«Чистильщики»

Константин Бояндин Чистильщики

«Требуются чистильщики. Оплата договорная, но не менее 400 золотых в месяц. Обращаться…»

Гевиар Линорн оглянулся — не видит ли кто? — аккуратно отделил объявление от доски и покинул малолюдный в ночное время Зал Новостей. Судя по буквам, объявление было совсем новенькое. Бумага очень дорогая, — тот, кто заказывал объявление, не был в финансовом затруднении.

Позже, в конурке, которую власти города любезно предоставляли всем бродягам и неудачникам вроде него, Гевиар еще раз прочел объявление и еще раз подумал.

Что-то уж совсем невообразимое.

Четыреста монет? Столько зарабатывают уважаемые и опытные ткачи, кузнецы, — вообще ремесленники. Столько платят помощникам рядовых алхимиков, врачей и прочего ученого люда… Чистильщик? После восьми месяцев голодной жизни это предложение — просто невероятное везение.

Растянувшись на жалком подобии постели (хвала богам, хоть живность теперь здесь не водится), Гевиар сдерживал острое желание прибежать немедленно, поздней ночью, чтобы — не приведи Провидение — не опоздать. Однако сдержался. Утром все будет выглядеть иначе. Утром он позавтракает (на огромную сумму в десять медных монеток) и тогда разочарование — а оно, несомненно, возможно — будет не таким острым.

Поистине, мир безразличен к людям! Начинал он, двадцатилетний искатель приключений, наемником, затем — учился у лучших профессионалов Арвиала и Оннда, а теперь — опала.

И продолжаться этой опале еще шесть месяцев. Гильдия Воров сурово наказывала бездарей. А попался он на весьма солидном деле, и, кабы не Гильдия, отрабатывать ему сейчас свою вину где-нибудь в чащах Запада, воюя с браконьерами или сидя в дозорной башне в ожидании какого-нибудь чудища, угрожающего покою честных горожан.

И все же есть хочется ужасно!

А впереди — зима. Здесь, на севере, она тянется особенно долго.

Адрес принадлежал какому-то заведению в деловой части Лерея.

Гевиар ожидал увидеть хмурого и неопрятного главу той неприметной братии, что вычищает стоки и канализацию, убирает падаль с улиц и отходы с боен. Но удивился, не увидев ожидаемого.

Элегантно одетый Эльф скучал у стола, просматривая какой-то длинный свиток. Когда Гевиар, одетый настолько прилично, насколько получилось, появился в дверях и замер там в некотором смущении, всякая сонливость эльфа немедленно испарилась.

— По объявлению? — он улыбнулся профессиональной купеческой улыбкой.

— Садитесь, садитесь. Сейчас мы с вами поговорим.

Потом он заполнял какие-то бумаги, внося в них его имя, происхождение, род занятий… Гевиар каждый миг ожидал появления на лице клерка озабоченной гримасы и выражения глаз, которые лучше любых слов и жестов указывали на дверь.

И вновь его страхи не сбылись.

В разгар расспросов дверь тихонько открылась и вошел Человек — более похожий на Чистильщика, подумалось Гевиару. Широкоплечий, высокий, мрачный. Он оценивающе посмотрел на юношу и, коротко кивнув, уселся рядом.

— А вот и Форгаст, — представил его эльф. — Знакомьтесь, Гевиар, это ваш руководитель. Подробности работы он изложит вам лично.

Эльф покинул комнату так стремительно, что Гевиар не сразу это понял.

— Проблемы с Гильдией? — приподнял бровь Форгаст, едва они остались одни.

Гевиар неохотно кивнул. Откуда ему-то знать об этом?

— Впрочем, не мое дело, — отвернулся на миг Форгаст и продолжил, вынимая богато расшитый носовой платок. — Работа высокооплачиваемая, но весьма и весьма грязная. Осознаешь?

Гевиар хотел было сказать, что не впервые ему мести улицы или чистить пол в трактирах, но решил промолчать и просто кивнул.

— Не осознаешь… — улыбнулся Форгаст и покачал головой. — Но осознаешь. Одним словом, так. Три коротких месяца испытательного срока. Будем проверять тебя на прочность. Если решишь уйти — пожалуйста, но подобного предложения тебе уже не сделают. Строже всего наказывать будем за провалы. Работать придется аккуратно, незаметно, чисто. На то и чистильщики.

Гевиар молчал, стараясь не выдавать своего волнения ни жестом, ни словом.

— Вот аванс, — Форгаст положил на стол несколько столбиков соблазнительно сияющего золота. Гевиар проглотил слюну. — Завтра найдешь себе жилище поближе к этой конторе. Вообще, привыкай часто переезжать. Заработки у нас хорошие, через год-другой, глядишь, и замок себе купишь. — Он хохотнул и Гевиар сдержанно улыбнулся, оценив его юмор. Замок нынче стоил не менее полумиллиона золотых. Даже здесь, на Севере.

— Ладно, коллега, скажи хоть слово, а не то я не привык с немыми общаться. — Форгаст весело уставился прямо в глаза Гевиару. Тот посмотрел ему в глаза и содрогнулся. Глаза Форгаста не улыбались. Что-то странное сквозило в его взгляде… ну да ладно. То ведь еще занятие — все подряд разгребать да чистить.

— Когда мне начинать работу? — голос от волнения охрип.

Форгаст взглянул на настенные часы и немного подумал.

— Через три дня. Решай все свои дела, коллега, прекращай все остальные подработки — времени у тебя не останется ни минуты.

