«Свобода»

Сергей Конарев Свобода

Получилось! У него получилось!

Ричи чувствовал себя невероятно счастливым. От охвативших его радостных эмоций ему хотелось петь, и он пел бы, если б мог. Но он не мог, потому что был Крысой, а Крысы, как известно, петь не умеют. Рот у них не так устроен, чтобы петь, даже когда ими владеют такие восхитительные чувства, какие переполняли сейчас Ричи. Крысы могут только пищать, что Ричи, впрочем, и делал, дабы хоть как-то выразить свой восторг по случаю блестяще претворенного в жизнь плана побега.

Дело в том, что Ричи был не обычной Крысой, а декоративной, с розовым хвостом и белоснежной шерсткой, пропахшей неистребимым и тошнотворным «ароматом» людских моющих средств. Жизнь его протекала не в подвале или канализации, как у любой порядочной Крысы, а в тесной проволочной клетке, стоящей на подоконнике в детской комнате ничем не выдающейся человеческой семьи. Клетка до сих пор пахла умершим от тоски холостяком-попугаем, и Ричи в приступах хандры подозревал, что его ожидает такая же участь. Людям, выпавшим быть его хозяевами, похоже, было невдомек, что их питомцам тоже необходима полноценная личная жизнь. Ричи находил это донельзя странным и оскорбительным: сами-то Люди жили парой: большой, но несколько тощий самец с вечно пахнущими краской руками, и самка, более округлая, с громким пронзительным голосом. Был у них и детеныш, для забавы которого, собственно, родители и приобрели хвостатого питомца, изъяв его из некоего теплого и приветливого мира, где он на заре своей жизни проживал в компании целого выводка своих братьев и сестер. Повзрослев, Ричи уже плохо помнил это время, в его памяти яркими радужными всполохами остались только неумолчный писк, кутерьма, да вечные схватки за право прильнуть к теплому и невыразимо вкусному материнскому соску.

С переездом для Ричи наступила темная полоса жизни. Усиленная кормежка не восполняла тесноты, скуки и невосполнимого чувства утраты общения. Даже это имя, Ричи, данное Людьми, поначалу было ненавистно крысенку. Своего крысиного имени он не знал, и в конце концов привык к человеческому. Но к клетке, давящей на психику тонкими твердыми прутьями и запахом попугая, он привыкнуть не мог. Кроме того, человеческий детеныш, существо бесконечно глупое и аморальное, имел привычку несколько раз на дню вытаскивать Ричи из клетки и «играть» с ним, хватая своими липкими, огромными, безжалостными пальцами за лапы, хвост или голову, больно почесывая живот или за ушами, или же силком запихивая питомцу в рот куски пищи. Сначала Ричи пытался сопротивляться, но громадный детеныш был неизмеримо сильнее и все равно делал, что хотел, только еще неприятнее и больнее. Пришлось, стиснув резцы, смириться. Воспринимать «ласки» и «забавы» с вялым безразличием было гораздо безопаснее.

Не приходится удивляться, что Ричи непрерывно мечтал о побеге.

Однажды ему удалось вырваться из цепких рук забавляющегося детеныша и шмыгнуть под огромный старый диван. Впереди, между плинтусом и полом, чернела спасительная щель. Охваченный нетерпением, Ричи торопливо метнулся к ней, но, увы, отверстие оказалось мало даже для такой небольшой Крысы, какой являлся несчастный пленник Людей. Ребенок, улегшись на пол, визжал и тянулся к нему крючковатыми пальцами, а Ричи, забившись в угол, судорожно искал – и не находил – возможности ускользнуть. В конце концов появились Люди-родители, которые с помощью длинной загнутой палки извлекли беглеца из-под дивана и с позором водворили его обратно в клетку.

С этого момента Ричи твердо решил, что убежит. Несколько мгновений свободы подарили крысенку такое наслаждение, что он больше не мог жить по-прежнему. Теперь Ричи позабыл о хандре – он научился мечтать. О том, как вырвется из плена этих тонких жестких прутьев, как выбежит на улицу, вдохнет воздух свободы, найдет своих собратьев и присоединится к ним, чтобы вести обычную – вольную! – крысиную жизнь. Нужно только дождаться удачного стечения обстоятельств, подходящего момента, который обязательно наступит. Рано или поздно.

