«Повесть о страданиях Гаврилы Масленникова»

Перемолотов Владимир Повесть о страданиях Гаврилы Масленникова

Жил-был человек на землях Журавлевского княжества. Звали его Гаврила Масленников. Из всех смердов, населяющих города и села Журавлевского княжества Гаврила был самым известным. Его знал даже сам князь Круторог, а князь, поверьте, мне был человеком хотя и недалеким, но очень щепетильным в выборе своих знакомых. Желанием его было организованна даже особая служба для наблюдения за ними.

Специально приставленные люди наблюдали за знакомыми князя и докладывали ему об их поведении.

Если поведение их князю не нравилось, то в один из базарных дней он призывал знакомцев своих к себе и сажал на кол. Суров был князь, ну так что ж? Зато в своем праве.

— Потешь меня напоследок — просил князь своего знакомого и тому приходилось до самой смести рассказывать анекдоты. Когда у знакомого начинались судороги, его выносили на базарную площадь на обозрение народу.

Многих друзей князя постигла такая участь. Даже великий волхв Зиновит не избежал этого, хотя и знался с нечистою силой. А Гаврила жил себе, да и жил так, словно это его и не касалось вовсе. Уважение княжеское было ему гарантированно, ибо обладал чудной странностью, а именно: не любил он свою тень и поэтому всегда ходил так, чтоб она на глаза ему не попадалась.

Куда бы ни шел он по славному Журавлевскому княжеству или его окрестностям всегда тень его была за спиной! Много ему пришлось преодолеть трудностей и протерпеть горестей из-за этой своей странности. Пришлось научиться ходить спиной вперед и даже бегать.

Но не согнули трудности Гаврилу.

Превозмог он их, чем заслужил уважение князя и всей княжеской дружины. Дни проходили за днями, текли годы, а Гаврила так и ни разу и не взглянул на свою тень. Все ходил он спиной вперед, и как всегда кланялись ему люди отдавая дань его принципиальности, видя за спиной Гаврила его тень. Но однажды случилось так, что вышел Гаврила не улицу и первый же встречный, поклонившись ему, воскликнул:

— Славный Гаврила! Где же тень твоя?

— За спиной — ответил Гаврила привычно.

— Нет ее там — воскликнул прохожий. — Клянусь жизнью моих соседей. Не иначе как свершилось чудо, и Светлые Боги лишили тебя твоей тени!

— Что ты — возразил Гаврила — разве я могу надеяться на милость Богов?

Наверное, ты ошибся. Посмотри-ка еще раз.

Прохожий обошел Гаврилу со всех сторон. Он заставил его сойти с места, проверив, не прячется ли тень у него под ногами, но тени не нашел и там.

Хотя время было раннее, но улицы были полны народу, поэтому вскоре весь город говорил о том, что у Гаврилы пропала тень. Люди радовались. Говорили, что жизнь Гаврилы Масленникова теперь изменится к лучшему. Кое-где уже шли слухи о том, что видели его ходящим как все люди — спиной назад. Один только отшельник Митридан, что проживал в избе рядом с общинным выпасом, прозорливо сказал.

— К войне или к мору знамение это — неведомо мне, а знаю, наверное, ждать надо повышения цен.

Дошли слухи о происшествии и до самого князя. Он сперва тоже было, обрадовался, и хотел даже медаль выбить по этому случаю, но одумался.

— Пока у Гаврилы была тень — рассуждал князь — он ходил спиной вперед. Пока он ходил спиной вперед он был моим хорошим знакомым, и я был им доволен. Ну, а ежели тень его действительно пропала? Тогда он начнет ходить как все. Посажу-ка я его на кол — решил князь.

— Но может же он по прежнему ходить спиной вперед? — задал князь сам себе вопрос.

— Может — согласился сам с собой князь — но тогда это будет похоже на издевательство над нашим княжеским достоинством. Зачем же ходить спиной вперед, когда можно ходить спиной назад? На кол его, на кол! — подтвердил князь и вызвал первого боярина.

Первый боярин, хотя и состоял при княжеском дворе, был человеком умным. Зная характер князя, он захватил с собой бланк смертного приговора уже наполовину заполненный.

— Ну и как там мои знакомые живут? — спросил князь добродушно.

— Ничего себе живут — уклончиво ответил первый боярин — По данным проверки есть шесть кандидатов для посадки на кол.

Боярин вынул из под бархатного охабня список и, преклонив колено, отдал князю. Прочитал тот списочек, бровями пошевелил с неопределенностью.

— Плохо работаешь, первый боярин, — упрекнул он боярина — не шесть, а семь кандидатов.

— Воля ваша.. — поклонился первый боярин внутренне холодея..

— Плохо работаешь — повторил монарх, задумчиво оглядывая боярина. Тот стоял ни жив, ни мертв. В животе было гадко, словно только что проглоти мороженую рыбу, а она возьми да оживи. Очень неприятное ощущение.

— Разжаловать бы тебя во вторые или даже в третьи бояре, да вместо тебя поставить некого. Хоть и глуп ты, а все лучше, чем остальные.

Еще ниже склонился первый боярин, снял с груди чернильницу на цепочке висевшую, золотое перо достал, писать приготовился.

— Изволь сказать, государь, кого из своих знакомых желаешь в базарный день видеть?

Подумал немного Круторог из приличия, хотя решение уже принял и сказал:

— Гаврилу Масленникова!

— Как же так, государь? — осмелился возразить первый боярин — Ведь радость у него нынче…

— Вот он ей со мной и поделитсяостался непреклонным князь. Плюнул первый боярин с досады в чернильницу, размешал там, что получилось, и вписал имя Масленникова витиеватым подчерком в берестяную грамоту. Возражать князю он не посмел, ибо пуще всего на свете берег он свое седалище и очень не любил сидеть на остром.

А Гаврила, ни о чем не подозревая, все бродил по городу никому не веря и все же опрашивая встречных:

— А что, есть у меня тень или нет?

Все говорили в один голос:

— Нет у тебя тени, славный Гаврила.

Но не мог он поверить в это и опрашивал всех попадавшихся на его пути:

— А что, братцы, есть тень у меня или нету?

Долго бродил он, пока не пришел на общественный выпас и не наткнулся там на отшельника Митридана. Тот сидел себе спокойно среди коровьих лепешек, на пороге избы, в носу ковырял. Взмолился Гаврила.

— Мудрый Митридан. Ответь мне. Только тебе поверю!

— А обрадуется ли ты правде? — осторожно спросил Митридан.

— Я приму ег!

— Он примет ег! — запищало из избы, ибо знался отшельник с нечистой силой.

Митридан пальцем поманил Гаврилу в избу. Там обмерил его пядью, по ноге постучал и сказал обыденно.

— Нет у тебя тени!

— Нет тени! — гаркнуло из-под печки.

— Слава великому Сварогу, моему покровителю! — заорал счастливый Гаврила — Я человек без тени!

Услышав это, огорченный Митридан вскричал не своим голосом:

— И ты рад этому сын мой? Оглянись.

Смерть стоит за твоими плечами!

Оглянулся Гаврила, так как от природы был любопытным и не боялся смерти, но ничего там не увидел.

Ничего. Даже тени там не было.

— Молод ты Гаврила — сказал Митридани поэтому говоришь слова, которые ни в какие ворота не лезут. Вижу я что не ты радуешься этому прискорбному происшествию, но твоя глупость…

Он ударил Гаврила костяным пальцем в лоб. Гулкий удар раскатился по комнате. Под печкой, наводя страх, расхохоталась нечистая сила.

Митридан поморщился и небрежно положил крестное знамение. В комнате стало тихо.

— От тебя ушла тень и вместе с ней может уйти жизнь. И ждет тебя не счастье, а смерть в базарный день.

Объяснил доходчиво Митридан Гавриле, что с ним должно случиться, напомнил об обычаях княжеских и добавил в конце:

— Ты считаешь, что тень тебе не нужна?

Послушай, что говорит о тени мудрый Пта. Цитирую:…Я, познавший значение всего сущего и тайны обеих магий говорю вам, люди! Тень — ваше второе Я. Человек двуединая сущность Тень наша всегда с нами. От рождения и до смерти мы связанны с ней и горе тому, чья тень исчезнет.

Такой человек недостоин уважения…

— Тень воплощение второго мира человека — продолжил мудрый Митридан слова великого Пта — У людей добрых она олицетворение зла, у злых — добра. Ты потерял тень, значит, половина человека в тебе умерло.

