«Камень Великой Матери»

Наталья Резанова Камень Великой Матери

1. ДЕРЕВЕНСКОЕ КОЛДОСТВО

Оставалось три дня до полнолуния, и пора было идти за омелой. Иначе пришлось бы отложить поход до ночи святого Иоанна, а тогда и без того будет полно хлопот. Я подумала про омелу еще днем, когда спускалась в деревню. Визуна послала меня снять порчу со старосты. Сама она в деревню теперь совсем не ходит. Там я управилась быстро. Пустить хлеб по освященной воде – всего-то дел. Визуна говорит, что порчу навел колдун из-за перевала, а я так думаю, что сама Визуна. Ей иногда хочется напомнить о своей власти, чтобы нас больше уважали. Это верно. Нас не слишком уважают. За пределами долины давно что-то творится, дороги опустели. и знатные господа не ездят больше к Визуне за амулетами и не шлют ей дорогих подарков. Но мне на это наплевать, я обхожусь и простыми деревенскими чарами, все больше по женской части. Только нужна омела. Первейшая вещь.

Войдя в наш дом, я сразу почувствовала знакомый резкий запах. Тимьян, аир, жабник и все прочие девять трав. Визуна готовила мазь. Давненько они не собирались. Я прошла в чулан, где у нас было спрятано оружие, достала лук и выбрала стрелы с кремневыми наконечниками. Металл для моего дела не годился.

Когда я вышла из чулана, Визуна, не оборачиваясь, сказала:

– Убьешь нетопыря.

Она знала, что я не люблю убивать, даже тварей с холодной кровью, но именно холодная кровь была ей сейчас нужна.

– Обойдешься сажей, – ответила я. – Сажа ничуть не хуже.

– Откуда тебе ведомо, что лучше, а что хуже? Этого тебе знать е положено.

Тут она была права. Этого я знать не могла. Я ни разу не была на круге, и не должна там бывать. Я – белая ведьма, не заключала договора, не ношу клейма, поэтому не боюсь ни святой воды, ни серебра, ни соли, ни гвоздей под порогом. Я – белая ведьма, а Визуна промышляла всяким, но я не могу ее судить, потому что она вырастила и обучила меня, хотя и не родная мать. Я – найденыш, неизвестно чья дочь, и Визуна в минуты злости кричит, что меня родила русалка, а вместо крови у меня болотная вода. Визуна стала часто кричать на меня с тех пор, как перестала бить. По-моему, она меня боится. Совершенно напрасно, я не причинила бы ей зла. Хотя, как ни странно, я очень сильная ведьма. Только ленивая, говорит Визуна, и в этом мое спасение.

Она продолжала шуметь, я не прислушивалась. Мне было ее жаль. Она очень постарела в последние годы, высохла и сморщилась, а ведь в прежние времена знатные господа присылали ей подарки не только за ворожбу.

– Посмотрим, – сказала я. – Как повезет.

Я не должна обижать Визуну.

Визуна скоро умрет.

Я вышла из дома. Уже темнело, а до леса совсем близко. Времени в запасе много. близилось весеннее равноденствие… кажется в ту ночь у черных большой круг, вот Визуна и засуетилась. Это ее дело. А мое – омела. Мне даже не нужно было ее искать. Дойти до старого дуба и сбить. Сбивать нужно только камнем, а не рукой, не железом. Или такой вот стрелой. У меня глаз верный. А потом я должна подняться дальше по горе и убить нетопыря.

Я шла уверенно. Была удивительно светлая ночь для конца марта. Хотя от старой луны остался только узкий серпик, но звезды высыпали в великом множестве. К тому же я с младенчества привыкла ходить по этому лесу, летом, бывало, неделями из него не выходила, и никогда в нем не боялась. Ни один зверь меня не тронет, Ночные Матери мне не страшны, а разбойников здесь отродясь не было. Но на этот раз все было по-другому. Чем больше я углублялась в лес, тем сильнее ощущала в воздухе тревогу. Я слышала звуки, которых не должна была слышать, плеск ручья, по которому шли вброд, треск сучьев, свист и шепоты. Все было очень далеко, но я слышала, и я не дошла до старого дуба. Я решила затаиться и посмотреть.

Он выбежал из орешника и попытался взобраться на склон. Ноги у него заплетались, и поначалу мне показалось, что ему просто мешает длинный плащ. И только когда он упал, я увидела стрелу у него под левой лопаткой. Странно, как он мог еще бежать. Он должен был умереть мгновенно.

Я вышла из-за дерева и подошла к нему. Он был еще жив и поднял голову. Дрожащий свет звезд пронизывал ночь, и я могла видеть его лицо. Вероятно, и он мог видеть мое.

– Помоги, – прошептал он.

Я опустилась на колени, чтобы попытаться залечить рану, хоть это и было бесполезно.

– Нет, – проговорил он. – Не так. – Судорожным движением он вытащил что-то из-за пазухи и протянул мне.

Я взяла. Это был какой-то камешек на цепочке.

– Отдай… – шептал он, и потом еще какое-то слово, кажется, «ему», но, может быть, мне послышалось.

Голова его упала. Я приподняла ее свободной рукой, потом потрогала запястье. Он был мертв. Уж я ли не видела мертвых. Но мне почему-то не хотелось уходить, я пыталась понять… Однако тут я услышала шлепанье сапог по воде и снова отступила в тень. Из-за орешника выбежали четверо вооруженных людей и устремились к убитому. Они завернули его в плащ и подняли. Один из них осмотрелся. Но меня он не видел. Я не хотела, чтобы он меня видел. Я не боялась, однако не желала себе лишних неприятностей. Потом они взяли убитого и понесли. Я стала осторожно отходить назад – знала, что кроме четверых, в лесу есть и другие. Но я могу ходить в лесу очень тихо… Никто не увидел меня, и я без вреда для себя выбралась из леса. И тут я вспомнила про цепочку, которую продолжала сжимать в руке.

Визуна лежала на своей постели, завернувшись во все шкуры и одеяла, какие были в доме. Ее знобило.

– Что случилось? – спросила она меня с порога. – Я чувствую – в лесу что-то неладное.

Я не видела причин скрываться от нее и рассказала ей все. И выложила то, что мне передали. Это была простая цепочка из толстых колец. Похоже на железо, но уж очень темное – какой-то сплав. На ней припаян черный камень квадратной формы, без оправы. На полированной поверхности вырезаны какие-то неизвестные мне знаки.

– Ага! Талисман! – сказала Визуна, глаза ее блеснули по-старому.

Конечно, это был талисман, через мои руки прошли десятки их, но такого мне видеть не приходилось.

– Гагат, – произнесла Визуна, рассматривая камень.

– Гагат – это – власть над силами ада?

– Невежество! – возопила Визуна. – Власть над силами ада – это агат. А гагат – это камень Великой Матери! Постой, – она запнулась, – но ведь гагат – женский талисман. А нес его мужчина?

– Да. Если только у женщин не может быть на щеках недельной шетины.

– Странно, – сказала она, с опаской дотрагиваясь до камня. – Очень странно. – И тут же отдернула руку. – Знаешь что? Спрячь-ка ты его его подальше.

Под утро я немного поспала, а днем решила вернуться в лес. Я хотела посмотреть, не прячутся ли там убийцы. Мрожет быть, мой поступок выглядел необдуманным, но, повторяю, я всегда знала, что в лесу со мной не может произойти ничего дурного. И потом, мне не давали покоя слова умирающего. Может быть, узнав что-то о тех, кто за ним охотился, я гот обратного смогу выяснить, какова была цель его путешествия, и кому я должна передать талисман.

Я не нашла их. Только следы. Их действительно было в лесу не менее двух десятков. Ночью они прочесывали лес, пока не нашли того, за кем гнались. Странно, но у них не было собак, а вот лошади были. Я нашла следы множества лошадиных копыт в низине, откуда начиналась горная тропа, ведущая прочь из долины. Я немного прошла по ней, а потом поняла, что напрасно теряю время. Они уже успели выбраться на дорогу, а там мне их пешком нипочем не догнать.

На ходьбу по лесу у меня ушел целый день, и, тем не менее, я не спешила возвращаться. Что-то мне во всем этом мешало, что-то было неправильно. Хотя ничего такого в них не было – обычные наемники… Но почему они даже не обыскали труп? Просто подняли и унесли.

Потом я все же с неохотой поплелась домой. Может, мне не стоило оставаться в лесу на ночь? Все равно я ведь не достала омелу и не убила нетопыря. Но до новолуния были еще целые сутки…

Подойдя к дому я сразу почувствовала недоброе. Нет, никаких чужих. Только присутствие зла. Я сделала охранительный знак и вошла. И увидела тело Визуны на полу между постелью и столом. Я бросилась к ней, но она уже успела остыть. На теле не было никаких признаков насильственной смерти, но лицо искажено и губы посинели. Мгновенный приступ, резкая боль… но почему такое острое ощущение присутствия чужих сил? Они ушли, но они побывали здесь… Я подняла тело Визуны и перенесла его на постель. Обернулась, будто еще что-то можно было сделать.

Талисман, который я, уходя, тщательно запрятала в тайник, лежал на краю стола, словно Визуна, падая, выронила его из рук.

После похорон Визуны было тяжко и пусто на сердце. Я знала, что Визуна умрет, до того, как нашла талисман, но, если бы я не оставила его в доме, Визуна, может быть, не умерла.

Я снова достала его из тайника и стала рассматривать. Я видела много магических камней, когда дороги были еще открыты, и разные предметы из большого мира доходили к нам беспрепятственно. Другие талисманы мы делали сами, не только для деревенского обихода, где можно было обойтись травами и корнями, но также из камней, что мы искали в заброшенных штольнях. В привозных встречались похожие черные камешки, но это были обычные обереги от дурного глаза.