Его клетка стояла на подоконнике, и он часами глядел сквозь тонкие, слегка мутноватые стекла, наблюдая за качающимися деревьями, за снующими во дворе Людьми и за их странными, передвигающимися на колесах экипажами, которые шумели так, что слышно было даже через двойные рамы. Иногда крысенок замечал пробегавших по двору Собак и Кошек, казавшихся с высоты второго этажа совсем маленькими. На самом деле они были большими, гораздо больше Ричи – он знал это, хотя и не понимал, откуда у него это знание.

Бегающих на свободе Крыс Ричи никогда не замечал, но он верил, он был убежден, что они существуют. Просто предпочитают не показываться на глаза. Скромность – это одно из очевидных достоинств крысиной натуры.

И вот день, которого он так ждал, наступил. Человеческий детеныш проводил над Ричи очередной эксперимент, держа его за задние лапы и заставляя ходить на передних, когда раздался шум открывающейся входной двери, и пронзительный голос большой самки протрубил какое-то сочетание звуков. («М о р о ж е н о е» – что бы это могло значить?) Мучитель, однако, отреагировал на это громким восхищенным воплем, вскочил на ноги, стремительно – аж дух захватило – закинул Ричи в клетку и выбежал из комнаты вон.

Ричи заметил это сразу. Второпях Человек забыл проследить за тем, чтобы плотно закрыть дверцу клетки! Загнутый кусок проволоки, который обычно поднимался вертикально и жестко блокировал дверцу, сейчас еле-еле удерживал ее край. Сердце судорожно забилось в маленькой груди крысенка. Вот он, так долго ожидаемый шанс! Одним прыжком подскочив к дверце, Ричи просунул переднюю лапку, – почти такую же, как у Людей, только меньше, – сквозь прутья и изо всех сил надавил на конец запирающей проволоки. В какой-то миг он испугался, что сил не хватит, но запор нехотя сдвинулся, и легкая дверца распахнулась настежь! Легким прыжком он выпрыгнул на подоконник. В этот момент раздался крик – вернувшийся в комнату детеныш увидел освободившегося крысенка и застыл в оцепенении. Затем что-то быстро залопотал, не угрожающе, а смиренно и просительно. Взгляд его был направлен не на питомца, а на раскрытую по случаю лета створку окна. Ричи не стал ждать, что предпримет Человек, бодро шмыгнув наружу, навстречу солнцу и запахам улицы. Вдохнул, примерился и прыгнул, махнув на прощанье хвостом, оставив позади исходящее отчаянным криком громадное существо. Пробежал, бодро перебирая лапами, по карнизу, спрыгнул на козырек подъезда, оттуда съехал, цепляясь когтями, по газовой трубе. Он так часто представлял эти детали побега, что сейчас они не вызвали у него ни малейшей задержки.

Неуклюже шмякнувшись на бордюр, Ричи метнулся под спасительный полумрак балкона. Он на свободе! Получилось, у него получилось! А теперь – прочь отсюда! Несомненно, его мучитель, а с ним и его родительница сейчас выбегут искать его.

Под прикрытием штакетника и густой травы, разросшейся в палисаднике, Ричи пробрался к углу дома, и уже сворачивая, услышал зазвеневшие в унисон крики сына и матери:

– Ричи! Ричи! Ричи!

«Ага, сейчас! Ждите!» – весело подумал он и шмыгнул на спасительный простор заросшего травой и чахлыми деревцами пустыря.

О, какое это было наслаждение – ступать лапами по земле, вдыхать ее запах, перемешавшийся с ароматом тысячи травинок и цветов! Он на свободе! И как ловко у него это получилось! А какое выражение лица было у человеческого детеныша, когда он увидел Ричи на подоконнике! От этого воспоминания крысенку захотелось расхохотаться, но смеяться он был способен не больше, чем петь, так что пришлось снова ограничиться задорным писком.

Несколько часов Ричи, наслаждаясь волей, носился по полю, пугая кузнечиков и бабочек, получая удовольствие уже от того, что можно бежать вперед и вперед, а не по кругу вдоль стенки, как это было в клетке. Его хозяева – бывшие, бывшие! – появились на краю пустыря, покричали, зовя его, уже без всякой надежды. Ричи с удовольствием наблюдал из травы, как большая самка увела своего рыдающего отпрыска домой. Возможно, она пообещала детенышу, что в скором времени приобретет какую-нибудь новую зверушку, которую он сможет мучить. Ах, Ричи это было решительно безразлично!

