«Последнее воплощение»

Антон Белозеров ПУТЬ БОГА. ПОСЛЕДНЕЕ ВОПЛОЩЕНИЕ

Эпиграф:

«Истинно. Несомненно. Действительно».

«То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху, и обратно: то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу — ради выполнения чуда единства».

«И как все вещи были и произошли от одного, точно так же все вещи начались в этой единственной вещи посредством применения».

Из Изумрудной Скрижали Гермеса. (Печатается по тексту: «Д-р Папюс. Оккультизм. Первоначальные сведения. — М.: Селена, 1994. — 512с.»)

Глава 1. Иногда происходит даже совершенно невозможное.

— Жареные катуны! С пылу, с жару, в хрустящей корочке! — надрывалась голографическая светящаяся фигура высотой в десять человеческих ростов, изображавшая торговца в традиционной одежде Этла-Нитов.

— Сувениры и получасовые демо-открытки!

— Красочные альбомы с объемными инфо-записями самых знаменитых мест Этла-Тиды!

— Экскурсионные туры по пути Возрождающегося Бога! Только у нас — абсолютно реалистичная реконструкция сражения с катуном!

— Блюда и чаши по старинным образцам! Из точно такой же посуды ел и пил Бог, когда был человеком!

Над базарной площадью разливались оглушительные неумолчные шум и гомон. Торговля не прекращалась ни днем, при свете солнца, ни ночью, при искусственном освещении, превосходящем по яркости естественное. Конечно, многочисленные туристы могли приобрести любые товары в отелях, в гигантских супермаркетах, заказать по компьютерным сетям. Но каждый человек или представитель иной разумной расы, прибывший на планету под названием Этла-Тида, старался непременно купить что-нибудь на главной базарной площади Лирда, бывшей столицы Южной Империи. Считалось, что любой предмет, приобретенный на этой площади, приносит удачу. И никому не было дела до того, что на самом-то деле Трисмегист никогда не ступал в Лирд Высокобашенный.

Неподалеку от базарной площади находился огромный Портал Прямого Перехода длиной в несколько сотен человеческих шагов. Но и он не всегда успевал пропускать через себя всех желающих. Ведь Портал вел в Теч-Тулак, город, где человек по имени Трисмегист взошел на жертвенную пирамиду, чтобы стать Возрождающимся Великим Первым Богом. В отличие от Лирда, здесь царила торжественная и возвышенная тишина. Попав на площадь, все с благоговением взирали на сложенную из плоских камней пирамиду. Здесь ничего не изменилось за последние восемь сотен лет. Казалось, что угли на вершине еще не остыли, и продолжает звучать в узких улочках эхо от слов Трисмегиста.

Правящие этим миром Императоры и Императрицы, ведущие свой род от полулегендарных прародителей Лораны и Ремина, старались ничего не менять на побережье Западного Материка и в бывшем Проклятом городе, оставив постройки и природу такими, какими они были во времена войны Этла-Тиды и Южной Империи. Все космопорты, отели, фабрики и административные здания находились либо вдали от моря, либо на Западном Континенте, либо вообще были выведены на орбитальные станции-города. Почти четверть всей суши планеты Этла-Тиды превратилась в гигантский музей.

Разумные существа тысяч видов прибывали сюда через Сеть Порталов Прямого Перехода или прилетали на космических кораблях, чтобы лично посмотреть на священное место, где человек стал Богом. Пожалуй, только Земля, подарившая миру Трисмегиста и остановившая нашествие Генерального Вычислителя, могла соперничать с Этла-Тидой по числу посещающих ее туристов.

Большинству обитателей миров, входящих в Сеть ППП, казалось, что наступил тот самый Золотой Век, о котором миллионы лет вещали пророки и проповедники у разных народов, рас и видов разумных существ. И только немногие знали о том, что на золотой свет наползает полоска тьмы. Ведь не зря же в последнее время на орбите Этла-Тиды постоянно дежурили боевые крейсеры Повелителей…

— Кручу, верчу, запутать хочу! Подходи, налетай, деньги ставь, не зевай! — древняя, как сам мир, игра в шарик и три колпачка по-прежнему пользовалась популярностью у людей, эльфов, гномов и других гуманоидных рас. Ловкий щуплый этла-нит притулился со своим столиком в самом оживленном углу Лирдского базара и ловко перекатывал шарик, по-очереди накрывая его разноцветными колпачками.

Правоохранительные органы Этла-Тиды — Братья Полнолуния — сквозь пальцы смотрели на проделки подобных мошенников. В конце концов, это был такой же аттракцион, как гонки колесниц или благотворительные лотереи. Игроки заранее знали, что шансов на выигрыш почти нет, тем не менее делали ставки, приобретая в обмен на деньги азарт борьбы, накал страстей и надежду на удачу.

— Я играю! — сквозь толпу болельщиков протиснулась дородная дама в крикливо-пестром наряде.

Катала из-под полуопущенных ресниц окинул ее быстрым внимательным взглядом.

— Раз играете, делайте ставку! — он протянул аппарат — универсальный конвертер валют.

Дама приложила к считывающему сканеру свой перстень, и на дисплее высветилась сумма в деньгах Этла-Тиды. Ставка оказалась довольно большой, и катала решил продемонстрировать даме все свое искусство. Он жонглировал шариком в воздухе, подбрасывая его то донышками, то стенками колпачков. Перекидывал из руки в руку сами колпачки. Перекатывал шарик по столу, ловко меняя траекторию его движения. Последний раз он так старался для разумной рептилии с Зиззулиса.

Наконец, катала одновременно хлопнул всеми тремя колпачками по столу и развел руки в стороны:

— Угадывайте, красавица! Ваша удача сосредоточена в вашем указательном пальце.

Дама указала на красный колпачок.

Катала про себя порадовался тому, что человеческая наивность никогда не исчезнет, поправил шарик, зажатый между пальцами левой руки, а правой поднял колпачок за донышко. Там лежал шарик! А в левой руке его уже не было!

Ничуть не смутившись, катала широко улыбнулся:

— Да вы, красавица, оказывается, волшебница! Извините, но больше я с вами не играю. Извольте получить свой выигрыш.

Мошенника ничуть не расстроила потеря денег. Еще сегодня он успеет наверстать упущенное. Катала уже несколько раз сталкивался с колдунами и волшебниками, которые телепортировали шарик из его руки прямо под колпачок. По правилам, любое существо, использующее свой магический талант для получения выигрыша, автоматически выбывало из любых азартных игр. Так что все было честно.

Но дама запротестовала:

— Я хочу продолжать!

— Извините, но закон есть закон, — примирительно произнес катала.

— Мне не нравиться этот закон! — повысила голос дама и посмотрела вокруг, словно ища поддержки и одобрения. Но праздные туристы расступились в стороны. Они не затем прилетели на Этла-Тиду, чтобы участвовать в базарных разборках. Да и симпатии их, скорее, находились на стороне веселого каталы.

— Я делаю новую ставку! — заявила дама и протянула к конвертеру валюты свое кольцо.

— Тысячу раз прошу прощения, но я не могу вам этого позволить, — не переставая улыбаться, сказал катала и выключил прибор. — Представление окончено, клоуны расходятся.

Он отвесил глубокий шутовской поклон, нажал на кнопку, складывающую столик до размеров ладони, и попытался уйти.

Но объемистая фигура дамы перегородила ему дорогу:

— Мы еще не закончили игру!

Катала пропел елейным голосом:

— Милейшая и очаровательнейшая красавица, могущественнейшая волшебница и прочая, и прочая. Вы, конечно, имеете полное право играть в любые игры, какие пожелаете, но ведь нельзя же при этом использовать свой волшебный талант. Это, в конце концов, просто нечестно!

Сам он в это время искал взглядом какого-нибудь патрульного Брата Полнолуния. И, к счастью, заметил неподалеку сразу двоих. Впрочем, они сами уже спешили к месту, где зарождался конфликт. Священный музей Великого Первого Бога не должны были оскорблять подобные эксцессы. Братья, разумеется, были в курсе происходящего, так как каждый квадратный метр площади прослушивался и просматривался специальными устройствами.

Но дородную даму уже трудно было остановить. Она громко заговорила, и каким-то сверхъестественным образом ее слова разнеслись по всей площади:

— Весь это мир хочет заставить меня играть по его правилам! Но я этого не хочу. Мне не нравится этот мир, и я хочу его изменить! Я могу его изменить!! Я его изменю!!!…

На орбите Этла-Тиды на кораблях Повелителей зазвучали и засияли тревожные сигналы.

Дежурный оператор одного из крейсеров доложил:

— Похоже, это та, кого мы ждали. Сигналы магической активности показывают быстрое увеличение ауры в районе торговой площади Лирда.

Вахтенный офицер нахмурился. Никто не хотел верить, что это когда-нибудь случится, тем более, никто не думал, что это произойдет именно здесь — в священном для мириадов существ месте. Но, как оказалось, слухи и домыслы оказались вернее логических выкладок. Невозможное свершилось.

Офицер отдал приказ:

— Приступайте к плану «Эвакуация». Известите Императорскую Ставку и все узловые миры Сети.

Менее чем через секунду все Порталы Прямого Перехода приобрели розоватый оттенок. Тот, кто проходил через них, попадал на защищенные планеты, расположенные в противоположном от Этла-Тиды конце Вселенной. Все космические корабли получили приказ немедленно покинуть эту систему. В отелях, магазинах, парках и садах дежурный персонал и Братья Полнолуния начали эвакуацию туристов и местных жителей.

Площадь вокруг дородной женщины быстро пустела. Благо, что ее окружало множество огромных Порталов. Не было ни давки, ни паники. Братья Полнолуния выполнили свою работу на «пять с плюсом».

— Бегите, бегите! — насмешливо прокричала вслед людям дама. — Но вам негде спрятаться. Этот мир всего один. И он принадлежит мне!

Тем временем дородная дама меняла внешность. Яркое пестрое платье лопнуло и отлетело прочь, унесенное порывом ветра. Жировые складки исчезли, взамен их проявились очертания непревзойденно-великолепной, идеально-совершенной женственной фигуры. Вокруг головы засиял нимб огненно-золотых волос. Казалось, что их концы тают в воздухе, распространяя вокруг женщины золотистое свечение. Черты лица преобразились и засияли такой красотой и таким величием, которые соответствовали бы Богине.

Богине? Те, кто знал ее истинную сущность, называли ее Анти-Богиней. Еще ее звали Леди Кометой, Всемогущей Разрушительницей, Порождением и Судьей Мирового Зла.

Следующие слова женщины, похоже, подтвердили все эти прозвища:

— Вы, жалкие смертные и еще более жалкие бессмертные существа, цепляющиеся за свои никчемные жизни, я обращаюсь к вам всем, чтобы сказать: теперь я стану вершительницей ваших судеб!

Божественная Сила Леди Кометы выплеснулась наружу, не встречая преград и ограничений. Весь мир услышал ее голос. Он пронзил все Вселенные и Измерения. Его услышали и в Хаосе, и в мирах Порядка. Даже рои Критерианских Пчел замедлили свой стремительный хищный полет, даже невозмутимые существа Абсолютной Нирваны забеспокоились, занервничали и отвлеклись от своего вековечного самосозерцания.

Женщина раскинула руки и переместилась прямо в Теч-Тулак, на вершину священной пирамиды. Для этого ей не понадобился ни Портал, ни какое-либо другое транспортное средство.

С вершины, где человек Трисмегист некогда стал Богом, она воззвала:

— Эй, ты, тот кто называет себя Великим Первым Богом! Я заявляю, что этот мир, который ты называешь своим, на самом деле не заслуживает жизни. Если ты хочешь защитить его, сделай это сейчас. Иначе я брошу в Срединные Измерения кристалл Вечного Круговорота и замкну на него черную галактику Кур-Башур. А ты знаешь, что это будет означать конец всего живого. Я вызываю тебя на бой за власть над всем этим миром! Где же ты?!

— Я здесь, — ответил тихий голос, который тем не менее также был услышан всеми живыми существами, как будто раздавался над ухом или напрямую проникал в мозг тех, кто не имел ушей. — Но я не буду с тобой сражаться.

На вершине пирамиды рядом с обнаженной женской фигурой возникла мужская в развевающейся серой одежде. И все существа на всех Измерениях, во всех Вселенных увидели их, как будто сами стояли на площади Теч-Тулака у подножия рукотворного каменного холма. И в их сознаниях возникло понимание того, что видят они лишь телесные воплощения двух Богов, ведь на самом деле сущности Богов пронизывали весь мир и не имели материальной формы.

О Великом Первом Боге знали почти все. Но кем же была его соперница? Как и откуда появилась та, чья Божественная Сила не уступала Трисмегисту? И почему она хотела уничтожить мир, частью которого являлась?

Глава 2. Первая любовь обычно заканчивается трагедией.

— Зиганьеры! Зиганьеры едут!!! — следом за этим криком на лестнице, ведущей в наблюдательную башню, послышался частый топот резвых детских ножек, и вскоре появился сам источник шума — подвижный, непоседливый мальчуган лет восьми, запыхавшийся от бега и от волнения.

Найя с улыбкой посмотрела на своего брата Гейта, который все утро провел на смотровой площадке башни вместе со стражниками, чтобы первым сообщить о появлении долгожданных зиганьеров. Затем она аккуратно воткнула иглу в незаконченный вышиваемый пейзаж, сложила ткань, убрала ее в шкаф и только после этого встала и подошла к окну, открывающемуся во двор замка. Если бы рядом не сидела матрона Раймилна и не следила за каждым ее движением, то Найя, несомненно, просто бросила бы шитье на стол. Но дочь барона Кайдивара не могла позволить себе поступать так, как ей хотелось.

— Найя, я видел зиганьеров! — выпалил Гейт.

Матрона Раймилна встала, выпрямилась и строго произнесла:

— Юный барон Гейт Кайдивар, вам пора бы уже освоить хотя бы основные правила хорошего тона. Обличенный властью правитель должен служить примером уверенности и мудрости. А быстрый бег, учащенное дыхание и громкие крики никак не способствуют укреплению вашего авторитета в глазах ваших будущих подданных. Кроме того, я должна заметить, что зиганьеров вы видеть никак не могли. Скорее всего, вы видели лишь облако пыли, поднимающееся над холмом Спящего Вепря.

Гейт сразу сник и потупился. Суровая отповедь матроны мгновенно испортила ему настроение.

Найя отвернулась от окна, чтобы поддержать брата:

— Никто из слуг запыхавшегося Гейта не видел, значит, с его авторитетом ничего страшного не случилось. А пыль из-под копыт лошадей зиганьеров — это первый знак их появления. Иди сюда, Гейт, посмотри: наш папа собирает дружину.

Мальчуган с немой благодарностью посмотрел на сестру. Не в первый раз Найя защищала его от придирок Раймилны. Девушка в совершенстве изучила характер матроны, поэтому в некоторой степени научилась смягчать ее обычную привередливость. Правда, самой Найе для этого пришлось стать идеальной наследницей барона Кайдивара. А для пятнадцатилетней девушки это было нелегко, очень нелегко.

Пока Гейт придвигал к окну тяжелый стул, чтобы с него лучше рассмотреть суету во дворе замка, Найя с завистью смотрела на детей, которые шумной толпой выскочили за ворота.

«Счастливые, потому что свободные, — подумала девушка. — Они могут делать то, что хотят. Захотели — отправились к морю купаться. Захотели — пошли в порт смотреть на корабли из далеких стран. Захотели — побежали встречать зиганьеров. Если бы я не была дочерью барона, если бы у меня были светлые волосы и меня звали бы не Найей, а как простолюдинку — Готкой или Далкой — то я сейчас бежала бы вместе с ребятами босиком по теплой траве, как когда-то в далеком беззаботном детстве.»

Найя тихо вздохнула, так, чтобы не заметили матрона и брат, и начала вспоминать…

* * *

…Последний раз зиганьеры приезжали к замку барона Кайдивара пять лет назад. В то время Найя даже не знала о существовании троюродной маминой тетушки — матроны Раймилны.

Тогда вместе с детьми замковой стражи и прислуги она побежала на самый край городка, примыкавшего к скале, на которой стоял замок. Бежать вниз по мощеным улицам было легко и приятно. Казалось, еще немного, и ноги оторвутся от земли. Нынешняя, пятнадцатилетняя Найя, улыбнулась, вспомнив свои тогдашние ощущения. Помнится, она даже раскинула руки в стороны, чтобы взмахнуть ими и полететь, если каменная мостовая на самом деле уйдет из-под ног…

А потом вместе с доброй половиной города она стояла, ожидая, когда покажутся огромные повозки зиганьеров, о которых она знала только по рассказам слуг и старших ребят.

В те благословенные годы Найя почти не замечала разницы между потомками морского народа и простолюдинами. Первые отличались высоким ростом, худощавым телосложением и черными прямыми волосами. Вторые были ширококостными, светловолосыми и голубоглазыми. Но так как морской народ высадился на этот берег более ста лет назад, смешанные браки привели к уравниванию черт двух наций, особенно среди горожан. Пожалуй, только знать и Избранная Дружина хранили свою кровь в чистоте.

Тоненькая, высокая не по годам девочка с длинными черными волосами, заплетенными в косу, почти ничем не выделялась в толпе горожан, моряков и портовых рабочих. Белобрысые ребятишки толкали ее локтями, как ровню, и кричали в уши, чтобы перекрыть гомон:

— Смотри, Найя, облако пыли уже закрыло всю низину между холмом Спящего Вепря и скалой Одинокого Дерева!

— Видишь, герольды барона Кайдивара поскакали навстречу зиганьерам, чтобы указать им место для стоянки.

«Барон Кайдивар — мой отец,» — хотела сказать девочка, но промолчала. Барон являлся человеком из обычных серых будней, а зиганьеры казались почти сказочными существами.

Через некоторое время раздались крики:

— Вот они! Едут!

Наконец-то долгое ожидание было вознаграждено. Послышался топот множества конских копыт, и мимо людей пронеслась красочная кавалькада: в сопровождении герольдов и вооруженных дружинников барона Кайдивара ехали шестеро зиганьерских послов. Их легко было узнать по внешнему виду: смуглой коже, черным кудрявым волосам, орлиному профилю и обязательной бородке клинышком.

Одежда зиганьеров также разительно отличалась от нарядов горожан. Все шестеро носили одинаковые широкие ярко-алые шаровары, заправленные в высокие, черные, блестящие сапоги, на которые каким-то чудом не прилипала дорожная пыль. Зато разноцветные рубахи зиганьеров поражали своей пестротой и невероятным сочетанием красок.

— Я слышал, что ткани они окрашивают красками, сваренными из сорока семи степных цветов, — с видом знатока произнес стоявший неподалеку купец, но на его слова никто не обратил внимания.

На головах зиганьеры носили широкополые шляпы с султанами белоснежных перьев птицы-кометохвоста. Несмотря на быструю скачку, шляпы с голов не слетали. Да и вообще, зиганьеры держались в седлах так, словно родились на скаку. По сравнению с их прямой гордой посадкой даже лучшие дружинники барона выглядели неуклюжими пентюхами, впервые севшими на лошадь.

Под копыта лошадей горожане бросили несколько букетов цветов. Один из зиганьеров, не снижая скорости, быстро свесился с седла, подхватил букет и помахал им в воздухе, одарив встречающих белоснежной улыбкой.

Толпа взорвалась восторженными криками и рукоплесканиями.

Все это продолжалось лишь несколько секунд. Кавалькада промчалась мимо горожан и направилась к замку. На мгновение Найя пожалела, что не осталась дома. Ведь она могла бы посмотреть на послов вблизи и, может быть, даже поговорить с ними.

Но в это время кто-то дернул ее за локоть и позвал:

— Бежим с нами, посмотрим, как зиганьеры разбивают лагерь.

— Бежим! — легко согласилась девочка.

Для лагеря зиганьерам отвели место в пяти полетах стрелы от города, там, где морское побережье переходило в поросшую травой пустошь. Три десятка ребят растянулись длинной цепочкой. Самые быстрые уже добрались до лагеря, а малышня еще не пробежала и половины пути.

Но не только дети торопились навстречу зиганьерам. Мелкие торговцы спешили предложить кочевникам товары, которые могли понадобиться тем для обустройства на новом месте: веревки, ткани, одежду, украшения, посуду.

Наконец запыхавшаяся Найя остановилась возле той черты, за которой начинался лагерь. Все зиганьеры — взрослые, старики и дети — дружно трудились, разворачивая свои огромные, похожие на передвижные дома повозки. В каждую такую повозку было запряжено по десять-четырнадцать громадных тяжеловозов, но все равно у любого непосвященного возникало удивление: как можно сдвинуть с места восьмиколесную двухэтажную конструкцию?

Кроме лошадей у зиганьеров имелось великое множество домашнего скота. Конечно, все табуны, отары и стада сейчас остались на дальних выпасах, в двух днях пути от побережья, на берегу реки Кадальяби, но и сейчас лагерь оглашался криками разнообразных животных и птиц.

Увидев, что торговцы и любопытные городские дети смело передвигаются по лагерю зиганьеров, легко лавируя между телегами, Найя собралась с духом и пошла вперед. Вопреки ее ожиданиям, на нее никто не обращал внимания. Зиганьеры были обеспокоены лишь тем, чтобы успеть расположиться на новом месте до наступления темноты.

Тем более неожиданным для девочки стал громкий окрик:

— Эй, юная красавица, ты случайно не боишься заблудиться?

Найя поняла, что эти слова относятся к ней, и обернулась.

В пяти шагах от нее стоял юный зиганьер. Такой же черноволосый, кудрявый и загорелый, как и взрослые, только, разумеется, без бороды. Мальчик был ростом с Найю, но девочка поняла, что он на два или три года старше нее. На нем были одеты алые шаровары, пестрая рубаха и кожаная безрукавка, расстегнутая спереди. На ногах он носил легкие сандалии.

— Привет, — открыто улыбнулся зиганьер, — меня зовут Гензо Беньтиат. А тебя?

Подобная непосредственная прямота приятно удивила Найю. Почти не задумываясь, она представилась:

— Меня зовут Найя Кайдавар.

Как правило, горожане, услыхав это имя, почтительно кланялись, на их лицах появлялись подобострастные улыбки, а в голосах начинали звучать заискивающие нотки.

Но на Гензо имя впечатления не произвело. Он лишь улыбнулся:

— Я сразу догадался, что ты из морского народа. У тебя коса — как черная молния. И сама ты не похожа на местных рыхлых белобрысых увальней.

Комплимент был произнесен совершенно искренне, поэтому Найя решила, что этот вольный кочевник, наверное, просто никогда не слышал о том, кто является хозяином этого побережья. Девочке было особенно лестно, что объектом внимания является она сама, а не дочь барона Кайдавара.

Найя посмотрела вокруг:

— У вас тут так шумно, так тесно.

Гензо беззаботно махнул рукой:

— А-а-а, это только поначалу. Сейчас все повозки расставят по местам, лошадей распрягут и отгонят на пастбище, а свиней и куриц зарежут на ужин… Что с тобой?

Зиганьер легко произнес слово «зарежут», поскольку оно являлось неотъемлемой частью его быта. Но Найю это слово неприятно резануло по душе. Однако, увидев в глазах Гензо беспокойство, она постаралась улыбнуться:

— Наверное, я просто устала, пока бежала сюда из города. Да и день сегодня жаркий.

— Что правда, то правда, — согласился Гензо. — Придумал! Пойдем, я угощу тебя отваром из корня освежика. Моя мама варит его лучше всех!

— А я не очень помешаю?… — Найя с сомнением посмотрела на работающих зиганьеров.

— Да что ты! Мы всегда рады гостям.

— Ну-у-у… — Найя замялась.

— Пойдем, пойдем! — весело засмеялся Гензо и потянул ее за руку. — Не бойся!

— А я и не боюсь.

Гензо повел девочку по лагерю, показывая самые интересные места:

— Видишь, досками огораживают круглую арену? Завтра тут начнутся кулачные бои с моряками и ремесленниками из города. А вот там расчищают площадку для торговли конями и быками. А там, смотри, Найя, возводят шатер для цирка. Видишь, из повозок выводят дрессированных тигров, слонов и страусов? Первое представление состоится завтра вечером. В цирке будут и акробаты, и жонглеры, и фокусники. Ты придешь?

— Обязательно! — глаза Найи сияли. Впервые в жизни она видела столько чудес. Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно свободной.

Пройдя едва ли не половину всего лагеря, Гензо привел Найю к огромной повозке. Колеса были выше роста девочки, а над ними еще возвышались дощатые борта первого этажа и полотняная полукруглая крыша второго. Запрокинув голову, Найя с любопытством разглядывала картины, которыми были разрисованы борта. Тут можно было увидеть и стада пасущихся животных, и уходящую за горизонт дорогу, по которой двигался караван восьмиколесных повозок, и сцены охоты на антилоп и тигров.

Судя по всему, повозка семьи Гензо уже была установлена на место. Длинные оглобли лежали на земле, лошади были выпряжены, и никого из взрослых рядом не было. Лишь из трубы над повозкой вился легкий дымок, говорящий о том, что внутри все же кто-то находится.

Гензо одним махом взлетел по вертикальной лестнице, прикрепленной посередине повозки, между двумя парами колес.

— Мама, у нас гости! — громко крикнул он, отгибая полог из плотной тяжелой ткани. — Дай попить!

Откуда-то из глубины послышался женский голос, но слов Найя не разобрала. Ее новый знакомый исчез за пологом, и Найя осталась одна. Не успела она подумать о том, как глупо выглядит, стоя в одиночестве и ожидая возвращения юного зиганьера, как Гензо появился снова, светясь от радости.

— Смотри! Я раздобыл не только отвар освежика, но и лепешки.

Действительно, в правой руке мальчик держал глиняный кувшин, а в левой — узелок.

«Как же он спустится по лестнице?» — подумала Найя. Предложить свою помощь дочери барона даже не пришло в голову. Но Гензо прекрасно справился без нее. Он просто спрыгнул, легко спружинив длинными крепкими ногами.

«Какой он ловкий,» — с восхищением подумала Найя.

Гензо протянул ей кувшин:

— Мама говорит, что в повозке слишком жарко, а верхний полог откинуть некому, так как отец и братья повели лошадей на водопой. Так что предлагаю расположиться под повозкой. Там прохладно даже в самую сильную жару. Да и мешаться мы никому не будем. Видишь, пастухи гонят ездовых быков? Лезь за мной, пока не затоптали.

Найя обернулась и только сейчас заметила надвигавшееся стадо. Зиганьеры на лошадях окружали его со всех сторон, не давая быкам разбежаться в стороны. Похоже, их ничуть не волновало то, что стадо может натворить бед в узких проходах между рядами повозок. Наверное, для стоянки зиганьеров это было не впервой, и все своевременно освобождали дорогу массивным животным с острыми, направленными вперед рогами.

Стараясь не расплескать напиток в кувшине, Найя пригнулась и полезла под повозку следом за Гензо. Мальчик сказал правду, здесь было прохладнее, чем на открытом пространстве под палящими лучами солнца.

Гензо снял безрукавку и постелил ее на траву:

— Садись, Найя. Смотри, быки уже близко.

Юная баронесса еще ни разу в жизни не сидела под повозкой на чужой одежде в то время, как совсем рядом с ней — только руку протянуть — топали ноги быков с тяжелыми раздвоенными копытами. Это зрелище настолько зачаровало ее, что Гензо вынужден был напомнить:

— Ты же хотела пить? Пей!

Найя сделала несколько глотков из кувшина. Напиток оказался прохладным, ароматным и необыкновенно вкусным. Он пах степными просторами, разнотравьем и свежим ветром. Не менее вкусными оказались и лепешки, которые Гензо вынул из узелка.

Мальчик и девочка сидели под повозкой, смотрели на проходящих мимо быков и по очереди пили из кувшина отвар освежика. В тот момент Найя считала, что на свете нет ничего прекраснее, чем быть вольным зиганьером.

Когда стадо протопало мимо, закончились и отвар, и лепешки. Жизнь в лагере зиганьеров вновь вошла в прежнее русло.

— Вот и последние повозки устанавливают, — объявил Гензо, выглядывая между огромными колесами.

— Как же вы разворачиваете такие махины? — спросила Найя.

— А очень просто. Посмотри наверх.

Только теперь Найя заметила, насколько сложные механизмы скрывались под днищем повозки. Тут были и огромные шестерни, и какие-то рычаги, и оси.

— Что это? — удивилась она.

— Сейчас я тебе объясню, — Гензо обнял ее за плечи и легонько надавил. — ложись, так будет лучше видно.

Повинуясь ласковому нажиму, Найя легла на спину, рядом с Гензо. Теперь, и правда, она могла рассмотреть сразу все пространство под повозкой. Ведь раньше, когда она сидела, ее нос упирался в массивную железную шестеренку.

Гензо пальцем показал на переднюю часть повозки:

— Видишь, Найя, каждая пара колес поворачивается отдельно. Причем если передние колеса поворачивают вправо, то задние, наоборот — влево. То есть повозка может развернуться практически на одном месте. Для этого-то и сделана вся эта система передач. Достаточно повернуть оглобли, и все оси одновременно разворачиваются в нужную сторону. Смотри, вот этот главный распределительный вал вращает зубчатые передачи, передающие усилие на каждую из четырех осей…

Гензо рассказывал об устройстве повозки так увлеченно, что Найя слушала его, затаив дыхание. Но впечатления целого дня были слишком велики для девочки. Она почувствовала, что веки ее тяжелеют, накатывает дремота…

Разбудили Найю громкие мужские голоса.

— А вот и отец с братьями вернулись, — сказал Гензо.

Девочка почувствовала, что по ее щекам разлился жар стыда. Она не помнила, сколько времени провела под повозкой. Она не знала, сколько минут или часов проспала рядом с мальчиком-зиганьером. Однако, бросив быстрый взгляд между колесами, Найя немного успокоилась — вечер еще не наступил, солнце светило по-прежнему ярко, а в лагере зиганьеров продолжала кипеть бурная деятельность.

— Папа, мы здесь! — крикнул Гензо и потянул Найю за руку: — Вылезай, я познакомлю тебя со своей семьей.

Дети выбрались из-под повозки и начали стряхивать с одежды сухую траву и пыль.

Одновременно с этим Найя украдкой бросала косые взгляды на появившихся зиганьеров. Те же, ничуть не стесняясь, разглядывали ее в упор. Их было пятеро: взрослый зиганьер и четверо юношей. Самому старшему — лет двадцать с лишним, младшему — около пятнадцати. Легко было догадаться, что это отец с детьми.

— Привет, отец, — улыбнулся Гензо. — Это Найя Кай… — Он повернулся к Найе: — Как ты говорила?

— Найя Кайдавар, — девочке было несколько обидно, что Гензо забыл родовое имя баронов морского народа.

— А это мой отец — Гельн Беньтиат, он первый помощник Старшего Табунщика…

Найя не знала, насколько высоко это звание, поэтому сделала реверанс, которому научила ее мама.

— …И братья, — продолжил Гензо, — Диклияр, Ормьин, Ластьен и Льогги.

— Очень приятно познакомиться, — повторила реверанс Найя.

Гельн Беньтиат огладил свою клиновидную бороду и улыбнулся:

— Нам тоже очень приятно принимать у себя в гостях столь милую девочку из морского народа.

— Благодарю вас… — Найя заколебалась, назвать ли зиганьера «господин», «мессир» или «владетельный дюк», но потом нашла выход из положения: — Благодарю вас, первый помощник Старшего Табунщика.

Зиганьер одобрительно покачал головой, а затем, повернувшись ко входу в повозку, прокричал:

— Дильяна, мы вернулись!

Из-за полога ответил женский голос, принадлежавший, несомненно, матери Гензо:

— Слышу, дорогой. Сейчас сниму с огня котелок и выйду.

Полог повозки откинулся, и на землю также легко, как раньше Гензо, спрыгнула высокая стройная женщина в переливающемся муаровом алом платье. Найя невольно залюбовалась ее горделивой осанкой, распущенными по плечам черными вьющимися волосами и красивым точеным лицом. Не могла она не заметить и то, что шею, запястья и щиколотки женщины украшали многочисленные золотые украшения: цепочки и браслеты.

Женщина, ничуть не смущаясь детей и многочисленных людей вокруг, крепко поцеловала в губы своего мужа Гельна, и лишь потом обратила взгляд своих больших черных глаз на Найю.

— Если бы я знала, какая красавица зашла к нам в гости, я бы еще раньше бросила все дела. Понравился ли тебе отвар оживика и лепешки?

— О, да! — Найя сделала самый глубокий реверанс, который дозволял этикет морского народа. — Ваша еда просто восхитительна. Большое спасибо за угощение.

Все зиганьеры одобрительно заулыбались.

Дильяна показала на небо.

— Через час стемнеет. Останешься ли ты ночевать вместе с нами, или отправишься домой?

Найя испуганно подняла голову. Увы, это была правда. Солнце неумолимо клонилось к горизонту.

— Мне было очень хорошо с вами, но я должна возвращаться домой. Мои родители, наверное, уже беспокоятся.

Про себя же Найя подумала: «Беспокоятся — это еще мягко сказано. Сейчас, пожалуй, вверх дном перевернут не только весь замок, но и город с портом в придачу. Я не удивлюсь, если отец уже ведет свою дружину сюда, в лагерь зиганьеров.»

Поэтому она начала быстро прощаться.

— Я провожу тебя, — сказал Гензо.

Найя не нашла в себе сил, чтобы отказаться. Поэтому, сопровождаемая прощальными криками всего семейства Беньтиат, вместе с Гензо быстро зашагала в сторону побережья.

Теперь, спустя пять лет, Найя уже не помнила, о чем они говорили с Гензо по дороге. Впрочем, это было не так уж и важно. Прежде чем расстаться, они долго держали друг друга за руки и смотрели в глаза. И молчали.

Найя уже в десять лет была не настолько наивна, чтобы позволить зиганьеру провожать себя до ворот замка. Они расстались на окраине города, пообещав друг другу, что встретятся завтра снова и вместе отправятся смотреть цирковое представление. Но этого не произошло.

Гнев родителей Найи оказался намного выше того предела, на который рассчитывала девочка, хотя она и не рассказала им всего, что произошло с ней в течение этого дня. Все десять дней, когда лагерь зиганьеров располагался возле города, все время, в течение которого происходили оживленная торговля, цирковые представления и веселые соревнования, Найя просидела под замком в своих покоях. Это было очень похоже на тюремное заключение.

Спустя три дня после того, как зиганьеры уехали в свои бескрайние степи, Найю выпустили на свободу. А еще через пять дней девочка случайно услышала разговор родителей.

— Я отправила письмо своей троюродной тете — матроне Раймилне, — говорила баронесса Аймарилла. — Гейту уже три года. Я не хочу, чтобы он вырос таким же безответственным, как Найя.

Барон Гайан Кайдавар не был столь суров:

— Дорогая, наша дочь не виновата. Просто ее вовремя не научили… не объяснили.

— Да, наверное, в этом есть и моя вина, — голос Аймариллы слегка дрогнул. — Я столько сил отдавала ведению хозяйства, что девочка совсем отбилась от рук. Но ничего, Раймилна все исправит. Она не оставит наших детей ни на минуту. Они попадут в хорошие руки.

— Будем на это надеяться, — Найя услышала звук поцелуя. — Наши дети нас больше не огорчат…

Найя тихо, на цыпочках, поспешила удалиться. Ее душили слезы. Но только добравшись до своей кровати, она дала им волю.

…Да, годы детства пролетели слишком быстро. Не так-то много осталось у Найи приятных воспоминаний. А мальчик по имени Гензо Беньтиат — самое сокровенное, самое дорогое из них. И самое последнее. Ведь вскоре в замке поселилась Раймилна, и жизнь наследников барона Кайдавара превратилась в ежедневный монотонный кошмар…

* * *

От воспоминаний Найю отвлек голос матроны:

— Отойдите от окон, дети. Гейт, чтобы утихло твое необоснованное возбуждение, расскажи нам с Найей, почему каждые пять лет зиганьеры приезжают к побережью нашего океана?

Выражение «нам с Найей» очень часто звучало из уст Раймилны. Таким образом она не только возлагала на Гейта двойную ответственность, но и подключала Найю к воспитанию брата. Матрона считала, что это очень мудрая и продуманная политика. У детей мнение было прямо противоположное.

— Потому что им так хочется, — уверенно ответил мальчик.

— Неправильно! — в голосе Раймилны появились нотки злорадства. — Гейт, какие науки самые главные для баронов морского народа?

Этому мальчика учили с самого раннего детства. Поэтому без запинки он отбарабанил:

— История, география, политика, экономика и стратегия.

— Ну что же, неплохо. Тогда начни, пожалуйста, с истории.

— С истории? Мы, морской народ, заняли эту землю пять поколений назад. Наша родина — на юге, на Базайском архипелаге…

— Ты уже перешел к географии, — вставила Раймилна.

Не обращая внимания на это слегка ядовитое замечание, Гейт продолжил:

— На острове Дадрапрайт находится столица нашей страны. И сейчас там правит король Лайлот Третий. Ему подчиняются бароны и флотоводцы морского народа. Бароны защищают земли, а флотоводцы охраняют морские пути. Наш отец Гайан Кайдавар обязан контролировать берег от мыса Пардабай до устья реки Жилюй. Для этого строятся крепости, куется оружие, мобилизуется местное население…

— И когда-нибудь тебе тоже придется заниматься охраной границы, — напомнила матрона. Она считала своей главной обязанностью воспитание у наследников чувств долга и ответственности перед морским народом.

 — Да, да, — легко согласила Гейт, не особенно задумываясь над смыслом сказанного. — Так мне продолжать?

— Несомненно, молодой барон. Ваш рассказ так полон, ваши мысли так мудры и глубоки, что нам с Найей не терпится услышать продолжение. Только не забывайте, пожалуйста, что спрашивала-то я про зиганьеров.

— Про зиганьеров? А-а-а, про зиганьеров… — Гейт наморщил лоб. — Зиганьеры — это племена степных кочевников. Они кочуют с места на место, нигде надолго не останавливаются. Их скот быстро съедает всю траву, и им надо искать новые пастбища.

— Искать?

— Ну, ладно, не искать. Каждый клан зиганьеров уже многие столетия придерживается определенного маршрута в степи. Вот почему один из кланов раз в пять лет приближается к нашему берегу, чтобы обменяться товарами.

— Очень хорошо! — на этот раз, кажется, похвала Раймилны была искренней. — А откуда мы знаем все о зиганьерах?

— От них самих.

— А можем ли мы верить тому, что сообщает о себе потенциальный враг?

— Нет! — четко ответил Гейт.

Найя спросила матрону:

— Почему все считают зиганьеров врагами? Они ни разу не воевали с морским народом. Скорее нам следует опасаться простолюдинов. Мы же завоевали их землю.

— Мы ее не завоевали, — внушительно произнесла Раймилна, тем самым как бы вовлекая детей во всеобщий заговор лжи. — Мы защищаем простолюдинов от опасностей. От тех же зиганьеров, к примеру. Разве я не рассказывала вам о том, что происходит в степях на самом деле? Зиганьеры — не мирные пастухи. Они — воины, постоянно сражающиеся друг с другом и с соседними народами. Они устраивают набеги на тех, кого считают слабее себя, захватывают скот, ценности и рабов.

Найя уже слышала эти истории, которые считала такими же лживыми, как и утверждение, что морской народ «защищает» простолюдинов.

Поэтому, сдерживая улыбку, она решила обернуть аргументы матроны против нее самой:

— Можем ли мы верить людям, которые обвиняют зиганьеров во всех этих преступлениях?

— Когда живешь в окружении врагов, верить надо в самое худшее, — наставительно произнесла Раймилна.

— А я считаю, что зиганьеры — это добрые и открытые люди, — сказала Найя. — А наговаривают на них те, кто сам носит в груди злое завистливое сердце. С зиганьерами надо дружить. Тогда морской народ укрепит свои границы и станет вдвое сильнее.

— Это точно! — воскликнул Гейт, восторженно глядя на старшую сестру. Он пока еще не решался произносить слова: «Я считаю, что…»

Но матрона Раймилна не пришла в восторг от самостоятельности суждений юной баронессы. Тем не менее она решила оставить строгую отповедь до более подходящего случая.

Раймилна встала и трижды хлопнула в ладоши:

— Гейт и Найя! Мы продолжим этот разговор сегодня же вечером. А сейчас вам надо приготовиться к приему послов зиганьеров. Ваши родители будут ждать вас в Главном зале для приемов. Не опаздывайте! Когда герольды на воротных башнях затрубят, это будет означать, что всадники въезжают в замок. К этому времени вы уже должны быть в Главном зале. Вам ясно?

— Ясно, — хором ответили дети.

— Тогда отправляйтесь в свои покои и наденьте праздничную одежду, которую я приготовила для вас три дня назад. Сохраняйте достоинство, не торопитесь, но и не мешкайте. Каждая минута опоздания будет означать для вас один день без сладкого. Ясно?

— Ясно, — повторили Гейт и Найя.

— Я вас больше не задерживаю. Идите!

Выйдя из комнаты, девушка шлепнула своего брата пониже спины:

— Кто последний добежит до своих покоев — тот жирный ленивый тюлень!

Стараясь ступать тихо, чтобы не услышала оставшаяся в комнате матрона, они вихрем помчались по коридору.

* * *

Когда трубы герольдов издали медно-звонкие трели, возвещая о том, что послы зиганьеров проехали через ворота замка, все семейство Кайдавар уже находилось в Главном зале. Там же собрались лучшие воины Избранной Дружины, советники, герольды и оказавшиеся в это время в городе купцы из морского народа.

Барон Гайан Кайдавар и его жена Аймарилла сидели на тронах, сделанных из голубого дерева, растущего только на южных островах Базайского архипелага. Найя и Гейт стояли рядом с троном отца. Прочие гости располагались за их спинами полукругом в соответствии с древностью родов и званиями. Блеск начищенных лат мужчин должен был показать зиганьерам силу морского народа, а дорогие платья женщин — продемонстрировать богатство.

Мажордом стукнул символическим позолоченным ключом в гонг и объявил:

— Послы зиганьеров почтительно и смиренно просят аудиенции у барона Гайана Кайдавара, владетельного дюка морского народа, получившего милость и одобрение во всех своих делах от короля Лайлота Третьего.

После этого все разговоры смолкли. Стражники распахнули тяжелые створки парадных ворот, и в Главный зал вошли представители степного народа.

Зиганьеров было шестеро. Они были одеты почти также, как и в прошлый свой приезд: черные сапоги из лакированной кожи, широкие алые шаровары и свободные разноцветные рубахи. Широкополые шляпы послы держали в руках, наверное, сняв перед входом в замок. На лицах зиганьеров не было видно ни почтительности, ни смирения, о которых говорил мажордом.

Найя не ожидала, что при виде этих сынов вольного степного простора ее сердце забьется с утроенной скоростью. Но оказалось, что впечатления далекого детства еще живут в ее душе. Найе почудилось, что лица двоих послов — самого старого и самого молодого — ей знакомы.

Один из герольдов, сопровождавших зиганьеров, развернул свиток и огласил состав посольства:

— Гельн Беньтиат, Старший Табунщик клана Кань. Диклияр Беньтиат, второй помощник Старшего Табунщика. Зальдо Мальтори, Первый Охотник клана Кань. Катьяр Китональ, Главный Механик клана Кань. Мьякш Ниуль, Наставник Следопытов клана Кань. Гензо Беньтиат, доверенный ученик Наставника Следопытов.

Каждый из названных зиганьеров делал шаг вперед, низко кланялся и изящно взмахивал своей шляпой с длинными белыми перьями. Другой герольд из свиты барона выступил навстречу и начал перечислять имена и титулы представителей морского народа.

Найя этого уже не слышала. Она забыла обо всем на свете, не в силах оторвать глаз от молодого зиганьера. Гензо вырос, возмужал и превратился в статного юношу с широкой грудью и узкими бедрами. Он был необыкновенно красив, но красив той красотой, которую принято называть «порочной». Однако в языке морского народа не было подобного слова. Тем более, Найя никогда не применила бы такое определение к Гензо Беньтиату, воспоминания о котором целых пять лет томили ее душу.

Гензо также не отрывал своих черных пламенных глаз от Найи. Девушка почувствовала, что по ее щекам разливается румянец. Она даже сделала шаг вперед, словно невольно собиралась броситься навстречу своей ожившей мечте.

Стоящий рядом Гейт дотронулся до руки сестры и прошептал, не поворачивая головы:

— Что с тобой? Не шевелись, Чудовище настороже.

Кого он подразумевал под прозвищем «Чудовище», догадаться было нетрудно. Найя почти физически ощутила, что ее затылок буравит колючий взгляд матроны Раймилны, которая по праву воспитательницы наследников стояла сразу позади тронов.

Девушка сумела сдержать свой порыв, но ее сердце уже было полно любовного жара, который своим дымом заволакивал сознание и застилал глаза розовой пеленой.

Тем временем совместное знакомство состоялось. По сигналу мажордома слуги начали вносить в Главный зал столы, на которых уже были расставлены кушанья и напитки. Эта работа требовала не только ловкости, но и немалой физической силы, так как столы были большие, сколоченные из толстых досок, а нести их приходилось очень осторожно, чтобы ничего не уронить и не расплескать по дороге.

Но слуги, набранные среди простолюдинов, были отлично вышколены. Поэтому в течение десяти минут Главный зал превратился в святилище бога чревоугодия и виноделия. Барон и баронесса, не вставая со своих тронов, оказались во главе длинного стола, составленного как бы из отдельных секций. Остальным пришлось самостоятельно рассаживаться на принесенные вслед за столами стулья.

Найя и Гейт, разумеется, расположились возле родителей. Посольство зиганьеров разместилось с противоположной стороны стола. Поэтому между Найей и Гензо оказалось не меньше тридцати человек, так что они не могли не только поговорить, но даже обменяться взглядами.

Найя механически ела и пила, не слыша тостов, которые произносились за столом, не видя обеспокоенных взглядов, которые устремляла на нее мать. Все ее мысли были обращены к дальнему концу стола, невидимому и недоступному.

Наследники барона Кайдавар еще ни разу не присутствовали на торжествах подобного уровня. Поэтому для них большим сюрпризом стало то, что в Главном зале через некоторое время появились музыканты и заиграли веселые танцевальные мелодии. Люди вставали из-за столов, чтобы принять участие в общем веселье. Кольчуги дружинников ритмично позвякивали в такт музыке, украшения дам сверкали и переливались в свете ярких светильников.

Найя стряхнула оцепенение. Она и не могла и мечтать о таком счастье. Казалось, что она попала в сказку, когда исполняются самые сокровенные желания.

Решившись на ПОСТУПОК, Найя поднялась и направилась в другой конец зала. Спиной она чувствовала взгляды родителей, брата и особенно матроны Раймилны. Больше всего девушка боялась, что сейчас кто-нибудь из родных попытается остановить ее или помешает выполнить задуманное. В этом случае она не могла ручаться за последствия. А матрона, возможно, пожалела бы о том, что когда-то приехала в замок Кайдавар.

Но никто не воспрепятствовал Найе. Ведь на самом деле большая часть собравшихся просто не обращала на нее внимания. А мать и отец не придали особого значения тому, что дочь встала из-за стола. В конце-то концов, мало ли куда может отправиться молодая девушка после двух больших бокалов легкого белого вина?

Когда же Найя приблизилась к зиганьерам, исправлять все было поздно. Послы весело хлопали в ладоши, но сами не танцевали.

Найя протянула руку Гензо:

— Пошли?

Лишь долю мгновения длилось удивление юноши. Затем он встал и осторожно коснулся ладони юной баронессы:

— Я не смел на это надеяться.

Найя смущенно улыбнулась:

— Я тоже.

И они закружились в танце, глядя в глаза друг друга.

Затянувшееся молчание решил нарушить Гензо:

— Подумать только, мы не виделись пять лет, а у меня такое чувство, что мы расстались только вчера.

— И мне тоже так кажется.

— А ведь я не знал вначале, что ты дочь барона. Но когда ты не пришла в наш лагерь, как мы договаривались, я начал искать тебя в городе. Там-то мне и сказали, кто ты такая. Я пытался попасть в замок, но меня не пустили. Что я только не делал… — Гензо смущенно потупился, словно испытывал вину за недостаточную настойчивость.

— Я тоже очень хотела тебя увидеть. Но родители посадили меня под замок.

— Под замок?! — В глазах Гензо сочувствие смешалось с ужасом. — Это же ужасно! Я бы не прожил взаперти ни одного дня.

Найя была тронута его словами:

— А я привыкла. Только по ночам бывает очень одиноко.

— Больше ты не будешь одинока, — уверенно произнес Гензо.

Душа Найи готова была согласиться с этим утверждением. А рассудок, который напоминал, что зиганьеры проведут здесь всего десять дней, а затем вновь растворятся в бескрайних степных просторах, был заглушен стуком любящего сердца и кипением горячей юной крови.

Юноша и девушка даже не заметили, что музыканты уже сыграли несколько разных мелодий — как быстрых, так и медленных. Они продолжали кружиться в своем особом ритме, понятном только им двоим, существующем только для них.

Эту идиллию прервал Гейт, дернувший Найю за рукав:

— Ты что, совсем голову потеряла? Родители в шоке, Чудовище в ярости. Да и кое-кто из Избранной дружины косо поглядывает на вас.

— Это мой брат Гейт, — представила мальчика Найя, совершенно забыв, что герольды уже объявляли их имена и титулы.

— Я рад познакомиться с молодым бароном Кайдаваром, — уважительно, но без всякого подобострастия сказал Гензо, протягивая Гейту руку.

Мальчик с восторгом пожал ладонь вольного зиганьера:

— Ого, какая сильная. А сила тебе пригодится, если ты захочешь принять вызов Кайла Вайнара.

Найя обернулась и увидела матрону Раймилну, стоящую рядом с молодым воином Избранной Дружины. За последний год двадцатилетний Кайл уже не раз пытался привлечь внимание дочери барона. Некоторое время назад Найя даже готова была признать, что он чем-то похож на Гензо. Но теперь, встретив свою истинную любовь, она поняла, что дружинник морского народа — всего лишь слабое подобие вольного зиганьера.

Найя с деланным безразличием оглядела этих двоих, хотя внутри нее все кипело от гнева. Она не сомневалась, что Раймилна и Вайнар затевают что-то против ее любимого Гензо.

Стараясь не подавать вида, что обеспокоена, девушка шутливо взъерошила волосы на голове своего брата:

— Спасибо за предупреждение, Гейт. Постарайся отвлечь Раймилну, а с Кайлом я как-нибудь разберусь сама.

Хотя Гейт не слишком-то желал лишний раз оказываться возле матроны, просьба сестры была превыше всяких страхов и антипатий. Найя проводила взглядом удаляющегося брата, пытаясь угадать, какую уловку он придумает на этот раз.

А веселье в Главном зале тем временем приближалось к своей высшей точке. От выпитого вина и от быстрых танцев люди раскраснелись. Тяжелые створки парадных ворот были распахнуты, чтобы дующий с моря вечерний ветерок остудил головы и тела. Кому-то даже этого было мало, и гости выходили во двор замка, чтобы подышать свежим воздухом.

Найя решила воспользоваться подходящим моментом и потянула Гензо к выходу:

— Пойдем, прогуляемся по замку. Я покажу тебе, как мы тут живем.

— С такой очаровательной спутницей я готов пойти хоть на край света, — галантно согласился зиганьер.

Молодые люди смешались с толпой возле парадных ворот. Найя еще раз оглянулась, чтобы проверить, как идут дела у Гейта. Тот с блеском выполнил свое поручение. Девушка увидела, как вокруг держащегося за живот брата суетятся родители, Раймилна и придворные лекари. Гейт то стонал, то сгибался вдвое, то прыгал на месте. О Найе и ее спутнике на время забыли.

— Направо, быстрее, — Найе не пришлось долго упрашивать Гензо.

Держась за руки, влюбленные скользнули в тень от стены и побежали вверх по лестнице, ведущей на одну из башен. Казалось, их никто не заметил. И вскоре молодые люди очутились на верхней площадке, откуда открывался великолепный вид на вечернее море.

В городе, в порту и на кораблях уже зажгли фонари, так что сверху казалось, будто тысячи светлячков высыпали на побережье, чтобы после жаркого дня искупаться в прохладной воде.

— Жалко, что отсюда не видно нашего лагеря, — сказал Гензо, внимательно осматриваясь вокруг.

— С той стороны замка, что обращена к суше, сейчас удвоены сторожевые посты. Нас бы там сразу заметили. А тут мы можем спокойно побыть вдвоем.

— Значит, со стороны моря часовых нет?

— А зачем они тут? Пока зиганьеры находятся возле города, отец в первую очередь заботится о защите другой стороны… Ой, я тебя не обидела?

— Да нет, не обидела. Я понимаю, что старинное недоверие не может исчезнуть за несколько лет. Вам, морским людям, везде чудятся враги…

— Только не мне! — перебила его Найя.

— Да, — пылко согласился Гензо, пожимая ладони девушки. — Ты необыкновенная, не такая, как все.

 — Ты правда так считаешь? — хотя юную баронессу никто никогда не обучал науке кокетства, нужные слова и интонации приходили сами.

— Да, правда, — произнес зиганьер, мягко, но вместе с тем властно притягивая Найю к себе.

Она попыталась робко воспротивиться:

— Что ты делаешь, Гензо?

Гензо быстро и с жаром заговорил:

— Помнишь нашу первую встречу пять лет назад? Всего один день мы провели вместе, а я с тех пор ни на секунду не терял твоего образа, запечатлевшегося в моей душе. Я мысленно рисовал его на звездном небе, в зарослях цветущего ковыля, в дуновении ветра, в пении птиц. И вот я вновь встретил тебя. Сегодня я стал самым счастливым человеком на свете. Сегодня я понял, для чего живу. Я живу для тебя, Найя… любимая… Вот видишь, я все таки смог произнести это слово. Теперь я в твоей власти. Прикажешь ли ты мне оставить тебя и никогда больше не появляться?

— Нет, — прошептали губы девушки.

— О-о-о! — воскликнул зиганьер. — Неужели твой ответ дает мне надежду на обретение блаженства? Неужели я — недостойный дикий житель степей — могу рассчитывать на то, что самая прекрасная в мире девушка обратит на меня внимание? — В глазах Гензо пылало пламя страсти. — Или же меня вознесут превыше всех живущих, дозволив не только любить… но и быть любимым?

Найя еле слышно выдохнула:

— Да.

— Я не верю своим ушам, — глаза Гензо заблестели от слез счастья.

— Да, — чуть более твердо произнесла Найя.

Сознание девушки кружилось в сверкающем вихре, мысли путались, перед глазами все плыло. Словно во сне, она видела приближающееся лицо Гензо, чувствовала его дыхание на своих щеках. Зная, что должно произойти вслед за объяснением в любви, она открыла рот и подставила губы для первого в жизни поцелуя…

…Но вечернюю тишину нарушил звон стали и топот тяжелой обуви. Найя и Гензо отпрянули друг от друга, словно злоумышленники, застигнутые на месте преступления. Через несколько мгновений на башне появились барон Гайан Кайдавар, дружинник Кайл Вайнар, Старший Табунщик Гельн Беньтиат, матрона Раймилна и еще трое стражников из морского народа.

Найя почувствовала, как напрягся Гензо. Так готовится к прыжку тигр, окруженный стаей волков.

Гельн Беньтиат, видимо, хорошо знал своего сына, так как сразу же приказал:

— Не двигайся, Гензо! Не двигайся и не произноси ни слова. Владетельный дюк барон Кайдавар в милости своей позволит тебе покинуть замок в целости и невредимости. Но только при условии, что ты никогда больше не попадешься ему на глаза. Закон гостеприимства морского народа слишком мягок. Но в нашем лагере я накажу тебя соей властью — не только властью отца, но и властью Старшего Табунщика.

Гензо сник и покорился.

Кайл Вайнар заботливо спросил у Найи:

— С тобой ничего не случилось?

Девушка не произнесла ни слова, но одарила дружинника ненавидящим испепеляющим взглядом. Она поняла, кто их выследил. Она не собиралась прощать Кайла.

Матрона Раймилна строго произнесла:

— Наследная баронесса Найя Кайдавар, немедленно проследуйте в свои покои!

Девушка подумала про себя, что и с этим Чудовищем она тоже когда-нибудь поквитается. Но самым тяжелым для Найи было то, что ее отец не произнес ни слова. Он просто стоял и смотрел на свою дочь. И непонятно было, осуждает ли он ее, презирает или жалеет.

Перед тем, как спуститься по лестнице следом за Старшим Табунщиком, Гензо посмотрел в глаза Найи таким взглядом, каким смотрит в последний раз на солнце узник, ведомый на смертную казнь. Девушка в ответ постаралась подбодрить его легким кивком головы, хотя у нее самой в душе разлилась черная бездна горести.

За зиганьерами пошли воины морского народа под предводительством Кайла Вайнара. И только потом начали спускаться барон с дочерью и матрона. Внизу Гайан Кайдавар, продолжая молчать, опустил голову и побрел по двору замка.

— Вот видишь, сколько горя ты причинила своим родителям, — прошипела Раймилна.

Найя не могла ответить ей колкостью, так как боялась, что голос дрогнет или предательски сорвется. Поэтому она молча дошла до своих покоев. За спиной девушки захлопнулась дверь, и в замочной скважине несколько раз повернулся большой кованый ключ.

Найя вновь оказалась взаперти, так же, как и пять лет назад. Она упала на кровать, и рыдания сотрясли ее тело. От выплаканных слез стало немного легче, и обессилевшая девушка заснула.

* * *

Проснулась Найя оттого, что снаружи кто-то отпирал замок ее двери. Девушка села на кровати, ожидая, что сейчас появятся мать или Раймилна, чтобы еще раз высказать свое недовольство по поводу ее вчерашнего поведения.

Но дверь не распахнулась, а лишь слегка приоткрылась. В образовавшуюся щелочку быстро прошмыгнула светловолосая полненькая служанка, приходившаяся, пожалуй, ровесницей юной баронессе. Она тотчас же затворила за собой дверь и прислушалась, словно опасалась, что за ней следят.

Найя с удивлением наблюдала за этой сценой. По положению солнца, заглядывавшего в окно, она догадалась, что сейчас раннее утро. Прислуге в это время полагалось заниматься приготовлением завтрака и уборкой помещений.

Молодая служанка на цыпочках приблизилась к постели Найи:

— Доброе утро, госпожа баронесса. Я прошу прощения, что явилась незваной в столь ранний час. Но умоляю вас выслушать меня.

— Откуда у тебя ключ от моей двери? — первым делом спросила Найя.

— Я взяла его у Колки Кувагиди, которая убирает ваши покои, — ответила служанка. — Раньше чем через час его не хватятся.

Найя сделала в памяти пометку. Раньше она никогда не задумывалась о том, что слуги могут входить в покои своих хозяев без их ведома. Ей казалось, что лишь родители и матрона Раймилна обладают властью над ее свободой. А теперь выяснилось, что ключей от двери на волю гораздо больше.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Робка, госпожа баронесса. Я помогаю на кухне. Бегаю за продуктами на базар. И вот сегодня, когда меня послали за свежей зеленью в город, возле ворот замка, там, где дорога проходит мимо высокого кустарника, меня окликнул мужской голос.

Сердце Найи забилось быстрее:

— Продолжай, Робка. Кто это был?

— Молодой зиганьер. Красивый, словно сошедший на землю дух воздуха.

— Это он! — Найя порывисто спрыгнула с кровати, схватила служанку за плечи и заглянула ей в глаза, словно надеялась увидеть там запечатлевшийся образ. — Это он? Правда?

— Он сказал, что его зовут Гензо Беньтиат.

У Найи ноги стали ватными, и она вновь села на кровать.

Не обращая внимания на резкие скачки настроения хозяйки, Робка продолжила:

— Зиганьер сказал, что ему очень-очень нужно сказать вам что-то важное. Я объяснила ему, что вас, госпожа баронесса, в ближайшее время никто увидеть не сможет.

Найя грустно улыбнулась, оценив тактичность служанки.

— Ну так вот, зиганьер сказал, что предполагал такой поворот дел, поэтому заранее написал письмо для вас, госпожа баронесса.

— Письмо? — Найя попыталась вновь вскочить, но ноги ее не послушались, и она лишь подалась вперед всем телом.

— Да, вот оно, — служанка достала из широкого рукава сложенный в несколько раз лист желтоватой бумаги местного кустарного производства. — Зиганьер сказал, что искал кого-нибудь заслуживающего доверие, кто бы смог подбросить вам это письмо. Наверное, он посчитал, что на меня можно положиться.

Если бы глаза Найи не были прикованы к заветной бумаге, она могла бы заметить, как при этих словах Робка слегка покраснела и потупила заблестевшие глаза.

— Ты замечательная девушка, — сказала Найя, принимая письмо. — Я запомню твою верность.

«Я запомню твою верность,» — эти слова дочь барона прочитала в какой-то старой книге про благородных рыцарей и прекрасных принцесс. Насколько она помнила, простолюдинов полагалось благодарить именно так. Надежда на будущую награду должна была еще более усиливать их преданность своему господину.

— Благодарю вас, госпожа баронесса, — Робка склонилась в глубоком реверансе. — А теперь я должна удалиться. Мне надо вернуть ключ на место.

— Да, да, конечно, иди, — механически произнесла Найя, тогда как все ее мысли были заняты письмом Гензо.

Несмотря на свою полноту, служанка проскользнула сквозь полуоткрытую дверь также неслышно, как и вошла. Найя услышала, как она заперла дверь снаружи. Но теперь скрежет замка звучал для влюбленной девушки приятнее любой музыки.

Время завтрака еще не наступило. И у Найи имелось в запасе время, чтобы без опасений прочитать послание. Она развернула бумагу, и ей показалось, что в комнате зазвучал нежный и страстный голос Гензо Беньтиата:

— Прекраснейшая баронесса Найя Кайдавар! Пишет тебе Гензо Беньтиат, любящий тебя и страдающий от недостижимости счастья. Я не в силах излить на бумагу то горе, которое мучает меня с момента нашего расставания. Жестокие обстоятельства не позволяют мне увидеть тебя, хотя я делаю для этого все возможное и невозможное. Пусть хотя бы этот листок бумаги станет отражением моей души. Я люблю тебя, Найя! Я готов написать слово «люблю» десять тысяч раз, но и тогда не раскрою тебе всей глубины и широты своего чувства. Я не представляю своей жизни без тебя, без твоих глаз, без твоих волос, без твоей улыбки. Умоляю тебя, о драгоценнейшая моя, подай мне хотя бы знак, что не забыла меня, что разлука не стерла мой образ из твоего сердца. Служанка, которая передаст тебе это письмо, кажется мне достойной доверия девушкой. Она сможет передать мне твое письмо, если ты сочтешь мои чувства заслуживающими твоего внимания. Я буду ждать служанку возле дороги, ведущей из замка в город, там, где мы встретились с ней в первый раз. Я буду ждать весь день, всю ночь и все десять суток, что наш лагерь будет находиться возле города. Если же ты не ответишь мне, то я пойму, что мои слова не смогли убедить тебя в моей безграничной любви. И тем не менее я буду любить тебя всю свою недолгую оставшуюся жизнь, пока когти степного льва не прекратят мои страдания. Навечно твой Гензо Беньтиат.

Последние строчки письма Найя прочитала с трудом, так как видела их сквозь слезы, навернувшиеся на глаза. Еще вчера утром она вела размеренно-унылую жизнь и даже не могла представить, что пламя любви охватит всю ее душу. Девушка соскочила с кровати и бросилась к столу с письменными приборами. Но на половине пути остановилась и застонала, словно от зубной боли.

— Как же я не подумала? — схватилась она за голову. — Я отослала служанку, и теперь мне не с кем передать ответное письмо.

В отчаянии Найя глядела на запертую дверь, которая отделяла ее от свободы и от Гензо, и в ее возбужденном сознании строились самые невероятные планы побега. Впрочем, все они были настолько далеки от реальности, что немедленно отвергались из-за невозможности их исполнения.

Наступило время завтрака. Дверь в покои Найи открылась, и девушка с удивлением увидела собственную мать с подносом в руках. Найя сразу же демонстративно отвернулась к стене и накрылась с головой одеялом. Впрочем, по звуку шагов и легкому звону посуды она догадывалась, что мать поставила поднос на стол и приблизилась к кровати.

Аймарилла присела на край кровати и игриво потрясла дочь за плечо:

— Пора просыпаться, Найя, солнышко уже взошло!

Найя подумала про себя, что взрослые очень часто допускают огромную ошибку, полагая, будто ненатуральный слащаво-ласковый тон лучше всего подходит для разговора с детьми. Если бы мать заговорила с ней серьезно, на равных, как женщина с женщиной, то Найя, может быть, и попыталась ей объяснить, что она уже выросла, что ее сердце жаждет любви, что она просит совсем немного — позволить ей видеться с Гензо Беньтиатом.

Но в ответ на раздражающее сюсюканье матери Найя лишь дернула плечом и буркнула:

— Оставьте меня в покое.

Аймарилла повторила попытку:

— Найя, доченька, перестань делать глупости. Ты сама не понимаешь, насколько серьезную ошибку допустила вчера. Поэтому не надо продолжать думать об этой ерунде.

Найя отбросила одеяло в сторону и вскочила на кровати, глядя на мать горящими от возбуждения глазами:

— Глупости?! Ерунда?! Такими словами ты называешь мою любовь? Значит, и я для тебя — всего лишь глупость и ерунда? Вот возьму, и убегу в степь!

Последние слова сорвались с языка Найи совершенно внезапно. Лишь произнеся их, девушка поняла, что эта мысль давно уже зрела у нее в голове, но только теперь проявилась в своей законченной и решительной форме.

Аймарилла лишь ласково улыбнулась:

— Доченька, какой же ты еще ребенок. Тебе пора бы уже повзрослеть.

Найя поняла, что мать просто не слышит ее или не понимает, как будто они говорят на разных языках. Это разозлило ее еще больше, чем если бы она услышала суровую отповедь. Не в силах перенести душевную боль, она рухнула на колени и зарыдала.

Аймарилла обняла Найю за плечи:

— Доченька, милая, я понимаю, что мы мало разговаривали с тобой по-душам. Но матрона Раймилна уверяла меня, что ты делаешь большие успехи в учебе и прилежно выполняешь…

— Раймилна — сушеная акула! Чудовище! — сквозь слезы выпалила Найя.

К ее удивлению, Аймарилла звонко, совсем по-девичьи рассмеялась:

— Ты знаешь, иногда мне тоже так кажется.

Найя по инерции всхлипнула, но с новым интересом посмотрела на мать. В ее душе затеплилась надежда на взаимопонимание.

И тут Аймарилла встала и произнесла:

— Мы с твоим отцом долго думали сегодня ночью и решили, что тебе надо сменить обстановку. На днях должен прийти корабль моего двоюродного брата Кейдо. Он отвезет тебя домой к моей сестре Лайдайе.

«Домой» — это означало на Базайский архипелаг. Аймарилла продолжала так называть родину морского народа, хотя и Найя, и барон Гайан, и другие обитатели замка сказали бы «на острова». Найя знала, что ее мать родилась на острове Крайдан, который находился неподалеку от королевской столицы Дадрапрайта. Практически вся мамина родня занимала высокие посты при королевском дворе. Аймарилла покинула столичное общество только из-за любви к Гайану Кайдавару, но по-прежнему считала архипелаг своим родным домом.

Слова матери прозвучали для Найи, как смертный приговор ее первой любви. Она робко попыталась возразить:

— Но, мама…

— И слушать ничего не хочу! Мы с твоим отцом приняли решение. Так что можешь начинать складывать вещи. Моя сестра, а твоя тетя Лайдайя — не самый последний человек в государстве. Она обеспечит тебе место при королевском дворе! Ты увидишь самых прекрасных дам и самых мужественных кавалеров морского народа.

Глаза Аймариллы мечтательно затуманились. Она прочила своей дочке такое будущее, о котором когда-то мечтала сама. Родители всегда переносят собственные нереализованные фантазии на своих детей.

Но Найя не разделяла восторгов матери:

— Не хочу на острова! Не хочу наряжаться в тяжелые парчовые платья и цеплять на себя украшения! Я хочу мчаться на коне по степи в одной рубашке и чувствовать, как теплый встречный ветер ласкает мою грудь!

Про себя Найя добавила, что позволит ласкать свою грудь не только ветру.

Аймарилла, все еще думая о своем, рассеяно сказала:

— Ты станешь самой завидной невестой при дворе короля. Тебя будут постоянно окружать кавалеры. И один из них станет твоим избранным супругом…

— Ни-ког-да! — выкрикнула Найя.

Аймарилла направилась к двери:

— Доченька, ты напрасно противишься своему счастью. Впрочем, ты сама потом будешь нас благодарить. А пока, чтобы ты не наделала новых глупостей, посиди-ка в своих покоях до отхода корабля.

Дверь закрылась. Щелкнул замок. На пол шлепнулась подушка, в сердцах брошенная Найей.

Вначале девушка решила, что не притронется к принесенной еде. Но молодой здоровый организм взял вверх, и Найя хоть и без аппетита, но все-таки поела. Замок Кайдавар был выстроен лучшими архитекторами морского народа. Он был снабжен системами водоснабжения и канализации, так что Найя могла находиться взаперти сколь угодно долго.

Девушка выглянула в узкое зарешеченное окно. Во дворе замка кипела жизнь. Въезжали и выезжали телеги, бегали слуги, чинно шествовали купцы, чеканили шаг дружинники. Найя почувствовала себя всеми забытой и никому ненужной. Из ее глаз вновь потекли слезы.

Внезапно она услышала скрип отпираемого замка. В покоях также неслышно, как и в первый раз, появилась Робка.

Прикрыв за собой дверь, служанка быстро зашептала:

— Я утащила ключ всего на несколько минут. Я снова встречалась с зиганьером Гензо и рассказала ему, что вас, госпожа баронесса, держат под замком. Он умоляет вас написать ему хотя бы несколько строчек. После обеда я еще раз забегу к вам за ответом. Вы напишете?

— Да! Да! — Найя подбежала к Робке и расцеловала ее в обе щеки.

От неожиданности служанка покраснела и попыталась упасть на колени. Найя схватила ее за плечи:

— Ты моя спасительница! Я обязательно напишу ответ. И я щедро награжу тебя. Только передай мое письмо Гензо!

— Я все сделаю, госпожа баронесса. А сейчас я должна бежать, пока ключа не хватились.

Служанка исчезла, а Найя поторопилась к письменному столу. Она достала лист самой тонкой бумаги, налила свежих чернил в чернильницу, взяла в руки остро оточенное гусиное перо…

И застыла. В ее голове роились тысячи мыслей, но она не знала, что написать. Она любит Гензо Беньтиата? Любит. Она напишет это? Напишет. А что дальше? Признание в любви ничего не стоит, если оно не подкрепляется поступками.

Найя задумчиво осмотрела свои покои. Здесь все так привычно и знакомо. И в то же время пусто. Без любимого человека пусто и одиноко везде: и в уютной комнате, и посреди роскоши королевского дворца. Найя достала письмо Гензо и еще раз перечитала его. Как прекрасно звучали слова любви, сколько страсти вложил влюбленный зиганьер в написанные на бумаге строки!

Наконец, собравшись с мыслями, Найя начала писать ответ: «Любимый мой Гензо Беньтиат! Пишет тебе баронесса Найя Кайдавар, самая счастливая и самая несчастная девушка на свете. Я счастлива, потому что люблю и знаю, что любима самым замечательным человеком — тобой, милый Гензо. Я несчастна, потому что сотни препятствий стоят на пути нашей любви. Но я верю, что мы можем быть вместе. Я хочу видеть тебя каждый день, я хочу быть с тобой всю жизнь. Из замка к берегу ведет подземный ход. О нем знают лишь избранные, поэтому он не охраняется. На берегу подземный ход выходит в одну из пещер. Нужную пещеру ты найдешь под большим белым камнем. Других таких у подножия замка нет, так что ошибиться невозможно. Жди меня возле пещеры сегодня ночью, когда в порту погасят последние факелы и люди разойдутся по домам. Гензо, любимый, я буду считать каждую минуту до встречи с тобой. Навечно твоя Найя Кайдавар.»

Закончив писать, Найя пробежала глазами свое послание. Ей показалось, что оно не идет ни в какое сравнение с пылким письмом Гензо: переход от слов любви к «деловой части» описания подземного хода слишком резок, да и свои чувства она выразила как-то неумело, нескладно. Дочь барона могла бы придумать более изысканные и изящные выражения.

Найя решила переписать письмо и потянулась за новым листом бумаги.

В это время дверь в покои раскрылась. Найя лихорадочно скомкала письмо и спрятала его в складках платья. Только после этого она обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел.

— Обед! — объявила круглолицая светловолосая служанка.

Найя бросила взгляд в окно. Как же она не заметила?! Пока она писала письмо, солнце прошло по небу половину своего дневного пути.

— Поставь поднос на стол, — распорядилась Найя.

Служанка выполнила приказ, поклонилась и вопросительно посмотрела на баронессу:

— Госпожа, будут ли еще пожелания?

— Нет. Можешь идти.

— Мне приказано подождать, пока вы поедите, а потом унести посуду.

Чтобы поскорее избавиться от посторонних глаз, Найя быстро запихнула в себя обед, даже не почувствовав вкуса пищи и напитков. Служанка смотрела на девушку с некоторым удивлением. Ей могло показаться, что Найя не ела по крайней мере несколько дней.

Закончив, Найя встала из-за стола:

— Все. Ты можешь уходить.

Служанка собрала грязную посуду на поднос и, пятясь, вышла за дверь. Найя поняла, что в коридоре был еще кто-то, так как обе руки служанки были заняты, и она не могла самостоятельно запереть за собой замок.

«Как же наивны мои тюремщики, — порадовалась про себя девушка. — Они боятся, что я решу сбежать во время еды, но даже не подозревают, что Робка может выпустить меня в любой момент.»

Найя вновь достала свое письмо и разгладила мятую бумагу. Рядом на стол она положила послание Гензо. Девушка подумала, что вскоре она точно также окажется рядом с самым дорогим человеком. Забыв, что собиралась переписать свое письмо, Найя положила ладони на два листа бумаги, закрыла глаза и замерла, дав волю своему воображению.

Сладкие грезы настолько захватили Найю, что звук отворяемой двери стал для нее полной неожиданностью. Но, также как и при появлении служанки, тело действовало быстрее разума. Оба листка мгновенно исчезли со стола.

Правда, предосторожности оказались излишними. Это была верная Робка.

— Вы написали ответ, госпожа баронесса? — спросила служанка.

— Да, вот он.

Робка аккуратно сложила листок и спрятала его в рукаве.

Найя заговорщицки прошептала:

— Робка, ты должна выпустить меня, когда в замке сменится первая ночная стража.

Служанка удивленно посмотрела на Найю:

— Но куда же вы пойдете, госпожа баронесса? Из замка нельзя незаметно выбраться.

— Можно. К берегу ведет подземный ход. Я назначила Гензо встречу.

— Ой, как здорово! — у Робки загорелись глаза. — Вы хотите убежать из замка?

— Не знаю. Не сегодня, — Найя мечтала о встрече с Гензо, но не задумывалась о последствиях. — Так ты сможешь меня выпустить?

— Конечно. Ночью ключ свободно висит на гвоздике. Ой! Я побегу, пока меня здесь не заметили.

— Беги, — Найя проводила служанку до двери и тихо шепнула ей вслед: — Не забудь, сразу после первой ночной стражи.

* * *

Весь остаток дня Найя не находила себе места. Если время с завтрака до обеда промелькнуло незаметно, то теперь оно тянулась невыносимо медленно. Казалось, что солнце на небе застыло и не желало сдвигаться даже на толщину волоса.

Найя перечитывала письмо Гензо до тех пор, пока не выучила его наизусть. Но и тогда она время от времени разворачивала бумагу, чтобы просто посмотреть на буквы, написанные рукой любимого.

Найя не думала о том, чтобы этой же ночью убежать с Гензо к зиганьерам. Но она и не представляла себе жизни без него. Наверное, правы те, кто говорит, будто любовь лишает человека рассудка. Найя не собирала вещи для побега, не строила никаких планов на будущее. Она просто ждала наступления темноты, чтобы вновь увидеть любимого человека, утонуть в его глазах, раствориться в его речах, насладиться ласками его губ.

Найя пребывала в некоей блаженной прострации. Ужин, принесенный той же самой круглолицей служанкой, она съела автоматически, едва ли заметив, что были поданы ее самые любимые кушанья. Гайан и Аймарилла Кайдавар стремились показать, что любят свою дочку и помнят о ней. Они не посещали покои Найи только потому, что хотели дать ей время остыть и поразмыслить. Но девушка не заметила и не оценила родительской заботы. Мысленно она уже была на берегу моря вдвоем с Гензо.

Когда темнота распростерла свои мягкие крылья над замком Кайдавар, Найя зажгла в своих покоях несколько ярких масляных светильников. Убедившись, что сегодня больше ее никто не побеспокоит, девушка открыла все шкафы и сундуки и начала перебирать свою одежду, выбирая наряд для первого в жизни свидания. Дело это было очень ответственное и не терпящее суеты.

Затем Найя расчесала свои длинные прямые волосы и собрала их сзади в «конский хвост», чтобы они не лезли в глаза. Девушка посмотрела на себя в зеркало — отполированную серебряную пластину, обрамленную в золотую рамку с тонким узором. Мастер-ювелир сумел в миниатюрных фигурках отразить жизнь морского народа: плывущие по морю корабли, высадку на незнакомый берег, строительство замка, морскую битву, нападение на рыбацкое поселение.

Повернув голову вправо и влево, вверх и вниз, Найя выставила себе оценку:

— Неплохо.

Ее беспокоило только одно — от переживаний под глазами появились легкие темноватые круги. Морские люди не знали косметических средств, поэтому Найя пальцами помассировала кожу вокруг глаз, надеясь, что следы усталости будут не слишком заметны во время ночного свидания.

Когда в замке Кайдавар протрубили сигнал, возвещавший о начале первой ночной стражи, Найя была полностью готова к встрече с Гензо. Она нетерпеливо ходила взад и вперед по своим покоям, присаживалась то на кровать, то на стул, потом быстро вскакивала и продолжала ходить.

Едва раздался скрежет отпираемого замка, Найя бросилась к двери. Она не сомневалась, что в это время к ней может прийти только один человек. Найя не ошиблась — это была Робка.

Служанка приложила палец к губам:

— Тише, госпожа баронесса, вы поднимете на ноги весь замок. Подождите немного — еще не все легли спать.

Робка вошла в покои и захлопнула за собой дверь, прижавшись к ней спиной. Она восхищенно посмотрела на Найю:

— Ой, госпожа баронесса, какая вы красивая!

Найя двумя пальцами приподняла подол платья и несколько раз повернулась на месте:

— Ну, как?

— Великолепно! — выдохнула служанка.

Робка приоткрыла дверь и выглянула наружу. Некоторое время она прислушивалась к доносившимся издалека звукам, потом повернулась к Найе:

— Кажется, все стихло.

— Тогда я пошла. Жди меня здесь, в моих покоях, и запри дверь. Если… когда я вернусь, то постучу.

— Счастья вам, госпожа баронесса.

Если бы Найя не была полностью захвачена мыслями о предстоящем свидании, она, наверняка, заметила бы, что последняя фраза Робки прозвучала немного неестественно, фальшиво, как будто простолюдинка до этого играла некую роль, а теперь, в конце спектакля, расслабилась и допустила ошибку.

Но юная баронесса спешила на свое первое — и к тому же тайное — свидание, поэтому не обратила внимание на изменившийся тон служанки. Найя быстро шла по пустым коридорам замка, прикрывая ладонью небольшой масляный светильник. Она прекрасно знала расположение постов стражи, поэтому боялась только того, что какой-нибудь дружинник или слуга-простолюдин внезапно выйдет из своих покоев по нужде.

Но Найе повезло. Она никого не встретила и беспрепятственно спустилась во двор замка. Прижимаясь к стенам, чтобы сверху не был виден свет лампы, Найя быстро пробежала по каменным плитам и юркнула в низкую полукруглую дверь, которая вела на дровяной склад. Отсюда ежедневно брали дрова для кухни, поэтому дверь никогда не запиралась.

Дровяной склад представлял собой длинное узкое помещение, вдоль стен которого были уложены связки поленьев. Пройдя мимо них, Найя добралась до противоположной стены. Здесь она поставила лампу на ближайший чурбан, отодвинула самую крайнюю связку и двумя руками взялась за спрятанный в углублении металлический рычаг. Повернув его, она привела в действие скрытый механизм. Дверь, замаскированная под каменную кладку, отодвинулась в сторону, открыв вход в подземный ход.

Найя взяла лампу и поспешила вперед. До встречи с Гензо оставались считанные минуты, но девушка стремилась сократить их, насколько возможно.

Найя долго шла по узкому извилистому подземному ходу, пока путь ей не преградила массивная дверь из толстых досок, скрепленных медными полосами. Девушка отодвинула два засова и посильнее уперлась ногами в землю, приготовившись к тому, что сдвинуть с места такую махину окажется непросто. Но едва Найя надавила на ручку, как дверь неожиданно легко открылась, так что ей едва удалось удержаться на ногах. Видно, петли смазывали совсем недавно.

За дверью подземный ход продолжался. Но едва Найя сделала несколько шагов, как поняла, что оказалась в небольшой пещере, выходившей на берег моря. Она услышала шум прибоя, а в лицо ей подул свежий вечерний ветер. Еще через несколько шагов девушка увидела впереди ночное звездное небо.

Осторожно выглянув из пещеры, Найя слегка испугалась. Она заранее не подумала, что в такой темноте Гензо едва ли сможет отыскать опознавательный знак. Белый камень и так-то можно было увидеть лишь с корабля. А найти его ночью среди прибрежных скал было практически невозможно.

Найя тихо позвала:

— Гензо! Ты здесь, Гензо?

Девушке казалось, что темнота вокруг нее полна странных шорохов и перешептываний. Кроме шелеста набегающих на берег волн, пения цикад и шума ветра в кустарнике ей чудились приглушенные человеческие голоса и крадущиеся шаги.

Постаравшись убедить себя, что это только игра воображения, Найя повторила чуть громче:

— Гензо! Где ты?

— Я здесь, — негромко ответил ей знакомый голос.

— Гензо! — вскрикнула Найя и поспешила навстречу, размахивая лампой.

— Тише, — послышался голос зиганьера, — часовые на стенах могут услышать.

— Я же говорила, что на стенах, обращенных к морю, охраны нет.

— Верно, а я-то, глупый, боялся откликнуться издалека, хотя сразу услышал твой голос.

— Ты не глупый, — засмеялась Найя. — Ты — верный и преданный друг.

Наконец, Найя увидела Гензо. Зиганьер стоял, раскрыв руки для объятий. У его ног горел меленький масляный фонарик, который хорошо освещал фигуру молодого человека, но делал окружающую темноту еще более непроницаемой для глаз.

Не помня себя от радости, девушка бросилась на шею своему любимому. Она закрыла глаза и откинула назад голову, ожидая, что наконец-то губы Гензо вознаградят ее за все перенесенные страдания.

Но внезапно Найя услышала резкий чужой голос:

— Гензо, радость моя, ты разбиваешь мне сердце!

«Нас выследили!» — мелькнула первая мысль в ее голове. Не успела Найя вскрикнуть, как чья-то сильная рука зажала ей рот.

Ночь вокруг ожила. Из-за камней появилось около десятка зиганьеров с такими же маленькими, как и у Гензо, фонариками. Один из них, чье лицо показалось ей знакомым, подбежал к Гензо и, театрально заламывая руки, запричитал с истеричными нотками в голосе:

— Я все видел, неверный. Ты хотел поцеловать эту стерву. Ты разлюбил меня, ты разбил мне сердце!

Даже если бы рот Найи не был зажат, от потрясения она все равно не смогла бы издать ни звука. Тот, кто обращался к ее возлюбленному, несомненно, был мужчиной. Правда, свою пеструю рубаху он носил навыпуск, что делало ее похожей на платье.

Дальнейшая сцена поразила ее в самое сердце.

Гензо обнял зиганьера и заговорил так же страстно, как недавно обращался к девушке:

— Ластьен, возлюбленный брат мой, ты же знаешь, что никогда ни один мужчина, не говоря уже о женщинах, не займет в моем сердце твое место. Ты — отрада моих глаз, ты — сладость моих губ, ты — ласковые ножны моего кожаного меча.

После этих слов Гензо и Ластьен слились в долгом любовном поцелуе.

Найя обмякла в руках того, кто держал ее сзади. В одну секунду в ее памяти всплыли туманные намеки на противоестественные связи зиганьеров, рассказы об их коварстве и подлости. Она вспомнила второго зиганьера. Несомненно, это был брат Гензо, Ластьен. Хотя он был на два или три года старше Гензо, но выглядел более тонкокостным, изящным и женственным.

Найя сжала кулаки. Неужели Гензо все это устроил лишь для того, чтобы посмеяться над дочерью барона? Неужели он рассчитывал, что его жестокость окажется безнаказанной? Но, оказалось, что это было только начало ужасного прозрения.

— Что делать с девкой? — спросил тот, кто держал Найю. — Перерезать горло?

Гензо с видимым усилием прервал долгий поцелуй с братом:

— Пока рано. Она пригодится нам, как заложница, если в замке сумеют организовать оборону.

В это время откуда-то сверху, от пещеры с тайным ходом, послышался голос:

— Почему вы задерживаетесь? Все уже внутри.

— Идем, — Гензо сделал знак всем своим сопровождающим, а потом вновь обратился к Ластьену: — Сегодня великая ночь, любимый брат. Сегодня мы одержим первую победу над морским народом. Сегодня мы узнаем, какого цвета их кровь и каково содержимое их сундуков. Мы с тобой станем первыми зиганьерами, поселившимися в замке, как бароны или короли. Ты доволен?

— О, да! — воскликнул Ластьен и прильнул к Гензо всем телом. — Ты не только мой муж и владыка. С сегодняшнего дня ты станешь властелином всего побережья.

Сильные руки потащили Найю следом за братьями Беньтиат. Девушка даже не пыталась сопротивляться. Она бессознательно переставляла ноги, лишь краем сознания отмечая то, что происходит вокруг.

Возле пещеры их поджидал Гельн Беньтиат и еще двое зиганьеров с большими луками в руках. Только теперь Найя сообразила, что и все зиганьеры из свиты Гензо также вооружены. Почти у всех были луки. Некоторые держали короткие копья с длинными треугольными наконечниками. И у каждого на поясе висела изогнутая сабля.

Гельн выхватил свою саблю и плашмя шлепнул ею по ягодицам ближайших зиганьеров.

— Вперед, храбрые воины! — насмешливо приказал он. — Или мечи морского народа для вас страшнее моего гнева? Или вы не хотите получить свою долю при дележе добычи?

Непонятно, какая угроза была страшнее, но десяток воинов мгновенно растворился в черноте пещеры. У входа остались только Гельн Бентиат, двое его сыновей и Найя с держащим ее зиганьером.

Старший Табунщик внимательно посмотрел на девушку и сказал Гензо:

— Ты хорошо поработал, сынок.

Гензо прислушался к звукам, доносящимся из подземного хода:

— Кажется, бой уже стихает. Может, нам пора идти?

— Подождем еще немного. Замок большой, людей внутри много. Нам не следует рисковать. — Гельн махнул рукой в сторону Найи. — Отпусти ее рот, Дьет, а то девчонка вот-вот задохнется. Теперь она может кричать сколько угодно — это уже ничего не изменит.

Рука с лица Найи переместилась на талию. Повернув голову, краем глаза она смогла разглядеть могучего широкоплечего зиганьера, который контролировал каждое движение своей пленницы.

Гельн посмотрел в глаза девушки:

— Не пытайся бежать, детка. Замок обречен, ты уже никому и ничем не поможешь. Ты и так уже сделала все, что могла, вернее, все, что нам от тебя было нужно. От тебя мы узнали, что на стене, обращенной к морю, нет часовых. Ты открыла нам тайный ход в замок. По нему я послал вперед Диклияра и тридцать самых опытных воинов. Они открыли ворота, и внутрь ворвались Ормьин и его всадники. А Льогги с другими ловкими молодыми юношами забрался по веревкам на стену, чтобы держать под обстрелом весь двор.

Ластьен издевательски рассмеялся:

— Подумать только, и все это благодаря тому, что мой любимый братишка Гензо смог соблазнить эту сучку!

Гензо положил руку на плечо своему брату-любовнику:

— Это было нетрудно.

Найя зажмурилась, чтобы ничего не видеть. Если бы ее руки не были завернуты за спину, она бы зажала уши ладонями. Девушка еще надеялась, что все происходящее — это какой-то дурной сон, жуткое наваждение, которое рассеется с восходом солнца.

С высокой стены замка раздался звонкий свист.

— Ага! — оживился Гельн. — Льогги подает знак, что мы можем идти. За мной, дети.

Зиганьеры быстро пошли по подземному ходу, Найю потащили следом.

Оказавшись во дворе замка, девушка невольно прищурила глаза. После ночной темноты и мрака подземного хода множество горящих факелов ослепило ее. Привыкнув к яркому свету, она смогла разглядеть ужасающую картину закончившегося недавно сражения.

Ворота замка были распахнуты настежь. Во дворе, на лестницах, в дверях — везде валялись окровавленные тела воинов морского народа. Все они были одеты лишь в домашние рубахи. Обитателей замка застигли врасплох, когда они крепко спали, не подозревая о том, что зиганьеры готовят нападение.

Но бой еще не был закончен. На верхних этажах слышался звон стали и крики убивающих друг друга людей.

Из высоких дверей, ведущих в Главный зал, во двор на коне выехал зиганьер.

— Эгей, Ормьин! — крикнул Старший Табунщик. — Где все твои воины?

— Я послал их в город. Там тоже есть, чем поживиться. Здесь уже почти все закончилось.

Гензо вытащил свою саблю и воскликнул:

— Неужели этой ночью я не пролью ничьей крови?

Ормьин захохотал:

— Ты у нас мастер по другой части, братишка. Твое дело — воевать головой и кое-чем пониже пряжки на ремне.

Гензо ничуть не обиделся на насмешку:

— Помнится, Ормьин, всего три дня назад ты предлагал взять замок штурмом. Если бы не я, ты положил бы под этими стенами не менее половины всех наших воинов.

— Ладно, я признаю, что сегодняшняя победа принадлежит тебе. Ты заслужил право на обладание всей этой добычей. Вступай в свои владения, барон Гензо Беньтиат! — Ормьин поднял коня на дыбы, а затем вихрем проскакал через ворота.

Горящим взором Гензо осмотрел высокие стены, башни, жилые и хозяйственные постройки:

— Это мой замок! Мой!!!

На этот крик из дверей выскочили четверо зиганьеров с луками наготове. Увидев Старшего Табунщика с сыновьями, они опустили оружие и почтительно приблизились.

— Как идут дела? — деловито поинтересовался Гензо, словно спрашивал о ценах на базаре.

— Вначале было легко, — ответил один из воинов, движением руки указывая на трупы защитников замка. — Но звуки битвы разбудили тех, кто находился на верхних этажах. Однако их мало, и мы скоро одержим победу.

— Каковы будут распоряжения на счет пленных? — спросил другой зиганьер. — В замке много женщин и детей.

Гельн заметно обрадовался:

— За рабов мы сможем выручить неплохие деньги на рынке в Мельгальяне.

— Никаких пленных! — воскликнул Гензо. — Пусть воины до утра развлекаются, как хотят. Но с рассветом все прежние обитатели замка должны быть убиты. Таков мой приказ -— приказ нового хозяина замка.

— Это неразумно, — попытался возразить его отец.

— Наоборот. Из морского народа рабы никудышные. Эти люди слабы духом и телом. Их слуги изнежились так же, как и хозяева. Рабов мы возьмем в городе и в окрестных селениях. А замок должен быть омыт кровью, прежде чем я поселюсь под его крышей. Я хочу, чтобы нас, зиганьеров, боялись. Пусть все народы трепещут от одного нашего имени. Вам ясно?

— Твое слово — закон для нас! — нестройным хором ответили воины.

— Тогда следуйте за мной, — приказал им Гензо.

— Куда ты, любимый? — с нотками истеричного отчаяния вскричал Ластьен.

— Наверх. Я хочу посмотреть, как умирают мои враги.

Гензо в сопровождении воинов решительно зашагал к лестнице, ведущей в жилые помещения. Гельн, слегка поколебавшись, быстрыми шагами догнал сына. Ластьен, не переставая причитать, поплелся за ними.

— А с этой девкой-то что мне делать? — крикнул им вдогонку Дьет, державший Найю.

Не оглядываясь, Гензо равнодушно бросил:

— Делай, что хочешь. Мне она больше не нужна. Утром она все равно должна умереть.

Предводители зиганьеров скрылись за дверьми.

Дьет развернул девушку лицом к себе и, радостно осклабясь, осмотрел с головы до ног:

— Ты слышала? Я могу делать с тобой все, что захочу.

Найе было все равно. Она почти не понимала смысла этих слов. Дьет грубо повалил ее на спину прямо посреди двора и разорвал подол ее платья. Но он не успел выполнить задуманное.

Одна из дверей, выходивших в замковый двор, открылась, и оттуда выскочил Кайл Вайнар. Его белая рубаха была во многих местах разорвана и залита кровью, обеими руками он сжимал большой боевой топор. За молодым дружинником из дверей показались три зиганьера, преследующие его по пятам.

Кайл мог бы добежать до ворот замка и скрыться, но, увидев зиганьера, нависшего над распростертой на каменных плитах Найей, изменил направление. Дьет даже не успел повернуть голову, как топор опустился ему на спину и перерубил позвоночник. Ногой отшвырнув тело зиганьера, Кайл протянул девушке руку:

— Вставай, бежим отсюда!

Но Найя продолжала лежать и смотреть пустыми глазами в звездное небо.

— Что они с тобой сделали?! — гневно вскричал дружинник, падая на колени и поднимая девушку за плечи.

Найя покорно подчинилась и попыталась встать самостоятельно. Но секунды замешательства позволили троим зиганьерам догнать свою добычу. Кайл вынужден был вскочить и вступить в бой. Его топор описывал большие круги, с шумом рассекая воздух. Зиганьеры не рисковали подставить под удар свои сабли. Они кружили возле юноши, выискивая слабые места в его защите.

— Вставай, Найя! — кричал Кайл. — Я долго не продержусь. Беги к воротам. Я их отвлеку.

Найя встала на ноги и сделала два шага в указанном направлении. И в этот момент раздался звон разбитого стекла. Сверху выпало что-то тяжелое и бесформенным комом рухнуло прямо возле ее ног. Следом за первым предметом последовал второй, меньший по размерам. Найя опустила голову и посмотрела…

…Это были ее мать Аймарилла и брат Гейт. Голова мальчика была размозжена ударом о каменные плиты. Кровь и белесые мозги забрызгали туфли девушки и подол ее разорванного платья…

Найя не знала о том, что происходило наверху.

Когда Гензо проходил по коридору второго этажа, из жилых покоев прислуги выскочила Робка. С юной служанки была сорвана вся одежда, и она безуспешно пыталась прикрыть ладонями полные розовые груди и низ живота. За Робкой со смехом и улюлюканьем гнались два молодых зиганьера. Увидев своих предводителей, они остановились.

