«О черном маге замолвите слово»

Виктория Николаевна Абзалова О черном маге замолвите слово

Пройди свой путь!

Он ведь один и с него не свернуть,

Пусть не знаешь зачем, и не знаешь куда

Ты идёшь.

Пройди свой путь!

Ты не сумеешь назад всё вернуть,

И не знаешь пока, что в конце тупика

Ты найдёшь!

Пройди свой путь. Эльфийская рукопись. Эпидемия

Часть 1

Что может быть страшнее агонии… Особенно, когда умирает ребенок.

«Алэ?» И что тут можно сделать: вместо ребер крошево, легкие в лоскуты…

«Алэ!» Признанные целители этим местом брезгуют. А он всего лишь врач и не умеет излечивать мановением руки.

«Алэ…» Безнадежно. Хирург отшвырнул бесполезный инструмент и вышел. Совсем — подставив запрокинутое лицо снежной мороси, сыплющейся со смурного неба.

— Доктор Фейт… — робкий голос за спиной.

— Готовь следующего, Ника. Кого там я говорил…

Возвращаясь обратно, в коридоре наткнулся на санитарку и сорвал с нее грязный передник, посоветовав вымыть им пол и постарательнее, чем обычно. И вымыться самой хотя бы раз в жизни. По больнице понеслось невидимое: гневен.

Торопясь, пока он был занят, служители торопливо подставляли, поправляли, подчищали даже то, где и так был порядок. Пьяненький со вчерашнего дня сторож срочно протрезвлялся всеми известными способами. Вечно непросыхающий доктор Ламберт еще соображал достаточно, что бы спрятаться в кладовке, надеясь, что всевидящее око дотуда не доберется. Кухарка вернула в котел с супом два из трех стащенных кусков мяса, и даже кормившиеся у помойки собаки подобрались, отряхнулись, а деловито шуршавшие крысы предпочли убраться подальше.

Только доктор Альц не прервал своих развлечений с аппетитной девицей свободного поведения, которую сам же и лечил от целого букета дурных болезней. Он работал недавно и еще не понял весь ужас того, что вкладывалось в это краткое и емкое «гневен».

О нет, доктор Фейт не буйствовал, не кричал, не брызгал слюной. Он даже голос не повышал. Но под его всеведущим взглядом, пронзающим душу насквозь, расчленяющим на мелкие мерзкие кусочки — становилось просто страшно. Хотелось убежать и спрятаться, исчезнуть насовсем. Под этим взглядом замирали испуганным сусликом, каменели, будучи в силах только выпучивать глаза и кивать. Отнимался язык, начинали трястись руки. Или наоборот прекращали, и хмель вылетал из головы за секунду. Доктор Фейт в своем тихом гневе был страшен!

По больнице пронеслось настоящее торнадо, и затихло. Только в грозовой тишине раздавалось:

— Опять спирт доливали водой! Уж если вылакали часть, не портите остального… А здесь сколько еще будет вонять дерьмом?! Почему окно до сих пор не вставили? Вас Альц, что бы месяц в больнице не было!! Заразу только разносить! Собак накормить и вывести со двора, кто опять пустил? Забор? Заделать немедленно! Помои почему не вынесены? А белье почему не прокипятили опять? И гробовщик опять не приезжал?

Другого позовите! Мертвецкая и так переполнена… Кто отраву от крыс на окне оставил? Еще сожрет кто-нибудь! Или вынюхает… Ламберт, спать следует в своей постели, а не на работе!

В суп был возвращен и третий кусок мяса, посудомойка положила на место целую булку.

Отошел он только в Библиотеке, грустно спрашивая себя, почему он так и не научился — нет, не владеть собой. Это он умел великолепно. Но не замечать или, по крайней мере, относится ко всему равнодушно. Почему и доброе и злое до сих пор вызывают в нем такой яростный отклик, который трудно заподозрить по всегда необычайно сдержанным манерам. Доктор Фейт невесело усмехнулся себе и погрузился в чтение. Запах библиотеки успокаивал.

Этот запах не спутаешь ни с каким другим: запах клея, чернил, пыли на переплетах, сырости немножко… Запах тлена. Все эти знания, чьи-то мысли, чувства были собраны и заперты здесь как в склепе.

Он работал так же напряженно, как и в больнице. Из-за массивных старых книг мужчины почти не было видно, и когда служитель негромко его окликнул, доктор Фейт вздрогнул, как будто просыпаясь.

— Уже?..

— Очень поздно, доктор, — извиняющееся ответил совсем еще молоденький юноша, смущаясь спросил, — Вам отложить до завтра?

Это было не положено, но врача знали как постоянного посетителя уже в течение лет пяти, а то и больше. И исследования, которые он проводил, вызывали священный трепет и благоговение.

— Нет, — поморщившись, посетитель потянулся, расправляя затекшую спину, — Завтра у меня дежурство. Послезавтра в обычное время, если возможно.

Молодой служитель кивнул, собирая бережно заложенные книги.

— До свиданья, доктор.

Выйдя на улицу, он понял, что действительно уже очень поздно, особенно по зимнему времени, и Сайки не тревожа его, позволил работать дольше обычного. Пока доктор спускался по скользким от раскисшего снега ступенькам Великой Библиотеки, натягивая перчатки на узкие красивые и сильные руки, огромные древние медные двери за ним все еще закрывались. Удар — отзывающийся под ногами волной: он научился не вздрагивать от этого звука и от этого ощущения, привык.

Домой идти было довольно далеко: комнату он снимал ближе к Городской больнице и самим трущобам, чем к центральной части Рои. И это время доктор Фейт потратил на то, что бы проанализировать только что прочитанное — опять ничего ценного: горы перелопаченной пустой информации, в которой не встретилось даже полезной ссылки или имени. Ничего, что бы он уже не знал.

Последнее время это случается все чаще, а к решению он так и не приблизился, хотя теперь и сам может поспорить с любым историком…

Его размышления прервал грубый голос:

— Погодте-ка, милсдарь!

У здоровенного детины, который преградил дорогу изящному худощавому врачу, была дубинка, у припозднившегося прохожего — только сумка на боку.

Доктор Фейт чему-то едва заметно усмехнулся, но тут раздался второй голос:

— Ша под шконку, убогий! Таких как ты только пальцем у параши… Разуй зенки, эт ж господин Фейт! — голос тут же сменил свои хамливо-крикливые командные интонации на заискивающе вежливые, — Вы уж простите, господин доктор, Клавви с детства на голову ушибленный! Разве мы можем вас так обидеть, после того как вы мне брюхо знатно заштопали! С того света можно сказать… А побратиму моему не дали без ноги остаться!

Темнота скрывала старшего из нападающих, но врач, по-видимому, его узнал и даже с усмешкой ответил:

— Не он ли на тебе нож и попробовал, припоминается?

— Всякое в жизни бывает, — ни мало не смущаясь отозвался голос, — Давайте мы вас проводим, мало ли что… Опять таки.

— Спасибо, я уж как-нибудь сам.

— Доброго вам здоровья, господин Фейт! А то у вас, как и у нас, главное, что бы руки не дрожали.

— Да уж! — доктор Фейт придушенно закашлялся от такого сравнения.

Однако путь он продолжил уже улыбаясь, похоже, здорово развеселившись происшедшим диалогом.

В дом он вошел через заднюю дверь, и проходя к лестнице мимо большой жаркой кухни, приветственно кивнул хозяйке.

— Доктор, вы сегодня опять не приходили обедать! — напустилась на него пухлая миловидная женщина.

— Умеренность залог здоровья, — рассеяно бросил Фейт.

— Как же! Если голод это здоровье, то я предпочитаю быть больной! Тем более, когда лечить будет такой врач, — она игриво улыбнулась.

— Молли, — доктор Фейт, не выдержал и улыбнулся в ответ, облокотившись на перила, — Я удивляюсь, как твой муж еще не подкараулил меня в каком-нибудь темном углу!

— Да что он может, — пренебрежительно хмыкнула Молли, — Сегодня телятина особенно удалась, а Хорас привез Анкарионскую «Солнечную лозу». Я для вас придержала пару бутылочек.

— Как полезно, когда хозяйка трактира в тебя влюблена! — глаза доктора смеялись, — Врядли я мог бы позволить себе такое на жалование.

— Эх, я бы себе позволила!.. — с сожалением пробурчала Молли вслед постояльцу, колыхая немалым бюстом, и подмигивая своей помощнице Верте.

— Только хоть он с тобой и прост, — хмыкнула та, — сразу видно, что такие господа не про нашу честь!

— Была б я лет на десять помоложе, да в половину полегче, — засмеялась трактирщица, — Он бы не долго мимо ходил!

Молли легко подхватила поднос, уставленный ароматными блюдами, добавила обещанные бутылки, и величаво двинулась на второй этаж, где были жилые комнаты, заметая юбками ступени. Ручка, которая могла и черпаком приголубить так, что мало не покажется, постучала в дверь робко, почти просящее.

— Да, — постоялец даже не поднял головы от бумаг.

Женщина благоговейно огляделась: за почти семь лет, что доктор Фейт снимал у нее комнату, та постепенно заполнилась всевозможными записями, графиками, таблицами, картами, схемами. Они громоздились на столе, усеивали пол вокруг и у постели, были развешаны по стенам. Одну стену целиком занимала карта звездного неба, сплошь испещренная таинственными знаками и подписями. Иногда что-нибудь из этого вороха собиралось, разрывалось на клочки и отправлялось в топку, но установлению порядка это не способствовало.

Молли осторожно сдвинула на подоконнике несколько трактатов по медицине и анатомии, и опустила поднос туда.

— Вы хоть сейчас поесть не забудьте.

— Спасибо, Молли, не забуду…

Женщина вышла, качая головой: ох уж эти ученые люди, ну совсем не могут о себе позаботиться! Вернувшись в кухню, распорядилась половому:

— Отнеси господину Фейту еще свечей.

— Опять пишет? — понизив голос, спросила Верта.

Молли кивнула.

— Точно тебе говорю, опять всю ночь просидит.

— Просто так человек не будет на бумаги жизнь класть.

— Оно верно, есть тут какая-то тайна. И попомни мои слова — горькая.

Женщины многозначительно переглянулись: а то как же — такой видный мужчина, а один. Работа — книги, книги — работа, и где: не в Храмовом квартале благородным господам раны после дуэлей залечивать, а в Городской больнице, будь она не ладна, которая только на нем одном и держится! Да так себя в гроб загнать запросто можно.

Предположение трактирщицы оправдалось полностью: постоялец лег только перед рассветом, крайне недовольный собой и полученным результатом. Годы над книгами, а в по крупицам собранных знаниях все еще зияют громадные дыры. И видимо, ему все-таки не обойтись без трактата «Об инобытие» написанном по преданиям самим Тысячелетним императором, а скорее всего, кем-то из его приближенных магов.

Трактате, который может быть только в одном месте — самой Черной Башне.

Сумасшествие.

От усталости казалось, что комната немного покачивается. И все-таки стоит попробовать поискать списки… Выдержки. А это значит еще не одни сутки в Библиотеке… Возможно напрасно.

Доктор Фейт забылся тяжелым, мало напоминающим отдых, сном.

И все же удача ему улыбнулась. Если это можно так назвать: нечто похожее встречалось и после падения императора. Маги не могли не прибрать к рукам столь ценные свитки, а возможно, что список мог заваляться в библиотеке одного княжеского рода на юге. Что ж, иногда жемчуг приходится искать и в куче навоза.

Но это означает, что придется уехать… бросить все, после того как было потрачено столько сил!

В Городскую больницу Рои приходили от безвыходности, когда больше некуда было идти — это относилось и к пациентам и к немногочисленному персоналу. Доктор Фейт начинал там кем-то вроде ассистента: он прекрасно разбирался в травах и составлении эликсиров, в отличие от некоторых новых коллег знал, как должен выглядеть тот или иной орган и где ему место, не падал в обморок при виде крови и вообще имел крепкие нервы. А главное, относился к своей работе добросовестно и мог добиться того же от других, хотя бы в своем присутствии.

За семь лет непрерывной практики уже в качестве врача, днем и ночью — он насмотрелся такого, что ломалась даже его закаленная выдержка. Непонятно как и когда то, что вначале было лишь временным прибежищем, дающим возможность зарекомендовать и испытать себя, — пусть это и очень смахивало на мазохизм, — а так же получить доступ в Библиотеку не привлекая к себе внимания, — вдруг оказалось важным. Да и не в его привычках было бросать начатое, сколько бы стараний не приходилось прикладывать.

— Доктор Фейт, — нарушил размышления неуверенный голос.

— Что такое, Ника? — нахмурился врач.

Парнишку подобрали на улице несколько лет назад, и Фейт очень удачно попробовал на нем метод лечение ядами, став с этого момента объектом молчаливого обожания.

Никас так и остался в больнице, видимо считая себя обязанным посвятить жизнь науке, которая ее спасла.

— Радость у нас! Жаль, вас не было! Приходили двое целителей, сказали, что будут теперь работать здесь!

Ну вот все и решилось.

— Да, это очень хорошо, Ника.

Вечером, закончив свои дела, доктор Фейт направился не в Библиотеку, которую знал как свои пять пальцев и уже перерыл сверху до низу, а в Купеческий квартал в дом господина Лионеля, попечителя той самой больницы, где его незамедлительно приняли.

— Ах, доктор Фейт, как вы кстати! — рассыпался в любезных приветствиях господин Лионель, поспешив с некоторым испугом поинтересоваться, — Надеюсь, ваш визит не означает никаких непредвиденных происшествий?

Господин доктор сухо улыбнулся.

— Что вы, все наши неприятности исключительно предсказуемы.

Энтузиазм господина Лионеля несколько поутих.

— Что произошло?

— Успокойтесь, ничего особенного. Просто я должен уехать.

— О! как это прискорбно! — горе господина Лионель было искренним: благодаря присутствию сурового врача, господин Лионель мог вспоминать о своих обязанностях от случая к случаю, — Когда же вы вернетесь?

— Боюсь, что никогда. Или, по крайней мере, очень нескоро. И мне нужны рекомендательные письма.

— Конечно-конечно! Надеюсь, ваш отъезд не связан с личными утратами… — господин попечитель тут же сообразил, что допустил бестактность, но его собеседник и впрямь хорошо владел собой.

— Нет.

— Замечательно! Но все таки как прискорбно… И именно сейчас, когда господа маги изъявили желание сотрудничать…

— Я слышал. Как видите, я не бросаю свой пост на произвол судьбы, а просто передаю.

— Вы? — господин Лионель был шокирован, — Да вы вообще уникум! Знаменитость! Его Величество на днях пошутил, что нищие в этом городе, получают лучшее, чем он лечение.

— Сочувствую Его величеству, — в голосе врача не было ни тени издевки.

— Да… — обескуражено проговорил господин попечитель и поспешил заняться письмами, — Вы не задержитесь? Господа маги должны вскоре придти, и вы могли бы дать им ценные советы…

Доктор Фейт подавил приступ болезненного любопытства, и спрятал письма.

— Сожалею, но у меня еще есть дела, которые нужно уладить. А единственный совет — дисциплина и дезинфекция. Вам известно, что в больнице не хватает ни того, ни другого.

— Да, — хихикнул господин Лионель и попрощался уже с облегчением, как случалось всегда.

Возвращаясь к себе, доктор Фейт был вынужден пройти мимо громоздкого и неуклюжего здания ратуши и доски с объявлениями, на которой в числе прочих поник давно не обновляемый истрепанный листок с объявлением о розыске беглого разбойника и колдуна. Особые приметы: полуэльф, глаза черные, волосы седые, на левом плече татуировка в виде ворона, шрам на виске и так далее,…

Но доктора не интересовали разыскиваемые бандиты, и на доску, мимо которой проходил сотни раз, он никакого внимания не обратил. Остаток вечера вместе с ночью были потрачены на сортировку и сбор заметок. Затем последовали немногочисленные вещи, а место обычной сумки заняла рапира у пояса.

Его отъезд в почтовой карете к портовой Остии, был не менее незаметным, чем и появление в столице когда-то, и выйти пришлось очень рано, что бы миновать заботливую Молли. Заворачивая за угол, доктор Фейт не выдержал и обернулся: вот и еще десять лет жизни позади… Проклятая порченная кровь отвела ему долгий век!

И оставалось надеяться, что хотя бы эти годы были потрачены не зря.

Он злился на себя, досадуя на чувство сожаления, на то, что почти успокоился, привык. Стал забывать за чем все было, кто он такой… В чем его долг.

А долг его свершить невозможное.

Вот только зачем все-таки? Зачем рушить устоявшийся порядок вещей. Можно подумать, если он преуспеет, очередной Ламберт не напьется и не зарежет кого-нибудь на столе, а Клавви с приятелем оставят свой промысел. Можно подумать, перестанут умирать дети…

В виске словно гвоздь засел, и избавится от этого последствия толи старой раны, толи издерганных нервов было невозможно даже упившись эликсирами до бесчувствия.

Перед глазами все еще стоял синенький трупик замерзшего младенца одной из уличных девок, которому они не успели помочь вчера, и тот мальчишка, Алэ, умерший у него под ножом, — к их смерти никакие темные чары, к сожалению, отношения не имеют…

Впрочем, Светлых там тоже не было.

— Сударь, — окликнули его снаружи, когда карета остановилась.

— Да, — удивленный господин Фейт поднял отяжелевшую голову.

— Не желаете размяться, перекусить? — обратился возница к своему единственному пассажиру, — Следующая остановка будет нескоро…

— Пожалуй.

Рыночек поселка был полон, несмотря на то, что день уже перешел ко второй половине, и ранние зимние сумерки грозили вот-вот нагрянуть. Фейт немного понаблюдал за оживленной суетой, даже без интереса сжевал какой-то пирожок, всученный непрошибаемо-настырной торговкой, но на воздухе стало легче. Он вообще с трудом переносил закрытые пространства.

Уже садясь в экипаж, он вдруг почувствовал на себе чей-то изучающий взгляд, однако обернувшись, заметил лишь растрепанные черные волосы и щуплую фигурку, исчезающую в проулке.

Странное тревожное ощущение не проходило, и когда бессонная ночь все же взяла свое, доктор Фейт не испытал никакого облегчения. Разбудило его чувство опасности, ставшее нестерпимо острым.

Доктор Фейт оттер запотевшее окошечко — зима была очень теплой — и осмотрелся: уже стемнело. Дорога шла меж покрытых просевшим серым снегом холмов и постоянно петляла. По обочинам топорщились редкие заросли.

Идеальное место и время для засады.

Он не успел даже отодвинуться, как раздались свист, крики, топот копыт. Повозку мотнуло и она, развернувшись, замерла, опасно накренившись в сторону.

Объяснений не требовалось — он остался один.

Мужчина аккуратно потянул тяжелую рапиру из ножен, следя за тенями за дверцей.

Прежде чем та распахнулась, он ударил обеими ногами, вышибая ее напрочь и сбивая нападающего, собиравшегося распахнуть дверцу. Выскочив вон и в несколько взмахов наматывая плащ на левую руку, попытался сориентироваться: нападавших было, кажется с десяток, и он не глядя полоснул клинком оглушенного.

Сдаться никто не предложил, усмехнулся господин Фейт одними губами.

Упал на колено, уходя от болта. Перекатился, доставая двум лошадям до сухожилий…

Лошадей жалко… Они-то в чем виноваты…

И — пляска в вихре грязного снега, густые алые брызги, хрипы и стоны. И вдруг — арбалетный залп, от которого сразу трое тоже падают в снежную кашу. Один, последний из нападающих бандитов был еще жив. Оборонявшийся круто развернулся на едва различимый звук, но внезапно придержал руку: это был мальчишка, не старше тринадцати!

И он его уже видел.

Из лесочка выскочила пятерка во главе с каким-то местным героем, воинствующе размахивающим мечом, а мальчик отползал от места их неудавшейся засады, даже не делая попыток подняться: одна штанина насквозь пропиталась кровью — он не прятался и его тоже достал молниеносный взмах. На груди под ключицей засел болт, и по непритязательной одежке расползалось темное пятно.

На синевато-бледном, почти светящемся, худом скуластом лице, сквозь черную гриву — не по-детски яростным огнем горели темные глаза. Он внимательно следил за приближающимся к нему человеком с обнаженной рапирой — человеком, который разделался со всей их бандой в считанные минуты. Он смотрел только в глаза — выжидающе.

Рановато иметь такую выучку! — подумал врач наклоняясь…

Бросок был хорош! Не будь у него такой отличной реакции, и не нарушь координацию парня боль и потеря крови, направленный в шею обломок меча — достиг бы своей цели.

Доктор небрежно отвел лезвие, прижимая руки мальчишки к земле. Изящные пальцы сжались на запястьях чуть сильнее в нужных точках — и парень выпустил обломок с хриплым вскриком. Тощее, но жилистое тело под ним вдруг перестало сопротивляться:

— Ну, с-сука, — плюнул мальчишка, — Убивай! Или еще чего приспичило?!

Его противник не ответил, вглядываясь в него с некоторой растерянностью: он ясно чувствовал Силу этого мальчика — исполнявшего в банде роль наводчика, как он догадался… Он смотрел в злые отчаянные глаза, как в зеркало, — и знал: таких совпадений не бывает!

Судьба ли, заклятье свело их на одной дороге, но убить его — рука не поднимается!

Созерцательный, задумчивый взгляд, перепугал мальчишку больше, чем все происшедшее до сих пор. Он забился в без усилий удерживающих его руках из последних сил, умноженных ужасом и отчаянием.

Господин Фейт разжал пальцы и отстранился. Парень вскочил, но рухнул обратно, не сделав и нескольких шагов. Он дополз до ближайшего дерева, волоча раненую ногу, и даже сумел подняться, тяжело опираясь на ствол.

Неудавшаяся жертва налета вложил рапиру в ножны и бесшабашно тряхнул головой, принимая какое-то решение.

Всякое сопротивление было безнадежным: негаданная подмога уже приблизилась, выкрикивая приветствия, а никто из подельников не шевелился.

— Не подходи! — выкрикнул мальчишка: судя по всему, даже безоружный, он готов был впиться в горло каждому и зубами, но смотрел только на осторожно приближающегося мужчину, демонстрировавшего ему пустые руки.

— Я не собираюсь тебя убивать! Позволь посмотреть твои раны — если тебя не перевязать, ты истечешь кровью!

— Не подходи, — простонал парнишка, чувствуя, как съезжает по стволу вниз, и отчаянно борясь с беспамятством.

Когда странный незнакомец снова наклонился над ним, он последним усилием попытался ударить, но только тяжело осел в грязь, наконец потеряв сознание.

— Вы в порядке? — обратился предводитель отряда к уцелевшему пассажиру, который в это время, пожертвовав своим и без того испорченным плащом, быстро и ловко осматривал единственного еще живого члена банды.

Тот только отмахнулся и попросил посветить чем-нибудь. Выглядел он как переодетый принц, да и одежда, хоть и простая, но хорошего качества, а рапира великолепной работы, — оценил герой, — неудивительно, что банда заинтересовалась им. Едет один, они могли подумать, что он выкупил весь экипаж, и рассчитывать на богатую добычу или выкуп. А нарвались на опасного бойца, которого так просто не испугать.

— Кевин, — назвался герой, когда с первой помощью было покончено.

Щека у него была распорота, и вместо ответного представления лекарь протянул ему сложенный кусочек полотна, смоченный в какой-то резко пахнущей дряни.

— Да пустяки!

Действительно, скорее всего на ветку в азарте напоролся, — доктор Фейт едва удержался от ироничной улыбки.

— Возьмите, если не хотите обзавестись мужественным шрамом на пол лица.

Герой послушно стал промокать рану, в то время как его люди разбирались с телами.

— Что вы собираетесь с ним делать? — поинтересовался врач, кивая на юного разбойника.

— Сдам властям в Остии и вся недолга, — дернул плечами Кевин.

— Да, само собой… А знаете что, — вдруг предложил господин Фейт, — уступите его мне!

— Вам? — удивленный герой посмотрел на него уже с некоторым подозрением, — Зачем?

Вы собственно кто?

— Мне, — подтвердил господин Фейт, — Вообще-то я врач. Но я занимаюсь важными изысканиями, и этот юноша очень пригодился бы мне для опытов.

Глаза героя медленно раскрывались все шире и шире.

Ну да, готовы и за разбойниками гоняться, и на дракона в одиночку переть, а от одного вида скальпеля бледнеют! Улыбка все-таки прорвалась наружу.

— Я не собираюсь кромсать его на кусочки! И потом, в Остии его повесят… если он доживет до того в тюрьме без должного ухода.

— Я не… могу, — сомневался Кевин, — он должен понести наказание и опыты это…

Как же…

— Мои исследования никому не принесут вреда, только пользу. Вы, как палладин Света не нарушите свой долг, если посодействуете, клянусь. И посмотрите, разве такая жизнь — уже не наказание?

Они пререкались всю дорогу до города. Приходилось признать, что мораль выучеников Светлого Совета просто незыблема, но доктор Фейт очень старался быть убедительным, и в конце концов ему все же достался тощий полуживой трофей с сомнительными перспективами.

О том, что вмешался, он не жалел: если чистая и аккуратная рана на бедре опасений не вызывала, то застрявший под лопаткой болт, наверняка свел бы мальчишку в могилу вернее светившей ему петли. Врядли рядом с ним находился хотя бы какой-нибудь знахарь, а обстановка тюремной камеры выздоровлению не способствует. Теперь же господин Фейт был уверен в успехе, поэтому перешел сразу ко второму вопросу: что ему делать с этим маленьким зверенышем, когда тот достаточно поправится, что бы снова кусаться и огрызаться?

И не новый ли претендент на Черный трон перед ним.

* * *

Придя в себя, Дамир долго не мог понять, где он. Попытавшись подняться на постели, в которой лежал, он обнаружил жуткую боль во всем теле, как-будто его снова избили. Грудь и плечо туго стягивали бинты. Рана на ноге тоже была перевязана и даже почти не болела.

Повернувшись, Дамир вздрогнул — у заставленного устрашающего вида склянками стола с закрепленной переносной жаровней, стоял незнакомец: тот самый, из леса…

Дамир рассматривал его тем внимательнее, что его жизнь находилась непосредственно в руках этого странного путешественника: он мог его убить, мог выдать властям, много чего мог…

Сложен незнакомец был как аристократ самой высшей пробы, и по высокой тонкой фигуре нельзя было сказать, что он первоклассный боец — на что Дамир и повелся!

Правда с пузырьками и их содержимым он управлялся так, что не приходилось сомневаться: кем бы путешественник ни был, — и в этом он тоже разбирался мастерски!

Мужчина нетерпеливо отбросил выбившуюся из ленточки белесую прядь, и Дамир обмер: на мгновение приоткрытая ушная раковина изысканным изгибом заострялась кверху!

Ну конечно! Эти тонкие правильные черты, удлиненный разрез глаз… Неудивительно, что он себя так держит и клинком машет, как дьявол! Эльф!

Эльф обернулся — и Дамир вздрогнул. Мужчина подошел к нему, повернул голову, всматриваясь в зрачки, проверил пульс и едва он отпустил руку мальчика, Дамир отдернул ее, словно обжегшись.

— Да, — заключил эльф, — В целом не плохо! Целитель из меня, к сожалению аховый, так что придется тебе обойтись обычным способом и поваляться в постели, — он опустил ладонь на бинты.

Дамир задохнулся, услышав подобный мягкий тон.

— Пожалел, да? — хотел выкрикнуть он, сбрасывая с себя потрясающе красивую кисть, но получился только хриплый шепот, — А я тебя просил?! Просил?! Пришил бы и дело с концом! Тебе-то что?!

Господин доктор со внезапной жалостью смотрел на отвернувшегося к стенке мальчишку. Он не мог видеть слезы в его глазах, — а может, их и не было, — но потому как дрожали крепко закушенные губы и колотился под пальцами пульс, мог судить о его состоянии.

И все же он сказал, спокойно и даже жестко, зная, что только так он сейчас и поймет:

— Я заметил, что ты очень торопишься в мир иной. В этом случае, встав на ноги, ты еще успеешь повеситься на собственном поясе. Только не советую впутывать в это других.

Впалые щеки, лишенные всяких признаков детской округлости или юношеской нежности, вспыхнули, как будто ему надавали пощечин. Дамир прожег мужчину бешенным недетским взглядом.

— Успокойся. И перестань дергаться, а то опять начнется кровотечение. А я, как уже сказал, не целитель.

Звучавший на удивление доброжелательно, глубокий наполненный силой голос, спокойный взгляд живых темных глаз — просто завораживали. Дамир без всяких выходок, непривычно робея, назвал свое имя.

— Меня можешь звать мастер Фейт, — ответно назвался врач, — Есть хочешь?

— Хочу! — в тоне парнишки снова появился вызов.

