женщина еще сильнее прижала к себе Аджетту. — Я могла бы похитить тебя когда угодно, но ты мне не нужна. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Завтра вечером, когда ты выйдешь от Блейка, иди в переулок Иниго, тут тебя будет ждать одно послание. Получив его, ты узнаешь, что тебе надо будет сделать. А если не придешь, то я схвачу твоего драгоценного песика и скормлю его крысам… А потом и до тебя доберусь.

Аджетта попыталась что-то сказать, но рука крепко зажимала ей рот. Она ничего не видела, но чувствовала сильный запах джина, вонь улицы и гниющей плоти. Ее дыхание стало прерывистым, и девочке начало казаться, что она сейчас умрет.

— Блейку и отцу — ни словечка. Они тебе все равно не смогут помочь, девчушка. Приходи завтра в этот переулок, к «Таверне моряков», ровно в четверть первого ночи. Часы Святого Георга подскажут тебе точное время. Смотри не опоздай.

Не дав Аджетте вымолвить ни слова, женщина вытолкнула ее на улицу и захлопнула дверь. Аджетта упала лицом в вонючие помои, которые кто-то выплеснул на мостовую. Банни с лаем подбежал к ней. Девочка обернулась. Дверной проем исчез. Перед ней была сплошная каменная стена. Аджетта задыхалась. Вокруг нее заклубился туман, и свет начал тускнеть.

Глава 3 Аптекарь

Аджетта бежала по Флит-стрит, на которой царила полная неразбериха, и ей казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Бандит мчался рядом, то и дело оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что за ними никто не гонится, и тщательно принюхивался, пытаясь распознать сырой, затхлый запах, исходивший от нищенки.

В глазах у Аджетты стояли слезы. Наконец она увидела постоялый двор своего отца, который находился на углу Ладгейт-хилла и моста через реку Флит. Дым, поднимавшийся из всех трех труб постоялого двора, смешивался с начавшим рассеиваться речным туманом. Стены были выложены из тонкого кирпича, из них торчали деревянные балки, на этих стенах держалась тяжелая крыша, крытая черепицей.

Аджетта остановилась отдышаться, надеясь, что страх покинет ее. Ей не хотелось, чтобы отец, увидев, в каком она состоянии, догадался, что ее кто-то напугал. Этот секрет она не могла открыть отцу.

Перед постоялым двором трое мальчишек Делали ставки на двух молодых петухов, которые дрались в пыли. Аджетта смотрела, как петушки танцуют друг перед другом, показывая свои шпоры и стараясь нанести друг другу смертельный удар. Они были похожи на двух толстых судей в напудренных париках.

У петушка покрупнее и потолще был красивый черный гребень на маленькой голове. Гребень, как черный колпак, падал то на одну сторону, то на другую, когда петушок подпрыгивал и, резко нагнув голову, пытался вонзить когти в своего маленького противника, который уже упал в грязь. Наконец петушок с черным гребнем-колпаком прыгнул на свою жертву, разрывая когтями его перья и впиваясь клювом в его тельце. Мальчишки завизжали от восторга. Жертва не двигалась. Ее настигла смерть. Старший мальчик поднял победившего петуха за окровавленные ноги и, ликуя, подбросил его в воздух. Мертвого петуха осторожно подняли с земли и осмотрели его раны. Потом снова бросили на землю. Его крылья раскрылись, голова свесилась набок, а из клюва вытекла капля крови.

Казалось, всех жителей Флит-стрит уже покинул страх, которого они натерпелись во время небесной бури. Они не поняли, что случилось, произошедшее представлялось им ночным кошмаром, но теперь кошмар закончился. Жизнь вернулась в прежнее русло. На грязной дороге валялись газеты; улицу заполонили повозки, кучера на облучке нещадно хлестали лошадей. По слякоти бежали мальчики с портшезом, унося прочь своего таинственного пассажира, скрывавшегося за занавешенными окнами кабинки. Пробиваясь сквозь толпу, мальчики кричали: «Дорогу!» Они направлялись в центр города. Сердце бешено колотилось в груди у Аджетты, а запах перчатки, зажавшей ей рот, все еще преследовал ее. Она оттолкнула мальчиков с портшезом. Мальчики хотели было ударить ее в ответ, но Бандит зарычал и щелкнул зубами. Мальчики отступили, понимая, что он не прочь отведать их внутренностей. Наконец Аджетта оказалась перед выгоревшей красной дверью постоялого двора. Вывеска на двери гласила: «Постоялый двор Ламиана. Мы рады всем чистоплотным гостям!»

Войдя в дом, Аджетта почувствовала запах жареного ягненка. В холл долетали звуки из кухни — там кто-то рубил мясо. Банни подошел к своему привычному месту у камина напротив лестницы, поскреб пол, улегся и уставился в огонь.

Прежде чем показываться на глаза отцу, Аджетта привела себя в порядок, смахнув пыль с одежды. Сквозь шум, который издавал нож, врезаясь в мясо, до девочки донесся зычный голос ее отца:

— Это ты, Аджетта? Аджетта! Иди сюда, надо отнести еду в Ньюгейтскую тюрьму. Полгорода окончательно свихнулась, а другая половина хочет есть, так что давай сюда, да поживей!

У Кадмуса Ламиана был хриплый громкий голос. И во внешности его тоже не было изящества. Это был высокий грубый мужчина с длинными тонкими пальцами. На виске у него была непонятная шишка, из-за которой одна бровь искривилась, а кожа на лице натянулась.

Аджетта поспешила на кухню. Кадмус стоял у длинного деревянного стола в центре, его фартук был запачкан кровью и жиром. Черная печь извергала клубы дыма и жар. От этого жара плавились восковые свечи, а в глаза норовили попасть капельки кипящего жира — в нем Кадмус намеревался зажарить баранину, которую сейчас рубил на куски. Рядом с печью был камин с мощной деревянной полкой, котел, в котором кипятили воду, и железная кочерга. В камине ярко горел огонь, освещая даже самые темные уголки теплым янтарным светом.

Кадмус не взглянул на дочь, он был занят тем, что пытался перерубить берцовую кость, которая никак не хотела поддаваться.

— Что за ночка! Едва добрался до койки, как тут же началась вся эта суматоха. Пол заходил ходуном, лестницы зашатались, и с тех пор народ валит и валит сюда — все требуют еды. — Он яростно ударил по кости, и по кухне разлетелись мелкие осколки. — Да уж, девочка, странное начало дня. Не нравится мне все это, совсем не нравится. — Кадмус окровавленной рукой вытер пот со лба. Он заметил, что Аджетта собирается спросить его о матери. — Она все еще в постели, говорит, у нее лихорадка. А я говорю, что она просто налакалась джина.

С этими словами он занес над головой огромное лезвие и с силой обрушил его на остатки кости.

Кость раскололась, тесак вонзился в стол. Кадмус довольно проворчал что-то и рассмеялся:

— Все постояльцы требуют мяса с хлебом. Что ж, за один пенни они это и получат. — Он посмотрел на Аджетту. Девочка никогда еще не была такой молчаливой.

— Что с тобой? Язык проглотила? — грубо спросил он.

— Спать хочется. Я проработала весь день, а ночь оказалась такой короткой. Блейк велел мне прийти к вечеру, он терпеть не может возиться со свечами. — Аджетта не могла рассказать отцу, что с ней произошло. Он никогда не поверит в такое. Только посмеется, подумала она, он всегда над ней смеется.

— У тебя еще будет время поспать. А сейчас надо работать — за это платят хорошие деньги. — Пробормотав это, Кадмус положил кусок баранины в большой горшок с кипящим жиром. Мясо зашипело, от горячего жира на нем вздулись пузыри. Одной рукой Кадмус открыл дверцу черной печки, и из нее полыхнуло нестерпимым жаром. Кадмус толкнул горшок с мясом, тот заскользил по столу. У самой печи Кадмус подхватил горшок, сунул в печь и, довольный, захлопнул дверцу.

— Вот так, — сказал он, повернувшись к Аджетте. — Как поживает Блейк, эта старая собака? Все еще несметно богат?

Аджетта бросила на стол кошелек. Послышался тихий стук и звон монет.

— Я смогла взять только два шиллинга. У него сегодня не было посетителей. Одну монетку я нашла в кармане сюртука, другую достала из его кошелька. — Аджетта улыбнулась, довольная собой.

— А он тебе еще и приплачивает за это, — захохотал ее отец. — Положи, как обычно, в коробку. Наступит день, когда мы оставим этот прекрасный лондонский особняк и переедем за город.

— Нет, у него сегодня все-таки был один посетитель, — продолжила Аджетта. — Исаак Бонэм. После землетрясения на него напали взбесившиеся собаки. Едва спасся. Я слышала их разговор. Они говорили о звезде и о какой-то книге. Вечно болтают всякую ерунду. — Аджетта положила монетки в деревянную коробку, которая стояла на каминной полке. — Они сказали, что в этой книге полно тайн, что в ней написано, когда звезда врежется в Землю. Кажется, они называли эту звезду кометой.

— Бонэм, говоришь? Член Королевского общества. Богатый человек, богаче Блейка. — Кадмус задумался о том, какую пользу могут им принести два богатых человека, оказавшихся в одном доме. — Блейк считает, что он важная персона. Хочет разгадать загадки Вселенной, — проговорил он, доставая из печи противень с хлебом. — Обязательно запоминай все, о чем он говорит. Кое-кто готов заплатить кругленькую сумму за то, чтобы узнать, что творится в том доме. — Он отвернулся от стола и усмехнулся: — Запомни, Аджетта: счастье улыбается тем, кто умеет ждать, а мы прождали уже достаточно. А теперь помоги мне, надо накормить постояльцев, их будет еще больше, ведь то землетрясение может оказаться не последним.

Аджетта оглядела кухню. У нее не было другого дома. Эта комната была всем ее миром с самого рождения. За свои четырнадцать лет она изучила каждый запах, каждое пятно на стенах, каждую паутину, свисавшую с потолка.

Она отлично помнила тот день, когда еще совсем ребенком обожгла руку о дверь печки. С той поры эта печь казалась ей черным чудовищем, которое притаилось в углу. Она поддерживала в ней огонь лучиной и плавуном, который вылавливала в Темзе, когда во время отлива искала в иле что-нибудь ценное вместе со своими друзьями. По вечерам Аджетта сидела возле бочки с горшками и водой, покрытой слоем жира. Ей казалась, что бочка похожа на увязший в иле корабль, который она однажды видела в Ротерхите. Неровные доски бочки выступали из воды, как обшивка того корабля, когда начинался прилив и его заполняла вода. Сидя в углу, Аджетта ждала, когда из норки выберутся крысы в поисках ужина. Тогда Бандит погонится за ними по грязному каменному полу, схватит их зубами и начнет бить о стену, как тряпичных кукол. Крысы подохнут, и он станет тыкаться в них носом, надеясь, что они оживут и можно будет снова играть в бесконечные догонялки.

Грубый голос отца оторвал Аджетту от воспоминаний:

— Ты видела книгу, о которой говорил Блейк? Она может оказаться очень ценной. Может, нам позаимствовать ее у Блейка?

— Он поймет, что это сделала я. И потом, я не знаю, где он ее прячет, — волнуясь, сказала Аджетта.

— Если все подстроить, и, когда мальчик-трубочист будет… — размышлял Кадмус вслух.

— Нет, надо продолжать делать то, что мы делаем, и забыть о книге, — отрезала Аджетта.

— Вышла из себя, девочка? Не хочешь больше помогать своему отцу? — Кадмус шагнул к ней с тесаком в руке.

Тут в дверь громко постучали. Кадмус Ламиан с силой воткнул тесак в стол. Дверь открылась, и на кухню медленно вошел Дагда Сарапук. Аджетта заметила, что его некогда красивая одежда стала еще более потрепанной, чем раньше. Длинный сюртук был в темных пятнах, а на локтях и воротнике пробивалась подкладка. Он был худее и выше отца, его дряблое, морщинистое лицо сильно загорело от нездешнего солнца и обветрилось.

— Мистер Ламиан, — сказал он тихо, почти прошептал. — Не могли бы вы сделать мне милость и поговорить со мной наедине?

Ламиан бросил на Аджетту взгляд, и она поняла, что ей надо побыстрее уйти из кухни. Аджетта повернулась и пошла к двери:

— Я присмотрю за постояльцами, отец. Может, им захочется, чтобы их повеселили.

Сарапук даже не пошевелился, чтобы дать ей пройти. Аджетта протиснулась мимо него, а он улыбнулся, заметив, что ей неловко.

— Какая красивая девушка! И так молода, — тихо сказал он, когда она ушла, зная, что Аджетта наверняка услышит его слова.

— Чем могу быть полезен, мистер Сарапук? — спросил Кадмус, предложив другу сесть за стол. Они сели вместе. Кадмус заметил, что белки Сарапука отливают красным в свете яркого пламени в камине, а в редкой седой бородке застряли крошки от галет.

— Я хочу рассказать о своем магазине, — прошептал Сарапук. — Я купил небольшой дом в Ситинг-лейн, недалеко от Гарт-стрит. Внизу магазин, а сверху жилые комнаты, так что к концу недели думаю туда переселиться. — Он ненадолго замолчал. — Но, конечно, от вашей чудесной еды я не собираюсь отказываться. Вы согласны мне ее приносить по вечерам в семь? — Он снова замолчал и обернулся на дверь, внимательно прислушиваясь. — Не могла бы мне ее приносить Аджетта? Мне почти не с кем поговорить, а она такая обаятельная, она внесет приятное разнообразие в жизнь старика.

— Все возможно… за определенную плату, конечно, — ответил Кадмус, улыбаясь. — А что вы собираетесь продавать в своем магазине? — спросил он, пытаясь узнать, не может ли он на этом как-то заработать.

— Я ничего не буду продавать, Кадмус, я буду лечить. Стану аптекарем и займусь лекарствами, зубами и простукиванием черепа. Меня очень интересует анатомия, но, к сожалению, в этом деле нечасто найдешь добровольцев.

— Для этого вам, должно быть, пришлось многому научиться, мистер Сарапук. Это все слишком сложно и высоко, не для таких, как я. — Кадмус попытался выказать интерес к новому делу Сарапука.

— Мы все иногда болеем — телом, разумом или духом. Когда придет время, я открою небольшую больницу — если, конечно, найду тех, кто будет достаточно заинтересован в том, чтобы сделать на этом деньги. — Сарапук посмотрел Кадмусу прямо в глаза. — За свою жизнь я совершил много ошибок, но на этот раз все будет по-другому. Всего сто фунтов, внесенных в мое дело, окупятся в несколько раз, однако людей, которые могли бы пойти на это, найти так же трудно, как трупы. — Сарапук стучал пальцем по столу, как будто отбивая какой-то странный ритм.

— Я знаю одного человека, который мог бы вам помочь, мистер Сарапук, — ответил Кадмус, проникаясь все большим интересом к затее друга. — Значит, сто фунтов… А где гарантия, что они окупятся?

— Я могу ответить только одно: умелый человек всегда найдет массу возможностей их окупить. — Сарапук поднял одну бровь и улыбнулся.

— Ради чего вы этим занялись, мистер Сарапук? Собираетесь заботиться о людях, открыть больницу. Во имя высоких идеалов? — Кадмус повернулся и наклонился к нему: — Вот я, например, пекусь о своей жене и ребенке. Я сразу чую хорошую сделку, и, пока моя семья сыта и довольна, я счастлив. А что заставляет вас делать это?

Сарапук снова огляделся. Он проверил, закрыта ли дверь, и прислушался. Кухня была залита красным светом от пламени в камине, на стенах ярко горели свечи. Сквозь крохотное окошко в дальней стене не проникало ни одного лучика с улицы. Непонятно было, день сейчас или ночь. Здесь не существовало времени. Толстые стены кухни вынесли мятежи, матросские бунты и чуму. А Великий пожар лишь закоптил их. Прежде чем отвечать, Сарапук ненадолго задумался, глубоко вдыхая горячий воздух.

— Мой дорогой друг, я объездил весь мир в поисках его тайн и загадок. Я был в Египте и в Персии, откопал развалины многих городов. Я искал не переставая, но предмет моего поиска сокрыт не в мире, а в глубинах человеческого тела. Я ищу то место, где прячется душа. — Сарапук крепко схватил Ламиана выше локтя и притянул к себе. — И я знаю, что буду первым, кто его найдет, а когда я отыщу его, то удержу человеческую душу на пороге смерти и докажу миру, что мы бессмертны. Вы только подумайте об этом, Кадмус. На что пойдут люди, чтобы посмотреть на душу, эту вечную субстанцию, которую поместили в стеклянную банку и выставили на обозрение публике за два шиллинга? Я стану богатым. Мы оба станем богатыми! — Сарапук засмеялся высоким, взволнованным смехом.

— Вы думаете, что это возможно? Что вы сможете это сделать? — спросил Кадмус, ему передалось волнение друга.

— Мой поиск похож на детскую мозаику — с каждым годом я нахожу по одному кусочку. И вот сейчас картинка почти готова. — Сарапук замолчал и с волнением огляделся. — Нельзя никому рассказывать об этом, нужно держать это в тайне. Власти могут заинтересоваться моими изысканиями, и тогда мне придется рассказать им, откуда взялись мои добровольцы.

— А добровольцы… Это мертвецы? — неохотно спросил Кадмус.

— Пока да, — спокойно ответил Сарапук. — Однако придет время, когда мне понадобится парочка таких, кто… как бы это выразиться… находится между жизнью и смертью. — Он снов а глубоко вздохнул. — Мне бы трупы посвежее. Некоторые из тех, что я купил, провисели слишком долго и, в определенном смысле, испортились.

Кадмус задумался, но потом сказал:

— Наверное, я смогу вам помочь. У меня есть друг, Джон Свифт, он работает тюремщиком в Ньюгейтской тюрьме. За небольшую плату он достанет то, что вам так нужно. Позавтракайте с постояльцами за мой счет. А сам я тем временем хорошенько обдумаю это дельце. Это самая необычная сделка в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы наше сотрудничество осталось в полной тайне. Не хочу, чтобы люди подумали: Ламиан пытается прыгнуть выше своей головы.

Сарапук встал, схватил Кадмуса за руку и яростно затряс ее:

— Мы живем в очень важное время, время науки и истины. Мы поможем миру по-иному взглянуть на самого себя. Через год о вас может заговорить высшее лондонское общество, у вас будет собственная беседка в Воксхолл-гарденз, а также карета или речная баржа, а ваша дочь превратится в чью-то красавицу жену.

В холле собралось много народу: постояльцы ждали, когда им принесут еду, и боролись с Бандитом за место у огня. Аджетта протолкнулась через толпу и отперла дверь в огромную столовую, которая занимала почти все западное крыло дома. В комнате было холодно; огонь разожгли недавно, и пламя пыталось охватить отсыревший уголь в камине и обогреть комнату. От угля поднимался густой коричневый дым, устремлявшийся по широкой трубе к октябрьскому солнцу.

Через всю комнату протянулся длинный стол, вокруг него теснились деревянные стулья. Стол освещали четыре подсвечника; должно быть, свечи в них горели довольно давно, распространяя по всей комнате запах свиного сала.

Толпа волной хлынула в столовую. Это было сборище всеми отвергнутых и нищих оборванцев, среди них были и уличные актеры, и певцы из таверн, и даже человек, который уверял, что у него на руках стигматы — следы от распятия, он показывал их публике за шесть пенсов. Постоялый двор был дешевым. Нары, под ними ведро, для того чтобы справлять нужду, — это можно было получить всего за два пенса, а те, у кого и их не было, могли повисеть за фартинг. Они становились на колени и ложились спиной на длинную веревку, протянутую от одной стены до другой. Чтобы не заболеть на холодном полу, они висели на ней, как повешенные птички, веревка раскачивалась, и вскоре они погружались в беспокойный и часто прерываемый сон.

Завтрак прошел в суете и спешке. Из кухни принесли кусочки горячего мяса, маленькие круглые булки и глиняные горшки с элем. К еде тут же со всех сторон потянулись руки — каждый пытался ухватить свою долю горячего мяса с хлебом, за которые он заплатил один пенни, и запить все это кружкой дешевого эля.

Аджетта стояла у стола и следила, чтобы все взяли свою порцию и никто не прихватил еще и чужую. Мистер Манпурди обмотал руки красной тряпкой, чтобы не было видно бинтов, которые скрывали его стигматы. Девочка пристально смотрела на него. Он никогда никому не разрешал посмотреть на кровавые рубцы бесплатно. Следя за тем, как он ест, Аджетта поняла, что ему дается это с большим трудом. Держа руки в неудобном положении, мистер Манпурди пытался поднести кусочек хлеба ко рту. Аджетта надломила маленькую хрустящую булочку, взяла с тарелки кусок мяса и засунула его в булку. Отдав ее Манпурди, она улыбнулась. Он благодарно кивнул ей в ответ.

Аджетта не горела желанием посмотреть на следы распятия на ладонях Манпурди. Она не доверяла религии. Неужели всемилостивый Господь спокойно смотрел бы на то, как она прозябает в нищете? Стигматы на руках Манпурди не вызывали у нее никаких чувств. Вот верблюд, которого она однажды увидела в зверинце Гуга — его привезли из Аравийской пустыни, — был куда интереснее, чем руки Манпурди. Для нее мистер Манпурди был таким же, как и все остальные уродцы, торгующие собой, — на постоялом дворе их собралось немало. Здесь жил мальчик с кожей как у жука, женщина с тремя руками и девушка с такими большими ушами, что ее называли человек-слон. Она уже видала таких.

Аджетта знала, что некоторые увечья люди наносят себе сами. Однажды она видела, как какой-то мужчина утыкал лицо утиными перьями, а потом заявил, что он наполовину орел. Другой подпилил себе зубы так, чтобы они стали похожи на волчьи клыки, и выкрасил кожу чайной заваркой.

Но мистер Манпурди был другим. Он был мягким и добрым человеком и не считал себя важной птицей. Все, что отличало его от других, — это кровоточащие, никогда не заживающие раны на руках и рассказ о том, как однажды ночью, во сне, на него снизошло страшное видение, а потом появились стигматы.

Дагда Сарапук медленно вошел в столовую и сел в самом конце стола. Он посмотрел на Аджетту и улыбнулся, взяв с тарелок хлеб и мясо. Потом наклонился к Манпурди и что-то тихо сказал ему. Аджетта не разобрала что.

В эту минуту она заметила, как из кухни вышел ее отец, он нес поднос с едой. Прежде чем подняться по лестнице, отец прошептал ей на ухо:

— У нас новый постоялец, и это особенный постоялец. Поэт. Он приехал вчера вечером и не хочет, чтобы его беспокоили. Все время сидит у себя в комнате. Я сам буду носить ему еду. Понятно?

Кадмус повернулся и зашагал по лестнице на верхний этаж. Такое поведение отца заинтересовало Аджетту. Она пошла за ним, прислушиваясь к его шагам. Дойдя до самой верхней площадки, он остановился и заглянул в пролет, потом поставил поднос на маленький столик и достал из кармана ключ. Аджетта спряталась за стеной в начале последнего лестничного марша. Она услышала, как ключ вставили в замочную скважину и быстро повернули. Дверь со скрипом отворилась. Аджетта задержала дыхание, чтобы услышать то, о чем будут говорить в комнате.

— Ты ешь нашу еду? — отчетливо проговорил ее отец. — Вот хлеб с мясом. Еще я принес тебе воды. Мне показалось, что таким, как ты, вряд ли понравится эль.

Ему никто не ответил. Аджетта тихо вздохнула, пытаясь услышать хоть что-нибудь, что бы помогло ей понять, кто живет в мансарде. Раздался звон цепей, которые тащили по деревянному полу.

— Вы не могли бы снять с меня это? — произнес кто-то слабым голосом, которого Аджетта еще не слышала. Голос был тихим, ломким и чистым. — У меня нет ни силы, ни желания убегать.

Повисла долгая пауза, потом отец ответил:

— Мистер Гуг сказал, чтобы я был очень осторожным. «Никогда не снимай с него цепей, иначе он улетит», — сказал он.

— И куда же я полечу? На окнах решетки, дверь заперта. Думаете, я проползу под дверью или исчезну через крысиную нору? — сказал узник.

— Ты — странное создание, и теперь ты принадлежишь мне. Я заплатил за тебя кругленькую сумму, и ты можешь оказаться очень полезным. Несколько минут назад один ученый сказал, что ему как раз нужен кто-то вроде тебя. Но даже он очень бы удивился, узнав, кто ты на самом деле.

Кадмус прошел по деревянным половицам. Аджетта слышала каждое его движение. Он поставил поднос на стол.

— Оставлю его здесь, поешь, если захочешь. Тебе не помешало бы набрать пару фунтов. Ты такой тощий, у тебя явно проблемы со здоровьем. Честно говоря, я купил тебя из-за твоих зубов: они будут здорово смотреться во рту у какого-нибудь джентльмена, когда их туда пересадят. — Кадмус засмеялся.

— Что меня ожидает? Я останусь здесь навсегда? — спросил узник.

— Ты останешься здесь, пока я не решу, на что ты мне можешь сгодиться. Ты — прекрасное, исполненное странной силы существо. Если я представлю тебя миру, то могу заработать себе состояние и стать известным человеком. Все дело в том, что ты действительно…

В этот момент в холле послышались крики и входная дверь распахнулась. Бандит отчаянно залаял, публика бросила завтрак и устремилась из столовой на улицу. Кадмус Ламиан выскочил из мансарды, а Аджетта проскользнула в свою комнату. По Флит-стрит медленно ехала повозка, в ней сидел приговоренный к смерти человек, его везли к виселице в Тайбурне. Из-под металлических ободов огромных колес летела грязь. Взгляд осужденного был прикован к верхнему окну постоялого двора. Там, под самой крышей, он заметил лицо, прижатое к грязному оконному стеклу мансарды. В этот миг осужденному стало тяжело вдвойне. Он заметил глубокую тоску на лице того, кто смотрел в окно, тоску более сильную, чем его собственная, и каким-то странным образом он понял, что его ждет гораздо лучшая участь, чем участь человека из мансарды.

Глава 4 Переулок Иниго

На площади Блумсбери одиноко стоял какой-то человек в черном сюртуке. Он прислонился плечом к старому вязу, сухая октябрьская листва падала на землю, как дождь из золотых монет. Пытаясь защититься от холодного ветра, который гнал листву по траве, незнакомец поднял воротник и кашлянул. Между вязами паслось несколько толстых овец, они старались держаться подальше от незнакомца, который курил длинную глиняную трубку. Огонек трубки бросал красный отсвет на его лицо.

Часы Святого Георга на высокой мраморной башне, возвышавшейся над городом, пробили четверть. По Лондону прошел слух, что в полночь землетрясение повторится. Мальчики-продавцы газет кричали об этом, бегая по улицам с пачками «Ландон Кроникл». Они пророчили новую катастрофу и призывали жителей города не паниковать. У таверны «Большой бык» собралась толпа: люди Ждали, что скоро земля снова затрясется, снова зашатаются дома, как это было накануне, и небо снова станет непроглядно черным. Над Темзой посреди лилового неба повисла яркая молодая луна. Проститутки Хольборна бродили по улицам, взмахивая длинными юбками и белыми шалями, и приставали к каждому джентльмену в надежде на заработок.

Блейк и Бонэм весь вечер проговорили у открытого окна в обсерватории на четвертом этаже. Они пообедали жареными голубями и скумбрией, отрывая мясо от костей и отбрасывая в сторону хрустящую кожицу. Теперь они ждали, когда небо прояснится. Сильный ветер разогнал облака, и небо очистилось.

Блейк долго возился со своим длинным медным телескопом, стараясь приспособить линзы так, чтобы можно было разглядеть комету. Первый раз в жизни он боялся, что обманул себя, что ошибся, и никакой звезды Полынь не было, что он принял за звезду пятнышко на линзе или отраженный свет какой-то другой звезды. Когда до полуночи осталось совсем немного, он начал лихорадочно осматривать горизонт в поисках кометы.

Бонэм терпеливо ждал, ему хотелось, чтобы его друг успокоился. Он смотрел, как Блейк настраивает окуляр и кольца, а через несколько минут снова начинает возиться с телескопом.

— Она скоро появится, Сабиан. Глаза не подвели тебя. Верь себе: как только пробьет полночь, звезда снова покажется, и ты ее увидишь, — сказал он, стараясь говорить убедительно.

— Да, мы подождем, — ответил Блейк, отходя от телескопа и открывая шкаф в глубине комнаты. — Мне нужно кое-что показать тебе, сейчас самое время.

Блейк вынул большой сверток в шелковой ткани и вернулся в центр комнаты. Там он положил сверток на стол. Пока он снимал шелк, Бонэма охватывало все большее волнение.

— Вот эта книга, Исаак. Она была написана так давно, что теперь никто не знает, чей разум создал ее, — проговорил Блейк. — Не думал, что она когда-нибудь появится в моем доме, но так случилось, и мне надо благодарить звезды за то, что они послали ее мне.

Бонэм в изумлении уставился на книгу в толстом кожаном переплете с пергаментными страницами, исписанными древним почерком. Блейк быстро листал фолиант, пока наконец не дошел до последней страницы шестой главы шестой книги. Его палец метнулся к витиеватой записи на полях.

— Вот, смотри. Это правда! — Он начал читать вслух: — «Полынь… сияющая звезда упадет с небес… и многие погибнут от ее горечи». Она летит к нам, Исаак, мы первые ее увидим, и мы никак не можем ее остановить. — Его глаза пылали от волнения, граничащего с помешательством. — Надо рассказать о ней миру, но я боюсь, что, если мы об этом расскажем, людей охватит страх, и наступит такой хаос, какого мы еще никогда не видели. А если все это окажется неправдой, то я прослыву самым большим глупцом, который когда-либо жил на земле.

— Как ни крути, одни неприятности, — быстро сказал Бонэм, с восторгом глядя на «Неморенсис». — Все равно тебе надо об этом кому-то сказать, а кому еще, как не Королевскому обществу? Ты знаешь, в какое именно место ударит комета, если она все-таки столкнется с Землей? — Бонэм пролистывал книгу, стараясь разгадать странные буквы и вычисления, которыми была испещрена каждая страница.

— Когда комета войдет в Первое Небо, она расколется на тысячи мелких кусочков, — ответил Блейк. — И они все посыпятся на землю. По моим расчетам, на территории от Парижа до Лондона все будет разрушено, моря отравлены, большая часть Земли погрузится во тьму на сотню лет! — Он посмотрел на Бонэма, чье лицо вдруг резко помрачнело в ярком свете свечи. — Как я могу рассказать такое Королевскому обществу? Это ведь горстка раскормленных умников, которые обожают звук собственного голоса. Они наверняка решат, что я просто глуп. — Блейк в волнении зашагал по комнате.

— Нет, не решат, если мы покажем им комету. Надо привести сюда лорда Флэмберга, пусть сам увидит ее, а остальные поверят ему на слово. Я могу договориться на завтрашний вечер. Если мы будем ждать слишком долго, то другие могут заявить, что это они открыли комету. Она твоя и должна быть названа твоим именем, Сабиан. Ради этой кометы ты проделал огромную работу, сложнейшие вычисления, нельзя, чтобы это все пропало даром. — Бонэм схватил Блейка за руку и потряс ее. — Сегодня я поздравляю тебя с открытием, завтра тебя поздравит Королевское общество, а скоро и все человечество оценит твою гениальность. Кто знает, может быть, «Неморенсис» должен изменить весь мир, и тебе доверено донести до нас эту новость.

Стоявший на площади незнакомец в черном продолжал следить за домом, не отрывая взгляда от открытого окна на верхнем этаже. Мимо проносились экипажи и, постукивая через каждый шаг своим жезлом о землю, брел часовой. Никто не замечал ни темной тени под вязом, ни огонька угасающей глиняной трубки.

Аджетта слышала голос Блейка, доносившийся из обсерватории. Она открыла маленькую дверцу, которая выходила в переулок позади площади. Слева Аджетта увидела огни Хольборна, отбрасывавшие зловещие тени на стены домов в переулке. Старой нищенки вроде бы поблизости не было. Аджетта поискала глазами Бандита и громко позвала его. Она была одна.

Аджетта решила побыстрее добраться до улицы. Она подобрала подол длинной юбки, заткнула его за фартук, потом поплотнее завернулась в шаль и бросилась бежать; ее ноги стучали по брусчатке и шлепали по грязи. Она мчалась навстречу свету, понимая, что в толпе людей, собравшихся на улицах Хольборна, ей нечего будет опасаться.

И тут из самой глубины подсознания в голову ей пришла ужасная мысль, что ее преследует какое-то темное существо. Она даже почувствовала его дыхание на своей шее. Волосы на затылке встали дыбом от ужаса, когда Аджетта представила, что к ней тянутся длинные холодные пальцы. Она посмотрела себе под ноги, боясь споткнуться, так как бежать приходилось все быстрее.

Внезапно Аджетте преградили путь, она резко остановилась и упала. Вокруг нее шумел Хольборн. Девочка подняла голову, не в силах прийти в себя после такого столкновения. Над ней возвышался какой-то мужчина, с ног до головы одетый во все черное. Его сюртук был расшит красивой золотой нитью, которая прекрасно сочеталась с массивными пряжками на сапогах. Он внимательно посмотрел на нее и протянул руку.

— Маленькие девочки должны смотреть, куда идут, — сказал он низким голосом с незнакомым акцентом. — Уже очень поздно, а в этом городе много таких людей, с которыми тебе не следовало бы встречаться. — Незнакомец вежливо улыбнулся и помог Аджетте встать.

Аджетта уставилась на мужчину в черном. Он был высокого роста, с узким лицом и огромными зелеными глазами, которые смотрели на нее из-под полей мягкой черной шляпы. Воротник сюртука поднят: дул холодный ночной ветер. Аджетта попыталась вырвать руку, но он крепко сжал ее в своей.

— Такая теплая, такая нежная… — Незнакомец замолчал и заглянул ей в глаза. — Ты — девушка, которая много всего знает. Да к тому же еще и молодая, а это вдвойне опасно. — Он отпустил ее руку. Аджетта не шелохнулась, она словно приросла к месту, на котором стояла, и совершенно не представляла, что делать дальше. — Судя по твоему лицу, тебя ждет важная встреча, на которую ты обязательно должна прийти. Встреча с тем, кого нельзя заставлять ждать. Хочешь, я отведу тебя на эту встречу?

— Вы что, спятили? Или ваш мозг жрут черви? — злобно воскликнула Аджетта.

В эту минуту на высокой башне часы Святого Георга начали отбивать полночь. Аджетта оттолкнула незнакомца и побежала к переулку Иниго. Люди, собравшиеся на Хольборне, замерли и уставились в небо, ожидая новой катастрофы. Вдалеке выстрелила корабельная пушка, и глухой грохот выстрела разнесся над Темзой. В Лондоне воцарилась тишина, народ ждал. Аджетта бежала к переулку, расталкивая людей. Ее никто не замечал, никому не было до нее дела: взгляды всех жителей были прикованы к небесам. Высоко над городом висела молодая луна, небо прояснилось, и в его красоте было что-то первозданное, как будто весь мир был сотворен заново и это была его первая ночь.

С двенадцатым ударом часов Аджетта свернула в переулок Иниго. Сейчас он казался еще темнее и ужаснее, чем вчера. На стене по-прежнему были видны следы крови. Аджетта шла по переулку, не переставая оглядываться, готовая к тому, что из каждой тени на нее может наброситься неведомое существо.

Шум из «Таверны моряков» разносился по всему переулку Пронзительные крики и громкий смех эхом перекатывались среди каменных стен, и от этого в переулке было еще страшнее.

Над дверью таверны висел маленький фонарь, узкий луч света отражался от тумана, который стелился над землей на уровне коленей. Аджетта не видела, куда ступает; в этом тумане мог притаиться какой-нибудь разбойник. Луч света прыгал по полосам тумана, которые собирались вокруг Аджетты, иногда принимая форму безликих призраков.

И тут она услышала стук подков: лошади везли какой-то экипаж. Стук становился все громче, вскоре послышался звон металлических ободов о брусчатку. В свете фонаря Аджетта увидела четверку гладких черных лошадей в траурной экипировке, они скакали по туману, как по облакам.

Лошади были впряжены в красивую карету. На облучке сидел возница, воротник его сюртука был поднят, сзади стояли два лакея с бледными как смерть лицами, в напудренных париках, в ливреях, обшитых галунами. Карета остановилась перед таверной, перегородив Аджетте путь. Из темного укрытия девочка увидела, как возница огляделся, а потом осторожно соскочил с облучка и отворил дверцу. Он заглянул внутрь, затем отступил назад, протянув руку тому, кто сидел в карете.

Аджетта увидела, как из кареты вышла высокая женщина в длинном бархатном черном плаще с капюшоном. Плащ блестел в свете фонаря и, колыхаясь, разгонял туман. Лицо женщины скрывала маска тигра с острыми усами. Усы были усеяны алмазами, а вокруг глаз сияли голубые бриллианты. Ее длинная белоснежная шея поблескивала в сумраке.

Женщина оглядела переулок и позвала:

— Аджетта! Аджетта Ламиан… Мне нужно с тобой поговорить.

Аджетта вжалась в стену, а женщина приказала лакеям спуститься.

— Выходи, Аджетта. Я не причиню тебе вреда, ты можешь мне доверять. — Женщина говорила с приятным акцентом. Голос ее был мягким и удивительно нежным, как будто за свою жизнь она ни разу не закричала и не произнесла ни одного злого слова. — Аджетта, — продолжала женщина, — мне пора ехать дальше, но я должна сказать тебе кое-что очень важное. От этого может зависеть твоя жизнь и жизнь твоего отца. Я знаю, что ты здесь. Выходи, девочка!

Не дожидаясь ответа, женщина развернулась и села обратно в карету. Возница забрался на облучок, взял в руки, затянутые в перчатки, поводья и дал команду лошадям трогаться.

— Подождите! — закричала Аджетта, выскочив из укрытия и подбегая к карете. — Я здесь! Я поговорю с вами.

Дверца открылась. Она была сделана из желто-черного металла, и Аджетта заметила на ней символ, какого еще никогда не встречала. Он не был похож на гербы богатых людей, которые она не раз видела на каретах, проносящихся по Флит-стрит. На дверце черной кареты было большое золотое солнце, в котором светился красный человеческий глаз. Он следил за каждым шагом Аджетты.

Из темноты кареты послышался тихий голос:

— Садись, Аджетта. Мы прокатимся вместе, и это маленькое путешествие изменит всю твою жизнь.

Голос женщины звучал ободряюще. Но Аджетта знала, что только сумасшедший может сесть в карету к незнакомцу. Так погибли многие девочки, которых она знала. Они просто исчезли, а спустя время находили их трупы. Оглянувшись по сторонам, она решила, что бояться вроде бы нечего, и быстро забралась в карету. По спине пробежал холодок.

— От чего ты дрожишь — от холода или от страха перед темной ночью? — спросила женщина, протягивая Аджетте свою руку в перчатке. — Мои друзья уже давно наблюдают за тобой… Им кажется, что ты можешь нам помочь, и более того, они считают, что ты как раз подходишь для того, чтобы стать одной из нас.

Дверца захлопнулась, и карета быстро покатила по мощеным улицам в сторону Линкольнз-инн.

Внутри карету освещала небольшая лампа. Обитые кожей сиденья и золоченая дверца поблескивали в ее красноватом свете. Некоторое время женщина молчала. Она пристально смотрела на Аджетту сквозь украшенные бриллиантами прорези своей маски, внимательно изучая лицо девочки.

— У тебя губы лгуньи, — сказала женщина достаточно громко, чтобы ее можно было услышать сквозь стук колес о мостовую. — Ты часто лжешь, Аджетта?

Аджетта помолчала.

— Иногда, — осторожно ответила она. — А разве другие не лгут?

Она попыталась посмотреть ей прямо в глаза, и женщина улыбнулась.

— У тебя глаза вора, — сказал она. — Ты воруешь, Аджетта?

— Да, если нужно, — отрезала Аджетта, разглядывая дверцу и думая о том, удастся ли ей, если что, выпрыгнуть из кареты и сбежать. Но женщина быстро выставила вперед ногу, отгородив от Аджетты дверь.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты выпала из кареты, — сказала женщина совсем другим тоном. — По крайней мере, пока. Мы еще не закончили.

— Зачем я вам нужна? — спросила Аджетта, пытаясь сохранять спокойствие и отчаянно желая, чтобы с ней сейчас оказался ее верный Бандит и перегрыз этой женщине глотку.

— Сядь и слушай. И прекрати думать о том, чтобы выскочить из кареты и сбежать, — сказала женщина. — Если бы мы хотели тебя убить, мы бы это непременно сделали. Ты бы давно уже оказалась очередной девкой, чей труп вылавливают из Темзы во время отлива…

Карета плавно покачивалась из стороны в сторону, а Аджетта внимательно смотрела на женщину. От нее пахло дорогим вином и анисом. Аджетте был знаком запах аниса — однажды Блейк оставил на столе бутылку с волшебной настойкой. От этой крепкой приторной жидкости у нее заслезились глаза и запекло в носу. Теперь она чувствовала, что вся карета пропахла этим ароматом, одежда женщины пропиталась им, как сильными духами.

— Куда вы меня везете? — спросила Аджетта.

— Недалеко. Здесь ты в большей безопасности, чем на улице. — Женщина поискала что-то в своем плаще и наконец извлекла оттуда серебряную фляжку. — Не хочешь попробовать? Это согреет твое сердце. — Она засмеялась, протягивая Аджетте тяжелую фляжку.

Аджетта отвернулась.

— Это не отрава, — сказала женщина, отвинтила серебряную крышку, поднесла фляжку к губам и сделала большой глоток.

— Ну, видишь? Не буду же я травить саму себя. Держи. Нам предстоит стать друзьями надолго. Гебе придется научиться доверять мне, и это неплохое начало. — Женщина снова протянула ей фляжку.

— Раз мы должны стать друзьями, то можно мне увидеть ваше лицо? — спросила Аджетта, осторожно беря в руки фляжку.

— Тебе может не понравиться то, что ты увидишь. И вообще, будет лучше, если ты будешь знать только мое nom de guerre — одно из моих боевых прозвищ… Зови меня Йерзиния. — Женщина улыбнулась, и Аджетта увидела, как ее глаза, яркие, как бриллианты, вспыхнули под маской. — Ну же, пей! Эта жидкость не причинит тебе вреда, наоборот, тебе станет лучше. Она расслабляет разум, освобождает душу и согревает тело. — Йерзиния радостно передернула плечами и захихикала.

Сильный запах из фляжки ударил Аджетте в нос. Прежде чем поднести ее ко рту, Аджетта поколебалась, понимая, что, сделав один глоток, она может навсегда покинуть мир живых.

Йерзиния как будто читала ее мысли. Она сказала:

— Мы станем сестрами, и я буду заботиться о тебе. Тебе больше ни о чем не нужно будет беспокоиться. Я могу освободить тебя от горшков и кастрюль, от мытья полов и раздачи обедов. Скоро тебе не придется носить еду в Ньюгейтскую тюрьму. — Она замолчала и снова улыбнулась. — Я знаю, что тебе не нравится, как тебя разглядывают заключенные. Давай, выпей за новую жизнь.

Аджетта сделала большой глоток, и аромат остался на ее языке. Она откинулась назад, впервые расслабившись на мягкой коже сиденья. Карета приятно укачивала ее, как корабль, а согревающая жидкость разлилась по телу, напрягая каждый нерв, наполняя каждый мускул и каждое сухожилие новой жизнью.

Аджетта почувствовала себя очень бодрой, ее омывали волны радости. Ее переполняло огромное чувство любви ко всему вокруг. Она быстро выпила еще, стараясь сделать глоток побольше, надеясь, что жидкость никогда не закончится, что от каждой капли ей будет становиться все лучше и лучше.

Йерзиния взяла у Аджетты фляжку, чтобы отпить самой.

— Я прекрасно помню то чувство. Ты никогда не забудешь день, когда ты пила абсентиум в первый раз. В нем сокрыта волшебная сила, эта сила меняет душу, освобождает тебя, и ты паришь, как орел.

— Она схватила Аджетту за правую руку и вдавила большой палец в ее ладонь. Когда она прижала палец еще сильнее, ладонь начало жечь. Не чувствуя никакой боли, Аджетта смотрела, как от ее кожи поднимаются струйки дыма и извиваются в воздухе, подобно болотным бесам.

— Запомни, Аджетта, счастье и удовольствие гораздо важнее, чем воля любого бога. Сегодня ты станешь взрослой. Сегодня ты начнешь жить для себя, а не для отца или Сабиана Блейка. — Йерзиния поднесла руку Аджетты к своему рту и подула на ладонь. — За свою жизнь ты совершила много всякого, чтобы тебя вздернули на виселице в Тайбурне, и не раз. Я могу спасти тебя. Воруют только дураки. Скоро ты поймешь, что перед тобой открывается другой мир, мир, в существование которого ты раньше не верила.

— Что я должна сделать? — спросила Аджетта. Ей казалось, что она разговаривает с кем-то во сне, она не была уверена, что вообще произносит какие-то слова.

— Ты скоро узнаешь. Это придет тебе подобно мысли, подобно видению, которое никогда не исчезает, подобно мечте, которую надо осуществить, или желанию, которое ничем невозможно удовлетворить. Тогда ты поймешь, что тебе надо сделать, и мы снова встретимся… Совсем скоро.

Карета резко остановилась, и Аджетта чуть не упала с сиденья. Один из лакеев спрыгнул на землю и открыл дверцу. Аджетта выглянула на тускло освещенную улицу Лондона. Она чувствовала запах реки и слышала крики лодочников, громко перекликающихся друг с другом перед последней за день поездкой. Часовой прокричал, что сейчас час ночи и в районе все в порядке, и постучал жезлом о стену.

— Лондонский мост, — тихо сказала Йерзиния. — Здесь живет один человек, с которым тебе надо встретиться. Придешь сюда в воскресенье утром, прежде чем отправиться к Блейку. Найдешь магазин, в котором продают книги. У продавца кое-что есть для тебя, оно тебе понадобится.

Лакей протянул руку, помог Аджетте выбраться из кареты, потом быстро захлопнул дверцу и запрыгнул на свое место. Как только щелкнул замок, возница тронул поводья, и карета поехала по брусчатке Бишопсгейта. Четверка черных лошадей в траурном убранстве стучала по мостовой железными подковами, из-под которых сыпались искры.

Аджетта осталась одна. Абсинтиум исчезал, как заходящая луна, его действие становилось все слабее и слабее по мере того, как удалялась карета Йерзинии. Ночь показалась девочке холоднее, чем раньше. Аджетта поплотнее закуталась в шаль, чтобы согреться. Она посмотрела на свою руку, которая болела, как от свежего ожога. В центре ладони остался черный отпечаток большого пальца, он пересекал линию жизни. Аджетта поплевала на ладонь и потерла отпечаток большим пальцем другой руки. Ладонь заболела еще сильнее, ожог увеличился прямо у нее на глазах и принял форму большого красного глаза с черными краями. Рука начала пульсировать. Аджетта быстро завернула ее в передник, прижав влажную ткань к ране, и неуверенно побрела от Лондонского моста к Бишопсгейту.

Глава 5 Обоженные крылья и парики

Кадмус Ламиан сидел за длинным столом и смотрел на тлеющие угли в камине. Дагда Сарапук развалился на огромном деревянном стуле у очага. Он громко храпел, и на его узком подбородке пузырилась белая слюна. Легкий ветерок колебал пламя свечей, освещавших комнату с каминной полки.

— Да, с тобой не поболтаешь, Сарапук, — недовольно проворчал Ламиан. — Я думал, ты не заснешь, пока я не доскажу тебе то, о чем начал.

Сарапук спал, его голова качалась из стороны в сторону, как будто его тревожили кошмары.

— Эта штука обладает удивительной силой, силой не из этого мира. Она способна вытащить тебя с самого дна, из твоей жизни, полной пиявок и вшей, кровопускания и сифилиса.

Ламиан хлопнул себя по руке и снял с кожи насосавшуюся крови вошь — так уверенно, как будто проделывал это уже тысячу раз.

— Я даже принес тебе перо, думал, покажу тебе его в качестве доказательства, — пьяно промычал он, вытащив из внутреннего кармана своего сюртука длинное белое перо.

Ламиан поднес его к неровному свету свечи и посмотрел на белоснежную, сверкающую красоту не из этого мира.

— Какой смысл знать какую-то тайну и не иметь возможности ею поделиться, спрашиваю я тебя? Посмотри на меня: я — простой повар, владелец постоялого двора. А ведь там, наверху, в мансарде, я — владелец такой красоты, которую еще никогда не видел наш мир. Но кому я могу ее показать? Кому я могу ею похвастаться? Вот это-то и плохо в любых секретах. Они хороши, только если ты можешь их кому-нибудь раскрыть.

Сарапук проворчал что-то в ответ, бормоча в полусне слова какой-то забытой песни:

— «Дай мне исопа… чтобы я стал чище… Помой меня, и я стану белее снега…»

Ламиан в страхе передернул плечами, как будто эти слова пропел призрак. Он схватил железную кочергу, что стояла подле камина, и три раза ткнул ею Сарапуку в грудь.

— Эй, ты! Перестань болтать всякую ерунду! — воскликнул он. — У меня мурашки по коже бегут. Такое говорят только священники, вот и оставь это им.

Сарапук съехал со стула и упал на каменный пол, схватившись за деревянную планку между ножек, как утопающий хватается за кинутую ему веревку.

— Ай! Что такое? — закричал он, ударившись коленями о пол. — Столько проехал… забыл уже… А он все со мной, со мной… По ночам преследует меня, этот пес, бежит за мной, гонится. — Сарапук окончательно пробудился от своих кошмаров. Теперь он стоял перед Ламианом на коленях, как будто собирался молиться. — Кадмус, я видел его, теперь никакие слова не спасут меня. Я слышал его ужасную поступь во тьме, чувствовал его дыхание на своей шее. Эта тварь сорвалась с цепи и хочет поглотить меня. — В его глазах застыли слезы, и последние слова, застрявшие в горле, вырвались рыданиями. — Кадмус, скажи, что защитишь меня. Давай станем друг для друга больше, чем просто собутыльники. Ты — мой единственный друг, а этот пес с каждой ночью все ближе и ближе!

— Это всего лишь сон, порождение тьмы. Тебе нечего бояться. — Ламиан схватил белоснежное перо, как древнюю волшебную палочку. — Гляди! Оно защитит тебя! — Он сунул перо Сарапуку. — Это перо ангела. Чудесного существа, какого ты еще никогда не видел. Он спустился с небес на крыльях, а теперь принадлежит мне.

— А по мне, так это обычное лебединое перо. У меня у самого когда-то были перья ангела, кусочки креста, на котором распяли Иисуса, и драконьи зубы. В мире полно подобных вещиц. Каждое из таких чудес можно продать за гинею, главное, чтобы покупатель поверил, что оно излечит от любой болезни. — Сарапук яростно потер руки, как будто пытаясь оттереть с них какую-то невидимую грязь. — Ты — мой друг, а теперь еще и партнер по бизнесу, но перья ангела — это не совсем то, что я от тебя ожидал. В королевских садах полным-полно глупых лебедей с розовым задом.

— Вот как! — гневно воскликнул Ламиан, огорчившись. — Это перо не было куплено у шарлатана из зверинца, оно настоящее! Я видел это существо своими глазами и собственной рукой выдернул перо из его крыла. Это не человек с приклеенными на спину лебедиными крыльями. Это настоящий ангел.

Сарапук вскочил со стула, выхватил у Ламиана перо и поднес его к свету. Он рассмотрел каждую золотую бородку, которая плотно прилегала к другой, и перо сверкало как раскаленное золото. Казалось, что оно сделано из редкого драгоценного металла и для своего размера было слишком тяжелым. Сарапук подержал перо над пламенем свечи, надеясь, что оно загорится и обман Ламиана раскроется. Но перо не обуглилось и даже не почернело. В пламени оно еще сильнее отливало золотом. Он положил его на ладонь, чтобы прикинуть его вес, и на морщинистом лице отразилась работа мысли.

— Кто сотворил его? — спросил Сарапук, подняв бровь.

— Думаю, тот же, кто сотворил всех нас, — ответил Ламиан.

— Бред! Я тоже когда-то верил во всякое такое, но у меня украли веру, как и много чего еще. Теперь я верю только в то, что вижу, и больше ни во что.

Но если я действительно наткнусь на что-то из другого мира, то снова поверю.

Сарапук постучал пером о край стола, и оно начало дрожать и резонировать. Сначала звук был такой высокий, что его невозможно было услышать, но потом, после еще нескольких постукиваний звук стал похож на писк летучей мыши.

— Какая странная штуковина, — сказал Ламиан, взяв у Сарапука перо. — Теперь ты мне веришь?

— Если бы я сам увидел это существо, то поверил бы. Я годами искал место, где прячется душа. Я вскрывал трупы людей разных рас в поисках убежища души. Ее нет ни в мозге, ни в животе. В сердце ее тоже нет, и можно уже заключить, что души вообще не существует. Однако настоящий, живой ангел все изменит. Ты говоришь, что знаешь такое существо? — нетерпеливо сказал Сарапук, пристально наблюдая за каждым движением Ламиана в поисках ответа на свой вопрос.

— Я могу показать…

В эту минуту хлопнула входная дверь. Стекла на кухне затряслись от порыва холодного ветра, а в камине взвились яркие языки пламени. Ламиан быстро посмотрел на Сарапука, взглядом попросив его замолчать.

— Кто там? — закричал он. — Кто это пришел так поздно и разбудил нас? Еда будет только завтра утром, а сейчас мы закрыты.

— Прости, что вернулась так поздно, отец. Меня задержал Блейк, а на улицах толпы народу — все ждут новую катастрофу, пришлось протискиваться мимо них. Ты уже видел молодую луну? — быстро сказала Аджетта, надеясь сменить тему. Обожженную руку она спрятала в складках юбки. — Я пойду спать! — прокричала она из холла.

— Такая взрослая, что не хочешь даже пожелать родному отцу спокойной ночи, да? Давай-ка зайди сюда и пожелай нам спокойной ночи, Аджетта, — сказал Кадмус.

Аджетта остановилась в дверях кухни. Она улыбнулась отцу и кивнула Сарапуку.

— Будь осторожна, когда идешь по Стрэнду, Аджетта. По этой улице вечно шатаются всякие бродяги да проститутки, маленькой девочке там не место, — сказал Сарапук, разглядывая Аджетту.

— Вряд ли кто отважится напасть на мою Аджетту, — отозвался ее отец. — На это пойдет либо отчаянный смельчак, либо идиот. У нее удар получше, чем у самого бесстрашного боксера. — Ламиан поднял кулаки, как бы готовясь к драке. — Ну, Аджетта, давай, покажи ему, как ты бьешь правой. Сбей эту шишку с моего лица! — Ламиан резко выкинул вперед правую руку.

Аджетта осталась стоять в дверном проеме. Она не хотела, чтобы отец увидел выжженный знак на ее ладони, и потому не показывала ему правую руку.

— Я лучше спать пойду, сегодня было много работы, — сказала она.

— Ну же, Аджетта! — воскликнул Ламиан, и в его голосе послышалась настойчивость. — Давай! Подерись со своим отцом!

Понимая, что отказываться бесполезно, Аджетта зашла в кухню, держа правую руку за спиной. Подчиняясь отцу, она сделала красивый свинг левой рукой.

— Давай, девочка, бей так, будто ты правда хочешь меня ударить. Побольше чувства! — сказал Кадмус, сжав свою руку в кулак. — Ты же можешь лучше!

Он так резко рассек кулаком воздух, что Аджетте пришлось быстро отпрыгнуть назад.

Тут в ней сказался врожденный инстинкт и долгие годы тренировки. Без всяких раздумий она нанесла мощный прямой удар, попав отцу прямо в щеку. Кадмус пошатнулся и захохотал.

— Я же говорил, что она умеет драться, — сказал он, опустив кулаки и отдышавшись. — Моя Аджетта — боксер что надо. Я, когда ее учил, особо не церемонился, как говорится, жалеешь розги — портишь ребенка.

Аджетта поморщилась от его слов и от боли в обожженной руке.