Робка бросилась к Гензо, стараясь поймать рукав его широкой рубахи:

— Гензо, милый, скажи им, что я помогала вам! Скажи, что я передавала твои письма молодой баронессе. Ведь ты же обещал мне, что когда захватишь замок, сделаешь меня своей любимой наложницей. Помнишь, ты говорил, что подаришь мне все платья и все украшения госпожи Найи?

Гензо быстрыми шагами продолжал идти вперед, совершенно не обращая внимания на цеплявшуюся за рукав служанку. Шум сражения приближался. Глаза зиганьера горели лихорадочным огнем, ноздри расширялись, как у хищника, взявшего кровавый след раненой добычи.

Ластьен схватил Робку за руку и отшвырнул ее обратно в руки насильников:

— Поди прочь, тварь! Не прикасайся к моему брату и возлюбленному!

Каким-то чудом служанке вновь удалось вырваться из жадных похотливых рук. Она догнала Гензо, когда впереди уже виднелись спины зиганьеров, атаковавших последнюю линию обороны замка — самого барона Гайана Кайдавара, который, размахивая огромным двуручным мечом, защищал двери, ведущие в покои его семьи.

— Гензо, пощади меня!!! — истошно закричала Робка, вкладывая в свой порыв последние силы. — Ведь я помогла вам захватить этот проклятый замок!

Барон услышал эти слова. Сделав выпад мечом, он заставил зиганьеров отпрянуть в стороны. Гайан прыгнул в образовавшийся проход, занес тяжелый меч над головой и с хриплым выдохом опустил его, разрубив тело Робки от ключицы до бедер.

— Будь ты проклята во веки веков! — прорычал барон Кайдавар.

Это были последние слова в его жизни. Через секунду несколько зиганьерских клинков обрушились на барона со всех сторон. Гайан не смог вырвать свое оружие из тела девушки, чтобы защититься. Гензо довершил дело, рубанув саблей по шее Кайдавара. Кровь хлынула из перерезанных артерий, и огромное сильное тело барона рухнуло на труп Робки, почти полностью скрыв его из вида. Гайан Кайдавар так и не узнал, что вовсе не эта девушка была главной виновницей трагедии.

— Ломайте двери! — приказал Гельн.

Зиганьеры притащили откуда-то тяжелую скамью и всего за два удара снесли петли одной из створок.

Ворвавшись внутрь, они увидели баронессу Аймариллу Кайдавар, сидевшую на полу и сжимавшую в объятиях бездыханное тело своего сына Гейта. На груди мальчика расплывалось кровавое пятно, а баронесса сжимала в кулаке длинный острый кинжал.

Гензо сразу все понял.

— Госпожа, — хищно оскалился он, — вы лишили меня и моих воинов возможности насладиться этим прелестным мальчиком. Тем хуже для вас. Вам придется отработать за двоих.

Баронесса подняла на зиганьеров полные слез глаза:

— Не дождетесь, грязные псы!

И Аймарилла Кайдавар вонзила себе в горло кинжал, с которого еще капала свежая кровь ее сына.

Гельн поморщился:

— Стерва! Она сама убила себя. Нет ей прощения. Ее душа будет гореть в очистительном пламени Нижнего Мира десять тысяч лет.

Гензо тем временем оглядел богатое убранство покоев и обнял Ластьена:

— Смотри, мой нежный, как тут красиво. Мы поселимся здесь. Будем есть с золотых блюд, пить из серебряных кубков и любить друг друга на этой огромной мягкой кровати.

— Ты самый храбрый и самый красивый из всех людей на свете! — воскликнул Ластьен. — Только прикажи поскорее убрать отсюда эту падаль, а то кровь испачкает ковры.

— Убрать! — бросил Гензо воинам.

Те послушно исполнили приказ, выбросив в окно трупы баронессы и ее сына…

…Всего этого Найя не знала. Но вид лежащих у ее ног тел стал той последней каплей, которая переполнила мятущийся разум девушки. Спасительная вуаль безумия опустилась на ее голову.

Найя бросилась бежать так стремительно, что ее вряд ли смог бы догнать даже всадник. Она проскочила через ворота замка и понеслась по дороге, ведущей к городу. Она совершенно не понимала, что делает. Ею руководил древний животный инстинкт: бежать прочь из страшного места, бежать без оглядки, бежать, не разбирая дороги.

Найя не заметила, как Кайл Вайнар, защищавший ее до последнего вздоха, пал, пронзенный стрелами, которые выпустили зиганьеры со стен замка. Она не думала о том, что в темноте может оступиться и упасть. Она вообще утратила способность думать. Наверное, именно поэтому ее ноги сами выбирали нужную дорогу.

Не пробежав и трети расстояния до города, Найя увидела, что многие дома пылают. В ярком свете пожара были видны метавшиеся по улицам фигурки людей и всадников. Не рассудком, а лишь инстинктом девушка поняла: в городе появляться нельзя. Поэтому она побежала прямо через кусты к берегу моря. Отсюда не видно было ни горящего города, ни замка. Но и здесь Найя не чувствовала себя в безопасности. Поэтому она продолжала бежать по кромке воды все дальше и дальше, все быстрее и быстрее.

Найя бежала всю ночь, все утро и половину дня. К полудню силы оставили ее. Девушка ничком рухнула на пологий склон песчаной дюны и впала в глубокое оцепенение.

Глава 3. Алмазное сердце баронессы Найи Кайдавар.

Очнулась Найя оттого, что кто-то пощипывал икры и ступни ее ног маленькими острыми коготками. Она перевернулась на бок, и два десятка крабов бросились наутек.

Найя посмотрела на маленьких падальщиков пустыми глазами и спросила:

— Почему я осталась жива?

Но крабы ничего не ответили ей, поэтому девушка встала и зашагала вперед.

Если бы Найя могла логически рассуждать, она бы поняла, что выбрала совершенно неправильное направление. Прошедшей ночью, бросившись бежать прочь от города, она устремилась на север. Если бы она отправилась на юг, то через некоторое время оказалась бы во владениях соседа — барона Вайлана. Там она встретила бы своих соплеменников и получила помощь. Но теперь она шла на север — туда, куда редко заплывали корабли морского народа.

Идя вдоль берега весь день, Найя не встретила ни одного человека, ни одного строения. Светловолосые местные жители не селились на побережье и не занимались рыболовством. Этот миролюбивый покорный народ продолжал опасаться морских людей. Хотя кровавые опустошительные набеги прекратились, когда бароны поделили берега и установили границы своих владений, капитаны кораблей по-прежнему считали возможным реквизировать из поселков простолюдинов необходимые для плавания припасы: пищу, питье и красивых девушек. Бароны смотрели на это сквозь пальцы и, как правило, никак не реагировали на жалобы своих подданных.

Постепенно полоса песка вдоль берега сузилась, и Найя все чаще и чаще вынуждена была отдаляться от кромки воды и обходить прибрежные скалы. Тем не менее, она старалась не терять море из вида, словно генетическая память морского народа подсказывала, что получить поддержку можно только оттуда.

Но ни один корабль не появился возле берега. Близилась осень, и ветра в это время года дули с севера на юг. Капитаны морского народа направлялись к Базайскому архипелагу, на знаменитую Ярмарку Конца Лета, где продавались и обменивались товары с побережий двенадцати морей.

Лишь большие морские птицы снижались над одинокой человеческой фигурой, как будто проверяли, долго ли еще продержится на ногах эта странница, не стоит ли последовать за ней, чтобы попировать, когда она упадет от истощения и потери сил?

Но, заслышав над головой хлопанье крыльев, Найя поднимала глаза и спрашивала у птиц:

— Почему я осталась жива?

Птицы отлетали прочь, понимая, что в ближайшее время поживиться тут будет нечем.

Найя шла и шла. Голод она утоляла ягодами, срывая их на ходу с попадавшихся на дороге кустов. Воду она пила из ручьев и неглубоких рек, которые в изобилии стекали с гор к морю. Мелкие водные преграды она переходила вброд. Более широкие — переплывала.

Девушка не следила за сменой дня и ночи. Когда она хотела спать, то ложилась на землю и засыпала. Когда просыпалась — продолжала идти вперед.

Через некоторое время путь Найе преградила широкая полноводная река. И опять-таки не рассудком, а лишь инстинктом девушка поняла, что не сможет переплыть реку вблизи того места, где она впадает в море. Течение отнесло бы ее слишком далеко в море, и едва ли она смогла бы выгрести обратно к берегу. Найя пошла вверх по течению. Вскоре она забыла, что собиралась переплыть реку. Ей было все равно, по какому берегу идти — берегу моря или берегу реки — поэтому она все дальше и дальше уходила в глубь материка.

Пожалуй, немного нашлось бы людей, которые смогли бы в одиночку пройти столько же, сколько Найя, и не умереть от голода, от зубов хищника или от болезни. Но, как это ни странно, девушке было достаточно той скудной пищи, которую удавалось отыскать, ни одно опасное животное не встречалось на ее пути и, несмотря на постоянно мокрую одежду и холодные ночи, девушка не мерзла и не простужалась.

На берегу широкой реки Найя впервые встретила человеческое поселение. Девушка ничего не помнила о своей прошлой жизни. События последних недель полностью исчезли из ее памяти. Поэтому она совершенно равнодушно отнеслась к тому, что впереди показались невысокие одноэтажные дома, сложенные из толстых бревен. У Найи не было ни страха перед людьми, ни надежды на сочувствие и помощь. Она шла вперед, не видя ничего вокруг, не обращая внимания на удивленные взгляды людей, не слыша обращенных к ней вопросов.

Небольшой городок был населен исключительно светловолосыми коренастыми жителями. Скорее всего, так далеко вверх по реке ни разу не заплывали корабли морского народа. Но кто-то, несомненно, знал, что высокая изможденная девушка в рваной мокрой одежде принадлежит к этому племени. Простолюдины не причинили вреда Найе, но и не предприняли попыток остановить ее.

— Почему я осталась жива? — спрашивала девушка у всех встречных, как задавала этот вопрос любому живому существу, и, не дожидаясь ответа, продолжала идти дальше.

— На нее снизошло священное безумие, — шептали вслед седобородые старики, провожая девушку слезящимися полуслепыми глазами.

Лишь неугомонные дети некоторое время бежали за Найей по берегу реки. В спину девушки даже ударились несколько комьев грязи, но она не обернулась и не изменила ритма своего шага. Поэтому детишки скоро отстали и нашли себе другое, более веселое развлечение: они начали вылавливать из реки лягушек и отрывать им лапки. Животные забавно дергались и верещали от боли. Светловолосые мальчики и девочки смеялись над их безуспешными попытками зарыться в спасительный ил.

А Найя продолжала идти вперед. Постепенно река становилась все уже и мелководнее, лес на ее берегах делался гуще и выше, пока не превратился в таежную чащу. Еще трижды Найя проходило мимо людских жилищ. Каждая следующая деревня была меньше и беднее предыдущей. Простолюдины провожали взглядами бредущую мимо девушку. И вновь никто не попробовал задержать ее.

— Почему я осталась жива? — ничего не выражающие глаза девушки равнодушно пробегали по лицам людей, в то время как она, не сбавляя шага, проходила мимо.

— Зов духов ведет ее по неведомому пути, — шамкали беззубыми ртами старухи, выползшие из убогих домишек, чтобы погреть на последнем осеннем солнце свои старые косточки.

А зима между тем приближалась. Ягод и орехов на кустах почти не осталось, поэтому ела Найя все реже и реже. Однажды, проснувшись на рассвете, она обнаружила, что вода возле берега покрылась корочкой льда. Первый раз с начала своего пути девушка проявила чувство, которое можно было бы назвать любопытством. Там, где она жила раньше, никогда не шел снег и температура ни разу не опускалась ниже точки замерзания воды. Найя отломила пластинку льда и бездумно крошила ее в руках, наблюдая, как по рукам течет растаявшая вода. Затем девушка встала и снова пошла вперед.

Вскоре начался сильный снегопад. Густые хлопья снега ложились на землю, на ветки деревьев, на голову и плечи Найи. Обувь девушки давно развалилась, одежда износилась до такой степени, что грязные серые лохмотья едва прикрывали тело. Но Найя по-прежнему не чувствовала холода. И лишь один-единственный раз она обернулась, чтобы посмотреть на цепочку следов, которые оставляли на снегу ее босые ноги.

Близился тот момент, когда должен был наступить предел выносливости человеческого тела. Но, в отличие от остальных основополагающих инстинктов, Найя совершенно лишилась чувства самосохранения. Она не помнила, когда ела в последний раз. Река покрылась льдом, так что единственной пищей девушки остался лишь снег, который она зачерпывала на ходу горстями.

Наконец Найя легла в сугроб и приняла позу младенца в утробе матери. Она начала засыпать, совершенно не понимая того, что это, скорее всего, последний сон в ее жизни. Но вскоре сквозь ее затуманенное сознание пробился звук тяжелых шагов. Найе было все равно — зверь это или человек. Она закрыла глаза и приготовилась погрузиться в небытие.

— Да что же это?! — донесся до ушей девушки мужской голос.

— Почему я осталась жива? — привычно спросила Найя, но голос был так слаб, что незнакомец едва ли расслышал слетевшие с губ слова.

Сильные руки подняли Найю и положили на что-то твердое. Если бы она открыла глаза, то увидела бы, что это большие сани, нагруженные обрубками толстых бревен. Затем на тело девушки сверху опустилось что-то мягкое. Это была огромная шуба, которую мужчина снял с себя, оставшись в одной длинной рубахе из грубого небеленого полотна.

Потом Найя почувствовала плавный рывок. Сани потянул за собой широкоплечий, но низкорослый мужчина с длинными белыми волосами и бородой. Несомненно, он принадлежал к простолюдинам, но белизна волос была связана не с национальностью, а с возрастом. Седой старик был не по годам силен и статен, издалека он вполне мог бы сойти за мужчину тридцати-сорока лет.

Оказавшись на санях, Найя даже не попыталась спрыгнуть или изменить свою позу. Скорее всего, тело в конце концов перестало ее слушаться. Или, может быть, каким-то шестым чувством она догадалась, что ей встретился не простой человек.

Действительно, старик был отшельником, которого местные полудикие лесные племена почитали как лекаря и чудотворца. Возможно, он и был тем, кем его называли.

Время от времени Найя открывала глаза и видела, как мимо нее проплывают толстые стволы высоких деревьев, покрытые грубой корой, и раскидистые кусты, чьи ветки пригнул к земле налипший сверху снег. Девушка не понимала, что движутся не растения, а сани, на которых она лежит. Но привычный вид сменяющегося пейзажа успокаивал ее, как будто шла она сама — шла вперед, как все последние то ли дни, то ли недели, то ли месяцы.

Посмотрев вокруг себя в очередной раз, Найя увидела, что сани остановились возле вросшего в землю сруба из мощных древесных кряжей, плоская крыша которого была покрыта толстым слоем снега. Над крышей вился легкий дымок.

Старик легко поднял невесомое тело девушки и, толкнув ногой незапертую дверь, внес ее внутрь. И вновь Найя не воспротивилась подобному ограничению ее свободы.

Старик положил девушку на узкую кровать, сдернул ее грязные сырые лохмотья, а потом быстро завернул в несколько шкур, служащих одновременно простынями, одеялами и подушками.

— Кто же сделал это с тобой, малышка? — спросил старик.

— Почему я осталась жива? — на этот раз голос девушки прозвучал громче, чем в лесу.

Но отшельник не ответил на вопрос. Он лишь поплотнее подоткнул шкуры вокруг Найи и принялся раздувать огонь в очаге, постепенно подбрасывая в него дрова.

Очаг представлял собой выложенный камнями круг в центре сруба. Над огнем на поперечной металлической перекладине висел закопченный котелок. Дым выходил через отверстие в крыше.

Когда огонь разгорелся, старик деревянным ковшиком зачерпнул воду из стоявшей в углу бочки и вылил ее в котелок. Затем он направился к длинному столу из грубо обструганных толстых досок, который тянулся вдоль одной из стен жилища. На столе были расставлены глиняные горшки, деревянные миски, ярко блестевшие медные сосуды, чаши и чашечки, а на стене висели пучки разнообразных высушенных растений.

— Так, так, — бормотал себе под нос отшельник, выдергивая из разных пучков по одному-два листика, цветка или побега, — сейчас приготовим отвар для поддержания сил.

Отобрав необходимые ингредиенты, старик вернулся к очагу и кинул горсть сухих растений в кипящую воду.

Едва ноздри Найи уловили аромат исходящего от котелка пара, как в ее сознании молнией пронеслось неясное, полустертое, но почему-то неприятное воспоминание: руки человека с черным кругом вместо лица протягивали ей кувшин с похожим по запаху отваром. Но воспоминание быстро исчезло обратно в небытие, и девушка не сделала попыток удержать его или попытаться размотать нить событий, приведших ее в это место.

Найя не стала противиться, когда отшельник приподнял ее своей сильной рукой, посадил на кровати и влил в рот несколько ложек отвара. Девушка не почувствовала ни его вкуса, ни его тепла. Но глаза ее невольно закрылись, а лицевые мускулы расслабились.

— Спи спокойно, малышка, — прошептал отшельник, осторожно укладывая Найю.

Девушка мгновенно заснула. Старик несколько раз провел руками над ее головой, время от времени стряхивая в огонь что-то невидимое и неосязаемое. Затем он простер руки над ее телом, закрыл глаза и на некоторое время застыл.

Выйдя из транса, отшельник покачал головой и произнес загадочную фразу:

— Нелегко будет удержать ее, очень нелегко.

* * *

Когда Найя проснулась, то увидела сидящего рядом с кроватью на табурете старика. У него были необыкновенно добрые голубые глаза, длинные седые волосы и борода, доходившая почти до пояса.

— Почему я осталась жива?

— Когда-нибудь ты это узнаешь, — голос старика был глухой, но очень мягкий. — Меня зовут Бургун. А тебя?

Найя ничего больше не сказала. Она вновь закрыла глаза, хотя спать ей не хотелось. Теперь она не могла пошевелиться, точно так же, как совсем недавно не могла оставаться в неподвижности. Бургун посадил ее на кровати и снова напоил густым пахучим отваром. Девушка не сопротивлялась, но и не сделала попытки пошевелить хотя бы одним мускулом тела. Она даже не пила — жидкость вливалась в ее горло, как в сосуд.

Отшельник откинул укутывающие Найю шкуры и внимательно осмотрел ее обнаженное тело. Затем он обтер девушку чистой тряпкой, смоченной теплой водой, и одел на нее чистую рубаху, подобную той, которую носил сам.

Выполняя все эти процедуры, Бургун разговаривал то ли с Найей, то ли сам с собой:

— Да, не рассчитывал я на еще одного жильца. Ну, ничего, как-нибудь перезимуем. Припасов у меня заготовлено с лишком, так что на двоих хватит. Да ты, малышка, я думаю, и не обжора. Ну-ка, просунь руки в рукава. Не хочешь? Ну и ладно. Ты не бойся, рубаха эта новая, мне ее подарила Гармилка за то, что я поставил на ноги ее мужа, которого потоптал дикий вепрь. Ко мне часто обращаются окрестные люди за подмогой. Так что ты не бойся, если вдруг услышишь стук в дверь.

Но Найя не понимала обращенных к ней слов. Она по-прежнему пребывала в маленьком запертом мире, ограниченном пределами собственного сознания. Тем не менее отшельник продолжал сопровождать все свои действия комментариями. То ли он устал от одиночества и в лице Найи нашел идеального собеседника, то ли таким образом надеялся расшевелить впавшую в оцепенение девушку.

Дни бежали за днями. Найя просыпалась под говорок Бургуна:

— Сейчас разведем огонь, сварим кашку на завтрак, вскипятим водички для настойки смородины.

В течение дня отшельник рассказывал ей о всех своих делах:

— Схожу-ка в лес за дровами. Снегу навалило — жуть! Сугробы выше пояса.

— Нарублю-ка я дров на неделю, чтоб два раза за топор не браться.

— А на обед у нас будет грибной суп. Наваристый, душистый, пальчики оближешь!

Старик в основном питался растительной пищей. Но как-то раз, вернувшись домой, он с улыбкой продемонстрировал Найе внушительный кусок сыра и большой кувшин молока:

— Вот, смотри, малышка, у самых наших дверей я повстречал Горта с женой. Они принесли мне подарок от своей коровки Брунки. Эту коровку я летом вылечил от болотной язвы. Я сказал им, что у меня лежит больной, поэтому в дом они не пошли. Мы поболтали на свежем воздухе. Горт говорит, что в Теплой Долине объявились зиганьеры. Вот ведь занесла их нелегкая.

При упоминании зиганьеров Найя открыла глаза и посмотрела прямо на своего спасителя. Это было ее первое самостоятельное движение с момента появления в этом доме.

Отшельник не мог не заметить этого:

— Малышка, ты делаешь замечательные успехи. Может, скажешь наконец, как тебя зовут? У такой милой девочки и имя должно быть красивым, как песня соловья в кустах орешника.

Но Найя вновь равнодушно отвернулась и стала по своему обыкновению смотреть в потолок.

Бургун постарался скрыть свое разочарование. В этот день он вновь дал девушке выпить отвар из нескольких десятков растений, а, когда она заснула, повторил магические пассы над ее головой и телом.

По выработавшейся в последнее время привычке он произнес вслух:

— Ох, чует беду мое старое сердце. Малышка кушать-то кушает, но за месяц ни разу под себя не сходила. Даже капельки пота не выступило. И куда только вся еда девается? Хотя о чем это я, старый дурень? Я-то знаю, КУДА. Уж лучше бы я десять раз в день мыл ее и менял испачканную одежду, чем такое диво дивное. Не по себе я взял дело, не по себе. Если бабочка вылупится из куколки, не удержу я ее, ох, не удержу.

В отличие от Бургуна, Найю совершенно не волновали вопросы еды и удаления ее остатков из организма. Она то лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, то впадала в оцепенение, которое было похоже на сон, но сном не являлось.

Однажды, когда отшельник сидел за столом и ножом вырезал из бруска дерева новую ложку, послышись голоса приближавшихся к дому людей, а затем в дверь вежливо, но настойчиво постучали. Накинув шубу, Бургун вышел за дверь. Ни появление незнакомых людей, ни поспешный уход отшельника ничуть не обеспокоили Найю.

Через некоторое время старик вернулся и принялся торопливо срывать со стен пучки растений и запихивать их в полотняную сумку:

— Ох, беда-то какая, — бормотал он. — Ох, беда.

Подойдя к кровати с лежавшей Найей, он пододвинул к ней табуретку и поставил на нее глиняный горшок с приготовленным на обед густым варевом из сушеных овощей и фруктов:

— Я должен идти, малышка. Меня, наверное, не будет день или два. Ты уж прости меня, старого, но я оставлю тебя одну. Вот тебе еда. Если захочешь — поешь. Не захочешь — и ладно. Сдается мне, что худо тебе от этого не будет. И даже если костер погаснет, ты не замерзнешь. И за дом не беспокойся. Окрестные люди и звери меня уважают, без хозяина в дом никто не зайдет. Так что не серчай, малышка, но придется тебе подождать меня здесь.

Бургун ушел, человеческие голоса отдалились от дома и постепенно затихли. Найя лежала и смотрела в потолок…

Через день девушка повернула голову и посмотрела на оставленный горшок. Через два дня Найя протянула руки и несколькими большими глотками выпила его содержимое.

Отшельник вернулся через три дня. Стукнула входная дверь, и Найя услышала знакомый голос:

— А вот и я! Все дома? Вот и хорошо, малышка, что ты никуда не убежала. Ох ты, милая, я вижу, ты и поела вдоволь. Ну, вот и умница.

Найя посмотрела на Бургуна и спросила:

— Почему я осталась жива?

Старик отбросил напускную веселость:

— Ты разве ЭТО хотела спросить? Ведь тебе интересно, где я был, правда? Даже если это не так, я все равно расскажу. На одну из лесных деревенек напали зиганьеры. Троих мужичков ранили, стервецы, вот я и ставил их на ноги… Ого, малышка, как блеснули твои глаза. Вижу, эти негодные людишки тебе знакомы. Я даже сперва думал, что ты одна из них. Но потом понял, что ты другого рода-племени. Может, скажешь, какого?

Но Бургун не услышал ответа на свой вопрос. Тогда он продолжил:

— Зиганьеры иногда забираются на север, чтобы зимой поохотится на соболей, лисиц и бобров. Уж очень они любят рядится в меха животных. А зимой-то мех особенно густой, пышный. Вот они и разбивают лагерь в Теплой Долине, а во все стороны рассылают конных охотников. Да только охотятся они не только за пушной живностью, но и за любым другим достатком. Вот и грабят лесные деревеньки, если вдруг случаем встретят на пути.

Найя повернулась и приподнялась на кровати, опершись на локоть:

— Почему я осталась жива?

— Ох ты, какая шустрая! — умилился отшельник, но в глубине его добрых голубых глаз мелькнуло чувство, похожее на тщательно скрываемый страх. — Ты интересуешься зиганьерами? Хочешь знать, где они находятся? Я могу рассказать тебе только то, что слышал от других людей. А слышал я немного. Южные степи — место опасное. Там живут только зиганьеры, а любого чужака они либо сразу убивают, либо уводят в полон. Так вот, говорят, что где-то в степи есть главный город зиганьеров — Мельгальян. Там все они встречаются, чтобы на совете кланов договориться о том, кто каким путем будет кочевать. К нам на север обычно отправляется клан Кьентикль. Зиганьеры всегда останавливаются в Теплой Долине, где даже зимой растет зеленая трава и вдоволь корма для зиганьерской скотинки…

— Почему я осталась жива? — настойчиво повторила Найя.

Старик засуетился:

— Ох, старый дурень, расстроил малышку страшными рассказами. А давай-ка я заварю тебе отварчику успокаивающего, силы прибавляющего…

— Почему я осталась жива? — голос Найи едва не сорвался на крик.

Она сделала движение, словно пыталась встать с кровати. Сперва Бургун едва не выскочил за дверь, но, поборов ужас, приблизился к девушке и погладил ее по голове:

— Успокойся, малышка. Ты еще не знаешь, на что способна. А я смотрю на тебя и вижу твое прошлое и будущее. И скажу я тебе свое слово: сперва твое сердце было как трава — росло и крепло. Это детство. Потом твое сердце было как огонь — жгло и горело. Это любовь. Потом твое сердце превратилось в лед — застыло и заледенело. Это боль. Такой я тебя нашел в лесу, потому-то ты не боялась холода и голода. А сейчас слушай главное: теперь твое сердце стало алмазом — твердым и беспощадным. Я никогда не думал, что человек может носить в груди такое сердце. Будь осторожной, малышка, не перешагни запретного порога.

Как ни странно, эти слова успокоили Найю. Она снова улеглась на кровати, но теперь следила глазами за каждым действием отшельника. Бургун чувствовал себя неуютно, но старался не подавать вида. Он все так же трудился по хозяйству, готовил пищу и кормил девушку.

Прошло несколько дней. И вот снова за дверью послышались голоса людей, а затем раздался стук. Поговорив на улице с пришельцами, отшельник начал собираться в дорогу.

— Опять беда приключилась, — сказал он Найе. — Снова зиганьеры треклятые набедокурили. Еще одну деревеньку пограбили да людишек побили. Вот тебе, малышка, запас пищи. Не серчай, что опять оставляю одну. На этот раз точно вернусь завтра к вечеру. Ведь деревенька-то совсем неподалеку.

Бургун ушел, а Найя долго смотрела на закрытую дверь. Потом она легла на спину и закрыла глаза.

Прошел день. Найя не притронулась к приготовленной стариком пище. К вечеру Бургун не вернулся. Прошла ночь. Его все не было.

Девушка встала с кровати, прошлась взад и вперед по комнате. Что-то звало ее наружу. Скорее подражая отшельнику, чем понимая необходимость этих действий, Найя завернулась в широкую теплую шкуру и открыла входную дверь. Стояла самая середина зимы. Там, где лучи утреннего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, снег ослепительно сверкал мириадами ярких точек.

Найя увидела цепочку следов, удалявшихся от дома. Она пошла по этой дорожке, не отдавая отчета в своих действиях. Высокие сугробы не являлись препятствием для девушки. Если бы кто-нибудь посмотрел на Найю со стороны, то увидел бы, что снег под ее ногами не проминается. Но никто не видел этого чуда — зимний лес был тих, светел и безжизнен.

Постепенно дорога пошла вверх, и из-под слоя снега показались отвесно торчащие обломки скал. Они были острые и гладкие, поэтому снег на них не задерживался. Пройдя мимо этих каменных столбов, Найя увидела, что человеческие следы ведут через невысокую гору, поросшую густым ельником. Там тоже торчали серые столбы, похожие на окаменевшие обломки древесных стволов.

Найя поднялась на вершину горы и начала спуск. Внезапно среди белого снега, зеленых елей и серых камней ее взгляд заметил что-то красное. Подойдя поближе, девушка остановилась над распростертым человеческим телом, вокруг которого расплылось кровавое пятно. Человек лежал лицом вниз. Снег вокруг него был вытоптан. Меховая шуба разорвана в клочья, а из тела выдраны большие куски мяса. Но не хищные животные были причиной смерти человека — из его спины все еще торчало древко длинной черной стрелы.

— Почему я осталась жива? — спросила Найя, опускаясь на колени и протягивая руки к разметавшимся по снегу седым волосам отшельника Бургуна.

Ответил ей дружный волчий вой. Должно быть, стая пировала на трупе, когда учуяла приближение Найи. Волки отбежали в сторону и затаились, но теперь, убедившись, что это не охотник, а новая добыча, стягивали кольцо.

Девушка поднялась на ноги и посмотрела на приближавшихся животных. Волков было восемь — исхудавших от вынужденного зимнего поста, а потому готовых на все, чтобы набить желудки свежим мясом. Одного тела старика на всех явно не хватало.

Найя попятилась назад и уперлась спиной в один из каменных столбов. От ее прикосновения камень растрескался и осыпался кучей небольших обломков.

Словно чувствуя смятение человека, волки снова завыли. Они не торопились — добыча была слаба и не могла оказать сопротивления.

— Почему я осталась жива? — обратилась Найя к волкам.

Те ответили ей своими кровожадными улыбками, продемонстрировав клыки, обагренные кровью Бургуна. Если бы волки могли говорить, они бы ответили:

— Ты — наша добыча. Ты — наша пища.

Впрочем, в глазах хищников Найя и так могла достаточно ясно разглядеть свою судьбу. Но тут произошло нечто странное. Что-то сместилось в сознании девушки. Она почувствовала внутри себя еще смутное и не оформившееся в конкретную мысль, но уже проявившееся желание. Точнее, нежелание. Найя не желала становиться жертвой.

Девушка подняла один из камней и сказала:

— Прочь.

Волки застыли на пару мгновений, но потом все же двинулись вперед.

Найя повторила чуть громче и тверже:

 — Прочь! Назад!

Волки не послушались. Они уже приблизились на расстояние броска и не собирались упускать такой лакомый завтрак.

Но и Найя больше не желала безропотно подставлять свою шею. Она сжала в руке острый обломок камня…

По лесу прокатился сухой треск, заметавшись эхом между стволами деревьев. Девушка с удивлением разжала кулак. Из него высыпался мелкий песок.

— Плохой камень… — прошептала Найя, еще не осознавая того, что произошло.

Но волки своим звериным чутьем поняли то, что пока было скрыто от сознания девушки. Пятеро из них попятились назад, и только трое — старый вожак и два матерых самца — остались на месте, хотя и у них шерсть на загривках встала дыбом.

Не обращая на волков внимания, Найя нагнулась и подняла еще один камень — побольше и потяжелее. Она сделала выбор, даже не осознав того, что такую глыбу не смог бы поднять даже сильный здоровый мужчина. Этот огромный камень Найя не могла сжать в кулаке, поэтому обеими руками она кинула его в волков. Лишь каким-то чудом животные смогли увернуться от тяжелого метательного снаряда. Камень попал в ствол могучей сосны и разлетелся на сотню обломков. Дерево треснуло, пошатнулось и, ломая ветви соседних деревьев, тяжело рухнуло на землю.

Не желая больше испытывать судьбу, стая в ужасе пустилась в бегство, оглашая лес жалобным повизгиванием.

С некоторой долей удивления Найя смотрела им вслед.

— Почему я осталась жива? — задала она свой привычный вопрос, оглядываясь вокруг.

Но рядом не было ни одного живого существа.

Одна часть сознания девушки все еще находилась в блаженном небытие безумия, но другая уже начала реагировать на окружающий мир. С радостью ребенка, написавшего на бумаге первые слова, Найя вспоминала названия росших вокруг кустов и деревьев. Вот можжевельник, вот ель, вот сосна, вот южный тьис, неведомо как занесенный в этот заснеженный северный лес…

Внезапно Найя вздрогнула. Растения дали ответ на вопрос, на который не смогли ответить ни люди, ни животные.

Можжевельник.

Ель.

Сосна.

Тьис.

Из начальных букв сложилось слово МЕСТЬ.

И тут непроницаемо-туманная завеса спала с воспоминаний Найи. Девушка в мельчайших подробностях вспомнила всю свою жизнь — от самых первых детских впечатлений, до событий последних дней и минут.

В ее памяти всплыли и слова доброго отшельника: «Твое сердце стало алмазом — твердым и беспощадным. Я никогда не думал, что человек может носить в груди такое сердце.» Найя поняла, что перешагнула некую грань, и что назад, в прежнюю человеческую жизнь, возврата больше не будет.

Она раскинула руки, подняла лицо к солнцу и закричала:

— Кто же я теперь?!

Но на этот ее новый вопрос ответа пока не было. Ясно было только одно: как и предвидел Бургун, из кокона человеческого тела родилась бабочка. Вернее, не бабочка, а стремительная безжалостная стрекоза. Стрекоза — хищник, охотник, убийца.

Найя сбросила с плеч шкуру и поняла, что совершенно не мерзнет. Она взяла в руки два больших камня и стукнула ими друг о друга. Камни рассыпались в пыль.

Найя звонко рассмеялась:

— Гензо, любимый мой Гензо Беньтиат, скоро мы снова встретимся с тобой. И с тобой, и с другими зиганьерами.

Отзвуки этого смеха разнеслись по всей округе. Волки, поджав хвосты и поскуливая от ужаса, понеслись прочь с удвоенной скоростью.

* * *

Первым желанием Найи было немедленно отправиться назад в свой замок. Но потом, посмотрев на тело отшельника Бургуна, она изменила свое решение. Девушка выдернула длинную черную стрелу и осмотрела ее острый наконечник. Дочь барона разбиралась в оружии и умела отличать охотничьи стрелы от боевых. Эта была предназначена исключительно для войны и для убийства.

Найя начала сооружать курган над телом приютившего ее старика. Для этого она просто выламывала из скалы огромные глыбы и наваливала их сверху друг на друга. Не прошло и пятнадцати минут, как высота сооружения достигла двух человеческих ростов.

Пока Найя работала, в ее голове постепенно складывался план дальнейших действий.

— Гензо Беньтиат, теперь мне недостаточно просто убить тебя, — рассуждала она вслух, отламывая каменный столб. — Сперва я заставлю тебя страдать так сильно, как только позволит мне моя изобретательность. Единственное, чего я боюсь — как бы король Лайлот не опередил меня и не собрал войско. Впрочем, вряд ли до окончания сезона штормов он рискнет двинуться на войну с зиганьерами. Значит, у меня в запасе есть несколько месяцев. К этому времени любой зиганьер должен дрожать от ужаса, услышав мое имя.

Закончив сооружение кургана над телом Бургуна, Найя продолжила свой путь, ориентируясь по его следам, хорошо различимым в глубоком снегу.

Солнце еще не достигло зенита, когда следы привели ее к человеческому поселению. Между деревьями Найя издалека заметила несколько убогих утонувших в сугробах домишек, похожих на жилище Бургуна.

Впереди залаяли собаки. Найя прибавила шаг, опасаясь, что люди разбегутся и спрячутся в лесу. Но она ошиблась. У крайнего дома она увидела семерых одетых в меховые одежды мужчин с луками в руках.

— Зиганьеры? — Найя улыбнулась в предвкушении предстоящего развлечения…

…И вновь оказалась не права. Подойдя поближе, своим острым зрением она разглядела светлую кожу и голубые глаза местных жителей.

Вооруженные мужчины, выскочившие на собачий лай и приготовившиеся дать отпор врагам, были ошеломлены, увидев вышедшую из леса юную девушку в одной рубахе и с длинной черной стрелой в руках. Они озирались вокруг, словно боялись, что эта очередная коварная уловка зиганьеров. Ведь по черным волосам и высокому росту они отнесли Найю именно к этому племени.

— Эй, зиганьерка! — крикнул один из мужчин. — Стой на месте!

— Я не зиганьерка. — ответила Найя, не останавливаясь.

— Ну да, как же! — насмешливо отозвался мужчина. — А кто же ты?

— Раньше я была дочерью морского народа, а теперь вообще не могу отнести себя к человеческому роду, — честно ответила Найя.

Воинов смутили эти слова. Найю и лесных жителей разделяли всего двадцать шагов. Чтобы скрыть нарастающий страх, кто-то поднял лук и с истеричными нотками в голосе выкрикнул:

— Тебе же сказали — стой на месте!

То ли его пальцы онемели от холода, то ли рука дрогнула, но стрела сорвалась с тетивы и понеслась в грудь Найи. Девушка небрежно поймала ее на лету. Она сравнила эту стрелу с той, которая убила старого отшельника. Стрелы были совершенно разные. Найя небрежно отбросила пойманную стрелу в сторону. Стрела до половины древка вошла в толстый ствол дерева.

Это чудо повергло лесных жителей в шок. Их ноги приросли к земле, а руки перестали слушаться.

Найя улыбнулась как можно дружелюбнее:

— Я не враг вам, мирные люди, но повторять подобные действия не советую.

Самый разумный из воинов воскликнул:

— Это дух леса! На колени! Скорее становитесь на колени!

Найя приблизилась к упавшим в снег простолюдинам. Осторожно пнув ногой ближайшего человека, она приказала:

— Вставайте, мне ваше почитание не нужно. И я не дух леса. Скорее, дух мщения. От вас мне нужно только одно: скажите, где находятся зиганьеры, и я уйду.

Мужчина робко поднял на девушку глаза и с надеждой спросил:

— Зиганьеры — это те, кому ты хочешь отомстить?

— Совершенно верно. — Найя сунула ему под нос длинную черную стрелу. — Вот этим был убит старый отшельник Бургун. Вы знали этого человека?

Лесные люди начали подниматься с колен. Найя с удовлетворением отметила, что гнев вытеснил страх из их сердец.

— Бургун — хороший человек. Он вылечил Шурука, раненного зиганьерами намедни. Бургун ушел из нашей деревни вчера. Сказал, что у него дома срочные дела.

— Бургун не добрался до дома, — сказала Найя. — Увидите в лесу каменный холм — знайте, это его могила.

Воины стянули с голов огромные меховые шапки, их заплетенные в мелкие косички светлые волосы рассыпались по воротникам.

— У вас есть вождь или кто-нибудь, кто отдает приказы? — спросила Найя, только теперь сообразив, что перед ней не взрослые мужчины, а ее ровесники — юноши и почти мальчики. Лишь немногие могли похвастаться недавно пробившимися бородами и усами.

— В доме лежит раненый Шурук, — махнул рукой один. — А все остальные ушли в соседнюю деревню, чтобы вместе напасть на зиганьеров. Нас оставили охранять деревню.

— И сколько же воинов вы можете выставить? — спросила Найя.

Не уловив насмешки в ее голосе, юноша гордо ответил:

— Наша деревня дала в ополчение пятерых опытных охотников.

— И у каждого из них есть пара лошадей, мощный лук с боевыми стрелами, меч, копье, щит и шлем? — усмехнулась девушка.

Юноша потупился и ничего не ответил.

Найя невесело рассмеялась:

— Насколько я могла увидеть, зиганьеры совершенно свободно хозяйничают в лесу. Они убивают вас поодиночке, как Бургуна. Но даже если вы соберетесь вместе, они издалека засыплют вас стрелами. Ваши луки — ничто в сравнении с их дальнобойным степным оружием.

— Но мы сражаемся за свой дом! — запальчиво крикнул юноша.

— И это, разумеется, сразу заставит зиганьеров сдаться и отступить, — с явной издевкой произнесла Найя, подумав, что зря теряет время на пустой разговор. — Ладно, поступайте, как знаете. Скажите мне только, где лагерь зиганьеров. Больше мне от вас ничего не нужно.

— Мы ни разу не были в Теплой Долине. Лишь старые охотники знают, как туда добраться.

— Тогда ведите меня к вашему Шуруку. Может, он сможет мне помочь.

Найя зашагала вперед в окружении одетых в шкуры юношей. Только теперь она с опозданием сообразила, что надо было поискать следы зиганьеров возле тела Бургуна. Тогда ей не пришлось бы тратить время на этих простолюдинов. Но возвращаться назад она не собиралась. В конце концов, лесные жители ненавидели зиганьеров почти также сильно, как и она сама. В союзниках и соратниках Найя не нуждалась, но от проводника не отказалась бы.

Чтобы войти в дом, Найе пришлось согнуться едва ли не вдвое. Следом за ней, толкаясь и тихо переговариваясь, ввалились все семь юношей.

В полутемном задымленном помещении Найя увидела лежавшего на низкой кровати мужчину, возле которого хлопотали три женщины: одна старая и две молодые. Найя предположила, что это жена и дочери раненного. Мужчина был до самого подбородка закрыт одеялом из грубо сшитых шкур животных. Он лишь повернул голову на звук отворяемой двери.

Увидев вошедших, женщины сперва оцепенели, а затем встали в ряд перед лежащим, словно собирались защитить его от опасности. Но стоило только Найе сделать шаг вперед, как они немедленно расступились и боязливо прижались к стенам комнаты. Найя подумала, что и в остальных избах деревни в темноте и духоте сидят такие же недалекие, запуганные женщины и ожидают возвращения своих мужей и сынов. Но дочь барона не испытывала к ним ни жалости, ни сострадания.

Найя склонилась над низким ложем Шурука. Это был мужчина лет пятидесяти с окладистой бородой и длинными волосами. Он молча смотрел на девушку своими голубыми глазами. Найя решила было, что раненый воин не может говорить, но, оказалось, он просто изучал ее.

— Ты не зиганьерка, — тихо произнес Шурук хриплым сдавленным голосом. — Что привело тебя в мой дом?

— Я дочь морского народа. Меня звали Найя Кайдавар. Я хочу найти зиганьеров, чтобы убить их всех. Ты покажешь мне дорогу в Теплую Долину?

Шурук не пошевелился, но его глаза еще раз осмотрели девушку с ног до головы:

— Я не ослышался? Ты хочешь сражаться с зиганьерами вместе с нашими людьми?

— Ты меня неправильно понял. Я не собираюсь СРАЖАТЬСЯ с зиганьерами, тем более вместе с вашей жалкой пародией на армию. Я собираюсь УБИВАТЬ зиганьеров. Одна.

Один из юношей набрался смелости и высунулся из-за спины Найи:

— Дядя Шурук, это — дух леса! Зиганьеры убили Бургуна. Лес этого им не простит.

Его немедленно оттащили назад и дали подзатыльник:

— Балда! Это не дух леса, а дух мщения.

Пока юноши препирались, Шурук не отрывал глаз от лица Найи:

— Это правда? Бургуна убили?

— Да. Но я мщу не за него. Вернее, не только за него. У меня с зиганьерами личные счеты.

— Ты молодая и красивая девушка, Найя Кайдавар, хотя красота твоя и непривычна для наших краев. Наверное, ты пришла издалека. Почему ты назвала свое имя в прошедшем времени?

Найя тихо произнесла:

— Из-за меня погибла моя семья, поэтому я потеряла право на фамилию. Я перестала быть человеком, поэтому имя мне больше не нужно. Бургун сказал, что в моей груди теперь находится алмазное сердце. Наверное, так и есть, потому что я не чувствую его стук.

— Может быть, ты просто замерзла? Шуба-то у тебя теплая?

— Мне не нужна шуба.

Глаза Шурука округлились:

— У тебя нет шубы? Так ты что, так и пришла сюда в одной рубашке?! Я-то думал, ты в сенях разделась…

— Наконец-то ты начал понимать, кто я, — улыбнулась Найя, и от этой улыбки волосы на голове Шурука зашевелились. — Так ты покажешь мне путь в Теплую Долину?

— Я бы рад, но не смогу, — слабой рукой раненый откинул меховое одеяло, и Найя увидела, что бедро его правой ноги перетянуто окровавленными тряпками.

— Я понесу тебя, — нашла выход из положения девушка.

— Не пущу! — вскрикнула старая женщина.

Найя даже не посмотрела в ее сторону.

Шурук предложил:

— Я могу нарисовать тебе дорогу. Ты разберешься?

— Разберусь.

Картография являлась одной из наук, которые матрона Раймилна преподавала наследникам барона Кайдавара.

— Пододвиньте ко мне стол, — обратился Шурук к толпящимся у входа юношам.

Видимо, столом он называл неуклюжую массивную конструкцию из кое-как сколоченных досок, стоявшую у стены.

Не дожидаясь, когда молодежь выполнит указание, Найя подняла стол и поставила его на бок прямо возле кровати. Затем она протянула руку к пылающему очагу и вынула оттуда раскаленный уголек. Найя подула на него несколько раз, чтобы остудить, а затем протянула Шуруку:

— Рисуй!

Юноши затихли, пораженные очередным чудом. Женщины начали тихо и неразборчиво причитать.

Шурук усиленно старался показать, что ничуть не напуган. Тем не менее, когда он начал выводить на столешнице первые линии, рука его заметно дрожала. Впрочем, это могло быть вызвано и слабостью от ранения.

По мере того, как карта обретала четкость, Шурук рисовал все увереннее и по ходу дела комментировал появлявшиеся изображения:

— Вот эта точка — наша деревня. Вот тут — каменная гора, за которой живет… жил Бургун. С другой стороны деревни — три сопки: Воронья, Баранья и Дикая. Ты, Найя, должна идти по дороге между Бараньей и Дикой сопками. Сразу за ними ты увидишь озеро Щучье. Иди вдоль левого берега. Даже если тебе покажется, что по льду короче, напрямик не ходи. Из дна местами бьют теплые ключи, и лед над ними очень тонок — можно провалиться, а течение затянет под толстый лед. Значит, так: дальше на левом берегу будет высокий взгорок. Поднимешься на него, и прямо перед собой увидишь длинную гряду. Тебе покажется, что она совсем рядом — но до нее еще день пути. Перевалишь через гряду, и перед тобой откроется Теплая Долина. Там ты и найдешь лагерь зиганьеров.

Найя легко запомнила примитивный рисунок. Ориентиры были достаточно крупные и простые. Она прикинула расстояние — пеший путник добрался бы до Теплой Долины дня за три. Конные зиганьеры преодолевали это расстояние меньше чем за сутки. Потому-то так свободно они себя чувствовали в окрестных лесах. На грабительский рейд им вполне хватало двух дней и одной ночевки за пределами Теплой Долины.

— Я все поняла, — Найя встала. — Прощайте.

— Эй, подожди, — кряхтя и морщась от боли, Шурук приподнялся на локте. — Олешко и Машук тебя проводят.

Двое названных юношей выступили вперед.

— Мне не нужны провожатые, — пожала плечами Найя. — Дорогу я найду.

— А кто будет охотиться и добывать пищу? — спросил Шурук.

— Мне не нужна пища.

— А кто будет охранять твой сон?

— Я не сплю.

— Но разве тебе не захочется перебросится парой слов с кем-нибудь? Дорога-то неблизкая.

— Не захочется.

Шурук покачал головой:

— Ну, тогда ступай, Найя Кайдавар.

Найя прошла сквозь толпу расступившихся юношей и вышла из дома. Когда дверь за ней закрылась, Шурук приказал:

— Олешко, Машук и Шумун — берите лыжи и бегите следом за нашими мужиками. Расскажите обо всем, что тут видели и слышали. Пусть рать обождет выступать на зиганьеров. Как бы нашим мужичкам не попасть под горячую руку девушки с алмазным сердцем.

* * *

Идя по пути, указанному Шуруком, Найя не переставала думать о том, каким образом в Теплой Долине среди зимы может расти зеленая трава? Ее окружал заснеженный лес, оцепеневший от зимних морозов. Хотя Найя и не чувствовала холода, временами ей попадались упавшие в снег окоченевшие мелкие птички. Должно быть, ночная стужа застала их на ветвях деревьев.

Когда Найя уже миновала проход между сопками и шла по берегу Щучьего озера, она почувствовала, что за ней следят. Это были не животные — при ее приближении все прятались или разбегались. Это были не зиганьеры — те не стали бы долго смотреть на одинокую девушку. Поэтому Найя вполне справедливо решила, что ее сопровождает лесной народ.

Она повернулась назад и громко крикнула:

— Я отдам вам тех зиганьеров, которых выберу сама. Держитесь позади меня, храбрые воины.

Слова «храбрые воины» она намеренно произнесла с подчеркнутой насмешкой.

Те, кто следили за Найей, не отстали, но стали вести себя более осторожно. Девушка перестала обращать на них внимание. Она шла вперед, не тратя времени на сон, отдых или поиск пищи. Алмазное сердце в ее груди питалось одним лишь предвкушением скорого отмщения.

К вечеру следующего дня Найя добралась до подножия высокой гряды, отделявшей ее от Теплой Долины. Но уже тут чувствовалось дыхание тепла. Ели и сосны сменили лиственные теплолюбивые растения, а на перевалах даже среди зимы виднелась свежая зелень. Но Найя не искала легкого пути через перевал. Наоборот, еще издалека она выбрала самую высокую вершину, с которой, как она рассчитывала, ей будет легче рассмотреть место стоянки зиганьеров.

Несколько часов Найя упрямо карабкалась наверх. Даже у опытного скалолаза ногти были бы обломаны, колени расцарапаны, локти разбиты. Но девушка оставалась невредима, лишь ее рубашка быстро и неотвратимо превращалась в лохмотья.

Когда наступила ночь, Найя достигла желанной цели. Ее взгляду больше не препятствовали никакие вершины, под ее ногами расстилалась Теплая Долина. Даже ночью, при свете звезд, можно было оценить огромные размеры этого пространства. Теплая Долина располагалась в кольце гор, а ее уровень находился чуть ниже уровня суши за пределами гряды.

Теперь Найе стало ясно, почему здесь было тепло даже в зимнюю стужу. Теплая Долина представляла собой гигантский кратер вулкана, внутри которого еще продолжали выбиваться из-под земли горячие источники. Над долиной висел плотный туман, сквозь который Найя, как ни старалась, не могла разглядеть огни лагеря зиганьеров.

Ничуть не расстроившись из-за напрасно потерянного времени, Найя начала спуск, оказавшийся еще более неудобным, чем подъем. На дне Теплой Долины девушка оказалась практически без одежды. Даже рубище, в котором некогда повстречал ее Бургун, в сравнении с остатками рубашки казалось царским одеянием.

Но Найя совершенно не обращала внимания на подобные мелочи. Она пыталась отыскать следы зиганьеров, которые вывели бы ее к их лагерю. В темноте это было непросто, но Найя рассчитывала на свои новые возможности.

И вскоре ей повезло. Где-то неподалеку девушка услышала звонкое лошадиное ржание.

— Где кони, там и зиганьеры, — вполне логично рассудила Найя и отправилась в том направлении.

Она не считала нужным скрываться или прятаться. Наоборот, Найя специально наступала на сухие ветки, чтобы привлечь к себе внимание. Но ее усилия были напрасны. Сквозь мрак и туман прямо перед собой она заметила движение большого скопления животных. Это был целый табун лошадей. Топот подкованных копыт заглушал все остальные ночные звуки.

При приближении Найи лошади неуклюже отпрыгивали в стороны. Они были стреножены и только поэтому не могли умчаться прочь подобно остальным животным. Пройдя сквозь живой коридор, Найя увидела пламя костра.

Похоже, пастухи-зиганьеры не опасались внезапного нападения и не слишком-то хорошо следили за своими подопечными. Их не насторожили даже испуганные всхрапы лошадей.

Подойдя к костру, Найя увидела, что один зиганьер сидит спиной к ней, а еще трое пастухов безмятежно спят, закутавшись в пестрые шерстяные одеяла.

Найя много раз перед этим рисовала в воображении первую встречу со своими заклятыми врагами. Она представляла, как зиганьеры либо нападали на нее, либо в ужасе бежали прочь. Так что мирная картина спящих пастухов слегка смутила девушку.

Найя хлопнула в ладоши:

— Поднимайтесь!

Сидевший зиганьер мгновенно вскочил, схватил лук со стрелой и обернулся, изготовившись к стрельбе. Остальные трое пастухов также поднялись на ноги и вытащили из ножен сабли. Правда, сделали они это не слишком быстро. Ведь, едва открыв глаза, они увидели перед собой не толпу вооруженных мужчин, а всего лишь одну молодую девушку в изодранной одежде.

— Откуда ты, из какой семьи? — спросил один зиганьер, сперва приняв Найю за свою соплеменницу. Но, разглядев в свете костра лицо девушки, он удивленно протянул: — Э-э-э… Да ведь ты не наша!

Другой зиганьер, быстро сориентировавшись в ситуации и обежав загоревшимся взором едва прикрытое тело девушки, поправил своего товарища:

— Ты не прав, Кельбал. Эта девчонка очень даже наша. По крайней мере, на эту ночь.

Зиганьеры довольно захохотали. Найя тоже улыбнулась. Теперь события начинали развиваться именно так, как она себе представляла ранее.

— Смотри, она не против! — игриво воскликнул зиганьер, отбрасывая саблю.

Он протянул руки к девушке…

Найя ударила его ребром ладони по шее. Удар был нанесен с такой силой, что шейные позвонки не выдержали. Голова оторвалась от туловища и отлетела в сторону — за переделы круга света от костра. Второго зиганьера Найя пнула ногой в грудь, раздробив ребра и превратив грудную клетку в месиво из свежего мяса с торчащими обломками костей. Третьего зиганьера она схватила левой рукой за широкую рубаху, подняла над головой и с размаху бросила на землю. Четвертому Найя нанесла сокрушительный удар в челюсть, так что его голова откинулась назад и стукнулась затылком о лопатки. Из лопнувшего горла хлынула кровь.

Все это произошло так быстро, что ни один зиганьер не успел ни крикнуть, ни попытаться защититься или убежать. И только потом Найя запоздало вспомнила, что собиралась оставить в живых хотя бы одного зиганьера, чтобы он указал путь к лагерю. Но, увидев наглые белозубые ухмылки и похотливые черные глаза, она не смогла остановиться.

Взглянув на тела, конечности которых еще несколько минут продолжали конвульсивно подергиваться, Найя передернула плечиками:

— Ничего, все равно они никуда от меня не денутся.

Найя направилась к центру Теплой Долины. Вскоре над горами показались первые лучи восходящего солнца. Утренний туман быстро редел, поднимался ввысь и растворялся в чистом синем небе.

Девушка опять ощутила присутствие лесных жителей. Должно быть, они не полезли за ней на высокую гору, а попали в долину по более удобной дороге через перевал. Теперь же они вновь отыскали ее след. Следовательно, воины видели тела четверых зиганьерских пастухов.

Найя обернулась и крикнула:

— Это только начало!

Но лесные люди ничем не выдали своего присутствия.

— Притворяетесь, что вас нет? — весело рассмеялась Найя. — Ну и ладно. Только не путайтесь под ногами!

Солнце между тем поднималось все выше и выше. Поэтому еще издалека с небольшой возвышенности Найя заметила лагерь зиганьеров. Два десятка огромных повозок были расставлены на берегу круглого озера, над которым клубился пар. Лошади из повозок были выпряжены, и Найя предположила, что это именно их пасли убитые ею зиганьеры.

— Либо клан Кьентикль не слишком-то велик, либо в долине несколько мест стоянок, — решила Найя, ведь возле замка Кайдавар обычно останавливались более пятидесяти передвижных домов.

Найя хотела оказаться в лагере раньше, чем зиганьеры проснутся. Она не собиралась гоняться за ними по всей долине. Поэтому Найя сначала ускорила шаг, а затем побежала.

И все равно ей не удалось застать зиганьеров спящими. Приблизившись к лагерю на расстояние полета стрелы, Найя увидела нескольких всадников, сопровождавших большую отару овец. То ли они гнали животных на водопой, то ли собирались на дальние выпасы.

Найя ринулась наперерез. Вначале всадники не обратили внимания на одинокую фигуру, наверное, приняв Найю за одну из своих женщин. Но потом все же повернули коней ей навстречу. Зиганьеры не думали, что невесть откуда появившаяся юная полуголая девушка представляет опасность, хотя их и удивила ее необыкновенная скорость. Пастухов даже не насторожило поведение овец и коней, которые при приближении Найи заволновались и попятились назад.

Воспользовавшись замешательством зиганьеров, Найя ринулась вперед. За десять шагов до всадников она взвилась в воздух в невероятном прыжке и обрушилась на них сверху, как ястреб на куропаток. Зиганьеров было трое, но ни один из них не успел даже притронуться к оружию. Всего через несколько секунд обезумевшие от ужаса лошади и овцы мчались прочь, а Найя, оставив на земле позади себя три разорванных тела, поспешила к лагерю.

Почти не задумываясь, она схватила ближайшую повозку за переднюю ось, легко подняла, перевернула и обрушила на землю крышей вниз. Толстые доски и брусья разлетелись в щепки, металлические накладки на колесах лопнули, поворотная система на днище превратилась в искореженную груду железа. Повозка сложилась, как карточный домик, похоронив внутри себя всех своих обитателей.

Найя поняла, что нашла прекрасный способ уничтожения зиганьеров. Она начала переворачивать повозки, полагая, что находящиеся внутри них люди не смогут выжить в мешанине дерева и металла. Вскоре она открыла универсальный прием, позволявший быстрее всего расправляться с зиганьерами — бросок повозки через плечо с захватом за вторую колесную полуось. При этом задние колеса описывали в воздухе длинную дугу, и масса повозки еще больше увеличивала силу удара о землю.

Грохот и отчаянные вопли умирающих людей подняли на ноги весь лагерь. Из тех повозок, до которых еще не успела добраться Найя, выскакивали полуодетые зиганьеры: мужчины, женщины, дети. Спросонья они не понимали, что происходит, бестолково метались вокруг своих передвижных домов и громко кричали. Найя воспользовалась паникой. Она теперь не просто разбивала повозки о землю, но и старалась при этом раздавить как можно больше людей.

Найя работала очень тщательно и методично, не оставляя зиганьерам ни малейшего шанса избежать гибели. Большинство из них погибло, так и не успев понять, что за неведомая сила превратила лагерь в груду развалин. Те же, кто остались в живых под обломками, были ранены или искалечены. Одни вопили от боли, другие тихо стонали, третьи звали на помощь. Найя не обращала на эти звуки никакого внимания. Она рассчитывала, что ни один из раненых не сможет самостоятельно выбраться из разбитых телег и вскоре умрет без медицинской помощи.

Когда впереди остались последние две целые повозки, Найя хоть и с большим трудом, но все-таки смогла остановиться. Зиганьеры впали в оцепенение, когда увидели, что к ним приближается высокая черноволосая девушка, с ног до головы забрызганная кровью и грязью.

Найя осмотрела тех, кого решила на время пощадить. Перед ней стояли пятеро мужчин в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Двое пытались удержать в трясущихся руках сабли, но делали это с большим трудом. За мужскими спинами к повозкам жались три женщины и восемь детишек разного пола. Найю не интересовали родственные или любовные связи зиганьеров, но она предполагала, что это две семьи из двух повозок.

— Вы поступили разумно, что не попытались убежать, — сказала Найя. — Если вы будете выполнять все мои приказания, возможно, я оставлю вас в живых. Мой первый вопрос таков: есть ли еще в Теплой Долине ваши стоянки?

Самый старший зиганьер непослушными губами пробормотал:

— Кто ты?…

Найя прыгнула вперед, схватила его за отвороты рубахи и подкинула высоко вверх с таким расчетом, чтобы он упал за ее спиной прямо на развалины разгромленного лагеря. Девушка даже не обернулась, чтобы проверить, насколько хорошо удался бросок. По протяжному воплю мужчины и по взглядам остальных зиганьеров, сопровождавших его полет, она поняла, что не ошиблась. Раздался глухой удар, и вопль смолк.

— Я задала вопрос, — спокойно произнесла Найя, несколько раз пробежав глазами по лицам зиганьеров. — Я хочу услышать ответ.

Дети жалобно заскулили, пытаясь спрятать лица в широких юбках своих матерей. Зиганьер с саблей истерично всхлипнул и занес над головой Найи оружие. Девушка отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Мужчина отлетел на десять шагов в сторону, несколько раз перекатился и больше не пошевельнулся, превратившись в бесформенную груду мяса и костей.

— Я задаю вопрос в последний раз, — предупредила Найя. — Потом возьмусь за ваших щенков. Итак, есть ли еще в Теплой Долине другие стоянки, кроме этой?

Красивая женщина в голубом платье выдавила из себя:

— Нет…

— Наконец-то, — Найя посмотрела в ее обезумевшие от ужаса глаза. — Если ты меня обманула, я начну с твоих ублюдков.

Женщина в голубом судорожно притиснула к себе двух детей: мальчика лет восьми и девочку чуть помладше.

Найя продолжала следовать заранее продуманному плану:

— Женщины и дети поедут в одной повозке. Мужчины, отправляйтесь за лошадьми. Если к полудню мы не отправимся в путь, ваши семьи будут уничтожены.

— Я умоляю о пощаде, могущественная госпожа, но скажите, куда мы поедем? — задала вопрос женщина в голубом.

— В Мельгальян. Вы довезете меня до города, и тогда я вас отпущу. Не вздумайте меня обмануть. Вашу столицу я все равно рано или поздно отыщу. Не вы, так другие зиганьеры укажут мне путь. И не пытайтесь сбежать от меня в степи. Я легко догоню любого всадника, а тем более эти неповоротливые телеги. Ясно?!

Никто не решился открыть рот. Лишь легкие кивки и опущенные взоры показали, что зиганьеры готовы повиноваться.

— Чего стоите?! — прикрикнула Найя. — За работу!

Оставшиеся трое мужчин поплелись в ту сторону, откуда пришла Найя. Это подтвердило ее догадку о том, что пасущийся табун принадлежал именно этому лагерю.

Найя перехватила взгляд одной из зиганьерок, которая с ужасом смотрела ей под ноги. Найя наклонила голову. Оказывается, во время уничтожения лагеря она полностью лишилась последних остатков одежды. Теперь ее тело было вымазано кровью, которая, еще не успев свернуться, стекала на землю, образуя лужу под ногами. Вот что так напугало женщину.

— Готовьтесь к путешествию, — бросила Найя женщинам, а сама повернулась к озеру, чтобы смыть с себя зиганьерскую кровь.

Краем глаза она заметила движение в разгромленном лагере. Решив, что кто-то из зиганьеров еще остался в живых, Найя пригляделась. Но оказалось, что это были лесные люди. Они суетились возле разбитых повозок, доставая из обломков раненых зиганьеров. К удивлению девушки, простолюдины не добивали своих врагов, а перевязывали их раны, накладывали на переломанные конечности шины из обломков досок, поили водой из кожаных фляжек.

Найя повернула назад. Никто из лесных людей — а было их около сотни — не прекратил работу. Наоборот, они поторапливали друг друга и собирались по несколько человек возле каждой телеги, чтобы приподнять искореженную громадину и достать из-под нее стонущего мужчину, кричащую женщину или плачущего ребенка.

— Что это вы делаете? — крикнула Найя. — Вы что, с ума сошли? Кому вы помогаете?

Седой человек выступил ей навстречу. Он чем-то неуловимо напоминал Бургуна — такой же приземистый, широкоплечий, коротконогий, длиннорукий.

— Меня зовут Лушник, — представился седой. — Меня выбрали воеводой ополчения.

— Раз тебя выбрали воеводой, ты должен позаботиться о том, чтобы никто из зиганьеров не ушел живым из Теплой Долины, — наставительно произнесла Найя. — А вместо этого чем вы занимаетесь?

— Это же люди. Им нужна наша помощь.

— Это не люди, — поправила Лушника Найя. — Это зиганьеры. Они грабили ваши деревни, убивали ваших родичей. Почему вы помогаете им?

— Потому что они такие же люди, как и мы, — упрямо повторил воевода.

— Вы их вылечите, поставите на ноги, а вместо благодарности они перережут ваши глотки! — воскликнула Найя, удивляясь, насколько тупы и недальновидны простолюдины. — Пускай эти твари подыхают. Вам же будет легче жить. Кстати, а других зиганьеров в Теплой Долине нет?

— Других нет, — покачал головой Лушник и внимательно посмотрел на Найю из-под седых кустистых бровей.

— А те всадники, которые нападали на деревни? Где они? Вы их перехватили?

— Кого перехватили, кого упустили… — уклончиво ответил воевода.

— Кажется, ты начинаешь меня раздражать, — нахмурилась Найя. — Смотри, не вздумай меня рассердить.

Она уже вдоволь насытилась местью и не собиралась убивать мирных лесных жителей. Но считала, что припугнуть простолюдинов необходимо для их же собственного блага.

— Вот вы сейчас поможете зиганьерам, — сказала Найя, — а дальше что будет?

Лушник пожал плечами. Похоже, строить планы на будущее простолюдины не умели.

Найя постаралась донести до сознания воеводы простую и ясную мысль:

— Вы помогаете своим врагам восстанавливать силы. А силы эти они обратят против вас. Ясно?

Неподалеку раздался детский крик. Лесные воины, используя обломки оглоблей в качестве рычагов, приподняли угол телеги и извлекли из-под нее мальчика лет пяти. Маленький зиганьер истошно визжал, потому что его левая нога была раздроблена и болталась лишь на лоскутках кожи.

Лушник показал Найе на мальчика:

— Это же дети. Им больно.

— Это не дети. Это зиганьерские ублюдки. В детстве они маленькие, милые и веселые. Но потом, когда вырастут, превратятся в кровожадных волков. Хотя нет, я не хочу оскорблять волков таким сравнением. Зиганьеры — подлые и мерзкие твари, которые не имеют право на жизнь.

— Все имеют право на жизнь, — возразил Лушник.

Найя решила привести свой самый сильный аргумент:

— Ты хоть понимаешь, что я могу перебить всех вас также, как сделала это с зиганьерами?! Против лесного народа я ничего не имею, но если вы помогаете моим врагам, то я и вас могу счесть врагами.

— Зиганьеры и наши враги.

— Тогда почему вы им помогаете?

— Потому что они такие же люди, как и мы.

Найя поняла, что этот разговор будет вечно вертеться по одному и тому же кругу. Нужно было придумать что-то, что научило бы простолюдинов жестокости, необходимой для выживания в этом мире. Найя посмотрела на пригорок, куда простолюдины относили раненых. Там уже собралось более полусотни зиганьеров, и их количесво постоянно росло.

— Хорошо, — сказала она. — Я разрешу вам оставить в живых детей и женщин, если вы убьете всех мужчин.

На лице Лушника отразилась напряженная работа ума. Похоже, еще ни разу в жизни ему не приходилось решать столь серьезную задачу.

Наконец, он выдал результат трудоемкого мыслительного процесса:

— Без кормильцев женщины и дети погибнут.

— Они и так погибнут, — Найя обвела лагерь рукой. — Посмотри, раненые не могут ни самостоятельно передвигаться, ни добывать себе пищу. Сколько времени вы собираетесь их выхаживать? Неделю? Месяц? Год? А ваши семьи в это время будут голодать?

— Мы заберем раненых с собой.

— Конечно, в лесу, на морозе, среди снега они поправятся гораздо быстрее, — усмехнулась Найя. — Впрочем, это ваше дело. Я поставила свое условие: мужчины должны умереть!

— Я должен посоветоваться с людьми, — сказал Лушник.

Он отошел в сторону и о чем-то зашептался с другими мужиками. Найя не прислушивалась. Ей было все равно, собираются ли лесные люди выполнить ее условие, или готовятся на нее напасть. И в том, и в другом случае простолюдины получили бы хороший урок.

К удивлению Найи, Лушник вернулся довольно быстро.

— Мы согласны, — тихо произнес он, не поднимая глаз на девушку.

Найя увидела, как лесные люди относят взрослых зиганьеров в сторону и приканчивают ударами ножей в сердце или в горло. Опытные охотники умели добивать живность так, чтобы она перед смертью долго не мучилась. Должно быть, лесные люди объяснили зиганьерам причины своего поступка. Никто не пытался сопротивляться или возмущаться. Женщины и дети лишь тихо плакали, прощаясь с мужьями, отцами и старшими братьями.

— Вот и молодцы! Так держать! — похвалила простолюдинов Найя и отправилась к озеру купаться.

Смыв с себя кровь и грязь, она вернулась к повозкам, чтобы проверить, как идет подготовка к путешествию. Лесные люди старательно делали вид, что не замечают проходившую мимо обнаженную девушку. Женщины и дети зиганьеров провожали ее взглядами, полными ненависти и боли.

Возле повозок особой суеты не наблюдалось. Найя бесцеремонно взобралась по приставной лестнице и откинула полог, закрывавший вход в повозку. Впервые в истории не-зиганьер смог увидеть внутренность передвижного жилища. Игнорируя испуганно вжавшихся в стены детей, Найя медленно и внимательно осмотрелась.

Повозка ничуть не походила на логово безжалостных разбойников и убийц. Здесь была создана максимально уютная атмосфера, которую только можно организовать в условиях постоянных кочевок. Пол застилали мягкие длинноворсовые ковры, несколько приземистых широких сундуков служили одновременно и для хранения вещей, и для устройства постелей. Стены изнутри были обиты дорогими тканями. На них были развешаны фонари, которые зажигались в темное время, и различные безделушки: вышитые картины, сплетенные из кожаных ремешков фигурки, вырезанные из дерева маски и веселые рожицы.

На второй этаж вела узкая лестница почти без наклона. Найя задрала голову, пытаясь разглядеть, что находится наверху.

В это время полог вновь открылся, и следом за Найей в повозку забралась зиганьерка в голубом платье. Убедившись, что Найя не занимается уничтожением детей, женщина облегченно вздохнула.

— Как тебя зовут? — спросила у нее Найя.

— Мидальена Кьентикль.

— Кьентикль? — переспросила Найя. — Выходит, ты жена главы этого клана?

— Нет, я была замужем за его двоюродным племянником. Тут больше половины людей принадлежат к одной семье и носят одинаковые фамилии. Сама же я родом из семьи Клевьеров.

— А где сейчас твой муж? — спросила Найя.

— Он мертв. Он замахнулся на тебя саблей…

Найя схватила зиганьерку за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза (сделала она это осторожно, чтобы не сломать женщине челюсть):

— Зиганьеры убили всю мою семью: отца, мать и младшего брата. Зиганьеры уничтожили всех, кого я любила. Зиганьеры разрушили всю мою жизнь.

— Поэтому теперь ты убиваешь наши семьи и разрушаешь наши дома, — сказала Мидальена.

В ее голосе не было ни осуждения, ни ненависти, ни сочувствия. Словно она говорила о погоде или перечисляла блюда, которые будут поданы к обеденному столу.

Найя прищурилась:

— Возможно, ты считаешь себя очень умной, Мидальена Кьентикль, но ум тебе не поможет справиться со мной. Сначала тебе придется выдавить из сердца всю любовь и надежду. Только тогда твое сердце превратится в алмаз, а тело — в сталь.

Зиганьерка промолчала. Найя отпустила ее подбородок:

— Дай мне хорошую одежду.

Мидальена послушно открыла один из сундуков и, порывшись в сложенных там платьях, вытащила нижнюю рубашку из тонкого полотна, темно-зеленое платье, расшитое золотыми листьями, и черные туфельки из блестящей лакированной кожи.

— Это лучшее, что у меня есть.

Найя оделась и приказала:

— Подай мне зеркало.

Из того же самого сундука зиганьерка достала дорогое зеркало из отполированного серебра, обрамленного в золотую фигурную рамку.

Найя вырвала зеркало из рук Мидальены. Она сразу узнала эту вещь: и удобную рукоятку в форме рыбы, и узор на рамке, изображавший сцены из жизни морского народа.

— Это зеркало когда-то принадлежало мне! — воскликнула Найя. — Это зеркало из моего замка! Откуда оно у тебя? Кто из вашего клана участвовал в нападении на замок Кайдавар?

Мидальена побледнела, ее губы задрожали, но она сумела внятно ответить:

— Я никогда не слышала о замке Кайдавар. Это зеркало купил мой муж перед тем, как мы отправились в Теплую Долину.

— Где он купил это зеркало?

— На базаре в Мельгальяне.

— Мельгальян! Центр вашего степного королевства. У вас есть еще города, кроме Мельгальяна?

— Нет. И королевства у нас нет. Мы — свободные люди.

— Вы не люди. И вы больше не свободные. — Отрезала Найя.

Она посмотрелась в зеркало и подумала, что делает это впервые с тех пор, как собиралась на тайное свидание с Гензо Беньтиатом. За это время многое изменилось… Да что там многое — изменилось ВСЕ!

В зеркале Найя увидела лицо, черты которого лишь отдаленно напоминали прежнюю наивную и открытую девушку. Кожа немного потемнела и приобрела золотистый металлический оттенок. Она не огрубела, а, наоборот, разгладилась и выглядела, как тонкая, только что образовавшаяся пленка на поверхности расплавленного металла. Длинные волосы, несмотря на то, что уже почти полгода их не касались ни гребень, ни расческа, не спутались и не переплелись. Прямые черные пряди шелковистым потоком накрывали узкие покатые плечи, в которых таилась невероятная сила. Глаза девушки превратились в два черных отверстия, через которые на мир глядела холодная и расчетливая смерть. Если раньше Найя была милой и симпатичной девочкой, то теперь она стала потрясающе прекрасной девушкой. Точнее, нечеловечески прекрасной.

— Это зеркало я оставлю себе! — заявила Найя.

Мидальена опустила голову и потупила взор, но Найю не могло обмануть ее показное смирение. Решив про себя, что всегда успеет выбить из зиганьеров остатки неповиновения, она показала наверх:

— Что находится на втором этаже?

— Кухня. Очаг. Запасы еды.

— Ладно, — Найя повернулась к выходу. — Если ваши мужчины задержатся еще на час, еда вам уже не понадобится.

Но зиганьеры не опоздали к назначенному сроку. Выглянув из повозки, Найя увидела троих всадников, гнавших перед собой табун лошадей. По дороге они несколькими словами перекинулись со своими соплеменниками и с лесными жителями. Найя не слышала, о чем они говорили. Ее это не волновало. Простолюдины выполнили ее условие — из всего клана Кьентикль в живых остались только эти трое мужчин, которые были нужны для того, чтобы добраться до Мельгальяна. Простолюдины оттаскивали тела погибших под повозками и зарезанных зиганьеров в сторону.

Найя презрительно скривила губы:

— Они еще и похоронят их с почестями!

Впрочем, то, что дальше сделают лесные люди с мертвыми и живыми зиганьерами, Найю не интересовало. Мысленно она уже покинула Теплую Долину и мчалась по степи, сея смерть, разрушение и ужас.

Чтобы мечты поскорее воплотились в жизнь, Найя поторопила зиганьеров, готовивших повозки к путешествию. Вскоре оглобли были прилажены к повозкам, тяжеловозы запряжены, запасные лошади привязаны длинными поводьями, домашний скот — овцы, быки и козы — собран в разномастное стадо.

Найя заметила, что с собой зиганьеры взяли лишь незначительное количество животных, оставив остальной скот в Теплой Долине. Наверное, предположила она, эти стада предназначены для раненых и для их спасителей. Лесным людям больше не придется охотиться, им предстоит научиться пастушьему ремеслу. Но Найя не задумывалась о том, как эти перемены повлияют на уклад жизни простолюдинов. Она запрыгнула на высокие козлы передней повозки и громко крикнула:

— Вперед!

Зиганьер бросил на нее косой взгляд, щелкнул в воздухе длинным хлыстом и дернул поводья. Тяжеловозы уперлись в землю широкими тяжелыми копытами. Повозка скрипнула и тронулась с места. Следом за ней покатилась и вторая.

Найя еще раз посмотрела в зеркало и подмигнула самой себе:

— Скоро мы отомстим Гензо Беньтиату!

Глава 4. Смерть преследует человека всю жизнь.

Только к концу дня две повозки достигли вершины перевала, разделявшего степь и Теплую Долину. Вернее, это была еще не настоящая степь, а холмистая местность с редкими рощами и зарослями кустов вдоль ручьев и небольших речушек. Сейчас природа спала, накрытая снегом, но можно было вообразить, как расцветет она весной с наступлением тепла.

Впрочем, Найя осталась равнодушна к красоте вида, открывавшегося с перевала. Еще не так давно она мечтала увидеть вольную степь, насладиться необъятным поднебесным простором, вдохнуть аромат разнотравья, умчаться вдаль на резвом коне. Теперь же она осматривала эти холмы и перелески холодным и расчетливым взором, каким смотрит полководец на поле будущего сражения.

Повозки остановились.

— В чем дело? — повернулась Найя к вознице-зиганьеру.

Тот испуганно сжался:

— Обычно мы останавливаемся на ночь здесь, где еще сохраняется тепло. Дальше наш путь будет пролегать по снегу.

— Кто вам сказал, что мы будем останавливаться на ночь? — повысила голос Найя.

На лице зиганьера появилось такое выражение, будто он собирался спрыгнуть с козел и броситься наутек. На месте его удержала только мысль о том, что скрыться от Найи все равно не удастся.

Позади козел в передней стенке повозки находилась еще одна дверь. Закрывавший ее полог откинулся, и оттуда выглянула Мидальена Кьентикль. Несомненно, она была рядом, настороже, и слышала каждое слово.

— Не сердитесь, госпожа Найя, — быстро заговорила зиганьерка, стремясь предотвратить очередное убийство. — Мы бы рады выполнить любое ваше приказание, но лошадям нужен отдых.

— У вас же есть запасные, — показала Найя на плетущийся позади небольшой табун.

— Совершенно верно. Но их мы запряжем утром. День повозки тянут одни лошади, день — другие. Так мы и кочуем.

Найя была недовольна. Она уже начала подумывать о том, чтобы перебить оставшихся зиганьеров и продолжить путь в одиночестве. Потом Найя сравнила свою скорость и среднюю скорость повозок с учетом ночевок. Выходило, что, отправляясь в путь пешком, выигрывала она не так уж и много. Кроме того, она понятия не имела, в какой стороне находится Мельгальян. На поиск столицы зиганьеров могли уйти недели и даже месяцы.

Только теперь, глядя с перевала на заснеженное пространство, Найя поняла, насколько нелегко будет выполнить задуманное — уничтожить всех зиганьеров. Раньше она мыслила, как баронесса морского народа. План войны казался прост: внезапная атака, поражение врага, захват его земли и имущества. Но в степи гоняться за кочевниками можно было веками. На место убитых становились бы новые поколения зиганьеров.

— Ладно, — нехотя разрешила Найя, — отдыхайте. Но с рассветом мы продолжим путь.

Зиганьеры вздохнули с видимым облегчением. Через несколько минут закипела работа, к которой, за неимением взрослых, подключились и дети. Лошади были выпряжены и отправлены пастись на последнюю зеленую лужайку, над повозками потянулись ароматные дымки от готовившейся пищи.

Найя подумала, что еще много раз ей придется наблюдать подобную картину. Зиганьеры работали согласованно и быстро. Лишь кровавые события этого дня и присутствие девушки с алмазным сердцем удерживало их от обычной шумной болтовни, смеха и песен.

Впрочем, песни все-таки зазвучали. Хотя зиганьеры готовили еду в повозках, на ужин все они собрались возле большого костра. Найя издалека наблюдала за тем, как одна из женщин — не Мидальена — достала музыкальный инструмент, похожий на арфу с грифом, и, медленно перебирая струны, протяжно запела:

Свободные люди под небом кочуют,

Под небом родятся, под небом ночуют,

Под небом живут и под ним умирают.

Печали не знают и страха не знают.

И взрослые, и дети дружно подхватили:

Жизнь — это степь,

Степь — это конь,

Конь — это ветер,

Ветер — огонь,

Огонь — как вино,

Вино  — как любовь,

Любовь — как удача,

Удача — как кровь.

Затем вновь запела одна зиганьерка:

Свободные люди не знают печали,

Их манят прекрасные дальние дали.

Их манят родные степные просторы,

Холмы и равнины, озера и горы.

Хор продолжил:

Кровь — это меч,

Меч — это свет,

Свет — это сила,

Сила — победа.

Победа — награда,

Наградой — гордись,

Гордость — свобода,

Свобода есть жизнь.

Зиганьеры пели, сидя вокруг костра и глядя на огонь. Никто из них не посмотрел в сторону Теплой Долины, которую сейчас окутывал ночной туман, никто не взглянул на снежную равнину, сверкающую под лучами звезд.

Найя поняла, что зиганьеры отличаются от других народов гораздо больше, чем ей казалось вначале. Она хотела посеять ужас в сердцах этих людей, но они, похоже, даже не собирались оплакивать тех, кто погиб в сегодняшней бойне.

Найя ступила в круг, отбрасываемый пламенем костра. Зиганьеры отодвинулись в стороны. Не более того. Они опасались Найю, но не трепетали от страха при ее появлении.

— Почему вы нападаете на других людей? — спросила Найя.

Возница, рядом с которым она ехала на повозке, поворошил длинной палкой угли и после этого ответил:

— Волки охотятся на овец, львы — на быков. Каждый должен добывать пищу, чтобы не умереть от голода.

— Я понимаю. Но почему вы делаете это так… — Найя запнулась, подбирая подходящее слово, — …так подло, так бесчеловечно?

Зиганьер вновь поворошил угли:

— Ты можешь меня убить, но я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

— Вот в этом-то и дело! — Найя обрадовалась, что смогла найти подходящую зацепку. — Вам неведомы понятия чести, справедливости, любви.

— Мы любим! — возразила Мидальена. — Мы любим своих родителей, мужей, детей.

— А также вы «любите» своих братьев и сестер, — презрительно бросила Найя, вложив в слово «любите» исключительно плотский смысл.

— Да, мы «любим» тех, кого любим, — согласилась Мидальена. — А разве это плохо?

— Наверное, нет, — не слишком уверенно произнесла Найя. — Но почему тогда вы ненавидите другие народы?

— Разве мы их ненавидим? — удивилась Мидальена.

— А разве убивать, грабить, насиловать, жечь дома и захватывать замки — разве все это не значит «ненавидеть»?! — воскликнула Найя.

— Мы делаем то, что хотим. Это не ненависть. Это свобода. Это наша жизнь.

Найя поняла, что ей не удастся победить в этом споре, как не смогла она днем переубедить Лушника. Разные люди жили по разным законам, по-разному мыслили, по-разному оценивали свои и чужие поступки. Пропасть, разделявшая мировоззрения морского народа, простолюдинов и зиганьеров, была слишком велика. Найе было проще уничтожить человека, чем заставить думать по-другому.

— Когда-нибудь все вы будете наказаны за свои преступления, — сказала она.

Возница пожал плечами:

— У нашего народа есть мудрое высказывание: «Смерть преследует человека всю жизнь.» Мы такие, какими родились. Мы умрем, когда придет срок.

— Срок уже пришел, — сказала Найя…

…Через десять минут все было кончено. Разбитые повозки и трупы зиганьеров Найя свалила прямо на дороге посередине перевала. Этот знак она оставила тем зиганьерам, которые решили бы в будущем остановиться в Теплой Долине.

— Смерть преследует человека всю жизнь, — задумчиво произнесла девушка. — Красивые слова. Надо запомнить.

Найя начала спуск к холмистой равнине. Она больше не хотела идти в Мельгальян. Она поняла, что уничтожив единственный город зиганьеров, ничего им не объяснит и ничего им не докажет. Бессмысленно мстить целому народу, если народ не понимает, в чем его преступление. А вот отомстить своим личным врагам следует незамедлительно, пока этого не сделал король Лайлот.

* * *

Без остановок днем и ночью Найя шла по холмистой равнине. Она ориентировалась по солнцу и по созвездиям. Найя не хотела приближаться к морю и возвращаться тем же самым путем, каким шла из замка. Она двигалась через заснеженную степь, рассчитывая свернуть к побережью тогда, когда окажется на нужной широте.

Постепенно становилось все теплее и теплее. Во-первых, чувствовалось приближение южных краев, во-вторых, зима заканчивалась. Через несколько дней Найя шла уже не по снегу, а по пожухлой траве. Раньше она переходила реки по льду, а теперь иногда приходилось переходить их вброд или переплывать.

Вскоре показалась первая зеленая трава. Найя поняла, что замок Кайдавар где-то рядом. Хотя на севере еще трещали морозы и выли метели, на широте замка в это время года уже начинали расцветать первые цветы.

Найя повернула в сторону моря. И в этот же день встретила на своем пути лагерь зиганьеров. Солнце стояло высоко, и жизнь в лагере била ключом. Издалека Найя видела и всадников, пасущих скот, и женщин, стирающих одежду в небольшой речке, и детей, резвившихся возле повозок. Она остановилась, раздумывая, не стоит ли подождать до вечера, когда все зиганьеры соберутся вместе, а затем повторить то, что произошло в Теплой Долине. Уж очень ей понравилось использовать повозки в качестве оружия массового поражения.

Но Найю заметили раньше, чем она успела принять окончательное решение. Она услышала крики за спиной и обернулась. Это были двое конных пастухов с длинными шестами в руках. К концам шестов были прикреплены веревочные петли, которыми зиганьеры выхватывали лошадей из табуна.

— Привет, милашка! — кричали пастухи. — Прыгай в седло, мы довезем тебя до лагеря.

Найя сразу поняла, что ее опять приняли за зиганьерку. Тем более, что на ней была одежда Мидальены. Всадники быстро приближались. Один из них вытянул свой шест, чтобы Найя, взявшись за него, на ходу вскочила в седло. Несомненно, для настоящей зиганьерки это не составило бы особого труда, но морской народ не слишком-то дружил с лошадьми и в искусстве верховой езды был не силен.

Найя положила на землю свое зеркало, чтобы освободить руки, а затем выпрямилась и стала спокойно поджидать приближения всадников. Наверное, в самый последний момент зиганьеры все же что-то заподозрили. Но остановить своих лошадей они уже не успели. Того, что протягивал шест, Найя просто схватила за руку и на полном скаку выдернула с седла. Затем она вспрыгнула на круп второй лошади и одним молниеносным движением свернула шею всаднику. Выкинув тело из седла, Найя уселась поудобнее и поскакала к лагерю. Чтобы удержаться на лошади, она с силой сжала ее бока ногами. Бедное животное захрипело от боли.

— Извини, ты-то ни в чем не виновата, — опомнилась Найя и ослабила хватку.

Хотя несколько человек в лагере заметили странную сцену, расстояние было слишком велико, чтобы зиганьеры поняли, что произошло на самом деле. Скорее всего, они решили, что пастухи и девушка просто дурачатся. Когда же Найя доскакала до лагеря и спрыгнула с лошади, времени на размышления у зиганьеров больше не осталось...

До самого вечера Найя развлекалась, гоняясь за последними уцелевшими обитателями лагеря. И все равно кое-кому удалось уйти от ее мести. Пастухи, возвращавшиеся с дальних пастбищ, издалека видели разгромленный лагерь и разбросанные вокруг тела, разворачивали скакунов и опрометью мчались в степь. Найя их не преследовала. Ее устраивало, что эти немногие уцелевшие разнесут по всей степи весть о приходе мстительницы.

Испуганные животные разбежались во все стороны, так что к наступлению ночи в лагере и вокруг него не осталось ни одного живого существа, кроме Найи. Раненых она не оставляла, пленных не брала. Закончив дело, девушка сбросила с себя залитую кровью одежду и искупалась в речке. Затем она сходила за своим зеркалом. Потом начала осматривать передвижные дома кочевников.

На этот раз многие повозки остались невредимы, так что Найя стала обладательницей богатых трофеев. Но драгоценности и дорогие ткани ее не интересовали. Найя подобрала себе довольно скромное платье, накинула на голову платок, закрывавший волосы, собрала узелок, в который сложила свое зеркало и несколько пригоршней золотых монет.

Впереди лежали прибрежные районы, населенные простолюдинами и морским народом. Там кроме силы могли понадобиться и деньги.

Утром Найя отправилась в путь. Она даже не обернулась, когда услышала позади себя многоголосый волчий вой. Степные хищники собирались на богатое пиршество.

* * *

Через несколько дней Найя вышла к морю. Она осмотрела берег и не увидела ни одного знакомого ориентира. Несмотря на то, что на север Найя шла в состоянии безумия, теперь она смогла бы восстановить в памяти весь свой путь в мельчайших подробностях. Девушка поняла, что проскочила замок Кайдавар и оказалась где-то на границе своих наследных владений и земель соседа — барона Вайлана.

Наука морского народа еще не развилась настолько, чтобы различать приморские и континентальные типы климатических зон. Найя ориентировалась по уровню тепла в степи, но не учла того, что возле моря климат более ровный и мягкий. В результате она зашла гораздо дальше на юг, чем рассчитывала. Теперь ей приходилось возвращаться назад вдоль берега.

Эти края были довольно плотно населены, поэтому сперва Найя удивилась, что не встретила ни одного человека, ни одной деревушки. Впрочем, вскоре все разъяснилось. Всего через несколько часов она вышла к заливу, где увидела небольшой городок и порт. В порту стояли семь длинных боевых кораблей морского народа. А городок назывался Кабайдон. Он принадлежал баронству Кайдавар. Найя несколько раз бывала здесь с родителями раньше, в далеком-предалеком детстве. От Кабайдона до замка Кайдавар было всего несколько часов плавания на веслах или полдня пешего хода.

— Я почти дома! — воскликнула Найя и направилась к городку.

Подойдя поближе, она смогла рассмотреть флаги на кораблях. Четыре принадлежали барону Вайлану, а три были ей неизвестны. Увиденное подтвердило предположения Найи. К замку Кайдавар постепенно стягивались войска короля Лайлота Третьего, чтобы начать войну против зиганьеров. В Кабайдон высадился один из отрядов, возможно для того, чтобы защитить жителей от нападения кочевников.

Войдя в Кабайдон, Найя сперва решила, что зиганьеры пытались овладеть этим городком. Несколько домов на окраине было сожжено до основания, несколько разрушено. Городки подобного типа не имели крепостных стен, так как в случае вражеского нападения простолюдины прятались в окрестных лесах, а морские воины в случае неудачи отступали к кораблям.

Затем Найя заметила, что на улицах не видно вооруженных патрулей. Более того, она не встретила ни одного своего соплеменника. А простолюдины при виде высокой черноволосой девушки опасливо жались к домам и заборам, старались поскорее проскользнуть мимо.

Все это заставило Найю призадуматься. Она не пошла в порт или в центр города, а свернула в первую же попавшуюся на пути таверну. Этикет морского народа требовал, чтобы барон, оказавшийся в чужих владениях, сам приходил на встречу к хозяину. Найя считала Кабайдон своей собственностью и потому собиралась послать кого-нибудь к барону Вайлану, чтобы сообщить, что в город прибыл законный хозяин. Этим она намеревалась показать, что является полноправной наследницей баронства Кайдавар, пусть даже ее собственные планы на будущее оставались совершенно неопределенными.

Войдя в небольшую придорожную таверну, Найя увидела, что кроме пожилого хозяина в некогда белом поварском фартуке и двух седоволосых простолюдинов внутри никого нет. Да и то, едва увидев вошедшую девушку, посетители поспешили допить свое пиво и быстро выскользнуть за дверь. По лицу хозяина было видно, что он с радостью последовал бы за своими клиентами, и только боязнь «как бы не вышло чего похуже» заставила его остаться на месте.

Найя села за стол. Хозяин осторожно приблизился к ней, словно опасался, что девушка укусит его за руку.

— Как тебя зовут? — спросила Найя, поняв, что сам хозяин не скоро решиться открыть рот.

— Жужбун Пробник… — хозяин сделал паузу, не зная, как обратиться к своей посетительнице.

Найя пришла ему на помощь:

— Я — баронесса Найя Кайдавар. Поэтому ты должен называть меня «госпожа баронесса».

— Слушаюсь, госпожа баронесса, — покорно согласился Жужбун. Было видно, что он не поверил Найе, но почему-то боится прогневить ее.

Найя удивилась тому, что хотя и пожилой, но все-таки крепкий мужчина боится одинокой хрупкой девушки. Она не рассчитывала на то, что ее слава так быстро докатится до побережья. Следовательно, простолюдин боялся не ее саму, а чего-то неведомого, что могло последовать за ее появлением.

Найя положила на стол свой узелок, развязала его и продемонстрировала хозяину россыпь золотых монет. У Жужбуна округлились глаза и участилось дыхание. Найя пододвинула одну монету к краю стола, где с ноги на ногу переминался хозяин таверны:

— Расскажи мне, что происходит в городе.

— Все в порядке, госпожа баронесса, все в полном порядке.

Этот ответ Найю не удовлетворил:

— Жужбун, у меня нет времени на полноценный, проведенный по всем правилам допрос. Поэтому постарайся отвечать на мои вопросы коротко. А то…

Найя взяла золотую монету со стола и разорвала ее пополам. Жужбун бросился бы наутек, если бы его ноги от ужаса не приросли к полу. Найя поняла, что слегка переборщила — хозяина запросто мог хватить удар. Чтобы смягчить эффект от демонстрации своей силы, она улыбнулась как можно дружелюбнее и мягко произнесла:

— Я не желаю тебе зла, Жужбун. Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее я отсюда уйду. Кроме того, я оставлю тебе две… нет, четыре золотые монеты. Ты понял?

Жужбун энергично закивал головой и смог выдавить из себя:

— Да, госпожа баронесса.

— Итак, барон Вайлан сейчас здесь, в Кабайдоне?

— Да, госпожа баронесса.

— Чьи еще корабли стоят в порту?

— Это все корабли барона Вайлана, госпожа баронесса.

— Не лги, — посуровела Найя. — Флаги на кораблях чужие.

— Я не лгу, госпожа баронесса! — жалобно пискнул Жужбун. — Они приплыли все вместе две недели назад. А о флагах я ничего не знаю.

Найя готова была допустить, что простолюдин не разбирается в геральдике морского народа, поэтому пожала плечами:

— Не волнуйся, я тебе верю. Скажи мне, как давно зиганьеры нападали на Кабайдон?

Глаза хозяина едва не вылезли из орбит:

— Зиганьеры?! На наш город?! Никогда не нападали, госпожа баронесса.

— Но я же видела сожженные дома.

— А-а-а! Так то не зиганьеры их пожгли. Это сделали воины барона Вайлана, госпожа баронесса.

— Вот как?! — удивилась Найя. — И зачем же они это сделали?

— Известно зачем, госпожа баронесса. Люди не захотели платить за защиту от зиганьеров. Вот воины и вразумили сомневавшихся.

— Барон Вайлан ведет себя в моем городе, как в завоеванной стране?! — Найя не ожидала такого поворота событий. В то же время она была уверена, что Жужбун говорит чистую правду. Найя решила, что надо немедленно послать хозяина таверны за Вайланом, чтобы узнать у барона, по какому праву тот разоряет ее владения. Но в то же время она хотела услышать ответ на главный вопрос, который уже давно вертелся на кончике языка, но который она пока не решалась задать.

Наконец, собравшись с духом, она спросила:

— Расскажи мне, Жужбун, что ты слышал о захвате замка Кайдвар зиганьерами?

