«Хозяин Стаи»

Хозяин Стаи (Дочь Кузнеца-2)

В этой жизни я слишком ненавижу, чтобы любить, но может быть в следующей…

Часть I. Звон стали

Глава 1. Арена

Город-государство Годрум. 1278 год от Сотворения мира.

В Годруме, городе-государстве, зацепившемся за мыс Ветров — самую западную оконечность материка, был праздник. Середина лета — самое время, чтобы в очередной раз почтить Богов-покровителей — так было официально объявлено. Неделю назад один из пиратских адмиралов — владелец двух десятков хищных остроносых кораблей, вернулся из крупного похода с громкой победой и богатой добычей и решил отблагодарить Богов-покровителей — так было на самом деле. Хотя была ли разница? Для граждан полиса, гордо именующих себя воинами и готовых прозвище «пират» вбить в глотку любому, кто осмелится его произнести, — уж точно никакой.

Пиратский адмирал объявил праздник, и горожане охотно поддержали его идею. А почему не поддержать, если он за все платит? Главным событием этого праздника, как и любого праздника в Годруме, должны были стать гладиаторские бои. Местный цирк по праву считался самым огромным на юге материка, а устраиваемые в нем представления — самыми кровавыми. Гордость горожан. Пиратский адмирал пообещал, что сегодня на его арене на радость зрителям умрут не меньше двух сотен рабов. Славу нужно поддерживать.

Сегодня с самого раннего утра по дороге, ведущей с одного холма на другой, от городских стен к массивному зданию цирка, тянулись люди — добраться, пока солнце не взошло слишком высоко, а в воздухе не повисла удушливая взвесь пыли, да и места получше занять. Конечно, для богатых и знатных горожан отведены специальные трибуны, но и простой народ не хочет пропустить ничего из сегодняшнего зрелища.

Трибуны цирка постепенно заполнялись народом. Сами трибуны представляли собой простые ступени из белого камня, поднимавшиеся одна над другой, на которых и рассаживались зрители, кто положив специально принесенную подушку, а кто — и просто так. В двух местах роскошными мягкими креслами и тентами, бросавшими на них тень, выделялись ложи знатных годрумцев — места, с которых открывался самый лучший вид. Пиратский адмирал обещал, что сегодня на арену выйдут не только простые рабы — обыкновенное мясо, способное лишь на жалкую смерть, но и известные бойцы, прославившие цирк — достойное зрелище на самый изысканный вкус! И трибуны заполнялись народом. Над огромным сверкающим на солнце белокаменным сооружением уже начинал подниматься гул голосов.

На трибунах собирались и начинали шуметь зрители, но глубоко под ними, в служебных помещениях цирка, там, где ждали установленного срока рабы, было тихо. Словно ничего и не происходило снаружи. Во всяком случае, так было в ее комнате. Невиданная роскошь для раба-гладиатора годрумского цирка — отдельная комната, в которой он живет. Она такую получила почти сразу, еще три года назад, и сейчас могла спокойно наслаждаться тишиной. Словно сегодняшним утром ей и не придется вовсе выходить на арену.

А вода остыла.

Это снаружи цирка уже можно было задохнуться от летней жары, а в глубоких катакомбах, уходивших чуть ли не под землю, всегда было прохладно. То есть достаточно комфортно, чтобы начать утро с принятия горячей ванны, но недостаточно, чтобы продолжать сидеть в воде, когда та уже совсем остыла. Зан подняла, что дальше нежиться не получится и открыла глаза. В них не было ни капли сонной мути и даже обычной ленивой расслабленности не было: нет, она точно знала, что ей сегодня сражаться. Зан легко поднялась и вылезла из деревянной бадьи, в которой сидела. На каменный пол с ее тела стремительно побежали струйки воды. Она взяла со стула специально приготовленное чистое полотно и, развернув, принялась вытираться. Сначала убрала капли с лица и шеи, промокнула руки и грудь, потом, легко нагнувшись, снизу вверх провела по ногам. И брезгливо, словно кошка, переступила по полу туда, где еще было сухо. Она, первые десять лет своей жизни проведшая в деревянной избе, хорошо относиться к каменным полам так и не научилась.

Дверь за спиной Зан отворилась, и в комнату бесшумными дрессированными тенями скользнули два мужчины-раба. Она не обернулась к ним, продолжая вытираться, словно и вовсе не обратила на них внимания, и они, тоже ни о чем не спрашивая ее, подняли бадью с водой и вынесли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Эти рослые рабы появлялись так каждый день: сначала принести воду для купания, потом забрать. Зан не звала их: они успели хорошо выучить, сколько же времени требуется их… Нет, не госпоже. И не хозяйке: рабыня не может ею быть. Той, кому они прислуживали. В догатской школе ее учили, что только рабыням — любимицам своих хозяев и только в самых богатых домах салевской* [*Салева — царство, северо-восточный сосед Годрума. Столица Салевы — Догата — город-порт на побережье Ражского моря. ] столицы могут прислуживать другие рабы. Оказалось, что и годрумский цирк в этом отношении ничуть не хуже! Изящно очерченные губы тронула усмешка — единственный известный ей вариант улыбки.

А еще в школе говорили, что нет хуже участи, чем стать гладиатором. Салева, школа… Как давно это было? Три года назад. В прошлой жизни. А ведь была еще и позапрошлая. Та самая с теплым деревянным полом под босыми ногами… Зан запретила себе вспоминать.

Ее звали тогда по-другому.

Зан — имя как звон стали. Это имя ей дал Али-Хазир — старший надсмотрщик годрумского цирка. Он научил ее драться так, чтобы хрупкая шестнадцатилетняя девочка могла биться на равных со здоровенными мужиками и не просто выходить живой из этих поединков, но еще и побеждать. И еще он объяснил ей, как сделать каждое движение ярким и эффектным, чтобы публика на трибунах выла от восторга. Он учил ее убивать. И она научилась так, как не ожидал никто от такой слабой и на вид такой неопасной рабыни. Даже он сам?

Зан не знала ответа на этот вопрос. Она была преступницей, посягнувшей на жизнь свободного — своего господина. Она должна была умереть. И только самому господину старшему надсмотрщику было известно, почему он решил дать ей шанс. Даже два шанса: оружие и умение им владеть. Однажды, когда она уже несколько месяцев выходила на арену годрумского цирка, одерживая одну победу за другой, она спросила его об этом. Он не удивился вопросу, словно все эти месяцы ждал, когда же она его задаст.

«Вспомни, как толпа орет и беснуется, когда ты посвящаешь им жизнь очередного раба.

Ты знал, что так будет?»

Он промолчал и усмехнулся в ответ. Она запомнила тот разговор.

Тогда, три с лишним года назад, в ее первый бой на арене годрумского цирка, ее и еще четверых рабов выкинули на белоснежный песок вообще безо всякого оружия и натравили против них зверей. Десять минут спустя она оказалась единственной, кто выжил. Из той пятерки и вообще из всех рабов, которых когда-либо выпускали на съедение специально выдрессированных псов, на развлечение черни.

Да, это считалось зрелищем для черни. А знатные годрумцы предпочитали бои гладиаторов-профессионалов, которые умели показать настоящее сражение, продемонстрировать свое мастерство во владении различным оружием, умереть красиво.

Все верно, они умирали. Или просто надоедали публике, постоянно требовавшей все новых и новых развлечений. И Али-Хазир искал, кого можно показать толпе в следующий раз. Он обратил внимание на нее: девчонке удалось прогнать псов — весьма необычно; девчонка молода и смазлива — еще интереснее! Али-Хазир не ошибся. Он что, просто не умел ошибаться, этот старый надсмотрщик?

Рабыня-гладиатор Зан, прозванная Звон Стали, — любимица публики была из тех бойцов, чье выступление приберегали на финал как самое интересное. Она еще готовилась к выходу в своей комнате, глубоко под трибунами годрумского цирка, а на его арене уже пролилась первая кровь.

Тайко-Сид, высокий статный мужчина, в коротко остриженных волосах которого уже начала появляться седина, но которому еще очень далеко было до настоящей старости — пиратский адмирал, владелец двух десятков прекрасных боевых кораблей и один из устроителей этого праздника, поморщился и отвернулся от арены, на которую как раз выгнали с полдюжины совсем никуда не годных рабов и сейчас должны были выпустить псов. Гладиаторские бои традиционно должны были начаться с кормления зверей — зрелища, безусловно, довольно забавного, но уж слишком примитивного! На белоснежный песок арены один за другим вышли огромные тощие псы, и чернь на трибунах взвыла от восторга. Там, под безжалостным солнцем, уже давно не было свободных мест: толпа не желала пропустить ни минуты из сегодняшней кровавой бойни. А вот в почетных ложах было еще пустовато. Среди знатных жителей Годрума считалось правилом хорошего тона появляться к началу основного представления — сражениям профессиональных бойцов. И уж конечно ему, Тайко-Сиду, одному из самых богатых горожан, незачем было торчать здесь с самого начала!

А на арене представление разворачивалось по привычному сценарию. Псы окружили рабов и теперь постепенно сужали круг, наскакивая то на одного, то на другого. Рабы еще пытались как-то отбиваться, но продержаться им удастся недолго — это Тайко-Сид видел прекрасно. Еще немного и прольется первая кровь, и тогда разъяренных псов уже ничто не остановит!

Тайко-Сиду не нравилось это зрелище, оно вызывало у него только скуку: этих рабов даже отдаленно нельзя было назвать бойцами — никакой отваги, никакой изобретательности! Псы и то проявляли больше сообразительности. Впрочем, они и выходили на арену не в первый раз. И не в последний. Но Тайко-Сид был здесь и не ради псов. Он никогда не пришел бы в цирк так рано, если бы не пригласил на сегодня к себе в ложу весьма важного и знатного гостя. А гостя, как известно, полагается встречать, а для этого нужно прийти раньше него.

В ложе, соседней с адмиральской, появился знакомый купец со своим семейством. Тайко-Сид раскланялся с ними и уже собирался вновь опуститься на свое удобное мягкое кресло, как дверь за его спиной распахнулся, и раб пропустил человека, которого так ждал его господин. Это был мужчина еще довольно молодой на вид, высокий и стройный. Прекрасная осанка и уверенные полные силы движения выдавали в нем великолепного бойца ничуть не хуже, чем меч в черных бархатных ножнах у его правого бедра. Из такой же черной ткани была и одежды на мужчине — узкие брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги, и короткий плащ, который он откинул за плечи, демонстрируя прекрасно сшитую рубашку из жемчужно-серого тончайшего шелка. Эта переливающаяся светлая ткань еще больше подчеркивала оттенок кожи гостя — золотистый, такой, каким становится кожа северян после многолетнего загара, а не тот смуглый, который был присущ коренным жителям Годрума. А вот глаза и волосы мужчины могли бы принадлежать и уроженцу южных земель — абсолютно черные. Волосы, прямые, гладкие и довольно длинные были собраны в хвост, перевязанный черной же шелковой лентой, оставляя открытым его гладко выбритое лицо: высокий лоб, прямой нос с изящно вырезанными ноздрями, резко очерченные скулы и подбородок. Глаза мужчины, в которых не отделить было зрачка от радужки, лишь мельком скользнули по арене, на которую открывался такой прекрасный вид из ложи Тайко-Сида. Адмирал радушно распахнул объятия навстречу гостю.

— Приветствую тебя, боярин Родослав!

Рабыня по имени Зан закончила вытираться, отбросила повлажневшее полотно и направилась к кровати. До нее четыре шага. А вообще комната почти в десять аммов* [*Амм — мера длины, примерно равная 50 см. В Годруме, как и других государствах того времени, использовались естественные меры, то есть устанавливаемые по отношению к длине человеческих конечностей, емкости сосудов, средней поклаже животных и т. д. Так амм считался равным длине руки от локтя до конца среднего пальца. ] — невиданная роскошь для рабыни. Но об этом уже, кажется, было сказано?

В ногах кровати на специальной вешалке были разложены ее доспехи, вычищенные и приготовленные еще с вечера. Доспехи… Громко звучит, как у настоящего воина. Выглядит, впрочем, также. Ну, почти.

Зан принялась одеваться. За три прошедших года движения стали привычными, выверенными до мелочей. Сначала кожаный корсет. Кожа хорошая, рыжевато-коричневая, отличной выделки. Вот только закрывает он лишь грудь и живот, а на спине шнуровка — переплетение ремешков. Зан привычно затянула их и завязала хитрым узлом: ей теперь достаточно просто потянуть за один из кончиков, чтобы распустить всю конструкцию, но сам собой в неподходящий момент узел ни за что не развяжется. Корсет переходил в короткую, такую же кожаную юбку, едва прикрывающую бедра. Али-Хазир, впервые увидев ее в этом наряде, восхищенно зацокал языком: такие ноги, как у нее, просто нельзя скрывать. Зан лишь равнодушно пожала плечами: юбка достаточно короткая, чтобы не мешать двигаться, а значит, сгодится. А ноги у нее найдется, чем закрыть.

Выгнутые листы стали на кожаном подкладе обхватили ее ноги от колена до самых бедер. По два листа на каждую ногу, закрывавших ее тело спереди и сзади и скрепленных между собой ремнями с пряжками — можно затянуть так, как нужно. Доспехи были подогнаны уже давно, и поэтому сейчас Зан просто застегнула их. Дальше следовало обуться, потому что доспехи на лодыжки одевались уже поверх сапог. Конечно, большинство рабов в Годруме не видели другой обуви кроме сандалий. Зан тоже признавала их удобство в повседневно жизни, но носиться в них по арене, засыпанной мельчайшим песком? То еще удовольствие. Поэтому очень скоро их сменили сапоги длиною почти до колена на очень тонкой и гибкой подошве, не мешавшей ей чувствовать песок под ногами.

Скоро? Это сейчас, три года спустя, ей кажется, что все произошло очень быстро. Впрочем, времени действительно прошло совсем немного до того, как Али-Хазир заказал у мастеров собственный доспех для новой рабыни и даже прислушался к ее собственному мнению (это о сапогах вместо сандалий). Большинство рабов, выходящих на арену годрумского цирка, такой чести (и таких затрат) не удостаивались вовсе: умирали раньше. «Умирали» — какое мирное слово.

Зан достаточно оказалось четыре раза выйти на арену и вернуться с нее победительницей, чтобы стать любимицей толпы на трибунах. «Толпа на трибунах» — она никогда не называла годрумцев по-другому и не думала тоже никогда иначе.

Да, старый надсмотрщик оказался прав: публике надоело видеть одно и то же. Раб выходит против раба, или три раба выходят против трех рабов, или десяток рабов выходит против десятка рабов, или «мясо» выкидываю против зверей… Публика хотела чего-нибудь новенького. И Али-Хазир угадал, что именно эта девчонка, слишком хрупкая и слишком красивая, чтобы казаться опасной, чтобы поверить — она действительно смертоносна, заставит публику вопить от восторга! Когда она убивает.

А на руки тоже доспехи: на запястья и на предплечья. Они крепились так же, как и на ногах, и застегнуть пряжки одной рукой было не так уж и просто, но Зан научилась справляться: всего то и нужно — придержать стальные листы подбородком. Вначале Али-Хазир присылал ей рабов помогать с доспехами перед выходом на арену, но Зан отсылала их назад. Девочка, пять лет проучившаяся в школе для рабынь, не выносила чужих прикосновений. И никогда ни к кому не прикасалась сама. Только когда била. Впрочем, она и драться предпочитала с оружием в руках. Али-Хазир научил ее рукопашному бою, и много раз видел, как она на тренировке или на арене, по какой-то причине оставшись без оружия, легко использовала это умение, оказываясь ничуть не менее опасной. Она вообще могла драться как угодно и чем угодно: запустить противнику песком в глаза, завладеть его же собственным оружием, просто ударить ногой или рукой с разворота. Она была способна на очень неожиданные вещи. И очень часто ее противники оказывались не готовы к ее безумному напору и бешеной скорости. А второй шанс они получали редко.

И еще она не умела сдаваться. Конечно, в самом начале на тренировочных боях с наставниками, она много раз оказывалась побежденной. Но на арене… Она словно не догадывалась, что можно остановиться, обессилев от боли и ран, или просто испугаться и попросить пощады, понадеявшись на милость зрителей. Она не умела, а Али-Хазир не пытался ее научить. Ведь именно такой она особенно нравилась публике: не останавливающейся, не знающей страха и, казалось, неуязвимой!

Боярин Родослав шагнул в ложу, позволив рабу-прислужнику закрывать за собой дверь.

— И тебе привет, адмирал Тайко-Сид!

Мужчины обнялись, хлопнув друг дружку по плечам. И в этот момент стало понятно, что Тайко-Сид, который даже среди своих моряков выделялся и огромным ростом и могучим телосложением, ни на эцб* [*Эцб — мера длины, равная ширине пальца, то есть примерно 1,8 см. ] не выше своего гостя. Родослав был уже в плечах и по сравнению с пиратом казался чуть ли не хрупким, но сам Тайко-Сид, который успел почувствовать на себе крепость его объятий, знал, что это отнюдь не так.

Они обнялись, как и полагалось давнишним знакомым. Старым приятелям? Друзьям? Кто знает, кем считали друг друга эти два человека, слишком сильных и могущественных, чтобы разбрасываться своим расположением? Адмирал Тайко-Сид был одним из неофициальных правителей Годрума. Конечно, считалось, что независимым полисом управляет совет из пяти наиболее старых аристократических семей — потомков его основателей. Но на самом деле аристократия, не подкрепленная деньгами, уже давно потеряла свое влияние, и власть в городе перешла к тем, кто смог за нее заплатить — к купцам и владельцам кораблей. К пиратам? К таким, как Тайко-Сид.

Боярин Родослав не был коренным годрумцем. Он появился в городе сравнительно недавно. Никто вообще не знал, откуда он родом. Поговаривали, что откуда-то с севера Вольных Княжеств. Знали, что у него есть собственность в Салеве. Он появился в Годруме внезапно со своей дружиной и со своими деньгами и сразу повел дела умно и умело. Он тоже был купцом, но вот собственных кораблей у него не было. И именно из-за этого Тайко-Сид недооценил его поначалу. Что поделать, если старый адмирал привык именно корабли считать мерилом не только богатства, но и власти? Он отправился в большой поход, как и всегда за последние двадцать лет сам возглавив свою эскадру. А когда вернулся, положение в городе уже переменилось. Боярин Родослав не был уже просто заезжим купцом. Он вкладывал деньги, перекупал доли. Он много чего еще делал, этот северный боярин с непроизносимым именем. Тайко-Сид решил присмотреться к нему. Он должен был выяснить, что собой представляет этот человек! Нет, они не были друзьями. Но полис, кажется, мог вздохнуть с облегчением, потому что и врагами они решили пока не становиться.

Хозяин ложи широким жестом указал своему гостю на кресло, приглашая присаживаться. Боярин Родослав расстегнул брошь-фибулу, скреплявшую его плащ у горла, и небрежно бросил его на спинку кресла, потом сел и сам на одно из лучших мест на трибунах годрумского цирка, с которого открывался такой прекрасный вид на происходящее на арене. Впрочем, как раз сейчас так не было ничего интересного. Представление со зверями уже закончилось. Надсмотрщики с длинными шестами и хлыстами загнали назад псов, и теперь рабы разравнивали и вычищали песок, засыпая оставшиеся пятна крови новым белоснежным. Почетные ложи на трибунах понемногу начинали заполняться народом. Все верно, следующее представление должно было быть гораздо более интересным.

Тайко-Сид опустился в свое кресло, а к боярину Родославу подступил его раб, пришедший вместе с ним. Он поставил на небольшой столик перед мужчинами широкую плоскую шкатулку и раскрыл ее. Потом один за другим достал два куска великолепного тонкого шелка: черный и белый, закрепленные на специальных серебряных планочках, чтобы их удобнее было держать. В гладиаторских цирках существовал обычай: если проигравший раб сдался и попросил пощады, зрители могли подарить ему жизнь, а могли приказать его убить — показать белую ткань, или черную. Собираясь на представление, каждый житель Годрума брал с собой два платка, а в последнее время среди самых богатых распространилась новая мода — такие вот специальные наборы: шелковая ткань, натянутая на серебряные рамки, шкатулки, инкрустированные перламутром или дорогими породами дерева. Сам Тайко-Сид, хоть и был известным любителем гладиаторских боев, еще не успел приобрести себе такую и теперь не без любопытства смотрел, как раб боярина раскладывает перед своим господином платки. Он быстро привыкал к местным обычаям, этот северный боярин.

Потом внимание Тайко-Сида невольно привлек и сам раб: молодой парень, высокий стройный и прекрасно сложенный с очень светлыми, почти белыми, коротко остриженными волосами, голубыми глазами и такой же светлой почти не тронутой загаром кожей — настоящий северянин. Тайко-Сид прикинул в уме, сколько боярину пришлось заплатить за такого. Выходило, что много. Если, конечно, он приобретал его здесь. Если же он привез его с собой откуда-то из северных земель, то сам боярин может не знать его реальной стоимости. Попробовать перекупить? Тайко-Сид оценил такую возможность и тут же отказался от нее: незачем. Он не знал, какой боец из этого раба, а покупать себе сопровождающего, а значит, охранника только из-за его бросающейся в глаза внешности, только чтобы выставить напоказ свое богатство — это было не в стиле пиратского адмирала. Было ли это в стиле его гостя? Тайко-Сид задумался: было бы не плохо, если бы у этого человека оказалась такая слабость!

Его собственный раб, появившийся незаметно из-за спин господ, предложил гостю бокал легкого вина и засахаренные фрукты, но тот лишь небрежным жестом отослал его прочь.

Тайко-Сид словно бы невзначай скользнул взглядом по своему гостю. Одежда того была простой. Шелк, из которого была пошита рубашка, стоил, конечно, безумных денег, но в остальном… Словно и не собирался боярин Родослав на главный городской праздник этого лета! Сам Тайко-Сид одевался также: удобно и просто. Его в Годруме знали и так — ему незачем было заявлять о своем богатстве во всеуслышание. Боярин Родослав поступал также? Взгляд адмирала зацепился за плащ, брошенный на спинку кресла, а точнее на брошь-фибулу, предназначенную скреплять его ворот. Серебристый металл, очень простая форма, никаких завитушек и вензелей, огромный темный ослепительно сверкающий камень — черный бриллиант размером с ноготь большого пальца. Причем, с ноготь большого пальца самого Тайко-Сида! Боярину Родославу незачем кричать о своем богатстве? Да уж.

Кстати и на одежду раба тоже стоило посмотреть — сапоги, вместо положенных сандалий, холщовые штаны и шелковая рубашка. Ткань, конечно, попроще, чем у его хозяина, но все же! К тому же рубашка была с длинными рукавами и воротником-стойкой, закрывающим шею. Боярин Родослав не просто одел своего раба как свободного, он еще и позволил ему скрыть ошейник!

— Что тебя так заинтересовало, почтенный Тайко-Сид? — боярин Родослав проследил взгляд адмирала. В его голосе, очень низком и немного хрипловатом, явно звучала улыбка, не добравшаяся, правда, до глаз. — Эта забавная игрушка? — он указал на шкатулку с платками.

— Твой раб, — Тайко-Сид постарался добавить в свой голос той же шутливой беззаботности. Выдавать раба за свободного считалось серьезным оскорблением. С другой стороны, его гостю, знатному боярину из далеких северных земель, позволено многое, хотя бы потому, что он не годрумец. Вот и думай, Тайко-Сид, чего хотел твой гость: намеренно оскорбить тебя? Или он действительно просто не знает местных обычаев? А портить с ним отношения из-за глупости не хотелось бы. — Он скрывает свой ошейник, — совсем шутливым тон не получился.

— Мой кто? — изящная темная бровь приподнялась, изобразив искреннее недоумение. Родослав перевел взгляд с хозяина ложи на парня, что пришел вместе с ним. И тот словно зеркало повторил жест своего хозяина. Потом вздохнул, словно эта сцена повторялась уже не в первый раз, и принялся расстегивать ворот рубахи, раздвинул края шелковой ткани достаточно для того, чтобы Тайко-Сид увидел: ошейника на нем не было.

— Лука — не раб, — пояснил боярин. — Он один из моих людей.

— Тогда почему он тебе прислуживает?

На этот раз вздохнул сам боярин:

— Он не прислуживает. Он служит у меня.

— Не понимаю! — Тайко-Сид даже не пытался скрыть своего недоумения.

— А я не понимаю, почему вы, южане, окружаете себя таким количеством рабов, почему верите в их преданность? — тон боярина ничуть не изменился: все то же легкое любопытство с оттенком дружелюбной улыбки. Но Тайко-Сид не был бы пиратским адмиралом и одним из правителей Годрума, если бы не умел понять, когда его собеседник говорит серьезно.

— Мы считаем, что это унизительно для свободного человека прислуживать другому свободному человеку, — осторожно проговорил он.

— Ты считаешь себя униженным в чем-либо, Лука? — боярин Родослав обратился к своему… слуге?

— Это честь для меня служить вам… боярин! — светловолосый парень на долю секунды запнулся перед тем, как произнести «боярин», словно задумался, как обратиться к своему господину. Но даже внимательный Тайко-Сид не заметил этого, потому что Родослав заговорил вновь:

— В моем доме нет ни одного раба! Меня окружают только те, кто хочет быть рядом со мной, кто сам это выбрал! Только им я доверяю.

А Тайко-Сид вдруг вспомнил, какие слухи ходили о его сегодняшнем госте по городу. О странном северном боярине и его не менее странных людях. Кажется, Тайко-Сид начинал узнавать что-то по-настоящему интересное. Беловолосый парень застегнул воротник рубашки. Тайко-Сид машинально следил за этим движением, задумавшись о своем. А парень усмехнулся. На долю секунду между его губ мелькнули два ряда белоснежных длинных и очень острых клыков! Совсем не человеческих… Тайко-Сид вздогнул и попытался присмотреться повнимательнее, но парень уже отступил за спину господ, чтобы не мешать им видеть арену, на которой как раз начиналось новое представление.

На плечи и грудь Зан надела что-то вроде воротника — сложную конструкцию из металлических пластин. Плотные стальные лепестки привычной прохладной тяжестью легли на обнаженную кожу, немного не дойдя до верхнего края кожаного корсета. А на шее была своя защита, не снимавшаяся, даже когда Зан уходила с арены, — рабский ошейник. Уже давно не просто полоска мягкой кожи, не только знак ее принадлежности. Простую кожу заменило светлое золото — полоса высотой в целых три эцба. Год назад она получила из рук старшего надсмотрщика этот особый знак. Тяжелое украшение. Дорогое. Далеко не у каждого свободного нашлось бы столько денег, сколько хозяева цирка потратили на него. Зан не знала, сколько она сама может сейчас стоить, но после этого хотя бы догадывалась.

А новый ошейник очень даже неплохо защищал от возможных ударов в шею. Зан поняла это сразу. Она усмехнулась тогда, представив, как понравятся старшему надсмотрщику глубокие царапины на дорогом украшении — золото все-таки мягкий металл. Она усмехалась и сейчас, снова вспомнив это: действительно не понравились! Особенно с учетом того, что ее противника угораздило попасть прямо по гравировке, изображавшей герб годрумского цирка. А спросить после окончания боя было уже не с кого…

Ошейник, конечно, заново отшлифовали, и герб подправили. Потом делали это еще пару раз. Причем последний — совсем недавно. Так что сегодня ее «украшение» блестело и сияло совсем как новенькое, даже герб. Герб, кстати, представлял собой изображение головы хищной птицы с распахнутым клювом. Вообще птицы были на гербах множества знатных домов Годрума, ведь именно с этими хищниками, внезапно падающими с неба на беззащитную жертву, и ассоциировали себя пираты. Впрочем, птица на цирковом гербе самой Зан больше всего напоминала падальщика. Она не говорила об этом никому, даже Али-Хазиру: конечно, рабыне-гладиатору полагалось думать больше, чем рабыне для утех, но не настолько же?!

А еще новый широкий ошейник закрывал один из шрамов на теле Зан. Собственно их и было-то всего два и оба на шее, с левой стороны: один оказался под ошейником, а второй прямо над ним, как раз на том самом месте, где под нежной кожей билась синеватая жилка. Тонкие, белые, почти не видимые. Их никто и не замечал кроме самой Зан. Их не замечала и она сама, пока жила в Догате, в школе для рабынь. Все изменилось только здесь в Годруме, когда ее кожа после постоянного пребывания на солнце потемнела от загара. Конечно, она по-прежнему оставалась очень светлой, намного светлее, чем у местных жителей, но все-таки загорела достаточно, чтобы на ней проявились тонкие белые ниточки шрамов — единственных шрамов на ее теле.

Зан не пыталась их скрывать. Хозяин оставил на ней глубокие отметины. Куда уж там каким-то шрамам?! Никто не замечает вокруг и не пристает с расспросами — уже достаточно! Недоумение окружающих вызывало другое: почему эти шрамы по-прежнему оставались единственными. Зан видела рабов, проведших по столько же боев, сколько и она. Их кожа была покрыта страшными рубцами: по одному, а то и по несколько новых после каждого выхода на арену. Только на ней все полученные раны заживали, не оставляя никаких следов, да еще и затягивались в несколько раз быстрее! Али-Хазир вначале заинтересовался. Зан сказала, что не знает, почему так. Али-Хазир усомнился. Зан предпочла промолчать. Али-Хазир решил оставить ее в покое: в конце концов, рабыня с красивым молодым телом нравилась публике гораздо больше, чем рабыня с телом изуродованным. А уж то, что ей не приходилось подолгу восстанавливаться после каждой травмы, пропуская бои, было и вовсе замечательно.

Поверх воротника из стальных пластинок Зан прикрепила наспинные ножны, сначала правые, потом левые. Широкие ремни крест-накрест легли через грудь. Зан привычным движение подтянула пряжки, подергала за ремни, проверяя, надежно ли они закреплены, не перекосятся ли в самый неподходящий момент. От этого зависело, насколько легко и быстро она сможет вытащить из них оружие. Что еще нужно для успеха гладиатору?

Умение им владеть. Разным. Самым сложным и необычным. За пять лет в догатской школе Зан пришлось изучить множество разных наук, в годрумском цирке ее учили владению оружием. Али-Хазир не жалел на это ни времени, ни ее сил, ни собственных. Он знал: молодая смазливая рабыня понравится зрителям, но еще больше им понравится рабыня вооруженная.

На арене годрумского цирка начиналось новое представление. В нем друг против друга должны были сойтись двадцать рабов, разделенных на две команды. Одни были вооружены копьями и продолговатыми щитами, у других были круглые щиты и мечи. Еще у каждого из гладиаторов на правой руке были повязаны куски ткани красного или синего цветов.

— Это что-то вроде опознавательных знаков? — поинтересовался боярин Родослав у пиратского адмирала Тайко-Сида, в ложе которого на трибунах годрумского цирка они сейчас и сидели. Гость все-таки принял угощение — стакан охлажденной воды — и теперь сделал из него небольшой глоток.

— Да, — пожал плечами Тайко-Сид, наблюдая, как на арене рабы выстраиваются в две шеренги друг напротив друга. Скоро главный распорядитель боев — известный всему Годруму надсмотрщик Али-Хазир подаст знак, и они бросятся в атаку. — Сейчас их, конечно, еще можно отличить по оружию, но потом такая свалка начнется, — Тайко-Сид махнул рукой. — Да вы сами увидите!

Откровенно говоря, он не очень понимал, как ему следует себя вести: он не знал, бывал ли его гость когда-либо раньше на гладиаторских боях. Насколько подробно ему следует объяснять правила, чтобы с одной стороны не показаться навязчивым, а с другой не проявить невнимание к гостю?

Сигнал к началу был подан. Рабы бросились друг на друга, что-то громко закричав, очевидно чтобы подбодрить самих себя. Толпа на трибунах в ответ завопила еще больше. Им уж точно было веселее, чем рабам на арене.

Тайко-Сид покосился на своего гостя: как тому нравится представление. А лицо боярина Родослава ничуть не изменилась. Он смотрел на арену все также, словно там и не было двух дюжин рабов, режущих друг друга. Две человеческие стенки столкнулись. Крик сменился звуками глухих ударов оружия о щиты, звоном металла о металл, предсмертными хрипами, алой кровью, брызнувшей на белоснежный песок…

— Я слышал, что рабов-гладиаторов иногда выкупают? — поинтересовался боярин Родослав. Он произнес это, не повернувшись к адмиралу. Просто поднес к губам стакан с ледяной водой и сделал из него еще один небольшой глоток. Взгляд его не отрывался от происходящего на арене. Совершенно равнодушный взгляд. Хотя кто его разберет, что там, в этих глазах, в которых даже зрачка от радужки не отделить?! — Тех, кто хорошо дерется, покупают матросами на корабли или даже охранниками, — продолжил он свою мысль.

— На самом деле такое происходит довольно редко, — покачал головой Тайко-Сид, удивляясь, чем мог быть вызван такой вопрос. — Цирк постоянно покупает много рабов, а вот продают из него лишь единиц. Да и то в основном инвалидов и стариков, которым только милостью Темных Богов удалось выжить!

— Почему? — в голосе боярина Тайко-Сиду почудилась нотка любопытства. — Люди, для которых сражаться — профессия. Среди них наверняка есть стоящие бойцы. Почему бы не использовать их с большей пользой, чем просто ради развлечения? — он по-прежнему смотрел на арену, как будто был по-настоящему увлечен кровавым зрелищем, словно один из тех простолюдинов, что вопили на трибунах вокруг почетных лож. Но они-то вопили, а он задавал вопросы. Сложные. Тайко-Сид поморщился.

— Посмотри на них! — он указал на арену. К этому моменту на ногах осталось лишь пятеро рабов: четверо с красными повязками на руках и один — с синей. Четверо, окружившие одного, и один, еще пытающийся отбиваться. — А ты бы сам купил кого-нибудь из них? Нет, я помню, — Тайко-Сид остановил боярина, хотевшего возразить — ты не держишь рабов. Но если бы это было не так? Посмотри: до сегодняшнего дня они ведь были знакомы, жили в одной клетке, вместе ели, вместе тренировались, может быть, даже друзьями друг друга считали. А потом им надели на руки одним синие повязки, а другим красные, дали оружие и сказали идти убивать друг друга. И они пошли убивать! Ты бы взял такого на свой корабль? На один корабль с собой!

На арене последний раб с синей повязкой упал, разрубленный мечом чуть ли не пополам, а оставшиеся четверо принимали восторженные крики публики. Наверное, заслуженные.

Боярин Родослав отвернулся от арены, наконец-то переведя на своего собеседника отсвечивающие алым глаза.

Отсвечивающие алым?!.. Нет. Никакого алого. Сплошная чернота. Обычные темные глаза! Тайко-Сид заставил себя успокоиться и даже продолжить:

— Вот эта четверка, — он указал на арену. — Сегодня они дрались вместе и выиграли. Они одна команда. Но если сейчас старший надсмотрщик прикажет им развернуться и начать сражаться друг против друга, они сделают это! Ни на секунду не задумавшись!

— Что, неужели гладиаторы никогда не отказываются сражаться? — поинтересовался Родослав и уточнил с легкой насмешкой в голосе. — Ну, хотя бы не пытаются отказаться?

— Практически нет, — Тайко-Сид брезгливо пожал плечами. — Я же говорю — рабы.

Боярин Родослав усмехнулся на этот раз уже открыто.

— И ты еще удивлялся, почему я предпочитаю обходиться без них!

Зан согнула руки в локтях, проверяя, не мешают ли доспехи. Доспехи сидели хорошо. Правильно, то есть не сковывая движений. Мастерам, делавшим их для рабыни, пришлось немало повозиться, подбирая и придумывая нужную конструкцию, прежде чем она осталась довольна. Зан считала: защита защитой, но только пока она не мешает ей двигаться. Прямого удара здоровенного мужика в два раза тяжелее ее она все равно не выдержит хоть в доспехах хоть без них, а вот если ей не хватит ловкости, чтобы увернуться, или скорости, чтобы ударить первой…

Следующую деталь своего «боевого» облачения Зан не любила. Точнее, она не любила ее вначале, пока не придумала, как использовать. А тогда, два года назад, Али-Хазир настоял на своем, напомнив, что Зан позволили самой выбрать себе обувь. Он мог бы и не напоминать, а просто приказать. Но старый надсмотрщик вообще был не из тех, кто просто отдавал приказы рабам, когда можно было доказать свою правоту. Или это Зан была не из таких рабынь, которым можно было просто приказать и забыть, будучи уверенным, что она все выполнит?

Зан сняла с вешалки плащ, сшитый из шкуры кахашинского леопарда. Хотя, «сшитый» — это несколько громко сказано: от шкуры в нем осталось гораздо больше, чем появилось от плаща! Распластанная шкура, четыре лапы, на которых даже когти сохранены, длинный хвост. Не было только головы — Али-Хазир решил, что капюшон будет уже лишним. Зан перекинула шкуру через левое плечо, лапы с помощью золотой застежки крепились на правом, а сама шкура свисала у нее за спиной.

Этого леопарда Зан убила сама. Наверное, поэтому Али-Хазир и настоял, чтобы она забрала себе эту шкуру: охотница, демонстрирующая свою добычу, нравится публике больше, чем просто охотница!

Зан уже не очень хорошо помнила тот бой. Он слился для нее с десятками других боев, что были позже, воспоминания расплылись, утратили четкость. Она помнила, что к тому моменту она уже четыре или пять раз сражалась на арене против людей — настоящих бойцов. Она всех их победила, и толпа на трибунах уже начала узнавать ее. И когда старший надсмотрщик объявил, что в очередном бою против нее выпустят не человека, а кахашинского леопарда, Зан… обиделась. Да, наверное, это странное, такое незнакомое чувство можно было назвать именно обидой. Она помнила, что в первый раз ее выкинули на арену как кусок мяса именно против зверей. Но сейчас она куском мяса уже не была! Она знала, что достойна большего, настоящих противников!

Зан попыталась объяснить это Али-Хазиру. Он, кажется, даже что-то понял. Он сказал, что леопард будет всего один. Он сказал, что ей дадут оружие. Он сказал, что ей понравится. Он не обманул.

Кахашинский леопард оказался достойным противником. Он был сильным, ловким и очень быстрым, и казалось, что когти на его лапах ничуть не короче кинжалов в ее руках. А еще он был кошкой, огромной и очень умной. В какой-то момент Зан поймала себя на мысли, что он напоминает ей тех, что когда-то давно пришли в ее родную деревню. Шкура леопарда была золотистой с коричневыми не то кружочками, не то пятнышками. Ничего общего с белоснежной роскошью в полночно черных разводах. Но разве в этом дело?

Зан убила его. Когда поняла, что перед ней на арене цирка всего лишь зверь. Там, в деревне, были Звери. И даже больше.

А плащ получился роскошным: легким и совсем не мешающим. Он струился за ее спиной, летел, когда она двигалась, а уж когда она дралась… Зан распорядилась нашить на край шкуры специальные заклепки с острыми шипами. А потом два месяца тренировалась, придумывая и отрабатывая удары, при которых плащ своим утяжеленным острым краем ударял бы по противнику. Проще всего получалось по ногам. Зан показала новый прием Али-Хазиру. Ему понравилось, но самой Зан нет: это было просто, а значит не интересно. Она осталась довольна, только когда у нее стало получаться попасть плащом в лицо противнику, по глазам. После особенно удачных ударов глаз у ее противника уже не оставалось.

Зан нравилось. К тому моменту она успела полюбить свой плащ, да и он уже не был просто плащом и даже не просто трофеем. Оружие. Вообще ничего, не являющегося оружием или защитой, на Зан, когда она выходила на арену годрумского цирка, не оставалось. А по поводу плаща недовольны (правда, исключительно молча) были только рабы, приставленные к ней следить за доспехами: им приходилось его чистить после каждого боя. А отчистить леопардовый мех — это вам не стальные доспехи тряпочкой протереть!

Зан вынула две длинные шпильки, удерживавшие пучок на затылке, и распустила волосы поверх плаща. Никто из рабов-гладиаторов больше не носил таких длинных волос. Большинство людей, кому регулярно приходилось сражаться, вообще предпочитали брить голову наголо. Зан знала, что так делали не только рабы-гладиаторы, но и воины из свободных: считалось, что за длинные волосы противнику очень удобно тебя схватить. Али-Хазир когда-то и ей предложил их обрезать. Зан вспомнила надсмотрщицу из догатской школы. Она была воином и регулярно сбривала волосы, демонстрирую всем идеально гладкий череп, даже не смотря на то, что достойных противников для нее давно уже не было. Зан отказалась. Али-Хазир не стал настаивать: в конце концов, он ведь намеревался продемонстрировать публике нечто по-настоящему необычное.

Зан подошла к зеркалу, установленному возле одной из стен. Огромное, в целый человеческий рост — дорогая вещица, даже для пиратского Годрума, привыкшего к показной роскоши, — еще одно свидетельство того, что она отнюдь не простая рабыня.

Волосы Зан густой волной сияющее-светлого серебра спускались ниже бедер. На ярком годрумском солнце, когда она выходила на арену, они казались слегка золотистыми, но сама Зан знала, волосы какого именно цвета достались ей от матери. Редкий оттенок. Даже для севера Махейна* [*Махейн — одно из Вольных Княжеств. Вольные Княжества — группа небольших независимых государств, расположенных на севере материка. Непосредственной границы с Годрумом не имеют].

Основная масса ее волос оставалась распущенной, но отдельные пряди, выбранные, казалось, без всякой системы, были заплетены в тонкие косички, закрепленные на концах кожаными ремешками. Их заплетанием Зан занималась еще с самого утра, сразу, как проснулась, до того, как рабы принесли воду для ее ванны. Сейчас оставалось прическу только закончить. Зан раскрыла ларец, установленный на небольшом столике, и принялась, выбирая одну за другой прикреплять к косичкам прямо поверх полосок кожи металлические подвески. Каждая подвеска была около тефаха* [*Тефах — мера длины, равная ширине ладони, то есть примерно 7,4 см. ] в длину, не слишком тяжелая, но зато с острым кончиком и гранями.

Да, за длинные волосы твой противник, конечно, может схватить тебя. Но к Зан для этого сначала придется подобраться! В общем, волосы были не хуже плаща. В смысле: ничуть не менее полезны.

Пиратский адмирал Тайко-Сид взял с подноса, предложенного ему рабом, очередной бокал белого охлажденного вина — прекрасный напиток в жаркий день. Он думал о том, что сказал ему его гость — боярин Родослав — о том, что можно жить, не имея в своей собственности ни одного раба. Тайко-Сид, конечно, знал, что в северных Вольных Княжествах рабство распространено намного меньше, чем в его родном Годруме, но чтобы настолько?! Он мог себе представить, что охранники будут свободными, что просто вольнонаемными работниками станут его лекарь и портной. Но как быть с теми, кто прислуживает в его огромном поместье? А рабыни в его гареме? Интересно, а как сам Родослав решил эту проблему? Не может же он обходиться без гарема?

— Я хотел у тебя спросить… — Тайко-Сид повернулся к своему гостю, решив задать так заинтересовавший его вопрос.

— Да? — боярин отставил на столик стакан с ледяной водой, опустевший едва ли наполовину.

«Впрочем, наверное, может», — решил адмирал.

— Как тебе последнее представление?

Родослав взглянул на арену так, словно успел уже забыть, что там происходит. А на ней как раз заканчивалось самое масштабное из сегодняшних зрелищ: какая-то историческая инсценировка с огромным количеством рабов, колесницами и даже подобием укреплений, которые гладиаторам пришлось брать. Чем они не слишком-то успешно и занимались последние полчаса.

— Год назад, когда я был в Догате, там как раз входили в моду такие инсценировки, — проговорил боярин Родослав. — Я помню, считалось особым шиком поставить гладиаторское представление как можно ближе к реальному историческому бою, — он усмехнулся. — Я вижу, эта мода докатилась и до вас. Неужели даже в Годруме верят, что настоящая драка может быть красивой?

Тайко-Сид поморщился: «Али-Хазир обещал, что зрелище будет впечатляющим. После того, как назвал его стоимость!»

— Красоты здесь не больше, чем в любом другом гладиаторском бою, — пожал плечами он. — Но, по крайней мере, исторические факты восстановлены весьма точно. Колесницы делались вручную по старым чертежам, да и костюмы…

— А какое сражение они здесь пытаются разыграть? — поинтересовался Родослав. — Я, может быть, не очень хорошо разбираюсь в годрумской истории… — он спрашивал вполне серьезно, но почему же Тайко-Сиду чудились насмешливые нотки в низком хрипловатом голосе?

— Взятие Россы — этивийской столицы — войсками Салевы, — ответил он.

— Хм? — боярин еще раз задумчиво оглядел происходящее на арене. — Если мне не изменяет память, это сражение произошло около двухсот пятидесяти лет назад?

— Да.

— И вы говорите, что чертежи колесниц сохранились с тех времен, и мастера не поленились и воссоздали их специально для этого представления?

— Да, — адмирал кивнул, уже чувствуя, что его гость к чему-то клонит. Еще бы знать, к чему?

— А никому не пришло в голову съездить в Этиву? Росса по-прежнему стоит на том же месте, что и двести пятьдесят лет назад: на берегу высоченного холма в излучине двух рек! К ней не то что на колесницах, к ее стенам даже просто верхом не подъехать! Последний дневной переход до Россы салевской армии пришлось проделать пешком и также, силами пехоты, ее и брать. И кстати… — боярин Родослав небрежно махнул рукой в сторону арены. На ней рабы, изображавшие защитников этивской столицы, камнями, длинными копьями и растянутыми цепями сумели опрокинуть колесницы и окружили выбитых из них «салевцев», которые, сразу же став совершенно беспомощными, уже сдавались и просили зрителей сохранить им жизни. — И кстати, — продолжил боярин, — двести пятьдесят лет назад салевцы город взяли.

Он протянул руку к столику, на котором были разложены шелковые платки, и, выбрав черный, перекинул его через край ложи.

— Глупости все это, — произнес он. — Какие вы, люди, странные: просто смерти вам уже недостаточно.

Зан снова вернулась к стойке возле кровати и на секунду замерла. Все, что она делала до этого, было рутиной, но каждый раз, когда ей предстояло прикоснуться к оружию, она испытывала странное благоговение, как тогда, в самый первый раз.

Что самое важное для раба-гладиатора? Большинство тех, кто выходил на арену годрумского цирка, считали, что главное — иметь свое личное оружие. Зан соглашалась с ними, не раздумывая!

Вначале Али-Хазир учил ее драться на деревянных мечах. Зан послушно выполняла все упражнения, но считать деревянные палки оружием?! Конечно, и им можно было убить, если хорошенько размахнуться и стукнуть посильнее! Зан усмехнулась. Но те приемы, которые пытался вложить в ее тело старший надсмотрщик, они были красивыми и требовали правильного владения своим телом и правильного оружия — настоящего оружия!

В тот день, когда Али-Хазир впервые позволил ей взять в руки стальной меч, Зан почувствовала себя свободной!

Свободной? Рабыня-гладиатор, рискующая своей жизнью на потеху толпе? Зан знала, что это звучит смешно. Она бы и сама посмеялась, но она не привыкла отмахиваться от собственных ощущений. Каждый раз, когда она выходила на арену и вынимала из ножен клинок, она была свободна.

Али-Хазир изначально разрабатывал для Зан особую манеру боя. Он знал, что девушка, даже несмотря на то, что на самом деле она гораздо сильнее, чем кажется на вид, никогда не сможет драться, использую те же приемы, что и здоровые мужчины, полагавшиеся на силу своего удара. Поэтому ей нужна была своя система. И никакого щита. Старший надсмотрщик сказал: если ты научишься драться достаточно хорошо, твой меч сумеет защитить тебя, если нет — тебе и щит не поможет. Зан согласилась: ей заранее не нравилась идея таскать за собой по арене здоровенную тяжесть.

Правда, скоро выяснилось, что и большинство мечей из оружейных годрумского цирка слишком тяжелы для нее. Тогда Али-Хазир нашел для нее кинжалы. Два кинжала довольно длинные, почти в локоть длиной, они были совершенно одинаковыми. Большинство бойцов, если и отваживались на двуручный бой, выбирали для себя старшее и младшее оружие: для правой и для левой руки. Но Зан обеими руками владела одинаково! Али-Хазир был доволен! Толпа на трибунах, впрочем, была довольна тоже.

Но это еще не было ее личным оружием. Зан нравились ее клинки, но в глубине души она всегда мечтала о чем-то большем. Правда, поняла она это только в тот день, когда Али-Хазир вызвал ее к себе и сказал, что специально для нее пригласил в цирк купцов, привезших оружие. Купцы приехали не откуда-нибудь, а из Махейна.

Старший надсмотрщик уже давно выяснил, откуда родом его рабыня. А может быть, выбор пал именно на этих купцов просто потому, что махейнские кузнецы славились лучшими мастерами на всем материке. Зан не спросила. Али-Хазир не объяснил. Но ей показалось, что старый надсмотрщик очень внимательно наблюдал за ней. Зан не возражала: при виде купцов, светловолосых и бородатых, при звуках их мягкого северного выговора… она не почувствовала ничего.

А что она должна была почувствовать? Просто свободные люди, просто купцы… Совсем иное впечатление произвело на нее оружие, разложенное перед ней.

Зан внимательно рассматривала его стальную смертоносную красоту, изучала, прикасалась, брала в руки, взвешивая и оценивая балансировку. Заезжие купцы и сам Али-Хазир смотрели на нее с немым изумлением. Они-то думали, что им придется объяснять ей и советовать! Откуда девчонка, которую пять лет учили как рабыню для утех, могла разбираться в качестве оружейной стали?!

А Зан и не разбиралась в том смысле, в каком разбираются профессиональные оружейники. Она просто спрашивала, и сталь отвечала ей, а она понимала. Наверное, так когда-то разговаривал с металлом ее отец, не зря же слава о его мастерстве разлетелась далеко за пределы их деревни. Слишком далеко. Зан запретила себе вспоминать. Сейчас и здесь ей нужно было просто выбрать себе оружие. Такое, чтобы показалось публике достаточно эффектным? Ну уж нет! Оружие предназначено только для нее. А публике она уж как-нибудь сумеет понравиться!

Зан остановила свой выбор на норле. Точнее, тогда она еще не знала, как называются эти две узкие стальные полосы в полтора амма длиной, скрепленные между собой удобной рукоятью почти в три тефаха. Зан, уставшей от коротких кинжалов и необходимости постоянно беспокоиться, не подпустила ли она противника слишком близко, этот своеобразный смертоносно острый шест понравился в первую очередь именно своей длиной — почти в человеческий рост. А уж когда Али-Хазир показал ей, как после легкого нажима рукоять с тихим щелчком распадается на равные половинки, а норла превращается в два длинных прекрасных меча, Зан только усилием воли удержала себя, чтобы прямо сейчас не выхватить свою новую любимицу у него из рук и не отправить тренироваться!

И еще она была легкой. Сталь была настолько высокого качества, что неизвестный мастер смог позволить себе сделать клинки очень тонкими. Они слегка дрожали, словно трепетали, при каждом замахе. Прекрасная, длинная, тонкая, изящная — то, что нужно было для Зан!

Вообще-то норла сразу привлекла ее внимание среди всего разложенного товара: было в ней что-то странное и, пожалуй, даже неуместное — оружие, встречавшееся только среди кочевников из далеких южных степей… Далеких и южных даже по отношению к Годруму! Что уж говорить о Махейне? Откуда же северный купец мог узнать о существовании подобного орудия убийства? Почему он решил изготовить его?

Но эта чуждость и нарочитая неправильность как раз и была тем, что привлекло Зан в норле. Словно она нашла в ней частичку собственной потерянной души. И за прошедшие годы это ощущение ничуть не стало слабее. Может быть, поэтому она каждый раз замирала в нерешительности, прежде чем прикоснуться к ней, словно боялась, что стальное чудо исчезнет под ее рукой?

Зан заставила себя встряхнуться и решительно взяла оружие с подставки. Хранилась норла в разобранном виде, и носила в ножнах Зан ее также. А дралась? По-разному. Соединить две рукояти в одну или снова разъединить их было так просто и так быстро! И противник никогда не знал, что встретит его в следующее мгновение: два длинных меча или один очень длинный шест. Публика любит неожиданности!

Зан плавно опустила обе части норлы в ножны за своей спиной. Потом потянула назад, попробовав, плавно ли они выходят. Осталась довольна.

Ну вот, кажется, все. Зан почти готова. Осталась лишь одна совсем незначительная деталь. Наверное, единственная часть ее снаряжения, не несущая никакой функциональной нагрузки — простая дань толпе на трибунах, которая любит таинственность.

Зан вернулась к столику возле зеркала, взяла с него замшевую коричневую маску и закрепила у себя на лице: две тонких тесемки по бокам прошли за ушами, а декоративная золотая цепочка легла сверху головы, как раз по пробору между волосами. Пряди волос Зан вытащила из-под завязок, чтобы прикрыть их.

Маску придумал Али-Хазир. Он сказал, что немного таинственности вызовет к ней еще больший интерес. Мягкая коричневая замша закрывала ее лоб, нос и щеки, не доходя до подбородка и оставляя открытыми ее губы, которые так почему-то начинали казаться более пухлыми. Маска не мешала Зан ни видеть, ни говорить. По ее мнению, она и ее облик не сильно изменяла. Большинство ее противников, с которыми ей приходилось встречаться на арене, видели ее в коридорах годрумского цирка, поэтому тоже прекрасно узнавали ее. Да и как не узнать? Второй такой в Годруме не было! А вот публика за три прошедших года так и не увидела лица своей любимицы. Это подогревало интерес — Али-Хазир оказался прав. Сама Зан и не пыталась понять его логику и уж тем более толпы: тело слишком красивое, чтобы его скрывать, а лицо — слишком красивое, чтобы показывать?

Пять лет в годрумской школе маленькую рабыню учили, как соблазнять мужчин. Она ничего не забыла из тех уроков, она просто применяла сейчас свои знания в несколько иной области! Зан не боялась демонстрировать свою красоту и выглядеть привлекательной: толпа на трибунах всегда достаточно далеко от нее. Они могут только смотреть, а для тех, кто решит попробовать прикоснуться, у нее всегда найдется ее норла!

Боярин Родослав, почетный гость Тайко-Сида, вывесил черный платок, приговаривая два десятка проигравших рабов к смерти, и самому адмиралу тоже ничего другого не оставалось. Не оскорблять же своего гостя, выражая другое мнение?!

Второй черный платок, появившейся на перилах почетной ложи, был уже вполне достаточным приговором. Тайко-Сид — устроитель сегодняшних боев: ему и решать. Впрочем, и остальные зрители, похоже, не собирались возражать: «салевцы» проявили себя не слишком-то доблестными бойцами.

Тайко-Сид вздохнул: добивание гладиаторов на арене теперь займет какое-то время. Определенно, сегодня он еще не видел ничего по-настоящему интересного!

— Не знал, что ты увлекаешься историей? — поинтересовался он у боярина Родослава, пытаясь восстановить прервавшийся разговор.

— Нет, не особенно, — возразил тот. — У меня в этой жизни только одна страсть — оружие!

— А, — Тайко-Сид изобразил понимание. — Вот откуда ты знал о колесницах!

— Нет, — Родослав еще раз покачал головой, усмехнувшись. — Я предпочитаю благородную сталь!

— В Годруме ты уже успел прославиться, как поставщик самого лучшего оружия! — на этот раз адмиралу пришлось приложить усилие, чтобы испытываемое им раздражение не проскользнуло ни в голосе, ни в словах. До того, как в городе появился этот северный боярин, все богатые годрумцы покупали оружие только у него!

— Просто я везу оружие напрямую из Махейна, — Родослав пожал плечами, словно не обратив внимания ни на похвалу, ни на то, что скрывалось за ней на самом деле. — Сам знаешь, таких мастеров, как там, нигде больше не найти!

— А еще уже ходят легенды о твоем собственном клинке, — Тайко-Сид выразительно покосился на меч, висящий у бедра боярина. Родослав переложил ножны с клинком к себе на колени, медленно провел рукой по уже немного вытертой бархатной отделке, по очень простой, обвитой кожаными ремешками рукояти.

— Если все оружие — моя страсть, — проговорил он, — то это… У меня нет слов, чтобы выразить… — адмирал молчал, ожидая продолжения, но его гость вдруг усмехнулся и закончил уже совсем иным тоном. — Иногда я становлюсь просто на диво сентиментальным!

— А могу я взглянуть на него? — осторожно поинтересовался Тайко-Сид. Он не преувеличивал, когда говорил, что об этом клинке в городе чего только не рассказывают. Даже то, что это последнее творение какого-то великого мастера. И сейчас он не собирался упускать такого прекрасного шанса лично взглянуть на него.

Родослав задумчиво посмотрел на адмирала, потом перевел взгляд на меч, лежавший у него на коленях, и медленно покачал головой.

— Извини, но думаю, это не лучшая идея. Когда-то на севере Махейна существовала легенда: если ты обнажил меч, то должен непременно пустить его в дело. А любоваться им, как каким-нибудь пустым украшением, оскорбление для благородного клинка! — он взглянул на Тайко-Сида. — Надеюсь, ты не сочтешь это невежливостью с моей стороны?

Адмирал поспешил покачать головой, а сам подумал, что когда боярина называли странным человек, это, пожалуй, было еще преуменьшением!

— А знаешь, — Родослав вдруг усмехнулся, — главное в клинке — дать ему напиться достойной крови! Хотя тому, чем дерутся здесь, даже это вряд ли поможет!

Рабы-прислужники укатывали с арены остатки колесниц, а вслед за ними уходили и победившие гладиаторы.

— Впрочем, при таких бойцах… — хмыкнул Родослав, а Тайко-Сид мог с ним только согласиться. Хотя, если верить Али-Хазиру, как раз сейчас должно было начаться нечто по-настоящему интересное! Все верно, вот уже поднимается решетка на дальнем конце арены. Тайко-Сид повернулся к своему гостю:

— Посмотрим, как тебе понравится это!

Для тех, кто решит прикоснуться к ней, у нее всегда найдется норла. Зан усмехнулась своему отражению в зеркале, и полюбовалась, как изгибаются ее губы под плотной коричневой замшей полумаски. Слишком мягкие на фоне рукоятей норлы за плечами. Слишком изящные для шкуры убитого ее руками леопарда, спадающей за спину. Слишком красивые для блистающей стали доспехов. Слишком…

«Кор-р-р-р и щелк-щелк-щелк», — раздалось за ее спиной. Зан обернулась. На ее постели на задних лапках, сложив на круглом животике передние и внимательно глядя на нее чуть выпуклыми темно-фиолетовыми глазками, сидел Кор — ее иглозубый сурикат. В двери ее комнаты для него был устроен специальный лаз, и он научился исчезать на ночную охоту и возвращаться по утрам совершенно бесшумно. Зан подошла к кровати и протянула зверенышу руки.

— Появился, наконец-то. А я уже думала: мне сегодня выходить без тебя! — она даже не пыталась придать голосу суровости. Какой смысл, если Кор с легкостью считывает ее эмоции, как и она его? Зверек ухватился передними лапками с длинными чуткими пальчиками за протянутые ему руки и по ним, а потом по меховому плащу, вцепляясь в него длинными острыми коготками (как ему удается не поцарапать ее кожу, Зан не знала до сих пор), взобрался на ее плечо и уселся там, обвив своим невозможно длинным лысым хвостом с пушистой кисточкой на самом кончике ее шею.

Зан последний раз кинула взгляд на свое отражение в зеркале. Да, вот теперь она совершенно готова. Она никогда не выходила на арену цирка без Кора. Когда он появился в первый раз, Али-Хазир очень удивился, но потом согласился, что это неплохая идея. Толпа на трибунах выла от восторга, увидев на плече рабыни жуткого уродливого и зубастого зверька. Ее тогдашний противник? Хм… Зан не успела спросить.

Они всегда выходили на арену только вдвоем. И каждый раз Зан знала, что для драки у нее есть не только ее собственное тело и ее оружие, но еще с десяток острых когтей и, наверное, сотня не менее острых зубов! И так было не потому, что она чего-то боялась или не умела. Просто Кор, как и ее норла, был потерянной частичкой ее собственной души! Потерянной и найденной. И неотделимой.

Рабыня-гладиатор — любимица годрумской публики шагнула за порог комнаты: через полчаса ее выход на арену.

Али-Хазир ждал ее в конце коридора, возле самой решетки, отделявшей его от залитой ослепительным солнечным светом арены. Зан мельком взглянула на то, что происходило на ней. Предыдущее представление уже закончилось, и рабы-прислужники даже успели убрать тела проигравших гладиаторов, а теперь укатывали какие-то странные транспортные средства, напомнившие Зан древние колесницы. Впрочем, все это происходило на дальнем конце арены, и расстояние не давало ей разглядеть все как следует, а здесь, возле этих ворот, они с Али-Хазиром были одни. Ну, еще пара младших надсмотрщиков возле ворота, подымавшего решетку, но на них Зан привычно не обращала внимания.

— Ты готова? — Али-Хазир оглядел ее придирчивым взглядом. Рабыня промолчала, лишь слегка развела руки в стороны, позволяя ему самому оценить степень своей подготовки. Она уже давно не была той маленькой девочкой, что попала в рабство, но по-прежнему предпочитала промолчать, когда не видела смысла в словах. Тем более что ее последний хозяин просто предпочел привыкнуть, больше не пытаясь переделать под себя характер своей рабыни. — Хорошо, — Али-Хазир удовлетворенно кивнул. — Не волнуйся: уже скоро твой выход. Я помню, что ты не любишь ждать.

— Ну, раз уж мы все равно ждем, Али-Хазир, — усмехнулась Зан, — может, раскроешь мне страшную тайну, кого мне придется убить сегодня?

Зан, рабыня, которую так обожала годрумская публика, всегда обращалась к старшему надсмотрщику только по имени. В первый день их знакомства ей было все равно, ударит он ее за непозволительную для рабыни наглость или нет, убьет или оставит в живых. А когда они встретились в следующий раз, она решила, что уже слишком поздно начинать звать его господином. Впрочем, в присутствии других рабов она все-таки делала это: разрушать авторитет старшего надсмотрщика никогда не входило в ее планы.

— Нет. Ты же знаешь, что не положено, — Али-Хазир качнул головой.

— Для других рабов делают исключения, я уверена.

Если честно, она и сама не понимала, зачем настаивает: не так уж ей и хотелось знать. За три года она привыкла выходить на арену, даже не предполагая, что ждет ее там. Вначале она действительно пыталась разузнать заранее, но потом ей это даже понравилось: она выходила и убивала, и ей не было разницы кого! Но сегодня она снова задала этот вопрос. А Али-Хазир не собирался отвечать:

— Других рабов не зовут «Звон Стали».

Зан прислушалась к реву толпы, раздававшемуся с трибун. Все верно, они уже знали, кто должен выйти на арену следующим, и словно удары огромного барабана, вздымалось и падало в воздух ее имя, выкрикиваемое тысячами голосов:

— Зан! Зан! Зан!

Имя как звон стали…

— За-а-ан!

Имя как звон клинков…

Рабыня отвернулась от решетки, словно так она переставала слышать.

— Мне все равно, как меня называют, что кричат: они — на трибунах. А на арене я всегда одна.

— Я помню, — Али-Хазир кивнул головой. — Ты, твой звереныш и оружие в твоих руках.

— И противник, посмевший выйти на мою арену.

— Сегодня все также. Ничего не изменилось, — они говорили, словно продолжая фразы друг друга.

— Я знаю, — Зан медленно прикрыла глаза, пряча их от ослепительного сияния белого песка на арене. — Поднимай решетку.

Али-Хазир усмехнулся и махнул рукой надсмотрщикам, замершим у ворота. Его лучшая рабыня. Его самая талантливая ученица. Он никогда, с самого первого дня, не пытался сломить ее, изменить характер, потому что дураком он не был! Зачем? Она и так убивает лучше всех!

Зан, как всегда не дожидаясь, пока решетка поднимется до конца, шагнула на арену. Али-Хазир не договорил. На арене — она, живое тепло Кора на плече, привычная тяжесть оружия в руках и безумная свобода, бегущая по жилам!

Адмирал Тайко-Сид и боярин Родослав одновременно оглянулись на ворота, через которые на арену шагнул новый гладиатор. И вместе с ними его заметили и другие зрители, и по трибунам, нарастая, покатился многоголосый восторженный вой: публика приветствовала свою любимицу!

— Ее называют Звон Стали, — улыбаясь, пояснил Тайко-Сид. Он был доволен, что теперь наконец-то сумеет предложить своему гостю достойное зрелище.

— Женщина? — недоверчиво уточнил боярин, вглядываясь в фигуру гладиатора, шагавшего через арену.

— Да. Как тебе?

— Ну, ее оружие сложно оценить, пока оно в ножнах, — Родослав усмехнулся, напоминая адмиралу, на чем остановился их разговор. — Как и самого бойца. Если честно, она выглядит не слишком-то внушительно.

Звон Стали как раз остановилась перед ложами и коротко поклонилась почетным гостям, как того требовал годрумский обычай. Поклон больше походил на кивок, но Тайко-Сид не обратил внимания на непочтительность рабыни, с удовольствием разглядывая ее саму. Кожаный корсет плотно облегал стройную фигуру, больше подчеркивая, чем скрывая, да и пластины доспехов прилегали друг к другу не плотно, выставляя напоказ нежную светлую кожу. Причем именно там, где она больше всего привлекала внимание: на внутренней поверхности бедер и рук, на груди… Длинные светлые распущенные волосы тоже не добавляли внушительности. Родослав прав: меньше всего она напоминала рабыню-гладиатора. Тайко-Сид видел таких: если не знаешь, что перед тобой женщина, от мужика не отличишь! А на личико этой длинноногой красотки адмирал не отказался бы взглянуть! Он уже не раз делал недвусмысленные намеки Али-Хазиру, но старший надсмотрщик предпочитал пока отмалчиваться.

Тайко-Сид мотнул головой, прогоняя ненужные мысли: он-то, в отличие от своего гостя, видел, как эта девчонка умеет драться!

— За последние три года она не проиграла ни одного боя, — произнес он. Боярин Родослав недоверчиво изогнул темную бровь, а Тайко-Сид продолжил. — Последние два месяца ее не выставляли, потому что не могли найти для нее достойного противника. Никто больше не хотел ставить против нее!

— Почему же сейчас она здесь?

Рабыня направилась к противоположному краю арены, чтобы поприветствовать зрителей, собравшихся там, и предоставив мужчинам возможность полюбоваться роскошным пятнистым плащом, струящимся за ее спиной, и оскаленной звериной мордочкой, выглянувшей из-под ее волос.

— Я обеспечил ей достойных противников, — Тайко-Сид улыбнулся, довольный собой. Он ждал, что боярин начнет расспрашивать его, но тот только выжидательно молчал. — Мы ходили к Патийским островам и встретили там местный корабль, — начал рассказывать адмирал. — Всего один корабль. А у меня было двадцать. Мы окружили их и предложили сдаваться. А они не просто отказались, а еще и первыми напали на нас! — он усмехнулся. — Представляешь, у них на борту даже товара особого не было! — пират сделал паузу, предоставляя своему гостю оценить его рассказ. Родослав кивнул, показывая, что слушает. — Они знатно дрались! Я дюжину своих там положил. А когда нам все-таки удалось захватить корабль, оказалось, что это и не купцы вовсе, а какой-то мелкий местный князек со своей дружиной. Он сам остался в живых и предложил мне за себя выкуп. Я уже хотел было согласиться: с его корабля нам никакой добычи взять не удалось. А потом я вспомнил, как он дрался, и об этой рабыне подумал. И решил, что свой выкуп он будет отрабатывать на годрумской арене!

Родослав вдруг рассмеялся:

— А ты хорош, адмирал! Посреди боевого похода думаешь о рабыне-гладиаторше!

Тайко-Сид, ничуть не обидевшись, рассмеялся вместе с ним.

— Зато теперь нас ждет достойное зрелище! Я выбрал самого князька и еще двоих лучших бойцов из его дружины! — он отсмеялся и закончил уже серьезно. — Я пообещал им свободу, если они победят. И я поставил на них.

— А она? — темные глаза боярина в упор посмотрели на пирата.

— Что она? — не понял Тайко-Сид.

— Если твои патийцы победят, они получат свободу, — пояснил Родослав. — А что в случае победы получит она?

— Ничего. Она же рабыня-гладиатор! — Тайко-Сид хотел произнести это с недоумением, но под пристальным взглядом непроглядно черных глаз недоумения не получилось.

— Сколько ты поставил? — поинтересовался боярин.

— Сотню золотых.

— Я ставлю сто пятьдесят. На нее. Если она проиграет — деньги твои. Если выиграет — ты отпустишь ее.

— Но ты ведь даже не видел моих бойцов! — воскликнул Тайко-Сид. Родослав лишь усмехнулся. — Я не понимаю, зачем тебе это нужно?

— Просто я сегодня еще не видел ничего по-настоящему интересного! — боярин протянул руку. Пиратский адмирал задумался на две секунды, а потом пожал ее.

Зан остановилась посреди арены и огляделась по сторонам. От этой, самой центральной точки, трибуны, полные зрителей, были уже довольно далеко. Достаточно далеко, чтобы она могла перестать обращать на них внимания. Зан медленно выдохнула, чувствуя, как хвост Кора щекочет полоску обнаженной кожи на ее предплечье. Она подумала было перейти на другой уровень зрения прямо сейчас, чтобы не тратить на это время потом, посреди боя. С другой стороны, нельзя сказать, что сделать это было так уж долго. За последние годы у нее было достаточно возможностей тренироваться, чтобы сейчас у нее получалось практически без усилий. Да и на своего противника сначала все же лучше посмотреть обычным взглядом. Зан еще раз огляделась по сторонам, гадая, из каких ворот он появится. И когда это произойдет? Ей приходилось прилагать усилия, чтобы просто стоять, по-прежнему спокойно опустив руки вдоль тела, и не вытаскивать норлы-мечи из ножен. Али-Хазир знает, как она не любит ждать!

Решетка на воротах справа от нее начала медленно подниматься вверх. Зан повернулась лицом в ту сторону. Пространство за воротами казалось черным провалом, и ей оставалось только ждать, когда ее противник шагнет на арену. Еще немного!

Она дождалась. Из ворот под лучи ослепительно сияющего солнца шагнул мужчина. Даже с отделявшего их расстояния в сотню аммов Зан смогла оценить, насколько он высокий и широкий в плечах. О таких принято говорить — мощный. И кожаная броня, плотно расшитая металлическими пластинками, только добавляла его фигуре массивности. Он был закован в нее весь — вплоть до латных перчаток, открытой оставалась только голова. Словно специально для того, чтобы зрители могли оценить широкое лицо с выдающимся вперед подбородком и длинные светло-серые волосы, собранные в высокий хвост на затылке. Зан мельком вспомнила, что такую прическу обычно носят патийские воины. Причем только те из них, кто уже успел прославить свое имя каким-либо достойным деянием. Вооружен мужчина был широким длинным мечом, не менее огромным, чем его хозяин.

Нет, Зан, конечно, знала, что Али-Хазир для сегодняшнего боя нашел для нее по-настоящему достойного противника. Но не перестарался ли он?

Вслед за первым мужчиной из ворот вышли еще двое, и только после этого решетка начала медленно опускаться. Зан молча выругалась, помянув Темных Богов. Эти двое ничем не уступали первому: высокие, мощные, закованные в кожано-стальную броню, вооруженные длинными мечами. Каждый из них был в два раза тяжелее Зан. А вместе они, наверное, раз в шесть сильнее!

Что ж. Она привычным движением закинула руки за плечи и вынула из ножен мечи-норлы. Улыбнулась, услышав такой знакомый тихий шорох. Кор на ее плече завозился и воинственно защелкал, скаля острые клыки. Похоже, не одна она думает, что будет интересно! Звон Стали шагнула вперед, навстречу своим противникам.

Испугалась ли она? Она, наверное, испугалась бы, если бы тот, самый первый, мужчина вышел один. Но раз их трое, это будет… Интересно!

А они тоже шли ей навстречу, так и держась небольшим клином: один на острие и двое по бокам и немного сзади. Зан успела отметить, что те двое на вид кажутся немного моложе первого, и их волосы, гораздо более короткие, свободно рассыпаны по плечам. Значит, она все угадала верно: именно первый — главный среди них. Уделим ему немного больше внимания!

Зан поняла, что перешла на бег, только когда леопардовый плащ хлопнул за ее спиной. И мужчина-патиец тоже побежал ей на встречу. За ним бросились и двое других, но они — на пару секунд позже. И этого мгновения оказалось достаточно, чтобы первый вырвался вперед, оставаясь один. Не на много. Но ей много и не было нужно!

Они налетели друг на друга. Два тонких, гибких, казавшихся такими хрупкими клинка столкнулись с тяжелым мечом. Оплели, остановили. Патиец замахнулся сверху вниз безо всяких изысков. Он что, правда, надеялся разрубить ее одним ударом? Зан усмехнулась. Ему ничего не рассказали о ней. Или он просто не поверил, когда увидел ее! Если так ему недолго осталось: дураки на арене годрумского цирка не живут!

А мужчина ударил конечно без изысков, зато вложив в удар всю свою силу да еще и с разбега. Так что, расчет был не так уж и глуп: ни одна девчонка ее комплекции такой удар отразить не смогла бы. Мастерство там или не мастерство. Но отражать его Зан и не собиралась!

Полшага в сторону, влево, поворот вокруг своей оси. А клинки сдвигаются, словно лезвия закрывающихся ножниц. И меч патийца, по-прежнему зажатый между них, просто соскальзывает. Зан довершила разворот, оказавшись к мужчине чуть ли не спиной, и, вложив всю инерцию своего движения, двумя руками толкнула клинок патийца в сторону, со своих. Мужчину повело, утягивая весом собственного клинка, а Зан развела норлы в стороны. Сейчас все еще раз увидят, в чем преимущество парного оружия! Одна половина норлы — в левой руке, осталась блокировать возможный удар патийца, если тому вдруг удастся остановить движение, а правая рука уже привычным движением пальцев переворачивала рукоять в обратный хват. Она толкнула клинок назад над своим плечом, туда, где должно было находиться плечо мужчины, или даже его шея, если повезет. В любом случае, увернуться ему не успеть: он слишком тяжелый для этого!

Клинок прошел над ее плечом, распоров лишь воздух. Патиец увернулся!

Темные Боги! Не должны быть здоровые мужики такими верткими! Не должны, иначе хрупким маленьким рабыням приходится плохо!

Двое других патийцев подбежали к ним одновременно, и Зан повезло, что ударил из них только один. Второй побоялся задеть своего предводителя. Им там понадобится пара секунд, чтобы выйти на позицию, с которой они смогут нападать, не мешаясь друг другу.

Или не понадобится… Зан затылком почувствовала волну воздуха за спиной от стремительно приближающегося меча. Кто же там опять оказался таким быстрым?!

А патиец, что был перед ней, тоже атаковал совсем не просто. Сначала его меч шел почти горизонтально — обычный удар, направленный в шею. Но в последний момент мужчина вдруг резко изменил его траекторию, крутанув запястьем. И клинок обошел ее норлы, выставленные, чтобы блокировать высокий удар, и уже летел вбок и немного вниз. Подлый замах: если не пробьет доспех на животе, распорет незащищенную кожу на бедре.

И лишь доля секунды, чтобы соединить рукояти норлы, щелкнув хитрым замком, и чтобы крутануть получившийся шест, разворачивая перед собой сверкающую мельницу. Чтобы понять по звону металла, что меч патийца отброшен в сторону, натолкнувшись на призрачно плотную защиту.

И нет больше ни секунды, чтобы отразить удар, который сейчас обрушится сзади…

Кор метнулся с плеча. Не издав ни единого звука, как делал это всегда, когда дело доходило до настоящей драки. А Зан уже делала сальто в сторону — просто прыжок через голову, не касаясь руками земли. Уйти с траектории возможного удара. Хотя бы на пару секунд занять такую позицию, чтобы все противники оказались с одной стороны. Они конечно перегруппируются. Они умеют это делать — Зан уже успела понять! Но ей сейчас нужно было хотя бы такое призрачное ускользающее преимущество.

Зан приземлилась на ноги, еще в воздухе развернувшись лицом к своим соперникам, и вновь размыкая норлу на два клинка. Она еще успела заметить, как старший патиец стряхнул со своей руки Кора, когтями и зубами вцепившегося в кожаный доспех. Зверек отлетел в песок под ногами мужчин, но ни один из них даже не подумал добить его. Все они смотрели на Зан и шли к ней, расходясь полукольцом, стремясь окружить ее. Кор гневно защелкал, топорща шерстку на спине: его сочли недостойным противником!

«Ничего, меня они тоже, похоже, недооценивают!»

Зан не стала отступать: эти патийцы слишком хорошо выучены, ей все равно не удастся держать их всех с одной стороны. Она шагнула вперед. Правая рука поднята на уровень плеча, и норла-клинок смотрит вперед и немного вниз. Левая — возле бедра, и клинок направлен в сторону и верх. Защита? Нападение? Все вместе. Стальной смерч!

Мужчина напали на нее одновременно. О да, они были прекрасными воинами! Сильными, быстрыми, тренированными драться как одна команда. Три огромных меча, каждый длиннее, чем ее норлы-клинки. И тяжелее. И, кажется, ничуть не медленнее.

Или все-таки медленнее? Три против двух в ее руках, а она еще жива?

Зрители на трибунах выли от восторга. Разбирали ли они хоть что-нибудь? Могли ли отделить один удар от другого? Серебряная паутина клинков, налетающих друг на друга, сталкивающихся, скользящих лезвиями… Словно их не пять всего — на четверых человек. Их не может быть всего лишь пять! Фигуры мужчин, закованные в плотные доспехи. Высокие, огромные, слишком, невероятно, быстрые… Плотным кольцом. И не могут сомкнуться! Им осталось сделать всего один шаг, но та, что в центре, обжигает сильнее пламени.

За движениями девчонки не уследить. Никто больше не дерется так, как она! Ее клинки плетут немыслимый узор, каждую секунду меняя направление, успевая не только отражать удары трех мужчин, но еще и атаковать, проскальзывая между их мечей, находя щели в казалось бы непробиваемой обороне. Ее тело ни секунду не стоит на месте. Она двигается, перетекая из стойки в стойку. Она отклоняется, пропуская удары над собой, подпрыгивает, перекатывается по песку и вновь поднимается на ноги еще до того, как они успевают понять, что она упала! Плащ мечется за ее спиной, острыми жалящими крыльями взлетают и падают волосы. Губы приоткрыты, но плотная маска мешает разглядеть выражение ее лица. Боится ли она? Понимает ли, что ей пора испугаться? Ей не вырваться из зажавшего кольца. Но и им его пока не сомкнуть!

Толпа на трибунах выла от восторга. Такого боя можно было ждать вечность! Но Зан их не слышала. Клинки в ее руках сверкали смертоносным вихрем. И безумное, сжигающее душу чувство свободы бежало по венам. Здесь и сейчас только она была властна над собой! Свобода решить за себя: убить. Или свобода погибнуть!

Ей не пришлось даже прикрывать глаза — этого ей уже давно не было нужно. В долю секунды мир вокруг выцвел и тут же налился новыми красками, силуэты вокруг расплылись, обрастая цветными тенями. Она привычно шагнула на другой уровень зрения. Отметила сияние вокруг своих противников: бледно-зеленое у двоих младших и ярко желтое у старшего патийца. За прошедшие годы она успела заметить, что именное такое бывает у самых лучших бойцов. Желтое свечение было когда-то у Эзры. Ну, так она танцевала!

Воздух наполнен сияющим перламутром, таким густым, что остается лишь удивляться, как людям удается им дышать! Ярко-рыжее сияющее кружево Кора на самом краю восприятия. Он привычно не лезет под ноги к дерущимся гладиаторам, ожидая сигнала от хозяйки.

«Сейчас!»

Когда-то, чтобы сказать что-нибудь Кору, ей нужно было ловить нити перламутра, плывущие в воздухе, соединяться с ними собственным кружевом и по ним отправлять послание зверенышу. Наверное, впрочем, она и сейчас проделывала все то же самое. Хорошо, что ей уже не требовалось над этим задумываться. Три клинка против двух твоих — серьезный отвлекающий фактор!

Кор метнулся к тому патийцу, на которого она указала. Вначале боя она решила, что сегодня от зверька особой пользы не будет: плотные кожаные доспехи ему не прогрызть. Но сейчас все изменилось: минуту назад ее клинок достал ногу мужчины. Всего лишь царапина — тот даже скорости не замедлил. Но как раз то, что нужно для Кора!

Мужчина взвыл и сбился с атаки, когда тонкие и очень острые зубы рванули рану, выдирая из нее кусок плоти. Он попытался стряхнуть с себя звереныша, мигом забыв о своей основной противнице. Зан бы сейчас развернуться и одним ударом добить его. Но двое других патийцев были выучены действительно хорошо: ни один из них не прервал свою атаку, не бросился на помощь другу, даже не взглянул в его сторону! Но Зан не зря переходила на этот уровень зрения. Сейчас они увидят еще один фокус. Из ее любимых.

Раньше у нее такое получалось только с неразумными животными. Но три года боев — достаточное время для тренировок!

Кор рвал рану на ноге патийца. Тот вопил, пытаясь сбросить его с себя. Ему бы один раз махнуть мечом по крошечному меховому тельцу, но мужчина не делал этого, очевидно не слишком-то надеясь не попасть по собственной ноге. Зан все-таки пришлось ухватиться сознанием за взвешенные в воздухе нити перламутра и по ним потянуться к мужчине. Его сознание полыхало болью, его нога, которую рвали острые зубы, превратилась для него в центр мироздания. Голубое сияние, ровное почти над всем его остальным телом, вокруг ноги светилось грязными серовато-синими всполохами. Главное — помнить, что это только его боль. Зачерпнуть ее. Не нужно ничего представлять: ни рук, сложенных ковшиком, ни густой жидкости, которую можно было бы почувствовать на ощупь. Просто вот есть боль, вот она перетекает по воздушным кружевам перламутра. Немного усилия, и Зан кидает ее на другого патийца, на одного из тех, что еще нападает на нее.

Мужчина вскрикивает от боли. И от неожиданности выпускает меч из самих собой разжавшихся пальцев. Зан специально не прицеливалась. Так уж получилось, что ее удар пришелся по его правой руке! Рабыня упала вниз, пропуская чей-то меч над собой, и кувырком перекатилась под ноги мужчины. Не подымаясь, прямо с земли двумя мечами сразу крест-накрест полоснула по его ноге. Стальные пластинки доспехов, толстая кожа штанов, человеческая плоть, кость, хрустнувшая под клинками… Кровь горячей волной плеснувшая на Зан. Она по-кошачьи фыркнула и мотнула головой, стряхивая с волос густые темные капли, и одним плавным движением перетекла на ноги.

А мужчина вопил, уже как-то совсем по-другому, захлебываясь собственным криком. Он упал на землю. И его нога тоже упала. Раньше него. Отдельно. Его бывшая нога. Зан знала, что большинство ее коллег-гладиаторов на этом посчитали бы свою работу выполненной и оставили противника в покое: повезет и дотянет до конца боя — зрители, может быть, решат его не добивать. Он, конечно, останется калекой, но ведь выживет! Но еще Зан знала, что сама, оказавшись на его месте, предпочла бы, чтобы ее добили прямо сейчас.

Она шагнула к мужчине и с размаху вертикально опустила клинок в его грудь. Он прошел между стальных пластинок, между ребер и так же легко вышел назад, взметнув новый фонтанчик крови.

Крик, раздавшийся за ее спиной, заставил Зан обернуться. На этот раз в крике не было боли, а бы… Гнев? Патиец, тот, кого она определила как старшего из трех, несся на нее, подняв меч в замахе. Он хотел помешать ей добить того раба? Он ненавидел ее сейчас потому, что не успел? Кажется, их драка переставала быть просто представлением для толпы на трибунах!

Зан подумала, что не знает больше ни одного гладиатора, который на его месте пытался бы помешать ей добить другого раба, даже дравшегося на одной стороне с ним. Зан смотрела в широко распахнутые глаза мужчины и почему-то думала: это не оттого, что теперь их оставалось лишь двое против нее.

Мужчина налетел, она перетекла в сторону, косым замахом отбив его меч. Это у нее всегда получалось лучше всего — неожиданными движениями уходить из-под ударов, сбивая противников с толку. Но, похоже, сегодня ей этого не позволят.

И еще, против нее их снова было двое.

Второму патийцу наконец-то удалось отбиться от Кора. Звереныш отлетел в песок и, развернувшись еще в полете, ничуть не хуже чем это умела делать его хозяйка, приземлился на лапы и хотел снова кинуться на своего врага. Зан остановила его. Он сделал уже достаточно, а она теперь справиться и сама. С двумя — справится!

Клинки столкнулись с пронзительным звоном. «Звон Стали» — это, кажется, кричит толпа ни трибунах? «Что ж. Надеюсь, им нравится!»

А Зан не собиралась больше позволять втягивать себя в это бесконечное фехтование. Она шагнула назад, отступив от первого патийца, и развернулась лицом ко второму. Тот несся на нее. Меч в двуручном хвате поднят над головой. Отличный получится удар, когда он его завершит. Если завершит, потому что прямо сейчас он полностью открылся. Он, конечно, не ожидал, что она развернется к нему, что шагнет навстречу… Отличный у него получится удар — ей не устоять. А значит он не должен его завершить. И он так раскрылся! Только вот он еще слишком далеко, ей не дотянуться. А когда он окажется ближе, его удар уже будет завершен…

Руки, не дожидаясь приказания разума, начали действовать сами. Соединить клинки вместе, щелкнуть хитрым замком в рукояти… Норла, конечно, не обычный шест — ее не перехватишь за один конец. Но рукоять, собранная из двух, становится длиннее на целых полтора тефаха. Всего на полтора тефаха… И если взяться за нее вот так, совсем вплотную к лезвию, и толкнуть другим лезвием вперед, как толкают шест или копье…

Все верно, этих полутора тефахов оказалось достаточно.

Патиец повалился на песок, пытаясь зажать руками распоротый живот.

Но еще один, самый главный, самый опасный из них, по-прежнему оставался на ногах. И он был сзади.

И снова, как в самом начале боя, ощущение приближающегося удара за спиной. И даже Кора нет, чтобы зубами и когтями повиснуть на руке с мечом, отводя удар от неуспевающей развернуться хозяйки.

Зан перекинула норлу в левую руку, крутанула ее вокруг запястья и одновременно шагнула назад. За весь бой она не делала еще ничего более опасного: она могла просто налететь на несущийся навстречу меч! Но если не сделать этого, не сбить противника с рассчитанного им удара, у него останется слишком много времени, чтобы подумать, чтобы изменить траекторию… Для обычного человека скорректировать траекторию в процессе удара, конечно, было бы невозможно, но этот-то обычным не был! Зан уже успела выяснить.

А ее собственная рука уже закидывает норлу за плечо, положив ее на спину… Поперек обрушившегося меча. Сталь по стали…

Боль была такая, что Зан показалось: патиец ее все-таки достал.

Ее отбросило вперед на песок. Она упала и заставила себя, не останавливаясь откатиться еще дальше. Только потом поднялась на четвереньки, вскинув норлу над головой, готовая отразить любой удар, с какой бы стороны он ни пришел.

Хотя, если она по-прежнему может двигаться, значит не все так плохо…

Патиец шел к ней. Его меч был опущен в землю. Он больше не хотел с ней драться. Просто убить.

А Зан вдруг поняла: если бы она оказалась слабой добычей, если бы в самом начале боя позволила себя ранить, сдалась — они не стали бы ее убивать. Эти мужчины шли на арену, чтобы показать зрителям красивый спектакль. Они действительно не знали, кого выпустят против них!

Зан взвилась вверх, даже не потрудившись сначала встать на ноги, оттолкнувшись норлой от земли. Она, конечно, не шест — слишком острая, кончик клинка успел уйти в песок. Но Зан уже летела, вперед и вверх, прямо над головой патийца. Тело извернулось под немыслимым углом, правая рука вцепилась в длинные светло-серые волосы, собранные в высокий хвост, а левая привычным движением крутанула норлу вокруг запястья, почти не заметив встретившегося сопротивления.

Зан приземлилась, немного согнув ноги в коленях, гася удар. Перекосившийся плащ хлопнул ее по спине, и она откинула его за плечо. Все-таки не слишком-то это удобная штука, когда приходится кувыркаться через голову. И не только через свою.

Тело слева от нее грузно рухнуло на песок, заливая его темной кровью. Зан перевела взгляд на то, что держала в правой руке — голова патийца. Длинные светло-серые волосы, собранные в хвост, глаза открыты и смотрят куда-то в песок…

И никто больше не нападает. Некому. И арена вдруг снова кажется совершенно, абсолютно, нереально пустой…

Зан зажмурилась, выталкивая себя на первый уровень зрения. Это о чем-то говорило, если ей приходилось прикладывать для этого такие ощутимые усилия. Она вскинула над головой левую руку с норлой и правую тоже подняла повыше: ей же еще нужно поприветствовать толпу на трибунах, скандирующую ее имя.

Зан повернулась к ложам почетных гостей. На перилах центральной, самой роскошной из них, был вывешен белый флаг.

Зан с недоумением покосилась на голову патийца в своей руке, перевела взгляд на тела двух других гладиаторов, тоже не подававших признаков жизни. Кого они собираются помиловать?

Как раньше на трибунах поднимался гул, также сейчас по ним волной раскатилась тишина. Словно толпа тоже не могла осознать, что происходит!

А на перилах той самой ложи рядом с первым флагом появился второй. И тоже белый.

Зан смотрела, не в силах оторвать взгляд. Она слышала когда-то давно об этой традиции: если белый флаг показывали гладиатору, выигравшему бой, это значит, ему дарили свободу!

Они не могли бы дать ей больше, даже если бы подарили жизнь!

Трибуны взорвались восторженным ревом. Зан смотрела, как один за другим люди вскакивали со своих мест, размахивая над головой белыми платками. Она медленно опустила норлу к земле, словно только сейчас понимая, что ей больше не с кем драться, и разжала пальцы на правой руке, выпуская из них свой, уже не нужный трофей.

Трибуны вопили и орали, и размахивали платками, сразу побелев, словно оказавшись присыпанными снегом. Самым белым снегом самого первого дня зимы…

Когтистые лапки уцепились за плащ, и Кор привычной теплой тяжестью забрался по нему и уселся на своем привычном месте у нее на плече, напомнив, что она еще умеет дышать!

Она, Кор, оружие в ее руках и свобода, бегущая по венам!..

Зан повернулась и пошла прочь с арены. Как можно дальше от годрумского цирка.

Глава 2. Свободна

На сборы ушло меньше получаса. Никто не торопил ее и не выгонял. Она сама больше не могла находиться здесь, словно все восемь лет рабства вдруг свернулись в тугую пружину и распрямились, не давая ей больше оставаться на месте. Она должна уйти из цирка. Сегодня. Сейчас. Просто потому, что она свободна из него уйти! Ни разу за все три года, проведенные в цирке, она не испытывала такого острого всепоглощающего желания. Может быть, потому, что просто не позволяла себе задуматься?

Оказалось, что собирать особо и нечего. Какое имущество может быть у рабыни? Она переоделась, сменив костюм для выступлений на обычное платье из легкого шелка. Еще одну смену одежды завязала в узелок. Вот, пожалуй, и все. Доспехи придется оставить — они не принадлежат ей. Также как и леопардовый плащ. Но Зан не жалела. Если честно, она сейчас все, что угодно оставила, лишь бы уйти отсюда прямо сейчас, больше не задерживаясь! Хорошо, что норлу не придется бросать. Бойцы такого уровня, как Зан, за каждый выигранный бой получали немного денег — часть от ставок, делавшихся на них. Сумма, конечно, смешная. Но от боя к бою, если не тратить, скопить можно было достаточно. Именно на такие деньги она в свое время и приобрела свое оружие — прекрасную тонкую норлу. Зан привычным движением закинула ножны за спину, застегнув ремни на груди. Рукояти клинков, казавшиеся из-за плеч, конечно, не слишком-то сочетались с платьем. Зато с ними сочетался Кор, уже взобравшийся ей на руки. Он тоже больше не хотел ждать.

Зан оглядела свою комнату глубоко под трибунами годрумского цирка, в которой провела последние три года, равнодушно скользнула взглядом по куче вещей, оставленных ею валяться на полу, и закрыла за собой дверь. Ей еще нужно зайти к Али-Хазиру — он должен снять с нее ошейник.

От ее бывшей комнаты до покоев старшего надсмотрщика идти было не так уж далеко, особенно если разбираться во всех хитросплетениях коридоров годрумского цирка. А их Зан за прошедшие годы успела выучить наизусть. Она и собиралась дойти за каких-нибудь пару минут. Она просто не учла, что весть о ее освобождении уже успела прогреметь по всему цирку. И чуть ли не каждый из рабов, который считал себя ее знакомым, теперь спешил подойти к ней, поздравить, прикоснуться, словно она была каким-то талисманом! Зан и в обычные-то дни не была особо общительной, а уж сегодня!.. Она чувствовала, как надетая на лицо улыбка медленно превращается в оскал, а руки сами собой тянутся к клинкам, висящим за спиной. Эти люди тратят ее время! Как они смеют, ведь ей осталось только уйти!

Кор выглянул из-под ее волос, длинные оскаленные клыки угрожающе клацнули в тефахе от лица очередного приблизившегося раба. Тот отшатнулся назад, чуть не налетев на стену, а Зан поспешила пройти мимо, пока кто-нибудь еще ее не перехватил. Она прикоснулась рукой к пушистой кисточке на конце длинного хвоста:

«Молодец, звереныш! Отлично справляешься!»

Кабинет старшего надсмотрщика располагался уже над поверхностью земли, на первом этаже цирка. И чтобы добраться до него, Зан пришлось подняться по небольшой лестнице. Она, не стучась, распахнула дверь и вошла. Али-Хазир ждал ее, стоя у окна, выходившего куда-то на прибрежные скалы. Впрочем, самого моря отсюда видно не было, и слышно тоже, только ветер доносил едва заметный солоноватый запах. Зан прошла в центр комнаты, положила на стол свой узелок с вещами, на него посадила Кора, не без труда выпутав его из волос. Али-Хазир, молча наблюдавший за ее действиями, усмехнулся. Он все прекрасно понял: она сделала все, чтобы ему было удобно снять с нее ошейник. И ей не надо было ничего говорить — нетерпение, сиявшее в ее темно-серых глазах, было уже достаточно красноречивым. Что ж, она права.

Старший надсмотрщик достал из специального кошеля на поясе ключ и, приблизившись к девушке, отпер замочек на ее ошейнике. Он постарался не прикоснуться к ней, но Зан все равно вздрогнула, словно едва слышный щелчок причинил ей боль. Широкая золотая полоска распалась в руках мужчины на две полукруглые половинки. Он протянул их ей:

— Возьми.

Зан машинально приняла кольцо гладкого светло-желтого металла и только потом посмотрела на то, что держала в руках.

— Зачем? Разве это принадлежит мне?

Ала-Хазир неопределенно покачал головой:

— Хозяева цирка подарили его своей рабыне в знак особого расположения. Я думаю, ты вполне имеешь право его себе оставить.

Зан в недоумении приподняла тонкую серебристо-светлую бровь.

— Я правильно поняла: твоя бывшая, а теперь освобожденная рабыня пришла к тебе, чтобы ты снял с нее ошейник, а ты предлагаешь ей его оставить? — ее губы как-то странно кривились, словно не могли решить, стоит ли им усмехнуться.

— Я просто хочу, чтобы ты подумала, как ты собираешься жить дальше! — прикрикнул на нее Али-Хазир. Хотя, если уж его крик ее и раньше никогда не впечатлял… — У тебя ведь совсем нет денег!

— Это не деньги, — Зан задумчиво покачивала на пальцах раскрытое кольцо ошейника.

— Это золото. Его можно продать на переплавку. На первое время тебе хватит.

— Это не деньги, — повторила девчонка. — Не деньги для меня, Али-Хазир. И ты это знаешь, — она вдруг осторожно, словно еще не смогла поверить до конца, прикоснулась кончиками пальцев к своей шее, к тому месту, где еще совсем недавно был золотой ошейник. Нащупала тонкую ниточку шрама, почти незаметную.

— У тебя кожа здесь немного светлее, — Али-Хазир заметил ее жест.

— Какое-то время все будут знать, что перед ними бывшая рабыня, — кивнула Зан.

— Это ненадолго, — Али-Хазир вздохнул, возвращая себе деловой тон, и провел рукой по лицу, по гладко зачесанным и заплетенным в косу серо-седым волосам. — К тому же я дам тебе специальные бумаги, подтверждающие твою свободу, — он прошел мимо Зан, и обогнув стол, уселся за него. — Я их уже подготовил. Я только… — он на мгновение запнулся, словно подыскивая слова. — Я хотел спросить у тебя, какое имя мне туда записать?