Он подмигнул и вышел, оставив Гевиара одного.

Золото сияло на столе.

Стараясь подавить дрожь, Гевиар поднял тяжелые столбики и опустил в карман.

Все же бывают чудеса на свете!

В тот же день он рассчитался со всеми долгами и перебрался в дешевую, но чистую гостиницу поближе к деловой части города. Был соблазн схватить оставшиеся после возвращения долгов сто тридцать золотых и… куда-нибудь удрать! Уйти снова в наемники — приобрети он себе оружие получше, былые рефлексы вернутся легко и быстро.

Вот только что-то его удерживало.

Не девушка — их он повидал немало, но настоящая страсть еще ни разу не опаляла его. Не слава — откуда ей взяться, доброй-то славе! Он даже не боялся погони и розыска. Уйти на дно в притонах крупного города нетрудно, а солидная горсть золотых сотрет, у кого нужно, всякую память о его внешности.

Что-то другое держало его. Гевиар не стал долго раздумывать над этим, и оставшиеся два дня приобретал себе гардероб. Не слишком шикарный, конечно, но и не те лохмотья, к которым он привык за последнее время.

…На третий день Форгаст сдал его долговязому человеку по имени Рикар. Тот молча вручил Гевиару небольшой ключ — от его личного шкафчика — и приказал через тридцать минут быть готовым к вызовам.

Рабочая одежда оказалась вполне пристойной. Первый день Гевиар сидел в компании своих новых сотрудников, что только и знали, как резаться в кости, петь похабные песенки да рассказывать истории, одна другой омерзительней. Правда, за свою короткую жизнь Гевиар видал общество и хуже, так что вскоре все они стали добрыми приятелями. И работа оказалась очень простая — сиди себе день-деньской, в ожидании вызова.

Вызовы, конечно, были омерзительными. То засорялись магистрали канализации, то откуда-то брались полчища голодных и смелых крыс, то после бурной попойки необходимо было вылизать какой-нибудь трактир. Мерзость. Однако, глаза боятся, а руки делают. Тем более, что в отличной спецодежде ни капли отбросов не попадало на тело, даже если приходилось стоять по пояс в нечистотах.

Да и четыреста золотых — это, братцы, деньги.

Гевиар даже рискнул отложить немного в банк. Из банка он вышел в состоянии неестественного восторга — так, порой, сильно действуют на людей самое обычное доброе отношение и вежливые манеры.

Прошел месяц.

Следующий бригадир был пузатым коротышкой — то ли Карликом, то ли выросшим вширь Человеком. Впрочем, неважно. В отличие от постного и вечно кислого Рикара, который норовил найти хоть какой-нибудь недочет и урезать премию, Альдас — так звали толстячка — был воплощенный юмор. Место для работы, правда, не располагало к столь жизнерадостному темпераменту: это был морг. Более того, здесь приводили в порядок покойников, прежде чем устроить им похороны.

Вот уж, работка так работка…

Поначалу Гевиара только что не выворачивало наизнанку, когда возле жуткой разбухшей массы, выловленной из реки, его сослуживцы вовсю уплетали пирожки и обсуждали достоинства очередной подружки кого-нибудь из них. Изрядно похудевший за первые десять дней работы, Гевиар смог переломить в себе отвращение и — к собственному удивлению — ловко гримировал мертвецов, устранял их чудовищные гримасы, притерпелся к сладковатому запаху, что сопровождает этот жизненный этап. Были дни, правда, когда ему всюду мерещились покойники — всякий человек на улице казался его очередным «клиентом», куклой, что некогда вмещала разум и страсти, мысль и эмоции, а ныне отравляла собой окружающий мир. Ощущение прошло нескоро и Гевиар даже подумывал, не бросить ли все ко всем чертям…

Не бросил.

Прошел еще один месяц.

Теперь его начальником стала Гилерна — дама, хоть и в летах, но по-прежнему привлекательная и обладавшая многими достоинствами. «Тетушка», как ее величали новые сотрудники Гевиара, прекрасно справлялась со своими обязанностями и находила работу всей сотне своих подчиненных. Обращалась со всеми одинаково, и не допускала по отношению к себе никаких вольностей. Огорчения последнее обстоятельство также не вызывало, тем более, что премии здесь отваливали весьма солидные.

А работа порой была — врагу не пожелаешь, порой же — сущая безделица. Условия были одни и те же: скорость, качество, незаметность. То убрать следы неблаговидного деяния любимой собачки какой-нибудь богатой дамы, то ликвидировать содержимое желудка, которое какой-нибудь пьяный высокопоставленный чиновник не донес до надлежащего места. Впрочем, чистка надлежащих мест была не менее впечатляющим удовольствием. Гевиар начал понимать, где таился источник вдохновения для подчиненных Рикара.

Заказчики были щедры, но ни в коей мере не допускалось сколько-нибудь умалять их достоинство. Даже если заказчиком был высокомерный пьяный мэр, богатый купец с причудами на грани помрачения рассудка или обычный постоялец дешевой гостиницы. Каменное, выражающее лишь профессиональное рвение, лицо; вежливость и еще раз вежливость; закрытые глаза и уши. На чистильщиков не обращали внимания — и знания, почерпнутые Гевиаром, могли бы дорого обойтись иным неосторожным клиентам.

Впрочем, заработок был настолько солиден, что Гевиар порой мог себе позволить посидеть в дорогом ресторане, среди тех же самых сливок общества, помои которых совсем недавно выносил. Ощущение равенства было почти непристойным. Конечно, этими мыслями он не делился с Тетушкой: первый прокол, первое неуважение к клиенту были бы и последними.