Эльф только усмехнулся уголком губ и встал. Когда он вернулся в сопровождении матроса, Дамир наконец сообразил, что непонятное ощущение — это не от слабости, а постель и правда качает, и они на корабле. Он попробовал сесть, но был незамедлительно остановлен твердой рукой:

— Не порти-ка мою работу. Успеешь еще пофорсить, гордец.

Пришлось терпеть, пока его кормили с ложечки, и Дамир совсем растерялся. За супчиком последовала чашка с каким-то подозрительным зельем.

— Это что? — настороженно принюхался Дамир, хотя у него уже слипались отяжелевшие веки.

— Лекарство, — в самой глубине глаз ему почудилась усмешка.

Дамир выпил все залпом, и был вознагражден одобрительной полуулыбкой.

— А вот теперь спи. Если что-то понадобится, я рядом, — не стесняйся.

Парнишка демонстративно фыркнул, хотя соображал уже совсем с трудом, и последовал умному совету.

На полученный результат доктор Фейт смотрел очень долго, хотя почти в нем не сомневался. Полноценный гороскоп он пока составить не мог, да Дамир скорее всего и сам не знает точной даты своего рождения, зато у него было чем компенсировать неточность — кровь.

По всему выходило, что парнишка не только темный, но потенциально может претендовать на Черный трон. Который, правда, в данный момент занят.

Но это значения не имеет: если претендент погибает, — Властелин просто подтверждает свою силу, если претендент оказывается сильнее — становится новым господином.

Дикий озлобленный юнец, которому нечего терять, кроме жизни, с темной Силой в крови — такое уже было… И в итоге, получив трон, несчастный всеми обиженный «страдалец» оказывается ничуть не лучше, чем прозаично жаждущий власти подонок. Такова жизнь.

Доктор Фейт невесело усмехнулся.

Башня должна искать себе нового хозяина, раз нынешний не исполняет своего предназначения. Добралась ли она уже до этого мальчика… Достаточно ли в нем уже ненависти, что бы она могла его почуять, а он — услышать ее зов?

Еще не должно быть поздно прервать цепь, постараться что бы и Башня и судьба обломали об него зубы… Не убивать же его, в самом деле! И кому, как не ему за это взяться.

Однако, не станет ли он сам, со своими благими намерениями, тем камешком, который сорвет лавину… Рискованный опыт. И позволит ли Дамир его на себе поставить?

Мальчишка не хамил, послушно выполняя все предписания, но почти все время молчал, прожигая своего благодетеля непримиримым взглядом болезненно-ярких синих глаз: они у него лишь казались черными из-за густой щетки ресниц, которым позавидовала бы любая девушка. Он никогда не жаловался и ни о чем не просил, при чем не из-за особой гордости, а просто по-видимому не видя в том смысла. С худого лица только во сне сползало застывшее злое выражение.

Неохотно вернувшись в каюту, Фейт увидел, что Дамир беспокойно мечется во сне, еле слышно постанывая. Даже не дав себе труда подумать над тем, что делает, он коснулся кончиками прохладных пальцев висков мальчика, передавая ему ощущение покоя и безопасности, но вместо того, что бы расслабится и уснуть глубже, Дамир с криком вскинулся, отбрасывая от себя чужие руки.

Надо же, — почувствовал! И сопротивляется даже такому малому воздействию.

— Тебе что-то снилось, — ровно сказал Фейт, — Что?

— Ничего! — огрызнулся Дамир.

— Это может быть важно. Ты никогда не видишь странных снов?

— Нет, — отрезал мальчишка, настороженно сверкая на сидящего рядом врача глазами.

— Хорошо, — ответил тот чему-то своему, и спросил задумчиво, — Родные у тебя есть?

— Нет. Вам за меня никто не заплатит!

— Я и не собирался брать за тебя плату.

— Ну да, как же, я слышал, как вы с героем про опыты говорили, — у парнишки вышла даже не усмешка, а оскал, — Наверное, здоровый нужен, да?

«Так вот в чем дело».

— Не бойся, я тебе ничего дурного не сделаю.

Дамира аж передернуло от невинной фразы, как передергивало от прикосновений, которых он не терпел совершенно, немедленно сжимаясь.

— Зачем тогда? Самый жалостливый что ли, нашелся!

— Да нет. Интересно, может из тебя что-то путное выйти, — в тон ему отозвался господин Фейт.

— Это врядли, — со злорадством парировал мальчишка, — Я проклятый.

Кажется, ему удалось удивить своего спасителя.

— Что за чушь? Нет на тебе никаких проклятий.

— Проклятый, — упорно настаивал Дамир, — Я свою мать убил.

Он сам не понимал, зачем это ляпнул. Наверное, что бы отрезать себе всякую возможность капитуляции перед спокойным обаянием этого человека, не только пощадившего его, несмотря на то, чем Дамир был, избавившего его от заслуженной кары, — но и изо дня в день заботившегося о нем. Доктор Фейт не делал ничего особенного — лечил его раны, следил, что бы больной ни в чем не нуждался, но за всю жизнь никто не был так добр к нему, тем более бескорыстно. И как только у него вырвалось чудовищное признание, Дамир понял, что просто не выдержит отвращения в этих глазах. Но бежать с корабля некуда, а сказав «А», говори «Б».

Он сидел, не поднимая головы, и вздрогнул, услышав:

— Как же это вышло? — голос звучал по-прежнему ровно.

Дамир молчал, чувствуя что просто расплачется самым постыдным образом. Твердая рука подняла и развернула его за подбородок.

— Не верю. Почему ты винишь себя? — Дамир не услышал ничего, кроме сочувствия, и был потрясен тем, что ему поверили, но не вышвырнули с презрением.

— Мое рождение стоило ей жизни, — он не понимал, почему вдруг впервые сказал об этом кому-то: странному эльфу, который читал его как открытую книгу.

И так и не заплакал, давно свыкнувшись с понятным объяснением, почему у него никого нет, и почему он не заслуживает ничего иного.

Фейт смотрел в переполненную болью синеву в некотором замешательстве. Неважно, кто первый додумался бросить такой упрек ребенку, намеренно или просто в сердцах, вопрос — что теперь делать. Оставить его мучиться грузом несуществующей вины, или утешить, но возможно разбудить не менее сильное чувство обиды. И врать нельзя — Дамир почувствует.

— Глупости, — решился он, — твоя мать умерла, скорее всего потому, что не получила должной помощи. Или была больна. Всякое случается, поверь как специалисту. И разумеется твоей вины в том быть не может! Не придумывай больше, и выпей лекарство.

Не пошел ли он по проторенной дорожке, вместо спасения подводя к гибельному пути, но глаза парнишки засветились такой надеждой, что все сомнения показались мелкими и несущественными.

* * *

Дамир понуро следил за сосредоточенным выражением тонкого лица, пока врач, осматривал его плечо. Плавание подходило к концу, а Дамир уже стал вставать и выходить на палубу, совершенно не страдая от качки. Обычно он стоял у борта, обреченно всматриваясь в горизонт, на котором вот-вот должна была появиться пристань Кларесты.

Дамир сам не хотел себе признаваться, но он до дрожи в коленях боялся остаться опять один. Он боялся прибытия, и с ужасом ждал того момента, когда эльф скажет, что он здоров и вполне может обойтись сам. Идти ему было просто некуда, а мастер Фейт, все же как видно был скорее хорошим человеком. Во всяком случае, верилось в это охотнее, чем в то, что у доктора есть на его счет тайные планы.

Планы! Тоже мне важная персона…

На палубе раздался какой-то окрик, и Дамир вздрогнул.

— Знаю, что больно. Потерпи еще немного.

Сказано это было так же мягко, но не приторно, — как обычно, без равнодушного пренебрежения или снисходительной жалости, и Дамир решился.

— Господин Фейт, — выдавил он, теребя полотно рубашки, в спину поднявшемуся мужчине, — Может быть, вам нужен… слуга… Я многое умею.

На последних словах голос мальчишки предательски дрогнул, и он торопливо поправился:

— Я же должен отработать вам за лечение!

— Я говорил, ты мне ничего не должен, — не оборачиваясь, ответил Фейт, убирая лишние бинты.

Он видел, что с мальчиком что-то происходит, но в душу не лез, позволяя Дамиру самому решать, что говорить о себе и говорить ли вообще. Он и не ждал, что парнишка сразу же распахнет ему свое сердце, не давил на него, не навязывался, давая время привыкнуть нему. Хватит того, что Дамир уже не настолько угрюм, как в начале и не встречает каждое слово ощетинившись иголками.

— Вы же еще и на одежду потратились…

— Если бы ты вздумал ходить голым, боюсь тебя бы не поняли.

Мальчишка не ответил на шутку. «Конечно, какой идиот возьмет себе слугой малолетнего бандита с лесной дороги! Не говоря уж о том, что если бы ему нужен был слуга, он бы давно его нанял. Довольно того, что тебя не оставили подыхать на дороге…» Собственно, Дамир всерьез и не рассчитывал!

— Ты читать и писать умеешь? — удивление от такой настойчивости сменилось пониманием, едва доктор Фейт взглянул на потерянно сидящего на койке паренька.

Дамир вздрогнул всем телом и стремительно покраснел до корней волос.

— Немножко… Я научусь, я быстро учусь! — он прикусил губу раньше, чем сбился на униженные мольбы.

— Не сомневаюсь.

Господин Фейт со всей полнотой осознал, что намерения намерениями, но ему придется не только противостоять влиянию Башни, а принять на себя ежедневную ответственность за этого мальчика. До сих пор он сам был хозяином своему слову, ничего, кроме собственных желаний его не вело, от него никто не зависел в такой степени. То, что сгодится для одного, и чем он спокойно мог бы пренебречь, не всегда приемлемо, когда от тебя зависит ребенок. Особенно такой ребенок.

Особенно, если речь не только о том, что бы хоть немного исправить уже содеянное зло, но переломить его несчастливую судьбу.

Взяв Дамира с собой, что он уже фактически сделал, — случись что, он уже не сможет сказать: извини, приятель, у меня дела поважнее.

Да и что важнее? Мир стоял не одну сотню лет, подождет и еще. А вот Дамир ждать не может и для него все решается именно здесь и сейчас.

— Я тебя научу, — определил доктор Фейт.

Еще не осознав услышанное, Дамир неуверенно поднял взгляд.

— Разумеется, ты едешь со мной. Иначе и быть не могло.

Оставшиеся несколько дней господин Фейт старался уделять мальчику больше внимания, что бы тот немного успокоился, да и у него тоже давно не было возможности расслабиться.

Самым простым и очевидным способом расположить к себе парнишку, было исполнение обещания. Правда, книг он с собой никаких не брал, а учить Дамира читать на записях по магии, в том числе черной все-таки не следовало. С письмом дело обстояло еще хуже: ввиду природной любознательности Дамир быстро наверстал бы упущенное, но его каракули могли привести в отчаяние кого угодно, а о грамотности не стоило и упоминать.

Дамир злился на себя, и поражался терпению мастера Фейта, который вдруг начал получать от процесса обучения удовольствие. Ученик ему попался сообразительный, легко воспринимающий исподволь подбрасываемые логические задачки, но уж очень нетерпеливый.

— Я тупица! — вспылил Дамир, разрывая очередной неудачный опыт.

— Ничего. Все ошибаются, когда учатся, даже великие короли и маги, — господин Фейт едва сдерживал смех.

Дамир смотрел на развеселившегося эльфа, расстроено и уныло, — опасаясь, что тот сочтет его полным болваном, разочаруется и передумает.

Он все еще не верил своему счастью, даже когда уже пробирался вслед за своим покровителем по сходням. У Дамира кружилась голова и совсем не потому, что рана от болта еще не зажила до конца. Он так и не понял в качестве кого господин Фейт позволил ему остаться с собой. Оглушенный происшедшей переменой, и ошалевший от толчеи в порту, — а Клареста была крупным приморским городом, Дамир не сразу вник в суть небольшого инцидента.

Господин Фейт как раз расплачивался с таможенником, когда из здания вышел молодой офицер, при виде которого темные слегка раскосые глаза сузились и приняли странное выражение. Он всмотрелся пристальнее, и офицер обернулся, почувствовав этот пронзительный взгляд.

— Простите, сударь, — произнес Фейт, — не сочтите за бред или оскорбление, но вам следует быть очень осторожным в ближайшие дни. Кто-то сильно желает вам смерти и хочет убить.

Изумленный молодой человек уже хотел было возмутиться, но встретившись с предсказателем глазами, промолчал, ограничившись коротким поклоном.

Хотя Дамир быстро устал, отвлечь господина Фейта ему и в голову не могло придти, однако тот заметил его состояние без напоминаний. Вот и подтверждение его мыслям — сам он надолго задерживаться в Кларесте не собирался, но присутствие Дамира сразу же спутало все планы. Рисковать мальчиком — только-только начавшим оттаивать, еще не поправившимся и совсем не обученным, — он не имел права.

Следовательно, придется действовать обходными путями, что бы не привлекать к ним внимания: человек, интересующийся трактатом о черной магии, да еще со спутником, который просто лучится Силой… Местный Архимаг такого не пропустит.

И как закрыться Дамиру не объяснишь — нельзя сразу обрушивать на него известие о принадлежности к миру волшебства и извечному противостоянию цветов. Он должен принять этот факт спокойно, не смешивая ни с гневом, ни с обидой, ни с горечью или страхом, иначе получится результат совершенно обратный тому, к которому стремится господин Фейт.

Нужно время, а значит, им нужно жилье, а ему — работа.

Пришлось сворачивать к первому же встреченному постоялому двору: не таскать же мальчишку за собой, пока он будет улаживать дела.

— Ты в порядке? — спросил господин Фейт понурившегося паренька.

Ответом стал опасливый взгляд: доктор Фейт сразу же забыл о случае с офицером, и был занят решением насущных вопросов, зато Дамир в порту буквально заледенел — на какой-то миг на него повеяло сокрушительной обжигающей мощью. Да эльф бы мог справиться с бандой и не доставая рапиры из ножен!

— Дамир, — негромко позвал Фейт, прикрыв дверь снятой им комнаты, — что с тобой?

— Ничего, — слишком поспешно отозвался тот, отворачиваясь.

— Я думал, ты мне хоть немного доверяешь, — он опустился перед мальчиком, заглядывая ему в лицо, — Чего ты испугался?

— Вы… видите судьбу человека! — выдавил Дамир.

— Судьбу увидеть нельзя. Она нигде не записана, иначе не было бы смысла предупреждать. То, что верно сегодня, может измениться уже в следующее мгновение.

Предсказать можно лишь возможность, вероятность. Я же увидел тем более не судьбу, а угрозу гибели, — как врач узнает симптомы болезни.

— Вы маг? — Дамир неуверенно поднял глаза, и в устремленном на него внимательном темном взгляде не увидел никакого холода, тем более потустороннего.

— Я похож на мага? — улыбнулся Фейт, — Я знаком с магией. Но тут дело в том, что я просто острее чувствую опасность. Посмотри на меня… Разве я тебя чем-нибудь обидел?

Это он понимал, у него самого чувство беды было развито очень остро. Однако полностью Дамир не поверил — уж слишком впечатляющим было мимолетное ощущение, — но испытал огромный сокрушающий стыд за свой страх. Он ведь ничего, кроме добра не видел от господина доктора. Так какая ему разница кто он такой, какими силами обладает, и как ими распоряжается? Разволновался, как девица… И это после того, как сам же навязался.

— Нет!! Простите…

— Я не сержусь, — Фейт легонько сжал его плечи и встал, — Ты совсем замучился.

Не вздумай разбирать вещи, ложись и отдыхай. Я скоро вернусь.

«Вернется ли… Нет, ничего не взял, только письма какие-то».

Дамир отвел глаза от единственной дорожной сумки и понял, что мастер Фейт как всегда с легкостью прочитал его мысли. Щеки снова обожгло.

Да, отметил господин Фейт, терпения ему понадобится немало.

Вернулся он уже затемно. Пробиваться сквозь приемные ему было не впервые, к тому же на этот раз доктор Фейт мог весомо махнуть перед носом рекомендациями. Хотя, кому они были интересны, когда он сразу заявил, что претендует всего лишь на скромное место в госпитале у порта.

Импозантного господина, ни чем не напоминавшего эксцентричного идеалиста, либо опустившегося неудачника, окинули любопытным взглядом, прокомментировав:

— У нас, кажется, нашелся герой, — усмехнулся попечитель общественных заведений.

— Как вам будет угодно, — сухо ответил доктор Фейт, полоснув взглядом от вычурных дверей.

Как подобраться к княжеской библиотеке еще предстояло поломать голову — не вламываться же туда, как налетчику: его цель оправдывает такое средство, но это было бы равнозначно послать приглашение Светлому совету на торжественное самосожжение. И остаток вечера был потрачен на поиски квартиры, так что, войдя в гостиничную комнатку, он застал Дамира уже спящим, на столе стоял нетронутый ужин.

Ждал.

Странное ощущение, что тебя кто-то ждет, что в твоей власти сделать кого-то счастливым. Это, наверное и есть настоящая власть — держать в руках жизнь не с клинком у горла.

Дамир нахмурился и вздохнул, сворачиваясь клубком. Даже во сне мальчишка умудрялся выглядеть настороженным и озабоченным. Он лежал, как-то по-особому втянув голову в плечи до ушей и прикрывая лицо руками: точь в точь волчонок.

Господин Фейт не стал снова пытаться проецировать на него свою ауру, только набросил одеяло, и сел у стола, устало откинувшись к стене.

Если бы с тобой было все так просто, парень… Если бы с нами обоими было все просто!

Как же сильно нужно ненавидеть весь мир, что бы так его изуродовать! Разделить целое, на острые постоянно сражающиеся друг с другом осколки… Бессмысленная и бесцельная борьба, в которой этот мальчик скорее всего станет новой жертвой в бесконечном списке правых и виноватых, и тех, кто вообще ни при чем.

Не допущу!

Будь проклят тот, кто придумал все это! Никакая кара для него не может быть достаточной!

Усилием воли, Фейт вернул себе подобие привычного равновесия: бесполезно, а для него поддаться ненависти равноценно безумию и гибели. Жизнь — как танец на лезвии: больно, но иначе — пропасть.

В сердце у Дамира поселился тайный страх. Было ли дело в том, что жизнь давно отучила его безоглядно доверять людям, или он инстинктивно чувствовал какую-то недоговоренность, он все еще продолжал искать причину странного отношения к нему господина Фейта. Он понял если бы его взяли слугой, согласен был и сапоги чистить, а вместо этого единственной его обязанностью — был он сам. Включая ежедневные занятия чтением и письмом.

Собственно ничего выдающегося в поведении его покровителя не было: доктор Фейт исходил из тех соображений, что ребенок прежде всего должен нормально есть, спать сколько требуется, не мерзнуть и не надрываться. Однако такой подход для Дамира был судя по всему в новинку. Он уверился, что скорее всего недостаточно умен и образован, что бы помогать ему по-настоящему, и не расставался с купленными книгами. Правда больше ему нравилось, когда мастер Фейт на его вопрос начинал что-нибудь рассказывать, и становилось ясно, что помимо книжной премудрости, этот человек много пожил и повидал.

Дамир старался как мог оправдать свое безделье, считая что даром ест хлеб.

Висеть на чьей-то шее его определенно не устраивало, и господину Фейту, хотя и пришлась по душе такая гордость, но приходилось постоянно осаживать парнишку в его рвении. Тот даже в госпиталь таскался. Место было адское, а работа там — еще хуже, однако из больницы господин Фейт его не гнал, считая, что это может стать для Дамира полезным уроком.

Через несколько дней после начала работы доктора Фейта, один из рыбаков доставил в припортовый госпиталь умирающего. На теле бедняги насчитывалось около десятка ран, но он упорно полз от линии прибоя. Парень явно родился под счастливой звездой: море его не погубило, а наоборот вынесло на берег. Бухточка была вне города, и как туда занесло рыбака, тот не распространялся. К тому же — рыбак не принял на себя греха, привез раненого в больницу, хотя взять с него нельзя было даже пуговицы.

Еще одним везением можно было считать, что пострадавший сразу же попался на глаза, а значит в умелые руки нового доктора, который почти не отходил от него, пока раненный не миновал грань, отделявшую бытие от небытия.

Выслужиться хочет, — определили коллеги.

Открыв глаза и увидев над собой сосредоточенное лицо, молодой человек сказал лишь несколько слов:

— Вы оказались правы…

— Вам не следует сейчас разговаривать, — оборвал его доктор Фейт.

Это был тот самый офицер, и он ничего не забыл. Он не стал просить известить о нем родных и друзей, а немного оправившись, снова завел разговор на единственно волновавшую его тему.

— Мое имя Себастьян Арн. Вы были правы, меня хотели убить.

— И у них это почти получилось, — заметил доктор Фейт.

— Если бы не вы, сударь, я бы сейчас кормил рыб. Я обязан вам жизнью, а в семье Арн умеют платить долги чести.

— Положим, жизнью вы обязаны не мне, а привезшему вас рыбаку, оставшемуся неизвестным, — доктор Фейт улыбнулся уголком губ, — Как врач, я обязан был приложить все усилия, а предупреждение мое оказалось бесполезным.

— Ответ человека достойного и благородного. И потому я рискну обратиться со своей просьбой именно к вам, — решительно произнес молодой человек, испытующе вглядываясь во врача.

Господин Фейт удивленно приподнял бровь.

— Вы увидели на мне печать смерти. Уверен, вы видите ее и сейчас.

— Это так, — подтвердил врач.

— Мы оба знаем, что тот, кто нанял убийц, попробует снова, как только станет известно, что я жив. Вы — видите больше обычных людей, а ваши поступки свидетельствуют о том, что вам я доверять могу. Я бы просил именно вас узнать, кто так жаждет моей смерти. До сих пор я полагал, что не имею таких врагов…

На последних словах голос молодого человека дрогнул, выдавая его волнение.

— Вы не понимаете, кого и о чем просите, — покачал головой Фейт.

— Отчего же, я догадываюсь… и готов уплатить любую цену, — Себастьян Арн побледнел еще больше.

— Вы говорите так, будто я сейчас потребую у вас душу в уплату, — скорбно отметил господин доктор, — Это как раз та ставка, которую никогда не стоит делать.

Молодой человек слегка покраснел и смотрел на собеседника в замешательстве.

— Да, вы наверняка знаете заказчика вашей смерти и очень близко, иначе не стали бы обращаться к постороннему человеку. Я действительно могу провести ваш дух во времени, что бы вы увидели своего недруга, но даже если бы я согласился, вы еще слишком слабы для такого воздействия. И у вас может не хватить сил вернуться.

— Благодаря вашему лекарскому искусству, скоро их будет достаточно. Но если вы отказываетесь, это другое дело, — с достоинством ответил Себастьян, и доктор Фейт внезапно сдался.

— Хорошо. Раз уж я затронул это дело, то следует его закончить. Я выполню вашу просьбу, когда это будет возможно.

— Я заплачу любую сумму, какую вы назовете…

Врач взмахом руки отмел уверения.

— Достаточно будет и небольшой ответной услуги. Я вижу, что рода вы не простого, хотя и не слишком состоятельного, — он улыбнулся смущению офицера, — Быть может, вам известно, кто в силах помочь мне попасть в княжескую библиотеку. Я ищу один старинный манускрипт, который может быть там. Сведения которые в нем содержатся очень важны для меня. Просто жизненно необходимы.

— Разумеется, известно! Этот человек старый друг моего отца, и если вы назовете мое имя, то он наверняка поможет вам встретиться со смотрителем, — удивленный столь малой просьбой молодой человек пояснил, — Он знает все и вся.

Нужное имя он назвал немедленно, а при должных мерах предосторожности чары не должны были стать опасными для всех участников. Так что господин Фейт не волновался, вернувшись к своим заметкам, с которыми разбирался как обычно почти до утра.

— Вы не передумали? — в одно утро спросил доктор Фейт своего пациента.

— Надеюсь, вы тоже, — немедленно отозвался Себастьян, — Что для этого нужно?

— Абсолютно ничего, — сдержанно улыбнулся Фейт.

— Вы уже получили свою книгу? — поинтересовался офицер Арн, пока они шли вдоль мола к пустынному участку берега.

— Нет. Мое появление от вашего имени вызвало бы много вопросов, которые были бы пока неудобны нам обоим.

— Да, это так, — согласился молодой человек.

Господин Фейт остановился.

— Думаю, дальше идти не обязательно.

— Что мне делать? — Себастьян вдруг ощутил неуверенность и волнение.

— Соберитесь, сконцентрируйтесь, — Фейт улыбнулся не без лукавства, — Как видите, совсем не требуется нагромождения символов или кровавых жертв. Дайте мне ваш пояс.

Небрежное движение кисти — и обычный кушак, словно живая змея свернулся кольцом вокруг них.

— Простейший барьер. Элементарный способ защиты, — пояснил господин Фейт в ответ на ошарашенный взгляд, — Сядьте, это может быть долго.

Себастьян покорно садится на выступающий камень, и тонкие сильные пальцы ложатся на виски.

— Позвольте мне увидеть ваше неудачное сражение, — произносит загадочный доктор.

Слегка раскосые на эльфий манер глаза распахиваются, становятся непроглядно черными, надвигаются, вонзаясь все глубже, и молодой человек тонет в этой пронзительной тьме…

Чтобы в следующий миг обнаружить себя в проулке. Офицер Арн отнекивается от пытающихся удержать его приятелей, и выходит из кабачка, в котором отмечалось новое звание одного из них.

Неопределимое чувство — видеть себя со стороны. Совсем не то, что в зеркале: смотришь, не узнавая, — как на незнакомого человека. На какую-то долю секунды возникает желание окликнуть, предупредить, но сказать ничего нельзя. И сделать тоже, только смотреть. Собственно, его там и нет, — он сидит на холодном камне на берегу и даже разбирает плеск волн…

Вслед уходящему несутся шуточные комментарии насчет поджидающей его красули, не той ли самой, от которой приходила старая карга на прошлой неделе…

Наина… — шепчет Себастьян.

Сознание послушно дергается куда-то в сторону, но ощущение твердой руки, ведущей тебя, как в детстве, возвращает все на круги своя.

В этот раз он тоже может разобрать не так уж много: четверо нападавших, неясные очертания фигур в темноте. Офицер Арн не пьян, он даже успевает обнажить меч, но его сбивают с ног. Схватка не занимает и пяти минут, ее исход — предрешен…

Вздрагивая от ярости, Себастьян смотрит как наемные убийцы обыскивают его бесчувственное тело, разве что не раздев донага, и переговариваются, что делать с телом, и что можно было управится и вдвоем… Они забрасывают свою жертву в подобие тачки, прикрыв мешковиной, и один из убийц удаляется в сторону моря, упоминая какого-то Кузнечика.

Сделав дело, убийцы не торопятся докладывать об исполнении, и время мелькает перед мысленным взглядом как поспешно перелистываемые страницы. Себастьян чувствует рядом с собой присутствие другой грозной и могучей воли, и мимолетно удивляется — что ее обладатель забыл в трущобной больнице.

Только под утро убийцы возвращаются в свое логово. Себастьян знает это «заведение», оно к тому же не далеко отсюда. Все четверо проходят в отдельный кабинет, запирая за собой дверь, но для разума нет преград. Себастьяна трясет от бешенства, когда он смотрит как респектабельного вида человек со следами оспы на лице облапывает его меч — именной, со знаком и именем его рода: это еще более унизительно, чем предшествующий обыск его тела. Меч со скромной отделкой, но сталь превосходного качества, — годится, одобряет бригадир.

Следом к нему в руки попадает заляпанный кровью, пробитый эполет: Себастьян содрогается, внезапно понимая, что в качестве доказательства могли потребовать и нечто по существеннее — руку например, если не голову.

Молодой человек слушает, как бригадир уточняет детали. Даже гнева нет, только боль — его пока неведомому недругу, мало его смерти. Нужно исчезновение, что бы его сочли дезертиром, неверным возлюбленным, недостойным сыном. Беспутным ветреником, позором семьи…

Исполнившая задание четверка остается в общей зале, а бригадир тем временем вкладывает эполет в плотный конверт, основательно запечатывает и, прежде чем вручить мальчишке-посыльному надписывает имя адресата.

Сквозь стиснутые зубы Себастьяна Арна вырывается стон.

— Вы видели, — с грустью произносит доктор Фейт, отнимая руки, — Мне очень жаль.

— Да, — кивает молодой человек, глядя на безразличные к заботам ютящихся около них людишек волны.

Нелегко сознавать, что тебя пытался убить родной брат.

Себастьян дернулся от жгущего ощущения на лице, схватившись за след пореза на подбородке, оставшийся после той ночи.

— У вашего… недоброжелателя, еще сутки будет точно такая же метка, — господин Фейт отвернулся, — Это засвидетельствует любой маг.

— Спасибо, — Себастьян поднялся пошатываясь.