— Зан Звон Стали, — она недоуменно пожала плечами. Точнее, постаралась пожать недоуменно. На самом деле она явно ждала этого вопроса. И ответ на него уже знала. А от этого Али-Хазиру отнюдь не становилось легче. Он бросил назад на стол перо, которое уже успел взять.

— Это не имя! Это прозвище, которое я тебе придумал!

Еще более недоуменное пожатие плечами.

— Меня устраивает.

— Но у тебя ведь есть настоящее имя? — Али-Хазир задумчиво смотрел на нее. Кажется, он действительно перестал понимать, что происходит с его рабыней. С его бывшей рабыней. — Я помню, ты называла его. Занила.

Она вскинула руку к губам, словно просила его замолчать.

— Но почему?! — старший надсмотрщик уже не скрывал, что ничего не понимает.

— Оно больше не принадлежит мне. Или я — ему.

Они смотрели друг на друга, пристально, словно испытывая волю. И взгляд темно-серых глаз даже не думал опускаться. В нем не было ни страха, ни сомнения, только спокойная, какая-то равнодушная уверенность. Али-Хазир подобрал перо, развернул сворачивающийся в трубочку пергамент и, придерживая его край одной рукой, вписал на положенное место имя бывшей рабыни.

Спокойствие в темно-серых глазах дрогнуло, раскалываясь, словно корочка тонкого льда. Она протянула руку. Али-Хазир неторопливо подул на пергамент, словно ожидая, пока чернила высохнут, и посмотрел на свою бывшую рабыню.

— Скажи мне все-таки, чем ты собираешься заниматься?

Кор, по-прежнему сидевший на столе, весьма заинтересованно посматривал на покачивающийся в руке пергамент. Но старшего надсмотрщика было не так-то просто застать врасплох. Зан опустила руку.

— Не знаю. Я еще не решила.

— Ты можешь остаться здесь. Хозяева цирка поручили мне предложить: ты можешь снова продать себя. Они предлагают сотню золотых!

— И зачем мне тогда будет нужна сотня золотых? — недоверчиво переспросила Зан, не решив, стоит ли вообще воспринимать эти слова серьезно.

— Даже рабам есть, на что потратить золото, если оно у них появляется! — взвился Али-Хазир.

— Я не спрашиваю тебя про других рабов! — вместо того, чтобы испугаться Зан тоже повысила голос. — Я спрашивала: зачем мне сотня золотых?!

— Не хочешь снова становиться рабыней — прекрасно! — Али-Хазир не собирался давать ответа на вопросы, которые в этом не нуждались. — Давай тогда просто подпишем договор, как свободный со свободным: ты будешь драться на арене, как делала это раньше, и получать за это деньги. Много денег! Я бы мог, конечно, предложить тебе стать учителем. Но учитель из тебя не получится — ты и сама знаешь. А дерешься ты как никто другой!..

Она смеялась. Али-Хазир резко замолчал, словно натолкнувшись на стену этого смеха. Зан хохотала, больше не слушая его слов. И Кор, жуткий звереныш, скалил да ряда своих длинных бритвенно острых зубов, словно ему тоже было весело.

— Темные Боги, Али-Хазир, просто дай мне уйти! — Зан закусила губу, заставив себя остановиться, и вновь протянула руку. — Прощай, Али-Хазир. Мне действительно пора. Ты ведь и сам знаешь, что я не соглашусь остаться.

Старший надсмотрщик вложил свиток в ее руку. Тонкие пальцы сомкнулись на мягком пергаменте. Но Али-Хазир не выпустил своего конца.

— Я знал, что ты не согласишься остаться, — повторил он, кивнув головой, словно подтверждая свои мысли. — Но еще я знаю, что у тебя нет денег даже на то, чтобы сесть на корабль в порту! И в Годруме тебе тоже нечего делать.

— Я умею сражаться. Ты хорошо научил меня!

— Вот именно, — Али-Хазир наконец-то отпустил свой конец свитка, и Зан поспешно перехватила его, развернула и принялась изучать, словно не доверяла старшему надсмотрщику годрумского цирка. Али-Хазир полюбовался на это зрелище: нечасто увидишь рабыню, пусть и бывшую, умеющую читать. Нечасто увидишь рабыню для утех вне стен какого-нибудь богатого дома. — У меня есть один старый знакомый, — заговорил он, когда Зан, налюбовавшись пергаментом, аккуратно убрала его в свой узелок. — Его зовут Зуру. Он служит управляющим в доме одного богатого господина, который не держит рабов. Не доверяет им, особенно если дело касается охраны. Скажешь Зуру, что ты от меня, и может быть, он возьмет тебя на работу. Это поместье на северной окраине Годрума, на берегу залива, который называют Скоба.

— Что это за имя такое Зуру? Он не годрумец? — спросила Зан, которая за три года, проведенных в полисе успела привыкнуть к двойным именам местных жителей.

— Он не годрумец. И это не имя. Так ты знаешь, где это?

Зан кивнула.

— Ты пойдешь туда?

Зан пожала плечами.

Старший надсмотрщик грязно выругался.

— Ты не хочешь остаться здесь! Ты не собираешься наниматься на работу! Куда вообще ты пойдешь?

Он смотрел на ра… на свободную, стоявшую перед ним и улыбавшуюся, и думал о том, сколько же раз ему удавалось видеть на ее лице такую улыбку? Хватит пальцев на одной руке, чтобы пересчитать. Такое выражение у нее бывало только после самых лучших ее боев. Что ж, наверное, сегодня действительно был самый удачный.

— Ты знаешь. У меня есть только один путь, — Зан посадила Кора на плечо, взяла почти невесомый узелок со своими вещами и направилась к двери. — Я иду вперед.

Она приостановилась, словно вспомнив о чем-то, положила на стол надсмотрщика разомкнутое золотое кольцо ошейника, которое все это время машинально вертела в руках, и вышла из кабинета.

От массивного сооружения цирка к Годруму вела прекрасная мощеная камнем дорога. Она сбегала с холма и, причудливо извиваясь, скрывалась в небольшой рощице, деревья в которой обещали путнику немного тени в этот послеполуденный час. Зан не пошла по ней: ей не нужно было в город. Поместье, в которое она направлялась, располагалось на северной окраине Годрума, вне его крепостных стен. Конечно, к заливу Скоба можно было выйти и, пройдя полис насквозь, но бывшая рабыня, никогда не любившая толпы, решительно предпочла проселочную дорогу, отходившую в сторону от главной. Тем более что там через сотню аммов ходьбы тоже начиналась уютная рощица.

Зан направлялась в поместье, управляющим в котором работал старый приятель Али-Хазира, некто по прозвищу Зуру. Если честно, она ни на секунду не задумалась прежде, чем принять предложение старшего надсмотрщика годрумского цирка: ей действительно просто некуда было идти. А точнее, ей было абсолютно все равно, куда податься. Служба в поместье, хозяин которого не держит рабов, — это точно не самый плохой из возможных вариантов!

Зан подумала о том, почему не созналась в этом Али-Хазиру сразу же. И даже самой себе не смогла дать ответ. Не захотелось признаваться в том, что она принимает его помощь? Глупость! Гордость никогда не была главной чертой в ее характере. Гордые рабыни, знаете ли, не выживают. Непокорные, правда, обычно тоже! Зан усмехнулась.

В рощице, деревья которой давали небольшую, но все же тень, дышалось немного легче, и она прибавила шаг. Она не торопилась попасть в поместье. Но ей хотелось идти, бежать, лететь вперед по дороге просто потому, что она могла это сделать!

Кор бежал рядом с ней, то исчезая в придорожных кустах, то вновь выскакивая прямо ей под ноги, словно проверяя, достаточно ли хорошо она чувствует его, чтобы не наступить. Зан чувствовала, даже не особо задумываясь над этим. А Кору не понравилось ее платье: ткань оказалась слишком тонкой для его когтей. Пару раз зацепившись и выпутавшись только при помощи Зан, он предпочел спрыгнуть на землю, выразив громким щелканьем все, что он думал о ее новой одежке.

«Зато мне в нем не жарко!» — резонно возразила она.

Дорога постепенно спускалась к морю, и в разогретом летнем воздухе все отчетливее ощущался его горьковато-соленый аромат. Зан не знала, сколько времени занимает дорога от цирка до залива Скоба, или как сказали бы местные жители, просто до Скобы. Для этого она слишком редко выходила за пределы цирка. Так уж получалось в ее жизни: она пять лет прожила в Догате, три — в Годруме, но ни один город не смогла изучить достаточно хорошо, чтобы свободно ориентироваться в нем. Что ж, может быть, теперь она сделает это. Теперь она свободна это сделать!

А мысли в голове летели также легко, как и дорога под ее ногами. Они кружились, цеплялись друг за друга, вытаскивая все новые и новые. Слишком много мыслей.

Али-Хазир сказал, что этот Зуру возможно возьмет ее на работу. Интересно, ключевое слово здесь «возьмет» или «возможно»? Что она будет делать, если управляющий не примет ее, если она покажется ему недостаточно подходящей для работы охранником? Охранницей?.. Может быть, ей не стоило надевать платье?

«На редкость женская мысль! — Зан фыркнула и продолжила. — Ага, а еще сбрить волосы и вставить в левое ухо сотню колечек!» Она вспомнила госпожу Дарину — надсмотрщицу в салевской школе для рабынь. При виде ее ни у кого не возникало сомнений в ее воинских способностях. А у кого возникали, Дарина быстро находила способ разубедить.

Кор недоуменно поднял на нее темно-фиолетовые глаза: о чем это его хозяйка смеется сама с собой? Зан бросила ему образ себя с прической, как у госпожи Дарины. Кор возмущенно фыркнул и убежал вперед по дороге, демонстративно помахивая хвостом с пушистой кисточкой.

Что она будет делать, если ее не примут в этот дом? Да все, что угодно! Просто потому, что она свободна это делать!

Зан не знала, как выглядит поместье, в которое она направляется. Но когда увидела перед собой, то сразу узнала. Просто потому, что это не могло быть ничем иным.

Ее встретила ограда, довольно странная на вид: низ примерно на два амма в высоту был сложен из весьма приличного размера небрежно обтесанных глыб желтоватого песчаника, а дальше, совершенно непонятно как вплавленная в камень, еще амма на четыре поднималась кованая решетка, оканчивающаяся острыми пиками, загнутыми во все стороны, хотя неизвестный мастер, наверное, пытался изобразить декоративные листики. Весьма внушительная стена. Ничего особо уж неприступного, конечно. Взбреди Зан в голову такая идея, и она перебралась бы через нее без особого труда. Вот только начинать устройство на работу с проникновения в чужое поместье — это, пожалуй, было не лучшей идеей даже с точки зрения Зан. Тем более что и дорожка, сворачивая вправо, шла вдоль ограды. Зан продолжила идти по ней: рано или поздно она выведет ее к воротам — ведь именно для этого она здесь и проложена. Не так ли?

Зан шла, разглядывая то, что могла рассмотреть через прутья решетки. За стеной был парк. Ну, наверное, это был парк. Потому что кто же будет ограждать лес, хотя именно на лес эта растительность больше всего и походила! Высокие деревья с прямыми ровными стволами, дающие густую тень, из-за которой под ними нет никакого подлеска, даже трава растет, кажется, с трудом. Зан подняла голову, разглядывая вершины деревьев, слегка покачивающиеся где-то высоко в небе. Больше всего они напоминали ей туи: на ветках не иголки и не листочки, а что-то среднее, плоское, темно-зеленое и кружевное. Только вот откуда взяться туям в жарком и засушливом климате Годрума? Откуда здесь вообще взяться деревьям таких гигантских размеров?! Зан никогда раньше не слышала, чтобы вблизи Годрума был какой-нибудь лес, или, очевидно, все-таки парк: высаженный и заботливо выращенный. Хозяином поместья, в которое она шла? Вполне вероятно.

Дорога повернула еще раз, теперь налево. К воротам. Кованым, решетчатым, с листиками-пиками поверху. Дорога проходила через ворота или под воротами, поскольку они все-таки были закрыты, и скрывалась в глубине парка, и никуда дальше не шла, словно оставляла лишь два возможных варианта путнику: войти в поместье или вернуться, пока еще не поздно. Зан шагнула к воротам.

С другой стороны решетки навстречу ей появились двое мужчин. Очевидно, привратники, подошедшие, чтобы открыть пожаловавшему гостю. Все просто, если не вспоминать, что Зан не успела даже подойти к воротам, не то что в них постучать! Значит, за дорогой следят. Интересно только, как они это делают: за решеткой ограды особо не спрячешься! Зан представила, как бы глупо выглядела, если бы все-таки полезла через забор, а спускаться пришлось прямо в руки этим молодчикам! Она оглядела мужчин, спокойно дожидавшихся, пока она приблизится. С виду обычные охранники: высокие, далеко не хрупкого телосложения, одеты в темные суконные штаны и куртки. Вот только лица выдавали в них явно не местных, не Годрумцев: слишком светлая, хоть и загорелая кожа и волосы, тоже светлые, у одного — русые, а у другого — отдающие немного в рыжину.

Зан подошла к решетке практически вплотную и коротко приветственно поклонилась мужчинам за ней:

— Я ищу человека, которого зовут Зуру, — произнесла она. — Мне сказали, что он работает управляющим в этом поместье.

— Человека? — один из охранников, тот, что показался Зан немного моложе, окинул ее странным взглядом.

— Кто вам сказал? — тут же перебил его второй. Резко. Как показалось Зан, пожалуй, излишне резко. И поспешно. И во взгляде, которым он наградил младшего, явно читалось сомнение в умственных способностях того. И Зан, пожалуй, даже с этим взглядом согласилась: второй вопрос был, по крайней мере, понятным.

— Я от человека по имени Али-Хазир, — ответила она, на это раз обращаясь исключительно к старшему охраннику. Тот еще раз окинул ее внимательным взглядом, остановившись на рукоятях клинков, казавшихся из-за плеч. Зан подумала, что он высматривает, не припрятано ли где-нибудь на ее теле еще какое оружие. Ничего, кроме норлы, у нее с собой не было, поэтому она спокойно подождала, пока охранник закончит свой осмотр, и даже постаралась сдержать усмешку, так и просящуюся на губы. Али-Хазир когда-то учил ее, как спрятать под одеждой небольшие кинжалы. Зан было интересно, сумел бы этот мужчина обнаружить их, если бы она воспользовалась старыми уроками?

Охранник щелкнул какой-то хитрой задвижкой на воротах и открыл одну из створок, а сам отступил чуть в сторону, приглашая Зан войти.

Хотя какой смысл прятать кинжалы, если у нее и норлу пока не отобрали? Или это только пока?

Зан шагнула в ворота. Знакомое громкое щелканье за спиной заставило ее остановиться. Она так привыкла, что Кор без напоминаний следует за своей хозяйкой, что не беспокоилась за него. Очевидно, следовало. Звереныш сидел на повороте дороги и смотрел на нее своими круглыми темно-фиолетовыми глазами. И то, что было в них, Зан не понравилось. Да еще и длинный тонкий хвост, нервно метущий по дороге… Зан шагнула назад и протянула Кору руки, одновременно мысленно спрашивая, что случилось. Кор беспокоился. Именно так можно было понять образ, что он послал ей. Что ж, это было понятно и без чтения мыслей. Зан сделала еще один шаг в его сторону. Ей вдруг показалось, что он успокаивается. Становится тем спокойнее, чем дальше она отходит от ворот?

Кор длинными загнутыми когтями уцепился за подол ее платья и проворно забрался по нему к ней на плечо, спрятался под волосами. Зан успокаивающе погладила пушистую кисточку, свесившуюся вдоль руки, и решительно шагнула опять к воротам.

— Это ваш зверь? — спросил один из охранников, когда она поравнялась с ним, тот самый, младший. Вот уж точно — любитель задавать странные вопросы.

— Нет. Я только что подобрала на дороге первого попавшегося иглозубого суриката! — огрызнулась Зан и тут же пожалела: наверное, не стоило так начинать отношения с людьми, с которыми она хотела вместе работать.

— Кого? — переспросил парень, очевидно, не в меру любопытный или не в меру любящий животных. Он приблизился к Зан и даже наклонился, собираясь получше рассмотреть зверька на ее плече. Кор метнулся из-под ее волос, в страшном оскале обнажив два ряда острейших клыков, метя прямо в лицо мужчины. Зан поймала его, успев перехватить за живот, но звереныш заверещал, вырываясь из ее рук, полосуя воздух страшными когтями. Больше всего сейчас напоминая маленького демона, кем его и считали все рабы в годрумском цирке, кто хоть раз испытывал на себе его клыки. Никогда еще ни на одного противника Кор не бросался с таким остервенением, даже на тех, кто по глупости пытался его потрогать, и уж точно никогда не вырывался из рук своей хозяйки, забыв даже, что может случайно задеть и ее! Парень отшатнулся назад, очевидно, и сам уже пожалев, что сунулся к этому жуткому созданию. Зан так жестко, как только могла, хлестнула по сознанию Кора приказом немедленно успокоиться. Звереныш наконец-то затих в ее руках и позволил вновь усадить себя на плечо.

— Я отведу вас к… Зуру, — произнес другой охранник, который похоже решил не обращать внимания ни на Кора, ни на ее короткую стычку со своим молодым напарником. А вот сделанная им пауза перед именем здешнего управляющего показалась Зан странной. Вообще что-то слишком много вокруг набиралось… странностей: и лес около Годрума, и поведение Кора. Может быть, просто все дело в том, что она за восемь лет рабства разучилась, а если честно, никогда и не умела, общаться с людьми?

Зан думала об этом, шагая за охранником по дорожке через парк. К дому. Мысли кончились, когда она его увидела. Зато вернулись другие, о «странном».

Дом производил впечатление. Нет, не «странного». Он просто был… впечатляющим. Огромным — это было первое слово, которое приходило на ум, а второе?.. Дальше мысли разбегались, упорно отказываясь формулироваться в слова, оставались только эмоции и стойкое ощущение нездешности, нереальности происходящего.

Может быть, все дело было в том, что Зан и сопровождавший ее охранник подходили к дому сбоку? Если, конечно, к строению, четыре крыла которого образовывали почти правильный квадрат, вообще применимо понятие «бок». Но суть была в том, что одной стороной четырехугольника дом почти вплотную подходил к каменистому обрыву, за которым шумело и билось о скалы Ражское море. Там было солнце, светившее с безупречно чистого неба, песчано-каменистый берег, ветер и соленые брызги серо-стальных волн. А противоположное крыло окутывал, словно обнимая, густой парк из высоченных туй. Там была тишина и какая-то влажная мягкая прохлада, которую не встретишь нигде, только в очень старом лесу. А с дорожки, по которой шли Зан и мужчина, были видны и сияюще солнечный берег и мрачный лес — оба этих мира, в которых стоял дом, к которым он принадлежал. Иначе не скажешь, потому что и на пронзительном морском ветру, и в тишине вековых деревьев он смотрелся удивительно уместным, уютным, словно был неотделимой частью окружающей природы. Дом был разным. И с того места, на котором невольно замерла Зан, это было отчетливо видно.

То крыло, которое примыкало к парку, было трехэтажным, сложенным из крупных каменных глыб. Из какого именно камня, определить было сложно, потому что весь фасад густо зарос темно-зеленым и даже на вид мягким мхом. Прямоугольные окна украшали вычурные розетки, вырезанные прямо в камне, а полукруглые балкончики второго этажа поддерживали статуи, весьма реалистично изображавшие каких-то странных существ — не то людей, не то животных, не то чудовищ. А над последним третьим этажом поднималась крыша, покатая, покрытая темно-красной черепицей, по которой то там, то здесь расползлись кудрявые побеги плюща. Зан никогда не видела ничего подобного, в смысле таких крыш. И таких домов вообще. И в этом отношении то крыло, что выходило к морю, смотрелось несколько привычнее: светло-желтый, почти белый камень, гладко обтесанный, то ли руками человеческих мастеров, то ли ветрами, непрерывно дующими с моря. Прямые ясные четкие линии, никаких излишеств, никаких украшений, никакой растительности — под безжалостным солнцем, на каменистой почве, в засушливом климате Годрума ни мох, ни плющ вообще-то не выживают. И здесь, в отличие от противоположной стороны дома, природа помнила об этом!

Да, это крыло казалось обычным. Казалось бы. Если бы не окна. Огромные, от пола до потолка комнат, которых Зан себе даже представить не могла, занимающие практически весь фасад, выходящий к морю. И вставлено в них было стекло. Гладкое и прозрачное. Зан даже вообразить себе не могла, во сколько хозяевам поместья обошлась такая роскошь!

А стекло блестело и сверкало на солнце, словно улыбалось изо всех окон. Это крыло дома было всего двухэтажным. И крыша плоская, а на ней, вдоль всего фасада, невысокая ажурная ограда. Что там на крыше? Смотровая площадка? И ни на минуту не возникает ощущения, что противоположное крыло дома, то, что более высокое, подавляет это своими размерами. Наоборот, кажется, что оно защищает светлое стеклянное чудо от так близко подступившего сумрачного леса, охраняет, не подпуская ничего плохого, позволяет безмятежно греться на солнце.

Но самым странным кажется именно то крыло, что между ними, что соединяет их. Зан сначала подумала и только потом поняла, как удивительно верна была эта мысль: соединяет, а не разделяет.

Тоже всего два этажа. Ряд окон на втором, а в первом этаже арка, открывающая проход во внутренний двор. Та часть, что примыкает к «лесному» крылу, из более темного камня, на нее заползают неугомонные побеги плюща, кое-где на фасаде даже видны лепные украшения. А противоположная сторона отделана явно более светлым камнем, может быть, потому, что освещена солнцем? И не понять, не заметить, сколько не присматривайся, где один стиль переходит в другой! Граница размыта, элементы сливаются, переходя один в другой. И только очень ясное чувство правильности и удивительной уместности всего, что видишь! Но ведь так не может быть?

А ведь есть еще и четвертое крыло, то, что скрыто на противоположной половине дома. Такое же? Еще более странное?

Охранник обогнал ее и, заметив, что она остановилась, окликнул и позвал за собой. Пришлось идти, оставив загадки дома на потом. Зан порадовалась, что они пошли не к «лесному» крылу, которое, очевидно, было главным, потому что прямо в центре фасада вздымалась внушительная многоступенчатая громада парадного крыльца, — слишком уж мрачным оно выглядело. Они прошли под аркой, попав во внутренний двор, пересекли его. Еще одна арка, и они оказались на противоположной стороне поместья. Зан облегченно вздохнула: наконец-то она видела хоть что-то… нормальное. Аммах в двухстах от главного дома начинались хозяйственные постройки вполне обычного для Годрума или, например, Салевы вида. Зан опознала конюшню и казармы для дружинников-охранников. Мельком подумала, что если повезет, она тоже будет в них жить. А еще там был плац, на котором сейчас тренировались около двух дюжин бойцов. Зан только сейчас поняла, что это первые люди, которых она видит после того, как оказалась в поместье, если не считать тех двух, что встретили ее у ворот. И сопровождающий целенаправленно вел ее именно к ним.

Зан почувствовала, как напрягся Кор на ее плече. Вцепились в тонкую ткань платья его длинные острые коготки. Хорошо, хоть не в кожу! Да что же с ним такое? Зан попыталась понять, но образы, которыми он отвечал ей, были настолько невразумительными, что она оставила эту затею. Зверенышу не нравилось это место, а люди ему не нравились еще больше! Но ничего конкретного он выразить не мог, а сама Зан не чувствовала ничего. Нет, в поместье, конечно, было странно. Но все эти странности были какими-то… правильными. Глупо как! Но, Темные Боги, по-другому не скажешь!

На плацу, разбившись на пары, тренировались две дюжины бойцов, отрабатывая друг на друге удары длинными деревянными палками, очевидно изображавшими мечи. И еще один человек наблюдал за ними, прохаживаясь между парами и время от времени делая замечания. Это к нему ведут Зан? Разве в обязанности управляющего поместьем входит тренировать бойцов из хозяйской гвардии? Похоже, странности не собирались заканчиваться!

Их заметили. Бойцы продолжили свою тренировку, лишь задев их взглядами, а вот тот мужчина, резко изменив свой маршрут, приблизился к ним. Охранник, что привел Зан, приветственно поклонился ему. И было в этом коротком почти кивке сталь почтительного уважения, сколько и не снилось большинству господ, заставляющих своих рабов простираться перед ними ниц! Мужчина ответил на приветствие, а Зан воспользовалась этим коротким мгновением, чтобы рассмотреть того, к кому ее привели.

Мужчина чем-то неуловимо напоминал Али-Хазира. Не внешностью, а скорее манерой держать себя, осанкой, выражением глаз. Боец, знающий свою силу? Да. Нет. Не только! Такой взгляд может быть у человека, изо дня в день заходящего в клетку с хищниками, настолько опасными, что могут перекусить пополам, убить одним ударом лапы. Али-Хазир был старшим надсмотрщиком годрумского цирка, на арене которого сражались и умирали сотни рабов-гладиаторов. Но с какими зверьми приходится уживаться этому человеку?

А в целом в его внешности не было ничего выдающегося. Ростом с Зан, телосложение сухощавое, то есть скорее жилистый, чем мускулистый, кожа светлая, хоть и загорелая, и волосы тоже светлые. Причем такого странного оттенка, что не понять — то ли седые, то ли просто такие серые от природы, собраны в хвостик, но настолько короткий, что непонятно, как его удерживает серая кожаная веревочка. И по лицу возраста тоже не определить. Морщин нет, только тонкие лучики в уголках прищуренных глаз. Но и молодым его, определенно, не назовешь.

А глаза, цвета которых Зан не смогла понять, уже смотрят на нее. Она коротко поклонилась и уточнила:

— Почтенный Зуру? — подумала еще, что если Зуру — не имя, а прозвище, то обращение «почтенный» звучит на редкость нелепо. Но другого имени она не знала, да и мужчина кивнул, подтверждая, что она обращается по адресу, поэтому продолжила. — Али-Хазир сказал, что вы набираете бойцов в свою дружину.

А вот перед именем Али-Хазир поставить «почтенный» следовало непременно. А ведь рабынь для утех в догатской школе учили правильно говорить! Зан выругалась на себя. Или за три года, что она училась драться, она позабыла все остальное?! Мужчина внимательно посмотрел на нее. Как-то уж слишком внимательно. И не разобрать, что скрывается в его прищуренных от солнца глазах!

— Дружина не моя, — произнес тот, кого называли Зуру. — И я никого не набираю. И с чего Али-Хазир взял, что меня заинтересует рабыня, хоть и бывшая?

Зан вздрогнула. Сколько она была свободной? Пару часов? И уже успела забыть об этом? Ну, так ей напомнили.

А теперь она напомнит самой себе: она была свободной всю свою жизнь!

Осталось только убедить в этом других!

— Значит, Али-Хазир ошибся, — произнесла Зан, прямо и твердо глядя в глаза мужчины, в глаза, выражения которых не могла разобрать. — Мне жаль, что я зря потратила ваше время. И свое, очевидно, тоже, — она коротко поклонилась и огляделась по сторонам, выискивая того охранника, что привел ее сюда: если ей сейчас уходить, она не уверена, что найдет дорогу.

— Стой! — Зуру окликнул ее. Кор на ее плече завозился и раздраженно защелкал, словно снова собирался нападать. Зан положила руку на круглую головку с огромными кожистыми ушами, пытаясь успокоить своего демона, и вновь повернулась к мужчине, который произнес. — Ты даже не спросила, как я понял, что ты бывшая рабыня.

Зан пожала плечами:

— По-моему это очевидно. Было бы глупо спрашивать! Во-первых, это, — ее пальцы прикоснулись к коже на шее, к чуть более светлой полоске: далеко не каждый обратит внимание. Но тот, кто знает, на что нужно смотреть, заметит. Зуру знал. — К тому же, — Зан продолжила, — кого еще может отправить к вам старший надсмотрщик годрумского цирка? Своего бывшего коллегу, который только и умеет, что приказывать рабам? К вам?! — Зан ждала, как мужчина отреагирует на эмоции, которые она постаралась вложить в свой полный насмешливой иронии вопрос. Но Зуру предпочел не отвечать никак.

— И еще у тебя странный выговор, — произнес он. — Слишком мягкий для Годрума. Слишком медленный для Салевы. Я не могу понять, откуда ты родом.

— А какое это имеет отношение? — Зан удивилась вполне искренне. — Может быть, я просто давно путешествую.

Зуру усмехнулся.

— Ты слишком молода, чтобы путешествовать давно, — он подчеркнул последнее слово. — По собственной воле.

На этот раз без комментариев последнее замечание решила оставить Зан. Она просто смотрела на Зуру, предлагая ему продолжить. Или позвать охранника, чтобы тот проводил ее.

— Почему ты решила, что подходишь нам? — спросил он. На этот раз настало время Зан усмехаться.

— Подхожу для чего? Вы же никого не набираете!

Зуру коротко хохотнул:

— А ты точно была рабыней? Я всегда считал, что там такие не выживают.

— Мне это говорили, — Зан поморщилась.

— Сколько ты сражалась на арене годрумского цирка?

— Три года.

Взгляд мужчины скользнул по ней, словно заново оценивая:

— Ты не похожа на… — он замялся, словно подыскивая подходящее слово. — На гладиатора.

— И это мне тоже уже говорили не раз.

— И ты все равно утверждаешь, что умеешь драться? — цепкий взгляд Зуру не отпускал, словно хотел прочесть ответ в ее реакции.

— Сегодня утром я получила свободу, потому что толпе на трибунах понравилось, как я билась! — Зан пожала плечами, но голос, как она ни старалась, звучал отнюдь не равнодушно.

— Что ж, тогда ты не откажешься нам показать.

— Что именно? — уточнила она.

— Как ты дерешься, естественно.

Зан не ответила. Она просто стояла и смотрела на Зуру: пусть прочтет ответ в ее глазах. Хотя, он ведь и не спрашивал! Он утверждал: она не откажется. Зуру повернулся к своим бойцам, что тренировались на плацу. Правда те уже некоторое время назад закончили свои спарринги и просто стояли поодаль, разбившись на небольшие группки. Прислушивались ли они к разговору своего командира и этой новой страной девчонки? Зан почему-то была уверена, что да. Среди них, кстати, она заметила четырех женщин. Это внушало некоторый оптимизм: хоть только из-за ее пола ей не откажут. С другой стороны, эти женщины больше всего напоминали… мужчин. Нет, в отличие от госпожи Дарины (что-то не к добру Зан ее стала так часто вспоминать!) волосы с головы никто не сбривал, ну так здесь этого и за мужчинами не водилось! А вот фигуры у них были действительно мощные, мускулистые и широкоплечие. Зан посмотрела на этих женщин, потом вспомнила, как выглядит сама. Да, на бойца она действительно походила мало. Значит, ей всегда и всем придется это доказывать!

— Ты! — Зуру указал рукой на одного из парней, потом на другого. — И ты! — те, кого он выбрал, приблизились к ним, а Зуру обернулся на Зан. — Надеюсь, ты не возражаешь, что против тебя будут драться мужчины?

— Нет никакой разницы.

Она в очередной раз пожала плечами. Сейчас вполне искренне. Она действительно не считала, что боец женщина в чем-то уступает бойцу мужчине. Если речь идет, конечно, о бойцах. Когда она только начинала драться на арене цирка, против нее несколько раз выставляли других женщин: такие драки вызывали у публики какой-то болезненный интерес. Конечно, они были физически слабее мужчин. Но физическая сила не решает никогда и ничего! Кому как не Зан Звон Стали знать это!

— Отлично! — Зуру кивнул головой. — В рукопашную или с оружием?

— С оружием! — ответила Зан и тут же прикусила себе язык: слишком поспешно. Но Зуру не стал возражать.

— Обойдетесь деревянным. Трупы мне тут не нужны, — он кивнул в сторону небольшого навеса, под которым было сложено деревянное тренировочное оружие различного вида. Зан кивнула и пошла туда. Если честно, ей эта идея, конечно, не нравилась: ну не любила она этой насмешки над настоящими клинками! Хотя возражение про трупы было весьма резонным.

Зан принялась изучать гладко оструганные деревяшки. Большинство изображало мечи различной длины. Они Зан не нравились. Она прошла вдоль всего навеса, пока наконец не остановила свой выбор на простом шесте трех аммов в длину. Он был гладкий, словно отполированный множеством рук, и уютно устроился в ее ладони. Зан покрутила кистью, прикидывая балансировку, привыкая к разнице с ее норлой. Она не сражалась на стальных мечах, потому что большинство из них были тяжелы для нее. С деревянным она бы справилась. Но деревянный меч — это просто издевательство какое-то над благородной сталью! Да, к мечам у Зан всегда будет особое отношение. А шест — он шест и есть.

Зан расстегнула ремни ножен, чтобы они не мешались ей во время боя, и аккуратно опустила клинки-норлы на землю. Сверху на них посадила Кора. Он не хотел отпускать ее, но с другой стороны сторожить норлу — тоже весьма ответственное дело. Как ни странно, но Кор относился к ее оружию ничуть не менее трепетно, чем их общая хозяйка. Зан повернулась и пошла назад к плацу, на котором ее уже ждали два ее будущих противника, а также Зуру и все остальные его бойцы, приготовившиеся смотреть.

Ряд зрителей расступился, пропуская ее, и Зан вошла в оставленный для бойцов круг. Остановилась напротив своих соперников. Зуру не уточнил, как именно они должны драться. Но ясно, что бой тренировочный, только для того, чтобы она могла показать свои способности. Это значит: никаких убийств, и даже серьезные раны наносить нельзя! Это создавало определенные сложности — Зан любила бои, где решающим оказывался один удар. Всего один, но великолепный, мастерски выполненный и безупречно красивый, потому что достиг цели. Получится ли красивым удар, который не предназначен убивать?

А еще этот показательный бой был устроен ради нее. А это значит, что нападать придется именно ей: ее-то противникам ничего и никому не нужно доказывать! Зан вздохнула и медленно двинулась вперед, одновременно отступая вправо. Противники повторили ее маневр. Они втроем начали неспешное кружение по арене. Все верно: нельзя же бросаться в атаку сразу же. Сначала нужно хотя бы посмотреть, как двигается твой противник.

Зан заставила себя перестать замечать людей, окруживших трех бойцов. Почти отключила сознание, растворяясь в ощущениях собственного тела: упругая мягкость утоптанной земли под ногами, отделенная от них только тонкими подошвами сандалий, не мешающих чувствовать попадающиеся камешки и корешки. Лучи солнца, проникающие сквозь вершины деревьев, косые и слишком высокие. Хорошо — не слепят глаза. Плохо — не слепят глаза ее противникам. Тяжесть деревянного шеста в правой, чуть отведенной в сторону, руке. Не норла. Это нельзя забывать. Как и то, что противников убивать не следует. По краю сознания на секунду мелькнуло сожаление о ее боевом костюме, оставленном в годрумском цирке. Мелькнуло и прошло: юбка у ее шелкового платья хоть и длинная, зато с разрезами до бедер — двигаться точно не помешает. Зан проверяла, когда покупала его. А что еще нужно? Противник, оружие, свобода! И собственное тело, полное скрученной в тугую пружину силы!

Шест метнулся вперед, как змея, в стремительном броске вытягивающая тело в стальную струну. В смертельном броске. Зан метила в грудь одного из мужчин. Такой удар должен был выбить дыхание, на какое-то время лишив возможности не только двигаться, но и вообще воспринимать окружающие. Если бы достиг цели. Деревянный меч встретил ее шест на подлете, отбил скользящим ударом снизу вверх, причем с такой силой, что Зан невольно повело в сторону вслед за ее оружием. А сзади, не дожидаясь, пока она развернется, не давая ей передышки, уже подступал второй ее противник.

Зан выбрала шест и еще по одной причине: большинство бойцов, привыкших драться мечом против меча, просто не знали, какие удары можно наносить шестом, и были не готовы к ним. Эти знали. И, похоже, были готовы ко всему!

Что же они за бойцы?!

Зан крутанула шест вокруг запястья, одновременно, благодаря его инерции, разворачиваясь и сама. Сверху вниз наотмашь рубанула по деревянному мечу, метившему ей в живот. Перехватила свое оружие двумя руками, продолжая раскручивать его. Отступила на полшага в сторону, просто чтобы не останавливать движения. Противник не должен знать, где она. Не угадать, где окажется в следующее мгновение. А руки уже меняют плоскость, в которой вращается шест, разворачивая ее горизонтально. Скорость такая, что дерево рассекает воздух со свистом не хуже, чем получается у металла.

А теперь самый любимый момент: на секунду шест нужно выпустить. Обеими руками сразу. Слегка подбросить, чтобы уже через долю секунды вновь поймать, но уже другим хватом. Потом все будет совсем просто: как копье толкнуть шест вперед, врезав в подбородок парня, так неосмотрительно приблизившегося к ней. И тут же обратное движение назад, потому что второй противник сзади!

Пальцы подбрасывают гладкую рукоять шеста. Руки успевают сменить положение… Деревянный меч одного из противников врезается в шест, и тот, именно в эту долю мгновения, не удерживаемый ничем, отлетает в сторону, с глухим стуком врезавшись в землю.

И руки хватают воздух, не находя в нем оружия. Руки, движение которых сознание не успевает остановить. Или тело, опережающее разум, потому что именно оно понимает, что осталось безоружным, беззащитным. Как парню это удалось?! Даже, противник, знающий это удар, не сможет выбрать именно тот, единственно верный момент, потому что в любой другой меч, столкнувшийся с бешено вращающимся шестом, просто отлетел бы в сторону, сметенный его инерцией! Ни увидеть этот момент, ни предугадать просто невозможно! Для человека невозможно.

Что же они за люди?!

Сальто в сторону, туда, куда улетел шест. Зан не стала приземляться на ноги, наоборот, присела на корточки, чтобы сразу оказаться как можно ближе к своему оружию. Не отрывая глаз от лиц парней, уже двинувшихся в ее сторону, не выпуская их из поля зрения! Пальцы нащупали шест и вцепились в него, рванули с земли. И одновременно Зан прыжком взвилась в воздух.

Деревянный шест столкнулся с деревянными мечами. Сначала с одним, потом с другим. Почти сразу. Одновременно?.. Сознание Зан не смогло вспомнить тот момент, когда ей каким-то невероятным усилием удалось вывернуть руки, отражая еще и второй удар. Скрежет, хруст, вой дерева, вбитого друг друга… Зан краем сознания успела отметить удивление: как их оружие выдержало это столкновение, не разлетевшись в щепки! Ведь это же не металл, чтобы им так бить!

Дерево выдержало, а вот сама Зан, кажется, нет. Руки, принявшие и отразившие страшный удар, словно онемели, на долю секунды отказавшись слушаться. И этого мгновения ее противникам будет достаточно!

Еще один прыжок через голову, на этот раз назад. Ей нужно лишь немного времени — немного расстояния между нею и ее соперниками. Зан не знала никого, кто бы мог повторить этот прыжок, никого кроме себя, также владеющего своим телом. Но эти двое мужчин вместе с ней взвились в воздух. Два деревянных меча одновременно врезались в ее тело: по ребрам и поперек спины.

Кто же они?

Зан рухнула на землю, чуть в голос не взвыв от боли. Если бы мечи были настоящими, ее бы уже разрубили пополам. Дважды. Но и дерево оказалось достаточно твердым, чтобы на какое-то мгновение потемнело в глазах, и мир вокруг перестал существовать. Весь мир, кроме кричащего и корчащегося от боли тела. По краю сознания мелькнула мысль, что можно ведь и не подниматься! Просто вот прямо сейчас отбросить оружие, которое все еще сжимают сведенные судорогой пальцы, признавая свое поражение. Она не на арене: никто не станет ее добивать. Просто не примут в дружину. Да и хочет ли она еще в нее попасть?

Разум не знал. А тело уже вновь взвивалось вверх, прямо в воздухе разворачиваясь для нового каскада ударов. Тело, просто не знающее, что можно сдаться!..

И одновременно Зан прикрыла глаза, выводя себя на другой уровень зрения. Почему не делала этого раньше? Зачем ей это сейчас?

Зан чуть не забыла, что нужно бить: отражать удары и нападать, потому что тела противников, двигавшихся к ней, сияли паутиной кружева!..

Ее собственное тело двигалось, шест принимал и отражал удары. А Зан смотрела, потому что все остальное перестало иметь хоть какое-то значение. Просто перестало существовать в этом месте и этом времени! Не ровное сияние вокруг тела, которое Зан привыкла видеть у всех людей, а сложное, ветвящееся, сияющее кружево. Такое, как было только у нее… и у Кора. Ни у кого больше. Никогда! Ни разу Зан не видела ничего подобного. А теперь одновременно у двух людей! У обоих — желтое, у одного чуть ярче, у другого чуть слабее. У двоих?

Взгляд Зан скользнул дальше, по людям, окружившим бойцов, по цветным сияющим, переливающимся силой кружевам… У каждого. Без исключения.

Темные Боги, да кто же они такие?!

Вихрь ударов сплелся в один смертельный кокон. Как ей еще удавалось отражать их? Уже не нападать. Лишь бы продержаться. Да это и не важно. Больше ничего уже не важно! Эти люди обладают кружевами силы, такими же, как у нее. Или другими?.. Подробностей сейчас точно не разглядеть, но цвета другие.

И в тот момент, когда Зан осознала это, серебристо-серый всполох на самом краю сознания. Новый человек, приближающийся к ним, еще не видимый из-за плотного кольца, окружившего дерущихся. Серебристое кружево? И как ярко сияет! Гораздо ярче, чем у всех остальных. Или точнее — насыщеннее. Зан вынырнула на первый уровень зрения: она должна посмотреть на него! Должна увидеть! Еще бы ей дали остановиться.

Шест в ее руках наконец-то треснул, не выдержав очередного столкновения дерева об дерево. Один конец расщепился вдоль почти на амм. Зан отбила удар. Какой по счету? Если бы последний! Попыталась уклониться. Это у нее всегда хорошо получалось: уходить, ускользать из-под ударов. Если твой противник хоть немного медленнее!

Шест, оказавшийся вдруг слишком коротким, не смог перехватить удар, и деревянный меч врезался ей в шею, сзади, в основание затылка. Если бы меч был настоящим, она бы уже была мертва. Зан рухнула на землю, чувствуя, что мир перед глазами расплывается, теряя четкость очертаний, но упрямо отказываясь закрывать глаза: она должна видеть своих противников. На тот случай если они вдруг решат нанести еще один удар.

Новый человек шагнул внутрь круга. Не тот ли, кого она ждала? Новое лицо. Незнакомое… Знакомое? Известное? Непроглядно-темные глаза, удивительно спокойные, непередаваемо насмешливые…

Темный Боги, куда же вы привели ее?!

Черные глаза встретились с ее серыми. Заглянули ей в душу. Отвернулись. Высокий темноволосый мужчина, одетый в жемчужно-серую рубашку, отступил назад, исчезнув из поля ее зрения. Больше никто к ней не подходил. И ее противники не нападали, очевидно решив, что бой закончен. Что ж, вполне справедливо: ее оружие сломано, сама она беспомощно валяется на земле. Зан прислушалась к собственным ощущениям: боль от основания черепа расползлась по всему позвоночнику, но при этом, кажется, стала слабее. Словно в ее организме боли было лишь ограниченное количество и, распределяясь, она теряла концентрацию. Взглянуть бы сейчас на собственное кружево. И при этом увидеть кружева остальных? Почему-то от этой мысли Зан стало жутко. Словно граница между уровнями зрения превратилась в границу, отделяющую ее от них. От этих…

Зан медленно, осторожно, еще не зная, получится ли у нее двигаться, попыталась сесть. Получилось. Значит, нужно вставать. Она поднялась на ноги и огляделась по сторонам. Ее противники действительно уже покинули круг, в котором они сражались, и присоединились к остальным людям… Людям?! Ну уж нет! Хватит их так называть!

Зан повернулась вправо, туда, где аммах в двадцати от нее беседовали Зуру и… Хозяин. Тот, кого она искала восемь лет, за кем следовала, теряла, находила… Нашла.

Она знала, что должна его убить. Она хотела этого, мечтала, планировала. Восемь лет. Всю свою жизнь… Сейчас.

Почему же она продолжает стоять посреди плаца и смотреть на него, ничего не предпринимая, словно ее душу, ее мысли, ее тело сковало какое-то странное оцепенение? Зан много раз представляла себе, как вновь встретит Хозяина. Восемь лет она мечтала, как станет свободной, потратит много лет на его поиски, объездит много стран… Найдет его наконец. Она придет к нему, заглянет в его темные глаза и перед тем, как убить, объяснит ему, кто она, напомнит о своих родных, что он и его звери растерзали в той деревни много лет назад. И только потом убьет. И никогда в своих мечтах Зан не предполагала, что столкнется с Хозяином вот так, случайно, просто забредя в странное поместье! Хотя могла бы… Ведь их вторая встреча тоже оказалась совсем неожиданной…

И всегда, представляя их новую встречу, мечтая о том, как она будет напоминать Хозяину имена убитых им людей, Зан чувствовала жгучую ненависть! Это чувство на восемь лет стало смыслом ее жизни. Почему же сейчас, глядя на этого высокого темноволосого мужчину, черты лица которого намертво впечатались в ее память, Зан чувствовала лишь пустоту, затопившую ее разум, сковавшую тело, невыносимыми тисками сжавшую сердце?! Пустота расширилась до предела, заполнив всю ее, и в следующее мгновение хлынула наружу болью! Клыки Хозяина, рвущие ее плоть; тяжелые кулаки и хищные плети всех владельцев маленькой рабыни, пытавшихся научить ее послушанию; пылающий металл клейма, сжигающий ее кожу; острые мечи всех тех, против кого она выходила на арене… Вся боль, которую он причинил ей, которую ей причинили по его вине. Та боль, о которой он не знал и даже та, о которой он не мог догадываться! Из-за него. Вся ее жизнь превратилась в боль, в Путь, растянувшийся на восемь лет. Закончившийся сегодня! Сейчас!

Ее норла осталась лежать под навесом. Но ведь никто не запрещает ей ее забрать! Она может сходить туда, взять ее и просто вернуться. Никто не поймет, что она собирается сделать, прежде чем она нанесет удар!

Темные Боги! Как получилось, что этим утром она забрела в стаю Хозяев? Среди всех этих мужчин и женщин, что окружили ее, нет ни одного человека! Даже те, кто дрались с ней. Кто победили ее. Победили. А ведь их было всего двое, и бились они по правилам, не собираясь причинять ей, человеку, особого вреда. Интересно, будут ли они также вежливы, если она нападет на их Хозяина?

Тот, кого называли Зуру, повернулся к ней, смерил долгим взглядом, кажется, немного удивившись, что ей так быстро удалось подняться, да еще и без посторонней помощи.

— Ты показала нам все, что хотела? — произнес он. В его голосе не было особой насмешки, но сами слова не оставляли места для сомнений. Зан не стала отвечать. Она повернулась и не спеша направилась к навесу, туда, где оставила норлу и Кора. Сейчас Зуру прикажет кому-нибудь проводить ее. Если она уйдет сейчас из этого поместья, она никогда больше не получит возможности оказаться среди стаи, так близко к Хозяину. Нет, она не собирается уходить. Она не отказывается от возможностей, которые дарит ей судьба! Даже если это всего лишь шанс ударить, приравненный к шансу умереть с оружием в руках!

Давно выученная истина рабыни, не умеющей сдаваться. Теперь она свободна. Точнее, будет свободна после того, как не станет ее последнего Хозяина.

Она подобрала ножны с клинками, но не стала пристегивать их на место и Кора тоже не взяла на руки. Сколько у нее еще есть времени? А сколько аммов отделяет ее от Хозяина?

Темноволосый мужчина вдруг обернулся, словно почувствовав ее взгляд. Эти глаза — Зан помнила — единственное, что осталось в нем неизменным, когда он обернулся в огромную белоснежную кошку. Она никогда не забывала их. А в ней самой осталось ли хоть что-нибудь от той маленькой девочки на холодном снегу, залитом ее собственной кровью? Наверное, нет, потому что Хозяин, в отличие от нее, ее не узнал! В этом Зан даже не сомневалась. Если она сейчас нанесет удар, он даже не узнает за что! Нет, узнает, когда окажется за Чертой. Зан почувствовала, как ее пальцы судорожно сжимаются на рукояти клинка.

— Ты еще хочешь вступить в дружину? — тонкие красиво очерченные губы сложились в насмешливую улыбку, словно отражающую огонь в его темных глазах. Зан вздрогнула от звука его голоса, такого глубокого. — Теперь еще хочешь? — уточнил он, указав взглядом на тех двух парней, с которыми она дралась.

— Да! — слово вырвалось у Зан быстрее, чем она успела осознать. Но она не собиралась ни жалеть, ни идти на попятную: она не отказывается от выпадающих ей шансов. — Теперь особенно хочу! — она встретила темный взгляд Хозяина. Только вот она вкладывала в слово «теперь» совсем иной смысл!

Дорожка, мощенная плитами желтоватого песчаника, шла от тренировочного плаца к главному дому. Каменные плиты были неодинаковыми и неровными, словно положенными на землю совершенно небрежно. Нет, сами собой их края так идеально не дополняли бы друг друга. Плиты песчаника были скорее огромной мозаикой. Это становилось ясно, если присмотреться, но двое мужчин, что шли по ней, не обращали внимания на такие мелочи, как камень у них под ногами.

— Почему вы взяли ее? — тот, кого называют Зуру, внимательно смотрит на своего Хозяина. Он уже достаточно времени служит управляющим его поместья и его правой рукой во всех делах, чтобы иметь право задавать вопросы. И получать ответы на них.

— Она хорошо дерется, — высокий темноволосый мужчины пожимает плечами. Они идут по дорожке рядом, хотя он мог бы идти на полшага впереди, как и положено Хозяину. Но ведь так неудобно разговаривать?

— Не так уж и хорошо, — возражает Зуру.

Темная тонкая бровь изгибается вверх, демонстрируя недоумение:

— Она вполне приличное время в одиночку продержалась против двух твоих не самых слабых бойцов, и ты говоришь, что она дерется недостаточно хорошо? Для человека, — уточнил он. Зуру насмешливо хмыкает.

— С каких это пор вы стали оценивать умение сражаться человеческими мерками?

— Для людей у меня всегда были только человеческие мерки. Не недооценивай меня, Зуру!

— А вы не переоценивайте эту девчонку!

— Я видел, как она сражалась сегодня на арене годрумского цирка. Ее там прозвали Звон Стали. Как тебе?

— Она действительно была так хороша, что ей дали свободу? — недоверчиво уточняет Зуру. Он не слишком любит бывать среди людей, но кое-что об их обычаях знает.

— Ничуть не хуже, чем здесь! — небрежный кивок в сторону плаца. Зуру морщится.

— И все равно вы зря оставили ее: нам слишком много придется скрывать от нее, Хозяин.

— В Годруме меня знают под именем боярина Родослава.

— Вот именно, — произносит Зуру, уже сам себе, потому что его Хозяин легко взбежал по ступеням крыльца и скрылся за услужливо распахнувшимися перед ним массивными дверьми. А управляющий развернулся и пошел назад в сторону плаца: у него сегодня было еще слишком много дел.

Глава 3. Чужая стая

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира (три недели спустя).

Зан присела на нагретые солнцем каменные ступени, и Кор тут же взобрался ей на колени. За последние дни ей не так уж много времени удавалось проводить вместе с ним. И дело было не в бесконечных тренировках, длившихся с утра до вечера, а в том, что сам звереныш все чаще предпочитал убегать охотится: ему не нравилось это новое место их обитания. Зан говорила себе, что просто вокруг великолепный лес с огромным количеством всякой живности. Естественно, ее хищнику нравится пропадать там. Зан понимала: все дело в хозяевах поместья, среди которых они оказались. В Хозяевах.

Зан не знала, как ей называть их, даже в собственных мыслях. Не люди. Это точно. В страшных сказках, что рассказывали у нее дома, в тех самых сказках, что однажды осенним утром стали реальностью, их называли Хозяевами Леса. Потому что они приходили из древнего Леса, росшего на северной границе княжества Махейн. И уходили снова в него, собрав свою дань. Здесь леса не было. Был парк из вековых туй. Именно парк: аккуратный, ухоженный, просматривающийся практически насквозь. Он словно обнимал поместье с одной стороны. К тому месту, где сидела Зан, он подступал почти вплотную, но все же не доходил до самой верхней ступени на десяток аммов. А сразу после лестницы начинался каменистый залитый солнцем берег, обрывающийся в вечно беспокойное Ражское море. Зан выбрала эту широкую пологую лестницу не случайно — она была словно границей двух миров: сумрачного тихого лесного и пронзительно солнечного. И сейчас она сидела на ступенях, сложенных из желтоватого чуть шершавого песчаника, с удовольствием подставив лицо солнцу, радуясь выдавшейся сегодня передышке.

Да, Леса возле поместья не было. Но те, кто жили в нем, оставались Хозяевами. Хотя они, конечно, неплохо притворялись людьми. Зан оценила. Если бы она не знала точно, среди кого оказалась, она ни за что не догадалась бы. И ни один человек на ее месте не понял бы тоже. Да и что они могли заподозрить? Зан понимала: и в Годруме, и в Салеве о Хозяевах не знали ничего! И даже в Махейне их считают просто сказкой, которую родители рассказывают на ночь своим непослушным чадам, чтобы те не убегали далеко от дома. Еще вопрос, какой из вариантов хуже?

А то, как Звери вели себя, было почти безупречным. Ну да, они тренируются с утра до вечера, почти не выказывая усталости. Они великолепно владеют оружием. Они очень сильные, быстрые, ловкие. Но разве этого достаточно, чтобы заподозрить глупую детскую страшилку в реальности? Даже если они сильнее обычного человека? Если они двигаются настолько быстрее, что обычный человек не всегда в состоянии уследить за ними? Если их тела способны на такое, чего просто не могут обычные люди?!

Да, именно пластика движений как раз и выдавала их чаще всего. Слишком гибкие, слишком… Зан не могла найти слов, но когда она смотрела на них, она понимала: человеческое тело так двигаться не может. Для этого нужно быть зверем, хищным и очень сильным. Мог бы кто-нибудь еще заподозрить что-нибудь неладное в этих просто очень хороших бойцах? Зан не знала. А для нее они могли бы и не скрываться.

Кор завозился у нее на коленях и нетерпеливо защелкал. Зан провела рукой по его мохнатой спинке. Все верно, они ведь пришли сюда не просто посидеть вдали от странных хозяев этого странного поместья. Зан утащила с кухни спелый зейтун* [*Зейтун — фрукт с очень сладкой, немного вяжущей мясистой мякотью, плотной шкуркой и несколькими тонкими продолговатыми косточками внутри. В спелом виде имеет яркий красновато-оранжевый цвет. Выращивается практически повсеместно на юге материка. На рынках Годрума появляется примерно к середине лета. Дерево зейтун влаголюбиво, поэтому его плоды достаточно дороги. ], и сейчас они собирались разделить это лакомство на двоих.

Хозяева скрывали от нее свою суть, претворяясь людьми. Создавали для себя неудобства — наверняка. Зачем? Почему ее взяли в дружину, или как здесь принято было говорить, в гвардию боярина Родослава? Зачем? С какой целью?

Зан провела лезвием ножичка по плотной немного пушистой кожуре, разрезая спелый исходящий соком плод на две части.

Зачем?

Еще пополам.

Зачем?

Тонкая полоска для Кора. Острый нож режет так легко.

Зачем? В чем же причина? Три недели Зан пыталась найти ответ на этот вопрос и не могла. Самое непонятное было то, что решение оставить ее принял именно Хозяин. Когда Зуру — управляющий его поместьем и командир его гвардии — был уже готов выставить ее — глупую девчонку, случайно забредшую, куда не следует. А Хозяин приказал ее взять. И Зан оставалось только гадать почему. Он не узнал ее, не вспомнил. Разве он может помнить всех, кого когда-либо убивал? Все верно: даже если он не забыл ту деревню и ту маленькую одинокую девочку на холме, поросшем елями, — для него она мертва! Была, конечно, еще одна встреча, когда она, маленькая рабыня, набросилась на… А ведь тогда все решили, что напала она на махейнского князя! Зан усмехнулась: да, таких боярин Родослав тоже вряд ли запоминает.

Значит, ему понравилось, как она дерется. Зан недоверчиво покачала головой. Что он мог увидеть в ней? По сравнению с его собственными бойцами? Не людьми.

«Ты неплохо дерешься для человека», — это сказал ей Зуру.

Зан наконец-то закончила полосовать зейтун и протянула ломтик Кору, одновременно ссадив зверька с собственных коленей. Он никогда не умел есть аккуратно, так что пусть уж лучше заливает липким соком каменные ступени, чем ее платье.

Нет, вчера после очередной тренировки Зуру, конечно, сказал не так. Он произнес: «Ты неплохо дерешься.» Но пауза, которая за этим последовала, была настолько многозначительна, что Зан прекрасно продолжила за него.

Он тренировал ее отдельно от остальных бойцов. Конечно, она занималась и вместе с другими: разминки, силовые комплексы, растяжки, спарринги… Но с ней он всегда занимался еще и сам. Подтягивая до уровня остальных бойцов? Разрабатывая для нее, человека, другую систему боя? Да. Скорее всего, и то и другое предположение было верным. Щадил ли он ее? Зан потерла вывернутое вчера запястье, которое до сих пор ныло. Возможно. Очевидно. Наверняка! Хотя в тот момент ей так не показалось.

И поселили ее, кстати, тоже отдельно. В той же казарме, что и остальных гвардейцев, но в отдельной комнате. А комната была рассчитана на двоих: две кровати, стол, шкаф для одежды, оружия, доспехов ну и чего-нибудь там еще. Зан в такой жила одна. Ей, конечно, объяснили: женщин на данный момент в гвардии вместе с ней пять человек, то есть оставшиеся четыре как раз и занимают две комнаты. Простая арифметика. Элементарная. Логичная.

Ей объяснили. Но именно в этом и было все дело! Ей объяснили вещь, в этом совершенно не нуждающуюся! А это, согласитесь, наводит на размышления. Это могло бы вызвать подозрения, если бы Зан было, что подозревать, но она-то во всем была точно уверена!

Кстати, нельзя сказать, чтобы Зан по поводу отдельной комнаты расстроилась. Да и Кор тоже новым жилищем оказался вполне доволен. Звереныш сгрыз выделенную ему дольку зейтуна и потянулся за следующей, многозначительно шевеля подвижным носиком. Зан без возражений протянула ему кусочек. И этот сластена еще считает себя хищником?! Вот их Хозяева…

У них такое же кружево, как у нее. И у Кора. Каждый раз, когда Зан вспоминала об этом, ей становилось не по себе. За прошедшие недели она еще несколько раз выбирала моменты и переходила на другой уровень зрения, чтобы рассмотреть как следует. Формы кружев отличались от ее, цвета другие, но сама суть! У них есть кружево. Они не люди. Значит ли это, что и она не человек?

Но она и не Хозяин! Она не оборачивается в зверя, не становится огромной белоснежной кошкой, не выходит на охоту, не… Зан чуть не продолжила: «не убивает людей» и сама себе мысленно стукнула по лбу. Да уж! Ляпнуть такое! Вот и нашла одно сходство среди множества различий. Точнее, второе. Первое — кружево.

Но она не охотится на людей и не убивает их ради еды! И не превращается в огромную кошку — это главное! Еще одно успокаивало: у Кора было такое же кружево. А уж он-то на Хозяина Леса точно не тянул!

Темные Боги, кто бы объяснил ей, что все это значит?!

Зан так задумалась, что очередную дольку зейтуна отправила себе в рот. Поморщилась: и как Кору может нравиться эта приторная сладость?!

Ни в одной сказке не говорится, откуда приходят Хозяева.

Из Леса. Это понятно. Но что они делают в лесу? Если звери способны становиться людьми… Нет, не так: если Хозяева — это люди, которые имеют способность оборачиваться зверьми, то должны же они приходить откуда-то? Это только страшная сказка может воплощаться из ничего. А Хозяева — это существа из плоти и крови. За те три недели, что она жила рядом с ними, Зан в этом прекрасно убедилась. И так и не смогла понять, кто же они на самом деле? Откуда взялись?

Как стали такими, как они есть?

В первый раз Зан позволила себе задать этот вопрос, сформулировав его именно таким образом. Если она найдет на него ответ, может быть, она сумеет понять, какая связь между ней и ее Хозяином. Почему их кружева так похожи? Или не поймет этого никогда.

Зан вздрогнула, почувствовав, как острые коготки царапнули по ее ноге. Это Кор настойчиво тянулся за очередным кусочком своего любимого лакомства. И на светлом платье Зан от его лапок, перепачканных в липком соке, уже остались темные пятна.

— Да доедай все! — Зан вручила зверенышу остававшуюся половину зейтуна, и он, довольно пощелкивая, вгрызся в нее своими длинными острыми клыками. — Интересно, зачем я вообще резала? — задумчиво проговорила Зан, наблюдая за ним.

Кор не ответил: он был занят.

Раньше ее никогда не интересовало: кто такие Хозяева Леса. Восемь лет она знала только одно: она должна найти одного из них, самого главного, и убить его. Все очень просто.

Зан вытерла ножик специально припасенной тряпочкой и отложила его на ступени.

Все и сейчас просто. Она убьет Хозяина. И если ее вопросы при этом останутся без ответов — значит, так тому и быть. Это ничего не изменит. Осталось только его найти.

Зан ругнулась, помянув всех Темных Богов разом. Восемь лет она искала Хозяина и считала: стоит лишь проникнуть в его дом, и дальше все будет просто. Кто же знал, что он не сидит в своем поместье?! Боярин Родослав уехал на следующее же утро, как ее приняли в гвардию. Зан узнала об этом от тренировавшихся вместе с ней бойцов. Они не говорили куда и на сколько. Может быть, потому что не знали: им, в отличие от Зан, ничего не было от него нужно! Что ж, после восьми лет подождать еще три недели совсем не сложно. А тренировки — это хорошо. Это тогда, восемь лет назад, маленькая девочка считала, что ей достаточно внезапно броситься с ножом на своего врага. Ей тогда же весьма популярно и объяснили ее заблуждения. Она поняла. Она вообще очень хорошо умела усваивать уроки. Она пять лет в догатской школе приобретала навыки, необходимы, чтобы проникнуть в дом Родослава. Три года в годрумском цирке она училась убивать. А ненависть, сжигающая ее, — это ничего. Три лишних недели после восьми лет — совсем ничего! Она уже в поместье, осталось лишь дождаться и нанести удар!

Зан улыбнулась: сегодня утром прошел слух, что боярин вернулся. Не зря же Зуру отменил все тренировки, предоставив гвардейцам незапланированный выходной. Зан обернулась на главный дом, темно-светлой громадой поднимавшийся за ее спиной. Может быть, ее Хозяин уже там!

Высокий темноволосый мужчина отступил от окна. Он знал: яркое полуденное солнце заливает фасад своим светом, заставляя многочисленные стекла нестерпимо сверкать, а значит девчонка, за которой он наблюдал последние десять минут, не может видеть его. Но когда она вот так обернулась и взглянула на дом, именно на то окно, за которым в своем кабинете стоял Хозяин, он невольно отступил в сторону, словно она действительно могла его видеть.

— Вы звали меня, Хозяин? — дверь за его спиной бесшумно открылась, и на пороге появился Зуру. Родослав кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону одного из даже на вид удобных кожаных кресел, стоящих перед массивным столом. Он действительно звал его, командира своей гвардии и просто своего очень старого друга, как только на рассвете вернулся в поместье. Но, пригласив в свой кабинет, сразу же уточнил: после обеда. Ему нужно было подумать, выстроить в единую схему все, что ему удалось узнать, принять решение. Почему же последние десять минут он, замерев, стоял у окна, наблюдая за этой странной человеческой девчонкой, забыв о тех проблемах, что ему еще предстояло решать? Может быть потому, что схема сложилась: некрасивая, но идеально вобравшая в себя все кусочки головоломки, потому, что решение уже было принято?

— Как съездили, Хозяин? — Зуру занял предложенное ему кресло. Родослав поморщился:

— Да спроси ты уже то, что хочешь! Я же знаю, как ты не любишь ходить вокруг да около.

— Вы вернулись один. Это значит, что караван так и не пришел, верно?

А девчонка, сидевшая на ступенях лестницы, полого спускавшейся к берегу, вновь повернулась к своему зверенышу. Она кормила его зейтуном. Крошечные лапки с почти по-человечески подвижными когтистыми пальчиками ловко хватали кусочки исходящей соком мякоти, а острые клыки вгрызались в нее, быстро расправляясь со спелым фруктом. Короткая коричневая шерстка на тыльной стороне лапок вся уже слиплась от сладкого сока. Конечно, лестница, на которой расположилась девчонка и ее зверек, находилась достаточно далеко от главного дома, и обычный человек никогда не разглядел бы таких подробностей, но Хозяин человеком не был.

— Нет, в порт караван пришел, — произнес Родослав, отворачиваясь от окна.

Боярин Родослав был известен в Годруме как один из самых успешных торговцев. Его люди водили караваны из самых северных Вольных Княжеств. Ему удалось наладить дело таким образом, чтобы обходиться без посредников. Поэтому его товары доставлялись не только быстро, но еще и стоили дешевле, чем у перекупщиков. Полтора месяца назад они ждали груз серебра из их рудника на востоке Махейна. Три недели назад, когда стало ясно, что вышли все возможные сроки и ждать больше не имеет смысла, боярин Родослав собрался и отправился в Россу, лично выяснять, что случилось с грузом. Именно в порту столицы Этивы серебро с подвод планировалось перегрузить на корабль. Оттуда он должен был спуститься вниз по Сае — полноводной реке, до Ражского моря, а оттуда уже, мимо побережья Салевы, идти в Годрум.

— Караван добрался до Россы без приключений, он был там в установленный срок и на корабль погрузился, как и было запланировано, — боярин Родослав рассказывал командиру своей гвардии, что ему удалось выяснить.

— Значит, напали уже на корабль, — сделал вывод Зуру.

— Верно, — его Хозяин кивнул головой. Сам он так и не сел, продолжая стоять возле высокого окна, время от времени бросая взгляды на человеческую девчонку за ним и ее звереныша. Правда, теперь они были не одни.

Тень легла на ступени рядом с Зан, поэтому она совсем не удивилась, услышав позади себя голос:

— Привет! А я тебе еще зейтунов принес. Угощайся!

Зан подняла глаза на парня, остановившегося рядом с ней. Это был Байд — тот самый рыжеволосый охранник, что в первый день встречал ее у ворот поместья и не слишком удачно познакомился с Кором. Впрочем, похоже, тот случай ничему его не научил. Парень держал в руках три красновато-оранжевых спелых плода и неуверенно переводил взгляд с девушки на ее зверька, гадая, кто из них бросится на него первым. Во всяком случае, Зан на его месте гадала бы. И не подошла так близко.

— Мне показалось, что ты их любишь, — продолжил парень, не дождавшись от нее ответа на свою первую реплику. — Ты бери на кухне все, что тебе нравится, — щедро предложил он. — Не стесняйся!

Байд протянул ей один из зейтунов. Зан внимательно посмотрела на фрукт, а потом на самого парня. Хозяин Леса, который пытается подружиться с ней, человеком! Зан почувствовала, как к горлу подступает комок истерического хохота. Нет, определенно отстраненное равнодушие, с которым до этого дня к ней относились остальные обитатели поместья, было ей как-то понятнее!

Да, и она отвечала им тем же. Отстраненное равнодушие… За ним так просто прятать ненависть. Гораздо проще, чем когда с тобой пытаются подружиться! Зан вдруг вспомнила, как восемь лет назад на лесной дороге, ведущей в Салеву, на караван, в котором везли маленькую рабыню, напали три огромные белые кошки — три Хозяина Леса. Зан тогда сделала все, чтобы убить хотя бы одну из них. Она не знала, были ли те кошки среди напавших на ее родную деревню. И ее это не волновало. Она просто знала, что на земле не должно остаться в живых ни одной такой твари!

За восемь лет ее мнение не изменилось. Но последние три недели она жила рядом с ними и не предпринимала ничего, чтобы им навредить. Она опять, как и тогда, не знала, может быть, вместе с ней в этом поместье живут те, кто убивал ее родных? Здороваются с ней по утрам, выполняют команды Зуру на тренировках. Да и сам Зуру… Ей, возможно, никогда этого не выяснить, потому что в лицо она знала только одного — Хозяина, потому что только его видела тогда в человеческом облике.

Зан смотрела на парня, стоявшего перед ней. Такой обыкновенный, совсем не похожий на жуткого зверя — на Хозяина Леса. Просто человек.

Нет, она не передумала. Просто девочка выросла и научилась расставлять для себя приоритеты. Сначала она убьет Хозяина. А потом можно будет позаботиться о мелочах.

Зан постаралась, чтобы горькая усмешка не коснулась ее губ, оставшись лишь тенью в глазах.

— Ты Кору предложи, — она кивнула головой в сторону звереныша, сидевшего на ступенях рядом с ней. — Это он у нас сладкое любит!

Байд неуверенно перевел взгляд с нее на зверька, оскалившего два ряда острейших зубов. Он вряд ли фруктом так заинтересовался.

— Вы разговаривали с Ледем, Хозяин? — голос Зуру заставил Родослава отвлечься от весьма любопытной сценки, разворачивающейся за окном.

— Нет, — он присел на край массивного стола, уперев правую ногу, обутую в высокий мягкий сапог, в перекладину, соединяющую ножки одного из кресел. — Я разговаривал только с местными. Ледь и его люди сопровождали караван от самого рудника, в Россе проследили за погрузкой корабля, дождались, пока он отплывет, и отправились назад, в Махейн.

— Значит, мальчик до сих пор не знает, что произошло?

«Мальчик»! — Родослав хмыкнул: хорошо, что Ледь — молодой вождь, уже несколько лет практически самостоятельно управляющий северной общиной, не слышит этого. Хотя, может быть, своему старому наставнику он простил бы еще и не такое.

— Я отправил к нему Луку, — Родослав бросил взгляд в окно, убедился, что двое на ступенях лестницы пока просто разговаривают, и вновь посмотрел на командира своей гвардии. Коса, в которую сегодня были заплетены длинные темные волосы, скользнула по черному шелку рубашки. — Он должен рассказать все Ледю. И привезти его сюда. Рудник находится под управлением Ледя, значит пропажа груза — это и его дело тоже!

— И когда он будет здесь?

Родослав задумался, подсчитывая в уме, сколько дней Лука будет добираться до севера Махейна и сколько еще займет вся дорога назад. Зависело еще от того, как они будут добираться. Как люди или?.. От Россы до Годрума, понятно, быстрее всего именно как люди — на кораблях. А вот по Вольным Княжествам…

— Я думаю, уже через несколько дней, — ответил он.

А сидя на ступенях лестницы, Зан по-прежнему выжидательно смотрела на Байда, гадая, решится он сунуться к Кору или нет. Парень неуверенно топтался на месте.

— Я вообще-то тебе принес. Они вкусные! — в последней фразе была почти просьба.

Зан с трудом удерживала усмешку, очень надеясь, что ей удается сохранять спокойное выражение лица. Хозяин Леса, боящийся приблизиться к зверенышу в два тефаха ростом!

— Не знаю, — протянула Зан, сделав вид, что задумалась. — По мне они слишком сладкие. Я и первый-то только для Кора и взяла. Угости его! Видишь, как он смотрит!

Она изогнула бровь, постаравшись изобразить самое невинное выражение лица. Ну, или хотя бы просто насмешливое: за насмешкой тоже хорошо прятать ненависть. Лишь бы улыбка на губах не стала оскалом. А Кор действительно смотрел, только не на зейтун, а на Байда — на Хозяина Леса, на одного из тех, кого он ненавидел, казалось, сильнее даже, чем сама Зан! Хотя можно ли было сильнее? Никогда ни одного человека она не стала бы подначивать вот так сунуться к разозленному Кору. Но парень, стоящий перед ней, человеком не был!

Боярин Родослав, выгнувшись назад, перебирал пергаментные свитки, валявшиеся на столе. За три недели его отсутствия в городе дел накопилось не мало. Зуру, конечно, очень многие вопросы мог решить и самостоятельно, и решал, но Хозяином все равно оставался Родослав.

— Вы уже знаете, кто напал на корабль с нашим грузом? — спросил начальник гвардии. Он не делал никаких замечаний по поводу свитков на столе, значит, в них нет ничего важного или интересного.

— Есть определенные предположения, — Родослав задумчиво кивнул головой. Он не стал ждать, пока Зуру начнет задавать наводящие вопросы, и продолжил сам. — Я поговорил кое с кем в Россе. Они вспомнили, что за пару дней до прибытия нашего корабля из порта вышла Заноза. Пустая. А до этого ее капитан почти неделю слонялся по городу, что-то выспрашивая и вынюхивая. Делал вид, будто ждет какой-то свой груз. Не дождался и отплыл.

— «Заноза»? Дурацкое название, даже для корабля, — проговорил Зуру. — Подождите! — он вдруг резко поднялся со своего кресла и заходил по кабинету. За ним, старым командиром гвардии, это иногда водилось — потребность двигаться, невозможность усидеть на месте. Особенно, когда он переставал быть человеком. — Заноза — это один из кораблей флота местного адмирала — Тайко-Сида, так, кажется, его зовут!

— Ну, — задумчиво протянул Родослав, — официально она в его флот не входит. Его капитан, скажем так, — вольный охотник, пользующийся покровительством адмирала. За определенное вознаграждение, разумеется.

— Я думал, у вас с этим Тайко-Сидом что-то вроде договора о ненападении? — поинтересовался Зуру. Родослав поморщился: командир его гвардии умел задавать очень правильные вопросы.

— Корабль, на котором плыл наш груз, нам не принадлежит, шел не под нашим флагом, его капитан также точно не знал, чей товар перевозит. Мы поборов на салевской границе хотели избежать! — Родослав усмехнулся. — А получилось: Тайко-Сид мог просто не знать, чей кусок он перехватил!

— Вы действительно в это верите, Хозяин? — уточнил Зуру. Очень осторожно уточнил. Родослав резко перестал улыбаться.

— Скажем так, я допускаю такую возможность. И я очень хочу все выяснить. Потому что если это так, у нас с Тайко-Сидом еще остается возможность поделить этот город. Если же адмирал знал, на кого нападает, — лицо Родослава резко изменилось. Черты остались теми же, но в них больше не было ничего человеческого, — я придумаю для него наказание.

Зуру помолчал, дожидаясь пока черты лица его Хозяина вновь обретут человеческое выражение. Ему было тяжело в такие моменты находиться рядом с ним: сила Хозяина была слишком велика. И Зверь внутри каждого из его слуг невольно пробуждался ему навстречу.

— У вас уже есть какой-то план, Хозяин? — наконец произнес он. Родослав усмехнулся:

— Мы придем к Тайко-Сиду и спросим у него.

— Вы думаете, что ваш друг так легко впустит нас к себе в дом? — Зуру решил поддержать игру своего Хозяина. — Особенно если он знает, кому на самом деле принадлежал груз?

— Значит, нужно найти того, кого он не побоится впустить, — взгляд Хозяина скользнул по двору, видному сквозь окно кабинета, и словно зацепился за что-то, происходящее там. — Посмотри!

Байд, похоже, наконец-то понял, что девчонка не собирается брать у него принесенные ей фрукты. А значит, у него остается всего два выхода: либо отдать их ее зверенышу, злобно скалящему зубы, либо просто уйти. С позором, признавшись, что испугался человеческой девки и ее ручного зверька.

Байд сделал шаг в сторону суриката, стараясь не двигаться слишком резко и вообще всем своим видом демонстрируя дружелюбность своих намерений. Кор выжидательно смотрел на него, не собираясь убегать, но и не пряча оскаленных клыков. Парень решительно шагнул вперед и опустился на корточки в двух аммах от Кора, вытянул вперед руку с зажатым в ней зейтуном. Звереныш вздыбил шерстку на загривке и оскалился, издав угрожающее «Кор-р-р-р». Он честно предупреждал, что не нужно к нему соваться. Обычно люди понимали и убирались подальше. Байд останавливаться не собирался. Зан позволила себе просто наблюдать.

Рука парня с злополучным фруктом приблизилась к морде Кора.

— Ну же, возьми! — начал говорить Байд, и в этот момент Кор метнулся вперед. Он умел бросаться так, одним молниеносным движением, напоминая всем вокруг, забывшим и зарвавшимся, что его не зря называют хищником. Изогнутые серые когти и длинные острые зубы впились в руку парня. Звереныш даже не посмотрел на зажатый в пальцах зейтун, вцепившись выше, в запястье. Лапы обхватили руку, удерживая, не выпуская, а клыки уже рвали плоть, в стремлении добраться до вен.

Парень взвыл, вскакивая на ноги, увлекая за собой и Кора, повисшего на его руке. Зейтуны покатились по ступеням. Байд тряхнул рукой, пытаясь освободиться, но звереныш вцепился намертво. С когтями, как у него, это было не так уж сложно сделать. Зан не раз наблюдала подобные сцены. Правда, раньше все больше на арене годрумского цирка. Она знала, что выдрать изогнутые когти можно теперь, только разорвав кожу и мышцы. Обычные люди редко решались сотворить такое с собственной плотью. Она поднялась на ноги, не зная, что будет дальше.

Байд свободной рукой схватил Кора за шерсть на загривке и с силой дернул его от себя. Взвыл в голос, когда из разодранной руки хлестнула кровь. Кор покатился по ступеням, бесцеремонно отброшенный в сторону. Зан шагнула вперед, вставая между ним и парнем, присевшим на корточки, сжавшимся в комок, баюкая раненую руку: она не слишком-то хотела, чтобы Кор бросился на него еще раз: он совсем не так страшен, ее звереныш, как хочет казаться.

Голос парня изменился, вдруг вмиг утратив какое-либо сходство с человеческим. Мышцы на его спине закаменели так, что это было заметно даже сквозь ткань рубашки. Зан вздрогнула, почувствовав, что что-то происходит.

Здесь и сейчас прямо перед ней Хозяин Леса решил принять свое истинное обличие.

Зуру подошел к своему Хозяину и встал возле окна рядом с ним.

— Что? — он посмотрел туда, куда указывал ему Родослав. — А, эта девчонка. А Байд, интересно, что там делает?

— Очевидно, решил познакомиться поближе, — Родослав усмехнулся. — Девчонка красива. Длинные ноги, пухлые губы…

— И взгляд, способный остудить любую страсть, даже самую пылкую!

Мужчины рассмеялись, потом Родослав спросил:

— Как она?

Зуру пожал плечами. Вопрос был слишком неопределенным, чтобы отвечать на него что-то конкретное.

— Она действительно хорошо дерется, — произнес наконец он.

— Для человека? — уточнил Хозяин.

— Для человека — слишком хорошо! — поморщился Зуру. — Так хорошо, что я начинаю задумываться, а человек ли она на самом деле!

Родослав недоуменно обернулся к командиру своей гвардии, словно не был уверен, что понял его правильно. Потом тонко вырезанные ноздри породистого носа дрогнули, словно хищник принюхивался к чему-то. Нет, на таком расстоянии, на каком они сейчас находились от девчонки, да еще и отделенные стеклом, даже Хозяин не был способен различить запах. Он просто вспоминал, что ощущал, когда она находилась рядом с ним.

— Нет, она человек, — он задумчиво покачал головой. — Она не одна из нас, я уверен.

Байд, за которым они наблюдали, наконец-то решился протянуть зейтун зверенышу, и тот вместо предложенного фрукта вцепился в его руку.

— Что он делает?! — в голосе Хозяина полыхнуло раздражение. Зуру усмехнулся. Он прекрасно понял, что Родослав интересуется причинами действий отнюдь не звереныша, но все равно произнес:

— Иглозубые сурикаты не любят кошек.

— Животные вообще умнее людей!

Мужчины смотрели, как звереныш рвет руку парня, как тому наконец все же удается освободиться, как девчонка преграждает дорогу своему зверьку, чтобы он не набросился еще раз, как Байд замер, зажав окровавленную руку…

Глаза Хозяина, и без того черные, вдруг страшно расширились, словно полыхнув темнотой. Из его горла вырвались сдавленные ругательства на каком-то странном гортанном наречии, перешедшие в глухой рык. Мужчина стремительно рванулся из комнаты, перемахнув через массивное кожаное кресло.

Зан стояла всего в четырех аммах от парня, который прямо у нее на глазах переставал быть человеком. Внешне еще ничего не происходило, ничего, что мог бы заметить или понять обычный человек. Но Зан всей кожей чувствовала силу, исходящую от него. Такую горячую, словно порыв раскаленного ветра… Только вот воздух вокруг оставался неподвижным!

Зан заставила себя посмотреть с другого уровня зрения. Да, вот здесь было намного интереснее. Кружево в теле Лесного Хозяина двигалось, изменяя форму. Она никогда еще не видела ничего подобного. В ее собственном теле узлы и нити всегда оставались на своих местах, кружево сохраняло свою конфигурацию неизменной. Значит, вот в чем заключается главное отличие между ней и Хозяевами!

Кружево медленно изменялось у нее на глазах. Отдельные нити и узлы становились бледнее, словно тая или, точнее, сжимаясь, как будто уходя внутрь тела. А из глубины, будто разворачиваясь, поднимались новые, занимая место во внешнем каркасе.

Вдруг поток силы, который Зан воспринимала как горячий ветер, колыхнулся и замер. И одновременно с этим движение кружева остановилось. На секунду замерло в этом странном неправильном положении «между» и, словно качнувшись, начало изменяться назад.

Зан вернулась на первый уровень зрения. Байд все также сидел на корточках, сжавшись в комок, и тихо покачивался взад и вперед.

«Он остановил изменение! — мгновенно поняла Зан. — Хозяин Леса не хотел здесь и сейчас становиться зверем. Не при ней! Он не собирался этого делать, но эта дурацкая стычка с Кором, боль, кровь… Кто знает, что именно спровоцировало его, привело к началу изменения?»

Зан шагнула вперед к Байду. Она знала, что его кружево еще не успело снова стать таким, как у человека. Сумеет ли она различить зверя в очертаниях его тела?

— Не подходи ко мне! — хриплый рык, вырвавшийся из горла парня, даже отдаленно не напоминал звуки человеческой речи. Зан сделала еще один шаг вперед: она хотела видеть, ей нужно было все знать о своих врагах! Ее рука приподнялась и замерла на полпути к рукоятям норлы, привычно прикрепленной за плечами…

— Отойди от него! — крик за ее спиной. Голос, намного более человеческий и гораздо более страшный. Сильные руки схватили ее за плечи и почти отшвырнули назад и в сторону. Боярин Родослав одним движением, настолько быстрым, что оно показалось смазанным, метнулся между ней и Байдом. Парень вскинул лицо на своего Хозяина. Резко заострившиеся черты, еще человеческие, но уже неузнаваемые.

Родослав что-то сказал ему на наречии, которого Зан не поняла. Его голос был настолько низким, настолько близким к рыку, что ей казалось, будто он отдается у нее в позвоночнике. Но на Байда это, кажется, подействовало. Парень моргнул, и в следующее мгновение его глаза вновь стали вполне по-человечески осмысленными.

— Иди и займись своей рукой! — голос боярина теперь тоже звучал вполне обычно. Он все еще был очень низким и немного хриплым, но в нем, по крайней мере, не прорывалось рычание! — Иди! — он повторил приказ.

Байд кое-как поднялся на ноги, по-прежнему прижимая руку к груди, попытался еще изобразить поклон в сторону Хозяина и пошел прочь, к казармам дружинников.

Боярин Родослав развернулся к Зан, замершей за его спиной. А она только сейчас заметила, что у этой сцены был еще один участник — Зуру. Он, правда, стоял немного в стороне, словно все происходящее его и не касалось вовсе. Темные глаза Хозяина скользнули по фигуре Зан, внимательно изучая ее. Остановились, встретившись с ней взглядом.

Родослав смотрел на девчонку, замершую перед ним. Такая молодая, такая красивая, казалось, совсем безобидная. И только глаза, огромные, пристальные, внимательные, замечающие каждую мелочь, видящие, казалось, насквозь… И даже дальше. Темно-серые, того цвета, какого бывает вода в зимней реке, еще не замерзшая, но уже словно загустевшая, готовая в любую секунду покрыться хрустким твердым льдом.

Зан ждала, что Хозяин сейчас потребует объяснений того, что произошло между ней и Байдом. Может быть, накажет ее. Но вместо этого Родослав вдруг произнес:

— Ты сможешь притвориться кем-нибудь… — боярин задумался, словно подыскивая нужное слово, — кем-нибудь неопасным? Ну, например… — еще одна пауза, полная перебираемых вариантов, — танцовщицей?

Зан постаралась не выразить своего удивления таким странным вопросом Хозяина.

— Казаться безобидной просто, — машинально произнесла она, — главное не поднимать глаз, — такая привычная фраза, уже давно ставшая для нее чем-то вроде литании. Боярин Родослав еще минуту всматривался в ее лицо, а потом вдруг усмехнулся. Перевел взгляд на командира своей гвардии, словно предлагая и ему оценить ответ. Зуру улыбнулся, покачав головой. Зан посмотрела сначала на одного мужчину, потом на другого. Они явно вели между собой какой-то разговор, которого она не понимала.

— Займись подготовкой! — распорядился боярин, обращаясь к Зуру, и направился в сторону дома. Бывшая рабыня и командир гвардии остались стоять на залитой солнцем лестнице.

— Что боярин сказал Байду? — спросила вдруг Зан. — Ну, перед тем, как приказал уйти? Я никогда не слышала языка, на котором он говорил.

Зуру смерил ее отнюдь не дружелюбным взглядом.

— Да то же самое он и сказал, только на махейнском, — процедил Зуру.

— Понятно, — Зан кивнула. Кто как, а люди на севере Махейна на этом языке не разговаривали. Интересно, а какой ответ она ожидала услышать?

Солнце уже село, и бледно-сиреневые сумерки опустились на Годрум, когда к воротам дома адмирала Тайко-Сида приблизилась девушка. Она была высокой и стройной. Сказать что-то еще было сложно, потому что ее фигуру с ног до головы скрывал плащ из тонкой, но плотной шелковой ткани. Такой же светло-сиреневый, как и ночь, обнимающая город.

Тонкие каблучки открытых сандалий процокали по каменной мостовой, и девушка остановилась перед глухими воротами. В такой обуви не слишком удобно ходить по выпуклым глыбам брусчатки, а значит, либо девушка шла недалеко, либо ей было очень важно, как она выглядит. Тонкая обнаженная рука выскользнула из-под плаща и несколько раз уверенно стукнула в медную колотушку на двери. Звякнули золотые браслеты на запястье и предплечье, отозвавшись на это движение.

Девушка ждала совсем недолго. Ворота распахнулись, и появившийся в них высокий и широкоплечий охранник-раб поинтересовался, что ей угодно.

Зан спокойно встретила изучающий взгляд мужчины. Она знала, что капюшон плаща и вечерние сумерки надежно прячут ее лицо, позволяя рассмотреть только пухлые губы и изящно очерченный подбородок.

— Передай своему господину, — произнесла она, изогнув губы в легкой улыбке, — что Зан, прозванная Звон Стали, просит уделить ей немного его драгоценного времени.

— По какому вопросу вы пришли? — спросил охранник, пытаясь рассмотреть ее лицо под тенью капюшона, но не решаясь попросить его снять. Зан мысленно усмехнулась: определенно, некоторые годрумские обычаи весьма полезны.

— По личному, — Зан понизила голос, заставив зазвучать низкие грудные нотки. Три последних года она не делала ничего подобного, но в свое время в догатской школе ее научили многому! — Так и скажи своему господину.

Бархатный голос, улыбка влажных губ в тени капюшона, ласкающийся к телу тонкий плащ, оставляющий так много простора воображению!.. Мужчина переглотнул мгновенно пересохшим горлом и метнулся в дом докладывать своему господину. Пропустив при этом Зан в ворота.

Она осталась ждать во внутреннем дворике адмиральского дома, вымощенном мраморной мозаикой и уставленном деревцами в кадках. На подготовку всей операции ушло два дня. Много это или мало? Зан не знала: она никогда не занималась ничем подобным. Зуру и Хозяин… боярин Родослав… были настроены уверенно. С чего же Зан тогда сомневаться? Потому что сейчас она одна в доме адмирала Тайко-Сида и, если что-то пойдет не так, как задумано, ей никто не придет на помощь? Зан усмехнулась: она не умела бояться. Людей — не умела.

Первоначально когда Зуру и боярин описывали Зан предстоящую операцию, они планировали, что она придет в дом Тайко-Сида под видом танцовщицы, посланной кем-нибудь из приятелей адмирала, пожелавшим остаться неизвестным. Да, была среди годрумской знати мода на такие подарки! Оказавшись в доме, она затем должна была впустить и других гвардейцев боярина. Зан выслушала план и сказала, что Тайко-Сид часто приходил в годрумский цирк смотреть на нее и даже уговаривал Али-Хазира, чтобы она пришла к нему после выступления. Она, конечно, ни разу не согласилась, и ее лица без маски он так и не видел, но все же… Родослав выслушал и кивнул, соглашаясь. Внешность Зан была, безусловно, слишком необычна, чтобы какая-то маска могла помешать узнать ее. Одни только волосы чего стоят?! Можно было, конечно, попытаться внешность изменить, например, спрятав волосы под темный парик… Сложно, слишком сложно.

Они сидели и думали. Двое мужчин и женщина — два Хозяина Леса и человек. Зан, правда, думала немного о другом. Как получилось, что она, находясь в одной комнате с Хозяином, не пытается его убить, а решает его проблемы как самый верный из его гвардейцев?!

«Если у тебя всего один удар, бей наверняка!»

За прошедшие восемь лет ей пришлось выучить очень много уроков. Например, ждать.

— Я не буду скрываться, — произнесла вдруг Зан, заставив обоих мужчин обернуться на нее. — Я приду в дом Тайко-Сида, назову свое имя и попрошу меня принять. Никто не знает, что я служу у вас. Может же бывшая рабыня отблагодарить того, кто ее освободил? Или поискать себе новую работу, не такую беспокойную, как убийства?

Зан ждала, как будет воспринято ее предложение. Она видела, что губы Хозяина раздвигаются в довольную многообещающую улыбку. Да, кажется, теперь осталось обсудить только детали!

Два дня спустя Зан стояла во дворе адмиральского дома и ждала. Если бы не еще один раб-охранник, оставшийся у ворот, она могла бы открыть их прямо сейчас, пропуская в дом гвардейцев боярина, растворившихся среди густых теней где-то на противоположной стороне улицы. Но охранник был, а значит, ей придется навестить Тайко-Сида. О, а вот и второй раб возвращается, чтобы проводить ее к нему!

Зан угадала: ее больше не стали заставлять ждать. Раб почтительно поклонился и пригласил ее следовать за собой. Он провел ее в дом, довольно большой, роскошно обставленный, но по случаю позднего часа почти не освещенный. Зан шла, так и не откинув с головы капюшона, и запоминала дорогу: залы, лестницы, повороты. Раб вел ее по, так называемой, мужской половине дома. В другом крыле, скрытом в довольно просторном саду, располагалась женская. В ней обитала жена адмирала, а также многочисленные рабыни-наложницы его гарема. Интересно, как они уживаются все вместе? Да, прекрасно уживаются! Только так, как угодно Тайко-Сиду.

Зан хмыкнула, правда, совсем тихо, не привлекая внимания раба, показывавшего ей дорогу. Она до сих пор не понимала, как кому-то могло прийти в голову, что хорошая рабыня для утех получится из нее?

Раб распахнул перед ней очередные двери, но на этот раз внутрь не вошел. Замер на пороге, склонившись в почтительном поклоне и пропуская Зан. Она ответила ему небрежным кивком и вошла.

Комната, в которой она оказалась, была освещена довольно ярко, особенно по сравнению с полутемными коридорами. Зан попыталась определить ее предназначение, но не смогла выбрать между гостиной и кабинетом. Возле окна массивный стол, заваленный пергаментными свитками и толстенными фолиантами, в углу искусно выполненная модель корабля в амм размером, на стене — карта побережья Ражского моря, а в противоположной стороне комнаты низкая мягкая тахта и еще более низкий столик, ножки которого утопают в густом ворсе ковра. На тахте — Тайко-Сид. Сидит, небрежно облокотившись на груду подушек. Он одет в домашний шелковый костюм, но от этого не кажется ничуть не менее мощным и ничуть не менее внушительным. Он и не пытается.

Зан дождалась, пока вышколенный раб закроет дверь за ее спиной, и только потом откинула с головы капюшон, расстегнула фибулу, скреплявшую ее плащ у горла, и позволила шелковой ткани упасть на пол за своей спиной. Внутренне усмехнулась, заметив, как глаза Тайко-Сида вспыхнули интересом, который тому не удалось скрыть. Превратила усмешку в улыбку и позволила ей отразиться на губах.

Зан и самой нравился ее костюм. Зуру принес его сегодня утром — он, очевидно, сам ездил за ним в Годрум и, может быть, даже сам выбирал. Она помнила, как он развернул бумажный сверток и выложил его содержимое на кровать. Оглянулся на Зан, ожидая ее реакции. Она не совсем поняла, какое выражение плескалось в глазах у Хозяина Леса. Чего он ждал от нее? Хотя, с другой стороны, какая реакция может быть на эту, с позволения сказать, одежду у рабыни-гладиатора, привыкшей убивать за любой не понравившийся взгляд?! Зан знала, что именно такие слухи ходили о ней по годрумскому цирку. Они были неправдой. За взгляды она не убивала. Только за прикосновения.

Зан принялась расстегивать пояс своего платья, намериваясь примерить костюм для танцев. Зуру поинтересовался, не прислать ли ей в помощь кого-нибудь из женщин-гвардейцев. Зан отказалась: она не любила чужих прикосновений, и женщины в этом отношении были ничуть не лучше мужчин. А справиться с костюмом для танцев после догатской школы она могла не только самостоятельно, но и вообще с завязанными глазами! Похоже, сегодня ей удастся удивить Хозяев Леса. Не в последний раз!

Костюм пришелся впору. Короткий корсет из плотной ткани, сплошь расшитый перламутром и самоцветами нежно-лилового оттенка. С плеч спускались шелковые ленты, соединенные на уровне локтя широкой каймой, образуя таким образом рукав. Юбка тоже состояла из полос сиреневого шелка, перемежающихся нитями с нанизанными на них синими и серебряными бусинами, шуршащими и звенящими при каждом движении.

Зан не танцевала целых три года. Она повела бедрами, прислушиваясь к нежному перезвону бусинок, и улыбнулась, забыв даже о том, что на нее смотрит один из Хозяев Леса. В этой жизни было слишком мало вещей, которые бы она любила также искренне, как танцевать. И сейчас ее не волновало даже то, что вновь в ее движения вплетутся боль и страх. Чужие боль и страх.

Что ж, адмирал Тайко-Сид, сегодня она станцует для тебя свой танец! Ты ведь этого добивался столько времени, изводя ее своими намеками, посланиями, требованиями, угрозами?.. Зан догадывалась, каких усилий Али-Хазиру стоило удерживать его на расстоянии от нее.

А под корсетом на груди нашлось место для ножен с узким кинжалом. Оружие, конечно, так себе, но с учетом того, что норлу с собой Зан взять не удастся, — совсем не лишнее. А без норлы, с которой она привыкла не расставаться ни на минуту, Зан чувствовала себя крайне неуверенно, словно раздетой. Зан хмыкнула. Нет, совсем без одежды она бы чувствовала себя свободнее, чем оставшись без оружия!

Зан выждала паузу, давая Тайко-Сиду рассмотреть себя.

— Приветствую тебя, почтенный адмирал Тайко-Сид! — произнесла она, сложив руки перед грудью в традиционном жесте, свидетельствующем ее уважение. Тонкие золотые браслеты на ее запястьях призывно звякнули.

— И тебе привет, доблестная Зан Звон Стали! — голос мужчины звучал немного хрипло, так что ему пришлось прокашляться. Девушка усмехнулась: «Доблестная Зан Звон Стали!» Как же неуместно звучало ее имя в этой обстановке, но Тайко-Сида, похоже, это ничуть не смущало!

— Позволь узнать, что за дело привело тебя ко мне в столь поздний час? — произнес он. Зан позволила улыбке скользнуть по губам:

— Вечер тих и ночь длинна, доблестный адмирал. А для дел существует день. Разве хочешь ты говорить о них?

— И все же, каким Богам я обязан удовольствию видеть тебя? — усмехнулся мужчина, поддерживая ее игру.