Так закончился и третий месяц.

Гевиар перебрался в приличные апартаменты, стал вхож во многие дома, куда дорогу ему проложили, — если уж быть откровенными — не только заработанные деньги, но ум и манеры. Он даже начал ухаживать за Эвлерой, дочерью одного из наместников княжества Лерей.

Форгаст вызвал его к себе совершенно неожиданно.

— Дела идут неплохо, — похвалил он Гевиара после того, как они выпили по одной. — Нет, спасибо. На службе я много не пью и тебе не советую.

— Итак, — продолжал Чистильщик, — я пришел, чтобы предложить тебе, так сказать, присоединиться к элите нашего общества. Чтобы у тебя не было никаких иллюзий, скажу сразу: те заработки, которые мы позволяем себе в отношении рядовых Чистильщиков, далеко не чрезмерны. У нас не работают опустившиеся люди, преступники, психически ненормальные. Отбор достаточно серьезен. Работа очень грязная и ни в коей мере не уважаемая. Так что должна быть компенсация.

Гевиар кивнул. Эта истина постепенно проложила дорогу к его рассудку и теперь не казалась смехотворной.

— Если откажешься — выбирай любое из подразделений, где работал до того и, глядишь, я подойду к тебе несколько позже — если решишься. Можешь и не соглашаться вовсе. В этом нет ничего позорного.

— Расскажите мне подробнее, — ровно вставил Гевиар, глядя в жесткие, холодные глаза собеседника. — Не могу же я решить, не зная всех подробностей.

— Разумеется, — Форгаст откинулся на спинку кресла и несколько секунд смотрел в потолок.

— Ты наверняка слышал о разнообразных крупных военных конфликтах, войнах с нежитью, истреблении химер и прочих чудовищ. Я прав?

Гевиар кивнул. Что ни месяц, обязательно происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Лично ему запомнился жуткий случай, окрещенный Балом Вампиров, когда более ста двадцати человек одной глухой деревеньки неожиданно стали нежитью и двинулись походом на окрестные селения, уничтожая все на своем пути. Эта новость была передана в килиан достаточно отрывочно и все же несколько дней не давала ему спать.

— Значит, слышал и о тех героях, что повергают наших недругов в прах,

— Форгаст не улыбался, но тон его был ироничным. — А ты задумывался, кто на самом деле справляется с подобными неприятностями? Кто очищает землю от заразы, устраняет останки всякой нежити и приводит все в порядок? Те же герои? Ни за что! Их задача — уничтожить мозг, главнокомандующего, основные силы. Рассеять врага.

— И вот тут, — Форгаст наклонился к Гевиару и тот увидел на шее у него тонкую серебряную цепочку, — появляемся мы. Чистильщики. Мы занимаемся основной черной работой. Это, конечно, не убирать за собачонками и не чистить, прошу прощения, сортиры. Риск велик, но и премия весома. Две-три операции — и ты обеспечен до конца дней. Ну как?

Гевиар хотел было сказать что-то о времени на обдумывание, но губы его отреагировали раньше.

— Я согласен, — ответил он просто.

Его новые коллеги походили скорее на специальных агентов — многие Храмы теперь обучали специалистов высочайшего класса для разных деликатных поручений. Стоя рядом с ними, Гевиар испытывал дрожь.

Эльф Блетталон отличался своей шевелюрой. Половина волос была снежно-белой, половина — каштанового цвета. Впечатление усиливали его плотно поджатые губы и кожа почти что серого цвета. Я его видел раньше, мелькнула мысль у Гевиара. Вспомнить бы, где.

Человек Мондер был похож на самого Гевиара. Худой, высокий, с добродушным лицом и привычкой время от времени с хрустом разминать кисти своих рук.

Четвертым в его новой команде был сам Форгаст.

— Отлично, — Форгаст кивнул своим коллегам после того, как все представились. — Блетталон, подберите ему амуницию, пожалуйста, и начинайте занятия.

Эльф кивнул и жестом указал Гевиару дорогу.

Амуниция была, конечно, поразительной. Выглядела она, словно самая обычная одежда. Однако клетчатая ткань его нового «плаща» выдерживала удар кинжала, а капюшон предохранял не только от дождя, но и от практически любой известной жидкости. Блетталон для демонстрации погрузил кусочек ткани в кипящую кислоту и подержал там несколько минут. С тканью ничего не произошло.

Остальные предметы явились, скорее всего, из килианов, посвященных всяким ужасам — вторжению нежити, кровопролитным войнам, зловещим магам и их творениям. Амулеты, странно выглядевшее оружие, совершенно непонятные палочки, цепочки, сети… Все это надлежало прикреплять к специально сделанным петлям и скобам внутри плаща и прочей спецодежды. Перемещаться со всем этим барахлом оказалось легко и удобно.

— Это плащ, — пояснил эльф, критически осматривая Гевиара и давая последние указания. — Он уменьшает вес поклажи. Так то здесь фунтов сорок, не меньше.

Фунтов сорок! Гевиару казалось, что он легок, словно пушинка.

Затем начались занятия. Здесь-то Гевиар и понял, насколько ничтожными оказались его познания в рукопашном бою.

Первая вылазка случилась через полтора месяца после начала занятий и показалась Гевиару приятным разнообразием после изнурительных и бесконечных тренировок. К ним пришел гонец — его самого Гевиар не видел — и Форгаст вскоре дал команду немедленно собираться. Время на тренировки не было потрачено зря: через пять минут все четверо были готовы. Жесткое ожерелье стесняло движения головы, но позволяло всем четверым общаться на значительном удалении друг от друга.

