«Веревочник»

Питер ДИКИНСОН ВЕРЕВОЧНИК

ЧАСТЬ I АСАРТА

Глава 1. Лес

Ночью пошел снег. Тилья знала об этом еще во сне и, проснувшись, помнила это чувство. Среди ночи мать коснулась ее плеча и прошептала:

— Наконец-то пошел снег. Я должна идти в лес и петь кедрам. Тебе придется самой покормить кур и приготовить завтрак.

Тилья дотянулась до полки над головой, достала нижнюю рубашку и сунула под одеяло, чтобы немного согреть. Она лежала и слушала, как ветер завывает в трубе. Анья что-то проворчала во сне и потянула на себя свой край одеяла. Тилья выскользнула из ночной сорочки и надела рубашку. Потом выбралась из кровати, подоткнула Анье одеяло, чтобы той было уютнее спать, и быстро оделась.

Их кровать напоминала большую коробку и стояла рядом с огромной старой печью. Родители спали в коробке побольше с другой стороны печи, но сейчас там уже никого не было: отец ушел в коровник кормить животных, а мать — в лес, к озеру, чтобы петь кедрам.

В доме царил полумрак. Слабый свет пробивался сквозь ставни, но Тилья не стала их открывать не только потому, что яростный ветер обрушивал на них свои удары и прорывался сквозь щели, но еще и потому, что любила утром делать работу по дому на ощупь, точно зная, куда протянуть руку, чтобы найти то, что нужно. Вудбурн был родным домом, а кухня — его сердцем, и Тилья знала ее как свои пять пальцев. Сделать что-нибудь в темноте для нее было не сложнее, чем найти собственный нос.

Сначала она открыла дверцу печи и аккуратно выгребла старую золу, оставив несколько тлеющих угольков. На них она положила немного соломы и хвороста, закрыла дверцу, открыла обе вьюшки, наклонилась над еще теплой печью и произнесла заклинание огня три раза. Мама никогда не говорила никаких заклинаний, но бабушка, Мина, научила им свою внучку, чтобы та знала, сколько ждать, пока хворост разгорится и можно будет подложить большие поленья. Обычно приходилось произносить заклинание четыре раза, но при таком сильном ветре, который давал хорошую тягу, хватило и трех.

Такой сильный ветер? И одновременно снегопад? Что-то здесь не так.

Когда пламя занялось, она сунула в печь четыре полена. Они были распилены и расколоты для печи и целое лето сушились на солнце. Огонь загудел в трубе. Только тогда она взяла лучину и зажгла лампу, поставила вскипятить воду, достала горшок с кашей из печи, где она томилась всю ночь, плеснула в нее немного воды и поставила на плиту, чтобы подать к завтраку горячей.

Потом она умылась, причесалась, завязала волосы в два хвостика, сунула ноги в башмаки и, не завязывая шнурков, открыла дверь во двор. Ветер швырнул ей в лицо пригоршню колючего снега. Брандо не было видно — он прятался от непогоды в своей конуре.

«Что-то не так», — снова подумала Тилья, пробираясь к уборной. Первый снег в Долине должен был выпасть еще месяц назад, в безветренную ночь, когда огромные мягкие пушинки тяжело опускаются на землю, к утру укрывая двор, поля и крыши толстым одеялом. А эти неистовые снежинки не были обычным снегом. И они не оставались лежать на земле. Тех, которые успевали упасть, ветер снова подхватывал и сметал в сугробы. Другой порыв ветра превращал их в снежную пыль и уносил прочь, словно дым.

Хуже того, в темноте хлипкой деревянной будки Тилья нащупала на сиденье маленький сугробик, который нанесло сквозь щель. Замерзшими пальцами она смела снег, присела и поскорее помчалась обратно в душистое тепло кухни. Сначала Тилья хотела послать Анью заткнуть щель, пока не пришел отец, но в конце концов сделала все сама.

Когда Тилья вернулась в дом, каша уже согрелась, чай с шалфеем заварен, бекон шипел на сковородке, а Анья встала, оделась и умылась.

— Странный снег у нас в этом году, — задумчиво сказала Тилья. — Надеюсь, с мамой ничего не случится.

— А куда она пошла? — спросила Анья с полным ртом каши.

— К озеру, петь кедрам. Вернется, как раз чтобы приготовить обед.

Но она не вернулась, и Тилья принялась за мамину работу. До полудня отец, встревоженный отсутствием жены, уже два раза ходил в лес. Он заходил так далеко, как только осмеливался, во второй раз — безрассудно далеко и вышел с головокружением и едва держась на ногах из-за необъяснимой лесной болезни, которой были подвержены только мужчины. Тилья помогла ему дойти до стула, сняла с него ботинки и дала в руки тарелку горячего супа. Он сгорбился у огня, дрожа и тяжело дыша.

Потом они услышали приветливое тявканье Брандо, значит, пришел кто-то свой. На чужаков он лаял громко и предостерегающе. Анья бросилась к двери и выглянула:

— Это Тиддикин! А где же мама? Когда она вернется?

Тилья выбежала во двор и увидела мамину лошадь, которая плелась через луг к дому, едва переставляя ноги. Одно стремя оборвалось, а другое болталось, ударяясь о заснеженные кочки. Папа, пошатываясь, подошел к двери и выглянул.

Тилья помогла ему выйти, побежала к конюшне и взяла пару кусков сахара. Тиддикин, который, как и большинство лошадей, прошел бы всю Великую Пустыню ради кусочка сахара, похромал за ней, пока волочащееся стремя не зацепилось за дверной косяк и не остановило его.

— Я присмотрю за ним, — крикнул папа, входя в конюшню. — Иди оседлай Калико и отправляйся за бабушкой. Расскажи ей, что случилось. Возьми с собой хлеба — тебе придется поесть в дороге, обедать некогда. Когда вы вернетесь, уже стемнеет.

— Будет быстрее, если сразу поехать к озеру. Я уверена, что найду дорогу. Мама брала меня с собой прошлым летом.

— Я тоже знаю, где озеро, — сказала Анья, которая никогда там не была. — Я тоже могу найти дорогу.

— Помолчи, Анья, — оборвал ее отец. — А ты, Тилья, делай, что тебе велено. Я не хочу, чтобы ты тоже пропала. Анья, возвращайся в дом, собери сестре поесть в дорогу, пока она седлает Калико.

— Пап, а ты больше не пойдешь в лес?

— Как я пойду, когда с трудом хожу по собственному двору? Хватит болтать, займись делом.

Старушка Калико была совсем не глупа: она почуяла отвратительную погоду и не хотела отправляться в путь, тем более под особым седлом, которое папа соорудил для бабушки Мины. Обычно это седло надевали на Тиддикина, и оно не совсем подходило Калико. Тилья подкупила ее куском сахара, подложила под седло подушечку, затянула ремни подпруги и была готова к отъезду прежде, чем отец, все еще спотыкаясь и опираясь о стены, снял сбрую с Тиддикина.

— Ты справишься? — спросила Тилья.

— А что мне остается? Собирайся. Надень шубу. Анья даст тебе хлеба и сыра.

— А если Мина откажется? — начала было Тилья. (Дети в Долине называли своих дедушек и бабушек по именам.)

— Расскажи ей, что случилось. Она придет. И возьми с собой хлыст — тебе придется погонять Калико.

Он оказался прав. До дома Мины было не более мили, но, если бы Тилья не погоняла ее, Калико плелась бы полдня. Тилья сидела в седле, закутанная в шубку, нагнув голову в плотно завязанном капюшоне, и каждые несколько ярдов подхлестывала лошадь, чтобы та продолжала, хотя бы и неохотно, переставлять ноги. Время от времени она откусывала немного от краюхи хлеба и куска сыра, которые дала ей Анья. Теперь, когда у нее было время подумать, она начала всерьез беспокоиться. Было очень холодно, а мама лежала где-то в лесу на голой земле. В такую погоду это верная смерть.

Завидев бабушкин дом, Тилья не выдержала, соскочила с лошади и, утопая в снегу, побежала рядом, погоняя Калико, как корову. У ворот она привязала ее к столбу и, тяжело дыша, кинулась к дому.

Мина сидела у печи. Она обернулась, услышав звук отодвигаемой задвижки.

— Что-то случилось? — резко спросила она. — Конечно случилось. Иначе зачем бы ты пришла к своей старой бабушке?

— Мама ушла петь кедрам и до сих пор не вернулась, — выпалила Тилья. — Пришел Тиддикин, с оборванным стременем. Папа хочет, чтобы мы с тобой пошли ее искать. Говорит, одна я потеряюсь.

— Значит, он не такой уж дурак.

— Он зашел в лес слишком далеко и только недавно выбрался. Выглядит ужасно и до сих пор весь дрожит.

— Значит, все-таки дурак. Ладно уж, иду. Где моя палка? Отдышись немного, пока я собираюсь. Потом поможешь мне надеть башмаки.

Она хромала по дому, ворча из-за боли в бедре — это и было причиной дурного настроения, временами находившего на нее. Сегодня нога явно болела, что неудивительно в такую погоду. Было бессмысленно пытаться помочь ей или поторопить ее — Мина это ненавидела. И к тому же она сделала все, что нужно, за несколько минут: поставила горшки с едой в печь, закрыла вьюшки и достала из сундука теплую одежду. Тилья засунула ее ноги в старые как мир башмаки и зашнуровала их. Когда Мина надела свой овечий полушубок, шапку и обмоталась шарфом по самые глаза, было трудно сказать, женщина это, мужчина или тролль. Они вышли из дома.

Тилья подвела Калико к скамеечке, с которой Мине было удобнее на нее забраться, и помогла ей взгромоздиться в седло, которое отец смастерил специально из-за ее больной ноги, — скорее стул без ножек, чем седло. Мина стонала от боли, а Калико, конечно, норовила улизнуть.

— Теперь я справлюсь, — прокряхтела бабушка. — Дай-ка мне мою палку — я не собираюсь терпеть выкрутасы этого глупого создания. Она с рождения упряма как осел.

Но Калико довольно ретиво отправилась в обратный путь. Она была домоседкой и всегда радовалась возвращению в свое теплое стойло. Тилья бежала рядом, и, когда они добрались до фермы, она совсем запыхалась. Отец ждал их. Он выглядел немного лучше, его лицо уже не было пепельного цвета, но он все еще с трудом передвигался.

— Вы быстро вернулись, — сказал он. — До темноты еще часа четыре. Мина, тебе нужно отдохнуть?

— Лучше уж я останусь в седле, — ответила та. — Слезать и залезать на это животное — слишком хлопотное дело. А вот Тилье отдых не помешал бы — она совсем выдохлась.

— Она отдохнет в седле. Я запряг Дасти в сани. Если Селли ранена, вы не сможете посадить ее на лошадь. Ты готова, Тилья?

Не дожидаясь ответа, он взял Калико под уздцы и направился в конюшню, где Дасти уже ждал их, запряженный в сани. В вечерних сумерках он казался огромным и величественным. Папа купил его всего четыре месяца назад, заплатив в два раза больше, чем собирался, и еще никому не позволял брать его. Тилья испуганно глядела на гиганта.

— Но… ведь… — заикаясь, пробормотала она.

— Тиддикин совсем выбился из сил, — сказал отец. — К тому же он бы все равно не смог тащить сани так далеко. Не бойся, просто помни, что ты главная, и тогда Дасти тоже будет об этом помнить. Теперь слушайте. Я положил в сани одеяла, флягу с горячим питьем, хворост, поленья, пару штормовых фонарей, масло для них, брезент, шесты и веревки, чтобы вы могли сделать себе укрытие — но это на крайний случай. Я хочу, чтобы вы вернулись до наступления темноты. Найдете вы Селли или нет — возвращайтесь к ночи. Слышишь меня, Мина? Ты можешь поступать как хочешь — ты все равно так и сделаешь, — но я хочу, чтобы Тилья была дома к вечеру.

Мина пристально посмотрела на него с высоты своего седла. Они не очень-то ладили, поэтому она и жила отдельно в своем домике. Ферма по закону все еще принадлежала ей, а после ее смерти должна была стать маминой, но папа был фермером и поэтому вел себя так, словно был хозяином.

Не дожидаясь ответа, он обхватил Тилью за талию и посадил на Дасти. Ей показалось, будто она сидит не на лошади, а на стволе огромного поваленного дерева. Он вручил ей поводья и вывел Дасти в бушующую непогоду. Поводья Калико он привязал к саням.

— Я не пойду с вами, — сказал он. — Я больше ничего не могу сделать, у меня все еще плывет перед глазами. Удачи. И спасибо тебе, Мина.

Он похлопал Тилью по колену и пошел к дому. Анья помахала им рукой с порога кухни. Тилья помахала в ответ, дернула поводья и щелкнула языком. Дасти огромными шагами двинулся вперед. Калико сначала упиралась, но потом, после увесистого бабушкиного шлепка, понурилась и смирилась с судьбой.

Они пересекли луг и пустошь за ним. Когда они добрались до леса, Тилья оглянулась — фермы не было видно. Среди голых ветвей свистел и завывал ветер, увлекал снежинки в безумные хороводы и вдруг с силой бросал на землю, наметая сугробы и словно бы разбрасывая по лесу белые лоскутки. Никакой дороги не было, но ехать ничто не мешало — не было ни подлеска, ни нижних веток. Деревья росли тесными рядами, вырываясь в высь в борьбе за солнечный свет.

Тилья только один раз в жизни заходила глубоко в лес — прошлым летом, во время той странной прогулки с мамой к озеру. Обычно они ходили по кромке леса, собирали хворост, грибы, расставляли силки для мелкой дичи. Когда они с Миной зашли в лес, она хорошо представляла, где находится озеро, но потом поняла, как легко могла бы заблудиться. Лес казался бесконечно однообразным: невысокие холмы, одинаковые, как колонны, стволы деревьев, лишь кое-где возвышался, подобно башне, кедр-великан. Солнца, по которому можно было бы ориентироваться, не было видно, а ветер постоянно менял направление.

Когда они зашли глубоко в лес, Тилья отвязала поводья Калико от задка саней, чтобы Мина могла сама направлять лошадь. Калико не хотела отстать от Дасти здесь, в чаще леса, но и поспевать за его широким шагом ей удавалось только с трудом. Поэтому она то бежала трусцой, то переходила на неуклюжий галоп.

Тилья услышала за спиной стон Мины и повернула Дасти назад.

— Как твоя нога? — спросила она.

— Бывало и получше. Но нам уже недалеко.

— Может, ты просто укажешь мне, где озеро, а сама поедешь домой?

— Значит, ты ничего не чувствуешь? Не чувствуешь, где озеро?

— Нет.

Обычно сердитый взгляд Мины изменился, она вздохнула и посмотрела в сторону. Помолчав немного, щелкнула поводьями.

— Поехали дальше, — сказала она. — Нечего тут зря болтать.

Они продолжили путь, но то, как Мина замолчала и задумалась, напомнило Тилье прогулку с мамой. Они стояли под кроной величавого кедра и любовались на сияющую водную гладь.

— Ты что-нибудь слышишь, милая? — спросила мама. Было что-то странное в ее голосе: и тревога, и какое-то ожидание.

Тилья замерла, ожидая услышать какой-нибудь необычный звук, но слышала только шепот ветерка среди ветвей да воркование двух голубков.

— Ничего особенного, — ответила она. — А что я должна услышать?

Мама отвела глаза. Помолчав, она сказала:

— Неважно, — и улыбнулась дочери со скрытым сожалением.

Тилье казалось, что время текло и слишком медленно, и слишком быстро. Их с Миной путь был бесконечным, но в то же время каждая драгоценная минута утекала, как вода сквозь пальцы. Вокруг ничего не менялось: все тот же лес, тот же ветер, гоняющий снег и мертвые листья между серыми стволами, и та же уверенность, что они уже опоздали.

Вдруг лес изменился. Голые деревья уступили место зеленым кедрам, чьи нижние ветви касались земли и, переплетаясь, не давали пройти.

— Где-то правее должна быть тропинка, — сказала Мина.

Какое-то время они продвигались вдоль полосы кедров, пока не вышли к узкой, петляющей в зеленой чаще тропе. Дасти тропа совсем не понравилась, и он попятился, но Тилья щелкнула поводьями, и тот покорно побрел в заросли. На первом же повороте тропы сани зацепились за ветку, и Тилье пришлось спешиться и освободить их. Тропинка оказалась такая узкая, что сани едва могли проехать, так что она пошла за ними следом, как за плугом, не давая полозьям застревать на поворотах. Наконец перед ними показалось открытое небо и блеснула серо-стальная поверхность озера.

У самого выхода из чащи сани врезались в засыпанный снегом пень. Ей пришлось заставить Дасти попятиться и, пыхтя от натуги, самой передвинуть сани. Вдруг она услышала крик Мины:

— Смотри! Смотри! Вон они!

Тилья попыталась выглянуть из-за огромного крупа Дасти, но споткнулась о полоз саней и упала. Когда она поднялась, то, что видела Мина, уже исчезло. Бабушка, выпрямившись как струна, сидела на лошади и смотрела вперед. Ее морщинистое лицо сияло от радости.

— Кто бы мог подумать? — изумленно проговорила она. — Сорок лет при каждом первом снегопаде я приходила сюда петь кедрам и никогда даже краем глаза их не видела. А сейчас — целых три. Зверюшки.

Тилья стояла и смотрела на бабушку, удивляясь ее волнению. Мина стряхнула с себя оцепенение:

— Ладно, хватит стоять разинув рот. Гони сюда свою скотину, будем искать маму.

Тилья щелкнула языком, и Дасти двинулся вперед, беспечно, будто боронил поле у фермы. Они вышли к продолговатому озеру, окаймленному кедрами. Деревья росли у самого берега, и их ветви нависали над водой. Слева от тропы была небольшая полянка. На белой пелене снега виднелось темное пятно.

Тилья бросила поводья и кинулась вперед.

Это была мама. Теплая накидка почти полностью накрывала ее.

Тилья, тяжело дыша, опустилась на колени и потрясла ее за плечо.

— Мама! Мама! — срывающимся голосом кричала она. — Очнись, пожалуйста, очнись!

Та не шевелилась.

Ее глаза были закрыты, а лицо очень бледно, только на лбу выделялась темная отметина, похожая на синяк. Руки и щеки были холодными, но не ледяными. Девочка склонилась к ее лицу в надежде услышать дыхание, но рев ветра заглушал все остальные звуки. Пульса она не нащупала.

— Мама! — звала Тилья в отчаянии. Пепельные губы шевельнулись в ответ или ей показалось?

Она оглянулась и увидела, что Мина приближается и тянет Дасти за поводья. Калико шла следом. Тилья поднялась и побежала к ним.

— Вроде жива. По-моему, она пошевелила губами.

— Это чудо, если жива, в такую-то погоду, — сказала Мина будничным тоном, будто речь шла о морозе во время цветения яблонь. — Помоги-ка мне спуститься, и давай посмотрим.

Оказавшись на земле, она бессильно закрыла глаза. Ее лицо было серым, как старая каша. Мина глубоко вздохнула и, опираясь всей тяжестью на Тилью, опустилась на колени рядом с телом дочери. Она стащила с руки варежку и кривыми узловатыми пальцами прикоснулась к ее запястью:

— Может, и есть слабый пульс, а может, и нет. Однако она теплее, чем могла бы быть. Живая она или мертвая, нам нужно отвезти ее домой. Освободи место в санях для двоих. Я больше не полезу на эту старую клячу.

Тилья пошла было за Дасти, чтобы подвезти сани как можно ближе к телу матери, но Мина вдруг крикнула:

— Поди-ка сюда! Смотри! С той стороны, где мы ее не трогали, — что это, по-твоему, такое?

Тилья посмотрела, куда указывала Мина. Хотя тело покрывал толстый слой снега, сбоку и рядом на траве лежала тончайшая пелена снежной пыли — то, что могло нападать за последние несколько минут. Теперь Тилья заметила то же самое и с той стороны, где они уже истоптали снег.

— Здесь что-то лежало, — сказала она. — И закрывало ее от снега.

— И грело ее, — добавила Мина. — Зверюшки. Кто бы мог подумать, что они такие смышленые? Ладно, у нас нет времени удивляться и болтать.

Тилья, слишком измученная, чтобы думать о чем-нибудь еще кроме того, что нужно было сделать в данный момент, подвела Дасти как можно ближе и освободила место в санях. Мать не пошевелилась и не издала ни звука, когда Тилья с трудом перетащила ее через борт саней, устроив так, чтобы не трясло на ухабах. Мина рядом. Тилья кое-как распихала поклажу, накрыла их одеялами, обвязала все веревками и повела Дасти назад в лес. Калико, не обремененная никаким грузом, двигалась позади.

Поначалу все шло отлично. Дополнительный вес Дасти даже не заметил. Но вот обратный путь по тропе через кедры был просто ужасен. Теперь Тилья не смогла бы сдвинуть сани, если бы они застряли, так что им приходилось двигаться короткими рывками. На каждом повороте тропы Тилья, орудуя одним из кольев как рычагом, направляла полозья саней, Дасти делал несколько шагов, потом останавливался, и Тилья снова ворочала сани…

— Ты неплохо справляешься, — сказала Мина, когда Тилья, тяжело дыша, в очередной раз навалилась на рычаг и сани продвинулись еще на полтора фута.

— Это все Дасти, — ответила Тилья.

— Он оказался не таким уж плохим конягой. Только не говори отцу, что я это сказала, а то он захочет купить еще одного.

Наконец они почти выбрались из кедровых зарослей. Лес впереди выглядел иначе, и ветер по-другому свистел среди голых ветвей. Запрокинув голову, Тилья увидела, как потемнело небо, и подумала, что ветер пригнал новые снеговые тучи, но потом поняла, что просто наступила ночь. Тропа стала шире, так что теперь она могла идти рядом, ведя Дасти за поводья.

Не успели они выйти из-под кедров, как вдруг их оглушил какой-то странный звук. Грубый, дикий, устрашающий, порыв чистой злобы. В тот же миг Дасти рванулся в сторону, чтобы увидеть противника, вырвал из рук Тильи поводья, толкнул ее плечом и сбил с ног. Эхо все еще раздавалось среди деревьев, когда он ответил ржанием, изогнув шею и роя копытом снег. Калико в страхе вздрогнула и убежала. Дважды повторился леденящий душу крик, и дважды Дасти ответил. Потом эхо замерло и был слышен только рев ветра, беспощадно рвущего ветви.

Тилья поднялась на ноги. Дасти едва не опрокинул сани, но ничего не выпало.

— Что это было? — прошептала Тилья.

— Вот уж не знаю, — пробормотала Мина. — Попробуем добраться до дома, если оно нам позволит.

Тилья потянула поводья, но Дасти упрямо мотал головой, пытаясь освободиться, чтобы найти невидимого врага. Злая от страха, она пинала его и орала на него, пока он не вспомнил о своих обязанностях. Они шли вперед, пока совсем не стемнело, и тогда Тилье пришлось остановиться и зажечь один из фонарей. Она уже не знала, где находится ферма, но Мина так же уверенно указывала дорогу, как и днем. Время от времени Дасти замедлял шаг и косил глазом вправо, так что Тилье, которая больше не слышала и не видела ничего необычного, стало казаться, что рядом с ними в темноте движется что-то огромное и зловещее.

Но она смертельно устала, слишком устала, чтобы бояться. Она просто вынуждала себя идти вперед. Ее мучила тревога, что Калико, вероятно, уже прибежала домой одна и папа мог рискнуть еще раз отправиться в лес на их поиски. На этот раз он бы уже не вышел.

Но папа ждал их на краю пустоши. Он наклонился и взял маму за руку, и Тилье показалось в мерцающем свете лампы, что она сжала его пальцы. Потом он подхватил Тилью и, поцеловав, посадил на Дасти. И повел их всех на ферму.

Больше она ничего не помнила, кроме того, как сонно макала хлеб в горячий бульон, которым встретила их Анья, и думала: «Все это как-то связано с Асартой».

Глава 2. История

Конечно, в Долине было время — как же иначе? Но не было истории. Во всей плодородной Долине — от высоких гор на севере до дремучих лесов на юге — никогда не происходило никаких войн. Текли дни, сменялись времена года, рождались новые поколения. Не было ни королей, ни иных правителей — только родители, их родители, предки. Сменилось восемнадцать поколений, а в Долине ни разу не случилось ничего такого, что стоило бы записывать в книги, ни одного события, в память о котором можно было бы воздвигнуть монумент. Итак, истории не существовало. Только время.

И предание об Асарте.

Впрочем, в предании было слишком много всякой волшебной чепухи, а волшебства в Долине имелось не больше, чем истории. Если и существовала какая-то магия, то мелкая и будничная — привороты любимого, заговоры от бородавок и тому подобное. Ее считали суеверием, и если она помогала, то только по случайности. Поэтому мало кто верил в предание. Говорили, что его придумали давным-давно, чтобы объяснить, почему в северных горах круглый год лежит снег и не пропускает орды диких кочевников и откуда взялась хворь, которая не дает мужчинам войти в лес и таким образом защищает Долину с юга. Признавали, что болезнь действительно странная: мужчины, входившие в лес, испытывали слабость и головокружение, а если оставались там дольше, то впадали в оцепенение, уже не могли прийти в себя и умирали. Но это не значит, что болезнь была волшебного происхождения.

Говорят, когда-то в Долине было предостаточно истории. К югу от леса простиралась огромная могущественная Империя. На севере, за горами, тянулись бесконечные равнины. Там обитали племена свирепых кочевников, которые жили разбоем и воевали друг с другом, когда оказывалось больше некого грабить. Кратчайший путь между двумя областями лежал через Долину, потому что в течение всего лета можно было без труда перейти через горы. Император приказал проложить через лес широкую дорогу, чтобы взимать налоги с местных жителей и охранять проход в горах от кочевников. Долина была большой — семь дней пути с запада на восток, пять с севера на юг. Трудолюбивые фермеры с любовью обрабатывали плодородную землю, так что налоги, которые они могли платить, заслуживали императорского внимания. Но стоило Императору сократить войска на северной границе, как орды кочевников подобно смерчу врывались в Долину и неуклонно приближались к сердцу Империи, грабя, убивая и предавая огню все на своем пути.

Постепенно Империя снова собирала войска и выдворяла их обратно на равнины, где пыталась наказать их за дерзость и уничтожить, но безрезультатно. Долина служила ареной для всех военных действий. Войска оставались там на постой на целые годы, разбойничая и мародерствуя не меньше кочевников. При этом сборщики податей взимали налоги в том же объеме, что и прежде, да еще требовали задолженность за то время, когда в Долине хозяйничали кочевники, и дополнительную плату за усиленную защиту. Неизвестно, что для жителей Долины было хуже.

Когда где-нибудь в бескрайней Империи разгоралось восстание или новый Император забывал заплатить войскам, солдаты уходили на юг, забирая с собой что хотели и кого хотели, а жители Долины снова пытались наладить свою жизнь, зная, что, пока они собирают скудный урожай в прохудившиеся амбары, кочевники подбираются к неохраняемому проходу в горах.

За девятнадцать поколений до рождения Тильи как раз закончился такой период. Амбары были пусты, скот угнан, дети уведены в рабство, дома разрушены солдатами, которые искали спрятанные сокровища, чтобы восполнить невыплаченные Императором деньги. Некоторые решили отправиться на юг вместе с солдатами, чтобы начать новую жизнь в Империи, но большинство осталось на своих пепелищах. Как бы трудна и опасна ни была жизнь в Долине, они любили ее.

Через год жизнь немного наладилась. Еще через год дела пошли в гору, а кочевники все не появлялись: в тот год на равнинах свирепствовала лошадиная чума. Амбары покрыли новыми крышами, двери в домах были целы, и столы накрыты. Снова появились ярмарки и товар, за который стоило поторговаться. В базарный день люди, бывало, сидели кружком, попивали местный крепкий сидр и размышляли о том, долго ли продлится благоденствие. В один из таких вечеров кто-то, вздохнув, сказал:

— Вот если бы можно было как-нибудь закрыть проход в горах!..

— Фьюгон Великий пытался это сделать. Еще во времена наших прадедов.

— Нет, раньше, — заметил другой. — Фьюгон Четвертый — его называли Великим. А закрыть проход пытался Фьюгон Второй.

Они продолжали спорить о временах и Императорах, пока кто-то не сказал:

— Не важно, кто это был. Все равно у него ничего не вышло. А если уж самому Императору это не удалось… Кто может быть сильнее Императора?

— Асарта сильнее, — вдруг произнес Соннам. — Она может закрыть проход, если захочет.

Соннам — не типичное для Долины имя. Человек этот был не местным и говорил с южным акцентом. Он дезертировал когда-то из императорской армии, потому что влюбился в девушку, которая жила на ферме у реки. Они с матерью скрывали его у себя целых три года, но теперь, когда войска ушли, Соннам женился на ней и больше не прятался.

Он не был местным, поэтому жители Долины не принимали его всерьез и посмеялись его словам. Но его жена сказала:

— Вы ничего не понимаете. Вы не жили в Империи, а Соннам жил.

— Ладно. Расскажи-ка нам об этой Асарте. Под вечер долгого дня не помешает хорошая история.

— Об Асарте известно только то, что она позволяет узнать, — начал Соннам. — В моей семье всегда были солдаты. Дядя моего отца служил начальником дворцовой стражи. В то время на западное побережье Империи постоянно совершали набеги пираты. Император построил флот, чтобы отражать их нападения, но пираты объединились и потопили императорские корабли на его глазах. Снова Император построил флот, и снова он был разбит. На третий раз, по совету придворных, он попросил помощи у Асарты. Та запросила высокую цену, но пришла. И вот корабли опять вышли в море. Император сидел на скале и наблюдал за ходом сражения. Асарта, невысокая пожилая женщина в сером одеянии, расположилась рядом. Когда флотилии приблизились друг к другу и начался бой, она вскричала громким голосом, и из пучины поднялись шесть огромных змей. Они обвились вокруг пиратских кораблей, раздавили их и, подняв в воздух, вытрясли из них всех пиратов в свои чудовищные глотки.

Тогда по приказу Императора слуги принесли шесть тяжелых сундуков и поставили перед Асартой. Она взглянула на них, по мановению ее руки они развалились на части, и все увидели, что только сверху лежало золото, а остальное заполнял свинец. Император сказал, что виноват казначей, который хотел утаить золото для себя. Казначея немедленно схватили и повесили, прежде чем он успел вымолвить хоть слово. Асарта посмотрела Императору прямо в глаза, и он начал уменьшаться, пока не стал размером с мой мизинец. Она посадила его в золотую клетку, которую извлекла из воздуха, и повесила ее на золотом шесте.

При виде этого стражники под предводительством дяди моего отца бросились на помощь своему господину, но чем ближе они подходили к Асарте, тем меньше становились — сначала размером с мышь, потом с муравья. Потом они испугались, что могут совсем исчезнуть, и остановились. Вдруг Асарта выкрикнула что-то таким громким голосом, что все пали на землю, а тело казначея поднялось — его голова безжизненно болталась на сломанной шее — и подошло к ней. Она возложила на него руки и что-то тихо сказала, и к нему вернулась жизнь. Он отдал приказ, и слуги принесли гораздо больше золота, чем она просила вначале. Тогда Асарта исчезла, забрав с собой и золото, и казначея.

Стражники, и мой родственник среди них, начали постепенно увеличиваться в размере и к вечеру достигли своего прежнего роста. Однако Император так и остался карликом и до конца своих дней говорил тонким, птичьим, голоском и никогда не забывал, что Асарта могущественнее, чем он.

Все это дядя видел своими собственными глазами, но, будучи человеком неглупым, сразу же сменил имя и место службы, потому что те, кто видел, как Император болтался в золотой клетке, не задерживались на этом свете.

— Неплохая сказка, — усмехнулся кто-то из слушавших.

— Видите, Асарта сильнее Императора, — сказала жена Соннама.

— Если она еще жива.

— И если все это правда.

— Чушь. Сказки.

Большинство слушателей с этим согласилось. Даже в те времена, когда в Долине, как и во всей Империи, еще было волшебство, люди в него не очень-то верили. Может быть, потому, что за долгие-долгие годы ни один уважающий себя маг не заглядывал в их края.

Текли дни, сменялись времена года, лошадиная чума продолжала свирепствовать на равнинах, и то в одной, то в другой области Империи происходили волнения. На юге страны кипела такая смута, что императорские чиновники вообще забыли о существовании Долины и много лет никто не приходил собирать налоги. За это время успело смениться целое поколение.

Но однажды на рыночную площадь прибежали запыхавшиеся пастухи и принесли плохие вести. Они пасли свои стада на горных пастбищах и вдруг увидели свирепого вида всадников. Те смотрели сверху в Долину, о чем-то совещались и смеялись. Потом они развернулись и ускакали на север.

То было время, когда на рыночной площади сидели, потягивая сидр, сыновья тех, кто слушал когда-то историю об Асарте. Среди них был и сын Соннама, в чьих венах текла кровь храброго солдата. Когда все, выслушав пастухов, впали в отчаяние, он твердо сказал:

— Нам остается только одно. Мы должны взяться за оружие и сражаться.

Так они и сделали. Они напали на всадников из засады, но поскольку им было незнакомо военное дело, а у кочевников оно в крови, то им пришлось нелегко. Однако в конце концов враги отступили.

После этого жители Долины созвали совет. Одни говорили:

— Мы победили! Одолеем их и в другой раз.

— В следующий раз их будет больше, и они лучше подготовятся, — возражали другие. — Надо попросить помощи у Императора.

— Император хуже самих кочевников, — спорили третьи.

И вдруг кто-то сказал:

— Остается только позвать Асарту.

Конечно, это была шутка. Выражение «позвать Асарту» стало в Долине почти поговоркой. Кто-то ответил, тоже шутя:

— По крайней мере, это лучше, чем звать Императора.

— И в самом деле, — согласился другой, уже без иронии.

Никто не заметил, как шутка постепенно стала предложением, а потом переросла в решение, и они начали обсуждать, как его осуществить.

Соннам не слишком помог им. Он уже состарился, и память его ослабла.

— Асарта?.. — пробормотал он. — Да, да. Она запросила высокую цену.

Это их немного озадачило. Долина процветала, скот тучнел, и амбары ломились, но у людей не было ни денег, ни драгоценностей — ничего, что ценилось бы в Империи. Они собрали все, что смогли, и направили послов к Асарте. Так как половина ферм в Долине наследовалась по женской линии, то они выбрали пять женщин и пять мужчин.

С самого начала несчастья преследовали их. Одного убили, троих схватили по обвинению в неуплате налогов и продали в рабство, остальных ограбили и избили. Но хуже всего было то, что они ничего не узнали об Асарте. Все расспросы оказались напрасны — о ней не сохранилось ни памяти, ни предания.

Когда у них не осталось почти ничего, четверо сдались и вернулись домой ни с чем. Но один мужчина и одна женщина решили продолжить поиски, без гроша в кармане и почти утратив надежду. Их звали Рейель Ортальсон и Дирна Урласдотер. Они продолжали свой путь, выбирая дорогу наугад, пока не пришли в один город у бескрайней пустыни, которая ограничивала Империю с востока.

И вот однажды утром, сидя в тени городских ворот, Рейель и Дирна увидели двух женщин, идущих из пустыни, и услышали их разговор:

— Значит, вот так Асарта окончила свой путь…

— Не думала, что доживу до того дня, когда она решит уйти. Без нее мир изменится.

Люди из Долины вскочили и подбежали к ним:

— Вы знаете что-то об Асарте? Мы прошли долгий путь, чтобы найти ее.

Женщины покачали головой и ответили:

— Вы опоздали. Она удалилась в пустыню, чтобы окончить свои дни. Через час после восхода луны ее уже не будет.

— У нас еще есть время. Куда она пошла?

— На восток. Но вы не найдете ее, если она сама этого не захочет.

Рейель и Дирна наполнили фляги зловонной водой из бочки, стоявшей у ворот, и, ступая по раскаленному песку, отправились дальше на восток. Не было ни дороги, ни какой-нибудь тени. Грязной водой из фляг они смачивали себе лоб и плелись дальше. Пришло время, когда они поняли, что если сейчас не повернут назад, то умрут в пустыне. Но они продолжали идти, и когда солнце село и исчезли длинные тени, ползшие впереди них, они увидели скалу, в которой была пещера. В ней на испещренной надписями каменной плите, низко опустив голову, сидела старуха в сером одеянии.

Они вошли и остановились перед ней, боясь вымолвить хоть слово. Но старуха подняла голову и мягко сказала:

— Вы пришли по какому-то поручению. Хотите попросить меня о чем-то. Расскажите мне о вашей беде.

Выслушав их, она кивнула и спросила:

— Вы принесли мне плату?

— У нас ничего нет, — сказали они. — Когда мы отправились в путь, у нас были деньги и драгоценности, но нас ограбили в дороге, и теперь у нас есть только наша одежда.

— Значит, ничего? И вы хотите, чтобы я сделала для вас такую тяжелую работу бесплатно?

— У меня есть краюха черствого ячменного хлеба, которую я выпросила в городе, — сказала Дирна.

— А у меня осталось немного воды во фляге.

— Дайте их мне, — потребовала Асарта.

Она смочила губы водой, отломила кусочек хлеба и протянула флягу и краюху обратно.

— Хорошо, — проговорила она. — И все же я не могу сделать то, о чем вы просите. Я больше не занимаюсь магией. Но я научу вас, что делать. Ждите здесь и смотрите, что произойдет, когда я уйду. Потом идите в город Талак и найдите человека по имени Фахиль. Попросите его помочь вам. Он потребует плату, и вы дадите ему вот это кольцо. Берегите его, но никогда не надевайте. Я доверяю вам, потому что вы доказали, что у вас сильная воля.

Асарта сняла с пальца золотое кольцо и положила его рядом на каменную плиту. Она подняла камень, подула на него, и он рассыпался в мельчайший песок. Волшебница растерла его между пальцев и сплела из песка, как из пряжи, тонкую веревку, которую затем продела в кольцо и соединила концы без узла. Она протянула кольцо Дирне, та надела веревочку на шею и сунула кольцо под блузку. Веревка приобрела цвет ее кожи и стала почти незаметна.

Асарта знаком показала, что они могут идти, и застыла в том же положении, в каком те ее застали. Они сели у входа в пещеру и стали наблюдать. В ожидании они съели немного хлеба и попили воды и обнаружили, что хлеб свежий и душистый, словно только что из печи, а вода вкусная и прохладная, как в роднике у них в Долине.

Небо потемнело, и высыпали звезды. Взошла яркая луна и осветила пустыню, но в пещере по-прежнему царила густая тьма. Оттуда доносился шепот Асарты — слабый старческий голос, словно шорох сухих листьев, подхваченных ветром. Когда луна переместилась и стала светить прямо в пещеру, голос окреп, это был голос королевы, созывающей свою армию, или жрицы, воздевшей нож над жертвой. И вот уже на каменной плите стояла не дряхлая старуха, а высокая сильная женщина с длинными темными волосами. Ее голос звучал словно колокол, заставляя дрожать валун, на котором они сидели. Искры метались по пещере, словно хвост кометы. Потом ее голос стал мягче, зазвучал как песня, и искры закружились вокруг нее, освещая ярче, чем луна. Песня закончилась, и она стояла молча, ожидая чего-то.

Казалось, само время застыло в ожидании. Они наблюдали, не понимая, что происходит. Но они помнили, о чем говорили женщины у городских ворот, и знали, что если приблизятся, то их унесет вихрь времени, в центре которого пела Асарта. Когда песня закончилась, водоворот времени тоже остановился.

Она сбросила плащ и вытянула перед собой руки, словно предлагая звездному небу невидимый дар. Светящиеся искры опустились на ее ладони и образовали некое подобие капли, остающейся на листе после дождя.

Асарта не мигая смотрела на каплю. Потом воздела руки над головой, и капля поднялась вверх, мерцая и расширяясь, пока незаметно не растворилась в лунном свете. Они наблюдали, как капля исчезает, а когда опустили глаза, Асарты уже не было.

Рейель и Дирна вернулись в город и узнали, как идти в Талак. Путешествие было долгим и опасным, но с ними не приключилось никакой беды. Ячменный хлеб и вода подкрепляли их, не только всегда оставаясь свежими, но и постоянно обновляясь, — сколько бы они ни ели и ни пили, их всегда оставалось столько же.

Когда на приют для странников, где они ночевали, напали разбойники, то ограбили и раздели всех, кроме Дирны и Рейеля. Казалось, разбойники их просто не увидели.

Добравшись до Талака, они обнаружили, что у городских ворот стоит стражник, опрашивает и обыскивает всех и требует непомерную плату за вход. Но когда Рейель и Дирна подошли к воротам, ему вдруг принесли весть о том, что его жена родила сына, и от радости он не заметил, как они прошли.

Неприятности начались в городе. Талак был древней столицей Империи. В самом его сердце находился императорский дворец, к которому вели широкие прямые улицы от двенадцати городских ворот. Между ними был лабиринт улочек и переулков, тупиков и площадей. Даже люди, прожившие в Талаке всю жизнь, могли заблудиться в незнакомом квартале и несколько дней искать дорогу домой. Жители города были недоброжелательны, суетливы и подозрительны. Когда они слышали вопрос о Фахиле, то пожимали плечами или бросали на них быстрый испуганный взгляд, словно в этом имени таилась опасность.

Тогда Дирна и Рейель оставили расспросы и принялись наугад бродить по городу, чувствуя себя более потерянными, чем в пустыне, и надеялись услышать где-нибудь в обрывке разговора имя Фахиля, как когда-то услышали об Асарте. Изо дня в день они обходили город, но каждый вечер, по какой-то невероятной случайности, возвращались на одну и ту же темную улочку, на которой стоял только один дом — без окон и с замурованной кирпичом дверью. Это место они стали считать своим временным пристанищем. Там было тихо, безлюдно, а на крыльце дома удобно спать.

Однажды, когда они завтракали, прилетела маленькая желтая птичка и стала искать крошки. Дирна и Рейель не считали волшебные хлеб и воду чем-то само собой разумеющимся и поэтому в благодарность Асарте делились ими при каждой возможности. Дирна отщипнула кусочек хлеба и протянула птичке. Та без страха села ей на руку и стала клевать. Глядя на них, Рейель рассмеялся и вспугнул птицу. Улетая, она задела крылом кирпичную стену, и вдруг на долю секунды в стене показалась дверь, но через мгновение там снова была кирпичная кладка.

Рейель встал и положил ладонь на это место. В стене появились очертания двери без ручки и без дверного молотка.

Вдруг раздался голос:

— Кого вы ищите?

— Фахиля, — ответили они.

— Зачем?

— Нам нужен мир в нашей Долине.

— Вы принесли положенную плату?

— Да.

— Входите.

Дверь открылась, и они вошли в темный прохладный зал. Там никого не было. Из зала несколько дверей вели в другие комнаты, и пока они раздумывали, какую выбрать, все двери, кроме одной, растаяли, как туман. В эту дверь они и вошли. Там оказался точно такой же зал. И вновь они выбрали ту дверь, которая не исчезла. На третий раз они оказались в залитом солнцем саду. Там росли розы, лилии и цветы, каких они никогда не видели, персиковые и абрикосовые деревья, груши, яблони — их усыпанные плодами ветви были заботливо подвязаны. В ручейках, текущих через сад, журчала сияющая вода. Раздавалось птичье пение.

В центре сада они увидели человека, который сосредоточенно прививал черенок к грушевому дереву. Казалось, он почувствовал их присутствие, но неторопливо доделал свою работу и лишь потом обернулся.

Это был высокий мужчина с небольшой черной бородкой, в коричневой куртке с большими карманами для садовых инструментов и зеленом тюрбане. Он изумленно поднял брови, словно не ожидая их здесь увидеть.

— Мы ищем Фахиля, — сказали они.

— Что ж, дверь знает свое дело. Фахиль — это я.

— Мы пришли к тебе с просьбой.

Он кивнул, и они рассказали ему о набегах кочевников, и об императорской армии, и о том, как жители Долины хотят избавиться и от тех, и от других и жить спокойно.

Когда они закончили свой рассказ, Фахиль сказал:

— Это не так-то просто. Почему я должен тратить на вас свое время?

Дирна сняла с шеи веревочку и протянула ему кольцо. От его прикосновения веревка обратилась в песок, из которого Асарта его сплела. Кольцо едва заметно шевельнулось в его руке, и он быстро сжал пальцы.

— Откуда оно у вас? — спросил он.

Они рассказали ему, что случилось с Асартой, и в доказательство показали ее дары — воду и хлеб.

Фахиль слушал, крепко сжимая в руке кольцо. Наконец он задумчиво произнес:

— Не знаю, что все это значит. Сотни лет я пытался заполучить кольцо, а теперь Асарта сама мне его прислала. Ну что ж. Используем ее могущество, чтобы выполнить вашу просьбу. Возьмите воду и хлеб и отправляйтесь домой. Полагаю, твой дом стоит у подножия гор и рядом течет ручей.

— Это так, — ответил Рейель.

— Через две полных луны после того, как ночи станут длиннее, чем дни, поднимись в горы к тому месту, где снег начинает таять. Вылей остатки воды из фляги в ручей. И после этого ты должен будешь петь снегам.

— Что петь? — удивился Рейель.

— Слушай ручей. Он подскажет тебе. А твоя ферма, — обратился чародей к Дирне, — стоит на окраине леса. Рядом есть небольшое поле и каменный амбар.

— Так и есть, — ответила она.

— Когда осенью соберут урожай и взборонят поле, возьми этот хлеб и разбросай крошки в борозды. Следующей весной пусть поле вспашут и засеют ячменем. Потом собери урожай в амбар. Когда выпадет первый снег, возьми два мешка ячменя и оставь зерно у озера в лесу. После этого ты должна петь кедрам.

— Что же я буду петь?

— Кедры сами скажут тебе. Ты будешь делать это каждое полнолуние до тех пор, пока не кончится зерно и не растает снег. То же самое вы должны будете делать год за годом. У тебя, Рейель, будут сыновья, а у тебя, Дирна, дочери, и они тоже будут слышать голоса ручья и кедров. После вас ваши дети будут петь им. Так сменится двадцать поколений. Никто, даже Асарта, не может удерживать время вечно, но в течение двадцати поколений в Долине будет царить мир. А теперь, раз уж вы ничего не попросили для себя, возьмите хотя бы это. — Он протянул им два персика.

Рейель и Дирна поблагодарили его и ушли. Съев персики, оба ждали какого-то магического эффекта, но ничего не произошло. Рейель выбросил косточку, подумав, что персик не вырастет так далеко на севере, где он жил. А Дирна сохранила ее и посадила в Вудбурне, когда они через много-много дней вернулись домой.

В Долине царил хаос. Кочевники вторгались еще два раза, но жителям Долины удавалось отражать нападения, хоть и слишком дорогой ценой. Четверо из тех, кто уходил на поиски Асарты, вернулись и рассказали о своей неудаче. В отчаянии, зная, что кочевники вернутся еще не раз, жители Долины попросили защиты у Императора. Так что когда Дирна и Рейель вернулись, никто не обратил на них особого внимания.

Тем не менее оба сделали то, что сказал Фахиль. Через две полных луны после того, как ночи стали длиннее, чем дни, Рейель поднялся в горы к источнику ручья, который протекал по его земле, и вылил флягу туда, где он появлялся из-под ледника. Сделав это, он прислушался к журчанию зарождающегося ручейка. В шепот воды вплеталась песня, которую, казалось, он знал с рождения и хранил в своем сердце. Тогда он начал петь, и ветер подхватил его голос, и скалы ответили ему эхом. Когда он закончил петь, ветер окреп и принес тяжелые тучи. Не успел Рейель добраться до дома, как начался сильный снегопад.

Пять дней в Долине не переставал идти снег. Такого снегопада еще не бывало — дома были погребены до коньков крыш. Зима была долгой, и снега становилось все больше. Когда пришла весна, река, берущая исток в горах, превратилась в бушующий поток. Пастухи, поднявшиеся со своими стадами на высокогорные пастбища, рассказали, что если в Долине снега было много, то в горах — чудовищно много. Проход на равнины оказался закрыт огромным ледником.

Дирна тоже в точности выполнила указания Фахиля. Когда в Вудбурне собрали урожай и взборонили землю, она раскрошила свою краюху хлеба и разбросала крошки в борозды. Весной она вскопала поле и засеяла его лучшим ячменным зерном, какое смогла найти.

С юга по лесной дороге пришли императорские чиновники, чтобы расквартировать войска и собрать подати. Налоги оказались непомерно велики, потому что жители Долины несколько лет не платили в казну ни гроша. Когда они рассказали чиновникам о леднике и объяснили, что в этом году не нуждаются в защите Императора, те еще больше подняли налоги под предлогом того, что им не придется кормить солдат, а значит, у них будут лишние деньги. Если людям было нечем платить, их детей забирали в рабство. Но жители Долины уже привыкли к свободе и независимости. Они убили чиновников и бросили их трупы в реку.

Когда весть об этом достигла Талака, Император пришел в ярость. Он хотел направить в Долину войска, чтобы покарать ее жителей: дома сжечь и сровнять с землей, мужчин убить, женщин и детей увести в рабство. Однако близилась зима, и он решил отложить возмездие до весны.

Дирна собрала большой урожай ячменя и сложила его в каменный амбар. Когда пришел первый снегопад, она погрузила в сани два мешка зерна, запрягла лошадь и повела ее к небольшому продолговатому озеру глубоко в лесу. Там она высыпала ячмень в нескольких местах и сама не заметила, как начала петь. Слова и нежная, убаюкивающая мелодия поднимались из глубины ее сердца и сливались с шепотом ветра в кедрах. Окончив песню, Дирна поглядела вокруг, но ничего не изменилось, и она поехала назад.

Через несколько дней ее брат отправился утром в лес, чтобы расставить ловушки, и не вернулся к обеду. Обеспокоенная его отсутствием, Дирна пошла по следам на снегу и скоро нашла его. Он лежал лицом вниз, с трудом дыша. Она не сумела привести брата в чувство и отвезла его на лошади домой. Только через три дня он открыл глаза и не мог вспомнить, что с ним случилось.

То же самое происходило со всеми мужчинами, заходившими в лес. Если они немедленно поворачивали назад, то отделывались сильным головокружением и слабостью, но если заходили слишком далеко, то теряли сознание и умирали. Женщины были совершенно не подвержены этой болезни, так что они стали охотиться, расставлять ловушки и собирать хворост, а мужчины оставались на ферме и ухаживали за скотом.

Всю зиму, каждое полнолуние, Дирна отвозила ячмень к озеру, но из-за постоянных снегопадов было не видно, съел ли кто-нибудь предыдущие кучки зерна.

С наступлением весны люди, боясь гнева Императора, начали искать укрытия для мужчин в горах, а для женщин — в лесу, потому что там странная хворь не даст солдатам преследовать их. Но почти никто не верил, что магия сможет противостоять могуществу Императора.

Они ошибались. В начале лета из леса стали появляться лошади, в сбруе, но без всадников. Иногда в седле сидел привязанный к лошади мертвый солдат. Лишь один из них еще дышал, но был в глубоком обмороке. Когда через несколько дней он очнулся, то не мог вспомнить происшедшее с ним в лесу, но рассказал, что Император действительно направил войска в Долину, желая покарать ее жителей. Однако солдаты столкнулись с необъяснимой болезнью. Кто-то умер, кто-то вовремя вернулся. Император прислал своих лучших чародеев, но они были бессильны против колдовства Асарты. Мудрейшие из них отступили. Остальные утратили свои силы или лишились рассудка.

Тогда солдаты кавалерии привязали себя к седлам и пустили лошадей самым быстрым галопом, надеясь проскочить через лес. Этот человек был одним из них. Его конь считался самым быстрым и сильным во всем войске. Так как солдат не мог вернуться, он остался в Долине, однако, в отличие от Соннама, так и не обзавелся хозяйством, не женился и умер в драке, которую сам развязал.

Таково предание, которое рассказывают в Долине. Оно передавалось из поколения в поколение в семье Дирны Урласдотер из Вудбурна. Хотя в Долине ходит много версий этой истории — каждый рассказчик изменяет имена и приключения по своему вкусу, — Урласдотеры верны своему преданию и не рассказывают его за пределами семьи. Для них эта история правдива, и, не заботясь о том, что их вера и настойчивость вызывают насмешки, из года в год засевают поле отборным ячменем, собирают урожай, хранят его в особом амбаре, а зимой отвозят в лес.

Ортальсоны поют снегам в горах и хранят свое семейное предание. Все остальные признают, что болезнь в лесу, конечно, очень странная, но этому наверняка есть разумное объяснение. И если ледник закрыл место, где когда-то можно было пройти, то это говорит лишь о том, что раньше зимы были мягче. Чему тут удивляться? К тому же в предании ни слова не говорится о Великой Пустыне, которая защищает Долину с востока и которая простиралась там всегда, задолго до Асарты.

Когда жизнь в Долине вернулась в обычное русло, Дирна посадила косточку от персика, который дал ей Фахиль. Из нее выросло дерево и много лет простояло у южной стены амбара в Вудбурне. В нем не было ничего волшебного. Несмотря на суровый климат, дерево цвело и приносило такие вкусные плоды, что многие просили черенки и сажали их у себя. Через восемь поколений после Дирны ураган разрушил амбар и свалил дерево. Древесину сохранили и мастерили из нее разные вещи, особенно резные деревянные ложки, которые мужчины любили выстругивать долгими зимними вечерами, когда женщины сидели за прялками.

Вскоре появилась традиция использовать эти ложки для гадания и предсказания будущего, рассматривая бесчисленные круги, узелки и завитушки в рисунке дерева. Лучшие из них передавались по наследству и даже получили собственные имена, как мечи героев. Но, вообще-то, в их предсказания верили не больше, чем в историю об Асарте.

Глава 3. Собрание

Тилья проспала почти до обеда. Должно быть, она уснула вечером за столом и отец отнес ее в постель. Когда она проснулась, на нее нахлынули тревожные воспоминания о вчерашнем дне.

— Неужто соизволила проснуться? — послышался ворчливый голос Мины.

— Как мама? Ей лучше?

— Не знаю, как насчет лучше, но она здесь, в тепле, и дышит — все, что я могу сказать.

Тилья встала, обошла печь и приблизилась к маминой кровати. Она лежала на спине с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Ее лицо немного порозовело, и рука была теплой, но мать не пошевелилась в ответ на прикосновение дочери. Мина сидела рядом, прислонившись к печи.

— Не пойму, что это за отметина у нее на лбу, — сказала она. — Никогда такого не видела.

Тилья вгляделась получше. Темное круглое пятно на мамином лбу было размером с ноготь и напоминало четко очерченный лиловый синяк, но без шрама и без припухлости.

— Думаешь, она поправится?

— Понятия не имею, — резко ответила Мина. — Можешь надеяться, если хочешь. Надежда еще никому не мешала.

Тилья взглянула на нее и поняла, что со вчерашнего дня стала по-другому относиться к бабушке. Хотя Мина казалась еще сердитее, чем обычно, на самом деле она смертельно беспокоилась за дочь. Но, не желая признавать этого, ворчала и огрызалась. Она посмотрела на Тилью с притворной строгостью в своих светло-голубых глазах. Та в ответ улыбнулась.

— Рада, что кому-то весело. Что тут смешного?

— Ты, Мина, — ответила Тилья. — Вчера ты держалась великолепно. Наверное, у тебя ужасно болела нога, но ты ни разу не пожаловалась.