Сейчас ему было тяжело видеть таинственного врача, как бы тот ему не помог, и доктор Фейт его не провожал.

* * *

Доктор Фейт работал над книгой допоздна. Это был не то, что он искал, но тоже весьма познавательно и могло пригодиться. Само же сказание «О Тенях и Тьме» смотритель должен был передать ему как раз сегодня, — имя семьи Арн и влияние господина Карвера и впрямь оказались магическими ключами, открывающими любые двери. Не понадобились даже деньги, что было очень кстати, поскольку в средствах господин Фейт был весьма и весьма ограничен.

Перед тем, как выйти из дома на назначенную ему встречу, он заглянул к своему подопечному. Дамир как всегда спал беспокойно, кроме того в окно засекал дождь.

Осмотревшись и так и не придумав, чем можно отзанавесить или загородить его, мастер Фейт осторожно поднял мальчика, относя его к себе.

Дамир не проснулся, только вздрогнул во сне, скрипнув зубами. То, что это не тень Башни, а обычный дурной сон, Фейт был уверен, но не выдержал: на этот раз он старался действовать постепенно.

Однако результат получился еще хуже: как только господин Фейт дотронулся до него, Дамир вскинулся, забился, отшатываясь в угол. В расширенных, потемневших почти до черноты глазах плескалась настоящая паника.

— Дамир, — позвал доктор Фейт, будучи уверенным, что парнишка просто еще не совсем отошел от неприятного сна, но устремленная на него синь уже совсем прояснилась, и страха в ней не убавилось.

Мальчишку всего колотило, он уставился на своего покровителя таким взглядом, как не смотрел даже в первые дни.

— Да что с тобой? — Фейт был уже не на шутку встревожен.

Он протянул руку, и Дамир диким прыжком попытался соскочить с постели, а когда мастер Фейт перехватил его, начал сопротивляться, как будто его собирались убить.

Ему удалось вырваться от неожидавшего настолько яростного отпора Фейта, и мальчишка метнулся к полке, выхватывая нож.

— Дамир, успокойся. Скажи, что с тобой, — ровным голосом обратился к нему врач, не делая больше ни одного движения.

Паренек продолжал отступать, выставив перед собой нож, пока не уперся в стену.

Если бы Дамир мог внятно соображать, он бы наверное объяснил, какой вывод сделал, проснувшись от прикосновений мужчины в чужой постели. Причина внимания к его более чем скромной персоне показалась очевидной: подобрал, обласкал, из благодарности спасенный не откажет, а деться ему некуда, — на все согласится. Но рассуждать — ни здраво, ни вообще никак — Дамир не мог, он был в самом настоящем шоке, и надо было его как-то выводить из этого состояния…

— Не смейте! Не смейте меня трогать! Я не хочу! Я не буду! Не буду…

Господин Фейт смотрел в потерянные затравленные глаза с мгновение, прежде чем отвернуться, но оно показалось невероятно долгим оттого, что он там увидел.

Рассудку потребовалось время, чтобы осознать смысл истошных выкриков непомнящего себя мальчишки, от которого исходило все более явное ощущение клубящейся грозовой тучи, готовой вот-вот разразиться молнией.

— По-твоему, я на это способен? — негромко спросил Фейт.

Грозовая туча опрокидывается внутрь себя, синие глаза становятся воплощением катастрофы.

Дамир содрогнулся, у него начали дрожать губы, а нож в руке вдруг изменил направление. Движение господина Фейта было настолько стремительным, что лезвие не успело даже оцарапать кожу. Он вырвал нож из ослабевшей руки и отбросил подальше, прижимая к себе Дамира.

— Кто же тебя так напугал, парень…

Мальчик всхлипнул и обмяк, исступленно разрыдавшись: ничего страшнее этого Фейт еще не видел: Дамир плакал без слез, заходясь беззвучным криком, и ничего не оставалось, только сжимать бьющееся в припадке тело, вливая в него свои силы.

Ни времени, ни возможности ставить даже простейший барьер, который был не столько охранным, сколько еще заглушал и рассеивал чары, — не оставалось. Но если уж он сделал нечто подобное для совершенно чужого человека, то сейчас и вовсе нет смысла рассуждать: мастер Фейт вломился в расстроенное помутненное сознание…

…Его кошмар — дождь из режущего крошева и сточная канава, в которую он уполз, обнаружив себя живым. А раньше…

Сначала восхищение: Дамир никогда не видел такой роскоши, столько шелка сразу, столбики кровати украшают резные фигурки, вместо стекла — цветочный витраж. Он никогда не ел так сытно и вкусно.

Однако окружающее его великолепие все больше усиливает смутную тревогу, да и в сказки Дамир давно не верит — чего ради его забрали сюда из приюта? И куда — сюда…

Куда — на свое несчастье, он понял, когда уже было поздно.

— Какие глазки, чистый сапфир!

— А губки… просто предназначены, что бы вставить в этот сладкий ротик! — последовавшая за непристойностью попытка не удалась, но сразу прояснила всю картину.

…Вездесущие руки, забирающиеся в самые заповедные уголки, по-хозяйски шарящие по беспомощному телу, похожему больше на тряпичную куклу — как же он не заметил, что его чем-то опоили! Рвется из глубины — оттолкнуть, отбросить, — но сознание рассыпается прелой ниткой… И все же он продолжает воспринимать происходящее.

Ужас. Омерзение. Отчаяние.

Он не кричит и не плачет: это не с ним… конечно, не с ним!

Боль — утверждает обратное.

Бесполезно просить о пощаде и помочь некому… Дамир лишь еле слышно всхлипывает, сквозь стиснутые до хруста зубы.

Хуже всего понимание, что это только начало, что его не отпустят, а у этих достаточно опыта, что бы сломить любого… Разве у него есть выход: покориться сразу или дождаться пока его сломают, растопчут окончательно, превратив даже не в раба, а просто вещь для удовлетворения извращенной похоти?

Когда его ненадолго оставляют в покое, Дамир запредельным усилием сползает с пышной постели и добирается до окна, что бы не прыгнуть: упасть — сквозь изысканный цветочный витраж…

«Я не хочу этого знать! Не хочу видеть!

Надо!»

Боль в виске была ослепляющей в прямом смысле. Ладанка на груди налилась тяжестью, и казалась мельничным жерновом на шее утопленника. Она отзывалась еще более интенсивной, тянущей, ноющей болью в сердце, от которой было трудно дышать.

Хотелось сейчас же бросится в славный город Винтру и пустить скотов на кровавые ошметки… Что бы не осталось камня на камне не только от притона, но и от самого города, в котором возможно такое!

Вместо этого, господин Фейт, тянул парнишку обратно, и когда из-под загнутых длинных ресниц потекли настоящие живые слезы, понял что победил.

— Поплачь, это правильно… Твое счастье, мальчик, что ты еще умеешь плакать…

Ты сильный. Ты боролся и победил. Ты выжил. А остальное — всего лишь призраки…

Мы с ними справимся, — он чувствовал себя опустошенным едва ли не больше, чем несчастный мальчишка.

Не до книги было, — остаток ночи доктор Фейт отпаивал парнишку успокаивающими настойками. Дамира трясло, он дергался и цеплялся за снова спасшие его руки: где его такого оставишь. Только когда раздался немного охрипший, непривычно робкий голос, Фейт вернулся к реальности, и расцепил свою хватку.

— Мастер, вы просидели так всю ночь! — Дамир потрясенно заглядывал ему в лицо.

— Надо же, светает… — слегка смутился господин Фейт, — задумался.

Этой ночью он сам едва не шагнул за запретную грань. Сила Башни в ненависти, и только иссушенное ненавистью сердце — ключ к ней, а боль, горечь, вина — ростки, которые дают богатые всходы.

— Мастер… — Дамир сел, отводя глаза.

— Не надо. Все прошло. И ты не один теперь.

— Спасибо вам… — Дамир проглотил застрявший в горле комок.

Да, мальчик, когда живое отходит ото льда, это всегда с криком, всегда с кровью.

Говорят, собачья преданность. Действительно, собаки верные существа. Превзойти их трудно, но можно.

Больше всего на свете Дамир мечтал умереть за этого человека. Положить к его ногам весь мир и себя в придачу. Скажи мастер Фейт, что все-таки решил проводить на нем какие-нибудь особо мучительные опыты, он только поцеловал бы ему руки. А может и ноги. Он переживал оттого, что не знает как и скорее всего не способен быть ему полезным.

Господин Фейт смотрел на него с затаенным восхищением и улыбался про себя: каким чудом Дамиру удалось не превратить свою душу в выгребную яму, ведь за свою короткую жизнь парнишка вдосталь наглотался всякой мерзости. Не сердце — сплошные раны… Однако, сломить его не так-то легко! Нет, он просто не имеет права дать загубить такое сокровище, как этот мальчик со стальным стержнем внутри. Вот он, смысл. Вот она цель — несравнимо более достойная, чем самая праведная месть: сделать так, что бы Дамиру никогда не пришлось скрываться, что бы он никогда не был гонимым, что бы никогда больше тень Башни не смогла бы до него дотянуться, а Светлые соответственно потеряли интерес. К нему и к другим таким же, виновным только в том, что они родились под определенной звездой.

Он дал себе клятву, что этот Агон будет последним, но кажется, впервые осознал насколько она важна, что это не может быть просто прихотью, обусловленной личными обидами.

Только что же ему делать? Господин Фейт передал свои извинения смотрителю и получил ответные, в связи с тем, что тот не будет иметь возможности передать ему искомое в ближайшее время. Но рано или поздно, — Сказание «О Тенях и Тьме» окажется у него в руках. Он не сомневался, что нужные сведения будут там, и тогда можно будет завершить наконец задуманное. Затянувшийся Агон завершится, но новый не начнется уже никогда, потому что мир снова станет целым. В котором найдется место для всех.

Правда, вероятнее всего, для всех, кроме него самого. И как тогда быть с Дамиром, который сейчас, думая, что его никто не видит, пытается повторить один из выпадов примененный господином Фейтом тогда в лесу его же рапирой?

Фейт засмотрелся: несмотря на худобу, которая впрочем уже почти прошла, парнишка был хорошо сложен и физически развит, обещая стать отличным бойцом.

Мальчик заметил своего кумира и напрягся.

— Неплохо, — серьезно одобрил его мастер Фейт, — хотя и не совсем правильно.

Смотри: ногу так… эту руку сюда… расслабь запястье…

Потом он сбросил камзол и около часа показывал пришедшему в восторг мальчишке правильные приемы и позиции, пока у Дамира не начали отваливаться руки от усталости.

— Надо подобрать тебе что-нибудь более подходящее, — определил наставник, — Дерешься ты лучше, чем пишешь.

Дамир вспыхнул, но обожаемый мастер Фейт лишь как всегда улыбался кончиком губ.

— Только запомни, не все можно решить схваткой, даже дуэльной. И не всегда оружие вообще стоит доставать.

Дамир инстинктивно почувствовал, что в этих словах заключено гораздо больше, чем было сказано, и тихо ответил:

— Я запомню, мастер.

— А ведь меня в свое время тоже предупреждали… — господин Фейт все еще находился во власти каких-то своих давних переживаний.

— И? — вырвалось у Дамира.

— Разумеется, я поступил наоборот, — невесело усмехнулся мужчина.

Дамир даже дыхание затаил. Он не смел ни о чем спрашивать своего защитника и спасителя, хотя уже давно понял, что тот отнюдь не обычный врач.

— И ни чего хорошего из этого не вышло, — уже другим тоном, закончил Фейт, — Так что будь умнее, учись на чужих ошибках. Я тебе обязательно расскажу, но попозже…

— Да, мастер, — благоговейно отозвался Дамир, передавая ему рапиру.

В этот момент взгляд его упал на ладанку в распахнутом вороте рубашки: обычный кожаный футлярчик, в котором могут носить все, что угодно — от локона возлюбленной, записки, или горсти родной земли, — но Дамира словно плетью по глазам хлестнули.

Он охнул и покачнулся, мастер Фейт успел его поддержать.

— Ч-что это? — стуча зубами, выдавил Дамир, когда тот уже в доме усадил его в кресло и стал разводить огонь.

— Талисман, — рука, ворошившая угли немного задержалась.

Дамир впервые обратил внимание на безобразный застарелый шрам на предплечье. И на отметины, наводившие на определенные мысли.

Господин Фейт повернулся к нему: рано! Еще рано, но… Парнишка сидел такой сосредоточенный, серьезный, лишь губы сжаты. Или это он уже его привычку перенял?..

— Ты его почувствовал, потому что в тебе тоже есть…

— Что?

— Магия, волшебство. Сила есть в тебе, и ты можешь черпать ее из окружающего мира.

Дамир ошарашено потряс головой:

— А… э… а почему я ее не ощущаю?

— Своего сердца ты тоже не слышишь. И потом, эти твои способности развиты еще меньше, чем грамотность, — улыбнулся мастер Фейт.

Дамир медленно переваривал свалившееся на него известие.

— То есть… я могу стать магом? — ему не верилось в то, что он обладает какими-то магическими талантами, но в искренности своего опекуна сомневаться не приходилось: доктор Фейт либо не говорил ничего, либо говорил правду.

— Можешь.

— А я смогу лечить? Как вы, — вдруг выпалил мальчишка, и синие глаза загорелись.

— Как я — сможешь, — у господина Фейта немного отлегло от сердца, — А вот исцелять — нет. Ни одному черному это не дано.

— Э… о… Так я — черный? — эта новость похоже удивила Дамира еще больше предыдущей, — Но я не хочу с мертвяками возиться и привидений вызывать!

— Не хочешь — не надо, — Фейт уже с трудом подавлял смех, — Вот уж это тебя делать никто не заставит! Пожалуй, первое, чему тебе стоит научиться, это делать так, что бы тебя не чувствовали. До сих пор ты для любого — начиная от эльфа, заканчивая самой жалкой ведьмой — светишься с другого конца улицы.

Доктор Фейт был очень рад, что Дамир не спросил и не задумался, зачем ему умение прятать Силу: эти аспекты взаимоотношений между магами противоположных цветов объяснять было совсем преждевременно.

* * *

Возвращаясь с ярмарки, Дамир весело насвистывал. Это кажется был первый праздник на котором он побывал не в качестве попрошайки, вора или наводчика. Подходя к дому он увидел господина Фейта, сидящего на ступеньках. С задумчивой слегка печальной улыбкой он смотрел на море, и Дамир остановился не решаясь его тревожить, но его все равно заметили.

— Понравилось? — спросил Фейт, делая ему знак подойти.

— Да, — сдержанно отозвался Дамир, присаживаясь рядом.

Он не сказал, что думал — было бы еще лучше, если бы он был там не один, а мастер пошел бы с ним. Хоть разочек испытать каково это…

— Ты рано ушел. На площади будет фейерверк, а потом танцы.

Дамир за месяцы в Кларесте совсем выправился, перестав напоминать оборванное злобное пугало. Худоба перешла в стройность без признаков жеребячьей угловатости, для своего возраста он был высок, и выглядел старше. Добавьте глубокую синь за занавесом ресниц, слегка резковатые, но соразмерные и приятные черты, к тому же Дамир бессознательно копировал манеру поведения и речи своего опекуна, лишенную простонародных примесей — вполне объяснимо, почему на него стали заглядываться девушки.

Дамир не ответил, и мастер Фейт повернулся, что бы прочитать на его лице какое-то жадное, голодное выражение. Проследив за взглядом, он увидел скрывавшуюся за поворотом нарядно одетую рыбачку. Ее муж нес на руках уснувшего мальчишку, а девочка постарше требовательно теребила юбку матери, что-то взахлеб рассказывая.

Все-таки в чем-то он еще обычный ребенок… Неожиданно даже для себя, господин Фейт обнял парнишку за плечи и притянул к себе. Кто бы мог подумать, что он сам еще способен любить живое существо!

Дамир доверчиво позволил пододвинуть себя вплотную, растворяясь в ощущении узкой твердой ладони на плече.

— Так ты хочешь посмотреть на фейерверк? Мы могли бы сходить, — предложил господин Фейт, думая о том, что за несколько дней на берег сошло целых четыре мага.

Светлых, разумеется. Как быть — немедленно забирать книгу, или наоборот повременить, что бы не обратить на них внимания Архимага…

Дамир засветился ярче одного из праздничных разноцветных фонариков, украшавших даже самые нищие улицы, но он сказал:

— Вы наверное устали, мастер.

— Вовсе нет, — Фейт поднялся, — Пойдем. Я тоже давно не бывал на таких мероприятиях…

Знал бы ты, парень насколько давно!

Слушая объяснения мастера Фейта, что из себя представляет фейерверк, и как получаются огни разного цвета, Дамир не видел ничего вокруг, а вот господин Фейт сразу же обратил внимание на нетерпеливо расхаживающего напротив их съемной квартирки человека в форме. Чувство угрозы молчало, но он уже имел не одну печальную возможность убедится, что на него самого оно не распространяется.

Продолжая говорить и не меняя тона, Фейт немного выдвинулся вперед, что бы при опасности загородить Дамира.

— Доктор Фейт, — человек круто развернулся им навстречу.

— Чем обязан, офицер Арн?

— Я не знаю, кто вы и зачем вам нужна эта книга, — Себастьян Арн подошел почти вплотную, — Но мне вы помогли, как помогаете тем беднягам в госпитале. В Кларесте находится уже с десяток акколитов Совета, и нам приказано оказывать им всяческое содействие. Я не знаю, имеет ли планируемая облава отношение к вам, но вам с сыном следует быть осторожнее… А еще лучше — уехать!

— Спасибо, — тихо ответил господин Фейт, пристально глядя на молодого человека.

— Я обязан вам жизнью, — просто ответил тот, — Честь имею.

И как только уживается в людях все это: любовь, ненависть, безразличие к чужим страданиям и великодушие, стремление к справедливости и низость, сострадание и необоснованная жестокость! Себастьян Арн только что нарушил долг, разгласив служебную тайну и предупредив возможного врага, однако тем самым отдавая иной долг. Себастьян Арн, не так давно убивший на дуэли своего брата — он кто, невинная жертва обстоятельств или убийца, предатель либо образец благородства…

Мастер Фейт очнулся от своих мыслей, встретившись с потемневшими встревоженными глазами.

— Сматываемся? — деловито предложил Дамир.

Сейчас в нем мало что осталось от мальчишки, полчаса назад восторженно глазевшего на фейерверк.

Ну, вот, — мрачно подумал господин Фейт, — ты и втянул его в свои проблемы.

Кстати, получается, что Дамир своим нервным срывом возможно спас их обоих: почему бы не предположить, что Сказание, каким-то образом завалявшееся в третьеразрядной библиотеке, на самом деле приманка, с помощью которой вылавливают тех, кто может представлять угрозу. А он, как всегда, сунулся прямо в капкан!

— Нет, — внешне спокойно сказал врач, — мы ложимся спать.

Дамир прикусил губу и не осмелился больше ничего спрашивать. Естественно, что заснуть он не смог, и прислушиваясь в темноте, знал, что Фейт не спит тоже.

Поднявшись с постели после часа раздражающего ворочания, он решился войти, и увидел, что его покровитель сидит у стола, прижав к виску ладонь.

— Мастер, вам плохо?!

— Нет, ничего. Просто голова болит…

— Как вам помочь? — Дамир опустился перед ним, заглядывая в лицо снизу вверх.

— Само пройдет, — через силу улыбнулся мастер Фейт, — Иди спать, у нас завтра будет трудный денек.

Не успел Дамир вернуться к себе, как раздалось осторожное бряцание рапиры и скрип входной двери, мальчишка подскочил на постели, но не окликать, ни догонять не стал, только напряженно ждал, забившись в угол. Лишь под утро, расслышав наконец звук проворачиваемого ключа, сполз обратно под одеяло, ощутив, что все это время не шевелился и кажется даже дышал через раз, и тут же провалился в сон.

Господин Фейт вернулся незадолго перед рассветом усталый, но даже довольный. Его подозрения оправдались сполна, а это означало, что искать будут именно его, и им с Дамиром следует немедленно убираться из Кларесты. Хорошей новостью было то, что маги еще не успели раскинуть Сеть, и установить Зеркало Королевы, отражающее любые чары их источнику чудовищным откатом.

Он мог бы исчезнуть, затаиться в городе в ожидании удобного момента — это было неприятно. Нынешний образ врос в душу, так что сдирать его пришлось бы на живую.

Ворот в Кларесте семь, и у каждых скорее всего дежурят акколиты Совета.

Разумеется, он мог бы пробиваться силой, но…

Оба варианта были не приемлемы ввиду присутствия Дамира, которого он не мог поставить под удар. Даже если его отослать — мальчишка не пройдет через ворота: здесь они тоже закляты, и на флюиды темных реагируют ревом бешенного медведя, а Дамир еще не умеет закрываться полностью…

Оставался один выход, — чем сегодня и занимался доктор Фейт, навещая некоторых своих пациентов. С разбудив своего воспитанника с утра по раньше, он повел себя очень странно: вещи уже были собраны и они немедленно покинули снятое жилище.

Не успев пройти и пару кварталов, Дамир услышал испуганные крики и обернулся — дом был объят пламенем, потушить которое тщетно пытались соседи.

— Идем, — поторопил мальчика мастер Фейт.

Дамир посмотрел на него почти с ужасом.

— У всех есть прошлое, Дами… А там — оставалось слишком много наших следов, прочесть которые для мага не составит труда. Не бойся, дом наверняка застрахован, а на другие огонь не перекинется.

Дамир еще несколько раз оборачивался, — это был его первый настоящий дом, но происшедшее странным образом примирило его с собственной судьбой: он запомнил предупреждение Себастьяна Арна, и уж если даже такой человек, как мастер Фейт вынужден скитаться, каждый раз сжигая все за собой…

То, что мастер Фейт тоже обладает темными силами не вызывало у него никакого сомнения. Спроси его кто раньше, Дамир безразлично согласился бы, что темных стоит жечь — а как еще? Но теперь, он всем сердцем поверил, что принадлежность Черному цвету — это не приговор, и несправедливость к такому замечательному человеку не просто возмущала — ранила до глубины души.

Они вышли уже в центр города, где мастер Фейт свернул в одну из таверн, сняв отдельный кабинет и заказав завтрак.

— Ешь, — кивнул он Дамиру, — а сам же сел поудобнее и откинулся к стене.

Плечи его расслабились, лицо сделалось отрешенным, а взгляд пустым.

Дамиру кусок не лез в горло, он не мог отвести взгляд от впавшего в транс мага, хотя продолжался он несколько часов. Иногда Фейт начинал часто-часто невпопад моргать, на губах мелькала молниеносная улыбка, руки вздрагивали в каком-нибудь жесте:

— Спасибо, сударь… вам так же… Ветер попутный… Сколько дней до… — складывалось впечатление, что он сейчас находится где-то совсем не здесь.

Внезапно все кончилось, — господин Фейт уронил голову на скрещенные руки.

— Мастер!!!

Фейт выпрямился, вымученно улыбаясь: нелегко контролировать сразу восемь фантомов.

— Все в порядке, Дами… Идем.

Однако они лишь сменили одну таверну на другую, где господин Фейт даже прикорнул немного. К вечеру, сменив четыре или пять кабаков, Дамир окончательно утратил всякую способность соображать, только понимая, что уже давно стемнело и они зачем-то опять идут к порту. Господин Фейт легко спрыгнул в небольшую рыбацкую барку, кивнув посасывающему трубку субъекту, умело распустил парус и взялся за руль. Момент, когда Клареста скрылась из вида Дамир пропустил: он попросту отключился, вымотанный бессонной ночью и последовавшим напряжением дня.

Маг не смог удержатся от грустной улыбки: парнишка показал себя молодцом — не паникуя, не мешаясь под ногами, полностью доверившись старшему товарищу, хотя не догадаться не мог… Однако это не отменяло того факта, что таская его за собой, он не только ставил могильную плиту на всех своих намерениях, но подвергал Дамира нешуточной опасности. Фейт в который раз искал и не находил выхода.

В рыбацкой деревушке их уже ждали. Один день в бегах снова разбудил в Дамире все приобретенные рефлексы, — рука сама потянулась к ножу на поясе при виде троих более чем подозрительных личностей. Мастер Фейт же направился прямиком к ним, и окинув взглядом полностью снаряженных лошадей, кинул старшему кошелек.

— Как договаривались.

Тот взвесил кошелек на руке и осклабился:

— Приятно иметь дело с честным человеком.

— Мне тоже.

Дамир был сам не свой, — предощущение беды было настолько сильным, что хотелось кричать.

— Мастер… — окликнул он уже в седле.

— Держись рядом, — отозвался господин Фейт, глаза его приобретали неотвратимо черный оттенок.

Выехав в противоположную с бандитами сторону, он неожиданно свернул, и спешившись, распорядился:

— Подожди меня здесь.

После минутной заминки, Дамир все же не удержался — углубился в заросли вслед за растворившимся в них Фейтом. Следовать за ним оказалось нелегким делом, хотя ходить по лесам он умел, — Дамир уже решил, что сбился, когда услышал:

— Интересно, почему я никогда не ошибаюсь?

Дамир узнал голос, только никогда не слышал в нем таких интонаций: как будто учитель поймал своих учеников марающими стены неприличными надписями, однако хотелось спрятаться куда-нибудь в норку и не вылезать как минимум год.

Последующая брань и лязг оружия заставили его подскочить. Дамир осторожно раздвинул ветки и увидел мастера Фейта: арбалетный болт взбил волосы у него над ухом, а перезарядить его разбойник не успел…

А дальше Дамир увидел то, чему уже однажды был свидетелем. Даже ухмыльнулся довольно: всего пятеро против мастера?! Когда очередь дошла до прятавшегося за спинами главаря, — тот бросил оружие и рухнул на колени, завывая дурным голосом:

— Прости, пощади! Бес попутал!

— Бес? Ну-ну… — Фейт склонился над бандитом.

Дамир едва не вскрикнул, но тот был не в состоянии нападать.

— Ты меня запомнишь. И своим расскажешь, — мягко сказал маг и легонько коснулся щеки бандита сложенными пальцами.

Главарь взвыл. Дамир бросился бежать к лошадям, пытаясь уместить в сознании увиденное: метку вольного народца, оставленную его покровителем на щеке атамана — без огня или ножа.

Господин Фейт вернулся как ни в чем не бывало, не подав виду, что заметил слежку Дамира. Это-то и пугало, но… Мастер Фейт — перевязывающий его раны, в больнице, у его кровати с чашкой настоя, на городском празднике… Как будто два человека.

Вопрос только в том, кто из них настоящий.

По оживленному тракту господин Фейт и его подопечный уже к вечеру добрались до третьесортного провинциального городишки.

— Доктор Фейт! — удивленно радостный голос. Как еще на плечах не повис, облапив…

Неужели никогда нельзя скрыться от всевозможных «случайных» встреч! — мастер Фейт бросил быстрый взгляд на удаляющегося сторону снятой комнаты Дамира.

— Сударь Кевин, какими судьбами?

— О-очень крупное дельце! — весело отозвался герой.

— Да что вы! — притворно изумился маг.

— Да… Я в Кларесту, — может, повезет больше, чем другим. А как ваши исследования?

— О, кажется, мне как раз повезло найти нечто уникальное.

— Поздравляю!

— И я вам желаю удачи…

Как вовремя они уехали!

Перед дверью их номера господин Фейт внезапно замер. После чего открыл ее невероятно осторожно.

— Опять убегаешь? — раздался из средоточия сгущающихся сумерек глубокий волнующий голос.

Фейт остался стоять на пороге. Взгляд метнулся в ограниченном пространстве, скользнул по обмякшему на единственной кровати мальчишке.

— Не нервничай. Он просто спит.

Губы мужчины чуть дрогнули, как будто пытаясь сложиться в ироничную усмешку, — нельзя быть такой самоуверенной. Спит… утверждать это может только тот, кто не знает, как бурно Дамир реагирует на тонкое прикосновение. Парень — умница: оценил, что ему не справиться и не стал бросаться очертя голову, а затаился до поры.

— Раинн?

— А ты надеялся увидеть кого-то другого? — нота кокетства.

— Я надеялся вообще не увидеть никого из вас. Таким манером.

— А мы вот решили тебя навестить! — голос раздавался из угла, где стояло кресло, но рассмотреть его обладательницу было невозможно: рассеянный угасающий свет словно обтекал ее фигуру, избегая.

— Вы пришли все? — Фейт едва ли не демонстративно снял пояс оружием, швыряя его на стол.

— Конечно, нет! Как бы в город попал орк или оборотень? Что не мешает Дайку и Эдо быть в курсе… Пирра сожгла бы здесь все к чертовой матери, а Ванда занята охмурением очередного придурка. Секс… — в голосе отчетливо скользнуло пренебрежение, — Как это примитивно!

— У каждого свои способы поглощения энергии, — спокойно заметил господин Фейт, усаживаясь в противоположном углу на табурет.