Найя боялась, что сейчас простолюдин выложит ей историю ее собственного предательства. Несмотря на алмазное сердце, девушка носила эту боль внутри себя и знала, что никогда не сможет избавиться от мук.

Но Жужбун не успел открыть рот, как за стеной таверны послышались громкие голоса, топот тяжелых ног и звон стали. Дверь широко распахнулась, и внутрь ввалились пять дружинников морского народа. Они были в полном вооружении: кольчуги до середины бедра; плотные кожаные сапоги; кованые шлемы с нащечниками; круглые деревянные щиты с выпуклыми металлическими умбонами. Воины держали наготове короткие толстые копья с длинными наконечниками и прямые обоюдоострые мечи, словно ожидали встретить внутри таверны сопротивление по меньшей мере такого же количества вооруженных мужчин.

При появлении своих соплеменников Найя почувствовала облегчение. Наконец-то закончились ее странствия по чужим землям. Наконец-то она могла почувствовать себя дома. Смущало девушку только одно: вошедшие дружинники явно не были северянами. Они были более смуглолицыми, высокими и тонкокостными, чем смешавшиеся с простолюдинами местные жители.

Но потом Найя решила, что вместе с бароном Вайланом в Кабайдон прибыли воины с Базайского архипелага. Этим объяснялись и незнакомые флаги на кораблях, и нападение на мирных горожан. Несомненно, подумала Найя, барон Вайлан уже навел порядок в своем войске и наказал виновных.

Первые же слова одного из дружинников разрушили идиллическую картину, нарисованную воображением Найи. Он вытянул острие копья, указывая на девушку, и крикнул:

— Вот она — зиганьерская шпионка!

Хозяин таверны мгновенно исчез на кухне. Найя не изменила своей позы. Теперь ей стало ясно, что в этой одежде все принимали ее за зиганьерку. Отсюда и страх горожан-простолюдинов, которые, наверняка, донесли дружинникам о ее появлении в Кабайдоне.

Найя возвысила голос, чтобы перекрыть звон доспехов морских воинов:

— Я не зиганьерка. Я — баронесса Найя Кайдавар. Извольте обращаться ко мне согласно моему титулу.

— Ага, сейчас! — загоготали дружинники.

Один из них заметил на столе горку золотых монет и воскликнул изменившимся голосом:

— Смотрите, золото!

— Наверное, она подкупает простолюдинов, чтобы те подняли мятеж, — предположил второй.

— Надо доставить ее барону Вайлану. За эту шпионку мы получим хорошую награду.

— Подождите! Зачем нам ждать награду от барона, если золото — вот оно, на столе?

— И верно! — подхватили сразу несколько голосов.

— А что делать с девчонкой? — спросил самый осторожный.

Ответом ему был новый взрыв хохота:

— А то ты не знаешь, что надо делать с такими красотками?!

Дружинники разговаривали между собой, пребывая в полной уверенности, что Найя находится в их полной власти. Они бросали на нее веселые оценивающие взгляды и чувствовали себя хозяевами положения.

Слушая их спор, Найя постепенно понимала, ЧТО имел в виду Лушник, когда говорил: «Зиганьеры такие же люди, как и мы». Девушка по-новому взглянула на свое любимое зеркало, особенно на золотой узор, обрамляющий отполированную серебряную пластину. Там были изображены вполне обыденные и привычные для морских людей события: нападение на мирную деревушку, морской бой двух кораблей, захват рабов, строительство замка на покоренной земле. Раньше Найя не вникала в смысл этих украшений. Теперь же она осознала, что морской народ в действительности ничем не отличается от зиганьеров. Бароны и дружинники — такие же убийцы, грабители и насильники, как и степные кочевники.

И все же Найя предприняла последнюю попытку образумить своих соплеменников. Она встала и громко заявила:

— Еще раз повторяю, я — баронесса Найя Кайдавар! Я нахожусь в своем городе, на своей земле. Немедленно вызовите ко мне барона Вайлана!

— Сейчас, я уже бегу! — ухмыльнулся один из дружинников и сделал шаг вперед. — Ты, девочка, не волнуйся, сначала мы впятером сделаем тебе приятно, а потом я совсем не больно отрублю твою голову. Мы поделим твое золото, а барон Вайлан еще и наградит нас за уничтожение зиганьерской шпионки. Верно, ребята?!

«Ребята» дружно поддержали эти слова. Они уже вложили мечи в ножны, копья и щиты составили в углу. Дружинники приготовились к веселой молодецкой потехе.

— Ладно, — Найя улыбнулась. — Ты будешь первым.

— Первым?! — воин сделал еще один шаг. — Я люблю быть первым!

— Я рада за тебя!

Найя ударила дружинника наискосок по лицу скрюченными пальцами. Она вырвала ему брови, щеки, глаза, нос и губы. От сильного удара дружинника развернуло на сто восемьдесят градусов, и его товарищи смогли полюбоваться раскрытым в беззвучном крике безгубым ртом с оголившимися зубами.

Воспользовавшись оцепенением дружинников, Найя прыгнула вперед. Вначале ей казалось, что убивать своих соплеменников будет тяжелее, чем зиганьеров. Все-таки понятия о «своих» и «чужих» слишком глубоко гнездились в человеческом сознании. Но оказалось, что разницы почти не было заметно. Перед собой Найя видела не морских людей, а злодеев, которым не было места в одном мире с ней.

Одного из дружинников Найя оставила в живых. Она прижала его к стене острием копья, которое держала в вытянутой руке. Ближе подходить девушка не хотела, так как от страха воин обделался, и от него исходил крайне неприятный запах.

Дождавшись, когда взгляд дружинника сфокусируется на ее лице, Найя спросила:

— Ты способен меня понимать? Кивни, если понял.

Тот кивнул, не отрывая выпученных глаз от вымазанного в крови лица девушки.

— Так вот, — внушительно произнесла Найя. — Тебе сегодня повезло. Я не буду тебя убивать. Сейчас ты пойдешь… нет, очень быстро помчишься к барону Вайлану и передашь ему, что баронесса Найя Кайдавар требует немедленно явиться в эту таверну. Понял?

Дружинник снова кивнул.

Найя убрала копье от его груди:

— Раз понял, выполняй приказ. И не вздумай сбежать из города. Я найду тебя и на Базайскои архипелаге.

Дружинник начал быстро-быстро кивать и пятиться задом к двери. Открыв ее тыльной частью своего тела (и при этом оставив на чистых струганных досках коричневое влажное пятно), он бросился бежать.

За дверью, ведущую на кухню таверны, раздался шорох. Найя моментально прыгнула и ударила ногой по двери. Раздался звук падающего тела и грохот посуды. Найя вошла на кухню и увидела распростертого на полу Жужбуна в окружении рассыпавшихся сковородок и разбитых горшков. Оказалось, что она недооценила простолюдина. Вместо того, чтобы скрыться через черный ход во время побоища, он до самого конца подглядывал сквозь щелочку приоткрытой двери.

— Вставай, — приказала Найя. — ТЕБЕ я ничего не сделаю.

Хозяин таверны смог подняться лишь на колени. Одной рукой он продолжал опираться на пол, а другой потирал лоб.

— Ты извини, но в зале тебе придется убраться, — сказала Найя. — Я жду в гости барона Вайлана. У тебя есть помощники?

— Найду, — Жужбун встал на ноги, но слегка пошатывался. — А если не найду, вы, госпожа баронесса, и меня… как их?

— Я всего лишь защищалась, — отрезала Найя. — А вообще-то я никому не желаю зла.

— Я видел, — пробормотал хозяин таверны, и Найя не поняла, восхищается он ее поступком или осуждает. — Пойду за подмогой.

— Иди, — разрешила девушка. — Кстати, я заплачу за весь ущерб и за работу.

— Угу, — буркнул Жужбун, выходя через заднюю дверь.

Найя вернулась в общий зал и умылась в бочке с чистой водой, которая стояла в дальнем углу. Она знала, что такие бочки стоят в каждой таверне на случай пожара. Да и в обычных домах простолюдинов подобные предметы не были редкостью. Затем Найя села за стол и приготовилась к ожиданию.

Всего через несколько минут Жужбун вернулся с тремя широкоплечими мужиками. Бросая косые взгляды на девушку, они начали выносить тела, а также собирать оторванные руки, ноги и головы. Найя обратила внимание, что оружие было убрано в самом начале. Она не стала препятствовать этому или задавать ненужные вопросы. Теперь Найя была готова признать, что простолюдины имеют право самостоятельно решать свою судьбу и защищаться как от набегов зиганьеров, так и от грабительских рейдов морского народа.

Также Найя не могла не отметить ту быстроту, с какой Жужбун привел помощь. Это означало, что мужики находились где-то неподалеку. Может, они следили за дружинниками, может — за самой Найей. Как бы то ни было, они не боялись ни крови, ни смерти и были готовы к четким совместным действиям. Об этом также следовало помнить, если Найя собиралась заявить права на свое баронство и в дальнейшем править этим народом.

Но хотела ли Найя на самом деле становиться баронессой Кайдавар? Не так давно она заявляла Шуруку, что потеряла право на имя и фамилию. По мере приближения к дому она уже готова была поменять свое мнение, и ей начинало казаться, что возможен возврат к прежней жизни. Теперь, после бойни в таверне, Найя начала по-новому смотреть не только на саму себя, но и на весь свой народ. Она больше не была уверена, что хочет быть его частью…

Найя жестом подозвала Жужбуна и пододвинула к нему по столу горсть монет:

— Бери. Когда появится барон Вайлан, мне будет не до этого. А я уверена, что барон появится очень скоро.

Действительно, не успели простолюдины смыть кровь с пола, стен и потолка, как на улице возле таверны послышался стук множества копыт. Это означало, что прибыл владетельный дюк морского народа, его герольды и воины Избранной Дружины. Простые воины передвигались и сражались в пешем строю.

Жужбун вопросительно взглянул на Найю.

— Можешь подождать на кухне, — милостиво разрешила она. — Но учти, дружинники первым делом окружат дом.

Хозяин таверны правильно понял намек. Он сделал знак своим помощникам, и все вместе они скрылись на кухне. Найя была уверена, что кто-то из простолюдинов останется наблюдать за происходящим в таверне. Ей даже показалось, что на потолке скрипнула доска под ногами грузного или неловкого человека.

Найя завязала узелок со своими сокровищами, чтобы не смущать тех, кто войдет с улицы.

Входная дверь раскрылась, и в таверну осторожно заглянул дружинник в полном боевом вооружении. Внимательно окинув взглядом кровавые пятна и сидящую за столом Найю, он вошел внутрь и голосом опытного герольда объявил:

— Барон Гедейар Вайлан, владетельный дюк морского народа, получивший милость и одобрение во всех своих делах от короля Лайлота Третьего!

Герольд отступил в сторону, и в таверну друг за другом вошли шесть воинов в кольчугах и шлемах с обнаженными мечами. Это были не южане, а самые настоящие жители северных баронств: более светлокожие, широкоплечие и низкорослые. Следом за ними появился и сам барон Вайлан.

Найя сразу узнала его. Последний раз она видела барона чуть больше года назад, когда он по каким-то делам приезжал в замок Кайдавар. Найя встала, приветствуя равного себе по титулу.

Гедейар Вайлан всмотрелся в лицо девушки и округлил глаза. Несомненно, он узнал дочь Гайана Кайдавара.

— Здравия и могущества тебе, барон Гедейар Вайлан, — сказала Найя. — Я рада видеть тебя и твоих людей в моих владениях. Садись и расскажи, что привело тебя в мой город Кабайдон?

Найя нарочно дважды употребила слово «мой». Она заметила, как каждый раз при этом слове непроизвольно подергивается глаз барона.

Тем не менее Гедейар Вайлан ответил спокойно и учтиво:

— Сердечно приветствую тебя, баронесса Найя Кайдавар. Признаюсь, я приятно удивлен и обрадован, увидев тебя живой и здоровой. До сих пор я был уверен, что зиганьеры не пощадили никого в замке Кайдавар…

«Значит, о моем предательстве никто не знает, — подумала Найя. — Впрочем, раз никто не спасся, то и рассказать правду было некому. Да и правду-то знали лишь я и зиганьеры.»

Вайлан тем временем продолжал:

— …Все бароны и лично король Лайлот Третий возмущены этим подлым нападением. Мы собираем силы, чтобы отбить замок обратно и наказать зиганьеров. Согласно воле короля, я возглавляю передовой отряд. Король поручил мне изучить обстановку и начать переговоры с зиганьерами…

— Переговоры?! — Найя перебила барона в нарушение правил этикета, но от возмущения она забыла все уроки матроны Раймилны. — Переговоры с зиганьерами?! Зиганьеров надо уничтожать, как… как бешеных собак!

Барон совершенно спокойно воспринял вспышку гнева Найи. Девушке показалось, что он даже как будто обрадовался этому проявлению человеческих чувств. Возможно, он не поверил рассказу дружинника о бойне в таверне. Найя пожалела, что распорядилась убрать трупы. Они заставили бы Гедейара Вайлана более серьезно относиться к этому разговору.

Но, когда барон заговорил, Найя вновь уловила неуверенность в его голосе:

— Видишь ли, баронесса Найя Кайдавар, зиганьеров довольно много. Они не только засели в замке Кайдавар, но и оставили гарнизоны в окрестных селениях. Их конница сильнее нашей. Штурмовать замок в одиночку мне не по силам — зиганьеры налетают на мою армию со всех сторон и исчезают прежде, чем мы контратакуем. Я и так уже вынужден был обратиться к наемникам с островов…

«Так вот откуда взялись эти южане,» — поняла Найя.

— …Когда задуют крепкие южные ветры, его величество наш король обещал прислать мне подкрепления. А пока я тяну время и стараюсь достичь стратегического превосходства над зиганьерами.

— Но почему король поручил ОДНОМУ ТЕБЕ отвоевывать мои владения? — Спросила Найя. — Где же остальные бароны? Почему на зиганьеров не обрушилась вся сила морского народа?

Вайлан слегка вжал голову в плечи. Это был невольный жест бывалого вояки, встречающего сильный удар и стремящегося опереть края шлема на плечи, чтобы не свернуть шею. Правда, сейчас на голове барона шлема не было, но от нападения словесного он защищался также, как если бы над его головой был занесен меч или боевой топор.

— Его величество Лайлот Третий поручил МНЕ навести порядок на северных территориях, — ответил Вайлан. — Так что войну с зиганьерами я веду на свой риск и на свои средства.

Внезапно Найя поняла причину беспокойства барона. Она удивилась, как такая простая и логичная мысль не пришла в ее голову ранее. Сомнений быть не могло: Гедейар Вайлан рассчитывал присоединить земли барона Кайдавара к своему собственному баронству. Возможно, он уже получил на это соизволение Лайлота Третьего. Появление наследницы нарушило все планы барона. Поэтому-то он так нервничал. Возможно, он попытался бы избавиться от Найи, но боялся, что все рассказанное о ней — правда, и что справиться с ней будет непросто.

Голос Найи зазвенел:

— Ты немного лукавишь, барон Гедейар Вайлан! Войну ты ведешь не на СВОИ, а на МОИ средства. Ты сидишь в Кабайдоне, грабишь моих подданных, а моя семья и мои люди остались не отомщены! Ты ведешь переговоры с зиганьерами, чтобы они без боя оставили тебе замок Кайдавар, вместо того, чтобы вырезать их всех до единого! Ты торгуешься, как простолюдин на базаре, а не сражаешься, как подобает барону морского народа!

Гедейар Вайлан покраснел от ярости. Еще никто и никогда не оскорблял его подобным образом. Дружинники, заметив состояние своего господина, двинулись к Найе.

Барон остановил их, подняв правую руку:

— Не надо. Баронесса Найя Кайдавар пережила много бед и потрясений, поэтому она не отдает отчета в своих словах.

— Да, я слишком много пережила. И я больше не баронесса Найя Кайдавар. Наверное, тот наемник-южанин, которого я оставила в живых, рассказал тебе, на что я способна?

— Рассказать-то рассказал… — нехотя признал Вайлан.

— Но ты не поверил?

Барон промолчал.

Не вставая со стула, Найя ударила кулаком по столу. Толстая деревянная столешница раскололась пополам и рухнула на пол. Если бы Вайлан вовремя не отдернул ноги, она отдавила бы ему ступни. Дружинники схватились за рукоятки мечей.

— Не советую! — спокойно предупредила Найя.

Оценив количество и размеры кровавых пятен, покрывавших таверну, слуги барона согласились с девушкой.

— А теперь поговорим о зиганьерах, — деловито обратилась Найя к барону. — Сколько их? Где они находятся? Кто их возглавляет?

Гедейар Вайлан сумел справиться с охватившим его ужасом. Слегка севшим голосом он довольно внятно ответил:

— Замок Кайдавар захвачен зиганьерами клана Кань. Сколько их в замке, я не знаю, но в поле они могут вывести две-три сотни всадников. Конечно, не все они сидят в замке. Как я уже говорил, многие зиганьеры кочуют по моим… извини, ТВОИМ землям. Насколько мне известно, их возглавляет семья Беньтиат. Я так и не понял, кто у них главный. На переговоры являлся то старик, то мужчина средних лет, то молодой мальчишка. Но вели они себя одинаково нагло и вызывающе.

Найя нарочито презрительно усмехнулась:

— И ты позволил им уйти?

Барон проглотил и эту насмешку:

— Я не убиваю послов.

— …Когда тебе это не выгодно, — дополнила Найя. — Ладно, я больше не буду тебя дразнить. Ты поступал так, как поступил бы на твоем месте любой другой барон. Но я не собираюсь вести переговоры. Я вернулась, чтобы уничтожить всех зиганьеров.

— Всех? — уточнил барон.

— Всех!

— А потом?

— А потом будет видно.

Произнеся «потом будет видно» Найя на секунду задумалась. Ей показалось, что она повторила слова, которые много раз слышала раннее из уст очень близкого человека. Но она была уверена, что никто из ее семьи подобных слов никогда не произносил. Да и от зиганьеров она такого выражения не слышала. Откуда же возникло ощущение необыкновенной теплоты, которая смогла тронуть даже алмазное сердце?

Все еще пребывая в некоторой рассеянности от внезапно возникшего наваждения — иллюзорного воспоминания — Найя встала, показывая, что разговор окончен. Барон также поднялся, повинуясь этикету. Но Найю больше не волновали правила поведения владетельных дюков морского народа. Она прошла мимо Гедейара Вайлана, мимо его герольда и дружинников и вышла из таверны.

На улице Найя увидела еще две дюжины конных воинов. Дружинники, увидев девушку, опустили копья и направили их на нее.

Но барон, вышедший следом за Найей, повелительно крикнул:

— Пропустите баронессу Найю Кайдавар!

Воины послушно образовали проход и отсалютовали поднятыми копьями.

Найя повернулась к барону и склонила голову в легком поклоне:

— Не держи на меня зла, барон Гедейар Вайлан. Мое сердце теперь сделано из алмаза. В нем больше нет места любви и доброте. Ты сможешь убедиться в этом, если приедешь в замок Кайдавар… скажем, через день. Да — через день, не раньше!

Произнеся это, Найя быстро зашагала по направлению к своему бывшему дому.

* * *

До замка Кайдавар Найя добралась только к вечеру.

Город у подножия замка готовился ко сну. В некоторых домах еще светились окна, в других свет уже был погашен. Впрочем, могло быть и так, что эти дома пустовали. Может, горожане бросили свои жилища и убрались подальше от войны, а, может, погибли от стрел и сабель зиганьеров.

В порту не было ни одного крупного корабля, там виднелись только несколько небольших рыбацких лодок. Вообще, город и порт выглядели обезлюдевшими, заброшенными и умирающими. То ли дело полгода назад, когда все жители с радостным воодушевлением готовились к приезду долгожданных зиганьеров!

Найя обошла город и свернула на берег моря. Еще издалека она заметила светящиеся точки факелов на стенах замка. Зиганьеры были готовы к внезапному ночному нападению, поэтому для того, чтобы застать их врасплох, Найя решила прибегнуть к тому же самому способу, каким сами они проникли в замок.

Девушка без труда нашла нужный ориентир — большой белый камень. Она вошла в пещеру, откуда начинался подземный ход. Найя подозревала, что и здесь может находиться охрана, поэтому двигалась крайне осторожно. Но в пещере никого не оказалось.

Видимо, зиганьеры считали, что о подземном ходе больше никому не известно. Или же они рассчитывали на то, что разведчики и дозорные на стенах заранее предупредят о приближении дружины барона Вайлана. Разумеется, зиганьеры не ожидали, что на замок решит напасть одна-единственная юная девушка.

Найя села возле входа в пещеру и начала ждать, пока ночь окончательно не вступит в свои права. Теперь, когда до свершения мести оставалось всего несколько часов, она могла позволить себе немного посидеть и побездельничать.

Когда же все огни в городе погасли, а в замке смолкли голоса зиганьеров, Найя поднялась, потянулась и улыбнулась в предвкушении предстоящего развлечения.

Дверь, ведущая в подземный ход, была заперта. Найя могла бы выбить ее одним ударом, но хотела проникнуть в замок без лишнего шума. Поэтому она стала медленно выдавливать дверь, постепенно увеличивая усилия. Два засова недолго сопротивлялись напору Найи. Та же участь постигла и следующую дверь, ведущую на дровяной склад.

Здесь Найя положила свой узелок за вязанку дров, чтобы освободить обе руки.

— Вот я и дома, — прошептала она.

Но замок Кайдавар больше не был ее домом. Во дворе она увидела зиганьерских верховых лошадей — более стройных и тонконогих, чем тянувшие повозки тяжеловозы. Замковые конюшни не были рассчитаны на такое большое количество скакунов, поэтому во дворе для них были сложены стога свежескошенной травы и установлены большие корыта с водой. Животные почувствовали приближение Найи и испуганно попятились прочь от дровяного склада.

— Что там? — послышался голос одного из сторожей.

— Не знаю, — ответили ему. — Может, крыса пробежала.

— Да, крысы — это мерзкие твари. И как только бывшие хозяева с ними мирились?

Найя процедила сквозь зубы:

— Сами вы крысы.

Она заскользила вдоль замковой стены, в обратном порядке повторяя путь, которым когда-то следовала на свидание с Гензо. Света звезд вполне хватало, чтобы уверенно ориентироваться. Но даже если бы небо было затянута тучами, Найя все равно нашла бы дорогу, так как знала в замке каждый поворот, каждую дверь.

Найя сразу направилась к той части замка, где некогда находились покои семьи Кайдавар. Она полагала, что предводители зиганьеров займут самые лучшие апартаменты в замке. Именно там Найя собиралась нанести первый удар.

Зиганьеры хорошо охраняли стены замка, но внутри было на удивление тихо и безлюдно. Чтобы разведать обстановку, Найя заглянула в несколько помещений, где раньше размещались прислуга и младшие дружинники. Там она увидела спавших вповалку зиганьеров. На столах были видны остатки веселого ужина: объеденные ребра молодых бычков и овец, пустые бутылки. Вместе с зиганьерами спали и молодые простолюдинки: с распущенными светлыми волосами, покрасневшие от выпитого вина, одетые в платья, которые выставляли напоказ все их пухлые прелести.

Найя презрительно поморщилась и продолжила свой путь.

— Сюда я еще вернусь, — пообещала она.

Чем ближе Найя приближалась к намеченной цели, тем более выверенными и четкими становились ее движения. В этот момент она была похожа на охотившуюся кошку.

Найя подошла к двери, ведущей в покои ее родителей. Она сразу увидела, что дверь здесь поставлена новая — более простая и грубая. Найя уже занесла руку, чтобы выбить дверь и ворваться внутрь, но потом передумала. Она осторожно постучала. Затем подождала и постучала еще раз — чуть громче и настойчивее.

Послышался звук неторопливых шагов. Скрипнул отодвигаемый засов, дверь открылась.

Глазам Найи предстал заспанный зиганьер в наспех накинутом на голое тело шелковом халате. Он удивленно оглядел девушку с ног до головы. Было видно, что Найю он не узнал. Зато она сразу вспомнила зиганьера. Это был Ластьен — брат и любовник Гензо.

Из глубины покоев послышался голос, который Найя забыть не могла — голос Гензо Беньтиата:

— Ластьен, милый, кто там?

Ластьен обернулся и крикнул:

— Какая-то девка!

Потом он повернулся к Найе и сердито рявкнул:

— Пошла прочь, потаскуха! Здесь тебе делать нечего.

Найя улыбнулась:

— Ты ошибаешься. Я попала именно туда, куда хотела.

Она схватила Ластьена за горло и поволокла его вглубь покоев. Зиганьер не мог издать ни звука, но пытался вырваться, колотя кулаками по руке Найи. Впрочем, с таким же успехом он мог бить по медному корабельному якорю.

Войдя в спальню, Найя увидела Гензо, лежащего на кровати ее родителей. Гензо не сразу понял, что происходит. Он растерянно забормотал:

— Ластьен, любимый, что это?… Кто это?… А?… Кто?

— Здравствуй, Гензо Беньтиат, — сказала Найя. — Ты узнаешь меня?

Гензо узнал. Узнал, но не поверил своим глазам.

— Найя? Не может быть. Тебя давно уже разорвали дикие звери. Тебя убили простолюдины…

Найя встряхнула трепыхавшегося Ластьена:

— Как видишь, я жива.

— Нет! — Гензо вжался в подушки и натянул на подбородок одеяло, словно надеялся, что это защитит его от возмездия. — Нет!!! Нет!!!

Найя была довольна произведенным эффектом. Чтобы усилить его, она одним молниеносным ударом пробила грудную клетку Ластьена, вырвала его сердце и бросила в лицо Гензо. Ластьен был жив еще столько, что успел проследить взглядом за полетом своего сердца. Потом Найя отпустила его бездыханное тело, и оно рухнуло ей под ноги, заливая кровью ковер.

— Ластьен!!! — Завизжал Гензо.

— Познай страдание, любимый мой Гензо! — торжествующе провозгласила Найя.

Зиганьер затрясся так, что кровать под ним заскрипела и зашаталась.

Найя подошла поближе, нависла над ним и протянула руку, с которой капала кровь Ластьена:

— Смерть преследует человека всю жизнь. Так у вас говорят?

Но Гензо не мог ответить. Он лишь таращил полные животного ужаса глаза. Найя услышала шум в коридоре. Она поняла, что крики Гензо услышали другие зиганьеры.

— Жаль, что все закончится так быстро, — сказала Найя, выдергивая Гензо из кровати. — Впрочем, у тебя будет немного времени, чтобы подумать над своими преступлениями.

Она подняла Гензо над головой и ударила спиной о согнутое колено. Позвоночник зиганьера хрустнул.

— Постарайся не сдохнуть до моего возвращения! — Найя бросила Гензо на кровать и пошла к выходу…

…Эта ночь принадлежала одной только ей. Девушку не могли остановить ни клинки зиганьеров, ни завалы их изуродованных тел. Найя сеяла смерть быстро и хладнокровно. Лишь несколько раз она почувствовала удовольствие от убийства — когда на ее пути оказывались отец и братья Гензо. А сожаления она не испытала ни разу, даже тогда, когда разбивала головы простолюдинок о каменные полы замка…

Когда наступил рассвет, в замке Кайдавар остались только два живых человека: Найя и Гензо. Найя вернулась в покои родителей и посмотрела в мутные от боли, но все еще осмысленные глаза зиганьера.

— Это ты сделал меня такой, — сказала она. — Это из-за тебя у меня в груди находится алмазное сердце.

Гензо попытался что-то произнести. Но его губы лишь слабо дернулись, приоткрылись, и из них хлынула темная густая кров. Зиганьер умер, не отрывая глаз от лица девушки.

Найя медленно побрела по замку, осматривая место ночного сражения. Словно сквозь сон слышала она испуганное ржание лошадей во дворе. Найя поднялась на самую высокую башню замка, откуда открывался вид на море. Она повернулась лицом к солнцу и впервые за последнее время почувствовала тепло его лучей.

Над морем с криками летали птицы. Найя помахала им рукой. Птицы не обратили внимания на одинокую девичью фигурку на вершине каменной башни.

— Никому я не нужна.

Найя не чувствовала ни удовлетворения, ни радости, ни покоя. Она сделала то, что должна была сделать. И теперь, свершив свою месть, она ощущала лишь опустошенность.

— Баронесса Найя Кайдавар. Баронесса. Найя. Кайдавар.

Девушка несколько раз повторила свой титул и имя. Но и это не принесло покоя ее душе, не добавило смысла в ее жизнь. После уничтожения наемников-южан и разговора с бароном Вайланом Найя знала, что никогда больше не сможет ощущать себя частью морского народа, жить по его правилам и законам.

— Может, отправиться в степь, найти Мельгальян? — сама у себя спросила Найя.

Но она знала, что и эта судьба ее не прельщает. Она пресытилась смертью. Пустота в ее душе разрасталась.

— Я никогда не смогу вернуться в мир людей. Я никогда не смогу любить и быть любимой. Я никогда не смогу быть счастливой.

Найя посмотрела под ноги на далекие прибрежные скалы:

— Этот мир мне больше не принадлежит. Пусть зиганьеры воюют с морским народом, а морской народ — с зиганьерами. Пусть простолюдины ненавидят и тех, и других. Пусть правители — насильники и грабители — опасаются простолюдинов. Мне это безразлично. Мне все надоело.

Последнее слово лучше всего отражало состояние Найи. Она не знала покоя и усталости, пока были живы ее враги. Теперь враги умерли, исчез и смысл ее жизни. Исчезли ненависть и жажда мести, поддерживавшие ее существование.

Найя еще раз посмотрела вниз:

— Смерть преследует человека всю жизнь. А я хочу отдохнуть от этой гонки.

Она раскинула руки и шагнула в пустоту — навстречу морю, птицам и острым скалам…

Глава 5. Латэла Томпа начинает новую жизнь.

…Латэла проснулась от энергичной музыки, которую включил таймер-будильник. Она почувствовала, что все ее тело покрыто потом. Конечно! Еще никогда в жизни ей не снился такой длинный, яркий и полный событий сон.

Латэла приказала будильнику:

— Замолчи!

Тот отреагировал на голос хозяйки и послушно выключил музыку.

Латэла свесила ноги с кровати, села, но вставать не спешила. Она еще находилась под впечатлением от ночных сновидений. Ей даже почудилось, что на самом деле никакая она не Латэла, а баронесса Найя Кайдавар. Но потом наваждение рассеялось.

— Удивительно! — вслух подумала Латэла. — Я ведь никогда не слышала ни о морском народе, ни о зиганьерах. Да и о таких местах, как замок Кайдавар или Теплая Долина, раньше понятия не имела. Или все же что-то слышала? Может, какой-нибудь увиденный ранее фильм так повлиял на меня? Надо будет посоветоваться с моим психоаналитиком. Да, обязательно надо посоветоваться. Скажем, завтра.

Латэла встала с кровати и отправилась в душевую кабину. Чтобы избавиться от остатков сна и привести мысли в порядок, она напомнила себе, что никакая она не Найя Кайдавар, а самая настоящая Латэла Томпа — деловая женщина двадцати восьми лет (даже самой себе она не признавалась, что ей уже чуть-чуть за тридцать), что живет она в гигаполисе Птиоле — столице Велпасии, что работает старшим рекламистом в Главном Агентстве Пропаганды, и что как раз сегодня у нее важная встреча, на которую никак нельзя опаздывать.

И все же, когда Латэла стояла под теплыми водяными струями, вырывавшимися из потолка, стен и пола душевой кабины, омывавшими и массировавшими ее тело со всех сторон, на какое-то мгновение ей показалось, что под тщательно ухоженными ногтями все еще осталась кровь зиганьеров, убитых в замке Кайдавар. Латэла вскрикнула и поднесла пальцы к лицу, чтобы получше их рассмотреть. Разумеется, никакой крови под ногтями не было.

— Свяжусь с психоаналитиком сегодня же вечером, — решила Латэла, но на всякий случай добавила: — Если останется время.

Она вышла из душевой кабины и отправилась на кухню. Когда будильник отключился, запрограммированный автомат начал приготовление завтрака. Теперь Латэле оставалось лишь открыть дверцы холодильника и печки, чтобы достать готовые блюда.

Над составлением ее меню работал профессиональный диетолог Маген Флун из Центрального Университета Здорового Питания. Латэла съела кашу из слегка проращенных зерен цимируса, три хлебца, обжаренных на обезжиренном растительном масле, два запеченных яйца курицы-филтаскиса, выпила полстакана свежевыжатого аларского сока и полстакана горячего наклавина.

Позавтракав, Латэла вышла из кухни и отправилась в гардеробную комнату своего дома. На одной из стен висел аппарат видеосвязи — большой экран, похожий на экран голографического телевизора — и устройство стереосъемки

— Соедини меня с моей стилисткой, — произнесла Латэла, становясь в фокус стереокамеры.

Голосовое управление бытовыми приборами было изобретено не так давно, поэтому для правильного распознавания команд приходилось говорить медленно и отчетливо.

На экране замигало трехмерное изображение восклицательного знака. Аппарат набирал номер стилиста Латэлы — Мабды Галанол, дипломированного специалиста из Дома Моды Кутюрье Данликалло. Через несколько секунд Мабда ответила на вызов, перед Латэлой появилось объемное изображение элегантной молодой женщины в роскошном платье.

— Здравствуй, Мабда. Что ты посоветуешь мне одеть на сегодняшнюю встречу?

Стилистка посмотрела куда-то в сторону, наверное, просматривала записи на экране своего компьютера, потом ответила:

— Доброе утро, Латэла. Если не ошибаюсь, у тебя сегодня деловая беседа высокой важности с перспективой для карьеры?

— Совершенно верно.

— Тогда я бы порекомендовала офисный костюм номер сорок шесть. Он находится за дверью номер три слева от тебя.

— Большое спасибо, Мабда, — поблагодарила Латэла. — До завтра!

— До завтра? — удивилась стилистка. — Разве ты не переоденешься перед второй половиной рабочего дня?

— Нет. Сегодняшняя встреча может затянуться на весь день. Вчера я советовалась со своим бизнес-психологом. Он порекомендовал мне не отлучаться с работы. Так в глазах руководства я буду выглядеть более целеустремленной и усердной.

— Ну, что же, офисный костюм номер сорок шесть можно носить весь день без ущерба для имиджа. Но учти, что после этого его нельзя будет одевать тридцать пять дней. Именно столько должно пройти времени, чтобы окружающие забыли о том, во что ты была одета, и не сочли бы, что у тебя скудный гардероб.

— Если даже я и забуду, то ты мне напомнишь, — улыбнулась Латэла. — До завтра, Мабда. Конец связи.

— До завтра, — попрощалась стилистка и отключилась.

Латэла открыла нужную дверцу и обнаружила внутри офисные костюмы с тридцатого по пятидесятый номера. Костюм номер сорок шесть включал в себя строгую черную юбку до середины икр, кремовую блузку, темно-песочный жакет, чулки телесного цвета, темно-коричневые туфли и деловую сумочку, совпадающую по цвету и фактуре кожи с туфлями.

Одевшись, Латэла вновь подошла к аппарату видеосвязи:

— Соедини меня с моей визажисткой.

Вновь повторилась процедура вызова. На экране возникла фигура Каилы Кантао — консультанта Центра Вечной Красоты.

— Здравствуй, Каила.

— Привет, Латэла.

Визажистка бросила на свою клиентку один быстрый взгляд и сразу определила:

— Офисный костюм из серии сороковых номеров от Дома Данликалло? Ага, ясно. Значит, нам предстоит долгая деловая беседа. Так. Дай подумать… Так. Номер сто девяносто первый — на первые шесть часов. Номер двести сорок седьмой — на вторые шесть часов.

— У меня не будет возможности заехать домой, — сказала Латэла.

— Так. Дай подумать… Так. Тогда я советую тебе выбрать номер триста девятнадцатый — наша новая разработка.

— Хорошо, я попробую. Спасибо, Каила.

— Так. Спасибо тебе, Латэла. Еще что-нибудь?

— Нет, пожалуй. Может, завтра я заеду к вам в салон, подправлю маникюр и прическу.

— Всегда рады тебе, Латэла. Так. Дай посмотрю на твой файл… Так. Ты не была у нас уже четыре дня. Не запускай свою внешность.

— Постараюсь. Конец связи.

— Так. До встречи, Латэла. Ждем тебя в салоне.

Голографическое изображение погасло.

Латэла подошла к аппарату нанесения макияжа и набрала нужный номер. Затем она положила подбородок на опору, расслабила мышцы лица и закрыла глаза. Латэла почувствовала, как по коже быстро задвигались мягкие кисточки. Аппарат был идеально отрегулирован под ее черты лица. Латэла подумала, что салон Центра Вечной Красоты можно навестить и послезавтра. Время в запасе имелось. Прически и укладки волос, которые создавали парикмахеры, служили до десяти дней. Все это время волосы можно было спокойно мыть и сушить — после они сами принимали заданную форму.

Закончив нанесение макияжа, аппарат издал мелодичный сигнал и отключился. Третьим консультантом Латэлы стал ювелир из Объединенных Мастерских Ротер Фалк. Осмотрев по видеосвязи свою клиентку, пожилой представительный мужчина сказал ей несколько комплиментов и назвал номера тех украшений, которые наиболее подходили к созданному образу деловой энергичной женщины.

Закончив сборы, Латэла посмотрела на себя в большое зеркало и осталась довольна своим внешним видом. Она выглядела не слишком ярко, но и не слишком скромно. Деловитость и неброская красота — именно то, что нужно для ответственной встречи.

Латэла помахала рукой своему отражению:

— Как хорошо, что есть профессионалы, которые заботятся о твоем имидже. Теперь можно целиком посвятить себя рекламному бизнесу. Кстати, пора ехать.

Латэла уже почти забыла о своем сне. Но, протягивая руку к дверной ручке, она внезапно замерла, испугавшись, что неловким движением выломает дверь.

— Что за бред! — несколько натянуто рассмеялась Латэла и взялась за ручку. Как и следовало ожидать, не произошло ничего сверхъестественного. Нечеловеческая сила Найи Кайдавар осталась во сне.

Латэла спустилась на первый этаж своего дома и через пульт дистанционного управления вызвала автомобиль из подземного гаража. Через несколько минут лимузин «Валангар» второго класса мягко притормозил возле парадной двери и открыл дверь перед своей хозяйкой.

Латэла села на переднее сидение, положила руки на руль и приказала:

— Едем в Комплекс!

Несмотря на то, что лимузины второго класса были оборудованы голосовым управлением и системой автовождения, правила дорожного движения предписывали водителям не выпускать руль из рук. Всегда существовала некоторая возможность отказа автоматики, которая могла привести к весьма печальным последствиям.

Ворота открылись, выпуская автомобиль, а затем закрылись. На высоком заборе, из-за которого виднелась лишь крыша трехэтажного дома Латэлы, замигали красные огоньки. Это означало, что система автоматической защиты активирована.

Латэла жила в относительно спокойной части гигаполиса Птиола — районе индивидуальных домов. Кроме того, не все местные жители ежедневно отправлялись на работу — многим было достаточно голографической связи. Поэтому машин вначале было не слишком много. Но на въезде в район многоквартирных жилых небоскребов лимузин Латэлы оказался в плотном потоке.

Автоматическая навигационная система «Валангара» не только корректировала маршрут в зависимости от интерактивной информации о пробках на магистралях, но и позволяла избежать столкновений в дорожной тесноте. Другим водителям, сидевшим в автомобилях не такого высокого класса, добраться до места работы было гораздо труднее.

Латэла стала свидетельницей одного из многочисленных утренних дорожных происшествий, когда ее машина притормозила перед перекрестком. Из боковой улицы на центральную магистраль на полной скорости выскочил лимузин первого класса «Дарвейр». На повороте его занесло, и своим задним крылом он ударил маленький красный «Ралсин-340». Из «Дарвейра» выскочили четверо крепких парней, выволокли на улицу водителя «Ралсина» — сухонькую седоволосую старушку — повалили ее на мостовую и начали избивать ногами.

Почти сразу же сверху спустился полицейский винтолет. Офицер дорожного контроля неторопливо выбрался из кабины и направился к месту аварии, лениво помахивая электрошоковой дубинкой. Один из парней подбежал к нему и начал о чем-то рассказывать, энергично жестикулируя.

Латэла не могла слышать их разговора, но по мимике и движениям поняла, что полицейский сказал: «Мне все ясно, можете ехать». Парни запрыгнули в лимузин и рванули с места на красный свет. Продолжая помахивать дубинкой и равнодушно рассматривать поток машин, полицейский дождался, пока избитая старушка самостоятельно поднимется на ноги и предъявит свои документы.

Латэла не увидела конца этой сцены, так как загорелся зеленый свет, и ее «Валангар» резко рванулся вперед. Но она и так знала, чем все закончится: «Ралсин-340» будет конфискован в пользу государства, а старушке придется заплатить за помятое крыло «Дарвейра». Те парни в лимузине, несомненно, либо были детьми депутатов Народного Представительства, либо занимали высокие посты в крупной корпорации (одно, как правило, вытекало из другого). Старушка была сама виновата. Она должна была вовремя заметить появление более дорогого и престижного автомобиля и немедленно уступить ему дорогу. Но у дешевого «Ралсина-340» не было автопилота, а старушка переоценила свои силы, выехав из дома в это время суток.

«Парни из «Дарвейра», наверняка, ехали с ночной попойки, — подумала Латэла. — Они едва держались на ногах и били не слишком сильно. Но все равно, старушке крупно повезло, что полицейский появился довольно быстро. А то, кроме разбитого крыла, ей бы пришлось оплачивать собственные больничные счета.»

Проехав еще немного, Латэла вслух произнесла:

— Еще одна удачная сделка, и я тоже смогу купить лимузин первого класса. Тогда и мне не надо будет стоять перед светофорами.

Все дома центральной части Птиола были разукрашены разноцветными переливающимися рекламными щитами. Латэла не без гордости отметила, что и ее разработки присутствуют в этом многообразии. Рекламная кампания новой жевательной резинки «Траектория» была ее почти единоличной заслугой. Именно благодаря ей Латэла из помощницы второго секретаря была переведена на должность старшего рекламиста.

Вот что значит вовремя ухватить за хвост птицу удачи! Пока лимузин пробирался по переполненным магистралям гигаполиса, Латэла с удовольствием восстановила в памяти тот счастливый момент…

* * *

Латэла разносила чашки с наклавином на встрече, где обсуждался вопрос продвижения на рынок новой жевательной резинки. Представители Ассоциации Стоматологов рассматривали различные варианты рекламных девизов в кабинете ее шефа — второго секретаря Рагилы Манток. Заказчики решительно отвергали все предложения:

— Старо!

— Примитивно!

— Слишком заумно!

— Это уже было!

— И это я где-то слышал!

Напряжение в кабинете нарастало. В конце концов Рагила вынуждена была вызвать самого начальника отдела продовольственной рекламы Кунга Варлана.

Но даже профессиональное обаяние Кунга не смогло убедить заказчиков выбрать один из предложенных вариантов рекламной компании.

— Поймите, — говорили представители Ассоциации Стоматологов, — это наша совместная разработка с корпорацией «Горсен и Лорсен». Над резинкой «Траектория» работали лучшие ученые. Активные вещества, входящие в состав резинки, вдвое быстрее разрушают эмаль зубов, поэтому у нас, стоматологов, становится вдвое больше клиентов и, соответственно, вдвое возрастают наши доходы. А что нам предлагаете вы? Что это за рекламный слоган: «Траектория» — свежей любви история!»? Или этот: — «Траектория» — дыхание счастья!» Старо, примитивно, пошло. Нам нужно, чтобы «Траекторию» жевали каждый день, каждый час. Наши клиники не должны простаивать без клиентов!

— У нас есть и другие варианты, — Рагила Манток выводила на голографический экран своего компьютера эскизы рекламных плакатов и раскадровки видероликов.

— Нет, нет, нет! — возражали заказчики. — Это нас не устраивает. Предложите что-нибудь оригинальное.

Разливая наклавин из заварного кувшина, Латэла краем глаза наблюдала, как теряют уверенность и ее начальница, и сам Кунг Варлан. Ассоциация Стоматологов была солидным клиентом, которого никак нельзя было упускать.

В очередной раз ставя на стол чашки с наклавином, Латэла вполголоса, как бы разговаривая сама с собой, произнесла:

— Тогда, может быть, запустить слоган: «Ассоциация Стоматологов рекомендует «Траекторию» для постоянного употребления!»? Или: «Каждый раз после еды «Траектория» защитит ваши зубы от разрушения!» Ну, или что-нибудь в этом роде…

В кабинете повисла мертвая тишина. Латэла не рассчитывала на то, что ее слова произведут такой эффект. Все смотрели на нее. В глазах Кунга Варлана Латэла видела озарение, в глазах заказчиков — удивление и размышление, в глазах Рагилы Манток — ненависть. Латэла поняла, что сейчас ее жизнь круто изменится. И жизнь изменилась…

— Гениально! — воскликнул Варлан. — Это именно то, что надо. Мы запустим кампанию по продвижению «Траектории», где заявим, что эта жевательная резинка УКРЕПЛЯЕТ зубы! И это подтвердит Ассоциация Стоматологов. Потребительская масса никогда не сообразит, что стоматологам нет никакого смысла УКРЕПЛЯТЬ зубы и лишаться работы. Стадо примет на веру то, что эта отрава… извините, «Траектория» приносит пользу.

Ни один сотрудник Главного Агентства Пропаганды никогда не произносил слова «люди» или «народ». В ходу были выражения: «потребительская масса», «потенциальные покупатели», «платежеспособные слои». Самые опытные рекламисты иногда позволяли себе словечки «стадо» и «быдло», но подобный цинизм не приветствовался, хотя и не наказывался. В Главном Агентстве Пропаганды слишком хорошо знали, ЧТО и КАК продвигается на рынок, поэтому были весьма невысокого мнения о гражданах Велпасии, покупающих и потребляющих производимые товары — как материальные, так и духовные.

Делегация Ассоциации Стоматологов, немного посовещавшись, также одобрила идею Латэлы. Начав рабочий день в качестве скромной секретарши, Латэла к вечеру стала старшим рекламистом с персональным кабинетом, собственным секретарем и штатом консультантов, менеджеров и помощников. Разработанная под ее руководством кампания по продвижению «Траектории» принесла фантастические прибыли и производителям жевательной резинки, и стоматологическим клиникам, и всем рекламистам, участвовавшим в проекте.

Так Латэла благодаря своей находчивости стала обладательницей трехэтажного дома в престижном районе Птиола, лимузина второго класса и солидного банковского счета. Более того, Кунг Варлан начал поручать ей самые перспективные проекты. А когда его самого перевели из отдела продовольственной рекламы в отдел шоу-бизнеса, он взял с собой и Латэлу.

Сегодняшняя встреча, на которую торопилась Латэла, должна была стать первым крупным проектом на новом рабочем месте. Кунг Варлан никогда заранее не сообщал своим сотрудникам о том, какой товар им придется рекламировать. Он предпочитал общий «мозговой штурм», начинающийся с «чистого листа». Кунг считал, что это позволяет избежать въевшихся в сознание штампов и домашних заготовок, мешающих высвобождению творческих способностей.

* * *

Латэла начала с волнением поглядывать на часы.

— Надо было выезжать еще раньше, — произнесла она, недовольно рассматривая соседние автомобили. — Вот если я когда-нибудь получу разрешение на владение винтолетом…

Летательные аппараты для рядовых граждан были недоступны. Их использовали государственные структуры, высокопоставленные чиновники и руководители крупных корпораций. Но и у Латэлы также был некоторый шанс. Если бы ее перевели в отдел политической рекламы, она могла бы получить такое разрешение.

Собственно, от уровня шоу-бизнеса до уровня политики оставался всего один шаг. Но очень многие рекламисты так никогда и не поднимались на вершину карьеры. Для этого требовались не только выдающиеся способности, но и связи с влиятельными людьми и организациями. Ведь рекламные проекты отдела политики возносили и ниспровергали не только отдельных политических деятелей, но и целые партии, а иногда и целые государства.

Латэла волновалась напрасно. Через некоторое время она увидела знакомые очертания центрального небоскреба Главного Агентства Пропаганды. Агентство занимало несколько кварталов гигаполиса и являлось своеобразным «городом внутри города». Тут имелись и офисные здания, и конструкторские лаборатории, и павильоны для съемок рекламных роликов, и ангары для хранения разнообразного реквизита: от иголок до авиалайнеров. Поэтому сотрудники Агентства Пропаганды называли место своей работы просто «Комплексом».

«Валангар» Латэлы остановился возле одного из подъездов центрального небоскреба, где размещались офисы управляющего персонала. Высадив хозяйку, лимузин самостоятельно отправился на автостоянку, а Латэла вошла внутрь здания.

На первом этаже было довольно оживленно. Рабочий день только начинался, и сотрудники торопились на свои места. Десять скоростных лифтов едва справлялись с людским потоком, возле их дверей образовалась небольшая очередь. Латэла поприветствовала нескольких знакомых. Она не торопилась и, ожидая пока очередь толпа у лифтов немного рассосется, остановилась возле большого голографического телеэкрана. Он был настроен на новости Круглосуточного Информационного Канала.

Перед Латэлой на экране предстала знакомая, недавно виденная собственными глазами картина: красный «Ралсин-340» и приземлившийся возле него полицейский винтолет. Старушки видно не было, рядом с корреспондентом находился только полицейский с электрошоковой дубинкой.

Корреспондент бодрой скороговоркой вещал:

— Я нахожусь на месте, где всего несколько минут назад произошла ужасная автомобильная катастрофа. «Дарвейр», на котором ехал Ланар Кирс, сын известного и всеми любимого кинорежиссера Крейла Кирса, был нагло и бесцеремонно протаранен вот этим самым красным «Ралсином», за рулем которого сидела некая Дабра Калтоу. К счастью, Ланар Кирс не пострадал. Он и его друзья самостоятельно задержали опасную преступницу, а вовремя подоспевшие сотрудники полиции взяли ситуацию под свой контроль. Сейчас рядом со мной находится офицер дорожной службы Кирн Зейри. Скажите, Кирн, что здесь произошло?

— Ну-у-у, — протянул полицейский, собирая воедино все свои небогатые умственные способности, — значит, дело было так. В общем, видите ли, этот вот ехал оттуда, а вот она — отсюда. Тут, значит, это самое и случилось. Короче говоря, лишь мое вмешательство спасло Ланара Кирса от покушения…

— От покушения?! — сразу подхватил корреспондент. — Полиция считает, что это было покушение на сына нашего замечательного кинорежиссера Крейла Кирса?!

— Ну-у-у, окончательного решения еще нет. Предстоит, значит, следственная работа. Работа глубокая, серьезная. В общем, мы будем отрабатывать сразу несколько версий. Покушение — только одна из них…

Корреспондент вновь взял инициативу в свои руки:

— Еще раз повторяю для наших зрителей: несмотря на то, что его жизнь подвергалась серьезной опасности, Ланар Кирс не только не пострадал, но и нашел в себе силы и мужество, чтобы вступить в схватку с вооруженным бандитом. Я буду держать вас в курсе всех дальнейших обстоятельств расследования этого чудовищного преступления. С вами был Парол Ватар -—корреспондент Круглосуточного Информационного Канала. Наши новости — самые достоверные! А сейчас мы прервемся на рекламу…

Дальше Латэла смотреть не стала. Корреспонденты Информационного Канала могли раскрутить новость дня даже из нечаянно оброненного носового платка. Латэла могла бы по-хорошему позавидовать профессионализму Парола Ватара… Но что-то внутри нее внезапно этому воспротивилось. Латэла невольно вспомнила хлипкую старушонку, избиваемую четырьмя крепкими парнями. А теперь на нее вдобавок состряпали и дело о покушении на сына популярного кинорежиссера.

— На месте Крейла Кирса я бы использовала эту историю, чтобы лишний раз засветиться на телеэкране, — пробормотала Латэла, направляясь к лифтам.

Разумом она понимала, что скандал — лучшая реклама для любого публичного деятеля, но в глубине души вдруг почувствовала отвращение к подобному способу раскрутки, построенному на лжи и извращении фактов. Это удивило Латэлу. Никогда раньше подобные чувства ее не беспокоили. Латэла привыкла добиваться победы любыми способами, и полагала, что только так можно достичь успеха в этом мире. Сомнения в правомерности тех или иных действий ограничивали рекламиста и, соответственно, вредили профессиональной деятельности.

— Непременно надо рассказать обо всем моему психоаналитику, — решила Латэла. — Сначала странный сон, потом эти нелепые мысли в голове…

— Ты с кем-то разговариваешь, Латэла? — послышался голос за спиной.

Латэла обернулась и сложила губы в дежурную улыбку. Это был Фод Провейн — младший рекламист отдела шоу-бизнеса, молодой человек лет двадцати пяти, который все свои силы и способности тратил на построение собственной карьеры. Правда, особыми талантами Фод не блистал, но Латэла знала, что он будет участвовать в сегодняшнем «мозговом штурме» вместе с ней и другими рекламистами.

Они вошли в скоростной лифт вместе с двумя десятками сотрудников из других отделов.

Фод достал из своего блестящего кожаного портфеля несколько листов бумаги и заговорил:

— Представляешь, Латэла, я сегодня ночью придумал забойную фишку для старых мультяшек!

Встретив недоуменный взгляд девушки, Фод рассмеялся и стукнул себя ладонью по лбу:

— Извини, забыл. Ты же недавно в нашем отделе, и не знаешь, что мне поручили разработать анонсы для показа старых мультфильмов. Народный Развлекательный Канал хочет снова выпустить их на телеэкран. Для этого они перевели рисованные картинки в объемные голографии. А я должен придумать анонсы, которые соберут детей у телевизоров.

Латэла подумала про себя: «Какой примитив — анонсы для старых мультиков. Впрочем, что еще могут поручить младшему рекламисту?»

Но Фод был настолько увлечен своим рассказом, что не заметил равнодушно-презрительного выражения лица Латэлы. Он нашел среди своих бумажек нужную и прочитал, тщательно выговаривая каждое слово:

— Вот один из моих анонсов: «Неудержимая страсть к свежему мясу превратила Волка в кровожадного хищника. От него невозможно укрыться даже за стенами собственного дома. Кто тот последний герой, который сможет остановить череду кровавых убийств? Смотрите леденящий душу триллер «Три поросенка» на Эн-Эр-Ка!»

Аббревиатуру Народного Развлекательного Канала Фод отчеканил, смакуя каждую букву. Он старался подражать диктору, озвучивавшему все анонсы телеканала, и получалось у него довольно похоже.

Увидев, что Латэла заинтересовалась, Фод с воодушевлением продолжил:

— А вот еще один анонс: «Семеро безбашенных юнцов остались без присмотра. Что ждет их в жестоком мире, где под маской самого близкого существа скрывается свирепое чудовище? Удастся ли кому-нибудь из них выжить в кровавой мясорубке? Смотрите захватывающий боевик «Волк и семеро козлят» на Эн-Эр-Ка!»

Но Фод ошибся, приняв интерес Латэлы за одобрение. Сознание девушки опять раздвоилось. Разумом она оценила удачную находку Фода, которая соответствовала и стилю НРК, и запросам смотревших его телезрителей. Но в глубине души Латэла ужаснулась тому, что добрые и веселые мультфильмы, на которых выросли еще ее родители, и которые сама она не раз смотрела в детстве, превратились в триллеры и боевики, и без того оккупировавшие все кинотеатры и телеканалы.

— Фод, ты сам-то понимаешь, насколько чудовищно то, что ты делаешь? — спросила Латэла.

Фод не понял смысла заданного вопроса. Но он выхватил из него нужное слово и просиял:

— Спасибо за подарок, Латэла, я твой должник. Куда бы вставить слово «чудовищно»? Ага! «Нищая, но молодая и смазливая девица обманом проникает в королевский дворец. Сможет ли она соблазнить невинного юного принца и завладеть его сердцем и троном? Будет ли раскрыт ЧУДОВИЩНЫЙ обман коварной обольстительницы? Смотрите обжигающе-страстную эротическую драму «Золушка» на Эн-Эр-Ка!»

К счастью, в это время лифт остановился на нужном этаже, и Латэле не пришлось объяснять энергичному молодому человеку, что она имела в виду.

Выйдя из лифта, Латэла и Фод прошли по широкому пустынному коридору и вошли в зал для особо важных совещаний. Вокруг огромного стола уже сидели трое пришедших ранее сотрудников и горячо обсуждали видеоролики, демонстрировавшиеся на огромном голографическом экране, занимавшем целую стену. Самого Кунга Варлана и неизвестных заказчиков пока не было. Стеклянная дверь, ведущая на широкую террасу с садом и бассейном, была раскрыта. В общем, все было готово для «мозгового штурма». Оставалось только указать цель рекламной кампании.

Чтобы избавиться от привязчивого Фода, Латэла подсела к столу. Оказалось, что один из старших рекламистов Роан Матл показывал свою последнюю разработку — рекламный ролик группы «Крутой Забой», который был заказан перед очередным шоу-туром. Коллеги хвалили мастерство своего товарища и высмеивали интеллектуальный уровень «платежеспособного стада», которое купит билеты на эти выступления.

Особенный восторг собравшихся вызвал видеоряд, сопровождавший следующие строки одной из песен «Крутого Забоя»:

Люби свою мамашу, люби свою сестру.

Когда любить закончишь, сожги их на костру!

— Почему «на костру», а не «на костре»? — спрашивали у Роана Матла.

Тот с улыбкой отвечал:

— Так написал поэт группы по прозвищу Ту-Та, то есть Тупой Тарантул. Я не стал править текст. Быдло любит «Крутой Забой» за неграмотность и косноязычность. Это сближает искусство и массы. Безмозглым ублюдкам хочется видеть на экране похожих на себя скотов. Они готовы платить за это, и мы обеспечиваем зрелище, удовлетворяющее их низменные запросы…

Постепенно в зале собирались и остальные сотрудники отдела Кунга Варлана. Его секретарша Манла Далог появилась одной из последних. Она на ходу разговаривала по мобильному телефону.

Закончив разговор, Манла приколола миниатюрный аппарат на лацкан своего пиджака и объявила:

— Встреча задерживается. Кунг Варлан ожидает нашего клиента на винтолетной площадке на крыше.

— Если не секрет, кого это мы ждем? — спросил Роан Матл.

— Думаю, что кое-кому это уже известно, — Манла оглядела собравшихся, но никто не признался. — Ну что же, Варлан уже не скрывает имени нашего потенциального заказчика. Это Крейл Кирс.

Отдел шоу-бизнеса восторженно загудел. Известный кинорежиссер брался только за самые высокобюджетные фильмы и был связан с высшими политическими кругами государства. Сотрудничество с ним сулило не только высокие доходы, но и перспективы перехода в отдел политической рекламы.

Латэла громко сказала:

— Я знаю, почему Крейл Кирс задерживается. Сегодня утром его сын попал в автомобильную аварию.

Латэла оказалась в центре всеобщего внимания. Оказалось, что никто еще не слышал об утреннем происшествии. Впрочем, это было неудивительно. Из огромного потока новостей, извергающегося на людей через десятки информационных каналов, трудно было выбрать нужные сведения. Поэтому своей осведомленностью Латэла еще раз подтвердила, что не напрасно занимает должность старшего рекламиста, постоянно находящегося в самом центре событий.

Латэла кратко пересказала своим коллегам репортаж, увиденный в новостях Круглосуточного Информационного Канала. Об истинном положении дел она умолчала. Латэла не так давно работала в отделе шоу-бизнеса, и поэтому не знала, насколько откровенно можно общаться с коллегами.

Впрочем, комментарий Роана Матла показал, что обстановка здесь достаточно непринужденная.

— Я думаю, — сказал Роан, — что единственная опасность, которая грозит Ланару Кирсу — это смерть от алкогольной интоксикации или от передозировки наркотиков. Как говорится, кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Пока рекламисты перебрасывались шуточками по поводу того, что сын гениального режиссера по-своему гениален, но только в области пагубных привычек, время летело быстро и незаметно.

Вскоре, переговорив по телефону, Манла Далог сообщила:

— Винтолет Крейла Кирса приземлился. Режиссер прибыл не один, но Кунг Варлан запретил мне говорить, кто его спутник. Он сказал, что это приятный сюрприз для всех представительниц прекрасного пола.

— Ну, что же, милые дамы, у вас есть несколько минут на то, чтобы приготовиться к обещанному сюрпризу! — с улыбкой воскликнул Роан Матл.

Действительно, пока отдельный лифт вез Кунга Варлана и клиентов с винтолетной площадки вниз, прошло несколько минут.

Наконец, двери растворились, и в зал вошли начальник отдела шоу-бизнеса, кинорежиссер Крейл Кирс и… любимец всех женщин планеты, знаменитый кино— и телеактер Райнол Равалдо. За спинами режиссера и актера маячили четыре рослых и широкоплечих телохранителя.

Все присутствующие встали и аплодисментами поприветствовали высоких гостей. Крейл Кирс и Райнол Равалдо заулыбались и раскланялись, словно получали очередные награды за выдающийся вклад в мировую культуру. Затем все сели за стол, а телохранители заняли места возле дверей.

Первым делом все рекламисты продемонстрировали озабоченность драгоценным здоровьем Ланара Кирса. Несмотря на то, что всего несколько минут назад в зале раздавались совершенно противоположные высказывания, слова опытных профессионалов звучали совершенно искренне.

Крейл Кирс с удовольствием поблагодарил за участие и сказал, что сейчас его сын вне опасности, и что некоторое время ему придется пробыть под наблюдением врачей, чтобы избавиться от шока.

Рекламисты понимающе и сочувствующе покивали головами. На самом деле все знали, что врачи будут лечить Ланара Кирса от наркотической и алкогольной зависимости. Наверняка, и сам Крейл Кирс прекрасно понимал, что присутствующим в этом зале известны и обстоятельства аварии, и истинное состояние его сына. Но внешне все соблюдали установленные правила приличия.

Латэла вновь вспомнила избитую старушку. Если рекламисты щадили чувства Крейл Кирс, то полиция едва ли сейчас особенно церемонилась с «преступницей».

После обмена любезностями беседа перешла в сугубо деловое русло.

Крейл Кирс кратко рассказал о том, что привело его в Главное Агентство Пропаганды:

— Я намерен начать съемки нового кинофильма с Райнолом Равалдо в главной роли. Сценарий еще не закончен, но основная идея — борьба с международным терроризмом. Герой Равалдо возглавляет отряд коммандос, отправляющийся в пустыни Дабистанала, чтобы уничтожить базу торговцев оружием.

— Это не будет продолжением фильма «Кровавая разборка»? — спросил Кунг Варлан.

— Нет, — ответил Крейл Кирс. — Я хочу снять совершенно отдельный фильм с оригинальным сюжетом.

На счет «оригинальности» сюжета можно было бы поспорить. Киностудии сняли уже не менее сотни фильмов на подобную тему. В «Кровавой разборке» Райнол Равалдо сыграл роль полицейского — бывшего морского пехотинца, который отправился в джунгли Фаралана, чтобы спасти друга, попавшего в плен к наркоторговцам.

Латэла просматривала подобные «шедевры» лишь в силу служебной необходимости. Слишком о многом ей напоминали эти схожие однотипные сюжеты. Ее отец был ветераном морской пехоты, получил несколько ранений в тайных правительственных операциях, стал инвалидом и оказался за бортом жизни без средств к существованию. Такова была судьба истинных, а не придуманных героев.

Тем временем рекламисты начали «мозговой штурм». Один за другим предлагались варианты названия фильма, главного рекламного девиза, методов раскрутки и продвижения основных и сопутствующих товаров. (Под основным товаром подразумевался прокат фильма в кинотеатрах, продажа видеокассет и демонстрация на телеканалах. Сопутствующими товарами являлись сувениры, одежда с символикой фильма, игрушки — персонажи фильма, даже продукты питания «под коммандос».)

Кунг Варлан и заказчики пока не принимали участия в обсуждении. Начальник отдела шоу-бизнеса старался выловить из потока идей нужную оригинальную фразу. Но пока ничего путного не выходило. Сюжет фильма был до неприличия примитивен, и из-за этого придумать что-то новое для его раскрутки было очень сложно. Но рекламисты не могли указать Крейлу Кирсу на недостатки его очередного творения, поэтому им приходилось работать с тем материалом, который имелся в наличии.

Латэла также пока не произнесла ни слова. Воспоминания о родителях направили ее мысли совершенно в другую сторону. Отец умер в нищете, мать до сих пор жила в провинциальном городке. Латэла пересылала ей деньги, но делала это не так часто, как могла бы. Поэтому сейчас она внезапно испытала давно забытое и заглушенное благополучной жизнью чувство стыда.

От тяжелых мыслей Латэлу отвлек обращенный к ней вопрос Кунга Варлана:

— Какой рекламный слоган предложит нам старший рекламист?

Латэла открыла рот и неожиданно для самой себя произнесла:

— Еще одна сказка о нашей победе.

Разговоры мгновенно стихли.

— Что? — переспросил Варлан. — Что ты сказала?

— Я думаю, что этот фильм должен называться «Картонные герои», а слоган будет звучать так: «Еще одна сказка о нашей победе».

Повисла мертвая тишина.

Крейл Кирс прошипел:

— Если это шутка, то неудачная. Мы собрались, чтобы делать бизнес, а не выслушивать глупые шутки.

В отличие от рекламистов, кинорежиссер всерьез верил в свою исключительную гениальность и неоспоримую правоту. Или, возможно, просто профессионально играл свою роль.

— Мои слова ничуть не глупее, чем ваши фильмы, — твердо произнесла Латэла и сама ужаснулась своим словам.

От подобного оскорбления всенародно любимый режиссер остолбенел и не смог достойно ответить.

Зато открыл рот Райнол Равалдо. Но вместо того, чтобы возразить по существу, актер заговорил заученными фразами одного из своих персонажей:

— Наша Велпасия — самое лучшее и влиятельное государство, гарант стабильности и безопасности во всем мире. Наши солдаты — самые мужественные ребята, которые готовы отстаивать наш закон и наш порядок в любой точке планеты.

— Уж ты-то помолчал бы! — презрительно бросила Латэла. — Здесь ты можешь не играть очередную героическую роль. Мы не стадо, а трезвомыслящие люди.

— Позор предателям родины и демократии! — воскликнул Равалдо.

— Ваша демократия — ложь и лицемерие! Не далее, как сегодня утром свински пьяный сын Крейла Кирса вместе с тремя дружками избил немощную старушку. Но наша демократия защищает не справедливость, а интересы богачей. Старушку обвинили в вымышленном преступлении, а подонка и негодяя объявили едва ли не национальным героем. Это омерзительно!

Побелевший Кунг Варлан привстал на дрожащих ногах и проорал:

— Во-о-он!

— Мне самой противно здесь находиться. Тут рассадник яда, который отравляет Велпасию, отравляет весь мир.

Латэла встала со своего места и сделала несколько шагов по направлению к выходу. Но потом она обернулась и добавила:

— Мой отец был настоящим героем. Он воевал на настоящей войне и получал настоящие ранения. А за это наша прекрасная Велпасия выдала ему нищенскую пенсию, на которую невозможно было прокормиться и одному человеку, не то что содержать семью. А ты, Равалдо — жалкое ничтожество. Всем известно, что все твои трюки выполняют дублеры, а сам ты способен лишь демонстрировать свою мужественно-слащавую мордашку. Но на этом твоя мужественность и заканчивается. Твой рекламный агент платит актрискам, чтобы те в интервью называли тебя лучшим в мире любовником. Но все знают, что это ложь, и что в любви ты также немощен, как и на экране.

— Ах ты, тварь! — взвизгнул Райнол Равалдо, вскочил с места и кинулся наперерез уходившей Латэле.

Непонятно было, что актер собирался сделать. Он занес руку то ли для того, чтобы ударить, то ли собираясь совершенно по-женски вцепиться Латэле в волосы.

В далеком-далеком детстве отец пытался научить Латэлу нескольким боевым приемам. Он полагал, что это поможет его дочери при необходимости защититься от чересчур назойливых приставаний парней. Конечно, Латэла давно уже забыла все эти уроки. Но теперь, увидев занесенную над ее головой руку, она среагировала быстро, решительно и совершенно неожиданно для себя самой.

Латэла перехватила запястье Равалдо, завернула ему руку за спину и отвесила хороший пинок пониже спины. Дальнейшие события произошли в течение всего нескольких мгновений. Актер, пытаясь сохранить равновесие и удержаться на ногах, каким-то нелепым боковым ходом пересек зал, выскочил через открытую дверь на террасу, перевалился через невысокие перила и исчез из вида.

Кто-то из женщин вскрикнул. Кто-то потерял сознание. Некоторые вскочили со своих мест, да так и замерли, не зная, что делать.

Латэла также застыла. Подобного исхода она не желала и не предполагала. И расстояние-то до террасы было немалое. То, что от легкого толчка Райнол Равалдо отлетел на два десятка шагов, казалось совершенно невероятным. И тем не менее, это произошло. Знаменитый актер, без всяких сомнений, лежал сейчас на мостовой. Падение с такой высоты должно было превратить его тело в кровавую кляксу.

Латэла вновь вспомнила свой сон. Неужели в ней проявилась сила Найи Кайдавар? Нет. Она не чувствовала ни сверхчеловеческой мощи, ни хладнокровной радости от убийства. Что же тогда произошло? Почему она разговаривала и поступала так, словно ею руководил совершенно другой человек? Размышления Латэлы были прерваны шумом.

После минутного оцепенения одновременно заговорили сразу несколько человек:

— Убийство!

— Она убила Райнола Равалдо!

— Вызовите полицию!

Из общего хора выбивались лишь причитания Крейла Кирса:

— Какая неудача. Ведь я так рассчитывал на Райнола. А теперь придется переписывать сценарий под Кела Вардана.

На Латэлу с ужасом и каким-то затаенным восторгом смотрели несколько десятков человеческих глаз. «Бежать!» — мелькнула мысль в сознании девушки. Она попятилась к дверям.

— Задержите ее! — приказал Кунг Варлан телохранителям.

Четыре здоровяка были шокированы точно также, как и остальные находившиеся в зале люди. Их готовили к различным ситуациям, когда жизни охраняемых объектов будет угрожать опасность, но произошедшее не вписывалось ни в одну из заранее продуманных схем. Мозги телохранителей были натренированы гораздо хуже, чем тела, и к самостоятельным размышлениям были плохо приспособлены. Но теперь, получив прямой и четкий приказ, эти громилы начали действовать.

Телохранители двинулись навстречу Латэле, растопырив руки, словно ловили не человека, а дикое животное. Латэла на секунду испугалась, но потом решительно зашагала к выходу. Она вновь утратила контроль над своим телом. Некто, сидящий внутри ее сознания, не сомневался в победе. Телохранители оказались не готовы к стремительной атаке молодой женщины. Недостаток силы Латэла компенсировала молниеносными и неотразимыми ударами. Через несколько мгновений все четыре телохранителя лежали на полу, а Латэла беспрепятственно выскочила в коридор и вызвала кабину лифта.

К ее радости, лифт прибыл почти мгновенно, так как находился этажом выше, и внутри кабины не оказалось ни одного человека. Когда двери закрылись, послышались звуки выстрелов, и в отполированных металлических створках появились пулевые отверстия. Телохранители быстро пришли в себя и применили огнестрельное оружие.

Латэла ничком распласталась на полу, но ураганный огонь достал бы ее и там, если бы кабина лифта не поехала вниз.

Латэла вскочила на ноги и нажала на кнопку следующего нижнего этажа. Она понимала, что этот лифт остановят и блокируют в шахте до того, как она успеет опуститься на первый этаж.

— Неужели это происходит на самом деле? — как заклинание, твердила Латэла. — Неужели это происходит со мной?

На какое-то мгновение мелькнула мысль о том, что надо сдаться полиции и отдаться на милость правосудия. Но это пораженческое настроение тут же сменилось боевым задором, пришедшим неизвестно откуда.

— Я схожу с ума! — воскликнула Латэла. — Я схожу с ума! Все это мне только кажется.

Но, к сожалению, это был не сон и не мираж, а самая настоящая реальная жизнь, пусть даже похожая на один из тех боевиков, которые так презирала Латэла.

Когда двери лифта раскрылись, Латэла увидела длинный коридор, по которому бегали люди с кипами бумаг и коробками видеокассет. На этом этаже Латэла никогда не была, но знала, что его и последующие семь этажей вниз занимают офисы сценаристов и режиссеров, которые воплощали в жизнь идеи рекламистов отдела шоу-бизнеса. В отличие от офисов рекламистов, чья творческая интеллектуальная работа требовала тишины и уединения (за исключением редких «мозговых штурмов», предваряющих разработку крупного проекта), здесь царила деловая суета.

По-видимому, тут еще никто не знал о том, что произошло на верхнем этаже. Поэтому Латэла беспрепятственно смешалась с толпой и пересела в другой лифт. В кабине находилась видеокамера, поэтому Латэла встала лицом к стене. Если ее поведение и вызвало недоумение, то вслух его никто не выразил.

Латэла пока не видела ни внутренней охраны Главного Агентства Пропаганды, ни полиции, но предполагала, что на нее уже объявлена самая настоящая охота. Латэла достаточно хорошо знала методы работы охранников и полицейских по фильмам и документальным репортажам. Поэтому еще до входа в лифт избавилась от мобильного телефона, по сигналу которого ее могли выследить.

Проехав шесть этажей, Латэла вновь пересела на другой лифт. На следующих этажах размещался отдел продовольственных товаров, в котором она проработала несколько лет — вначале секретаршей, а потом и старшим рекламистом. Здесь ее многие знали, и поменять лифт она решила заранее, чтобы не встречаться со знакомыми в коридоре.

Правда, эти меры предосторожности не помогли. В лифт вошли две девушки, с которыми Латэла поддерживала приятельские отношения еще во времена секретарской работы. Но карьера Латэлы резко пошла вверх, а ее подружки так и остались секретаршами. Последний раз они виделись больше месяца назад.

Одна из девушек, Дамина, с восторгом и затаенной завистью оглядела Латэлу с ног до головы:

— Здравствуй, милочка. Давно ты не радовала нас своими посещениями. Впрочем, обладательнице одежды от Дома Данликалло ни к чему водить дружбу с простыми секретаршами.

Только теперь Латэла заметила, что ее офисный костюм ничуть не пострадал от схватки с телохранителями. Это удивило ее даже больше, чем то, что она смогла легко победить четверых тренированных охранников.

Вторая девушка, Лакида, не была столь язвительна:

— Латэла, как у тебя дела? Как с личной жизнью? Ты еще встречаешься с Набом Шуадом?

— С кем? — переспросила Латэла, думая совершенно о другом.

— Ну, с тем симпатягой, с которым ты познакомилась на вечеринке у Рапила?

Латэла с трудом вспомнила, что, действительно, какое-то время была немного влюблена в менеджера автоторговой фирмы Наба Шуада. Но расстались они так же легко, как и познакомились. После нескольких встреч ни Латэла, ни Шуад не нашли друг в друге ничего особенного.

Однако ложь так глубоко въелась в сознание всех людей, работавших в Главном Агентстве Пропаганды, что даже в обыденной жизни они не могли говорить правду.

Поэтому подружки услышали другую версию:

— Я дала Шуаду полную отставку. Он преследовал меня, как маньяк. Спал в машине у моего дома, чтобы утром подарить букет цветов, водил в самые дорогие рестораны. Но мне он надоел, и я его отшила. Он до сих пор пытается со мной встретиться. Страдает, бедняга.

— Правда? — хором воскликнули Лакида и Дамина.

Латэла увидела, что лифт приближается к нужному ей этажу и нажала на кнопку остановки.

Затем она повернулась к подружкам и рассмеялась с истеричными интонациями:

— Конечно, неправда! Правда в том, что несколько минут назад я убила Райнола Равалдо и сейчас скрываюсь от полиции.

Девушки присоединились к ее смеху.

— С чувством юмора у тебя все в порядке! — сказала Лакида, доставая из сумочки зеркало, чтобы проверить макияж.

— Куда уж лучше…

Двери лифта открылись. Латэла запнулась на полуслове. В коридоре стояли двое охранников и сжимали в руках направленные на нее пистолеты.

— На колени! Руки за голову! — крикнул один охранник.

Лакида, Дамина и другие женщины, ехавшие в лифте, оглушительно завизжали.

Воспользовавшись секундным замешательством охранников, Латэла пригнулась и прыгнула вперед. Она ушла с линии огня, и пули пролетели над ее головой. Латэла перекатилась через голову и ударами ног повалила охранников на пол, не дав им сделать больше ни одного выстрела.

В лифте позади нее послышались крики раненных. Но у Латэлы не было времени выяснять, кто пострадал. Она подняла с пола выроненные охранниками пистолеты и помчалась по коридору.

На этом этаже Латэла остановилась, так как знала, что здесь находится навесной мост-переход из офисного небоскреба в соседнее здание, где располагались съемочные студии. Но, как оказалось, не только она помнила об этом пути отступления. Охранники, несомненно, ожидали, что она воспользуется этой дорогой.

Поэтому Латэла изменила свой первоначальный план. Вместо того, чтобы бежать к переходу, она повернула к пожарной лестнице. Спустившись по безлюдной лестнице на два этажа вниз, Латэла вновь вернулась в общий коридор и смешалась с толпой. Пистолеты она выбросила в ближайший бак для мусора.

Стараясь не попадать в объективы видеокамер, Латэла направилась к лифтам. Она надеялась, что ей удалось запутать следы и на некоторое время сбить преследователей со следа.

Действительно, в лифте на Латэлу никто не обратил внимания. Она беспрепятственно спустилась на третий этаж небоскреба. Ехать вниз Латэла не решилась. Она нисколько не сомневалась в том, что все выходы из здания заблокированы.

Но существовал еще один способ бегства, о котором полиция могла не догадаться. Латэла быстрым шагом пошла по этажу, стараясь сориентироваться в переплетении коридоров, дверей и перегородок. На третьем этаже располагались помещения для обслуживающего персонала: уборщиков, почтальонов, электриков, механиков. Здесь было многолюдно, но Латэла в своем дорогом костюме слишком выделялась из общей массы. Люди оборачивались ей вслед, и Латэла поняла, что у нее в запасе всего несколько минут.

К счастью, Латэла быстро нашла то, что искала. Зайдя в подсобное помещение, где были сложены штабеля щеток и бастионы пакетов с чистящими средствами, она выглянула в окно и убедилась, что не ошиблась.

Прямо под ней виднелся навес над лавочкой торговца цветами из сине-красной полосатой ткани. Еще вчера Латэла никогда не вспомнила бы об этой лавочке и тем более никогда не нашла бы нужную дорогу. Но сегодня все ее чувства были обострены до предела, и в голове разрабатывались совершенно четкие и решительные планы действий.

Схватив щетку, Латэла одним ударом разбила стекло и отбила осколки по краям, чтобы не порезаться. На звон сбежались люди, но никто не решился приблизиться к Латэле. Поэтому она совершенно спокойно взобралась на подоконник, рассчитала силу прыжка и с силой оттолкнулась обеими ногами.

Навес из плотной ткани мягко принял Латэлу, и она без труда соскользнула вниз. Многочисленные прохожие наградили Латэлу громкими хлопками. Люди озирались в поисках кинокамер, ничуть не сомневаясь, что стали свидетелями одного из трюков снимаемого фильма.

Латэла быстро зашагала по тротуару, стараясь как можно быстрее покинуть окрестности небоскреба. За спиной она услышала рев полицейских сирен. Быстро обернувшись, Латэла увидела, как два винтолета кружат возле разбитого окна. Еще один пролетел в сторону небоскреба прямо над ее головой.

Латэла поняла, что ее голография еще не поступила в бортовые компьютеры полицейских машин, иначе бы ее уже засекли сканеры. Впрочем, ждать оставалась недолго. Скоро анализаторы запаха соберут образцы на подоконнике и на навесе и поведут винтолеты по «горячему» следу.

Латэла начала озираться вокруг, ища пути для бегства. И нашла. Правда, эта дорога была ей чужда и незнакома. Но ничего лучшего Латэла не обнаружила, поэтому отправилась ко входу в Подземку.

Вначале она удивилась, увидев в престижном районе гигаполиса указатель: «Метростанция Площадь Кабирала», но потом поняла, что не все люди, работавшие в Главном Агентстве Пропаганды и окрестных офисных зданиях, добираются до работы на личных автомобилях. Обслуживающий и технический персонал вынужден был ежедневно пользоваться Подземкой.

Осторожно, словно пробираясь во вражеский лагерь, Латэла прошла через прозрачные двери. Ее обгоняли другие люди, толкали в спину и пихали в бок локтями. Латэла уже начала сомневаться в правильности выбранного пути, но приближавшийся звук полицейских сирен заставил ее ускорить шаг.

О Подземке Латэла знала не так уж много. В основном, все эти сведения были получены из боевиков, в которых храбрый полицейский спускался под землю, преследуя опасного преступника. Подземка была оборотной стороной респектабельного и делового гигаполиса Птиола. Подземка состояла не только из метростанций, метропутей и переходов между станциями. Она включала в себя и подземные магазины, и автостоянки, и канализационные тоннели, и электрошахты, и компрессорные подстанции водопровода, и прочие коммуникации и сооружения, обеспечивавшие жизнь гигаполиса.

Богатые обитатели Птиола с презрением относились к тем, кто передвигался на метропоездах или иных видах общественного транспорта. Любой приличный человек обязан был иметь личный автомобиль, класс которого подчеркивал социальный статус владельца. Тот, кто не обладал автомобилем, не мог считаться полноценным членом демократического общества.

Латэла также разделяла эти убеждения, ни разу в жизни она не пользовалась метропоездом, но именно в таинственной Подземке вынуждена была теперь искать защиту и спасение.

* * *

Вначале Подземка не показалась Латэле такой опасной и зловещей, как ее изображали в фильмах и детективных романах. Конечно, люди здесь выглядели чрезвычайно серо и однообразно, лица их были осунувшимися и усталыми. Никто не улыбался, наоборот, стоя в очереди к преграждавшим вход турникетам, люди неприязненно косились друг на друг на друга, норовили подтолкнуть соседа, словно надеялись, что очередь от этого будет двигаться быстрее.

Но грубость и неприветливость Латэла отнесла на усталость людей и неустроенность их нищенского существования. Она не столько презирала этих простолюдинов, не сумевших подняться в этой жизни хотя бы на первый «надземный» уровень, сколько жалела их.

Латэла встала в очередь, но внезапно вспомнила, что все ее кредитные карточки и наличные деньги находились в сумочке. А сумочку она оставила в зале совещаний. Там же остались и ее документы, и ключи от дома, и дистанционный пульт управления автомобилем.

— Впрочем, едва ли мне теперь понадобятся документы, — усмехнулась Латэла. — Полиция заберет меня, ориентируясь по голографии, а мой дом и лимузин давно уже взяты под охрану. Но вот деньги сейчас бы пригодились…

Однако воспользоваться деньгами для прохода через турникет Латэла все равно бы не успела. Обернувшись в очередной раз, она увидела вооруженных полицейских, бегущих ко входу в метростанцию.

— Извините! — Латэла начала пробираться вперед, расталкивая стоящих в очереди людей.

— Куда лезешь?! — послышались недовольные голоса.

— Не толкайся, корова!

— Не пускайте ее без очереди!

Особенно возмущались женщины. Мужчины провожали Латэлу восхищенно-оценивающими взглядами и не столько преграждали ей путь, сколько тянули руки к ее юному ухоженному телу. На фоне женщин Подземки Латэла, действительно, выглядела, как сошедшая с небес богиня.

Латэла оборачивалась все чаще и чаще. Полицейские уже вошли внутрь станции и теперь осматривали очередь у турникетов. Латэлу они пока не замечали, так как она старалась прятаться за особенно массивными и рослыми мужчинами.

Но удача не могла все время быть на стороне Латэлы.

— Вот она! — закричал один из полицейских. — Латэла Томпа, приказываю немедленно остановиться!

Латэла понадеялась на то, что полицейские на станут стрелять в толпу, и рванулась к турникету, раскидывая людей в стороны. Она перепрыгнула через створки турникета и тут же пригнулась, так как полицейские все-таки открыли огонь. Пули раскалывали облицовочную плитку на стенах, рикошетили, попадали в ни в чем не повинных людей. Завсегдатаи Подземки привычно повалились ничком на пол. Закричали и застонали раненные.

— Стой! Будем стрелять на поражение! — кричали полицейские, хотя стрельба уже началась, и появились первые жертвы.

Разумеется, Латэла не остановилась. Петляя и пригибаясь, она помчалась вниз по широкой лестнице.

— Перекрыть все выходы! — слышала Латэла крики отставших полицейских. — Стой! Стой!

Она вихрем промчалась по движущемуся эскалатору и оказалась на платформе. Метропоездов еще не было видно, и Латэла, быстро осмотревшись, побежала к указателю, обозначавшему переход на метростанцию другой линии. К ее удивлению, находившиеся вокруг люди ничуть не беспокоились, слыша выстрелы и крики у входа. Они понуро торопились по своим делам и, похоже, мало интересовались тем, что происходило всего в какой-нибудь сотне метров от них. Впрочем, может быть, они просто уже привыкли к перестрелкам и полицейским облавам в Подземке.

Все это играло на руку убегающей Латэле. Никто не помогал полицейским, никто не собирался задерживать бегущую девушку. Оказавшись на следующей платформе, Латэла увидела стоящий метропоезд с открытыми дверьми и полицейских, пробирающихся сквозь толпу с противоположной стороны станции. Полицейские были так поглощены преодолением встречного людского потока, что пока не замечали Латэлу.

Воспользовавшись этим, Латэла вбежала в двери метропоезда и постаралась встать так, чтобы ее не было видно с платформы. Люди косились на хорошо одетую женщину, но молчали.

Раздался механический голос:

— Осторожно, двери закрываются! Следующая метростанция «Проспект Варолда».

Двери с легким шипением закрылись. Метропоезд тронулся с места и начал быстро набирать скорость. Латэла увидела стоявших на платформе полицейских, которые внимательно разглядывали внутренности двигавшихся мимо вагонов. Латэла села на корточки и укрылась за спинками сидений. Она надеялась, что полицейские ее не заметили.

Действительно, когда метропоезд остановился на следующей станции, Латэла не увидела ни одного полицейского. Но все же она вышла и пересела на другую линию, чтобы окончательно запутать следы.

В метропоезде, на который она села, пассажиров было немного. С одной стороны, Латэле труднее было затеряться, но, с другой стороны, она получила возможность сесть на свободное сидение и немного передохнуть.

В горячке погони Латэла думала только о том, как скрыться от преследования. Теперь же, получив передышку, она осознала, ЧТО совершила, и ЧТО может ожидать ее в дальнейшем. И вновь Латэла ощутила раздвоение сознания. ПРЕЖНЯЯ Латэла пребывала в шоке и готова была упасть в обморок. НОВАЯ Латэла испытывала гордость от того, насколько ловко сумела оторваться от погони и раствориться в недрах Подземки. Обе Латэлы были согласны только в одном: возврата к прежней благополучной жизни нет и быть не может.

Глава 6. Тайная жизнь Подземки гигаполиса Птиола.

Должно быть, на некоторое время Латэла задремала. Но, услышав, что кто-то называет ее имя, мгновенно стряхнула дремоту и настороженно огляделась. Оказалось, что опасности нет никакой. Звук исходил из портативного телеприемника, который держал в руках один из пассажиров. Экрана Латэла не видела, но звук был включен достаточно громко, чтобы его можно было расслышать сквозь стук колес метропоезда на стыках рельсов.

— …Я, Агала Котран, корреспондентка Круглосуточного Информационного Канала, получила самые свежие сведения о сегодняшнем суперкровавом происшествии. Напоминаю нашим телезрителям, что речь идет об особо опасной преступнице Латэле Томпа, на счету которой десятки убитых и раненых…

Услышав это, Латэла еще раз осмотрелась. Ее изображение, наверняка, уже демонстрировалось по всем телеканалам в каждом выпуске новостей. Пассажиры Подземки могли узнать ее и сообщить в полицию. Впрочем, увидев вокруг себя одни лишь равнодушные, безразличные, унылые лица, Латэла успокоилась. Здесь, в этом подземном мире, люди были настолько озабочены своими собственными проблемами, что не обращали внимания на окружающих… Или делали вид, что не обращали…

А телеприемник между тем продолжал вещать:

— …Сейчас у полиции нет уверенности, явились ли преступления Латэлы Томпа результатом внезапного помешательства, или же они были заранее спланированы. Известны только подтвержденные свидетелями факты: вначале Латэла Томпа убила любимца всей Велпасии, лучшего актера десятилетия Райнола Равалдо и покушалась на жизнь величайшего режиссера современности Крейла Кирса. Благодаря решительным и мужественным действиям охраны Кирс остался цел и невредим, а Латэла Томпа вынуждена была бежать. При попытке задержать ее в здании Главного Агентства Пропаганды Латэла Томпа открыла огонь из автоматического оружия. Были ранены несколько гражданских лиц…

Латэлу не удивила подобная ложь. Ведь не станет же корреспондентка рассказывать, что перестрелку в переполненных людьми лифтах и коридорах начала служба охраны.

— …После этого Латэла Томпа сумела выбраться из здания и попыталась скрыться на метростанции «Площадь Кабирала». Полиция блокировала входы и сделала все возможное для обеспечения безопасности пассажиров. Несмотря на усилия мужественных стражей порядка, Латэле Томпа удалось скрыться, оставив на своем кровавом пути десятки раненых и убитых. Некоторые офицеры службы безопасности полагают, что Латэла Томпа действовала не одна. Ей, несомненно, помогали сообщники. Иначе как объяснить, что преступница сумела скрыться от мощи нашего демократического правосудия? По данным из неофициальных источников мне стало известно, что речь может идти о принадлежности Латэлы Томпа к тайной организации «Народные Мстители»…

Дальше Латэла слушать не стала. Агала Котран начала нести полную чушь, которой могли поверить лишь неискушенные в рекламном и новостном бизнесе обыватели. Тайные, неуловимые и до сих пор никем не разоблаченные террористические организации Латэла считала очень удачным вымыслом чиновников и оплачиваемых ими журналистов. На мифических террористов списывались все происходившие аварии и катастрофы.

Вместо того, чтобы отчитываться об израсходованных финансах или расписываться в собственной профессиональной непригодности, чиновники заявляли, что, к примеру, поезд сошел с рельс не из-за того, что деньги на ремонт дороги были украдены, а по причине диверсии какой-нибудь выдуманной «Армии Сопротивления». Точно так же и теперь. Полиция не могла признать, что молодая девушка легко обманула многочисленную и хорошо оплачиваемую армию стражей порядка. Руководству было выгоднее заявить, что иметь дело пришлось не с одной Латэлой, а с целой преступной организацией.

Опытный рекламист Латэла Томпа слишком хорошо знала, как создается пропагандистская ложь, поэтому со смесью презрения и насмешки выслушала заключительные слова корреспондентки:

— …Официальные представители полиции заверили меня, что опасная преступница Латэла Томпа будет обнаружена и обезврежена в самые кратчайшие сроки. Мы передаем ее портрет, чтобы все честные граждане Птиола оказали содействие в поимке преступницы.

На всякий случай Латэла наклонила голову вниз и притворилась спящей. Хотя теперь ей было не до сна. Все ее органы чувств были напряжены, а мозг искал выход из сложившейся ситуации. Эйфория после удачного бегства быстро улетучивалась и наступало отрезвление. Латэла осталась без денег, без знакомств, без документов в чужом мире Подземки. Ее преследовала не только полиция. Как только за ее поимку будет объявлено вознаграждение, любой житель Птиола с радостью сообщит о ее местонахождении.

Исподлобья, не поднимая головы, Латэла начала изучать схему метро на противоположной стене. К ее собственному удивлению, она быстро разобралась в переплетении метропутей и переходов между метростанциями. Оказалось, что сейчас Латэла находилась в метропоезде, который двигался в сторону района «Керлон», где недавно были выстроены высотные многоквартирные домов. Латэла знала, что в таких районах в основном жили рабочие и мелкие служащие. Она никогда в жизни не бывала в бедных кварталах и потому засомневалась в правильности выбранного пути.

Латэла уже начала подумывать, не сделать ли очередную пересадку, когда ее размышления были внезапно прерваны. На очередной метростанции в полупустой вагон ввалилась шумная компания из пятерых юношей. К шестнадцати-восемнадцати годам их тела выросли под два метра, мускулы налились силой, тогда как извилины в черепных коробках по-прежнему пребывали в зачаточном состоянии.

Юноши громко смеялись, толкались, пили пиво из бутылок и кидали друг в друга жареным картофелем. Капли и крошки при этом щедро сыпались на сидевших пассажиров, но никто из них не решился сделать замечание распоясавшимся подонкам.

На следующей остановке веселящаяся компания выкинула пустые бутылки на перрон и со смехом пронаблюдала, как люди отшатнулись от брызнувших во все стороны осколков. И вновь никто не попытался остановить наглых молодчиков. Чувство безнаказанности опьянило их сильнее, чем алкогольный напиток.

Когда метропоезд поехал, самоуверенные негодяи двинулись по проходу между сидениями, нарочно толкая людей и по мере возможностей наступая им на ноги. Каждая такая удача сопровождалась дружным хохотом и весьма обидными высказываниями в адрес тех, кто не успел вовремя поджать ноги.

Компания приближалась к Латэле. Девушка еще ниже склонила голову и постаралась стать незаметной. Это у нее не получилось — уж слишком выделялись дорогая одежда Латэлы, ее ухоженные кожа и волосы из общей серой массы пассажиров метропоезда.

С замиранием сердца Латэла почувствовала на себе взгляды пятерых негодяев. Они затихли, подталкивая друг друга локтями и с ухмылками указывая на намеченную жертву.

Возле Латэлы раздались громкие уверенные шаги, и юношеский, слегка надтреснутый, но полный заносчивости голос произнес:

— Смотрите, братаны, какая цыпочка залетела в наш курятник!

Латэла притворилась, что эти слова относились не к ней.

Увидев, что его игнорируют, юноша от слов немедленно перешел к делу. Он попытался протиснуть свое колено между сжатых коленей Латэлы. Компания загоготала.

— Ну что, твердо? — спросил заводила. — А повыше колена у меня еще тверже!

Не поднимая головы, Латэла бросила быстрые взгляды по сторонам. Никто из пассажиров не смотрел в ее сторону. Наоборот, все сидели, делая вид, что ничего не происходит. Никто не собирался вступаться за честь женщины или вызывать полицию.

Юноша протянул руку и взял Латэлу за подбородок:

— Посмотри на меня, цыпочка. Разве я тебе не нравлюсь?

Телом Латэлы вновь завладела неведомая сила. Одним легким движением она смахнула в сторону руку юноши. Тот взвизгнул от боли, отпрыгнул и начал потирать ушибленное место.

Не вставая, Латэла уверенно и насмешливо осмотрела всех пятерых подонков:

— Сегодня не ваш день, щенята. Пошли прочь, пока я вас не погнала пинками!

— Ах ты стерва! — вскричал ушибленный заводила. — Ты что, не видишь, что нас пятеро?!

Латэла вскочила, словно ее подбросила невидимая пружина. Латэла не обладала силой Найи Кайдавар, но ее боевое искусство было совершенно и смертоносно. Двое негодяев мгновенно оказались на полу. Латэла даже не знала, оглушены они или убиты. Тело действовало самостоятельно и не отчитывалось перед головой, куда и какой силы наносятся удары.

— Ты говорил, что вас пятеро? — торжествующе усмехнулась Латэла. — Но ведь вас уже трое.