— Какой смысл? Я не возражаю потерпеть, только если при этом не надо выдавливать из себя улыбку. И раз уж мы начали обмениваться любезностями, должна сказать, что и ты была на высоте.

— Как сегодня твоя нога?

— Бывало и получше. Вчера я перенапрягла ее. Ничего, пройдет.

— Тот зверь, который напугал нас, когда мы возвращались с озера, — ты думаешь, это…

— Нет, не думаю. Я уже говорила. И хватит об этом.

На этот раз Мина рассердилась по-настоящему. Ее взгляд стал холоден. Тилья поспешно переменила тему:

— А где папа? И Анья?

— Кормят скот. Они будут умирать с голоду, когда вернутся, так что оденься, умойся и приготовь им обед. Потом сбегай ко мне домой и накорми кота. Я останусь здесь, пока не пойму, что с твоей мамой.

Пять дней она не шевелилась. Менялся только цвет отметины на лбу — она становилась все светлее, от темно-лилового до багрового, потом оранжевого и светло-желтого, пока на шестой день совсем не исчезла.

Тем временем Тилья взяла на себя всю бесконечную мамину работу на ферме, а Анья изо всех сил пыталась выполнять обязанности Тильи и совсем неплохо справлялась, надо было только постоянно ей говорить, что она все делает просто блестяще. Тилья даже радовалась, что у нее нет времени на размышления и беспокойство. Она не хотела думать ни о том, что случилось в лесу, ни о «зверюшках», которых Мина видела у озера, ни о невидимом чудовище, чей голос они слышали на обратном пути. Тогда она очень испугалась, но теперь сиюминутный ужас сменился глубоким, не оставляющим ни на минуту страхом. То, что произошло в лесу, никогда не случалось раньше. Тилья считала это предзнаменованием того, что ее мир изменится. Ей казалось, все, что она любила — маму, папу, Анью, Мину, Вудбурн, всю Долину, — она скоро потеряет.

Тилья была у маминой кровати, подбрасывая поленья в печь, когда та очнулась. Она открыла глаза, вытянула руку и кончиками пальцев опасливо прикоснулась ко лбу.

— Он коснулся меня рогом… — прошептала она, закрыла глаза и снова уснула.

Когда мама вечером проснулась, то не помнила даже этого. Помнила лишь, как отвезла ячмень в лес и рассыпала его под кедрами, как подошла ближе к воде, чтобы начать петь. Потом — темнота.

Прошло еще много времени, прежде чем к ней вернулись силы, но уже через несколько дней она встала и начала хлопотать по дому. Трудно сказать, была ли она молчаливее обычного, потому что и так не отличалась разговорчивостью, не то что ее мать и дочери. Но замкнутости в ней точно прибавилось. Иногда она вдруг застывала на полпути и ее взгляд становился пустым, обращенным внутрь.

Любая работа давалась ей с усилием, поэтому Тилья и Анья делали все, чтобы помочь ей. Однажды они отправились в лес — проверить ловушки, поставить новые и насобирать хвороста. Тилье понадобился топорик, но оказалось, что он пропал, хотя она точно помнила, как аккуратно положила его в сани.

Это было серьезной неприятностью. Металл в Долине ценился на вес золота. Монеты изготовляли из тяжелой темной древесины одной породы дерева, которое росло только в ущелье между отрогами гор. Деньги использовали редко, обычно люди обменивались товарами. Еду готовили в глиняных горшках. В давние времена железо привозили из Империи, но с тех пор, как Долина оказалась отрезанной от внешнего мира, приходилось бесконечно переплавлять старые изделия, дрожа над каждой крупицей. Из железа делали только самые необходимые инструменты. Даже потеря топорика была большим убытком.

Тилья привязала Калико к дереву, и они пошли обратно по следу от полозьев саней, но он часто терялся, потому что снег лежал лишь местами, и вскоре Тилья уже не знала, куда идти. Она была зла на себя.

— Подожди, — сказала вдруг Анья. — Надо послушать.

Тилья остановилась и посмотрела вокруг. Нет, здесь они не проходили. Должно быть, вот там…

— Туда, — сказала Анья и указала направление.

Тилья медленно пошла за ней, ища на земле следы полозьев. Анья опять остановилась под кедром и, склонив голову набок, прислушалась. Прежде чем сестра подоспела, она снова ушла вперед.

И тут Тилья увидела следы полозьев. Она медленно двинулась по ним. Вдруг ей навстречу выскочила Анья, держа в руке топорик.

— Зацепился за ветку остролиста, — выпалила она. — Кедры мне сказали.

— Очень мило с их стороны. — Тилья с облегчением рассмеялась.

Вдруг ее сердце замерло. Прогулка к озеру прошлым летом… И то, что сказала Анья, когда она уходила искать маму…

— Анья! Ты знаешь, где озеро?

— Конечно. Вон там. Но мы не успеем вернуться к обеду. Хочешь сходить туда?

Анья, которая даже толком не знает, где бабушкин дом…

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. И всегда знала. А что?

— Ничего. Только ты слышишь, что говорят кедры. Я нет. Ты знаешь дорогу к озеру. Я не знаю. И когда-нибудь ты будешь петь кедрам вместо мамы, а не я. И Вудбурн будет принадлежать тебе, а не мне.

Анья уставилась на сестру. Конечно, она знала о своих способностях, но не понимала, что это значит.

— Но ты же старшая, — сказала она.

— Тетя Грэйн тоже старше мамы. Я никогда раньше об этом не задумывалась. Что ж, по крайней мере при первом снегопаде я смогу нежиться в уютной постельке, а тебе придется плестись в лес… — Она выдавила из себя улыбку. Но Анья осталась серьезна.

— Нет, всего этого больше не будет.

— Как «не будет»?

— Что-то происходит. Кедры все время говорят об этом, но… Тилья, мне нельзя никому рассказывать… Только маме…

Она разревелась и никак не могла успокоиться.

На следующее утро, когда они умывались, Анья сказала:

— Это ничего не значит. Я не допущу, чтобы ты ушла. Это ведь и твой дом.

— Нет, не мой! — огрызнулась Тилья. — Больше не мой. И хватит об этом.

Она знала, что Анья не виновата, но ничего не могла с собой поделать. Когда сестра расплакалась, она просто стояла и хмуро смотрела на нее.

Прибежала мать — узнать, что случилось, и, хотя Тилья взяла с сестры слово никому ничего не рассказывать, та все выболтала. Мама опустилась на колени между ними и обняла обеих, пытаясь их успокоить, — впрочем, довольно неуклюже. Тилья вырвалась и убежала. Даже не позавтракав, она пошла чистить лошадей. Девочка выбрала Калико, потому что та уж точно пребывала в настроении не лучшем, чем у нее самой, а значит, ее вполне можно было обругать и отшлепать, не то что послушного и миролюбивого Тиддикина.

Настоящий снег так и не выпал. Несмотря на постоянные бури, было теплее, чем обычно в это время года. Каждая зима в Долине начиналась с двух недель непрерывного снегопада, который сменялся тремя месяцами ясной, морозной погоды. А этой зимой пруды еле-еле покрылись тонкой корочкой льда, каждый день лил холодный дождь со снегом, и если раз в неделю выпадал хоть один солнечный денек, это считалось везением. Дороги превратились в болота, скот на выгонах стоял в воде, простужался и тосковал.

Мина вернулась к себе домой, и Тилья почти каждый день бегала к ней в гости, хотя раньше ей бы это и в голову не пришло. Она не ожидала особого гостеприимства, да и не получала его, но не сомневалась, что Мина рада ее видеть, и если внучка долго не появлялась, дулась на нее, как ребенок.

Тилья говорила себе, что приходит, потому что ей вдруг стала нравиться бабушка, но была и другая причина, о которой она не хотела думать. Когда Тилья находилась на ферме, все напоминало ей о том, что Вудбурн никогда не будет принадлежать ей. Вудбурн станет домом Аньи, а ты, Тилья, убирайся и живи где хочешь, как тетя Грэйн.

Конечно, родители видели, как ей плохо. Мама больше не пыталась ее приласкать, просто проводила с ней больше времени за какой-нибудь работой, а папа иногда брал ее с собой и даже позволял ездить верхом на Дасти. Но никто не пытался поговорить с ней о том, что произошло. Они этого не умели. Разговорчивость не входила в число их достоинств.

Мина была другой. От нее не дождешься сочувствия, она просто сказала:

— Что ж, значит, тебе придется самой выбирать свою жизнь, как и большинству людей. И нечего тут хныкать. Чем скорее ты свыкнешься с этой мыслью, тем лучше.

И все равно Тилья чувствовала, что Мина понимает ее лучше других.

Однажды зимой, когда Тилья надевала шубу, собираясь домой, Мина объявила:

— Скажи отцу, что нам понадобится лошадь — только не Калико, это зловредное животное. Мы поедем на Зимнее Собрание.

Тилья опешила. Родители часто ездили на Летнее Собрание — поторговаться и посплетничать, и в прошлом году отец брал дочерей с собой. Но никто никогда не посещал Зимнее Собрание, тем более Мина с ее больной ногой.

— Я попрошу у него, — ответила Тилья.

— Ни в коем случае. Ты потребуешь. От моего имени.

Тем же вечером за ужином Тилья сказала:

— Мина хочет, чтобы я поехала с ней на Зимнее Собрание.

— Я тоже поеду, — обрадовалась Анья.

Отец нахмурился и покачал головой, но мать сказала с неожиданной твердостью:

— Да, они должны поехать. Им понадобится лошадь.

— Только не Калико, — быстро вставила Тилья.

— Я могу освободить Тиддикина на пару дней, — продолжала мать. — Правда, он не выдержит двоих, так что…

— Троих, — перебила Анья, прекрасно зная, что ее и не подумают брать с собой, но не желая упустить случай попрепираться и покапризничать.

— Анья, помолчи, — оборвала ее мама. — Тебе придется всю дорогу идти пешком, но вам все равно не успеть за один день, так что вы можете отдохнуть и заночевать у тети Грэйн.

Тилья с тревогой посмотрела на отца. Она не помнила, чтобы мама когда-нибудь сама все решала, — это было его право. Но он просто кивнул.

Тетя Грэйн как две капли воды походила на маму — только чуточку толще и веселее. Она вышла замуж за фермера, который владел плодородной землей у реки. Их дом был больше и новее, чем Вудбурн, и в окнах у них блестели стекла.

Путь из Вудбурна на ферму оказался весьма утомительным, и когда Тилья отвела Тиддикина в конюшню, она уже валилась с ног от усталости. Сразу после ужина она заснула. На следующее утро, когда они с тетей были одни на кухне, та сказала:

— Я так тебе сочувствую. Я знаю, что это такое. То же самое случилось со мной — младшая сестра слышала кедры, а я нет.

— Тетя Грэйн, ну почему они раньше не сказали мне об этом?

— Потому что нельзя слышать кедры с самого рождения. Это приходит позже. Прошлым летом для тебя было еще не поздно…

— Вот почему мама брала меня к озеру!

— Да, а потом она поняла, что Анья начинает слышать… Мне правда очень жаль. Я знаю, каково тебе.

— Тебе было очень плохо?

— Рыдала целый месяц. Временами мне хотелось убить Селли.

«Да, тетя Грэйн знает, каково это», — подумала Тилья.

— А теперь ты счастлива? — спросила она.

— Очень. Мне часто снится Вудбурн, но…

— Ты туда никогда не приходишь.

— Я решила: раз уж мне надо перестать любить его… Не знаю, как тебе помочь, милая. Тебе придется самой строить свою жизнь, и это хорошо. Если бы ты могла слышать кедры, у тебя бы не было выбора. Вудбурн принадлежал бы тебе, а ты ему еще больше. На всю жизнь. Тебе пришлось бы выйти замуж и иметь детей, чтобы твоя дочь могла сменить тебя. Твоя бабушка… впрочем, это ее история, пусть сама тебе расскажет, если захочет. Кстати, ты ей очень нравишься.

По дороге двигалось множество народу. Последние несколько дней дул холодный ветер, и мороз немного прихватил слякоть. Летом люди, идущие на Собрание, даже те, кто гнал перед собой скот, надевали свои лучшие наряды, и издалека казалось, будто яркие разноцветные нитки бус тянутся к месту встречи. В пути они пели и приветствовали друг друга. Праздничный дух Летнего Собрания витал над всей Долиной.

Но сейчас все были одеты по-зимнему, в коричневое и серое, и при встрече первым делом говорили о погоде. И не просто по традиции, как в некоторых странах. Зачем говорить о погоде, если она в точности такая, как все и ожидали? «Отличный денек» или «холодновато сегодня», и разговор переходил на другое. Но в этом году все говорили о погоде и приходили к одному выводу — она всем не по душе.

Собрание проводилось в излучине реки. Люди располагались вокруг больших костров. Торговали в основном домашними солениями, винами, сырами, резными деревянными безделушками, одеждой, пледами…

Тилья оставила Мину и тетю Грэйн у костра, привязала Тиддикина к коновязи и пошла бродить между торговыми рядами, ища подарок для Аньи, чтобы той было не так обидно сидеть дома. Людей съехалось очень много — гораздо больше, чем ожидалось.

Вдруг тяжело и гулко забил барабан. Тилья знала, что это значит, потому что слышала его на Летнем Собрании. Хотя люди приходили в основном поторговать и обменяться последними сплетнями, настоящей целью Собрания было обсудить и решить вопросы, касающиеся всей Долины. Если удавалось убедить учредителей, что вопрос заслуживает внимания, то били в барабан, и все, кому было интересно, собирались вокруг оратора, слушали, высказывали свое мнение и голосовали. Летом Тилья из любопытства сходила послушать — оказалась ужасная скукотища, что-то насчет овечьей чесотки.

Однако на этот раз, заслышав тревожный бой барабана, все затихли. Большинство людей, бросив свои дела, потянулись к центру. Тилья побежала искать Мину и сразу нашла ее, та ковыляла ей навстречу. Они двинулись на звук барабана, пока им не преградила дорогу плотная толпа.

— Так не пойдет, — сказала Мина и, ворча и ругаясь, начала бесцеремонно расталкивать людей.

Тилье оставалось только идти следом, на каждом шагу извиняясь за бабушку. Наконец они очутились у склона холма. Перед ними возвышалось некое подобие сцены, где стояли несколько человек: барабанщик, три учредителя Собрания в традиционных желтых шарфах, высокий сухощавый старик, опирающийся на палку, и худенький черноволосый паренек. Несмотря на разницу в возрасте, старик и мальчик поразительно походили друг на друга. У обоих был тонкий нос с горбинкой и острый подбородок.

— Так-то лучше, — сказала Мина. — Дайте-ка мне расположить ногу поудобнее.

Не дожидаясь ответа, она спихнула какого-то юношу с пригорка и со стоном уселась. Старуха причитала по поводу своей ноги гораздо больше, чем дома, но когда Тилья собралась было ей посочувствовать, то получила в ответ многозначительный взгляд. Нога-то болела не больше чем обычно, но почему бы чуть-чуть не преувеличить свои страдания, чтобы добиться своего?

Барабан выдал долгую дробь. Толпа притихла. Старик двинулся на середину сцены, нащупывая дорогу тростью и опираясь на плечо мальчика другой рукой. Тилья догадалась, что он почти слеп. Старик был очень худым, но совсем не выглядел дряхлым. Из-под меховой шапки выбивались густые седые волосы. Выждав, когда все утихли, он заговорил:

— Я Альнор Ортальсон из Нортбека, что у подножия гор. Мой долг — каждый год петь снегам, как делали мои предки, начиная с Рейеля Ортальсона. Я занимаюсь этим до сих пор, несмотря на возраст и слепоту, потому что мой сын умер, а внук еще слишком молод.

Казалось, он говорил не громче обычного, но так твердо и отчетливо, что даже в последних рядах было слышно каждое слово.

— Все слышали историю Рейеля, — продолжал он, — хотя не все в нее верят. Но мало кто знает, что мужчины в нашей семье до сих пор поют снегам. Я не могу заставить вас поверить. Я только могу сказать, что отец никогда не говорил мне, как петь, но, когда пришел мой черед, я взошел к леднику и там песня сама пришла ко мне. А когда я спустился к дому, пошел снег, как при моем отце и деде.

Сорок семь лет я делал это. И каждый год снег слушал меня и выпадал в Долине. Но в этом году песня не пришла ко мне. Я пел что-то по памяти, но снег не слушал меня. И когда внук помог мне спуститься, я уже знал, что снег не выпадет. Я оказался прав. Кто-нибудь видел настоящий снегопад за последние месяцы? А без снега ледник начнет таять. Что тогда защитит нас от кочевников?

Вот и все, что я хотел сказать. Учредители были не уверены, стоит ли ради этого бить в барабан, но я убедил их. Вы спросите, как может снег что-то слышать. Если петь для солнца каждую ночь, это же не значит, что именно поэтому оно каждое утро вновь встает. Что ж, тогда я задам вам два вопроса. Почему вы все здесь? Что заставило вас прийти из самых дальних краев, да еще в такую мерзкую погоду? Какое-то смутное чувство тревоги? Внутренний голос? Если так, то, возможно, то же самое подсказало мне, что снег меня не слышит. И второе. Есть ли среди вас женщина из рода Дирны Урласдотер из Вудбурна?

— Конечно, я здесь, — откликнулась Мина. — Эй, помогите-ка мне встать.

Юноша, которого она прогнала с пригорка, помог ей подняться. Люди вокруг расступились. Она гордо вскинула голову и воинственно выпятила подбородок.

— Вот я. Всмотритесь хорошенько. Я Мина Урласдотер из Вудбурна, и я хочу сказать вам, что старик прав. Что-то не так. Он знает это. И я знаю. И если у вас есть голова на плечах, вы тоже знаете. Поэтому вы и пришли.

Потом она рассказала о том, как женщины в их семье поют кедрам, о странной болезни и о том, что случилось в лесу с ее дочерью.

— Если мы ничего не предпримем, то болезнь уйдет из леса, и Император пошлет сборщиков податей и войска, и они потребуют налоги за все двадцать поколений, что их не платили. И если вы считаете, что то, о чем говорим мы с Альнором, простое совпадение, то вы еще глупее, чем я думала.

Она резко замолчала и уселась на свое место. Барабан отбил короткую дробь, и несколько человек подняли руки, желая выступить. Учредители выстроили их по очереди. Большинство из них просто хотели подтвердить, что действительно какое-то странное чувство или тревожный сон заставили их прийти. Одна женщина сказала, что до последней минуты не хотела идти, но собака уцепилась за плащ и просто притащила ее на Собрание. Потом поднялся кряжистый мужчина и сказал:

— Похоже, действительно происходит что-то странное, если вы верите в подобные вещи. Лично я не верю. Но в любом случае что мы можем сделать? Попробовать найти кого-то другого для пения? Все равно в этом году мы уже опоздали. Раньше следующей зимы мы не можем узнать, подействовало ли это.

Предлагаю вот что. Давайте посмотрим, что будет через месяц и какая придет весна, и, возможно, поговорим об этом на Летнем Собрании, если будет о чем говорить. Может быть, следующей осенью, когда Альнор и дочь Мины сделают все как обычно, у нас опять будет отличный снегопад. И значит, в этом году просто произошла осечка. А если этого не случится, мы соберемся и будем думать, как нам быть.

Послышался гул одобрения.

— Я так и знала, — хмуро пробурчала Мина. — «Поживем — увидим», только на это они и способны. Болваны! Поживут и увидят, что уже слишком поздно!

— И что же вы предлагаете? — спросил кто-то.

— Надо найти… — начала она, но кто-то другой уже выступал, и ей пришлось замолчать.

Согласно правилу, никто не мог говорить дважды. Учредители закрыли обсуждение прежде, чем она успела выдвинуть свое предложение. Все проголосовали за то, чтобы подождать и посмотреть, что будет.

Мина, держась за Тилью, поднялась на ноги.

— Хорошо, будь по-вашему. Найди-ка мне этого слепого болтуна — Альнора, или как там его. Надо с ним поговорить.

Тилья поспешила прочь, петляя в толпе, движущейся к своим прилавкам и кострам. Вдруг ее чуть не сбил с ног внук Альнора, бегущий в противоположном направлении. Он извинился, даже не взглянув на нее, и снова нырнул в толпу, но она успела схватить его за руку.

— Эй, я спешу! Что тебе надо?

— Моя бабушка, Мина, хочет поговорить с Альнором.

— Взаимно. И кстати, он в ярости. Можешь привести ее к сцене?

— Когда будет поменьше народа. Только не дай ему уйти, а то мне влетит.

— Да уж, похоже, она у тебя не подарок.

— Вообще-то, она не плохая. Она замечательная.

— Может быть. Ладно, увидимся.

Он убежал, а Тилья ужасно разозлилась. Что он о себе возомнил? Ему было даже не интересно, что она о нем думает! Все еще кипя от возмущения, она разыскала Мину.

— Ты быстро, — сказала та.

— Я столкнулась с этим мальчишкой. Альнор тоже хочет тебя видеть. Он около сцены.

— Хорошо. Пойдем.

Толпа уже схлынула, и, опираясь на внучку, Мина поковыляла к сцене. Альнор ждал их. Вся фигура, даже ее неподвижность, выражала гнев. Казалось, он не замечал их присутствия, так что у Мины было время его рассмотреть. Мальчишка куда-то делся, к несказанной радости Тильи.

— Значит, ты и есть Альнор Ортальсон, — произнесла Мина. — Я слышала о тебе. Это твой сын погиб, сплавляя лес?

— Да, мой сын, — сухо ответил Альнор.

— Тяжело тебе, но такое случается. Я Мина Урласдотер, и нам надо кое о чем потолковать. У костра было бы теплее, но там слишком шумно.

— Я послал внука принести нам горячего сидра.

— То, что надо. Тилья, беги помоги парню, а то он все расплескает по дороге. И принеси из сумки у седла еще пару кружек для вас двоих.

Тилья неохотно ушла, достала кружки и нашла мальчика у прилавка с сидром. Он как раз пытался с наименьшими потерями пронести через толпу две огромные переполненные кружки дымящегося напитка. Тилья отлила из обеих немного в свои кружки, забрала у него одну, и они понесли их назад. Альнор и Мина сидели, прислонясь к деревянным подпоркам сцены.

— Это немного согреет наши старые кости, — сказала Мина. — А теперь нам надо поговорить, так что погуляйте пока. Нет, сначала принеси мне ужин и плед. Бегом!

Разозлившись на весь мир, Тилья отправилась выполнять приказание, отхлебывая на ходу горячий хмельной напиток. Мальчик беспечно шагал рядом, считая само собой разумеющимся, что ей это безумно нравится.

— Меня зовут Таль, — сказал он. — Орталь, если полностью. А тебя?

— Тилья, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал холоднее снега.

— Тилья Урласдотер из Вудбурна, что рядом с лесом. — Он произнес это словно какой-нибудь титул из сказания о древних героях. — Ты понимаешь, что тут происходит?

— Немного.

— А что у вас там на самом деле? Кроме деревьев, и озера, и всяких птичек и белочек? Что еще?

Тилья остановилась. Ей хотелось хорошенько стукнуть его, но она сдержалась. Мина знала ответ на его вопрос, и мама, и Анья, и, может, даже папа. А она не знала. Из-за этого Тилья чувствовала себя чужой в Вудбурне, в собственной семье.

— Не скажешь? Конечно, вы не рассказываете об этом за пределами семьи. Мы тоже не говорим о… о том, что у нас. Но ведь вы Урласдотеры, а мы Ортальсоны. Мы можем доверять друг другу.

Тилья стояла рядом с Тиддикином, расстегивая ремень, которым одеяло крепилось к седлу. Она уставилась на блестящую пряжу, словно ища у нее совета. В голосе Таля было что-то насмешливое, но в то же время располагающее.

— Хорошо. Я отвечу, — жестко сказала она. — Я не знаю. Мне не сказали. Потому что я не слышу кедры. Не знаю, где озеро. Моя младшая сестра Анья знает. У нее и спроси.

Она подняла на него глаза. Таль внимательно смотрел на нее. Тилья не выдержала и отвернулась, чтобы не расплакаться.

— Не повезло, — сказал он совершенно другим голосом. Теперь в нем звучало искреннее сочувствие. — Это несправедливо.

Борясь со слезами, она достала плед, корзину с едой, и они молча пошли назад. Потом он сказал:

— Слушай, нам тоже нельзя говорить об этом, но я кое-что придумал. Давай сначала отнесем им ужин и сядем на пригорке так, чтобы они нас видели и могли позвать.

Они сели рядом и поделились друг с другом едой: у Таля была с собой какая-то рыба, замаринованная в уксусе со специями. Тилье, которая раньше не пробовала ничего подобного, эта рыба показалась просто объедением. Внизу, прямо перед ними, мужчины сооружали подобие ринга для состязаний в борьбе, которая пользовалась в Долине большой популярностью. Лучшие бойцы становились героями в своих деревнях.

— Для начала расскажи мне свою историю об Асарте, Рейеле и Дирне. Похоже, наша звучит немного иначе.

Неторопливо жуя, Тилья рассказала свое семейное предание. Таля, казалось, больше интересовало то, что происходило на ринге, но она продолжала. Иногда девочка поглядывала, не нужно ли чего-нибудь Мине, но старики были погружены в разговор. Жители окраин начали потихоньку собираться в путь.

— Это интересно, — заметил Таль, когда она закончила рассказ.

— Я думала, ты не слушаешь.

— Я же не глазами слушаю. Просто борьба у нас в крови. Альнор был чемпионом Долины четыре года подряд!

— А ты умеешь?

— Папа умер, когда я был еще слишком мал, а Альнор слеп, так что научить меня некому.

Он пытался говорить по-прежнему беззаботно, но Тилья видела, как его это огорчает.

— Сочувствую, — сказала она.

— Ничего, я найду кого-нибудь. Слушай, кажется, я понял, что там у вас в лесу. Это всего лишь догадка. Сказать?

— Если можешь, — вздохнула Тилья.

— Мы сыграем в одну игру. Я буду задавать тебе вопросы, а ты — угадывать ответы. Только я не скажу тебе, права ты или нет. Это тебе тоже придется угадать. Попробуем?

К нему вернулась прежняя насмешливость, но Тилье больше не казалось, что он дразнит именно ее. Это было просто маской, за которой скрывался настоящий Таль. Она кивнула.

— Вопрос первый. Почему в Долине нет настоящего волшебства? Оно здесь было, когда мы входили в Империю. Тогда магия была повсюду. Куда она подевалась?

— Не знаю. И потом, разве волшебство — это какая-то сила, разлитая в воздухе? Разве это не что-то такое, что делают волшебники, как, например, сапожники — сапоги? А раз у нас нет волшебников, то нет и волшебства.

— Нет, — покачал головой Таль. — Это что-то вроде исходного материала. Магу нужно волшебство, как нашей мельнице — вода, чтобы начать работать. Как сапожнику необходима кожа. Он, конечно, сможет стачать башмаки из чего-то другого, но это будет не настоящая обувь. Так и у нас люди могут делать всякую ерунду — гадать по ложкам, выводить бородавки…

— Откуда ты знаешь?

Он посмотрел на нее, и она поняла:

— Оттуда же, откуда Анья знает про озеро… Хорошо. Давай дальше.

— Тот же вопрос с другого конца. Допустим, ты маг. Ты хочешь закрыть Долину от внешнего мира. На это потребуется много магии. Откуда ты ее возьмешь?

— Не знаю… Из самой Долины? Вот почему здесь не осталось волшебства!

— И куда ты его поместишь? В Великой Пустыне оно не нужно, через нее и так никто не пройдет. Значит…

— В лес. И в горы.

— И если ты права — я не говорю, что это так, — кто будет жить в лесу, заполненном волшебством?

— Ну… кто-нибудь очень волшебный. Думаю, кедры…

— Кедры — да. Но им не нужен ячмень. Чтобы кормиться всю зиму. Кто еще?

Вдруг все встало на свои места.

— Единороги!.. — прошептала Тилья.

— Это интересно. Что ты знаешь о единорогах?

— Их трудно поймать. Нужно, чтобы охотники взяли с собой молодую женщину, а сами спрятались. Когда она начнет петь, единорог выйдет и положит ей голову на колени. И тогда охотники могут выскочить и убить его. Я поняла! Единороги боятся только мужчин. Вот почему… Но один из них ушиб маму, и наш конь Дасти хотел с ним сразиться… Тот единорог был огромен, а Мина называет их «маленькими зверюшками». И они согревали маму, чтобы она не умерла от холода… Может, есть два вида единорогов?

Таль озадаченно нахмурился:

— Пока оставим это. Ты собиралась объяснить, почему женщины могут входить в лес, а мужчины нет.

— Потому что единороги боятся только мужчин и наполняют лес особой хворью. И им нравится слушать женское пение. На самом деле мама поет для них! Все говорят о кедрах, чтобы не упоминать единорогов.

— Наверное, она поет для тех и других. Ведь в заколдованном лесу может быть не один вид магии. Альнор поет и для снега, и для…

Он прикусил язык и бросил быстрый взгляд на Тилью.

— Единороги не живут в горах, — заметила та. — У вас там кто-то другой.

— Извини, — Таль покачал головой, — тебе будет слишком сложно угадать. Но в этом году его там не было. Я всегда помогаю Альнору подняться, а потом жду его в пещере. Дальше он идет один. Говорит, его ноги знают дорогу. По-моему, мои тоже, хотя я не пробовал. В этом году я знал, еще сидя в пещере: что-то не так. Потом он спустился, нащупывая дорогу палкой, и сказал: «Его там нет. Он ушел». Альнор говорит, магия слабеет, будто вытекает из Долины, или кто-то ее высасывает. Ему рассказала об этом вода. У нас есть маленькая мельница, ее крутит ручей, стекающий с гор. С тех пор как дедушка ослеп, он часто сидит там и слушает журчание воды. Она болтает без умолку. Я тоже начинаю понимать, что она говорит. Сначала это похоже на однообразное бормотание, но, если долго слушать, можно разобрать слова.

— Почему он не рассказал об этом на Собрании?

— Потому что… Кажется, они нас зовут.

Тилья встала, помахала Мине рукой и сбежала вниз с пригорка. После разговора с Талем на душе у нее почему-то стало легче.

Всю обратную дорогу лил дождь. Когда Тилья с Миной находили какое-нибудь укрытие, то останавливались там и пережидали непогоду. Они стояли под стрехой какого-то амбара уже недалеко от Вудбурна, глядя, как порывы ветра раскачивают струи дождя, когда Тилья наконец решилась задать вопрос:

— Мина! Это очень важно. Ты должна мне сказать. Пожалуйста. Я знаю о единорогах, так что не спрашиваю тебя о них. Я знаю, что тебе нельзя про это говорить. Нет, подожди. Я просто хочу понять, что это за тайна, если даже мне нельзя сказать? Папа знает? Он ведь тоже не слышит кедры.

Мина поглядела на дождь.

— Не прекращается, — проворчала она. — Только зря сюда пришли.

— Нет, нет, нет! Почему ты не отвечаешь? И обращаешься со мной как с младенцем?

— Хватит болтать, пойдем.

— Ты и тете Грэйн не говорила, да? Ты оттолкнула ее. И она решила перестать любить Вудбурн. Может, и тебя тоже? Я люблю тебя. И не хочу переставать любить!

Сквозь горячую пелену слез она увидела, что Мина повернулась к ней и капли на ее морщинистых щеках появились не от дождя.

— Извини, — прерывающимся голосом проговорила Тилья. — Я не должна была спрашивать. Если ты не можешь сказать мне, значит, не можешь. Я привыкну. Наверное.

Мина молчала, глядя на струи дождя. Она собиралась с духом, чтобы поведать тайну, которую носила в себе всю жизнь.

— Хорошо. Мы никому не рассказываем о наших зверюшках, потому что кедры нам не велят. В Долине нет волшебства. Оно все ушло на то, чтобы защищать нас. В людях совсем не осталось магии, они даже не поняли, о чем говорили мы с Альнором, хотя именно магия и заставила их прийти.

Они ничего не имеют против, если мы поем кедрам, просто считают нас чокнутыми. Но единороги — это уж слишком! Если бы я рассказала о них на Собрании, то они бы меня высмеяли, только и всего. И вообще не стали бы меня слушать. Единорогам место в сказках.

Но мы знаем, что они существуют. Я не могу рассказать тебе о них. Так же как и Грэйн. Допустим, я рассказала бы ей о наших зверюшках. Она бы вышла замуж за этого своего фермера, которого она так обожает — никогда не могла понять почему, — и, естественно, все бы ему разболтала. И постепенно каждый в Долине знал бы о том, что в Вудбурне какие-то сумасшедшие верят в единорогов, а в Нортбеке — в снежного дракона.

— Снежный дракон!

— Раз уж тебе известно о единорогах, то оттого, что ты узнаешь о драконе, хуже уже не станет. Альнор видел его только один раз — огромный сильнющий зверь. Он сворачивается кольцом вокруг горной вершины, и одно его присутствие заставляет снега закрывать проход.

— Значит, вода говорит с Альнором и он поет снегу, а дракон его слушает? А кедры говорят с мамой, она им поет, и поэтому единороги остаются в лесу.

— Да, насколько я понимаю. Никто ведь не рассказывал нам, что происходит на самом деле.

— Альнор говорит, магия уходит. У нас тоже?

— А как ты думаешь, почему я здесь в такую погоду в моем-то возрасте, да еще с больной ногой? Но что я могла сказать им? Разве они бы меня послушались? — Мина раздраженно вздохнула. — Не следовало мне все это тебе рассказывать. У тебя своих забот хватает. Когда твой дед хотел жениться на мне, я поведала ему про кедры, ячмень, пение у озера… Он был не в восторге, но смирился ради меня. То же самое сделал твой отец. Конечно, они бы не смогли помешать нам выполнять свой долг. Но если бы они узнали о единорогах, то решили бы, что мы спятили. И они бы не понимали, почему ферма должна перейти к Селли или к Анье. Ты видишь, что так лучше, хотя это причиняет тебе боль? И Грэйн… У меня каждый раз сердце сжимается, когда я думаю о ней…

— Я понимаю. Спасибо тебе, — тихо сказала Тилья. — Дождь, похоже, кончился.

Дома Тилья ничего не рассказала о своем разговоре с Талем и Миной. Мысль о том, что когда-нибудь ей придется оставить Вудбурн, по-прежнему причиняла боль, но теперь она хотя бы знала почему и могла принять это как данность.

В следующий раз, когда Тилья пришла к Мине, дверь открылась, как только она подошла. На пороге ее встретил Таль. Справившись с замешательством, она сказала:

— Привет. Что, убежал из дому?

— Пришел узнать свою судьбу.

— Сюда? Ну-ну. Полагаю, Альнору опять понадобилось повидаться с Миной. Где ваши лошади?

— Мы шли пешком. Дед-то словно железный, а я все ноги стер. Заходи тихо, Мина гадает по ложкам.

Тилья кивнула, сняла накидку и башмаки и проскользнула в кухню. Альнор сидел у печи, и его орлиный профиль был резко очерчен на фоне пламени в раскрытой топке. Мина сгорбилась над низким столиком. Обычно она берегла масло для ламп и даже в самый холодный день держала ставни открытыми, пока мрак не окутывал комнату. Но сейчас она зажгла лампу, и три деревянные ложки лежали перед ней в ярком круге света.

Тилья молча подошла поближе. Она и раньше видела, как Мина гадает по ложкам, но только два раза, и к тому же была слишком мала и не могла понять, что происходит. Один раз — когда умер дедушка и Мине нужно было решить, передавать ли ферму дочери, а второй — когда родилась Анья и, по традиции, бабушка должна была выбрать ей имя. Гаданию не придавали особого значения, и большинство жителей Долины считали его просто забавой.

Ложки лежали выпуклой стороной вверх, резными ручками от Мины, и она внимательно всматривалась в их древесину. Средняя из них носила собственное имя. Ее выстругали из того самого дерева, которое вырастила Дирна, посадив персиковую косточку Фахиля. Ложку звали Акстриг. Другие две не имели имен, но тоже были очень древними, и так как их несколько веков хранили рядом с Акстриг, впитали в себя ее магические свойства. Именную ложку нельзя купить или украсть. Тот, кто это сделал бы, не только не смог бы по ней гадать, но еще и подвергся бы ужасным бедам. Ее можно только получить по наследству или в подарок.

Гадая по ложке, нужно просто капнуть на нее немного масла, чтобы проступил рисунок древесины, и тщательно вглядеться в него, неотступно думая о том, что нужно узнать. Через некоторое время отдельные линии и вкрапления проступали более четко. Оставалось только прочесть их, как линии на руке.

Мина откинулась на стуле и глубоко вздохнула:

— Я поняла только то, что мне предстоит большое путешествие. В моем возрасте я могла бы заняться чем-нибудь получше, но так говорит ложка. И еще здесь куча каких-то странных событий, которые я не могу разобрать. Это ты, Тилья? Подними-ка лампу, чтобы я завернула эти глупые деревяшки и убрала их подальше. Да задуй же ее — у меня не так уж много масла! А теперь беги домой и приведи лошадь — нам с Альнором надо потолковать с твоими родителями. И возьми с собой болтливого мальчишку, пока он не узнал тяжесть моей затрещины!

— Хочешь, скажу, что все это значит? — спросил Таль по дороге. — Альнор собирается искать Фахиля, чтобы тот обновил магию в горах и в лесу. Я иду с ним.

— Это же было много веков назад! Фахиль еще жив?

— Так говорит вода в ручье.

— Но как же вы пройдете через лес?

— На плоту. Когда начнется паводок, течение будет очень стремительным. Помнишь про солдата, у которого была самая быстрая лошадь? Он прорвался, хоть и потерял сознание. Альнор боится, что мы тоже заснем и тогда плот может сесть на мель или застрять на повороте. Поэтому мы и пришли. Нам нужна женщина, которая управляла бы плотом.

— И Мина отправляется в долгое путешествие…

— Не такое уж и долгое. Надо только провезти нас через лес, и можно возвращаться. Альнор во что бы то ни стало хочет попытаться, и я пойду с ним, потому что кто-то же должен быть рядом. С женщиной у руля риск был бы гораздо меньше. Думаю, Мина подойдет, если мы не найдем кого-нибудь другого. А может, твоя мама? Лучше бы кто-нибудь, кто слышит кедры, чтобы потом было легче найти дорогу домой.

Он болтал что-то еще насчет их плана, но Тилья уже слушала вполуха. Значит, Мину ожидает путешествие. Долгое путешествие. Гораздо дальше, чем до края леса и назад.

И Тилья пойдет вместе с ней. Куда-нибудь невероятно далеко от Вудбурна. Не дожидаясь, пока ей посчастливится встретить мужчину, который захочет взять ее в жены, чтобы жить в его доме и видеть Вудбурн только во сне. Уйти прямо сейчас.

Но родители никогда не разрешат…

Поток ее мыслей прервал лай Брандо, услышавшего шаги незнакомца.

Мама, казалось, ничуть не удивилась, увидев их. Она пристально посмотрела на Таля, хотя обычно была робка с незнакомыми людьми. Таль ответил ей таким же взглядом.

— Отец колет дрова на пустыре. Анья, беги и приведи его. Тилья, можешь взять для Мины Тиддикина. Если Альнору тоже нужна лошадь, бери Калико.

— Спасибо, он и так дойдет, — вмешался Таль. — А вот моим ногам не помешал бы отдых.

Пока Тилья седлала Тиддикина, мальчик уже сидел в мамином кресле, сунув ноги в лохань с горячей водой и ароматными травами, как ни в чем не бывало болтал с ней и даже иногда получал в ответ несколько слов. Он улыбнулся Тилье, когда та пришла за ним, и сказал:

— Думаю, ты обойдешься без меня. Альнор будет держаться за стремя — он всегда так делает. Дедушка не любит ездить верхом, у нас вообще не часто используют лошадей.

Когда Тилья возвращалась обратно с Миной верхом на лошади и Альнором, довольно уверенно шагающим рядом, они встретили отца и Анью. Дасти тащил сани с дровами.

Тилья помогла Мине слезть с лошади, взяла Альнора за руку, привела в дом и помогла им обоим раздеться. Потом она отвела Тиддикина в конюшню, почистила его и накормила. Обернувшись, она увидела Анью, стоящую в дверях.

— Что случилось?

— Тебя ждут.

— Я сейчас приду.

— Нет, не в доме. В лесу. Они ждут тебя.

— Кто?

— Кедры. Им надо что-то сказать тебе. Пожалуйста, Тилья! Я только предупрежу маму.

Она убежала. Тилья видела, как Анья потянула маму за передник и что-то зашептала ей в ухо. Мать посмотрела на Тилью пустым, устремленным в себя взглядом, который появился у нее после того дня в лесу. Потом глубоко вздохнула, стряхнула с себя оцепенение и сказала:

— Хорошо, идите. Не задерживайтесь.

Пасмурный, ветреный день клонился к закату. Облака плотным слоем затянули небо. Анья привела сестру к тому месту, где росли рядом три огромных кедра, и остановилась.

— Слушай, — сказала она.

Тилья старалась изо всех сил, все ее существо обратилось в слух. Но она смогла разобрать только свист ветра в кедровых иглах. Чуть не плача от бессилия, девочка покачала головой.

— Но они же говорят с тобой! — удивленно воскликнула Анья.

Это было уже слишком. Тилья схватила сестру за руку.

— Если кедры такие умные, почему они не понимают, что я их не слышу? — прорычала она. — Ну и что же они говорят? Или мне нельзя знать об этом?

— Отпусти! Я не слышу их, когда ты меня держишь.

— Хорошо. Что они говорят?

Анья набрала в грудь воздуха, прислушалась и медленно, по слогам, произнесла:

— Иди, Тилья, иди. Найди Фахиля. Верни нам силу.

ЧАСТЬ II ФАХИЛЬ

Глава 4. Река

Тиддикин вдруг начал хромать за день до того, как им нужно было отправляться в путь.

— Ничего уже не поделаешь, — сказал отец. — В это время года ни за какие деньги не купишь приличную лошадь. Придется Мине довольствоваться Калико. Я подготовлю для нее седло и упряжь. Тилья мне поможет.

Вдвоем они разобрали всю упряжку, тщательно проверили, вычистили, подправили и смазали маслом каждый ремень, каждую пряжку, каждый стежок. Сначала работали молча, но потом отец вдруг тихо заговорил, не поднимая взгляда на дочь:

— Я бы отдал правую руку за то, чтобы всего этого не было. Всю свою жизнь с тех пор, как я женился на твоей маме, мне приходилось смиряться. Я не понимаю волшебства, оно для меня ничего не значит, но я вынужден в него верить. Теперь еще и Анья… А все потому, что волшебство действительно срабатывает. Помнишь, как она нашла топорик? Несмотря на то, что все кажется полной ерундой, — как, например, Фахиль может быть жив? Но если кедры говорят, что ты должна идти и искать его, то тебе придется так и сделать. А мне остается только принять все как должное. Хотя это означает, что я могу больше никогда тебя не увидеть.

Тилья невидящим взглядом смотрела на износившуюся подпругу. Она не ожидала услышать от отца таких слов, и они наполнили ее сердце печалью. Почему он никогда раньше не говорил ничего подобного? Почему ни разу даже не заикнулся о своих чувствах? Он всегда держал их в секрете, как мама своих единорогов в глубине дремучего леса. Для Тильи его слова очень много значили.

С того вечера, как Тилья и Анья вернулись из леса и рассказали о том, что шепчут кедры, он ни разу ни словом не обмолвился об отъезде Тильи, не считая бытовых деталей. Услышав от дочери новость, он посмотрел на жену. Она молча встала, надела накидку и башмаки и пошла к кедрам. Когда мать вернулась, домашние глядели на нее в ожидании. Она только кивнула, подтверждая, что Анья все поняла правильно, и села на свое место у печи. С этой минуты считалось решенным, что Тилья не только идет с Миной помочь Альнору и Талю пробраться через лес, но и присоединится к ним в поисках Фахиля.

— Я вернусь, — сказала она отцу. — Что бы ни случилось, я вернусь.

— Если сможешь.

— Но ведь мне бы и так пришлось уйти когда-нибудь. Анья унаследует ферму, потому что она слышит кедры. Как мама вместо тети Грэйн.

— Когда-нибудь — да. Но не сейчас. Ты еще не готова. И я тоже.

— Я вернусь. Обещаю.

Они продолжили работу в молчании. После долгой паузы Тилья без усилия над собой задала вопрос, который, ей казалось, она никогда не сможет вымолвить:

— Ты знаешь о единорогах?

— Догадывался… А ты?

— Я тоже догадалась. А потом заставила Мину рассказать мне.

— Заставила Мину? Это такое же чудо, как единорог. Наверное, тебе надо попросить маму рассказать свой сон. Ну что, распорола старые стежки? Займись-ка седлом, пока я прошью ремень заново.

Мама рассказала о своем сне очень неохотно, надолго замолкая и будто совершая над собой усилие. Она не помнила, когда видела его. Возможно, когда лежала на снегу у озера, или когда шесть дней не приходила в сознание, или даже позже, обычной ночью. Вспомнила она его только через месяц, когда опять пошла в лес с ячменем.

— Я не хотела идти. Боялась. Черный, холодный страх сжимал мою грудь… Но пошла. Заставила себя… Как всегда, высыпала ячмень и направилась к озеру, чтобы петь… и вдруг вспомнила. Во сне я так же стояла, собираясь петь, как внезапно услышала… Что-то приближалось ко мне, ломая ветви… Потом на его пути появились камни, и я услышала стук копыт. Я подумала, что, наверное, это Калико, хотя она никогда… И тут я его увидела. Он выглядел как лошадь, но гораздо больше, странной каштаново-красной масти. У него на голове был рог…

Последовала долгая пауза. Тилья тихо произнесла:

— Ты хочешь сказать, он не был одним из наших. О наших единорогах я знаю. Мина рассказала мне.

Мама содрогнулась, стряхивая с себя нахлынувший на нее ужас.

— Наши белые, меньше Тиддикина. Думаю, Мина увидела их в тот день. А это существо… оно приблизилось ко мне… Я не могла пошевелиться… Как в ночных кошмарах… Оно остановилось передо мной, нагнуло голову и… коснулось меня своим рогом…

Мать непроизвольно подняла руку и потрогала то место на лбу, где была отметина.

— Вот и все, — сказала она, силясь придать своему голосу живость.

— Ты уверена, что это был сон? — спросила Тилья. — Может, это произошло на самом деле, прежде чем ты лишилась чувств и мы нашли тебя?

Мама неуверенно покачала головой. Она знала, что это могло быть явью, но ей хотелось, чтобы это было сном. Тилья подумала о том существе, которое напугало их на обратном пути и с которым хотел сразиться Дасти.

— А что случилось потом, когда ты вспомнила?

— Сначала все шло как обычно. Я почувствовала, что они там, под деревьями, и ждут, когда я начну петь. Я запела, и они меня услышали, но что-то было не так… Они могли меня слышать, но по-настоящему не слушали. И я не чувствовала песни… Мне пришлось петь по памяти. И так происходит с тех пор все время. Хорошо, что скоро весна и мне больше не придется в этом году идти туда.

Пришла дружная весна, как обычно бывало в Долине, только грязи и паводка было меньше из-за того, что обильный снег так и не выпал. Южный ветер принес запах липких листочков и согревающейся земли. Серый лес подернулся зеленоватой дымкой набухающих почек. Подснежники и дикие ирисы распахнули лепестки навстречу ласковому солнцу.

Урласдотеры работали в полях с рассвета до заката. Отец и Дасти проводили глубокие борозды, мать шла за ними с большой сумой на плече, широким размеренным движением разбрасывая семена, Анья и Тиддикин двигались следом с неглубокой бороной, засыпая семена землей, пока их не склевали птицы. Тилья с Калико замыкали процессию, заравнивая землю и наблюдая золотую дугу зерен, взмывающую из маминой руки, подобно крылу огромной летящей птицы.

Сердце Тильи переполнялось счастьем и в то же время сжималось от тоски. Она радовалась, что видит Вудбурн в самое лучшее время года, когда вся семья работает вместе, проявляя в труде ту любовь друг к другу, которую они не могли выразить словами. И всего этого Тилья могла больше никогда не увидеть.

В последнюю очередь они засеяли ячменем маленькое поле за каменным амбаром. В тот вечер они устроили традиционный праздник весны, как будто этот год ничем не отличался от предыдущих, хотя все знали, что это не так. А на следующее утро папа обнаружил, что Тиддикин захромал.

Весь день они провели в сборах. Анья отнесла Мине остатки прошлогоднего ячменя, чтобы та могла испечь хлеб для Фахиля. Альнор принес флягу воды из горного источника. Они не знали, что именно должны делать, но это казалось правильным.

На следующий день четверо путешественников отправились в путь. Мать и Анья провожали их. Отец остался дома присматривать за животными. Он попрощался с Тильей так, словно они расставались не больше чем на недельку. Тилья сжала зубы и заставила себя не оборачиваться, пока Вудбурн не скрылся из виду.

— Река у нас в крови, а у вас нет, — говорил Альнор. — Вам придется поучиться управлять плотом.

Поэтому сначала они двинулись вверх по реке и заночевали у тети Грэйн. Там их уже ждали Альнор и Таль, а также два его кузена — Дерил и Силон, которые строили плот. У тети Грэйн для всех нашлось место.

Слухи о том, что они задумали, расползлись по Долине, и довольно много людей собралось посмотреть на их отъезд. Почти все считали их сумасшедшими, и некоторые говорили это вслух, но Тилья почувствовала и доброжелательность с их стороны. К тому же путешественникам не помешала их помощь: потребовалось шесть сильных мужчин, чтобы втащить упирающуюся Калико на плот, хотя ее и напоили голубоватым конопляным отваром, который применяют торговцы лошадьми к строптивым животным.

Мать проявляла не больше эмоций по поводу их отъезда, чем если бы Тилья просто оставалась погостить пару дней у тети Грэйн. Она поцеловала ее и пожелала удачи. Ее голос дрогнул, лишь когда она попросила дочь поскорее возвращаться.

— Я вернусь, — сказала Тилья. — Обещаю. И привезу тебе что-нибудь из Империи.

Она взошла на плот и положила свою суму. Кузены Таля оттолкнули плот от берега, и поток подхватил его. Девочка махала рукой своей семье, пока их не скрыл поворот реки.

Как только они скрылись из виду, Тилья стала искать себе какое-нибудь занятие, чтобы заглушить горечь расставания. Этот плот не походил на те, что она видела раньше. Те представляли собой несколько бревен, скрепленных веревками, которые сплавлялись по реке повинуясь течению. А этот сделали из отличного строевого леса, толстые ровные бревна были тщательно пригнаны друг к другу. Чтобы плот лучше держался на воде, с обеих сторон в специальных пазах крепились наполненные воздухом шкуры. На корме располагались два рулевых весла. На носу оставалось место для путешественников, их вещей и корма для Калико. В центре возвышалось ее стойло.

Калико и беспокоила Тилью больше всего. Может, река и была у Ортальсонов в крови, но в лошадях они точно ничего не смыслили. Бедная Калико раздраженно дергала головой, пытаясь освободиться от слишком коротких поводьев. Тилья подсыпала овса в ее кормушку и заметила на себе вопросительный взгляд Дерила.

— Чего это она?

— Надеюсь, Калико не будет бояться и не выкинет какого-нибудь фокуса. Она может разнести стойло вдребезги, пораниться или свалиться в реку. Или даже перевернуть плот.

— Но нам сказали, что это самая смирная лошадь в Долине.

— То был Тиддикин. Он захромал. А это — Калико. Берегись!

Поздно. Дерил неосторожно протянул руку, чтобы потрепать Калико по холке, и та не упустила случая показать ему, что она думает о нем, о плоте и обо всей этой затее. Дерил бормотал проклятия, махая в воздухе укушенной рукой. Силон на корме тихонько рассмеялся.

— Да уж, смирной ее не назовешь, — пробормотал Дерил. — Ладно, давайте-ка мы покажем вам с бабушкой, как управлять плотом. Альнор, отдохни немного, дамам надо потренироваться.

Тилья сначала не поняла, что он имеет в виду. Ей казалось, Альнор просто без дела сидел на краю плота, низко склонив голову, а Таль на корточках рядом. Старик поднял руку в знак согласия. Таль насмешливо взглянул на Тилью и расположился на груде пожитков.

Пока она шла к корме плота, который до этого шел точно в центре реки, его нос начал медленно разворачиваться к левому берегу. Дерил и Силон взялись за рулевые весла и выправили его.

— А ты думала, он сам по себе плывет так ровно? — рассмеялся Дерил. — Это отличный плот, и управлять им проще простого, но, если оставить его без рулевого, он обязательно захочет прибиться к берегу. Альнор вел его, разговаривая с течением.

Тилья переводила удивленный взгляд со старика на медленно текущую воду и обратно. «Вот она, магия! — подумала она. — Настоящая магия у нас в Долине!» То, что мама и Анья слышали кедры, а Таль и Альнор — ручей, не шло ни в какое сравнение с тем, что делал сейчас старик. Он использовал свою волшебную силу, чтобы что-то происходило в реальном мире.

— Ты тоже так умеешь? — спросила Тилья.

— Хотел бы я уметь. Но этот дар передается только кому-нибудь одному в семье. Думаю, малыш Таль сможет разговаривать с рекой, когда будет водить плоты, а нам приходится все делать самим. И тебе тоже надо будет рулить, когда вы войдете в лес.

— Ну, кто из вас будет смотреть вперед и рулить? Простите мой вопрос, сударыня, у вас хорошее зрение?

— Если твое в моем возрасте будет вполовину хуже, чем у меня, считай, что тебе повезло, — проворчала Мина.

— Хорошо, сударыня, если вы возьметесь вот за это весло, а юная леди вон за то…

Тилья никогда раньше не управляла плотом, но, казалось, ее руки сами знали, что делать. Это оказалось не так уж сложно — нужно только чуть-чуть шевелить веслом, следя за тем, чтобы плот шел в самом центре течения. Но требовалось постоянное внимание, миля за милей…

Когда Дерилу показалось, что для первого раза достаточно, он дал Мине и Тилье отдохнуть, и Альнор опять стал говорить с течением. Потом они снова сменили его и продолжали учиться. Так прошел целый день. Однажды, когда Тилья отдыхала, впереди показался поворот и река стала сужаться. Альнор провел плот так близко к берегу, что, протянув руку, она могла бы коснуться красной глины. Силон, сидевший рядом, издал восторженный возглас:

— Потрясающе! Как чисто сработано! Глядя на него сейчас, никогда не скажешь, что он был лучшим бойцом в Долине. К тому же, по рассказам моего отца, обладал дьявольским темпераментом.

— На Собрании Альнор таким и был, когда думал, что его не принимают всерьез.

Вечером они пристали к берегу, чтобы переночевать на ферме. Действие конопляной настойки уже ослабло, поэтому Калико отчаянно сопротивлялась попыткам высадить ее на берег и не проявила ни малейшей благодарности, когда ее отпустили пастись на чудесную лужайку. На следующее утро Тилья напоила ее двойной дозой настойки, а фермеру пришлось послать за помощью к соседу. Все вместе они затолкали брыкающуюся Калико обратно на плот.

— Привыкай, — сказала ей Тилья. — Я больше не выпущу тебя на берег, пока мы не минуем лес.