— Только себе самому! — Зан всерьез засомневалась, а существуют ли для ее голоса предел, за которым он уже не сможет звучать еще более сладко. — Если бы не твое великодушие, почтенный Тайко-Сид, я до сих пор была бы рабыней в годрумском цирке! — она коснулась кончиками пальцев своей шеи, намекая на отсутствие рабского ошейника, на обратном пути словно случайно проведя рукой по груди. Взгляд адмирала невольно скользнул вслед за ней.

— Значит, ты решила отблагодарить меня? — мужчина все же нашел в себе силы вновь поднять взгляд на ее лицо.

— Твоя мудрость заслуживает восхищения, почтенный Тайко-Сид! — если бы Зан хотя бы на минуту позволила себе задуматься о смысле того, что она говорила, она бы рассмеялась. Но разве важны слова? Только звук голоса — очень низкий и немного хрипловатый… Просто позволить мужчине любоваться, как улыбаются твои губы, выговаривая слова. Старая игра для двоих. И если обоим известны правила, это же не значит, что они не будут играть?

— Отчего же ты ждала почти целый месяц прежде, чем прийти ко мне?

— Ты задаешь так много вопросов, Тайко-Сид, — на этот раз рука Зан скользнула по шелковым полоскам, заменявшим юбку у ее наряда, запуталась в звякнувших бусинках, на долю мгновения открыв белоснежную кожу бедра. — Я могу подумать, что ты не рад видеть меня?

Мужчина переглотнул пересохшим горлом, уже не в силах оторвать взгляд от ее рук, от плавно качнувшихся бедер — еще не приглашение, но уже так много…

— Какой же подарок ты приготовила для меня?

— Танец…

Какие еще слова? Их и так сказано было слишком много для этой комнаты, в которой всего двое. Руки взлетают вверх, звоном браслетов отбивая ритм. Длинные волосы серебристой шелковой волной рассыпаются по плечам. Все тело танцовщицы соблазнительно изгибается, заставляя шелковые ленты колыхаться. Разве это одежда? Не может одежда открывать больше, чем скрывать. Изящные ступни тонут в пушистом ковре. Мелькание белоснежной сияющей кожи завораживает, уже не позволяя оторвать взгляда.

Зан повернулась к адмиралу спиной и до предела выгнулась назад, метя кончиками волос по пушистому ковру, позволяя мужчине скользить взглядом по выставленным на показ линиям ее тела. Вновь поднялась, нарочито медленными движениями открепила от своего пояса одну из шелковых лент, не преминув пройтись пальцами по коже ног, дразня: я касаюсь, а ты можешь только смотреть!

Тайко-Сид не выдержал, поднялся со своих подушек и шагнул к ней. По сравнению с ним Зан сразу же показалось маленькой и хрупкой. При ее росте в 3 амма и 15 эцбов он был на полтора тефаха выше ее, а с учетом каблуков на сандалиях Зан — значит и того больше! И не менее чем в два раза шире ее. Он подавлял бы своей мощью, если бы за три года на арене годрумского цирка Зан не привыкла встречаться лицом к лицу с мужчинами намного крупнее ее. Жаль, что сейчас ей нельзя просто его убить!

Она выскользнула из рук мужчины, попытавшихся поймать ее. Не касаться! Ты можешь только смотреть! Не прекращая движения, не ломая узора танца, скользнула ему за спину. Опустила руку за корсет, вынимая из ножен тонкий длинный кинжал.

Тайко-Сид начал разворачиваться, желая все-таки поймать девушку, которая двигалась так близко от него, но почему-то еще не в его объятиях. Лезвие кинжала уперлось в его шею, заставив его замереть. А левой рукой Зан перехватила его руку, потянула на себя, до предела выворачивая из сустава большой палец. Мужчина взвыл от боли и гнева, мгновенно понимая, что происходит, и попытался вырваться.

— Не дергайся, облезлый жирный пес! — приказала она. Хотя нет, жирным он не был. Под кожей перекатывались тугие мускулы, и Зан прекрасно могла это почувствовать. Если он решится сбросить ее с себя, Зан не удержать его. А значит, он не должен попытаться! Она усилила хватку на его левой руке: еще немного и она просто сломает ему палец. И почему в болевой захват всегда пытаются поймать руку? Палец ничуть не хуже с точки зрения эффективности воздействия! А уж с учетом затрачиваемых на удержание усилий! Ну как, скажите, хрупкая девушка смогла бы удержать такую здоровенную мускулистую руку?

Зан острым каблуком пнула Тайко-Сида по лодыжке, не сильно, лишь чтобы вынулить немного расставить ноги, и сильнее надавила на кинжал, выпустив алую струйку крови. Он должен почувствовать, что она не шутит и готова с легкостью перерезать ему горло. Он должен испугаться. Может быть, и хорошо, что он видел ее на арене?

— Я сказала, не дергайся, адмирал! — прошипела она, и его звание прозвучало как самое грязное из ругательств.

— Что тебе нужно, мразь?! Деньги? — вывернутая рука Тайко-Сида наливалась синюшной бледностью, а лицо наоборот побагровело от ярости.

— Вас мужчин так просто обмануть. Вы так легко верите в вещи, которые кажутся вам очевидными! — мурлыкнула Зан. Она могла позволить себе это маленькое удовольствие. После того, как она танцевала для него.

— На кого ты служишь, мразь?

А он быстро схватывал, адмирал. Зан усмехнулась, чувствуя, как улыбка застывает на ее губах, превращаясь в оскал.

— Ты скоро встретишься с моим Хозяином! — она с новой силой вывернула, удерживаемый в захвате палец, заставив мужчину скрежетнуть зубами от боли. — А для этого нам придется спуститься вниз!

— Там охрана. Тебе не пробраться мимо них не замеченной!

— Не притворяйся глупее, чем ты есть, адмирал! — Зан слегка подтолкнула его по направлению к выходу из комнаты. Толкнула бы и сильнее, да обе руки были заняты. — Я не собираюсь проходить незаметно, иначе мне не понадобился бы ты!

Они вышли в коридор. Зан все же надеялась, что какую-то часть дороги им удастся пройти без свидетелей. Не вышло: в смежной зале, ожидая возможных распоряжений своего господина, дежурил раб. Он на минуту замер, расширенными от ужаса глазами глядя на странную пару, показавшуюся из дверей, потом метнулся в коридор, очевидно, звать на помощь. Точнее, попытался.

— Стоять! — рыкнула Зан и тут же сильнее вывернула руку адмирала, заставив того от боли резко втянуть воздух сквозь сжатые зубы. — Прикажи ему остановиться!

— Стой.

А Тайко-Сид оказался разумным мужчиной: колебался всего мгновение прежде, чем выполнить ее приказ. Ей даже не пришлось сильнее вдавливать нож в его горло. Раб послушно остановился и повернулся к ним, переводя взгляд с нее на адмирала. «Интересно, чьи распоряжения он будет выполнять, если мы прикажем ему разное?» — мельком подумала Зан.

— Прикажи ему идти перед нами! — вот так-то лучше: она отдает приказы адмиралу, а он уже своим рабам. Все логично.

— Иди вперед! — сквозь зубы выдавил из себя Тайко-Сид. Слуга изобразил почтительный поклон, больше похожий на судорожный кивок.

— Пошли! — Зан подтолкнула вперед адмирала. Не так уж легко на самом деле ей было удерживать его, как должны думать эти мужчины: он был настолько выше ее, что ей самой приходилось идти, практически упираясь ему в спину, при этом еще удерживая обе руки в напряжении — не дать ему почувствовать слабины, но и не перерезать случайно горло!

Пока они выбирались из дома во двор, они встретили еще двух рабов. И теперь они уже втроем шли перед ними почетным кортежем. Или кортеж обычно сзади? Зан могла только надеяться, что никто, не замеченный ею, не остался за ее спиной. Еще и обыскивать дом по дороге было бы уже слишком, даже для нее. Они вышли во двор, и Зан приказала всем остановиться. У ворот по-прежнему дежурили двое охранников, и они были гораздо более опасны: это вам не рабы в доме, только и способные, что накрыть на стол да подать вино. Но и они покорно замерли, увидев нож у горла своего господина.

— Прикажи им открыть ворота! — распорядилась Зан, но Тайко-Сид, который до этого послушно выполнял все ее распоряжения, молчал. И она даже понимала почему: пока ворота закрыты, она в доме одна, а значит, еще остается возможность справиться с ней. — Если ты немедленно не прикажешь своим рабам открыть ворота, — отчетливо и совершенно спокойно проговорила Зан, — я перережу тебе глотку. После этого твои рабы, конечно, скрутят меня, но вот тебе это уже не поможет! — она сделала паузу, ожидая, пока до него дойдет весь смысл ее слов. — Что, по-твоему, адмирал, помешает мне убить тебя?

— Делайте, как эта дрянь говорит! — заорал на рабов Тайко-Сид. — Открывайте ворота!

Охранники послушались практически мгновенно. Есть все-таки польза в хорошо вышколенных рабах: они даже не подумали, что те, кто сейчас ворвутся в дом, могут убить не только адмирала, но и их самих.

Охранники открыли ворота, и в них мгновенно скользнули два десятка теней. Да, именно так они и выглядели: темные, стремительные, смертоносные. Зан смотрела на Хозяев Леса, берущих под свой контроль двор и мгновенно рассыпающихся по дому, и думала о том, насколько бесполезно им притворяться людьми. Хоть они и сохраняли человеческий облик, двигались они все равно с грацией и силой диких зверей.

Гвардейцы боярина были одеты в одинаковые черные брюки и рубашки, с плотными черными масками на лицах. Хозяин хочет, чтобы осталось в тайне, кто именно напал на дом почтенного адмирала? Двое гвардейцев подбежали к Зан, приняв у нее Тайко-Сида, и моментально скрутили его, поставив на колени. Тот даже дернуться не успел. Зан тряхнула рукой, с удовольствием разминая затекшие от удержания захвата пальцы. А к ним уже шел сам боярин Родослав и его верный помощник Зуру. Их лица, в отличие от лиц гвардейцев, не были скрыты масками. Значит, он хочет, чтобы неизвестными остались только те, кто ему служит?

Ворота во двор снова были закрыты и заперты: незачем соседям знать о происходящем здесь. Гвардейцы сгоняли в одну кучу выловленных по всему дому рабов. Зуру руководил их действиями, время от времени отдавая короткие распоряжения. А Родослав вплотную приблизился к Тайко-Сиду. Тот дернулся, выворачивая запястья из стягивавших их веревок и вырываясь из рук крепко державших его гвардейцев.

— Что ты себе позволяешь, Родослав?!

Тонкие губы Хозяина тронула жесткая усмешка, холодом отразившаяся в темных глазах:

— Нам есть, о чем поговорить. Это хорошо, что ты тоже так считаешь! — он перевел взгляд на двух гвардейцев, державших адмирала. — В дом его!

Гвардейцы подняли Тайко-Сида на ноги и поволокли в распахнутые настежь двери. Боярин и Зуру, отправились следом за ними, но на пороге Родослав вдруг обернулся и кивнул Зан.

— Ты тоже пошли!

Зан кивнула и шагнула в дом следом за ним. Зачем она понадобилась Хозяину? Об этом она подумает позже.

Гвардейцы заволокли адмирала в первую попавшуюся комнату. Наверное, это была столовая, потому что посередине стоял стол, правда совсем небольшой. Его бесцеремонно отпихнули в сторону, а хозяина дома усадили на высокий, по северной моде, стул с массивной гнутой спинкой. К этой самой спинке веревками прикрутили его руки. Зан еще раз подумала об удобстве «нормальной» мебели: ну как бы они привязывали его к какой-нибудь тахте?!

Гвардейцы остались стоять по бокам адмирала на случай, если тот начнет дергаться, Родослав присел на краешек стола, Зуру остался стоять в дверях, а сама Зан прислонилась к одной из стен, надеясь раствориться в тени.

— Ты не желаешь объяснить мне, Родослав, что здесь, к Темным Богам, происходит?! — адмирал не стал больше ждать. Гвардейцы, скручивая его, пару раз заехали ему по лицу, разбив губу. Из порезанной Зан шеи продолжала сочиться кровь. По шелковой домашней рубахе уже расползлось темное пятно. А он все еще вел себя так, словно не испугался. Или он на самом деле так самоуверен?

— Это я собираюсь задать тебе несколько вопросов, Тайко-Сид, — произнес Родослав.

— Так пришел бы и задал! Что ты творишь?! — адмирал дернулся на своем стуле. Боярин едва заметно кивнул головой, и гвардеец, замерший справа за спиной адмирала, врезал тому кулаком в челюсть. Голова мужчины мотнулась, но он снова поднял взгляд на Родослава.

— Слушай меня внимательно, адмирал! Слушай и отвечай на вопросы, — в голосе боярина льдом звенела угроза. — Иначе что еще помешает мне убить тебя?

Зан вздрогнула, услышав, как Хозяин почти дословно повторяет ее собственные слова. А Тайко-Сид нашел в себе силы усмехнуться. Он вывернул голову, отыскав глазами Зан:

— Вот теперь мне ясно, кому ты на самом деле благодарна!

Боярин Родослав тоже перевел взгляд на нее, и Зан поняла, что зря понадеялась на тень. Какое-то время он просто смотрел, но так ничего и не сказал. Зан тоже молчала: ей и вовсе говорить было нечего.

— Четыре недели назад, — медленно заговорил Родослав, вновь обращаясь к Тайко-Сиду, — из Россы вниз по Сае вышел корабль — Каленая Стрела. Не смотри, что название такое грозное, — обычный купец с обычным грузом на борту. С моим грузом. Он должен был идти в Годрум мимо побережья Салевы, но здесь мы его так и не дождались. На борту было серебро из моего махейнского рудника, и я очень хочу знать, где оно.

Зан с интересом слушала. Когда они готовили операцию, ей сказали только, что адмирал напал на караван, перевозивший их товар, а теперь она узнавала подробности. Впрочем, как бы мало ей не сказали, прежде чем послать в этот дом, ее не оставляло ощущение, что остальным гвардейцам объяснили еще меньше!

— А причем здесь я?! — очень сильно удивился Тайко-Сид. — Темные Боги помутили твой разум, боярин?! Четыре недели назад я вместе со всем моим флотом был у берегов Патии, и ты это прекрасно знаешь!

Боярин Родослав поморщился:

— А ты знаешь, и не хуже меня, адмирал, что к Патии с тобой пошли только те корабли, что принадлежат тебе официально. А вольные охотники, которые обычно кормятся объедками с твоего стола, предпочли остаться щипать побережье! Название «Заноза» тебе ничего не говорит? Ее видели слишком близко от моего корабля.

— Я не слышал ни о какой «Занозе»!

— И с ее капитаном ты тоже не знаком?

— Я многих капитанов в Годруме знаю!

— Ты начинаешь запутываться Тайко-Сид, — проговорил Родослав, вставая со стола и делая шаг к связанному адмиралу. Наклонился к нему, непроглядно темными глазами всматриваясь в его лицо, ловя его взгляд. — Ты мог не знать, кому на самом деле принадлежал товар на борту. Просто верни мне его, и я, может быть, поверю в это.

На лбу и верхней губе адмирала выступила испарина.

— Я не знаю, где твое проклятое всеми Богами серебро, Родослав! — выдавил из себя он. — Чем мне поклясться?

— Поклясться? — переспросил Хозяин, усмехнувшись, словно ему очень понравилась эта мысль. Зан почувствовала, как у не мурашки бегут по спине: слишком мало человеческого оставалось в этой усмешке. Он обернулся к Зуру и кивнул ему головой, а тот, словно только и ждал этого знака, отступил от двери, припуская внутрь еще двух гвардейцев, волочивших девчонку лет пятнадцати. На гвардейцев Зан обратила мало внимания: она все равно знала их недостаточно долго, чтобы узнать под масками. Ее больше заинтересовала девчонка. Смуглая кожа и длинные волосы южанки. Одета в шелковый костюм, в каких поголовно ходят чуть ли не все местные женщины: длинная юбка, блузка с рукавами, скрывающими руки. Босая. Лицо скуластое, тонкогубое. Карие глаза до предела расширены. Не красавица, особенно теперь, когда черты лица кривит гримаса страха. Ошейника нет — свободная. Кто она и зачем здесь?

А Тайко-Сид вдруг рванулся со стула, забыв о веревках и о гвардейцах за спиной. Впрочем, ему быстро напомнили.

— Ты хотел клясться? — голос Родослава звучал еще ниже. — Можешь клясться ее жизнью! — он кивнул головой в сторону девчонки, удерживаемой двумя гвардейцами. Они закрутили ей руки за спину, хотя она и не пыталась вырываться: слишком была напугана. — Это ведь твоя единственная дочь, Тайко-Сид? Есть, конечно, еще байстрюки от твоих рабынь-наложниц, но от законной жены только она одна. Хочешь рискнуть ее жизнью? — голос боярина звучал так вкрадчиво. — У тебя есть ровно десять дней, адмирал, чтобы выяснить, где мой товар, и вернуть его мне. А чтобы у тебя был стимул для более эффективных поисков, твоя дочь пока погостит в моем поместье.

Слова, такие мирные, такие вежливые… никак не вяжущиеся с ледяным блеском темных глаз. И угроза в них была реальной, не нуждающейся ни в каких словах.

— Не смей! — заорал Тайко-Сид и чуть не вскочил на ноги, увлекая стул вместе с собой, но был вновь остановлен гвардейцами. — Не смей прикасаться к моей дочери, мразь!

Хозяин смотрел на адмирала и спокойно слушал. Сам он сказал уже все, что хотел, и прекрасно знал, что тот его понял.

— Да будь ты проклят, Родослав! — Тайко-Сид не собирался молчать. — Ты еще пожалеешь о том, что творишь! Я тебя заставлю пожалеть! Я доберусь до тебя, до твоих псов и до твоей шлюшки тоже! — он мотнул головой в сторону Зан. И Родослав снова, словно только сейчас вспомнил о ее существовании, посмотрел на нее. Тонкие губы едва заметно усмехнулись, когда он встретился со взглядом ее глаз.

— Зан, будь добра, объясни нашему почтенному адмиралу, какие слова можно употреблять по отношению к тебе, а какие нельзя, — ледяная улыбка, ледяная ярость, ледяная угроза. Белоснежная кошка на первом, самом белом снегу. Глаза — единственное, что оставалось в кошке от человека. Глаза зверя на человеческом лице…

Зан коротко кивнула и шагнула вперед, отделяясь от стены. Она придвинулась вплотную к адмиралу, сверху вниз всматриваясь в его лицо. Отвела в сторону правую руку с по-прежнему зажатым в ней кинжалом и резко замахнулась, метя ему прямо в лицо. Тайко-Сид непроизвольно зажмурил глаза и попытался отдернуть голову назад от удара несущегося в лицо лезвия. Зан пристально смотрела в лицо мужчины, такого огромного, такого важного, такого сильного… такого жалкого! Пальцы привычным жестом перевернули кинжал в тефахе от его лица, и тупая твердая рукоять с размаху впечаталась в нос адмирала, свернув его на сторону. Хруст ломающейся кости был слышен даже сквозь вой адмирала. Кровь из разбитого носа волной хлестнула на его одежду, на руку одного из боярских гвардейцев, сжимавшую его плечо. Пронзительно завизжала девчонка за спиной Зан, о которой она уже успела забыть. Зан не обернулась, она смотрела, как гвардеец поднес свою руку, перепачканную в крови адмирала к лицу, словно нюхая. Его лицо было надежно скрыто маской, но горячую силу, плеснувшую от Хозяина Леса, Зан не могла не почувствовать.

— Даэни артах! — рыкнул Родослав, и гвардеец послушно остановился, не стал слизывать кровь с руки, как явно хотел сделать, а просто вытер ее о рубашку адмирала. — Все, уходим! — даже на человеческом языке в голосе Хозяина было слышно глухое рычание. — Этого оставьте: пусть его рабы развязывают.

Они вышли из комнаты, оставив Тайко-Сида прикрученным к стулу. Сначала два гвардейца, выволакивающих его дочь, потом Родослав и Зуру, а за ними Зан и остальные гвардейцы. А на дворе ничего не изменилось: кучка насмерть перепуганных рабов, еще одна, в которую согнали женщин с их половины дома, и повсюду совершенно невозмутимые и до зубов вооруженные Хозяева Леса.

При их появлении с той стороны двора, где были собраны женщины, раздался крик. Зан обернулась. Сквозь строй гвардейцев к ним пыталась прорваться женщина, немолодая, толстая, встрепанная. Мать девчонки, жена адмирала? «Если так, неудивительно, почему у него целый гарем наложниц!» — хмыкнула Зан. А девчонка тоже рванулась из рук гвардейцев, закричала. Но крик тут же оборвался, потому что один из мужчин походя смазал ее по лицу. Совсем не сильно, просто дал пощечину, но голова девчонки мотнулась, из разбитой губы струйкой потекла кровь, а сама она вся обмякла, повиснув на руках гвардейцев, уже без сознания.

Зан рванулась к ним прежде, чем успела осознать, что делает. Она не знала, кого ей напомнила эта темноволосая девчонка, слишком худая, чтобы казаться взрослой. Ребенок, девочка… Просто человек! А эти двое, что вот так, не задумываясь, что они делают, били ее, людьми не были! Они были чудовищами, которых нужно уничтожить! Сейчас! Они просто не имеют право существовать!

Вся ненависть, дремавшая в ней, спрятанная в ожидании одного подходящего момента, плеснула наружу, затопив разум темной волной. Рука вновь перехватила кинжал лезвием вперед. Она бросилась на мужчин… Но девчонка вдруг открыла глаза, приходя в себя. Ее взгляд встретился с глазами Зан, скользнул по ее перекошенному от ярости лицу, по ее руке, сжимавшей кинжал. Девчонка дернулась в руках держащих ее гвардейцев, пытаясь отшатнуться, скрыться от Зан! Не от Хозяев Леса, от которых та хотела ее защитить, а от нее самой. Потому что именно она, человек, сейчас была страшнее самого жуткого кошмара махейнских лесов.

Конечно, откуда насмерть перепуганной девчонке разобрать, на кого направлен нож, если этого даже сами гвардейцы не успели понять, потому что даже не попытались остановить? Подойти к ней, объяснить, успокоить, пообещать, что не даст ее в обиду? Зан замерла, словно натолкнувшись на стену ее взгляда, испуганного взгляда ребенка, на глазах которого она только что сломала нос ее отцу. Не ей, проникшей в их дом, впустившей врагов, теперь кого-то защищать. Ярость потухла, покрывшись корочкой льда. Рука, сжимавшая кинжал, медленно опустилась. Крик Хозяина заставил Зан очнуться. Боярин Родослав и его гвардейцы уходили из поместья адмирала Тайко-Сида, и Хозяин звал Зан.

Глава 4. Золото

Сегодняшняя тренировка вымотала Зан до предела. Зуру, похоже, всерьез задался целью сделать из нее, человека, бойца, ничуть не уступающего Хозяевам Леса. После того, как он закончил заниматься с остальными гвардейцами и отпустил их, он еще целый час гонял по плацу ее одну. Он считал, что она слишком медленно двигается, да и силовые элементы ей даются плохо. Когда он наконец-то решил, что на сегодня с нее хватит, Зан только усилием воли заставила себя дотащиться до купальни и ополоснуться в бадье с холодной водой. Ей хотелось только одного: упасть прямо там, где Зуру позволил ей остановиться, и не вставать как минимум жизни две подряд! Нет, на самом деле было кое-что еще, чего ей хотелось ничуть не меньше, чем просто лечь. Она хотела Есть! Именно так, с большой буквы. «Если я не съем что-нибудь, я съем кого-нибудь! — Зан хмыкнула. — Мысль, достойная Хозяев Леса!» Кажется, она начинала по-настоящему ценить порядок, заведенный в поместье боярина Родослава, где каждый мог в любое время суток прийти на кухню и взять там все, что ему хочется. И продукты никогда не переводились, всегда можно было поживиться свежими овощами-фруктами или чем-нибудь более существенным.

Зан вошла с внутреннего двора, распахнув двустворчатую дверь, открывавшуюся в обе стороны, и шагнула в просторное светлое помещение. Когда Зан оказалась здесь в первый раз, она искренне поразилась огромному количеству всевозможной утвари, шкафов, шкафчиков и, конечно же, невообразимых размеров печи. Сейчас она лишь мельком скользнула взглядом, отметив, что в кухне кроме обычно находившихся там трех женщин-поварих (тоже, кстати, совсем не людей), были еще и двое гвардейцев, тренировавшихся с ней утром, но закончивших еще час назад. Они уже успели наесться и теперь просто болтали с поварихами. Один присел на подоконник, чуть не касаясь макушкой развешанных над ним головок чеснока, а второй просто облокотился на разделочный стол.

Зан коротко кивнула им и прямиком прошла к специальному шкафу-леднику, где хранились всевозможные скоропортящиеся продукты, выудила оттуда копченый окорок, сняла с полки краюху мягкого белого хлеба, вооружилась внушительных размеров тесаком и уселась за массивный дубовый стол, занимавший чуть не половину кухни. От восхитительного аромата, который исходил от мяса, у Зан потекли слюнки. Она с трудом удержала себя, чтобы не вгрызться в него прямо так, зубами, не позаботившись отрезать. Зан давно уже знала за собой эту особенность: безумный голод после того, как приходилось вымотаться физически. Правда, стоило ей как следует поесть, и силы восстанавливались очень быстро. Гораздо быстрее, чем у других людей. Зан усмехнулась, вспомнив, какими глазами смотрел Али-Хазир на хрупкую, казалось, ничего не весящую девушку, поглощающую столько же пищи, сколько трое здоровенных мужиков-гладиаторов. Потом, когда она на арене расправилась с теми рабами, он смотрел на нее уже совсем другим взглядом.

Острый нож легко полосовал мясо на ровные дольки, а вот хлеб крошился. Зан водрузила ломоть мяса на кусок хлеба и вгрызлась зубами в свое нехитрое лакомство, чуть не заурчав от удовольствия. Поймала на себе слегка удивленный взгляд одной из женщин-поварих, улыбнулась ей, буркнув с набитым ртом:

— Вкусно!

Та улыбнулась в ответ. Зан отметила, что за три дня, прошедшие с захвата адмиральского дома, отношение хозяев поместья к ней немного изменилось. Словно после того, как она дралась вместе с ними, она по-настоящему стала одной из них. Или это потому, что боярин выказал ей свое доверие? В любом случае Зан это устраивало: она сумела подобраться к своим врагам еще ближе. Она дождется, пока они станут полностью ей доверять. Вот тогда она окажется на расстоянии удара!

Зан вернулась из своих мыслей к реальности, уже приканчивая второй кусок. Сгрызла основательно подкопченную корочку, мельком подумав, что она как раз понравилась бы Кору. Но звереныш, вернувшись с ночной охоты, отсыпался в их комнате, прямо на подушке Зан, и не пожелал составить ей компанию в набеге на кухню. «Значит, мне больше достанется!» Мысль была уже не жадной. Голод отступил, и силы тоже начали восстанавливаться. Во всяком случае, рухнуть плашмя и не двигаться больше не хотелось. Зан для порядка отрезала себе еще один кусок, но прежде чем взяться за него, поднялась и достала с полки кувшин с водой и кружку: копченый окорок был довольно соленым.

Она как раз возвращалась на свое место к недоеденному мясу, когда в кухню вошел еще один мужчина, а точнее, еще довольно молодой парень. Хозяин Леса — мгновенно определила Зан. Она научилась безошибочно выделять их среди людей по совершенно нечеловеческой пластике движений. Стол, за которым расположилась Зан, находился в стороне от двери, поэтому вошедший парень не обратил на нее внимания, а может быть по тому, что к нему сразу же кинулись другие два гвардейца. Мужчины обнялись как старые друзья, хлопая друг друга по плечам и обмениваясь приветствиями.

— Какими судьбами, Намо?!

Зан наблюдала за ними, механически дожевывая кусок мяса и запивая его холодной и очень вкусной водой.

— Я с Ледем приехал, — объяснил тот, кого назвали Намо.

— Где он тебя нашел: ты же вроде в Догате был?

— Вот там и встретились. А из Догаты уже вместе на корабле плыли.

— Значит Ледь наконец приехал?

Зан доела мясо и теперь не спеша пила воду. Последний вопрос ее тоже интересовал. Во время подготовки к нападению на адмиральский дом (Зуру предпочитал говорить «операция», но Зан называла вещи своими именами) она несколько раз слышала, что они ждут приезда какого-то Ледя. Зуру даже предлагал отложить операцию, но боярин не стал ждать. Значит, теперь этот самый Ледь появился.

— Он к Хозяину пошел, — кивнул головой Намо. Один из гвардейцев покосился на Зан, как-то сразу ощутимо напрягся, встретившись с ней взглядом. Все верно, при ней они всегда говорили «боярин Родослав» и никак иначе. Намо проследил направление взгляда гвардейца и обернулся.

— Это Зан Звон Стали, — объяснил тот. — Она недавно в гвардии.

Намо шагнул в ее сторону, внимательно вглядываясь в лицо девушки, словно пытался в нем что-то разглядеть. Его ноздри вдруг дрогнули, будто он… принюхивался. Зан напряглась, уже понимая, что происходит что-то странное. Другие Хозяева Леса, хоть и были зверьми, никогда не делали так. Может быть, потому, что скрывались от нее: уж слишком странным на человеческом лице выглядело это совсем не человеческое движение!

— Верно. Это она! — парень вдруг взялся за рукоять меча, висевшего на поясе, и потянул, вынимая его из ножен. Зан вскочила из-за стола, опрокинув табуретку, на которой сидела, тоже тянясь к рукоятям норлы, привычно висящей за спиной. Когда на нее нападали, ее тело начинало двигаться даже быстрее разума.

— Ты что, Намо?! — один из гвардейцев попытался его остановить, но тот лишь небрежно стряхнул его руку со своего плеча.

— Это она! Я узнал. Это ее я искал в Догате!

— Эй, Намо, или как тебя там, ты вообще о чем? — вступила в разговор Зан, она совершенно не понимала, почему именно этот Хозяин Леса вдруг решил начать убивать ее, а в его намерениях сомневаться не приходилось!

— Ты меня забыла? А я на всю жизнь запомнил твой запах, человечка! — взгляд темно-серых глаз, впившийся в ее лицо. Темнее, чем у Зан, цвета стали его меча, уже поднятого в боевую стойку. — Восемь лет назад. Лесная дорога где-то на границе Вольных Княжеств и Салевы, жалкий караван в две телеги и почти без охраны… Ты не помнишь, как вы убили мою мать?!

Зан грязно выругалась, помянув всех Темных Богов. А она-то думала, что это только с Хозяином ей удается встречаться в самых неожиданных местах! Жизни скольких же еще Зверей вплетены в ее судьбу?

Она вспомнила. Восемь лет назад; лесная дорога, ведущая на юг; маленький караван, почти не опасавшийся разбойников, потому что брать у них было особо нечего. Три белоснежные кошки — трое Лесных Хозяев, напавшие на него. Мать и двое подросших котят, выведенных ею, наверное, на первую настоящую охоту. Две маленькие рабыни, забившиеся в самый дальний угол телеги, в надежде, что там их не учуют, и третья, решившая, что следует убить хотя бы одну из кошек. Ножом загрызенного охранника она ранила одного из котят. Просто поцарапала, но кошка-мать бросилась на выручку своему детенышу, забыв об осторожности. Тогда-то ее и достал меч другого уцелевшего охранника. Котята убежали в лес — их никто не преследовал, а тело женщины (да, теперь уже женщины) осталось лежать на лесной дороге.

Зан всмотрелась в парня, стоявшего перед ней, невольно отмечая сходство. Высокий, худой, с ярко-рыжими волосами. Только вот у той женщины они казались потухшими, словно опавшая осенняя листва, а у него горели в лучах проникавшего сквозь высокие окна солнца.

— Твою мать убила не я! Ты знаешь это, — Зан отступила в сторону от стола, перешагнула через валявшийся табурет. Ей нужно было свободное место.

— Не волнуйся! — усмешка в уже совсем не человечьих глазах. — Ты просто осталась последней из того маленького каравана на лесной дороге.

Он метнулся к ней гораздо быстрее, чем мог уловить глаз простого человека. Стальным росчерком сверкнул меч, сверху и слева несущийся на Зан. Норлы-клинки, мгновенно оказавшиеся в ее руках, серебряными змеями метнулись ему наперерез. Встретили, перехватили, оплели. Зан могла бы своим коронным приемом свести лезвия, сбрасывая с них чужой клинок, но вместо этого повернула руки, вынуждая своего противника либо выпустить меч, либо продолжать удерживать, вывернув запястье под совсем не удобным углом. Она переместила вес всего тела на левую ногу, а правой с размаха ударила по запястью мужчины. Он вскрикнул, невольно выпуская меч, хотя, наверное, это больше было похоже на рык. Зан развела клинки-норлы в свою любимую двуручную стойку: один метит в живот, а второй в шею, и ринулась на мужчину. Ей ни на минуту не пришло в голову, что с потерей оружия тот успокоится!

Мужчина стремительно отступил назад, уходя из-под удара ее клинков. Позади него был стол, и человек, налетев на него спиной, наверняка потерял бы равновесие. На это и рассчитывала Зан, тесня его. Но Намо, даже не оборачиваясь, а словно почувствовав препятствие за спиной, просто вскочил на стол и тут же спрыгнул по другую сторону от него.

— Прекратите немедленно! Я Хозяина позову! — один из гвардейцев, воспользовавшись тем, что между противниками оказалось естественное препятствие в виде стола, попытался вклиниться между ними.

— Убирайся! — зарычал на него Намо. Он тряхнул рукой, на которой повис парень, и тот кубарем покатился по полу. Зан ругнулась, хотя она ведь и не думала, что без оружия он стал менее опасен.

Словно в подтверждение ее мыслей по кухне прокатилась волна раскаленной силы. Намо замер, сосредоточенно глядя в одну точку, а в следующее мгновение контуры его тела вздрогнули и поплыли, словно капля чернил, упавшая в воду. Он не пытался вернуть потерянный меч, он выбрал более действенное оружие — собственное тело.

Гвардейцы, которые до этого оттеснили женщин-поварих в угол кухни и оттуда наблюдали за происходящим, ринулись к выходу. Зан некуда было идти. Она смотрела, как человеческое тело на ее глазах переплавлялось в тело огромной кошки. Белоснежной с черными разводами на спине и боках, с серыми человечьими глазами. Еще доля секунды и смена облика будет завершена, и зверь бросится на нее.

Зан щелкнула рукоятями клинков, соединяя их в стальной шест, и прыгнула вперед через стол, двумя руками раскручивая перед собой сверкающую смертоносную мельницу. И кошка метнулась ей навстречу. Зан вскочила на стол и тут же присела на корточки, выставив над собой руки с зажатой в них норлой. Огромная лапа шире, чем ее предплечье, с когтями в два эцба длинной полоснула по рукояти, как раз по тому месту, где за долю секунды до этого находились пальцы Зан.

Девушка вновь схватила норлу, так вовремя подброшенную в воздух, и метнулась со стола. В первый раз кошка пролетела над ней, но кто знает, сколько ей нужно времени, чтобы развернуться? Нисколько! Зан почувствовала ее приближение: огромной смертоносной тяжести, несущейся на нее. И стремительно развернулась, выставляя перед собой норлу. Не на нее? Похоже, на этот раз Хозяин Леса решил избрать другую тактику. Побоялся, что человечка все-таки успеет развернуть свое оружие клинком вперед?

Огромная кошка с пола скакнула на шкаф, стоявший у стены слева от Зан. Оттолкнулась от него лапами, оставив на деревянной поверхности глубокие борозды от когтей, и уже оттуда, сверху и сбоку, метнулась на Зан. Слишком быстро! Так быстро, что черные разводы на ее шкуре слились в смазанное пятно. Зан поняла, что она не успевает развернуться. Значит, обойдемся так!

Она крутанула норлу вокруг запястья, перехватывая одной рукой поверх другой для большей надежности, и укладывая длинный клинок вдоль своего предплечья. Клинок, ставший и щитом и доспехом…

Когти кошки со страшным скрежетом полоснули по стали норлы, и Зан, не выдержав удара, принятого на плечо, покатилась по полу. Налетела затылком и плечом на угол какой-то тумбы, и только потом поняла, что остановив кошку, все-таки не смогла удержать свое оружие: даже двойной хват не помог. Ее норла валялась под столом в четырех аммах от нее. И она не успевала до нее дотянуться, потому что прямо на нее, через стол уже летел Хозяин Леса, похоже, твердо решивший расправиться с ней!

Зан зашарила руками по сторонам, пытаясь найти хоть какое-то оружие. Наткнулась на табуретку. Ничего такую, увесистую, — из цельного дуба. Ухватила ее за ножку. Белоснежный зверь летел на нее, и Зан не успевала даже перекатиться по полу, уходя от удара когтей, от клыков в огромной раззявленной пасти… Только ударить навстречу своим жалким дубовым оружием! Интересно, почувствует ли он вообще удара?

Другой уровень зрения рухнул на нее, мгновенно изменив мир вокруг. Ярко рыжее, до умопомрачения сложное и такое красивое кружево кошки, падающей на нее… Ее собственное, серебряное и кажущееся таким бледным. Зан нырнула вглубь него, безжалостно зачерпывая плещущуюся там силу. Она не думала, что будет после: если не сделать ничего сейчас, то «после» просто не будет! Сила из глубинных узлов хлынула к поверхности, в руку, уже замахнувшуюся табуреткой, в ноги, поджатые к груди, готовые принять удар огромного тела. Рухнувшего…

Массивная деревянная доска впечаталась в череп кошки и со страшным треском разлетелась в щепки. Человек не может бить с такой силой! Хозяин Леса взвыл от боли, а Зан в стремительном толчке распрямила ноги, ступнями, обутыми в легкие сандалии, — прямо в белоснежное беззащитное брюхо. Зверь был раза в два тяжелее ее, у нее просто не должно было получиться скинуть его с себя! Но кошка отлетела к стене, тяжело приложившись об пол боком. У человека просто не может быть столько силы!

Зан взвилась на ноги, одним движением перемахнув через стол, стремясь, чтобы он вновь оказался между ней и зверем. Не об этом ли говорил Зуру, когда утверждал, что она может быть сильнее? Зан вынырнула на первый уровень зрения: в кухне было слишком много мебели, и на том уровне она не слишком хорошо ее различала. Под ногой что-то звякнуло. Зан нагнулась и подхватила меч Намо, который выбила у него еще в самом начале. Железяка, судя по ее размеру, наверняка была тяжеловатой для нее, но сейчас она просто не почувствовала ее веса!

Кошка, мотая тяжелой головой и продолжая скалить огромные клыки, двинулась на нее. Один шаг, такой плавный, кажущийся таким медленным… Обманчиво медленным! Потому что уже второй переходит в стремительный прыжок, покрывший расстояние до стола. Всего один остался до девчонки, так спокойно стоящей посреди свернутых со шкафа кастрюль. Обманчиво спокойно! Потому что меч, небрежно опущенный и отведенный чуть в сторону, готов взвиться в любой момент. Хозяин Леса не может этого знать, но она-то чувствует, как серебристая сила густой волной растекается по ее кружеву, пульсирует в нитях, скапливается в узлах… Она сможет ударить, и предела не будет!

Кошка прыгает… Через двустворчатые двери, распахнувшиеся на этот раз внутрь, наперерез ей влетает еще одна, такая же белоснежная, в темных разводах.

Два зверя рычащим клубком тел покатились по полу. И воздух словно вспух, взрываясь горячей волной, дрогнул маревом, смазывая очертания. По полу катились двое людей. Нет, не так: два Хозяина Леса, принявшие человеческий облик! Один, рыжеволосый, полностью обнаженный, в котором Зан опознала Намо, оказался внизу, а второй, в темной одежде с такими же темными волосами, схватил его за плечи, с силой тряхнул, приложив затылком об пол. Зан не видела его лица, но в его фигуре, развороте плеч было что-то очень знакомое… Хозяин Родослав? Если бы не волосы, также собранные в хвост, но гораздо более длинные.

Сквозь двери в кухню ввалились, наверное, сразу с десяток гвардейцев, окружили и Зан, и двух мужчин на полу. Просто рассыпались по помещению, не доставая оружия, не собираясь ни на кого нападать, даже не догадываясь о том, что еще долю секунды назад она готова была броситься на любого Хозяина Леса! Долю секунды назад… Зан взглянула на свою руку, все еще сжимавшую чужой меч. Она, кажется, начинала чувствовать и его тяжесть, и неудобство слишком вычурной, изукрашенной драгоценными камнями рукояти. Зан с недоумением отбросила его прочь. Бой окончен. Кажется, самый бестолковый бой в ее жизни. Зан усмехнулась: она пришла в это поместье, чтобы отомстить Хозяину, а в результате мстить начали ей!

— Как ты? — перед ней остановился один из гвардейцев. Зан недоуменно посмотрела на него. Она протягивал ей ее норлу. Их взгляды встретились, и мужчина опустил глаза. Ей больше не удастся скрывать, что она знает, кто они такие. Сегодня она видела слишком много, и они знают это. И могут лишь предполагать, как она себя поведет! Зан приняла из рук мужчины норлу, повернула рукоять, раскрепляя ее на две, и привычным движением закинула клинки в ножны за спиной. Сжала кулаки, стараясь справиться с непрошеной дрожью.

— Нормально.

Зан шагнула в сторону, обходя гвардейца: она хотела видеть, что происходит в другом углу кухни. Темноволосый мужчина, тот самый, что был второй кошкой, уже поднялся на ноги и отряхивал свою черную одежду: суконные штаны и шелковую рубашку. Завязки на ее вороте разошлись, глубоко открывая обнаженную кожу на его груди, более светлую, чем у Родослава. Но в остальном как же он был на него похож! Зан скользнула по нему внимательным взглядом, забыв даже о Намо, которому гвардейцы, окружившие его, тоже помогли подняться.

Да, парень был похож на Родослава, но все же не он. Во-первых, он был моложе. Конечно, если старые сказки, приписывавшие Хозяевам Леса бессмертие, не врут, то разговор о возрасте звучит достаточно глупо. Но это было так: парень, стоявший перед ней, выглядел не больше чем лет на двадцать пять. Следующее, что бросалось в глаза, была его фигура — более стройная, гибкая, хотя нисколько не производящая впечатление более слабой. И он уже сегодня это доказал! И черты лица тоже словно более тонкие. Также аристократически правильные, но нос чуть менее массивный, губы чуть более пухлые. И как последний штрих — его волосы длиной ниже талии, выбившиеся из хвоста и рассыпавшиеся по плечам.

Словно почувствовав взгляд Зан, он вдруг тоже поднял на нее глаза, но ничего не сказал. Они вообще, все гвардейцы, не знали, что говорить. Как объясняться с человеком, почти месяц прожившим с ними под одной крышей и внезапно узнавшим об их истинной сути? И Зан ничем не могла им помочь.

Гвардейцы, стоявшие у двери, расступились, пропуская Родослава. Он цепким взглядом оглядел разгром, учиненный на кухне, отметил, очевидно, что все живы, и обернулся к тому темноволосому парню.

— Что здесь происходит, Ледь?

Парень коротко пожал плечами — ставший уже таким знакомым жест!

— Уже ничего, отец!

Зан вздрогнула. Как она могла не догадаться об этом сразу?! Кому еще мог доверить Родослав вести свои дела в Вольных Княжествах? Ради кого еще чуть не отложили операцию в доме адмирала? Только ради сына Хозяина. Сына ее врага!

Зан вышла из кухни, толкнув перед собой двери. Никто не стал ее останавливать: похоже, они тоже считали, что ей есть, о чем подумать.

А в комнате даже Кора не было. Очевидно, звереныш выспался, заскучал и отправился на очередную охоту, не дожидаясь возвращения своей хозяйки. Зан села на кровать, прижав пальцы к вискам. Как будто это могло помочь ей думать!

И с чего она была так уверена, что у боярина Родослава, у ее врага, нет детей, и вообще никаких родственников?! Никого, для кого он был бы дорог? Она просто никогда не задумывалась об этом. Потому что если бы подумала, расхотела его убивать? Зан хмыкнула: глупость какая! Если у него и есть родные, то они такие же Хозяева Леса, как и он, те же звери, заслуживающие только смерти! И тот темноволосый парень тоже?..

Она должна сказать: да! Она не может сомневаться!

Зан ругнулась, заметив темное пятно, расползающееся по подолу ее платья — это кровь капала с ее руки. От запястья до локтя шли три глубокие царапины, и они начинали болеть. И когда только этому Намо удалось зацепить ее? Зан вывернула локоть, стараясь рассмотреть их получше. Хорошо, что зацепил лишь слегка, иначе она бы осталась без руки. Погрузиться на другой уровень зрения, заставить разорванные нити кружева соединиться между собой, вновь наполнить их серебристой силой — слишком простая работа, слишком привычная и знакомая, чтобы отвлечь от мыслей.

Стук в дверь заставил Зан вскинуть голову, одновременно возвращаясь на первый уровень зрения. От глубоких царапин на ее руке остались только полоски молодой розовой кожи, да темное пятно сбоку платья.

Раньше никто из гвардейцев не стучал вот так в ее комнату. Они не заходили к ней, недвусмысленно давая ей понять, что и ее визиты к ним нежелательны. Что ж, сегодня все действительно изменилось!

Зан поднялась с кровати и распахнула дверь. Не убивать же они ее пришли? Для этого не стучат!

На пороге стоял Ледь. И Зан невольно отметила, что ростом он ничуть не ниже своего отца, то есть почти на два тефаха выше ее самой. Он развязал хвост, скреплявший волосы, и теперь они просто рассыпались по плечам — темные по темному шелку его рубахи. Он провел рукой по лбу, убирая за ухо выбившуюся прядь. Несмотря на всю свою ненависть. Зан всегда считала, что Хозяева Леса в зверином облике — самые великолепные существа в этом мире — смертоносные, но невероятно красивые! Кажется, сейчас она начала понимать, что это совершенство может распространяться и на человеческий облик.

— Могу я войти? — спросил он. Зан отступила в сторону, пропуская странного визитера, и закрыла за ним дверь. Задержала на ней руку: ей почему-то не хотелось оборачиваться, снова встречаться с ним взглядом, с непроглядно-темными, но совсем не страшными глазами! Она обернулась, но продолжала молчать, предоставляя ему право начать разговор, раз уж он зачем-то пришел.

— Я хотел бы принести извинения за действия Намо, — начал он. — Он не является моим вассалом, но тем не менее именно я привел его в этот дом, а значит мне и отвечать за все его поступки, — он замолчал, словно сказал то, что было заготовлено заранее, а теперь с трудом подбирая слова. — И еще мне, наверное, следует многое объяснить тебе? Мой отец, Хозяин Родослав, сказал, что ты служишь в его гвардии, но не знаешь… не знала о нашей истинной сути?

Зан хотела кивнуть головой, потом качнула: если честно, она, кажется, тоже начинала запутываться с временами глаголов!

— Ты ни о чем не хочешь спросить? — он, похоже, надеялся, что она поможет ему.

— Я предпочитаю не задавать вопросов, — проговорила она. — Потому что тебе могут не ответить. А могут, наоборот, — ответить. И заранее никогда не знаешь, что окажется хуже.

— Прости, но ты не выглядишь удивленной, — вдруг выдал он, — Зан. Тебя ведь так зовут? Ох, — он прикоснулся рукой ко лбу, — наверное, с этого и надо было начинать? Представиться…

Зан смотрела, как он прикоснулся рукой ко лбу. У его отца она никогда не видела этого жеста, совсем человеческого… Перед ней стоял один из Хозяев Леса, а она не могла поверить в это! Нет, ей, наверное, все же удастся заставить своей разум поверить, но вот возненавидеть… Зан попыталась представить его в далекой деревне на севере Махейна в образе огромной белой кошки, с шерстью, перепачканной в крови ее родных…

Восемь лет — это, кажется, слишком большой срок. Даже для нее, для которой тот опустевший сруб, запорошенный белым снегом, был единственным домом.

Что же случилось, если она смотрит на того, кто меньше часа назад был зверем у нее на глазах, и не может ненавидеть его?! Темные Боги, разве это возможно?!

— Я с севера Махейна, — проговорила Зан. Ледь качнул головой, не понимая, о чем она говорит, а она продолжила. — Я просто всегда знала о вашем существовании. В нашей деревне сказания о вас передавали из поколения в поколение. Восемь лет назад опять же видела, — Зан чувствовала, что теперь ей с трудом удается подбирать слова. Она опустилась на свою кровать, указав своему гостю на противоположную, пустующую. Ледь послушно сел. — Я удивлена, но, наверное, меньше, чем удивился бы кто-нибудь из местных жителей, которые никогда о вас не слышали, или из салевцев, которые считают вас просто глупой сказкой!

Ледь кивнул, показывая, что понимает, о чем она говорит.

— Вы Хозяева, — Зан в первый раз произносила эти слова вслух. Словно от этого они могли приобрести какую-то магическую силу? Она смотрела в глаза парня, сидящего напротив нее. Сейчас, когда он уже не возвышался над ней, было гораздо проще заглянуть в его глаза — такие черные, что в них не отличить зрачка от радужки, такие мягкие… Точно такие же, как у его отца. Ничуть не похожие. Как же ей заставить себя помнить: он Хозяин Леса. Сейчас он превратится в огромную кошку, смертоносную, способную только убивать!.. Ледь недоуменно усмехнулся.

— «Хозяева»? Так называют нас люди, крестьяне, прячущиеся по деревням и рассказывающие о нас страшные сказки. Мы оборотни! А «Хозяин» — это титул. Да и то так он звучит в переводе на человеческий язык. «Кай'е лэ» — это на Древнем языке, — он на секунду запнулся, словно вспомнив о чем-то. — Кай'е лэ Родослав.

— Кай'е лэ, — повторила Зан непривычный титул, словно прислушиваясь к его звучанию. — Правильно… Ледь?

— Я так и забыл, что сначала нужно… — он вновь прикоснулся ко лбу.

— Представиться! — невольно улыбнулась Зан.

— Мое имя Златополк, а Ледь — это мое прозвище для своих. Ты, конечно, тоже можешь меня так называть! — поспешно добавил он. А Зан вдруг только сейчас обратила внимание, что он пришел к ней совсем без оружия. Его отец никогда не расставался с мечом, который носил у бедра. У нее самой из-за плеч казались рукояти норлы… Может быть, поэтому ей не удается поверить, что он опасен, во всяком случае — для нее? Или это потому, что сегодня он бросился на одного из своих, чтобы защитить ее?..

— А почему «Ледь»? Какая связь со «Злотополком»? — спросила она.

— «Ледья» в переводе с Древнего языка — «золото», — он пожал плечами. — Вот и вся связь!

— А мое имя Зан, — теперь была ее очередь представляться. — Еще меня называют Звон Стали. Называли…

— Тебе это подходит, — вдруг произнес он, и Зан в первый раз за весь разговор почувствовала себя неуютно под взглядом его темных глаз. — Я никогда раньше не встречал человека, который смог бы справиться с оборотнем, да еще и с высшим! — принялся объяснять Ледь. — Ну, почти справиться, — замялся он. Зан не стала его разубеждать: может быть, именно этого Хозяина Леса она сейчас и не может представить своим врагом, но ключевое слово «сейчас»! Она не знает, что может быть дальше, и она слишком привыкла быть осторожной. Она не расскажет, насколько близко была к тому, чтобы убить уже летящую на нее кошку!

— Что значит «высший»? — вместо этого спросила Зан. Кажется, за один этот разговор она узнает о своих врагах больше, чем за всю предыдущую жизнь!

— Высший значит рожденный оборотнем, — принялся объяснять Ледь. — Они сильнее обычных. В здешней гвардии таких нет. Именно поэтому те гвардейцы, что были на кухне, когда Намо напал, не попытались тебе помочь. Они просто не смогли бы!.. Они, наверное, еще захотят лично объяснить тебе это.

Зан почувствовала, как на ее лицо наползает выражение недоумения, которое она не смогла скрыть. Хозяева Леса, которых она планирует убивать, собираются извиняться перед ней за то, что не защитили ее от одного из своих же! Она, кажется, вообще переставала что-либо понимать! Не одну себя…

— Там было двое гвардейцев и еще три женщины — тоже… оборотни, — она на секунду запнулась перед непривычным словом, — если я не ошибаюсь. И они бы не справились с ним? То есть один высший оборотень сильнее пяти просто оборотней? — если уж ей отвечают на вопросы, надо воспользоваться возможностью их задавать. — Или я говорю что-то не так?

Ледь качнул головой, словно раздумывая, отвечать ли ей, или просто подбирая нужные слова.

— Дело не в физической силе, — начал он. — Когда высший оборотень меняет суть, это провоцирует обращение других оборотней, не высших, которые оказались в непосредственной близости от него. А обычные оборотни, в отличие от высших, в зверином облике перестают контролировать себя, — Ледь запустил руку в волосы, откидывая их с лица, и так, из-под руки, посмотрел на нее, проверяя, понимает ли она хоть слово из того, что он говорит. — В общем, они побоялись, что скорее навредят тебе, чем помогут, если останутся! Они все правильно сделали, — закончил он, потом вдруг усмехнулся. — Я ответил на все твои вопросы?

— А ты пришел сюда отвечать на вопросы?

Он недоуменно пожал плечами, словно предоставлял ей решать.

— Я думала, ты пришел требовать жизнь за жизнь? — Зан и сама не поняла, почему произнесла это. Почему сейчас высказала ту мысль, что мелькала у нее в голове в самом начале, когда она только услышала стук в дверь. Потому что она уже и сама в это не верила? Или потому, что пыталась заставить себя вновь поверить? Ледь какое-то время недоуменно смотрел на нее, пытаясь понять, о чем она говорит. Потом раздраженно мотнул головой:

— Нет. Кроме того, что Намо, как я уже говорил, не мой вассал, ты ведь и не убила его.

— И что? — Зан упрямо качнула головой.

— Ты сама сказала: жизнь за жизнь. Ты ничего не сделала ему. Он не причинил вреда тебе.

— Я сказала уже ему, — поморщилась Зан, — могу повторить и для тебя: я не убивала его мать.

— Вот именно! — ей показалось или в темных глазах мелькнула искорка веселья? Она усмехнулась:

— Если следовать твоей логике, цепочку можно до бесконечности продолжать в обе стороны: его мать лично меня в том нападении даже не ранила!

— И именно поэтому я ничего и не собираюсь от тебя требовать! — на этот раз он уже действительно смеялся. Зан улыбнулась в ответ. А глаза Ледя вдруг резко стали холодными и очень серьезными, мгновенно напомнив его отца. — И тем не менее, я пришел предложить тебе жизнь за жизнь.

Зан молча смотрела на него, ожидая, пока он продолжит, объяснит свои странные слова. Если он считает, что она поняла что-то, то он ошибается. Она даже очередной вопрос не может задать, потому что не знает какой!

— Я предлагаю тебе стать одной из нас. Такой же, как мы.

Тишина в воздухе сгустилась, став плотной, словно осязаемой, и очень тяжелой. Зан попыталась выровнять внезапно сбившееся дыхание. Она должна была возмутиться в негодовании, она должна была в ярости броситься на него. Она, как минимум, должна была истерически расхохотаться…

— Как? — горло перехватило. Она бы не смогла продолжить, даже если бы захотела.

— Ты же говорила, что знаешь о нас?

— В сказках такого нет, — Зан мотнула головой, словно отбрасывая ненужные вопросы. — Я ведь правильно поняла, ты сейчас предлагаешь мне стать одной из Хоз… из оборотней?

— Да.

Его голос был так спокоен, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся! И за эту уверенность она должна была его ненавидеть! Она должна была броситься на него в ярости… Только вот ненависть еще не желала разгораться, словно костер, уставший за ночь. Только пепел пустоты, забивший все уголки ее души, и боль, дымом повисшая в воздухе, мешающая дышать.

— Как?

Кажется, она это уже говорила?

— Ну, это происходит в результате инициации, — проговорил Ледь. Кажется, ему тоже этот разговор давался нелегко. — Это достаточно сложный обряд. Если честно, я просто не имею права раскрывать тебе его суть, пока ты точно не решила. Но ты ведь согласишься?

— Нет.

— Почему?

Искреннее недоумение в голосе! Чего он ждал от нее? Восторга, радости, благодарности?..

Она должна была ненавидеть. О да, кажется, сейчас она начинала понимать, как именно она должна его ненавидеть! Как должна хотеть в ярости броситься на него, попытаться убить!

Только боль мешала вздохнуть, комком застревая в горле, мутной пеленой застилая глаза. Она же ведь не умеет плакать? С детства не научилась! Зан встала с кровати, словно просто больше не могла сохранять неподвижность. Ледь тоже встал вслед за ней. Поднялся. Плавно перетек. Люди так не двигаются! Зан не хотела смотреть. Просто не могла больше на него смотреть! Она отвернулась к окну — единственный способ в крошечной комнатке не видеть того, кто находится в ней вместе с тобой. И все равно она ощущала его присутствие, словно его взгляд, упершийся в спину, прямо в перекрестье клинков. Сейчас им не защитить ее и не спасти…

— Я уеду завтра утром. Хозяин Родослав, наверное, этого хочет?

— Мой отец приказал уехать Намо, сегодня же! Он, конечно, один из нас, но с другой стороны, его семья всегда предпочитала жить в Салеве отдельно от стаи. И он не имеет никакого права нападать на гвардейцев моего отца! — он вдруг резко замолчал и продолжил уже совсем другим тоном. — Ты не ответила мне?

— Я ответила, — она так и не повернулась к нему. Боли было слишком много. Всего было слишком. Слишком много узнала, слишком много поняла… Просто слишком! Настолько, что это уже невозможно было держать в себе, только выплеснуть криком!

Ледь что-то еще говорил. Зан не понимала его слов. Она, наверное, могла бы удивиться, что в ссоре между ней и одним из оборотней Хозяин Родослав встал на ее сторону… Она вздрогнула от звука закрывшейся двери. Он ушел. Он понял, что она больше не в состоянии продолжать этот разговор. И только тогда она решилась обернуться. Обхватила себя руками и медленно сползла на пол, спрятав голову в колени.

Какой ответ он ожидал от нее услышать? Она должна была быть благодарна за оказанную ей честь?!

Восемь лет — один путь, одна цель. Ненависть, заменившая судьбу. Один разговор, заставивший весь ее мир пошатнуться! Словно на дороге, по которой она шла, внезапно появился поворот. А за ним ее ждал дом. Не тот, который она оставила позади, другой… Но зато с гостеприимно распахнутой дверью.

Только вот она слишком хорошо успела узнать, что дома у нее нет и быть не может! Ее дом остался призраком под саваном снега.

Она верила, что ее семью убили Звери, чудовища, которых она должна уничтожить. Кто же знал, что они такие же, как она? Что у них тоже есть дом, семья, друзья? Что им не понаслышке знакомы такие понятия как верность и честь! И что они распространятся и на нее, если она примет их предложение стать одной из них! Они разрушили ее мир и теперь приглашали ее в новый? Стала ли она ненавидеть их меньше?

Такое искреннее недоумение в темных глазах в ответ на ее отказ! Конечно, как же она могла не понять: она же должна быть им благодарна! За все, что привело ее сюда; за все свою жизнь, сделавшую ее достойной оказываемой ей чести!

Усмешка кривила губы в оскале, истерический хохот комком застревал в горле, яда в ее мыслях хватило бы, чтобы заполнить океан…

Один день. Один разговор. Один человек… Не человек — Ледь. Златополк. Золото. Хозяин Леса. Сын ее врага!

А она не могла его ненавидеть. И от этого, кажется, боли было еще больше.

Она не могла его ненавидеть. Вот только его отца она ненавидела все также! И даже больше. И этого не изменить. Ни ей, ни ему.

После полудня в окна кабинета уже не заглядывало солнце, но от этого еще ослепительнее казалось сияние бликов на волнах залива, видного сквозь темную зелень деревьев. Мужчина, сидящий за массивным столом, вскидывает голову на звук открывшейся двери. Этому посетителю не нужно разрешения, чтобы войти. Сын, наследник, помощник… Он опускается в кресло с другой стороны стола, привычно перекинув через плечо длинные волосы. Хозяин ни о чем не спрашивает его, просто ждет, когда тот сам начнет разговор.

— Я предложил ей стать одной из нас, — Ледь прикасается рукой ко лбу — жест усталости, непонимания и чего-то еще, ускользающего в темноте взгляда.

— Зачем? — хотя Хозяин, кажется, ничуть не удивлен этим сообщением.

— Что значит зачем?! — вскидывается Ледь. — Ты же сам меня учил: я должен видеть людей, достойных быть в нашей стае! И только не говори мне, что она не подходит! Я не понимаю, почему ты сам не сделал этого раньше?

Пожатие плечами — не отказ от ответа, просто предоставленная возможность найти ответ самому:

— Что она ответила?

— Она отказалась! — искреннее недоумение в темных глазах.

— Поэтому я и не предлагал.

Глава 5. Два врага

А утро снова началось со стука в дверь. Зан открыла глаза еще до того, как поняла, что проснулась. Небо за окном было светло-розовым. Рассвет. А летом светает так рано… Зан мысленно стукнула себя рукой по лбу: это в ее родном Махейне летом солнце встает намного раньше, чем зимой, а здесь в южном Годруме в любой сезон рассветы примерно в одно и тоже время. И за восемь лет пора бы уже это запомнить! И проснуться наконец тоже не мешало бы.

Стук в дверь повторился. Не слишком требовательный, спокойный такой, но не оставляющий ни малейшего сомнения, что в покое ее не оставят. Зан вытянула руку из-под одеяла, намериваясь протереть глаза. Вместо лица рука встретилась с чем-то теплым и мохнатым, лежащим на той же подушке. Теплое и мохнатое зашевелилось и недовольно защелкало. Кор, только под утро вернувшийся с ночной охоты, однозначно считал, что рассвет не самое лучшее время для пробуждения.

Зан села на кровати, кое-как вытащив волосы из-под звереныша и выслушав в свой адрес еще одну порцию раздраженного щелканья. Со второй попытки протерла глаза. Помогло мало: это за окном уже рассвет и совсем светлое небо, а в ее комнатке по-прежнему висели густые темно-серые сумерки. Не дожидаясь очередного стука в дверь, Зан встала с кровати, завернувшись в одеяло, и пошла открывать. От кровати до порога была всего пара шагов, но пара шагов босиком по обжигающе холодному с ночи каменному полу… Так что дверь открывала уже вполне проснувшаяся Зан.

Открыв, она увидела одного из боярских гвардейцев, служивших вместе с ней. Судя по тому, что он был полностью одет и вооружен, сейчас как раз была его смена стоять на посту. Всем остальным в такую рань полагалось спать. Как и ей, впрочем, тоже.

Зан прислонилась лбом к распахнутой двери и молча уставилась на гвардейца. Тот, похоже, все понял из ее взгляда, потому что, коротко приветственно кивнув, сразу же перешел к делу:

— Зан, Хозяин велел передать, что ждет тебя у себя в кабинете. Прямо сейчас.

Вопреки стремительно заледеневавшим от соприкосновения с полом ступням Зан вновь начала сомневаться, а проснулась ли она?

— Меня?

То ли гвардеец сделал скидку на то, что она только что проснулась, то ли на то, что она просто человек, но взялся терпеливо объяснять:

— Зуру и Ледь у него уже час совещаются. Сказали позвать тебя.

Родослав, Зуру и Ледь совещаются. Это понятно. Но зачем она им? Не затем же, чтобы сделать ей еще какое-нибудь предложение в стиле вчерашнего?! Зан не уехала, как обещала: уехать сейчас означало бы отказаться от своей цели. Но она не знала, как долго еще сможет здесь оставаться. Зан медленно закрыла дверь. Потом вдруг спохватилась и, распахнув ее назад, окликнула гвардейца:

— Подожди, проводишь меня: я не знаю, где его кабинет!

Она не успела как следует изучить главный дом. Гвардейцам было особо нечего там делать, и ее слишком частые визиты могли бы показаться странными. Что ж, зачем бы ее не вызывали, по крайней мере она посмотрит на дом изнутри и особенно на те места, где любит бывать Хозяин Родослав.

Собиралась Зан недолго: натянула через голову платье, застегнула ремни сандалий, привычно закинула за спину ножны с клинками, пару раз махнула щеткой по волосам. Идти в купальню и приводить себя в порядок как следует было бесконечно лень. Да потом, ее ведь ждут? Острые коготки впились в подол ее платья, и звереныш, проворно перебирая лапками, забрался ей на плечо.

— Ты же спал? — Зан во второй раз за утро вытащила из-под него волосы. — А, понимаю, ты хочешь сказать: «Это тебе надо идти, а я прекрасно высплюсь и на твоем плече!»

Зан вышла в коридор к дожидавшемуся ее охраннику.

А в кабинете Хозяина горели свечи. Вместе с краешком солнца, показавшимся из воды в заливе, на которое выходило окно, впечатление было довольно странное. Как будто трое мужчин не выходили отсюда всю ночь. Гвардеец сказал, они совещаются час. Что ж, час назад было еще темно. А гвардеец, пропустив ее внутрь, закрыл за ней дверь, ничего не докладывая и не дожидаясь никаких указаний. Трое мужчин обернулись к ней почти одновременно: Родослав, стоявший возле огромной карты, занимавшей одну из боковых стен, и два его ближайших помощника, сидевших в креслах возле массивного стола. Ледь при ее появлении привстал, а Зуру ограничился приветственным кивком. Все верно: если из гвардии ее пока не выгнали, он ее непосредственный командир, а значит и кланяться надлежит ей. Зан и поклонилась. Ну, так, как она всегда это и делала… Да, Ледь и то поклонился ниже! Интересно, а он ее командиром себя не считает?

— Доброе утро! — Хозяин указал ей на еще одно кресло возле стола. — Мы бы хотели услышать твое мнение по поводу некоторых фактов. Это касается всем нам известного адмирала Тайко-Сида.

Хозяин и его помощники не смогли прийти к единому решению и решили спросить у нее? «Вслух бы такого не сказать!» — хмыкнула Зан, опускаясь в указанное ей кресло: командир не может чего-то не знать, он может поинтересоваться мнением подчиненного!

Кор на ее плече зашевелился, устраиваясь поудобнее, но не желая вылазить из-под волос. На столе, на подносе, стоял сервиз и чайник, исходящий паром. Ледь привстал со своего кресла, взял с подноса одну из чашек и, наполнив ее, протянул Зан. Нет, он определенно не считал себя ее командиром, раз уж взялся поить чаем! Зан аккуратно приняла протянутую ей чашку. Аккуратно не потому, что боялась расплескать дымящуюся паром жидкость, а чтобы не соприкоснуться с ним руками, такими близкими на хрупком фарфоре. Ледь заметил ее жест? Что-то дрогнуло в выражении его темных глаз, но говорить он ничего не стал. Зан приподняла чашку над блюдцем и поднесла ее к лицу, вдохнув аромат. Чай пах гвоздикой, анисом, бадьяном, цитрусовыми и чем-то еще, названия чему она даже не знала. С ума сойти! Зан отхлебнула, с головой погрузившись в аромат.

— Посмотри сюда! — Зан с сожалением отставила чашку на стол и подняла глаза на карту, на которую ей указывал Родослав. Карта была великолепная. Зан невольно сравнила ее с той, что она видела в кабинете у адмирала, и та от сравнения явно проиграла. Во-первых, эта была почти в три раза больше, а во-вторых, гораздо более точной и подробной. Побережье Ражского моря было прорисовано до мельчайших деталей, до каждой, даже самой незначительной, бухточки. А чего стоили, воткнутые в нее то тут, то там, специальные булавки с головками из темно-красного мрамора! То тут, то там… Зан задумалась. А ведь в их размещении была система! Для начала они были помещены только на те части карты, что изображали море, ни одна не заходила на сушу. Следующим бросалось в глаза то, что размещены они были неравномерно, а словно группками. Причем самые большие их сборища были в районах наиболее удобных заливов, бухт, крупных городов. А самая многочисленная, естественно, — у места, обозначавшего Годрум.

— Это корабли Тайко-Сида, — пояснил Родослав, указав на булавки, и Зан мысленно улыбнулась своей сообразительности. — На этой карте условно изображена их дислокация в прибрежных водах Ражского моря. Точнее, — он обернулся от карты на Зан, словно проверяя, понимает ли она его, — так они были размещены еще некоторое время назад. Сегодня ночью Зуру в городе встречался с одним человеком. И тот рассказал ему, что адмирал стягивает все свои корабли к Годруму. Так, — Родослав вынул одну из булавок и воткнул ее в новое место на карте, возле Годрума — как и было сказано. — Так, так и так.

Большая часть карты очистилась от темно-красных булавочных головок, зато возле мыса Ветров их втыкать было уже просто некуда.

— Два десятка его собственных кораблей плюс еще с полдюжины присоединившихся к нему вольных охотников, — задумчиво проговорил Родослав, скрестив руки на груди и любуясь на свое творчество.

— Мы считаем, что он собирается высадить своих пиратов на берег, чтобы напасть на нас! — произнес вдруг Зуру, до этого все время молчавший. Он встал со своего кресла и тоже подошел к карте. — Пираты не будут просто собираться в каком-то месте, если они не верят, что их там ожидает пожива! И очень не хотелось бы думать, что их добыча здесь, — Узловатый палец ткнулся в удивительно ровный полукруг, который боярин Родослав словно специально оставил свободным от булавок — залив Скоба. А Зан невольно отметила, что покрытым твердыми мозолями рукам этого вояки гораздо больше подходит рукоять меча, чем хрупкие изящные булавки. Да, о Хозяине такого точно не скажешь. Как, впрочем, не скажешь и обратного! Словно он будет уместно смотреться в любой ситуации, даже по уши в человеческой крови! Все равно у него на губах будет скользить эта усмешка того, кто знает больше других. Как же ей хочется стереть эту усмешку, содрать с его лица вместе с кожей!..

— Подожди! — Хозяин обернулся к Зуру и жестом руки попросил его замолчать. — Мы все здесь сказали уже все, что думаем. И не по одному разу. Теперь пусть свое мнение скажет Зан. Пока не наслушалась наших! — тонкие губы усмехнулись, а глаза в упор смотрели на нее. Она тоже поднялась с кресла. Как будто и ее заразила традиция этого маленького собрания выступать стоя. Она подошла к карте, и мужчины послушно шагнули в стороны, освобождая ей место возле нее. Кор выглянул из-под ее волос, приподняв голову с плеча, посмотрел круглыми темно-фиолетовыми глазами сначала на одного мужчину, потом на другого, беззвучно оскалил клыки и вновь свесил голову с шеи Зан. Он просто предупредил, чтобы Хозяева Леса не совались ни к нему, ни к ней. Зан только сейчас подумала: может быть, он отправился вместе с ней не потому, что не хотел оставаться один, а потому, что не хотел отпускать ее без присмотра?

Зан наклонилась, рассматривая аккуратную круглую точку с надписью «Годрум, город-порт» и зубчатый овал поменьше совсем рядом — «Цирк». Словно если она приблизится к карте вплотную, она сумеет разглядеть улицы города, миниатюрные дома и даже крошечных людей. Она смогла рассмотреть только волокна великолепно выделанного пергамента, на котором карта была нарисована.

— Сколько пиратов на его кораблях? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно. Ей ответил Родослав:

— Больше тысячи.

— Высадить их всех на берег, — покачала головой Зан, — означает начать настоящую войну. Он не пойдет на это.

— Почему?

Они втроем от карты обернулись к Ледю, задавшему этот вопрос. Он по-прежнему оставался сидеть в кресле, баюкая в одной руке фарфоровую чашку, а другой машинально перебирал длинные темные пряди своих волос, перекинутых через плечо. Темные Боги! Словно кошка, вылизывающая шерстку на лапе, для которой весь мир сосредоточился до одного этого самого уместного в мире движения!

— Потому что ему не позволят сделать это, — произнесла она, глядя в глаза Ледю, хотя обращалась скорее к его отцу. — Кто такой Тайко-Сид? — начала она объяснять свое мнение. — Мы называем его адмиралом. Его все так называют, но это лишь прозвище, неофициальный титул в пиратском кругу. На самом деле никакого звания у него нет! Официально он просто купец. Да, очень богатый и от этого очень влиятельный. Ему принадлежат доли во многих предприятиях города, цирк опять же, — Зан не удержалась от того, чтобы поморщиться. — Но на этом все. Никакой особой власти у него нет! Городом управляют пять аристократических семей. Тайко-Сид может бесконечно кичиться своим влиянием на них, но на то, чтобы развязать в городе войну, этого влияния не хватит!

Зан оглянулась сначала на боярина, потом на Зуру. Мужчины смотрели мимо нее друг на друга, словно молча обсуждали услышанное. А Зан вновь повернулась к карте, будто в хитросплетении линий, выведенных тушью по пергаменту, и россыпи темно-красных булавок могла найти подтверждение своей идеи. Возле идеально ровного полукруга, изображавшего залив Скоба, она увидела крошечный рисунок: стилизованный щит, а в нем клинок и отпечаток кошачьей лапы.

— Тогда зачем он стягивает корабли к Годруму? — спросил Зуру, и Зан вздрогнула от звука его голоса.

— Все зависит от того, насколько сам Тайко-Сид осознает истинные границы своей власти, — она пожала плечами. — Если не осознает, то он мог стягивать корабли в надежде развязать войну. Если же оценивал свое положение трезво с самого начала, то, возможно, рассчитывал оказать давление на совет города. Они ведь, если захотят, могут доставить вам определенные неприятности, Хозяин? — Зан подняла глаза на боярина Родослава. Тот улыбнулся ее словам, словно слышать это обращение от нее доставляло ему особенное удовольствие. Знал бы он, как давно она его так называет и какой смысл вкладывает в это слово!

— А что он будет делать, если все-таки планировал напасть, но ему не позволят? — Ледь отставил чашку на стол, переплел пальцы рук и потянулся, выгибая спину, до предела кошачьим жестом разминая уставшие от долгого сидения мышцы.

— Нападет, — Зан прикоснулась к пушистой кисточке хвоста ее иглозубого суриката, свисавшей с ее плеча, пропустила меж пальцев. — Отберет самых лучших своих бойцов, столько, чтобы отряд не бросался в глаза, и нападет.

— Без вариантов?

— Если бы дело было только в серебре… — пожала плечами Зан.

— А в чем еще?

Родослав и Зан повернулись к нему одновременно. И, похоже, даже с одинаковым выражением в глазах.

— Я захватил дочь Тайко-Сида, чтобы у него было больше причин вернуть нам серебро, — но ответил все же Хозяин. Ледь одним стремительным плавным движением поднялся с кресла (из глубокого мягкого и очень низкого кресла — даже не опершись руками!), шагнул к отцу, явно намереваясь ему что-то сказать. Остановился, не дойдя одного шага. Откинул с лица непокорные темные пряди волос и взглянул на Зан, словно понял, что об этом говорить просто не имеет смысла.

— Когда он нападет?

— Я не знаю, — она покачала головой. Смотреть на них — на двух оборотней, отца и сына, таких похожих, таких неуловимо разных… В этом было что-то, просто сводящее с ума! — Я недостаточно знакома с обычаями местной аристократии, чтобы сказать, сколько времени у них займет высказать ему отказ.

Родослав через ее голову посмотрел на Зуру, словно переадресовывал вопрос Ледя своему помощнику.

— Мы были в его доме четыре дня назад, — принялся вслух размышлять тот, зачем-то даже загибая пальцы, чтобы вдруг выдать. — Вчера.

На этот раз переглянулись Зан и Ледь, проверяя, правильно ли они поняли.

— То есть, конечно, нападение, скорее всего, будет ночью, — уточнил Зуру. Он поднял глаза на своего Хозяина. — Я прикажу увеличить караулы?

— Прикажи, — кивнул Родослав. Он явно считал, что уж с чем, а с караулами командир его гвардии разберется и без посторонних указаний. Ледь отошел от карты к столу, облизал два пальца и одну за другой загасил догоравшие свечи, словно подводя итог их совещанию. Как бы нелепо это ни звучало, Зан показалось, будто в комнате сразу стало светлее, словно до этого горевшие свечи не позволяли лучам взошедшего солнца заглянуть в кабинет.

Зуру коротко кивнул, принимая к сведению распоряжение своего Хозяина, потом вдруг перевел взгляд на Зан:

— Я признаю справедливость твоего мнения. Очевидно, мы не зря позвали тебя: ты достаточно хорошо знаешь адмирала.

Зан только кивнула в ответ, зарывшись пальцами в мягкую шерстку Кора на его спинке, пряча за этим жестом свое недоумение. Такое ощущение, что слова старого оборотня предназначались отнюдь не ей, а его Хозяину. Он что же, возражал, чтобы ее звали на это совещание? А Родослав настаивал? Хм, жаль, что она этого не видела! Было бы неплохо, если бы Хозяева Леса перегрызлись между собой. Хотя вряд ли дождешься!

— Я не была знакома с Тайко-Сидом, — качнула головой Зан и уточнила, — до того визита в его дом. Я просто старалась очень внимательно слушать то, что говорили о нем другие гладиаторы да и Али-Хазир тоже. Старший надсмотрщик часто общался с ним, а рабы… Как минимум половина из них попала на арену благодаря Тайко-Сиду, так что особо гоняться за информацией мне не приходилось, — объяснила она.

— Тогда почему ты его так ненавидишь? — голос Родослава заставил ее повернуться к нему. В темных глазах Хозяина словно отражением стояло воспоминание о лице Тайко-Сида, залитом кровью, хлещущей из разбитого носа. Ею разбитого. Зан поморщилась: как можно объяснить, за что ненавидишь человека, с которым ни разу не встречалась? Разве ненависть нуждается в аргументах? Вот если прощаешь, тогда стоит задуматься почему!

А ведь правда, забавно получалось: она помогает одному своему врагу в его борьбе против другого своего врага! Жаль только: когда боярин Родослав уничтожит Тайко-Сида, это не доставит ей такого удовольствия, как доставило бы, получись наоборот! Хм… А над этим можно подумать.

— Я была гладиатором на арене его цирка, — заговорила Зан, отвечая на вопрос Родослава. — Ему принадлежало мое умение драться, моя жизнь и моя смерть. А он все время хотел большего.

«Есть рабы, которые никогда не смиряются со своей судьбой», — эти слова когда-то давно сказал ей один старый раб. Он был прав. Зан видела достаточно таких — пленников, привезенных пиратами из их набегов. Они говорили, что не могут быть рабами, потому что этого не позволяет им их гордость. Зан не понимала, о чем они говорят. Она не знала, что такое гордость. Ей известно было только одно слово — свобода! И кожаного ремешка на ее шее точно так же, как и полоски золота, было слишком мало, чтобы ее свобода перестала принадлежать ей! И четыре дня назад она объяснила это Тайко-Сиду.

— Я до сих пор не могу понять, почему он решил освободить меня? — произнесла Зан.

— А он и не освобождал! — усмехнулся Зуру. Зан обернулась к нему так быстро, что Кор на ее плече недовольно заворочался, заново устраиваясь поудобнее. Родослав за ее спиной поморщился, всем своим видом приказывая командиру своей гвардии замолчать. Зан этого не видела. Она обернулась к нему, только когда он произнес:

— Он проиграл тебя. Сделал ставку на победу тех патийцев и проиграл.

— Ясно, — Зан кивнула. Она и раньше подозревала, что освободили ее не просто так. И уж точно она не собиралась благодарить Тайко-Сида! Хотя, с другой стороны, она ведь все же танцевала для него. Это ли не благодарность? Ее губы тронула едва заметная усмешка — так любимый ею вариант улыбки. Ее еще в школе учили тому, что она очень дорогая рабыня!

— А вот я не понимаю, о чем вы говорите! — Ледь обернулся к ним от стола. — Может быть, объясните? — в лучах рассветного солнца, падающих из окна, его волосы отливали сиреневым.

— Ну уж нет! — усмехнулся Родослав. — У меня для тебя на сегодня другие планы, чем пересказывать никому не интересные истории!

Ледь явно привычным движением собрал свои волосы в хвост и, вытащив из кармана кожаный ремешок, перетянул их.

— И что же это за планы такие?

— Идем! И ты, Зан, тоже! — больше всего ей захотелось удивленно вскинуть брови: ну, что еще? Но она лишь коротко кивнула, безоговорочно соглашаясь выполнять приказы своего Хозяина. — Зуру, займись усилением караулов.

Кивок командира гвардейцев мало чем отличался от ее кивка.

На плацу было пусто: тренировки гвардейцев должны были начаться лишь через час. Впрочем, только что принятое решение об усилении караулов фактически означало перевод поместья на военное положение. И как следствие могло значить и вовсе отмену всех тренировок. Но, похоже, не для нее. Иначе зачем было приходить на плац?

День здесь еще не начался. Косые лучи недавно вставшего солнца еще не добрались сюда из-за дома, и твердая утоптанная земля под их ногами казалась темно-серой. От подступавшего почти вплотную к плацу леса долетал аромат хвои, зато в воздухе не было такого привычного для окрестностей Годрума запаха пыли. Родослав прошел на середину плаца, а Ледь и Зан остановились на краю, ожидая его указаний.

— Я решил, Зан, что тебе нужна тренировка, — произнес Хозяин, объясняя, зачем они пришли сюда. — Ледь сегодня будет твоим противником. Так что выбирай себе оружие, — он кивнул головой на деревянный сарай, выстроенный сбоку от плаца, в котором хранились всевозможные деревянные мечи и прочие палки, которыми боярские гвардейцы увлеченно размахивали во время тренировок. Зан мысленно пожала плечами, но послушно двинулась в сторону указанного сарая.

— Мне тоже понадобится оружие? — спросил Ледь.

— Нет. Ты справишься и так, — услышала Зан, а потом Хозяин Родослав подошел к своему сыну, объясняя ему что-то еще, но этого Зан разобрать уже не могла, и ей это не понравилось. Что за тренировку придумал для нее Хозяин, в которой будет участвовать Ледь, но зато Зуру присутствовать не должен?

Она распахнула дверь сарая, как всегда не запертую, оглядела ставшие за месяц уже знакомыми полки и подставки, уходящие к потолку, остановила свой взгляд на длинном шесте — точной копии того, что сломала на первой же тренировке. Если ее можно было назвать тренировкой?.. За прошедший месяц ее отношения с деревянными мечами так и не сложились, и, похоже, даже Зуру уже успел с этим смириться.

«Надеюсь, Родослав не собирается меня переучивать?»

Зан вышла из сарая, расстегнула ремни ножен и пристроила свои клинки-норлы под навесом. Теперь ее оружием будет деревянный шест. Это было главное правило, действовавшее на плацу в поместье Хозяина — выходя на него, стальное оружие оставлять за его пределами.

А на вытоптанном прямоугольнике земли все немного изменилось: теперь в центре ее ждал Ледь, а Родослав отошел к краю. Зан шагнула к ним, но голос Хозяина заставил ее остановиться:

— Суриката тоже лучше оставь!

Кор вцепился коготками в ткань платья на плече Зан, едва не царапая ей кожу. Он прекрасно почувствовал, что именно сказал Родослав, и это ему отнюдь не понравилось!

«Ты все равно будешь рядом!» — попыталась успокоить его Зан: если звереныш не согласиться отпустить ее, просто так от платья его не отцепить. Заинтересовавшись происходящим, Ледь шагнул к ней.

— Кто у тебя там? — спросил он, остановившись в полушаге от нее и наклоняя к ее плечу. Зан отшатнулась так стремительно, словно его прикосновение было для нее смертельно опасным, а Кор наоборот метнулся в лицо оборотню, вырываясь из рук Зан, успевшей перехватить его. Шерсть на загривке звереныша вздыбилась, длинный хвост метался, лупя воздух и все, что попадалось по дороге, пасть оскалилась, демонстрируя два ряда острейших клыков. Ледь отступил назад, оценив реакцию и звереныша, и его хозяйки. В его темных глазах застыло странное выражение, которое у Зан никак не получалось истолковать. Сожаление?.. А ведь он нисколько не испугался.

— Это иглозубый сурикат, — пояснила Зан, тоже делая шаг назад и только после этого останавливаясь, решив, очевидно, что три шага, отделявшие ее теперь от Ледя, вполне достаточное расстояние. Кор, похоже, так не считал, продолжая угрожающе щелкать. — Он ненавидит кошек.

— И оборотней тоже! — хмыкнул Родослав, наблюдавший эту сцену со стороны.

«И он, в отличие от меня, не считает нужным это скрывать, дожидаясь одного единственного подходящего момента! Как же я иногда ему завидую!»

Воспользовавшись тем, что Кор, бросившись на оборотня, вытащил когти из ее платья, Зан ссадила его на землю на краю плаца. На противоположном от того, на котором стоял Родослав. И послав ему еще один успокаивающий образ, шагнула на утоптанную до твердости землю, где ее уже снова ждал Ледь. Она остановилась, не дойдя до него аммов шести, качнула в чуть отведенной в сторону руке шест, привыкая к его тяжести и балансировке. Все деревянные шесты, конечно, были практически одинаковыми, но в той манере боя, которую предпочитала Зан, оказаться существенными могли даже самые незначительные отличия. Она замерла, глядя на своего… противника? Ледь тоже не двигался. Просто стоял, также спокойно опустив руки, без оружия. Зан знала, что он должен быть без оружия. И все равно, повинуясь многолетней привычке, выработавшейся на арене цирка, скользнула взглядом по его фигуре, отыскивая тайники, где могли быть припрятаны ножи и другие неприятные для нее сюрпризы. Высокие сапоги из даже на вид мягкой кожи, доходящие до колен, брюки, заправленные в них, шелковая рубашка с как всегда расстегнутым воротом и рукавами, закрывающими запястья. Все черного цвета. И все равно, черное по черному, выделяются волосы, собранные в хвост и перекинутые через плечо. Он одет почти так же, как его отец, и от этого еще сильнее бросается в глаза различие между ними: Ледь выглядит более стройным, более гибким…

«Плащ скрыл бы это», — Зан вздрогнула от собственных мыслей, мелькнувших в голове. Хотя она ведь знает и так: ей никогда не забыть того дня, когда она впервые увидела Хозяина Леса. Ледь смотрел на нее темными глазами, такими похожими на глаза его отца, какими она запомнила их…

Интересно, она уже может начинать нападать на него? Хоть бы сигнал какой дали!

— Аммах ферте! — крикнул Родослав. И судя по тому, что Зан слов не поняла, предназначались они отнюдь не ей.

Они предназначались Ледю, и он-то их понял. Зан показалось, что он просто нагнулся зачем-то к земле, но волна жара, тут же докатившаяся до нее, все расставила по своим местам. Контуры человеческого тела дрогнули и расплылись, как будто Зан на минуту погрузилась на другой уровень зрения и тут же вынырнула назад. И поняла, что вернулась не туда… Потому что посреди плаца, в шести аммах от нее стояла огромная кошка. Роскошная белоснежная шерсть в лучах первого рассветного солнца отливала розовым, по бокам расходились причудливые извивы непроглядно-черных полос. Таких же темных, как волосы Ледя… И глаза тоже остались прежними. Абсолютно темные глаза, в которых не отличить зрачка от радужки, человеческие глаза на морде огромного зверя почти в три амма ростом… Кошки, замершей посреди крошечной лесной долины, занесенной первым снегом, защищенной от ледяного ветра темными елями, не сумевшими отвести беду от своих жителей. А где-то там, возле лап Хозяина Леса, бесформенной окровавленной грудой валяется тело человека. Уже мертвого… Уже не интересного! Особенно, когда перед ним такая забавная игрушка — маленькая девочка, беспомощно замершая на склоне холма! А между ними всего шесть аммов — лишь один прыжок для такой огромной кошки.

Зан шагнула назад, отступая, пытаясь увеличить разделяющее их расстояние. Почти бегство, почти паника… Много ли нужно маленькой испуганной девочке?..

Ей нужно свободное место для удара!

И одной этой мысли, вбитой в ее тело до автоматизма, одного ощущения чуть шершавого теплого дерева в ладони оказалось достаточно, чтобы Зан остановилась. Не Махейн — Годрум. Не первый день зимы — середина лета. Не Хозяин Родослав — всего лишь его сын. Не перепуганная насмерть маленькая девочка Занила. У нее теперь другое имя. И она еще тогда, восемь лет назад разучилась бояться. Теперь — только ненавидеть за то, что она вновь стала забавной игрушкой для Хозяев Леса!

Поиграем…

Зан отвела руку в сторону, привычно раскручивая палку вокруг запястья, прислушалась к мерному тихому свисту рассекаемого воздуха, плавно перекинула шест в другую руку — эффектный жест, отвлекающий внимание противника. И кошка послушно скользнула взглядом, провожая мелькание деревянной палки. Безотказный прием! А Зан уже скользнула на другой уровень зрения: именно для этого она и старалась выиграть время. И чуть не ослепла, взглянув на Ледя. «Хм, ослепла?..» Как будто здесь это было возможно! Вот что бывает, когда забываешь, что смотришь уже не глазами. Но, с другой стороны, как еще это описать? Кружево оборотня было настолько сложным и светилось так ярко, что Зан с трудом различала отдельные нити и узлы, а уж когда он прыгнул на нее!..

Темные Боги, да разве за этим она сюда ныряла?! Видеть, а не отвлекаться!

Стремительное серебристо-сверкающее пятно летело на нее — кошка раза в три тяжелее Зан. Ей не понадобятся ни когти, ни клыки. Она просто сшибет ее своим весом. Если попадет!

Зан пригнулась и скользнула в сторону, пропуская над собой вытянутые лапы зверя. Шест резко остановил свое вращение, перехваченный сразу двумя руками, и с размаху с глухим стуком впечатался в плечо оборотня. Собственная серебристая сила Зан, текущая по нитям ее кружева, на мгновение ярко полыхнула, вся сосредотачиваясь в одном месте — в ее руках от плеча до кончиков пальцев, слившихся с деревом палки, превратившихся в один блок, принявший на себя весь вес огромного тела, отшвырнувший его прочь!..

Оборотень, издав сдавленный мявк, покатился по земле, а Зан довершила разворот и остановилась, выставив перед собой шест. Она вдруг поняла, что видит не только кружево Ледя. Но и его самого: белоснежная кошка, темные разводы на боках, черные глаза, смотрящие на нее с совсем не звериным изумлением, кружево, казалось, словно просвечивающее сквозь шкуру. Будто она застряла между уровнями зрения! «Еще выше. Так», — теперь Зан совершенно отчетливо видела вся вокруг, а внутренние кружева (и Ледя, и ее собственное) казались лишь едва заметными тенями. Она очень надеялась, что этого окажется достаточно, когда он снова прыгнет… Сейчас! Темные Боги, как же быстро он двигается! Даже для нее — слишком быстро!

Шест блоком прямо перед собой, потому что оборотень прыгает точно также, словно надеясь пробить ее оборону простой силой, как будто предыдущий бросок ничему его не научил! Глупо… Невозможно! Но догадывается об этом Зан уже слишком поздно, когда огромная кошка совершенно не мыслимым ни для человека, ни для зверя движением, развернулась, прямо в воздухе меняя траекторию прыжка. И удар вытянутых лап пришелся не в тело девушки, а по выставленной вперед палке. На секунду показавшиеся когти в два эцба длинной впились в дерево, с глухим треском распавшееся на две неравные части. Зан отдачей повело в сторону, и удар, пришедшийся ей в плечо, отбросил ее на землю, хорошенько приложив спиной.

От удара о слишком твердый плац Зан задохнулась, словно рыба, распахнув рот. Ей удалось всего раз глотнуть воздух, и тут огромная кошка всей тяжестью рухнула на нее сверху. Широченные лапы впечатали ее плечи в землю, огромная морда наклонилась над ее лицом, темно-серый влажно блестящий нос замер совсем близко. Черные глаза, в упор смотревшие в ее, были полны такого веселья… Довольные победой над своей забавной игрушкой! Немного любопытные, почему победить ее удалось не сразу? Но ведь удалось же! Разве слабая человечишка может быть достойным противником?! Все, что в ней есть, это вкусная, горячая кровь!

Зан слишком хорошо помнит, как выглядит алая кровь, стекающая с белоснежной шерсти. Кровь ее матери, ее сестер на морде этой кошки! Не этой? Другой? Такой же! Как же она ненавидит их, тех, для кого они — всего лишь забавные игрушки, на которых можно охотится! Как же она ненавидит себя за то, что позволяет играть с собой, за то, что вынуждена ждать подходящего момента для одного единственного удара! Слишком слабая, чтобы ударить прямо сейчас!..

— Оба хороши! — косая черная тень Родослава пересекла плац и заползла на две по-прежнему лежащие на нем фигуры: зверя и человека. — Ты, Зан, купилась на старый трюк с двумя одинаковыми бросками. А ты вообще забыл, что в настоящем бою в руках у нее будет не шест, а норла! — Родослав подошел еще ближе, так что Зан смогла увидеть не только его тень. — Ты куда ударил? Не в середину, не по ее рукам, где у норлы рукоять, а в бок. Лапами, Ледь, ты бы угодил как раз по лезвию!

Оборотень наконец-то соскочил с Зан, и через минуту с земли плаца уже поднялся Ледь:

— Но ведь получилось же!

Просто котенок, играющий с мышью, которую принесла ему мать, даже не понимающий, что мышь под его лапой умирает по-настоящему! Интересно, а мыши умеют ненавидеть? Или они как люди, могут лишь бояться?!

Зан тоже встала, подобрала обломки своего шеста и, не оглядываясь, направилась за норлой. На краю плаца остановилась возле Кора, протянула ему руки и привычным движением посадила себе на плечо.

«Ты прав. Ты был прав с самого начала! Мы больше не будем ждать!»

Глава 6. Охота

Оказалось, что принятое на импровизированном утреннем совете решение об усилении караулов, коснулось и Зан тоже. Она уже месяц считалась гвардейцем боярина Родослава, но до этого ее никогда не ставили в дежурства. Ей говорили: это потому, что она недостаточно опытна. Зан знала: это потому, что она человек. Она не возражала: ее это вполне устраивало. Уж точно гораздо больше, чем необходимость полночи мотаться по поместью вдвоем с каким-нибудь оборотнем, гадая, то ли он нападет на тебя, то ли все же ты на него. Но сегодня, собрав после обеда всех боярских гвардейцев и раздавая им задания, Зуру объявил, что этой ночью Зан выйдет на свое первое дежурство. Он сказал: это потому, что поместье переведено на военное положение. Зан догадывалась: это потому, что вчера им пришлось раскрыть перед ней свою суть.

Она не расстроилась: для того, что она задумала, несение караула отнюдь не было помехой. Скорее даже наоборот — прекрасный повод выйти ночью из казарм, не опасаясь любопытных взглядов. К тому же был и еще один несомненный плюс: ее наконец-то пустили в оружейную и позволили ей выбрать для себя все необходимую экипировку! Жаль только, что Зуру отправился вместе с ней — вдоволь не побродишь, разглядывая и примеривая на себя все хранящееся здесь звенящее стальное богатство. У старого оборотня на сегодня была еще куча дел, и он не собирался тратить время на Зан. А в оружейной было на что посмотреть. Огромная зала, уставленная стеллажами, доверху забитыми всевозможным оружием и доспехами. Нет, в оружейной годрумского цирка его, конечно, было ничуть не меньше, но такого количества первоклассного оружия там точно не было!

Менять свое основное оружие, норлу, Зан, разумеется, не стала. Да, Зуру и не предлагал: он тоже считал, что даже среди окружающего их колюще-режущего великолепия найти что-то более качественное будет трудно. Зан ограничилась тем, что выбрала для себя пару длинных узких кинжалов и ножны к ним — одни крепились на запястье, а вторые — на бедро. Зуру кивнул, одобряя ее выбор, а потом предложил ей взять еще и метательные ножи. Зан задумалась, но потом все же согласилась. Метать ножи она не любила, и как следствие, не умела. (Хотя, может быть, и наоборот?) Но зато у нее прекрасно получалось прятать крошечные ножички между пальцев, нанося предательские, но от того не менее опасные удары. Довершил набор кожаный жилет с нашитыми стальными пластинами, который Зан выбрала вместо доспеха в основном за то, что надежно защищая грудь, живот и спину, он практически не стеснял движений. Зуру не стал возражать. Как успела уже заметить Зан, оборотни тоже не любили тяжелых громоздких доспехов. Они и так были достаточно сильны и выносливы, чтобы быть в состоянии принять удар, а терять из-за груды нацепленного на себя железа свое главное преимущество — скорость они явно не собирались. Может быть, Зан уже пора было жалеть, что оборотни не носили доспехов?

В свою комнату она вернулась, неся еще и сверток с выданной ей гвардейской формой: черные рубаха, брюки и отличные сапоги из тонкой кожи. Надев все это на себя, Зан взглянула в зеркало на свое отражение и усмехнулась. Они предложили ей стать оборотнем. Она отказалась. Тогда они сделали ее одним из гвардейцев… Она очень надеялась, что это лишь на одну ночь. Последнюю ночь… Эту ночь!