— Я добрый человек и никому в своей жизни не делал зла — пылко, но соблюдая приличия, возразил Гаврила мудрецу — значит тень моя — зло, которое меня покинуло! 3ачем же мне жалеть о ней?

— Покинуло! Что вы знаешь о своей тени, глупец? — не соблюдая приличий спросил Митридан — Кто знает где сейчас твоя тень? Может быть, она вовсе и не ушла от тебя? Ответь мне, почему ночь издавна считается временем злодейств?

Гаврила цивилизованно молчал, — Потому что тень наша не находится больше вне нас, а входит внутрь тела Может быть и твоя тень вошла в тебя и вместо славного парня Гаврилы Масленникова ты стал Гаврилой — злодеем?

Тишина повисла в комнате. Оторопел Гаврила так, что аж в подмышках стало жарко.

— Что же мне делать?

— Нужно бежать из города. — Сказал Митридан. Голос его был суров, но справедлив.

— Если задержишься — сядешь на кол.

Найди свою тень, если она пропала, и подвигами заслужи прощение князя.

Потер рукой затылок Гаврила, задумался. Вот какое ему счастье выпало! Ушла тень, но с ней ушло и спокойствие. Неожиданно рухнула его привычная жизнь. Не надо было больше ходить спиной вперед. Можно было вообще никуда не ходить, а сидеть и ждать, когда князь вспомнит о нем и пришлет отряд дружинников. А там совсем недолго и базарный день.

— Нет — подумал Гаврила — помирать мне нынче невмоготу. Настроя нужного нет.

Встал он, поклонился Митридану.

— Спасибо тебе, мудрый Митридан. Внял я твоим речам. Вижу и впрямь бежать мне надо.

Благословил его Митридан под хихиканье нечистой силы, пришедшей в себя после сокрушительного действия крестного знамения, и уж совсем было за дверную ручку взялся, как загрохотало, зашумело под окнами. Выглянул отшельник в окошко, а там отряд дружинников княжеских с копьями на перевес. Вышел начальник и кричит:

— По приказу княжескому выдай нам Гаврилу, Митридан, а не то мы тебе всю морду побьем!

Побледнел Гаврила, а Митридана от этих слов аж на сторону перекосило.

Подозвал он Гаврилу к себе и сказал вредным голосом.

— Помогу я тебе, славный Гаврила, только поклянись мне, что утаишь в глубине души своей все, что увидишь.

Поклялся Гаврила страшной клятвой, в которой упомянуты крыло нетопыря и ветка смородины, да и на всякий случай глаза прикрыл, чтоб не увидать лишнего. Тогда открыл Митридан буфет и налил в стакан фряжского стекла жидкостей разноцветных из трех бутылей сразу.

Вскипело варево, пшикнуло вонюче.

Сам волхв пить не стал, протянул гостю. Заколебался, было, Гаврила, но тут дружинники стали дверь высаживать, решился он и выпил.

— Выпил ты сейчас волшебный эликсир.

От него сила в тебе великая проснулась, но проявиться она сможет только тогда, когда ты запах пота учуешь. Что тебе это принесет, я не знаю, но силы твоей хватит, чтоб избить отряд дружинников.

Только мудрый Митридан произнес это, как дверь рухнула. Вбежал в комнату старший дружинник с красными глазами:

— Сдавайся, сын собаки!

Ужас обуял Гаврилу. Вздрогнул он, покрылся липким потом и тотчас сработало волшебство Митридана — озверел Гаврила…То что дальше воспоследовало в сказке сказать нельзя. Только пером описать и можно.

Из рапорта старшего дружинника.

Я первым ворвался в комнату к злодеям и увидел там Гаврилу. По глазам его было понятно что без боя его не взять.

— Хватай его — приказал я дружинникам, но те схватить его не смогли.

Отскочил он в сторону и начал срывать с себя одежду. Мы опешили, а он сбросил с себя все, что на нем было, остался только в сапогах, да в этих, как его:, ну короче в чем мать родила. Рявкнул он грозно и бросился на доблестных Ваших дружинников.

Дружинники панике не поддались и организованно, Римским строем, отступили. Тут мудрый Митридан крикнул мне:

— Спасайся, храбрый старший княжеский дружинник! Озверел Гаврила! Едва он теперь запах пота учует — звереет, и невозможно с ним не то что совладать, а и просто управу найти. Я сперва-то не поверил мудрому Митридану, но тут Гаврила прыгнул в самую гущу.

Орудуя руками, ногами и головой он избил восьмерых младших дружиников, после чего выпрыгнул в окно и исчез.

Мной приняты все меры к розыску негодяя.

Правду написал старший дружинник в своем рапорте. Не посмел солгать князю, за что и был посажен на кол при большом стечении народа.

На следующий день, учитывая пророчество Митридана, в столице были подняты цены на бобровые шапки и другие предметы первой необходимости. А Гаврила, вспоминая добрыми словами Митридана, шел по степи, уходя все дальше и дальше от города и княжеских дружинников. Шел он дикими местами, терзаемый солнцем, жаждой и дикими зверями, Солнце пекло его. Пот обильно выступал на теле и, чуя запах его, зверел Гаврила — нападал на хищников и тем добывал себе пропитание. Шел он нехожеными тропами, уничтожая в ожесточении скорпионов и шайки разбойников.

Увидя его разбегались из редких деревенек люди — дурная слава опережала его и видя это укреплялся Гаврилу в желании разыскать свою тень.

Наконец пересек степь Гаврила и, вымывшись предварительно, вошел в город Экзампай.

Правил городом в тот время каган Семисук, узурпатор с высшим (по тем временам, конечно) образованием.

Свирепый это был человек, поэтому и находился в дружбе с князем Круторогом. Как только ушел Гаврила в степь, так тот час во все сопредельные государства полетели депеши. Просил князь изловить Гаврила, сообщая так же все его удивительные свойства и способности. Поэтому, как только вошел Гаврила в городские ворота, как кто-то подкрался сзади и по голове его вдарил. Рухнул наземь Гаврила, а стражники кагана Семисука увидя это закричали:

— Бей его кто в Бога верует! Ему потеть нечем!

И правда — пока ходил Гаврила по степи высушило его солнце, вытопило из него всю воду.

Набросилась на него стража и стала его бить-избивать с превеликим усердием, а начальник ихний стоит в стороне да покрикивает:

— Шевелись, ребята, поспешай. Топчи веселей! Как затопчем, так сразу ужинать пойдем.

Долго били Гаврилу стражники, да на свою беду так усердствовали, что сами вспотели. Тут очнулся Гаврила, подскочил, словно и не стояло на нем 15 человек, и показал воем свою звериную сущность. Стал он стражников разбрасывать, да ногами их постукивать. Как ударит кого, так тот с ног долой. Только стон прошел по переулочку, да закружились по ветру обрывки одежд дорогих, как листья в день сентябрьский.

Поднялась пыль столбом пыль великая, а когда осела, на тела стражников успокоился Гаврила и пошел по своим делам.

Вызнал он у верных людей, что живет в городе Экзампае великий маг и волшебник Гольш. Все силы мира подчинил он себе, а мудростью своей и знаниями сравнялся с Древними Авторитетами! Решил у него спросить совета Гаврила. Ведь мир велик, а тень человека так мала: В то время, как нашел Гаврила дом Гольша солнце уже завершало свой дневною путь.

Дом великого мудреца стоял в центре города, рядом с дворцом кагана. Его окружал большой сад. Гаврила, уже чувствуя себя полузверем, забежал в тень. В глубину сада вели узкие дорожки, посыпанные песком.

По краям, среди цветов, там и сям стояли статуи, отовсюду доносилось журчание фонтанов. Слыша, что вода рядом Гаврила поспешил к ней, чувствуя, что едва не теряет самообладание. Он погрузился в прохладную влагу, давая воде остудить утомленное жарой тело.

Минут десять он просидел в фонтане в одиночестве, вдруг глядь — спешит по дорожке старичок в сверкающем шелковом халате. Снял он халат на бережку и тоже в воду зале. Понял Гаврила, что перед ним сам Гольш и приветствовал его:

— Селям алейкюм тебе богоравный Гольш. Да сопутствует тебе удача и счастье.

Удивился Гольш появлению Гаврила, но ответил на приветствие. Вспотел Гаврила от удовольствия, но тут же нырнул поглубже, чтобы не наброситься на мудреца с кулаками.