— Что с тобой, девочка? Слишком сильно ударила своего папашу? — Кадмус посмотрел на Сарапука и засмеялся.

Аджетта прижала к себе больную руку, стараясь сдержать слезы.

— Я обожгла руку. Свечой, — сказала она. — Пламя опалило ладонь…

— А ну покажи мне, — перебил ее Сарапук. — Я же врач, попробую помочь.

Не успела она отказаться, как Сарапук был уже возле нее, схватил ее руку и, отогнув пальцы, поднес ладонь к свету. Кроваво-красный глаз ожога уставился на него. Из черной окантовки вокруг раны сочилась густая зеленая слизь.

Сарапук быстро заслонил ладонь от отца.

— Держи ее в тепле, особенно по ночам, и никому не показывай, — сказал он, обняв Аджетту за плечи и притянув к себе. — И держись подальше от того места, где ты заработала такой ожог. Эти люди потребуют от тебя больше, чем ты можешь себе представить, — добавил он шепотом.

— Что с ней, Сарапук? Покажи! — потребовал Ламиан. — Она моя дочь, я должен знать.

— Да тут и знать нечего, Кадмус. — Сарапук посмотрел на Аджетту. — Как доктор, я советую тебе обернуть руку чистой тряпицей и идти спать, утром тебе станет легче. Я что-нибудь принесу, чтобы унять боль.

Аджетта вышла из кухни, все еще прижимая к себе больную руку. Ламиан захлопнул за ней дверь. Стук эхом разнесся по дому.

— Слишком уж много внимания к простому ожогу, Дагда. Уверен, что это был всего лишь ожог? — спросил он.

— Конечно, уверен. Я видел много ожогов, и это именно он. А теперь расскажи мне об ангеле. Он-то уж точно заслуживает моего внимания!

— Давай сначала выпьем, пусть Аджетта заснет. А потом я приведу тебя туда, где до небес рукой подать. Ближе к небесам нам с тобой никогда не оказаться, — отозвался Ламиан.

Аджетта затворила дверь спальни, которую она делила с матерью. Это была маленькая, тесная комнатка с двумя узкими кроватями, на которых лежали старые матрасы, набитые конским волосом. Возле материной кровати горела свеча, освещая спальню тусклым светом. Аджетта осторожно прошла по заваленному разными вещами полу, обходя ведро, в которое они справляли нужду, забралась на кровать и надавила на оконную раму. Окно со скрипом открылось, и комната наполнилась свежим лондонским воздухом. На стены лег лунный свет.

Аджетта выглянула из окна. Ночь была светлой и тихой. Туман стелился по мостовой, извиваясь по улицам и переулкам до самой реки. Он был похож на огромного белого дракона. Девочка оглянулась на мать. Одеяло на ее постели вздымалось и опускалось в определенном ритме, как часы. Струйки белого пара вылетали из ее ноздрей в холодный воздух; хрип в ее легких и ночная дрожь мешали Аджетте уснуть.

В стенах скреблись крысы, их царапанье примешивалось к тем звукам, которые издавала во сне ее мать. Аджетта свернулась калачиком под толстым одеялом, надеясь, что боль скоро пройдет, и ожидая, когда ее охватит то всепоглощающее желание, о котором говорила Йерзиния. Она вспомнила роскошную карету с мягкими кожаными сиденьями, сладковатый аромат, исходивший от Йерзинии, и ее богатые одежды. Этот мир был так далек от грязи, в которой жила Аджетта. Теперь она была готова на все, чтобы войти в этот мир.

Аджетта смотрела на длинные черные тени, которые лежали на грязных стенах. Она закрыла глаза в ожидании рассвета, и перед ней возникло лицо незнакомца из Хольборна…

— Маленькие девочки должны смотреть, куда идут, — сказал он низким голосом. — Особенно если они уже были там, куда идут.

Аджетта посмотрела на него. Незнакомец стоял в тени и от этого казался еще выше и страшнее. Он возвышался над ней. Поля его мягкой черной шляпы колыхались от ветра, который дул с реки. Аджетта хотела было ударить его, но руки и ноги онемели и не слушались ее, она не могла пошевелиться.

— Зря ты об этом думаешь, — мягко сказал незнакомец. — В твоем лице воплощается твое сердце, и в твоих глазах светится то, что душа не может скрыть. — Он протянул руку. — Почему ты боишься меня? Ты ведь даже не знаешь, кто я.

Аджетта не могла вымолвить ни слова, слова застряли у нее в горле. Она хотела взять его за руку, но вдруг поняла, что куда-то проваливается. Мимо мелькали лица, чьи-то руки цеплялись за ее длинные волосы — на нее падали гниющие трупы.

Внезапно раздался долгий, приглушенный стон. Хватаясь за простыню и одеяло, Аджетта с громким стуком упала на твердый деревянный пол. Ее мать громко храпела во сне. Аджетта услышала за дверью звук шагов — кто-то осторожно поднимался по лестнице. Она быстро запрыгнула в постель и укрылась с головой одеялом.

Дверь в спальню со скрипом отворилась. Съежившись под влажным одеялом, Аджетта чувствовала, что на нее смотрят, но боялась пошевелиться.

— Спят, как младенцы, — пробормотал ее отец и направился к двери.

— Хорошо, что они не знают, что ты задумал, Кадмус. Скрытность никогда не помешает, — прошептал Сарапук.

Аджетта услышала, как отец с Сарапуком, переговариваясь, поднимаются по крутой узкой лестнице в мансарду Потом раздался скрежет ключа в замке. Тяжелый замок щелкнул и открылся, а Аджетта снова начала погружаться в сон.

— Осторожность прежде всего, Дагда! — сказал Ламиан, затворив за собой дверь и повернув в замке ключ. — Он у меня прикован к полу железной цепью. Меня предупредили, что это шустрый малый и может улизнуть в мгновение ока.

Он провел Сарапука в крохотную комнатку, еще более темную, чем предыдущая, освещенную тусклой свечой.

— Значит, вот твой зверинец? — спросил Сарапук, когда его глаза привыкли к темноте.

— Мой первоклассный экземпляр! Я заплатил за него баснословную сумму, расщедрился, как король, — ответил Ламиан.

— Что ж, будем надеяться, он настоящий ангел, а не обычный поставщик лебединых перьев!

Ламиан отдернул грязную штору.

— Вот мой ангелочек! — с гордостью сказал он.

Сарапук недоверчиво вздохнул. Перед ним сидел человек в длинном серебристом одеянии, расшитом блестящей тесьмой. Он был очень бледным, с лучистыми зелеными глазами, сверкавшими, как изумруды.

— Возможно, это и неплохой образец, но что-то я не вижу крыльев, — сказал Сарапук, взмахнув руками, как будто собирался улететь.

— Вот в чем красота настоящего ангела. Как-то в зверинце на Пиккадилли я видел ангела. У него были громадные крылья, торчавшие сзади сквозь льняную рубашку. Он даже мог ими махать, но никто не знал, что эти крылья пристегнуты к человеческому телу кожаными ремнями. Через шесть месяцев этот ангел превратился в кентавра — приделал к своему заду ноги от дохлой лошади. И публика опять ему поверила… Но мой ангел — настоящий, и его крылья так же прекрасны, как и он сам. — Ламиан ласково погладил странное создание по щеке.

Ангел, казалось, не замечал их. Он неотрывно смотрел в пол с выражением глубокой печали на лице.

— Он умеет разговаривать? — спросил Сарапук, его охватило волнение.

— Иногда он разговаривает, но никогда не спит и ничего не ест. Все время смотрит в пол. Когда его сюда привезли, он весь светился, его кожа блестела не хуже начищенной меди, а крылья были белыми как снег, но теперь… Наверное, он совсем пал духом, в нем что-то переменилось.

— Во мне бы тоже что-то переменилось, если бы меня приковали к полу цепями в такой комнате, — отозвался Сарапук, передернув плечами. — Но на мой взгляд, он обычный человек.

— Да нет же. Он ангел, никакого обмана, никаких трюков. Под этим одеянием скрываются самые красивые крылья на свете, в Лондоне таких еще не видели, — возбужденно сказал Ламиан и потер свою шишку. Его глаз задергался.

Сарапук заметил, что непонятное существо приковано к полу золотыми цепями, которые были припаяны к кандалам на запястьях.

Ламиан высоко задрал край одеяния на ангеле.

— Вот они, видишь! Крылья! Красивые крылья! Ангельские крылья! Настоящие крылья! — Ламиан громко хохотал, его глаза сверкали, он уставился на спину ангела, все еще не веря в то, что видит.

Оказалось, что на спине у существа было небольшое углубление, в нем-то и прятались крылья. В сложенном виде они совсем не выступали над его спиной. Крылья были размером с орлиные, с большими бело-золотыми перьями, блестевшими в неровном свете свечи. Сарапук присмотрелся — он ожидал увидеть ремни, которыми эти крылья пристегнуты к спине. Он сунул руку в углубление — за крылья — и пощупал скрытую часть спины. Тут крылья вдруг развернулись и резко увеличились в размере, обдав Ламиана и Сарапука дождем из крохотных серебряных искр. Ламиан опустил подол одеяния ангела — ткань прошла сквозь крылья, как будто их вообще не было. Сарапук с Ламианом в испуге отскочили.

Крылья ангела заполнили всю комнату. Они возвышались над ним, как огромный раскрывшийся павлиний хвост. На каждом пере горел синий глаз. Сарапук закрыл лицо руками, не в силах вынести яркий слепящий свет, который начал исходить от перьев. Сквозь пальцы он продолжал смотреть на пылающие крылья. Их свет становился все ярче и ярче. Тесная комната была озарена этим странным золотым свечением. Вдруг свет погас — так же внезапно, как и появился, — и комната снова потонула во мраке, который не могла рассеять единственная свеча. Неведомое создание сидело так же, как и раньше. Ангел хмуро следил за тараканом, который бежал по грязному полу. Казалось, силы покинули его.

Сарапук усилием воли старался держать себя в руках, хотя ему в голову лезли самые безумные мысли.

— Его нельзя никому показывать, — быстро проговорил он. — При виде т-т-такого люди с-с-сойдут с ума. — Он начал заикаться. Вены на его шее и висках пульсировали в такт с бешеным биением его сердца. — На твоем месте, Кадмус, я бы продал это создание тому, кто смог бы извлечь из него настоящую пользу. Тому, кто смог бы обуздать его силу, кто…

— Такому, как ты, Дагда? Как ты, так, что ли? — прервал его Ламиан. — Я не продам его — ни тебе, ни кому другому. Я собираюсь показывать его богатеньким леди и джентльменам. Гинея за каждый просмотр… И очень скоро я разбогатею.

— Это ведь ангел, Кадмус, настоящий ангел. Его надо хорошенько изучить. У меня есть аккумулятор, посмотрим, что будет, если провести через него ток. Это лекарство от всех болезней, оно наверняка излечит его от меланхолии! — возбужденно вскричал Сарапук.

— Тише ты! Среди моих постояльцев есть такие, кто готов перерезать ему глотку за фартинг. Они настолько глупы, что с радостью отрубят ему крылья, ощиплют их и продадут перья как лебединые. — Ламиан вытолкнул Сарапука из комнаты. — Он не нуждается в твоем дурацком лечении, он — мое будущее и твое тоже, но только если ты согласишься на мои условия.

Глава 6 Malus Malificia[4]

Миссис Малакин медленно шла по коридору. По дому № 6 на площади Блумсбери эхом разносился настойчивый стук дверного молотка. По пути она злобно бормотала что-то себе под нос, стирая краем передника сажу с пухлых розовых щек. Воздух в коридоре стал сизым от дыма, который просачивался из гостиной: в ней недавно разожгли камин, и теперь он нещадно чадил.

— Не терпится им! Вечно им всем не терпится! — ворчала она, спеша к входной двери.

— Миссис Малакин, стучат! Откройте, пожалуйста, дверь! — донесся из обсерватории голос Блейка. — Это Бонэм и другие джентльмены. Попросите их подождать в гостиной.

Едва миссис Малакин успела отпереть дверь, как Бонэм оттолкнул ее в сторону и шагнул в холл. За ним в дом вошли еще два джентльмена, оба в париках и дорогих сюртуках. Бонэм казался невероятно взволнованным. Он повел важных посетителей за собой. В дверях гостиной он остановился, понюхал воздух и, нахмурившись, оглянулся на маленького худого человечка, который стоял за ним. Потолок гостиной окончательно скрылся в белых клубах дыма, которым была полна вся комната. От этого дыма щипало в глазах.

— Доктор Блейк просит вас подождать его здесь, — сказала миссис Малакин и захлопнула за ними дверь, борясь с желанием навсегда запереть их в этой комнате.

Сабиан Блейк бежал по лестнице, сжимая в руках восточную шапочку; синий шелковый халат вздувался за его спиной, как парус при попутном ветре. Миссис Малакин проворно отскочила в сторону, и он открыл дверь в гостиную.

— Джентльмены! — громко воскликнул Блейк. — Сегодня нас ждет необычная ночь. Звезды уже проступили на небосводе, и скоро я покажу вам то, что способно поразить до глубины души даже самого отъявленного циника.

Бонэм вышел из задымленной гостиной в освещенный свечами коридор, в котором все еще плавала молочная дымка. За ним последовали остальные.

Блейк поздоровался с каждым гостем:

— Мистер Иейтс… Лорд Флэмберг… Добро пожаловать в мой дом! — Он хлопнул в ладоши и улыбнулся. — Не будем больше терять ни минуты. То, что я собираюсь показать вам, скоро появится из самых глубин космоса.

Он повернулся и жестом попросил всех подняться за ним по лестнице.

— Надеюсь, Блейк, это не займет много времени, — сухо проговорил Иейтс, поглаживая длинную густую бороду. — Я обещал вечером поиграть в карты. Я вообще не могу понять, вокруг чего вы подняли столько суеты? Бонэм настаивал, чтобы мы пришли к вам именно сегодня. Совсем обезумел.

— Да убережет нас Господь от безумия и бедлама, — быстро ответил Блейк. — Если то, о чем я думаю, окажется правдой, то увиденное вами сегодня может привести к такому помешательству, какого вы не найдете даже в королевском сумасшедшем доме. — Блейк остановился посреди лестничного марша и повернулся к остальным: — Прежде чем идти дальше, я должен вас кое о чем попросить. То, что вы сегодня увидите, надо хранить в тайне, пока не придет время ее открыть. Вы, Йейтс, приглашены сюда не потому, что обладаете невероятными научными познаниями. Вы владелец той скандальной бумажки, которую называете газетой. Через три дня вы сможете рассказать всему миру, что вы увидели. Но не раньше. Согласны?

Йейтс смотрел в пол и задумчиво водил длинными толстыми пальцами по перилам. Наконец он ткнул в Блейка пыльным пальцем:

— Видите — грязь! Она повсюду, и моя работа — рассказывать о ней. Короли и рабы, богатые и бедные — никому не укрыться от грязи. Она на наших улицах и в наших головах, а я должен показывать ее миру.

— Да, и в первую очередь тем, кто захочет купить «Ландон Кроникл», — вступил Бонэм. — Ты согласен на предложение или нет? Если да, то идем, а нет — так я спущу тебя с лестницы и ты сегодня сможешь сколько угодно играть в карты со своими шлюхами.

Йейтс повернулся и посмотрел на Бонэма сверху вниз. Это был огромный мужчина с широким морщинистым лбом, серо-голубыми глазами и фигурой борца.

Ему были не страшны никакие противники.

— Что ты сделаешь, Бонэм? Откуда ты меня спустишь? — Он схватил Бонэма за ворот сюртука и легко приподнял его одной рукой. Бонэм повис в воздухе. — Не хочешь полетать? Ты можешь оказаться первым ученым, который на себе испытал чудо полета. — Он поднял Бонэма еще выше и поднес его к пролету. — Я здесь, Бонэм, потому, что предчувствую неплохой сюжет для статьи, и, пока это меня устраивает, я согласен играть в твои игры. — Йейтс захохотал и опустил Бонэма на ступени.

— Джентльмены, идемте. Звезды не станут ждать, а нам надо еще о многом поговорить и многое увидеть. — Блейк быстро преодолел оставшиеся несколько ступеней и вошел в обсерваторию.

Огромный медный телескоп смотрел в ночное небо. Он был направлен в самый центр небосвода, туда, где небо было совсем черным и куда не доходил тусклый свет с лондонских улиц.

— Входите же, входите, — сказал Блейк, взволнованно приглашая гостей в обсерваторию. — Идите сюда, я объясню, что вам предстоит сегодня увидеть.

Блейк обращался главным образом к Йейтсу, как будто только его было необходимо заинтересовать. Он знал, что лорд Флэмберг и Бонэм и так поверят каждому его слову. Они были членами Королевского общества и хорошо знали Блейка. А вот Йейтса надо было убедить во что бы то ни стало — именно он мог рассказать миру о комете Блейка. Блейк несколько минут говорил о том, что он открыл. При этом он расхаживал по комнате взад-вперед, махал рукой и показывал на небо. Собравшиеся слушали его молча. Даже Йейтс спокойно наблюдал за каждым его движением, ему стало любопытно, что же будет дальше.

— Видите ли, джентльмены, это может стать концом… Концом всему живому отсюда до самого Парижа. Но комета может пролететь мимо Земли, осыпав нас градом камней из космоса. Как нам сообщить об этом миру? Люди сойдут с ума или повесят меня, объявив лжецом, если выяснится, что я ошибся. — Блейк замолчал и обвел взглядом гостей.

— А откуда вы знаете, что она ударит именно сюда? — спросил Йейтс, поглаживая бороду.

— Судя по той высокой позиции, которую комета занимает в восточной половине небосвода, а также по времени оборота планеты, поделенному на расстояние, пройденное ею, комета летит уже так долго, что либо врежется в Землю как раз в районе Лондона, либо пролетит мимо Земли — над самыми нашими головами.

— Если комета все-таки столкнется с Землей, что тогда случится? — взволнованно спросил лорд Флэмберг.

— Мне это неизвестно. Сегодня я знаю наверняка только одно: через двадцать дней мы либо останемся здесь, либо прах Чипсайда смешается с нашими костями. — Блейк подошел к телескопу. — Сейчас вы сами ее увидите. Небо затянуло облаками, но комета хорошо видна. С каждым днем она приближается к нам.

Лорд Флэмберг подошел к Блейку и посмотрел в окуляр на звезду, которая неслась сквозь просторы Вселенной к Земле.

Йейтс нетерпеливо оглядывал обсерваторию в ожидании своей очереди. Порывшись в карманах сюртука, он бросил на пол ненужный клочок бумаги, потом постучал каблуком по расшатанной половице… Наконец, Лорд Флэмберг отошел от телескопа. Йейтс заметил растерянность на его лице. Он шагнул к окуляру и наклонился, чтобы заглянуть в глубины космоса.

Какой-то объект величиной с кулак, похожий на маленький мячик красновато-белого цвета, быстро двигался по небу. За ним тянулся длинный хвост. Йейтсу комета показалась не более опасной, чем фонари на Лондонском мосту.

— Это она и есть? И вокруг этого вы подняли столько суеты? Господи, вот уж полный бред! Как вы можете так переживать из-за такой ерунды? — спросил Йейтс своим грудным голосом человека с севера.

— Если бы вы хоть самую малость разбирались в науке, вас бы это очень обеспокоило, — ответил лорд Флэмберг прежде, чем заговорили другие. — По положению ее хвоста понятно, что комета летит к нам. Ваша работа — сообщать новости, но не обязательно правду… Простые люди не поймут всего этого — нельзя будоражить весь Лондон, может вспыхнуть революция.

— Так что же вы хотите, чтобы я им сказал? «Открыта комета. Удивительное ночное представление в Лондоне»? Нет, лучше так: «Самое жаркое зрелище со времен Великого пожара. Вы скоро увидите его прямо с порога своего дома!» Такой заголовок вы от меня хотите? А откуда вы знаете, что где-то нет другого безумца ученого, который как раз в эти минуты наблюдает за кометой и собирается сообщить людям то, чего вы не хотите им говорить? — Йейтс зло потянул себя за бороду.

— Вот поэтому в понедельник вы опубликуете статью о том, что Блейк открыл комету, — сказал Флэмберг, затворив окно и опустив шторы. — Напишете, что она минует Землю и что я подтвердил все расчеты Блейка. Королевское общество говорит…

— Королевское общество! Это чудесное сборище неудачников и шарлатанов хочет ослепить всех достижениями новой науки! И я должен в этом участвовать? — спросил Йейтс. — Вспомните, что случилось пару ночей назад. Один толчок — и весь город охватила паника, погибло более сотни людей. Объясните мне, почему это произошло? Почему взбесились все лондонские собаки? Никто из вас не может мне ответить на эти вопросы. Науку, мой дорогой друг, держат под контролем, делают только те открытия, которые кому-то могут пригодиться. Вы все должны заниматься только одним — превращением свинца в золото. Разве не с этого начиналась вся наука? Горстка прославленных волшебников — вот вы кто!

Йейтс оттолкнул Бонэма и пошел к двери.

— Я напишу ту статью, о которой ты просишь, Флэмберг, но я бы очень хотел знать, что происходит на самом деле. Если комета собирается столкнуться с Землей, то мне бы хотелось, чтобы моя карета ехала первой по Северной дороге из этого вонючего города. А теперь — простите, меня ждет газета.

Йейтс хлопнул дверью и устремился вниз по лестнице. Было слышно, как под тяжестью его тела скрипят ступени, как он тяжело шагает к выходу. Наконец входная дверь громко хлопнула: Йейтс вышел из дома.

Ученые стояли в тусклом свете обсерватории и переглядывались.

— Что он теперь сделает? — спросил Бонэм, нарушив странную тишину, которая воцарилась в комнате.

— Он верен мне, — спокойно ответил лорд Флэмберг. — Ему придется сделать так, как я сказал, и он прекрасно это знает. Без моих денег у него не было бы газеты, но об этом известно немногим.

— Почему все это происходит именно сейчас, Блейк? Сначала землетрясение, теперь вот — комета, — тихо спросил Бонэм, оглядывая комнату. — Будь я глубоко верующим, я бы решил, что позавчера был судный день, а это чудовище из космоса наслал на нас сам Господь, чтобы уничтожить все человечество. Правда, Он обещал никогда больше не устраивать нам потопа, но ведь нигде не говорилось, что Он не пошлет на землю комету.

— Ты прав, — отозвался Блейк. — Как ты справедливо заметил, нигде не говорилось о комете, которая столкнется с Землей. Перед нами — научная проблема, а отнюдь не религиозная. Наша задача — задача ученых — как следует изучить то, что происходит, и вовремя предупредить мир об опасности.

— Или не предупреждать, — холодно заметил лорд Флэмберг. — Я думаю, нам не следует говорить людям о том, что их может ожидать. Конечно, король — наш владыка — должен обо всем узнать, чтобы он смог переправиться в безопасное место. Должны также узнать наши семьи, слуги и друзья. Надо только сообщить им всем так, чтобы это не вызвало паники среди других, и, кстати, я скажу Йейтсу, чтобы не писал, куда именно ударит комета. Пусть в «Ландон Кроникл» высмеивают любого ученого или шарлатана, который осмелится назвать это место. — Флэмберг ненадолго замолчал, его вдруг посетило мрачное вдохновение. — Мы можем пригласить жителей Лондона на празднество, чтобы все посмотрели, как комета пролетает мимо Земли. Наши семьи, слуги и друзья будут к тому времени в безопасности на севере страны, а их друзья и семьи соберутся в Гайд-парке под Трипл-три.

— Но ведь они будут обречены на смерть! Это будет катастрофа! — воскликнул Блейк, не веря своим ушам.

— А разве это так уж плохо? — спросил Флэмберг. — Это станет всего лишь продолжением того, что мы начали, устроив Великий пожар. Пора наконец избавить мир от невежества, суеверия и страха. Моя идея поможет нам добиться этой цели. То, что вы называете катастрофой, я назову возможностью. — Флэмберг посмотрел на Бонэма и Блейка. В его глазах светилась такая страсть, какой Блейк в нем никогда не видел. — В Ньюгейтсе нет свободного места для преступников, а Бедлам забит сумасшедшими. Такой апокалипсис очистит Лондон от всех отбросов, которые заполонили его улицы. На мой взгляд, это очень неплохое развлечение. — Лорд Флэмберг улыбнулся Блейку. — Завтра вечером, в одиннадцать, мы с Йейтсом с удовольствием попьем с вами горячего шоколада в кофейне у Нандо. Желаю вам спокойной ночи, и давайте хранить все это в секрете.

Флэмберг подошел к двери, оттолкнул с дороги миссис Малакин и быстро вышел из дома.

Бонэм посмотрел на Блейка.

— Ты так и не сказал ему, что написано в «Неморенсисе». У тебя была возможность обо всем ему рассказать, а ты этого не сделал, — зло сказал он. — А как же пророчество? Разве лорд Флэмберг не переменил бы своего мнения, если бы узнал об этой книге?

— Даже если бы Флэмберг узнал о «Неморенсисе», он бы все равно не переменил своего мнения. Я недостаточно доверяю ему, чтобы рассказывать о том, что мы с тобой узнали. Он ученый, он не верит в такое. «Неморенсис» — это правда мироздания, это наука, разум и все вечные первоосновы нашей жизни, слитые воедино в одну универсальную, идеальную истину. Лорд Флэмберг убежден в ограниченных возможностях человеческого разума. — Блейк взглянул на шкаф, в котором он спрятал «Неморенсис». — Об этой книге никому нельзя рассказывать.

Нахмурившись, он обеспокоенно посмотрел на Бонэма. Потом глубоко вздохнул:

— Мне нужно тебе кое-что рассказать. Ты решишь, что я сошел с ума. Вчера вечером я прочитал «Неморенсис» от корки до корки, и вот, когда я перевернул последнюю страницу, передо мной оказалась новая страница с новыми записями. На ней говорится о той силе, которая придет в этот мир, когда Полынь столкнется с Землей. Но это еще не все. — Блейк вытер пот со лба. — Утром я решил еще раз все перепроверить. Я взял из шкафа «Неморенсис» и раскрыл его на последней странице. За ней оказались еще две, исписанные все тем же почерком, с записями на полях. Поверь мне, Исаак, я не сумасшедший.

Блейк кинулся к шкафу и, вынув из кармана длинный латунный ключ, открыл огромный замок, которым запирал дверцу. Затем торжественно снял с полки «Неморенсис» и принес его к столу.

— Вот, сам убедись. — Блейк показал на новые страницы.

Бонэм в недоверии уставился на них.

— Ты сам их вклеил, Сабиан? — спросил он, полистав страницы туда-сюда в попытке разгадать, как они могли быть вставлены в книгу.

— Ты не найдешь ни стежков, ни клея, — ответил Блейк. — Такое впечатление, будто они выросли из корешка, как листья растения, когда тянутся к солнцу. Они прочно приделаны. Я сегодня попытался одну вырвать, но, как ни старался, не смог не только вырвать ее из книги, но даже надорвать.

Бонэм открыл книгу на последней странице.

— О чем тут говорится?

— Тут говорится о муках и разрушениях, огне и сере. Земля содрогнется, и настанут времена великих мучений. В «Неморенсисе» описывается странное существо. Человек, который может летать. — Он покинул небеса, бежал с них. Именно он может ответить на все наши вопросы.

— Ты в это действительно веришь, Сабиан? В книги, которые растут сами по себе, в кометы, которые должны унести много жизней?

— Я верю в то, что вижу и что могу проверить на собственном опыте. Я ищу истину.

Блейк замолчал, пересек комнату и подошел к окну. Он отвел в сторону штору, так чтобы получилась маленькая щель, через которую он посмотрел на площадь.

— Иди сюда. Гляди, — позвал он Бонэма. — Каждую ночь — несколько ночей подряд — под деревьями стоит один и тот же человек. Он следит за моим домом.

Бонэм заглянул в щель между шторами. Внизу, в тени вязов, Бонэм заметил темную фигуру какого-то человека и желтый огонек глиняной трубки.

— Он всегда там, — сказал Блейк. — Шел за мной до Пиккадилли и обратно. Одет как гугенот — черная шляпа, длинный черный сюртук. Никогда не улыбается.

— Может, он просто бежал от своих преследователей. А теперь вот хочет обворовать тебя, — засмеялся Бонэм.

— Ты можешь смеяться, Исаак, но с каждым днем это становится все более странно. Мне кажется, сейчас в дело вступили такие силы, о которых мы ничего не знаем. Если бы он правда был гугенотом, то не стоял бы здесь воскресным утром. Рано или поздно, его бы обязательно привлек звон колоколов.

— А почему бы тебе самому не последить за ним? Ему ведь надо чем-то питаться и где-то спать, и, поверь мне, даже у французов не хватит наглости справить нужду прямо здесь, под вязами.

— Я наблюдал за ним. Он ничего не ест и никогда не спит. Он стоит там, когда я ложусь спать и когда я просыпаюсь. Он никогда никуда не отходит, если только я сам не выхожу по делам. Когда дует сильный ветер, он только поднимает воротник и прислоняется плечом к стволу. Если бы я не увидел его с близкого расстояния, я бы решил, что это призрак.

— Что ж, даже живые существа могут преследовать нас, — отозвался Бонэм, не отрывая взгляда от площади. — Может, пойти пригласить его на ужин? Ему было бы намного удобней прийти сюда и сидеть рядом с тобой, тогда вы оба будете знать, чего вам ждать друг от друга…

— Чтобы он быстро перерезал мне горло? — оборвал его Блейк.

— Ладно, давай хотя бы разглядим его лицо, — сказал Бонэм. Он пододвинул телескоп к окну и сунул его конец в щель между шторами.

— Смотри! — воскликнул Блейк. — Что это с ним?

Незнакомец, стоявший под окнами, начал исчезать прямо на глазах у друзей. Сначала его ноги превратились в серебристый пепел, который разлетелся, как искры от костра. Потом его руки и торс поглотил яркий свет, а кисти рук раскалились добела. А потом он вдруг исчез. Ветер гнал по траве листья вяза. От наблюдателя не осталось и следа, он испарился.

Блейк озадаченно смотрел в темноту. От света из таверны на деревья ложились жуткие тени. Сухие листья свисали с веток, как висельники, и терлись друг о друга. По площади стлались полосы речного тумана, в свете уличных фонарей они начинали кружиться в загадочном танце. А Блейк все смотрел и смотрел, начиная верить в то, что это был просто обман зрения.

Ни Блейк, ни Бонэм не заметили маленькое, съежившееся существо, которое проковыляло по грязи под их окнами и вдруг, как голодная крыса, метнулось по ступеням в подвал, а оттуда — через незапертую дверь в кладовую.

Глава 7 Книжный магазин на Лондонском мосту

Когда Аджетта открыла дверь, пытаясь как можно незаметнее пробраться в магазин, над ее головой зазвенел медный колокольчик. У входа висела вывеска: «Книжный магазин «Бибблуик». Тадеус Брейсгедл, продавец и переплетчик». Крупные буквы чернели на фоне золотых страниц огромной книги, которая раскачивалась от ветра туда-сюда и манила в какой-то новый мир.

После яркого утреннего солнца Аджетта очутилась в холодном мраке магазина. Как в настоящем соборе, здесь был сводчатый потолок. А колеблющееся пламя свечей, освещавших каждый проход между стеллажами, то тут, то там выхватывало из темноты длинные нити паутины.

В голове у Аджетты зазвучали слова Йерзинии: «Книжный магазин… Лондонский мост». И вот она в магазине «Бибблуик». Никогда прежде она не бывала в таком месте. Стены были обшиты дубовыми досками давным-давно затонувших кораблей. Посетителей встречала деревянная фигура женщины, украшавшая некогда нос древнего судна. Раскрашенная статуя в лиловых и синих одеждах была прикреплена к стене очень высоко, почти под самым потолком, и смотрела оттуда на ряды пыльных полок, забитых книгами в кожаных переплетах.

С каждой минутой Аджетте все явственнее казалось, что она не одна в этом лабиринте из полок, что за ней кто-то следит. Медленно и осторожно она прошла между рядами стеллажей в три раза выше ее роста. Продавца нигде не было видно.

Аджетта остановилась и прислушалась. Краем глаза она заметила что-то маленькое и темное, оно только мелькнуло на свету и тут же юркнуло обратно в тень от полок. Все здание скрипело и как будто стонало. Далеко внизу слышался плеск воды. Вдруг она почувствовала на своей шее чье-то горячее дыхание и услышала, как перешептываются дети. Она обернулась — по-прежнему никого.

Тут у нее над головой раздалось шуршание, и с верхней полки, как подстреленный черный лебедь, слетела большая книга в отсыревшем черном кожаном переплете. Она ударилась корешком о грязный дощатый пол и раскрылась.

Аджетта вжалась в стеллаж. Ее окутало облако пыли, и она закашлялась. Снова послышался детский шепот.

— Вы кто? — закричала она. — И что вы тут делаете?

Из-за полок донесся детский смех. Аджетте захотелось поскорее выбежать из этого мрака на улицу, на свет. Прямо у нее над головой послышался шорох еще одной книги, выталкиваемой с полки невидимыми руками. Толстая бумага прошуршала по дереву, и к ногам Аджетты упала книга, ударилась корешком о пол и раскрылась. И опять в проходах между стеллажами послышалось тихое хихиканье сотен детей, окружавших ее.

Аджетта почувствовала ветерок, задувавший откуда-то снизу в щели пола. Он принес запах реки. Ветер зашелестел страницами книги, как осенними листьями, и раскрыл ее для Аджетты там, где весь лист был покрыт жирными черными буквами.

Она бросила взгляд на эти буквы, написанные поперек страницы чьей-то неведомой рукой:

Не гордись, смерть, хотя многие называли тебя могущественной и ужасной! Ты не в силах умереть, несчастная смерть, и пока не в силах убить меня… Ты рабыня судьбы, случая, королей и отчаявшихся!

Аджетта быстро пробежала глазами по строчкам. Сердце подсказывало ей, что это пророческие слова, предназначенные специально для нее. Эти слова были сказаны ей теми существами, игравшими с ее воображением, которые не могли говорить человеческим голосом и должны были проявлять себя только в детском смехе. Она была рабыня судьбы, затерянная в лабиринте знания. Снова раздался саркастический смех.

Где-то далеко внизу Аджетта услышала, как что-то большое протащили по каменному полу. В щелях между досками замерцал свет свечи. Аджетта опустилась на пол, запачкавшись в пыли, и заглянула в щель. Внизу был подвал. Толстый человечек с редкими волосами, окаймлявшими лысину, волок большой, тяжелый мешок. Он дотащил мешок до угла и пошел к двери. Теперь Аджетте не было его видно, зато она услышала приглушенный звук шагов по деревянной лестнице.

Она отбежала к следующему ряду полок. В магазине было тихо и по-прежнему ни души. Она очутилась в лабиринте. Вокруг возвышались бесконечные ряды полок. И книги, книги… Отсюда не было выхода. Аджетта помчалась между стеллажами, она хотела найти дверь, через которую вошла.

У себя за спиной она слышала стук шагов, и детский смех снова наполнил магазин. Аджетта бежала все быстрее, а за ней дождем сыпались на пол тяжелые книги. И вдруг она оказалась в центре магазина. Тут возвышался трехногий стол, заваленный бумагами, а рядом узкая деревянная лесенка вела на дубовую площадку. Справа Аджетта увидела приоткрытую дверь в подвал, откуда доносился запах реки.

Смех и топот прекратились. Голоса исчезли. Аджетту окружала зловещая тишина. Бумаги на столе зашуршали от сквозняка, потянувшего из двери подвала. Послышались тяжелые шаги. Аджетта поняла, что скоро сюда кто-то войдет, и ее охватила паника. Она не знала, что делать. Если она бросится бежать, то ее снова начнут мучить голоса, а если останется, то ей придется лицом к лицу встретиться с неизвестностью. Ожог в форме глаза саднил под тряпицей, которой она обвязала руку. Сердце Аджетты бешено колотилось, а боль пульсировала все сильнее и сильнее. Ей снова вспомнились слова Йерзинии: «Книжный магазин… Лондонский мост».

Неожиданно дверь в подвал распахнулась, и на пороге показался толстый человечек с редкими волосами вокруг лысины. В руках он держал стопку книг.

— Вода поднимается, надо забрать оттуда эти книги. Они очень ценные. Не хочу, чтобы они промокли. — Он посмотрел на Аджетту и улыбнулся. — Давай не стой тут, лучше помоги мне.

Человечек сгибался под тяжестью книг. Поколебавшись минуту, Аджетта решила ему помочь. Она подошла и взяла у него три массивных тома в холщовых переплетах. «Диалоги о мертвых», «Природа ада и его устройство», «Искусство умирать», — прочитала она золотые надписи на корешках.

Продавец увидел удивление на ее лице и пояснил:

— Это для узника Ньюгейтской тюрьмы. Его ждет виселица, а он, как настоящий джентльмен, хочет подготовиться к тому, что будет на том свете. — Продавец бросил оставшиеся книги на пол. — Можешь их положить на стул. Это специальный заказ. За ними еще придут. — Он замолчал, достал из жилетного кармана белый платок и вытер пот со лба. — Я Тадеус Брейсгедл. Можешь звать меня мистер Тадеус. Итак, чем могу быть полезен?

Аджетта не знала, что сказать.

— Я… я… — Она только открывала и закрывала рот, как рыба, вытащенная из воды. — Я ищу… что-то…

— Все мы что-то ищем, — отозвался он и оглядел ее с ног до головы.

Тадеус был невысоким, с круглым брюшком, седыми курчавыми волосами, спускавшимися до плеч. Часть волос он старательно зачесывал, чтобы прикрыть лысину. Но заинтересовали Аджетту его сияющие глаза. Она знала, что уже видела их прежде, но не могла вспомнить, где и когда. Когда он улыбнулся, Аджетта заметила, что у него вставные зубы, слишком крупные, но очень искусно сделанные из покрытой эмалью меди. Каждый зуб крепился к челюсти с помощью пружинки, и когда он говорил, казалось, будто рот у него так и щелкал.

— А ты знаешь, что ищешь? Иногда полезно знать, что ищешь, если хочешь это найти. — Тадеус постарался зачесать волосы на лысину. — Я сам из Оксфорда. Там я и полюбил книги. Они вносят радость в скучную жизнь, они доставляют удовольствие, с ними мы уносимся в такие места, где никогда бы не побывали, и в голову нам приходят такие мысли, какие никогда бы не пришли без книг… Он запнулся и поглядел на ее забинтованную руку. — Что это у тебя?

— Ожог, — поспешно ответила Аджетта. — Обожглась о свечку. Доктор Сарапук велел замотать руку…

Тадеус внимательно смотрел на нее. Казалось, он решил запомнить имя доктора. Он хмыкнул и перевел взгляд на книги, разбросанные по всему магазину.

— Сегодня у меня много дел. Такое ощущение, что они… — Он остановился, как будто поняв, что и так сказал слишком много. — Так вот, книги! Ты замечала, какие они навевают мечты? — Он взял Аджетту за руку и подвел ее к окну в глубине магазина, выходящему на Темзу. — Я всегда говорю, что надо прочитать книгу, а потом на неделю погрузиться в мечты. Забудь про свой сыр и простоквашу. Если хочешь помечтать, просто прочти какую-нибудь книжку. А еще лучше, прочти одну из моих книг!

Тадеус пробежал пальцами по ряду книг на полке, как будто выбирая какую-то особенную, специально для Аджетты. Наконец он вытянул тонкий зеленый том и передал его девочке.

— Вот эта мне особенно дорога, — сказал он. — С нее началась моя жизнь-мечта. Знаешь, какие мечты бывают, когда ты еще не до конца проснулась? Я прекрасно помню эту книгу.

— О чем она? — спросила Аджетта, пролистывая зеленый томик.

— О человеке, который долгие годы что-то искал, а потом встретил одну женщину и полюбил ее. И больше ему не нужно было ничего искать. — Тадеус посмотрел на реку за окном. Их обоих охватила странная печаль, и несколько минут они молча смотрели на то, что происходит за окном.

Начинался прилив. Внизу под ними вода разбивалась об опоры моста и закручивалась в легкий водоворот. Тадеус смотрел, как лодочник изо всех сил налегает на весла, чтобы не попасть в водоворот.

— Мудрец переходит реку по мосту, только дурак идет под ним. Говорят, что на рассвете дня святого Клемента вода под мостом образует водоворот. И если броситься в реку, как только первые лучи солнца коснутся воды, броситься в самый центр водоворота, ты попадешь в иной мир. В волшебный и прекрасный мир, где люди — не рабы судьбы, случая, королей и отчаявшихся.

От последних слов Аджетта вздрогнула. Эти слова, которые она уже видела в книге, вырвали ее из мечтаний. Аджетта вся тряслась, как будто охваченная какой-то неведомой силой.

Тадеус понимал, что происходит.

— И со мной так однажды было. Как будто кто-то прошел сквозь тебя. Остается только надеяться, что они действительно прошли насквозь. Ведь если они останутся, то могут принести много бед своими проказами, — сказал он, озираясь. Казалось, он обращается не к Аджетте, а к кому-то другому, кто стоит рядом и внимательно слушает разговор. Тадеус снова посмотрел на книгу, которую дал Аджетте. — Многие людские желания были порождены книгами. Книги разжигают воображение. Одно слово может вызвать революцию. Одно предложение может дать человеку достаточно мужества, чтобы сразиться в самой страшной битве… — Он вдруг осекся, как будто вспомнил что-то важное: — Я так разговорился, что совсем забыл спросить твое имя. Это моя самая большая беда — я всегда слишком много болтаю.

— Аджетта Ламиан, — мечтательно отозвалась девочка. — С постоялого двора на Флит-стрит.

Тадеус снова посмотрел в окно, как будто не слышал, что она сказала.

— В моей коллекции не хватает только одной книги. Будь она у меня, я мог бы умереть счастливым. Это очень редкая книга. Если бы у меня была эта книга, я мог бы вновь обрести ту, которую потерял много-много лет назад. — Он повернулся к Аджетте. Его губы сердито сжались, а по щеке медленно катилась слезинка. — Однажды я почти завладел этой книгой. Уже выделил ей место на полке, но в последний момент ее у меня похитили. С тех пор я ее больше не видел. А с ней я потерял и ту единственную, которую когда-то любил. Она была совсем юная, прямо как ты. У вас и улыбка похожа. У нее было пламенное сердце. Я был всего лишь молодым ученым в Оксфорде, а она хотела большего. Она была создана для величия и славы, а я — для мрака и безвестности. Но я ее никогда не забуду, потому что она оставила мне то, что пребудет со мной до конца моих дней. — Тадеус потер ладонь правой руки.

— А как называется эта книга? — спросила Аджетта. Она искренне хотела помочь ему. — Я могу обыскать все книжные магазины Лондона. Я ведь умею читать. И тогда к вам вернулись бы и книга и девушка.

— Зачем тебе мне помогать? — Тадеус сел на подоконник и снова уставился на улицу. — Ты меня первый раз в жизни видишь.

— Но все-таки как называется эта книга? — не сдавалась Аджетта.

— «Неморенсис»… Она называется «Неморенсис», — задумчиво проговорил он. — Это древняя книга, написанная тысячи лет назад. Уникальная книга! — Неожиданно вся его печаль прошла. — Такая книга стоит всех книг, какие у меня есть. За такую можно умереть…

Название «Неморенсис» врезалось в память Аджетты, как будто ключ вставили в замочную скважину и аккуратно повернули. Она снова и снова повторяла про себя название книги, и перед ее внутренним взором проносились картины иного мира. Правая рука страшно заболела, а сквозь тряпицу начала сочиться кровь. Аджетта прижимала к себе руку, но боль все усиливалась. Тадеус подхватил ее: Аджетта чуть не упала в обморок. Она села на подоконник, надеясь, что боль скоро пройдет. Название книги кружилось у нее в голове, разрасталось, оно превратилось в комок в горле, как будто какая-то невидимая сила выталкивала его наружу, заставляя Аджетту произнести его вслух.

— НЕМОРЕНСИС! — закричала она, как в родовых муках. — НЕМОРЕНСИС! НЕМОРЕНСИС! — Теперь, когда чары подействовали, лицо ее было спокойно, а рука перестала болеть. Она знала, что это та самая книга, о которой говорил Блейк в ту ночь, когда небеса сотрясались.

Она смотрела, как Тадеус быстро разматывает тряпицу на ее правой руке. Он поднял хлопковый лоскуток, закрывавший рану, и увидел чистую ровную кожу. Исчез ожог. Не осталось и шрама. С ладони на них смотрел красный глаз на черном фоне. Аджетта сжала ладонь — боль прошла.

Тадеус посмотрел на нее.

— Я знал, что ты особенная, — сказал он, убирая тряпицу. — Я знал, что должен тебя сегодня встретить, знал, что тебя ко мне послали. Эта метка мне хорошо знакома. Она, как зерно, которое роняют тебе на руку, но прорастать оно начинает в мозгу, когда наступает время. А последние дни…

— Были просто ужасны, — закончила за него Аджетта. — Произошло столько странного. Я и подумать не могла, что такое бывает. И мне некому обо всем этом рассказать. Отец… — Она запнулась и посмотрела на Тадеуса.

— Отец решил бы, что тебе место в Бедламе, среди сумасшедших. По правде говоря, я знаю твоего отца. Кадмус Ламиан совсем не мудрец и не провидец. Его заботит только земное: поесть да выпить пинту джина.

Тадеус и Аджетта засмеялись. Впервые ей стало вдруг легко и радостно, ведь она нашла человека, который на самом деле ее понимает.

— Я знаю, через что ты прошла. Запомни: в лице мастера Тадеуса ты всегда найдешь себе друга.

Вдруг громко зазвонил дверной колокольчик. Тадеус поглядел на Аджетту и приложил палец к губам.

— Сделай вид, что выбираешь книгу. Они не посмеют мучить тебя, когда в магазине посетитель. Их слышит не каждый. Не всем это дано.

Громкий стук подбитых железом каблуков приближался. Человек уверенно шел к ним между стеллажами. Аджетта притворилась, будто изучает книжки на полке, а Тадеус вернулся к своему столу, забрался по лесенке на площадку, с которой ему было видно все, что происходит в магазине. Из жилетного кармана он достал очки в широкой оправе, нацепил их на нос и уставился в темноту.

Мимо стеллажей с книгами по истории к Тадеусу направлялся высокий человек, одетый в черное, в мягкой шляпе, надвинутой на глаза. Его одежда была расшита золотой тесьмой, а новые сапоги — черные как смоль — поскрипывали. Человек обогнул последний стеллаж и остановился перед Тадеусом, который уставился на него поверх очков, подобно огромному злобному филину. Посетитель смотрел на Тадеуса, приподняв одну бровь и сдержанно улыбаясь тонкими губами.

— Я ищу одну книгу, — громко объявил он. Акцент, который слышался в его речи, заставил Аджетту резко обернуться и посмотреть на пришельца. Одного взгляда было достаточно, чтобы девочка вжалась в стеллаж, удивленная и озадаченная. Это был тот самый человек, которого она видела в Хольборне. Незнакомец из ее снов. Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Третий раз за последние дни, — мягко проговорил он. — Можно подумать, ты меня преследуешь.

Тадеус быстро вмешался:

— Вы ищете какую-то определенную книгу, сэр? Судя по вашей одежде, вы не из наших мест.

— Вы очень умный человек и совершенно правы. Книга, которую я ищу, — особенная. Когда-то она принадлежала мне, но я потерял ее много лет назад. — Он замолчал и глянул на Аджетту. — Очень глупо с моей стороны было ее потерять. Эта книга не должна попасть в плохие руки. В ней слишком много семейных тайн.

— Вы, видать, из знатного рода, раз про вас даже книги пишут, — смело сказала Аджетта. — Обо мне вот никто бы не стал писать.

— Если хоть один человек на свете знает, что ты честен и порядочен, — это лучше любой славы, — ответил незнакомец.

— Так кто написал о вас книгу? — спросил Тадеус. — Может быть, я знаю, что вы ищете.

— Моя сестра… Она отвернулась от нашей семьи. Правда, ей никогда не хватало смелости подписываться своим именем. Она все делает чужими руками. — Незнакомец умолк и огляделся. — Сколько у вас детей? — спросил он Тадеуса. — Я слышу, как один из них зовет вас.

— Это волны бьются об опоры моста. А может, чайки или еще что. У меня нет детей, — сердито ответил Тадеус. — Вы пришли сюда за книгой или за чем-то иным?

— Я пришел за книгой, но я уже чувствую, что ее здесь нет. Придется продолжить поиски. — Он снова взглянул на Аджетту: — Что ж, девочка… До скорого. Наши дороги еще пересекутся. Может, даже во сне.

Незнакомец отвесил ей изящный поклон и стремительно вышел из магазина. Колокольчик опять зазвенел, когда он Хлопнул дверью.

Аджетта смотрела на Тадеуса и нервно кусала губы.

— Он меня преследует! — выпалила она. — Я видела его однажды в Хольборне, а еще раз — во сне. Ему что-то нужно от меня.

— Это иностранец, а они всегда ведут себя странно. А то, что ты его уже два раза видела… Хм… Мир тесен.

Аджетте казалось, что он что-то от нее скрывает.

— Гугеноты повсюду. И этот — просто очередной француз, скрывающийся от своего короля. — Тадеус засмеялся и принялся копаться в кармане, как будто стараясь отвлечь Аджетту. — Гляди, что у меня есть. Вещь редкая и древняя. Она поможет тебе увидеть надписи, которые так просто не увидишь, и понять то, что так просто не поймешь. Я знал, что ты пришла сюда за чем-то важным. Вот оно.

Из кармана Тадеус достал кристалл — гладкий, размером с гусиное яйцо. Он был в серебряной оправе в виде листьев падуба, которые опоясывали камень. Свет из окна упал на кристалл и отбросил радугу на лицо Аджетты.

— Возьми. Это Ормуз — удобная вещица для стариков. Его сделал Аль-Хасан. Я дарю его тебе в знак нашей дружбы. — В три шага он преодолел ступени своей лестницы и оказался рядом с Аджеттой. — Возьми. А на следующей неделе приходи снова, я тебе еще кое-что расскажу. Кто знает, может, тебе попадется где-нибудь «Неморенсис» и ты сделаешь Тадеуса счастливым!

Аджетте захотелось сказать ему, что она уже знает, у кого книга, но потом она решила, что, видимо, еще не время. Тадеус вложил Ормуз в ее правую руку. По размеру он был таким же, как след от ожога. Она взглянула сквозь кристалл: он увеличивал каждую линию на ладони. С любопытством Аджетта рассматривала глаз, увеличенный кристаллом, но очень четкий. Оказалось, что каждая линия рисунка составлена из крошечных, стоящих близко друг к другу букв.

— С помощью него ты многое увидишь. В нем нет ни колдовства, ни обмана. Это чудо науки. — Тадеус взял ее за руку и повел к двери. — Надеюсь, мы еще увидимся. У меня мало друзей, но теперь стало на одного больше. — Он говорил искренне, а глаза его так и сияли преданностью дружбы.

Аджетта ничего не ответила. Она вышла на улицу, все еще сжимая в руке кристалл и удивляясь, почему всем так нужна книга Блейка.

На Лондонском мосту было, как всегда, много народу. Люди протискивались в толпе, крепко держа кошельки: все боялись карманников. Аджетта озиралась, ожидая увидеть незнакомца. Она опустила руку с Ормузом в карман, но по-прежнему крепко сжимала его. По грязным улицам она пробиралась к Бишопсгейту. Погруженная в свои мысли, она не заметила мужчину, который наблюдал за ней сквозь запыленное стекло кофейни. Аджетта думала о Тадеусе: о его теплой улыбке и удивительных глазах, а еще — об Ормузе. Никто никогда не дарил ей таких ценных подарков, тем более просто так. Она улыбалась, потому что чувствовала, как жизнь меняется и как меняется она сама. У нее во рту вдруг появился легкий привкус абсентиума. Она поплотнее закуталась в плащ и с удовольствием сглотнула давно потерянный аромат.

Солнце низко висело на небосводе, и на Лондонском мосту пролегли длинные тени. Незнакомец в кофейне взял со стола свою черную французскую шляпу и вышел на улицу. Из кармана он достал очки в золотой оправе с темно-синими линзами, вырезанными из прекрасного полированного сапфира. Он надел их, и в них засияло солнце. Затем незнакомец надвинул шляпу на глаза, поднял воротник сюртука и натянул черную перчатку из тончайшей кожи на свою узкую белую руку.

Глава 8 Liberato per mortem[5]

Блейк двигался с трудом, борясь с порывистым ветром. С неба сыпались градины размером с утиное яйцо, били его по плечам, шлепались в грязь и в глубокие лужи. Они грохотали по крышам экипажей, били лошадей по спинам. Бедные животные недовольно вздрагивали и лягались при каждом ударе льда.

Блейк шагал, заслонив лицо руками. Бело-серебристая молния зигзагом перерезала небо и ударила прямо в мостовую. От мощного раската грома стекла в окнах задрожали, а у Блейка душа ушла в пятки. На фоне ночного неба густая угольно-черная туча нависла над Кондуит-филдз, как огромный кулак, готовый вот-вот ударить по городу. На секунду ее очертания ярко озарились серебряным светом показавшейся луны, потом облака снова наползли на нее, и небо погрузилось во мрак.

От дома к дому Блейк медленно пробирался вперед и уже видел в отдалении два ярких фонаря, охранявших вход в особняк Флэмберга на Куинз-сквер. По бокам двери, как стражники, стояли два лакея в пурпурных ливреях с золотыми галунами и держали в руках факелы с промасленными тряпками на концах, горевшими жирным желтым светом. Блейк ускорил шаг: он хотел добраться до дома, пока очередная молния не ударила с разгневавшихся небес.

Но он не успел. Налетел страшный порыв ветра, взметнул воду в лужах — тысячи капель, как стрелы, метнулись кверху. Вспышка молнии озарила улицу и засиявшие крыши, небо сделалось неестественно белым. Блейк прижался к залитой дождем стене дома — молния промчалась прямо у него перед носом, такая яркая, что ослепила его даже сквозь плотно сомкнутые веки. От его мокрой одежды повалил пар, тулья шляпы обуглилась, а на щеки лег румянец легкого ожога. Молния ударилась в землю и выбила брусчатку из мостовой перед особняком Флэмберга. Лакеи со всех ног кинулись в подвал, побросав факелы в грязь, где они с шипением погасли.

Мокрый, грязный и обозлившийся Блейк поднялся по крутой мраморной лестнице, которая уведет его из мрака и хаоса улицы в утонченную роскошь особняка лорда Флэмберга. Фонари, охранявшие дверь наподобие часовых, были сделаны в виде горгулий. Красные, синие и белые кусочки стекла украшали этих отлитых из железа уродин. На их змеиных головах сияли шлемы, а свет от восковых свечей страшно играл в их красных стеклянных глазах. Свечи шипели и плевались, как змеи. Посередине дубовой двери висел большой молоток в форме дракона, литой и позолоченный. В свете фонарей поблескивали его толстые перепончатые крылья и зеленые драгоценные камни глаз.

На севере недовольно ворчал гром, но буря уже уносилась дальше, а небо постепенно прояснялось. Блейк посмотрел вверх. Там, в вышине, он впервые невооруженным глазом увидел свою комету. Ее тусклая звездочка и длинный хвост светились в глубине космоса. Он снял промокшую шляпу, стряхнул воду с полей и улыбнулся сам себе.

Блейк трижды постучал молоточком о медную пластину. Как ни странно, дракон оказался теплым, а его глаза оставили четкий отпечаток на ладони. Дверь открыл высокий тощий дворецкий в синей шелковой ливрее. У него было узкое лицо и глубоко посаженные глаза. Кожа вокруг них была темная, иссеченная сотнями морщин.

— Доктор Блейк, — проговорил он скрипучим голосом, — лорд Флэмберг просит вас пройти в столовую. Они уже давно ждут вас… — Он смерил Блейка презрительным взглядом и жестом пригласил войти.

Холл освещала огромная люстра со множеством свечей. Она раскачивалась над головой Блейка, медленно поворачивалась и отбрасывала причудливые тени. В широком золоченом зеркале Блейк увидел свое отражение: старик с морщинистым лицом и взъерошенными волосами.

Лорд Флэмберг шагнул в холл из двери столовой.