Кузены Тиля плыли с ними до тех пор, пока за поворотом реки не показались первые деревья. Тогда они подвели плот к мелководью и вброд сошли на берег. Альнор повернулся к своим спутникам:

— С этого момента мне понадобится ваша помощь. Мы знаем, что раньше в Империю на плотах плавали, так что это вполне осуществимо. Но мы также знаем — память об этом сохранилась в нашей семье, — что в лесу река протекает в каньоне. Во время паводка течение в нем бывает гораздо быстрее. Нужно покрепче привязать лошадь. На корме вы найдете свернутые веревки — обвяжитесь ими вокруг талии, чтобы вас не смыло водой, если вдруг вы потеряете равновесие. Тилья, ты должна наблюдать за мной. Если болезнь меня не возьмет — ведь мы все-таки на воде, — то я смогу сам управлять плотом. Но возможно, вода перестанет слушаться меня, тогда рулить придется тебе. Если я подниму правую руку, поворачивай направо, левую — налево. Если болезнь начнет действовать, Таль тоже не сможет тебе помочь, все будет зависеть от тебя.

Калико, хоть и сонная от конопли, сделала все возможное, чтобы, пока Тилья ее привязывала, цапнуть хозяйку за руку. Когда Тилья управилась с лошадью, плот уже зашел под свод деревьев, и девочка поспешила на свой пост на корме. Река заметно сузилась и бежала между обрывистыми берегами. На воде не было видно водоворотов, но течение казалось неспокойным — рукоять рулевого весла в руках Тильи дергалась и вырывалась, как живая. Она не спускала глаз с Альнора, чтобы не пропустить момент, когда он заснет и им с Миной придется взять управление на себя. Но пока ничего не происходило, вода повиновалась Альнору и спокойно несла плот в середине потока.

Теперь его песня раздавалась громче — бесконечная, повторяющаяся, но все время разная, как журчание воды. Она вспомнила о том, что говорил Силон: Альнор был свободным, неуправляемым, с бешеным темпераментом, как водопад, срывающийся в бездну. Тилья подумала, что этот водопад все еще бурлит в нем и он скрывает его под маской сдержанного поведения.

Вдруг Альнор взмахнул правой рукой.

— Толкай! — крикнула она Мине и навалилась на весло.

Течение реки не изменилось, но Тилья почувствовала, что плот вдруг накренился. Альнор все еще поднимал правую руку.

— Еще раз!

Плот выровнялся и поплыл дальше. Альнор опустил руку. Их окружали отвесные берега, густо заросшие деревьями. Плот нырнул и носом зарылся в водоворот пены. Водная гладь впереди смялась, как ткань. Пена обвила колени Тильи.

Альнор поднял левую руку.

— На себя! — прокричала Тилья.

Втроем они выправили плот, когда тот уже начинал вращаться в водовороте. Дальше течение было спокойнее. Тилья быстро подняла свое весло, отвязала страховочную веревку и кинулась к стойлу. Калико застыла от страха, прижала уши и напряглась, до предела натянув удила. Тилья ласково гладила лошадь по холке и тихонько с ней говорила, пока не убедилась, что та немного успокоилась. За это время девочка уняла сердцебиение и отогнала свой собственный страх, стараясь не думать о том, что будет, если Альнор не сможет подавать знаки.

Мина поймала ее взгляд и усмехнулась:

— Никогда не хотела умереть в своей постели.

Тилья улыбнулась в ответ и вернулась на корму.

Теперь вокруг них громоздились черные скалы, прорезанные тонкими ручейками, срывающимися в реку. Шло время. Альнор и Таль пока держались. Старик сидел прямо, устремив слепой взгляд перед собой, а мальчик рассказывал ему, что происходит вокруг. Альнор продолжал петь свою завораживающую песню, но теперь ее заглушал рев и шум воды. Вдруг Мина тоже тихо запела. Ее песня звучала немного по-другому, но была такой же неуловимой, струящейся, загадочной, убаюкивающей. В ее глазах появилось мечтательное выражение.

— Ты поешь кедрам? — спросила Тилья.

Мина загадочно улыбнулась, как ребенок, хранящий свой маленький секрет, и снова запела.

Река петляла в ущелье. На каждом повороте они прикладывали огромные усилия для того, чтобы удержать плот в середине бурлящего потока. Еще дважды они оказывались по колено в пене, но каждый раз Альнору удавалось с их помощью выправить плот. Что-то странное творилось с Калико. Хотя дурман уже выветрился, она, казалось, больше не замечала перипетий путешествия. Лошадь навострила уши и с интересом смотрела вокруг, издавая иногда приветливое ржание, словно чуяла где-то поблизости знакомую лошадь.

— Калико, кажется, думает, что где-то там у нее есть друг, — заметила Тилья.

Мина ответила многозначительной улыбкой:

— По-моему, впереди все спокойно. Справишься пока без меня? Пойду посмотреть, как там старик.

— Справлюсь.

Кряхтя и бормоча что-то, Мина отвязалась от страховочной веревки и поковыляла к Альнору. Она что-то сказала ему и прикоснулась к его лбу. В этот момент Тилья почувствовала, что плот оказался предоставленным самому себе, потому что старик перестал говорить с водой. Тилья едва справилась с веслом. Мина вернулась к внучке.

— Говорит, что пока держится. Но они оба чувствуют себя неважно и стали совсем зелеными. Не представляю, как мы повезем их обратно.

Они проходили поворот за поворотом. Все внимание Тильи было сосредоточено на Альноре, поэтому она не сразу заметила, что Таль в изумлении вскочил на ноги.

— Смотрите! — крикнул он.

На правом берегу впереди них возвышалась высокая, как сторожевая башня, скала. На самой ее вершине стоял единорог.

Он выглядел совсем не так, как Тилья представляла себе белых «наших зверюшек», был огромным, угловатым, тяжелым. Он имел странный, огненный окрас, и казалось, в его гриве блеснули искры, когда он заржал и мотнул головой. На фоне серого неба отчетливо выделялся длинный рог. Когда угрожающее ржание единорога эхом раздалось в каньоне, Тилья поняла, что это тот же леденящий кровь звук, который они слышали, когда везли маму из леса домой. Но ржание не было обращено к путникам, — казалось, он вообще не заметил плот, потому что пристально смотрел на противоположный берег.

Единорог ударил копытом. Большой камень отвалился от скалы и упал прямо перед плотом. Таль начал что-то быстро говорить Альнору, но вдруг замолчал, качнулся и рухнул на палубу. Старик попытался поднять правую руку, но тоже бессильно упал рядом с внуком. Калико начала биться в стойле, издавая тревожное ржание. Но на нее не было времени.

— Толкай, Мина! — кричала Тилья, наваливаясь на руль. — Нет, так слишком сильно! Тяни на себя!

Плот сильно качнуло и закрутило в водовороте, как беспомощный листок. Приложив неимоверные усилия, они медленно высвободили плот из смертельных объятий воронки.

— Так не пойдет, — пробормотала Мина. — Мы одни не справимся. Пойду посмотрю, что с Альнором, а ты займись лошадью.

Тилья бросилась к стойлу, схватила Калико за поводья и попыталась успокоить, поглаживая ее и приговаривая сама не зная что ласковым голосом. Бесполезно. Лошадь билась от ужаса, как будто ее затягивало в трясину. Тилья ощутила полную беспомощность. Вдруг она услышала за спиной старческий, надтреснутый голос Мины, которая начала петь. Калико постепенно затихла, все еще продолжая иногда вздрагивать.

Тилья облегченно вздохнула. Плот держался на середине реки. Они миновали скалу, и девочка обернулась. Единорог все еще стоял там. Он заметил их и теперь смотрел им вслед. Поворот реки скрыл его из виду.

Мина перестала петь и позвала внучку:

— Иди сюда. Ты сможешь подтащить Альнора, чтобы его голова лежала у меня на коленях? Пусть мальчишка тоже будет рядом.

Тилья тянула и толкала их неподвижные тела. Альнор был жив. Даже сквозь шум воды Тилья отчетливо слышала его хриплое дыхание. Лицо старика посерело. Таль тоже выглядел ужасно, но не так тяжело дышал. Потихоньку она подтащила их к Мине.

— Ох уж эти зверюшки! — раздраженно сказала Мина. — Конечно, это не их вина, наверное, они не могут не наводить болезнь, как мужья не могут не храпеть. Они-то не знают, что мы изо всех сил стараемся им помочь. Ты не видишь их, но я чувствую, что они следуют за нами по берегу. Я пела для них, успокаивала, говорила, что им нечего бояться… Альнор был немного не в себе, и Таль тоже, но они бы выдержали. И тут вдруг это чудовище… Откуда он вообще взялся в нашем лесу? Нечего ему здесь болтаться и пугать до смерти наших зверюшек. И он делал это специально. Он хотел, чтобы те испугались. Потому что именно от этого происходит болезнь — от их страха. Ты разве не почувствовала? Это было как будто они вдруг вылили на нас свой страх, как из ведра. Видела, как внезапно свалились Альнор и Таль? Теперь тебе придется управляться одной, а я попробую успокоить зверюшек. Не переживай за Калико, она придет в себя. Она ведь знала, что они там, наверху, так что, когда я их успокою, она тоже успокоится. Будь хорошей девочкой, попытайся рулить так, чтобы нас не укачивало.

Когда Тилья подошла к стойлу, Мина уже начала петь. Калико дрожала, мотала головой и тоненько ржала, поэтому Тилья остановилась, чтобы погладить ее, и видела, как в ней происходила перемена. Заслышав пение Мины, Калико почти сразу перестала дрожать, навострила уши и в ее больших карих глазах появился живой блеск.

— По-моему, это уже слишком, — с горечью поделилась с ней Тилья. — Мама и Анья слышат кедры, Альнор и Таль — воду, Мина поет единорогам, а теперь еще и ты хочешь с ними подружиться. Только я остаюсь в стороне. Думаешь, это справедливо?

Тилья вернулась к рулю. Плот уже плыл в более спокойных водах. Течение стало медленнее. Впереди Тилья увидела поворот, но он не показался ей особенно сложным. Хотя там, в тихой заводи, их мог ждать водоворот. Силон предупредил ее об этой опасности и объяснил, что делать. Он сказал, что, попав в водоворот, плот может вращаться в нем целый день. Она знала, что если допустит это, то Альнор и Таль умрут. Даже то, что они теперь плыли так медленно, могло быть смертельно опасным. Чем скорее они выйдут из-под покрова деревьев, тем лучше. Конечно, она не надеялась, что сумеет вывести плот из водоворота, но могла по крайней мере держать его в центре течения.

Постепенно Тилья научилась различать малейшее напряжение весла в руке и поняла, как не дать плоту начать кружиться.

Мина пела, высоко подняв голову и немного раскачиваясь. Ее старое, морщинистое лицо было отрешенным и мечтательным. Она соединяла свою песню для единорогов с какой-то очень знакомой мелодией. Прислушавшись, Тилья поняла, что это были «Вишенки» — песня, которую матери пели у колыбелей, а дети во время своих игр, хотя речь в ней шла о возлюбленных, которым нечем угостить друг друга, кроме сладких вишен.

Когда Тилья проголодалась, она дождалась спокойного участка реки, достала хлеб, который мама испекла им в дорогу, и кусок сыра. Скалы по берегам остались позади. Река стала шире, спокойнее, ее обступали поросшие деревьями низкие холмы.

Изменилось и что-то еще, но Тилья не сразу поняла, что именно. Деревья здесь уже оделись молодой листвой. И воздух стал теплее. Они были уже не в Долине. Они плыли в совершенно другую страну, которой никто не видел в течение двадцати поколений.

Ближе к вечеру река сделала широкий, величественный поворот, и перед ними открылась эта неизвестная страна. Деревья кончились, и они плыли между холмиками, на которых кое-где попадался низкорослый кустарник. Мина перестала петь, а Калико жалобно заржала, и Тилья поняла, что единороги больше не идут за ними.

Милю за милей пейзаж не менялся, и нигде не было видно никаких признаков жилья. Мина поднялась только вечером, оставив Альнора и Таля лежать на палубе. Она с трудом держалась на ногах, ее укачало.

— Ты видела их? — спросила она Тилью.

— Единорогов? Нет, а где? Я смотрела на реку.

— Под деревьями. У самой воды, я видела их отражения. Кто бы мог подумать, что их так много? Пришли меня послушать, а я их успокаивала…

— Песней «Вишенки»?

— Ну не совсем. Она просто пришла мне в голову, когда я думала о том, каким молодцом, наверное, был Альнор в молодости, совсем как тот юноша, которого я любила когда-то. Мы познакомились на Собрании… Но нам пришлось расстаться, хоть это было и нелегко. Он жил очень далеко на востоке, и ему по наследству должна была перейти прекрасная ферма. А я отказывалась оставить Вудбурн. Я, конечно, могла бы пожить с ним немного, но мне бы все равно пришлось вернуться, чтобы сменить мою мать. И самое ужасное, я не имела права рассказать ему об этом. Он не понимал, почему я не могу покинуть Вудбурн, никудышную, в общем-то, ферму… Думаю, он так и не простил меня… Когда-то мы вместе пели «Вишенки», и когда я подумала о том, каким Альнор был в молодости… — Она покачала головой.

— А единороги не возражали? Это же не их песня.

— Нет. По-моему, не важно, что я пою. Главное, я знаю, что пою именно для них, и тогда они сами делают ее своей песней. Ох уж эти зверюшки… — Мина потихоньку пришла в себя, и к ней вернулся ее прежний ворчливый тон. Тилья улыбнулась. — Ну и что же здесь смешного, позволь спросить? По-моему, ничего. Нам одним никогда не пристать к берегу. И вот мы с тобой, уставшие как собаки, в самой середине этой глупой реки, и скоро станет темно, как в яме, и мы ничего не сможем увидеть, а если бы и могли, то нам бы это не сильно помогло.

Тилья поглядела вокруг. Она видела смутные очертания берегов и водную гладь, отражающую первые звезды.

— Похоже, здесь никто не живет, так что нам все равно придется заночевать на плоту, хоть Калико это и не понравится, — сказала она. — Давай перекусим и ляжем спать. И будем надеяться, что ночью не сядем на мель и не застрянем в водовороте. По-моему, нам ничего другого не остается.

Она пошла к Калико. Ее сердце сжалось, когда она услышала усталый вздох лошади. Калико не понимала, что происходит. Она слишком вымоталась за день, у нее даже не хватило сил попытаться укусить Тилью. Девочка вычистила стойло, помыла лошадь, наполнила кормушку и налила воды в ведро. Потом она на ощупь пробралась на корму. Ни Альнор, ни Таль не пошевелились.

Хотя Тилья очень устала за день, она долго не могла заснуть, приподнималась на локте и смотрела вокруг. Неуправляемый плот медленно плыл по течению, но ей казалось, что она неподвижна, а весь мир и звездное небо кружатся вокруг нее. Было далеко за полночь, когда она погрузилась в глубокий сон, словно закуталась в теплое уютное мамино одеяло.

Глава 5. Привал

Что-то дребезжало, скрипело, царапало. Тилья проснулась и села. Легкая дымка заволакивала небо, луна казалась желтым размытым пятном. Она стояла прямо над головой, значит, скоро придет рассвет. С одной стороны плота плескалась вода, а с другой напирали полусгнившие бревна и ветки.

— Что стряслось? — проворчала Мина.

— Похоже, мы сели на мель. И на нас несет всякую всячину из леса.

— Это плохо.

— Может быть, нам удастся выбраться на берег.

— Тебе-то, может, и удастся да мальчишке. Встряхни-ка их. Как они там?

Тилья выползла из-под одеяла и подошла к Талю. Он дышал ровно, но не шевельнулся в ответ на ее прикосновение. Альнор тоже.

Вода выглядела как-то по-другому. Тилья опустила весло и нащупала дно. Оно было не глубже, чем по пояс. Тилья вернулась на свое место и стала ждать рассвета.

Когда солнце встало, туман сделался золотым и быстро рассеялся. Тилья увидела, что река в этом месте разлилась и поросла вдоль берегов тростником. Течение прибило плот ближе к западному берегу, вместе со скопившимися за много лет ветками, стволами деревьев и водорослями.

Тилья привела себя в порядок, позавтракала и попробовала растолкать мусор в стороны, чтобы освободить плоту путь к берегу. Со всей силы она налегла на шест, и ей удалось чуть-чуть продвинуться вперед. Вот если бы Таль и Альнор проснулись, то все вместе они бы справились.

— Я готова помочь тебе, если только мне не придется скакать на одной ножке.

— Попробую загнать Калико в воду, — сказала Тилья. — Ей, конечно, это не понравится, но она сможет вытащить нас на берег, если там не станет вдруг слишком глубоко. И еще мне понадобится твоя палка.

Тилья сняла башмаки, носки и юбку, взяла несколько кусков сахара, дала один Калико и показала, что кладет их в карман своей кофты. Калико, осторожно ступая, вышла из стойла. Тилья дала ей еще кусочек и обвязала ее буксировочной веревкой. Лошадь доверчиво потянулась за сахаром к краю плота, но, когда он качнулся под ее тяжестью, испуганно заржала и остановилась как вкопанная.

— Ну, не бойся, — ласково сказала Тилья. — Здесь не так уж глубоко. Смотри!

Она соскользнула в воду, немного отошла от плота, выудила из кармана сахар и показала Калико. Та неуверенно переступала ногами и жадно вытягивала шею, но не двигалась с места. Тилья поднесла сахар к самым ее губам, и Калико сделала шаг. В конце концов, брыкаясь и вставая на дыбы, лошадь очутилась в воде, забрызгав Мину и Тилью с ног до головы.

Подманивая Калико сахаром, Тилья повела ее к берегу.

— Ну, иди же! Только не обратно на плот. Ты же так хотела на землю!

После некоторого колебания лошадь все же пошла вперед. Веревка натянулась, и плот двинулся к берегу. Тилья пробиралась первой, прощупывая дно бабушкиной палкой. Местами становилось глубже, но Калико уже завидела землю и уверенно тянула за собой плот. Вскоре он зарылся носом в мокрый прибрежный песок. Тилья отвязала веревки.

— Обернись! — вдруг крикнула Мина.

Тилья оглянулась и увидела чуть выше на берегу огромного огненно-каштанового пса. Несмотря на его размеры, он не показался Тилье опасным, и она не двинулась с места, когда пес подбежал к ней, приветливо виляя лохматым хвостом. Он с любопытством обнюхал ее, но, когда она протянула руку, чтобы погладить его, сразу отпрянул.

— По-моему, он очень милый.

— Не знаю, не знаю… — проворчала Мина. — Пошел прочь! Тебя еще здесь не хватало!

Пес не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Он прыгнул в воду, подплыл к плоту сбоку, забрался на него, обнюхал Мину и подошел к неподвижным Альнору и Талю.

— Сумки с едой! — закричала Тилья и бросилась назад.

— Где моя чертова палка?

Не обнаружив палки, Мина схватила ведро с водой, из которого поили Калико, и выплеснула его на непрошенного гостя. Тот ничуть не обиделся и начал отряхиваться.

Брызги разлетелись по всему плоту, не оставив сухого места. Не верилось, что полведра воды можно так долго разбрызгивать. Яркое солнце освещало каждую капельку, и со стороны казалось, что пес стоит в центре сияющего золотого шара. Мина осыпала его проклятиями, замахиваясь пустым ведром. Тилья на берегу умирала со смеху. Вдруг Таль, а за ним и Альнор проснулись и сели. Пес напоследок встряхнулся еще раз, бросился в воду, взбежал на высокий берег и скрылся из виду.

— Подумать только! Насколько нам было бы проще, если бы мы знали, что вас надо просто окатить ведром воды! — воскликнула Мина.

— Не думаю… — проговорил Альнор. — Я почувствовал, как во сне кто-то пришел ко мне и заставил проснуться.

Они вышли на берег и сели завтракать. Пес вернулся и наблюдал за ними с почтительного расстояния и больше не пытался подружиться.

Тилья настаивала на том, что нельзя отправляться в путь немедленно, как хотели все остальные. Это было бы несправедливо по отношению к Калико. Бедняжке столько пришлось вынести! Девочка хорошенько ее почистила и отпустила пощипать свежей травки и успокоиться. Неугомонный Таль, несмотря на остатки лесной хвори, принялся разбирать легкие части плота и мастерить из них маленькую скамеечку, с которой Мине было бы проще залезать на лошадь.

— Пора отправляться в путь, — объявил Альнор. — Нам нужно купить еды на завтра, а я не смогу сейчас идти быстро, меня все еще шатает. Предлагаю двигаться вдоль реки — так у нас по крайней мере будет вода.

Они поднялись и начали собирать вещи. Тилья поймала Калико, и Мина взобралась на нее, недоверчиво ступив на шаткое сооружение Таля.

— Хорошо, хоть этот ужасный пес куда-то делся, — сказала она. — Интересно, где он?

— Вон там, — показал Таль. — Кажется, он-то знает, куда идти.

Пес отошел уже довольно далеко. У подножия холма на берегу он остановился и посмотрел на них.

— Мальчишка прав, — сказала Мина. — Он точно куда-то направляется. И приглашает нас следовать за ним. Посмотрим, что из этого выйдет.

За холмом взгляду путников открылась равнина, простиравшаяся насколько хватало глаз. Сначала она показалась им совершенно безлюдной, каменистой, впрочем, кое-где маленькими рощицами росли деревья. Потом, примерно в миле от себя, они заметили какое-то медленно передвигающееся бесформенное пятно. Стадо овец? Или коз? Еще дальше виднелась темная точка, может быть хижина или какая-то другая постройка.

Путешественники направились в ту сторону.

Когда они приблизились, на них залаяла собачонка. Из темной, низкой хижины вышла девочка, посмотрела на незнакомцев и бросилась обратно в дом. Потом показалась женщина, прикрикнула на собаку и пошла им навстречу. Она была широкоплечей и коренастой. Одежда сильно отличалась от той, что носили в Долине. На ней была длинная юбка до самых щиколоток босых ног. Лицо обрамлял длинный шарф, два раза обмотанный вокруг головы. Концы шарфа, украшенные кисточками, свисали до пояса. Осанка говорила о том, что она привыкла носить тяжести на голове. Женщина остановилась. Ее лицо оставалось бесстрастным.

— Здоровья и удачи, — произнесла она со странным, звонким акцентом.

Альнор стоял впереди, держа руку на плече Таля.

— Удачи и долгих лет жизни, — ответил он.

— Вы пришли издалека?

— Из-за леса.

Ее лицо было совершенно непроницаемым.

— В лесу все мужчины умирают, — сказала она.

— Мы плыли очень быстро, на плоту. Но мы с внуком чуть не умерли.

Она нахмурилась и кивнула:

— Вы чужестранцы, и я должна дать вам кров и еду. Таков наш обычаи. Хотя с тех пор, как солдаты забрали моего мужа, мне нечем угощать гостей.

— Мы будем очень благодарны, если вы приютите нас. Еда у нас есть, нам просто нужно где-то отдохнуть. И мы были бы очень рады, если бы вы рассказали нам об обычаях вашей страны.

Она отрицательно покачала головой:

— Ничего у меня не спрашивайте. И я ничего не хочу знать о вас. Завтра я отведу вас к Элиону. Вы должны поговорить с ним, и он все решит. Меня зовут Салата.

Альнор назвал свое имя и представил спутников. Она усадила их под деревья, дала Калико воды, а их угостила сыром, козьим молоком и жестким, сухим хлебом. Когда они предложили ей своей еды, Салата обиделась и сказала, что у них так не принято.

— А у меня не принято оставаться в долгу, — возразила Мина. — Кое-что я все-таки могу для тебя сделать. Ты сказала, солдаты забрали твоего мужа. Хочешь узнать, что с ним?

Лицо хозяйки мгновенно изменилось. Желание узнать об участи мужа боролось в ней со страхом.

— Пожалуйста!.. — прошептала она. — Хоть что-нибудь!

Тилья принесла бабушкину суму, и Мина извлекла оттуда маленький кожаный мешочек, в котором хранила ложки для гадания. Она расстелила на земле синюю ткань, выложила на нее ложки и попросила Салату выбрать одну. Когда она это сделала, Мина капнула на эту ложку немного масла, дала Салате кусочек материи и велела тщательно втирать масло, пока на выпуклой стороне ложки не проявится рисунок древесины. Потом старуха положила ее между двумя другими, склонилась над ней и, сосредоточенно сопя, стала всматриваться в ее поверхность.

— Вот оно… — прошептала она. — Совершенно четко… Салата, гляди, может быть, ты и сама увидишь. Вот две линии тянутся рядом — это ты и твой муж, я уверена. Вот эти два маленьких ответвления — ваши дочери, одна из них уже родилась… А здесь, видишь, линия твоего мужа вдруг скручивается, начинает петлять и пропадает в этой завитушке, — должно быть, это его забрали солдаты… А вот твоя линия, бежит дальше одна, становится все тоньше, тебе тяжело без него… Но дальше, вот здесь, видишь, его линия вырывается из этой путаницы и, прямая как стрела, устремляется прямо к твоей… Значит, он возвращается к тебе.

— Когда?.. — хрипло спросила Салата.

— Не могу точно сказать, — ответила Мина, откидываясь на стуле. — На ложке расстояние кажется небольшим, но это ни о чем не говорит. Вся человеческая жизнь вмещается в линию не длиннее ладони. Но сегодня я первый раз в жизни видела так четко. Рано или поздно твой муж обязательно вернется, не будь я Мина Урласдотер.

Салата с опаской взяла в руки ложку, словно боясь обжечься.

— Оно исчезает, — сказала она, вглядываясь. — Я больше ничего не вижу.

— Так и должно быть, — успокоила ее Мина. — И если мы сейчас спросим у нее еще раз, она уже ничего такого не скажет. Но ты ведь видела то, про что я говорила? Я это не выдумала.

Салата кивнула. Справившись с волнением, она проговорила:

— Вы щедро отблагодарили меня за мое скудное угощение. Вы подарили мне надежду.

Она заплакала, нервно теребя в руках ложку, не желая выпускать ее, как будто та служила невидимой связью с любимым.

— Ну, ну, перестань, — смущенно пробормотала Мина. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Салата взяла себя в руки.

— Вы здесь ничего не знаете, поэтому я скажу вам, — прошептала она. — Ты, Мина, обладаешь огромной силой. Это очень опасно. Даже здесь, где никого больше нет. Если вокруг люди, вы должны быть очень осторожны.

— Почему? — спросила Мина, но Салата не вымолвила больше ни слова.

На закате дочь хозяйки привела коз в загон, Салата подоила их, потом пошла в хижину и затопила печь. Они расселись и продолжили беседу за ужином. Точнее, Таль задавал Салате бесконечные вопросы, на которые та теперь довольно охотно отвечала. Сама она так ни о чем их и не спросила. Было видно, что Салата не хочет ничего знать о том, что происходит за лесом.

Она рассказала им, что козы и вся земля, насколько хватало глаз, находились во владении императорского придворного. Салата отдавала ему положенную норму молока и сыра, а себе могла оставить излишки. Весь приплод продавали на рынке в пользу придворного, ей принадлежал только каждый двадцатый козленок. Ее муж промышлял охотой — мех особого вида белок, которые водились на холмах, высоко ценился.

Однажды два года назад появились солдаты и пытались пройти через лес. Многие умерли от лесной хвори, поэтому, уходя, они забрали с собой всех мужчин, чтобы пополнить ряды императорской армии. С тех пор Салата и ее дочь жили козьим молоком, сыром да тем, что удавалось найти на поле своего господина после того, как рабы собрали с него урожай.

— Сейчас выдался неурожайный год, мы можем умереть, — бесстрастно сказала она.

— Так, значит, вы рабы? — со своей обычной прямотой спросил Таль.

— Уж лучше бы мы были рабами, — горько сказала Салата.

Вся земля принадлежала Императору. Он давал ее в пользование своим вельможам и чиновникам. Всем, кто жил на этой земле, приходилось покупать у них право жить здесь. У людей не хватало денег, чтобы заплатить все сразу, поэтому они занимали деньги у тех же вельмож. Сыр и козлята, которых Салата отдавала землевладельцу, являлись выплатой процентов за долг, взятый еще ее далекими предками. Проценты устанавливались таким образом, что их невозможно было выплатить никогда. И, согласно тому же договору, ни она, ни ее потомки не могли уйти с этой земли.

Салата рассказала об этом без злости, но Мина возмутилась до глубины души.

— Какое безобразие! — воскликнула она. — Нельзя с этим мириться! Если бы я случайно наткнулась где-нибудь на этого вашего Императора, уж я бы высказала ему все, что о нем думаю!

Салата, которая в этот момент поправляла поленья в очаге, выронила кочергу и бросила быстрый взгляд на Мину. Потом она опустилась на колени, выгребла из поддувала золу и высыпала себе на голову, тихо бормоча какую-то невнятную молитву. Ее дочь сделала то же самое.

Они поднялись на ноги, и Салата взглядом отослала девочку прочь.

— Ты хочешь навлечь еще большие беды на меня и мое жилище? — с укором спросила она Мину.

— Мне очень жаль, я погорячилась. Я никого не хотела обидеть. К тому же на много миль вокруг нет никого, кроме нас.

— И у стен есть уши. Даже ветер, даже незаметная пичужка может отнести твои слова в Талак. Император держит у себя могучих волшебников, которые слышат любой шепот, где бы ты ни находилась. Если твои слова дойдут до него, то тебя, твоих друзей и меня с дочерью бросят в печь. Не будь вы моими гостями, я бы натравила на вас собаку и прогнала как можно дальше от моей лачуги.

Она говорила с такой страстной убедительностью, что даже Мина невольно поежилась.

— Извини. Мне следует быть осмотрительнее. Язык мой — враг мой.

Салата кивнула:

— Я понимаю, что ты сказала это по недомыслию. Ты предсказала мне счастье, а теперь, возможно, отобрала его. Как я могу испытывать к тебе благодарность после этого?

Мина с трудом поднялась на ноги, подошла к хозяйке и взяла ее за руку:

— Ты сделала для нас все, что могла, и даже больше. Сказав мне в лицо, какая я дура, ты, возможно, уберегла нас от еще большей опасности — я ведь могла начать говорить что-нибудь подобное при незнакомцах. А теперь успокойся. Ты ведь только что читала ложки. Они четко показали все, что с тобой случится. И там не было ничего похожего на те беды, о которых ты говоришь. Мы бы их увидели — поверь мне. Если я могу сделать что-то, чтобы тебе помочь, — скажи.

Салата выдавила из себя неуверенную улыбку и покачала головой:

— Что сделано, то сделано. Я не держу на вас зла. Ложитесь спать спокойно. Завтра я отведу вас к Элиону, управляющему нашего господина. Он хороший человек и делает все, чтобы защитить нас. Вы должны с ним посоветоваться.

— Вон его дом, — показала Салата.

Они покинули ее хижину на рассвете и шли все утро. Альнор и Таль почти оправились после лесной хвори, а вот Калико пребывала в еще более дурном расположении духа, чем обычно, и даже слегка захромала от нервного напряжения. Сейчас они стояли на краю огромной пустоши, где Салата и другие скотоводы пасли свои стада. Перед ними простирались тщательно возделанные поля, первые всходы уже зеленели и тянулись к солнцу. Тилья не видела ничего похожего на настоящий дом. Только разбросанные тут и там убогие хижины — четыре глинобитных стены без окон и соломенная крыша. Кусок плотной материи служил дверью. В четырех милях впереди возвышалась гора. На ней теснились побеленные дома с оранжевыми черепичными крышами.

Тропинка бежала через поля. Там работали люди — по двое, по трое, часто с детьми, — совсем как в Долине. Женщины были одеты как Салата, только повязки на голове различались по цвету. Мужчины носили маленькие островерхие шапки с кисточкой и загнутыми полями, просторные коричневые рубахи и короткие штаны. Почти все были босы. Они поднимали голову, приветствовали Салату, с опаской смотрели на чужаков и возвращались к своей работе.

Приблизившись к горе, Тилья поняла, что эти постройки не имеют ничего общего с деревнями у них в Долине, где все дома стоят далеко друг от друга, окруженные большими садами. Здесь же постройки почти вплотную примыкали друг к другу, соприкасаясь крышами и оставляя только узенькие проходы. Она подумала, что, возможно, это и не деревня вовсе. Все это составляло дом Элиона.

Салата провела их по одной из узких улочек. Им встретился какой-то человек в просторной накидке и бесформенной красной шапке с несколькими кисточками. Салата заговорила с ним. Он хмуро взглянул на чужаков и не хотел их пропускать, но она уговорила его. Они прошли под аркой. Улочка резко поднималась и временами сужалась настолько, что Калико задевала стены переметными сумами. Дорога привела их к довольно просторному внутреннему двору. В дальнем углу, под крышей, за столом, заваленном свитками и книгами, сидели три человека. (В Долине изготовляли грубую бумагу, и у матери Тильи даже были две рукописные книги — кулинарные рецепты и травник. По ним она научила дочерей читать и писать. Но Тилья никогда в своей жизни не видела таких огромных книг и в таком количестве.)

Напротив каждого человека стоял проситель, и еще тридцать или сорок ждали своей очереди, сидя вокруг. Пока Тилья и Таль помогали Мине слезть с лошади, к ним подошел человек, одетый как стражник у арки, и обратился к Салате. Он недружелюбно посмотрел на путешественников и дал им знак следовать за собой. Когда они поняли, что Салата не идет с ними, они остановились попрощаться с ней. Охранник грубо толкнул Альнора вперед.

— Эй, так не пойдет! — заступилась Мина, но Салата перебила ее:

— Делайте все, что он скажет. Не перечьте. Элиона сейчас нет. Его жену зовут Лананет. Расскажите ей все. Я присмотрю за вашей лошадью. Удачи.

Ни слова не говоря, стражник провел их через дверь по темному коридору в другой маленький внутренний дворик. Там он велел им ждать и ушел. Вернувшись, он опять повел их через арки, дворики и коридоры. Наконец они подошли к тяжелой, обитой железом двери. Стражник пропустил их внутрь и с грохотом захлопнул ее. Послышался скрежет задвижки.

В комнате не было ничего, кроме низкого стола, на котором стояли две незажженные лампы. Слабый свет пробивался сквозь зарешеченное окно высоко в стене.

Глава 6. Дом Элиона

Они сели на пол, прислонившись к прохладным стенам. Время шло. Альнор, казалось, задремал. Мина что-то бормотала себе под нос. Таль беспокойно ерзал на месте. Тилья думала о Вудбурне, стараясь вообразить в мельчайших подробностях, что сейчас могли делать мама, папа и Анья. Скучают ли они по ней? Рассказывают ли кедры о том, что с ней происходит? Как жаль, что у Тильи нет способа ничего узнать о домашних!

Из глубины ее сердца вновь поднялась обида, что она лишена волшебного дара. Вдруг Альнор заговорил.

— Я чувствую что-то странное, — сказал он. — Я испытываю это с тех пор, как мы сошли с плота, но сначала отнес это за счет лесной хвори. Сейчас у меня в голове прояснилось, но странное ощущение осталось. Немного похоже на предчувствие грозы… Всю ночь я видел сны…

— Я тоже, — перебил Таль. — Я часто вижу сны, но не такие… Как будто вода ожила и я был с ней одним целым.

— А мне снилось, что я превратилась в дерево, — сказала Мина. — Быть деревом совсем не так скучно, как вы думаете. Я думала, что гадание по ложкам вызвало этот сон…

— А ты, Тилья? Что тебе снилось? — спросил Таль.

— Ничего! — огрызнулась она. — Во всяком случае, я не помню.

— Незачем так злиться, — заметила Мина. — Что вообще с тобой происходит?

— Ничего… — чуть не плача ответила Тилья. Она злилась на себя, что не может взять себя в руки. То, что она не видела снов, как все, заставляло ее чувствовать себя отщепенкой, как и то, что она не слышит ни кедры, ни воду… И вдруг она начала понимать…

— Я объясню вам, что происходит, — медленно произнесла она. — Вы чувствуете магию. Это из-за нее вы видите такие сны. В Долине волшебства нет, поэтому вы к нему не привыкли. А здесь ее полно, и вы ощущаете это, потому что сами можете творить чудеса. Альнор и Таль чувствуют воду, Мина — деревья. Я ничего такого не умею, поэтому и не вижу снов. И ложки вчера показывали так отчетливо. Ты сказала, что никогда раньше не видела ничего подобного. Но для Империи это обычное дело.

— Похоже, ты права, — сказал Альнор. — Это ощущение магии вокруг. Возможно, мы так чувствительны к ней, потому что не привыкли.

— И еще. Может быть, магия здесь в порядке вещей, но ее опасно использовать. Думаю, об этом говорила Салата.

— Тогда еще хорошо, что она выбрала не старушку Акстриг, а другую ложку, — ответила Мина.

Время шло. Иногда из внутреннего дворика доносились голоса. Один раз Тилья услышала за дверью осторожные шаги, женский шепот и чей-то тихий ответ. Должно быть, уже давно перевалило за полдень, девочка ужасно проголодалась и томилась от жажды. Вдруг послышался звук отодвигаемой задвижки. Вошла невысокая женщина.

Она была коренастой, круглолицей, довольно бледной, с длинными темными волосами. Лицо ее не выдавало никаких чувств. Одета она была почти так же, как женщины в полях, но в ушах у нее блестели золотые серьги, на пальцах красовались кольца, а концы шарфа скреплялись на груди усыпанной драгоценными камнями брошью. Шарф был длиннее и более искусно выделан, чем у простолюдинок, в нем сверкали золотые нити, и оканчивался он двумя концами кисточек. Когда она заговорила, ее голос оказался мягким и ровным, но тоже ничего не выражал.

— Я Лананет, жена Элиона, управляющего этим поместьем лорда Кзувы. Мой муж сейчас в отъезде, поэтому я распоряжаюсь его кольцом и печатью. Сожалею, что с вами так обошлись, но это было необходимо. Если бы я приняла вас как гостей и накормила, то обычай вынуждал бы меня помочь вам, а я не могу решить, стоит ли это делать, пока не поговорю с вами. К тому же чем меньше людей вас увидит, тем лучше. Прежде всего расскажите мне, кто вы, откуда пришли и чего хотите.

— Пусть говорит Альнор, — сказала Мина.

Альнор заговорил медленно, тщательно подбирая слова. Он рассказал о своем решении прийти в Империю и найти того, кто сможет воссоздать ледник, который с севера защищал Долину. Он не упомянул Фахиля, сказал только, что ледник воздвиг когда-то могущественный волшебник из города Талак, поэтому оттуда он и намерен начать поиски. Альнор ничего не сказал о кедрах и лесе, лишь объяснил, что из-за лесной хвори им с внуком пришлось плыть на плоту и воспользоваться помощью Мины и ее внучки.

— Я хотел, чтобы они вернулись, как только мы минуем лес, но мы с Талем потеряли сознание, а Мина и Тилья не смогли одни остановить плот. Потом его прибило к песчаной отмели в озере. Мы очнулись, вышли на берег и пришли к дому Салаты. Она была так добра, что приютила нас на ночь, накормила и привела к вам.

Лананет минуту молчала, потом обернулась и подала знак стражу. Тот вышел и отдал какое-то распоряжение. Появилось несколько слуг, неся подносы с едой, подушки, которые они разложили вокруг стола, а также сумы и одеяла, снятые с Калико. Один из вошедших зажег лампы. Все слуги смотрели в пол и удалились, не проронив ни слова. Стражник тоже покинул их, закрыв за собой дверь.

— Садитесь и ешьте, — пригласила Лананет. — Я ем вместе с вами в знак того, что мы можем доверять друг другу.

Она отломила кусочек желтой лепешки. Таль и Тилья помогли своим старикам усесться и расположились рядом. Лананет сидела напротив.

— Я сказала это не из вежливости, — продолжила она. — Мы должны доверять друг другу, потому что нам это нужно. Мы все находимся в большой опасности. Но я могу оказать услугу вам, а вы мне. Я сказала, что не угощаю вас потому, что не знаю, смогу ли вам помочь. В действительности тогда я еще не знала, не придется ли мне отдать приказ перерезать вам горло и уничтожить трупы. В случае необходимости мне бы пришлось сделать это. Я не могла бы просто позволить вам уйти. Сейчас объясню почему. Я вынуждена доверять вам не из-за того, что сказал Альнор, а из-за того, чего он не сказал. Вы, конечно, знаете о лесе и о происхождении хвори больше, чем он поведал мне, но вы понимаете, что в этом знании заключена опасность. Это знание нужно Императору. Если о вашем приходе узнают, вас заберут в Талак и будут расспрашивать, а когда вы расскажете все, что знаете, вас будут пытать. Никто еще не выходил живым из рук императорского палача.

Она помолчала, давая им осознать свои слова. Ее мягкий, ровный голос не изменился, но из-за этого беды, о которых она говорила, казались еще ближе. В комнате повисло тяжелое молчание. Тилья услышала, как кто-то прошел через двор и шаги замерли в отдалении. Тогда она с облегчением выдохнула и поняла, что, прислушиваясь, невольно задерживала дыхание, думая, будто это шаги палача, пришедшего за ними.

— Я не могу просто отпустить вас по двум причинам. Во-первых, у вас нет пропусков. Никто в Империи не может покинуть землю, к которой приписан, без пропуска, то есть без разрешения Императора. Если бы я позволила вам уйти, я бы совершила серьезное преступление. А если бы я дала вам пропуска, что я вправе сделать как жена управляющего, то это навлекло бы на меня еще большие неприятности, потому что вы пришли из-за леса, а я не отослала вас под охраной в Талак.

Теперь о второй причине. Каждый новый Император, когда в первый раз поднимается по Опаловой Лестнице к трону, останавливается на каждой ступени и произносит клятвы, которые унаследовал вместе с Империей. Они неизменны. Девятнадцать последних Императоров остановились на третьей ступени и пообещали вернуть утраченные земли за северным лесом.

Три года назад по Опаловой Лестнице поднялся новый Император. Два года назад он собрал армию, чтобы выполнить свою клятву. Они жили в наших домах, разбивали шатры на наших полях, где зрел наш урожай. Они опустошили наши амбары и стойла, грабили и насильничали и не колеблясь применяли мечи. После того как лес победил их, умертвив множество солдат, они ушли, забрав с собой много наших мужчин, чтобы пополнить свои ряды. Муж Салаты был среди них. Потом мы подсчитали наши убытки — после постоя армии у нас осталось вдвое меньше того, что было до них. Из того, что мы сохранили, нужно было отсылать нашему господину, лорду Кзуве, в Талак столько же, сколько в обычный год. Даже если бы Император завоевал Долину, он бы не возместил нам убытки, поэтому я уверена, что никто из тех, кто вас видел, никому не донесет.

Теперь вы видите, что я не могу просто отпустить вас. У вас должна быть веская причина для путешествия, чтобы я могла выдать вам пропуска, а также правдоподобная история, чтобы вас не начали слишком подробно допрашивать.

— Ну мы и влипли! — сказала Мина. — Кто бы мог подумать, что из-за нас начнутся такие неприятности! А может, мы пойдем назад, как-нибудь оттолкнем наш плот и поплывем дальше, а вы просто забудете, что нас видели?

Лананет улыбнулась и покачала головой:

— Где бы вы ни высадились, вы столкнетесь с тем же.

— И чем дальше мы будем от леса, тем меньше у людей будет причин не послать за императорскими стражниками, — добавил Таль. — А уж Император не замедлит снова послать сюда войска.

— Боюсь, ты прав, — сказала Лананет. — К тому же есть и третья причина, по которой нам следует поступить так, как я предлагаю. Но сначала вы должны понять кое-что, хоть это может показаться вам странным. Я уже говорила, что мы путешествуем только с согласия Императора. Это еще не все. Мы едим, спим и дышим с его милостивого разрешения. Мы живем и умираем по его воле. И это не пустые слова. Когда новый Император останавливается на последней ступени Опаловой Лестницы, он произносит самый важный указ: все жители Империи живут с его разрешения и умирают по его воле, непослушание считается государственной изменой и карается смертью. В начале каждого правления проводится перепись населения и вписываются все новые имена.

— Что-то я не поняла, — перебила Мина. — Допустим, я свалилась с яблони и сломала шею — с любым может случиться, — я что же, совершила измену Императору?

— Да, и раз вы будете уже мертвы, то вашему наследнику придется расплачиваться за ваше преступление. Либо он заплатит огромный штраф, либо откажется от наследства в пользу Императора. Поэтому все люди стараются скопить немного денег и как можно раньше отправиться в Талак, чтобы купить у Императора право умереть. Затем каждый год выплачивается налог на подтверждение этого разрешения. Многие берут с собой ребенка в качестве страховки: если они умрут в пути — его продадут в рабство. Бедняки часто откладывают путешествие до последней минуты, — конечно, им не надо платить за поддержание разрешения на смерть, но их наследники рискуют потерять все, что у них есть. Те, кто вообще не может заплатить ни гроша, отправляются в Голорот, город Смерти, когда чувствуют, что долго не протянут. Но это сейчас не важно — вы идете в Талак.

По вашим липам я вижу, что все это кажется вам чудовищным. Наверное, так и есть. Мы же так долго жили при этих законах, что даже не считаем их странными.

У нас служили два человека, муж и жена. Мы их любили. Состарившись, слуги ушли жить к своей дочери. Они собирались в свое время отправиться в Голорот. Старики казались такими бодрыми, здоровыми… Мы думали, еще рано беспокоиться. Но вдруг старик умер без всякого предупреждения, а его жена от горя, невозможности выплатить штраф и боязни идти в Голорот без него бросилась со скалы. Это была не случайная смерть, а сознательное нарушение императорского приказа, которое влечет за собой десятикратный штраф и вечный позор на всех, кто мог как-то предотвратить преступление.

Но и это еще не все. Их дочь со своим мужем скрыли смерть стариков, таким образом вовлекая моего мужа и всех домашних в государственную измену, потому что слуги были приписаны к нашей семье. Всего, что мы имеем, и даже наших жизней будет недостаточно, чтобы уплатить штрафы. Нам оставалось только одно — продолжать скрывать преступление.

Но это было только началом наших бед. Как я уже сказала, новый Император поднялся по Опаловой Лестнице три года назад. Перепись населения, с которой начинается каждое правление, еще не достигла наших отдаленных земель, но уже в этом году чиновники придут сюда, и скрыть смерть наших слуг окажется невозможно. Мой муж уехал в Талак по делу нашего господина. Там он надеется подкупить какого-нибудь чиновника, чтобы тот вычеркнул их имена из предыдущей переписи, как будто таких людей вообще не существовало. Это будет и дорого, и опасно, потому что тем самым Элион вверит наши жизни в руки незнакомого человека, который сможет шантажировать нас до конца наших дней.

Конечно, мы с мужем часто сожалели о том, что нам не найти двух пожилых людей, чьи имена отсутствовали бы в предыдущей переписи. И вот провидение послало мне вас. Вы можете назваться нашими слугами, Калифом и Калифой. Похоже, ни у меня, ни у вас нет другого выхода. Что скажете?

Повисла тишина. Альнор заговорил первым:

— По-моему, это разумное предложение. А как же Таль? Вода в ручье сказала, что мой внук поможет мне.

— Я тоже согласна, — сказала Мина. — Мне кажется, нас должно быть двое — из Нортбека и из Вудбурна, как в первый раз. Не знаю насчет Тильи. Она не должна отправляться в такое далекое путешествие, да и ее родители были бы не в восторге, особенно учитывая, что за место эта ваша Империя. Я думаю, не стоит тебе идти. Лананет найдет какого-нибудь ребенка, который будет сопровождать меня. Ты без труда отыщешь дорогу домой — надо просто двигаться вверх по реке. Во всяком случае это менее опасно, чем идти со мной, после того что рассказала Лананет.

«Домой, — подумала Тилья. — Моя кровать у печки. Кухня, которую я знаю как свои пять пальцев, даже с закрытыми глазами…» Она оттолкнула от себя эту мысль. Вудбурн больше не ее дом. Он принадлежит Анье.

— Нет, — твердо ответила она. — Кедры велели мне идти дальше. К тому же только я могу справиться с Калико.

— Хорошо, — сказала Лананет. — Теперь вы должны поесть, а потом я расскажу все, что вам нужно знать, чтобы не выдать ни себя, ни меня.

Тилья никогда не ела ничего подобного. В Долине всегда готовили незатейливую пищу, даже на праздники. Самый нежный, сочный цыпленок оставался просто цыпленком, а соус, будь это хоть лучший соус в Долине, ели как обычную подливку, макая в него хлеб и вылавливая кусочки овощей. Здесь же на столе стояло двадцать маленьких тарелочек, главного блюда не было. Единственной знакомой едой оказались сушеные фрукты. Но когда Тилья попробовала кусочек яблока, то почувствовала совершенно неожиданный вкус.

Лананет показала, как в Империи принято есть: на большое блюдо накладывали много разной еды с маленьких тарелочек со всего стола, а потом ели всего по кусочку, пробуя разные сочетания, смешивая сладкое, горькое, кислое, острое… Один соус обжигал язык, но кружка шипучего бледно-розового напитка освежала, оставляя после себя приятное покалывание во рту. Лананет ела вместе с ними, называя блюда и рассказывая, что им придется покупать в пути.

— Следует торопиться, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы пришли в Талак и поговорили с моим мужем прежде, чем он предпримет что-нибудь сам.

Ваша задача не столь уж сложна. В этом поместье живет около четырехсот людей, но покидали его хоть раз в жизни человек двадцать, не больше. Для вас путешествие будет не более необычным, чем для настоящих Калифа и Калифы. Отныне это ваши имена, но вы можете продолжать называть себя «Мина», потому что большинство женщин сохраняют свои девичьи имена и после замужества. Я, например, в переписи значусь как Элиона. Дети тоже могут не менять имена, потому что они родились уже после предыдущей переписи.

Теперь о вашем общественном положении. Калиф был верховным слугой в доме управляющего, который служит знатному вельможе, поэтому ты, Альнор, будешь носить шапку четырнадцатого ранга, а ты, Мина, соответствующий шарф. Я покажу их вам и объясню, как различать статус человека по одежде и как оказывать почтение высокопоставленным особам. Маловероятно, что вы встретите кого-нибудь выше двенадцатого ранга.

Час за часом струился ее ровный голос, разъясняя им законы, обычаи и традиции Империи. Тилья впитывала ее слова, как губка. От этих сведений могла зависеть их жизнь. Ей казалось, что сама Империя, подобно огромному гаду, заползала в ее мозг. Все это было так не похоже на ее родную Долину, на то место, где она родилась и жила. Империя оказалась не просто местом и даже не совокупностью множества мест. Она являлась гигантским живым организмом, беспощадным чудовищем, никогда не смыкающим глаз. И им предстояло пройти по его венам к самому сердцу так, чтобы оно их даже не заметило.

Лананет принесла показать им несколько монет. Мина и Альнор вынули маленькие кисеты, в которых хранили деньги. Таль выбрал одну из старых металлических монет с профилем забытого Императора и протянул Лананет.

— Да, они все еще в ходу, — сказала она. — Никто не удивится им. В Империи мало что меняется.

Девятнадцать поколений родилось и умерло, а монеты остались теми же. Чудовище было не только громадным, но еще и очень, очень старым.

Лананет взяла в руки одну из деревянных монет, которые изготовляли в Долине. На какое-то мгновение она замерла, словно к чему-то прислушиваясь, и принялась тщательно изучать монету.

— Очень странная древесина, — заметила она. — Такой четкий рисунок, и к тому же разный с двух сторон. Мне показалось, что он двигался, как живой, пока я не посмотрела на него.

— Дай-ка мне взглянуть, — сказала Мина. — Не знаю, что и сказать… Должно быть, это потому, что она несколько дней лежала рядом с моими ложками… И все же… Раньше никогда такого не видела.

Она достала из своей сумы ложки, завернутые в кусок синей материи, и показала их Лананет:

— Видишь, они выструганы таким образом, что видны линии, а на монетах — кольца. На другой стороне… Да, ты была права, на монете есть и линии, и кольца. Кто бы мог подумать, сколько тайн хранит пара дюймов древесины! Смотри, Лананет, вот одна сторона монеты — тут ровные кольца, вот твой дом в середине, а вот эти четыре маленькие точки, которым тут совсем не место, — это мы, свалившиеся как снег на голову. Теперь другая сторона. Думаю, эта путаница в середине — Талак. И снова здесь есть ты, и четыре точки рядом, и ты чего-то смертельно боишься, но на этот раз это не похоже на беспокойство по поводу смерти слуг… Я что-то не то сказала?

Какое-то время Лананет молчала, невидящим взглядом смотря на монету. Потом осторожно взяла ее кончиками пальцев и положила на пол подальше от себя.

— Я пустила вас под свой кров, — сказала она. — Я накормила вас и ела вместе с вами. Если этим я навлекла несчастье на свой дом, пусть будет так. Салата сказала мне, что ты умеешь гадать по ложкам и предсказала благополучное возвращение ее мужа, но я думала, это просто невинная деревенская ворожба. Заниматься ей неразумно, но не очень опасно. А вам удалось принести такой сильный магический предмет сюда, в мою защищенную от волшебства комнату. Обычно я сразу это чувствую. Но сейчас я ощутила магию, только когда коснулась монеты.

Никто не ответил. Наконец Таль нарушил молчание:

— По-моему, я тоже почувствовал что-то. С того момента, как вы коснулись монеты, я ощущал какой-то странный зуд. А почему все-таки магия так опасна? Разве у вас не занимается ею много людей?

— Потому что Император не в состоянии ею управлять. Вся Империя наполнена магией. Она повсюду, как солнце в небе, как вода в реках, как деревья на равнинах. Те, у кого есть дар, могут брать ее сколько угодно и использовать. Но почти все боятся. Никто, кроме магов на службе Императора, под страхом смертной казни не имеет права колдовать. Тот, кто все равно хочет, должен либо делать это в интересах Императора, либо таиться. Ему служит много волшебников, и чаще всего их задача — вынюхивать тех, кто колдует без его разрешения. Двадцать самых могущественных из императорских магов зовутся Наблюдателями. Из своих двадцати башен в самом сердце Талака они постоянно надзирают за всей Империей.

Но тот, кто имеет дар, даже если не колдует сам, чувствует магию, когда это делает кто-то другой, если только этот маг недостаточно силен, чтобы оградить себя защитниками и сделать свою магию неощутимой для Наблюдателей и всех остальных. Это гораздо выше моих сил, но я знаю, что такие маги есть. Альнор сказал, что вы ищете такого волшебника, но его нельзя найти, если он сам не захочет. Для начала вам нужно хотя бы знать его имя.

— Я могу назвать его имя, раз уж мы решили доверять друг другу, — ответила Мина. — Его зовут Фахиль.

Вдруг в комнате что-то шевельнулось. Секундой позже за окном послышался грохот. Тилья посмотрела наверх. Нет, это было потом… Сначала что-то неуловимо изменилось в комнате.

После того как Мина показала Лананет ложки, она аккуратно и ровно положила их на синюю ткань, но не завернула и не убрала. Теперь старая Акстриг лежала под углом к двум другим. Она повернулась.

Тилья в изумлении смотрела на ложки. И тут она почувствовала еще одну перемену. В комнате стояла гнетущая тишина. Таль замер, уставившись на стену, словно стараясь увидеть сквозь нее. Его лицо посерело, а рот слегка приоткрылся. Мина зажмурила глаза. Ее била крупная дрожь. Лананет сжалась в комок, костяшки ее сцепленных пальцев побелели. Альнор выпрямился и вытянул вперед руки, словно пытаясь нащупать перед собой что-то невидимое.

— Что случилось?.. — спросила Тилья.

Звук ее голоса заставил Таля очнуться.