Вынырнул он и толково объяснил, зачем пожаловал. 3адумался Гольш, подергал себя за бороду, потом в ладоши хлопнул. Прибежал тотчас слуга сложения необычайного, встал на берегу, кричит:

— Чего изволите?

Говорит ему Гольш.

— Гость у меня нынче. Приготовь, что надо, чтоб усладить все чувства человеческие!

— Осмелюсь возразить — говорит Гаврила — давайте лучше тут посидим.

В духоте я сам не свой делаюсь.

— Ладно — согласился Гольш. Убежал слуга назад скачками огромными, остались они вдвоем. Просит его Гаврила:

— Помоги мудрый Гольш советом. Где мне тень свою отыскать?

После некоторого молчания ответил мудрец:

— Дело твое трудное, но помочь можно.

Пойдем.

— Нет уж — отвечает Гаврила — я лучше тут посижу. Не хочу, чтоб вы обо мне мнение не переменили.

— Пойдем, пойдем — говорит Гольш — посмотрим, что скажут священные книги.

Делать нечего с волшебником особо не поспоришь — вылез из воды Гаврила и пошел за мудрецом. Вытираться он не стал, да еще и одежду намочил на всякий случай.

В прохладном полумраке лаборатории лежали священные книги. Посмотрел в них Гольш, посчитал что-то на пальцах, за бороду себя дернул, и открылась ему истина. Глянул он еще для верности в астролябию и говорит:

— Есть для тебя выход. Тень свою ты может быть найдешь в замке Ко.3амок тот заброшен и, как нам доподлинно известно, собираются там ежегодно приведения.

— Зачем же мне приведения? — вскричал Гаврила. Глянул Гольш на него из-под бровей недовольно:

— Ты не возражай мне, юноша, а то я тебе луну на голову обрушу. У меня это просто — раз-два и готово.

Понял Гаврила, что был не прав и признал свою ошибку, а Гольш, пораженный искренностью раскаянья, разъяснил.

— По последним данным науки некромантии видно — приведения продукт перерождения тени. Скорее всего, это антитень.

Дернулся Гаврила от удивления, слово загадочное услыхав, но Гольш его по плечу похлопал.

— Ты сиди, сиди молодой человек. Не дергайся. Тебе этого не понять.

Просто внимай мне. Тень черна как ночь, а приведения белы как молоко, но и тени и приведения прозрачны как вода. Сам процесс превращения тени в приведение еще окутан мраком, однако знаем мы, что определенную роль в этом играет навоз летучих мышей. Со временем, конечно, я разрешу его, но для тебя это будет слишком поздно. Могу сказать только, что для превращения тени в полноценное приведение необходимо не менее трех лунных месяцев. За этот срок ты должен найти ее и уговорить вернуться. Тем более это будет трудно сделать тебе. Ведь в душе каждого человека лежит страх перед приведениями. Испугавшись до поту, ты можешь разрушить весь замок, но не добиться желаемого. Там тебе понадобиться не сила, но хитрость и ум.

Погрустнел, было, Гаврила, но нашелся выход и из этого положения.

— Придется тебе закалить свою душу небывалыми подвигами и испытаниями.

Перестать испытывать страх и только тогда идти в замок Ко. Хватит ли у тебя мужества?

— Да — твердо ответил Гаврила. Низко поклонившись мудрому Гольшу он ушел совершать подвиги:

Долгих два месяца закалял Гаврила свою душу. Видел он на своем пути леденящий ужасы развратных городов Содома и Гоморы, видел он существ, опалявших его огнем судорог. Бродя по странам, совершил Гаврила множество славных подвигов, и имя его произносилось с благоговением.

Народ слагал песни, воспевая великого война Гаврилу Масленникова. Под звуки сладкоголосых лир, бандур и гуслей разносились по миру баллады о его подвигах. Пели люди о том, как освободил однажды Гаврила принцессу Риту из рук страшных Гомохеров — существ с тремя руками и одной, но зато очень толстой, ногой.

Пели о драке с бригадой экскаваторщиков, подданных черного джина пустыни Эк-Скаватора, в которой истребил Гаврила тысячу негодяев, пели о кровавом побоище устроенном им на бархане?964/4,в этом месте Гаврила истребил 637 никому неизвестных лиц.

Слава его росла. Пропорционально увеличивалось и количество сирот.

Отягощенный славой и настоятельной необходимостью повидать святого человека Асозу пришел однажды Гаврила в Авизацкие горы. Там, в мрачном ущелье, именуемое в народе Пьяной траншеей, скрывался от света означенный отшельник.

Долго ходил Гаврила по ущелью и окрестным горам, стараясь разыскать Асозу, но все напрасно.

Крики его подхватывало эхо, а Асоза не откликался. Уже смеркаться стало, и только тогда вспомнил Гаврила, что дал Асоза обет молчания и понял, что напрасно драл глотку.

Раздосадовал он, но поисков не бросил. Звезды изукрасили небо и уж совсем было, отчаялся Гаврила, как увидел в чаще кустов пещеру, с виду весьма зловещую. Над входом висело объявление: Жду пришествия.

Погода дрянь Из темного отверстия тянул сквознячок. Вместе с воздухом наружу выносило хрип и урчание. Гаврила принюхался. Пахло Зверем-Шишигой.

— Кто там? — спросил Гаврила, покрываясь потом от предчувствий, и немедленно от этого зверея.

— Ох-ох-охо — засопело в пещере.

Отдавая дань своему ужасу перед Шишигой, Гаврила вбежал в пещеру готовый к схватке, но схватки не получилось.

— Аа-а-а-х — закричало чудовище в четыре глотки и испустило струю зловония такую мощную, что потерял Гаврила сознание не успев даже вспотеть как следует. Очнулся он связанный по рукам и ногам.

Почувствовав рядом шевеленье, оглянулся — связанный, да еще и заваленный по пояс камнями рядом лежал Асоза. На его лице лежала печать страдания. В глубине пещеры горел костер. Дым ровным столбом поднимался вверх. Там он пропадал, заблудившись в мешанине из темноты и сталактитов. Напротив людей сидел зверь Шишига о шести руках и восьми глазах. В одной из рук он держали камень.

Несколько минут Шишига разглядывала Гаврилу, подслеповато щуря маленькие глазки.

Разглядывала внимательно, определяя насколько Гаврила опасен.

Гаврилу стало слегка не по себе.

— Ну что смотришь, дура? — спросил он негромко.

— Да так — ответил Шишига и спросила. — Ты кто?

— Я Гаврила Масленников — ответил Гаврила. — Или не видно?

— А я Зверь Шишига — ответила Шишига.

— Вижу что Шишига — сказал Гаврила — Съешь меня?

Шишига почесала под мышками. Камень она отбросила, как только Гаврила заговорил.

— Потом может быть. Сейчас нет.

Цветом шерсти зверь сливался со стеной. Он и казался ее частью, только не каменно-жесткой, а покрытой курчавой шерстью цвета хорошо пропеченной хлебной корки.

Гаврила сглотнул набежавшую слюну.

— Убью я ее — спокойно подумал он — Убью и съем.

— Сначала я его съем — Шишига ткнула пальцем в Асозу — Грубый он.

Разговаривать не хочет… Гаврила покосился на Асозу. Тот сидел, прикусив губу и смотрел на огонь.

— Дура ты — объявил Гаврила — Он же не может разговаривать. Ему совесть не позволяет. Молчальник он.

— Ну? — удивилась Шишига — Кто же знал? А ты можешь?

— Могу — Гаврила самодовольно улыбнулся. С той минуты как он пришел в себя он перетирал веревку, которой был связан. Теперь она начала слабеть.

— Я могу поговорить с тобой обо всем, о чем только пожелаешь, а его оставь в покое.

— Ладно — легко согласилась Шишига — пусть молчит.

Двумя левыми руками она подбросила веток в костер. Дым поводил гуще.

Наверху, в темноте заголосили летучие мыши. Под их писк начал Гаврила рассказывать Шишиге о своей жизни, богатой подвигами и страданиями. Голос его растекался под сводами пещеры драматическими переливами, вызывая у зверя Шишиги судороги, а когда он рассказал о жестоком побоище, когда они вместе с получеловеком-полузверем по имени Мрак рассеяли по Куявским лесам три банды одичавших мясников у которых руки были хуже ног, Зверь Шишига, до сих пор только всхлипывавший, зарыдал навзрыд.