Волосы заплетены в косу. Ножны с разобранной на две половинки норлой на их законное место — на спине. Чтобы застегнуть ремни поверх укрепленного стальными пластинами жилета, пряжки пришлось передвинуть, увеличивая длину, но зато теперь они снова сидели как влитые. Ножны с кинжалом — на запястье левой руки. С другим — на правое бедро. Зан попрыгала, нагнулась, присела, проверяя, не давят ли ремни. Не без сожаления вспомнила о золотом ошейнике, так надежно защищавшем горло рабыни-гладиатора. Удобная все-таки была штука!

Ее смена должна была начаться на закате, а это значит, что ей пора выходить, если она собирается успеть все, что задумала. Зан оглядела комнату. Ее не оставляло ощущение, будто она что-то забыла. Что же такого важного она не взяла с собой? Зан усмехнулась, сообразив, чего же ей не достает. Одной неизменной части ее боевой экипировки — Кора!

Все верно, но его и не должно было быть. Она уходила одна: звереныш еще несколько минут назад серо-коричневой тенью выскользнул в окно. И отправился он совсем не на обычную ночную охоту. Сегодня охотиться будет его хозяйка, а он всего лишь немного поможет ей! Перед тем, как исчезнуть в опускающихся на поместье закатных сумерках сурикат пожелал ей достойной добычи. Зан усмехнулась, вспоминая: вообще-то оригинальный образ звереныша означал большую и вкусную добычу!

Зан вышла из комнаты, по-прежнему едва заметно улыбаясь: что-что, а вкусовые качества того, на кого она собралась охотиться, ее уж точно волновали меньше всего!

Она вышла из комнаты как раз вовремя, чтобы заметить оборотня-гвардейца — еще одного караульного на сегодняшнюю ночь, завернувшего в караулку — небольшую каморку возле выхода, в которой положено было хранить мечи тем гвардейцам, кто не имел своего оружия. Зан усмехнулась краешком губ: уж слишком сильно местная система напоминала ту, что была в годрумском цирке! Гвардейцы, конечно, были свободны и могли уйти из поместья в любой момент, но пока они служили боярину, они должны были беспрекословно выполнять все его приказы. Ночное дежурство, конечно, не арена, только вот того, кого следует бить, им указывали точно так же, как и рабам!

Своего противника Зан сегодня выбрала сама.

Она прислонилась к стене в коридоре, выбрав угол, куда не попадал свет из распахнутой двери, и принялась ждать, пока гвардеец, вооружившись, вернется из караулки и отправится на свой пост. Зан собиралась последовать за ним. Сегодня на разводе караулов она специально заметила, кто из оборотней в первую ночную смену будет дежурить у западной границы поместья. Ее собственный пост был на востоке — на побережье залива, но до темноты, когда должна была начаться ее смена, еще было достаточно времени, чтобы успеть прогуляться вслед за оборотнем к стене, ограждающей роскошный парк от внешнего мира.

Зан сквозь раскрытую дверь выглянула на улицу. Вот только как она пойдет за оборотнем, если солнце еще только собиралось садиться, и даже в лесу еще слишком светло, чтобы можно было просто красться вслед за ним. Мужчине достаточно будет всего лишь обернуться, чтобы заметить ее. Зан мысленно фыркнула, представив себя, объясняющей, что перепутала парк из туй с побережьем залива!

И вперед уходить бессмысленно: поджидать возле поста не получится. Лес там просматривается на многие аммы вокруг, и она не Кор, чтобы суметь там спрятаться. Значит, нужно искать решение. «В этом мире все проблемы решаются просто: ты их либо решаешь, либо не решаешь», — Зан хмыкнула, припомнив высказывание какого-то давно забытого философа, и погрузилась на другой уровень зрения.

Она уже примерно представляла, что собирается сделать. Она даже уже делала это однажды. Зан мысленно одернула себя. Кого она собирается обмануть? Именно это она не делала! Точнее, она пыталась, но ощущения в тот раз оказались настолько неприятными, что она немедленно прекратила эксперимент и предпочла к нему не возвращаться. Что ж, значит, сегодня она попробует еще раз. Как всегда она выбрала самое подходящее время и место для своих экспериментов!

«Отличное место и время, чтобы научиться становиться невидимой.»

А проделывала она это уже с Кором. И сейчас Зан не собиралась изобретать ничего нового, только перенести уже имеющийся опыт на себя.

Зан сосредоточилась на собственном кружеве, а затем посмотрела вне себя. Воздух внутри казармы отливал уже таким привычным перламутром. Серым для разнообразия — сумерки все-таки. Зан уже давно научилась не обращать на него внимания, если ей нужно было сосредоточиться на каких-то конкретных предметах, например, на кружевах своих противников во время боя. Но сейчас ей нужна была именно сила, разлитая вокруг. Сама суть воздуха. Зан потянулась наружу своего сознания, совсем не далеко. Зачем удаляться, если воздух есть везде, он окружает ее, подступает вплотную…

Серебристо-серая сила, заточенная в ее кружеве, соприкоснулась с жидким перламутром. Жидким?.. Нет. Еще менее плотным, скорее напоминающим туман или даже дым, так и норовящий ускользнуть меж пальцев. Дым ведь невозможно поймать, схватить, притянуть к себе! Его можно только попросить, поманить, дать почувствовать, что здесь есть что-то близкое ему…

Зан заставила большую часть собственной серебристой силы собраться в глубинных узлах внутри ее тела, словно спрятаться. А меньшая часть при этом тонким сильно разреженным слоем растеклась по самой поверхности ее кожи, стремясь стать как можно более похожей на перламутровую суть силы, разлитой вокруг. Наверное, так заманивают в ловушку зверя: лакомая приманка на поверхности и основная сила, до времени спрятанная в глубине.

Перламутр, словно какая-то густая жидкость, медленно стекался к ней. Отдельные капли и целые сгустки тянулись к ее собственному серебру, разлитому по поверхности кружева. И вот первые частички силы соприкоснулись с ним, на секунду замерли, готовые в любую секунду отпрянуть, а потом, не сливаясь, заскользили по нему, растекаясь над самой поверхностью ее кожи. И тогда чуть не отшатнулась сама Зан!

Только усилием воли она заставила себя по-прежнему неподвижно стоять на месте. Зан помнила, как тогда, в самый первый раз, нервничал Кор, с каким остервенением после того, как все уже закончилось, вычищал остатки перламутра из своей шерстки. Она помнила, как в прошлый раз не выдержала сама… Но только сейчас она вспомнила почему!

Растекавшийся по ее коже перламутр отделял ее от внешнего мира. Но это было понятно: иначе как он делал ее невидимой? Но при этом Зан и сама переставала ощущать окружающий мир! Точнее, переставала делать это так, как привыкла.

Зрение, обоняние, осязание и слух никуда не делись, только вот окружающий мир Зан теперь ощущала, словно через обволокшую ее сознание пленку. Хотя, почему словно? Сила, оплетшая ее кружево, такой пленкой и была. Только вот эта пленка была живая, с собственными ощущениями и собственным сознанием, которое теперь стремилось слиться с сознанием Зан, скрыть его под собой, растворить в себе! А она должна была просто стоять и терпеть это!..

Ей пришлось терпеть всего лишь мгновение, потому что потом…

День кончился. Воздух начинает медленно остывать, освобождаясь от зноя. Хотя здесь, так близко от старого леса, он не слишком сильно раскаляется даже в полдень. Дневной бриз еще не сменился на ночной, и с залива тянет прохладой, и солью, и ароматом водорослей, выброшенных на песок. А по воде в заливе от ало-оранжевого диска солнца, коснувшегося своим краем верхушек деревьев на берегу, в Ражское море пробежала сияющая дорога расплавленного огня. Здесь, от казарм, прячущихся за лесом, этого не видно. Как не видят здесь и рассветов, купающих солнце в водах залива. Их закрывает большой дом. Солнце здесь бывает только в полдень. Но и этого оказывается достаточно, чтобы прогреть толстые стены так, чтобы они до самого вечера отдавали накопленное тепло…

Зан чуть не заорала, заставив себя мысленно встряхнуться. Это не она! Это сила, разлитая в воздухе, может знать о солнце, садящемся за лесом, о том, как пахнет морская вода на закате, и о том, как тепла на ощупь каменная стена дома…

«Темные Боги!» Зан выругалась, стараясь сосредоточиться, собрать свое сознание, растекшееся по нитям перламутра. Она должна понять: это не она! Еще бы только знать, что же осталось от нее самой?

Дверь караулки вновь распахнулась, и на пороге показался оборотень-гвардеец, уже успевший вооружиться мечом.

Она должна пойти за ним, потому что ей нужно попасть на западный наблюдательный пост. Вот это ее! Сегодня ночью она больше не будет ждать подходящего момента — это тоже принадлежит ей. Темные глаза Хозяина, в которые она наконец заглянет… О да, это может быть только ее, потому что воздух ненавидеть не умеет! Ненависть, тлеющая под казалось бы безобидными углями, — это она! Ярость, готовая взметнуться пламенем, — это она! Жажда, сжигающая желанием действовать, превратить эту ночь в последнюю, — это она! Ждать — это воздух умеет, равнодушно наблюдая, как чередуются закаты и рассветы. А она больше не будет! Ненависть, заменившая ей всю жизнь, ее суть, жидкое серебро, струящееся по ее кружеву… О да, теперь Зан больше не боялась потерять себя. Она нашла то, что было ее якорем. И это оказалось так просто — ненависть… Потому что ненавидеть умеют лишь люди. Ну, может быть, еще оборотни… И, конечно же, Зан!

Оборотень-гвардеец, вышел из казарм, равнодушно скользнув взглядом по тому месту, где она стояла. Не остановился, не спросил ничего. Не заметил ее!

Зан выдохнула, только сейчас поняв, что невольно задержала дыханье. Она ведь совсем не была уверена, что у нее получится хоть что-нибудь!

А мужчина, перешагнув через порог, повернул направо и пошел по дорожке, змеей извивающейся между огромных деревьев, ведущей к западной границе поместья, и Зан бесшумно скользнула за ним.

Слой жидкого перламутра, перетекавший над поверхностью ее кружева, вдруг задрожал, норовя расползтись, распасться отдельными каплями, разрушая всю ее маскировку. Зан ругнулась, помянув Темных Богов. Что еще она сделала не так?! Основная часть ее силы по-прежнему стянута внутрь кружева, к глубинным узлам. Она ни одной лишней капли не выпустила к поверхности. Ее сознание больше не путается с сознанием внешней силы? Нет, это вряд ли может влиять. Только вот дрожь вновь волной прошла по перламутру!

Решение пришло внезапно, родившись из мерного шелеста крон высоко в серо-сиреневом небе. Она двигается! Стремительно идет через лес. Причем идет направлено к определенной цели! Воздух не ходит через лес. Ветер может нестись между стволов, но суть того воздуха, что она собрала внутри дома, не знает, как такое возможно.

Задумавшись, Зан наступила на сухую ветку, валявшуюся на дороге, и та предательски хрустнула под ее ногой. Мужчина-оборотень, от которого она отставала не более чем на два десятка аммов, оглянулся. Зан в очередной раз грязно выругалась. Ну, не учили ее никогда бесшумно передвигаться по лесу! А если она сейчас еще и невидимость потеряет, неприятной сцены с объяснениями ей точно не избежать.

Она не умеет бесшумно ходить по лесу… Воздух не знает, как можно двигаться по лесу… А кто умеет и кто знает? Не считая ветра — еще одного слияния своего сознания не пойми с чем она сегодня точно не выдержит!

Зверь, живущий в лесу. Ну, или хотя бы в нем охотящийся. Кор!

Похоже, она подумала это громко и направленно, то есть именно так, как нужно было, чтобы ее услышали, потому что в ее сознание тут же толкнулся обеспокоенный образ, пришедший в ответ от зверька. Ему не нравилось состояние его хозяйки, и он беспокоился. Зан автоматически расшифровала образ и только потом поняла, что это было невозможно! В смысле, невозможно его получить, ведь Кор находился далеко от нее, где-то в лесу. Она даже точно не знала где. Как же ему тогда удалось почувствовать ее? Неужели это из-за того, что ее сознание все еще тесно соприкасается с сутью воздуха? Попробуем!

«Я это моя ненависть», — еще раз медленно повторила Зан. Ей не нужно была как-то специально настраивать себя, доводить до необходимого состояния. Это всегда было в ней, лишь ждало разрешения всплыть на поверхность. И этого было достаточно, чтобы уцепиться за него прежде, чем позволить своему сознанию раствориться в окружающем мире.

Лес. Огромные деревья, гордо поднимающиеся в небо. Мощные, древние, но совсем не дряхлые. Полные силы. Такие же, как и их Хозяева…

Зан вздрогнула, мгновенно вылетев назад в собственное сознание, забыв и про невидимость, и про Кора, и вообще обо всем на свете. Нет, она конечно с самого начала подозревала, что с этим лесом-парком не все так просто, но чтобы настолько!

Деревья не были живыми, не были одушевленными, как это рассказывалось в некоторых сказках. Но они Были. По-другому не скажешь!

Оборотней не зря называли Хозяевами Леса. И отнюдь не потому, что они в этом лесе жили или охотились. Они, их сила и их суть были как-то связаны с тем Древним Лесом, что стоял на северной границе княжества Махейн. С тем Лесом, что стоял на севере материка, когда ни княжества, ни даже просто людей еще вовсе не существовало! И переселившись сюда, на юго-запад, к мысу Ветров, оборотни привезли с собой частичку своего Леса. Потому что иначе просто не могло быть!

Зан не смогла бы ответить на вопрос, в чем заключается эта связь, что она дает оборотням. Она не поняла. И если честно, ей совсем не хотелось пытаться это выяснить. Ей было достаточно знать только одно: Лес не живой, не одушевленный, он не придет на помощь своим Детям, когда она начнет их убивать!

Зан потянулась сознанием к Кору. Забыв о воздухе и о лесе вокруг, просто представила себе своего звереныша. И увидела его. Он сидел на ветке какого-то дерева, очевидно, где-то довольно высоко над землей, потому что ветка едва заметно покачивалась. Темные круглые глаза смотрели прямо на Зан, словно могли ее видеть. Но ведь она же может!

«Научи меня ходить по лесу!»

Не мысль, не слова — образ. И другой образ в ответ: сухая хрусткая хвоя под лапками. Четыре или только две — не важно, главное — распределить вес и слушать. Лес — это ведь не только деревья, он полон и другой жизни, той, за которой можно охотиться. Ты ведь за этим вышла сегодня в лес? Вспомни о своей цели и иди к ней. Стремись к ней, лети к ней! Сухая хвоя под лапками… Хрусткая? Она будет мягкой словно пух, она больше не будет предательски шуметь под твоими шагами, потому что ты не человек. Ты хищник, вышедший сегодня на охоту!

Зан скользила по дороге, стелилась над дорогой. Она помнила о своей цели. Совсем не о западном наблюдательном посте. На сегодняшней охоте ее интересует совсем другая дичь!

Зан позволила себе сократить расстояние до мужчины-оборотня. Он больше не оглядывался: ведь нападать на поместье должны были извне! Он просто шел по дороге, и Зан шла за ним. Туда, где был размещен западный наблюдательный пост, и где их уже должен был ждать Кор.

Зан точно знала, что именно она собирается делать. Она долго ждала, выбирая единственно правильный момент для нападения. Было ли в этой ночи что-то, что делало ее действительно подходящей? Безусловно! Но, может быть, лишь то, что она сама решила сделать ее такой? Теперь все просто. Это принять решение было сложно. А придумать, как действовать, — это у Зан всегда хорошо получалось! Этой ночью боярин Родослав и Зуру ожидали нападения на поместье людей адмирала Тайко-Сида. Чем не подходящая ночь? Один ее враг поможет ей справиться с другим ее врагом. А она в этом поможет ему.

Оборотень и Зан вслед за ним углублялись все дальше в лес. Между широко отстоящих друг от друга деревьев, стволы которых в сумерках казались черными, призрачным светлым пятном мелькнула каменная ограда. Зан хорошо помнила, как в первый день шла по дороге, огибающей парк с той стороны каменно-чугунной стены. Деревья за ней просматривались на аммы вокруг. Парк был пуст, и тем не менее, когда Зан подошла к воротам, ее уже ждали, а это значит, что за ней следили всю дорогу. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы выяснить, как именно была устроена охранная система в поместье боярина Родослава. Все оказалось очень просто. В смысле, просто для оборотней, населявших поместье. И совершенно немыслимо для обычных людей.

На западе поместья наблюдательный пост был всего один, зато расположен он был так, что с него прекрасно просматривалась дорога — единственный путь сквозь окрестные скалы к дому Хозяев Леса. А не заметила его Зан потому, что ей, как и любому другому человеку, не пришло в голову посмотреть на два десятка аммов вверх, где возле вершины одного из деревьев и была сооружена наблюдательная площадка. Человек на нее забраться бы не смог: ветви на деревьях начинались на высоте примерно двух человеческих ростов, и ствол в полтора обхвата толщиной был абсолютно ровным. Но ведь обитатели поместья были не только людьми!

Конечно, Зуру, когда показывал своему новому гвардейцу это хитрое сооружение, сказал, что есть специальная веревочная лестница, которая спускается вниз и затем снова убирается наверх. Зан попросила разрешения подняться. Зуру отказал, сказав, что для этого еще будет время. Он был очень убедителен, но Зан знала правду: на гладкой темно-коричневой коре дерева то тут, то там были видны глубокие совсем свежие царапины от когтей. Что может быть проще для огромной кошки, чем забраться вверх по дереву или спуститься по нему? Только наблюдать за дорогой, уже человеком устроившись на площадке.

Вот на это-то наблюдательный пост Зан и нужно было пробраться. Проблема была в том, что он никогда не пустовал: один часовой не покидал своего поста, пока ему на смену не приходил новый. Во всяком случае, не должен был покидать. Но ведь Кор обещал помочь?

Зан посмотрела вверх, отыскивая среди густых ветвей знакомый навес. Да, с земли разглядеть его было непросто, даже если точно знаешь, что ищешь! Зан даже засомневалась, сумела бы она самостоятельно найти в сгущающихся сумерках нужное дерево? Только когда идущий впереди оборотень остановился, Зан поняла, что они пришли.

Сверху гвардейца заметили, может быть, даже раньше, чем мужчина подошел к дереву, потому что сразу же вниз по стволу, ловко перепрыгивая с ветки на ветку, заскользила огромная кошка. Зан невольно залюбовалась на то, с какой легкостью двигается ее великолепное сильное тело. И еще она подумала о том, что скоро начнет отличать одного Хозяина Леса от другого даже в их зверином обличье, потому что у каждой кошки был свой неповторимый окрас. Например, полосы на шкуре этого оборотня были не черными, как у Хозяина или его сына, а серыми и какими-то нечеткими, словно размытыми.

С последней ветки кошка просто спрыгнула на землю, мягко спружинив об опавшую хвою четырьмя лапами. На мгновение замерла, потом ее фигура потеряла четкость очертаний, словно пытаясь раствориться в воздухе. По нервам Зан, ставшим особенно чувствительными из-за силы, соединенной с ее сутью, ударила горячая волна, которую оборотень взметнул своим изменением. И в следующее мгновение с земли поднялся уже человек — обнаженный мужчина — один из гвардейцев боярина Родослава. Наклонившись к земле, он разворошил верхний слой хвои, достал из тайника, устроенного среди корней туи, сверток с формой и принялся одеваться, одновременно рассказывая что-то своему сменщику.

Зан ждала. Она знала, что сейчас мужчины обменяются новостями, один уйдет, а второй займет место на сторожевой вышке, и тогда будет поздно — ей туда уже не пробраться. То есть, не пробраться тихо. А значит, не имеет смысла пробираться вообще. Зан чувствовала, как колотится ее сердце, где-то чуть ли не в горле. Ей снова приходится ждать, даже когда она приняла решение действовать!

«Где же Кор?!»

С одного из деревьев примерно аммах в тридцати к югу от того места, где они стояли, со страшным грохотом рухнуло что-то тяжелое. Ветка? Мужчины вздрогнули, одновременно оборачиваясь в ту сторону. А Зан усмехнулась: она не знала, как такому маленькому Кору удается поднять столько шума, но получалось это у него отлично! Мужчины замерли, вглядываясь в ту сторону, откуда раздался шум, но идти проверять пока не спешили.

Пронзительный птичий крик разорвал тишину закатного леса. Заполошное хлопанье крыльев над головой, и снова крик на этот раз уже нескольких птиц. Гомон, словно по нарастающей, покатился по лесу. Птицы одна за другой взмывали в воздух, покидая свои гнезда, так, будто к их деревьям уже подбирался огонь лесного пожара, или они учуяли какого-то огромного и очень страшного хищника, чужого в их лесу!

Мужчины переглянулись и стремительным шагом направились в сторону поднявшегося переполоха, проверять, что же все-таки происходит. Снова рухнула ветка, по пути сбив хвою со всех своих товарок, на этот раз еще дальше в лесу. И снова пронзительные вопли птиц, поднятых со своих разоренных гнезд. Кор прекрасно знал, что он должен сделать, — он уводил оборотней подальше от сторожевой вышки.

А Зан наоборот скользнула к ней. Замерла, прикоснувшись руками к стволу, дожидаясь, пока мужчины скроются за деревьями, и сбросила с себя невидимость. Для того, что она сейчас собиралась проделать, ей понадобится все ее умение и ей уж точно будет не до поддержания маскировки. Он встряхнулась всем телом, как большая собака после купания стряхивает со своей шерсти капли воды. Нестерпимо захотелось провести руками по телу, обирая остатки налипшего перламутра. Странно, она ведь одета, почему же тогда не проходит ощущение, что что-то липкое и инородное пристало к ее коже?

Зан заставила себя сосредоточиться, отбрасывая в сторону все ненужные мысли. Она достала из ножен на бедре и запястье два тонких длинных кинжала. Они были прекрасной ковки, и Зан надеялась, что они сумеют выдержать ее вес. Она подняла глаза вверх, к смотровой площадке, едва различимой сквозь перекрестье ветвей. Через пару минут она будет там. И никак иначе, потому что больше времени ей никто не даст.

А ствол толстый — не обхватишь, и гладкий. Кора, конечно, шершавая, но человеку по нему все равно не забраться. Зан хмыкнула: ее не интересовали люди. Никогда не интересовали. Только кошки.

А вместо когтей прекрасно сгодятся кинжалы!

Серебристая сила, которую она до этого старательно стягивала внутрь кружева, повинуясь ее приказу, теперь хлынула к поверхности. Глубинные узлы мгновенно побледнели и сжались опустошенные, зато нити налились и вспыхнули силой. Зан почувствовала, как необыкновенная легкость наполнила ее тело. И вместе с ней пришла уверенность в собственных силах и в успехе того, что она задумала!

Кинжалы вонзились в плоть дерева, вошли в нее так легко, словно им встретилась не твердая древесина, а растаявшее масло. Зан повисла на руках, упершись ногами в ствол дерева. Вытащила один из кинжалов и, подтянувшись, снова вогнала его в ствол на амм выше. Еще раз подтянулась и повторила то же самое с другой рукой, перебирая ногами по стволу. Главное: не позволять себе выныривать на первый уровень зрения, а силе вновь утекать к глубинным узлам. Сегодня серебру в ее кружеве придется хорошенько поработать!

А дерево оказалось не таким уж высоким. Когда стоишь на площадке, зацепившейся практически за его вершину. Уж точно ниже, чем оно кажется, когда висишь примерно на середине ствола, дыхание прерывается, мышцы закаменели, уже даже несмотря на подпитывающую их силу, и не слышишь ничего кроме шума собственной крови в ушах! Правда, после первых шести или семи аммов дело пошло немного полегче: стали попадаться ветки, за которые можно было уцепиться рукой или опереться ногой. Легче на следующие аммов десять. А потом сбившееся дыхание, сведенные судорогой мышцы и далее по списку!

Зан убрала кинжалы в ножны и огляделась. Открывающийся со сторожевой площадки вид действительно потрясал. Особенно учитывая то, что здесь солнце еще не зашло, и сквозь темно-зеленую хвою через лес протягивались кружевные лучи ало-оранжевого солнца. Зан прищурилась, подставив лицо его прикосновению. Дорога, уходящая на северо-запад, к Годруму, просматривалась чуть ли не на полфарсаха* [*Фарсах — мера длины, приблизительно равная 6 км]. И все поместье тоже было как на ладони: и дом, и берег за ним, и даже залив. Жаль времени, чтобы просто постоять здесь подольше, не было. Отсюда, наверное, потрясающе смотрится рассвет. Зан хмыкнула, представив, как она упрашивает Зуру поставить ее на дежурство в утреннюю смену, и доказывает ему, что она ничуть не хуже оборотней лазает по деревьям!

И кстати, на смотровой площадке, как Зан и предполагала, никакой веревочной лестницы и в помине не было, зато на деревянном настиле то тут, то там, виднелись следы когтей. Кажется, Зан ошиблась в своем предположении, и проводить дежурство оборотни предпочитали все в том же зверином обличье, в котором и поднимались на площадку. Что ж, в этом была определенная логика: ночью звери видят куда дальше людей!

«Интересно, а если нужно подать сигнал тревоги, они тогда уже перекидываются?»

Вопрос был совсем не праздным, потому что сигнальное устройство, придуманное хозяевами поместья, вряд ли предполагало использование с помощью звериных лап. Пожалуй, это было самое интересное во всей системе охраны. Уж точно гораздо оригинальнее смотровой площадки, спрятанной в ветвях дерева. Сообщения от одного наблюдательного пункта к другому передавались с помощью световых сигналов. А устройств для этого, строго говоря, было два — одним пользовались днем, а вторым — ночью. Ночной вариант представлял собой лампу, к которой хитрым образом крепилось несколько отражателей, что позволяло дежурящему на площадке гвардейцу в случае опасности послать сигнал тревоги строго в одну строну — к дому, где располагался главный сторожевой пункт. С земли огонь в лампе при этом оставался совершенно не заметным. Дневной вариант сигнального устройства — несколько скрепленных между собой зеркал. Где бы на небе не находилось солнце, его всегда удавалось поймать и послать лучик туда, куда нужно.

Зан спросила объяснявшего ей все это Зуру, а что будет делать гвардеец в пасмурный день: солнца нет, но слишком светло, чтобы с большого расстояния разглядеть огонек, зажженный в лампе? А Зуру вместо ответа спросил, помнит ли она, когда был последний пасмурный день в Годруме? Зан честно задумалась. В результате пришла к выводу, что систему охраны поместья можно считать вполне надежной. Сама она уж точно не собиралась ждать столько времени!

Зан подняла с дощатого настила сигнальную лампу. Небольшой резервуар для масла, закрепленный в нем фитиль, хрупкое выдутое стекло, как крылья уродливой бабочки, стальные гладко отшлифованные пластины. Они прикрывают огонь, но они не защитят, если она ударит стеклом о ствол дерева. Зан представила, как осколки звонкими брызгами разлетаются по деревянному настилу. Еще и лапы оборотню порежут!

Она заставила себя остановиться: еще не время выдавать себя. Ей нужно испортить сигнальное устройство так, чтобы гвардеец не заметил этого. Конечно, он все равно это обнаружит, когда нужно будет поднимать тревогу, но тогда будет уже слишком поздно!

Зан покрутила колесико, удерживавшее фитиль в напряжении, и вытащила из лампы промасленную веревочку. Мелкая деталь, если не присматриваться, ее отсутствия и не заметишь, но без нее лампа гореть не будет просто потому, что нечего будет поджечь. Зан размахнулась, и зашвырнула фитиль в лес. Даже оборотень не найдет! Потом аккуратно поставила лампу на прежнее место и принялась спускаться.

Она сделала на смотровой площадке все, что собиралась. Всего лишь крошечный фитилек, но теперь гвардеец, заметив приближающихся к поместью людей Тайко-Сида, не сможет подать сигнал тревоги, вовремя предупредить гвардейцев, основные силы которых стянуты к главному дому и берегу залива. Они ждут нападения с моря. Зуру говорил об этом на сегодняшнем разводе гвардейцев. Поэтому западную границу поместья охранял всего один часовой. Зан знала, что все будет по-другому. Она достаточно общалась с рабами в годрумском цирке из тех, что были захвачены адмиралом и его людьми. Они рассказывали, что он никогда не нападал на крупные хорошо вооруженные порты. На борту его кораблей просто не было необходимого тяжелого вооружения! Пираты могли высадиться возле какой-нибудь беззащитной деревушки, но в большинстве случаев они предпочитали нападать именно на корабли в открытом море. Зан знала, но не стала говорить, что адмиралу уж точно нет никакого резона идти через весь прекрасно просматриваемый и простреливаемый залив Скоба, если все равно придется высаживаться и драться на берегу. Гораздо проще бросить якорь в какой-нибудь крошечной бухточке, которых так много на сильно изрезанном близ Годрума побережье Ражского моря, и уже оттуда пешком идти на штурм поместья!

Адмирал Тайко-Сид вряд ли знает, как прекрасно налажена система наблюдения и оповещения в поместье боярина Родослава. Была налажена. Теперь гвардейцу, который будет дежурить на площадке, оставшейся над головой Зан, останется только беспомощно смотреть, как люди Тайко-Сида приблизятся к поместью, переберутся через огораживающую его стену и двинутся в сторону главного дома, внезапно обрушившись на ожидающих их совсем с другой стороны оборотней! Зан не открыла перед адмиралом ворота, но она сделала что-то очень близкое к этому.

Она повисла на руках на нижней ветке дерева, спрыгнула и перекатом погасила силу удара. Тут же вскочила на ноги и бросилась прочь. Она уже видела, что к смотровой площадке возвращаются гвардейцы, и ей совсем не хотелось с ними встречаться. Зан бежала через лес, стремительно погружающийся в ночной мрак. Скоро совсем стемнеет, и ей нужно успеть к этому времени быть на берегу залива: ей этой ночью еще стоять на страже.

Она добралась до берега Скобы, когда стемнело, то есть как раз успела к началу своего дежурства. Кор догнал ее, когда она огибала дом, ярко освещенный масляными лампами, и по лестнице на каменистый пляж они спускались уже вместе. Мордочка у зверька была донельзя довольная: похоже, ему и самому пришелся по душе устроенный в лесу переполох. Над лесом небо было еще светлым, а на залив уже успела опуститься ночь с частой россыпью ярких звезд. Сегодня было безветренно, и волны с тихим шорохом перекатывали гальку, слышно было, как шипит, расползаясь, оставленная очередной волной пена.

Зан огляделась. Если честно, она весьма слабо представляла себе, как должно проходить несение ночной стражи. Во всяком случае, с чего оно должно начаться. На пляже не было разведено ни одного костра, вообще ни одного огня — очевидно, чтобы не мешать гвардейцам наблюдать за заливом. Ничего, что бы указало Зан, куда ей следует идти.

Кор, сидевший возле ее ног, раздраженно защелкал. Зан обернулась в ту сторону, куда он смотрел, и увидела трех мужчин, приближающихся к ним. Не пираты Тайко-Сида — гвардейцы. Оборотни. Хвост Кора скользил по земле, обметая с камней песок, — первый признак его плохого настроения. Дальше будут оскаленные клыки и выпущенные когти. Ну, а потом уже можно и напасть. На тех, кто не понимает предупреждений.

«Не дичь!» — приказала ему Зан. Звереныш был слишком возбужден недавней охотой. «Пока не дичь», — добавила Зан.

Она стояла на месте, просто позволив мужчинам подойти к ней. Когда между ними оставалось не более десятка аммов, Зан наконец-то узнала их: двое боярских гвардейцев, а третий — Ледь. Зан внутренне напряглась. Что он здесь делает? Зуру не говорил, что сын Хозяина тоже будет в ночном карауле.

Мужчины подошли к Зан, коротко кивнули, здороваясь.

— Ну, теперь можешь принимать пост, — произнес один из гвардейцев, обращаясь к Ледю. Тот пожал плечами:

— Рассказывай.

— Да я тебе все уже сказал, — усмехнулся гвардеец, потом вдруг повернулся к Зан. — Ну, ладно, для твоей напарницы повторю. Все тихо и спокойно. Ваш участок берега отсюда и до тех скал, — мужчина махнул рукой на север. Зан послушно оглянулась, но ничего кроме бархатной черноты ночи разглядеть в том направлении не смогла. А Ледь кивнул. Он-то явно что-то видел! — На другой половине пляжа Байд и Руим.

— Да, Зуру обещал пройтись ближе к полуночи посты проверить, — вступил в разговор второй гвардеец.

— Так что не спите! — усмехнулся первый. Он явно хотел добавить еще какую-то скабрезную шуточку, но натолкнулся на взгляд Зан и предпочел заткнуться, заметив, что оружия на ней против обычного сегодня еще прибавилось. Она вдруг узнала его: он был одним из тех, кто видел, как она сломала нос Тайко-Сиду. Ей понравилось, как он заткнулся, и выражение его глаз тоже! Не часто человеку удается увидеть такое во взгляде оборотня. Гвардеец предпочел вновь повернуться к Ледю.

— Ну что? Пост сдал? — с полувопросительной интонацией произнес он.

— Пост принял! — усмехнулся Ледь, дружески хлопнув его по плечу. — Идите уже, отдыхайте.

— А ты думаешь, нам сегодня дадут поспать? — спросил второй из мужчин, сдававших им смену, вопросительно глядя на Ледя. Зан почувствовала, как тот напрягся. Он сын Хозяина стаи. Ему положено давать ответы на вопросы гвардейцев. Даже если он их и не знает.

— Ладно, пойдем уже! — первый гвардеец хлопнул своего товарища по плечу. — Пока будить не начали, можно и поспать!

Зан усмехнулась: ей однозначно нравился такой подход к делу. Мужчины поднялись по лестнице и вскоре скрылись за углом дома.

— Ну что, пойдем осмотрим вверенную нам территорию?

Зан обернулась к Ледю, но тот уже шагал прочь. Ей ничего не оставалось делать, как последовать за своим напарником.

«Напарником…» — ей однозначно не слишком-то нравилась эта мысль!

Ледь вооружился. На спине в ножнах, почти таких же, как у самой Зан, был закреплен меч. Длина около двух аммов — мгновенно оценила она. И еще ее заинтересовала рукоять, поднимавшаяся над плечом оборотня. Она никогда не видела ничего подобного: обычное перекрестье, часто заменявшее в мечах эфес, рукоять, отделанная чем-то светлым, возможно, поделочной костью, а дальше шишка противовеса, изображавшая из себя что-то вроде полураспустившегося цветка с изящно выкованными и однозначно очень острыми лепестками. Удар таким украшением в лицо вполне мог оказаться смертельным!

«Интересно, как хорошо он фехтует? Насколько с мечом он опаснее, чем без него?»

Словно почувствовав ее взгляд, Ледь обернулся. Волосы, собранные в хвост и перекинутые через плечо, скользнули ему на спину и рассыпались поверх ножен.

— Надеюсь, ты не очень недовольна необходимостью сегодня ночью быть в карауле? — спросил он. — Зуру снова не хотел тебя ставить. Он считает, что для обычных оборотней ты можешь стать скорее помехой. Мне пришлось сказать, что я пойду с тобой.

— Ночная прогулка — ничуть не худший, чем остальные, способ провести время, — пожала плечами Зан. Интересно, а что еще она могла ответить? Изображать из себя тупого ленивого гвардейца, который предпочел бы всю ночь проспать в казарме? Не поверит. У Зан неплохо получалось претворяться безобидной, но безобидной дурой?.. Ледь остановился, и она невольно отметила, что взгляд его при этом скользнул по водам залива, темным, спокойным и глянцевым, отражающим особенно яркие сегодня в отсутствие луны звезды. Для нее залив просматривался где-то на треть фарсаха. А Ледь наверняка видел даже дальше. Что если она ошиблась, и адмирал Тайко-Сид все-таки решит штурмовать поместье отсюда? Зан мысленно усмехнулась: неприятно было думать, что она взялась помогать кому-то со столь удручающе низкими мыслительными способностями! Правда, был возможен и еще один вариант: нападение могло состояться вовсе и не сегодня ночью. Это было бы не так неприятно: по крайней мере, просчиталась не одна Зан!

— Ты злишься на меня? — вдруг спросил Ледь. Зан вместо ответа недоуменно приподняла бровь. — Ну, из-за нашей драки, — принялся он объяснять.

Зан усмехнулась: знал бы он, из-за чего она на самом деле злится на него! На них. А эта нелепая утренняя тренировка, устроенная Хозяином Родославом, просто все расставила по своим местам, заставила ее вспомнить, зачем она здесь, вынудила начать действовать. И ей очень не нравилось, что этой ночью возле нее постоянно будет Ледь! Это грозило сорвать все ее планы. Она не знала, в какой момент ей придется сбросить маску преданного боярину гвардейца, и не попытается ли этот оборотень остановить ее? Она не была уверена, что сумеет быстро справиться с ним. Темные Боги, она совсем не уверена, что хочет с ним драться!

— Я не хотел напугать тебя, — произнес Ледь, по-прежнему стоя к ней вполоборота. — Мой отец посчитал, что тебе будет полезна такая тренировка — сразиться с оборотнем в зверином обличье.

— Я не испугалась, — проговорила Зан. Она не боялась. Испугалась маленькая девочка Занила, вновь оказавшаяся на засыпанной первым снегом вершине холма. Зан, прозванная Звон Стали, не может позволить себе такую роскошь, как страх. Только ненависть, болью остывшую в сердце, горечью застывшую на губах.

— Ты испугалась, — повторил Ледь. — Ты почти сразу справилась с собой, но я почувствовал, — Зан повернулась к нему: если уж Ледь не видит в заливе ничего подозрительного, то ей и вовсе нет смысла туда смотреть. Он сказал, что сумел почувствовать ее страх. И вряд ли это было иносказанием. Чего еще она не знает о способностях оборотней? Зан почувствовала, как в ней закипает раздражение: больше всего она не любила ощущать собственное бессилие! Интересно, а ее ненависть он тоже сумеет почувствовать заранее, до того, как она нанесет удар? Ледь повернулся и снова пошел вперед. — Любой человек на твоем месте испугался бы. А сейчас ты испытываешь что-то вроде недоумения, — бросил он, не оборачиваясь. — Примерно то же ты чувствовала, и когда в первый раз увидела меня, ну, после твоей драки с Намо, — а теперь он шел спиной вперед и смотрел на Зан. Она не могла понять выражения, плескавшегося в его темных глазах. Определенно, ей больше нравилось, когда все его внимание было сосредоточено на воде в заливе. И как ему, интересно, удается идти так, что под его ногами не шуршит галька?!

— Намо уехал? — спросила Зан потому, что хотела сменить тему разговора, и потому, что как бы ей не неприятно было общаться с одним из оборотней, есть одна вещь, которую ей необходимо выяснить.

— Еще вчера вечером, — кивнул Ледь, сделав вид, что такая неожиданная смена темы в разговоре — самая естественная на свете вещь. Внезапно перед ними из темноты, окружавшей пляж, выделились более светлые скалы, отвесно поднимавшиеся вверх — граница территории, которую они должны были охранять. И здесь, так же, как и на остальном участке берега, все было спокойно. Зан хотела уже развернуться и отправиться назад, но Ледь вдруг подошел к сухому дереву, когда-то давно, очевидно в особенно сильную бурю, упавшему со скалы, да так и оставшемуся лежать на пляже, медленно заносимым песком. В темноте его лишенный коры и гладко отшлифованный ветром и водой ствол казался словно светящимся изнутри. Судя по виду, на нем было довольно удобно сидеть. Наверное, за этим Ледь к нему и направлялся.

«Что, ему ходить надоело?»

А вот Кор, похоже, тоже был не против посидеть. Как только Зан опустилась на ствол дерева, он тут же забрался ей на колени. А может быть, ему просто надоело, что на него, бегущего возле ног, не обращают внимания.

— Я сам с ним не разговаривал, — продолжил рассказ Ледь. — но Седой сказал, что Намо был очень недоволен тем, как его выставляют.

— Кто сказал? — переспросила Зан, запуская пальцы в мягкую шерстку Кора. Звереныш отозвался тихим довольным пощелкиванием. Улегся он, кстати, не как-нибудь, а мордой к Ледю: чтобы не выпускать своего врага из виду. Впрочем, Зан ведь тоже не поворачивалась к нему спиной.

— Зуру, — пояснил Ледь. Он скользнул взглядом по зверьку, улегшемуся на коленях Зан, но ничего не стал говорить. — Я просто перевел его прозвище с Древнего языка. Или ты думала, что это его имя?

— Нет, — качнула головой Зан. — Я догадывалась, что это прозвище, просто не знала, что оно означает, — она задумалась на мгновение. — А у вас у всех есть прозвища, которые что-то значат на этом вашем Древнем Языке?

Ледь усмехнулся:

— Древний язык действительно наш, в смысле — оборотней. А прозвища есть у всех взрослых.

— И что они означают?

— А кто тебя интересует?

— Ну, Байд, например.

— Байд значит Рыжий.

Зан усмехнулась, отмечая верность подмеченного, а Ледь продолжил:

— А Намо — «Старший». У его брата прозвище соответственно — «младший», — пояснил он. — Достаточно забавно с учетом того, что они близнецы.

— А почему у твоего отца нет прозвища? — спросила вдруг Зан.

— Как это нет? — удивился Ледь. — У него прозвище приравнивается к титулу — Хозяин.

Зан замерла. Кор завозился, почувствовав, как закаменела ее рука у него на спине. Ледь прав: такому, как его отец, другого прозвища и не надо! Разве можно придумать что-то более точное? Когда он напал на ее деревню, Зан не знала его титула, даже не слышала о Древнем языке, но она всю свою жизнь называла его именно так — Хозяин. Ее Хозяин. Она перестала быть рабыней, но это отнюдь не значит, что она стала свободной! Сегодня станет.

— Там ничего нет.

— Что? — Зан недоуменно обернулась к Ледю.

— Ты смотришь на залив так, будто по нему уже на всех парусах идут корабли Тайко-Сида, и ты готовишься сразиться с пиратами на них. Так вот, там никого нет, — Ледь привычным жестом убрал за ухо выбившуюся прядь темных волос. — Это был мой способ спросить, о чем ты задумалась? — пояснил он.

— Жаль, что Намо уехал, — вот о чем.

— Ты с ним недодралась? — усмехнулся Ледь.

— Я с ним недоговорила! — поморщилась Зан. Кор перевернулся на бок, устраиваясь на ее коленях поудобнее, вытянув заднюю ногу. Зан не удержалась и прикоснулась пальцем к темно-серой немного шершавой подушечке на когтистой лапке. Нога тут же недовольно отдернулась. — Ты этого не слышал, — принялась объяснять Зан, — но он сказал, что из того злополучного каравана на лесной дороге я последняя, кто остался в живых. Охранники меня волнуют мало, но в телеге вместе со мной тогда ехали еще две девочки. Я хотела бы узнать их судьбу.

Ледь задумался, потом качнул головой:

— Он не говорил ни о каких девочках. Когда мы плыли из Догаты, — пояснил он, — Намо рассказывал, что ему удалось разыскать купца. Он, кажется, называл имя Мабек Дагар, — Ледь посмотрел на Зан, та кивнула: да, это имя было ей знакомо. — Он убил его.

Мабек Дагар мертв. Почему-то Зан трудно было поверить в это. Нет, она не сомневалась в правдивости слов оборотня, но просто… Слишком ярким в ее памяти был образ этого человека. Вечная улыбка, прячущаяся в пушистых усах… Зан не знала больше никого, чья улыбка значила бы так мало! Сожалела ли она о его смерти? Если только о том, что сделала это не сама.

— Надеюсь, он не был тебе дорог? — уточнил Ледь. — Намо имел право мстить за смерть своей матери!

Зан почувствовала, как кривоватая усмешка, которую она не смогла сдержать, изгибает ее губы. Ледь верит в право мести! Может быть, он не будет возражать, и когда она начнет убивать его отца?! Или на людей это право не распространяется?

— Не волнуйся, за жизнь купца я мстить не собираюсь! — огрызнулась Зан. — Я уже сказала: меня волнует судьба девочек, которые ехали вместе со мной.

— И ты собиралась спросить о них у Намо? — недоверчиво поинтересовался Ледь. Зан фыркнула. Кор поднял голову, прислушиваясь к странным звукам, издаваемым его хозяйкой!

— А если он о них не знает — рассказать ему? Чтобы эта ненормальная кошка пошла их убивать?!

— Как ты его назвала?! — Ледь тоже издал какой-то странный звук. Подавился смехом?

— «Ненормальная кошка», — не слишком уверено повторила Зан. Интересно, что его так рассмешило: «ненормальная» или «кошка»? Решила, что безопаснее будет предположить ошибку во втором слове. — Я не знаю, как называется зверь, в которого вы оборачиваетесь. Тигров с такой окраской не бывает.

На этот раз Ледь действительно рассмеялся.

— Ты только не скажи такого еще кому-нибудь, тому же Зуру, например. Мы оборотни. И мы ни в какое животное не превращаемся. Точно так же, как мы никогда не становимся и людьми, — его темные глаза в противовес улыбке, играющей на изящно очерченных губах, вдруг стали очень серьезными. Какое-то время он просто смотрел на Зан, потом вновь весело рассмеялся. — Хотя твое предположение про кошек мне нравится: они такие пушистые, ласковые… — он вдруг протянул руку к Зан, словно собирался прикоснуться к ее лицу. Кор бросился наперерез. Но Ледь не был бы оборотнем, если бы не успел отдернуть руку. Острые клыки угрожающе щелкнули возле самых пальцев.

— Темные Боги! — ругнулся Ледь. — Твой звереныш когда-нибудь перестанет на меня бросаться?!

Кор поднял мордочку к лицу Зан, заглядывая в ее глаза своими круглыми темно-фиолетовыми глазами, словно его тоже интересовал ответ на этот вопрос. Может ли ненависть пройти, просто исчезнуть? Такая, как у Кора, — существующая на уровне инстинктов? А вызванная такой причиной, как у нее? Зан поднялась с сухого ствола дерева, подхватив Кора на руки, и пошла вдоль по берегу, делая вид, что старательно вглядывается в воды залива в поисках кораблей адмирала. Она знает ответ. Она уже восемь лет, как знает его, Темные Боги свидетели!

Ледь тоже поднялся и пошел следом. Зан не слышала его шагов, опять совершенно бесшумных. Но она просто чувствовала, что он идет позади нее.

— Значит, оборотни остаются собой, даже принимая облик животного? — спросила она, не оборачиваясь, твердо уверенная, что Ледь ее прекрасно расслышит.

— Да, — судя по голосу, он шел прямо позади нее. И Зан вдруг захотелось увеличить это расстояние. — Конечно, Намо знал, что делает, когда нападал на тебя, если ты спрашиваешь об этом, — его голос звучал бы так, если бы он недовольно поморщился.

И мать Намо тоже знала, что делает, когда выводила своих котят на охоту на маленький караван на лесной дороге. Зан знала это. И те оборотни, что одного за другим убивали людей в ее деревне, ее отца, мать, сестер, — они тоже понимали, что они делают! И он еще спрашивает, можно ли перестать ненавидеть?! Нет. И мстить она тоже не прекратит.

— Ледь, а как давно ты замещаешь своего отца в Махейне?

Похоже, на этот раз ему все же надоели внезапные смены ею темы разговора, потому что он решил задаьб свой вопрос:

— А почему ты спрашиваешь?

Зан пожала плечами и обернулась на Ледя. Он теперь шел не сзади, а сбоку от нее. И она сомневалась: видел ли он ее жест.

— Всего пару лет, — ответил он. Значит, видел. — А до этого я почти десять лет прожил здесь, — значит, его не было в той деревне, которую его отец выбрал для своих развлечений. — Поместьем, как и сейчас, управлял Зуру, а отец хотел, чтобы он был моим наставником, — значит, хорошо, что ей не придется драться еще и с ним. Если ей, конечно, удастся этого избежать. Потому что тот, кого драться учил Зуру, будет очень серьезным противником. Как будто она рассчитывает, что его отец дерется намного хуже! Зан усмехнулась: как будто это имеет для нее какое-то значение?!

Воздух разорвал пронзительный птичий крик, донесшийся откуда-то со стороны поместья. Ледь вздрогнул и повернулся на звук. Все его тело мгновенно вытянулось в струнку, как у зверя, увидевшего добычу и приготовившегося к прыжку. И по выражению его лица Зан догадалась, что кричала отнюдь не птица.

— Это сигнал тревоги! — отозвался на ее мысли Ледь. — Но почему его подают от ворот?

— Адмирал решил напасть с суши, — тоном полу вопроса полу утверждения произнесла Зан. Сейчас она уже могла высказать свои предположения вслух.

— И все равно, почему от ворот?! Они не могли пройти незаметно мимо западного поста! — Ледь обернулся на Зан, словно спрашивая ее мнение, но она молчала, лишь стараясь, чтобы никаких эмоций не отразилось на ее лице. Ледь кивнул головой, очевидно, приняв какое-то решение — Идем!

Он сорвался с места и бегом бросился в сторону поместья. Зан последовала за ним, ссадив Кора на землю. Они находились довольно далеко от главного дома и от того места, где к пляжу спускалась удобная широкая лестница, но Ледь не собирался делать крюк. Он взобрался прямо по склону холма, придерживаясь рукой за низкий кустарник. Зан бежала за ним, стараясь не отставать. Песок и мелкие камешки, перемешанные с опавшей хвоей, осыпались из-под ног, заставляя поминутно оскальзываться. Очередной раз оступившись и только чудом повиснув на каком-то чахлом кустике, Зан выругалась сквозь зубы. А Ледь вдруг остановился и протянул ей руку. Зан недоуменно подняла на него глаза, взобралась на злополучный холм и побежала вперед.

Они неслись сквозь лес, безо всякой дороги, лишь огибая стволы деревьев. Ледь закинул руку за плечо и вытащил из ножен клинок. А Зан потребовалось еще несколько мгновений прежде, чем она различила крики. А потом между деревьев, далеко видимые в ночной темноте, полыхнули отсветы пламени. Ледь еще прибавил скорость. Теперь он несся огромными скачками, и Зан с трудом поспевала за ним. Мелькнула мысль отстать и отправиться туда, куда она собиралась с самого начала. Но Зан не знала, где они сейчас находятся, в какой стороне главный дом, и главное — куда уже успели добраться люди адмирала. Хотя последнее вполне можно было установить по доносившимся крикам.

Лес резко кончился. Деревья расступились, пропуская их, и они вывалились на дорогу. Только сейчас Зан смогла сориентироваться: это была та самая дорожка, что вела от ворот к главному дому. А полыхала караулка — небольшое помещение, выстроенное у ворот. Пираты Тайко-Сида уже побывали там. А сейчас они неслись к ним. Ледь поднял руку с мечом, принимая боевую стойку, и Зан тоже потянула клинки из ножен. Пираты, никак не меньше сотни человек, бежали к ним, размахивая обнаженным оружием и что-то крича, уже разгоряченные первым сопротивлением и, очевидно, первой пролившейся кровью. И сейчас уж точно было не время пытаться объяснить, что это она помогла им пробраться в поместье. Только драться. Вдвоем, потому что сейчас только они двое оказались на дороге между пиратами и главным домом.

«И где эти проклятые Темными Богами кошки?!» — ругнулась Зан: определенно, говорить о боярских гвардейцах «оборотень, принявший звериную ипостась» было слишком длинно. Она отступила на шаг от Ледя, давая и ему и себе больше места, и в следующее мгновение пираты налетели на них.

Зан шагнула вперед и в сторону, поднырнув под меч того, кого угораздило добежать до нее первым. Клинок в ее правой руке легко, почти не заметив сопротивления, вошел ему в живот, под ребра, выпуская наружу внутренности. Зан едва не застонала, ощутив такое до безумия знакомое ощущение: плоть встретилась с клинком, расступилась под ним, принимая его в себя. Мягкая человеческая кровь, твердые хрупкие кости. Она уже целый месяц не ощущала подобного. Этого горького, сладкого, тошнотворного в запахе теплой крови и человеческих внутренностей чувства! Как она могла жить без него? Кажется, она сегодня наверстает упущенное.

Зан локтем оттолкнула пирата от себя, высвобождая норлу. Изогнулась назад, пропуская над собой что-то свистнувшее стальное и смертоносное, поймала на левый клинок меч еще одного пирата, а ногой со всей силы врезала по коленной чашечке третьего. Мужчина завопил и пошатнулся, теряя равновесие, а Зан крутанулась на месте, одним ударом клинка снеся ему голову. Теперь обе половинки норлы были алыми от крови, и в ближайшее время Зан не собиралась давать им отдыха.

Клинки в ее руках мелькали, отбивая атаки сразу двух противников. Краем глаза она заметила какое-то движение сбоку от себя: еще один пират, решивший подобраться сзади и ударить по ногам. Зан взвилась в воздух, пропуская клинок под собой. Те противники, что были перед ней, тоже такого не ожидали. Зан не стала давать им времени опомниться. Клинки свистнули, проскальзывая между их мечами, находя плоть. Правый пират повалился навзничь, закатив глаза и выпуская из приоткрывшегося рта пузыри крови. С левым получилось не так удачно: клинок скользнул вдоль плеча, перерубив ему ключицу. Меч свой мужчина выронил, тщетно пытаясь зажать страшную рану, но остался стоять на ногах. Зан врезала ему в подбородок рукоятью норлы: ей было уже не до него.

Их окружали. Все-таки дорожка, проходящая по лесу, если лес растет недостаточно густо, — не самое удобное место для драки. Она и Ледь, вокруг которого на земле уже тоже валялось несколько окровавленных тел, стали словно двумя волнорезами, на которые налетали пираты, но их было слишком мало, чтобы остановить всех. Часть людей Тайко-Сида просто прошла мимо них между деревьями.

«А где, интересно, сам главный пират?» — подумала Зан, но найти своего врага ей не дали: на нее снова напали и опять втроем. Зан щелкнула рукоятями, соединив клинки в один шест, перебросила его в левую руку и крутанула вокруг запястья. Двое мужчин отшатнулись от смертоносного вихря. Зан выхватила из ножен на бедре кинжал и обратным хватом воткнула его в шею третьего.

«Определенно, оружия никогда не бывает слишком много!» — Зан шагнула вперед, оказавшись между двумя своими оставшимися противниками, забросив кинжал назад в ножны, и снова перехватила норлу обеими руками. Наклониться назад, подняв шест над собой, резко остановить вращение и толкнуть себе за спину, туда, где как раз раскрылся противник, не ожидавший от нее удара. Легкое сопротивление на пути норлы, хлюпающий звук, захлебывающийся крик, расширенные глаза пирата, стоящего перед ней и видящего смерть своего напарника. И тоже не успевающего ударить, потому что с земли, откуда-то из-под ног дерущихся, серо-коричневой молнией метнулся Кор. Мужчина вскинул руки к лицу, пытаясь отцепить звереныша. Зан ругнулась, уже в полете корректируя удар: не в грудь, по которой остервенело метался длинный хвост с пушистой кисточкой, а ниже, чтобы не задеть звереныша. Пират согнулся, перерубленный практически пополам, и начал падать. Зан перехватила Кора, спрыгнувшего с заваливающегося тела, и закинула себе на плечо.

Новая волна криков заставила ее обернуться. Рядом с отведенным в сторону клинком, с которого капала кровь, отпихнув от себя очередного противника, замер Ледь. А от дома к ним бежали гвардейцы боярина Родослава. Меньше двух дюжин. Слишком мало по сравнению с накатывавшей от ворот волной пиратов. Скольких им с Ледем удалось убить? А сколько всего их адмирал привел штурмовать поместье? У Зан мелькнула мысль, что Тайко-Сид пожалуй справится с другим ее врагом и без ее помощи. А потом очередь дойдет и до нее.

Ледь вскинул меч, отбивая удар налетевшего на него противника. Черты его лица заострились, утратив обычную мягкость, по лбу рассыпались выбившиеся из хвоста темные пряди волос. Он дышал, приоткрыв рот. И между губ были видны два ряда идеальных белых зубов. Еще человеческих, не звериных клыков, но вот человеком он уже не был. Он никогда им не был, но именно сейчас никто бы в этом не усомнился! Клинки столкнулись с пронзительным звоном, выбив сноп искр, и пират от силы этого удара просто отлетел назад, чуть не рухнув на спину. Его собственный меч, уведенный тяжестью удара, нелепо взметнулся над головой. Ледь сделал выпад вперед, шишкой-цветком на рукояти меча ударив в лицо пирата, с хрустом и брызнувшей во все стороны кровью проламывая ему нос, вбивая осколки костей в мозг.

Зан перехватила норлу обеими руками, выставила ее перед собой, правым клинком пытаясь перехватить стремительно несущийся ей в лицо боевой топор. Но пират оказался умелым воякой. Он в последнее мгновение перекинул свое тяжелое оружие в другую руку, наклонился, подныривая под защиту Зан, пытаясь ударить ее в бок. Если бы у нее в руках был обыкновенный меч, она бы не успела его остановить. Но ведь Зан не просто так предпочитала всем мечам свою норлу! Левый клинок с звонким лязгом встретился с лезвием топора, отводя его в сторону. Зан сделала крошечный шажок, пропуская и разогнавшегося противника и его оружие сбоку от себя, и слегка толкнула норлу, наклоняя ее верхним концом вперед. Она не сделала ничего особенного, пират практически сам налетел на клинок, захрипел, когда лезвие вошло ему под подбородок. Кор не выдержал, метнулся с плеча Зан на его голову, четырьмя лапами, всеми когтями полосуя его лицо. Зан поймала его за холку и закинула назад на плечо:

«Сиди уж!»

Волна жара дохнула в спину Зан, словно там вспыхнул гигантский костер, или словно из глубокой ночи она оказалась в раскаленном полдне. Ей несколько секунд потребовалось, что осознать, что именно она ощущает. А потом из-за ее спины, наперерез пиратам, метнулись огромные белые кошки. Боярские гвардейцы, принявшие звериную ипостась. Оборотни. Хотя сейчас язык у Зан не повернулся бы назвать их иначе, чем Хозяева Леса! Их по-прежнему было меньше двух дюжин, только теперь уже не казалось, что этого слишком мало!

Белоснежные в черно-серых разводах кошки врезались в строй пиратов, практически остановившихся на лесной дорожке. Они видели, как им навстречу из главного дома выбежали обычные люди, всего лишь гвардия боярина Родослава, против которых адмирал и привел их драться, и они видели, как те вдруг перестали быть людьми! Оборотни вспороли толпу пиратов, когтями и клыками очищая себе дорогу, мгновенно оттеснив их на десяток аммов назад. Зан замерла с поднятой над головой норлой: ей просто не с кем стало драться, потому что вокруг нее не осталось никого из людей, только море белоснежных, меховых, великолепных, смертоносных тел, обтекающих ее, касающихся ее своими боками. Пираты отступали, пока еще сохраняя видимость порядка. Но отступление это готово было в любую минуту перерасти в паническое бегство.

Крик разнесся над рядами пиратов. Зан не разобрала слов, но интонации было достаточно: кто-то очень сильный и очень смелый, кто-то умеющий командовать приказал своим людям остановиться. Зан почувствовала, как волна оборотней замерла. Нет, их еще не оттесняли назад, но и рывок их закончился. Пираты пришли в себя и вновь взялись за оружие. Они были профессиональными военными. А может быть, когда клыки тебе в лицо скалит сама смерть, становится все равно, против кого драться: против обычных людей или против воплотившегося вдруг ночного кошмара.

Зан ринулась вперед, раскручивая над головой смертоносную мельницу норлы. Сверху вниз опустила ее на пирата, сумевшего проскочить между двух оборотней. Клинок перерубил ему плечо и половину груди, и Зан пришлось отпихнуть его ногой, чтобы вытащить застрявшее лезвие. Еще один пират. Она развернула норлу горизонтально и толкнула ее вперед. Но там, где еще секунду назад был мужчина, его не оказалось. Нет, он не успел увернуться, просто огромная кошка смела его в сторону, одним ударом мощной лапы превратив его лицо в кровавую маску, кубарем вместе со своей жертвой покатилась по земле, вгрызаясь клыками в такое хрупкое человеческое горло.

Зан отклонилась, пропуская сбоку и над собой удар длинного и, наверное, очень тяжелого меча, даже не пытаясь остановить или отбить его. Присела и полоснула клинком по ногам. Пират заметил ее маневр и попытался подпрыгнуть, пропуская лезвие под собой, но не успел. Не успела и Зан: клинок не перерубил ноги, оставил лишь глубокую царапину на лодыжках, но этого оказалось достаточно, чтобы мужчина потерял равновесие и рухнул на землю. Огромное мощное тело оборотня накрыло его сверху. Лапы с длиннющими когтями припечатали его грудь, под клыками хрустнули ребра. Мужчина захрипел, но из последних сил замахнулся рукой, в которой все еще продолжал удерживать клинок, намереваясь ударить им по спине кошки. Зан подскочила к ним и одним ударом отсекла руку мужчины, отпихнула ее вместе с мечом подальше, как будто та и сама по себе могла двигаться. Еще один клинок вонзился в шею мужчины, отсекая его голову, заставил ее тяжелым шаром покатиться по земле, разбрызгивая густую темную кровь. Не ее клинок. Чей тогда?

Зан вскинула голову. В трех аммах от нее стоял Ледь, весь залитый кровью так, что это стало заметно даже на темной одежде, с окончательно растрепавшимися волосами, в прилипшей к телу влажной рубашке. Зан мельком подумала, что и сама сейчас выглядит также. Его взгляд мазнул по ее лицу, и в следующее мгновение он вновь поднял клинок, изогнулся, подныривая под руку налетевшего на него пирата, взрезая ему бок сквозь кольчугу и кожаную куртку, сквозь хруст ребер добираясь до сердца.

А оборотни вновь наступали, тесня пиратов. И вокруг Зан снова не было противников, только колышущееся море белоснежных спин и голов. Уже не белоснежных — залитых кровью. Оскаленные морды, когти и клыки. Рычание, перекрывающее хрипы разрываемых на части людей. Зан обернулась в сторону Ледя. Их по-прежнему только двое — два человека среди стаи. Нет, нельзя забывать: человек здесь только она одна, да и это еще под вопросом! А люди? Вот они — перед ней. Такие медленные, такие слабые, такие неуклюжие! Их плоть так легко расступается под клинком!

Один из оборотней остановился между Зан и Ледем, пригнулся к земле, а в следующее мгновение распрямился, поднявшись на задние ноги уже человеком. Зан не сразу узнала Зуру в этом обнаженном, с ног до головы залитом кровью, встрепанном мужчине. А когда все-таки узнала, подумала, что нет ничего более странного, чем видеть на этом человеческом теле кровь, только что заливавшую шкуру кошки.

Зуру шагнул к Ледю. Тот как раз отпихнул от себя очередного противника, предоставив какому-то оборотню добивать его.

— Иди в дом! — прокричал он, стараясь перекрыть царящие вокруг вопли и рычание. — Мы здесь дальше справимся и без тебя!

Ледь обернулся на главный дом, и Зан проследила за его взглядом. Грязно выругалась: их все-таки обошли! По лесу или еще как-то, но несколько пиратов как раз выбили парадную дверь и вломились в дом. Одна фигура, массивная, почти на целую голову возвышавшаяся над остальными, показалась Зан знакомой. Адмирал Тайко-Сид?

— Хозяин еще там! — добавил Зуру.

— Почему мой отец не ушел? — Зан не узнала голоса Ледя: слишком низкий, слишком хриплый, слишком нечеловеческий.

— Там эта девчонка — дочка адмирала! Ты же не думаешь, что он притащит ее сюда?!

Ледь огляделся по сторонам. Оборотням удалось потеснить пиратов Тайко-Сида, но до конца сражения было еще очень далеко. И совсем еще не ясно, на чьей стороне будет победа! Ледь выругался:

— Я не могу сейчас уйти!

— Ты нужен своему отцу! Он запретил обычным оборотням оставаться рядом с ним!

— Я пойду! — Зан шагнула к ним, встав между оборотней. Они повернулись к ней одновременно. И под перекрестьем их взглядов Зан порадовалась, что норла у нее в руках.

— Там слишком опасно! — отрезал Ледь.

— Ты все равно не справишься! — Зуру был не менее категоричен. Зан ничего не стала возражать, просто чуть отступила в сторону, позволив двум мужчинам увидеть трупы, оставшиеся на дорожке возле того места, где она сражалась. Наступление оборотней в очередной раз захлебнулось. Зуру глянул в ту сторону, демонстрируя Ледю, что ему уже пора принимать решение и возвращаться в бой.

— Иди!

Зан в ответ вскинула норлу, отсалютовав предводителям гвардейцев, и бегом бросилась к дому. Она успела еще заметить, как Зуру вновь обернулся в зверя, а вслед за ним, закинув меч в ножны, то же сделал и Ледь. Теперь среди дерущихся против пиратов не осталось никого, кто хотя бы выглядел как человек.

А в доме было тихо. Или это просто так казалось после оглушающего шума, царящего в самом сердце сражения? Зан прошла сквозь дверной проем. Сама выломанная дверь валялась на полу. Нет, в ярко освещенном холле было действительно тихо.

«Куда же делись пираты?» — Зан видела никак не меньше шестерых. Кор, еще возбужденный недавней битвой, попытался взобраться ей на голову. Зан зашипела не хуже кошки, выдирая его из волос и усаживая назад на плечо. Она вновь раскрепила норлу на два клинка и шагнула вперед. Она не знала, где в огромном доме искать пиратов. Вообще единственным знакомым ей здесь местом был кабинет Хозяина.

«Что ж, вот туда и пойдем!» — Кор поддержал идею тихим, но очень воинственным щелканьем.

Первого пирата Зан нашла быстро. Он валялся поперек коридора, нелепо закинув одну ногу на стену. Голову, вывернутую под неестественным углом, с шеей соединял только лоскут кожи. В амме от него коридор изгибался. Очевидно, за этот угол он и пытался повернуть. Зан перешагнула через пирата и за угол заглянула, прижавшись к противоположной стене и подняв клинки в боевую стойку. Зря старалась: здесь также не было никого. Никого живого. Аммах в двадцати от поворота валялся труп еще одного пирата. И также с перерезанным горлом.

«По крайней мере, мы идем верной дорогой!» — хмыкнула Зан. Следующий труп не заставил себя ждать. У этого для разнообразия были выпущены кишки. И запах в коридоре стоял соответствующий. Зан принялась брезгливо обходить растекшуюся лужу крови. Она, конечно, уже была перемазана ею с ног до головы, но почему-то именно в эту наступать особенно не хотелось. Тихо ругнулась, чуть не поскользнувшись на мокрых мраморных плитах. Нечего быть такой щепетильной!

А за следующим поворотом была дверь в кабинет боярина Родослава. Зан мысленно приказала Кору не издавать ни звука и заглянула за угол. Тоже никого. Дверь открыта настежь, на пороге очередной труп. С того места, где стоит Зан, видна только голова с выкаченными глазами и закинутая за нее рука, уже не удерживающая клинок. А в кабинете тихо не было. Оттуда раздавалась какая-то возня, звуки ударов, приглушенная ругань. Драка… Пронзительный женский крик заставил Зан вздрогнуть.

Она прижалась спиной к стене, отделявшей кабинет от коридора, и боком приблизилась к распахнутой двери. Осторожно, стараясь остаться незамеченной, заглянула за угол. В кабинете было четверо. Точнее, трое и еще один труп на полу — пират Тайко-Сида. Если Зан не ошиблась, и в дом их действительно вошло только шестеро, значит ей некого больше искать. Потому что последний — сам адмирал, стоял посреди кабинета, спиной к Зан, тяжело опустив к ноге огромный боевой топор. Напротив него, сбоку от опрокинутого массивного стола, был Родослав. Спиной к своей груди он прижимал девчонку — дочь Тайко-Сида, которую несколько дней назад они увели из его дома в качестве залога, и за которой адмирал пришел теперь. Она уже не кричала, только огромными, особенно темными на бледном осунувшемся лице глазами смотрела на своего отца, может быть, потому, что к ее шее, чуть продавив кожу, прижимался тонкий длинный кинжал. Другая рука Хозяина, державшая меч, была опущена к полу, и с лезвия на темно-коричневый ковер одна за другой медленно стекали редкие капли крови — того пирата, валявшегося на полу. Последнего из пришедших вместе с Тайко-Сидом. Следующим будет он сам. Или сначала его дочь?

— Отдай мне Дапри, Родослав! — хриплым, словно сорванным голосом произнес Тайко-Сид. — Зачем она тебе? Ты все равно проиграл!

«А вот последнее ты сказал зря!» — усмехнулась Зан. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, небрежно отпихнув мешавшую ей руку трупа. Она не боялась, что мужчины в комнате заметят ее: слишком они увлечены были друг другом. Родослав вскинул голову, коротко хохотнув:

— Проиграл?! Еще нет! Вот если отдам ее тебе, тогда проиграю. Если отдам живой!

Кинжал впился в тонкую кожу чуть сильнее, выдавив крошечную каплю крови. Девчонка зажмурилась и закусила губу, слишком напуганная даже чтобы плакать. Тайко-Сид дернулся от этих слов, словно это его горло резал клинок. Зан видела, как на его руках взбухли и опали мощные мускулы.

— Отдай мне ее, Родослав: ты все равно ничего не добьешься! Я не знаю, где твое серебро!

Еще один короткий смешок в ответ. Глаза Хозяина блеснули, поймав свет масляной лампы, словно были не глазами живого существа, а темными драгоценными камнями.

— Поздно говорить о серебре, Тайко-Сид. Мы с тобой начали войну, а для нее повод нужен лишь в самом начале!

— А, ты решил стать хозяином Годрума! — взревел адмирал.

— По-моему ему не помешает хозяйская рука!

Родослав вдруг резко оттолкнул от себя девчонку. Вперед и в сторону. Та, не ожидав такого, потеряла равновесие, а его левая рука, сжимавшая кинжал, его твердой костяной рукоятью ударила ее в висок. Дапри тихо охнула и повалилась на пол. Родослав даже не посмотрел на нее: пусть полежит там, пока взрослые мужчины решают свои большие дела. Тайко-Сид ринулся вперед. Не к своей дочери, бесчувственной куклой валявшейся на полу, — на Родослава. Огромный топор с совершенно немыслимой легкостью взвился в воздух, грозя разрубить оборотня пополам. Родослав отбросил кинжал и перехватил свой меч обеими руками. Не пытаясь увернуться, просто выставил его перед собой, принимая на него страшный удар. Тайко-Сид глухо зарычал. Зан видела, как на его обнаженных предплечьях вздулись жилы. Он не ожидал, что не слишком мощный с виду Родослав будет способен отразить такой удар. А тот не только отразил, он всем телом качнулся вперед, толкнув перед собой свой меч, слегка повернул его. Стальное лезвие прошло под острием топора, сплетаясь с ним. Тайко-Сид дернулся, стараясь освободить оружие, но они оказались плотно сцепленными между собой. Два врага, человек и оборотень.

Зан шагнула в комнату, переступив через два тела: убитого пирата и оглушенной девчонки. Родослав увидел ее. Темные глаза встретились с ее глазами, и по его губам скользнула улыбка. И в ответ на нее Зан тоже усмехнулась. Адмирал попытался развернуться, чтобы увидеть, на что же такое смотрит его противник, но не успел. Зан почти осторожно приставила клинок к его спине, к тому самому месту, где под кожано-стальной броней, за клеткой из хрупких ребер билось человеческое сердце, и надавила на него, всем своим весом упав вперед. Тайко-Сид охнул и начал оседать на пол. Зан отступила, высвобождая клинок, выплеснув фонтанчик крови. Несколько крупных капель попали на пушистую кисточку хвоста Кора, свисавшего вдоль руки Зан. Звереныш брезгливо щелкнул и прямо с ее плеча скакнул на стоявший возле стены шкаф.

«Раз я тебе пока не нужен, я оттуда понаблюдаю», — Зан бегло расшифровала посланный ей образ. Родослав тоже повернул свой меч, отцепляя его от адмиральского топора.

Они стояли друг напротив друга, разделенные телом убитого ими врага. Взгляд Зан вдруг скользнул по мечу в руке Хозяина. Он никогда не расставался с ним. Зан привыкла видеть его в черных замшевых ножнах у его бедра. Но сегодня она в первый раз увидела его обнаженным. Длинный, узкий, идеально ровный клинок. Серебряная, гладкая, почти зеркальная сталь, а по ней, как будто в ней, внутри, переплетаясь с ее сутью, угольно черные матовые, словно поглощающие любой свет извивы. Длинные сильные пальцы Хозяина твердо сжимают простую рукоять, обвитую кожаным шнуром, слегка истершимся за восемь лет. И не нужно этому мечу никаких украшений. Он сам — величайшая ценность, лучшее творение мастера. Ярче любых драгоценных камней на нем сверкает человеческая кровь.

Зан знала, чьей была самая первая кровь на этом клинке, — его создателя. Ее отца.

— Отлично сработано, Зан! — голос Хозяина звучал совсем близко, но словно не приникал за возникшую вдруг стену. — Можешь опустить клинки.

Зан подняла голову, чтобы встретится с взглядом насмешливых непроницаемо-черных глаз. Она усмехнулась в ответ на его улыбку. И ударила.

Руки сами развели клинки в привычную любимую стойку: один от бедра направлен чуть вверх, а второй поднят над головой и хищно, словно хвост ядовитого насекомого, целит вниз. Стремительный выпад, не давая противнику опомниться, двумя клинками сразу. Нижний должен распороть живот и войти под ребра, а верхний — перерубить шею. Они должны достигнуть цели одновременно. Ну, хотя бы один просто обязан достигнуть цели!

В темных глазах Хозяина, словно блик по поверхности зеркала, скользнуло недоумение, но это не помешало ему среагировать на удар. От верхнего клинка Зан он просто уклонился и выставил блок против нижнего. Меч и норла столкнулись с пронзительным ярким звоном. Меч и топор звучали вместе совсем по-иному, гораздо менее радостно! Родослав повернул свой меч так, чтобы клинок Зан соскользнул с него. Ее повело влево благодаря помощи Родослава и из-за ее собственного не встретившего сопротивления замаха правой рукой. Зан не стала бороться, наоборот позволила инерции ударов развернуть себя. И оказавшись к оборотню спиной, одновременно вскинула руки вверх, обоими клинками одновременно ударяя назад над своими плечами. Какую-то долю секунды она надеялась почувствовать сопротивление живой плоти под ними, потому что люди от таких предательских ударов уворачивались обычно плохо. Как будто он человек?!

Клинки с пронзительным свистом взрезали воздух. А значит Родослав был где-то уже не за ее спиной. И она не знала где! Откуда на нее обрушится удар? Уже сейчас!

Зан сделала сальто назад, не опираясь на руки, занятые клинками. Просто перекинула свое тело, заставив его перевернуться в воздухе. Она уже давно научилась безошибочно приземляться на ноги. Хотела сделать так и сейчас, но боковое зрение выхватило какое-то движение. Тот самый удар! Зан рухнула на пол, на одно колено, прижавшись грудью к ногам. Над головой, чуть не срезав волосы, свистнуло лезвие меча. И в ту же секунду Зан, одновременно поднимаясь в полный рост, выбросила обе руки вперед: одну прямо, а вторую чуть подкрученным ударом сбоку. Она угадала: Родослав был прямо перед ней, и она дотягивалась! Левая рука нет, а вот правая обязательно полоснет по ноге, подрубая колено.

Лезвия вспороли воздух, снова не встретившись с живой плотью. Хозяин действительно был там, но лишь секунду назад. А секунда — это слишком много! Потому что в следующее мгновение он оказался уже за пределами досягаемости Зан. А она даже не могла понять, как он это сделал: то ли отпрыгнул, то ли просто отступил. Движение оборотня было настолько стремительным, что она не смогла его заметить! Впрочем, она уже и сама стояла на ногах, вновь разведя клинки в боевую стойку. Кровь на них уже успела засохнуть мутно-темной корочкой. Зан не любила этого. Она не любила долгих сражений.

Она крутанула правый, поднятый над головой, клинок вокруг запястья. Так она обычно поступала с норлой, но и одно лезвие образовало ничуть не худшую стальную мельницу. Не худшую, значит — не менее смертоносную. Она шагнула на Родослава. На этот раз у него не получится отступить: он сам себя загнал в угол между стеной и опрокинутым столом. Смертоносное лезвие сплетало круг как раз на уровне его шеи.

Удар. Блок. Звон стали. Сноп выбитых искр, от которых не принято уворачиваться. Если ты, конечно, та, кого прозвали Звон Стали! Обход. Удар. Блок. Отступление, потому что теперь атакует сам Родослав. Блок, который теперь приходится выстраивать уже тебе. Удар. Не твой — его. Страшный, предательский, проходящий твою защиту, змеей проскальзывающий между клинков. А его меч длиннее твоей норлы, разобранной на два клинка, а это значит, что он сейчас дотянется до тебя. Сейчас! Когда ты достать уже не можешь.

Зан отскочила назад, лихорадочно пытаясь вспомнить расположение валяющихся на полу тел, чтобы не споткнуться ни об одно из них. А меч Родослава свистнул в каком-нибудь эцбе от ее живота. Теперь уже он перешел в наступление, и Зан оставалось радоваться, что у него в руках всего один клинок. Потому что она даже с двумя своими едва успевала за ним!

Резкая боль обожгла предплечье правой руки, и рукав рубахи начал стремительно набухать кровью. Зан зашипела: не любила она этих царапин на руках, так отвлекающих от дела. Хотя, с другой стороны, двигать она ею еще может, а значит, все остальное не важно! Вот и рубашка, кстати, пригодилась: была бы она в чем-нибудь без рукавов, и кровь уже заливала бы рукоять норлы, делая ту предательски скользкой.

Удар. Блок. Зан ругается, поминая всех Темных Богов, сама не понимая, как ей удается увернуться. Лезвие меча едва не задевает ее левое предплечье.

«Нет, Хозяин! — серо-стальные глаза сверкаю гораздо ярче залитого кровью клинка. — Ты сам учил меня не попадаться два раза на один и тот же удар!»

Закрученный удар по косой. Не отразить, потому что не понятно, куда он ударит. Не отступить, потому что нога задевает за что-то мягкое и тяжелое, валяющееся на полу. Сальто в бок, не выпуская из рук клинков. Удобнее было бы назад, но и ей самой не стоит повторять одни и те же приемы дважды. Но и этого прыжка должно с избытком хватить, чтобы он не сумел ее достать, потому что люди так прыгать не могут. Люди — не могут, а Хозяин взвивается в воздух. Огромной белоснежной кошкой… Над Зан, наперерез ей! И снова опускается на пол, именно там, где должна была приземлиться она. Уже человеком, Хозяином Родославом, встречающим ее выставленным вперед клинком. Он дважды сменил облик так стремительно, что Зан даже не успела увидеть этого, только почувствовала — две волны раскаленной энергии — одна за другой, одна над другой. Зан совершенно немыслимым образом развернулась в полете, выставив клинки перед собой, отбив удар, и, приземлившись в паре аммов от Родослава, сразу снова вскинула норлы в боевую стойку.

Боковое зрение отметило какое-то движение рядом с перевернутым столом. Зан невольно посмотрела туда, стараясь одновременно не выпускать из виду и боярина Родослава. Дапри, дочь убитого адмирала, очнулась и, приподнявшись на локтях, оглядывала комнату. Вот ее взгляд остановился на отце. Он лежит лицом вверх, но лужа крови, расползшаяся вокруг него, и неподвижный закатившийся взгляд не оставляют сомнения, что он мертв. Сейчас девчонка поймет это и закричит — Зан видела это по ее лицу, по уже искривившимся губам.

Родослав проследил за ее взглядом и тоже заметил девчонку. И он был ближе к ней. Даже если бы Зан захотела его остановить, она бы просто не успела ничего сделать. Один стремительный шаг в сторону, и Родослав уже вздергивает девчонку на ноги, вновь прижимая ее к своей груди и приставляя к ее шее остро отточенное лезвие. На этот раз меча. Кинжал, конечно, был ничуть не менее эффективен, зато меч уж точно смотрится куда как более впечатляюще!

— Вот теперь мы поговорим! — он нисколько не запыхался, словно последние десять минут они не носились по комнате, обмениваясь градом стремительных ударов. Зан выругалась по себя: она-то надеялась, устраивая сегодняшнюю охоту и помогая людям адмирала Тайко-Сида прорваться в поместье, что драка с ними измотает его, сделает более легкой добычей для нее. А вот Зан пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем ее голос вновь зазвучал ровно.

— О чем?

— Ты пытаешься меня убить и считаешь, что это недостойная тема для разговора?! — и насмешки в его голосе тоже ничуть не убавилось. Зан видела, как во взгляде Дапри плескалось безумие, готовое в любую минуту вырваться наружу криком или слезами: два убийцы ее отца стояли, то ли обмениваясь шуточками, то ли готовые теперь прирезать друг друга! «Интересно, а она видела, как этот человек, держащий меч у ее горла, пару минут назад прыгал тут в виде кошки?»

Вообще-то девчонка не интересовала Зан. Ее отец — тот да! Пока был жив — интересовал. А она? Ну, если только собирается ей мстить за него. Зан усмехнулась, еще раз мазнув взглядом по лицу девчонки: нет, вряд ли. Такие, как она, могут только кричать и плакать от страха. Она опустила норлы-клинки. Не потому, что не собиралась больше драться, просто давая рукам отдохнуть, если уж ее Хозяин решил поговорить с ней. Царапина на ее правой руке уже почти не болела, ее только слегка пощипывало. Родослав смотрел на нее, и Зан нравилась возможность заглянуть в ответ в его глаза. И усмехнуться.

— А ты считал себя бессмертным?

— Нет, всего лишь нестареющим, — Родослав пожал плечами, отчего лезвие меча слегка прикоснулось к тонкой коже на шее девчонки. Не порезало, но та все равно придушено пискнула. Ни Зан, ни Хозяин не обратили на нее внимания. Они смотрели друг на друга, и усмешка в темных глазах Родослава была отражением ее усмешки. И его взгляд искренне недоумевал, неужели она собирается соперничать с ним! — А ты, надеюсь, смогла себе что-то доказать?

— Только мне решать, что и кому я буду доказывать! — вызверилась Зан, а ее взгляд вдруг снова невольно скользнул на клинок в руке Хозяина. Такой светлый, такой чистый, словно им еще никого не убили сегодня. Словно им вообще никогда и никого не убивали! Точно такой же, каким Зан увидела его в первый раз, когда отец развернул перед ней грубо выделанную кожу — слишком жалкую для того сокровища, что она скрывала. Да и сама кузница… Тогда маленькая девочка Занила не смогла понять этого, выразить в словах, она просто как завороженная смотрела на извивы первородной тьмы, клубящейся внутри лезвия. Она не могла оторвать от него взгляд. Так же, как и сейчас. Но сейчас — уже совсем по другой причине.

— Ты дочь кузнеца, — голос Родослава заставил ее вздрогнуть и поднять взгляд на него, — того, что выковал для меня мой меч? — в голосе вопрос, но в непроглядно-темных глазах уже не осталось сомнения.

— Ты вспомнил меня?! — она бы удивилась, если бы нахлынувшая ярость не смыла прочь все остальные чувства. Он соизволил ее запомнить!

— А ты ничуть не изменилась — все та же маленькая напуганная девчонка!

Он думает, он ее оскорбил? Он думает, она в ярости набросится на него? Костяшки пальцев, сжимавших рукояти норлы, побелели, но Зан заставила себя оставаться на месте, а не кидаться в необдуманную атаку.

— Тогда дерись! К Темным Богам этот разговор! Закончи то, что начал на той зимней поляне!

Темный взгляд стал каким-то странно тягучим. Губы растянулись в довольной улыбке. В оценивающей и довольной улыбке.

— То, что красиво, имеет право на существование! — Зан показалось, что она ослышалась. Нет, он действительно это произнес. Он просто провоцирует ее! Только осознание этого позволило Зан в очередной раз остаться на месте, слушать, что он скажет дальше. — То, что уродливо, должно быть уничтожено. И только ты сам решаешь, с какого ракурса смотреть.

— А чем твой взгляд оскорбила крохотная деревенька на границе Леса?! — серо-стальные глаза полыхнули ненавистью, прорвавшейся наружу сквозь все возводимые барьеры. Выплеснувшейся вместо вихря ударов, которым готово было взорваться тело.

— Ничем. Мы просто охотились, — лениво-равнодушное пожатие плечами в ответ. Недоумение в глазах, отнюдь не наигранное. Зверь, стоявший перед ней, действительно не понимал, чем так возмущена его жертва — его законная добыча! Зан вскинула клинки в боевую стойку. Чего она хотела услышать от него?! Извинений, сожаления, раскаяния?! Зачем она разговаривает с ним?! Как будто он человек! Она восемь лет искала его отнюдь не для того, чтобы поговорить…

Лезвие меча впилось в шею девчонки, оставляя новую царапину рядом с прежней, еще не затянувшейся.

— Тронешься с места — и она умрет! — предупредил Родослав. Зан усмехнулась открыто и радостно. Наконец-то Хозяин хоть в чем-то допустил ошибку!

— Я не Тайко-Сид. Почему меня должна волновать ее жизнь?

— Ты называешь себя человеком, а люди просто так не убивают ни в чем не повинных маленьких девочек. Даже если хотят добраться до своего врага — все равно не убивают!

— Что значит «я называю себя человеком»? Я и есть человек!

— Мы предложили тебе стать одной из нас.

Зан почувствовала, как от смертельной, неуправляемой ярости у нее перехватывает дыхание.

— Ты знаешь, — сквозь зубы прошипела она, — что я скорее умру, чем соглашусь на это!

— Я верил тогда, продолжаю верить и сейчас, что ты согласишься! — по голосу не понять, то ли он искренне недоумевает, то ли просто издевается над ней, но для Зан это уже не важно.

— Вы убийцы! — руки поднимают клинки в привычную стойку, готовые в любую секунду выплеснуть волну смертоносных ударов. И только смех Хозяина заставляет их дрогнуть. Родослав хохочет так, что даже отводит лезвие меча от шеи девчонки, покрепче прижав ее к себе другой рукой.

— Если бы это сказал кто-нибудь другой! Но слышать такое от тебя, Зан Звон Стали! Ты помнишь, скольких ты сама убила? Хотя бы сегодня, я уже не говорю об арене годрумского цирка? — он рукой с мечом обвел комнату.

«Словно она завалена телами убитых мной людей, — мелькнула мысль в голове Зан. — Только один — Тайко-Сид. Второй — его, а в коридоре таких еще четверо. Твоих больше, Хозяин!» — усмехнулась Зан. А за пределами дома? Скольких она убила сегодня? Больше, чем он? Зан одернула себя, заставив остановиться. Неужели она, правда, собралась считать?!

— Я убиваю только тех, кто нападает на меня! — отрезала она. — Сегодня точно так же, как на арене цирка!

Родослав перестал смеяться и вновь прижал меч к горлу девчонки. Впрочем, Зан и не надеялась застать его врасплох. А вот сама девчонка, судя по ее взгляду, еще на что-то надеялась. Что ее враги передерутся между собой? Зан хмыкнула: не такая уж и глупая мысль!

— Только не говори мне, что ты никогда не слышала о договорных боях? — спросил Родослав, вновь вернувшись к своей привычной холодной усмешке. Зан очень хотелось ответить: нет. Но он бы не поверил, потому что знал. Что она знала. Рабам в годрумском цирке перед выходом на арену никогда не запрещалось общаться между собой. Те, кто пробыл там достаточно долго, нередко были друзьями. И очень часто они действительно договаривались между собой: как они будут драться, кто проиграет, а кто выиграет, и как этот выигравший для проигравшего будет выспрашивать помилование у зрителей. Которое в большинстве случаев и получалось. Да, Зан знала об этом. И да, ей тоже неоднократно предлагалось подобное. Почти перед каждым боем, если честно. Как только рабы узнавали, с кем именно им предстоит драться, они пытались договориться. Они понимали: сделка — это их практически единственный шанс остаться в живых. Откровенно говоря, это была одна из главных причин, почему Али-Хазир никогда не сообщал Зан, кто станет ее очередным противником. Даже несмотря на то, что она никогда не соглашалась. Она не видела смысла в договорных боях. Ее не волновала собственная жизнь, а тем более жизни других рабов! Она дралась на арене годрумского цирка только с одной целью — научиться убивать как можно лучше.

Чего же Хозяин хочет от нее? Чтобы она призналась, что убивала людей? Многих. Он прав — она не помнит, скольких именно: она никогда не пыталась считать. Что ж, она вспомнила. Но вместе с этим память услужливо рисует и еще одну картину — маленькой девочки, выросшей в глухой махейнской деревушке, на знающей ничего о рабах, никогда не слышавшей о цирках, на аренах которых одни люди умирают на потеху другим людям, никогда не державшей в руках никаких других игрушек, кроме тряпичных кукол… Та маленькая девочка никогда бы не стала убивать, если бы однажды Хозяева Леса не объявили ее дом своими охотничьими угодьями! Это он сам помнит?!

Хозяин смотрит на нее. На его губах играет легкая насмешливая улыбка. Он словно изучает ее, наблюдает за ее реакцией, ждет, что она скажет. Ничего. Ей не о чем с ним говорить. Восемь лет назад она знала это точно. Почему же сейчас вдруг позволила себе забыть? Захотелось объяснить своему врагу, почему она пришла его убивать? Горькая усмешка тронула губы Зан — единственный известный ей вариант улыбки. На этот раз смеялась она над самой собой.

Родослав заметил, как изменилось выражение ее лица, но истолковал это по-своему.

— Ты улыбаешься, вспоминая, как убивала людей? Я не ошибся: тебе ведь это действительно нравится!

Зан больше не слушала, что он говорил. Она смотрела на его руки: одну, прижимающую к нему девчонку, крепко обхватив ее за плечи, и другую, держащую меч у ее горла. Очень близко, почти касаясь. Ему понадобится лишь доля мгновения, чтобы убить ее, и он это знает. Интересно, а понимает ли он, что дочка адмирала на полторы головы ниже его ростом. Она даже до подбородка ему не достает. А это значит, что ему полностью не удастся закрыться ее телом. Например, его правое плеча и верхняя часть груди ничем не защищены. Конечно, если Зан броситься на него, он успеет перерезать девчонке горло. Он на это и рассчитывает. Но ведь она сама может оставаться на месте.

Руки Зан вновь спокойно опустили клинки вдоль тела. Спокойно и расслаблено, как будто она действительно слушает, что он говорит. Но она его даже не слышит, вся сосредоточившись на одном движении. Одном единственном — второго шанса не будет. Другой уровень зрения послушно всплыл, просвечивая сквозь первый. Вокруг предметов тенями засветились разноцветные контуры. На свое собственное кружево ей смотреть не требовалось: она ощущала его — каждую нить, каждый узел, каждую бегущую по нему каплю серебра. Текущую в одну сторону — к правой руке. Ей нужна вся ее ловкость и вся сила. Хозяин не прав — она человек. Почти человек. И этого «почти» сегодня должно оказаться достаточно, чтобы выйти на равных против Хозяина Леса. Пальцы сжимают рукоять одной из половинок норлы.

Секундное сомнение: а если не получится? Мгновенно пришедшее решение: она знает, как отвлечь Родослава, выигрывая еще одну лишнюю долю секунды. Ответ подсказал страх, плещущийся в глазах девчонки, к горлу которой прижимается меч. Здесь, на этом уровне зрения, отчетливо видно бледно-зеленое свечение вокруг ее тела. Ничего особо примечательного — отличающего от остальных виденных Зан людей. Только местами из ровного сияния выбиваются всполохи более темного зеленовато-коричневого цвета. Именно так выглядит человеческий страх — Зан это знала точно. Что ж, сейчас узнает и ее Хозяин.

По густым нитям серебра, слегка дрожащим маревом висящим в воздухе, потянуться к телу девчонки. Она точно знает, что ей нужно — страх. За свою жизнь, заставляющий все тело дрожать, мешающий думать, полный бессилия — такой человеческий… То, что нужно! Прикоснуться к нему и, используя нити перламутра как собственные пальцы осторожно собрать. Сейчас девчонке на какое-то мгновение станет лучше — не так страшно.

Пальцы Зан сжимают рукоять норлы. Ей не нужны руки, чтобы метнуть собранную, скатанную тугим комком суть страха в Хозяина. Она метит в лицо, хотя, наверное, это не важно…

Пальцы на рукояти норлы. Сейчас он должен отвлечься!

Серо-зеленый, даже на вид неприятный сгусток, соприкасается с кружевом Хозяина, полыхающим серебром. Зан уже видела, как это бывает с другими людьми: чужая энергия должна охватить его тело, заставив на какое-то время почувствовать все то, что ощущал ее владелец… Так должно было быть, но так не получилось! Сгусток страха соприкоснулся с кружевом Родослава и просто стек по нему, не смешавшись с его собственной сутью. Он вряд ли почувствовал хоть что-то, а у Зан больше не было времени, чтобы придумывать еще что-нибудь. Только пальцы, сжимающие рукоять норлы… Единственное оружие — ее собственное тело, налитое серебряной силой. Этого должно быть достаточно!

Легкий замах запястьем, стремительный и почти незаметный, и клинок от бедра летит вверх, в беззащитно открытое плечо Хозяина.

Туда, где еще долю секунды назад было беззащитное плечо Хозяина…

Родослав успевает шагнуть в сторону. Его кружево, сейчас отчетливо видное Зан, полыхает серебристым сиянием. Это невозможно, но он действительно двигается быстрее, чем летит клинок! И прежде, чем тот встречается с его плотью, на пути стального лезвия оказывается тело девчонки, которую Родослав подтягивает еще ближе к себе, выставляя ее перед собой! Зан метила Хозяину в плечо, рассчитывая, что он выронит меч, но Дапри на полторы головы ниже его. Она не достает ему даже до подбородка… Клинок едва слышно рассекает воздух и впивается в основание шеи девочки, между острых ключиц, видных в вырезе ее шелковой рубахи. Зан перекидывает вторую половинку норлы из левой руки в правую. Ей не нужно видеть мгновенно застывающий взгляд девчонки, чтобы понять — она не попала. Не попала в Хозяина.

Дапри, не издав ни единого звука, падает на пол, потому что Родослав уже не считает нужным удерживать ее. Длинный клинок, все еще торчащий из ее шеи, заставляет голову вывернуться под неестественным углом. А Зан уже шагает к Хозяину. Ни он, ни она больше не смотрят на еще одно тело возле их ног. Ставшее теперь таким же бесполезным, как и остальные. Предмет, безвозвратно утративший свою ценность.

Без клинка во второй руке Зан чувствует себя непривычно. Но ей ведь и не нужно ставить блоки: она не собирается защищаться! Ей нужно, чтобы ее удар достиг цели. Она научилась драться достаточно хорошо, чтобы одного удара оказалось достаточно. Кружево Хозяина полыхает серебряным светом, но и ее собственное ненамного уступает ему! Она стянула к поверхности, собрала воедино всю свою силу. И этого будет достаточно! Хозяин может бить в ответ, он может наносить ей раны. Ее это больше не волновало: он уже убил ее восемь лет назад. Разве он может сделать что-то большее?

Одного клинка так мало! Стальное кружево, выплетаемое им, кажется таким прозрачным, таким слабым… Но Зан знает, что это только ей так кажется, потому что звон стали призрачным облаком весит в воздухе, и искры, за долю мгновения успевающие вспыхнуть и погаснуть, рассыпаются от поцелуев двух клинков. Удар. Натыкается на блок. Отход. Отступление. Чужой клинок, пойманный на свой в доле эцба от собственного тела. Уход. Не далеко, лишь на полшага, только на то расстояние, которое необходимо, чтобы нанести свой собственный удар… Натыкающийся на блок. Так быстро, что глаза не успевают отделить один удар от другого. А тело само знает, как ему нужно двигаться, если оно хочет остаться в живых! И кружева, до предела налитые силой, сияют ничуть не хуже двух клинков…

Их тела танцуют какой-то странный танец, ноги переступают через распростертые на полу окровавленные тела. У них всего два меча в двух руках. Но в каждую долю секунды рук и клинков тысяча! И они плетут стальное, смертоносное, вспыхивающее искрами, рассыпающее пронзительный звон кружево, более непроницаемое, чем любая стена!

Удар. Меч Родослава отбивает клинок Зан, не останавливает, а заставляет его скользнуть в сторону, еще и подталкивает. Зан вложила в этот удар все силы: и своего человеческого тела, и сияющего серебром кружева. И все равно этого оказалось недостаточно, чтобы пробить оборону Родослава! Зан разворачивает, увлекая инерцией удара, и она не успевает вновь вскинуть клинок навстречу новому удару. Родославу тоже не развернуть свой меч, но он и не пытается, решив воспользоваться представившимся шансом. Тяжелое навершие на рукояти меча с размаху врезается в челюсть Зан. Она невольно вскрикивает от боли, вспыхнувшей под черепом. Но хуже боли — темнота, на мгновение застилающее взгляд, мешающая сориентироваться. Еще один удар — в плечо, отшвыривающий Зан прочь. Она падает на пол, мокрый и скользкий от растекшейся крови, и только тело, на уровне инстинктов знающее, что нужно делать, несмотря ни на что откатывается в сторону, как можно дальше от Родослава.