Я вспомнила тексты лапидариев, которые наизусть твердила Визуна: «Изображай медведя на аметисте, лягушку на берилле, всадника с копьем на халцедоне, барана на сапфире…» Относительно гагата я не знала указаний. Обычной греческой надписи «Иао, абраксас» тоже не было. Символы – а может быть, просто рисунки – на камне были совершенно незнакомы. Чем-то они напоминали мне изображения, которые можно видеть на древних стоячих камнях, но были сложнее. И я снова вспомнила, как убийцы не стали обыскивать тело. Может быть, они боялись прикоснуться к камню?

Мне нужен был совет. Я и не знала никого, кто мог бы мне его дать. Ведь я никогда нигде не бывала, кроме леса и деревни. Единственное, что мне пришло на ум – то, что я слышала от Визуны о колдуне из-за перевала – зловредном, но умном старике И я решила позвать его. Весеннее равноденствие миновало, он должен быть свободен.

Есть много способов заставить колдуна явиться. Я выбрала самый простой. Взяла новый глиняный горшок, бросила туда две иглы, настрогала дубовых щепок, залила водой и поставила на огонь. И я буду доливать воду и кипятить это варево, до той поры, пока он не придет.

Он пришел на четвертый день, плюхнулся за стол и сразу же воззрился на очаг. Я молча сняла горшок с огня, а перед стариком поставила кувшин пива, миску с кашей и полкруга сыра – все, что было в доме. Я соблюдала обычай черных – не здороваться и не называть имени, хотя мне это ничем не грозило.

Он поел, выпил, потом сказал мне:

– А черенки в палисаднике выкопала бы. Сразу видно, что ведьма живет.

– Почему?

– Розы же! Разве любовная ворожба без роз обходится?

– Запросто, – буркнула я. – Берешь свечу, что побывала в руках мертвеца, потом щепку от придорожного креста…

– А вот этого тебе знать не нужно, – перебил он меня. – Ты белая.

– Знаю вот.

– Ох, Визуна… Кто знает, где теперь ее душа? – И без перехода, уставившись острыми глазками мне в переносицу: – Зачем позвала?

Я сняла цепочку с шеи и протянула ему. Но он не взял. Даже толкнулся в сторону.

– Эт-то что?

– Похоже, что из-за этого умерла Визуна.

Я вкратце рассказала ему историю. Покуда я говорила, он немного приободрился.

– Опиши того, кто нес камень.

– Лет тридцати пяти. Худой, волосы черные, короткие. Чем-то похож на монаха.

– Может, то и был монах. Среди них есть монахи.

– Среди кого?

Он не ответил. Потом спросил: – Ты и вправду ничего не чувствуешь?

– Нет.

– Покажи его мне еще раз.

Но к камню он не притронулся, рассматривал его, вытянув шею.

– Эти знаки… не знаю… очень древние… но не руны, ручаюсь, и не поповская латынь… и вообще это не здешняя работа… Привезено откуда-то издалека. – Он отодвинулся и снова посмотрел на меня. – На этот камень наложены очень сильные чары. И опасные. Не понимаю, как ты не чувствуешь. Может быть, потому что ты – белая и не вступаешь в сделку с силами зла. Но только великий посвященный может взять в руки такое без вреда для себя. Я не возьмусь. Мы колдуны простые, деревенские. И чары у нас простые. А тебе нужно уходить в города,к настоящим магам.

Я знала, о чем он думает.

– Тебе выгодно, чтобы единственная белая ведьма в округе покинула долину.

– Да! Выгодно! Ну и что? Если пообещаешь, что уйдешь, я расскажу тебе, как найти мага.

– Как ты заметил, я не заключаю сделок.

Он опять начал сверлить меня глазами. Как видно, он ожидал, что в ответ я начну творить заклинания, назову его тайное имя или еще что. Но я просто сидела. Тогда он закричал:

– Дура деревенская! Ты даже не понимаешь, с чем соприкоснулась! Может, здесь замешана власть Высокого Дома!

– Что такое «Высокий Дом»?

– Так ты и этого не знаешь? Будь я проклят на том и на этом свете! Хотя я и так проклят… Духи водные и подземные! Что это делается? Ленивая, глупая, безвольная соплячка – и такая сила! Но… – он снова быстро успокоился. – Может, твое счастье, что ты ничего не знаешь. Поэтому я и так скажу. Высокий Дом – это маги высшего разряда. Доступ к ним очень труден. Никто из них не якшается с нами, деревенскими колдунами, кроме Меленов, и, будь жив старый Луп Мелен, все было бы проще простого…, но Луп Мелен и Кен Мелен умерли. Как найти пути к Высокому Дому должен знать какой-то ученый чернокнижник. Сейчас в городах много народу промышляет магией, однако подлинных знатоков – единицы. В старой столице, в Вильмане, проживает некий Твайт. О не по разному отзываются, но знает он много. Он научит тебя, что делать. А я ухожу. – Он встал, немного помедлил и добавил: – ты думаешь, я рассказал тебе все, потому что боюсь тебя? Да будь ты втрое сильнее, я бы и тогда тебя не боялся. Я боюсь этого!

И он кивнул в сторону талисмана.

Миновал апрель, прошел май, наступило лето, а я так и не тронулась с места. Не то, чтоб я чего-то опасалась. Мне просто не хотелось уходить. То есть, я бы ушла только в лес, чтобы пожить там месяц-другой, как обычно делала летом. Но все время возникали какие-то дела, какие-то мелочи. Приходили женщины из деревни. Ко мне одни женщины и ходят. Мужчины по большей части притворяются, что не верят в колдовство, хотя на самом деле верят почти все. Ну вот, это были обычные деревенские чары, о которых говорил колдун из-за перевала. Я помогала от мужской ревности, от мужской холодности, развязывала узлы, заговаривала и нашептывала… Просили у меня и амулеты, и получали их, не великой мощи, конечно, а те, что я делала собственными руками. Но от них была польза, а мне, следовательно, было что есть. Так с какой стати мне уходить? Если колдун из-за перевала и хотел выжить меня отсюда, он для этого ничего не предпринимал. Ощущение Зла, посетившее меня в день смерти Визуны, развеялось. Я была совершенно спокойна, и мне ничего не было нужно. И чем дальше, тем меньше.

Наступил канун св. Иоанна. Ночь, когда все великие силы, и светлые и темные, выходят на свободу. Кроме того, это лучшая ночь в году для сбора трав. Чем я и собиралась заняться. До праздника в деревне мне не было дела. С наступлением темноты я ушла в лес. Со мной был мешок, а также лук и стрелы с каменными наконечниками. Потому что я снова собиралась к старому дубу.

На сей раз я дошла без всяких приключений, хотя все было, как тогда, только очень тепло. Опять было полное небо звезд, и оно светилось. Я пересекла поляну и увидела темную громаду дуба. Дуб заключает в себе священные силы земли, а все растения, что выросли не из земли, а из другого растения – чародейные, и главное среди них – омела. Омела на дубе имеет и магию силы, и силу магии. Однако сбить ее я не смогла, что-то меня остановило. Я опустилась на землю и замерла в тишине и темноте. Я не могла двинуться. На меня опять накатило знание. Это началось со мной давно, с детства, и талисман здесь был ни при чем. Иногда, чаще всего против моего желания, ко мне приходило знание о людях: что они думают, что говорят, чего желают, что они делают тайно и явно. И я не любила этого знания. Именно потому я всегда избегала больших сборищ и столько времени проводила в лесу. И вот – оно и в лесу достало меня.. Но теперь было различие. Знание касалось не других, а меня самой. Колдун из-за перевела совершенно прав – я была невежественна, ленива и безвольна. И я обладала великой силой. Он не мог причинить мне вреда, если б даже очень захотел. И то зло, что посетило мой дом, меня не коснулось. Если знание приходило ко мне, то сила была во мне всегда. О чем было известно тем, кто оставил меня в лесу в том возрасте, когда детей только отнимают от материнской груди… Но откуда я об этом знала? Знала, и все. Раньше – смутно чувствовала, прячась в лесу и не заглядывая дальше деревни. Пряталась от себя и своей силы. Но она настигла меня.

Я лежала на траве. Камень на моей груди нагрелся и был как живой. Я не видела надписи на нем, но знала, что она светится. Надо мной кружились созвездия, все мое тело словно пронзали тысячи игл, и мне совсем не было больно, и я знала, что что это – звездный свет. Лучи – звездные копья, а может быть, путы, привязывающие меня к кругу светил?

Я пришла в себя, когда небо начало бледнеть. бесполезный мешок и оружие валялись рядом. Черный камень холодил грудь. Кончалась ночь, самая короткая в году, пришедшая к своему повороту.

Теперь я знала, что уйду из долины.

2. УЧЕНЫЙ ЧЕРНОКНИЖНИК

До Вильмана я добиралась больше четырех месяцев. Сущим безумием было пускаться в дорогу при тех обстоятельствах, что творились в большом мире. Но, говорят, дуракам счастье, а я точно была дурой, потому что только дура могла поступить так, как я. С какой стати я сорвалась с места? Ради какой корысти? Черный камешек с непонятным изображением, висящий на моей груди, ничего не значил. Сознание могущества, причастности к ходу светил, бесследно исчезло. Я снова была собой, деревенской колдуньей, владеющей не более чем деревенскими чарами. Они-то, вероятно, и помогли мне достигнуть старой столицы живой и невредимой, несмотря на все усобицы, сотрясавшие большой мир. От деревни к деревне, от мытного сбора к речной переправе, а чаще всего – просто по бездорожью, подальше от тех мест, где могут пройти воинские отряды, проехать какой-нибудь полунищий барон со своей свитой. Я научилась ночевать в поле. Очень трудно привыкать к этому после леса, где каждое дерево тебя знает и защищает, но и мои чары должно быть, на что-то годились. В городе, однако, я остерегалась прибегать к ним. Не знаю, почему. Просто не хотела.

После большой войны со Сламбедом, когда выгорело полгорода, минуло восемь лет, и многие кварталы заново отстроились, но следы разрушения все равно были видны. Пожар не тронул в основном Верхний город, оба собора и улицы за Вторым рынком. Королевский дворец сильно разрушили при штурме, в уцелевшей башне теперь помещался наместник Сламбеда.