К середине дня он испытал доселе практически неизвестное ему чувство голода. Единственное, чего в клетке всегда было вдосталь, так это еды, но там ее и есть-то не хотелось. А сейчас, на свежем воздухе, набегавшись, Ричи почувствовал, как в животе предательски заурчало. Зря он, конечно, не притронулся к каше, наложенной утром в его блюдце… Но не беда, этот момент все равно бы когда-нибудь наступил, съешь он хоть пять полных тарелок. Нужно учиться искать пищу самому, как это делают все свободные Крысы.

Ричи попробовал погрызть стебли растений, показавшиеся сочными на вид, но они пришлись ему не по вкусу. Тогда он вылез на большой, возвышающийся над полем, лысый бугор – погреться на солнышке и подумать. Когда он оказался наверху, его чутких ноздрей коснулся отдаленный запах чего-то очень близкого его крысиному сердцу. Это был даже не запах, а насыщеннейшая смесь ароматов грязи, пищи и разнообразнейшего мусора. Недолго думая, крысенок побежал в этом направлении и вскоре достиг большой городской свалки.

Ему сразу пришло в голову, что здесь можно найти не только еду, но и вольных сородичей, о встрече с которыми он так мечтал. Ободренный этой мыслью, Ричи двинулся в лабиринты свалки. Ожидать встречи пришлось недолго. Доглодав попавшийся по дороге окаменевший сухарь, беглец только собрался двинуться дальше и поискать чего-нибудь повкусней, как наткнулся на старого грязно-серого крыса, тщательно вылизывавшего пустую банку из-под шпротов. Черные бусинки глаз враждебно уставились на чужака.

– Ты кто такой?

– Приветствую! Мое имя Ричи, – Ричи постарался быть как можно более вежливым. – Я сбежал от Людей, и с большим удовольствием присоединился бы к вашему коллективу. Если вы не против, конечно.

– К нашему. Коллективу, – повторил крыс. И вдруг спросил: – А почему ты такой белый?

Ричи дернул из стороны в сторону хвостом. У крыс это означает то же, что пожатие плечами у Людей.

– Не знаю, – честно сознался он. – А что, это имеет какое-то значение?

Старый крыс помолчал, потом бросил:

– Следуй за мной, – и зашуршал по мусорной куче. Ричи двинулся следом за облезлым хвостом провожатого.

– Мое имя – Вонючка, – ни с того ни с сего произнес старый крыс, когда они мино-вали третью или четвертую по счету гору мусора.

– Очень приятно, – отозвался Ричи. И зачем-то добавил: – А меня – Ричи.

«Наверное, это добрый знак, что он сказал мне свое имя», – подумалось крысенку. Эх, если бы у него было настоящее, крысиное прозвище!

Пробираясь среди старых тряпок, разломанной мебели, остовов экипажей, пищевых отбросов и множества прочего произведенного Людьми мусора, они несколько раз встречали на своем пути Крыс, которые здоровались с Вонючкой, а Ричи провожали долгими любопытными взглядами. Наконец, беглец и его провожатый достигли черного проема, уходящего под основание огромной мусорной кучи. Чуть поодаль Ричи заметил с полтора десятка Крыс, собравшихся вокруг расколотого унитаза, на который взгромоздилась невероятно древняя Крыса, наверное, вдвое старшая, чем тоже не отличавшийся молодостью Вонючка.

– Это – Дом-под-кучей, наша цитадель, – кивнул Вонючка на отверстие. – А вот там сидит Грыз, наш царь. Сейчас я тебя ему представлю, и он решит твою судьбу. Не забудь добавлять «сир», когда будешь обращаться к нему.

– Хорошо, – послушно согласился Ричи. – Спасибо вам.

Когда они приблизились к кругу Крыс, все замолчали и уставились на новичка. Ричи, в свою очередь, восхищенно разглядывал собравшихся, несомненно, вождей крысиного народа.

Сам Грыз, как мы уже говорили, выглядел необычайно старым. Его усы и шерсть были сплошь седыми, нос сморщился, как сушеное яблоко, а зубов во рту вообще не наблюдалось. Несмотря на это, глаза царя смотрели живо и проницательно.