Не отрывая взгляда от выпученных глаз главаря, двумя молниеносными ударами она уложила на пол еще двух членов шайки.

— Вот ты и остался один, — сказала Латэла. — Что собираешься делать дальше?

Юноша находился совсем не в том состоянии, когда принимают разумные решения. Он выхватил складной автоматический нож. Лезвие раскрылось с металлическим щелчком.

Латэла позволила нападавшему сделать всего один выпад. После чего выбила нож из его руки, повалила лицом на пол, подняла нож и воткнула его по самую рукоятку в мягкие ткани тела, расположенные ниже спины. Юноша зашелся в вопле. Латэла стукнула его по голове, чтобы успокоить. В вагоне метропоезда наступила тишина.

Пассажиры старательно делали вид, что ничего особенного рядом не происходит. Но Латэла чувствовала, что за ней следят десятки внимательных глаз.

Она громко произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Если кто-нибудь вздумает рассказать обо мне полиции, то я найду его и искалечу так, что он пожалеет, что остался жив. Всем ясно?

Латэла убедилась, что обитатели Подземки понимают только один язык — язык силы, жестокости и угроз.

Метропоезд начал тормозить. Латэла склонилась над неподвижными телами и быстро обшарила их карманы. Еще вчера подобное просто не пришло бы ей в голову. Но изменившаяся Латэла сделала это быстро, ловко и так естественно, словно всю жизнь занималась потрошением чужих карманов. Остаткам прежней Латэлы осталось лишь со смесью удивления и радости подсчитывать «улов».

Оказалось, что юные мерзавцы имели при себе довольно значительные суммы в наличных деньгах. Это было именно то, в чем нуждалась Латэла. Кроме того, она сдернула с безвольного тела одного из юношей легкую куртку и, преодолев брезгливость, надела ее на себя. Куртка была велика, но зато полностью скрыла офисный костюм номер сорок шесть от Дома Данликалло. Второпях распихав по карманам наличность, Латэла успела закончить перевоплощение к тому времени, когда поезд остановился на метростанции.

Латэла выскочила в раскрывшиеся двери и, пройдя быстрым шагом несколько десятков метров, резко обернулась, чтобы проверить, не следит ли за ней кто-нибудь. Ее опасения оказались напрасны. Никто из пассажиров, ставших свидетелями расправы, не покинул своих мест. Вновь вошедшие в вагон люди спокойно занимали свободные сидения, не беспокоясь о том, что на полу лежат пять тел, не подававших признаков жизни.

— Подземка оказалась именно такой, какой ее описывают, — с некоторой долей удивления вынуждена была признать Латэла. Удивлена она была тем, что в Велпасии хоть о чем-то сообщали сравнительно правдивую информацию.

Пройдя по метростанции, Латэла задумалась над тем, куда ей двигаться дальше. Пересадок на другие пути здесь не было, наверх выходить было небезопасно. Впрочем, и в Подземке также надо было постоянно опасаться как полицейских, так и преступников.

Осмотревшись вокруг, Латэла заметила рекламный голографический экран, призывающий посетить кафе «Закуси на бегу». «Новая» половина раздвоенного сознания девушки сразу оценила удобство расположения подземной закусочной. Она находилась рядом с эскалаторами, ведущими наверх, так что, сидя за столиком, можно было вовремя заметить спускавшихся на станцию полицейских. «Старая» половина Латэлы не задумывалась о таких вещах. Она просто кричала: «Есть! Я хочу есть!» Не удивительно, ведь после легкого завтрака у Латэлы во рту и крошки не было.

Приближаясь к кафе, Латэла наблюдала за действиями немногочисленных посетителей и с удивлением обнаружила, что они сами подходят к прилавку, сами заказывают еду, сами ее оплачивают, и сами несут к столикам. Как это было непохоже на надземные рестораны, где менеджеры-диетологи составляли меню для своих клиентов, а предупредительные официанты разносили заказы.

— Теперь я живу новой жизнью, — напомнила себе Латэла.

Смирив свою гордость, она встала в очередь к продавцу и принялась изучать названия предлагаемых блюд. Практически все они были незнакомы Латэле, и, когда пришло время заказывать, она выбрала самые дорогие, предположив, что они окажутся наиболее качественными и полезными для здоровья.

Получив поднос с едой и напитками, Латэла расплатилась наличными и заняла столик, с которого просматривались и эскалаторы, и большая часть перрона метростанции. Убедившись в относительной безопасности своего местоположения, Латэла приступила к трапезе.

Вкус дешевой «подземной» пищи оказался непривычен, но не отвратителен. Правда, и особого удовольствия он Латэле не доставил. На этот раз привередничала «старая» половина сознания, подсчитывающая, сколько с каждым проглоченным куском в организм попадает калорий, канцерогенов, нитратов, солей тяжелых металлов и прочих гадостей.

Тщательно разжевывая пищу и настороженно озираясь по сторонам, Латэла подумала, что похожа сейчас на хищницу из семейства кошачьих, случайно попавшую в мир людей. Ей не давала покоя мысль, что она сходит с ума. Иначе как можно было объяснить все то, что она натворила сегодня?

Впрочем, вспомнив свои беседы с психоаналитиком, Латэла усомнилась и в своем безумии. Если она критически относилась к своему психическому состоянию, то, скорее всего, была здорова. Вот если бы она была уверена, что абсолютно нормальна и психически адекватна, то тогда бы, наверняка, являлась сумасшедшей. По крайней мере, так утверждала официальная медицина.

Углубившись в самотестирование, Латэла на какое-то время упустила из вида переменчивый окружающий мир. Поэтому для нее полной неожиданностью стало появление сгорбленной женщины в длинном мятом плаще и в шляпе, загнутые вниз поля которой закрывали лицо. Женщина бесцеремонно уселась за столик Латэлы, хотя в руках у нее не было подноса с пищей.

Латэла внутренне возмутилась, но промолчала.

Женщина несколько секунд молча посидела, а потом тихо произнесла:

— Нам надо уходить отсюда. Тебе угрожает опасность. Я тебе помогу.

Латэла едва не подавилась едой:

— Ты, собственно, кто такая?

— Не важно, кто я. Важно, кто ты. За тобой охотится полиция. Значит, ты наш друг. Друзьям мы помогаем. Так что вставай и иди за мной.

— Никуда я не пойду, — заявила Латэла. — Сначала объясни мне, чего ты от меня хочешь? Кто ты?

— Нет времени. Все хозяева подземных кафе стучат полиции. Тебя, Латэла Томпа, уже узнали. Если ты не пойдешь за мной, через пять минут тебя схватят.

Сказав это, женщина встала и неожиданно быстро зашагала прочь. Латэла колебалась всего несколько мгновений. Затем вскочила и побежала следом. Краем глаза она отметила, что продавец, увидев ее уход, занервничал и наклонился, скрывшись за стойкой.

— У него там телефон, — сообразила Латэла.

Она еще не готова была доверять своей неожиданной спасительнице, но не могла не признать, что поведение продавца очень и очень подозрительно.

Следуя за провожатой, Латэла была готова к любым неожиданностям. Но женщина шла, не оборачиваясь и не разговаривая. Они поднялись на эскалаторе и вместо того, чтобы направиться к выходу из метростанции, свернули вбок, к техническим помещениям.

Задержавшись возле одной из дверей, на которой был нарисован череп с перекрещенными костями, таинственная женщина подобрала ключ из большой связки и отперла замок. Пропустив вперед Латэлу, женщина сказала:

— Стой на месте. Тут везде высокое напряжение.

В неярком рассеянном свете, исходившим от нескольких тусклых лампочек, Латэла разглядела окружавшие ее толстые провода и внушительные рубильники.

Заперев за собой дверь, женщина вновь пошла впереди.

— Осторожно, — время от времени предупреждала она, указывая на концы оголенных проводов, скрывавшихся в самых неожиданных местах.

«Новая» Латэла готова была поспорить, что это сделано нарочно, чтобы затруднить передвижение непрошеным гостям. Пройдя через опасный участок, женщина открыла еще одну дверь. За ней оказалась узкая винтовая лестница, ведущая вниз.

— Быстрее, — приказала женщина, — у нас мало времени.

Спустившись вниз на несколько метров, лестница сделала полный оборот, и Латэла увидела еще одну металлическую дверь. Женщина продолжала спускаться. Они прошли несколько этажей, прежде чем женщина сказала:

— Пришли, — хотя лестница уходила дальше вниз и терялась во тьме бездонной шахты.

Открыв дверь, женщина пошарила рукой и включила тусклую лампочку. Латэла увидела небольшое помещение, которое почти полностью занимала маленькая открытая четырехместная дрезина. Дрезина была приподнята и закреплена на механическом подъемнике. За ней виднелись узкие рельсы, которые расходились в обе стороны и исчезали в темных отверстиях узкого тоннеля.

Несколько раз повернув рычаг, женщина привела в действие механизм, который опустил дрезину и поставил ее на рельсы.

— Садись, — показала женщина на дрезину. — Ты не боишься темноты?

— Нет.

— Тогда беспокоиться не о чем.

Загадочная спутница Латэлы села на место водителя и одним нажатием кнопки запустила электродвигатель. Дрезина тронулась с места и быстро покатилась по рельсам. Свет в опустевшем помещении погас, стоило только въехать в тоннель. Наверное, сработало автоматическое устройство отключения. Путешественниц мгновенно окружила непроглядная темнота. О том, что она не одна, Латэла могла судить лишь по дыханию женщины и по теплу ее тела. Кроме того, потоки воздуха сообщали, что стены и потолок совсем рядом, поэтому Латэла инстинктивно пригнулась.

— Куда мы едем? — спросила Латэла спустя несколько минут.

— Это линия идет параллельно основным метропутям, — невпопад ответила женщина. — Она давно не используется, и начальство считает, что все дрезины сгнили от старости. Однако мы нашли их и восстановили.

— Мы? — переспросила Латэла. — Кто это «мы»?

— Имей терпение, — строго сказала женщина. — Скоро ты все поймешь.

— Скажи хотя бы, как тебя зовут?

— Огала Ротта.

— Огала, куда мы едем? — Латэла постаралась придать своему голосу побольше решительности.

— Я везу тебя к друзьям. Они тебе помогут.

Поняв, что разговорить Огалу не удастся, Латэла замолчала. Так они ехали минут пятнадцать. За это время Латэла не увидела даже проблеска света. Но по эху от стука колес и по изменению плотности встречного потока воздуха она поняла, что еще трижды дрезина проезжала мимо станций, видимо, подобных той, через которую они попали в этот тоннель. Вполне возможно, что и на них находились готовые к применению дрезины.

Совершенно внезапно Огала притормозила и включила фары, которые, как выяснилось, у дрезины все-таки существовали. Латэла невольно зажмурилась, так как переход от тьмы к свету оказался слишком резок, но почти сразу же начала осматриваться прищуренными глазами.

Тоннель оказался даже уже, чем казался в темноте. Массивные полукруглые бетонные своды гнетуще нависали над головами путешественниц. Латэла даже порадовалась, что раньше они ехали в темноте. Едва ли она смогла бы выдержать зрелище проносящихся мимо серых стен.

Огала вела дрезину медленно, словно чего-то искала. Цель ее поисков возникла совершенно неожиданно. В стене открылась довольно просторная ниша, занятая точно таким же механизмом, который устанавливал дрезину на пути.

Огала остановила свой транспорт возле подъемника и сказала Латэле:

— Выходи, только будь осторожна. Не наступай на рельсы.

Следом за своей провожатой Латэла выбралась из дрезины и протиснулась мимо механизма на свободное место. Огала несколько раз повернула рукоятку подъемника. Тот зацепил дрезину, снял ее с рельс и убрал в нишу, освободив дорогу для других подобных средств передвижения.

Огала нащупала на гладкой бетонной стене нужное место и надавила. Замаскированная панель повернулась, открыв пульт управления с разноцветными кнопками. Огала набрала сложную комбинацию. За стеной послышалось шипение пневматических приводов. Сбоку открылся узкий проход, образованный отошедшей в сторону панелью.

Огала сделала рукой приглашающий жест:

— Прошу пожаловать в наше убежище.

— Только после тебя, — ответила Латэла.

Женщина издала звук, похожий на сдавленный смешок, но вошла первой. Латэла не отставала от нее, чтобы в случае опасности использовать, как живой щит. Но открывшийся перед глазами вид настолько поразил ее, что она забыла о своей проводнице, и даже не заметила, как за ней закрылась потайная дверь.

Латэла и ее спутница находились на небольшой металлической площадке, прилепившейся к стене невероятно огромного помещения. Гигантские механизмы непонятного назначения пыхтели, сопели, ухали и урчали. Из них во все стороны разбегались чудовищно толстые трубы. По стенам тянулись кабели толщиной с человеческую ногу. В сравнении с этими огромными устройствами узкие металлические лесенки и переходы, предназначенные для людей, казались муравьиными тропинками.

— Что это? — выдохнула Латэла.

— Это водонапорная станция, обслуживающая район «Погорельники», — равнодушно произнесла Огала, а потом более торжественно добавила: — Здесь наше убежище.

Латэла вспомнила, что этот район Птиола был построен сравнительно недавно. В нем преобладали многоэтажные жилые дома. Наверное, именно поэтому водонапорная станция была оборудована такими титаническими насосами.

Огала сняла свою шляпу, смяла ее и запихнула в карман плаща. Латэла с удивлением посмотрела на свою провожатую. Несмотря на то, что она легко двигалась и обладала немалой силой, Латэла считала, что это женщина средних лет. На самом же деле Огала была почти ее ровесницей, может, лишь на два-три года постарше. Ее старили согнутая фигура и седая прядь в волосах.

Где-то внизу под площадкой послышались человеческие шаги, хорошо слышимые, так как каблуки топали по железным мосткам. Латэла насторожилась, но постаралась сохранить внешнюю невозмутимость.

— Ну как? — послышался мужской голос.

— Все в порядке, Бэр, — откликнулась Огала. — Я ее привезла. Можно сказать, выхватила прямо из-под носа у полицейских.

— Спускайтесь, мы вас ждем.

— Вот лестница, — показала Огала Латэле.

Латэла не сдвинулась с места.

— Ах, да, — спохватилась Огала, — только после меня.

Она довольно ловко начала спускаться с площадки по крутой лестнице, похожей на корабельный трап. Последовав за ней, Латэла увидела молодого мужчину лет тридцати — тридцати пяти, одетого в рабочий комбинезон с эмблемами Службы Городского Водоснабжения.

— Добро пожаловать в наш мир, Латэла Томпа, — дружелюбно улыбнулся мужчина.

Латэлу сразу расположили его серые глаза, высокий лоб и приятные черты лица. Мужественными их назвать было нельзя, а приятными — можно.

Но, несмотря на возникшую симпатию, Латэла с напором произнесла:

— Мне объяснят, в конце концов, кто вы такие и что вам от меня нужно?!

Огала тихо пробормотала себе под нос, но так, чтобы это услышала Латэла:

— Скорее, это тебе что-то нужно от нас.

Мужчина в комбинезоне был более приветлив:

— Меня зовут Бэр Лигволд. Я возглавляю ячейку организации «Народная правда». Наверное, ты о нас слышала?

— Слышала, — механически ответила Латэла.

Она очень удивилась. До сих пор Латэла была совершенно уверена, что подобных организаций в действительности не существует.

Лигволд принял удивление девушки за недоверие. Он сказал:

— Я понимаю, что словам ты теперь не веришь. Что же, приглашаю тебя в наше убежище. Там ты получишь помощь и защиту. Надеюсь, это убедит тебя, что мы твои друзья, и что мы те, кем себя называем.

Бэр указал на маленькую металлическую дверцу, едва заметную среди огромных машин и механизмов.

Огала прошла вперед и открыла дверь. Бэр сделал один шаг и вопросительно посмотрел на Латэлу:

— Так ты идешь?

Латэла решилась и, пригнувшись, вошла. Здесь ее поджидал еще один сюрприз. Латэле показалось, что она вошла в обычную городскую квартиру. Ее глазам открылась просторная гостиная с коврами, закрывавшими металлические пол и стены и удобными диванами вокруг низкого круглого стола. Несколько дверей наводили на мысль о том, что за ними находятся не менее комфортные комнаты.

На одном диване сидели два человека — мужчина и женщина — и о чем-то увлеченно беседовали. Увидев Латэлу, они замолчали и оглядели ее вежливыми, но внимательными взглядами.

Мужчина встал:

— Добро пожаловать в нашу компанию, Латэла. Меня зовут Валн, но все называют меня «Бумерангом». Не потому, что я люблю возвращаться, а потому, что люблю делать «Бу-у-ум!»

Он показал руками взрыв и клубы дыма.

— Меня зовут Ирда, — представилась женщина. — Я считала, что тоже кое-что умею, но в сравнении с тобой, Латэла, я признаю себя дилетанткой.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Латэла.

— Я говорю о твоих сегодняшних подвигах. Ты легко раскидала четверых охранников из Бюро Персональной Защиты. Если не секрет, кто твой учитель?

— Мой отец… — Латэла замялась, не зная, что говорить дальше, как объяснить, что в последнее время ее телом иногда управляет кто-то другой.

Ее выручил Лигволд, вошедший последним и заперший за собой дверь:

— Вы уже познакомились? Вот и отлично. Пришло время для серьезного разговора. Бумеранг, тебе не трудно сходить на кухню и принести пару упаковок пива? Нашей гостье не помешает немного расслабиться.

— Спасибо, пиво я не пью, — сказала Латэла.

— Почему? — удивился Бумеранг.

В Латэле проснулась «старая» половина:

— Пиво — напиток для быдла!

«Новая» половина попыталась смягчить эти слова:

— Извините, я не хотела вас обидеть. Просто я имела в виду, что консервированное баночное пиво не имеет ничего общего с настоящим напитком. Это сплошная химия, вредная для организма. Поверьте, я знаю, что говорю. Я пять лет проработала в отделе рекламы продовольственных товаров. Я знаю правду.

— Может, тогда чашку крепкого наклавина? — предложила Ирда.

— У вас здесь есть настоящий свежий наклавин? — удивилась Латэла.

— Что значит «настоящий»? Он же быстрорастворимый…

— Спасибо, но от него я тоже должна отказаться. Наклавин можно пить только тогда, когда его зерна при вас поджарены, смолоты и заварены. Гранулированный быстрорастворимый наклавин в банках опасен для жизни. Те клейкие вещества, которые используются для создания гранул, впитываются в организм человека и затем откладываются на стенках сосудов. Несколько лет употребления такого напитка — и инсульт обеспечен.

— Тогда могу предложить чистую воду, — ничуть не обижаясь на привередливую Латэлу, сказала Ирда. — Уж к воде-то у тебя претензий быть не может. Я сама пропустила ее через очищающий фильтр фирмы «Аква-Фтор».

— Ты пропустила воду через фильтр? — ужаснулась Латэла.

— Да, а что?

— Да после этого ее нельзя не только пить, даже умываться ей нельзя.

— Но ведь реклама…

— Вся реклама — ложь! — отрезала Латэла. — Уж я-то об этом знаю. Конечно, фильтр очищает воду от взвешенных твердых частиц и от хлорки, которую добавляют в водопроводную воду. Но при этом из самого фильтра в воду попадают активные соли тяжелых металлов и скопившиеся внутри него бактерии. Пропущенная через фильтр вода в тысячу раз вреднее, чем обычная водопроводная.

— Ишь, какая привередливая, — проворчала Огала. — А когда я тебя встретила, ты сидела в самом обычном кафе и трескала самую обычную пищу. Там ты не выбирала, что можно есть, а что нельзя.

— Но тогда я ужасно проголодалась, — попыталась объяснить Латэла.

— Вот то-то и оно! — подняла указательный палец Огала. — Когда урчит в пустом животе, человеку не до разговоров о здоровом питании. Когда грозит смерть от голода, не думаешь о том, насколько вредна или полезна еда. Главное, чтобы она вообще была.

Латэла вынуждена была признать, что устами этой женщины глаголет истина.

— Извините меня, — сказала она. — Я слишком много пережила за сегодняшний день. Я не понимаю, что говорю и что делаю. От этого все мои сегодняшние беды.

— Вот и расскажи нам о них, — мягко произнес Бэр Лигволд. — Садись поудобнее на диван и все подробно расскажи. Уверяю тебя, когда выговоришься, станет легче. Мы тебе поможем. — Он улыбнулся. — До сегодняшнего дня мы ничего не знали о тебе, а за короткое время не успели получить нужную информацию.

Глядя в серые глаза Бэра, Латэла ощутила исходящую от него волну участия и доброжелательности. Она на несколько секунд задумалась, собираясь с мыслями, а затем начала пересказывать свой необыкновенный сон, в котором она была баронессой Найей Кайдавар. Теперь Латэла не сомневалась, что все началось с этого сна. Именно он перевернул ее жизнь и пробудил в глубине сознания дремавшие до поры до времени необъяснимые силы.

Увлекшись своим собственным рассказом, Латэла даже не заметила, как выпила две чашки наклавина и съела биг-бургер. Остальные налегали на еду более основательно, так что вскоре в мусорное ведро полетели пустые банки из-под пива и обертки от биг-бургеров.

— Так что же со мной случилось? — произнесла Латэла в конце своего рассказа. — Почему из преуспевающей старшей рекламистки я превратилась в преступницу, которую разыскивает полиция?

— Наверное, у тебя проснулась совесть, — тихо сказал Бэр Лигволд.

— Совесть? — переспросила Латэла.

— Вот видишь, даже само слово «совесть» вызывает у тебя удивление. Возможно, последний раз ты слышала его еще в детстве, а потом забыла. В том мире, — Бэр показал пальцем наверх, — совесть не нужна. Более того, она мешает людям делать карьеру, делать деньги, делать жизнь. Я не психоаналитик, но думаю, что твой сон явился реакцией мозга на постоянное давление окружающего мира. Ты жила в мире лжи, внутренне понимала это, но боялась в этом признаться даже себе самой. Твое второе «я», загнанное в глубину подсознания, сжималось и сдавливалось, чтобы в один прекрасный момент вырваться и распрямиться, подобно пружине.

— Да уж, — покачала головой Латэла, вновь переживая события сегодняшнего дня, — момент, действительно, был выбран «прекрасный». И зачем этот актеришка полез в драку?…

— Не переживай из-за его смерти. Он ее заслужил. Не ты, так кто-нибудь другой свершил бы правосудие. Возможно, это оказался бы кто-нибудь из нас.

— Из вас? — Латэла посмотрела на окружавших ее людей. — Вы хотите сказать?…

— Вот именно, — сказал Лигволд. — Ты попала как раз туда, где твои таланты нужны более всего. Мы — лишь одна ячейка, ничтожная часть тех сил, которые борются с несправедливостью. Мы приводим в исполнение приговоры, которые выносит преступникам честь и совесть истинных патриотов Велпасии. Мы, организация «Народная правда», караем тех, кто является врагом нашей страны и нашего народа. Как правило, наше мнение расходится с мнением тех, кто стоит у власти. Они называют нас террористами. Ну и пусть. Если террор — единственное доступное нам средство справедливого возмездия, мы вынуждены его использовать. Государство убивает своих граждан. Оно посылает их на бессмысленные войны, травит искусственными продуктами и ядовитыми лекарствами, лишает людей надежды на справедливый суд и запрещает им отстаивать свои права. Что остается нам, простым гражданам? Уничтожать тех, кто ведет войну с собственным народом!

Новые знакомые Латэлы: Огала, Ирда и Бумеранг Валн внимали своему предводителю с таким интересом, словно слушали его в первый раз.

И «прежняя» и «новая» части Латэлы были одинаково недоверчивы и прагматичны, поэтому восприняли лозунги Бэра Лигволда с изрядным скептицизмом. Правда, произносились эти слова с таким жаром и убежденностью, что Латэла почти позволила себе поверить в их справедливость. Она и сама знала, что при нынешнем состоянии Велпасии политическая борьба за свободу и социальную справедливость невозможна. Вся мощь государственной машины была направлена на защиту лживой власти грабительского капитала.

— Так ты готова присоединиться к нам? — спросила Ирда, испытующе глядя на Латэлу.

— Ничего другого мне не остается, — произнесла Латэла. — Но после того, что я вам рассказала — не передумаете ли ВЫ? Теперь вы знаете, что смерть Райнола Равалдо была нелепой случайность. Я, видимо, вначале слегка сошла с ума, а теперь вдобавок стала жертвой той самой пропагандистской машины, частью которой являлась.

Террористы с улыбками переглянулись.

Огала показала на свою седую прядь:

— Думаешь, ты одна стала невинной жертвой нашего государства? Хочешь знать, как я оказалась здесь? Когда-то я преподавала историю в престижной школе, где учились детки богатых родителей. И вот однажды на моем уроке затеяли драку два десятилетних мальчика: сын банкира и сын главаря преступной группировки. Я применила силу, чтобы растащить их в стороны, и выставила за дверь. К сожалению, я думала только о сорванном уроке, а не о последствиях своего поступка. После урока эти мальчишки уже забыли о причинах своей ссоры, и вся их ненависть обратилась на меня. Когда я вышла из класса, мне в лицо полетели яблоки. Я приказала мальчишкам немедленно отправляться к директору. Но они обозвали меня не по-детски грязными словами и пообещали мне крупные неприятности. Представь, Латэла, в каком состоянии я вернулась домой. Ночь я не спала… А наутро в кабинете директора меня ждали отцы этих мальчишек. Какие мерзости я выслушала о себе, произнести вслух не смогу. Родители не только повторили угрозы своих детей, но и добавили кое-что от себя. Директор, естественно, принял сторону этих мерзавцев. Меня уволили. Выйдя из школы, я потеряла сознание. Очнулась в больнице. Оказалось, что у меня был инфаркт. Когда через две недели я вернулась домой, то увидела ограбленную и разгромленную квартиру. Моя машина исчезла. Все мои банковские сбережения ушли на оплату больничных счетов и лекарств. Я пошла в полицию, чтобы заявить об ограблении, но надо мной лишь посмеялись и выкинули на улицу. Я попыталась устроиться на работу, но ни в одной школе меня не пустили дальше порога. Так я оказалась на улице — без денег, без надежды, без будущего. Тогда-то я поняла ИСТИННУЮ ценность наших законов и нашей демократии. Единственная работа, на которую мне удалось устроиться, стала должность уборщицы в Подземке. А потом меня нашли друзья из «Народной правды»… Ну, остальное понятно.

— Понятно, — вздохнула Латэла. — Но тебя, по крайней мере, не ищет полиция.

— Это верно, — согласилась Огала. — Но я готова поменяться с тобой ролями, если бы на месте Райнола Равалдо оказались один известный банкир и один депутат Народного Представительства… он же вор в законе.

— Так в чем же дело? — спросила Латэла. — Насколько я понимаю, для этого вы все тут и собрались.

Огала только невесело усмехнулась.

Ответил Бэр Лигволд:

— Наша организация нуждается в смелых и решительных людях. Но мы не можем убивать всех, кто причинил нам зло. Пока не можем. Каждая наша акция возмездия долго и тщательно готовится. Мы же не самоубийцы, готовые разменять свои жизни на жизни высокопоставленных злодеев.

С этим утверждением Латэла была согласна целиком и полностью. Более того, ей вдруг показалось, что она уже не только слышала эти слова, но и сама произносила нечто подобное. Но когда и где? Совершенно точно, не в этой жизни и не во сне про Найю Кайдавар…

Латэла закрыла глаза и приложила ладони к вискам, чтобы унять головную боль, внезапно пронзившую голову. Попытка разглядеть неясные образы неведомых воспоминаний закончилась неудачей.

— Что с тобой? — спросил Лигволд. — Тебе плохо?

— Да, — прошептала Латэла. — Голова раскалывается.

— Ирда, Огала, отведите Латэлу в свободную комнату и помогите ей раздеться, — распорядился Лигволд. — Продолжим наш разговор завтра. Сегодня у нашего нового товарища был очень тяжелый день. Ей поможет только сон. Да и нам пора на боковую. Наверху уже ночь.

Латэла попыталась идти сама, но помощь двух женщин оказалась совсем не лишней. Оказалось, что из уютной гостиной одна из дверей вела в узкий, облицованный металлическими пластинами коридор, по обеим сторонам которого находились раздвижные дверцы, похожие на створки шкафов.

— Все удобства общие, в конце коридора вон за той дверью, — показала Ирда. — Тебе помочь?

— Спасибо, кажется, мне немного лучше, — Латэла, действительно, обрела твердость в ногах, а головная боль слегка утихла. — Дальше я сама.

После того, как она приняла душ и совершила иные гигиенические процедуры, Ирда и Огала показали ей ее новое жилище. Оказалось, что похожие на шкафы дверцы вели в маленькие комнатки, в которые едва помещались узкие кровати, тумбочки и открытые вешалки.

— Раньше тут жили наладчики водонапорных насосов, — объяснила Ирда. — Теперь, когда подстанция запущена в работу, здесь никто не появляется. Так что можешь спать спокойно. В случае чего, мы рядом.

— Разве вы тоже живете здесь, под землей? — удивилась Латэла.

— Конечно, — пожала плечами Ирда. — Огала и Бэр здесь и живут, и работают. А мне и Бумерангу наверх вообще показываться нельзя — нас, как и тебя, ищет полиция.

Латэла хотела спросить: «За что?», но передумала. Глаза ее слипались. А этот вопрос, наверняка, вызвал бы еще один длинный рассказ. Или даже два.

Но, прежде чем пожелать всем «покойной ночи», Латэла все же спросила:

— Огала, ведь ты хорошо знаешь историю. Скажи, пожалуйста, когда я рассказывала свой сон о Найе Кайдвар, тебе это ничего не напомнило? Ты никогда раньше не слышала о морском народе и зиганьерах?

— Нет, — отрицательно покачала головой Огала. — Если это и история, то не нашей планеты. Спи и не забивай себе голову всякими сказками. Завтра ты должна быть свежей и отдохнувшей.

Засыпая, Латэла подумала, что хорошо было бы, если бы весь сегодняшний день тоже оказался сном. Тогда, проснувшись, она вновь стала бы старшим рекламистом Главного Агентства Пропаганды…

* * *

…Но, когда раздался стук в железную дверь и послышался голос Ирды: «Пора вставать, наверху уже утро!», Латэла поняла, что ее новая жизнь, к сожалению, не сон.

Ирда, похоже, решила взять «шефство» над Латэлой.

— Я приготовила для тебя свою одежду, — сказала она, входя в комнату. — Все чистое, выстиранное. Мы с тобой примерно одного роста и веса, так что тебе все придется впору.

Латэла с благодарностью приняла кипу сложенных нарядов. В ней преобладали хлопчатобумажные брюки, клетчатые рубашки и удлиненные куртки. По-видимому, Ирда предпочитала практичный «уличный» стиль, не делающий разницы между мужским и женским полом.

Стилист Латэлы пришел бы в ужас от того, что одела на себя его клиентка. Но сама Латэла с неожиданным удовольствием ощутила на теле прикосновение мягкого натурального полотна. Это напомнило ей детство, когда она бегала в школу в простых платьицах и костюмчиках.

За завтраком, который проходил в импровизированной кухне — тесной комнатушке, где были установлены холодильник, плита и прямоугольный узкий стол — террористы были с Латэлой предупредительны и дружелюбны. Латэла больше не привередничала и ела то же самое, что и все.

Когда завтрак подходил к концу, Лигволд обратился к Латэле:

— Я решил, что ты сегодня можешь быть нам полезна. У нас готовится одна операция…

Латэла застыла с поднесенной ко рту чашкой.

Ирда рассмеялась:

— Не волнуйся, Латэла, тебе не придется никого убивать.

— Тогда зачем?… — начала Латэла.

Ирда ее перебила:

— Не бойся, мы не хотим тебя подставить полиции. Просто ты должна кое-что понять о нас и о самой себе.

— Я не об этом думала… — смутилась Латэла.

Бэр Лигволд улыбнулся:

— Если ты боишься, что полиция тебя захватит, то твои страхи напрасны. Ирда поможет тебе замаскироваться.

— Я уже два года нахожусь в государственном розыске, но это не мешает мне подниматься наверх, — сказала Ирда.

— Правда? — Латэла с любопытством посмотрела на Ирду. Эта женщина выглядела лет на сорок и совершенно не была похожа на террористку. Увидев ее на улице, можно было решить, что она работает продавщицей в небольшом магазине или парикмахершей в салоне. Но Латэла чувствовала — под неприметной внешностью скрывается нечто иное.

Бэр продолжил:

— Скоро мы и тебе сделаем новые документы.

— Вы так легко приняли меня в свою организацию, — сказала Латэла. — Не боитесь, что я агент тайной полиции?

Бумеранг Валн от смеха едва не подавился бутербродом.

— Мы не так наивны, как тебе могло показаться, — ответил Лигволд. — Пока ты спала, я связался с нужными людьми и получил полную информацию о тебе.

— Это интересно, — хмыкнула Латэла.

— Ничего интересного. Самая обычная биография. Мы получили подтверждение, что все сказанное тобой — правда.

— Но мою ложную биографию могла создать и тайная полиция.

— Латэла, — серьезно посмотрел на девушку Лигволд, — ты, наверное, еще не поняла, что те, кого ты видишь перед собой — лишь малая часть борцов за справедливость и правду. Наши единомышленники работают в самых разных сферах, вплоть до самых высших. Но не пытайся узнать их имена. На связь с другими ячейками выхожу только я. Даже Ирда, которую я завербовал раньше всех, не знает о моих связниках. В свою очередь, и мои связники ничего не знают о вас. Так что, если один из нас, или даже целая ячейка будут арестованы, это не слишком повредит всей организации.

Латэла не услышала ничего нового. Все структуры нелегальных и террористических группировок строились одинаково. Об этом знали все, кто смотрел полицейские боевики и детективы.

— Мне, в общем-то, все равно, откуда вы берете сведения, — пожала плечами Латэла. — Если вы мне доверяете, я очень рада. Скажите, чего вы от меня хотите, и я постараюсь это сделать.

Лигволд рассмеялся:

— Сразу чувствуется хватка деловой женщины! Я воспользуюсь твоим предложением. Итак: сегодня мы с Ирдой отправляемся на одну акцию. Ты пойдешь с нами.

— Ладно, — равнодушно согласилась Латэла.

— Ты даже не хочешь узнать, кто наша цель?

— Честно говоря, мне это безразлично.

— Ну, что же. Спокойствие и выдержка у тебя, что надо. Так что для тебя не будет большим потрясением, если я назову имя Фралда Гибра.

— Тот самый Фралд Гибр — владелец банка «Монолит»?

— Да, именно он. Сегодня он будет выступать перед зданием «Вечного блаженства», где кремируют его жену.

— Ну да, конечно, — презрительно фыркнула Латэла. — Он же собирается баллотироваться в Народное Представительство. А тут появился лишний повод показать себя перед телекамерами. Ему даже не придется платить журналистам за свою рекламу — стая стервятников-корреспондентов сама слетится на трупный запах.

— Кстати, — сказала Ирда, — ты знаешь, почему погибла его жена?

— Я что-то слышала в новостях про автомобильную катастрофу… — Латэла подняла удивленный взгляд: — Неужели?!…

— Нет, это не наша работа. Это другая ячейка нашей организации.

— Примите мои поздравления, — Латэла усмехнулась. — Но почему в новостях об этом ничего не прозвучало?

Бэр усмехнулся:

— Уж ты-то знаешь, что в новостях звучит только то, что нужно. Но на этот раз об истинной причине аварии знают только несколько человек. Фралду Гибру было сделано предложение поделиться своими грязными доходами. Он на него никак не прореагировал, поэтому лишился одного из членов своей семьи. Но банкир не внял и этому средству убеждения. Он безнадежен. Кстати, ты не находишь наши методы излишне… резкими?

Латэла равнодушно пожала плечами:

— И Фралд Гибр, и его жена вполне заслужили наказания. У меня есть и личные причины желать им смерти. Жена Гибра возглавляла «Фонд помощи ветеранам вооруженных конфликтов». На этом она сделала себе многомиллионное состояние, а ветераны, среди которых был и мой отец, получали нищенскую пенсию. Сам Гибр, насколько я знаю, отмывает через свой банк прибыли от детской проституции.

— Ну, об этом знают все, — заметил Бумеранг.

— Также все знают, что ни один банкир не заработал свои деньги честным путем, — добавила Огала.

Лигволд сказал:

— Ни один крупный капитал не заработан честным путем. Честные люди трудятся от зари до зари, но получают за свою работу ровно столько, чтобы не умереть от голода.

Латэла показала на остатки завтрака:

— Может, лучше умереть от голода, чем от язвы желудка, рака печени или закупорки сосудов? То, что мы едим, приближает нас к смерти быстрее, чем голодание.

— А это тоже политика правительства, — подхватил Лигволд. — Если большинство людей не доживет до пенсионного возраста, то и незачем беспокоиться об их содержании.

— Да, наша Велпасия необычайно мудро и рационально устроена, — вздохнул Бумеранг.

— Но мы боремся за то, чтобы страна освободилась от грязи, — произнес Лигволд. — Если мы будем методично уничтожать врагов народа, то в конце концов правительство вынуждено будет принять справедливые законы и уравнять в правах бедных и богатых.

Ирда выразительно постучала по своим наручным часам:

— Бэр, ты увлекся. А мне еще надо загримировать Латэлу.

— Извини, я заболтался, — Лигволд поднял руки вверх, признавая правоту женщины. — Собирайтесь, я буду ждать вас в гостиной.

Ирда отвела Латэлу в свою комнатку, усадила на кровать и достала с полки большую пластиковую коробку. Внутри коробки оказались косметические средства, похожие на те, которыми пользовались гримеры на телестудиях.

— Закрой глаза, — с улыбкой сказала Ирда. — Сейчас я сделаю тебя неузнаваемой. Полицейские сканеры не смогут тебя вычислить среди прохожих.

Латэла послушно опустила веки. Ей показалось, что она вновь оказалась у себя дома, а ее лицом занимается аппарат нанесения макияжа. Движения Ирды были легкими и уверенными, и Латэла подумала, что до занятия террористической деятельностью ее новая знакомая вполне могла работать в каком-нибудь салоне красоты.

— Ты и прически делать умеешь? — не открывая глаз, спросила Латэла.

— Не разговаривай, — сказала Ирда, — грим на подбородке еще не «схватился». А на счет причесок… Их я тоже умею делать. Нас учили маскироваться. Ведь раньше я была ликвидатором в тайной полиции.

Латэла попыталась открыть рот, чтобы задать новый вопрос, однако немедленно получила мягкий, но довольно ощутимый толчок в подбородок.

— Разговаривать тебе еще рано, — строго произнесла Ирда. — Пока послушай меня. Я была простым агентом, которого «наводили на цель» и запускали в дело. Однажды я допустила серьезный промах и сама стала мишенью. Умирать мне почему-то не хотелось, поэтому я пустилась в бега… Так я оказалась в Подземке, а потом и в «Народной правде». Они помогли мне: сделали новые документы и новую жизнь. Так что я всего лишь продолжаю делать то единственное, что умею в жизни — убивать. Только теперь я воюю по другую сторону баррикад… Ну вот, готово! Можешь на себя полюбоваться.

Латэла открыла глаза и изумилась. Из зеркала, которое держала довольная улыбавшаяся Ирда, на нее глядела совсем юная восемнадцатилетняя девчонка. Исчезли морщинки вокруг глаз, нос стал более заостренным, овал лица и линия подбородка изменились до неузнаваемости, кожа светилась юным свежим румянцем.

— Сейчас завяжем твои волосы в две косички, и получится настоящая школьница, — пообещала Ирда.

Новое лицо Латэлы прекрасно подходило к «уличной» одежде. Действительно, теперь она стала похожа на ученицу старшего класса. Едва ли полицейские опознают ее в этом облике.

Когда две женщины закончили свои сборы и вышли в гостиную, Бэр Лигволд поднялся с дивана и восторженно присвистнул:

— Замечательно! Теперь мы похожи на добропорядочную семью, пришедшую на траурный митинг, посвященный кремации жены Фралда Гибра.

Только сейчас Латэла заметила, что Лигволд, наоборот, выглядел старше своих лет за счет искусно выполненных морщин на лбу и нанесенных под глазами теней.

— Тебя гримировали Огала или Бумеранг? — спросила Латэла. — Очень здорово получилось.

— Спасибо за комплимент. Гримировался я сам. Огала уже отправилась на свою официальную работу, а Бумеранг пошел заниматься нашим новым проектом.

Слово «проект» неприятно резануло слух Латэлы. Так в Главном Агентстве Пропаганды называли кампании по одурачиванию граждан Велпасии. Впрочем, она не придала этому особого значения, так как слово постоянно звучало в речи людей. «Проектами» могли именоваться и планы вторжения в соседнее государство, и первые свидания влюбленных.

Латэла и ее новые товарищи прошли по узким металлическим мосткам вокруг громадных работавших насосов, затем поднялись по лестнице на площадку к техническому лифту.

Когда зарешеченная кабинка поползла наверх, Латэла ощутила некоторую слабость в коленях. Всего сутки провела она в Подземке, но выход в верхний мир уже казался ей опасным.

— Волнуешься? — сочувствующе посмотрела на нее Ирда.

— Да, немного, — честно призналась Латэла.

— На выходе из нашего убежища опасности нет, — заверил ее Бэр.

Глядя на водонапорную станцию сверху, сквозь ограждавшую лифтовую шахту сетку, Латэла еще раз поразилась, как такое сооружение смогли разместить под землей. Затем лифт прошел сквозь отверстие в толстом бетонном потолке и остановился в помещении с гладкими, также бетонными стенами. Прямо напротив лифта находилась единственная металлическая дверь. Справа от нее Латэла разглядела небольшой прямоугольник с кнопками.

Лигволд набрал на клавиатуре нужный код, и дверь открылась. Латэлу даже не удивило, что дверь представляла собой бронеплиту в десять сантиметров толщиной.

— Вы неплохо устроились, — как бы про себя произнесла она. — Наверное, даже у тайной полиции нет таких защитных устройств, как у террористов.

Лигволд с улыбкой объяснил:

— Эта дверь защищает не нас, а стратегически важный объект — водонапорную станцию. Станцию построили недавно, так что она оборудована самыми совершенными замками и запорами. Парадокс заключается в том, что эти бронированные двери должны защитить станцию от проникновения террористов.

Они вышли наружу и оказались на территории подземной автостоянки.

— А вот и наш автомобиль, — показал Лигволд на машину среднего класса. — Прошу садиться, дорогие мои жена и дочка.

Латэла и Ирда сели на заднее сидение, а Бэр занял место водителя. Машина не была оборудована системой автовождения, поэтому он вручную завел двигатель и тронулся с места. Автомобиль проехал мимо рядов других припаркованных машин и вырулил на наклонный пандус, уходивший вверх широкой спиралью. Поднявшись на несколько этажей, автомобиль притормозил возле поста охраны.

Сердце Латэлы замерло. Но дежурный охранник совершенно не заинтересовался личностями пассажиров. Он лишь сверил номер машины и отпечатки пальцев водителя. Убедившись, что автомобиль не угоняют, охранник нажал на кнопку и открыл ворота.

Латэла невольно зажмурилась оттого, что ей в глаза брызнули солнечные лучи. Машина наконец-то выехала на улицу.

— Можешь полюбоваться на надземные сооружения водонапорной станции, — показала Ирда.

— Но это же кинотеатр! — воскликнула Латэла.

Действительно, здание кинотеатра находилось как бы в кольце высотных домов. Из подземного гаража одного из них они только что и выбрались.

— Земля в Птиоле слишком дорога, чтобы расходовать ее под технические сооружения, — сказала Ирда. — Главный въезд на станцию находится рядом с кинотеатром, отсюда его не видно. Через него на станцию доставляют крупные запчасти для насосов. Тот вход охраняют сотрудники Городского Водоснабжения. А мы выбрались через запасной «пассажирский» выход. Он оборудован кодовым замком, и поэтому его никто не охраняет…

— Как и тот тоннель, которым меня привела Огала, — добавила Латэла.

— Вот именно. Станция — идеальное место для нашего убежища. Даже во время плановых инспекций жилые отсеки не привлекают ничьего внимания. В крайнем случае, пока лифты спускаются вниз, мы всегда можем исчезнуть в тоннеле узкоколейки.

— Я же говорю, вы неплохо устроились.

— Это все заслуга Бэра. То, что мы обосновались на водонапорной станции — его удача.

— Да уж, удача, — беззлобно проворчал Лигволд, не отрывая взгляда от дороги. — Если бы не моя глупость, я бы сейчас сидел в собственном офисе и руководил какой-нибудь юридической конторой. У меня была бы роскошная жена и шикарный особняк. Мои дети ходили бы в престижную школу.

— И, возможно, тебя бы взял на мушку какой-нибудь борец за справедливость и равноправие, — дополнила картину Ирда.

— Да, возможно, — согласился Бэр. — Латэла, хочешь узнать, что привело меня в «Народную свободу»?

Латэла пожала плечами. По правде говоря, ей было все равно. Она уже достаточно наслушалась чужих историй. Но, по-видимому, Лигволд считал, что все члены его ячейки должны знать биографию своих товарищей.

— Я родился в семье вполне приличных и обеспеченных родителей, — начал рассказ Бэр. — Моя жизнь с самого детства была расписана и распределена. Я поступил в Дельстонский Университет на факультет юриспруденции. Мне прочили блестящую карьеру… Но, к сожалению, я был молод, горяч и по-юношески безрассуден. Я влюбился в одну девушку. Она познакомила меня со своими друзьями. Ее друзья, как я быстро понял, увлекались идеями революционного переустройства общества. Их взгляды заинтересовали и меня. Благодаря им я по-другому посмотрел на окружающий мир и увидел, что он полон лжи, лицемерия и несправедливости. Возможно, на этом бы дело и кончилось. Я разделял взгляды молодых бунтарей, но совершенно не собирался вступать в какие-либо организации или помогать этим людям. Но тут нашу компанию «накрыла» тайная полиция. Часть моих друзей была осуждена по «политической» статье: «Противодействие государственным структурам». Остальным, в том числе и мне, подобные обвинения предъявить было тяжело, поэтому, не мудрствуя лукаво, нам подбросили наркотики и посадили по «уголовной» статье: «Продажа наркотических препаратов». Так я на своей собственной шкуре убедился в том, как работает наша система правосудия и юриспруденции. Мои родители применили все возможные средства, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Но все равно, вышел я оттуда только через три года. И стал я к тому времени совершенно другим человеком. В тюрьме я познакомился с революционерами, которых также посадили по «уголовным» статьям. От них я узнал о существовании «Народной свободы». После тюрьмы на моей юридической карьеры стоял большой жирный крест. Не без помощи своих новых товарищей я устроился в Службу Городского Водоснабжения. А через некоторое время меня назначили техником-смотрителем на эту подземную водонапорную станцию. Так я начал вести двойную жизнь. С одной стороны я простой работяга, бывший наркоторговец; с другой — мститель за попранную справедливость.

Пока Бэр рассказывал, автомобиль двигался в потоке машин, проезжал развязки, тоннели и эстакады. Латэла краем глаза следила за дорогой. Через какое-то время Бэр затормозил возле большого продовольственного магазина и поставил автомобиль на платную парковку.

— Выходим все! — объявил он. — Пересадка!

Латэла не поняла, что Бэр имел в виду, но послушно вышла.

— Пойдем сходим в дамскую комнату, — предложила Ирда, — а Бэр пока произведет замену.

— Замену чего?

— Машины, разумеется. Ты же не думаешь, что мы поедем на дело в своей собственной машине?

Латэла наконец-то поняла, о чем идет разговор. Они с Ирдой зашли в магазин, несколько минут постояли возле рекламного объявления, призывавшего покупать обезжиренное масло «Идеальная фигура», зашли в дамскую комнату, где Ирда еще раз проверила грим Латэлы. Когда они вышли на улицу, их уже поджидал Лигволд, сидевший за рулем совершенно другого автомобиля.

— Это машина одного из продавцов, — объяснил он, когда женщины забрались внутрь. — Едва ли ее хватятся до конца рабочего дня.

Латэла еще не разу в жизни не ездила на угнанной машине. Вначале она пугалась всякий раз, как их накрывала тень патрульного винтолета. Но постепенно спокойствие Бэра и Ирды передалось и ей. Жизнь террористов, похоже, была так насыщена приключениями, что угон автомобиля не казался им чем-то особо значимым.

Когда Бэр замедлил ход и начал искать место для стоянки, Латэла увидела впереди знакомые очертания Центрального крематория под названием «Вечное блаженство». Раньше она здесь не бывала, но несколько раз видела торжественные церемонии кремации на телеэкране.

Центральный крематорий представлял собой довольно старое сорокаэтажное здание, похожее на сильно вытянутую вверх пирамиду. Его окружал целый квартал парков и садов, где в тени аллей и на перекинутых через искусственные ручьи мостиках родственники умерших могли немного облегчить свое горе, созерцая природу и кормя уток и голубей.

(Вход в парк, разумеется, был платным, равно как и специальный птичий корм. Да и сама церемония кремации обходилась безутешным родным и друзьям покойных в весьма внушительную сумму. Центральный крематорий предназначался для богатых людей. Бедные довольствовались менее торжественными церемониями в общих печах районных телосжигателей.)

Еще на подъезде к автостоянке Латэла заметила полицейские винтолеты, висевшие в воздухе или приземлившиеся на мостовую.

— Полиции слишком много, — также заметила Ирда. — Если они начнут проверять документы…

— Не начнут, — успокоил ее Бэр. — Видишь, сколько людей собралось, чтобы посмотреть на это шоу? Если проверять документы у всех входящих, то церемонию придется отложить на сутки.

Действительно, несмотря на большое количество полицейских, вход в «Вечное блаженство» не был перекрыт. Охрана ограничилась обычными рамками металлодетекторов и анализаторами запахов взрывчатых и отравляющих веществ.

Когда трое террористов вышли из машины, Ирда протянула Латэле баллон, похожий на обычный дезодорант:

— На, брызни на себя. Если в базу запахов полиции занесли твои данные, то эта штука «отобьет нюх» у любого анализатора.

Хотя грим, переодевание и «дезодорант» Ирды практически свели к нулю возможность разоблачения, Латэла с некоторым колебанием проследовала к Центральному крематорию.

— Да не дрожи ты так, — шепнул ей Лигволд. — Если ты будешь держаться естественно, на тебя никто не обратит внимания. Посмотри вокруг: таких, как мы, сотни.

Умом Латэла понимала, что Бэр прав. На церемонию кремации жены известного банкира собрались не только приглашенные, но и обычные зеваки. Причем этих зевак было раз в двадцать больше, чем родственников и друзей покойной. Поглазеть на чужую смерть пришли не только простые люди, но и весьма обеспеченные бездельники.

«Быдло любит шоу,» — вспомнила Латэла первое правило Главного Агентства Пропаганды.

Трое террористов влились в общую толпу и приблизились ко входу в «Вечное блаженство». Латэла была бы рада, если бы сейчас ее телом вновь завладела вчерашняя сила — уверенная и решительная. Без этой поддержки ее ноги стали будто ватные, а зубы начали выстукивать предательскую дробь. До полицейских металлодетекторов и запахоанализаторов оставались считанные метры.

Наверное, Бэр и Ирда заметили состояние Латэлы. Они подхватили ее под руки с обеих сторон и беззаботно заговорили:

— Смотри, доченька, как замечательно украшены сегодня двери крематория! Какие яркие красочные плакаты, знамена и воздушные шары! Посмотри сколько людей вокруг, как все празднично одеты!

Слушая непрерывное щебетание в оба уха, Латэла сама не заметила, как прошла сквозь охранные устройства. Оказавшись внутри здания, она выдохнула воздух и сразу почувствовала облегчение. Полиция обратила на нее внимания не больше, чем на любую другую девушку из толпы праздных зевак.

— Вот и все, — спокойно сказал Бэр. — Теперь пора приниматься за работу.

Только сейчас Латэла вспомнила, ЗАЧЕМ они явились на это мероприятие. Она удивилась тому, что Бэр и Ирда не имели при себе никакого оружия. Или имели? Если металлодетекторы не подняли тревогу, это еще не означало, что террористы пришли безоружными. Латэлу разбирало любопытство, но она пока не могла его удовлетворить. В самом деле, не станет же она спрашивать: «Бэр, Ирда, как вы собираетесь убивать Фралда Гибра?»

Сам банкир еще не явился, но к началу траурной церемонии все было готово. Телевизионщики уже настроили свои камеры, приглашенные гости заняли отведенные им места, зеваки плотно набились в зал.

Под высокими сводами раздавался неумолчный гул голосов. Латэла невольно сравнила этот звук с шумом работавших водяных насосов. Только насосы перекачивали необходимую для жизни жидкость, а люди говорили о сущей ерунде: обсуждали наряды почетных гостей, вспоминали предыдущие пышные церемонии, оценивали шансы Фралда Гибра на предстоящих выборах.

Наконец, стали появляться самые близкие друзья семьи банкира. Разумеется, они не входили вместе со всеми через главный вход. Их винтолеты садились на специальные площадки, располагавшиеся на разных уровнях пирамиды Центрального крематория.

Как и положено, одним из последних явился сам Фралд Гибр. Его появление было встречено рукоплесканиями, словно это он, а не его жена, являлся главным виновником сегодняшнего торжества. Впрочем, жена также не замедлила появиться. В полу раскрылись створки люка, и возле главной трибуны поднялся постамент, на котором находился гроб из редкого эбионового дерева с телом покойной.

Толпа зевак подалась вперед, чтобы поближе рассмотреть богатое убранство последнего ложа погибшей женщины.

— Вперед, — прошептал Лигволд и заработал локтями, прокладывая дорогу Латэле и Ирде.

Благодаря его усилиям все трое оказались в первых рядах. Латэла не могла понять, для чего это сделано. Если террористы собирались убивать банкира, то разумнее было бы это сделать из гущи толпы, чтобы не привлекать к себе внимания. Пока она озиралась вокруг, траурная церемония началась.

Фралд Гибр поднялся на главную трибуну и начал речь. Он говорил о том, о чем положено говорить в подобных случаях: как долго и счастливо он жил со своей женой, как она любила его, а он — ее, как они мечтали умереть в один день, чтобы не огорчать друг друга, и как злая судьба разрушила их светлые планы.

В порыве ораторского упоения Фралд Гибр сошел с трибуны и приблизился к постаменту с гробом покойной. Телеоператоры сопровождали каждый его шаг, фиксируя и шаркающую походку убитого горем человека, и скорбное выражение его лица.

Банкир поднялся на постамент и склонился над гробом, словно собираясь его обнять. В этот момент он находился ближе всего к тому месту, где стояли Бэр, Латэла и Ирда.

— Какой трогательный миг! — повернулся Лигволд к Ирде.

— Да, дорогой, я даже прослезилась.

С этими словами Ирда достала из нагрудного кармана тонкий полупрозрачный платок и поднесла его к лицу, словно бы собиралась промокнуть набежавшую слезу.

Фралд Гибр, нагнувшийся над гробом, внезапно выпрямился, звонко шлепнул себя ладонью по щеке и громко воскликнул:

— Ах, сволочная мошкара! Укусила, гнида паскудная!

Эти слова и тон, которым они были произнесены, входили в явный диссонанс с предыдущими трагическими нотами. Только теперь стало ясно, что банкир довольно искусно играл роль несчастного вдовца, но первая же неожиданность вывела его из этого образа.

Впрочем, дело на этом не кончилось.

Фралд Гибр впился в свою щеку ногтями и заорал:

— Что за дерьмо?! Жжет, словно плеснули поганой кислотой.

Он с удивлением отнял руку от щеки, посмотрел на свою ладонь, пошатнулся и рухнул на крышку гроба. Несколько секунд его конечности конвульсивно дергались, а изо рта вырывались нечленораздельные хрипы. Затем он затих.

Все собравшиеся в зале находились в шоке. Первыми опомнились друзья банкира:

— Врача!

— Полиция!

— Врача!

— На помощь!

Кто-то из приглашенных гостей бросился к Фралду Гибру, кто-то поспешил прочь из зала. Толпа зевак также заколебалась. Одни стремились протолкаться к центру событий, другие благоразумно потянулись к выходу.

В числе последних была и троица террористов. Вначале они с трудом пробивались сквозь встречный людской поток.

Но потом за их спинами раздался крик:

— Полиция! Никого не выпускать! Задержите людей для выяснения!

Кто и что собирался выяснять, толпу зевак не интересовало. Услышав это распоряжение, каждый представил себе, что его ждет многочасовое ожидание в зале, поверка документов, а потом еще и дача свидетельских показаний. Толпа ринулась в едином порыве и в одном направлении — к выходу.

Массу людей не смогли удержать ни кордоны полиции, ни угроза ответственности за бегство с места происшествия. Сейчас всех объединяло только одно желание, граничащее с животным инстинктом: оказаться как можно дальше от Центрального крематория.

Вместе с толпой террористов вынесло на улицу.

— Быстрее в машину! — приказал Лигволд. — Сейчас сюда слетятся винтолеты поддержки.

Автомобиль резко рванул с места. Он был не единственным. Остальные зеваки разъезжались прочь так же быстро. Никто не хотел попадаться полицейским.

— Все нормально, — сообщил через некоторое время Бэр, посмотрев в заднее стекло. — Облавы не будет. Полиция еще не сообразила, в чем дело. А когда сообразит, ей достанутся только самые неповоротливые и тугосоображающие свидетели.

— Да что же произошло? — наконец-то решила спросить Латэла.

Ирда широко улыбнулась и вынула изо рта маленькую пластмассовую трубочку, похожую на пустой стержень от авторучки:

— Вот и весь секрет.

«Прежняя» Латэла еще долго искала бы разгадку, но «новая» Латэла сообразила мгновенно:

— Духовая трубка? Ты убила Фралда Гибра ядовитой иглой, выпущенной из этой трубочки? Потому-то он и решил, что его укусило какое-то насекомое!

— Совершенно верно, — Ирда приоткрыла стекло на дверце автомобиля и выбросила свое оружие на дорогу. — Как тебе все это понравилось?

— Великолепная работа! — с искренним восхищением произнесла Латэла. — А вначале я и не подозревала…

Она осеклась, сразу представив, сколько еще высокопоставленных преступников можно казнить подобным оружием. Его не обнаружит ни один металлодетектор или запахоанализатор. Его можно спрятать где угодно и в нужный момент незаметно достать. Его можно пронести на любое достаточно многолюдное мероприятие. Ведь не станет же полиция заглядывать в рот каждому человеку?…

Хотя… В голове Латэлы быстро сложились несколько рекламных лозунгов, которые, несомненно, пришлись бы по вкусу отделу политической рекламы Главного Агентства Пропаганды: «Широкая улыбка — твой вклад в безопасность государства!», «Открытый рот — залог спокойствия граждан Велпасии!», «Единая нация широкими улыбками приветствует новый радостный день!» Латэла не сомневалась, что система государственной пропаганды могла бы заставить большинство людей ходить по улицам с открытыми ртами. А с тем меньшинством, которое не поддастся массовому внушению, легко разберется полиция…

Ирда не без гордости сказала:

— При кажущейся простоте эта трубочка требует долгой тренировки. Конечно, если ты не хочешь, чтобы ядовитая игла оказалась у тебя во рту. Требуются специальные дыхательные упражнения, чтобы добиться и дальности выстрела, и точности попадания…

Восторги Латэлы несколько поутихли.

— …Да и состав яда довольно сложен. Не каждый может его изготовить. Такие трубочки мы используем редко.

— Этому искусству ты научилась в тайной полиции? — спросила Латэла.

— Да. Его разработали для устранения активных борцов с государством: террористов, оппозиционных журналистов, поэтов… В общем, для убийства честных людей.

— Ирда, а меня ты научишь?

Бывшая женщина-ликвидатор оценивающе посмотрела на бывшую старшую рекламистку:

— Да у тебя и своих талантов хоть отбавляй. Впрочем, если хочешь, то научу.

Террористы вернулись к магазину, спокойно пересели на свою машину и вернулись на водонапорную станцию. В магазине они купили хорошее вино, чтобы отпраздновать очередную победу над угнетателями и эксплуататорами.

Глава 7. Метропоезд, заряженный шестью баллонами смерти.

Следующие несколько дней Латэла провела под землей в убежище террористов. Компанию ей составляла только Ирда. Огала просыпалась раньше всех и уезжала на работу. Как выяснила Латэла, бывшая преподавательница истории теперь работала уборщицей в депо метропоездов, где чистила и мыла испачканные пассажирами вагоны.

Бумеранг Валн по утрам исчезал, а появлялся только к вечеру. Вообще-то он показался Латэле довольно веселым и разговорчивым, но, видимо, некая тайная работа отнимала все его силы. Поэтому он быстро ужинал и почти сразу же отправлялся спать в свою комнату.

Бэр Лигволд также отсутствовал целыми днями. Причем несколько раз он уходил вместе с Бумерангом. Латэла чувствовала, что террористы готовят какую-то очередную акцию, однако ее в свои планы не посвящают. А сама она любопытство проявлять не собиралась.

Кроме того, и Ирда не участвовала в этой секретной деятельности. После казни Фралда Гибра она, что называется, «легла на дно». Похоже, такая жизнь ее вполне устраивала: нанесение короткого смертоносного удара, а затем покой и отрешенность — до следующего задания.

Латэла с Ирдой читали книги, смотрели телевизор, болтали о всяких пустяках, занимались физическими упражнениями. Как Ирда и обещала, она показала Латэле основные приемы стрельбы из маленькой духовой трубочки. Это и в самом деле оказалось делом непростым и требующим длительной тренировки.

Сама же Ирда хотела получить у Латэлы несколько уроков по рукопашному бою. Но из этой затеи ничего не получилось. Оказалось, что Латэла не может по собственному желанию вызывать свое второе (или третье) «Я», которое руководило ее действиями в минуты опасности.

— Если бы наши товарищи не проверили твою биографию, — говорила Ирда, — то я бы посчитала тебя особо засекреченным агентом тайной полиции. Когда я сама работала в этой организации, то слышала, что в некоторых отделах ставят психотехнические эксперименты. Людям под гипнозом внедряют в сознание некую последовательность действий, которая «запускается» определенной кодовой фразой. Самый обычный человек может превратиться в непобедимого бойца, а какой-нибудь преуспевающий бизнесмен может совершенно неожиданно для самого себя прямо посреди важного совещания встать и выпрыгнуть в окно небоскреба.

Такие рассказы беспокоили Латэлу. Теперь она уже не была так уверена в своих воспоминаниях. Ведь вся ее биография могла быть создана тайной полицией именно для того, чтобы внедрить ее в организацию «Народная свобода». В конце концов, даже самые высокопоставленные товарищи террористов могли не иметь доступа к сверхсекретной информации.

Однако, похоже, подобные сомнения беспокоили одну только Латэлу. Ее новые друзья не запрещали ей выходить наверх, да и вообще никак не ограничивали ее свободу. Латэла сама не хотела возвращаться в надземный мир. Засыпая под монотонный гул насосов водонапорной станции, она ощущала необыкновенный покой и умиротворение.

* * *

Размеренная жизнь в убежище террористов закончилась в тот вечер, когда, собрав всю свою ячейку в гостиной, Лигволд объявил:

— Наша долгая и тщательная подготовка новой акции наконец-то подошла к концу. Штаб «Народной свободы» назначил операцию на завтрашний день. Это совершенно новый шаг в нашей деятельности. В операции будут задействованы сразу несколько ячеек. От нашей общей решимости и слаженности будет зависеть успех не только этой акции, но и дальнейшее существование «Народной свободы».

Это вступление ни на кого не произвело особенного впечатления. Бумеранг, похоже, и так знал все заранее. Огала тоже каким-то образом была осведомлена о готовящейся операции. Ирда была сдержана и никак не выказала своего волнения. Латэла прошла такую школу пропаганды и рекламы, что ее уже не смогли бы завлечь никакие самые возвышенные лозунги и призывы.

Убедившись, что все ждут более конкретных и четких инструкций, Лигволд продолжил:

— Штаб «Народной свободы» проанализировал итоги деятельности нашей организации за последнее десятилетие и вынужден был признать, что эффект от наших акций не так велик, как предполагалось. Несмотря на то, что мы казнили наиболее опасных врагов народа и государства, в общем и целом ситуация в стране не изменилась. Даже наша последняя акция — устранение Фралда Гибра — не принесла желаемого эффекта. Поэтому штаб решил перейти к более масштабным и значительным операциям. Новая акция, о которой я говорю, станет первой, но не последней. Мы должны организовать взрыв в Подземке под одним из районных полицейских управлений.

Латэла бросила косые взгляды в обе стороны, чтобы посмотреть на реакцию своих товарищей. Ее не удивило, что все они были заинтересованы, но не взволнованы. Похоже, известие о взрыве неожиданностью не стало.

Лигволд достал из внутреннего кармана несколько сложенных листов бумаги, развернул их и положил на стол. Латэла вместе со всеми склонилась над довольно хорошо прорисованными чертежами и столбцами математических расчетов.

— Это план ремонтного депо, в котором находятся метропоезда техобслуживания и контроля путей. Огала несколько раз бывала там и ей удалось снять копии ключей от дверей. Система охраны там старая, никаких электронных замков и видеокамер нет. Мы легко проникнем в депо и нейтрализуем охрану — шесть или семь человек невысокой квалификации. На плане красными крестиками обозначены места их обычного пребывания.

— Шесть или семь охранников? — переспросила Латэла. Точнее, «новая» Латэла, которая в отличие от «прежней» быстро оценила предстоящее задание. — Если хотя бы один человек нас заметит, он успеет включить сигнал тревоги.

— Именно поэтому захват депо — самая трудная и ответственная стадия операции. В ней будут участвовать наши товарищи из других ячеек. Вы познакомитесь с ними перед началом акции.

— А что дальше? — спросила Латэла. — Полицейское управление находится над депо?

— Не-е-ет, — с улыбкой протянул Лигволд, — если бы все было так просто… На самом деле в депо мы проникнем только для того, чтобы загрузить на поезд взрывчатку. Через некоторое время мы примем запрос на ремонт. Служба контроля движения сообщит, что на одном из перегонов упало напряжение. То ли короткое замыкание, то ли разрыв в токонесущем рельсе… это не важно! Технический метропоезд отправится на вызов. Когда он будет проезжать под управлением полиции, раздастся взрыв. Метропути в этом месте проходят неглубоко, так что взрыв вызовет обвал и разрушение всего здания. Вот здесь на плане указано место, где будет проведена наша акция.

В отличие от достаточно подробного плана депо, схемы метропутей были выполнены в гораздо меньшем масштабе, и потому определить точку взрыва было не так-то просто.

Латэла с сомнением покачала головой:

— Какова вероятность того, что метропоезд окажется точно под зданием полицейского управления? Ведь всего несколько десятков метров вперед или назад — и взрыв затронет соседние дома.

— Все это мы учли. Не зря же над детонатором «колдовал» Бумеранг. Бумеранг, объясни, как мы получим нужную точность?

— Очень просто, — с готовностью отозвался террорист-подрывник. — Как известно, радиосигналы под землей практически не распространяются, так что использовать дистанционное управление невозможно. Ручное управление также отпадает, если, конечно, не найдется желающего-самоубийцы. Но, даже если бы такой у нас имелся, никто не мог бы быть уверен, что этот смертник нажмет кнопку в нужный момент, а не секундой раньше или секундой позже. Поэтому мне оставалось только одно — создать достаточно точный и надежный механический взрыватель. Я взял за основу обычный измеритель расстояния, который используется путевым контролем. Колеса катятся по рельсам, их диаметр и длина окружности известны… ну, и так далее. Короче: зная начальную точку отправления метропоезда и расстояние до точки взрыва, довольно легко настроить взрыватель на нужное количество оборотов колеса. Мы с Бэром несколько раз проводили эксперименты, подключая мой механизм к колесам обычных поездов. Так что я могу гарантировать стопроцентное попадание в цель.

— Но ведь кроме основной цели могут пострадать и невинные люди, — сказала Латэла.

— О ком ты говоришь? — удивился Лигволд. — О полицейских? Разве ты не знаешь, что в полицию идут люди, которые имеют склонность к насилию и жестокости? Они не желают работать, но зато хотят обладать властью и безнаказанностью. Они занимаются грабежами и вымогательствами под прикрытием государства и от его имени. Полиция — главный враг народа, свободы и демократии.

— Все это я знаю, — отмахнулась Латэла. — Я говорю о простых людях, которые могут пострадать от взрыва: о пассажирах метро, о пешеходах на улице, о случайных посетителях полицейского управления.

— А-а-а! — с облегчением протянул Лигволд. — Об этом можешь не беспокоиться. Когда на главный диспетчерский пульт метро наш человек сообщит о неисправности, эту ветку перекроют, а метропоезда пустят в объезд по запасным линиям. Так что рядом в Подземке не будет ни одного человека. Что же касается людей наверху… Твой вопрос заставил меня задуматься. Я обсужу со штабом возможность минимизации потерь среди мирного населения. Но, я уверен, их будет не так уж и много. Кроме того, не забывай, идет война государства со своим народом, а война не обходится без жертв. А жертвы на войне бывают и с той, и с другой стороны.

Слова о «минимизации потерь среди мирного населения» показались Латэле несколько неподходящими для террориста-подпольщика. Такое выражение более естественно звучало бы в устах политика или генерала. Впрочем, «новая» Латэла была настолько захвачена масштабом предстоящей акции, что не придала этому особого значения.

Террористы склонились над планами, схемами и расчетами. Бэр Лигволд начал объяснять, где должен находиться каждый из них и что им предстоит делать, чтобы проникнуть в ремонтное депо. Дальше предполагалось загрузить на поезд взрывчатку, подъехать на нем к заранее определенной стартовой точке, установить счетчик детонатора на нужное расстояние до взрыва, направить поезд вперед на автопилоте, а самим спокойно вернуться по путям назад и выйти из Подземки через ближайшую метростанцию.

В целом план казался простым и почти безупречным. Но Латэлу продолжали мучить смутные сомнения. Ей больше не хотелось быть пешкой в чужой игре, а выходило, что она, как и Ирда, всего лишь сменила хозяев. Раньше она была винтиком в машине рекламы и пропаганды, теперь она стала винтиком в террористической организации.

* * *

Следующее утро ничем не отличалось от всех остальных. За общим завтраком царили непринужденное оживление и веселье. Так ведут себя солдаты на войне, когда гибель врагов и друзей становится привычной и обыденной, а страх за свою жизнь и сомнения в правильности своего дела отходят на задний план.

— Сверим часы, — с улыбкой предложил Лигволд.

Это традиционное выражение часто звучало в фильмах. Но на самом деле о точности хода часов можно было не беспокоиться — электронные хронометры расходились с эталоном на одну секунду в тысячу лет.

— Встречаемся в назначенном месте в одиннадцать сорок пять, — напомнил Лигволд.

Террористы отправлялись на задание не вместе, а двумя группами. Первыми ушли Бэр, Огала и Бумеранг. Они воспользовались подземной узкоколейкой — той самой, по которой Огала привезла Латэлу в убежище. Ирда и Латэла немного задержались, чтобы слегка изменить свою внешность. Им предстояло подняться на поверхность и доехать до метродепо на автомобиле.

На выходе из водонапорной станции Ирда и Латэла не встретили никаких препятствий. Они сели в ту же самую машину, на которой ездили в прошлый раз, только за рулем, естественно, теперь оказалась Ирда. Охранник спокойно выпустил их за ворота, мельком взглянув на предъявленные документы.

Ехали Ирда с Латэлой недолго — ремонтное метродепо находилось неподалеку от водонапорной станции, где обосновались террористы. Всю дорогу Латэла прокручивала в голове предстоящую операцию. Согласно плану Лигволда, они с Ирдой должны были проникнуть в депо через запасной вход. Им предстояло встретить двоих охранников, вооруженных лишь резиновыми дубинками и баллончиками с парализующей жидкостью. Проблема заключалась только в том, чтобы не дать этим охранникам нажать на кнопку аварийной сигнализации.

Ирда остановила автомобиль за один квартал от входа в депо. Дальше им предстояло идти пешком. Не без некоторого внутреннего волнения Латэла ступила на мостовую.

Это был типичный «промышленный» район. Латэла со смесью любопытства и настороженности осматривала длинные трехметровые заборы с колючей проволокой наверху, которые тянулись по одну сторону дороги. За ними скрывались различные технические службы метрополитена. По другую сторону дороги серой однообразной стеной стояли высотные многоквартирные жилые дома.

— Неужели кто-то соглашается жить в этих ужасных условиях? — спросила Латэла, показав Ирде на трубы, поднимавшиеся над заборами. Черный дым из этих труб ветер нес прямо в окна жилых домов.

Ирда усмехнулась:

— Эти люди считают, что им повезло. Дома принадлежат метрополитену и заселены его работниками. Им достаточно выйти из квартиры, пересечь улицу и сразу же оказаться на работе. Им не приходится тратить несколько часов на дорогу, как большинству жителей Птиола.

— Уж лучше потратить некоторое время, чем вечно дышать отравленным воздухом, — сказала Латэла.

— Ты так говоришь, потому что пришла сюда из другого мира. Если бы ты родилась в трущобах, то просто никогда не задумывалась бы о таких проблемах. Тебя интересовало бы только одно — как получить хоть какую-нибудь работу, приобрести хоть какое-нибудь жилье и хоть что-нибудь поесть. Эти люди даже мечтать не могут о собственном автомобиле. Оглянись вокруг — это та же самая Подземка, только выбравшаяся на поверхность.

Латэла промолчала. Она подумала о том, что пенсия ее отца-ветерана, которую она считала нищенской, в этом районе показалась бы довольно значительным состоянием. Все познается в сравнении. Латэла с детства мечтала о блестящей карьере и о роскошной жизни, поэтому всегда соотносила жизнь своей семьи с жизнью богачей. Но теперь ей открылся другой мир, в котором жили девять десятых граждан Велпасии — мир истинной безысходной нищеты.

От размышлений Латэлу оторвал голос Ирды:

— Мы уже рядом с нашей целью. Приготовься.

Латэла понятия не имела, как ей готовиться. «Боевое» состояние возникало само по себе, оставалось только надеяться, что и на этот раз ее второе «я» не подведет.

Запасной вход в метродепо представлял собой глухие металлические ворота. В одной из створок была проделана узкая дверца, в которую с трудом мог протиснуться один человек. А в самой дверце на уровне человеческих глаз была прорезана узкая щель, закрытая в настоящий момент задвижкой. Менеджеры метрополитена, видимо, решили сэкономить на охранных системах.

У террористок заранее была заготовлена легенда, поэтому Ирда уверенно подошла к дверце и громко постучала кулаком по железу.

Стучать пришлось несколько минут, прежде чем из-за ворот послышался сонный мужской голос:

— Прекратите! Я не глухой. Кто там?

— Мы по объявлению! — громко объявила Ирда, доставая из кармана вырезку из газеты (один из членов «Народной свободы» заранее поместил там объявление от имени метродепо). — Тут написано, что вам требуются уборщицы. Вот мы с подругой и пришли.

— Не знаю я ни о каком объявлении, — проворчали за воротами.

Тем не менее, задвижка открылась и в узкой щели показались глаза охранника. Он с ног до головы оглядел Ирду и Латэлу и, видимо, остался доволен увиденным. Террористки были ярко и вульгарно накрашены, что вполне соответствовало вкусу и стилю обитателей бедных районов гигаполиса.

Ирда протянула газетный листок к смотровой щели:

— Вот, видишь? Объявление обведено губной помадой. Это ваш адрес?

— Наш… — нехотя признал охранник.

— Тогда открывай! — потребовала Ирда.

— Но нас не предупредили…

— Это не моя проблема! — напирала Ирда. — Здесь сказано, что сегодня в двенадцать ноль ноль в офисе менеджера вашего депо состоится просмотр кандидаток на работу. Открывай, времени осталось всего ничего.

— А почему вы не пошли через главный вход? — продолжал сомневаться охранник.

— Вот глупенький! — кокетливо засмеялась Ирда. — Да потому, что здесь ближе. Ладно, ребята, кончайте привередничать, открывайте ворота.

— Ну, я не знаю… — охранник не стал закрывать смотровую щель, но отвернулся и прокричал куда-то в сторону: — Эй, Орви, ты что-нибудь слышал о том, что начальство сегодня собирает претенденток на работу?

— Нет, — послышался голос другого человека. — А ты не мучайся, позвони на пульт.

— И то верно! — радостно согласился первый охранник.

Ирда посмотрела на часы и шепнула Латэле:

— Если все идет по плану, Огала пять минут назад перерезала связь. Если же нет — разворачиваемся и спокойно уходим.

Охранник, видимо, в это время жал на кнопку вызова.

— Ничего не получается, — сообщил он своему напарнику. — Наверное, опять что-то замкнуло.

— Пойду проверю, что там у них, — сказал второй голос.

— Мальчики! — позвала Ирда. — Возьмите и нас с собой. Нам ведь по пути. А мы, когда будем работать вместе с вами, уж как-нибудь да отблагодарим вас за помощь.

Охранники довольно захохотали. Это предложение пришлось им по вкусу.

Послышался металлический звук отодвигаемого засова.

— Ну, девочки, милости просим к нам в гости, — игриво произнес первый охранник.

Первой вошла Ирда, за ней — Латэла. Она увидела полного лысеющего человека в форме охраны метрополитена, который открыл им дверь. В десяти метрах от ворот находилась небольшая застекленная будка, возле которой стоял второй охранник.

— Ну, мальчики, куда идем? — Ирда обольстительно улыбнулась.

— Идите со мной, — позвал второй. — А ты, Питти, стой тут.

— Ну вот, уводишь от меня сразу двух красоток, — притворно вздохнул Питти.

— Не переживай, пухлячок, — Ирда потрепала охранника за щеку. — Мы еще встретимся.

Она быстро направилась к сторожевой будке. Латэла, как и было задумано, задержалась возле первого охранника. Аварийная кнопка находилась в будке. У каждого охранника имелся радиопередатчик для связи с центральным пультом, но Огала уже перерезала кабель антенны и сделала радиосвязь невозможной. Так что оставалось лишь позаботиться о том, чтобы ни один из них не дотронулся до кнопки.

— А ты довольно милый, — произнесла Ирда, подходя ко второму охраннику. — Тебя, кажется, зовут Орви?

Она взяла его руками за голову, словно собиралась поцеловать… Раздался приглушенный хруст, и Орви начал оседать на землю с неестественно вывернутой шеей.

— Что это? — вскричал Питти. Он должен был бы выхватить дубинку или баллончик с парализатором, но вместо этого только бестолково хлопал ладонями по бокам.

— Ну, чего ты ждешь? — крикнула Ирда Латэле.

Но Латэла, так же как и охранник, пребывала в ступоре. Ее «новая» сущность совершенно не желала зла этому толстяку.

Ирда быстро сообразила, что от Латэлы толку не будет. Она подскочила к Питти и с разбега ударила его ногой в пах. Охранник взвизгнул и повалился на землю без сознания. Ирда выхватила у него из кармана баллончик с парализующей жидкостью и обильно полила ему лицо.

— От такого количества парализатора он может умереть, — безучастно заметила Латэла.

— Ну и что? Эти ребята оказались в неподходящем месте в неподходящее время. В конце концов, они сами выбрали свою работу. А вот тебе бы не мешало заниматься своей. Запри дверь и закрой задвижку!

Латэла автоматически повиновалась. Точно также автоматически она помогла Ирде оттащить тяжелые тела охранников в будку, где они не так бросались в глаза.

После этого Ирда посмотрела на часы:

— Пошли, уже одиннадцать тридцать. У нас осталось всего пятнадцать минут.

Две террористки быстро зашагали вдоль путей, на которых стояли метровагоны. Несмотря на разгар рабочего дня, здесь было довольно безлюдно. Немногочисленные рабочие провожали женщин любопытными взглядами и даже свистели им вслед. Но никто не попытался остановить их или хотя бы заговорить. Если бы мастер заметил, что рабочие отвлекаются от работы, то наложил бы на них штраф или подал рапорт об их увольнении.

Все пути, на которых стояли ожидавшие ремонта вагоны, сходились у входа в тоннель. Латэла бросила последний взгляд на затянутое дымом небо Птиола и вместе с Ирдой пошла по рельсам, ведущим в Подземку.

Через некоторое время они увидели ярко освещенное помещение. Здесь стояли готовые к отправке на линию метропоезда. Возле одного из таких метропоездов и была назначена встреча всех террористов. Латэла издалека заметила Лигволда, Бумеранга и еще пятерых незнакомых мужчин. Все они были одеты в форменные комбинезоны ремонтной службы метрополитена. Со стороны могло показаться, что мастер показывал своей бригаде участок работы.

Увидев Ирду и Латэлу, Лигволд помахал им рукой.

Когда они приблизились, Бэр коротко представил им других боевиков из «Народной свободы»:

— Дирек, Омил, Раун, Ломли и Крайн. Запомните их лица. Кроме них, у нас тут союзников нет.

Про охрану Лигволд даже не стал спрашивать. Его занимали более неотложные проблемы:

— Через несколько минут должен поступить сигнал о падении напряжения. Дежурную ремонтную бригаду вызовут к техническому метропоезду. Этой бригадой будем мы. Крайн, баллоны готовы?

Один из террористов коротко кивнул:

— Они сложены в моей машине. Я подгоню ее к грузовому перрону в любой момент.

— Отлично, значит нам остается только немного подождать.

Латэла хотела спросить, куда делась настоящая ремонтная бригада, но промолчала. Должно быть, рабочие разделили судьбу охранников. Латэла подумала, что эта акция «Народной свободы» излишне жестока и неоправданно кровава. Казнь одного из высокопоставленных преступников типа Фралда Гибра она еще могла признать справедливой. Но сегодня террористы равнодушно и хладнокровно уничтожали людей, за счастье которых боролись.

В это время в депо заработала громкоговорящая связь:

— Внимание! Получено сообщение о падении напряжения на девятом участке линии Е-красная. Дежурная бригада, приготовиться к выезду!

— Вы слышали? Нас зовут. — Лигволд радостно потер руки.

Террористы направились туда, где стояли ремонтные метропоезда. Эти поезда состояли всего из нескольких вагонов, причем впереди находилась платформа с краном, а моторный вагон с кабиной управления располагался позади.

Боевики из «Народной свободы» быстро и деловито начали готовить поезд к отправлению. Ирда и Латэла вместе с Лигволдом расположились в кабине.

Бэр запустил двигатель. На пульте управления зажглись сигнальные лампочки и засветился дисплей компьютера. На дисплее высветилась карта метропутей. Белыми точками на ней были обозначены пассажирские поезда, синей — ремонтный метропоезд. Поврежденный участок подземной магистрали мерцал красным светом.

— Скоро вы там, чего копаетесь? — недовольно пробурчал по радио диспетчер, считая, что в поезде находится настоящая ремонтная бригада.

— Уже едем, — ответил в передатчик Лигволд, только на пять минут остановимся у грузового перрона. Нам надо загрузить запасную катушку с кабелем.

— Ладно, валяйте, — со вздохом согласился диспетчер, — потом нагоните по дороге.

— Конечно нагоним! — пообещал Лигволд. — Все, мы уехали.

— Только долго не возитесь, — напутствовал диспетчер.

Состав тронулся с места и медленно покатился вперед. Латэла слегка удивилась, вновь увидев впереди дневной свет. Поезд выехал на поверхность и остановился. Несомненно, это и был грузовой перрон. Вокруг путей были сложены связки рельс и шпал, колеса метропоездов, а также множество предметов, назначение которых Латэле было неизвестно. Несколько кранов и подъемников беспрестанно поднимали и опускали свои длинные стрелы, перенося с места на место различные грузы.

Лигволд высунулся из кабины и крикнул Крайну:

— Беги за грузом!

Тот скатился по боковой лесенке и скрылся из вида. Латэла подумала, что загрузить взрывчатку на поезд оказалось не такой уж большой проблемой. Стоило ли ради этого убивать охранников на входе? Они никак не могли помешать подготовке к акции «Народной свободы».

Через несколько минут возле метропоезда остановился небольшой грузовичок с открытым кузовом. В кузове Латэла увидела шесть баллонов размером с человека, которые стояли на металлическом поддоне. Следом за грузовичком подъехал погрузчик с огромной сколоченной из досок катушкой, на которую был намотан кабель толщиной с человеческую руку.

Из погрузчика выглянул рабочий:

— Это вам, что ли, нужен кабель?

Дирек и Ломли тем временем разворачивали кран метропоезда, чтобы зацепить крюком поддон с баллонами.

— Эй, а что это вы грузите? — спросил любопытный водитель погрузчика.

Это любопытство не понравилось террористам. Стоявший неподалеку Крайн быстро подошел к погрузчику, вынул из кармана пистолет с глушителем и просунул руку в открытое окно кабины. Из кабины метропоезда Латэла не слышала выстрелов, но увидела, как голова водителя несколько раз дернулась, а потом безвольно склонилась набок.

Это убийство показалось ей еще более бессмысленным, чем смерть охранников. Ведь можно было что-нибудь придумать, чтобы этот любопытный отвязался. Латэла огляделась вокруг. Похоже, что кроме нее смерть человека никого не взволновала. Террористы грузили баллоны на переднюю платформу метропоезда, Бумеранг крепил к колесам вагона счетчик своего детонатора. Другие рабочие грузового перрона находились слишком далеко, занимались своими делами и потому вообще ничего не заметили.

Через несколько минут все работы были закончены. Террористы собрались в кабине.

— Все готово? — с нетерпением спросил Лигволд у Бумеранга.

Тот поднял оба больших пальца вверх:

— Нет проблем! Когда выйдем на стартовую точку, мне останется только набрать на счетчике нужное расстояние.

Метропоезд покатился вперед и вскоре вновь оказался под землей.

— Ну вот и порядок! — весело подытожил Лигволд. — Мы выходим на финишную прямую.Лишь Крайн и Омил разделяли его веселье. Все остальные сидели молча и слушали ритмичное постукивание колес.

Молчание нарушил Бумеранг:

— Бэр, ты говорил, что мы загрузим взрывчатку Би-восемь. Но в этих баллонах находится приопрен.

— Совершенно верно, — ответил Лигволд, мгновенно посерьезнев. — Штаб решил перестраховаться. Они подумали, что Би-восемь недостаточно мощная штука, чтобы обвалить целое здание.

— Но приопрен — это же объемный взрыв! — воскликнул Бумеранг. — Шесть баллонов в пыль разнесут половину квартала. Одна воронка будет метров сто диаметром.

Латэла напряглась. Ей с самого начала казалось, что во всей этой операции есть что-то неправильное. Внезапно проснувшееся второе «я» подсказало, что слова Бумеранга не удивили только Крайна и Омила. Все остальные, также как и Латэла с Ирдой, ничего не знали об истинном плане операции.

Ни «прежняя», ни «новая» части сознания Латэлы никогда не слышали об объемном взрыве. Поэтому она спросила у Бумеранга, что это такое.

Тот перестал пожирать глазами Лигволда и охотно объяснил:

— Объемным взрывом называется подрыв распыленной в воздухе газовой или капельной смеси. К баллонам с приопреном подведены провода от моего счетчика расстояния. В нужный момент внутри баллонов срабатывают детонаторы первого уровня. Они раскалывают оболочку баллонов и распыляют приопрен. Затем через несколько миллисекунд срабатывают детонаторы второго уровня. Они подрывают воздушно-приопреновую смесь. Объемный взрыв мощнее обычной взрывчатки в тысячи раз. Понятно?

Латэла кивнула головой.

Бумеранг вновь обратился к Лигволду:

— Я надеюсь, в штабе отдают себе отчет в том, на что способны шесть баллонов приопрена?

Лигволд недовольно поморщился и посмотрел на часы:

— Эх, не хотел я говорить раньше времени… Ну, ладно, раз уж ты сам начал этот разговор… В общем, на счетчике тебе надо будет выставить одиннадцать километров триста семнадцать метров.

— Но это же на треть больше, чем мы договаривались вначале… — Бумеранг бросил взгляд на электронную карту метропутей. — Бэр, что НА САМОМ ДЕЛЕ мы взорвем?

— Всемирную нефтяную биржу.

Крайна и Омила это сообщение не удивило. Остальные прореагировали по-разному. Дирек присвистнул и покачал головой. Раун поднял брови и округлил глаза. Ломли поджал губы и нахмурился. Ирда скрестила на груди руки и откинулась назад, облокотившись спиной на стенку кабины.

Латэла также была потрясена этим неожиданным заявлением. О Всемирной нефтяной бирже знали все, кто жил в Птиоле, в Велпасии, да и пожалуй, на всей этой планете. Нефть — кровь мировой экономики, основа богатства и могущества отдельных людей, крупных корпораций и целых государств. Через Всемирную нефтяную биржу в Птиоле проходило больше двух третей всей добытой в мире нефти. Здесь ее покупали, продавали, перекупали и снова перепродавали.

Всемирная нефтяная биржа занимала целый квартал в центре гигаполиса. Это было гигантское стодвадцатиэтажное сооружение из стали, стекла и бетона. Все крупнейшие мировые нефтедобывающие компании, химические концерны и транспортные корпорации имели там свои представительства. В здании Всемирной нефтяной биржи работали десятки тысяч людей.

Латэла подумала, что эта организация является символом мировой экономики и превосходства Велпасии над всеми остальными странами. Не удивительно, что террористы из «Народной свободы» решили в последний момент поменять цель акции. Раз взрыв в Подземке мог уничтожить целое здание, то незачем было тратить силы и время на какое-то жалкое районное полицейское управление.

Смущало Латэлу только одно, о чем она и не замедлила спросить:

— Но почему именно Всемирная нефтяная биржа? Почему не Генеральный штаб или Центральное полицейское управление?

Лигволд посмотрел на нее с недовольством:

— Так надо. Ясно?

— Ясно, — «прежняя» Латэла, наверное, промолчала бы, но «новая» Латэла на этом не успокоилась: — Но ведь мы убьем не только грабителей-капиталистов, но тысячи невинных людей: техников, рабочих, уборщиков. Разве это справедливо?

Недовольство Лигволда усилилось. Резко и зло он бросил:

— Не болтай ерунды, Латэла! Биржа должна быть уничтожена, и она будет уничтожена! Так надо!

— Ты уже дважды сказал «так надо», но кому это надо на самом деле? Простым гражданам Велпасии? Так ведь для них это будет всего лишь еще одно зрелище! Оно не заставит их задуматься, оно не поднимет их на борьбу за свою свободу.

Эти слова были встречены одобрительными кивками Рауна и Ломли. Ирда сидела безучастно, словно предмет спора ее совершенно не интересовал.

Лигволд открыл рот, чтобы ответить Латэле, но тут раздался голос Крайна:

— Бэр, тормози! Мы уже подъехали к точке отсчета.

— Проклятье, чуть не проскочили! — процедил сквозь зубы Лигволд, нажимая на кнопку тормоза.

Метропоезд замедлил движение и поехал со скоростью идущего пешком человека. Ремонтный состав освещал тоннель несколькими мощными прожекторами, так что вскоре все без труда разглядели полосатый красно-желтый шест, прислоненный к стене.

— Вот наша метка, — объявил Лигволд, останавливая поезд. — Ну, Бумеранг, устанавливай счетчик.

— Не делай этого, Бумеранг, — неожиданно для самой себя строго произнесла Латэла, — Это не казнь преступника, это убийство невинных людей.

— Не слушай ее, иди и работай! — прикрикнул на Бумеранга Лигволд.

— Не ходи! — повысила голос и Латэла.

Она смотрела прямо на Лигволда и из-за этого слишком поздно боковым зрением уловила движение Крайна. Раздался едва слышный хлопок, и Латэла почувствовала, как что-то сильно ударило ее в правое плечо. Затем накатила боль, черной волной небытия смыв мысли, чувства и сознание…

* * *

…Когда Латэла очнулась, то первым делом ощутила боль и жжение в правом плече. «Меня застрелили, — сразу же поняла она. — Крайн — убийца. Он хладнокровно убил водителя погрузчика, он и в меня выстрелил.»

Превозмогая боль, распространявшуюся по всему телу, Латэла попыталась подняться и осмотреться... И тут же закусила губу, чтобы сдержать крик. Но не боль была тому причиной. Рядом с Латэлой в кабине лежали тела Ирды, Дирека, Рауна, Ломли и Бумеранга. Все они были убиты из огнестрельного оружия, причем, как отметила «новая» Латэла, выстрелы были сделаны в упор — на одежде виднелись отчетливые буроватые пятна пороховых газов.

Внезапно Латэла поняла, что метропоезд стоит на месте. Следовательно, без сознания она пробыла не так уж и долго, а убийцы — Лигволд, Крайн и Омил — находились где-то неподалеку.

Латэла вытянула левую руку и пошарила рукой в нагрудном кармане Ирды. Как она и предполагала, там находилась духовая трубочка с отравленной иголкой. Латэла осторожно вложила ее себе в рот и, как учила Ирда, сжала зубами посередине, закрыв языком заднее отверстие, чтобы случайно во время вдоха не втянуть и иглу. Передний конец трубочки при этом оказался между ее губами, но заметить его было невозможно.

Едва Латэла успела закончить приготовления, как послышались голоса.

— Я же предупреждал: Бумеранга не трогать! — сердито говорил Лигволд.

— Виноват, господин майор, — отвечал Крайн, — но вы же сами сказали, что подрывник нам больше не понадобится, так как вы и без него сможете завести детонатор.

— Ну, говорил, — недовольно произнес Лигволд. — Однако я рассчитывал, что мне удастся его перетянуть на свою сторону… хотя бы на время. Если бы ты не пристрелил эту полоумную, то он бы не бросился на тебя с кулаками, и ты оставил бы его в живых.

Латэла поняла, что под «полоумной» Лигволд подразумевал ее. Но почему вдруг Крайн стал называть террориста «господином майором»?

А голоса тем временем приблизились к кабине. Латэла услышала звук шагов и закрыла глаза, притворяясь мертвой.

— Кажется, все готово, — удовлетворенно произнес Лигволд, входя в кабину. Следом за ним вошли еще два человека.

Латэла слегка приоткрыла ресницы, чтобы осмотреться. Все трое стояли к ней спинами, наклонясь над пультом управления метропоездом. Лучшего момента нельзя было выбрать. Латэла прицелилась в толстую шею Крайна и сделала резкий выдох.

— Оп! — Крайн хлопнул себя по шее ладонью. — Надо же, даже в тоннеле летают проклятые москиты.

— Откуда тут москиты? — спросил Омил.

— Какая разница, откуда? — проворчал Крайн. — Главное, что один из них меня укусил… Чешется, зараза… Что это со мной?…

Последние слова Крайн произнес жалко и жалобно, словно предчувствуя надвигавшийся конец. Когда его тело начало безвольно оседать, Латэла рванулась вперед, забыв про боль и рану. Воспользовавшись растерянностью Лигволда и Омила, она выхватила из кармана Крайна пистолет и навела его на двух оставшихся в живых террористов.

— Руки вверх! — рявкнула Латэла.

Те безропотно подчинились.

Латэла села на полу и оперлась спиной о сидение.

— Кто вы такие? Почему вы их убили? — Стволом пистолета она показала на трупы.

Лигволд, казалось, ничуть не испугался нацеленного на него оружия:

— Я тебя недооценил, Латэла. Ну, раз ты хочешь знать правду, то я тебе отвечу: мы служим в тайной полиции. Я, Омил и Крайн. Ну Крайн-то уже не служит. Ведь это ты его убила? Взяла у Ирды одну из ее трубочек?

Латэла утвердительно кивнула головой, но грозно сдвинула брови:

— Ты мне зубы не заговаривай! Отвечай на мои вопросы. Давно ты работаешь на тайную полицию?