— Да, ее способ любому мужчине понравится больше моего! — смешок, — Пока он не окочурится в ее постели…

— Зачем вы меня искали? — обрывает ее маг.

— Зачем?! — впервые в голосе женщины звучит что-то кроме снисходительной насмешки, — Ты словно воскресаешь из небытия, морочишь всем голову еще более бредовой идеей, чем обычно, и опять исчезаешь! Мы ждем… мы умеем ждать… Но десяток лет — это многовато! Сколько ты еще собираешься развлекаться, латая эти жалкие шкуры?

— Похоже, что я развлекаюсь? — тон господина Фейта не оставляет вариантов, — И я еще не закончил.

— Может это вообще невозможно! — его собеседница нервничает.

— Это возможно хотя бы потому, что разрушить можно все…

Горечь. Ладанка на груди тяжелеет.

— Да, у тебя богатый опыт.

Откровенная издевка.

— Меня упрекаешь ты?

Столь же неприкрытый сарказм… И не забыть: тебя слышат еще одни чуткие уши.

— Я не всегда убиваю, — после паузы отзывается тень с усталостью и упреком, — Пока ты не появился, мы жили спокойно и мирно…

— Мирно? Раинн, ты прекрасно знаешь, что если тебя поймают, то попросту вобьют кол в сердце! О каком спокойствии и мире может говорить вампир?

— Вампиром меня сделал ты… Фейт! — шипит вампирка из темноты, просто выплевывая имя.

Господин Фейт в это время смотрит на безмятежное лицо своего ученика: молодец Дамир, даже ресницы не дрогнули.

— Не припомню, чтобы ты была против!

— Тебе трудно отказать, — Раинн поднимается, бесшумно проплывая к выходу.

У кровати она задержалась, подцепив острым когтем черную прядь:

— Какой миленький мальчик…

Теперь она все же видна: невысокая хрупкая женщина с молочно белой кожей прямыми очень гладкими и тяжелыми волосами, стекающими по обнаженным плечам черной волной. В черном узком платье, единственным ярким пятном на котором выделяется карминовый пояс, — точно такого же оттенка, как и ее глаза.

— Кажется, мы сможем обойтись и без тебя в Башне!

— Забудьте о нем! — с недвусмысленным предупреждением отзывается Фейт.

— С каких пор ты стал сентиментальным? — ее улыбка могла бы испугать и бешенного тролля.

— Ты меня плохо знаешь, — сухо замечает маг.

— О нет! — снова яростно шипит вампирка, метнувшись почти вплотную к противнику, — Мы с тобой живем долго, а я не легкомысленный дух! Так же как и ты, я — забывать не умею! Только я еще и помню, что ты есть! Даже если ты сам забыл!

— Такое не забывается, Раинн… — признается господин Фейт, глядя прямо в пылающие алым глаза, — Советую вам держаться подальше и от меня, и от него!

Маг и врач кивнул в сторону успешно притворяющегося спящим парнишки.

Ответом стал смех, истаивающий в надвигающемся весеннем вечере.

Господин Фейт смотрел на все еще лежавшего без малейшего движения Дамира. Потом пересел к нему и легонько дотронулся волос, словно стряхивая прикосновение вампирки.

— Можешь больше не притворяться.

Дамир поднялся и выдавил, глядя в сторону:

— Простите, я…

— Ты поступил абсолютно правильно. У Раинн тяжелый характер, — попробовал пошутить мастер Фейт, но мальчишка даже вздрогнул от знакомого тона, исполненного спокойной уверенной нежности.

Что б тебе пусто было, Раинн! Неужели все насмарку… Дамир и так лучше любого иного знает, что такое, когда не на кого положиться. Только вроде бы отошел, расслабился, начал улыбаться, — а тут лавина впечатлений, связанных с его наставником и опекуном, хуже которых не придумаешь! Не самое удачное время и способ для развенчания авторитетов, тем более, когда столько труда было положено, что бы завоевать его доверие. Мальчишка растерян, ничего уже не понимает ни в происходящем, ни в себе…

— Спрашивай, — неожиданно предложил Фейт.

Пушистые ресницы взметнулись вверх, и под кристально чистым ясным взглядом синих глаз, господин Фейт вдруг ощутил какое-то странное пронзительное почти забытое чувство — неужели стыд, тьма всеведущая?!

— Почему вы соврали, что не маг? — мучительным шепотом все же выдал свой вопрос Дамир.

Фейт удивился и — внезапно растрогался это хрупкому дару: не верит. В то, что его могли обмануть, что его опекун может быть чудовищем похуже покинувшей их вампирки, и замешан в чем-то подозрительном. Надеется и просит разубедить.

— Какой же я маг? Маг это не столько способности, сколько род занятий. А я за добрый десяток лет использовал меньше чар, чем за последние дни.

— Почему?

— А зачем? Мое положение меня вполне устраивает. Или ты предпочел бы видеть меня в башне, чахнущим над фолиантами и колдовскими гримуарами?

На этот раз Дамир улыбнулся. Такой мастер Фейт ему и пригрезиться не мог, не говоря уж о том, что врядли бы снизошел до разбойничающего юнца.

— И я не хотел, что бы ты меня боялся. Ты ведь сбежал бы тогда…

У парнишки порозовели щеки: мастер Фейт обращается с ним, как будто он сделан из самого драгоценного стекла и рассыплется от малейшей неосторожности. Да за такое счастье, когда рядом сильный, знающий, все понимающий человек, который всегда поддержит — жизни не жалко!

Волной нахлынуло отрезвляющее воспоминание: «У каждого свои способы…», «Тебе трудно отказать»…

— Вы ведь сразу увидели, что я темный… Так вы поэтому позволили мне остаться?

Вы скажите, я пойму…

— Да, я увидел сразу, — признал Фейт.

Дамир молчит: ни возмущения, ни обиды, ни разочарования, — лишь тоненькая жилка дергается в груди невпопад.

Жалость, — острая, ранящая витой палаческой иглой. Господин Фейт напоминает себе канатоходца над огненной ямой — одна ошибка и крах. Боль предательства сломает мальчишку, — по циничности подобное надругательство над сердцем, превзошло бы то, которое ему пришлось пережить над телом, и рану оставило бы куда более глубокую, навсегда убив способность, а главное — желание верить.

— Дами, — Фейт с ласковой осторожностью развернул его лицом к себе, заглядывая в глаза, — сейчас мне абсолютно все равно, есть у тебя какие-нибудь силы или нет.

И никогда не стояло на первом месте! Неужели ты все еще считаешь, что тебе нельзя желать помочь просто так?

Дамир дрогнул.

— Мастер… — он приник к узкой руке, как будто она была единственной его опорой над пропастью, и тихо сказал, — Я испугался…

Да, мальчик, я тоже испугался тебя потерять. А придется… Решение полностью оформилось, и Фейт ни мгновения не сомневался в его неизбежности. Только не знал, как подвести разговор к уже замысленному письму.

— Что она хотела от вас? — после паузы спросил Дамир.

Факт, что среди черных тоже не царят взаимная любовь и согласие, он принял куда естественнее, чем то, что им почему-то ни с того ни с сего надо спасаться от Светлых.

— Мне просто напомнили об одном обещании, — господин Фейт вздохнул, продолжив тоном, не допускающим никаких возражений, — И они правы, обещание это я должен выполнить как можно быстрее. Поэтому дальше я поеду один…

Парнишка отпрянул, синие глаза затопила немыслимая боль — ему казалось, что его качает на каких-то невероятных гигантских качелях: то обрыв, то вознесение, то снова обрыв.

— Дамир, ты не понял! Я не бросаю тебя, а посылаю учиться… Тебе там понравится!

Ты хорошо фехтуешь, а я посылаю тебя к лучшему мастеру меча, какого знаю…

— Нет! — и как у него хватило смелости на резкость, — Это только предлог, я знаю!

Потемневшие глаза утратили блеск и приобрели зеркальную гладкость, он прищурился, как будто целясь, лишаясь всяких признаков детскости.

— Зачем вы так! Мастер, вам угрожает опасность, я же чувствую…

До чего же избирателен бывает разум: Дамир мгновенно забыл о том, что именно связывает вампирку и Фейта, и думал только о том, что его обожаемому покровителю грозит опасность. И чего бы проще сказать грубую правду: да, не на пикник в городской парк собрался прогуляться, и он должен полностью располагать собой без оглядки на кого бы то ни было…

— Мне было бы гораздо спокойнее, знать, что ты в безопасности, — господин Фейт озвучил более достойную часть.

— Я не уеду, — все так же твердо сказал Дамир.

— Я мог бы тебя заставить!

— Заставляйте!

— Дами, пожалуйста!!

Дамир опустил голову, пряча выступившие слезы.

Утром господин Фейт передал ему письмо и почти все остававшиеся у него деньги, объяснив, как следует добираться. Купленная у бандитов лошадка была привязана к почтовому дилижансу, и мастер Фейт провожал своего воспитанника, обмениваясь незначительными фразами.

— Ты когда-нибудь бывал в Анкорре?

— Нет, — Дамир походил на смертельно больного как минимум.

— И я нет, а говорят очень красивый город…

Парнишка не ответил, что предпочел бы всем красотам мира, сидеть у облупившейся больничной стены и слушать, как доктор Фейт распекает нерадивую санитарку.

— Не переживай, — с улыбкой Фейт обнял его, — Когда вернусь, я все тебе объясню.

Дамир уцепился за его слова, и даже выдавил ответную улыбку, последний раз окунувшись в теплоту темных глаз. Напоследок он еще раз обернулся, стараясь до мельчайших деталей запомнить облик странного врача и мага, который не хочет быть магом, бесповоротно изменившего и его жизнь и его самого.

Часть 2

Уже совсем стемнело, когда полузаросшая дорожка вывела одинокого всадника к затаившейся в молодой поросли громаде дома. Вероятно, когда-то это должно было стать загородной виллой, но строительство было заброшено довольно давно, и сюда никто не заглядывал. Тем более на ночь глядя.

Лошади здесь не нравилось: она фыркала, прядала ушами, вздрагивала, пока всадник ее привязывал к остаткам лесов. Поднырнув под криво приколоченную доску, странник вошел внутрь и, помедлив немного, осторожно двинулся меж руин, неплохо ориентируясь в кромешной темноте. Он уверенно ступил на лестницу, ведущую в подвал, и не был удивлен, увидев оранжевые отблески.

В том, что по видимому, должно было стать винным погребом ждали пятеро. Там, где на камне сидела Раинн, как всегда, мрак сгущался еще больше. В противоположность ей другая женщина сияла сама по себе. Ее глаза переливались то золотом, то лазурью, а волосы обтекали нагое тело жидким жарким пламенем. Еще одним источником света был белесый шарик над рогатым посохом в руках орка. Остальные, наверное, ни в чем подобном не нуждались вовсе или пренебрегли.

— Извините, что заставил вас ждать, — с толикой иронии заметил господин Фейт вместо приветствия.

— Как видишь, шестое место все еще не занято, — ядовито сообщила из своего угла Раинн, — Значит ли то, что ты снизошел вспомнить о нас, что твои бредни все-таки имеют под собой хоть какое-то основание, или ты снова явился с поджатым хвостом, что бы тебе зализали раны?

— Не надейся, моей крови тебе не заполучить даже таким способом, — с холодом этих слов мог посоперничать айсберг, — И я никогда не заблуждался на счет теплых чувств в мой адрес.

— Голубки, — вмешалась третья женщина, — Не кажется ли вам, что эта беседа немножко не интересна тем, кто не в курсе, а у нас есть дела поважнее?

Она кивнула на шамана и сидевшего рядом с вампиркой мужчину, подозрительно смахивающего на разбойника, с желтыми звериными глазами. Светильник орка отбрасывал бледные лучи на миниатюрное личико с выражением невинной девочки и огромными зеленоватыми глазищами. Сумрак и черное свободное одеяние скрадывало очертания фигуры, но казалось, что она лишь недавно вошла в пору женственности.

— Наверняка ты не стал бы посвящать нас в свои планы, если бы не крайняя необходимость, но теперь отступать уже поздно. Есть ли у тебя, что предложить нам?

— Есть, Ванда. И я иду в Башню.

— Зачем? — поинтересовался желтоглазый.

— Ну уж не затем, что бы занять трон! — отрезал господин Фейт.

— Она сожрет тебя и праха не оставит! — вспылила Раинн.

— А у меня есть выбор? Я не собираюсь всю жизнь прятаться по подвалам как вы.

Либо пан, либо пропал!

— В принципе, я понимаю, зачем это тебе. А скажи-ка зачем это нам? — резко бросила Ванда, — Что, Эдо сможет стать добропорядочным горожанином? Или Раинн вдруг начнут доверять? И уж совсем непонятно зачем это мне — в отличие от безобидного вервольфа или даже вампира мне нужна именно смерть! С Башней или нет, но люди никогда не примирятся с такими как мы!

— Быть может, нам лучше заняться образованием твоего юного подопечного, и попытать успеха в Башне обычным способом… — заметила Раинн.

— Если ты еще раз вспомнишь о нем, я тебя убью, хотя мне этого и не хотелось бы, — тон господина Фейта не оставлял сомнений, что он не шутит.

— Куда же делся добренький доктор? — когти вампирки оставили на камне борозды.

— С волками жить, по волчьи выть, — ответная улыбка отзывалась вдоль спины изморозью, — Я убью любого, кто посмеет к нему приблизиться: на это у меня сил точно хватит. Он не имеет никакого отношения к нашим играм!

— Вообще-то имеет! Или ты станешь отрицать, что он может претендовать на Трон?

Молниеносный взгляд — тени вокруг вампирки словно ветром сносит, а сама она оказывается распятой на стене, становясь еще бледнее, хотя это и кажется невозможным. Она пытается сопротивляться, шипит, но потом в глазах появляется неподдельный страх.

— Ты с годами стала плохо слышать? Или ослабела рассудком? — небрежно поинтересовался Фейт, хотя справится с Раинн, было далеко не так просто, как смотрелось со стороны, — Я всегда держу слово, а в этом случае и подавно!

Он все же отпустил ее, пряча под плащом дрожащие от напряжения руки, и хрипящая вампирка рухнула на пол под ноги вервольфа, с оценивающим любопытством наблюдавшего за ней.

— Пожалуй, я внемлю предупреждению и буду держаться подальше от твоего нового ученика, — хмыкнула Ванда, — вдруг ты обвинишь меня в растлении…

— Итак, все думают, как Ванда? — вернулся к главной теме господин Фейт.

— Нет, — завороженный орк с усилием отвел взгляд от Раинн, — В наших стойбищах не хотят новых великих битв, а Башня слишком много сил выпила из степи. Я и мои братья будем с тобой, мастер.

— Уважаемый Дайк достоин памяти своих предшественников, не запятнавшими себя ни предательством, ни трусостью, — вежливость слегка отдавала грустью.

Орк ответно поклонился.

— Я тоже, — впервые подала голос огненная дева.

— Двое из шести… Пяти, — поправился господин Фейт.

— Трое, — лениво протянул вервольф, — Мне не охота лезть в башню, да и не шибко я вам там пригожусь, но в обычном мире, выполню все, что смогу.

— Благодарю вас, господин Эдо. Мне понадобится корабль и отчаянная команда.

Шепот ветра заглушает шорох легких шагов. Маленькая ручка обвивает плечо:

— Зачем ты так? Раинн любит тебя, она была вне себя, когда думала, что ты погиб…

Она звала тебя и не слышала.

— Раинн, любит силу и власть, которой у меня нет!

— Ты сердишься на меня за сегодня? Когда ты пришел ко мне, я испугалась, что ты хочешь меня убить… Я оказалась самой трусливой из твоих женщин… Раинн выводила свой отряд и собирала остатки, Пирра пыталась пробиться к тебе, а я просто сбежала… Прости меня…

— Почему ты об этом просишь?

— Потому что мне кажется, что ты это сделаешь. Я не пойду с тобой, что бы не предать снова.

Прощальное касание губ.

Возвращаясь в заброшенный дом, ведьма обернулась:

— Скажи, ты когда-нибудь ревновал хоть одну из нас?

— Нет, — честно признался он.

— Так я и думала… — прошептала Ванда, погружаясь во мрак дверного проема, — Знаешь, только женщины могут ждать так долго! Я надеюсь, что у тебя все получится…

* * *

Райнарту в тот год исполнилось сорок, но на крепкой подтянутой фигуре годы словно не сказывались, как и на отточенных движениях. Голубые глаза смотрели все так же твердо, а в выгоревшей гриве не было заметно седых волос. И, как часто шутила его супруга, время не прибавило ему ни грана респектабельности, положенной уважаемому мастеру фехтования, у которого мечтали брать уроки все — от уличного мальчишки до короля Рикенты.

На что «мастер фехтования» обычно ворчал, что госпожа Гейне слишком входит в образ благопристойной дамы, обучающей вздорных девиц подобию изысканного обхождения. Скоро от вида обнаженной шпаги в обморок падать начнет!

Девицы всех мастей штурмом брали школу госпожи Гейне, не столько из-за приобретаемых манер, сколько ради того, чтобы подсмотреть «случайно» за каким-нибудь поединком, возможности стайкой продефилировать по галерее в гостиную, что бы тут же за углом хихикать, обсуждая достоинства того или иного удальца, виденного во дворе, а может даже обменяться с интересующим объектом красноречивым взглядом.

Райнарт крыл кокеток последними словами, пеняя, что великовозрастные остолопы, итак годные только гусей пугать, после этаких пассажей приобретают ловкость деревянных болванчиков для игры в шары. Гейне смеялась и призывала быть снисходительным к проказам молодости.

Жизнь их давно вошла в привычную колею, после того, как им каким-то чудом удалось отговориться от Светлого совета, и даже еженедельные визиты мага Анастаса походили уже просто на дружеские встречи. Первый год был самым трудным: Гейне пришлось забыть и о короне и о Танкареле, благо Совету все же удалось навести там относительный порядок, и тревожных вестей не приходило. Райнарт почти пол года провел в цитадели в Анкарионе, после того как его все-таки вычислили при попытке въезда в Делос, а после возвращения ему пришлось озаботиться извечным мужским вопросом — на что кормить семью, ибо в Кайр Грейв его ждало известие из разряда «то, что уже имеешь, но о чем не знаешь».

Частные уроки при неявной протекции Витольда, оказались идеальным выходом, а по прошествии времени составили им обоим великолепную репутацию респектабельной и благонадежной четы, с которой не зазорно иметь дело.

А еще они года два дергались от каждого шороха, слыша в нем хорошо знакомое обоим имя, и угадывая в каждой тени так резко покинувшего их «знакомца». Скорее всего, их отпустили, надеясь найти беглого темного, — вдруг объявится.

Однако хозяин Башни сгинул, как будто его и не было, а обе Башни им просто привиделись во сне: ни духу его, ни слуху о нем не было. Время шло, и Райнарт уже почти уверился, что чокнутый на всю голову маг, скорее всего эту голову уже где-то сложил. Жаль конечно, но трудно было ожидать, что Дамон заведет себе уютный домик с яблоневым садом где-нибудь в глуши и будет сочинять сонаты. По крайней мере совесть его была спокойна: Райнарт зорко отслеживал новости и слухи, и ничего подозрительного, что могло бы иметь отношение к беглецу, не слышал.

С утра Райнарт пребывал в отвратительном настроении: Рей опять за завтраком все уши прожужжал о приключениях очередного героя, после чего Райнарт поцапался с еще одним хлыщом, жаждавшим овладеть благородным искусством владения мечом, хотя в руках отродясь ничего тяжелее вилки не держал, потом пришлось развлекать ученой беседой Анастаса, которому похоже просто делать было нечего… Стыдно признаться, но порой его невыносимо тяготила эта спокойная размеренная оседлая жизнь.

Его раздражал и яркий солнечный день, и звуки музыки из гостиной жены, поэтому сообщение помощника, когда он только-только избавился от докуки, — воспринял, как очередную проблему. И не слишком ошибся.

— Мастер Райнарт…

— Чего еще?

— Вас спрашивает какой-то юноша…

— К черту! К дьяволу! К вечной Тьме!

— Он говорит, что у него письмо к вам, — настаивал Ларенс.

— У них у всех ко мне письма! — рыкнул Райнарт, но тем не менее поплелся в так называемый Большой зал с твердым намерением выпроводить очередного кандидата в ученики.

Или по крайней мере запросить такую цену, что бы у его рекомендателя случилось несварение желудка, язвенная болезнь и сердечный приступ.

Приближаясь, Райнарт осматривал визитера до нельзя придирчиво: на знатного сынка не похож, спокойный, собранный и на оружие глядит не как баран на новые ворота.

И еще он кого-то ему необычайно напоминал.

— Бери, что сочтешь нужным, и покажи, что знаешь, — вместо приветствия неласково распорядился Райнарт.

Парнишка круто развернулся, и ни слова не говоря, выбрал себе оружие. Довольно грамотно, пришлось признать Райнарту, — кто бы его до этого не учил, но в голове задержалось. И нападать не торопится, пытается оценить противника. Несколько пробных выпадов подвернувшейся шпагой с ближайшего стенда (а надо сказать, что ученического затупленного оружия у себя Райнарт не держал), — бывший герой даже удивился: соискатель, хоть и мальчишка совсем, проигрывал в скорости не потому, что терялся, и не только потому, что вспоминал нужное положение, а еще зачастую из-за того, что пытался сдерживать первые порывы один другого интереснее. Такое впечатление, что он больше привык практиковаться в темном переулке или на большой дороге, где не до фехтовальных изысков.

Ловкий, гибкий, не размазня — из этого, пожалуй, толк будет. К тому же Райнарт наконец сообразил, кого ему мальчишка напоминает. Бывший герой остановился только когда согнал с него семь потов, не часто получая такое удовольствие, и смерил кандидата еще более внимательным взглядом, получив в ответ почти такой же: не дерзкий, но откровенно-оценивающий.

Райнарту даже ущипнуть себя захотелось, до чего похож. У него было стойкое ощущение, что перед ним Дамон в юности, хотя черты, конечно, не совпадали полностью, а глаза были не обжигающе черными, а синими.

— Давай письмо.

Парень так же молча протянул ему запечатанный конверт, сверкнув своими глазищами из-за ресниц.

«И норов, как погляжу такой же!» — усмехнулся про себя Райнарт.

Воск на конверте не имел именного герба или личного знака: рядовой цеховой оттиск какого-нибудь придорожного постоялого двора, — и это уже было необычно.

Хмурясь, Райнарт сломал печать.

После первой же фразы, он почувствовал, что задыхается, потом ухмыльнулся.

Пожалуй, это было самое странное рекомендательное письмо, которое он получал.

Разумеется, о том, что бы отослать мальчишку обратно и речи быть не могло, но проблему этот умник подкинул не малую. Во-первых, понятно, что у парня никого и ничего нет и дело не столько в том, что бы учить его мечом махать, сколько позаботиться, что бы ему было, где спать, что есть и далее по списку. Райнарт не напрягаясь мог себе это позволить, но дураку ясно, что малец черен, как отчаяние.

И вот скажите пожалуйста, как долго о нем Анастас не узнает? И как отреагирует?

— Дамир, значит… А я, как понимаешь, и есть господин Райнарт. Сражаться тебя твой… опекун учил? — он похлопывал письмом по ладони: неожиданная просьба в нем его поразила и потрясла.

— Да, и этому тоже, но совсем чуть-чуть. Я с ним с зимы только, — Дамир слегка смутился, но мастер фехтования не стал ни расспрашивать, где это он собственно был раньше, ни чему еще учил его доктор Фейт, — А вы его друг?

Райнарт на него произвел неизгладимое впечатление: и поучиться у него точно будет чему.

— Скорее враг, — усмехнулся Райнарт, и обругал себя, увидев как тут же переменилось выражение синих глаз.

— Успокойся, у нас с ним что-то вроде мирного соглашения… Ты сможешь его дождаться у нас, только постарайся не попадаться на глаза магу, который здесь бывает.

Дамир понимающе кивнул, и сдержанно улыбнулся в ответ краешком рта, — Райнарту не по себе стало, такой знакомой была эта улыбка! К тому же, похоже мальчишка прекрасно знает о своей особенности, возможных неприятностях, а за своим покровителем землю целовать готов… Опасное сочетание! Тем более, следует за ним присмотреть.

— Идем, представлю тебя госпоже Гейне.

С первого же дня, как только он сел за один стол с хозяевами Дамир не давал ни уму, ни телу ни одной свободной минуты, исполняя желание своего защитника и покровителя. Он убедил себя, что его послали учиться — вот он и учился всему, что видел, вплоть до требований этикета и правил поведения высшего общества, старательно изживая в себе уличные замашки. Если он не сидел над очередной книгой, то несомненно найти его можно было в Малом зале, либо каком-нибудь укромном уголке за тренировками. Независимо от причины, побуждавшей его работать над собой, его усилия приносили хорошие плоды: через некоторое время занятий под руководством госпожи Гейне, которая повергла его в восхищение и красотой, и утонченностью, и умом, и вообще всем, оказавшись просто воплощением идеала, не иначе, — Дамир уже мог свободно поддержать светскую болтовню о сортах роз например, вполне в состоянии развлечь учениц именно так, как это понимали они, не шокируя нежные ушки. В нем даже проявилась какая-то толика изящества и шарма.

Райнарт не баловал его похвалой, наоборот — ставил с собой и умучивал до изнеможения. Те из его «коммерческих» учеников, которые это видели, благодарили светлое небо, что им ничего подобного не доставалось, и недоумевали, почему это у воспитанника мастера при этом такое блаженное выражение лица.

Надо сказать, что разумный и даже деловой подход к тому, за что он брался, четкое понимание своих обязанностей и положения, полное отсутствие каких-либо провокаций и дерзостей, быстро расположило к Дамиру и членов семьи, и слуг, хотя он особо ни с кем не сближался. Единственной уступкой стали дети.

Для трехлетней Мелисенты — или просто Мелли — поселившийся у них юноша с первой же секунды в столовой стал предметом пылкой девичьей любви. Маленькая женщина, она тщательно стыдливо скрывала свою сердечную тайну, поведав ее лишь тем, кто выдать не мог — двум любимым куклам, переодевая их в зарослях пионов. Дамир, устроившийся на подоконнике этажом выше с историческим очерком о последней войне Сил, едва не сверзился вниз, услышав признание звенящим детским голоском.

Объектом таких чувств ему быть еще не приходилось!

Вечером перед сном, он занес малышке букет фиалок, похищенных с клумбы матери, после чего кроха от него уже не отлипала.

Так легко было представить себя членом этой замечательной семьи, настоящей… И мастер Райнарт бывал злой, как шершнем в одно место укушенный, и госпожа Гейне порой не раз сходилась с ним повышая голос… Про Рея, который воспринял его как соперника — в самом деле: мама с пришлым чужаком занимается отдельно по несколько часов, и особое отношение отца он тоже чувствовал, — вообще стоило умолчать. Неугомонный пацаненок не уставал придумывать каверзы, однако Дамиру, в очередной раз обнаруживающему свои ботинки прибитыми к полу или с немыслимым узлом из шнурков, почему-то только смеяться хотелось.

Он прекрасно понимал его ревность: будь у него отец и мать, тем более такие, — он бы пылинке на них сесть не дал! Дамир видел, что у Рея не слишком удается как раз в том, в чем он хотел бы заслужить признание отца, и чувствовал, что мог бы помочь, но долго не мог понять, как подступиться.

Все произошло само собой. После очередной тренировки он не удержался, — а день был жаркий, — стянул насквозь промокшую потом рубашку и с наслаждением умылся прямо в кадке с заготовленной для полива цветника водой. Распрямляясь — увидел завистливо наблюдавшего за ним Рея и улыбнулся мальчику: здорово иметь такого братишку. Против обыкновения тот не фыркнул, а спросил:

— А это у тебя что?

Дамир коснулся шрама под ключицей.

— Болт.

Восхищенный вздох уважения.

— А это?

— Нож.

Все. Еще одно сердце завоевано, — для мечтательного Рея, окутанный тайной старший товарищ это сказка! Тем более, который не смотрит свысока, а даже объясняет просто и понятно, — иногда детям и взрослым нужен посредник…

Горькое недоумение вызывала временами возвращающаяся мысль: как такие замечательные люди, могут быть врагами самому мастеру Фейту?

— Райнарт, что мы делаем? — в свою очередь с тоской вопрошала мужа Мелигейна, глядя на три склоненные головы: иссиня-черную, золотисто рыжую (сын пошел в нее), и льняные кудряшки Мелли.

— Ничего необыкновенного мы не делаем, — Райнарт тоже подошел к окну, — У Дамира есть голова на плечах, не волнуйся.

— Не волнуйся?! Да я ни о чем другом думать не могу! Что с ним будет? Сколько он будет прятаться от Анастаса и иже с ним?! Что его ждет? Скитаться? Жить под надзором? А вдруг…

— Дамир сможет себя защитить.