По обе стороны от царя, у подножия унитаза, восседали два крыса. Тот, что по левую сторону, пожилой, тяжелый, умудренный опытом, носил на темном боку рыжую подпалину. Тот, что справа, был молод и воинственно топорщил усы. Его шкура являла собой жуткую смесь черного, серого и рыжего цветов. Недалеко от него примостилась молодая самочка с весьма симпатичной, как отметил Ричи, мордочкой и красивым дымчато-серым цветом шерстки. Остальных беглец толком разглядеть не успел, потому что Грыз вопросил:

– Кого ты привел, Вонючка? Кто этот белый чужак? Посланец от клана Диких с соседней помойки?

– Нет, сир, – заискивающе ответил Вонючка. – Я встретил его на закатной окраине. Говорит, что сбежал от Людей и хочет к нам присоединиться.

– Как тебя зовут, малыш? – спросил царь, переведя взгляд на Ричи.

– Мое имя Ричи, сир, – смиренно ответил тот. – Оно дано мне Людьми. Но я надеюсь заслужить настоящее имя у вас на службе… сир.

– Хе, – хмыкнул Грыз. – И что же заставило тебя покинуть сытную и теплую жизнь у Людей и искать прибежища у нас, клана Пискунов?

– Свобода, сир! – легко ответил Ричи. – Клетка и людская любовь мне не по нутру. Я хочу настоящей, вольной жизни, хочу бегать и спать, где хочу, а не ждать в тесной тюрьме сладкого куска от огромных Людей.

– Ишь ты, какой свободолюбивый белобочка! – ощерился молодой крыс, что сидел справа от вождя. – Не сомневаюсь, что он шпион от Диких или Желтозубых. Им стало тесно на их помойках, вот они и посылают нюхачей разведать – как бы половчее прибрать к лапам наш Дом-под-кучей!

– Тихо, Пестряк, здесь я говорю! – нахмурился Грыз. – Я верю этому крысенку. Ты посмотри, какой он чистенький, и как от него пахнет – людскими зельями.

Пестряк проворчал что-то, но возразить не посмел.

– Итак, малыш, ты хочешь примкнуть к нам, к клану Пискунов? – продолжил царь разговор с Ричи.

– Ну разумеется… то есть, да, сир. Я был бы счастлив, если бы мне было позволено это.

– Наш клан – это закрытое общество, и обычно мы не принимаем к себе чужаков, – задумчиво промолвил Грыз. – Но ты пришел очень вовремя, малыш, и это кажется мне хорошим знаком. Именно сегодня нашему клану требуется доброволец, храбрая Крыса, которая сможет выполнить рискованное задание и помочь всем нам. Если ты вызовешься на это дело, я дарую тебе честь быть членом нашего клана.

– Да на что он годен, царь, этот неженка! – воскликнул Пестряк, но тут же умолк под неодобрительным взглядом Грыза.

– Я ваш, сир, – просто ответил Ричи. – Приказывайте.

Дымчатая самочка ободряюще подмигнула Ричи: мол, так держать! Заметив этот взгляд, Пестряк нахмурился и собственническим движением перекинул свой хвост поверх ее хвоста. Несмотря на это, Ричи почувствовал необычайное волнение в груди.

– Паленый, расскажи малышу, в чем суть дела, – повелел царь.

– Да, сир, – пожилой крыс с подпалиной на боку повернулся к Ричи. – Дело в том, юноша, что в последние месяцы над нашей некогда счастливой помойкой нависла страшная угроза. Имя ей – Кошка, ужасный зверь, злобный монстр, повадившийся охотиться на членов нашего клана. Мы называем эту Кошку Красоткой за бант на ее шее, повязанный руками Людей. Нет у клана Пискунов беды страшнее, чем это чудовище. Красотка хитра, она никогда не приблизится к Дому-под-кучей, где нас много, и мы разорвем любого зверя, будь то Кошка или Собака. Но мы не можем все время держаться вместе – нам нужно есть, и когда Крысы расходятся по помойке на поиски пропитания, она подкарауливает нас и убивает. Сначала мы не придавали этому значения – и раньше гибли крысы в зубах бродячих Кошек. Но эта Кошка – не такая, как все. Она как будто объявила войну нашему клану, она приходит каждый день и пожирает наших добытчиков, и убивает не одного-двух, сколько нужно для пропитания, а семерых-восьмерых, а то и целую дюжину. Крысы уже боятся выходить из Дома-под-кучей, предпочитая медленную смерть от голода быстрой и мучительной в зубах неукротимой Красотки. Еще месяц-другой, и само существование клана будет поставлено под вопрос. Вот почему мы собрались здесь и постановили, что необходимо объединиться всем миром и положить конец этому ужасному бедствию.