— Еще со времен учебы в Дельстонском Университете.

— Значит, твое задание — внедриться в «Народную правду»?

Лигволд коротко и нервно хохотнул:

— Да нет никакой «Народной правды». Вся эта террористическая организация — один из проектов тайной полиции. Кстати, и твои бывшие коллеги из отдела политической рекламы работали вместе с нами над его разработкой. Удивлена?

— Не особенно. Скорее, я удивилась бы, если бы «Народная правда» существовала на самом деле. Я понимаю, что вы подбираете обиженных и озлобленных людей, чтобы их руками обделывать свои грязные делишки. Но зачем тайной полиции взрывать Всемирную нефтяную биржу? Хотите свалить вину на «Народную правду», чтобы иметь предлог расправиться с настоящими борцами за справедливость?

Лигволд усмехнулся:

— В чем-то ты права, в чем-то нет. Да, нам нужен предлог, но «Народная правда» тут ни при чем. Ты что-нибудь слышала о Дабистанале?

— Дабистанал? — Латэла покопалась в своей памяти. — Кажется, это страна где-то на востоке. Там одни пустыни.

— И нефть, — многозначительно произнес Лигволд. — Там обнаружены гигантские запасы нефти.

Латэла поняла, что разрозненные кусочки начинают складываться в цельную картину:

— Крейл Кирс собрался снимать кино о войне в Дабистанале… Нам найдена нефть… Взрыв Всемирной нефтяной биржи…

— Ты быстро соображаешь, — похвалил ее Лигволд. — По официальной версии, Биржу взорвут не наши местные борцы за свободу, а террористы из Дабистанала. Это даст Велпасии повод вторгнуться не только в сам Дабистанал, но и оккупировать весь этот нефтяной регион. Чем мощнее взрыв в Птиоле, чем больше жертв, тем быстрее и беспощаднее будет наш ответный удар.

— Так вот чем занимается тайная полиция… — покачала головой Латэла.

— Конечно, — подтвердил ее размышления Лигволд. — Мы не боремся с терроризмом, мы его создаем. А иначе кому нужны спецслужбы? Кто будет оплачивать нашу работу, если у нас не останется врагов?

— Вы убиваете сразу двух зайцев.

— Разумеется. Наша великая Велпасия бомбами и снарядами утвердит демократию в Дабистанале и возьмет под контроль все мировые запасы нефти. А тайная полиция получит дополнительное финансирование, чтобы отыскать и наказать террористов, организовавших чудовищно-жестокий взрыв Всемирной нефтяной биржи. — Лигволд произнес это с такой циничной улыбкой, от которой даже у «новой» Латэлы пошли мурашки по коже.

— Но тут вмешалась я, — сказала Латэла, — взрыва не произойдет, и все люди узнают о готовящемся заговоре…

— Никто ничего не узнает! — прервал ее Лигволд. — Кому ты сообщишь об этом? Кто будет тебя слушать? Вспомни: ты же особо опасная преступница, находящаяся в розыске. Все давно решено. Возле метродепо оставлен автомобиль, в кабине которого лежит инструкция по управлению метропоездом на дабистанальском языке. Подготовлена видеозапись речи Рафаха Гадафара, лидера дабистанальских террористов, в котором он признает свою ответственность за взрыв Всемирной нефтяной биржи. Телеканалы записали гневные выступления наших политиков и генералов. Наши авианосцы идут в сторону Дабистанала. Свидетельства преступления дабистанальских террористов найдены полицией, и их вина уже доказана. Остается самая малость — взорвать Биржу.

— Всесильный отдел политической рекламы не упустил ни одной мелочи, — поняла Латэла. — Подумать только, если бы не Найя Кайдавар, я сама могла бы участвовать в планировании и подготовке всего это чудовищного преступления.

— Это не преступление, это политика, — поправил ее Лигволд. — Ладно, ты узнала все, что хотела. Теперь опусти пистолет. У тебя еще есть шанс начать все сначала. Это тебе обещаю я — майор тайной полиции Велпасии Бэр Лигволд.

— Почему-то я тебе не верю, — Латэла попыталась улыбнуться, но вновь накатившая волна боли искривила ее губы. — Тайная полиция убивает неугодных банкиров и политиков руками наивных борцов за народное счастье. Тайная полиция хочет уничтожить десятки и сотни тысяч человек, чтобы нефтяные магнаты увеличили свои банковские счета. Тайная полиция желает править всем этим миром при помощи денег, лжи и смерти. Зачем вам нужна я — лишний свидетель? Помнишь, Бэр, ты сам сказал, что у меня проснулась давно забытая совесть? Так вот: я не дам вам совершить преступление.

Латэла нажала на курок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало.

Лигволд спокойно опустил руки:

— Я профессионал высокого класса, Латэла. Я знал, что Крайн расстрелял все патроны, а новую обойму вставить не успел. Так что, извини, я доделаю за него работу, которую он не закончил.

Лигволд одним быстрым движением выхватил пистолет. Латэла увидела черное отверстие, смотревшее прямо ей в переносицу. Через мгновение из этого отверстия вырос огненно-алый цветок с острой свинцово-серой сердцевиной.

«Как красиво…» — успела подумать Латэла.

Глава 8. Комета возглавляет оборону родной деревни.

…Раздался оглушительный звон металла и грохот разбивающейся глиняной посуды…

Девушка открыла глаза и посмотрела себе под ноги. На дощатом полу валялся большой медный поднос, засыпанный черепками и перемазанный остатками пищи.

— Что с тобой, Комета? — раздался громоподобный женский голос.

В этом голосе не было злобы или угрозы. Несмотря на необыкновенную силу, он звучал участливо и почти нежно.

Девушка подняла взгляд. Голос как нельзя лучше подходил его обладательнице — высокой кряжистой женщине с грубым лицом и кожей землистого цвета. Это была матушка Гордола из рода горных копателей — человекообразное существо, которое, тем не менее, к человеческому роду не относилось.

Девушка попыталась вспомнить, кто она такая и как здесь оказалась. Ведь только что она была Латэлой Томпа и сидела в кабине метропоезде, а майор тайной полиции Бэр Лигволд целился ей в голову из пистолета. Впрочем, не так давно она также была баронессой Найей Кайдавар, а кроме того, вполне возможно, и другими личностями, воспоминания о которых были не столь отчетливы, но которые все же проплывали мимолетными образами на самой границе сознания.

— Комета, тебе плохо? — ласково прорычала матушка Гордола.

Комета. Так звучало имя девушки. Начало воспоминаниям было положено, оставалось только размотать их, как клубок пряжи. Правда, быстро выяснилось, что вспоминать Комете особенно-то и нечего. Как с прискорбием констатировала новая личность, воплотившаяся в теле девушки, его прежняя обладательница была, что называется, «дурочкой». Кроме того, она даже не являлась человеком. По крайней мере, человеком на все сто процентов.

Девушка с внутренней дрожью поднесла пальцы рук к глазам. Так и есть. Сами пальцы были похожи на человеческие, но заканчивались не ногтями, а расширяющимися подушечками с присосками. Такие же присоски были на пальцах босых ног. Как ни странно, это открытие ничуть не напугало девушку. Комета, которой принадлежало это тело, продолжала оказывать немалое влияние на новую сложносоставную личность.

Все, что знала Комета об окружающем мире, ограничивалось деревней, в которой жили горные копатели, древоточцы, кентавры и прочие нелюди. Сама Комета была дочерью дриады и человека. Никто не знал, была ли причиной ее рождения излишняя любвеобильность обитательницы леса или имело место насилие грубого воина над нежной дриадой. Мать подкинула маленькую девочку на порог придорожного трактира, принадлежавшего матушке Гордоле, а сама вернулась в родной дом — вечнозеленые леса — и никогда больше не навещала своего ребенка.

Комета выросла в деревне, которая принадлежала нечеловеческому миру, и немногочисленные люди, останавливавшиеся на ночлег в трактире матушки Гордолы, ни за что не признали бы в девочке свою соплеменницу. Действительно, достаточно только было взглянуть на ее руки, чтобы понять, что Комета — типичная полукровка.

Свое имя Комета получила за необыкновенно густые волнистые волосы, доставшиеся ей от матери-дриады. Правда, в отличие от зеленоватого оттенка лесных обитательниц, ее волосы были огненно-рыжими. С раннего детства хлопоча по хозяйству в трактире, Комета стягивала их на затылке в «конский хвост», и длинные рыжие пряди развивались позади, как хвост настоящей небесной путешественницы.

Комета жила и работала у матушки Гордолы за ночлег и еду, но хозяйка относилась к ней скорее как к дочке, чем как к прислуге. Муж и двое сыновей Гордолы погибли в шахте под завалом еще до того, как появилась Комета, поэтому нерастраченные материнские чувства хозяйки трактира обратились на приблудную девочку.

Комета росла и взрослела, но ее разум оставался на уровне пятилетнего ребенка. Она умела готовить, подавать на стол и убирать грязную посуду, но расчеты с клиентами и прочие финансовые вопросы находились выше ее понимания. В деревне к ней относились хорошо, даже задиристые жеребята кентавров не обижали простодушную и беззащитную девочку.

И вот в одно мгновение все изменилось. Комета превратилась непонятно во что — ни в Латэлу Томпа, ни в Найю Кайдавар. Она обрела воспоминания других людей, но при этом не утратила и своей собственной личности.

Неожиданное превращение из Латэлы в Комету было слишком большой нагрузкой для человеческой психики. Но та личность, которая воплотилась в Комете, довольно быстро справилась с потрясением.

Логическую часть осмысления собственного «Я» взяла на себя Латэла. Она легко и естественно восприняла факт своего нового перерождения. Теперь она поняла, что сон про Найю Кайдавар, с которого начались ее приключения, на самом деле сном не являлся. Под влиянием каких-то неведомых сил личность погибшей баронессы слилась с личностью Латэлы, а затем, в свою очередь, обе они воплотились в теле Кометы.

Найя Кайдавар также не протестовала против нового воплощения. Она вновь была готова бороться со злом и несправедливостью, и ей было все равно, в каком теле это делать.

Неразвитый разум Кометы не просто вместил в себя пару (а скорее всего, гораздо больше) новых личностей, но и связал их в одно целое. Причем, как ни странно, именно Комета доминировала в этом оформившемся триумвирате. Впрочем, почему странно? Ведь, в конце концов, это тело принадлежало ей. Она была связана с ним врожденными рефлексами и приобретенными навыками. А новые составляющие — Латэла и Найя — выступали скорее советниками, чем соправителями.

— Я — Комета, — прошептала девушка, еще раз посмотрев на свои пальцы.

— Да что с тобой? — раздался над ее головой голос матушки Гордолы. — Ты плохо себя чувствуешь?

Пока девушка занималась самоидентификацией, горная копательница приблизилась к своей воспитаннице. Матушка Гордола была в полтора раза выше Кометы и втрое шире ее в плечах, бедрах и талии. Ее громадная жесткая рука осторожно погладила голову девушки.

— Ничего, спасибо, — ответила Комета. — Я задумалась.

— Задумалась?! — Гордола беззлобно рассмеялась, так что зазвенели стекла в окнах трактира. — Вы слышали? Она задумалась!

В этих словах звучала не издевка, а искренняя радость. Но, кроме копательницы, никто не оценил первых разумных слов в жизни Кометы.

И не удивительно. Сегодня в трактире собрались все самые уважаемые жители деревни, а также представители соседних селений. Они сидели за столами и слушали трех послов из мира людей, которые прибыли сюда, чтобы говорить от имени короля Нарданала. Никто из присутствующих, кроме матушки Гордолы, даже не обратил внимания на то, что девушка случайно уронила поднос.

— Извините, что я разбила посуду, — Комета нагнулась и начала собирать на поднос рассыпавшиеся по полу черепки. — Сейчас я все уберу.

— Ох, Комета, что-то все же с тобой неладно, — покачала головой Гордола. — С каких это пор ты стала называть меня на «Вы»? Ну-ка сядь на стул и отдохни. Я сама все уберу. — Трактирщица села на корточки и одним движением своей огромной ладони смела на поднос весь мусор. — А еще лучше, иди-ка, приляг на кровать.

— Спасибо, матушка Гордола, — Комета попыталась изобразить улыбку. — Я лучше немножко посижу тут.

— Ну, как знаешь, — Гордола встала и понесла поднос на кухню. — Если опять голова закружится, позови меня.

— Обязательно.

Комета села в угол на свободный стул, поставила локти на стол и уперлась подбородком в раскрытые ладони. Она видела спины самых разнообразных созданий, которые слушали человеческих послов. Самих послов она не могла разглядеть — их загораживали массивные фигуры горных копателей и рослых кентавров. Зато Комета хорошо слышала, о чем говорили люди.

Всего несколько минут назад, до перевоплощения, этот разговор ее совершенно не интересовал — она просто не понимала большей части мудреных слов. Но теперь Комета внимательно вслушивалась в беседу, так как хотела разобраться в окружающем мире.

— Наш добрый и благородный король Нарданал, — раздавался густой бас одного из послов, — предлагает вам, жителям Горной страны, свою защиту и опеку. Под его сильной и мудрой дланью вы больше не будете страдать от бед и несчастий.

— Но мы и раньше не слишком-то бедствовали, — возражал кто-то из нелюдей, судя по легкой шепелявости, древоточец. — Зачем же нам идти на поклон к вашему королю? Что он нам даст такого, чего у нас нет?

Посол словно ждал этого вопроса. Ничуть не поколебавшись и не смутившись, он заявил:

— Великий король Нарданал дарует вам закон и порядок! Это то, что отличает разумных существ от дикарей. Это то, что лежит в основе государства. Это то, что возвысит вас над прочими существами.

— Кроме закона и порядка вы получите право на триединение, — послышался другой человеческий голос, глуховатый и вкрадчивый. — Наша святая Триединая церковь готова принять вас в свое благословенное лоно. Вы получите возможность очиститься от греха и спасти свои души от жестоких мучений в пламени загробного мира. Примите благоволение Шира-Вада-Дагна, и вы обретете любовь и успокоение в сердцах своих.

— Наши предки жили без всякого триединения и были достойными и честными существами, — сказал один из пожилых кентавров. Комета раньше никогда его не встречала.

— Это самое главное заблуждение! — с торжеством вскричал человеческий посол. — Нельзя быть достойным человеком… я хотел сказать, достойным существом, и при этом не принадлежать к святой Триединой церкви. Лишь сподобившись божественной милости Шира-Вада-Дагна вы сможете надеяться на прощение и искупление своих грехов. В противном случае тьма и дикость невежества так и не выпустят ваши души из своего плена. За нежелание признать свет истины вы понесете страшную кару, и ваши потомки будут прокляты во веки веков.

— Ты хочешь, чтобы мы разорвали тысячелетние традиции, отреклись от своих отцов и дедов? — мрачно спросил кентавр.

— Я призываю вас испить благодати из рук святой Триединой церкви! — упоенно провозгласил человек. — Я призываю вас спасти свои души и души ваших детей. Лишь в лоне святой Триединой церкви обретете вы милость и любовь великого Шира-Вада-Дагна.

— Тьфу! — проворчал кентавр. — Ты, видимо, не слышишь, о чем я спрашиваю. Твердишь свои заклинания и не можешь ответить на мой вопрос.

— Просто ты не о том его спрашиваешь! — не выдержала Комета. — Спроси лучше у этих послов, во сколько вам обойдутся королевская защита и милость Триединой церкви.

Комета решительно растолкала кентавров, древоточцев, горных копателей и вышла на середину зала, где сидели послы. Как она и ожидала, ее глазам предстали три человека.

Один из них был воином и дворянином. Он был одет в бархатную пунцовую куртку, а его грудь защищала стальная кираса. Поверх кирасы была накинута перевязь с длинной шпагой, а талия была обернута длинным кушаком, который служил своеобразной «кобурой» для двух больших фитильных пистолетов. На голове дворянина красовалась мягкая широкополая шляпа с пучком длинных пушистых перьев. На его ногах были одеты высокие кожаные ботфорты и ярко-синие штаны. Пальцы дворянина украшали перстни с драгоценными камнями. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы на нем не была написана нескрываемая смесь презрения, высокомерия и самолюбования.

Второй посол, несомненно, являлся священником. Он был одет в длинную сутану с капюшоном, подпоясанную толстой грубой веревкой. Его лицо было неестественно бледным и высохшим, как у вылезшего из могилы покойника. Особенно Комету поразили глаза этого человека — полупрозрачные бледно-голубые глаза безмозглого фанатика, с которым совершенно бессмысленно спорить. На шее священника висела толстая тяжелая цепь, к которой был прикреплен массивный треугольник из кованого металла.

Третий посол носил сюртук и штаны из черной шерстяной ткани. На его ногах были одеты тяжелые кожаные ботинки. Голову его покрывала высокая войлочная шляпа с узкими полями без каких-либо украшений. На коленях этот человек держал толстый кожаный портфель.

Все трое людей с изумлением разглядывали Комету. Также удивлены были и жители деревни. Они не ожидали, что прислуживавшая в трактире дурочка вдруг вмешается в чрезвычайно важную беседу, способную изменить ход истории.

Комета обратилась к нечеловеческим существам, широким жестом указав на послов:

— Вы видите перед собой трех человек, трех представителей государства, которое предлагает вам свою защиту, помощь и спасение ваших душ. И кто же эти люди? Воин, олицетворяющий силу государства. Священник, якобы выступающий от имени бога. Чиновник, представляющий закон. Задача послов — заставить вас поверить в то, что вам необходимо стать частью этого государства, принять его закон, религию и нравы.

Пожилой кентавр согласно кивнул головой. Люди еще не понимали, к чему клонит Комета, но слушали ее внимательно и настороженно.

Убедившись, что ей удалось полностью завладеть вниманием собравшихся, Комета продолжила свою речь:

— Возникает только один вопрос: что эти люди потребуют ОТ ВАС? В этом мире ничего не дается просто так. Все имеет свою цену. Эти люди предлагают вам свои услуги, но пока умалчивают об их цене. Итак, начнем с вас. — Комета указала на дворянина. — Как вас зовут?

Дворянин встал, выпрямился, горделиво вскинул голову и положил руку на эфес шпаги:

— Я уже имел честь называть свое имя перед собравшимися, но ради вас с радостью и произнесу его снова, ибо по праву им горжусь. Я граф Эрдаван Гамилианский, посол его величества короля Нарданала.

— Очень приятно познакомиться! — Комета сделала легкий реверанс в стиле Найи Кайдавар. — Сразу видно, что вы человек чести и достойный рыцарь. Так не откажите мне в любезности и ответьте, что вы потребуете от нас всех, если мы станем подданными вашего короля?

Граф Гамилианский внушительно произнес:

— Долг каждого честного подданного королевства — повиноваться своему сюзерену, выполнять все его приказы и стараться угадывать невысказанные желания.

— Но король далеко. Откуда мы узнаем о его желаниях?

— От королевских наместников и доверенных слуг.

— То есть от дворян? — уточнила Комета. — Вы будете взимать налоги от имени короля, вы позаботитесь о том, чтобы народ исправно оплачивал содержание абсолютно не нужного ему государственного аппарата.

Эрдаван презрительно скривил губы:

— Я не торговец и не приказчик, чтобы обсуждать подобные низменные вопросы. Дело дворян — славные деяния на войне…

— То есть вы и в войну нас втянете, чтобы вам не было скучно, — насмешливо произнесла Комета, обводя глазами всех собравшихся в трактире. — Вам мало того, что вы станете хозяевами на нашей земле и превратите нас в своих послушных слуг. Вы еще заставите нас сражаться и погибать ради вашего развлечения, или, что еще хуже, ради захвата новых земель. Вы потребуете чтобы мы, ваши рабы, убивали других людей и нелюдей, которые, в отличие от нас, не покорятся вам по своей воле.

Граф побледнел от гнева и нервно стиснул рукоятку шпаги. Комета сделала вид, что не заметила этого движения, повернулась к Эрдавану спиной и обратилась к священнику:

— Теперь ваша очередь. Как вас зовут?

— Отец Балимолт, — представился тот, не вставая.

— Чей отец? — переспросила Комета.

— Я отец и пастырь всякого живого существа, принявшего слово божье, обратившегося в святую триединую веру и ставшего частью паствы Триединой церкви.

— А что надо сделать, чтобы стать частью Триединой церкви?

Священник решил, что преуспел в своей агитации, и с воодушевлением заговорил:

— Для начала надо пройти обряд триединеия. Святой отец своим благословенным символом веры очистит твое тело от скверны, совершив три надреза: два на груди и один на животе. Шрамы от этих надрезов станут свидетельством того, что ты обрела милость в глазах Шира-Вада-Дагна.

Поясняя свои слова, отец Балимолт взялся рукой за треугольник, висевший у него на груди. Оказалось, что это не цельнокованый предмет, а своеобразный нож в ножнах. Нижняя сторона треугольника служила поперечной рукояткой, тогда как две другие были остро отточены. Именно этот треугольный нож священник называл «символом веры» и им собирался полосовать тела новообращенных.

— И это все? — спросила Комета. — После этого моя душа будет спасена?

— Обряд триединения — лишь первый шаг на пути к очищению души. Тебе простятся твои прежние невольные прегрешения, но всю оставшуюся жизнь ты должна будешь каяться за грехи новые.

— Что же Триединая церковь считает грехами?

— Смертоубийство, сквернословие, хищение, употребление пищи, питие жидкостей, совокупление, вожделение…

— Стоп, стоп! — перебила священника Комета. — Со смертоубийством и хищением я еще согласна, но питание и продолжение рода — это совершенно естественные потребности любого живого существа. Почему же они приравниваются к преступлениям?

— Любое ублажение собственной плоти есть смертный грех! — воскликнул отец Балимолт.

— То есть, жизнь — это грех? — прищурилась Комета.

— Ты совершенно верно поняла суть триединой веры, дочь моя! — просиял священник.

— Я еще не твоя дочь, — оборвала его восторг Комета. — Мне бы хотелось узнать, в чем будет заключаться покаяние за мою греховную жизнь?

— Ты должна будешь постами и молитвами очищать свою душу, в чем тебе с радостью поможет Триединая церковь. Ибо, как заповедал нам милосердный Шир-Вад-Дагн…

— Сколько это будет стоить? — Комета посмотрела прямо в глаза священника.

Тот слегка растерялся и ответил:

— Паства Триединой церкви регулярно дарует своим святым отцам треть всех своих доходов. Кроме того, особенно ревностные и праведные почитатели Шира-Вада-Дагна не ограничиваются сим скромным вкладом и ради спасения своей души жертвует на нужды церкви все свое достояние.

— Треть доходов! — Комета подняла палец и повернулась к деревенским представителям: — Запомните эту цифру, уважаемые.

После чего она обратилась к последнему послу:

— Какова твоя должность и как тебя зовут?

— Я Паор Диаклат, нотариус Земельной Коллегии его величества короля Нарданала.

— Зачем ты здесь?

— Мне поручили определить размеры этих земель и рассчитать причитающийся с них налог.

— Вы слышите?! — Воскликнула Комета, обращаясь к нелюдям. — Вы еще не стали подданными короля, а ваши земли уже описывают.

Горные копатели, древоточцы и кентавры возмущенно зашумели. Чтобы перекрыть гул голосов, Комета повысила голос:

— А скажи нам, господин нотариус, каков размер этого налога?

Совершенно сбитый с толку Паор Диаклат вынул из своего портфеля толстую пачку листов пергамента с королевскими гербами и начал перечислять:

— За пользование своими землями король требует половину всего урожая. Кроме того, отдельная плата взимается за прокладку дорог, строительство общественных зданий, содержание местных судей, рыбную ловлю, сбор ягод и грибов в окрестных лесах, использование в хозяйстве вьючных и ездовых животных, разведение крупного и мелкого скота, птицы…

— По-моему, вполне достаточно! — с улыбкой прервала Комета. — Мне уже все ясно. А вам?

Она посмотрела на деревенских жителей. Те уже были не просто возмущены, но и не на шутку разгневаны. Только теперь они поняли, что скрывалось за красивыми лживыми словами человеческих послов.

Комета решила, что пора подытожить эту встречу:

— Уважаемые соседи, сограждане и сотоварищи! На этой земле жили ваши предки, на этой земле живете вы, на этой земле будут жить ваши дети. От вас зависит, останется ли эта земля свободной и счастливой, или ее захватят жадные и корыстолюбивые люди. Послы сказали, что принесут вам закон и защиту. Но за это они лишат вас большей части вашего имущества, нажитого не только вашим собственным тяжелым трудом, но и стараниями ваших достопочтенных предков. Послы сказали, что спасут ваши души. Но за это они требуют еще треть всех ваших доходов. Так что же останется вам? Нищета! Люди хотят сделать вас своими рабами. Хотите ли ВЫ этого?

— Нет, не хотим! — единодушно закричали все нечеловеческие существа.

Комета сказала послам:

— Мы выслушали ваше предложение. Наш ответ вы также слышали. Я думаю, что вам больше нечего делать в нашей деревне.

Граф Эрдаван Гамилианский медленно оглядел Комету с головы до ног испепеляюще-яростным взором и стиснул эфес шпаги. Если бы в трактире не сидели горные копатели, он бы, несомненно, пустил в дело оружие, чтобы избавиться от девушки, нарушившей все его планы. Отец Балимолт также злобно сверлил Комету своими водянистыми глазами. Только Паор Диаклат не собирался никому угрожать. Он сам был до смерти напуган и мечтал только об одном: оказаться как можно дальше от этого страшного места, полного чудовищ.

Послы вышли за дверь, сопровождаемые свистом и хохотом нелюдей. Комета также покинула трактир, чтобы посмотреть на отъезд гостей. Оказалось, что послов сопровождал эскорт: шесть всадников в металлических шлемах и кирасах, со шпагами на поясах и с массивными пистолетами в седельных кобурах. Также Комета увидела четырех взрослых кентавров, которые стояли возле паланкина — кабинки с мягким креслом, прикрепленной к двум длинным шестам. На груди и животе каждого кентавра виднелись три рубца.

Кроме всадников и кентавров-триединистов возле трактира толпились жители деревни, которым не хватило места внутри. Они с любопытством разглядывали пришельцев, обсуждали их одежду и вооружение. Всадники старательно делали вид, что не замечают направленных на них взглядов и не слышат разговоров нелюдей. Кентавры-триединисты перебирали копытами, не поднимая глаз, и не отвечали на вопросы своих соплеменников. Наверное, они боялись совершить какой-нибудь очередной греховный поступок, за который придется отвечать перед церковью.

Выйдя из трактира, граф Гамилианский одним легким движением взлетел в седло своего горячего скакуна. Нотариус неуклюже вскарабкался на смирную лошадку. Священник сел в паланкин, и кентавры подняли его, взявшись за шесты. Повинуясь взмаху руки графа, посольство двинулось прочь из деревни. Никто из людей не обернулся. Юные жеребята кентавров поскакали было следом, но строгие окрики взрослых заставили их вернуться в деревню.

— Они вернутся, — услышала Комета за спиной голос пожилого кентавра, который вышел из трактира следом за ней. — Они так просто не отступятся.

— Я знаю, — Комета вздохнула. — Но я надеюсь, что люди еще не настолько сильны, чтобы нас сломить.

Кентавр мягко взял ее за плечи и подтолкнул обратно к двери трактира:

— Пойдем, нам надо о многом поговорить.

* * *

Первой, кого Комета увидела внутри, была матушка Гордола.

— Что с тобой, девочка? — горная копательница с испугом смотрела то на свою приемную дочь, то на идущего сзади кентавра. — Хрумпин, что случилось с моей Кометой? Я слушала, что она говорит, но поняла едва ли половину ее слов.

— Это называют «светлым воплощением», — ответил кентавр. — Эта девочка больше не Комета. В ней воплотился дух предков.

— Нет, я Комета! — запротестовала девушка. — Я еще сама не разобралась в том, что со мной произошло, но могу твердо сказать: я — Комета.

— Ты что-нибудь помнишь о своей предыдущей жизни? — спросил Хрумпин.

— Достаточно четко я помню о двух жизнях, но, как мне кажется, если постараться, то можно вспомнить и другие.

Кентавр удивленно поднял брови:

— О двух? Первый раз слышу о таком явлении. И ты лучше пока не старайся вспомнить все, не напрягай голову. Тебе сейчас нужно отдохнуть, посидеть и расслабиться…

— Да, Комета, — сказал один из древоточцев, пододвигая девушке стул, — сядь с нами. Ух, и здорово ты врезала этим людишкам!

— А мы-то хороши, — подхватил другой, — уши развесили, рты раскрыли. Надо было сразу гнать их отсюда!

— А вот я слышал, что на Побережье тоже поначалу отказались признавать королевскую власть, — произнес какой-то кентавр. — Да только когда люди навалились на них всей своей силой, сразу запросили пощады и согласились на все условия. Хрумпин, ты много путешествовал и много чего повидал. Расскажи, как это было?

Но пожилой кентавр не торопился начинать рассказ. Похоже, его интересовала только Комета и ее «светлое воплощение». Однако и девушка присоединилась к просьбам жителей деревни:

— Хрумпин, я почти ничего не знаю о мире за пределами этой деревни. Но теперь я чувствую, что скоро мне эти знания понадобятся. Расскажи, пожалуйста, что это за мир?

Кентавр вздохнул и заговорил:

— Как все вы знаете, наш мир состоит из двух огромных материков, разделенных Междуземным проливом. Люди живут на западе. Мы живем на востоке. Долгие годы люди и нелюди практически не общались друг с другом. Лишь немногочисленные купцы да торговцы переплывали с материка на материк, чтобы обменяться товарами. Но с недавних пор все изменилось. Люди начали строить большие корабли, которые приводятся в движение парусами. Люди овладели искусством огненного оружия. Раньше они воевали друг с другом, но около ста лет назад одно королевство победило мелкие государства и подчинило их себе. Теперь взоры людей обратились на восток. Сначала хитростью и уговорами они добились разрешения поселиться на Побережье. Но через некоторое время вдруг оказалось, что переселенцев с западного материка так много, что наши прибрежные обитатели перестали быть хозяевами в собственном доме. Люди принесли свои законы и свою религию, а тех местных жителей, которые пытался отстаивать свои права, либо изгоняли, либо убивали. К сожалению, тогда мы еще не осознали всей угрозы, поэтому не объединились в борьбе против общего врага. Так в мире нелюдей возник раскол. Некоторые прибрежные народы признали королевскую власть и приняли триединую веру.

— Как те кентавры-носильщики, что теперь таскают паланкин со священником, — вставил древоточец.

— Совершенно верно. На их примере вы видите, какое место уготовано нелюдям в человеческом государстве. Как говорила Комета, мы для людей — сильные и выносливые рабы. Но и Побережья людям показалось мало. Теперь они собираются расширить свои границы. Вначале люди присылают своих послов, чтобы уговорить местных жителей добровольно расстаться со свободой. Если же этот номер не проходит, люди захватывают земли силой. Люди многочисленны и лучше нас вооружены. Но в Холмогорье уже собираются отряды кентавров, чтобы дать отпор захватчикам. Собственно, для того я и прискакал в вашу деревню. Я рассчитывал найти добровольцев, желающих сражаться за родной дом. Совершенно случайно я встретил тут человеческих послов. Если бы не Комета, я сам раскрыл бы вам глаза на их коварные замыслы. Однако эта девушка справилась лучше меня.

Комета скромно опустила глаза, слушая обращенные к ней хвалебные крики двух десятков горных копателей, древоточцев и кентавров.

Хрумпин продолжил:

— К счастью для всех нас, на эту девушку снизошло «светлое воплощение». Силы ее души и разума увеличились за счет памяти и опыта предков…

— А вот в этом я не уверена, — сказала Комета. — Не хочу вас разочаровывать, но мои воспоминания не имеют ничего общего с этим миром.

— Неужели? — удивился Хрумпин. — Что же ты помнишь?

Комета сжато и коротко пересказала истории жизней Найи Кайдавар и Латэлы Томпа. Многое она не стала упоминать. Так, например, она ничего не рассказала об уничтожении нескольких поселений зиганьеров, от своего преображения в доме Бургуна сразу перейдя к возвращению в замок Кайдавар. Если первая жизнь была нелюдям достаточна ясна, то мир гигаполиса Птиола и чудовищный аппарат государственного подавления оказался выше их понимания.

— Так что в некоторых вопросах я по-прежнему остаюсь ограниченной Кометой, — улыбнулась девушка. — Я совершенно не представляю, где находится Побережье, что такое Холмогорье, и как велика наша Горная страна.

— Ну, это объяснить достаточно просто, — сказал Хрумпин. — Побережьем называется часть суши вдоль Междуземного пролива. Горная страна, где мы сейчас находимся, лежит к северо-востоку от пролива. Холмогорьем называют необъятные холмистые равнины, расположенные на востоке от Побережья, то есть к югу от Горной страны. А на юго-востоке находятся озера и леса, населенные лесными жителями: дриадами, фавнами и водяными. Как нам известно, основной удар люди готовят на востоке — в Холмогорье, так как на равнинной части их армия может использовать свои главные преимущества: конницу и огнестрельное оружие. Горная страна представляет собой естественную крепость, а озера и леса для людей практически непроходимы. Именно поэтому они стараются действовать здесь больше хитростью, чем силой. Однако вам теперь придется всегда быть наготове. Если люди положили глаз на эту землю, они сюда вернуться…

Слова Хрумпина были прерваны громкими криками на улице. Собравшиеся в трактире выбежали наружу. Оказалось, что в деревню прискакал молодой кентавр. Его спина была залита кровью, и другие кентавры уже начали оказывать ему первую помощь, прикладывая к ране целебный мох.

Но молодой кентавр вырывался и кричал:

— Позовите Хрумпина! Немедленно позовите Хрумпина!

— Я здесь! — крикнул кентавр и поскакал навстречу. — Что случилось, Махир? — Остальным Хрумпин объяснил: — Это Махир, мой племянник и помощник. Мы вместе прискакали из Холмогорья и разделились в долине, чтобы обойти несколько горных деревень.

Махир произнес, обращаясь к Хрумпину, но его громкий голос слышали все:

— Сюда идут люди! Около сотни пехотинцев и два десятка всадников. Я скакал к тебе из соседней деревни, когда увидел их отряд, идущий по дороге. Я обогнал его по лесу, чтобы предупредить вас, но меня заметили. Я едва оторвался от всадников, но пуля меня все-таки догнала. Хрумпин, объясни ты этим горцам, что нельзя перевязывать рану, не вытащив из нее пули!

— Он прав! — Хрумпин растолкал местных жителей и осмотрел рану Махира. — Ничего страшного, пуля сидит неглубоко. Ну-ка…

Пожилой кентавр вынул из ножен на поясе длинный нож… Махир дико вскрикнул и одновременно дернул всеми четырьмя ногами. Если бы его не держали другие кентавры, он, наверняка, подскочил бы вверх на высоту своего роста.

— Вот и все, — Хрумпин продемонстрировал окровавленный кусочек металла. — Пуля извлечена. Отведите Махира в трактир, промойте рану и перевяжите.

— Люди появятся здесь меньше, чем через час! — кричал уводимый Махир.

— Значит, мы должны их достойно встретить.

Комета предложила:

— Заминируйте подходы к деревне. Поставьте пулеметы в окнах первых этажей, снайперы пусть займут позиции на крышах. Когда атакующий отряд окажется под перекрестным огнем…

— О чем ты говоришь? — удивился кентавр.

Комета замолчала. Она поняла, что произнесенные слова пришли из какой-то другой жизни, которая не имела ничего общего ни с Найей Кайдавар, ни с Латэлой Томпа, ни, тем более, с окружающей действительностью. Комета окинула взглядом нестройную толпу деревенских жителей и вспомнила, что никто из них ни разу в жизни не держал боевого оружия. Лишь несколько охотников-кентавров имели луки.

Если не организовать эту толпу, не повести ее за собой, то нелюди разбредутся по своим домам, чтобы защищать собственные семьи, собственные жилища. В этом случае люди с легкостью перебьют их поодиночке.

Хрумпин испытующе посмотрел на Комету:

— Ну, девочка, похоже, только ты способна защитить эту деревню. Ты единственная, кто имеет хоть какой-то боевой опыт.

— А ты?

— Я скорее путешественник, чем воин. Кроме того, я здесь чужой. А тебя знают и, самое главное, в тебя верят.

— Да уж, меня тут знают, — скептически поморщилась Комета.

Но, посмотрев в глаза ближайших нелюдей, она с удивление увидела в них надежду и веру. Известие о «светлом воплощении» бывшей деревенской дурочки со скоростью молнии пролетело по деревне. Теперь все ждали от нее приказов и распоряжений. Комета поняла, что если немедленно не найдет подходящих слов и не примет простых и понятных всем решений, то ее авторитет вновь опустится до нижней точки.

Чтобы выиграть время на размышления, Комета громко приказала:

— Пусть готовые к битве мужчины разделятся на группы по видам. Женщины и дети, бегите по домам, закрывайте ставни на окнах и готовьте перевязочный материал.

Нелюди с готовностью повиновались.

Тем временем Комета мысленно составляла план предыдущего сражения. Она достаточно хорошо знала родную деревню и понимала, как непросто будет ее защитить. Дома были хаотически разбросаны по склону горы. Единственная дорога, которая вела из долины, заканчивалась у дверей трактира. Вдоль дороги не было ни кустов, ни крупных камней, за которыми можно было бы устроить засаду. Лишь выше по склонам начинались густые заросли. Но они были слишком далеко, чтобы начать оттуда атаку. Люди перестреляли бы нападавших прежде, чем дело дошло до рукопашной.

Пока Комета размышляла, нелюди разделились на четыре группы.

В первую вошли горные копатели — их было восемнадцать. Эти массивные и сильные существа могли бы нанести людям серьезный урон в ближнем бою, но, к сожалению, не обладали достаточной быстротой, чтобы резко сократить дистанцию. Пули ружей и пистолетов уничтожили бы горных копателей раньше, чем им удалось бы приблизиться к людям.

Вторую группу составили тридцать шесть древоточцев. У них были большие головы с мощными челюстями, сильные руки и длинные цепкие хвосты. Но их ноги были слишком коротки и слабы. Самый рослый древоточец едва ли доставал до пояса взрослому человеку.

Третью группу образовали восемь взрослых кентавров (не считая Хрумпина и раненого Махира) и шесть подростков, которые не желали признавать себя детьми и потому не отправились по домам вместе с женщинами. Кентавры были далеко не так велики и могучи, как принято описывать в мифах и легендах. Настоящие кентавры были ростом с высокого человека. Их «конские» половины были короче и ниже, чем у обычных лошадей. Правда, кентавры были выносливы и ловки. Их крепкие мохнатые ноги одинаково легко преодолевали многомильные переходы или взбирались на горные кручи. Но на равных сражаться с конницей кентавры, разумеется, не могли.

Четвертая группа оказалась самой малочисленной. В нее вошли два фавна и один дриад, которые остановились на ночлег в трактире матушки Гордолы. Это были купцы, которые привезли в деревню каучуковый сок из южных лесов. Но и они готовы были сражаться с захватчиками, защищая нечеловеческий мир.

Итого, в распоряжении Кометы находилось семьдесят одно существо, способное держать оружие. При необходимости можно было бы мобилизовать и женщин. Горные копательницы, например, силой ничуть не уступали своим мужьям. Но проблема заключалась в том, что оружия у нелюдей не было. Кроме того, девушка боялась, что присутствие женщин на поле боя лишь внесет суматоху и неразбериху.

— Сколько среди вас лучников? — спросила Комета у кентавров.

Пятеро взрослых и четверо подростков сделали шаг вперед.

— Бегите за оружием и захватите весь запас стрел, что у вас есть. У кого нет луков, вооружитесь всем, чем сможете. Возьмите длинные колья, ножи, топоры… Затем спрячьтесь за стенами ближайших к дороге домов. Когда люди приблизятся на расстояние прицельного выстрела, первым делом постарайтесь уничтожить стрелков и кавалеристов. Зря не высовывайтесь и не лезьте под огонь. Маневрируйте, перебегайте с места на место и стреляйте, стреляйте, стреляйте. Договорились?

Копыта кентавров застучали по камням частой дробью, когда они помчались выполнять приказание.

Комета подошла к древоточцам.

— Видите те сквателы на склоне горы прямо над дорогой? — она показала на рощу высоких деревьев. — Так вот, вы должны подтесать эти сквателы так, чтобы они упали вниз по моему сигналу.

— Но они не достанут до дороги, — сказал Хрумпин, неотступно следующий за Кометой.

— Конечно, не достанут, — согласилась Комета. — Поэтому людей надо заманить наверх.

— А-а-а! — хором протянули кентавр и древоточцы.

Комета махнула рукой:

— Раз план вам ясен, бегите наверх. Времени у вас мало.

Древоточцы резво посеменили в указанном направлении на своих коротеньких ножках.

— Теперь вы, — Комета обратилась к горным копателям. — Спрячьтесь пока за трактиром. Не В трактире, а ЗА ним. Дверь слишком узкая, вы не успеете выскочить и атаковать все разом. Ясно?

— Ясно, — произнесли горные копатели и направились к месту засады.

Затем Комета подошла к фавнам и дриаду. Эти трое купцов были одеты в короткие штаны и куртки без рукавов. На их поясах Комета еще издали заметила ножны с длинными широкими тесаками. Купцам приходилось много путешествовать, а оказываться без оружия на большой дороге было небезопасно даже в нечеловеческом мире.

— Вы, как я вижу, умеете обращаться с этими штуками, — Комета показала на тесаки.

— Это хозяйственный инструмент, — с улыбкой сказал дриад, — дров для костра нарубить, фрукты и овощи порезать…

— Значит, в нужный момент из рук ты тесак не выронишь, — хмыкнула Комета, — и то хорошо. Тебя как зовут?

— Гардалат, сестренка, — широко улыбнулся дриад.

Он назвал Комету «сестренкой», хотя видел, что перед ним стоит не дриада, а полукровка. Девушка ответила на этот комплимент такой же открытой улыбкой.

— Гардалат, у меня будет для тебя особенно важное задание. Ты должен забраться на крышу трактира и следить за моими сигналами. Когда я сделаю так… — Комета подняла правую руку вверх и описала круг над головой, — …то ты прикажешь горным копателям атаковать людей.

Затем Комета оценивающе посмотрела на кривоногих фавнов с острыми рожками:

— А вы отправляйтесь к горным копателям. Когда дело дойдет до рукопашной, ваши тесаки скрестятся с человеческими шпагами.

Дриад легко вскарабкался наверх по отвесной стене трактира благодаря присоскам на руках и ногах. Он спрятался за дымовой трубой и послал Комете воздушный поцелуй. Девушка ответила ему легким взмахом руки, не собираясь поощрять любвеобильного «братишку».

Расставив свою импровизированную армию по местам, Комета обернулась к Хрумпину:

— Я не уверена, что мой план сработает. Я еще не придумала, как заманить людей под падающие сквателы.

Хрумпин издал звук, похожий на настоящее лошадиное ржание:

— Честно говоря, я думал, что эту роль ты отвела себе.

— Себе? Почему?

Кентавр смутился:

— Ну… люди так прореагируют на твое появление… Ты же видела, что сделалось с послами, когда ты стояла перед ними…

— Что сделалось с послами? — продолжала недоумевать Комета.

Кентавр совершенно сконфузился:

— Ну… Это… На тебе же нет человеческой одежды…

Действительно, так же, как и горные копатели, Комета носила лишь кожаный фартук, который спереди не прикрывал ее грудь и доходил лишь до середины бедер, а сзади вообще не имел ничего, кроме завязок. Только сейчас Комета осознала, что пламенный взгляд графа Эрдавана Гамилианского означал вовсе не ненависть, как она решила вначале, а самое настоящее греховное вожделение.

Как ни странно, Комета вовсе не испытывала стыда. Древоточцы и кентавры ходили совершенно обнаженными, так что девушка с детства привыкла к окружавшей ее наготе. А вот люди — совсем другое дело.

Комета подняла руки вверх и несколько раз повернулась перед Хрумпином:

— Как ты думаешь, если я сделаю ТАК на склоне горы, то солдаты побегут за мной?

Кентавр слегка охрипшим голосом сказал:

— Несомненно!

— Значит, у нас готова не только ловушка, но и приманка! — весело заключила Комета. — Пошли, посмотрим, все ли готово у древоточцев.

Она быстро зашагала к месту засады, кентавр пошел рядом с ней. Но Хрумин все еще был чем-то смущен.

Наконец, он решился задать вопрос:

— Скажи честно, Комета, почему ты решила сражаться против людей? Насколько я могу судить, ты сама наполовину человек. Кроме того, твои предыдущие жизни, о которых ты помнишь…

Кентавр замолчал, но Комета поняла, что он имеет в виду.

— Не важно, насколько я человек или насколько была человеком, — сказала она. — Сейчас важно лишь то, что на мою родную деревню готовится нападение. И я хочу преподать захватчикам хороший урок. Кроме того, если ты помнишь, Найя Кайдавар была человеком, но это не помешало ей расправиться с зиганьерами. Люди привыкли убивать людей, Хрумпин. Я тоже привыкла.

Девушка и кентавр приблизились к тому месту, где древоточцы готовили засаду. Хотя за густыми кустами ничего не было видно, еще издали можно было услышать дружный хруст и скрип, сопровождавший работу древоточцев. Комете даже показалось, что несколько сквател уже подрагивают и покачиваются.

Раздвинув кусты, Комета увидела, что древоточцы разбились на несколько бригад и обтесывали каждое дерево с нескольких сторон. К моменту появления девушки и кентавра толстые стволы одиннадцати сквател были обточены снизу, как карандаши. Опытные древоточцы оставили ровно столько древесины, чтобы сквателы не упали раньше времени.

— Пора бы уже и людям появиться, — задумчиво произнес Хрумпин, вглядываясь в идущую снизу дорогу.

Убедившись, что у древоточцев все готово, Комета также перенесла все свое внимание туда, откуда должны были появиться враги.

— Идут! — хором воскликнули девушка и кентавр, завидев легкую дымку пыли, поднимавшуюся над склоном горы.

Людей еще не было видно, так как дорога шла наверх змейкой, петляя между неровностями гористой местности. Но вот над каменистой поверхностью блеснули металлические предметы. Комета пригляделась и поняла, что это наконечники копий и лезвия боевых секир.

Прошло еще несколько минут, и люди показались в полный рост. Первыми шли стрелки с большими тяжелыми ружьями. Они внимательно вглядывались в растительность на склонах гор и были готовы открыть огонь при первом же появлении нелюдей.

Следом за стрелками шли копейщики и секироносцы. Вначале Комета удивилась, что в эпоху огнестрельного оружия люди продолжают использовать эти устаревшие предметы вооружения. Но потом поняла, что фитильные ружья несовершенны и требуют много времени на перезарядку. А древковое холодное оружие позволяет сдерживать атаки врага и освобождает стрелков от необходимости вступать в ближний бой.

Стрелки и копейщики чередовались отрядами по двенадцать человек. Подобная тактика позволяла им в случае неожиданного нападения быстро развернуться в любую сторону, встретить врага смешанным строем, объединить и дополнить возможности своего оружия. Махир оказался точен. Комета и Хрумпин насчитали четыре дюжины стрелков и четыре дюжины копейщиков.

Следом за пехотой двигалась конница. Ее возглавлял сам граф Эрдаван Гамилианский. Рядом с ним ехал знаменосец с развернутым полотнищем, на котором был изображен герб графа: рука в латной рукавице, сжимавшая рукоять сломанного пополам меча, по лезвию которого стекала кровь. Конных воинов насчитывалось две дюжины. Все они носили кирасы и шлемы. Кроме шпаг и пистолетов, некоторые держали в руках длинные пики.

Пехотинцы были защищены не так хорошо, как кавалеристы. Лишь несколько человек имели кирасы и металлические шлемы. Большинство было одето в длинные камзолы и широкополые шляпы.

Позади конницы двигался обоз из шести больших телег, каждую из которых тянула пара лошадей. Телегами правили возницы, которых в расчет можно было не принимать. В обозе также находился и паланкин отца Балимолта, который несли четыре кентавра-триединиста.

Хрумпин внимательно рассмотрел вереницу пеших и конных людей и сказал Комете:

— Похоже, граф Гамилианский был готов к тому, что деревня откажется подчиниться добровольно. Он привел с собой свой отряд и оставил его неподалеку в долине.

— Почему же он не атаковал сразу?

— Не знаю. Может, его посольство на самом деле было разведкой? Граф знал, что нелюди никогда не нападут на мирных послов, и лично явился в деревню, чтобы определить количество жителей и наметить пути наступления.

— Ну, что же, он сейчас узнает, что нелюди способны объединиться и дать отпор непрошеным гостям, — заявила Комета.

Дождавшись, пока большая часть пехоты проследует мимо места засады, девушка вышла из кустов на открытое пространство и громко крикнула:

— Куда вы так торопитесь, храбрые воины?

Первые солдаты из колонны пехоты были уже достаточно далеко, поэтому не заметили появления Кометы и продолжали идти по направлению к деревне. Ближайшие воины остановились. Стрелки взяли наизготовку свои ружья и раздули тлеющие фитили. Но выстрелов не последовало. Солдаты с удивлением смотрели на юную полуобнаженную девушку и косились на своего командира, ехавшего позади.

Граф Эрдаван Гамилианский поднял руку, приказывая следовавшей за ним коннице остановиться, и с подозрением оглядел кусты за спиной Кометы. Но древоточцы затаились у корней сквател, а Хрумпин спрятался за толстым стволом одного из деревьев.

Граф, видимо, был не очень высокого мнения о стратегических способностях нелюдей, поэтому решил, что опасаться нечего.

Он приказал двоим ближайшим всадникам:

— Притащите мне эту девчонку!

Те повернули коней и начали взбираться по склону.

Комета, не отрывая глаз от приближавшихся людей, тихо сказала прячущимся за кустами древоточцам:

— Когда они подойдут поближе, валите на них одно или два дерева. Не больше.

Всадники поднимались в гору довольно быстро. Они весело переговаривались и оценивающе поглядывали на девушку. Люди даже не попытались обнажить шпаги или достать пистолеты. Комета сделала несколько шагов назад, чтобы ее не задели ветви падающих сквател.

— Давайте! — крикнула она.

За спиной Кометы вначале послышался хруст подгрызаемой древесины, затем раздался треск последних лопнувших волокон. Девушка обернулась, чтобы в случае необходимости увернуться от падающего дерева. Но этого не потребовалось — древоточцы могли завалить любое дерево так, чтобы его вершина попала на вбитый в землю колышек.

Всадники заметили падавшее дерево лишь тогда, когда оно уже начало свое движение вниз. Лошади испуганно заржали, люди окоченели от ужаса. Но избежать опасности они не успели. Рухнувшая скватела всей массой своей кроны накрыла двух всадников.

Люди на дороге закричали и запаниковали. Несколько стрелков выстрелили в сторону Кометы, но девушка уже скрылась в кустах и вместе с кентавром и древоточцами спряталась за деревьями, так что пули не причинили никому вреда. Те солдаты, что ушли вперед, развернулись и побежали обратно, решив, видимо, что нелюди атакуют с тыла или с флангов.

Граф Гамилианский постарался навести в своем отряде хоть какой-нибудь порядок. Он приказал пехотинцам сомкнуть ряды и развернул конницу в сторону леса, где прятались Комета, Хрумпин и древоточцы. Наверное, он предполагал, что вслед за падением дерева последует атака.

Но Комета приказала древоточцам тихо затаиться и не выдавать своего присутствия. Как бы тем не хотелось выразить радость от первой победы над людьми громкими криками, они подчинились девушке.

— Только бы из деревни никто не ринулся в атаку, — прошептала Комета Хрумпину.

Кентавр понимающе покачал головой, соглашаясь с девушкой. Но их опасения оказались напрасны, деревенские жители строго выполняли приказы Кометы. Издалека деревня казалась брошенной и обезлюдевшей (вернее, обезнелюдевшей).

Наверное, граф Гамилианский решил, что упавшее дерево стало единственным отчаянным жестом нелюдей, покинувших родную деревню. Он послал наверх две дюжины человек, чтобы они помогли попавшим под дерево всадникам или же достали их трупы.

Пехотинцы медленно двинулись вперед, готовые обратиться в бегство при первой опасности. Комета жестами показала древоточцам, что теперь можно валить все оставшиеся сквателы. Те начали тихо подгрызать деревья, стараясь, чтобы звуки их работы не долетели до людей.

Пехотинцы приблизились к упавшему дереву. Неизвестно, были ли живы всадники, но одна лошадь продолжала биться и хрипло ржать. Часть солдат попыталась пробиться сквозь переплетение веток к своим товарищам, другая часть направилась в сторону кустов, за которыми скрывался отряд Кометы.

Девушка махнула рукой, и еще десять огромных деревьев обрушились на людей. Послышались крики боли и отчаяния. Стрелки снизу больше не стреляли, боясь попасть в своих же товарищей.

Граф Гамилианский решил больше не рисковать, посылая солдат наверх. Ведь склон горы покрывал целый лес сквател, и граф вполне резонно опасался, что все эти деревья могут рухнуть людям на головы.

Поэтому Эрдаван Гамилианский отдал единственно правильный с его точки зрения приказ:

— Захватить деревню!

Отряд графа двинулся вперед. Первыми по-прежнему шли пехотинцы. Они ожидали, что деревня окажется пуста, поэтому первые стрелы, выпущенные кентаврами, оказались для них полной неожиданностью. Несколько стрелков было убито на месте, несколько ранено. Солдаты сгрудились в толпу, ощетинились копьями и секирами и открыли ответный огонь. Но дома горных жителей были выстроены из камней и толстых бревен, поэтому пули не могли пробить их стены. А кентавры, выскочив из-за угла и выпустив пару стрел, тут же исчезали из вида. Пули запоздало щелкали по тому месту, где они только что находились. Такая тактика была хороша еще тем, что люди не могли определить, со сколькими врагами они имеют дело.

Граф Гамилианский закричал:

— Вперед, пехота! Не стойте на месте, как остолопы! За короля Нарданала!

Он не мог послать вперед конницу, так как пехотинцы перекрыли дорогу. Кроме того, граф по-прежнему опасался удара из леса и потому держал самую сильную часть отряда при себе. Паланкин отца Балимолта поравнялся с графом. Священник не желал находиться в неохраняемом обозе.

Комета из-за кустов наблюдала за завязкой боя.

— Я должна попасть в деревню! — воскликнула она. — Гардалат издалека не увидит моего сигнала. Если люди пойдут в атаку, то мы проиграем сражение.

Девушка выбежала из своего укрытия и устремилась к упавшим деревьям. Она надеялась раздобыть у придавленных солдат какое-нибудь оружие. Комете повезло. Навстречу ей из переплетения веток выбиралась лошадь одного из всадников. Труп человека зацепился ногой за стремя и не давал ей освободиться.

Лошадь посмотрела на Комету налившимся кровью глазом и всхрапнула. Девушка смело пробралась к ней сквозь ветви и вытащила из седельной кобуры тяжелый пистолет. Затем Комета позаимствовала у мертвого всадника длинную шпагу. Теперь она была вооружена и готова к бою.

Внезапно позади девушки послышался цокот копыт. Она быстро обернулась и вскинула пистолет. Но это был всего-навсего Хрумпин за которым следовали все тридцать шесть древоточцев.

Древоточцы радостно улыбались, сверкая своими острыми белоснежными зубами.

Комета обвела широким жестом поваленные деревья:

— Это ваша победа, друзья. Соберите оружие, но будьте осторожны. Я слышу стоны, значит, кто-то из людей еще жив. Хрумпин, ты тоже подбери себе что-нибудь. Мы возвращаемся в деревню.

Кентавр кинул взгляд в сторону сражения:

— Некогда! Люди уже подошли к трактиру. Садись на меня, Комета, я тебя довезу.

Не без некоторого сомнения девушка уселась на спину Хрумпина. Но она решила, что кентавр реально оценивает свои силы. И правда, едва Комета обняла Хрумпина за торс, как тот резво помчался по склону горы вдоль кромки леса.

Всадники на дороге заметили скакавшего кентавра и его наездницу и открыли огонь. Но из фитильных пистолетов было не так-то просто попасть в быстро двигавшуюся мишень. Пули щелкали по камням и вонзались в стволы деревьев позади Хрумпина и Кометы.

Тем временем наступавшая пехота медленно оттесняла кентавров от ближайших домов вглубь деревни. Люди уже оказались достаточно близко к трактиру матушки Гордолы, так что Комета решила перейти ко второй части своего плана. Она подняла руку со шпагой вверх и подала сигнал Гардалату.

Спустя мгновение послышался грозный рык горных копателей. Их массивные фигуры вломились в ряды пехотинцев, перемешали их и разметали в разные стороны.

— Ну, теперь вся надежда на силу горных копателей! — крикнула Комета прямо в ухо Хрумпину.

— Нам повезло, — на скаку ответил тот, — что это не королевские солдаты и не профессиональные наемники. Должно быть, граф рассчитывал на легкую победу, раз привел с собой всякий сброд.

Действительно, солдаты оказались не готовы к рукопашной схватке. Часть из них бросила оружие и помчалась по дороге назад.

— Стойте, негодяи! — отчаянно заорал граф Гамилианский. — Стойте, я вам приказываю!

Но желавших подчиниться неудачливому военачальнику не нашлось.

Тогда из паланкина выскочил отец Балимолт. Выпучив свои прозрачные глаза и потрясая в воздухе треугольником — символом своей веры, он закричал:

— Именем господа бога нашего, великого и триединого, остановитесь! Стойте, дети мои! Во имя доброго и милостивого Шира-Вада-Дагна сожгите эту деревню дотла, истребите всех ее жителей. За каждого убитого нелюдя простится вам один смертный грех! Во благо нашей святой благочестивой церкви не щадите ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей! Вперед, дети мои!

Эти призывы оказались сильнее приказов графа. Некоторые люди развернулись, подобрали брошенное оружие и опять вступили в бой. Но в это время к горным копателям присоединились кентавры, отложившие свои луки и взявшиеся за ножи и дубины. Вслед за этим распахнулись двери домов, и на врагов ринулись женщины с тяжелыми сковородами и ухватами. Особенно страшна была матушка Гордола. Как и прочие горные копатели, она не нуждалась в оружии. Ее огромные тяжелые кулаки косили людей, как два боевых молота.

Сражение переросло в беспорядочную резню. Стрелки больше не могли использовать свои ружья и выхватили из ножен шпаги и тесаки. Но еще издали Комете стало ясно, что нелюди одержат верх.

Изменить исход боя могла атака кавалерии, но граф Гамилианский так и не решился послать ее в деревню и остаться без охраны. Дворянин поступил так, как всегда в подобных случаях поступали люди благородного сословия. Он бросил свою пехоту на произвол судьбы и обратился в бегство. Вместе с кавалерией поле боя покинул и отец Балимолт.

Выглядывая из окна паланкина, священник кричал своим носильщикам-кентаврам:

— Быстрее, дети мои! Именем Триединой церкви, скачите скорее, бездельники и дармоеды!

Телеги из обоза не могли развернуться на узкой дороге. Поэтому возницы бросили их и побежали следом за конницей.

Вслед бегущим из-за ветвей упавших сквател прозвучало несколько выстрелов. Древоточцы не только раздобыли огнестрельное оружие, но и разобрались, как им пользоваться. Впрочем, ни в кого они так и не попали, так что эффект от выстрелов оказался лишь психологический, придавший беглецам прыти и проворства.

Но даже брошенная своим командованием пехота не собиралась сдаваться без боя. Когда Хрумпин с Кометой на спине наконец добрались до деревни, сражение еще было в самом разгаре.

Комета спрыгнула со спины кентавра и выстрелила из пистолета прямо в грудь ближайшего солдата. Тот упал навзничь. Следующим на пути девушки оказался стрелок. Он сжимал разряженное ружье в левой руке подобно щиту, а в правой держал длинный обоюдоострый кинжал — весьма удобное оружие для тесной рукопашной схватки.

Комета швырнула свой разряженный пистолет в лицо стрелка. Тот инстинктивно отклонился, и девушка, прыгнув вперед, воткнула шпагу ему в живот. Солдат выронил оружие и обеими руками зажал смертельную рану. Комета подхватила с земли кинжал и с двумя клинками в руках ринулась в самую гущу сражения. Шпага и кинжал в ее руках сверкали, как серебряные молнии, сея среди людей смерть и ужас.

Хрумпин прикрывал спину девушки. Копыта кентавра умело поражали людей, ломая им руки, ноги и ребра, разбивая головы и превращая лица в кровавое месиво.

— Комета, доченька, побереги себя, деточка! — громоподобно рычала матушка Гордола.

Но девушка уже ощутила упоение схваткой. Ей казалось, что все остальные — и люди, и нелюди — двигаются словно в замедленном темпе. Сама же Комета словно находилась одновременно в нескольких местах.

То ли благодаря ее вмешательству, то ли из-за дружного натиска нелюдей битва стала затихать. Солдаты бросали свое оружие и сдавались на милость победителей. Нелюди никогда не добивали безоружных и раненых. Так что вскоре Комета и деревенские жители стали обладателями горы трупов и толпы пленных людей.

* * *

Нелюди потеряли всего двоих кентавров, одного горного копателя и трех женщин-древоточиц. Женщины остались бы живы, если бы послушались Комету и остались в домах. Но общее воодушевление погнало в бой всех жителей деревни, так что девушка не собиралась ставить это в вину своим товарищам по оружию.

После победы, как это обычно бывает, возникло вопросов больше, чем до начала сражения. Главными были два: «Что делась с пленными?» и «Что делать с погибшими людьми?»

Уставшие, но счастливые нелюди-победители устроили совет прямо на поле боя перед трактиром.

Комета, словно происходящее больше ее не касалось, уселась неподалеку прямо на землю. Пучком сорванной травы она вначале стерла со шпаги и с кинжала человеческую кровь. Зачем, подобрав подходящий камешек, начала затачивать клинки, заравнивать зазубрины и щербины на лезвиях.

За этим занятием и застал девушку Хрумпин.

— Комета, твоего слова ждут и нелюди, и люди, — сказал кентавр. — Сегодня ты не только добыла победу, но и взяла на себя ответственность за жизнь многих существ. Теперь ты должна продолжить начатое дело.

— Ладно, раз должна, значит, продолжу, — Комета нехотя встала.

Жители деревни смотрели на нее с преданностью и восхищением, но девушка почему-то не чувствовала радости. Пленные солдаты со страхом и трепетом взирали на предводительницу нелюдей, но и это не доставляло Комете удовольствия. После победы она ощущала не подъем и восторг, а усталость и опустошенность.

— Скажи, Комета, что нам делать с людьми? — от имени всех деревенских жителей спросил старый древоточец.

Девушка медленно осмотрела оставшихся в живых солдат и мрачно произнесла:

— Отрубите им головы, насадите на колья и выставьте вдоль дороги. Пусть другие захватчики трижды подумают, прежде чем нападать на нашу деревню.

Подобное предложение повергло в шок не только людей, но и соратников Кометы.

— Мы не можем становиться такими же жестокими и кровожадными, как люди! — воскликнул один из горных копателей.

Поняв, что переборщила, девушка попыталась улыбнуться:

— Я пошутила. Извините, если шутка вышла неудачной. Я слишком устала, чтобы думать о судьбе людей. Делайте с ними, что хотите. Но помните: на этот раз мы победили, но война еще не закончена. Люди вернутся.

Древоточец тоже улыбнулся, словно по-достоинству оценил шутку Кометы, и сказал:

— Мы хотим, чтобы люди похоронили своих мертвецов по своему обычаю, а потом отправлялись на все четыре стороны и везде рассказывали о том, что нападать на горных жителей опасно и бесполезно. Ты не против?

Комета пожала плечами:

— Делайте, как считаете нужным. Мне сейчас все равно.

Она демонстративно повернулась спиной к собранию, уселась на землю и продолжила заточку шпаги.

Матушка Гордола направилась было к ней, но Хрумпин остановил ее движением руки. Кентавр подошел к сидящей девушке и несколько минут постоял рядом с ней, глядя, как она водит камнем по лезвию.

Наконец, Хрумпин прервал молчание:

— Тебе очень плохо?

Комета ничего не ответила, лишь слегка кивнула головой, не прерывая работы.

— Чего бы ты сейчас хотела? — спросил кентавр.

Комета передернула плечами.

— Ты бы хотела, чтобы ничего этого не было? — предположил Хрумпин. — Ни войны, ни сражения, ни смерти?

Комета никак не прореагировала на этот вопрос.

Кентавр перевел разговор на другую тему:

— Что ты собираешься делать дальше?

Камешек в руке Кометы на секунду приостановил свое движение по клинку, но затем работа возобновилась в том же размеренном спокойном ритме.

— Ты хочешь остаться в этой деревне?

Девушка задумалась и отрицательно покачала головой.

— Ты хочешь чего-то большего для себя?

Комета, наконец, ответила:

— Я чувствую, что этот мир слишком мал для меня.

Сказав это, она вдруг вновь ощутила укол какого-то едва различимого воспоминания. Эту фразу она уже слышала или произносила ее сама в одной из прежних жизней. Но почему-то Комета боялась более глубоких воспоминаний. Они, как огонь, согревали ее, давали силы и энергию, но при более тесном контакте могли обжечь или даже испепелить.

— Я так и думал, — произнес Хрумпин, не понимая причин задумчивости Кометы. — Тебя ждут великие свершения и славные победы. Я прибыл в горную страну, чтобы набрать добровольцев в армию, но нашел нечто гораздо более ценное — тебя, Комета. Я уверен, ты — самое настоящее «светлое воплощение». Ты возглавишь нашу армию в войне против людей и приведешь нас к победе.

— А почему бы и нет? — как бы про себя тихо произнесла Комета, все еще пытаясь разобраться в своих мыслях и воспоминаниях.

Кентавр, как и прочие нелюди, не был склонен к рефлексии, поэтому сразу начал строить планы:

— Итак, решено. Завтра утром мы отправляемся в Холмогорье. Махир поправится и соберет по окрестным деревням нужное количество добровольцев. Ты же должна как можно скорее появиться в штабе нашей армии. От тебя зависит будущее нашего мира.

Внезапно позади раздался голос матушки Гордолы:

— Свою дочку я никуда не отпущу!

Горная копательница неслышно подошла сзади и слышала окончание разговора.

Комета порывисто вскочила и бросилась на шею своей приемной матери:

— Я должна идти с Хрумпином! Это не мой выбор, это — моя судьба!

Гордола даже не пыталась вытирать текущие из глаз слезы:

— Тогда я пойду с тобой, доченька. Как же ты без меня?

— Дети вырастают и покидают отчий дом, — философски заметил Хрумпин.

— Я вернусь, я обязательно вернусь, — пообещала Комета.

— Я буду ждать тебя…

* * *

Допросив пленных, Комета убедилась в том, что Хрумпин оказался прав. Это были не профессиональные солдаты, а жители прибрежных районов, набранные графом Эрдаваном Гамилианским для похода в Горную страну. Солдаты сказали, что граф пообещал расплатиться с ними золотом, которое удастся отобрать у местных жителей. Он уверял, что победа будет легкой и обогатившиеся солдаты быстро вернуться к своим семьям.

Комета решила, что эти люди оказались такими же жертвами графа, как и горные жители. Правители никогда не сражаются сами, предпочитая отправлять на смерть обманутых посулами или лживыми лозунгами людей. Поэтому девушка отказалась от мысли казнить солдат и согласилась с решением деревенских жителей.

Люди закопали своих мертвецов в землю ниже по дороге и исполнили при погребении все положенные обряды Триединой церкви. После этого пленные солдаты получили свободу и поспешили убраться подальше, пока нелюди не передумали.

Нелюди поступали со своими покойниками очень просто: они относили их на каменистую площадку в горах, где яркое солнце, ночной холод и стервятники быстро превращали тела в гору костей.

Помимо отвоеванной свободы и независимости деревенские жители стали обладателями целого арсенала трофейного оружия. Кроме того, в обозе, брошенном бежавшими людьми, оказались изрядные запасы пороха и пуль, которых хватило бы еще не на одно сражение.

Узнав о том, что Комета собирается вместе с Хрумпином отправиться в Холмогорье, чтобы продолжить войну с людьми, некоторые жители деревни захотели последовать за ними. Но Хрумпин и Комета отобрали лишь троих молодых кентавров: Кариха, Ваксара и Одолаха. Древоточцы и горные копатели должны были дождаться выздоровления Махира и выступить на равнину в составе единого отряда Горного народа.

Весь остаток дня и половину ночи Комета провела в трактире, разрабатывая стратегию защиты Горной страны и объясняя свои замыслы деревенским старейшинам и Махиру.

Комета распорядилась отправить гонцов в соседние деревни, чтобы объединить общие усилия в борьбе с захватчиками. На перевалах следовало установить постоянные наблюдательные посты, которые заранее предупреждали бы горных жителей о появлении вооруженных вражеских отрядов. Для борьбы с людьми Комета предложила использовать методы партизанской войны: засеки деревьев, обвалы камней, засады, стрельбу из укрытий по офицерам и командирам.

Убедившись, что с ее отъездом нелюди не потеряют боевого духа и смогут самостоятельно организовать оборону, Комета отправилась в свою комнатку, чтобы последний раз выспаться перед дальней дорогой.

Утром ее разбудил нетерпеливый Хрумпин. Лошади уже были запряжены в одну из телег, в которую путешественники сложили запасы еды. Кроме того, они взяли с собой пять ружей, четыре пистолета, секиры, шпаги и кинжалы. Все оружие также было сложено на телегу и прикрыто соломой, чтобы не привлекать излишнего внимания. При необходимости его можно было мгновенно достать и пустить в дело.

Прощание Кометы с матушкой Гордолой и остальными жителями деревни было очень трогательным. Когда все слова были сказаны и все слезы выплаканы, телега с Кометой и кентавры тронулись в путь.

В тот момент, когда деревня должна была вот-вот скрыться за поворотом дороги, Комета еще раз обернулась и увидела, что нелюди по-прежнему стоят и провожают ее взглядами. К горлу девушки подкатил ком, и она быстро отвернулась. Чтобы изгнать из сердца тоску и печаль, Комета стала думать о том, как поведет в бой свою армию. Вскоре эти мысли захватили ее настолько, что боль от расставания с родным домом почти затихла…

* * *

Комета никогда раньше не покидала деревни в сознательном возрасте (мать-дриада принесла ее неведомо откуда еще во младенчестве), поэтому за каждым поворотом горной дороги для нее открывался новый живописный вид. Кентавры Карих, Ваксар и Одолах уже неоднократно бывали в долине и в соседних деревнях, так что места, по которым проходил маленький отряд, были им достаточно хорошо знакомы.

Хрумпин, как выяснилось, родился в деревне, которая находилась в двух дневных переходах от деревни Кометы. Но он уже давно переселился в Холмогорье и помнил лишь основные горные дороги, связывающие между собой разбросанные по горным склонам и долинам поселения нелюдей.

Издалека запряженную парой лошадей телегу, на которой ехала Комета, и четверых скачущих рядом кентавров можно было принять за путешествующих торговцев.

Уже к вечеру путешественники достигли подножия гор. (Деревня Кометы находилась на окраине Горной страны, потому-то она и стала первой целью отряда графа Эрдавана Гамилианского.) В быстро надвигавшихся сумерках Комета и кентавры увидели первое равнинное поселение. Оно было обнесено частоколом в два человеческих роста. Над бревенчатыми стенами виднелись крыши невысоких домов. Вокруг раскинулись возделанные поля.

Этот полугород-полудеревня являлся узлом торговых путей между горами и равниной. Большую часть его населения составляли кентавры. Поэтому Хрумпина и его спутников встретили тепло и радушно. Они остановились на ночлег в трактире, который практически ничем не отличался от трактира матушки Гордолы.

Вечером, сидя в ярко освещенном общем зале, товарищи Кометы с аппетитом уплетали овсяную похлебку и жареное мясо, а девушка ложкой вяло ковыряла пищу в своей тарелке.

— Что случилось, Комета? — обеспокоено спросил Хрумпин. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет. Просто я задумалась о странном парадоксе. С одной стороны, в своих предыдущих жизнях я не раз сиживала в ресторанах. С другой стороны, я осталась Кометой, которая испытывает неловкость, сидя в трактире за столом, а не прислуживая посетителям.

В этом трактире подавали на стол и убирали грязную посуду две юные девушки-кентаврицы. Их копытца звонко цокали по бревенчатому полу, когда они резво скакали по залу. Комета, на своем опыте зная, как болят ноги в конце длинного рабочего дня, сочувствующими взглядами сопровождала каждое их перемещение между столами.

В трактире путешественники получили не только кров и пищу, но и узнали последние новости. Как выяснилось, в строну гор люди проследовали тайно, каким-то чудом ускользнув от глаз обитателей равнин. Так что когда сутки назад мимо городка промчались двадцать всадников и паланкин, который несли кентавры с Побережья, для местных кентавров это стало полной неожиданностью. Они долго гадали о причинах появления столь странной кавалькады, но затем со стороны гор стали появляться разрозненные группы пеших людей. От них-то жители городка узнали о сражении, в котором был разгромлен отряд графа Гамилианского. Кентавры не стали препятствовать простым солдатам разбегаться по домам, но всерьез подумывали, не организовать ли погоню за всадниками. Однако время было упущено, и от этой затеи отказались.

Известия о том, что в трактире остановились герои битвы с людьми и сама Комета, ставшая «светлым воплощением», быстро распространились по городку. Помещение постепенно стало заполняться местными старейшинами и просто любопытными. Несмотря на то, что наступила ночь, кентавры желали из первых уст услышать подробности этой славной истории.

Комету неудержимо тянуло в сон, поэтому даже начало рассказа Хрумпина она выслушала с закрытыми глазами, а уж окончания праздничного застолья вообще не помнила…

…Проснулась она на мягкой большой кровати, которая подходила скорее не человеку, а горному копателю или кентавру. Правда, Комета тут же вспомнила, что лучшее ложе для горного копателя — это жесткие камни, а кентавры предпочитали спать, полулежа на копне сена.

Девушка выглянула в окно и увидела, что во дворе трактира царит необыкновенное оживление. Карих, Ваксар и Одолах запрягали лошадей в телегу, а вокруг них скакали и прыгали молодые кентавры из местных. Горные кентавры держались солидно и спокойно. Теперь их считали героями великой битвы, и им приходилось соответствовать этому мужественному образу.

В дверь комнаты постучали.

— Кто там? — спросила Комета, отворачиваясь от окна.

Из-за двери послышался голос Хрумпина:

— Извини, что бужу тебя так рано. Но нам лучше отправиться в путь, пока за нами не увязались все жители этого городка. Вся местная молодежь желает непременно поучаствовать в каком-нибудь сражении.

— Значит, недостатка в добровольцах у нас не будет, — Комета открыла дверь.

Хрумпин опустил глаза:

— Ты бы оделась. Хозяин трактира в качестве подарка преподнес тебе человеческое платье. У него целый склад разной одежды.

Только теперь Комета заметила, что совершенно обнажена. Осмотрев комнату, она увидела бледно-розовое платье, перекинутое через спинку кровати.

— Интересно, как я оказалась в этой комнате? И кто меня раздел?

Хрумпин потупился еще сильнее:

— Отнес тебя я. А раздели служанки Харвиша и Ахарбада.

— А куда они дели мою старую одежду?

— Боюсь, что вернуть ее уже невозможно. Кентаврицы разрезали твой фартук на кусочки и раздали местным жителям. Каждый хотел иметь в своем доме частичку одежды «светлого воплощения». Взамен твоего фартука хозяин подобрал самое лучшее платье.

Комета примерила обнову. Платье почти пришлось ей впору, лишь пришлось потуже затянуть пояс на тонкой талии.

Во двор девушка и пожилой кентавр вышли вместе. Местные жители приветствовали их дружным восторженным ревом.

— Вас слишком много! — перекрывая шум, громко произнес Хрумпин. — Мы же вчера договорились, что с нами пойдут десять добровольцев. Возможно, скоро сюда вернется граф Гамилианский со свежими силами. Кто тогда будет защищать родной город?

Из этих слов Комета заключила, что она проспала не только рассказ Хрумпина, но и вербовку добровольцев.

Действительно, когда телега выехала за ворота городка, за ней кроме Хрумпина, Кариха, Ваксара и Одолаха последовали еще десять кентавров, вооруженных луками, стрелами и короткими копьями.

* * *

Отряд Кометы и Хрумпина несколько дней двигался в сторону Холмогорья, заходя во все встречавшиеся на дороге селения и постепенно увеличиваясь в размерах. Кентавр взял на себя все организационные вопросы, Комете оставалось только править телегой и учиться.

От Хрумпина и других кентавров она узнала много нового об окружающем мире и постоянно пополняла свои знания. Нелюди не имели собственной письменности и всю информацию привыкли хранить в памяти. Комета раздобыла кусок белой ткани и начала составлять карту. Вокруг дороги, которую она изобразила достаточно четко, основываясь на собственных наблюдениях, со слов кентавров появлялись холмы и горы, реки и озера, дороги и населенные пункты.

Когда ткань закончилась, Комета затребовала у Хрумпина новый отрез. Тот незамедлительно исполнил это приказание. Неграмотные нелюди воспринимали грубо нарисованную карту, как очередное чудо, явленное «светлым воплощением». Каждый из них старался передать Комете свою часть знаний, так что карта получалась достаточно точна и подробная, ведь расположение каждого объекта девушка уточняла у нескольких кентавров.

Собственно Холмогорье началось на четвертый день пути. Как и рассказывал Хрумпин, эта местность была необыкновенно красива и живописна. Комета не переставала восторгаться прекрасными видами природы, не изуродованной вторжением человека.

Холмогорье в основном населяли кентавры. Именно они были наиболее приспособлены к этой местности, сочетавшей равнины и леса, реки и холмы. Из-за отсутствия больших лесных массивов и гор дриады, древоточцы и горные копатели тут не жили, но путешественникам встречались поселки фавнов и подземные города-норы прыгунков. Так что вскоре отряд Кометы и Хрумпина пополнился представителями разных видов нелюдей.

Комета была немало удивлена, узнав о том, что в Холмогорье живут и люди. Это были потомки переселенцев с Западного материка, в незапамятные времена бежавших от жестоких, алчных дворян и от насильственного перевода в Триединую веру. Правда, пока на пути отряда люди не попадались, поэтому Комета не могла составить о них своего собственного мнения.

На седьмой день путешественникам увидели первых беженцев. Семьи горных копателей, кланы кентавров и племена прыгунков двигались вглубь Холмогорья прочь от Побережья. От беженцев Хрумпин и Комета узнали, что большая армия людей медленно движется в сторону главного города Холмогорья — Холмограда. На своем пути люди сжигали поселения нелюдей, а жителей либо убивали, либо превращали в рабов.

— Мирный период человеческой экспансии закончился, — со вздохом сказала Комета. — Там, где не помогают хитрость и коварство, люди прибегают к грубой силе. Этот путь они считают более быстрым и простым.

— Тем больше у нас причин побыстрее добраться до Холмограда, — подхватил Хрумпин. — Ты должна встать во главе наших сил и разбить армию захватчиков.

— Не уверена, что холмоградские военачальники слишком обрадуются моему появлению.

Хрумпин понял, что Комета имела в виду, и поспешил ее успокоить:

— Не суди о нелюдях по людям. В Холмограде ты не встретишь зависти или недоверия. Узнав о том, что ты — «светлое воплощение», все будут умолять тебя принять командование.

Возможно, это был первый случай, когда Хрумпин ошибся.

Глава 9. «Светлое воплощение» меняет правила войны.

Путешественники поняли, что приближаются к Холмограду, еще до того, как увидели сам город. Вначале перед ними открылись просторные распаханные поля и длинные ряды плодовых деревьев. Большой населенный пункт требовал большого количества продовольствия, поэтому полдня отряд двигался среди деревень, где жили нелюди, занимавшиеся земледелием.

Тут Комета увидела и людей. Это были просто одетые дружелюбные создания, трудившиеся на земле наравне с другими жителями Холмогорья. Несколько девочек с корзинами, полными яблок, помахали Комете руками. Девушка поняла, что из-за розового платья ее приняли за человека. Она сжала вожжи, не решаясь ответить на приветствие таким же жестом. Ведь в этом случае стали бы видны ее присоски на пальцах. Комета не знала, как девочки прореагируют на подобное зрелище. Впервые она ощутила неловкость от своего внешнего вида.

Хрумпин так торопился в Холмоград, что не заметил подавленного состояния девушки.

— Смотри! — радостно воскликнул он, показывая вперед. — Это наша столица.

Комета оживилась и постаралась выбросить из головы грустные мысли. Да и весь отряд приободрился и прибавил шаг.

Строго говоря, Холмоград нельзя было назвать городом. Это был конгломерат близко расположенных поселений. Здесь не было домов выше двух этажей, уличного освещения, заводов или иных признаков развитой цивилизации. Зато жители Холмограда были веселы, дружелюбны и приветливы. И только угроза человеческого нашествия заставила их взять в руки оружие.

Отряд Хрумпина и Кометы, насчитывавший к этому времени около восьмидесяти воинов, промаршировал по широким улицам Холмограда. Никто не удивился появлению большой группы вооруженных нелюдей — за последнее время в город вошли десятки таких же отрядов из разных краев Восточного материка.

Хрумпин вел отряд прямо к зданию, где располагался штаб нелюдей. Все окрестные улицы и дворы были запружены самыми разнообразными существами, ездовыми и вьючными животными, повозками и телегами. Кентавры и Комета с трудом прокладывали себе дорогу в этом живом море.

Наконец, они пробились к нужному зданию.

Хрумпин встретил несколько знакомых, заулыбался, обменялся с ними короткими приветливыми фразами.

Комете он сказал:

— Подожди меня тут, я пойду предупрежу штаб о твоем прибытии. Тебе должны оказать достойный прием.

Кентавр скрылся в дверях большого двухэтажного каменного дома. Отряд окружил телегу с Кометой. Девушка рассчитывала, что ожидание окажется не слишком долгим, но время шло, а Хрумпин так и не появлялся.

Через некоторое время к отряду подскочил прыгунок — существо ростом с человека, но с коротким телом, длинными сильными ногами, вытянутой мордочкой и острыми ушами на макушке.

— Чего вы тут встали? — недовольно заговорил прыгунок. — Вы перекрыли все движение. Кто у вас старший?

— Мы ждем кентавра Хрумпина, — сказала Комета. — Он пошел в штаб.

— Хрумпин? — переспросил прыгунок и на несколько секунд задумался. — Ладно, можете подождать его тут, только отойдите в сторону. И ты, возница, отодвинь свою телегу.

— Я не возница… — начала было объяснять Комета, но прыгунок, не слушая ее, уже поскакал прочь.

Девушка потянула вожжи и заставила лошадей оттащить телегу к стене ближайшего дома. Кентавры, прыгунки и фавны из ее отряда притихли и лишь таращили глаза на городскую толчею. Существа, привыкшие к простору и свободе, среди домов чувствовали себя неуютно и подавлено.

Наконец из дверей вышел Хрумпин. Не найдя отряд на том же самом месте, он приподнялся на задних копытах и огляделся. Комета встала на телеге и помахала ему рукой. Заметив ее, Хрумпин подскакал к отряду. Вблизи Комета заметила, что кентавр чем-то опечален и озабочен.

Не глядя в глаза девушке, Хрумпин сказал:

— Пойдем, они хотят поговорить с тобой.

— Я была права? — спросила Комета. — Никто не хочет уступать мне власть?

— Они сомневаются в том, что ты та, кто нам нужен… — смущенно ответил кентавр. — Но если ты сможешь их убедить…

— Ладно, сейчас сделаем! — за уверенностью и бравадой девушка постаралась скрыть свое разочарование. Не такой прием обещал ей Хрумпин. Похоже, она поторопилась поверить в благородство и бескорыстие нелюдей.

Следом за кентавром Комета вошла в здание и поднялась по лестнице на второй этаж. Там в одной из комнат находились три кентавра, один прыгунок и один человек. Все пятеро посмотрели на девушку внимательно и оценивающе. Эти взгляды ничуть не смутили Комету. Она была возмущена подобным приемом, и постепенно нарастающий гнев придавал мыслям необычайную ясность и быстроту.

Хрумпин представил собравшихся:

— Кухол, Рухинак, Дохвар, Улибал и Дакнотий. Они представляют штаб объединенной армии. Командующий Зукхил сейчас на учениях, поэтому с ним ты встретишься позже.

Первые трое названных были старыми седыми кентаврами. Дакнотий — мужчина лет шестидесяти — носил на голове серебряный обруч, почти сливавшийся с седыми волосами. Дакнотий был одет в длинную свободную рубаху из светло-серой ткани. На столе перед ним лежал полуразвернутый пергаментный свиток. Прыгунок Улибал был самым молодым из присутствующих, но и ему вряд ли было меньше пятидесяти лет. На его шее висел золотой диск с чеканным узором.

— Ты — та самая Комета, которую Хрумпин принял за «светлое воплощение», — произнес Рухинак, не столько задавая вопрос, сколько констатируя известный факт.

Хрумпин переступил с ноги на ногу. У кентавров этот жест означал трудно скрываемое волнение (или, смотря по обстоятельствам, возмущение).

Комета пожала плечами:

— Я не знаю, какой смысл вы вкладываете в понятие «светлое воплощение». Я такая, какая есть. Я приехала сюда потому, что считала себя полезной в войне против людей. Если у вас на мой счет другое мнение, то я могу вернуться в Горную страну.

Девушка слегка лукавила. Ей вовсе не хотелось возвращаться домой, в маленькую горную деревеньку. Оказавшись в Холмограде и потолкавшись на улицах среди сотен разнообразных созданий она решила, что командование армией — это ее судьба. Она испытывала почти физическую тягу к власти. Но эту власть она собиралась употребить не для личного обогащения, а для восстановления порядка и справедливости в этом мире.

Кентавр Кухвол примиряюще улыбнулся:

— Возможно, ты неверно истолковала слова Рухинака. Мы не собираемся отказываться от твоей помощи. Каждый доброволец, взявший в руки оружие, чтобы защитить от людей наш мир, достоин почета и уважения. Хрумпин рассказал нам, как ты отстояла родную деревню от превосходящих вражеских сил. Мы не сомневаемся в твоих талантах. Но мы не уверены, что тебя на самом деле можно считать «светлым воплощением».

— Да какая разница, кем меня считать?! — воскликнула девушка. — Я — Комета.

— Если ты Комета, дочь дриады и человека, то ты станешь рядовым воином нашей армии, — наставительно произнес Кухвол. — Только истинное «светлое воплощение» может возглавить армию и привести ее к победе.

— Ну, тогда я самое настоящее «светлое воплощение», — улыбнулась Комета.

Три кентавра, прыгунок и человек переглянулись.

Хрумпин стукнул по полу передним копытом:

— Неужели вы сами не видите, что Комета говорит правду?! Она не только обладает талантом воительницы, но и помнит свои предыдущие воплощения.

— Вот это-то как раз нас и смущает, — сказал Рухинак. — Мы специально пригласили ученого Дакнотия, чтобы он подтвердил справедливость слов девушки или опроверг их.

Дакнотий коротко кашлянул, взял со стола свиток и посмотрел на Комету:

— Будь добра, расскажи нам еще раз все, что ты помнишь о своих предыдущих жизнях.

Комета коротко пересказала сокращенную версию своей истории, почти слово в слово повторив то, что уже говорила Хрумпину.

На протяжении всего ее рассказа все собравшиеся не проронили ни слова, лишь изредка обменивались взглядами.

Когда Комета закончила, Дакнотий покачал головой:

— Потрясающе! Ничего подобного я никогда раньше не слышал.

— Ну что? — с вызовом спросила девушка. — Теперь вы довольны?

Дакнотий задумался на несколько минут. Все выжидающе смотрели на старика.

Наконец он произнес:

— Не знаю.

Комета возмущенно воскликнула:

— Да чего же еще вы от меня хотите?!

Дакнотий заговорил, обращаясь сразу ко всем:

— Как вам известно, «светлым воплощением» мы называем любое разумное существо, в котором проснулась память предков. «Светлое воплощение», как правило, помнит свою предыдущую жизнь, родных и близких, места, где провел свои годы. Если кто-то объявляет себя «светлым воплощением», то его слова легко проверить, поехав в указанное место. Даже если предыдущая жизнь так далеко отстоит от нынешней, что все знакомые и родственники умерли или забыли о своем предке, то по совпадению описаний мест с реальной природой можно сделать вывод об истинности или ложности «светлого воплощения». В твоем же случае, Комета, проверить твои слова просто невозможно. Ведь ты утверждаешь, что другие твои жизни прошли на других планетах. Это вдвойне удивительно, так как мы считали свой мир единственным обитаемым во Вселенной.

— То есть, вы мне не верите? — подытожила Комета.

— Не то, чтобы совсем не верим, — замялся Дакнотий. — Несомненно, с тобой что-то произошло. Ты обрела некие непонятные нам силы. Но мы не можем с уверенностью сказать, воплотился ли в тебе один из твоих предков, или ты стала носителем какого-то чужого разума.

— Разве это так важно? — спросила девушка. — Я — Комета. Я хочу защитить свою родину от врагов. Я имею опыт и знания, которых нет у вас. Я могу победить людей. Можете ли вы то же самое сказать о себе?

— За нашими плечами мудрость прожитых лет. Если бы в тебе воплотились силы предков, ты стала бы мудрее нас. Но сейчас мы не можем доверить тебе армию. Это слишком большая ответственность.

Только теперь Комета поняла, что почитание «светлого воплощения» являлось доведенным до абсурда культом предков. Такие культы были весьма распространены в разных мирах и среди разных народов, но, как правило, быстро приводили общество к деградации и опустошению.

Действительно, когда глупый старик считается более достойным человеком, чем умный юноша или способная девушка, то все новые идеи и открытия решительно отвергаются. Значение и влияние приобретают не человеческие таланты, а седины и морщины. Люди начинают больше заботиться о своем прошлом, чем о будущем. Движение вперед считается злом, а откат назад — истинной мудростью. Общество вымирает духовно и физически, даже не понимая причин своей гибели.

Комета очень многое хотела высказать этим старикам, решившим, что возраст дает им право на власть. Но она ограничилась лишь короткой фразой:

— Мы можем выйти на улицу, взять шпаги и тогда станет ясно, кто из нас лучший воин.

— Ты говоришь, как человек, — заметил Кухвол. — В тебе еще слишком много детского максимализма. Но мы не умаляем твоих заслуг. В своей деревне ты проявила знания и умения, которые недоступны простой девушке. Мы не можем поставить тебя во главе армии, но готовы выслушать все твои советы. Если они окажутся разумны, мы примем их к исполнению. Это я обещаю не только от своего имени, но и от имени командующего Зукхила.

Комета состроила недовольную гримасу и ответила:

— И на том спасибо. Скоро придет время, когда вы измените свое решение.

— Боюсь, что время принятия важных решений придет раньше, чем нам всем хотелось бы. Через два дня наша армия выступает навстречу людям. Командующий Зукхил хочет в одной решающей битве разгромить захватчиков. Если ты остаешься с нами, то приходи послезавтра к Западным воротам, откуда наша армия выступит в поход.

— Но я могла бы помочь вам составить план военной кампании…

— О чем ты говоришь, Комета, какой план? Мы просто накроем людей тучей стрел и дротиков. Ни одна армия не сможет выдержать атаки кентавров. Так что, извини, пока мы в твоих советах не нуждаемся.

На этом разговор был закончен.

Когда Хрумпин и Комета вышли на улицу, кентавр тихо сказал:

— Извини, я не знал, что все так обернется.

— Я тоже хороша! Надо было сразу догадаться, что социальная структура данной автохтонной популяции нуждается в репрезентативной коррекции.

— Что? — переспросил Хрумпин.

— То есть, надо прирезать двух-трех старых козлов… — начала объяснять Комета, но быстро спохватилась: — Не обращай внимания на мои слова. Они также пришли из другой жизни.

— Каковы твои дальнейшие планы, Комета?

— Штаб принял решение, и я не могу его изменить. Мне остается либо вернуться домой, либо остаться в армии и рассчитывать на удачу. Я выбираю последнее.

Хрумпин заметно повеселел:

— Именно на это я надеялся. Ты не затаила обиду на представителей штаба?

— Я разочарована их недальновидностью, но не обижена. Люди несут смерть и разрушение, их надо остановить. Теперь я убедилась, что нынешнее командование никуда не годится. Значит, мне остается лишь подождать, когда это станет ясно и всем остальным.

— И что тогда?

— Там будет видно…

* * *

Через два дня отряд Кометы и Хрумпина в полном составе отправился к Западным воротам Холмограда. Армия нелюдей была так многочисленна, что даже широкие улицы города были недостаточно просторны для маршировавших колонн.

(Собственно, названия двух армий: «людская» и «нелюдская» были весьма условны. В армию нелюдей вступили люди — жители Холмогорья, а в человеческой армии имелись отряды нелюдей с Побережья, принявших человеческие законы и перешедших в триединую веру. Правда, количество и тех, и других было крайне невелико, так что деление на «людскую» и «нелюдскую» армии происходило по преобладающему составу воинов.)

Так как армию Холмогорья провожали не только горожане, но и жители окрестных деревень, то теснота на улицах едва не переросла в давку. Но командование хоть в чем-то проявило благоразумие. Не дожидаясь общего сбора всех солдат, оно приказало первым отрядам отправляться в путь. Таким образом улицы расчистились, и освободилось место для сбора новых отрядов.

Комета сказала Хрумпину:

— Когда минуем городские окраины, остановим отряд возле первой же речки или озера.

— Ты считаешь, что нашим солдатам надо искупаться?

— Да.

Кентавр помолчал, а потом произнес:

— Ты же знаешь, что я не разделяю мнение штаба. Со мной ты можешь быть откровенна.

Комета усмехнулась:

— Ладно, раскрою свои карты. Купание — это только предлог. Я хочу пропустить вперед всю армию.

— Но ведь быть в первых рядах — это почет и слава!

— Воина ведется не для почета или славы. Она ведется ради победы. А исход битвы, как правило, решают те, кто находится позади.

Хрумпин недоуменно пожал плечами, но послушался. Так что через несколько часов их отряд расположился на песчаном пляже возле живописной речки.

Комета приказала солдатам набрать несколько крупных камней и сложить их друг на друга в пять столбиков. Сама она достала из телеги ружья и показала кентаврам, фавнам и прыгункам, как засыпать в них порох, раздувать фитиль и прикладывать его к запальному отверстию. Чтобы новичкам легче было пользоваться тяжелыми ружьями, Комета распорядилась изготовить сошки — заостренные палки с развилками, которые втыкались в землю и поддерживали стволы.

Из сложенных камней Комета соорудила мишени, а сошки воткнула в песок шагах в ста от них. Пороха и пуль было недостаточно, чтобы дать каждому солдату выстрелить из ружья, так что девушка отобрала пятнадцать самых сообразительных и ловких. Она рассчитывала на то, что остальные, посмотрев на возможности огнестрельного оружия, будут более серьезно воспринимать своего будущего противника.

Пока готовился тир, мимо отряда Кометы текла нескончаемая вереница армии нелюдей. Должно быть, известия о появлении «светлого воплощения» каким-то образом распространились по Холмограду, так как некоторые кентавры, прыгунки, люди и фавны махали ей руками и окликали по имени.

Но Комета старалась не отвлекаться от подготовки к стрельбам. И вскоре прогремели первые пять выстрелов. Солдаты, шедшие по дороге, остановились и принялись глазеть на клубы порохового дыма. Лишь окрики командиров заставили их продолжить движение.