— Ты ничего не почувствовала? — прошептал он. — Как удар молнии.

— Я только увидела краем глаза, как Акстриг шевельнулась, когда вы заговорили о…

— Не произноси его имя! — остановил ее Альнор.

Тилья озадаченно замолчала.

— Ну вот, кажется, прошло, — облегченно вздохнула Мина. — Думаю, надо обсудить, что случилось. Только осторожно! Тилья, что ты там говорила насчет Акстриг?

— Она вроде бы шевельнулась…

— Старушка Акстриг знала его имя! — догадалась Мина. — Подумать только, все это время! Из какой-то косточки выросло дерево, и росло у нашего амбара, и упало во время грозы, и из него вырезали ложку, и она лет двести, если не больше, валялась в разных шкафах и сумках и все еще помнит его имя и дергается, заслышав его.

— Она не просто дернулась, — возразил Альнор. — Мы слышали какой-то грохот. Возможно, Таль прав, это было похоже на гром. Когда Мина произнесла имя, что-то ворвалось в комнату, точнее, в ложку, как будто в нее ударила молния.

— Но ведь она слышала его имя и раньше, в Долине, — сказала Тилья. — Когда люди рассказывают, откуда она взялась, всегда упоминают…

— Ложка спала, — объяснил Таль. — Там нет магии, а здесь она повсюду. Это и разбудило Акстриг. По-моему…

Он внезапно осекся. Тилья проследила его взгляд и увидела, что Лананет не шевельнулась с тех пор, как все пришли в себя. Она по-прежнему сидела вся сжавшись, закрыв глаза и прерывисто дышала. Таль прикоснулся к ее руке, но та словно ничего не почувствовала.

— Что бы это ни было, оно ударило ее сильнее, чем нас, — сказала Мина.

— У нее тоже есть дар, — ответил Таль. — Только она не хочет, чтобы об этом знали.

— Неудивительно, после всего что она нам рассказала. Может быть, если я уберу ложки…

Она завернула их в ткань и убрала в свою торбу. Тилья заметила, как Альнор расслабился, а Таль глубоко вздохнул.

— Так-то лучше, — сказала Мина. — Акстриг как будто не хотела, чтобы я ее трогала. Словно ей необходимо лежать именно в том положении, как она повернулась.

Вдруг Лананет вскрикнула, выпрямилась и обвела комнату непонимающим, безумным взглядом, как человек, только что вырвавшийся из объятий ночного кошмара.

— Мне показалось, стены обрушились на нас, — выдохнула она.

— Что-то упало на улице, — сказала Тилья. — Что-то тяжелое.

— Там нечему падать, — нахмурившись, ответила Лананет. — И это было не похоже… Что здесь произошло?

— Мина произнесла… одно имя, — объяснил Альнор. — Имя человека, которого мы ищем.

— Его истинное имя! — прошептала Лананет. — Я слышала, что когда-то, до появления Наблюдателей, маги не скрывали своих имен. А теперь любой деревенский чародей вынужден никому не говорить свое тайное имя. Меня зовут не Лананет. И все же я думала, что имя не может так подействовать. Эта комната хорошо защищена.

— Мне кажется, какая-то сила пришла к Акстриг, — сказал Альнор. — Эту ложку выстругали из древесины того дерева, которое выросло из персика, полученного от этого человека.

— И она пошевелилась, — добавила Мина. — Да еще и не хотела менять положение, когда я убирала ее. Наверное, она знает, где он находится, и показывает в этом направлении, куда-то в тот угол.

— На юго-восток, — сказала Лананет. — Там находится Талак. Вы собирались начать поиски оттуда. И вы думаете, он еще жив, человек, который дал кому-то персик девятнадцать поколений назад?

— Так сказала мне вода, — ответил Альнор.

— Значит, он действительно очень могущественный. Он держит в руках время.

— А что значит «защищенная комната»? — спросил Таль.

После короткого колебания Лананет улыбнулась и сказала:

— Когда я говорила, что мы должны доверять друг другу, я не думала, что это зайдет так далеко. Я одна из тех, кто умеет использовать разлитую вокруг магию. До замужества я не знала никого другого с подобным даром и скрывала его, опасаясь наказания. Но моя свекровь заметила мои способности. Это ее комната. Как я уже говорила, те, кто занимается магией, должны принять все меры, чтобы обезопасить себя. И она сумела как бы запечатать эту комнату, закрыть ее невидимой броней. Свекровь привела меня сюда и научила всему, что знала. После ее смерти я продолжала заниматься магией и укрепила защиту комнаты еще больше. И вдруг какая-то неведомая сила ворвалась сюда, разрушив все преграды. Мне показалось, каждый кирпичик разлетелся на песчинки.

— Вот почему на тебя это подействовало больше, чем на нас. Она сломала всю твою защиту, — сказала Мина.

— Наверное, ты права. По крайней мере, она ушла без следа. Я чувствую, что моя защита восстановлена, а вы теперь знаете, насколько осторожными вам следует быть. Но вы пробудили силу в вашей ложке. Я попытаюсь окружить вас защитой, чтобы она не выдала вас в пути. Надо снова погрузить ее в сон, иначе вам придется оставить ее за пределами Талака. Столица очень хорошо защищена, и магию, скрытую в ложке, немедленно почувствуют.

— Как же мы найдем человека, которого ищем, если нельзя произносить его имя? — спросил Таль.

— В этом я не могу вам помочь, — сказала Лананет.

— Ты когда-нибудь слышала это имя раньше?

— Нет. Я не знаю никого, кто занимался бы магией. Но наверняка многие имеют дар. Когда я стою на холме и смотрю на равнину, я иногда чувствую… Не знаю, как это описать… Будто вихрь, закручивающий вокруг себя пыль и листья. И я понимаю, что в центре этого водоворота кто-то есть, — может быть, ребенок, наделенный даром и еще не умеющий его скрывать. Иногда я чувствую кого-то более могущественного. Когда здесь была императорская армия, вместе с солдатами пришли и несколько магов. Я ощущала, как они проверяют волшебную защиту леса. И для этого мне не надо было подниматься на холм. Я чувствовала их магию даже здесь. Но я бы не хотела познакомиться с ними, узнать их имена и открыть им свое. Вся моя магия не выходит за пределы нашего поместья. Я всего лишь помогаю созревать плодам, отпугиваю диких животных, врачую скот… Свекровь говорила, что волшебный дар обычно связан с какой-то одной природной стихией…

— Мой — с деревьями, насколько я понимаю, — сказала Мина. — А у Альнора он связан с водой.

— Возможно, только с нашими реками, — возразил Альнор. — Я еще не знаю.

— Может быть и так, — ответила Лананет. — Чем дальше я нахожусь от поместья, тем меньше чувствую в себе сил. В Талаке я бы ничего не смогла сделать, если бы даже у меня хватило глупости попробовать.

— Возможно, для нас это не так важно. Без магии нам хотя бы не придется все время быть настороже. Вообще-то, я рассчитывал и дальше плыть по реке…

— Нет, по всей Северо-западной равнине до самых Пиримских холмов река заросла тростником. Завтра я покажу вам дорогу. За четыре дня вы должны дойти до Сонгису, а оттуда вас будет сопровождать охрана, потому что на холмах разбойничают бандиты. Следующий конвой будет не раньше чем через девять дней, а для моего мужа промедление очень опасно. Мне еще многое нужно рассказать вам. Эта ваша одежда…

К своему стыду, Тилья заснула, не дослушав Лананет. Ей снились не тяготы предстоящего пути и не покинутый дом, а остров посреди моря. Никогда в своей жизни, ни во сне, ни наяву, она не видела моря. В голове ее звучал голос, говорящий, что все зависит от того, достигнет ли она этого острова. Над ним висело подсвеченное закатным солнцем золотое облако. По форме оно напоминало единорога.

Глава 7. Пиримские холмы

На четвертый день они пришли в Сонгису. Постоялый двор представлял собой средних размеров площадь, окруженную невысоким строением с галереей, где располагались комнаты, в которых могли отдыхать путешественники. Чиновник взял с них деньги — четыре дрина в качестве пошлины, три доплаты и один в виде взятки — и поставил печать на пропуска, но не отдавал их, пока ему не заплатили еще. Альнор едва сдерживал гнев и грозился пожаловаться Элиону.

Тилья в это время почистила Калико, и вместе с Талем они отправились покупать еду и корм для лошади. Все это уже казалось им привычным делом.

Пока Таль торговался, она безуспешно пыталась привести в порядок волосы. Девочка мучилась с ними с первого дня путешествия. Мать всегда стригла ей волосы до плеч и завязывала в два хвостика, но Лананет сказала, что она уже слишком взрослая для такой прически. Волосы пришлось заплести, завязать маленьким шнурком, а косичку поднять вверх и заколоть шпилькой, украшенной тремя синими бусинами, как приличествует девочке из семьи четырнадцатого ранга. Она должна была обмотать голову тонким шарфом. Его концы с тремя пришитыми бусинами лежали по плечам, показывая ее высокий ранг.

Девочки в Империи носили волосы длиннее, чем Тилья. Она с трудом заплетала косичку, но уж закалывать точно было нечего. Если кто-нибудь и помогал ей со шпилькой, то косичка все равно распадалась, как только Тилья начинала двигаться. Каждый вечер ее шея ныла от усталости — она старалась держать голову как можно неподвижнее, чтобы ей не нужно было каждые полмили останавливаться и просить Таля заколоть ей косичку. У него получалось это достаточно ловко, но он постоянно подтрунивал над ней, и Тилья раздражалась.

Гораздо хуже было то, что своими дурацкими косичками она могла их выдать. Рано или поздно какой-нибудь любопытный путешественник обязательно спросит, почему у нее такие короткие волосы. Таль на этот случай выдумал историю о том, что к волосам случайно прилипла смола и пришлось их обрезать, но Тилья была уверена, что не сможет убедительно соврать и этим только привлечет внимание к другим мелочам — к ее необычному акценту, к тому, как она путается в своем шарфе и длинной юбке. Вот остальные выглядели как надо. Таль лихо заламывал шапочку набок, постоянно смеялся и во все совал нос. Врожденное высокомерие Альнора как нельзя лучше подходило к его расфуфыренному одеянию. А Мина выглядела Миной, во что бы ни была одета. Только Тилья могла их подвести.

Но на самом деле гораздо большая опасность исходила от Альнора. Вчера утром, когда они проходили засеянными полями, он вдруг резко остановился на мостике через канаву. Они с Талем застыли рядом, смотрели и слушали. Перед ними простирались безбрежные поля, изрытые идеально ровными канавами. Было видно, как вдалеке люди черпали воду из реки и выливали ее во рвы. Тилья поняла, что только благодаря их бесконечному, монотонному труду поля приносят урожай. Веками люди каждое утро выходят из своих убогих хижин, берутся за ведра, тянут веревки лебедки и поят вечно жаждущие поля. Ведра и веревки изнашиваются, их заменяют. Люди умирают, и на их место приходят их дети, чтобы так же, изо дня в день, влачить бессмысленное существование, не вправе покинуть это место. Тилья снова ужаснулась мощи и древности Империи. Она буквально чувствовала, как Империя сжимает ее в своих щупальцах, проникает в каждую клетку ее тела.

Альнор оторвался от перил и подошел к Калико.

— Что случилось? — спросила Тилья, тронув поводья.

— Просто слушал воду. Обычные местные сплетни… Значит, я могу слышать не только наши реки в Долине. Наши хихикают и болтают. А эти бормочут, но каждое слово так отчетливо…

— Вы двое притягивали к себе магию, хотя просто слушали воду, — сказала Мина. — Я чувствовала, как какая-то сила кружилась вокруг нас, как тот вихрь, о котором говорила Лананет. А если я это видела, то мог видеть и любой другой, у кого есть дар. Сдается мне, нам придется следить за каждым нашим шагом, чтобы не впутаться в историю.

Альнор согласился. Тилья, разумеется, ничего не почувствовала, но не сомневалась в словах Мины. И та была права. Тилья вспомнила, что, когда Альнор и Таль остановились на мосту, она как раз смотрела на какую-то женщину в поле. Та вдруг оторвалась от работы и пристально вгляделась в чужаков. В ее взгляде было что-то странное. Возможно, она почувствовала то же, что и Мина, — клубящуюся вокруг них магию.

Когда они ели в своей комнате, к ним подошел коренастый мужчина с короткой бородой и в странной прямоугольной шапке. На поясе у него болтался кинжал, а в руке он держал небольшое копье. Тилья впервые в жизни видела настоящее оружие.

— Идете на юг? — спросил он. — В Голорот?

— В Талак, — ответил Альнор.

— Хорошо, — сказал тот. — Мое имя Зован. Я начальник конвоя. Ваше место седьмое в ряду. Плата — один фарин за жетон, да еще четыре — доплата, и еще два.

Таль отсчитал монеты, и Зован выдал им деревянный жетон.

— Будьте готовы. Мы выходим на рассвете и не ждем опоздавших. Пойдем мы не быстро — с нами есть те, кто идет в город Смерти, — но если кто-нибудь отстанет, мы задерживаться ради него не будем. Мы не любим терять людей, но если вы замешкаетесь и останетесь на обочине с вывернутыми карманами, это уже не наша забота. Понятно?

— Понятно, — сказал Альнор.

Зован кивнул и ушел.

В сером предрассветном сумраке они нашли свое место в караване. Прошел Зован, собирая жетоны. Еще девять человек, одетых и вооруженных так же, как он, выстроились по сторонам. В самом конце плелись старики с детьми, направляющиеся в Голорот. Калико оказалась единственной лошадью.

Придорожная станция лежала между городком Сонгису и подножием Пиримских холмов. Солнце позолотило их склоны, оставив темные прогалины между отрогами. Зован что-то крикнул. Стражник распахнул ворота, и процессия направилась к холмам.

Как Зован и обещал, они двигались довольно медленно, особенно когда дорога пошла в гору. Альнор, привыкший к кручам, шагал бодро, а вот Калико спотыкалась о каждый камешек. Тилья уже очень устала вести ее, когда Зован наконец объявил привал, чтобы дать старикам подтянуться.

— Самый крутой подъем позади, — сообщил он. — И если кто-нибудь отстанет, не отчаивайтесь. Постарайтесь нас догнать. Мы будем делать привал еще несколько раз. Но не рассчитывайте, что кто-нибудь вернется за вами, если вы будете рассиживать на обочине, ожидая подмоги. Помните, до Голорота далеко, а вы еще только начали путь. У тех, кто идет на юг, будет день передышки с той стороны холмов. А сейчас самое время попрощаться с Северной равниной тем из вас, кто уже не вернется. Больше вы ее не увидите.

Тилья поднялась на ноги и посмотрела на север. Равнина, простиравшаяся внизу, казалась бескрайней. И лес, и Долина давно пропали из виду, как будто их и не было. «Но они там, — сказала себе Тилья. — И я не прощаюсь с ними. Я вернусь домой».

Неожиданно путников окутал туман. Они шли по пологой дороге, петляющей между старыми соснами, и вдруг оказались перед мягкой белой стеной тумана. Тилья больше не видела ни головы каравана, ни хвоста. В непроглядном молочном сумраке раздался крик Зована:

— Здесь такое бывает в это время года. Не бойтесь. Подтянулись поплотнее и пошли!

Охранники передали приказ к концу колонны. Их голоса тонули в тумане.

Путники медленно двинулись дальше. Тилья вела Калико под уздцы, не спуская глаз со смутных очертаний чьей-то спины впереди. Она не смотрела под ноги. Вдруг кто-то рванул поводья и сильно толкнул ее в плечо. Тилья упала, успев выставить вперед руку, и быстро вскочила на ноги.

Все вопили. Калико лежала на боку, судорожно дергая ногами и пытаясь подняться, но почему-то запуталась в веревке, которая валялась на дороге. Мина свалилась на обочину. Альнор лежал рядом, его ногу придавило седлом Калико. Таль пытался освободить лошадь от проклятой веревки. Остальные путники начали обходить их и шли дальше, боясь отстать и потеряться в тумане.

Один раз Тилья видела, как мать успокаивала Тиддикина, когда у него копыто застряло между корнями. Он тогда тоже упал и забился от страха. Тилья крикнула, чтобы Таль перестал дергать веревку, крепко обхватила руками голову Калико и начала тихо звать ее по имени. Лошадь дернулась еще раз, другой и сдалась. Тогда Таль аккуратно выпутал веревку.

Почувствовав свободу, Калико встала на ноги, хрипя и дрожа всем телом. Таль бросился помогать Мине и Альнору. Мина сидела, осторожно ощупывая свои ноги. Альнор лежал на спине, судорожно вдыхая воздух.

— Мина, как ты себя чувствуешь? — с беспокойством спросил Таль.

— Я этого не узнаю, пока не встану на ноги. А вот твоему старику, похоже, хуже, чем мне.

Таль опустился на колени рядом с дедом и попытался его поднять. Тот слабо сопротивлялся, давая понять, чтобы его бросили, где он лежит. Мимо них прошли те, кто шел в Голорот в хвосте колонны. Никто даже не взглянул на них, кроме одного старика, который извиняюще улыбнулся — рад бы помочь, да не могу — и поспешил прочь. Замыкающий стражник остановился.

— Не повезло, — сказал он. — Он может идти?

Альнор застонал, перевалился на бок и поднялся на локте. Другой рукой он ощупал колено.

— Простой ушиб, — прохрипел он. — Могло бы быть и хуже. Вы идите. Мы вас догоним.

— Хорошо. Через две-три мили будет привал, но Зован не хочет здесь задерживаться, по горло в этой белой дряни. Никогда не видел такого густого тумана.

— Одну минутку, молодой человек, — остановила его Мина. — Помоги мне сначала забраться на эту старую клячу. Да поаккуратнее!

Стражник добродушно подсадил Мину в седло и скрылся в тумане. Таль нашел шапку Альнора и нахлобучил ему на голову. Несколько минут они ждали, пока старик отдышится и отдохнет. Таль поднял с земли истершуюся веревку, из-за которой упала Калико, осмотрел ее и выбросил прочь. Альнор неуклюже поднялся и осторожно согнул и разогнул поочередно обе ноги. Опираясь на плечо Таля, он сделал несколько неуверенных шагов.

— Как ты? — спросила Мина, впервые не пытаясь скрыть беспокойство. — Думаю, эта кляча выдержит нас обоих. В конце концов, она сама виновата.

— Я могу идти, — ответил он. — Поторопимся, иначе потеряем конвой.

Альнор и Таль шли впереди, Тилья следом вела Калико. После шумного путешествия в обществе других путников тишина, окутавшая их, казалась необычайной. Раздавались только их шаги да звук капель, срывающихся с веток. Вскоре Тилья заметила, что Альнор стал хромать сильнее, всем весом налегая на внука, но продолжал молча и сосредоточенно шагать вперед. Он остановился так внезапно, что девочка едва удержала Калико, чтобы та не наступила на него.

На тропе прямо перед ними, широко расставив ноги, стоял какой-то человек и не давал им пройти. На плече он держал дубину, за его поясом болтался кинжал. Из-за деревьев появились еще пять человек, вооруженные точно так же.

Сердце Тильи ёкнуло и сильно забилось. В животе похолодело. Мина что-то злобно бормотала. Неизвестные молча обступили их.

— Мой дедушка слепой, — затараторил Таль. — Он повредил ногу и…

Вдруг его голос оборвался. Прежде чем Тилья поняла, что произошло, кто-то сорвал с нее шарф, заткнул им ей рот, накинул на голову мешок и связал за спиной руки.

— Оставьте ее! — раздался разъяренный голос Мины. — А как насчет этого?

Послышался свист ее палки и звук удара, обрушившегося на спину разбойника, потом его сдавленные проклятия и шум борьбы — Мину стаскивали с лошади.

— Они все четырнадцатого ранга, — произнес чей-то голос. — Посадите старуху опять на лошадь, и пойдем.

Кто-то схватил Тилью за локоть, развернул и повел в обратную сторону. Когда она спотыкалась, ее грубо толкали вперед. К счастью, она услышала за спиной знакомое ворчание Мины, — значит, она жива и рядом. Это было небольшим утешением, но хоть что-то Тилья знала наверняка.

Человек, который вел ее, остановился, взвалил девочку себе на плечи и понес вверх по крутому склону. Она услышала, как они осыпали проклятиями Калико, заставляя ее взбираться в гору. Потом Тилью опять поставили на ноги и повели по очень узкой тропинке. Наконец ей приказали остановиться, заставили сесть на землю и связали ноги, после чего сняли с головы мешок и вытащили кляп изо рта. Тилью мутило. Во рту было сухо. Чья-то рука схватила ее за волосы и, не давая опомниться, запрокинула ей голову.

— Пей. — Кто-то поднес флягу к ее губам.

Она попыталась глотать. Вода текла по подбородку и груди. Разбойник без предупреждения отнял флягу и немедленно вновь заткнул ей рот шарфом. Тилья огляделась в поисках своих. Ее окружали каменные стены, лишь слева струился слабый дневной свет, проникающий сквозь узкий вход. По-видимому, они были в пещере. Справа она увидела ногу Таля, Альнор и Мина сидели напротив, прислонившись к стене. Потом ей на голову снова надели мешок, и она услышала, как поили водой остальных.

Шаги удалились. Время тянулось бесконечно. У Тильи все болело, кляп вызывал тошноту, к тому же ее мучило ужасное беспокойство. Она слышала, как Таль ерзает на месте, пытаясь устроиться поудобнее, и как Мина тихонько постанывает. Бедная бабушка. Должно быть, неудобства Тильи ничто по сравнению с ее страданиями.

Когда на горы спустилась тьма, с них опять по очереди сняли мешки, вытащили кляпы и накормили какой-то кашей. И снова мрак, молчание и бездействие.

Вдруг она услышала приближающиеся шаги, и грубый голос сообщил, что привели еще одного пленника. На этот раз перед уходом разбойник смиловался и снял мешок с головы Тильи.

Но смотреть было особенно не на что. Стояла ночь, редкие звезды заглядывали в узкую щель, служившую входом в пещеру. Да и те исчезли, когда проход завалили огромным валуном, чтобы пленники не сбежали. Шаги замерли в отдалении. Тишина.

Мучимая страхом и болью, Тилья легла на бок и попыталась устроиться на каменном полу поудобнее. Она слышала, как рядом шевелился Таль, но у него оказались совсем иные намерения. Что-то стукнуло ее по голове, и Тилья издала протестующее мычание. Таль промычал в ответ нечто невразумительное. Его связанные руки нащупали ее кляп и пребольно потянули. С помощью Таля Тилья сумела в конце концов выплюнуть шарф.

— Спасибо, — прошептала она. — Попробую вытащить твой.

Тилья с трудом повернулась и после нескольких неудачных попыток освободила его от кляпа.

— Спасибо, — ответил он. — Дай-ка я развяжу тебя.

— Нам отсюда все равно не выбраться.

— Надо постараться.

Таль нащупал конец веревки, которая связывала локти Тильи, но только мальчик начал возиться с узлом, как раздался мягкий дружелюбный голос:

— Подожди. Не время.

Тилья похолодела. Она пристально вгляделась в темноту.

— Кто ты? — дрожащим голосом прошептал Таль.

— Путник. Как вы. Пусть разбойники уснут. Потом мы уйдем.

Тилья услышала сдавленное мычание Мины.

— Это моя бабушка. Можно, я вытащу ей кляп?

— Только тихо.

Тилья бесшумно поползла на звук. Она нащупала ее голову, повернулась спиной и выдернула кляп. Мина задыхалась и тихонько всхлипывала от боли.

— Развяжи мне ноги, если сможешь. Это какой-то кошмар.

— Сейчас, — сказала Тилья.

Она нашла в темноте веревку; к ее удивлению, узел не был туго затянут. Застонав, Мина легла поудобнее. Таль вытащил кляп Альнора.

— Ждите, — сказал незнакомец.

Это оказалось нелегко, когда они уже наполовину освободились и в их душах затеплилась надежда. Наконец он заговорил снова:

— Начинаем. Оставайтесь на местах. Не бойтесь. Не шумите.

Сначала казалось, что ничего не происходит. Потом веревка, связывающая ноги Тильи, ослабла и упала на пол. Девочка сидела прижавшись к стене, руки у нее остались связанными. Вдруг она заметила, что веревки на полу двигаются сами. Подавив крик ужаса, она прислушалась.

Пещеру наполнял змеиный шорох. Веревки ползли к выходу. Они протискивались наружу сквозь просветы, где валун примыкал к стенам проема не плотно.

С одеждой Тильи творилось что-то странное. Она тоже ожила. Шнурок на юбке и завязки на кофте извивались, словно тоже хотели уползти.

— Все свободны? — спросил незнакомец.

— У меня все еще связаны запястья, — прошептала Тилья.

Тот озадаченно хмыкнул. Она почувствовала странное онемение рук. Невидимый путник издал удивленный возглас.

— Подумаю об этом позже, — пробормотал он. — Пусть мальчик тебя развяжет.

Тилья встала, чтобы ему было удобнее. Таль тоже почему-то изумленно ахнул, когда веревка развязалась. Руки Тильи на мгновение онемели еще больше.

— Брось ее, — приказал незнакомец.

Таль выпустил из рук веревку, и она уползла вслед за остальными.

— Не спрашивай. Объясню позже.

Они опять замерли в ожидании. У входа в пещеру был слышен какой-то шорох.

— Может, помочь откатить его? — тихо спросил Таль.

— Не нужно, — ответил неизвестный.

Он больше не понижал голоса, но говорил в той же странной манере, отрывисто, с долгими паузами. Словно его мысли витали в другом месте.

— Это сделают веревки. Они обвяжут валун… Найдут за что зацепиться… Готовы? Тяните, мои хорошие!

При этом возгласе камень откатился от входа и с грохотом скатился по склону.

— Готово! — незнакомец издал резкий смешок. — Теперь ограбим грабителей!

Он двинулся к выходу, и Тилья чуть не закричала от ужаса. На фоне ночного неба показалась его голова — такая огромная, что полностью закрывала лунный свет. Существо вышло наружу и исчезло.

— Иди за ним, — сказала Мина. — Нам с Альнором надо собраться с силами.

Дрожа от страха, Тилья вышла и остановилась у входа в пещеру.

Густой белый туман плотно укутал долину, но высокая луна ярко освещала окрестности. Незнакомец оказался поблизости — высокая, худощавая, нелепая фигура в неверном лунном свете. Она увидела обычное человеческое лицо: глаза, длинный нос, улыбающийся рот, острый подбородок с клочковатой бородкой, а над всем этим возвышался чудовищный нарост.

Вдруг она поняла, что это сооружение не было частью его головы, а представляло собой нечто вроде чалмы. Незнакомец улыбнулся ей вполне дружелюбно, однако выглядел он странно, словно паук на высоких тонких ногах.

— Торопитесь, — произнес он. — Надо выйти из леса до рассвета.

— Из меня плохой ходок, — донесся из пещеры голос Мины. — Мне нужна лошадь. У меня болит нога, да и Альнор теперь хромает. Калико должна быть где-то поблизости.

— Лошади под деревьями. Но сначала в пещеру к разбойникам.

— Они отобрали мою торбу с ложками, деньгами и всем прочим.

Тяжело опираясь на Тилью и Таля, Мина захромала вниз по склону. Неизвестный шел впереди. Прежде чем он скрылся под сводами пещеры разбойников, его нелепая фигура вдруг засветилась, и это не было лунным сиянием.

— Мина, когда он проделал это с веревками, ты что-нибудь ощутила? — быстро прошептал Таль. — Магию?

— Трудно сказать. Я не чувствовала ничего, кроме боли в моей проклятой ноге. Что?..

— Ш-ш… Потом, — перебил Таль.

Они подошли к большой пещере, в которой расположились грабители. Оттуда струился теплый свет. Их новый знакомый держал в руке короткую веревку, ее истрепанный конец горел ровным пламенем и почти не дымил, как хороший фитиль.

На полу вповалку лежали крепко связанные разбойники с кляпами во рту. Некоторые извивались и дергались, пытаясь освободиться. В глубине пещеры было свалено в кучу награбленное добро. Тилья вслед за Талем двинулась внутрь, аккуратно перешагивая через связанные тела.

— Мина, я не нахожу твоей зеленой торбы, — крикнула она.

— Погоди-ка. — Мина внимательно осмотрела пещеру. — Она вон у того молодчика.

— Нашла, — отозвалась Тилья.

Она заглянула в сумку. Ложки и деревянные монеты были на месте, но металлические исчезли.

— Он забрал имперские деньги!

— И наши тоже, — добавил Таль.

— Подождите. Поищу. — Маг огляделся. — Ползи вон к тому… — велел он веревке. — В карман…

Веревка залезла в куртку связанного разбойника и яростно извивалась, пытаясь вытащить что-то из кармана. Однако когда Тилья прикоснулась к ней, в ее руках была обычная безжизненная веревка. Девочка достала кошелек из кармана разбойника и передвинулась к следующему. Когда они с Талем закончили обход пещеры, то передали незнакомцу шесть найденных кошельков. Тот взвесил их на руке, три отдал Талю, два оставил себе, а последний бросил на пол.

— Хорошо, — сказал он. — Нет времени. Веревки развяжутся, когда эта догорит.

Он бросил горящую веревку на землю и вышел. Тилья отдала Мине зеленую торбу. Когда она взвалила на себя переметные сумы, чтобы отнести их вниз по склону, то услышала какой-то шум и увидела, как три лошади вышли из-за деревьев и начали подниматься к ней. Тилья сразу узнала Калико. Две другие послушно шли за веревками, которые ползли вверх по склону и тянули лошадей за поводья. Но с Калико едва справлялись две веревки, отчаянно извиваясь и уворачиваясь от ее зубов. Тилья вспомнила, как Калико заталкивали на плот, и неожиданно для себя самой рассмеялась. Незнакомец к ней присоединился — его отрывистый смех напоминал ржание.

— Хоть кому-то весело, — пробурчала Мина. — Беги, Тилья, поищи мое седло.

— Вот оно, — ответил волшебник.

По мановению его руки упряжь сама притащила седло. В руках Тильи она лежала без движения, но две другие упряжи сами наделись на лошадей и затянули ремни.

От прикосновения Тильи Калико успокоилась и позволила подвести себя к пещере. Незнакомец помог Мине сесть в седло и пристегнул переметные сумы. Тилья уже готовилась увидеть, как он это сделает при помощи магии, но тот использовал свои большие, грубые на вид руки как простые смертные.

Таль подвел хромающего Альнора. Маг помог ему сесть на вторую лошадь, а на третью уложил несколько мотков веревки.

— Готовы? — спросил он. — Что это с тобой?

Тилья, повинуясь привычке, приобретенной за несколько последних дней, непроизвольно подняла руки, чтобы нащупать кичку. Шпилька чудом уцелела, но волосы расплелись и ужасно растрепались. Она посмотрела вокруг, ища какую-нибудь веревочку.

— Моя тесемка пропала, — объяснила она. — Это не важно. Поехали.

— Подожди, — сказал маг. Он нагнулся, поднял с земли веревочку и протянул Тилье.

— Спасибо, — поблагодарила та. — У меня такие короткие волосы, что они все время расплетаются.

— Дай.

Она протянула ему веревочку. Он положил ее на ладонь и некоторое время пристально разглядывал, почесывая затылок. Потом быстро потер ее между пальцами.

— Повернись.

Тилья почувствовала в волосах его ловкие пальцы. Мгновенно волосы, ставшие вдруг удивительно послушными, заплелись в косичку и завязались тонкой веревкой. Шпилька крепко держала ее в кичке. Тилья безотчетно протянула руку, чтобы потрогать прическу, но незнакомец быстро схватил ее за запястье.

— Не трогай, — резко сказал он.

— Извините, я…

Он, нахмурившись, посмотрел на нее, потом издал свой странный смешок и выпустил ее руку. Тилья почувствовала, что его прикосновение было очень необычным — не просто сдавливающие пальцы, а что-то еще…

— Новое для меня ощущение, — произнес он, разминая руку, как будто она занемела. — Не завязывай ее сама. Попроси бабушку.

— Спасибо, — сказала Тилья. — Так хорошо держится.

— Продал много завязок для волос.

Его лающий смех все еще отдавался эхом в долине, когда он сел на лошадь и тронулся вперед.

Луна светила так ярко, что они прекрасно видели дорогу. Таль вел вторую лошадь, на которой сидел Альнор. У него не на шутку разболелось колено. Тилья, Мина и Калико шли следом. Лошадь себя вела хорошо, даже когда пришлось спускаться по крутому склону.

В темноте под деревьями маг остановился. Он зажег огонь, как в пещере. Одну горящую веревку он передал Талю, другую — Тилье. Как только она взяла ее в руки, огонь погас. Незнакомец хмыкнул, как будто какая-то его догадка подтвердилась, забрал веревку, снова поджег ее и передал Мине. Чем гуще становились деревья, тем ярче светил огонь. Тилья услышала под ногами какое-то шуршание. За ней быстро ползли несколько веревок. Незнакомец остановился.

— Поезжайте вперед. Вряд ли бандиты осмелятся вас преследовать, но кто знает… Догоню.

Осознание того, что разбойники больше не связаны, придало усталым ногам Тильи новые силы. Она заметила, что одна из веревок ползет вверх по ногам мага, а другая уже сворачивается кольцом на ладони.

Оставив незнакомца и пройдя некоторое расстояние, Таль замедлил шаг и подождал Тилью.

— Слушай, там, в пещере, когда я тебя развязал, я почувствовал, что веревки ожили, но стоило мне нечаянно коснуться ими твоей руки, и они снова стали обычными. Он велел мне бросить их, прежде чем я успел попробовать еще раз.

— Перед этим он пытался заставить веревки развязаться самостоятельно, и я почувствовала онемение рук. Я спрошу у него, что это значит, как только смогу.

— Будь осторожна. Веревка, в которой запуталась Калико, тоже поначалу показалась мне живой, а потом стала обыкновенной.

— Это потому, что ты ее коснулся?

— Не думаю. Скорее, она просто выполнила то, что должна была выполнить.

— Ты уверен? — спросил Альнор.

— Не совсем. Мне так показалось на мгновение. Я подумал…. Расскажу позже. Он идет.

Тилья пропустила мага вперед.

Ночь и путь казались бесконечными, неизменными: туман, темнота, срывающиеся с деревьев капли. Усталая как собака, Тилья тащилась вперед. Первые несколько миль ее подгонял страх погони, но сейчас она исчерпала весь свой запас сил. Путники вышли из тумана так же неожиданно, как вошли в него. Перед ними простиралась широкая равнина. На востоке занималась заря. Маг остановился.

— Вам туда, — сказал он.

— Мы так вам благодарны, — сказал Альнор. — Если бы не вы, мы бы еще были в плену. А мы даже не знаем вашего имени.

Тот рассмеялся:

— Нет имени. Я им не пользуюсь. Просто Веревочник.

— У вас должно быть имя, просто вы не хотите говорить, — сказала Мина.

Он опять засмеялся.

— Как сказал Альнор, мы многим вам обязаны, — продолжила она. — Но мне все равно нужно задать вам один вопрос. Я знаю, что об этом опасно говорить, но мы все в одинаковом положении. То, что вы там вытворяли с веревками, — это сильная магия, а никто из нас ничего не почувствовал. Обычно у нас появляется такое странное ощущение магии… Понимаете, о чем я?

Вместо ответа он повернулся к Тилье и спросил:

— Ты ничего не почувствовала?

— Нет. Я не умею…. Это не имеет значения.

Услышав невыразимую горечь и печаль в собственном голосе, она поняла: все знают, что она лжет. Это имеет значение. Тилья будто снова пережила тот момент с Аньей в лесу. То, что она не чувствовала присутствие магии, как остальные, не переставало терзать ее.

— Она у вас, случаем, не защищенная? — спросил маг.

— Я не знаю, как это делается, — ответила Мина.

— Но ваши ложки — они защищены.

— Это сделала Лананет. Она сказала, так безопаснее.

— Верно. Но это не поможет вам пронести их в Талак. Да и кто-нибудь в пути может заметить… Мелкое деревенское колдовство — все эти защиты. Лучше отдайте ложки девочке. Что-то в ней есть, сам не знаю что… Новое для меня. Не знаю, поможет ли это против Наблюдателей в Талаке, но попробовать стоит. Привяжите их ремнями к ее руке, под одеждой. Вам спешить некуда — ваш конвой отправляется завтра. Старики успеют отдохнуть. Возьмите эту лошадь. Потом продадите. Рад был познакомиться. Удачи.

Не успела Мина открыть рот, как он развернул лошадь и начал спускаться со склона.

Глава 8. Городские стены

Талак. Тилья не могла его себе представить. Этот город был как сама Империя — слишком огромный, странный, живой.

Пока они добирались до него, само его название ускользало от них. В Долине его называли Талак, на север от Пиримских холмов — Талаг, а за двадцать семь дней пути они слышали еще несколько названий — Таларг, Даларг, Талак-Талак, и даже Ндалаг — от путников, которые шли в город по Великой Северо-западной дороге.

Да и сами странники очень отличались друг от друга. Таль, который легко сходился с людьми, подружился с мальчиком своего возраста на одном из постоялых дворов, пока продавал лошадь Альнора. У мальчика, Синокво, были толстые губы, высокие скулы, вздернутый широкий нос, а кожа имела медный оттенок. Его родители шли в Талак, чтобы выступить свидетелями в суде. Тяжба между их господином и его соперником длилась уже пять поколений. Они были кочевыми пастухами и ехали на скрипучей крытой телеге, запряженной волами. Она служила им домом. Их акцент звучал так странно, что поначалу Тилья разбирала одно слово из трех.

Но кое-что оставалось неизменным повсюду. Отец Синокво был главой племени, поэтому относился к четырнадцатому рангу и носил шапку, как у Альнора. Сестра мальчика недавно начала носить такую же, как у Тильи, кичку.

Впервые Тилья увидела город в виде огромного грязного пятна на юго-восточном горизонте. Великая Северо-западная дорога начала соответствовать своему названию. Последние девять дней она расширилась до пятидесяти шагов поперек, была окопана канавами, тщательно вымощена и разделена на несколько потоков — для путников разных рангов. Обычные люди плелись по краям, а императорские гонцы и высокопоставленные особы мчались по центру.

Тилья не сразу заметила город. Ее взгляд был прикован к реке в милю шириной, которая текла рядом. Любая из рек Долины казалась ручейком по сравнению с ней. Их воды тоже бежали в ее берегах.

— Талаг, — сказал кто-то.

Тилья подняла глаза и увидела, что грязное пятно расползлось вдоль всего горизонта, пятно пыли и испарений нескольких миллионов людей, которые много веков строили свои дома, мастерские, храмы и дворцы; разрушали и строили новые на их развалинах. Пятно на терпеливой земле. Пятно на самом времени. Уже издалека девочка начала чувствовать чудовищную мощь города.

Это было в полдень. Днем они перешли реку по одному из гигантских деревянных мостов. Путники заночевали в последнем перед городом постоялом дворе. Оттуда был виден невысокий холм в центре Талака, на котором возвышались двадцать башен Наблюдателей и Дворец — сердце Империи.

Все следующее утро, пока они шли, стен Талака не было видно. Путники двигались через поля и огороды, то справа, то слева показывались бедные домишки, сараи, опять огороды…. И вдруг они очутились на вызывающе роскошном проспекте, с помпезными статуями и фонтанами, хотя вдоль него продолжали тянуться бесконечные трущобы. Впереди дорогу преграждало какое-то строение.

Вблизи оно оказалось огромными трехстворчатыми воротами из темно-красного кирпича. Справа и слева возвышались стены Талака с укрепленными башнями.

Многим из тех, кто шел рядом с Тильей, надо было так долго ждать своей очереди у входа, что им пришлось заночевать прямо у ворот. Но шапка Альнора сделала свое дело. Чиновник, осматривавший пришедших (два дрина только за то, чтобы он взглянул на человека), велел им перейти в короткую очередь у третьей арки. Никто не спросил, кто они такие. Только деньги имели значение.

Вечером путники наконец вошли в Талак.

При первом же шаге в тени ворот вся рука Тильи занемела. Она пошевелила пальцами, и хотя они слушались, ощущение возникло весьма странное. Рука была словно чужой, но внутри находилась ее собственная — слабая, беспомощная, как тень. Это ощущение распространилось по всему телу, заковывая душу Тильи в порабощенную оболочку.

«Нет! Я Тилья Урласдотер из Вудбурна! — мысленно крикнула она. — Нет!»

Она представила себя дома на кухне, как будто только что вылезла из кровати и теперь разжигала печь, бормоча заклинания и слушая, как потрескивает хворост. Она вцепилась в это воспоминание и заставляла себя переставлять ноги, чтобы провести чужое тело через арку. По ту сторону Тилья остановилась, тяжело дыша и вытирая капли пота. Онемение вытекло из ее тела, так же как пришло: через левую руку к тому месту, где была прикреплена Акстриг. Оно вернулось в старую ложку и исчезло.

«Волшебство», — подумала Тилья.

Да, Талак был магически защищенным городом. Величайшие маги Империи встроили в стены волшебную броню. Но она, Тилья, только что пронесла сюда Акстриг. Веревочник не знал, сможет ли она сделать это. Смогла. Магические стены хотели остановить ее, сломить ее собственный внутренний щит, но у них ничего не вышло. Хотя Тилья все еще дрожала от пережитого ужаса и напряжения, ее наполнило радостное чувство победы.

— Эй, у нас нет времени считать ворон! — Оклик Мины заставил ее опомниться, и она повела Калико дальше.

Они держались тесно друг к другу, зная, какой легкой добычей для уличных шакалов являются слепой старик, хромая старуха и двое детей. Все ценное путники спрятали под одежду. К тому же воры и плуты недооценили Мину, которая была начеку, как сторожевой пес. Как только чья-то рука тянулась к сумкам, в воздухе свистела ее палка.

По наставлению Лананет, они вошли во внутренний двор рядом с главными воротами и встали в хвост еще одной очереди. Альнор нанял проводника, тихого, неулыбчивого человека. Он не проявил никаких эмоций, когда его попросили отвести их во дворец лорда Кзувы, одного из самых высокопоставленных вельмож Империи. Проводник взял плату и взятку без слов благодарности, приказал им держаться вместе и двинулся сквозь толпу, расчищая путь при помощи специального жезла. Без него они бы никогда не отыскали дорогу.

Чем-то Талак походил на тот город, который представляла себе Тилья из рассказов об Асарте. Они шли по одной из двенадцати широких прямых улиц, которые вели к Императорскому Дворцу. В стороны убегали бесконечные кривые улочки, закоулки, дворы, тупики. Тилья думала, что готова встретиться с толпой, шумом и запахами.

Оказалось, что нет. Она не была готова к чудовищному давлению всего этого — торопящихся людей, орущих продавцов, беспризорных детей, клянчащих дрин, но готовых стянуть все, что плохо лежит… Бой барабанов и завывание дудок, созывающих зевак полюбоваться на толпу бродячих акробатов… Полуобнаженная женщина, демонстрирующая, как по ней ползают ядовитые скорпионы… Прилавки, заваленные безделушками, грудами неизвестных фруктов, ножами и кинжалами… Отвратительно воняющие рабы… Запахи Талака, знакомые и неизвестные, едкие, кислые, сладкие; перенасыщенный, гниющий воздух…

Ближе к ночи они добрались до квартала, где дома были такие большие, каких они раньше никогда не видели. Улица почти опустела. Рядом с некоторыми домами стояли стражники. Проводник остановился.

— Говорите с ними сами, — сказал он. — Дальше я не пойду.

Таль предложил ему еще три дрина, но тот отрицательно покачал головой, развернулся и ушел не попрощавшись.

Один из стражников доброжелательно спросил:

— Чей же дом вы ищите, мои деревенские друзья? Лорда Кзувы? Вам сюда.

Он провел их через ворота с замысловатым узором в залитый светом фонарей внутренний дворик с фонтаном и постучал в маленькую дверь в стене. Не ожидая ответа, он забрал свои три дрина и ушел. Заспанный слуга открыл им, зевая, взял деньги и, слушая объяснения Альнора, протягивал руку, пока не получил еще несколько дринов, после чего открыл главную дверь.

Он велел им ждать и ушел, но не успели Тилья с Талем помочь Мине слезть с лошади, как к ним выскочил человек среднего возраста, пухлый и бледный, в вышитом шелковом жилете. Это означало, что он был довольно важным чиновником. Он бросился к Мине, обнял ее и поцеловал в обе щеки.

— Дорогая моя Калифа! — радостно воскликнул чиновник. — Какой приятный сюрприз! И Калиф! И оба внука — далековато от дома, да, ребята? Ну и выросли же вы! Карран, уведи лошадь и подготовь комнату для гостей. Сюда, друзья мои. Калифа, ты хромаешь, не послать ли за носилками?

— Не нужно, благодарю вас, — ответила Мина. — Рада снова видеть вас, господин.

— Обопрись на меня и расскажи, как там дома.

Он провел их еще через два внутренних дворика. Наконец они вошли в броско убранную комнату, благоухающую странными ароматами. В одном углу стоял низкий стол, окруженный подушками. В другом — на письменном столе громоздились книги и свитки. В клетке сидела большая птица.

Чиновник закрыл дверь и облегченно вздохнул. Перестав улыбаться, он внимательно рассматривал посетителей.

— Ваши настоящие имена? — шепотом спросил Элион.

Альнор тихо ответил и рассказал о договоренности с Лананет.

Элион долго молчал, барабаня пальцами по столу.

— Она приняла вас в нашем доме и накормила, — наконец сказал он. — Мы с ней одно. Так что вы можете рассказать мне все. Например, откуда вы?

— Мы пришли из-за леса.

— Вы назвали мое имя у ворот?..

— Да. Ваша жена сказала…

— Конечно.

Он бесцельно перебирал бумаги.

— Садитесь, — со вздохом произнес он. — Когда принесут еду, слуги удивятся, что вы стоите. Мне надо подумать.

Элион мерил шагами комнату, пока Тилья устраивала Мину на подушках. Потом он сел рядом.

— Вы предлагаете мне избежать большой опасности ценой еще большего риска. Теперь под угрозой не только безопасность моей семьи, но и моего господина со всеми его домочадцами. Но у нас нет иного выхода. Вы прошли через ворота под именами Калифа и Калифы и записаны как мои гости. Следовательно, надо записать, что вы покинули город или умерли в нем. Если бы вы не ели под моей крышей, лучшим выходом для меня было бы отравить вас двоих, а детей продать в рабство, но теперь этот путь закрыт. Меня зовут Элион, и, несмотря ни на что, добро пожаловать.

— Спасибо, — сухо ответила Мина. — Даже мертвые мы были бы вам полезнее, чем живые.

— Вы бы действительно их отравили, а нас продали? — спросил Таль больше из любопытства, чем от страха.

Элион криво улыбнулся:

— Я рад, что мне не приходится принимать такое решение. Вообще-то, вы можете мне быть полезными и живые. Я действительно собирался подкупить чиновника, чтобы тот вычеркнул имена моих слуг из предыдущей переписи, но тот, говорят, не берет взяток и очень суров. Опасность заключается в том, кто вы и откуда пришли. Жена объяснила вам это? Хорошо. И вы находитесь в такой же опасности, как и я, так что в наших общих интересах, чтобы вы как можно скорее покинули город. Кроме того, ваши пропуска действительны только пять дней. Вы успеете сделать то, зачем пришли?

— Мы ищем одного человека, — сказал Альнор. — Мы найдем его, только если он сам захочет.

Элион сидел неподвижно, глядя на свои руки.

— Что за человек? Нет. Не говорите.

За дверью послышались шаги и тихий стук. Все пятеро замерли, но это оказались всего лишь слуги с подносами еды. Элион снова заулыбался и захлопотал около Мины и Альнора, как будто они были его старыми друзьями, но как только дверь за слугами захлопнулась, он глубоко вздохнул. Тилья чувствовала его страх.

— Так вы тоже… умеете…

— Нет, — заверила его Мина. — У нас в Долине нет ничего подобного, только мелкое деревенское колдовство. Нам с Тильей на короткое время понадобится пустое пространство, чтобы никто нас не видел. Это быстро.

Если бы только Элион знал, что произойдет, он бы отказал.

— Вы очень упрямы. С моего разрешения или без него, вы сделаете то, что хотите. Мне надо посоветоваться с… другом. Пока поешьте, потом я пришлю за вами слугу, и он покажет вам ваши комнаты. Когда все стихнет, пусть девочка вернется сюда и найдет меня.

Большая луна отбрасывала густые тени. Держась темной стороны стен, Элион с Тильей подошли к крыльцу, где их ждала Мина.

— Я не останусь с вами, когда мы придем на место, — прошептал он. — Так что запоминайте дорогу.

Он повел их глухими закоулками, и наконец они вышли к каким-то хозяйственным постройкам. Элион открыл одну из дверей и дал Тилье два ключа. Они очутились в просторной комнате, куда лунный свет проникал через три высоких окна.

— Дальше я с вами не пойду, — сказал Элион. — Закройте дверь вот этим ключом и спрячьте его в комнате. В дальнем правом углу будет лестница. Наверху вы найдете запертую дверь. Откройте ее вторым ключом поменьше. Зайдите, закройте дверь изнутри и опять спрячьте ключ. Вы окажетесь на стене внутреннего города. Она защищена только около ворот. Вы увидите вспышки света — это магия наталкивается на волшебную броню. Мой друг говорит, что ваше деревенское колдовство будет выглядеть почти так же, поэтому Наблюдатели могут его не заметить. Идите по стене влево как можно дальше от этого дома, делайте все очень быстро и потом немедленно уходите.

— Большое спасибо, — сказала Мина. — Я вижу, вы помогаете нам всем, чем можете. Мы отплатим вам тем же. Пойдем, Тилья.

Девочка закрыла за Элионом дверь и засунула ключ в какой-то мешок, который на ощупь нашла на стене. Она взяла Мину за руку и пошла вперед, осторожно прощупывая каждый шаг. Они приблизились к правой стене и двигались вдоль нее, пока не уперлись в незапертую дверь. Тилья открыла ее и нащупала ногой ступеньку.

— Он не сказал, какой высоты лестница, — прошептала она. — Ты осилишь подъем?

— Возьми мою палку. Я обопрусь о твое плечо. Потихоньку.

Очень медленно они поднялись на восемь пролетов. Сквозь узкие окна Тилья видела звезды и залитые лунным светом крыши, но лестница оставалась погруженной во тьму. Мина запыхалась, но ни разу не остановилась отдохнуть. Девятый пролет заканчивался дверью.

Тилья нащупала замочную скважину, повернула скрипучий ключ и открыла дверь. Они оказались на широкой каменной стене.

Девочка закрыла дверь за Миной и пошла за ней влево по стене, ища, куда бы спрятать ключ. Она понимала, зачем это нужно. Если их поймают, при них не должно быть никаких указаний на то, откуда они пришли. Прямо из стены росло маленькое деревцо. Тилья сунула ключ между корней.

Впереди над стеной вспыхнул пучок бледного света. Потом еще один. Потоки свободной магии натыкаются на защиту, как объяснил Элион. Каждые сто шагов возвышались сторожевые башни. Мина выбрала место, где поблизости было мало домов, и остановилась.

— Давай здесь, — сказала она. — Надо чтобы нас не увидели. Я немного отойду. Потом достань старушку Акстриг, положи ее вот здесь и встань рядом так, чтобы видеть и ее, и меня. Когда будешь готова, подай мне знак.

— Что ты собираешься делать?

— Помнишь, когда в доме Элиона я произнесла имя мага, она повернулась и указала на Талак. Насколько я понимаю, это может означать только одно — она показывает, где находится тот, кого мы ищем. Надеюсь, она сделает это и сейчас, но на этот раз я произнесу его имя шепотом. Этого будет достаточно, чтобы ложка повернулась но может быть, я не получу такой разряд магии. Как только ты увидишь, что она повернулась, заметь направление, быстро хватай ее, и бежим. Если ничего не произойдет, я подойду поближе и попробую снова.

— Но ведь одного направления недостаточно. Нам придется проделать все еще раз в другом месте и узнать, где линии пересекутся.

— Возможно. Но я вот что подумала. Ведь не просто так дал он Дирне персик, и она посадила косточку, и Акстриг хранилась в нашей семье столько лет, и я почувствовала, что должна взять ее с собой, хотя на то не было никаких причин. Все это для того, чтобы мы могли найти его, когда придет время. Может быть, когда я произношу его имя, он это чувствует, и тогда он либо придет нам на помощь, либо нет. А теперь хватит болтать. Давай поскорее покончим с этим.

Тилья поняла, что Мина боится не меньше ее самой. Во всех двадцати башнях, похожих на веретёна, на самом верху в окнах горел свет. Наблюдатели не спали. Заметят ли они вспышку магии над защищенной стеной? В ночном воздухе растекался запах опасности.

По звездам Тилья нашла, где север. Она закатала рукав и дрожащими пальцами развязала тесемку, которая последние шестнадцать дней надежно крепила ложку к ее предплечью. Девочка так привыкла к ней, что уже не замечала, но теперь, когда она взяла ее в руку, снова почувствовала онемение в кончиках пальцев.

Вдруг в темноте что-то шевельнулось. Она похолодела.

Мяукнул кот. Присмотревшись, Тилья увидела его зеленые глаза. Кот вошел в полосу света — большое костлявое животное. Лунный свет искрился в его лохматой шерсти. Тилья топнула на него ногой, но тот только немного попятился и сел.

— Пошел прочь! Брысь!

Кот снова мяукнул, но не двинулся с места. В Вудбурне всегда держали котов, поэтому Тилья почувствовала себя как-то уютнее рядом с ним. Она опустилась на колени, расстелила кусок материи, который дала ей Мина, и положила на него Акстриг. Пригибаясь, Тилья отошла на пару шагов и махнула Мине рукой, потом стала неотрывно смотреть на ложку.

Вдруг мир изменился.

По всей длине стены пронеслась яркая молния. Кот бросился прочь, перепрыгнув через неподвижное тело Мины…

Тилья вскочила на ноги и бросилась к ней, подхватив на бегу ложку. Мина лежала на спине, палка валялась рядом. Тилья засунула ее за пояс, взяла бабушку под мышки и потащила. Все это девочка делала не раздумывая, просто зная, что им нужно как можно скорее скрыться. Мина оказалась слишком тяжелой для нее ношей. Тилья запыхалась, сердце выпрыгивало из груди.

Вдруг краем глаза она увидела какое-то движение. Кот исчез в темноте маленькой башенки. Последним усилием Тилья притащила Мину туда и рухнула рядом.

Стук собственного сердца казался ей таким громким, что мог выдать их присутствие. Свет над стеной погас. Тилья поднялась на четвереньки и выглянула из башенки. Луна светила прямо в дверь — любой мог их увидеть. Тилья оттащила Мину в тень к стене и встала рядом. Она не видела пути к спасению — в башне они оказались как в ловушке.

Все это напоминало ночной кошмар, когда убегаешь от неизвестного врага, прячешься и знаешь, что он все равно тебя найдет. Только сейчас это происходило наяву.

Преодолев оцепенение, Тилья заставила себя выглянуть и посмотреть туда, где все произошло. Туда, где мир изменился и начался ночной кошмар.

В ее мозгу всплыла картина — Акстриг в кругу ослепительного света, указывающая ручкой не в центр города, а от него. Тилья помнила мир, в котором ложка лежала вдоль стены, ручкой на восток. Потом возник мир, где Акстриг смотрела на юг.