— Не сомневаюсь. И его станут преследовать еще и за это, будто не знаешь! Мне и так кошмары снятся: то костер, то адамантиевая цепь, как Дамону…

Впервые за несколько лет они озвучили это имя вслух, как будто простое упоминание могло вызвать самого хозяина Башни.

Райнарт промолчал, потому что сказать действительно было нечего, и его крайне заботило, куда же на самом деле запропастился темный маг.

Идиллия была бы полной, если бы не все более учащающиеся приступы острой тоски.

Дамир не предполагал, что мастер Фейт приедет за ним через месяц другой, и с наслаждением вживался в новые условия. Однако время шло, и Самайн миновал, но не было не только его самого, но и каких-либо известий. Если днем еще что-то отвлекало, то вечерами Дамиру становилось все труднее избавиться от тревоги: что если мастер Фейт все-таки сошелся со Светлыми, из-за которых они так внезапно покинули Кларесту, и сейчас они его где-нибудь держат… Или вампирка со своей компанией устроили какую-нибудь гадость… Что если с ним что-то случилось, или — эту мысль Дамир гнал от себя особенно усердно: господин Фейт решил, что удачно его устроил, сделал все, что мог, как говорится, и не приедет вовсе? Он хотел ему помочь и разве не помог уже более чем? Кругом и рядом родственники плюют друг на друга, а они ведь по сути чужие люди, просто доктор Фейт хороший человек и не мог оставить его на улице.

Растравив себе душу такими соображениями, Дамир начинал себя успокаивать, что как бы там ни было, мастер Фейт никогда не врет, и если он сказал, что вернется, то значит приедет, даже если не намерен больше взваливать на себя такую обузу.

Он и не будет навязываться… Достаточно взрослый, что бы о себе позаботиться как никак, и мастеру Райнарту долг отплатить — придумает что-нибудь. Но с каждым днем надежд оставалось все меньше.

Разумеется, и Райнарт и Гейне замечали, что с Дамиром творится что-то не то, — он словно гас с каждым днем, все больше замыкаясь в себе, но по-прежнему упорно ожидая своего мастера, как собака у кресла любимого хозяина. Они могли только сочувствовать мальчишке и то молча, ведь Дамир стал держаться на еще большем расстоянии ото всех. У Райнарта из головы не шли последние строчки письма, и он тоже был уверен, что попечитель Дамира если не вернулся бы за ним сам, то вызвал бы к себе. Что же за «дельце» он собирался закончить, и чем это может обернуться…

У него на душе становилось все более неспокойно.

Дамир должен был хоть что-то знать о намерениях своего опекуна, или по крайней мере мог видеть, слышать что-то такое, что даже если и не было им понято, то дало бы подсказку самому Райнарту. Однако его расспросы неожиданно встретили решительный отпор. Дамир уже был готов выложить наставнику все, что знал о мастере Фейте, включая подслушанный разговор с Раинн, но вдруг прикусил язык.

Да, возможно к нему здесь относятся с искренним радушием, хотя на счет его цвета не заблуждаются, и мастер Фейт этим людям доверяет, иначе не послал бы его сюда, но как быть с визитами Анастаса из храма, который Дамир обходил десятой дорогой?

— Вы же сами сказали, что вы враги… Зачем вам? — выдал он, упрямо сверкнув глазами.

Райнарт едва язык себе не откусил! Может быть, парнишка и уважал его как наставника, но по сравнению с любовью к «мастеру Фейту» это ровным счетом ничего не значило. Судя по виду, хоть на кусочки его режь — ничего не скажет.

— Мы странные враги. Он темный, а я когда-то был героем, но как видишь, он послал тебя ко мне, а не к кому-нибудь другому. Вполне возможно, что твой мастер Фейт попал в большую беду, из которой одному ему не выбраться.

Дамир побледнел, когда Райнарт озвучил один из его страхов. И растерялся: если он промолчит, то возможно лишит единственного значимого для него человека помощи в беде, а если откроет рот — кто знает, может быть лишь навлечет на него новую угрозу.

Райнарт видел, что парнишка просто рвется надвое, и спрашивал себя: есть ли что-нибудь подлее этих игр черных и белых.

— Я ничего не знаю… — у Дамира дрогнул голос, — Он искал какую-то книгу, а потом нам пришлось уехать из Кларесты. Он сказал, что должен выполнить обещание…

Райнарт чувствовал, что парень скрыл что-то, но расспрашивать его дальше было просто бесполезно.

— Клареста, значит… — обескуражено повторил Райнарт, — Я попробую что-нибудь узнать.

* * *

— Райнарт, я понимаю, что тебе жалко Дамира, но для него как раз было бы безопаснее вообще больше не встречаться с этим человеком! — негодующий голос госпожи Мелигейны был отчетливо слышен, — И понимаю, что тебе скучно! Такая жизнь тоже не была пределом моих мечтаний! Во второй раз ты так легко не отделаешься! Ты о детях подумал?

Дамир бесшумно отошел, не дожидаясь ответа Райнарта — его супруга была права, беспокоясь прежде всего о своей семье.

Он бесцельно бродил по городу, не представляя, что же ему делать, пока от невеселых раздумий его не отвлек чей-то настойчивый пристальный взгляд. Не подавая вида, что что-то заметил, Дамир как бы невзначай повел глазами в ту сторону, сворачивая за угол, и к своему изумлению увидел следовавшую за ним на некотором отдалении девушку: одетую скромно и не вызывающе, с просто зачесанными золотистыми волосами и большими невинными очами.

Он ее узнал: видел однажды сопровождающей одну из учениц госпожи Гейне, но не запомнил, если бы не шутка Ларенса, хлопнувшего его тогда по плечу:

— Кажется, ты заставил дрогнуть девичье сердечко! Она с тебя глаз не сводила, пока ты разминался…

Дамир попетлял по улицам, но девушка не отставала и проводила его до самого дома.

Озадаченный юноша не мог оставить этот вопрос не проясненным — девица не слишком походила на влюбленную дурочку, издалека вздыхающую по предмету своего увлечения, каким бы лестным это предположение не было. Он стрелой вылетел через хозяйственную дверь, оббежал дом и еще успел увидеть, как она, постояв немного, пожала плечиками и двинулась вниз по улице.

Теперь они поменялись местами, но не смотря на некоторый опыт Дамира в таких делах, девушка заметила его еще быстрее, чем он ее. Блондинка внезапно обнаружила талант настоящего шпиона, просто профессионально пытаясь избавиться от «хвоста», что лишь усугубило решимость Дамира, окончательно убедившегося, что дело нечисто. Он терялся в догадках зачем кому-то за ним следить, и все-таки ее упустил.

Дамир растеряно оглядывался, пытаясь сообразить, куда она могла испариться: он чувствовал, что она еще где-то здесь, скорее всего зашла в одну из лавочек… В лавке долго не проторчишь, хмыкнул юноша. Он присел на постамент каменной чаши с цветами, захваченный азартом погони, и стал ждать.

Его терпение оказалось вознаграждено: блондинка появилась из галантерейной лавки, осмотрелась, вроде бы недовольная погодой, и уже было направилась, куда собиралась, когда подскочивший Дамир дернул ее за руку, затаскивая в узкий проулок.

И тут у девицы обнаружился еще один неожиданный талант. Вместо того, что бы визжать, звать на помощь от грабителя и насильника, она продемонстрировала великолепное знание рукопашной. Она бы с легкостью могла справиться с парнем, но по какой-то причине старалась не причинить ему вреда, и даже не пыталась оглушить, что бы беспрепятственно сбежать, хотя судя по злым зеленым искоркам в глазах, она все больше склонялась к такому решению вопроса.

— Да подожди ты, я же просто хочу узнать… — каким-то чудом Дамиру удавалось ее удержать.

— Пусти, кретин! Я еще жить хочу…

От такого странного заявления Дамир едва не разжал руки.

— Пусти, он меня убьет! — приглушенно взвизгнула девица, продолжая вырываться.

— Кто? Тот, кто сказал за мной следить?

— Нет! Он сказал, что убьет любого, кто к тебе приблизится!

Дамир уже ничего не понимал.

— Кто «он»? Почему убьет? Да прекрати ты!!

Он встряхнул ее, и девушка перестала сопротивляться, неохотно объяснив:

— Кто-кто… учитель твой!

— Мастер Райнарт? — опешил Дамир, тоже ее отпуская.

— Нет! Фейт, — отрезала она.

— Ты его видела? Когда? Где? — Дамир сразу же забыл обо всем другом.

— Видела, — девушка обернулась.

Только рассмотрев ее ближе, вглядевшись в зеленоватые глаза, он понял, что она гораздо старше, чем выглядит. Даже трудно сказать на сколько.

— Кто ты такая? Что тебе надо? Если хочешь, что бы я отстал — объясни! — юноша отступил на шаг.

— Я — Ванда, — женщина, притворяющаяся девочкой, как-то очень хищно усмехнулась, и улыбнулась, увидев что Дамир нахмурился, — Неужели тебе знакомо мое имя? Он говорил обо мне?

— Раинн, — объяснил Дамир.

Ванда не смогла скрыть удивления его осведомленностью и окинула паренька все более заинтересованным взглядом.

— Надо же! Кажется, ты для него действительно не просто источник дополнительных сил по запас… и дело не в страховке, — проговорила она себе с непередаваемой усмешкой, — стоило рисковать, что бы узнать, что у тьмы есть сердце…

— Где он? Он жив? — напомнил Дамир о главном.

— Поразительно, но еще да, жив вроде, — ведьма улыбнулась, просто упиваясь волнением и тревогой паренька, — А видела я его и впрямь давненько, как раз перед тем, как он в Черную Башню направился…

Ванда, которую вслед за Дамиром привело в Анкорру извечное женское любопытство — чем это так мальчишка заинтересовал мага, — прикусила язык, поздно спохватившись, что сболтнула лишнее: за такое ее просто по стенке размажут — и за дело! Смертельно побледневший юноша отшатнулся, а потом резко развернулся и бросился бежать.

Дамир летел, как будто за ним гнались все маги, вампиры и ведьмы этого мира.

— Ларенс, где мастер?

Он даже не дослушал ответа, вихрем ворвавшись в гостиную, — и замер, словно наткнувшись на нечто невидимое, бессознательно подобравшись, как перед броском.

— Вижу у вас все по-прежнему! Просто жить без неприятностей не можете, — невозмутимо заметила Алагерда, поправляя кокетливый рыжий локон в вихре гаснущих искр, — Вы решили собрать у себя всех черных, или только исключительно опасных?

Где ты их только находишь!

Напряжение в комнате было осязаемым.

— Дамир Совету ничем неопасен!

— Ты поэтому объявилась?

Голоса супругов прозвучали одновременно и одинаково резко.

— Нет, у нас есть проблема посерьезнее! Заварил кашу ты, хотя и я не без греха…

Повинуясь недвусмысленному приказу во взгляде Райнарта, Дамир вышел, но не собирался оставаться в неведении. Вскочив на перила, он без труда перебрался по декоративному карнизу к самому окну, и мог слышать разговор так же ясно, как если бы остался внутри. Сейчас его меньше всего волновало то, что его могут увидеть снизу или такая малость, как угрызения совести: жизненно важным было разобраться что же все-таки творится вокруг. Маги всех мастей, герои, вампиры, ведьмы — как-то это слишком много!

— Что стряслось, Герда?

— Тоже, что и всегда, Райнарт: Башня.

Дамир целиком обратился в слух.

— С тех пор как ее хозяин освободился, Совет расставил по всей границе Пустоши посты, ловушки, охранные линии, — везде, где только возможно…

Скептическое хмыкание.

— Да, разумеется, Черного Лорда, когда он в силе этот барьер не удержит, но и посты предназначены для другого: уловить резонанс между ним и Башней или обнаружить его при попытке проникнуть туда.

Дамир прикусил губу почти до крови: ведь мастер Фейт по словам Ванды отправился прямиком в Башню, и Раинн упоминала о том же.

— Несколько раз что-то даже улавливалось, — продолжала между тем магесса, судя по звукам нервно расхаживая по гостиной, — но резонанс был слабенький. Видно, Дамон не творил ничего серьезного, и старался держаться от Башни на расстоянии.

Сейчас резонанса нет вообще, но Райнарт… Там творится черт знает что!

— А поподробнее? — в тоне героя отчетливо слышно нетерпение.

— Такого никогда не было! Что ни день — землетрясения, ночью — метеоритные дожди.

По Пустоши гуляют ураганы, на небе самые редкие атмосферные явления соревнуются кто чаще! Даже цунами небольшое случалось… И при всем при этом у Башни снова объявились орки!

— Ты считаешь, что это Дамон чудит?

— Либо он — но что это все означает никто не представляет, либо настоящий господин в самом деле плюнул на все и по-прежнему где-то отсиживается, а в Башне хозяйничает кто-то другой и пытается ее подчинить!

«И я, кажется, знаю кто», подумал Дамир.

— Ты пришла, что бы разрешить сомнения? Герда, я не видел его с Анкариона, и не могу знать, что у него на уме!

— А стоило бы! Райнарт, я не хочу, что бы на моей совести был такой груз! И ты думаю, тоже! Несколько развед отрядов уже не вернулись. Ты был в Башне. Я помогу тебе миновать барьер. Если это Дамон, он тебя пропустит… Поговоришь с ним, а если это не он или разговаривать уже бессмысленно, — ты знаешь, что делать… он сам просил тебя, остановить его, если он перейдет черту!

Повисла долгая пауза.

— Райнарт, — раздался спокойный голос Мелигейны, — мне это не нравится, и ты знаешь, что я обо всем этом думаю… Но Алагерда права. Эту историю начали мы, и мы должны ее закончить!

— Не мы, а я! Подумай о детях… — повторил Райнарт ее же слова.

Дальше Дамир уже не слушал. И что ему делать, больше не раздумывал: если мастер Фейт дошел до Башни, он либо в руках ее хозяина, — и тогда Дамир послужит ему хотя бы в качестве дополнительного источника, подпитывающего силы, как считала Ванда, либо если Властелина в Башне нет — он предупредит мастера. Вопросами всеобщего добра и зла, Дамир себе голову не забивал.

* * *

Как часто и бывает, когда люди заняты внезапно свалившимися на них проблемами если не мирового масштаба, то уж судьбоносными точно, нервничают и сходят с ума от беспокойства, — кое-что обязательно упускается из вида. Поэтому отсутствие Дамира было замечено даже не вечером, а на следующий день, поскольку Райнарта не было вовсе, Мелигейну отвлекли хлопоты, а дети ужинали одни. Каждый и из хозяев и из слуг, если и задумывался, где это парень пропадает и почему его сегодня не видно, был уверен, что он просто где-нибудь занят, да и поводов для тревоги на его счет не было.

Зато на утро, за завтраком обнаружилось, что Дамир исчез и исчез не просто так: вместе с мальчишкой исчезла его лошадь и некоторые вещи. О нет, ничего чужого Дамир не прихватил, кроме оружия с которым занимался, и многое оставил даже из тех незначительных вещей, с которыми когда-то прибыл. Однако он забрал все свои книги, которые, как случайно стало известно, продал в тот же день, получив в свое распоряжение в дополнение к остававшейся у него неистраченной еще мелочи наводящую на размышления сумму, ведь книги удовольствие дорогое. При чем, как сообщил торговец, у которого Дамир объявился едва ли не в тоже время, пока Райнарт еще спорил с Алагердой, — молодой человек торговался весьма изрядно.

Судя по всему, Дамир собирался очень быстро, но не в панике, продумывая каждый шаг, и не забыл даже разжиться на кухне едой. Предположение, что мальчишка мог сбежать из-за появления магессы, и поскольку идти ему некуда, пока обоснуется на каком-нибудь постоялом дворе, не оправдались. В место этого, благодаря расспросам удалось выяснить, что похожий на описание парень действительно появлялся, но не за тем, что бы снять комнату или хотя бы просто перекусить, а тоже искал кое-кого: светловолосую зеленоглазую девушку, которая возможно могла быть и не одна. Парень травил небылицы одна занимательнее другой: то он искал девушку, в которую тайно влюблен, то уже невесту — дочь богатого и злобного соседа, от которого они сбежали и уговорились встретиться, но чаще всего — сводную сестру, с которой они никогда не виделись, но теперь у обоих никого больше нет… Девушку звали Ванда, но юноша не исключал, что она могла назваться по-другому, и умел быть убедительным. А синие глаза смотрели так ясно, и действительно тревожно!

Однако, каким бы убедительным Дамир не был, он, видимо, не нашел кого искал и покинул Анкорру перед самым закрытием ворот, — только по этому его и запомнили.

Все-таки странно, что юноша, почти мальчишка, один, так торопится куда-то на ночь глядя. И не похоже, что бы на ночлег останавливаться собирался…

За городскими воротами след его терялся, тем не менее, Райнарт не сомневался больше, что именно является конечным пунктом путешествия, предпринятого так неожиданно.

Разумеется, был самый простой способ найти человека — обратиться к магам, и они бы так и сделали, если бы речь шла об обычном мальчишке, сбежавшем из дома. В этом же случае довериться можно было только Алагерде, и без того связанной общей тайной, но магесса отбыла своим эффектным способом сразу же по завершении разговора.

Скрепя сердце, Райнарт признал, что, похоже, единственное, что он может сделать — это отправиться в том же направлении, надеясь вызнать что-нибудь по дороге.

Оставшаяся дома Мелигейна собиралась попробовать выяснить что-нибудь о неизвестной Ванде и найти Дамира через нее. Увы, не повезло ни тому, ни другой: юноша как сквозь землю провалился!

Продвигаясь знакомыми местами, по которым он когда-то проезжал с тогда еще принцессой и своей будущей женой, Райнарт мрачно размышлял, что характером Дамир точно пошел в своего старшего собрата по темной магии. Уши бы ему, паршивцу, надрать хорошенько пока не поздно!

Если конечно, эти уши еще на своем месте! Время может быть и мирное, Дамир далеко не маменькин сынок и заметно, что школу выживания прошел хорошую, но это тоже имеет обратную сторону: сунется туда, о чем обычный парнишка 14 лет и подумать побоится, или вообще не знает. Да и просто мало ли что может случиться!

Все-таки надо было послать Герду к светлейшему Небу, и сначала поговорить с парнем, — ясно же было, что у него что-то стряслось! И почему они собственно решили, что побег Дамира имеет отношение к Черной башне? Что они узнали о нем за этот без малого год? Его могло потрясти, спугнуть что-то, о чем они даже не подозревают, и лишь совпавшее с визитом магессы…

Дожидаясь ее на том же постоялом дворе в Дейле, что и многие годы назад, — переменившимся на взгляд Райнарта только тем, что теперь тут заправляла дочка прежнего хозяина, а сам он гордо восседал у стойки на пивной бочке, с трубкой, несмотря на удар, — Райнарт вертел в руках листок с неровно оборванными краями и рваными строчками на нем:

Легко, грациозно — По лезвию бритвы… Не громко, но грозно — Дыханье убийцы… Случайные встречи Стоят за углом — Ложится на плечи Вечерний излом… В мерцающем свете Искусственных звезд — Привязанный ветер К сей юдоли слез… В заманчивой тени Из-под черных ресниц — Апостол затмений С тысячью лиц…

Дамир так и не дописал стихотворение, отвлекшись на несравненно более важное. Но с помощью этих строчек, Алагерда легко сможет найти написавшую их руку.

Магессу не пришлось долго ждать, как будто она только и делала, что сидела под дверьми Храма, карауля бывшего героя.

Если постоялый двор почти не изменился, то Храм приграничного городка разросся, будучи полностью перестроенным: прибавился даже отдельный страноприимный дом, где могли останавливаться герои, не тратя зря средства на гостиницу. Становилось ясно, что Алагерда говорила правду, — Совет развернул на границе с Пустошью бурную деятельность.

Райнарт беспокоился все больше, не представляя, как Дамир сможет пробраться здесь незамеченным: магов и героев в Дейле и окрестностях, — а приграничье обросло многочисленными миссиями и постами, — было едва ли не больше чем в самом Анкарионе.

Вошедшая быстрым стремительным шагом Алагерда окинула взглядом зал и направилась к Райнарту. Белоснежный сюрко с семилучевой звездой ни у кого из присутствующих удивления или хотя бы легкой заинтересованности не вызвал.

— Я ждала тебя раньше, — недовольно заявила магесса, обойдясь без приветствия, — Долгонько же ты добирался!

— Были проблемы, — кратко отозвался Райнарт.

— Семейные? — желание поддеть чувствовалось даже не в тоне, а тени взгляда.

— Тебе этого не понять, — он произнес это без всякой задней мысли, но женщина поджала губы.

— И как это твоя супружница осталась дома!

— Гейне есть чем заняться. Дамир сбежал.

— Ваш юный темненький? Надеюсь, не из-за меня? — нахмурилась Алагерда.

Райнарта так и подмывало сказать, что да, из-за тебя, что бы она хоть раз подумала, прежде чем язвить и придержала язык.

— Скорее всего, нет.

Слушая объяснения старого друга, магесса неотвратимо мрачнела, пока не стала напоминать аллегорическое изображение бури в Храме Анкорры.

— Райнарт, ради всего святого, почему ты не рассказал мне все сразу?! И Дамира не стоило держать в неведении! Мужчины… Почему вам всегда кажется, что достаточно сказать что-то вроде «это для твоего же блага» или «тебе еще рано»!

Не знаю, как ты собираешься его искать… Ясно же, что парень и так излишней доверчивостью не страдает, а теперь и вовсе не будет вам доверять.

Факт, но Алагерда была права, что Райнарт и признал нехотя.

— Ты поможешь его найти?

— Я-то помогу, хотя рассчитывала, что мы выедем немедленно. Не говоря о том, что ты меня опять подставляешь! — возмущалась волшебница уже по дороге к Храму и впуская его в свои апартаменты.

Райнарт огляделся и не удержался от улыбки, — Алагерда обустроилась далеко не по-походному: ковры, изысканная мебель, заставленные книгами полки, лабораторный стол. Хозяйка же не собиралась зря тратить время: подойдя к столу, с помощью какого-то остро пахнущего порошка изобразила нужную стабильную фигуру, обозначив углы символами поиска. Судя по тому, что затратила она на это действие меньше времени, чем требуется, что бы об этом прочитать, — практика у магессы была обширная.

Райнарт протянул ей листок с недописанным стихотворением.

— Талантливый мальчик, — заметила Алагерда, кладя его в центр фигуры, и сверху накрывая небольшим круглым зеркалом.

Волшебница коснулась зеркальной поверхности пальцами, называя имя и закрепляя все активирующей формулой. Поверхность зеркала и широко раскрытые серые глаза помутнели одновременно, и Райнарт, что бы не мешать трансу, тихо вышел обратно в небольшую личную приемную.

Алагерда присоединилась к нему только спустя несколько часов, бледная от усталости.

— Райнарт, ты уверен, что мальчик не обучен?

— Почти уверен. Собственно, я его не расспрашивал, — Райнарт поднялся, наливая ей вина, — А что?

— То, что я не могу его увидеть, — женщина благодарно приняла бокал и даже не поморщившись осушила его залпом, — Если не сам он так хорошо прячется, то значит, его скрывает кто-то очень и очень сильный.

— Или что-то блокирует твои чары, — развил мысль Райнарт.

Алагерда кивнула.

— Он не может быть в одной из ваших башен. И до Черной Башни он тоже не мог еще добраться…

— Дело даже не во времени, — оборвала его рассуждения магесса, — Он не пройдет через заслоны. А если бы его почувствовал Дамон и забрал по тонким путям, — резонанс от передвижений Черного лорда был бы оглушительный, и здесь уже все стояли бы на ушах! Я, конечно, наведу справки, как только провожу тебя, но ты прав: не думаю, что он у наших. Об этом тоже быстро стало бы известно, а я ничего подобного не слышала в последнее время.

— Час от часу не легче! — Райнарт от души выругался.

Он уже хотел бы поторопить волшебницу и напомнить, что она сама собиралась выезжать без промедлений, но та сидела с каким-то отсутствующим видом.

— Итак, что мы имеем… — словно бы спросила себя она, — мальчишка черный — раз, связан с черным магом — два, процентов 99, что он сейчас не один — три…

Говоришь он кого-то искал перед побегом?

— Девушку по имени Ванда, — Райнарт не совсем понимал, куда она клонит.

— Ванда. Ванда… — Алагерда прищелкнула пальцами, — Что-то очень даже знакомое и из той же категории…

Она двинулась в свой рабочий кабинет и достала с самой верхней полки небольшую ониксовую шкатулочку, вроде тех, в которых хранят драгоценности. Когда же она открыла ее и запустила туда ручку, то на свет один за другим стали извлекаться какие-то документы и записи, странным образом прекрасно умещавшиеся в шкатулке целиком.

— Но это не может быть та Ванда… У нашего с тобой общего приятеля было пять учеников, не считая связанного заклятьем сильфа… Один ученик, как ты знаешь, Эледвер Тар Фориан, проведший в Башню Рандольфа, а еще… еще… — магесса лихорадочно рылась с своей шкатулке и уже отложенных заметках, — Но они все считаются погибшими.

— Ты, я вижу, времени зря не теряла! — усмехнулся бывший герой.

— Райнарт, мы с тобой не певчую птичку на свободу выпустили! Лучше быть во все оружии!

Как он сильно подозревал, — дело было не только в этом, но промолчал.

— Вот! Нашла. В этой пятерке была некая Ванда, дама весьма свободного поведения, имевшая слабость к молодым симпатичным пленникам. Она их… — Алагерда совершенно неожиданно покраснела, — В общем живыми они от нее не уходили.

— Ты умеешь успокоить, Герда! Похоже, что искать мальчишку следует именно в Башне. Мог он или не мог пройти через ваши барьеры, но Дамона вы тоже прозевали!

Возразить было нечего.

* * *

Новое путешествие к Черной Башне разительно отличалось от первого: там где была дорога — пролег настоящий тракт, там где была лишь разбитая колея — широкий проезд: ведь господа маги может быть и могли перемещаться по тонким путям, но все необходимое приходилось везти обычными способами.

Заброшенные деревни были сожжены и рядом стали новые, еще крупнее. Ночевать в голом поле не приходилось: волшебнице и ее телохранителю обеспечивался комфорт, какой только можно представить в этих местах. Люди успели не просто вернуться в родные края, но и прочно осесть и обжиться. Постоянно курсировали молодые герои, выводя оставшуюся нечисть и нежить.

И даже когда позади остались последние поселения, хутора и заимки — мало что изменилось. Между трактами и пограничной чертой протянулись миссии и полевые лагеря. Опустевший когда-то лес теперь кишел не столько зверьем, сколько эльфами.

Не раз и не два их останавливали посты, и без Алагерды с ее статусом даже Райнарту пришлось бы трудно: на героя он уже не тянул, на сборщика налогов, поставщика или гонца не походил — да и то сказать, какие гонцы, когда речь идет о магах с эльфами… Вот и попробуй объясни каким ветром тебя занесло на границы с Пустошью. У магессы же было как-то не прилично спрашивать, что за мужчина и зачем ее сопровождает.

Эльфы развернулись во всю, занимаясь тем, что пытались возродить лес, предварительно пуская пал по искаженным участкам. Большинство из встречавшихся магов были молоды: только-только из Академии, если не вообще стажеры, иначе где их столько было набрать. Они курсировали между миссиями и лагерями, обновляя, поправляя узлы барьеров, стационарные силовые базисы, и линии. Райнарт был абсолютно уверен, что ловушки расставлены даже в самой непроходимой чаще, раз уж эльфы вмешались.

Правда, погода здесь чудила по-прежнему.

Алагерда провела его до одного из крайних лагерей, состоявшего из нескольких палаток, полинявших от дождя. Башня отсюда была еще не видна, но ее близость уже чувствовалась — Ну все, дальше ты знаешь лучше меня.

— А ты куда?

Разговор происходил на рассвете, когда они оба немного отъехали от аванпоста Совета.

— Мне нужно принимать дежурство в девятой миссии, она дальше к северу. Я и так сильно опоздала из-за тебя.

— У тебя будут неприятности?

— Ты же знаешь, — усмехнулась волшебница, — я всегда выхожу сухой из воды. У меня даже есть официальная причина для задержки — инспекция перед приездом Ровены… Она должна нагрянуть со дня на день. Еще одна причина, Райнарт, тебе поторопиться. Скорее всего, то, что она захотела оценить ситуацию лично, означает, что будет решаться вопрос о направлении в Башню героя. Было бы лучше, если бы наши сомнения к этому времени уже разрешились, и ты… или вы… успели бы убраться подальше.

— Не понимаю, — вскользь заметил Райнарт, — ты хочешь, что бы я его убил, или что бы я его предупредил?

Алагерда отвернулась.