Слезы ручьями текли по грубой морде.

Она размазывала их четырьмя лапами, а оставшимися двумя обхватила голову всем видом своим выражая сочувствие.

— Потаскала меня судьба по свету — прочувственно закончил Гаврила — А тут и ты еще:.

Шишига последний раз всхлипнула и вытерла мокрые от слез лапы о густую шерсть на животе.

— Проняло — удовлетворенно подумал Гаврила. Мысленно он сосчитал, в скольких местах ему удалось перетереть путы. Кольца, стягивающие его тело, заметно ослабли. Он мог бы хоть сейчас сбросить веревие и наброситься на Шишигу. Однако спешить не стал. Он ждал, когда запах пота сделает его таким же зверем, как Шишига. Это был серьезный противник, не какой-нибудь там мясник и драться надо было на равных. Однако страх не появлялся.

Не было так же уверенности, что он появиться: за время, прошедшее с начала его одиссеи Гаврила насмотрелся такого, что одно лишь воспоминание о пережитом решало страх перед зверем просто смешным.

Тем более после дружеской беседы с ней. Иллюзий Гаврила не питал. Он знал повадки Шишиг. Обмен интимными воспоминаниями не умерил ее кровожадности. Поговорив с человеком, Зверь Шишига обычно его съедал, оставляя одежду безутешным родственникам. Вне всякого сомнения, то же самое ждало и его.

Оба они и Гаврила и Асоза были в одинаковом положении, и то, что Шишига обещала съесть его позже, было для Гаврилы слабым утешением.

В ответ на откровения человека зверюга начала рассказывать ему о себе. Она ходила вдоль задней стены пещеры, малопонятно бубня. Иногда человеческий голос прерывался звериным рыком, в котором Гаврила слышал не высказанное: Есть хочу.

Крики становились все громче и громче. Гаврила начал подумывать, а не броситься ли ему на Шишигу первым, но мысль, что на бегу вспотеть будет некогда, остановила его.

Едва он успел об этом подумать, как его собеседница испустила вопль исключительной силы.

— Началось! — подумал Гаврила. Он почувствовал, как поры его тела начали раскрываться, и кожа покрывается мелкими каплями пота.

Все эти движения он угадывал — не первый раз за последние месяцы Гаврила переживал их, но сегодня что-то было не так. Шишига прыгнула через костер, растопырила все свои руки и прыжками двинулась к людям.

— Бог мой! — мелькнуло в голове у Гаврилы — Где же пот?

Быстро — ведь от этого зависела жизнь двоих людей — Гаврила оглядел себя желая увериться, что он не потеет не потому, что тело его пропало неизвестно куда, а по какой-то другой причине.

Мгновенья хватило. Что бы все понять. Веревка плотно, виток к витку обмотавшая его тело впитывала пот в себя. Не долго думая, он вскочил. Обрывки веревки попадали на пол.

— Потей! — Приказал он себе, но измученный организм не подчинился.

Зверь Шишига, увидев вскочившего Гаврилу, коротко рявкнув, повернулся к нему. Время на раздумья не было. Оставался один выход. Гаврила качнулся вперед, и дикое животное судорожно схватило всеми своими лапами пустоту перед собой, а он, взлетев над волосатой спиной, мягко, без всплеска, словно рыба в воду, упал в пламя.

Шишига, ошалев слегка от случившегося, подслеповато оглядывалась в поисках супротивника, а Гаврила тем временем уже выкатился из пламени весь в поту от жара. Страха в нем не было. Только одна мысль беспокоила его не обсохнуть бы раньше времени.

Знакомый запах ударил его в ноздри.

Гаврила мячиком отскочил от земли, грудь его распирала зверская злоба.

Зверь Шишига сделала шаг вперед, потом два шага назад и вот тут…

Бросился Гаврила на нее с кулаками и растоптал ее насмерть.

Вытащив тело из пещеры, герой со словами Тебе это больше не понадобится: оторвал обе ноги, а то, что осталось забросил в овраг.

В темноте зашумели потревоженные птицы. Сверху на него обрушился целый водопад воды. Она охладила разгоряченное лицо, пропитала одежду. По телу пробежала волна отвратительной дрожи и холода. С гор прилетел ветер, напитанный холодом вечных снегов. Он налетал порывами, и деревья дружно замахали ветками, разбрасывая вокруг себя воду.

— Не заболеть бы — подумал Гаврила и пошел назад. Войдя в пещеру Гаврила увидел, что Асоза так и лежит, как лежал — спутанный веревкой и заваленный камнями.

Гаврила разбросал их и отнес отшельника поближе к свету.

Освободив его, он сунул в огонь те ноги, что оторвал у Шишиги. Через минуту по пещере загулял запах паленой шерсти, обещая людям сытую и теплую ночь. Гаврила рассказал отшельнику о своей беде.

Рассказывал не спеша, подолгу цитируя изречения мудрецов, встреченных по дороге. Асоза слушал молча, изредка покачивая седой головой. Когда Гаврила начинал описывать душераздирающие подробности своих подвигов, он небрежно махал рукой, показывая, чтоб тот не задерживался на этом.

Асоза молчал уже тридцать лет. В прошлом он был богатейшим купцом и слыл в городе Ку-Верн сибаритом самой высокой пробы. Долгие годы жил он в свое удовольствие, получая за свои деньги все мыслимые и немыслимые удовольствия, как духовные, так и чувственные. Гонял свои караваны во все концы бескрайней Восточной пустыни.

Вывозил оттуда с прибылью шелковые ткани, пальмовое вино, да изделия бродячего племени слесарей-сантехников.

Имел с этого барыш, гарем и уважение владыки города, которого регулярно ссужал деньгами.

Вообщем достатку его и умению жить мог позавидовать каждый житель подлунного мира.

Гладко текла его жизнь, пока не поссорился он со своим отцом, Асозой-старшим. Обиделся Асоза-младший на Асозу-старшого, взыграла кровь молодецкая, и ушел из дому Асоза став отшельником. С тех пор прославился он своими многочисленными добродетелями…

Окончил Гаврила рассказ свой просьбой:

— Открой уста свои Асоза! Открой с целью выяснения для меня дороги в замок Ко!

Засмеялся Асоза. Это он иногда себе позволял. Показал он Гаврилу рукой на кучу листьев и сделал приглашающий жест. Понял славный Гаврила, что ответил ему Асоза:

— Утро вечера мудренее.

Послушался Гаврила и уснул.

Во сне он дрожал…

Рано поутру разбудил его Асоза, дал кость погрызть и знаками объяснил как пройти к замку Ко. Путь был не долог, но опасен, ибо пролегал по владениям жесточайшего из всех смертных Петра Митрофанова.

Услыхав это, Гаврила даже в дрожь в ногах ощутил не хорошую. Это ведь означало, что неприятностей у него в ближайшее время прибавится.

Вздохнул Гаврила — не хотелось ему больше проливать кровь человеческую, да связываться с Петром Митрофановым, но делать было нечего. Судьба.

Путь его еще не закончился и не мог он остановиться, а тем более, назад повернуть.

Опечаленный этими мыслями вышел Гаврила из пещеры. Высоко в горах вставало солнце. Прямо перед пещерой отшельника висел розовый туман. Он выползал из ущелья и сползал облаками в долину. Вымытая ночным дождем гора спускалась в блестящую десятком озер долину.

Видя красоту мира застонал Гаврила.

— Господи! Столько же мне еще испытать придется!

Понял его грусть Асоза. Обнял его и благословил на новые подвиги.

Воспрянул духом Гаврила и пошел бодро прямо навстречу своему нелегкому счастью. Зелень и вода были только с одной стороны, а вот с другой: С другой стороны, за горами начиналась бескрайняя Восточная Пустыня. Где-то там, за жарой, жаждой и барханами стоял замок Ко. Что же делать стреле, если тетива оттянута? Только лететь!

Выйдя из Пьяной траншеи свернул он налево, в царство Петра Митрофанова…

Не успел он и четырех шагов сделать, как послышался вокруг него шум да гам, да мат-перемат и как из-под земли выскочило 50 человек. Все до зубов вооруженные, а начальник и того более. Аж до темечка.

Ухватили его за руки, в грудь копья вострые уперли, а к горлу ножик приставили.

— Отвечай — говорят — собачий сын, зачем к нам пожаловал? А нет ли у тебя злого умысла на теракт?