Народу на улицах было довольно много. Я шла сутулясь и надвигая на лицо башлык. То ли в долине люди были покрупнее, то ли ко мне там привыкли, но дома на мой рост никто внимания не обращал. А здесь все прохожие попадались мелкие и бледные. Хотя, может быть, в городах так и положено, я же никогда не бывала.

День уже перешел на вторую половину. Вот -вот начнет темнеть. Пора было искать Твайта. Но я остерегалась расспрашивать о нем. Решила снова отдохнуть и поесть. Тут же, как по заказу, набрела на заезжий двор с харчевней. Денег у меня, конечно, никаких отродясь не водилось, а был у меня остаток хлеба, который третьего дня дала мне одна женщина за то, что я заговорила ее кур. А зайти я собралась, затем что здесь я могла спокойно посидеть, не привлекая к себе внимания. Торговые люди ели-пили в харчевне под навесом, а нищие и паломники размещались во дворе, на соломе. Я нашла у стены местечко почище, примостилась там и вытащила краюху из сумки. Ворота были распахнуты, и за ними я видела угол площади и темную ограду собора. Хлеб был неважный, с отрубями, но я съела его весь, собрала крошки в рот и проглотила. Помедлила перед тем, как встать, теша усталое тело последними мгновеньями расслабления. И тут на меня снова начало наползать знание. Я увидела людей, идущих мимо меня по площади, но не глазами. Я видела их. Вот женщина, семенящая с постно поджатыми губками, а ходила она на похороны лишь затем, чтобы незаметно заменить монету, что кладут мертвецу на глаза, на другую. А ту, что унесла с собой, она омоет вином, а вино даст выпить мужу, чтоб он стал слеп к ее изменам, как покойник. А вот у этого, у которого рожа в складках и угри на носу, у него в кошеле флейта из человеческой кости, заиграешь на ней, и все, кто слышат, уснут, и можно грабить и жечь, не опасаясь, что застигнут. Вот лекарь, он делает мази из жабьей пены и жира медведя, убитого при совокуплении. А вот приходский священник, спешащий по зову страждущего со святыми дарами в руках. Не пройдет и недели, и он будет служить черную мессу в развалинах церкви. От толпы ощутимо тянуло кладбищем и тлением, все были замараны, даже дети. Они либо сознательно вступили в сговор со злом, либо поддались ему, как болезни. Мое сознание взметнулось вверх, и, поднявшись над городом, я отчетливо увидела, как далеко расползлась зараза. Но сам гнойник был там, на площади. Дыхание стеснилось от ненависти и отвращения. Вырвать несущую балку из-под свода собора и похоронить всю мерзость одним ударом. Я знала, что могу сделать это. Разом покончить со злом…

И тут приступ начал проходить. Я вся взмокла от пота, платье прилипло к спине, а волосы ко лбу, зубы стучали в ознобе. Может, этот озноб и остудил мою голову. С чего вдруг это я собралась узурпировать небесный престол и карать виновных направо и налево? Да в чем таком они виновны? Люди есть люди, плохие, конечно, но ведь жизнь-то какова? Во всяком случае, не мне их судить. Не мое это дело.

«Город на меня действует, город» – подумала я. Я что-то говорила насчет открытых пространств, но когда стены с двух сторон – еще хуже. Давит.

Я поднялась на ноги. В тот краткий миг видения города мне было ясно показано, где живет Твайт. Кстати, не так уж далеко отсюда.

Улица ничем не отличалась от других. Пока я шла, уже стемнело, но урочный час еще не пробил, и за ставнями кое-где пробивался свет. Дом Твайта был узкий, двухэтажный, под черепичной крышей. Из трубы густо валил дым. Несмотря на сумрак, мне показалось, что дым имеет зеленоватый оттенок (дрок? остролист?). Значит – дома… Я постучала в дверь. Никто не ответил. Я подождала и снова постучала, на этот раз взявшись за тяжелое медное кольцо на двери. Наружному грохоту сопутствовало молчание изнутри. Я только собралась разъяриться за то, что намеренно не пускают, когда медное кольцо в моей руке как-то само собой повернулось, и дверь приоткрылась. Замок, видно, изнутри отошел. А, ладно, я так молотила, что могла бы разбудить мертвеца, не отступать же теперь. И я вошла.

Ступила на каменный пол, весь исчерченный мелом. В темноте было трудно разобрать, какие именно значки или надписи были там, но, кажется, они располагались кругами. Комнаты явно окуривали разными зельями. Я пошла вперед. Движение воздуха указывало направление. Миновала еще две неосвещенные комнаты и остановилась на пороге третьей. Она была значительно больше других. В ней горело девять светильников, по три соединенных, у противоположной стороны пылал очаг. Спиной ко мне стоял человек в багровой хламиде и, монотонно напевая что-то на неизвестном мне языке, бросал что-то в огонь. Пол и здесь был весь исчерчен, и не только мелом, но и цветными красками. На столе и на полках грудами валялись свитки и толстые книги в телячьих переплетах. Под потолком крепилось чучело большой ящерицы. Не сразу разглядела я среди свитков на столе человеческий череп и шар из черного хрусталя. В общем, все, как положено настоящему чернокнижнику.

Хозяин, продолжая петь, повернулся зачем-то к столу и тут, наконец,увидел меня. Пение мгновенно оборвалось. Глаза чернокнижника округлились до предела, и он замахал ручками:

– Per ipsum et cum ipso et in ipso! [1] Прочь! Прочь! Я тебя не вызывал!

Он был маленький, круглый, бледный. В тех же летах, что колдун из-за перевала, но при этом сходство кончалось. Силы в нем не было. Никакой. Но ведь я не силой сюда пришла.

– Добрый человек, – сказала я, – ты меня явно с кем-то путаешь.

Я ошиблась, выразившись «до предела». До предела округлились его глаза сейчас. Он рухнул в кресло и некоторое время пребывал в недвижности. Затем спросил пересохшим горлом:

– Как ты вошла?

– Очень просто. Через дверь.

– Этого не может быть! – взвизгнул он.

– Как не может, когда есть?

Он уже успел настроиться враждебно.

– Зачем?

– А ни за чем. Просто хотела проверить, не тебе ли адресовано вот это. – И я бросила талисман на стол.

Он испугался, как и прочие до него. Но не только. Талисман его притягивал. Твайту безумно хотелось взять его в руки и повертеть. Однако он не решался.

– Что сие значит?

– А я надеялась, что ты мне это объяснишь.

Твайт сполз с кресла, придвинулся к столу, потирая руки, а может он сам себя удерживал. Потом покосился на меня.

– В общем, я так понимаю, – сказал он после долгой паузы, – раз ты могла миновать все преграды и даже не заметить их – ты существо не вполне обыкновенное и с тобой можно говорить открыто… но все же я хотел бы знать, откуда у тебя камень Великой Матери, и как ты нашла меня?

– Камень попал ко мне случайно, а к тебе меня направил Хошан. (Это было тайное имя колдуна из-за перевала. Не для меня, конечно , тайное.)

– Так. – Твайт задвигался вокруг стола. Его прямо-таки распирало от любопытства и страха. – Ты не ошиблась! Я знаю много, очень много… здесь древние знаки… тысячи лет прошли с тех пор, как умерли те, кто ими пользовались, а они были нашими общими учителями… Все забылось о всем обитаемом мире есть лишь несколько человек. знающих малое количество этих знаков, может быть, я один… – Он бросился к полкам, стал копаться в книгах, смел кучу ни на что не похожих отрывков. – Где же я видел? У Гермеса… нет, не у Гермеса, хотя Трисмегист знал все… и не в «Сефер Йецира», точно… именно у саисцев… – Он хлопнул себя по лбу. – Вспомнил! «Шу» и «Тефнут» – вот как читаются знаки. Они трактуются, как символ единства сил… мужское и женское… движение и дыхание… но почему? – он опять впал в забытье, как в первое мгновение, бормоча: – Ведь для этого есть другие знаки, столь же могущественные, но более употребляемые? Почему не обычный гексагон? Почему не звезда Соломона? Почему? – он уже обращался ко мне, будто я сама вырезала надпись на камне.

– Матерь Божья, я и слов-то таких не слышала!

И этим я его добила окончательно. То ли «Матерью Божьей», то ли своим невежеством. Я уж думала, что мне придется приводить его в чувство, но он с трудом вымолвил:

– Как тебя зовут?

– Ирруби.

– Странное имя… Тайное или явное?

– У меня одно имя.

– Вот как, – снова молчание. – И что ты, Ирруби, вообще умеешь?

– Почти ничего. Заговор снять. Бородавки вывести.

– А как ты добралась до Хошана?

– Никак. Я велела ему, и он пришел.

Твайт поднялся, – хламида по полу, ручки подъяты к потолк, заменяющем небеса, сам – мне по плечо.

– Все прекрасно! Ты правильно сделала, придя ко мне. Немного усилий, Ирруби… и ты будешь управлять миром!

«Семь светил проходят по дорогам Олимпа, и лучами их соткана вечность, Солнце, дающее смех, это свет вдохновенья, Луна, создающая боязнь, молчание и память, Сатурн, отец справедливости, Юпитер, дарующий удачу, мир и производительность, Марс, отец порывов и борьбы, Венера, подарившая людям желание и наслаждение, от нее же они получили улыбку для смягчения их доли в мире падения, Меркурий, который дает человеческой природе мудрость, слово и убеждение, он же послал им изобретательность.»

Зубрили Тримегиста. «Изумрудную скрижаль» я уже помнила лучше, чем святоша «Pater noster». Теперь я принялась за «Деву мира».