— Блейк, мой дорогой! — воскликнул он, отбрасывая с лица длинные седые волосы. — Мы уж думали, тебя унесло ветром. Ну и буря! Входи, леди Флэмберг уже совсем заждалась.

В ярко освещенной комнате во главе длинного дубового стола сидела леди Флэмберг. Когда Блейк вошел в комнату, она даже не шелохнулась. Блейка глубоко потрясла ее удивительная красота, черный шелк платья подчеркивал белизну кожи. Красивые ухоженные руки и длинная нежная шея сияли в свете свечей.

Лорд Флэмберг сел на свое место на противоположном конце стола и указал Блейку на единственный оставшийся стул — рядом с его женой.

— Она любит гостей, Блейк. И раз уж ты попал в ее руки, со мной она не поделится, — заметил Флэмберг.

Блейк поклонился леди Флэмберг:

— Я доктор Сабиан Блейк, очень рад с вами…

— Зовите меня Хезрин, доктор Блейк. Леди Флэмберг — чересчур официально. — Улыбка заиграла на ее тонких красных губах и в холодных голубых глазах.

Блейк сел за стол и взглянул туда, где на другом конце длинного полированного стола из тяжелого дуба сидел лорд Флэмберг.

— У вас такая красивая столовая. Столько прекрасных вещей.

— Но самая прекрасная тут — моя жена, — отозвался лорд Флэмберг и щелкнул пальцами.

Вошли двое слуг с огромными серебряными блюдами. Из-под крышек просачивался густой пар. Они неловко бухнули блюда на стол и сняли крышки. Когда клубы пара рассеялись, Блейк увидел на одном из блюд вареную голову какого-то крупного животного. Глаза зверя, замазанные маслом, уставились на Блейка. На другом блюде оказалась длинная черная рыбина, вокруг которой, как море, колыхались сотни крошечных извивающихся угрей. Пытаясь подавить отвращение, Блейк в ужасе подумал, удастся ли ему проглотить хоть одну из этих тварей.

Слуга, который был пониже ростом, встал у стола и указал на блюда длинным и острым ножом.

— Чего желаете? — спросил он хриплым голосом. — Я вам отрежу. Что положить? — повторил он свой вопрос.

Блейк посмотрел на голову зверя с клыками, недоумевая, от какого удивительного животного ее отрезали.

— Что это? — спросил он.

— Морж. Свежий морж, вареный, — ответил тот со странным акцентом. — Я отрежу. Самое вкусное — язык и глаза.

— Я лучше рыбу, — решился Блейк.

На лице слуги отразилось разочарование.

— Рыбу? — переспросил он.

— Рыбу, — повторил Блейк и указал на угрей, копошащихся вдоль чешуйчатого тела рыбины.

— Муж сказал мне, что вы магистр каббалы. Вам помогает ваша магия? — спросила Хезрин, в то время как слуга вонзил нож в рыбу, ловко отрезал длинный кусок, бросил его на тарелку Блейка, а сбоку положил горку извивающихся угрей.

— Это не магия, это наука, — ответил Блейк. От тарелки, которую поставил перед ним слуга, поднимался пар. — Время варварских предрассудков минуло. То, что мы называем волшебством, на самом деле результат действия природных сил, механизм работы которых мы пока не понимаем. Но я верю, что придет день, когда наука объяснит все тайны.

— В вашем мире вы не оставляете места тайнам, а значит, и вере. А мир без тайн — как искусство без художника или музыка без инструмента. На что годится ваша магия? Можете вы оживить эту рыбу? — Столовым ножом Хезрин вырезала глазное яблоко из головы моржа.

— В мире есть порядок. Было назначение в этом мире и у животного, которое вы едите, хотя сейчас это назначение несколько изменилось. Моя магия — это открытие истины. Каббала сводит бесконечное с конечным, великое с малым, показывает, как все в мире взаимосвязано. — Блейк поднял взгляд от своей тарелки, из которой выполз один угорь и теперь, извиваясь, полз по накрахмаленной белой скатерти, оставляя жирный черный след.

— Я верю в магию, Сабиан. Но не в такую, как у тебя, а в чудесную магию, которая может унести нас от тягот этой жизни. — Хезрин воткнула вилку в моржа и оторвала кусок вареной кожи, накрутив его на вилку. — Мы живем в мире, где люди верят в самые странные вещи, и вы хотите дать всему объяснение и найти причину всего?

— Он ученый, исследователь, — проговорил ее муж с дальнего конца стола. — Блейк открыл нечто поразительное, и завтра об этом заговорит весь Лондон. Йейтс со своим «Ландон Кроникл» об этом позаботится. — Лорд Флэмберг заметил, с каким отвращением Блейк изучает содержимое своей тарелки. — У моей жены специфический вкус. Иногда мне кажется, она может съесть что угодно. К чему есть то же самое, что ест любой бродяга? Кто еще сможет похвастаться, что ужинал роскошной свежей моржатиной? — с восторгом заметил Флэмберг. — Изысканное вино и дары моря! Я больше всего люблю язык.

— Смелее, Сабиан. Наколи их на вилку и глотай. Они очень вкусные и полезные. Улучшают цвет лица, — засмеялась Хезрин, уговаривая Блейка съесть угрей. — Они совсем свежие. Только что выловлены из ила, их специально держали в воде, чтобы подать живыми к ужину. Не бойтесь, они вам ничего плохого не сделают.

Блейк наколол на вилку несколько угрей и быстро проглотил, не жуя. Хезрин и ее муж внимательно следили за ним. Наконец, съев примерно половину, Блейк вытер губы и аккуратно сложил салфетку на тарелке.

— Очень вкусно, — неискренне сказал он, хватая ртом воздух, чтобы хоть как-то подавить ощущение скользкого и шевелящегося клубка в желудке. Блейк был уверен, что угри не подохли и скоро полезут обратно. — Так как насчет «Ландон Кроникл»? Что там напишут о моей комете?

— Ты теперь знаменитость. Йейтс изобразил тебя как величайшего ученого, а твою комету — как открытие века, — ответил Флэмберг, облизывая жир с белого моржового клыка и вытирая губы. — Он написал, что комета пройдет мимо Земли и, по твоим расчетам, это будет захватывающее зрелище, какого не видали от Сотворения мира.

— А когда она упадет на Лондон и убьет половину его жителей, меня просто повесят.

Блейк переводил взгляд, полный негодования, с Хезрин на лорда Флэмберга, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию, но они продолжали невозмутимо доедать голову моржа.

— Только вешать тебя будет некому! — ответил Флэмберг. — Мы пригласим короля и весь двор в наш дом на севере, а все остальное — гори оно синим пламенем, — спокойно продолжал он. — И я, и мои друзья считаем, что это будет не так уж и плохо. Город перенаселен, причем большинство только зря переводит воздух. — Флэмберг провел рукой по шее, как бы перерезая ножом горло. — Думаю, ты сам понимаешь, о чем я, Блейк. Лондон станет новым Римом или даже Иерусалимом. Только представь, как весь этот сброд и вся грязь сгорит в пламени твоей кометы. Божья кара! — рассмеялся Флэмберг.

— Так нельзя! — вскричал Блейк. — Надо им рассказать, надо спасти людей.

— Начнется паника, Сабиан, — проговорила Хезрин. — Мы увезем из Лондона всех, кто заслуживает жизни, а остальным придется испытать свою судьбу. Если же сейчас все им рассказать, начнется революция. — Она взяла правую руку Блейка и поднесла ее к глазам. — Давай я посмотрю, что начертано на твоей ладони. Я умею предсказывать будущее. Взгляни на меня, и я скажу, что тебя ждет.

Руки у нее были мягкие и теплые. Блейк почувствовал, как его щеки заливаются румянцем. У него не было сил противиться ей, когда она взяла его руку и повернула ее ладонью вверх. Указательным пальцем Хезрин начертала на его ладони звезду, затем взяла свой стакан, уронила из него капельку вина ему на руку и втерла ее в кожу. Пламя свечей мерно подрагивало.

Флэмберг скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Ковыряя ножом в зубах, он смотрел на Блейка, которому теперь оставалось только подчиняться капризам его жены.

— Она покажет тебя такое, что находится за границами понимания, — сказал он, дожевывая кусочек мяса, который выковырял из зуба. Флэмберг вновь опустил руки на грудь, поуютнее устроился на своем массивном стуле с высокой спинкой, закрыл глаза, опустил подбородок на грудь и мгновенно уснул.

Блейк не верил своим глазам. Флэмберг захрапел, его дыхание стало тяжелым и прерывистым. Хезрин вцепилась в руку Блейка, вонзив ногти в его ладонь.

— Я не люблю, когда на меня не обращают внимания, Сабиан, — игриво сказала она и притянула его к себе. — Перед нами с тобой будущее. Разве ты не хочешь узнать, что тебя ожидает?

— Мое будущее меня не волнует. Я хочу рассказать людям, о том, что им грозит, — возразил Блейк, пытаясь отвести взгляд от ее лица.

— Те, ради кого стоит стараться, уже всё знают. Мой муж и его друзья позаботились об этом. Можешь не беспокоиться, все будет хорошо.

— Кому хорошо? Его друзьям и королю? А все остальные пусть гибнут? — зло спросил он.

— А что делать? Если ты сейчас все расскажешь, тысячи людей умрут во время паники. Для них это слишком страшно. Они решат, что пришел судный день. Ты этого хочешь? Пусть хоть избранные спасутся. — Она умолкла и посмотрела ему прямо в глаза. — Скажи мне, Сабиан, откуда ты узнал, что прилетит комета? Случайно ее увидел?

Блейк не мог оторвать от нее глаз, так сильно она очаровала его. Черное с пурпуром платье. Черная родинка на лице без единой морщинки.

— Я прочитал… — Слова застыли у него в горле, как будто его схватила чья-то ледяная рука. Он судорожно вдохнул, когда жгучая боль пронзила его ладонь и, пульсируя, застучала в венах. Адская мука пробежала по руке, поднялась к груди и застряла в горле. Ни один мускул, ни один нерв его тела больше не слушался. Блейк хотел встать, но невидимая сила бросила его обратно на стул и ткнула лицом в обглоданный скелет рыбы.

— Не надо противиться, Сабиан. Я хочу увидеть будущее, а за знание всегда приходится платить. — Хезрин смеялась. Она крепко вцепилась в его руку и глядела, как Блейк извивается подобно угрям, которых он только что съел. — Сядь! — приказала она и еще сильнее надавила на его ладонь. Он упал на стул. Блейк почти ничего не видел из-за черного тумана, наполнившего вдруг комнату. — Слушай, что я тебе скажу, Сабиан. В твоем будущем будет волшебство и будет власть, которая явится в этот мир через тебя. Я это ясно вижу. Власть уже лежит у твоих ног, но ты ее еще не различаешь. Верь тому, что у тебя перед глазами. Но не доверяй иностранцу: он придет, чтобы отнять у тебя жизнь.

Ее слова отозвались у него в голове, как удар хлыста, а рука еще несколько раз дрогнула от резкой боли, прежде чем Хезрин ее отпустила. Он беспомощно уставился на нее.

— Что это было? — пробормотал он. Зубы у него стучали.

— Просто фокус. Разве у твоей науки, Сабиан, не найдется этому объяснения? Или ты все-таки вынужден поверить в магию, как в волшебство?

Блейк не ответил. Рука ныла, как от ожога. Он попытался сжать ладонь, но не смог: было слишком больно. По его руке бегали крошечные синие искры.

— Скоро все пройдет. Такова плата за знание будущего. — Хезрин вздохнула. — Как жаль, что Флэмберг не такой умный, как ты, Сабиан. Тогда все было бы по-другому. Только посмотри на него: храпит, как морж на морском берегу, объевшийся рыбы, — счастливый в своем невежестве. У тебя пытливый ум, Сабиан. Долгие дни ты будешь размышлять над тем, что произошло. Ты будешь мучиться до тех пор, пока не найдешь ответа и не поймешь, что за сила тебя покорила. — Хезрин засмеялась. — Не трать время: это было волшебство.

— В таком случае, мадам, я должен откланяться. Это волшебство выше моего понимания. Мне кажется, что и сон вашего мужа тоже навеян вашими чарами.

Блейк, опершись рукой о тарелку с дохлыми угрями, встал из-за стола. Ноги дрожали.

— Я хочу тебе еще кое-что показать, доктор Блейк. Кое-что, что я храню в тайне даже от моего старого моржа. Настанет ли тот день, когда ему наконец отрежут голову и подадут ее, вареную, на блюде! — тихо произнесла Хезрин, вставая из-за стола и подходя к Блейку. Он чувствовал, как угри копошатся у него в животе, и был уверен, что они до сих пор не сдохли и, прежде чем наступит утро, он их еще увидит.

— Кажется, мне надо в… — промямлил Блейк.

— Подожди, дай я тебе сначала покажу то, что потрясет твой ум и воображение. — Хезрин схватила его за руку и потянула из комнаты. Флэмберг не шелохнулся. Он развалился на стуле. С его подбородка прямо на черный сюртук сбегала струйка смешанной с жиром слюны. — Тсс… — зашипела Хезрин, подталкивая Блейка к двери. — Не хочу, чтобы он проснулся. Ведь это наша тайна…

Блейк боялся этой тайны. Но его сердце сжигало любопытство. Ему казалось, что он муха, которую огромная черная паучиха тащит в свое логово, чтобы там сожрать. Муха не хочет, чтобы ее съели, но и сопротивляться у нее нет сил.

— У меня сюрприз для тебя, Сабиан. Не ты один любишь небо и то, что в нем. Я тоже с нетерпением ждала этого часа, правда, по другой причине.

Она сжала его обожженную руку, отчего Блейк чуть не подпрыгнул.

— Так нельзя, это нехорошо… — вяло сопротивлялся Блейк, пытаясь вырваться из ее хватки. — Если бы я был вашим мужем, мне бы это не понравилось…

— Мне тоже. Но в этом-то вся соль. Кто бы хотел быть таким, как он? Флэмберг всегда был слишком предсказуемым и таким скучным! Но ты, Сабиан Блейк — член Королевского общества, магистр каббалы, а теперь еще и человек, открывший комету, ты — другое дело. Ты будоражишь мое воображение. Иди взгляни, что я для нас приготовила.

В холле на дальней стене висело огромное — от пола до потолка — зеркало. На его гладкой поверхности трепетало пламя свечей. Блейк уставился на отражение Хезрин. Казалось, она была неподвластна времени: на ее коже не было ни одной морщинки, ни одного изъяна.

— За зеркалом — иной мир. Ты мне веришь, Сабиан? — спросила она.

— Глупо было бы не верить, — отозвался он, потирая красную отметину, которая осталась на его ладони и с каждой минутой все увеличивалась. — Но я принадлежу этому миру, и меня это устраивает.

Хезрин рассмеялась:

— Загляни в глубь зеркала и скажи, что ты видишь.

Блейк всмотрелся в мутное стекло, на котором плясали отблески свечей, горевших в люстре и во множестве канделябров.

— Готов ты шагнуть со мной сквозь зеркало, доктор Блейк? Вместе мы откроем новый мир. — Хезрин мягко подталкивала его к зеркалу. Блейк не ответил, только кивнул ей. Он уже поверил, что еще один шаг — и он пройдет сквозь зеркало. — Стой, Сабиан! Это обычное зеркало!

Она повернула запор сбоку золоченой рамы с резным узором в виде обезьяньих голов и лягушачьих морд.

Блейк заметил на ее руке золотое кольцо: белый палец обвивала своим хвостом комета.

— Но прежде чем войти, мы должны выпить за наше будущее, — сказала Хезрин и сняла с высокой этажерки возле зеркала две большие чаши синего стекла. Она вручила одну из них Блейку и подтолкнула ему руку ко рту.

— Залпом! — почти шепотом сказала она. — Залпом. А потом мы с тобой разделим то, что должно произойти.

Хезрин поднесла свою чашу к губам и запрокинула голову. Блейк видел, как она выпила содержимое до дна и, не стесняясь, вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Твоя очередь, Сабиан. Живее!

Блейк выпил. В два глотка осушил чашу. Густая и вязкая зеленая жидкость обожгла ему горло. Рот онемел, а из глаз брызнули слезы. Со смехом Хезрин отодвинула зеркало от стены — открылся огромный проход в какой-то иной мир.

Оттуда подул резкий ледяной ветер. Блейк почувствовал, как холодно становится вокруг. Где-то наверху хлопнула дверь, над их головами раздались шаги. Блейк вглядывался в темноту за зеркалом, пытаясь хоть что-то разобрать.

Хезрин подтолкнула его вперед. И тут Блейк увидел, как во мраке вдруг замерцала крошечная голубая точка. Словно окруженная тысячами голубых и белых алмазов, она вспыхивала в воздухе и вскоре бесшумно проплыла совсем близко от его лица. Не подумав, Блейк протянул руку — она наткнулась на мощный электрический разряд.

— Liberato per mortem, — сказала Хезрин и отвернулась от слепящего света.

Глава 9 Hebdomada Mortium[6]

Аджетта лежала под колючими одеялами в своей холодной постели. Слева спала мать, ее не тревожил шорох крыс за стеной, которые пытались прогрызть себе путь сквозь грязную штукатурку — смесь раствора с соломой и конским волосом. Здесь и проходила вся жизнь миссис Ламиан, она никогда не выходила из комнаты, которую делила с дочкой. В перерывах между долгим сном она съедала то, что приносил ей муж, и заливала свой страх перед миром двумя пинтами джина и легкого пива. Ее мир заканчивался массивной черной дверью, эту границу она никогда не пересекала.

Лежа в темноте, Аджетта пыталась заснуть, но крысиная возня и холод лишили ее всякой надежды на сон. Вчера вечером куда-то пропал Бандит. Он больше не рычал из темноты, защищая свою хозяйку, и не сворачивался калачиком у нее в ногах, согревая своим теплом.

Из-за приоткрытой двери до Аджетты доносился громкий храп и бормотание постояльцев.

Постоялый двор был полон народу, отец разместил людей даже в коридорах. Единственным тихим местом в доме оставалась кухня, там в огромном кожаном кресле, уютно устроившись у жаркого камина, спал ее отец. Аджетта стерла рукавом влагу со стекла и посмотрела на небо, в его темной глубине, окруженная миллионами ярких огоньков, висела большая звезда, какой она никогда прежде не видела, а за звездой протянулся мерцающий кроваво-красный хвост.

Вдруг сверху раздался громкий стук. На Аджетту посыпалась пыль с мансарды, воздух в спальне наполнился белым порошком, который поблескивал в тусклом свете свечи подобно снегу. Раздался еще один стук, а потом грохот цепей, которые волочили по деревянному полу. С крыши сорвалась черепица, упала на землю и разлетелась на мелкие кусочки.

В доме по-прежнему все спали. Сквозь деревянные перекрытия до Аджетты донесся тихий плач. Она медленно встала с кровати и пошла по холодному полу к двери. В полутьме нащупала дверь и прислушалась к треску поленьев в камине на кухне. Аджетта знала, что сейчас ее отец крепко спит, протянув ноги к огню; под креслом стоит ночной горшок.

Она выглянула в темный коридор. В стенной нише горела одинокая свеча, ее пламя трепетало от сквозняков, которые гуляли по всему дому. На полу под толстыми грязными одеялами спали два человека, во сне они постанывали, тяжело вздыхали, чесались и ковыряли свои гноящиеся раны.

Аджетта осторожно переступила через спящих и тихонько пробежала по коридору до лестницы. Теперь от мансарды ее отделяло всего два марша. Поднимаясь, Аджетта замирала на каждой ступеньке, от страха у нее холодело в желудке. Из-за двери в мансарду доносился плач. Он казался очень далеким, как крик затерянной в небе чайки. Сердце девочки наполнилось печалью, как будто она знала, о чем горюет эта несчастная птица.

С потолка свисала паутина, она липла к лицу Аджетты. Девочка смахивала ее с лица, вынимала тонкие серые нити из волос. На лестнице было темно, а девочка не осмелилась захватить с собой свечу, опасаясь, что ее может заметить отец. Мрак сгущался вокруг Аджетты, шепотом приказывал ей остановиться, не ходить дальше, не подниматься по лестнице, вернуться назад, пока не поздно.

Именно здесь, на этой самой лестнице, она впервые повстречала Синего Дэнби. Это произошло в ту ночь, когда он сбежал из Ньюгейтской тюрьмы. В полутьме она заметила на его лице синюю татуировку в виде змеи, которая обернулась кольцами вокруг его глаз и заползала в рот. Отец укрыл Дэнби в мансарде. А через два дня его нашли мертвым. Кто-то убил его, сорвал с его тела все украшения и одежду; его труп еще долго висел на веревке, как рождественская индейка.

Ураган, который поднялся сразу после его убийства, бушевал, не утихая, целых три дня — видимо, дух Дэнби никак не хотел покидать этот мир и спускаться в ад. Посреди белого дня невидимый Дэнби переворачивал столы на кухне, выбрасывал угли из горящего камина и скидывал с полок тарелки. Три ночи подряд он громко стенал на этой лестнице, и с тех пор мансарда превратилась в постоянный источник страха. Проходя мимо лестницы, Аджетта каждый раз закрывала лицо руками, не осмеливаясь посмотреть наверх, боясь увидеть безжизненные глаза призрака Синего Дэнби.

Наверху была маленькая дверь, запертая снаружи. Аджетта порылась в кармане и достала кусок гнутой проволоки. Быстро вставив ее в замок, она попыталась надавить на замочную пружину. Наконец она почувствовала, что пружина поддалась, и Аджетта отвела в сторону три металлических штыря, которые удерживали замок закрытым. Замок щелкнул, и Аджетта быстро отодвинула два запора.

Вдруг внизу на площадке послышался звук шагов. Аджетта прижалась к стене, затаив дыхание. Она боялась, что это вернулся Синий Дэнби. Раздался протяжный стон, и Аджетта увидела тень человека, который брел по коридору, то и дело спотыкаясь, падая и бормоча что-то себе под нос. Шатаясь от стены к стене, он приближался к лестнице.

Аджетта медленно спустилась на две ступеньки и посмотрела из темноты лестницы в коридор. В серебристом свете луны, падавшем из окна, она увидела высокого мужчину в длинном поношенном сюртуке, который волочился по полу, и в шляпе, надвинутой на глаза. По пути он пинал каких-то незримых существ, которые, как ему казалось, лежали повсюду. Вдруг он сильно пошатнулся, привалился спиной к стене и сполз по штукатурке на деревянный пол. Растерянно огляделся, видимо решив, что его сбил с ног чей-то сильный удар. Закрыв глаза, он свернулся на полу калачиком, как толстый кот, задрожал от холода и громко захрапел.

Аджетта тихо поднялась по лестнице к незапертой двери. Она прислушалась, но услышала только биение собственного сердца. Тогда Аджетта толкнула дверь, и та медленно открылась, царапая деревянные половицы. Девочка быстро переступила порог.

Возле большого окна в лунном свете она различила серебристые очертания какого-то человека, который сидел, закрыв лицо руками. У его ног блестела лужица слез.

Аджетта ахнула от удивления, и человек поднял голову. Потом встал и простер к ней руки. За его спиной вспыхнуло мягкое золотистое сияние. Оно становилось ярче и ярче по мере того, как человек протягивал к ней руки, закованные в кандалы. Внезапно темноту в мансарде пронзили лучи ослепительно белого света, а за спиной у незнакомца раскрылись два крыла. Они заполнили всю комнату, пылая и вздрагивая с каждым биением его сердца.

Аджетта смотрела на него сквозь пальцы, заслонив глаза руками от невыносимо яркого свечения. Казалось, неведомое существо вобрало в себя весь свет этого мира, и само время укрылось в нем. Аджетта ощутила, как ее тело медленно оторвалось от пола и полетело к странному созданию. Она схватилась за дверной косяк, вонзив ногти в осыпающуюся краску, но ее тут же оторвало от якоря и понесло ногами вперед через мансарду к простертым рукам незнакомца.

Аджетта лихорадочно махала руками, стараясь ухватиться за все, что попадалось у нее на пути. В эту минуту комната наполнилась смехом, нежным, радостным смехом, который искрился в ярком белом сиянии. Внезапно она с глухим стуком упала на жесткий деревянный пол, и комнату вновь залил тусклый лунный свет. Аджетта подняла голову и первым делом посмотрела на потолок мансарды, в котором была пробита дыра до самой черепицы.

— Ничего не говори, Аджетта, — проговорил незнакомец, подняв бровь. Слабо улыбнувшись, он смахнул с лица слезы. — Твой отец все еще спит на кухне, но его друг Сарапук сейчас направляется сюда… — Тихий, но сильный голос незнакомца эхом отозвался у нее в груди, проникая в самое сердце.

— Что? — Аджетта уставилась на него, размышляя о том, что тут произошло. Она пристально вглядывалась в его лицо, силясь понять, кто или что он такое.

— Не бойся! — твердо сказал незнакомец, протянув руку с тонкими, красивыми пальцами, чтобы помочь ей подняться. — Представители вашего рода либо пугаются меня, либо падают в обморок, но ты, как мне кажется, отличаешься от них. В тебе есть что-то такое…

— Вы Синий Дэнби? Вернулись, чтобы отомстить отцу? — Аджетта с трудом поднялась на ноги, намереваясь сбежать от него.

— Не бойся меня. Я — Тегатус, гость твоего отца, жертва собственной ошибки, создание с печальным прошлым. — Он снова сел на стул и схватился руками за голову.

— А ваши крылья… они… — начала Аджетта, отряхивая пыль с платья и озираясь в темной мансарде в поисках крыльев.

— Только что были, а теперь вот спрятались. Увы, именно в них кроется причина моего падения и того, что я оказался здесь, — устало пробормотал Тегатус.

— Это был какой-то трюк? Или они настоящие? — Аджетта попыталась заглянуть ему за плечо, чтобы найти хоть намек на те огромные крылья с золотыми перьями, которые залили комнату ярким светом.

— Настоящие или нет — какая разница? Для мира они — великое диво, поэтому меня считают уродцем, которого можно продать или показывать публике за деньги. Я — беспомощный обитатель зверинца, из которого не могу сбежать. — Тегатус задрожал, как птица на насесте, на его лице проступила печаль. — Я видел, как ты поднималась по лестнице. Я много раз пытался разбудить тебя, но ты не просыпалась.

Аджетта снова посмотрела на дыру в потолке.

— Это вы сделали? — спросила она.

— Мне нужно сбежать, но кандалы приковали меня к миру. — Тегатус показал Аджетте свои руки. Запястья стягивали золотые кандалы, на которых крохотными золотыми буквами было что-то написано на непонятном Аджетте языке. — Мне разрешают размять крылья, — зло сказал он и потряс кандалами, — но, пока они на мне, я слаб и беспомощен.

— «Hebdomada mortium», — тихо прочитала она. — Что означают эти слова?

— Что я останусь здесь навсегда, — ответил Тегатус.

— У меня есть знакомый кузнец, он мог бы расковать вас и продать золото, — сказала Аджетта, рассматривая кандалы с безопасного расстояния.

Он посмотрел на нее и рассмеялся:

— Чтобы снять их с меня, понадобится не только кузнец. В этом мире нет такого орудия, при помощи которого это можно было бы сделать. Они изготовлены из благородного металла, а заперты гордыней и завистью к тому, чему никогда не стать моим.

Аджетта подошла поближе. Она понятия не имела, кто он, но боялась спросить напрямую, хотя вопрос готов был сорваться с ее губ:

— Вы — ан…

— Я тот, кем ты хочешь меня видеть, — прервал он Аджетту, как будто заранее знал ее вопрос. — Кем я был раньше, не имеет никакого значения. Моя жизнь сильно изменилась. Меня протащили через всю Европу, я переходил из рук в руки — от одного вора-алхимика к другому.

— А зачем вы нужны моему отцу? — спросила Аджетта, рассматривая лабиринт из серебристых морщинок на его лбу.

— Он собирается выставить меня на показ на Стрэнде. Брать по шиллингу за просмотр. Я буду очередным экземпляром в зверинце уродов. Я слышал, как они договаривались об этом с Сарапуком. Они намереваются собрать со всего мира самых невероятных и удивительных существ. Думаю, я окажусь среди них самым необычным. — Он заметил, что девочка смутилась. — Половину постояльцев в этом доме ждет такая же участь, но они идут на это добровольно, желая заработать денег. А у меня… — Он ненадолго замолчал и уставился в пол. Потом, понизив голос, продолжил: — У меня нет выбора, мне придется делать то, что он скажет. Ведь он — хранитель ключа от тех цепей, которые привязывают меня к нему.

Аджетта покопалась в кармане в поисках кристалла Ормуз.

— Hebdomada mortium, — снова проговорила она и посмотрела на золотые кандалы. — Недавно мне подарили одну вещицу, которая должна помочь мне прочитать то, чего я не понимаю.

Она вытащила из кармана Ормуз и потерла гладкую поверхность платьем.

— Видите? Вот она. Тадеус сказал, что этот кристалл должен помочь, а значит, наверняка поможет, — быстро сказала она, поднесла Ормуз к кандалам и прочитала слова, которые были отчеканены на золоте: — «Hebdomada mortium»! Надо же, слова совсем не изменились, — протянула она, в ее голосе послышалось разочарование.

Она повертела в руках Ормуз, и вдруг буквы задвигались. Искаженные кристаллом, они стали менять форму, выстраиваться в другом порядке, и вот уже из них начали складываться отдельные строчки, закружившись перед ее глазами:

Семь веков предстоит нам прожить, по семь раз умирая… Семь веков прохожу по земле я в обличье людском, Семь смертей претерплю я, бессмертных и смертных встречая, Семь смертей, что грозят разложеньем и мертвенным сном.

Аджетта читала эти строчки по мере того, как они появлялись в кристалле.

— Что это такое? — спросила она, а буквы все кружились в Ормузе. — О ком тут говорится?

— Это мое проклятие. Я вынужден ходить по земле в людском обличье из-за собственной жадности, меня обрекло на это собственное сердце. Мне предстоит носить кандалы семь веков, а потом я познаю смерть. — Тегатус потряс цепями, которые были припаяны к кандалам. — Мне просто захотелось узнать, что такое поцелуй, ее поцелуй, вот и все. Хоть на миг за ту вечность, которую я прожил, узнать, каково это… — Внезапно он замолчал и прислушался, как будто кто-то говорил с ним неслышным голосом. — У нас нет времени, Сарапук уже близко. Тебе нужно вернуться в свою комнату. Запри меня здесь и никому не говори о нашем разговоре.

— Но я не могу просто бросить вас здесь. Вы ведь узник. — Аджетта подошла к Тегатусу и изо всей силы дернула цепь, пытаясь освободить его. — Что же вы такое сделали, что оказались в этом ужасном месте?

— Я сам спрашиваю об этом каждый день, но мне никто не отвечает. Меня больше никто не слушает. Про меня все забыли. — Тегатус глубоко вздохнул, его глаза наполнились слезами, он повернул голову, как будто услышал какой-то далекий звук. — Твой отец проснулся, он мешает угли в камине и ждет своего друга.

— Но как же вы? Вам нельзя здесь оставаться, вам надо бежать. — Аджетта снова дернула цепи.

— Ты можешь помочь мне, когда придет время. А сейчас уходи. Если отец увидит тебя здесь, я не ручаюсь за твою судьбу.

Аджетта посмотрела на него. Он сидел, закрыв лицо руками, и казался таким маленьким и таким хрупким, как старик, который ждет у обочины свою смерть, как нищий, которого никто не хочет накормить.

Тегатус поднял голову и махнул рукой в сторону двери, жестом приказывая ей уходить. В голубом свете луны его кожа стала голубоватой. От этого света на полу лежала длинная тень, как тропинка к выходу из комнаты. Аджетта молча на цыпочках пересекла комнату, вышла из мансарды и заперла за собой дверь. Потом остановилась на самой верхней ступеньке. Ее охватило внезапное ощущение, что за ней кто-то следит, откуда-то из темноты на нее уставились два глаза.

У ее ног закружился холодный вихрь, по спине пополз холодок, а волосы встали дыбом. В темноте Аджетта различила очертания какого-то высокого мужчины, который заглядывал в окно коридора. При бледном свете луны она заметила на его лице наполовину стертую и выгоревшую татуировку.

«Синий Дэнби!» Эта мысль пронеслась у нее в голове, как ураган. Мужчина поднял голову, точно услышав, как она мысленно произнесла его имя. На Аджетту смотрели темные, глубоко запавшие глаза. Лицо его напоминало клочок шероховатой земли. По коже на лице скользила длинная змея, скрываясь в глазнице и вылезая изо рта.

— Я еще приду к тебе, Аджетта, — сказал призрак, сделав шаг к лестнице и протянув к девочке длинную белую руку. — Очень скоро, посреди темной ночи, когда ты будешь меньше всего этого ожидать. И тогда ничто на земле не спасет тебя. Я уже повидался с твоим песиком — он заплатил за предательство твоего отца. Скоро доберусь и до тебя, моя участь станет твоей участью. Красивая шейка вытянется, и ты побредешь в ночи вместе с новыми друзьями — демонами.

Проговорив это, он улыбнулся пустым ртом, отвернулся от нее и исчез.

Глава 10 Хранитель рода

Блейк думал, что умер и теперь смотрит из разверстой могилы пустыми глазами призрака. Однако ужасная головная боль и ожоги от веревки на запястьях услужливо напомнили ему, что он еще жив. Он смотрел на небо. Сквозь черноту на горизонте пробился первый лучик октябрьского солнца. Длинный церковный шпиль рассекал чистое небо, этот тонкий каменный палец указывал на комету, которая висела в самом центре небосвода.

Блейк попытался пошевелиться, но его ноги занемели и налились свинцом. Он поднял одну ногу, и она тут же упала, стукнув о крышку гроба, на которой он лежал. Тогда Блейк приподнял голову и увидел, что его усыпали лепестками роз и листьями падуба, готовя к новой жизни на том свете. К выстланной соломой крышке гроба его придавил труп огромного пса со сломанными зубами, безумными остекленевшими глазами и длинным языком, вывалившимся из открытого рта.

В могилу явственно доносился стук лопаты, которой копали землю где-то неподалеку. Блейк сел, отодвинул пса в сторону и, вытаскивая из волос солому, задумался о том, как он здесь очутился.

Последнее, что он мог вспомнить из прошлой ночи, — как вокруг него вспыхнул ослепительный свет, когда Хезрин закрыла проход в зеркале. Он был потрясен этим необычайным свечением. Казалось, каждая частичка этого света проникает сквозь его одежду, и его плоть начинает мерцать. А потом Блейк погрузился в темный сон.

Он провел пальцами по глубоким красным отметинам на запястьях и потрогал правую ладонь, которая ужасно болела. Все ногти на правой руке были подстрижены до мяса. Внезапно в его голове пронеслось еще одно воспоминание о прошлой ночи. Он увидел Хезрин с ее холодными голубыми глазами и красными губами. Она смеялась, а он в это время корчился в муках. Блейк кашлянул и выплюнул землю с соломой, набившиеся ему в рот. Звук его кашля разнесся по могиле и проник в окружающий мир наверху. Гам перестали копать.

— Это ты кашляешь? — спросил мужской голос откуда-то сверху.

— Да ладно, не дрейфь, — недовольно ответили ему. — Сейчас опять начнешь болтать о том, что увидел дьявола. Давай копай. Еще пару футов, и мы доберемся до тела. Добренький доктор получит свою игрушку, а мы — десять шиллингов. — Тот, кто говорил это, даже хрюкнул от удовольствия, заставляя своего напарника копать дальше.

Блейк встал на колени, чтобы выглянуть из могилы. Труп пса скользнул вниз и с громким стуком упал на гроб.

Снова раздался первый голос.

— Я же говорил! — На этот раз он был более пронзительным, в нем слышался сильный страх. — Не надо было за это браться! Они сейчас живут в другом мире, и мы не имеем права забирать их оттуда. — За этим последовало громкое «жжах!» — первый гробокопатель демонстративно воткнул лопату в землю. — Все, с меня довольно. Пусть мертвецы останутся у дьявола, не хочу, чтобы он погнался за мной.

— Копай, я сказал! Считай, что я уже заплатил тебе за это. Нет на свете ни призраков, ни Бога, ни дьявола. Пусть-ка мертвец встанет из могилы, тогда, может, я и поверю. Копай, не бойся.

Блейк услышал, как рука шлепнула по спине. Он медленно поднялся на ноги и встал на крышку гроба, оглядывая кладбище с треснувшими могильными плитами и грунтовыми дорожками. В предрассветных сумерках он увидел двух мужчин, стоявших возле кучи только что выкопанной земли и сдвинутых в сторону цветочных венков, — могила явно была свежая. На обоих были резиновые сапоги и сюртуки. Головы у них были выбриты и отливали синим цветом из-за особой жидкости против вшей.

— Ладно, покопаю еще, — сказал пузатый могильщик и схватил большую лопату. — Но только в последний раз. Дьявол давно на меня зуб точит за то, что я краду у него грешников. От дьявола не откупишься!

Блейк еще раз оглядел кладбище. Тяжелый запах тлена наполнил его отчаянием и напомнил о будущем.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал он громким голосом, надеясь привлечь внимание гробокопателей. — Помогите, пожалуйста, выбраться из могилы.

Пузатый уставился в землю под ногами, думая, что эти слова просочились из зарытого гроба. Другой отскочил в сторону, не зная, верить ли своим ушам.

— Помогите мне выбраться из этой ямы! Я щедро заплачу вам и прослежу, чтобы вас не поймал ни дьявол, ни король! — закричал Блейк, карабкаясь по осыпающейся стенке могилы. Комья земли застучали по крышке гроба: бам, бам, бам. — Блейк тщетно пытался найти выступ, чтобы поставить туда ногу.

— Это сам дьявол! — вопил пузатый, кинул лопату своему напарнику и бросился было бежать, но поскользнулся на сырой земле и упал. — Он пришел по твою душу, а свою я ему не отдам! — воскликнул он. По его лицу текли слезы.

Худой схватил товарища за рукав и огляделся. На кладбище никого не было, только синеватые тени лежали на земле.

— Не убегайте, дураки! — крикнул Блейк. — Помогите мне выбраться из могилы. Я живой, разве вы не видите?

Да, теперь пузатый гробокопатель и сам увидел. Он увидел, что всего в нескольких шагах от него из могилы выглядывает почерневшее лицо мертвеца с прилипшими к нему лепестками роз и листьями падуба, а из-за его воротника выбивается солома. Мертвец хватался руками за стебли травы, как будто пытаясь сбежать из адского пекла. Пузатый тут же захотел улизнуть от цепкой хватки этого мертвеца.

Худой поднял лопату и приготовился к нападению.

— Я задушу тебя, если ты мне не поможешь, — закричал Блейк, свалившись в могилу с глухим стуком.

От такой угрозы скрывшегося под землей трупа у худого побежали по спине мурашки. Оба гробокопателя развернулись и что есть сил понеслись к кладбищенским воротам.

Блейк снова соскользнул в могилу и упал на труп пса, который лежал на крышке гроба. Блейк погладил пса по голове. Он понял, что видел это животное и раньше, а теперь, в темноте могилы, пес оказался его единственным товарищем.

— Эх, собачка, — жалобно сказал Блейк, — вот и я скоро стану таким же, как ты. Как же это ужасно — умереть, разговаривая с дохлым псом… — Он глубоко и печально вздохнул.

Вдруг сверху раздался звонкий голос:

— Тогда поговори со мной.

Ошеломленный Блейк оттолкнул труп пса в сторону, словно устыдившись такого соседства, вскинул голову и посмотрел наверх — туда, откуда донесся голос.

— В могиле очень интересно провести ночь. В самом расцвете лет мы вдруг погружаемся в смерть. Но я пришел, чтобы спасти тебя от мук ада.

Над Блейком стоял высокий незнакомец в черном, которого он уже не раз видел под своими окнами. Он смотрел на Блейка сквозь синие стекла очков в золотой оправе.

— Я услышал твои крики с улицы, а потом увидел, как с кладбища удирают двое бродяг. Думал, они что-то с тобой сделали. — Незнакомец широко улыбнулся. — Но ты оказался жив. — Он замолчал и взглянул на дохлого пса, который лежал сбоку от Блейка. — А ты, как я вижу, в лучшем состоянии, чем твой друг.

— Я н-н-нашел его здесь, — заикаясь, сказал Блейк и встал. — Я проснулся в могиле, а он… этот пес лежал на мне — мертвый. Боюсь, это пес моей горничной.

— Хорошо, что я появился вовремя и спас тебя от той же участи. Разве это дело — класть в одну могилу двух собак?

Незнакомец наклонился, схватил Блейка за руку и быстро вытащил его из ямы в сумрак раннего утра. Потом разогнул его пальцы на правой руке и увидел красный отпечаток на ладони.

— Это очень плохой ожог. Он причинил вред не только плоти. Откуда он у тебя? — спросил он, посмотрев на Блейка.

— Ну, ставил один опыт… Я ученый… что-то вроде того… Скажем так: со мной случились кое-какие неприятности, из-за которых я и оказался здесь, а ожог заработал где-то по пути. Понятно? — Блейку хотелось поскорее закончить мучительный разговор и избавиться от этого человека.

— Ты можешь говорить все что угодно, но будет ли это правдой? — По-прежнему держа Блейка за руку, незнакомец повел его к воротам. — В таких местах, как это, лучше поменьше разговаривать. Я знаю, что мертвые слушают гораздо внимательнее, чем живые.

Незнакомец насильно взял Блейка под руку. Они шли вдоль домов с нависающими над головой балконами по узким улицам, которые примыкали к кладбищу. Блейк расслабился. Ему казалось, что его ведут туда, где он давно хотел оказаться, что здесь, среди серых бараков Блэкфрайарза, он найдет ответы на свои вопросы. Какое-то время они молча шагали по грязи, обходя пьяных бродяг, которые заполонили улицы. Блейк посмотрел на небо — его комета по-прежнему была видна в утренних сумерках.

Незнакомец сжал руку Блейка.

— Отсюда недалеко до твоего дома, — сказал он, когда они повернули к Кондуит-филдз. — Я часто видел тебя на площади Блумсбери.

— Я тоже вас там видел, — отозвался Блейк, подумав о том, что теперь у него наконец-то появилась возможность узнать, кто такой этот незнакомец. — Кстати, — сказал он, ощутив внезапный прилив уверенности в себе, когда они оказались в знакомой ему части города, — я заметил, что вы появляетесь и исчезаете очень необычным образом. К тому же мне показалось, что вы следите за мной и что наша сегодняшняя встреча не случайна.

— Я слежу за многими людьми, а мое странное появление и исчезновение — всего лишь игра света. На твоем месте я бы больше переживал из-за того, что спрятал у себя дома, чем из-за того, что за мной кто-то следит, — сказал он, понизив голос.

Блейк почувствовал угрозу в каждом его слове.

— Я не прячу у себя дома ничего такого, из-за чего следует переживать. Так мог сказать только вор. — Блейк попытался выдернуть руку, но незнакомец держал его слишком крепко, казалось, Блейк привязан к нему какой-то невидимой веревкой, которую невозможно было разорвать.

— Когда наши пути разойдутся, мы расстанемся, — сказал незнакомец. — А пока, доктор Блейк, мы с тобой попутчики и наш общий путь предсказан звездой, на которую ты смотришь каждую ночь.

— Звездой? Какой звездой? Я не знаю никакой звезды.

— Ты дурак и дилетант, и если продолжишь заниматься своей глупой магией, то у тебя обгорит не только рука. Ты сунул голову в пасть дракона, и пасть вот-вот захлопнется. — Мужчина схватил Блейка за лацканы сюртука и одной рукой приподнял его над землей. Теперь Блейк болтался в воздухе, как висельник. — Я уже давно слежу за тобой, Сабиан. Иногда ты меня радуешь, но сейчас твоя глупость вселяет в меня отчаяние. Но твоя судьба в твоих руках, удавка все сильнее затягивается на твоей шее, и скоро… — Он замолчал и прислушался к тому, что мог слышать только он. — Скоро, Сабиан, табуретку выбьют у тебя из-под ног, и ты повиснешь на дереве.

— Откуда вы меня знаете? — спросил Блейк, задыхаясь от крепкой хватки незнакомца.

— Я знал твоего деда. Можешь считать меня хранителем твоего рода, — быстро ответил незнакомец, опустив Блейка на землю. — Твой дед был честным человеком, это он попросил меня заботиться о тебе.

— А у моего хранителя есть имя? — спросил Блейк.

— Зови меня Аврамом Рикардсом. Я уже давно ношу это имя, когда-нибудь ты поймешь почему. — Он пристально посмотрел на Блейка поверх темных очков.

Блейк сделал шаг назад и уставился в рыхлую землю на Линкольнз-инн. Сапоги были заляпаны грязью, одежда испачкалась в могильной земле, воротник сюртука оторван, на запястьях под манжетами горели следы от веревок. Аврам казался высоким, чистым и безукоризненно одетым. Золотая тесьма, которой был отделан черный сюртук, блестела в первых лучах утреннего солнца. Из полей до Блейка донесся громкий звук голосов. Аврам позволил ему еще немного подумать, вобрать в себя последние крохи ночи, прежде чем окончательно взойдет солнце.

Наконец Аврам повернулся и быстро зашагал по залитым солнцем полям туда, откуда доносились голоса. Блейк пошел за ним, не зная, что их там ожидает. Вдалеке он увидел две небольшие группы людей. Он тут же догадался, что перед ними дуэль, и услышал, как секунданты выкрикивали обвинение и требовали извинений.

Дуэлянты мрачно стояли спиной друг к другу, упорствуя в своей злобе и не желая признавать вину. Пистолеты были заряжены двумя пулями, курки взведены, дула направлены в небо. Они начали отсчитывать шаги, которые приведут их к той точке, в которой жизнь одного из них должна оборваться, — сквайра с длинными вьющимися волосами, одетого в плащ, или денди с алыми губами и напудренным париком на голове. Маленький барабанщик начал отбивать какой-то похоронный ритм. Эхо барабанной дроби отразилось от стен высоких белых домов, выстроившихся на юге.

Секундант в белых чулках и длинном парике громко отсчитывал шаги:

— Раз… два… три…

Аврам в такт этому счету размашистым шагом устремился к месту дуэли, которое находилось в трех ярдах от него и Блейка. Блейк плелся за ним, стараясь не отставать.

— Восемь… девять… десять. — Секунд ант замолчал и закрыл лицо руками, не желая смотреть на то, что произойдет с его другом.

В свете утренней зари дуэлянты повернулись друг к другу лицом. Денди в парике лихорадочно прицелился, дрожа всем телом. Он закрыл глаза и выстрелил. Ударник разбил капсюль патрона, сухой порох загорелся и послал серебряную пулю в ствол. Сквайр не сдвинулся с места. Он стоял и ждал. Пуля просвистела у него над головой.

Грохот от выстрела разлетелся по всему полю и затих вдалеке. В поле воцарилась тишина. Денди открыл глаза и посмотрел на сквайра. Тот поднял пистолет и тщательно прицелился. Никто не пошевелился. По нарумяненным щекам молодого человека в шелковом французском плаще и рубашке с кружевными манжетами потекли слезы.

— Стойте! — крикнул Аврам.

Он быстро пошел к сквайру, намереваясь остановить дуэль.

Сквайр плавно нажал на курок, и пуля вылетела из дула. Денди схватился за грудь. Его захлестнуло жаркой волной, на зеленую траву упали ярко-красные капли. Выстрел сбил денди с ног.

Аврам подбежал к нему и приподнял его напудренную голову с окровавленной земли. Он посмотрел в безжизненные глаза, подведенные черной тушью, в тон мушке на левой щеке.

— Он мертв. Оставьте его! — закричал сквайр. Он переложил дымящийся пистолет в другую руку и постучал им по ноге, чтобы вытряхнуть из ствола сгоревший порох. — Он прекрасно знал цену оскорбления, которое мне нанес, и заплатил за него своей жизнью. Я, хоть и с севера, никому не спускаю оскорблений.

— Неужели человеческая жизнь стоит так мало? — спросил Аврам, опустившись на колени перед трупом.

— У нас так принято. Вам, иностранцам, этого не понять. У нас честь ценится гораздо больше, чем жизнь. Я — человек чести и с радостью отдам за нее жизнь. — Сквайр вручил секунданту пистолет и повернулся, собираясь уйти.

— И ты спокойно вернешься домой, бросив свою жертву на растерзание крысам и собакам? — закричал Аврам.

Сквайр остановился и повернулся к Авраму:

— Ты что, француз, тоже хочешь моего угощения? У меня найдется сухого пороха, а ты можешь взять пистолет моего противника. Уверен, он с удовольствием оставит его тебе в наследство. Этот парень был полным придурком, напыщенным франтом, который заботился больше о губной помаде, чем о собственной жизни. Такие, как он, позорят нас, мужчин.

Блейк застыл на месте, наблюдая за Аврамом, который все еще стоял на коленях перед трупом.

— Свинец отравляет душу, но тот, кто дает жизнь всем вам, может усмирить твою злость, — отрезал Аврам.

Он разорвал рубашку на груди у убитого и погрузил руку в его грудную клетку. Чем глубже проникала его рука, тем шире становилась рана. Блейк смотрел, как Аврам прощупывает внутренности денди своими тонкими пальцами. Наконец он начал вытаскивать руку из обескровленной полости, приподняв тело мертвого франта над землей. Послышалось громкое хлюпанье, и кровь яростно забурлила в глубокой ране.

Внезапно Аврам резко выдернул руку из раны. В его пальцах оказался круглый свинцовый шарик, который пробил грудь денди. Аврам бросил шарик сквайру.

— Лови свой яд, можешь превратить его в золото. По крайней мере, золотом ты никого не станешь убивать, — сказал он, вытирая руки о белоснежную рубашку денди.

Блейк стоял, не смея пошевелиться. Оба секунданта недоверчиво смотрели на Аврама.

— Жизнь! — громко закричал Аврам. Его крик сотряс землю, на которой они стояли, и отразился в их телах. — Этот человек заслужил жизнь, а не смерть!

Аврам схватил труп, поднял его и поставил на ноги. Свежий утренний воздух наполнился запахом горящей плоти — из раны в груди денди начал извергаться едкий дым.

Сквайр выхватил у своего секунданта шпагу:

— Это колдовство! Вы оба сейчас умрете!

Аврам поддерживал труп одной рукой, чтобы тот не упал.

— Стой где стоишь, сквайр, или увидишь меня в гневе!

Сквайр не двинулся с места. Он воткнул острие шпаги в землю и что-то тихо забормотал себе под нос, вертя шпагой из стороны в сторону.

Аврам посмотрел мертвецу в глаза.

— Тебе нужно жить, — тихо сказал он, отпуская его. Труп качнулся назад, потом вперед, зашатался. — Не слушай, что там бормочет сквайр, ты можешь жить дальше, жить полной жизнью.

Тут мертвец открыл глаза и посмотрел на Аврама. Он закашлялся, выплевывая кровь на своего убийцу. Потом покашлял еще, громче, чем прежде, и, прочистив горло, залепетал, пытаясь что-то сказать.

В тот же миг сквайр быстро выдернул шпагу из земли и сделал выпад в сторону денди. Аврам перехватил клинок.

— Он ожил, и теперь, что бы ты ни сказал и что бы ни сделал, он не умрет. Твоя задетая честь отомщена, но гордыня по-прежнему владеет твоим сердцем. — Аврам крепко сжал клинок шпаги и выдернул ее из рук сквайра. — А теперь уходи отсюда. Здесь правит жизнь, а от тебя разит смертью. Уходи!

Аврам бросил шпагу на землю.

— Мы с тобой еще встретимся в аду! — злобно закричал сквайр, отошел от Аврама и кивком приказал своему секунданту следовать за ним. Его охватила паника, лицо стало ужасно бледным, почти бескровным. — Такое не под силу сделать живому человеку. Ты демон? Или колдун?

— Я тот, кто есть, а больше тебе ничего не нужно знать обо мне, — ответил Аврам. — И это место мне знакомо. — Он положил руку денди на грудь, прижав ладонь к ране. — А для тебя, мой надушенный друг, жизнь уже никогда не будет прежней.

Аврам повернулся к Блейку, который молча смотрел, как день набирает силу, потом оглядел поле и заметил, что вокруг них собралась толпа.

— Здесь не на что смотреть! — закричал он. — Один промазал, а другой вообще стрелять не умеет.

Денди взял Аврама за плечо и прошептал, смахнув кровь с губ:

— Я знаю, кто ты, и никогда не забуду, что ты для меня сделал.

Глава 11 Кровавая Кадеш[7]

Даже после неспокойного сна образ Синего Дэнби все еще стоял перед глазами Аджетты. Сквозь грязное оконное стекло в спальню проникал тусклый утренний свет. Ее мать уже проснулась. Сидя в кровати, подложив под спину подушку, она завтракала. Когда-то белый, засаленный ночной колпак сполз на глаза. Время от времени она проводила рукой по постели, чтобы стряхнуть на пол крошки.

— Поздно же ты проснулась, Аджетта, — сказала она таким хриплым голосом, как будто была в два раза старше, чем на самом деле. — Тебе уже пора к Блейку, а еще ведь отцу надо помочь. — Мать отхлебнула из бутылки, которую нянчила, как младенца: укачивала на руках, разговаривала с ней.

— Подождут, — отрезала Аджетта, смахивая с лица длинную прядь волос. — У меня есть свои дела… и друзья тоже.

Она вскочила с кровати, стараясь не смотреть на гору простыней, под которой скрывалась ее мать. Одеваться Аджетте не пришлось: она спала в платье.

— Ты же будешь здесь, когда я вернусь? — ядовито поинтересовалась Аджетта, подходя к двери. — Не утомляй себя работой, мамочка. Ведь у отца масса времени: может и за тобой присмотреть, и с постоялым двором управиться.

— Он знает, что я больна! — закричала миссис Ламиан. — У него золотое сердце. И, наверное, он любит меня, а вот ты даже не знаешь, что такое любовь.

Аджетта почувствовала, как ее тело сковал какой-то холод, и у нее закружилась голова.

— Я тоже знаю, что ты больна. Только не так, как ты думаешь. А что такое любовь… никто в этой семье не знает.

Хлопнув дверью, она выбежала в коридор и глянула в сторону темной лестницы. Синего Дэнби вроде бы не было. На полу спал постоялец, его булькающий храп доносился из-под сюртука, которым он накрылся с головой. Аджетта подумала о запертом в одиночестве Тегатусе. Ей захотелось, чтобы он увидел ее и понял, как она надеется, что однажды он снова станет свободен.

Из кухни донесся какой-то шум и отвлек ее от этих мыслей. Она сбежала по деревянным ступеням, стуча каблуками как можно громче, чтобы не было так страшно. Влетев в кухню, она увидела Сарапука, который сидел у стола и был похож на огромного грача. Он взглянул на нее со сладкой улыбочкой.

— Девочка моя, — притворно заворковал он. — Как я рад тебя видеть…

— Даже не думай, Сарапук! — оборвала его Аджетта. Она сама удивилась, что так сказала: как будто эти слова подсказал ей кто-то другой. — Мне некогда. Меня ждет Блейк, а он хоть платит за мое общество. — Она схватила со стола кусок хлеба, специально смахнув на колени Сарапуку крошки и яичную скорлупу. — Простите, мистер Сарапук. Я такая неловкая.

Сарапук крепко взял ее за руку и притянул к себе. До нее доносился запах цыпленка и гнилых зубов у него изо рта.

— Поосторожнее, девочка, — пригрозил он, притягивая ее еще ближе. — Чего отец не видит — о том сердце не скорбит.

Аджетта схватила длинный нож для хлеба, лежавший на столе рядом с остатком булки. В мгновение ока перед шелушащимся носом Сарапука оказалось длинное лезвие.

— Только шелохнитесь, мистер Сарапук, и этим ножом я быстро вырежу из вас душу. Поверьте мне, я найду ее быстрее, чем вы. — Аджетта говорила голосом Хезрин, да и слова тоже были не ее. Она ничего не боялась, и ей было плевать на любые последствия. Она посмотрела в глаза Сарапуку и усмехнулась.

Он разжал руку, и Аджетта смогла отойти. На лице Сарапука отразилось удивление, как будто он слышал этот голос раньше. Аджетта заметила, что рука у него дрожит. Наглость и самоуверенность покинули Сарапука.