Они вышли из портала у какого-то полуразрушенного строения, в густом лесу. Лил проливной дождь и луны слабо просвечивали сквозь быстро несущиеся, рваные тучи.

— Полнолуние, — шепнул из ожерелья голос Форгаста. — Дьявол, как некстати. Все по местам. Мондер, со мной вперед. Блетталон и Гевиар, оставайтесь у входа и отпустите стражников.

Стражники, несомненно, принадлежали какому-нибудь местному гарнизону — вид у них был затравленный, словно их приговорили к съедению дикими зверями и уже оставили, связанных, в лесной чаще. На лицах их отразился неземной восторг, когда Блетталон коротко сказал им, что можно уходить. Топоча, словно пьяный носорог, стражники скрылись из глаз.

Строение было когда-то складом, подумал Гевиар. Видимо, со времен войн. Прочный каменный фундамент выдержал многие годы, прошедшие с тех пор. Пострадали лишь наземные, деревянные части строения. Сейчас черный провал двери выглядел хищно и даже Гевиару, вроде бы привыкшему к разным россказням, стало не по себе. Впрочем, россказни — это одно, а вот вляпаться самому… Он покосился на эльфа. Блетталон молча опирался на ближайшее дерево и сохранял полную невозмутимость. Мне бы такие нервы, подумал Гевиар с завистью.

— Блетталон, Гевиар, вниз, — шепнул голос. — Ни к чему не прикасаться. Закройте за собой двери.

Гевиар храбро спускался по скользкой лестнице. Многочисленные рунические знаки украшали стены спуска — и все они были совсем свежие. Кто их нарисовал? Форгаст? Мондер? Но ему об этих знаках ничего не говорили. Ладно, разберемся.

Комната оказалась просторнее, чем он ожидал. При свете фонариков угадывались только контуры предметов. В ноздри хлынул запах склепа. Машинально Гевиар опустил на нос фильтры. И тут стало светло, словно днем.

Если бы не Блетталон позади, Гевиар сел бы прямо на пол. Полустертая пентаграмма. Несколько трупов в мантиях, лежащих вповалку на ней. Прибитые к стенам различные части человеческих и прочих тел. Другие тела, в основном детские, полуразрубленные, обглоданные, все — с застывшей гримасой ужаса на лице. О боги, что здесь происходило?

Блетталон легонько хлопнул его по спине. Он держал в руке небольшой цилиндрик, из которого и исходило сияние.

— Гевиар, ни к чему не прикасаться, — шепнул голос вновь. — Все, что нужно было забрать, уже забрали. Ищи щели, потайные двери, люки.

Все-таки у меня мало опыта, подумал Гевиар, изучая каждую щелку, стену, панель, брусок. Нашлось две потайных ниши. Форгаст плеснул в них чем-то зловеще зеленым и в нишах вспыхнуло яркое, бездымное, непереносимо жаркое пламя. Показалось ли Гевиару, или впрямь из пламени донесся скорбный и жуткий плач, прерываемый безумным хохотом? Отведя глаза в сторону, он увидел, как шевелятся конечности на стенах и едва не упал без чувств.

Когда стало ясно, что ничего потайного не осталось, Форгаст с Блетталоном на несколько секунд замерли, закрыв глаза (должно быть, воспользовались заклинанием), и скомандовали отступление.

Задержавшись у спуска, Форгаст швырнул вниз что-то блестящее и упал наземь. Остальные попрятались за деревья, за кусты, просто легли в траву. Взвилось ярко-зеленое пламя… и очистка закончилась.

Когда Гевиар сорвал фильтры, свежий запах озона наполнял собой все вокруг. Он стоял, обняв дерево и стараясь унять дрожь, а остальные терпеливо ожидали его.

Гевиар приветствовал Форгаста слабой улыбкой.

Тот уселся за его столик и жестом подозвал официанта.

— Все еще снятся кошмары? — спросил Чистильщик участливо. Гевиар кивнул. У него до сих пор стояли перед глазами изуродованные, по всем признакам давно мертвые тела, которые, тем не менее, двигались, строили гримасы, стонали.

Он не впускал к себе Эвлеру несколько дней, сказываясь больным. Долю правды это, конечно, содержало. Увидев его бледное лицо и горящие после бессонной ночи глаза, Эвлера запретила ему выходить на работу и тот послушался. В тот же день Форгаст сам нашел его.

— Если бы тебе не снились кошмары, — криво усмехнулся Форгаст, — я бы сам тебя уволил. Нормальная реакция. Еще одна неприятная особенность нашей работы: то, что могло бы повергнуть в ужас нашу публику, мы маскируем и скрываем. Не одни мы, конечно. С нами вместе работают и другие службы.

Форгаст замолчал. Он смотрел на солнечный диск сквозь бокал с вином и чуть заметно кивал головой. В конце концов, он поднялся.

— Отдыхай, — он протянул ладонь для рукопожатия. — Захочешь уйти — я не в претензии. Захочешь вернуться — в любой момент. Если будут еще проблемы с нервами, могу посоветовать очень опытного врача.

— Спасибо, — слабым голосом отозвался Гевиар, — я сам.

Он подумывал бросить такую работу, но чем тогда заниматься? Одиннадцать тысяч премии — это здорово, это более чем здорово, но все же недостаточно для полностью обеспеченной жизни. Тем более, что перспективы жениться приближались с каждым днем (для отца Эвлеры он был спецагентом, и преуспевающим, чем в конце концов завоевал полное того уважение) становились все реальнее.