Для Твайта я была подарком судьбы. Он действительно знал много, но распорядиться своими знаниями не умел, главным образом из-за недостатка решимости. Поэтом он не занял заметного места среди чернокнижников, не говоря уже о Высоком Доме. И тут являюсь я – одаренная, но невежественная. Я буду управлять миром, а он будет управлять мной. Таковы были его устремления, хотя он сам себе не отдавал в них отчета. Мне, впрочем, было все равно. Я вступила в мир, где все черпалось из книг. Ничего здесь не было общего с прежним деревенским ремеслом, когда распускают волосы и машут веревкой, чтобы вызвать бурю, или дают беременной женщине съесть первый плод с дерева, чтобы был хороший урожай. Упущенные знания нужно было наверстать. С самого начала я прикидывалась дурой большей, чем была, потому что Твайту это было приятно и подстегивало его учительское рвение. «Сила без мудрости – ничто» – говаривал он. И он меня ею напичкивал. Мудрость греческая, мудрость римская, мудрость египетская, мудрость иудейская, мудрость коптская, мудрость сиро-халдейская – меня скоро должно было начать рвать мудростью!

– Ты перестала слушать, – сказал Твайт. – Нельзя отвлекаться, когда речь идет о столь важных вещах. Vir sapiens dominatur astris. [2]

– А я не vir, a virgo. [3]

– Если ты будешь со мной спорить, то никогда не научишься ничему, кроме как выводить бородавки!

– Тоже неплохое занятие, – огрызнулась я. – От него-то польза есть.

В дверь постучали, и я подошла к окну глянуть, кто. Это был Руфий, каноник от св. Бригиты, баловавшийся тайными науками, и потому заглядывавший к Твайту. Хозяин приказал впустить, а самой убираться куда-нибудь. Он всегда боялся, что кто-то прониательнй разглядит во мне нечто иное, чем простую служанку. Я с удовольствием оторвалась от колодца знаний, подхватила корзину и отправилась в торговые ряды. В околотке у нас говорили: «Наконец-то Твайт решился завести домоправительницу» и понимающе ухмылялись. Совершенно, между прочим, напрасно. Никаких поползновений на мой счет Твайт не предпринимал, отчасти по причине своего преклонного возраста, а также потому, что продолжал меня бояться.

Шел снег. В этом году зима настала рано, и люди по привычке с опаской ждали установления льда, ибо в это время обычно возобновлялись военные действия. Но пока ничего такого не было слышно. Видно, потеряв независимость, город получил-таки передышку. И голода здесь не было. Во всяком случае, в лавках было что выбирать, а выбирать мне приходилось тщательно, даже если путь мой не лежал дальше пекаря. Причиной привередливости был Твайт, который следил, как бы я не съела чего нечистого. Это тоже было новшество, раньше я ела только для утоления голода.

Я вернулась с наступлением темноты. Каноник ушел. Не знаю, о чем они говорили, по-моему Твайт всегда морочил ему голову, но в этот раз вид у него был озабоченный. Мне он ничего не сказал, только сообщил, что ночью решил повторить опыт с зеркалами, хотя все предыдущие были неудачными. Должно быть, несмотря на самоуверенность, Его терзала неопределенность, и он хотел, чтобы я увидела в магическом зеркале какие-нибудь указания относительно своей судьбы. Отсюда и его отчаянные попытки составить мой гороскоп. Я считала это занятие бесполезным, так как не знала времени своего рождения, но Твайт, хоть и твердил строку Вергилия Мага насчет мудреца, повелевающего звездами, в то же время все ставил в зависимость от этих звезд. Звезды, числа, буквы – все у него мешалось, и одно подменяло другое.

Необходимые приготовления он сделал сам. У него были сомнения относительно праведности производимых манипуляций, а я, пока не прошла всех испытаний, должна оставаться незапятнанной. Твайт расставил зеркала, начертил на полу неполный круг и зажег свечи, которые так же сделал сам. Когда я в чистой льняной одежде вступила в круг, он его замкнул. Конечно, этих книгочеев «круг» означал совсем иное, чем сборище деревенских колдунов. Я стала смотреть, как обычно, в центральное зеркало. Твайт, перед тем, как отойти, проверил, прочно ли заперты ставни – по городским законам все огни в этот час должны быть давно погашены. Потом засел в углу со своими вычислениями.

Время шло, чародейские свечи таяли, а я по-прежнему ничего не видела за тусклым стеклом, кроме собственного лица – широкие скулы, короткий нос, зелено-карие глаза, серые волосы в скобку. За эти месяцы я налюбовалась на них больше, чем за всю предшествующую жизнь. Потому что дома у меня не было зеркала.

– Ну, что? – не выдержал Твайт.

– Все то же.

Он опять погрузился в свои вычисления. У него была привычка бормотать, когда он думал.

– Есть планеты мужского начала – Сатурн, Юпитер, Марс и Солнце, и планеты женского начала – Венера и Луна. И одна планета общая для мужчин и женщин – Меркурий. Есть планеты благодетельные – Юпитер, Венера, Солнце, и планеты зловредные – Сатурн и Марс. Луна и Меркурий несут в себе в равной мере добро и зло. Тобой, несомненно, владеет Меркурий, и он обращен к тебе светлой стороной. Пока что ты не вступила на путь зла, и судьба тебя хранила. Но если твоя звезда повернется к тебе темной своей стороной… – он надолго умолк.

Я вышла из круга.

– А Высокий Дом – они черные или белые?

– Ни то и ни другое, – прошептал Твайт. – Высокий Дом – потому и высокий, что превыше категорий. Черное, белое – это для таких, как мы, им подвластно все. Но убивать высший маг не может, так установлено, иначе нарушится связь вещей… Почему ты заговорила о Высоком Доме?

– А почему ты заговорил об убийствах?

Он не ответил

– Только и слышу – Высокий Дом, Высокий Дом, а говорить о нем не хочешь. Ты знал кого-нибудь, кто принадлежит к нему?

– Н-не думаю… Это раньше они держались больше на виду и действовали открыто… Теперь у них другие обычаи. А раньше… Говорили, что Луп Мелен принадлежал к Высокому Дому, но он уже тогда отошел от них. На долгие годы уезжал в полуденные страны…

Мелен. Это имя я услышала сперва от колдуна из-за перевала, а потом, довольно часто, в Вильмане. Но Хошан говорил про Лупа Мелена, а здесь упоминали только его сына Кена Мелена… Кен Мелен, по прозванию Престиагар, советник короля Сигберта, ученый механик, впоследствии изгнанный и убитый.

– А Кен Мелен?

– Наверняка нет. Но его кончина темна. Это было еще до войны, и никто не знает… – Он вцепился руками в ворот. – Мне страшно, Ирруби, а тут еще этот Кайс…

– Что? – Мне послышался какой-то щелчок. Наверно, ветер ставнем. – То есть, я хочу сказать – кто?

– Мне рассказал о нем каноник, а он слышал от других… Это приемный сын одного рыцаря из Эйлерта, ставший командиром наемников. У него есть дар… сильный дар, но злой… и начатки второго зрения. Он опасен… что, если он пойдет на Вильман, и опять настанут смутные времена?

Я знала, что во время последней войны Твайт где-то скрывался, и приехал в Вильман, когда уже все успокоилось. А ведь у меня больше оснований бояться. Но я не чувствовала страха. Вообще ничего. Я подошла к окну и открыла ставень. Ворвавшийся в комнату ветер и снег взметнули свитки и загасили огарки свечей. Твайт кинулся перебирать свои записки.

– Зачем ты это сделала?

– Так. – Я смотрела в окно, в ночь. – Душно здесь…

Но прошли дни, недели, а ничего не стряслось. Твайт успокоился и продолжал учить меня. Поэтому я удивилась, когда однажды (дело уже шло к весне) застала Твайта в величайшей растерянности. Он выбежал мне навстречу.

– Ирруби! Ирруби! Подавай на стол! У нас гость!! Лучшее, что есть в доме! И, – тут он понизил голос до шепота, – будь осторожнее. Не разговаривай с ним. Он многое видит…

– Ладно, прикинусь дурочкой. А в случае чего – отведу ему глаза.

Твайт был так растерян, что не сделал мне в ответ своего обычного замечания насчет деревенских глупостей, к которым он причислял умение отводить глаза.

У нас никто никогда не обедал. Твайт сам в еде был настолько неприхотлив, а меня, как уже говорилось, держал на особом корму, так что мне пришлось поломать голову над тем, что же у нас «лучшее». Сидели они в центральной комнате нижнего этажа, которая обычно пустовала. Гость восседал за столом. Это был крупный вальяжный мужчина с круглой головой и тяжелыми веками, из-за которых почти не было видно глаз. На левой руке у него был перстень с дымчатым топазом. Я налила им вина, и гость выпил первым.

– Ты никогда в этом не разбирался, Твайт.

– Прости, Вартег.

– Ничего, пивал я и худшее. Пусть она несет обед. Как ты ее назвал? Ирруби? Странное имя. Не христианское. Похоже на древний язык… Что-то оно мне напоминает… Хотя, не будем отвлекаться.

Твайт облегченно вздохнул, видя, что гость не обращает на меня внимания. Но мне пришлось вернуться с тарелками. Вошла я на фразе гостя:

– Им не нужны человеческие осведомители, у них другие способы разузнавать новости…

Его явно не смущало мое присутствие, он говорил спокойно и уверенно. Я все же вышла. Вартег был более сведущим чернокнижником, чем Твайт, и если не обладал силой, то, по крайней мере, знал к ней пути. Мало ли что. Однако, когда некоторое время спустя я подошла к дверям, что-то заставило меня замедлить шаг. Может быть, потому что я услышала знакомое имя.

– Кен Мелен открыто нарушил обычай и углубился в светские науки. Хотя, ты должен был знать его, последние свои годы он провел в Вильмане.

– Нет. Я же приехал сюда после войны.

– После смерти отца он совсем не общался с нами, искал какие-то свои пути… А здесь у него был покровитель.

– Да, примас королевства.

– Архиепископ, светлая ему память, ценил ученость. И Кен Мелен посещал его резиденцию в монастыре Всех Святых не меньше двух раз. Ходил слух, что он собирается там постричься, но он предпочел карьеру королевского советника. Похоже, архиепископ со временем метил его в канцлеры…

– Но не успел. Умер, а остальная церковная партия в Вильмане Мелена крепко не любила… А теперь говорят, что, если б Кен Мелен остался жив, Вильман бы не проиграл войну.

– Все может быть… Надеюсь, ты меня понял?