— П-прости, Аджетта. Я слишком далеко зашел, — пробормотал он, уставившись в пол.

Аджетта собралась уходить, но в дверях обернулась, все еще сжимая в руке нож. Не раздумывая ни секунды, она занесла руку назад и со всей силой кинула нож в Сарапука. Рассекая воздух, нож просвистел через всю кухню и, чуть не задев плечо Сарапука, воткнулся по самую рукоятку в оштукатуренную стену.

— Ладно, может, в другой раз получится, — проговорила Аджетта не своим голосом. — Я хотела попасть тебе в сердце, если, конечно, оно у тебя есть. — И она вышла из кухни.

Флит-стрит была залита солнцем. От канав и от ручейка, сбегавшего в Темзу, поднимались зловонные испарения. Волны прибивали к берегу мусор, а двое грязных ребятишек играли у воды: пускали в кругосветное плавание черепок от кружки.

Аджетта быстро шла по улицам к Лондонскому мосту. Блейк подождет, миссис Малакин может и сама зажечь свечи и прибраться в доме. Аджетта спешила увидеть Тадеуса Брейсгедла и его призрачных детей. Она свернула за угол, перешла улицу и вскоре оказалась на мосту. У дверей кофейни толпился народ. Каждый старался ухватить свежий номер «Ландон Кроникл» у мальчишки-газетчика, который вопил во все горло:

— Над Землей пролетит комета! Король объявляет национальный праздник!

Люди хватали газету, галдели, обсуждая новость. Аджетта вспомнила, что говорил Блейк в ту ночь, когда сотрясались небеса, и вдруг ей все стало ясно: комета и книга как-то связаны. Девочка ускорила шаг. Ей не терпелось все рассказать Тадеусу. С другой стороны, она обещала Блейку никому не говорить, а значит, это будет предательство.

— Почему я? — закричала она. — Почему именно я должна была узнать эту тайну?

И как бы в ответ на мучившие ее вопросы в голове у нее раздался мягкий и теплый голос — очень тихий, как далекий крик. Аджетта остановилась, закрыла уши руками, чтобы шум улицы ей не мешал, и прислушалась. «Расскажи ему все…» — снова зашептал голос.

Когда она услышала эти слова, волна радости прошла по ее телу. Да, так и надо: надо нарушать обещания, тайнами надо делиться с друзьями так же, как последней корочкой хлеба. «Тадеусу можно доверять», — подумала она. У него добрые глаза и теплая улыбка. Если она ему все расскажет, его жизнь станет полной. Он получит то, что потерял, и все будет хорошо. Сердце ее бешено стучало, руки дрожали, к щекам прилила кровь. Она сама решает, каким будет ее будущее и в кои-то веки она может сделать кого-то счастливым.

Дверь в магазин не поддавалась. Может быть, она просто рассохлась, а может, какие-то силы останавливали ее, зная, что она решилась на предательство. Аджетта толкала упрямую дверь, и наконец дверь открылась. В магазине стояла невообразимая тишина. В нос ударил запах волглой бумаги и вонь от грязной воды Темзы. Под высоким сводчатым потолком разносилось эхо ее шагов. Она пробиралась через лабиринт полок туда, где со своей площадки Тадеус управлял магазином.

— Мистер Тадеус! — крикнула она. — Это я, Аджетта! Я вернулась и хочу рассказать вам о книге.

В дальнем углу, у окна, послышался шелест легких шагов. Аджетта заметила, как от окна к стеллажу метнулась тень.

— Я вас вижу, — сказала она и, обойдя стол Тадеуса, поднялась на площадку, с которой просматривался весь магазин. — Тадеус рассказал мне про вас. Я знаю, что вы здесь. Покажитесь!

— Они не покажутся, Аджетта, — раздался голос.

Аджетта подпрыгнула и торопливо огляделась.

Дверь в подвал открылась, и из нее вышел Тадеус с огромной стопкой книг в руках. За ним шла очень красивая женщина в черном зимнем плаще из плотной шерстяной ткани. Она улыбнулась Аджетте и сказала:

— Смотри не упади. Падать будешь долго. — Женщина надела капюшон и направилась к выходу. — Отошли их мистеру Хэтчарду в Плимут, Тадеус. Он единственный книготорговец, которому я доверяю. Кроме тебя, конечно. Он отправит их моей сестре во Францию. Она будет просто в восторге, когда увидит, что я для нее нашла.

Было что-то такое в голосе этой женщины, отчего по всему телу Аджетты прошла дрожь, а уверенность куда-то испарилась.

— Рад вам служить, миссис Флэмберг, — отозвался Тадеус, ставя книги на пол. Он смотрел вслед миссис Флэмберг, которая шагала к двери так стремительно, что ее плащ взметнулся. — Приятно тебя видеть, Аджетта. — Он улыбнулся.

— У меня есть для вас новость, — выпалила Аджетта, не давая ему больше сказать ни слова. — Правда, это будет предательство. Я обещала не говорить, но…

Она замолчала и огляделась, надеясь увидеть какой-то знак, что она может продолжать, или услышать тот голос, который велел ей нарушить обещание.

— Если ты обещала не говорить, тогда сначала надо хорошенько подумать. Тайны — великая сила, а слова иногда могут жить своей собственной жизнью. Они слетают с языка, как стрелы…

— Но я хочу рассказать вам! О книге, о «Неморенсисе». Я все время думала. Днями и ночами это название не выходит у меня из головы. Но с тех пор как я вас встретила, произошло столько всего, о чем я не могла и мечтать, что…

— О книге? Ты что-то знаешь о книге? — нетерпеливо перебил ее Тадеус. — Не разбивай мне сердце, девочка. Я многих спрашивал о ней, и многие давали мне надежду, но всегда оказывалось, что это какая-то ошибка.

— Но я знаю, где она и у кого! — вскричала Аджетта, прежде чем успела подумать.

Наступила тишина. Тадеус мерил шагами пол, изредка проводя рукой по волосам.

— Я… я могу для вас ее достать, — тихо добавила она.

Он резко поднял голову:

— Для меня? Ты можешь достать для меня «Неморенсис»? Вернуть его Тадеусу? — Он расплылся в счастливой детской улыбке. — Так у кого книга?

— Она принадлежит моему хозяину, Сабиану Блейку…

— Она принадлежит мне! — сердито вскричал Тадеус. — Это моя книга. Она всегда была и будет моя. Блейк — вор. У него нет никакого права держать ее у себя. — Он ударил кулаком по столу из беленого дуба, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

— Я могу ее достать для вас. А раз она принадлежит вам, значит, это даже не будет воровством, — сказала Аджетта, спускаясь с площадки по лесенке. — Я попробую принести ее вам сегодня ночью. — Она вдруг вспомнила переулок Иниго и силу, которая тогда ею завладела.

— Ты сделаешь это для меня? Для своего Тадеуса? — нежно проговорил он и повернулся к ней.

— Я должна была вам рассказать о ней, мистер Тадеус. У меня не осталось сил хранить эту тайну. Все так изменилось…

— Да, эта тайна принесла столько радости твоему доброму другу. «Неморенсис» — особенная книга. Если ты сможешь вернуть ее мне, я тебя щедро отблагодарю.

— Мне ничего не надо. Я делаю это только потому, что вы мне друг, — проговорила Аджетта, отступая к двери. Она все время озиралась по сторонам: ее не покидало ощущение, что за ней следят. — Если получится, я принесу ее вам сегодня ночью. Оставьте дверь открытой, и я принесу вам книгу.

— А я приготовлю ужин. Такой роскошный, какого ты никогда не видела. Мы с тобой отпразднуем возвращение книги и встретим зарю, — пообещал Тадеус, провожая ее к двери. — Сегодня удивительный день. Ты сделала Тадеуса счастливым.

Она остановилась в дверях и посмотрела ему в глаза.

— Вы верите, что мертвые могут ожить и прийти к вам? — спросила она, наморщив лоб.

— Я боюсь только живых. Мертвые мертвы. У меня нет с ними никаких дел, а у них — со мной.

— Вы когда-нибудь видели привидение? — продолжала допытываться она.

— Я много повидал, в том числе и много странного. Но привидениями только детишек пугают. Запомни, что разум может тебя обманывать, а глаза, послушные ему, увидят миражи. Я не верю в призраков и не поверю, пока не увижу собственными глазами.

Аджетта повернулась и открыла дверь. Колокольчик звякнул, и в магазин ворвался свежий утренний воздух. Ей было неприятно предавать Блейка, но все прошло так гладко. Она шагнула на улицу и помахала Тадеусу, который остался за стеклянной дверью.

Тадеус огляделся, повернул ключ в замочной скважине и опустил штору.

— Кажется, сработало, — гордо сказал он и пошел к двери в подвал. За ней начинался длинный ряд деревянных ступеней, которые жалобно скрипели при каждом его шаге. Лестница находилась внутри опоры моста и вела далеко вниз, где было его хранилище. За каменной кладкой слышался плеск воды о мощные опоры, которые поддерживали мост со всеми его домами и магазинами.

Тадеус взял лампу и стал спускаться вниз, высоко держа ее над головой. Мягкий теплый свет выхватывал круг из густой черноты, которая словно расступалась перед Тадеусом. Ступени уводили его все ниже и ниже. Наконец он оказался у массивной двери, в перекладину которой были вбиты сотни гвоздей. На двери висел кошачий череп на розовой ленточке, украденной с чепца ребенка.

Он толкнул дверь, и она отползла к стене. За дверью находилась комната с каменными стенами и полом, тонувшая во мраке. Зеленые водоросли пробивались из стыков. С потолка сочилась рыжая вода Темзы и сбегала на пол длинными, похожими на пальцы ручейками.

Тадеус закрыл за собой дверь и запер все три засова. В комнате ничего не было, кроме массивного деревянного стула, высокого медного подсвечника и железного кольца, вмурованного в стену столь прочно, что и сотня лошадей не смогла бы его вырвать. Тадеус опустился на стул и с улыбкой оглядел комнату.

— Покажись! — велел он и пригладил волосы. — Я не могу весь день ждать. Надо поговорить!

Ответа не последовало, только вода билась о каменную стену.

— Неужели ты не можешь показаться без этих дурацких слов? — спросил он и топнул ногой. — Hoc est corpus meum![8] — вскричал он, и сырые стены отозвались эхом. — Достаточно? Так покажись скорее ты, исчадие ада!

На полу в углу комнаты заклубился синий туман. Тадеус различил тощее белое плечо и три залитых кровью ребра, которые парили в воздухе.

— Hoc est corpus meum! — снова закричал он. — Не заставляй меня ждать. Мне надо поговорить с тобой. Давай живее! — Он застучал ногами, как капризный ребенок.

Призрак постепенно обретал форму: появились руки и сами собой приросли к мускулистому туловищу. Когда призрак совершенно оформился и его синяя кожа засияла в свете свечи, он поклонился Тадеусу.

— Наконец-то, — проворчал Тадеус. — У меня есть для тебя работа. Нужно последить за одной девочкой. У нее в кармане лежит кристалл Ормуз — так что ты не потеряешь ее из виду. Ты должен чинить препятствия всем, кто попытается ее остановить и помешает ей достать «Неморенсис». Мне нужно, чтобы сегодня ночью она пришла сюда. Позаботься о том, чтобы ее не поймали. Синий Дэнби, ты меня понял?

Синий Дэнби таращился на него своими пустыми черными глазницами. Змея вползла ему в рот и вылезла через нос.

— С удовольствием, мистер Тадеус. А можно, я потом ее убью? — спросил он сиплым и печальным голосом.

— Не сейчас. Она мне нужна. — Он на секунду задумался. — Я так понимаю, это про тебя она спрашивала?

— Я должен был взглянуть на нее, еще раз прийти в тот дом… — Дэнби открыл рот, чтобы змея выскользнула наружу. — Ведь именно там я провел свои последние дни. — Он замолчал. Его кожа потемнела от гнева. — И теперь я обречен призраком скитаться по миру, тогда как Кадмус и Аджетта радуются жизни. Зато она больше никогда не увидит своего песика. Он скулил, как щенок!

— Но ты привязан ко мне тремя зубами и кусочком пальца, — заметил Тадеус. Он достал из жилетного кармана бархатный мешочек и потряс его перед носом призрака. Там что-то глухо застучало.

— Когда ты меня отпустишь? — спросил Дэнби. — Я честно служил тебе год и один день и выполнял твои поручения на том свете.

— Не для того существуют заклятия, чтобы их разрушать, мистер Дэнби. Я обещал дать тебе тело, в котором ты сможешь дожить жизнь, оборвавшуюся раньше времени. — Тадеус аккуратно убрал мешочек обратно в карман. — Разве не приятно будет получить тело Кадмуса Ламиана или Блейка? Ты сам можешь выбрать, хочешь ли ты жить в грязи постоялого двора или в роскошном доме на площади Блумсбери. Ты станешь настоящим денди, будешь красить губы и есть один шоколад. А если хочешь, можешь даже не расставаться со змеей…

Глава 12 Противосолонь[9]

Тяжелая медная люстра сияла светом семидесяти свечей, которые согревали холл дома № 6 на площади Блумсбери. Миссис Малакин зажгла последний фитиль, медленно спустилась с лестницы и бросила горящую лучину в ведро с водой. В гостиной Блейк шагал из угла в угол и кусал ногти, а перед ним в большом кресле сидел Исаак Бонэм, закрыв лицо руками.

— Я больше не знаю, где истина, — говорил Блейк. — С прошлой ночи моя жизнь в руках создания, которое совершенно сошло с ума. И если то, что я видел сегодня утром, мне не померещилось — вся моя наука гроша ломаного не стоит. — Он ударил кулаком в стену. — Я в ловушке, Бонэм. Я как муха, попавшая в паутину, к которой подбирается паучиха, чтобы высосать из нее всю кровь… Но беда в том, что мне все равно. Она такая прекрасная, что мне все равно, что со мной будет. Я даже готов принять их подлый план, только бы сидеть у ее ног и смотреть ей в глаза.

— Она тебя околдовала, друг мой. Разве ты не видишь, что она навела на тебя какие-то чары? — спросил Бонэм.

— Вижу, но мне все равно, Исаак. Я не знаю, что вчера произошло, но я изменился. Я всю жизнь занимался не тем, чем нужно, — проговорил он, глядя на ожог на ладони. — Долгие годы я изучал каббалу, искал истину, чтобы найти ответы на все вопросы в мире, чтобы принести пользу людям. Но я забыл об одном — о самом себе! И теперь я хочу жить только для себя. — Блейк показал Бонэму свою ладонь. — Видишь. Вот что оставила мне леди Флэмберг. От ее прикосновения огонь заструился по моим жилам. И только сейчас мне наконец кажется, что я по-настоящему живу. А воспоминание о ней занимает весь мой разум.

— Это просто ожог. Обычный фокус. Должно быть, у нее в руке был спрятан электрометр, вот у тебя огонь и заструился по жилам, — быстро сказал Бонэм, пряча руку в карман. — Хезрин Флэмберг, конечно, странная женщина, но ведь не ведьма же. — Бонэм замолчал и глянул на открытую дверь в комнату. — И у стен есть уши, — тихо проговорил он. — А миссис Малакин славится своей болтливостью.

Не вынимая руку из кармана, он потер ладонь о хлопковую ткань сюртука, чувствуя, как в нем зарождается ревность.

— Так что случилось прошлой ночью, отчего твоя жизнь так изменилась? — спросил Бонэм. Ему чуть не стало плохо, когда он представил Блейка вместе с леди Флэмберг.

— В том-то и дело, что я не знаю. — Блейк прекратил шагать по комнате и остановился у камина. — Я ничего не помню. Знаю только, что меня охватило белое сияние, такое яркое, что я увидел свои кости. А потом наступил мрак. Очнулся я в могиле, придавленный трупом собаки… — Он снова глянул на ладонь. — А тот человек, который за мной следил, нашел меня и помог выбраться из ямы. Но это еще не все, — возбужденно продолжал Блейк. — Я видел, как он оживил мертвеца — денди, которого убил на дуэли какой-то жалкий тип с севера. А он вернул его к жизни. К самой настоящей жизни!

— Ты уверен, что человек был мертв?

— Мертв, как пес, с которым я лежал в могиле. И он ожил. Я видел его своими глазами — такого же живого, как ты или я. Это была магия, волшебство, силу которого я не знал раньше. Но и это еще не все. — Блейк затворил дубовую дверь. — Человек, который следил за мной, назвал свое имя — Аврам Рикардс. И он сказал, что я храню в доме то, чего должен бояться. Он обещал зайти завтра с утра и дать ответ на вопрос, который сжигает мое сердце.

— У всех у нас есть вопросы, — отозвался Бонэм. — Он просто шарлатан, подшутивший над твоим разыгравшимся воображением. А завтра он придет, стащит все серебро и исчезнет. Таким людям нельзя доверять.

— Я уже доверял лорду Флэмбергу, но он совсем помешался. Хочет сделать из Лондона новый Иерусалим, очистить его от всех бродяг и нищих. Насколько я понял, это его друзья устроили Великий пожар. — Он взглянул на Бонэма. — И я уверен, что они не только крыс хотели убить. На этот раз за него все сделает комета. Флэмберг хочет, чтобы Лондон был разрушен, а тысячи людей погибли. Вот тогда-то он и его дружки смогут делать все, что хотят.

— Как будто ты раньше этого не знал, — устало сказал Бонэм. — Флэмберг и его друзья правят страной. Не думаешь же ты, что король и парламент в самом деле что-то решают. Наши жизни в руках Флэмберга, король пляшет под его дудку. Бедного помешанного даже на заседания не приглашают.

— До меня доходили такие слухи, но я думал, что это пустые сплетни.

— Конечно, сплетни. Но правда в том, что они контролируют все в нашей жизни: начиная от цен на хлеб и заканчивая новостями в «Ландон Кроникл». У них больше силы, чем у всей твоей науки. Настоящий король — жирный дурак Флэмберг, а Хезрин — его королева.

Бонэм поднялся со стула, пересек комнату и заглянул в щель между шторами.

— Что ж, сегодня за тобой не следят, — сообщил он Блейку, когда осмотрел площадь за окном. — Пока не следят.

Пять столпов стояли на конце каждого луча звезды, вырезанной на каменном полу в центре залы. Сводчатый потолок был усеян крошечными огоньками, а с самой высокой точки свода на длинной золотой цепи спускался шар из витой меди, внутри которого горел клубок промасленных тряпок, отбрасывая на потолок причудливые тени.

Четыре человека в масках сидели на концах лучей, а на пятом — южном — лучике стоял пустой стул. Широкий золотой круг очерчивал звезду, проходя через все вершины ее лучей, а в самой середине круга, скрестив руки на груди, стояла высокая глиняная фигура. Между пальцами этого существа были перепонки, а лицо состояло из множества слоев дубовых листьев.

— Мы больше не можем его ждать, — сказал человек в маске лисы и снял с головы капюшон. — Уже восходит луна, и надо успеть сегодня.

— Но нас только четверо, — послышался мягкий голос из-под маски тигра. «Тигр» заерзал на стуле. — Хватит ли у нас сил сотворить такое колдовство сегодня?

— Есть только один способ это проверить, — прохрипел старческий голос из-под маски горностая. — Если мы произнесем заклинание и оно подействует, то истукан оживет и мы увидим это собственными глазами.

— Тогда начнем, — проговорил грубым голосом человек в маске совы.

Человек в маске лисы встал со стула и подошел к глиняной фигуре. В руке у него была маленькая серебряная коробочка с украшенной жемчугом крышкой. Подходя к существу, он снял крышку, распахнул плащ и убрал ее в карман. Из коробочки он достал человеческие ногти и аккуратно прикрепил их к пальцам глиняного чудовища.

— Вот его ногти, отбери его жизнь, — произнес он, встал рядом с истуканом и положил руку на его холодное влажное плечо.

«Горностай», «Сова» и «Тигр» одновременно поднялись со своих мест и подошли к чудовищу. Они встали вокруг него и принялись ходить кругами против часовой стрелки, по очереди касаясь его лица.

Человек в маске горностая достал из кожаного мешочка, который висел у него на шее, две золотые монеты. Остановился перед существом и вставил монеты в его глазницы.

— Деньги, запачканные преступлением. Украдены из его кармана. Заколдованы алхимиками. Они дадут тебе зрение, — проговорил «Горностай». Его руки тряслись.

Теперь настала очередь «Тигра». Она сняла бархатный плащ и набросила его так, чтобы накрыть им и свою голову, и голову чудовища. Казалось, она не хочет, чтобы остальные видели, что она делает. Как будто ей хотелось, чтобы ее дар этому существу остался тайной даже для остальных участников колдовства.

— Я даю тебе жизнь. Мое дыхание — твое дыхание, моя кровь — твоя кровь. Будь мне преданным, люби меня всем сердцем и делай то, что я скажу… — Она приникла к деревянным губам существа и поцеловала его, одновременно выдохнув ему в рот. — Секарис! Сын земли, слушай меня!

Она похлопала его по щекам. Плащ соскользнул на пол. Ее маска окрасилась зеленью, а губы испачкались.

— Моя кровь — твоя кровь! — С этими словами она достала из кармана серебряный ножик и сделала надрез на кончике своего пальца. Кровь забрызгала пол, и крупные капли упали на глиняного истукана. — Я даю тебе жизнь, секарис! Ты поразишь мир человеческий и проникнешь в темные уголки людских душ.

И она запела:

Когда грязь, ноготь и кровь соберутся вместе И падший ангел вдохнет в них жизнь, Напевая древние слова в ночь прибывающей луны, Секарис оживет и пойдет выполнять приказ.

Все, как один, отступили от чудовища, уселись на стулья на лучах звезды и стали ждать. Высоко над их головами на длинной золотой цепи медленно вращался шар из витой меди, тряпки чадили и неровно освещали залу. Со всех сторон послышались крики галок. Они кружились и падали вниз, закрывая свет лампы своими черными крыльями. А в центре круга стоял секарис и не шевелился.

Человек в маске лисы оглядел лучи звезды:

— Он мертв. Значит, колдовство не удастся, пока с нами нет «Змея».

— Подожди, — остановила его женщина в маске тигра, — подождите. Он сейчас начнет дышать.

Слышите, что кричат галки? Они зовут его душу войти в его тело.

— Птицы кружились вокруг существа, как будто собирались оживить глиняную статую.

— Глядите! — закричала «Сова». — Он пошевелился!

В неровном свете было видно, как истукан медленно поднял руку. С каждой секундой жизнь все быстрее вливалась в эту руку с перепончатыми пальцами. Серебристое сияние окутало его, как морской туман, потом стало сгущаться и подниматься все выше, пока зеленая глина его тела не затвердела. Вырезанные из дерева дубовые листья, покрывавшие его лицо, превратились в настоящую листву, а золотые глаза уставились в темноту за кругом. Красные губы заблестели свежей росой. Секарис принюхался и глубоко вдохнул дымный воздух.

— Секарис, — мягким голосом проговорила женщина, — слушай меня! Я тебя назвала. Ты мне как сын. Мои руки создали твое тело, мои губы вдохнули в тебя жизнь. Слушай, что я скажу! Иди и выполни мое поручение: уничтожь того, чьи ногти у тебя на руках. И пусть ночь будет тебе покровом. Найди его, выбери удобный момент и убей его. Пусть ничто не остановит тебя!

Секарис передернул плечами, привыкая к новому ощущению. Он потянулся, потом наклонился вперед, ощупал себя своими грубыми руками, потрогал лицо, пошевелил тонкими пальцами листья, скрывающие голову. На его влажных от росы губах, сиявших в свете лампы, появилась улыбка.

— Хорошо, мамочка, — ответил он слабым срывающимся голосом: секарис еще не привык говорить. А потом прошептал: — Твои желания — мои желания.

Женщина в маске тигра встала, достала из кармана небольшой кинжал и вымазанной кровью рукой протянула его секарису.

— Иди, секарис! Найди его! Убей его и принеси мне «Неморенсис»!

Синий огонек метнулся от чудовища к клинку. От удара электрического разряда, женщина уронила кинжал, ноги у нее задрожали. Черной тучей налетели галки, они клевали ее руки и лицо. Галки поднимали секариса в воздух. И тут чудовище начало меняться. Оно стало серебристо-синим в закружившем его разноцветном сияющем вихре. Секарис завопил, как будто его уносили в мир иной. Его страшный крик разметал птиц по зале.

На минуту секарис застыл в воздухе, а затем в потолке над ним появился гигантский черный разлом, который, казалось, поглотил и чудовище и птиц. Четверо сидели неподвижно, глядя туда, где исчезло существо. Пол залы был густо усеян черными перьями, тонкими клювами и костистыми птичьими лапами.

— Он умер, — сказал человек в маске лисы, отряхиваясь от перьев. — Он не выдержал заклятья. Все потому, что с нами не было «Змея» и равновесие было нарушено.

— Он жив, — возразила женщина, плащом вытирая кровь с руки. — Я знаю, что он жив. Я чувствую.

— Мы собственными глазами видели, как он умер. Его засосала черная дыра, — сказала «Лиса».

— Всякая мать знает, когда ее ребенок жив. Я сама вдохнула жизнь в секариса. Я знаю, что он жив. Я слышу, как он зовет меня.

Аджетта Ламиан задула последнюю из семидесяти свечей, горевших последние пять часов. От свечей медная люстра покрылась жирной копотью. Она достала тряпочку из кармана фартука и протерла все завитушки, прежде чем вытащить свечи и побросать их в ведро, с которым она переходила из комнаты в комнату. Через толстую дубовую дверь гостиной до нее доносились сердитые голоса Блейка и Бонэма, они явно о чем-то спорили.

Миссис Малакин сказала, что они просили их не беспокоить. Аджетта знала, что у нее будет достаточно времени, чтобы выкрасть книгу. Она быстро спустилась по ступенькам деревянной стремянки, передвинула ее к стене и взяла ведерко. Аджетта посмотрела на длинную лестницу, которая вела в обсерваторию. Она подумала о своем друге Тадеусе, и ей очень захотелось осуществить его мечту. Если «Неморенсис» еще в доме, он должен быть именно в обсерватории.

Перескакивая через две ступеньки, она взбежала по лестнице и остановилась на верхней площадке. На бегу она все время оглядывалась, чтобы убедиться, что ее никто не видит. Оказавшись в коридоре последнего этажа, где под потолком были лепные карнизы, а на стенах — резные панели, она снова остановилась. На этот раз, чтобы перевести дыхание. Аджетта прислушалась.

Далеко внизу были слышны голоса спорщиков. Осторожно ступая, она тихо пошла по прекрасному темно-синему ковру в сторону обсерватории. В конце коридора она видела свечку, освещавшую вход. Коридор был мрачный, страшный и узкий — по ширине плеч крупного мужчины. Он уводил во тьму, как туннель в ад. В ее голове снова раздался голос Синего Дэнби. Перед ее мысленным взором возник призрак с черной змеей, петляющей по его гниющей плоти.

Чтобы не споткнуться, она уперлась руками в стены коридора и постаралась забыть о своих страхах, а думать только о Тадеусе и о том, что она может для него сделать. Она решила во что бы то ни стало раздобыть книгу. Она не может разочаровать Тадеуса.

Аджетта пробиралась к двери, у которой на маленьком столике горел огарок свечи. С каждым шагом ей было все труднее дышать, а руки тряслись все сильнее и сильнее. Вокруг нее сгущалась темнота.

Глава 13 Sui Sudarium[10]

На двери в обсерваторию была круглая медная ручка, блестевшая от огонька свечи. На ручке были видны глубокие свежие царапины, а по полу была разбросана медная стружка. Аджетта навалилась плечом, и дверь легко отворилась. Внутри она увидела огромный телескоп, направленный в небо через открытое окно.

В дальнем конце комнаты она заметила шкаф, дверца которого была слегка приоткрыта, как будто ее как раз собирались закрыть, но что-то помешало. От ветра дверца раскачивалась. Никогда прежде Аджетта не заглядывала в этот шкаф. Блейк тщательно скрывал то, что он там хранил. Ведь здесь была его лаборатория, а магия — не для простых людей. Не думая ни о чем, кроме «Неморенсиса» и Тадеуса, который так обрадуется, когда она принесет книгу, Аджетта распахнула дверцу и заглянула в шкаф. Там на одной единственной полке стояла книга. Она провела рукой по древнему кожаному переплету, пробежала пальцами по странному рисунку, оттиснутому на обложке. Она медленно потянула книгу с полки, затем прижала ее к груди так крепко, как только могла, стараясь вобрать ее в свое сердце, чтобы сохранить там.

И тут она услышала чье-то приглушенное дыхание за шторой. Аджетта замерла, пытаясь понять, что это такое. Штора качнулась, и звук повторился. Она застыла на месте, сжимая «Неморенсис». Тут показалась тощая перепончатая лапа и отдернула штору от окна.

Лунный свет залил комнату и Аджетта уставилась на секариса. Золотые глаза чудовища сияли, как фонари.

— Моя книга… — тихо проговорил секарис, протягивая к девочке перепончатую лапу.

Аджетта не знала, что делать. Она не могла подвести Тадеуса.

— Это «Неморенсис», — смело сказала она. — И он принадлежит Тадеусу Брейсгедлу.

Она уверенно сделала шаг к двери, изо всех сил стараясь не поддаться страху.

Секарис неловко заковылял к ней, волоча по полу свои тяжелые ноги. Глаза у него сияли. Крепко держа «Неморенсис», Аджетта развернулась, выбежала из обсерватории и захлопнула за собой дверь. Она помнила, что когда шла сюда, то видела в замочной скважине ключ. Ключ был на месте, и Аджетта быстро его повернула. Теперь, когда чудище было заперто, она смогла прислониться к стене коридора и глубоко вздохнуть. Ее охватила паника.

— Аджетта, — послышался голос Блейка из холла, — это ты? — Что там происходит? Двенадцатый час, а ты шумишь!

— Все в порядке, доктор Блейк. Просто дверь хлопнула от ветра, — крикнула Аджетта, зная, что это ее последний шанс выбраться из дома с книгой в руках. В конце концов это ведь просто слова, а соврать было легко. Она стояла в темноте и напряженно вслушивалась: ответа не было и звука шагов тоже. Она снова глянула на дверь, которая начала сотрясаться: чудовище пыталось ее открыть. Аджетта принялась отступать по коридору.

Она уже повернулась, чтобы убежать, когда раздался треск ломающегося дерева, и со скоростью пушечного ядра длинная сильная рука секариса пробила дверь, схватила Аджетту за горло и потянула ее назад. Чудовище попыталось втащить ее через дыру размером с кулак, но ему это не удалось, и оно стало бить ее об дверь, как тряпичную куклу.

Большие и острые щепки впились ей в лицо. Аджетта уперлась ногами в дверь и ударила книгой по руке чудища, робко надеясь, что его хватка ослабнет.

— Боже мой, девочка, что там происходит? — закричал снизу Блейк. Они с Бонэмом поднимались по лестнице.

Аджетта почувствовала, как у нее слабеют ноги, а глаза вылезают из орбит. Последние силы покидали ее. Тонкая красная пелена застилала разум, и Аджетта уже безвольно повисла в руке чудища, но, предприняв отчаянное усилие, все же еще раз ударила «Неморенсисом» по руке, стиснувшей ее горло.

На секунду чудище ослабило хватку. Аджетта вывернулась и упала на колени. Секарис принялся шарить рукой по стенам, пытаясь ее найти. Она поползла по ковру, сжимая книгу в одной руке. А чудище уже снова ломало дверь.

— Что ты там делаешь, Аджетта? — крикнул Блейк. Теперь его голос был совсем рядом.

Секарис выбил еще несколько досок, усеяв коридор дубовыми щепками. Аджетта вскочила на ноги и, задыхаясь, кинулась туда, где был свет и слышался хриплый голос Блейка. В двух шагах от нее была дверь на черную лестницу, которая вела в кухню и ко входу для прислуги. Она слышала, как Блейк и Бонэм бегут этажом ниже, а их тяжелые шаги стучат по ковру и деревянному полу. Она оглянулась: секарис вот-вот выбьет последнюю доску, которая уже трещит под его ударами. Аджетта подскочила к двери на лестницу и схватилась за ручку. Дверь открылась, и снизу на нее пахнуло вареной капустой. Как только Аджетта оказалась на первой узкой ступеньке каменной лестницы, она быстро закрыла за собой дверь, оставив маленькую щелочку.

Ей прекрасно была видна лестница и коридор. Она смотрела, как секарис разбивает дверь в щепки и протискивается в дыру. Он неловко вывалился в коридор, зацепив столик и сбросив свечку на пол.

Блейк, бежавший первым, заметил чудовище.

— Исаак! — завопил он Бонэму, который, задыхаясь, преодолевал последние ступеньки. — Доставай пистолет!

Бонэм рылся в кармане в поисках своего маленького пистолета. Секарис поднялся на ноги. Увидев Блейка, он затрясся и глянул на ногти у себя на руке. Потом поднес руку ко рту, который был почти неразличим в густой листве, и попробовал ноготь на вкус.

— Так это ты… — сказал зверь и шагнул к ним. — Можешь сам выбрать: если не будешь сопротивляться, я обещаю убить тебя быстро, если нет — потребуется немного больше времени.

Бонэм наконец достал пистолет и нацелил его на чудовище. Блейк отступил.

— Еще один шаг, демон, и я стреляю! — предупредил Бонэм, держа зверя на мушке.

— Не говори с ним! — отчаянно закричал Блейк. — Стреляй!

— Ты мне не нужен, — сказало чудище Бонэму, приближаясь к ним. — Мне нужен он. — Секарис указал на Блейка.

Бонэм растерялся и посмотрел на Блейка.

— Стреляй же! — снова закричал Блейк, отступая назад. — Он хочет убить меня.

Бонэм взвел курок и выстрелил. Выстрел эхом отозвался в узком коридоре. Пуля попала в зверя, и он повалился на пол. Секарис не двигался. Вокруг раны расползалось пятно, где кожа размягчалась, превращаясь в белую глину.

— Он умер? — спросил Бонэм, доставая из мешочка, который висел у него на поясе, патроны и перезаряжая пистолет.

Блейк выглянул из-за плеча Бонэма.

— Не двигается. Подожди, я принесу шпагу, — сказал он и побежал вниз по лестнице.

В полной темноте Аджетта спускалась по винтовой лестнице. Она не спотыкалась, потому что знала все ступеньки наизусть.

Бонэм остался караулить чудище, наставив на него пистолет. Чудище лежало на ковре, перегородив коридор. Блейк вернулся быстро, держа в руке шпагу, которая досталась ему от отца.

— Никогда бы не подумал, что она мне понадобится, — заметил он, быстро подходя к чудищу. — В жизни не видел более странного зверя. И он настоящий.

Бонэм стоял в конце коридора, а Блейк подошел ближе к зверю, выставив вперед шпагу. Он потыкал ее острым концом тело секариса. Оно не шевелилось. Набравшись храбрости, он ткнул зверя в ногу. Лезвие глубоко вошло в размякшее тело. Блейк смотрел, как порез высыхает, словно глина на солнце.

— Ты убил его, Бонэм. Подойди взгляни. — Он оглядел покрытое листвой лицо и холодные золотые глаза. — Я уверен, он пришел из ада. — Блейк поднял глаза на Бонэма. — У меня нет никаких сомнений, что все это как-то связано с кометой. Такое ощущение, что все обитатели ада повылазили с приближением этой кометы. Надо быть осторожнее, Бонэм. Чем ближе небесный дракон к Земле, тем больше необъяснимого происходит вокруг.

— Как думаешь, оно съело твою служанку? — спросил Бонэм, оглядываясь в поисках Аджетты.

— Что бы ни произошло, мы скоро это выясним. Я собираюсь разрезать его и тщательно изучить. Такой шанс может больше не представиться.

Блейк знал, что секарис заявился к нему неспроста. Он быстро оглядел его, ища какой-нибудь знак или талисман, по которому стало бы понятно, кто его прислал. Он бешено напрягал разум. Это создание — подарок небес, выходец из иного мира, посланный ему кометой, чтобы обогатить его знания и рассказать людям новое о мире.

— Помоги мне донести его до стола, а там мы разделаем его и устроим пир разума. — Блейк весь трясся от предвкушения. Он просто сиял, когда взял секариса за ноги и потащил в обсерваторию. Тело было холодным и липким, как промокшая от утренней росы земля. От прикосновения к нему руки окрашивались в зеленый цвет.

— Давай, Исаак. Он тяжелый.

Бонэм не двигался. Он стоял, нацелив пистолет на секариса.

— Он умер, Исаак, — нетерпеливо сказал Блейк. — Незачем его еще раз убивать. — В его голосе слышалась злость. — Я не могу тебя всю ночь ждать.

Бонэм вышел из оцепенения. Он посмотрел на Блейка и убрал пистолет в карман.

— Что это за существо? — спросил он, хватая секариса за руки. Пока они тащили его в обсерваторию, Бонэм вглядывался в лицо зверя. — Похоже, его кто-то сделал. Как будто это ожившая статуя.

— Если не ошибаюсь, — быстро отозвался Бонэм, — это существо называется секарис. Я давно хотел его увидеть. Я слышал, что такого же сделали в Праге. Одни слухи об этом вызвали погром. Люди разрушили полгорода, пытаясь его найти, и поубивали всех, кого заподозрили в его создании. Некоторые говорят, что он до сих пор жив, заперт в тайном склепе какого-то монастыря.

Они втащили чудовище на середину комнаты. Блейк рассмеялся:

— Никогда бы не подумал, что однажды ко мне на огонек зайдет секарис.

— Он собирался убить тебя, — заметил Бонэм.

— И убил бы, если бы ты не был таким ловким стрелком. Это чудовище наслал кто-то, кто хочет моей смерти или жаждет заполучить то, что у меня есть. — Блейк посмотрел на свою руку с подстриженными до мяса ногтями. — Прошлой ночью, пока я лежал без сознания в могиле, кто-то остриг мне ногти. — Он посмотрел на лапу зверя. — Если я правильно помню, как создают секарисов, мы увидим мои ногти на его руке.

Блейк рассмотрел руку секариса и с кончика каждого пальца снял кусочек человеческого ногтя.

— Я же говорил тебе, Бонэм. Вот доказательство. Теперь все ясно.

— Да, но кто мог желать твоей смерти? — спросил Бонэм.

— На этот счет у меня есть свои подозрения, Исаак, но я очень не хотел бы, чтобы все оказалось именно так. Для твоего же блага я тебе ничего пока не скажу. Ты мой единственный друг, и я не хотел бы делиться с тобой тем, что может привести к твоей смерти. — Блейк улыбнулся Бонэму. Вот перед ним человек, которого он искренне любит, преданный друг. Даже когда они сердятся друг на друга и спорят, между ними есть связь, которую ничто не может разорвать.

Когда они поднимали на стол тело секариса, Блейк бросил взгляд на шкаф, где он хранил «Неморенсис». Дверца была приоткрыта. С глухим стуком Блейк уронил труп на стол.

— Ее нет, — пробормотал он. — «Неморенсис» исчез.

Он широко распахнул дверцу шкафа. На полке было пусто.

— «Неморенсис» украли! — закричал он и бросился к двери.

Бонэм схватил его за плечо и втянул обратно в комнату.

— Во имя Гермеса, успокойся, Сабиан.

— Она ее украла! Это она! — вскричал Сабиан. — Эта тварь пришла убить меня, но увидела Аджетту. И секарис ее не съел. Она сбежала вместе с моей книгой. Зная Ламиана и его отродье, можно предположить, что они раздерут книгу и продадут страницы из нее, как туалетную бумагу. — Блейк весь кипел от гнева. Даже лицо у него покраснело. — Дай пистолет, Исаак, не будем утруждать палача.

Может, она и ребенок, но за такое она умрет либо от пули, либо на виселице. Пусть сама выбирает.

— Аджетта Ламиан еще ребенок. Она не понимает, что делает.

— Она достаточно взрослая, чтобы знать, что за кражу у своего хозяина полагается высшая мера. Я и так слишком терпимо к ней относился. Я закрывал глаза на то, что она обворовывает меня и тащит деньги из карманов моих гостей. Но за «Неморенсис» она заплатит жизнью или отправится в Новый Свет, — выпалил Блейк. Он считал, что в «Неморенсисе» найдет ответы на все мыслимые вопросы. Книга предсказала комету. У него на глазах в книге сами собой появлялись новые страницы. Это была могущественная, прекрасная, бесценная книга. Она поразила его воображение и захватила душу. Он не может без нее жить.

— Значит, надо найти ее и отнять книгу, прежде чем узники Ньюгейтской тюрьмы проверят, насколько мягкие там страницы, — сказал Бонэм и отпустил Блейка. — Если пойдем сейчас, то успеем на постоялый двор, прежде чем Ламиан раздерет «Неморенсис». А твое чудище подождет. — Он достал из кармана большой красный носовой платок и накрыл им лицо зверя. — Терпеть не могу глаза мертвецов. Так и кажется, что смотрят на тебя…

Блейк и Бонэм вышли в коридор. Бонэм обернулся и глянул на секариса. На секунду ему показалось, что зверь пошевелился. Бонэм присмотрелся: нет, секарис не шевелился. Они закрыли дверь и пошли к лестнице, ведущей на кухню.

Глава 14 Химера

Туман на Флит-стрит был таким густым, что его не в силах были развеять факелы, освещавшие магазины и дома. Аджетта быстро бежала сквозь туман. Крепко прижимая к себе «Неморенсис», она чувствовала, что книга становится горячее и тяжелее, сильно оттягивая ей руки, словно призывая бросить ее. Девочка ощущала, как таинственная сила книги наполняет ее голову странными мыслями, как будто книга хотела, чтобы она остановилась, чтобы лица прохожих, тени и переулки вызвали у нее такой ужас, что она, не раздумывая, бросила бы «Неморенсис» в канаву.

— Прекрати! Прекрати! — кричала Аджетта, пробегая мимо толпы стариков, которые что-то пили на углу. Старики засмеялись, а один даже попытался схватить ее за волосы своей костлявой рукой. Аджетта была уверена, что книга взывала ко всем, кто попадался на пути, она просила задержать девочку. С каждым ее шагом «Неморенсис» становился все тяжелее и тяжелее, а жар начал опалять ей кожу. «Еще один шаг! Всего один», — подумала Аджетта, подбегая к двери.

Она прыгнула с грязной мостовой на недавно вычищенные ступеньки постоялого двора. Внезапно «Неморенсис» сделался тяжелее втрое. Аджетта, не удержавшись, упала на крыльцо, стукнулась о деревянную дверь, та распахнулась, и девочка вкатилась в холл.

— Бандит! — позвала она, пытаясь встать и поднять книгу с пола. Но пса не было.

— Отец, помоги мне!

Ей никто не ответил. В доме не было слышно ни звука.

Оставив книгу лежать у камина, она бросилась на кухню. Кадмус Ламиан спал в своем кресле у почти погасшего камина. Аджетта подбежала к нему, схватила за плечи и затрясла, чтобы он проснулся.

— Проснись, отец! Мне нужно кое-что тебе показать, — быстро сказала она.

Кадмус пробормотал в ответ что-то невразумительное и смахнул ее руку со своего плеча, как бабочку. Аджетта заметила у него на поясе ключи от мансарды. Немного подумав, она наклонилась, отстегнула их и опустила в свой карман.

— Помогите мне! Кто-нибудь! Пожалуйста! — закричала она.

В эту минуту дверь в кухню захлопнулась. Аджетта вдруг поняла, что она здесь не одна. Повернувшись, она разглядела в темноте Дагду Сарапука, который сидел в кресле-качалке.

— Никто тебе не поможет. Просто-напросто потому, что никто не может тебе помочь. Они все заколдованы. Весь дом спит под действием моего заклинания и Руки Славы. — Сарапук указал на отрубленную, покрытую воском руку, которая стояла на каминной полке. На кончике каждого пальца горел слабый синий огонек. — Этой руке очень много лет, ее отрубили у висельника. Когда-то у меня были две таких руки — правая и левая, но потом я подарил правую одному другу. Меня всегда удивляет ее сила, она никогда не подводила меня. Все будут спать до тех пор, пока я не задую огоньки на пальцах. Тогда они проснутся как ни в чем не бывало. — Сарапук качался в кресле, тихо хихикая себе под нос.

— А почему ваше заклинание не подействовало на меня? — спросила Аджетта, оглядывая кухню и думая о том, как бы отсюда сбежать.

— Тебя здесь не было, когда я произносил заклинание. Я не зашел к тебе в комнату, потому что мы с твоим отцом были заняты одним гостем в мансарде.

— Тегатус! Что вы с ним сделали? — воскликнула Аджетта.

— Так ты знаешь об ангеле? Не переживай: пока он еще жив. — Сарапук пнул огромный черный мешок у своих ног, который оказался очень легким и мягким. — Перья. Мы раздели его, вывернули ему крылья и ощипали, как рождественскую индейку, и я собираюсь продать каждый золотой волосок, каждый локон и каждое перышко. Из них приготовят различные снадобья, сиропы, мази. Припарки для молодых, примочки для слепых, не будет таких болезней, от которых нельзя было бы вылечить при помощи этих лекарств. А продавать их буду я. — Сарапук улыбнулся. — Потом я измельчу его кости, чтобы сделать ангельскую пыль, и исследую внутренности в поисках души, и если я не найду ее у ангела, то на что надеяться тогда нам, смертным?

— Ты собираешься убить его из-за такой ерунды? — спросила Аджетта, ища глазами то, что можно было бы использовать в качестве оружия.

— Я убил бы его и из-за меньшего. Все те годы, когда я грабил могилы и вскрывал мертвецов, ища человеческую душу, я просил — нет, молил, — чтобы мне попалось такое существо. — Сарапук замолчал. От волнения у него стучали зубы. Он посмотрел на девочку, и на его длинном бледном лице проступила слабая улыбка. — А ты не хочешь присоединиться ко мне в моих поисках? Мне всегда нужен был помощник, а ты такая красивая, радуешь глаз.

— Что я получу от такого союза? — осторожно спросила Аджетта.

— Я сделаю из тебя настоящую леди, тебе больше никогда не нужно будет работать. У тебя появится собственный слуга, который будет исполнять все твои поручения. «Доктор и миссис Сарапук дома, они отдыхают…» — Сарапук весь засветился от радости, представив себе такое. — Мы жили бы в новом Лондоне. У меня есть друзья, которые занимают высокие посты, а скоро займут посты еще выше.

— Твоих друзей вздернут на виселице в Тайбурне — вот какие посты они займут, куда уж выше! У тебя такие грандиозные планы, а толку от них никакого.

— Скоро в мире многое изменится. К нам летит комета, которая принесет с собой новое будущее. Лондон будет разрушен, об этом мне рассказали друзья вчера вечером. Было решено построить новый золотой город, великий, могущественный, свободный от крыс и невежественных людей. — Сарапук потер руки. — И меня в свои планы включили. Ты только представь: старый доктор Сарапук сидит за одним столом с такими людьми!

— У твоих друзей плохой вкус. Я бы не разрешила тебе есть из одной тарелки с моей собакой, — резко сказала Аджетта.

Сарапук потер подбородок:

— А кстати, где твой пес?

— Убежал. Он часто убегает, но всегда возвращается назад, — взволнованно сказала она, и по ее лицу можно было понять, что она чувствовала на самом деле.

— Ну что ж, если это так, то мне нечего бояться. Твой отец спит, пес убежал, и я могу делать с тобой все, что захочу… сколько душе угодно. — Сарапук встал с кресла и направился к ней.

Аджетта ухватилась обеими руками за стол и опрокинула его на Сарапука. В воздух взвились белые клубы муки из мешка, который упал на пол. Сарапук перегнулся через перевернутый стол и попытался поймать Аджетту, но она быстро юркнула за кресло, в котором спал отец, а когда Сарапук побежал к ней, с силой толкнула в него это кресло, и он упал. Из кресла вывалился спящий отец — прямо на Сарапука, пригвоздив его к холодному каменному полу. Аджетта бросилась к двери, но Сарапук схватил ее за щиколотку. Он держал ее так крепко, что ей казалось, будто его ледяные пальцы глубоко впились в ее ногу.

К счастью, Аджетте удалось дотянуться до дверной ручки, и она попыталась вырваться. Но Сарапук не ослабил хватку. Скрежеща зубами, он старался вытащить из-под Ламиана свою вторую руку.

— Я не пущу тебя! — проговорил он, задыхаясь, и еще сильнее сжал пальцы на ее ноге. — Сдавайся, девочка! Перестань мне сопротивляться! — Сарапук пополз к Аджетте по полу, потянув за собой ее отца.

Кое-как Сарапуку удалось высвободить другую руку, и он схватил Аджетту за голень. Ей пришлось отпустить дверную ручку. Теперь ее ногу сжимали две руки. Она дотянулась до маленькой коричневой бутылочки, стоявшей на каминной полке, и выплеснула ее содержимое в лицо Сарапуку. Сарапук закричал: уксус обжег ему глаза. Он отпустил Аджетту и попытался стереть его с лица, а девочка побежала к двери.

— Надеюсь, ты будешь гореть за это в аду, Сарапук! — воскликнула она, захлопнула за собой дверь и, задыхаясь, встала посреди холла. Потом вернулась к двери, поднялась на цыпочки и, достав из-за притолоки большой железный ключ, заперла им дверь.

«Неморенсис» по-прежнему лежал в холле, впитывая в себя жар, который исходил из догорающего камина. Аджетта быстро подошла к книге и попыталась оторвать ее от пола. Но «Неморенсис» был такой горячий, что обжег ей кожу. Она услышала, как на кухне Сарапук борется со спящим отцом. Аджетта заглянула в столовую. На каждом стуле спал постоялец, некоторые уронили голову в тарелки с едой, как будто сон сморил их прямо за ужином, другие свернулись калачиком на полу, как кошки, наевшиеся мышей. Мистер Манпурди сидел за столом. Бинты, прикрывавшие его стигматы, размотались и упали на пол. Аджетта увидела, как из раны на тыльной стороне его ладони появилась большая красная капля, она потекла по руке и сорвалась с пальца.

Разозлившись, Аджетта пнула «Неморенсис» и побежала вверх по лестнице. На втором этаже она открыла дверь спальни и услышала, как храпит ее мать: то ли она слишком много выпила, то ли на нее тоже подействовало заклинание. Когда Аджетта повернулась и посмотрела на лестницу в мансарду, она вдруг почувствовала, что температура резко упала. По ее спине пробежал холодок. Она огляделась, чтобы убедиться, нет ли поблизости Синего Дэнби. У стены лежал постоялец, закутавшийся в плащ. Из-под плаща торчали грязные ботинки. Она подошла к лестнице и медленно поднялась по ней к двери. Там она достала ключ, быстро повернула его в замке и вошла в мансарду.

Тегатус по-прежнему сидел в кандалах, голова у него была побрита, а рубашка запачкана кровью. Его руки были скованы, кровь капала между коленей. Аджетта с трудом могла поверить, что это отец и Сарапук сотворили с ним такое.

Ангел посмотрел на нее и попытался улыбнуться:

— Я слышал, как ты звала на помощь, но я не мог спуститься к тебе. Вряд ли бы тебе понравился мой теперешний вид.

— Сарапук рассказал, что собирается сделать с твоими волосами и перьями из крыльев, — тихо сказала Аджетта.

— Он слишком коротко подрезал мне ногти, и теперь из-под того, что осталось, сочится кровь. Они смеялись, мучая меня. — Тегатус замолчал и грустно посмотрел на нее. — Я пал с небес, я — падший ангел. Я здесь, потому что хотел этого. Я полюбил женщину, чью жизнь меня послали спасти. Я утонул в глубине ее прекрасных глаз и забыл, кто я. Но я не знал, что она уже давно во власти того создания, которое мечтает уничтожить всех нас. — Тегатус постучал цепью по деревянному полу. — Я думал, что его могущество не распространяется на ангелов, но оказалось, что даже мы можем попасть в его ловушку.

Аджетта быстро сказала:

— Держись, Тегатус. Я нашла одну книгу. И хочу отнести ее своему другу с Лондонского моста. Мне нужна твоя помощь.

— Я не могу помочь даже себе, — ответил ангел. Он замолчал и прислушался. — Мистер Сарапук пытается выбраться из кухни, я слышу, как он ломает дверь.

Аджетта пропустила его замечание мимо ушей.

— Я хочу, чтобы ты пошел со мной к моему другу Тадеусу, этот человек поможет нам обоим. — Она достала из кармана ключи и показала их Тегатусу. — Среди них должен быть ключ от твоих цепей.

Она выбрала из связки маленький бронзовый ключик, на нем крохотными буквами были выгравированы слова на языке, которого она не знала. Отыскав в кармане кристалл Ормуз, Аджетта посмотрела сквозь него на надпись и прочитала ее вслух:

— «Ангелы, которые отказались от божественной благодати, обречены блуждать во мраке, скованные вечными цепями, до самого судного дня». — Она спросила Тегатуса: — Что это значит?

— Эти слова — предупреждение, они означают, что, даже если ты освободишь меня от цепей, я все равно не смогу спастись. Меня будут сковывать другие, вечные цепи до самого судного дня. Я отказался от всего, и вот моя награда.

— И у тебя нет никакого выхода? — спросила она.

— Я могу вернуться и попытаться заслужить прощение, но я зашел слишком далеко. — Тегатус замолчал и посмотрел на Аджетту. Он заметил у нее в руке сверкающий кристалл. — Откуда у тебя кристалл Ормуз?

— Его дал мне Тадеус, — с гордостью ответила она. — Сказал, что это особенный подарок.

— Тадеус — умный человек, я бы хотел с ним встретиться.

— Он попросил меня найти одну книгу, и я ее нашла, — объяснила Аджетта. — «Принеси мне «Неморенсис», и ты сделаешь меня самым счастливым человеком на свете», — сказал он. Вот я и хочу сделать его счастливым.

— Тебе нравится Тадеус, потому что он добр к тебе?

— Он добрый, спокойный и задумчивый. Сказал, что приготовит мне ужин — он назвал его пиршеством, — и мы вместе встретим рассвет.

Аджетта сунула ключ в замок и повернула его. Замок открылся, кандалы упали с запястий Тегатуса — теперь он был свободен.

Ангел вскочил на ноги и размял руки.

— Сарапук ломает дверь, — повторил он, как будто видел, что происходит сейчас на кухне. — Если мы хотим отсюда сбежать, то это надо сделать немедленно.

— Тогда бежим, — отозвалась Аджетта, схватив его за руку. — Надо только заглянуть в комнату отца: тебе не мешало бы переодеться в его одежду. Если ты покажешься на улице в таком наряде, люди подумают, что ты сбежал из Бедлама, схватят тебя и упекут в сумасшедший дом.

Пробегая по лестнице, Аджетта уже не боялась призрака Синего Дэнби — она крепко держала Тегатуса за руку. Он казался почти невесомым, как будто земное притяжение не действовало на него.

Когда они добрались до комнаты отца, Аджетта помогла ему найти лучшие сапоги Кадмуса, сюртук и теплую зимнюю рубашку.

Тегатус быстро переоделся. Когда он вышел из комнаты, он стал похож на настоящего английского джентльмена — в приличном сюртуке, гофрированной рубашке, французских сапогах и шерстяных панталонах. Аджетта улыбнулась.

В холле Тегатус заметил на полу у камина «Неморенсис», от его страниц поднимался горячий пар. Не раздумывая ни секунды, Тегатус без труда поднял книгу и сунул себе под мышку.

— За ней надо приглядывать, — сказал он. — «Неморенсис» способен проникнуть в твой разум и узнать, чего ты боишься. Если позволить ему это, то он станет играть с твоим воображением.

— А почему эта книга обладает такой невероятной силой? — спросила Аджетта.

— «Неморенсис» — это основа всей магии, он был украден с небес, и его надо туда вернуть. — Казалось, Тегатус совершенно изменился. В его изумрудных глазах сияла страсть, которой Аджетта прежде не видела, походка стала уверенной и решительной, а голос обрел небывалую силу.

— Я хочу, чтобы ты отвела меня к своему другу, — сказал он и подошел к кухонной двери. — Тихо! Успокойся, Сарапук. Если ты сейчас же не прекратишь стучать в дверь, я отрежу тебе уши и вырву язык. Лучше посиди и подожди, пока дом не очнется от того заклинания, которое ты на него наложил. Ясно?