Стремительный свист клинка, и пронзительная боль, рассекающая плечо, заставляющая вылететь на первый уровень зрения. И осознание, мгновенное, словно вспышка молнии: Хозяин больше не позволит ей подняться. Огромной белоснежной кошке надоела эта никчемная глупая мышь. Слишком слабая добыча, чтобы быть интересной. Он все это время просто играл с ней: и когда фехтовал, обмениваясь ударами, и когда разговаривал, шантажируя жизнью девчонки. Игра закончена, он больше не позволит ей нанести ни одного удара. Он и так дал ей достаточно времени — целых восемь лет!

Зан больше не чувствовала правую руку. Только чудом ей удалось левой перехватить выпавший из разжавшихся пальцев клинок и заставить себя, перекатившись на спину, выставить его перед собой. Она не будет, как восемь лет назад, просто ждать удара!

Она успела заметить фигуру Хозяина над собой и что-то серо-коричневое, с пронзительным щелканьем метнувшееся ему в лицо со шкафа, стоящего возле стены. Родослав взмахнул мечом, даже не утруждая себя развернуть его, рукоятью отшвырнул прочь тельце зверька, попытавшегося спасти свою хозяйку.

Зан не увидела меч, занесенный над ней, просто не успела заметить удара — только темные, полные насмешки глаза Хозяина, заглянувшие в ее глаза. Это уже было однажды… Эти глаза и смерть. Восемь лет назад? Нет, восемь мгновений! Хозяин нанес свой удар, даже не заметив ее попытки ударить в ответ.

Глава 7. До рассвета

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Время — за два часа до рассвета.

Небо над заливом Скоба абсолютно темное, и в отсутствие луны кажется очень мягким, словно бархатным, и утыканным сотнями ярких острых звезд. И над поместьем, раскинувшимся на берегу залива, небо точно такое же. Звезды дают слишком мало света, чтобы он сумел проникнуть сквозь ветви столетних туй к земле, поэтому в лесу совершенно темно. Только дорожка, проложенная между деревьями, бережно обходящая их, призрачно светится. На мостящих ее плитах светлого песчаника заметно то, что не видно на земле, усыпанной сухой хвоей, — пятна крови и тела людей. Правда, об этом можно догадаться, только если точно знать, что именно ты видишь. Потому что тела похожи на бесформенные кучи или и вовсе — сгустки тени, а кровь — лишь темные, матово блестящие в слишком слабом свете звезд, пятна на светлом песчанике. Черная кровь, такая же, как небо над вершинами деревьев. Еще темнее, потому что без звезд.

Нужно дождаться рассвета, чтобы увидеть все по-настоящему.

Две тени на дорожке. Идут навстречу друг другу по светлому песчанику, небрежно переступая через тела, не заботясь, чтобы обходить лужи крови. Встретились, остановились, не дойдя пары аммов друг до друга, повернулись и дальше пошли уже вместе прочь от дома, темной громадой поднимающегося чуть в стороне. Им не нужно дожидаться рассвета, чтобы узнать, что именно здесь произошло. Они сотворили это собственными руками. Впрочем, та тень, что выше ростом, прекрасно видит вокруг даже безлунной ночью под сводами столетних деревьев.

— Докладывай, — бросает Хозяин своему помощнику, небрежно оглядываясь по сторонам. В его руке, чуть отведенной в сторону, длинный узкий меч. На его идеально гладком светлом лезвии не задержалось ни капли из пролитой сегодня крови, но его Хозяин все равно не спешит убрать его в ножны, прикрепленные у бедра, словно в подтверждении того, что эта ночь еще не закончилась.

— Два гвардейца убиты, — отвечает оборотень, что встретил Родослава. Он обнажен, но ему не мешает ни пронзительно холодный ночной воздух, ни влажные от засыхающей липкой крови плиты под его босыми ногами. Его сухощавое тело и так все, вплоть до седых встрепанных волос, залито кровью, той самой, что еще недавно покрывала белоснежную шерсть огромной кошки, — несколько ранены. Людей адмирала было почти полторы сотни. Мы позаботились, чтобы никто не ушел, — тонкие губы не улыбаются, но в голосе явственно слышно, что он доволен: сегодняшнюю ночь вполне можно назвать успешной. — Теперь даже не придется выводить молодняк на большую охоту!

— Уже известно, как людям адмирала удалось незамеченными подобраться так близко? — спрашивает Хозяин. Он вполне согласен с командиром своей гвардии, что охота сегодня удалась.

— Они прошли через западную границу поместья. Гвардеец, дежуривший на том наблюдательном посту, вовремя не поднял тревогу! — Зуру морщится, словно он вынужден докладывать о своей собственной оплошности.

— Вы выяснили у него почему? — голос Хозяина полон решимости узнать все до конца. Но Зуру нечего ему ответить.

— Он уже не сможет этого рассказать. То ли пираты сумели заметить его на дереве, то ли он сам зачем-то спустился им навстречу… — Зуру пожимает плечами. Его доклад окончен, но ему тоже есть, что спросить у Хозяина. — В доме остался кто-нибудь? — он указывает головой в ту сторону, откуда пришел Родослав.

— Пятеро. И еще сам адмирал, — глухой, чуть хрипловатый голос Хозяина не выражает никаких эмоций — простая констатация факта. И ему даже не требуется уточнять, что эти пятеро убиты, как и остальные люди адмирала. — И еще Зан.

— Она тоже мертва? — а вот голос Зуру звучит слегка удивленно. Если бы он, как и его Хозяин — высший оборотень, мог видеть в темноте, не меняя обличья на звериное, он заметил бы, как Родослав слегка морщится в ответ на его вопрос.

— Нет, только ранена. С ней все будет в порядке. Пошли кого-нибудь за ней.

Зуру кивает. Его глаза в этом облике по-человечьи слепы в темноте, но он помнит, что Родослав видит все. А сам он знает своего Хозяина уже достаточно давно, чтобы ему хватало звука его голоса, чтобы задавать правильные вопросы.

— Что-то случилось?

— Я предложил ей стать одной из нас. Снова.

— И она? — ненужный вопрос, потому что Хозяин ответит и так:

— Снова отказалась.

— Слишком гордая… — скорее утверждение, чем вопрос, но Родослав качает головой, не соглашаясь. Он какое-то время молчит, словно подбирает слова.

— Слишком независимая. И еще вопрос, что хуже.

— Она может быть опасна, — Зуру, конечно, не высший оборотень. Но, прожив столько, сколько он, любой научится не просто задавать правильные вопросы, но и делать правильные выводы из ответов. Иначе не проживет. Только вот правильные выводы — далеко не всегда те, которые хочет слышать твой Хозяин. Теперь мужчины молчат уже вдвоем.

— Собери гвардейцев — мы пойдем в город, — наконец произносит Родослав. — Нужно успеть, пока люди Тайко-Сида не пришли в себя, — он беззвучно усмехается — просто ухмылка, тронувшая тонкие губы, не видная никому в глубокой предрассветной темноте. — Адмирал подал мне неплохую идею — пора стать Хозяином Годрума!

Зуру не помнит, скольких он убил сегодня. Он думал, что устал за эту ночь, но стоило его Хозяину сказать, что впереди их ждет еще целый город, в котором нужно утвердить свою власть, и старый оборотень забыл об усталости. Ни один из Хозяев Леса не в состоянии устоять перед обещанием большой охоты. И нужно быть как минимум высшим оборотнем, чтобы не пролить кровь, когда тебе это так настойчиво предлагают.

Что-то холодное и мокрое ткнулось в щеку Зан. Она провела по ней рукой, пытаясь отмахнуться, и только после этого открыла глаза. Сморщенная мордочка старичка-младенца-демона так близко от ее лица, что круглые темно-фиолетовые глаза кажутся огромными. Кожистые уши с кисточками на концах разведены в стороны, так что сразу стали больше самой головы. Кор. Зан вспомнила, что предпоследнее, что она видела, было его крошечное тельце, отброшенное в сторону мечом Родослава. Хорошо, что он жив.

Второй мыслью была, что раз она открыла глаза, значит и она сама тоже жива. Осталось только понять, насколько хорошо это.

А ведь последним, что она видела, был меч Родослава, опускающийся на нее. Или она этого не видела? Нет, меч был. Только вот опускался он не лезвием, а рукоятью вниз. Хозяин ударил ее тяжелым навершием по голове, судя по пульсирующей боли, — в висок. Просто заставил ее потерять сознание, чтобы самому спокойно уйти. Точно так же он поступил с дочкой адмирала, когда она мешала ему.

А когда она стала мешать Зан, та ее убила.

Тело девчонки лежало всего в амме от нее, на боку, с нелепо вывернутой головой, потому что клинок, по-прежнему торчащий из шеи, упирался в пол. Вокруг натекла и уже начала подсыхать приличная лужа крови. Кор сидел, брезгливо подняв хвост вверх, чтобы не запачкать пушистую кисточку на его конце. Лица мертвой девчонки Зан не видела — его закрывали свесившиеся пряди темных волос. По крайней мере, та не смотрит на нее с немым укором, как ее отец, который даже после смерти не пожелал закрыть глаз. Как будто Зан это волновало! Она в своей жизни видела уже достаточно мертвых людей, в том числе и убитых ей самой. Просто она еще никогда не убивала никого, не представлявшего для нее непосредственной угрозы. И тем более она никого не убивала случайно. Кажется, теперь Хозяин может быть ей доволен!

Холодный мокрый нос Кора в лицо. Зан поднимает руку и отмахивается. Радость в круглых темно-фиолетовых глазах и в образе, толкнувшемся в ее сознание. Все верно, только так ее можно было заставить пошевелиться. А если она прямо сейчас не встанет, он ее куснет, — этот образ тоже был более чем ярким.

Зан перевернулась на живот и, опершись на левую руку, села. Правая по-прежнему отказывалась ее слушаться. Плечо и лопатка, казалось, разрывались от боли. Похоже, Хозяин все же ранил ее достаточно сильно. Зан знала, что ей сейчас следует опуститься на другой уровень зрения и заняться лечением, и все равно продолжала сидеть и просто смотреть перед собой. Куда смотреть, ей было все равно, но так уж получилось, что перед глазами была лужа разлившейся и уже начавшей подсыхать крови. Чужой или ее собственной? Наверное, в первый раз ее по-настоящему не волновало, насколько серьезно она ранена, и выживет ли она вообще!

Зан помнила, у нее были моменты, когда она хотела умереть, уйти за Черту вслед за своими родными. Тогда ее остановила только необходимость найти и убить Хозяина. Она восемь лет шла к этой цели. И не просто шла — готовилась! Она сумела проникнуть в его дом, в его ближайшее окружение, притворившись полезной. Она научилась убивать! Она стала сильной! Недостаточно…

Она не смогла убить Хозяина.

Кор процокал коготками по полу, подобравшись поближе к коленям Зан, но забраться ей на руки, как делал это всегда, не рискнул.

— Мне все равно, умру я сейчас или нет, потому что мне всегда это было все равно! — она говорила, глядя в круглые сплошь фиолетовые глаза, но делала это совсем не для Кора: зверенышу, чтобы понять ее, слова были не нужны. Это ей самой было необходимо услышать свой собственный голос. Ну, а обращаться к кому-то надо было, не к трупам же, лежащим вокруг нее на полу! — Я должна была убить Хозяина — только это важно. Все просто… Невыполнимо просто!

Цель всей ее жизни. Единственное, что имеет значение…

А он даже не убил ее. Сегодня, как и восемь лет назад. Ограничился одним ударом и ушел искать более интересную жертву — более сильного противника! Почему она решила, что готова?!

Наивное предположение, ведь она не смогла убить Хозяина!

Коготки Кора подцепили рукоять норлы, валявшейся на полу рядом с Зан, но сдвинуть ее не смогли. Зан усмехнулась и протянула руку, чтобы прикоснуться к голове звереныша, погладить его. Он молодец, он успел хорошо выучить, что, взяв в руки оружие, его хозяйка сразу начинает чувствовать себя бодрее, и увереннее, и решительнее… Кор отскочил в сторону, не позволяя ее руке дотронуться до него. Он хотел, чтобы она взяла норлу!

Зан вздохнула и сжала в ладони такую привычную твердую чуть шершавую рукоять. Ремни ножен сползли куда-то под грудь. Это значит, что Хозяин разрубил их своим ударом, когда ранил ее в плечо. Клинок теперь в них не убрать. А еще нужно забрать и второй. То, что он торчит из горла девчонки, убитой Зан, еще не повод его здесь оставлять! Норла ни в чем не виновата. Она не выбирала, кого убить.

Зан вдруг вспомнила, как несколько дней назад, во дворе адмиральского дома, она бросилась на помощь этой девчонке, потому что ей показалось, что боярские гвардейцы слишком грубо обращаются с ней. А Дапри испугалась ее саму. Она словно уже тогда чувствовала, что ей стоит держаться от нее подальше.

«Люди не убивают ни в чем не повинных маленьких девочек. Даже если хотят добраться до своего врага — не убивают!»

Звери убивают. Именно потому, что они не люди. Потому что убийство — их суть. И им не за что мучиться угрызениями совести!

И сейчас, глядя на тело убитой ею девчонки, Зан жалеет отнюдь не о ее смерти, а лишь о том, что клинок не попал в цель — не убил Хозяина!

А Родослав предложил ей стать одной из них. Он знал ее лучше, чем она саму себя? Она ответила, что скорее умрет. Кажется, он предоставил ей такой шанс.

Зан вытащила ноги из-под себя. И, опираясь на кулак левой руки, медленно поднялась на ноги: с норлой она расставаться больше не желала. Кор довольно защелкал и помахал длинным хвостом. Зан осторожно переложила клинок из левой руки в правую. Пальцы послушно сжались на рукояти. Конечно, поднять его и размахивать она не сможет, но вот так, просто нести его, не двигая плечом, — вполне. Потом подошла к телу Дапри, примерилась и выдернула второй клинок. Он поддался совсем легко — не так уж глубоко и засел. Тело, лишенное опоры, упало навзничь. Зан аккуратно, стараясь действовать только одной рукой, соединила рукояти и защелкнула их. В отсутствие ножен и одной руки так нести норлу будет гораздо удобнее.

А плечом все же необходимо заняться. То, что ей все равно выживет она или нет, еще не значит, что она может позволить себе умереть! Ее долг не выплачен, ведь она не убила Хозяина!

Зан позволила усмешке искривить губы. Если Родослав хотел, чтобы она оставила его в покое, ему следовало бить острием меча!

Просто теперь все придется начать сначала. «Просто» — это потому, что она уже знает как! Ненависть, которая снова начала просыпаться в ней, как будто рукоять норлы под ее пальцами смогла ее разбудить, подсказала ответ.

А вопрос был, как ей убить Хозяина?!

Одной неудачей больше или одной неудачей меньше — это ничего не изменит в ее жизни!

Ей говорили, что ни один человек не выстоит против оборотня. Она не верила. Или, точнее, верила, просто не относила это на свой счет. Слишком много побед в последнее время, слишком много новой силы, проснувшейся в ее теле. Она стала самоуверенной. Она, правда, верила, что сумеет убить Родослава! Что ж, ей сегодня наглядно объяснили все ее заблуждения. Может быть, с обычным оборотнем она бы и справилась, но Родослав — высший оборотень, кажется, так они это называют.

А дальше все очень просто — нужно стать еще сильнее. И для этого она знает всего лишь один способ!

Ей не нужно ничего придумывать. Всего лишь заглянуть в себя и увидеть то, что составляет ее суть. Нет, не серебряно-серую силу кружева — ненависть. Все, что она делала в своей жизни, было обусловлено всего лишь одним чувством и одним желанием — убить Хозяина!

Когда-то давно у маленькой девочки Занилы был дом и семья, которую она любила. Хозяин отнял у нее это. Она больше никогда и никого не смогла полюбить. Ненависть заменила ей все привязанности. Стала ниткой, связавшей ее с ним, а через него и с остальным миром. С жизнью — только через него!

«В этой жизни я слишком ненавижу, чтобы любить», — эту фразу когда-то давно Занила прочитала в одной из книг в библиотеке догатской школы. Сейчас она уже не помнила, о чем была та книга, а фраза была о ней. Правда, у нее еще было какое-то продолжение, что-то про следующую жизнь…

Зан усмехнулась, уже гораздо веселее, чем до этого. Она стоит в комнате, заваленной трупами людей, половину из которых убила она сама, и залитой их и своей собственной кровью, и вспоминает прочитанные когда-то книги! Однозначно, она чувствует себя гораздо лучше, даже несмотря на по-прежнему не двигающуюся руку!

Ненависть — лучшее лекарство. Она знала это всегда.

Восемь лет назад в махейнской деревне, не в ее родной, в той, куда она забрела после многодневного блуждания по лесу, она сама вышла навстречу княжеским сборщикам дани, потому что чувствовала: только став рабыней, она получит шанс однажды найти своего Хозяина. Она стала рабыней, потому что она ненавидела его!

Она позволила продать себя и увезти в Догату, потому что узнала, что именно там его дом. Она должна была быть в одном городе с тем, кого ненавидела!

Она пять лет училась в догатской школе, старательно запоминая все, что могло ей помочь попасть в богатый дом — в дом боярина Родослава. Она должна была сделать это, потому что только так у нее появлялся шанс подобраться к нему на расстояние удара!

Она была гладиатором в годрумском цирке. Она убивала людей, потому что должна была научиться убивать оборотней, тех, кого ненавидела!

Весь последний месяц она была верным гвардейцем боярина Родослава, ожидая подходящего момента для удара. Она должна убить того, кого она ненавидит!

И если она не смогла, значит, она просто выучила еще не все уроки.

И в этом мире нет ничего, на что бы она не пошла ради своей ненависти! Если это поможет ей убить Хозяина. В том числе и принять сделанное ей предложение…

Нет, не от Родослава. От него она готова принять только смерть. Его или свою собственную. А жизнь предлагал ей совсем другой… оборотень.

Не больше пары часов прошло с того момента, как она сказала, что скорее умрет, чем примет это предложение. Ничего не изменилось. Она и сейчас думает точно так же. Только если Хозяин по-прежнему жив, ее смерть не принадлежит ей, точно так же, как никогда не принадлежала ее жизнь!

Она скорее умрет… Она не передумала. Но Хозяин должен умереть раньше! Это единственное, что ее волнует сейчас точно так же, как и все прошедшие восемь лет.

«Ты ведь знаешь, что другого выхода у меня нет?» — Зан смотрела на Кора, по-прежнему сидевшего возле ее ног. Он понимал, о чем она говорит, но не отвечал. Чего она ждала от него. Поддержки? Согласия?

Зверек попятился от нее, стараясь не угодить лапами в кровь на полу. Развернулся, опустившись на все четыре лапы, и выбежал из комнаты. Зан шагнула вслед за ним, но остановилась. Сегодняшней ночью они охотились вдвоем, но дальше он ничем не сможет ей помочь. Он, конечно, ненавидит оборотней, но для него было бы достаточно просто не связываться с ними. А ей нужно убить Хозяина.

А для этого нужно всего лишь стать сильнее.

«Она скорее умрет…» Темные Боги, она действительно предпочла бы умереть! Восемь лет назад она должна была остаться на той лесной поляне. Маленькая девочка Занила должна была умереть там, потому что жить только с одной целью — убить своего врага — это, кажется, уже слишком даже для Зан, прозванной Звон Стали!

Труп на пороге комнаты. Нужно перешагнуть через него, чтобы идти дальше. Если ты приняла решение, тебе его и выполнять. Ты можешь бесконечно повторять, что предпочла бы умереть. Только чтобы делать этот выбор, ты должна быть свободна, а для этого у тебя не должно быть больше того, кого ты называешь своим Хозяином!

«О чем ты задумалась, Зан Звон Стали? Тебя ведь учили в годрумском цирке: для раба цена свободы — его жизнь!»

Она шагнула в коридор, стараясь ни за что не зацепиться своей норлой. Что бы она ни чувствовала — не важно. Ее жизнь не имеет никакой ценности. Принять решение, стать сильнее, убить Хозяина. Все просто. А раз просто — иди! Теперь ты точно знаешь как, и ты убьешь Хозяина!

Ненависть бурлила в крови — цель, смысл и суть ее жизни! Она больше не ощущала боли в раненой руке. Только чувство, очень близкое к тому, что люди называют радостью.

Из дома Зан вышла той же дорогой, что несколько часов назад входила в него. По тем же коридорам, освещенным уже догорающими масляными лампами; мимо трупов, ничуть не изменивших своего положения; по-прежнему не встретив никого живого. Только сейчас она начала задумываться, что будет делать, если ей попадется кто-нибудь из гвардейцев или сам Родослав? Она напала на него; он победил ее, но оставил в живых и даже свободной. Может быть, побрезговав сам, он все же послал гвардейцев, чтобы они ее добили? Зан хмыкнула: если так, что-то они не слишком торопятся исполнить приказ своего Хозяина! Лучше бы поспешили, пока она снова не собралась с силами драться.

Зан вышла на крыльцо, обойдя выбитую дверь, посмотрела в сторону залива, пытаясь отыскать признаки приближающегося утра. Но небо по-прежнему было темным, значит, рассвет еще не скоро. Темнота и тишина. Если бы не выбитая дверь, валяющаяся позади Зан, можно было бы подумать, что все поместье мирно спит! Дверь, да еще семь трупов, мимо которых она прошла…

Зан начала спускаться по ступеням крыльца, но навстречу ей из глубокой тени под деревьями соткалась человеческая фигура. Зан подняла норлу в боевую стойку, приготовившись отразить нападение, заставив себя вспомнить, что левой рукой она владеет ничуть не хуже, чем правой. На крыльцо стремительно вбежал Ледь, казалось, даже не заметив ее воинственного вида. Его собственный меч был вложен в ножны — Зан видела крестовину с изящным навершием над плечом. А сам Ледь выглядел точно так же, как и когда она оставила его, — перепачканная в крови темная одежда, окончательно растрепавшиеся волосы, сияющие нечеловеческой темнотой глаза.

Он стремительно взбежал по ступеням, и Зан на минуту показалось, что он не остановится, а так и бросится к ней: то ли схватить преступницу, то ли просто прикоснуться, проверяя, что она жива! Зан не собиралась дожидаться. Она отступила на полшага назад, вскидывая норлу над головой. Ледь, кажется, все понял, потому что резко остановился меньше, чем в двух аммах от нее.

— Ты в порядке?

Зан смотрела на него, пытаясь понять, чего же ей все-таки следует ждать. Только вот прочитать что-либо во взгляде Ледя было ничуть не проще, чем в темных глазах его отца.

— Ты не узнаешь меня? — вдруг спросил он. Зан не поняла, чем был вызван этот вопрос. Почему-то если она молчит, люди начинают воспринимать это как-то странно. Да и не люди, похоже, тоже… Ледь снова не дождался ответа и продолжил. — Тебе некого больше бояться: людей адмирала не осталось в поместье!

— А где твой отец?

— Забрал большую часть гвардейцев и отправился в город захватывать дома и корабли адмирала, — Ледь хмыкнул, выражая свое отношение к действиям отца. — Если уж развязали войну, нужно ее выигрывать! — Зан показалось, что он цитирует чьи-то слова, возможно, даже самого Родослава.

— Он что-нибудь говорил обо мне? — поинтересовалась она, по-прежнему не спеша опускать норлу. А Ледь словно не замечал этого. Или, во всяком случае, делал вид, что не замечает. Так разговаривают с перепуганными детьми или животными…

— Сказал, что ты ранена, и велел тебе помочь, — он прикоснулся рукой ко лбу, словно этот жест мог что-то сказать Зан. — Может быть, ты все-таки опустишь свою норлу?!

Зан опустила. Чего же добивается Хозяин Родослав, если даже своему сыну не сказал, что этой ночью она напала на него?! Она что, по-прежнему верный боярский гвардеец?! Или Ледь просто обманывает ее — добивается, чтобы она потеряла бдительность, чтобы можно было разоружить ее и схватить? Она сейчас и с оружием-то не особенно опасна!

— Ты сильно ранена? — спросил Ледь, протягивая руку, на этот раз действительно чтобы прикоснуться к ней. — Разреши я посмотрю.

— Я сама! — вызверилась Зан, хотя норлу вновь поднимать все же не стала. Ледь послушно убрал руку, хотя в его глазах и промелькнуло недоумение.

— Ну, тогда хотя бы просто пойдем со мной?

Зан пожала плечами… Одним плечом. Если она прямо сейчас не собирается убраться из поместья, то идти вслед за Ледем ничуть не хуже, чем идти в любую другую сторону.

Зан подумала, что они вернутся в дом, но Ледь спустился с крыльца и повел ее вперед по дорожке. Они завернули за угол, словно шли к берегу залива. Зан старалась не отставать от оборотня, чтобы не потерять его из виду: его темная одежда и волосы сливались с окружающей предрассветной чернотой. Определенно, белые кошки ночью заметны гораздо лучше. Если конечно на земле не лежит снег, как по полгода бывает на севере Махейна.

Они прошли через арку и оказались во дворе дома. Ледь повернул и, уверенно толкнув дверь, шагнул внутрь. Зан могла только догадываться, почему он повел ее через улицу, чтобы попасть в другое крыло. Ледь придержал дверь, пропуская ее вперед. Зан вошла. Она уже достаточно хорошо изучила дом, чтобы понять, что они оказались где-то в районе кухни.

— А где все? — спросила Зан. Определенно, поместье, в котором ни одной живой души, кроме них двоих, начинало ей казаться все более странным.

— Ты имеешь в виду слуг? — Ледь закрыл дверь и пошел вперед по коридору, указывая дорогу. — По-прежнему в казармах. Спрятались там в самом начале нападения — если что, их было бы легче защитить. Скоро вернуться. Как только гвардейцы прочешут весь периметр.

Он открыл перед Зан какую-то дверь, ничем не отличавшуюся от всех остальных, и снова пропустил ее вперед.

— А почему ты не вместе с ними?

— Мне сказали, что ты ранена, — он пожал плечами, входя в комнату вслед за ней. Зан огляделась по сторонам. Интересно, куда он ее привел? Комната оказалась небольшой и без единого окна. Посередине большой стол, массивный и простой — скорее действительно необходимая вещь, чем просто предмет интерьера. Под стать ему шкафы вдоль стен, там, где их нет, полки в несколько рядов, сплошь уставленные всевозможными баночками и коробками. В нескольких местах под потолком — пуки сушеных трав, распространяющие по всей комнате сладковатый пыльный аромат. Кажется, теперь ясно, где они оказались, — Зан вспомнила комнату этивки-лекарки в догатской школе. Конечно, в годрумском цирке лазарет тоже был, но местный лекарь с травами дружил весьма слабо. И вообще самое большее, на что он был способен, это наложить швы. А выживет гладиатор или нет — это уже зависело только от него самого! Интересно, а кто в поместье Родослава заправляет всем этим лекарским хозяйством?

Не объясняя ничего, Ледь прошел в угол комнаты и извлек оттуда глубокую фарфоровую миску, которую Зан сразу не заметила. Поставил ее на стол. Дальше последовал кувшин. Ледь налил из него в миску воды, собрал волосы в хвост и, закатав рукава, принялся мыть руки, зачерпнув из какой-то баночки остро пахнущего травами мыла.

— Положи норлу пока сюда, чтобы она не мешалась, — он кивнул на другой, свободный конец стола. Зан не слишком-то хотелось расставаться с такой надежной чуть шершавой рукоятью, но с другой стороны, не может же она вечно цепляться за нее? Тем более что без ножен носить ее действительно неудобно. Она положила норлу на чисто выскобленную деревянную поверхность, но руку от нее не убрала, и сама осталась стоять рядом, настолько близко, чтобы иметь возможность в любой момент ее схватить. Потом все-таки заставила себя сделать шаг в сторону. Ей пора решить: либо она собирается драться — тогда ей следует нападать; либо она вновь начинает изображать из себя верного боярского гвардейца, которому среди его оборотней ничего не угрожает, раз уж Родослав предоставил ей такую возможность! И раз уж она пришла сюда вслед за его сыном. Тем более что именно он ей и нужен. — А где твой звереныш? — вдруг спросил Ледь.

— Отправился на охоту. Пираты Тайко-Сида не показались ему подходящей едой, — ответила Зан первое, что пришло ей в голову. О Коре она с ним точно не собиралась разговаривать. Ледь закончил мыть руки, сменил воду в тазу на чистую и только после этого повернулся к Зан.

— Я должен посмотреть твою рану.

Зан с недоумением взглянула на него:

— Я не знала, что ты лекарь?

Ледь слегка поморщился, словно ему уже не в первый раз приходится объяснять очевидную вещь.

— Все мы, высшие оборотни, немного лекари. Мы чуем травы, — он сделал шаг в сторону Зан. — Я помогу тебе.

— Я справлюсь сама! — Зан по-прежнему не понимала: она ведь, кажется, уже сказала ему это. Почему он настаивает?

— У тебя ведь ранена рука? — уточнил Ледь. Зан слегка пошевелила плечом, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Удар пришелся скорее по лопатке.

— Тем более. Ты не достанешь сама! — он снова попытался приблизиться к Зан, но та опять отступила. К столу, на котором лежала ее норла.

— Я уже сказала, мне не нужна твоя помощь! — серо-стальные глаза начинали наливаться темнотой поднимавшейся ненависти. Вполне вероятно, что она сделала ошибку, придя сюда!

— Я не прикоснусь к тебе! — Ледь больше не делал попыток приблизиться. Он стоял, чуть отведя руки в стороны, чтобы не испачкать их об не слишком-то чистую одежду, или демонстрируя, что он действительно не собирается причинять ей вреда. Зан вздохнула и принялась расстегивать свой кожаный с нашитыми стальными пластинами жилет. В конце концов, она же позволяла цирковому лекарю обрабатывать свои раны. Проблема в том, что воспринимать Ледя как лекаря у нее не получится при всем желании!

Она положила жилет на стол рядом с норлой, кое-как выпутавшись из остатков ремней на ножнах. Потом принялась за рубашку. На запястье левой руки были еще одни ножны — для кинжала. Расстегнуть их значило остаться практически совсем без оружия, поэтому Зан просто вытащила из-под них рукав и сняла рубашку. Потом перекинула через плечо окончательно растрепавшуюся косу и повернулась к Ледю спиной. Она почувствовала, как он приблизился к ней. Как ощущение тепла… Не на коже… Что-то раньше она не замечала, чтобы она так чувствовала людей! Неужели она действительно способна ощущать силу, исходящую от оборотней не только в тот момент, когда они меняют облик?

Стук переставляемой по столу миски. Зан усмехнулась: наверное, если бы вместо нее был ранен какой-нибудь другой гвардеец, Ледь просто указал бы ему место, куда следует встать. Звук окунаемой в воду и выжимаемой тряпки. Прикосновение теплого и влажного к плечу… Зан вздрогнула, лишь с трудом заставив себя по-прежнему остаться стоять на месте. Ткань тут же отдернулась.

— Извини! — голос Ледя за спиной. — Я не хотел сделать тебе больно. Мне нужно очистить рану, — ей показалось или его голос действительно звучал неуверенно?

— Мне не больно! — выдавила Зан, чувствуя, как влажная теплая ткань вновь прикасается к ее коже. Боли действительно не было, но это влажное тепло; ощущение силы, исходящее от существа, стоящего за ее спиной в терпком запахе трав, — это было еще хуже… Особенно, если вспомнить, что именно она собиралась сделать! Если бы он не встретился ей на крыльце дома, она бы сама пошла искать его…

— Вообще-то все не так страшно, как я ожидал, — проговорил Ледь. — Пожалуй, даже зашивать не придется.

— Я же сразу сказала, что справлюсь сама! — Зан сделала попытку отойти, но влажная ткань только сильнее прижалась к ее коже.

— Не дергайся! Еще немного осталось! — она послушно замерла: если ему так нравится, пусть изображает из себя лекаря. В конце концов, влажная тряпка на плече вряд ли причинит ей какой-то вред. — Кто тебя так? — вдруг спросил Ледь.

— Один мой враг, — произнесла Зан, радуясь, что ей не нужно смотреть ему в глаза. — Я переоценила свои возможности.

— Есть один способ стать достаточно сильной, чтобы больше не бояться никаких врагов. Ты знаешь о нем.

Мокрая ткань отложена в сторону, длинные сильные пальцы зачерпывают из баночки светло-золотистую мазь и едва ощутимыми прикосновениями наносят на ее кожу. Молчание в воздухе, такое же ощутимое, как и терпко-пыльный запах трав.

— Знаешь, один философ любил говорить: «Если решение принято, осталось его только осознать»! — голос Ледя звучит беззаботно, словно сказанные им слова — всего лишь шутка.

Ее молчание…

«Она не ответит!»

Ее кожа под пальцами, такая теплая и влажная. Розовая полоса свежего рубца через все плечо. Можно провести вдоль него. Только как, если нельзя прикасаться?! Лучше бы он вовсе ничего не говорил! Тогда не пришлось бы ощущать, как в напряжении каменеют мышцы на ее спине…

Он вздрогнул, когда она произнесла:

— Я уже осознала.

Часть II. Когти и клыки

Глава 1. Паутина крови

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Время — ближе к вечеру.

Длинный тонкий разрез. Она смотрит, как кончик безупречно острого кинжала оставляет ровную алую полосу на внутренней стороне левой руки Ледя, от запястья до самого локтевого сгиба. Ледь держит кинжал другой рукой и ведет его так ровно и спокойно, словно совершенно не ощущает боли.

Час назад он пришел в отведенную ей комнату в гвардейских казармах и сказал, чтобы она шла за ним. Ему не нужно было объяснять зачем. Она знала. Точно так же, как и он этим утром сразу же понял ее. И не удивился. Словно Ледь всегда был уверен, что рано или поздно она станет одной из них! И все ее предыдущие отказы ничего не значили для него, были лишь вопросом времени.

Родослав тоже так считал. «Я верил тогда, продолжаю верить и сейчас…» Он не ошибся. Вообще победа в этой битве целиком осталась за ним. Но у нее еще будет шанс. Победить? Нет, сегодня утром не сразу, но ей все же удалось понять, почему она проиграла. Потому что слишком хотела победить Хозяина! Она привыкла побеждать и просто забыла, что ее цель совсем другая, гораздо более простая — убить Хозяина. Любыми средствами. Любой ценой! Даже ценой собственной жизни. Даже такой, какую она сейчас собралась заплатить, потому что сейчас она отдает гораздо больше чем жизнь.

Ей не нужно было просить Ледя — он был согласен с самого начала. И ей почти не пришлось ждать — только до вечера.

Сегодня утром, через пару часов после рассвета, когда оставленные в поместье гвардейцы только закончили проверять территорию, а вернувшиеся слуги кое-как прибрали дом, из Годрума вернулся Зуру. Он принес новости: захват бывшего имущества пиратского адмирала Тайко-Сида шел вполне успешно. И передал приказ Хозяина: все гвардейцы должны отправиться в город вместе с ним. В поместье, когда ему больше никто не угрожает, хватит и личной гвардии его сына, прибывшей с ним из Махейна, а в Годруме каждый верный боярину человек на счету. Вместе с гвардейцами Зуру забирал и большую часть слуг. Родослав собирался жить в бывшем доме адмирала, его нужно было приводить в порядок. Судя по лицам слуг, слушающих это распоряжение, они думали о том, сколько еще трупов им предстоит убрать сегодня?

Ледь подошел к Зуру и что-то тихо принялся объяснять ему. Старый оборотень внимательно выслушал слова хозяйского сына, посмотрел на нее, а потом кивнул. Его новое распоряжение звучало так: в Годрум идут все боярские гвардейцы кроме нее.

И сейчас, ближе к вечеру, дом снова казался вымершим. Слишком мало слуг, да и тем, судя по словам Ледя, он приказал их не беспокоить. Он привел ее в комнату, расположенную где-то в восточном крыле. Точнее она сказать не могла — она просто запуталась, пока они петляли по бесконечным коридорам. Комната была без окон и почти без мебели, только пол в несколько слоев устлан циновками, скрадывающими звуки шагов, а в самом центре большой овальный то ли стол, то ли… Если бы в Годруме, как, впрочем, и повсеместно на материке, культы Светлых и Темных Богов не находились в глубоком упадке, она бы подумала, что это алтарь. Ей он не понравился. Еще меньше ей понравилось, когда Ледь сказал, что ей следует раздеться и лечь на отполированную до блеска деревянную поверхность.

Он говорил это, остановившись в нескольких аммах от нее, словно не решаясь к ней приблизиться. Он будто боялся, что она откажется, вновь схватится за свою норлу… Норлу она оставила в комнате, а что касается всего остального… Она уже сказала, что приняла решение, и что готова заплатить любую цену, сказала тоже!

Она сняла свое простое шелковое платье, в которое переоделась еще утром, без сожалений избавившись от испорченной формы, и послушно легла на алтарь. Подумала, что на полу, устланном циновками, и то было бы удобнее. Она спросила, позволено ли ей теперь знать, в чем заключается суть обряда?

Ледь собрал волосы в хвост, снял рубашку и сапоги, оставшись в темных холщовых брюках, вынул из ножен на поясе длинный тонкий кинжал и поднял с пола заранее приготовленную глубокую миску.

Оборотнем можно родиться. А можно стать, получив кровь одного из тех, кто был им рожден…

Острый кончик кинжала ведет ровную, стремительно набухающую алой кровью линию по внутренней стороне руки Ледя, от запястья до самого локтевого сгиба. Он держит кинжал в другой руке и делает разрез так спокойно, словно совсем не чувствует боли. Она смотрит на его руки, на его гладкую золотистую кожу, на его лицо, на котором застыло выражение крайней сосредоточенности. Ледь откладывает кинжал в сторону — на алтарь, на котором лежит она (в пустой комнате либо на него, либо на пол — больше некуда), и подставляет под стремительно бегущие крупные капли миску. Ждет, пока она не наполнится примерно на половину.

Нет, ей ничего не придется пить…

Ледь решает, что пока достаточно, и отставляет миску. Она видит, как словно повинуясь его воле, кровь перестает течь, а рана начинает затягиваться. Он перекладывает миску из правой руки в левую и делает шаг к ней, замершей на алтаре, а в правую снова берет кинжал.

Сила нового оборотня будет зависеть от того, сколько крови оборотня высшего он получит. А значит, от того, сколько времени будет длиться обряд инициации. В ее взгляде нет ничего, кроме внимания, сосредоточенности и готовности. Он все понимает, но качает головой: долго не выдерживает никто.

— Прости, что должен причинить тебе боль! Я остановлюсь, как только ты скажешь…

Он вплотную подошел к алтарю и смотрит в ее глаза. Кончик безупречно острого кинжала замер, на волос не касаясь ее руки.

— Но сначала ты должна назвать мне свое имя.

— Зан, — в недоумении отвечает она. — Ты знаешь, — она бы пожала плечами, тем более что утренняя рана от клинка Родослава уже совсем зажила, только вот лежа это делать как-то не очень удобно.

— Нет, — он слегка морщится. — Я знаю, это твое прозвище. Зан — Звон Стали. А мне нужно твое настоящее имя, то, которое тебе дали при рождении, то, с которым ты росла…

— Занила, — она заставила себя выдохнуть и тут же прикусила губу, словно произнесла что-то запретное. Она последние несколько лет не называла себя так: ни вслух, ни даже в мыслях. Она считала, что маленькая беспомощная девочка Занила должна остаться в прошлом. Та, что умеет драться и убивать, — Зан! Что же этот оборотень хочет выпустить наружу?

Ледь больше ни о чем не спрашивает ее. Пора начать обряд.

Кончик кинжала прикасается к коже на плече Занилы, легко протыкает ее. Она ждет этой боли, и только это помогает ей не вздрогнуть. Она слегка поворачивает голову и скашивает глаза, чтобы видеть, как Ледь ведет кинжалом вниз по ее руке, разрезая кожу, выпуская алые капли крови. Царапина получается ровной и не слишком глубокой, и все равно это больно! В пылу сражения, когда враг достает тебя своим клинком, куда более глубокие раны болят меньше просто потому, что не до них. А вот так лежать и ждать, невольно прислушиваясь к собственным ощущениям и чувствуя каждый новый эцб царапины, — не слишком-то приятно. Хотя, и не так тяжело, чтобы невозможно было терпеть!

Когда длина царапины достигает почти двух тефахов, Ледь останавливается, откладывает нож и приподнимает миску, в которую до этого нацедил собственной крови. Он подносит ее вплотную к коже Занилы, наклоняет и осторожно, каплю за каплей, дает темно-алой жидкости вытечь на ее разрезанную кожу. Он ведет миской над царапиной, заливая свежую рану собственной кровью, позволяя ей смешаться с кровью Занилы.

Она чувствует каждую каплю, упавшую на ее руку, растекающуюся по коже, проникающую в разрез. Вдруг, когда Ледь уже почти доходит до конца царапины, там, куда упали самые первые капли, вспыхивает огонь. Не настоящий, но Заниле кажется, что ее плоть вновь, как несколько лет назад, соприкоснулась с раскаленным железом! Резкая боль, пронизывающая ее плечо от разрезанной кожи через мышцы, в кость, а потом вниз по руке — вдоль проведенной ножом и залитой кровью оборотня царапины! Словно в руку воткнули раскаленный прут и теперь, вместо того, чтобы просто выдернуть, еще и поворачивают его в ране!

Занила тихо вскрикнула сквозь сжатые зубы и дернулась, невольно пытаясь отстраниться. Ледь тут же отставил миску и крепко обеими руками прижал ее локти к алтарю, наклонившись над ней:

— Только не хватайся за рану! Сейчас пройдет.

— Предупреждать же надо! — выдавила Занила, чувствуя, как боль в руке понемногу стихает. Теперь казалось, что там не огонь пылает, а насыпана горсть углей, постепенно остывающих. Но, Темные Боги, как же медленно!

— Я предупреждал.

Занила хмыкнула: он действительно предупреждал. О да, теперь она понимает, почему долго этого никто не выдерживает! Интересно, сколько сумеет продержаться она?

— Я не буду дергаться. Можешь отпустить, — проговорила она. В первый момент ей было все равно, но теперь, когда боль почти прошла, она заметила, что Ледь прижимает ее руки к алтарю, старательно не прикасаясь к ее груди. Она успела заметить, что оборотни гораздо спокойнее большинства людей относятся к своему и чужому обнаженному телу. Но то ли прикасаться не все равно, что смотреть, то ли Ледь слишком хорошо выучил ее отношение к прикосновениям?.. Он внимательно заглянул в ее глаза, словно она зачем-то могла его обманывать, и только после этого убрал руки.

Он отошел от алтаря, но тут же вернулся, поставив на пол рядом с ним уже знакомую Заниле большую фарфоровую миску с водой, в которой плавал кусок чистой мягкой ткани. Он наклонился, вылавливая ее, отжал и осторожно провел по плечу Занилы. Та невольно напряглась, ожидая новой боли, но ее не последовало.

— Посмотри! — произнес Ледь. Занила в очередной раз скосила глаза, выворачивая шею. Влажная тряпка убрала остатки крови, и под ней кожа была абсолютно ровной, безо всякого следа царапины! Занила подумала, что самостоятельно залечить рану с такой скоростью у нее бы не получилось, даже если бы она спускалась на уровень зрения своего кружева, а ведь она этого не делала! Ледь позволил тряпке вновь упасть в миску с водой, предварительно протерев ей лезвие кинжала.

— Каждый новый разрез придется делать чуть глубже, — проговорил Ледь. Занила грязно выругалась, помянув Темных Богов. Изящная темная бровь Ледя приподнялась. — Ты уверена, что я могу продолжать?

— Да!

Безупречно острый кончик кинжала вновь впился в кожу Занилы и скользнул вниз, на этот раз Ледь проводил разрез от локтя до запястья. Она хмыкнула, подумав, что этой боли теперь вовсе не замечает! Кинжал в руке Ледя заменила миска, и тяжелые темные капли вновь срываются с ее края. На этот раз боль пришла мгновенно, словно ее руку заливали расплавленным металлом! Занила впилась пальцами в гладкую деревянную поверхность алтаря и закусила мгновенно побелевшие губы. Она чувствовала каждую новую каплю, казалось жидким огнем прожигавшую ее плоть насквозь!

Ледь отставил миску. Он не решался заглянуть в ее потемневшие от боли глаза. Он был рожден оборотнем и никогда не испытывал на себе этого ритуала и никогда еще не проводил его сам. Только видел, как это делает его отец или другие высшие оборотни из махейнской стаи. Можно было и теперь попросить помощи Родослава. Отец бы не отказался провести инициацию, но Ледь не захотел ждать. Что-то подсказывало ему, что она не согласилась бы ни на кого другого, да и он сам этого не хотел. Тогда он просто не знал, каково это причинять такую боль своими руками! Он даже не мог смотреть ей в глаза! Его взгляд зацепился за ее пальцы, судорожно впивающиеся в гладкую поверхность алтаря… Слишком твердую, чтобы за нее можно было схватиться, отвлекаясь от боли! Больше всего ему хотелось поскорее схватить тряпку и стереть кровь, избавляя ее от боли. Нельзя! Нельзя прерывать обряд… Он закусил губу, так же, как и она… Темные Боги, да она же сейчас ее до крови прокусит!

Не думая больше ни о чем, Ледь потянулся и накрыл ее руку своей, переплетя свои и ее пальцы, заставляя распрямить их, прижимая ее ладонь к алтарю. Длинные серебристо-светлые ресницы дрогнули, и девушка подняла на него взгляд. В глазах цвета незамерзшей зимней воды под слоем густой, словно липкой, боли недоумение:

— Я не буду дергаться. Не бойся!

— Ты говори, когда боль уходит, — произнес Ледь, отпуская ее руку и влажной тряпкой стирая с ее кожи остатки крови. Следа от разреза не было, значит все идет, как следует.

Значит, нужно продолжать! На какой-то момент он завидует Заниле: все, что ей нужно делать, это терпеть боль, а ему предстоит как-то заставить себя вновь взять руки кинжал! А еще глаза, которыми она по-прежнему смотрит ему в лицо… Он не выдерживает и спрашивает:

— Что?..

— Я просто думаю, в каком месте те продолжишь меня резать?!

Она еще может шутить!..

Ледь слегка накланяется над ней, и кинжал проводит ровный разрез по другому плечу Занилы, на этот раз более глубокий — чуть задевая мышцы под кожей.

— Существует определенная схема, которой традиционно принято придерживаться, — начинает объяснять Ледь: ему кажется, что, может быть, его рассказ поможет ей отвлечься. — Но некоторые старые оборотни, считают, что это не имеет никакого значения. Важно лишь количество разрезов и их глубина, — он откладывает кинжал и берет миску, не позволяя себе остановиться. — Мой отец, например, так думает.

— Не говори о нем! — сквозь стиснутые зубы шипит Занила. — Темные Боги, хоть сейчас не говори о нем!

Она запрокидывает голову, скользя затылком по гладкой поверхности алтаря. Ее взгляд мечется по потолку, пытаясь отыскать там хоть что-нибудь, за что можно зацепиться, чтобы всплыть над этой болью! Все левая рука от плеча до локтя в огне! Причем он не снаружи, а как будто изнутри, сжигает, начиная с кости. Вот черным жирным пеплом скручиваются мышцы, потом безжизненной золой опадает кожа… У нее больше нет руки, и значит, нечему болеть, и это, кажется, — счастье!

Влажная чуть прохладная ткань прикасается к плечу… Занила с трудом поворачивает голову и видит свою кожу, такую же гладкую и ровную, как и прежде. Значит, то, что она видела, как ее рука сгорела и рассыпалась пеплом, неправда? Значит, придется продолжать терпеть дальше?!

И боль от кинжала, проводящего новый разрез ниже по руке, кажется почти облегчением, потому что сталь, взрезающая ее плоть, такая холодная! А потом всю ее руку от кончиков пальцев до середины предплечья снова окунают в раскаленный металл… Она не выдерживает, вскрикивает… Она почти благодарна, когда рука Ледя сжимает ее руку, не позволяя ей впиться ногтями в собственною ладонь, раздирая ее до крови…

А потом Ледь снова возвращается к ее правой руке. То ли разрезы, как он и предупреждал, с каждым разом становятся глубже, то ли это еще больнее, потому что два раза практически на одном и том же месте? Ей кажется теперь, что из ее руки по отдельности вытягивают каждую жилу, каждую мышцу, дробят кость и только после этого сжигают то, что осталось! Она пытается закричать, пытается отдернуть руку, забыв свое обещание не двигаться, но Ледю даже не нужно держать ее: ее тело просто отказывается ей повиноваться!

Она, кажется, на какое-то мгновение потеряла сознание, потому что в себя она приходит оттого, что Ледь проводит новый разрез, на этот раз на ее ноге. Мелькает мысль, что он предпочел не приводить ее в себя, а дал ей какое-то время пробыть в забытьи. И она ему за это благодарна. Занила заставила себя приподнять голову, следя за движениями его рук. Ледь вскинул голову, встречаясь с ней взглядом. На секунду кинжал замер, а потом заскользил дальше. Ледь опустил глаза.

— Прости, я забыл, что для каждого следующего разреза нужно выбирать новое место.

Он ждал, что она ему ответит? Если так, то не нужно было лить кровь на разрез, потому что все слова сразу перестали иметь какое-либо значение. Занила теперь уже обеими руками впилась в поверхность алтаря. Она либо сорвет себе ногти, либо процарапает его насквозь!..

Занила не заметила, когда время перестало существовать, смытое непрекращающимся потоком боли. Как Ледь прикасался к ее коже влажной тканью или делал новый надрез, она больше не чувствовала. В себя ее приводила только очередная волна боли, потому что каждая новая была сильнее предыдущей! Занила больше не боялась дернуться в неподходящий момент, потому что тело вновь перестало ее слушаться. Она могла только смотреть, ловя темный взгляд Ледя, как будто только в нем еще был якорь, удерживающий ее на поверхности боли — того огненного моря, в которое стремительно погружалось ее тело. Она отказывалась помнить, что эту боль причиняет ей он! Нет, его руки приносят ей такое краткое, почти незаметное, но все же облегчение. Его глаза ловят ее взгляд, напоминая, что он обещал остановиться, как только она попросит. Умоляя ее попросить! Занила знает, что одно это слово «Остановись» смогла бы вытолкнуть даже из своего сорванного, сведенного судорогой горла, но позволяет себе только кричать!..

Во второй раз она очнулась оттого, что новая волна боли никак не накатывала, оставляя ее тело невозможно пустым, словно действительно состоящим лишь из пепла. Она повернула голову и посмотрела на Ледя, по-прежнему стоявшего рядом с алтарем. Он ничего не делал, просто держал в одной руке кинжал, а во второй миску. Опустевшую — это Занила заметила сразу.

— Ты говорил, что закончишь ритуал, только когда я попрошу, — произнесла она. Точнее, попыталась произнести, но Ледь похоже понял ее не слишком-то разборчивый сип.

— Ты уверена, что хочешь продолжать? — недоверие в темных глазах. Недоверие и что-то еще… Занила сейчас явно не в том состоянии, чтобы разбираться в чужих чувствах, хотя, может быть, беспокойство? Он боится, что она не выдержит, и вся его работа будет загублена?

— Да! — кажется, раньше она это говорила с гораздо более уверенной интонацией! Но Ледю нужно лишь это слово…

Какое-то время он еще просто стоит, словно сомневается или просто не решается продолжить, потом отбрасывает миску в сторону и шагает к алтарю.

— Тогда перевернись!

Занила догадывается, что он хочет, чтобы теперь она легла на живот. Только вот она сомневается, что ей удастся это сделать. Или это он специально, чтобы она задумалась и провела переоценку своих возможностей?

— Я помогу! — Ледь осторожно приподнимает ее за плечи. Занила садится, с трудом веря, что может это сделать, потом опирается на руки и переворачивается. Алтарь кажется неожиданно горячим. Темные Боги, неужели это от ее тела?

Она кладет голову на скрещенные руки и чувствует, как пальцы Ледя, едва касаясь, убирают волосы с ее спины. Она почти благодарна ему за эти прикосновения, и за острие кинжала, разрезающее ее спину… Она будет благодарна за все, что угодно, если это хоть на секунду оттянет новую волну боли! Даже за струйки собственной крови, стекающие по боку, потому что на этот раз разрез действительно очень глубокий!..

Ледь стоит сбоку от алтаря. Она думает, что он сейчас подберет миску и начнет вновь наполнять ее собственной кровью, а это даст ей еще немного времени. Но он проводит клинком по своему запястью и подносит к спине Занилы не миску, а собственную руку, с которой стекает кровь. Занила ничего не успевает подумать об этом, потому что новая волна боли обрушивается на нее. Слишком сильная! Гораздо сильнее, чем она готова была терпеть! Ни одной мысли не остается места в ее голове. Тело, сгорающее в несуществующем пламени, рвущемся наружу сквозь мешающую ему кожу, скручивает невыносимой судорогой. Ее словно подкидывает на алтаре, и она ничего не может сделать, только ощущать каждую мышцу, каждый сосуд, каждую клеточку своего тела, разрываемую на части! Она, кажется, скатывается с алтаря, и Ледь на этот раз не успевает ее удержать…

Мир перед глазами вспыхивает цветными пятнами. По краю сознания проносится мысль, что она рухнула на другой уровень зрения. Только на этот раз это ничуть не помогает отделить себя от собственного тела, от боли, терзающей его! И Занила, кажется, понимает почему! Ее серебристо-серое кружево распадается на части… Оно пульсирует так, что Занила с трудом узнает давно знакомые очертания. Да и нечего узнавать! Оно двигается, изменяясь на ее глазах! Часть внутренних узлов померкли, сжавшись в жалкие комки, а часть наоборот сияют нестерпимо ярко. И появляются новые… И от них друг к другу и к старым узлам протягиваются нити, ветвятся, сплетают новое кружево!..

Занила помнила, как однажды уже происходило такое. В самый первый раз, когда клыки Хозяина чуть не убили ее, и из обступившей ее тьмы возник огонек серебристо-серого цвета… Но, Темные Боги, тогда ей не было так больно! Тогда ее тело просто умирало и рождалось заново, а не разрывалось на части!..

На секунду боль чуть отступает, и Занила пытается приподняться, но отступает та только лишь для того, чтобы в следующее мгновение обрушиться снова, заставляя ее бессильно упасть на пол.

Ледь, отбросив в сторону теперь уже ненужный кинжал, перескочил через алтарь и опустился рядом с Занилой. Схватил за плечи, пытаясь приподнять, перевернуть, заставить посмотреть на себя. Все пошло не так! Или, точнее, слишком «так»… По телу девушки, ставшему вдруг невозможно тяжелым, одна за другой проходили сильные судороги. А он не знал, что ему делать! Мелькнула мысль, что, наверное, зря он взялся проводить инициацию один, но теперь уже было поздно что-либо менять. Время не повернуть вспять и ничего не исправить. Он сделал то, что считал нужным, и то (пора быть откровенным), чего больше всего хотел! Обнаженное, беспомощное, ломаемое чудовищной болью тело под его руками… Самого дорогого на этом свете для него человека!

«Человека? Уже нет! И это благодаря тебе!»

Очередная судорога скрутила тело Занилы. Ее голова сначала откинулась назад, а потом снова опустилась на циновки. Кажется, она была уже без сознания… Не думая больше ни о чем, Ледь рухнул на пол, вытягивая руки и ноги вдоль, поверх тела девушки, всем своим весом вжимая ее в пол, так предусмотрительно устланный циновками. Лишь бы она перестала биться в этих жутких судорогах, лишь бы она не навредила себе, лишь бы она перестала чувствовать эту боль… Которую он ей причинил! И даже осознание того, что по-другому было нельзя, не спасало.

Он всем своим телом ощущал, как напряженно тверды ее мышцы, как новые и новые волны спазмов скручивают мускулы, ломают такое совершенное тело. Он мог только молиться, благодаря всех Богов, что позволили ей потерять сознание и не чувствовать всего этого. Если бы он был в состоянии, он забрал бы ее боль себе. Но все что он мог, это изо всех сил сжимать ее тело, не давая ему биться в конвульсиях, и жалеть, что не может перелить в него свою силу точно так же, как перелил кровь!

Кожаный ремешок, удерживавший его волосы, слетел, и они темной волной рассыпались по обеим сторонам его плеч, закрывая его тело и тело, лежащей под ним девушки, смешиваясь с ее волосами, такими же длинными, в спутанном беспорядке разметавшимися по полу. Он вжимался губами в ее затылок, ощущая их запах и вкус…

Судороги начали стихать.

«Неужели все?..»

Ледь почувствовал, как ее тело обмякло и расслабилось под ним. Ледь осторожно приподнялся, опираясь на руки. Занила все еще без сознания, но сейчас, кажется, самое время вспомнить, как она относится к прикосновениям, если уж несколько минут назад ты позволил себе об этом забыть. Ледь перекатился в сторону, увлекая такое послушное тело девушки за собой. Сел, аккуратно положив ее себе на колени. Осторожно, кончиками пальцев, отвел волосы с ее лица. Руки дрожали.

Кажется, он может радоваться и гордиться собой: не каждому высшему оборотню удается довести инициацию до той границы, за которой у нового оборотня начинается формирование силового каркаса. Обычно приходится еще какое-то время ждать, гадая, получилось ли… Глаза Занилы, лежавшей на его руках, были по-прежнему закрыты. И Ледь точно знал, что сможет радоваться и гордиться только когда с ее лица исчезнет эта невозможная бледность.

Глава 2. Обещание

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Снег под лапами мягкий, пушистый, чуть хрусткий и совсем не холодный. Зима вступила в свои права совсем недавно, и поэтому его еще так мало, что он даже не везде скрыл слой сухой опавшей хвои. И от этого земля кажется пятнистой, буро-белой, словно шкура какого-то неведомого животного. Правда, таких зверей ты не встречал. А большая часть снега не долетела до земли, потому что повисла на пушистых ветвях огромных деревьев, вздымающихся над твоей головой. Толстые ровные стволы с темной шершавой корой уходят высоко в небо. Где-то там, над ними, полдень, ярко светит солнце, ослепительно преломляясь сотни тысяч и миллионы раз в каждой снежинке, пойманной в паутину темно-зеленых иголок. Но сюда, к самой земле, проникают только тонкие лучи, падают отвесно сверху вниз. И оттого мир вокруг кажется полосатым: ствол дерева, луч света; ствол дерева, луч света…

А пятна снега и хвои на земле расплываются, сплетаясь в причудливый узор, если бежать так быстро, как ты. И сильные лапы не успевают почувствовать, на что ступили в очередной раз: на пушистый снег или на хрусткую хвою. А мир вокруг, словно чаша, полная до краев! Светом солнца, звуками, запахами, силой, переполняющей твое тело…

Это только глупые, слабые, никчемные люди могут считать, что в зимнем лесу стоит сонная тишина, но ты-то слышишь, сколько в нем жизни! Каждый твой шаг отдается тихим хрустом, огромные деревья слегка покачиваются под порывами ветра, проносящегося между их вершин, — скрипит древесина. Да и сам ветер поет, дразня покрытые ледком иголочки, словно играет на крошечных колокольчиках! Вот где-то высоко-высоко с ветки сорвался снег, пролетел амм вниз до следующей лапы, ударился, рассыпался сухим облачком сияющей морозной пыли, дрогнули струны-иглы, пропел музыкант-ветер… Потревоженная, цепляясь острыми коготками за сухую кору, высунулась из своего дупла белка, встряхнула пушистым серо-рыжим хвостом, повела подвижным носиком, нюхая воздух, и скрылась назад: до весны еще далеко, а в уютном дупле достаточно запасов, чтобы пережить зиму. Гораздо хуже крошечной серой мышке, что роется в сухой хвое меж корней столетнего дерева: ей сегодня еще не удалось найти себе пропитания. Вдруг она замирает, сев на задние лапки и подняв вверх продолговатую голову с острым носиком. Ее длинные темные усы тревожно шевелятся… Она почуяла в воздухе тебя! Хищника. Опасность! Мышка опускается на все четыре лапы и стремительно пытается скрыться в своей норке, устроенной здесь же, между корней дерева…

Если бы ты мог, ты бы усмехнулся. Глупая маленькая мышь! Если бы ты захотел — жалкая норка не стала бы для тебя серьезной преградой. Вообще ничто не стало бы! Но пусть серая мышка боится дальше. Тебе нет дела до нее! Ты огромный, сильный, непобедимый хищник. Ты бежишь по своему лесу, в котором у тебя нет ни одного по-настоящему опасного врага. Сегодня ты вышел на охоту в свои владения. И маленькая серая мышка — это не та добыча, которая может тебя заинтересовать. Тебя с детства учили, что добыча должна быть достойной охотника!

Но то, что ты не собираешься ее убивать, не мешает тебе наслаждаться запахом страха, исходящим от мышки, забившейся в свою норку. Ты уже давно пробежал мимо, стремительно взрезая морозный воздух, а она еще долго не отважится вновь показаться из своего укрытия. И этот запах пьянит ничуть не хуже вина, которое ты пьешь, когда принимаешь облик человека, только он слаще, и крепче, и вкуснее. Когда ты принимаешь облик зверя, все становится лучше, а мир полнее, словно все встает на свои места!

Твои ноздри расширяются, ловя и другие запахи леса: морозная пыль в воздухе, зеленая хвоя на самых верхних ветвях, нежащаяся под таким скупым солнечным теплом, тягучая янтарная смола в трещинах коры, застывшая в ожидании нового лета. Это для людей до него еще целая вечность, а для тебя, как и для самого леса, — лишь один миг, один день, за которым придет следующий, и им не будет конца!

Никто не знает, как далеко простирается лес. И сегодня ты уверен, что твои владения безграничны. Мелькание древесных стволов и солнечного леса не закончится никогда, сколько бы ты не бежал, как бы ни прибавлял скорость. Твое сильное тело не чувствует усталости. Ее просто не существует, когда ты в лесу, когда он обступает тебя со всех сторон, обнимает пушистыми заснеженными лапами, слепит мельканием солнечных косых лучей, ударяется в лапы мягкой и упругой землей, засыпанной сухой хвоей и первым снегом, дразнит твое обоняние запахами жизни вокруг. Нужно быть зверем, чтобы почувствовать это. Тебе не нужно вспоминать, ты всегда знаешь: сам лес и все его обитатели существует только ради тебя, его Хозяина!

Его Хозяев.

Сегодня ты не один в этом лесу. В полусотне аммов впереди между деревьями мелькает белоснежная в черных развода спина того, кто вышел сегодня на охоту вместе с тобой. Ты прибавляешь скорость, стремясь догнать его. И тебе это удается, потому что он даже не думает от тебя убегать. Он рад, что ты наконец-то присоединился к нему. И вот вы уже бежите рядом, бок обок, голова к голове. Сильные лапы одновременно впечатываются в хрупкий мягкий снег, солнце скользит по белоснежным сияющим шкурам, хвосты вытянуты назад, слегка покачиваясь в такт бегу. Два Хозяина Леса, принявшие облик огромных кошек. Вы не соперники сегодня. Вы вообще никогда не станете соперниками, потому что леса и добычи в нем хватит на всех, а значит, вам нечего делить.

Ты снова чуть отстаешь, позволяя твоему старшему брату чуть вырваться вперед. Тебе нравится смотреть, как он несется сквозь лес, как сильное ловкое тело огибает стволы деревьев, словно и не замечая этого, будто это они сами расходятся в стороны, уступая дорогу Хозяевам. Тебе нравится смотреть, потому что ты знаешь: ты сам бежишь также. И сильнее мороза и запаха страха затаившейся добычи пьянит сознание собственной силы! Твое тело совершенно, каждая клеточка наполнена энергией… Нет, когда ты принимаешь облик человека, ничего не меняется, просто именно здесь, в лесу, в этом безумном беге, в охоте ты можешь быть собой, раскрыть свою суть, довести свое тело до предела. И за него! Перешагнуть эту грань, потому что именно там начинается свобода!

Что-то меняется в воздухе. Почти неуловимо, но ты чувствуешь, потому что ты суть от сути этого леса. Твой брат, бегущий впереди, чуть замедляет шаг. И ты делаешь то же самое, потому что в твое сознание проникает образ, посланный им, призывающий тебя к вниманию. Твой брат сообщает тебе, что лес кончается — вы приблизились к границе своих владений. Ты пробуешь воздух на вкус и соглашаешься с ним. В сотне аммов впереди деревья заканчиваются, там проходит дорога, а за ней начинается мир людей, слабых, глупых, короткоживущих, таких забавных, если на них охотится!..

Ты бы улыбнулся, если бы был в другом обличье, а так лишь скалишь белоснежные клыки в пару эцбов длинной, потому что охота, кажется, становится интересной: там, за границей леса, на дороге, ты чуешь запах людей! Ты, осторожно шагая между деревьев, крадешься туда. Ты прислушиваешься к доносящимся запахам и звукам. О, да там не один человек! Их не меньше двух дюжин, а с ними их ездовые животные — лошади. Охота будет интересной!

В твое сознание толкается образ, посланный твоим братом: «Мы не будем нападать на них!» Ты разочарован, глухо рычишь, поворачиваясь к нему.

«Время Большой Охоты еще не наступило! Кай'е Лэ будет недоволен!»

Ты все это знаешь и сам, поэтому послушно останавливаешься. Кровь еще бурлит от стремительного бега по лесу, от запаха страха прячущихся жертв, от сознания собственной свободы, но ты не хочешь, что бы Кай'е Лэ разочаровался в тебе, точно так же, как и твой брат. Ты знаешь: на людей стая нападает только, когда собирается вместе, и только когда Хозяин решает, что для этого настало подходящее время…

«Ну, посмотреть то можно?!»

Одобрение в ответном образе, и вы вместе крадетесь дальше между деревьев. Ранняя зима, когда снег еще не до конца засыпал землю, самое лучшее время для того, чтобы слиться с лесом, потерявшись между деревьев. Вы останавливаетесь на самой опушке, там, откуда уже хорошо виден отряд людей. Сбоку раздается угрожающее рычание твоего брата, потому что люди не едут по дороге, как им и положено, они свернули с нее и приближаются к лесу, явно собираясь углубиться в него! Ты не слишком хорошо разбираешься в делах людей (это обязанность Кай'е Лэ стаи), но даже ты знаешь, что власть на землях, примыкающих к вашему лесу, захватил их новый князь. А по тому, как люди в отряде одеты и вооружены, ты догадываешься, что это его воины — дружинники, как они сами себя называют. Но зачем они хотят войти в ваш лес?

«В наш лес! Не их! Пусть захватывают и делят свои земли!»

Одобрительное рычание твоего брата в ответ. Он согласен. Вы сегодня вышли на охоту, но сейчас самое время защитить границу своих владений от вторжения непрошенных гостей!

Две огромные кошки не спеша выходят из леса, огибая стволы деревьев. Люди, княжеские дружинники, замирают, потому что им кажется, что звери не вышли из чащи, а соткались прямо на опушке из теней и лучей солнца. Белоснежные шкуры с черными разводами, мощные лапы толще человеческой руки, лобастые головы с разведенными в стороны ушами, оскаленные в беззвучном рыке клыки… Но самое страшно не это. Дружинники замирают, невольно положив руки на эфесы мечей, потому что звери смотрят на них насмешливыми и умными человеческими глазами!..

Два Хозяина Леса стоят напротив дружинников на опушке леса и не собираются уходить. Они пока не нападают, но люди знают, что стоит им сделать еще хоть шаг вперед, еще хотя бы полшага!.. Они с самого начала не хотели ехать сюда, а сейчас они, кажется, и вовсе начинают ненавидеть своего князя, который послал их, посмеявшись над их рассказами. Интересно, а он так и будет смеяться, если отряд его дружинников не вернется в детинец?

Лошади прядут ушами и нервно переступают с ноги на ногу: они не желают оставаться здесь и уж точно они не хотят углубляться в лес. Одна из двух кошек шагнула вперед и зарычала, широко раскрывая свою огромную страшную пасть. Дружинники не выдержали. Один за другим они, пятясь, начали отступать к дороге. Лошади пытаются подняться на дыбы и оступаются, увязая в рыхлом снеге и сухой траве. Хозяева Леса наблюдают, как отряд людей выбирается назад на дорогу и стремительно скачет прочь. Они убрались назад в свои земли, к своему князю, и оборотни уверены, что они еще долго не рискнут сунуться сюда!

Если бы в этом облике братья могли улыбаться, они бы улыбнулись друг другу! Две белоснежных кошки не спеша скрылись в лесу. В том лесу, что был сутью от их сути. В котором они были свободны, и где не могло быть никаких иных хозяев, кроме них самих!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Первый день после инициации.

Занила проснулась так резко, будто что-то выдернуло ее из ее сна, будто огромная белая кошка, чьими глазами она смотрела, собралась и вытолкнула ее из своего сознания. Так внезапно… Еще долю секунды назад она была оборотнем, принявшим звериную суть, она бежала по зимнему северомахейнскому лесу (свою родину она не могла не узнать), а в следующее мгновение она уже здесь… Кстати, где?

Занила заставила себя не просто открыть глаза, но и задуматься, что она перед собой видит. Помещение было ей явно не знакомо. Высокий потолок, стены, затянутые светлой тканью, мебели немного, но вся явно из дорогих пород дерева. Одна из стен, та, в которой окна — огромные, от пола до потолка, не вертикальная, а наклонена внутрь помещения, не оставляя не малейшего сомнения, что комната расположена где-то под самой крышей. А в окна затянутые тонкой полупрозрачной тканью заглядывает ярко-синее небо, такое, как бывает в Годруме лишь после полудня. Возле противоположной стены широкая кровать, на которой и лежит Занила… А не пора ли уже вставать?

Она приподнялась и села на кровати, огляделась по сторонам. На полу аккуратно сложенным лежало ее платье. Занила могла бы просто протянуть руку и взять его, но вместо этого она завернулась в тонкое светло-желтое покрывало, которым была закутана: отсутствие одежды сейчас явно было не самым важным из того, что ее волновало! Окончание вчерашнего дня она помнила весьма смутно…

«Ты уверена, что вчерашнего?»

Нет, она не была уверена. И в любом случае, последнее, что она помнила, была боль. Занила содрогнулась, вспомнив те кошмарные ощущения, что ей пришлось пережить. Когда она была рабыней, ее избивали плетьми и клеймили раскаленным железом, но по сравнению со вчерашним это было сущими мелочами! К тому же раньше у нее всегда была лазейка: она умела закрывать свое сознание от собственного тела. Но вчера она не рискнула сделать ничего подобного: кто знает, что могло повлиять на успешное проведение инициации. В результате последнее, что она помнила, была очередная волна совершенно невыносимой боли, от которой она и потеряла сознание…

«А еще кружево начало распадаться на части…»

Да, это Занила тоже помнила. Прикрыв глаза, она нырнула на другой уровень зрения. Окружающее пространство заискрилось густым перламутром, но ее сейчас интересовало только ее собственное тело. Кружево было на месте, и оно даже было вполне целым.

«Еще бы: ты ведь жива!»

Только вот Занила не узнавала его очертаний. Оно словно стало намного более плотным и сложным. Занила вздохнула и вернулась на первый уровень зрения. Что-то определенно изменилось, вопрос только, что именно!

«Еще бы знать, получилось ли?»

Занила вытянула из-под покрывала руку и посмотрела на нее. С виду ничего не изменилось. Ее тело такое же, как прежде. Как же ей понять, стала ли она уже оборотнем? Хотя, судя по тому, что ей приснилось…

А сон не отпускал. Словно какая-то ее часть осталась в том северном лесу бежать вместе с огромной кошкой… «Только вот сейчас даже на самом севере Махейна лето!» — подумала Занила. И еще одна вещь показалась ей странной: одежда и оружие людей-дружинников из ее сна. Они были какими-то… примитивными, грубыми… Других слов Занила не смогла подобрать. И еще эта мысль кошки-оборотня, чьими глазами она смотрела на окружающий мир, о том, что власть в землях людей «захватил» новый князь. Насколько знала Занила, последние лет четыреста князья передавали престол своим наследникам вполне мирно, а самые недавние захваты власти или новых территорий происходили как раз лет четыреста-пятьсот назад. Точнее сказать было трудно: северный Махейн это вам не Салева, где при царском дворце обитает целая толпа летописцев и ученых-историков. В общем, у Занилы сложилось стойкое впечатление, что то, что она видела, происходило много лет, если не веков, назад! Откуда же тогда это сводящее с ума ощущение, что жизнь, уведенная ею во сне, гораздо более реальна, чем то, на что она смотрит сейчас?

Занила уперлась руками в колени, и положила лоб на руки. Может быть, потому, что ей приснилась ее мечта?..

Мечта о полной и безграничной свободе; о силе, которой нечего противопоставить; о власти, приходящей вслед за ней! Она побывала в теле оборотня, Хозяина Леса, и от того, что она ощутила, ее сердце до сих пор отказывалось биться ровно. Она приняла решение стать оборотнем из-за своей ненависти, ради того, чтобы убить Хозяина. Но если то, что было ей позволено почувствовать в ее сне, не ложь, то, кажется, она никогда не будет об этом жалеть!

Занила не услышала, как отворилась дверь, просто почувствовала чье-то присутствие рядом. Как энергию, заполнившую пространство комнаты, как тепло, прикоснувшееся к ее собственному телу… Кажется, она помнит, кого именно ощущает так. Занила подняла голову с колен и повернулась в сторону двери. На пороге, прикрыв ее за собой, но не отпустив дверную ручку, стоял Ледь. Сегодня, то ли, чтобы казаться более уместным в этой светлой комнате, то ли по поводу еще какого события, он изменил своей привычке одеваться во все черное. На нем были коричневые штаны, как всегда заправленные в сапоги выше колена, и светло-бежевая рубаха. Меча нет, вообще не видно никакого оружия. Волосы распущены и перекинуты через плечо, и в свете солнца, проникающего сквозь наклонные окна, при каждом его движении по ним пробегает волна бликов, не оставляя никакого сомнения в том, насколько они гладкие и шелковые на ощупь. Как шерсть огромной кошки, если бы та могла быть такой невообразимой длины…

— Ты не постучал, — Занила заставила себя взглянуть ему в лицо.

— Вообще-то это моя комната! — усмехнулся Ледь, он скрестил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку.

— Тогда что я здесь делаю? — Занила скрестила ноги, усаживаясь поудобнее, вопреки смыслу фразы даже не думая выпутываться из покрывала или вставать с постели. Как сон, что она видела этой ночью, был наполнен ощущением свободы, так в этой комнате, казалось в самом воздухе, витало ощущение уюта, с которым она ни за что не хотела расставаться. Мягкий солнечный свет, проникающий сквозь полупрозрачные шторы, пушистый ковер на полу, по которому хочется ходить непременно босыми ногами, светлые дерево и ткани повсюду, Ледь… Определенно, пока он не появился, чего-то не хватало, а сейчас все словно встало на свои места. Ну, почти… Чего-то еще словно было недостаточно… Но Занила пока никак не могла сформулировать, чего именно.

— Я беспокоился за тебя, — ей показалось или в его глазах мелькнула неуверенность? Словно он не знал, как она отреагирует на эти слова. — Кстати, с добрым утром!

— По-моему сейчас уже день? — словно подтверждая свои слова, Занила взглянула на небо, виднеющееся сквозь окно.

— Раз ты только что проснулась, значит, утро! — отмел ее возражения Ледь и, не дожидаясь очередного ее замечания, спросил. — Как ты себя чувствуешь?

— Также, — пожала плечами Занила, в одно это короткое слово вкладывая все свои сомнения в удачном завершении инициации. И только потом задумалась, а также ли? Конечно, все можно было списать на влияние слишком реалистичного сна, никак не желающее проходить, но как Занила бежала по лесу в нем, точно также ей и сейчас хотелось сорваться с места и нестись куда-то прочь. Причем куда именно, не важно! Или хотя бы взять свою норлу и отправиться на плац тренироваться, отрабатывать новые комплексы ударов, причем обязательно атакующих! Энергия переполняла ее, казалось, ею была заполнена каждая клеточка ее тела.

— А ты что хотела проснуться уже в облике зверя? — усмехнулся Ледь, делая шаг к кровати, на которой сидела Зан. И она это его приближение почувствовала каждой клеточкой своего тела, отозвавшегося радостью! И еще ей нравилось смотреть, как он двигается. Каждый его жест был наполнен силой и уверенностью, ни одного лишнего или неуклюжего движения… Только сейчас Занила, кажется, в полной мере начала осознавать, что имел в виду Ледь, говоря, что оборотни никогда не становятся людьми! Человек так двигаться бы не смог! А глядя на Ледя, невозможно забыть, что перед тобой огромный, полный силы зверь! Неужели и она тоже станет такой?! Хотя, определенно, это ее сейчас волновало куда меньше, чем то, что она не могла оторвать взгляда от Ледя! И не хотела… Если он самое прекрасное, что есть в этой комнате, и что она вообще когда-либо видела, то это ведь правильно смотреть на него?.. Не дойдя всего шага до кровати, он вдруг опустился на пол — сел, скрестив ноги. Теперь его лицо было чуть ниже и прямо напротив лица Занилы — не отвернуться. Невозможно не смотреть!

— Объясни мне, как все должно быть! — интонация средняя между требованием и просьбой. Ледь улыбнулся: он, похоже, ничего не имел против такого ее тона. Он сидел вполоборота к окну, и косой луч солнца, проникавший через него, упал на его лицо, запутался в темных острых ресницах, отбросил дрожащие блики на агатово-черную поверхность глаз.

— Инициация завершилась формированием силового каркаса, — начал объяснять Ледь.

«Силовой каркас? Это он кружево так называет?» — подумала Занила, но переспрашивать не стала: иногда, если ты задаешь слишком много вопросов, еще больше вопросов возникает к тебе самой. И еще ей показалось, что при воспоминании об инициации во взгляде Ледя промелькнула тень неуверенности, сожаления… Или боли? Ее боли! Но Ледь не дал ей времени разобраться, продолжив объяснения.

— Теперь нужно какое-то время ждать, чтобы тело перестроилось под него и обрело способность к изменению.

— И какое время? — уточнила Занила. Ледь пожал плечами и заправил за ухо прядь выбившихся волос.

— Для каждого нового оборотня — свое. Обычно первое обращение происходит в течение месяца после инициации.

— Понятно. А как много времени от нее уже прошло? — Занила таким образом решила хитро намекнуть, что не представляет, сколько часов она провела без сознания. Ледь обернулся на окно, словно ему необходимо было увидеть солнце, чтобы вспомнить, сколько сейчас времени:

— Меньше суток, — Зан решила не уточнять, а Ледь вдруг продолжил. — Я был в Годруме. Там до сих пор большая часть оборотней, а поместье почти пустое. Я виделся с отцом.

— И что он? — Занила почувствовала, что, несмотря на все усилия, ее голос все ж прозвучал напряженно. А как иначе она могла реагировать на упоминание о Родославе?!

— Продолжает прибирать к рукам имущество Тайко-Сида. Добрался до кораблей, — принялся рассказывать Ледь. — Совет правящих семей попытался возразить, но они слишком поздно спохватились: к тому моменту люди адмирала уже не представляли единой силы, а свои войска выставлять против нас аристократы не захотели. Это означало бы войну в городе, а они предпочитают закрывать глаза и делать вид, что это лишь передел сфер влияния между купцами. Думаю, скоро Годрум станет имуществом стаи! — он усмехнулся и вдруг неожиданно добавил. — Я рассказал ему о тебе.

— И что сказал твой отец? — Занила почувствовала, как ее пальцы вцепляются в покрывало. Она стояла на самом краю обрыва, и даже пыталась по нему идти. Но она ни на секунду не забывала, что одного слова Родослава будет достаточно, чтобы она сорвалась вниз: ему нужно лишь рассказать своему сыну, как она на него напала, и Ледь убьет ее!

— Сказал, что рад, — голос оборотня ровный. Еще бы Заниле удалось понять, почему Родослав молчит, в какую игру он решил сыграть с ней на этот раз?! Голос Ледя ровный, но все же между ее вопросом и его ответом была небольшая заминка, заполненная всплеском силы, который она не могла не почувствовать. И эта заминка, и этот всплеск отразились в глазах Ледя, как еще более темная тень под, казалось бы, непроглядно-черной поверхностью.

— Ты врешь. Я чувствую, — неожиданно для самой себя произнесла Занила. — Я теперь могу это чувствовать, ведь я больше не человек!

Оборотень усмехнулся, продемонстрировав два ряда ровных белых зубов. Занила могла бы поклясться, что он доволен. Может быть, не тем, что она раскрыла его ложь, а скорее просто ее новыми способностями.

— Он сказал, что всегда был уверен, что рано или поздно это случиться, — произнес Ледь, признавая ее правоту. На этот раз лжи Занила не почувствовала.

— Почему ты сразу не хотел мне этого говорить?

— Мне казалось, и, по-моему, я был прав, что тебе не слишком понравится это высказывание моего отца? — оборотень внимательно смотрел ей глаза, словно ожидая ее реакции. По его лбу, выдавая напряжение, пролегла тонкая вертикальная складка, придавая ему очень взрослый и очень серьезный вид. И очень красивый… Занила поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться пальцами к его лбу, прогнать это выражение тревоги с его лица…

Она, и хочет прикоснуться к другому человеку?! Занила мысленно ругнулась, помянув всех Темных Богов: определенно, ей срочно нужно было разобраться, что происходит!

— Я просто слишком долго была рабыней, чтобы начинать кого-то снова называть Хозяином! — резко проговорила Занила, словно этой резкостью наказывая саму себя.

— А теперь врешь ты! Я чую! — Ледь усмехнулся и всем телом подался вперед, оперся на руки, наклоняясь ближе к Заниле. Его лицо теперь было в какой-нибудь паре тефахов от ее лица. Он улыбнулся, заглядывая ей в глаза. Может быть, он ждет, что она начнет спорить? Нет, она просто промолчит. Не врать, еще не значит говорить правду! Только ее, кажется, все меньше волнует этот разговор. И Родослав тоже. Он в Годруме, а это несколько фарсахов от поместья. Намного дальше, чем Ледь…

Занила на протяжении всего разговора чувствовала силу, исходящую от оборотня, и привыкание к этому ощущению никак не наступало. И сейчас вдруг она поняла, что с самого начала казалось ей не совсем правильным: то, что Ледь был в этой комнате, и при этом недостаточно близко от нее! Любое расстояние между ними было лишним! Она поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться к его коже, почувствовать ее своей, прижаться к нему всем телом… Она вспомнила, как во время инициации его пальцы переплелись с ее, прижимая ее руку к столу. Темные Боги, она, кажется, готова была снова перенести всю ту боль ради одного его прикосновения!

— Тогда не задавай неудобных вопросов! — заставила она себя произнести.

— Ты тоже! — Ледь вдруг наклонился еще больше вперед, протянул руку и коснулся ею лица Занилы. Она хотела привычно отшатнуться, разрывая контакт, но расстояние между ними, очевидно, было стеной, которая в одно мгновение рухнула!.. Она тоже наклонилась вперед, щекой прижимаясь к ладони Ледя. Его кожа была такой теплой и гладкой, и мир вокруг наконец-то стал полным, словно сложилась сложная мозаика, и теперь все стало правильно, именно так, как было предначертано изначально! Кожа к коже, и сила, не только его, но и ее, как самая изысканная ласка. И только одна мысль в мозгу: мало! Нужно еще больше, еще ближе. Сводящее с ума желание почувствовать его кожу на своей, как можно ближе!

Занила зажмурила глаза. Нет, она недооценила себя: пусть оттесненная на задний план, но в ее сознании продолжала жить и другая мысль: это не ее желание! Не может быть ее! Что-то пошло не так!

— Что со мной происходит? — проговорила она, не открывая глаз, словно, если она не будет смотреть на Ледя, ей будет легче справиться с собой. И еще она боялась двинуться, как будто поймала хрупкое равновесие. И пока она сохраняет его, нет, она не сможет отодвинуться, разрывая прикосновение, но ей удастся удержать себя и не рухнуть в его объятия!

— Тяга крови… — Ледь произнес совсем тихо, но Занила была достаточно близко, чтобы расслышать.

— Что?

— Между новым оборотнем и высшим, который его обратил, устанавливается связь, основанная на единстве крови. Какой эффект это дало в твоем случае, ты чувствуешь…

— А ты ощущаешь то же? — она спрашивала и боялась услышать ответ.

— Да, — словно едва уловимая грусть в тоне голоса, как попытка извинится.

— Ты с самого начала знал, что так будет?

— Да, — секундная заминка перед ответом, словно он не только ей, но и самому себе в первый раз признавался в этом. И за это мгновение Ледь отнял руку от лица Занилы и выпрямился, отодвигаясь от нее. Его вариант извиниться — самый искренний из возможных! Она до боли закусила губу, заставляя себя не потянуться вслед за его рукой, чтобы вернуть ускользающую ласку и не закричать от невозможного чувства потери! Сила, до этого пушистой волной окутывавшая ее, не исчезла совсем, но немного схлынула, и Заниле показалось, что она замерзает.

— Это со временем пройдет? — она открыла глаза, но не решилась вновь посмотреть на Ледя, разглядывая покрывало на своих коленях.

— Возможно. Если мы окажемся на расстоянии друг от друга… — ей не понравился тон его голоса. Занила подняла на него глаза. Она ничего не сказала, но Ледь все прочел в ее взгляде: ей необходимо было знать правду. — Нет, — теперь он опустил голову, и Занила была благодарна ему хотя бы за то, что он не пытается извиняться вслух. Между ними все уже было выяснено. Но кое-что еще она все-таки должна спросить.

— Почему ты не сказал мне? — она имела в виду: «Почему, не сказал до инициации», и он ее прекрасно понял.

— А это бы изменило твое решение? — вопрос на вопрос, и оба знают ответ. Два взгляда, снова встретившихся. Энергии, заполняющей комнату, слишком много, чтобы это можно было вынести…

— Пожалуйста, оставь меня, — прошептала Занила, потому что голос сорвался. Она не помнила, когда она кого-то о чем-то просила. Ледь повернулся и направился к двери, даже не напомнив ей, что вообще-то это его комната. А Занила вдруг окликнула его:

— Ледь!

Он замер и обернулся. И ей стало неуютно под его взглядом. Он смотрел на нее так, будто действительно надеялся, что она попросит его остаться! Хотя, если он чувствует то же, что и она… Заниле стало страшно от этой мысли.

— Почему ты и твой отец так настойчиво добивались моего согласия на инициацию? — она заставила себя сосредоточиться на том, что хотела выяснить. Во взгляде Ледя отразилось недоумение, и Занила, вздохнув, принялась объяснять, что именно ее интересует. — Инициация не требует участия обращаемого. Добровольно участия, я имею в виду. То есть при особом желании высший оборотень может любого человека сделать членом стаи?

— И получить нового оборотня, который его ненавидит? — с сомнением пожал плечами Ледь.

— Но ведь после инициации появляется эта, так называемая, тяга крови?

— Тяга крови не создает эмоций с нуля, — Ледь прикоснулся рукой ко лбу, отбрасывая непослушные пряди волос, и слегка поморщился. — Наверное, я плохо объяснил с самого начала. Она, скорее, действует как линза: ловит эмоции инициирующего высшего оборотня, концентрирует их, усиливая, фокусирует на инициируемом, а затем ему же передает их аналог. Но при этом эмоции, которые человек испытывал в момент инициации, не отменяются. А ненависть, — она на секунду задумался, словно подбирая слова, — самое сильное из человеческих чувств. Любовь со временем проходит. Даже страсть имеет свойство угасать. И только ненависть, чем дальше, тем становится все сильнее. Я не знаю, кто рискнул бы ее мешать с тягой крови, — закончил он, пожав плечами. Потом постоял еще какое-то время, но Занила больше не задавала вопросов: ей было над чем подумать, тогда он вышел из спальни. Он не забыл: она уже попросила его уйти.

Она подождала, пока закроется дверь, и встала с кровати. Она больше не могла оставаться на одном месте. Получается, что то, что она чувствует к Ледю, — это усиленная, «концентрированная» версия того, что испытывал он к ней сам еще до инициации. Она этого не знала, но он-то не мог хотя бы не догадываться и не предполагать, во что это выльется! А он этого и не отрицает! И все равно он пошел на инициацию… Занила подумала, что должна бы ненавидеть его, но ненависти не было. Может быть, это тяга крови все еще бурлила в ней. А может быть, она просто признавалась самой себе, что, даже зная обо всем, она все равно согласилась бы на инициацию. Кого она пытается обмануть? Она на все, что угодно, согласилась бы ради возможности получить новую силу! Для своей мести…

Занила отбросила покрывало на постель и как была, обнаженной, подошла к окну. Ей не хотелось одеваться, словно платье стало бы ей мешать, будто она уже была огромной кошкой, несущейся сквозь лес, для которой любая одежда не уместна! И еще она старалась не думать о том, что с уходом Ледя комната мгновенно утратила весь свой уют. Она словно безнадежно опустела, и ни дорогая мебель, ни роскошные ткани, ни солнечный свет не спасали! Она больше не хотела здесь оставаться! Вновь вернулось желание двигаться, действовать, делать хоть что-нибудь, лишь бы растратить энергию, через край переполняющую ее тело. Занила шагнула к окну и выглянула наружу. За тонкой полупрозрачной тканью и стеклом было море. Комната находилась довольно высоко, и поэтому Заниле был не виден берег, только вода — светлая пена на линии прибоя, постепенно переходящая в густую синеву на глубине. Кажется, теперь Занила начинала понимать, в какой части дома находится эта комната. И еще она вдруг вспомнила об Эзре.

Сколько времени прошло с момента ее знакомства с той сероволосой девочкой с дарийских островов? Ненамного больше, чем с момента ее смерти. Но сейчас Занила вспомнила не об этом, а о том, как дважды бралась лечить ее, собственной кровью заживляя раны, оставленные кнутом надсмотрщицы или ножом другой рабыни. То, каким именно образом она лечила, очень сильно напоминало процесс инициации — передачу крови. Этой мысли нужно было лишь один раз прийти в голову Занилы, чтобы она больше не могла от нее отвернуться. Пусть в оба раза собственной крови она потратила совсем не много, да и оборотнем она не была, но все же что-то, подобное тяге крови, она тогда почувствовала! Не зря же еще после первого разделения крови они стали лучшими, самыми близкими подругами, а после второй, когда Эзру убили, Занила не могла избавиться от ощущения, что вместе с дарийкой умерла и частичка ее самой! Так и было. А спас ее тогда Кор, попавшийся ей на пустом городском рынке. Их встреча началась с того, что он укусил ее — получил ее кровь. Занял в ее сердце место, пустовавшее после смерти Эзры… А теперь также прочно свое место занял и Ледь!..

Она сама загнала себя в эту ловушку. И даже не сожалела об этом!

Просто этих эмоций было слишком много, они слишком резко обрушились на нее, оставив у нее чувство, будто она задыхается под ними! Занила решительно вернулась к кровати, подняла с пола свое платье и надела его. Если бежать по лесу в виде кошки ей пока недоступно, то она, по крайней мере, может вернуться в свою комнату в казармах за норлой и отправится на плац. Может быть, ей удастся не думать ни о том, что она сделала, ни о Леде?.. Вдруг ей удастся хотя бы на время представить, что она снова всего лишь человек?

Глава 3. Об особенностях кружева

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

В морозную зимнюю ночь даже в безветренную погоду запах свежепролитой крови далеко распространяется по лесу. А с твоим обонянием его и вовсе невозможно не почуять!

Ты останавливаешься, резко прерывая свой бег, вскидываешь мощную голову, поводишь ею из стороны в сторону, принюхиваешься, пытаясь вновь уловить промелькнувший в воздухе запах. Вот он! Тебе не показалось! Кровь пролилась совсем недавно, она еще такая свежая, даже теплая… От этого, самого вкусного в мире, запаха хочется улыбнуться. И ты улыбаешься — скалишь клыкастую пасть и тихо рычишь. Только тебе не дает покоя вопрос: кто пролили эту кровь? Кто посмел охотиться в твоем лесу?!

Огромная кошка срывается с места, мгновенно переходя на стремительный бег. Через секунду на том месте, где она только что стояла, видны лишь отпечатавшиеся в глубоком снегу кошачьи следы.

Ночью в зимнем лесу темно, даже для такого зрения, как у тебя, но тебе и не нужно видеть. Дорогу тебе указывает твой нюх, безошибочно вылавливающий из воздуха дорожку сладкого, сводящего с ума запаха. И остается только бежать, огибая стволы вековых деревьев, стремительно нестись вперед, взрезая воздух телом, похожим на натянутую струну. Весь лес лежит перед тобой, и у него нет никаких тайн от своего Хозяина. Ты должен выяснить, откуда доносится этот запах — свежепролитой крови!

А он все сильнее. Тебе уже не нужно старательно принюхиваться, чтобы не потерять след. Он словно сам лезет тебе в ноздри, зовет тебя, обещает раскрыть свою тайну. Ты несешься на запах, но продолжаешь отмечать все, что происходит вокруг. Ты замечаешь, что из глубины леса приближаешься к опушке. Деревья теперь растут реже, а снег под твоими лапами стал более глубоким. Вдруг к запаху крови примешивается еще один — кисловато-мускусный запах хищников. Волки! Ты на секунду замедляешь свой бег. Этим зверям позволено жить в твоем лесу и даже охотиться в нем. Если ты учуял запах крови от их добычи, то нет смысла проверять. Мысль верная, но что-то не складывается, не дает тебе развернуться и вновь отправиться по своим делам, оставив волков с их добычей. Ты не слышал звуков охоты, и кровь ты учуял намного раньше, чем волков…

Хозяин Леса принял решение. Огромная белоснежная кошка вновь стремительно помчалась вперед.

Уже совсем близко. Теперь тебя ведет не только твой нос, но еще и слух. Волки, не меньше четырех, спорят над добычей. Ты переходишь с бега на шаг и выходишь к ним из-за деревьев. Ты не крадешься, просто Хозяину не подобает выскакивать как какой-нибудь шавке! А на небольшой поляне все именно так, как ты и ожидал увидеть: куча свежего исходящего кровью мяса на снегу и вокруг нее четыре светло-серых вислохвостых хищника, самозабвенно грызущихся между собой за особо аппетитный кусок. Волки замечают тебя и мгновенно забывают друг о друге. Поджав хвосты и пятясь, они отступают от добычи и почтительно склоняют головы. В их желтых глазах страх и почтение. Они боятся тебя, Хозяин Леса! И еще они всем своим видом показывают, что с радостью разделят с тобой свою добычу! Ты усмехаешься, скаля пасть: неужели они и правда думают, что достойны этого?!

Волки замерли и ждут, не решаясь пошевелиться. А ты не знаешь, что делать дальше. Ты начинаешь чувствовать себя глупо: волки, ночная охота, и тебе совершенно нечего здесь делать… Не претендовать же правда на кусок мяса?! Это запах свежепролитой крови заставлял тебя рычать от удовольствия, а то, что сейчас ты видишь на снегу, это уже падаль, не будящая в тебе никаких эмоций. Жертва должна быть живой, сильной и сопротивляющейся, когда ты вонзаешь в нее свои клыки!

Но одна мысль, витающая совсем рядом, но все время ускользающая, никак не дает тебе покоя.

Ты подходишь к окровавленному и разорванному телу на снегу. А волки тут же отступают еще на шаг назад, явно пытаясь сохранить между вами расстояние. Они не понимают, что если ты захочешь напасть на них, тебе хватит одного прыжка! Но тебе нет до них никакого дела, ты в их сторону даже не смотришь, все твое внимание приковано к тушке на земле. Ты наклоняешь голову, припадая на передние лапы, и принюхиваешься. Так, одно становится ясно: то, что лежит на снегу, еще полчаса назад было лисой… Лисой?!

Теперь понятно, что тебе не понравилось. Если бы тушка принадлежала какому-нибудь зайцу или оленю, все бы сходилось, но лиса… Этот зверь, конечно, мельче, чем волки (особенно, если их четверо), но тем не менее — хищник с острыми когтями и не менее острыми зубами. И никогда волки не рискнули бы нападать на него!

И сразу вслед за этим еще одно бросилось в глаза: на снегу только окровавленные куски мяса, выпотрошенные волками внутренности и осколки разгрызенных костей, и не клочка меха… Именно поэтому тебе пришлось подходить и принюхиваться, чтобы определить, какого именно зверя смерть настигла на этой ночной поляне. Ты вскидываешь голову и вновь принюхиваешься. Запах свежего мяса такой сильный, что заглушает все вокруг. К нему примешивается кисло-мускусный запах волков, так и стоящих неподалеку. Но теперь ты точно знаешь, что ищешь. И ты перебираешь ниточки запахов, развешенные в воздухе, пока не находишь одну — именно ту, что нужно! Ты цепляешься за нее, отделяя от всех остальных, словно выпутываешь из мотка пряжи. Теперь ты точно знаешь, что не упустишь, пройдешь по ней до конца, до самого ее обладателя, ведь на то ты и Хозяин Леса.