– С чего ты взял, будто Кайс как-то связан с Меленами?

– У тебя привычка все толковать превратно. – Я услышала смешок. – Я имел в виду совершенно обратную возможность. Кайс – не ученый и механик, он – маг и солдат. Высокий Дом уже показал, что может напрямую вмешиваться в события, а не только влиять исподволь. А что будет, когда он завладеет камнем Великой Матери?

У меня чуть тарелки не выпали из рук. Но я их удержала и с невозмутимым видом вошла в комнату и стала расставлять кушанья. Оба чернокнижника и не взглянули в мою сторону, похоже, они вовсе забыли обо мне.

– Откуда ты знаешь, что им нужен именно камень Великой Матери? – тихо спросил Твайт.

– Я бы мог ответить, что у меня есть свои способы раскрывать секреты. но я не стану лгать старому другу. Кайс сам открыто говорил о том, что он ищет, и не делал из этого тайны.

– Кайс! А не Высокий Дом!

– А я просил тебя смекать!

– Что же это, что ж это, что ж это такое, – забормотал Твайт своей обычной скороговоркой. – Какая сила в этом талисмане?

– Не знаю. У меня, видишь ли, всегда был иной, более прикладной, взгляд на магию. Сами по себе эти камешки Великой Матери ничего не представляют, обычные обереги. Но якобы на этот – именно на этот – наложены очень сильные чары. Неподвластные никому из нас. Какая-то не наша магия, чужеземная…

– Давно ли об этом стало известно?

– Слухи распространились в прошлом году. Но поиски, несомненно, велись и раньше.

Твайт поднял глаза и увидел меня у противоположной стены. Вздохнул.

– Оставми это. Надеюсь, ты будешь ночевать у меня?

– Надейся, надейся. Вильман до и после войны – два разных города. В прежние времена я плюнул бы на фискалов и пошел в гостиницу. Но с тех пор, как в Вильмане больше нет двора, у вас здесь стало очень скучно жить. Думаю, что не задержусь в вашем городе.

Когда стемнело, Твайт сам проводил гостя в спальню на верхнем этаже, а я собрала посуду, отнесла ее на кухню и принялась мыть. Несколько позже вернулся Твайт.

– Я заглянул к нему. Он спит. Он не распознал тебя, и это хорошо. Но остальные известия не сулят ничего доброго.

– Можешь не пересказывать. Я слышала часть вашего разговора..

– Выходит, ты знаешь? – он сел на табурет, сжав пальцы на коленях.

– Кайс – ставленник Высокого Дома? – Я ожесточенно терла блюдо мочалкой.

– Вартег так считает. Я бы не сказал, что он меня убедил. Но иногда мне кажется, что он прав.

– А говорил – выше понятий добра и зла, запрет на убийства…

– Говорил. И все это правда. Высокий Дом создавался из самых благих побуждений, как противовес силы – насилию. Но обладание силой неминуемо приводит к жажде власти. Настоящей власти. – Он помолчал немного. – И разве ты не замечала, с какой готовностью люди стали впадать во зло?

– Замечала. Но это все же простые люди

– Разве ты не помнишь великий закон Трисмегиста?

У Трисмегиста много законов, и все великие. Но на сей раз я сразу поняла, что Твайт имеет в виду.

– «Что наверху, то и внизу»?

– Да. И этот закон распространяется на все. И на всех.

– Кроме того, – заметила я, – необязательно ведь убивать своими руками. Можно нанять убийцу, можно убить с помощью чар… – я начала расставлять тарелки на полке. – Зло укрепляется в мире, а я мою посуду в городе Вильмане. А ты, Твайт, собирался править миром, а испугался обычного рыцаря-разбойника.

– Кайс – не обычный разбойник! Если он не выпестован Великим Домом, то что же тогда он такое? Ведь он – маг, а маг не может быть воином! Как же это у него получается?

– Глупости, – я вылила грязную воду в ведро. – Я тоже могу делать много того, что мне не положено.

– Не говори так! Кроме того, Кайс может и не знать, кому он служит, а про камень ему умело подсказали.

– По моему, ты сам запугиваешь себя больше, чем Вартег.

Он посмотрел на меня жалобно.

– Но, Ирруби, ты должна понимать, почему я боюсь. Если Высокий Дом – или Кайс, найдут нас прежде, чем мы овладеем всей силой талисмана, или хотя бы узнаем, в чем она заключается… почему именно «Шу» и «Тефнут»…

– Вартег сказал тебе – ничего особенного в этом камне нет. А «Шу» и «Тефнут» означает всего навсего созвездие Близнецов!

– Что?

– Да, ты сам мне назвал главные значения: единство, движение и дыхание,что еще? – меч и арфа, огонь и вода, сила мужская и женская – но самое простое, великий знаток звезд – ты забыл – Близнецы!

– Но Небесные Близнецы – это братья Диоскуры… Gemini…

– У греков и римлян. У египтян, чьими знаками помечен камень – брат и сестра.

– Откуда ты узнала?

– Да из твоих же книг, которыми ты меня напичкал!

– Почему ты сразу не сказала мне?

– Забыла, наверное. Только сейчас в памяти всплыло. Так что это – обычный астрологический талисман и ничего больше.

– Нет. – Твайт покачал головой. – Если так, то почему за ним охотятся Высокий Дом и Кайс? Ты не права. Кроме того, есть еще одна вещь, которой ты не замечаешь. Чары, которые наложены на талисман, для знающего заметны. Но когда талисман на тебе, никакого влияния не чувствуется. Будто ты своим существованием снимаешь его действие. Поэтому Вартег, могущество которого гораздо больше моего, ничего не заметил. Однако, стоит тебе его снять… Нет, судьба не совершает ошибок, талисман предназначен тебе.

– Не мне. Человек, который мне его вручил, ясно произнес: «Отдай». Кому?

– Мы поговорим об этом позже. Я устал, Ирруби, и хочу спать.

Он ушел, а я осталась сидеть на темной кухне. У меня было чувство, будто я совершила ошибку. Но какую? И что делать дальше? Я так привыкла к талисману, что совсем забыла о нем. А ведь он не мой. Я и талисман никак не связаны между собой. А Твайт думает иначе. Кто из нас прав?

Весна наступила так же рано, как и зима. Вартег отбыл из Вильмана через день после того разговора – он поступил на службу к какому-то владетельному господину на севере и сюда за ним прислали специальный эскорт. так что все было вроде как обычно. Но меня все время что-то грызло, а я к этому не привыкла. Я привыкла, что с душой у меня все в порядке. Но прошло уже больше года с тех пор, как талисман попал ко мне в руки, а я все не знала, кому его передать.

И пришла пора удивляться мне, когда однажды заколотили в дверь, и на пороге появился Вартег. Вид у него был такой, будто он проделал очень долгий путь по очень плохой дороге в очень тряской телеге, его прежняя самоуверенность заметно отступила. Он быстро прошел мимо меня и направился в мастерскую Твайта. Твайт был дома, он вообще выходил чрезвычайно редко. Он всплеснул руками.

– Ты? Какими судьбами? А я думал, что…

– Я без работы, Твайт, – Вартег устало опустился в кресло. – Моего барона разбили, его земли разграбили, а сам он бежал на побережье, так что ему сейчас не до придворного чародея.

Твайт сделал мне знак, чтобы я принесла гостю пить. И на сей раз Вартег выпил принесенное мною вино без всяких замечаний. Жадно, залпом, до дна. Поставил кружку на стол и сказал:

– А хочешь знать, кто разделал моего барона? – И не дождавшись вопроса: – Кайс.

Твайт мелкой рысцой приблизился к столу

Я снова налила вина. Вартег схватил кружку , но пить не стал. – Кайс это сделал. Так, походя. И земли грабить не стал, этим занялись наши соседи. Кайс там не задержался. И, похоже, движется сюда, на Вильман.

В голубых, со слезой, глазах Твайта было отчаяние.

– Когда… – он не договорил.

– Примерно месяц тому.

– Но тогда он должен уже быть здесь!

– Дороги еще размыты. А у него – отряд. Думаю, что я его обогнал.

– Почему же… почему ты бросился сюда, а не к морю?

– Потому что Вильман – ближайший город, и у него, несмотря ни на что, крепкие стены! А Кайс – не правящий совет Сламбеда, у которого под началом тысячи солдат. У Кайса не хватит людей, чтобы взять Вильман.

– И все же он идет сюда.

– И что из этого следует? – Вартег поднялся. – Что в данном случае Кайс уповает не на военную силу. Я люблю жизнь, мой друг, и буду всячески стараться ее сохранить, но я не так труслив, как ты, и не прочь посмотреть, что это за смла. А сейчас я собираюсь пойти передохнуть, завтра же напрошусь на прием к наместнику. Предосторожности никогда не мешают.

После ухода Вартега Твайт сказал:

– Не исключено, что нам придется бежать, Ирруби.

– Тебе. Я никуда не побегу.

– На что ты рассчитываешь?

– Это нечестный вопрос, Твайт.

Но когда я осталась одна, я задала себе тот же вопрос. В самом деле, на что я могла рассчитывать, если война придет в город?

На астрологические таблицы Твайта? Или… на ту странную силу, приступы которой я ощутила в ночь летнего солнцестояния и в день своего прихода в Вильман

Я попыталась сосредоточиться. Ничего. Только странное чувство, будто внутри меня находится огромный колодец, или шахта, и я могу в любой момент туда рухнуть. Внутри себя. Это надо осмыслить.

А что ж тут осмысливать? Сила здесь, она в глубине, что же может вызволить ее? Соблазн зла, который был мне всегда известен – недаром же я изучила все пути Черных, никогда на них не вступая.

Но еще больший соблазн – уничтожить зло. Его я тоже испытала, и, по моему разумению, был он ничуть не лучше. И долго ли мне будет служить спасением моя лень?