Сарапук перестал стучать в дверь.

Тегатус повернулся к Аджетте:

— А теперь — на улицу, и пусть нас благословят звезды.

Они вышли из дома и свернули к реке Флит. В воздухе висел туман, он окутывал дома и закрывал ночное небо. У входа на постоялый двор остановился экипаж. Аджетта и ангел спрятались в дверном проеме магазина одежды. Оттуда они увидели, как из кареты выскочили Блейк с Бонэмом и забежали в дом.

Тегатус посмотрел на Аджетту:

— Боюсь, они ищут тебя и эту книгу. Ты украла ее?

Аджетта смущенно отвернулась. В первый раз в жизни ей стало стыдно. Ей казалось, что ложь написана на ее лице и ничего нельзя скрыть. Все, что хранилось в самых потаенных уголках ее души, вдруг оказалось на свету, который исходил от ангела.

— Кто они? — спросил Тегатус, прикрывая Аджетту своим сюртуком, когда они быстро шли к Лондонскому мосту.

— Сегодня в доме моего хозяина на площади Блумсбери появилось странное существо. Оно было похоже на человека, но лицо было покрыто дубовыми листьями, а кожа — как мокрая земля. От него пахло лесом, глаза горели огнем. Я собиралась взять «Неморенсис», а это чудовище пыталось мне помешать. Блейк и Бонэм застрелили его, а я схватила книгу и убежала. Я должна была ее взять.

— Она не твоя, и ты не имела права ее брать, но Блейку она тоже не принадлежит, и ему не следовало прятать ее у себя. «Неморенсис» — книга предсказаний, она создана не для человеческих глаз. Люди не в силах понять те тайны, которые в ней сокрыты.

— Я знаю, что в ней говорится о комете, которая летит к Земле. Я слышала, как Блейк говорил об этом после небесной бури. Вон она, прямо над нами. — Аджетта показала на скрытое туманом небо.

— А он как-нибудь назвал эту комету? — взволнованно спросил Тегатус.

— Полынь… Блейк сказал, что она называется звезда Полынь, — запинаясь, ответила Аджетта.

— Тогда у нас осталось очень мало времени. Для нас теперь важен каждый час. Когда небесный дракон приблизится к Земле, всех охватит безумие и на волю вырвутся такие силы, которых мир не видывал с самого начала времен. Я очень надеюсь, что твой друг Тадеус окажется тем, кто сможет нам помочь.

Глава 15 Timeo Daemones et Donna Ferentes[11]

Сарапук сунул Руку Славы в карман сюртука и быстро лег на пол. Действие заклинания закончилось, и Кадмус начал просыпаться. Грохот в холле окончательно привел его в себя. Двери в доме захлопали — постояльцы очнулись от колдовского сна. Мистер Манпурди проснулся в луже крови.

Блейк ударил рукой в перчатке по кухонной двери и, поняв, что она заперта, со злостью пнул ее. За ним наблюдала небольшая толпа усталых и грязных оборванцев, которые высыпали из столовой.

— Следи за ними, Исаак! — воскликнул Блейк и еще сильнее ударил в дверь ногой, пытаясь ее вышибить. — Если хоть один из этого зверинца пошевелится, сразу стреляй. Пусть подохнут как собаки!

— Помогите! — закричал Сарапук слабым, срывающимся голосом. — Она сошла с ума! Напала на собственного отца, когда он спал, и скрылась в ночи! — Сарапук застонал, надеясь, что его представление не прошло незамеченным, и что дверь выломают прежде, чем ему придется все это повторить.

Высокий, толстый, неуклюжий человек, с головы до ног покрытый черными густыми волосами, вышел в холл и протиснулся сквозь толпу. У него были огромные ручищи с длинными грязными ногтями. Мужчина быстро огляделся и, услышав предсмертные стоны Сарапука, подошел к кухонной двери. Оттолкнув Блейка и Бонэма, он бросился на дверь, как большой бык.

Дверь затрещала, но выдержала. Великан уставился на нее, прищурив глаза и нахмурившись. Он возвышался над толпой, которая ждала, что он снова кинется на дверь. Появление на свет этого человека было окутано тайной. Младенцем его нашли в ивовой корзине с цветами и назвали Лихнис — в честь этих цветов. Теперь этот человек-медведь, славившийся своими громадными размерами, густой шерстью и острыми зубами, которые он подпилил так, чтобы они стали похожи на коричневые звериные клыки, забавлял богатую публику в садах Воксхолла.

— Давай еще раз! — закричал Блейк Лихнису.

Великан взревел. Его тело затряслось, и протяжный вопль прокатился по всему дому. Лихнис разбежался, подпрыгнул и с силой навалился на дверь. Дверь сорвалась с петель и упала на деревянный стол в кухне.

Сарапук лежал на полу, свернувшись вокруг Кадмуса, как огромная змея, готовая поглотить свою жертву. Он застонал и заныл, корчась в притворных муках.

— Смотрите, что она натворила! — воскликнул он. — Девчонка сбесилась! Напала на отца и пыталась меня убить. А потом сбежала с каким-то незнакомцем, который жил в мансарде.

— Что? — пробормотал Кадмус себе под нос. — Что она сделала?

— Сбежала! Напала на тебя, потом заперла нас на кухне и убежала с тем зверем из мансарды. — Сарапук кивнул собравшейся вокруг толпе.

Манпурди стоял в углу и внимательно его слушал.

— С кем она сбежала? — спросил Блейк, расталкивая людей, чтобы добраться до Сарапука. Подойдя к нему, он схватил его за лацканы сюртука и приподнял над полом. — Давай говори, пока я тебя не задушил!

— Аджетта сбежала с человеком, который жил в мансарде. Этот посетитель приехал из… — Он замялся и посмотрел на Кадмуса в надежде, что тот закончит за него фразу.

— Он приехал из… Италии! — сказал Кадмус. — Тегатус привязал к себе крылья, он был из моего зверинца. Последним приобретением.

— Значит, Сарапук, ты утверждаешь, что Аджетта сбежала с этим Тегатусом? — спросил Блейк, не отпуская Сарапука.

— Именно так, доктор Блейк. Он вор. Очень нехороший человек.

— А у нее не было в руках никакой книги?

— Книги?

— Да, книги. Большой книги с толстыми страницами. В тисненом переплете. — Блейк отпустил Сарапука, и тот плюхнулся на пол.

— А-а-а, книги! Да, была. Аджетта сказала, что книга ее и она собирается ее продать, — соврал Сарапук, надеясь, что Аджетту обвинят в краже.

— Кадмус Ламиан, ваша дочь — воровка! — закричал Блейк поверх голов постояльцев, которые набились в кухню. — Она украла у меня очень дорогую вещь, и я хочу вернуть ее. Эту книгу доверили мне, она бесценна! Вас повесят вместе с дочерью, если в самое ближайшее время книга не окажется у меня.

— Я ничего не могу поделать с Аджеттой, мистер Блейк. Она уже взрослая, пошла по стопам своей мамочки. Вы не можете перекладывать на меня ответственность за то, что она сделала. Я сам стал жертвой жестокого ребенка, судьба повернулась ко мне спиной, а я даже не знал об этом. — Кадмус вжал голову в плечи и протянул вперед руки ладонями вверх.

— Ты не способен даже защитить собственную дочь. Ты — жалкий, выживший из ума старик, который думает только о себе, — презрительно сказал Блейк.

— Я, может, и жалкий и выживший из ума, только она все время крадет у меня деньги, да и у других тоже. — Кадмус порылся в кармане и вытащил оттуда горсть серебряных монет. — Посмотрите! Я нашел их в ее комнате. Неприятно об этом думать, но очень может быть, что это она украла у вас. Да, доктор Блейк, моя дочь воровка. — Кадмус высыпал монеты Блейку на ладонь.

— Откупиться хочешь, Ламиан? Думаешь, я спасу твою шею за тридцать кусочков серебра?

— Нет, я просто отдаю то, что принадлежит вам, мистер Блейк. Я честный человек, мне и так досталось от собственной дочери. — Кадмус опустил голову и уставился в пол. — Если вы ее поймаете, я с радостью выступлю против нее в Бейли.

— Можешь забрать себе ее хлеб, когда она будет гнить в Ньюгейтской тюрьме, пока палач не накинет на ее шею веревку и не выбьет из-под нее табуретку. — Блейк повернулся, собираясь уйти.

— Что ж, значит, так тому и быть, мистер Блейк. Так тому и быть… — протянул Кадмус. Он с ужасом представил, как Аджетта болтается на Трипл-три.

Блейк с Бонэмом пробились через толпу и вышли на улицу, по которой стелился туман. Постояльцы молча таращились на Кадмуса. Человек-медведь нахмурился еще сильнее, забрав ключ у Манпурди. Сарапук улыбнулся, его лицо озаряло угасающее пламя в камине.

— Вон отсюда! Пошли прочь! — закричал Кадмус и вытолкал из кухни всех, кроме Сарапука.

Сарапук поднял выбитую дверь и прислонил ее к косяку, чтобы загородить проход и укрыться от любопытных глаз.

— Что ты наделал, Сарапук! — воскликнул Кадмус в ярости. — Если Блейк поймает Аджетту, ее повесят, а если вся правда выйдет наружу, то нас повесят рядом с ней. Я совершил слишком много ошибок, и мне не отвертеться. Меня вполне устраивает моя шея и без веревки, а при мысли о том, что Эразмус Дюваль разденет меня и выменяет мою одежду на бутылку джина, я просто схожу с ума. — Кадмус нервно закашлялся, и его лицо исказилось страхом. Он уже представлял себе, как мерзкий Дюваль — палач из Ньюгейтса — отрывает пуговицы с его рубашки и срезает прядь его волос, чтобы продать какой-нибудь вдовушке, которая сделает из него талисман, оберегающий от оспы. — Когда ты умрешь, он пронзит твое сердце колом из падуба, чтобы ты не восстал из мертвых.

— Надо было поступить так с Синим Дэнби, тогда бы он не донимал тебя, — пробормотал Сарапук.

— Я не имею никакого отношения к его смерти, он сам повесился.

— Интересно, как можно повеситься, если у тебя связаны руки, а башка проломлена дубинкой? — отозвался Сарапук.

— Это всего лишь слухи, — запротестовал Кадмус.

— Да ладно, считай, что ты сделал подарок обществу, избавил его от надоедливой мухи, срезал мозоль с большого пальца жизни. — Сарапук дрожал от возбуждения. — В этом человеке не было души, он был вором и негодяем. Кто станет оплакивать такого человека? Его зачал сам дьявол, а родила ослица.

— Я не позволю тебе плохо говорить о Дэнби. Он был моим другом, хоть между нами и случались размолвки.

— Размолвки, которые привели его к ужасному… несчастному случаю, — усмехнулся Сарапук, потирая ладони. Он наклонился к Ламиану и сказал, понизив голос: — Я тут кое о чем думал, Кадмус. Мы с тобой старые друзья, но наш совместный бизнес развалился. Ангел упорхнул, теперь его вряд ли сыщешь. Мне открыли один секрет, и мои планы относительно Лондона резко переменились. Скоро я все брошу и уеду на север. Там дышится легче. — Он огляделся, как будто услышав чей-то голос. — Пришло время расставаться, мой дорогой друг, наши пути расходятся. Но я никогда тебя не забуду.

Но у нас были планы, — зло сказал Кадмус. — Мы собирались построить больницу, разбогатеть на болезнях. Твои друзья что-то тебе наболтали, и ты решил от всего отказаться?

Сарапук задумался, на его лице проступила неуверенность. Он знал секрет, от которого ныло сердце и мутился рассудок, а он поклялся никому его не рассказывать.

— Ах, если бы камни умели говорить! — воскликнул он. — Если бы я мог тебе сказать, какое будущее тебя ожидает — тебя и всех жителей трущоб, — тогда мне стало бы намного легче. — Он мрачно посмотрел на Кадмуса. — Лондон не принесет тебе ничего хорошего, тебе нужно чаще бывать на свежем воздухе. Уезжай отсюда как можно скорее, я советую тебе это как другу. Скоро придет время, когда эти камни заговорят о смерти и муках.

— Ты выпил слишком много опиумной настойки, Сарапук. Да ты, видать, спятил.

— Если бы! — ответил Сарапук, закрыв лицо руками. — Если бы это был кто-то другой, мне было бы все равно. Но ради тебя и твоей дочери, моей маленькой рыбки…

Внезапно по кухне пронесся вихрь пыли, похожий на ураган, он опрокинул мебель и поднял в воздух кресло-качалку. Оловянные тарелки посыпались с полки, свечи и бутылки с уксусом попадали на каменный пол.

Большой стол задрожал и поехал к двери, как будто его кто-то толкал невидимой рукой. Кадмус в ужасе отскочил назад, а Сарапук вынужден был метнуться в сторону. Стол перегородил дверной проем, отрезав друзьям путь к отступлению. С железных крюков под потолком сорвались кастрюли. Ведро с помоями перелетело через всю кухню, как будто им выстрелили из пушки.

— Что происходит? — испуганно закричал Сарапук.

— Еще одна небесная буря. Мир стонет, как будто попал на кресло роженицы, — ответил Кадмус.

Через кухню перелетел половник и ударил его в грудь. Рядом с ним задрожал ящик с ножами. Вдруг передняя планка ящика оторвалась и угодила в камин. Горящие угли посыпались на пол. Из ящика, устланного войлоком, вылетели острые ножи. Чудом не задев Кадмуса, они вонзились в стену над его головой, а он вжал голову в плечи и спрятался за бочкой с водой.

— Меня хотят убить, Сарапук! — завопил Кадмус. — Это не небесная буря, это существо из самого ада.

Сарапук залез под стол. Кадмус в два прыжка оказался рядом с этим столом и попытался оттащить его от двери, чтобы убежать. Когда это ему удалось, он просунул пальцы между дверью и косяком и изо всех сил потянул. Тяжелая деревянная дверь начала медленно поддаваться, и вот уже из холла в темную кухню проник лучик света.

— Лихнис, мы в ловушке! — закричал Кадмус, высунув руку в образовавшуюся щель.

Вдруг стол отодвинулся, а потом заскользил обратно к двери. Кадмус громко закричал. Ноги подкосились, и он повис на одной руке, пригвожденный дверью к косяку.

На кухне воцарилась странная тишина. Под дверь начал задувать холодный ветер, поднимая пыль с каменного пола. Пылинки собирались вместе, принимая очертания какого-то человека. Сначала появился плащ, потом ноги и, наконец, бледное лицо. Сарапук увидел призрака и вжался в стену. Он вынул из кармана маленький тонкий ножик и зажал его в одной руке, а в другой держал высохший стебель белены. Он снова и снова бормотал древнее заклинание мертвых, взывая к святым и прося у них защиты.

Стол отъехал от двери, и Кадмус неуклюже повалился на пол. Он поднял голову и недоверчиво уставился на призрака.

Сарапук направил на призрака нож и яростно замахал беленой.

— Уходи! Возвращайся в мир тьмы, уходи отсюда! — закричал он, взволнованно прыгая с одной ноги на другую. — Заклинаю тебя именем святого Венериуса!

Обретая телесную форму, призрак вобрал в себя все частички света. Теперь он стоял напротив Кадмуса и Сарапука, его лицо скрывала темная дымка. Вдруг существо задергалось и стало почти осязаемым. Можно было разобрать даже черты его лица.

Кадмус узнал призрака по синеватому отливу кожи и ожившей татуировке, которая ползала по его лицу. Сердце бешено заколотилось в груди у хозяина постоялого двора. Он ждал, что скажет призрак. Ему было известно, что это — Синий Дэнби, и сама мысль о том, что Дэнби восстал из мертвых, заставляла его холодеть от ужаса. Он чувствовал, как его покидают последние силы от безжизненного взгляда призрака, который был устремлен на него. Казалось, Дэнби еще не видит его, как будто он оглядывает комнату, но она представляется ему совсем в другом времени и обличье.

Наконец Сарапук нарушил тишину.

— Тебе нужен не я, а он! — закричал Сарапук.

Призрак по-прежнему осматривал кухню. По его голове ползала змея, она шуршала в волосах и скользила между его тонкими синими губами.

— Я слышу тебя, недруг, но не вижу, — глухо сказал Дэнби, вглядываясь в темноту. — Мне знаком твой голос, но никак не могу вспомнить откуда.

— Это Сарапук. Доктор Сарапук. Бывший доктор.

— Сарапук… Да, я помню Сарапука. Вечно пьяный, ни гроша в кармане, пациентов убил больше, чем вылечил. Мышьяк и опиумная настойка с капустным пирогом, а также фунт ртути с пинтой эля избавят пациента от простуды. Вот кто такой этот Сарапук.

— Но ведь это и правда избавило многих пациентов от простуды, — перебил его Сарапук.

— И убило одну бедную женщину, которая выпила все это. Я ее хорошо запомнил. Ее звали Хелен Фьюри, она жила на Друри-лейн. А случилось это накануне дня святого Михаила. Я видел, как она умирала в страшных муках, а ты был так пьян, что ничем не мог ей помочь.

— Ты пришел не ко мне, Дэнби, я никогда не желал тебе вреда, — заскулил Сарапук.

— Я помню, как ты вскрывал меня. Я долго цеплялся за свою прежнюю жизнь и не хотел уходить в мир иной. И тогда меня заколдовали, маг отправил меня в Стигийский мир. Как в жизни, так и в смерти я повис между здоровьем и проклятием.

— Ты пришел ко мне, Синий Дэнби. — Кадмус подошел к призраку. — Я не стану играть с тобой в игры. Я никогда не прятался от тебя, когда ты был жив, так к чему мне бояться тебя мертвого?

— Какой приятный у тебя голос. Смерть заслоняет тебя от меня, но я могу слышать твой голос.

— Что тебе от меня надо, Дэнби? Давай поговорим напрямую.

— Я принес тебе подарок. А так как мои руки слишком слабы и в них нельзя ничего носить, то я просто скажу тебе, где он лежит. Ты убил меня за него, но так его и не нашел. Видишь ли, Кадмус, я подозревал, что ты просто хочешь заманить меня в ловушку, поэтому вырыл все золото и спрятал его в книжном магазине. Оно и сейчас лежит в тайничке под самой нижней полкой. Его прикрывает толстый том «Micrographica». Ты без труда найдешь это золото. А мне оно теперь ни к чему, в саване не делают карманов. — Синий Дэнби глубоко и печально вздохнул.

— Ты пришел отдать мне подарок, а не для того, чтобы отомстить. Почему? — спросил Кадмус.

— Смерть учит многим добродетелям, я не могу все время истекать злобой. В моем сердце больше нет места для людских интриг. Я бы все отдал за то, чтобы хоть на год и один день стать человеком, почувствовать, как солнце согревает мою кожу, ощутить вкус джина на губах. Это было бы раем. Радость плоти — единственная радость, которую я знал и которая была у меня похищена. — Он посмотрел на то место, где стоял Кадмус. — Время обходит тебя стороной, Кадмус. Возьми мой подарок и используй его как хочешь. Ибо скоро и ты станешь таким же, как я.

В эту минуту послышались далекие крики детей, как будто кто-то мешал им играть. Скоро крики усилились и стали ближе.

— За мной пришли мои хранители, — сказал Дэнби и начал снова превращаться в пыль. — Надеюсь, ты расслышал все, что я тебе сказал, Кадмус. Ты жаждал этих денег, когда я был жив, так получи же их хотя бы после моей смерти.

Три маленькие темные фигуры прошли сквозь деревянную дверь, как будто ее вообще не было, окружили Дэнби и, взявшись за руки, начали приплясывать вокруг него. Их лица были размыты. Темные гибкие призраки детей, отданных в распоряжение смерти, танцевали все быстрее и быстрее в такт неслышному ритму. Дэнби стал бледнеть. Вдруг по кухне закружился смерч. Он погремел кастрюлями на полу и вернул стол на прежнее место.

Сарапук затрясся от страха: фигуры детей вдруг слились в одну, которая превратилась в шар яркого белого света, искрившегося и шипевшего в центре кухни. Этот ослепительный свет отбросил длинные черные тени на лицо Сарапука, и он закрыл лицо руками. Кадмус терпел этот свет, сколько мог, а потом заслонил глаза рукой. Через миг шар исчез, и кухня погрузилась в темноту, которую пытались разогнать слабый огонь в камине и неровное пламя свечи — их свет проникал на кухню через щель между дверью и косяком.

— Сарапук, где ты? — тихо позвал Кадмус, спотыкаясь, как слепой, в поисках кресла. — Я тебя не вижу, мои глаза опалил нестерпимый свет призраков.

Дагда Сарапук украдкой прополз через всю кухню к двери, тихо отодвинул ее от косяка и выскользнул через образовавшийся проем в холл, а оттуда — на улицу.

— Дагда, я не вижу. Где же ты? — снова спросил Кадмус. Он на ощупь побрел по кухне, наткнулся на стол и рухнул на пол. — Помоги мне! Пожалуйста, помоги!

В самом темном углу кухни к стене прижалась черная тень. Она ждала, когда Кадмус подберется к ней поближе.

Глава 16 Herba Sacra[12]

По пути к Лондонскому мосту Аджетта с Тегатусом заметили на углу Бишопсгейта плохо одетую женщину, которая сжимала в руках большой пучок разных трав. Толстая свеча в стеклянной лампе освещала ее ночной товар. Пламя колыхалось на ветру и потрескивало, озаряя туман вокруг теплым оранжевым светом, ее огонек был похож на лисий глаз. Женщина зазывала покупателей.

— Вербена! Душистая рута! Священная трава! Волшебная трава отпугнет смерть, принесет божескую благодать… Всё за пенни! — выкрикивала торговка, протягивая длинный стебель вербены с крохотными синими цветочками. — Если холод в ней звенит, злобный призрак убежит.

Тегатус уставился в землю, стараясь не встретиться с женщиной взглядом. Он устал и с трудом переставлял ноги в тяжелых сапогах Кадмуса, как будто не привык так много ходить пешком.

— Купите вербену для молодой леди, сэр! Эта трава защитит ее от всего дурного, — сказала торговка и яростно замахала перед ним вербеной. — У меня есть веточка потоньше. Леди может носить ее на шее, она отпугнет всю нечисть. Никакие заклинания не будут страшны вашей леди, на нее не нападет ни бешеная собака, ни змея. Эта трава даже чуму отводит.

Аджетта потянула Тегатуса за руку.

— Пожалуйста, Тегатус, давай купим. Я всегда мечтала о вербене, — попросила она, роясь в кармане в поисках пенни.

Тегатус еще крепче зажал книгу под мышкой и отвернулся, опасаясь, что по его лицу женщина может о чем-то догадаться.

— Всего одну веточку, — сказала Аджетта женщине, протягивая деньги.

— Тоже мне, джентльмен! Даже за девушку не заплатит, — проворчала торговка и отдала Аджетте веточку с засохшими синими цветами. — И в глаза мне не хочет смотреть, — прошептала она. — Я бы с таким по ночам не ходила.

— И какую же траву ты мне посоветуешь? — спросил Тегатус. — Шалфей, чтобы избавить меня от желчи? Или ноготки, чтобы свести бородавки? Я отвернулся от тебя потому, что мне совсем не безразлично, на что я смотрю.

Женщина молча пожала плечами и опустила пенни в карман. Аджетта улыбнулась и взяла Тегатуса под руку:

— Он не из этих мест, он иностранец.

— В аду-то он точно не иностранец, уж поверь мне, девочка. На его плечо уже легла рука смерти, и он заберет тебя с собой.

В эту минуту по улице загромыхала черная карета, она неслась прямо на Аджетту с Тегатусом; возница яростно хлестал четверку лошадей длинным кнутом. Тегатус оттащил Аджетту в сторону, и карета, стуча по брусчатке, проехала мимо.

— Он хотел задавить нас! — воскликнул Тегатус, быстро зашагав по улице. Аджетта бросилась за ним, чтобы не отстать.

— Я же говорил, что скоро мир захлестнет безумие, — сказал он, когда они наконец прошли через высокую арку и оказались у Лондонского моста. — В сердцах людей поселились суеверия и волшебство, а истина никого не заботит. — Тегатус остановился, огляделся по сторонам, а потом шагнул в тень кофейни.

— Я чувствую, что за нами кто-то наблюдает, — сказал он. — И кажется, это не человек. Он где-то там, в тумане возле арки, я чувствую, что он там… Притаился и ждет.

— Никто ведь не знает, что мы здесь. Ну кому за нами следить? — спросила Аджетта, прижавшись спиной к двери.

— Книга притягивает темноту, она взывает к ночи, но ты — человек и не можешь ее услышать. Призраки слетятся к ней со всего Лондона, как мотыльки на пламя свечи. Они захотят позлорадствовать над твоими несчастьями и похитить твою энергию.

Аджетта крепко сжала в руке ветку вербены.

— Она тебя не защитит, это всего лишь сухие цветы, — заметил Тегатус, как будто знал, о чем она думает. — Ее листья могут прогнать меланхолию и облегчить боль, но они не способны прогнать дьявола, которому нужна твоя душа.

— Что имела в виду женщина, когда сказала, что на твоем плече лежит рука смерти? Как ты думаешь, она о чем-нибудь догадалась? — тихо спросила Аджетта.

— Нет. Ею завладела книга, она подсказывала ей слова. Эта книга полна обмана, она была написана в приступе злобы. «Неморенсис» обладает огромной силой, которая может изменить наши мысли, овладеть нашим разумом и соблазнить сердце. Все, что написано в этой книге, — ложь, — прошептал он. — Многих притянула к себе сокрытая в ней необыкновенная сила, люди поверили в каждое слово, но все ее предсказания — обман. «Неморенсис» искажает правду, добавляет по чуть-чуть тут и там. Говорит, что человека ожидают большие неприятности ночью, а потом удивляет его, приведя в его дом вора утром. У нас впереди долгая ночь, я тебе еще о многом расскажу.

— Книга сказала Блейку, что после небесной бури пройдет двадцать один день, прежде чем комета столкнется с Землей, — заметила Аджетта, посмотрев в сторону книжного магазина на Лондонском мосту. — Об этом он разговаривал с Бонэмом, до того как обнаружил, что я прячусь в его потайном шкафу.

— Боюсь, звезда Полынь гораздо ближе. Кажется, доктор Блейк даже не представляет, с какой силой имеет дело. — Тегатус окинул взглядом мост. — Я знаю, что тот, кто за нами следит, все еще здесь, я чувствую его, хотя и не вижу. — Он посмотрел на окна книжного магазина, в которых горели свечи. — Скажи мне, Аджетта, когда тебя ожидает твой друг?

— Я сказала, что приду вечером.

— Одна?

— Да. Я ведь не знала, что ты пойдешь со мной. — Она помолчала. — Вы с Тадеусом — первые, кого я могу назвать своими друзьями. Вы оба были так добры ко мне. Можно сказать, что меня свела с вами судьба. Тебя я нашла в мансарде. А еще раньше Йерзиния велела мне сходить в этот магазин, и в нем я встретила Тадеуса. — Она поплотнее закуталась в шаль.

— Значит, Йерзиния — тоже твой друг? — Казалось, Тегатус пришел в ужас от этого имени.

— Самый лучший друг. Она такая красивая и богатая, у нее даже есть своя карета, — улыбнувшись, ответила Аджетта. — Знаешь, а ведь с ней оказалось все по-другому — она сама меня нашла. Она сказала, что я стану такой же, как она.

— А она говорила, что вы станете сестрами и что ты никогда больше не будешь испытывать нужду?

Аджетта опустила голову и ничего не ответила. Ей казалось, что ее разум — раскрытая книга, в которой каждый может читать ее мысли, узнавать все ее секреты.

— Чем вы скрепили свою дружбу? Выпили обжигающий напиток или она оставила на твоей правой ладони кроваво-красный лунный знак?

— И тем, и другим, — отозвалась Аджетта.

— Значит, ты дважды проклята. Твоей Йерзинии нужно гораздо больше, чем просто дружба.

— Я знаю, — перебила его Аджетта. — Она сказала, что поможет мне оставить мою серую жизнь, а потом…

— Высосет из тебя все жизненные соки и выбросит в ту сточную трубу, которую вы называете Темзой. Твой труп вынесет на безлюдный берег, и никто даже не вспомнит о тебе. — Тегатус задохнулся, словно пораженный невидимым ударом. — Что ж, давай-ка поглядим на твоего друга.

Он говорил очень резко, и Аджетта почувствовала себя неловко. Она даже начала сожалеть о том, что сбежала вместе с ним, открыла ему свои тайны и рассказала о новых друзьях. Тегатус выслушал ее и представил все в ином свете, извратил то, что казалось ей красивым, хорошим и настоящим, и наполнил это обманом и кознями. Она чувствовала, как в ней поднимается возмущение. Аджетта даже подумала, что надо было оставить ангела в мансарде на растерзание крысам, и попыталась скрыть свое возмущение тысячами разных мыслей, чтобы Тегатус не смог узнать то, что она к нему чувствует. Она вспомнила о своей матери, о том, как мыла тарелки и купалась в Темзе, она впустила в свой разум мечты, чтобы он не увидел, как в ней растет неприязнь к нему.

Тегатус ковылял к книжному магазину; казалось, она все-таки сумела сбить его с толку. Он держался рукой за грудь, как будто его сердце разрывалось от черных, болезненных воспоминаний. Аджетта держалась от него на некотором расстоянии.

Дверь в магазин была приоткрыта, из-под нее торчал сложенный лист бумаги. Аджетта нагнулась, вытащила бумагу и механически опустила ее в карман. Тегатус снова остановился и посмотрел сквозь туман на Бишопсгейт. Рассекая туман крыльями, над их головами пронеслись две галки. На мосту никого не было. Вдалеке слышался грустный, усталый голос торговки целебными травами, она просила всех истинно верующих купить у нее Herba Sacra.

Ангел поднял руку, схватил колокольчик и сорвал его с пружины.

На лице у Аджетты проступила злость, клокотавшая в ее душе.

— Зачем ты… — прошептала она.

Тегатус грубо зажал ей рот рукой, тихо открыл дверь и втащил Аджетту в магазин. Оказавшись внутри, он прижал девочку к стене и оглядел темные ряды полок. Она увидела, как он лихорадочно осматривает весь магазин — от деревянного пола до богато украшенного потолка. Потом Тегатус медленно убрал руку от ее рта и предостерегающе поднял длинный бледный палец, приказывая ей молчать.

В конце каждого прохода со стеллажами ярко горела свеча, освещая лабиринт из забитых книгами полок. Сквозь половицы в магазин проникал ветер с Темзы. Он поднимал в воздух пыль.

Аджетта услышала, что начался отлив; шум плещущейся воды заполнил помещение, отражаясь от стен и длинных стеллажей.

Аджетта не раз слышала этот шум и теперь не обратила на него никакого внимания. Он напомнил ей один случай. Как-то раз в канун Рождества, она увидела, как лодочники с Темзы пытаются выловить из реки мальчика. Он провалился в полынью, и его подхватило сильное течение, которое бурлило под белой коркой льда, сковавшего реку. Когда с большим трудом посиневшего мальчика вытащили из воды и уложили на лед, один из лодочников лег на него, чтобы согреть. Мальчик кашлял и выплевывал холодную тину, набившуюся ему в рот. Но больше всего Аджетту поразили люди, собравшиеся неподалеку вокруг костра (был разгар зимней ярмарки), чтобы поглядеть, как два огромных мастифа загрызут медведя. В них не было ни капли сострадания к мальчику. Плотно сжав губы, она смотрела, как толпа смеется над умирающим медведем, а в эту минуту за их спинами лежит маленький мальчик, изо всех сил цепляясь за жизнь, и ему пытается помочь только лодочник, прикрывая его замерзшее тело своим плащом.

Шум воды усилился, казалось, она уже плещется вокруг них. Тегатус на цыпочках двинулся по проходу, Аджетта пошла следом. Она чувствовала, что что-то не так. Магазин был уже не таким уютным и притягательным. В воздухе разлилась тревога.

— Я слышу детские голоса, — шепотом сказал Тегатус, заглядывая за угол стеллажа.

Аджетта слышала только рев воды, которая бурлила под узкой аркой, над которой располагался магазин.

— Дети говорят о Тадеусе… его здесь нет!

Аджетта испугалась: он обещал ее ждать. Она думала, что только он может помочь ей покончить с прежней жизнью, что Тадеус даст ей новую жизнь. Не раздумывая, она обогнала ангела и бросилась к высокой площадке в центре магазина. Она хорошо помнила дорогу — налево, потом направо, по лабиринту из дерева и бумаги. Добравшись до площадки, она быстро поднялась наверх и оглядела магазин. В первый раз она осознала, какой он огромный. Со сводчатым потолком, с широкими колоннами, увенчанными бараньими рогами и гирляндами из желудей, книжный магазин походил на собор.

Сверху ангел казался совсем маленьким. Аджетта вспомнила о том, как он изменился, когда Сарапук выщипал все его перья и обрил голову. Ей захотелось заставить его показать свои крылья, посмеяться над его голыми костями, обтянутыми кожей, крикнуть, что он похож на общипанного гуся. В ней поднялось отвращение, и чем ближе он подходил, тем больше она его презирала.

— Надо спрятать «Неморенсис», — сказал Тегатус, оглядываясь. — А где еще спрятать книгу, как не в книжном магазине? — Он засмеялся. — Ты видишь детей? Они, наверное, играют с нами. Когда они к нам привыкнут и перестанут бояться, они тебе покажутся.

— Они и раньше здесь были, когда зашел незнакомец. Он, как и ты, слышал их, даже когда я не слышала, — равнодушно сказала Аджетта, ей хотелось, чтобы Тегатус ушел и она смогла поискать Тадеуса.

— А как выглядел этот незнакомец?

— Как ты… но постарше. Такие же глаза как у тебя. Он был похож на ястреба и все совал нос в мои дела. — Аджетта оглядела магазин. — Тадеусу он не понравился, да и ты, наверное, не понравишься.

— Этот незнакомец сказал, что ему нужно?

— Ему была нужна книга, которую написал его брат или кто-то, кто отвернулся от своей семьи.

— Он представился? — спросил Тегатус, поставив «Неморенсис» на самую нижнюю полку длинного стеллажа рядом с пыльным, старым томом. Тегатус посмотрел на корешок книги, покрытый зеленой плесенью. На нем вытертыми золотыми буквами было написано: «Micrographica».

— Нет, не представился. А должен был? — спросила Аджетта.

Вдруг с полки в дальнем углу магазина сорвалась стопка книг и с грохотом упала на пол. Аджетта соскочила с площадки и побежала по проходу, Тегатус бежал за ней. У огромного окна, в мягком свете длинной зеленой свечи лежала груда книг.

Тегатус схватил Аджетту сзади за плащ и прижал к себе.

— Слушай! — быстро сказал он. — Они рядом.

Тегатус и Аджетта замерли. Из-за полок донесся детский плач. Ангел осторожно пошел по проходу, добрался до последнего стеллажа и заглянул за угол. Аджетта побрела за ним — ей не хотелось оставаться в одиночестве, только от одной мысли об этом у нее пробегал холодок по спине. Теперь она почему-то думала, что зря так плохо относилась к Тегатусу. Злость к нему прошла. Протянув руку, Аджетта дотронулась до краешка его одежды.

Перед Тегатусом стоял босоногий маленький мальчик в лохмотьях. У него было бледное, худое лицо, под глазами залегли черные тени. На вид ему было лет одиннадцать. Тегатус уставился на ребенка. Мальчик пытался смахнуть с глаз слезы длинными серыми пальцами. Он смотрел на лужу густой крови на полу и медленно качал головой, не подозревая, что за ним следят.

— Мистер Тадеус, — услышал Тегатус его шепот.

В ночном небе за окнами громыхнул гром.

— Тадеус ушел и оставил тебя одного? — спросил ангел тихо, но так, чтобы его можно было услышать.

Мальчик повернулся и посмотрел туда, где стоял Тегатус, прямо сквозь него. Он не мог понять, где тот, кто с ним разговаривает.

— Кто там? — спросил он. — Что вам надо? Я вас почти не вижу. — Мальчик вгляделся в колышущиеся очертания ангела и помахал в воздухе рукой, как будто пытаясь отогнать мираж.

— А я вижу тебя. И слышу, — сказал Тегатус и шагнул к ребенку. — Что случилось с Тадеусом?

— С кем ты разговариваешь? — спросила Аджетта. Она не видела мальчика.

Ребенок нерешительно отступил назад.

— Я не виноват, — сказал он, заметив, что Тегатус смотрит на забрызганный кровью пол. — За ним пришли два существа — таких же, как я. — Они были похожи на горгулий из Тауэра. А еще два человека, которые знали древние заклинания. — Мальчик замолчал и посмотрел на Аджетту, которая выглядывала из-за спины Тегатуса, все еще цепляясь за край его сюртука. — Я ее уже видел, она приходила в книжный магазин. Она меня может увидеть?

— Пока нет. Она слишком привязана к своему миру, — ответил Тегатус, внимательно разглядывая призрак. — Что случилось с Тадеусом?

— Его увезли. Выволокли из магазина и зашвырнули в карету. — Мальчик снова посмотрел на кровь. — Я бежал за ними до арки, но дальше бежать не мог: это граница моего мира. Именно здесь закончилась моя земная жизнь… Я пил воду под этим магазином, и она стала засасывать меня. Сейчас я живу в Гемаре. Это место находится между двух миров, там много таких, как я.

— А почему вы застряли в Гемаре? — спросил Тегатус.

Мальчик немного помолчал. Тегатус увидел, что его очертания задрожали, как будто он вот-вот растворится в воздухе.

— Мистер Тадеус предложил мне жить у него. Он очень добрый. Теперь он — моя семья. — Мальчик пристально посмотрел на Тегатуса. — Тебя удивительно хорошо видно… Ты не из таких, как она?

— Нет. Я вообще из других мест.

— Ты не человек, но и не дьякка. Именно она схватила Тадеуса, — заметил мальчик.

— Я слышала его голос, Тегатус, — сказала Аджетта. — Как его зовут?

— У тебя есть имя? — спросил Тегатус. — Аджетта хочет узнать его.

— Раньше у меня было имя, — ответил мальчик, — но вскоре после того, как я попал в Гемару, оно исчезло и до сих пор не вернулось ко мне. Его у меня украли. Если бы я знал свое имя, то, может быть…

В эту минуту за дверью магазина послышался грохот колес. Сквозь запотевшее стекло с капельками дождя Аджетта разглядела большую черную карету. Из ее открытого окна на магазин уставились два маленьких красных глаза.

— Они вернулись, — сказал мальчик, и на его лице отразился страх. — Это та самая дьякка, что схватила Тадеуса. Вам нужно спрятаться.

Он махнул рукой, прося Тегатуса и Аджетту идти за ним. Ангел схватил Аджетту за руку, и они помчались по магазину за мальчиком-призраком. Они бежали по проходам, то и дело куда-то сворачивали, протискивались между высокими, почти до самого потолка, стеллажами. Наконец они остановились перед огромным камином, который располагался у окна, выходившего на реку.

— Тут есть одно потайное местечко, — сказал мальчик-призрак. — Я слышал, как Тадеус назвал его кельей. Пусть девочка спрячется в ней, а мы перенесемся в Гемару, там они нас не найдут. Нажми на плоский камень внизу, и она окажется за стеной, в безопасности.

— Я не могу перенестись в другой мир. Я слишком привязан к тому месту, в котором не хочу находиться.

Дверь в магазин распахнулась, и послышалось тяжелое дыхание — кто-то огромный забежал внутрь и принялся скрести пол острыми когтями. В воздухе повис туман с реки, который не могли развеять горящие свечи. Свет потускнел. На пороге показался высокий человек с длинными вьющимися волосами. На нем был толстый плащ. Он держал на поводке приземистое черное существо — полусобаку-полуобезьяну, которое нюхало воздух и оглядывало магазин налитыми кровью глазами.

— Если они здесь, дьякка их найдет, — сказал человек, обращаясь к тому, кто остался в карете.

Тегатус надавил на длинный плоский камень у основания камина и втолкнул Аджетту в узкое пространство между каменной опорой и очагом, в котором зашипело пламя, словно в него подбросили новое полено падуба. Задняя часть камина отошла, и Аджетта с Тегатусом шагнули в маленькую комнатку, полную дыма от камина. В углу была узкая лестница, верхняя часть которой терялась где-то в темноте. Мальчик прошел через стену и остановился между Аджеттой и ангелом. Сизый дым обволакивал его фигуру, и Аджетта наконец увидела мальчика-призрака.

Снаружи дьякка бежала по деревянному полу, приближаясь к камину.

Глава 17 Aurora Sanguinea[13]

Блейк чистил сапоги о железную скобу возле дома № 6 на площади Блумсбери. Липкая черная грязь улиц Хольборна счищалась плохо. Блейк поспешил в дом, сжимая золотую рукоять шпаги и шепотом ругая погоду. Не дожидаясь Бонэма, он взбежал на крыльцо и пересек холл, оставив черные следы на дорогом персидском ковре, покрывавшем доски пола. Он весь кипел от злости из-за того, что не нашел ни Аджетту, ни книгу.

Он с ненавистью подумал о Бонэме, который все еще пытался счистить грязь с подошв своих сапог для верховой езды. Блейк знал его много лет, но недопонимание отравляло их дружбу, хотя долгое время Блейк старался этого не замечать. Как святой, он прошел по воде сам и перенес Бонэма. Он позволял Бонэму красть его идеи. И теперь, глядя на него, он видел перед собой человека, не способного ни на одну оригинальную мысль, и он его презирал.

Блейк отстегнул шпагу от пояса и стал подниматься по лестнице в обсерваторию, с каждым шагом втыкая шпагу в ступеньки. Длинный коридор хранил следы произошедшего прошлой ночью: щепки валялись на полу и торчали из оштукатуренных стен, как иглы дикобраза. Оказавшись в обсерватории, Блейк посмотрел на пустую полку, где когда-то стоял «Неморенсис». Он потерял надежду. Теперь ему придется искать истину самому. «Неморенсис» больше не будет помогать в его трудах, не будет направлять его в научных поисках.

Секарис лежал на столе. Зеленая листва на его лице по-прежнему была скрыта красным платком. Блейк подошел к столу и ткнул чудище концом шпаги. Кожа была твердой и не прокалывалась. Придется этим жалким пуделям, называющим себя учеными, поверить ему. Королевское общество не посмеет больше насмехаться над ним, когда он нарежет чудище, как ветчину, и подаст им на тарелочке с холодной капустой на гарнир. Он склонился к секарису и, резко дернув, оторвал от его головы толстый лист. Это оказалось ухо зверя. Блейк разглядывал его в свете свечи, тер пальцами его восковую поверхность. На ощупь оно было похоже на растаявший шоколад, а пахло крепким табаком.

— Вся подошва сгнила, — объявил Бонэм, без стука входя в комнату. — Я отдал за эти сапоги целое состояние, и за какой-то час грязь разъела подошву, как бумагу.

— Очень характерно для нашего времени, — отозвался Блейк.

Блейку было неприятно, что Бонэм встал слишком близко к нему и заглядывает через его плечо.

— Откуда он такой взялся? — небрежно поинтересовался Бонэм, трогая секариса одним пальцем.

Блейк не ответил, надеясь, что Бонэм уймется.

— Наверное, это какой-то африканский зверь, — продолжал Бонэм. — Я как-то видел животное с такой длинной шеей, что оно легко срывало листья с макушек самых высоких деревьев. А еще у него были рога, как у дьявола, и длиннющий язык, которым оно могло доставать до своих бровей.

— Очень интересно, — прошептал Блейк.

Бонэм прошелся по комнате и заглянул в телескоп.

— Сколько осталось дней до катастрофы? — спросил он.

— Пятнадцать или шестнадцать. Масса времени, чтобы собраться и убежать.

— А кажется, что она гораздо ближе, — заметил Бонэм, отходя от телескопа.

— С каких пор ты стал великим астрономом, Исаак? — ядовито поинтересовался Блейк. — Дай посмотрю.

Он пересек комнату, грубо оттолкнув стоявшего на пути Бонэма, и заглянул в окуляр. Комета теперь была размером с кулак и такая яркая, что ее можно было увидеть невооруженным глазом.

Хвост исчез, и Блейк с удивлением заметил, что траектория ее полета изменилась, комета прилетит на несколько дней раньше, чем обещал «Неморенсис».

— Дело плохо, Исаак, — сказал он, все еще изучая космос. — Она летит к нам из другой части неба, и к рассвету ее будет видно даже без телескопа. «Неморенсис» ошибся… И я тоже. — На его лице отразилась паника. — У нас максимум два дня, прежде чем небеса обрушат на нас свой гнев.

Блейк отошел от телескопа и потер глаза, как бы стараясь стереть с сетчатки образ кометы. Дрожа всем телом, он подошел к окну и посмотрел на площадь.

Лондон медленно просыпался. Солнце вставало, а люди привычно стекались на улицы. Даже в такой ранний час по мостовой с грохотом проносились повозки. На углу попрошайничала стайка детей. Молочницы сгибались под тяжестью маслобоек, которые они тащили, подвесив на хомуты, сильно врезавшиеся в их плечи. И никто не знал, какую участь готовят им небеса.

— Они ничего не знают, — с раскаянием в голосе проговорил Блейк, глядя на спешащих по своим делам людей. — И мы ничего не можем поделать. Если мы сообщим о нашем открытии, погибнет еще больше народу. — Он замолчал и посмотрел на Бонэма. — Флэмберг прав. Уж пусть лучше они в один миг умрут в неведении, чем будут мучительно ждать небесной кары, которая вот-вот обрушится на их головы.

Бонэм ничего не ответил. Он грел ноги у огня и смотрел в зеркало, стоявшее на каминной полке.

Блейк закрыл глаза. Ему казалось, что его мозг раскололся на две половинки, и чьи-то невидимые руки раздирают его разум на части. Он схватился за голову.

— В моем сердце идет борьба, Исаак. С одной стороны, я должен помочь людям, а с другой — мне плевать, даже если все провалится в тартарары. Я пойду к Йейтсу и расскажу, что произошло, а он напишет об этом в «Ландон Кроникл», и тогда я покину этот мир с чистой совестью.

— И очень глупо. Йейтсу нельзя доверять. Он не такой, как мы. Гораздо лучше поделиться новостью с Флэмбергом, и пусть он сам всем расскажет, — быстро посоветовал Бонэм, переводя взгляд с Блейка на раскрытое окно и обратно. Вытянув руки, он вдруг бросился к Блейку, как будто хотел выкинуть его из окна.

— Я принесла вам завтрак, джентльмены. — Миссис Малакин влетела в обсерваторию с подносом в руках. На нем дымились кофе и жареное мясо. Она увидела, как Бонэм кинулся к Блейку и завопила: — Нет!

Бонэм схватил Блейка и оттащил его от окна.

— Во имя Гермеса, Блейк, я думал, ты вывалишься! — воскликнул Бонэм и бросил сердитый взгляд на миссис Малакин. — Безумие накрыло твой разум, ты раскачивался туда-сюда и чуть не упал. Ты слишком много всего пережил. — Бонэм снова взглянул на миссис Малакин. — Приготовьте ему постель. Ему надо отдохнуть, — сказал он, выпроваживая миссис Малакин из комнаты. — Идем, Сабиан, ты должен поспать. Впереди еще много времени, успеешь встретиться с Йейтсом. Иди в спальню и отдохни. А я за тобой присмотрю.

Бонэм торопливо вывел его из обсерватории и помог добраться до спальни, где миссис Малакин расстилала постель. Блейк сел на кровать, Бонэм стащил с него грязные сапоги и переодел в халат. Затем Бонэм подбросил несколько полешек в огонь.

— Спи, мой дорогой Сабиан. Наступает новый день, ночь уходит, а с ней и твои тревоги.

— А как же комета? — устало спросил Блейк. Его мучило беспокойство.

— Комета никуда не денется. Вот отдохнешь, тогда и придумаем, как спасти город.

— Дорогой Исаак, а я ведь уже начал не доверять тебе, — проговорил Блейк, пытаясь разобраться в хаосе, который царил в его голове. — Похоже, меня пора сдавать в Бедлам.

— После такой ночи любой на твоем месте чувствовал бы себя так же, — возразил Бонэм, выходя вместе с миссис Малакин из комнаты и провожая ее до лестницы для слуг. — Ему сейчас нужнее покой, понимаешь, Малакин? Никаких сиделок. Доктор должен отдохнуть.

Бонэм вытолкал миссис Малакин на темную винтовую лестницу и запер за ней дверь на ключ. Затем поспешил назад в обсерваторию. Там он закрыл окно, плотно закрепив задвижку, посмотрел в зеркало, привел себя в порядок перед его серебристой гладью: пригладил волосы и вытер грязь с лица. В зеркале он заметил секариса, чья рука безвольно свисала со стола. Бонэм улыбнулся своему отражению.

Левой рукой Бонэм ощупал карман — бутылочка с деревянной пробкой была на месте. Он осторожно достал ее из кармана. На толстом синем стекле заиграл огонь из камина. Бонэм аккуратно вытащил пробку и заглянул через горлышко: в бутылке плескалась густая жидкость. Все еще держа пробку в руке, он опустил в бутылку мизинец и попробовал раствор, вкус был солоноватый.

Бонэм подошел к столу и снял с лица зверя свой платок, затем осмотрел секариса и особенно рану от пули. Затем он принялся рыскать по комнате в поисках средства, способного оживить секариса. Однажды он с ужасом наблюдал за тем, как Блейк подсоединил электрометр к дохлой лягушке, и она затряслась и задергалась, как живая, когда Блейк повернул ручку генератора и адские искры по тонким медным проводам побежали от электрометра к лягушке.

Они вместе с Блейком путешествовали к границам науки, магии и разума. У них было больше общих тайн, чем у двух братьев. Было даже такое, что они с Блейком вызывали дух давно умершего солдата, читая заклинания из книги «Небукатозис». И на несколько минут, точно тень, им явился призрак и рассказал, как его убили на постоялом дворе «Два моста», а тело его до сих пор так и не нашли. Оно лежит, заваленное кирпичами, в одной из верхних комнат.

И теперь Бонэм отчаянно рылся в шкафах, пока не нашел электрометр. Он размотал медную проволоку с катушки и протянул ее через всю комнату к столу. Обмотал концы вокруг запястий секариса, затем вернулся к шкафу и принялся быстро крутить ручку генератора. По комнате разлился запах жженой глины, похожий на серное дыхание ада. Бонэм посмотрел на зверя и увидел, что на его запястьях остались черные отметины. Электрометр не помог. Он принес только горелый запах чипсайдских таверн.

Бонэм убрал обратно в шкаф все приборы, тщательно намотав проволоку на катушку так, как она была намотана, и поставив электрометр так, как он стоял. И тут ему в голову пришла идея самому вдохнуть жизнь в секариса.

Он оглядел покрытое листьями лицо секариса, его запавшие глаза и сухие красные губы, которые были приоткрыты, обнажая черные зубы. Изо рта зверя доносилось зловоние болотного газа. Он знал, что нужно делать. Не колеблясь ни секунды, Бонэм поцеловал чудище и что есть силы дунул в его рот, чуть не задохнувшись от ударившего в нос смрада. Казалось, что запах пристал к его лицу наподобие какой-то вонючей вуали. Бонэм бросился к окну, повозился с задвижкой и наконец вдохнул свежий утренний воздух.

Ничего не произошло. Животное не оживало. Оно бессмысленно пялилось на высокий потолок, украшенный росписью и лепниной. Бонэм взял шпагу, которую Блейк оставил у камина. Он решил отрезать голову секариса, чтобы бросить ее к ногам леди Флэмберг.

Этажом ниже миссис Малакин двигала стулья, разжигала камин и чистила решетку. Бонэм вернул шпагу на место и вышел из обсерватории, плотно закрыв за собой изуродованную дверь. Затем он побежал вниз по лестнице, пересек холл и выскочил из дома, хлопнув дверью так, что затряслись стены. Как только он вышел на площадь, перед ним остановилась черная карета с золотым солнцем на дверце.

Бонэм достал из кармана узкую ярко-белую трубку.

— Как твоя лампа, горит? — спросил он у возницы.

Тот ничего не ответил, только кивнул головой.

— Тогда прокатимся вместе. Говорят, что свою судьбу надо искать на Лондонском мосту.

А Блейк все еще лежал на кровати под темно-зеленым пологом на жестком матрасе, набитом конским волосом. Он плохо спал, его не покидали ужасные видения.

Ему приснился кошмар. Он заперт в холодном и темном подвале, а где-то рядом, как он знал в своем сне, ждет незнакомец. Он слышал его дыхание, но не видел во мраке его лица. Он снова был ребенком, одиноким и напуганным. Никто не мог ему помочь, никто не мог прогнать его страхи. Затем раздался стук трости слепого по холодной и влажной стене. Блейк чувствовал его присутствие, и оно подавляло его.

Его охватила липкая паника, хотелось убежать. Но он не мог бежать: толстые корни дуба вылезали из его сапог и врастали в кирпичный пол. Чем сильнее он старался вырваться, тем крепче держали его корни.

Стук трости все приближался. Блейк знал, что сейчас слепой наткнется на него и узнает о его позоре. Но было одно слово, которое стоит только сказать, как незнакомец, искавший его, исчезнет. Он отчаянно пытался вспомнить это слово, а в это время кора поползла вверх по его ногам — все выше и выше. Скоро он будет похоронен внутри дуба.

Блейк пытался проснуться и отбросить терзавшие его страхи. Наконец ему это удалось. Он был в темной комнате. Блейку казалось, что он либо спит, либо уже умер и оказался на том свете, который, как ни странно, похож на тот мир, к которому он привык. У дальнего окна маячил чей-то силуэт.

— Это ты, Бонэм?

— Нет, — ответил голос из темноты. — Это хранитель твоего рода.

Глава 18 Рамскин Асмодей[14]

Сидя в кромешной тьме, Тегатус дрожал, как большая птица. В магазине было тихо, слышен был только мягкий шелест реки, которая текла внизу, под каменными арками моста.

Аджетта ерзала на низкой каменной скамье, которая тянулась вдоль стены.

— А почему всем так нужна эта книга? — спросила она так тихо, как только могла.

— «Неморенсис» нужен людям потому, что он раскрывает много тайн. Людям всегда хочется узнать то, что сокрыто. И это — самый большой порок человечества. Книгу написала женщина, обладающая слишком большой силой.

— А тот мальчик — он навсегда останется призраком?

— Ты задаешь слишком много вопросов о том, кого не слишком любишь. — В комнатке повисла тишина. Тегатус ждал, когда Аджетта осознает то, что он сказал. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ангелы как рыбы, мы чувствуем вибрации в воздухе. Твоя душа говорит гораздо больше, чем твои губы. Твое волнение притянет сюда призраков со всего города.

— Ты изменил мою жизнь, — огрызнулась она в ответ. — Если бы тебя здесь не было, я бы спокойно жила с отцом, мне бы не пришлось красть книгу.

— Ты, я вижу, забыла, что на тебя повлияли Йерзиния, Тадеус, Блейк и многие другие. Ты далеко не такая наивная, какой хочешь казаться. Ты знала, что делаешь.

— И как же это мудрый ангел очутился в зверинце, да еще с подрезанными крыльями?

— Потому что я пал с небес. И я не отрицаю этого. Я был глупцом, который позволил своим чувствам взять верх над разумом и отдалить меня от того, что называется совершенством. Любовь — великая сила, но хуже всего — любить того, кто не умеет любить.

— А можно спросить книгу, что с нами будет?

— Она, скорее всего, солжет, потому что была написана самой большой лгуньей на свете. Отец лжи водил ее рукой по страницам, и с тех пор эта книга заманила к себе многих. — Тегатус прижал ладони к каменной стене. — Видишь ли, девочка, люди всегда мечтали получить доступ к тайным знаниям, которые, как они считали, круто переменят их жизнь. Придумай какую-нибудь тайну, запиши ее на древнем языке, соедини листы в книгу и отдай ее человеку. Скажи ему, что эта книга из другого мира, и, если уметь ею пользоваться, она сделает своего обладателя богатым и могущественным. «Неморенсис» и есть такая книга. Ей нравится, когда ее любят, она считает себя богом. Вот почему столько людей погибло в попытке завладеть ею. Она требует жертву за каждую страницу, плату за каждое свое слово. А расплачиваться надо смертью. Прикоснись к ней — и она обожжет тебе руку, прочитай ее — и она обожжет твой разум, а после того, как ты прочитал ее, она уже никогда не отпустит тебя.