У Тильи не было времени раздумывать и изумляться, потому что ночной кошмар стал реальностью. На стене появилась женщина в длинном плаще. А еще… Тилья не знала, что это. Существо было ростом с большую собаку, но в два раза шире, с мощными ногами. Оно передвигалось неуклюжей, переваливающейся походкой и было черным как смоль. Его чернота поглощала лунный свет.

Пока Тилья смотрела на них, не в силах пошевелиться от ужаса, из башни вышел кот и встал на пороге. Он увидел приближающуюся пару, зашипел и выгнул спину. Шерсть встала дыбом, и в ней сверкнули золотые искорки. Потом кот сел рядом с Тильей и стал смотреть.

Его присутствие никак не вписывалось в ночной кошмар. Тилья хотела отогнать кота, но тот не обратил на нее внимания.

На полпути к их башне женщина остановилась. Существо, которое она вела на поводке, шумно втянуло воздух, нюхая землю. Потом оно рванулось вперед, высунув язык из огромной клыкастой пасти. Во лбу у него горел единственный глаз. Женщина остановила чудовище и пристально посмотрела прямо туда, где пряталась Тилья. Девочка хорошо видела ее лицо — юное, прекрасное и совершенно безжизненное, лицо статуи.

Женщина наклонилась и протянула руки к тому месту, на которое показало ей животное. Между ее пальцами и каменной кладкой заструились потоки желтого света. И в тот же миг Тилья ощутила, как задрожала у нее за пазухой Акстриг. Но как только девочка прикоснулась к ложке, та замерла, а Тилья почувствовала знакомое онемение в пальцах. Оно медленно поднялось до локтя и выше, как тогда у ворот. Онемение исходило от Акстриг, но его породила та женщина. Она и ее зверь искали ложку. А Тилья остановила ее, прикоснувшись к Акстриг. Волшебство не ответило на призыв колдуньи, а ушло в руку девочки, как молния в громоотвод.

Женщина замерла. Свет под ее ладонями превратился в пламя, но Акстриг осталась неподвижна. Колдунья внимательно огляделась вокруг. Тилья была уверена, что сейчас она найдет ее, но та смотрела не на башню, а куда-то дальше. Кто-то шел ей навстречу с противоположного конца стены.

Тилья услышала тяжелые шаги. К колдунье приближался какой-то человек. Девочка видела его со спины — он был обнажен по пояс, спутанные волосы ниспадали до лопаток, тяжелые браслеты охватывали мускулистые руки, широкий пояс сверкал драгоценными камнями, свободные штаны заканчивались чуть ниже колен, кожаные сандалии тоже были усыпаны камнями. Он нес в руке плетку с короткой ручкой и несколькими хвостами, каждый из которых заканчивался узелком.

Зверь зарычал и угрожающе оскалился. Человек не остановился. Животное бросилось на него и хотело вцепиться ему в горло, однако какая-то сила отбросила его назад. Человек неуклонно приближался к колдунье. Теперь его спина полностью закрывала ее от Тильи.

Он встал напротив. Тилья слышала их приглушенные голоса, но не могла разобрать слов. Ей показалось, они говорили на незнакомом языке. Вероятно, они пришли к какому-то соглашению. Мужчина поднял плетку. Ее концы развевались в воздухе, словно от ветра. Чувство онемения вернулось к Тилье и снова исчезло. Она догадалась, что мужчина тоже ищет Акстриг. Если бы Тилья не сжимала ложку рукой, то хвосты плетки указали бы на нее.

Незнакомец медленно поворачивался, продолжая поиск. Теперь Тилья видела его лицо. Оно не соответствовало молодому телу и густым волосам. Это было лицо древнего старика, бледное, морщинистое, с покрасневшими глазами и потрескавшимися синеватыми губами. Обладая таким могуществом, он мог выбрать любое лицо. Неужели он хотел выглядеть именно так?..

Его взгляд остановился на башенке. Он снова взмахнул плеткой. Ее хвосты затрепетали в неподвижном воздухе, как водоросли в реке. Но они указывали не на башню, а за пределы внутреннего города, на юг. Оба устремили взоры туда. Зверь запрокинул голову и залаял. Концы плетки превратились в длинные языки пламени. Женщина протянула руки к югу и направила в темноту потоки желто-лунного света. Вся стена дрожала, казалось, она вот-вот развалится. Раздался грохот, и вдруг от невидимого толчка часть стены рухнула. Поднялись клубы пыли.

За спиной Тилья услышала сдавленный шепот:

— Тилья, ты здесь?

— Мина!..

— Я больше не выдержу…. Надо как-то выбираться отсюда…

Задыхаясь, Мина тяжело поднялась на колени. Тилья помогла ей встать на ноги и дала в руки палку.

Старуха захромала к выходу. Кот уступил ей дорогу. Его шерсть вздыбилась, как иглы ежа. Они вышли. Мина опиралась на палку и цеплялась за парапет стены, будто что-то похожее на порывы шквального ветра мешало ей идти. Маги их не заметили.

— Ступай вперед, — прохрипела Мина. — Отопри дверь.

Тилья побежала, крепко сжимая в руке Акстриг. Найдя ключ между корней дерева, она открыла дверь, через которую они пришли, и обернулась. Мина медленно переставляла ноги, преодолевая невидимое препятствие. За ней крался кот.

Наконец она доковыляла до двери. Кот, мурлыкая, потерся о ноги Тильи.

— Спасибо, киска, — прошептала она. — Не знаю, что ты для нас сделал, но все равно спасибо.

Кот снова мурлыкнул и отправился куда-то дальше по стене. Тилья заперла дверь изнутри.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Держусь из последних сил. Пойдем.

Они начали медленно, на ощупь, спускаться по лестнице. Оказавшись внизу, Мина сказала:

— Теперь, кажется, полегче. Они сдаются. Помнишь, два года назад ураган разрушил у нас стойло? Так вот, я как будто побывала в самом центре шторма, вся эта магия носилась вокруг…. А тебе, кажется, все нипочем.

— Я ничего особенного не почувствовала. Только когда они искали Акстриг, она начала дрожать. Как ты думаешь, можно мне уже отпустить ее? Я положу ее за пазуху, чтобы она соприкасалась с моей кожей.

— Да, наверное, можно. Надо поторапливаться — о нас будут беспокоиться. Они, должно быть, услышали этот грохот. Мы потревожили осиное гнездо.

Мина оказалась права. Когда они вернулись, никто в доме не спал, все возбужденно переговаривались, лошади испуганно ржали, собаки лаяли. Никто не обратил внимания на Мину и Тилью, пока те пробирались в свою комнату. Там их уже ждал Элион.

Было далеко за полночь, когда они пришли в маленькую комнатку без окон. Элион настаивал на разговоре. Он запер дверь, и все пятеро уселись на подушки вокруг тусклой лампы. Мина посерела от усталости и боли, но не подавала виду. Альнор был тихим и торжественным. Таля распирало от любопытства. Тилья слишком устала, чтобы связать два слова, но слишком взволнованна, чтобы уснуть. Элион, как всегда, говорил мягко и уверенно, но вздрагивал от любого шороха.

— Эта комната защищена, — объяснил он. — У каждого есть хотя бы один свой маг. Нашему служит кузина моей жены, Зара, они подруги. Это ее комната, и, конечно, она устроила так, чтобы самой нас слышать, но это лучшее, что я могу сделать. И не только ради себя, но и ради моей семьи, моего господина и всех, кто от него зависит. Вы явились сюда, в самое сердце Талага, и занялись своей могущественной незащищенной магией…

— Я сожалею, что так вышло, — хрипло сказала Мина. — Думаете, я стала бы рисковать, если бы знала…

— Полагаю, вы совершили ошибку по неведению, но это не спасет вас от Дознавателей. Не поможет это и мне, даже если я сдам вас им в руки. Я всегда старался подальше держаться от всех магических дел, но сейчас…. Для начала расскажите мне, что произошло на стене. Я должен знать, к чему готовиться.

— Тилья расскажет, — сказала Мина. — Когда я произнесла его имя, то потеряла сознание.

Тилья собралась с силами и описала все, что видела. Когда она закончила, Мина заговорила первой:

— На юг? Акстриг указала на юг?

— Да. Я почувствовала, что мир изменился. Я уверена в этом.

— Значит, он не в Талаке, — произнес Альнор.

— Может быть, он во внешнем городе, — сказал Таль.

В дверь кто-то тихонько поскребся. Все замерли от страха. Элион стал белым как мел. Ключ, торчащий в скважине изнутри, повернулся. Дверь открылась, и в комнату вошла женщина средних лет, одетая в темно-красный балахон, скрывающий фигуру. Она затворила за собой дверь и внимательно посмотрела в лица всем пятерым. Тилье почудилось, что на ней она задержала взгляд гораздо дольше. Лицо ее было так же неподвижно, как лицо колдуньи на стене. Когда она заговорила, ее голос оказался глубоким и певучим.

— Мой друг Элион был прав, — сказала она. — Я действительно слышала каждое ваше слово. Вы нуждаетесь в моем совете, а я могу узнать от вас то, что необходимо мне. Меня зовут Зара. Я волшебница лорда Кзувы. Я объясню вам, что видела девочка. Как я поняла, вы ищите определенного человека и принесли с собой какой-то предмет, который вам помогает. Вы называете его Акстриг. Где эта вещь сейчас?

Они не торопились с ответом. Хотя Тилья видела в Заре семейное сходство с Лананет, все же они очень отличались. Лананет обладала волшебным даром, но оставалась простым человеком. По ее голосу и выражению лица довольно просто было понять, можно ли доверять ей. А лицо Зары ничего не выражало.

— Вы должны сказать ей, — произнес Элион. — Мы в ее руках.

— Акстриг — резная деревянная ложка, — объяснил Альнор. — Она у Тильи.

— Здесь? В этой комнате? Но я ничего не чувствую.

— Я не могу этого объяснить, просто нужно, чтобы она соприкасалась с моей кожей, — сказала Тилья. — Большую часть пути она была привязана к моей руке. На стене я бросила ее за пазуху между кофтой и сорочкой, и она начала дрожать, когда та колдунья искала ее. Хотите увидеть ложку?

Зара покачала головой.

— Дай мне руку, — сказала она.

Тилья протянула руку, и Зара к ней прикоснулась. Девочка почувствовала онемение. Зара замерла на мгновение и быстро убрала ладонь.

— Поразительно, — сказала она. — Более могущественные маги, чем я, ищут эту ложку. Я не решаюсь взглянуть на нее. Защита этой комнаты недостаточно сильна — ваша Акстриг выдаст свое присутствие. А тебе удается скрывать ее без всяких усилий. Вероятно, зверь Силены, которого ты видела на стене, не смог бы причинить тебе вред… Подумать только, этот предмет оказался деревянной ложкой! Я представляла себе меч или, по крайней мере, усыпанный каменьями посох…. Когда я дремала в своей защищенной спальне, то почувствовала взрыв магии здесь, в Талаге, в защищенном сердце Империи. Этот взрыв оглушил меня.

— Меня тоже, — сказала Мина. — Это было похоже на обморок, но я могла двигаться. Все случилось настолько неожиданно…

— А ты, дитя, стояла в самом центре взрыва и ничего не почувствовала?

— Нет. Я увидела вспышку, и мир перевернулся так, чтобы Акстриг лежала по-другому. То же самое случилось у Лананет.

— Что значит «мир перевернулся»? — переспросила Зара.

Запинаясь, Тилья попыталась объяснить, что произошло с Акстриг, когда Мина назвала имя человека, которого они ищут, как ей показалось, что не ложка повернулась, а изменился весь мир.

— Это действительно огромное могущество, — сказала Зара, и впервые ее голос выдал ее чувство — благоговейный страх. — Я продолжу. Когда я стряхнула оцепенение, взрыв магии прошел, но вместо него я ощутила присутствие других волшебных сил. Две из них принадлежали Наблюдателям — мы знаем их под именами Силены и Дорна. Третью я не смогла распознать. Потом ворвалась еще одна и разрушила стену.

— Наверное, третьей была Мина, — предположил Таль.

— Я? Нет, я почти все время пролежала без сознания.

— Это был кот, — сказала Тилья. — Не знаю, что он делал, но кот как-то помогал нам. Мне кажется, он помешал Силене почувствовать, что мы в башне.

— Если это так, то кот обладает громадной силой. Каждый из двадцати Наблюдателей следит за своим сектором города и Империи. Дорн наблюдает за югом, он самый могущественный маг после Варти, который держит под надзором север. Место, где вы использовали Акстриг, находится в ведении Силены, но на границе с владениями Дорна. Все Наблюдатели враждуют друг с другом. Но в своей ожесточенной борьбе за власть они готовы объединиться, чтобы помешать одному из них стать сильнее, чем все остальные. Император подогревает вражду и следит за тем, чтобы никто не стал слишком могущественным и независимым. Учуяв такой мощный источник силы, как тот, что вы использовали на стене, и Силена, и Дорн хотели присвоить его себе.

— Разве вы этого не хотите? — спросил Альнор.

Зара отрицательно покачала головой:

— Более сильный маг немедленно отобрал бы у меня Акстриг, уничтожив при этом и тот дар, который есть у меня. Однако мне кажется, что эта сила не по зубам даже Силене и Дорну. Я не знаю того мага, который создал Акстриг, но полагаю, что он далеко отсюда.

— Похоже, на юге, — сказал Альнор.

— Да. Поэтому в ваших интересах как можно скорее покинуть Талаг. Мы с Элионом в большой опасности. Нам всем очень повезло, что все так благополучно закончилось. Элион — честный человек, но, боюсь, случись что, он будет вынужден передать вас в руки Дознавателей.

— Да, я уже думал об этом, — признался Элион. — Но это нам не поможет. Вы должны оставаться Калифом и Калифой до тех пор, пока не покинете город и не зарегистрируете свой уход. На рассвете я отправлю с вами доверенное лицо, он поможет вам получить свидетельства о смерти и принесет их мне, а вы тем временем отправитесь домой.

— Но мы не можем пойти домой! — воскликнула Мина. — Сначала мы должны…

— Вас нужно только зарегистрировать, но на самом деле домой отправятся ваши свидетельства о смерти, чтобы я мог предъявить их при новой переписи населения, — объяснил Элион. — А вы сами пойдете по Главной дороге на юг…

— Нам с Миной понадобятся пропуска, — перебил Альнор.

— Я не могу их вам выдать, на них будет мое имя, если вас поймают. Вместо этого я дам вам денег, чтобы вы могли давать взятки чиновникам на Главной дороге. Вы идете в город Смерти. Никто не записывает имена тех, кто отправляется туда.

Глава 9. Главная дорога

На пятый день путешествия на юг они сидели в тени на краю соснового леса у обочины Главной дороги. В отдалении виднелась Великая река. Иногда кто-нибудь проходил мимо в такой спешке, что не мог позволить себе отдохнуть даже в самое жаркое время дня. Слева доносились голоса других путешественников, которые тоже сделали привал в тени. Жужжали и гудели насекомые.

Мина встала, позвала с собой Тилью и, тяжело опираясь на палку, захромала вверх по склону. Когда они отошли довольно далеко от дороги, она остановилась рядом с большим муравейником.

— Пожалуй, это место подойдет. Мы сделаем то же, что и тогда на стене, но без Акстриг. Попробуем с одной из других ложек. Не отпускай ее, пока не будешь готова, и быстро хватай, как только что-нибудь произойдет. Я отойду вон туда.

Мина выудила из торбы кусок материи и одну из безымянных ложек. Она положила их на муравейник. Когда Тилья взяла ложку в руки, та показалась ей совершенно обыкновенной, но от Акстриг, привязанной к предплечью, начало распространяться онемение. Тилья больше не находила это ощущение неприятным. Она привыкла к нему. Не отпуская ложку, Тилья положила ее на кусок ткани и посмотрела на Мину.

— Я досчитаю до трех, — сказала та. — Смотри не на меня, а на ложку. Раз. Два. Три.

Девочка увидела, как губы Мины пошевелились, произнося имя Фахиля. Разряд магии вырвался из Акстриг и пронесся по всему телу Тильи. Она содрогнулась и сделала глубокий вдох. Ложка на муравейнике не пошевелилась.

— Ну как там? — спросила Мина. — Я ничего не почувствовала.

— Она не двигается. А вот Акстриг… Она хотела ответить тебе, но не смогла, потому что соприкасалась с моей кожей.

— Ничего не поделаешь, придется дать ей волю, — вздохнула Мина. — Только очень быстро. Попробуем вот что: положи ткань на ладонь, а сверху Акстриг, но не отпускай ее, пока мы не будем готовы.

Сдерживая волнение, Тилья закатала рукав и отвязала древнюю ложку. Кончиками пальцев она чувствовала разницу между живой Акстриг и обыкновенной безымянной ложкой. Крепко держа Акстриг в правой руке, левую она подсунула под платок, по которому уже ползали муравьи. Она хорошенько встряхнула его и, помогая себе зубами, ровно расположила на ладони.

— Готова, — сказала она.

— Уверена? Тогда я опять считаю до трех. Раз. Два. Три.

Тилья отпустила Акстриг, держа руку очень близко и смотря на нее во все глаза. На этот раз все было по-другому. Мир остался на месте, а ложка повернулась. Тилья видела ее движение. Она сразу же накрыла Акстриг правой рукой. Вдалеке послышалось испуганное ржание Калико. Потом девочка подняла глаза.

Мина согнулась, опираясь на палку и стараясь удержать равновесие. Она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Могло быть и хуже. Гораздо хуже. Ну, у нас что-нибудь получилось?

— Да. Она повернулась в том направлении, как мы идем.

— Хорошо. Давай-ка уходить отсюда. Не знаю, заметил ли это кто-нибудь из Наблюдателей, и не хочу выяснять. Только послушай эту безмозглую лошадь! Если она почуяла магию, то и другие тоже.

Дрожа от облегчения, что все позади, Тилья привязала Акстриг к предплечью и опустила рукав. Лес вокруг казался пустынным. Путешественники в отдалении молчали. Когда они заговорили снова, в их голосах звучала тревога.

День за днем они шли вперед. Никто их не останавливал и не расспрашивал. Альнор и Мина должны были прийти в Голорот, назваться при входе, и чиновники выдали бы Тилье и Талю свидетельства о том, что их дед и бабушка действительно прошли через Последние ворота. Однако они не собирались идти так далеко — лишь до тех пор, пока Акстриг велит двигаться на юг. Если бы она указала иное направление, они свернули бы с Главной дороги и начали бы подкупать встречных чиновников деньгами, которые дал им Элион. На всякий случай они продолжали носить одежду четырнадцатого ранга, но использовали свои настоящие имена.

Главная дорога кишела путниками, купцами, чиновниками, гонцами, солдатами, рабами, людьми всех возрастов и национальностей — все они двигались на юг. Молодые и старые парами шли в город Смерти, но только молодые возвращались назад.

На каждой дорожной станции отводилось особое место для тех, кто совершал последнее путешествие. Их кормили бесплатно, но так плохо, что все равно приходилось покупать еду самим. Старики казались на удивление спокойными и даже веселыми. Почти все принимали свой уход как должное и встречали его без страха. Таль, как всегда, разговорился с некоторыми из них.

— Лично мне все это даже нравится, — призналась одна старуха. — В последнее время меня стала мучить лихорадка. Это у меня наследственное, так что я знала, сколько мне осталось. У меня было достаточно времени, чтобы привести в порядок все свои дела. Мы устроили чудесную похоронную вечеринку, и я отправилась в путь. Мне нравится видеть новые места и знакомиться с разными людьми — я ведь никогда не отходила от своего дома дальше чем на девять миль.

Конечно, были и те, кто страдал от болезней, боялись и шли неохотно. Получив свой ужин, люди, еще несколько дней назад незнакомые друг другу, рассаживались человек по двадцать и начинали беззаботно болтать и петь песни со всех концов Империи — легкомысленные, сентиментальные или задушевные, но редко грустные.

Только одно омрачало путешествие. Иногда какой-нибудь старик умирал в пути, и тогда ребенка, который сопровождал его, забирали стражники, чтобы продать в рабство, а труп продолжали везти в Голорот на специальной повозке.

Каждые несколько дней во время обеденного отдыха Мина и Тилья уходили подальше от всех и задавали свой вопрос Акстриг. Ответ оставался все тем же. На юг.

Теперь, когда они знали, как себя вести, обращаться с Акстриг стало намного проще. Однако они по-прежнему подвергались огромной опасности. Даже когда ложка лежала на ладони Тильи поверх платка в нескольких дюймах от ее другой руки, имя Фахиля производило взрыв магии. Мине нужно было заранее как-нибудь удобно сесть, Альнор и Таль, хоть и находились вдалеке, тоже чувствовали удар магии, а Калико тревожно ржала и пыталась убежать.

Но больше ничего не случалось. Никто не приходил выяснить, что происходит. Только пауза между шепотом Мины и поворотом ложки становилась все дольше. Как будто Акстриг тоже привыкала к частому использованию.

Тилье, к ее удивлению, даже понравилось это занятие, точнее, ощущение огромной магической силы, которую она могла выпускать на волю и снова подчинять себе, прикоснувшись к Акстриг.

На двадцать вторую ночь со дня отправления из Талака Тилья вдруг резко проснулась. Что-то было не так. Светили звезды, но луна скрылась. На постоялом дворе горело несколько фонарей, но вокруг царила кромешная тьма. Тихо. Вот что было не так — гнетущая тишина. Никто из сотен путников не храпел, не посапывал, не ворочался во сне. Раздавалось только тихое дыхание самой Тильи. Может, все остальные умерли?..

Какое-то время Тилья лежала неподвижно, боясь пошевелиться, пытаясь успокоить громкое биение сердца. Ее наполнило то же ощущение ночного кошмара, которое она испытала на стенах Талака. Не в силах больше терпеть, Тилья села и потрясла за плечо лежащего рядом Таля.

Он не пошевелился. Она нащупала мочку его уха и сжала изо всех сил. Таль не вскрикнул, не шелохнулся. Тилья поднесла руку к его лицу и почувствовала слабое дыхание.

Дрожа от страха, она выпрямилась и огляделась. Что-то изменилось. Появился новый источник света. Он был бледнее и больше, чем желтое сияние фонарей. Пятно лунного света медленно двигалось вдоль постоялого двора. Рядом перемещалась какая-то приземистая тень.

Тилья поняла, что они что-то искали. От Акстриг по ее руке растеклось онемение. Именно это ощущение разбудило ее.

Они приближались. Тилья разглядела темного неуклюжего зверя. В дымке лунного света шла Силена. Они направлялись прямо к Тилье. Зверь остановился и принюхался. Он не мог почувствовать Акстриг. Возможно, чудовище почувствовало, что девочка не спала.

Она не могла пошевелиться. Хотелось кричать, но крик застревал в горле. Только когда зверь встал прямо перед ней и она почувствовала его горячее зловонное дыхание и увидела мутный свет единственного глаза, оцепенение спало. Тилья изо всех сил оттолкнула его.

Ее пальцы коснулись грубой шерсти, и вдруг она почувствовала поток магии, яростно ворвавшийся в нее. Все ее существо, тело и душа, занемело. В ней проснулось внутреннее знание того, что делать, как провести магию сквозь себя и, обезвреженную, выплеснуть наружу.

От прикосновения Тильи чудовище превратилось в обыкновенную маленькую собачку, которая хотела лизнуть ее. Девочка вспомнила слова Зары: зверь Силены не сможет причинить тебе вред.

Тилья прижала к себе собаку и подняла глаза. Пятно света покрылось рябью, как поверхность озера, в которое бросили горсть камней. Голос Силены дрожал, когда она заговорила:

— Дай мне эту вещь. Положи ее в пасть моей собаки и отпусти ее.

— Нет, — сказала Тилья, прижимая собаку к себе.

Сияние становилось все слабее, но Тилья различала лица спящих рядом людей. Для нее самой колдовство Силены было безопасно, а вот для остальных — нет. Тилья хотела отвлечь колдунью во что бы то ни стало. Все еще держа на руках собаку, она встала и пошла прямо к Силене.

Не ожидая этого, та отпрянула, и свечение вокруг нее потускнело еще больше. Она схватила поводок собаки, и по нему пронесся огонь. Когда пламя охватило ошейник, собака резко дернулась. Тилья взяла поводок, но вместо ожога почувствовала лишь обыкновенный кожаный ремешок. Силена быстро выпустила поводок, будто это она обожглась.

Колдунья отступила еще на шаг. Она собирала силы. Свечение вновь усилилось, рябь прошла.

— Маг не может сдаться, — произнесла она. — Если ты не отдашь мне то, что пристегнуто к твоей руке, я должна буду уничтожить тебя. Или погибнуть сама.

— Нет, — сказала Тилья.

— Как хочешь.

Силена закрыла глаза. Ее губы начали двигаться. Сначала ничего не происходило, только собака перестала вилять хвостом. Потом Тилья услышала — нет, скорее почувствовала — низкий, пульсирующий гул. Краем глаза она заметила, как начал раскачиваться фонарь. Потом Тилья поняла, что все вокруг — стены, звезды, деревья — дрожит и трепещет. Во всем мире только Силена и Тилья оставались неподвижными. Девочка ощутила, как вокруг нее сжимается огромный кулак, но не может сомкнуться. Он пытался раздавить ее и бросить в хаос сотрясающегося мира. Тилья сохраняла неподвижность, дав ей имя. Вудбурн. Она представила себя на крыльце родного дома. Летний рассвет. Она смотрит на горы, встающие на севере Долины. И сейчас Тилья мысленно окружила себя этим пейзажем, как броней. Она видела перед собой Силену, побледневшую от напряжения, направившую все свои силы на то, чтобы уничтожить Тилью. Свечение вокруг колдуньи стало ярче луны.

Вдруг совсем рядом заревел осел. От неожиданного хриплого крика у Тильи ёкнуло сердце, но она не испугалась — в Вудбурне жил вредный старый осел, который любил незаметно подкрасться и зареветь прямо в ухо. А вот Силена, которая думала, что погрузила в сон весь постоялый двор, оказалась к этому не готова и сбилась.

Пульсирующий гул становился все тише и наконец совсем умолк. Фонари и звезды перестали дрожать. Свечение вокруг Силены погасло.

В блекнущем свете Тилья увидела, как колдунья утратила горделивую осанку статуи и ссутулилась, безжизненное лицо избороздили морщины. Перед девочкой стояла обыкновенная дряхлая старуха.

Спящие вокруг них зашевелились и застонали. Некоторые с криком просыпались, как от ночного кошмара.

В темноте раздался тихий голос Силены:

— Я проиграла. Ты уничтожила меня. Императору придется найти нового Наблюдателя. Отдай мне собаку, и я уйду.

Тилья больше не боялась. Она поняла, что произошло. Собака, которую Тилья поставила на землю, радостно бросилась к Силене как к хозяйке, которую давно не видела.

— Вы не знаете, нас еще кто-нибудь ищет? — спросила Тилья.

— Не знаю, — устало ответила Силена. — Главная дорога расположена в моем секторе. Я всегда чувствовала, когда вы использовали этот предмет, — словно метеор пролетал у меня в голове. Раньше я не могла прийти — за мной тоже следили. Но сегодня мне представился случай. Завтра другие Наблюдатели найдут мою башню пустой, и их интерес к моему участку возрастет. Вот все, что я могу сказать тебе.

— Спасибо, — сказала Тилья.

Теперь она не испытывала ни страха, ни ненависти к Силене, этой изможденной старухе, которая сохраняла чувство собственного достоинства, когда все остальное было потеряно.

— Мне очень жаль, — сказала Тилья.

— Тебе кто-то помог, — произнесла Силена и скрылась в темноте.

В тот же миг постоялый двор охватила паника. Калико жалобно заржала, ей ответили другие лошади.

Таль с криком проснулся, Мина что-то бессвязно бормотала, Альнор со стоном встал и побрел куда-то в темноту. Тилья бросилась за ним и схватила его за руку, но тот отстранил ее. Его сбил с ног какой-то человек, сломя голову бегущий навстречу. Только тогда он позволил Тилье отвести его назад. Таль и Мина постепенно приходили в себя.

Все трое видели один и тот же кошмар: их мотало туда-сюда в темном клубящемся облаке, озаряемом вспышками огня. Вокруг носились чудовища, разевая огромные жадные пасти.

— Я знаю, что произошло, — тихо сказала Тилья. — Силена со своим зверем искали Акстриг. Они ушли.

И Тилья рассказала им все, что случилось. Она уже не чувствовала ни страха, ни волнения, только бесконечную усталость.

— Крик осла? — переспросил Таль. — Когда закрывали ворота, здесь не было никакого осла.

— Это точно кричал осел, — сонно сказала Тилья, зевая и натягивая на себя одеяло. — У нас в Вудбурне когда-то жил один.

Она завернулась в одеяло и уснула, не дослушав его следующего вопроса.

Обычно Тилья просыпалась с первыми лучами солнца, но в тот день спала допоздна. Когда она встала, многие уже тронулись в путь. Осла нигде не было видно, но, возможно, он уже успел уйти.

Когда они покинули постоялый двор, Тилья еще чувствовала усталость. То, что случилось ночью, было очень страшно. Она сомневалась, что смогла бы устоять перед Силеной, если бы в нужный момент не закричал осел. Тилья не была уверена, сумеет ли повторить это, если столкнется, скажем, с Дорном.

И все-таки она справилась. И обнаружила в себе что-то новое. Это открытие наполняло ее радостью, умиротворением и гордостью. Ей не хотелось выплескивать свою радость или с кем-нибудь ею делиться. Это чувство было как солнце, согревающее замерзшие пальцы, как запах дождя на пересохшей земле, как то утро, много лет назад, когда Тилья, не позавтракав, выбежала в огород, чтобы проверить грядку, которую сама взрыхлила и засеяла. За ночь на ней проклюнулись, расталкивая комочки земли, бобовые ростки. Ее собственные.

Это настроение длилось весь день. Но ночью на другом постоялом дворе, в то же самое время, когда приходила Силена, она проснулась от страха. То же повторялось и в следующие ночи. Обычно одновременно с ней просыпался еще кто-нибудь, будто Силена оставила в них заведенный будильник. Это прошло, только когда луна выросла и по ночам больше не царила кромешная тьма. Другие Наблюдатели не приходили.

Только эти ночные пробуждения тревожили их в бесконечном пути. Дни становились все жарче — и из-за движения на юг, и из-за приближающегося лета. Здесь вечера были теплее, чем летний полдень в Талаке. Пейзаж постоянно менялся: бескрайние поля, поросшие кустарником холмы, потрескавшаяся сухая земля, древние леса, наполненные непонятными звуками и запахами, города, деревни, крепости.

Не менялась только дорога. Мощеная, широкая, как река, она неуклонно тянулась к югу. С рассвета до заката дорогу наводняли бесчисленные путники: в соответствии с приказом Императора, все имели уважительную причину для путешествия.

Три дня из низких облаков лился теплый дождь. Дорога превратилась в реку, местами по колено глубиной. Из постоялых дворов, по воле Императора, каждое утро выгоняли всех странников, чтобы освободить место для новых. Приходилось мокнуть.

После рассказа Силены о том, как она их нашла, Мина и Тилья стали использовать Акстриг еще осторожнее. Теперь в башне Силены сидел другой Наблюдатель, который мог заметить постоянные вспышки магии. С каждым разом Акстриг просыпалась все неохотнее. Сила Тильи возрастала. Чем дольше она носила Акстриг на предплечье, тем глубже в древесину уходили магические свойства ложки. Только имя Фахиля пробуждало их. За шепотом Мины следовала долгая пауза, но потом ложка уверенно указывала на юг, как будто слышала голос хозяина, который много веков назад сорвал персик с ветки в своем саду.

Затем Тилья касалась Акстриг кончиками пальцев и снова погружала ее в сон.

На двадцать девятый день пути они опять пересекли Великую реку. Мост, больше мили в длину, вел в древний город, окруженный высокой стеной. Скалистый холм в центре города венчала огромная крепость. По всей длине моста размещались прилавки. Стоя в очереди за своей порцией бесплатного супа, Тилья услышала какого-то старика, разговаривающего с мальчиком.

— Видишь эту крепость? — сказал он. — Хорошенько вглядись в нее. Поверь мне, ты будешь счастлив, когда увидишь ее на обратном пути. Это Рамрам, последний город живых. Южнее больше нет ничего, кроме города Смерти.

За последним постоялым двором дорога сузилась почти вдвое. Теперь по ней шли только старики и их сопровождающие. Обратно на север возвращались кучки усталых детей.

Река распалась на сеть заросших тростником ручейков, но дорога шла прямо, как стрела, с островка на островок по большим деревянным мостам.

— Мы уже близко, — сказал Альнор. — Вода чувствует близость моря. Разве тот, кого мы ищем, может находиться еще южнее? Впереди только Голорот. Тилья, ты уверена, что ложка в прошлый раз указывала на юг?

— Уверена.

— Значит, он в Голороте, — сказала Мина. — И кстати, не знаю, как мы с Альнором пойдем обратно — старики не возвращаются на север.

— Найдется какой-нибудь способ, — без тени сомнения ответил Альнор.

Они заночевали на постоялом дворе, который стоял на острове. Несмотря на жару, повсюду горели костры. Едкий дым от сырого тростника отпугивал назойливых насекомых.

Когда на закате путники, как всегда, расселись по нескольку человек, кто-то завел песню. Она отличалась от тех, что пели раньше. Тилья, даже не разбирая слов, поняла, что это была прощальная песня. Когда она закончилась, все долго молчали. Потом другая группа людей начала свою песню. Так продолжалось всю ночь. Одни песни были умиротворенные и сдержанные, другие — полные неистовой тоски по тому яркому миру, с которым прощались старики. В ту ночь Тилья уснула с мокрым от слез лицом.

Глава 10. Город Смерти

— Ну и сильная же здесь магия, — проворчала Мина, когда они ждали своей очереди в неподвижной, влажной жаре у стен Голорота.

Она вцепилась в седло, как будто что-то невидимое мешало ей сохранять равновесие. Альнор крепко держался за плечо внука. Тилья не чувствовала ничего особенного.

— Похоже на водоворот вокруг валуна, — пояснил Таль. — Вода не может проникнуть внутрь, поэтому кружится рядом. Думаю, эти стены магически защищены и в Голороте не будет никакого волшебства.

— А должно быть, — возразила Мина. — Потому что он наверняка находится там. Больше негде.

Час назад, когда на горизонте показались низкие грязно-бурые стены Голорота — гораздо ниже, чем они ожидали, — Мина и Тилья отошли в заросли тростника у реки и опять задали свой вопрос Акстриг. Она указала в точности на город Смерти. Если они не ошиблись, слушаясь ее, Фахиль должен был находиться там.

Путники из Долины ждали в одной из очередей, чтобы войти в город. У каждых ворот за длинными столами сидели чиновники. Люди парами подходили к ним. Чиновники задавали вопросы, вписывали ответы в свитки и выдавали свидетельство ребенку. Потом он возвращался, а старик один проходил в ворота.

Даже здесь, у стен города Смерти, как и повсюду в Империи, сновали торговцы, предлагающие купить еду и все необходимое для обратного пути и скупающие все то, что уже никогда не понадобится старикам.

Очередь медленно двигалась вперед. Дети возвращались — кто плача, кто с торжественным видом, кто со страхом, что теперь придется идти домой совсем одному.

Как правило, все проходило гладко, но иногда старик или ребенок что-то говорили чиновнику и тот отрицательно качал головой. Тогда к столу подходили два стражника и отводили пару в сторону, чтобы дать им попрощаться, но как бы крепко те ни держались друг за друга, как бы горько ни плакали, их все равно разлучали. Тилья не видела, чтобы хоть один ребенок зашел в город. Когда она сказала об этом Мине, та ответила:

— Я уже думала об этом. Но нет смысла волноваться раньше времени.

— Я тоже над этим размышлял, — сказал Альнор. — Я не столь уверен, что тот, кого мы ищем, в городе. Если он там, то, возможно, выполнит нашу просьбу и поможет нам вернуться. А если его там нет, то нам останется только продолжать искать. Кто знает, какие земли лежат южнее, за океаном? Я убежден, что наши поиски будут вознаграждены и мы найдем его. Возможно, нам придется плыть дальше на юг. Он не может быть очень далеко — каждый раз, когда вы доставали ложку, я чувствовал биение магии все сильнее. Но давайте предположим, что он все-таки в городе. Мы не сможем вернуться назад без его помощи. Нас будут опрашивать на каждом постоялом дворе. Думаю, сейчас самым разумным будет, если дети останутся здесь и подождут нас дней пять, а потом отправятся на север. Не знаю, каким образом, но я уверен, что мы снова встретимся.

— Согласна, — сказала Мина. — Детям придется подождать нас здесь.

— Я не хочу расставаться с тобой, — запротестовала Тилья.

Несмотря на убежденность Альнора, она чувствовала, что если они разлучатся у ворот города Смерти, то больше никогда не увидятся.

— Я тоже, — сказал Таль. — И к тому же я хочу увидеть, что произойдет.

— Я хочу пойти с вами, — чуть не плача вторила ему Тилья.

— Похоже, у нас нет выбора, — возразила Мина.

— Все равно мы как-нибудь проберемся внутрь, — упрямо сказал Таль.

— А как быть с ложкой? — спросила Тилья. — Даже я с трудом пронесла ее в Талак, тебе бы это не удалось. Правда, сейчас она спит, как когда-то в Долине, а спящую Акстриг не заметили защитные силы Лананет. Ложку пробудило только имя мага.

— Она мне необходима, как бы ни был велик риск. Держи ее у себя до последней минуты, а потом брось в мою сумку, и будем надеяться… Тилья, не принимай все так близко к сердцу. Я не собираюсь оставаться там и умирать. Я прожила счастливую жизнь и благодарна судьбе, но не намерена покидать этот мир прямо сейчас. Еще рано. Лучше взбодрись и скажи мне «до свидания», как будто мы с тобой увидимся завтра. Тем более что так и будет.

Тилья едва сдерживала слезы. Альнор и Мина приблизились к столу чиновников. Девочка мельком удивилась, что здесь не требовалось никакой платы и взятки, ни единого дрина.

Они отошли в сторону, чтобы попрощаться. Обняв бабушку, Тилья поняла, что той так же горько расставание. Девочка отвязала Акстриг и бросила в сумку Мины. Потом она попрощалась с Альнором и стала смотреть, как старики, поддерживая друг друга, прошли в ворота. Слезы слепили глаза.

Вдруг кто-то заговорил с ней:

— Не хочешь продать лошадку? Судя по твоему виду, ты с севера и путь предстоит неблизкий, а эта кляча не стоит тех денег, которые проедает. Я дам хорошую цену.

Тилья отрицательно покачала головой, но Таль, как всегда, встрял с расспросами:

— А что вы делаете с ними потом?

— Я жду, пока у меня наберется небольшой табун, и гоню его на рынок в Рамрам.

— Мы не хотим продавать ее. А сколько будет стоить присмотреть за ней пару дней?

— Ну… Что это у вас на уме?

— Мы хотим пробраться в город и побыть со своими, пока они не уйдут совсем.

Торговец громко рассмеялся.

— Бывает же такое! — воскликнул он. — Да я был готов сломя голову бежать от своей бабки! Послушай, сынок, в Империи много законов и правил, которые можно обойти. Но с Голоротом ничего не получится. Человек или зверь, попавший в город Смерти, не выходит оттуда живым. Только дальше на юг, в океан, по течению Великой реки.

— Этого не может быть, — возразил Таль. — А как же, например, вон тот человек? Он только что спокойно вышел и помог кому-то войти. Там должен быть кто-то еще кроме стариков, чтобы подметать улицы, готовить еду, следить за всем…

— Он не вышел, а сделал всего несколько шагов в тени ворот. Все те, о ком ты говоришь, никогда не покидают город, пока не приходит их время отплывать на юг. Знаешь, что бы с вами было, если бы ваши старики умерли в пути?

— Нас бы продали в рабство.

— Верно. Часть этих детей, подобранных по дороге, работорговцы обязаны отдать в Голорот. Они не хотят, чтобы их видели, поэтому гонят детей по ночам, а последний отрезок пути преодолевают на плоту. Задержитесь здесь дотемна и сами убедитесь. Только я бы на вашем месте не стал этого делать, а то могут и вас забрать в Голорот.

Таль поймал взгляд Тильи и вопросительно поднял брови. Она кивнула в ответ. Девочка была готова на все, лишь бы снова быть с Миной.

— Сколько вы возьмете за то, чтобы немного присмотреть за нашей лошадью? — спросил Таль.

— Пять дринов, и это только потому, что вы мне нравитесь.

— Чепуха! — бойко возразил Таль. — У нее огромная выносливость.

— И капризный нрав в придачу. Послушайте, через три дня я отправляюсь в Рамрам. Если вы успеете ее забрать, то заплатите мне только за корм, который она съест. А если не успеете, то я продаю ее на рынке за свою цену.

Таль опять посмотрел на Тилью, и она кивнула.

— Хорошо, — сказал Таль. — Мы согласны.

— Вы действительно собираетесь сделать то, что задумали?

— Не спрашивайте.

— Сумасшедшие, — сказал торговец, беря Калико под уздцы.

Много дней подряд Калико уныло брела на юг, изнывая от жары, усталости, непривычной пищи и виня во всем Тилью. Но сейчас, поняв, что ее хотят разлучить с хозяйкой, она издала жалобное ржание и рванула поводья. Однако торговец привык к норовистым животным и силой увел ее. Одинокое, испуганное ржание разрывало сердце Тильи на части. Она никогда не думала, что так любит Калико. Тилья понимала, что Калико меньше любой другой лошади на свете заслуживает любви, но та была последней ниточкой, связывающей ее с Вудбурном, и теперь эта ниточка оборвалась.

Голорот был построен из грязи, на которой стоял. Расположившись на высоком берегу Великой реки, Тилья и Таль видели, как огромные плоты сплавлялись вниз по течению. Каждый из них состоял из множества маленьких плотов, связанных вместе. Ближе к городу их разъединяли и гнали по узкому каналу к специальным водным воротам.

Вдалеке, на южной пристани Голорота, выстроилась очередь стариков. Один за другим плоты подплывали к молу, на них садились несколько человек и уносились вниз по течению, чтобы умереть за пределами Империи. Бесконечная цепочка плотов скрывалась за южным горизонтом.

На Таля с Тильей никто не обращал внимания. Рядом с ними стояли другие дети в надежде в последний раз увидеть своих родных хотя бы издалека.

— Голорот — маленький город, — заметил Таль. — Их не могут держать там долго, иначе на всех не хватило бы места.

— Через сутки они уходят, — сказала женщина, продававшая сладости поблизости. — Когда ваши вошли в город?

— Около часа назад, — ответил Таль.

— Значит, завтра примерно в это время они отплывут. Может, немного раньше. Сейчас не очень много людей. Если вы хотите их дождаться, то вам придется здесь переночевать, и вас заедят комары. Я могу продать вам отпугивающую мазь. Пять дринов.

Таль поторговался и купил маленькую плошку за четыре дрина.

— А где наши бабушка и дедушка будут спать? — спросил он.

— В одном из бараков — в них влезает человек двести. Не беспокойтесь, с ними неплохо обращаются. Сегодня им дадут ужин, а утром — завтрак и в питье подмешают маковый сок, так что они уже не будут осознавать, что с ними происходит.

Тилья слушала с возрастающей тревогой. Мина и Альнор проникли в Голорот, чтобы найти Фахиля и как-то вернуться назад. Они не должны отплыть на юг. Но если они будут под воздействием макового сока? Она посмотрела на Таля. Бледный от беспокойства, он поймал ее взгляд. Они поняли друг друга без слов. Нужно любой ценой попасть в Голорот. Сегодня.

— Еда нам тоже понадобится, — сказал он торговке.

Ночной воздух был тяжелым, липким и жарким. Луна еще не взошла. Тилья и Таль, намазавшись пахучей мазью от насекомых, лежали неподалеку от канала, по которому в город проплывали плоты.

После заката они озарились оранжевым светом факелов. Большие плоты, как и днем, разъединяли на много маленьких, но теперь их грузили разной поклажей — тюками, корзинами с едой и зловонными гробами тех, кто умер в пути.

Потом проплыл плот, на котором теснились около тридцати детей. С молчаливым безразличием они ждали, пока торговец пересчитал их, отобрал троих и пересадил на маленький плот, идущий по каналу в город Смерти.

— Идем, — прошептал Таль, но Тилья была уже на ногах.

Они прокрались к самой воде и прыгнули на последний плот. Он сильно качнулся, но выровнялся. Тилья и Таль проползли на корму и сели позади троих детей. Те равнодушно посмотрели на них и снова уставились в темноту.

— Не бойтесь, — сказал Таль. — Мы просто немного опоздали.

Дети ничего не ответили. Приближались желтые пятна факелов, освещающих водные ворота города Смерти.

В Голороте не было магии, никакой. Таль почувствовал ее отсутствие, как только они проплыли под аркой ворот. Тилья поняла чуть позже — с тех самых пор, как они прошли сквозь лес и очутились в Империи, что-то в ней постоянно оказывало сопротивление магии, бушующей вокруг, а теперь это «что-то» могло расслабиться.

Их высадили с плота и повели по темной улице между глухими стенами двух длинных зданий. Впереди шел человек с факелом, еще один замыкал шествие. Тилья была так поражена своим открытием, что, забыв осторожность, громко сказала:

— Таль, ты прав, здесь нет никакой магии!

Мальчик бросил на нее предостерегающий взгляд, но замыкающий уже услышал.

— Ты не ошиблась, — дружелюбно сказал он. — Это самое защищенное место в Империи.

— И вы не боитесь об этом говорить? — быстро спросил Таль.

— А чего нам здесь бояться? У смерти есть свои преимущества. Ни магии, ни Наблюдателей… Разве вы еще не поняли? Мы за пределами Империи. Здесь можно спокойно умереть, не заплатив ни единого дрина.

— Значит, Голорот защищен от Империи? — спросил Таль. — Я не понимаю…

— И не должен понимать, — хихикнул замыкающий, который был явно не прочь поболтать. — Похоже, ты, парень, не дурак. Ты, должно быть, задумывался, как дорого обходится Империи все это — бесплатные постоялые дворы, проводники, плоты, штук по двести за день, еда и все прочее. А Император не получает в виде налогов ни гроша со всего этого. Странно, правда?

— Очень, — согласился Таль. — Я уже ломал себе над этим голову. Он бы не стал тратить деньги просто так.

— Верно. А задумывался ли ты когда-нибудь, откуда берется вся магия? Из нас самих, вот откуда. Немного магии есть в каждом. Всю жизнь она оседает на нас, как пыль, и опять уходит в воздух, когда мы умираем. Некоторые умеют использовать ее, они становятся магами, но большинство людей этого просто не замечают. Во мне ее не очень много, потому что я с детства живу в Голороте. Но те, кто пришел сюда умирать, годами жили в Империи, и они до краев наполнены магией. Заметили, как она носится вокруг стен снаружи?

— Конечно, — сказал Таль. — Она чуть не сбила нас с ног.

— Это потому, что старики начинают терять магию, как только приближаются к городу. Наблюдатели в Талаке следят за тем, чтобы она выдувалась в океан. Но это лишь малая толика того, что высвобождается из людей, когда они умирают. Только представьте себе, что бы было, окажись столько свободной магии в Империи! Если бы я вдруг решил стать великим магом, то где бы я пополнял свои запасы магии? Конечно, какая-то ее часть витает в воздухе, но ее мало для серьезного дела, да и хлопотно собирать. Если мне нужен быстрый результат, то придется забрать магию у кого-то другого, и самое подходящее время — когда этот кто-то умирает и выпускает ее. А теперь представим, что я не маг, а Император и мне совсем не нравится, что волшебники повсеместно становятся более могущественными, чем я. Тогда я устанавливаю законы против магии и нанимаю Наблюдателей. Но больше всего я забочусь о том, чтобы люди не умирали без моего ведома, если только они не докажут мне, что у них достаточно денег и они могут магически защитить свой смертный одр. А если деньги у них есть, то почему бы не потребовать налог на смерть? Лишняя подать никогда не помешает. А для всех остальных я строю город Смерти, откуда вся свободная магия уносится в океан. Фьюгон Пятый, наверное, был в восторге от своей идеи…

Тилья изо всех сил старалась слушать внимательно, но ее мысли были далеко. Как найти Мину и Альнора? Где Фахиль? Что будет, когда Мина обратится к Акстриг в этом защищенном городе?

— Однако многие старики умирают, не успев оказаться на плоту, — продолжал рассказчик. — Поэтому в Голороте болталось много волшебников, собирающих освобождающуюся магию. И Фьюгон Пятый решил, что это место должно быть хорошо защищено. Еще он окружил магической защитой все постоялые дворы по пути, на случай если кто-нибудь умрет в дороге. Но Император не хочет, чтобы об этом знали, потому что власть держится на вере людей в его всемогущество. А на самом деле от него ничего не зависит.

— Вот оно что! — изумленно воскликнул Таль. — А почему…

— Хватит с тебя пока и этого, сынок, — перебил его замыкающий. — Мы пришли. Здесь ты узнаешь еще много нового. Ты в Голороте навсегда.

Они миновали бараки с высокими глухими стенами и очутились на площади, окруженной низкими зданиями. Здесь их ждали несколько женщин. Человек, шедший впереди, остановился и собрал вокруг себя детей.

— Ну вот вы и дома, мои юные друзья, — ласково сказал он. — Вам пришлось нелегко, но мы все через это прошли. Мы знаем, каково это, и попытаемся сделать все от нас зависящее, чтобы вам было хорошо. Эти женщины устроят вас на ночлег, а утром…

Вдруг он осекся и замер. Все факелы на площади разом потухли. Таль упал как подкошенный. Откуда-то послышались крики, вопли и оглушительный грохот. Через несколько секунд воцарилась полнейшая тишина и темнота. Когда Тилья попыталась поднять Таля, он застонал и пошевелился.

Тилья почувствовала, что защитная броня Голорота сломлена и магия хлынула в город.

— Что произошло? — слабо спросил Таль.

— Наверное, Мина использовала Акстриг.

— Да… Я почувствовал то же, что в комнате Лананет, только сильнее…

— Они должны быть в одном из бараков. Грохотало где-то там. Держи меня за руку.

На фоне звездного неба выделялась изломанная линия крыш бараков, но под ногами ничего не было видно. Ничто не подсказывало им, где разместили Мину и Альнора.

— Попробуй отпустить меня, — предложил Таль. — Наверное, я почувствую, где они.

Тилья свободной рукой взяла его за ворот. Потом они осторожно разъединили пальцы.

В ту же секунду Таль замер и перестал дышать. Она схватила его за руку, он сделал несколько судорожных вздохов и смог пошевелиться.

— Туда, — он махнул рукой направо.

Они подошли к бараку. Часть крыши и одна стена обвалились. Пахло известкой. Крепко держась за руки, дети пробрались через развалины внутрь. На матрасах неподвижно и безмолвно лежали люди.

Несмотря на прикосновение Тильи, защищающее от магии, Таль двигался так, словно боролся с ураганным ветром. Тилья ничего не чувствовала. Он медленно подвел девочку к центру барака и потянул ее руку к полу. Пальцы Тильи нащупали Акстриг. Как только она подняла ложку и сунула за пазуху, Таль облегченно вздохнул.

— Так уже лучше, — сказал он. — Но не отпускай мою руку — вокруг еще полно свободной магии.

Люди в темноте застонали и зашевелились. Тилья услышала знакомое ворчание.

— Мина! Как ты?..

— Сейчас приду в себя… Я же говорила, что это еще не конец — он ведь так и не появился. Он бы почувствовал, если бы был где-то поблизости. Ты нашла эту проклятую ложку? Куда она указывала?

Тилья собралась с мыслями и попыталась вспомнить, как лежала ложка.

— Я помню направление, но без звезд не могу сказать, какая это часть света.

— Помоги-ка мне встать… И найди мою палку и вещи… А где Альнор?

— Я здесь, — раздался хриплый шепот. — Что произошло?

— Нет времени объяснять. Я пыталась использовать Акстриг. А потом откуда-то взялись Тилья и Таль. Скоро кто-нибудь придет нас искать, пора нам убираться отсюда. Только здесь темно, хоть глаз выколи…

Барак был полон магии, завихряющейся в маленькие водовороты. Тилья свободной рукой взяла Мину за запястье и помогла ей подняться. Потом протянула руку Альнору. Ее прикосновение придало ему сил. Он сказал:

— Если здесь темно, то у меня есть преимущество. Я знаю, где дверь. Она там.

Не отпуская руку Тильи (Мина и Таль вдвоем держались за другую), он уверенно повел их между рядами матрасов. К этому времени почти все очнулись, охваченные ужасом, чувствуя потоки магии, струящиеся вокруг них.

Одни устремились к выходу, другие к тому месту, где рухнула стена, и в темноту барака светили звезды. У дверей началась такая давка, что их невозможно было открыть. Люди падали, на них, подгоняемые страхом, напирали другие, однако Альнору удалось добраться до стены рядом с дверью.

Там они стояли, переводя дыхание, когда створки двери вдруг с треском распахнулись и в темноту ворвался ослепительный огонь. Толпа отхлынула. В черном дверном проеме, освещенный языками пламени, стоял человек с горящей плеткой. Обнаженный торс, широкий пояс, браслеты, буйные волосы. Это был Дорн. Толпа замерла, не в силах ни пошевелиться, ни крикнуть. Только Тилья и те, кого она держала за руку, не окаменели.

На секунду она тоже застыла, но не от напора магии, а от удивления. Как быстро он появился! Почти сразу. Дорн стоял, внимательно глядя вокруг и помахивая плеткой. Он искал источник магии. Сейчас Дорн был спиной к Тилье, но когда он повернется и увидит, что она не такая, как все… Что будет тогда?

Можно притвориться, будто она окаменела, как все остальные, но Тилья понимала, что его не обманешь. Как зверь Силены, он бы почуял ее. Возможно, его магия тоже не смогла бы причинить ей вред, но он отберет Акстриг силой. Хотя для этого ему придется прикоснуться к ней, и тогда… А что если дотронуться до него прямо сейчас, пока маг стоит спиной, пока он не готов…

Тилья уже собралась с духом, как вдруг гнетущая тишина содрогнулась от оглушительного хриплого рыка. В ту же секунду хвосты плетки ожили и, пламенея и извиваясь, указали в дальний угол барака. На обломках стены возвышался гигантский лев. Грива его стояла дыбом.

«Сейчас, — подумала Тилья. — Когда все силы Наблюдателя сосредоточены на льве». Она отпустила своих, нагнулась и прокралась между окаменевшими людьми к Дорну. Девочка вытянула руки и положила ладони на обнаженную спину мага.

В тот же миг все ее тело и разум занемели. Она почувствовала разряд магии, проносящийся сквозь нее. На этот раз он был так силен, что на мгновение она ослепла. В голове пульсировала тяжелая темнота. Тилья очутилась в бескрайней пустыне, которая высасывала из нее всю ее сущность, оставляя лишь чужую, пустую оболочку ее тела. В то же время она чувствовала, что Дорн тоже теряет силы.

Вдруг все закончилось. Тилья стояла в бараке. Вокруг была темнота, но не потому, что она ослепла, а потому что плетка Наблюдателя больше не светилась. Сам он неподвижно лежал на полу.

Люди очнулись. Как испуганные овцы из загона, они бросились в раскрытую дверь.

Выскочив из потока обезумевшей толпы, Тилья схватила Мину за руку и оттащила в сторону. Альнор и Таль не отставали.