— Разумеется, я предпочитаю второе! — и прежде чем Райнарт успел справиться с потрясением от такой откровенности, торопливо продолжила, — Как светлый маг, как ни странно это звучит, но я бы предпочла, что бы Дамон оставался хозяином Башни так долго, как это вообще возможно. Он на свободе не первый год и давно должен был восстановить силы. Однако никаких инцидентов с ним не было. Он ясно дал нам понять, что хочет только того, чтобы его оставили в покое, и лично мне кажется, что так было бы лучше для всех. Его жизнь — самый лучший залог мира, как не парадоксально это звучит!

Райнарт промолчал. Алагерда могла говорить, что угодно, приводить любые логические аргументы, но ее истинные побуждения лезли изо всех щелей. Странные существа женщины: могут вести жизнь, не обремененную обязательствами, но долгие годы хранить образ одного, мельком встреченного только для того, что бы тут же расстаться, спрашивая себя то и дело — а что если бы…

Не менее странно, чем самой сознательно и бесповоротно отказаться от семьи, почитать детей чем-то вроде особо опасной разновидности мантикоры, но все равно переживать, что у тебя этого нет.

Поразмыслив немного, Райнарт определил не заморачиваться с тоннелями, — все равно без Эледвера он по ним не пройдет сам и придется брать «проводника». А может, и не одного, — орки чрезвычайно упрямы, особенно когда речь заходит о черном Властелине, который занимает центральное место в их фольклоре. Для них он — мрачный и жестокий бог, неизменно воплощающийся для сбора кровавой дани. Со службой ему связаны подавляющее большинство эпических сказаний, исполняемых акынами у клановых костров. Смесь мифов, легенд, памяти достойных предков создавало практически нерушимый фундамент того, что в просвещенных краях именовалось верностью и доблестью, но в чем решительно отказывалось степнякам-варварам и уж тем более зеленокожей нелюди, характеризуясь не иначе, как исключительная злобность и порочность.

Райнарт решил идти прямиком к самой Башне, в связи с чем, лошадь пришлось оставить Алагерде в качестве запасной. Навыки бурной молодости вспоминались неохотно, с недовольным ворчанием исподволь привыкшего к уюту тела. К тому же, почти сразу же пришлось прочувствовать, что беспокойство Алагерды и других магов имеет под собой реальное основание.

Небо над Пустошью и раньше радовало зрелищами, но впервые в жизни Райнарт увидел небо, кипящее трубчатыми облаками, похожими на обратную сторону ватного матраса, только какого-то невообразимого цвета, когда слепящая белизна переходит через серо-голубые волны в чернильную глубь. Облака с зарницами сменялись туманным призраком радуги, постепенно переходившим в огненное буйство, что бы на закате смениться серебристыми переливами. Радуга стояла даже ночью, лишь меняя свое положение, конфигурацию, оттенки. Райнарт стал свидетелем даже двойной радуги, разделившей небо на значительно отличающиеся по интенсивности цвета участки, и — северного сияния!! Здесь! В такое время!

Но даже выкрутасы небесных красок бледнели перед тем, что творилось под ними. То, что раньше представляло собой идеальную равнину — превратилось в нечто неописуемое: разломы, обвалы, трещины, целые куски скальной породы в самых неожиданных местах — и гуляющие по этой полосе препятствий торнадо… К северу, в сторону побережья Райнарт заметил нечто подозрительно смахивающее на гигантский гейзер и несколько помельче… Не говоря уж о том, что колебания почвы были хоть и не значительными, но весьма ощутимыми.

Складывалось впечатление, что природа совершенно забыла, что должна действовать по определенным правилам, даже если собирается устраивать катаклизмы различного масштаба.

Однако все экстраординарные явления не мешали орочьим патрулям. Скрываясь от очередного из них, Райнарт признал, что кто бы в Башне не был, но действовал он не менее активно, чем Белый совет. Самое интересное было то, что патрули в обязательном порядке включали шамана, которые занимались примерно тем же, что и светлые через лигу другую. Ситуация напоминала пат в шахматах: все фигуры расставлены на доске, а ходов нет.

Но самое неизгладимое впечатление, которое только усиливалось по мере приближения, производила сама Башня: ее вершину постоянно окутывало тяжелое плотное облако, изредка разряжаемое вспышками молний. Еще издали, герою начало казаться, что ошеломительно гладкий камень Башни пошел трещинами. Приблизившись почти вплотную, он убедился, что впечатление не было обманчивым.

На небольшом отдалении от черной иглы с клубящимися вокруг тучами, расположилось несколько юрт. Устроившись среди выступов нового ландшафта, особенности которого иногда приходились весьма и весьма кстати, Райнарт отметил, что среди орков были и люди: судя по повадкам, — морской народ.

Герой уже было собирался обогнуть лагерь, что бы подойти к Башне вплотную, когда увидел того, кого искал. Это он понял сразу, хотя стоявший к нему спиной человек ничем не походил ни на мага, ни тем более на Темного властелина. Ни короны, ни даже тонкого венца человек не носил, как и оружия, рукава рубашки были запросто закатаны чуть ли не до локтей, а единственным черным пятном в его облике была стягивающая волосы узкая лента. Райнарт не мог различить слов, но слегка хрипловатый голос звучал совсем не повелительно, да и шаман обошелся без поклонов.

Закончив разговор, человек постоял немного, потом пожал плечами и быстрым шагом направился к Башне.

* * *

— Ты повторяешься… — констатировал тихий голос, и языки пламени подтверждающе всплеснулись, — Не допускай ту же ошибку, позволь мне остаться. Не сходи с ума!

— Пирра, связывающее заклятье не включает в себя обязанность беспокоиться о состоянии моего здоровья, в том числе умственного, — сухо отрезал мужчина.

Как ни хорошо он владел собой, но чувствовалось некоторое напряжение.

— Разве обязательно необходимо заклятье, что бы женщина беспокоилась о том кто ей дорог?

В голосе сильфа промелькнула горечь, но ее собеседник только фыркнул: элементали любых стихий не имеют пола, и лишь богатая фантазия призвавшего его на службу мага придала подобию тела, служившего узилищем для духа огня, соблазнительные женственные формы. Если уж сильф начал отождествлять себя с каким-либо полом, то именно с его состоянием было что-то не в порядке.

Хотя чего еще можно ожидать после столетий плена в телесной оболочке!

— Дорог? Да ты должна ненавидеть любого, кто связан с Башней!

Ровное голубое свечение глаз сильфы вспыхнуло золотом.

— С тобой мы связаны большим. В твоих руках приятно быть…

Маг улыбнулся слегка: именно он когда-то нашел в лаборатории Башни рубин с заключенным в нем спящим духом, благодаря ему вернувшим хотя бы такое подобие жизни.

— Когда все закончится, ты станешь свободна… И забудешь об эмоциях тварного мира…

Пирра подплыла вплотную:

— Да… хотя, как ни странно, я сожалею… Мне жаль терять способность, которой ты меня наделил…

Языки пламени от волос, рук — обвивали мужчину, не причиняя вреда, а наоборот даруя тепло: уютного очага в ненастный день, костра окруженного друзьями, маячка свечи на окне дожидающейся возлюбленной, искрящегося огонька в пальчиках счастливо смеющегося ребенка…

— За свободу приходится платить.

— Да…

Еще один прощальный поцелуй, и сильфа покорно растворяется в сумраке, оставив его одного.

Райнарт вошел в Башню беспрепятственно. Мало того, что его не поджидали ни стража, ни призраки, ощущение было такое, словно его подталкивают в спину.

Изнутри Башня еще сохраняла вид если не совсем уж заброшенный, то по крайней мере нежилой, хотя останки, как и обломки исчезли.

Разительно переменился тронный зал: цепи у Трона больше не было, а по всему периметру были установлены зеркала, между которыми на пюпитрах лежали открытые фолианты, источавшие атмосферу древности. Не смотря на то, что сейчас был день, из-за облака, окутывающего Башню, в зале царил бы кромешный мрак, если бы не светильники у стен. В бледном магическом пламени хорошо было видно, что плиты почти целиком покрыты переплетающимися фигурами и символами, в узлах которых были расставлены свечи, разложены какие-то артефакты, в одном из углов стояла накрытая тряпицей клетка.

У самого входа в зал появился длинный стол, полировка которого, там, где ее не скрывали бумаги, была разъедена реактивами.

— Ты все-таки зашел, — единственный обитатель этого места поднял голову от книги, которую просматривал, сидя на широких перилах почти под одним из светильников, — Собираешься меня убить?

Он кивнул на обнаженный меч в руке Райнарта: тот перестал сомневаться, что его ждут, едва переступил порог Башни.

— А что, стоит?

Сидевший перед ним человек был по-прежнему без оружия, но на руке зловеще посверкивал черный перстень.

Дамон рассмеялся, потирая невыносимо ноющий который день висок.

— А ты, герой все такой же шутник!

— А о тебя все так же море проблем! — в тон ему ответил Райнарт, вкладывая меч в ножны.

Опасения и тревоги не то чтобы исчезли, но отступили. Что бы он не планировал, но умом Дамон не повредился и страстью к разрушению вроде бы не одержим. Это был именно тот человек, который писал ему: «Не сомневайся, герой, и поблагодари жену за цветы на могиле моей матери, — я был тронут. Я и так обязан тебе настолько, что просто противно, но имею наглость обратиться с просьбой, и почему-то мне кажется, что ты ее выполнишь…» Человек доступный для доводов рассудка и порывов сострадания, а значит с ним можно и нужно говорить.

— Что ты творишь? Ты что не знаешь, что на границе с Пустошью целая армия магов и скоро сюда полезут герои. Действующие, а не как я!

— Да знаю, — Дамон поморщился, — Вечно они мешают!

«…я должен кое-что закончить. Большего сказать не могу, потому что пока не знаю сам, но не дергайся: герой по мою голову не понадобится».

А герой, хоть и бывший все-таки пришел. Пряча внезапный стыд за свои подозрения, Райнарт небрежно заметил:

— Я бы тебя на улице не узнал…

Это было правдой. За прошедшие годы Дамон изменился только к лучшему. Во всяком случае, больше не напоминал оживший кошмар. Даже седые волосы приобрели другой оттенок, как у некоторых эльфов, а черные глаза смотрели как-то по-иному: теплее, что ли…

— Брось, герой, мы с тобой узнаем друг друга в любой толпе! — маг легко спрыгнул с перил, небрежно откидывая книгу на стол, и улыбнулся, — Раз уж ты пришел предупредить меня и увещевать вести себя разумно, давай отбросим эту театральщину и перейдем в более удобное для разговоров место! К тому же ты с дороги, а поговорить нам есть о чем.

До того скрытый от глаз эсток остался лежать, где лежал.

Оба хороши!

Перед лестницей в грудь словно уперлась невидимая волна. Воздух поплотнел, светильники мигнули и начали гаснуть, а ступени пошли рябью.

— Черт бы ее подрал! Чует неладное… — пробормотал себе под нос Дамон, делая резкий нетерпеливый жест рукой с перстнем, и пожаловался Райнарту, — Иногда я думаю, что она ненавидит меня так же, как и я ее… Теперь ты понимаешь почему я живу не здесь.

— Да уж! Но подозреваю, уговорить Дамира вернуться в более спокойное место, будет трудновато, — согласился герой, — Вы с ним два сапога пара.

Дамон замер и круто развернулся к нему:

— Дамир? И что значит вернуться?!!

Райнарт выругался.

— Так, мальчишка не у тебя?!

— С чего бы?!!

После первых же фраз объяснений, маг сорвался обратно в тронный зал. Когда Райнарт его догнал, то понял, что опоздал.

Видимо Дамону хватило одного мимолетного взгляда в зеркало и имени для призыва.

Райнарт не мог знать, что именно маг увидел, но ясно было, что ничего хорошего ждать не приходилось. Однако мысли его были совсем не о Дамире, а о том, что делать теперь с самим хозяином Башни, сила которого так долго не могла вырваться из сдерживающей ее брони во истину железной воли, а сейчас была полностью выпущена на свободу.

Медленным текучим движением Дамон повернулся к распахнутым дверям зала, а вокруг тонкой фигуры неотвратимо сгущался сумрак, наливаясь давящей мощью. В его лице не было ни кровинки: собственно, это уже не было лицом — это была лишь маска для жгучей немыслимой ненависти, смотрящей из беспросветно черных провалов глаз.

Перстень на руке плавился и обвивал плоть миниатюрным потоком раскаленной лавы.

Вся Башня снизу доверху торжествующе вибрировала, — если бы она была одушевленным существом, то наверняка пустилась бы в пляс от восторга.

«Он все-таки сорвался… Перешагнул черту… Сейчас он уйдет, — с отчаянием понял Райнарт, — и все погибнет… Потому что я не знаю как можно остановить ЭТО…» Это — больше не было магом, пару мгновений назад радушно предлагавшего побеседовать в уютной обстановке… Да полно, оставалось ли это вообще еще человеком?! А не просто оболочкой для разрушительной всесокрушающей Силы…

Не раздумывая, совершенно рефлекторно, Райнарт тянул из ножен меч, как оказалось убранный преждевременно, — это давалось с огромными усилиями, и даже дышать было трудно, как будто одновременно ударил крепчайший мороз, и тебя окунули в пламя.

И все же он смог, — занося руку и направляя клинок к открытой груди, идущего на него Властелина…

Тот отмахивается от него, как от надоевшего насекомого, и соприкоснувшись с перстнем проверенный меч героя ломается, как если бы был стеклянным… Сам Райнарт падает, не удержавшись на ногах…

А Властелин уже на Лестнице. Он словно бы плывет по воздуху, но ступени под его ногами расходятся трещинами, и тьма Башни окутывает его как плащом, чтобы за порогом преобразиться в настоящий ураган, сердцем которого был Дамон.

Когда Райнарт спустился, то увидел, что торнадо с жуткой скоростью уносится в сторону позиций Совета. Не долго думая, герой бросился в орочье стойбище, где воспользовавшись неразберихой забрал одну из степных лошадок, — пешком у него совсем не было бы шансов догнать разошедшегося мага.

* * *

Вначале Дамир в самом деле сильно опередил Райнарта: во-первых он выехал на несколько дней раньше, и торопился как только мог, останавливаясь лишь затем, что бы подкрепить силы и дать передохнуть лошади. Однако потом у него кончились деньги.

Дамир думал долго, но он не просто не хотел рисковать, промышляя по карманам какого-нибудь припозднившегося гуляки, но и не желал снова возвращаться туда, откуда вытащил его мастер Фейт, пусть даже временно. Пришлось продать лошадь и дальше добираться на перекладных: почтовые кареты были ему не по карману, Дамир и так экономил на всем, чем мог.

Завися от необходимостей добровольных извозчиков, часто приходилось забирать в сторону, что бы затем наверстывать сделанный крюк, ночевать у кого счастливый случай пошлет — благо, выдавать правдоподобные жалостливые истории Дамир научился примерно тогда же, когда начал говорить: а как иначе выжить…

В городах он старался не задерживаться и вообще их избегать, справедливо полагая, что шансы наткнуться на мага в таких местах увеличивались в разы, как и стоимость ночлега. Итак заведения в которых он останавливался не пользовались у местных жителей доброй славой, зато там без вопросов можно было провести ночь в каком-нибудь неприметном уголке в общей зале, что бы потом отоспаться в дороге.

Подобная тактика позволяла не тратиться на отдельную комнату, и как ни странно, — свести к минимуму риск банального грабежа.

Скорость передвижения резко упала, да и удача не может быть вечной. От Дамира она решительно отвернулась в Арре — на самой границе между Рикентой и Танкарелем, проходившей аккурат по середине реки Лаймы, деливший город пополам. К этому моменту, парень не просто порядком устал от своего марафона, а был по-настоящему измучен. Он дремал, привалившись головой к стене трактира, и пропустил момент, когда к нему подсели трое сомнительных личностей. Еще двое из компании заинтересованно наблюдали за разговором, состоящим из стандартного набора требований, удовлетворять которые Дамир был не намерен, да и просто не мог себе позволить.

Поначалу было даже забавно оказаться вдруг с другой стороны ситуации, однако его спокойные и где-то ироничные ответы, призванные убедить в том, что связываться с ним прежде всего бесполезно и не выгодно, почему-то оказывали на подвыпившую троицу совершенно обратное воздействие. Дамир понял — они забавляются и не считают его сколько-нибудь серьезным противником, но только драться он не хотел совершенно: нужно вообще ничего не соображать, что бы ввязываться в разборки с отморозью такого пошиба в его положении и на их же территории. Дамир медленно встал, но проделать несколько шагов до выхода ему не дали.

Трудновато использовать фехтовальные экзерсисы, когда против тебя в ограниченном пространстве действуют в лучшем случае ножом или дубинкой, а в основном по-простому: пивными кружками, бутылками, скамьей. К счастью, Дамир, как и оба его учителя, знания в данной сфере тоже приобретал не на дуэлях и турнирах куртуазности ради.

Поэтому внезапное вмешательство третьей стороны было неожиданным и несколько неуместным.

Затянутое пылью и паутиной окно разлетелось вдребезги, и внутрь ворвалась целая стая нетопырей, которые против обыкновения занимались не тем, что с писком гадили на головы имевшим несчастье их потревожить, а впивались зубками и коготками во все, что движется. Дамир, который был ошеломлен нападением не менее других, вдруг ощутил ледяную хватку на запястье и горле. И нечто еще более знакомое…

Когда попытка не удалась, — над ухом раздалось разъяренное шипение, и юноша почел за благо пока не сопротивляться увлекающей его силе.

Вокруг по-прежнему вились летучие мыши, но его они не рогали, а когда живое облако рассеялось Дамир обнаружил себя… На кладбище, где же еще!

— Убери оружие, мальчик, я не боюсь щекотки. И убивать тебя тоже не намерена.

Иначе не стала бы вытаскивать из дерьма!

Дамир не торопился исполнить распоряжение и отвести кинжал от живота державшей его женщины.

— Какого хрена тебе от меня нужно?!

— Я прямо-таки слышу знакомый голос, — ядовито протянула Раинн.

Через мгновение она обнаружилась вольготно расположившейся на чьем-то надгробии.

Поскольку вампирка первой завязывать беседу не спешила, Дамир высказался сам:

— Что, положение обязывает? — он обвел вокруг все еще обнаженным клинком.

Раинн коротко рассмеялась, продемонстрировав внушительные клыки.

— Просто нас здесь никто не побеспокоит. До утра, по крайней мере.

— Не помешает чему?

— Хотя бы тебе пережить ночь.

— Я бы справился сам.

— Да, не спорю. Вот только эти остолопы были не просто из вольного братства, и тебе пришлось бы очень быстро уносить ноги.

— Наверное я должен сказать спасибо? — съехидничал Дамир.

— Хм, вежливости тебя похоже не учили, — протянула Раинн.

— Я не любезничаю с врагами, — отрезал юноша, по-прежнему не убирая оружие.

— С чего ты взял, что мы враги, а не союзники? — Раинн вдруг широко раскрыла глаза припоминая и сопоставляя детали, после чего со смехом прищелкнула пальцами.

— Понятно… Подслушивать не хорошо, мальчик!

— Зато полезно!

— Это как посмотреть. Иногда только усугубляет заблуждение.

— Мы так и будет перекидываться любезностями до рассвета? — терпение Дамира истощилось окончательно.

— А у тебя есть другие предложения?

— Да! Сказать, что тебе надо и убираться обратно в свой склеп! Я не собираюсь участвовать в ваших играх!

— Мальчик, ты в них уже по уши увяз! — Раинн выпрямилась, — Лично мне от тебя ничего не надо, я просто приглядываю чтобы ты не свернул себе шею: должен же кто-то исправлять то, что учудила эта курица…

— Боитесь, что мастер Фейт разложит вас на составляющие? — усмехнулся Дамир.

— О! — со смешком протянула вампирка, вглядываясь в его глаза, — как все запущено! Вот за такую изобретательную изощренность я тебя и люблю, Дамон! Не устранить угрозу по простому, а обернуть будущего соперника в преданного помощника, который ради него душу продать готов… жизни не пожалеет… Не пожалеешь ведь?

И в голосе, и в глазах вампирки была неприкрытая издевка.

— Мальчик, ты хотя бы знаешь, что при должном обучении, ты способен занять Черный Трон?

— Я знаю, что именно этого вы хотели от мастера Фейта!

Раинн не выдержала и расхохоталась, пугая спящих ворон.

— Святая простота! Да твой мастер занимает его уже не первый век! Это он требовал от нас помощи, а не мы его принуждали! Не говоря уж о том, что зовут его совсем по-другому…

Пришла очередь Дамира составлять недомолвки, осколки фактов в единую связную картину: рука с оружием опустилась сама, юноша осел следом на соседнее надгробие.

Сердце билось где-то в горле глухо и тяжело. Разве можно так, — влезть в душу, выесть ее словно червяк яблоко, — да за такое убивать надо!

— Изумительно, правда? — голосок Раинн звучал совсем нежно, — Куда изящнее, чем работа палача, хотя боль и смерть, тоже могут дать много сил… Но он всегда был эстетом! И результат получался еще более впечатляющим… Ну выпьешь ты кого-нибудь за раз, и все, а так приобретаешь верного последователя, проводника твоей воли.

Я стараюсь следовать его примеру, и как видишь весьма удачно! Особенно полезно, учитывая что именно он собирается сделать…

Спектакль для одного и очень благодарного зрителя! Что лучше: быть никому не нужным сиротой, или будущим волшебником, чья сила нужна всем? Многим, во всяком случае… Одним из ключей к Башне…

Вот когда Дамир осознал смысл слов «Твое счастье, что ты еще можешь плакать»: сейчас слез не было. Но… разве можно врать так…

— Я тебе не верю, — он не поднял взгляда на размечтавшуюся, несколько самодовольную Раинн, — Ты лжешь сейчас. Не знаю почему: потому что ты его ненавидишь или потому что любишь, — но лжешь! Ты не знаешь какой…

Дамир запнулся, растерявшись какое имя назвать. Раинн не могла не почуять его замешательство.

— Какая наивность! И какая преданность! Дамон, я смотрю, довел свою квалификацию до совершенства.

— Прекрати!! — Дамир все-таки поднял на нее глаза, почти черные от напряжения, — Иначе я сам тебя убью…

— Ты еще не дорос до того, что бы мне грозить, мальчик, — вампирка тоже забавлялась.

За его счет.

— Я буду очень стараться, — спокойно и ровно сообщил Дамир.

— Можешь не верить, но врядли это что-нибудь изменит. Убедись сам.

— Обязательно, — юноша заторможено кивнул, поднимаясь, и повторил так же бесцветно, — обязательно…

Перед тем, как уйти он обернулся, кое-что вспомнив, и обозначил:

— Не стоит больше за мной следить!

Раинн только улыбнулась, снова демонстрируя клыки.

С пути Дамир не свернул, и конечной цели маршрута не поменял, наоборот — теперь ему жизненно важно было встретиться с тем, кого он знал, как мастера Фейта.

Несмотря на его собственные слова, несмотря на то, что все его существо восставало против объяснения Раинн, вампирке все же удалось отравить самое дорогое, что у него было. Бесценные воспоминания теперь казались оскверненными одним ее присутствием на свете.

Раз за разом Дамир перебирал словно драгоценные редчайшие жемчужины мельчайшие подробности событий, оттенки фраз, жесты, выражения глаз, находя то новые аргументы за, то новые подтверждения против. Что более самонадеянно: предполагать, что исключительно ради него был разыграно роскошное представление, имевшее своей целью добиться его привязанности, или что могущественнейший темный маг мог вдруг с чего-то сам проникнуться к нему особой любовью?

Прямо-таки с первой встречи, — Дамир искусал ни в чем не повинные губы и пальцы.

Легко обмануть того, кто хочет обмануться.

Больно…

Он не сомневался в правдивости того факта, что Фейт/Дамон занимает Черный Трон: похоже, об этом было известно решительно всем, кроме Дамира. Он сам видел на запястьях мастера отметины, сообщающие сведущему человеку, что их обладатель порядочное время провел в кандалах, что подтверждалось и подслушанными словами магессы. Не это лишало Дамира спокойствия, и не вполне объяснимая в таких обстоятельствах смена имени, а уверенность и темных и светлых, начиная от Ванды, удивленного содержанием письма Райнарта, и заканчивая Мелигейной с ее заявлением, что ему не стоит снова встречаться с черным магом, — что Дамир необходим тому для каких-то собственных целей.

Они знают Дамона. Знают гораздо дольше. И несравнимо больше. Пожалуй, и впрямь наивно считать, что прав именно он, и мастер Фейт просто самый замечательный человек в мире…

Его вера все еще сражалась с подленькими мыслишками, что его только подготавливали к использованию, тем более удобному, что Дамир не знал, обладает ли он способностями и какими именно, — но сражение это становилось все более кровопролитным. Пока в один далеко не приятный момент, Дамир не осознал, что собственно он идет в Башню лишь для того, что бы просто посмотреть в глаза этому человеку и умереть там же на месте: либо от стыда за подозрения, либо от уже сейчас рвущей душу муки.

Да лучше б мастер убил его тогда на дороге!

Что лучше: никогда не иметь, или узнать лишь затем, чтобы потерять? Оставаться на дне, или подняться, чтобы упасть еще глубже… Он все расскажет, и мастер Фейт поймет! Пусть разозлится, обругает, прогонит, — хотя странно даже представить его таким, — вымаливать прощение будет счастьем! А иначе… Пусть!

Пусть все вокруг правы, а он наивный доверчивый дурак, — Дамир со всей отчетливостью понял, что все равно не сможет уйти, и уж тем более — поднять на него руку, даже если бы мог реально противостоять наверняка не малым силам волшебника. На какой-то миг он даже понял любовь-ненависть Раинн.

Но легче от этого не стало.

Пройдя все возможные стадии сомнений и отчаяния, Дамир запутался окончательно.

Между тем, в Дейле его ждало новое разочарование: юноша даже не решился спросить дорогу, справедливо опасаясь лишнего интереса к себе со стороны магов и различных доброхотов. Пробираясь наобум окраинными хуторами и селами, Дамир совсем выбился из сил. Расплачиваясь последними грошами, которые у него еще оставались, он вяло отвечал на подозрительные взгляды, что ищет отца или брата, — если его конечно спрашивали. Иногда его жалели, указывали, что он наверняка заблудился, что дальше ничего нет, кроме заграждений Совета перед Пустошью и непролазных лесов. Юноша согласно кивал, что бы скрывшись из вида снова поворачивать в сторону Башни.

Углубившись в лес, Дамир измучился прятаться от эльфов, постоянно контролировать, что бы его не почувствовали и обходить ловушки, которые ощущал каким-то наитием.

К сожалению, — не все: обыкновенную охранную черту он почувствовать не смог.

Преследование Дамир обнаружил поздно, только когда уже угодил в блестяще организованную засаду. Пытаться объясниться было бы еще более бессмысленно, чем ввязываться в бой! Да и что бы он мог объяснить? Что идет в Черную Башню к их врагу? Замечательно! Наверное, его пристрелили бы сразу, не утруждая себя погоней.

Его гнали, как дичь на охоте. Окруженный, припертый к какому-то валуну, Дамир понял, что ему не уйти и дрался будто в последний раз в жизни. Однако его сопротивление, то, что сопливому юнцу удалось ранить нескольких из нападающих, а одного горе-героя даже убить, лишь еще больше раззадоривало его противников.

Барьер проявил его цвет, и юноша с легкостью читал по их решительным лицам, что он для них не человек — опасная тварь, которую если не удастся взять живой, убьют не задумываясь.

Их было больше, они были сильнее и опытнее: исход схватки был предрешен. Живая петля захлестнула ноги, и Дамир не удержал равновесия и упал. В следующий момент у него выбили оружие, добавив пинков, так что юноша едва подавил крик боли.

Накрепко связанный как обычными, так и магическими путами трофей с кляпом во рту и мешком на голове — был предъявлен пред светлые очи только что прибывшей леди Ровены, пожелавшей лично увидеть и допросить схваченного темного.

— Какой молоденький! — магесса не стала скрывать удивление.

Дамир упрямо вскинул голову, когда с него стащили мешок, и уперся взглядом в льдисто-холодные бледно-голубые глаза. Женщина в свободном белом платье не выглядела старой, только глаза ее выдавали. Улыбалась она вроде бы даже доброжелательно, но юношу затрясло.

— Маленький колдунчик… — выслушав доклад о происшествии, протянула Ровена, разглядывая его как замысловатую вещицу, которую следует приспособить к своим нуждам, только она пока не определилась к каким именно, — Как интересно! И какой потенциал! Снять веревки.

Дамир даже не успел почувствовать облегчения: он едва не задохнулся из-за мешка, избитое тело затекло в путах, пока его волочили в лагерь, — как оказался у столба, а на горле защелкнулся ошейник. Странный металл ожег кожу холодом, впился ледяными иглами, одновременно душа. Рефлекторно Дамир забился в руках в то время как на него надевали скованные короткой цепью наручники, тоже крепившиеся к столбу.