Ричи кивнул, облизав пересохшим языком нос. Он все еще не понимал – чего от него хотят? Что может сделать он, один-единственный крысенок, там, где не может справиться целый клан?

Паленый не замедлил ответить на этот незаданный вопрос.

– Нынче ночью мы собираемся все, сзываем Крыс из дружественных нам кланов, чтобы погубить проклятую Красотку. Необходимо заманить ее в такое место, откуда она не сможет сбежать, когда за нее примется наша рать. Такое место мы нашли: это старая, полузасыпанная труба, одним концом уходящая в холм. Твоя задача – завлечь зверя в эту ловушку и продержаться там, пока не подоспеет вся наша армия.

– И как же, – Ричи сглотнул, – я смогу продержаться?

Паленый усмехнулся.

– Мы это предусмотрели. В самом конце трубы мы выкопали нору, недостаточно глубокую, чтобы отбить у Кошки охоту добыть спрятавшуюся там жертву, и достаточно – чтобы дождаться подмоги.

– И каким образом была определена эта достаточность… я хочу сказать – не может ли случиться такого, что Кошка доберется до меня раньше, чем… чем…

– А вот это тебе и предстоит выяснить, – веско проговорил Грыз. – Если ты, конечно не передумал. Мы, без сомнения, найдем добровольцев и среди своих, у нас достаточно храбрых Крыс…

– Нет, нет, я согласен… – выпалил Ричи. – Сир.

Наградой за эту отчаянно храбрую фразу был еще один обворожительный взгляд дымчатой красавицы. Ричи воспрял духом. «А, чего там! – подумал он. – Прорвемся!»

– В таком случае можешь быть свободен, до вечера. Вы, Паленый и Пестряк, и вы, уважаемые главы родов, останьтесь. Нам еще многое нужно обсудить.

Ричи отошел от места совета и почувствовал странную слабость в лапах. Зачем, зачем он согласился? Лучше бы ему было поискать убежища в другом клане! Прощай жизнь, прощай свобода, о которой он так долго мечтал!

Эти панические размышления были прерваны раздавшимся позади шуршанием. Он оглянулся. Его догоняла дымчатая самочка.

– Привет! – она остановилась, странно посмотрела на него.

– Привет, – он немного опешил, просто не знал, как вести себя с дамами. Сидя в клетке случая набраться опыта не было.

– Меня зовут Овсянка, – представилась она.

– А меня – Ричи, – в который уже раз за сегодня произнес наш герой.

Ее темные глаза смотрели в его, ее розовый носик трепетал, а нежные усики подрагивали.

– Пойдем, я покажу тебе нашу помойку, – предложила она. – И ловушку для Кошки.

Она показала ему трубу-западню – вплоть до самой спасительной норки, глубину которой Ричи признал удовлетворительной. Затем отвела к ржавой бочке, возле которой шерсть встает дыбом, и вокруг не растет ни одной травинки. Потом было большое резиновое колесо, внутри которого очень весело играть в догонялки. Они даже поиграли немного, чтобы убедиться, что действительно весело. После они пошли гулять по огромной территории помойки, оживленно болтая. Ричи поведал Овсянке печальную историю своей жизни, а она рассказала ему о клане Пискунов вообще и некоторых его выдающихся Крысах в частности.

Нечего и говорить, что несколько часов спустя они уже бегали друг за дружкой, кувыркались, барахтались и терлись носами – в общем, делали то, что делают все влюбленные Крысы. Уже под вечер, возвращаясь с прогулки, она сказала, глядя в сторону:

– Отец хочет выдать меня замуж. Ах, Ричи, как бы я хотела, чтобы ты стал моим суженым, отцом наших крысяток! – чего удивляться, среди Крыс тоже попадаются инициативные дамы.

– А разве Пестряк… – начал было Ричи, у которого пересохло во рту от волнения.

– Нет, – отрезала она. – Он служит отцу, а мне он никто. Веришь?

– Верю, – ошарашенно ответил он. – Так ты – дочь царя Грыза?