Огромная белоснежная кошка с места срывается на бег, одним прыжком перемахивая через освежеванную и уже начавшую подмерзать на зимнем ночном воздухе тушку. Хозяин Леса скрывается между деревьев, а волки еще какое-то время стоят, не двигаясь, провожая его недоуменными взглядами. Потом один, самый смелый, снова подходит к кускам мяса на снегу. Его товарищи тут же с рыком кидаются вслед за ним. Пусть они и не поймали эту добычу, но они нашли ее все вместе!

Когда над вершинами деревьев всходит луна, в ночном лесу становится немного светлее. Особенно для такого зрения, как у тебя. Хотя и человек должен видеть достаточно. Теперь ты уже не сомневаешься, кого именно ты ищешь. Этой ночью в твой лес без приглашения забрел человек — охотник за пушистыми звериными шкурками! Именно он убил ту лису на поляне. И сделал он это только ради ее меха. Он не был голоден, потому что мясо просто бросил там же, где его уже и нашли волки. А потом охотник отправился дальше, и не в сторону опушки — он углублялся в лес. В твой лес, где только ты решаешь, кому в нем позволено охотиться и убивать!

А содранную лисью шкуру человек несет с собой. Исходящий от нее запах крови смешивается с запахом самого человека. Если ты закроешь глаза, ты сможешь представить, как две ниточки запахов, перекручиваясь между собой, тянутся от него к тебе, безошибочно указывая путь. Ты почти видишь, как свернутая шкура засунута в сумку за плечами мужчины, а сам он идет вперед по ночному лесу. На его ногах эти нелепые сплетенные из коры пластины, которые помогают людям не проваливаться в снег. И еще у него должен быть лук и колчан со стрелами: чем-то же он убил ту лису. Ты можешь это представить так отчетливо, как будто уже видел, но у тебя нет времени для этого. Ты должен его догнать!

Огромная кошка несется сквозь лес все быстрее. Черные разводы на ее боках сливаются, и уже не разглядеть отдельных полос.

Запах, ведущий тебя, усиливается. Ты нагоняешь. Конечно, ты с самого начала знал, что ни одному человеку не уйти от тебя, но это знание заставляет только ускорять бег. А он смелый, этот охотник, пуститься в одиночку ночью в лес. И ведь он не мог не знать, что тот для него под запретом!

Шуршание снега, хруст задеваемых и ломаемых тонких веточек, дыхание человека… Его запах! Теперь вас разделяет не больше полусотни аммов. А охотник вдруг останавливается. Ты тоже замедляешь шаг. Ты удивлен. Но вдруг ты понимаешь, что происходит, потому что к запаху человека примешивается вдруг еще один, выделяясь среди прочих запахов леса. Где-то недалеко среди деревьев лиса. Еще одна! Она роет снег между корней огромного дерева, очевидно пытаясь добраться до норки и до спрятавшейся в ней мышки. Она так увлечена своим занятием, что не замечает ни человека, ни Хозяина Леса, наблюдающих за ней. А он наглый, этот охотник, — две лисы, одну за другой! На которых он не имел права даже смотреть!

На этот раз ты действительно крадешься, стараясь подобраться незамеченным. Ты обходишь стволы деревьев, серебряные от лунного света и морозного инея, и останавливаешься там, откуда уже можешь видеть и лису, и охотника. Человек выглядит точно так, как ты себе и представлял: высокий, овчинная шуба мехом наружу, снегоступы на ногах, просторная холщовая сумка болтается за спиной. В ней, судя по запаху, шкура предыдущей лисы. Ты не знаешь, какой была та, но на этот раз охотник выбрал черно-бурую. Она роет снег передними лапами, вытянув вперед хищную остроносую морду. Снежная пыль облаком стоит в морозном воздухе и оседает на угольно-черном с серебристой остью мехе. Ее и охотника разделяет не больше двадцати аммов, и он уже вскинул лук с наложенной на тетиву стрелой. Только вот ты не собираешься давать ему сделать этот выстрел!

Ты выходишь из-за деревьев. Ты стараешься ступать совсем неслышно, но человек вздрагивает и медленно поворачивается в твою сторону. Как ему удалось почувствовать тебя? У тебя еще будет время подумать об этом, но не сейчас. Уже не скрываясь, ты делаешь еще несколько шагов и останавливаешься на расстоянии прыжка от охотника. Вы смотрите друг на друга. Ты улыбаешься — скалишь пасть. И судя по выражению его лица, он видит и твои клыки, и насмешку в твоих темных глазах!

Лиса наконец-то заметила, что не она одна этой ночью вышла на охоту. Ты слышишь, как она перестает рыть снег и разворачивается к вам, переступая тонкими когтистыми лапами. Ты не смотришь на нее: тебе нет до нее никакого дела. Все твое внимание сосредоточено на человеке — на этом нарушителе границ, который заслужил наказание. А его — на тебе. Его руки дрожат, но он не думает опускать лук. Стрела по-прежнему лежит на туго натянутой тетиве, только вот целит он уже в тебя. Он что, правда считает, что Хозяина Леса можно застрелить из этого жалкого лука?! Не может же он не понимать, кто пришел за ним по оставленному следу? Какой глупый человек! Хоть и смелый.

Лиса, похоже, решает, что на этой зимней поляне она явно лишняя, и убегает, оставляя тонкую извилистую цепочку следов не снегу между деревьями. Ты даже не поворачиваешься в ее сторону: она отблагодарит тебя позже за то, что этой ночью Хозяин Леса подарил ей еще одну жизнь!

Ты раскрываешь пасть и издаешь короткий глухой рык. Он предназначен охотнику, замершему перед тобой: пора начинать! Не собираетесь же вы стоять так вечно? Он словно понимает тебя и соглашается, потому что лук в его руках еще чуть приподнимается, а тетива натягивается до предела, до тонкого звона, который далеко будет слышен в лесу морозной ночью.

Охотник разжимает пальцы, пронзительно тренькает тетива, и стрела срывается в полет. Прямо в тебя! А он меткий, этот охотник. Хотя с такого расстояния вообще сложно промахнуться, только вот ты и не собираешься уворачиваться!

Белоснежная кошка взвивается вверх со стремительностью и ловкостью, которую сложно ожидать от такого огромного существа. Она прыгает навстречу стреле, и полет той сразу начинает казаться медленным и неуклюжим! Оскаленная пасть, полная белых клыков, смыкается на стреле, перехватывая ее в воздухе. Хруст, и кошка, уже вновь опустившаяся на все четыре лапы, презрительно выплевывает на снег металлический наконечник, деревянные щепки и серые подрезанные перышки. Хозяин Леса смотрит на охотника, и в его непроглядно-темных глазах плещется насмешка!

Руки человека начинают дрожать еще сильнее, но он продолжает стоять на месте. Он знает, что ему не убежать от оборотня, а пятится в снегоступах по лесу, каждый шаг рискуя зацепиться за какой-нибудь корень, еще глупее. Он отбрасывает ставший вдруг таким бесполезным лук и выхватывает из-за пояса длинный нож.

«Какой смелый человек! Хоть и глупый.»

На это раз белоснежная кошка не стала ждать, пока охотник нападет первым. Прыжок. Она взвивается в до боли прозрачный ночной воздух, испещренный мерцанием снежной пыли, сорвавшейся с ветвей. Человек выставляет перед собой нож. А он быстр, этот охотник, раз успевает среагировать! Только быстрее Хозяин Леса ему не быть.

Кошка взмывает вверх. Человек делает выпад, пытаясь достать ножом до ее белоснежного брюха с таким невозможно нежным на вид мехом. Но клинок вспарывает воздух, задевая мех лишь самым своим кончиком. Охотник пытается отскочить назад, но не успевает. Лапа с когтями в два эцба длинной ударяет его по предплечью, вспарывает овчинный полушубок и достает до кожи, оставляя три глубоких рваных полосы. Человек вскрикивает от боли и чуть не теряет нож, вывалившийся из ослабевших пальцев, но успевает перехватить его левой рукой.

«Нет, он все-таки смелый, этот охотник. Отличная добыча!»

Кошка, вновь приземлившаяся на четыре лапы в нескольких аммах от мужчины, рычит, скаля страшную пасть. Ее пленит запах свежепролитой крови, вновь повисший в воздухе. И эта пахнет гораздо лучше, чем лисья. И почему только люди всегда охотятся на тех, кто заведомо слабее их?

Охотник неловко прижимает раненую руку к боку. С нее по кудрявому уже намокшему меху, топя белоснежный снег под ногами, стекают быстрые капли горячей крови. Ему бы перевязать рану чем-нибудь или хотя бы просто зажать, но в другой руке нож — единственное, что он может противопоставить огромной кошке, которая отнюдь не собирается ждать!

Человек кое-как выпрямляется, вновь выставляя клинок перед собой. В его глазах вместе со светом далекой зимней луны отражается решимость не сдаваться до последнего. Все верно, нужно быть очень смелым человеком, чтобы отправиться на охоту в Древний Лес, а еще очень глупым и очень упрямым тоже. И все эти качества по достоинству оценит Хозяин Леса, с которым свела дорога зимней ночью!

Оборотень взвивается в воздух. Гораздо выше, чем в первый раз. И человек снова реагирует недостаточно быстро. Он взмахивает ножом, но на это раз тот даже близко не достает до тела кошки, которое уже падает вниз. Лапы, каждая из которых шире руки взрослого мужчины, врезаются в плечи человека. Выпущенные когти легко протыкают овчинный полушубок и вновь достают до кожи, но теперь это не самое страшное. Под тяжестью удара человек не выдерживает и начинает заваливаться на спину. Кошка не ждет, пока тело охотника рухнет в притоптанный белый снег, и смыкает оскаленную пасть на его шее. Клыки с легкостью прорывают кожу и сосуды, выпуская в пасть зверю упругие фонтанчики горячей невозможно вкусной крови. Хрустят ломающиеся позвонки. Охотник еще пытается вскинуть руку с зажатым в ней ножом и достать до спины зверя, сейчас такой беззащитной. Но вместо сильного движения его рука только слегка дергается, а рукоять ножа на этот раз беспрепятственно выскальзывает из пальцев. На землю падает уже человеческий труп с вывернутой под неестественным углом головой и разорванным горлом, из страшной раны на котором торчат обрывки трахеи и осколки костей.

Оборотень поднял голову от шеи охотника. Белоснежная шерсть на морде вся в алых разводах, с по-прежнему оскаленных клыков стекает кровь. Кошка фыркнула и облизнулась, далеко высовывая бледно-розовый язык, а потом, брезгливо дергая лапами, соскочила с груди человека.

Хозяин Леса выполнил свой долг.

Он, этот охотник, был интересной добычей, достойной потраченного на него времени. А уж какая вкусная у него кровь! Тебе даже на секунду становится жаль, что этой ночью ты уже не голоден.

Огромная белоснежная кошка поднимает крупную голову, и из ее широко раскрытой пасти вырывается мощный раскатистый рык. В морозном ночном воздухе, даже в отсутствие ветра, звуки разносятся далеко. А запахи еще дальше. Конечно, для тех. кто умеет их ощущать. Но ты не сомневаешься, что твое послание получат те, кому оно предназначено. Пройдет всего несколько минут, кровь, разлитая на утоптанном снегу, не успеет замерзнуть, а на поляну уже сбегутся серые вислохвостые хищники — волки. Они, конечно, тоже не падальщики и предпочитают сами убивать свою добычу, но они не откажутся разделить с Хозяином Леса его, если он приглашает!

Совсем скоро волки начнут рвать тело охотника точно так же, как совсем немного времени назад — тело убитой им ради пушистой шкурки лисы. Они разворошат одежду, пока не доберутся до еще теплой плоти, и вгрызутся в нее, будут ссориться между собой за самые лакомые куски. Если сбежится достаточно большая стая, то они даже сгрызут все мелкие косточки и обгложут те, что покрупнее, вылижут замаранный кровью снег. Пока на лесной поляне от тела охотника не останется ровно столько же, сколько и от убитой им лисы. Потому что Лес и ты, его Хозяин, решили так! Осталось только провозгласить приговор.

Огромная кошка отступает на пару шагов от тела, туда, где снег остался чистым и нетронутым. Потом сжимается, словно приседает на все четыре лапы. От оборотня по ночному лесу разносится волна силы, приветственно заставляя дрожать иголки на ветвях деревьев. И в следующее мгновение на снегу стоит уже обнаженный мужчина. Высокое сильное тело, длинные светлые волосы рассыпались по плечам, лицо с высокими скулами и мощным подбородком. Темные глаза — единственное, что осталось неизменным от белоснежной кошки.

Стоять босиком на снегу, всей незащищенной мехом кожей ощущая поцелуи морозного зимнего воздуха, не слишком-то приятно. Но сила недавней охоты и такой вкусной горячей крови еще пьянит, наполняя все твое тело жаром. К тому же ты не собираешься задерживаться в этом облике надолго, чтобы ради этого стоило возиться с одеждой. Тебе нужно произнести всего одну фразу.

Оборотень расправляет плечи, заставляя мускулы красиво играть под светлой гладкой кожей, поднимает голову к далекому темно-лунному небу. Если бы он был в облике кошки, он бы раскатисто зарычал, но из его груди вырывается человеческий голос, очень низкий и немного хриплый. Почти человеческий… Совсем не человеческий!

— Да видят Боги и Хозяин, пусть будет так!

И этот голос не хуже звериного рыка далеко разносится под сводами вековых деревьев. Оборотень наклоняется, словно хочет что-то поднять со снега, и уже в следующее мгновение прочь от крошечной полянки и безжизненного тела на ней уносится огромная белоснежная кошка. Ее тело, вытянутое в напряженную струну, легко скользит между деревьев, словно они сами расступаются перед Хозяином Леса, только что объявившим свою волю. Принявшим решение и исполнившим его.

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Второй день после инициации.

Занила закричала и вскинулась на кровати. Охота, драка, свежая кровь, власть, сила… Эмоции переполняли ее, захлестывали! Она все еще была той огромной кошкой среди заснеженных деревьев — Хозяином Леса. Ей хотелось нестись вперед, еще быстрее, пролить еще больше крови!.. Чтобы каждая клеточка напряженного до предела тела звенела натянутой струной. Только там, в лесу, была настоящая жизнь! И эта безумная жажда силы, скорости, энергии, крови переполняла… Это было слишком! Ей, кажется, уже было знакомо это чувство… Не слишком хорошо и не слишком плохо, просто слишком. Слишком много, чтобы удержать в себе. И можно лишь выплеснуть наружу криком…

Она и кричала, резко сев на кровати, сбрасывая с себя покрывало… Чьи-то сильные пальцы до боли сжали ее плечи, с силой тряхнули, заставляя открыть глаза. Занила задыхалась. Она дышала ртом, но сколько бы воздуха не проникало в ее легкие, ей его было мало. И даже кричать больше было невозможно. Она чувствовала себя рыбой, бьющейся в сетях рыбака… Последние секунды своей жизни бьющейся!

Ее еще раз с силой тряхнули. Занила с трудом заставила себя сфокусировать взгляд. Лицо Ледя совсем близко от ее лица… Светло-золотистая кожа кажется почти бледной, глаза еще темнее, чем обычно, длинные волосы встрепаны, изящно очерченные губы двигаются, очевидно произнося какие-то слова. Которые она почему-то не слышит?.. Занила моргнула, пытаясь сосредоточиться.

— Если ты немедленно не придешь в себя, я тебя ударю! — голос Ледя доносился словно издалека, да еще как будто по дороге пробивался сквозь плотную стену.

— Не надо, — с трудом выдавила из себя Занила. Во взгляде Ледя что-то дрогнуло, руки на ее плечах на долю мгновения сжались еще чуть сильнее, а потом он отпустил ее.

— С тобой теперь точно все в порядке? — легкое недоверие в голосе. Занила провела руками по лицу, заставляя себя выровнять дыхание, и только после этого смогла кивнуть. Ледь поднялся и пересел с ее кровати на стоящую напротив, пустующую. Больше в ее крошечной комнатке в гвардейских казармах сесть было негде. Заниле показалось или он сделал это не без сожаления? А еще она вдруг вспомнила, как вчера, до предела вымотав себя многочасовой тренировкой, вымывшись в купальне и вернувшись в свою комнату, она только силой воли заставила себя оставаться в ней. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в главный дом, в спальню Ледя! Пусть даже его самого не будет там, зато в той комнате есть вещи, помнящие его прикосновения, есть постель, хранящая его запах, в покрывало на которой можно завернуться, если уж ты не можешь прижаться к его коже! Если ты не можешь позволить себе к ней прижаться… А в ее жалкой крошечной каморке всего этого не найти. Точнее было не найти до сегодняшнего утра. Что он делает здесь?

Именно этот вопрос Занила и озвучила. И судя по тому, как мгновенно напряглось лицо Ледя, сделала это не в очень мягкой форме.

— Я завтрак тебе принес, — Ледь кивком головы указал на поднос, стоявший на тумбочке. Занила не заметила его сразу, а теперь с удовольствие передвинулась по кровати поближе к нему. На подносе было несколько ломтей свежего белого хлеба и также порезанное кусками копченое мясо, в небольшой миске пара зейтунов и другие местные фрукты. Довершал картину стакан и кувшин с водой. Фруктами Занила не заинтересовалась: никогда не любила всю эту растительность.

«Вода определенно пригодиться, но позже…»

Занила протянула руку и, схватив кусок умопомрачительно пахнущего мяса, впилась в него зубами. Потом все-таки вспомнила про хлеб и заставила себя соорудить бутерброд. Ледь ничего не говорил, просто смотрел, как она ест. И лишь когда она прикончила третий кусок мяса и запила его стаканом воды, спросил:

— Ты не хочешь рассказать, что тебе приснилось?

Занила чуть не поперхнулась. С сомнением посмотрела на стакан с водой в одной руке и недоеденный бутерброд в другой и отложила их назад на поднос. Она еще слишком хорошо помнила вкус горячей человеческой крови на языке и ощущение с хрустом ломающихся под зубами позвонков…

— Просто сон, — она передернула плечами. — Очень реалистичный сон!

— А все же?

Занила взглянула на Ледя и по выражению его лица поняла, что просто так ей не отмолчаться. Он весь подобрался, сейчас как никогда напоминая огромного очень сильного зверя, заметившего добычу и прикидывающего, с какой стороны лучше на нее нападать.

— Я была кошкой, — Занила поморщилась: ей было трудно говорить, словно для того, что она чувствовала, просто не существовало слов. — Я была оборотнем. Зима, ночь, лес на севере Махейна… Тот самый Лес! Я почувствовала, как на мою территорию зашел человек — охотник. Он пришел убивать зверей, живущих в моем лесу. Он не имел на это никакого права, а он делал это даже не ради мяса, чтобы прокормить себя и свою семью, а ради пушистых шкурок! — с каждым новым словом спокойствие уходило, словно растворялось под наплывом вновь вспыхнувшей ярости. Занила почувствовала, как ненависть снова захлестывает ее. А еще стремление убить, наказать нарушителя границ. И просто жажда крови! Если бы она была кошкой, она бы зарычала…

— Тихо! Успокойся! — она не заметила, как Ледь встал с кровати. Еще секунду назад он сидел на ней, и вот он уже плавным, неуловимым глазом движением перетек вперед и опустился на корточки перед Занилой, поймал ее руки в свои, попытался заглянуть в глаза. Так взрослые иногда садятся перед маленькими детьми, когда хотят, чтобы те доверяли им… — Занила, ты хочешь сказать, что видела, как оборотень охотился в лесу?

Только вот взрослые не понимают, что умные дети обо всем догадываются, и их эта игра раздражает! Занила резко поднялась, высвободив свои руки из пальцев Ледя.

— Темные Боги, Ледь, я и была тем оборотнем! — она шагнула прочь от него, насколько это позволяло пространство крошечной комнатки. Она не могла позволить его рукам прикасаться к ней, успокаивать ее. Она заговорила, этими словами, голосом, срывающимся почти на крик, выплескивая все, что сжигало ее изнутри. — Я видела его глазами! Я была в его теле, я бежала его лапами по снегу, я ощущала запахи, слышала звуки, которые просто не может слышать человек. Я убивала! Я до сих пор ощущаю на языке вкус крови того злополучного охотника! — голос сорвался, она задохнулась и наконец-то замолчала. Потом вдруг очень тихо добавила. — Охота на охотника…

Ледь встал, очень тихо подошел к Заниле и остановился за ее спиной, не прикасаясь к ней. Словно энергии, окутывавшей его, было недостаточно!

— Скажи, — заговорил он, — тебе это в первый раз снится?

Занила повернулась к нему. Ей не понравился тон, которым он задал ей вопрос: слишком осторожный, слишком серьезный… Тело как до звона натянутая струна, глаза внимательно вглядываются в ее лицо. Он ждет ее ответа с таким напряжением, словно от этого зависит жизнь! Только вот чья?

— Нет…

Ледь вздрогнул. И опустил глаза, очень быстро, почти мгновенно, но Занила сумела заметить промелькнувший в них каскад эмоций: страх, радость, недоверие… И всплеск силы, волной толкнувшейся в ее кожу, она тоже не могла не почувствовать, ведь она больше не была человеком.

— К Темным Богам, Ледь, объясни мне, что все это значит? Что еще я должна знать?! — ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько тряхнуть, заставить взглянуть на себя. Но она не рискнула прикасаться к нему. Кто знает, сумеет ли она после этого просто разговаривать с ним?

— Я не уверен…

Ей захотелось еще раз выругаться: она не верила его словам, даже если и не чувствовала в них лжи! Но Ледь не дал ей сказать ни слова. Он вернулся назад к кровати и указал на нее Заниле.

— Пожалуйста, сядь сюда. Мне нужно проверить.

— Что?!

— То, что я подозреваю!

Занила поняла, что пока он сам не захочет, то ничего ей не расскажет, и послушно опустилась на свою смятую постель. Ледь шагнул назад и опустился на противоположную, прямо напротив нее.

— Теперь дай мне несколько минут, — попросил он. — И пожалуйста, особо не двигайся и не спрашивай меня ни о чем.

Он дождался, пока Занила согласно кивнула и замерла на кровати. А потом сел прямо, спокойно положив руки на колени. Его лицо и все его тело расслабились, он опустил взгляд куда-то в пол. Не меньше семи минут он просто сидел неподвижно, а потом поднял глаза. Занила подумала, что он уже закончил свои странные действия (или бездействие), и хотела спросить о результатах, но его взгляд остановил ее. Его глаза сияли какой-то пронзительной чернотой. Он смотрел на нее, скользил взглядом по ее телу, дольше секунды не останавливаясь ни на одной точке, но при этом у Занилы складывалось стойкое ощущение, что он не видит ее! Словно он смотрел сквозь нее, куда-то дальше. Намного дальше! Потом он вдруг с силой зажмурился, закрыв руками лицо, и в следующее мгновение, поднял на Занилу уже совершенно осмысленный взгляд… Ну, почти осмысленный! Потому что в нем до боли ярко сияли эмоции, которые он, очевидно, даже не пытался скрыть: страх, радость, недоверие… Дикая смесь и непонятно, чего в ней больше!

— Ты высший оборотень! — выдохнул он.

— Что? — Занила ничего не поняла, ее однозначно не устраивало такое объяснение. — Расскажи все по порядку. Что ты только что делал?

— Я смотрел на твой силовой каркас.

— Мне не стало понятнее! — язвительно заметила Занила. Ледь вздохнул, потом мотнул головой, отбрасывая назад рассыпавшиеся пряди волос и, собравшись с мыслями, принялся объяснять:

— Чем оборотень отличается от человека?

— Тем, что может менять облик? — предположила Занила. Она чувствовала себя маленькой девочкой-ученицей, слишком глупой, потому что никак не может понять очевидных истин, которые пытается донести до нее учитель! Ледь, похоже, считал так же, потому что качнул головой:

— У каждого оборотня внутри его тела имеется каркас силы, который уже, как следствие, — Ледь выделил голосом два последних слова, — и позволяет ему менять облики. А кроме того, даже когда оборотень в человеческом обличье, благодаря этому энергетическому каркасу он физически сильнее обычного человека, быстрее двигается и более ловок. У обычных людей, как я уже сказал, такого каркаса нет, — продолжил рассказывать Ледь. — Когда они становятся оборотнями, каркас образуется. Именно для его формирования и предназначена инициация. Его создает кровь высшего оборотня, которая несет в себе частички силы. Ты понимаешь, о чем я говорю? — прервав объяснение, поинтересовался Ледь. Занила кивнула: после того, как она догадалась, что силовым каркасом он называет то, что она сама для себя привыкла звать кружевом, все стало вполне понятно. Пока… Удовлетворившись ее кивком, Ледь продолжил. — А менять облики оборотни могут потому, что у них две различных конфигурации силового каркаса. В определенный момент времени один каркас как бы «развернут», а второй — «свернут». Или, как принято говорить в умных книжках, находится в зародышевом состоянии. То есть простой оборотень, не высший, в каждый конкретный момент времени либо зверь, либо человек в зависимости от того, какой каркас главенствует. Во время смены облика один каркас сворачивается, а другой наоборот разворачивается, заменяя его место и полностью беря на себя все его функции. Поэтому в облике зверя оборотень не может думать как человек, а в человеческом — теряет звериное зрение, слух и чутье!

— Подожди! Я, кажется, начинаю запутываться! — воскликнула Занила: его слова об отсутствии человеческого сознания в теле зверя никак не вязались с тем, что она помнила из своего сна!

— Это ты, пожалуйста, подожди! — Ледь вскинул руку, останавливая все ее возражения. — Ты забываешь, что я говорю пока об обычных оборотнях!

— Ты хочешь сказать, что высшие оборотни?.. — она не знала, как закончит свою мысль, что именно хочет спросить, но Ледь продолжил за нее:

— Все верно. У высших оборотней два каркаса существуют как бы параллельно. То есть они оба развернуты в течение всего времени. Поэтому высший оборотень даже в человеческом облике видит в темноте, ощущает запахи и слышит, как зверь. А в зверином теле сохраняет человеческий рассудок. При смене облика между каркасами передаются только часть функций по контролю над телом.

— То есть высший оборотень по сути одновременно является и зверем и человеком? — уточнила Занила. Только сейчас картинка, кажется, начинала складываться перед глазами!

— Верно.

— И я стала таким оборотнем?

На этот раз Ледь только кивнул.

— Но ведь ты говорил, что высшие оборотни — это только оборотни урожденные? — определенно, в мозаике еще недоставало некоторых кусочков, и Заниле очень хотелось заполнить их. Ледь еще раз кивнул головой. Подумал пару секунд и качнул. Заметив недоуменно приподнятую бровь Занилы, принялся объяснять:

— В последнее время так считается, но я читал в одной безумно древней книге, что раньше существовала методика, которая позволяла путем длительных тренировок добиться того, чтобы у простого оборотня во время смены облика второй каркас не «сворачивался», а два каркаса продолжали существовать параллельно. То есть тогда он становился высшим.

— Но я-то не занималась никакими тренировками! Тем более длительными! — воскликнула Занила. — И тем не менее ты утверждаешь, что у меня двойное кружево?!

— Двойное что? — переспросил Ледь, всем своим видом напоминая кота, только что схватившего мышку. Занила прикусила себе язык. Ну, образно выражаясь! Потому что кусать его на самом деле было не только больно, но еще и слишком поздно!

— Я имею в виду этот твой силовой каркас. Но с виду он ведь напоминает кружево? — Занила и сама чувствовала, как глупо она пытается выкрутиться. Ледь на секунду задумался над ее словами, но потом вновь внимательно взглянул на Занилу:

— Но тебе-то это откуда известно?

— Я видела, — вздохнула Занила.

— Так, — Ледь собрал рассыпанные по плечам волосы и убрал их за спину. — Кажется, теперь тебе кое-что следует мне объяснить. Может быть, тогда нам обоим будет понятно, как получилось, что ты стала сразу высшим оборотнем? — сарказма в его голосе хватило бы на десяток оборотней, а уж на сколько людей!..

Занила опустила глаза. Она не собиралась врать, просто действительно не знала, что именно ей следует рассказать. Она никогда не пыталась облечь в слова то, что знала о себе, и уж тем более она не собиралась произносить это вслух! Что же ей сказать? Что она не была человеком?!

— В моем теле еще до инициации было кружево… — она запнулась, — ну, силовой каркас, — она подняла глаза на Ледя, но на его лице не отражалось никаких эмоций. Он только спросил:

— Откуда ты об этом знаешь?

— Я видела. Я умею смотреть, — она вновь остановилась, пытаясь подобрать слова, но сдалась. — Я не знаю, как правильно, но я для себя это всегда называла: быть на другом уровне зрения.

Ледь кивнул.

— Уровень силовых потоков, — подсказал он. Он продолжал на нее смотреть как-то очень внимательно и немного настороженно. А Заниле вдруг захотелось улыбнуться, и чтобы он непременно ответил на эту улыбку! Стереть напряжение с этого красивого лица! Упасть на пол перед ним, прижаться к его ногам, вымаливать у него прощения… Она не хотела его расстраивать! Она просто не вынесет, если он будет на нее сердиться! За что, ведь он тоже перед инициацией рассказал ей не все?!

Занила тряхнула головой, заставляя себя успокоиться. Это не ее мысли! Она должна помнить об этом: просто не ее!

— Ты уже до инициации не была человеком, — произнес вдруг Ледь. Занила вздрогнула и, больше не сдерживая себя, заглянула ему в лицо. Она дождалась, что он произнес те слова, которые не решалась сказать она сама!

— Тогда кем я была?! — она сотни раз задавала себе этот вопрос и не могла найти на него ответа. И все раздражение, накопившееся за все эти годы, выплеснулось в одной этой фразе.

— Магом, — Ледь едва заметно пожал плечами, словно произнес какую-то ничего не значащую мелочь.

— Кем?! — Занила задохнулась от недоверия и возмущения. Он решил поиздеваться над ней? — Всем известно, что маги — это просто детские сказки!

— Такие же, как и оборотни! — еще одно пожатие плеч, а на изящно очерченные губы прокралась едва заметная усмешка. Он забавлялся ее реакцией? Только вот самой Заниле было не до смеха!

— Нет, — она сердито мотнула головой. — Об оборотнях у нас рассказывали что-то вроде древних легенд, — попыталась она объяснить, хотя, если честно, чувствовала себя при этом очень глупо. — Но в глубине души верили, что они… вы существуете!

— Мы, — поправил Ледь. Занила не позволила себе задуматься о том, что он произнес. Она торопливо продолжила, пока с таким трудом сформулированная мысль не убежала.

— Не зря же мы никогда не ходили в Лес. А о магах изначально рассказывалось как о чем-то вымышленном, придуманном!

— Ну, об оборотнях ты теперь точно знаешь, что они существуют, и поверь мне, — очень спокойно начал Ледь, — что у нас есть легенды, которые рассказывают о магах. Они очень старые, но тем не менее, мы относимся к ним именно как к хроникам древнего времени, а не как к вымыслу.

— И что в этих легендах рассказывается о магах? — спросила Занила. Она еще не знала, верит ли, но смеяться ей уже точно расхотелось!

— Сохранилось не очень много, — Ледь поморщился. — Но в тех записях, что до нас дошли, маги описываются как те, кто имели каркас силы, но не могли менять облик, как оборотни. Зато они обладали рядом других возможностей.

— Каких?

— Я же сказал: очень многое было утрачено, — Ледь снова пожал плечами, и Заниле показалось, что от этого простого жеста сквозило сожалением. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Она не знала, о чем размышлял Ледь, а сама она думала о тех древних и, очевидно, очень давно исчезнувших магах, с которыми она совершенно непонятным образом оказалась связана. Потом Занила вздохнула и заставила себя вернуться к настоящему.

— Я только одного не понимаю, — начала она. — Даже если поверить, что я была этим, так называемым, магом до инициации, каким образом это могло помочь мне стать высшим оборотнем после нее?

— Я могу только предположить, — голос Ледя звучал отнюдь не уверенно, — что, раз один силовой каркас у тебя уже был изначально, ты просто приобрела второй — параллельный, сразу став высшим оборотнем.

— А как ты об этом догадался? — Занила задала еще один вопрос, не дававший ей покой. — Ведь ты что-то заподозрил еще до того, как посмотрел на силовой каркас?

— Твои сны, — Ледь не стал ничего отрицать.

— А что с ними не так? Обычные сны.

— Ты и сама знаешь, что не обычные! Известно, опять же из очень древних легенд, — Ледь усмехнулся, но как-то совсем не весело, — если простому оборотню в результате тренировок удавалось добиться сохранения двух параллельных каркасов, то есть стать высшим, то он начинал видеть такие сны. В них он переносился в далекое прошлое своей стаи и заново, видя все собственными глазами, переживал отдельные моменты. Иногда очень важные, так сказать исторические, а иногда совсем рядовые…

— А урожденные высшие оборотни таких снов не видят? — спросила Занила.

— Видят, но в очень раннем детстве, практически сразу после рождения.

— И ты тоже видел?

— Я же сказал: в очень раннем детстве! — Ледь усмехнулся. — Это значит, Занила, что я не помню!

— Но если тебе известно о событиях, происходивших с твоей стаей много веков назад, значит ты их видел, а если не знаешь — то нет? — Занила не собиралась сдаваться.

— Когда читаешь очень много книг, летописей и просто легенд, — терпеливо начал объяснять Ледь, — рано или поздно просто перестаешь отделять, что тебе известно из них, а что из таких вот снов, — он смотрел на Занилу и едва заметно улыбался. У нее возникло ощущение, что он совсем не прочь отвечать на ее вопросы, даже на самые дурацкие!

— Значит, я теперь высший оборотень, — задумчиво проговорила она, подводя итог всему вышесказанному. Это значит — более сильная, чем она вообще могла надеяться! Теперь она точно может быть уверена, что у нее получиться убить Хозяина! Занила опустила глаза: Ледь не должен догадаться об этих ее эмоциях.

— Вообще-то, — она запустил пальцы в волосы, вновь заставив их рассыпаться по плечам, — совершенно точно об этом можно будет говорить только после того, как ты в первый раз сменишь облик. Если после этого ты продолжишь воспринимать мир так же, как и раньше, значит, ты действительно высший оборотень.

— Я должна знать это сейчас!

Ледь с недоумением посмотрел на девушку. Ее глаза цвета расплавленного металла светились, словно она просила его о чем-то очень серьезном, действительно важном для всей ее жизни!

— Зачем непременно сейчас? Рано или поздно ты все равно это поймешь! — он попытался отговориться. Серебристо-светлые ресницы дрогнули, но не смогли скрыть того, как серо-стальные глаза полыхнули такой болью и жаждой! Ледь невольно стиснул пальцы на коленях. Определенно, эта дурацкая комнатка слишком крошечная, чтобы можно было находиться в ней вдвоем. Если ты не можешь позволить себе к ней притронуться!

— Ты не понимаешь: я просто должна знать! — проговорила Занила на этот раз почти шепотом, потому что голос в любой момент готов был сорваться. Она не обманывает и не преувеличивает: ей действительно необходимо знать, на что она может рассчитывать в предстоящем ей бою с Хозяином, есть ли у нее хоть какой-то шанс?! Стать высшим оборотнем — это не просто звучало заманчиво, это означало надежду на успех. Это было почти обещанием! Она не выдержит, если сейчас поверит в это, а потом мечта растворится дымом под ее пальцами! Она не может ждать. — Есть какой-нибудь способ спровоцировать смену облика? — спросила она.

— Какой? — Ледь недоуменно изогнул бровь. — Если ты действительно высший оборотень, то лишь ты сама полностью контролируешь свое обращение! Хотя… — он задумался, — я для тебя по-прежнему инициирующий оборотень. Если я сменю облик на достаточно небольшом расстоянии от тебя, это, по цепной реакции, может спровоцировать и твое обращение…

— Тогда сделай это! — она не дала ему договорить, вырвав из размышлений. Ледь вновь вскинул на нее глаза.

— Темные Боги, Занила, ты хоть понимаешь, о чем просишь?! С момента инициации прошло два дня, твое тело просто еще не успело измениться, перестроившись под потребности кружева. Я даже не представляю себе, чем это может кончиться! — он не знал, что ему еще сказать, чтобы убедить ее. Она вдруг встала со своей кровати, сделала шаг к нему и опустилась перед ним на колени, почти касаясь его ног. Почти… Как же невозможно далеко! А ее лицо прямо напротив его лица — невозможно не смотреть!

— Пожалуйста…

Ледь чуть не застонал. Он отвернулся и до боли закусил губу. О каких возможных проблемах он может сейчас думать, если все, на что он способен, это удерживать себя, чтобы не схватить ее, уничтожая это невозможное расстояние между ними! Интересно, а она вообще помнит, что спала обнаженной, и что когда он разбудил ее, даже не потрудилась одеться?

— Хорошо! — Ледь резко встал и шагнул в сторону. Ему с трудом при этом удалось не прикоснуться к Заниле. — Только не здесь, — добавил он. — Здесь слишком тесно. К тому же, хотя в поместье почти никого нет, в казармах все же может находиться кто-нибудь из оборотней, а нам это совсем не нужно.

Занила только кивнула: ей было все равно, куда идти. Она поднялась с колен, распахнула шкаф, сдернула с полки первое попавшееся платье и натянула его через голову. Потом села на кровать и принялась зашнуровывать сандалии. Ледь, наблюдавший за этим, вдруг усмехнулся:

— Ты еще ни разу не меняла облик, а к одежде относишься уже как настоящий оборотень!

Занила взглянула на него из-за завесы светлых волос:

— О чем ты?

— Оборотни, особенно те, кто много времени проводит в облике зверя, потом, даже становясь человеком, не слишком-то любят одеваться!

Занила медленно кивнула, словно обдумывая его слова. Расправилась с ремешками на правой сандалии и снова взглянула на него:

— Я давно хотела спросить: почему, возвращаясь в человеческий облик, некоторые оборотни оказываются в одежде, а некоторые без нее?

— Это называется переносить одежду через обращение, — ответил Ледь. — Это умеют только высшие оборотни.

Занила на какое-то время задумалась, вернувшись к шнурованию второй сандалии и, очевидно, что-то вспоминая, потом спросила:

— А Намо? Ты говорил, что он высший оборотень, но на нем не было одежды, когда он вновь принял человеческий облик.

— Уметь, не значит любить! — усмехнулся Ледь. — Я же уже сказал, как оборотни относятся к одежде. И тебе ли этого не понимать!

— А ты сам? — она вернула ему его усмешку.

— А мне вроде как по статусу положено. Сын Кай'е Лэ стаи все-таки!

По дороге из казарм в главный дом им не встретилось никого, да и в самом доме тоже. Действительно складывалось такое ощущение, что кроме них в поместье просто никого нет. Скольких же Родослав забрал с собой в Годрум? И что он там делает? Занила могла бы спросить у Ледя, идущего рядом с ней, но почему-то ей не хотелось этого делать. Меньше всего сейчас ей хотелось говорить о Хозяине, как будто его имя, произнесенное вслух, могло каким-то образом разрушить для нее возможность стать высшим оборотнем!

Ледь распахнул перед ней дверь своей комнаты. Занила вспомнила, как вчера шла от нее к выходу из дома. Она нашла его далеко не сразу, и сейчас совсем не была уверена, что сумела бы самостоятельно проделать обратный путь. А в комнате все было точно так же, как она вчера оставила. Солнечный свет, проникающий в наклонные окна, не прямой, потому что уже полдень, а отраженный от воды в заливе, казался еще мягче. И постель заправлена… Занила прошла на середину комнаты. Ледь закрыл дверь и присоединился к ней:

— Ты точно уверена, что хочешь это сделать?

— Да! — ей было просто смотреть ему в глаза, потому что она действительно не сомневалась. — Что мне делать?

— Сядь на пол, — Ледь указал ей на ковер возле окон. — Кошки, — он усмехнулся, — как ты их называешь, ходят все же на четырех лапах. Потом это не будет иметь для тебя значение, но в первое время так будет проще. И разденься, если ты, конечно, не хочешь оказаться кошкой в платье и сандалиях!

— А как же способность переносить одежду через обращение, которой, по твоим словам, обладают высшие оборотни? — спросила Занила, тем не менее, послушно снимая платье и расшнуровывая сандалии.

— Но ты же еще не умеешь? — Ледь и сам опустился на ковер. Он шутил, но в душе у него было совсем не весело. Ему не нравилось то, что они сейчас собираются сделать! Слишком мало времени после инициации — слишком рискованно. Что он будет делать, если что-то пойдет не так?

— Начнем? — девушка опустилась перед ним на ковер. Он уже согласился, и теперь ему ничего не остается, кроме как кивнуть в ответ. Да еще молиться всем Богам. Хотя, если вспомнить древние летописи, оборотни не признавали никаких божеств, кроме Леса. Ледь отогнал от себя совершенно неуместные сейчас мысли и заставил себя сосредоточиться. Хотя разве это требуется для того, что он собирается сделать? Всего лишь сменить облик!

Занила внимательно смотрела на Ледя. Оборотень не в первый раз обращался при ней, но все же только сейчас она могла позволить себе вот так просто наблюдать. Она знала, что внешне ей удается казаться спокойной, но на самом деле это даже близко не было так! Понимает ли она, что затеяла? Но у нее больше не было времени думать. Ровная теплая сила, исходящая от Ледя, вдруг словно поднялась невероятно горячей волной и накатила на Занилу. Она с трудом заставила себя остаться на месте и не отшатнуться прочь. Ей показалось, что ее тело затопило кипятком, — не только невозможно горячо, но еще и нечем дышать!

Но если обычно в таких случаях сила, исходящая от оборотня, просто окатывала ее и сходила, теперь она, казалось, проникла внутрь ее тела. Занилу мгновенно выбило на другой уровень зрения. И здесь она увидела именно то, что можно было ожидать. Кружево Ледя полыхало так, что на него больно было смотреть, и оно изменялось. Очевидно, именно об этом он и говорил: одно кружево заменяло другое в процессе смены облика. Только вот у нее не было ни времени, ни возможности это рассмотреть, потому что от его кружева к ее собственному накатывала серебристо-серая сияющая волна. Она уже полностью накрыла собой тело Занилы. И ее кружево, словно в ответ на его прикосновение, тоже начало светиться. И пришло в движение… Занила только мельком успела отметить, что ее кружево не просто стало сложнее, как она заметила еще вчера, оно действительно состояло как будто из двух кружев. Или, наверное, правильнее будет сказать, — два уровня одного и того же кружева. Одно словно создает внешнюю оболочку, и от него внутрь тела, к глубинным узлам, тянуться дополнительные нити. Почти такое же, как было раньше. Только вот часть нитей соединяют его не с узлами, а со вторым кружевом, которое словно подвешено на них между поверхностным каркасом и внутренними узлами. Оно чуть меньше, радикально другой формы, но о нем уж точно даже при всем желании не получиться сказать, что оно свернуто. Только вот с самими узлами оно не соединено!

Занила успела каким-то невероятным чутьем почувствовать, что так не должно быть, но ее сознание просто не успело ничего понять, а тело тем более не смогло отреагировать. Просто не успело! Внешнее кружево откликнулось на силу Ледя и пришло в движение, слегка сжимаясь и опускаясь вглубь тела. Нити между ним и глубинными узлами начали стремительно таять… Если бы она была полноценным оборотнем, на его место одновременно начало бы подниматься второе кружево — звериное, отращивая связи-нити с глубинными узлами, то есть беря тело под свой контроль и провоцируя изменение. Но ее тело, как говорил Ледь, было еще не способно обращаться!.. Второе, звериное, кружево оставалось неподвижным… А нити между первым, человеческим, и узлами стремительно таяли.

Каждый узел отвечает за определенный орган, а все они — это и есть ее тело…

Мысль проскользнула по самому краю сознания Занилы, а сама она почувствовала, как рухнула на ковер. Тело больше не слушалось ее. Она еще могла открывать и закрывать рот, пытаясь протолкнуть воздух в легкие, только вот те больше не желали дышать. Она словно со стороны слышала, как все медленнее бьется ее сердце, только сделать уже ничего не могла. Даже ее собственное кружево больше не слушалось ее, оно подчинилось Ледю — высшему инициирующему оборотню, подавившему своей силой ее. Огромной белоснежной кошке, замершей рядом с ней на ковре… Кажется, Хозяин Леса все-таки убьет ее, хоть и совсем не так, как она ожидала!

Ледь понял, что что-то пошло не так, когда вместо того, чтобы начать изменяться, Занила просто неподвижно рухнула на ковер.

Прошла лишь доля секунды, облик зверя еще не успел до конца сформироваться, а он уже, нарушая все писанные и неписанные правила и законы, заставлял свое тело обращаться назад. Ему казалось, что он слышит, как звенит, до предела натянутый каркас силы, нити которого готовы в любой момент лопнуть от перенапряжения. Кости и мышцы выворачивались, протестуя против такого обращения. Никогда он не думал, что смена облика это может быть больно! Только вот о своем теле он не думал. Он должен провести еще одно обращение, чтобы девушка, лежащая на ковре перед ним, смогла прийти в себя!

Его тело, даже без участия сознания, привычно перенесло через обращение одежду, но Ледь, кажется, даже не заметил этого. Он рухнул вперед, схватил Занилу за плечи и изо всех сил тряхнул ее. Как делал это утром… Только сейчас она не спала!

Он прекрасно понял, что произошло. Как он и боялся, за два дня с момента инициации новое кружево не сумело сформировать связи с телом и изменить его. А старое, когда он начал обращение, повинуясь приказу его силы, просто эти связи разорвало. Обратная волна при его повторном смене облика в человека должна была заставить эти связи вновь восстановиться. Ведь собственно все равно, какое обращение провоцировать таким образом: в зверя или в человека! Если только не было слишком поздно…

Ее тело девушки безвольно висело у него на руках, ее голова запрокинулась, разметав светлые волосы по ковру. Ледь замахнулся и ударил ее по лицу раскрытой ладонью. Голова мотнулась, а на щеке, на нежной белой коже заалел отпечаток его пальцев. Ледь еще раз встряхнул ее за плечи:

— Не смей переставать дышать! Люди же живут без каркаса!

«А оборотни, как и маги, — нет…»

Он замахнулся еще раз, намереваясь отвесить ей вторую пощечину, но Занила вдруг дернулась, судорожно вздохнула и тут же застонала, чуть не до крови впившись зубами в нижнюю губу.

— Тише! Тише! — вместо того, чтобы ударить, Ледь обеими руками подхватил ее под спину и прижал к себе, головой к своему плечу, зарывшись пальцами в невозможно мягкие волосы на ее затылке. — Пожалуйста, тише!

Он просто не мог слышать ее стоны! Особенно зная, что это опять он во всем виноват, потому что не сумел ей отказать, не объяснил, чем все это кончится… Он почувствовал, как ее пальцы судорожно цепляются за его плечи, сминая рубашку. Ее лицо прижималось к его шее, и он своей кожей ощущал, как из ее глаз текут слезы. Его рука скользнула по ее спине, по обнаженной шелковой коже, по хрупкой дорожке позвоночника… И он вдруг понял, что это пока она находилась хоть на каком-то расстоянии от него, он мог не прикасаться к ней, а сейчас ему не хватит никакой силы воли, чтобы отпустить ее от себя! Если бы еще она попыталась отстраниться….

Но вместо этого ее рука вдруг скользнула с плеча ему на затылок, зарываясь в его волосы, точно так же, как и он сам держал ее. А другая сдвинула в сторону воротник его рубашки и повела по его плечу уже под шелковой тканью. Ледь низко глухо зарычал, забыв, что он сейчас в человеческом облике. Занила вздрогнула от этого звука, отдавшегося в каждой клеточке ее тела. Щека все еще горела, помня удар его ладони. Но эта боль была ничем по сравнению с той, что никак не желала отпускать ее тело. И только ощущение его кожи на ее понемногу заставляло ее уходить, словно его руки и в правду могли принести облегчение!

А Занила вдруг поняла, почему она так хотела спровоцировать изменение. Самой себе она сказала, что хочет поскорее узнать границы своей силы. Но теперь, кажется, уже пора было признать правду. Это ее сны заворожили ее. Обещание не только силы, но еще и свободы! Того, чего у нее никогда не было, но что она всегда мечтала получить. Она больше не могла ждать! Она должна стать оборотнем, чтобы перестать быть человеком. Разорвать связи со своим прошлым, чтобы стать свободной! Прикасаться к его коже, если знаешь, что все равно не сможешь без этого жить… Если в твоем сознании, как и во всем мире, осталось только одно невыносимое желание, которое переполняет…. Слишком! Не слишком хорошо и не слишком плохо, просто слишком. Слишком много, чтобы удержать в себе. И можно лишь выплеснуть наружу криком…

Глава 4. Огонь и меч

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Зимой на севере Махейна даже самое яркое солнце не приносит тепла, даже в полдень, даже когда выходишь из-под свода леса на просторную поляну, окружающую Дом. Только ослепительный свет, равнодушный и не менее холодный, чем снег. До Дома не меньше двух сотен аммов, но он даже отсюда кажется огромным. Вообще-то ты не знаешь точки, с которой он смотрелся бы по-другому. Строение, которое лишь немногим ниже многовековых деревьев, просто не может казаться маленьким! Здесь живет Кай'е Лэ и для каждого оборотня из стаи в нем также найдется место. Но поражают в первую очередь не его размеры, а то, что огромное здание, целиком построено из дерева! Пройдет несколько веков, и люди, которые захватят земли к югу от Леса и назовут их Махейном, столицу — Североградом, а себя — князьями, научатся строить терема. Но сейчас в Древнем языке еще не существует такого слова. Ты смотришь на дом — на резное деревянное чудо, на изящно-сложную кружевную шкатулку цвета янтаря, поймавшего в себе солнце, огромную, но не громоздкую. Как деревья, сколько бы лет им ни было, всегда стремятся вверх. Как Лес, каким бы мрачным он не казался со стороны, всегда будет являться воплощением жизни. Как оборотни, сколько бы они ни убивали, навсегда останутся самыми совершенными из существ этого мира!

Ты смотришь на Дом, вздымающийся над тобой все выше с каждым твоим шагом, и чувствуешь это. Ты ощущаешь нечто, очень близкое к гордости, каждый раз, когда возвращаешься сюда. Но сегодня особенно. Потому что далеко не каждый день твоему отряду, охраняющему границу Леса, удается задержать ее нарушителя. И не просто одного из тех глупых животных, ходящих на двух ногах и называющих себя людьми, а Врага — мага!

Ты оглядываешься на троих оборотней, что идут за тобой. Они так же, как и ты, в зверином обличье. Первый волочит по снегу что-то вроде самодельных саней, на которых валяется бесчувственный и крепко связанный пленник. Ремни от саней перекрещиваются через грудь кошки, проходят под лапами, и она легко идет вперед, словно и не замечая груза. Всю дорогу оборотни меняются и по очереди тянут сани с пленником, но сейчас два остальных члена твоего отряда просто идут по тропинке вслед за ними. Они присматривают за магом. Хотя ты и уверен, что тот не представляет сейчас никакой опасности, но внимание никогда не бывает излишним. Захватить его оказалось не так уж и сложно. Что может один маг против четырех сильных оборотней, один из которых еще и высший? А дальше все просто — избить его посильнее, чтобы какое-то время восстанавливал силы и даже не думал колдовать, связать и отвести к Кай'е Лэ. Пусть Хозяин стаи решает, что с ним делать!

Вокруг дома нет никакой стены. Самая его надежная защита — это Лес и его собственные обитатели. Поэтому, как только ты и твой отряд выходите из-за деревьев, вас сразу же замечают. Вообще-то возвращение оборотней из дозора — не такое уж большое событие, но ваша добыча меняет все! Кое-кто из оборотней идет вам на встречу, а кто-то уже наверняка поспешил предупредить Кай'е Лэ. Ты ведешь свой отряд прямо к главному крыльцу. Не дойдя десятка аммов до нижней ступени, останавливаешься. Тебе не нужно оборачиваться, ты и так чувствуешь, что твой отряд встал небольшим полукругом за твоей спиной. А вокруг вас, оставив свои занятия, постепенно собираются и другие члены стаи. А рядом тобой — сани с плененным магом. Тот оборотень, что вез их последним, выпутывается из ремней, но тоже далеко не отходит. Он ждет твоей команды, а ты ждешь Хозяина, потому что судьба пленника принадлежит ему, как и все в этом Лесу.

Ожидание не растягивается надолго. Не проходит и пары минут, как Кай'е Лэ появляется на крыльце. И ты только сейчас вспоминаешь, что до сих пор стоишь в обличье зверя: за время похода оно стало для тебя таким привычным. Ты поспешно обращаешься так же, как и Хозяин, принимая облик человека. Ты не знаешь, сколько времени тебе придется провести в нем, поэтому одновременно проводишь через обращение и одежду: высокие сапоги, штаны, рубаху и короткую куртку, отделанную мехом черно-бурых лисиц. Ты отвешиваешь Хозяину поклон, не слишком низкий (среди стаи не принято кланяться в землю), но полный того искреннего уважения, которое ты к нему испытываешь. Кай'е Лэ кивает тебе в ответ. Его одежда, так же, как и твоя, — из лисьих шкурок, только он предпочел рыжих, и сшита шуба мехом наружу. Капюшон откинут с головы, оставляя открытыми длинные светло-золотые волосы, рассыпавшиеся по рыжему меху, и скуластое волевое лицо. Светло-серые глаза останавливаются на пленнике за твоей спиной, и ты делаешь полшага в сторону, чтобы не закрывать его от Хозяина.

— Что за добычу ты и твои оборотни привезли, Северомир? — спрашивает Хозяин. Ты еще раз коротко кланяешься и только после этого начинаешь рассказывать:

— Он пересек границу Леса, Кай'е Лэ, что ты доверил нам охранять. Он маг, а значит наш злейший враг, поэтому мы не стали просто выдворять его, как поступаем обычно с людьми, а привезли его на твой суд.

Хозяина, кажется, нисколько не удивляют твои слова. Конечно, если уж тебе, хоть и высшему, но еще совсем молодому оборотню, удалось сразу же почувствовать в пришельце мага, то для Хозяина это и вовсе не составило проблемы.

— Он сказал, зачем вторгся на наши земли?

— Он говорил, что у него есть какое-то предложение к нам! — ты постарался произнести эти слова ровно. Кто ты такой, чтобы выражать свои эмоции при Кай'е Лэ стаи? Но презрение и гнев, которые ты испытывал, все же проскользнули в твоем голосе. Маги — ваши исконные древние враги! Война между вами длится уже целую вечность, и ты знаешь только одно предложение, которое готов от них принять — об их смерти! Хозяин насмешливо хмыкает. Кажется, он вполне разделяет твои эмоции! Но все же медленно спускается вниз по ступеням крыльца, подходит к саням и заглядывает в лицо пленника.

— Развяжи его, Северомир, и приведи в себя! — отдает он приказ. — Раз уж вы столько тащили его по лесу, послушаем, что он скажет! — еще одна усмешка, и магу повезло, что он не видит ее, потому что ничего хорошего она ему не сулит. Ты достаешь из-за пояса нож, наклоняешься над санями и перерезаешь веревки, которыми стянуты запястья и щиколотки пленника. Вы захватили его около двух часов назад, но на его худом лице уже не видно ни синяков, ни ссадин. Значит, он уже скоро пришел бы в себя и сам.

«Что ж, поможем ему…»

Ты убираешь назад нож и бьешь его по лицу, открытой ладонью и не очень сильно, только так, чтобы тот очнулся. Маг дергается, но ты крепко держишь его другой рукой за воротник его куртки. Да ему и некуда бежать: вокруг плотное кольцо оборотней. Взгляд мага, моментально ставший вполне осмысленным, перебегает по лицам и мордам оборотней, окружающих его, и останавливается на Хозяине, безошибочно выделяя его среди всех. Кай'е Лэ делает тебе знак рукой, и ты с очередным коротким поклоном отпускаешь пленника и отходишь в сторону. Маг тут же встает с самодельных саней, разминая затекшие ноги и поправляя одежду. А потом кланяется Кай'е Лэ. Гораздо ниже, чем до этого кланялся ты, ну, так ведь он и не член стаи! Хозяин насмешливо изгибает бровь, но все же кивает в ответ, а маг, словно ничуть не смутившись подобным приемом, произносит:

— Большая честь для меня приветствовать вас, Хозяин Леса!

Хотя, после захвата в лесу прием, оказанный Кай'е Лэ, действительно мог и обнадежить…

— Не могу сказать о тебе того же, маг! — Хозяин говорит, не повышая голоса, но его слова легко разносятся над собравшимися оборотнями, внимательно следящими за этим странным разговором. — Зачем ты пересек границу наших земель? Ты же знаешь, здесь никогда не рады чужакам, особенно таким, как ты.

— Я пришел с предложением к вам, Хозяин Леса…

— От чьего имени ты говоришь? — Кай'е Лэ прерывает его. Маг вздрагивает и на секунду теряется с ответом, но потом все же продолжает:

— От своего и от имени таких, как я!

— Не от имени вашего Совета? — уточняет Кай'е Лэ. На худых щеках мага мгновенно вспыхивает болезненно яркий румянец.

— Нашего Совета больше не существует, Хозяин Леса! Вам ли этого не знать? — горечи в голосе мага хватило бы на десяток ядовитых змей. Для него это, очевидно, очень серьезно, раз он даже растерял всю свою почтительность. Ни лицо, ни взгляд Кай'е Лэ не дрогнули, но на то ты и высший оборотень, чтобы почувствовать, как дернулась, мгновенно изменяясь, стена окружающей его силы. Нет, он не знал. Хозяин точно так же, как и вся его стая, в первый раз сейчас слышит о том, что Совета магов — группы тех, кто ими управлял, больше не существует! Только вот врагу незачем знать о его неосведомленности.

— Говори то, что хотел сказать! — Хозяин вновь позволил себе усмешку. Маг глубоко вздохнул, словно собирался нырять в ледяную воду, и произнес:

— Мы предлагаем вам мир! — по рядам оборотней, собравшихся во дворе, пронесся тихий ропот, но Хозяину хватило одного едва заметного жеста рукой, чтобы он тут же стих. Маг обернулся по сторонам, ловя устремленные на себя и отнюдь не дружелюбные взгляды, но все же продолжил. — Война между нами длится уже много веков, и не имеет никакого смысла!..

— Не мы начали ее! — вновь обрывает его Хозяин. На этот раз в его голосе гораздо меньше спокойствия. В нем звучит сталь, словно клинок, который показался из ножен.

— Это уже никому не известно… — пытается возразить маг.

— То, что вы позволили себе забыть, еще не значит, что мы перестали помнить! — ты не выдерживаешь и вмешиваешься в разговор Хозяина с пленником. Кай'е Лэ мысленным хлестким, как удар, образом приказывает тебе ждать, пока тебя спросят. Ты виновато опускаешь голову и отступаешь назад, но оборотни за твоей спиной те, с кем ты вместе охранял границу, те, кому ты доверяешь свою жизнь, глухо рычат — они согласны с тобой! Так же, как и остальная стая — ты видишь это в их глазах. Так же, как и Хозяин, потому что он произносит:

— Вы вели эту войну многие века, маг! Пока вы побеждали в ней, вы не хотели ее заканчивать!

— Мы совершили ошибку! — восклицает маг. — И тогда, когда начинали ее, и сейчас!

— Только почему-то сожалеете вы исключительно о последней! — голос Хозяина звучит почти грустно, но в светло-серых глазах лишь лед и безжалостно-равнодушный свет зимнего солнца. Кай'е Лэ разворачивается и начинает подниматься по крыльцу. Для него этот разговор закончен. Он привык всегда оставлять последнее слово за собой.

— Вы даже не выслушаете меня?! — маг попытался шагнуть вслед за ним, но строй оборотней сомкнулся вокруг него. Хозяин обернулся, остановившись на середине лестницы, и посмотрел поверх его головы на тебя:

— Северомир продолжит разговор!

Усмешки, плеснувшейся в его взгляде, было достаточно, чтобы маг все понял. Так же, как и ты. Так же, как и остальная стая! Плотный круг оборотней схлынул, словно волной откатившись назад, оставляя посередине несколько аммов свободного пространства, на котором друг напротив друга остались только ты и маг. Кто-то даже догадался оттащить в сторону самодельные сани, чтобы они не мешали вам. А Хозяин продолжает стоять на крыльце и наблюдать за вами. Маг смотрит на него, очевидно, все еще надеясь на продолжение разговора, но в светло-серых глазах Кай'е Лэ только холодная насмешка и ожидание. Тогда маг поворачивается к тебе. Тебе не нравится выражение его светло-карих, устремленных на тебя глаз. Чего хочет этот маг? Ты получил приказ своего Хозяина и не нарушишь его, даже если бы очень захотел, но ты ведь и не хочешь! Усмешка, почти такая же, как играет на лице Кай'е Лэ, тенью касается твоих губ. Какие еще доказательства нужны магу, чтобы понять: переговоры окончены! На что он рассчитывал, когда пересекал границу Леса? Неужели он, правда, верил, что одной фразы, пусть даже это и предложение мира, достаточно, чтобы остановить войну, которая длилась веками? Если да, то маги гораздо глупее, чем вы привыкли считать, если нет… Насколько же отчаянно их положение? Ты знаешь, Кай'е Лэ во всем разберется и сделает так, как будет лучше для стаи, но судьба этого мага, взявшего на себя смелость предложить мир вечным врагам, уже решена.

— Ты вторгся на наши территории, — произносишь ты, и в душе испытываешь удовольствие оттого, что твой голос разносится над собравшейся стаей ничуть не хуже, чем до этого голос Кай'е Лэ. И слушают тебя ничуть не менее внимательно. — За это Хозяин Леса приговаривает тебя к смерти! — мага не сочли достойным, чтобы назвать ему титул Хозяина на Древнем языке, но он даже не понял нанесенного ему оскорбления, зато оглашенный приговор заставляет его вздрогнуть. Правда, лишь слегка. Тебе нравится это, и ты продолжаешь. — Но между нами идет война, маг, поэтому тебе будет оказана великая честь умереть в бою!

Со всех сторон раздались одобрительные возгласы оборотней. Стая признавала этого мага достойным того, чтобы умереть, защищаясь! А он больше не оглядывается по сторонам. Его взгляд устремлен только на тебя. Похоже, он решил принять этот бой, и тебе это нравится! Маг расстегивает пояс, стягивающий его куртку, снимает ее, оставшись только в темно-коричневом кафтане, и откидывает в сторону. Он не вооружен. Ты знаешь это, потому что в лесу, когда ты и твои оборотни захватили и связали его, обыскивал его сам. Правда отбирать особо ничего не пришлось: меча у него и тогда не было, только ножик, заткнутый за голенище сапога. Да и тот был предназначен скорее для того, чтобы настругать щепок для костра, а никак не боевое оружие. Но какое бы ни было…

Ты жестом и коротким мысленным образом приказываешь одному из своих оборотней вернуть пленнику его нож. Тот, к этому моменту тоже успевший принять человеческий облик, подходит к магу и протягивает ему его оружие. Мужчина смотрит на свой нож в руке оборотня и в первый раз за весь разговор усмехается. Потом переводит взгляд на тебя, так и не взяв ножа.

— Мне не нужна сталь. Оружие магов всегда при нас!

Ты пожимаешь плечами: твой враг имеет право решать, как именно он будет драться. Повинуясь твоему жесту и мысленному образу, оборотень отступает назад, унося с собой так и не принятый магом нож.

— Надеюсь, ты не ждешь, маг, что в ответ я тоже откажусь от стали? — спрашиваешь ты.

— Нет, оборотень. Я знаю, что самая большая четь — это не предложение боя, а то, что ты будешь драться в человеческом обличье! — ты мельком оглядываешься на Хозяина и замечаешь, что он улыбается. Тебе тоже будет приятно сразиться с врагом, который знает так много о ваших обычаях.

Но разговоров уже достаточно. Ты вскидываешь руку в привычном жесте, пальцы долю мгновения перебирают ниточки силы в поисках единственно нужной, и в следующее мгновение ты выхватываешь из энергетического кармана меч. Через обращение одежду и оружие ты уже давно проносишь, не задумываясь, но делать это, не меняя облика, все еще вызывает у тебя затруднение. Правда, по выражению на лице мага ты понимаешь, что со стороны это смотрелось весьма неплохо: вот ты просто поднимаешь руку, а в следующее мгновение в ней уже сверкающе-стальной клинок! Он удивлен и далеко не приятно. Может быть, не стоило вот так сразу раскрывать перед ним все свои способности?

Последнюю мысль маг не дает тебе додумать, стремительно нападая. Правда, внешне это выглядит совсем не грозно: просто резко вскинутые на уровне груди руки. Но ты высший оборотень и, даже не переводя зрение на уровень силовых потоков, можешь чувствовать изменения в окружающем уровне энергии. А уж стремительно несущийся в тебя сгусток силы, настроенный к тому же отнюдь не дружелюбно, замечаешь мгновенно! И этой доли секунды тебе хватает, чтобы стремительным переворотом уйти в сторону с траектории его движения. Еще не успев приземлиться, ты слышишь одобрительный рокот оборотней из тех, кто понял, что произошло. А еще успеваешь подумать: тебе повезло, что маг послал в тебя простой сгусток энергии, а не самонаводящийся, иначе вот так просто увернуться тебе бы не удалось!

А Хозяин, стоя на крыльце, тоже поднимает руки на уровень груди. Ты чувствуешь, как горячей волной вокруг поднимается сила Леса. Нет, он не собирается помогать тебе — он не будет унижать тебя своими сомнениями в твоих силах, раз уж он выбрал тебя для этого боя. Он просто ставит защиту вокруг того участка двора, который вы выбрали для себя ареной. Он не хочет, чтобы ты или твой противник случайно разнесли Дом в щепки или задели кого-нибудь из молодых оборотней, которые не в состоянии защитить себя.

Ты замечаешь, что маг отвлекся на действия Кай'е Лэ. Конечно, он не может не чувствовать возмущение силы вокруг. И ты пользуешься этим, начиная свою атаку. Меч вскинут над головой в такую привычную и любимую стойку. А ты распахиваешь свое сознание и свое тело для силы Леса, приглашаешь ее в себя, зовешь помочь… И Лес откликается, как делает это всегда, когда к нему взывает оборотень — суть от сути его. Ты чувствуешь, как энергия разбегается по твоему силовому каркасу, заполняет каждый узел и каждую нить. Ты не смотришь, но тебе это и не нужно, чтобы знать, насколько ярко, ослепительно ярко оно сейчас сияет! Ты чувствуешь это. Энергия переполняет твое тело через край. Сила, которой нужен выход… И она находит его в стремительном каскаде ударов, который ты обрушиваешь на своего противника!

От нескольких первых он просто уворачивается: на то он и маг, чтобы двигаться со скоростью, достойной высшего оборотня. А потом выставляет перед собой энергетический щит, с которым и сталкивается твой меч.

«А он был прав, когда говорил, что ему не нужно стальное оружие…»

Инерцией удара меч в твоей руке ведет в сторону и тебя разворачивает вместе с ним. И маг пользуется этим моментом, чтобы вновь из обороны перейти к нападению. Очередной сгусток энергии летит в тебя. Ты, как и в первый раз, собираешься увернуться, но вовремя замечаешь, странную траекторию, по которой он движется. Похоже, на этот раз маг решил бить наверняка! Ты все-таки делаешь сальто назад, но лишь для того, чтобы выиграть время. Это даст тебе лишь пару лишних секунд, но тебе хватит, ведь ты высший оборотень и Хозяин доверил тебе вести этот бой!

Одежду и меч — в созданный практически без участия сознание силовой карман, а твое тело затапливает волна обращения, смывает его, заставляя очертания на мгновение растечься, словно расплавленный воск. Само это не помогло бы тебе отразить удар. Но ты все рассчитал верно: сгусток энергии, брошенный магом, достигает твоего тела как раз в тот момент, когда оно окутано волной силы — той, что ты несколько минут назад вобрал в свой человеческий каркас, и той, что не удержалось в нем, когда на смену ему пришел каркас зверя. И эта сила, бесконтрольно вырвавшаяся наружу, на миг окутала твое тело непроницаемым щитом. Энергия столкнулась с энергией. Тот, кто не умел видеть и чувствовать, ничего не заметил, а тебя окатило невыносимо горячей и оттого совершенно неуместной посреди морозного зимнего дня волной. Магу, похоже, досталось тоже, потому что он не удержался на ногах и рухнул на спину. Хозяин встряхнул руками, но защита, выстроенная им на магии Леса, даже не дрогнула, приняв на себя и поглотив разбушевавшуюся силу.

А ты сменил облик, вновь обратившись в человека. Вернуть одежду и меч. И новый стремительный каскад ударов, пока маг не успел опомниться. Тебе бы еще вновь напитать энергетический каркас силой Леса, только вот даст ли твой противник тебе для этого времени? Если честно, ты вообще удивлен, что он наносит такие удары, тратя столько энергии, ведь он еще совсем недавно валялся избитый и без сознания. Хотя с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что маги послали на переговоры в логово своих врагов далеко не самого слабого из своих представителей. А если, наоборот, не самого сильного, чтобы было не жалко им пожертвовать? Тогда понятно, почему столько веков длится война… Ну, уж об этом сейчас точно не самое подходящее время думать!

Маг снова успевает выставить перед собой энергетический щит и под его прикрытием подняться на ноги. Твой меч со всего размаху врезается в него, и ты всем телом ощущаешь мелкую дрожь, прокатившуюся по струнам силы, натянутым сквозь пространство.

«А в первый раз он стоял, как стена!..»

Ты улыбаешься. Как бы силен ни был маг, его запасы энергии тоже не бесконечны. И когда они иссякнут, он останется совершенно беззащитным и безоружным. В отличие от тебя, ведь у тебя всегда останется твое тело и твой меч!

Только вот маг понимает это ничуть не хуже тебя самого, поэтому не собирается ждать. Защита сжирает слишком много энергии, и он снимает ее. Ты успеваешь понять, что он сейчас всю свою оставшуюся силу вложит в один сокрушительный удар… Но это еще не значит, что ты успеешь что-либо предпринять!

Ты отступаешь назад, пытаясь увеличить разделяющее вас расстояние, как будто энергия не перемещается через пространство практически мгновенно! Маг на долю секунды застывает, и только пальцы на руках, вновь поднятых на уровень груди, мелко шевелятся, словно выбирая что-то из воздуха.

«А энергетические удары он посылал, практически не задумываясь…»

Ты тоже поднимаешь меч на уровень груди. Лезвие развернуто параллельно себе — стойка, из которой одинаково удобно как защищаться, так и нападать. А с рук мага вдруг срывается сгусток огня. Не просто комок сокрушительной энергии, видный лишь на другом уровне зрения, настоящий огонь! Только непонятно, что может гореть в руках у мага, не сам воздух же?! Ты не можешь понять, как он это сделал, но разве своими сомнениями его остановишь? Ярко пламенеющий ком огня стремительно растет меж пальцев мага, продолжающих двигаться. Он разводит руки. Его лицо сосредоточено до предела, глаза прикрыты. Весь мир для него сейчас сосредоточился в колдовстве, что плетут его пальцы. Сколько он еще сможет удержать его, накачивая все большей убийственной мощью?

Сейчас!.. Огонь срывается с рук. Ты краем глаза успеваешь отметить, что маг валится на землю, очевидно исчерпав все свои силы. Только тебе от этого не легче, потому что пламя, разбрасывая вокруг себя ярко оранжевые всполохи протуберанцев, несется к тебе. Между вами лишь несколько аммов свободного пространства и меч в твоих руках. Если бы успеть призвать силу Леса и наполнить им свое оружие, превратив в защиту от магии…

Время?..

Вековые деревья вздымаются к небу, их ветви колышутся едва заметно. Для Леса время — секунды или века — лишь условность… Как и для тебя, высшего оборотня, и пора бы тебе вспомнить об этом!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Третий день после инициации.

Ударить! Собрать силу и ударить. Лес даст тебе достаточно времени, если ты сумеешь его попросить… Не позволить противнику сжечь себя!

Занила села на кровати и открыла глаза, но продолжала видеть перед собой отнюдь не залитую солнцем комнату, а не менее ярко освещенную поляну посреди Леса; стаю, собравшуюся вокруг; противника, валяющегося на земле, и сгусток огня, несущийся прямо в лицо! Она моргнула, заставляя себя понять, что сон кончился, остался где-то там за гранью этого мира или, точнее, за гранью этого времени. Это нужно понять сейчас, пока она не сотворила что-нибудь прямо посреди спальни! Ей совсем не нравилось странное ощущение у нее в руках: как будто сотни крошечных иголочек, покалывающих кожу изнутри. Занила опустила взгляд на руки, лежащие на коленях. На вид все было нормально. Но это лишь значит, что нужно смотреть по-другому.

Переход на иной уровень зрения, и здесь уже можно рассмотреть собственное кружево. Так и есть! Нити, которые сплетали каркас силы в руках, от локтей и до кончиков пальцев, сияют гораздо ярче, чем им положено, словно в них собрано слишком много энергии. Вокруг кружева распространяется равномерное серебристое сияние, и оно однозначно выходит за пределы ее тела. Еще ни разу у себя Занила не наблюдала ничего подобного, но сразу же поняла. Под впечатлением сна она и в этом, реальном, мире сумела призвать силу, чтобы защитить себя. Под угрозой смерти ее тело сделало это без участия рассудка. Если бы она не проснулась, кто знает, что произошло бы дальше? Возможно энергия, скопленная в кружеве, нашла бы себе выход, сорвавшись с ее рук волной силы или чем-нибудь еще более разрушительным! Занила вспомнила, как в ее сне столкнулись силы, вызванные магом и оборотнем. Их обоих при этом отшвырнуло на несколько аммов друг от друга, а разбушевавшуюся стихию смогла остановить только стена, поднятая Хозяином, Кай'е Лэ стаи. Заниле, конечно, столько силы собрать не удалось, но и спальня — это не открытая лесная поляна. Трудно представить, во что бы она превратилась после выброса энергии, пусть даже совсем небольшого! Да, вовремя она проснулась…

Занила вздохнула и заставила себя расслабиться. Ей нужно просто успокоиться и поверить, что ее жизни ничто не угрожает. Ну, во всяком случае, непосредственно сейчас не угрожает!.. Жидкое серебро, повинуясь ее приказу, начало медленно растекаться, равномерно распределяясь по всему кружеву. Правда, только по тому, что составляло верхний слой каркаса, и по глубинным узлам, не затрагивая того кружева, что располагалось между ними и являлось воплощением ее звериной ипостаси, еще не проснувшейся. Сияние вокруг ее рук постепенно сошло на нет. Теперь ее кружево выглядело вполне привычно: серебристая сила, заключенная в невозможно сложную форму, энергия, воплотившаяся в жизнь… Заниле в первый раз пришел в голову подобный образ, но она ни на секунду не усомнилась в его верности. Чем же вы являетесь, оборотни? И кем были вы, загадочные древние маги? Сумеет ли она когда-нибудь постичь суть, запертую в ее теле?

Теплые, почти горячие ладони прикоснулись к ее спине, легли на лопатки, скользнули вниз, раздвигая пряди свободно рассыпавшихся волос. Остановились на талии, возможно, хотели обнять… Занила вздрогнула и обернулась, мгновенно возвращаясь на первый уровень зрения. Руки тут же исчезли с ее талии. На постели рядом с ней сидел Ледь. Его собственные невозможно темные волосы рассыпались по покрывалу, из-под которого он даже не думал выбираться, завернувшись в которое сидела и Занила. Она перевернулась на кровати так, чтобы видеть его лицо, не выворачивая при этом шею. Но Ледь больше не пытался прикоснуться к ней или хотя бы придвинуться поближе. Он внимательно смотрел на нее, а по его лбу пролегла строгая вертикальная морщинка, словно он напряженно думал о чем-то.

Занила еще раз вздохнула. В тот момент, когда он невольно напугал ее своим прикосновением, потому что она слишком глубоко задумалась, она почувствовала, как энергия, только что успокоившаяся и подчинившаяся ей, вновь всколыхнулась волной. И ей совсем не хотелось начинать собирать ее снова. Насколько же глубоко она погрузилась в свой сон, что, даже проснувшись, не заметила мужчину, лежащего на одной кровати с ней, вообще не вспомнила о нем? И насколько вообще нужно было доверять ему, чтобы позволить себе просто уснуть рядом с ним, безоружной и беззащитной?!

— Ты смотришь на меня так, как будто не помнишь, как оказалась в одной постели со мной? — проговорил Ледь. Его губы попытались изобразить улыбку, но выражение глаз выдало его с головой. «Или уже придумываешь, как поскорее сбежать отсюда», — Занила с легкостью завершила его мысль, которую он не высказал вслух.

«Отличное начало вместо: с добрым утром!»

— Я просто не помню, в какой момент мы перебрались на кровать! — улыбнулась Занила и откинула волосы со лба, пряча за этим вполне невинным движением выражение своих глаз, в котором отнюдь не была уверенна. В любом случае, это была большая часть той правды, что она могла ему сказать.

— Значит, не все так плохо! — Ледь улыбнулся ей в ответ, и по тому, как разгладилась напряженная складочка у него на лбу, Занила поняла, что утро, кажется, действительно налаживается! Ледь наклонился вперед и легко прикоснулся губами к ее губам. Не поцелуй — просто пожелание доброго утра, которое не было произнесено. А Занила вдруг почувствовала, как одновременно с его прикосновением вокруг них колыхнулась волна его силы. И только в этот момент она поняла, что все время до этого, когда он спал или просто сидел рядом, она его энергию не чувствовала! Не потому, что та пропала, перестав заполнять комнату, как делала это еще вчера. Просто сама Занила настолько привыкла к ней, что перестала воспринимать ее, как нечто лишнее, чужеродное. Наоборот, эта сила стала необходимой частью ее мира, неотъемлемой и, кажется, жизненно необходимой, заполняющей пустоту вокруг, дающей уверенность… Может быть, поэтому она так спокойно и уснула?

Занила оглянулась через плечо. В наклонных окнах на противоположной стене сияло солнце и утреннее ярко-голубое небо. Утро… Последнее небо, которое она видела в них, было послеполуденным. Ночи Занила не помнила. И не только этой, но и предыдущей тоже. Хотя нет, предыдущая была. Только не здесь, на побережье залива Скоба, а в далеком заснеженном Махейне. Ночь из другого времени и другой жизни, которая была не с ней. А в этот раз не было и такой. Ослепительно сияющий день там, и такой же здесь…

— Уже собираешься уходить? — голос Ледя вновь вырвал ее из задумчивости, возвращая к тому, что происходило здесь и сейчас. Она обернулась на него. Какого ответа он от нее ждет? Хотя нет: это как раз понятно. Гораздо труднее решить, какой ответ она сама хочет дать. Она смотрела на Ледя, на его светлую, лишь чуть тронутую золотистым загаром кожу, такую гладкую, словно вся шерсть досталась его второй, кошачьей, ипостаси; на его темные волосы, которые каждый раз, как он забывал их убрать, тут же рассыпались по плечам; на его губы, такие бледные, что к ним хотелось прижаться, своим прикосновением возвращая им яркий насыщенные цвет.

— Нет, — Занила произнесла это совсем тихо, просто выдохнула, но Ледю хватило, чтобы услышать.

— Могу я спросить почему?

— Потому что хочу остаться, — Занила едва заметно пожала плечами. Что может быть проще? Какие еще нужны причины? Губы Ледя тронула насмешливая улыбка:

— А ты всегда делаешь то, что хочешь?

— Когда свободна это сделать.

А что еще она могла ответить? Только еще раз пожать плечами. Занила немного отодвинулась назад по постели и прислонилась спиной к бортику кровати. Не потому, что хотела отодвинуться от Ледя, а просто потому, что так было удобнее сидеть. А к нему ей хотелось прикасаться постоянно! И она уж точно была совершенно свободна сделать это! Не вытаскивая из-под покрывала, Занила подвинула ногу в сторону и положила ее на ногу Ледя. В первое мгновение он вздрогнул, очевидно, просто не ожидая такого жеста, но потом просто накрыл ее ступню своей рукой. И как их тела под покрывалом, точно так же встретились и их взгляды, и Ледь улыбнулся.

— Может быть, тогда расскажешь, что тебе приснилось на этот раз, если уж ты никак не можешь перестать об этом думать?

Вообще-то последние несколько минут Занила как раз перестала непрерывно возвращаться мыслями к своему сну, но с другой стороны ей все равно нужно было обсудить его с Ледем.

— Я снова видела оборотней и Лес, — начала она рассказывать. — Только, знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что те события, которые я видела в этот раз, происходили раньше, чем те, что были в предыдущих снах, — она задумалась, перебирая и сравнивая свои воспоминания. Потом кивнула уже уверенней, решив, что на самом деле не ошибается. — Намного раньше. На несколько десятилетий, а может быть, и веков, если быть точной. В самом первом сне к границе Леса пришли дружинники князя, установившего свою власть на землях людей, — принялась она объяснять сделанные выводы. — Во втором — был лишь простой охотник. А в последнем сне о людях и вовсе упоминается, как о… — Занила на секунду замялась: ей совсем не нравилось то, что она собиралась произнести, но других слов не было. Поэтому она выдохнула и договорила. — Как о животных, которые только недавно начали ходить на двух ногах! — она ждала реакции Ледя на свои слова, но тот лишь спокойно кивнул головой. «Неужели он и сейчас думает о них также?! — мысль заставила Занилу внимательнее всмотреться в темноту его глаз, но там была лишь задумчивость. — Нет, не может быть! Прошли века, оборотни живут среди людей, они приняли их законы и обычаи, разговаривают, как они, одеваются, как они, ведут с ними торговлю… И время от времени выходят на них на охоту!» Занила почувствовала, как кровь прилила к лицу вместе с энергией, поднявшейся волной и попытавшейся выплеснуться за пределы кружева. Не выплеснулась. Потому что следующая мысль остудила не хуже ушата ледяной воды: она сказала «на них». Не «на нас»…

— Вполне возможно! — Ледь, похоже, сделал из своих размышлений какой-то вывод, пока она так далеко забрела в свои. И только их соприкасающиеся тела оставались в этой реальности, как надежный маяк, к которому они всегда могли вернуться. И, кажется, именно сейчас Занила была очень этому рада! Она сказала «они». Не «мы»…

— Я думаю, это вполне вероятно, — голос Ледя требовал к себя внимания. — По мере того, как ты становишься все больше оборотнем, ты начинаешь видеть события из более отдаленного прошлого.

— Мне вообще интересно, почему я вижу именно те или иные события, а не какие-нибудь другие? — спросила Занила. — Мне показалось, что сегодня я была в теле другого оборотня, чем в предыдущие разы. Кто они вообще такие? Как они связаны со мной?

— Они связаны, скорее, со мной, — ответил Ледь довольно уверенно. — Поскольку я твой инициирующий оборотень, единственная связь со стаей и с ее прошлым у тебя через меня. А значит, скорее всего, ты видишь во снах моих предков.

Занила задумалась над его словами, но смогла только пожать плечами: это предположение было ничуть не хуже остальных. Во всяком случае, столь же непроверяемое.

— Между магами и оборотнями была война, — проговорила она, вытаскивая на поверхность, в реальность этого мира самую важную мысль своего сна. Ледь внимательно посмотрел на нее, а потом кивнул.

— Была. В сохранившихся хрониках того времени она называется Йат Сваргуэ — Война без начала.

— Почему? — Занила подняла на него серо-стальные глаза, а Ледь вместо того, чтобы ответить, вдруг поймал себя на мысли, что они никогда не меняют своего цвета в зависимости от освещения или от того, во что она одета. Только от ее настроения: от светло-серого, словно расплавленный металл, до темного, будто зимняя река, каждую секунду готовая замерзнуть. Словно целый мир внутри. И лишь редкие всполохи добираются до поверхности.

— Потому что никто даже тогда, когда писались эти, сейчас ставшие древними рукописи, уже не помнил, когда и из-за чего она началась! Сколько веков оборотни и маги существовали в этом мире, столько они вели войну между собой. И она не просто не прекращалась, она не знала ни одного даже временного перемирия!

— Ну, магов все же не осталось, — заметила Занила. — Оборотни победили!

— Нас осталось слишком мало, чтобы можно было говорить о какой-то победе, — грустно хмыкнул Ледь. — Думаю, больше всех повезло людям, оставшимся единовластными владельцами всех земель. Практически всех, — сам себя поправил Ледь. — Но мы опять же не заем, что конкретно тогда произошло. Может быть, тебе в твоих снах удастся заглянуть достаточно глубоко, чтобы увидеть это.

Увидеть начало и конец войны? Занила задумалась над этой идеей. Сумеет ли она увидеть во сне что-то конкретное, что ее интересует, или ее мнение не учитывается?

— А что вообще тебе приснилось, что ты заговорила об этой войне? — спросил Ледь.

— Я видела мага, — Занила почувствовала, как рука Ледя, лежавшая на ее ступне, на секунду сжалась чуть сильнее, выдавая его волнение. Впрочем, он и не собирался его скрывать.

— Что?!

— Маг дрался с оборотнем. Ну, или оборотень с магом — как тебе больше нравится, — продолжила Занила. — Если ты, конечно, об этом спрашиваешь, — она усмехнулась. Ледь чуть подался вперед, словно каждое произносимое ей слово было откровением, которое просто нельзя пропустить.

— А как он выглядел?

— Маг? — если честно Занилу удивил этот вопрос. Она пожала плечами. — Как человек. Ну, или как оборотень в человечьем облике. Хотя… — если бы Ледь не задал ей этот вопрос, она бы, наверное, никогда не задумалась над этим. Но сейчас, пока сон не утратил свою яркость, она вновь внимательно начала перебирать все, что увидела. Нет, маг не выглядел как человек. Впрочем, дело, скорее всего, было в том, что оборотень, глазами которого Занила смотрела на мир, чуял его суть. И она была уверена, что сама она тоже была бы на это способна. Точно так же, как и оборотня не приняла бы больше за человека! Ну, или за простого зверя, прими он другое обличье. Занила тряхнула головой. — Если честно, меня гораздо больше интересует другое. Как именно они дрались, — пояснила она, не дожидаясь вопроса Ледя. — В предыдущих снах тоже были интересные моменты, но в этом особенно.

— Рассказывай по порядку! — потребовал Ледь, и Занила каким-то образом поняла, что он имел в виду не конкретные события сна, а то, что ее в них заинтересовало.

— Способности оборотней и мага, — произнесла она, отвечая скорее на собственные мысли, чем на заданный Ледем вопрос. — Оборотни, находясь в зверином обличье, общались между собой, просто передавая друг другу свои мысли. Хозяин стаи смог оградить место сражения, используя какую-то «силу Леса», — Занила попыталась голосом выделить последние слова так, чтобы стало понятно: она цитирует мысли оборотня, которые во сне были ее мыслями. — А маг и вовсе дрался, используя вместо меча и щита сгустки энергии, а потом швырнул в своего противника огненным шаром! Не очень большим, правда, примерно тефах в диаметре, — Занила покачала головой. Она просто не могла поверить, что совершенно серьезно спрашивает о таком! А Ледь абсолютно серьезно задумался. Его, похоже, тема разговора ничуть не смущала. Словно она рассказала ему о том, что маг держал свое меч каким-нибудь новым необычным хватом!

— Об общении без слов я слышал, — произнес он. Ледь уселся на кровати поудобнее, скрестив ноги, при этом ступню Занилы переложив себе на колено. Она была не против: лишь бы не отпускал. — Только передаются не мысли, а что-нибудь попроще, не требующее оформления в слова, скажем так, образы. Это возможно только между оборотнями, имеющими кровную связь. Родственники, например, или…

— Инициирующий и инициируемый! — догадалась Занила. Ледь кивнул.

— Думаю, мы когда-нибудь попробуем, хотя раньше у меня и не слишком получалось, — он улыбнулся. А Занила вспомнила о Коре, а точнее о том, что у них-то со зверенышем все получалось прекрасно. Только она чувствовала, что говорить об этом Ледю не стоит. У него неизбежно возникнут вопросы, на которые у нее просто нет ответов. И уж точно не самая лучшая идея сравнивать его с иглозубым сурикатом! Она мысленно усмехнулась. — Что касается силы, которую использовал Кай'е Лэ, — продолжил Ледь, — то до того, как ты об этом рассказала, я считал это легендой о силе нашего народа. Красивой легендой, но не более того! — Ледь улыбнулся немного грустно и очень задумчиво. А Занила невольно вспомнила о том, как совсем недавно она считала магов не более чем сказкой! Неужели все предания этого мира имеют под собой реальную основу? Усомниться в реальности того, что она видит в своих снах, Заниле в голову как-то даже не пришло. Когда твои видения кажутся чуть ли не более настоящими, чем то, что тебя окружает, когда ты просыпаешься, сомневаться в них как-то не получается! Особенно если в реальности находятся подтверждения. Правда, похоже, не в этот раз. — Я ничего не смогу тебе об этом рассказать. Мне и так кажется, что ты уже знаешь больше меня, — от этой его улыбки Заниле захотелось придвинуться к нему ближе, обнять, заставить грусть исчезнуть из его глаз. Она легко потерлась ногой о его руку, а он в ответ сжал пальцы на ее щиколотке и посмотрел на нее уже гораздо менее грустно. — А о том, что творил тот маг из твоего сна, я тебе и вовсе ничего не расскажу! — добавил он. — Кто у нас, в конце концов, был магом?

— Вообще-то у меня пару раз получалось вызвать вспышку огня, — задумчиво проговорила Занила. Ледь как-то странно замолчал. Она подняла на него глаза и по тому, как он на нее смотрел, поняла, что его упоминание о ее магическом прошлом было всего лишь шуткой! Только вот она говорила совершенно серьезно, если уж вообще заговорила об этом. — Но не из ничего, конечно, как сделал это тот маг, а просто заставить небольшой уже горящий вполне обычный огонь на пару мгновений вспыхнуть гораздо сильнее.

— А как конкретно тебе это удавалось? — поинтересовался Ледь, как показалось Заниле, несколько излишне настороженно. Она пожала плечами. Если честно, она и сама этого до конца так и не поняла. Но если уж она взялась рассказывать, придется делать это до конца. Занила вздохнула и принялась по порядку вытаскивать воспоминания обо всех своих действиях. — Ну, сначала нужно, естественно, перейти на другой уровень зрения. Потом открыть свое кружево и заставить собственную силу соединится с той, что существует в окружающем пространстве, — она неуверенно посмотрела на Ледя. Понимает ли он вообще, о чем она говорит? Видит ли он и чувствует ли то же, что и она? Ледь кивнул и едва заметно улыбнулся, показывая, что она может продолжать. А у нее от этой улыбки чаще забилось сердце. Чаще и намного радостней! — А потом посылаешь свою силу к огню. И от этого он вспыхивает. Ну, наверное, от этого, — не слишком уверенно закончила она. Но Ледь не стал уточнять детали. Вместо этого он спросил:

— А почему ты не продолжила работать с огнем, не научилась делать это лучше? Ведь это же потрясающие возможности?

«Потрясающие возможности… — Занила задумалась. — А точнее потрясающая разрушительная сила!» Она вспомнила, как оборотень в ее сне пытался отразить атаку мага. Его страх, который она успела почувствовать. И еще то, что она так и не узнала, чем же закончился тот бой, происходивший много веков назад. Только вот у нее самой получалось далеко не то же самое, что у того древнего мага!

— На самом деле это было не так уж эффективно, — вопрос требовал ответа. А тот в свою очередь объяснений. — Слишком много ограничивающих условий: огонь должен уже гореть и находиться на определенном расстоянии от меня: не слишком большом, чтобы я могла им управлять, но и не слишком маленьком, чтобы меня саму не задело. А противник наоборот должен находиться к нему вплотную. И если не получится, второго шанса уже не будет!

— Почему? — не понял Ледь.

— Слишком большие затраты силы, — Занила поморщилась. Ей не слишком-то хотелось вспоминать об обстоятельствах ее эксперимента, но если уж взялась рассказывать… — Ты знаешь, что я была рабыней? — вначале уточнила она. Ледь кивнул и вновь чуть сильнее сжал ее ногу. Он что пытается ее утешить? Ей захотелось недоуменно изогнуть бровь, но она сдержала себя: вдруг он уберет руку. Ей совсем не хотелось разрывать их прикосновения. Словно то, что происходило, было самым правильным из всего возможного. А дальше нужно было лишь подобрать слова… — В тот раз, когда у меня получилась эта штука с огнем, я была очень сильно избита. Не в первый раз. Я знала, что и как нужно делать, чтобы вылечить себя, но энергии просто не было! Я всю ее потратила на то, чтобы заставить огонь вспыхнуть. А после этого мне не откуда было ее взять, — Занила прикрыла глаза, вспоминая. Сложно было подбирать слова, а сами воспоминания не вызывали практически никаких эмоций. Очень давние события. И ощущение такое, что к ней они имеют не больше отношения, чем то, что она видела в своих снах, если не меньшее! Зан Звон Стали вместе с прежним именем оставила в прошлом очень многое. Кроме своей ненависти, разумеется. И к оборотню это прошлое, похоже, уж точно возвращаться не собиралось! — Это происходило в Догате, а потом меня бросили на корабль вместе с другими рабами и отправили в Годрум. Есть было совершенно нечего, а я даже встать на ноги не могла. Мне помог тогда Кор. Он ловил крыс и таскал их мне. В общем, этот урок я запомнила достаточно хорошо, чтобы без особой необходимости не возобновлять эксперименты с огнем.

— И ты ела крыс?! — Ледь коротко хохотнул, неверяще качая головой.

— Ты бы в такой ситуации еще и не то съел! — Занила постаралась не выдать обиды на этот неожиданный смех, но какие-то нотки все равно прорвались в голосе. Она почувствовала, как Ледь крепче прижимает ее ногу к своей, очевидно на тот случай, если она решит отодвинуться от него.

— Подожди, — он продолжил уже серьезно, этой своей серьезностью как бы извиняясь за свою недавнюю вспышку несколько неуместной веселости. — Ты ведь ела крыс не только потому, что была голодна? — полу вопрос полу утверждение.

— Верно. Мне нужно было восстанавливаться, выздороветь, а для этого мне нужна была энергия!

— Ты видишь силу, которой наполнено окружающее пространство? — уточнил Ледь, стараясь, чтобы недоверие не прозвучало в его голосе. — Ты можешь соединять с ней собственный силовой каркас или кружево, как ты его называешь. Но чтобы восстановить потраченные силы, тебе по-прежнему нужны крысы?!

— Если под крысами ты подразумеваешь еду вообще, — ответила Занила, постаравшись вложить как можно больше язвительности в свой голос, — то да! А существуют какие-то другие варианты?!

На этот раз недоумение все-таки нашло отражение на лице Ледя, в его изящно выгнутой брови.

— Каркас силы подпитывается силой из окружающего пространства, — очень медленно и словно раздельно произнес он. — Ты этого не знала?

— Нет. Покажешь, как это делается? — Занила перевернулась на постели, подобрав под себя ноги и все-таки разорвав прикосновение. Ледь пожал плечами.

— Конечно. Мне кажется, я умел это делать чуть ли не с самого детства! — он не без сожаления посмотрел на Занилу, сидящую близко от него, но все же не касаясь. Потом вздохнул и тоже сел прямее. — Прямо сейчас попробуем? — Занила кивнула, тогда Ледь прикрыл глаза. — В первый раз тебе будет проще, если ты переведешь зрение на уровень силовых потоков.

Занила еще раз согласно кивнула и добавила что-то вроде: «Угу». Мир перед глазами привычно выцвел, словно рисунок, сделанный нестойкой краской, который поместили в воду. Цвета никуда не делись, просто очертания расплылись. Глубоко погружаться Занила не стала. Осталась там, где серебристо-серой сетью были видны кружева, ее и Ледя, но и вся остальная комната была видна достаточно хорошо. Ледь продолжал неподвижно сидеть, прикрыв глаза. Занила подождала с минуту, потом не выдержала:

— Я уже перешла, — сообщила она. Ледь дернулся, словно успел задремать, и посмотрел на нее.

— Что уже? — не понял он.

— Я на другом уровне зрения, — нетерпеливо повторила Занила. — Мы можем продолжать! — отсюда ей не слишком удавалось различать эмоции на лице Ледя, но, похоже, что он снова ей не верил.

— А как быстро ты можешь перейти с одного уровня на другой? — уточнил он. Занила задумалась над его вопросом. Она никогда не ставила для себя цели узнать, сколько конкретно времени ей необходимо. — Практически мгновенно, — она пожала плечами. А Ледь вдруг рассмеялся.