Наместник принял Вартега, но чем кончилась их встреча, я не знаю. Вартег продолжал жить у нас, однако приходил только ночевать. Пару раз являлся каноник Руфий, и все трое, вместе с Твайтом, беседовали при закрытых дверях. Я не делала попыток узнать, о чем они говорили. Но то, что Руфий допускался к беседе, свидетельствовало за себя. Судя по некоторым прежним его замечаниям, Вартег относился к Руфию крайне пренебрежительно. Чувствовалось, что еще пара недель, и Твайт не выдержит. Не будь здесь Вартега, он бы просто удрал, а так – он им все про меня выложит.

Ну и пусть.

Однажды Руфий прибежал в неурочный час. Именно прибежал, а при его дородстве и сане это было не совсем уместно. Твайт и Вартег воззрились на него.

– Я был в канцелярии епископа, – промолвил он, отдышавшись. – Это важно.

– Мы слушаем тебя.

– Епископский викарий – мой старый приятель, и он по секрету сообщил мне известие, полученное его преосвященством. Кайс не пошел на Вильман, а повернул западнее. Судя по всему, он приближается к монастырю Всех Святых.

– Значит, мы спасены! – воскликнул Твайт.

– А монастырь? – с тоской спросил Руфий.

– Это уж забота наместника.

– Верно, гонец и прибыл просить у наместника солдат для защиты монастыря.

– А что Кайсу понадобилось в монастыре? – вдруг с подозрением спросил Твайт.

– Возможно, ничего, – сухо ответил Вартег. – Показывает себя. Я же говорил: он – чудовище.

– Что ж, будем надеяться на наместника.

Я ушла на кухню, чтобы подумать без посторонних. Стала вспоминать, что слышала о монастыре от горожан и Твайта. Это место, благословенное и проклятое одновременно. Раньше, в забытые времена, там было языческое капище Реты, здешней богини войны и охоты, потом – римский храм Дианы, а после на его развалинах выстроили монастырь. Одна сила приходила и низвергала другую, а камни храма были все те же.

Но не эта мысль смущала меня. Другая. Другая!

Вся троица вновь собралась через два дня, под вечер. Вартег уже успел посетить наместника, Руфий – викария.

– Наместник знает, что монастырь обложен. И он не даст солдат. Говорит – это не его дело.

– Но что же делать, что же делать? – Руфий был близок к рыданиям. – Гонец рассказывал, что в монастыре собрались, спасаясь от огня, жители всех окрестных сел. Монахи поклялись не открывать ворот, но они же не воины…

– И все же наместник не желает даже слушать. Земельные владения монастыря не подлежат его власти, и он говорит, что не будет рисковать своим гарнизоном из-за церковных распрей. Вот если бы монастырь по-прежнему оставался резиденцией примаса…

Так. Я прислонилась к стене. Трое беседующих перестали для меня существовать.

Покойный примас – покровитель Кена Мелена, который наезжал в монастырь. Луп Мелен, посещавший «полуденные страны». Талисман с Востока. И передавший мне его человек, похожий на монаха. Цепь выстраивалась. Камень, несомненно, хранился в монастыре. И Кайс думает, что он до сих пор там.

Теперь я знала, что нужно делать. Недаром же я пробралась прошлым летом через воюющие земли, недаром Вартег и Руфий забывали о моем присутствии – я умела отводить глаза людям! Но это умение было надобно мне до поры, до времени. Пусть Кайс увидит, что в монастыре нет талисмана, пусть узнает, у кого талисман, а потом…

Нет, нельзя отдавать талисмана. Мне этот камешек не нужен, но раз из-за него льется кровь, он важен. Пусть Кайс попробует отловить меня, если сумеет. Потому что за монастырем начинаются леса, а в лесу меня защитит каждое дерево.

Прощайте, Твайт, астрология и мантика!

Назавтра меня уже не было в Вильмане.

3. ЗЛОЙ МАГ

Ветер шел с северо-запада, мне в лицо, и я всем существом старалась уловить запахи леса. Мне казалось, что я их ощущаю, хотя лес был далеко от меня, а монастырь близко. Один переход…

То, что я делала сейчас, было еще хуже прошлогоднего безумия. Но воля, двигавшая мной, уже не было моей. Напрасно я пыталась прибегнуть к логике, убеждая себя, что любое вмешательство в естественный ход событий уже есть зло. Напрасно же я пыталась опереться на самое спасительное свойство – свою лень. Ведь если бы лень взяла верх, и я вместе с талисманом осталась в Вильмане, то и зла бы никому не причинила, и Кайс талисмана точно бы не получил. Блистательный довод! Беда только в том, что моя лень начисто исчезла. Совсем. Оставалось надеяться на то, что Кайс, подобно мне – стихийный маг, малообученный, и, что он, охотясь за камнем, как и я, не знает в точности, что с ним делать.

От Вильмана к монастырю пролегала хорошая дорога, еще с римских времен, когда там был храм Дианы. Но эта дорога наверняка была перекрыта Кайсом, поэтому мне пришлось делать крюк. И вот – обходной путь кончился. Оборвался. Я стояла на краю обрыва, прислонившись к старой накренившейся сосне, и смотрела вниз.. Монастыри обычно стоят на возвышенности, но здесь, судя по всему, часто случались оползни. Дорог было две – та, о которой я упомянула, и другая, врезанная между высокими краями обрыва, уводящая туда, где голубел Великий лес. А передо мной лежал монастырь. Было около полудня, день стоял ясный, а у меня, как уже сказано, острый глаз. Сначала я постаралась разглядеть людей, толпившихся на стенах монастыря. Я могла различить только рясы и холщовые одежды крестьян. Ни лат, ни шлемов я там не заметила, хотя многие были вооружены. Зато заметила кое-что другое. На сей раз монахи поступились своими строгими правилами и впустили женщин за стены. Женщин и детей.

Осаждающие были видны мне лучше. Они не походили на солдат регулярной сламбедской армии, составлявшей гарнизон Вильмана. Просто люд разбойный. Из чего вовсе не следовало, что они хуже знают свое дело. Судя по выжженной и вытоптанной земле, монастырь уже пытались брать приступом. Но до сих пор мощные стены выдерживали. Теперь осаждавшие готовились к новой попытке. И все развертывающиеся вокруг стен действия стягивались к единой точке, за которую зацепился мой взгляд. Это был высокий человек в круглом шлемк без всяких украшений и кожаной куртке, обшитой бронзовыми бляхами. Из оружия у него были меч и длинный нож. Вроде меня, железа не боится… Если он и в самом деле маг.

Тяжелый рокот донесся до меня со стороны дороги. Кайс обернулся. Хотя он находился далеко, и лицо его отчасти было скрыто лобной и щечной пластинами, мне показалось, что я где-то уже видела его раньше. Потом я посмотрела туда же, куда и он. Дюжина громил перла к дверям монастыря обшитое медью бревно. Хорошего дерева не пожалели…

Готовился новый штурм. На стенах было тихо. То ли у осажденных кончились стрелы, и они ждали, когда враги полезут на стену, чтобы вступить в рукопашную, то ли воля их уже была парализована другой, более сильной волей.

Пора.

Прежде, чем таран ударил в ворота, я отклонилась от дерева и заорала:

– Кайс!

Никогда не думала, что у меня такой голос. У самой и то заложило уши.

– Кайс! Ты ищешь камень Великой Матери?

Думаю, меня хорошо было видно на краю обрыва. Я сорвала цепочку с шеи и взмахнула ею в воздухе.

– Он у меня! Вот он!

В дерево рядом с моей головой вонзилась стрела. Стрелял не Кайс, а кто-то из его людей. Но мне некогда было разглядывать. Сейчас они полезут вверх. Я развернулась и побежала, срезая наискосок, туда, где так же наискосок дорога уходила от низины к лесу. Она была далеко внизу…

Это был прыжок, на который прежде я никогда бы не осмелилась. Как я не переломала себе руки и ноги, не знаю. Но я, кажется, даже не ушиблась особенно. Повернувшись, задержала дыхание. Нужно было только сосредоточиться… Когда-то я знала, что силой одного только желания могу выбить из опор несущую балку собора и обрушить ее на голову прохожим. А тут только земля, склонная к оползням, и я никого не собиралась убивать…

Это оказалось гораздо легче, чем я предполагала. Когда пласты земли начали мягко сползать на дорогу, мне даже не понадобилось делать передышки. И я помчалась к лесу. У них были лошади, а я не стану утверждать, будто бегаю быстрее ветра. Но им нужно будет расчистить завал, или искать объезд, или лезть наверх пешим манером. На все нужно время – если только Кайс не уберет завал иным способом. Хотя вряд ли. Иначе ему не понадобился бы таран.

А дальше, мне кажется, действовала уже не я. Не помню, ни как я бежала, ни как добралась до леса. Я полностью вложила себя в этот бег, и ни для мыслей, ни для впечатлений уже не было места. Помню только, как рухнула где-то глубоко в чаще, во влажном хвойном сумраке Великого леса. И пока я валялась там, обессиленная, что-то странное стало происходить со мной. Будто я сковырнула верхний пласт не только с обрыва, но и со своего существа… О, нет, это не был приступ силы, подобный прежним. Сила, я знала, всегда была со мной. Знала я теперь тоже много. Но раньше это существовало во мне как бы обособленно. Сейчас же сила и знание начали воссоединяться. И пустые формулы, и заученные жесты обретали смысл. И еще я помнила затверженные когда-то слова: «Сила полна, когда обращена в землю».

Я поднялась на ноги. Первым делом нужно было обеспечить защиту. Погоня не появлялась, но это не значит, что ее не будет совсем. Задержка помогла лишь понять, что Кайс не способен уничтожить завал. Но границы его умения по-прежнему неизвестны. Иногда достаточно самых простых способов… Я вгляделась и увидела большую старую ель. Не очень подходящее дерево для женщины, но подходящее к моему предприятию. Я полезла за ножом и тут только обнаружила, что больше не держу камень в руке. Цепочка снова висела у меня на шее. Когда я успела ее надеть, тоже не помню. Достав нож, я срезала сухую ветку примерно в две трети моего роста и очистила ее, так что получилось нечто вроде посоха. Я могла бы обойтись и без этого, но лучше знать, что можешь на что-то опереться. Во всех смыслах. Затем я нашла небольшую поляну, начертила посохом круг на земле и трижды обошла по ходу солнца, повторяя: «Земля, я не причиню тебе вреда. Вода, я не причиню тебе вреда. Ветер, я не причиню тебе вреда. Я ваша, я ваша, я ваша». Замкнув круг, я села на землю и нарисовала вокруг себя знаки «Алеф», «Мем» и «Шин». Но и установив защиту, я не позволила себе отдыха. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я видела Кайса, успело стемнеть. Я не могу оставить его в покое. И не могу обнаружить себя. Я положила посох на колени и закрыла глаза, успокаивая дыхание и концентрируя мысль. Как это мне тогда казалось – колодец… внутри себя? Ну, так я загляну в этот колодец.