В молчании они вернулись к Дому-под-кучей. При их появлении Пестряк, блеснув яростным взглядом, куда-то удалился. На этот раз они вошли внутрь Дома. Короткий коридор заканчивался широкой норой, настоящим вырытым в мусое залом. И сейчас этот зал заполняло великое множество хвостатых обитателей помойки, крысиное войско, серым шевелящимся ковром покрывавшее все пространство подземного помещения. Не успел Ричи как следует удивиться, как его подозвали к царю.

– Ты готов, малыш? – вопросил старый Грыз.

– Да, сир, вполне готов.

– И не дрогнешь? Не убежишь, когда придет пора действовать?

Ричи вспомнил нежные глаза Овсянки. Красотка угрожает и ее жизни.

– Нет, сир, не дрогну. Положитесь на меня.

– Хорошо, удалец. Когда наступит темнота, ты проберешься поближе к ловушке и будешь ждать Кошку. Она выходит на охоту вечером, как только стемнеет. Никто, кроме тебя, не пойдет искать пищу этой ночью, так что Красотка не пропустит твою белую шкурку. Мы не знаем, откуда она появится. Когда увидишь ее, беги что есть сил к западне и ныряй в норку. Пестряк, самый быстроногий из клана, будет наблюдать за тобой из тайного убежища, и когда Красотка погонится за тобой, он прибежит в Дом-под-кучей и приведет нас. Пестряк… где Пестряк?

– Я здесь, сир, – появился Пестряк, мокрый и перепачканый бурой грязью.

– Ты слышал?

– Да, сир.

– Уже темнеет. Я благословляю вас. Ступайте!

– Да, сир, – поклонились они.

Овсянка на секунду выбежала к Ричи и прижалась носом к его носу. Пестряк отвернулся.

– Я буду ждать тебя, – пискнула она и убежала в темноту.

Оба крыса – пестрый и белый вышли из Дома-под-кучей и пошли бок о бок. Быстро темнело. Впереди, громко зачирикав, в воздух поднялась стая Воробьев.

– Она где-то здесь, – мрачно проговорил Ричи.

– Не иначе как, – ощерился Пестряк. – Ну, ступай, белобочка, я прячусь здесь. И… постарайся остаться в живых. После того, как с Красоткой будет покончено, мы будем биться с тобой, слышишь? Ты сам знаешь, почему и за кого.

В в круглых глазах Пестряка блестела неподдельная ненависть. Ричи кивнул и отошел. За Овсянку он готов был биться с десятком таких Пестряков.

Ночь опустилась, накинув на помойку свое черное покрывало, усеянное золотыми гвоздями звезд. Такие же глаза, наверное, у Красотки – желтые, злые. Ричи передернуло. От Овсянки он знал, что Кошки в темноте видят лучше, чем днем. Подул холодный, пронизывающий ветер. Ежась, крысенок забился под нависавшее козырьком автомобильное сиденье, но тут же заставил себя покинуть это убежище – Она должна найти его.

Внезапный резкий звук заставил его маленькое крысиное сердце уйти в пятки. Это была всего лишь консервная банка, сброшенная ветром с вершины мусорной кучи, но Ричи еще несколько минут не мог унять дрожь. Он продолжал тихонько брести по свалке, всем своим существом вслушиваясь в окружающую ночь. По пути ему попался полиэтиленовый пакет, из которого пахнуло съестным, но он даже не остановился – когда напряженное ожидание буквально пилит тебя на куски, аппетит пропадает начисто. Интересно, откуда она появится – от города или от реки? Как далеко он может позволить себе отойти от трубы? И почему вообще они решили, что у него будет возможность бежать? А если она нападет внезапно, схватит его сразу? А что, если…

Луна осветила Ее – всю, разом, во всем ее страшном великолепии: вздыбленная шерсть, оскаленная пасть, красный бант и желтые, огромные – куда больше звезд – глаза. Только что Ричи трясло от холода, теперь его бросило в жар. На мгновенье он оцепенел, но инстинкт, древний, как небо над головой, спазмом потряс его тельце и повелел: «Беги!» Тоненько пискнув, позабыв обо всем на свете, он развернулся и понесся назад, прочь от этих ужасных глаз.