— А как же Блейк? — спросила Аджетта.

— Он уже испорчен ею. Отравлен ее ложью. Человек с обожженной душой.

— Тадеус сказал, что когда-то книга принадлежала ему, — вспомнила девочка.

— Он стал одержим ею, она взывала к нему голосом заблудившегося ребенка. Он бы отдал все, что у него есть, предал всех, кого знает, чтобы снова завладеть этой книгой. — Тегатус замолчал и прислушался. — Он пожертвовал бы даже тобой.

Аджетта хотела было что-то сказать, но ангел быстро прикрыл ей рот ладонью. Из магазина донесся какой-то странный звук — это дьякка скребла пол возле камина.

— Дохлая крыса, — громко сказал кто-то. — Идем, красавчик, здесь ты не найдешь завтрака.

Его слова проникли в потайную комнатку и отразились от каменных стен.

— Здесь никого нет, — снова сказал человек и оттащил зверя от камина.

Хлопнула входная дверь, и снова стало тихо. Тегатус надавил на стену, за которой был очаг.

Стена отошла, и каморка озарилась теплым светом огня, который ярко пылал в камине.

Тут рядом с ангелом снова появился мальчик-призрак и улыбнулся Тегатусу.

— Они ушли, — сказал он. — Теперь мы одни в этом магазине.

Аджетта заметила, что его голос слегка подрагивал, и успела увидеть его лицо, проступившее из дыма. Потом лицо пропало.

— Можно выходить? — спросила она, на ее лицо падали оранжевые отсветы пламени.

Тегатус прислушался к звукам снаружи.

— Не знаю, мне кажется, что-то не так… но я не могу понять почему.

— Они уехали, все уехали, здесь никого нет, — сказал мальчик, как будто требуя, чтобы ангел пошел за ним.

Аджетта прекрасно его слышала. С каждым словом он становился все ярче, словно злость делала его видимым.

— Надо идти с ним, — сказала она, потянув Тегатуса за рукав. — Я хочу выбраться отсюда и найти Тадеуса. Мы обязательно должны его найти.

Аджетта протиснулась мимо Тегатуса и пролезла в узкий проход в камин. Задняя каменная стена раскалилась докрасна, а огонь высушил кожу на ее лице так, что она почти что превратилась в пергамент. Спотыкаясь, Аджетта выбралась наружу. Мальчик последовал за ней. Он спокойно прошел сквозь огонь, как будто его там и не было.

— Я не хочу выходить, — сказал Тегатус из потайной комнатки. — Иди, если хочешь, а я останусь здесь.

— Тебе все равно придется выйти, — быстро сказал мальчик.

— Да пусть остается, если хочет, — сказал мужчина, когда дверь в подвал распахнулась и оттуда выбежала дьякка. — Мой маленький друг всегда может добраться до него даже там. У ангелов такое сочное мясо — гораздо сочнее, чем детские косточки.

— Тегатус! — закричала Аджетта.

Дьякка поползла к ней, вонзая свои длинные когти в пол. Мужчина ослабил поводок, зверь бросился к девочке и проворными обезьяньими пальцами схватил за воротник, притянув ее к себе. Аджетта чуть не задохнулась от ее горячего мерзкого дыхания. Дьякка внимательно посмотрела на девочку зеленым глазом, прикрыв второй, обнюхала ее кожу мясистым плоским носом и аккуратно слизнула капельку пота с ее лица длинным голубым языком. Ее морда скривилась в ухмылке, и она повернула голову к хозяину, который крепко держал в руке поводок.

— Рано еще, — устало сказал тот, смахивая пыль с сюртука и поправляя маску, которая скрывала его лицо.

Зверь вздохнул и снова обнюхал Аджетту, зарывшись мордой в ее волосы. Мужчина дернул за поводок.

— Прекрати, Рамскин. Ты ее не получишь, мне велено доставить ее к Хозяину Собора. Может быть, после этого ты сможешь обглодать ее кости. — Он посмотрел на камин. — Мальчишка сказал, что в келье за камином скрывается кто-то еще. Ангел, если я не ошибаюсь.

— Это тебе сказал призрак? — спросила Аджетта.

— Ему пришлось рассказать, не устоял перед искушением узнать свое имя. Когда мы зашли в магазин, он уже поджидал нас, чтобы рассказать о тебе и ангеле. Мы схватили Тадеуса и его сборище призраков. Мой маленький кровожадный друг прекрасно умеет охотиться на призраков. — Он засмеялся.

— А почему он выдал нас? Неужели для него так важно узнать свое имя?

— Моя дорогая девочка, имя для него единственная драгоценность. С его именем связаны все воспоминания о земной жизни. Сейчас он застрял между жизнью и смертью. Имя у него отобрали сразу после смерти. Получив назад свое имя, он больше не будет призраком и узнает, что ждет его по ту сторону смерти.

— Так вы держите его между жизнью и смертью без имени? — спросила она.

— Не я, а тот, кто поймал мальчика в ловушку в миг его смерти. Нужно произнести заклинание, когда душа расстается с телом, или достать кусочек кости или клочок волос человека, тогда, если знать правильные заклятия, таким призраком можно будет распоряжаться вечно.

Дьякка все еще прижималась своей холодной, влажной мордой к ее лицу, и Аджетта отвернулась от нее. Она поискала глазами мальчика-призрака, который предал их с ангелом.

— А ты нравишься Рамскину, — сказал мужчина, дернув поводок. — Нам бы теперь священника, и мы бы вас поженили.

— Мой отец говорит, что тот, кто на мне женится, должен хорошо зарабатывать, — сказала Аджетта, стараясь вырваться из лап зверя.

— О, Рамскин зарабатывает что надо, а ест все, что ему дают, и всех, кого разрешают. У него огромные запросы, и далеко не все из них можно удовлетворить едой. — Мужчина снова посмотрел на камин.

— Ангел! — закричал он. — Вылезай из своей могилы или останешься там навсегда!

— А ангелов можно убить? — спросила Аджетта.

— Их можно преобразить, превратить из божественного существа в… — Он замолчал и кивнул на дьякку. — Взгляни на Рамскина. Он не всегда был таким красавчиком.

Рамскин содрогнулся, но не отпустил Аджетту.

— Дело в том, что все ангелы очень скоро начинают упиваться собой. Когда они спускаются с неба и скрываются от зоркого ока своего хозяина, они вдруг понимают, что, как и мы, тоже обуреваемы желаниями и страстями. — Мужчина умолк и посмотрел на дьякку. — Рамскин когда-то тоже был таким существом — прекрасным, как все ангелы, но потом его захватили страсти, они и преобразили его в мою чудесную дьякку.

Рамскин поднялся на задних лапах и издал такой ужасный крик, что все здание затряслось. Бросив Аджетту на пол и обнажив белые клыки, он начал извиваться и с силой тянуть поводок, забрызгивая все вокруг кровью. Его хозяин вытащил из-за голенища тисовый прут и стал хлестать зверя по спине. От каждого удара в магазине вспыхивала синяя молния, а Рамскин корчился от боли. Наконец он сел на пол и заурчал, как большой кот.

— Хватит! — закричал мужчина. — Нам еще надо выманить моллюска из раковины. — Он посмотрел на камин. — Выходи, хорошенький ангелочек! — посмеиваясь, сказал он.

Тегатус вышел из камина в магазин. Лицо его было мрачное и усталое, в глазах застыла печаль. Аджетта заметила, как ему неудобно в одежде ее отца. Черный сюртук прилип к его телу, как мокрый дерн.

— Ага, вот и наш ангел! Замечательно! — воскликнул мужчина, а Рамскин запрыгал, как взволнованный пес. — Не окажешь мне одну маленькую услугу? Покажи-ка свои крылья.

Тегатус взглянул на Аджетту. Она заметила на его лице глубокую тоску. Прищурившись, он посмотрел на потолок.

— У него нет крыльев, — сказала девочка. — Их подрезали, чтобы он не улетел. Мой отец хотел показывать его за деньги. Но потом передумал и выщипал все его перья.

— Твой отец разбогатеет. Перья ангела — вещь редкая, такая же редкая, как и зубы ангела. Ах, как бы я хотел украсить своего Рамскина ожерельем из только что выдернутых зубов ангела.

Дьякка зарычала на Тегатуса, натянув поводок.

— Думаю, Рамскин хочет, чтобы ты поехал с нами. За дверью нас ждет карета. С тобой жаждут встречи кое-какие люди.

Внезапно из дубовой боковины стеллажа вышел мальчик. Его впервые было хорошо видно в свете огня и утренней зари, которая занималась за толстыми оконными стеклами.

— А как же я? — спросил ребенок. — Вы же обещали сказать мне мое имя.

— Я соврал, — холодно ответил мужчина, ухмыльнувшись мальчику. — Тебе придется остаться здесь еще на пару столетий, будешь по-прежнему пугать тех, кто сюда приходит. Играй в свои игры, дитя, а нам не мешай.

Дьякка ударила мальчика лапой так, будто он был из плоти и крови. Мальчик заскользил по полу, пролетая сквозь стеллажи, и скрылся из виду. Рамскин радостно посмотрел на хозяина и заворчал.

— А теперь пора уходить, — сказал мужчина. — Не думаю, что вы на что-нибудь решитесь, но если все-таки решитесь, то Рамскин перегрызет вам кости, ясно?

Незнакомец кивнул, словно приказывая им идти к двери. Тегатус протянул руку Аджетте. Она посмотрела на него, опустила глаза, повернулась и пошла за мужчиной. Когда ангел проходил мимо дьякки, она попыталась его укусить, а потом побежала следом. Они шли по проходу к входной двери.

В приоткрытой двери Аджетта заметила черную карету, которая ждала их у входа. Слышен был стук лошадиных копыт о брусчатку. Аджетта подумала, нельзя ли как-нибудь сбежать, но Рамскин крепко держал ее за плащ и принюхивался. За ней, как одинокий плакальщик, усталый и подавленный, шел Тегатус. Шествие возглавлял мужчина. Он бодро шагал по проходу, небрежно перекинув через плечо длинный поводок.

— Может быть, тот, кто схватил нас, представится или он считает грубость своей добродетелью? — спросил Тегатус.

Мужчина остановился, повернулся, достал тисовый прут и легонько похлопал им ангела по лицу.

— Мое имя тебя никоим образом не касается, но, раз тебе так нужно его знать… зови меня Комос. Это не то имя, которое мне дали при рождении, но тебе, ангел, сойдет и такое.

— Человек с таким радостным именем и маской ворона, чтобы прикрывать свою ложь, занимается непонятными делишками, мучает детей, дрессирует дьякку. Да, вы наверняка не из этого мира. — Тегатус покосился на стопку книг, которая нависала у него над головой.

— Приручить такое существо, как Рамскин, очень просто. В Лондоне полным-полно похожих зверей. Впрочем, когда мы с Рамскином избавимся от тебя и закончим наше дело, мы переедем за город — ловить овец. И есть их.

Едва он проговорил последние слова, как входная дверь захлопнулась. С полки над головой Комоса сорвалась стопка книг и упала на пол, выбив из его рук поводок и ударив по спине. Он поднял руки, чтобы защитить голову, так как на него с разных сторон посыпались книги. Рамскин прыгал вокруг стеллажей, как будто пытаясь схватить невидимого врага. Комосу пришлось отползти в сторону: полки в магазине пустели одна за другой, вываливая свое содержимое на него.

Аджетта с Тегатусом спрятались у двери. Они смотрели на удивительный град из толстых старых томов. Со сводчатого потолка слетела огромная черная книга и ударила Комоса в грудь, сбив его с ног. Послышался детский смех. Комос огляделся.

— Рамскин! — громко закричал он. — Поймай мне его!

В первый раз он спустил Рамскина с поводка. Зверь осмотрел высокие полки и сводчатый потолок в поисках мальчика. Он прислушался к звуку, который, кроме него, никто не слышал, следя глазами за невидимым призраком, который скользил по верхней полке в дальнем конце магазина под самым потолком. Не отрывая взгляда от мальчика, дьякка облизнула губы и напряглась. Внезапно она прыгнула на стеллаж и поползла вверх.

В несколько прыжков она добралась до другого конца помещения и устроилась на одном из стеллажей высоко под потолком. Огляделась в поисках своей жертвы. Потом спрыгнула на пол, задев полку, с которой посыпались книги. Дьякка погналась за мальчиком, мчавшимся по проходам между стеллажами, пытаясь спастись. Комос прыгал и кричал, чтобы Рамскин бежал еще быстрее. По всему магазину разносилось тяжелое дыхание и взволнованное рычание дьякки.

Мальчик-призрак шмыгнул сквозь стеллаж, появился перед Аджеттой и тут же скрылся в стене. К ее ужасу, дьякка сделала то же самое, не отставая от ребенка. Она тоже пробежала сквозь стеллаж и исчезла в каменной стене.

Из подвала донесся звук борьбы и детский крик. Внезапно мальчик вылетел из пола, как ядро из пушки. На мгновение он завис в воздухе, а потом рухнул на пол. Дьякка ворвалась в магазин, обнажив клыки и готовясь его убить. Она прыгнула на мальчика-призрака, но тот откатился в сторону и растворился в деревянной полке, появившись с другой стороны.

Комос хлестнул мальчика по лицу тисовым прутом. Загремел гром. Мальчик застыл во времени.

— Оставьте его в покое! — закричала Аджетта. — Он и так намучился. Что вы еще хотите с ним сделать?

— Его поглотят, как и его друзей, — ответил Комос, сажая Рамскина на поводок. — Только на это они и годятся. — Он взглянул на девочку. — Ты, конечно, все равно не поймешь, но он не сможет завершить свою жизнь по-другому. Для этого гаденыша нет рая, небеса закрыты для него. Его не ожидает никакая другая жизнь на том свете. Его время вышло, его душа заслуживает уничтожения. — Комос повернулся к Тегатусу. — Посади девочку в карету, я сяду рядом с вами. Рамскин проследит, чтобы вы не удрали. Мы не хотим пугать жителей Лондона. Кто бы поверил своим глазам, увидев, как демон гонится за ангелом?

Глава 19 Кареты и кометы

Аврам Рикардс пробудил Блейка ото сна, полного черноты и смерти, и одним взмахом руки изгнал все кошмары из его разума, отдернув тяжелую штору и наполнив комнату светом.

— Как давно ты меня опекаешь? — спросил Блейк.

— Помнишь, мальчиком ты упал в реку? Течение затащило тебя под воду, и ты не мог даже вскрикнуть. А когда снова увидел солнце, то понял, что куда-то плывешь вниз по реке. Ты тогда не подумал, что умер и переходишь из одного мира в другой?

Блейк сел на кровати:

— Откуда ты знаешь об этом случае? Я был тогда один и никому о нем не рассказывал. Подождал, пока одежда подсохнет, и вернулся домой. Ты просто играешь с моим разумом.

— Я ни с чем не играю! — воскликнул Аврам, ударив кулаком по стене так, что с потолка посыпалась штукатурка. — Это я вытащил тебя из омута. Разве человек может сам вытащить себя из могилы? — Аврам протянул ему свои руки. — Видишь их? Это они спасли тебя из водяной могилы, достав из темного и глубокого омута. Это они вернули жизнь в твое бездыханное тело, это мое дыхание наполнило твои безжизненные легкие. Я смотрел, как ты растешь. Плакал за тебя, просил за тебя в небесных инстанциях и даже выступал твоим защитником, когда дела принимали совсем плохой оборот. А помнишь, как ты пытался превратить свинец в золото и взорвал весь дом? Кто вытащил тебя из огня? Кто изгонял разных тварей, которых ты вызывал из другого мира, а потом не мог с ними справиться при помощи своей примитивной магии?

— Ты играешь с разумом! — закричал Блейк ему в ответ. — Все, что ты обо мне знаешь, ты выудил из моего мозга, обокрал меня, пока я спал. — Он вскочил с постели. — А теперь еще пришел сюда и мучаешь меня, как Шиббетта, которая высасывает жизнь из человеческого тела. Ты — злой колдун, демон…

— Я ангел. Твой ангел, — спокойно сказал Аврам.

Блейк посмотрел на свое отражение — зеркало в золотой раме висело над камином. Его лицо начало меняться, как будто сквозь него проступало другое. На нем появилась улыбка, которая становилась все шире и шире, и вот наконец с губ сорвался смех.

— А… А… Ангел! Этот человек говорит, что он ангел! Этот шарлатан, бродяга, гугенот-мошенник, который пришел, чтобы ограбить меня. Вот в это я охотно поверю, но в то, что ты ангел? Нет.

— А откуда тогда я знаю, что ты до сих пор очень переживаешь и плачешь из-за смерти своей матери? — Аврам схватил Блейка и одной рукой поднял его у себя над головой. — Что же ты подумал, когда я оживил денди после дуэли? Что это очень ловкий трюк?

— Да, — тихо прошептал Блейк, его ноги молотили по воздуху, как ноги тряпичной куклы.

— Я так и знал, — воскликнул Аврам, ставя Блейка на пол. — Ты не поверил мне даже после того, как я оживил человека. Ты больше не веришь своим глазам? Ты не видишь истину, или бог этой эпохи ослепил вас всех недоверием? — Аврам повернулся и подошел к окну. — У твоей жизни есть начертанный план, и по этому плану ты будешь процветать, тебя ждет большое будущее. Это не мои слова, а того, кто послал меня к тебе. Но тебе надо научиться слушать. Прошло время бунта, время, когда ты никого не слушал и поступал так, как хотел.

— Хочешь, я оставлю тебя, и будь что будет? — Аврам повернулся к Блейку. — Пусть себе прилетает комета, которая отравит воды и сровняет с землей этот город.

— Что ты знаешь об этой комете? — спросил Блейк, подойдя к окну.

— Я знаю, что ты прочитал «Неморенсис» и поверил в его ложь. А еще я знаю, что даже ты не хотел бы увидеть, как комета разрушит твой город. — Аврам посмотрел Блейку прямо в глаза. — Ну что, я тебе по-прежнему не нужен?

Какое-то время Блейк разглядывал морщины на его лице.

— Я уже не знаю, что и думать, — наконец ответил он, возвращаясь к кровати. — Слишком многое поставлено на карту, можно потерять сразу все.

Аврам промолчал. Он подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Потом снова закрыл и повернул в замке ключ.

— Осторожность не помешает. За тобой следит существо, которое послали, чтобы найти «Неморенсис».

— Я уже видел это существо вчера вечером. Оно пыталось меня убить.

— Дунамез пытался тебя убить? — удивился Аврам.

— Где ж ты был тогда, о хранитель моего рода? К счастью, со мной оказался Бонэм, он застрелил его, и теперь оно лежит в обсерватории.

— Дунамеза невозможно убить, это бесплотный Дух.

— Нет, этот явился во плоти, у него было даже слишком много плоти. Зеленая такая, похожая на грязь. От нее разило, как из помойки. Это существо знало меня и собиралось убить. Это секарис.

Казалось, Аврам сильно удивился, услышав это имя.

— Покажи мне свои руки, — сказал он, схватил руки Блейка и внимательно оглядел ногти.

— Ты сам их остриг? — спросил он.

Блейк ничего не ответил. Ему казалось, что к нему возвращаются кошмары из сна. Он покачал головой и уставился в пол, чувствуя себя маленьким мальчиком, которого бранит отец.

— Когда это случилось? — спросил ангел, отпустив руки Блейка и зарывшись в его волосы. — Тебе поставили знак? Ожог на коже в виде луны?

Блейк протянул ему руку:

— Ты говоришь об этом?

Аврам посмотрел на рану и улыбнулся.

— Болит? — спросил он.

Блейк кивнул.

— Вот и хорошо! Следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем предлагать свою руку женщине.

— У меня не было выбора. Леди Хезрин Флэмберг очень настойчивая.

— Так вот как она теперь себя называет! Я знал ее под другим именем. Впрочем, у нее их много. Играт… Кеттевмирия… Лилит… Йерзиния… Она отзывается на все.

— Кажется, ты ее неплохо знаешь, — отозвался Блейк.

— Она собирает ангелов и всякие другие безделушки, которые ей приглянулись. Я знаком с ней уже целую вечность. Век сменяется новым веком, она переезжает из города в город — Париж и Рим, Константинополь и Вавилон. Все дело в том, что Играт никогда не стареет — все те же красивые глаза, которые проникают в самую душу, и руки, которые вырывают сердце.

В комнате воцарилась тишина. Аврам оглядел спальню, принюхался и внимательно посмотрел на деревянные панели.

— Она не человек, совсем даже не человек, — сказал он. — Леди Флэмберг питалась кровью аристократов с самого начала времен, и ты станешь ее следующей жертвой, если не сбросишь с себя ее чары.

— А почему я должен тебе верить? — спросил Блейк, следя за тем, как Аврам шагает взад-вперед по комнате.

— Взгляни на свою ладонь. Этот ожог — символ ее предательства. Увидев этот знак, все обитатели ада будут знать, что ты принадлежишь ей. Посмотри на него внимательно.

Блейк уставился на тонкую черную полоску, окружавшую темно-красный ожог. Он заметил, что на черной полоске тут и там попадаются белые и красные точки, которые вместе составляют какие-то слова.

— Ты правильно догадался. Это текст. На этом языке почти не говорят ни люди, ни ангелы. — Аврам ответил на вопрос Блейка, который тот только собирался ему задать. — Если приглядишься, то поймешь, что эти слова взяты из «Неморенсиса». Они притягивают тебя к ней, при помощи них у нее есть доступ к твоему сердцу.

Блейк принялся рассматривать отметину, стараясь прочитать крохотную надпись вокруг красной луны на его ладони.

— Она не успокоится, пока не убьет тебя. Это существо из грязи действительно секарис. Она послала его, чтобы тебя убить. Секарис нашел тебя при помощи твоих ногтей.

Когда грязь, ноготь и кровь соберутся вместе, И падший ангел вдохнет в них жизнь, Напевая древние слова в ночь прибывающей луны, Секарис оживет и пойдет выполнять приказ.

— Это посредственное заклинание, — сказал Блейк. — Да, секарис был послан убить меня, но я не хочу верить в то, что его послала леди Флэмберг. Может быть, ты и вправду мой хранитель; может, ты знаешь все, что должно произойти; может, ты даже знаешь, что это за комета, но мне неприятно думать о том, что ты был моей нянькой. Мне начинает казаться, что меня все время обманывали. Такое впечатление, что ты поднял меня в воздух и крепко держишь, чтобы я мог только глупо болтать ногами, думая, что защищаю себя от беды. Когда я вылез в тот день из реки, я думал, что сам себя спас, а теперь оказывается, что меня спас мой ангел. Для меня ты как старое потрескавшееся зеркало: я подхожу к нему, полный уверенности в себе и в своих силах, и долго в ужасе смотрю на свое уродливое отражение.

— Что ж, так и быть. Я оставлю тебя в покое, пока ты сам не попросишь у меня помощи. — Ангел повернул ключ в замке, открыл дверь и вышел в коридор. — Но сначала я бы хотел посмотреть на секариса, если позволишь. Я уже давно не встречал секарисов. В последний раз я видел его… кажется, в Праге в 1662 году. Тогда его тоже оживила леди Флэмберг. Нет, по-моему, тогда ее звали баронесса Манрик де Мойя.

Блейк с Аврамом поднялись в обсерваторию. Стол был пуст: секарис как сквозь землю провалился.

— Он лежал здесь! — воскликнул Блейк, пробегая пальцами по грязному столу. На его деревянной поверхности остался тонкий слой зеленых водорослей.

— Он был мертвый! Совершенно точно! — сказал Блейк, не веря собственным глазам.

Он пытался найти хотя бы одну причину, по которой секарис мог исчезнуть.

— Я видел, как Бонэм застрелил его. Секарис рухнул на пол, и его кожа стала высыхать, как глина на солнце. Он был мертв.

— А теперь опять живой. Может быть, его украл Бонэм, — сказал Аврам.

Он подошел к большому окну и посмотрел на город:

— Секарис исчез, а вот комета все еще на небе, она приближается к нам…

Теперь комету можно было увидеть невооруженным глазом. Она резко выделялась на фоне утреннего неба и была похожа на небольшую луну или, скорее, на бриллиант в оправе, окруженный семью маленькими камнями, которые мерцали в лучах солнца. Блейк поспешил к окну.

— Она сведет всех с ума. Люди страшно перепугаются и решат, что это кара небесная. Надо рассказать всю правду владельцу «Ландон Кроникл», — сказал Блейк и яростно потер лицо руками. — Йейтс сообщит об этом миру, и люди успеют спастись.

— Комета столкнется с Землей всего через два дня. Это произойдет в полнолуние. Но не бойся, Блейк. Не бойся.

— Ты только и говоришь, что «не бойся!». Твои утешения вполне подходят для пастушков и молоденьких девочек, но я — человек науки. Мой страх подтвержден фактами, измерен разумом, и в этом разуме почти нет места для ангелов. — Блейк окинул взглядом город. — Я сегодня же встречусь с Йейтсом, а завтра утром он предупредит жителей об опасности.

— Сейчас опасность представляет не только комета. Йерзиния разработала свой план, а ты — ключ к нему. У нее есть друзья, которые обожают плести интриги, и… — Аврам осекся и посмотрел на Блейка. — Найди «Неморенсис» и принеси его мне, ты вполне можешь справиться с этим в одиночку. Я дам тебе только один совет: делай все сам, никому не доверяй.

— Где же я найду его? И где потом я найду тебя? На булавочной головке? Спрячешься в кладовой?

— Произнесешь вслух мое настоящее имя.

Внезапно в окно подул резкий ветер, и дверь захлопнулась. Остатки разбитой двери посыпались на пол, теперь из косяка торчали только две медные петли.

— Встречай гостя, Сабиан, сейчас он наконец покажется нам. — Аврам отбежал в самый дальний угол комнаты и вжался в стену.

Блейк стоял у окна в ярких лучах солнца. Его окутывали клубы пыли, которая заполнила всю обсерваторию, — казалось, в воздухе кружат маленькие черные пчелы.

— Я ничего не вижу. Что тут происходит? — воскликнул он, обводя взглядом комнату.

Вдруг он услышал странный звук — как будто какое-то маленькое существо бежит вдоль стены, стуча коготками по деревянным половицам. Аврам кинулся за ним, сбивая все на своем пути. Он несколько раз пытался схватить неведомое существо, но ему это не удавалось. Сквозь облако пыли Блейк увидел маленького зверька, который бежал по полу, как крохотная собачка.

Аврам снова попытался схватить его и расхохотался.

— Неплохая разминка, правда? — воскликнул он и сделал еще один круг по комнате, не обращая никакого внимания на вещи, которые ронял по пути на пол. Блейк вцепился в медный телескоп, испугавшись, что он тоже упадет.

— Давай, Блейк, присоединяйся! — Аврам запрыгнул на стул у окна, повис на шторе и рухнул на пол, борясь с чем-то невидимым.

— На свете нет ничего веселее, чем гоняться за дунамезом, — смеялся он.

Помятый комок в руках у Аврама начал постепенно принимать форму.

— Что это? — спросил Блейк.

— Это доказательство того, что я говорю правду. Дунамез. Его послали, чтобы он проник в твой мозг, подчинил себе тело и украл книгу. Он бы дождался своего часа, пробрался бы в тебя и загнал твою душу в самый дальний угол. А потом спустился бы в твоем теле по лестнице, сел в карету и отправился к своей госпоже — леди Флэмберг. И, зная дунамеза, я готов побиться об заклад, что перед тем, как уйти, он бы выпил все твои лучшие вина.

Существо начало расти прямо на глазах. Оно сердито ворчало и вырывалось, но Аврам не ослаблял хватки. Дунамез рычал и фыркал, открывая рот, полный длинных острых зубов.

— Чем мне откупиться от тебя? — спросил дунамез, пытаясь повернуть голову и посмотреть на Аврама.

— Мне от тебя ничего не нужно, — резко ответил Аврам, стиснув ему шею. — Я собираюсь отправить тебя в такое место, где ты никому не сможешь причинить вреда.

— Нет-нет, я и не собирался причинять вред. Меня околдовали, а потом велели прийти сюда и завладеть этим человеком, пообещав мне его уютное, теплое тело в качестве награды, — просипело создание.

— Кто твой хозяин? — спросил Аврам, еще сильнее сжав ему шею.

— Я не могу сказать ее имя, она доберется до меня даже в аду и может наказать меня гораздо сильнее, чем ты. — Дунамез сморщился от боли.

Блейк пришел в ужас при виде этого существа. Он вдруг понял, что уже видел его, вырезанного из камня. Перед ним была морда одной из горгулий, которые выстроились в ряд на крышах в Ньюман-роу. Каждый день они смотрели на него своими невидящими глазами навыкате, когда он проходил мимо, совершенно не замечая их. И вот теперь перед ним была живая горгулья с таким же длинным носом и выпученными глазами. Сердце бешено забилось у него в груди. Блейка охватила паника.

— Что еще ожидает человека? Может, небесам еще есть чем меня удивить? — спросил Блейк, пока дунамез пытался вырваться из рук Аврама. — Что случилось с секарисом? Где он сейчас?

— Его взял твой друг, я сам видел. — Дунамез злорадно посмотрел на Блейка и продолжил сиплым, срывающимся голосом: — Пока ты спал, он поднял секариса и унес его отсюда. Разговаривал с ним, когда спускался по лестнице… Я бежал за ним и подслушивал. Он понес секариса в Королевское общество, сказал, что с его помощью станет знаменитым, а «Ландон Кроникл» сделает его богатым…

— Они вечно врут, Блейк. На твоем месте я бы не верил ни единому его слову, — перебил Аврам, подняв дунамеза с пола.

— Я не вру, — воскликнуло существо, становясь все более видимым. — До того как тот человек собрался уходить, он обыскал комнату, нашел какие-то приборы и попытался провести через секариса ток.

Блейк глянул на Аврама, подтверждая, что у него есть такие приборы.

— Похоже, твой друг заслуживает гораздо меньшего доверия, чем ты думал, — сказал Аврам. — Мне нужно уйти, но я скоро вернусь. Мне следует еще о многом рассказать тебе, а у нас осталось так мало времени. Сначала я должен отправить это создание в то место, откуда он не сбежит. — Аврам сжал дунамеза в руке так, что тот чуть не задохнулся.

— Не надо, пожалуйста, не надо! — закричал дунамез, когда Аврам начал растворяться в воздухе.

Блейк смотрел, как ангел бледнеет, и сквозь него начинают просвечивать лучи солнца. Его силуэт становился все прозрачнее, и вот наконец Аврам исчез, унеся с собой странное создание.

Блейк огляделся. В комнате стало холодно, в воздухе чувствовалась тревога, на деревянном полу лежали черные тени. И тут Блейк заметил кусочки высохшей грязи в дверном проеме и грязные следы, которые вели из обсерватории к темной винтовой лестнице.

Глава 20 Морбус Галликус

Сквозь узкие деревянные окошки в карету почти не проникал свет. Обитые железом колеса громыхали по грязной мостовой. Аджетта сидела, прислонившись к деревянной стенке кареты, к ней прижимался Рамскин, его холодный мех щекотал ей кожу. В темной карете неприятно пахло дьяккой, этот запах напоминал вонь от разлагающихся трупов. Комос курил длинную белую трубку; тлеющий табак, смешанный с гашишем, освещал его глаза и лоб.

— Куда вы нас везете? — спросил Тегатус, с трудом помещавшийся возле дверцы.

— Во дворец… радости и удовольствия… каких вы еще никогда не испытывали, — ответил ему Комос, то и дело прерываясь, чтобы сделать затяжку. — Он находится не очень далеко и выглядит просто великолепно. Впрочем, вас поселят в самой жалкой и убогой его части, ручаюсь, вы к такому не привыкли. — Он рассмеялся, подавился дымом и закашлялся.

Дьякка издала странный булькающий звук — такие звуки издают дети, когда резко выпускают изо рта воздух в кружку с молоком.

Непроглядная тьма навеяла Аджетте одно воспоминание. Однажды ночью она обнаружила, что по ее лицу ползет большой черный жук. Она смахнула его, но, так как он крепко держался за кожу лапками, одна из лап оторвалась и осталась торчать из ее носа, как рыболовный крючок. Аджетта посадила жука в маленькую черную коробку и иногда выпускала, чтобы посмотреть, как он неуклюже ковыляет по полу ее спальни. И вот теперь она сама оказалась в такой коробке. Не зная, чем заняться, она коротала время, накручивая на палец прядь волос и наблюдая за огоньком длинной трубки того, кто их схватил. Каждый раз, когда Комос затягивался, его маска освещалась темно-красным светом. Аджетта уже слышала его голос раньше, и, хотя какая-то непонятная сила не давала ей вспомнить, кто этот человек, все же она четко осознавала, что он — часть ее прошлого и ключ к будущему.

Внезапно карета остановилась. С улицы донеслись крики, и дьякка схватила Аджетту за руку, чтобы не дать ей сбежать. Тегатус повалился вперед и уперся головой в толстый живот дьякки. Рамскин отшвырнул его на сиденье.

Комос засмеялся, его явно позабавило происшедшее. Он набил трубку свежим зеленым табаком и быстро затянулся, чтобы она не погасла.

— Эй, Морбус Галликус! — закричал он. — Езжай на Фиш-стрит-хилл, да поживее!

Он постучал кулаком в крышу.

Возница что-то пробормотал в ответ, карета сорвалась с места и покатила по разбитой дороге.

— Этот человек наполовину слепой, наполовину глухой и совершенно сумасшедший, — сказал Комос, хихикая, как будто он один знал какую-то невероятно смешную шутку. — А еще у него только… половина… носа! — На последних словах он расхохотался.

Остальные молча сидели в темноте, не понимая, почему он смеется. Дьякка тихо зарычала, потершись щекой о щеку Аджетты. Девочку обдало зловонием.

— Далеко еще? — спросила она и задержала дыхание, чтобы не вдыхать вонь дьякки и дым из трубки Комоса.

— Не очень, — ответил Комос. — Не надо торопить время. Наслаждайся последними минутами жизни, которые у тебя остались. Дыши полной грудью…

Раскачиваясь, карета ехала по разбитым дорогам, на которых попадались остовы животных, — их бросали там, где они подохли.

— А зачем вы нас туда везете? — спросил Тегатус.

— Вам все расскажут. — Комос засмеялся. — Это божественный эксперимент, gamma draconis, соединение времен в одной точке, пришествие дракона. Называйте это как вам угодно, скоро вы сами все увидите. Честно говоря, вы даже примете в этом участие.

Через несколько минут карета снова остановилась, и Комос посмотрел в специальный глазок, проделанный в стенке кареты.

— Ага, приехали, — сказал он с облегчением. — Теперь надо их вывести из кареты…

Аджетта услышала, как кто-то спрыгнул с облучка и приземлился в огромную лужу перед дверцей. Человек громко застонал и, чертыхаясь, выбрался из лужи.

— Эй, Бласт! — завопил он. Послышался удар хлыстом. — Не смотри на меня так, чертова кобыла! Вот зажму твою морду в кольцо, тогда посмотрим, как ты у меня повеселишься! — сказал он и снова ударил хлыстом.

— Морбус Галликус! — заорал Комос не хуже рыночных торговцев. — Иди сюда, помоги нам выбраться!

Морбус Галликус скрылся под каретой. Было слышно, как он возится там, отодвигая большой плоский камень. Наконец он вынырнул из-под кареты и вытащил за собой этот камень. Потом снова заполз под карету. Послышались два щелчка, и съемную панель на дне кареты сдвинули в сторону.

Аджетта заглянула в глубокий черный провал. Далеко внизу, на самом дне виднелся слабый огонек маленькой лампы. В дыру уходила деревянная приставная лестница, которая, казалось, становилась все уже и уже по мере того, как погружалась в темноту.

— Кто первый? — спросил Комос, выбивая трубку о ногу и наблюдая за тем, как тлеющие остатки табака сыпятся в яму, будто горсть падающих с неба звезд. — Там, конечно, темно, но в глубинах этого к-к-колодца нас ожидает истинное великолепие.

Рамскин прыгнул в яму и ухватился за лестницу. Он скрылся в темноте, загородив собой свет лампы, которая горела на дне колодца.

— Думаю, с-с-следующим будет кто-то из вас. — Комос говорил прерывисто, изо всех сил стараясь не рассмеяться. — Морбус стоит снаружи с мешком и хлыстом наготове, если вы вдруг попытаетесь сбежать. С ним лучше не встречаться при свете дня, его лицо больше подходит для темноты.

Комос кивнул Аджетте, чтобы она пошла следующей, и поддержал девочку, когда ее ноги соскользнули с края кареты.

— Теперь ты, — сказал он Тегатусу. — И не думай улетать. Морбус снимет тебя с неба, как муху с паутины.

Тегатус лег на пол и уцепился за сиденье, чтобы было легче спускаться. Ступив на лестницу, он выглянул на улицу. Судя по всему, карета остановилась на невысоком холме у постамента огромного памятника, окруженного деревянными лотками. Вдали виднелась река, блестевшая на солнце. Возле кареты Тегатус увидел большие кожаные сапоги Морбуса. Они были черные и покрытые грязью. Край его длинного мягкого плаща то и дело попадал в кучи навоза, а вокруг ног кольцом обвивался двухвостый хлыст.

Тегатус заморгал, ослепленный ярким светом, и начал спускаться по лестнице в колодец. Комос следовал за ним, едва не наступая ангелу на руки, чтобы тот спускался быстрее. Над их головами свет начал тускнеть — это Морбус задвигал камень на место, скрывая проход от чужих глаз.

Снизу доносился плеск воды. Тегатус передернул плечами, с каждой ступенькой он все сильнее задумывался о своей участи. Он злился на себя за то, что позволил себя схватить, что так быстро сдался. Спускаясь все глубже, он думал о том, как круто изменилась его жизнь. Когда-то он выступал под знаменем Всемогущего в Небесной Битве, в которой дракон был побежден и сброшен на землю, а теперь пробирается по старой трубе, как искусанная блохами крыса. Он покраснел от стыда и был рад, что в темноте этого никто не сможет заметить.

Далеко внизу послышался громкий всплеск, а потом рычание дьякки — это Рамскин радостно плюхнулся в неглубокую воду. Вскоре Тегатус уже стоял рядом с Аджеттой в чистой родниковой воде. На маленькой полочке горела лампа. Справа от них, по направлению к реке, туннель круто обрывался. Несколько каменных ступеней вели к деревянной двери с огромным медным замком.

Комос вынул из кармана ключ, повернул его в замке и медленно открыл дверь.

— Входите. Вот ваша камера, — сказал он, снова набив трубку. Его глаза покраснели. — Тут уже есть один гость, думаю, моя дорогая девочка, ты с ним знакома. — Комос засмеялся и подтолкнул Аджетту с Тегатусом к двери. Рамскин плескался в воде.

Аджетта вытащила мокрые ноги из холодного ручья. Быстрая вода смыла с них уличную грязь, а прохлада успокоила ее душу. Она вошла в комнату и посмотрела на белые мраморные стены и серые зубчатые плиты на полу, которые были плотно подогнаны друг к другу. Мебели не было, за исключением длинной мраморной скамьи вдоль стены и большого семиярусного канделябра, с которого стекал расплавленный воск. На самом краю скамьи сидел человек. Он был явно без сознания. Его тело завалилось на бок, на голове был мешок, а руки крепко связаны.

Комос посасывал трубку.

— Устраивайтесь поудобнее. Морбус принесет вам еды, а потом начнется самое интересное. — Он кивнул Рамскину.

Тот задвинул два медных засова, прошел сквозь деревянную дверь и исчез в туннеле. Аджетта только рот раскрыла от изумления.

— На него не действуют ни законы философии, ни законы физики, он может приходить и уходить, как хочет и когда хочет. Мой любимец не подчиняется законам этого мира, он слушает только своего хозяина.

— И что же сейчас делает твоя болонка? — спросила Аджетта, присев на длинную мраморную скамью.

— Поджидает непрошеных гостей и тех дураков, которые думают, что им удастся отсюда сбежать. В общем, охраняет туннель.

— Где мы? — поинтересовалась она.

— У тебя, девочка, осталось так мало времени, что глупо забивать голову всякой ерундой. Вы находитесь под Фиш-стрит, на глубине пятидесяти футов, в основании памятника, который мы построили, чтобы увековечить Великий пожар, пожар, который устроили мы. Пожар, который раньше времени погасили всякие умники, вечно сующие нос куда не следует. Но на этот раз мы доведем дело до конца, и вы двое нам поможете. Непорочное дитя… жабий глаз… козлиный рог… ну, и все, что, по мнению некоторых дураков, мы вставляем в наши заклинания. — Комос захихикал и пошел к выходу. — Ладно, позволю тебе заново познакомиться со своим старым другом. Даже и не пытайтесь сбежать, Рамскина сегодня еще не кормили. — Он захлопнул дверь, и они остались одни.

Вдруг по туннелю эхом разнесся громкий вой. Рамскин сунул голову в камеру, как будто в ней и не было двери. Но уже через несколько секунд голова исчезла.

— Это существо играет с тобой, — сказал Тегатус, шагая по комнате в своих мокрых сапогах.

— Аджетта, это ты? — раздался слабый голос того, кто сидел на скамье.

Это был Тадеус — живой. Аджетта бросилась к нему и стащила с его головы мешок. На затылке у него запеклась кровь, на шее болталась петля из шелковой нити, а на ногах были синие домашние тапочки, отделанные желтой тесьмой.

— Что они с тобой сделали? — спросила она, усадила Тадеуса, прислонив его спиной к стене, и стала развязывать ему руки.

— Они пришли за «Неморенсисом». Думали, что он у меня. Ты знаешь, где он? — взволнованно спросил Тадеус. — Я только о нем и думаю. — Он замолчал и посмотрел на Тегатуса.

— А это кто? — подозрительно спросил он.

— Это Тегатус. Отец держал его в мансарде. — Аджетта улыбнулась Тадеусу. — Он ангел.

— Так почему же он здесь? Разве он не может улететь?

— Сарапук об этом позаботился, — ответила она. — Он выщипал у него все перья и забрал всю его силу. Тегатус совершил какую-то страшную ошибку, из-за нее он сделался почти таким же, как и мы. — Аджетта словно забыла о том, что ангел находится с ними в одной комнате. — Я достала тебе эту книгу, но лучше не будем здесь о ней говорить. Рамскин может подслушать.

— Никогда еще не встречал такого страшного порождения тьмы, как Рамскин. Это он приволок меня сюда. А сегодня утром вернулся, чтобы помучить меня по приказу своего мерзкого хозяина, Морбуса.

— Что они с нами сделают? — спросила Аджетта.

— Они не скажут тебе об этом, но ты должна мне побыстрее рассказать все, что знаешь.

Внезапно раздался громкий стук в дверь, на площадке за ней послышались шаги. В зарешеченное окошко в верхней части двери заглянуло какое-то существо в капюшоне.

— Морбус! — воскликнул Тадеус, пытаясь подняться на ноги. — Не приближайся к нему! Безудержная злоба льется из него потоками. Спрячься за меня, Аджетта, он ненавидит детей. — Тадеус говорил так, будто неплохо знал это создание.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина в длинном, до пола, дорожном плаще.

— Еда, — прокаркал он надтреснутым голосом. — Не знаю уж, зачем вас здесь кормят, только продукты переводят. Все равно что кормить завтраком того, кого утром вздернут на виселице. — Он вступил в круг света от канделябра, волоча за собой грязный полотняный мешок с хлебом и сыром.

Аджетта выглянула из-за спины Тадеуса и посмотрела на его лицо. Ее охватил ужас. Губы Морбуса распухли и были покрыты пузырями, глаза почти не открывались из-за огромных черных язв, а испещренное оспинами лицо рассекала длинная трещина, наполовину прикрытая полоской кожи, которая колыхалась от его дыхания. Она никогда не встречала человека уродливее. Морбус походил на живой труп, на человека, которого постепенно сжирает сама смерть.

Он заметил, с каким страхом она смотрит на него.

— Что, девочка, никогда не видела такого, как Морбус? Я так же плохо пахну, как и выгляжу? — Он резко наклонился к ней и процедил: — Брейсгедл не всегда сможет защитить тебя… Мне ничего не стоит пробраться к тебе темной ночью и сорвать поцелуй с твоих прекрасных губ, чтобы ты тоже заразилась моими болезнями и помучилась, как я.

Морбус отступил и посмотрел на Тегатуса.

— Так, так, так… — протянул он и подошел поближе. — Если не ошибаюсь, ты ангел, отмеченный кровью агнца на правом ухе. Давненько я не видал такой отметины. Да, в последний раз я видел такую очень давно и совсем в другом месте, а не в этой крысиной норе. Тебя, должно быть, привезли для сегодняшнего званого вечера. Эту ночь запомнят все! — прокаркал он.

Морбус снял с головы шляпу. Длинная сальная прядь волос упала на пол. Череп покрывали гноящиеся раны, они были похожи на кратеры вулканов и извергали из своих недр желтую слизь. Аджетта укрылась за Тадеусом, не желая смотреть на этого разлагающегося человека.

— Тебе не спрятаться от таких, как я. По крайней мере, до тех пор, пока ты здесь, дитя Ламиана.

— Вы меня знаете? — нервно спросила Аджетта.

Морбус посмотрел на Тадеуса и улыбнулся. По его щеке потекла густая слизь.

— Ты ведь ни о чем не подозреваешь, да, девочка? С тобой столько всего случилось, а ты все еще не можешь взять в толк, что же происходит. — Морбус попытался прочистить свое опухшее горло. — Мы ждали тебя много лет, Аджетта.

Мы следили за тобой с самого рождения, мы охраняли тебя, стараясь держаться как можно дальше, чтобы никто не заметил. И все ради сегодняшней ночи. Ты забыла, девочка, что завтра — твой день рождения, завтра ты станешь совершеннолетней, тебя покинет вера, а в разум проникнут сомнения взрослых. Поэтому мы устраиваем ритуал; ты преобразишься прямо на наших глазах… Но тебе понадобится некоторая помощь от ангела. — Морбус засмеялся, бросил мешок с едой на пол, повернулся и пошел к выходу из холодной мраморной комнаты. В дверях он остановился. — У тебя в запасе двенадцать часов детства. Проведи их хорошо, девочка. — Он посмотрел на ангела. — А ты придумай себе новое имя, сегодня ты станешь братом Рамскину.

Морбус захлопнул дверь и задвинул оба запора. Аджетта посмотрела на Тадеуса.

— Что они со мной сделают? — спросила она, ища глазами узел на веревках, которыми были стянуты руки Тадеуса.

— Не думаю, что они причинят тебе вред. А вот ангелу… Ангелу скоро придет конец. Его превратят в дьякку — такова судьба тех существ, которые отказались от божественной благодати из-за собственной жадности.

Тегатус медленно сполз по стене и сел на холодные каменные плиты пола. На его лице было написано отчаяние.

— Я знал, что так должно будет случиться, не знал только, что так скоро, — сказал он, закрыв лицо руками. — Небеса мне казались такими скучными… Я смотрел на мир, на все его великолепие, и мне захотелось стать частью его. И тогда я встретил ее, она сидела на берегу Евфрата и смотрела в воду на собственное отражение. С этой минуты я был готов отказаться от всей своей прошлой жизни. — Тегатус перевел взгляд с Аджетты на Тадеуса. — Больше всего меня поразило то, что она могла меня видеть. Помню ее первые слова: «Гораздо лучше смотреть в глаза ангела, чем на собственное отражение».

Его прервало громкое рычание. Тегатус вскочил на ноги, подбежал к двери и выглянул в зарешеченное окошко.

Зверь напал на него без предупреждения, как кобра, вонзив ангелу в щеки длинные, похожие на клыки, когти. Тегатуса схватили и, как куклу, бросили на пол. Ангел отшатнулся: злобное существо просунуло свою морду сквозь железные прутья.

Слизывая с костлявых пальцев кровь ангела, Рамскин оглядел комнату и принюхался, не переставая громко рычать.

Глава 21 Salve, Regina, Mater Misericordiae[15]

На Граб-стрит стояла вонь гниющих водорослей. Горьковатый запах приносил ветер с глинистых берегов Темзы. Блейк на каждом шагу встречал группы людей, глядящих в небо на комету, похожую на занесенный над ними кулак. Как ни странно, он гордился, что предсказал ее появление, хотя и знал, что никого это не волнует: бедняки глядят на нее со страхом, а богатые пакуют вещи, готовясь перебраться в безопасное место. Он поднял воротник сюртука, чтобы защитить себя от ветра и от шума улицы, и зашагал дальше, ударяя в землю своей тростью-шпагой. Металлический наконечник высекал из мостовой синие искры.

В три шага он пересек узкую улочку, уставленную пачками газет, и вошел в издательство «Ландон Кроникл». Дверь была открыта, и в приемной никого не было. Исчезла старушка с сиявшим во рту одним-единственным желтым зубом, сидевшая когда-то за конторкой. Исчезли и босоногие мальчишки-газетчики, прежде сновавшие туда-сюда, осыпая джентльменов отборными ругательствами. В издательстве не было ни души и стояла мертвая тишина.

Блейк взял со стола утренний номер «Ландон Кроникл». На первой же странице после колонки привычных новостей: казни, затонувшие корабли — была статья о комете. Написанная совершенно варварским языком, она сводила исследование всей его жизни к одной строчке: «Ученый открыл новую звезду… видна невооруженным глазом… не представляет опасности…»

Блейк пробежал статью глазами. За строчками слышался голос лорда Флэмберга, превратившего открытие его жизни в какой-то шарлатанский фокус. Читатели «Ландон Кроникл» будут смотреть на комету как на очередную звездочку, пролетающую мимо нашей одинокой планеты, — зрелище не более интересное, чем казнь.

«Бояться нечего. Насладитесь уникальным зрелищем!» — так заканчивалась статья. За этими словами Блейк живо услышал интонации Флэмберга.

Он сердито скомкал газету, швырнул ее на пол и огляделся, ища Йейтса. Он потребует у него объяснений. На втором этаже послышались шаги, затем хлопнула дверь, и все стихло. Блейк покрепче сжал серебряную рукоять своей шпаги. Голова льва удобно легла в его руку, и от прикосновения металла боль в обожженной ладони почти утихла. Блейк не хотел, чтобы его застали врасплох. Он взобрался по узкой лестнице и вошел в кабинет.

— Йейтс, ты где? — закричал он. Его голос эхом прокатился по пустой комнате.

Он прошел дальше и увидел у стены широкий письменный стол. На стуле с высокой, обитой кожей спинкой сидел Йейтс, уронив голову на груду бумаг, и спал, как медведь.

— Йейтс! Проснись! — Блейк ткнул его своей тростью.

Ответа не последовало. Йейтс не просыпался, только его голова склонилась чуть в сторону.

— Вставай! — Блейк ткнул его посильнее.

Йейтс медленно повалился на деревянный пол. Он лежал раскинув руки и был похож на поверженного орла. Он был мертв: белизна лица и синие губы красноречиво о том свидетельствовали. Его застывшие глаза сохранили выражение ужаса. В груди была рана размером с кулак, как будто кто-то аккуратно вырвал его сердце. Кто бы это ни был, убийца должен был распороть сюртук, жилет и рубашку, чтобы, проткнув кожу, запустить лапу в его плоть.

Блейк закашлялся. Его мутило от взгляда на труп человека, которого он так хорошо знал при жизни. Ему стало страшно. Из смежной комнаты раздался звук шагов, и снова хлопнула дверь. Блейк повернулся и достал шпагу. Выставив клинок вперед, он направился к двери, думая об Авраме: ему захотелось, чтобы ангел оказался рядом.

Бесшумно ступая, он пересек комнату и прошел через узкий дверной проем в кабинет Йейтса. Комната была завалена бумагами, на полу валялись раскрытые книги. Под высоким окном, выходящим в темный переулок, стоял диван. В углу был стол, на котором все еще стоял поднос с недоеденным обедом. Остатки еды освещала оплывающая свечка.

Взгляд Блейка затуманился. Ему вспомнился «Неморенсис», и им овладело желание вновь увидеть книгу, разыскать ее во что бы то ни стало. Казалось, книга манила его из какого-то иного мира. Блейк подумал об Аджетте и в приступе ярости хлестнул диван шпагой. Он вспорол толстую обивку, как жареного поросенка. По комнате, мягкие и белые как снег, закружились гусиные перья. Он снова и снова вспарывал шпагой диван, бешено смеясь, глядя, как облака перьев вырываются из обивки, взлетая с каждым разом все выше и накрывая его белым покровом.

С хохотом Блейк повалился на диван, но тут же пришел в себя, услышав тихое постукивание, доносившееся из-за темной дубовой панели в нескольких шагах от него. Стук стал громче, как будто кто-то отбивал ритм. Вся комната начала вибрировать.

Блейк вскочил на ноги и принялся размахивать шпагой, как бы желая поразить невидимого противника.

— Выходи! Я тебя не боюсь! — сказал он срывающимся голосом. — Давай покончим с этим здесь и сейчас! — закричал он, надеясь, что Аврам его услышит и забудет о том, что разобиженный Блейк попросил ангела не вмешиваться в его дела.

Стук не прекращался, а, наоборот, усиливался с каждым ударом, перемещаясь по комнате, как будто в стенах притаился целый полк маленьких призрачных барабанщиков.

— Хватит стучать! — Блейк пытался перекричать нарастающий грохот. — Выходи, сразимся!

Стук неожиданно оборвался. Наступила зловещая тишина, в воздухе все еще кружились гусиные перья. Блейку хотелось убежать, но что-то его останавливало. Он чувствовал: то, с чем ему придется сразиться, не из этого мира, и его мучило любопытство.

Узкая панель, за которой скрывался выход к реке, отодвинулась, и перед ним появился секарис, державший в руке, как яблоко, сердце Йейтса.

— Блейк, — проговорил секарис тихим голосом, похожим на кошачье мурлыканье, — наконец-то мы встретились один на один.

— Зачем ты убил его? — спросил Блейк, отступая назад: чудовище перегородило ему выход.

— Мне приказали… И задание показалось мне забавным. — Секарис шагнул к нему.

Блейк увидел, что рана от пули Бонэма затянулась, на ее месте кожа была чуть темнее.

— Для такого чудовища из грязи ты слишком быстро вылечился, — заметил он, украдкой оглядывая комнату, ища, куда бы сбежать.

— У меня был хороший врач. Он пришел ко мне в ночи и благословил мои раны горячностью своего сердца.

— Ага, видно, какой-то шарлатан и лгун.

— Нехорошо так говорить о своем друге. — Глаза секариса горели, как солнца. — Если хочешь умереть быстро и безболезненно, лучше сдавайся сразу. Вон тот умер быстро и красиво. Чуть не подавился собственным языком, когда меня увидел. У него не было слов, а теперь… он такой бессердечный. — Секарис откусил кусочек сердца. — Я мигом тебя убью, обещаю. — Чудище хихикнуло. Листья на его лице зашуршали, как от легкого ветерка.

— Я человек, и я не сдамся без борьбы. Подойди и попробуй забрать у меня то, что ты хочешь. Но тебе придется побороться за мое тело, а душа моя бессмертна.

— Думаешь, у тебя есть душа? Веришь в загробную жизнь? Не обольщайся. Такие, как ты, — только кожа да кости, да еще разум, который вас обманывает. От вас никакой пользы. Разве что съесть можно. И то не очень вкусные, — засмеялся секарис и швырнул в Блейка обкусанное сердце.

— Тогда защищайся! — объявил Блейк и замахнулся на чудовище шпагой.

Кроме белых перьев из вспоротого дивана в воздухе закружили черные. Их становилось все больше и больше, они окутали комнату, как черный туман. Со всех сторон раздавались скрипучие крики галок, которые заметались над головой Блейка.

Блейк тыкал шпагой в птиц, а те снова и снова налетали на него, стараясь выклевать ему глаза.

Он заколол одну, потом другую, потом третью — они рассыпались кучками черного пепла. С каждым ударом секарис выгадывал время. Скоро Блейк утомится сражаться с птицами, которые клюют его в лицо и вцепляются в волосы острыми, как бритвы, когтями. Птиц становилось все больше. Блейк отступал к дальнему углу комнаты. Секарис внимательно следил за каждым его шагом.