Когда ружья вновь были заряжены, Комета услышала приближающийся стук копыт. Она обернулась и увидела знакомых кентавров из штаба: Кухола, Рухинака и Дохвара. Эта троица сопровождала рослого и статного, но тоже довольно старого кентавра. Девушка предположила, что это и есть командующий армией нелюдей Зукхил.

Все четверо кентавров держали в руках изящные булавы, которые являлись скорее символами власти, чем боевым оружием. Но за спинами у них виднелись колчаны с большими луками и длинными стрелами.

— Здравствуйте! — поприветствовала Комета кентавров. — Сегодня хорошая погода, не правда ли?

— Да, сегодня солнечно и ясно, — улыбнулся Зукхил, останавливаясь рядом с девушкой. — Поэтому мы очень удивились, услышав раскаты грома.

Комета также изобразила самую невинную улыбку:

— Я решила, что в такой жаркий день отдых у чистой свежей воды — самое лучшее времяпровождение.

Старые кентавры по достоинству оценили нахальство девушки-полукровки. Они расхохотались и застучали передними копытами.

— А теперь о деле, — сказал Зукхил, отсмеявшись. — Я уже почти готов поверить, что ты — «светлое воплощение». Уж очень ловко ты управляешься с этими ружьями. Не позволишь ли и нам опробовать это человеческое оружие?

О такой удаче Комета не могла и мечтать. Под ее руководством кентавры положили стволы ружей на развилки сошек, прицелились и нажали на спусковые крючки, прижимавшие тлеющие фитили к запальным отверстиям.

Четыре выстрела слились в один. Солдаты на дороге дружными криками приветствовали своих командиров.

— Теперь вы видите, на что способно огнестрельное оружие, — сказала Комета. — Подумайте, стоит ли бросать кентавров с луками и дротиками на армию людей, вооруженную подобными ружьями?

Зукхил указал на столбик из камней, который остался невредим:

— Да, теперь я сам убедился, что попасть из ружья в мишень не так-то просто. А вот теперь посмотри на это.

Одним легким движением он выхватил из-за спины лук и три стрелы. Две стрелы Зукхил зажал в зубах, а одну наложил на тетиву. Мышцы на руках и груди кентавра вздулись, когда он натянул мощный лук. Почти не целясь, Зукхил выстрелил в каменный столбик, и сразу же в его руке оказалась следующая стрела. Первая стрела сбила верхний камень, когда Зукхил уже выпустил третью. Вторая стрела сбила средний камень, а последняя попала в основание мишени.

Столпившиеся вокруг солдаты Кометы дружно завопили от восторга. Эта демонстрация произвела на них большее впечатление, чем огонь из ружей. Девушка поняла, что желая убедить кентавров в превосходстве огнестрельного оружия, на самом деле добилась обратного результата.

У Кометы оставалась последняя попытка.

— Я потрясена вашим искусством, — сказала она. — Но разве все солдаты вашей армии также ловко обращаются с луком?

— Мне нет равных! — гордо сказал Зукхил.

— Я это уже видела. Но ружьями-то вооружены ВСЕ люди. Смогут ли ВСЕ солдаты нашей армии сражаться с ними на-равных?

— Мужество и стойкость наших храбрых воинов сметут армию людей обратно в Междуземный пролив! — провозгласил Зукхил.

Все поддержали его дружными криками. Комета поняла, что и этот раунд она проиграла.

* * *

По мере сближения двух армий и у одной, и у другой стороны появлялись более четкие и достоверные сведения о противнике. Нелюдям эту информацию сообщали беженцы, двигавшиеся навстречу. А люди, возможно, пользовались тайной сетью шпионов и осведомителей. Комета предполагала, что это результат агитации Триединой церкви. Некоторые нелюди могли клюнуть на лживые обещания спасения души и перейти на сторону врага. Да и люди, жившие в Холмогорье, могли принять сторону своих соплеменников.

Когда Комета высказала эти опасения командующему Зукхилу и его штабу, кентавры подняли ее на смех. Тем более легкомысленно они отнеслись к предложению девушки организовать охрану армии, разослать вперед и в стороны патрули и дозоры.

— Если мы начнем опасаться жителей своей страны, то и они станут относиться к нам с недоверием, — высказал общее мнение Рухинак.

Кентавры выбрали место для будущей битвы. Им стала широкая и просторная равнина между большим вытянутым озером и холмами, покрытыми густым лесом. На вопрос Кометы, чем продиктован такой выбор, Зукхил ответил, что на равнине армия сможет одновременно атаковать людей всеми своими силами.

Девушка пыталась объяснить, что равнина выгодна и для людей. Их кавалерия сможет маневрировать, а огнестрельное оружие будет использовано в полную силу. Комета предлагала использовать ту же тактику, что и в Горной стране: засады, уничтожение противника по частям, внезапные атаки и быстрые отступления.

Но кентавры вновь не послушали Комету. Их мнение оставалось непреклонным:

— Мы не для того собрали столько храбрых бойцов, чтобы прятаться по лесам и оврагам.

Нелюди устроили свой лагерь на берегу озера. До подхода людей оставались еще два дня. Солдаты получили время для отдыха перед решающим сражением. А в том, что оно состоится именно здесь, уже никто не сомневался. Вражеская армия двигалась к равнине, не собираясь уклоняться от боя.

И вот, наконец, на второй день показались передовые отряды человеческой армии. Авангард состоял из легкой кавалерии, вооруженной пиками, пистолетами и шпагами. Увидев огромный лагерь нелюдей, кавалерия развернулась и помчалась обратно.

Командующий Зукхил приказал поднимать солдат и готовить их к битве. В лагере началась радостная суета. Казалось, никто не испытывает страха или сомнения в исходе сражения. Кентавры, фавны, прыгунки и немногочисленные люди собирались в толпы, громко орали песни и боевые кличи, потрясали оружием и раззадоривали друг друга.

Зукхил и его штаб расположились на небольшом холме, откуда была видна большая часть равнины. Комета также присоединилась к ним. Телегу она сменила на верховую лошадь, а платье — на кожаные штаны и рубашку. Хотя девушка еще не научилась держаться в седле достаточно твердо, теперь она могла смотреть на кентавров свысока хотя бы в буквальном, а не в переносном смысле. Голова рослого Зукхила находилась на высоте девичьей талии, так что, обращаясь к Комете, командующий вынужден был задирать голову кверху.

Помимо собственного «возвышения» Комета одержала еще одну победу. Ее отряд, который вырос до ста двадцати солдат, был оставлен в запасе. Конечно, по сравнению с общей численностью армии это была капля в море, но девушка была довольна уже тем, что в ее распоряжении остался хоть какой-нибудь резерв. Солдаты не разделяли ее радости. Они расположились на склоне командирского холма, тогда как вся армия выстроилась на равнине широким выгнутым вперед полукругом.

Тем временем на равнину выходили все новые и новые отряды человеческой армии. Комета пожалела, что в этом мире еще не изобрели подзорные трубы или бинокли. Поэтому ей приходилось привставать на стременах, щуриться и прикрывать глаза от солнца ладонями, сложенными козырьком. Но, несмотря на все ухищрения, человеческая армия казалась девушке размытой серо-стальной массой. На большом расстоянии она едва могла отличить кавалерию от пехоты.

— Почему бы не атаковать людей, когда они только выстраивают армию для боя? — спросила Комета, заранее зная, что и эта ее идея не встретит поддержки.

— Это неблагородно, — коротко ответил Зукхил. Командующий внимательно следил за передвижениями своих и чужих отрядов, так что не был склонен обсуждать с девушкой вопросы тактики.

Армия людей развернула свои силы и остановилась. Комета могла различить лишь серые отряды пехоты, выстроенные правильными квадратами, эскадроны кавалерии и пушки, установленные в промежутках между пехотой.

— Люди испугались! — воскликнул Зукхил. — Они увидели, что нас вдвое больше, и не решаются атаковать.

— Наши силы примерно равны, — возразила Комета. — Просто люди построились плотными рядами, оттого-то их отряды выглядят не такими большими.

Командующий то ли не услышал слов девушки, то ли решил их проигнорировать.

— Настал час нашей победы! — вскричал он. — Трубачи, сигнальте общее наступление!

Несколько кентавров поднесли к губам огромные морские раковины, и над равниной разнесся тягучий, протяжный рев.

Армия нелюдей пришла в движение. Вначале воины двинулись вперед медленным шагом, продолжая распевать громкие песни. Затем перешли на легкую трусцу. Песни смолкли, и из тысяч глоток теперь вырывался единый крик:

— Вперед, Холмогорье!

Кентавры, как самые быстрые среди всех прочих воинов, вырвались вперед. Они составляли костяк армии и горели желанием первыми сойтись с врагом. Фавны и прыгунки были чуть медленнее, и потому образовали вторую линию атакующих. Людей, дриад, горных копателей и древоточцев в армии Холмогорья было так мало, что на общем фоне они были практически незаметны.

На середине равнины, когда до передних шеренг людей оставалось чуть больше трехсот шагов, армия нелюдей ринулась на врага во весь опор. Казалось, что кентавры просто опрокинут и сметут армию людей с равнины. От стука многих тысяч копыт земля вибрировала даже на холме, где находился штаб армии Холмогорья.

Комета так хотела оказаться в гуще сражения, что внезапно ощутила, как ее словно приподнимает над землей и несет вперед. Это было невероятное чувство. С одной стороны, Комета продолжала неподвижно сидеть на лошади, с другой стороны, она видела и слышала все, что происходило на другой стороне равнины. Эта раздвоенность удивила ее не больше, чем соединение и переселение душ Найи Кайдавар и Латэлы Томпа. Комета быстро оценила возможности своего нового таланта и постаралась извлечь из него максимальную выгоду.

Своим чудесным взором девушка окинула поле боя, осмотрела позиции людей и ряды мчавшихся во весь опор кентавров. Вначале она удивилась, что стрелки и артиллеристы до сих пор не открыли огонь, но потом поняла, что они просто выжидают, когда нелюди приблизятся на расстояние прицельного выстрела.

И еще Комета поняла, что имел в виду Хрумпин, говоря, что в Горной стране они имели дело не с профессиональными солдатами, а с наспех набранным сбродом. В сегодняшней битве армии Холмогорья противостояли королевская регулярная пехота, закованная в латы кавалерия и мощная артиллерия.

Пехотинцы стояли ровными квадратами со стороной в двенадцать человек. Первые три ряда были вооружены пиками длиной в три человеческих роста. Следующие шесть рядов занимали стрелки. Построение завершали еще три ряда пикинёров. В середине каждого квадрата находились офицер с пистолетом и шпагой, барабанщик и знаменосец с развернутым полотнищем. Все пехотинцы имели кирасы и металлические шлемы. Кроме того, тела солдат первых трех рядов были защищены наручами и набедренными щитками.

Расстояние между отдельными квадратами составляло длину их фронта. Двадцать квадратов стояли в первой линии, восемнадцать — в шахматном порядке сразу за ними. В третьей боевой линии, которая находилась чуть дальше — еще десять. В промежутках между квадратами первой линии было установлено по паре пушек с широкими жерлами.

На флангах и между квадратами третьей линии располагалась кавалерия. В третьей линии разместилось и командование человеческой армией: кучка всадников в нарядных камзолах и широкополых шляпах с перьями. Кроме того, на левом фланге, упиравшемся в озеро, Комета разглядела толпу кентавров — слуг или союзников людей. В тылу армии находилось большое количество телег, которые все еще продолжали прибывать.

Общая численность человеческой армии была на треть меньше, чем количество воинов объединенных сил Холмогорья. Но по своем боевым качествам она превосходила неорганизованную толпу нелюдей во много раз.

— Прикажите трубить отступление! — закричала Комета, «возвращаясь» из мысленного полета на вершину холма.

— Замолчи! — шикнул на нее Рухинак. — Ты что, не видишь, что победа уже близка?!

— Я вижу, что сейчас наша армия окажется в кровавой мясорубке! — Комета негодовала, но понимала, что изменить что-либо уже поздно.

Даже если бы командующий Зукхил прислушался к ее словам и приказал отступить, солдаты уже не смогли бы прекратить атаку. Две волны нелюдей: вначале кентавры, а за ними фавны с прыгунками, неудержимо мчались вперед.

Даже Хрумпин, находившийся рядом с Кометой, не поддержал ее.

— Смотри, как великолепны скачущие кентавры! — воскликнул он.

Комета промолчала. Она уже поняла, что сейчас это великолепие превратится в гору трупов.

Когда расстояние между армиями сократилось до двухсот шагов, зарокотали барабаны регулярной пехоты, передавая приказ солдатам. Три передние ряда пехотинцев опустились на одно колено и выставили вперед свои пики. Их длина позволила образовать единый непреодолимый частокол острых наконечников.

Сто шагов… Кентавры на скаку достали луки и приготовили стрелы… Пушкари поднесли фитили к запальным отверстиям пушек… Стрелки первого (четвертого в отряде) ряда нацелили ружья, приготовившись стрелять поверх голов пикинёров…

Внезапно все пространство между армиями заволокло густым белым дымом. Лишь спустя несколько мгновений Комета и кентавры, стоявшие на холме, услышали грохот сотен ружей и орудий. Битва началась.

— Что там происходит? Я ничего не вижу! — Заволновался Зукхил.

Комета вновь «полетела» в гущу сражения. Произошло именно то, что она и ожидала. Одновременный залп пушек и первого ряда стрелков смел передние ряды нелюдей. Пушки стреляли не ядрами, а рассыпной картечью, так что их выстрелы выкосили широкие просеки в отрядах кентавров.

Но нелюди лишь на мгновение замедлили свой бег, перескочили через раненых и убитых товарищей и снова ринулись вперед. В воздухе засвистели выпущенные на бегу стрелы. Казалось, будто ничто не сможет остановить холмогорцев…

Но человеческая армия представляла собой хорошо отлаженную машину для убийства. Когда стрелки первого ряда произвели залп, они также опустились на одно колено и начали перезаряжать свои неуклюжие ружья. В это время второй ряд выстрелил поверх их голов и поверх голов передних трех рядов пикинёров. Затем он также опустился на колено, дав возможность выстрелить следующим рядам пехотинцев.

Когда отстрелялся последний ряд стрелков, первый ряд вновь готов был открыть огонь. Пехотинцы встали и выстрелили практически в упор, так как к этому времени кентавры уже преодолели оставшиеся сто шагов и теперь оказались прямо перед частоколом пик.

И здесь атака нелюдей захлебнулась. Часть кентавров уже была сражена пулями, часть ранена. Они пытались бросаться на пики и стрелять из луков в упор, но в ответ получали все новые и новые ружейные залпы.

Защищенные шлемами и латами люди не так страдали от стрел, как нелюди от пуль. Конечно, и они несли потери, но количество убитых и раненых среди людей исчислялось десятками, тогда как кентавры гибли сотнями.

Подоспевшая вторая волна фавнов и прыгунков уперлась в спины кентавров и даже не смогла увидеть своего противника.

— Почему они остановились?! — негодовал Зукхил. — Почему они не втоптали людей в землю?

— Вы погубили свою армию, — сказала Комета. — Прикажите трубить отступление, пока еще хоть кого-то можно спасти.

На этот раз ее слова не вызвали общего негодования. Кентавры уже начали понимать, что сражение разворачивается вовсе не по их плану.

Клубы порохового дыма застилали поле боя, но в небольшие просветы было видно, что отряды людей стоят непоколебимо, тогда как нелюди пытаются пробиться вперед буквально по трупам своих товарищей.

Комета переступила грань негодования. Совершенно отстраненным и равнодушным тоном она произнесла:

— Обратите внимание, что люди даже не задействовали все свои силы. Нашу армию методично уничтожает всего лишь треть их солдат.

Хрумпин что-то неразборчиво простонал за спиной девушки. Можно было предположить, что он просил прощения за то, что на минуту усомнился в правоте «светлого воплощения».

Надо отдать должное кентаврам, они умели признавать свои ошибки и быстро принимать решения. Командующий Зукхил ударил себя по лбу кулаком:

— Я виноват! Я был глуп и самонадеян! Комета, скажи, что нам делать?

— Я уже говорила, — бесцветным голосом ответила девушка, — трубите общее отступление.

— Трубите отступление! — громко скомандовал трубачам Зукхил.

На этот раз звук, вырвавшийся из раковин, был вибрирующим и прерывистым. Его услышали даже те нелюди, которые находились в первых рядах сражавшихся. Но выйти из боя оказалось не так-то просто. Пока задние ряды разворачивались и отступали назад, стрелки успели сделать еще несколько залпов. Новые тела нелюдей рухнули на траву и окрасили ее своей кровью.

Медленно, но неуклонно скорость отступающей армии увеличивалась. Самые горячие и отчаянные кентавры продолжали отстреливаться из луков, не давая пехоте людей перейти в контрнаступление. Правда, пехотинцы этого делать и не собирались. Когда расстояние до противника увеличилось настолько, что пули уже не долетали до целей, огонь прекратился.

Зато пришла в движение кавалерия на флангах и за спинами пехотинцев. Несколько квадратов в центре сдвинулись в сторону, открывая широкий проход для своей конницы. Армия Холмогорья между тем рассыпалась на отдельные кучки, разбегавшиеся по равнине.

Комета вновь заволновалась:

— Прикажите сомкнуть ряды! Сейчас кавалерия начнет контратаку.

Трубы выдали серию прерывистых звуков. Отдельные воины и небольшие группы нелюдей, увидев надвигавшуюся сзади опасность, начали собираться вместе. К счастью, жители Холмогорья не поддались панике и не обратились в беспорядочное бегство. Они понимали, что кавалерия настигнет их раньше, чем они успеют добраться до лесистых холмов.

Зукхил тяжело вздохнул:

— Ты была права, Комета, и я признаю, что напрасно не прислушивался к твоим словам. Я передаю тебе армию. Вернее, то, что от нее осталось.

Рухинак, который меньше всех склонен был считать девушку «светлым воплощением», открыл было рот, чтобы возразить, но, посмотрев на Зукхила, промолчал.

— Спасибо! — с нескрываемой издевкой произнесла Комета. — Первым своим приказом я назначаю тебя, Зукхил, своим главным помощником. Как говорится, за одного битого двух небитых дают. Ты на своем опыте узнал, на что способна армия людей, так что теперь не повторишь предыдущих ошибок.

Зукхил склонил голову, принимая новое назначение.

Комета привстала на стременах и скомандовала:

— На поле гибнут наши братья и друзья! Сейчас для нас главное — отбить атаку кавалерии! В атаку идут все! Мы ударим во фланг атакующей коннице! За мной!

Солдаты ответили дружным воплем:

— Веди нас, Комета!

Девушка пришпорила лошадь и поскакала вперед. Рядом с ней мчались Зукхил, Рухинак, Кухол, Дохвар и Хрумпин. Комета повела свой отряд не прямо на врага, а взяла чуть правее, обходя сбившиеся в толпу остатки армии Холмогорья.

Тем временем кавалерия перешла на рысь и почти догнала нелюдей. Те решили, что люди сейчас врубятся в их ряды. Чтобы встретить врага лицом к лицу, холмогорцы остановились, развернулись и выставили перед собой копья. Все стрелы они уже израсходовали в самоубийственных наскоках на пехоту, так что полагаться оставалось только на оружие ближнего боя.

Но когда до первых рядов нелюдей оставалось менее двадцати шагов, кавалерия замедлила движение. Всадники наступали ровными шеренгами, и между соседними колоннами оставалось расстояние в несколько шагов.

Передний ряд всадников достал пистолеты и выстрелил в плотную толпу нелюдей. Затем кавалеристы быстро развернули лошадей и поскакали в конец колонны через свободные промежутки. Второй ряд также сделал залп, повернулся и уступил место следующим рядам. Эта тактика была похожа на тактику пехоты и называлась «караколе». Из-за несовершенства огнестрельного оружия людям приходилось тратить много времени на его перезарядку. Для достижения высокой скорострельности было найдено единственно возможное решение — последовательная смена рядов стрелков. Правда, для исполнения тактики «караколе» солдаты должны были быть хорошо выучены и натренированы. Именно поэтому люди сражались небольшими, но высокопрофессиональными армиями.

Вот и сейчас кавалерия практически в упор расстреливала армию Холмогорья, а нелюди, впервые столкнувшись с такой тактикой, застыли на месте и не знали, что предпринять. Но и люди тоже допустили ошибку. В клубах пыли и дыма они не заметили приближавшийся отряд Кометы.

Резервный отряд появился на фланге кавалерии и немедленно вступил в бой. Кентавры на скаку засыпали всадников стрелами, а пятеро обладателей ружей выпустили пули. Комета и Хрумпин были вооружены парой пистолетов, так что, сблизившись с противником на расстояние выстрела, также провели огневую подготовку.

Стройные колонны кавалерии прогнулись, смешав наступавших и отступавших для перезарядки всадников. Отлаженный механизм человеческой армии дал сбой.

Комета выхватила шпагу и прокричала, обращаясь к остальной армии:

— Вперед, в атаку!

Конечно, ее призыв услышали лишь ближайшие воины. Но общей массе нелюдей было достаточно качнуться вперед, чтобы кавалерия начала отступать. Люди не желали входить в ближний бой с превосходившим их по численности противником.

Решив, что победа еще возможна, нелюди засвистели, завизжали и ринулись вдогонку за всадниками.

— Назад! — что есть силы закричала Комета.

— Почему назад? — изумился Зукхил.

— Нас заманивают под огонь стрелков и пушек! Посмотри туда! — девушка указала шпагой на стройные ряды пехоты, которые двигались вперед под мерный рокот барабанов.

Кентавр мгновенно оценил новую опасность:

— Назад!!! — вскричал он. — Общее отступление!

Трубачи, которые также участвовали в атаке, затрубили в раковины.

Подчиняясь приказу, холмогорцы остановились. Расстояние между отступавшей кавалерией и преследовавшими ее нелюдями стало быстро увеличиваться.

Зукхил встал на задние копыта, чтобы его увидело как можно больше солдат, и двумя руками взмахнул в сторону лесистых холмов:

— Бегите туда, пока кавалерия не вернулась!

Показывая пример, он поскакал в указанном направлении. За ним последовали Комета, штаб, трубачи, резервный отряд, а потом и все остальные солдаты.

Армия Холмогорья оставила поле боя и бросила свой лагерь. Только так можно было спасти жизни уцелевших воинов.

Люди не стали преследовать отступающего противника. Пехота не могла угнаться за быстроногими кентаврами, фавнами и прыгунками, а кавалерия уже убедилась в том, что нелюди способны наносить внезапные фланговые удары, и не решилась повторить атаку.

Когда холмогорцы скрылись в лесу и удалились на достаточное расстояние, чтобы можно было не опасаться внезапного нападения, Комета распорядилась снизить темп движения. Многие воины были ранены и требовали немедленной помощи. К счастью, в лесу было много лечебного мха, который хорошо останавливал кровь.

Пока солдаты перевязывали свои раны, через своих офицеров Зукхил передал известие о том, что Комета возглавила армию, и что именно благодаря ей удалось отбиться от кавалерии.

Теперь, когда девушка проезжала на лошади по наспех разбитому лагерю, ее встречали приветственными криками, а провожали восторженными взглядами.

Но Комета не испытывала радости. Она видела, как измотаны солдаты, сколько из них ранено и не скоро сможет встать в строй. Проведя инспекцию имевшихся в ее распоряжении сил, девушка подъехала к тому месту, где остановились Зукхил и его штаб.

Она спешилась и дала своей лошади попастись. С непривычки у Кометы болело все, что находилось ниже поясницы. Девушка не села, а прилегла на бок возле Зукхила.

— Мы должны разделить нашу армию, — сказала Комета своему первому помощнику. — Ты продолжишь отступление с основной частью солдат. Я же возьму себе только самых сильных и умелых бойцов. Ты будешь сдерживать наступление людей вглубь Холмогорья, а я пройду по их тылам. Люди слишком удалились от Побережья. Если я смогу испугать их, угрожая перерезать пути снабжения и связи, то их армия повернет обратно. Только так мы сможем остановить вторжение.

Старые кентавры слушали ее и молча кивали головами. Теперь они были согласны с любыми ее приказами. Комету наконец-то признали «светлым воплощением».

— Но как ты обойдешь людей? — спросил Кухвол. — По одну сторону от нас расстилаются необъятные озера. Чтобы переправиться через них, надо строить лодки и плоты. По другую сторону — каменистые горы и песчаные пустыни. Там нет дорог, и там ты не найдешь ни еды, ни воды. Конечно, ты можешь сделать большой крюк и обойти все препятствия, но на это потребуется несколько недель. К тому времени Холмоград будет уничтожен, а нам придется искать убежища в южных вечнозеленых лесах.

Комета хотела было напомнить, что командующий сам загнал армию между двумя труднопроходимыми участками. Сделал он это для того, чтобы армия людей не могла уклониться от сражения. Теперь же оказалось, что сами холмогорцы оказались загнаны в почти безвыходное положение.

Впрочем, рассудив, что упреками делу не поможешь, Комета вынула из ножен кинжал и начала чертить на земле план местности:

— К сожалению, все карты, что я так долго рисовала, остались в лагере. Но я помню, что среди озер есть проходы. Кроме того, я много слышала о большом озере, которое называется «Твердым». По рассказам, оно покрыто таким плотным слоем растительности, что по нему может пройти даже тяжелый кентавр. Не сомневаюсь, что в армии найдется несколько солдат, которые жили в тех краях. С их помощью я перейду Твердое озеро и окажусь в тылу человеческой армии. Это самый короткий и быстрый путь.

Зукхил немедленно распорядился собрать всех, кто знал, как пройти между озерами. К удивлению Кометы, таких оказалось не очень много. Причем это были не кентавры, а люди.

— Озерная страна — плохое место, — сказал один из людей, худой низкорослый мужчина с несоразмерно большими ступнями и ладонями. — Там живем лишь мы — озерники. А к Твердому озеру я вообще бы не советовал близко подходить.

— Что же там такого ужасного? — скептически усмехнулась Комета.

— В озерах живут чудовища.

— И с этими чудовищами не справится даже наша армия?

Мужчина почесал затылок своей огромной пятерней и задумчиво ответил:

— Ну, если нас будет много, то, может, и пройдем. Только заплатим небольшую дань хозяевам Твердого озера.

— Значит, решено! — Комета похлопала мужчину по плечу. — Ты проведешь нас через озера!

— Проведу, отчего же не провести… — согласился мужчина.

— Как твое имя, проводник?

— Гарбискул, леди Комета.

— Леди? Какая я леди? Я просто Комета — получеловек-полудриада.

— Не-е-ет, — с хитрой улыбкой протянул Гарбискул. — Раз ты возглавляешь армию, то и называться тебе следует леди Кометой.

Девушка хотела было возмутиться, но, посмотрев на ближайших солдат, поняла, что это звание, как говорится, «пошло в народ». Независимо от того, нравилось ей это или нет, ее теперь все будут называть Леди Кометой. Именно так — с большой буквы, ибо человеческое звание для нелюдей звучало, как второе имя.

Весь остаток вечера Комета отбирала солдат в свой отряд, назначала офицеров и адъютантов. Все нелюди желали служить под ее командованием, но не обижались, если она им отказывала. «Светлое воплощение» считалось непогрешимым, и Комета, вернее, теперь уже Леди Комета, этим успешно пользовалась.

Наутро в разные стороны разошлись две группы холмогорцев. Зукхил повел своих солдат на восток к Холмограду. Они нарочно оставляли хорошо заметный утоптанный след. Комета с тремя сотнями лучших воинов отправилась в сторону Озерной страны. Она надеялась, что люди не узнают об этой хитрости и оставят свои тылы без защиты.

Человеческая армия была хорошо отлаженной и казавшейся несокрушимой машиной. Но даже самый лучший механизм ломается, если в него попадает гвоздь. Комета считала, что ее небольшой отряд и станет таким гвоздем, вбитым в шестерни вражеской армии.

* * *

Через два дня, совершив несколько быстрых маршей, отряд Кометы подошел к Твердому озеру. Проводник Гарбискул, действительно, прекрасно знал все дороги в Озерной стране и уверенно вел отряд через перешейки и броды, разделявшие необъятные водные просторы.

Хрумпин, продолжавший выполнять обязанности советника и начальника штаба при «светлом воплощении», с каждым днем становился веселее и веселее. Также поднималось настроение солдат, проигравших битву человеческой армии. Все были уверены, что теперь-то уж Леди Комета ведет их к долгожданной победе.

Но все изменилось, когда нелюди увидели Твердое озеро. Если раньше они без особого труда переходили вброд или переплывали обычные водные преграды, то теперь вид бескрайней зеленой равнины привел в смущение даже самых отчаянных воинов. Казалось, что стоит только ступить на зыбкую поверхность, образованную сплетенными ветвями и листьями водных растений, как под ногами разверзнется бездна и поглотит свою жертву.

— И кому здесь мы должны заплатить дань? — спросила Комета у Гарбискула.

За последние два дня отряд прошел мимо нескольких небольших поселков, где жили озерники — люди, занимавшиеся рыбной ловлей. Но никто из них не называл себя Хозяевами Твердого озера.

— Хозяева живут там, — проводник указал на озеро, — под водой.

— Может это водяные? — предположил Хрумпин. — Тогда мы с ними быстро договоримся о переправе через озеро.

Гарбискул растянул губы в своей обычной хитроватой улыбке:

— Не-е-ет, водяные тут не живут. Слишком опасно. Хозяева не разбирают, кто вошел в их владения. Они поймают и сожрут любого: что человека, что нечеловека.

— Значит, Хозяева — это животные?

— Не-е-ет, не животные.

— Так кто же они? — не успокаивался Хрумпин.

— Они — Хозяева! — с нотками благоговения произнес проводник.

Комета поняла, что они с Хрумпином так ничего не добьются, и сказала кентавру:

— Оставь Гарбискула. Когда мы встретимся с Хозяевами, то сами разберемся, что они из себя представляют.

Девушка попыталась использовать мысленный полет, чтобы осмотреть Твердое озеро и обнаружить таинственных Хозяев. Но у нее ничего не получилось, как она не старалась. То ли ее новый талант исчерпал себя во время сражения с людьми, то ли он проявлялся лишь в исключительных обстоятельствах.

Признав свое бессилие перед уходившей за горизонт зеленой поверхностью, Комета приказала своему отряду разделиться на три колонны и увеличить дистанцию между воинами. Это было необходимо сделать для того, чтобы довольно тяжелые кентавры не прорвали растительный покров.

В отряде не было телег или повозок — зная, что придется переправляться через озера, Комета распорядилась взять с собой только вьючных лошадей.

Первым на поверхность Твердого озера ступил Гарбискул. Комета спешилась и пошла рядом с ним, ведя свою лошадь за узду. Следом за ними двигались Хрумпин и те воины, которые вступили в отряд еще в Горной стране. Хотя кентавры Карих, Ваксар и Одолах не были самыми умелыми и опытными солдатами, Комета включила их в свой отряд за беззаветную преданность. Им она могла полностью доверять.

Между тремя колоннами сохранялась дистанция в двадцать шагов. В каждой колонне воины (или вьючные лошади) двигались попарно в трех шагах друг от друга. Между парами было пять-шесть шагов.

Гарбискул и Комета шли во главе средней колонны. Проводник внимательно осматривал поверхность перед собой и изредка тыкал древком копья под ноги, проверяя плотность растительного покрова.

Несмотря на то, что Твердое озеро казалось бескрайним, Гарбискул утверждал, что отряд пересечет его до захода солнца.

— А если Хозяева попытаются нас задержать? — спросила Комета.

— Хозяева не будут нас задерживать, — уверенно ответил проводник. — Они просто возьмут свою дань и отстанут.

— А если мы не станем платить дань? — послышался сзади голос Хрумпина.

Не оборачиваясь, Гарбискул с грустной улыбкой произнес:

— Хозяев наше мнение не интересует.

Комета громко скомандовала:

— Держать оружие наготове! Смотреть по сторонам!

Но ее напоминания были излишними. Наслушавшись рассказов о таинственных Хозяевах, воины были готовы к любым неожиданностям.

Однако, как это обычно бывает, через некоторое время притупилась бдительность даже у самых осторожных (или боязливых) солдат. День был солнечным и ясным, хотя высоко в небе и проплывали легкие белые облака. Зеленая поверхность Твердого озера состояла из растений различных видов. Здесь можно было видеть и толстые сочные стебли, и длинные переплетенные ветви, и листья всевозможных форм и размеров, и разноцветные цветы. Над растениями порхали тысячи насекомых: бабочек, стрекоз, жуков, но они не докучали воинам, так как не были кровососущими, всех их интересовал только цветочный нектар.

Комета невольно залюбовалась прекрасным пейзажем, таким радостным и умиротворенным в сравнении с недавним кровопролитным сражением. Лишь легкие колебания поверхности под копытами навьюченных лошадей или самых крупных кентавров напоминали о том, что внизу находится водная бездна, а не надежная земная твердь.

Внезапно в середине левой колонны раздались полные ужаса крики, и очарование зеленой идиллии моментально исчезло. Комета обернулась и увидела кошмарное зрелище.

Над растительной поверхностью на высоту человеческого роста поднялся темный блестевший от воды конус, на котором не было ни глаз, ни ушей, ни каких-либо иных органов. Спустя мгновение конус раскрылся на две половинки, и из него появился венчик розовых щупальцев, два из которых — самые длинные — обвили ближайшего фавна и потянули внутрь.

— Стреляйте! Рубите щупальца! — закричала Комета.

Очнувшись от первого шока, воины бросились на выручку товарища. Засверкали боевые топоры и секиры, обрубая щупальца у чудовища. Довольно быстро фавна удалось освободить.Чудовище, потеряв большую часть щупальцев, захлопнуло свой конус и быстро скрылось под поверхностью Твердого озера. Стрелы, пущенные вдогонку, по самое оперение ушли в небольшое темное отверстие, оставшееся в переплетении растений.

Только теперь Комета сообразила, что все это время Гарбискул кричал ей прямо в лицо:

— Не трогайте Хозяина! Не трогайте Хозяина!

Когда чудовище исчезло, проводник упал на колени и поднял глаза к небу:

— Прощай, Сияющий Отец!

Комета вспомнила, что озерники переселились в Холмогорье в незапамятные времена, спасаясь от преследований Триединой церкви, набиравшей силу на Западном материке и огнем и мечом уничтожавшей все иные верования. Озерники поклонялись силам природы: солнцу — Сияющему Отцу, земле — Благотворной Матери, воде — Прохладной Сестре, растениям и животным — Добрым Братьям.

— Почему ты прощаешься с жизнью? — спросила Комета у Гарбискула.

Проводник посмотрел на девушку, и в его глазах она увидела покорную обреченность:

— Мы не заплатили дань Хозяевам. Теперь нас ждет смерть.

— И ЭТО — Хозяева? — девушка указала на то место, где только что находилось чудовище.

— Да, — подтвердил Гарбискул.

Комета посмотрела на Хрумпина и развела руками, не в силах подобрать подходящих слов. Кентавр разделял ее чувства. Если бы Гарбискул заранее предупредил их о живущих под поверхностью Твердого озера чудовищах, они или выбрали бы обходную дорогу, или соответствующим образом подготовились. Но теперь отступать было поздно. Во-первых, берег, который они оставили, уже скрылся вдали, так что путь назад был также опасен, как и дорога вперед. Во-вторых, обходя Твердое озеро, отряд Кометы значительно отстал бы от армии людей.

Быстро оценив шансы на успех, Комета глазами указала Хрумпину на Гарбискула:

— Помоги ему подняться. И чтобы я больше не слышала его стонов и жалоб! Мы идем вперед!

Затем девушка повернулась к кучке воинов, окружавших лежащего фавна:

— Ну, что с ним?

Оказалось, что фавн жив, хотя потерял сознание от ужаса и боли. Все его кости были целы, лишь на коже, куда присосались щупальца, остались красные круги. Легкие пощечины и обрызгивание водой быстро привели фавна в чувство, под радостные крики воинов он встал на свои волосатые кривые ноги и помахал рукой.

Тем временем Хрумпин занимался проводником. Кентавр поднял Гарбискула за грудки и несколько раз встряхнул:

— Хватит паниковать! Нас много, Хозяева нам не страшны.

— Мы не заплатили дани, — словно в забытьи, простонал озерник, — теперь все Хозяева Твердого озера объединятся против нас.

Эти слова заставили Комету забеспокоиться. Она представила, как прямо под ногами ее воинов из зеленой тверди вырываются острые морды чудовищ и оплетают щупальцами свои жертвы…

— Слушайте меня! — прокричала девушка, чтобы ее услышали и в арьергарде отряда. — Как только появится новый Хозяин, не давайте ему раскрыть пасть. Стреляйте, рубите, колите! Наш дружный отпор заставит отступить самое страшное чудовище. Одного из наших товарищей мы спасли от смерти, значит, можем спасти всех! Главное — действовать быстро и смело!

Ее слова подняли боевой дух воинов. Солдаты верили, что их предводительница — «светлое воплощение» — найдет выход из любой ситуации.

Отряд двинулся вперед. Комета достала из седельных сумок два пистолета и держала их в обеих руках. Остальные воины также готовы были пустить в ход свое оружие: луки, копья, топоры, секиры, шпаги и тесаки.

Им не пришлось долго ждать следующего нападения. Хозяева появились сразу в пяти местах. Один из них высунул свою острую морду прямо под брюхом кентавра, сбил его с ног и пропорол живот. Остальным Хозяевам повезло меньше, и, открыв свои пасти, они выбросили щупальца в поисках добычи.

На чудовищ немедленно обрушился дождь стрел. Но металлические наконечники отскакивали от внешней поверхности темных конусов, не причиняя вреда Хозяевам. Щупальца, в которые вонзались стрелы, отдергивались назад, но это не мешало чудовищам шарить вокруг в поисках добычи. Движения Хозяев были такими быстрыми и непредсказуемыми, что никто не решался приблизиться к ним и отрубить отростки топором или секирой.

— Не тратьте зря стрелы! — крикнула Комета. — Цельтесь в глотки тварей!

Но поразить жизненно важные органы Хозяев Твердого озера было непросто. Комета пожалела, что не изготовила пороховые гранаты, которые можно было бы забросить внутрь конусов.

Внезапно прямо между ней и Хрумпином из переплетения растений показался еще один Хозяин. За доли секунды его клюв-конус поднялся до уровня глаз девушки. Комета едва успела отпрыгнуть в сторону, как на то место, где она только что стояла, набросились розовые щупальца. Лошадь Кометы испуганно заржала и попыталась убежать, но вовремя подскочивший кентавр Карих повис на ее шее и заставил остановиться.

Пытаясь сохранять хладнокровие, девушка с трех шагов выстрелила из своих пистолетов в основание раскрывшегося конуса. Брызнули осколки темной роговой ткани и фонтанчики бледно-розовой жидкости. Венчик щупальцев конвульсивно дернулся и безжизненно обмяк.

— Ты убила Хозяина! — благоговейно воскликнул Гарбискул.

— Не я, а пистолеты, — скромно поправила его Комета.

Затем она повысила голос:

— Хозяев можно убить из ружей! Цельтесь в то место, где скрепляются половинки их клювов.

Загремели выстрелы. Послышались радостные крики солдат. Но праздновать победу было рано. Из глубин Твердого озера появлялись все новые и новые Хозяева. Стрелки едва успевали перезаряжать ружья. Кроме того, отряд занимал довольно большую площадь, и им нужно было поспеть всюду, где раскрывали свои клювы подводные чудовища.

Убедившись, что Хозяев можно не только прогнать, но и убить, остальные воины также начали действовать смелее. Некоторые кентавры с тяжелыми секирами подскакивали к врагу и обрушивали на клювы Хозяев богатырские удары. Иногда твердая роговая оболочка выдерживала, иногда — лопалась и крошилась. Другие воины с длинными копьями вонзали свое оружие наискосок под основание клювов, надеясь нащупать и поразить мягкие ткани.

Не прошло и двадцати минут, как атака Хозяев прекратилась. Оставшиеся в живых чудовища скрылись в глубинах Твердого озера, оставив после себя лишь небольшие темные пятна прорванных растений. На поверхности остались более двадцати убитых Хозяев. Отряд Кометы потерял лишь трех солдат.

Озерник Гарбискул со смесью ужаса и восторга взирал на поле боя.

Хрумпин хлопнул его по плечу:

— Ну, что? Кто теперь истинные хозяева этой лужи?!

Проводник хрипло ответил:

— Если бы с нами не было «светлого воплощения», нас всех ждала бы смерть.

Комета услышала эти слова и хотела было возразить, но ближайшие солдаты опередили ее, поддержав Гарбискула:

— Да здравствует Леди Комета!

Этот крик подхватили все воины.

Выждав, пока восторженные вопли затихнут, девушка показала на ближайшего Хозяина:

— Достаньте это чудище. Я хочу посмотреть, с кем мы сражались.

Несколько сильных кентавров ухватились за створки рогового клюва чудовища и медленно вытянули на поверхность его тело. Хозяин Твердого озера походил одновременно на рыбу и на моллюска. Его непропорционально большая голова, покрытая темным роговым панцирем, была предназначена для пробивания слоя переплетенных растений. Но само тело было мягким, розовым, как щупальца, и, казалось, не имело костей.

Солдаты обступили мертвого Хозяина. Кто-то уже начал обсуждать, съедобен он или нет. Внезапно тело чудовища несколько раз дернулось. Все отскочили назад.

Но Комета заметила место, откуда исходили толчки. Она взяла у одного из солдат широкую острую секиру и аккуратно вспорола брюхо водяного существа. Из разреза выпал маленький Хозяин с полупрозрачным, еще не затвердевшим клювом. Он извивался, как большой розовый червяк.

— Хозяин Твердого озера на самом деле Хозяйка! — зашумели солдаты.

Хрумпин занес копье для удара.

— Нет! — твердо сказала Комета. — Мы не воюем с младенцами.

Древком секиры она столкнула маленького Хозяина в то отверстие, что проделала в растительном покрове его родительница. Оказавшись в родной стихии, малыш быстро сориентировался и скрылся в глубине.

Гарбискул пробормотал что-то о Добрых Братьях и Прохладной Сестре.

— Я думаю, больше нам опасаться нечего! — объявила Комета. — Хозяева убедились, что мы им не по зубам. Тем не менее, будьте наготове. А теперь слушайте мой приказ: стройтесь в походный порядок и продолжайте движение!

Больше ни один Хозяин не решился напасть на отряд Леди Кометы. К исходу дня, как и обещал Гарбискул, впереди показались неровные очертания холмов и высоких деревьев. Хотя солдаты были измотаны длинным переходом и сражением с подводными чудовищами, они невольно прибавили шаг, стремясь побыстрее оказаться на твердой земле.

Солнце еще не скрылось за горизонтом, а отряд уже расположился на ночлег на берегу Твердого озера. Комета разослала в разные стороны несколько кентавров, которые должны были осмотреть окрестности.

Гарбискул утверждал, что где-то неподалеку должен находиться небольшой городок под названием Тазаран. Так как человеческая армия всего три дня назад проходила через эти края, Комета предполагала, что этот городок мог служить опорным пунктом вражеского вторжения. В этом случае он стал бы первой целью ее отряда.

А пока четвероногие разведчики отсутствовали, Комета позволила себе прилечь на траву, еще хранившую тепло солнечных лучей, и закрыть глаза…

* * *

Разбудили ее приглушенные голоса.

Прислушавшись, девушка поняла, что разговаривают Хрумпин и один из разведчиков.

— Я не разрешаю беспокоить «светлое воплощение», — громким шепотом говорил пожилой кентавр. — Леди Комета слишком устала. Я разбужу ее только тогда, когда встанет солнце.

— Но у меня срочные вести! — настаивал кентавр-разведчик. — Я нашел Тазаран. Я видел пасущихся в поле лошадей. Я видел человеческих солдат.

Комета вскочила на ноги:

— Все в порядке, Хрумпин, я уже не сплю.

Было довольно темно, и лишь слабые огоньки догорающих костров освещали спящий лагерь. Воины спали на голой траве, утомившись после дневного похода.

Комета коснулась плеча Хрумпина и тихо сказала:

— Я благодарна тебе, что ты охранял мой сон, но зачастую на войне несколько минут могут решить, одержим мы победу или потерпим поражение.

Затем она обратилась к разведчику:

— Расскажи подробно, что ты видел.

— Тазаран находится там, — показал рукой кентавр, — до него примерно час скока. Я не рискнул приблизиться к городу, так как было еще светло и меня могли заметить. Но я узнал город по описаниям Гарбискула. В поле возле городских ворот я видел табун лошадей. Это не крестьянские клячи, а самые настоящие боевые скакуны…

— Сколько их было? — нетерпеливо спросила Комета.

— Около пятидесяти. Их пасли конные люди, но не местные озерники. Я уверен, что это люди с запада.

— Я тоже так думаю, — сказала девушка. — Что еще тебе удалось разглядеть?

— Еще я видел человеческих солдат, стоявших возле городских ворот. Их было четверо. При них были ружья, но металлических доспехов на них не было…

— Конечно, — хмыкнул про себя Хрумпин, — кому хочется жарится на солнце?

Комета довольно улыбнулась:

— Кроме того, это означает, что люди чувствуют себя в безопасности. Скажи, разведчик, ворота на ночь закрываются?

— Да. Я кружил возле города до наступления темноты. Пастухи загнали табун лошадей в город, а солдаты закрыли ворота. Но утром-то они их снова откроют. И тогда мы ворвемся внутрь…

Кентавр дотронулся до перевязи, на которой висели лук и колчан со стрелами.

— Ты молодец! — похвалила разведчика Комета. — Как тебя зовут?

— Меня зовут Хоржех, Леди Комета. Для меня большая честь служить тебе.

— Ты служишь не мне, а своей Родине! — поправила девушка. — Но, все равно, спасибо. Я запомню твою верность.

Последняя фраза вырвалась случайно. Комета вспомнила, что эти слова однажды произносила Найя Кайдавар.

Польщенный кентавр Хоржех по обычаю воинов Холмогорья стукнул себя правым кулаком по левой стороне груди и резко выдохнул воздух, издав звук, похожий на «у-у-уф!». Этот жест являлся демонстрацией высшей степени уважения и преклонения.

Комета повернулась к Хрумпину:

— Мой план таков: выступим сразу, как только солнце достаточно осветит лес, чтобы воины не переломали себе ноги. Мы доберемся до Тазарана раньше, чем проснутся его жители. Едва только откроются городские ворота, мы ворвемся внутрь. Все воины должны громко кричать и размахивать оружием. Пусть люди думают, что у нас целая армия. Если мы застанем их врасплох, напугаем и обманем, то наша победа будет быстрой, легкой и бескровной. Как тебе такая идея?

Хрумпин восторженно посмотрел на девушку:

— Лучше не придумать!

— Раз ты со мной согласен, то передай мой приказ младшим офицерам. А ко мне позови Гарбискула. Я хочу, чтобы он нарисовал мне план города.

Вскоре к Комете явился сонный проводник. Гарбискул много раз бывал в Тазаране, правда добирался до города не прямой дорогой через Твердое озеро, а окружной, идущей через ту равнину, где армия людей разбила войско Холмогорья.

При свете костра девушка заставила Гарбискула по памяти нарисовать на земле план Тазарана. Конечно, картограф из полудикого озерника оказался никудышный, но Комета хотя бы получила представление об основных улицах и главных зданиях города. После этого она отпустила проводника и легла на траву, чтобы поспать несколько оставшихся до рассвета часов.

* * *

Офицеры начали поднимать своих солдат еще в темноте. Никто не жаловался и не роптал. Все рвались в бой, чтобы расквитаться за поражение и отомстить за гибель товарищей.

— Быстрее, быстрее! — торопила Комета воинов. — Сворачивайте лагерь! Перекусите на ходу, а нормальный завтрак устроим в Тазаране.

Солнце еще не взошло, но окружающие деревья и траву под ногами уже можно было разглядеть, не зажигая факелов.

Разведчик Хоржех возглавил дозорную группу, которая двигалась в пределах видимости перед основными силами. Комета предполагала, что местные жители едва ли любят прогуливаться в темноте по окрестностям ужасного Твердого озера, но тем не менее настаивала на соблюдении тишины. Она опасалась, что в лесу могут оказаться охотники, вышедшие на свой промысел ночью или ранним утром.

Словно серые тени, скользили воины Кометы между толстыми стволами высоких деревьев. Со стороны могло показаться, что это движутся не живые существа, а бесплотные духи. Девушка сидела на своей лошади и с высоты всматривалась в лесной полумрак. Но на протяжении всего пути от берега Твердого озера до Тазарана отряд не встретил ни одного постороннего разумного существа.

Как и рассчитывала Комета, ее отряд добрался до Тазарана раньше, чем открылись городские ворота. Оставив солдат в лесу, Комета и ее ближайшие помощники осторожно приблизились к городу, прячась за рощами и перелесками.

— Слишком далеко, — задумчиво произнесла Комета, осматривая пространство между воротами и ближайшими достаточно большими и плотными зарослями.

— Кентавры успеют ворваться в город, прежде чем люди опомнятся и захлопнут ворота, — уверенно заявил Хрумпин.

Гарбискул предложил:

— Я мог бы сходить в город и переговорить со своими знакомыми. Жители Тазарана помогли бы нам справиться с людьми.

Комета отметила, что человек-озерник называет своих врагов «людьми», как и все жители Холмогорья.

Вслух же она произнесла:

— Едва ли нам представится такой же удобный случай, как утреннее открытие городских ворот. Если мы будем ждать помощи от горожан, то потеряем целый день. А за это время к людям может подойти подкрепление, или же кто-нибудь случайно заметит наш отряд. Я решила: будем атаковать сейчас.

Они вернулись к отряду. Комета указала офицерам места для засад и направления атак. Воины небольшими группами рассредоточились вокруг городских ворот. Комета внимательно следила за стенами, опасаясь, что люди заметят перемещения ее отряда. В случае тревоги она была готова отдать приказ об общем штурме. Ворота Тазарана казались не слишком прочными — они были изготовлены из сколоченных дощатых щитов и едва ли долго сопротивлялись бы ударам топоров и секир.

Но ни один солдат не поднялся на стены города, чтобы осмотреть окрестности. Видимо, люди чувствовали себя в Тазаране в полной безопасности. Они были уверены, что их армия гонит сейчас остатки нелюдей к Холмограду в нескольких днях пути отсюда.

Комета увидела, как створки ворот начали раскрываться. Она затаила дыхание. Если хотя бы один из ее воинов выдаст свое присутствие, то весь план провалится.

Но девушка не зря отобрала в свой отряд не только самых умелых, но и самых дисциплинированных воинов. Как не рвались горячие кентавры в бой, но без команды ни один из них даже не пошевелился.

Ворота раскрылись. Из них со смехом и веселыми возгласами вывалилась толпа безоружных людей.

— Что все это значит? — произнесла озадаченная Комета.

Первым догадался Гарбискул:

— Это солдаты отправились купаться на речку.

Комета тотчас вспомнила, что неподалеку от города протекает небольшая речка с чистой водой, сбегавшая с холмов и впадавшая в Твердое озеро. Из нее горожане брали воду для питья и для хозяйственных нужд.

Хрумпин пробормотал себе под нос:

— Сама судьба благоволит «светлому воплощению».

Комета услышала его слова и с весьма значительной долей цинизма (полученного в наследство от Латэлы Томпа) подумала, что если пожилой кентавр желает наделять ее сверхъестественными свойствами, то не стоит его разубеждать. Комета постепенно превращалась в Леди Комету.

Дождавшись, пока солдаты отойдут от города на достаточное расстояние, девушка пришпорила свою лошадь, вихрем вылетела на открытое пространство и прокричала:

— За мной, герои Холмогорья!

Три сотни нечеловеческих и человеческих глоток исторгли единый рев:

— Холмогорье!

Воины выскочили из своих укрытий и помчались к воротам.

Впереди скакали Комета и ее верные кентавры. Люди, не ожидавшие появления врага в таком глубоком тылу, оказались не готовы организовать хоть какое-то сопротивление. Полураздетые безоружные купальщики бросились прочь от города. В воротах появились вооруженные солдаты, но фитили их ружей были погашены, а иного оружия они не имели.

Вместо того, чтобы попытаться закрыть ворота, стрелки принялись высекать огонь. Но вместо дружного залпа прозвучали лишь несколько одиночных выстрелов. Первая волна кентавров, возглавляемая Кометой, засыпала линию стрелков дождем стрел. Девушка выстрелила из пистолета в ближайшего офицера, но на скаку промахнулась. Тогда она придержала лошадь, вытащила из седельной кобуры другой пистолет и повторила попытку. На этот раз удача ей сопутствовала, и на груди офицера расплылось кровавое пятно.

Комета вновь помчалась вперед, крича:

— Сдавайтесь, люди! Бросайте оружие!

Городские ворота были захвачены довольно легко. Следом за кентаврами в город ворвались фавны и прыгунки. Они не были так быстры и сильны, как четвероногие солдаты, но зато легко проходили в любые двери.

Услышав шум битвы, из домов повыскакивали местные жители. Быстро разобравшись, в чем дело, они также присоединились к воинам Холмогорья. Правда, оружия у них не было, но они указывали Комете и ее солдатам те дома, которые занимали люди.

Сражение в городе закончилось быстро и, к радости девушки, не переросло в кровавую бойню. Сдававшихся людей не убивали, а тащили на главную площадь города, которая, как было принято во всех населенных пунктах Холмогорья, находилась перед самым большим трактиром.

Комета выехала на площадь, как истинная победительница — верхом на лошади, с обнаженной шпагой, в окружении вооруженных кентавров. Горожане, большинство которых составляли фавны, приветствовали своих освободителей радостными криками.

Комета уже не удивилась тому, что местные люди — жители Тазарана — также приняли участие в сражении на стороне нелюдей. Кроме того, они даже внешне были похожи на холмогорцев: волосатые и кривоногие, как фавны, хотя и носили человеческую одежду. Аналитический разум Латэлы Томпа сопоставил это наблюдение с уже известной историей Холмогорья. Комета предположила, что все нелюди — это далекие потомки людей, некогда перебиравшихся на Восточный материк. Возможно, чем дольше жили люди на востоке, тем сильнее изменялись. Так появились кентавры, горные копатели, древоточцы, фавны, дриады и прочие виды разумных существ. Последние переселенцы еще не окончательно утратили свой исходный генотип (примером союза человека и дриады являлась сама Комета), но и они постепенно перерождались внешне и внутренне.

— Леди Комета, — обратился к девушке Хрумпин, — не нужно ли выслать погоню за теми людьми, что вышли из города на реку и разбежались при нашем появлении?

Комета уже думала над этим вопросом, поэтому быстро ответила:

— Хрумпин, ты помнишь, зачем мы зашли в тыл вражеской армии?

— Чтобы остановить продвижение людей вглубь Холмогорья.

— Так пусть полуголые солдаты разбегаются во все стороны и с ужасом рассказывают о том, что в тылу человеческой армии появился сильный отряд нелюдей. Они сделают то, что нам нужно: посеют панику среди людей и заставят их союзников усомниться в выборе хозяев.

— А что тогда делать с этими пленными? — пожилой кентавр показал на постоянно увеличивавшуюся толпу людей на площади. Большинство людей попали в плен, даже не успев взять в руки оружие. Их захватили спящими и беззащитными. Пожалуй, некоторые из них до сих пор не были уверены — видят ли они ужасный сон, или все происходит наяву.

Судьбу пленных Комета еще не решила. Она задумчиво смотрела на растерянных и подавленных людей, размышляя, отпустить их на все четыре стороны или показательно казнить.

Внезапно из толпы пленных послышался крик:

— Вы победили нас нечестно!

Леди Комета немедленно повернулась в ту сторону:

— Кто это сказал?

— Я! — растолкав других людей, вперед выбрался юноша с пылавшими гневом глазами. Хотя юноша был одет лишь в тонкую рубаху навыпуск и короткие панталоны, держался он так, словно находился не в толпе пленных, а, по крайней мере, на параде.

— Имя и звание! — тоном бывалого «особиста» рявкнула Комета, направив свою лошадь прямо на юношу.

Тот гордо выпятил подбородок:

— Я маркиз Гармио Каррисанский, второй сын графа Олодара Гаминасарийского. Я возглавляю шестую смешанную бригаду армии его высочества герцога Лапралдийского. Я требую, чтобы ко мне относились с подобающим моему титулу и званию почтением.

— Ты командовал целой бригадой? — с преувеличенным удивлением произнесла Комета.

Гармио не заметил насмешки и решил, что произвел достаточное впечатление на девушку. Он преисполнился надменности и сказал:

— Его высочество герцог Лапралдийский изъявил желание назначить меня губернатором приозерного края.

— Ну-у-у, — с издевкой протянула Комета, — я рада, что мне выпала честь встретиться со столь высокопоставленным идиотом.

Юноша отшатнулся и покраснел, словно его ударили по щеке. Два кентавра из окружения Кометы предусмотрительно схватили его за руки, чтобы он не попытался броситься на девушку.

Комета открыто рассмеялась:

— Ты плохо начал свою карьеру. Ты потерял всю свою бригаду, даже не вступив в бой. Ты не выставил часовых, ты не разместил сторожевые группы на подступах к Тазарану. Ты не губернатор, а безмозглый, наглый, самовлюбленный щенок!

Некоторые пленные солдаты глухим ропотом выразили согласие с Кометой.

Краснота сошла со щек юноши, он побледнел и прошипел, кривя губы от неутолимой ненависти:

— Ты можешь оскорблять меня, можешь унижать, но мою честь ты у меня не отнимешь. Вам, нелюдям, неведомы понятия чести и благородства. Вы сражаетесь не по правилам, а подло и низко. Вы захватили меня спящим и только потому победили. Если бы вы, как того требуют правила чести, прислали мне вызов на бой и дали время построить бригаду для сражения, то победа была бы за мной.

— Возможно, ты прав, — усмехнулась Комета. — Но, как ты можешь убедиться, посмотрев вокруг, победа принадлежит нам. Мы сражаемся не за честь, а за справедливость! Нем нужна победа, а не слава!

Девушка возвысила голос, чтобы ее услышали не только воины ее отряда и пленные люди, но и все жители Тазарана, собравшиеся на площади:

— Вы незваными пришли в наш дом с оружием. Вы захватываете наши земли, вы отбираете наше имущество, вы убиваете нас. А когда мы защищаемся, то вы называете наши действия нечестными?

Но маркиз Каррисанский не собирался сдаваться так легко. На доводы Кометы у него нашлись контраргументы:

— Мы предлагали вам добровольно пойти под власть короля Нарданала. Мы предлагали вам спасти свои души, пройдя обряд триединения и через него обрести покровительство Шира-Вада-Дагна и святой Триединой церкви. Мы желали осчастливить вас, вывести из дикости и невежества…

Возмущенные крики жителей Тазарана заглушили голос юноши. Но, стоило только Комете открыть рот, как все мгновенно замолчали.

— Когда люди приходят и говорят, что несут порядок, это означает, что на самом деле они собираются захватить наши земли! Когда люди приходят и говорят, что установят справедливые законы, то на самом деле они хотят превратить нас в своих рабов! Когда люди приходят и говорят, что спасут наши души, то в действительности они желают сделать нас безмозглым бездумным стадом, безропотно подчиняющимся их приказам! Мы хотим этого?!

— Нет! — хором закричали горожане и воины Кометы.

Пленные солдаты понурились, офицеры-дворяне испуганно вжали головы в плечи. Этот дружный гневный крик не предвещал для них ничего хорошего.

Комета продолжила, обращаясь к жителям Тазарана:

— Я буду сражаться с захватчиками до тех пор, пока последний из них не покинет Восточный материк. Кто из вас хочет войти в мой отряд?

— Я!

— Я!

— Я!

Несколько десятков фавнов и людей немедленно подняли руки. Комета отметила, что все они были вооружены подручными средствами: дубинами, лопатами, вилами, и, следовательно, уже доказали свою храбрость и надежность, сражаясь против оккупантов.

— Все желающие вступить в ряды защитников Холмогорья получат инструкции у моего начальника штаба Хрумпина, — Комета показала на кентавра. — Кроме того, нам нужны проводники, знающие дороги через холмы и тайные охотничьи тропы. Мы не собираемся воевать с людьми по их правилам. Мы будем уничтожать их по частям, как эту бригаду с ее жалким командующим.

Маркиз Гармио Каррисанский попытался было возразить:

— Когда его высочество герцог Лапралдийский обратит на вас свой гнев и свою армию, то вам не удастся скрыться даже в мышиной норе!

— Очень хорошо! — сразу ухватилась за его слова Комета. — Чтобы ЕГО НИЧТОЖЕСТВО герцог Лапралдийский не слишком долго колебался, ты, НЕБЛАГОРОДНЫЙ господин, послужишь моим послом. Передай герцогу, что я, Леди Комета, «светлое воплощение», получеловек-полудриада, объявляю ему войну не за честь, а за победу! Эй, приведите лошадь для мальчишки!

Потихоньку она сказала Хрумпину:

— Надеюсь, что мне удалось достаточно взбесить этого юнца, чтобы он без остановок помчался к герцогу Лапралдийскому.

Под смех и свист нелюдей маркиза Каррисанского посадили на лошадь и выпроводили из города.

Комета не провожала юного дворянина, ее занимали более срочные вопросы. Она распорядилась собрать все человеческое оружие, запасы пороха и пуль и раздать их своим солдатам. Этим занялся Хрумпин.

На дороги, ведущие из Тазарана, девушка выслала сторожевые дозоры, которые должны были обезопасить город от внезапного появления новых человеческих отрядов.

Сама же Комета отправилась в главный городской трактир и с огромным наслаждением покинула седло. Она распорядилась привести к ней пленных офицеров для допроса. Комету интересовало все: от высшего командного состава человеческой армии до расположения военных складов на Побережье.

Конечно, не все дворяне были готовы к сотрудничеству, но благодаря навыкам старшего рекламиста Латэлы Томпа Комете даже из самых упорных удалось выжать капельки информации, по которым можно было составить достаточно полную и подробную картину.

Человеческая армия оказалась не такой уж единой и организованной, как казалось вначале. Ее возглавлял двоюродный брат короля Нарданала герцог Абассиро Лапралдийский. Но сам король опасался усиления своего родственника, который при удачном исходе дел (то есть в случае захвата богатой добычи) мог возжелать и королевскую корону. Поэтому в штабе герцога постоянно плелись интриги и заговоры. Некоторые военачальники не выполняли приказы или выполняли их неправильно, желая выставить герцога Лапралдийского неумелым командующим.

То, что люди разгромили армию Холмогорья, стало скорее результатом жестокой солдатской муштры, чем итогом успешного планирования командования. Человеческое вторжение в большей степени являлось авантюрой, а не тщательно подготовленной военной операцией.

Тылы армии также были неорганизованны. Герцог Лапралдийский оставлял позади себя отдельные смешанные пехотно-конные бригады наподобие отряда маркиза Каррисанского, которые занимали стратегически важные населенные пункты и удерживали нелюдей от восстания. Но назначенных губернаторов больше заботило личное обогащение, чем безопасность армии. Они занимались грабежом окрестных селений, еще больше ожесточая жителей Холмогорья.

Комета надеялась, что ее отряд послужит тем катализатором, который поднимет на войну с людьми всех холмогорцев. Оставалось только правильно определить цели следующих ударов.

Из допросов пленных и рассказов жителей Тазарана следовало, что ближайший человеческий отряд находится в трех днях пути — в местечке под названием Дубовые Взгорья. Это был не город, а группа близкорасположенных поселков, в которых жили фавны, прыгунки и кентавры. Человеческий отряд возглавлял граф Дабариццо Картеньянский — жестокий палач и убийца. В сравнении с ним юный маркиз Гармио Каррисанский мог считаться образцом доброты и порядочности.

— Я приняла решение, — объявила Комета, когда в трактире появились Хрумпин и представители Тазарана, — завтра мы идем на Дубовые Взгорья.

Пожилой кентавр согласно кивнул головой и спросил:

— Так что же делать с пленными?

— А сколько их?

— Сто сорок два солдата и двадцать семь офицеров.

— Пусть их судьбу решают сами горожане. Они знают этих людей лучше, чем мы. Пусть воздадут каждому за его преступления.

Эти слова пришлись по нраву тазаранцам. Через некоторое время Комета услышала, что на площади перед трактиром раздались громкие крики.

Девушка так устала, что не стала вставать из-за стола и лишь поинтересовалась у Хрумпина:

— Что это за шум? Людям режут глотки или просто отрубают руки?

Кентавр выглянул в окно и доложил:

— Некоторых людей тазаранцы выгоняют из города, а прочих разбирают по домам, чтобы накормить их и устроить на ночлег. Прикажешь прекратить?

— Ни в коем случае, — сказала девушка. — Я не собираюсь отказываться от своих слов. Кроме того, я думаю, что с самыми большими преступниками горожане разобрались еще во время утреннего боя. Теперь гнев нелюдей остыл, и они проявляют милосердие к побежденному противнику. Это тоже неплохо. Иногда милосердие — более действенное оружие, чем ружье и шпага.

Глава 10. Отряд Кометы освобождает Дубовые Взгорья.

Проведя ночь в гостеприимном Тазаране, наутро отряд Кометы построился и организованно покинул город. Большая часть солдат теперь была вооружена ружьями или пистолетами. Часть оружия была выделена горожанам для обороны. Им же достались и четыре пушки. Комета посчитала, что эти тяжелые махины на огромных деревянных лафетах замедлят передвижение ее отряда. Она стремилась побеждать людей внезапностью и быстротой, а не грубой силой.

Теперь отряд двигался по довольно плотно населенной местности, поэтому особо важное значение Комета придавала разведке и дозорным группам. Несколько раз в небольших поселках солдаты Кометы встречали фуражиров человеческой армии, отбиравших у холмогорцев пищу, вино и ценности. Естественно, заканчивались такие встречи не в пользу грабителей.

Комета вновь начала составлять карты местности, начав с того, что восстановила по памяти те, которые были утрачены после проигранной битвы. Больше всего ее интересовали рассказы о дорогах, ведущих к Побережью, и о крупных населенных пунктах, занятых людьми.

Слава Кометы росла с каждым днем. К Дубовым Взгорьям она привела уже более пятисот хорошо вооруженных воинов. Но на подходе к этому поселению разведчики доложили, что люди ожидают их появления. Беглецы из Тазарана первыми достигли Дубовых Взгорий и сообщили графу Дабариццо Картеньянскому о том, что в тылу человеческой армии появился большой отряд холмогорцев.

Как истинный дворянин и опытный полководец, граф Картеньянский не бросился на выручку попавшим в беду людям, а затребовал подкреплений и дополнительного финансирования на Побережье и у герцога Лапралдийского.

(Насколько было известно Комете, граф принадлежал к партии противников герцога и все время старался опорочить его в глазах короля. Герцог, разумеется, знал об этом, но ничего не мог поделать с графом, так как тот считался королевским представителем на Восточном материке. Комета так до конца и не разобралась в сложной социальной структуре западного королевства, ее интересовало лишь то, что помогало победить людей.)

Получив известия от разведчиков, Комета приказала устроить привал, а сама собрала военный совет с Хрумпином, офицерами и теми солдатами, которые хорошо знали Дубовые Взгорья.

— Я думаю, что мы должны атаковать немедленно! — решительно заявил Хрумпин. — Дадим солдатам отдохнуть, а потом ворвемся в Дубовые Взгорья и захватим их, как захватили Тазаран.

Один из местных жителей, прыгунок Балил, недавно поступивший в отряд, возразил:

— Дубовые Взгорья расположены в треугольнике, образованном слиянием двух рек. Третью сторону треугольника составляют обширные поля. Так что незаметно подойти к врагу не удастся. Люди увидят нас на дальних подступах и успеют приготовиться к бою.

— Ну и пусть! С нами «светлое воплощение», чего нам бояться?!

— К открытому бою с людьми мы пока не готовы, — остудила пыл кентавра Комета. — Скажи, Балил, нет ли на реках бродов или иных способов незаметно переправиться?

— Насколько мне известно, ничего подобного нет.

— Ну хоть какой-нибудь способ поближе подобраться к людям имеется?

Прыгунок молча пожал плечами и развел руки в стороны.

— Неужели мы отступим? — взволнованно спросил Хрумпин.

Комета понимала, что сейчас решается судьба не только ее отряда, но и, возможно, всего Холмогорья. Если она возьмет Дубовые Взгорья, то поднимет общее восстание и заставит герцога Лапралдийского повернуть армию назад. Если же она отступит, то вера в «светлое воплощение» пошатнется, а то и пропадет совсем.

Комета пробормотала про себя:

— Не может такого быть, чтобы не было ни единой возможности… Вот если бы осмотреть все на месте…

В ее голове внезапно промелькнула сумасшедшая идея. Осмотреть на месте… Комета поразилась тому, как подобная простая мысль не пришла ей в голову раньше. Видимо, сказалась инерция мышления. Значительная часть сознания Кометы по-прежнему мыслила категориями мира Латэлы Томпа, где телевидение, видеосвязь и газеты делали любого известного человека легко узнаваемым. Но здесь-то ее в лицо знали только ближайшие соратники! Комета совершенно спокойно могла войти в любой город под видом обычной девушки, и никто не стал бы показывать на нее пальцем и кричать: «Вон идет знаменитая воительница Леди Комета!» В этом мире не было ни паспортов, ни фотографий, ни отпечатков пальцев. Глупо было не воспользоваться предоставленными возможностями.

Комета объявила:

— Я сама пойду на разведку в Дубовые Взгорья!

— Я буду тебя сопровождать! — немедленно откликнулся Хрумпин.

— И я!

— И я!

— И я! — подхватили другие офицеры: кентавры, фавны, прыгунки и недавно влившиеся в отряд люди Холмогорья.

Комета с улыбкой подняла правую руку вверх:

— Стойте, стойте! Желающих так много, что в Дубовые Взгорья, пожалуй, должен отправиться весь отряд. Вы меня не поняли. Я пойду на разведку под видом простой деревенской девушки. Никаких кентавров вместе со мной — люди могут заподозрить неладное. Я возьму только Балила — он хорошо знает Дубовые Взгорья и… и Гарбискула — он сыграет роль моего… отца.

Девушка на ходу продумывала свою легенду. Гарбискул до сих пор сопровождал отряд Кометы. В сражениях озерник не участвовал, проводником также больше не мог служить, так как знакомые ему места остались далеко позади. Теперь он отвечал за небольшой отрядный обоз — несколько телег, нагруженных продовольствием и боеприпасами.

Гарбискул явился по первому зову Кометы и, узнав о ее плане, согласился сопровождать девушку в стан врага. Наверное, после победы над Хозяевами Твердого озера он пошел бы за ней и в огонь, и в воду.

Комета распорядилась спрятать отряд в лесу и не выдавать себя до ее возвращения. Свой кожаный «боевой» костюм она сменила на мирное человеческое платье, а рыжие необыкновенно густые волосы спрятала под платком. Теперь от обычного человека ее отличали только присоски на пальцах рук и ног. Но длинный подол платья закрывал босые ноги, а руки можно было прикрыть передником.

Гарбискул, Балил и Комета взяли одну из обозных телег. Девушка решила, что им троим лучше всего сыграть роль мелких торговцев — так легче будет объяснить свое появление в Дубовых Взгорьях.

Когда телега тронулась с места, Комета блаженно улыбнулась и подумала, что хотя бы полдня ей удастся провести не в ужасном конском седле…

* * *

Лес скоро закончился, и телега выехала на открытое пространство. Невысокие пологие холмы были распаханы под поля. Деревья росли лишь в низинах вокруг ручьев и небольших речушек. Сейчас на полях никто не работал, так как побеги нового урожая едва показались из земли. Плодородная почва и благоприятный климат Дубовых Взгорий позволяли снимать по два урожая в год. Армия людей воспользовалась этим, начав вторжение в тот момент, когда один урожай был только что собран, а семена нового уже посеяны. Фуражиры зачастую отбирали у нелюдей не только излишки продуктов, но и большую часть запасов, мотивируя это тем, что вскоре вновь наступит изобилие, и голодать не придется.

Жители оккупированных территорий ворчали, но не сопротивлялись. Они слишком привыкли к мирной благополучной жизни и пока не были готовы отстаивать свою собственность с оружием в руках. Этим они отличались от нелюдей, живших в более засушливых восточных районах (возле Холмограда) и уж, тем более, от жителей суровой Горной страны. Но они уже познали жадность и жестокость людей, поэтому ждали лишь вождя, который возглавит сопротивление. И Комета готова была предоставить им такого вождя — то есть себя…

— …Дубовые Взгорья — это одно из самых древних наших поселений на Восточном материке… — тем временем рассказывал Балил.

«Нашими» поселениями он называл города прыгунков, представлявшие собой сложные многоуровневые норы, вырытые, как правило, под холмами. Комета еще никогда не бывала внутри таких городов, но по рассказам Хрумпина знала, что в одной такой норе может жить целое племя прыгунков из более чем сотни существ.

Развивая свою теорию о том, что все нелюди являлись потомками видоизменившихся людей, Комета решила, что прыгунки, пожалуй, появились на свет еще раньше, чем кентавры. Несмотря на то, что кентавры казались такими непохожими на своих двуногих предков, их тела от пояса и выше почти не изменились. Стоявшего за кустом или за забором кентавра легко было принять за человека. Прыгунки же отстояли от людей значительно дальше, и их тела претерпели большие изменения, приспособившись к жизни в Холмогорье. Однако при внимательном рассмотрении и у них можно было обнаружить общее с людьми строение тела, конечностей и органов.

— …Сейчас в Дубовых Взгорьях живут девять наших больших племен: Приолы, Калаланы, Шнолки… — увлеченно говорил Балил.

Комета слушала его не слишком внимательно, так как в данный момент ее больше интересовали способы проникновения в Дубовые Взгорья, а не история населяющих эту местность народов.

Когда Балил начал перечислять всех своих родственников — а принадлежал он к многочисленному и уважаемому племени Приолов — то тут не выдержал даже Гарбискул:

— А кроме прыгунков в Дубовых Взгорьях кто-нибудь живет?

— Конечно, — Балил даже не заметил сарказма в голосе озерника, — слава о наших Дубовых Взгорьях разошлась по всему Холмогорью, так что рядом с нашими городами построили свои поселения кентавры, фавны и люди. Я имею в виду хороших людей, а не тех, что пришли недавно. А вот, кстати, и они…

Балил наконец-то умолк. Впереди на дороге показались двенадцать кавалеристов в полном вооружении.

— Это сторожевой разъезд, — тихо сказала Комета, — постарайтесь не выглядеть такими испуганными. Помните, что мы простые торговцы, и война нас не волнует. Наше дело — продать товар и уехать обратно в деревню. Да не тряситесь вы так, что телега ходит ходуном! Люди сразу заподозрят неладное.

Балил и Гарбискул постарались взять себя в руки и изобразить внешнее спокойствие. Правда, получилось это у них не слишком убедительно, но Комета рассчитывала, что люди уже привыкли к тому, что местные жители смотрят на них со страхом и недоверием.

Действительно, кавалеристы удостоили телегу и трех сидевших в ней существ лишь мимолетными взорами.

Сержант (Комета отличила его по малиновой перевязи, надетой поверх кирасы) лениво спросил:

— Откуда едете?

— Из Кварлога, господин начальник, — ответил заранее заготовленной фразой Гарбискул.

— Встречали по дороге что-нибудь необычное?

— Да нет, вроде ничего, — пожал плечами Гарбискул.

И тут, совершенно не по сценарию, в разговор вмешался Балил:

— Как, ничего необычного? Да ты, дядька Гарб, видать и забыл о самом важном. Мы же видели, что у телеги мельника Опрафона отвалилось колесо, и на дорогу высыпалась мука из мешков. Так он ту муку собрал и обратно в мешки запихнул. Если вы, господин начальник, задумаете купить муки у Опрафона, то вначале проверьте, не с землей ли он вам ее подсунет…

— Довольно! — рявкнул сержант, обрывая скороговорку прыгунка. — Поехали!

Кавалеристы неторопливо поскакали дальше по дороге.

Разведчики успели услышать, как один из солдат сказал другому:

— Эти местные просто болваны. Вместо мозгов у них — солома, а вместо сердец — сено.

— Проедем еще четверть лиги, и повернем назад, — отозвался тот. — Видать, наши молодцы, что прибежали из Тазарана, все наврали об армии нелюдей. Небось, перепились в трактире, а местные их и поколотили. Вот с пьяных глаз им и показалось, что это целая армия…

Когда кавалеристы отдалились, и их слова стали не слышны, Комета сказала:

— Удача пока на нашей стороне. Если Хрумпин догадается не трогать этих кавалеристов, то они вернутся обратно и доложат, что армия нелюдей — не более, чем выдумка паникеров. Впрочем, даже если этих солдат уничтожат, люди в Дубовых Взгорьях не скоро их хватятся.

Затем девушка обратилась к Балилу:

— Ты молодец! Хоть и болтаешь без умолку, но в нужный момент находишь подходящие слова. Только в следующий раз я бы хотела, чтобы ты меня заранее предупреждал о своих планах.

— Экспромт, он тем и хорош, что рождается внезапно, — сказал прыгунок.

Девушка посмотрела на него с подозрением:

— Ты, случайно, не философ или оратор?

— Нет. Но в наших Дубовых Взгорьях я — известный поэт. Хочешь, почитаю свои стихи?

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Если не ошибаюсь, мы уже подъезжаем.

— Точно! — подтвердил Балил. — Вон, видите, холм справа? Он называется Брюхо Сурка. Там обосновалось племя Ворболов. Я много раз бывал у них в гостях. Есть у них премиленькая девчушка по имени Закнада… Ой, простите, Леди Комета!

Гарбискул проворчал:

— Раз ты так хорошо знаком с Ворболами, то не объяснишь ли нам, чем это они заняты?

— Они копают! — бодро ответил Балил.

Действительно, между дорогой и холмом Брюхо Сурка несколько сотен прыгунков копали длинный глубокий ров. Из вынутой земли они сооружали насыпь со стороны Дубовых Взгорий. Между работниками острые глаза Кометы разглядели праздно прохаживавшихся человеческих солдат с ружьями. Девушка предположила, что это надсмотрщики. Правда, дисциплина на стройке была не слишком суровой. Прыгунки сновали между своим холмом и рвом, выходили на дорогу, где на больших повозках фавны подвозили им колья и фашины для укрепления насыпи.

— Они не просто копают, — поправила Комета Балила. — Прыгунки и фавны строят укрепления для защиты Дубовых Взгорий. Наверное, людей обеспокоили сообщения о появлении нашего отряда. Судя по глубине рва и высоте насыпи, работа началась недавно, но, похоже, планы у графа Картеньянского грандиозные. Видите, люди забивают колья с другой стороны дороги? Они размечают место для другого укрепления.

Когда телега подъехала поближе, за насыпью показались пушки и артиллеристы, ожидавшие окончания возведения укреплений.

— У графа Картеньянского неплохие инженеры, — задумчиво произнесла Комета. — Если они выстроят сеть фортов со стороны полей, то любой атакующий отряд окажется под перекрестным огнем.

— Мы должны напасть, пока работа не закончена, — предложил Гарбискул.

— Так мы и сделаем, — согласилась Комета. — Но раз уж мы почти приехали в Дубовые Взгорья, осмотрим тут все. Может, люди готовят нам и другие сюрпризы? Торопиться незачем: похоже, нас здесь не ждут так скоро. Граф Картеньянский решил создать мощный укрепленный район, но не учел, что на это потребуется довольно много времени.

— Если бы прыгунки не помогали врагам, то эти укрепления вообще никогда не были бы построены, — заметил Гарбискул.

— По доброй воле мы никогда не стали бы помогать людям! — воскликнул Балил.

— Возможно, им пообещали хорошо заплатить, — невесело усмехнулся Гарбискул.

— А, может, люди взяли заложников?

Комета поспешила успокоить спорщиков:

— Перестаньте! Балил, когда мы поравняемся с повозками фавнов, ты спрыгнешь с телеги и смешаешься с другими прыгунками. Ты должен связаться с Ворболами и с другими племенами прыгунков. Предупреди их о нашем скором появлении. Я не могу заставить жителей Дубовых Взгорий сражаться с людьми — это дело их совести и чести — но пусть они хотя бы им не помогают и не слишком торопятся строить укрепления.

— Будет сделано, Леди Комета! — пообещал Балил. — Я употреблю все свое красноречие и весь свой поэтический дар, чтобы убедить своих сородичей. Как ты сказала? «Это дело их совести и чести»? Замечательные слова! Не возражаешь, если я использую их в своей речи? Со ссылкой на первоисточник, разумеется…

— Делай и говори все, что хочешь, — оборвала его Комета. — У тебя в запасе целый день и вечер. Успеешь обойти все племена?

— Обскачу за несколько часов! У меня уже сложилось первое четверостишие будущей поэмы:

Дело нашей совести и чести

От врагов отчизну отстоять.

На людей навалимся все вместе,

Будем их до Побережья гнать!

Ну как, Леди Комета, тебе нравится?

— Для начала неплохо. Но не забудь, что я посылаю тебя не стихи сочинять и не песни петь. Твоя миссия сложна и серьезна. Сосредоточься на ней!

Когда телега с разведчиками проезжала возле повозки, нагруженной фашинами — толстыми вязанками хвороста — и на несколько мгновений стала невидима для людей-надсмотрщиков, Балил соскочил на землю и скрылся в толпе прыгунков, разгружавших строительный материал. Вскоре даже Комета не смогла разглядеть его среди соплеменников.

— Ох, не верю я этому болтуну, — покачал головой Гарбискул.

— Если мы не будем доверять друг другу, то люди перебьют нас поодиночке.

Озерник промолчал.

Чем глубже в Дубовые Взгорья въезжала телега, тем больше людей и нелюдей оказывалось вокруг. Комета старалась запомнить все: и расположение изрытых норами прыгунков холмов, и большие срубы, выстроенные фавнами вдоль дороги, и дома немногочисленных здесь кентавров, и, главное, палаточные лагеря человеческих отрядов.

Прыгункам повезло больше, чем остальным жителям Дубовых Взгорий — на их города-норы люди не претендовали. А вот большую часть домов сейчас занимали офицеры и командиры человеческой армии. Хозяева домов были вынуждены ютиться в хозяйственных пристройках и работать прислугой в родных жилищах.

Сразу было видно, что захватчики чувствуют себя в Дубовых Взгорьях, как дома, а нелюдей и даже местных людей воспринимают как слуг и рабов. Не только офицеры, но даже солдаты ходили по захваченной территории гордо и нагло, тогда как исконные жители этих мест робко уступали им дорогу.

Вскоре телега с Кометой и Гарбискулом уперлась в перегородивший дорогу шлагбаум, сделанный из цельного обструганного бревна с нанесенными свежей красной краской полосами. Возле шлагбаума стояли шесть солдат с оружием. Но стоило только телеге остановиться, из ближайшего дома вышел офицер в сопровождении двух человек в гражданской одежде: нотариуса и писца.

Офицер сразу заглянул в повозку, а нотариус обратился к Гарбискулу:

— Милостью его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского тебе дозволяется обменять либо продать плоды трудов твоих в пределах сего поселения, именуемого Дубовыми Взгорьями, после своевременной уплаты всех соответствующих и положенных при данном виде деятельности налогов и сборов, установленных и зафиксированных в имеющихся постановлениях.

Гарбискул открыл рот. Простой озерник не понял и половины произнесенных слов. Комета сразу сообразила, к чему идет дело, но по «легенде» ей полагалось молчать и играть роль недалекой деревенской девушки.

Видимо, офицер лучше разбирался в психологии жителей Холмогорья, еще не усвоивших основные положения человеческих «законов». Быстро осмотрев содержимое кузова телеги (а это были корзины с яблоками), он сказал:

— Выгружайте половину своего груза, и можете продать все остальное.

— Половину?! — возмутился Гарбискул, совершенно забыв, что он не торговец, а разведчик.

Комета незаметно для людей ткнула его пальцем в поясницу. Озерник издал булькающий звук и замолчал.

Нотариус безо всякого выражения произнес:

— В случае неповиновения указам и распоряжениям его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского виновный в вышеуказанном преступлении подлежит справедливому, беспристрастному суду и неотвратимому, заслуженному наказанию, определяемому соответствующей статьей законодательных актов.

То ли вразумление Кометы сыграло свою роль, то ли озерник уловил смысл последней фразы, выделив из нее ключевые слова: «неповиновение-преступление-наказание», но он постарался изобразить полное раскаяние и послушание:

— Простите, я просто сразу не понял, куда разгружать яблоки. А теперь я все сделаю в лучшем виде!

Офицер приказал караульным солдатам у шлагбаума:

— Тобс и Каул, помогите торговцу! Тодзал, позови остальных!

Два солдата привычно забрались в телегу и начали скидывать на землю корзинки с яблоками. Невесть откуда набежали еще солдаты и унесли собранный «налог» куда-то за дом.

Писец сделал записи в огромной толстой книге. Офицер и натариус по-очереди взяли перо и поставили свои подписи.

Затем писец сунул книгу под нос Гарбискулу:

— И ты распишись! Вот тут, где стоит галочка.

— Да я писать-то не умею, — сказал озерник, словно извиняясь за свою неграмотность.

Видимо, писарь не первый раз сталкивался с такой проблемой, потому что немедленно нашел ее решение:

— Тогда просто поставь крестик.

Гарбискул неуклюжими слегка дрожащими пальцами взял перо и аккуратно, высунув язык и вспотев от волнения, вывел две перекрещивающиеся линии.

— Хорошо! — усмехнулся писарь, отобрал перо и захлопнул книгу.

— Теперь мы можем ехать? — робко спросил озерник.

— Поезжай, — милостиво соизволил офицер.

— Так ведь дорога все еще закрыта…

— Въезд в центр на повозках запрещен! — строго произнес офицер.

Комета поняла, что «центром» он назвал шесть двухэтажных домов, находившихся в трехстах шагах впереди. Девушка знала по рассказам Балила, что эти дома принадлежали фавнам-трактирщикам. В них останавливались путешественники и купцы, приезжавшие в Дубовые Взгорья. Теперь же, наверняка, их занимал граф Дабариццо Картеньянский со своей свитой.

Нотариус добавил:

— Место для торговли отведено на специально оборудованной и приспособленной для подобного рода действий площади. Она расположена по правую сторону от вашего нынешнего местонахождения и может быть легко опознаваема по наличию транспортных средств, аналогичных вашему.

Озерник посмотрел на нотариуса, как на вылезшего из воды и заговорившего Хозяина Твердого озера.

Офицер уже потерял интерес к телеге и направился к дому, но один из солдат сжалился над незадачливыми торговцами и показал рукой:

— Езжайте вон туда, на базарную площадь.

В стороне от дороги Комета и Гарбискул увидели несколько десятков телег, установленных правильными рядами на огороженной жердями площади. Возле телег бродили немногочисленные покупатели. Было ясно, что торговля в оккупированных Дубовых Взгорьях — вещь бесперспективная. Впрочем, меньше всего сейчас Комету занимали вопросы выгодной продажи яблок и получения прибыли.

Гарбискул потянул вожжи и направил телегу на базарную площадь.

— Ты ставь телегу и делай вид, что продаешь яблоки, — сказала ему Комета. — А я схожу в центр, посмотрю, что там делается.

— Будь осторожна, Леди Комета, — напутствовал девушку озерник, когда девушка спрыгивала с телеги.

Солдаты у шлагбаума уже занимались новой телегой, поэтому в сторону Кометы не смотрели. Девушка пошла вперед сначала медленно, поминутно озираясь по сторонам, но когда увидела, что на нее никто не обращает внимания, осмелела и прибавила шаг.

В центре Дубовых Взгорий людей было больше, чем нелюдей. Маршировали отряды солдат, во все стороны мчались конные курьеры. Комета боялась, что ее вот-вот остановят и спросят, зачем она пробирается в ставку графа Дабариццо Картеньянского, но любопытство и необходимость вели ее вперед.

Возле каждого дома стояли караульные солдаты с ружьями или пиками, так что попасть внутрь было непросто. Но Комета пока к этому и не стремилась. Вначале она намеревалась определить, в каком именно доме остановился граф. Если бы ей удалось уничтожить вражеского военачальника, это бы расстроило и дезорганизовало оборону Дубовых Взгорий.

Один из домов можно было сразу исключить. Над его входом висел большой сколоченный из досок треугольник, а изнутри доносились неразборчивые песнопения.

— Ну конечно, — усмехнулась девушка, — как же без храма? Людям нужен не только закон, но и вера в то, что этот закон соответствует божественной справедливости. От имени бога можно грабить и убивать, не обременяя свою совесть сомнениями.

Комета не просто смотрела по сторонам, но и прислушивалась к разговорам людей, ловила обрывки фраз, стараясь выделить крупицы ценной информации. Первое и главное, что она узнала — графа Картеньянского в Дубовых Взгорьях в настоящее время не было! Граф отправился в сторону Побережья, чтобы лично встретить обещанные подкрепления и ускорить их движение. Так что искать его дом было бесполезно.

В голове Кометы постепенно начал складываться план захвата Дубовых Взгорий. Она мысленно рисовала планы местности и передвигала по ним фигурки, изображавшие своих и вражеских воинов. На некоторое время девушка утратила бдительность и немедленно была за это наказана.

Лишь какое-то шестое чувство подсказало Комете, что вокруг что-то неуловимо изменилось. Она отвлеклась от размышлений и осторожно огляделась. Увиденное ее насторожило и озадачило. Не было никаких сомнений — за ней следили. На некотором расстоянии позади шли четыре человека: прапорщик и три солдата с ружьями. Фитили запалов были погашены, но Комета не сомневалась, что люди готовятся к нападению.

Комета пошла быстрее. Люди не отставали. Комета постаралась затеряться в толпе, но, когда обернулась в следующий раз, увидела, что количество преследователей увеличилось до семи. Девушка не испугалась. Наоборот, в глубине ее души разгорелось пламя боевого азарта. Под передником у Комета был спрятан большой хозяйственный нож. Она боялась, что на въезде в Дубовые Взгорья могут обыскать не только телегу, но и пассажиров, поэтому не решилась взять что-нибудь посерьезнее. Теперь пришло время расплачиваться за ошибку. Впрочем, и обычный нож в умелых руках мог стать серьезным оружием.

Комета была не так безрассудна, чтобы вступать в бой прямо посреди центра Дубовых Взгорий. Она решила спрятаться на задворках одного из трактиров, и там, среди хозяйственных построек и пристроек, либо скрыться от преследования, либо избавиться от преследователей.

Но этому плану не суждено было осуществиться.

Комета услышала быстро приближавшиеся шаги и громкий окрик:

— Стой! Эй, девчонка в платке и розовом платье, кому сказано, стой!

Комета решила проигнорировать эти слова и пошла еще быстрее, почти побежала.

— Стой! — послышался крик. — Солдаты, задержите эту девчонку!

Теперь к Комете было привлечено общее внимание. Она поняла, что незаметно скрыться уже не удастся. Пришло время прибегнуть к хитрости.

Комета остановилась, обернулась и как можно бесхитростнее спросила:

— Вы меня зовете, господин начальник?…

Но конец вопроса застрял у девушки в горле. За спиной солдат маячило знакомое лицо отца Балимолта. Взгляды Кометы и священника встретились, и оба они застыли в оцепенении.

Первой опомнилась девушка. Она помчалась прочь, насколько было сил.

За ее спиной раздался истошный вопль отца Балимолта:

— Я узнал ее! Это точно она! Это Комета, исчадие зла, злейший враг нашего короля и святой Триединой церкви!

«Он заметил меня издалека и собрал солдат, чтобы задержать, — на бегу думала Комета. — Сообразил, негодяй, что один не справится. И откуда он тут взялся?»

Некоторые люди, увидев бегущую девушку, смеялись и шутливо протягивали руки, чтобы ее задержать. Они еще не поняли всей серьезности происходящего. Комета легко увертывалась и обходила препятствия. Но крики отца Балимолта и других преследователей вскоре сделали свое дело. На Комету началась настоящая охота. Пехотинцы и всадники ринулись наперехват.

Первый солдат, который попытался схватить бегущую девушку, получил короткий полосующий удар ножом по запястью. Он закричал от боли, добавив свой голос в общий хор. Затем на Комету набросились сразу несколько человек. Девушка отпрыгнула в сторону, но и там натолкнулась на солдат.

«Кажется, мне конец,» — отстранено подумала Комета, прыгнула на ближайшего солдата и вонзила нож ему в горло. Оставив оружие в смертельной ране, она выхватила из солдатских ножен длинный пехотный тесак и очертила вокруг себя сверкающий круг.

— Не бойтесь эту одержимую! — кричал издали отец Балимолт. — Смело разите ее своим оружием во имя милосердного Шира-Вада-Дагна!

Первые люди, которые попытались воплотить в жизнь эти призывы, испробовали на себе остроту тесака. Но солдат было слишком много. Кроме того, они видели перед собой всего лишь юную крестьянскую девушку, а не великую воительницу. Незнание породило бесстрашие. Люди бросились на Комету сразу со всех сторон. Как не велико было ее боевое искусство, но противостоять массе тел оно не могло.

«Найя Кайдавар, дай мне свою силу!» — в отчаянии взмолилась Комета. Но она осталась всего лишь обычной девушкой — получеловеком-полудриадой.

Солдаты повисли на руках и ногах Кометы, лишив ее возможности двигаться. Тут подоспел и отец Балимолт. Он пыхтел и сопел, запыхавшись после быстрого бега. Священник сжимал в правой руке обнаженный треугольный кинжал — символ веры и духовной власти.

— Сейчас я наложу на эту ведьму символ триединения, и злые силы покинут ее тело! — объявил отец Балимолт и нараспев затянул: — Во имя нашего бога, великого и триединого Шира-Вада-Дагна, да освятится этот священный клинок, да снизойдет на него сила небесная, да воплотится в нем мощь и величие Триединой церкви! Да поможет он мне совершить обряд триединения и изгнать злые силы из этого тела! Да очистит он душу грешницы и отдаст ее на суровый, но милосердный суд Шира-Вада-Дагна!

Затем он протянул свою тощую руку с длинными пальцами и одним быстрым движением разорвал платье Кометы от горла до паха.

Девушка поняла, что сейчас треугольное лезвие начнет кромсать ее плоть. Она не боялась боли, но ей была нестерпимо-отвратительна мысль о том, что этот безумный фанатик сможет одержать над ней верх.

Воспользовавшись тем, что державшие ее солдаты немного ослабили захваты (то ли от благоговения перед совершаемым обрядом триединения, то ли при виде обнаженного тела девушки), Комета рванулась… и освободилась.

В это время отец Балимолт занес свой кинжал и закричал:

— Злой дух, смирись и покорись воле Шира-Вада-Дагна, ибо он сейчас вещает через мои уста!

Комета перехватила направленный в грудь удар, вырвала заточенный треугольник и с силой вбила его в переносицу священника.

Глаза отца Балимолта закатились, и он рухнул на спину. Несколько секунд его конечности дергались в предсмертных конвульсиях, как у раздавленного паука, а потом застыли.

Солдаты оцепенели от ужаса. Комета попыталась воспользоваться этим и ринулась на свободу, расталкивая и расшвыривая людей. Но далеко убежать девушке не дали.

— Держи ведьму! — заорали люди.