Там не было ни тьмы, ни света. Вернее, свет существовал, но не было его источника. Пространство светилось само собой. Не было также и теней. Я стояла в пустоте, в центре ее, а вокруг меня во всех направлениях тянулись разные нити, исчезая в бесконечности. Одни были толсты, как канаты, другие тонки, как паутина. Я провела рукой над этими нитями, я знала, что не ошибусь, но хотела убедиться. Та, над которой я задержала руку, стала обволакиваться серебристым свечением. Я схватилась за нее, и нить натянулась. Там, на невидимом для меня другом конце, нить дернули, и она стала похожа на струну. Теперь я знала, что меня услышат.

– Кайс, я здесь. Талисман со мной. Приходи за ним. Но только один.

Я быстро выпустила нить и открыла глаза. Приоткрыться можно лишь на мгновение. Еще немного – и он бы меня обнаружил. А он должен искать. Поэтому ради быстроты связи я не могу позволить себе дождаться ответа. А, может его и не будет, ответа. Но, во всяком случае, теперь я знаю, как сделать, чтобы он меня услышал. И, перекрыв внутреннюю защиту, я могла позволить себе немного отдыха. Хотя я впервые прибегала к подобным чарам, я знала, что они очень сильны. И мне не нужно было докапываться, откуда я знала. Просто знала, и все.

Спать, однако, мне пришлось недолго. Среди ночи меня разбудил отдаленный звук. Он был страшен и похож на вой существа, каких не бывает в природе. Или, может быть, звук рога, но такого чудовищного, какого еще не приходилось мне слышать. А потом – другой звук, ближе. Это было хлопанье тяжелых крыльев. Но, сколько я ни вглядывалась в темноту, птицы мне не удалось разглядеть. Невидимое существо пронеслось мимо, не задев очерченной границы круга. Словно там было дерево или скала. Так и должно быть. Кайс, несомненно, вступил в сговор с Черными. Но, если все, на что он способен – насылать слепые мороки, то я могу спать спокойно. И я уснула.

Звук рога меня и разбудил. Но на сей раз в нем не было ничего сверхъестественного. Обычный охотничий рог… Я открыла глаза и бессознательно крепче сжала посох.

Между деревьями мелькали человеческие фигуры. Двое показались в просвете. Я их сразу узнала. Из того сброда, что осаждал монастырь. Ну, Кайс, так мы не договаривались! Не смог достать меня силой чар, так устроил облаву. Однако нужно было что-то предпринимать. Пока они меня не заметили. Хорошо, что у них не было собак, собаки и лошади умеют распознавать чары лучше всех живых тварей… А если они наткнутся на преграду… да и сработает ли она против них? Чары, неодолимые для мага, зачастую бессильны перед обычным человеком. Следовательно, нужно отвести им глаза.

В кустах что-то зашуршало. На поляну между мной и преследователями выбежала лань. Вот на кого я наведу чары! Я сосредоточилась. Вместо лани они должны увидеть девушку… и я придам ей сколь можно больше сходства со мной. Ну же…

Через мгновение я и сама увидела ее. От меня она отличалась только тем, что в руке у нее не было посоха. Один из охотников сорвал рог с ремня и затрубил. Увидел! Предупреждает остальных! Девушка-лань мгновенно рванулась с места, те – за ней. Я подождала еще немного, хотя охота явно откатывалась в сторону. Лани бегают быстро, уж наверняка быстрее, чем я.

Я дала им некоторый срок погоняться по лесу. Вторым зрением мне удалось уследить за ними. Они стреляли в беглянку, на открытых местах гнались за ней верхом, но всякий раз она уходила от них, порядком измотав всю ораву. Но вот что важно – самого Кайса мне ни разу не удалось увидеть, хотя он, конечно же, должен был находиться среди них. Он тоже установил внешнюю защиту! Не так он прост, значит, и быстро усвоил преподанный урок. Посмотрим, сумею ли я снова достать его, как в прошлый раз.

Получилось! Внешнюю защиту он все-таки делать не умел. Я снова схватилась за серебристую нить.

– «Запомни, Кайс, я сказала – один! Сам! Убери из леса своих людей, иначе никогда не увидишь камня Великой Матери!»

На последних словах мне пришлось молниеносно прерваться, потому что я ощутила сильнейший толчок. Он ответил! Ну что ж, посмотрим.

Ночь прошла тихо. Очевидно, мое предупреждение возымело действие, и он вывел свой отряд. Однако и мне – что за склонность по-дурацки играть словами? – следовало сделать выводы. Развивая свои способности, Кайс сможет в конце концов обнаружить меня сам. Пора менять расположение. Не то, чтоб я впрямь чего-то опасалась. Но моя вновь приобретенная натура требовала действия. Мне прискучило просто сидеть на одном месте, вот уж чего не ожидала от себя!

Прежде, чем уйти, я решила на всякий случай соорудить обманку. Я стерла начертанные на земле знаки и разомкнула круг. При этом никаких враждебных влияний в воздухе я не ощутила. Я подобрала несколько веток и воткнула их в середину разомкнутого круга. Поперечный прут укрепила заговоренной сырой землей и пучком прошлогодней травы. Установив чучело, снова замкнула круг – снаружи. Уходя, обернулась, и мне самой показалось, что я вижу смутные очертания женской фигуры. А они, если вновь вернутся сюда, будут видеть ее ясно, пока не схватят руками.

Выйдя на свободу, я почувствовала приступ голода и жажды. Ведь я ничего не ела около двух суток. Впрочем, заниматься магией всегда сподручнее на пустой желудок… Так же. как, говорят, идти в сражение. Я погрызла сухарь, который завалялся в моем заплечном мешке. А вот с водой дело обстояло хуже. Я не чувствовала вблизи ни одного родника. Ладно, я могу потерпеть.

Прикинув, я решила пробираться севернее, ближе к горам. Почему-то близость гор меня успокаивала, может быть, потому что я всю жизнь провела в горах. Кроме того, где-то в том направлении должна быть река.

Я шла несколько часов, пока не наткнулась на нее. Это был не ручей, каких полно в предгорьях, а именно река, хотя и не слишком полноводная. Выше по склону, с которого она бежала, образовался завал из веток и плавника, за которым крутился небольшой омут. Больше я ничего не успела рассмотреть, потому что жажда взяла верх. Зажав посох в одной руке, я наклонилась, чтобы зачерпнуть воды. А когда поднялась на ноги, увидела, что на другом берегу стоит Кайс. Так быстро он нашел меня!

Он выглядел так же, как у монастыря, в той же куртке и круглом шлеме. И снова мне показалось, что я где-то уже видела его раньше. А потом…

Он легко выхватил меч из ножен и повел им по воздуху в мою сторону. И в то же время посох у меня в руке вспыхнул, как пучок соломы, с обоих концов, и, не успев сообразить, что делаю, я отшвырнула его прочь. Посох отлетел на середину реки, и воткнулся, пылая, на середину отмели. Ах, вот как! Ну что ж… Я взмахнула руками, и меч сам собой вывернулся из рук Кайса и, описав в воздухе дугу, вонзился в песок рядом с остатками посоха.

По-моему, Кайс не ожидал, что я смогу действовать без посоха. Он потянулся за кинжалом, потом передумав и ступил в воду. Похоже, он исчерпал запас своих магических сил и решил прибегнуть к обычному оружию. Он шел, чтобы схватить свой меч. А у меня боевого оружия не было, да если бы и было… Вода! Ну, конечно, вода! Я посмотрела вверх и шепнула пару слов. Запруда рухнула, и высвободившаяся вода хлынула вниз и сбила Кайса с ног. Пока он барахтался, я успела скрыться.

Успокоилась я только когда оказалась в глубине леса. Не стоило мне выходить оттуда. Я почему-то чувствовала, что Кайс опасается заходить далеко в лес и предпочитает открытые места. А я – наоборот. Но я так же не ожидала, что Кайс использует меч в качестве чародейного посоха. Насколько мне известно, в магической практике это нечто исключительное. И как он нанес удар… Проклятье! Огонь-то я не закляла! И, как я закляла землю и воду, Кайс мог догадаться заклясть огонь и железо. А теперь уже поздно… Что он может предпринять дальше? Поджечь лес, чтобы выгнать меня отсюда. А я обещала не причинять лесу вреда. Значит, нужно сделать так, чтоб лес не загорелся.

Я посмотрела на небо. Ни облачка.

Теперь мне предстояло прибегнуть к чарам, о которых я знала с детства, но никогда ими не пользовалась. Собственно, власть над погодой относится к разряду того самого деревенского колдовства, к которому ученые маги испытывают презрение, но я что-то не встречала никого, кто б этим занимался по-настоящему. Визуна… конечно, она учила меня. Однако предпочитала давать погоде меняться своим порядком.

Дождь. Для начала.

Мне удалось сделать это, хотя понадобилось напряжение всех внутренних сил, чтобы притянуть тучу с самого Святого перевала. И не верьте тем, кто говорит, будто для этого достаточно снять башмаки и вывернуть чулки наизнанку. У меня ушло столько сил, что, когда хлынул дождь, я не сразу смогла подняться. И только когда меня начало заливать со всех сторон, я отползла под разлапистую ель. Я вымокла с ног до головы, и меня била дрожь. Подумать только, совсем недавно я страдала от жажды! Но нужно суметь согреться. Самой. Огонь нельзя зажигать, он и не загорится, я сама сделала так…

Дождь шел еще сутки, сперва настоящий ливень, потом просто морось. Я сумела разбудить в себе скрытые силы, и мне больше не было холодно. Лес был мрачным, темным и сырым, а я сидела под деревом и пела Песню Тумана.