— Все верно, адамантий, — сообщила наблюдающая за процессом Ровена.

Дамир не удержался от короткого вскрика — он перестал ощущать что-либо ниже охватившего запястья ледяного острозубого обруча.

«Ничего», — он упорно стиснул зубы, — «Это лишь цепь… Мастер прошел через это и ты сможешь!» — Выньте кляп, — продолжила леди Ровена, глядя на прикованного к столбу паренька с чувством глубокого удовлетворения.

Дамир сплюнул кровь вперемешку с землей и пеплом. Ничего хорошего он не ждал.

Тем временем леди принесли удобное кресло, в котором она устроилась.

— Как твое имя? — задала она первый вопрос.

Дамир молчал, только синие глаза сверкали сквозь упавшие на лицо спутанные черные волосы.

— Ах, — покачала головой магесса, — Не хорошо! А главное, не разумно.

Казалось, она говорит с нерадивым учеником, не выучившим заданный урок, а не со скованным пленником.

— В твоем положении, — Ровена сделала красноречивый жест, — следует быть не только откровенным, но и вежливым. Ты будешь отвечать?

Дамир молчал, хотя все внутри содрогалось от страха.

— Так не пойдет, — нахмурилась магесса, — Позволь мне объяснить. Быть может, это и не заметно, но идет война и мы с тобой по разные стороны. То, что ты связан с Башней и ее лордом — очевидно. Иначе бы ты здесь не оказался. Нам необходимо узнать, что делает твой хозяин и где он. И я узнаю это. Средств у нас много.

Если же ты проявишь добрую волю, то все происшедшее будет забыто, как недоразумение. Тебя немедленно освободят, и ты сможешь идти на все четыре стороны.

Дамир молчал, стиснув зубы, что бы они не стучали. «Я не собака, что бы он был мне хозяином!!! И мне нужна только одна сторона из четырех…» — Какой упрямый! — леди Ровена поднялась, — что ж, даю тебе сутки на раздумье.

Дамир остался один у столба в центре лагеря. Он не стал беспорядочно дергаться: даже если бы ему удалось освободить из наручников руки — это ничего не дало бы: ошейник тоже крепился прочной цепью к столбу, а разбить звенья ему было нечем.

Основание массивного столба надежно скреплялось камнями и раствором — и думать было нечего, что бы расшатать его или разломать и снять с него кольцо от ошейника. В довершении всего вокруг столба и лагеря целиком мягко светились барьеры помощнее того, который его выдал.

Дамир не видел ни какой возможности для спасения, и ему было страшно до дрожи в коленях: он не сомневался, какие средства заставить его говорить имела в виду магесса. Он сомневался, сможет ли выдержать. К счастью, даже невольно никаких особых тайн он выдать не сможет, просто потому что не знает, только его заверениям врядли поверят.

Ночью, в цепях, голодный и закоченевший, не имея возможности даже сесть — цепи были слишком коротки и позволяли только опуститься на колени, юноша до конца прочувствовал причину, по которой и мастер Фейт и мастер Райнарт советовали ему избегать и храмов, и светлых. И не важно, что никакими своими расхваленными способностями он пользоваться толком не умеет! Дамир даже пожалел, что рядом нет Раинн, хотя — маги и герои это не вам кабацкая драка…

В пору было завыть от отчаяния!

Дамир провел ночь, собирая в кулак всю свою волю и мужество. Он думал, что допрашивать его будут утром, но леди Ровена педантично следила за истечением назначенных суток, заодно дожидаясь пока решимость пленника к сопротивлению будет основательно подточена ожиданием. Юношу поддерживала только злость и понимание, что именно того, они и добиваются.

Магесса и ее сопровождение появились минута в минуту.

— Продолжим беседу, — любезно предложила леди Ровена, усаживаясь в подставленное кресло.

Дамир выпрямился, хотя для этого пришлось опереться на столб, и вдруг замер, потрясенно уставившись на кого-то из свиты волшебницы. Рыжая чародейка была белее собственного капюшона и смотрела на него с не меньшим ужасом. Однако Алагерда мгновенно овладела собой и даже подступила поближе.

— Итак, у тебя было время подумать. Что ты можешь мне сказать?

Услышав вопрос Ровены, Дамир тоже очнулся.

— Ничего, — хрипло отозвался он.

— Я не ослышалась?

— Ничего! — старательно проговорил юноша как можно отчетливее.

— Что ж, подумай еще. Время у нас есть, — спокойно сказала леди Ровена.

— Вы ничего не добьетесь, потому что я ничего не знаю! — крикнул Дамир ей в спину.

Магесса обернулась и погрозила ему пальцем.

— Врать не хорошо.

На следующий день сцена повторилась.

— Упрямец! — леди Ровена впервые проявила нечто похожее на досаду, — Ты делаешь хуже только себе!

Дамир словно не слышал ее. Проследив за его взглядом, магесса поняла, что так занимает его мысли, и сделала знак помощнику.

— Ты, кажется, хочешь пить? — вкрадчиво поинтересовалась она, — И как я не подумала…

Дамир вздрогнул. Ему не давали ни есть, ни пить, но почти забытый голод был не так страшен, как жажда. Он слышал, что маги могут обходиться без еды и воды некоторое время, преобразовывая энергию, но у себя таких умений не обнаруживал.

Тем временем Ровена, немного брезгливо морща губы, приблизилась к нему с чашкой в руках и продемонстрировала ее содержимое.

— Вода. Такая чистая, прохладная… Ответь мне, и ты ее получишь.

Дамир поднял на нее глаза в окружении черных кругов.

— Как тебя зовут?

— Дамир, — прошелестел ответ.

— Вот видишь, совсем не трудно, — похвалила его магесса, — ты ведь знаком с господином Башни, Дамир?

— Да… — юноша бессознательно тянулся к чашке, на сколько позволяли цепи.

— Расскажи мне о нем.

Дамир сразу вернулся к действительности. Он отодвинулся подальше, с упреком глядя на Ровену.

— Я ничего не знаю. Мне нечего рассказывать, — твердо ответил он.

Губы женщины сжались в тонкую линию. Разъяренная магесса медленно вылила воду на землю.

— Завтра мы попробуем еще, — хладнокровно сообщила она.

Дамир обессилено обвис в оковах: за что? Хотите убить — убейте, за что мучить?

Не за что, а зачем, — поправил он себя.

Облегчения не наступило и на третьи сутки. Голод, жажда, бессонница пока не могли убить, но их было достаточно, что бы стать орудием пытки почище каленого железа.

— У тебя последняя ночь, сопляк! Больше я не стану с тобой церемониться! — сказала леди Ровена уже без улыбок.

Дамир испытал лишь облегчение. Он совсем ослаб и был уверен, что умрет раньше, чем светлые смогут от него чего-то добиться.

А жить хотелось безумно! Не говоря уж о том, что было обидно умирать так и не узнав ответа на самый главный для него вопрос, и глупо — как лиса в капкане…

Ночью из забытья его вырвало прикосновение чьей-то теплой руки. Мягкой влажной тряпочкой, слабо пахнущей травами, ему обтерли лицо. Поднесли к губам флягу, — напиток обжег горло.

— Потерпи, мальчик, потерпи… Я тебя вытащу, обещаю!

Дамир с трудом узнал голос Алагерды и дернулся. Вывернутые израненные запястья тут же отозвались болью.

— Ш-ш! успокойся. Я не могу тебя освободить сейчас, ты даже не выйдешь из лагеря, — волшебница ловко поила его маленькими порциями, перемежая это с едой, — Я работаю над тем, что бы тебя осудили на заключение и отправили в Дейл. А уж по побегам из тюрьмы я специалист! Так что держись, парень!

Алагерда сунула ему в рот последний кусочек и исчезла, без проблем перешагнув через барьер.

Не то что бы Дамир безоговорочно поверил рыжей колдунье, но приободрился. Из чего бы не происходил ее порыв, но ведь она же подруга мастера Райнарта, а по крайней мере, к нему бывший герой относился по-человечески не взирая на цвет.

Еда и питье его тоже подкрепили, снова дав силы надеяться. Появившейся с утра Ровене, Дамир спокойно сказал:

— Вы можете делать со мной что хотите, но ничего не узнаете.

— Что хотим? — удивилась магесса. — Помилуй! Ты видишь где-нибудь пыточный инвентарь? Тебя здесь никто и пальцем не тронет! Есть более гуманные, а главное, действенные методы.

Дамира начал колотить нешуточный озноб от ее бесстрастного тона и вида, понимая, что его ожидает нечто более кошмарное, чем палач.

— Предупреждаю, не вздумай сопротивляться. Чем сильнее борьба — сильнее боль.

Открой свой разум, и ты его сохранишь, — магесса подошла очень близко и протянула руки.

— Нет!!! — с криком животного ужаса Дамир отпрянул от нее.

— Говорю же, расслабься, если не хочешь сойти с ума! — Ровена сжала его виски и погрузилась в транс.

— НЕТ!!! Нет! Уйдите!! Не надо!! Хватит!!!

Дамир бешено бился в цепях, тщетно пытаясь вырваться из тонких ухоженных женских ручек. В мозг впивались мириады раскаленных игл, заставляя кровь кипеть и взрываться. Боль вгрызалась в голову ржавой пилой, а одновременно с болью внутрь пробралось нечто: словно маленькие паучки рассыпались по его помутненному сознанию, теребя и тормоша лапками все, до чего могли дотянуться… Это было во сто крат хуже любого изнасилования, какое только можно представить!

— Нет! Прочь! Уйдите! Оставьте!

По мере того, как забыв себя от ужаса и отвращения, Дамир пытался вытряхнуть вторгшегося захватчика, боль становилась все интенсивнее, а крики все менее членораздельными.

Внезапно все кончилось. Дамир упал на колени, повисая в цепях и хватая ртом воздух.

— Я же ясно сказала, — недовольная Ровена вздернула его непослушную тяжелую голову за слипшиеся от пота волосы и повторила в мутные синие глаза, — Чем больше сопротивление, тем больнее. И ты рискуешь остаться идиотом, способным только пускать слюни!

— Я прошу, не надо… — собственный голос звучал до отвращения жалко и умоляюще, — Смилуйтесь!

— Надо, надо маленький мой, но у тебя есть еще шанс. Ты расскажешь сам?

Последние краски покинули лицо юноши. Рассказать? Что? Что он знает, кроме названия книги, которую искал мастер? Им наверняка уже известно это. Его словам конечно не поверят, но если он в самом деле распахнет свою память она уверится, что он действительно не врет… А заодно она узнает об офицере Арне, который их предупредил, о Райнарте и Мелигейне, скрывавших его целый год, об Алагерде, наконец, обещавшей ему побег… Если ими он еще смог бы пренебречь, переступить через чувство долга, признательность, честь и прочие подобные соображения, но Рей, Мелли — что будет с ними, пока решаются судьбы мира и творится очередная великая история?

А если бы знал?..

— Мне нечего рассказывать, — прошептал Дамир и закрыл глаза.

На этот раз он был готов, и сначала мог даже сдерживать крики. Он упорно думал о море, — бесконечном величественном просторе, — отрешившись от всего остального.

Сияющее на солнце море Кларесты настолько завладело всеми его мыслями, что прочесть что-либо иное было невозможно: этот образ поглощал все иные, как реальное море скрывает собой и сокровища, и останки, и тайны.

Натиск усиливался, и боль становилась во истину запредельной. Она отзывалась во всем теле, начались судороги, носом хлынула кровь, по искаженному лицу бежали слезы, смешиваясь с ней. Юноша кричал, но крик угасал: что бы избежать болевого шока тело пыталось отключать сознание, синие глаза заволакивал туман, но спасительное забытье все не наступало. Вскоре Дамир перестал кричать: он полностью потерял связь с реальностью и теперь мог только звать, звать на помощь того, кто уже помог однажды. Звать единственного, кто был у него на свете…

Крики превратились в стоны, а потом в хрип…

И снова натиск неожиданно оборвался.

— Что? Нападение? — отвлекшаяся магесса отстранилась, и неестественно выгнутое тело безвольно повисло.

Дамира стошнило желчью, прежде чем сознание все же милосердно его оставило.

Он пришел в себя, когда его окатили водой, смыв рвоту и кровь. Ноги его не держали, перед глазами все плыло, и Дамир с трудом различал возвращающуюся Ровену. По телу пробегали короткие судороги, желудок делал попытки самому выскочить наружу за неимением содержимого. В голове мутилось, и Дамир помнил только то, что почему-то не должен дать себя сломить.

До него все-таки дошло движение в лагере и его смысл: кто-то пытался напасть…

Кто? А вдруг это он? А вдруг мастер узнал, что ему плохо и пришел? Так не бывает!

Это не сказка… Все-таки кто-то сражается! Только бы не мастер! Их же так много…

Тишина. Странное доселе не ведомое ощущение отдаленной мощи, яростно плюющейся огненным ядом, ушло. Но может быть эти отвлекутся и его перестанут мучить… Нет.

Другой кипящий сгусток Силы приблизился: так вот каково это оказывается видеть чью-то магию…

— Твой хозяин дал о себе знать, — хлестнул голос Ровены, — На что вы рассчитываете? Чего добиваетесь? Отвечай, чертов упрямец, пока я даю тебе такую возможность!

Молчание. Только прерывающееся хриплое дыхание в ответ…

Боль была чудовищной, словно его бросили в кислоту, пламя или к ядовитым осам.

«…Я верю, ты не оставишь меня… пусть даже это обман… у меня больше нет сил… они уходят, как вода в раскаленный солнцем песок… их съедает боль, но мой разум она не съест! Ты, кто дал мне надежду, дал смысл… помоги мне, помоги же!!!

Мне так больно… так одиноко… мне страшно… помоги… боль… помоги… я не выдержу!! За что?..» — Увы, не смотря на нежные лета, сердце этого юноши полностью поглощено Тьмой! — пафосно заключила разочарованная леди Ровена, убирая руки, и распорядилась, — Сжечь. Он больше ни на что не пригоден.

После чего она вернулась к решению более важных вопросов.

* * *

Стоя на некотором отдалении, Алагерда смотрела на весь этот кошмар расширенными стеклянными глазами, не замечая, что алые капли из оставленных ее собственными ногтями дорожек пачкают кипенно-белое платье.

В течение трех долгих дней она отнюдь не сидела сложа руки, а действовала, пусть тихо, осторожно, исподволь, взяв на вооружение элементарную логику и мнимую легкомысленную насмешливость. Ну что такого важного может знать этот мальчишка?

И скажите на милость, чем он может быть опасен? Он же даже не обучен толком! Под таким углом, действия акколитов Совета и впрямь выглядели как бы не слишком благообразно.

Увы, все ее старания разбивались о единственный, но железный аргумент: возраст возрастом, и преступлений за ним никаких не известно, но данный конкретный парень может претендовать на Черный Трон, а следовательно подлежит превентивному устранению. Оставалось только упирать на то, что безопаснее и выгоднее провести казнь не в лесной глуши, а в городе, — для поддержания нужного общественного мнения и от Башни подальше.

Вначале волшебница действовала скорее потому, что дала обещание Райнарту.

Бывшего героя она знала очень хорошо, и именно поэтому объясняться с ним относительно судьбы Дамира, она боялась ни чуть не меньше, чем утратить свое привилегированное положение. Однако к истечению последних суток ей хотелось лично и непременно чрезвычайно долго откручивать самодовольную голову леди Ровены. Наплевав на риск, на то, что ее могут заметить, Алагерда пришла к юноше, что бы хоть как-то облегчить его участь.

Утром она первым делом отдала соответствующие распоряжения, что бы как можно быстрее выехать из лагеря: сразу, едва Глава Совета закончит с допросом пленника.

Отступать и откладывать решение Алагерда была больше не намерена: зачем понапрасну терзать паренька! Но на этот раз препятствием для осуществления ее планов стало упрямство самого Дамира.

«Подчинись же!» — безмолвно просила его Алагерда, не имея возможности ни помочь, ни повторить свой призыв вслух, — «Подчинись, ты же погибнешь! Что ты там себе напридумывал, глупый мальчишка… разве могут твои откровения причинить вред Дамону?! Смирись же! Не сопротивляйся!» Боевой тревоге она обрадовалась и испугалась одновременно: Дамира оставили в покое, но неужели же Дамон каким-то образом узнал о происходящем и примчался к нему на выручку? Она испугалась и его, и — да, за него… Какой смысл себе врать!

Каждый из находившихся в лагере чародеев, конечно слабее Властелина Башни, но их много не считая амулетов и всяческих заранее оборудованных хитростей, а он один…

Алагерда испытала не малое облегчение, осознав, что это вовсе не Дамон, а через несколько минут узнала и нападавшего. Точнее нападавшую.

Едва рассеялась насланная туча воронья, стала различима тонкая черная фигура, прикрывающаяся расправленными кожистыми крыльями: высший вампир, не нуждающийся ни в склепе, ни в прочих атрибутах, для которого солнечный свет лишь неудобство, немного гасящее силы.

— Раинн!!! — облегченно вырвалось у волшебницы, и ее услышали.

Алагерда никогда с ней не встречалась, но больше это никто не мог быть! Не было сомнений, что это она прикрывала Дамира от поиска. Толи ей что-то помешало его защитить, толи вампирка выжидала, наблюдая, однако все же решила вмешаться.

И встретила решительный и эффективный отпор, заставивший ее ретироваться. Герда была почти разочарована, но не удивлена: к чему ей рисковать своей долговечной шкурой ради безвестного мальчишки.

С этого мгновения Дамир был обречен. В хрипах корчащегося у столба пленника не осталось уже ничего человеческого. Для Алагерды потрясением стало все: и то что Дамир сопротивляется чтению, и то что сопротивляется успешно, и злоба раздосадованной Ровены, и ее приказ, подлежащий немедленному исполнению, хотя она и понимала, что вызван он не только гневом. Леди Ровена была из тех, кто предпочитает уничтожить необходимое врагу, лишь бы не допустить возможности это заполучить. Появление Раинн ее только подстегнуло.

Цепи сменили обычные веревки у наскоро вкопанного по соседству столба для костра: зачем же из-за одного едва живого колдунчика портить более надежную конструкцию.

За поленьями тоже дело не стало.

Алагерда потеряно застыла в отдалении, не сводя остановившегося взгляда с обвисшего в путах безвольного тела. Она прекрасно понимала все побуждения и рассуждения, но не менее отчетливо она понимала, что сейчас они совершают убийство. Гнусное и подлое.

И только осознание того, что все бесполезно, что она ничего не сможет сделать, что никакие ее слова не будут приняты во внимание, и даже если она сейчас бросится к костру, освободит Дамира от веревок — она не сможет протащить его по тонким путям, — только это заставляло ее оставаться на месте.

Право, было ли там кого спасать, после тайфуна, учиненного Ровеной в его сознании?

«Дура! Почему ты не вывела его в первую же ночь? Во вторую, третью… Вчера наконец?!» — из прокушенной губы женщины тоже текла кровь, капая на платье.

Алагерда всегда почитала себя лучше своих сестер по естеству: умнее, решительнее, одареннее. Сейчас же она с холодной безжалостностью определила себя как нечто, совершенно противоположное и недостойное. Она имела возможность до конца наблюдать, чем обернулась ее осторожность, обусловленная себялюбием и переходящая в трусость. Проклятье, ей не хватало решимости даже избавить мальчишку от лишних страданий в разгорающемся все сильнее пламени!

Поленья уже занялись. Одежда юноши промокла от воды, которой его отливали, и пламя не вспыхнуло, охватывая его сразу, а медленно подбиралось, окутывая удушливым дымом. Ткань начала тлеть, и Дамир снова забился.

Это было невыносимо видеть, но не смотреть Алагерда не могла.

Юноша затих: толи у него не осталось сил даже на это, толи он потерял сознание надышавшись дымом. Волшебница молилась, что бы это было так, чувствуя, как внутри стремительно разверзается пустота.

Будь оно все проклято!

Часть 3

«…Я и так обязан тебе настолько, что просто противно, но имею наглость обратиться с просьбой, и почему-то мне кажется, что ты ее выполнишь. Письмо тебе передаст мальчик, его зовут Дамир. Я был бы признателен вам с Гейне, если бы вы занялись его образованием: Дамир хоть и дикий местами, но способный парень.

Позаботься о нем, как если бы он был моим сыном, хотя к сожалению это не так. Я заберу его, как только смогу».

Строчки «рекомендательного» письма стояли у Райнарта перед глазами, пока он гнал степную лошадку, молясь, чтобы она не пала и не переломала себе ноги в какой-нибудь расщелине.

Кто бы мог поверить, что человек, олицетворяющий собой все, что только можно отнести к понятию зла: коронованный барон, бывший когда-то командующим захватнической армией Тьмы, черный маг и господин Башни, — возьмет на себя труд заботиться о беспризорном мальчишке, и тем более примет его судьбу близко к сердцу! Райнарт и сам не до конца в это верил, пока маленький камешек по имени Дамир не сорвал ужасающую по своей мощи лавину.

Дамон по натуре борец, привыкший подчинять себе обстоятельства, а не наоборот.

Смирение — это не про него, иначе он не стал бы тем, кто он есть… И то чему Райнарт был свидетелем за время их знакомства, говорило, что маг не склонен к истерикам, обладая стальной волей и нервами, — такой человек не сорвется из-за пустяка, забыв обо всем. Поэтому Райнарт был уверен, что с Дамиром случилось нечто страшное и непоправимое, и именно понимание своей беспомощности разбило вдребезги самообладание Дамона.

Райнарт не мог не чувствовать своей прямой вины в происходящем: Дамон отправил парня к нему, надеясь что он сможет защитить Дамира и в том числе — не даст натворить глупостей. На деле же получилось совсем обратное, и невольно обманутое доверие грозило обернуться катастрофой не только для мальчика.

Неказистая лошадка летела быстрее пущенной стрелы, но в душе стыло понимание, что он попросту не успеет ничего предпринять. Да к тому же Райнарт совершенно не представлял, как достучаться до впавшего в буйное помешательство мага, вывести его из аффекта и помешать устроить небольшой конец света. Если это конечно вообще еще возможно.

Все-таки герой это не только профессия, не просто наемник, занимающийся определенными проблемами. Герой должен оставаться немного идеалистом, уметь хотя бы изображать благородство. Что должны делать герои? Если исходить из того же девиза, карать зло. Очень четко и конкретно! А где здесь зло? Говоря на чистоту, Райнарт Дамона великолепно понимал: случись что с Гейне или детьми (не приведи того вышние Силы!) от него тоже не пришлось бы ждать тихой печали!

Спасать невинных. С этим еще сложнее! По части невинности к обеим сторонам конфликта были серьезные вопросы. И отдельный, главный, вопрос: кого от кого стоит спасать.

Куда именно направился Дамон, с какой целью и чем он занят — гадать не приходилось. Вихрь, которым обернулся маг, сметал все на своем пути, так что Райнарт мчался по идеально ровной прямой, которая могла посоперничать с дорогами Рикенты, составлявшими главную гордость ее монарха. Единственным неудобством было то, что земля вдруг перестала быть самой собой: землетрясение катилось впереди подобно волне цунами в штормовом море.

А потом где-то там, впереди, — из земли в небо — ударила исполинская молния.

Клубящиеся иссиня-черные грозовые облака стремительно наползали на небосвод, закручиваясь спиралью. Вспышки, отдаленные звуки грома, перекрывавшие оглушительный грай воронья, стон и трепет земной тверди, — не позволяли усомниться, что в той стороне полным ходом идет сражение магов, оставляя только одно решение для всех проблем.

«Черт бы тебя побрал, Дамон… Черт бы тебя побрал!! Какого лиха, тебя опять понесло в Башню! И какого лиха эти не могут оставить его в покое! Какого дьявола вам всем, неугомонным, надо! И почему вы не можете просто жить?!» С удил летели клочья пены, бедное животное было достойно того, что бы в табунах о ней еще веками ходили легенды: лошадка скакала так, как будто тоже знала, что там творится нечто чудовищное, и они просто обязаны успеть. В это время кошмарная гигантская ураганная волна, все более ускоряясь, пошла обратно к Башне.

Умное существо, подчиняясь знаку, выученному Райнартом от степняков, успело вовремя лечь на землю, и их занесло шквалом пепла, — что бы затем немедленно подняться и продолжить скачку.

Райнарт замешкался лишь на мгновение: внезапно перед глазами встало мертвенно-бледное, с совершенно сумасшедшими глазами, лицо Алагерды, и бывшего героя коснулась тень ощущения. Магесса словно приказывала ему что-то, и не подчиниться этому приказу было невозможно. Райнарт не раздумывая, сменил направление движения, ориентируясь на полный леденящего ужаса зов.

* * *

Жаркий дым раздирал легкие, огонь уже был повсюду.

«…помоги мне! Больно… помоги… у меня никого нет… как больно… ничего не вижу…»

Сквозь окутывающий его огненный саван боли Дамир вдруг почувствовал неотвратимо надвигающееся нечто, напоминающее взбесившуюся штормовую волну, и выдохнул: «Пришел…». Это стало последней мыслью, и он уже не ощутил, как сорванное шквалом пламя зашипело и опало. Земля дрогнула.

— Время идет, а Совет по-прежнему предпочитает поединку — детоубийство! — раздался звенящий, исполненный яростной мощи голос.

Не заметить приближающуюся явно враждебную и грозную силу было невозможно даже без всяких специальных чародейских приспособлений, — она кипела и клокотала, начисто снося приготовленные ловушки и барьеры. На месте лагеря бушевали смерчи, обходя только два небольших пятачка: с угасшим костром и леди Ровеной, окруженной помощниками. То, что воплощалось против них, напоминало человека лишь общими очертаниями. Он стоял неподвижно, незыблемо, и земная твердь колебалась под его ногами, словно умоляя избавить ее от этой тяжести, но казалось, что тонкая фигура висит в воздухе. Тьма вилась вокруг вихрями, высилась исполинским шатром, покрывала непроницаемым плащом плечи и единственное, что можно было рассмотреть, — это тонкие руки с пламенеющим живым перстнем, держащие угольно черную флейту, которую Он просто взял из ниоткуда… И лицо, застывшее в неподвижности резной каменной маски, с двумя безднами мглы вместо глаз. Ветер стонал, ревел и плакал, загнанно метаясь, словно в плену, но не смея потревожить даже один седой волосок из рассыпавшихся прядей больше не стянутых потерявшейся где-то ленточкой.

— Впечатляет! — процедила Ровена, держа свой ошалело мерцающий посох наперевес, как будто собиралась броситься на Него в рукопашную, — БЕЙ!!

Крик магессы сорвался на визг.

Маска дрогнула, и Владыка Темной Башни улыбнулся уголком изумительной формы губ.

Обычно магический бой не слишком впечатляющее зрелище, мало интересное для непосвященных, ведь он заключается прежде всего в поединке двух воль, а большинство проявлений магии не доступны глазу обывателя. В самом деле, смешно даже представить, что бы могущественнейшие маги перекидывались друг в друга огненными шариками, как ученики начальной школы.

Однако в этот раз все было несколько иначе. Темный маг, — или то, чем он стал — не нуждался ни в каких фигурах, построениях, формулах и артефактах. Это была чистая Сила, соприкосновения с которой не выдерживало ничто, кроме такой же чистой Силы. Со стороны это напоминало две переливающиеся всеми возможными цветами звезды в коконе из молний.

С Ровеной оставалось все меньше соратников, ибо Дамон гасил их как светлячков, а те, кто все-таки смог до него добраться, сгорали сами мотыльками-однодневками в черном пламене его всепоглощающей ненависти.

Конечно, сойдись Темный Властелин со Светлым Советом, вопрос чья взяла — был бы открыт. Но из магов высшего уровня Ровена была одна, к тому же, известно, что в состоянии сильного душевного волнения люди порой способны превзойти не только себя самих, но и вообще всякие пределы и границы. А если этот кто-то черный маг, который к тому же располагает всей мощью Башни, тогда как его противники наоборот не могут пользоваться своими способностями в полную меру из-за близости вышеупомянутой Башни?

Ровена и иже с нею были лишь неприятной занозой, — но не более, и Дамон не собирался тратить на них слишком много времени. Черная флейта плавно поползла к губам, и магесса стала белее белого.

Надо отдать должное, Светлые сражались достойно, не взирая на раны и потери — до последнего вздоха. Только это не имело никакого значения — все живое, что находилось в радиусе слышимости флейты, — падало замертво на втором или третьем аккорде. И противопоставить этому жуткому оружию было нечего: это ж не меч или посох, его не сломаешь в поединке. И того, кто связан с Властелином судьбой, кому судьба позволила бы остановить творившееся безумие, — здесь не было.

Последним из паладинов Совета оставалось только мужественно взглянуть в лицо разбуженной смерти.