Еще пара операций, подумал он вяло, и уйду в отставку.

Интересно, думал он в ту ночь, глядя на слабо колышущееся пламя свечи, сколько операций на счету у самого Форгаста? Ведь богат, наверное, как дракон!..

В эту и последующие ночи кошмаров больше не было.

Все приветствовали его, словно героя всего княжества, когда он вновь появился у Форгаста четыре дня спустя.

— Ничего не потерял, — вздохнул Блетталон, — никаких вызовов. У нас тут, конечно, довольно тихо. Десять, максимум пятнадцать вызовов в год. Вот на Западном архипелаге, я слыхал, тридцать лет назад было по пять-шесть вызовов в неделю. Бойкое место. У нас тут попроще. Север все же… а холод никому не по душе…

Для немногословного эльфа эта тирада, по-видимому, равнялась месячной норме.

— В следующий раз, — Форгаст протянул ему пару тяжелых очков, — оденешь вот это. — У тебя очень богатое воображение. Это может вызвать некоторые неудобства. И еще: ты, по-видимому, считал, что мы уничтожили тех, кого еще можно было спасти — их каких-то особых соображений. Признайся, думал?

Гевиар кивнул, но кивок этот стоил ему большого количества мужества.

— И напрасно. Я никогда — по крайней мере, на операциях никогда — не говорю лишнего. Кроме того, специалисты посерьезнее нас всегда появляются первыми и спасают, кого еще удается спасти. Наше дело — убирать мусор. Запомни это. Если будет что-то мерещиться, одевай очки, одевай фильтры в нос и уши и не принимай все так близко к сердцу.

— Скажите, — спросил Гевиар после длинной паузы. — Кому все это понадобилось? Силам Хаоса?

Все трое его собеседников едва не упали на пол от смеха.

— Сразу видно, откуда ты родом, — проговорил сквозь слезы Мондер. — Нет никаких сил Хаоса. Все это сказки. Есть множество известных, еще больше неизвестных, совсем немного никому не известных противников разумных рас. Как правило, все они — дело наших собственных рук. Рано или поздно кто-нибудь хочет отличиться и придумывает очередной ужас на устрашение всему миру. Поскольку ничто так не пугает, как суеверия, всегда придумываются легенды о силах Тьмы, силах Хаоса, вечных и непобедимых Врагах… Забудь об этом. Боги Хаоса так же ценят своих верующих, как и остальные боги и не стали бы разрушать весь мир просто из прихоти. Обычные люди гораздо страшнее любого гневного божества…

До следующего вызова было два с половиной месяца.

Это случилось во время пятого вызова. Второй, третий и четвертый раз прошли гораздо спокойнее для Гевиара, хотя мерзость они видели не менее отвратительную. Новый барьер поднялся в его сознании, очищая восприятие и не пропуская ничего, что могло бы затронуть жалость или сочувствие. Несколько раз он хотел усомниться в искренности своего руководителя, но всякий раз доводы разума были в пользу последнего.

Они убирали грязь.

Они вычищали заразу.

Все по-своему снимали нервное напряжение. Эльф мог часами сидеть за лютней и мурлыкать песенки, — репертуар его казался неисчерпаемым. Мондер просаживал огромные суммы в увеселительных заведениях, а Форгаст… читал. Как с удивлением выяснил Шевиар, тот читал романы ужасов. Клин клином.

Все шло приемлемо до пятого вызова…

— Гевиар, поднимайся в зал с красными стенами и жди дальнейших указаний, — голос Форгаста, отдававшийся эхом где-то в глубине сознания, оторвал Гевиара от мрачных раздумий. Он осторожно перешагнул тело неудачливого искателя сокровищ и двинулся к лестнице, что находилась в дальнем конце зала.

Впервые они чистили область, которую нельзя было просто выжечь. Огонь, как заметил однажды Форгаст, уничтожает практически любой носитель магического или другого эффекта. Была бы достаточная температура. Так что, если удалось найти все скрытые места и доказать, что щелей, ведущих прямо в открытое пространство, нет, то выжигание пространства дает практически абсолютную гарантию очистки. Не абсолютную — но практически абсолютную. Как мрачно добавил эльф, гарантия на три ближайших аватары.

Если же чистить приходится большие пространства — как этот участок подземного города — то здесь подход иной. Сначала выжигают все, что удается найти. Затем долго изучают возможные пути распространения заразы. Наконец, когда все исследования завершены, вызывают особых специалистов и те запечатывают очаг. Печать держится несколько столетий и медленно разлагает все вредоносное, что осталось поблизости.

— И много уже таких печатей? — спросил Гевиар.

Форгаст только пожал плечами.

…Что-то слабо сверкнуло у самых ног. Наклонившись, Гевиар заметил осколок драгоценного камня — множество граней, дымчатый голубой цвет. Не более мизинца в длину. Что бы это могло быть? Он поднес свой «индикатор» — двойной крест — к кристаллу и присмотрелся. Индикатор молчал. Чисто. Он поднял обломок двумя пальцами и уложил в кармашек для трофеев. Многие мелочи, найденные во время операций, можно было оставлять себе. Если индикатор молчал.

Что-то хрустнуло под ногами. Сломанная кость. Старая, раз рассыпается от прикосновения. Слабые огоньки замелькали перед ним, растекаясь по полу причудливыми линиями. Гевиар замер, как вкопанный. А это чем бы могло быть?