— Это все ты сделала?.. — выдохнула Мина. — Когда ты отпустила меня, я уже ничего не соображала.

— Надо убираться отсюда, — сказал Альнор. — Сейчас могут подоспеть и другие.

— Этот лев — один из них, — заметил Таль.

— Куда же нам идти? — спросила Мина.

— Давайте выйдем вон туда и сориентируемся по звездам, — предложила Тилья.

Они отошли на открытое место и запрокинули головы.

— Акстриг указывала на юг, — сказала Тилья.

Никто из них этому не удивился. Город Смерти был явно неподходящим местом для Фахиля.

— Мы видели, откуда отходят плоты, — сказал Таль. — Должно быть, там сейчас никого нет.

— Что ж, по крайней мере, я буду рад снова оказаться на воде, — сказал Альнор.

Они медленно пробирались между мечущимися от страха стариками, держась друг за друга. Если кого-нибудь из них сбивали с ног и их руки разъединялись, его охватывала та же паника, что и остальных. Только прикосновение Тильи их защищало.

Еще два раза взбудораженный город погружался в тишину, после чего крики ужаса возобновлялись с новой силой.

— Думаю, это появились другие Наблюдатели, — сказал Таль.

— Не обязательно Наблюдатели, — возразила Мина. — Не только они ищут Акстриг. Надеюсь, они не найдут ее, пока она под защитой Тильи.

— Мне кажется, один из них преследует нас, — обеспокоенно сказал Альнор. — Когда я потерял руку Тильи, то почувствовал…

— Светлеет, — перебил Таль. — А вот и канал, по которому они сплавляют плоты.

Заключенный в гранитные берега канал вел к темным водам Великой реки. Рабочих, которые разгружали плоты, не было. На всей пристани не светило ни одного огонька.

У мола были привязаны пустые плоты. К ним вели каменные мостки. Таль подобрал с земли веревку и длинный шест.

— Нам надо залезть на плот, не отпуская друг друга, — сказал он. — Потом течение нам поможет.

Они благополучно сели на плот, Таль оттолкнул его от пристани, и их подхватило течение. Мимо проплывала выложенная камнем набережная. На фоне неба, перламутрового в свете луны, виднелись резкие очертания черных крыш.

Плот немного качнуло, когда канал вынес его в стремительный поток Великой реки. Впереди простиралось открытое море.

— Смотрите! — крикнула Мина.

Тилья обернулась. На краю пристани темнел силуэт огромного льва. В его лохматой гриве сверкали искорки лунного света. Он неподвижно смотрел прямо на них. Казалось, лев провожал их.

Глава 11. Остров

Тилья проснулась на плоту. Глаза резало от яркого утреннего солнца. Она лежала на жесткой поверхности. В ушах звенело. Ее окатили солоноватые брызги. Не было сил подняться и оглядеться вокруг.

Последнее, что помнила Тилья, — темный силуэт льва на фоне восходящей луны. Искорки в его гриве… Странно. Обычная шерсть так не блестит. Как у кота на стенах Талака… Волшебный кот… Волшебный лев… От утомления мысли путались.

Никогда в жизни она не чувствовала такой усталости. Словно бы она боролась, совсем одна, целые дни, месяцы и годы против чего-то огромного и невидимого. Она защищалась, а если это «что-то» становилось слишком сильным, пропускала его через себя и обезвреживала, как громоотвод проводит молнию. Она одна могла делать это. Теперь все закончилось и Тилья позволила мягкой волне усталости захлестнуть себя.

Но что-то заставило ее пробудиться.

Опять борьба. Тилья была не готова. Со стоном она попыталась сесть, но не смогла. Что-то мешало.

— Привет. Хочешь встать? — послышался голос Таля.

— Нет… Да… Где…

— Я развяжу тебя. Мы не хотели, чтобы тебя смыло за борт во сне.

Тилья села и огляделась. Мина лежала рядом с закрытыми глазами. Ее лицо пожелтело — старуху сильно укачало. Тилья смочила платок и положила ей на лоб.

— Спасибо… Буду жить. Как там ложка?

Беспокоясь о Мине, Тилья сначала не заметила того, что происходит с Акстриг. Когда девочка нагнулась к бабушке, ложка упала в складку кофты и больше не соприкасалась с ее кожей. Теперь она ерзала и крутилась, толкалась в разные стороны, как новорожденный щенок, который не знает, чего хочет.

— Она не просто поворачивается, — изумилась Тилья. — Теперь Акстриг хочет куда-то туда. Там юг?

— Да. Мы все еще в струе Великой реки, — сказал Альнор. — Вода почти не соленая. Надо послушать. Таль, помоги мне.

Они сели рядом и склонили головы. Через какое-то время Альнор и Таль завели ту же тихую, убаюкивающую, бессвязную песню, как в лесу, когда они плыли из Долины. Тилья крепко привязала Акстриг к руке, выпила немного воды и съела лепешку.

Потом она легла, закрыла глаза и стала слушать песню, смешанную с шепотом волн, разбивающихся о плот. Так далеко от дома, в открытом море, Альнор и Таль все еще могли убедить течение нести их. Потом усталость опять взяла верх, и девочка уснула.

Тилья проснулась оттого, что Таль тряс ее за плечо.

— Нам с течением больше не по пути. Надо еще раз свериться с Акстриг.

Тилья со стоном села, подползла к краю плота и умылась. Судя по положению солнца, было уже за полдень.

Она отвязала Акстриг и положила в полу юбки, перехватив другой рукой через ткань. Как только ложка перестала соприкасаться с кожей Тильи, она как живая устремилась к невидимой цели, и если бы девочка ее не держала, то Акстриг соскочила бы с плота и уплыла.

— Туда. — Тилья махнула рукой на юг.

Вечером, когда небо на западе побагровело, волны постепенно улеглись и Мине стало лучше.

— Так мы можем плыть до бесконечности, — сказала она. — Что, если я произнесу его имя? Может быть, он услышит нас и поможет.

Тилья села лицом туда, куда рвалась Акстриг, и обвязала ее концом платка. Мина отсчитала:

— Раз, два, три. Фахиль…

Ложка неистово рванулась вперед. Рывок был таким сильным, что Тилью бросило на плот лицом вниз. Однако она ухитрилась удержать Акстриг и заклинить между бревнами. Плот содрогнулся. Тут она поняла, что слышит крики своих спутников, и обернулась.

Альнор и Мина лежали без чувств, Таль стоял на четвереньках и тряс головой.

— Магия… Плот… — пробормотал он и рухнул на бревна.

Тилья огляделась. Ничто не изменилось в бескрайнем просторе океана. Дрожащий диск солнца покоился на волнах, разбрасывая по воде огненные перья. За ним вставала ночная тьма.

Нечаянно Тилья коснулась голым коленом бревен и тут же почувствовала в ноге знакомое онемение. Она поняла, что древесина пропиталась магией Акстриг и наполнилась ее желанием двигаться к цели. Тилья засунула ложку под веревки, связывающие бревна плота, и осторожно отпустила. Акстриг не шевелилась.

Солнце закатилось. Плот неспешно качался на волнах, неуклонно приближаясь к своей невидимой цели. Тилья заботливо уложила своих спутников так, чтобы нигде их обнаженная кожа не касалась заряженного магией плота. Потом она улеглась сама, тоже не касаясь бревен, чтобы не мешать плоту двигаться туда, куда хотела Акстриг.

Ее разбудил холодный свет. Небо на востоке побледнело от первых лучей восхода. Впереди темнели очертания острова, окаймленного рифами.

Альнор, Мина и Таль лежали в том же положении, как она их оставила, и не пошевелились в ответ на ее прикосновение. Тилье не удалось ни нащупать пульс, ни услышать их дыхание. Но они оставались теплыми, поэтому она надеялась, что жизнь не навсегда покинула их. От тревоги кусок не лез в горло. Тилья просто сидела и смотрела на приближающийся остров.

Через некоторое время она с изумлением заметила, что беспокойство постепенно уходит и ее наполняет спокойная уверенность: их цель близка и все закончится хорошо. Воздух наполняли доброта и спокойствие. Тилья ощущала их при каждом вдохе. Лица ее спящих друзей излучали умиротворение.

Плот приближался к усыпанному галькой берегу со скоростью бегущей лошади. Его подхватила высокая волна, аккуратно уложила на покатый берег и, пенясь, отступила в океан.

Тилья вытащила ложку из-под веревки и прикрепила к руке. Теперь Акстриг была спокойна, как кошка, спящая у родного очага. Прикоснувшись к плоту, девочка почувствовала, что магия из него ушла. Она надеялась, что остальные вот-вот проснутся, но этого не произошло. Повинуясь необъяснимой уверенности, что с ними ничего дурного не случится, она безбоязненно оставила своих спутников и пошла в глубь острова.

Ей пришлось карабкаться по крутым склонам, но это оказалось несложно — сами камни помогали ей, давая опору ногам.

Когда она вышла на открытую поляну, близился полдень. Перед ней стояла невысокая стена, за ней виднелся сад. Тилья двинулась вдоль стены, вскоре обнаружила калитку и вошла, аккуратно закрыв ее за собой. Стена, очевидно, защищала сад от кроликов, которых она видела по дороге.

Тилье показалось это странным. Человеку, которого они искали, вряд ли нужны заборы. Он может провести пальцем невидимую линию, и никто не пересечет ее, кроме более могущественного волшебника (не похоже, чтобы кто-нибудь из кроликов им был). Тилья поняла, что на острове не существовало вообще никакой магии, кроме магии доброты и спокойствия.

Что-то уже давно слабо шевелилось у ноги, как назойливое насекомое. Она машинально провела ладонью по юбке, стряхивая его, и нащупала в кармане подрагивающую веревочку. Это была тесемка для волос, которую завязал когда-то Веревочник.

От прикосновения к ней по руке Тильи разлилось легкое онемение. Она с изумлением смотрела на эту простую, совсем не волшебную вещь и только сейчас поняла, что с той самой ночи в пещере разбойников ни один волосок не выбился из ее прически. Тесемка проникла в самое сердце защищенного Голорота, выдержала взрыв магии при появлении Дорна, проплыла через лишенный магии океан… Только сегодня утром, когда некому было помочь ей завязать волосы, Тилья сунула ее в карман.

Каждое утро она держала эту веревочку в руках, пока Таль заплетал ей косичку, и никогда не чувствовала в ней никакой магии. Обыкновенная тесемка…

Ее размышления прервал мягкий, немного изумленный голос:

— Кто ты? Как ты сюда попала?

Тилья подняла глаза. Перед ней стоял старик. На нем было необычное для Империи одеяние: широкополая соломенная шляпа, длинный некрашеный хитон, сандалии и коричневый фартук со множеством карманов для садовых инструментов. В молодости, наверное, он был высоким, но сейчас ссутулился. Его лицо, обрамленное седой бородой, испещряли бесчисленные морщинки, но светлые глаза излучали янтарный свет молодости.

— Я ищу одного человека, — сказала Тилья.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Извините. Я Тилья Урласдотер, приплыла на плоту из Голорота.

— Одна?

— Нет, но мои друзья еще не очнулись — магия оказалась слишком сильной для них…

— Какая магия? Здесь есть только мое волшебство.

— Это произошло вчера вечером из-за Акстриг.

— Акстриг?

— Просто деревянная ложка, но…

— Она у тебя? Покажи.

Тилья завернула рукав, отвязала Акстриг и протянула ему. Тот внимательно ее рассмотрел, не беря в руки.

— Просто деревянная ложка, — изумленно сказал он. — Прошлым вечером я почувствовал, как что-то мое приближается ко мне, но не знал, что это такое. Я и сейчас не могу ее вспомнить… Кажется, в ней совсем нет магии.

— Это потому, что я ее держу.

Старик посмотрел на девочку:

— Расскажи мне об этой ложке. Откуда она?

— Из Долины, что далеко на севере. Боюсь, это долгая история. Много лет назад люди из Долины пришли в Империю в поисках сильного мага. Он выполнил их просьбу и дал им персики из своего сада. Когда они вернулись, женщина посадила косточку на ферме, где я живу. Выросло дерево. Когда его свалило ветром, из древесины стали вырезать разные вещи, в том числе вырезали и Акстриг. Мы не знали, что она волшебная, потому что в Долине нет магии.

— Да-да. Северная Долина. Потерянный край за лесом… Теперь расскажи о себе. В ложке исчезает магия, когда ты прикасаешься к ней?

— Мы встретили мага, который посоветовал мне привязать ложку к руке, чтобы кто-нибудь другой не почуял ее. Я не совсем понимаю почему, но, кажется, магия на меня не действует. Я как будто разрушаю ее. Я делаю это не специально, так получается само. Даже не знала, насколько это утомительно, пока мы не оказались в океане, где нет никакой магии.

Он глубоко вздохнул:

— Да. Утомительно. Сверх человеческих сил… Ты позволишь мне подержать ложку?

Тилья протянула руку, и Акстриг прямо-таки прыгнула к нему. Он молчал, держа ложку между ладоней и легонько касаясь ее губами. Потом старик выпрямился и отдал ее Тилье. Она сразу поняла, что магия ушла из Акстриг. Мертвая древесина, обыкновенная неодушевленная ложка. С чувством утраты Тилья бросила ее в карман.

— Я забрал свою силу из ложки. Думаю, я тот самый, кого ты ищешь. Меня зовут Фахиль.

Сердце Тильи упало. Этот слабый, неуверенный в себе старик… Как он удерживал всю мощь Империи в течение двадцати поколений, не давая ей обрушиться на Долину? Неужели они проделали этот трудный путь зря?..

— Мы надеялись, вы позволите нам найти вас, — справившись с собой, проговорила Тилья. — Не могли бы вы разбудить моих друзей? У меня не получается. Мина и Альнор хотят поговорить с вами. Я и Таль просто помогаем им.

Он покачал головой, улыбаясь, как будто прочел ее мысли:

— Пусть лучше спят. С ними ничего не случится. Здесь нет магии, кроме одной, которая защищает от всех остальных. И она очень сильна. Твои друзья не выдержат ее. Я удивлен, что на тебя она не действует. Зайди в дом и расскажи мне все, а потом подумаем, что делать. — Фахиль повел ее по зеленой тропе между рядов винограда, но вдруг остановился. — По-моему, у тебя есть что-то еще кроме ложки.

Тилья совсем забыла о тесемке. Она вытащила ее из кармана и протянула ему:

— Странствующий маг просто дал мне ее, чтобы завязывать волосы. Здесь, на острове, она как будто проснулась.

Фахиль выудил из кармана очки и, склонившись над вытянутой рукой Тильи, внимательно осмотрел веревочку.

— Я должен узнать побольше об этом маге. Как его зовут?

— Не знаю. Он велел звать его просто Веревочник.

— Время — великая веревка, — прошептал Фахиль. Он снял очки и улыбнулся. — Да, ты должна все подробно мне рассказать. Возможно, именно тебя я так долго ждал.

Он повел ее дальше через сад. Тилья с изумлением смотрела вокруг. Ей казалось, сад великого мага должен быть необычайно красивым и аккуратным. А сад Фахиля был хоть и красивым, но запущенным и вполне обычным. В Долине сплошь и рядом встречались почти такие же сады. Они прошли мимо пасущейся овечки. Фахиль мимоходом погладил ее.

— Я с трудом справляюсь с моим садом. Он слишком велик для меня.

Дом тоже оказался обычным — низкий, покрытый старой черепицей, с увитой виноградом верандой, с маленькими квадратными окошками. За домом синело море.

Зайдя внутрь, они оказались в темной и прохладной комнате. Вдоль стен стояли несколько грубых деревянных шкафов, в центре — низкий стол с двумя незажженными лампами, в углу — куча больших подушек.

— Ты, должно быть, голодна, — сказал Фахиль. — Я поем вместе с тобой.

Он достал из буфета глиняные кружки, тарелки, черный хлеб, овечий сыр, масло, мед, фрукты и кувшин воды. Сидя на одной из подушек, жуя и запивая, Тилья неторопливо рассказала все с самого начала. Фахиль не перебивал. Когда она закончила, он тяжело вздохнул:

— Ты принесла мне и те новости, которые я давно ждал, и те, которые боялся услышать. Объясню потом. А сейчас у нас много работы. Говоришь, твое присутствие не разрушает магию? Только прикосновение?

— Вроде бы да.

— Пойдем. Завязку для волос держи в руке.

Фахиль привел ее в соседнюю комнату, с видимым трудом забрался по лестнице на чердак, а Тилья за ним следом. Там было одно большое окно, выходящее на море.

— Время пришло, — произнес он. — Думаю, ты разочаровалась во мне, Тилья. Не таким ты ожидала меня увидеть. Я отказался от моей силы. Сама магия не стареет, но я смертен. Я устал носить это бренное тело. Но прежде чем уйти, я должен завершить то, что начал. Теперь время пришло. Как я сказал, ты принесла и хорошие, и дурные вести. Сейчас решается судьба будущих столетий. Если ты не тот человек, которого я ждал, все потеряно. Стой на месте и не двигайся.

Он подошел к полке, открыл маленькую серебряную шкатулку и извлек из нее кольцо. Золотой ободок в виде веревки.

Фахиль повернулся к окну. Медленно он надел кольцо на средний палец правой руки. Тилья почувствовала вокруг мощную пульсацию магии, со всех концов земли стекающейся в пыльную чердачную комнатку. Она не касалась Тильи, а медленными плавными спиралями окутывала Фахиля.

На мгновение все погрузилось в слепящую белизну.

Вспышка погасла. Чердак изменился, стал почему-то больше, пыль исчезла, все сверкало и играло яркими красками. Пространство в этих четырех стенах было вне времени.

В центре стоял человек в богатом синем одеянии с золотым воротом, усыпанном жемчужинами. В черных волосах серебрилась седина. Он стоял спиной к Тилье, воздев руки. На левой руке сверкала дюжина перстней. На правой — одно простенькое колечко, похожее на веревку. Он медленно снял его и повернулся к ней. Это был Фахиль, но словно бы лишенный возраста, застывший за пределами времени.

Он достал с полки шкатулку, положил в нее кольцо и опустил в карман.

— Сначала я позабочусь о твоих друзьях, чтобы тревога о них не отвлекала тебя. — Фахиль закрыл глаза и что-то беззвучно пробормотал. — Теперь они спят в соседней комнате. Под моей крышей с ними ничего не случится. Достань свою веревочку. Видишь в ней золотой волос? Вытащи его.

Он был искусно и незаметно вплетен между волокон. Тилья вытащила из прически шпильку, аккуратно подцепила волос и без труда вытащила его.

— Теперь дай мне веревку, а волос положи на стол. Подожди.

Круглый стол был сделан из цельного куска черного мрамора, и в нем отражался ярко расписанный потолок. Когда Фахиль склонился над столом, чернота показалась Тилье бездонной. Медленно из нее выплыло что-то бесформенное. Тилья поняла, что это карта Империи, от Голорота на юге до высоких гор на севере. И там, окруженная лесом и снежными хребтами, лежала Долина. Тилье даже показалось, что она разглядела крошечную точку на краю леса.

— Здесь я живу, — прошептала она. — Мой дом.

— Теперь положи волос куда-нибудь на карту.

Тилья аккуратно опустила его северо-восточнее Голорота. Коснувшись поверхности стола, волос свернулся в колечко.

— Странный цвет, — сказал Фахиль. — Никогда раньше такого не видел.

Волос был не просто золотым, в нем горел внутренний огонь.

— Единорог! — прошептала Тилья. — И пес, когда мы сошли с плота. Они так же сверкали. И лев в Голороте! И кот, который помог нам на стенах Талака… Думаете, осел тоже? Когда Силена пришла на постоялый двор. Она сказала, кто-то мне помог.

Фахиль кивнул. Он простер руку над картой, и Талак, который был размером с монету, стал увеличиваться, а волос передвинулся к нему и лег над дворцом в центре столицы.

Фахиль поднял его, обернул вокруг веревочки и положил в маленький кисет. Карта снова стала увеличиваться и уже показывала только дворец. Миниатюрные фигурки маршировали во внутреннем дворе, вокруг стояли зрители. Военный парад, догадалась Тилья.

— Волос указывает, что Веревочник сейчас там. Ближе рассмотреть нельзя, — тихо сказал Фахиль. — Дворец хорошо защищен. Конечно, я могу сломать магическую защиту, но слишком высокой ценой. Теперь надо подумать…

Когда он отвернулся от стола, карта исчезла. Маг стоял у окна, глядя в морскую даль. Потом он вздохнул и вернулся к столу, достал из кармана шкатулку и положил кольцо на сверкающую поверхность.

— Держи палец над кольцом, — сказал он. — Чувствуешь что-нибудь? Ближе. Еще ближе… Все еще ничего? Дотронься и отдерни руку. Ничего? Дотронься и держи палец на нем… Возьми его… Положи на ладонь и сожми пальцы…

— Теперь я что-то чувствую… Но не то, что обычно, когда я касаюсь чего-нибудь волшебного. Это похоже на гудение, когда оно становится таким глубоким, что его уже не слышишь, но чувствуешь. Как будто все вокруг вибрирует вместе с кольцом. Все, кроме меня.

— Поразительно. Когда ты держишь его, я совсем ничего не чувствую. Не знаю, как ты это делаешь. Теперь дай мне его обратно. Спасибо. Что ж, нам придется рискнуть. Я бы предпочел не использовать силу, природу которой не понимаю, но у меня нет иного выхода. Прежде чем умереть, я должен уничтожить силу Наблюдателей. Это я породил их, чтобы помочь Императору следить за хаосом безудержной магии, наводнившей Империю. Однако лекарство оказалось хуже самой болезни. Я должен разрушить то, что когда-то сотворил. Но прежде мне нужно передать кольцо новому владельцу, иначе вновь воцарится хаос. Дважды я отдавал кольцо тем, кого выбирал, но оба стали Наблюдателями, и их погубило собственное могущество. Ты рассказала мне об этом Веревочнике. Судя по твоим словам и его волосу, он обладает огромной силой. Но карта показывает, что сейчас он находится во Дворце. Это может означать только одно — его выбрали Наблюдателем, который займет место Дорна. После церемонии посвящения будет слишком поздно.

— Это плохая новость. Но вы сказали, что я принесла и хорошую.

— Нет, это совсем не такая уж плохая новость. Все складывается вполне удачно. Наблюдатели будут на церемонии, а не в своих башнях, значит, окажутся более уязвимы. И Веревочник тоже будет там, я смогу быстро передать ему кольцо и уйти. А вот плохая новость… Нет, сейчас нет времени, и если все пойдет хорошо, то это будет уже не важно. Надо немедленно отправляться в Талак. Веревочник в большой опасности. Я могу оказаться в Талаке в мгновение ока, пронести кольцо через все защиты и остаться незамеченным рядом с двадцатью Наблюдателями — у меня все еще есть на это силы. Но вот потом их может не хватить на то, что я задумал. Если мне придется схватиться с Наблюдателями, то мощь, которая их уничтожит, разрушит и меня самого. Понимаешь?

— Думаю, да. Что, если я пойду с вами и буду держать кольцо?

— Это я и хотел предложить, но здесь есть одна сложность. Я не могу перенести тебя в Талак моментально. Тебя надо везти — милю за милей, час за часом. Поэтому мне придется попросить кольцо остановить время для всего мира, кроме тебя. Вокруг тебя получится словно пузырь движущегося времени в неподвижном пространстве. Наше путешествие займет несколько часов, а солдаты во Дворце за это время даже не шелохнутся. Согласна?

От удивления Тилья могла только кивнуть. Фахиль улыбнулся:

— Хорошо. Спускайся к своим друзьям, но не пытайся разбудить их. Я должен кое-что сделать.

Тилья вернулась в комнату и посмотрела на безмятежные лица своих спутников.

В ее голове роились противоречивые мысли о Веревочнике. Все эти животные, которые помогали им… Но как же единорог?.. Он был угрожающим, враждебным, совсем не похожим на странного, но доброго мага. Доброго? Но Таль что-то говорил о веревке, которая сама запуталась в ногах у Калико…

И еще мамин сон. «Он коснулся меня рогом». Кого еще она могла иметь в виду?

Мысли Тильи были прерваны появлением в саду гигантской птицы. У нее была ярко-красная грудь и черный загнутый клюв. Она подняла огромную когтистую лапу и почесала шею, как обычная домашняя курица.

Прежде чем птица успела опустить лапу, время остановилось. Тилья видела и слышала, как это произошло. Птица застыла с поднятой лапой и выражением глуповатой сосредоточенности. Овца оцепенела, не дожевав пучок травы. Чайки замерли в воздухе, распластав крылья. В то же мгновение затихло щебетание птиц, шепот волн и шорох листьев. Тишина была такой, что Тилья слышала не только свое дыхание, но и дыхание своих спящих друзей.

Странно. Ведь для них время тоже должно было остановиться. Скрипнула половица. Тилья обернулась и увидела Фахиля, опять в образе старика.

— Готова? — спросил он. — Нам понадобится еда и питье.

Маг достал из буфета хлеб, сыр и фрукты, а Тилья уложила их в корзину.

— Почему для них время не остановилось?

— Потому что ты здесь. Как только ты выйдешь из комнаты, они перестанут дышать. Когда ты приблизишься к птице Рух, она очнется и доставит нас в Талак.

Они вышли. Поравнявшись с овцой, Тилья заметила, что та как ни в чем не бывало продолжила жевать. Птица вблизи Тильи тоже зашевелилась. Фахиль укрепил на ней что-то вроде огромного седла. Тилья помогла ему забраться, передала корзину с едой и тоже влезла на птицу. Рух расправила огромные крылья и поднялась в воздух.

Островок Фахиля остался внизу — скалы, окаймленные застывшей морской пеной. Когда маг заговорил, Тилье пришлось приблизить ухо к его губам, так громко свистел ветер.

— Мы поднимаемся. Будет холодно. Накройся пледом. И возьми шкатулку с кольцом. А теперь мне нужно поспать.

Тилья сунула шкатулку на дно корзины, закуталась в одеяло и закрыла глаза. То, что с ней происходило сейчас, было самым странным за все путешествие. Что будет, если она вдруг свалится, но не разобьется? Рух и Фахиль навсегда застынут в воздухе? А она, дыша и старея, будет жить в остановившемся на веки мире?..

Незаметно Тилья заснула, и ей приснился Вудбурн, вокруг которого бушевала снежная буря и свистел ветер.

Проснувшись, Тилья машинально посмотрела, куда передвинулось солнце, чтобы понять, долго ли она спала. Конечно, солнце осталось на прежнем месте.

Тилья достала из корзины хлеб и сыр. Фахиль тоже проснулся, и они перекусили. Потом она опять забралась под плед, устроилась поуютнее и позволила усталости и сну завладеть ею.

Проснулась Тилья только от слабого толчка, когда птица приземлилась. Девочка огляделась вокруг. Перед ними возвышались ворота Талака.

Глава 12. Дворец

Фахиль тоже выспался в пути. Он выглядел отдохнувшим. Маг достал из кармана горсть чего-то похожего на рубины и скормил Рух. Птица склевала их с ладони, села и уснула.

— Достань шкатулку и держи ее в руке. Хорошо. Пойдем, — сказал Фахиль.

Они двинулись между людьми, идущими в город. При их приближении люди оживали, делали несколько шагов и замирали снова.

Не доходя толпы, скопившейся у ворот, Фахиль остановился и сказал:

— Мы не можем вот так пройти по городу. Слишком много людей. Вот что мы сделаем. Открой шкатулку и держи передо мной. Как только я прикоснусь к кольцу, возьми меня за руку.

Шкатулка казалась бездонной. В бархатной бесконечной черноте плавало кольцо. Фахиль осторожно вытянул руку и коснулся его кончиком пальца. Тело мага содрогнулось и замерло. Тилья испугалась, оставшись совсем одна в неподвижном мире. Поскорее она схватила мага за руку.

— Когда-то для меня не составляло труда побороть мощь кольца, — сказал Фахиль, — а теперь мне нужно копить силы. Отныне только ты и то, к чему ты прикасаешься, живет во времени. Заклинание действует одни сутки. Когда я скажу, достань кольцо и сожми в ладони. А теперь надо найти Веревочника.

Медленно они пошли вперед, Фахиль опирался на плечо Тильи, касаясь пальцами ее голой шеи. Проходя через ворота, Тилья снова почувствовала силу, защищающую город. Только сейчас это было не онемение, а какой-то звенящий зуд, распространяющийся от кольца. «Нет!» — приказала она ему.

— Молодец, — пробормотал Фахиль, когда они прошли ворота.

Тилья беспокоилась, как ей удастся пройти в такой густой толпе, никого не касаясь. К счастью, в тот момент, когда время остановилось, по улице как раз ехал высокопоставленный вельможа и слуги уже расчистили ему путь. Его прекрасная норовистая лошадь, испуганная толпой, застыла в такой неестественной позе, что Тилье захотелось коснуться ее и посмотреть, что будет. Вдруг девочка с изумлением поняла, что испытывает совершенно новое для себя чувство — чувство безграничной власти. Все эти люди, и даже сам Император, в ее руках. Эта мысль была странной и пугающей. Если у тебя есть власть, то хочется ею воспользоваться. Значит, вот что чувствуют великие маги. Вот почему они так хотели завладеть Акстриг.

Тилья и Фахиль шли очень медленно, магу часто нужна была передышка. Каждый раз, глядя на него, Тилья с тревогой замечала, что его лицо становится серым, а дыхание сбивчивым.

— Я должен справиться, — с трудом произнес он. — Это последняя возможность.

— А нельзя было попросить птицу принести нас прямо во дворец?

— Она сама волшебная. Когда ты остановишь действие кольца, вокруг меня и без нее будет слишком много магии.

Наконец впереди показалось огромное здание дворца из бело-розового мрамора, испещренного барельефами с изображением военных побед забытых Императоров. Шпили и башни, террасы и балконы — работа нескольких поколений мастеров, обязанных угодить правителям, чьи причуды, пришедшие им в голову за ужином, должны были быть воплощены к завтраку.

Они подошли к богатым палатам с окнами, выходившими на площадь и дворец. Вход заграждал высокий солдат с воинственно торчащими усами.

— Возьми его за руку, — сказал Фахиль.

Очнувшись, солдат посмотрел на них с удивлением и злобой, но, встретив взгляд Фахиля и повинуясь его чарам, отступил.

— Теперь отпусти.

Тилья убрала руку, и солдат окаменел. В передних покоях они увидели еще трех солдат, играющих в кости. Один из них как раз бросил кубики, и они еще не успели упасть. Тилью так и подмывало вмешаться — взять их в руки и положить на стол тремя шестерками вверх. Вот бы игроки удивились!

Когда снова понадобился отдых и они остановились, Тилья спросила:

— А что было бы, измени я положение игральных костей?

— Кто знает. Может быть, ничего. А может, изменился бы весь мир. Допустим, от твоего вмешательства один солдат проиграл бы. Ему нечем заплатить. Он крадет деньги, но его ловят. Он теряет расположение Императора, не становится правителем какого-нибудь края и не разоряет его. Правителем назначают другого, и он справляется очень хорошо. Значит, твое вмешательство облегчило жизнь сотням жителей этого края. А может быть, все было бы совсем по-другому. Я говорил, время — это великая веревка. Нося кольцо, я стоял по ту сторону времени и видел, как причудливо переплетаются его волокна, далеко за пределами того момента, где мы находимся.

Они поднялись по винтовой лестнице в небольшую горницу, где несколько роскошно одетых дам неподвижно наблюдали военный парад через зарешеченное окно. Тилья с любопытством разглядывала солдат — шлемы с пиками поверх головных платков, блистающее оружие, знамена и стяги. Но в них было что-то странное… Молодые безбородые лица, невысокий рост… Мозг Тильи пронзила страшная догадка.

— Это женщины! — воскликнула она. — Целое войско женщин! Они могут пройти через лес и захватить Долину!

— Да, — тихо ответил Фахиль, его мысли были заняты другим.

— Вы можете как-то помешать им?

— Позже. Теперь посмотри вон туда. Справа от ворот.

Тилья устремила взор на большую открытую террасу, откуда почетные гости наблюдали парад. На них были невероятные одеяния. Кто-то поражал невообразимой прической с яркими перьями, кто-то усыпанными драгоценными камнями полумасками, кто-то мехом диковинных зверей.

В центре сидели люди очень странного вида. Люди ли это? У одной женщины было шесть рук. Другое существо не имело лица — только белая гладкая поверхность. Тилья догадалась, кто это, прежде чем Фахиль заговорил.

— Пятнадцать Наблюдателей, — сказал он. — Еще четыре в своих башнях. После парада Император изберет нового Наблюдателя. Ты где-нибудь видишь Веревочника?

— Я… я хотела спросить вас… — запинаясь, сказала Тилья. — Если он был единорогом, то, значит, он чуть не убил маму!

Фахиль кивнул:

— Все мы ошибаемся. Чем больше власть, тем страшнее ошибки. Сейчас нет времени объяснять. Поверь мне, он сделал это по неведению. Но если Веревочник получит власть Наблюдателя, то будет потерян навсегда. Некоторые из тех, кого ты видишь, были когда-то честными, достойными магами. Дорн учился у меня.

Он замолчал. Тилья поняла, что даже сейчас Фахиль дает ей возможность отказаться помогать ему. Эта ответственность выбора и помогла ей решиться. Она кивнула и отвернулась к окну.

— Не разглядывай их. Они могут тебя почувствовать. Ищи Веревочника.

— Вон он. Выходит через дверь на террасу.

— Хорошо, — сказал Фахиль. — Теперь я расскажу тебе, что собираюсь сделать. Мы должны помешать Веревочнику стать Наблюдателем и, если все пойдет хорошо, разрушить всю их власть. Потом, возможно, я смогу помочь твоей Долине.

Эти женщины здесь не по своей воле. Их насильно забрали из семей, чтобы они покорили Долину. И не только для этого. Император питает слабость к женщинам в военной форме и часто проводит подобные парады, чтобы выбрать себе очередную наложницу. Женщины боятся и ненавидят его. Они мечтают вернуться домой, но наказание за их непослушание и бегство неописуемо жестоко. Я хочу использовать их ненависть в своих целях, но не решаюсь тратить слишком много сил. Все, что я сделаю, может разбудить Наблюдателей, и мне придется удерживать их.

Итак, сейчас ты достанешь кольцо и сожмешь в ладони. Время двинется дальше. И тут я применю совсем чуть-чуть магии — маленькое приворотное заклинание. Когда оно возымеет свое действие, я пробужу злость в сердцах женщин. То, что произойдет потом, должно отвлечь внимание Наблюдателей на террасе, а все оставшиеся силы я потрачу на удержание четырех других Наблюдателей в башнях. Затем я сделаю то, что должен, — скажу тебе положить кольцо в шкатулку, время остановится, и мы уйдем. Если не проиграем…

«Проиграть?.. Сейчас, когда решается судьба будущих столетий?» Тилья похолодела. Но ее укрепила другая мысль, будничная, однако не менее важная для нее, чем судьба мира.

«Я обещала папе вернуться в Вудбурн».

Тилья достала кольцо, положила на ладонь, сжала пальцы и сразу же почувствовала гул и вибрацию, пронизывающую весь мир, кроме нее. Солдаты пришли в движение. Грянули трубы и барабаны. Рабы вынесли на плечах трон.

Тилья вгляделась в человека на троне. Он гордо держал на голове маленькую корону с тремя золотыми перьями. Лицо его было мясистым, бледным, как поганка, с вздернутым носом, толстыми голубоватыми губами и жидкой бородкой.

Император. За всю свою жизнь Тилья не видела человека с выражением такой скуки на лице. Он имел все, но ничто не доставляло ему удовольствия.

«И этот человек хочет владеть Долиной, — подумала Тилья. — Ни за что!»

Веревочник вышел на террасу и продвигался за спинами Наблюдателей. Он остановился немного в стороне и смотрел на парад. Маг не изменился — та же угловатость и неловкость движений, тот же нелепый вид.

Фахиль, должно быть, тоже рассматривал Веревочника.

— Нет, он еще не потерян… Еще не поздно… — пробормотал Фахиль.

Тилья увидела, как процессия с троном остановилась, Император подозвал к себе кого-то из челяди, и тот, выслушав приказ, направился к одной из женщин-солдат. Он взял ее за руку и повел к трону. Она шла неохотно.

— Готовься, — сказал Фахиль.

Тилья держала кольцо, зажатое в кулаке, над раскрытой шкатулкой.

Фахиль хлопнул в ладоши. Звук напоминал удар грома. Женщина вздрогнула и остановилась. Потом она повернулась к подругам и что-то им крикнула. В тот же миг их ряды смешались и они бросились на Императора, как рой пчел, защищающих свою королеву. В воздухе блеснули секиры. Стражники Императора отступили под натиском воительниц.

Казалось, даже Наблюдатели удивились. Придворные в ужасе бросились прочь с террасы.

Вдруг все содрогнулось и изменилось. Тилья не верила своим глазам. Весь мир будто сошел с ума и начал нарушать законы физики. Башни Наблюдателей согнулись в дугу. Стены дворца, уходящие вдаль, казались выше, чем стоящие вблизи. И люди — чем дальше они отходили, тем больше становились. Небо было слишком низко — ниже, чем башни. Оно становилось все ближе, вдруг сомкнулось и поглотило собой Наблюдателей.

Все это произошло в одно мгновение или, может быть, в другом измерении времени.

Тилья услышала шепот Фахиля. Он принял свой, магический облик. Его лицо побледнело от напряжения. Тилья поняла, что для этого мига Фахиль и берег силы. Когда все кончится, у него ничего не останется.

Тилья посмотрела в окно. Мир вернулся в свою обычную форму, только Наблюдателей в нем больше не было. Посреди пустой площади лежали носилки с троном, рядом — бесформенная туша. Император. Он был мертв.

Тилья с трудом осознала это. Она вспомнила слова Лананет: «Мы живем и умираем по его воле». Теперь он сам умер, и не по собственному желанию, а по воле Фахиля. И при помощи ее самой, Тильи. Даже если бы она знала, что так случится, то все равно пошла бы на это. Ради Долины.

Зрители, вопя от ужаса, спасались бегством. Женщины с воинственными криками прорывались ко дворцу.

Внимание Тильи привлек островок спокойствия в хаотичном обезумевшем мире. Это был Веревочник. Небо не поглотило его. Он не пытался скрыться. Вместо этого маг стоял у стены, с нескрываемым любопытством наблюдая за происходящим.

Вдруг раздался оглушительный грохот, словно в одночасье рухнул весь мир. Тилью качнуло, она едва успела опереться о стену.

Когда девочка посмотрела в окно, небо было на своем обычном месте. Из клубов белой пыли показались очертания двадцати разрушенных башен. Вокруг громоздились развалины дворца. Веревочник с любопытством озирался, словно ожидал, не произойдет ли еще что-нибудь интересное.

— Все кончено, — сказал Фахиль. — С твоей помощью я одолел Наблюдателей.

— Они мертвы?

— Не все. Некоторым удалось ускользнуть, но они больше не Наблюдатели, и у них нет больше могущества. Теперь мы можем отдать кольцо Веревочнику и уйти. Я скажу ему, что ты здесь.

Тилья увидела, что Веревочник смотрит на покои, где они находятся. Он приветливо помахал им рукой, но вдруг замер, пристально вглядываясь куда-то в даль. Быстрым движением маг потянул за конец своего тюрбана и размотал его, освободив буйную копну волос.

Огненная грива доставала до земли, полностью скрывая его. Он тряхнул головой, и волосы превратились в пламенеющий шар, который начал расти и постепенно принял форму гигантского льва. Он снова посмотрел вдаль и одним прыжком скрылся из виду.

Тилья хотела спросить Фахиля, почему же он не остановил его, но увидела, что маг с тихим стоном опирается о стену и вот-вот упадет. В этот момент вдруг сделалось темно, как ночью.

Тилья разжала кулак, и кольцо упало в шкатулку.

Все остановилось. Было по-прежнему темно. Она подхватила под руки Фахиля и уложила его на пол. Он не шевелился.

Тилья не знала, что делать дальше. Ей пришло в голову снять с него все перстни и положить в кисет у него на поясе. Когда она сняла последнее, маг превратился в усталого, измученного старика, но не очнулся.

«Нет, мы не можем проиграть. Я обещала вернуться в Вудбурн».

Рух доставит их на остров. Но как донести Фахиля до птицы? Вот если бы найти лошадь… Или сильного мужчину… Может, один из тех солдат?

Тилья осторожно взяла кошелек, привязанный к поясу одной из дам, вытащила из него три золотые монеты и спустилась в зал, где солдаты играли в кости. Напуганные грохотом рухнувшего дворца, они вскочили и бросились к выходу, но в этот момент время остановилось. Тилья взяла за руку одного из них. Он продолжил свой бег — девочка едва удержала его. Солдат остановился и обвел глазами комнату.

— Что… что… — От ужаса он не мог продолжать.

— Все хорошо, — сказала Тилья. — Смотрите. Она показала ему монеты. Он смотрел то на нее, то на золотые кружки, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Понимаете, это магия. Все остановилось. Могу двигаться только я и тот, кого я касаюсь.

Солдат продолжал бессмысленно пялиться то на нее, то на деньги.

— Впрочем, не важно. Мне нужна ваша помощь. Я дам вам три золотых, если вы вынесете одного старика из Талака. Он не тяжелый. Никто ничего не узнает. К тому же Император умер и теперь все по-другому. Держите для начала одну монету.

Она сунула ее ему в руку и потянула за собой в горницу. Ее снова пронзило чувство своей безграничной власти. Сейчас она могла бы украсть любую драгоценность у придворных дам и никто бы ничего не узнал. Идея была опасной. Опасность не исходила извне, а таилась внутри самой Тильи. Если бы она это сделала, то стала бы другой. Теперь она поняла, почему было так важно не дать Веревочнику стать Наблюдателем.

Наверху Тилья и солдат столкнулись с непредвиденной трудностью: он не мог поднять даже край одежды Фахиля — маг словно вмерз в застывшее время и пространство. Пришлось Тилье держать одной рукой солдата, а другой Фахиля. Когда воин взвалил старика на плечи, Тилья могла касаться их обоих одной рукой.

Они спустились по лестнице на улицу. Все заливал яркий солнечный свет, и лишь над покоями, откуда они вышли, сгустилась тьма, будто там вдруг наступила ночь. Какая бы сильная магия ни породила этот мрак, он покорился могуществу кольца и остановился во времени.

Но надолго ли? Тилья торопила солдата. Всю дорогу он ошалело озирался и что-то бессвязно бормотал. За городскими воротами, где Фахиль сделал так, чтобы двигалось только то, к чему Тилья прикасалась, действие кольца изменилось. Вокруг нее снова, как вначале, образовался круг движущегося времени. Теперь она могла отпустить солдата и Фахиля. Когда Тилья подошла к Рух, та очнулась и захлопала гигантскими крыльями.

Солдат вытаращил глаза и громко выругался.

— Не бойтесь, — сказала Тилья. — Положите старика ей на спину. Теперь я даю вам еще две монеты. Сейчас мы улетим, и вы заснете. А когда опять проснетесь, то поймете, что все это не было сном — деньги останутся у вас.

Тилья оставила солдата стоять с открытым ртом и монетами в руке, взобралась на Рух, укрыла одеялом Фахиля и закуталась сама. Птица взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Прежде чем Талак скрылся из виду, Тилья уже спала.

Глава 13. Последний путь

Тилья проснулась, когда Рух приземлилась на острове Фахиля. Маг все еще спал, но его дыхание стало спокойнее и глубже.

Сила Наблюдателей была сломлена, но оставался неведомый враг, который наслал тьму на покои, где прятались Тилья и Фахиль. Сделал ли это один из спасшихся Наблюдателей? Или кто-то другой? Тилья не знала, кто это, но в одном была уверена — враг не сдастся. Как только кольцо перестанет действовать, он примчится на остров.

С большим трудом Тилья перенесла Фахиля в дом. Мина, Альнор и Таль мирно спали. Только сейчас девочка поняла, как сильно проголодалась. Она достала из буфета краюху свежего хлеба, фрукты и воду и поела, глядя в окно на замершие волны. Вдруг они продолжили свой бег к берегу. Зашевелились ветки в саду. Мир наполнился звуками. Волшебное действие кольца закончилось.

Фахиль открыл глаза:

— Тилья?..

— Я здесь. Рух принесла нас домой. Кольцо у меня.

— Молодец.

— Сейчас Рух сидит у дверей. По-моему, она нас охраняет. Темнота, которая накрыла покои… Что это было?

— Помнишь, я сказал, что ты принесла и хорошую весть, и плохую?

— Да. Но я не знаю, какая плохая.

— Ты описывала то, что произошло на городской стене в Талаке. Кроме Силены, Дорна и Веревочника в образе кота, там был еще один маг. Очень могущественный. Это он появился, окутанный мраком, когда мы с тобой были в Талаке. Он приходил за кольцом, и попытается еще раз. Мне его не остановить. Может быть, тебе это удастся, я не знаю. У меня есть могущественные друзья, которые защитят нас. К ночи нам всем надо отсюда уйти. Сейчас я немного отдохну и поем. Потом нас ждет работа.

— Можно разбудить моих друзей?

— Пока нет. Теперь пойди наверх, положи шкатулку с кольцом на полку и возьми серебряную коробочку, которая стоит рядом. Достань из нее драгоценный камень и отдай Рух с моим благословением и благодарностью.

Драгоценность в серебряной коробочке оказалась большим яйцевидным рубином. Он был теплым, и внутри что-то пульсировало. Дома, в Вудбурне, Тилья часто ощущала в ладонях это живое тепло… Она сразу поняла, что держит яйцо.

Тилья побежала к Рух, положила яйцо у ее желтых когтистых лап и стала ждать. Яйцо начало расти, расти и вдруг раскололось. На свет показался смешной птенец на тонких ножках, покрытый взъерошенными золотыми перышками. Он пищал, как обычный цыпленок в Вудбурне.

Рух осторожно положила птенца себе на спину и устремила вопросительный взгляд на Тилью.

— Фахиль передает тебе благодарность и свое благословение. Ты можешь лететь. И я тоже хочу сказать тебе спасибо.

Птица забавно склонила голову. Тилья почесала ее под клювом, но тут же отдернула руку. Она же лишит Рух ее магии!

Однако ничего не произошло. Тилья почувствовала, как волшебство протекает через нее, заставляя ее тело онеметь. Должно быть, у Рух какая-то другая магия… Надо спросить у Фахиля.

Птица сделала несколько шагов и взлетела. На землю, кружась, упали два золотых пера. Тилья подняла их и пошла в дом.

Фахиль сидел за столом и медленно ел, запивая белый хлеб апельсиновым соком.

— Да, ты права, — ответил он, когда Тилья спросила его о Рух. — Волшебство бывает разным. Почти вся человеческая магия — рукотворная, как, скажем, глиняный горшок или деревянный стул. Глина еще не горшок, а дерево не стул, пока человек не создаст их. В воздухе витает свободная магия, колдун собирает ее и делает, что ему нужно. У тебя, похоже, есть дар разрушать рукотворную магию, возвращать ее в природное состояние. Как если бы от твоего прикосновения стул превращался в дерево. Рух волшебная от природы. Если ты положишь руку на дерево, оно не изменится.

— Но вы заставили Рух повиноваться вам.

— Нет, я попросил. Она была у меня в долгу. Многие маги отдали бы все на свете за яйцо Рух. Но и маги тоже бывают разные. Когда-то я был колдуном, создающим рукотворную магию, потом научился использовать и природную. А вот кольцо имеет двоякую сущность — поэтому оно такое могущественное.

— Когда я держала его в руке, я как бы перекрывала рукотворную магию, но его природное волшебство оставалось в нем, поэтому я чувствовала этот гул и дрожание.

— Это ощущение природной магии хорошо мне знакомо… — Он посмотрел на нее с невыразимой грустью и тяжело вздохнул. — Мы с тобой стоим на противоположных краях этого чудесного мира. Я у конца жизни, а ты — у начала… Как жаль… У кольца я научился использовать природную магию, подружился с ее носителями, и они одарили меня новыми возможностями. Поэтому Рух сама отдала мне на хранение яйцо.

— У меня осталась пара ее перьев.

— Хорошенько спрячь их, привяжи к руке. У них есть сила и свое предназначение.

— Этот остров делает таким мирным природная магия? Поэтому я ее чувствую?

— Да, это свойство самого острова. Магия была здесь до меня и останется после моего ухода. Я жил здесь не потому, что я маг, а потому, что дружил с этим островом.

— А единороги тоже волшебные от природы?

— Да. Это-то и убедило меня, что надо спасать Веревочника. Превратиться в животное не очень сложно. Но сделаться волшебным зверем, например единорогом, требует огромной колдовской силы и невероятно опасно. Даже когда я был в силе, то пошел бы на это только в крайнем случае. А Веревочник рискнул, хотя осознавал опасность. Именно поэтому я думаю, что он обладает огромной, еще не испорченной природной силой. Я хотел отдать ему кольцо, но мне не удалось. Теперь мне остается только одно — просить об этом тебя.

— Я… Я не уверена, что он мне друг… — не сразу ответила Тилья. — Он ведь чуть не убил мою маму, когда был единорогом.

— Да, в этом-то и таится опасность. Когда превращаешься в волшебное животное, то перенимаешь слишком много его внутренних свойств и не всегда можешь управлять ими. У единорога нет человеческих чувств и мыслей. И потом, ведь когда твоя мама опять пошла в лес, он ее не тронул.

— Мне надо посоветоваться с друзьями, когда они проснутся.

Фахиль покачал головой:

— Боюсь, этого делать нельзя. То, что ты им расскажешь… Знание останется в них незащищенным. Пока эта маленькая шкатулка с кольцом касается твоей кожи и ты одна знаешь об этом — и кольцо, и знание под защитой. Но если твоим друзьям станет это известно, то маг, который ищет кольцо, почувствует их. Кажется, я догадываюсь, кто он. Как и я когда-то, он пытался завладеть кольцом, которое хранила Асарта. Он гораздо старше меня, и я думал, он давно умер… Тилья, поверь мне, он ни в коем случае не должен заполучить кольцо! С ним он будет жить вечно.

— Но ведь если я отправлюсь искать Веревочника, мне придется это как-то объяснить друзьям.

— Мы дадим им другой повод искать его. Он принял образ льва и исчез, когда понял, что враг слишком силен для него. Но теперь Веревочник знает о кольце и о том, что оно у тебя. Он следовал за вами всю дорогу, теперь ему нужно просто поджидать вас где-то на обратном пути. Будем надеяться, он так и сделает. Ни на что другое у меня уже нет ни времени, ни сил.

— А если он не найдет нас?

Фахиль достал из кармана кисет, в котором лежали тесемка и волос Веревочника.

— Тогда, боюсь, тебе придется позвать его. Сейчас возьми волос, обмотай его вокруг перьев Рух и привяжи к руке. Когда придет время, просто положи волос на ровную поверхность и поставь рядом шкатулку с кольцом — всего на мгновение. Вот и все. Веревочник обязан прийти. Но сделай это только в самом крайнем случае, потому что враг тоже почувствует магию кольца. Пока, я думаю, тебе нечего бояться — ему и в голову не придет, что я не забрал кольцо с собой. А теперь нам предстоит большая работа. Сначала сходи-ка в сад и принеси мне гроздь винограда.

Тилья вышла в сад. Голова гудела от противоречивых мыслей. К своему удивлению, она не чувствовала страха. Должно быть, это воздействие острова, страх придет позже. Перед ее внутренним взором встало видение — земной шар, расколотый на две половины и лежащий на разных чашах весов. Мир находится в шатком равновесии, но под каждой чашей стоит маг и пытается склонить ее в свою сторону. Один из них — Веревочник в своем огромном тюрбане. Другой — сгусток темноты, враг. В центре весов Тилья рассмотрела малюсенького муравья. Он начал медленно ползти к чаше Веревочника. Когда муравей доползет, то его маленький вес нарушит равновесие в пользу светлого мага. Если только черный маг не схватит муравьишку и не кинет в свою чашу, и тогда весь мир погрузится во тьму…

Тилья поняла, что муравьем была она сама.

Видение рассеялось. Тилья срезала гроздь винограда и отнесла Фахилю. Тот протянул ей зеленый кошель:

— Отдай его кому-нибудь из твоих друзей. Это просто удобная игрушка. Откроешь — найдешь две золотые монеты. Возьми одну, закрой, и на следующий день в нем опять две монеты. Но если достанешь обе сразу, то это будет просто пустой кошелек. Теперь помоги мне подняться на чердак. Виноград ты протянешь мне, но сама наверх не входи. Потом возьми две корзины. В одну собери розы из сада, а в другую — любых фруктов вам на обратный путь. Когда услышишь колокольчик, войди в дом и побудь со своими, чтобы ничего не повредило им. Еще одну корзину наполни едой из буфета. Когда твои друзья проснутся, вы с мальчиком поднимитесь и найдете меня.

— И еще… Понимаете, мы ведь пришли, чтобы попросить вас спасти Долину… Я поняла, это и будет поводом искать Веревочника!

— Конечно, — улыбнулся он.

Едва Тилья успела наполнить корзины розами и фруктами, как услышала звук колокольчика. Она нашла своих друзей в тех же позах. Они по-прежнему крепко спали.

Когда Тилья положила в корзину хлеб, сыр, масло и мед из буфета, в комнате стемнело, как перед грозой. За окном сверкали сиреневые искры. Сверху раздался громкий и уверенный голос Фахиля. Он звал кого-то по именам и приветствовал. Ему отвечали голоса, принадлежащие не людям или животным, а духам лесов, гор, морей, звезд… Когда все эти духи собрались в комнате наверху, мгла за окном рассеялась.

Фахиль возвращал своим друзьям ту силу, которую они одолжили ему. Тилья почувствовала, что они пришли не только чтобы попрощаться с магом, но и чтобы поприветствовать ее тоже. Странный дар, которым обладала Тилья, скрывал ее от них, но теперь они радовались, найдя ее. Тилья знала, что когда-нибудь тоже научится дружить с ними. В первый раз она ощутила, что ей не нужно противостоять магии, потому что она составляет с ней одно целое.

Когда духи покинули дом Фахиля, солнце уже садилось, пронзая последними золотыми лучами вечерний сумрак.

— Тилья, ты здесь?

— Мина!..

Старуха поднялась на локте и изумленно оглядела комнату:

— Где это мы?

— У Фахиля, на острове.

— Поосторожнее с этим именем! — предостерегающе крикнул Альнор.

— Это уже не важно. Он сказал, что для вас безопаснее немного поспать, пока здесь слишком много магии. Теперь она уже ушла.

— Ушла! Надеюсь, ты сказала ему, зачем мы искали его.

— Да, но… Он хочет, чтобы мы с Талем помогли ему спуститься. Потом мы отправимся в обратный путь. Таль, ты проснулся?

— Вроде бы… Мы были на плоту, а потом… Я говорил со снежным драконом. Он рассказал мне много разного… Это не похоже на сон.

— Я тоже говорил с ним, — сказал Альнор. — И своими слепыми глазами я видел его.

— А я узнала, что, оказывается, есть королева единорогов! — воскликнула Мина. — Может, когда-нибудь я расскажу об этом.

— Фахиль сказал, что мы должны покинуть остров до наступления ночи, а солнце уже садится. Таль, ты готов?

Фахиль неподвижно лежал лицом вниз на полу в пустой комнате. Тилья осторожно перевернула его на спину. Он почти ничего не весил.