Молчит Гаврила. Молчит и ждет, когда пот выступит и смертоубийство начнется. А они опять кричат:

— Говори!!! — и начинают бить его тупыми предметами по голове.

Удивился себе Гаврила — тут уж время вспотеть и озвереть на три четверти, а он как стоял, так и стоит. На руки свои посмотрел — мокрые руки, все как полагается. Пот течет, а он, однако, ничего не чувствует.

— Странно — подумал Гаврила — Все вроде как всегда, а поди ты…

Потерял он сознание от побоев и очнулся только в великолепном дворце. Пришел в сознание и все понял. Подкосила его простуда. Пока ходил он но Пьяной траншее в поисках Асозы просквозило его злым сквозняком, и навалился на героя насморк всей своей тяжестью. Дышать и то тяжело, а уж чтоб какие запахи ощутить и подавно невозможно.

Застонал Гаврила от бессилия. Начал по земле кататься в бессильной злобе да персидский ковер грызть.

Подбежали тут слуги проворныенегры всех цветов радуги-, подхватили, отнесли к Петру Митрофанову. Обрадовался ему Петр как родному. Велел веревки развязать, рядом посадил.

— Слышал я о тебе много хорошего, Гаврила Масленников и рад нашей встрече несказанно. Зачем пришел ты ко мне?

Объяснил Гаврила со всевозможным вежеством, что попал во дворец случайно — не было у него намерения тревожить Великого Человеконенавистника.

— А иду я в замок Ко, совершать подвиг.

— Плюнь на него — советует ему Петр Митрофанов — Ты своими подвигами себе только грыжу наживешь. Иди-ка ты лучше ко мне в гвардию. Я тебе жалование положу, а ты будешь моих соседей разорять. Эвон у меня их сколько.

Показал ему Петр на стену, а там надпись: Враги престола. А под ней поименно все окрестные царские фамилии выписаны и портреты висят, чтобы, упаси Бог, не проглядеть, кого либо в горячке и не спутать. Походил Гаврила вдоль стены, почитал подписи, видит народу набирается порядочно.

Человек 600.

— Ай да сволочь — думает Гаврила с некоторой, впрочем, долей восхищенияДа тут работы года на три..-, но говорить ни чего не говорит, так как запахов еще ощущать не может.

— Так как? — спрашивает Петр, — Подумать надо — степенно отвечает Гаврила — Дело не шутейное. Поворот в судьбе.

Обрадовался Петр Митрофанов, обниматься полез.

— Думай — говорит — да отдохни с дороги.

Схитрил тут Гаврила.

— Занедужил я, Ваше величество.

Прислал бы ты ко мне какого ни наесть лекаря.

Тут огорчение наползло на лицо Петра Митрофанова.

— Нет у меня лекаря. Помер наверное.

— Как так? — удивился Гаврила — без лекарей нынче нельзя.

— Извини уж, брат, пытать я его отдал.

Угостил он Гаврилу кубком вина заморского и повел пыточные камеры да тюрьму показывать. Идет Гаврила носом хлюпает, а по сторонам поглядывает, все примечает. Где стража стоит, где места потаенные имеются, где проходы в другие помещения.

Весь дворец обошли они. Все камеры и пыточные стенды осмотрели, а напоследок подарил ему Петр Митрофанов набор пыточных инструментов золотых да серебряных, с каменьями самоцветными. Принял Гаврила этот знак внимания и в похвалах придворным умельцам рассыпался. И действительно, с такой любовью и умением были они изготовлены, что пытаемые (особенно из интеллигенции) получали такое эстетическое удовольствие, что боли почти и не чувствовали.

Спрятал Гаврила инструмент за пазуху. Тут гонги ударили, поднялся шум во дворце — оказалось, обед наступил.

Посадил Петр Митрофанов Гаврила за свой стол. Прибежали слуги резвые, стали напитки да заедки предлагать.

Едят они, разговаривают. Гаврила все на спиртное налегает, лечится и рассказывает хозяину о своих подвигах. Еще пуще захотелось Петру Митрофанову оставить у себя славного героя. Начал он его уговаривать, чтоб остался, а Гаврила ни в какую. Охмелел он от горячительных напитков, осторожность потерял. Ругаться стал, и до того разошелся, что прилюдно Петра Митрофанова сволочью международного масштаба обозвал. От таких слов Петр даже чувств лишился. А когда очнулся, только глазом мигнул. Подхватили славного Гаврилу за руки, по голове крепко вдарили, да выволокли из-за стола.

— Запереть! Стеречь пуще глаза!

Потеть не давать! — закричал вслед Петр Митрофанов.

— Есть! — дружно откликнулись заплечных дел мастера и подмастерья.

А мудрецам своим приказал Петр придумать самую страшную муку.

— Такую страшную, чтоб мне его самому жалко стало!

Разошлись все по своим делам — мудрецы пытку придумывать, а Митрофанов — в гарем. Там его ждала Звезда Востока — Несравненная Гюльчатай. Рассказал он ей о своей обиде и не утаил, что нанес ее Гаврила.

— Что же ты сделаешь с ним? — спросила Звезда Востока.

— Обещали мне завтра новую пытку… — неопределенно сказал Петр.

Дрогнуло сердце Гюльчатай.

Много слышала она о Гавриле, ибо имя его гремело по всему свету и многие женщины мечтали прижать его голову к своей груди. Помнила она имена десятков принцесс, освобожденных Гаврилой, но которые так и не смогли пленить его сурового сердца.

— Нет — сказала себе Гюльчатай — Этому не бывать!:

:Очнулся Гаврила глубокой ночью. В голове гремело так, словно тысячи медников клепали там свои котелки.

Гаврила поежился. Вокруг было сыро.

Оглядевшись, он понял, что дело его плохо. Пожалуй, хуже, чем когда-либо.

Вспотеть тут было невозможно. Шаг в длину, шаг в ширину, сырая и холодная как склеп, темница навевала мысли о безвременной насильственной смерти. Герой еще раз осмотрелся. Вспотеть естественным путем он не мог мешали температура и влажность.

Бегать до пота не позволяли размеры камеры. Приседать — тоже. Колени упирались в стену. Было похоже, что стоит он в колодце. Высоко над ним, большое, словно луна в полнолуние, виднелось колодезное жерло, зарешеченное железными прутьями.

Вверху оно расширялось. Не вылезти — подумал Гаврила.

Он ощупал руками стены и нашел дверь. Едва заметной выпуклостью она выдавалась внутрь. Это был единственный реальный выход наружу.

Гаврила обстучал ее ногой. Звук был тупой, плотный. Похоже, что с другой стороны дверь была заложена кирпичами. Не смотря на столь критическое положение, он усмехнулся: вряд ли кого охраняли бы с такой тщательностью.

— Ай да Гаврила, ай да сукин сын! — подумал Масленников, и он был прав.

В голове героя вертелись мысли одна другой отвратительнее. Неожиданно вспомнились мрачные подземелья, виденные утром. Потом — ручные крокодилы, которыми накануне похвалялся Митрофанов.

Мысли эти, однако не вселили в него отчаяния. Выход был. Пусть заложенный кирпичами и тщательно охраняемый, но был. Оставалось только найти способ вспотеть и воспользоваться им.

Несколько минут он пытался вспотеть, вспоминая самые страшные пытки, какие только знал.

Не вспотел.

Вспомнил свой страх в первый день обладания чудесным даром в доме мудрого Митридана. Страха не было.

Рассказал себе вслух историю о схватке со страшными Гомохерами.

Пот не появлялся:

:И стукнуло тут Гавриле в голову!

Понял он, что достиг той крайности, о которой предупреждал его Гольш.

Не стало у него страха. Воля его укрепилась и пришло время идти в замок Ко.

От этой мысли светло стало на душе у Гаврилы. На секунду почувствовал он себя нормальным человеком — с тенью, со способностью потеть безо всяких последствий. Со всеми недостатками и достоинствами такой жизни. Секунда, однако, очень быстро прошла. Он очнулся, и перед глазами встала глухая стена:

:Минут 5 Гаврила размышлял, не пробить ли стену головой. Но от этой мысли его оторвал шепот, донесшийся сверху. Подняв глаза, он увидел прелестную женскую головку. Даже сумрак, висевший над колодцем, не мог скрыть ее красоты.

— Ах! — воскликнул Гаврила таким тоном, словно на голову ему рухнули стены. Ничего более он оказать не мог. В области груди зашевелилось что-то теплое.