Он оглянулся и обомлел. Прямо под ним разбегались линии, формирующие огромный симметричный символ, футов двадцати в поперечнике. Обломок, привлекший его внимание, валялся почти что в центре знака. Линии знака на глазах наливались свечением. Что делать, Гевиар не знал. Знал одно. Не стоит суетиться.

— Форгаст, я нашел какой-то знак, — шепнул он и голоса из ожерелья замолчали. — Сложный, мне неизвестный. Стою сейчас в самом центре. Что делать?

— Не шевелиться, — последовал приказ. — Мы идем к тебе. Ничего не предпринимай.

Гевиар стоял, не шевелясь. Линии разгорелись до яркого свечения — чуть ярче, чем пламя факела. Дальше этого дело не пошло. Сам Гевиар тоже ничего не ощущал. Более того, все охранные приспособления безмолвствовали.

Он ощутил что-то позади себя, но не органами чувств. Что-то приближалось сзади. Не очень скрываясь — тень ползла по изломанному трещинами полу, — слабая, но различимая.

Опустить очки на глаза. Вставить тампоны в уши и фильтры в нос. Прикоснуться к оправе очков, чтобы их активировать. Зажмуриться и медленно открыть глаза.

Все приобрело контраст и цвета — словно было озарено ярким солнечным светом. Глаза его не были на это способны. Очки, диковинный сплав магии и механики, полностью заменяли органы чувств. Глаза, уши и прочее руководились разумом и были подвержены иллюзиям. Очки не страдали от этого. Долго носить их не следовало — чтобы не теряли остроту органы чувств, но против гипноза и вообще любого воздействия на разум они помогали практически всегда.

Теперь медленно обернуться. Одновременно извлекая серебряную цепь и ампулу с «жидким огнем».

Что-то бесформенное, собранное из пыли под ногами, весьма условно похожее на человека, стояло вплотную к нему. Просто стояло. Не будь у него очков, существо подсказало бы мозгу картину, которая повергла бы его в полный ужас, в состояние, когда невозможно сопротивляться. Невелик арсенал оружия у нежити — но вполне применим и безотказен. Гевиар с усмешкой смотрел на терпеливо ожидающее подобие человека и легонько хлестнул цепью. Со стоном пыль рухнула неровными грудами. Тотчас же Гевиар увидел — краем глаза — множество других теней, заплясавших на границе магического знака.

— Я не один, Форгаст, — произнес он тихонько. — Осторожно.

— Понял, Гевиар, спасибо, — голос Форгаста отдавался металлическим звоном. — Когда скажу «Огонь», зажмуришься.

Гевиар послушно зажмурился, а когда открыл глаза вновь, вокруг стояли остальные трое. Гевиар дал знак, что с ним все в порядке, и осмотрелся.

И ужаснулся. В очках было видно, как под контуром из синих линий проступает другой, из желтых. Незавершенный, но явный. И третий контур, из рубиновых линий, под желтым. И…

— Мама родная, Печати! — ахнул Мондер. — О боги, сколько же их здесь?

— Гевиар, не шевелись и старайся не думать, — Форгаст был бледен. Блетталон хмуро копался в своем рюкзаке и извлек, наконец, маленький прозрачный шарик. Форгаст взял его, не глядя и неожиданно рявкнул. — Экзорцистов ко мне! И чертежников! Срочно! Сорок три-пятнадцать, шесть, зал с красными стенами! Я совершенно спокоен! Вы прозевали тут Печать, и не одну!..

— Пройдись по комнате, — сухо произнес голос из пространства.

Гевиар, запертый в душной темной комнатке, уже третий час подвергался процедуре очистки. В зале обнаружили аж восемнадцать Печатей, поставленных одна на другую. Когда команда сонных экспертов кончила ужасаться, их четверку с превеликими осторожностями отправили в «баню» — где он пребывал до сих пор — и принялись исследовать.

Гевиар ходил, отвечал на вопросы, приседал, прыгал, пил какую-то гадость… все, что угодно, одним словом. К концу третьего часа он был зол, как тысяча демонов.

— Чисто, — наконец, сообщил голос. — Выпускайте его.

Форгаст встретил его, такой же взъерошенный и злой. Долго смотрел ему в глаза и спросил, наконец:

— Что-нибудь еще там было?

— Нет, — ответил Гевиар, и не соврал: он начисто забыл об обломке.

Домой он шел, насвистывая. Наконец-то удалось договориться с отцом Эвлеры. Замок, он, конечно, не купит. Но на жизнь, достойную ее положения, хватит с избытком. А там, глядишь, и можно будет покончить с чистками. Все равно это лотерея. Повезет раз, повезет два…

Полторы мили, отделявшие его жилище от дома Эвлеры пронеслись незаметно. В ресторанчике напротив начиналась вечерняя жизнь. Фонари на улицах светились мягким светом, и количество народу на улицах не убавлялось. Одним расам живется лучше днем, другим — ночью…

У самой двери его дома кто-то заскулил и ткнулся носом в ногу. Гевиар наклонился — это была Чилька, собачка Эвлеры. Потерялась, что ли? Он потрепал за ушами забавное толстенькое существо и отворил дверь.

— Заходи, Чиле, не стесняйся, — позвал он собаку. — Переночуешь, а завтра я тебя к хозяйке отведу.

Собака забежала внутрь и принялась, по своему обычаю, изучать дом, стуча коготками по полу. Гевиар запер дверь и ощутил, насколько он устал.

Найти собаке что-нибудь поесть, устроить ей место для сна — и на боковую. Утомительный день.