Так это было. Слова песни медленно выплывали со дна моей памяти, тяжелые, тягучие и смутные, и так же медленно наплывал туман, петлями захватывая стволы, волнами укрывая верхушки деревьев. На сей раз, устанавливая защиту, я решила обойтись природной магией, не прибегая к высшей. Что-то говорило мне – нельзя тревожить высшие силы слишком часто. Теперь я знала, чего не может Кайс, и плела для него преграду из этих элементов: вода, растения, мокрая земля, туман. Они должны были составить новый круг, а не заклинания и тайные знаки. И новый круг должен быть гораздо больше, чтобы я могла свободно передвигаться внутри него.

Песня кончилась. Туман заполонил лес. Я вышла из своего укрытия и побрела без цели. Заговор позволял мне не натыкаться на деревья, и я блуждала по лесу. Похоже, что Песня Тумана повлияла заодно и на мой рассудок. Странные видения проносились в моем мозгу. Звезды…много звезд, хотя откуда им было взяться в тумане? Не знаю. Сколько я проблуждала – день, два? И остановилась только, когда среди тумана образовался четкий коридор. И одновременно прояснилось мое сознание. Я находилась на просторной поляне. Оттуда, где расходился туман, ко мне шел Кайс.

Он двигался медленно. Разбивая мои чары, он потратил слишком много сил и шел с трудом.

Камень у меня на груди стал горячим, и знаки на нем – или мне так казалось – загорелись огнем. Я сдернула цепочку с шеи, и Кайс, повторяя мое движение, провел рукой у горла и опустил руку. Тогда я медленно подняла вверх руку с талисманом, и он точно таким же движением поднял свою. Он видел. Он знал. Но почему он повторяет мои движения? И при этом не сводит с меня глаз.

У меня была еще возможность скрыться. Но я не двигалась с места. И внезапно я с пронзительной ясностью поняла: я шла сюда вовсе не для того, чтобы отвлечь Кайса от монастыря. Я шла, чтобы передать ему талисман.

«Отдай ему».

Я вспомнила человека со стрелой в спине, мертвую Визуну, скорчившуюся у стола, расширенные от ужаса зрачки Твайта.

Кайс все смотрел на меня сквозь прорези шлема, как зачарованный.

Он зачарован или я?

Я больше не могла этого выносить. Пусть все кончится поскорее! И я швырнула ему талисман. Кайс поймал его на лету… и тут же другая его рука дернулась к горлу, хватая ворот, губы искривились, и он стал падать на траву.

Я сразу же забыла обо всем, кроме того, что человеку плохо. Метнулась к нему, склонилась над распростертым телом. Он был жив, но без сознания. Пальцы вцепились в камень. Я расстегнула на нем куртку, чтоб ему было легче дышать, стянула шлем. Впервые я увидела его вблизи.

И тут я поняла, почему лицо Кайса все время казалось мне знакомым. Я уже много раз видела это лицо.

В зеркале.

Ночь была сырая и холодная, хотя туман рассеялся. От ручья сквозило. Котелок с целебным настоем булькал на костре – теперь уже можно было разжечь костер. Мой брат спал, но это уже был сон, а не обморок. Один раз он пришел в себя, когда я давала ему пить, сказал: «А, это ты…» и снова закрыл глаза. Я думаю, он тоже все понял, и не нуждался в объяснениях. Мне нужно было снова удерживать внешнюю защиту, но сейчас я могла не отдавать ей много внимания. Я размышляла.

Раньше мне казалось, будто я видела, как выстраивается цепь. Но я видела лишь ее обрывки. И только теперь она начала складываться.

… Близнецы, с рождения наделенные такой силой, что даже тогда они не могли нас убить. Только попытаться сделать так, чтобы мы никогда не узнали ни друг друга, ни своего предназначения. И они преуспели. Я впала в лень и безволие, а мой брат – во зло и жестокость. Он ушел по своей дороге дальше, чем я. Спасти его и сделать каждого из нас собой мог талисман Великой Матери. Тот, кто сохранил талисман в монастыре (кто его там спрятал – Кен Мелен? Архиепископ? – уже не имеет значения), нес его мне, чтобы я, в свою очередь, передала его Кайсу. Наемники Высокого Дома выследили его и убили. Но судьба не совершает ошибок. В то мгновение, когда стрела вонзилась в его спину, он увидел меня при свете звезд и успел передать мне камень.

Дальше. Визуну убил не талисман. Талисман лечил, а не убивал. А Визуну убил Высокий Дом. Обнаружив, что у посланца камня не оказалось, они стали разыскивать нового владельца, справедливо предположив, что он не владеет искусством защиты. И они нашли Визуну, когда талисман был у нее в руках, и уничтожили ее с помощью чар. Поэтому никто из них в течение года меняне разыскивал. Я для них была мертва. А разузнать подробности у деревенских колдунов было ниже их достоинства. Я же натворила множество ошибок, и каждая ошибка приводила меня на правильный путь. Камень у того, кому он предназначен.

– Я никак не могу привыкнуть. Мы слишком похожи.

– Сейчас уже не слишком. Ты здорово отощал, и борода отросла.

– Все равно. Когда ты говоришь, я могу угадать следующее слово. Когда ты делаешь движение, мне тоже хочется его сделать. Кто из нас отражение, а кто – настоящий?

– Мы оба – настоящие, и оба – отражения. И не горячись. Это тебе вредно.

– Неправда, я уже здоров.

Это ему так казалось. Он все еще был слаб и передвигался с трудом. Талисман не хотел снимать. Вдобавок, у нас почти нечего было есть. Через границу защиты никто не мог проникнуть, животные в том числе. Я собирала ранние грибы, выкапывала корни, но разве это еда для мужчины?

Мы много разговаривали. Брат рассказал мне о себе. Как вырос среди солдат и на войне. Его приемный отец, сам родом из Эйлерта, служил наемником Сламбеда и погиб в сражении у Больших Болот, том самом, где показали себя боевые машины Кена Мелена. И он, Кайс, тогда понял: знание – это оружие, а потом, еще подростком, обнаружил в себе силы, которые давали власть и, следовательно, годились для войны. А что еще он, прости Господи, мог подумать? И с чего я решила, будто Кайс – чудовище? По свидетельствам Твайта и Вартега – тоже мне пророки! О камне Великой Матери Кайс услышал около года назад от одного бродячего монаха. Теперь он думает, что монах был к нему подослан, но кем – неизвестно. Какие силы противодействовали за пределами моей долины все прошлые годы, еще предстояло узнать…

Когда я высказалась на сей счет, Кайс перебил меня.

– Что же мы будем делать дальше?

– Разве не ясно? Если они с самого начала так боялись нас, значит, было чего бояться. Мы – угроза Высокому Дому. Следовательно, мы должны найти его и разрушить.

– Ты собираешься драться с ними?

– А ты разве нет?

Он впервые вспылили по-настоящему.

– Я дрался всю свою жизнь! Здесь, в лесу, я впервые узнал покой, и я больше ничего не хочу! Я устал… Я хочу жить в лесу, никуда не выходить и никого не видеть!

Господи всемилостивый! Он говорил совсем как я когда-то! И он был прав. Бесчеловечно тащить его за собой, больного, измученного.

– Хорошо! Я приведу тебя в долину, в дом, где я жила многие годы. там тебе будет спокойно.

– А ты? Разве ты не останешься?

– Нет. Я тоже не могу жить, как жила раньше.

– Ты хочешь, чтобы я оставил тебя врагам, а сам спрятался?

– Нет. Ты неправильно…

Мы оба замолчали. Потом Кайс сказал:

– Я пойду с тобой, если ты ответишь на один мой вопрос. Помнишь, тогда, у реки, ты отобрала у меня меч? Ты легко могла бы убить меня. Почему ты этого не сделала?

– Ты мог бы заметить, что я не заключаю сделок, – произнесла я надменным тоном, которого едва хватило до конца фразы. – Я тебе и так скажу.

– Ты уже тогда догадалась, что я – твой брат?

– Нет. Но, очевидно, я чувствовала, что убивая любого человека, можно убить брата.

Мы дого сидели молча. Потом Кайс сказал:

– Я пойду с тобой. Близнецы на то и близнецы, чтобы быть рядом. И не воображай, что ты убедила меня. У меня свои причины. Я хочу, например, узнать, кто наши родители, и что с ними сталось. Высокому Дому это должно быть известно.

Я вынуждена была признаться, что подобный вопрос мне никогда не приходил в голову.

– Дети Великой Матери, так? – усмехнулся он.

– Может быть, – пробормотала я, – может быть.

Тогда мы стали собираться. Свои пожитки я сложила в заплечный мешок, который не разрешила нести брату. Достаточно того, что у него остался меч, тоже весивший дай Боже. Мы засыпали костровище. Потом я разомкнула круг. И ветер, ударивший мне в лицо, был теплым.

– Лето наступило. – Я вспомнила таблицы Твайта. – Солнце входит в созвездие Близнецов.

– Иррубикайс, – сказал брат.

– Что?

– На древнем языке это созвездие называлось «Иррубикайс». Можно, я задам тебе еще один вопрос?

– Спрашивай, конечно.

– Что будет, когда мы победим Высокий Дом?

И я ответила честно:

– Не знаю.

Примечания

1

«Через него самого, и с ним самим, и во имя его» /лат/. Заклинание демонов.

(обратно)

2

«Мудрец управляет звездами» /лат./ Вергилий.

(обратно)

3

Vir – мужчина, virgo – девушка.

(обратно)

Оглавление

1. ДЕРЕВЕНСКОЕ КОЛДОСТВО

2. УЧЕНЫЙ ЧЕРНОКНИЖНИК

3. ЗЛОЙ МАГ . . . .

Реклама на сайте