На Комету посыпались жестокие удары ружейных прикладов. Один из них пришелся по затылку. Девушка с некоторым удивлением осознала, что твердая земля сильно ударила ее по лицу. «Я упала,» — поняла она. Но люди продолжали остервенело избивать лежавшее на земле беззащитное тело. Бесконечная боль пронзила мозг Кометы, собрала все ее мысли и чувства в один большой мешок и утащила его на дно черного колодца небытия…

* * *

Когда Комета пришла в себя, первое, что она услышала, был очень знакомый мужской голос:

— Ох, бедная малышка, что же с тобой сделали эти разбойники? Ведь живого места не оставили! Ну, ничего, ничего, сейчас я сделаю лечебные примочки из паутины. Эх, была бы при мне моя сумка с травами… Но я и без нее попробую тебя вылечить…

Комете почудилось, что она вновь оказалась в доме отшельника Бургуна, что она по-прежнему Найя Кайдавар, а жизни Латэлы Томпа и Кометы лишь привиделись ей во сне.

— Бургун? — девушка открыла глаза, но ничего не увидела.

Сперва она испугалась, что лишилась зрения, но потом поняла, что просто находится в каком-то темном помещении.

— Бургун? — переспросил мужчина. — Нет, я не Бургун. Меня зовут Алиний Плантор.

— Где я? Кто я?

— Мы с тобой заперты в подвале. А кто ты такая — я понятия не имею. Солдаты, которые тебя сюда притащили, называли тебя Кометой или «злым духом».

Девушка поняла, что осталась жива, и нового перевоплощения в другое тело не произошло. Она попыталась пошевельнуться, но острая пульсирующая боль пронзила все ее тело. Комета сжала зубы, но стон все равно вырвался наружу.

— Лежи спокойно, малышка, — ласково произнес Алиний. — Я попытался немного помочь тебе. К сожалению, священники отобрали у меня сумку с лечебными травами, но на стенах и потолке подвала много паутины, так что я сделал из нее лечебные компрессы для твоих ран.

— Как ты можешь что-нибудь видеть в этой темноте? — удивилась Комета.

— Ну, если посидишь тут пару дней… — Алиний невесело хмыкнул. — Подвал я рассмотрел и запомнил, когда сюда заходили люди с факелами. А тебя лечил на ощупь. Ты уж извини, если чем обидел.

— Тебе не за что извиняться. Скажи, ты врач? Насколько плохо мое состояние?

— Ты задала сразу два очень сложных вопроса. На какой из них ответить вначале?

Комета секунду поколебалась и выбрала:

— На второй.

— Начну с хорошего: все твои кости целы. Но твоя спина, ноги и руки превратились в один большой синяк. Видимо, тебя били, когда ты лежала на животе, так что лицо не пострадало. Кроме того, на твоем теле много ссадин и мелких порезов. Наверное, оттого, что тебя волокли в этот подвал по жесткой земле или по камням. Но ссадины раны быстро заживут. И не мое умение тому причиной… — Алиний сменил тон на более торжественный. — Вначале я удивился, что сильные удары не нанесли тебе сильного вреда. Но потом понял, что ты необычный человек.

Комета усмехнулась:

— Да я вообще не человек. Моя мать была дриадой, а отец — человеком, так что я полукровка.

— Я не это имел в виду. Ты необычная девушка, необычное создание. Понимаешь, Комета, ты только не пугайся, но я обладаю некоторыми талантами, которые недоступны обычным существам. Я могу видеть то, чего не видят другие.

— Почему я должна бояться? — удивилась девушка.

— Тех, кто отличается от других, либо боятся, либо презирают, либо ненавидят. Думаю, ты меня понимаешь.

— Понимаю. Как ты себя называешь: волшебник, колдун, экстрасенс или ясновидящий?

— Я называю себя лекарем. Я лечу тех, кто болен телом и душой. Я использую свои таланты, чтобы облегчить страдания всех живых существ: людей, нелюдей, животных.

— Тогда за что тебя бросили в этот подвал?

Алиний тяжело вздохнул:

— Я странствовал по Холмогорью, а когда пришел в Дубовые Взгорья этот город уже был захвачен людьми с запада. Многим местным жителям — да и пришлым солдатам тоже — требовалась моя помощь. Я начал их лечить, но оказалось, что этим я нарушил заповеди Триединой церкви. Местные священники считают, что единственно возможное лечение — это пост и молитвы. Мои методы они назвали чернокнижием и богохульством. У меня отобрали все мои вещи, в том числе и сумку с лекарственными травами, и посадили в подвал. Кажется, местные священники не имеют права меня судить. Они вызвали вышестоящего представителя Триединой церкви с Побережья. Вот я и ожидаю его прибытия.

— И ты не пробовал сбежать отсюда? Ты хоть понимаешь, что тебя, наверняка, приговорят к смерти?

Алиний вздохнул еще раз:

— Стены подвала сложены из больших камней. Дверь сколочена из толстых досок. Снаружи дверь запирается на замок, и возле нее дежурят солдаты. Сбежать отсюда невозможно.

— Сейчас проверим, — сказала Комета и начала медленно вставать. Тело девушки нестерпимо болело и требовало покоя, но гордый и независимый дух заставлял плоть двигаться, превозмогая страдания.

— Осторожно, я тебе помогу, — Алиний, видимо, понял, что заставить девушку лежать на месте ему не удастся.

Комета почувствовала, как сильные руки поддерживают ее за локти. Девушка оценила осторожность лекаря — локти болели меньше всего. Она сделала несколько шагов и поняла, что может двигаться самостоятельно.

Также Комета сделала еще одно удивительное открытие: когда ее коснулся Алиний, окружающий мрак слегка рассеялся. Теперь она могла различать контуры предметов: фигуру лекаря, стены подвала, узкую лестницу, ведущую к запертой двери. В дальнем углу стоял маленький деревянный бочонок, накрытый крышкой. Комета сразу поняла, для чего он предназначен. Иных предметов в подвале не наблюдалось, только несколько охапок сена были свалены в углу, служа узникам в качестве кроватей. Комета с сомнением посмотрела на бочонок. В крайнем случае и его можно было бы превратить в оружие или инструмент. Но только в самом крайнем случае.

— Алиний, как у тебя это получается? — спросила Комета.

— Что получается?

— Как ты изменил мое зрение? Я теперь вижу и тебя, и подвал.

— Я ничего не делал! — растерянно произнес Алиний. — А что ты видишь?

Комета сразу поверила, что лекарь не при чем. Скорее, вновь проявились ее скрытые силы, подобные тем, которые позволили ей совершить мысленный полет над полем боя.

— Вижу я пока не очень хорошо, — ответила девушка, — словно нахожусь в сумерках. Но я, по крайней мере, не ударюсь лбом о стену. Ну-ка, отпусти мои руки!

Алиний подчинился, но был готов подхватить Комету, если она вдруг почувствует слабость или потеряет сознание.

Однако девушка уверенно шагнула вперед. Ее зрение не улучшилось, но и не ухудшилось.

— А теперь снова дотронься до меня! — велела Комета.

Лекарь осторожно коснулся плеча девушки. Лучше видеть Комета не стала. То ли Алиний был не при чем, то ли она достигла предела своих нынешних возможностей.

— Ну, что? — спросил Алиний.

— Фокус не удался. Светлее не стало. Скажи, а ты хорошо видишь в темноте?

— Я вообще ничего не вижу в этом подвале. Понимаешь, я могу видеть ауру живых существ. Я вижу не тебя, а те энергии, которые исходят из твоего тела. По маленьким искоркам ауры пауков я нашел паутину. Но неживые предметы мне недоступны.

— Понятно, — Комета осмотрелась. — Ты был прав, выбраться из этого подвала будет не так-то просто. Даже если удастся вытащить из стены несколько камней, придется копать подземный ход наверх. Может, дверь не слишком крепкая?

Девушка поднялась по узкой лестнице, прислушалась и, убедившись, что поблизости никого нет, уперлась плечом в доски. Но дверь не подалась даже на толщину волоса. Комета вынуждена была отказаться от этой идеи. Она посмотрела наверх. Потолочные балки были довольно толстые. Комета подпрыгнула и постаралась уцепиться за одну из них. Но присоски на пальцах девушки были слишком слабыми, не такими, как у настоящих дриад. Кроме того, все ее мышцы нестерпимо болели и не могли долго выдерживать нагрузку. Провисев на балке несколько секунд, Комета поняла, что соскальзывает. Она отпустила захват и приземлилась на твердый каменный пол, невольно вскрикнув от боли.

— Что ты делаешь? — обеспокоено спросил Алиний.

— Я хотела повиснуть на балке, а когда сюда в следующий раз зайдут люди, спрыгнуть на них сверху.

— И ты надеешься справиться с вооруженными солдатами?

— А ты предлагаешь спокойно сидеть и дожидаться смерти? — задала вопрос Комета. — Лучше я погибну в бою, чем склоню голову под топор палача.

— В тебе слишком много нетерпения, — сказал Алиний. — Разве ты не знаешь, что иногда лучше выждать благоприятный момент, чем лезть на рожон?

— Благоприятный момент? — Комета вспомнила о Балиле и Гарбискуле. Если эти двое узнают о ее пленении и сообщат Хрумпину…

Но девушка оборвала свои мечты. Рассчитывать на помощь извне не стоило. Во-первых, Балил и Гарбискул могли и не знать о том, что произошло. Во-вторых, даже если бы Хрумпин повел на выручку Кометы весь отряд, люди встретили бы его залпами картечи и частоколом пик.

— Будь у меня сейчас хотя бы часть силы Найи Кайдавар… — мечтательно проговорила Комета.

— О ком ты говоришь? — не понял Алиний.

Комета спохватилась:

— Извини. Ты рассказал о себе, а я — нет. Дело в том, что я — «светлое воплощение»…

Девушка села на ступеньки лестницы и начала рассказывать лекарю свою историю. Вначале она собиралась ограничиться несколькими фразами, как в Холмограде в штабе армии нелюдей. Но затем собственное повествование настолько захватило девушку, что она рассказала Алинию и о резне в Теплой Долине, и об уничтожении другого лагеря зиганьеров.

Когда Комета закончила, Алиний после минутного раздумья произнес:

— Я много путешествовал по Холмогорью и видел много разных чудес, но то, что рассказала ты, намного превосходит их все, вместе взятые.

— Теперь ты знаешь обо мне больше, чем остальные, — сказала Комета. — Я надеюсь на твою честность. Обещай, что никому не расскажешь, как Найя Кайдавар поступала с детьми и женщинами зиганьеров. Боюсь, что это может разрушить мой образ «светлого воплощения».

— Я никому ничего не скажу, — твердо произнес Алиний, и девушка сразу поверила лекарю.

Некоторое время они молчали. Комета присматривалась к потолочным балкам, выбирая ту, которая имела бы больше неровностей и за которую было бы легче зацепиться. Лекарь думал о чем-то, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

Наконец, он решился спросить:

— Скажи честно, Комета, тебя не беспокоит то, что ты убила одного из служителей Шира-Вада-Дагна?

— Почему я должна беспокоиться? — удивилась девушка. — Я уничтожила столько врагов, что одна смерть ничего не меняет. Люди казнили бы меня в любом случае.

— Я говорю не о людях, а о Шире-Ваде-Дагне.

— О ком? — Комета недоуменно посмотрела на лекаря. — Ты что, веришь в этого триединого бога? Тогда зачем же ты занимался лечением, а не постился и молился, как честный триединист?

— Я не принадлежу к Триединой церкви, но признаю существование высших сил, — сказал Алиний. — И эти силы не любят, когда смертные существа бросают им вызов.

— Да нет никаких богов или высших сил! — воскликнула Комета. — Их придумывают люди, чтобы оправдать свои преступления.

— Нельзя придумать то, чего нет на самом деле, — возразил Алиний. — Если существует понятие «бог», то должна быть сила, овеществляющая это понятие.

Комета усмехнулась:

— Уж поверь опыту старшего рекламиста Латэлы Томпа: придумать можно все, что угодно. Ты стал жертвой общего заблуждения. Точнее, не заблуждения, а преднамеренной лжи. В Главном Агентстве Пропаганды, где я работала, это называлось «замещением сознания». Приведу простой пример. Допустим, перед тобой стоит задача — продать новый кинофильм… Нет, про кинофильм ты ничего не знаешь. Возьмем лучше книгу. Тебе надо продать как можно больше экземпляров книг. Ты нанимаешь несколько критиков, литературных обозревателей и журналистов. В течение нескольких недель в самых разных средствах массовой информации появляются сообщения о том, что гениальный писатель написал гениальную книгу. Эта мысль закладывается в сознание людей, и когда они покупают эту книгу, то уже заранее воспринимают ее, как гениальное произведение. Даже если в этой книге напечатан полный бред — все равно стадо… то есть люди будут считать ее наполненной глубоким скрытым смыслом. Они ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЮТ, что отказываются от собственного мнения и принимают за истину то, что внушается им ловкими манипуляторами общественным сознанием. То же и с богами. Конечно, для продвижения на рынок новой религии требуются значительные вложения и довольно продолжительное время, но зато и отдача будет соответствующей. Некоторые религии существуют тысячелетиями и приносят огромные доходы основным держателям акций — верховным жрецам, святым отцам и прочим лжецам. Идеи о «богах» так настойчиво вбиваются в головы людям, что они уже не могут вырваться за рамки этих представлений. Даже ты, один из лучших людей своего времени, продолжаешь пребывать внутри искусственно придуманной религиозной структуры. Ты веришь в то, во что верят все.

Алиний несколько раз прошелся взад и вперед по подвалу. Затем он сказал:

— То, что ты говоришь, слишком необычно. Я не знаю, верю ли я в бога потому, что в него положено верить, или потому, что он есть на самом деле. В юности я много размышлял на эту тему. Один из моих учителей, старый лекарь по имени Вифнутий, когда-то поведал мне одну историю. Он рассказал, что однажды стал свидетелем дискуссии, которую вели несколько очень уважаемых философов.

Первый философ говорил: «Все мы — творения единого бога. Мы — бледные тени, порожденные фантазией единственно-истинного, высшего существа. Все что происходит с нами, предопределено заранее, поэтому мы плывем по реке жизни в заданном направлении, и все наше существование — не более чем иллюзия, выдумка бога. Мы — ничто, бог — все. Ни одно деяние не совершаем мы без его участия. Ему известны все наши мысли и поступки, как прошлые, так и будущие.»

Второй философ утверждал прямо противоположное: «В мире нет никаких богов. Мы появились на свет в процессе длительной эволюции. Мы обрели разум благодаря своему труду и общественной организации. Мы — единственные в мире существа, обладающие разумом, следовательно, мы — самые совершенные творения природы. Мы — хозяева своей судьбы. Никто не может распоряжаться нашими судьбами, кроме нас самих. Мы переделаем мир по своему усмотрению, и никто не сможет помешать нам построить светлое будущее.»

Третий философ заявлял: «Мы не можем постичь, создал нас бог, или же мы появились на свет в результате случайного сочетания биологических молекул. Если всеми нашими мыслями и поступками руководит бог, то откуда в мире появляется зло? Если бога нет, то почему мы становимся свидетелями фактов, которые не может объяснить наука? Можно предположить, что в мире кроме нас существуют и иные формы жизни, недоступные нашему пониманию. Но мы настолько далеки друг от друга, что если наши пути случайно пересекаются, мы не только не можем вступить в контакт, но даже едва ли замечаем чужое присутствие. Лишь по влиянию иных существ на окружающий нас мир мы можем догадаться об их существовании. Но это совершенно не означает, что они — боги, решающие наши судьбы. Они такие же существа, как и мы, но только живущие в параллельном потоке бытия. Мы для них безразличны.»

Четвертый философ возразил: «Если мы интересуемся иными существами, то логично было бы предположить, что и они интересуются нами. А взаимный интерес может привести к возникновению осмысленного контакта. Если два разумных существа хотят найти общий язык, они обязательно его найдут. Вполне возможно, что мы сможем договориться с иными существами, заключить с ними взаимовыгодные договоры и союзы. Конечно, на это может уйти жизнь нескольких поколений, но представьте себе, как много мы сможем получить от этого сотрудничества!» Вот так…

Алиний замолчал.

— И кто же прав в этом споре? — нетерпеливо спросила Комета.

Лекарь улыбнулся:

— Точно такой же вопрос я задал своему старому учителю.

— И что же он ответил?

— Вифнутий сказал, что в это время рядом проходил простой крестьянин и случайно раздавил всех споривших муравьев-философов.

— Забавная притча… — сказала Комета и задумалась.

— Вполне возможно, что это не притча. Вифнутий имел более сильный талант, чем у меня. Он видел и знал больше, чем я.

— Он общался с богами или только с муравьями?

— Не иронизируй, Комета. Вполне возможно, что есть существа, для которых мы — меньше чем муравьи.

— Ты имеешь в виду сказки про Шира-Вада-Дагна? — девушка усмехнулась и привела свой самый главный довод: — Ни в одной из своих жизней я не встречалась с богами.

— Что такое три твоих жизни по сравнению с бесконечным множеством миров? Вполне возможно, что ты еще встретишься с теми, чье существование отрицаешь.

— Возможно… — эти слова навели Комету на мысль о том, что есть один очень простой способ избавиться от возможных мучительных пыток и непременной казни. Смерть. Смерть и последующее возрождение в новом теле. Надо только броситься на первого же вошедшего солдата, завладеть его оружием и обратить его против себя.

Но Комета подумала, что это будет равносильно сдаче, признанию своего поражения. Пусть лучше она погибнет на плахе, но останется Леди Кометой, гордой и несломленной. Комета даже сама себе не могла признаться в том, что ее страшит вероятность окончательной смерти. Кто мог бы дать гарантию того, что, прожив три жизни, в четвертой она также будет осознавать все свои предыдущие воплощения? Комета ощутила вкус бессмертия, и теперь хотела наслаждаться им снова и снова.

Найя Кайдавар бросилась со стены замка потому, что не знала о возможности нового возрождения. Латэла Томпа считала предыдущее воплощение сном и не придавала ему значения. Комета же знала о своих прошлых жизнях и надеялась на то, что цепь перерождений не прервется. Но что надо для этого сделать? Может быть, то, что она не погибла под ударами прикладов, говорило о том, что она должна задержаться в этом мире и не торопиться в другую жизнь? Но кто мог решать ее судьбу? Кто подал этот знак, если это вообще следовало считать знаком, а не ее собственными проявившимися возможностями?

— Если боги все-таки существуют, то и я тогда хочу стать богиней, — произнеся это, Комета уже в который раз поймала себя на мысли, что нечто подобное она когда-то от кого-то слышала.

Но стоило ей только попытаться разобраться, откуда появилось это воспоминание, как от головной боли потемнело в глазах и зазвенело в ушах. Комета бросилась к бочонку в углу подвала. Ее вырвало. Это отвлекло ее от размышлений, и головная боль сразу стихла.

— Может, я что-то просмотрел? — невозмутимо проговорил Алиний. — Не повреждены ли у тебя внутренние органы? Ляг, я посмотрю.

Комета послушно легла на сено и постаралась расслабиться. Она сама удивлялась тому, насколько легко лекарь завоевал ее доверие. Может, сказалось то, что он напомнил ей Бургуна? Или же оба этих человека были похожи на кого-то забытого, но бесконечно дорогого? От таких мыслей вновь накатила головная боль, и девушка постаралась выбросить из головы все лишние мысли и сосредоточиться на лечении.

Тем временем Алиний встал на колени возле Кометы и несколько раз провел ладонями в воздухе над ее телом. Девушка почувствовала приятное расслабляющее и успокаивающее тепло, исходившее от его рук. Нечто подобное проделывал и Бургун.

— Невероятно, — пробормотал лекарь, — твои раны заживают буквально на глазах. Даже синяки почти рассосались.

Комета хотела спросить: «Алиний, тебе никогда не казалось, что какая-то фраза, только что сказанная, уже была услышана тобой ранее?», но в это время за запертой дверью послышались громкие голоса. Толстые доски не давали возможности разобрать слова, но было ясно, что несколько людей о чем-то спорят.

Комета вскочила и бросилась к лестнице, собираясь занять позицию на балке раньше, чем откроется дверь. Она подпрыгнула и легко зацепилась за балку. Похоже, Алиний был прав: Комета чувствовала себя намного лучше. Правда, силы Найи Кайдавар она так и не обрела. Чтобы удержаться, приходилось напрягать мускулы и присоски.

Дверь приоткрылась, и в нее просунулась рука с факелом.

«Ну, пожалуйста, сделай три шага вперед,» — взмолилась Комета.

Однако человек не торопился входить внутрь. Он поводил факелом перед собой, освещая подвал. Комета увидела, что Алиний продолжает стоять на коленях. Теперь девушка смогла рассмотреть лекаря. К ее удивлению, внешне он совершенно не походил на Бургуна. Средних лет, высокий, худой, с длинными темными волосами и трехдневной щетиной на подбородке. Он щурил глаза от света факела, казавшегося особенно ярким после кромешной тьмы подвала. На Алинии были одеты лишь обычная крестьянская рубаха и штаны из грубого полотна.

— А где Леди Комета? — немного растерянно спросил человек, которого девушка пока что не видела за открытой дверной створкой.

По голосу Комета определила, что в подвал заглянул довольно молодой человек. Понадеявшись на силу своих присосок, девушка отцепила одну руку от балки и подала знак Алинию. Она надеялась, что тот ее поймет и постарается заманить человека в подвал.

Однако девушка переоценила свои возможности. Не успела она пару раз махнуть рукой в воздухе, как вторая ее рука соскользнула с балки и, только чудом сгруппировавшись, Комета приземлилась на ноги. Присев, она собиралась следующим прыжком броситься за дверь и сбить человека одним ударом.

Но тот вдруг радостно воскликнул:

— Леди Комета, я пришел вас спасти! Быстрее идите за мной!

Сперва Комета решила, что это жестокая шутка тюремщиков, но в следующий момент ее шестое чувство подсказало, что за дверью кроме молодого человека никого нет. Вряд ли кто-нибудь рискнул бы ради шутки в одиночку сунуться в подвал, где находилась особо опасная преступница, уже доказавшая свои боевые возможности.

— Кто ты? — спросила Комета. — Почему ты хочешь мне помочь?

— Меня зовут Адонсо Калтрадский. Сейчас нет времени на разговоры. Поторопитесь, охранники могут вернуться.

Человек за дверью отвел факел в сторону и шагнул вперед. Действительно, это был довольно молодой человек весьма привлекательной наружности. Он выглядел, как небогатый дворянин. На нем были одеты высокие кожаные сапоги, панталоны, камзол, плащ и широкополая шляпа с перьями. За многократно обернутый вокруг талии кушак были заткнуты два пистолета, а на широкой перевязи висела длинная шпага.

— Одень на себя эту сутану! — Адонсо протянул вперед левую руку, через которую была переброшена одежда служителя Триединой церкви. — Так ты сойдешь за священника.

— А как же он? — Комета показала на Алиния. — Он тоже должен пойти с нами.

— Хорошо, — быстро согласился Адонсо. — Только умоляю вас, поторопитесь. Спасая вас, я рискую своей головой.

Комета настороженно приблизилась к молодому человеку и взяла протянутую сутану. Адонсо опустил голову и отвел глаза в сторону. Только сейчас девушка сообразила, что все это время ее тело едва прикрывало разорванное отцом Балимолтом платье.

— Что, не нравлюсь? — спросила Комета, совершенно спокойно сбрасывая свои лохмотья и одевая сутану прямо на голое тело.

— Я не ожидал что ты такая… такая… — смущенный Адонсо не мог подобрать нужного слова.

— Такая страшная и грязная? — с некоторым вызовом спросила Комета.

— Нет! — горячо возразил молодой человек. — Такая… молодая.

— Вот спасибо, — буркнула девушка, накидывая на голову капюшон и заправляя под него свои роскошные волосы, — а ты что же, ожидал увидеть здесь старуху?

Вместо ответа Адонсо посветил факелом наружу и сказал:

— Идите за мной. Если кто-нибудь попытается нас остановить или заговорит с нами, ничего не делайте и не отвечайте. Предоставьте это мне.

— Пошли, Алиний, — позвала Комета лекаря. — Похоже, боги пока на нашей стороне.

Тот пробормотал что-то неразборчивое, но быстро направился к выходу.

Выйдя из подвала, трое беглецов оказались в небольшом дворике, с трех сторон окруженном стенами домов. Комета поняла, что это задворки одного из бывших трактиров в центре Дубовых Взгорий. Несмотря на то, что давно наступила ночь, множество звезд с ясного неба давали достаточно света для обычных человеческих глаз. Комета же видела все почти как днем.

— Где же охрана? — тихо спросила Комета у Адонсо.

— Я сказал солдатам, что их вызвал к себе капитан.

— И они поверили?

— Я назвался лейтенантом гвардии Триединой церкви и сказал, что сейчас подойдут мои воины, которые займут пост возле тюрьмы с особо опасными преступниками.

— А на самом деле в каком ты звании?

— Я и на самом деле лейтенант. Только простой пехотинец.

— Завтра наш побег обнаружат и начнут искать того, кто отпустил солдат с поста. Тебя опознают.

— Едва ли. Я надвинул шляпу на глаза и все время держал факел перед собой. Солдаты не видели моего лица.

— Они найдут тебя по голосу.

— Я нарочно говорил громко и немного в нос.

— Ты, видно, все продумал.

— Я старался. Я доведу вас до безопасного места, а потом вернусь назад. Идемте, кажется, вокруг никого нет.

— Может, ты потушишь факел? — предложил Алиний.

— Три крадущиеся в темноте фигуры вызовут больше подозрений, чем смело идущие с факелом, — ответил Адонсо.

Комета была согласна с молодым человеком.

Они вышли из дворика и пошли по центральной улице между домами. Несмотря на позднее время, во многих окнах горел свет, и оттуда доносились голоса людей. По улице также ходили люди но, разумеется, не в таком большом количестве, как днем. Кроме того, почти все они на ходу заметно пошатывались. Особенно многолюдно было возле того дома, который люди превратили в храм Триединой церкви. Девушка предположила, что там готовятся к похоронам отца Балимолта.

— Дисциплина-то у вас в армии хромает, — заметила Комета. — Или пьянство в военное время не запрещено?

— Благородные дворяне могут делать то, что им заблагорассудится, — с печальной усмешкой произнес Адонсо. — А вот солдата, замеченного в пьянстве, ждет суровое наказание.

— Похоже, ты не очень-то жалуешь своих сотоварищей.

— Большинство из них мне не сотоварищи. Я служу в армии по необходимости, а не по доброй воле. Я ненавижу войну. Более того, я ненавижу людей, которые эту войну развязали.

— Я тоже, — сказала Комета. — Но у меня нет выбора. Враг напал на мой дом, и я вынуждена защищаться. А что мешает тебе бросить все и вернуться домой?

— У меня нет дома, — печально сказал Адонсо. — Я пошел в армию, чтобы…

Он не успел договорить. Навстречу троим беглецам нетвердой походкой направился один из ночных гуляк.

— Эт-то кто тут ходит? Ик! — язык плохо слушался человека, но по дорогому, шитому золотом камзолу Комета поняла, что это высокопоставленный военный. — Стоять смирно! Ик! Равнение налево! Ик! Кругом-м-м-арш!

Адонсо вытянулся по стойке смирно:

— Господин полковник, я сопровождаю отца Ливордо, которому срочно потребовалось покинуть Дубовые Взгорья.

— А эт-то кт-т-о? — полковник вытянул слегка дрожавшую руку и ткнул указательным пальцем в Алиния.

— Слуга, — коротко ответил Адонсо. Для дворянина такого объяснения было вполне достаточно.

Полковник приблизился к Комете настолько, что она почувствовала исходивший от него запах крепкого вина.

— От-тец Лив-вордо, выпейте с-со мной! Мы с в-вами еще не пили. Ик! — Полковник протянул руку, словно собирался откинуть капюшон с головы девушки. — Ст-транно… Ик! Я в-вас вообще не помню, от-тец Лив-вордо…

Комета поняла, что может быть разоблачена в следующую же секунду. Поэтому она быстро огляделась и, убедившись, что в их сторону никто не смотрит, нанесла резкий удар в горло полковника. Тот издал булькающий звук и пошатнулся. Алиний и Адонсо оцепенели.

— Держите же его! — прошипела Комета.

Двое мужчин успели подхватить полковника до того, как он упал на землю. Полковник размахивал руками, таращил глаза и раскрывал рот в немом крике. Но перебитая трахея не позволила ему позвать на помощь. Менее чем через минуту полковник умер от удушья и обвис на руках Алиния и Адонсо.

— У меня не было другого выхода, — коротко объяснила Комета. — Извини, Адонсо, если я нарушила твои планы. Изобразите, что несете мертвецки пьяного человека, и уберите это тело с глаз долой.

— Отнесем его туда, — молодой дворянин махнул факелом в сторону одного из домов. — Там его не сразу заметят.

Они потащили тело, старательно делая вид, что ведут пьяного. Ноги полковника волочились по утоптанной земле, оставляя за собой две неглубокие борозды. Алиний и Адонсо и сами слегка пошатывались, так как полковник был довольно высок и грузен.

Шедшая позади Комета внимательно следила за окружающей обстановкой. Но никто из людей не обратил внимания на их компанию. Впрочем, это было неудивительно: подобное зрелище не могло вызвать подозрения, так как вокруг не было ни одного трезвого офицера, а солдаты, стоявшие на постах, не осмелились бы остановить для проверки полковника, лейтенанта и сопровождавшего их священника.

Кроме того, Комета наблюдала за поведением Адонсо. Она не понимала мотивов поступков этого молодого дворянина, следовательно, не могла ему доверять. Слишком уж «своевременным» было ее спасение, слишком легким. Комета даже не исключала возможности того, что Адонсо мог выполнять приказ вышестоящего начальства. Выпуская на свободу одну девушку, люди рассчитывали через нее выйти на отряд Холмогорья. Правда, подобная версия была уж очень маловероятной. Все-таки сложная шпионская операция не была характерна для самоуверенных и недалеких дворян-командиров.

Комета ликвидировала полковника не только для того, чтобы избежать разоблачения, но и для проверки Адонсо. Молодой человек выдержал испытание, никак не выказав ужаса или возмущения от содеянного девушкой. Либо он на самом деле ненавидел войну и ее олицетворение — дворян, либо очень хорошо играл свою роль.

Пока Комета размышляла, беглецы преодолели открытое пространство, завернули за угол одного из домов и стали невидимы для людей на улице. Алиний и Адонсо прислонили полковника к стене, и его тело тихо сползло вниз, приняв полусидящую позу. Со стороны могло показаться, что он заснул, привалившись спиной к стене здания. Лишь с очень близкого расстояния и при наличии яркого факела можно было заметить посиневшее лицо и вывалившийся язык.

У полковника при себе имелись только шпага и длинный кинжал. Комета не стала тратить время на то, чтобы снять перевязь со шпагой с покойника. Она просто вытянула клинок и прикрыла его складками своей широкой сутаны. С кинжалом было легче — его ножны были просто заткнуты за пояс. Комета взяла кинжал и, немного поколебавшись, протянула его Алинию.

Но лекарь выставил перед собой открытые ладони, словно упирался в невидимую стену:

— Нет, нет, нет! Оружия я в руки не возьму.

— Ну, как хочешь, — Комета не собиралась тратить время на уговоры, и кинжал также исчез в складках сутаны.

Затем девушка повернулась к Адонсо и посмотрела ему прямо в глаза:

— Похоже, выбраться из Дубовых Взгорий будет не так-то просто.

— Если ты начнешь убивать всех, кто с нами заговорит, мы вообще никогда отсюда не выберемся.

— Если бы ты нашел более безопасный и менее заметный путь, то нам бы на дороге никто не встретился.

— Я и так делаю все, что могу.

— Вопрос только в том, ЗАЧЕМ ты это делаешь, — на всякий случай Комета поудобнее перехватила шпагу. — Кажется, появление полковника помешало тебе объясниться…

Алиний попытался утихомирить девушку:

— Комета, неужели у нас сейчас есть время?…

— Не надо жалеть время на то, чтобы выяснить, кто друг, а кто враг. Итак, лейтенант Адонсо Калтрадский, я жду продолжения вашего рассказа.

— Только, умоляю, покороче! — добавил Алиний.

Молодой человек тяжело вздохнул:

— Моя история довольно проста. Я родился на Побережье в семье небогатого дворянина, который переселился на Восточный материк. Но мой отец искал не богатств и новых земель, а знаний. Он занимался изучением многих наук и потому вынужден был скрывать свои интересы от соглядатаев Триединой церкви. Но священники все-таки прознали про то, что мой отец организовал в подвале нашего дома лабораторию, где проводил опыты над минералами и растениями. Когда мне было пять лет, в наш дом ворвались солдаты. Отец и несколько верных слуг держали оборону, а моя мать схватила меня и поволокла прочь. Помню, я пытался вырваться… А позади уже горел наш дом, подожженный солдатами короля и праведными триединистами.

Адонсо отвел факел в сторону, и его лицо оказалось в тени. Сделав несколько глубоких вдохов, он продолжил:

— Я до сих пор не понимаю, как могла моя мать, выскочившая из дома без вещей и денег, добраться до своих родственников, живших в нескольких тысячах лиг от нас. И я вечно благодарен этим людям, приютившим у себя беглянку, которую преследовала Триединая церковь. Они объявили меня своим сыном и дали мне свою фамилию. А моя мать после перенесенных страданий прожила всего чуть больше года… Ее похоронили под чужим именем… Вот так… Я вел жизнь дворянина, но ненавидел короля и Триединую церковь. Я хотел пойти по стопам отца и заняться наукой, но боялся, что этим навлеку беду на свой новый дом. Мои приемные родители, разумеется, догадывались о том, какие чувства терзают мою душу. Они относились ко мне, как к родному сыну, но со временем и в их глазах я начал замечать страх и сомнения. И тогда я пошел в армию. Я еще не знал, что король готовит войну с миром нелюдей. Я надеялся, что служба в армии позволит мне увидеть новые земли, поучаствовать в далеких экспедициях вглубь Восточного материка. И вот моя мечта сбылась… — Адонсо невесело усмехнулся. — Я в Холмогорье, в окружении ненавидящих нас местных жителей, и первое же мое доброе деяние встречено с опаской и недоверием.

— Извини, что заставила тебя разбередить старые раны, — искреннее сказала Комета. — И чтобы показать, что я полностью тебе доверяю, я предлагаю тебе вступить в мой отряд. Зачем тебе воевать на стороне людей? То есть, не на стороне людей, а на стороне зла. Ведь и в армии Холмогорья служат люди, которым нужен опытный командир.

— Я не уверен… — Адонсо замялся. — Я не уверен, что меня примут местные жители. Для них я навсегда останусь чужаком.

— Мы все чужаки в этом мире, — философски заметил Алиний. — Но я хотел бы предложить продолжить этот разговор чуть позже, в более безопасном месте.

— Да, — согласилась Комета, — веди нас, Адонсо.

Молодой человек с благодарностью посмотрел на девушку:

— Я не подведу тебя, Леди Комета!

Когда беглецы выглянули из-за угла, то увидели, что улица почти пустынна. Лишь редкие прохожие торопились по своим квартирам.

— Будем идти быстро и уверенно, словно у нас срочное дело, — сказал Адонсо. — Патрули нас не остановят. Я доведу вас до своего дома. Там я приготовил лошадей.

Комета и ее спутники быстрым шагом двинулись по улице. Действительно, больше никто не проявил к ним интереса, и вскоре они уже оказались за шлагбаумом, возле которого остановили телегу Гарбискула. Торговая площадь была пуста, и Комета подумала, что озерник либо отправился назад к отряду с вестью о том, что «светлое воплощение» попало в плен, либо остался в Дубовых Взгорьях, чтобы попытаться ее спасти. И в том, и в другом случае найти его не представлялось возможным. Да и попытка отправиться к прыгункам, скорее всего, закончилась бы довольно печально. Беглецов мог остановить патруль, или прыгунки в темноте приняли бы их за подкрадывающихся врагов. Поэтому Комета решила следовать плану Адонсо, выбраться из Дубовых Взгорий и соединиться со своим отрядом.

— Вот и мой дом, — Адонсо показал на небольшое строение, вероятно, принадлежавшее ранее какому-нибудь фавну-торговцу. — Пойдемте к конюшне.

«Конюшней» назывался небольшой сарай, где возле большой охапки свежей травы стояли две лошади. Седла, уздечки и прочие предметы упряжи были сложены рядом.

Адонсо начал быстро и умело седлать первую лошадь.

— Почему ты не подготовился заранее? — спросила Комета.

— Оседланные лошади могли вызвать подозрения.

— А почему лошадей всего две?

— Вообще-то, я рассчитывал только на одного беглеца — на тебя, Леди Комета. Теперь вторую лошадь придется отдать Алинию. А я утром подыщу себе нового скакуна.

— Значит, ты раздумал бежать с нами?

Адонсо ничего не ответил и принялся особенно тщательно затягивать подпругу.

И тут заговорил Алиний:

— Придется Леди Комете ехать без меня. Я ни разу в жизни не сидел на лошади. Со мной она не проедет и нескольких шагов. Я или упаду, или привлеку внимание патрулей.

— Что же ты раньше не сказал? — удивилась девушка.

— Главное, что я на свободе. За меня не беспокойся — я спрячусь у надежных друзей, которые не сдадут меня пришлым людям. Кроме того, как я понимаю, прятаться мне придется недолго. Верно? — Лекарь испытующе посмотрел на Комету. — Ведь ты не просто так явилась в Дубовые Взгорья?

— Ты прав. Не пройдет и двух дней, как эта местность будет освобождена от захватчиков. — Комета положила руку на плечо Адонсо, который заканчивал седлать вторую лошадь. — Ты не передумал? Ты останешься здесь и будешь сражаться против моего отряда? Против меня?

Руки молодого человека слегка дрогнули. Он медленно повернул голову и нерешительно произнес:

— Для меня было бы большой честью сопровождать тебя, Леди Комета, и служить под твоим началом.

— Значит, решено! — сказала девушка. — Мы едем вместе.

— Вот и хорошо! — обрадовался Алиний. — Значит, и я буду спокоен за вас обоих. Ну, милые мои, отправляйтесь с богом.

— Бога нет, — улыбнулась Комета.

— Бог убил мою семью, — тихо прошептал Адонсо, но эти слова услышала только девушка.

Они вскочили на коней и поскакали по дороге. Обернувшись через несколько мгновений, Комета увидела, что Алиний отправился в сторону холма, изрытого норами прыгунков. Она подумала, что надо было бы передать с ним весточку Балилу. Но возвращаться было уже поздно.

Возле того места, где прыгунки строили укрепления, ярко горели костры, а возле закрытых грубыми холстами пушек дремали часовые. Заслышав конский топот, они проснулись, вскочили на ноги и перегородили дорогу.

— Стой! Кто едет?

— По приказу его светлости полковника Пиоркийского! — громко крикнул Адонсо, подняв над головой факел и направив лошадь прямо на старшего караульного.

Тот разглядел офицерские знаки отличия и отдал честь:

— Извините, ваше высокородие, не признал в темноте. А это кто с вами?

— Отец Ливордо, особый уполномоченный представитель нашей благодатной Триединой церкви.

Караульные опустились на колени:

— Благословите нас, святой отец!

Комета вспомнила слова отца Балимолта и постаралась заговорить грубым «мужским» голосом:

— Во имя нашего бога, великого и триединого Шира-Вада-Дагна, да будут благословенны воины, защищающие короля и Триединую церковь! Да укрепятся их руки, поражающие врагов единственно праведной веры!

Благодарные солдаты едва не прослезились. Путь был свободен. Скакуны помчали Комету и Адонсо прочь из Дубовых Взгорий.

Когда костер часовых превратился в маленькую точку, и опасность разоблачения миновала, Комета откинула капюшон. Встречный ветер овевал ее лицо и играл густыми волосами. Несколько мгновений девушка упивалась восхитительной ночной скачкой, но внезапно вспомнила, что именно об этом некогда мечтала Найя Кайдавар — мчаться по степи на лихом скакуне рядом с любимым… Но теперь вместо степи вокруг расстилалось оккупированное врагами Холмогорье, а вместо любимого человека рядом скакал довольно подозрительный тип — Адонсо Калтрадский. Не то, чтобы Комета совершенно не поверила рассказу молодого дворянина. Нет. Просто она так часто сталкивалась с ложью, подлостью и предательством, что не могла позволить себе доверять одним лишь словам, какими бы правдивыми они не казались.

Эти мысли заставили Комету помрачнеть и нахмуриться. Она подумала, что быть «светлым воплощением» непросто. Опыт прошлых жизней являлся не только благом, но и тяжким бременем.

* * *

Беглецы опасались погони, поэтому гнали лошадей по дороге, стремясь как можно скорее миновать открытые поля и оказаться в спасительном лесу. Но не успели они добраться до цели, как увидели впереди множество факелов. Комета присмотрелась, рассчитывая на свое необыкновенное зрение, но на таком большом расстоянии невозможно было определить, что за отряд движется навстречу.

— Либо это мой отряд, либо граф Дабариццо Картеньянский ведет подкрепление в Дубовые Взгорья, — сказала она Адонсо. — Погаси факел. Мы спрячемся вон в той роще и подождем, пока они приблизятся.

Молодой человек согласился со своей спутницей, и они свернули с дороги, чтобы укрыться за стволами деревьев. Роща была небольшой и не могла служить достаточно надежным убежищем, однако Комета надеялась на темноту и на то, что многочисленный отряд не станет опасаться засады.

Через некоторое время неопределенный отряд приблизился. Со смесью радости и огорчения Комета узнала своих воинов. Она была рада тому, что холмогорцы бросились ей на выручку, не боясь превосходящих сил противника. Огорчало ее то, что при этом нелюди забыли почти все ее наставления: не выслали передовые дозоры, не соблюдали ровного строя и перемешали подразделения.

— Ну, сейчас я наведу порядок! — пообещала Комета, пришпоривая лошадь.

— Подожди! — крикнул Адонсо. — А я?

— Езжай за мной. Я все устрою.

Едва два всадника показались на обочине дороги, как ближайшие воины закричали, предупреждая товарищей, и вскинули ружья. Но тут же все узнали свою прекрасную предводительницу.

Раздались крики, полные восторга и ликования:

— Леди Комета!

— Это Леди Комета!

На глаза девушки навернулись слезы.

Словно из-под земли появились Хрумпин, Карих, Ваксар, Одолах, Гарбискул и все те, кто сражался вместе с Кометой с самого начала или входил в число ее ближайших помощников. В общей сутолоке Адонсо оттеснили в сторону. На молодого человека никто не обращал внимания, несмотря на то, что он был одет в форму офицера человеческой армии. Возможно, его просто приняли за одного из людей Холмогорья, который для маскировки, также, как и сама Комета, переоделся во вражескую одежду.

— Как тебе удалось освободиться? — спросил Гарбискул, разглядывая девушку, словно видел ее в первый раз. — Когда я услышал, что тебя схватили, я немедленно поспешил к Хрумпину. Как видишь, мы все торопились тебе на помощь!

— Вижу, — Комета резко посерьезнела и обвела воинов суровым взором, — я также вижу, что эта спешка привела бы к тому, что люди задолго услышали бы о вашем приближении и встретили бы вас пулями и картечью. Вы и меня бы не спасли, и сами погибли. Если бы не Адонсо Калтрадский, завтра утром люди праздновали бы двойную победу!

 — Кто такой Адонсо Калтрадский? — Хрумпин покрутил головой. — Я хочу обнять его и отблагодарить за геройский поступок.

— Адонсо! — позвала Комета. — Адонсо, куда ты пропал?

Найти молодого человека не составило труда. Всадник, как и сама Комета, возвышался над кентаврами, фавнами и прочими воинами, и стоило только ему приблизиться, все взгляды обратились на него.

— Этому человеку я обязана свободой и жизнью, — представила девушка своего спутника. — Его зовут Адонсо Калтрадский, он дворянин и лейтенант человеческой армии… — Воины Кометы непроизвольно схватились за оружие, поэтому она быстро поправилась: — Бывший лейтенант. Он целиком и полностью на нашей стороне. Мое спасение — тому доказательство.

С этим утверждением спорить было трудно. Холмогорцы мгновенно сменили свое отношение к Адонсо с враждебного на дружелюбное. Нелюди, да и местные люди также, были подобны детям: невинная жестокость сочеталась в них с наивной добротой. Они были переменчивы в настроениях, но тверды в своем стремлении к свободе.

— Каковы будут твои дальнейшие указания, Леди Комета? — спросил Хрумпин.

Девушка задумалась. Ее первоначальный план, составленный в Дубовых Взгорьях, предполагал штурм этого населенного пункта несколькими узкими колоннами. Этим она рассчитывала снизить потери от ружейного и артиллерийского огня, максимально использовать пересеченную местность и внести панику в войско людей, создав иллюзию многочисленности своего отряда. Начать штурм она собиралась, как обычно, на рассвете, когда солнце достаточно хорошо осветит вражеские позиции.

Но теперь Комета изменила свое решение. Она поняла, что воины Холмогорья еще недостаточно организованы, чтобы вести наступление несколькими отдельными группами и выдерживать общий план штурма. И, главное, она только что убедилась в том, что ночью ее отряд легко спутать с человеческим. А ровная дорога удобна и для ночного марша…

Комета привстала на стременах и подняла руку, призывая к тишине:

— Мы захватим Дубовые Взгорья сегодня ночью! Прямо сейчас! Люди ждут подкреплений с Побережья. И мы сыграем роль этих подкреплений. Люди, постройтесь в авангарде! В первые ряды пусть станут те, кто имеет трофейное оружие и доспехи.

— Я понял, что ты задумала! — восхищенно произнес Хрумпин. — Но это же нарушение всех правил и традиций! Я никогда не слышал, чтобы сражения велись ночью.

— Если мы хотим победить, то должны забыть о правилах и традициях. Отводи кентавров назад. Издалека вас, надеюсь, примут за кавалерию.

Через некоторое время перестроение отряда было закончено. Все люди, которые служили в отряде Кометы, выстроились спереди, фавны и прыгунки встали за ними, а кентавры оказались в арьергарде. Длинная колонна растянулась на сотни шагов.

Девушка критически осмотрела авангард своего отряда:

— Потушите половину факелов!

В темноте при зыбком свете даже с небольшого расстояния можно было спутать людей-холмогорцев с регулярной человеческой пехотой. Тускло поблескивали металлические кирасы и шлемы, которыми обзавелись некоторые солдаты. Длинные тяжелые ружья лежали на правых плечах, как и было положено при маршировке согласно Уставу Стрелкового Дела. Не хватало только длинных пик, которые не использовались холмогорцами. Но Комета надеялась на то, что сонные часовые не сразу заметят этот недочет.

— Не будем терять время! — крикнула девушка. — За мной, шагом марш!

Она поехала во главе отряда. Адонсо пристроился сбоку.

Комета внимательно посмотрела на молодого человека:

— Ты собираешься сражаться со своими недавними друзьями?

— Я уже говорил, что среди королевских убийц у меня нет друзей. Правда, в армии есть здравомыслящие люди, которые недовольны этой войной. Я пытался получше выяснить их настроения и мысли, но страх за свою жизнь мешал мне быть с ними до конца откровенным, поэтому я так и не сумел отыскать верных единомышленников.

— Будем надеяться, что эти люди не станут участвовать в сражении, — сказала Комета.

— Да, я слышал, что ты отпускаешь тех, кто бросает оружие и сдается.

— Я тоже об этом слышала, — усмехнулась девушка.

— Но бросить оружие — это величайший позор для дворянина. Не каждый переступит через фамильную гордость.

— А ты?

— Я — другое дело. Я вне закона. Мой дворянский титул — лишь оболочка.

— Знаешь, Адонсо, а я считаю, что именно ты — самый благородный из всех дворян, которых я до сих пор встречала.

— Премного благодарен за оказанную мне честь! — молодой человек наклонился в строну Кометы и попытался поймать ее руку.

— Эй! Что это ты делаешь?

— Хочу взять твою руку.

— Зачем?

— Чтобы поцеловать…

Комета весело рассмеялась, удивив и смутив Адонсо.

— Ты, наверное, не разглядел вот этого! — сквозь смех произнесла девушка и осветила факелом свои пальцы, заканчивавшиеся подушечками с присосками.

— Я знаю, что ты — получеловек-полудриада, но это не мешает мне считать тебя самой красивой…

— Эй, эй, поосторожнее, — сказала Комета и тотчас же пояснила, к чему относятся ее слова: — Я вижу костер караульных, пора начинать разыгрывать представление.

Разумеется, люди уже заметили приближение большого отряда. Впрочем, согласно плану Кометы, ему и не надо было скрываться. Длинная колонна текла по дороге через поля, освещаемая лишь звездами и немногочисленными факелами.

Послышался быстро приближавшийся стук копыт. Комета торопливо накинула на голову капюшон сутаны. Она не ожидала, что люди вышлют конный дозор. Теперь весь ее план оказался на грани срыва.

В этот момент Адонсо пришпорил лошадь, вырвался вперед и прокричал:

— Это Дубовые Взгорья?!

— Так точно, господин лейтенант! — ответил один из всадников, которые приблизились настолько, что смогли разглядеть форму Адонсо.

— Наконец-то мы на месте! — с почти искренними облегчением и радостью воскликнул молодой человек. — Его сиятельство граф Дабариццо Картеньянский приказал нам идти всю ночь, чтобы к утру прибыть в Дубовые Взгорья. Ему донесли, что эти проклятые нелюди где-то неподалеку.

— А где сам сиятельный граф?

— Он там, — Адонсо неопределенно махнул рукой назад, — с кавалерией.

— Кавалерия — это хорошо! — обрадовался всадник, который, скорее всего, был старшим в дозоре. — А то у нас всего полторы сотни клинков. Для того, чтобы держать в узде местных крестьян, этого вполне достаточно, но для сражения маловато. На пехоту надежды мало: в обороне она сильна, но в поле никак не может угнаться за нелюдями.

— Граф Картеньянский ведет три сотни королевских конных рейтар и сотню легких всадников из ополчения маркиза Арролдарского.

— Ну, с этими силами мы загоним нелюдей обратно в те норы, из которых они повылезали.

— Это точно! — весело согласился Адонсо. — Скачи к своему начальству, пусть оно готовится к торжественной встрече сиятельного графа.

— И то верно! — всадники развернули коней. — Ну, до скорой встречи!

Дозор помчался назад в Дубовые Взгорья, чтобы сообщить о прибытии графа и долгожданных подкреплений.

— Спасибо, Адонсо, — тихо сказала Комета. — Ты здорово разделался с этой проблемой.

Тот с благодарностью посмотрел на девушку, но больше не предпринял попыток поцеловать ее руку.

Через несколько десятков шагов Комета и Адонсо поравнялись с часовыми возле недостроенных укреплений. Поднятые по тревоге солдаты уже погасили фитили своих ружей, составили пики наподобие высоких узких шалашей и сейчас как раз зачехляли пушки.

Навстречу Комете и Адонсо направились несколько конных офицеров. Девушка обернулась. Ее воины шли позади, сохраняя стройные ряды и даже пытаясь чеканить шаг, как это делали настоящие королевские пехотинцы.

— Еще несколько минут, и обман раскроется, — шепнула Комета Адонсо. — Нам надо немного потянуть время, чтобы как можно больше моих солдат проникло вглубь обороны противника.

Молодой человек понимающе кивнул головой и поскакал к офицерам.

— Доброй ночи, господа! — приветствовал он их.

В ответ послышался удивленный голос:

— Адонсо? Адонсо Калтрадский? Откуда ты здесь? Я думал, что ты спишь в своем доме.

Комета поняла, что Адонсо встретил знакомого офицера.

Молодой человек не растерялся, быстро сменил тактику и заговорил, как ни в чем не бывало:

— Здравствуй, Периенор Исвидалский, я тоже не ожидал тебя увидеть. Его светлость полковник Пиоркийский отправил меня с особым поручением на Побережье. Но, едва я отъехал от Дубовых Взгорий, как встретил его сиятельство графа Картеньянского. Он приказал мне вернуться и сообщить о его приближении. А ты как оказался в передовом отряде?

— Мою роту подняли по тревоге, когда дозорные сообщили о приближении большого неизвестного отряда.

— К счастью, это вернулся его сиятельство с подкреплениями.

— Кстати, а где он сам? — спросил Периенор.

— Он находится в середине отряда.

— А это кто с тобой?

— Это отец Ливордо.

— Благословите, святой отец, — Периенор направил лошадь к Комете.

Комета приготовилась ответить заранее заготовленной фразой, уже проверенной на солдатах-караульных.

Но в этот момент офицер резко осадил скакуна:

— Что это?… Кто это?…

Авангард отряда Кометы, состоявший из людей, уже промаршировал мимо, и теперь следом за ними в Дубовые Взгорья вступали фавны, вооруженные ружьями, топорами и большими тесаками.

Девушка поняла, что притворяться больше нет смысла. Она сбросила с головы капюшон и подняла обнаженную шпагу:

— Люди запада, сдавайтесь! Кто бросит оружие, останется жив, кто попытается сопротивляться, погибнет. Это говорю я, Леди Комета. Холмогорцы, в атаку!

Воины дружно подхватили ее клич:

— Холмогорье! Холмогорье!

На некоторое время люди оцепенели. Этого было достаточно, чтобы солдаты Кометы развернули строй и взяли оружие наизготовку. Когда люди опомнились, сопротивляться было уже поздно — все они оказались под прицелами ружей или в опасной близости от острых лезвий.

Вопреки словам Адонсо, даже офицеры не решились обнажить шпаги.

Лишь Периенор Исвидалский повернулся к Адонсо и ледяным тоном спросил:

— Неужели ты переметнулся на их сторону?

— Душой я всегда был с ними, — твердо ответил молодой человек. — Мои родители погибли из-за жестокости короля и мракобесия Триединой церкви. Я поклялся отомстить. И моя месть только начинается.

Периенор медленно покачал головой:

— Если тебя не остановят пуля или шпага, то покарает гнев божий.

— Бога нет, — ответил Адонсо. — Если существует Триединая церковь, то бога точно нет.

Комета не собиралась задерживаться ради философского спора.

— Загоните пленных людей в ров и охраняйте! — приказала она своим воинам. — Сообщите местным прыгункам о начале штурма. Основные силы — вперед, к центу Дубовых Взгорий!

Ее последние слова были адресованы Хрумпину, который во главе кентавров преодолел полосу укреплений. Окрыленные первым успехом, воины Холмогорья помчались по дороге, громко крича, завывая и свистя. Полусонные люди выскакивали из домов и палаток, бестолково метались между строениями с выпученными от ужаса глазами. Загремели выстрелы, обагрились кровью клинки шпаг, лезвия секир и наконечники копий.

В памяти Кометы возникли картины разгромленных лагерей зиганьеров. Но тогда Найя Кайдавар действовала в одиночку, рассчитывая только на свою — правда, нечеловеческую — силу. А теперь в распоряжении Кометы находился мощный отряд, который готов был ринуться в бой, повинуясь одному ее слову. Подобная власть завораживала и опьяняла.

Незаметно наступил рассвет. Комета с удивлением увидела край солнца, показавшийся над холмами. Ее чудесное зрение, превратившее ночной мрак в сумерки, теперь оказалось ненужным. Несколько раз моргнув глазами, девушка обнаружила, что вновь смотрит вокруг глазами самого обычного человека, вернее, получеловека-полудриады.

Большинство кентавров под командованием Хрумпина давно скрылось из вида, но вокруг Кометы сплотились лучшие воины ее личной охраны. Девушка неторопливо поехала по дороге, наблюдая за тем, как фавны, прыгунки и люди Холмогорья загоняют в прочные сараи деморализованных вражеских солдат.

Въезд Кометы в Дубовые Взгорья превратился в триумфальное шествие. Местные жители — прыгунки и фавны — приветствовали проезжавшую мимо девушку, бросали под копыта ее лошади охапки свежесорванных цветов. Девушка испытывала неловкость оттого, что прекрасные растения уничтожаются ради того, чтобы быть погребенными в дорожной пыли, но ликующую толпу не остановил бы, наверное, даже ее строгий запрет на подобное изъявление чувств. Адонсо скромно держался позади, но Комета затылком чувствовала его взгляд. Молодой человек словно ждал чего-то, надеялся на что-то, но девушка ни разу не обернулась.

Конечно, захват Дубовых Взгорий не обошелся без жертв. Нелюди понесли небольшие потери, гораздо больше пострадало людей, пытавшихся организовать оборону. Чем ближе к центру, тем более ожесточенным было сопротивление. Проехав то место, где не так давно находился шлагбаум, закрывавший проезд (сейчас от него осталась только завалившаяся набок опора), Комета заметила несколько опрокинутых пушек, окруженных грудой тел. Это была последняя линия человеческой обороны.

Тела погибших и раненых разбирали кентавры, фавны и прыгунки. Комета разглядела между ними знакомую высокую и худую фигуру. Она съехала с дороги и приблизилась к Алинию. Она даже не удивилась тому, что лекарь перевязывал раненого человека из вражеской армии. Человек был без сознания, и лишь слабо стонал. Алиний не поднимал глаз на девушку до тех пор, пока не закончил свою работу.

— Можете забирать, — устало сказал он двум прыгункам с носилками, и только потом печально посмотрел на девушку: — Здравствуй, Леди Комета. Хотел бы сказать, что рад твоему возвращению, но оно привело к таким страданиям…

Он обвел рукой поле боя.

— На войне без жертв обойтись невозможно, — жестко произнесла девушка.

— К сожалению, ты права.

— Я сражаюсь за свободу своего народа.

— И в этом ты права.

— Ты говоришь это так, словно относишься к моей миссии с осуждением.

Алиний пожал плечами:

— Кто из смертных может знать о том, какую миссию предназначили для него высшие силы?

— Тьфу! Опять ты все свернул на богов. Тебе надо почаще общаться с Адонсо. Он-то не верит ни в бога, ни в дьявола.

Услышав свое имя, молодой дворянин поравнялся с Кометой. Она бросила на него лишь один мимолетный взгляд, а потом вновь посмотрела на Алиния:

— А что? Это идея! Вступай в мой отряд. Врачебная помощь у меня в самом зачаточном состоянии. Мне нужны хорошие лекари.

— Это точно, — Алиний вновь оглядел лежащие на земле тела. — Хорошо, я согласен. Я уверен, что принесу пользу раненым. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я стану лечить всех: и холмогорцев, и людей с запада?

— Не буду, — улыбнулась Комета. Почему-то для нее было очень важно, чтобы этот высокий и нескладный человек оказался рядом.

— У меня еще одно условие.

— Какое?

— Ты также станешь моей пациенткой.

— Зачем? Все мои синяки и ссадины уже исчезли.

— Вот это меня и интересует. Нормального человека боли мучили бы несколько недель. Похоже, ты не просто «светлое воплощение», в тебе сокрыто нечто большее.

— Найя Кайдавар?

— Возможно, это только одно из воплощений некоей безымянной силы. Позволь мне изучать тебя.

Адонсо попытался было протестовать против такого нескромного предложения, но Комета заставила его замолчать одним движением руки:

— Хорошо, Алиний, я стану твоей пациенткой. Мне тоже интересно, кто или что я такое.

К Комете подскакал Хрумпин в сопровождении запыхавшегося прыгунка Балила.

Балил с ходу выпалил:

— Леди Комета, а мы всю ночь делали подкоп к тому подвалу, где тебя держали!

— Пока вы делали подкоп, я вышла через дверь! — улыбнулась девушка.

— Для «светлого воплощения» нет преград, — нараспев провозгласил Хрумпин. — Избранницу не удержат стены и запоры, ей не повредят вода и огонь, сталь и отрава…

— И ты туда же! — с шутливым возмущением всплеснула руками девушка. — Рано делать из меня сверхъестественное существо. У меня пока много дел на грешной земле…

* * *

Комета на несколько дней задержалась в Дубовых Взгорьях. Она приказала закончить строительство укреплений вокруг поселения, выставить в амбразуры стволы пушек, разместить на видных местах часовых в кирасах и шлемах. Издалека Дубовые Взгорья должны были выглядеть, как образцовый укрепленный район человеческой армии. Девушка рассчитывала заманить в ловушку графа Дабариццо Картеньянского и разгромить возглавляемые им подкрепления.

Однако на этот раз фортуна отвернулась от «светлого воплощения». Комета получила известия, что граф узнал о захвате Дубовых Взгорий и, как дальновидный и осторожный военачальник, повернул обратно к Побережью. Отступая, разъяренный граф разорил и сжег несколько поселений холмогорцев, вызвав ответную волну ненависти.

Комета с цинизмом бывшего старшего рекламиста Главного Агентства Пропаганды Велпасии рассудила, что подобные действия графа пошли ей на пользу даже больше, чем появление его отряда в Дубовых Взгорьях.

Она приказала построить всех своих воинов на широкой площади и, объезжая на лошади стройные ряды кентавров, фавнов, прыгунков и людей, произнесла речь:

— Друзья, братья, солдаты! Враги топчут нашу землю, жгут наши дома, убивают наших родных. Настало время решительных действий. Мы уже заставили дворян бояться нашей мощи, теперь мы должны доказать свою решимость очистить родную землю от захватчиков. Холмогорье ждет своих освободителей! Пламя народной войны должно выжечь вражескую нечисть! Пусть под ногами оккупантов горит земля! Пусть не знают они ни сна, ни отдыха! Пусть ежеминутно, ежесекундно дрожат от предчувствия неминуемой смерти! Их смерть — это наша свобода! Смерть и свобода!

— Смерть и свобода! — подхватили Хрумпин и ближайшие кентавры. — Леди Комета!

Комета почувствовала, что ее тело пронизала сладкая дрожь.

— Смерть и свобода! Леди Комета! — заревели сотни глоток

Девушка открыла рот, но не могла больше издать ни звука. Впрочем, она все равно не сумела бы перекричать своих воинов.

— Леди Комета! Леди Комета!

Казалось, что дружный крик многократно отражается от окрестных холмов, и в центре этого гигантского резонатора находится Комета. Девушка почувствовала, что растворяется в блаженном экстазе, плывет в густых звуках по вибрирующим волнам искрящегося наслаждения…

Глава 11. Военное искусство требует человеческих жертв.

Следующие несколько недель отряд Кометы двигалась по тылам человеческой армии, но крупных сражений больше не происходило. Слава о великой воительнице мчалась перед ней, намного опережая появление ее отряда. При приближении холмогорцев люди оставляли занятые города и отступали либо на запад — к Побережью, либо на восток — чтобы соединиться с армией герцога Абассиро Лапралдийского.

По всему оккупированному Холмогорью вспыхивали восстания. Отряд Кометы постоянно увеличивалась в размерах, так что вскоре девушка начала высылать в разные стороны отдельные рейдовые группы, чтобы поддержать восставших и помочь им справиться с сопротивлявшимися гарнизонами захватчиков.

Комета трудилась с раннего утра и до поздней ночи. Она спала урывками, ела второпях, постоянно куда-то торопилась. Алиний пытался убедить ее, что она изнашивает и разрушает свой организм, но девушка отвечала ему, что успокоится и отдохнет только тогда, когда последний вражеский солдат покинет Восточный материк.

Адонсо Калтрадский повсюду неотступно следовал за Кометой. Девушка продолжала приглядываться к молодому человеку и до сих пор не могла решить: можно ему верить или нет? Однако свои сомнения она держала при себе, не решаясь высказать их даже самым близким соратникам, особенно Хрумпину. Пожилой кентавр, чего доброго, для защиты обожествляемого «светлого воплощения» мог принять превентивные меры и попросту избавиться от источника беспокойства. Так что Адонсо продолжал считаться кем-то вроде военного советника при штабе Кометы. Похоже, такое положение вполне устраивало молодого человека.

От своих разведчиков, купцов и странствующих торговцев Комета узнавала последние новости о вражеской армии. Она была в курсе того, что люди уже начали испытывать недостаток продовольствия и боеприпасов. Пути снабжения теперь контролировались восставшими нелюдями, и по ним мог проехать только большой и хорошо охраняемый обоз.

И, наконец, тактика Кометы привела к тому, что армия герцога Лапралдийского повернула назад, всего несколько десятков лиг не дойдя до фактической столицы Холмогорья — города Холмограда. По некоей иронии судьбы сама Комета узнала об этом тогда, когда ее отряд остановился для отдыха на той самой равнине, где ранее была разгромлена армия Зукхила. Если бы Комета дождалась возвращения вражеской армии и решила дать новое сражение, то противники поменялись бы местами. Теперь нелюди расположились в западной части равнины, а люди двигались с востока.

Но Комета не собиралась сходиться с людьми в открытом бою. Армия герцога Лапралдийского была по-прежнему сильна и боеспособна. Бывший командующий Зукхил сдерживал наступление людей, но не наносил им ощутимых потерь. А отряд Кометы состоял всего лишь из тысячи с небольшим воинов. Это количество она считала оптимальным для ведения маневренной и динамичной войны, но недостаточным для крупных сражений.

Когда воины Кометы узнали о том, что Холмоград спасен, над равниной разнеслись радостные вопли. К счастью, в обозе отряда отсутствовало спиртное, иначе даже авторитет «светлого воплощения» не удержал бы солдат (особенно фавнов и людей) от праздничных обильных возлияний.

Пока воины веселились, Комета созвала всех своих старших офицеров, а также Гарбискула, Алиния и Адонсо.

— До этого момента наша задача заключалась в том, чтобы наделать как можно больше шума и привлечь к себе внимание. Теперь мы добились успеха, и на нас движется армия герцога Лапралдийского. Пришла пора подумать о собственной безопасности. В какую сторону будем отступать, господа офицеры? — Комета осмотрела своих подчиненных, изучая реакцию на ее слова.

Хрумпин с удивлением посмотрел на девушку:

— О каком отступлении можно говорить, когда война почти выиграна?! Стоит тебе приказать, и через три дня наш отряд превратиться в десятитысячную армию. К нам присоединятся не только рейдовые отряды, но и все окрестные жители. Кроме того, все мы знаем, что по пятам за людьми идет армия Зукхила. Если мы объединим наши силы и навалимся на герцога Лапралдийского с двух сторон, то…

Кентавр красноречиво замолчал, так как полагал, что каждый сам дорисует в своем воображении картину полного уничтожения человеческой армии. Комета поняла, что большая часть офицеров согласна с ее начальником штаба.

— Хрумпин, разве ты не помнишь, что произошло на этом самом месте всего месяц назад? — спросила она. — Тогда наша армия имела численный перевес. И входили в нее не крестьяне и горожане, а более или менее опытные воины. Но люди разбили армию Зукхила, как стальной молоток разбивает орех. Ты хочешь повторения этой катастрофы? Герцог Лапралдийский по-прежнему силен. Под его командованием примерно семь тысяч пехотинцев, три тысячи кавалеристов, артиллерия и вспомогательные части кентавров с Побережья. Это не какие-то жалкие отдельные бригады и дворянские ополчения, с которыми мы до сих пор имели дело. Разбить армию людей можно только в большом сражении, но как раз этого-то мы себе позволить не можем. Пока не можем. Должно пройти еще очень много времени, прежде чем холмогорцы смогут сражаться с людьми на равных. Пока что мы должны придерживаться прежней тактики: громить врага по частям, но отступать перед превосходящими силами.

Теперь большинство собравшихся согласилось с Кометой.

— Мы можем вновь пройти через Озерную страну, — предложил Гарбискул. — Все дороги и переправы нами уже пройдены и проверены. Я уверен, что люди не рискнут преследовать нас.

— Переход через Озерную страну вновь выведет нас к Тазарану, — сказала Комета. — И мы опять окажемся на пути человеческой армии. А я бы хотела оказаться в тылу герцога Лапралдийского, чтобы гнать его до самого Побережья.

— Нет ничего проще! — воскликнул Гарбискул. — Мы углубимся в Озерную страну, но не станем переходить Твердое озеро. Люди пройдут мимо нас, а мы опять выйдем на эту равнину и окажемся у них позади.

— А если герцог Лапралдийский отправит за нами сильный отряд? — спросила Комета.

— Тогда мы устроим засаду и уничтожим его также, как и другие.

Девушка с сомнением покачала головой:

— В Озерной стране не так много путей, по которым может пройти большой отряд, и еще меньше мест, где удастся устроить засаду. Там слишком мало места для маневра, и если нас прижмут к непроходимой топи, то перестреляют, как уток и гусей. Нет. Чтобы обойти человеческую армию, нам нужен простор.

— Тогда надо отступать назад, в сторону Побережья, — сказал Хрумпин. — Сейчас мы находимся на своеобразном перешейке между Озерной страной и безводными пустынями. Но позади нас лежит просторная плодородная местность, практически очищенная от людей. Там нас ждут тысячи восставших холмогорцев, там мы найдем и поддержку, и помощь.

— Да, звучит заманчиво, — задумчиво произнесла Комета. — Однако на этой местности комфортно будем себя чувствовать не только мы, но и армия людей.

— А как же местные жители? Они не пропустят…

— Как может сотня деревенских жителей не пропустить десятитысячную армию? Что могут противопоставить жители отдельных деревень и небольших городов большой хорошо вооруженной и обученной армии? Кроме того, отступающие люди будут действовать особенно решительно и жестоко. Вспомните хотя бы графа Картеньянского. Герцог Лапралдийский погонит нас до самого Побережья, пока мы не окажемся в клещах между хорошо укрепленными городами людей и его армией. Чтобы вырваться на оперативный простор, нам придется дать генеральное сражение, а как раз этого-то делать и нельзя.

— Так что же ты предлагаешь? — с некоторой растерянностью спросил Хрумпин.

Комета достала папку со своими картами и начала раскладывать куски ткани прямо на земле:

— Смотрите: вот это равнина, где мы находимся. Люди идут с востока, со стороны Холмограда. На юге — Озерная страна. На западе — плодородный край, который простирается до самого Побережья. На севере — засушливые гористые пустыни. Многие считают, что они непроходимы. Но я поговорила с солдатами, которые родом оттуда. Они могут показать нам вполне подходящие дороги.

— Ты хочешь вернуться в Горную страну?

— До Горной страны несколько недель пути. Так далеко отступать я не намерена. Как и говорил Гарбискул, мы пропустим людей мимо себя, а потом выйдем к ним в тыл и объединимся с Зукхилом. Только, в отличие от Озерной страны, среди гор и пустынь мы сможем оторваться от преследования или при необходимости устроить засаду.

— Ты уверена, что в пустыне найдутся пища и вода для тысячного отряда?

— Местные жители нам помогут. Они обещали показать плодородные долины, где мы сможем переждать, пока люди пройдут мимо. Поход вглубь пустынь начнется вот из этого поселка под названием Медная Скала. Едва ли люди смогут найти наши следы.

— Ну, раз ты считаешь, что мы сможем там отсидеться… — Хрумпин пожал плечами, но больше не стал спорить со «светлым воплощением».

— Если вопросов больше нет, то выступаем завтра утром. Возле Медной Скалы устроим временный лагерь, запасемся водой и пищей, а затем уйдем в пустыню. Доведите мой приказ до солдат. — Комета начала складывать карты, показывая, что совещание закончено…

* * *

Медная Скала оказалась даже не поселком, а группой домишек, в которых жили несколько семей кентавров. Здесь отряд Кометы уже поджидали двое проводников — кентавров из пустыни. От своих собратьев они отличались поджарым телосложением и длинными ногами. Кроме того, местные кентавры имели при себе большие шерстяные одеяла песочного цвета, которые скатывали в рулоны и перевязывали через плечо. «По ночам в пустыне холодно,» — объяснили они такое чудо, как наличие одежды у кентавров.

Эти слова заставили Комету задуматься о дополнительном снабжении своего отряда. Люди, фавны и прыгунки носили брюки и рубахи, зачастую дополненные куртками либо безрукавками. К тому же, тела фавнов и прыгунков были покрыты шерстью, хоть и недлинной, но довольно густой. А вот кентавры, которые составляли большинство отряда и являлись наиболее умелыми воинами, ходили совершенно обнаженными. Следовало заранее позаботиться о здоровье солдат.

Комета решила задержаться в Медной Скале и отправила Гарбискула в ближайший город за теплой одеждой и одеялами. Алиний отправился вместе с ним, чтобы пополнить свой запас лекарств и перевязочных средств. Девушка рассчитывала на то, что люди доберутся до этого места не ранее, чем через восемь-девять дней.

Пока заготовители охотились в окрестных лесах и коптили мясо, Комета вызнала у проводников все, что те сочли возможным рассказать. Обитатели пустыни оказались довольно скрытными. Они быстро сообразили, зачем девушка заносит на куски ткани рисунки и значки, и не торопились открывать ей все тайные тропы.

Временный лагерь, разбитый возле Медной Скалы, жил обычной жизнью. Солдаты совершенствовали владение оружием (особенно огнестрельным), отсыпались после утомительных маршей, играли в различные игры.

Проходя по лагерю, Комета с удовольствием слушала обращенные к ней приветственные крики. Все были уверены, что война приближается к концу, причем в ее исходе никто из холмогорцев не сомневался.

Даже Комета поддалась всеобщему победно-приподнятому настроению. Ей казалось, что все учтено и все находится под контролем. До встречи с Зукхилом и с армией Холмогорья оставалось около недели. А после этого она во главе многотысячного войска погонит людей к Побережью и сбросит их в воды Междуземного пролива…

Ее красивые мечты нарушило появление задыхавшегося от бешеной скачки кентавра. Это был один из тех наблюдателей, которые остались на равнине для того, чтобы сообщить о появлении человеческой армии.

— Кавалерия! — хрипло прокричал кентавр. — Сюда идет кавалерия!

— Какая кавалерия?! Откуда?!

— С востока. Больше тысячи всадников. До их подхода осталось около часа!

— Общая тревога! — приказала Комета. — Забираем с собой пищу, одежду и оружие. Все остальное придется бросить.

Лагерь зашумел и забурлил. Не прошло и десяти минут, как первые отряды двинулись в сторону пустыни.

Комета, Хрумпин и несколько офицеров (в том числе и Адонсо Калтрадский) оставались в лагере до тех пор, пока его не покинул последний солдат. От былой радости девушки не осталось и следа. Она с горечью смотрела на брошенные телеги обоза.

— Во всем виновата моя глупая самонадеянность, — тихо произнесла она.

— Не вини себя, — попытался ее утешить Адонсо. — Никто не мог знать заранее…

— ЗНАТЬ — не мог ни кто! — довольно резко оборвала его Комета. — Но ПРЕДПОЛОЖИТЬ — была обязана Я! Это же так логично! Герцог Лапралдийский совсем не так глуп, как мне хотелось бы. Вместо того, чтобы направить на нас всю свою громоздкую армию, отягощенную пехотой и артиллерией, он выслал вперед кавалерию.

— Кстати, о кавалерии, — с волнением сказал один из сопровождавших девушку кентавров. — Она приближается.

Действительно, вдалеке показалось быстро увеличивавшееся облако пыли.

— Пора уходить, — произнесла Комета, пришпоривая лошадь.

Кентавры и Адонсо поскакали вместе с ней. Через некоторое время они догнали арьергард своего отряда.

— Слишком заметный след, — показала Комета на широкую полосу утоптанной травы и взрытый копытами песок. — Надо свернуть на каменистую почву.

Она поскакала в начало колонны, где обратилась к проводникам:

— Когда начнутся камни? Люди легко разглядят наши следы на песке и траве. Нам не удастся от них оторваться.

— До каменистых предгорий еще полдня пути.

— Это плохо… — Комета привстала на стременах и осмотрела окрестности.

— Что ты ищешь? — спросил Хрумпин.

— Сражение неизбежно. Я ищу хоть что-нибудь, что поможет нам отбить атаку кавалерии. Тысяча пехотинцев может победить тысячу всадников только на очень хорошей позиции. Мне нужен овраг, крутой косогор, лощина — в общем, хоть что-нибудь, что может служить защитой от конных воинов.

Адонсо также приподнялся в седле, огляделся и показал рукой вперед и чуть вправо:

— Мне кажется, я вижу какую-то темную полоску.

Комета присмотрелась и приказала:

— Что бы это ни было, сворачиваем в ту сторону.

Отряд повернул в указанном направлении. Комета с офицерами поскакала вперед, чтобы выбрать позицию для боя.

Темной полосой оказались плотные заросли сухих колючих кустов высотой с человеческий рост, которые тянулись вдоль русла пересохшей реки. Вернее сказать, почти пересохшей. Сквозь кусты Комета разглядела узкий ручеек, глубина которого не превышала половины копыта кентавра.

— Отлично! — обрадовалась девушка. — Это именно то, что нужно! Рубите кусты и складывайте из них вал перед руслом.

Подавая пример, она спрыгнула с лошади, выхватила шпагу и принялась рубить под корень жесткие ветвистые растения. К ней присоединились все, кто находился рядом.

Число работавших увеличивалось по мере того, как походная колонна разворачивалась вдоль русла.

Комета, как и прочие воины, время от времени оглядывалась назад, чтобы по облаку пыли определить расстояние до приближавшейся вражеской кавалерии.

— Быстрее! — кричала она. — Время на исходе!

Но и без ее напоминаний все солдаты понимали, что от того, насколько высоким получится защитный вал, зависит не только победа, но и сама их жизнь.

Когда вдали уже можно было рассмотреть первых всадников, выглядевших, как черные точки на бежево-песчаном фоне, вал вырос до уровня груди рослого кентавра, в ширину достиг трех шагов, а по фронту растянулся настолько, что за ним мог укрыться весь отряд.

— Хватит, довольно! — приказала Комета. — На большее у нас нет времени. Кентавры, спуститесь в русло, чтобы люди вас не увидели. Стрелки, рассредоточьтесь вдоль вала, ложитесь на землю и приготовьтесь стрелять по моему приказу.

Все подразделения ее маленькой армии четко выполнили приказ. Не зря Комета требовала от своих воинов постоянных тренировок. Не прошло и нескольких минут, как кентавры скрылись в пологом, но достаточно глубоком русле, а фавны, прыгунки и люди залегли наверху.

На ногах остались стоять только Комета, Хрумпин, Адонсо и несколько офицеров. Девушка с невольным замиранием сердца следила за тем, как приближаются враги, как они разворачивают строй и готовятся к бою. Ей предстояло сразиться с опытными и хорошо вооруженными солдатами, закованными в латы, уверенными в своей силе и непобедимости.

Своим острым зрением Комета рассмотрела того, кто возглавлял кавалеристов. Это был ее старый знакомый, маркиз Гармио Каррисанский, которого она взяла в плен в Тазаране и отправила с дерзким вызовом к герцогу Лапралдийскому. Молодой маркиз Каррисанский размахивал обнаженной шпагой и что-то кричал своим всадникам, но Комета не могла расслышать слов вначале из-за дальности расстояния, а затем из-за топота тысяч копыт, которые сотрясали землю и заглушали все остальные звуки.

Больше всего Комету беспокоило, смогут ли ее солдаты выдержать это психологическое напряжение? Нелюди привыкли бросаться в бой, подбадривая друг друга и самих себя громкими криками. Теперь же им нужно было затаиться и молча лежать на земле, ожидая приказа командиров.

Но не только холмогорцы оказались в непривычных для себя условиях. Кавалеристы человеческой армии также были смущены, не видя перед собой противника. Они двигались ровными колоннами, держа пистолеты наготове и приготовившись открыть огонь, но не могли понять, куда целиться и в кого стрелять.

Несовершенство огнестрельного оружия в этом мире пока не заставило солдат зарываться в землю, прокладывать траншеи и окопы. Армии продолжали сражаться плотными линейными построениями, повторяя тактику «доогнестрельного» копейно-щитового сомкнутого строя. Но сейчас атаковавшие всадники видели перед собой лишь вал из колючих кустов, а не изготовившегося к бою врага. Это было необычно, непривычно, а потому настораживало и пугало.

Тем не менее, маркиз Гармио Каррисанский и офицеры продолжали атаку, и вскоре кавалерия приблизилась к позициям отряда Кометы на расстояние прицельного выстрела из ружья.

— Леди Комета, чего ты ждешь?! — нервно вскричал Хрумпин.

Девушка дождалась, когда расстояние между валом и первыми всадниками сократиться до сорока шагов, и только тогда громко скомандовала:

— Огонь! Беглый огонь!

Ее стрелки вскочили с радостными криками. Прогремел первый общий залп. С такого близкого расстояния не могли промахнуться даже самые неопытные солдаты. Каждая пуля нашла цель, поразив либо всадника, либо лошадь. Первые ряды кавалерии были выкошены смертоносной свинцовой косой.

— Беглый огонь! — повторила приказ Комета, и ее слова младшие офицеры передали по всей линии фронта.

Холмогорцы еще недостаточно освоили огнестрельное оружие, поэтому тактика «караколе» была для них недоступна. Кто-то заряжал оружие быстрее, кто-то медленнее. Но Комета и не стремилась повторять способ боя регулярной человеческой пехоты. Вместо этого ее стрелки образовали рассыпной строй, ведя огонь и стоя, и с колен, и лежа — через отверстия в переплетении веток. Выстрелы гремели беспрестанно, слившись в один монотонный гул.

Ответные пистолетные залпы всадников не наносили холмогорцам значительного урона, так как неуклюжее фитильное оружие не было предназначено для стрельбы по отдельным мишеням. Оно было хорошо только против плотного строя.

Обогнув своих павших товарищей, всадники по инерции проскакали вперед и уперлись в колючее заграждение. И тут лошади отказались двигаться дальше. Отягощенные всадниками в металлических кирасах и шлемах, они не могли перепрыгнуть завал. Возникла толчея. Холмогорцы стреляли практически в упор, тогда как кавалеристы для перезарядки пистолетов должны были отходить назад, придерживаясь своей вымуштрованной тактики «караколе».

Маркиз Каррисанский (благоразумно державшийся позади своего отряда) отдал приказ:

— Прекратить огонь! В клинковую атаку!

Но солдаты не могли заставить лошадей скакать вперед и своими телами проламывать колючее заграждение. Пороховой дым заволок поле боя, так что вскоре стрелкам пришлось палить наугад, ориентируясь только по теням вражеских всадников.

Комета поняла, что наступил решающий момент сражения. Невзирая на свистевшие вокруг нее пули, она вскочила в седло и подала сигнал кентаврам, спрятавшимся в русле высохшей реки:

— Вперед, в атаку!

В ответ раздался единый рев:

— Холмогорье!

На несколько мгновений этот боевой клич перекрыл грохот сражения.

Большинство кентавров было вооружено луками, так как в их руках это оружие было более смертоносным, чем новомодные ружья. Они выстрелили навесом поверх голов солдат первых рядов, и через несколько мгновений туча стрел накрыла кавалеристов.

Самые сильные кентавры перескочили через вал и врубились в ряды всадников, оглушительно завывая, пугая лошадей и круша вражеских солдат огромными топорами и секирами. Другие воины Кометы быстро расчистили проходы в колючих кустах, и отряд обрушился на людей всеми своими силами.

Не видя за клубами дыма, кто и в каком количестве нападает, люди запаниковали. Если бы офицеры бросились вперед в контратаку и увлекли солдат за собой, то, возможно, отряд Кометы потерпел бы поражение. Но благородные дворяне первыми развернули лошадей и обратились в бегство. Возможно, они решили, что попали в засаду, и что им противостоит вся армия Холмогорья.

Поражение кавалерии было полным и сокрушительным. Всадники мчались прочь, нахлестывая своих скакунов плетками и подгоняя шпорами. Кентавры преследовали их, на ходу стреляя из луков. Теперь Комете пришлось беспокоиться о том, чтобы ее воины в горячке битвы не увлеклись преследованием и сами не попали в засаду. Впрочем, даже самые быстроногие кентавры не могли состязаться в скорости с отборными кавалерийскими скакунами. Так что вскоре преследователи вернулись назад, уставшие и запыхавшиеся, но переполненные радостным возбуждением.

Комета приказала снова строиться в походный порядок и продолжать движение вглубь пустыни. Ее слова вызвали у солдат недоумение, граничившее с возмущением. Лишь авторитет «светлого воплощения» удержал их от открытого неповиновения.

Общее мнение выразил Ваксар, кентавр из ее родной деревни, который знал Комету еще до ее преображения и потому осмеливался с ней спорить:

— Леди Комета, мы только что одержали первую настоящую победу над людьми. Мы разбили их в открытом бою. Почему же мы сами бежим, а не преследуем убегающих врагов?

Комета рассмеялась, словно услышала смешную шутку:

— О какой победе ты говоришь, Ваксар? Да, поле боя осталось за нами. Да, наши солдаты сражались мужественно и яростно. Но это не победа над людьми. Это лишь небольшой успех в большой войне.

Девушка поехала вдоль строя, обращаясь к солдатам и офицерам:

— Сегодня вы доказали, что люди могут быть разбиты! За это честь вам и слава. Но краткий успех не должен вскружить вам голову. Мы отбили атаку кавалерии, но следом за ней движется регулярная пехота и артиллерия. Или вы считаете, что способны сразиться со всей человеческой армией? Я верю в вашу готовность погибнуть за свободу родного Холмогорья, но не собираюсь вести вас на бессмысленную бойню.

Эти слова заставили воинов опомниться и призадуматься.

Хрумпин с едва скрываемым гневом обратился с воинам:

— Разве вы забыли, что сегодняшней победой вы обязаны Леди Комете? Без нее люди вас бы разогнали, как стадо баранов. И как вы осмеливаетесь сомневаться в ее приказах? Вы хотите изгнать захватчиков из Холмогорья? Так почему вы не подчиняетесь «светлому воплощению»? Только Леди Комета может привести вас не к временной, а к окончательной победе над людьми!

После таких слов даже самые горячие сторонники продолжения преследования стыдливо опустили глаза.

— Мы верим тебе, Леди Комета! — послышались первые робкие выкрики.

— Да здравствует Леди Комета! — раздались голоса погромче.

А через несколько минут все воины дружно выкрикивали:

— Леди Комета! Леди Комета!

Девушка ехала вдоль марширующей колонны и купалась в этих звуках.

Время от времени оборачиваясь, она встречала преданный и восхищенный взгляд Адонсо Калтрадского, которому до сих пор не могла (или боялась?) полностью довериться…

* * *

Дорога через безводные пустыни и каменные нагорья оказалась тяжелой, но не непреодолимой. Проводники вели отряд по пескам и ущельям от оазиса к оазису. Даже погода благоприятствовала путешественникам. Ночи были довольно теплые, так что теплые вещи (которыми отряд так и не успел запастись) не потребовались. Хрумпин, разумеется, приписал эту удачу «светлому воплощению». О том, что из-за просчета Кометы отряд едва не был разбит, никто даже не задумывался. Наоборот, очередная победа над людьми вознесла девушку на новую высоту.

Через восемь дней отряд Кометы обошел человеческую армию и соединился с основной армией Холмогорья, которую возглавлял кентавр Зукхил.

Безо всякого удивления Комета узнала о том, что известие о победе над кавалерией маркиза Гармио Каррисанского дошло до армии раньше, чем сам одержавший победу отряд. Пока они двигались окружным путем по пустыне, купцы и торговцы уже успели разнести эту весть едва ли не по половине Холмогорья.

Героям-победителям устроили торжественную встречу. Вся армия Зукхила выстроилась вдоль дороги. Уставшие и отощавшие солдаты Кометы шли по живому коридору, гордо подняв головы и чеканя шаг, подобно настоящим регулярным пехотинцам.

Зукхил и офицеры его штаба радостно приветствовали Комету и ее соратников. Больше никто не сомневался в том, что девушка — истинное «светлое воплощение».

— Леди Комета! Да здравствует Леди Комета! — казалось, что эти крики разносятся на несколько лиг вокруг.

Хрумпин подскочил к девушке:

— Смотри, там мой племянник Махир и воины из твоей родной деревни!

Действительно, к армии Зукхила присоединились добровольцы из Горной страны: кентавры, горные копатели и древоточцы. Комета заметила в толпе встречавших несколько знакомых лиц, но матушки Гордолы не разглядела, как ни старалась.

К своему стыду, в глубине души девушка даже обрадовалась тому, что ее приемная мать осталась далеко в горах. Леди Комета — «светлое воплощение» и героиня Холмогорья — не могла позволить себе личных душевных переживаний. Они отвлекали бы ее от возложенной на себя миссии — освобождения Родины от захватчиков.

Когда триумфальное шествие закончилось, и вся армия Холмогорья построилась на большом поле, Комета на лошади объехала ряды восторженно глядевших на нее солдат. За последнее время она произнесла столько речей, что нужные лозунги сами слетали с языка.

— Злобный и коварный враг продолжает топтать нашу родную землю! Но теперь мы знаем, что его можно победить! Наше мужество и сплоченность ведут нас от одной победы к другой! Впереди нас ждут суровые испытания, но мы преодолеем их и победим, как уже побеждали не раз! Мы должны гнать людей прочь из Холмогорья до тех пор, пока не сбросим их в Междуземный пролив! Если же алчные человеческие короли и кровожадная Триединая церковь продолжат вынашивать коварные планы, если они еще раз хотя бы помыслят о том, чтобы захватить нашу Родину, то мы нанесем удар по Западному материку! Для этого у нас есть и сила, и решимость, и воля! Мы не успокоимся и не сложим оружие, пока существует угроза нового вторжения! Мы разгромим людей на их собственной территории!

Последнее заявление было встречено дружным ликующим ревом. О подобной возможности нелюди до сих пор даже не задумывались. Но теперь в сердцах холмогорцев разгорелось пламя, зажженное словами Кометы. Они были настолько захвачены грандиозными планами, что их исполнение уже не казалось невозможным.

— Леди Комета, наше священное «светлое воплощение», указала нам путь к победе! — вскричал Зукхил. — Поклянемся, что не отступим и не предадим идеалов свободы и независимости!

— Клянемся! — поддержали кентавра солдаты.

У Кометы промелькнула мысль, что не так давно она уже слышала подобные слова. Кажется, это было в Велпасии.

Тем не менее, подобное не слишком лестное для Холмогорья сравнение не помешало ей поддержать Зукхила:

— Наша свобода находится на клинках наших копий! Наша независимость сияет на лезвиях секир! Наша победа готова вырваться из ружейных стволов тысячей свинцовых пуль! Мы победим! Вперед, Холмогорье!

— Холмогорье! — дружно закричали солдаты. — Леди Комета! Леди Комета!

Девушка закрыла глаза и раскинула руки в стороны, всем телом впитывая эти волшебные звуки. Комете показалось, что ее тело распадается на мириады сияющих искр, которые пронзают пространство и время. Она на мгновение забыла, кто она такая и где находится. Девушке чудилось, что еще чуть-чуть, и ей откроется абсолютная истина, станет доступна совершенная сила, вернется некогда утерянное могущество.

Правда, это ощущение пропало так же внезапно, как и появилось. Девушка вновь стала прежней Кометой, сидевшей в жестком седле. Ее тело было исполнено приятной усталости и блаженной истомы, но она не забыла того завораживающего восторга, который испытала, находясь на грани между человеческой (по крайней мере, наполовину) сущностью и чем-то неизмеримо большим. Сегодня Комете не удалось перейти эту грань, но в глубине души она знала, что будет пытаться сделать это снова и снова…

* * *

Несмотря на то, что нелюди горели желанием немедленно ринуться в бой, Комета пока придерживалась тактики медленного «выдавливания» захватчиков из Холмогорья. Армия герцога Абассиро Лапралдийского отступала организованно, выставляя сильные арьергардные заслоны. Кентавры завязывали с ними небольшие стычки, но вынуждены были сдерживать свой напор из-за плотного ружейного и артиллерийского огня.

Комета наконец-то получила возможность немного отдохнуть. Теперь все организационные вопросы взяли на себя Зукхил, Хрумпин и штаб армии. Девушку такое положение вещей вполне устраивало. Она занималась только общим стратегическим планированием, а рутинные вопросы снабжения, устройства лагерей для ночлега, рассылки разведчиков и раздачи указаний командирам рейдовых отрядов передала в ведение своим помощникам.

Через несколько недель Комета вновь встретила Алиния и Гарбискула, которые все это время скрывались среди местного населения. Отправившись за одеялами и лекарствами, они отстали от отряда и не участвовали в сражении с кавалерией маркиза Каррисанского. Лекарь и болотник сообщили самые подробные сведения о настроениях в человеческой армии, которая проследовала мимо них.

Большинство вражеских солдат разочаровалось в своих командирах и уже не верило в возможность быстрого захвата Восточного материка. Тем не менее, никто из людей не сомневался в том, что армия холмогорцев не выдержит открытого «генерального» сражения. Лишь народное восстание вынудило их отступить, как они считали, на время.

Комета настояла на том, чтобы свой рассказ Алиний и Гарбискул повторили перед всем штабом.

— Люди возвращаются на Побережье, чтобы набраться сил и подготовить новую войну, — подытожила она. — Мы не можем допустить, чтобы они сохранили боеспособность. Поэтому я предлагаю изменить тактику. Объявите общую мобилизацию. Принимайте в армию всех желающих, даже самых неумелых крестьян. Пусть каждый воин, который уже участвовал в сражениях, возьмет на обучение пятерых новичков.

— Ты хочешь разбить людей в открытом бою? — со смесью надежды и удивления спросил Зукхил.

— Пока мы к этому не готовы. Но на Побережье люди не смогут держать всю свою армию в одном лагере — у них просто не получится организовать своевременный подвоз продовольствия. Поэтому герцог Лапралдийский вынужден будет рассредоточить свои силы по нескольким городам. — Комета достала карты, нарисованные со слов купцов, бывавших на берегу Междуземного пролива. — Мы будем захватывать города один за другим, а наши рейдовые отряды не позволят людям собрать все силы для решающего боя. Война будет долгой и трудной, но через год Побережье станет нашим.

— Да, война будет долгой, — согласился Зукхил. — Кто все это время будет обрабатывать наши поля, пахать землю и собирать урожай?

У Кометы уже был готов ответ на этот вопрос:

— Великие события требуют от нас великого напряжения сил, великого терпения и великого мужества. Сейчас продовольствия достаточно. На Побережье мы воспользуемся запасами, которые люди приготовили для себя. А потом… Потом у нас появятся пленные, которые своим трудом постараются восполнить те убытки, что нанесли нашей Родине. Люди привыкли работать на своих хозяев-дворян, они приучены к подчинению и повиновению. Они не будут долго раздумывать, выбирая между смертью и трудовой повинностью.

Холмогорцы одобрительно зашептались. Похоже, «светлое воплощение» не упустило ни одной мелочи.

Адонсо, также присутствовавший на собрании, внезапно подал голос:

— Леди Комета, я могу сделать захват Побережья более легким, быстрым и бескровным.

Все взгляды обратились на молодого человека.

— Говори! — заинтересовалась девушка.

— Не все люди, даже не все дворяне разделяют взгляды крупных феодалов и Триединой церкви. На Побережье есть те, кто желает мира и дружбы между западным и восточным мирами. Они могут помочь прекратить эту жестокую войну.

— Они «могут помочь» или «они помогут»? — уточнила Комета.

— Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо съездить на Побережье. Я возобновлю старые связи и знакомства. Я постараюсь найти союзников и помощников.

Комета пожала плечами:

— Хорошо, ты можешь ехать.

Несомненно, Адонсо ожидал от девушки большей заинтересованности и внимания. Ее равнодушный тон несколько остудил его пыл. Но молодой человек не обиделся и не расстроился. Казалось, что между Кометой и Адонсо идет какая-то затаенная игра, которую каждый из них вел по собственным правилам без согласования с партнером.

Комета даже не стала провожать Адонсо, когда на следующее утро тот покинул расположение армии Холмогорья. За нее это сделал Алиний. Лекарь сообщил девушке, что молодой человек взял с собой свою офицерскую форму, чтобы переодеться в нее, когда доберется до районов, занятых оккупантами.