Насвистывая, он прошел в дальний коридор, где находились кладовые и кухня. Экономка уже ушла; ужин ждал его на столе.

Он взялся за ручку кладовки, когда что-то насторожило его.

Что? Тишина.

Коготки не скребли по полу. Ну это понятно. Завалилась на кресло, по своему обыкновению, немытыми лапами. Ну погоди, негодная…

Он открыл дверь кладовки и замер.

Внутри что-то колыхалось и чавкало, источая чудовищный смрад. Ему померещилось огромное желеобразное тело, шевелящаяся слизь, множество жадных щупалец.

Пинком закрыл дверь и опустил щеколду. Боги, надо же. Так, собаку в охапку — и на улицу, вызывать помощь.

— Чиле!.. Ко мне!.. — выбежал в коридор, в руках — кочерга. Первое, что попалось под руку.

Низкое рычание раздалось с другого конца коридора.

Гевиар осторожно шагнул вперед, приготовившись на всякий случай ударить.

— Чиле?..

Рычание ближе. Небеса, словно это волкодав, а не крохотная собака карманного размера. Надо было зажечь свет, подумал он с неприязнью. Теперь придется подойти вплотную к чему-то рычащему, чтобы осветить весь коридор. Пока же лишь рассеянный свет с улицы, что отражался от стены за его спиной, был единственным освещением. Надо же так вляпаться… Совсем собака от страха ошалела.

Он сделал шаг вперед и увидел ее.

Собака была покрыта такой же шевелящейся слизью, которая померещилась ему в кладовке. Глаза ей светились красным, набирая яркость. Куски плоти отваливались от нее и шлепались на пол, оставляя светящуюся дорожку.

Тошнота подкатила к горлу. Гевиар нарисовал в воздухе знак, отгоняющий нежить и чудище прыгнуло, оставляя за собой кометный хвост из слизи.

Кочерга рассекла ее, словно горячий нож масло. Тут же Гевиара вывернуло наизнанку. Едва он совладал с тошнотой, как шаркающие, неровные шаги донеслись из его спальни.

Он затравленно озирался. Что-то копошилось и скрипело в непроглядном мраке у двери на улицу. Открыв дверь в прыжке, Гевиар вкатился в кабинет. Там, хвала всем богам, все было спокойно. А за окном жизнь шла своим чередом. Шли прохожие, проезжали экипажи. Откуда-то доносились песни, смех, голоса. А в двух шагах от всего этого стоял человек, которого в ближайшие несколько минут ждало нечто ужасное.

В кармане что-то нагрелось и начало жечь сквозь ткань.

Гевиар, не спуская глаз с непроницаемого черного дверного проема, вынул из кармана что-то продолговатое, небесно-синее.

Обломок! Как же я про него забыл? Мрак постепенно вползал в комнату. Выпрыгнуть наружу? Звать на помощь? Ну да, чтобы все то, что потревожил этот проклятый кристалл, вырвалось на свободу и напало на всех тех, кто, смеясь, проходил мимо…

Гевиар лихорадочно вспоминал все, что знал, проклиная себя за то, что отказался взять комплект спецодежды домой. Побоялся грабителей. А теперь вот…

Он схватил со стола перочинный нож и, морщась от боли, провел лезвием по пальцу. Кровью нарисовал у входа в комнату знак. Мрак отпрянул, грозный рев донесся из его глубины.

Схватив перо, Гевиар написал несколько слов крупными, четкими буквами, засунул лист бумаги в ботинок и швырнул чернильницу в окно. Прохожие недоуменно остановились, глядя на черный провал окна. Швырнул туда же ботинок и окровавленный нож. Опустил железные портьеры.

Теперь все зависело от удачи. Гевиар поставил перед собой зеркало, стараясь не слышать доносившиеся из-за спины звуки. Зажег две свечи, поставил их по обе стороны от себя. Уставился в свое белое, безумное лицо.

Если не отвлекаться, отбросить все мысли и желания, уйти в себя, то многие враждебные человеку силы не в состоянии обнаружить свою жертву. Гевиар смотрел в зеркало, где за проемом двери отражалась пустая и чистая стена коридора и повторял простую формулу медитации.

Гул сердца скоро вытеснил обеспокоенный гул на улице и зловещий шорох в доме.

Удары сердца отдавались медным набатом и тянулись все медленнее и медленнее.

Вспыхнул свет и зеленые лица — лица чудовищ — склонились над ним.

Что-то острое и холодное упиралось в горло. Тяжкий рокот сотрясал комнату, и рты чудищ карикатурно искривлялись, словно у рыб, выброшенных на берег.

Он поднял невероятно тяжелую правую руку и еще несколько лезвий уперлось в него. Ощущая во рту привкус крови, Гевиар протянул кристалл, испачканный в его крови.

Все вокруг поплыло. Лица сместились, черты сдвинулись и стали знакомы. Трое его коллег стояли вокруг. Множество незнакомого народу виднелось за ними. Пахло гарью и чем-то тошнотворным.

Форгаст поднес индикатор к кристаллу и все пять огоньков креста тревожно замигали.

Потом было две фразы.

— Он нас узнал. В больницу его, быстро.

И вторая.

— Найдите мне того, кто проверял его. Голову оторву.

Две веточки бессмертника стояли в изящном хрустальном бокале перед его глазами.

Что-то шелестело над головой.

Когда зрение вернулось, Гевиар увидел мохнатую ночную бабочку, что билась о стекло. Он был в крохотной больничной палате, с идеально белыми стенами и высоким потолком. Матовое стекло в двери было почти непроницаемым.