В молчании текли минуты.

Очарованные друг другом смотрели друг на друга мужчина и женщина.

— Я Гаврила — сказал Гаврила и эхо повторило его слова — Кто ты?

— Я Несравненная Гюльчатай… — шепот, достигший его ушей, был слаще меда.

— Гюльчатай… — повторил шепотом Гаврила и подумал — Жаль что от любви нельзя вспотеть..

Он опять застыл в оцепенении, похожем на сладостный сон, готовый стоять и смотреть на нее. Но Гюльчатай сказала:

— Тебе надо бежать. Я помогу тебе.

Скажи, что тебе нужно?

Ужасаясь прозаичности своих слов, обращенных к этому ангелу, сошедшему на землю он сказал:

— Мне надо вспотеть.

— И только?

— Да — шепотом ответил Гаврила, вспомнив, что за стеной могут быть стражи. Прекрасная Гюльчатай была умна. Она и сама догадывалась, что сейчас нужно Гавриле больше всего.

— Держи!

На решетку упал сверток. Гаврила осторожно протащи его к себе — он был достаточно мал.

— Что это?

— Ешь — ласково посоветовал голос.

Гаврила развернул материю. Руки его нащупали чашку. Герой осторожно сунул внутрь палец. Наполнявшая чашку масса податливо расступилась, обволакивая палец. В полутьме он разглядел, что там плавают мелкие комочки. Он выловил один и осторожно разжевал. Рот наполнился с детства знакомым каждому славянину вкусом.

Гаврила поднес чашку к губам и по-собачьи, языком, стал есть малиновое варение.

— О Гюльчатай, ты спасаешь меня! — страстно выдохнул вверх Гаврила. Сердце его учащенно билось то ли от любви, то ли от съеденного варения.

— Потей! — донеслось сверху. Лицо девушки исчезло. Напрягая слух, он уловил уделяющиеся шаги. Она уходила.

— Кому война, а кому и мать родна.. — невпопад подумал Гаврила. Кровь его заходила быстрее, разнося по телу тепло. Он напряг мышцы, проверяя готовность организма к действиям. Тонкий запах пота разлился по колодцу и нежный влюбленный превратился в бойца.

Гаврила размахнулся. Рука, со свистом рассекая воздух, ударила в стену. Колодец заходил ходуном, по жерлу колодца поднялось грибовидное облако пыли. По кирпичной кладке молнией побежала трещина. Гаврила сунул в крошащуюся глиной темноту пальцы и усилием всего тела выдавил наружу дверь вместе с кирпичной кладкой…

:Шум разбудил весь дворец.

Проснулся и сам Петр Митрофанов.

Царю спалось мягко. Не легко было просыпаться, сон тянул в сладкую темноту, но пришлось.

— Гнедышники прилетели: — сонно подумал Петр. Они часто прилетали по ночам, и всегда их появление сопровождалось страшным шумом. С гнедышниками у него сложились неплохие отношения, не смотря на то, что они едва-едва понимали друг друга.

Митрофанов глянул в окно. Двор, однако, был пуст.

Петр повернулся к кровати, собираясь опять уснуть, но в этот момент уши его уловили приближающийся шум.

— Черт бы их всех побрал — с неудовольствием подумал он — Всех завтра перевешаю:

Шум приближался. Это были не отдельные крики, а всеобщий, полный животного ужаса рев. Под кроватью зашуршал лапами предводитель ручных крокодилов — крокодил Борька.

По этикету он должен был всю ночь находиться в спальне великого Человеконенавистника. Борька выполз на середину комнаты.

Зацепившись за заднюю лапу за ним следом тащился кожаный футляр с личным оружием Петра Мирофанова.

В одно мгновение все изменилось.

Загрохотало так, словно крыша оторвалась и размеренно, но с удивительной скоростью застучала по стенам. Потом размеренный железный грохот прерывался приближающимся шелестящим треском.

— Борька! Дверь!

Крокодил, опершись на хвост, встал в боевую стойку Ленивый хорек переползает через грабли. Петр вытащил меч из ножен и встал рядом с рептилией. По коридору дробно простучал ноги бегущих. Нарушая этикет, в спальню вбежал стражник.

— Государь! Гаврила Масленников!

За спиной стражника мелькали смазанные от скорости лица мужчин и женщин. Митрофанов перевел взгляд на стражника.

— Ну и что? — обалдев от такой наглости спросил Митрофанов.

— Он потный! — взвизгнул стражник и исчез, подхваченный плотным потоком бегущих тел.

Когда бегущие промчались многоногой толпой, в коридоре тише не стало. Что-то там определенно происходило. Проклиная себя за любопытство, Петр Митрофанов выглянул в коридор. По стенам чадили факелы, заливая его нежно-розовым светом, а там где коридор поворачивал, по стене метались бесформенные тени. Они приседали, вытягивались, и вновь приседали, гремя оружием. В воздухе носился металлический звон и проклятья.

Временами шум перекрывался оглушительными криками, полными неземной муки.

Так могли кричать только гвардейцы.

Небольшой отряд истинно преданных Петру Митрофанову людей преградил Гавриле путь в царские покои.

Неизвестно на что они надеялись — Гаврила методически убивал гвардейцев не обращая внимания на их попытки выбить ему глаза копьями.

Он уворачивался от ударов, выхватывал мечи и ловко ломал их об колено. Гвардейцы ужасались, но не отступали. Они задержали Гаврилу минуты на три, сделав все, что было в человеческих силах. Но этого было мало. Петр уйти не успел.

Гаврила ударом ноги разбил дверь, успев при этом увернуться от меча и наступить на него. Обезоруженный Петр проворно прыгнул за Предводителя Ручных Крокодилов.

— Дерись, Борька! Дерись! А то колбаснику отдам!

Борька к колбаснику не хотел. Он прыгнул, растопырив лапы, но на полпути его остановился удар в брюхо. Гаврила нанес его другой ногой. От удара крокодил разорвался на две части, забрызгав кровью и желудочным соком богатое убранство царской спальни. В одном углу лапы его еще скребли мозаичный пол, а зубастая пасть, в другом углу, была раскрыта в надежде, что пришелец сам сунет туда голову или, на худой конец, ногу, но зверь был уже не опасен. Гаврила остался с Петром Митрофановым один на один:

— А-а-а-а! — закричал Великий Человеконенавистник. Понял он, что в лице Гаврилы видит свою смерть.

Взвился крик ночным нетопырем вверх и пропал. Сердце не выдержало, оторвалось и упало в пятки Петру Миртофанову. Боль от отбитых ног разлилась по всему телу, стала невыносимой и он умер.

Комедия кончилась.

Оглянулся Гаврила, выхватывая цепким глазом и широкое ложе и занавеси из паволоки и ценный кальян Александрийской работы.

Больше тут делать было нечего и, оглядев спальню, Гаврила с криком Кто не спрятался — я не виноват!

побежал добивать стражу. Это заняло у него еще полчаса. Разгромив тех, кого нашел он вышел из осиротевшего дворца в пустыню. На лунном диске, низко повисшем над горизонтом, черным контуром прорисовывались пальмы.

— Оазис — догадался Гаврила. Помахав с бархана рукой в сторону царского дворца, он поспешил в пустыню. За спиной оставалось славное ристалище, оставалась Звезда Востока — Несравненная Гюльчатай, пленившая сердце свирепого героя.

Добежав до озерца, Гаврила с шумом плюхнулся в воду. К счастью оазис оказался необитаемым — разумные жители пустыни держались подальше от Петра Мирофанова — и его появление не вызвало там переполоха. Только несколько змей выскользнули из воды и отползли в сторону. Сопя и фыркая, Гаврила плескался в воде. Купание доставляло ему удовольствие, однако голова героя была занята размышлениями над происшедшим. Не Несравненная Гюльчатай и не красота звездного неба занимали его мысли, а замок Ко — таинственное и загадочное обиталище теней и приведений.

Мыли бродили у него в голове четкие, как тени от пальм. Время пришло.

Нужно было хватать его, седлать, пришпоривать и отправляться в путь.

Замок Ко заждался своего героя.

Гаврила вылез на берег, отряхнулся по-собачьи, выжал одежду и натянул ее на себя. Мокрая материя приятно холодила кожу. Герой пошевелил плечами и словно безумный побежал вглубь пустыни.