— Что опять не так?! — она ждала какой угодно реакции, только не такой.

— А мне, чтобы перевести зрение на другой уровень, требуется от пят до семи минут концентрации! — сообщил Ледь вместо ответа. — И кто кого теперь должен учить?

На риторический вопрос Занила отвечать не собиралась. Она вспомнила, как вчера Ледь перед тем, как посмотреть на ее кружево и объявить, что она стала высшим оборотнем, вот также несколько минут просто сидел неподвижно. Она даже подумать не могла, что все это время он сосредотачивается, чтобы перейти на другой уровень зрения! Она сама уже очень давно делала это, не задумываясь. Кажется, за крыс она ему отомстила!

— Может быть, расскажешь мне, как именно тебе это удается?

— Да с удовольствием, если смогу, — она вынырнула назад и задумалась. У нее ведь тоже далеко не сразу все начало получаться само собой. Только вот тот способ, который был применен к ней, для Ледя точно не годится! А значит нужно снова подбирать слова. — Ну, для начала я четко представляю, что именно я хочу увидеть. Проще всего, когда это твое собственное кружево. А затем нужно сосредоточиться на одной точке на задней поверхности глаз… Темные Боги! — ругнулась она, поняв, что произнесла нечто уж очень странное. — Я просто не знаю, как описать это ощущение! Я чувствую эту точку, как только о ней задумываюсь. Именно в ней сосредоточено зрение. А потом эту точку нужно толкнуть вперед и наружу, чтобы она заполнила собой весь твой обзор. Тогда ты и начинаешь видеть мир как бы изнутри. С другого уровня! — Занилы выдохнула, сказав все, что могла, и замолчала. Она ждала насмешливых комментариев от Ледя по поводу своей речи, но тот только кивнул и снова прикрыл глаза. Очевидно, решил попробовать. Занила как-то совсем невесело хмыкнула, правда, совсем тихо, чтобы не отвлекать его, и провела рукой по лбу, отбрасывая назад волосы. Она может сколько угодно задумываться над тем, как она делает те или иные вещи. Но поможет ли ей это объяснить кому-то другому? Правда в том, что сама она крайне редко училась чему-то по доброй воле. Обычно ей просто не оставляли выбора. Если она не хотела умирать, конечно!

— Ты права! — голос Ледя в очередной раз выдернул ее из размышлений. — Если концентрироваться на этой точке, получается действительно быстрее.

Занила вслед за ним перешла на другой уровень зрения.

— Тогда теперь твоя очередь!

Почему же она сейчас затеяла этот урок? Ее жизни ничто не угрожает, во всяком случае пока. Или ключевое слово здесь «пока»? Или все дело в том, что она стала оборотнем, а от своей сути не скрыться никому? И из своих снов, и из всей своей предыдущей жизни Занила знала, что единственное, чего не приемлют эти существа, это слабость. Как чужая, так и своя собственная. И в этом она с ними была согласна! Если уж ей представилась прекрасная возможность научиться чему-то, что в будущем может пригодиться ей, она это сделает! Только сила дает свободу и власть над собственной судьбой.

— Ты видишь силу, которая сейчас является частью окружающего пространства? — уточнил Ледь. Занила сосредоточила внимание на перламутровом сиянии, разлитом в воздухе, и кивнула. Потом задумалась, может ли Ледь видеть этот ее кивок, но он продолжил объяснять. Значит, видел. — Тогда, если ты умеешь соединять силу своего каркаса с этой силой, дальше все просто. Нужно всего лишь потянуть ее к себе, внутрь каркаса.

Если честно, она не очень любила проделывать это. В смысле соединять свое кружево с силой окружающего пространство. То, что Ледь предлагал сделать дальше, она еще никогда не пробовала. Но почему-то могла предположить, что это ей тоже вряд ли понравится! Каждый раз, когда она открывала границу между кружевом внутри нее и силой снаружи, ей стоила больших усилий, чтобы не раствориться в окружающем пространстве, сохранить свою суть привязанной к собственному телу. Когда перед тобой распахивается целый мир и приглашает тебя, не ставя никаких условий или ограничений, это слишком большой соблазн! Целый мир, огромный, совершенный и неповторимый вместо собственного тела, такого слабого и уязвимого… Занила не верила, что это может стать полноценным обменом. Значит, в этот раз она сумеет побороть искушение так же, как и всегда! Тем более что с каждым разом ей это удавалось все лучше.

Раскрыть кружево. Потянуться силой, собранной в нем, наружу, прикоснуться к перламутровому сиянию энергии, которой так много вокруг. Занила очень явственно различила момент, когда ей удалось это соединение. Словно она глотнула воздуха, как какую-нибудь жидкость, и ощутила на языке его вкус — чуть сладковатый, тающий, но не исчезающий. Какое долгое послевкусие… Занила заставила себя мысленно тряхнуть головой и собраться. Если она все еще это ощущает, значит, соединение всего лишь не разорвано! И совсем не обязательно так на нем сосредотачиваться! Да уж, кажется, сегодня мир решил предложить ей новый соблазн.

— Потяни силу к себе! — голос Ледя раздался как нельзя вовремя, возвращая ее мысли к тому, для чего она все это затеяла.

Кружево соединено с силой. Раньше Занила всегда делала это для того, чтобы выбраться сознанием за пределы собственного тела. А теперь ей предстояло сделать совсем обратное.

«Всего лишь обратное, а не более сложное!»

Словно глубокий вдох. На уровне энергетических потоков физического тела как такового не существует — только его энергетическое воплощение. И поэтому всегда сложно сделать что-то, используя для этого только лишь сознание. Гораздо проще представить, что у тебя и здесь есть тело: сильные руки, ловкие пальцы… Или вот легкие, которыми можно глубоко вдохнуть, вбирая в себя, как воздух, силу разлитую вокруг. Получилось! Занила открывала свое кружево сразу все, по всей поверхности внешнего каркаса. И «вздохнула» она тоже сразу всем «телом»! Перламутровое сияние, взвешенное в воздухе, потянулось к ней. Близко, еще ближе… И вот уже не к ней — в нее! Занила вздрогнула, ощутив это проникновение. На секунду ей стало не по себе, захотелось немедленно остановить происходящее, разорвать настроенную связь! Но она заставила себя продолжить, а точнее просто не сопротивляться, позволить некоторому количеству энергии, которое ей удалось притянуть к себе, проникнуть в ее кружево.

Она думала, что сможет отследить, как это будет происходить: сила, взятая ею извне, потечет по нитям ее кружева от узла к узлу, но при этом не будет смешиваться с жидким серебром ее собственной силы. Как же она ошиблась! Сила извне соприкасалась с ее собственной и мгновенно растворялась в ней! Как бы Занила не пыталась уследить за происходящей метаморфозой, она просто не могла уловить момент, когда мерцающий перламутр становился ярко сияющим серебром. Ее тело не просто принимало в себя энергию из окружающего пространства, оно еще и переделывало ее под свою собственную суть! А мир не сопротивлялся, словно только для этого и был предназначен. Может быть, именно поэтому Занила всегда видела окружающую силу именно в виде сгустков перламутрового сияния — как будто растворенные и перемешанные все оттенки света? Мир как бы сообщал каждому, кто умел его слышать, что готов поделиться с ним своей силой, только сумей взять!

А по ее кружеву по-прежнему текло только расплавленное серебро — воплощение ее сути, ее сила, которой теперь стало больше! Занила еще раз взглянула на собственное кружево, сияющее теперь гораздо ярче, чем до эксперимента, и вернулась на первый уровень зрения. Ей сразу же захотелось глубоко вздохнуть, как будто она на самом деле выплыла из-под воды, или как будто все это время забывала дышать…

Ледь смотрел на нее и улыбался. Занила зацепилась взглядом за его взгляд и на мгновение вновь забыла, что ее телу требуется воздух.

— Я сразу понял, что у тебя все прекрасно получится!

Занила еще раз глубоко вздохнула и потянулась, расправляя плечи и вытягивая руки. Сколько прошло времени? Сколько они вообще уже разговаривают, сидя на этой постели? Вдруг нестерпимо захотелось встать и идти куда-нибудь, что-нибудь делать, двигаться… Прямо сейчас!

— А ты не слишком много силы для первого раза призвала? — поинтересовался Ледь, настороженно наблюдая за ее разминкой.

— «Слишком много» — это сколько? — поинтересовалась она. Каким-то уголком сознания ей отстраненно удалось отметить, что, даже начни сейчас Ледь серьезно беспокоиться, самой ей испугаться вряд ли удастся. Энергия бурлила в крови, вызывая чувство эйфории. Сейчас для нее не существовало ничего ни невозможного, ни просто опасного! И ей вряд ли удастся переубедить саму себя. — Ты не ставил мне никаких ограничений!

— Ага, — заметил Ледь, тоже явно что-то отмечая для себя. Занила с трудом заставила себя успокоиться, остаться сидеть на месте и продолжать размышлять.

— Так что теперь делать, назад отдавать? — она произнесла это вслух и тут же поняла, что такой вариант не годился однозначно. Принимая в себя силу из окружающего пространства, ее кружево изменяло ее под себя. И теперь вряд ли получилось бы даже при всем желании снова разделить ее. Да и нечего было делить! Больше не существовало старой силы и вновь приобретенной. Вся она была ее! А просто так отдать часть собственной сути — на это не пойдет не только она, но и никто из оборотней!

— Нет, — Ледь покачал головой. — Теперь можно только потратить, — теперь, кажется, настало время Заниле глубокомысленно замечать: «Ага», но она продолжила слушать. — Лучше всего подойдет хорошая драка или тренировка, на худой конец, или какое-нибудь другое занятие требующее физической нагрузки.

— Любое занятие? — Занила перевернулась на четвереньки и подползла поближе к Ледю. Тот коротко хохотнул в ответ на улыбку, играющую на ее губах, но все же выставил руку вперед, заставляя Занилу остановиться. — Сильные эмоции вызывают неконтролируемый выброс энергии особенно у молодых оборотней, которые еще недостаточно хорошо контролируют себя. Мой отец вряд ли поблагодарит меня, если мы разнесем его дом по камешку! — Занила вновь опустилась на постель. Ей однозначно нравилось сожаление, плескавшееся во взгляде Ледя. — Так что, на плац тренироваться! — закончил он. И в качестве наглядного примера встал с кровати, при этом, правда, чуть не запутавшись в покрывале. Занила схватила одну из подушек, валявшихся в изголовье постели, и запустила ей в него. Ледь с легкостью увернулся. А ей на секунду показалось, что он с трудом удержал себя, чтобы прямо здесь не перекинуться в громадную кошку, не поймать эту подушку зубами и не вытрясти из нее целую облако пуха. Он учил ее наполнять кружево энергией, но может быть, и ему самому досталась какая-то часть? Определенно, им обоим сейчас нужно что-то потяжелее подушек, например, пара увесистых хоть и деревянных мечей!

Занила и Ледь вышли из дома и направились к плацу, на котором обычно тренировались боярские гвардейцы, правда, сейчас здесь было абсолютно пусто. Как и в доме. Как и вообще в поместье! Когда они обходили казармы, также не подающие признаков жизни, Занила не выдержала и спросила:

— Есть здесь вообще хоть кто-нибудь кроме нас?

— Шестеро гвардейцев, те, что мои, а не моего отца, — пожал плечами Ледь, словно его удивил такой вопрос. — И еще одна женщина-служанка.

— А где они все тогда?

— Служанка на кухне, а гвардейцы поделены на смены. Те, кто прямо сейчас не отдыхает, охраняют периметр поместья.

Занила предпочла удовлетвориться таким ответом и не спрашивать, почему они сами не занимаются тем же: а то ведь можно дождаться, и Ледь решит, что лучший вид тренировки — это полдня, проведенные в дозоре!

Когда они подошли к плацу, она сразу же направилась к деревянному сарайчику, в котором хранилось тренировочное оружие, намериваясь найти для себя что-нибудь. Вообще-то выбравшись из кровати, Занила с удивлением обнаружила свою гвардейскую форму, сложенную аккуратной стопкой, а на ней — ее ножны с кинжалами. Не дожидаясь, пока она спросит, Ледь пояснил, что одежду принесла служанка, в обязанности которой входила ее стирка, а за оружием сходил уже он сам. Форму Занила проигнорировала, предпочтя свое прежнее платье, а вот ножам искренне обрадовалась. Она могла бы поблагодарить Ледя, но вместо этого просто застегнула ремни ножен: одни — на бедре, вторые — на лодыжке правой ноги. Если Ледь поступил так, он и сам прекрасно знал, как важно для нее оружие: просто чувствовать его своей кожей, даже если вовсе и не собираешься применять. Вопрос в том, что еще он успел узнать о ней?

А в каморке было непривычно просторно. Заниле потребовалось какое-то время, чтобы понять: деревянного оружия стало значительно меньше. Похоже, боярин Родослав и его гвардейцы перебрались в Годрум надолго, если забрали с собой даже мечи для тренировок. Сама она, как всегда, выбрала для себя длинный шест. К счастью, его никто не унес — таких любителей, как она, больше не было! А Ледь остановился на более традиционном мече, широком, средней длины. Они вернулись на плац, разошлись на несколько аммов друг от друга и замерли, правда, совсем не надолго, уже в следующую секунду сорвавшись в движение. В конце концов, они ведь именно за этим и пришли сюда!

Занила бросилась вперед, мгновенно сократив разделявшее их расстояние. Перехватив шест двумя руками за середину, она обрушила на Ледя целый каскад ударов, но тот даже не подумал отступить. Деревянный меч в его руке мелькал с такой скоростью, что движения сливались в один смазанный мутный силуэт. Никогда раньше Занила не смогла бы угнаться за такой скоростью, а сейчас она словно и вовсе не замечала ее! Дыхание оставалось ровным, руки уверенно сжимали гладко отшлифованное дерево, а тело просило еще: еще быстрее, еще больше!.. Энергия, наполнившая ее кружево, казалось, и не думала кончаться. Она выплескивалась через край в каждом движении, в каждом ударе. Его, так же как и ее… Разве деревянные мечи могут рассекать воздух с таким же свистом, как сталь?

Меч Ледя сверху вниз обрушился на Занилу. Он метил ей прямо в лицо, словно на самом деле хотел разрубить голову. Но она не собиралась позволять ему так быстро закончить их игру. Шест, развернутый горизонтально и выставленный перед грудью, принял и остановил удар. Твердая древесина содрогнулась и застонала, протестую против такого обращения. Ледь, чье лицо оказалось всего в тефахе от лица Занилы, не стал дожимать, преодолевая ее сопротивление.

— Если бы этот меч был настоящим, — усмехнулся он сквозь упавшие на лицо волосы, — он бы уже перерубил и этот шест, и тебя вместе с ним. Занила даже не подумала возражать. Она усмехнулась в ответ и сделала полшага вправо, разворачиваясь всем корпусом. И отталкивать шестом меч, разрывая столкновение, она тоже не собиралась, хотя Ледь этого и ждал. Именно потому, что ждал!

— Если бы у меня в руках была моя норла, — шест тоже поворачивался, следуя за ее телом. Меч соскользнул с него, потому что Ледь просто не успел его убрать и отступить. А в следующую секунду конец шеста уже прижимался к его шее, — я бы уже отрубила тебе голову!

— Не успела бы! — Ледь не стал пытаться увернуться или отступить. Меч в его руке стремительно нырнул вниз и остановился, только упершись кончиком в живот Заниле, намечая смертельный удар. — Знаешь, что самое сложное в этой драке?

— Проигрывать?! — шест или воображаемая норла в руках Занилы мгновенно убрались от его шеи, и она крутанула ее между ними, создавая смертоносный режущий вихрь. Опустить чуть ниже — и лезвия просто перерубят руку Ледя! Но он отдергивает ее раньше. Переворачивает меч обратным хватом и снизу вверх рукоятью ударяет по подбородку Занилы:

— Сохранять человеческий облик!

Точнее, пытается ударить! Потому что останавливает свою руку в волоске от ее кожи. И потому что ее просто уже нет в том месте, где она стояла еще секунду ранее! Занила делает двойное сальто назад, сразу на несколько аммов увеличивая расстояние между ними, и вновь вскидывает шест-норлу в боевую стойку. И улыбается Ледю.

— Конечно, ведь в облике кошки ты все же не столь медлителен! — Ледь с места срывается на стремительный бег, за секунду преодолевая это расстояние между ними, но она успевает добавить. — Прости, вы же не любите, когда вас называют кошками! — только вот в голосе ни капли раскаяния. Лишь насмешка и вызов, и ответом на нее — обрушившийся град ударов, которые теперь уже ей приходится отражать. А Ледь сквозь них еще умудряется произнести:

— Вообще-то я не имею ничего против, что бы лично ты называла меня кошкой!

Занила падает ему под ноги и, перекатом уйдя из-под очередного удара меча, норлой перерубает ему ноги. Но шест лишь намечает удар, а она усмехается, снизу вверх заглядывая ему в лицо:

— Да, я вспомнила: кошки они ведь такие пушистые и ласковые!

— И с когтями! — Ледь, перевернув меч острием вниз, как копьем, обрушивает его на Занилу, метя ей в грудь, но норла тут же поднимается, перехватывая удар…

Деревянные меч и шест не выдержали одновременно, просто сломавшись с противным пронзительным скрежетом. Занила мотнула головой, стряхивая с лица и волос щепки, засыпавшие ее, и с сожалением посмотрела на обломок шеста, оставшийся в руке. Ледь примерно с таким же выражением рассматривал рукоять от меча. Занила отбросила в сторону уже непригодную деревяшку, легко поднялась с земли и направилась в сторону сарайчика, однозначно не зря выстроенного у края плаца. Сколько бы боярские оборотни не забрали с собой, а им деревяшек там пока еще хватит!

«Ну, во всяком случае, должно хватить!»

Внутри Занила огляделась. Оказалось, что за новым шестом лезть придется на самый верх стеллажа. Не раздумывая долго, она поднялась, легко подтягиваясь за перекладины и используя полки в качестве ступеней, и выдернула из специального крепления очередную длинную гладко ошлифованную деревяшку.

— На меня не встань, когда будешь спускаться!

Занила посмотрела вниз. На полу сидел Ледь и придирчиво перебирал деревянные мечи на нижней полке в поисках подходящего для себя. Их взгляды встретились. И по выражению, плескавшемуся в серо-стальных глазах Занилы, Ледь понял, что уж теперь, после его замечания, она если и спрыгнет, то только ему на голову! Он кувырком перекатился вперед, предпочтя не искушать Богов, а она мягко приземлилась на засыпанный свежей соломой пол позади него. Ледь попытался обернуться, но ее пальцы, зарывшиеся в длинные темные пряди у него на затылке, остановили его. Он заметил, как Занила отбросила в сторону с таким трудом добытый шест.

— Может быть, больше не будем сегодня драться?

— Драться? — Ледь запрокинул голову, прижимаясь к ее бедру, и усмехнулся, попытавшись изобразить недоумение. — Не будем. Всего лишь отработаем пару атакующих комплексов…

Она не дала ему договорить, закинув ему на плечо ногу, правую — с ножнами на бедре и лодыжке, и крепко прижала его к себе.

— Например таких? — она улыбнулась, сверху вниз глядя на него, а его глаза, скользящие вдоль линии ее ноги, стали еще темнее. Только это почему-то больше не пугало. А потом вслед за взглядом по ее коже скользнула и его рука.

— Определенно, на тебе слишком много оружия! — его пальцы подцепили ремень ножен на лодыжке, легко расстегнули пряжку и отбросили их в сторону. Прошлись по внутренней поверхности бедра до следующих, но на них терпения Ледя уже не хватило. И уж точно ему стало не до нового меча, который он так и не выбрал.

Глава 5. Сила леса

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Это был сон. Невозможно осознавать это и продолжать спать, но Заниле каким-то образом удавалось. Может быть, потому что она совсем не торопилась возвращаться в реальность.

Она снова была в лесу, до бесконечности простиравшемся за северной границей Махейна. Здесь снова была ночь. Только на этот раз, в первый раз из всех ее снов, она видела лес среди лета. Огромные деревья вздымались вверх, толстые ветви в паутине ярко-зеленой хвои закрывали небо, не позволяя ни одной, даже самой любопытной звезде, заглянуть под их своды. То, что сегодня должно было здесь произойти, предназначалось только ему и его детям, пришедшим разделить с ним силу летней ночи.

Оборотни шли по лесу. Их был десяток или около того. Все в человеческом обличье, но это не мешало им плавно, словно обтекая, скользить между необхватных стволов, стелиться по сухой хрусткой хвое, закрывавшей землю, не производя ни единого шороха, даже широкими темными плащами не цепляясь за растопыренные ветки колючего кустарника. Они шли молча. Среди леса не было видно никакой тропинки, но оборотни, казалось, чуяли нужное им направление! Хотя, наверное, это действительно было так.

Занила наблюдала за плавными сильными движениями их совершенных тел. Сегодня ее не было среди них. Она словно смотрела со стороны и, возможно, именно поэтому ей и удавалось осознавать, что все перед ее глазами — лишь сон. Еще бы он от этого знания стал менее реальным! Разве бывают сны, в которых твое зрение высвечивает каждую деталь каждую мельчайшую черточку окружающего пространства — до последней хвоинки на свесившейся к земле ветке, слух ловит далекое стрекотание ночных птиц, а обоняние — паутину ароматов, развешенных в воздухе. Человеческий нюх не способен уловить их. Но она больше и не была человеком! Кажется, пора перестать забывать об этом.

Деревья в лесу росли не слишком плотно, подлеска почти не было — толстый слой хвои на земле и на ветвях убивал практически любую растительность, но все же видно было лишь на несколько аммов вокруг. Поэтому, только когда до их цели осталось совсем немного, стало понятно, что они пришли. Деревья расступились, словно шагнув в стороны, и оборотни оказались на небольшой полянке на вершине пологого холма. Свет полной по-летнему бледно-золотой луны беспрепятственно проникал сюда, легкими мазками касаясь растопыренных ветвей с кисточками молодой более яркой хвои на концах. Выйдя из-за деревьев, оборотни остановились, образовав полукруг, и замерли, словно не решаясь шагнуть к тому, что ждало их посреди поляны. На вершине невысокого холма стоял храм. Можно было никогда не бывать здесь раньше, ничего не слышать об этом месте, совершенно не разбираться в пантеонах Богов, но усомниться в предназначении этого донельзя простого, даже примитивного сооружения было просто невозможно!

Несколько огромных каменных глыб, неизвестно каким образом оказавшихся посреди леса, во многих фарсахах от гор, образовывали идеально правильную окружность. Проходы между ними ничем не были закрыты и оставались совершенно свободными. Еще одна плоская глыба накрывала все сооружение сверху, образуя самую простую и самую надежную в мире крышу. Вот и все: только поляна, на которой не видно следов ни людей, ни животных, и каменные глыбы, настолько древние, что, казалось, помнят сотворение этого мира. Никаких знаков на стенах, символов никаких Богов. Только ровное, словно свет, исходящее изнутри круга, сияние силы, видное тем, кто умеет смотреть. Не пышные бесполезные храмы, выстроенные людьми в своих городах, — место истинного святилища.

Оборотни постояли еще какое-то время, без слов, без нелепых жестов, одним своим присутствием выражая бескрайнее уважение к этому месту. Потом один из них, тот, что был старшим, шагнул внутрь. За ним последовали и другие. В храме не было двери, поэтому оборотни просто прошли между каменных глыб.

А внутри все было совсем иначе. Если со стороны только ровный поток силы выдавал истинную суть этого места, то, оказавшись здесь, храм просто невозможно было спутать ни с чем иным! Внутри словно сам воздух был другим, более чистым, невероятно, до хрустальной ясности прозрачным. Будто лес и не подступал снаружи к стенам храма почти вплотную, на гладко отшлифованном каменном полу не было ни песка, ни одной сухой веточки или даже хвоинки! Каменные глыбы, ограничивающие круг, снаружи такие грубые и необработанные, изнутри были тщательно отшлифованы и выглядели как полукруглые колонны. А по ним от пола до самого верха змеился, нигде не прерываясь, невозможно сложный узор из тысяч и тысяч символов. Картинки, знаки, древние письмена, ни единого раза не повторяющиеся, — знание, вобравшее в себя суть целого мира и заключенное в круг этих каменных глыб!

Некоторые оборотни, наверное, те, кто был в святилище стаи в первый раз, с изумлением оглядывались по сторонам, осторожно прикасаясь пальцами к вязи вырезанных в стенах узоров. Но большинство, откинув на плечи капюшоны плащей, в след за Кай'е Лэ прошли в центр храма. Они остановились, лишь почти вплотную подойдя к круглому каменному алтарю, ждущему там. Темно-серый камень высотой немного больше двух аммов, гладко отшлифованный; по боковым поверхностям, так же как и по стенам, змеится бесконечный сложный узор. А сверху ничто не нарушает призрачной гладкости полировки, почти зеркальной, такой, что кажется — в ней способны отразиться даже звезды, если бы им позволили заглянуть под своды святилища. И лишь один рисунок в самом центре. Совсем не большой, но идеально прочерченный. Линии, создающие его, настолько ровные и гладкие, что создается впечатление, будто он был не вырезан, а вплавлен невиданной силой в толщу камня! Всего один знак — силуэт меча, а на нем отпечаток когтистой кошачьей лапы.

Оборотни окружили алтарь. Они по-прежнему не разговаривали между собой, словно все, что происходило здесь, было им знакомо до каждой детали, выверено до каждого мельчайшего жеста и просто не требовало слов. Постепенно и те оборотни, что остановились рассмотреть узоры на стенах, присоединились к ним, хотя никто их не торопил. Им словно давали время привыкнуть к почти физически ощутимому напряжению силы внутри каменных стен. Но вот круг замкнулся — живая стена оборотней, стоящих почти касаясь друг друга, а за их спинами ряд полукруглых каменных колонн. И если смотреть от центра храма, то становится заметно, что древние строители подобрали глыбы такого размера, чтобы отсюда, изнутри, они казались продолжением леса — необхватными стволами вековых деревьев! А настоящие деревья дальше — за кругом стен. Целый лес, простирающийся до горизонта. А за ним целый мир… Простая и самая древняя в мире символика — круг внутри круга, а за ним еще один. А в самом центре — каменный алтарь и лишь единственный символ на нем. Как средоточие силы этого мира, выражение его истинной сути!

Кай'е Лэ что-то негромко произнес на странном гортанном наречии, казалось, как нельзя лучше подходящем его низкому чуть хрипловатому голосу. Его поняли. Несколько оборотней вместе с ним протянули руки к алтарю, немного нагнулись, чтобы положить ладони на гладкую прохладную поверхность. Кай'е Лэ провел пальцами по неровностям рисунка на боковой поверхности, словно пытаясь нащупать что-то, а в следующую секунду раздался тихий щелчок. Оборотни, чти руки лежали на алтаре, толкнули его в сторону. И верхняя плита, казавшаяся до этого неотделимой частью камня, с тихим шорохом отъехала в сторону. Оборотни не стали убирать ее совсем, отодвинули лишь настолько, чтобы можно было заглянуть внутрь. Под ней оказалась пустота — ниша, выдолбленная в твердом камне.

Внутри храма не горело никаких светильников, только бледно-золотые лучи луны, скользящие между каменных колонн. Здесь этой ночью собрались только высшие оборотни, чья вторая ипостась, никогда не покидающая их, позволяла им видеть в полной темноте. Но даже им ниша, открывшаяся под сдвинутой плитой, показалась огромной чашей, доверху наполненной клубящейся тьмой. И только Кай'е Лэ уверенно, казалось, твердо зная, что следует делать, опустил в нее руку. Тьма поглотила его кисть, водоворотом закрутилась вокруг рукава плотного шелкового плаща… Но это всего лишь он шарил по дну углубления, пытаясь нащупать что-то.

Кай'е Лэ выпрямился, держа в руке массивную и даже на вид очень древнюю книгу. Обложка — две деревянные доски, обтянутые тончайшей кожей и инкрустированные перламутром и самоцветами-кабошонами, уголки окованы серебром. Внутри страницы из самого лучшего пергамента. Кай'е Лэ бережно поднял книгу на вытянутых руках, словно самую великую драгоценность, чтобы все собравшиеся этой ночью в храме могли видеть ее. Несколько оборотней не сдержали восхищенного вздоха, шелестом эха подхваченного и самим храмом. Но никто не посмел так же, как Кай'е Лэ протянуть руки и прикоснуться к ней. Трое оборотней вернули на место верхнюю алтарную плиту, и Кай'е Лэ опустил на нее книгу так аккуратно, словно нес чашу, до краев полную драгоценным вином.

Книга легла в центр алтаря, закрыв собой вырезанный на нем рисунок. Лунный луч, проникший в храм между каменных колонн, скользнул по ее обложке, заставляя призрачно засиять кабошоны, вделанные в кожу, высвечивая рисунок — точную копию того, что был на алтаре.

Кай'е Лэ осторожно прикоснулся к книге и раскрыл ее. Тихо зашуршали медленно переворачиваемые страницы. В лунном свете призрачно светлел пергамент, чуть пожелтевший от времени, но прекрасно сохранившийся. Темной вязью по нему бежали строчки непонятных символов — букв древнего языка. Оборотни, собравшиеся вокруг алтаря, затаив дыхание, вглядывались в причудливую вязь. По тому, как блестели их глаза, было понятно, что многие из них не пожалели бы половины своей бесконечной жизни, лишь бы узнать все тайны, хранящиеся в книге, древней, как весь их род, а значит и как весь этот мир! Но по нерушимым законам стаи лишь Кай'е Лэ было разрешено прикасаться к ней, а он, не останавливаясь, одну за другой перелистывал страницы, пока уверенно не остановился на нужной.

Книга оказалась раскрытой практически на середине, и страница эта ничем особенным не выделялась среди других. Изящная буквица вверху — символ начала новой главы, а дальше текст — изящный темный узор на светлом пергаменте. Тонкие сильные пальцы Кай'е Лэ пробежались по странице, словно отыскивая нужное место, но читать он не стал. Убрал руки от книги и выпрямился, кончиками пальцев прикасаясь к гладкой поверхности алтаря. Вслед за ним, не дожидаясь указаний, до каменной плиты дотронулись и остальные оборотни, собравшиеся в храме. Кай'е Лэ поднял голову, не запрокинул ее к каменной плите, служившей потолком, а просто посмотрел поверх голов своих оборотней на то, что открывалось за стенами храма — на ночной темно-зеленый, полный жизни, трепещущий лес. Его волевое лицо с высокими, резко очерченными скулами казалось абсолютно спокойным и в то же время предельно сосредоточенным. Его серые, сейчас казавшиеся темными, глаза смотрели вперед на стены храма и на лес, но видели намного дальше — самую их суть.

Кай'е Лэ заговорил. Он не смотрел в книгу — он и так прекрасно знал то, что в ней написано. Он проводил этот ритуал каждый год в одну единственную летнюю ночь, много лет подряд. И ему не нужно было находить нужное место в книге. Раскрыв ее, он лишь выполнил установленную часть древнего ритуала — призвал в свидетели заключенную в ней вековую мудрость. И скользя пальцами по странице, он не искал нужное место, с которого следует начать читать, он лишь проверял точность собственных воспоминаний. Все верно. Оборотням вообще не свойственно забывать то, что следует помнить вечно. Высшим оборотням особенно. А более всех Кай'е Лэ.

Оборотни, собравшиеся в святилище, слушали своего Хозяина. Слова, произносимые им, поднимались к сводам храма и падали на гладкий каменный пол. К одинокому голосу Кай'е Лэ присоединили свои голоса и другие старшие оборотни — те, что были ровесниками ему, что проводили вместе с ним этот ритуал и несколько лет, и несколько десятилетий назад, что знали текст, хранившийся в древней книге так же хорошо, как и он. Три, четыре, шесть голосов… Они звучали не громче, чем до этого один. Но звук словно стал полнее, он заполнил все помещение храма, поднялся до самого потолка, проник в самые темные углы. Один за другим к стройному хору голосов присоединились все оборотни, даже самые молодые, собравшиеся в эту ночь для проведения ритуала. В обыденной жизни внутри стаи они уже давно общались между собой на простом наречье, перенятом им у людей, но не знать древний язык для них было невозможно! Они могли не разговаривать на нем свободно, но они словно с кровью при инициации впитывали способность понимать его, а особенно здесь и сейчас, когда древняя сила леса заполнила все пространство внутри святилища, и каждый из оборотней словно купался в ней. Сегодня вообще не нужны были слова, чтобы понять суть происходящего.

Двенадцать голосов теперь звучали все вместе, словно один голос повторяли текст, написанный и выверенный до мельчайших деталей сотни лет назад. Слова, срывавшиеся с их губ одно за другим, сплетались в замысловатый узор, в кружево без конца и начала такое же сложное, как то, что испещрило стены храма. Оно поднималось в воздух и повисало в нем, заставляя его почти ощутимо густеть, звенеть от напряжения разбуженной и призванной силы. Звук наполнил святилище до предела и будто перелился через край — выплеснулся наружу, за пределы круга, ограниченного каменными глыбами. А потом устремился еще дальше. Стек по пологим склонам холма и, словно предрассветный туман, белыми сияющими клубящимися языками зазмеился между деревьев. Растекся по земле, скрывая под собой опавшую мертвую хвою, и начал подниматься вверх, словно карабкаясь по шершавым стволам деревьев. Не настоящий туман, ничего общего не имеющий с собравшимися в воздухе капельками влаги! Здесь и сейчас двенадцати оборотням, собравшимся вокруг алтаря в древнем святилище, удалось призвать и воплотить саму силу. И сейчас именно она сочилась меж колонн храма, растекалась по склонам холма, сияла ярче, чем далекая и слабая луна!

Лес открыл глаза. Кай'е Лэ, чьи руки по-прежнему касались алтаря, а губы, ни на секунду не останавливаясь, выплетали узор древней молитвы, вздрогнул и выше поднял голову. Он почувствовал; самой своей сутью, сплетенной его волей с силой, которую он отпускал растекаться вокруг, ощутил пробуждение Леса. Деревья качнулись, шевельнув в высоте своими мохнатыми лапами, словно подчиняясь ветру, которого здесь и сейчас по-прежнему не было! Птицы сорвались с ветвей, звери забились в свои норы или стремительно унеслись прочь. Этой ночью в Лес пришли его истинные Хозяева, и простым смертным, как животным, так и людям, было слишком опасно оставаться рядом с тем, что они разбудили.

А в храме голоса оборотней продолжали плести свой узор. Кай'е Лэ на секунду остановился, словно для того чтобы перевести дыхание, а на самом деле для того, чтобы вслушаться в Лес вокруг, убедиться, что он проснулся и внимает словам. Тонкие сильные пальцы переворачивают страницу книги, лежащей на алтаре, но оборотень даже не смотрит на нее. Даже если бы он и не помнил слова, сейчас уже невозможно их перепутать: сила, которую он призвал, ведет вперед. Она не даст ошибиться и свернуть, но она же не позволит и остановиться! Но ему не привыкать: оборотни выбирают свой путь лишь однажды, а дальше их свобода — лишь идти по нему!

Голос Кай'е Лэ зазвучал снова, на этот раз постепенно повышаясь. Вместе с ним и остальные оборотни произносили слова все громче. Не крик, тот же ровный узор слов, только теперь они говорили так, чтобы их мог слышать весь Лес вокруг. Сила, растекшаяся от храма и окутавшая Лес туманом, который были способны видеть лишь те, кто его призвал, колыхнулась, отзываясь на древние слова и голоса тех, кто имел право их произносить. Ей ответил Лес. Он уже проснулся и открыл глаза, а сейчас поднимал голову, расправлял плечи и протягивал руки свои детям, пришедшим к нему этой летней ночью.

Несколько самых молодых оборотней из тех, что собрались в храме, вздрогнули, почувствовав, как к их кружеву прикоснулось нечто огромное и древнее. Они сбились, перестав произносить слова, но голоса Кай'е Лэ и их старших братьев, по-прежнему уверенно взлетающие под своды храма, словно подхватили их, не позволив замолчать. И вот уже снова двенадцать голосов в едином ритме произносят одни и те же слова. И что-то огромное, окутавшее храм снаружи, подступившее вплотную к каменным стенам, отзывается, вторит им! Не словами, самой своей сутью сливаясь с их!

Кай'е Лэ вдруг поднял руки, до этого спокойно лежавшие на алтаре, шагнул назад, освобождая себе место, и раскинул их в стороны. Его голос, достигнув самой верхней точки, резко оборвался. И в наступившей вдруг мгновенной и полной тишине, потому что остальные оборотни замолчали вместе с ним, снаружи донесся тихий, но все усиливающийся шум. Словно там поднималась буря. Но луна по-прежнему светила с безупречно ясного без единой тучки неба, и ветра тоже не было, только деревья, повинуясь гораздо более древней, чем даже сам ветер, силе склонялись в низких поклонах, осыпая зеленую хвою с ветвей. Долю секунды больше ничего не происходило, а потом сила взметнулась вверх. Огромная, мощная, древняя, горячая, как кровь, сладкая, как жаркий ветер, горькая, как вкус победы, свободная, как сам Лес… Она поднялась и накрыла и деревья, и храм на вершине пологого холма, и собравшихся в нем оборотней. Несколько самых молодых невольно вскрикнули. Не от боли, оттого, что в долю секунды перестали существовать, растворившись в этой силе. Им даже не нужно было раскрывать свое кружево навстречу ей. Та сила, что текла в нем внутри них, сама ответила на зов и приняла приглашение, сливаясь с силой вокруг. Руки более старших и опытных братьев подхватили их, не дав упасть, но этого было слишком мало: если твое сознание миллионом кусочков разлетается по пространству, разливается по нитям силы вокруг, тело перестает что-либо значить!

А на алтаре вдруг вспыхнул нестерпимо яркий призрачно-белый свет — загорелись контуры рисунка в его центре. Свет, казалось, проник сквозь лежавшую книгу, высветил каждый пергаментный листок. И рисунок, выложенный из самоцветов на ее обложке, загорелся следом. Свет озарил лица оборотней, разошедшихся немного в стороны, но по-прежнему не размыкавших круг, заполнил изнутри все помещение храма. И откликаясь на его зов, каменные колонны тоже вспыхнули, а точнее загорелись рисунки, вырезанные на них, но не все, а лишь некоторые линии, снова и снова бесконечное количество раз образуя один и тот же рисунок — силуэт меча и отпечаток когтистой кошачьей лапы на нем! Бесконечные знаки, запечатленные на стенах, вековая мудрость, вложенная в них, и всего один символ, отражающий суть.

Лес за стенами храма вздохнул, словно только и ждал, пока зажжется этот свет, и сила поднялась до небес. Больше не было кругов — символов, так тщательно выстраиваемых вначале ритуала. Остались только Лес и его Хозяева. И сила, объединившая их в единое целое на один год — до следующей летней ночи и на целую вечность вперед, потому что от своей сути еще никому не удавалось отказаться!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира.

Рассвет в поместье боярина Родослава на побережье залива Скоба — это время, когда весь мир, воплощенный в этом огороженном участке земли, особенно четко делится на две части: на восточную — светлую, уже освещенную только что взошедшим солнцем, и на западную — темную не только потому, что под сводами вековых деревьев всегда стоит полумрак, но еще и потому, что первые золотистые лучи просто не могут проникнуть туда: их останавливает громада главного дома. Хотя, строение не настолько велико, чтобы делить на две практически равные части все поместье. К югу от него солнцу все же удается пробраться в лес, правда, только на самую его опушку. Лучи дотянулись до дорожки, ведущей к дому от главных ворот. А дальше проникнуть не смогли — заплутались между одинаковых ровных древесных стволов, попались в сеть густых ветвей. А на дорожку, выложенную плитами песчаника, легли светлые и темные пятна, словно солнце, проснувшись этим утром, решило замостить ее снова.

Мужчина, идущий в этот ранний час по дорожке в сторону дома, вряд ли обращает внимание на игру своевольного солнца. И уж точно он не видит, что оно красит пятнами не только плиты песчаника под его ногами, но и его собственные волосы, собранные на затылке в короткий хвостик, заставляя их вспыхивать серо-серебристыми искрами. Только изредка, когда особенно проворному лучу удается пробраться между ветвей деревьев и, подкравшись, заглянуть ему в лицо, он недовольно щурит глаза. И тогда в их уголках четче проступают лучики морщин — не признак старости. Просто время, когда его прожито так много, неизбежно накладывает свой отпечаток, если не на тело, то уж на душу обязательно.

Мужчина идет прямо к дому, нигде не задерживаясь и не оглядываясь. Поместье совсем не кажется ему пустынным — на воротах он встретил часового, находившегося там, где ему и было положено. Теперь он уверен, что поместье его Хозяина надежно охраняется, а о его приходе в доме уже знают.

Ему не пришлось даже входить через вновь починенную дверь: по ступеням крыльца навстречу ему уже спускается другой оборотень. Ледь останавливается, не дойдя до низа пары ступеней, и раскрывает объятья старому оборотню — своему бывшему наставнику, а теперь просто хорошему другу и капитану гвардейцев его отца. Мужчины обнимаются, хлопая друг друга по плечам, и Ледь делает приглашающий жест в сторону двери, предлагая Зуру войти внутрь, но тот лишь качает головой:

— Я ненадолго: мне нужно возвращаться в город. Я пришел только передать тебе слова твоего отца.

Ледь кивает: разговаривать на ступенях, освещенных первыми лучами ярко-оранжевого солнца, не самый плохой вариант из возможных, особенно, когда вокруг стоит такая невозможно звонкая рассветная тишина. Он не задает вопросов: старый наставник лучше многих знает, когда и что нужно говорить.

— Твой отец на пару дней отплывает из Годрума, — Зуру не заставляет себя ждать. — Большая часть флота Тайко-Сида у нас под контролем, но нескольким кораблям удалось уйти в открытое море. Они скрылись где-то в районе островов: надеются там отсидеться. Но твой отец твердо намерен их отыскать.

— Не думал, что он решит стать моряком! — темная бровь Ледя недоуменно изгибается, но старый наставник прекрасно знает своего бывшего ученика: мимика его лица и тела лишь составная часть его слов. Никогда он не позволит отразиться на своем лице тому, что не собирается высказывать вслух.

— Он решил занять место Тайко-Сида и стать хозяином Годрума. А Годрум — город пиратский.

— Я думал: он был пиратским городом!

Зуру молчит в ответ. Зачем произносить лишние слова, если молчанием иногда можно сказать намного больше. И уж точно в молчании гораздо больше удается услышать. Ледь отворачивается от него и смотрит в сторону залива, словно действительно собирается разглядеть корабли Тайко-Сида, как раз сейчас, очевидно, отплывающие от причала в Годруме и берущие курс на прибрежные острова… Нет, уже корабли его отца!

— Не подумай только, что я не рад тебя видеть, — Ледь вновь поворачивается к старому оборотню, — но то, что ты сообщил мне, мог рассказать и любой из гвардейцев. Зачем моему отцу понадобилось посылать тебя, ведь именно сейчас, в его отсутствие, ты как никогда нужен в городе?

Зуру позволил легкой улыбке прикоснуться к губам и не стал ее скрывать: пусть его бывший ученик видит, что наставник доволен его проницательностью!

— Он послал меня узнать о Зан.

— С ней все в порядке, — Ледь не удивлен этим вопросом: нет ничего странного в том, что и его отец, и Зуру интересуются этим. Но почему же ему лишь усилием воли удается заставить себя рассказывать о ней?

— Твой отец просил передать, что он понимает, как тяжело с оборотнем, только что прошедшим инициацию.

Ледь кивает в ответ. Если Зуру захочет, он может увидеть в этом кивке благодарность отцу за понимание и поддержку и передать ему. А может увидеть просто кивок.

— Я на время переселил ее в главный дом. Мне приходится быть рядом с ней практически постоянно.

— Она знает, зачем это нужно?

— Нет.

— Ты не рассказал ей?

— Я отвечаю только на те вопросы, которые она мне задает!

Взгляд глаза в глаза. И разница в росте не мешает. И даже разница в возрасте, кажется, перестала существовать! Зуру вспомнил, как несколько дней назад в разговоре с его отцом он назвал Ледя мальчиком. Хозяин тогда вслух ничего не сказал, только искривил губы в своей обычной холодной усмешке. Сейчас Зуру понял, что больше он не будет так его звать. Он никогда не был дураком, а это глупо называть мальчиком того, кто достаточно взрослый и достаточно сильный, чтобы собирать собственную стаю.

* * *

Шестой день после инициации.

Проводив старого оборотня, Ледь вернулся в спальню. Но сначала он завернул в одну из малых гостиных. Поэтому в комнату он вошел уже не с пустыми руками и даже не с подносом с завтраком, как делал это довольно часто. Он принес с собой кифару — четыхструнную красавицу с изящно изогнутой декой — единственный музыкальный инструмент, на котором он умел играть. Кстати, учился он именно на этой. А уехав в Махейн, оставил ее здесь. Она послушно ждала его все это время, и сегодня утром, когда его пальцы вновь прикоснулись к ней, ему показалось, она узнала его. Деревянный лакированный корпус был удивительно теплым, а струны отозвались едва слышным звоном, когда он взял ее в руки. Еще вчера вечером он не помнил о ней, и Ледь не знал, почему именно после разговора со старым оборотнем ему вновь захотелось услышать, как она запоет под его пальцами.

А Занила уже не спала, когда он вошел в спальню. Она лежала на животе посреди кровати, завернувшись в смятое покрывало, разбросав вокруг себя подушки и положив голову на скрещенные руки. Ее глаза были открыты, но взгляд не двигался. Она, не моргая, смотрела в одну точку прямо перед собой. И Ледь, кажется, знал, что видит она совсем другое место, а точнее — другое время.

Оборотень присел на кровать, осторожно положив кифару на пушистый ковер у ног. На этот раз ему показалось, что она звякнула обиженно. А Занила и вовсе никак не отреагировала на его появление. Ледь забрался дальше на кровать и наклонился над ней. Осторожно отодвинул с ее спины покрывало и, едва касаясь, самыми кончиками пальцев провел вдоль линии позвоночника. Она вздохнула и слегка пошевелилась, отзываясь на его прикосновение, длинные серебристо-светлые ресницы моргнули, разрушая хрустальную сосредоточенность взгляда. Непослушные немного спутанные волосы окончательно сползли на бок, открывая совершенные линии ее спины, словно приглашая коснуться. Или, может быть, это Ледь не мог устоять? Опершись руками с обеих сторон от ее плеч, он медленно опустился, прикоснувшись губами к ее шее, прижавшись грудью к ее спине. Занила глубоко вздохнула и потянулась. Ледь почувствовал, как двигаются ее сильные мышцы.

— Тебе не тяжело? — спросил он совсем тихо, скорее просто выдохнул, заставив пошевелиться волосы на ее затылке. Рука Занилы, изогнувшись, скользнула по его руке, снизу вверх, сминая тонкий темный шелк рубашки, добралась до его шеи, крепче прижала его к себе, зарылась ему в волосы, спутывая пряди, которые он так тщательно собирал в хвост.

— Мне хочется завернуться в тебя как в теплое одеяло…

— Что тебе такого приснилось на этот раз? — по тому, как замерли пальцы, перебиравшие его волосы, Ледь понял, что угадал с вопросом.

— Все то же самое: лес и оборотни, — она ответила, но перед тем, как снова зазвучал ее голос, была пауза. Совсем короткая. Но все же слишком длинная, если действительно приснилось «то же самое». Ледь не стал спрашивать: когда она решит рассказать, она сделает это. Вот только ее рука скользнула прочь от его волос, пальцы смяли плотный шелк покрывала, заставляя жалеть и о том заданном вопросе… — Я, кажется, начинаю понимать, зачем вообще нужны эти сны: ко второй неделе я действительно научусь бегать на четырех лапах!

— Интересно! — Ледь скатился вбок и улегся рядом с Занилой.

— Что? — она повернулась, заглядывая ему в лицо, но по-прежнему не поднимая головы с вновь скрещенных рук.

— Я заметил, — объяснил Ледь, — что ты сказала «неделя». На севере Махейна говорят «седмица»!

Глаза Занилы, сейчас казавшиеся темно-серыми, внимательно изучали его лицо, словно она пыталась понять, что на самом деле скрывается за его словами. Потом она все же ответила. Может быть, потому, что его замечание было абсолютно искренним.

— Я привыкла, пока жила в Догате. Я провела там пять лет, — она вдруг усмехнулась своим собственным словам. — Измеряя года, я теперь говорю «лет», а не «зим».

— А чем ты занималась в Догате?

В ответ еще одна усмешка и недоуменно изогнутая бровь:

— Была рабыней! — Занила приподнялась на локтях и села. В другой раз она, наверное, вовсе не стала бы отвечать на такие вопросы, даже задаваемые Ледем. Но сегодня уж лучше рассказывать о собственной жизни, чем об очередном сне, так отличавшемся от всех предыдущих! Она вообще не знает, сможет ли когда-нибудь описать словами то, к чему прикоснулась. Решится ли она произнести вслух то, что ей позволили почувствовать?

— А как тебе удалось попасть в годрумский цирк? — «удалось» Ледь произнес с иронией: однозначно, годрумский цирк — это не то место, куда рабы попасть стремятся!

— Не захотела выполнить то, что приказал очередной господин.

— Не расскажешь об этом?

— Уже рассказала! — пожатие плечами, полное искреннего недоумения. И Ледь сдается и задает уже совсем другой вопрос:

— Ну, а о том, как стала рабыней?

Занила замерла. Ледь заметил, как напряглись мышцы под ее тонкой, почти прозрачной кожей. Паутина серебристо-светлых ресниц скрыла глаза, когда она опустила их. И проследив за направлением ее взгляда, он заметил, как судорожно сжались ее пальцы, комкая шелк покрывала.

— А если бы я сказала, что родилась рабыней, ты бы не поверил мне? — не просьба, и не вопрос, и даже не констатация факта! Эмоции словно жидкий металл перетекают из одной формы в другую. Ей даже не нужно подымать глаз: сейчас, кажется, можно утонуть в серебре ее голоса!

— Даже среди людей вряд ли найдется тот, кто, увидев тебя хоть раз, поверил бы в эту историю! — Ледь хотел усмехнуться, но получилась лишь улыбка, мягкая и совсем немного грустная.

— Моих родителей убили, — по тому, как напряженно замолчал Ледь при звуках ее голоса, Занила догадалась: он не слишком-то верил, что она все же расскажет. Что ж многого она и не собирается говорить. В любом случае ей нужно придумать историю, в которую верили бы. Хотя бы люди. Но пробовать лучше на высшем оборотне. — И не только родителей, но и всю семью. Вообще вырезали всю деревню. А я выжила. Только стала рабыней, — голос звучит ровно, и эмоции точно отмеренными каплями просачиваются сквозь него. Не больше — лишь столько, сколько сможешь вынести сама. И не врать! Все, что она сказала, чистая правда. Может быть, поэтому рассказ получился таким коротким? А что еще она могла произнести вслух?! Что ее родных убил его отец со своей стаей, устроив в деревне кровавую охоту? Что она так и не знает, почему она сама жива? Что последние восемь лет у нее только одна цель — найти и убить того, кто сотворил такое с ее жизнью? Еще месяц назад она верила, что сделает все, чтобы ни одного Хозяина Леса не осталось в этом мире!.. Теперь она уже в этом не столь уверенна. Смерти одного оборотня она уж точно не хочет… Нет, это она не о себе.

Ледь, не отрываясь, смотрит на нее, словно ждет, что она продолжит рассказ. Что ж, кое-что еще можно сказать.

— Я решила, что найду и убью того, кто уничтожил мою семью, — она говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Даже не говорит — упоминает в дополнение к своему рассказу!

— И как, нашла? — Ледю удается задать вопрос таким же ровным и спокойным голосом.

— Почти! — легкая усмешка, на секунду тронувшая изящно очерченные губы, прекрасно сочетающаяся с тоном, которым произносились предыдущие слова. А вот с самими словами…

— Эта твоя цель помогла тебе выжить, когда ты попала в рабство, — в голосе Ледя звучит неуверенность. Или, может быть, это он задал вопрос? — Я представляю, как тебе было тяжело. Но у тебя ведь действительно не было выбора!

— Ничего ты не понимаешь! — серые глаза, впившиеся в его лицо, цветом больше не напоминают холодную воду, скорее расплавленный металл. — Выбор есть всегда! Хотя бы всего из двух вариантов: жить или умереть! Я выбрала жизнь. И рабство.

«И Хозяина для себя тоже выбрала сама…»

— А тяжело было только в самом начале.

«Пока невозможно темные насмешливые глаза на залитой кровью кошачьей морде я видела ярче, чем все окружающее…»

— А потом жить — превратилось в привычку, — последнее она произнесла, снова не глядя на него. А Ледю вдруг нестерпимо захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, накрыть своей ладонью ее пальцы, бездумно разглаживающие складки покрывала. Только он уже знал вопрос, который вернет ее к реальности ничуть не хуже, чем его прикосновения. Определенно, старый наставник мог бы гордиться своим учеником!

— А когда ты стала магом? Ну, в какой момент ты заметила свои способности?

Занила пожала плечами. На секунду ей захотелось так и оставить этот жест единственным ответом на слишком сложный вопрос, оставить молчание белым дымом таять в воздухе… Она так и не знала, почему вдруг произнесла:

— В тот самый день, когда погибли все мои родные, — может быть потому, что каким-то из чувств, не доступных людям, она ощущала сияние силы, исходящее от Ледя и прикасающееся к ее собственному кружеву. Как обещание ласки, перед которой невозможно устоять. А разговор — лишь повод, чтобы быть рядом, и слова не имеют значения. Она согласна говорить и дальше. Она, кажется, вообще на многое готова, лишь бы не разрывать прикосновение кружев и рук, потому что он все-таки накрыл ее ладонь своею. — Я тоже была тяжело ранена в тот день. И когда потеряла сознание, я вдруг увидела серебристо-серый огонек, из которого постепенно сформировалось мое кружево. Через какое-то время я пришла в себя, а ран на моем теле уже не было, — она замолчала, внимательно следя за выражением глаз Ледя. Она ждала, что он скажет что-нибудь о ее истории, задаст какие-нибудь уточняющие вопросы, но он лишь задумчиво покачал головой:

— Я с детства собирал все, что мне удавалось разыскать о древних магах. Но я нигде не встречал никаких упоминаний об их инициации. Это одна из самых больших тайн — существовал ли у них какой-либо ритуал пробуждения их силы, аналогичный нашему?

— Я вряд ли чем-то смогу тебе помочь, — на этот раз усмешка Занилы была полна горечи. — Истекая кровью на заснеженной лесной поляне, я, знаешь ли, не воспринимала все происходящее как инициацию!

Ледь крепче сжал ее пальцы и потянулся прикоснуться и ко второй руке, но она по-прежнему не смотрела на него, словно перестала ощущать его прикосновения. Ему довольно часто по утрам бывало трудно вернуть ее из чересчур реальных снов, а теперь еще и ее собственные воспоминания… И ее руки казались очень холодными, словно она была всего лишь человеком или будто снова оказалась в зимнем махейнском лесу.

— Что для тебя счастье? — ему все-таки удалось заставить ее посмотреть на себя. В ее глазах цвета зимней воды плескалось недоумение, словно она сомневалась, правильно ли расслышала его.

— О чем ты говоришь?

— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. И чтобы подумала о чем-нибудь более приятном! Расскажи мне, что для тебя счастье?

Она усмехнулась. А Ледь вдруг почувствовал, как у него перехватило дыхание: он только сейчас понял — она почти никогда не улыбалась! Но зато практически любую из известных эмоций она могла выразить усмешкой. Даже счастье, о котором он ее спрашивал.

Она усмехнулась, потому что они теперь, кажется, уже вдвоем готовы были говорить о чем угодно, лишь бы не было повода выходить из этой комнаты, заменившей собой целый мир. Они оборотни, и время не властно над ними. А они и вовсе заставили его остановиться!

— Счастье — это день. Это свет солнца, слишком яркий для глаз, — она не отрывала взгляда от его лица, позволив в призрачной, изменчиво-серой глубине отразиться всему тому, о чем она говорила, и позволив ему это увидеть. — Это тепло, которое ощущаешь всей кожей. Это берег моря и песок под ногами. Счастье — это блики солнца на воде.

Ледь выпустил ее руки и, спустившись с кровати, сел на пол, подняв оставленную там кифару. Он пристроил ее на коленях, пальцы привычно пробежались по струнам. Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к таким знакомым ощущениям и к первым, полившимся из-под пальцев звукам.

— Теперь ты расскажи мне, — голос Занилы заставил его вновь посмотреть на нее, но пальцы продолжали перебирать струны, извлекая тихую мелодию.

— Что для меня счастье?

— Нет, — она покачала головой, словно чтобы придать больше значимости собственным словам. — Расскажи, как высшие оборотни переносят через обращение оружие и одежду.

Ледь замер. Кифара в очередной раз обиженно замолчала. Занила спокойно встретила взгляд его глаз и вопрос в них. Если он задаст его вслух, она ответит. Только вряд ли она скажет всю правду: о том, что, возможно, в этом мире и есть люди, которые способны отказаться от предлагаемой им силы, только она сама не из таких! И сны, в которые она уходит ночь за ночью, не позволяют ей перестать думать об этом, вновь и вновь маня ее обещанием того, перед чем она не способна устоять.

— Хорошо, — Ледь кивает головой, не выпуская кифару из рук. И Заниле кажется, что он ни о чем не спрашивает ее, потому что и сам нашел ответ. — Я попробую объяснить, и ты сможешь потренироваться, — он провел пальцами по изогнутой деке, подбирая слова. — Высшие оборотни могут управлять той силой, что находится повсеместно в окружающем пространстве. Берется один энергетический слой и сворачивается, словно карман. Внутрь него помещается одежда, или оружие, или что угодно. Потом этот карман запечатывается. Но перед этим нужно отделить от энергетического слоя его небольшую часть. Скажем так, ниточку. По ней, по ее сути, потом можно будет вновь карман раскрыть. А пока он замкнут, вещей, которые в нем, на физическом уровне просто не существует — только на энергетическом! — в ответ Занила слегка кивнула головой: знак того, что она выслушала, а отнюдь не того, что все поняла! — Во время обращения в окружающее пространство почти всегда выплескивается некоторое количество энергии. Поэтому молодых высших оборотней учат создавать энергетические карманы именно в такие моменты. Но ты пробуй так — у тебя ведь хорошо получается управлять силовыми потоками! — он усмехнулся, заметив выражение ее глаз, и прикоснулся пальцами к струнам, заставив их усмехнуться вместе с собой. Потом поднял руки к голове и, развязал черную шелковую ленту, которой были собраны его волосы, и протянул ее Заниле. — Ну же, попробуй!

Она взяла полоску гладкой, чуть блестящей ткани у него из рук и с сомнением посмотрела на нее. Когда Ледь начал объяснять, она честно пыталась представить себе все, что следует сделать. Но где-то на словах «свернуть энергетический слой» ее воображение ей просто отказало! А пальцы Ледя вновь касались струн кифары, словно он решил, что тихая мелодия поможет ей сосредоточиться. А музыкальный инструмент смотрелся в его руках так же уместно, как и меч… или как тонкая шелковая лента. Человеку никогда не достичь такого, а оборотням, похоже, не приходится и стараться. Они часть мира. И этого не изменить ни им, ни самому миру. Ни тем более людям.

Занила на секунду прикрыла глаза, ныряя на другой уровень зрения. А пальцы Ледя прикасались к струнам все увереннее, меняя темп. Мелодия больше не была тихой и спокойной. Теперь в ней звенел ритм, четкий и простой, как удары сердца, в такт с которым он звучал. Или наоборот это ее сердце начало биться вместе со струнами? На долю секунды пальцы замирают, оторвавшись от инструмента, в воздухе повисает напряженная тишина, заставляющая задержать дыхание. Но уже в следующее мгновение мелодия вспыхивает вновь, а с ней сплетается голос Ледя и песня, существовавшая за много веков до его рождения, разбуженная здесь и сейчас его пальцами и звоном струн…

И как тонкий, едва уловимый аромат, повисший в воздухе, воспоминание о недавно произнесенных словах.

«Что для тебя счастье? Блики солнца на воде…» Солнце слепит глаза. Волны чуть слышно целуют песок. Соль на губах — уже не слеза. Ты привыкнешь. Ведь ты идешь на восток. Море останется за спиной. Тебя встретят пустыня и смерть, Которую ты принесешь с собой, Ведь ты не умеешь жалеть! Ты не умеешь покорно ждать. Свобода в твоей крови. Вечность просто отыскать. Силу, как звезды, ловить!

Нырнуть на другой уровень зрения. Воздух привычно расцвечивается перламутром силовых потоков. И Занила с удивлением и удовольствием замечает, что теперь они уже не кажутся ей такими чуждыми, как раньше. Она знает, какова эта сила на вкус, и она уверенна, что ей достаточно просто ее позвать! Но сейчас она здесь не для этого. Взять энергетический слой и свернуть его, словно карман… Слова, казалось бы, совершенно бессмысленные. А значит не остается ничего другого — только дословно следовать инструкции. Предположим, что энергетический слой — это один из этих перламутровых сгустков. Нужно потянуться к нему, раскрыв кружево. Не пытаться вобрать его в себя, а просто слегка прикоснуться, чтобы можно было им управлять.

Границы придуманы не для тебя. Когда море вновь позовет, Вернешься ты, за солнцем идя, Ведь запад тебя ждет. В океане есть сотни островов… Ты на борт корабля взойдешь. Ветер в крыльях парусов. Ты шторм и кровавый дождь! Меч в твоей руке быстр и остр — На все вопросы ответ. Твой жизненный путь легок и прост: Свободу приносит смерть.

Точно уловить момент, когда кружево соединилось с пластом силы. Новое ощущение возникло внезапно и словно сразу же во всем теле. Как будто свежесть и прохладу воздуха она могла теперь ощущать не только кожей, но и внутри себя! Не останавливаясь на этом ощущении, Занила продолжила действовать. Теперь нужно отделить этот энергетический слой от остальных. Вообще-то раньше ей всегда казалось, что перламутр в воздухе повсюду, просто где-то он более густой, а где-то менее. И только теперь, когда она начала всматриваться в него с вполне определенной целью, она смогла заметить, что он действительно состоит из отдельных слоев. А они, хоть и соприкасаются между собой, но совсем не плотно.

Она потянулась своим сознанием дальше, вдоль потока перламутра, притягивая его к себе и одновременно отделяя от его соседей. Откуда-то она точно знала, что стоит ей отпустить его, и он снова займет положенное ему место в окружающем пространстве, вновь соединившись с остальными. Но пока она удерживает его, он послушно замер в ее «руках». Или точнее, в сознании!.. Она усмехнулась.

Ты можешь решить оглянуться назад. Ты даже можешь устать от разлук… Но вслед за теплом приходит гроза. Готов тебя встретить изнеженный юг? Роскошь, надменность, блеск городов. Равнодушие холеных лиц Тех, кто сумел подкупить Богов, Кто не привык простираться ниц… А твоя свобода в звоне клинков. Твое имя приносит боль. Чужой страх так сладок! Не все ли равно, Что раб пред тобой, что король?!

Пора начинать сворачивать энергетический слой, раз уж ей удалось его выделить. У нее действительно уже хорошо получается управлять силовыми потоками. Особенно если они подчиняются с такой охотой, однозначно признавая своего хозяина! Занила заставила сгусток перламутра растечься подобно плоской ленте, а потом два его противоположных края потянуться друг к другу… Только вот сила — это не ткань: как только слои соприкоснуться между собой, они сольются, вновь превратившись в единое целое!

Занила заставила себя всплыть по уровням зрения так, чтобы четко увидеть реальный мир, схватила черную ленточку, лежащую на коленях, и подбросила ее в воздух. Точнее, это только на этом уровне — в воздух. Но она могла видеть и по-другому! И там ленточка попала точно в энергетический карман за долю мгновения до того, как он закрылся.

Но время придет — ты услышишь клич Тьмы, что пришла за тобой. На голову шлем, в ножны меч. Ты не станешь спорить с судьбой! Жизнь вышивкой по канве. Не думай, не жди — верь! Ведь тьма — это тот же свет, А ты не убийца — ты зверь! Зачем говорить? К чему объяснять? Ты слушаешь песню души! Нет уз, которые нужно рвать. На север так просто спешить! Настало время вспомнить путь, Найти свой среди сотни домов. Больше чем сердце, душа — суть! Граница за гранью миров!

На первом уровне зрения лента просто тает в воздухе в самой верхней точке своего полета, но здесь Занила видела, как слои перламутра сомкнулись вокруг нее. А в следующее мгновение она поняла, что просто не сможет вновь его раскрыть. Часть от энергетического потока, «ниточку», отпечаток его сути, нужно было отделять до того, как карман закроется! Но даже если не помнить этих наставлений, все становится понятно и так. Энергетический слой, который она использовала, просто растекся в окружающем пространстве, утратив какую-либо форму, хоть и медленно, но неотвратимо сливаясь и перемешиваясь с остальным перламутром. И Занила, кажется, даже поняла, что именно она сделала не так. Она доверилась силе, подчинившейся ей так легко, и отпустила ее, перестав контролировать. Именно тогда все и пошло не так: и края кармана начали смыкаться слишком быстро, и закрылся он сам собой, без ее разрешения… И ленточку назад, похоже уже не вернуть…

Века за веками деревья дремлют… Лес ждал этот день тысячу лет. Туманом клубилось время, Которого там нет. Смолой застывала вечность Под светлой тканью небес. Деревья шагнут навстречу, Хозяина вспомнит Лес. Сердце свое только люди прячут У вечных сомнений в плену. А ты поймешь, что свобода значит Принадлежать ему!

Занила всплыла на первый уровень зрения. Песня кончилась, и играть Ледь тоже перестал, оборвав мелодию на самой звонкой ноте, и теперь просто держал кифару в руках, обнимая ее.

— Это очень старая песня оборотней, — вдруг проговорил он. — Ее можно было бы назвать нашим гимном, если бы он у нас был. А официально она называется маршевой или походной, — он рассказывал, не отрываясь глядя на Занилу, хоть она и не задавала вопросов. Он словно точно знал, что она уже закончила свой эксперимент и теперь внимательно слушает его. — Она о самом главном в этом мире — о свободе. В жизни и в смерти. Как своей, так и врагов! Потому что в этом наша суть! Мы оборотни и нам не отказаться от себя! — его голос, вначале такой спокойный, теперь вновь набирал силу. Совсем как песня недавно. — И ты можешь саму себя убеждать в чем угодно, но однажды тебе придется взглянуть правде в глаза: ты именно поэтому стала одной из нас. Свобода — это и твоя суть тоже!

— Не хотелось бы тебя расстраивать, Ледь, — пальцы Занилы зарылись в складки шелкового покрывала, скользя в них точно так же, как совсем недавно ее сознание скользило в паутине силовых потоков, — но, похоже, дальше тебе придется обходиться без твоей ленточки!

Глава 6. Клетка

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Светло-серое бесконечно высокое небо захвачено в клетку голых темных ветвей, сплетающихся над головой, словно прутья решетки. Не вырваться! Не взлететь, даже если бы ты был птицей. Не разорвать сеть, которой опутано твое тело. Физически ты сильнее людей и даже этих проклятых магов ты тоже сильнее. Ты с детства твердо усвоил эту истину. И, похоже, ты слишком полагался на нее, когда продолжал метаться, напрягая все мышцы, пытаясь разорвать упавшую на тебя сеть, не желая сдаваться, но лишь еще больше запутываясь. Ты старался порвать ее когтями и грыз зубами, но она не поддавалась. Все-таки ее сделали не люди. Им бы никогда не поймать высшего оборотня…

А далекое небо сводит с ума, маня такой желанной и такой недостижимой свободой! Раньше ты никогда не думал, что поздней сумрачной осенью, укутанной в пелену бесконечных холодных дождей, оно может быть таким светлым. Или это оттого, что ты никогда не поднимал голову. Не находил времени и просто не удосуживался выйти из-под сводов вечного леса, потому что именно в нем для тебя был заключен целый мир. Теперь он остался позади, и тебе уже не призвать его силу, даже если бы ты умел. И все, что у тебя есть сейчас, это небо, бесконечно далекое и столь же желанное! Нет, ты не птица, но ведь оборотни умеют летать и без крыльев…

Когда твое кружево звенит от переполняющей его силы, ты практически всесилен. Тебе говорили об этом с детства, и ты привык верить. Тебе нравилось думать, что ты непобедим, раз уж ты родился высшим оборотнем. А Йат Сваргуэ — Война без начала — длится так долго лишь потому, что Хозяева Леса сами не хотят заканчивать ее, одним ударом расправившись со своим вечными противниками. Потому что, если не останется магов, за кем же вы тогда будете охотиться? Не за людьми же: кому интересно гоняться за такой слабой добычей!

Ты верил, что убьешь много магов, и среди противников тебе не будет равных по силе. Ведь всем известно, что последние несколько веков маги постепенно утрачивают свое могущество. Не зря же они больше не решаются нападать в открытую! Ты слушал песни и легенды о самых великих оборотнях и представлял себя на их месте… Только почему-то ни в одной из них не говорилось, что если две дюжины магов нападают на пятерых оборотней, охраняющих границу Леса, тем не справиться, даже если оборотни высшие… И менестрели не рассказывают, что маги умеют убивать на расстоянии, и огненные шары и простые энергетические сгустки, даже не видные на первом уровне зрения, прилетаю быстрее, чем ты успеваешь приблизиться на расстояние удара. И уж точно ни в одной легенде не упоминается о том, что когда твои братья один за другим бесформенными окровавленными грудами застывают на земле, тебе становится не до победы. Ты кидаешься на противников, даже не пытаясь уворачиваться от их ударов. Ты твердо решил, что кровь хотя бы одного из них твои клыки заставят пролиться! Еще утром ты знал, что ты бессмертен, и вся вечность этого мира принадлежит тебе, а сейчас ты сам идешь навстречу смерти, лишь бы твои враги присоединились к тебе.

Только вот они не собираются считаться с твои мнением… Ловко наброшенный аркан впивается в шею даже через густую плотную шерсть, мешая дышать. Ты пытаешься зарычать, но выходит лишь жалкий сдавленный хрип. А в следующую секунду магам удается набросить на тебя сеть… Ты помнишь, как пытался вырваться из нее, но она только запутывалась сильнее… А потом, очевидно, веревка на шее затянулась достаточно, чтобы ты потерял сознание.

Теперь над тобой только светлое небо, забранное прутьями-ветками, скользящими где-то очень высоко. Под тобой жесткое днище телеги, в которую тебя бросили, пока ты был без сознания. Она катится вперед по размытой бесконечными осенними дождями дороге. Ты слышишь, как хлюпает жидкая грязь под колесами и под копытами лошадей, тех, что впряжены в телегу, и тех, на которых впереди и позади нее едут маги. Лошади нервничают: им не нравится такое близкое соседство с тобой. Они фыркают, закусывая удила, и пытаются встать на дыбы, но их хозяева твердо удерживают их, заставляя идти вперед. Маги спокойны и уверенны и, кажется, более чем довольны своей добычей!

Ты не знаешь, сколько ты пробыл без сознания, и как далеко вы успели уехать за это время. Если над головой ветви лиственных деревьев, голые в это время года, значит, Лес остался далеко позади. Еще бы знать, куда и зачем они тебя везут? Впрочем, об этом ты, кажется, можешь догадываться!

Ты пытаешься пошевелиться, но от малейшего твоего движения сеть, словно живая, стягивается туже. Ты не можешь даже голову приподнять, не говоря уже о том, чтобы пошевелить какой-нибудь лапой. Только хвост относительно свободен. Ты усмехаешься: высшие оборотни могут, конечно, многое, но убивать при помощи одного хвоста тебя не учили!

Но хуже всего даже не то, что ты не способен двигаться, а то, что веревки, из которых сплетена сеть, существуют не только здесь, но и на уровне силовых потоков! Ты понимаешь это, как только пытаешься опуститься на другой уровень зрения. Здесь сеть выглядит еще более плотной. И она не просто стягивает твое кружево, она словно пытается слиться с ним. Так вот почему тебе так плохо! Что же такое удалось сотворить этим проклятым Темными Богами магам? Какое чудовище на самом деле эта сеть, если она пытается тянуть силу из твоего кружева?!

Значит, обернуться не стоит даже пытаться. Сейчас, пока твое кружево замкнуто, маговская сеть может сколько угодно облизываться на силу в нем. Но во время смены облика ты останешься совсем без защиты и ты даже не хочешь представлять, что случится тогда! Интересно, а маги об этом думали? Если их не волновала бы твоя жизнь, они не стали бы захватывать тебя живым. Или они рассчитывают на то, что ты и сам не станешь так глупо рисковать? Ты усмехаешься. Ты знаешь, что когда ты в этом облике, усмешку выдает только блеск твоих глаз. Глупо рисковать ты и не собираешься, а вот принять осознанное решение и затем воплотить его!..

Ты возвращаешься на первый уровень зрения. А здесь все тоже бесконечное светлое небо, пойманное в паутину голых темных ветвей. Безгранично далекое и столь же свободное… Головы тебе не повернуть, но ты мог бы закрыть глаза, если больше не хочешь его видеть. Но ты этого не делаешь. Небо — это то, чего тебя еще не лишили. Небо и свобода выбора! Ты не зря слушал древние легенды. А теперь ты и сам веришь: высшие оборотни могут летать и без крыльев. И даже когда их лишают силы, они остаются свободными!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Девятый день после инициации.

Занила открыла глаза. Темнота в комнате ослепила ее. Ей нужно было небо, пусть даже видное сквозь решетку ветвей! Ей нужен был воздух, даже если дышать — единственное движение, которое тебе позволяет сделать сеть! Она села на кровати, такой большой и такой пустой. Почему она здесь одна?

Занила огляделась по сторонам. В комнате не горело ни одного светильника, и если бы она была человеком, как раньше, она, скорее всего, и вовсе ничего не смогла бы в ней разглядеть. Но человеком она уже не была, и сейчас видела помещение вокруг себя достаточно четко — словно черно-белый рисунок, точнее, черно-серый. За окном была ночь. Причем, судя по расположению луны, где-то около полуночи. А это значит, что она проспала только пару часов. Это было странно, ведь последние несколько дней — то есть с инициации — она не просыпалась раньше утра, словно сны, уносившие ее в далекое прошлое, не желали ее отпускать. Что же изменилось сегодня? То, что она увидела, было ничуть не менее реальным, чем обычно… Скорее, даже более! Занила застонала, сжав руками голову. Как ей убедить себя, что это не она попала в плен к врагам?! И комната, словно средоточие густых теней, отнюдь не помогала поверить в реальность. Почему здесь нет Ледя?

Занила встала с постели и, обхватив себя руками за плечи, стремительно шагнула к окну. Резко отдернула тонкую полупрозрачную штору и выглянула наружу, как будто и вправду рассчитывала там что-то увидеть. Но за окном была только ночь и луна — в небе и размытой трепещущей дорожкой в воде. Занила оперлась руками о раму и прижалась лбом к стеклу. Ночью в Годруме и его окраинах не намного прохладнее, чем днем, но стекло показалось ей просто ледяным. Она вздрогнула всем телом, но не отстранилась. Воздух там, в ее сне, был таким же холодным и еще сырым, и ей не избавиться от его ощущения на коже, как бы душно и жарко не было здесь!

Новая волна тоски, накрывшая ее с головой, заставила закусить губу, чтобы вновь не застонать. Это тот оборотень в ее сне мог цепляться зубами за свою гордость и не позволять себе сдаваться. Он не мог показать врагам свою слабость. Пусть они взяли его в плен, но это единственная победа, которую они над ним одержат! Заниле же здесь и сейчас претворяться было не перед кем. Можно признаться самой себе, что отчаяние захлестывает душу. Небо вот оно, так близко, что можно дотянуться, но сеть не позволяет двинуться. Ты знаешь, что проиграл. И глупо продолжать на что-то надеяться. И от этого плена тоже ничего хорошего не приходится ждать. И уж точно лучше бы тебе было остаться на опушке леса вместе со своими братьями!

Занила врезала рукой по оконной раме. Боли не почувствовала, хоть и била изо всей силы, только дерево отозвалось низким обиженным скрипом. Она стремительно развернулась, подхватила с ковра свое платье и, натянув его через голову, вышла из комнаты. Она просто не могла здесь оставаться! Стены душили ее ничуть не хуже, чем накинутая сеть. А хуже всего было то, что в глубине души она понимала: что бы она ни сделала здесь, там, на севере Махейна, в ее сне, это ничего не изменит! Ей не помочь тому оборотню, но и не перестать чувствовать вместе с ним!

Она почти бегом неслась через дом, спускаясь по лестницам, пересекая залы одну за другой. Ей нужно было выбраться наружу, чтобы полной грудью вдохнуть прохладный чуть соленый от близости моря воздух. И чтобы, может быть, если повезет, найти Ледя, потому что только ему удавалось заставлять ее снова и снова возвращаться из своих снов.

* * *

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Прутья решетки, мешающие рассмотреть светло-серое небо. Это первое, что ты видишь, открыв глаза. В какой момент ты потерял сознание? И долго ли провалялся в таком состоянии? Очевидно, достаточно для того, чтобы маги успели доставить тебя туда, куда и собирались. А очнулся ты оттого, что тебя грубо стащили с телеги и швырнули на что-то твердое. Сломанные в недавнем бою и еще до конца не сросшиеся ребра отозвались на удар тупой болью, которая и заставила тебя открыть глаза. Чтобы увидеть все то же высокое и недостижимое небо… Только вот вместо перекрещенных ветвей деревьев над головой на этот раз тебя от него отделяют прутья настоящей клетки! Так вот, куда тебя бросили…

Ты пытаешься пошевелиться, и с удивлением обнаруживаешь, что тебе это удается. Перед тем, как поместить в клетку, маги все же выпутали тебя из сети! Посчитали прутья решетки более чем надежной защитой от тебя? Ты переворачиваешься с боку на живот и медленно поднимаешься на все четыре лапы. Мышцы задеревенели и не хотят слушаться, отзываясь мучительными судорогами, но ты заставляешь себя двигаться. Клетка не слишком-то большая — четыре на четыре амма и столько же в высоту. То есть как раз такая, чтобы ты мог стоять, не касаясь решетки, но не мог ни разбежаться, ни прыгнуть на нее. Значит, маги точно знали, на кого ее строили…

А сквозь прутья решетки теперь, когда ты встал, видно не только светлое небо, но и двор, посреди которого, очевидно, на каком-то возвышении и стоит клетка. Ты на глаз прикидываешь, что до земли около двух аммов. А двор внутренний — со всех сторон окружен строениями. Ты поворачиваешься, осматриваясь. Вот главный дом — судя по его высоте — целых три этажа. Вот какой-то сарай или скорее, если верить собственному нюху, — конюшня. А вплотную к ней примыкает забор. Высокий, аммов шесть, не меньше, да еще и утыкан по верху острыми кольями, но если хорошенько постараться, ты вполне сумеешь через него перескочить. В любом случае, другого пути со двора ты просто не видишь: перепрыгнуть через забор, только сначала выбраться из клетки… Ты приоткрываешь пасть и глухо рычишь, демонстрируя длинные белоснежные клыки.

Чужой смех заставляет тебя вздрогнуть. Кто за твоей спиной смеет хохотать так громко и так издевательски? Ты оборачиваешь на звук и видишь то, что раньше просто не заметил, увлекшись изучением дворовых построек. А точнее тех… Маги! Даже если бы ты точно не знал, к кому в плен попал, ты не мог бы ошибиться. Ты чуешь силу, текущую в их кружевах! Таких простых и примитивных… Даже у новообращенных оборотней они сложнее! Ты знаешь, что даже сейчас, едва встав на ноги, ты сильнее любого из них. Еще бы их не было так много!.. Еще бы они позволили к себе подобраться…

А маги, заметив, что ты очнулся, подходят ближе к клетке, собираясь со всего двора. Большинства из них ты раньше не видел, но одного узнаешь с легкостью. Он был среди тех, кто напал на ваш отряд и убил твоих братьев, это он набросил тебе на шею аркан! Ты уверен, что уже никогда не сумеешь забыть его лица: крупное с массивным длинным носом и выдающимся вперед подбородком, поросшим черной до синевы щетиной. Это он смеется и подходит к клетке почти вплотную.

— Порычи еще для меня, киска! — его лицо почти на уровне твоей морды, и его тонкие губы кривятся в презрительной ухмылке. Как же тебе хочется стереть ее ударом когтистой лапы, заставить его вопить от боли!.. Ты бы кинулся на него, не задумываясь о последствиях, о том, что он не один здесь. Остальные маги вряд ли будут просто смотреть и ждать, пока ты расправишься с ним! Но ты бросился бы все равно, если бы у тебя была хотя бы малейшая надежда его достать, если бы не прутья решетки… А так ты можешь только рычать, снова и снова скаля длинные клыки, ну и еще посмотреть, что же такое эта клетка, если маги так доверяют ей, что рискуют подходить к тебе совсем близко?

Ты заставляешь себя успокоиться и хотя бы временно не обращать внимания на магов. Пора хорошенько рассмотреть то место, где тебя держат. Дно и потолок клетки из грубо обструганных толстенных деревянных досок. Древесина твердая, но если впиться в нее когтями она поддастся. Наверное, тебе даже удалось бы сломать эти доски, если бы ты постарался. Но для этого нужно не только много силы, но еще и куча времени, а маги вряд ли будут спокойно наблюдать, пока ты будешь выцарапывать себе путь на свободу! От потолка до дна клетки — решетка — стальные прутья толщиной с запястье взрослого мужчины. Такие не сломать даже тебе! И между ними не протиснуться… Если только попробовать выломать их там, где они соединяются с деревянными досками. Твои мышцы сами собой напряглись, готовя твое тело к стремительному рывку — броситься на решетку. Но ты усилием воли заставляешь себя замереть: ты высший оборотень, а это значит, что даже в зверином обличье тебе полагается сначала думать и только потом кидаться! Маги слишком полагаются на свою клетку, и это может значить, что она состоит не только из дерева и стали.

Опуститься на другой уровень зрения тебе удается удивительно легко. На учебных занятиях так быстро у тебя никогда не получалось. А сейчас наставники могли бы гордиться тобой! Если бы ты был в человеческом облике, ты мог бы грустно хмыкнуть, но сейчас ты не можешь позволить себе ни воспоминаний, ни сожалений. Только смотреть и думать!

А ты был прав: на этом уровне зрения становится заметно, что решетку оплетают нити силы особенно густые в тех местах, где прутья соприкасаются с деревом. Тебе хочется глухо зарычать от досады, но ты не собираешься выдавать противникам своего разочарования и продолжаешь изучать магическую сеть. Ты не слишком-то разбираешься в ворожбе, но твое чутье высшего оборотня, лучше многих знающего, что такое сила, подсказывает тебе, что эти магические нити лишь укрепляют клетку. Прутья не выломать, как не бейся, но зато тебе самому в отличие от недавней сети, они не угрожают. Ты можешь прикоснуться к ним и даже сменить облик, не опасаясь, что они выпьют твою силу!

Ты возвращаешься на первый уровень зрения и довольно скалишь клыки. Магов во дворе стало еще больше, они плотной толпой окружили твою клетку. Они улыбаются, разглядывая тебя. Они просто еще не знают, на что способен высший оборотень!

Волна обращения окутывает твое тело, смывая и изменяя его очертания. Ты почти физически ощущаешь, как одно кружево приходит на смену другому. Но ты собираешься не только сменить облик, тебе нужно провести через обращение оружие — твой меч, который ты несколько часов назад так предусмотрительно убрал в силовой карман. Ниточка-ключ от энергетического сгустка, который ты использовал для этого, по-прежнему у тебя. Ты не расставался с ней. Она хранит память о сути одного конкретного силового кокона и еще отпечаток твоего собственного меча. Именно на него ты и ориентируешься, когда тянешься вдоль нее. Сила вокруг расступается, послушная твоему зову, пропуская сквозь себя энергетический сгусток кармана, в котором твой меч. Ты раскрываешь свое кружево, прикасаясь к нему, сквозь себя — в него посылая приказ открыться.

Ты встряхиваешься, словно выходишь из воды, и поднимаешься в полный, уже человеческий рост. Теперь ты практически упираешься головой в потолок клетки, но зато на магов, стоящих вокруг на земле, ты теперь можешь смотреть сверху вниз. Тебе нравится, как исчезает насмешка из их глаз, когда они видят стальной сверкающий клинок в твоей руке. Этот облик, конечно, слабее звериного, но только не тогда, когда у тебя есть меч! Тебе не перерубить им решеток клетки и до магов, предусмотрительно отошедших назад, не добраться. Но холодный и сырой осенний воздух кажется уже совсем другим на вкус, а бесконечно светлое небо не таким уж недостижимым! Оборотни умеют летать и без крыльев. А когда в их руках сталь, они становятся по-настоящему свободными!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Девятый день после инициации.

Занила второй раз за эту ночь очнулась и недоуменно посмотрела по сторонам, не сразу сообразив, где она находится. Она лежала на полу посреди одной из зал на первом этаже дома, и видят Темные Боги, понятия не имела, как она здесь оказалась! Последнее, что она помнила, — это, как она была в спальне и решила выйти на улицу. Она спускалась по лестнице, а дальше… Только светлое небо, клетка и маги!.. То есть она снова уснула?

Занила села, а потом медленно поднялась на ноги, поморщившись от тупой боли в затылке. Нет, вряд ли это можно охарактеризовать словом «уснула». Скорее всего, она просто потеряла сознание, так и не выбравшись из дома. А падая на пол, еще и ударилась об него головой. Определенно, ей совсем не нравилось то, что с ней происходило сегодня! Мало того, что ее сны кажутся более настоящими, чем реальность, так теперь она из них еще и выбраться не может!

От того места, где она свалилась, до входной двери оставалось совсем немного, и Занила стремительно преодолела это расстояние. На секунду замерла на крыльце, глубоко вздохнула, чувствуя, как прохладный ночной воздух наполняет каждую клеточку ее тела, и сбежала вниз по ступеням. Она должна найти Ледя: может быть, он сумеет объяснить, что с ней происходит?

Она обогнула дом и, только увидев перед собой гвардейские казармы, задумалась, а где именно она собирается его искать. Впрочем, сюда она пришла совсем не просто так: ее сон, не желая отпускать, вел ее вперед. Она знала, что поможет ей успокоиться и почувствовать себя хоть немного увереннее — ее норла! Холодная сталь в руках, надежное, ни разу не подводившее ее оружие. Самая важная вещь в этом мире, даже если прямо сейчас никто не собирается на тебя нападать!

Занила вошла в казармы, пересекла пустынный слабо освещенный коридор и открыла дверь в свою комнату. Последние несколько дней она даже не заглядывала сюда, практически переселившись в спальню Ледя, но здесь все по-прежнему было точно так же, как она и оставила. Норла лежала на кровати, не на ее, а на второй — на той, что пустовала все время, пока Занила жила здесь. Два зеркально-гладких лезвия призрачно светились в свете луны, проникавшем сквозь небольшое окно. Та, кстати, с того момента, когда Занила смотрела на нее в последний раз, передвинулась по небу совсем ненамного. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и решить, что ей следует делать дальше. Но сначала норла!

Занила подошла к кровати, присела на ее край и осторожно, словно боялась, что исчезнет, прикоснулась пальцами к рукояти своего стального смертоносного чуда. Норла не растаяла, будто лунный луч. Она была настоящей, но Занила вздрогнула, потому что не менее реальным было другое ощущение, которое помнила ее ладонь, — более массивная рукоять совсем другого меча! Заниле не нужно было даже закрывать глаз, чтобы вновь увидеть его. Длинный, безупречно гладкий, с острым, словно ядовитое жало кончиком. Он был шире норлы и казался массивнее, но рука, что его держала (во сне — именно ее рука!), не чувствовала тяжести, только привычную надежность и уверенность. Когда в твоих руках такое оружие, можно все, даже победить в давно проигранной битве!

Следующая мысль, внезапно, словно отблеск молнии, возникшая в мозгу Занилы, заставила ее практически перестать дышать: он поняла, почему пару дней назад во время импровизированной тренировки ей так и не удалось научить извлекать вещи из силового кармана назад, на физический уровень реальности. Ледь тогда сказал, что, наверное, нужно все же подождать, пока она станет полноценным оборотнем, и она больше не повторяла попыток. Но сейчас она, кажется, поняла, что именно она делала не так! То, что она до сих пор не превращалась в кошку, было здесь ни при чем. В какой-то степени вина лежала именно на Леде: чтобы она тренировалась, он дал ей свою ленту — просто кусок ткани, который она до этого ни разу не держала в руках. Именно это и было не верно! Чтобы извлечь вещь из силового кармана, мало иметь нитку-ключ от него, нужно еще знать суть и самого предмета. Причем, очень хорошо ее помнить! Практически ощущать на вкус! Заниле не нужно было раздумывать, откуда она это знает, — сон подсказал ей ответ. И она не собиралась этого отрицать, потому что обманывать саму себя — дело заранее проигрышное!

Рука Занилы крепче сжалась на знакомой удобной рукояти, а сама она прикрыла глаза, переходя на другой уровень зрения. Глубокой ночью в неосвещенной комнате сгустки силы точно так же отливали перламутром, как и посреди дня. Занила уверенно раскрыла свое кружево и прикоснулась к ним. Здесь и сейчас она точно знала: у нее все получится.

Не пытайся сделать — делай!

Именно так она и собиралась поступить! И это было просто. Занила все еще была там, в своем сне, в теле другого оборотня, который уже прекрасно умел это делать. А значит, ей нужно было лишь повторить. Выделить из окружающего пространства один энергетический слой. Затем отделить его от остальных, отрезая нитями собственного кружева, словно острейшим лезвием. Сила опять поддалась легко, практически с радостью отзываясь на ее прикосновения, но на этот раз Занила не позволила себе утратить бдительность и потерять контроль. Энергетический слой сложен словно карман. Занила остановилась, заставляя и его замереть в таком полусомкнутом состоянии, проверяя, насколько она может им управлять. Потом подняла свою норлу и опустила ее внутрь этого кармана. Отделила от силового сгустка небольшую нить и только после этого позволила его краям сомкнуться, надежно отрезая ее оружие от физического уровня реальности.

Все получилось так, как надо. Занила сразу же поняла это, потому что энергетический сгусток даже не подумал растворять в окружающем пространстве. Он так и сохранял ту форму, которую она ему придала, и даже казался чуть более плотным, чем остальные. Занила, замкнув контур собственного кружева, закрепила на нем нить-ключ. Теперь она сможет в любой момент сквозь пространство притянуть к себе карман и раскрыть его, извлекая норлу! Занила усмехнулась: определенно, такой способ переноски был куда удобнее ножен, которые она так и не собралась починить. Больше она никогда не останется безоружной, и врагам не застать ее врасплох! Сон еще слишком ясно стоял перед ее глазами, чтобы она могла забыть: это не всегда означает победу! Но, по крайней мере — свободу! Хотя бы и свободу выбора.

* * *

Северный Махейн. Время действия — неизвестно.

Светло-серое, бесконечно далекое и такое же свободное небо за прутьями решетки, над утыканным острыми кольями забором, за спинами собравшейся толпы магов… Их стало еще больше. Кажется, они все, сколько их здесь есть, пришли посмотреть на тебя. Ты и твои братья не смогли впятером справиться с дюжиной магов, а здесь их больше. Тебе не победить их, даже если они вдруг выпустят тебя из клетки. Ты понимаешь это. А они, похоже, понимают еще лучше, потому что на их лица вновь возвращаются уверенные усмешки. И тот знакомый черноволосый маг вновь выходит вперед, недостаточно близко, чтобы ты сумел достать его мечом, если бы просунул его сквозь прутья решетки, но так, чтобы у тебя руки чесались попробовать это сделать!

— Тебе не холодно, киска? — ухмыляется он, демонстрируя два ряда крупных белых зубов. — Или ты пытаешься нас очаровать?

Ты даже не сразу понимаешь, о чем говорит этот маг. Потом все-таки соображаешь: через обращение ты пронес только меч. Ты, конечно, мог бы поступить так и с одеждой, но драться ты всегда предпочитал без ненужных тряпок, сковывающих движения. А поздней осенью воздух хоть и довольно холодный, но все же не настолько, чтобы замерзнуть. Ты усмехаешься в ответ, демонстративно разглядывая своих врагов, укутавших в ткань, кожу и даже мех свои слабые тела. Сейчас ты сделаешь так, что здесь станет жарко! Сначала тебе, а потом и всем остальным.

Мир привычно размывается цветными пятнами, когда ты погружаешься на другой уровень зрения. Воздух кажется густым, мерцающим от скопления перламутра, но сейчас тебя интересует не он. Тебе нужно больше. Много больше, если ты собираешься в одиночку победить всех этих магов, или хотя бы сразиться против них. Ты собираешься призвать Силу Леса. Ты не знаешь, где ты сейчас находишься, как далеко маги успели увезти тебя от него. Но в одной древней легенде ты читал, что расстояние не имеет значения. Если ты действительно нуждаешься в помощи, Лес откликнется на твой зов!

Ты никогда не делал этого раньше. Даже не пробовал. Считается, что это привилегия и исключительная способность Кай'е Лэ стаи. Ты только несколько раз видел, как он призывал силу Леса. И ты навсегда запомнил то ощущение древней мощи и всемогущества, которое охватывало каждого оборотня, которого касалась частичка силы. Весь мир в такие моменты принадлежал вам, готов был подчиняться, выполнить любую волю своих Хозяев! Он и сейчас не откажет — ты веришь. Нужно лишь открыть свое кружево и позвать. Найти в окружающем мире силу, которая является продолжением твоей собственной, и она откликнется!

Меч в руке — продолжение твоего собственного тела. Ты даже не чувствуешь его веса, когда разводишь руки в стороны. Твои глаза открыты, но ты не видишь ни прутьев клетки, ни ухмыляющихся лиц магов, собравшихся вокруг нее. Ты до предела раскрываешь свое кружево, позволяя ему слиться с перламутром, наполняющим воздух, и отпускаешь свое сознание. Прочь из этого тела! Дальше! Еще дальше… Туда, где ждет Лес! Зрение, обоняние и осязание перестали существовать. Точнее, они просто не нужны тебе больше, потому что весь окружающий мир ты теперь чувствуешь изнутри! В другое время ты бы, наверное, испугался, но страх закончился еще там, на опушке Леса, умер вместе с твоими братьями, маги забрали его у тебя вместе со свободой.

Как же далеко до Леса? На секунду тебя охватывает сомнение, но ты не позволяешь себе остановиться. И вот на самой границе твоего сознания, расширившегося практически до предела, начинает мерцать его тень. Теперь нужно только позвать, и он услышит. И обязательно отзовется!

Черноволосый маг, стоящий возле клетки, словно почувствовал что-то. Он шагнул вперед и огляделся по сторонам, словно пытаясь понять, что происходит. Потом вдруг тоже замер на месте, прямо напротив тебя. Только руки не раскинул в стороны, а свел на уровне груди. Его пальцы мелко и быстро зашевелились, словно он перебирал воздух между ними. Тебе понадобилась лишь доля секунды, чтобы понять, что он что-то затевает, но отреагировать ты уже не успел. Вокруг клетки почти сразу за решетками из земли взметнулась стена. Совершенно не видимая на первом уровне зрения, а на уровне силовых потоков казалось, что она сделана из чуть голубоватого хрусталя, покрытого, то ли густой сетью трещин, то ли морозными узорами. Ты чуть не завопил от резкой невыносимой боли, когда тебя грубо дернуло и швырнуло назад в собственное тело, безжалостно разорвав нити, сплетенные из твоего собственного кружева и соединявшие тебя с окружающим пространством. Маг перед решеткой усмехнулся, явно довольный результатом, а ты глухо застонал, чувствуя, как подкашиваются ноги и голова готова разорваться от поселившейся в ней боли. Ты не знаешь, из чего маг сотворил свою стену, но одно ясно совершенно точно — тебе через нее не пробиться!

Ты попробовал еще раз соединить свое кружево с нитями перламутра, но дальше преграды продвинуться просто не смог: стоило тебе прикоснуться к ней, как все твое тело пронзил разряд невыносимого обжигающего холода, а протянутые нити просто мгновенно рассыпались безжизненным пеплом! А воздух внутри пространства, огороженного магической стеной, становится все более прозрачным. Из него постепенно исчезает перламутр — сгустки силы, словно воздвигнутый барьер притягивал его к себе и пожирал. Ты ругнулся, поминая всех Темных Богов. Проклятый маг не только не позволил тебе призвать силу Леса, он еще и от энергии окружающего пространства тебя отрезал!