Голова слегка болела, но в целом он чувствовал себя превосходно.

Отбросив одеяло, он попытался сесть и тотчас же рухнул назад. Дверь открылась и двое врачей — один Человек, другой — какая-то высокая рептилия, вошли в его комнату.

— Не двигайтесь, — произнесла рептилия, забавно растягивая шипящие. Массивный знак, висевший у нее на шее, качнулся и солнечные зайчики, отраженные его гранями, впились в глаза Гевиара. Тот зажмурился.

— Кто вы? — спросил человек, усаживаясь перед кроватью и пододвигая другой стул рептилии.

— Гевиар Линорн, район Мостов, вторая улица четыре…

Врачи переглянулись.

— Кроме кристалла, не подбирали ли вы чего-нибудь еще? — требовательно спросила рептилия, наклоняясь ближе. — Вы подверглись огромной опасности, но, возможно, все еще не избежали ее. Вспоминайте, Гевиар.

Он начал вспоминать.

Так прошло несколько часов. Человек несколько раз пытался закончить беседу, но отделаться от настойчивой рептилии было труднее. В конце концов они ушли.

Тут же пришли Форгаст, Блетталон и Мондер. Эльф выглядел безучастным

— только в глазах скрывалась улыбка. Остальные двое широко улыбались.

— Мы ненадолго, — сказал Форгаст, присаживаясь. — Тебе полагается премия от местного правителя и всеобщая благодарность. Если бы ты не наступил на то скопление заразы, то в ближайшем будущем нам всем было бы не до смеха. Так что гордись, ты спас несколько тысяч человек.

Гевиар попытался улыбнуться и это ему почти удалось.

— Твой дом пришлось… э-э-э… обеззаразить, — сказал Форгаст извиняющимся тоном. — Не переживай, князь все это компенсирует. Он уже намерен начать расследование этого небольшого безобразия и… Кого ты там увидел?

— Эвлера, — негромко произнес Гевиар и попытался сесть. Девушка шла по дорожке ко входу, но его заметить, видимо, не могла. Он поднял руку и помахал ей…

Послышался какой-то шум, словно кто-то чуть не упал со стула.

Медный гул ударил в уши. На лице Форгаста Гевиар увидел гримасу отвращения. Что со мной? — подумал он в смятении и проследил за взглядом своего начальника. Тот смотрел на веточки бессмертника. Они съеживались на глазах, чернели, осыпаясь дурно пахнущим порошком. Вода в бокале стала неприятно-зеленоватого оттенка.

Сверху тихо шлепнулась бабочка и осыпалась горсткой праха. Серый туман начал просачиваться сквозь щели рамы.

— Блетталон, не впускай ее! — крикнул Форгаст, извлекая из кармана серебряную цепь. Не обращая внимания на протесты Гевиара, он сшиб того обратно на кровать и профессионально быстро привязал к ней цепью. — Мондер, срочно эвакуируйте больницу.

И, уже сквозь туман в глазах:

— Одну Печать мы все же не разглядели.

Их было шестеро. Человек, Эльф, снова Человек, две рептилии, похожие на ту, из больницы, и еще одна — совсем низенькая.

Они осматривали Гевиара несколько часов, проводили массу каких-то испытаний, проверяли, проверяли, проверяли. Ничего не нашли.

Гевиар не знал, где он находится. Ему не говорили, а он не спрашивал. Не спрашивал, что с Эвлерой, поскольку боялся услышать ответ.

В конце концов в комнатку — в общем, неплохо обставленную тюремную камеру — вошли двое. Форгаст и рослый, бородатый незнакомец.

— Кельир, — представился незнакомец густым басом. — Я начальник местной бригады Чистильщиков. Буду рад работать с вами, если согласитесь.

Гевиар вопросительно взглянул на Форгаста. Тому, видно, было что сказать, но очень не хотелось говорить.

— Ты глубоко под землей, Гевиар, — произнес он, наконец. — Для безопасности, твоей и всех остальных. Несчастный случай. Искренне сожалею.

— Эвлера? — тихо произнес Гевиар.

— Об этом не может быть и речи, — крохотная рептилия, одна из шести, появилась из-за спины Форгаста. Гевиар ощутил слабый запах фиалок. — Если вы с ней когда-нибудь встретитесь, тогда ни вас двоих, ни тех, кто будет поблизости, ничто не спасет. Мы бессильны снять это проклятие.

Гевиар сел и закрыл лицо ладонями.

Он долго сидел так, затем поднялся вновь. В зеркале на двери увидел собственное отражение. Осунувшееся лицо, часть волос стала снежно-белой, часть осталась черными. Кожа побледнела, словно у альбиноса.

— Никогда? — спросил он глухо. Надежда не желала умирать. Слишком многое уже успело умереть.

Рептилия покачала головой.

— Пока вы испытываете чувства друг по отношению к другу… Словом, никогда.

— Я еще появлюсь, — Форгаст распрощался с ним, крепко пожал руку и удалился. Кельир остался, и взгляд его мрачнел все больше.

— Я оставлю средство связи, — он положил на стол небольшой шарик. — Надумаете работать — мы будем рады. Нет — так нет. Боюсь только, что вам все равно придется проторчать здесь очень долго… так что подумайте.

И тоже удалился. Рептилия осмотрела Гевиара (достаточно бесцеремонно, подумалось ему), оставила какие-то снадобья и покинула комнатку.

Послышался звук запираемой двери.

Спустя восемнадцать дней он вызвал Кельира и сказал, что согласен.

Оглавление