Блейк повернулся, вскочил на диван и выбил стекло рукоятью шпаги. Шум улицы ворвался в комнату, а галки тучей вылетели через окно в яркое лондонское утро.

Блейк спрыгнул на пол.

— Давай, секарис, сразимся один на один. Без этих твоих ястребов.

— Поздно же ты расхрабрился, — засмеялось чудовище. — Пепел к пеплу, прах к праху.

С рычанием чудище набросилось на него. Своими тонкими длинными пальцами оно схватило Блейка за горло, намереваясь откусить ему голову. Блейк отклонился назад и упал на пол. Но секарис его не выпускал. Он поднес руку к груди Блейка, и тот завопил от страшной боли, обжигавшей кожу сквозь сюртук.

— Сдавайся, Блейк. Дай я вырву твое сердце, и ты сам убедишься, есть загробная жизнь или нет.

Из последних сил Блейк взмахнул шпагой и хлестнул ею по глиняной руке секариса у запястья. Покрытая зеленью кисть отвалилась и поползла по полу, как гигантский умирающий паук. Секарис выпустил Блейка, тот еще раз хлестнул его шпагой. От удара чудище повалилось на диван. Блейк метнулся к двери, сбежал по лестнице и вылетел на залитую солнцем и пахнущую водой Темзы улицу.

Блейк обернулся и увидел, что секарис бежит за ним, выпучив ослепленные солнечным светом глаза. Он пошатывался, а на груди зияла рана, из которой сочилась зеленая тинистая жидкость. Блейк снова ударил секариса, проткнул ему ногу до кости из тисового дерева. Секарис покачнулся, стал заваливаться назад и плюхнулся в глубокую древнюю реку. Когда Блейк подбежал, зверь уже плыл по реке лицом вниз. Вскоре он начал медленно погружаться в грязно-коричневую воду.

— Любопытно, — раздался голос из тени. — А я все думал, как же ты справишься с секарисом. — Аврам Рикардс шагнул на свет. Он надел на нос очки с синими стеклами и заправил золотые дужки за уши. — Такое существо может многое вынести. Я еще никогда не слышал, чтобы секарис утонул. Обычно считается, что надо вскрыть его грудь и вырвать оттуда раковину устрицы, которая заменяет ему сердце, — только тогда секарис умрет.

— Выходит, ты был здесь все это время, как жалкая нянька, бездельничающая, пока ребенок ее не позовет. — Блейк подошел к нему.

— Я бы сказал, что мне было интересно посмотреть, — улыбнулся Аврам. — Я же обещал не вмешиваться, вот и сдержал свое слово. Когда я убедился, что ты победил, тогда и показался тебе.

— А что было бы, если бы победил секарис?

— Ты бы умер. Я ведь обещал не вмешиваться. Я проводил бы твою душу в мир иной и выслушал бы твои жалобы на то, что я позволил тебя убить. — Ангел взглянул на небо. — Но не думай, что неприятности закончились, — сказал он, указывая в небеса, где уже ясно была видна комета. — Твоя звезда приближается, и теперь ее уже ничто не остановит.

Блейк посмотрел на небо и с ужасом увидел, что его заволокли облака, а на землю посыпались кусочки льда. Со всех сторон в небе свистели небольшие метеориты, отколовшиеся от кометы. Они взрывались и осыпали людей градом, предвещая катастрофу. Они врезались в атмосферу, раскалялись, с шипением таяли тонны промерзшей глины и халцедона, преодолевшие пространство и время для того, чтобы поразить Землю. Небо вспыхивало всеми цветами радуги, а на город сыпались кусочки льда и камня.

Блейк взбежал по ступеням на пристань. Отсюда было хорошо видно, как в куполе собора Святого Павла отражается сияющее небо.

С грохотом, похожим на раскат грома, огромный обледеневший каменный шар угодил в купол. Каждая улица, каждый переулок, каждая площадь — все наполнилось криками ужаса. Люди метались, опрокидывая все на своем пути, подминая под себя слабых, у которых не было сил бежать. Казалось, весь Лондон устремился к реке. Камни сыпались с неба, как град, а люди кидались из стороны в сторону и вопили от страха.

Блейк взглянул на ангела. В его глазах была безнадежность.

— Надо спрятаться, — спокойно сказал Аврам. — Город накрыло безумие.

Глава 22 Gemara Ge-Hinnom[16]

Камни сыпались с небес на монумент, построенный в память о Великом пожаре. Стены подземной комнаты сотряслись, канделябр задрожал, каменный пол заходил ходуном, и пленники попадали на пол. Тяжелая деревянная дверь сорвалась с петель. В комнату ворвался Рамскин, он завертелся волчком, хотел было наброситься на Тегатуса, но передумал и пропал.

— Еще одна катастрофа, — сказал Тадеус, поднявшись с пола. — Может быть, она изменит их планы относительно тебя.

— Какие планы, Тадеус? Кто они и почему выбрали именно меня? — спросила Аджетта.

— Они строят новое будущее, новое общество. Исходя из того что мне рассказал Морбус Галликус, здесь происходит нечто очень важное, и им никак не обойтись без нас с тобой. Мой слабый мозг не в силах понять этого, но я точно знаю, что они не причинят нам существенного вреда.

— Я не хочу здесь оставаться, Тадеус. Ты должен помочь нам сбежать. Мы можем даже отдать им эту книгу, нам она все равно ни к чему. — Аджетта схватила его за руку.

— Нет, девочка, нам нужно остаться и узнать, что им от нас нужно, — возразил Тадеус.

— Конечно, не тебя ведь собираются превратить в такого, как Рамскин, — язвительно сказал Тегатус продавцу книг. — Уж лучше я попытаюсь убежать, чем стану дожидаться, когда они придут и преобразят меня или скормят дьякке.

— Я согласна с Тегатусом, — сказала Аджетта, отпуская руку Тадеуса. — Ты же видел, что с ним сделала эта зверюга. Он не заслуживает смерти. Нам надо выбираться отсюда.

— А я говорю, надо подождать. Мы сможем поговорить с ними, сказать им, где спрятан «Неморенсис», и выторговать себе свободу. У нас все будет хорошо, придется только пожертвовать ангелом.

Тегатус подошел к двери и подергал за петли, пытаясь оторвать их от стены. Замок щелкнул, дверь упала в комнату, и в проем задул холодный ветер из туннеля.

— Я ухожу. Пойдем со мной, Аджетта. Посидев здесь, я наконец понял, кто я есть на самом деле, от какой жизни отказался. Может быть, я еще смогу все объяснить Всемогущему.

— Где книга, Аджетта? Прежде чем уйти, скажи мне, где она! — приказал Тадеус. Его голос был полон злобы. Он гневно посмотрел на нее, и в этом взгляде не было даже намека на прежнюю нежность и доброту. — Я хочу немедленно узнать, где она! Если ты не скажешь, я могу позвать Рамскина! Он найдет вас, где бы вы ни были!

Тадеус говорил очень громко, как будто хотел, чтобы его услышали не только Аджетта с Тегатусом. Он резко переменился, из друга превратился во врага, а она для него стала всего лишь обычной девочкой, которую можно заставить что-то рассказать или что-то сделать. Аджетта отступила от него, стараясь держаться поближе к Тегатусу.

— Если я скажу тебе, где эта книга, ты позволишь мне уйти? — спросила она и протянула руку ангелу.

— Это буду решать не я, — ответил Тадеус. — Но я попытаюсь убедить их сохранить тебе жизнь.

— Ты настоящий пленник? — спросила она, подбираясь к двери.

— Я — пленный гость. Со мной сыграли злую шутку, но у меня все еще есть влиятельные друзья, — тихо сказал Тадеус, склонив голову набок, и улыбнулся, понимая, что его резкие слова ранили ее в самое сердце. — Для тебя безопаснее остаться здесь, со мной. Пусть ангел уходит, а мы можем устроить то празднество, которое я тебе обещал.

— Я пойду с ангелом, — сказала Аджетта и попятилась к двери. — Не хочу иметь ничего общего с этими людьми. Жизнь — нечто большее, чем изысканные блюда и красивые одежды богатых женщин с Флит-стрит.

Аджетта повернулась и посмотрела на Тегатуса. Он вытащил из канделябра две большие свечи и махнул в сторону открытой двери. Они быстро вышли из камеры и оказались в темноте туннеля.

— Стойте! Я пойду с вами! — закричал Тадеус, сорвал с рук веревки и побежал за ними. — Я не могу оставаться здесь в одиночестве. Мой тюремщик гораздо более могущественнее, чем Морбус Галликус.

Аджетта и ангел бежали впереди. Тегатус крепко держал ее за руку.

— Если нам удастся преодолеть этот туннель, мы сможем вернуться в книжный магазин и взять «Неморенсис», — шептал он ей в самое ухо. — Его надо либо вернуть на небеса, либо уничтожить. Я не могу отдать его Тадеусу, почему-то я не доверяю твоему другу.

Аджетта промолчала, но с удивлением отметила про себя, что она согласна с ангелом. Она так верила в их дружбу, мечтала о ней, а теперь вдруг осознала, что Тадеус ее обманывал.

— Подождите! — кричал продавец книг, поспешая за ними. — У вас есть свет, а я бреду в темноте.

Не обращая на его вопли никакого внимания, они шли против течения. По некоторым звукам, доносящимся откуда-то сверху, они поняли, что жителей Лондона опять охватила паника. Люди бежали из столицы. Телеги громыхали по мостовым, крики людей эхом проносились по лабиринту из подземных ходов, проложенных под городом.

— Долго еще? — спросила Аджетта, ковыляя по колено в воде.

— Пока не найдем выхода, — ответил ангел. — Скоро мы дойдем до реки, а оттуда уже легко добраться до Лондонского моста.

— Я знаю, куда идти! — прокричал Тадеус далеко за ними. — Подождите меня, и я вас выведу.

Тегатус остановился и прислушался. Ему вдруг показалось, что откуда-то издалека доносится звук шагов.

— Нам лучше взять его с собой, — сказал он Аджетте. — Так, по крайней мере, мы сразу узнаем, какое предательство или обман он замышляет.

Тадеус шел так быстро, как только мог, чтобы снова не отстать.

— Мы еще можем повернуть назад, Аджетта, я поговорю с ними… — Его хмурое лицо озарило пламя свечи, когда они остановились на перекрестке двух туннелей.

— Мы идем дальше, — сказал ангел и показал туда, где туннель выводил к реке. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь, но девочке не нужны твои козни.

Здесь крики безумия с улиц были слышны еще более отчетливо. Аджетта почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок.

— Что там происходит? — спросила она, когда они пошли дальше в неверном свете двух свечей.

— Еще одна небесная буря или что-то более ужасное, — жалобно отозвался Тадеус и взял ее под руку. — Лучше повернуть назад, так будет безопаснее.

— Для тебя — может быть, но не для нее, — сказал Тегатус и оттащил от него Аджетту. — Мы идем дальше, а ты можешь оставаться здесь. Я чувствую, что на самом деле ты не очень-то хочешь идти с нами. Так почему бы тебе не остаться и не поиграть с этой упитанной болонкой, с которой у вас такие хорошие отношения… С Рамскином или как его там? — Он потер следы от когтей на щеках и ткнул Тадеуса в грудь. — Он ведь здесь не для того, чтобы защищать тебя, правда? — спросил он. — Так приятно, когда рядом есть друг, который всегда постоит за тебя, особенно такая демоническая псинка, да, мистер Тадеус?

— Что ты хочешь сказать, Тегатус? — спросила Аджетта.

— Спроси его. Спроси, что на самом деле здесь происходит. И если он вдруг скажет тебе правду, ты очень удивишься.

— Не слушай его, Аджетта, он просто хочет разделить нас. Ангелы не разбираются в людских делах. Они рождены, чтобы вмешиваться в них, чтобы превращаться в падших ангелов из-за простого взмаха женского фартука.

— Тут наши пути расходятся, — сказал ангел, схватил Тадеуса за горло и вытащил из воды. Тадеус пинался и всячески старался освободиться.

— Ты сейчас применишь магию? — спросила Аджетта, когда ангел усадил Тадеуса на длинную полку, загаженную крысами.

— Да нет, кое-что посильнее! — воскликнул он, сильно ударил Тадеуса по лицу и положил его на холодный мокрый камень полки.

По лежавшему без сознания Тадеусу поползли крысы, и Тегатус заметил удивление на лице Аджетты.

— Он один из них, все было подстроено. Тадеус был приманкой, а больше всего им нужна ты.

— Морбус сказал, что они собираются преобразить тебя.

— Они это сделают, от этого мне не уйти. Такое всегда случается с падшим ангелом, если он привязывается к миру и хочет стать человеком. Мы обманываем себя, что это случится не скоро, что это не так уж и важно. Мы пытаемся вкусить человеческой жизни, но, когда мы делаем такой шаг, нашим домом становится ад, а тело, которое мы считаем своим, превращается во вместилище порока.

— Так ты в любом случае должен измениться? — тихо спросила Аджетта, когда они пошли дальше, оставив Тадеуса в обществе крыс.

— Там, в камере, когда Рамскин вцепился в меня, я увидел перед собой то, чем мне придется стать. И я понял, что отдал жизнь за желания моего сердца и забыл о собственном предназначении. Меня поймала в ловушку Королева Темноты, но мне нравилась эта ловушка, поэтому я вкусил плод и сказал, что он прекрасен.

— Когда мы были в магазине, я ненавидела тебя, хотела, чтобы ты умер или ушел.

— Это в тебе говорила книга, она может менять твой разум, и от этого нет защиты. — Тегатус замолчал и посмотрел на нее, высоко держа свечи над головой. Отблески пламени плясали на низком своде туннеля. — Я возвращаюсь назад, в книжный магазин. Там я возьму книгу и уничтожу ее. Я бы вернул ее на небеса, но не знаю, как это сделать. Мой разум так давно сосредоточен на всем земном, что я уже разучился летать. — Ангел засмеялся. — Но теперь-то мне все равно, ведь у меня нет перьев, так что… — Он замолчал.

В эту минуту вдалеке за их спинами раздался громкий звук, который Тегатус сразу же распознал. Это протяжно завыл Рамскин, и его вой эхом отразился от каменных стен.

Тегатус и Аджетта понеслись по туннелю, шлепая по воде, их свечи едва теплились. На бегу ангел заслонял рукой пламя свечи, и оно отбрасывало страшные тени в виде длинных черных когтей, которые ползли по своду туннеля. Где-то впереди замаячил тусклый свет — это был выход.

Аджетта первой добралась до двери. Это была маленькая дверца, как будто для ребенка. Ей удалось выбраться через нее наружу, на залитую солнцем улицу. Тегатус втиснулся в проем, а к нему, шлепая по воде, уже приближался Рамскин.

— Живей! Вытащи меня отсюда! — закричал он Аджетте.

Выхватив у него свечи и бросив их в реку, девочка что есть силы потянула Тегатуса за сюртук, но ангел прочно застрял в проеме: он был слишком большой.

— Дальше ты побежишь одна! — закричал он. — Зато я задержу их здесь надолго. Им придется прогрызть меня насквозь, чтобы продолжить погоню.

Аджетта схватила его за голову, уперлась ногой в стену, собрала все свои силы и потянула Тегатуса.

— Толкайся! — воскликнула она.

Внезапно раздался хлопок, и Тегатус вылетел из двери, как пробка из бутылки. На пристани слышны были крики и плач, сюда стекался народ с тачками и телегами, нагруженными нехитрым скарбом. Люди кричали и суетились, и каждого подгоняла паника. Сегодня всех переполняло одно желание — выжить, и это желание заглушало в людях понятие чести и собственного достоинства. Некоторое время Аджетта стояла и смотрела на то, что происходило вокруг.

Купол собора Святого Павла вдалеке казался похожим на огромное разбитое яйцо: у него была пробита крыша, и из пролома поднимались клубы густого дыма. На реке лодочники яростно гребли к южному берегу, перевозили пожитки горожан, спасавшихся от кары разгневанных небес.

— Надо пробираться в книжный магазин, да поживее, — сказал Тегатус.

В эту минуту из двери в туннель показалась голова Рамскина. Он уставился на Аджетту, злобно рыча и сплевывая кровь. Тегатус схватил маленький бочонок и швырнул его в Рамскина. Дьякка скрылась в туннеле.

— Она не пойдет за нами, — сказал Тегатус, когда они пустились бежать к Лондонскому мосту. — При свете солнца она не отважится вылезти из туннеля. Один раз впустив в себя тьму, это существо не выносит яркого света. Оно выползет вечером и попытается нас отыскать.

Аджетте от этого легче не стало. В то время как она бежала за ангелом, изо всех сил стараясь не отставать, мысли ее были о том, что город вот-вот рухнет и что тогда будет с ней. Она думала о том, как круто переменилась ее судьба. Откуда-то выплыло чувство вины и отчаяние. Ей ужасно не хотелось возвращаться к своей прежней жизни. Судьба посмеялась над ее стремлением к лучшему, к высоким идеалам. Аджетта мечтала стать богатой, как Йерзиния, стать леди. И вот теперь ее мечта — подняться над своей земной и обыденной жизнью — воплощалась. А весь этот ужас был наказанием за то, к чему она стремилась, напоминанием, что все, к чему она прикоснется, увянет и умрет.

По пути ее размышления то и дело прерывались видом мертвецов, валяющихся на дороге после людской паники. Они напомнили ей о том, над чем, как сказала Йерзиния, она вознесется. Аджетте вспомнилась встреча в переулке: Йерзиния в длинном черном плаще, красивая карета, запряженная гладкими черными лошадьми. Она обязательно встретится с ней еще раз, сегодня она принесет ей в подарок «Неморенсис» как знак признательности и дружбы.

По Лондонскому мосту бежать было невозможно: там текла широкая людская река, ее волны разбивались о столбы ворот и парапеты. Аджетта крепко держала ангела за сюртук, они с трудом протискивались сквозь обезумевшую толпу. На другом конце моста она увидела вход в книжный магазин, свежий ветер с реки раскачивал вывеску над дверью.

Аджетта прижалась к Тегатусу, и ей показалось, что она плывет по волнам, как легкая пробка, а книжный магазин все ближе и ближе. Она подняла голову и вдруг впервые заметила, что крыша магазина похожа на крышу замка — с высокими бастионами и узкими бойницами вместо привычных окон. Высоко на зубчатых стенах сидели знакомые на вид каменные дьякки и горгульи, готовые защитить хозяина от невидимого врага. А над всем этим в небесах висела комета, ослепительно сверкавшая в утреннем свете. В верхней части небо казалось серебристым от осколков сгоревших метеоритов.

Они вошли в магазин и заперли дверь, чтобы сюда не ворвалась взволнованная толпа. В магазине было тихо и спокойно. На полках длинными рядами выстроились ревностные хранители прошлого и накопленных за века знаний.

Вдруг откуда-то послышался шорох ног, и в углу возле старого камина начали сгущаться тени.

Из теней, постепенно принимая необходимые очертания, образовалось маленькое существо. Сначала появились два ярких глаза, потом уши, рот и маленький нос пуговичкой, все это оказалось обрамлено длинными светлыми волосами. Перед ними стояла девочка-призрак.

— Вам надо уходить, — сказала она жалобным голосом. — Здесь небезопасно.

Глава 23 Le Grand Denouement[17]

— Однажды я встретил человека, который не верил в ангелов, — задумчиво проговорил Блейк, глядя, как Темза лениво катит свои воды к морю. — Он считал, что их не бывает. Это было как раз накануне того дня, когда небеса сотрясались и показалась комета. — Он замолчал и печально посмотрел на Аврама. — Как жаль, что его тут нет и он не видит меня сейчас. — Блейк глядел, как течение, кружа, уносит к Лондонскому мосту перевернутую лодку, а тела людей, которые в ней сидели, плывут по воде лицом вниз. — Но теперь я столько всего видел — уже ничто не может поразить мое воображение. Мне кажется, я больше ничему не буду удивляться. Глаза больше не обманут меня, потому что я изменился, и моя жизнь никогда не будет прежней. Скажи мне только: зачем все это?

— Ты ученый. Ты прочел «Неморенсис», ты магистр каббалы, так что ты скажи мне, о мудрейший.

— Раньше я думал, что знаю это. Думал, что могу предсказывать будущее. Но с тех пор как у меня появилась эта книга, я стал другим. Холодные вычисления полностью поглотили меня. Я забыл, что такое жизнь, а потому уже не мог найти истину.

— Ученый, каббалист, всегда ищущий ответа и не удовлетворяющийся ничем, — отозвался ангел. — Меня всегда, удивляло, что каждый раз, надеясь найти что-то новое, ты хватался за первый попавшийся, старый как мир предрассудок. Посмотри на себя: ты исследователь, человек, живший полной жизнью, во что бы то ни стало решил найти истину. Но чем больше ты познавал, тем больше погружался в заблуждения прошлого.

— Чем больше я познавал, тем больше меня притягивало волшебство, — согласился Блейк. — Я вроде как бежал от современного мира в какой-то выдуманный мной магический мир прошлого. Я всегда боялся жить настоящим. Теперь-то я понимаю, что всегда устремлял все помыслы либо в будущее, либо к несбывшемуся. И сейчас слишком много всего… Настоящее требует от меня слишком многого.

— Жить так, как ты, — значит клеветать на жизнь, — почти шепотом сказал Аврам. — Каждый вздох — это священное таинство настоящего. Каждый вздох — уникальный, бесценный дар, которому надо радоваться. Жизнь в прошлом ведет только к горьким разочарованиям, а мечты о будущем — пустая трата времени. Ты не имеешь права тратить ни секунды бесцельно, ведь каждая секунда твоей жизни может стать последней… А ты думал только о книге… И что это тебе дало?

— Книга стала для меня всем. — Казалось, Блейк только сейчас это осознал.

— «Неморенсис» находит твое слабое место и захватывает твой разум. Тех, кто алчет знания, он обманет, поманив иллюзией всеведения. Тех, кто жаждет власти, он опьянит ее силой. А тех, кто разочаровался в жизни, он погрузит в печаль. Книга сама зовет тебя и сама выбирает, кому достаться. «Неморенсис» требует восхищения от своих рабов. Ведь вы все — его рабы. Он позовет тебя, и ты помчишься к нему, где бы ты ни находился. А я, если бы хотел вернуть себе «Неморенсис», мог бы просто проследить за тобой…

— Вернуть? — потрясенно переспросил Блейк.

— Когда-то «Неморенсис» хранился у меня. Я похитил его у той, которая его написала. Вначале эта книга рассказывала историю нашей семьи, но потом ее создательница начала заполнять ее желаниями своего сердца. Она стала писать, что Всемогущий обманывает нас, что он лишил нас того, что по праву принадлежит нам. Она писала, что мы равны ему, что мы не были созданы им, но были созданы такими же, как он. Все это тлен и тщета. — Ангел умолк, дожидаясь, когда Блейк сообразит, что из этого следует. — Хезрин была прекрасным ангелом удивительной красоты. Ее красота и погубила ее. — Аврам глянул на небо, где висела комета. — Это она вызвала комету. По мере того как возрастала ее власть, росли и ее желания.

Она хочет быть королевой двух миров — земли и неба, чтобы править ими вместе со своим братом Пиратеоном. Единственная польза от этой книги заключается в том, что она предсказывает действия Хезрин. С этой книгой мы бы знали, как победить ее. А сейчас я знаю, что она обязательно сделает. Каждую тысячу лет Хезрин должна перевоплощаться. Когда ангел спускается на землю, этот мир начинает влиять на его дух, и он превращается в демона. И ее время подошло. Она должна принять новую форму. А для этого надо похитить то тело, в которое она хочет вселиться. В день ее нового рождения должно быть полнолуние. Завтра полнолуние, и уже есть те, у кого она хочет украсть жизнь.

— И ты знаешь, кто это? — спросил Блейк.

Крики Чипсайда носились над городом, как осенние листья, а ветер звонил в колокола.

— Да, ей нужна девочка, совсем юная и чистая сердцем. Хезрин всегда выбирала тех, кто склонен ко злу. Их выбирали при рождении и следили за ними всю жизнь. Ее прислужники смотрели за ребенком долгие годы, а затем, когда наступало время, они отбирали у ребенка жизнь, и Хезрин обретала новое рождение.

— Завтра День всех святых, день рождения моей служанки Аджетты Ламиан. Я всегда давал ей выходной в этот день. Она украла «Неморенсис».

— В таком случае ясно, почему книга оказалась у тебя. Это и есть настоящая причина. Неужели тебя никогда не удивляло, что кто-то решил сделать тебе такой подарок? — спросил ангел, умалчивая о том, что уже встречался с Аджеттой.

— Я думал, это дар богов, переданный мне на хранение.

— Тебе ее дали, чтобы книга смогла влиять на Аджетту, чтобы девочка настроилась на дела иного мира, чтобы легче было похитить ее жизнь. Ты — пешка в ее игре, очередная игрушка леди Флэмберг. Она хочет, чтобы все жители города погибли, — продолжал Аврам, прислушиваясь к вою взбесившихся собак. — Она хочет начать все сначала.

— Отец Аджетты сказал, — быстро заговорил Блейк, собачий вой эхом отзывался по всему городу, — что она сбежала вместе с человеком из его зверинца. Говорят, это был итальянец, крылатый человек. — Блейк рассмеялся. — Они меня уверяли, что она сбежала с человеком, у которого были настоящие крылья.

— Может, ты знаешь, как звали этого итальянца? — спросил Аврам.

Блейк напряг память.

— Да. Сейчас… Как там они говорили… Тегатус. Его звали Тегатус.

— Ну тогда не все потеряно. Потому что он не итальянец и вообще не человек. Это ангел, Небесный посланник, которому поручили разыскать Йерзинию и отнять ее имя. Но она соблазнила его, и он, как мотылек, опалил крылья в ее пламени. Я уверен, что он не так низко пал и что темнота еще не поглотила его. Что толку ему обрести здешний мир и утратить вечную жизнь? — Аврам взглянул на Блейка. — Тегатус — заблудшая овца, но он ищет свет. А значит, девочку и всех нас еще можно спасти. — Он сделал несколько шагов по пристани и посмотрел на дома на Лондонском мосту, возвышавшиеся над грязной вспучившейся рекой. — Ты знаешь книготорговца Тадеуса Брейсгедла? — спросил он, подходя к Блейку почти вплотную.

— Имя слышал. И кажется, видел: такой странный человечек с глазками-бусинками и носом-пятачком.

— Аджетта часто ходила в его магазин? — медленно спросил ангел.

— Она умная девочка. Сама выучилась грамоте. Но книжные магазины — не для нее, — уверенно ответил Блейк.

— Я заходил в магазин и встретил там твою служанку. Она вела себя так, будто хорошо знает Брейсгедла и будто даже они друзья. А еще в магазине были дети. — Он умолк и огляделся. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь услышал. — Умершие дети. Их души заперты в магазине. У меня было такое чувство, будто я попал в ад. Никогда в жизни я еще не оказывался в месте, настолько пропитанном злобой. Ты, случайно, не знаешь, почему там так ужасно?

Блейк был явно удивлен и ответил не сразу:

— Когда-то это была церковь, маленькая часовня для путников. Легенда говорит, будто раз в году, когда первые лучи солнца коснутся воды, под мостом образуется воронка. Если броситься в нее, то окажешься в ином мире. Во время чумы люди, спасаясь от смерти, бросались с колокольни в воду, и больше их никто не видел. И это место стало местом смерти. Последним, кто бросился туда, был сам священник. Он отзвонил к заутрене, запер дверь и бросился под мост. Говорят, что в этом месте река никогда не замерзает, потому что огонь ада согревает воду, а из глубины поднимается жаркое дыхание дракона. — Блейк попытался увидеть связь между прошлым и настоящим. — После этого там устроили книжный магазин. У Тадеуса Брейсгедла много странных друзей.

— Таких, как леди Флэмберг? — быстро спросил ангел.

— Все в городе знают леди Флэмберг, — ответил Блейк с улыбкой. — Она всегда на виду.

— И она ничуть не изменилась, ничуть не постарела. Ее муж толстел, покрывался морщинами, а она оставалась все той же юной девушкой, которую он встретил много лет назад. — Аврам посмотрел на мост. — Она боится, что это перевоплощение будет ее последним земным перерождением, поэтому ей надо, чтобы все прошло гладко. Для этого она и вызвала комету: новая жизнь в новом городе.

— Они сказали, что поедут в свой загородный дом на севере и будут следить за кометой оттуда, — припомнил Блейк слова лорда Флэмберга.

— Йерзиния окружила себя верными прислужниками, и завтра, когда взойдет полная луна, они из безопасного места увидят, как комета упадет на город и перерождение совершится.

— А как же Лондон? — тихо спросил Блейк.

— Лондон будет разрушен. Земля разверзнется, и слетятся духи ада, чтобы замучить до смерти тех, кто останется в живых.

— А что будет с девочкой?

— У нее отберут тело, а ее дух отправится вечно блуждать во тьме. Хезрин переселится в нее, а изношенное тело леди Флэмберг станет разлагающимся трупом. Лорд Флэмберг проснется и увидит, что от его жены осталась только куча гниющей плоти. С ним она покончила. — Ангел засмеялся. — Но это еще не все. Ты был прав: комета действительно возвещает о пришествии нового мира, темного и страшного. Им будет править чуждая вам сила, которая поработит вас. Будет построен новый Лондон — город разложения и ужаса. Ворота в него будет стеречь дракон.

— Что ты собираешься делать? — спросил Блейк.

— Что собираюсь делать я? — развеселился ангел. — А разве я что-то должен делать? Я как раз собирался устроиться поудобнее и насладиться зрелищем. Тысячи людей гибнут у меня на глазах. И что я в таком случае могу сделать?

Блейк ничего не ответил. Он смотрел на город. Над улицами, уже усеянными трупами, кружили вороны. А ведь комета еще не упала.

Ангел всмотрелся в лицо Блейка:

— Что ты видишь, Блейк?

— Я вижу… что мы погибли. Город погиб только оттого, что к нему летит комета. Нас разметало, как сухую траву по ветру, как шелуху после молотьбы. — Он окинул взглядом хаос на улицах. — Я в жизни ничего не видел, кроме этого города. А теперь его у меня отняли. Что я могу поделать?

— Дети праха, жалкие и хилые, вас развеет любой ветерок. Вы как старые бессильные псы. Ты тоже так считаешь?

— Я считаю, что сила, пославшая тебя, бросила нас на произвол судьбы. Немощный Бог оставил нас на растерзание падших ангелов! — вскричал Блейк.

— Неужели ты не видишь, что все это произошло именно потому, что вы не верили во спасение? — закричал в ответ ангел и пнул бочку с соленой рыбой. — Люди вечно полагаются только на свои чувства. Вы искали силы и богатства, но иссушили души своей жалкой философией, сами того не заметив. Лучше б вы ни во что не верили, чем верить во все подряд.

— Но как же… — попытался перебить его Блейк.

— Но стоит случиться катастрофе, вы воздеваете руки к небу и просите о помощи. Вы думаете, что вам все простят и на вас снизойдет благодать, как тощая служанка, закованная в золотые цепи ваших поклонов и молитв. Вы дергаете Его седую бороду, клянчите прощения и думаете, что Он вас простит, радуясь, что о Нем вдруг вспомнили. Но так не бывает!

Аврам кричал, и его слова эхо разносило по пустынным улицам. Горячее дыхание ангела заставило Блейка отшатнуться. Языки пламени вырывались изо рта ангела, и рыжий дым окутал Блейка.

— Самая высшая благодать, которой вы можете достичь, — ничто для нас. Человечество само по себе не представляет никакой ценности, это заблуждение лишенных веры. Слепые поводыри слепых! Вы так глубоко увязли в своей грязи, что не видите ничего, кроме этого вашего мира и дрожите от страха, когда его у вас отнимают. Откройте глаза, обезьяны Эдема, и посмотрите, каков мир на самом деле! — Ангел вдруг с глухим стуком пнул Блейка сапогом. Блейк взлетел в воздух, а ангел выдул на него дым из своих ноздрей.

Блейк сидел на пристани и никак не мог прийти в себя после увиденного. Ему казалось, что он посмотрел на солнце и ослеп от его сияния.

— Мы же ничего не знаем, вот и живем, как можем, — жалобно заныл он, как обруганный ребенок.

— Вы живете так, как велит ваша алчность, и думаете, что Бог будет с вами нянчиться. — Аврам поставил Блейка на ноги. — Можешь найти ее и остановить, если хочешь. Твой друг Бонэм мог бы тебе помочь, если бы она не вскружила ему голову так же, как всем остальным.

Вой собак приближался.

— Пора уходить, — сказал ангел и глянул в небо.

И тут они увидели, что к пристани бежит кучка людей, а за ними мчится стая собак.

Блейк положил руку на рукоять шпаги и приготовился.

— Будем воевать с собаками? — поинтересовался ангел, роясь у себя в кармане.

— В нашей стране принято помогать людям, чего бы это ни стоило, — запальчиво ответил Блейк. Он взмахнул шпагой и зарычал, как затравленный медведь.

— Вот это мило. Прости, но мне придется исчезнуть, пока ваша жаркая схватка не кончится. Не люблю собак.

— Если мне предстоит здесь погибнуть, я хоть не зря погибну! — прокричал Блейк, размахивая шпагой.

— В таком случае я не буду далеко уходить, вдруг придется сопроводить твою душу в мир иной, — улыбнулся ангел.

Люди мчались все быстрее, но псы их настигали. Судья бежал в парике, и за ним развевалась по ветру красная мантия. Блейк смотрел, как тот жалко перебирает ножками в слишком больших для него ботинках. Ботинки шлепали по грязи. Казалось, что в панике судья влез не в свою обувь.

Первой его настигла шотландская борзая. Она прыгнула на него сзади, повалила на землю, вцепилась зубами в парик — парик слетел и остался у нее в зубах. Она затрясла его, как пойманного кролика, затем принялась грызть, прижав лапами к земле. А судья вскочил на ноги, сбросил ботинки и босиком побежал к Блейку и ангелу. Все остальные, отбиваясь, как могли, от собак, кинулись к домам, выходившим на Граб-стрит. Укрывшись в зданиях, они смотрели из окон на площадь, не желая помочь человеку, который когда-то был хранителем их прав.

— Беги! — закричал Блейк судье, метнувшись ему навстречу.

Задыхаясь, судья тяжело бежал к Блейку, но вдруг напоролся босой ногой на стекло и запрыгал на месте. Привлеченная запахом свежей крови, за ним бросилась еще одна борзая, крупнее первой. Одним ударом лапы она повалила судью на землю.

Блейк взмахнул шпагой и отрубил голову собаке. Судья снова встал на ноги — по его лицу текли слезы, слова застревали в горле, как горящие угли, — и скрылся в одном из зданий на площади.

Со шпагой в руке Блейк приготовился встретить свору несущихся к нему собак. В отчаянии он издал страшный крик, который потряс все его тело.

Аврам быстро сунул руку в карман своего черного длиннополого сюртука и вытащил что-то маленькое и круглое. Резко и сильно он запустил кристаллом в приближающихся собак.

Слепящая вспышка света отбросила Блейка. Перекувырнувшись в воздухе, он отлетел к пристани и приземлился на груду бочек. Раздался гром, и ударная волна протащила по земле уже бесчувственное тело Блейка.

Наступила тишина. Потрясенный тем, что произошло, он поднялся на ноги. В ушах у него звенело, и, кроме этого звона, он не слышал ничего. Он осмотрелся. Все собаки сдохли. Вспышка разметала их по площади, разорвав на части. Аврам Рикардс сидел на низкой ограде, улыбался и смахивал белую пыль со своего черного сюртука. Постепенно слух вернулся к Блейку, и он понял, что эхо грома все еще перекатывается по городу к Саутворк-филдз, мимо кожевенного завода далеко на той стороне реки.

— Извини, не удержался. Мне очень нравятся Абарисы. Очень полезные кристаллы: ничто не устоит перед их силой… — засмеялся Аврам. — Скажи-ка, была ли это наука или волшебство? Или нечто иное, что выше и того и другого? — Ангел поднялся на ноги. — Ну а теперь-то, друг мой, мы можем отправиться на поиски «Неморенсиса»?

Глава 24 Optime Disputasti[18]

Было начало четвертого, но солнце уже садилось за горизонт и на улицы легли длинные тени. Аджетта примостилась у камина в книжном магазине, а Тегатус расхаживал перед ней туда-сюда, листая толстые пергаментные страницы «Неморенсиса». Аджетта чувствовала, что с тех пор как они пришли сюда, книга все больше ее притягивает. В ней снова начала нарастать злость. Она поднималась из самой глубины ее сердца и заполняла ее разум.

Девочка-призрак тоже сидела у камина и не отрываясь глядела на Аджетту.

— Уходите отсюда, — сердито сказала она. Только это она и повторяла все время. — Тут небезопасно. Они сейчас вернутся. А есть еще и другие, которые хотят причинить вам зло.

— Мы останемся здесь до темноты, — оборвал ее Тегатус. — А когда уйдем, больше не будем тебе мешать. Можешь наслаждаться одиночеством сколько угодно.

Аджетта никогда прежде не говорила с призраками. Она знала разные истории о привидениях, но смеялась над ними, считая, что все это сказки. А теперь перед ней сидело настоящее привидение и печально смотрело на нее ввалившимися глазами на пожелтевшем лице.

— Идите отсюда, а то останетесь здесь навсегда, как мы все, — настаивала девочка. Ее голос был высоким и звонким.

— Каково это — быть мертвой? — поинтересовалась Аджетта, подвигая стул ближе к огню.

— Я не мертвая. Я такая же живая, как ты.

— Нет, ты когда-то была живая, а теперь ты призрак — значит, ты умерла. Больно было умирать?

— Совсем нет. Я просто выскочила из своего тела и оказалась здесь. Просто все стало по-другому, и только.

— Как тебя зовут? — спросила Аджетта.

— Не знаю. Он забрал мое имя, — она зябко повела плечами, — и запер его где-то. Однажды я видела свое имя, но я не умею читать, поэтому так и не узнала. Если бы мне удалось узнать, как меня зовут, я бы выбралась отсюда. Не вечно же мне тут сидеть. — Девочка засмеялась. Ее смех был больше похож на стук зубов.

— Тадеус украл твое имя?

— Нет, книготорговцу нравится, что мы здесь. Мы — его семья.

— Тогда почему он вас не отпустит? — быстро спросил ангел. — Это был бы очень хороший поступок.

— У него никого нет, кроме нас. У него ведь нет… — Вдруг девочка-призрак окаменела и выпучила глаза. — Сюда кто-то идет, — сказала она и исчезла.

Тегатус поставил «Неморенсис» на полку и потащил Аджетту в потайную комнатку за камином. По пути он прихватил свечку. Они поднялись по лестнице. Высоко в стене была дырочка, просверленная между кирпичами, через которую отлично просматривался весь магазин. Аджетта приникла к глазку и увидела среди стеллажей Дагду Сарапука. Тегатус ничего не сказал. Ему, видимо, не нужно было смотреть в дыру, потому что он и так все видел каким-то внутренним оком.

— Это он оборвал мне перья, — зашептал он Аджетте. — Пришел за книгой.

Аджетта видела, как девочка-призрак ползет по верхней полке, подбираясь к высокой стопке книг. Стеллаж затрясся, и Сарапук поднял голову, но в это мгновение в него полетели три Библии в черных переплетах. Одна за другой они ударили его по голове и плюхнулись на пол. От последнего удара Слова Божьего Сарапук все-таки упал. Над его головой раздался победный клич, и девчушка ускакала куда-то по полкам.

Сарапук протер глаза и огляделся. Затем запустил руку в карман и вытащил оттуда очки с темно-синими стеклами в золотой оправе. Аджетта охнула: точно такие же очки были у незнакомца, который ее преследовал. Тегатус оттолкнул Аджетту и сам приник к дыре.

— Это мои очки, — прошептал он и снова уступил ей место. — Твой отец забрал их у меня, когда купил меня для своего зверинца.

— Я уже видела в этом магазине человека в таких очках. Он преследовал меня.

— В точно таких же?

— Точь-в-точь. Толстые синие стекла, за которыми не видно глаз.

— Значит, я не единственный ангел, спустившийся в Лондон. И я боюсь даже думать о том, почему он тебя преследует, — тихо проговорил Тегатус, затем кивнул на Сарапука. — Через эти очки он может видеть то, что скрыто от человеческого глаза.

Тегатус наблюдал, как Сарапук пробегает пальцами по корешкам книг на той самой полке, где был спрятан «Неморенсис». Вдруг Сарапук замер: его палец застыл на одной книге. Он дернулся и задрожал, как от удара током. Очки свалились с его носа и упали на пол. Он отскочил от книги, но снова протянул руку к ее корешку — и снова в темноте сверкнула голубая дуга. Сарапук хихикал, как ребенок, нашедший новую забаву, то поднося руку к книге, то отдергивая ее. Его забавляли голубые искорки.

— «Неморенсис» нашел его, — сказал ангел.

Сарапук играл: подносил руку — появлялась искорка, легонько обжигала ее, Сарапук отдергивал руку. Но вдруг его взгляд упал на золотой переплет другой книги.

— Micrographica! — закричал он и бросился к полке. — Синий Дэнби не обманул. Теперь это ясно видно.

Сарапук потянул полку точно под книгой. Книга и прикрепленная к ней дощечка отъехали в сторону. За ними была черная пустота. Сарапук попытался заглянуть туда, но ничего не увидел. С досадой он запустил в тайник руку, ударившись головой о полку. Прижавшись своим длинным носом к книгам, он шарил рукой в темноте, и вдруг его пальцы наткнулись на бархатный мешочек. Он вытянул руку как можно дальше.

— Вот он! — воскликнул Сарапук, когда ему удалось ухватить мешочек. Он потянул изо всех сил. Мешочек чуть-чуть сдвинулся с места, но дальше не пошел: то ли он за что-то зацепился, то ли его держал какой-то призрак. — Что там такое? — рассердился Сарапук. — Нечего играть со мной, Дэнби! — Его слова эхом разнеслись по магазину. Он выпустил из рук мешочек и постарался нащупать, что там за ним.

Он шарил по холодному гладкому мрамору, которым был выложен тайник. Сарапук подумал о золоте и уже представил, как считает ярко-желтые монеты, опуская их себе в карман одну за другой. Он довольно хихикнул, вспомнив, как испугался Кадмус, когда увидел Синего Дэнби. «Зачем нужны друзья, спрашивается, — подумал он, — если не для того, чтобы при случае их надуть?»

И только эта мысль промелькнула у него в голове, как его пальцы нащупали крошечный запор, которым мешочек крепился ко дну тайника. Он повернул мизинцем запор — теперь мешочек был свободен. Но в ту же секунду боковая стенка тайника отъехала в сторону и за ней открылось еще одно отделение. Глаза Сарапука заблестели. Он затрясся, предвкушая большую добычу.

— Какая удача! — пробормотал он, запуская руку в длинное узкое пространство. — Сначала мешочек с золотом, а теперь еще и древние сокровища! Скоро, скоро… — напевал он.

Тегатус видел, как Сарапук вдруг замер. Он отскочил от полок, резко выдернув руку из тайника, и принялся разглядывать что-то зажатое в кулаке.

У него в кулаке шевелился скорпион, пытаясь выбраться между указательным и большим пальцем. Сарапук повернул руку, чтобы получше его разглядеть. Скорпион выгнул хвост, чуть-чуть не задевая пальцы Сарапука, потом сильно взмахнул им и несколько раз резко вонзил жало в его руку.

Сарапук мгновенно разжал кулак и отбросил скорпиона в сторону. Тот благополучно приземлился и забегал по полу, щелкая клешнями. Сарапук запрыгал с ноги на ногу, пытаясь растоптать насекомое. Он схватил свое правое запястье, чувствуя, как яд поднимается по венам. Его лоб покрылся испариной. Скорпион кружил вокруг него, а Сарапук вопил и заносил ногу, чтобы раздавить коричневый панцирь насекомого. Но тут яд достиг сердца, Сарапук замер, схватившись за грудь. Лицо его побледнело, кожа на желтых щеках натянулась. Сарапук хотел что-то сказать, но только хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, — воздух не проникал в его отравленные легкие.

На полу столбом закружилась пыль и появился призрак Синего Дэнби. Змея выползла из его глазницы, метнулась к Сарапуку и обернулась вокруг его тощей белой шеи. Взмахнув хвостом, она обвила его плечи и медленно начала душить.

— Полезная все-таки змея, — засмеялся Синий Дэнби. — Мне ее дали на память о здешнем мире, когда я отходил в мир иной. А теперь она станет вестником твоей смерти.

Глаза Сарапука уже застилал туман, и он видел только смутные очертания Синего Дэнби. Кровь стучала у него в ушах, и слова Дэнби казались далекими-далекими.

— Что с тобой? Змея в язык ужалила? — шутил Дэнби. — Я думал, за деньгами придет Ламиан, но ты оказался более алчным. Ну как тебе мой подарочек? Эта ловушка — последнее, что я сделал в своей жизни. — Призрак оглядел помещение. — Надо же, как все вышло. А я уж и не надеялся, что она сработает. Смерть оказалась добра ко мне.

Сарапук пытался вырваться из живой петли, затягивающейся у него на шее. Дэнби прохаживался вокруг своей жертвы.

— Скажи-ка, Сарапук, как ты думаешь, что сейчас произойдет? — Он погладил длинную толстую змею, и та громко зашипела в ответ. — Давай, дружище. Что ты цепляешься за жизнь, как дитя неразумное? Расслабься и присоединись ко мне. Мы с тобой станем как проклятые небом братья.

Вытянув руку, как слепой, Сарапук схватился за полку, в последней попытке освободиться. Он все еще надеялся выжить.

— Шевелись, приятель, — торопил Дэнби. Змея сворачивалась кольцами на лице Сарапука. — Иди ко мне, и мы сможем вместе отомстить…

На последнем издыхании Сарапук прохрипел:

— Ты… меня обманул… Черт…

Слова застряли у него в горле, он упал на колени, затем с глухим стуком повалился на пол лицом вниз.

Дэнби посмотрел на труп, взял змею за хвост, вытянул ее — она замерла и стала похожа на толстый посох. Змеиной головой он три раза стукнул по спине Сарапука.

— Проснись и восстань из мертвых, — мягко проговорил он, помахивая змеей над бездыханным телом. Затем выдернул прядь волос из затылка Сарапука. — Твой дух принадлежит мне, а значит, я властен над твоим телом.

Дух Сарапука медленно отделился от тела и огляделся. На каждом стеллаже стоял призрак ребенка. Дух Сарапука повернулся к Дэнби, который довольно улыбался.

— Я ждал этого очень долго. Твоя смерть оказалась не такой легкой, как я думал. — Он покрутил голову змеи, выводя ее из оцепенения, и показал Сарапуку прядь его волос. — Вот мы оба на том свете. А раз у меня есть часть твоего тела, я забираю твое имя…

Дух Сарапука отчаянно пытался сказать то слово, которое он знал с детства, но теперь оно исчезло из его памяти, скрылось от него. У него больше не было имени.

Дух Сарапука снова осмотрел магазин. Его зрение застилал туман смерти. Он не чувствовал жара от камина, в котором весело потрескивали поленья. Все как-то вылиняло в могильном полумраке. Скорпион все еще кружил по полу, щелкая клешнями, потом убежал за шкаф и юркнул в мышиную нору.

Дэнби ухмыльнулся:

— Люди будут звать тебя, но ты этого не узнаешь. Я твой крестный отец в аду. И я нарекаю тебя Кашааль. — Он коснулся плеча Сарапука. — Идем, у нас еще много дел. Надо спасти мою душу.

Дэнби начал медленно растворяться в воздухе, сливаясь с Кашаалем, который вдруг, прежде чем окончательно растаять, как легкое сияние, взглянул на дыру, через которую за ним наблюдали Аджетта и Тегатус.

Тегатус молчал. Он и раньше такое видел. Далеко отсюда, на берегах Великой реки. Покинутое душой тело Дагды Сарапука лежало на полу лицом вниз. Ангел отвернулся и сел на пол в темноте каморки. Он знал, что делать. Но вновь обретенная надежда смешивалась с отчаянием, потому что он вдруг понял, как низко пал.

В холодной темноте потайной комнаты он сидел и повторял слова своего рождения, и слезы раскаяния жгли его щеки.

— Ga-al et ha-shamayim, — твердил он, чувствуя, как слова все разрастаются и разрастаются. Его голос, сперва слабый, окреп и отозвался эхом в темноте. — Пора, — сказал он Аджетте.

Но ответа не услышал. Девочка тихо посапывала во сне.

Глава 25 Сейдкона[19]

Аджетте снилось, что она стоит на мраморных ступенях, ведущих к огромному особняку. А у двери, залитая слепящим светом, стоит девочка в лиловом платье, немногим старше Аджетты, и протягивает к ней руки. С легким беспокойством Аджетта тоже протянула ей руки и заглянула в ее зеленые глаза. Вдруг прогремел гром, и девочка исчезла.

Небо потемнело. Вход в особняк охраняли фонари в виде горгулий со шлемами на змеиных головах. Лакей в красной ливрее с золотыми галунами, стоя в дверях, смотрел на площадь. Аджетта ему улыбнулась, думая, что, может быть, он знает, почему она здесь. Оглядевшись, она узнала Кондуит-филдз на севере, а с другой стороны этого недавно разбитого парка высились здания на Куинз-сквер с чугунными оградами и натертыми до блеска лестницами. Лакей неожиданно шагнул вперед. Аджетта хотела отскочить, чтобы пропустить его, но не успела, и тут, к ее величайшему удивлению, он прошел прямо сквозь нее, как будто она была призраком или не существовала вовсе. Она завопила, но лакей даже не обернулся — он торопился вниз по лестнице.

В неровном свете факелов Аджетта увидела, что след ожога на ее руке ярко горел, а буквы, бежавшие по контурам глаза, стали золотыми и вращались против часовой стрелки. Как завороженная, она следила за пляской слов у нее на ладони. Вдруг они остановились. Прямо на ее глазах по краю ожога появились надпись: «Ga-al et ha-shamayim».

И тут она снова увидела девочку с сияющими зелеными глазами, похожими на змеиные. Девочка втащила Аджетту сквозь дверь особняка. Когда она проходила сквозь дерево, по ее коже забегали голубые искры. Она задохнулась от восторга — таким удивительным было это чувство.

— Мне тоже нравится, — сказала девочка, и ее глаза сверкнули в темноте холла. — Ты никогда не забудешь, как первый раз прошла сквозь стену.

Голос у нее был тихим. Она улыбнулась и повела Аджетту по лестнице. Аджетта заметила, что за девочкой тянется тонкая серебряная нить, уходящая в комнату за инкрустированной золой дверью.

— Ты ведь не догадываешься, куда попала? — спросила девочка, когда они, пройдя по коридору, оказались в какой-то просторной зале.

Аджетта не могла вымолвить ни слова. То, что происходило, не укладывалось у нее в голове. Это был не просто сон — слишком четкими были все ее чувства. Казалось, что она призрак — совершенно реальный, хоть и глядящий на реальность несколько с другой стороны. Аджетта прошла мимо большого зеркала и удивилась, когда не увидела в нем своего отражения.

Девочка засмеялась:

— Конечно, ты не увидишь себя в зеркале. Но все это тебе не снится. Сейчас сама убедишься.

В столовой сидел изысканно одетый человек и грыз, как оголодавший кабан, бедренную обезьянью кость. Его лицо было измазано жиром. Он жадно высасывал костный мозг и не взглянул на них: все его внимание поглотила трапеза.

— Единственное, над чем мы не властны, — это время. Мы не можем видеть будущее, не можем вернуться в прошлое, но зато в настоящем мы можем делать все, что хотим. А когда вернемся обратно в тело, ничего не забудем из того, что увидели. — Длинным белым пальцем девочка указала на человека за столом. — Он не видит и не слышит нас. Но иногда нас могут заметить краем глаза и подумать, что мы призраки.

— Я что, привидение? — спросила Аджетта и попробовала коснуться высокой спинки стула, на котором сидел человек.

— Нет. Просто твой дух блуждает сам по себе в то время, пока ты спишь. С телом тебя связывает жизненная нить. Ее может разорвать только смерть. Но помни, если оборвать ее прямо у позвоночника, ты никогда не сможешь вернуться в свое тело.

— А как такое получается? — беспокойно спросила Аджетта.

— Вообще-то, мы с тобой в мире, где не место простым смертным. Ты оказалась здесь, потому что сюда принесли тебя твои желания. Когда мы спим, то обычно остаемся рядом с телом, но сегодня ты освободилась от обычного сна и попала к нам.

— Ты здесь живешь? Почему ты не уехала из Лондона, когда все бежали?

— Я служанка лорда и леди Флэмберг. Она рассказала мне, как отделяться от тела. Она приходит ко мне по ночам и показывает фокусы. Я сплю в комнате наверху и в то же время всю ночь брожу по дому, когда время останавливается, и слушаю их разговоры… Когда камни начали падать с неба, мы спрятались в подвале. Там нам не повредят никакие разрушения. — Ее глаза сияли. — Тут есть и другие души, которые умеют отделяться от тела. Они знали, что ты придешь, и ждут тебя наверху.

Она провела Аджетту по длинной лестнице на верхний этаж, где их встретила маленькая собачка. Она радостно виляла хвостом.

— Она нас видит? — удивилась Аджетта, когда собака принялась лаять и носиться кругами по лестничной площадке.

— Не просто видит. Она с нами, в этом мире.

Вдруг Аджетта почувствовала, как кто-то резко дернул ее жизненную нить.

— Тебя будят. Теперь ничто не может удержать тебя здесь, — грустно сказала девочка.

Аджетта протянула к ней руки — ей не хотелось покидать этот удивительный мир.

— Подожди, я не хочу просыпаться. Я не знаю, как тебя зовут.

— Тебя будят. Придется расстаться. Скажи мне, где ты заснула, и я приду к тебе.

— Я в потайной комнате за камином в книжном магазине на Лондонском мосту. Я буду там, — быстро проговорила Аджетта. Нить сильно натянулась, как будто чья-то рука тащила за нее, пытаясь вырвать Аджетту из сна. — Найди меня и приведи сюда снова. Я еще ничего не посмотрела, — сказала она и полетела вниз по лестнице.

Собачка кинулась за ней с радостным лаем, как будто это была веселая игра призраков. Аджетта легко поднялась в воздух. Жизненная нить вытащила ее на улицу. Все быстрее и быстрее Аджетта мчалась к своему телу.

Наконец нить последний раз резко дернули, Аджетта легко и безболезненно прошла сквозь толстую кирпичную стену и, слегка вздрогнув, вернулась в свое похолодевшее тело.

Тегатус тряс ее за плечи. Она подняла голову и сонно потерла глаза.

— Ga-al et ha-shamayim, — снова и снова повторял Тегатус, как будто это было заклинание. — Ты говорила во сне. Где ты была?

— Не знаю, — тихо ответила Аджетта, пытаясь собраться с мыслями. — В каком-то доме возле Кондуит-филдз. Большой такой особняк с мраморной лестницей. Я встретила там служанку — девочку моего возраста. Она сказала, что может гулять, пока ее тело спит, и что я тоже так могу. Но ведь это был не сон, правда? А слова, которые ты только что говорил, были написаны у меня на руке.

— У тебя же есть кристалл Ормуз. Можешь сама посмотреть, — предложил Тегатус, наклоняясь к ней.

Аджетта достала кристалл из кармана и осторожно положила его на ожог. Она увидела, как надпись меняется.

— «Он вновь обрел небеса», — тихо прочитала она. — Так ты это говорил, когда я проснулась? Что это значит?

— Это значит, что ты в безопасности и тебе ничего не грозит. Ты оказалась в центре каких-то событий, которых даже я до конца не понимаю. Такое ощущение, будто все происходит ради тебя. Пока ты спала, Сарапук умер и его духом завладел демон с синим лицом. Сейчас они уже ушли.

— Дэнби! — воскликнула Аджетта, решив, что призрак преступника их нашел. — Он жулик и убийца. Он был другом моего отца, а теперь, когда умер, преследует меня.

— Не бойся, дитя. Между адом и небом пропасть. Ни один призрак не может ее преодолеть. Зато я знаю одного духа, который может навсегда отправить этого демона в ад.