Черная флейта приникла к губам своего создателя нежнее самой ласковой возлюбленной. Чистый трепетно-печальный звук, некстати вызывающий в памяти нечто хрупкое и возвышенное, как прозрачный лепесток, медленно оседающий на поддернутую рябью от прохладного ветерка воду, — разнесся над местом битвы.

Раз…

Но прежде чем раздалась вторая трель убийственно прекрасной мелодии, случилось нечто, на что никто не обратил внимания в первый момент: прогоревшие веревки лопнули под весом, и обожженное тело юноши рухнуло на поленья к подножию столба.

Флейта замерла.

Конечно, это был не более, чем самообман, плод расстроенного воображения, готового сыграть и не такую шутку с помутившимся от горя и гнева рассудком, но оказалось достаточно одного еле слышного стона, вроде бы сорвавшегося с бескровных изорванных губ, что бы изысканное, но от этого не менее смертоносное оружие было забыто. Как и все возможные враги на свете.

Даже если этот стон действительно был, разве возможно было расслышать его сквозь буйную пляску Сил и Стихий вокруг? И тем не менее, в следующую секунду истаивают и молнии, и черные вихри, и ураган уносится прочь, что бы остался лишь человек — на коленях, в пепле, судорожно прижимающий к груди безжалостно обглоданное огнем тело. Вздрагивающие губы шепчут имя…

Он не видел и не слышал ничего вокруг, и замешательство Ровены длилось всего лишь минутой дольше — сейчас было достаточно одного точного удара обычным мечом, что бы завершить этот причудливо затянувшийся Агон…

Они шагнули вперед одновременно: абсолютно потерявшаяся в происходящем Алагерда и наполовину преобразившаяся Раинн, распахивая когтистые крылья, только вампирка оказалась ближе и быстрее. Первая — так и не вступила в бой, вжимаясь в пресловутый столб с другой стороны. Вторая — очевидно, не собиралась вмешиваться в схватку, где ее помощь и так была не нужна.

До поры.

Это не было осознанным решением. Собственно, это вообще не было решением, просто волшебница метнулась во вновь сгустившийся сумрак, отчаянно тряся все еще пребывавшего в прострации Дамона за плечи.

— Очнись же! Слышишь меня! Очнись! Уходи! Уходи же!

Черные глаза смотрели так, как будто Дамон находился в трансе. А между тем, речь шла не о победе Раинн, а о том, что бы она смогла продержаться подольше. Светлые хотя и были основательно вымотаны, но вампирка в отличие от мага не могла пользоваться подпиткой из Башни, не говоря уж о том, что стоял белый день, а она была вынуждена не только драться, но и прикрывать от ударов его самого.

— Уходи! Прыгай же на пути! И ты, и она еще успеете отступить! Пожалуйста, уходи! — кричала Алагерда ему в лицо, и что-то дрогнуло в живых озерах мрака.

Дамон потратил еще одно короткое мгновение, что бы оглянуться на Раинн, и рывком поднялся с колен. Однако вместо того, что бы сосредоточиться на перемещении по тонким путям, он бросился куда-то в сторону, по-прежнему не отпуская тело юноши.

«Сумасшедший!» — успела подумать Герда, прежде чем почувствовала на своем плече мертвенную хватку, и ее увлекло следом. Волшебница вскрикнула, тщетно попытавшись вырваться, но тут же умолкла, что бы не привлечь к ним ненароком ненужное внимание, и прекратила сопротивляться, сосредоточившись на преодолении преподносимых ландшафтом сюрпризов.

* * *

То, что Райнарт вышел на них, можно назвать чудом, хотя зов Алагерды лишь набирал силу, и в нем звучала уже настоящая паника. Он был готов ко всему: что съехавший с катушек маг ее убивает, насилует, истязает кого-нибудь, а правда оказалась проще. И страшнее.

Продравшись сквозь заросли, Райнарт увидел чародейку живую и здоровую, только слезы катились по лицу градом. Он не помнил ее когда-нибудь такой растрепанной и такой… расстроенной, потрясенной, испуганной: почти не в себе. Она стояла на коленях перед Дамоном, который тоже сидел прямо на земле, и выглядел так, как-будто магам Совета все-таки удалось его убить, просто по какой-то причине он пока задержался на этом плане бытия.

И причина задержки была у него на руках… Райнарт отвернулся от жуткой картины, не сразу найдя в себе силы взглянуть снова.

От такого зрелища не мудрено тронуться.

— Отпусти его! Не мучай! Дай ему умереть! — всхлипнула Алагерда.

Райнарт похолодел, осознав, что в обгоревшем комке плоти еще теплится жизнь.

Герда, конечно волшебница, целительница, но любые силы имеют пределы, а тело юноши представляло собой сплошной ожог. Это Дамон, не желавший смириться с неизбежным, своей властью черного, чьи способности неразрывно связаны со смертью, не пускал его на кромку, отделяющую бытие от небытия, заставляя сердце Дамира биться и не давая душе покинуть истерзанное тело.

Лишь понапрасну продляя его агонию, ибо исцелить подобное — невозможно…

— Костер… — хрипло выдавил маг.

Райнарт заглянул в чудовищно-черные глаза и окончательно уверился, что тот повредился в уме от горя.

— Огонь… — в голосе звенело запредельное напряжение.

Райнарт и Алагерда переглянулись в смятении.

— Огонь разожги!! — заорал Дамон, и ничего не понимающий Райнарт, тем не менее, поспешил выполнить требуемое.

Не дождавшись, пока костерок толком разгорится, маг вытянул руку с успокоившимся и застывшим перстнем, который зловеще переливающимся алым, словно только и ждал нового пробуждения, и севшим сорванным голосом произнес формулу вызова, завершив ее подлинным именем сильфа. Пламя вспыхнуло, преображаясь в женское лицо в обрамлении огненных колец.

— Ты свободна, — обратился к ней Дамон, и в тоне его проскользнули умоляющие нотки, — я смогу… сейчас… Только приди ко мне! Ты мне очень нужна!

Пожалуйста…

Пламя колыхнулось, отражая волнение сильфы, не меньшее, чем у героя и чародейки.

Дамон поднял заметно дрожавшую руку, и прикрыв глаза, заговорил на «anhr'mor».

Перстень снова ожил, плавясь и перетекая, изредка недовольно вспыхивая багровым.

На посеревшем лице мага мелькнуло отчаяние: видимо, даже для него это было уже слишком и ему не хватало сил, что бы разорвать путы, связывающие Пирру с Башней и вещным миром. Алагерда прижалась к нему, щедро делясь собой, уверовав, что Дамон все-таки знает, что делает, и не стал бы надрываться, только ради того, что бы устроить Дамиру торжественные похороны. Маг почти выкрикнул настоящее имя сильфы, и оно отозвалось огненной вспышкой вдалеке, — кажется, Пирра и не дожидаясь призыва уже мчалась к своему господину. А после того, как оковы грубой телесной оболочки были сброшены, освобожденному духу пламенной стихии понадобились считанные минуты, чтобы долететь до него. Раздался треск, шипение, и Алагерда едва успела отшатнуться.

— Пирра, — Дамон назвал зависшую перед ним шаровую молнию уже привычным именем, — Пожалуйста… я знаю, ты можешь!! Особенно теперь… Забери то, что сделано огнем… Пожалуйста!!

Странно и дико было слышать мольбу в его голосе, видеть ее в расширенных черных глазах. Райнарт затаил дыхание: разумеется, сильф не утратил памяти, оставалось надеяться, что он сохранил воспоминания и об испытываемых когда-то эмоциях.

— Пирра!

На мгновение снова проступило почти неузнаваемое лицо, а затем молния изменила форму, обволакивая собой тело юноши, которое Дамон так и не отпустил.

Составляющая суть сильфа субстанция как-будто омывала его волнами, окатывала с ног до головы, и там, где она соприкасалась с плотью — не оставалось даже шрамов на гладкой молодой коже.

Перед тем, как унестись прочь, кипящая плазма коснулась дрожащих губ мага последним поцелуем, в то время как Алагерда, уже опять собранная и сосредоточенная, пыталась закрепить достигнутый невероятный результат.

Расслабляться было рано: последствия болевого шока, отравления дымом, истощения и допроса Ровены никуда не делись. Чародейка тоже держалась на пределе возможных сил, но дело свое делала.

Райнарт едва успел ее подхватить, когда волшебница покачнулась и тихо осела в сторону. Он присмотрелся, — Дамир дышал ровно, глубоко.

— Отпусти, — мягко, но настойчиво попросил Райнарт, — отпусти, теперь можно…

Он выживет. Позволь, я его заберу…

Дамон кивнул, но герою пришлось разжимать ему руки. Маг откинулся к стволу поваленного ураганом дерева, глаза у него закатились, и Райнарт подумал, что он тоже сейчас потеряет сознание от изнеможения. Однако Дамон превозмог слабость и даже поднялся сам. Шатаясь, он оттолкнул протянутую к нему ладонь Райнарта, и скрылся в зарослях.

Обернувшись и увидев, что Алагерда уже сидит, роясь в складках своего сильно потрепанного и далеко не белого платья, в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы им сейчас пригодиться, Райнарт вздохнул и направился вслед за темным.

Чтобы найти Дамона, не нужно было быть следопытом, и Райнарт без труда обнаружил его у ручья. Тот полулежал на бережке, опустив руку в воду, и занимался примерно тем же, чем во время заключения в Башне, пополняя свои силы.

Герой промолчал по этому поводу: возвращение обратно в нормальное состояние должно было обойтись чародею еще дороже, чем магическое буйство, к тому же добавлялся еще бой, вызов сильфа, а сколько он отдал Дамиру так долго его удерживая, — и вовсе страшно представить.

Дамон даже не повернул головы в сторону приближающегося героя, но заговорил:

— Забавно… Я могу разнести к чертям полмира, могу поднять покойника любой степени давности, но не могу спасти тех, кого… — он осекся, как будто слово могло ободрать губы.

«Господин Фейт» тоже часто думал о своем ученике, порой жалея, что не снабдил его зеркалом, или не сохранил у себя несколько капель крови Дамира, что бы если уж не переговариваться, то по крайней мере знать, что мальчик благополучно добрался и с ним все в порядке. Он усмехался себе, удивляясь, что ему так не хватает присутствия парнишки. Не раз ему приходилось останавливать свою руку, уже начинавшую чертить символы для заклятья поиска и отодвигать подальше ни в чем не повинную кружку с водой, что бы удержаться от вызова. Но во избежание последствий он решил, что ему лучше вообще не вспоминать о нем, что бы исключить всякую возможность связать Дамира с ним. В том, что Райнарт поймет ситуацию правильно — Дамон не сомневался… А теперь проклинал себя, что ничего не сделал, допустил происшедшее, когда мог и должен был вовремя предотвратить.

Райнарт сел рядом и протянул ему небольшую фляжку: напиток был самым обычным и представлял собой не эликсир какой-нибудь, а настоянный на травах бальзам — тоже полезная вещь, если подумать. Дамон устало улыбнулся:

— Да уж, герой… ты приходишь меня убить, а потом опять начинаешь откачивать…

— Значит, судьба у нас такая.

— Ты из-за меня опять без меча остался.

— Извини… — тяжело уронил Райнарт.

— Не извиняйся, — горько усмехнулся Дамон, — Ты был в своем праве. Тем более, что это право я дал тебе сам…

Райнарт кратко и очень зло выругался, пнув ни в чем не повинный камень.

— Когда я выбирал свою судьбу, я думал что от меня потребуется просто убивать чудовищ.

— Я свою судьбу не выбирал.

Дамон потер ноющий висок. От старого шрама, оставленного посохом Рандольфа остался тонкий белый изломанный след, почти незаметный под волосами.

— Татуировку тоже свел?

— Нет, — на удивленный взгляд Райнарта объяснил, — Зачем? Это тоже часть меня… от которой не избавишься, стерев рисунок на коже…

— Фейт… Тебя теперь так называть? — поинтересовался Райнарт.

Темный улыбнулся слегка.

— Я привык к этому имени. К тому же… ему стыдиться нечего.

— Знаешь, о чем я думаю? — негромко спросил Дамон после долгой паузы, и продолжил, когда Райнарт не ответил, — О том, что по сравнению с Дамиром, мне в жизни везло… Странно, но именно боль делает нас людьми, и она же толкает в пропасть…

Он говорил с улыбкой, но в устремленных в пространство черных глазах по-прежнему плескалась боль.

— Больше всего на свете я ненавижу Башню. Парадоксально, но и это дает ей силу.

Как бы объяснить… Предназначение предназначением, но пока что-то в тебе не изменится — выражаясь языком поэтов, сердце не напитается достаточной ненавистью и не обратиться ко злу, — Башня не почует претендента, а тот не услышит ее зова.

Конечно, — Дамон болезненно скривился, — нет ничего окончательного, кроме смерти…

Но свернуть с этого пути уже сложно. Понимаешь, зов — он тоже что-то меняет в тебе…

Райнарт бросил в его сторону быстрый взгляд, стараясь не ежиться от этого тихого голоса.

— Я жизнь положу на то, что бы эта дрянь больше ни до кого не дотянулась! — выдохнул Дамон, на мгновение снова вскипая яростью.

— Так ты за этим вернулся сюда?

— Я ее уничтожу…

— Разве это возможно? Совет…

— Возможно. Ирония в том, что это может сделать только темный. А какой черный в своем уме пойдет на такое?

— Одного я вижу перед собой!

— А ты уверен, что я в своем уме?

— На комплементы напрашиваешься? — усмехнулся Райнарт.

Дамон засмеялся.

— Я проторчал здесь достаточно времени, так что даже примерно представляю, как это сделать. Проблема в том, что нужно соединиться с ее создателем.

— А!

— Вот-вот. Полное растворение личности. Знаешь, я бы рискнул… но не очень хочется отдавать свое тело Черному Мастеру для воплощения.

— Лично мне тоже больше нравится иметь дело с тобой.

— Спасибо. Я найду способ, поверь… И тогда белые тоже потеряют — самое для них дорогое: власть.

— У тебя всегда камень за пазухой?

— Привычка, — Дамон улыбался уже без подтекста, горечи или язвительности, — Между прочим, эту идею подсказал мне ты. В Анкарионе.

— Тоже привычка, валить все с больной головы на здоровую? — Райнарт помог ему подняться, и на этот раз, маг его руку принял.

— Мне можно, Властелин я или не Властелин.

Райнарт шел за Дамоном туда, где остались Алагерда и Дамир, совершенно успокоившись: раз уж он начал шутить, значит отошел и снова вполне адекватен.

* * *

Первым делом Дамон склонился над все еще пребывающим в беспамятстве юношей, осматривая его, и лицо темного мага совершенно преобразилось. Райнарт и Алагерда уже имели возможность видеть несколько его лиц: для врагов, когда он во истину становился лишь оружием Тьмы, острием ее стрелы; обычное бесстрастие, разбавленное едва заметной улыбкой уголками сомкнутых губ или мелькающей в непроницаемой черноте глаз насмешкой…

И вдруг им было явлено то, что иначе, чем чудом назвать было нельзя: черты лица ожили, жесткая линия рта расслабилась, а взгляд исполнился нежной грусти и тревоги. Не сговариваясь, невольные свидетели отвернулись, стыдясь вида обнажившейся души.

— Нам стоит поторопиться, — заметил маг, выпрямляясь.

Райнарт кивнул несколько поспешнее, чем оно того заслуживало.

— Наверно, его стоит нести мне.

Можно было бы и волокушу сделать, ведь в седло Дамир не сядет, но задерживаться и впрямь не стоило, а подобная конструкция их только обременила бы и оставила хороший след.

— Не будешь дожидаться свою клыкастую подружку? — Алагерда не была бы собой, если бы упустила возможность съязвить.

— Нет, — спокойно отозвался Дамон, — И ты же понимаешь, что она погибла.

Он коротко взглянул на волшебницу, и та прикусила губу.

— Откуда ты знаешь? — женщина опустила голову в неловкости.

— Я ее больше не слышу, — ровно сообщил Дамон, завершая поднятую тему.

Он знал, что Раинн сражалась из-за него. Дамон мог бы взойти на тонкие пути, и она тоже успела бы отступить. Он мог остаться и снова вступить в бой. Возможно даже, что именно на это она и надеялась. Ожидала, что он вернется…

Но у него на руках был Дамир. Выбирая между значительной вероятностью гибели вампирки, дававшей им время отойти, и крохотным шансом спасти еще даже не начавшуюся толком жизнь — Дамон Фейт выбрал последнее.

И будь на месте Дамира любой другой мальчишка, — скорее всего, поступил бы так же, хотя бы потому, что на собственной шкуре знал: первыми и единственными невинными жертвами в играх взрослых всегда остаются дети.

На Пустоши Дамон вызвал своих орков, воспользовавшись для этого расставленной сигнальной системой. Надо сказать, что в стане его союзников царило не меньшее смятение и растерянность, чем в лагере их противников. Люди из корабельной команды не особо задумывались, кем может быть человек, нанявший их, благо расплачивался он щедро из немалой сокровищницы Башни. Конечно, им было ясно, что он маг, и наверняка не божий одуванчик с крылышками, раз явился в такое место, да и в знаках и нравах вольной братии разбирался. Если люди такого сорта и могли испытывать к кому-нибудь уважение, то это как раз именно оно и было. Господин Фейт держался уверенно и просто, однако на значительной дистанции, преодолевать которую совсем не тянуло, хотя и обходился ученый без надменности и высокомерия.

Он даже не брезговал демонстрировать свои познания в медицине, и решительно пресек попытки орочьих шаманов поклоняться ему аки святому пророку.

По его слову призрачное свечение отступало, а к подкидываемым Пустошью неудобствам можно было привыкнуть, тем более, что люд подобрался не робкого десятка.

После столь убедительной и эффектной демонстрации феноменальной мощи к уважению добавился и немалый страх.

Навстречу выехали орки во главе с самим Дайком, который тоже был мрачен. У кланов не было единого правителя или верховного шамана, но Дайка, прозванного Сыном Змеи, в степи знали и слушали. Он обещал кланам, избавленным от повинности перед Башней, благоденствие и процветание, он обещал им весенний рассвет для степи, благословенный дождь после засухи… Множащиеся табуны и стада на тучных пажитях, полную чашу, многочисленное и крепкое потомство, — он обещал им Золотой век, и убедительность доводов в его речах не в последней мере проистекала из впечатления, которое оказала на него самого личность нынешнего хозяина Башни.

Настороженный и озабоченный он, однако, не мог позволить себе просить у мага объяснений подобно его своенравным женщинам, хотя происшедшая вспышка могла погубить все дело. Лишь беседа с героем, прибывшим в сопровождении потрепанной светлой чародейки в качестве чуть ли не дорогих гостей, смогла обнадежить шамана.

И вселить надежду, что черный лорд помнит о своем обещании и не отступит.

Фейт в свою очередь не мог не заметить, как на него теперь смотрят, но ему было не до того. Дамир лежал в жесточайшей горячке: расстроенное состояние надломленного сознания выразилось в сильнейшей лихорадке, которая могла сжечь его за считанные дни. Вообще-то был способ справиться и с таким припадком, но врядли рассудок юноши выдержал еще одно вторжение, пусть и лечебное.

Он бредил и звал в бреду, даже не называя имени. Еще в дороге он несколько раз открывал глаза, но ни на что окружающее не реагировал, и казалось, что даже если он и поправится физически, то разум к нему уже не вернется.

Дамон все это время провел, не отходя от его постели: и в качестве врача, и в том числе оттаскивая от края способом, доступным любому человеку.

— Мальчик мой, я здесь, я рядом…

Он гладил его по влажным от пота волосам, посеченным огнем и все еще пахнущим гарью, или по руке и говорил, сам не помня о чем, только бы Дамир слышал его голос и успокаивался.

Отодвинув полог шатра и увидев Дамона так же как и вчера, и день назад: на ковре рядом с узкой походной кроватью, обессилено опустившего на нее голову, но не отпустившего руки юноши, Алагерда только вздохнула.

— Из тебя получился бы хороший отец, — задумчиво проговорила она, и, встретив ответный взгляд, поняла, что опять ляпнула что-то не слишком уместное.

Герда опустилась рядом, накрывая сомкнутые руки своей ладонью.

— Он спит, — прошептала она, — И тебе не мешало бы, а то тоже сляжешь. Иди. Я посижу, а если что — сразу же тебя позову.

Дамон некоторое время вглядывался в нее, как-будто впервые увидел, и в темных глазах появилась улыбка.

— Спасибо, — он осторожно высвободил руку и тяжело поднялся.

Он и правда был вымотан настолько, что отключился чуть ли не раньше, чем добрался до постели.

Женщина проводила его взглядом: черные, белые… Пожалуй, главная магия — это увидеть человека!

Дамиру снился странный сон: мастер Фейт разговаривал с какой-то женщиной с худым длинноносым лицом. Они стояли у входа в деревенский дом по разные стороны порога, и она не пускала его внутрь.

— Нельзя тебе, сам знаешь… Зачем торопиться… Тебе жить надо, у тебя теперь много забот, — с ласковой улыбкой говорила она, — Ты все правильно делаешь…

Есть долги, которые можно оплатить только задолжав снова.

— Есть долги, которые вообще не возможно оплатить, — черные глаза мягко светились…

Дамир проснулся. Боли не было, но на него обрушилась мгла. Услышав, что юноша завозился, Алагерда подошла ближе и окликнула его.

— Дамир, ты меня узнаешь? Я — леди Алагерда. Ты в полной безопасности… И твой учитель тоже здесь, просто сейчас он отдыхает.

Юноша кивнул, что понял и пожаловался:

— Темно…

Волшебница непонимающе нахмурилась: по крайней мере, синие глаза смотрели вполне осмысленно, и безмозглым растением он не остался. В шатре царил полумрак, но сквозь откинутый полог в него проникало достаточно света. Алагерда все-таки прищелкнула пальцами, зажигая небольшой магический огонек, — это она могла себе позволить даже рядом с Черной Башней, — и потянулась за чашкой с питьем, когда Дамир снова спросил, садясь:

— Почему так темно…

Он смотрел прямо на нее, исхудавшая рука беспомощно застыла в воздухе… И волшебница вздрогнула, начиная понимать: «чтение» могло повлечь и такие последствия, побочные эффекты случались всякие. Она повела трясущейся ладонью у него перед лицом: никакой реакции, — Алагерда едва не отшатнулась.

— Дамир, ты… — она так и не смогла произнести это слово, но юноша ее понял, — Я… я сейчас вернусь…

Волшебница медленно развернулась и вышла из шатра, не представляя как сообщить новость Дамону.

Учиненный Властелином Башни ураган местами ободрал Пустошь до скального основания, разнеся пыль, пепел и прах далеко в море и по степи. Обняв колени руками, и запрокинув голову к небу, Дамир сидел на плоском камне, упорно добредя далеко за пределами лагеря. Порывы сухого холодного ветра обжигали веки, но глаза были широко распахнуты, и невыносимо яркая синь отражалась в такой же синей глубине под нею.

Дамир встал: тот, кто шел к нему не скрывался, и явно искал его. Юноша не услышал шагов, но теперь с легкостью мог чувствовать магов, магических существ и прочее в том же роде. Видимо за все приходится платить, и жизнь, дав что-то одной рукой, обычно затем отбирает уже обеими.

— Дамир, нам нужно поговорить… — Дамон подошел совсем близко и решительно опустил руки ему на плечи, — Я обещал тебе объяснить…

Юноша не отшатнулся, не высвободился из-под тяжести этих рук. Ирония судьбы: он шел сюда, что бы взглянуть в глаза своему наставнику, а сейчас, будучи к нему так близко, — не может его увидеть.

И никогда уже не увидит этих внимательных темных глаз, как впрочем, и всего остального.

— А стоит ли? К чему я вам теперь… Так, обуза… — голос Дамира не дрогнул: он, кажется, принял свою беду с большим мужеством, чем его горе-покровитель.

Ему показалось, что мастер Фейт… Владыка Дамон — с трудом перевел дыхание, а в следующий миг юноша оказался прижат к его груди, и сведенные судорогой пальцы бережно поправляли волосы.

— Никогда, слышишь, никогда больше не смей так говорить! И тем более думать!!! — раздался прямо в ухо сдавленный прерывающийся шепот, — Дами… Дороже тебя у меня никого нет!..

А потом Дамир вдруг ощутил на своей щеке нечто, что вовсе должно быть находилось абсолютно за гранью возможного и невозможного.

— Я никуда больше тебя не отпущу, даже если ты попробуешь сбежать! Никому не позволю причинить тебе вред… Дами, я верю, я все сделаю… Ты будешь снова видеть! Мы справимся, мы что-нибудь придумаем… Мы со всем справимся!! Я не могу тебя потерять… Дами, мальчик мой, прости меня!!!

К чему глаза, они так часто могут обмануть! Замерев, Дамир вслушивался в самый драгоценный и волшебный на свете звук: биение согревающего тебя сильного сердца…

— Не плачь… — мастер Фейт уже справился с собой и оттер слезы, которые бежали по щекам юноши, — Разве у нас есть повод плакать?

Они сидели рядом, как когда-то в Кларесте, и говорили. Дамир прижимался к плечу своего наставника, словно боялся, что если он отстранится, то тот исчезнет. Фейт или Дамон — он мог быть властелином чего угодно, но какая сила сравнится с тем, что он делал в этот момент?

Маг вел Дамира обратно к лагерю и думал, что опирающаяся на него рука и есть единственный надежнейший якорь, который не даст ему самому соскользнуть в разрушительное неистовое безумие и утратить себя.

Вот только, сможет ли он когда-нибудь, — спросил себя Дамон, пытаясь справиться с точно пережатым тисками горлом, — спокойно смотреть на две седые пряди, неподлежащим обжалованию приговором, клеймом изгоя, — серебрившиеся у висков мальчишки, которому и пятнадцати-то не было!

Эпилог

Райнарт знал, что ему пора уезжать: дома ждали жена и дети, очередная великая угроза обернулась очередной великой глупостью. Дамон обмолвился ему, что тоже собирается ненадолго уйти в Степь по совету уккэ Дайка, хотя Белые на Пустошь, разумеется, не полезут. Да даже если и полезут: к чему опять доводить до столкновений? Потыкаются в Башню, побродят в округе, — и уйдут рано или поздно, они же здесь почти бессильны.

И как оказалось, маг помнил еще об одном обстоятельстве, о котором Райнарт, признаться, запамятовал: Алагерда.

Дамон потянул за собой чародейку не в помрачении рассудка, а рассчитывая на ее способности целительницы. И что теперь делать? Швырнуть к ногам преемника Ровены?

Совместно разыграть удачное бегство? Герда, похоже, и сама не сомневалась в успешности этаких планов, отлично сознавая, что пути назад нет.

Иногда отчаянно хотелось располосовать ногтями невозмутимую физиономию «мастера Фейта» с воплями: «Какого беса ты испортил мне жизнь, скотина?!».

У нее даже платья нормального не осталось…

Вместо того, госпожа Алагерда занималась изучением шаманских методик, а заодно и орочьего наречия «anhrʼmor»: по крайней мере, помогало отвлечься.

Когда на вырисованную ею в пыли фигуру, которую она анализировала уже не первый день, упала тень, женщина к своему удивлению обнаружила, что это Дамон. При чем не один, а с бутылкой вина из запасов морских братьев и парой древних ритуальных чар.

Темный коллега молча разлил вино и протянул ей одну. Алагерда приняла не поблагодарив, но и обошлась без ехидного замечания. Некоторое время они молча потягивали не самое скверное винцо, а Дамон так же молча, подправил один из символов. Алагерда подумала, прикинула… и кивнула, соглашаясь.

— Быть обычным человеком тебе больше идет, — наконец сказала она.

— Не получается! — невесело усмехнулся Дамон, — И я не совсем человек.

— У всех свои недостатки, — легкомысленно пожала плечами волшебница, заключив, — И проблемы.

— Оставайся со мной, — вдруг заявил он.

— Это предложение? — изумилась она.

— Вроде того, — пожал плечами мужчина.

— А ты уверен?! — в чародейке снова проснулись язвительность и ехидство.

— А ты во мне сомневаешься? — выразительно вздернул бровь Дамон, посылая ей красноречивый взгляд.

Возвращались они рука об руку.

— Научишь меня начинать жизнь сначала? — спросила Алагерда, уже не скрывая своих настоящих мыслей и чувств.

— В этом можно найти и положительные стороны… — слегка улыбнулся Дамон.

— Например?..

… Нет, — размышлял Райнарт, — мир окончательно сдвинулся с веками наезженной колеи! И видел ли кто-нибудь, нечто более неожиданное и поражающее воображение, чем Темный Властелин и Светлая волшебница, — под ручку прогуливающиеся по Пустоши на манер воркующих голубков в романтическом скверике?

Ну и слава всем вышним Силам, что сдвинулся!

Герда

Вампир Раинн

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Эпилог

Реклама на сайте