Маг стоит почти вплотную к прутьям решетки. Только он и остался по эту сторону от поднятой им защитной стены. Остальные оказались на оставшейся части двора. Правда, вернувшись на первый уровень зрения, ты можешь судить об этом только по своим воспоминаниям — здесь никакой преграды не видно! Интересно, а отойти от твоей клетки маг сможет или для этого ему сначала понадобится снять защиту? А стена проходит всего в амме за прутьями решетки. И если магу за нее не отступить, то он, кажется, совершил весьма серьезную ошибку, потому что твой клинок длиннее!..

Твоему телу не нужна энергия мира вокруг, чтобы быть быстрым и сильным, — ее всегда достаточно в твоем собственном кружеве. Стремительный рывок, выпад, который не смог бы отследить человеческий глаз. Но магу каким-то образом удается среагировать. Правда, он не пытается ни отступить, ни увернуться. Вместо этого он вскидывает правую руку, словно толкает что-то ладонью вперед. А в следующую секунду его пальцы сжимаются в кулак, он поворачивает запястье, словно хватает что-то невидимое, и дергает это на себя. Ты не успеваешь понять, что происходит. Еще секунду назад ты почти видел, как клинок вспарывает плоть мага, и вдруг такая привычная рукоять просто вырывается из твоих пальцев! Если бы ты сейчас находился на другом уровне зрения, то мог бы видеть, как с руки мага сорвался густой и очень плотный магический поток, словно змеей или гибкой лентой обвился вокруг твоего клинка, нисколько не смущаясь остротой лезвия, и просто вырвал его из твоей руки, когда маг дернул на себя! Он не сильнее тебя физически, но он ведь и не дерется с тобой врукопашную…

Твою руку скрутило невыносимым обжигающим холодом. И ты невольно зашипел, втягивая воздух сквозь зубы и сжимая запястье. А маг даже не потрудился схватить твой меч, позволив ему с глухим стуком упасть на землю у своих ног. Взгляд глаза в глаза. И в его ты не видишь не только страха, но даже и возбуждения боем, всего лишь холодный интерес. Он изучает тебя, с отстраненным любопытством ждет, какие еще новые интересные фокусы продемонстрирует ему высший оборотень! Ты падаешь на колени, мгновенно вгоняя свое тело в волну обращения. Что ж, ты не будешь заставлять его ждать! Сейчас прутья этой решетки и магию испробуют на прочность твои клыки. А потом, если повезет, ты сравнишь, так же ли хрустят позвонки в шее мага! А если не повезет? Что ж! Ведь в этом и есть свобода — в смерти, если не врага — то твоей! Не бояться, не терпеть, не ждать — бросаться вперед, туда, где за прутьями клетки смеют усмехаться глаза твоего врага!

* * *

Окраина Годрума, побережье залива Скоба. Лето 1278 года от Сотворения мира. Девятый день после инициации.

Занила скатилась с кровати и упала на пол. Ладони и колени обожгло прикосновением шершавой жесткой циновки, и это помогло немного прийти в себя, но лишь на долю секунды — только, чтобы осознать, что из северного Махейна, из своего сна, она вновь вернулась в реальность! Еще бы не забыть, что следует возвращаться!

О чем нужно помнить?..

Сон вновь захлестнул, накрыв с головой. Прутья решетки, которые смеют лишать тебя твоей свободы! Усмехающееся лицо черноволосого мага, с любопытством наблюдающего за тобой… Он посмел забрать твое оружие! Он отрезал тебя от силы Леса! Он оставил тебе только один путь…

Занила попыталась подняться на ноги, но страшная судорога, скрутившая ее тело, заставила ее пронзительно закричать, впиваясь ногтями в хрусткую циновку на полу. Ногтями? Пока еще ногтями. Осталось недолго!

Это были не ее мысли. Каким-то уголком сознания Занила отметила, что продолжает смотреть глазами того оборотня из сна и ощущать его тело… Но это ее, здесь, в Годруме, а не в далеком Махейне, сейчас захлестывает волна обращения! Новые судороги, прошедшие по всему телу, не оставили никакого сомнения: когда тебе так больно, просто невозможно спать!

Занила попыталась глубоко вздохнуть и успокоиться. Наверное, ей так больно потому, что ее тело все еще не готово к обращению. А спровоцировал его это проклятый Темными Богами сон. И если ей удастся взять себя в руки, она сумеет это остановить…

Прутья клетки, смеющие мешать твоей свободе!..

Занила снова пронзительно закричала на этот раз не от боли, а оттого, что она не могла остановиться. Она не хотела! Видят Боги, этот мир может перестать существовать, ее это не волнует больше. Как и никогда не волновало. Но только сейчас она признавалась в этом себе самой. Потому что она больше не была человеком! Оборотнем… Дикой, свободной, сильной кошкой, для которой не существует никаких преград, и даже клетка не сможет ее остановить!

Она слишком долго была рабыней. Восемь лет — с того самого дня, как клыки Хозяина оставили отметину на ее шее. И еще раньше — с самого рождения! Потому что она была человеком… Больше нет.

Насмешливые глаза твоего врага за прутьями решетки!..

Только если клетка — твое собственное тело, ее также можно сломать!

Кружево полыхает так ярко, что, казалось бы, должно освещать всю крошечную комнатку в гвардейских казармах, но вокруг по-прежнему темно. Нити, полные жидким серебром, пульсируют, словно просто не могут вместить в себя столько силы. И Занила перестает удерживать их, отпускает на волю. Они тут же приходят в движение. На секунду невидимый глазами, несуществующий свет полыхает еще ярче — это высвобождается энергия, когда ее верхнее, человеческое кружево начинает отступать вглубь. Оно не сворачивается, просто словно опускается, сохраняя свою прежнюю форму, но уступая место другому, новому, еще ни разу не владевшему ее телом!..

Если кружево не сворачивается, значит, Ледь был прав, и она действительно высший оборотень. Мысль проскальзывает по самому краю сознания и тут же исчезает, сметенная волной новых ощущений. Не боль, нет — гораздо больше!..

Нити, соединявшие ее человеческое кружево с глубинными узлами, тают, растворяясь в темноте. И на долю мгновения ее сознание и ее тело оказываются оторванными друг от друга. Лишь доля мгновения, но этого оказывается достаточно, чтобы паника волной хлестнула наружу. Занила закричала… Она попыталась закричать… Она закричала бы, если бы в следующий момент вслед за нитями, связывавшими силовой каркас и узлы, в пространстве не растворилось ее собственное тело… Просто перестало быть. Со стороны это выглядело, как размытый расплывающийся силуэт.

«Так вот, как это ощущается изнутри!»

А она по-прежнему осознавала все, происходящее с ней!

«Если бы здесь был Ледь, он бы сумел помочь!»

Но для этой мысли тоже не осталось места, когда из глубины, к поверхности начало всплывать другое кружево, а ее тело принялось формироваться заново. Нити снова полыхнули, наполняясь силой. Занила видела, как они тянутся, отращивая связи с глубинными узлами, беря под контроль ее новое тело. И когда все нити заняли положенные им места, она ощутила себя заново! Словно рухнула из пустоты и темноты, из Ничто, в котором успела раствориться, назад в реальный мир…

Шершавая циновка на полу… Занила моргнула, но зрение практически не изменилось, демонстрируя ей все ту же комнату в гвардейских казармах. Слух тоже не ловил ничего нового — лишь тишину глубокой ночи, которую не смогли разбудить даже ее недавние крики. А вот стоило ей втянуть воздух носом, как у нее чуть не закружилась голова: сухая трава, из которой была сплетена циновка; шерстяное покрывало на кровати; кусок зачерствевшего хлеба, несколько дней назад оставленный на тумбочке… Теперь ей достаточно одного только нюха, чтобы ощутить весь мир вокруг!

И еще кое-что осталось неизменным — ненависть и безумная жажда свободы, сжигавшие ее изнутри! Занила оскалила длинные белоснежные клыки и низко зарычала. Потом потянулась, разминая свое новое тело. Сильное, мощное, непобедимое! Никто больше не посмеет удерживать ее! Она свободна, и ее враги скоро узнают об этом! Она больше не будет ждать…

Это тело создано для охоты; эти когти предназначены для того, чтобы рвать плоть жертвы. У нее достаточно острый нюх, чтобы добыча не сумела скрыться от нее. Горячая сладко-соленая кровь на языке — самая большая мечта! И этой ночью она намерена воплотить ее в реальность! Вся ее предыдущая жизнь и все сны, которые она увидела за последние дни, в одно мгновение совместились между собой. Словно из двух разорванных частей сложилась одна целая картинка. И все вдруг встало по своим местам! Так, как и должно было быть с самого начала! Правильно и никак иначе. Свобода всегда жила в ее душе, жидким серебром бежала по кружеву, а теперь она наконец-то стала достаточно сильной, чтобы получить ее!

Время, что на девять дней остановилось для поместья, раскинувшегося на берегу залива Скоба, сжалось пружиной и в одно мгновение распрямилось до предела, выстреливая вперед, раскручивая маятник жизни. Уже не остановить и не удержать! И не спасти… Решение было принято, и осознано, и исполнено. Пришла пора платить. И она давно знала цену — всего лишь ее собственная суть.

Огромная белоснежная кошка с изящно-тонкими угольно-черными извивами по бокам выскользнула в коридор, легко толкнув перед собой дверь.

Ночь мягким черным бархатом стлалась под лапы. Твердая сухая земля годрумского лета, не знающего дождей, ритмично ударялась в них, словно подгоняла: беги! Быстрее! Еще быстрее! Так, как колотится сердце! Тело вытянуто в струну. Длинные сильные лапы легко несут его вперед. Голова опущена. Ноздри чуть расширены, вдыхая горько-соленый от совсем близкого моря воздух. Темно-серые невозможно человечьи на кошачьей морде глаза смотрят вперед, но видят совсем не дорогу, пустынную в этот ночной час. Кровавым безумным огнем в них горит смерть — для каждого, кто рискнет в них заглянуть. Но пока только одинокий глаз луны видит огромную кошку, стремительно несущуюся по приморской дороге. Пока… Потому что она приближается к Годруму.

Дорога разделилась на две: одна принялась полого огибать холм, а другая решила взобраться на него. А на его вершине — светло сияющий на фоне черно-звездного неба — массивный силуэт цирка. Темными пятнами на его стенах барельефы, ниши и статуи в них — богов, героев и чудовищ. Хотя есть ли между ними разница? Горько-соленый запах моря здесь еще отчетливее. Берег так близко, что слышно тихое шуршание волн о песок… Хотя человек конечно же не услышал бы!

Огромная белоснежная кошка остановилась как раз в том месте, где дорога ветвилась на две. Аккуратные словно бархатные уши отведены назад, словно она пытается различить какие-то звуки в этой спящей ночи. Кошка повела головой из стороны в сторону, выбирая дорогу. До Годрума отсюда меньше полуфарсаха пути. Если обогнуть холм, можно будет увидеть его крепостные стены. Кошка помнила, что, покинув поместье, направлялась именно туда. Но сейчас это уже не казалось столь важным. Точнее, она просто не могла вспомнить, зачем ей нужно было именно туда? А все это место! Она просто не могла заставить себя пройти мимо этого строения на вершине холма! Годрумский цирк…

Тонкие ноздри бледно-розового носа дрогнули, вдыхая доносящийся от него запах: сотен человеческих тел; крови, пропитавшей арену, сколько ее не посыпай белоснежным песком; смерти… Множества смертей! Кошка глухо зарычала, скаля белоснежные длинные клыки. Сейчас была ночь, но она помнила, каков этот запах, когда он смешивается с запахом раскаленного на полуденном солнце песка, кожи доспехов, стали оружия в ее руках… Это было в другой жизни, в той, что больше не принадлежала ей, но воспоминания были еще слишком сильны, чтобы она могла просто пройти мимо! Покидая поместье, кошка помнила, что отправляется на охоту. Что ж, добычи достаточно и здесь, а Годрум может подождать!

Огромная кошка спрыгнула с дороги на каменистый, поросший жесткой травой склон холма и длинными скачками понеслась вверх, срезая путь до цирка.

Успевшая засохнуть трава и низкорослый кустарник кололи розовые подушечки лап, но кошка вряд ли замечала этого, увлеченная своей охотой. Она кралась вдоль дороги, огибающей здание цирка. Оно было построено, чтобы рабы не смогли выбраться из него наружу, но и попасть внутрь было не так-то просто, даже для оборотня. Но кошка была терпелива, и еще она точно знала, что именно она ищет! С северо-восточной стороны идеальный овал цирка нарушался — здесь к нему примыкали хозяйственный и административные постройки. Кошка выбралась из кустов, недовольно дернув хвостом, за который зацепилась колючка, и подобралась вплотную к стене здания. Она пошла вдоль нее, подняв голову и заглядывая в окна, расположенные примерно на высоте человеческого роста. Они были закрыты деревянными ставнями, но кошка и не пыталась рассмотреть что-то внутри. Она верила, что одно, нужное ей, она узнает и так!

Глухой тихий рык, вырвавшийся из приоткрытой пасти, стал сигналом того, что она у цели. Кошка отошла от стены здания на несколько аммов, ее тело сжалось в тугой комок, готовясь к прыжку. Еще мгновение, и лапы стремительно распрямляются, бросая ее вверх и вперед. Тонкие досочки ставень не выдержали, с сухим треском брызнув во все стороны каскадом щепок, когда кошка пролетела сквозь них. Приземлилась на массивный письменный стол, стоявший возле окна, сметя кучу пергаментных свитков и подставку с перьями, и спрыгнула на пол. Мотнула головой, вытряхивая из короткой густой шерсти щепки, и огляделась по сторонам. Кабинет старшего надсмотрщика годрумского цирка Али-Хазира ничуть не изменился с того дня, когда она была здесь в последний раз. Правда Занила никогда не видела это место посреди ночи, да еще и в отсутствие хозяина. Щепки от вывороченных ставень и беспорядок, устроенный ею на столе, тоже мало вписывался в привычную картину. Но всего остального было вполне достаточно, чтобы ее воспоминания хлынули наружу, пробуждая память о последних трех годах жизни… Рабыней! Занила мотнула головой. Кажется, она поступила очень правильно, завернув сюда. После сегодняшней ночи годрумский цирк будет вызывать у нее совсем иные воспоминания!

Кошка прислушалась, стараясь понять, не разбудило ли ее довольно шумное вторжение кого-нибудь, но ночь по-прежнему спокойно спала вокруг. Тогда она одним стремительным прыжком пересекла комнату и, опершись передними лапами, легко открыла дверь в коридор. Масляные лампы, развешенные тут и там, давали слабый свет, а сжигаемое в них дешевое масло — тонкую копоть. Занила сморщила нос — человеком она не замечала, как же неприятно оно воняет! Спальня Али-Хазира, насколько она знала, находилась левее по коридору, но справа была лестница, уводившая вниз, в подземные катакомбы цирка — лабиринты, рассеченные решетками на клетки для рабов. Занила помнила об этом, а кошка ощущала это своим нюхом. И не нужно было думать, чтобы принять решение — туда!

Когти втянуты, и мягкие подушечки лап ступают по холодным каменным плитам совершенно бесшумно. Огромная белоснежная кошка крадется как тень, не производя ни единого звука. Масляные лампы бросают на ее сияющую шкуру пятна желтоватого света, а там, где их нет, она словно мгновенно растворяется в притаившейся по углам темноте. За три года Занила успела выучить каждый амм бесконечных коридоров. Лестница осталась позади. Новый коридор — более темный и грязный. Запах, на который она шла, стал отчетливее, подтверждая верность выбранного направления. Поворот, коридор, лестница, коридор… Бесшумная, призрачно-светлая тень, как воплотившаяся в реальность древняя и самая страшная сказка! Коридор, поворот, клетки для рабов…

Впереди коридор заканчивается тупиком, и последние четыре десятка аммов от одной стены до другой отгорожены решеткой. В этом тупичке света нет, но кошачьи глаза с легкостью различают все внутри клетки — узкие койки в два яруса друг над другом и людей на них. Нос тоже не дает ошибиться: рабы, гладиаторы. Спят… Кошка оскалила клыка на этот раз бесшумно, не позволяя себе зарычать. Хотя ее добыче уже совсем скоро предстоит проснуться и узнать, что за ней пришел охотник!

Несколько бесшумных длинных прыжков и кошка оказывается вплотную к решетке. Дверь. На ней висячий замок. Массивный, местами покрытый ржавчиной, но все еще очень надежный — не вырваться. Человеку… Но она оборотень. И ей нужно внутрь! Кружево полыхает серебристо-серым светом, не находящим отражения в реальности. И словно жидкость, начинает стекаться в лапу: к кончикам показавшихся из мягких подушечек когтей; к мышцам, что сейчас тверже самой лучшей стали… Кошка поднимает свое тело на задние лапы, обеими передними ударяя по замку, и дужка не выдерживает. Внутри стального массивного механизма что-то предательски щелкает, и вот он уже с глухим стуком падает на каменный пол, устланный тонким слоем прелой соломы.

Изнутри раздается возня и приглушенные звуки голосов — несколько рабов проснулись и теперь они пытаются понять, что происходит. Но человеческие глаза слишком слабы, чтобы различить что-либо в этой темноте, хотя… За ее спиной, пусть и плохо, но все же кое-как освещенный коридор, и возможно им удастся различить на его фоне более темный силуэт огромной кошки, замершей перед прыжком? Может быть. А поверить, что это не кошмарный сон, а реальность? Вряд ли!

Оборотень стремительно тенью метнулась вперед.

«Жаль…» — Занила, однозначно, предпочла бы, чтобы они поняли и начали сопротивляться, защищая свою жалкую жизнь. Выходя против нее на арену, они же дрались! Или во всяком случае, пытались драться, даже осознавая, что им не победить. Заниле больше нравилось, когда привозили гладиаторов, не знакомых с ней, не знавших, как она убивает…

Занила стремительной тенью метнулась вперед, внутрь клетки, в которой были заперты два десятка рабов — ее добыча на сегодняшней охоте! Она запрыгнула на кровать. Тело, придавленное к хилому матрасу ее лапами, попыталось дернуться и, кажется, даже закричать прежде чем, ее клыки нашли его шею и вонзились, безжалостно сминая хрупкие кости и мягкую плоть. Горячая сладко-соленая кровь упругой струйкой толкнулась в язык и небо, стремительно заполняя пасть, хлынула в горло, сводя с ума от невыносимого, неописуемого удовольствия. Занила сомкнула челюсти, вырывая мягкий, теплый, еще живой кусок плоти, и проглатывая его. Потом вскинула, морду, залитую первыми алыми каплями и зарычала… А рабы вокруг наконец-то начали хоть что-то понимать. Раздались крики. Они вскочили со своих коек и попытались выбраться наружу. Огромная кошка усмехнулась темно-серыми человечьими глазами: ей это нравилось. Теперь охота будет еще интереснее!

Какой-то раб из самых расторопных попытался прорваться к выходу. Но для этого ему надо было пройти мимо койки, на которой сидела Занила. Он рванулся вперед, рассчитывая проскочить, пока она занята своей предыдущей жертвой. Но та уже была мертва. Кому интересна мертвая добыча? Она пришла сюда не есть! Занила смазанной светлой тенью метнулась в сторону прохода. Тяжелая когтистая лапа, вытянутая вперед, задела шею мужчины. Короткий вскрик, сухой хруст — и голова вывернута под неестественным углом, а тело безжизненным кулем падает на пол, перегораживая проход между двумя койками. Занила недовольно фыркнула, ткнувшись носом в его сторону. Ей даже не нужно было принюхиваться, чтобы понять, что раб уже мертв.

«Неинтересно! Слишком быстро!»

Она стремительным прыжком взвилась в воздух, перескочив через тело. Когти, которые она больше не считала нужным прятать, цокнули по каменным плитам пола, взметнув из-под лап фонтанчики полугнилой соломы. Еще один прыжок, и ее тело врезается в очередного раба. Высокого крупного мужчину просто отбрасывает на пол, и Занила позволяет себе рухнуть вслед за ним — на него. Лапы с когтями в два эцба длинной впиваются в беззащитную мягкую плоть на его животе. Мужчина страшно орет и пытается оторвать от себя зверя, но тот, словно даже не замечая отчаянного сопротивления, вгрызается еще и клыками, зарываясь белоснежной мордой в кровавую кашу, в которую превратился живот раба. Вопли переходят в хрипы, руки беспомощно скребут по полу, собирая пучки соломы, а кошка, не торопясь, поднимает голову. Шерсть на ней теперь даже при всем желании нельзя назвать белой — она вся перемазана в темно-алой крови. Живот мужчины вывернут чуть ли не наизнанку вплоть до самого позвоночника, и по комнате, смешиваясь с тяжело-сладким ароматом крови, расползается запах выпотрошенных внутренностей.

Заниле нравится этот запах — крови, грязи, которой оказывается так много в человеческом теле, самой смерти!.. Она с трудом удерживается, чтобы не перевернуться и не поваляться по уже безжизненному телу, от ушей до хвоста вываливаясь в нем, безнадежно пачкая свою белоснежную шкуру. Что-то есть в этом — в желании вываляться в грязи — еще больше сводящее с ума!

Ей не нужно оборачиваться, чтобы услышать шаги позади себя. Один из рабов решил подкрасться к ней, очевидно, считая, что она слишком увлечена очередной жертвой и не заметит его. Но он так топает, что разбудил бы и спящего.

«Неужели эти глупые люди и вправду верят, что умеют передвигаться бесшумно?!»

Кошка взвивается вверх, отталкиваясь задними лапами от тела под ней, и одновременно разворачиваясь навстречу новой добыче. Лапа с раскрытыми, словно стальные клинки, когтями врезается в лицо человека, цепляет за него и, почти не ощутив сопротивления, сдирает прочь кожу, мышцы, глаза из глазниц и часть скальпа с коротко остриженными темными волосами. Раб вскидывает руки к голове, к тому месту, где еще недавно было его лицо, а сейчас только белеющие сквозь влажно блестящую алую кровь кости черепа. Он даже пытается орать ртом, лишенным губ… Занила длинным бледно-розовым языком провела по лезвиям когтей, слизывая кровь и зацепившиеся за них клочки человеческого мяса.

Несколько рабов попытались спрятаться от нее, забившись в самый дальний угол клетки и стараясь не шевелиться в надежде, что она их просто не заметит. Занила усмехнулась человечьими серыми глазами на залитой кровью морде:

«Как глупо!» — она не только видела их — черными тенями на фоне серой темноты комнаты, она слышала, как лихорадочно колотятся их сердца, она ощущала кисло-пряный запах страха исходящий от них, сочащийся из пор их кожи вместе с холодным липким потом!

Она скакнула вверх, решив добраться до них по кроватям. Когти на ее задних лапах легко вспороли жидкий соломенный тюфяк, заставив его содержимое трухой осыпаться на пол. Рабы поняли, что она заметила их, и бросились прочь из своего, оказавшегося слишком ненадежным убежища. Они метнулись в разные стороны, словно хотели запутать ее или заставить сомневаться, выбирая, какую жертву преследовать, но Заниле сегодня было все равно, кого убивать. Она охотилась, и кровь одной жертвы ничуть не менее горячая, чем кровь другой! Прыжок с кровати на кровать. Задние лапы оставляют глубокие борозды на хлипком дереве коек. Она сверху вниз рухнула на раба, оказавшегося наименее расторопным или просто забившегося слишком далека в угол и не успевшего вовремя из него убраться. Он только успел развернуться к ней спиной. Ее лапы ударили его в плечи. Человек вскрикнул захлебывающимся от ужаса голосом и начал заваливаться вниз. Но прежде чем он упал на пол, Занила сомкнула свои челюсти на его шее, у самого основания черепа. Позвоночник под ее клыками хрустнул, заставляя ее сладко зажмуриться от удовольствия. Определенно, ей нравился этот звук!

Еще один прыжок, на этот раз — через кровать, и кошка догнала еще одного раба, не успевшего убежать достаточно далеко. Она ударом лап сбила его с ног, но тут же отскочила назад, позволяя ему приподняться: может быть, если дать ему небольшую надежду на спасение, охота станет еще интереснее? Человек кое-как поднялся на колени и на четвереньках попытался отползти прочь и забиться под кровать. Занила не позволила ему этого сделать: выцарапывать его из-под низкого деревянного навеса было бы довольно скучно! Удар лапы в плечо заставил мужчину завопить от боли и кувырнуться на бок. Кто же знал, что когти сдерут мясо чуть не до кости?! Занила прыгнула на грудь мужчины, больше не позволяя ему подняться. Она и так уже дала ему достаточно форы, больше, чем всем остальным, и если он не сумел ею воспользоваться, это только его вина!

Белоснежные острые клыки вонзились в его бок, зацепили и рванули на себя кусок кожи и мышц. Тут же снова впились в развороченную рану. Под мощными челюстями, не выдержав, хрустнули ребра. Занила погрузила морду во вскрытую грудную клетку еще пытающегося кричать человека. Ее клыки сомкнулись на горячем, живом, бьющемся сердце, сжали его, пронзая тонкую упругую оболочку, выпуская вместе с последним ударом пульса волну сладкой крови!.. Кошка вскинула блестящую от свежей крови морду и глухо довольно заурчала. Пока вокруг есть хоть что-то, что двигается и пытается сопротивляться, ей не удастся заставить себя остановиться!

«Жаль, что у человека всего одно сердце!»

Она огляделась по сторонам, все еще не убирая лап с груди своей предыдущей жертвы, но уже отыскивая новую. Пока она скакала по кроватям, нескольким рабам все же удалось сквозь вывороченную ею дверь вырваться из клетки. И теперь они стремительно уносились прочь от нее по коридору, как раз приближаясь к повороту, за которым призрачно светила масляная лампа. Пусть бегут! Занила не собиралась их преследовать, во всяком случае, пока здесь, в клетке, еще оставались те, на кого можно охотиться. Почему они не сопротивляются ей? Конечно, это все равно было бы бесполезно, но неужели им самим не противно от их жалких попыток спрятаться или убежать? А от их слабых, полных ужаса, умоляющих воплей? Рабы… Занила наморщила нос, выражая этим свое презрение. Против этих людей она вряд ли в свое время дралась на арене, просто потому, что иначе они не были бы еще живы! Но эти были ничуть не лучше, тех, что выставляли против нее. Их жалкой смелости хватало только на то, чтобы перед боем договориться между собой, кто будет проигрывать, а кто выпрашивать помилование у зрителей! А Родослав еще спрашивал, почему она никогда не участвовала в подобных сделках? Да ей было противно не то, что договариваться с ними, но даже и драться! Таких, как они, можно было только убивать!

А зрители праздник за праздником, из года в год ходили на них смотреть, хлопали, восторженно вопили, делали ставки, выбирали любимчиков… Жалкие, жирные, отупевшие… годрумцы! Если бы она была в человеческом обличье, она бы выплюнула это слово! Хозяева, достойные своих рабов! Как же она ненавидела и презирала их за то, что они смели с восхищением выкрикивать с трибун ее имя. Как же она мечтала о силе и свободе… Кажется, она уже не сумеет остановиться, пока не превратит в кровавое месиво весь этот город!..

А мимо нее к выходу как раз попытался пробраться еще один раб, очевидно, решив рискнуть вслед за своими явно более удачливыми товарищами.

«Быстрее нужно быть!»

Занила метнулась наперерез. Ее тело врезалось в раба и отшвырнуло его на решетку. Человек тихо охнул, когда внутри него что-то хрустнуло.

«Похоже, ребра…» — потому что именно грудную клетку припечатали к прутьям клетки ее лапы. И, очевидно, обломок одного из них проткнул сердце, потому что, стоило Заниле отстраниться от него, как человек безжизненным кулем сполз по решетке на пол. Опять слишком быстро и слишком мало! Хотя, с другой стороны, было потрясающе приятно чувствовать свою силу — вот так одним ударом лапы фактически раздавить человека! Рабыня Зан Звон Стали, сражавшаяся на арене годрумского цирка, о такой силе могла только мечтать.

Треск, раздавшийся за ее спиной, оторвал кошку от ее воспоминаний. Занила обернулась. Один из рабов, все еще остававшихся в клетке, решил не ждать и пробиться на свободу. Он выломал палку из рамы ближайшей кровати, сразу превратив ту в кучу досок и тряпья, и теперь воинственно поднимал ее над головой, наподобие дубины или меча. В темно-серых человечьих глазах огромной кошки полыхнула радостная улыбка:

«Сопротивляйтесь мне! Не давайте мне скучать!»

Оборотень оценила неуклюжую, хоть и мощную хватку раба, сжимавшего палку:

«Нет, скорее, все же наподобие дубины…»

Она рванулась ему навстречу, не собираясь ждать, пока мужчина нападет на нее первым. Он замахнулся на нее своей палкой, но Занила не дала ему довершить удар. Ее лапа встретилась в его рукой, и когти глубоко вспороли его кожу на предплечье, разрывая кожу, мышцы, сосуды и сухожилия. Раб завопил и выронил палку из разжавшихся пальцев, пытаясь отступить. Вторая лапа Занилы догнала его и полоснула когтями по шее, вырывая горло. Вопль сменился булькающим хрипом, правда, совсем ненадолго.

Занила заметила какое-то движение справа от себя. Очевидно, там был еще кто-то живой… Жаль, ненадолго!

Занила перескочила через кровать и с размаху вмяла тело раба в жесткий пол. Он ударился затылком о камень и перестал дергаться, но она ощущала, что его сердце в клетке ребер, еще продолжает колотиться, а ей только это и было нужно! Когтистые лапы рванули плоть на его груди. Вот показались белесые кости ребер. Вот уже заметно, как за ними трепещет такое сладкое сердце. Крики, раздавшиеся за ее спиной, заставили Занилу обернуться и оторваться от ее добычи. На фоне слабо освещенной стены коридора были видны фигуры приближающихся к клетке людей. Очевидно, рабы, которых она не стала догонять, встретились с надсмотрщиками цирка, и теперь те бежали сюда. Оборотень соскочила с тела еще полуживого раба и выпрямилась навстречу приближающейся охране. Их было всего с полдюжины, но зато их тела защищали кожано-стальные доспехи, а в руках у них было оружие! Занила мотнула головой, стряхивая с шерсти алые капли крови. Определенно, теперь охота станет гораздо интереснее!

Комната в гвардейских казармах, отведенная девушке, тоже была пуста. Ледь грязно выругался, помянув всех Темных Богов, захлопнул дверь, словно та была в чем-то виновата, и вышел из здания. Остановился на пороге, подставив лицо прохладному ночному ветерку и опершись рукой о косяк. Над поместьем его отца, раскинувшимся на побережье залива Скоба, стояла абсолютная тишина, только сейчас это не казалось ему успокаивающим!

Он не знал, где еще искать Занилу. Когда ближе к полуночи он покидал спальню, она крепко спала. Он знал, что из своего путешествия в далекое прошлое она не вернется раньше рассвета, и поэтому уходил спокойно. Ну, почти спокойно… Хотя что он мог изменить? Днем ему постоянно нужно было находиться рядом с ней, а поместьем кроме него заниматься было некому. Он делал так и в предыдущую ночь, и все было нормально. Когда же сегодня он, проверив посты, меньше чем через час вернулся, ее в спальне не было! Смятая постель успела остыть, а вместе с Занилой пропало и ее платье. Из этого он сделал вывод, что она вышла куда-то из дома, иначе просто не стала бы одеваться. Но, тем не менее, дом он все-таки проверил в первую очередь. Но там ее не было, как и на берегу залива, как и в казармах… И Ледь просто не знал, где еще ее можно искать!

— Златополк! — оклик заставил Ледя обернуться. По дорожке, ведущей от западных ворот, к нему со всех ног бежал Лука. Он вообще-то был одним из оборотней его отца, но после совместной поездки из Махейна в Годрум так и остался в его стае. Светлые волосы парня растрепались, он заметно запыхался, а это значило, что он очень торопился! И Ледю это совсем не нравилось, как и выражение его глаз, как и то, что он назвал его полным именем, а не привычным прозвищем…

— Что случилось? — Ледь не выдержал и шагнул навстречу парню.

— Я сегодня дежурил на главных воротах, — торопливо, запинаясь, начал рассказывать оборотень. — Я видел, как из поместья выбежал один из наших! Ну, в зверином обличье… — он на секунду замялся, словно подыскивая слова. — Я не смог его узнать, но несся он так, словно не владел собой!

Ледь выругался, в раздражении откидывая со лба непослушные темные волосы. Похоже, он был прав, когда предполагал самое худшее!

— Когда это было? — Ледь с трудом заставил себя стоять на месте, а не броситься к оборотню, заставляя сразу же рассказать все, что ему известно.

— С полчаса назад. Я не мог тебя разыскать… — оборотень не поднимал на него глаз, словно чувствовал себя виноватым. Ледь глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки. Если кто и виноват, то только он сам! А мальчишке еще повезло, что он сообразил не бросаться вдогонку… — Кто это был, Златополк?

— Занила, — ему было почти физически больно произносить это имя. Светло-голубые глаза мальчишки полыхнули пониманием, мгновенно сменившимся ужасом. Кажется, ему не нужно ничего объяснять, он и сам догадался…

— Но как же?.. Ей же еще рано!

Ледь вновь запустил пальцы в рассыпающиеся волосы. С тех пор, как он пожертвовал свою любимую ленточку Заниле, он так и не удосужился найти себе новую. От этой мысли почему-то стало еще больнее.

— Я тоже так думал. Поэтому и оставил ее одну, — он старался говорить спокойно, не выдавая терзавших его боли и отчаяния. Нельзя, чтобы младший оборотень видел в таком состоянии сына Кай'е Лэ стаи, но, похоже, ему не слишком-то это удавалось.

— Может быть, она сумеет справиться? — проговорил оборотень.

Ледь грустно усмехнулся: отлично, этот мальчишка его уже успокаивает! Он покачал головой:

— Безумие первого обращения… С этим никто не справляется самостоятельно, ты же знаешь!

Лицо Луки передернулось. Очевидно, он вспомнил, каково ему самому было в первый раз окунуться в волну кровавого безумия. Но с ним-то тогда был его инициирующий оборотень. А Занила оказалась совершенно одна. Темные Боги, почему это произошло так рано?! Он должен был быть рядом с ней, чтобы остановить и помочь!..

— С этим никто не в состоянии справиться! — повторил он. — Это сильнее, чем голод. Невыносимее жажды. Сводит с ума быстрее похоти… Когда необходимость пролить кровь становиться важнее целого мира! — Ледь заставил себя остановиться: ему не понравилось выражение глаз Луки. Определенно, мальчишка еще слишком молод. Не хватало еще, чтобы вместо одного обезумевшего оборотня в поместье таких оказалось двое! Ледь тряхнул головой, рассыпая волосы по плечам и отгоняя сомнения. Нужно действовать! Пусть его не было рядом с ней в момент обращения, но может быть, он еще успеет остановить ее, пока она не залила эту ночь волной крови! — Ты можешь сказать, куда она направлялась? — спросил он у Луки. Мальчишка кивнул.

— По прибрежной дороге, в сторону Годрума!

Огромная белоснежная кошка с места сорвалась на стремительный бег, оставив его восхищенно смотреть вслед.

Занила наблюдала за надсмотрщиками, приближавшимися со стороны слабо освещенного коридора к клетке, в которой она устроила свою маленькую охоту. С бега они перешли на шаг и вообще вели себя явно настороженно. Занила ощущала исходящий от них страх. Не только запах — было что-то еще, изменявшее энергию внутри этого подземного коридора. А любые колебания силы в окружающем пространстве она просто не могла не ощутить своим кружевом. Также как и не могла перестать вдыхать воздух. Так ярко пахнущий и почти осязаемый на ощупь страх этих людей настойчиво толкался в ее сознание, словно приглашение к продолжению охоты.

Надсмотрщики приближались. Один из них нес факел. Пятно света вокруг него ярко полыхало, заставляя особенно черные тени метаться по стенам. Но пока люди были в нескольких аммах от решетки, отгораживавшей загон для рабов, этот свет скорее мешал им, чем помогал. За границей освещенного круга тьма сжималась еще плотней. А вот Занила могла видеть их прекрасно. Впрочем, у нее бы это и без света получилось. Она стояла совсем близко от решетки, но, судя по тому, как настороженно бегали глаза надсмотрщиков, они не видели ее, надежно укрытую темнотой. Она не двигалась, позволяя им подойти как можно ближе. Если ей повезет, они окажутся на расстоянии удара. И за ее спиной в клетке тоже все было тихо. Либо там уже не осталось никого живого или, как минимум, находящегося в сознании и способного звать на помощь, либо рабы просто предпочли не высовываться, предоставив надсмотрщикам действовать на свой страх и риск. Занила не отвергала такой возможности. Она достаточно долго прожила в голрумском цирке, чтобы догадываться: представься рабам возможность прикончить нескольких надсмотрщиков, изобразив их жертвами ночного нападения, и они воспользуются этой возможностью! Люди! Рабы. Люди…

Первый из надсмотрщиков подошел достаточно близко, чтобы свет от факела выхватил из темноты стальные прутья решетки, дверь посередине, когда-то такую надежную, а сейчас практически сорванную с петель. Огонь высветил фигуру огромной кошки, неподвижно замершей прямо напротив прохода. Посреди непроглядной черноты ее белая шерсть словно сияла изнутри, даже несмотря на густо заливавшую ее темную кровь. Взгляд серых, совсем не звериных глаз, встретился с глазами надсмотрщика, опалив его полыхавшим на их дне огнем: кажущееся, обманчивое спокойствие до предела сжатой пружины, в любую секунду готовой взорваться кровавым смертоносным безумием!.. Факел в руке мужчины дрогнул, пустив шальные тени метаться по стенам. Он отшатнулся назад, с трудом удерживая себя от того, чтобы не броситься прочь. Но остальные надсмотрщики также уже подошли и встали рядом с ним. Их шесть человек и они вооружены. Неужели они не сумеют справиться с каким-то зверем?!

Занила смотрела на людей, замерших посреди коридора. Ей нравилось ловить их взгляды и читать в них страх, а сейчас еще и недоумение. Теперь они видели ее, но от этого, кажется, еще меньше стали понимать, что же здесь произошло. Рабы, прибежавшие отсюда, вопили так, будто сами Темные Боги, явившись во плоти, решили разнести цирк по камешку! А они видят перед собой всего лишь зверя, правда, непонятно, откуда взявшегося на одном из самых нижних ярусов…

Мужчины профессиональным слаженным движением разошлись чуть в стороны, перегородив весь коридор живой цепью. Они явно были натренированы сражаться вместе. Правда, обычно против рабов… Безоружных, слабых, решивших почему-то взбунтоваться… Занила усмехнулась, позволив ярче полыхнуть серо-стальному огню своих глаз: сейчас они узнают, в чем разница!

Четверо из шести надсмотрщиков были вооружены копьями длиной примерно с человеческий рост. Именно они вышли чуть вперед, а двое остальных остались по бокам прикрывать их. Тот, что держал в руке факел, передал его своему товарищу, а сам снял с пояса кнут и принялся разворачивать его. Очевидно, надсмотрщики решили попытаться достать наглого зверя издалека, не подпуская близко к себе.

«Хорошая идея, правда, труднореализуемая!»

Занила, слегка присев на задние лапы, мощным прыжком взвилась в воздух, не позволяя надсмотрщикам закончить свое построение. Но мужчина все же успел среагировать. Рука, сжимавшая хлыст, рванулась вверх, и кнутовище с пронзительным свистом вспороло неподвижный, густой от запаха крови и страха воздух. Он метил прямо в морду летящей на него кошке. Он должен был попасть: среди своих товарищей надсмотрщик не зря прославился своей способностью одним метким ударом усмирять зарвавшихся рабов!.. Но Заниле это было неизвестно. В самой верхней точке прыжка оборотень невозможным, нереальным движением извернулась, подставив под удар мускулистый гладкий бок. Кончик хлыста встретился с густым плотным мехом и соскользнул с него. Занила почувствовала только слабый тычок и никакой, даже самой слабой, боли! Ее шкура была защитой более надежной, чем любой доспех! Если бы у надсмотрщика была плетка, утяжеленная на конце металлическими шариками или шипами, это, возможно и принесло бы ему удачу, а так… Массивное тело с размаху врезалось в человека, сметя его вместе с его кнутом на пол. Мужчина и оборотень покатились по каменным плитам. Надсмотрщик в ужасе завопил, как за последнее спасение, цепляясь за свою плетку, хотя размахнуться и ударить ей уже просто не мог! Другие подскочили к ним, но тоже не решались ударить, боясь попасть в своего.

Занила, оттолкнувшись задними лапами, в очередной раз перекатившись и наконец-то прижав плечи мужчины к каменному полу. Клыки сомкнулись на его горле и рванули прочь, заставив во все стороны взметнуться фонтанчики горячей крови. Тело человека задергалось в предсмертных конвульсиях, но Заниле было уже не до него. За ее спиной были еще пять его товарищей, и теперь они точно не будут ждать.

Она развернулась как раз в нужный момент, чтобы заметить копье, нацеленное ей в грудь. Она прыгнула, но не вверх, как обычно, а вниз, почти вплотную прижимаясь к полу. Проскользнула под удар и, только оказавшись почти вплотную к мужчине, взвилась в воздух. Белоснежные клыки в пару эцбов длиной ярко сверкнули посреди темной от залившей ее крови морды, и уже в следующее мгновение мощные челюсти сомкнулись на запястье мужчины, удерживавшем копье. Хруст древка и человеческой кости заглушил вопли боли. Занила разомкнула челюсти, позволив упасть на пол деревяшке, перекушенной практически пополам. Кисть надсмотрщика все еще продолжала болтаться, соединенная с остальной рукой тонким лоскутом кожи. Каменный пол коридора заливал поток крови. Занила не дала надсмотрщику опомниться или отшатнуться подальше. Она подняла свое тело в полупрыжке, передними лапами ударяя в грудь мужчины. Когти, тверже, чем сталь, легко вскрыли его кожаную броню, вспороли кожу и мышцы, с противным скрежетом царапнули по ребрам. Человеческое тело рухнуло на пол, и Занила отскочила прочь от него. Все ее тело сжалось стальной напряженной пружиной, готовое к очередному нападению и к новому стремительному прыжку.

Один из надсмотрщиков вдруг пронзительно заорал. Оборотень с недоумением повернулась к нему: почему он кричит, она ведь до него еще даже не дотрагивалась? Мужчина выкаченными на лоб глазами смотрел на тело своего товарища, в предсмертных судорогах дергающееся посреди коридора. Сквозь развороченную грудную клетку было отчетливо видно, как рывками бьется его сердце, и пузырится воздух на бледно-розовых легких… Надсмотрщик стремительно развернулся и бросился прочь по коридору, оставив и окровавленные тела и своих еще сжимавших оружие в руках товарищей! Впрочем, последние изо всех ног побежали вслед за ним! Всего пару минут назад их было шестеро, и они были твердо уверены, что легко справятся с каким-то странным зверем. Теперь их на двое меньше, а от уверенности не осталось и следа.

Занила бросила взгляд на клетку за своей спиной. Ей казалось, что там еще оставался кто-то живой. С другой стороны, надсмотрщики, вооруженные и так стремительно убегающие, — гораздо более интересная добыча! Оборотень стремительным прыжком сорвалась с места и понеслась вслед за ними.

Она слышала впереди топот их шагов, бряцание оружие, дыхание, очень быстро ставшее хриплым, ощущала шлейфом тянущийся за ними запах страха — самый соблазнительный из известных ей ароматов! Она бы не смогла устоять перед ним, даже если бы захотела. Она прибавила скорость, в несколько длинных прыжков почти догнав их. Теперь она видела их — четыре тени и яркое пятно факела, отбрасывающее по стенам сумасшедшие тени. Вдруг надсмотрщик, несший его, развернулся и, не останавливаясь, метнул его в Занилу. Расчет был не таким уж и глупым: животные часто бояться открытого огня. Но она-то зверем не была! Как и человеком тоже… Занила легко скакнула в сторону, пропуская деревяшку с горящей паклей на конце сбоку от себя.

Они неслись по коридорам. Поворот, лестница, снова поворот… Занила помнила, как совсем недавно кралась по ним же в поисках добычи. Если бы она постаралась, она, наверное, вспомнила бы, как три года ходила по ним рабыней по имени Зан Звон Стали. Но все это сейчас больше не имело значение! В ее серо-стальных глазах полыхало алое безумие. Весь ее мир сжался до четырех человек, бегущих впереди нее по коридору, до их затравленных взглядов, когда они решались оглянуться, до звуков их хриплого сбивающегося дыхания, до запаха страха, казалось, такого плотного, что его можно резать ножом. Или рвать когтями… Она могла бы догнать их, но она не делала этого: гнать свою добычу, упиваясь ее ужасом, было ничуть не менее сладко, чем разрывать клыками еще трепещущие сердца!

Коридор впереди оборвался очередной решеткой. За ней была чернота и воздух — прохладный, свежий, чуть горько-соленый от близости моря… Занила поняла, куда привели ее надсмотрщики. Она вспомнила это место — там, за этой решеткой, была арена годрумского цирка.

Один из мужчин метнулся к стене, к массивному вороту, поднимающему решетку. Налег на него всем телом, пытаясь повернуть. Обычно массивным механизмом управляли как минимум два человека, но сейчас, очевидно, от страха, надсмотрщику удалось повернуть его и в одиночку. Блоки, веревки и цепи тихо скрипнули, словно недовольные, что их потревожили в столь неурочный час, и решетка начала медленно подниматься вверх. Трое надсмотрщиков неуклюже, цепляясь своим оружием, пролезли под ней. Остававшийся мужчина оглянулся и, убедившись, что его товарищи уже на арене, отпустил ворот и тоже метнулся к решетке. Она поднялась уже достаточно высоко, чтобы ему понадобилось лишь немного нагнуться. Ворот, больше ничем не удерживаемый, тут же начал раскручиваться назад, а решетка поехала вниз. Надсмотрщики с той ее стороны замерли, надеясь и не веря, что они уже в безопасности! Занила стремительно метнулась вперед, выжимая из своего тела все, на что оно было способно. Она должна оказаться на арене до того, как решетка вновь закроется: ей совсем не улыбалась перспектива щелкать клыками о стальные прутья в тщетных попытках добраться до такой близкой добычи! Выломать эту решетку у нее вряд ли получиться…

Прыжок, покрывший несколько аммов. До решетки осталось совсем немного, но она опускается слишком быстро… Оборотень с размаху рухнула на бок, на одной инерции взятого разбега пролетая под ней. Передние лапы взрыли фонтанчики белоснежного мельчайшего песка на арене. Надсмотрщики ринулись прочь, поняв, что их затея не удалась. Занила развернулась, отталкиваясь задними лапами, вскидывая свое тело в прыжок. Она вытянулась в струнку, напрягая все мышцы в одном желании — достать вновь ускользающую добычу. Изогнутые бритвенно острые когти зацепили ногу человека, оказавшегося наименее быстрым. Он завопил, а Занила дернула его на себя. Она знала: он не сможет освободиться, если не решится выдрать приличный кусок мяса из своего бедра. Слишком резко дернула она… Мужчина рухнул на песок, заливая его ярко-алым пульсирующим потоком из разорванной артерии.

Резкая боль пронзила левую лопатку Занилы. Она зашипела и развернулась в ту сторону. В шаге от нее стоял другой надсмотрщик, в руках он сжимал копье, с наконечника которого капала кровь. Очевидно, это его он в нее и воткнул. А теперь замахивался снова, чтобы нанести очередной удар, метя уже в грудь. Занила подобралась, напружинив задние лапы, готовясь к прыжку ему наперерез. Она совсем не была уверена, что ее передняя левая предательски подгибающаяся лапа не подведет ее в самый неподходящий момент. Но разве это имело значение?! Она объявила охоту сегодня и намерена ее продолжать. Она пролила уже столько крови, что в ней можно утонуть, но ей было мало! Ей теперь всегда будет мало… Крови, боли, страха… Она оборотень, она зверь, она чудовище!.. И она сама это выбрала.

Маленькая серо-коричневая тень с пронзительным щелканьем метнулась наперерез надсмотрщику, прямо ему в лицо. Мужчина завопил, копье, уже занесенное им для удара, нелепо воткнулось в землю, но он этого не заметил. Его руки выпустили древко, а сам он попытался отодрать от себя звереныша, тонкими, но от этого не менее острыми когтями и клыками полосующего ему лицо и голову. Длинный лысый хвост с пушистой кисточкой на конце остервенело метался по его груди, словно тоже старался ударить побольнее.

«Кор…» — Заниле показалось, что прохладным ночным воздухом вдруг стало невозможно дышать. Кор… Ее звереныш. Ее маленький, любимый, злобный, ласковый демон! Неотделимая часть ее души. Потерянная и найденная… И забытая! Так же как и другая, еще одна, частичка — норла. Только теперь все, кажется, вставало на свои места. Арена цирка… И не имеет значения, что сейчас не раскаленный сияющий полдень, а глубокая ночь. Луна зашла, и небо бархатное и непроглядно-черное в бриллиантовой россыпи звезд. На трибунах ни одного зрителя. Они призрачно, нереально пусты… Но разве ей когда-нибудь было дело до них? Даже когда зрители, захлебываясь, вопили ее имя, на арене она всегда была одна! Она, живое тепло Кора рядом, надежная сталь норлы в руке, сумасшедшая свобода, бегущая по жилам, заменяющая ей кровь… И противники, посмевшие выйти на ее арену!

На секунду показалось, что кошка просто присела на задние лапы, но в следующее мгновение ее фигура словно размылась. Над ней и вокруг нее воздух загустел и дрогнул маревом, волны обращения прокатились по пространству. И в следующую секунду с земли поднялась высокая обнаженная девушка. Ее тело даже в полной темноте, казалось, сияющее изнутри, с ног до головы было перепачкано и в совсем свежей, и в уже успевшей подсохнуть крови. Особенно лицо, на котором полыхали глаза цвета расплавленного серебра, и волосы длиной ниже бедер, словно окунутые в кровь. Но она, казалось, вовсе не замечала этого. Оборотень усмехнулась, обнажив два ряда белоснежных зубов, и вскинула длинный обоюдоострый стальной шест — норлу. Стремительный выпад, и лезвие вспарывает живот надсмотрщику, все еще пытавшемуся отцепить от своей головы суриката. Занила тут же отступает, извлекая клинок назад. Вместе с ним вырывается фонтанчик темной крови, а из горла человека — захлебывающийся хриплый вскрик. Тело начало заваливаться на землю, и звереныш ловко соскочил с него, оказавшись у ног Занилы.

Она огляделась по сторонам. Два еще остававшихся в живых надсмотрщика успели отбежать на противоположный конец арены. Занила уже наохотилась вдоволь этой ночью. Но даже если бы она захотела, она уже просто не могла оставить их жить: они видели слишком много. Она стремительно шагнула в их сторону, слыша, как тихо осыпается и шуршит мельчайший песок под ее босыми ногами. Обращение из звериного в человеческий облик залечило рану на ее плече, и теперь она снова могла двигаться так же легко, как и прежде. Заметив ее, надсмотрщики замерли: бежать дальше им было просто некуда. Выскочив на арену, они сами себя загнали в ловушку. Конечно, были и другие ворота, но они также были забраны решетками, открывавшимися исключительно изнутри.

До людей оставалось с десяток аммов, Занила вскинула норлу в одну из своих любимых боевых стоек — запястье и предплечье словно обвиваются вокруг рукояти, одно лезвие лежит вдоль плеча, а второе выступает далеко вперед смертоносным острым жалом. Один из мужчин, сжимавший копье в трясущихся руках, выглядел совсем не опасным. Очевидно, на месте его удерживало только сознание того, что бежать дальше некуда, а может быть, нежелание оставаться одному. Второй казался несколько более собранным. Он был вооружен топором на длинной рукояти и еще какой-то странной штуковиной, представлявшей из себя шипастый шар на стальной цепочке. Мужчина пропустил ее между пальцев и теперь раскручивал. Оборотень сделала еще шаг к людям. В их глазах стоял ужас, ничем уже не прикрытый и не рассуждающий. И еще шаг вперед: она пришла сюда не для того, чтобы любоваться на них!

Стремительный поворот вокруг себя. Волосы темной от крови волной взмывают вверх, отвлекая внимание, скрывая выпад, который делает Занила, пряча острое жало норлы, сейчас являющееся продолжением ее руки. Надсмотрщик выпускает из рук копье и пытается зажать горло, перерезанное от уха до уха, но только захлебывается волной хлещущей крови, а Занила уже не смотрит на него. Она поворачивается к своему последнему противнику. Норла взвивается вверх с ее плеча, со свистом рассекает воздух почти идеальным полукругом, норовя рассечь его пополам, но ей наперерез несется шипастый шар. Цепь обвивается вокруг клинка и рукояти норлы, и Занила даже со всей ее нечеловеческой реакцией ничего не успевает сделать, когда мужчина изо всех сил дергает ее на себя и тут же с глухим вскриком опускает на нее свой топор. Под стремительно опускающимся на ее руку лезвием Занила должна была выпустить норлу, оставаясь безоружной, или расстаться с рукой, которая наверняка оказалась бы перерубленной, но она не сделала ни того, ни другого. Ее рука скользнула на второе лезвие, оказавшееся свободным от цепи. А в следующее мгновение топор с пронзительным звоном опустился, вдребезги разбивая костяную рукоять, изгибая лезвие…

За звоном металла о металл Заниле послышался совсем иной, предсмертный крик. Или, может быть, это она не узнала свой голос? Норлы больше не существовало. В руке у нее остался один клинок, у которого даже не было рукояти…

Мужчина с глухим вскриком вновь вскинул топор, метя в голову оборотня. Она подняла на него глаза, словно с трудом понимая, что здесь происходит. Но так было лишь долю мгновения. Ее рука сжалась вокруг бритвенно острых лезвий клинка, развернула его от себя и одним неуловимым глазом движением вбила его в лицо человека, прямо в его раскрытый в крике рот, заставив подавиться сталью, кровью и крошевом собственных зубов.

Занила выдернула клинок назад и только после этого разжала пальцы, позволив ему упасть на песок. Ее ладонь была прорезана до костей, и даже ее способность к излечению не могла заставить стремительно стекающую кровь остановиться. Занила опустилась на колени, боль только сейчас начала накрывать ее, словно пробиваясь сквозь окружавший ее кокон энергии. Только вот ей казалось, что это болит не ее рука, а норла, обломки которой валялись на песке…

Пронзительное щелканье заставило Занилу вздрогнуть и обернуться. Она посмотрела туда же, куда был устремлен взгляд зверька. Решетка, перекрывавшая ворота на дальнем конце арены, медленно поднималась вверх. И оборотень прекрасно понимала, что это значит: через пару секунд здесь окажутся еще надсмотрщики, спешащие на помощь своим товарищам. Они, конечно, опоздали, но вот поймать одного особенно наглого оборотня им времени вполне может хватить. Она не сможет драться, оставаясь человеком, а если обернется при них, значит, биться ей придется до конца… Кор прав: нужно уходить отсюда прямо сейчас!

Занила решительно поднялась с колен. Здоровой рукой собрала с песка обломки норлы и, закинув их в энергетический карман, стремительно вогнала свое тело в волну обращения.

Надсмотрщики, не дожидаясь, пока решетка поднимется до конца, один за другим высыпали на арену, но они были слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь кроме смазанной тени, метнувшееся вверх — с арены прямо на нижний ряд трибун. Никто из них не попытался преследовать эту тень: ни зверь, ни человек не может запрыгнуть на восемь аммов вверх… И четыре окровавленных трупа на арене — лучшее тому подтверждение.

Волна обращения схлынула, оставив на вершине прибрежного холма, поросшего колючей невысокой травой, обнаженную девушку, с ног до головы перепачканную в темной засохшей крови. Занила медленно опустилась на колени, словно слишком устала, чтобы стоять. Может быть, это было и так, только вот усталость была совсем не физической. Очередная смена облика залечила порезы на ее руке, и теперь на ладони остались только пятна крови — для разнообразия ее собственной. Обломки норлы, извлеченные из энергетического кармана, Занила аккуратно опустила на землю перед собой. Она не оставила их в цирке, потому что для его обитателей это редкое оружие даже в столь плачевном состоянии могло оказаться слишком знакомым. Во всяком случае, она себе самой сказала так: она не хочет быть узнанной. Но почему же сейчас она, кажется, снова не готова расстаться с покореженными ударом топора клинками? Словно она еще собирается ими драться… Нет, это невозможно. Норла мертва, и ее не спасти.

Кор сидел в паре аммов от Занилы абсолютно тихо и неподвижно. Это было странно. Обычно он всегда норовил забраться ей на плечо или, как минимум, на колени. И свою шерстку, на которую попало немного крови, он тоже не торопился вычищать. Просто сидел и смотрел на нее своими круглыми темно-фиолетовыми немигающими глазами, словно ждал чего-то. Занила оторвала взгляд от обломков норлы и посмотрела на звереныша. Когда они убегали из цирка, мечась по трибунам, переходам и коридорам, ему удавалось, не отставая, следовать за ней. Почему же сейчас он не подходит ближе? Может быть, он обиделся на свою хозяйку за то, что все девять дней, прошедшие с момента инициации, она ни разу не вспоминала о нем? Занила почувствовала, как жгучая волна стыда и раскаяния захлестывает ее. Она бы точно обиделась и больше не простила! Если бы она умела, она бы покраснела сейчас. Если бы это было видно под коркой засохшей крови, покрывавшей ее лицо…

«Прости меня…» — тихий, полный сожаления мысленный образ в сторону Кора. Занила могла только порадоваться, что ей теперь совсем не обязательно прикасаться к нему, чтобы чувствовать его и общаться с ним. В ответ только ничуть не изменившийся взгляд темно-фиолетовых глянцевых глаз. Они настолько блестящие, что обычно в них отражается целый мир. А чаще всего — ее собственное лицо. Но только не сегодня.

«Где ты был все эти дни?» — Занила была уверена, что он понимает ее ничуть не хуже, чем раньше. И этот вопрос ее действительно интересовал. Она не волновалась по поводу того, что Кор на девять дней остался без ее заботы: пропитание себе он прекрасно способен раздобыть и сам. Она не могла себе простить того, что забыла о его существовании! И она совсем не была уверена, что вспомнила бы, если бы он сам не нашел ее этой ночью, не спас ей жизнь… Как делал это и много раз раньше.

Неподвижность и внимательный взгляд Кора все больше не нравились Заниле. Как ей объяснить ему, что на эти девять дней она просто выпала из реальности: сначала инициация, потом эти сны, в которые она уходила каждую ночь, и Ледь, от которого не могла оторваться днем… Занила наклонилась вперед и протянула руку, чтобы прикоснуться к пушистой, немного взъерошенной шерстке на спине звереныша. Кор оскалился, обнажив два ряда острейших клыков, и отскочил на пару тефахов назад. Занила с недоумением посмотрела на свою руку. Может быть, с ней что-то не так? Та была перепачкана в крови всех тех людей, что она убила за сегодняшнюю ночь. Но когда Кора такое останавливало? Сколько раз на арене годрумского цирка они убивали одного врага на двоих! Занила попробовала еще раз протянуть руку. Неужели он настоль обиделся, что теперь не будет подходить к ней? Это было бы для нее вполне заслуженным наказанием, но не слишком ли жестоким?

Еще один прыжок по направлению от нее и громкое совсем недружелюбное щелканье. Таким образом Кор обычно реагировал на посторонних людей по своей глупости решивших его погладить. Но на ее прикосновения никогда! Он словно не узнавал ее… Занила, кажется, вовсе перестала что-либо понимать. Темно-фиолетовые глянцевые глаза звереныша были слишком блестящими, чтобы в них можно было что-либо разобрать, но когда ей нужно было заглядывать в них, чтобы понять его состояние?!

Занила открыла свое кружево, каждой каплей силы в нем ощутила энергию, разлитую в окружающем пространстве, позволила себе соединиться с ней и затем по ней потянулась к Кору. Она не пыталась передать ему свои мысли, теперь она хотела знать, что он думает. Звереныш вздрогнул, вздыбив шерсть, явно ощутив ее прикосновение. На секунду Заниле показалось, что он сейчас снова отпрыгнет точно так же, как минуту назад отшатывался от ее руки. Но он остался на месте и даже раскрыл перед ней свое кружево. Он хотел, чтобы она заглянула в его мысли! Это показалось Заниле обнадеживающим.

Она осторожно, боясь напугать резким движением или причинить вред, прикоснулась к его кружеву, выделяя его среди энергетических потоков окружающего пространства. Это было похоже на более теплое течение посреди океана, и, найдя его, оставалось лишь следовать за ним. И Занила позволила себе нырнуть в его глубину — погрузиться сквозь глянцевую поверхность темно-фиолетовых глаз…

Огромная белоснежная кошка, рывком лапы распахнув дверь, выскакивает из гвардейских казарм и стремительно, не замечая ничего вокруг, несется к воротам поместья… Кошка сидит на развилке дорог и, подняв голову с плотно прижатыми ушами, настороженно нюхает воздух… Вот она влетает в окно, казалось, даже не заметив сопротивления, в щепки разнесенных ставен… Кошка, крадущаяся по полутемным коридорам, ориентируясь на запах как на путеводную нить… Нашедшая цель, ударом лапы ломающая массивный замок, начавшая охоту… Кошка убивающая, разрывающая тела людей, слизывающая капли горячей крови длинным светло-розовым языком и убивающая снова… Снова и снова!..

Занила задохнулась и попыталась отшатнуться, разрывая контакт с кружевом Кора. Он показал ей уже достаточно. Теперь она знает, что он видел все! А ей самой смотреть на это еще раз совсем не обязательно. Она и так помнит каждую секунду этой ночи…

«Кошка! Враг!» — ворвался в ее сознание мысленный образ прежде, чем она разорвала контакт с Кором. И громкое яростное щелканье лучше любых слов подтвердило, что это он о ней!

Занила наклонилась вперед, опершись руками о твердую каменистую почву. Она больше не пыталась прикоснуться к Кору: он ясно дал понять, что если она сделает это, он нападет на нее. Она не боялась его укусов, просто она, несмотря ни на что, не могла поверить, что для него она превратилась в одного из чужих — из тех, кому никогда не дозволялось прикасаться к его пушистой вечно встрепанной шерстке. И даже хуже — теперь она стала одним из врагов — оборотней, к которым сурикат испытывал инстинктивную ненависть. Он объяснил ей, она поняла. Но поверить не могла… И проверять тоже не хотела!

Он не обиделся на нее за девять дней отсутствия. На чужих ведь не обижаются!

Она подняла голову, но все еще продолжала сидеть, наклонившись вперед, словно только руки, опиравшиеся о землю, удерживали ее от падения. Кор поднял вверх длинный голый хвост с пушистой кисточкой на конце и, не поворачиваясь к Заниле спиной, отскочил на амм назад. Снова защелкал, явно предупреждая, чтобы она не думала останавливать его. Потом повернулся и, опустившись на все четыре лапы, поскакал прочь. Какое-то время серо-коричневая кисточка на его хвосте еще мелькала между зарослей жесткой травы, а потом исчезла.

Занила закрыла глаза, с силой сжимая веки. Она не хотела видеть, как он уходит, запретив ей его догонять. Не хотела верить!.. Только закрытые глаза никогда еще и никого не спасали от правды. Она знала, что он ушел, навсегда оставив ее одну. Они больше не увидятся. Он очень хорошо объяснил ей!

Занила вскинула голову к небу, такому непроглядно-черному, словно эта ночь и не думала кончаться, и глубоко вздохнула. Не помогло. Боли было так много, что не проглотить. Она застревала в горле комком горечи.

«Прощай, Кор!» — она сказала это ночному небу, ветру, задевающему ее за лицо, сухим колючим венчикам травы, шуршащим вокруг ее тела, потому что никого другого вокруг нее уже не было. Она не будет пытаться его догнать. Он ушел, и это было больно, но удивления она не испытывала. Потому что девять дней спустя, настало время вспомнить все. Она всегда знала, что он ненавидел оборотней. А она стала одной из них. И этого не сможет отменить даже то, кем она была для него раньше. Сегодня ночью на арене годрумского цирка маленький звереныш спас ей жизнь. И в благодарность за это она не будет его догонять, пытаться остановить, вынуждать напасть на себя, как на одного из Хозяев Леса!..

Она всегда знала, что так будет. Точнее, могла бы знать, если бы дала себе труд задуматься, вспомнить о своем звереныше до инициации. Но она забыла о нем уже тогда, сосредоточившись на недавнем поражении и необходимости добиться победы в следующий раз любой ценой! Хотя, если бы и вспомнила, разве это изменило бы хоть что-нибудь? Вряд ли. Она приняла решение. Ей нужна была сила, и ради нее она пожертвовала своей душой. И жизнь звереныша — единственного близкого существа на протяжении последних нескольких лет — была бы лишь песчинкой, не способной сместить чашу весов!

Она приняла решение. И заплатила установленную цену. Правда, она оказалась несколько больше чем она рассчитывала: не только ее жизнь и жизнь Кора, но еще и норла. Занила опустила глаза на обломки клинков, по-прежнему лежащие на земле возле ее коленей. Мертвых клинков… Ей нужно вспомнить, как она жила без них.

Ветер родился где-то высоко над вершиной холма. Пронесся, задевая сухие, колючие, шуршащие травинки. Заставил целое море колыхаться вокруг Занилы. А внизу, у подножия холма, было другое море — настоящее — прохладная вода, соленая до горечи. Занила задала вопрос и получила его не в порыве ветра, и не в шуме волн — он всегда был в ней самой… Ненависть! Одно короткое слово, вобравшее в себя целую жизнь. Она ведь ради нее согласилась стать одной из Хозяев Леса! Или она и об этом успела забыть за девять дней?!

Да, успела.

Хотя, «успела» — слово не совсем верное. Оно о времени, и в нем подразумевается, что его было мало, а это не так. Девять дней — понятие относительное. А для нее время и вовсе остановилось, отгороженное границей поместья, не нашедшее входа в огромный дом, не сумевшее пробраться в светлую комнату под самой крышей, в наклонные окна которой было видно только ярко-голубое небо и такое же море, словно линии горизонта и не существовало вовсе… Море без конца… Там, на широкой постели, ставшей целым миром для двух обнаженных тел, времени просто не существовало. Ледь запретил ему приближаться к ним!

«Ледь…» — ее темноволосый оборотень… В какой момент он перестал напоминать ей своего отца? Его отца — ее Хозяина… Что ж, вот она и вспомнила! Насмешливые непроглядно-черные человечьи глаза на кошачьей морде, еще белоснежной, за секунду до того, как страшные клыки вонзятся в ее шею. Через минуту после того, как меч в его руке отрубил голову ее отцу!

Как она могла забыть? Как она могла поверить, что для нее в жизни возможно что-то иное?! Больше она не будет заблуждаться, потому что она вспомнила.

Занила медленно, словно больше не была уверена в своем теле, поднялась на ноги. Потом подобрала с земли обломки норлы. Легко, почти не задумываясь над своими действиями, создала энергетический карман и закинула их в него. Она не собиралась ими драться. Просто с оружием, которое три года было неотделимой частью твоей души, не так-то просто расстаться, даже если оно уже никогда не защитит тебя своей стальной надежностью. Занила огляделась, легко отыскивая в прозрачной ночной темноте направление к Годруму. Ей туда. Раз уж она все вспомнила этой ночью, пора сделать шаг вперед. Пока желание оглянуться не стало невыносимым!

Ледь… Златополк. Золото. Темноволосый оборотень… Сын ее врага!

Волна обращения, горячим ветром взметнувшаяся на вершине холма, оставила после себя только огромную кошку, стремительным прыжком тут же скрывшуюся в высокой сухой траве.

Есть вещи, о которых нельзя вспоминать. Может быть, она позволит себе потом, когда подойдет к концу эта невозможно длинная ночь. Хотя кто сказал, что это «потом» наступит?

Глава 7. Слишком длинная ночь

Город-государство Годрум.

Бывший дом пиратского адмирала Тайко-Сида, а теперь дом боярина Родослава, расположенный в самом центре Годрума, этой ночью глубоко спал. Хозяин только накануне вернулся из похода, и большинство гвардейцев, плававших на кораблях вместе с ним, получили в свое распоряжение пару дней отдыха и сейчас с удовольствием этим пользовались. Только оборотни, которым на эту ночь не повезло оказаться в числе часовых, несли свою службу во внутреннем дворе и на первом этаже роскошного дома.

Впрочем, через пару часов после полуночи спокойный сон был разрушен огромной белоснежной кошкой, ворвавшейся в ворота. Часовые узнали Златополка — сына Хозяина и беспрепятственно пропустили его внутрь, в покои отца. И почти сразу дом стал напоминать растревоженный улей. Впрочем, ненадолго. Приказы боярина Родослава были четкими и решительными. И вскоре уже все гвардейцы, разбуженные посреди ночи, разбились на группы, которые одна за другой покинули дом. До рассвета, когда Годрум начнет просыпаться, им нужно было прочесать весь город. Ледь и Зуру возглавили каждый по группе и тоже ушли, а сам Родослав остался в доме: он должен помочь своему сыну, он должен быть здесь, когда оборотни найдут и приведут сюда ту, за которой они ушли.

Боярин посмотрел, как гвардейцы, оставшиеся в доме, закрыли ворота за последней отправившейся на поиски группой, и только после этого вновь поднялся в свои покои. Дверь в спальню была открыта, смятая постель искушала мягкой подушкой, но он прошел мимо. В самом конце коридора располагалась оранжерея, и сейчас боярин шел именно туда. Только заселившись в этот дом и в первый раз осматривая его, Родослав, обнаружив эту комнату, вначале просто не поверил своим глазам: ну кто бы мог подумать, что грозный пиратский адмирал Тайко-Сид бережно выращивает в специально приспособленной комнате диковинные цветы, очевидно, специально для него привезенные со всех уголков мира? Потом Родослав посмеялся: только годрумцы, живущие в городе, зацепившемся за каменистую скалу, и не разу не видевшие настоящего леса, могут восхищаться этими жалкими растеньицами в горшках и кадках! А потом он открыл витражные ставни и понял, что, пожалуй, тоже будет проводить здесь немалую часть своего времени, потому что из окна открывался вид на Годрум, лежащий как на ладони, на крепостную стену и на бухту, густо ощетинившуюся мачтами кораблей, немалая часть которых теперь были и его собственными! Как и значительная часть самого города. Именно стоя возле этого окна, лучше всего получалось осознавать, что он добился того, чего хотел, — стал Хозяином Годрума!

На этот раз Родослав, как обычно, сразу же подошел к окну и распахнул ставни. В комнату ворвался сухой прохладный ветер. Боярин знал, что такой воздух вредит нежным экзотическим цветам, но его это волновало мало. Особенно в эту ночь. Даже своим острым зрением высшего оборотня он не видел на улицах города ничего кроме ночной мглы, но он знал, что где-то там его гвардейцы прочесывают амм за аммом в поисках девчонки, так неудачно обернувшейся, когда никого из старших оборотней не было рядом, и сорвавшейся в кровавое безумие первой охоты. Услышав об этом от ворвавшегося в дом Ледя, Зуру повторил однажды уже сказанные слова: «Она опасна!» Родослав тогда лишь усмехнулся в ответ и ободряюще похлопал сына по плечу. Он не собирался возражать старому оборотню. А теперь он думал о том, что его гвардейцы должны найти ее раньше, чем в правоте его слов убедятся мирно спящие сейчас годрумцы!

Боярин облокотился на перила, всматриваясь в небо, которое над скалами уже начало приобретать ярко-синий оттенок — самый первый признак близящегося рассвета. Ветер, долетавший из гавани, терпко пахнущий солью и водорослями, трепал края небрежно застегнутой и даже не заправленной в брюки рубашки. Вопреки своей привычке, сегодня Родослав не был вооружен, только его меч, с которым он никогда не расставался, лежал позади него на столе. Черные бархатные ножны казались средоточием тьмы на светлой поверхности полированного дерева.

Родослав отвернулся от окна, подошел к столу, взял в руки хрустальный кувшин, полный темно-красного тягучего вина, и наполнил им бокал, стоявший там же, но отпить из него не успел. Он всей кожей, самим своим кружевом, ощутил раскаленную волну энергии, стремительно несущуюся по направлению к нему. И почти в ту же секунду он услышал сухой треск ломаемого дерева изящных резных перил и скрежет когтей по полу. В комнату, сквозь раскрытое окно, влетела огромная кошка. Ее белоснежная шерсть местами слиплась от засохшей крови так, что даже сложно было разобрать рисунок черных полос на ее боках. Но Родослав не смотрел на нее: раньше, чем он оглянулся к окну, сработали рефлексы, вырабатывавшиеся ни одно столетие. Такую волну силы может всколыхнуть вокруг себя только один из оборотней, а атаку зверя должен встречать другой зверь!

Хрустальный бокал, полный темно-алым вином рухнул на светлый мраморный пол, когда человеческая рука, державшая его, вдруг превратилась в когтистую кошачью лапу. Волна обращения еще не до конца остановилась, а Родослав в стремительном прыжке уже разворачивался навстречу своему противнику. Только вот и Занила не собиралась ждать. Честный благородный бой с соблюдением правил и вызовом противника на поединок — не для нее! Она пришла сюда не для этого и даже не для того, чтобы побеждать в старой необъявленной войне. Она хотела просто убить своего Хозяина!..

Острые когти оставили царапины на до зеркального блеска отполированном мраморном полу, когда она, вложив все силы в этот прыжок, взметнулась вверх. Родослав не успел увернуться, и ее лапы ударили его в спину. Выпущенные когти вспороли густой мех на лопатках и вонзились в кожу, выпуская тонкие струйки крови. Хозяин глухо зарычал и попытался скинуть ее с себя. Энергия боли и ярости коконом завертелась вокруг них. Но Занила не собиралась выпускать попавшуюся в ее когти добычу и оскалила пасть. Длинные белоснежные клыки почти сомкнулись на шее, ломая хрупкие кости позвоночника. Но Родослав не позволил ей этого сделать. Он не мог подняться, придавленный ее весом, но и сдаваться просто так он не собирался! Он рухнул на пол и, с силой оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, перекатился на спину, подминая ее под себя. Занила не успела среагировать и отскочить, а хуже всего было то, что она вовремя не увидела ножку стола, о которую со всего размаха и приложилась головой!

Она взвыла от резкой боли, ее челюсти клацнули в эцбе от горла Хозяина, а Родослав уже отскочил прочь, оставив на ее когтях клочки своего меха. Занила не позволила ему отойти далеко. Вскочив на лапы, она вновь бросилась на него. По краю сознания, сосредоточившегося лишь на одном желании, промелькнула мысль: почему он не атаковал ее первым, вновь позволив сделать это ей? Но в следующее мгновение Заниле уж точно стало не до размышлений, потому что когтистая лапа мелькнула всего в паре эцбов от ее морды и, ударив в плечо, остановила ее прыжок. Еще один удар лапы Занила пропустила над своей головой, пригнувшись к полу, а потом резко распрямила лапы, взметнувшись вверх, туда, где белело, на секунду оставшееся без защиты горло ее врага! Родослав успел отскочить, назад в грозном рыке распахнув пасть. И Занила ударила по ней. Ее когтистая лапа встретилась с его, как посреди человеческой драки сталкивались стальные клинки. Только на этот раз вместо звона металла о метал лишь рев двух разъяренных кошек. Морды оскалены навстречу друг другу, клыки пытаются прорваться к беззащитной плоти на шее противника, из-под когтей летят клочья меха и там, где они достигли цели, на белоснежной шкуре расцветают алые, стремительно набухающие узоры. Только вот на мехе Занилы, уже и так залитом своей и чужой кровью, они заметны гораздо меньше…

В какой-то момент Родослав поворачивается к ней боком, раскрываясь перед ней, и Занила, слишком увлеченная дракой, чтобы помнить об осторожности, бросается на него. Удар мощной лапы встречает ее на полпути и отшвыривает назад. Она летит через всю комнату, спиной и головой сшибая глиняные горшки с цветами. Волна земли, стеблей и листьев рушится на нее сверху, но Занила вряд ли замечает этого. В ее голове по кругу носится одна и та же мысль: удар лапы Хозяина пришелся ей в шею. Почему же тогда она еще жива? И ответ приходит сам собой, и бесполезно пытаться его отрицать: перед тем, как ударить, он успел спрятать когти. А значит, он хотел просто отшвырнуть ее, заставить остановиться. Почему он не хочет ее убивать?

Словно в подтверждение ее слов Родослав отходит на противоположный конец комнаты, к окну, и там замирает. Секунду кажется, что ничего не происходит, а потом волна раскаленной энергии, взметнувшаяся от него во все стороны, до краев заполняет комнату. Она накатывает на Занилу, заставляя ту недоуменно тряхнуть головой. Она чувствует, как сила, словно обретшая собственный разум, прикасается к ее кружеву, пытается соединиться с ним, будто просит впустить ее внутрь. Никогда еще Занила не ощущала ничего подобного. Сила, разлитая в окружающем пространстве, не имеет собственной души или разума, она не может стремиться к чему-то. И уж тем более не в состоянии действовать самостоятельно! Прикосновения теплой внезапно ожившей силы становятся все настойчивее, и именно эта требовательность вдруг подсказывает Заниле, что же происходит на самом деле. Она поднимает глаза на Хозяина. Тот стоит у окна по-прежнему неподвижно. И даже на этом уровне зрения видно, как его тело окружено словно мерцающим туманом. И требуется всего доля секунды, чтобы понять — это и есть та сила, что сейчас наполняет комнату. Он призвал ее, он достаточно сильный высший оборотень, чтобы подчинить ее себе. И именно он направил ее на Занилу и заставил пытаться проникнуть в ее кружево!

И ей даже не пришлось задаваться вопросом зачем, потому что в следующее мгновение все и так стало ясно. Воздух вокруг фигуры Родослава дрогнул маревом, и тут же ее очертания расплылись. Он вогнал свое тело в трансформацию, и Занила явственно ощутила, как от него по нитям силы, пронизывающим пространство, эта волна докатилась и до нее. И если бы она минуту назад позволила силе соединиться с ее кружевом, чего та так настойчиво и добивалась, сейчас она бы тоже уже меняла облик на человеческий!

Родослав этого и хотел? Кажется, у Занилы скопилось уже слишком много вопросов, а значит самое время их задать. Ну, еще будет совсем неплохо, если Хозяин немного утратит бдительность, поверив, что ему удалось подчинить ее себе!

Занила перекатилась на лапы, а в следующее мгновение поднялась уже в человеческом облике. Откинула упавшие на лицо длинные пряди спутанных волос и посмотрела на Хозяина. Родослав тоже смотрел на нее, и его тонкие губы были изогнуты в усмешке, до краев наполнявшей его взгляд. Пренебрежение в нем обожгло Занилу, заставив в ярости сжать кулаки. Одного этого взгляда и искривленных губ было бы достаточно, чтобы она снова кинулась на него, забыв обо всех вопросах, что собиралась задать.

— Почему ты не хочешь меня убивать?

Ухмылка на его губах стала еще шире:

— А мне казалось, ты будешь мне за это благодарна! Мой сын, когда появился здесь с полчаса назад, утверждал, что тебя настигло безумие первого обращения, и нужно лишь помочь тебе прийти в себя!

— Ты знаешь, зачем я здесь! — ей практически удалось зарычать даже человеческим горлом.

— Продолжаешь охоту? — насмешка в его голосе, казалось, готова выплеснуться через край. — Тебе все еще мало? — он выразительно покосился на ее обнаженное тело, все перемазанное темной, уже засохшей кровью. В отличие от нее, он пронес через обращение всю свою одежду, и даже его волосы, забранные в хвост, ничуть не растрепались. Только вот Занилу меньше всего сейчас волновал внешний вид, как его, так и ее собственный!

— Почему ты не хочешь меня убивать?! — каждое слова рыком разносится по комнате. Она заставит его ответить! На это раз в угольно-черных глазах полыхнуло что-то кроме усмешки, что-то настоящее…

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле! Я не поверю. Так же, как и в твою безобидность. Даже человеком ты была очень сильным бойцом, а теперь ты стала не менее сильным оборотнем. Мне нужны такие в моей стае! Я всегда знал, что рано или поздно ты придешь к нам. И я был бы плохим Хозяином, если бы вместо этого просто убил тебя!

— Ты излишне самонадеян, Хозяин Родослав, если веришь, что однажды я стану твоим преданным гвардейцем! — теперь настала очередь ее губам изгибаться в жесткой презрительной усмешке, а его титул она выплюнула как худшее оскорбление. Только боярина это ничуть не смутило.

— Твое мнение никого не волнует, дочь кузнеца! После инициации все чувства оборотня отходят на второй план, кроме одного — преданности. Ты ведь успела почувствовать на себе, что значит тяга крови? — его темные глаза не отрывались от ее лица, словно на нем он хотел прочитать ответ на свой вопрос. Занила заставила себя не опускать взгляда. Да, она почувствовала, но сейчас в ее душе, так же как и в ее глазах, не осталось ничего кроме зеркально-холодного блеска стали. Она заставила себя слушать, что ее Хозяин скажет дальше. — А после первого обращения ты уже никогда не сможешь отказаться выполнять приказ высшего оборотня! Это ты тоже уже ощутила. Или тебе мало?

Нет, достаточно. Его слов вполне хватит, чтобы она все поняла. Он считал, что, став оборотнем, она больше не захочет его убивать. Он играл с ней, ни на секунду не веря, что она может быть по-настоящему опасна! Во всяком случае, для него. Потому что с другой стороны он признавал, что она достаточно хороший боец, чтобы заслужить честь стать одним из членов стаи! Что ж, она не разочаровала его. В этом. А вот в другом он ошибся. Он просто не мог предположить, что после инициации она сразу же станет высшим оборотнем. Что она будет такой же сильной, как он. Равной. Не подчиняющейся больше никому! Свободной…

Занила не знала, почему Ледь не рассказал своему отцу об этом.

«Ледь…»

Он влюбился в нее с первой минуты, как увидел, и он знал, что после инициации тяга крови вызовет ответное чувство к нему, а не преданность к какой-то абстрактной стае! А за это она его уже простила…

Ледь. Златополк. Золото. Хозяин Леса. Ее темноволосый оборотень…

Кажется, она знает, как отблагодарит его. Она никогда не расскажет ему, что это он помог ей убить своего отца!

Взгляд ее серо-стальных глаз остановился на мече в черных бархатных ножнах, лежащем на светлой полированной поверхности стола. Небо в проеме окна за спиной Родославо стремительно светлело. Хотя до солнца, как и до конца этой ночи, было еще бесконечно далеко, теперь оно сияло жемчужно-серым светом, таким же, как сталь клинка, каким его помнила Занила. Безо всяких ножен, завернутым в мягкую кожу, еще никого не убившим… Впрочем, этого ей не удастся ему вернуть. Ее собственные руки перепачканы в крови! Вместе с воспоминанием о солнечном утре в кузнице в ее голове вдруг возник голос отца:

«Никогда, Занила, не прикасайся к мечу!..»

«Я не послушалась тебя, папа!»

Только это решение приняли за нее!

Она шагнула к мечу.

Родослав оказался быстрее. Стремительным, неуловимым глазом движением он перетек вперед, мгновенно оказавшись между Занилой и столом, на котором лежал меч.

— Даже не пытайся, дочь кузнеца! В этом теле тебе не справиться со мной! А обернуться в зверя я тебе не дам, — его темные глаза в упор смотрели на ее лицо, ему словно было любопытно, что теперь она предпримет. Смирится? — Нам недолго осталось разговаривать вдвоем. Скоро, не найдя тебя на улицах Годрума, вернуться и остальные гвардейцы.

Занила усмехнулась. Теперь, когда ей остался всего шаг до ее цели, ей начинал нравиться вкус ее ненависти!

— Тогда тебе лучше убить меня побыстрее. Потому что иначе я начну охоту и на других твоих оборотней!

— Они-то чем тебе помешали? — недоумение в низком чуть хрипловатом голосе и во взгляде темных глаз такое искреннее, что трудно не поверить. Что ж, если он действительно не понимает, ей не сложно и объяснить:

— В мою деревню ты пришел не один. Ты убивал там вместе со всей своей стаей! — ей удалось произнести это твердо, так, что голос не сорвался и не дрогнул. Родослав коротко хохотнул в ответ:

— Ты так ничего и не поняла, дочь кузнеца?! Вместе со мной в твою деревню пришли только простые оборотни! Я привел их. Я обернулся, и они сменили облик вслед за мной. Оборотни, если они не высшие, став зверьми, уже не люди! Они делают только то, что им приказывает их Хозяин. И они не могут ослушаться. Я приказал им убивать, и они выполнили мой приказ. Ты и сама поступила бы также, окажись в той деревне, бросилась бы на собственную мать!.. Это была моя охота!

Занила ничего не ответила. Но она услышала и запомнила. В любом случае, пока ее Хозяин стоит перед ней, ей нет дела ни до кого другого! Ни до одного оборотня в мире, пока она не убьет его… Осталось только придумать, как это сделать. Родослав прав: она не может броситься на него с пустыми руками — ей не победить. И даже если она сейчас сменит облик, ей тоже вряд ли удастся с ним справиться — она уже пробовала… Но ведь драться можно не только с помощью тела — когтей и клыков или рук!

Мир стремительно выцвел, когда она рухнула на другой уровень зрения.

— Может быть, тебе пора уже забыть о той деревушке на севере Махейна? — голос Родослава проник даже сюда, не отпуская ее. — Чем тебе не нравится твоя новая жизнь?

Кружево полно серебристо-серым светом… Правда, по сравнению с тем, как нестерпимо ярко сияет силовой каркас Родослава, ее собственный кажется очень бледным! И она даже знает почему: она слишком много силы уже потратила сегодня. Конечно, она бы могла ее восстановить хоть прямо сейчас, соединив свое кружево с энергетическими потоками окружающего пространства и потянув силу из них. Только вот Хозяин до сих пор не перестает контролировать их, и он обязательно почувствует, что она делает! И тогда он сумеет ей помешать. Она не может этого допустить. Внезапность — ее единственный шанс этой, слишком длинной ночью!

Впрочем, в ее собственном кружеве ведь остается еще сила. Пусть немного, но ей хватит. На сегодня. Потому что слово «потом» уже давно не имеет для нее никакого значения!

Кружево раскрыто. И Занила заставляет силу плеснуться наружу. Не только из внешнего каркаса, но и из внутреннего, а потом и из глубинных узлов — всю до капли! Энергия растекается по натянутым струнам сияющего перламутра. Хорошо, что нужно не во все стороны, а только в одну — над головой Хозяина, за его спину, туда, где на гладком дереве столешницы, в черных бархатных ножнах ее ждет меч! Поток силы, который Занила продолжала контролировать, не отпуская от себя даже несмотря на то, что ее собственное кружево стало практически прозрачным, прикоснулся к рукояти, обвиваясь вокруг нее. И Заниле показалось, что она даже так чувствует мягкую слегка вытершуюся кожу оплетки, на прикосновение к которой тревожно откликнулась ее собственная суть!

— Мне не нужна новая жизнь — мне нужна моя!

Клинок вырывается из ножен, не сумевших его удержать, и взвивается в воздух. Проносится над головой Родослава, успевающего только недоуменно оглянуться, и в следующую секунду рукоять уверенно ложится в ладонь Заниле, шагнувшей ему навстречу. Пальцы сжимаются на ней, и она вскидывает его над головой, даже не почувствовав веса. Стремительный поворот запястьем, заставляющий клинок с пронзительным свистом рассечь воздух и описать ровный полукруг. И еще один, совсем крошечный шаг вперед и, завершая поворот, меч встречает на своем пути уже не только воздух. Правда, плоть Родослава кажется ему ненамного более сложным препятствием! Стальной бритвенно острый клинок рассекает шею оборотня и вырывается с другой стороны вместе с фонтанчиком ярко-алой крови.

Занила неподвижно замирает, опустив клинок, позволяя крови скатываться с него. Она не видит, как уже через секунду серебристо-серое в угольно-черных разводах лезвие вновь становится безукоризненно чистым. Она смотрит только на оборотня, точнее на его безжизненное тело, тяжело рухнувшее на пол и оставшееся неподвижным. Потом перешагивает через него и подходит к голове, откатившейся в сторону. Она еще успела заметить, как в непроглядно-черных глазах безвозвратно тает усмешка. А потом рухнула вслед за ним.

Светло-серое небо. Не серебристое, а скорее перламутровое, словно внутренняя поверхность раковины невзрачного моллюска. А на востоке, там, где в него вонзаются башни крепостной стены, еще и сияющее изнутри светом почему-то до сих пор не взошедшего солнца. Когда же закончится эта проклятая Темными Богами ночь?!

Занила села, заставив себя наконец-то оторвать взгляд от предрассветного неба в проеме окна, за выломанными ею периллами. На него она еще успеет налюбоваться, если уж она почему-то осталась жива!

Погружение на другой уровень зрения и беглый взгляд на собственное кружево. Оно сияло ровным, хоть и довольно слабым серебристым светом. А ведь она помнила, что практически полностью вычерпала его, чтобы нанести тот, самый последний удар! Это значит, что пока она была без сознания, ее кружево самостоятельно сумело соединиться с потоками силы в окружающем пространстве и пополнить собственные запасы энергии. Что ж весьма полезное умение!

Опираясь руками на пол, она перевернулась и села, прислушиваясь. Ее тонкий слух высшего оборотня не улавливал никаких звуков во всем огромном доме. Она была одна. Если конечно не считать безжизненного тела, валявшегося на полу в паре аммов от нее. Занила скользнула взглядом по своему бывшему врагу. Он больше ее не интересовал. Теперь — уже нет! Значит, нужно идти. В этом доме ее больше ничего не удерживает, как и в этом городе. Как и в этой жизни! Занила хмыкнула и поднялась на ноги. Потом вновь наклонилась и подняла с пола, осторожно сжав в пальцах простую рукоять, оплетенную кожаным ремешком, меч, много лет назад выкованный ее отцом. Он не был бы рад, узнав, что хозяином клинку стала его собственная дочь, — Занила знала это точно. Но даже несмотря на это, расставаться с ним она не собиралась. Она уже понимала: ее семья не дождется ее в своем новом доме за Чертой. Теперь уже никогда… Ее путь сделал слишком резкий поворот, а она решила пройти по нему до конца!

Тогда вперед!..

И для начала нужно выбраться из этого дома. Дверь за ее спиной не была заперта, и она могла бы выйти из нее и просто спуститься по лестнице. Но кто знает, где именно расположены посты охраны, которые она отсюда просто не чувствует? Значит, остается окно. Занила подошла к нему и остановилась возле пролома, сделанного ею в перилах, выглянула наружу. Аммах в четырех под окном была крыша какой-то хозяйственной пристройки. Именно с нее она и запрыгнула в комнату. И сейчас, очевидно, придется спускаться этим же путем. Только вот человеческое тело для такого не подходит! Занила глубоко вздохнула, опираясь свободной от меча рукой на уцелевшую часть перил. Она больше не хотела обращаться в кошку — ни этой ночью, ни следующей, ни когда-либо еще!

Грустная усмешка тронула ее губы. От ее желания в этом мире не зависело ничего. У нее просто не было выбора! Точнее, был когда-то, и она его уже сделала! Кто бы мог подумать тогда, что ее собственная жизнь не закончиться вместе со смертью Хозяина? Впрочем, вот об этом горевать Занила точно не собиралась!

Меч, закинутый в послушно раскрывшийся энергетический карман, тает в воздухе, и вслед за ним огромная кошка легко и совершенно бесшумно выпрыгивает из окна. Крыша пристройки, на которую она приземлилась, немного пружинит под лапами, но Занила легко удерживает равновесие, выпустив когти. Солнце, подобравшееся совсем близко к кромке горизонта, расчерчивает предрассветный сумрак длинными и очень черными тенями. И сливаясь с ними, кошка легко скользит вперед, перепрыгивая с крыши пристройки на стену, окружающую дом. С той стороны от нее начинаются владения какого-то другого зажиточного годрумца. Туда Заниле точно не нужно. Она предпочла бы сразу же выбраться на улицу, поэтому просто пошла вперед по верху стены.

Обогнув угол дома, она увидела ворота, внутренний двор и дежуривших там двух гвардейцев. Занила остановилась, замерев неподвижной тенью на вершине стены. Одного из них она узнала. Конечно, за месяц, проведенный в поместье, она и второго встречала не раз, а вот первым был Байд — рыжеволосый любитель зейтунов, пытавшийся подружиться с Кором… Занила помнила, как ненавидела его!

Гвардейцы не замечали ее. Они сидели на бортике колодца и о чем-то вполголоса переговаривались между собой.

А Занила вспоминала, как мечтала, что, убив Хозяина, сможет объявить охоту и на остальных членов его стаи! Она не собиралась оставить в этом мире ни одного оборотня! Теперь Родослав мертв, и она может прямо сейчас спрыгнуть со стены на этих двух гвардейцев. Они даже не успеют ничего понять, как ее лапы сломаю им шеи. Почему же тогда она по-прежнему не двигается? Из-за того, что успел ей сказать Родослав до того, как меч отрубил его голову?

Может быть. Оборотни не могут нарушить приказа своего Хозяина, а значит, только он сам отвечал за бойню, устроенную в ее деревне! А он свое уже получил.

Неужели ее война окончена?

Бесшумная тень скользнула дальше по верху стены, оставив гвардейцев и дальше нести свой пост.

А может быть, пора признаться самой себе: она уже давно перестала воспринимать всех без исключения оборотней как своих кровных врагов, подлежащих обязательному уничтожению. Просто не могла продолжать относиться к ним так, проведя рядом с ними столько времени. А, став одной из них, Занила и вовсе уже не могла, как прежде, просто объявить охоту на таких, как она. Потому что если уничтожать чудовищ, ни за что убивающих беззащитных людей, то начать придется с нее самой! А продолжить Ледем, как высшим оборотнем, способным заставить всю стаю следовать за собой…

Что ж, значит, ее война окончена…

Огромная кошка бесшумно спрыгнула со стены на каменную мостовую, и тут же выпрямилась, сменив облик на человеческий.

Убивая его отца, Занила старательно гнала от себя мысли о темноволосом оборотне, на девять бесконечных дней заменившем для нее целый мир. Теперь настала пора вспомнить о нем. Родослав сказал, что Ледь где-то на улицах ночного Годрума ищет ее. А это значит, что ей как можно быстрее нужно убраться отсюда! Она не должна встречаться с ним — это еще один способ отблагодарить его… Она не знала, захочет ли он отомстить ей за смерть своего отца. Она надеялась, что нет. Не из страха за свою жизнь. Просто она лучше многих знала: ненависть — это пламя, которое постоянно нужно подпитывать кровью, иначе оно сжигает твою душу! Ей еще предстояло выяснить, осталось ли что-нибудь от ее собственной?..

А ее война окончена! Месть исполнена. Долг уплачен.

Занила шагнула вперед. Холодный, чуть влажный от росы, камень мостовой под ее босыми ногами заставил вернуться из ее размышлений к реальности. Она оглядела собственное тело и усмехнулась: интересно, куда она собирается пойти в таком виде? Обнаженная, с ног до головы перепачканная своей и чужой кровью, без монетки денег, из всего имущества — только меч…

Да куда угодно! Ведь ее война окончена! Ей больше не нужно никого искать и ни за кем охотиться, а значит, у нее целая жизнь впереди — новая и ее собственная!

Заниле вдруг нестерпимо захотелось с места сорваться на стремительный бег и лететь вперед, ощущая только холодную брусчатку под ногами и горько-соленый от близкого моря ветер в лицо! Весь мир лежит перед ней. Тысячи дорог, ведь для оборотней не существует границ! И ей не нужно выбирать — она пройдет по всем, просто потому, что свободна это сделать! Теперь и навсегда. А прямо сейчас ей нравится, например, вот это направление — в сторону солнца, почему-то никак не желающего всходить.

Она спрашивала, осталось ли что-нибудь от нее самой?

Сила, свобода и меч в ее руке!

И жизнь… Бесценный подарок, который она уж точно не рассчитывала получить. Однозначно больше, чем она планировала!

А за поворотом улицы в сиянии расплавленного серебра лежало Ражское море, все перечерченное дерзкими стрелами мачт. Занила подняла лицо навстречу горько-соленому ветру. Она чувствовала, как по ее губам скользит усмешка — однозначно предпочитаемый ею вариант улыбки.

Оглавление

Хозяин Стаи (Дочь Кузнеца-2)

  Часть I. Звон стали

    Глава 1. Арена

    Глава 2. Свободна

    Глава 3. Чужая стая

    Глава 4. Золото

    Глава 5. Два врага

    Глава 6. Охота

    Глава 7. До рассвета

  Часть II. Когти и клыки

    Глава 1. Паутина крови

    Глава 2. Обещание

    Глава 3. Об особенностях кружева

    Глава 4. Огонь и меч

    Глава 5. Сила леса

    Глава 6. Клетка

    Глава 7. Слишком длинная ночь

Реклама на сайте