— Помогите мне сойти вниз, — едва слышно прошептал маг. — Потом забери все с полки.

Они помогли ему спуститься и устроили внизу на подушках. Тилья опять поднялась наверх и нашла на полке маленькую черную шкатулку и гроздь винограда. Шкатулку Фахиль обвязал веревкой, чтобы ее можно было носить на шее, пряча под кофтой. Взяв виноград, Тилья спустилась в комнату.

— Все кончено, — слабо сказал Фахиль. — Пора уходить. Помогите мне спуститься к морю. Там я расскажу вам, как вернуться в Долину.

Опираясь на Таля и Тилью, он привел их на северный берег острова. Мина и Альнор шли следом. Плот ждал их на золотистом песке. Рядом на волнах покачивалась лодка в виде большой раковины.

— Слушайте меня внимательно, — сказал Фахиль, садясь на песок. — Я отдал все свои силы тем, у кого когда-то взял их. Я не смогу защитить вас. Но у меня все еще есть друзья, которые помогут мне проделать последний путь, как все смертные в Империи, как мои предки. Другие доставят вас к южному берегу Империи. Когда завтра утром вы будете на месте, пусть Мина и Альнор съедят виноград, по одной ягодке, по очереди передавая друг другу гроздь. Черенок сохраните и, когда вернетесь в Долину, сожгите, чтобы разрушить волшебство, которое сделает для вас виноград. Это важно. Забудете сжечь черенок, и все ваше путешествие будет напрасно. А сейчас пора. Вы поможете мне подняться?

— Это все? — с сомнением сказала Мина. — Я вижу, как вы устали, но… Разве нам больше ничего не надо делать? Мы год за годом засевали поле ячменем и пели кедрам и снегу… Я испекла вам хлеб, а Альнор принес воду из своего ручья…

— Ах да! — улыбаясь, пробормотал Фахиль, словно совсем забыл об этом. — Дайте их мне. — Он отломил немного хлеба и глотнул воды из фляги. — Прекрасный хлеб, чистая вода. Я благословляю их, но это все, что я могу сделать. На обратном пути вы встретите кого-то, кто возобновит волшебство Асарты. Точнее, он сам вас найдет.

Его голос все слабел. Маг в изнеможении закрыл глаза. Тилья поняла, что с этого момента начинается самое неприятное — ей придется лгать своим друзьям. Раньше они полностью доверяли друг другу.

— А теперь помогите мне подняться на плот… — прошептал Фахиль.

— Разве вы не поплывете на лодке? — спросила Мина.

— Она для вас. Касание Тильи не подействует на нее. А я отправляюсь путем всех смертных. — Затем Фахиль обратился к открытому морю: — Друзья мои, мы почти готовы.

Солнце уже коснулось горизонта и проложило в море широкую золотую дорогу. Тилья и Таль уложили Фахиля на плот.

— Мои розы, — прошептал он.

Все четверо зашли по колено в воду и разложили вокруг него душистые цветы. Он улыбнулся и закрыл глаза. Тилье показалось, он хочет что-то ей сказать. Она нагнулась к самым его губам.

— Тайное имя Веревочника… Я сломал его внутреннюю защиту и узнал… Рамдатта…

ЧАСТЬ III РАМДАТТА

Глава 14. Гроздь винограда

Плот Фахиля казался черной точкой, плывущей к закату. Последний луч солнца скрылся за горизонтом, наступила ночь. Высыпали бесчисленные звезды. Путники долго молчали, пока невидимая сила гнала их лодку к берегу Империи.

— Ну вот мы и отправляемся домой, — наконец произнес Альнор.

— И где-то в пути мы встретим мага, который скажет, как спасти Долину. Не очень-то это обнадеживает, — фыркнула Мина.

— Тилья должна рассказать нам, что было, пока мы спали, — потребовал Таль.

— Лично я умираю с голоду, — сказала Мина. — Рассказывай, а я пока поем.

Тилья неохотно поведала обо всем, что произошло, умалчивая лишь о кольце. Когда она закончила, луна уже прошла половину своего небесного пути. Они легли спать, все еще полные мирного спокойствия, которое излучал остров.

Когда они проснулись, остров остался далеко позади. Перед ними вставала черная громада Империи. Альнор проснулся не в духе, сидел угрюмо ссутулившись, но не говорил, что его тревожит. Таль, напротив, был очень оживлен и всю дорогу болтал о том, что могло произойти с Империей, когда власть Наблюдателей рухнула, а Император умер.

— Может быть, нам даже не понадобятся пропуска. Иначе — я не знаю, как быть. Альнор и Мина не смогут обойтись без них.

— Как я обойдусь без лошади, раз уж на то пошло? — буркнула Мина.

— Ну, лошадь мы можем купить. У нас ведь есть кошелек Фахиля.

Тилья слушала вполуха и молчала. Она погрузилась в себя и вспоминала тех духов, которые прилетели к Фахилю. Девочка пыталась осознать свой великий дар, — дар, который, если она будет его правильно использовать, изучать, когда-нибудь сделает ее такой же могущественной, как Фахиль. Он сказал, что есть два вида магов — те, которые используют рукотворную магию, и те, которые открыли природное волшебство. Возможно, есть еще и третий вид — она сама.

Размышляя над этим, Тилья поняла, что должна найти место, с которым свяжет этот дар, где будет его хранить, откуда будет черпать силы… Не Вудбурн, который помогал ей, когда она несла Акстриг в Талак и когда противостояла Силене. Тилья больше не могла искать защиты в Вудбурне, она чувствовала, что выросла из него, изменилась. Нужно найти другое место, принадлежащее ей одной, куда она всегда сможет мысленно возвращаться.

Девочка закрыла глаза и увидела образ столь четкий, что казалось, это место совсем рядом и ждет ее. Озеро. Спокойное, прозрачное, бездонное. Оно ничуть не походило на их озерцо, окаймленное кедрами, а располагалось высоко в горах, их белые вершины отражались в его тихой воде. С них стекали звенящие стремительные ручейки и, пенясь, обрушивались в озеро, растворяясь в его спокойных водах. Она сама была как это озеро. Ее дар заключался в том, что она поглощала необузданные, неистовые силы рукотворной магии и растворяла их в первозданном спокойствии. Пропуская через себя, Тилья разлагала их на составляющие и выдыхала обратно в воздух, подобно тому как озеро в жаркие дни отдает свою воду облакам.

Однако озеро не было просто сравнением, которое помогало осознать дар. Это было существующее на земле место и в то же время — неотъемлемая часть самой Тильи. Закрыв глаза, она видела его во всех подробностях, шла по берегу, изучала свой новый дом. Над ней проплывали облака.

Тилья поняла, что теперь все изменилось. Ее надежды, страхи, радости — вся ее жизнь. Да, она вернется домой, если сможет. Назад в Вудбурн. Но она там не останется. В Долине нет магии. Там ее дар бесполезен.

Берег Империи приближался. Когда путники ступили на песок, покрытый гниющими водорослями, лодка-раковина уменьшилась до размера обычной ракушки и скрылась под водой.

Мина тяжело опиралась на плечо внучки, постанывая при каждом шаге. За линией прилива она остановилась.

— Все, с меня хватит. Надо дать ноге отдых.

— Мы не можем оставаться здесь, — безжалостно возразил Альнор.

— Тогда вам придется меня бросить, — огрызнулась Мина.

— Хорошо, мы можем отдохнуть и съесть виноград, — сдался старик.

Они уселись на песок и начали, съедая по одной виноградинке, передавать друг другу гроздь. Тилья и Таль за компанию решили съесть по груше. Старики продолжали ворчать и переругиваться, как дети. Вдруг Таль перестал жевать и, открыв рот, уставился на них. Тилья проследила его взгляд и тоже застыла от удивления.

Снежно-белые волосы Альнора почернели. Морщины на лице разгладились. А Мина сидела подогнув колени! Ее лицо и волосы…

— Я вижу!.. — вдруг воскликнул Альнор. — Все как в тумане, но…

— Мина, как твоя нога? — спросил Таль.

— Лучше, чем я ожидала…

Мина встала и постояла на больной ноге. А потом даже попрыгала.

— Вот уж не думала, что смогу когда-нибудь так сделать! А этот Фахиль весьма заботливый старый джентльмен. Теперь я смогу дойти домой пешком!

— А я увижу дорогу, — сказал Альнор.

— И это еще не все, — заметил Таль. — Фахиль сказал, надо съесть всю гроздь. Похоже, вы будете не намного старше нас с Тильей, когда все съедите. А значит, вам будут не нужны пропуска!

Мина не донесла до рта виноградинку и задумалась.

— Может, ты будешь даже моложе, — ухмыльнулась Тилья. — И мне придется объяснять тебе, что к чему.

Дети наблюдали, как их дедушка и бабушка сбрасывают с себя груз разрушительных лет. Морщины совсем исчезли с их лиц. Волосы Мины приобрели светло-каштановый оттенок. Ее тело менялось очень быстро — от старческой сухощавости к полноте, затем к подростковой легкости. Альнор же почти не менялся, оставаясь высоким поджарым брюнетом с короткими вьющимися волосами и воинственным и гордым выражением лица.

Мина вскочила на ноги:

— Я хочу найти какую-нибудь лужу и посмотреть на мое отражение!

Неподалеку от них оказался маленький прудик. Когда Мина съела последнюю виноградинку, то оказалась круглолицей жизнерадостной девчонкой с копной каштановых волос. Она выглядела года на два старше Тильи. Альнор был немного постарше; неотразимо красивый юноша с типичными для Ортальсонов чертами лица — он сошел бы за старшего брата Таля.

Мина взглянула на свое отражение в воде, вскочила на ноги и порывисто обняла Тилью, заливаясь радостным детским смехом. Девочка отпрянула от нее.

— Что с тобой? — спросила Мина.

— Ты ничего не почувствовала? Я тоже. Я просто испугалась, что разрушу твою магию. Ты ведь теперь волшебная.

— Никакая я не волшебная, благодарю покорно! Я — это я. Знаешь, какой у меня сегодня день?

— Какой?

— Сегодня мне исполнилось четырнадцать. Смотри!

Она вытянула руку и показала небольшой ожог на запястье:

— Я обожглась вчера, помогая маме печь мой именинный пирог.

Они взяли свои сумки и корзины и стали подниматься по склону холма. В нескольких милях впереди виднелись низкие постройки — постоялый двор.

— Раз есть постоялый двор, должна быть и дорога, — сказал Таль. — Нам надо пройти мимо Голорота, чтобы тронуться в обратный путь по Главной дороге.

— Однако теперь мы все слишком молоды. А дети не должны идти одни в город Смерти, — озабоченно заметил Альнор.

— Вы с Миной можете притвориться стариками — ворчать и кряхтеть всю дорогу, — поддразнил их Таль.

— Не говори глупостей. Мы будем идти ночью.

Растущая луна освещала пустынную дорогу. Никто в Империи не путешествовал по ночам — кто знает, какие твари могут подстерегать в темноте?

— Не бойтесь, — сказала друзьям Тилья. — Если что, держитесь за меня, и с вами ничего не случится.

Она была в этом полностью уверена. Ведь у нее хранилось кольцо Фахиля — ни один маг не сможет противостоять ему. К тому же все, что Тилья пережила за последние пару дней, сделало ее гораздо сильнее. Как и Мина с Альнором, она сильно изменилась, побывав на острове.

Однако никто из них не был готов к тому, что произошло почти сразу же, как только они вышли на ночную дорогу. В неподвижном прохладном воздухе струились слабые запахи трав, влажной земли… Тилье хотелось петь при мысли о том, что она возвращается домой, в Вудбурн.

Вдруг Таль, шедший рядом, с силой ударился о нее, как будто его кто-то толкнул. Тилья с трудом устояла на ногах и схватила его за руку. Мина и Альнор барахтались в пыли на дороге. Мина отпихивала невидимого врага от груди. Альнор лежал лицом вниз и пытался встать, но что-то пригвождало его к земле.

Тилья нагнулась и протянула руку Мине.

— Держись за меня! — крикнула Тилья, становясь на колени, чтобы другой рукой дотянуться до Альнора.

Они поднялись, тяжело дыша. Все кончилось. Ночь была такой же спокойной, как раньше.

— Свободная магия, — переводя дыхание, сказал Альнор.

— Сильная, как вокруг Голорота, — добавила Мина.

— Не просто магия, в ней были какие-то существа. Понятно, почему люди не выходят по ночам, — произнес Таль.

— Власть Наблюдателей сломлена. Теперь вся магия на свободе.

— А ты ничего не почувствовала? — спросил Таль.

— Ничего, — ответила Тилья. — Даже никакого онемения. Наверное, это природная магия, которую я не ощущаю. Похоже, нам придется всю дорогу держаться за руки.

Тилье казалось странным дружить с веселой девчонкой, которая одновременно была ее бабушкой, хромой старухой со скверным характером. Когда Тилья заговорила об этом, Мина только пожала плечами:

— Я не думала об этом. Теперь я живу, как будто вспоминаю сон. Это действительно немного странно. Я помню, что когда-то у меня болела нога, что мы говорили с Фахилем… Если покопаться в памяти поглубже, я могу вспомнить, как отговаривала твоего отца покупать этого огромного глупого Дасти… Воспоминания хранятся где-то в отдельной кладовке у меня в голове. И эта кладовка захлопывает дверь у меня перед носом, если я не прилагаю усилий, чтобы выудить из нее что-нибудь. — Она звонко рассмеялась. Ее смех совсем не изменился, но теперь раздавался гораздо чаще. Мина осталась такой же острой на язык, но радость жизни настолько переполняла ее, что спутники не обижались на нее, даже когда она подшучивала над ними.

Талю пришлось гораздо сложнее с новым Альнором. Несмотря на внешнее сходство, они были такими разными. Таль отличался общительностью, пытливым умом и никогда не упускал случая поболтать со знакомыми и незнакомыми людьми. Альнор же, напротив, был замкнутым, высокомерным, обидчивым, а с незнакомцами холоден.

На следующее утро Мина и Альнор шли впереди, Тилья и Таль — за ними. Мина оживленно болтала, Альнор, смеясь, что-то отвечал. А Таль в последнее время был на редкость молчалив. Тилья услышала, как он тяжело вздохнул.

— Что случилось? — спросила она.

— Я хочу, чтобы мой дедушка вернулся, — грустно ответил он.

— Но это же потрясающе, то, что с ними произошло!

— Для них, может, и потрясающе. Ты слышала, как он разговаривает со мной? Как будто я у него на побегушках!

— Почему бы вам просто не подружиться? Вот мне Мина кажется старшей сестрой, которой у меня никогда не было. Мне это ужасно нравится.

— А мне нет. И мне бы не хотелось, чтобы он действительно был моим старшим братом. Он вел бы себя точно так же. Я согласен терпеть его, когда он — мой дед, к тому же раньше я был ему нужен, а сейчас нет. И потом, ты только посмотри на них! Чего доброго, еще влюбятся друг в друга!

— Что в этом плохого?

— Они же наши дедушка и бабушка!

Тилья рассмеялась, но, глядя на парочку, шагающую впереди, поняла, что Таль прав — они уже почти влюбились!

Через полтора дня пути от Голорота они пришли в Рамрам, маленький городок на берегу реки, разросшийся вокруг неприступной крепости. Знаменитая ярмарка на мосту была в разгаре.

— Давайте посмотрим! — предложила Мина.

— Нам ничего не нужно, — возразил Альнор.

— Ну и хорошо! Когда еще у нас будет возможность побывать в Рамраме, да еще с деньгами?

Альнор распоряжался кошельком Фахиля и каждый день доставал из него по одной монете.

«В Рамрам торговец увел Калико…» — подумала Тилья.

— Анья сживет меня со свету, если я не привезу ей что-нибудь из Империи, — сказала она.

Альнор сдался:

— Ну хорошо. Возьмите деньги. Будет быстрее, если мы разделимся.

Тилья купила сестре перламутровый гребень, а маме — черепаховый. Потом она поспешила на берег, где располагалась лошадиная ярмарка. Без труда девочка нашла торговца, заплатила ему пять дринов, и тот с видимым облегчением отдал ей Калико. Лошадь приветливо заржала, увидев хозяйку, но когда Тилья хотела потрепать ее по холке, прижала уши и отвернулась. Всепрощение не входило в число ее добродетелей.

Завидев Калико, Мина расхохоталась, а вот Альнор был просто в ярости. Он не мог сослаться на пустую трату денег (чудесный кошелек разрешал все трудности), к тому же Калико будет везти все их вещи, но решение забрать ее у торговца Тилья приняла не спросясь. Это всегда выводило Альнора из себя.

Следующим утром, когда Тилья шла рядом с Талем, тот спросил:

— Этот маг, который должен встретиться нам по дороге, — Фахиль что-нибудь тебе о нем говорил?

Тилья отрицательно покачала головой. Она ждала подобного вопроса и заранее решила, что лучше просто промолчать. Тилье казалось, что так она не совсем лжет. Ведь могла же она покачать головой в знак того, что не может ответить, — а это было правдой.

Таль с сомнением посмотрел на нее своим проницательным взглядом. Тилья почувствовала себя неловко.

— Он практически ничего о нем не сказал, как будто забыл о самом для нас главном. Но при этом позаботился о всяких мелочах — кошелек и гроздь винограда… — продолжил мальчик.

— Силы уже покидали его.

Таль снова пристально посмотрел на девочку. Пришлось отделаться полуправдой от того, кто ей доверял. Ее щеки горели от стыда. Одновременно Таль пробудил в ней тревогу — о чем еще может догадаться его пытливый ум?

«Скорей бы пришел Веревочник и забрал кольцо! — думала она. — Скорей бы все кончилось!»

Глава 15. Дорога на север

Удивительно, как медленно распространялись новости о том, что произошло в Талаке. Император был мертв, власть Наблюдателей сломлена, но чудовищный организм Империи продолжал жить, как петух с отрубленной головой. По вечерам на постоялых дворах люди жаловались, что в последнее время нет спасу от свободной магии и волшебных существ. Все понимали: творится что-то неладное.

Потом поползли противоречивые слухи. Одни говорили, что Наблюдатели убили Императора и теперь воюют друг против друга, другие — что взбунтовалось войско женщин-солдат…

— Женщины-солдаты! — воскликнул Таль. — Надеюсь, новому Императору не придет в голову эта идея!

Несмотря на перевороты, происходящие в Империи, для простых путников еще долго ничего не менялось. Они жили по старым правилам. Мина первая заметила что-то странное.

Главная дорога по-прежнему кишела путешественниками. Тилья и ее друзья шли довольно быстро — их подгоняло желание скорее попасть домой. Они часто обгоняли тех, кто решал переждать полуденный зной на обочине. Таль, как обычно, со всеми здоровался и вступал в беседу, хотя она не шла дальше замечания о том, какая стоит жара.

Они как раз приближались к семье, которая расположилась в тени у дороги, когда Мина прошептала:

— Следите за их лицами, когда Таль с ними поздоровается.

— Здравствуйте, — сказал Таль, когда они поравнялись с путниками на привале. — Ну и жарища сегодня!

Мужчина вздрогнул. Его жена подняла голову и какое-то мгновение смотрела на них с изумлением, но потом приветливо улыбнулась. Мужчина ответил:

— Не то слово!

— Видите! — сказала Мина, когда они отошли на такое расстояние, что их уже не было слышно. — Похоже, никто не замечает, как мы приближаемся. Они не видели нас, пока Таль не обратился к ним. Помните, Асарта сделала так, что Рейель и Дирна были невидимы? Думаю, Фахиль заколдовал и нас тоже.

— Он не мог заколдовать Тилью, — возразил Таль. — Магия просто стекает с нее, как с гуся вода.

— Может быть, заклятие Фахиля действует на нее, пока она с нами. Тилья, тебе следует быть осторожной.

Через несколько дней оказалось, что Мина была права. Уже стало очевидным, что Империя пала. На одном постоялом дворе женщины, выдававшие старикам бесплатную еду, начали требовать за нее деньги. Они сказали, что вынуждены продавать пищу, потому что государство им больше не платит. В другом месте кто-то застукал стражника, который пытался что-то украсть из сумки. Когда путник пожаловался хозяину постоялого двора, тот рассмеялся ему в лицо. На следующий день, когда они подошли к тому месту, где дорога пересекала приток Великой реки, то увидели на мосту вооруженных людей, которые требовали пошлину за проезд.

В тот вечер они пришли на постоялый двор, когда уже стемнело. Как обычно, Тилья покупала корм для Калико, а остальные получали порции еды. Возвращаясь к своим, Тилья почувствовала, что кто-то идет за ней. Она обернулась.

— А ну-ка стой! — раздался мужской голос.

Тилья бросила мешок с кормом и кинулась бежать. Он догнал ее и схватил за плечо. Она закричала, но грубая рука зажала ей рот.

— У тебя есть деньги, — прохрипел он. — Быстро брось их на землю, и я отпущу тебя.

Она попыталась вырваться, но ей это не удалось.

— Отпусти ее. — Тилья узнала голос Альнора.

— Не лезь не в свое дело, парень.

— Отпусти ее.

— Ты сам нарываешься…

Он грубо оттолкнул ее, Тилья упала. Поднявшись, она увидела, что Альнор, сжав кулаки, стоит напротив грабителя, Мина и Таль чуть в стороне. Разбойник был невысоким, плотным, с толстым животом. Он не казался сильным, но в руке держал нож.

Альнор сделал движение, как будто уворачивался от ножа, но в то же время молниеносным ударом ноги выбил у грабителя оружие. Еще один четкий удар, и тот, крича от боли, уже корчился на земле. Альнор повернулся к Тилье:

— Он тебя не поранил?

— Плечо болит, — дрожащим голосом ответила она. — Спасибо тебе… Я несла корм для Калико…

— Он у меня, — сказал Таль.

Его голос звенел от волнения. Когда они все вместе шли назад, Тилья спросила:

— А ты так умеешь?

— Мой папа умер, не успев научить меня. А Альнор к тому времени был уже слишком стар…

— Ах да, ты говорил мне на Собрании.

— Теперь у тебя есть возможность научиться, — сказала Мина. — Альнор, почему бы тебе не потренировать его? Судя по тому, что творится вокруг, ему это не помешает.

— Ты права. — Альнор кивнул. — С этого дня я буду учить Таля. А ты, Тилья, больше никуда не ходи одна.

Империю охватили беспорядки. Одни постоялые дворы пустовали, на других требовали тройную плату. Повсюду сновали попрошайки и разбойники.

Грабители были не единственной опасностью. После исчезновения Наблюдателей маги, которые раньше таились, начали колдовать открыто, и не все из них творили светлое волшебство. Рассказывали о вооруженном до зубов конвое, который не нанял мага для защиты. Ночью на них напали два покрытых чешуей чудовища и, урча от удовольствия, растерзали, но не съели двух взрослых и одного ребенка.

На время путники из Долины присоединились к одному вооруженному конвою. Теперь им приходилось идти медленнее, но Главная дорога стала слишком опасным местом, несмотря на дар Тильи и заклятие Фахиля.

То, что конвой двигался медленно и оставался на постоялых дворах задолго до наступления темноты, давало Альнору и Талю возможность потренироваться в борьбе — они не успевали устать за дневной переход. Уроки проходили гораздо успешнее, чем Тилья предполагала.

— Ты заметила, теперь они стали лучше ладить друг с другом? — сказала Мина как-то вечером, когда они с Тильей наблюдали за тренировкой мальчиков. — Странно, что они не смогли просто подружиться, как мы с тобой. Похоже, отношения ученика и учителя им больше подходят. На них приятно смотреть, особенно на Альнора. Сильный и ловкий, как барс.

— Не удивительно, что ты в него влюбилась.

Тилья впервые затронула эту тему, но Мина только рассмеялась, даже не покраснев. А потом вздохнула:

— Жаль, что все это скоро закончится… Ты ведь не винишь нас, что мы вовсю наслаждаемся жизнью, пока можем?

— Конечно нет. По-моему, это здорово.

— Мы ведь должны вернуться домой, самое позднее к зиме. Как бы я хотела, чтобы волшебство Фахиля длилось вечно!

Через несколько дней начальнику конвоя пришлось засомневаться в могуществе хваленого мага, которого нанял. Они заночевали на постоялом дворе, где хозяином был услужливый веселый коротышка. В отличие от других хозяев он все суетился вокруг путешественников, расспрашивая, не нужно ли им чего-нибудь. Как и все остальные, он бы не заметил четырех путников, если бы Таль не заговорил с ним.

Тилья проснулась среди ночи и сразу же поняла отчего — такое же гнетущее напряжение она испытала, когда Силена пришла на постоялый двор искать Акстриг. Как тогда, девочка ничем себя не выдала, а лежала тихо, вслушиваясь в давящую тишину — ни храпа, ни дыхания, ни единого шороха среди сотни спящих постояльцев.

Она медленно подняла голову. Луны не было, но горели яркие звезды и несколько фонарей. Сначала Тилья не увидела ничего особенного, но потом заметила темные очертания человека, который приближался к ней. Она достала из-под одеяла руку, чтобы сразу же прикоснуться к нему, но он остановился, не доходя до нее, и посмотрел в другую сторону. Человек простер вперед руки, и из-под его пальцев потекло бледное сияние. Оно осветило лицо спящей Мины. Теперь Тилья узнала его. Это был хозяин постоялого двора. Он встал на колени, нагнулся над Миной и откинул одеяло, которым она закрывалась.

Тилья вскочила, бросилась вперед и схватила его за лодыжку. Но он услышал ее приближение. Быстрый, как дворняга в собачей драке, он обернулся и зашипел. Его лицо было черным, огромный, как хобот, складчатый нос свисал над малиновыми губами. Он ощерился и показал желтые, окровавленные, острые, как иглы, клыки. Свечение погасло. Он схватил Тилью за волосы и подтащил к себе.

Она была готова к внезапному онемению и потоку магии, хлынувшей сквозь нее. Чудовище перестало шипеть и застыло. В следующую секунду оно превратилось в обычного человека, охваченного животной яростью. Держа Тилью за волосы, он пригибал ее к земле. Она закричала от боли. Ее друзья проснулись, оттащили его от девочки и повалили на пол.

Весь постоялый двор проснулся. Стражники зажгли факелы. В их дрожащем свете они поймали еще пять подобных существ — женщину и четверых детей. Они визжали, как свиньи, по их зверским уродливым мордам скатывались черные слезы. Стражники вывели их за пределы постоялого двора и пронзили мечами.

Мнимый маг, который должен был защищать их конвой, лежал мертвый, ему перегрызли горло. Еще погибло четыре девочки и мальчик. Всю их плоть высосали чудовища, складки сморщенной кожи облегали голые кости.

Конвою пришлось идти без магической защиты до ближайшей ярмарки, где они наняли волшебницу — пухленькую женщину средних лет, которая больше походила на домохозяйку. Она сказала, что больше им все равно никого не найти, и запросила двойную плату.

Начальник конвоя потребовал доказательства ее могущества. Она пристально посмотрела на него, и в ту же секунду яростный порыв ветра подхватил его, поднял на высоту большого дерева и отпустил. Он начал падать вверх тормашками, крича от ужаса и зажмурив глаза. В последний момент невидимые руки подхватили его и поставили на ноги, целого и невредимого. На негнущихся ногах он вернулся на свое место и согласился заплатить вдвое больше обычного.

В тот вечер, когда Тилья и Таль купили себе медовые леденцы и медленно возвращались к своим, перед ними вдруг появилась волшебница. Она молча посмотрела на Тилью и слегка коснулась ее обнаженной руки. Девочка почувствовала толчок магии. А колдунья на секунду изменилась, стала высокой худой белокожей, лишенной возраста, с тяжелым неподвижным взглядом. В следующее мгновение перед ними снова стояла толстенькая домохозяйка.

— Моя подруга Зара, волшебница лорда Кзувы, рассказала мне о тебе, — произнесла она. — Значит, вам удалось то, зачем вы пришли.

— Откуда вам это известно?

— Я отвечу, если вы мне кое-что расскажете.

— Хорошо.

— До вашего появления ничто в Империи не могло разрушить власть Наблюдателей. Та сила, которую вы выпустили в Талаге, была другого рода. В ту ночь я находилась в городе. Вся моя магическая защита содрогнулась от этой огромной силы, хотя, мне кажется, ее источник находился далеко. Это так?

Тилья колебалась. Что, если колдунья спрашивала о кольце?

— Да… Думаю, да…

— Этот источник — мужчина, женщина? Что-то другое?

— Мужчина, — твердо ответила Тилья, скрывая «что-то другое» в маленькой черной шкатулке, висящей на шее.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Он умирал. Мы положили его на плот, и он ушел в последний путь, предстоящий всем смертным. Перед кончиной он хотел уничтожить Наблюдателей, потому что это именно он придумал такое «лекарство от магии».

— Тот самый чародей… — задумчиво сказала колдунья и замолчала.

— Так вот почему освободилось столько магии и всякой нечисти, — сказал Таль.

Она кивнула:

— Не всегда все было так, как сейчас. Когда-то, до появления Императоров, в мире сохранялось равновесие. Магия приходила в мир, те, кто умел, использовали ее, а остатки магии утекали на юг, в открытый океан. Но когда Императоры захватили власть, то наняли магов, чтобы контролировать волшебство. Никто не мог предвидеть, что они соберут всю свободную магию в себе. Равновесие нарушилось: теперь из мира на юг утекало меньше волшебства, чем появлялось. И конечно, Наблюдатели становились все более могущественными, но всегда в мире был другой маг, сильнее, чем они, и владеющий другим родом магии, не позволяющий им подчинить себе все. Когда этот маг старел, то передавал свое дело другому чародею. Предпоследней была Асарта, которая передала власть Фахилю. Думаю, это его вы проводили в последний путь.

Она вопросительно посмотрела на Тилью. Та кивнула. Волшебница задумалась:

— Значит, он уничтожил Наблюдателей, которых создал…

— Но вы же сказали, их нанял первый Император, — как всегда, встрял с вопросами Таль.

— Да, но именно Фахиль сделал их Наблюдателями, чтобы они следили не только за магией, но и друг за другом.

— И что же теперь происходит?

— Мир в опасности. Император не оставил наследника, и теперь Лорды и Правители сражаются за трон. Мой господин был так глуп, что тоже ввязался в это. Теперь его дом разрушен, слуги разбежались. Лорд Кзува оказался мудрее. Он вернулся в свое поместье, и моя подруга Зара вместе с ним. А я вынуждена продавать свой дар на дорогах. К тому же есть некая неведомая сила, которая отыскивает и уничтожает бывших Наблюдателей, бежавших из Талага. Я думала, это тот, кто разрушил дворец и башни, но вы говорите, он умер.

— Да, умер, — сказала Тилья, стараясь сдержать дрожь в голосе.

Она знала, кто убивает Наблюдателей. Фахиль сказал, что он пришел за кольцом и Тилья должна стараться противостоять ему… От этого зависит равновесие мира.

Волшебница смотрела на нее в упор.

— Фахиль так и не нашел себе преемника. Только не говори мне, дитя, что он выбрал тебя.

— Нет! Конечно нет. Может быть, и без преемника все обойдется.

Колдунья долго молчала.

— Будьте осторожны, — наконец произнесла она. — Если что-то случится, я всегда готова помочь вам. Желаю удачи.

Колдунья неопределенно улыбнулась, кивнула на прощание и ушла. «Она тоже боится, — подумала Тилья. — Она не просто продает свой дар на дорогах, а скрывается от Врага».

— Преемник?.. — задумчиво пробормотал Таль.

В его пытливом мозгу кусочки головоломки становились на свои места. Тилья испугалась, что он начнет задавать ей вопросы…

— Как же я хочу домой! — вздохнула она, чтобы отвлечь его. — Если здесь так опасно, как она говорит… Мы идем слишком медленно.

Ее собственные слова не давали ей уснуть в ту ночь. «Мы идем слишком медленно». Где-то в пути их должен ждать Веревочник. Но теперь Тилья знала, что Враг ищет и уничтожает всех магов. Он уже один раз видел Веревочника, когда тот превратился в гигантского льва, и теперь не успокоится, пока не убьет его. Чем быстрее они встретят Веревочника и она передаст ему кольцо, тем лучше.

Всю ночь Тилья пыталась придумать, как убедить своих друзей идти быстрее. Ей пришло в голову только одно: она сказала, что видела плохой сон о Долине.

Они не согласились.

— На дорогах с каждым днем становится все опаснее, — сказал Альнор. — Нам повезло, что мы примкнули к хорошему конвою. Стражники смелые, и волшебница знает свое дело. Будем дома к зиме. Пока не выпадет снег, я ничего не могу сделать, а Мина будет сажать ячмень вообще весной. Извини, Тилья. Нужен более веский довод, чем просто дурное предчувствие.

В тот вечер Альнор и Таль пошли послушать голос реки из Долины, вплетающей свои струи в воды Великой реки. Вернулись они далеко за полночь, встревоженные и угрюмые.

— Ну, как там дома? — спросила Мина.

— Нам удалось разобрать голос нашей реки, потому что ледник тает и она стала более полноводной, — ответил Альнор. — Где-то на ее берегу была битва. Вода долго несла тела убитых.

— Это значит, ледник растаял и проход открыт, — сказал Таль.

Глава 16. Башня лорда Кзувы

Со следующего дня они шли одни, торопясь изо всех сил. Никто не замечал их, пока они сами этого не хотели, хотя дорога становилась все оживленнее. Путники не знали, защищает ли колдовство Фахиля от всевозможных волшебных тварей, которые теперь свободно сновали по Империи, поэтому продолжали ночевать только на постоялых дворах.

Миновав Талак, раненое сердце Империи, они свернули с Главной дороги и двинулись на северо-запад к Пиримским холмам. Веревочник все не появлялся.

В последнем городке по эту сторону холмов постоялый двор стоял совсем пустой. Их встретил только хромой старик, который уже начал разводить кур в комнатах для постояльцев.

— Незачем вам идти дальше, — сказал он Мине.

— Из-за разбойников?

— Нет, они ушли южнее, там больше добычи. Но лорд Кзува, Правитель тех мест, перекрыл всю Северо-западную равнину. Не пускает никого, кроме местных жителей и тех, у кого к нему какое-нибудь дело. Не хочет, чтобы у него кто-нибудь шлялся.

— Мы там живем. Возвращаемся из Голорота.

— Тогда вы пройдете, но… Лучше предупредить вас. Моя золовка… у нее есть… дар. Она говорит, в Пиримском лесу завелась какая-то нечисть…

Каждое утро Тилья просыпалась в надежде именно сегодня увидеть тощую нелепую фигуру с огромным тюрбаном на голове. Но он не появлялся. «На Пиримских холмах, где мы впервые встретились, — говорила она себе. — Больше негде».

Они вышли на рассвете, три часа поднимались по изгибистой, каменистой тропе и наконец оказались под сводом сосен Пиримского леса. Калико никак не хотела заходить под сень деревьев. Она упиралась, ржала, грызла удила и наконец так рванулась, что Тилья, которая пыталась тащить ее за поводья, отлетела в сторону.

Вдруг она почувствовала, что Мина, Альнор и Таль мертвой хваткой вцепились в нее. Они не двигались и тяжело дышали.

— Что случилось? — спросила она.

— Мы не можем пошевелиться, если не держимся за тебя, — прохрипела Мина. — Лес ожил! Я чувствую, как он смотрит на нас.

— Мы должны пройти его до наступления ночи, — сказал Альнор. — Пусть Мина и Тилья сядут на лошадь, а мы с Талем пойдем рядом, держа Тилью за щиколотки.

Когда Тилья села на Калико, та немного успокоилась, словно чувствуя себя под ее защитой, и неохотно поплелась в лес. Но девочке было тревожно. Она чувствовала, что магия леса не рукотворная, а природная, над которой Тилья не имела власти.

Тишина, царившая в лесу, была не просто отсутствием звуков. Она казалась густой, давящей, удушающей. Спускался плотный туман, заливающий всю долину до верхушек деревьев. Лес сопротивлялся вторжению чужаков.

И все-таки Тилье удавалось сдерживать его натиск. Нет, она боролась не с самим лесом, а с чем-то другим. Кто-то использовал природную магию леса, чтобы раздавить их. Она чувствовала, что ценой невыносимого напряжения не дает огромному невидимому кулаку сомкнуться вокруг них.

«Фахиль был знаком с природными силами, — мелькнуло в голове у Тильи. — Он научился с ними дружить». Она вспомнила, как они прилетели на остров проститься с Фахилем. Возможно, среди них был и дух этого леса.

С усилием она распрямилась и громко крикнула:

— Нас послал Фахиль! Мы его друзья!

Мертвая тишина поглотила ее крик. Ничего не произошло. Давление все возрастало.

— Это не поможет, — слабо прошептала Мина. — Может быть, они послушаются меня. Они же все-таки деревья.

Она с хрипом набрала в легкие воздух и тихо, срываясь на свистящий шепот, запела.

Сначала в песне не было слов, но потом Мина начала повторять имя Фахиля, на разные лады вплетая его в мелодию.

Ее голос звучал все громче. Тилья направила все свои силы против неведомого врага, который использовал магию леса. Вдруг что-то изменилось, произошел перелом. Таль отпустил щиколотку Тильи и с интересом посмотрел вокруг. Туман постепенно стал золотистым, и над головой заблестело солнце. Мина перестала петь.

— Получилось! — победоносно воскликнула она. — Виноват был не лес, в деревьях ведь нет никакой злобы. Что-то заставляло его быть таким.

Солнце уже начинало клониться к закату, когда они миновали Пиримские холмы. То, что Веревочник их так и не встретил, почему-то не очень беспокоило Тилью. Он ведь прошел с ними всю дорогу на юг в обличье разных животных, начиная с того места, где они высадились с плота. Наверное, там он и будет их ждать.

На небе высыпали звезды, когда они пришли на постоялый двор в Сонгису. К их удивлению, он был таким же ухоженным и оживленным, как раньше. У входа дремал стражник. Он бы не заметил их, если бы Таль с ним не заговорил. Стражник сонно посмотрел на них, протирая глаза.

— Ну и откуда вы? — зевнул он.

— Возвращаемся из Голорота, — ответил Альнор.

Стражник нахмурился и встал.

— Придумайте что-нибудь другое. Лес никого не пропускает — волшебница лорда Кзувы следит за этим.

— Мы сказали лесу, что идем домой, и он пропустил нас.

— Пропустил? — пораженно переспросил стражник. — Ну что ж, проходите, устраивайтесь.

Странно было вновь почувствовать себя в Империи с ее старыми порядками. Друзья даже испытали облегчение: благоустройство вместо хаоса, непререкаемые правила вместо неуправляемой свободной магии и вседозволенности. Люди чувствовали себя в безопасности. Стражники требовали только официальную плату. Разговоры по вечерам на постоялых дворах были непринужденными и повседневными.

Но с каждой пройденной милей Тилья становилась все мрачнее. Новый страх поселился в ее душе. Что, если Враг уже уничтожил Веревочника? Тогда, если она достанет его волос и положит рядом кольцо, появится только Враг. «Нет, еще есть время, — успокаивала она себя. — Веревочник уже близко, он ждет нас».

На третье утро, после того как они перешли Пиримские холмы, их нашел человек, одетый как слуга лорда Кзувы. Его послала Лананет. Она ждала их.

Слуга вел их по лесной дороге. Рядом петляла мелкая речушка. За очередным поворотом реки их взорам открылось поместье лорда Кзувы.

— Вот это да! — выдохнула Мина.

Это было самое красивое здание, какое Тилья когда-либо видела. Не дом, а скорее маленький дворец, построенный на нескольких массивных мостах прямо над рекой. Замысловатое строение венчала башенка с острым шпилем. Рабочие продолжали достраивать сложные переходы и террасы.

— Зачем все это? — спросил Таль.

— Для удовольствия его светлости, — ответил слуга. — Это достаточная причина.

Он привел их ко входу, где их встретил конюх и забрал Калико. Потом слуга проводил их в просторную комнату, где на низких столиках их ждали фрукты и напитки. Под прохладным каменным полом журчала вода.

Через несколько минут в комнату тихо вошли две женщины. Сначала Тилья не узнала их. Потом поняла, что женщина пониже была Лананет, а другая — Зара, волшебница лорда Кзувы. С ними произошла разительная перемена. В них не осталось ничего человеческого — это были ожившие статуи. Зара встретила их мертвой улыбкой на каменном лице и сказала:

— Его светлость лорд Кзува приветствует вас в своем доме.

— Как вы узнали, что мы пришли? — спросил Таль.

— Нам сказал лес. Мы почувствовали, как он сопротивлялся кому-то, кто пытался обезвредить его магию. Это могла быть только Тилья. Но мы не ожидали… Вы Альнор и Мина?

— Это мы, — ответила Мина. — Фахиль — думаю, уже не опасно произносить его имя — дал нам гроздь винограда и сделал нас такими, чтобы у нас не было трудностей в пути.

Зара и Лананет одновременно сделали шаг вперед и подержали ладони у лица Мины и Альнора. Потом они так же одновременно опустили руки и отступили.

— Мы не знаем, как он это сделал, — сказала Зара. — Мы не чувствуем никакой магии, вы только то, что есть.

— Прикосновение Тильи тоже на нас не действует.

— Он изменил время, а не вас. Фахиль каким-то образом перенес вас из прошлого в настоящее.

— Как Асарта, когда снимала с себя шелуху времени, прежде чем передать Рейелю и Дирне кольцо для Фахиля? — спросил Таль.

Колдуньи перестали улыбаться. Тилья вздрогнула. Она не предполагала, что речь о кольце может зайти в простой беседе. Таль непонимающе посмотрел на нее. Она незаметно покачала головой, предупреждая его об опасности. Он слегка кивнул.

— Кольцо? — вкрадчиво переспросила Зара. — В самом деле, когда-то существовало кольцо… Говорили, что Асарта забрала его с собой. Расскажите нам историю об Асарте и все, что произошло с вами.

Четверо путников неуверенно смотрели друг на друга. Альнор взял все на себя. Он перешел в наступление:

— Лучше вы сначала нам что-нибудь расскажите. Откуда нам знать, что вы те, за кого себя выдаете? Вы изменились. Теперь вы все делаете одновременно. Лананет не проронила ни слова, а вы все время говорите «мы», как будто она у вас в подчинении. Или вы обе во власти кого-то еще?

На лицах волшебниц снова появились улыбки, но Тилья им не верила.

— Теперь мы одно целое, — сказала Зара. — Нам пришлось объединиться, когда лорд Кзува приказал нам пробудить лес. Эта задача была не по силам ни мне, ни Лананет. Объединившись, мы справились, но это изменило нас. Теперь мы хоть и находимся в разных телах, но имеем одни мысли.

— А чувства? — спросила Мина. — Или у вас их больше нет? Все ваши мысли ни к чему, если вы ничего не чувствуете.

С теми же каменными улыбками колдуньи покачали головой. Тилья с грустью пыталась узнать в теперешней Лананет ту сильную и приветливую женщину, которая когда-то принимала их в доме Элиона. В неподвижной глубине ее карих глаз на мгновение мелькнул образ прежней Лананет. Тилье показалось, что она молила о помощи. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, девочка шагнула вперед, обняла Лананет и поцеловала в щеку.

Онемение ворвалось в ее тело. Лананет содрогнулась и окаменела. Тело Зары вдруг окутали клубы дыма. Когда он рассеялся, на месте колдуньи стоял высокий худощавый мужчина в черном. Его глаза были цвета льда. Они горели звериной яростью, но он тоже не мог пошевелиться. Прежде чем он успел сбросить оцепенение, Тилья взяла его за руку.

Он был сильным, гораздо сильнее, чем Дорн. Хотя она застала его врасплох, он сумел собрать всю силу своей неистовой ярости и обрушил ее на Тилью.

Другой рукой она прикоснулась к Лананет и огромным усилием воли пыталась защитить свой разум от вторжения мага. В глубине самой себя Тилья нашла свое тайное озеро, окруженное горами. Все трое перенеслись на его берег. Гладкую как шелк поверхность озера смял яростный шторм. В горных вершинах завывал ветер. Маг отбрасывал огромную черную тень. Она дотягивалась до противоположного берега. Солнца не было. Больше никогда не будет.

Держа мага и Лананет за руки, Тилья шагнула в бушующую воду. Она не почувствовала дна. Все трое погрузились под воду. Они опускались все ниже и ниже. Маг начал уменьшаться и таять в воде. В дрожащем тусклом свете, струящемся с поверхности, Тилья увидела, что держит за руки Зару и Лананет. Она могла бы находиться в воде своего озера сколько угодно, но волшебницам нужно было дышать. Девочка подняла их к поверхности, вытащила из воды и положила на траву. Буря кончилась. Солнце блестело на снежных вершинах и отражалось в воде. Тилья вернулась во внешний мир.

Она стояла в комнате, держа за руки Зару и Лананет. На полу лицом вниз лежало тело в траурном одеянии. Покрытую гнойниками лысину обрамляли клочки грязно-желтых волос.

Когда Тилья отпустила волшебниц, они без чувств упали на пол. Альнор пощупал Лананет пульс:

— Жива. Подождите, кажется, она приходит в себя.

Лананет застонала и приподнялась на локте, обводя комнату непонимающим взглядом. Увидев Зару, она вскрикнула, подползла к ней и положила руку на ее пепельно-серую щеку. Судорожно вздохнув, Зара села, и они помогли друг другу подняться. Они молча стояли, взявшись за руки, и смотрели друг на друга, как старые друзья, которые давно не виделись. Обе были очень бледны, но не как статуи, а как обыкновенные усталые люди.

Зара слабо улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — прошептала она.

— Я никогда не испытывала такой страшной боли, — сказала Лананет. — Но теперь все прошло.

— Что с вами случилось? — спросил Таль. — Кто это такой? Сначала его не было, потом он появился, а потом… Это все Тилья сделала?

— Не знаю, — ответила Лананет. — Я не помню ничего с того момента, как вошла в комнату.

— Я тоже. Только невыносимая боль. Это ты сделала, дитя?

— Извините, — промямлила Тилья. — Я должна была сначала спросить… Я просто почувствовала, что здесь все неправильно.

— Ты права, — сказала Лананет. — Я сопротивлялась, как могла, но Варти оказался слишком силен для меня.

— Это Варти. — Зара кивнула на черное тело. — Он отвечал за север и был самым сильным из Наблюдателей. Лорд Кзува приказал Лананет сделать так, чтобы никто не мог пройти через Пиримские холмы. Одной ей было не справиться, и она обратилась за помощью ко мне, но, даже объединившись, мы не смогли сделать это. Тогда появился Варти. Он сказал, что мы выполним приказ, если соединим наши усилия. Он объяснил, зачем ему это надо. В Империи появился могущественный неизвестный маг. Он уничтожил большую часть Наблюдателей и теперь выслеживает оставшихся. Варти хотел спрятаться здесь. Мы согласились, но Варти поработил нас… Тилья нас освободила. Что это?!

Раздался страшный грохот, а через мгновение крики. Лананет в испуге зажала рот руками. Зара застыла, устремив взор внутрь себя.

— Мой господин строил башню для Варти, думая, что она нужна нам с Лананет, — наконец мрачно произнесла она. — Башня упала. Под обломками она погребла лорда Кзуву.

Они в отчаянии посмотрели друг на друга.

— Винить будут нас, — прошептала Лананет.

Зара угрюмо кивнула:

— Надо уходить. Вам тоже.

Она вывела их через маленькую дверь, скрытую драпировками. Никто из испуганных слуг, сновавших по дому, не обратил на них внимания. Они вышли во двор и забрали из конюшни Калико и еще двух лошадей для волшебниц.

На мосту Тилья остановилась, якобы чтобы поправить башмак. Она была уверена, что Таль подойдет к ней.

— Не знаю, о чем ты догадался, но не говори об этом Мине и Альнору, — прошептала она. — Лананет и Зара, по-моему, забыли… И постарайся не думать о кольце, это очень опасно!

Он молча кивнул.

На лесной дороге они попрощались друг с другом. Лананет и Зара отправились к Элиону, а путники из Долины — к Салате. Лананет сказала, что муж Салаты, Гахан, вернулся.

Глава 17. На краю леса

Торопясь скорее попасть домой, они совершали долгие переходы и наконец завидели хижину Салаты. Она и ее дочь выбежали навстречу, чтобы поблагодарить Мину. Их радость сменилась недоверчивым удивлением, когда вместо старухи они увидели молоденькую смешливую девушку.

Гахан оказался коренастым, крепким мужчиной. В момент смерти Императора он со своим войском был на западе страны. Как и большинство своих товарищей, он воспользовался неразберихой и сбежал. Гахан прошагал пол-Империи и успел вернуться домой прежде, чем лес перестал пропускать людей. По дороге он увидел слишком много волшебного, чтобы удивиться омоложению Мины и Альнора. Гахан сказал, что будет рад проводить их до самого леса, пока не почувствует лесной хвори.

Салата рассказала, что в дом Элиона пришла третья волшебница. Втроем они смогут поддерживать магию в Пиримском лесу.

— Наверное, это подруга Зары, которая сопровождала наш конвой, — предположил Таль.

— У меня появилось странное чувство, — медленно произнесла Мина. — Все, что происходило с нами с тех пор, как мы вышли из Долины, и даже еще раньше, должно было случиться. Нам кажется, все это отдельные события, но на самом деле они взаимосвязаны. Все предопределено. И сейчас эти три мага у Элиона… Они должны были оказаться там. Не знаю зачем, и они сами не знают, но это для чего-то нужно.

— Почему бы тебе не спросить свои ложки? — предложила Салата.

Мина вздохнула и покачала головой. Несмотря на опасность, она несла ложки в своей зеленой торбе, но после возвращения с острова не говорила о них. Тилья догадалась, что Мина тосковала по прежней живой Акстриг. Теперь это был просто кусок дерева. Как будто умер старый друг семьи.

— Пожалуйста, Мина! — попросила дочь Салаты. — Я хочу, чтобы папа это увидел!

Вздохнув, Мина достала торбу, развернула синюю ткань и положила на нее ложки. Поколебавшись, она выбрала Акстриг и капнула на нее немного масла.

— Да… — прошептала она после долгой паузы. — Что-то еще осталось…

Она долго рассматривала ложку, потом распрямилась и убрала ее.

— Не знаю… — сказала Мина. — Все так неясно, остается только догадываться. Насколько я могу разобрать, кто-то или что-то приближается. Его ждут. Причем, похоже, в двух местах.

Тилья отвернулась, чтобы никто не видел ее лица. «Его ждут три мага у Элиона, — догадалась она. — И я. Все ждут Веревочника. Значит, он жив! Враг не нашел его. Мне не придется его звать».

Если только Акстриг не ошиблась.

Еще не рассвело, когда на следующее утро они поднялись и простились с Салатой. Весь день они шли и к ночи оказались у старой Императорской дороги, ведущей в лес. Там путники развели костер. Гахан решил заночевать с ними, чтобы утром отправиться в обратный путь.

Дорога петляла между холмами, поросшими кустарником. Днем они поднялись на один из них и увидели на севере густой лес, расцвеченный красками осени. Вид его был таким родным, что Тилье казалось, Вудбурн совсем рядом. Это укрепило ее решение сделать то, что должна.

Ветер, который несколько дней дул с востока, переменился на северный — холодный и влажный. Он пригнал тяжелые снежные тучи.

— Похоже, нас ожидает дождливая ночь, — заметила Мина.

— Мы найдем где заночевать, — сказал Альнор. — До темноты еще долго, мы с Талем пройдемся немного среди деревьев, чтобы понять, почувствуем ли мы хворь.

— Лучше я пойду первой, — возразила Мина. — Попробую узнать от кедров, что происходит в Долине.

— Возьми с собой Тилью, — предложил Таль. — В лесу может скрываться какая-нибудь нечисть.

Тилья колебалась. С Миной ничего не случится, деревья — ее друзья. Опасно оставлять Таля одного. Но она ничего не могла им объяснить. «По крайней мере, это в последний раз, — подумала она с облегчением. — Завтра я смогу им все рассказать. Если мы будем живы».

— Хорошо, — сказала она.

В стороне от дороги стояла маленькая лачуга. Она имела только три стены и была открыта к лесу. В центре лежал плоский камень, на котором, видимо, разводили огонь. Путники придирчиво осмотрели постройку.

— Вы ничего не чувствуете? — спросил Альнор.

— Ничего особенного, — ответил Таль.

— Лананет говорила, с императорской армией приходили маги, — сказала Мина. — Мне кажется, это как-то связано с ними. Давайте немного здесь приберемся, пока светло, но придем сюда на ночь, только если пойдет дождь.

Тилья стреножила Калико, оставила ее пастись перед хижиной и пошла вместе с Миной по старой Императорской дороге в лес. Оказавшись под сводами деревьев, Мина сказала:

— Я не слышу кедры. По-моему, это из-за тебя. Оставайся здесь.

Она отбежала вперед, постояла немного, прислушиваясь, и махнула Тилье рукой, чтобы та подошла.

— Услышала. Я была права, в твоем присутствии я будто глохну.

— Но ведь раньше так не было.

— Ты изменилась. Нашла себя, если понимаешь, о чем я. Ты стала гораздо сильнее. Так что подожди меня здесь. Я скоро вернусь.

Мина углубилась в лес, нашла старый величественный кедр и обняла его шершавый ствол. Она долго стояла так, а потом медленно вернулась к Тилье.

— Лепечет что-то неразборчивое, как человек, которого только что разбудили и который не хочет просыпаться, — грустно сказала она. — Магия умирает, Тилья. Магия умирает.

— А единороги? Они еще здесь?

— Может быть, они прячутся. Есть только один способ это выяснить. Надо привести сюда мальчиков, пока не стемнело.

Сделав шагов двадцать под сводами деревьев, Альнор остановился и упал бы, если бы Мина его не подхватила. Немного дальше прошел Таль, но потом качнулся и закрыл глаза. Тилья вывела его из леса. Ее прикосновение не возымело никакого действия.

— Это оттого, что единороги очень боятся, — сказала Мина.

— Они были где-то поблизости? — спросила Тилья.

— Нет, просто их страх наполняет весь лес. Кедры больше не разговаривают, а это значит, что магия умирает. Без магии единороги не выживут, и они это знают. А без единорогов не будет и хвори, и тогда кто угодно сможет пройти через лес — солдаты, сборщики податей…

— Должен быть какой-то способ, — задумчиво произнес Альнор, положив голову на колени к Мине.

— Конечно, должен быть, — сказала Мина. — Просто надо найти кого-то, кто знает этот способ. — Она помолчала и украдкой взглянула на Тилью. — И кто скажет нам, что делать, когда мы вернемся домой.

Повисла тишина. Теперь все в упор смотрели на Тилью. Она сглотнула:

— Хорошо. Фахиль велел мне не говорить вам, но…

— Тогда не говори, — перебил ее Альнор.

— Если только мы ничем не можем помочь, — добавил Таль.

— Нет. Но если что-нибудь пойдет не так… Он сказал, это может произойти… Нет, все будет хорошо.

— Он велел тебе попробовать что-то сделать?

— Да, если… Этого я тоже не могу вам сказать.

— Раз он велел, значит, все будет хорошо, — заявила Мина. — Сделай это прямо сейчас, через несколько часов пойдет дождь. Мы подождем тебя здесь, у леса.

Тилья вернулась в хижину и опустилась на колени перед большим плоским камнем. Все другие места казались ей слишком открытыми.

«Десять секунд, — сказала она себе. — Этого должно хватить».