Ну, наконец-то! Хоть одна! Красотка удовлетворенно муркнула, затем послала свое длинное, совершенное тело в красивый прыжок, покрывший сразу четверть расстояния, отделявшего ее от подлой трусливой Крысы. Впрочем, Кошка не спешила. Этой ночью Крысы, обычно наводнявшие помойку, как будто вымерли. Как бы эта белая дрянь, скачущая впереди, не оказалась единственным развлечением на сегодня, а если так, то нужно выжать из этого удовольствия максимум.

Сердце стучало так, что грозило разорваться, позвоночник тонким сверлом буравило острое чувство ужаса. Ричи мчался, не чуя под собою ног, когда какая-то часть разума, вернувшись в его обезумевший мозг, спросила: куда ты бежишь? ты что, забыл, что нужно делать? По свалке долго не побегаешь, и резвость Крысы, какой бы быстрой она ни была, не сравнится с проворством Кошки. Единственное спасение – бежать к ловушке и забиться в норку.

Не останавливаясь, не переставая нестись вперед, Ричи огляделся и со слабым удовлетворением отметил, что совершенно наугад выбрал правильное направление и теперь находится в двух шагах от темного зева трубы. Вот только удастся ли добраться до спасительной норки? Крысенок не смел оглянуться, но чувствовал спинным мозгом, что когтистая, клыкастая смерть настигает его, что она совсем рядом. Круглая темная пещера трубы уже совсем рядом. Только бы успеть!

В этот момент тяжелая лапа накрыла место, где он только что находился, царапнув когтем по хвосту. Истерично взвизгнув, Ричи сиганул в зловещее, словно огромный черный рот, отверстие трубы и пулей помчался по ней. Позади зазвучал страшный шелест мягких кошачьих лап.

Норка, норка! Где же она? Он нашел ее по свежему отвалу, состоявшему из темной глины пополам с красной кирпичной пылью, и с размаху влетел в аккуратное круглое отверстие. Что такое? О, ужас! Уже через две длины своего тела Ричи уткнулся мордой в мягкое месиво земли и глины. Нора засыпана! Проклятье!

ПЕСТРЯК!!! Он был вымазан в чем-то буром – в этой самой глине!

У входа норку раздался торжествующий крик Кошки. Жертва попалась!

Пестряк в это время неторопливо пробирался к Дому-под-кучей. Нужно дать Кошке побольше времени – уж больно проворно бежал от нее этот белобочка, у него словно крылья выросли. Ну, ничего, как бы шустер он ни был, от Красотки ему не уйти. Хорошо все-таки он, Пестряк, придумал с этой норой – успел, засыпал почти целиком. У проклятого белого чужака не должно остаться ни шанса выжить, ни шанса. Конечно, Пестряк предпочел бы одолеть его в поединке, но – кто знает? – даже в случае победы не предпочла бы красавица-Овсянка проигравшего? Эти самки – такие непредсказуемые существа. Нет, пусть лучше противника сожрет чудовище, а Пестряк будет здесь совершенно ни при чем. Овсянке ничего не останется, кроме как снова отдать свое сердце ему.

Вперед! Ричи продавливал землю носом, и ожесточенно, всеми четырьмя лапами, выбрасывал ее назад, в морду разъяренному чудовищу. Ужас и гнев придавали ему силы, позволяя вбуриваться в прежний туннель норы со скоростью Крота, причем самого резвого из Кротов. «Убью! Убью! – стучало в голове Ричи. – Подлый предатель! Трус!»

Кошка, не ожидавшая, что добыча проявит такое стремление выжить, рыча от злобы и нетерпения, принялась расширять нору сильными движениями. Время от времени она припадала к земле, засовывая в дыру лапу, но проклятая Крыса все время оказывалась чуть быстрее, успевая зарыться еще глубже и уйти от кинжальных когтей. Красотке ничего не оставалось, как снова приниматься за работу: царапать и отгребать, отгребать и царапать.

Пестряк добрался до Дома-под-кучей и застыл на пороге, усиленно размышляя. «Быть может, подождать еще? – сомневался он. – Вдруг проклятый белобочка еще удирает?» Нет, вряд ли – он был уже совсем близко от западни, когда Пестряк побежал к Дому. Тянуть нельзя – вполне вероятно, что Красотка сожрет белобочку и уберется восвояси, и всю операцию по уничтожению чудовища придется проводить заново. А кто самый быстроногий в клане? Он, Пестряк! Ему и быть следующей приманкой!