Ветер, принесшийся из глубины пустыни, разогнал собиравшиеся пролиться дождем облака. Вместо воды на песок упал зной. Гаврила в сердцах выругался и попытался плюнуть в песок. Плевка, конечно же, не получилось. Рот был сух, как склеп Фараона. Солнце уже перевалило через зенит и спустилось к горизонту, но прохладней от этого не стало.

Казалось, что оно действительно приближается к земле, желая расплавить песок и превратить пустыню в громадное зеркало. В этом пекле Гаврила провел целый день. Он шел вперед, оставляя солнце за спиной. В нагретом затылке тяжело бухала кровь. Ящерицы выскакивали из обжигающего песка и бежали рядом с ним, стараясь хоть на минуту оказаться в тени этого странного существа, расхаживающего по пустыне в самое не подходящее время.

Но напрасно. Тени не было. Песок впереди был так же освещен солнцем, как и во всей пустыне. Ящерицы негодующе верещали и закапывались обратно. Довариваться.

Солнце уже закатилось, когда Гаврила увидел замок Ко. Он появился неожиданно, словно выпрыгнул из темноты… Старые, изъявленные пробоинами стены окружали небольшое пространство среди песков. К шуму ветра, перебиравшего песок, Гаврила уже привык за день, но теперь к нему прибавилось шорох песка, скребущего по камню.

Все здесь носило на себе печать разрушения. Время не щадит не только людей, но и камни.

Через пролом в стене Гаврила вошел во двор. С тихим шорохом пополз под ногами песок. В темноте, окружавшей замок, слышались шорохи и невнятные голоса. По спине героя словно провели тряпкой, смоченной в ледяной воде. Он выпрямился, пошевелил пальцами, проверяя готов ли к неожиданностям.

— Слушай, замок Ко! Я пришел за тем, что принадлежит мне!

Голос человека разнесся по двору и увяз в тишине. Гаврила поежился.

Страха в нем не было. Только опасение, что произойдет нечто непредвиденное, что обернется против него и его тени.

Взяв себя в руки, он сделал несколько шагов вглубь двора.

Темнота отодвинулась назад, выдавив из себя дверь. Точнее не дверь, а то, что от нее осталось.

Полу оторванные створки висели, загораживая вход внутрь. Перед ними ветер намел кучу песка. Переступив через нее, Гаврила вошел внутрь.

Темнота там была удивительной.

Немного походив по замку, Гаврила начал сомневаться, что свет вообще существует. В такой темноте можно было не только выколоть глаза, но и отрезать голову. Темнее от этого не стало бы. Шепотом поругиваясь, что бы ненароком не оскорбить тонкие чувства хозяев замка Гаврила ощупью продвигался вперед.

Постепенно темнота вокруг него сменилась серым сумраком. Предметы в нем проступили осязаемыми тенями, не получившими, впрочем, рельефности. Сверху сочился не яркий свет… Гаврила поднял голову.

Над ним полузанавешенное тучами звездилось небо.

— Звеза Мук-Эль-Косан! Пошли мне удачу! — взмолился Гаврила.

Звезда мигнула, и это придало человеку уверенности. Он сделал еще несколько шагов и вошел под крышу.

Шаги теперь эхом отдавались от стен.

Над головой шмыгали летучие мыши.

Гаврила вышел на середину зала.

Вокруг тенями поднимались колонны, когда-то державшие свод. Теперь они подпирали небо. Остатки крыши валялись по всему залу. Гаврила выбрал себе место и усевшись на какой-то обломок стал ждать полуночи.

По словам Гольша, да и по мнению самого Гаврилы, это было самое подходяще время для появления привидений. Около часа он провел в темноте и одиночестве.

Впрочем, одиночество было относительным. Ничего не видя, он ощущал, что вокруг что-то происходит. Кроме шуршания песка и писка летучих мышей вокруг него плескалось море слабых, едва слышных звуков. Кто-то смеялся, слышался ропот толпы. Одинокий голос иногда прорывался сквозь общий шум, донося обрывки странной, томной песни. Звуки накатывались волнами, то затихая, то усиливаясь.

Ночной холод разлился по залу.

Гаврила поежился.

— Кхе-кхе — раздалось у него над ухом деликатное покашливание. Волосы на затылке попытались подняться, но Гаврила пригладил их рукой и обернулся. Перед ним стояло сверкающее фосфорическое облако в форме человека.

— Осмелюсь побеспокоить вас вопросом. Не подскажите ли вы мне, где тут место для двухмесячных привидений?

Призрак застыл в изысканной позе, говорящей о хорошем воспитании. В ответ на столь любезное обращение Гаврила сказал.

— К сожалению не могу ответить на ваш вопрос с полной уверенностью.

Весьма вероятно, что именно там, где мы стоим.

Призрак недоверчиво оглядел место, где сидел Гаврила и с сомнением покачал головой.

— Всегда у них так. Никакого порядка.

Как только устраивают усиленный парад, так начинается неразбериха с местами. В прошлый раз я потерял тут своего друга маркиза Д Антри, королевского отравителя, да еще вдобавок пришлось простоять в толпе простолюдинов с недельным стажем. Страшно подумать! Граф де Греби в толпе крестьян!

Призрак, наверное по привычке, прислонился к колонне и закатил глаза к небу.

— Благородный человек! — подумал Гаврила с уважением. К благородным людям он испытывал вполне объяснимую приязнь, хотя пролил в последнее время не мало голубой крови. Гаврила прислушался к своему естеству. То о чем говорил великий Гольш свершалось в это мгновение.

Он видел призрака так близко, словно смотрелся в зеркало. Призрак был ближе самого близкого родственника: И ничего не происходило! Он не боялся его! Он не боялся, но все же он не был спокоен.

Призрак говорил что-то, но Гаврила уже не слышал его. Начиналось то, ради чего он терпел муки и испытания. Зал вокруг него потихоньку наполнялся призрачными фигурами. Воздух засиял молочнобелым светом. Отдаленные предметы скрылись в этом сиянии как в тумане.

Кого тут только не было! Мужчины и женщины в странных одеждах, звери и птицы. Недалеко от них вереницей прошли фигуры, облаченные в одинаковые мантии. Материя красиво переливалась, хотя ветра в зале не было.

— Как это так? Почему? — подумал Гаврила, но спросить не решился.

Группа прошла мимо, не обратив на него внимания, и остановилась поодаль. Видя их граф издал радостное восклицание.

— О-ля-ля! Вот он мой друг д Антри!

В ответ оттуда замахали шляпой.

— Пойдемте со мной — любезно пригласил де Греби — Я познакомлю вас с маркизом. Он наверняка будет рад. Тут, у нас, редко встретишь живого человека.

Д Антри оказался столь же радушным и велеречивым.

— Человек у нас гость редкий. Тем более приятно видеть не просто человека, а бесстрашного война Гаврила:

— Вы знаете меня? — удивился Гаврила — Конечно — удивился в свою очередь д Антри — Кто же не знает Гаврилу Масленникова? Мы же не в пустыне живем: Впрочем, что это я. Живем-то мы как раз в пустыне, но кое какие новости доходят и до нас.

Разговор поддержал граф.

— В вашем мире о нас говорят много и не всегда правду.

— Чаще неправду, чем правду — уточнил маркиз — Увы! Стыдно признаться, но я и сам приложил к этому руку!

Он тряхнул головой, явно вспоминая что-то веселое.

— Я, помнится, написал книгу Правдивая история призрака Аккерменской колокольни: Как только я: Ну вы понимаете — Он деликатно пошевелил пальцами, подбирая слово, что бы обозначить рубеж своего земного существования — Перешел в иное качество, так сразу же попытался выяснить что там было: И что же?

Бестленные брови маркиза поднялись, выгнувшись домиком.

— Выяснилось, что там его никогда и не было: Теперь я планирую перебраться туда сам, что бы мое реноме в обществе живых не пострадало.

— Вы опоздали. Я ее разрушилсообщил ему Гаврила с неловкой улыбкой и развел руками — Две недели назад. Так получилось:

— Слухи, суеверия:. — Продолжил граф из деликатности не обращая внимания на поскучневшего маркизаПраво слово, начинаешь сомневаться в разумности человечества:

Обиделся Гаврила за человечество и рассказал друзьям из потустороннего мира о мудром Гольше.

— О! Это человек! — В один голос воскликнули граф и маркиз еще так недавно разделявшие все заблуждения человечества — Это Человек! Какой ум! Какая глубина мысли!