Дрожащими пальцами она закатала рукав и отвязала перья птицы Рух. Потом она размотала волос Веревочника, закрученный вокруг них, положила его на камень, а перья убрала в карман. Преодолевая страх, она вытащила из-за пазухи шкатулку, открыла ее, поставила рядом с волосом и начала считать до десяти. Через три секунды волос вспыхнул ярко-оранжевым пламенем. Длинные языки огня потянулись в сторону леса, но остановились на краю хижины, там, где не было стены. Тилья почувствовала, что ее одежда вот-вот вспыхнет, но не ощущала жара. Это была рукотворная магия, которая не причиняла ей вреда. Досчитав до десяти, она заставила себя сунуть руку в огненный вихрь, нащупала шкатулку и захлопнула ее. В ту же секунду пламя угасло.

Волос Веревочника исчез. Тилья повесила шкатулку на шею и спрятала под кофтой.

Она вышла, погладила по шее встревоженную Калико, одновременно успокаивая себя, и села на камень перед хижиной, со смесью ужаса и надежды ожидая Веревочника. Или Врага.

Садящееся солнце окрасило тучи над лесом в багровый цвет. Время шло. Ничего не происходило. Потом вернулись Альнор, Мина и Таль.

— Все хорошо? — спросил Альнор. В его голосе звучало беспокойство.

— Я пока не знаю, — ответила она. — Надеюсь, кто-нибудь придет и поможет нам…

— Нам больше не надо быть вдалеке от тебя? — спросила Мина. — Я не хочу, чтобы ты оставалась одна в темноте.

— Лучше нам держаться вместе, если что-то пойдет не так, — сказал Альнор.

Они разожгли костер и пожарили каштаны, которые собрали у леса, пока Тилья вызывала Веревочника. Девочка не могла есть из-за сковывающего ее напряжения и беспокойства. В ней росла уверенность, что Акстриг ошиблась. Веревочник не придет, потому что Враг нашел и уничтожил его. И если появится сам Враг… Тилья чувствовала себя истощенной, у нее не хватит сил, чтобы противостоять ему. Когда каштан с громким треском раскалывался на горячих углях, ее сердце подпрыгивало, как испуганный кролик.

Но никто не пришел, кроме маленькой мышки. Сначала Тилья увидела в темноте ее горящие глаза-бусинки. Потом она осторожно приблизилась к костру, нюхая воздух. Мина тоже заметила ее и сказала остальным, чтоб они не вспугнули ее. Она раскрошила в руке каштан и положила на землю. Мышь неуверенно подошла, выбрала самую большую крошку, зажала ее между передними лапками и быстро сгрызла. Свет костра искрился в ее красноватой шерстке. Что-то было странное в ее движениях, какая-то неуклюжесть, как у единорога, у пса…

«Мы тебя угостили, — подумала Тилья. — Теперь ты должна помочь нам».

Она улыбнулась и стала ждать, что будет дальше.

Мышка вдруг юркнула в темноту.

Никто ничего не сказал. Сначала Тилья подумала, что они молчат, боясь напугать мышь, но потом увидела, что они окаменели. Калико, которую было видно из хижины, тоже не двигалась.

Краем глаза она уловила какое-то движение в темноте. Тилья обернулась. За спиной Альнора стоял человек. Она сразу поняла, что это Враг. Он обошел костер, приблизился к Тилье и посмотрел на нее сверху вниз. Она вскочила. Это был невысокий и коренастый, гладко выбритый мужчина средних лет. В руках он держал деревянную палку с привязанным кожаным мешком. В нем не было ничего пугающего, но Тилья смертельно боялась. Он внушал страх. Именно ужас заставил остальных застыть, как в ночном кошмаре.

Враг посмотрел на Альнора. Тот рывком поднялся, не своей походкой подошел и остановился перед ним, покорный, как марионетка. Враг оглядел его и положил ему руку на плечо. В тот же миг Альнор превратился в лилипута высотой несколько дюймов. Враг засунул его в свой кожаный мешок. То же самое он проделал с Миной и Талем. Потом повернулся к Тилье.

— У тебя мое кольцо, — сказал он. — Дай его мне.

— Оно не ваше, — прошептала Тилья.

— Оно мое, — мягко возразил Враг. — Кольцо никогда не должно было принадлежать Фахилю. Отдай его мне.

— Нет.

— Ты уничтожила Варти, последнего из Наблюдателей. Теперь вся власть безраздельно принадлежит мне. Я мог бы сокрушить тебя, но ты мне еще пригодишься. Отдай кольцо, и я верну тебе друзей.

— Нет.

— Как хочешь.

Он бросил взгляд на свой мешок, и он превратился в прозрачный, светящийся изнутри шар. В нем находились три лилипута. Они очнулись от оцепенения и смотрели на Тилью молящими, полными ужаса глазами. Враг взглянул на огонь. Из середины костра поднялся высокий белый язык пламени. Маг взял свой посох за другой конец и подержал болтающийся шар над огнем. Человечки шарахнулись в сторону, закрывая головы руками. Он убрал шар из пламени и посмотрел на нее.

Тилья вытащила из-за пазухи шкатулку, открыла ее и достала кольцо. Аккуратно держа его между указательным и большим пальцами, она медленно протянула кольцо Врагу. Не донеся нескольких дюймов до его ладони, она резко швырнула кольцо в темноту, куда юркнула мышь, а другой рукой сразу схватила его за палец.

— Рамдатта! — выкрикнула она.

В следующий миг ее разум погрузился во тьму.

Она пыталась найти свое озеро. Рядом с ней в темноте шел Враг. Она держала его за палец. Она должна была взять его с собой к озеру, чтобы дать Веревочнику еще немного времени.

Они пришли к озеру. Над ними было черное небо. Тилья ничего не видела, но ощущала ветер с вершин, пахнущий снегом, и слышала шум волн у самых ног.

Маг вытянул руку и что-то крикнул. Четыре громовых слога. Они отозвались эхом в горах. С вершин в воду с ревом обрушились лавины. С громким шумом вода начала вытекать в расщелину, которая образовалась от крика Врага.

Это происходило с ней самой. Все, что составляло ее, все, что делало ее Тильей, — мысли, воспоминания, любовь, надежды, мечты, страхи, — все вытекало из нее через руку, которой она держала палец Врага, и становилось частью него.

«Нет, я не позволю ему победить меня, — подумала она. — Я Тилья, Тилья, Тилья, Тилья…»

Ей было не за что ухватиться, чтобы не перетечь в него. Она должна была за что-то держаться. Свободной рукой Тилья провела по своему телу и нащупала в кармане кофты перья птицы Рух. Это помогло. Не сами перья, а воспоминание об острове Фахиля, где она познакомилась с волшебными силами и познала себя, внутреннюю Тилью.

Она ухватилась за это воспоминание, как за скалу во время урагана. Враг повернулся к ней. Тилья почувствовала, как он собирает всю свою силу, и поняла, что конец близок.

Внезапно Враг куда-то исчез, расщелина на дне озера закрылась. Тилья почувствовала тепло и услышала знакомый голос Веревочника. Ее ноги подкашивались от изнеможения, но кто-то подхватил ее и бережно опустил на пол. Она сжалась в комок, обливаясь холодным потом.

Открыв глаза, Тилья увидела Веревочника — тощего, неуклюжего, в невероятном тюрбане. У его ног лежало неподвижное тело. Плоти на нем уже не осталось — это был скелет.

«Мина, — подумала она. — Альнор. Таль».

Тилья посмотрела на костер. Посох Врага и привязанный к нему мешок превратились в черные угли.

Она едва почувствовала, как чьи-то руки подняли ее и посадили на камень. Веревочник что-то говорил ей, но она ничего не слышала из-за своих рыданий. Горе и ужас сковали ее. Все оказалось напрасно. Альнор мертв. Таль мертв. Мина, которую она любила больше всего на свете, мертва. Теперь все не важно. Больше ничто не имеет значения.

Вдруг что-то начало меняться. Она подняла глаза. Сквозь пелену слез Тилья увидела вход в хижину, но снаружи ничего не было. Она протерла глаза. Хижина плыла в сероватой мерцающей пустоте. В дымке, наполнившей комнату, она различила пять человек. Один из них протянул руку и по очереди коснулся троих. Когда они уменьшались, он клал их в мешок, привязанный к посоху. Осталась только одна девочка, стоящая напротив него. Они что-то говорили друг другу, но слов не было слышно. Тилья поняла, что видит со стороны то, что недавно произошло.

В ее сердце затеплилась надежда, смешанная со страхом. Она видела, как девочка достала кольцо, чтобы отдать его магу. Он протянул руку. Она бросила кольцо в темноту и схватила его за палец. Ее губы беззвучно произнесли: «Рамдатта!» Посох начал падать в огонь… Из темноты появился Веревочник. Он быстро схватил посох и отбросил в сторону, после этого нагнулся, поднял кольцо и надел его на палец.

Веревочник долго стоял неподвижно. Потом повернулся к Тилье и Врагу, замершим в невидимой схватке, и положил ладони на лицо магу. Тот сдался не сразу, но в конце концов рухнул на пол и больше не двигался.

Веревочник подхватил падающую девочку и опустил на пол. Тилья из настоящего подошла к самой себе в прошлом и стала ждать, когда два времени соединятся. Как только прошлое догнало настоящий момент, они слились воедино.

Тилья поднялась на ноги. Посох лежал рядом с костром. В прозрачном шаре три человечка ждали освобождения.

— Шкатулка у тебя? — спросил Веревочник. Тилья вытащила ее и отдала ему. Он снял кольцо и убрал его.

— А что будет с ними? — спросила она.

— Ты можешь сделать это сама, — устало сказал маг.

Тилья склонилась над шаром. От ее прикосновения он исчез. Она простерла руку над лилипутами. Каждый ухватился за ее палец и в тот же миг достиг своего прежнего роста.

— Я уж думала, нас зажарят вместо каштанов, — усмехнулась Мина, но голос ее дрожал. — Мне бы это совсем не понравилось!

Глава 18. Перья птицы Рух

— Кто это был? — спросила Тилья, указывая на скелет. — Фахиль не знал его имени.

— Я тоже мало о нем знаю. Одно могу сказать, я рад, что его больше нет, — ответил Веревочник.

Он глубоко вздохнул, посмотрел на тело и что-то прошептал. Скелет и одежда превратились в кучку пепла. В хижину ворвался легкий ветерок, подхватил прах и унес прочь. По крыше застучали первые капли дождя. Запахло влажной землей. Веревочник прерывисто вздохнул. Тилья видела, что он измотан до предела.

— Остались еще каштаны? — спросил он.

Они расселись вокруг костра. Неугомонный Таль, как всегда, задавал вопросы, но никому не хотелось разговаривать. Альнор и Мина сидели рядом, обнявшись, что не мешало им уплетать один каштан за другим. Веревочник, погруженный в свои мысли, не отставал от них, но сколько бы они их ни ели, всегда оставалось еще несколько штук.

Тилья заново переживала моменты, проведенные у озера. Она была поражена размером и возможностями своего внутреннего мира, который только начала исследовать. Озеро было его центром, но ее ждали и другие места, и другие существа, с которыми она сможет подружиться так же, как Фахиль. В этом мире время текло по-другому: ее изнуряющая схватка с Врагом во внешнем мире длилась всего несколько секунд.

Тилья набрала горсть каштанов и пошла угостить Калико. Лошадь с аппетитом их сгрызла и, не поблагодарив, продолжила пастись. Она даже не заметила, что полчаса назад в двух шагах от нее решалась судьба мира.

— Ты самая неволшебная лошадь на свете! — с любовью сказала ей Тилья, возвратилась в лачугу, завернулась в свое одеяло и погрузилась в сон.

На следующее утро она проснулась поздно. Ее разбудил запах жареного мяса. Дождь кончился, и весь мир сверкал от капелек. Мина жарила на костре маленького зверька, Альнор снимал шкурку с другого. Таль собирал хворост. Веревочника нигде не было видно.

Не успела Тилья спросить, где он, как в небе появилась большая коричнево-красная птица. В когтях она несла убитого зайца. Птица оставила свою добычу у костра и подобрала клювом с земли веревку, которая тут же свилась в сетчатый мешок. Птица взмыла ввысь и вскоре вернулась, неся в клюве целую сетку сладких желтых слив.

— А разве вы не могли сделать волшебный завтрак? — спросил Таль.

— Люблю охотиться, — объяснил Веревочник, жуя жесткую зайчатину. — Превращаешься в животное и делаешь то, что оно лучше всего умеет. К тому же…

Он посмотрел на Тилью. Маг вытянул руку, и на его ладони появилась тарелка с шоколадным печеньем. Он передал ее по кругу, но когда Тилья взяла себе одну штуку, печенье исчезло. «Нет, не сейчас, пожалуйста!» — подумала она и потянулась за еще одним. Оно тут же пропало.

— Думаете, я когда-нибудь научусь не делать этого? — спросила она.

— Я не так много знаю обо всем этом. Попробую объяснить.

Медленно, в своей странной прерывистой манере, надолго замолкая, чтобы прожевать кусок мяса, он поведал им свою историю. Рамдатта родился в маленькой деревушке на восточном побережье Империи. Жители ловили рыбу и собирали съедобные водоросли. В детстве мальчик ненавидел себя, зная, что он отличается от всех остальных, но пока не понимая чем. Чтобы уйти из деревни, он нанялся подмастерьем к странствующему веревочнику. Тот научил его нехитрому волшебству.

— Я сразу понял: это мое.

После этого Веревочник учился всему сам. Добившись больших успехов в магии, он пришел в Талак. Там он не пытался стать Наблюдателем, а разузнавал все, что мог, о «потерянном крае» и о волшебном лесе, закрывшем путь в Долину. Он хотел постичь его магию, рассказать об этом Императору и тем самым приобрести его расположение и доступ к самым сокровенным волшебным таинствам Империи.

Увидев лес воочию, Веревочник был поражен. Лес наполняла магия, с которой он никогда не сталкивался раньше. Лес не впускал его, но маг не сдавался. Однажды он понял, что магия как-то связана с единорогами, и решил тоже превратиться в единорога, чтобы проникнуть в лес.

— Только не говорите, что вы были тем ужасным злобным единорогом! — воскликнула Мина. — Зачем вы чуть не убили мою дочь и запугали до смерти наших зверюшек? Что они вам сделали?

Веревочник с извиняющимся видом склонил голову:

— Ошибка. Не мог не ошибаться — всему учился сам. Никогда раньше не превращался в волшебное животное. Опасно. Если, например, ты мышь, то думаешь и чувствуешь как мышь. Но управляешь ею. Мышь делает то, что ты хочешь. Волшебное животное может возобладать над тобой. Так и случилось. Знал, что хотел прогнать ваших единорогов. Не помнил зачем. Пытался запугать их. Заставить твою дочь не кормить их. Словом, застрял в лесу. Забыл, кто я такой.

Потом появились вы на своем плоту. Мина начала петь единорогам о том, что вы плывете в Империю найти мага, который вернет волшебство в лес. Этого было достаточно. Я вспомнил, зачем там оказался. Выбрался из леса и перестал быть единорогом. Облегчение!

Пошел за вами, конечно. Когда вы были у Лананет, превратился в летучую мышь. Висел за окном и слушал. Потом Мина говорит: «Фахиль». Я теряю обличье мыши и падаю вверх тормашками прямо в розовый куст!

Веревочник разразился своим лающим смехом.

— Значит, вы шли за нами до Талака, — сказал Альнор, — и сделали так, чтобы на нас напали бандиты. Вы хотели таким образом познакомиться с нами?

— Не совсем. На предыдущем постоялом дворе у разбойников был свой человек. Он сообщил им: с конвоем пойдете вы — четырнадцатого ранга. Они все равно собирались вас похитить. Кто-нибудь из вас мог пострадать. Решил устроить все сам. И неплохо получилось, правда?

— То есть без вашей помощи мы бы не дошли до Голорота, — сказала Тилья. — Вы были псом, который разбудил Альнора и Таля на плоту, котом на стене в Талаке, ослом на постоялом дворе и львом в городе Смерти.

Он кивнул:

— Фахиль догадался об этом, да? Поэтому ты узнала меня в обличье мыши.

Веревочник продолжил свой рассказ. Он мог следить за Тильей, потому что она носила его шнурок для волос. На остров Фахиля за ними он следовать не мог, поэтому вернулся в Талак и решил поначалу стать Наблюдателем, чтобы увидеть их на обратном пути. Его уже собирались назначить, но тут он понял, что лучше ему этого не делать. Веревочник не хотел быть Наблюдателем. Однако отказаться теперь было опасно. Наблюдатели знали о его существовании и уничтожили бы его. Они не могли позволить такому сильному магу быть независимым. Поэтому он решил пройти церемонию посвящения и исчезнуть при первом удобном случае. Случай представился раньше, чем он рассчитывал, прямо во время церемонии. Увидев приближающегося Врага, Веревочник немедленно исчез и все это время продолжал скрываться, зная, что кто-то последовательно уничтожает всех магов.

Потом Тилья рассказала ему все, что произошло с ними на острове и в Талаке.

— Не понимаю, — сказал Веревочник. — Почему Фахиль хотел передать кольцо мне, безвестному самоучке?

— Он решил окончательно, когда понял, что вам удалось превратиться в единорога. Заинтересовался он сразу, как услышал, что вы зовете себя Веревочником. Он сказал, время — это великая веревка.

— Точно! — взволнованно перебил ее Таль. — Я часто думал об этом. Миллионы волокон переплетаются, и каждое находится на своем месте. Можно проследить их путь в прошлое, а тот конец веревки, который тянется вперед, скрыт в тумане. И эта веревка бесконечна.

— Что-то вроде того, — сказал Веревочник.

— Если ты можешь изменить путь одного волокна, то изменишь все, — добавил Таль.

— Верно. Взять, к примеру, прошлую ночь. Всего две-три минуты. Я не даю вам упасть в огонь. Вот и все. Но я еле-еле справился с этим волокном… Потянул за него, и вся веревка перекрутилась. Нам повезло. Все встало на свои места. Мы выбрались оттуда.

«Каких-то три минуты, и Мина с Альнором живы и могут восстановить волшебство в Долине, — подумала Тилья. — Три минуты, которые могут изменить ход времени в будущем».

Ей казалось, все, что с ней произошло, было уже заложено в ней, как свернутая веревка, которую она постепенно разматывала.

Почти целый день у них ушел на то, чтобы рассказать друг другу все, что произошло, расставить все по местам.

— Говорите, теперь я должен исцелить больную Империю, — сказал Веревочник, — но сначала вернуть вас домой. Хлеб и вода еще у вас?

Мина вытащила из сумки ячменный каравай, который выпекла много месяцев назад. Он был помятым и ссохшимся, но, когда Веревочник прикоснулся к нему своими длинными пальцами, хлеб стал мягким и румяным, а в воздухе запахло свежей выпечкой. Маг отломил кусочек и с наслаждением съел, запив водой из фляги Фахиля.

— Теперь, Мина и Альнор, дайте мне руки.

Некоторое время они сидели молча, соединившись в треугольник. Потом Веревочник отпустил их.

— Я понял, — торжественно сказал Альнор. — Магия Асарты заключена не в хлебе и не в воде. Это просто инструменты. Настоящая магия — в нас самих. Она обновляется из поколения в поколение. Двадцать поколений после Асарты, а теперь еще двадцать после Фахиля…

— Это еще не известно, — сказал Веревочник. — Вы сами должны все сделать. Мина в лесу, Альнор — в горах.

— Для начала надо туда попасть.

Веревочник кивнул и задумался.

— Трудность, — сказал он. — Помогу вам пройти через лес — причиню вред единорогам…

Он глубоко задумался, глядя на верхушки деревьев. Все звуки затихли, словно боясь помешать ему. Тишину нарушил его хриплый смех.

— Сквозь лес вам не пройти, — с ухмылкой озорного мальчишки начал он. — А вот над лесом… Где там у тебя перья птицы Рух?

Тилья достала из кармана перья и протянула ему. Он нежно пропустил их сквозь пальцы, и в них сверкнул красный огонь.

— Прекрасно, — прошептал он и тихо свистнул.

Тилья услышала какой-то шорох. Веревка, на которую была привязана Калико, развязалась и приползла к магу. Лошадь пошла за ней. Веревочник сорвал какой-то дикий колосок и сжал в кулаке несколько зерен. Когда он разжал его, на ладони лежала отборная пшеница. Он бросил ее на землю, и зерен оказалось не несколько штук, а целая горка, которая не уменьшалась, сколько бы Калико ни ела.

Веревочник взял перья и так аккуратно воткнул их под кожу лошади у лопаток с обеих сторон, что она даже не вздрогнула. Он провел по ним ладонью, перья начали расти и превратились в размашистые крылья. Не переставая жевать, Калико похлопала ими и сложила на спине, как будто это было для нее самым обычным делом. Ее прогнутая спина распрямилась и стала шире, под блестящей шкурой заиграли мышцы. Когда она подняла голову, в ее шее появился гордый изгиб, а в глазах — свет.

— Вот так-то, старушка! — Веревочник потрепал лошадь по холке и едва увернулся от ее зубов. — Да, уж кто родился со скверным характером, таким и в могилу сойдет.

Он хлопнул ее по спине, и там появилось седло на двоих человек.

— Готово! — сказал он. — Ну, молодые люди, устраивайтесь поудобнее.

Калико неохотно подставила спину. Она стала на несколько вершков выше, поэтому Альнор под заливистый хохот Мины с явным трудом залез в седло, из гордости не позволяя никому помочь себе. Таль благоразумно воспользовался помощью Веревочника. Маг протянул ему длинный хлыст с кисточкой на конце.

— Может понадобиться. В случае чего просто тряхни им. Ну, трогай, старушка!

Он шлепнул Калико по крупу. Она встала на дыбы, расправила крылья и взмыла в воздух так непринужденно, словно летала всю свою жизнь. Покружившись над лесом, она набрала высоту и стала казаться снизу просто большой птицей.

— Хлыст… — тихо сказал Веревочник. — Я научился этому у Дорна. Он может быть опасен. Присмотрите за парнем.

Калико устремилась на север и вскоре скрылась за кромкой леса.

Глава 19. Озеро

— Мужчины летают, а женщины, значит, идут пешком? — насмешливо спросила Мина.

— Похоже, что так, — ответил Веревочник. — Отправитесь утром, переночуете на дереве, будете дома на другой день к ужину. Нагуляете аппетит.

— А вы что будете делать? — спросила Тилья.

— Надо подумать. Не нравится мне все это. Не мое. Но уже влип. Ты что-то говорила о волшебнице, подруге Зары, которая сопровождала ваш конвой… Она предлагала помощь?

— Да.

— Для начала поговорю с ней…

Он замолчал, задумчиво почесывая подбородок.

— А если я когда-нибудь вернусь… — неуверенно начала Тилья.

— Ты хочешь вернуться? — встрепенулся он.

— Не знаю. Я думала об этом. Хочу немного побыть дома, с Миной, но…

— Давай договаривай, — процедила Мина. — Скажи, что я недолго протяну в своем дряхлом теле.

В ее голосе послышалось то же раздражение, что и раньше, до того как она съела виноград Фахиля. Тилья крепко обняла ее.

— Я останусь с тобой, обещаю, — сдерживая слезы, сказала она.

— Нет, не останешься, если будешь нужна здесь, когда повзрослеешь. Я наблюдала, как ты меняешься. Помнишь, как Веревочник сказал про магию: «Это мое»? Нельзя, чтобы твой дар пропадал в Долине, где ему нет применения. Это иссушит твое сердце. — Мина обернулась к Веревочнику: — Вы бы хотели, чтобы она вернулась, да? Она бы могла вам помочь?

Он кивнул:

— Да.

— И еще… Нельзя как-нибудь сделать так, чтобы у меня не болела нога, когда я опять буду старухой? И чтобы Альнор не был слеп.

Веревочник грустно покачал головой:

— Боюсь, это не в моей власти. Хотел бы помочь, но… Надо опять иметь дело со временем. Я еще не знаю точно, как работает кольцо. Вы с Альнором сейчас молоды, но я не знаю, как Фахиль это сделал. Поменял местами какие-то волокна в веревке времени?.. Боюсь прикасаться к ней сейчас, пока все не вернулось на свои места.

— Понимаю, — вздохнула Мина. — Нам остается только получать удовольствие, пока мы можем. Значит, мы с вами расстаемся.

— Да. В Пиримских холмах что-то происходит. Сосны больше не защищают край — после того как вы разрушили башню лорда Кзувы. Три волшебницы в доме Элиона не справляются. Помогу им. Надо же с чего-то начинать. В этом уголке Империи все хорошо. Поддерживать порядок здесь, потом дальше. Сначала поохочусь для вас. Скоро вернусь.

Быстрым движением он развязал тюрбан. Его удивительные волосы образовали вокруг него золотисто-красное облако, которое постепенно стало плотным и приобрело форму тощего угловатого зверя — что-то между волком и лисой. Он улыбнулся им клыкастой пастью и одним прыжком скрылся в лучах заходящего солнца.

Мина и Тилья принесли воды из родника и заново развели костер. Когда начало темнеть, зверь вернулся, таща тушу убитой косули. Он отряхнулся, как мокрая собака, но вместо капель вокруг него опять образовался огненный шар, который принял образ Веревочника.

Когда они поджарили мясо и поужинали, он встал и посмотрел на них сверху вниз. Отблески огня на его худощавом лице впервые заставили их увидеть его таким, каков он есть, — человеком с огромной, странной силой.

— Я поставил вокруг вас невидимый забор. Тилья, не трогай его. Спите спокойно. Удачи.

Он исчез.

— И вам удачи, — сказала Мина тому месту, где он только что стоял.

На рассвете Тилья и Мина тронулись в путь. Шли они медленно. Мина чувствовала направление, но не знала точной дороги. Они то пробирались через завалы, то вдруг упирались в такие отвесные утесы, что приходилось долго их обходить.

Перевалило за полдень, когда Мина вдруг остановилась, опустилась на колени и стала что-то разглядывать на земле.

— Видишь? — спросила она, указывая на едва заметную ямку.

Ее было почти не видно, странно, что Мина ее вообще заметила. Отпечаток не казался раздвоенным, как у оленя. Слишком маленький для лошади. Да и откуда в лесу лошадь?

— Единорог, — прошептала Тилья. — Но как ты…

— Я что-то почувствовала. Они были здесь не раз. Должно быть, тут проходит их тропа. Куда-нибудь она нас приведет.

Мина пошла по тропе, напевая свою непонятную, лишенную определенного мотива песню. Невидимая тропа вела к озеру.

Целый день ничего не происходило. Тилья устала. Ее утомила не долгая ходьба — к этому она привыкла, — а бесконечное однообразие деревьев, мелькание темных стволов и плотных крон, не пропускающих солнечные лучи. Лес давил на нее. Она не замечала этого раньше, когда жила в Вудбурне. С тех пор Тилья изменилась, повзрослела, узнала, кто она. Магия леса не пыталась победить ее, Тилья просто ощущала ее присутствие. Девочка не понимала ее природы, она никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным.

Может быть, их лес один из друзей Фахиля? Не похоже. Магия леса была сама по себе.

Тилья спросила об этом Мину, но та не хотела разговаривать. Она хотела петь.

— Я почти достучалась до них, — сказала она.

О ком говорила Мина — о единорогах или, может быть, о кедрах, — Тилья не поняла. Ей оставалось только не мешать и молча брести рядом.

Веревочник велел им заночевать на дереве. Однако на кедры было не так-то просто забраться — снизу у них почти нет веток. На закате они нашли огромный кедр, в который когда-то ударила молния и расщепила его пополам. Внутри образовалось что-то вроде маленькой пещерки. Девочки забрались внутрь и заложили вход сухими ветками. Конечно, это не спасло бы их от голодного волка, но предупредило бы о его приближении.

Тилья так устала, что почти сразу уснула на сухих листьях. Она проснулась оттого, что Мина сжимала ее руку.

Царила кромешная тьма. Тилья ответила на пожатие Мины, чтобы показать, что проснулась, и продолжала тихо лежать, прислушиваясь. Она не боялась, потому что чувствовала спокойствие Мины. Снаружи доносился очень знакомый звук — тихое фырканье и сопение. Лошадь. Но откуда взяться лошади в чаще леса? Тилья осторожно выглянула и увидела едва заметное сияние, похожее на лунный свет.

Звуки замерли в отдалении.

— Удивительно! — с восторгом прошептала Мина.

— Они и правда светятся?

— Ты тоже это видела? Я думала, мне кажется. И кедры начали оживать.

Девочки снова заснули и проснулись только утром, хотя в лесу по-прежнему царил полумрак. Они доели мясо, чтобы идти налегке, и двинулись дальше. Все утро они шли без остановки, не чувствуя усталости. Мина все время пела. Иногда она вплетала в песню кедров отрывки из обычных людских мелодий, и тогда Тилья ей подпевала.

Она как раз пела «Вишенки», когда увидела своего первого в жизни единорога.

Не переставая петь, Мина прикоснулась к ее локтю и кивнула вправо. Тилья осторожно повернула голову и краем глаза заметила что-то белое, мелькнувшее в тени. Оно исчезло, но вскоре появилось снова, и Тилья смогла хорошо его рассмотреть. Лунно-белый, маленький, как пони, но стройный и легкий, как олень, с длинной гривой и хвостом. Выгнутая шея изящно удерживала небольшую голову с витым рогом. Он почувствовал на себе пристальный взгляд и скрылся среди деревьев.

Вскоре появился еще один. На этот раз Тилья не позволяла себе смотреть на него подолгу, и он шел невдалеке, иногда пропадая за деревьями. Потом пришли другие единороги и начали следовать за ними по обе стороны тропы.

Лес становился все темнее. Кедры стали расти плотнее и были гораздо моложе тех гигантов, среди которых девочки шли раньше. Спутанные ветви свисали до самой земли и мешали идти. За деревьями блеснула неподвижная стальная поверхность озера. Справа открылась маленькая лужайка, на которой они с Миной почти год назад нашли маму.

Продолжая петь, Мина остановилась и протянула руки вперед. Тилья поняла, что сейчас она лишняя, но Мина позволяет ей наблюдать, иначе не привела бы ее к озеру. Тилья нашла удобное местечко у самой воды, скрытое ветвями, и села.

Было очень тихо. В неподвижном воздухе струилась песня Мины.

Один за другим на полянку вышли двадцать три единорога. Они двигались не как животные, а как танцоры. Окружив Мину, они стояли и ждали. Она опустилась на землю и раскрыла руки, словно бы для объятий. Единороги легли вокруг нее, образовав два кольца, как лепестки цветка. Тилья догадалась, что происходит какое-то магическое таинство. Это была та магия, при помощи которой Фахиль подружился с горами и океанами.

Потом песня оборвалась. Мина склонила голову. Единороги поднялись и выстроились в ряд. По очереди они подходили к Мине и прикасались рогом к ее груди. В ответ она ласково клала руки им на морду. Тилья поняла, что это был жест благословения и прощания.

Единороги скрылись за деревьями. Мина не шевелилась. Она не подняла голову, даже когда на дальнем берегу озера появилась Анья, что-то взволнованно крича. За ней шла мать, ведя Тиддикина. Тилья вскочила на ноги и бросилась к ним.

— Кедры нам сказали! — кричала Анья. — Они проснулись! Они сказали, вы у озера! Папа ушел воевать с кочевниками. Калико вернулась. У нее крылья! А где Мина? И что эта девочка делает у нашего озера?

Не ответив, Тилья обняла ее, поцеловала и кинулась к маме. Та нагнулась и неловко обняла ее. Обе тихонько всхлипывали.

— Как же я рада вас видеть! — сказала Тилья, когда смогла говорить. — Как там папа? Река сказала, проход открыт и было сражение.

Мать вытерла глаза подолом юбки.

— Из-за гор пришли кочевники, как мы и говорили. Люди всегда начинают верить, когда уже слишком поздно. Десять дней назад отец ушел на войну. Та девочка — Мина?

Она спросила об этом как о чем-то совершенно обыденном. Наверное, если в один прекрасный день к тебе во двор прилетает крылатая лошадь, неся на спине двух мальчиков, один из которых недавно был слепым стариком, то начинаешь верить во что угодно. Анья уже как ни в чем не бывало сидела рядом с Миной, засыпая ее вопросами. Мина обнимала ее и смеялась.

Тилья не представляла, как пройдет встреча мамы с Миной. Сначала они стояли молча, разглядывая друг друга, а потом обнялись и поцеловались.

— Похоже, у меня появилась еще одна дочь, — сказала мать.

— Если хочешь, — смеясь, ответила Мина. — Пользуйся случаем, мамочка. Как только мы с Альнором сделаем все, что надо, я опять буду говорить тебе, что к чему, как всегда.

Глава 20. Дом

Солнце уже садилось, когда они вышли из леса. Тилья посмотрела на Вудбурн, куда так стремилась вернуться. Ферма казалась темной, заброшенной. Тилью снедала тревога об отце. Со слов матери она знала, что мальчики появились два дня назад, коротко рассказали ей новости, переночевали и улетели на войну.

— Что могут сделать двое мальчишек, даже на летающей лошади, против орды воинственных кочевников? — покачала головой мать.

Тилья не сомневалась в силе волшебства Веревочника, которое защитит Альнора и Таля. Но отец… Он с Дасти ушел десять дней назад и ничего не смыслил в войне. Тилья не могла думать ни о чем другом.

Но сейчас она была дома. Несмотря ни на что, ее переполняло счастье.

— Смотрите! — воскликнула Анья, чуть ли не выпрыгивая из седла.

Они взглянули, куда она указывала, на северо-запад. На фоне розового неба, широко раскинув огромные крылья и слегка согнув ноги, парила Калико. Тиддикин задрал морду и приветливо заржал, узнав подругу, несмотря на ее странное поведение. Снижаясь, она сделала два круга и приземлилась во дворе, подняв облачко пыли.

Мина бросилась к Альнору, а Анья начала приставать к Талю:

— Что произошло? Где папа? Откуда вы прилетели? Эй, почему они так целуются? Это же моя бабушка! Бабушки не должны целоваться!

— Как я тебя понимаю… — вздохнул Таль. — Это мой дедушка.

— А где же папа?

— Сейчас расскажу. Нет ли чего-нибудь поесть? Мы умираем от голода.

— Значит, папа жив и не ранен? — спросила Тилья.

Она догадалась об этом по жизнерадостному виду Таля.

— Да. Я сказал ему, что вы идете домой, и вчера вечером после сражения он тоже тронулся в путь. Мы посадили его на плот вместе с конем. Река сейчас полноводная, так что он может приплыть сегодня к ночи.

— Сражение! — перебила Анья. — Расскажи! Ну расскажи!

— Сначала накорми. А не то я съем тебя!

Несмотря на усталость, Таль был в отличном настроении. Мать и Анья принялись готовить ужин, а Тилья пошла чистить Калико. Она делала это в рукавицах, чтобы своим прикосновением не разрушить волшебство. На правом боку у Калико она заметила маленький ожог. Когда девочка управилась, остальные уже сидели за столом.

Тилья чувствовала себя дома, как в башмаках, которые ей не подходят. Они были нужного размера и ладно пригнаны по ноге, но что-то мешало, как будто их еще надо разносить. В доме все осталось по-старому, изменились люди. Анья, как всегда, всеми командовала и во все совала нос, но и она стала другой. Когда Тилья подарила ей перламутровый гребень, который купила в Рамраме и умудрилась донести до дома в целости и сохранности, Анья была в восторге, но вместо того, чтобы броситься к зеркалу и потребовать всеобщего восхищения, сначала очень серьезно поблагодарила сестру и даже сказала, что, наверное, нелегко было уберечь такую хрупкую вещь. Совсем как взрослая. Анья изменилась потому, что много месяцев оставалась единственной дочерью и начала понимать, что Вудбурн перейдет к ней.

Это все еще ранило Тилью. Она думала, что сумела и рассудком и сердцем принять то, что ей придется навсегда покинуть Вудбурн. Она обманывала себя.

Перемена в матери была не такой заметной, но она тоже стала немного другой. Когда Анья в который раз рассказывала, как они ходили слушать кедры «каждый-прекаждый день», мать прервала ее, начала что-то говорить и вдруг замолчала. Раньше с ней такого не случалось. Либо она договаривала то, что хотела, либо вообще не раскрывала рта.

Потом Тилья заметила и другие признаки перемены: ничего не значащая быстрая улыбка, бессмысленная суета на кухне, новый жест — мама теперь все время теребила выбившийся локон. Должно быть, это потому, что в лесу умерла магия. Если волшебства больше нет, то какое она имеет право жить в Вудбурне вместо тети Грэйн? Зачем девятнадцать поколений Урласдотеров каждую зиму пели кедрам? Да, сегодня кедры проснулись, и магия, может быть, возобновится еще на двадцать поколений, но ничто уже не вернет матери былой уверенности.

Мальчики так проголодались, что заглатывали свой ужин молча, не обращая внимания на расспросы Аньи. Во дворе послышался радостный лай Брандо. Тилья побежала за фонарем, чтобы встретить отца, но Анья ее опередила.

— Анья, папа захочет сначала поздороваться с Тильей, — твердо сказала мать. — Он очень о ней беспокоился.

— А мы беспокоились о нем, — возразила Анья, но покорно отдала фонарь сестре.

Тилья зажгла его угольком из печи и вышла во двор. Отец обтирал Дасти пучком соломы. Он обернулся и молча посмотрел на дочь.

— Я же говорила, что вернусь, — сказала она.

Ни слова не говоря, отец поднял ее, как будто собирался посадить на Дасти. Он внимательно вгляделся в ее лицо и поставил на землю.

— Ты выглядишь усталым, — сказала Тилья.

— Устанешь тут. А ты выросла. Вы сделали все, что нужно?

— Да. Я надеюсь, что да… Узнаем, когда начнется первый снегопад… Папа, я не просто выросла, я изменилась. Но это все еще мой дом.

— Хорошо.

Вот и все. Большего она и не ждала. Тилья чувствовала, как ее счастье отзывается в его груди, и этого было достаточно.

Несмотря на усталость, они проговорили допоздна, рассказывая друг другу о своих приключениях.

— Ничего не пропускай, — потребовала Анья. — Папа всегда что-нибудь пропускает. А я хочу знать все!

— Я постараюсь, — сказал отец.

— Хорошо, — ответила Анья и тут же заснула.

Анья была права: отец совсем не умел рассказывать. Из его бессвязного повествования, сопровождаемого активной жестикуляцией, Тилья поняла, что летом проход оказался открыт. Начались набеги, но жители Долины сумели их отразить. Потом наступило временное затишье, но восемнадцать дней назад постовые в горах заметили огромное войско кочевников, надвигающееся с Северной равнины. Мужчины со всей Долины собрались у подножия гор.

Когда кочевники напали, воинам Долины удалось продержаться целый день, но ночью их окружили. Им оставалось только одно — сражаться до последней капли крови. Начался яростный, беспощадный бой. Кочевники обрушили на противника все свои силы. Жители Долины знали, что обречены. Вдруг лошади их врагов в испуге заржали и бросились врассыпную.

— Я поднимаю голову и вижу: над кочевниками вдруг проносится как не знаю что…

— Калико! — радостно закричала Анья, проснувшись на минутку.

Все рассмеялись.

— Правильно, цыпленок. Только я не сразу узнал ее. Я даже сначала не понял, что это лошадь. На врагов, откуда ни возьмись, обрушились языки пламени! Они настигали их везде. Потом мы увидели, что это крылатая лошадь и на ней сидят два парня. Один держит поводья, а другой плеткой напускает пламя. Они прогнали кочевников! Те побросали все и визжали от ужаса, пытаясь скорее уйти через проход обратно в степь. Повсюду носились испуганные лошади без наездников. Мы ничего не понимали. Только что готовились умереть, и вдруг все кончилось.

Отец замолчал и потянулся за кружкой сидра.

— А что было дальше? — спросила Анья. — Я хочу знать про Калико.

— Больше из него ничего не вытянешь, — сказала мать. — Об этом надо спросить Альнора и Таля.

Тилье ужасно хотелось спать, глаза закрывались. Она оглядела знакомую кухню. Горела только одна лампа. По углам прятались тени. Отблески огня из открытой печи играли на лицах сидящих за столом. Мина и Альнор пересели на скамью у очага. Таль сидел рядом с Тильей. Между ними стояла лампа, поэтому его лицо трудно было разглядеть. Он теребил кончики хлыста, который ему дал Веревочник. Таль обернулся к Альнору, ожидая, что тот начнет повествование.

— Пусть лучше Таль рассказывает, — остановила его Мина. — Все равно он будет постоянно перебивать тебя.

— Зато Альнор будет все время меня поправлять. Ну хорошо, с чего мне начать?

— С того, как вы улетели от нас, — сказала Мина.

Таль ни секунды не медлил, чтобы собраться с мыслями. Слова так и срывались у него с языка.

— Калико знала, куда лететь, — начал он. — Альнор пытался управлять ею, но она не слушалась, поэтому мы просто позволили ей лететь куда хочет. Она приземлилась в вашем дворе. Мы немного перекусили, и Селли рассказала нам про кочевников. Мы устали как собаки и хотели рано утром отправиться на поле сражения, поэтому сразу легли спать. На рассвете Селли разбудила нас, мы позавтракали и собирались в путь, но Калико не двигалась с места. Она была дома и дома хотела остаться. Потом я вспомнил вот что. Веревочник сказал, мне может понадобиться плетка, но я не знал зачем. И вот я подумал: может быть, это волшебная плетка, чтобы показать летающей лошади, кто хозяин. Я щелкнул ее по спине, и это сработало!

Таль взмахнул плеткой. Каждый ее хвост вспыхнул ярким пламенем и погас.

— У нее остался ожог, — сказала Тилья.

— Я нечаянно, — рассмеялся Таль. — Тогда я еще не знал, как с ней обращаться. Она делает все, что я хочу. Смотрите!

Он взмахнул плеткой еще раз. Горящие хвосты обернулись вокруг горки ореховой скорлупы, которую сложила Тилья, и сожгли ее дотла. Все еще смеясь, Таль продолжил:

— Словом, Калико тут же поднялась в небо. Я взмахнул плеткой еще раз, просто чтобы показать, что она все еще у меня в руках. Пламя обвило ее копыта — лошадь должна помнить, что лучше ей быть послушной. Потом я убрал плетку под рубашку и начал думать о том, что еще она умеет делать, как вдруг почему-то вспомнил имя того мага… Дорн… Он использовал плетку на стенах Талака и потом в Голороте. Я понял, зачем Веревочник дал ее мне, — чтобы сразиться с кочевниками. Тогда я сказал Альнору держаться крепче и выбрал под нами высокое дерево. Я достал плетку, тряхнул ею и приказал: «Сожги его!»

Тилья не видела его лица, но что-то в его чересчур возбужденном голосе насторожило ее. И эта странная пауза после того, как он произнес имя Дорна. Она вспомнила слова Веревочника: «Я использовал магию Дорна. Присмотрите за парнем».

Тилья вышла из-за стола и стряхнула с тарелки пепел от ореховой скорлупы в очаг. Потом она вернулась и тихо встала за спиной у Таля.

Анья дремала, но движение Тильи разбудило ее.

— Что дальше? — сонно спросила она, почти не открывая глаз. — Я не сплю. Что случилось?

— Вот что, — сказал Таль, направив ленты огня прямо на нее.

Девочка закричала. Таль, дико хохоча, щелкнул плеткой еще раз. Тилья перегнулась через его плечо и сомкнула руки вокруг рукоятки хлыста. Онемение пронзило ее тело. В следующий миг в руке оказалось несколько веревок, между которыми тускло поблескивал длинный золотистый волос.

— Зачем ты это сделала?! — закричал Таль.

Он вскочил и повернулся к ней. Его лицо пылало от ярости. Казалось, он собирался ее ударить. Она схватила его руку, и мальчик замер. Тилья провела через себя и разрушила вселившуюся в него магию. С облегчением она поняла, что это был не сам Дорн, а только остатки его волшебства, и отпустила Таля. Он рухнул на стул и сжал голову руками.

— Простите меня, простите… — шептал он. — На меня вдруг что-то нашло…

— Ты не виноват, — ответила Тилья. — Веревочник сказал, что это опасно. Но риск был оправдан. Если бы не ты, папа мог бы погибнуть, кочевники сожгли бы все дома в Долине.

— Это правда, — подтвердил отец.

— Знаете, о чем я подумала? — тихо сказала мать. — Все-таки хорошо, что у нас в Долине нет магии. Она нужна только в лесу и в горах. А нам лучше без нее.

— Верно, — снова согласился отец.

— А что было потом? — спросила Анья.

— Теперь пусть Альнор рассказывает. — Таль через силу улыбнулся.

— Как вам угодно, — ответил Альнор, как всегда держась холодно с малознакомыми людьми. — Рассказывать осталось не так уж много. К полудню мы прилетели к месту сражения. Калико вела себя как настоящая боевая лошадь и прекрасно слушалась поводьев. Таль работал хлыстом. Языки пламени выхватывали кочевников из седел, но не причиняли вреда лошадям. Мы прогнали врагов обратно в степь, а потом полетели вперед и сожгли их лагерь. Пусть знают, что мы можем достать их везде. Итак, все закончилось. Мы слишком устали, поэтому остались на ночь у подножия гор. Утром мы с Талем опять наведались в степь — кочевников и след простыл. А потом мы полетели обратно в Вудбурн. Я ничего не пропустил, Таль?

— Хлыст, — тихо ответил тот. — Он хотел сжечь лошадей. Я ему не позволил.

Тилья вытащила из переплетенных волокон веревки золотой волос мага и обмотала его вокруг мизинца.

— Намучался ты с ним, — сказала Мина. — Ну, домоседы, полагаю, вы хотите услышать, что с нами приключилось после того, как вы проводили нас. Рассказывать будут в основном Тилья и Таль, потому что мы с Альнором плохо помним, как были стариками. Наберитесь терпения и не засыпайте — история будет долгой.

— Мы можем подождать до завтра, — предложила мать.

— Я не могу, — возразила Анья.

— Вообще-то, нам с Альнором нужно кое-что сделать, — сказала Мина. — Чем дольше мы будем тянуть, тем хуже. Поэтому, если вы не очень устали, давайте покончим со всеми рассказами сегодня.

— Хорошо, — вздохнула Тилья.

Когда она изложила всю историю, отец встал и потянулся.

— А теперь в постель, — сказал он. — Кто будет спать на чердаке?

— Таль, — ответила Мина. — У нас с Альнором есть одно дело, которое мы должны довести до конца.

— Да, — тихо сказал Альнор. — Ради Долины.

Мина и Альнор взяли два одеяла и охапку дров.

Тилью душили слезы.

— Да что с тобой? — Мина выдавила улыбку. — Посмотри на это по-другому. Если бы нам предложили побыть молодыми до тех пор, пока мы не вернемся домой, неужели бы мы отказались? Это было чудесное время, и мы бы ни на что его не променяли.

Она вышла во двор. Альнор на секунду остановился, посмотрел на Мину с насмешливой, проницательной улыбкой, совсем как у Таля, и вышел следом.

Когда отец незадолго до рассвета встал и пошел к животным, Тилья по старой привычке тоже проснулась. Мизинец на левой руке неприятно пульсировал, и она вспомнила, что волос Веревочника так и остался на пальце. Может быть, это и разбудило ее — ощущение, что не все доведено до конца. Тилья выскользнула из-под одеяла и нечаянно разбудила Анью.

— Куда ты? — спросила та.

— Ш-ш… Спи. Мне надо кое-что сделать.

— Магия?

— Вроде того.

— Я с тобой. Пожалуйста! Я должна знать.

Тилья уже собиралась строго велеть ей лежать в постели, как вдруг подумала, что, наверное, сестра права. Она должна знать.

— Хорошо. Одевайся.

На улице еще было темно, но небо на востоке уже окрасилось в светло-серый цвет. Вдалеке у темного края леса горел яркий костер. Альнор и Мина насладились последними часами своей молодости и только под утро решились сжечь сухую веточку винограда. Вздохнув, Тилья взяла Анью за руку и повела к конюшне. В темноте она нащупала на полке несколько кусков сахара, дала сестре и вывела из стойла Калико. Лошадь шумно захлопала гигантскими крыльями и сложила их на спине.

— Какие красивые! — воскликнула Анья.

— Боюсь, мне придется их забрать.

— Не надо! Я тоже хочу полетать!

— И я, но мама права. Магии не место в Долине. Она нужна только в лесу и в горах. Если оставить Калико крылья, это все испортит. Не знаю как, но из-за этого все может пойти неправильно. И не будет ни говорящих кедров, ни единорогов, ни Урласдотеров в Вудбурне…

— Наверное, ты права…

— Хорошо. Тогда отвлеки Калико кусочком сахара…

Когда лошадь потянулась за сахаром, Тилья провела рукой по крылу. Она ощутила поток магии, прошедший сквозь нее, и на землю упали два золотых пера. Тилья подняла их, размотала с мизинца волос Веревочника и обвязала им перья.

Калико слизнула последние крошки сахара и оглянулась. На ее морде появилось такое озадаченное выражение, что Тилья расхохоталась:

— Не понимает, куда девались ее крылья. Она чувствует, что-то изменилось, но не знает что. Держи перья.

— Зачем?

— Давай отведем ее в стойло, и я тебе расскажу. Они уселись рядышком на сеновале. Сестры так много времени провели в разлуке, что теперь им хотелось быть как можно ближе друг к другу.

— Это перья птицы Рух, — объяснила Тилья. — Она дала их мне, чтобы Веревочник мог помочь мальчикам перелететь через лес. У него бы ничего не получилось, если бы я их нашла или украла. Рух — волшебная птица, волшебная от природы, как единорог. И теперь я отдаю эти перья тебе, потому что когда-нибудь они опять понадобятся. Надеюсь, ни тебе, ни твоей дочери, ни ее дочерям и внучкам не придется воспользоваться ими. Но когда-нибудь кто-то из рода Урласдотеров снова отправится в Империю просить Веревочника помочь Долине, как мы просили Фахиля.

Поэтому ты должна бережно хранить эти перья и передать их своей дочери, поведав историю, которую ты слышала вчера. Я расскажу ее тебе еще раз, потому что ты почти все время спала.

Я видела, как Веревочник превратил Калико в крылатую лошадь, но не знаю, каким образом он это сделал. Наверное, той Урласдотер, которой придется лететь в Империю, подскажут сами перья и волос Веревочника. Ее руки будут знать, что делать. Скорее всего, лучше делать это в лесу, потому что там есть магия. Ей понадобится лошадь, и еще там должен быть мужчина или мальчик из Нортбека. А потом… Я точно не знаю… Наверное, она должна собрать из леса всю магию, пропустить ее через свои руки и вложить в перья, держа их по бокам лошади. В этот момент она должна произнести имя Веревочника. Рамдатта. Это тайное имя. Его не должен знать никто, кроме той, к кому перейдет Вудбурн.

— Рамдатта?

— Да. Ты все поняла?

— Да. Это важно. Ради Долины.

— Правильно.

Когда они вышли из конюшни, уже рассвело. Со стороны леса медленно брели к ферме два человека: костлявая старуха и высокий худой старик. Она хромала, тяжело опираясь на руку старика, а он шел как слепой.

Увидев их, Анья подбежала к воротам фермы и начала по ним карабкаться. Забравшись на них, она обернулась к дому и радостно крикнула:

— Просыпайтесь! Все просыпайтесь! Мина вернулась!

Анья спрыгнула по другую сторону ворот и бросилась через поле к бабушке.

Эпилог

По безлюдному краю шла женщина и вела за собой хромую клячу. Дома были брошены и сожжены, поля почернели от горелых колосьев. Повсюду смердели незахороненные тела людей и животных. Перед ней вставала темная стена леса и остов сгоревшей фермы.

Саранья вернулась домой. В Вудбурн.

Шесть лет назад она ушла, поклявшись, что никогда не вернется. Пять лет она прожила за Восточной пустыней и была рабыней воеводы до тех пор, пока не убили его и двоих детей, которых она ему родила. На него напала армия его родного брата. В неразберихе сражения ей удалось незаметно сбежать. Она шла всю ночь, в темноте не зная, куда направляется. Когда рассвело, Саранья увидела, что находится в пустыне.

Шесть лет назад она чуть не умерла, пересекая ее, хотя тогда несла с собой воду и пищу. Сейчас у нее не было ничего. Но она не повернула назад. Лучше умереть, чем продолжать жить в рабстве. На этот раз пустыня, казалось, сама помогала ей. Она обрушила на Саранью два ливня и привела к заброшенному колодцу, где скопилось достаточно воды. Неподалеку Саранья нашла колонию птиц, которые устроили себе гнезда прямо на песке. Набрав яиц и воды, она прошла Восточную пустыню.

Увидев, что произошло в Долине, она поняла, что должна узнать, осталось ли что-нибудь от Вудбурна.

Осталось немного. Полуобвалившаяся труба и недогоревшие стропила. Саранья крикнула. Никто не ответил. Братья, должно быть, мертвы или сражаются со всадниками. Мать и ее сестра, наверное, скрываются в лесу.

Саранья потрогала ногой давно остывшие угли. Она не имела права плакать. По собственной воле она обрубила все, что связывало ее с Вудбурном.

В золе что-то блеснуло. Саранья нагнулась и подняла два золотых пера, связанных красноватым волосом. Она провела по ним пальцами и вспомнила эту глупую сказку, в которую никогда не верила. Саранья думала, мать рассказала ее, чтобы на всю жизнь приковать к Вудбурну. А все оттого, что когда-то Саранья совершила ошибку, признавшись, будто иногда слышит кедры.

Тяжело вздохнув, она повернулась к кляче, которая со вчерашнего дня плелась за ней. Лошадь не могла найти ни еды, ни хозяина и просто прибилась к единственному живому существу, которое увидела. Саранья не гнала ее, потому что это свежее мясо, которое не надо тащить на себе.

— Лошадь есть, — хрипло сказала Саранья. — Теперь не хватает только парня из Нортбека.

Она оглянулась. Тяжело опираясь на посох и прихрамывая, к ней приближался человек. Дожидаясь его, Саранья бездумно пропускала перья сквозь пальцы. Вдруг она почувствовала, что ее руки наполнило странное тепло. Перья и волос, казалось, светились изнутри.

Человек подошел к ней. Это был мужчина около сорока, худой, темноволосый. Левую ногу перевязывала окровавленная тряпка.

— Рибек Ортальсон, — сказал он.

— Саранья Урласдотер. Подержи-ка голову этой кляче. — Она обошла лошадь и встала сбоку. — Не представляю, как это работает. Затем прошептала имя: — Рамдатта.

Ее руки знали, что делать.

Оглавление

ЧАСТЬ I АСАРТА

  Глава 1. Лес

  Глава 2. История

  Глава 3. Собрание

ЧАСТЬ II ФАХИЛЬ

  Глава 4. Река

  Глава 5. Привал

  Глава 6. Дом Элиона

  Глава 7. Пиримские холмы

  Глава 8. Городские стены

  Глава 9. Главная дорога

  Глава 10. Город Смерти

  Глава 11. Остров

  Глава 12. Дворец

  Глава 13. Последний путь

ЧАСТЬ III РАМДАТТА

  Глава 14. Гроздь винограда

  Глава 15. Дорога на север

  Глава 16. Башня лорда Кзувы

  Глава 17. На краю леса

  Глава 18. Перья птицы Рух

  Глава 19. Озеро

  Глава 20. Дом

Эпилог

Реклама на сайте