Похолодев от этой мысли, Пестряк отбросил сомнения и юркнул в Дом, неся новость томившейся в ожидании крысиной рати.

Все, конец! Ричи с ужасом убедился, что нора уперлась в тупик, в какую-то старую кирпичную кладку. Он докопался до того места, где она и в самом деле должна была кончаться. План Пестряка не удался, но, похоже, ему, Ричи, это не поможет – страшные лапы неутомимой Кошки были ближе с каждым вздохом. А подмоги все не было. Изогнувшись, Ричи повернулся, чтобы встретить смерть достойно, глаза в глаза. Прощай, милая Овсянка!

– Скорее, братья! – вскричал старый Грыз. – Поторопимся, чтобы схватить врага, пока он в западне! Уничтожим кровавого изверга, проклятье крысиного рода!

И серая крысиная рать, вырвавшись из Дома-под-кучей, плотной рекой, состоявшей из оскаленных зубов, вздыбленных загривков и лютой злобы, потекла на смертельную битву.

Ричи завопил, когда острые когти, безжалостно впившись в загривок, поволокли его прочь из норы. Крысенок трепыхался и упирался, но что он мог сделать против бесконечно сильнейшего пушистого убийцы?

Желтые плошки-глаза взглянули в его душу, выпив остатки храбрости. Красотка прижала оцепеневшую жертву к полу, обнажила белые клыки… Еще недавно она собиралась позабавиться с крысой, поиграть с ней, но сейчас кошка была слишком раздражена. Смер-р-ть!

– Быстрее! Быстрее! – занервничал царь, когда из близкого уже горловины трубы донесся жалобный вопль жертвы. – Спасем храбреца-белобочку!

«Поздно, дорогой тесть, слишком поздно!» – удовлетворенно подумал Пестряк, пропуская вперед десяток самых ретивых храбрецов. Сам он не горел желанием первым вступить в битву – его ожидала долгая счастливая жизнь, которой грех было рисковать так неразумно.

Кривые когти, задрожав от напряжения, впились в мягкое тело жертвы. Ричи взвизгнул от огненной боли. У входа в трубу раздался какой-то шум, похожий на шелест тысячи листьев. Последнее, что Ричи увидел, прежде чем его голова треснула под длинными белыми клыками зверя, были серые шеренги клана Пискунов, ворвавшиеся в узкую горловину трубы.

Старый Грыз и старейшины ожидали исхода битвы на вершине одной из мусорных куч недалеко от места западни. Зловещий шум схватки был здесь явственно слышен, и он приближался из глубины трубы к ее зеву. Крысы-стражники уже сомкнулись вокруг царя, готовые отвести его в безопасное место, когда вдруг наступила тишина. Первым из трубы показался Пестряк. Он приволакивал ногу и пачкал шерсть кровью, сочившейся из разорванного уха, – одним словом, выглядел настоящим героем.

– Победа, государь! – вскричал Пестряк, приблизившись к холму. – Проклятая Красотка мертва!

– А новичок? Ричи? – не выдержав, пропищала находившаяся здесь же Овсянка.

– Сожалею, – Пестряк потупился. – Он сражался и погиб как храбрец вместе с двумя дюжинами наших лучших воинов.

Опустив голову и закрыв глаза Овсянка тоненько запищала – так Крысы, не умеющие плакать, выражают глубокую скорбь. Пестряк, приблизившись, осторожно опустил свою голову на ее, успокаивая молодую принцессу. Она не отодвинулась.

Спустя два восхода солнца маленькая девочка с исцарапанными от долгой беготни ногами и красными от слез глазами нашла на окраине свалки, в горловине ржавой трубы труп своей пропавшей кошки в окружении множества изорванных когтями, изувеченных мертвых крыс. Кошка была страшно истерзана, опознать ее можно было лишь по рваному, пропитанному кровью банту на шее.

– Моя маленькая киска, что с тобой сделали эти проклятые крысы! – воскликнула девочка.

Обливаясь слезами, она завернула мертвую кошку в косынку и понесла домой – сообщить горькую весть не спавшим две ночи родителям и младшему брату. Охваченная горем, девочка не заметила лежавшего в глубине трубы почти нетронутого трупика белой крысы-альбиноса, совсем не похожей на серых крыс помойки.

Крысы не хоронят своих мертвецов.

Но помнят своих Героев.