— Он обещал убить меня, чтобы отомстить моему отцу, — в отчаянии сказала она, собираясь выбраться из потайной комнаты.

— Подожди. Я должен еще кое-что сделать. — Тегатус схватил ее за руку и вернул в комнату. — Надо позаботиться о Сарапуке. Пусть он и негодяй, но не оставлять же его разлагаться в таком месте.

Тегатус велел ей сидеть в каморке, а сам вылез. На теле Сарапука, как на оттоманке, разлеглась девочка-призрак.

— Оно ему все равно больше не нужно, — объяснила она ангелу. — Я хотела забраться внутрь и вспомнить, как это — жить в теле, но вся жизненная сила ушла из него. Так же делал наш хозяин со всеми нами. Поймает душу, а потом выкинет тело в Темзу через люк.

— Книготорговец знает больше, чем написано в книгах, — заметил Тегатус.

— Он умный и сильный. У него много друзей. Он знал, что к нему придет девочка. Я слышала, как он говорил с какой-то женщиной. Она приехала в карете с солнцем на дверце. Им нужна была та книга, которую вы принесли, и девочка тоже. Они ждут ее здесь сегодня с книгой. Ты думал, что помогаешь девочке бежать, а сам привел ее туда, куда нужно, и как раз вовремя. Видимо, ты не такой умный, каким хочешь показаться. — Девочка побледнела. Остались только смутные очертания.

— Они обыщут весь Лондон. Здесь они меньше всего ожидают нас найти.

— Душа девочки отделялась от тела, когда она спала. Я сидела на крыше и видела, как она вылетала. И вот что я тебе скажу, ангел: она не могла сама научиться летать. Они околдовали ее и заставили выйти из тела. А раз так, то они знают, где она…

— В таком случае нам надо идти. Можешь сказать хозяину, что заходили, — сказал Тегатус и оттолкнул девочку от трупа Сарапука. — Скажи-ка, где люк, о котором ты говорила?

Девочка указала на крепкий медный обруч в полу у камина. Тегатус поднял крышку и снял три доски, лежавшие под ней. Под аркой моста бурлили коричневые воды реки.

— Навевает воспоминания, — мечтательно проговорила девочка. — Помню ту ночь, когда это со мной случилось. Я смотрела, как река уносит мое тело. Лучше и быть не могло. Жалкая жизнь — жалкая смерть. Какая разница?

Тегатус одной рукой обнял тело Сарапука и поволок его к люку. Без всяких церемоний он скинул тело в дыру, ожидая услышать всплеск. Но не услышал. Вода журчала, как раньше, и над рекой свистел ветер.

Девочка прошла сквозь пол и через секунду снова появилась рядом с Тегатусом, удивленно смотревшим в воду.

— Он не упал! — пронзительно закричала она. — Он зацепился за старую балку и висит на ней. Будет висеть до самого Рождества или пока не сгниет и чайки не обглодают его кости, — весело сообщила девочка.

— Ну и пусть висит до Рождества. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, — сурово ответил ангел. Он захлопнул крышку люка. Взвилась пыль. А внизу, как тряпичная кукла, болталось на ветру тело Сарапука.

Тегатус позвал Аджетту.

— Готово! — крикнул он. — Нужно уходить, пока нас не нашли. Девочка видела, как ты летала, и полагает, что за тобой следили.

Из-за камина появилась Аджетта. Ее лицо как-то изменилось, и ангел подумал, что она стала казаться старше.

— За мной следила девочка из сна… и ее собачка. Я хочу, чтобы они меня нашли. Они не сделают мне ничего плохого. Я хочу подружиться с ней и научиться всяким колдовским штучкам.

— А где они сейчас? — спросила девочка.

— Я видела их у церкви со шпилем на Блэк-фрайарз.

Тегатус подбежал к окну и выглянул на улицу. Зарево далекого пожара высвечивало черные силуэты домов. Вокруг не было ни души.

У входа на мост маленькая собачка устраивалась на выброшенном кем-то плаще. Она немного повертелась, прежде чем окончательно улечься. Прикрыв один глаз, собачка сонно следила за входом в книжный магазин.

А в доме у Кондуит-филдз Хезрин Флэмберг разбудила девочку, чья душа только что вернулась в тело. Она щелкнула пальцами, и к ней, как пес, подполз Морбус Галликус.

— Пусть Рамскин остается на своем месте. Он нам сообщит, если они попробуют улизнуть. Найди Тадеуса Брейсгедла и приведи его на Лондонский мост. И смотри, чтобы они не сбежали.

Глава 26 Hamartia[20]

Думай, друг мой, думай, — повторял Аврам, подталкивая Блейка по узкому переулку, где все было разрушено кусками льда, падавшими с неба. — Разве твои предчувствия не говорят тебе, где книга?

— Ничего мне мои предчувствия не говорят. Мои мысли заняты другим, — ответил Блейк. С ближайшего дома на них посыпалась черепица. — Посмотри на нас. Что ты, ангел, думаешь о нашем прекрасном мире? — прокричал Блейк. Его хриплый голос отозвался в темноте.

— Тебе вряд ли захочется услышать, что я о нем думаю, — ответил Аврам, подталкивая Блейка. — Я слишком часто бродил в грязи этого мира, спасая пьяниц, утративших человеческий облик, и ставя их на ноги. Возможно, в нем больше от дьявола, чем от Бога. — Он перешагнул через труп осла, перегородивший улицу. — Мне иногда кажется, что было бы лучше оставить вас во тьме ваших желаний и не пытаться дать вам то, что вы называете благодатью. Я как-то решился сказать такое Создателю. Он прочитал мои мысли, прежде чем я проронил хоть слово, и ничего не ответил. Но его глаза, всевидящие, мудрые, для взгляда которых ты весь прозрачен, выразили все, что он хотел сказать. Они строго напомнили мне о той глубокой, нерасторжимой связи, которая существует между мирами и о которой только он знает, насколько она необходима.

— Тогда зачем все это? — нетерпеливо спросил Блейк. — Город накрыло безумие, вызванное кометой, появление которой было предсказано в древней книге. А над миром вот-вот воцарится блудница. Почему это не волнует всевидящего и всемилостивого Создателя? Или Он так слаб, что не может помочь нам?

Вдруг его ноги приросли к мостовой, как будто налились свинцом, а тело сотряслось в приступе острой боли. Блейк упал на колени, к его лицу потянулись ледяные пальцы — из земли, сквозь камни и грязь, вылезали руки мертвецов. Те, кто был похоронен здесь во время первой чумы, лезли наружу.

Отбрасывая носком сапога тянувшиеся к нему руки, Аврам шагнул к Блейку, в одежду которого уже вцепились мертвецы.

— Чумная могила ожила! — прокричал он, хватая Блейка за плечи и вырывая его из цепких костлявых пальцев.

Аврам перенес его на безопасное место. По лицу Блейка текла кровь: в его щеку воткнулся длинный коричневый ноготь трупа, оторванный палец болтался, как тряпка.

— Почему они ожили? — спросил Блейк.

Аврам прислонил его к разбитой двери в мастерскую сапожника и снял с его лица палец.

— Это она призвала мертвых. Пока она не завершит свое перерождение, они будут вставать из могил. Леди Флэмберг старается помешать нам найти девочку. Она знает, что против нее собираются силы. Надо найти, где держат твою служанку, а потом я разыщу Тегатуса, и тогда можно будет положить конец всему этому хаосу.

— А ты можешь? — спросил Блейк, затаив дыхание. Он смотрел на колышущиеся руки мертвецов, похожие на колосящееся поле. — Они хватаются за все подряд, как слепые, но могила их не отпускает.

— Они еще выберутся и пойдут по городу, вызванные к жизни разбушевавшимся безумием. Зло существует не только в людях, есть оплоты зла и в самой земле. Каждая катастрофа, каждое убийство накладывают отпечаток на землю. И этим пользуются силы, которые питаются ненавистью и пробираются в мир людей. Вы удивляетесь, почему страшные события происходят снова и снова, как будто родовое проклятие нависло над людьми. Но дело в том, что все людские дела оставляют след на земле, как остаются на ней потные следы ваших ног. Так же и с призраками: камни впитывают их стенания, чтобы снова и снова вызывать их к жизни.

Аврам пошел дальше, бросив взгляд на качающиеся руки, тянувшиеся к вечернему небу.

— Идем, мой ученый друг, надо еще обыскать город. Когда покажется луна, «Неморенсис» позовет тебя. В такую ночь ему нужна сила всех своих обожателей.

Блейк глянул в переулок. В свете пожарища крыши домов сияли, и длинные тени плясали на стенах, отбрасываемые руками мертвых, которые лезли отовсюду. В тишине слышался только треск вскрываемой мостовой и звук трущихся одна о другую костей. Блейк застыл на месте. Он и представить себе не мог, что ему доведется увидеть такое!

— Разве они не пугают тебя? — спросил ангел у Блейка.

— Нет. Я жалею, что не видел всего этого много лет назад. Я бы не тратил долгие годы на бесплодные поиски того, что найти было невозможно. Для меня все, что я вижу, — величайшее доказательство, которого не могла дать моя наука. — Блейк рассмеялся. — Кто бы мог подумать, что я буду стоять в переулке у Флит-стрит вместе с ангелом и смотреть, как мертвые лезут из могил?

— Я тебе больше скажу. — Аврам взял Блейка за руку и повел из переулка. — Несколько дней назад мир уже стоял на пороге разрушения. Помнишь, когда сотрясалось небо и сбесились животные? Далеко на севере я боролся с Пиратеоном — братом Йерзинии. Я победил. Теперь он нам больше не может ничем навредить. Но Йерзиния гораздо сильнее, чем он. Она, как чумная язва, разъедает человеческие души и не успокоится, пока не завоюет небеса и не получит сердца всех людей. Она хочет, чтобы мир покорно склонился перед ней, чтобы все боготворили ее имя.

— Объясни мне тогда, — настаивал Блейк, в то время как они с ангелом шли по улице, усеянной телами тех, кто не успел скрыться из города, — почему зло кажется таким сильным, а добро — таким слабым? Если Бог всемогущ, то почему вы не можете в мгновение ока уничтожить Йерзинию? Я видел, как могуче море. Я видел, как молния бьет в землю с такой силой, что даже дома рушатся от ее удара. Так почему вы не можете победить Йерзинию?

— Вселенная создана не для силы, а для любви. Каждый подчиняется своим законам. Сила ищет силу и развращает слабых, неспособных следовать путями истины, разъедает их разум. Начни ценить силу превыше любви — и ты будешь вечно гоняться за призраками, ты никогда не узнаешь, где истина. Пути Господни неисповедимы. Иногда я и сам спрашиваю себя, зачем все это безумие, но я знаю, что это последняя битва со злом, которое не хочет отпускать из своих рук землю. — Аврам остановился и огляделся. Казалось, он слышит какой-то звук, недоступный человеческому уху. — Там люди… они спрятались от кометы.

Блейк силился услышать то, что насторожило Аврама. Но не услышал ничего, кроме треска пожара вдалеке и грохота рушащихся домов. Аврам пошел на звук. Тонкий силуэт пересек улицу и, прячась в тени домов, заскользил по другой стороне. Аврам указал на него Блейку и знаком приказал молчать. Они спрятались в дверном проеме.

Шаги приближались. Тот, кто подбирался к ним, то и дело спотыкался и тихо бранился. Здание на той стороне улицы озарялось светом пожара в Хэмпстеде. По стене двигалась тень. Это напомнило Блейку китайский театр, который он как-то видел в Воксхолл-гарденз, где одетые в шелка кукольники отбрасывали на экран причудливые тени.

Вдруг темная фигура показалась перед ними. Аврам выскочил из укрытия, как огромный паук, и придавил к земле человека. Как когда-то схватил дунамеза, он крепко держал его за горло.

В полутьме Блейк увидел испуганные глаза юноши, которого душил Аврам.

Юноша отчаянно пытался ослабить хватку ангела.

— Не дергайся, — нежно прошептал ему на ухо Аврам, — а то я тебя задушу.

— Ты же убьешь его! — закричал Блейк и попытался оторвать руку Аврама от горла юноши.

— Он будет не первым и, я так думаю, не последним, — угрожающе ответил Аврам, постепенно отпуская юношу. — Странное у тебя представление об ангелах для человека, который так глубоко изучил потусторонние силы. Ваше представление об ангелах, как о добрых херувимчиках, далеко от истины.

Молодой человек скорчился на мостовой и отчаянно хватал ртом холодный ночной воздух.

— Я не хотел вам ничего плохого, добрые д-джентльмены, — пробормотал он. — Я из Ньюгейтской тюрьмы. Меня освободили оттуда сами небеса. Когда посыпались камни и лед, тюремщик решил, что настал конец света, и всех нас освободил. Эта ночь — просто подарок для грабителей. Можно быстро разбогатеть, тут на каждом углу несметные сокровища.

— А где остальные? — спросил Блейк.

— Мы прячемся в старой церкви на Блэкфрайарз. Можете к нам присоединиться. У нас полно всякого добра. Будем вместе пить, есть и веселиться, а завтра…

— А завтра ты, может быть, умрешь, и зачем тебе тогда сокровища? — спросил Аврам, крепче прижимая юношу к земле.

— Ты что, судья, что ли? — зло спросил юноша.

— Кому судья, кому присяжный заседатель, а кому и палач — дело вкуса. Для тебя я врата, через которые ты пройдешь к свободе. Так как думаешь, кто я?

— Аврам, хватит загадывать ему загадки, — вмешался Блейк. — Отпусти его. Он нам ничего не сделает.

— Зато я сделаю, — раздался голос у них за спиной и щелчок передернутого затвора. — Беда не приходит одна, — проговорил человек и приставил пистолет к виску Блейка. — Освободи его, — приказал он Авраму, — или мозги твоего друга, если они у него есть, повиснут на его сюртуке.

Краем глаза Блейк видел фигуры двух мужчин. Один приставлял пистолет к его виску, а второй озирался по сторонам.

— Освободить? — спокойно переспросил Аврам, поднимая юношу в воздух и ставя на ноги. — Можно быть рабом и тем не менее свободным, можно быть нищим, но весь мир будет лежать у твоих ног. Но вот свободны ли вы?

— Вот чудак! Говорит прямо как Шекспир, а я держу его друга на мушке, — сказал вор, и его товарищи засмеялись. Юноша схватил Аврама за грудки и прижал к двери.

— Не стоит этого делать, — проговорил Блейк и попытался отодвинуться от дула. — С ним нельзя так обращаться. Мой друг — ангел, а они этого не любят.

— Слыхали? Он ангел и «не стоит этого делать», — передразнил Блейка тот, у которого был пистолет. Воры снова засмеялись. — Как ты изящно выражаешься, прямо как те денди из Воксхолла, которых мы с таким удовольствием ограбили. Итак, джентльмены, как вы поняли, мы сбежали из Ньюгейтса в некоторой спешке, так что нам нужна ваша одежда, сапоги и, конечно, кошельки. Так что раздевайтесь, дорогие ангелочки.

— Если мы вам отдадим все, что вы требуете, вы все равно не успеете насладиться добычей. Ваши души будут гореть в аду, а кости рассыпятся в прах. Так что убери пистолет и иди отсюда. — Аврам выпрямился и одним пальцем оттолкнул вора, прижимавшего его к двери.

— А где ваше оружие, которым вы могли бы отправить нас в ад? Насколько я понял, пистолет только у меня, — уверенно сказал вор, глядя Авраму прямо в глаза. — Снимайте одежду, и я, может быть, не убью вас. А не хотите, так я с удовольствием лишу вас и одежды, и жизни.

— Вы не понимаете, — торопливо вмешался Блейк. — Он правда ангел, и он может остановить безумие, охватившее город.

— Нам это безумие совсем не мешает. Оно дало нам свободу и еще даст все, что нам понадобится, чтобы начать новую жизнь. Что бы ни случилось, мы разбогатеем. Отдавайте что велено, или я вас обоих убью. — Грабитель отпустил Блейка и приставил пистолет ко лбу Аврама. — Выбирайте: хотите жить или нет?

— В душе ты уже решил мою судьбу, а я твою, — ответил ангел и взялся за пистолет. Металл раскалился и обжег руку грабителя. — Давай, жми на курок, посмотришь, что будет. Стреляй!

Грабитель выпустил пистолет из рук и отступил под арку магазина.

Вдруг раздался резкий щелчок, похожий на удар кнута. Аврам не шелохнулся, но вор скорчился от боли, упал перед ним на колени, и на его морщинистом лице застыло удивление.

Ангел посмотрел на его сжатый кулак, а потом перевел взгляд на двух других грабителей.

— Хотите разделить его участь? — спросил он, приподняв бровь.

— Ты убил его! — вскричал один из них.

— Нет пока, но убил бы, если бы понадобилось. Забирайте его и уходите отсюда. И никому не говорите, что произошло, или я приду за вами. — Аврам отошел от дома, у которого все еще стоял.

— Никакой ты не ангел, — сказал другой грабитель, доставая из-за пояса длинный кухонный нож.

Не говоря ни слова, Аврам повернулся к нему и вытянул руку. Грабитель бросился к нему и порезал кончик указательного пальца.

— Ага, кровь! Как у любого смертного! — закричал он, занося руку для нового удара.

— Только ты от нее сгоришь, как соломенный тюфяк, — ответил Аврам и взмахнул рукой.

— Две капли густой, как кларет, крови упали на грязную белую рубашку грабителя.

Пятнышки зашипели, повалил густой синий дым. Грабитель уронил нож и запрыгал, тщетно пытаясь погасить пламя, которое поселилось у него в груди. Его вопли эхом перекатывались по переулку. Огонь объял его, дым валил из его рта, как из трубы.

Наконец человек превратился в неузнаваемый обгоревший труп.

— Покойся с миром, — сказал ангел, когда от трупа отлетела душа.

Пока Блейк смотрел на пламя, ему вспомнился «Неморенсис» и его золотые буквы, сияющие в свете камина. Блейку казалось, что он уже видел это место и этот камин. Аврам был прав: книга звала его.

— Надо идти, — позвал Аврам, отворачиваясь от пламени. Блейк молча побрел к реке, низко опустив голову. — Они с самого начала хотели убить нас. Но сегодня ты не должен умереть.

— Ты можешь читать мысли людей? — спросил Блейк.

— Иногда, прежде чем они их выскажут.

— И ты знаешь, о чем я сейчас думаю?

Аврам со смехом обнял его за плечи:

— Я знаю, что ты ведешь меня к реке, и вижу, что скоро наш поиск закончится и наши дороги разойдутся. Насколько я понимаю, то, что мы ищем, находится в книжном магазине на Лондонском мосту. Камин, который ты видел, находится именно там. К тому же где еще, как не в книжном магазине, прятать книгу?

— Твоя кровь взрывается, как порох… — задумчиво проговорил Блейк.

— Конечно. Я ангел, а значит — воин.

Глава 27 Summis Desiderantes[21]

Лондон поглотила зловещая тишина, как будто весь город накрыли огромным колоколом. Сильный ветер неожиданно прекратился, и пожар на севере Лондона начал тоже стихать — очевидно, пламени не хватало свежего воздуха, который обычно приносил ветер.

Блейк хотел вытереть пот с ладони, но с удивлением заметил, что пот высох и превратился в белые кристаллики соли. На его брови тоже налипли кристаллики соли, соль забилась в морщины на лице, из-за соли потрескались губы.

Аврам посмотрел на своего напарника и смахнул соль с лица Блейка своей мягкой ладонью. Кожа ангела светилась в отблеске пожара на севере.

— Я высох, как вобла, — сказал Блейк, облизывая губы. — Наверное, эти куски льда что-то изменили в атмосфере.

Он, сгорбившись, шел в тени пустых зданий. Впереди была видна арка, которая выходила на мост, она была покрыта белой соленой пылью и резко выделялась на фоне темного неба. Он чувствовал, что книга зовет его, что она даже шепчет его имя. Его охватило волнение, такое сильное, что к горлу подступила тошнота.

— Скоро пройдет, — сказал ангел. — Ты уже со многим справился, и скоро все завершится. Ты либо погибнешь, либо снова заживешь обычной жизнью.

— А ты? — спросил Блейк. — Ты тоже погибнешь?

— А еще называешься магистром каббалы! Ангелы не умирают — по крайней мере, той смертью, какой вы себе ее представляете.

— А что случится сегодня?

— Многое еще покрыто тайной, кое-что так тайной и останется. Но я точно знаю одно: нам надо вернуть книгу, найти ангела и спасти невинного агнца, которого скоро поведут на заклание. Это как раз подходящая работа для нас с тобой. А потом я оставлю тебя в твоем мире, с твоей глупой магией и бесполезной наукой, и вернусь домой.

— И сделаешь меня навсегда несчастным? — серьезно спросил Блейк. Сила книги вселяла в него сомнения и заволакивала его разум тьмой. — Мне всегда казалось, что это так интересно — делать открытия в магии, в науке, я всегда хотел стать одним из тех, кто отыщет все необходимое для человечества. А теперь вот я задаю себе один вопрос: мне это и вправду было интересно или я просто хотел славы?

— Как и многие, ты хотел и того и другого. Но то, что ты прочитал в «Неморенсисе», не принесет тебе пользы. То, что ты называл книгой света, на самом деле — книга тьмы, она послана тебе, чтобы сбить с толку.

Ангел остановился и прижался к боковой стене таверны. Входная дверь качалась на сломанной петле. Аврам осторожно шагал вдоль крашеной деревянной стены, стараясь держаться в тени. Блейк шел за ним по пятам.

— Там, возле ворот, есть какое-то существо. Это стражник, я такого давно не видел.

Блейк посмотрел в темноту, но ничего не увидел. Странный соляной дождь покрыл улицы тонким слоем белой пыли, которая, как иней, сверкала в свете фонарей.

— Я вижу только соляную пыль, а больше ничего, — прошептал Блейк, заглядывая ангелу за плечо.

— Это дьякка, падший ангел, — отозвался Аврам. — Если он здесь — значит, за «Неморенсисом» и за девочкой следят. — Аврам двинулся дальше, все так же тихо и осторожно. — Мне нужно, чтобы ты пошел к дверям. Если будешь идти быстро и не станешь обращать на это существо внимания, оно тебя не тронет. Вряд ли тебе чего-то следует бояться.

Страх пригвоздил Блейка к земле, у него задрожали колени.

— Пройти мимо существа, которого я не вижу? А если оно на меня набросится? За мной и так уже охотилось много ночных существ. А другого способа нет? — прошептал он.

— Оно может тебя пропустить, — тихо сказал Аврам и подтолкнул Блейка вперед. — Если оно нападет на тебя, то я приду к тебе на помощь. Разве я когда-нибудь тебя подводил? Я ведь хранитель твоего рода и не хочу, чтобы его весь истребили.

Блейк вышел из тени, не отрывая взгляда от центра ворот. Высоко над его головой серые каменные горгульи охраняли мост. Он видел, как в воздухе клубится пыль. Когда Блейк подошел к воротам моста, он различил в темноте какое-то существо, сидевшее на большом камне. Существо было черное и маленькое, на спине лежал слой соляной пыли.

Блейк сконцентрировался на воротах и на том, что было за ними, но краем глаза следил за тварью. Когда он прошел мимо, зверь издал низкое грудное рычание. Затем облизал свои толстые губы длинным голубым языком, язык достал и до плоского носа. Казалось, зверь пробует воздух, чтобы узнать, вкусная ли жертва.

По спине Блейка пробежал холодок. Борясь с желанием поскорее добраться до книжного магазина, он старался идти так же, как шел, и стал считать про себя шаги.

Через миг его сбили с ног и подбросили в воздух. Он упал на землю, но зверь все-таки успел схватить его сзади за сюртук. Дьякка мрачно уставилась на Блейка своими выпуклыми глазами и обнажила длинные белые зубы — теперь она держала его за шиворот.

Тварь заурчала, как огромная кошка, смахнула лапой соль с лица Блейка и медленно облизала языком его глаза и нос. По ее крупному черному подбородку потекла слюна. Блейк чувствовал ее зловонное дыхание у себя на лице. Потом дьякка открыла рот и зевнула так, что язык затрясся у нее в горле. «Отличный экземпляр для зверинца», — подумал Блейк, стараясь привести в порядок свои мысли и побороть нараставшую в нем панику.

Вдруг в темноте раздался странный звук — как будто вдалеке выстрелили из пушки. Дьякка издала душераздирающий крик, неловко наклонила к нему голову, ее рот раскрылся еще шире, и изо рта вылетел язык, похожий на змею. Дьякка застонала, закрыла глаза и, закинув голову назад, ослабила хватку, так как ее пальцы разжались. Рухнув на колени, она отпустила Блейка и стала кататься по земле, схватившись за живот.

Позади существа стоял ангел и лучезарно улыбался.

— Как забавно! — сказал он, роясь в кармане. — Она такого явно не ожидала, когда напала на тебя. Я думал, она сразу откусит тебе голову, но, к счастью, ты заинтересовал животное и этим помог мне выиграть время.

Аврам вытащил из кармана моток красной веревки и начал связывать животное.

— Оно умерло? — спросил Блейк, отходя в сторону. — Что ты сделал?

— Оно не умерло, но пока не причинит нам беспокойств. А что касается того, что я сделал… Могу сказать только одно: я благодарен Абарису и отверстию в задней части у дьякки. Думаю, никто никогда не предполагал, что можно воспользоваться Абарисом таким странным образом. У меня даже слезы на глаза наворачиваются, как об этом подумаю.

— Ты засунул кристалл прямо ей…

— Да, — перебил его Аврам. — По-моему, очень подходящее место. К тому же времени размышлять у меня не было.

— Тогда я благодарен тебе за тонкое понимание человеческой психологии и прекрасные познания в демонической анатомии, — отозвался Блейк, глядя на корчащееся от боли животное. — Ты оставишь его здесь?

— Подожди у магазина, мне еще нужно с ним кое-что сделать. Не переживай о его будущем.

На лице ангела появилось странное выражение. Блейк отвернулся, опасаясь, что здесь должно случиться нечто ужасное, в чем он совсем не хотел участвовать.

Он подошел к двери книжного магазина и заглянул в заиндевевшее окно. Пламя ярко освещало помещение, вдоль дальней стены вышагивала высокая фигура.

Сзади до Блейка донесся какой-то булькающий звук и другой, похожий на скрежет зубов. Потом Блейк услышал короткий предсмертный крик. Блейка передернуло. Он и раньше слышал такие звуки — когда блеющий ягненок коротко вскрикивал перед тем, как на него опускался нож мясника. Блейк по привычке пожалел несчастное создание.

Аврам появился из темноты, вытирая руки о кусок ткани, оторванной от сюртука убитого старика, лежавшего посреди улицы.

— Я всего лишь убийца, который убивает во имя справедливости, не забывай об этом. На небесах идет война, и если мы проиграем, то силы ада завладеют миром, а нас всех уничтожат. Если бы я этого не сделал, я дал бы лишний шанс Злу.

Ангел прошел мимо Блейка к забаррикадированной двери в магазин. Он уперся ногами в камни мостовой и со всей силой навалился на дверь. Наконец дерево треснуло, и Аврам отбросил дверь в сторону.

— Тегатус! — закричал он, заходя в магазин. — Это Рафаэл. Я пришел, чтобы забрать тебя домой и спасти девочку.

Блейк и ангел пробирались по узким проходам между стеллажами туда, где в глубине магазина было видно мерцание камина. На каждом шагу Аврам осторожно озирался, как будто ища что-то невидимое человеческому глазу.

— Тегатус! — снова позвал он так громко, что на этот раз стены сотряслись от его голоса.

— Мы у камина, — тихо ответила Аджетта.

Блейк и Аврам последний раз свернули и вышли из-за стеллажей на свободное пространство, где стоял стол Тадеуса, а в углу горел камин. Тегатус стоял к ним спиной, глядя в ночь через высокое окно. Аджетта грелась, сгорбившись у очага.

— Тегатус, друг мой, — тихо сказал Аврам. — Повернись и обними меня.

— Я слишком низко пал, Рафаэл. Благодать, которую ты несешь, не может спасти меня от того, что я познал.

— Тебя обманывает зло, которое захватило твое сердце. Ты скоро превратишься в дьякку, а ты достоин лучшего. Ты не так низко пал, чтобы у тебя не нашлось сил подавить бурю в своем сердце и вернуться.

— Вернуться куда? К прежней жизни? — спросил Тегатус, по-прежнему не поворачиваясь. — Я пал слишком низко. Нас с тобой отделяет пропасть, которую ни одному из нас не дано преодолеть.

— В таком случае лучше бы ты умер, чем попал в руки блудницы.

— Если бы это было возможно, все было бы так просто! Попасть в ее руки… Я был бы счастлив. — Тегатус повернулся к Авраму. — Я не совсем выжил из ума, чтобы не понимать, какую глупость я совершил. Если б я мог вернуться в прошлое… Возьми «Неморенсис», Рафаэл. Ты его хранитель, и над тобой его чары не властны. А мне ты не поможешь.

— Не слушай его! — закричала Аджетта Авраму. — Забери его отсюда. Он хочет вернуться, он говорил мне. Разве ты не видишь, что ему гордость мешает попросить? Если он останется здесь, они превратят его в чудовище. Я им этого не позволю! Я не позволю тебе бросить его здесь! — Она повернулась к Блейку и посмотрела ему прямо в глаза: — Давай, Блейк. Ты же волшебник, сделай что-нибудь. Я видела, как ты вызывал духов. Скажи ему, чтобы забрал отсюда Тегатуса, пока не пришел Морбус Галликус.

— Галликус? Морбус Галликус? — переспросил Блейк, стряхивая светлую пыль с сюртука. — Откуда ты его знаешь?

— Он запер нас в потайной комнате под памятником в честь Великого пожара. А еще у него было странное существо — Рамскин. А когда звезды начали падать, мы сбежали. Тадеус нас обманул. Сам сказал, что он с нами, а на самом деле был с ними. — Аджетта захихикала. — Тегатус применил магию и оставил его в туннеле с крысами. Он спас меня, поэтому он должен вернуться. Иначе его убьют и превратят в такого же, как Рамскин…

— Магию, Тегатус? — удивился Аврам. — Ангел пользуется магией?

— Да нет, это Аджетта шутит.

— Он дал ему в нос, сбил с ног и бросил прямо в воду. А потом вытащил его и оставил в подарок крысам, — восторженно рассказала Аджетта.

— Меня беспокоит то место, где вас держали, — вмешался Блейк. — Вы там больше никого не видели?

— А почему оно тебя беспокоит, Блейк? — спросил Аврам.

— Этот памятник — секретная лаборатория. О ней знают только члены Королевского общества, и больше всех ею интересовался Исаак Бонэм. В памятник вмурована огромная лупа, которая улавливает солнечные лучи, так что они фокусируются в мраморной комнате под землей. Бонэм надеялся, что с помощью этой лупы он сможет прекратить все войны на земле. Он должен был знать, что вас там держат, — он бывает там каждый день.

— Значит, он предал тебя. И еще это значит, что он с ними, — заметил Тегатус.

Блейк грустно посмотрел на Аврама:

— Как я ошибался. Обман проник глубже, чем я думал. Мной манипулировали все, кому не лень, а теперь оказывается, и мой лучший друг — предатель. Меня использовали. Я должен был открыть комету и покорить девочку. Это все моя вина. Из-за моей непомерной жажды знаний мы все оказались в беде.

— Покорить меня? — возмутилась Аджетта. — Я каждый день воровала у тебя. Да я пожалела о твоей горькой участи в тот день, когда ты меня нанял.

— Аджетта, — подошел к ней Аврам, — все, что происходит, происходит из-за тебя. Женщина, известная тебе как Йерзиния, — падший ангел. Пришло время, когда ей, чтобы не превратиться в Рамскина, надо перевоплотиться в чье-то тело. И она выбрала твое. Она хочет поселиться в твоем теле, а твою душу отправить во мрак стенать там навеки. Помнишь, Тегатус, что сделал наш Создатель в битве при Скалле? И сегодня нам снова придется бороться со злом. Но на этот раз противник еще сильнее. Ты поможешь мне?

— Я для того и был создан, чтобы биться со злом, — радостно улыбнулся Тегатус.

По темной улице к магазину подъехала длинная черная карета, запряженная черными лошадьми, и со скрипом остановилась. С облучка, взмахнув плащом, спрыгнул Морбус Галликус с хлыстом в руке.

— Они пришли за тобой, Аджетта. Пора бежать, — сказал Аврам, снимая сюртук и бросая его в огонь. — Бегом, на крышу. Надо успеть, пока не взорвались Абарисы.

— Книга! — закричал Тегатус, хватая «Неморенсис», и бросился за Блейком, который бежал по лестнице вслед за Аврамом и Аджеттой.

Бонэм вбежал в магазин и устремился прямиком к камину. Лицо его было скрыто под маской ворона.

— Они спрятались за камином, — сказал он подошедшему Морбусу Галликусу. — Убей ангела, но девчонку не трогай! — крикнул он, проходя между стеллажами с пистолетом в руке.

Сюртук Аврама, лежавший в камине, полыхнул синим светом, который с каждой секундой становился все ярче и ярче. Кристалл Абарис вывалился из кармана сюртука и подкатился к ногам Бонэма. Но тот бросился к двери в подвал, скатился по ступенькам и оказался в сырой комнате у самого подножия опоры моста.

Свет приближающейся кометы озарял крошечное окошко. Что-то билось о стекло. Бонэм поднял голову и увидел залитое лунным светом тело Сарапука. Оно раскачивалось под ветром и стучало каблуками в стекло.

Глава 28 Lunar Lustrum[22]

Узкая каменная лестница поднималась все выше и выше. Аджетта двигалась на ощупь, крепко держась за натянутую сбоку веревку. Мимо нее пробежал Аврам, перепрыгивая через три ступеньки. Она услышала, как Блейк с Тегатусом запирают дверь на лестницу и устремляются к ней. В волнении она наступала на самый краешек ступеньки и каждый раз резко наклонялась вперед, чтобы не упасть.

— Помогите! — закричала она, и ее слова унесло наверх.

Тегатус поддержал ее за руку и повел дальше:

— Иди медленно, по одной ступеньке за раз. Темнота скоро отступит.

— Они нас поймают, и Галликус тебя убьет!

— Я уже ничего не боюсь. Они могут убить мое тело, но мой дух свободен.

— Быстрее! — закричал Блейк и, спотыкаясь, побежал по каменной лестнице. — Абарис вот-вот взорвется, и я хочу оказаться от него подальше…

В эту минуту прозвучал громкий взрыв — внизу, в камине, сюртук Аврама прожгло пламенем, и кристаллы Абарисы посыпались в огонь. Казалось, в доме содрогнулся каждый камень — выскочил из стены, а потом встал на свое место. Дверь на лестницу сорвало с петель, и наверх устремился большой шар белого огня.

— Всем лечь! — завопил Блейк и прыгнул на Аджетту, прижав ее к холодным ступеням.

Огненный шар пронесся над его спиной, опалив сюртук и волосы на затылке. Тегатуса поглотил огонь, и он упал на спину. Лицо его покрылось ожогами и почернело.

— Оставьте меня… — пробормотал он, когда Блейк поднял Аджетту. — Уведите девочку отсюда, я попытаюсь остановить любого, кто пойдет по этой лестнице.

— Нет! — закричала Аджетта, но Блейк потащил ее вверх. — Мы не можем его здесь бросить!

— Делай, как он говорит. Мы ничем не можем ему помочь. Тебе надо убежать.

— Быстрее! — прокричал Аврам сверху, пытаясь отпереть дверь на крышу.

— Тегатус ранен, — задыхаясь, сказала Аджетта, когда наконец очутилась на одной площадке с Аврамом, который возился с дверью.

— Никто не может выжить в пламени Абариса, даже ангел. — Аврам спустился на две ступени вниз и с разгона ударил в дверь, сорвав ее с петель и осыпав крышу щепками. — Иди за мной и, что бы ни случилось, не поддавайся страху.

Аврам выступил из темноты лестничного колодца на крышу, в мерцающий свет луны. Пожар на севере утих, и небо в той части было озарено мягким янтарным светом. А посередине была видна комета, которая с каждой секундой приближалась к Земле. Крыша была обнесена высокими зубчатыми стенами, как в замке, они возвышались над рекой. В каждом углу на башенке сидела большая каменная горгулья. — Они охраняли крышу со всех четырех сторон света, а ниже сидели горгульи поменьше и смотрели на реку и город.

На самой поверхности крыши была вытравлена большая пятиконечная звезда, которая располагалась так, чтоб два ее конца смотрели на юг, а один на север. В центре звезды был нарисован кроваво-красный знак Йерзинии, обведенный по краю черной краской.

— Нельзя терять ни минуты. Мы можем даже не успеть выехать из Лондона к тому времени, когда упадет комета, — сказал Аврам, подтолкнув девочку к свету. Ей пришлось заслонить глаза рукой от яркого свечения, которое заливало весь город.

— Значит, тут нам и конец? — спросил Блейк.

— Это конец для всех вас, — сказал кто-то позади него. — Мы долго ждали и сейчас рады, что вы можете к нам присоединиться.

Йерзиния вышла из-за огромной каменной трубы, ее лицо скрывала маска тигра.

Блейк повернулся, чтобы броситься к двери, но тут из темноты выступил человек в маске ворона — с длинным черным клювом и блестящими темно-синими перьями. Он нес «Неморенсис», перевязанный красной веревкой. Блейк узнал этого человека.

— Исаак Бонэм, прячущийся под личиной черной птицы! — закричал Блейк. — Что, предатель, боишься посмотреть мне в глаза?

— Что ж, ты меня удивил — моя маска не смогла сбить тебя с толку. А это ангел? И Аджетта! Здравствуй, девочка. Я еще успею на вас насмотреться — в следующие несколько десятилетий.

— Нет, ты ни на кого не сможешь смотреть! Я лично выколю тебе глаза, если понадобится! — гневно воскликнул Блейк.

— Тебе не спастись, Блейк, — заметила Йерзиния, взмахнув длинным посохом. — Я уже давала тебе шанс стать одним из нас, но в ту самую ночь, когда я остригала тебе ногти, я поняла, что в сердце у тебя недостаточно мрака для того, что мы хотим совершить. А вот Бонэм — мой темный возлюбленный, и, как только я избавлюсь от оков леди Флэмберг и от ее толстого муженька, я выйду за него замуж.

В эту минуту за зубчатую стену уцепилось несколько серых рук — это горгульи, которые веками недвижно взирали на Лондон, ожили и спускались со своих возвышений.

— Опять демоны, Йерзиния? — спросил Аврам.

— Это друзья, которые помогают мне завершить начатое. Тебе здесь не место, Рафаэл. Уходи, и я тебя не трону. А можешь и остаться, тогда я превращу тебя в дьякку.

— Какие смелые слова! Но у тебя не осталось времени, Йерзиния. Луна уже полная, комета скоро столкнется с Землей, и тогда ты уже не сможешь сменить оболочку. — Аврам притянул к себе Аджетту и что-то ей зашептал.

— Кто это сделал? — закричал Морбус Галликус, выйдя на крышу. В руках он держал отрубленную голову Рамскина. — Это ты, Блейк, и твоя дурацкая наука? Рамскин был моим напарником, единственным существом на свете, при котором я не чувствовал стыд за себя. Это ты сделал?

— Я, — быстро ответил Аврам. — Рамскин все время вмешивался в мою жизнь, и я решил вмешаться в его… Что же ты собираешься со мной сделать?

— Ты — злой человек! За то, что ты убил Рамскина, я сделаю из твоей головы подсвечник! — воскликнул Галликус хриплым голосом.

— Оставь его, Морбус, — сказал Бонэм, нацеливая на Аврама пистолет. — Мне тоже есть за что посчитаться с этим существом. Там, на лестнице, уже лежит один мертвый ангел, сейчас будет второй. Посмотрим-ка на его кровь.

— Знаете, я с удовольствием показываю людям свою кровь.

— Не трогай его, — взволнованно сказала Йерзиния. — Он хочет обмануть тебя, Бонэм. Его кровь станет нашей смертью, ее нельзя проливать. — Она посмотрела на луну и приближающуюся комету.

— Началось! — Ее передернуло. — Мне нужно оставить это тело и войти в тело девочки. Приготовьте Аджетту. Рафаэл, отдай мне ее, она не твоя.

Галликус швырнул голову Рамскина в Аврама, угодив ему прямо в грудь, быстро схватил Аджетту и поволок ее по крыше. Горгульи окружили Аврама.

— Блейк, уведи ее отсюда! — закричал Аврам, отступая к стене под напором горгулий с мечами, которые все чаще делали выпады в его сторону и смеялись сквозь острые каменные зубы.

Галликус подбежал к Блейку, сбил его с ног и резко стукнул о каменную крышу.

— Быстрее! — воскликнула Йерзиния. — Держите девочку и подготовьте ее для меня. Скоро мы снова будем вместе, Исаак. И на этот раз никто не встанет у нас на пути.

— Ты предал меня, Исаак! Неужели после стольких лет нашей дружбы, когда мы были даже больше чем друзьями, ты заботишься только о себе? — спросил Блейк, которого крепко держал Галликус.

— Мне нужна только она. От нее я получу больше мудрости за минуту, чем от тебя за всю жизнь, — ответил Бонэм.

Он развязал «Неморенсис», раскрыл его и положил в центре круга. Потом взял Аджетту за руку и подвел к северному лучу звезды, где стояла Йерзиния.

— Не позволяй этой женщине забрать твою жизнь! — закричал Блейк, и Галликус ударил его лицом о камень.

«Неморенсис» увеличился в размерах, заполнил весь круг, и из его страниц полился яркий белый свет.

— А ты бы не позволил ей? Я ведь знаю, о чем ты думал, я знаю, что твое сердце уже растаяло, тебе просто не хватило смелости. А мне хватило.

— А что будет, когда ты состаришься? Ей понадобится другой супруг, и она просто отделается от тебя, как отделалась от лорда Флэмберга.

— Что ж, по крайней мере, я умру счастливым, — ответил Исаак, глядя на Йерзинию. — Время пришло, книга готова, комета приближается, и девочка ждет тебя.

— Вы сами себя погубите! — закричал Аврам, посмотрев на «Неморенсис». Книга стала вдвое больше, страницы оторвались от корешка, поднялись в воздух и закружились, как смерч, до самого неба. — Ты не ведаешь, что творишь, Йерзиния! — Он пнул горгулью, которая прижимала его к стене.

— Ты, кажется, забыл — это моя книга. Каждое слово написано мной. В ней скрыто мое сердце, я знаю, на что она способна. Сегодня мое последнее перевоплощение. Больше не придется прыгать из одного тела в другое — век за веком. Когда звезды и «Неморенсис» сойдутся в пределе, я останусь навсегда в этом славном теле.

— Ее тело сгорит, да и ты вместе с ней, не видать тебе больше безоблачных дней! — воскликнул Аврам.

— Что я слышу? Проклятье из уст ангела? Отчаяние привело тебя ко мне. Разве ты не понимаешь, что даже ты можешь пасть? Наверняка есть такой соблазн, что отвернет твой разум от бездумного служения Ему, и ты захочешь найти истину. Никто не в силах бесконечно исполнять Его волю. У тебя все еще есть время, Рафаэл…

— Полынь упадет с неба на землю и отравит все воды, и вызовет много смертей, но ты — ты будешь гореть в вечном огне.

— Все это — бессмысленные слова, они годятся только для того, чтобы обмануть легковерных и запугать их. То, что написала я, по крайней мере, обладает огромной силой. Посмотри, Рафаэл, и сам убедись в том, как мое произведение обретает форму, а магия наполняет воздух.

Аврам поднял голову. «Неморенсис» был похож на огромный светящийся столб из белого мрамора. Страницы вновь соединились с корешком. Они вздымались в небеса. Вокруг столба извивалась красная веревка. Корешок стал толще, золотые буквы на нем искривились. А высоко над Лондоном к Земле неслась комета, и луна поднялась в ночном небе — казалось, они вот-вот столкнутся.

С востока налетел сильный ветер. Он поднял воду в реке так, что она стала похожа на высокий фонтан. Ветер вытаскивал из подводных могил мертвецов, остовы погибших кораблей и поднимал все это в воздух. Потом, как бестелесный призрак, повел реку по ее руслу, от одного берега к другому, забирая с собой утопленников и затонувшие суда.

— Остался еще один знак! — воскликнула Йерзиния. — Еще один знак, и можно будет начинать. Воды уже отдали своих мертвецов. Встает луна. Скоро должна прилететь комета. Крепко держи девочку. Я чувствую, что перевоплощение уже близко.

Йерзиния схватилась за живот и скорчилась от боли, как будто ей распарывали живот изнутри, давая жизнь призраку. Как обезумевшая, она стала рвать на себе одежду и откинула маску тигра с лица.

Блейк вырвался из мертвой хватки Галликуса и покатился по полу, а его противник в ужасе опустился у стены и закрыл лицо руками, как испуганный ребенок. Бонэм отвернулся, не в силах смотреть на эту трансформацию, но по-прежнему крепко держал Аджетту. Йерзиния, спотыкаясь, пошла по крыше к нему, протянув руки к Аджетте.

— Иди ко мне, дитя, иди ко мне! — сказала она, подбираясь к ней поближе. — Отпусти ребенка, она должна стоять одна. И никакого принуждения. — Йерзиния посмотрела Аджетте в глаза. — В нашу первую встречу я обещала тебе другую жизнь, обещала, что мы станем друзьями. Сделай это для меня, и мы навсегда будем вместе. Моя жизнь станет твоей жизнью, я покажу тебе мир и небеса. Они станут твоими. Открой мне свое сердце, открой мне сердце, и я сольюсь с тобой.

Аджетта вспомнила тот день, когда впервые увидела улыбку Йерзинии, ее лицо, скрытое под маской тигра, ее глаза, сверкающие, как бриллианты. Запах абсинтиума снова проник в ее разум, пробудив в ней непонятные желания.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Я с удовольствием открою тебе свое сердце, я стану такой же, как ты, и буду делать все, что ты потребуешь, — и в жизни, и в смерти.

— Она одурманивает твой разум! — закричал Блейк и бросился к Аджетте.

Бонэм прицелился и выстрелил. Пуля пролетела через всю крышу и попала Блейку прямо в грудь, бросив его на пол.

— Тогда время пришло. — Йерзиния улыбнулась Аджетте. — Дай мне свою руку… Быстрее, надо, чтобы не зашла луна, — сказала она, и ее лицо исказилось от боли.

Аджетта взяла Йерзинию за руку. Кровь резко запульсировала в ее венах.

— Подними руки к луне и поприветствуй ее в твоей новой жизни, — сказала Йерзиния, прислонившись к столбу «Неморенсису» и обвязывая вокруг пояса красную веревку. — Когда упадет комета, леди Флэмберг перестанет существовать.

В эту минуту с неба посыпались ледяные кристаллы, они падали на город и на его окрестности.

Дома на мосту вздрогнули, когда в реку попали такие метеоры. Вода забурлила, от нее стал подниматься горячий пар. На востоке звезда Полынь стала значительно ярче, она как будто выпрыгнула из-за луны и на головокружительной скорости понеслась к Земле.

Аврам закричал:

— Солнца младшая сестра, застынь в небесах! — Ему удалось пробиться сквозь горгулий, которые обступили его со всех сторон.

— Слишком поздно! Тебе не остановить луну! — воскликнула Йерзиния, все крепче сжимая Аджетту.

Аврам снова закричал:

— Солнца младшая сестра, застынь в небесах! — Он поднял руки к небу.

— Смотри на меня, девочка. Быстрее! — сказала Йерзиния, повернувшись к Аджетте.

Испустив глубокий стон, Йерзиния открыла рот, чтобы выпустить дух. Изо рта вылетела длинная струя какой-то белой субстанции и повисла над ее головой, как толстая белая змея. Она колебалась, все еще привязанная к Йерзинии, ожидая того момента, когда сможет войти в новую жертву.

В это время с лестничной площадки на крышу, из тьмы в свет, выбежал Тегатус. Он был еле живой, лицо обгорело во время взрыва кристалла Абарис. Собрав все свои силы, он бросился на Йерзинию, оттащил ее от девочки и книги и отвязал красную веревку от «Неморенсиса». «Неморенсис» съежился, страницы попадали одна на другую, и столб снова превратился в обычную книгу. Одним движением, словно танцуя, Тегатус прижал Йерзинию к парапету. Бонэм и Галликус с удивлением уставились на него.

Бросив Йерзинию на пол, он привязал один конец веревки к своей руке, а из другого сделал петлю и накинул ей на шею. Он начал затягивать петлю, и ее дух быстро вернулся в старое тело. Йерзиния царапала ему лицо ногтями и требовала прекратить это. Дух вынужден был сидеть внутри из-за веревки. На теле леди Флэмберг появились огромные гниющие язвы и темные пятна.

— Ты не остановишь меня, Тегатус! Даже твое полное ревности сердце никогда не увидит моей смерти! — кричала умирающая Йерзиния, когда ангел тащил ее к нависшему над Темзой краю крыши.

Аврам ударил рукой по мечу последней горгульи и окропил ее своею кровью. Горгулью тут же охватило высокое пламя, от которого почернели каменные плиты пола. Потом Аврам подбежал к Бонэму и одним ударом сбил его с ног. Пули и порох рассыпались по всей крыше.

Тегатус сильнее подтолкнул Йерзинию. К ним бежал Галликус. Йерзиния закричала и попыталась выцарапать Тегатусу глаза, на ее теле открылись чумные язвы, и она из красавицы превратилась в старую ведьму.

— Последний полет наших сердец завершится в смерти! — закричал Тегатус громче, чем глухие звуки отдаленных взрывов, и сбросил ее с крыши в водоворот.

Йерзиния летела к своей могиле, как раненая птица, увлекая Тегатуса вниз, к черной воде. Наконец они упали в реку, которая бурлила от неземного жара. Йерзиния боролась с водоворотом. Она даже раскрыла на мгновение крылья, признавая свою ангельскую сущность, и попыталась взлететь, как лебедь, бьющий крыльями по пенной воде, но Тегатус крепко держал ее за веревку, утаскивая за собой в черные глубины вод. Водоворот, открывшийся под аркой, поглотил их, и они исчезли из виду в глухой темноте.

— Он забрал ее у меня! — вскричал Бонэм, вскочив на ноги. — У него не было никакого права… Она была моя!

— Она никому не принадлежит, даже тебе, — сказал Аврам, подходя к остальным.

— Пусть тогда девчонка летит вслед за ними! — рявкнул Галликус, который прижимал Аджетту к зубчатой стене.

Аврам посмотрел на кровь, вытекавшую из раны от меча на его руке.

— Вспомни, что я шептал тебе, Аджетта! Вспомни!

— Настоящая любовь изгоняет все страхи, — сказала она, улыбаясь.

Аврам быстро шагнул вперед и смахнул каплю крови со своего пальца на Галликуса. Аджетта отскочила в сторону — Морбус Галликус трясся как в ознобе. Глаза вылезли из орбит, из носа и рта повалил густой белый дым, а кожу охватило синее пламя.

— Плевелы готовы к адскому огню, — сказал Аврам и столкнул его с крыши в реку.

Звезда Полынь изменила свою траекторию, теперь она направлялась к Луне. Когда комета упала на темную сторону Луны, Земля содрогнулась. В космос взвились клубы лунной пыли. У самой лунной поверхности комета раскололась на мелкие кусочки, и на землю посыпались миллионы льдинок.

— Ну что, Йерзиния? Полынь попалась, как мотылек в паутину? — сказал Аврам ветру, направляясь к Блейку. — Не переживай, я это уже не раз проделывал, — произнес он, смеясь, и погрузил руку в грудь Блейка. — Видишь, вот пуля, а тебе ведь сейчас совсем не больно, мой дорогой друг.

Воспользовавшись удобным случаем, Бонэм схватил «Неморенсис» и, как испуганная собака, побежал к лестнице.

Блейк взглянул на небо, которое было усеяно сверкающими ледяными кристаллами. Аджетта смотрела на своего хозяина во все глаза, не совсем понимая то, что только что увидела, а сверху донесся странный звук, похожий на взмахи ангельских крыльев.

— Теперь ты должен о ней заботиться, — сказал Аврам и вручил Блейку ее руку. — Аджетта твой друг, а не прислуга, хотя как друг она может хорошо тебе послужить.

— А другие? — спросил Блейк.

— Разбегутся и спрячутся, а потом — да, снова станут причинять тебе неприятности. Но не бойся: я хранитель твоего рода.

Аврам повернулся и пошел к лестнице, и скоро звук его шагов затих в ночи. Небо снова стало черным, последний метеор испарился в небе, не долетев до земли.

— Тегатус погиб, — сказала Аджетта, посмотрев на Темзу. — Погиб, чтобы спасти меня.

— Ночь еще не закончилась, и главная битва еще не выиграна. Пойдем… Пойдем посмотрим, где миссис Малакин. Скорее всего, до сих пор прячется в подвале. — Блейк улыбнулся и посмотрел на Аджетту. — Однажды я встретил человека, который не верил в ангелов. А теперь я думаю, что это единственное, во что следует верить.

Примечания

1

Неточная цитата из «Откровения Иоанна Богослова» 8:10; 8:11.

(обратно)

2

Прах человеческого черепа (лaт.).

(обратно)

3

Полынь горькая (лат.).

(обратно)

4

Страшные злодеяния (лат.).

(обратно)

5

Освобожденный смертью (лат.).

(обратно)

6

Неделя смерти (лат.).

(обратно)

7

Кадеш — сирийская богиня; изображалась стоящей на льве, с цветами в одной руке и змеей — в другой.

(обратно)

8

«Вот тело мое!» (лат.).

(обратно)

9

Движение против часовой стрелки во время языческого ритуала.

(обратно)

10

Sudarium — букв, «платок для вытирания пота» (лат.). По библейскому преданию, голову Иисуса Христа после его смерти накрыли платком.

(обратно)

11

Бойтесь демонов, дары приносящих (лат.) — от известного выражения «Timeo Danaes et Donna Ferentes» — «Бойтесь данайцев, дары приносящих». В мифе о Троянской войне эти слова сказал Лаокоон троянскому царю Приаму, который собирался ввезти оставленного греками (данайцами) деревянного коня в Трою.

(обратно)

12

Священная трава (лат.).

(обратно)

13

Кровавая заря (лат.).

(обратно)

14

Асмодей — еврейский демон.

(обратно)

15

Здравствуй, царица, мать милосердная! (лат.).

(обратно)

16

Гемара — часть Талмуда. Ге-Хинном — на иврите: «геенна огненная». Здесь: толкование об аде.

(обратно)

17

Развязка (фр.).

(обратно)

18

Ты рассудил очень хорошо (лат.).

(обратно)

19

В скандинавской мифологии: колдунья.

(обратно)

20

Ошибка, заблуждение (др. — греч.).

(обратно)

21

Желанные итоги (лат.).

(обратно)

22

Лунный свет (лат.).

(обратно)

Оглавление

Грэм П. Тэйлор «Звезда Полынь»

  Глава 1 Звезда Полынь

  Глава 2 Pulvis Humani Cranum[2]

  Глава 3 Аптекарь

  Глава 4 Переулок Иниго

  Глава 5 Обоженные крылья и парики

  Глава 6 Malus Malificia[4]

  Глава 7 Книжный магазин на Лондонском мосту

  Глава 8 Liberato per mortem[5]

  Глава 9 Hebdomada Mortium[6]

  Глава 10 Хранитель рода

  Глава 11 Кровавая Кадеш[7]

  Глава 12 Противосолонь[9]

  Глава 13 Sui Sudarium[10]

  Глава 14 Химера

  Глава 15 Timeo Daemones et Donna Ferentes[11]

  Глава 16 Herba Sacra[12]

  Глава 17 Aurora Sanguinea[13]

  Глава 18 Рамскин Асмодей[14]

  Глава 19 Кареты и кометы

  Глава 20 Морбус Галликус

  Глава 21 Salve, Regina, Mater Misericordiae[15]

  Глава 22 Gemara Ge-Hinnom[16]

  Глава 23 Le Grand Denouement[17]

  Глава 24 Optime Disputasti[18]

  Глава 25 Сейдкона[19]

  Глава 26 Hamartia[20]

  Глава 27 Summis Desiderantes[21]

  Глава 28 Lunar Lustrum[22]

Реклама на сайте