— Да, он такой — подтвердил ГаврилаВсе при нем. Кстати именно он направил меня сюда.

— У вас тут какие-то дела? — осведомился маркиз, показывая всей своей позой, что готов оказать содействие в любом деле, вплоть до кровосмешения.

— Да — безразлично ответил геройХочу совершить тут один подвиг.

— Да какой тут может быть подвиг? — разочарованно пожал плечами маркизА я уж было, подумал опять какая-то интрига:

— Нет. Все проще. Хочу поймать у вас одну тень.

И граф и маркиз смотрели на него, и взгляды их выражали недоумение.

Потом маркиз беззвучно хлопнул себя рукой по лбу.

— Это ваша тень?

— Конечно. Зачем мне чужая?

Друзья-покойники переглянулись.

— Как вы собираетесь это сделать?

Гаврила пожал плечами. Он понимал, что если тень сама не захочет вернуться назад, то у него ничего не выйдет. В этой ситуации нужна была либо добрая воля, либо магия. Маркиз слегка наклонил голову, а граф сказал — Безусловно!

— Мы поможем вам:

— Если, конечно вы примете нашу помощь.

Предложение явилось для Гаврилы полной неожиданностью. Такое движение души и для живого человека было редкостью, тем более неожиданно было услышать его от привидений, у которых и души то не было.

— Благодарю вас, господа! Но будет ли от этого толк? Щекотливость положения:

— Пусть это вас не беспокоит. — перебил его д Антри — Именно щекотливость положения и побуждает нас помочь вам.

Гаврила благодарно протянул руку, но, вспомнив с кем имеет дело, отдернул ее. Граф и маркиз рассмеялись.

— Ваши привычки потеряли здесь свою силу, дорогой Гаврила. Пожать руку тому, сквозь которого можно пройти задача не из легких. Это, кстати единственный крупный недостаток привидения, как формы существования материи.

— Зато у вас есть масса других достоинств — ответил ГаврилаНапример доброе сердце!

— Да — согласился граф — По себе знаю, после смерти человек становится значительно лучше. Однако и у вас сесть добрая печень, отличный желудок, великолепные легкие.

Гаврила улыбнулся. Граф тоже.

— Давайте, все-таки займемся вашей тенью. Я знаю одно старое, но вполне приличное заклинание. Всего одно слово и дело в шляпе. Вам только нужно будет наступить ей на ноги.

— Тени?

— Конечно. Полного совмещения добиваться не следует. К концу заклинания все станет на свои места.

Граф откуда-то из глубины себя вынул сгусток туману величиной с кулак.

— До выступления Магистра осталось 26 минут. Нам надо успеть.

Он посмотрел на Гаврилу, задумался.

Найти тень, среди сонмища духов было задачей далеко не простой.

Маркиз не тратя время на раздумья крутил головой, отыскивая хоть что-нибудь черное в сверкающей белизне приведений. Зная характер Гаврилы он искал в первую очередь среди военачальников, спесиво выставлявших на показ свои ордена.

Внезапно его осенило.

— Скажите, друг мой, с кем из известных людей прошлого вам хотелось бы встретиться в первую очередь?

Гаврила задумался только на секунду.

— С Витязем в Тигровой Шкуре!

Д Антри вошел в небольшую кучку духов, стоявших рядом.

— Господа! Где сейчас находится Витязь в Тигровой Шкуре?

Приведения пожимали плечами, но все же несколько туманных перстов указали в глубь зала. Друзья заспешили в указанном направлении.

С каждым шагом Гаврила все сильнее охватывало возбуждение. Дрожь сотрясала теперь пальцы героя, зубы сжимались от дурных предчувствий.

Опасения словно пауки ползали по душе героя, но Гаврила только крепче сжимал кулаки, не позволяя страху оседлать себя. Они обошли карнавальное шествие, миновали толпу призраков одетых явно не по сезону — в меховые шубы и унты.

Заметив взгляд Гаврила, граф небрежно пояснил.

— Эскимосы. Темные охотники. Всегда держатся особняком. Как только на солнце появляются пятна, они прибывают сюда десятками:

Гаврила с трудом разжал зубы и из вежливости сказал первое, что пришло в голову.

— От недостатка света дохнут что ли?

— Да нет — столь же безразлично ответил граф — Тут какие-то другие причины.

Призракам, казалось, не будет конца.

Бледный фосфорический свет наполнял зал. Гаврила дышал им, шел сквозь него, сквозь разговоры:

— Был я там. Ну и ничего. Кабак как кабак:

— Я и не знаю что это такое ягель, да и знать не хочу!

— Тут он ее и прижал, а у самого лицо такое значительное:

— У царя Мидаса — ослиные уши!

— Да что вы! А у Киевского князя бородавка на носу!

— Вот он, Витязь! — указал де Греби на сгорбленного старика. Тот сидел не то на тигровой шкуре, давшей ему такое грозное имя, не то на матрасе.

Гаврила хотел, было удивиться.

Витязя в тигровой шкуре он представлял себе как-то иначе, но едва открыл рот, что бы сообщить об этом маркизу, как увидел свою тень.

Он сразу узнал ее, хотя и не видел ее лет 20.

— О! Тень моя! — радостно завопил герой.

Тень вздрогнула, попыталась съежиться, но среди приведений она была заметна, как мужик в женской бане. Она дернулась в одну сторону, в другую, но Гаврила вцепился в нее глазами и не выпускал.

— Что вы стоите как столб? Вставайте ей на ноги, наступите на нее!прошипел граф ему в ухо, но Гаврила не слышал своего благородного спутника. Граф с удовольствием ущипнул бы Гаврила, но это, увы. Было выше его возможностей. Пожирая свою тень глазами, он сказал.

— Тень моя! Вернись ко мне! Нехорошо, когда тень уходит от человека.

— Да — согласилась тень — А зачем ты обижал меня?

Гаврила переступил с ноги на ногу.

Сказать в ответ ему было нечего, но нужные слова пришли сами собой.

— Я больше не буду.

Вокруг них облаками конденсировались привидения. Слух о том, что в замок проник человек, и человек не простой быстро облетел руины. Мешая разговору, между ним и тенью вклинился маркиз. Гаврила шагнул в сторону, что бы видеть тень.

Тогда между тенью и им вклинился граф. Гаврила опять шагнул не в силах оторвать взгляд от тени.

Теперь он стоял напротив нее. Граф показал маркизу большой палец.

— Спешите. Магистр не будет ждать и начнет свое выступление. Тогда все пропало.

От этих слов очнулся Гаврила.

— Вернись ко мне, тень! Я знаю, я уверен, что нам обоим плохо друг без друга. Мне грозит смерть, а вместе со мной умрешь и ты. Но если мы снова соединимся, то спасем себя! Князь полюбит нас. Стань же тенью великого война Гаврилы Масленникова!

Слова выскакивали из него словно языки пламени. В зале стало тихо.

Было слышно, как прожужжал где-то рядом призрак комара.

— Тутркр! — заорал сзади граф. — Прилипни, тень!

Тень скорчилась. Перестав быть самостоятельным существом, она упала у ног Гаврила, судорожно меняя форму.

Гаврила опустился на корточки. Тень скорчилась, повторив его движения.

Он прикоснулся к ней рукой, не веря, что все позади. Нагретый за день камень изучал тепло, но Гавриле казалось, что тень греет его своим теплом. Он оглянулся, призывая столпившихся возле него духов в свидетели.

— Клянусь, что отныне буду всегда смотреть на тебя!

Слова его заметались между колоннами и вылетели в небо, прямо в уши Светлых Богов. И в этот момент тень пропала. По залу пронеслось что-то вроде общего вздоха. Гаврила оглянулся. Зал был пуст. Вместе с привидениями пропал и свет. В страхе Гаврила выскочил во двор замка. Лунный свет облил его, наградив тенью. Несколько секунд Гаврила смотрел на нее, а потом, раскинув руки, упал на песок и уснул.

Ранним утром, когда солнце еще не осветило землю, он поднялся на ноги.

Тень послушно скорчившись лежала у его ног. Прищурив глаза, Гаврила оглядел розовеющий горизонт. Он улыбнулся и пошел спиной к солнцу.

Навстречу ему.

С тех пор прошло много лет. Гаврила как ходил, так и ходит.

Только одна мысль беспокоит его.

Может быть Ярило обидится за то, что он ходит спиной к Солнцу нему и погасит его?

Оглавление

Реклама на сайте