— Адонсо всегда отличался предусмотрительностью, — заметила Комета.

— Одного только он предусмотреть не мог, — усмехнулся Алиний.

— Чего же?

— Твоего безразличия.

Комета строго посмотрела на лекаря:

— Я уделяю Адонсо Калтрадскому ровно столько же внимания, сколько и остальным офицерам моего штаба. С его стороны глупо и самонадеянно рассчитывать на особое отношение, даже если он и вытащил нас из подвала в Дубовых Взгорьях. Но я не считаю, что обязана ему жизнью. Если бы Адонсо не пришел на помощь, Балил освободил бы нас через подземный ход. Незаменимых людей, как, впрочем, и нелюдей не бывает!

— Твоя прямолинейность граничит с цинизмом.

— А я и не собираюсь этого скрывать. Мне надоели ложь и лицемерие. Я всегда говорю то, что думаю.

— Правда? — Алиний посмотрел прямо в глаза девушке. Немногие на это осмеливались с тех пор, как она стала признанным "светлым воплощением".

— Конечно, нет! — Комета рассмеялась.

Лекарь развел руками:

— Я просил тебя, чтобы ты стала моей пациенткой и позволила себя изучать. Но чем больше я за тобой наблюдаю, тем меньше тебя понимаю. Ты воевала и освобождала города, а я в каждом городе искал мудрых людей, которые помогли бы мне разобраться в чуде, называемом «светлое воплощение».

— Ну, и каковы твои успехи? — из вежливости поинтересовалась девушка.

— Ты говоришь это так, словно этот вопрос тебя теперь не так уж интересует.

— Сейчас моя голова забита мыслями о захвате Побережья. На себя времени совсем не остается. — Комета вздохнула. — Так что ты узнал о «светлом воплощении»?

Алиний задумчиво поскреб подбородок:

— К сожалению, ничего нового. Нелюди считают это благим проявлением силы предков. Они просто принимают факт воплощения чужого сознания в новом теле и не пытаются его исследовать. Триединая церковь, наоборот, называет подобное явление «одержимостью злыми духами». В анналах священников содержится много записей о том, как изгонять демонов.

— Однажды отец Балимолт попытался испробовать на мне один из таких методов, — хмыкнула девушка. — У него ничего не получилось.

— Твоя ненависть к Триединой церкви не должна заслонять и положительные стороны веры. Да, люди запада алчны, жестоки и коварны. Но у них есть то, что практически отсутствует у холмогорцев — интерес к окружающему миру. Они стремятся объяснить для себя явления природы, найти их причину.

— К сожалению, этот интерес заставляет людей придумывать себе богов, — сказала Комета. — Ложью они пытаются скрыть свое незнание и оправдать свои преступления.

— Триединая церковь, конечно, сеет ненависть и нетерпимость. Но она объединяет людей запада, делает их сильнее.

— И свою силу они направляют на зло: на захват чужих земель, на уничтожение инакомыслящих.

Алиний замолчал.

Комета спохватилась:

— Мы отвлеклись от темы разговора. Так что ты можешь рассказать мне обо мне?

— Пока ничего. Когда мы доберемся до Побережья, я рассчитываю на книги из монастырей. Не все отцы Триединой церкви — тупоголовые фанатики. Среди них встречаются умные и честные люди.

— Что-то я таких не видела, — скептически усмехнулась Комета.

— Конечно, — легко согласился Алиний, — ведь на войну с нелюдями отправились не самые лучшие представители священничества. Когда мы доберемся до Побережья, я познакомлю тебя с достойными отцами.

— Раньше ты не говорил, что водишь дружбу с триединистами. Помнится, когда мы с тобой встретились в подвале, они собирались казнить тебя за чернокнижие.

— Просто я попал в руки мракобесов. Нельзя по нескольким выродкам судить о всем человеческом роде.

— А я и не сужу. Я просто хочу, чтобы моя Родина была свободна. Любой, кто желает ей зла — будет наказан. Будь он солдатом, священником или самим богом.

На этом их разговор закончился. Каждый остался при своем мнении. Комета испытывала некоторую досаду от оставшейся недоговоренности, но у нее просто не было времени на долгие философские беседы.

* * *

Адонсо Калтрадский отсутствовал несколько недель. За это время холмогорцы освободили большую часть захваченных людьми земель. Человеческая армия продолжала медленно отступать к Побережью. Войска нелюдей двигались следом, разбившись на несколько отрядов и растянувшись длинной дугой, которая охватывала фланги вражеской армии. От одного фланга до другого гонцы-кентавры скакали больше двух дней, так что от Кометы и ее штаба требовалось большое искусство, чтобы управлять своими силами, разбросанными на таком большом пространстве.

Известие о том, что прибыл Адонсо, Комете принес сам Хрумпин. Пожилой кентавр теперь с гордостью носил звание начальника личной гвардии «светлого воплощения». Гвардию образовали опытные и закаленные в боях ветераны, которые пересекли Твердое озеро, сражались в Тазаране, в Дубовых Взгорьях и возле Медной Скалы.

Хрумпин был радостно возбужден:

— Леди Комета, Адонсо, похоже, вернулся с хорошими новостями. Он сейчас приводит себя в порядок, чтобы не оскорбить твоего взора пыльной и грязной дорожной одеждой.

— «Не оскорбить моего взора»?! — весело передразнила Комета. — Кто это говорит? Разве мы не вместе мокли под дождями, пробирались по лесным тропам, месили грязь на дорогах Холмогорья?

— Но разве это не в прошлом? — в тон девушке произнес кентавр, демонстративно осматриваясь вокруг.

Действительно, штаб Кометы переезжал на новое место раз в четыре-пять дней и останавливался только в крупных населенных пунктах, где сходились несколько дорог и откуда проще было руководить войсками. Сама девушка сейчас остановилась в трактире, где ей одной было выделено несколько комнат: спальня, кабинет и приемная. Она сидела за большим столом, заваленным собственноручно нарисованными картами.

Комета встала из-за стола, подошла к Хрумпину и положила руки ему на плечи:

— Старый друг, пусть тебя не обманывает это благополучие. Может, уже завтра я вскочу на лошадь и поведу в смертельный бой свою армию.

— Скорее, ты сядешь на лошадь уже сегодня! — послышался голос Адонсо, который как раз входил в комнату и слышал конец фразы, произнесенной девушкой.

Если молодой человек рассчитывал на то, что Комета обнимет его хотя бы так же дружески, как и кентавра, то он ошибся. Девушка встретила его легким кивком головы, словно они расстались только вчера.

— Сегодня? — переспросила Комета. — Что за срочность?

— Через пять дней в Нардилаге я назначил встречу.

— Встречу? С кем?

— С людьми, которые готовы поддержать тебя на Побережье.

— Нардилаг? — Комета повернулась к столу и начала быстро перебирать карты. — Где это?

— Это небольшая деревушка к востоку от Зурзала.

Хрумпин сориентировался быстрее, чем Комета нашла нужную карту:

— Но ведь Зурзал сейчас занят людьми! Чтобы пробиться к Нардилагу, придется организовать крупномасштабное наступление на этом участке фронта.

(Пожилой кентавр успел позаимствовать у Кометы несколько красивых «штабных» выражений, которыми щеголял при каждом удобном случае.)

— Пробиваться никуда не надо, — сказал Адонсо. — Встреча должна быть тайной. Послы Побережья выразили пожелание, чтобы с тобой было как можно меньше сопровождающих. Сами они также приедут в одиночестве, без слуг и охраны, чтобы не привлекать внимания и не ставить в известность об этой встрече лишних людей.

— Наверное, я чего-то не понял, — покачал головой Хрумпин. — Ты предлагаешь, чтобы Леди Комета, рискуя своей драгоценной жизнью, отправилась за линию фронта во вражеский тыл и встретилась с сомнительными людишками?

В глубине глаз Адонсо сверкнули огоньки дворянской гордости, когда он услышал про «сомнительных людишек». Но молодой человек взял себя в руки и терпеливо объяснил:

— На встрече будут присутствовать граф Хравлинский, маркиз Унгедский, маркиз Поздайский и представитель купечества — Одли Гаккад. Это честные и благородные люди. Они с самого начала были против войны и никогда не принимали участие в боевых действиях против Холмогорья.

— Дворяне готовы предать своего короля и свою религию? — недоверчиво спросила Комета. — Какая им от этого будет выгода?

— Они хотят спасти Побережье от полного разорения. Они хотят мира.

— Что-то они не говорили о мире, когда армия герцога Лапралдийского победоносно наступала на Холмоград, — язвительно заметила девушка.

Адонсо не смутили эти слова:

— Раньше они просто не имели возможности связаться с тобой, Леди Комета. Но недовольство королем и Триединой церковью возникло еще до того, как началась война. На Побережье издавна переселялись те, кто не желал повиноваться жестоким и жадным правителям, захватившим власть на Западном материке. Можешь мне верить: такими были и мои родители, таков и я сам!

— Ох уж эти заговорщики… — Комета задумчиво перебирала карты на столе. — Сегодня они предают своего короля, а завтра…

Почувствовав колебания девушки, Хрумпин заявил молодому человеку:

— Твое предложение неприемлемо для Леди Кометы! Или люди Побережья явятся сюда, или никакой встречи не состоится!

— Не торопись отвечать за меня! — резко осадила Комета кентавра. — Я сама решу, ехать мне, или не ехать!

И Адонсо, и Хрумпин молча воззрились на девушку. Они не решались вымолвить ни слова, но каждый из них взглядом пытался отстоять свою точку зрения.

Комета размышляла несколько мгновений, а потом приняла окончательно решение:

— Я поеду!

Адонсо просиял. Хрумпин нахмурился. Однако кентавр не собирался сдавать свои позиции:

— Ты можешь поступать, как хочешь, Леди Комета, но я обязан обеспечить твою безопасность. Я немедленно соберу гвардию, которая будет тебя сопровождать!

— Никакой гвардии! Ты что, хочешь, чтобы враги узнали о моем отъезде? Наоборот, ты останешься здесь и постараешься сделать все, чтобы никто не знал о том, что я отправилась за линию фронта. Этим ты защитишь меня вернее, чем если поедешь со мной. Ясно?

— Ясно, — нехотя согласился Хрумпин. — Ты что, даже не поставишь в известность Зукхила и штаб армии?

— Разумеется! Ты передашь Зукхилу, что я отъехала на десять дней по срочному делу, но не скажешь куда и зачем. Чем меньше нелюдей и людей будут знать о моем местонахождении, тем проще мне будет добраться до Нардилага и вернуться назад. Так… до этой деревушки три дня пути. Еще день про запас… Значит, Адонсо, мы выезжаем завтра. Ты готов к путешествию?

Хотя молодой человек был заметно утомлен дорогой от Побережья к Холмогорью, он выпрямился и произнес:

— С тобой, Леди Комета, хоть на край света!

Хрумпин несколько раз переступил с ноги на ногу. Впервые за время знакомства с девушкой кентавр не был согласен с ее решением.

* * *

Комета и Адонсо покинули расположение армии Холмогорья тайно, переодевшись в простую одежду, в которой могли сойти и за людей Холмогорья, и за жителей Побережья. Комета одела мужской костюм, в котором стала похожа на юного путешественника. Высокие сапоги и кожаные перчатки скрывали ее пальцы с присосками. До последних сторожевых постов Комету и Адонсо сопровождали лишь Хрумпин, Карих и Ваксар. Преданные кентавры порывались отправиться следом за своей предводительницей, и только прямой приказ «светлого воплощения» заставил их остаться на месте.

Дорога в Нардилаг вела через город Зурзал. Помня о том, как в Дубовых Взгорьях ее опознал отец Балимолт, Комета решила больше не рисковать, и путешественники объехали город по большой дуге. Дальше начинались малонаселенные районы, сплошь покрытые густыми лесами. Именно поэтому дворяне с побережья выбрали для встречи деревушку Нардилаг: она находилась вдали от стратегически важных населенных пунктов, и ни одна из армий — ни человеческая, ни холмогорская — не стремилась овладеть ею или хотя бы разместить там свой гарнизон.

Комета и Адонсо добрались до места встречи на день раньше назначенного срока и остановились, как и было условлено, в единственном деревенском трактире. Несмотря на военное время, местные жители отнеслись к их приезду без подозрений. В Нардилаге, в основном, жили древоточцы, занимавшиеся лесозаготовкой и деревообработкой, поэтому тут часто появлялись заезжие торговцы, оптом скупавшие бревна и доски. Война обошла стороной это отдаленное поселение, и его обитатели жили своей обычной размеренной жизнью. Они не испытывали ненависти к людям, но и не спешили засвидетельствовать им свою лояльность.

Комета и Адонсо остановились в соседних комнатах. Трактир был небольшой, но чистый и добротный, построенный, как и все здания в Нардилаге, из толстых бревен. На первом этаже находились общий обеденный зал, кухня и комнаты хозяев. Второй этаж был отведен под комнаты постояльцев. В трактире хозяйничала семейная пара людей: Кроз и Урбетта. Кроме Кометы и Адонсо, других постояльцев в трактире не было. Но это не удивило и не насторожило девушку. В это время года лес не валили, так как деревья цвели и были полны соков.

Комета осталась довольна уединенностью и безопасностью деревушки. Единственная дорога, которая вела в Нардилаг, хорошо просматривалась практически из любой точки поселения. Комета даже комнаты в трактире выбрала с видом на эту дорогу, чтобы контролировать въезд в Нардилаг днем и ночью.

Приняв все меры безопасности, девушка с легкостью согласилась на прогулку по окрестностям, которую предложил ей совершить Адонсо. Впереди у них был целый день ожидания.

Казалось бы, Комета могла позволить себе немного отдохнуть и расслабиться. Тем не менее какое-то неосознанное гнетущее ощущение не оставляло девушку с того момента, как она оказалась в Нардилаге. С одной стороны, причин для беспокойства вроде не было. Но, с другой стороны, что-то неестественное, наигранное чудилось ей в поведении Адонсо. У нее в памяти вновь всплыли те подозрения, которые появились еще в Дубовых Взгорьях. Комете казалось, что молодой человек нарочно несет какую-то ерунду, чтобы скрыть свои истинные мысли и намерения.

Они шли вдоль берега узкой живописной речушки, и Адонсо, показывая на воду, говорил:

— Посмотри, как тут красиво!

Комета, думая о своем, механически отвечала:

— Да, неплохо. На первый взгляд, эту водную преграду легко преодолеет стрелок с зажженным фитилем ружья. Но на самом деле топкие берега не позволят переправиться даже кавалеристу.

— Леди Комета, разве ты не можешь хотя бы несколько часов не думать о войне, о сражениях, о походах? Посмотри, как красива природа! Посмотри, какие красивые лилии растут в заводи!

— Природа… — эхом отозвалась девушка, оглядевшись вокруг. — Если ты хочешь поговорить о природе, то вот тебе мое мнение: появление плавучих растений свидетельствует о неотвратимо приближающемся заболачивании данной местности. Река скоро превратится в трясину. А трясина со временем станет торфяником.

Комета посмотрела на совершенно растерявшегося Адонсо и, не удержавшись, рассмеялась:

— Да я же пошутила! Конечно, я вижу и красоту природы, и прелесть этого милого пасторального пейзажа. Но я не вижу необходимости обсуждать то, что и так понятно без слов.

— Но иногда слова нужны для того, чтобы объяснить то, что видят глаза, но не понимает разум.

— О чем это ты, Адонсо?

Молодой человек опустил глаза:

— Давай вернемся в трактир. Солнце уже садится. Если ты не возражаешь, я хотел бы пригласить тебя на ужин. Я распорядился, чтобы в моей комнате накрыли праздничный стол.

— А в честь чего праздник?

— Пусть пока это будет сюрпризом.

— Ну, пускай… — нехотя согласилась Комета.

Она ясно видела, что Адонсо сильно нервничает, словно готовится к чему-то очень важному. Но пока непонятно было, чем же вызвано такое возбужденное состояние молодого человека. Ведь вполне могло оказаться, что он просто волнуется из-за того, что находится на вражеской территории, или беспокоится о том, явятся ли в Нардилаг послы с Побережья.

Как бы то ни было, Комета приняла приглашение своего спутника и, вернувшись в трактир, позволила ему препроводить себя в его комнату.

Кроз и Урбетта постарались угодить своим постояльцам. Посреди комнаты стоял стол, на котором были расставлены блюда с холодными закусками, вазы с фруктами и бутылки с напитками.

Сами хозяева поджидали своих постояльцев возле двери в комнату и, когда Адонсо зашел внутрь, спросили у него:

— Довольны ли вы выполнением своего заказа, господин?

— Отлично! Я благодарю вас за старание и усердие. Будьте неподалеку. Я позову, когда придет пора подавать горячее.

Трактирщики с поклонами удалились, а Адонсо с преувеличенной торжественностью взял Комету за руку, ввел ее в комнату и усадил за стол.

Все кушанья выглядели настолько аппетитными, что у Кометы немедленно возникло желание поскорее отведать каждое из них. Но Адонсо не торопился. Вначале он зажег от яркой масляной лампы шесть свечей в массивном подсвечнике и поставил его на середину стола. Затем он погасил лампу, которая до этого освещала всю комнату. Несмотря на то, что комнаты в трактире были не такими уж и большими, стены, скрывшись в темноте, как будто раздвинулись в стороны. Казалось, что стол и два человека возле него оказались вне пределов пространства и времени.

Комета нашла, что это оригинально и очаровательно, но довольно подозрительно. Ей чудилось, что всеми этими медленными и торжественными приготовлениями Адонсо пытается скрыть нечто важное, что должно было вскоре произойти.

Действительно налив девушке бокал вина, молодой человек произнес довольно странный и многозначительный тост:

— Леди Комета, судьба иногда распоряжается так, что мы не вольны над своими мыслями, словами и поступками. Иногда нам кажется, что чего-то делать нельзя, но потом выходит так, что именно это нужно было сделать в первую очередь. И наоборот, то, что мы считаем важным в этот момент, впоследствии окажется совершенно бессмысленным и нелепым. Я всего лишь обычный человек, который поступает так, как велит ему его разум и чувство обязанности. Я не прошу у судьбы больше того, чего достоин, но не могу не мечтать о большем. В то же время, мои мечты не мешают мне видеть реальный мир, жить земной жизнью. Я бы хотел, чтобы и ты, Леди Комета, думала не только о великих деяниях, но иногда обращала бы внимание на то, что тебя окружает. Поверь, есть не мене важные вещи, чем битвы и победы.

Комета терпеливо выслушала пространную и малопонятную речь Адонсо и осторожно пригубила напиток. Вкус вина был терпким и ароматным, каким и полагалось быть выдержанному благородному напитку.

Сделав несколько глотков, девушка внимательно посмотрела на Адонсо и спросила:

— И о каких же не менее важных вещах я должна думать?

Щеки молодого человека слегка порозовели. Опустив глаза, он произнес:

— Ну… о вечном.

— О смерти?!

— Нет! — горячо возразил Адонсо. — При чем тут смерть? Я говорю о том вечном, что движет миром, что заставляет сердца биться быстрее, что делает нашу жизнь прекраснее и насыщеннее, что придает нашему существованию смысл!

— Значит, ты говоришь о борьбе за справедливость?

Адонсо едва не застонал:

— Да нет же! Я говорю о том величайшем чувстве, которое одно способно сделать нас счастливыми.

— О чувстве победы?

— О, боже!… — молодой человек прижал ладони к вискам. — Неужели ты и в самом деле меня не понимаешь? Или ты просто надо мной насмехаешься?

— Я и не думала над тобой насмехаться! — заверила Комета Адонсо. — Но ты говоришь такими загадками, которые я не могу разгадать. Вернее, разгадать я их могу, но мои ответы тебя почему-то не устраивают.

— Хорошо, — Адонсо вздохнул. — Сейчас ты узнаешь всю правду…

Внезапно Комета уловила какой-то далекий едва различимый шум. На дороге, ведущей в Нарданал, явно что-то происходило. Девушке показалось, что прозвучало несколько выстрелов. Адонсо делал вид, что ничего не слышит, либо так был увлечен беседой, что и в самом деле ничего не слышал.

— Кажется, я уже догадываюсь, в чем заключается правда, — сказала Комета.

Она немного отодвинула стул назад, чтобы можно было легко и быстро выскочить из-за стола. Девушка постаралась, чтобы ее движения не выглядели чересчур резкими и не вызвали подозрения у Адонсо.

Молодой человек, похоже, не понял смысла перемещений Кометы. Он смотрел на нее широко открытыми глазами:

— Правда? Неужели ты догадалась сама?

— Это было нетрудно. Странно, что я раньше была слепа и не замечала очевидного.

— Твои слова дают мне надежду на успех.

Вдруг Комета почувствовала, что ее зрение слегка замутилось, словно пространство перед глазами затянуло дымом или туманом. Но это не было новым проявлением волшебного сверхчувственного состояния. Наоборот, веки налились тяжестью, а тело словно одеревенело.

«Отрава! — мелькнула догадка в голове девушки. — В вино была подмешана отрава или сонное зелье!»

— Успеха ты не добьешься! — произнесла Комета вслух. — Твое предательство не принесет тебе ни счастья, ни славы!

Адонсо покраснел и откинулся на спинку стула, словно девушка отвесила ему размашистую пощечину:

— О чем ты?! Какое предательство?! Неужели мои чувства ты истолковала именно так?

— Ты обманом заманил меня в эту лесную деревушку, чтобы сдать людям. Ты подсыпал в вино отраву, чтобы сделать меня беспомощной. Как еще назвать это, если не предательством?

— Людям?… — потрясенно прошептал Адонсо. — Каким людям?

— Тем, которые приближаются к Нардилагу, гремя доспехами и стреляя в воздух. Они уже заранее празднуют победу.

— Не может быть!… — краснота Адонсо сменилась бледностью так быстро, словно по его лицу провели малярной кистью. — Неужели меня обманули?

— Хватит притворяться! — рявкнула Комета. — Разве не таково было твое задание: внедриться в армию Холмогорья и обезглавить ее именно в тот момент, когда решается судьба всего этого мира?

— Внедриться?… — эхом повторил Адонсо. — И ты все это время считала…

— Вначале я тебе не доверяла. Но ты сумел усыпить мою бдительность. Ты постоянно крутился рядом со мной, все время был на виду. И я допустила ошибку — поверила твоей лжи о возможности договориться с послами Побережья.

— Но я ведь действительно… — молодой человек осекся, увидев, что Комета слушает его с презрительной улыбкой. — Ты мне не веришь?

— Как я могу тебе верить, если у меня в глазах темнеет от отравы, которую ты подсыпал в мой бокал? Но ты не радуйся, я все равно сумею убежать. Я — «светлое воплощение». Для меня нет невозможного!

Адонсо даже не пытался встать, словно его ноги онемели. Но он запустил правую руку за пазуху своего дорожного камзола:

— Леди Комета, сейчас я докажу тебе… Я объясню…

«У него там спрятан пистолет! — решила девушка. — Адонсо зажег свечи и поставил подсвечник посередине стола для того, чтобы быстро запалить фитиль.»

Ее собственное оружие было сложено на полке возле двери. Комета поняла, что не успеет схватить свой пистолет и зажечь фитиль. Адонсо выстрелит раньше. Оставалась только одна надежда — на неожиданность и непредсказуемость.

Превозмогая дремоту, Комета одним прыжком оказалась у двери, выхватила шпагу из ножен и тотчас же обернулась к Адонсо с обнаженным клинком. На это она потратила всего одно мгновение.

Рука молодого человека в это время начала свой путь из-за пазухи наружу. То ли он не понимал, что происходит, то ли продолжал надеяться на удачу. Комета метнула шпагу, как копье. Длинное тонкое лезвие вошло в грудь молодого человека почти по самый эфес, пригвоздив его к спинке стула.

Зрачки Адонсо расширились от боли.

— Зачем?… — прошептали его бескровные губы. — Я ведь хотел сказать… что… тебя… люблю…

Рука молодого человека рефлексивным судорожным движением вырвалась из-за пазухи. Но это было последнее, что успело сделать гаснущее сознание умирающего тела. Кулак Адонсо безвольно разжался, из него выскользнуло и покатилось по полу золотое кольцо.

Комета оцепенела. Сквозь мутную пелену, вызванную то ли отравой, то ли наполнившими глаза слезами, она смотрела на то, как кольцо подкатилось к ее ногам, ударилось о пыльную подошву сапога и с тонким звоном упало на бок.

И в этот момент сознание Кометы вновь отправилось в волшебный полет. На этот раз она не следила за происходящими в отдалении событиями. Перед ней мелькали картинки, похожие на видеоклип, которые ярко и сочно изображали сложившуюся ситуацию. Адонсо НА САМОМ ДЕЛЕ любил ее. Он НА САМОМ ДЕЛЕ организовал встречу с представителями недовольного дворянства и купечества. Послы НА САМОМ ДЕЛЕ ехали в Нарданал. Но среди дворян нашелся один предатель, который выдал их замыслы властям Побережья. Послы попали в засаду недалеко от деревушки и были перебиты. Шум этой схватки и привлек внимание Кометы.

Сейчас, уничтожив послов, к Нарданалу приближались полторы сотни кавалеристов в черных камзолах и плащах с вышитыми на груди и спине голубыми треугольниками. Комета слышала об этих людях, но никогда раньше не сталкивалась с ними лицом к лицу. Это были гвардейцы Триединой церкви. Они держались вдали от передовой, да и, вообще, подальше от любых военных действий. Но зато они появлялись там, где Триединая церковь подозревала угрозу своему могуществу. Не удивительно, что целый отряд церковного «спецназа» был выслан на поимку Кометы.

Продемонстрировав девушке допущенные ошибки и приближавшуюся угрозу, волшебное зрение отключилось. Комета вновь вернулась в свое тело: одурманенное зельем, слабое и полусонное.

Дальше девушка действовала скорее механически, чем осознанно. Она вытащила шпагу из ножен мертвого Адонсо и, опираясь на нее, как на трость, медленно вышла в общий коридор. Там находились хозяева трактира: Кроз и Урбетта. Эти двое с животным ужасом воззрились на девушку.

Первым не выдержала Урбетта. Она рухнула на колени, потянув мужа за собой, и жалобно заголосила:

— Пощади нас, Леди Комета! Мы не желали тебе зла. Нас заставили. Они взяли в заложники нашего единственного сына и сказали, что если мы не подсыплем тебе в бокал снотворное, то его отдадут палачам Триединой церкви.

Комету даже не удивило то, что трактирщики знают ее настоящее имя, хотя остановилась она здесь в мужском платье и под мужским псевдонимом.

Девушка лишь спросила:

— Кто эти «они»?

— Люди с запада. Мы не знаем их имен. Они пришли вчера. Двое. В черных одеждах с голубыми треугольниками.

Комета застонала и пошатнулась. Отрава разливалась по ее телу, сковывая движения и усыпляя разум. Даже «светлое воплощение» не могло противостоять ядовитому зелью.

— Алиний… Почему тебя нет сейчас рядом?… Адонсо… почему ты был так застенчив?… Почему не сказал сразу?…

Раскаяние заполнило душу Кометы. Молодой дворянин ради нее много раз рисковал жизнью. Он постоянно находился рядом, рассчитывая хотя бы на один-единственный ласковый взгляд, на одно-единственное доброе слово. Адонсо хотел доказать свою пользу нелюдям и добровольно вызвался исполнить смертельно опасную миссию посла Холмогорья на Побережье. Он организовал встречу, которая могла изменить ход истории всего этого мира. И все это он делал ради любви к девушке, которая считала его вражеским лазутчиком и которая в конце концов убила его.

Комета шагнула вперед, тяжело опираясь на шпагу. Лезвие гнулось, но выдерживало вес ее тела. Кроз и Урбетта опустили головы, ожидая немедленной смертной казни за свое преступление. Но Комета проковыляла мимо них, словно они перестали для нее существовать. У нее была более важная задача: поскорее покинуть трактир и скрыться в лесу, воспользовавшись темнотой.

Но когда Комета спускалась по лестнице, за дверью трактира послышался топот множества копыт. Гвардейцы Триединой церкви окружали здание.

Раздались команды офицеров:

— Во имя триединого господа нашего, благословенного и благословляющего Шира-Вада-Дагна, захватите живьем существо женского пола, именуемое Леди Кометой!

Дверь распахнулась, и в трактир ворвалась дюжина воинов. Их шпаги были вложены в ножны, а пистолеты заткнуты за кушаки. В руках они держали толстые веревки. Увидев на лестнице Комету, воины на несколько мгновений замерли в нерешительности. Должно быть, они рассчитывали, что девушка в бессознательном состоянии находится в своей комнате.

Комета поняла, что у нее остался единственный шанс прорваться на свободу. Собрав остатки сил, она ринулась на врагов. Но ее ноги заплетались, руки утратили твердость, а движения — быстроту. И все же она успела убить и тяжело ранить пятерых гвардейцев, прежде чем в трактире появилось подкрепление. Масса тел погребла под собой девушку, распластала на полу. Когда же гвардейцы закончили свою работу, Комета оказалась опутана веревками по рукам и ногам.

Откуда-то появились три отца Триединой церкви в сутанах с надвинутыми на лица капюшонами. Поверх прочных веревок они обмотали тело девушки тонкими шелковыми лентами с вышитыми на них священными письменами. Священники бормотали молитвы, обращаясь к своему триединому богу, а один из них сделал три надреза на переносице девушки и одним рывком сорвал треугольный лоскут кожи.

Кровь хлынула по лицу Кометы, а святые отцы хором воззвали:

— Изыди, злой дух, из этого бренного тела! Лишись, враг истины, своей нечестивой силы! Сгинь, порождение тьмы, во веки веков!

Комета не чувствовала боли. Ее сознание, одурманенное ядом, почти утратило связь с окружающей действительностью. И то, что происходило позже, она воспринимала с трудом, словно смотрела нечеткий отрывочный сон.

* * *

Состояние Кометы было чем-то похоже на состояние Найи Кайдавар во время ее бездумных скитаний. Главное отличие заключалось лишь в том что, что Найя передвигалась сама, а Комету везли в закрытой повозке под охраной хорошо вооруженного отряда гвардейцев Триединой церкви. Возле безвольного тела девушки постоянно дежурили трое священников. Они беспрестанно читали молитвы, возможно, совершенно искренне веря в то, что это служит самым надежным способом пленения. По-видимому, сонное зелье и толстые веревки казались им недостаточными для обуздания «злого духа». Время от времени священники менялись, чтобы поток заунывных однообразных молитв не прекращался ни на минуту.

Изредка обретая способность ясно мыслить, Комета смотрела на зарешеченное отверстие в крыше повозки, через которое, в зависимости от времени суток и состояния погоды, можно было видеть либо солнечный свет, либо пасмурное небо, либо звезды. Время от времени священники приводили ее в чувство, чтобы влить в горло несколько глотков воды или несколько ложек отвратительной на вкус похлебки.

Девушка понимала, что помощи ждать неоткуда. Даже если нелюди узнают о ее пленении, догнать гвардейцев Триединой церкви, которые изо всех сил спешили к Побережью, армия Холмогорья будет не в силах.

Комета не строила иллюзий и относительно своего будущего. Она прекрасно понимала, почему ее не убили на месте и почему священники заботятся о том, чтобы она не умерла от жажды и голода. Людям мало было просто избавиться от своего самого главного и самого страшного врага. Им нужно было сделать это публично, чтобы продемонстрировать свою победу всему миру. Кроме того, вполне возможно, люди не хотели подарить девушке слишком легкую и быструю смерть. Долгие жестокие пытки и глумления были вполне в духе кровожадной Триединой церкви и охочего до зрелищ простонародья.

Нельзя сказать, что предстоящие муки совершенно не страшили Комету. Конечно, как любое нормальное живое существо, она не желала испытывать боль и страдания. Но гораздо сильнее ее мучило чувство вины за смерть Адонсо и за то, что из-за ее ошибки армия Холмогорья осталась без предводительницы. Что теперь станет с миром нелюдей? Смогут ли они продолжить борьбу за свою свободу? Сумеют ли победить людей и отомстить за смерть «светлого воплощения»? Комета уже вычеркнула себя из списков живых, но продолжала переживать за свое начатое и не доведенное до конца дело.

Наконец, путешествие закончилось. Комета находилась в беспамятстве, когда ее вытащили из повозки, быстро занесли в какой-то дом и бросили в подвал. В очередной раз придя в себя, она увидела, что ее окружают не дощатые стенки повозки, а массивные каменные блоки. В остальном же ничего не изменилось: рядом по-прежнему находились трое священников, которые бубнили себе под нос молитвы и с опаской поглядывали на свою пленницу.

Убедившись, что конец этой жизни приближается, Комета вздохнула и снова отключилась.

Но через некоторое время священники привели ее в чувство, сунув под нос маленький флакон с какой-то дурно пахнущей эссенцией.

Девушка очнулась и увидела множество людей в сутанах и вооруженных гвардейцев. Один из священников, по-видимому, занимавший высокий пост в иерархии Триединой церкви, приблизился к Комете и о чем-то ее спросил. Однако сознание девушки было настолько одурманено, что она даже не смогла разобрать слов.

Комета открыла рот, чтобы послать проклятие своим мучителям, но с ее губ сорвались совершенно непонятные слова:

— Ю эс эй, кисс май эсс!

Девушка сама не поняла того, что сказала. Возможно, это было ругательство из какой-то прошлой жизни, о которой Комета не помнила.

Отцы Триединой церкви также не нашли смысла в этих словах. И это напугало их больше, чем связное, четкое проклятие или грязная уличная брань.

— Злой дух пытается нас заколдовать, — заволновались священники, отпрянув от Кометы.

— Заткните ей рот кляпом! — велел главный.

В рот Кометы запихнули кожаный шар и закрепили его шелковой лентой, обвязав ее поперек головы. Девушке было все равно. Она не надеялась на то, что ее будут судить и позволят высказаться. Возможно, какое-то судилище люди и организовали, чтобы придать своим действиям вид законности и справедливости. Но Комета знала, что она была осуждена и приговорена в тот момент, когда взялась за оружие, чтобы отстоять родную деревню и свою свободу от посягательств человеческого государства.

Люди в сутанах еще находились в тюремном подвале, когда Комета почувствовала, что ее веки тяжелеют и закрываются…

Когда девушка открыла глаза в следующий раз, оказалось, что ее везут в открытой телеге по городской улице. На этот раз сознание Кометы было более четким, поэтому она получила возможность осмотреться и сориентироваться. Девушка увидела, что ее окружают двух— и трехэтажные каменные дома с остроугольными черепичными крышами, за которыми можно было разглядеть высокие стены с башнями. Несомненно, она находилась в одном из городов Побережья. Это подтверждало и то, что повозка с трудом пробиралась сквозь толпу людей, которые высыпали на улицу, чтобы поглазеть на пленницу.

Мужчины, женщины, старики и дети со смесью любопытства, страха и лихорадочного предвкушения разглядывали Комету, одно имя которой долгое время внушало им ужас. Теперь они стремились насладиться зрелищем поверженного врага, превратившегося из великой воительницы в отощавшую и изможденную девушку-полудриаду.

— Смерть колдунье!

— На костер ведьму!

— Будь ты проклята, тварь!

— Сдохни, сука!

Жадная до кровавых зрелищ людская толпа заводила сама себя. В Комету летели не только оскорбления, но и гнилые овощи, фрукты, нечистоты. Если бы повозку с девушкой не сопровождали конные гвардейцы Триединой церкви, наверное, толпа набросилась бы на беззащитную пленницу прямо здесь, в узкой городской улочке. Но тычки древками копий и удары плетьми делали свое дело — повозка медленно, но неуклонно продвигалась к месту назначения.

И вскоре Комета увидела, что ее ожидает. Улица выходила на довольно просторную городскую площадь. Посередине площади находился деревянный помост, на котором был вертикально установлен толстый деревянный столб. Сейчас гвардейцы со всех сторон обкладывали столб вязанками хвороста.

Вокруг помоста бурлило и волновалось море людей. По-видимому, здесь собрались не только горожане, но и жители окрестных сел и деревень. Чуть поодаль яркой пестрой кучкой сосредоточились дворяне. Для них были выстроены деревянные трибуны, на которых чинно расселись дамы и кавалеры, словно они пришли посмотреть на театральное представление, а не на насильственное умерщвление живого существа.

Присмотревшись повнимательнее, Комета разглядела на трибунах пару знакомых лиц. Полюбоваться на ее казнь среди прочих прибыли граф Эрдаван Гамилианский и маркиз Гармио Каррисанский. Они сидели рядом с пожилым мужчиной, одетым особенно роскошно, и что-то говорили ему, указывая на приближавшуюся повозку. Вообще, как определила девушка, все дворяне с подобострастием и заискиванием суетились вокруг этого человека. Она предположила, что это и есть сам герцог Абассиро Лапралдийский.

— Смерть чудовищу!

— Сожгите проклятую мерзавку!

— Сгори в очистительном пламени, злой дух!

Толпа вопила и бесновалась, желая поскорее насладиться зрелищем казни.

На Комету с новой силой обрушился дождь гнилых продуктов и комьев грязи, но она не чувствовала боли от ударов или стыда от унижения. Наоборот, она вдруг ощутила, что действие отравы быстро исчезает. Крики людей наполняли ее тело силой, очищали разум от остатков дурмана. Комете было не до того, чтобы задумываться о причинах своего неожиданного выздоровления. Просто, похоже, «светлому воплощению» было безразлично, наслаждаться ли восторженными приветствиями холмогорцев, или питаться проклятиями ненавидящих людей. Главным было находиться в центре общего внимания.

Комета постаралась незаметно для своих сторожей пошевелить руками и ногами, размять затекшие мускулы, испытать на прочность путы. У девушки даже появилась надежда на то, что в ней сейчас проявится сверхъестественная мощь Найи Кайдавар. Но прочные веревки не поддались усилиям Кометы. Она избавилась от последствий отравления, но по-прежнему оставалась всего лишь получеловеком-полудриадой.

Тем временем повозка с пленницей приблизилась к помосту и остановилась. Гвардейцы грубо схватили девушку и потащили ее к столбу. Комета не сопротивлялась, продолжая делать вид, что находится в полубессознательном состоянии. Она прекрасно понимала, что вероятность выбраться живой из вражеского города равна нулю. Спасти ее могло лишь чудо.

И чудо произошло, правда совсем маленькое. Привязывая Комету к столбу, палачи освободили ее руки, чтобы затем стянуть их позади. Но им не удалось закончить работу. Едва девушка почувствовала свободу, как она буквально «взорвалась» серией коротких молниеносных ударов. Ближайшие гвардейцы отлетели в стороны, даже не успев понять, что произошло. Завладев шпагой, Комета одним взмахом перерезала веревки на ногах.

Затем настал черед отцов Триединой церкви, которые все время находились рядом с пленницей. Несколько выпадов шпагой, и Комета осталась одна на помосте. Над площадью, над городом и, казалось, над всем миром повисла гробовая тишина. Толпа, которая только что выкрикивала оскорбления и угрозы, в ужасе оцепенела.

— Сдавайтесь, люди! — прокричала Комета, рассчитывая ошеломить, напугать, шокировать врагов.

В мертвой тишине раздался чей-то истеричный полувопль-полувсхлип:

— Злой дух вырвался на свободу!!!

Над площадью зазвенел многоголосый женский визг, от которого заложило уши. Началась безумная паника. Люди бросились прочь от помоста, толкая друг друга, давя упавших, сметая всадников и повозки.

Но гвардейцы Триединой церкви не поддались общему смятению. Наоборот, они начали пробиваться к Комете, безжалостно колотя простолюдинов. Загремели выстрелы, и вокруг девушки засвистели пули.

Комета окончательно убедилась в том, что надежды на спасение нет. Ей оставалось только погибнуть в бою и постараться захватить с собой как можно больше чужих жизней. Осознание того, что смерть неизбежна, наполнило девушку необыкновенной легкостью и даже радостью. Словно она наконец-то скинула со своих плеч груз земных забот и избавилась от физических страданий.

— Вперед, Холмогорье! — Комета ринулась туда, где находились ее самые злейшие враги — к трибунам с дворянами. По дороге она прикончила двух солдат и завладела тяжелой секирой.

Пришедшие на своеобразный «праздник» разряженные в лучшие одежды кавалеры оказались не готовы к бою. Легкие «парадные» шпаги с ножнами и эфесами, украшенными золотом и драгоценными камнями, не могли защитить своих хозяев. Комета крушила своей секирой тонкие клинки, как тростинки, не тратя силы на парирование ударов.

Она пробилась к герцогу Лапралдийскому, с размаху опустила тяжелое лезвие прямо ему на голову и расколола череп пополам. Маркиз Каррисанский, пытавшийся ее остановить, лишился не только шпаги, но и всей правой руки. Это была не битва, это была резня.

Граф Гамилианский, как и большинство дворян, привычно бежал с поля боя.

Комета бросилась в погоню, размахивая секирой и бессвязно выкрикивая:

— Холмогорье! Леди Комета! Свобода или смерть!

Все тело девушки было покрыто десятками порезов и неглубоких ран, нанесенных шпагами дворян, но она достигла того боевого сверхчувственного состояния, когда боль и усталость уже не имеют власти над хладнокровно-яростным духом воина.

Преследуя графа Гамилианского, Комета вбежала в ближайшее здание, которое, естественно, оказалось трактиром. (А какие же еще дома могли окружать центральную площадь?) Простолюдины, которые рассчитывали найти укрытие за надежными каменными стенами, теперь с дикими воплями ринулись обратно наружу. Но Комету они не интересовали.

Граф, спотыкаясь и поскальзываясь, взбежал по лестнице на второй этаж. Девушка преследовала его по пятам, постепенно сокращая дистанцию. Эрдаван Гамилианский, конечно же, чувствовал, что неумолимая смерть его скоро настигнет, но панический ужас перед «злым духом» был так велик, что он даже не сделал попытки обернуться и попробовать себя защитить.

Комета не собиралась устраивать дуэль с графом или каким-то иным образом проявлять благородство. Эрдаван распахнул одну из дверей, но запереть ее за собой уже не успел. Девушка изо всех сил ударила секирой по двери и в щепки разнесла тонкие узорчатые доски. На мгновение перед ней промелькнуло белое как снег лицо графа Гамилианского. Следующим взмахом Комета рассекла ему грудь от ключицы до талии, вскрыв грудную клетку и обнажив ребра.

— Вот и все… — девушка поставила секиру на пол лезвием вниз и оперлась на древко.

Даже сквозь стены трактира Комета слышала голоса сотен людей, которые окружали здание. Она осторожно выглянула в окно, которое выходило на площадь, и увидела, что к гвардейцам Триединой церкви присоединились армейские пехотинцы и кавалеристы. Затем послышался цокот копыт по мощеной камнями мостовой, и через несколько секунд на площади появились лошадиные упряжки, тянувшие полевые орудия.

— Подумать только, какая честь мне оказана! — пробормотала Комета, наблюдая за тем, как артиллеристы быстро и слаженно устанавливают пушки напротив трактира.

Она быстро прошла по коридору второго этажа, распахивая по дороге все двери. Похоже, кроме нее других живых существ в здании не осталось. Комета бросила взгляд в боковое окно, и в ее душе затеплилась надежда. Совсем рядом она увидела стену соседнего дома. В голове девушки начал быстро выстраиваться план бегства из города по крышам, чердакам и стенам.

Комета посмотрела на свои пальцы с присосками:

— Ну, не подведите!

Секирой она выбила стекло и, как некогда поступила Латэла Томпа, отбила осколки, оставшиеся по краям. Затем девушка отошла назад для разбега, со вздохом сожаления отбросила свое оружие и, сделав стремительный рывок, прыгнула на стену соседнего дома.

Комета постаралась прицепиться к каменной стене всеми пальцами рук и ног одновременно. Она не была настоящей дриадой, поэтому удержалась с большим трудом. Медленно распределяя вес своего тела по конечностям, Комета отлепила от стены левую руку и протянула ее вверх. Закрепившись, она повторила эту операцию поочередно с правой ногой, правой рукой, левой ногой. Первый успех окрылил девушку, и она начала медленно и осторожно подниматься по отвесной стене здания.

— Только бы добраться до крыши, — как заклинание твердила Комета, — только бы добраться до крыши… или хотя бы до окна…

Но в этот день удача отвернулась от «светлого воплощения».

Комета услышала крики:

— Смотрите, злой дух перескочил на соседний дом!

— Стреляйте в нее!

— Во имя триединого господа нашего, огонь!

Послышались выстрелы. Пули защелкали по стене вокруг девушки. Комета поняла, что в нее попадут раньше, чем она успеет добраться до безопасного места.

Ей оставалось только одно. С силой оттолкнувшись руками и ногами, Комета сделала кувырок в воздухе и зацепилась за стену трактира. Солдаты продолжали стрелять, поэтому ей пришлось забраться в окно, из которого она выскочила минуту назад.

— Отсутствие результата — это тоже результат! — «успокоила» себя девушка.

В этот момент пол под ее ногами содрогнулся, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться о стену. Раздался грохот, противоположный конец коридора заволокло пылью. Комета поняла, что по трактиру открыли огонь из пушек. Ядра пробивали стены здания, ломали балки и крушили перекрытия.

Девушка подхватила с пола свою секиру и, пригибаясь, побежала к лестнице. Спускаясь по ступеням на первый этаж, она увидела, что через окна и пробитые ядрами бреши люди бросают внутрь трактира факелы и зажигательные снаряды. Здание заволокло едким дымом. Огонь быстро перекинулся на дощатые полы, мебель, обивку на стенах.

Лавируя между многочисленными очагами пожара, Комета бросилась к входной двери. Она не собиралась сгорать заживо. Она хотела сражаться до конца и погибнуть на поле боя.

Ударом ноги Комета распахнула дверь и выскочила наружу. Порванная одежда на ней уже дымилась, а кончики растрепанных волос начали тлеть. За девушкой тянулся дымный след, и в эти мгновения она и в самом деле была похожа на комету.

— Холмогорье! Свобода или смерть!!! — Комета взмахнула секирой и бросилась в свой последний бой.

Люди ее уже поджидали. Они больше не собирались сходиться со «светлым воплощением» в рукопашной схватке.

Раздался ружейный залп. Не все стрелки попали в цель, но девять из них не промахнулись. Девять тяжелых ружейных пуль вонзились в тело Кометы и отбросили девушку назад в горящий дом…

Глава 12. Леди Комета начинает новую жизнь.

…Комета упала на спину, но не выпустила из рук большой разноцветный мяч…

Какой мяч?!

— Деточка, милая, ты не ушиблась?

Какая такая «деточка»? Чей это голос?

— Не плачь, деточка, сейчас я тебя подниму…

Но Комета и не собиралась плакать. Сознание девушки быстро адаптировалось к новому миру и к новому телу. Первое, что поняла Комета — она вовсе не девушка, а маленькая девочка. Мяч сжимали детские ладошки. Нормальные человеческие ладошки с ногтями, а не с присосками. Правда, кожа на них была смуглой с золотистым оттенком.

Затем Комета почувствовала, что сзади ее бережно обхватили сильные, но нежные руки, поставили на ноги, погладили по голове, мягко вынули мяч из рук. Теперь, когда перед глазами не маячила пестрая желто-красная поверхность игрушки, Комета наконец-то смогла осмотреться.

Из гущи кровавой битвы она попала на детскую игровую площадку. Под присмотром одетых в белые халаты нянечек на качелях, каруселях и маленьких горках играли два десятка мальчиков и девочек в возрасте от трех до восьми лет. Комета была одной из них. Она покрутила головой, осматривая свое платьице песочного цвета, коричневые сандалии, белые носочки.

Для полной идиллии детской площадке не хватало только голубого неба, ласкового солнца и зеленой травы под ногами. Их заменяли металлический потолок со встроенными светильниками и длинноворсовое искусственное покрытие неестественного пронзительно-синего цвета. С трех сторон площадку окружали металлические зеркальные стены с несколькими матовыми полупрозрачными дверьми. Четвертая была перегорожена высокими перилами, за которыми открывался вид на далекую каменную стену.

Убедившись, что на нее никто не обращает внимания, Комета вначале прошлась вдоль стены, изучая свое отражение.

— Очень милый ребенок, — мрачно констатировала она, глядя на черные кудрявые волосы, большие карие глаза и пухлые губы. — Года четыре, не больше. Прелесть! Тьфу!

Затем Комета направилась к перилам, чтобы осмотреть пространство за пределами детской площадки. То, что вначале она приняла за стену какого-то большого здания, на самом деле оказалось почти вертикальным склоном ущелья. Каменная поверхность простиралась вправо, влево и вверх, насколько хватало угла обзора, а внизу виднелась ровная площадка.

Комета сделала еще несколько шагов в сторону перил, чтобы получше рассмотреть открывавшийся вид.

— Шаггашуга, не ходи дальше! — послышался за спиной Кометы строгий голос воспитательницы.

Шаггашуга — так, оказывается, звали девочку, в теле которой воплотилась Комета. Стоило только назвать ее имя, как сознание маленького ребенка, до того почти полностью подавленное сильной личностью Кометы, дало о себе знать. Во-первых, девочка послушно остановилась. Во-вторых, в разум Кометы потек ручеек знаний Шаггашуги, пополняя его отрывочной и расплывчатой информацией.

Первая и самая главная заповедь, которая запечатлелась в воспоминаниях девочки: «Солнце — наш враг. Солнце — смерть. Солнце — испепеляющий ужас. Никогда не приближайся к открытым местам!»

Этому была веская причина. Систематизировав весьма незначительные знания Шаггашуги, Комета выяснила, что люди были чужими в этом мире. Их предки колонизировали безжизненную раскаленную планету исключительно ради добычи редких металлов. Для защиты от жара близкой звезды они построили подземные города.

— Если пребывание на открытой местности так опасно, то зачем вообще оставлять выходы наружу? — удивилась Комета.

Возможно, это была какая-то извращенная психология местных жителей. Они боялись солнца и воспитывали этот страх в своих детях, но при этом обязательно должны были ежедневно созерцать источник смертельной опасности.

Поверхность планеты была изрезана глубокими каньонами и ущельями. Поэтому людям не составило особого труда вывести тоннели к самым основаниям высоких каменных плато. Прямые лучи солнца проникали в узкие ущелья всего на несколько секунд в сутки, но этого было достаточно, чтобы раскалить каменные стены и еще раз продемонстрировать людям ужасную силу огненного светила.

Детская площадка, на которой оказалась Комета, находилась в тоннеле, откуда была видна противоположная стена каньона. Именно поэтому девушка не видела ее краев. Каньон тянулся на сотни километров в обе стороны и на несколько километров вверх.

— Шаггашуга, лови!

Комета резко обернулась и увидела летевший прямо в лицо мяч. Его бросил Умшитраш, восьмилетний крепыш, которому доставляло удовольствие издеваться над беспомощной малышней. Это он в прошлый раз сильным броском мяча сбил девочку с ног, а теперь решил повторить свой «подвиг».

Комета легко уклонилась от мяча и одним едва уловимым движением руки направила его в сторону перил. Легкий цветной шар перелетел ограждение и скрылся из вида.

— Мяч на солнце! Мяч на солнце! — закричали сразу несколько детей.

Должно быть, они следили за проделками Умшитраша.

Все дети, игравшие на детской площадке, ринулись к перилам, не обращая внимания на предостерегающие крики воспитателей. Комета оказалась возле ограждения одной из первых. Она увидела, как мяч лопнул, пролетев всего несколько шагов под открытым небом. Обрывки пластиковой оболочки упали на гладкое, словно отполированное, дно каньона и почти сразу же превратились в кипящую лужу. Пластик шипел, пузырился и быстро испарялся.

Дети (и даже стоявшие за их спинами воспитатели) молча взирали на это зрелище. Они были заворожены «гибелью» пластикового мяча. Несмотря на то, что прямые лучи солнца уже не попадали на дно каньона, остаточного жара было вполне достаточно, чтобы всего за несколько ударов сердца испепелить мяч или убить человека.

Комета осмотрела ограждение, но не увидела никаких устройств, защищающих вход в тоннель от внешнего жара.

«Почему мяч расплавился, пролетев всего несколько шагов, а мы стоим у перил, но даже не ощущаем тепла?» — подумала она.

— Иные законы теплопроводности. Иные законы материального мира.

«Кто это сказал?» Комета быстро осмотрелась. Воспитатели были озабочены тем, чтобы отвести детей на безопасное расстояние и не позволить им вслед за мячом перебраться через перила. Так что эти слова произнесли не они. И уж, тем более, не возбужденные дети, с извращенным сладострастием наблюдавшие за последней агонией испарявшейся пластиковой лужицы.

«Тогда кто?!» Комета решила, что голос прозвучал у нее в голове и принадлежал одной из прошлых жизней, попытка вспомнить которые приводила к сильнейшей головной боли. Так что девушка на этот раз даже не стала пытаться разобраться в происхождении скрытых воспоминаний.

Когда остатки мяча окончательно истаяли, воспитательницам наконец-то удалось отвести детей от ограждения и переключить их внимание на привычные игры.

Умшитраш подошел к Комете и состроил угрожающую гримасу. Он, пожалуй, по массе вдвое превосходил девочку. За спиной задиры маячили четверо мальчишек помладше, ожидавшие продолжения представления.

— Ты убила мой мяч! — заявил Умшитраш.

— Я и тебя убью, — спокойно произнесла Комета и посмотрела прямо в глаза здоровяка. — Хочешь проверить?

— Ты… ты… — залепетал Умшитраш, не зная, что ответить на такую угрозу.

Комета убедилась, что воспитательницы находятся далеко и не смотрят в ее строну, сделала шаг вперед и прошипела:

— Вали отсюда, мразь, пока я не размазала твою рожу по своему кулаку!

Мальчишки за спиной Умшитраша захихикали. Задира понял, что в случае отступления он навсегда потеряет авторитет и уважение. Поэтому он занес кулак для удара:

— Сейчас я тебя!…

Тело четырехлетней девочки не очень-то хорошо подходило для боевых единоборств, но справиться с неуклюжим Умшитрашем для Кометы оказалось нетрудно. Она легко ушла с линии удара, отклонившись на полкорпуса в сторону, одновременно с этим перехватила руку мальчика за запястье, а затем резко дернула ее вперед, как бы продолжая движение Умшитраша. Мальчишка покатился по полу и заревел от боли, так как Комета вывихнула ему руку в предплечье.

Тотчас же к вопящему во весь голос Умшитрашу подскочили сразу две воспитательницы. Комета стояла неподалеку с самым невинным видом. Получивший по заслугам хулиган захлебывался слезами и не мог выговорить ни одного слова. Одна из воспитательниц подхватила его на руки и быстро понесла к двери, которая автоматически открылась при ее приближении, а затем быстро закрылась, не позволив Комете рассмотреть, что находится за ней.

Вторая воспитательница громко объявила:

— Ничего страшного не произошло! Умшитраш упал и ударился. Продолжайте играть, но будьте осторожнее! Не балуйтесь!

Комета гордо прошла мимо приятелей Умшитраша. Мальчишки расступились, стараясь соблюдать безопасную дистанцию. Комета усмехнулась и присела на детскую скамеечку. Она осмотрела детей, игравших на детской площадке, и поняла, что не сможет найти общий язык ни с одним из них. Ближайшие десять-двенадцать лет ей придется притворяться маленькой девочкой. Любая ее попытка рассказать о прошлых жизнях, скорее всего, будет воспринята, как сумасшествие.

Близкое знакомство с психиатрами не входило в планы Кометы, поэтому она решила остаться Шаггашугой. На время. По крайней мере, до тех пор, пока не поймет, для чего она оказалась в этом мире.

— Шаггашуга!

Пока Комета строила планы на будущее, пришло время, когда на детской площадке начали появляться родители и разбирать детей по домам. Услышав свое имя, маленькая девочка Шаггашуга одержала верх над Кометой, вскочила и побежала навстречу самому дорогому для нее человеку.

— Мама!

— Шаггашуга, доченька, — лицо девочки покрыли поцелуями нежные ласковые губы.

— Мама, мама… — повторяла… уже не Шаггашуга, но Комета.

Девушка пыталась вспомнить имя целовавшей ее женщины, но для Шаггашуги она была просто «мамой», без имени и фамилии, без возраста и социального статуса. Комета вложила свою маленькую ладошку в руку женщины и покинула детскую игровую площадку.

Они прошли сквозь полупрозрачную автоматическую дверь и оказались на небольшой автостоянке, напоминающей причал, где в отдельных боксах между мостками находились автомобили, а, точнее, электромобили. Эти маленькие машинки были похожи на остроносые лодочки. Комета и мать Шаггашуги сели на мягкое сидение.

Женщина пристегнула девочку ремнем безопасности и четко произнесла:

— Сектор А-четырнадцать, этаж восемь, отсек пятнадцать.

Из носа и кормы электромобиля вытянулись тонкие телескопические антенны, которые коснулись потолка. Раздался короткий сухой треск и сверкнули голубые искорки. Электромобиль быстро покатился по широкому коридору, легко взбираясь на довольно крутые пандусы и притормаживая на спусках или перед перекрестками.

Шаггашуге эта дорога была знакома, но Комета разглядывала транспортные магистрали с особенным интересом. Правда, ничего полезного узнать ей не удалось. За автостоянками-причалами виднелись двери, которые вели в разные сектора подземного города. Про их назначение Шаггашуге ничего не рассказывали.

Комета решила, что детское любопытство одинаково во всех мирах, поэтому решилась на эксперимент. Она наугад ткнула пальчиком в проносившийся по правому борту причал и как можно естественнее и безыскуснее спросила:

— Мама, а что там?

Реакция женщины была неожиданной. Она испуганно вздрогнула, быстро огляделась и закрыла рот Кометы ладонью.

— Шаггашуга, милая, я же предупреждала тебя, что такие вопросы задавать нехорошо. Разве ты забыла?

Комета покопалась в памяти своего нового воплощения и поняла, что Шаггашуга, действительно, пропустила мимо ушей этот важный запрет. Возможно, она от природы была нелюбопытна и подобных вопросов раньше не задавала, поэтому и отповеди матери ей выслушивать не приходилось.

Однако Комета решила продолжить игру:

— Почему нехорошо?

Женщина заметно побледнела, но справилась с волнением и ласково произнесла:

— Это нехорошо, потому что неприлично! Ты же не хочешь, чтобы тебя считали невоспитанной девочкой?

— Не хочу, — Комета пошла на попятную, начиная понимать, что этот подземный мир не ограничивается мелкими ссорами на детской площадке. Он был полон зловещих тайн, о которых боялись говорить даже его жители.

— Вот и умница! — обрадовалась мать Шаггашуги. — Как я рада, что у меня растет такая понятливая и благовоспитанная доченька.

Через некоторое время электромобиль остановился возле дома, где жила семья Шаггашуги. Комета, воспользовавшись памятью девочки, опознала полукруглую дверь голубоватого цвета.

Когда мать и дочь вошли в дом, то сразу же попали в объятия высокого широкоплечего мужчины.

— Аршамуш, перестань! — игриво взвизгнула женщина.

— Папа, еще! — пискнула Шаггашуга, вновь прорвавшись сквозь сознание Кометы.

— Быстро умываться и за стол! — весело распорядился мужчина.

Комета легко ориентировалась во множестве помещений, соединенных узкими коридорами. Она без труда нашла свою комнату, возле которой находилась ее личная гигиеническая кабинка.

Через некоторое время вся семья собралась за большим столом на кухне. Еда была простой, но вкусной и сытной. Съев целую тарелку молочной каши со сладкими кусочками фруктов и выпив стакан горячего ароматного напитка, Комета почувствовала, что ее веки тяжелеют. Сознание воительницы вынуждено было подчиняться требованиям детского организма. А этот организм, утомившись за день, сейчас очень хотел спать.

Полусонную Комету отец поднял на руки и отнес в ее спаленку. Девушка со смесью грусти и сентиментальной нежности осмотрела шеренги кукол и штабеля больших детских книжек с яркими картинками.

— Вот моя новая армия. Вот мои новые книги заклинаний. — Пробормотала Комета.

«При чем тут книги заклинаний? — тут же спохватилась она. — Опять воспоминания из другой жизни?»

— Ты что-то сказала, Шаггашуга? — спросил отец.

— Нет, ничего. Покойной ночи, папа.

— Покойной ночи, девочка моя маленькая.

Несмотря на то, что понятия «день» и «ночь» в подземном городе были весьма условны, колонисты по-прежнему пользовались оставшимися от предков выражениями.

Засыпая в маленькой уютной кроватке, Комета думала о том, что, возможно, не так уж и плохо некоторое время побыть маленькой девочкой, не знать ни забот, ни тревог, ни обязанностей. Вот только, по-видимому, тайны подземного города не позволят ей долго наслаждаться безоблачным детством…

* * *

…Они появились сразу со всех сторон: из потолка, из стен, из пола. Детскую спаленку заволокло дымом и пылью. Сквозь пробитые в скальной породе и в стенах дома отверстия внутрь ворвались люди в угольно-черных комбинезонах, в шлемах с приборами ночного видения, с короткими толстоствольными автоматами. На детской кроватке скрестились тонкие лучи лазерных прицелов.

Комета сразу поняла, что это эсэсовцы — сотрудники Службы Спасения, или сокращенно СС. В детских книжках Шаггашуги они были главными положительными героями и защищали колонистов на разных планетах от местных чудовищ, космических пиратов и прочих злодеев.

Комета растерялась. Она не понимала, чем вызвано это вторжение. Несомненным было только то, что именно она являлась целью эсэсовцев. Неужели одного невинного детского вопроса оказалось достаточно, чтобы привести в действие боевой механизм Службы Спасения?

Один из эсэсовцев направил на Комету небольшой ручной прибор с торчащими во все стороны усиками-антеннами:

— Это она! — послышался голос из-под затемненного забрала шлема.

Комета позволила сознанию Шаггашуги на время прорваться наружу. Девочка захныкала и жалобно позвала:

— Мама! Мама!

За спинами эсэсовцев в коридоре показались родители Шаггашуги. Но на свою дочь они смотрели с выражением ужаса и омерзения, словно на кровати находилась не маленькая девочка, а злобный мутант-людоед.

— Не надо притворяться, тебе все равно не удастся нас обмануть! — прикрикнул на Комету эсэсовец с прибором. — Мы знаем, кто ты.

— Кто я? — эхом повторила Комета.

— Да, да. Мы знаем, что ты больше не Шаггашуга Гахс-Афан. Ты — шпионка, чье сознание внедрено в тело реципиента!

— Какая шпионка?… — растерянно переспросила Комета.

— Тебе лучше знать, какая! Может, тебя послал Гафил-Чен, а, может, сам командор Чи-Ге. ТАМ разберутся.

— ТАМ, это где?

— Ты задаешь слишком много вопросов… — процедил эсэсовец, и, словно это было приказом, вокруг Кометы раздались щелчки снимаемых с предохранителей автоматов. Но командир поднял руку: — Отставить! Доставим ее в лабораторию. Живая она более ценна, чем мертвая. Приступайте к осмотру помещения!

Два солдата подхватили Комету под руки и вытащили из кровати. Ее понесли по коридору, даже не предложив одеться. В спаленке начался обыск. Эсэсовцы ножами вспарывали подушки, матрасы, животы кукол, вываливали на пол одежду из шкафчиков и разламывали мебель, словно ожидали, что за несколько часов своего воплощения шпионка успеет собрать и спрятать в комнате оружие или средства связи.

— Мама! — сделала последнюю попытку Комета, когда ее проносили мимо родителей Шаггашуги.

Женщина всхлипнула и отвернулась, уткнувшись в плечо мужа. Мужчина одной рукой обнял жену за плечи, а другой загородился от Кометы, словно боялся, что она наброситься на него, как бешеное животное. В его глазах светилась горькая ненависть. Эти люди считали Комету убийцей своей единственной дочки. Для них Шаггашуга Гахс-Афан была мертва.

Перед тем, как выйти из дома в общий тоннель, эсэсовцы натянули на голову Кометы непроницаемо-черный мешок. Она могла лишь догадываться о том, в каком направлении поехал электромобиль, в который ее усадили.

Поездка была недолгой. Довольно скоро Комету вновь подняли и потащили на руках. Она слышала шаги сопровождавших ее эсэсовцев, звуки открывавшихся и закрывавшихся дверей, приглушенные голоса.

Затем Комету поставили на пол, пригнули голову и слегка подтолкнули вперед:

— Залезай!

Комета сделала несколько осторожных шагов вперед.

— Стой!

Комета остановилась.

— Можешь снять изолирующий колпак!

Комета сняла с головы мешок и осмотрелась. Она находилась внутри куба такого размера, что в нем мог бы свободно разместиться взрослый человек. Все грани куба, образующие пол, стены и потолок, были изготовлены из прозрачного материла, армированного частой металлической сеткой. Сам куб стоял на невысокой металлической подставке посередине довольно большого помещения, истинный размер которого трудно было определить из-за множества огромных машин, приборов и устройств непонятного назначения, которые закрывали обзор.

Вокруг куба стояли эсэсовцы в одинаковых черных комбинезонах и трое новых людей, одетых в длинные синие халаты. Двое были похожи на прочих жителей подземного города — бронзовокожие, темноволосые, кареглазые, а третий явно принадлежал к другой расе, резко выделяясь молочно-белой кожей, почти прозрачными глазами и совершенно лысым черепом. В дополнение к этому, на его лбу поблескивал ярко-синий кристалл в золотой оправе, вживленный туда, где принято изображать у людей третий глаз.

Командир эсэсовцев отдал честь и доложил, обращаясь с одному из темноволосых людей:

— Доктор Шавшан! Шпионка обезврежена и доставлена! При первичном осмотре никаких спецсредств не обнаружено. Но поиск продолжается.

— Хорошо, капитан Уршим, я вами доволен. Можете идти. Я не уверен, что вам удастся найти что-нибудь в доме Гахс-Афанов, все-таки шпион пробыл в теле реципиента недостаточно долго. Тем не менее, проведите осмотр по полной программе.

— Слушаюсь, доктор Шавшан! — эсэсовец снова отдал честь. — Солдаты, за мной!

Вооруженные воины скрылись за механизмами. Трое людей в халатах продолжали рассматривать Комету.

Молчание нарушил белокожий:

— Ну, что? Попалась? Или я должен говорить «попался»?

Комета заколебалась. Должна ли она продолжать притворяться Шаггашугой, или пришла пора чуть-чуть приоткрыть карты? Судя по всему, эти люди имели неопровержимые доказательства ее воплощения, но почему-то считали ее шпионкой. Комета решила начать игру, надеясь вытянуть из своих тюремщиков как можно больше информации.

Она заговорила жалобно и заискивающе:

— Почему вы так со мной обращаетесь? Я не сделала ничего плохого.

— «Сделала»? Значит, ты все-таки женщина. — Белокожий достал из кармана небольшой плоский компьютер-блокнот и нажал на нем несколько кнопок. — Ты не удивилась, что мы так быстро тебя раскрыли? На предыдущих твоих коллег времени уходило намного больше.

— Вы ошибаетесь, — сказала Комета. — Нет у меня никаких коллег. Я повторяю: все происходящее — какая-то нелепая ошибка.

— Ну да, ну да, — скептически усмехнулся тот, кого называли доктором Шавшаном. — Может, ты будешь продолжать уверять нас, что тебя зовут Шаггашугой Гахс-Афан?

— Не буду. Но сознание девочки теперь стало частью меня. В какой-то степени, я и в самом деле Шаггашуга Гахс-Афан.

— Тогда кто ты В ОСНОВНОМ?

— Меня зовут Комета. Леди Комета.

Три человека многозначительно переглянулись.

— Леди Комета? — переспросил белокожий. — Ты хочешь сказать, что ты Повелительница?

— Я не понимаю вашего вопроса. Что значит Повелительница?

— Если она на самом деле Повелительница, то вряд ли в этом сознается, — обратился к белокожему молчавший до этого второй черноволосый.

— Если нами заинтересовались Повелители, то сбудутся самые худшие опасения, — вслух подумал доктор Шавшан и бросил на Комету быстрый испытующий взгляд, словно ожидал подтверждения или опровержения своих слов.

— Повелители не станут явно вмешиваться в дела Большого Аринрина. Они покидают Двенадцать Измерений только ради собственных интересов. Сражаться за Кси-Лодердолис им нет никакого резона. Для них что Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар, что Президент Ту-Го — все едино. — Сказав это, белокожий также посмотрел на Комету.

Повисла пауза. Девушка догадалась, что в этом спектакле следующая реплика принадлежит ей.

— Из всего вами сказанного я не поняла ни слова, — сообщила она. — Если вы хотите понаблюдать за моей реакцией, то ничего кроме недоумения не обнаружите. Может быть, мы продолжим разговор в более приятной обстановке? В этом кубе я чувствую себя немного неуютно.

— Боюсь, что выполнить эту просьбу мы не сможем, — покачал головой белокожий.

Доктор Шавшан подхватил:

— Сначала нам хотелось бы узнать, кто вы и откуда появились? Как вам удалось переместить свое сознание в тело девочки? Зачем вы это сделали?

— Как много вопросов, — усмехнулась Комета. — Прежде чем ответить на них, не сочтите за труд, удовлетворите мое любопытство: как вам удалось определить, что в теле Шаггашуги воплотилось мое сознание?

Три человека вновь переглянулись, на этот раз удивленно.

— Если это какая-то игра, то вам в нее не выиграть, — сказал белокожий. — Вам не удастся уверить нас, что вы не знаете о возможности контроля за психополем людей. Если вы осуществили перенос своего сознания в чужое тело, то и вам это технология, безусловно, знакома. Другое дело, что мы смогли вычислить вас ТАК БЫСТРО. Если вас интересует именно это, то рад сообщить, что вокруг этой планеты расположены сторожевые спутники, которые фиксируют любые чужеродные проникновения в разум людей. Мы разработали специальные приборы, изучив методы внедрения ваших шпионов-предшественников. Теперь все наши планеты надежно защищены.

Комета отметила слова про «все наши планеты», а вслух сказала:

— Сколько можно повторять, никакая я не шпионка! Ваш рассказ про спутники и про контроль психополя мне понятен лишь в общих чертах, тогда как никакие технологии переноса сознания мне неизвестны.

— Доктор Дорбай, вы не находите, что этот допрос излишне затянулся? — обратился к белокожему пока что безымянный черноволосый.

— Полностью с вами согласен, доктор Увшимаш. Если доктор Шавшан не возражает, то я поддерживаю предложение перейти ко второй стадии.

— Уважаемые коллеги, я разделяю ваше мнение. Доктор Увшимаш, можете приступать.

Комету слегка напряглась. Она поняла, что переход ко «второй стадии» допроса не предвещает для нее ничего хорошего.

Действительно, доктор Увшимаш на несколько минут удалился, а затем вернулся, толкая перед собой небольшую четырехколесную тележку с установленным на ней прибором. Треножная опора, квадратный корпус и цилиндрический телескопический выступ в передней части делали этот прибор похожим на старинный фотоаппарат.

— Очень полезная вещь, — сказал Комете белокожий доктор Дорбай, указывая на свой прибор. — Заставляет заговорить любого.

— Я не боюсь боли! — заявила Комета, подумав про себя, что если муки станут непереносимыми, то она всегда может покинуть этот мир, пробив пальцем сонную артерию.

— Что вы, милая, какая боль?! — всплеснул руками доктор Дорбай. — Вам будет весело, приятно и легко. Все ответственные граждане проходят регулярную проверку в газовой камере. И ваши родители… то есть, родители девочки-реципиента, не раз это проделывали.

Тем временем доктор Увшимаш приставил тележку вплотную к прозрачному кубу, где находилась Комета. Телескопический «объектив» прибора вытянулся и присосался к стенке. Девушка увидела, что прозрачная поверхность в этом месте слегка помутнела, словно материал каким-то образом менял свои свойства. Вскоре она почувствовала легкий сладковатый аромат, похожий на запах экзотического цветка.

— Трифинзинол килипарната, так называемый «газ истины», — провозгласил доктор Увшимаш.

Комета с трудом поборола желание броситься к тому месту, откуда в ее куб поступал газ, и попытаться закрыть его ладонями. Но она не собиралась демонстрировать своим тюремщикам страх или какую-либо иную слабость. Время игр и притворства прошло. Настал черед серьезной борьбы.

Однако спустя несколько минут Комета изменила свое мнение. О какой борьбе могла идти речь, когда все вокруг было так прекрасно и очаровательно? Если бы не досадные прозрачные стены, девушка непременно расцеловала бы черноволосых людей в обе щеки, а доктора Дорбая чмокнула бы прямо в блестевший на лбу ярко-синий кристалл.

Частью незамутненного сознания Комета понимала, что попала под влияние «газа истины», но сопротивляться заволакивающему голову веселью совершенно не было сил. То ли детское тело Шаггашуги не могло отвечать высоким запросам Кометы, то ли против трифинзинола килипарната не могло выстоять никакое смертное существо, будь оно хоть трижды «светлым воплощением».

Помимо своей воли Комета захихикала и села на пол:

— Эй, докторишки, давайте споем песенку про наклавин фирмы «Калаван». Знаете слова?

«Калаван» нам энергию дарит,

Ароматом нас утром разбудит,

Целый день наши силы поддержит,

И до вечера бодрость продлит.

Эти строки некогда сочинила Латэла Томпа. Это был не самый лучший образец ее рекламного творчества, но почему-то именно он всплыл в памяти Кометы.

— Кажется, подействовало, — сказал доктор Увшимаш, вплотную приблизившись к прозрачному кубу и вглядываясь в лицо Кометы.

— Сейчас проверим. Эй, шпионка, как твое настоящее имя?

— Сам ты шпион, — хихикнула Комета. — А меня зовут Леди Комета, «светлое воплощение», главнокомандующая армии Холмогорья. Кроме того я баронесса Найя Кайдавар, старший рекламист Латэла Томпа, воительница Араканда, владетельница замка на Синей Скале, сержант морской пехоты Анджа Верстайн, куноити Фудзибаяси Нагири, Инда Виала, Лайла ин-Десса, Шаггашуга Гахс-Афан, У-Фард-Хей, Акеша Баникава, Пиии-Яй, Гуалакавардара…

Поток имен лился из уст Кометы, а девушка как бы отстраненно наблюдала за собой и удивлялась, как много жизней ею прожито. Она даже успела подумать, что вскоре доберется до самого истока, туда, куда до сих пор не могла попасть из-за страха и накатывавшей головной боли.

Но стоило только об этом подумать, как в глазах резко потемнело, а затем сверкнула яркая вспышка, похожая на удар молнии. Комета захлебнулась словами и застонала:

— О-о-о, как больно!

— Мы дошли до первого уровня ментальной блокировки воспоминаний, — тихо сказал доктор Шавшан своему белокожему коллеге Дорбаю.

Соглашаясь, тот кивнул головой:

— Попробуем обойти. Э-э-э, Леди Комета, вы не будете возражать, если мы станем называть вас этим именем?

Стоило только девушке переключиться на новый вопрос, как головная боль исчезла, словно ее и не было. «Газ истины» вновь овладел ее сознанием, превратив окружающий мир в прекрасный сад, докторов — в лучших друзей, а допрос — в веселый праздник.

— Да, да, — согласилась девушка, — называйте меня Леди Кометой. Я к этому привыкла. Да, так будет лучше всего.

— Означает ли это имя, что вы, Леди Комета, являетесь Повелительницей?

— Нет. Да. Нет. Понятия не имею, о чем вы спрашиваете.

— Первый раз вижу такую реакцию, — развел руками доктор Увшимаш. — Спросите у нее что-нибудь конкретное.

— Сколько лет вы занимаетесь шпионажем?

— Я не шпионка! Ну сколько же раз можно повторять? Глупые докторишки! Вы что, человеческого языка не понимаете?

— Сколько вам лет?

— Всего? В смысле, суммарный срок всех моих жизней? Какая вам разница? Какая мне разница?

Доктор Шавшан коснулся плеча Дорбая:

— Не спрашивайте о других жизнях. Мы опять нарвемся на блокировку. Спросите лучше о ее задании.

— Леди Комета, зачем вы внедрились в тело Шаггашуги? Какова ваша цель?

— Да нет у меня никакой цели. Разве ж я знала, что попаду в девочку? Если бы я могла выбирать…

— Вы хотите сказать, что попали в тело Шаггашуги случайно? Но кто тогда должен был стать избранным вами реципиентом?

— Каким еще реципиентом? Меня убили, вот я и оказалась… — Комета изобразила пальцем в воздухе замысловатую кривую… — оказалась ТУТ.

Доктора были озадачены таким ответом.

— Уважаемые коллеги, — сказал Дорбай. — Рискну предположить, что мы стали свидетелями инкарнации третьей степени.

— Или же успешной ее имитации, — добавил Шавшан.

— И в том, и в другом случае к нам в руки попал интереснейший экземпляр.

— И опаснейший.

— Да, и опаснейший. Леди Комета, насколько мы вас поняли, вы помните череду своих предыдущих перерождений?

— Наконец-то сообразили! — всплеснула руками девушка. — А то заладили: шпионка, шпионка… Да я такая же шпионка, как вы — кентавры.

— Если вас не затруднит, Леди Комета, то не могли бы вы рассказать о своих прошлых жизнях. Что вы помните?

— У-у-у… Если подробно рассказывать, то и всей этой новой жизни не хватит. Ладно, попробую покороче…

Комета старалась поделиться со своими новыми друзьями всем, что знала и помнила. Она рассказала о баронессе Найе Кайдавар и о ее перерождении, о старшей рекламистке Латэле Томпа, о Комете, ставшей «светлым воплощением» и возглавившей армию Холмогорья.

— …Я знаю, что у меня были и другие жизни, однако помню их не очень отчетливо, — закончила Комета свой рассказ. — А когда напрягаю мозги и пытаюсь что-нибудь вспомнить, то меня пробирает такая дикая боль, что сразу перестает хотеться.

Трое докторов встали с кресел. (Увлекшаяся собственным повествованием Комета даже не заметила, когда появились эти предметы. Также не знала она, сколько времени прошло с начала допроса.)

— Я и мои коллеги благодарны вам за столь подробный и интересный рассказ, — с изысканной вежливостью поблагодарил девушку доктор Дорбай. — Нам необходимо время, чтобы немного подумать. Да и вам требуется отдых.

Доктор Увшимаш что-то нажал на своем приборе. Комета почувствовала, как по ее кубу потянулся легкий ветерок. По мере того, как «газ истины» откачивался и заменялся чистым воздухом, девушка чувствовала себя все слабее и слабее. Она села, привалилась спиной к стенке, бессильно вытянула руки и ноги.

Доктора не могли не заметить ее состояние.

— Не волнуйтесь, Леди Комета, — сказал доктор Шавшан. — Это нормальная реакция человеческого организма на трифинзинол килипарната. Приподнятое счастливое настроение отнимает много сил. Мы слишком увлеклись вашим рассказом, и несколько увеличили время воздействия газа. Теперь вам необходима релаксация.

Доктор Дорбай что-то набрал на своем компьютере. Почти сразу же откуда-то из-за окружавших куб огромных механизмов появились два человека в зеленых халатах. Они везли тележку с прибором, похожим на тот, который впустил в куб «газ истины». Но, в отличие от прибора доктора Увшимаша, этот аппарат был больше, а спереди него торчал не узкий телескопический «объектив», а толстый раструб, в который могла бы пролезть человеческая голова.

— Сюда, пожалуйста, — обратился доктор Дорбай к своим помощникам и указал на куб с Кометой.

Те подкатили тележку и прижали раструб к боковой стенке. Оттуда сквозь стенку внутрь куба выдвинулась длинная полка, на которой стояли большой прозрачный стакан и низкий сосуд, накрытый крышкой.

Тем временем доктор Увшимаш откатил свою тележку в сторону. Там, где газ проникал внутрь, поверхность куба вновь стала гладкой и прозрачной. Комета предположила, что оба прибора каким-то образом открывают проходы в ее тюрьме, сначала изменяя свойства материала, а затем восстанавливая их. Возможно, и ее саму поместили внутрь, воспользовавшись еще более крупным устройством.

— Что же вы сидите, Леди Комета? — с некоторым удивлением проговорил доктор Дорбай. — Выпейте этот напиток, воспользуйтесь гигиеническим сосудом, а затем можете поспать.

Комета с трудом поднялась на ноги, подошла к полке, взяла стакан. В нем была налита мутная густая жидкость темно-вишневого цвета. Зажмурившись, девушка сделала первый маленький глоток. К ее удивлению, жидкость оказалась довольно приятной на вкус. Комета выпила все до капли и поставила стакан на место. Затем взяла то, что называлось «гигиеническим сосудом».

Доктора и их помощники молча стояли и смотрели на Комету.

— Может быть, вы хотя бы отвернетесь? — спросила она.

— Вам не следует испытывать стыд или смущение, — улыбнулся доктор Шавшан. — Считайте себя нашей пациенткой. Разве у больного могут быть какие-нибудь секреты от лечащих врачей?

— Ладно, раз вам нравится, то смотрите, извращенцы, — Комета поставила сосуд на пол и уселась на него спиной к докторам-тюремщикам.

Она не собиралась унижаться, выпрашивая хотя бы несколько минут личной свободы. Кроме того, Комета, выросшая среди нелюдей Горной страны, и раньше не слишком-то стеснялась своей наготы. Теперь же, находясь в теле четырехлетней девочки, она вообще не заботилась о таких мелочах, как соблюдение приличий или норм этикета.

Закончив и закрыв сосуд крышкой, Комета опять поставила его на полку.

Полка немедленно втянулась обратно в раструб. Комета проводила ее глазами, прикидывая, не удастся ли в следующий раз проскочить следом за ней. Но мутноватая зона на стене куба, сквозь которую проходили предметы, была слишком мала. Кроме того, Комета оказалась бы внутри неизвестного ей прибора, а не на свободе. Поэтому приходилось ожидать более подходящего случая.

— Ну, довольны? — спросила Комета.

— Вы необыкновенно послушная пациентка, — произнес доктор Шавшан. — А теперь спите спокойно. Мы не станем вас будить.

— Мне что же, придется спать на жестком полу?

— Не волнуйтесь. Как только вы ляжете, пол примет форму вашего тела. Когда же вновь проявите физическую активность, пол вернется в исходное состояние. Уверяю, вас, вы не будете чувствовать ни малейшего дискомфорта.

— Ну ладно, — проворчала Комета.

Она легла и постаралась расслабиться. Действительно, пол под ней немедленно размягчился и стал похож на мягкий матрас. Для проверки Комета быстро ударила по нему рукой. Пол немедленно затвердел и она потерла ушибленное место.

Послышался голос доктора Шавшана:

— Вы не сможете обмануть или опередить автоматику. Все нервные импульсы, идущие к мышцам и заставляющие их сжиматься, регистрируются приборами. Нам известно даже, сколько раз вы моргнули в течение последнего часа. Вы находитесь под полным нашим контролем. Успокойтесь и доверьтесь нам.

«Ладно, мы еще посмотрим, удастся ли вам меня удержать,» — думала Комета, засыпая. Она еще не выработала план освобождения, но была уверена, что выберется и из этой ловушки. Выберется так или иначе. Если не в этой жизни, то в следующей.

* * *

Когда Комета проснулась, то сразу же ощутила, как выпрямился и затвердел пол. Тем не менее, она чувствовала себя выспавшейся и хорошо отдохнувшей. Приподнявшись на локтях, она осмотрелась. Возле куба не было ни одного живого существа, но Комета знала, что за ней постоянно наблюдают сотни приборов, фиксирующих каждое ее движение.

Как и следовало ожидать, через некоторое время показались тюремщики. Доктор Дорбай явился в сопровождении двух помощников, прикативших уже знакомую тележку для доставки пищи, и двух эсэсовцев в боевых доспехах и шлемах с глухими забралами.

— Доброе утро… или вечер, — как можно беззаботнее произнесла Комета, внимательно приглядываясь к реакции людей на ее слова.

Но лысый белокожий доктор Дорбай лишь улыбнулся и кивком ответил на ее приветствие. Да и лица его помощников остались совершенно бесстрастными.

Доктор сверился со своим карманным компьютером и сообщил Комете:

— Ты проспала четырнадцать часов, восемнадцать минут и сорок три секунды. За это время фаза «быстрого сна» наступала одиннадцать раз. Ты помнишь, что тебе снилось?

— Нет, — Комета выразительно посмотрела на аппарат для проникновения внутрь куба, — сейчас меня интересует другая проблема.

— Ох, извините, — доктор Дорбай подал знак, и раструб аппарата уперся в стену куба. Внутрь тюремной камеры Кометы протянулась полка с такими необходимыми ей сейчас предметами.

— …Вот теперь мы можем поговорить, — через некоторое время сказала Комета.

— Хорошо, — доктор Дорбай знаком приказал помощникам увезти тележку, — продолжим… У меня для вас есть крайне неприятная новость. Мы вам почти поверили.

— Новость неприятная, потому что «поверили», или потому что «почти»? — с иронией переспросила Комета.

— И то, и другое. Мы с коллегами пришли к выводу, что ваш случай слишком экстраординарный, чтобы находиться в пределах нашей компетенции.

Комета промолчала, пытаясь понять, что означают эти слова в ее дальнейшей судьбе.

Доктор Дорбай продолжил:

— Судите сами, Леди Комета. Мы убедились, что «газ истины» не оказывает на вас достаточно эффективного влияния. То, что вы рассказали нам под воздействием трифинзинола килипарната, в равной степени может оказаться и правдой, и искусной легендой, внедренной в ваше сознание для сокрытия истинных шпионских целей. В первом случае вы представляете собой уникальнейший случай человека, дошедшего до третьей степени инкарнации. Во втором случае вы можете оказаться агентом такого высокого класса, с которым мы справиться не в состоянии. Мой уважаемый коллега доктор Шавшан почти не сомневается в том, что на самом дела вы Повелительница.

— Никакая я не Повелительница! — воскликнула Комета. — Я просто не понимаю, о чем вы говорите. Какая третья степень?! Какая Повелительница?! Ваша боязнь шпионов переросла разумные пределы и превратилась в паранойю.

Доктор Дорбай едва сдержал смех:

— Уж не в этом ли заключается ваш план, Леди Комета? Вы хотите убедить нас, что шпионкой не являетесь. Вы подставляете нам наживку: себя, инкарнацию третьей степени. Мы думаем, что изучаем вас, но на самом деле это вы внедряетесь в нашу систему.

— Тьфу! — в сердцах Комета стукнула ногой по полу. — Раз вы не можете сами принять решение, то свяжитесь с более компетентными специалистами или отправьте меня туда, где найдется более совершенное оборудование.

— Увы, космические корабли садятся на нашу планету слишком редко. Поэтому мы с коллегами пришли к более простому и рациональному решению возникшей проблемы. Мы отправим вас дальше по дороге перерождений. Если вы Повелительница, вам это не повредит. Если инкарнация третьей степени — тем более.

— То есть, вы собираетесь меня убить? — уточнила Комета.

— Вы необыкновенно догадливы. Но в вашем случае слово «смерть» неприменимо. Кем бы вы ни были. Не держите на нас зла. Мы не испытываем к вам личной неприязни. Мы просто делаем то, что должны делать для безопасности своего государства. Приступайте!

Последняя команда была адресована эсэсовцам. Один из сотрудников Службы Спасения достал карманный компьютер, такой же, как у доктора Дорбая, и нажал на нем несколько клавиш. Послышалось низкое гудение, и Комета увидела подъезжающий к ее кубу приземистый аппарат с двумя выступающими вперед кронштейнами. Это был автопогрузчик, управляемый компьютером эсэсовца. Кронштейны вошли под основание куба и приподняли его с постамента. Все было проделано настолько аккуратно и мягко, что стоявшая Комета даже не пошатнулась.

Автопогрузчик медленно поехал вперед, лавируя между гигантскими механизмами. Доктор Дорбай и эсэсовцы шли рядом с кубом.

Стараясь, чтобы голос не задрожал, Комета сказала:

— Раз уж вы сопровождаете меня в последний путь, то хотя бы просветите относительно причин вашего страха. Кто ваши враги, которые подсылают к вам шпионов? Повелители?

— Если бы Повелители считали нас своими врагами, мы бы тут не разговаривали. Нас бы просто прихлопнули, как тараканов.

Комета совершенно потеряла нить причинно-следственных связей в логике местных жителей:

— Так в чем же дело?

— Ладно, я попытаюсь объяснить покороче и подоступнее, — сжалился доктор Дорбай. — Я буду исходить из того, что вы на самом деле ничего не знаете о настоящем положении вещей. Началось все более ста лет назад, когда Верховный Генералиссимус Кси-Лодердолиса Урл-Азурбар затребовал себе особые полномочия для борьбы с экономической экспансией ваэльгаров на Большом Аринрине. Некоторые люди решили, что наступили времена жестокой диктатуры, и организовали восстание. Началась гражданская война. Она шла с переменным успехом, пока Повелители не начали помогать повстанцам. Власть на Кси-Лодердолисе и центральных планетах захватил президент Ту-Го. Мы же, верноподданные Верховного Генералиссимуса Урл-Азурбара, были вынуждены отступить на малопригодные для жизни планеты. Но война еще не закончена…

— Ясно. Вы собираете здесь силы, чтобы атаковать центральные планеты. Я только не поняла, что такое Большой Аринрин?

Доктор Дорбай пояснил:

— Большой Аринрин — это обширное звездное скопление, почти целая галактика. Кси-Лодердолис — планета, на которой некогда появились мы — люди саравана. Это наша главная планета, центр нашей цивилизации. А мы сейчас находимся на самой окраине Большого Аринрина — на планете под названием Сурл-Аваш. Сотни лет мы осваивали космос на примитивных кораблях, пока не встретились с Повелителями — древней могущественной расой, владеющей совершенно сверхъестественными машинами и технологиями. Если бы Повелители захотели, они покорили бы всю Вселенную…

— Вселенную нельзя покорить, — оборвала его Комета, — Вселенная бесконечна.

Доктор Дорбай не стал возражать:

— Ну, если не всю, то довольно значительную ее часть. Так вот, Повелители редко покидают свою Империю на Двенадцати Измерениях, но занимаются строительством гигантской сети Порталов Прямого Перехода. Они включают в Сеть все обитаемые миры, так что через Порталы можно мгновенно перемещаться с одной планеты на другую. Наш Большой Аринрин также стал частью Сети. Благодаря Повелителям у нас появились не только Порталы, но и космические корабли, способные перемещаться в пространстве с невероятной скоростью. Однако остальными своими знаниями Повелители делиться не торопятся. Так, например, они владеют технологией машинного бессмертия. Их сознание записывается на специальную матрицу и может быть перенесено в новое тело. Таким образом, меняя физические тела, они живут почти вечно.

Доктор Дорбай испытующе посмотрел на Комету. Девушка покачала головой:

— Нет, я не Повелительница. Но то, что вы рассказываете, мне кажется знакомым. Возможно, я слышала об этом в одной из своих прошлых жизней.

— Если ты и в самом деле инкарнация третьей степени, то это не удивительно. Количество миров, входящих в Сеть ППП, постоянно растет. Скоро большинство живущих так или иначе станет частью Сети.

— Раз уж вы опять упомянули инкарнацию, но не объясните ли заодно, что это такое?

— Инкарнация — это новое перерождение души в следующей жизни. Все люди, а точнее, все живые существа после смерти распадаются не только физически, превращаясь в удобрение, но и духовно, становясь безликой ментальной массой. Из этой массы, как из плодородной почвы, прорастают новые души новорожденных созданий. Большинство существ относится к первой степени инкарнации. Они ничего не помнят о своих прошлых жизнях. Лишь в снах и зыбких грезах могут они увидеть некоторые отрывочные события из своего прошлого. Но тот, кто ранее был сильной личностью, кто путем самосовершенствования достиг цельности и прочности души, не исчезает полностью. Такие существа в новом воплощении способны сохранять обрывки воспоминаний о предыдущих жизнях, пользоваться накопленными знаниями и опытом. Это вторая степень инкарнации. Она очень редка. Ее достигают лишь те, кто целенаправленно готовит себя к достижению бессмертия личности. А случаи третьей степени инкарнации вообще можно пересчитать по пальцам. Лишь могущественные маги, почти сравнявшиеся в своем искусстве с богами, или гениальные изобретатели, создававшие устройства для хранения своего сознания, доходили до третьей степени. Но и они рано или поздно разрывали цепь своих инкарнаций и превращались в безликое ничто. Смертные существа не могут нарушить закон круговорота душ в природе. Лишь Повелителям дарована такая милость. И это не удивительно — они ведь первосотворенные люди, помощники Великих Первых Богов.

— Раз они такие могучие и помогают вашим врагам, то почему они давно уже не уничтожили всех вас?

— Этого мы и сами не понимаем. Повелители очень редко вмешиваются в дела тех, кто живет за пределами Империи на Двенадцати Измерениях. Но зато их шпионы проникли во все Вселенные, во все Измерения. Повелители не используют силу для завоевания чужих миров. Хотя при их возможностях… Стоим им лишь захотеть…

— Ну, конечно! — ядовито заметила Комета. — Будь вы на месте Повелителей, вы бы колебаться не стали.

Вместо ответа доктор Дорбай произнес:

— Довольно! Мы уже приехали.

Комета жадно внимала рассказу. Она даже перестала обращать внимание на то, что происходило вокруг ее прозрачной темницы. Поэтому последние резкие слова грубо выдернули ее из потока новых знаний и вернули к жестокой действительности.

Оказалось, что автопогрузчик остановился возле огромного подъемника. Сейчас площадка находилась вровень с полом, но, посмотрев наверх, Комета увидела отверстие в потолке, совпадающее по размерам с площадкой.

Доктор Дорбай подтвердил ее возникшее предположение:

— Шахта доходит до самой поверхности. Ты встретишься с солнцем.

Комета сразу вспомнила расплавившийся мяч. Значит, и ей уготован такой же конец.

— …Солнце не доставит тебе мучений, — продолжал говорить доктор Дорбай. — Ты даже не почувствуешь боли. Лишь только раскроются створки люка, твое тело превратится в горстку пепла, а душа отправиться к новым инкарнациям.

— Но у меня к вам еще столько вопросов! — воскликнула Комета.

Доктор Дорбай равнодушно пожал плечами:

— Сожалею, но ответы на них тебе придется искать в следующих воплощениях.

Выполняя команды эсэсовца, автопогрузчик поставил куб с Кометой на площадку подъемника, а затем отъехал назад.

— Счастливого пути, — сказал доктор Дорбай.

— Издеваетесь?!

— Я имел в виду не путь к солнцу, а путь по дороге перерождений. Я верю, что ты каким-то чудом обрела способность к инкарнации третьей степени. Но большинство моих коллег выступило против твоего дальнейшего пребывания в этом теле и в этом мире. Прощай!

Загудели механизмы, и площадка с кубом начала подниматься. Комета села на пол. Площадка подъемника вошла в узкую шахту. Здесь не было источников света, и вокруг воцарилась абсолютная темнота.

Комета не собиралась биться в истерике или умолять о пощаде. Она была выше этого и принимала очередную смерть спокойно и достойно.

Сожалеть стоило лишь о том, что не удалось поподробнее узнать о богах, которых упомянул доктор Дорбай. Ученый говорил о них так буднично, словно они являлись неотъемлемой частью мира. Это было непохоже на наивный идеализм Алиния Плантора. Доктор Дорбай, совершенно определенно, оперировал исключительно научными знаниями. Кроме того, рассказ доктора пробудил у Кометы какие-то спавшие до сих пор воспоминания. Казалось, стоит лишь приложить некоторое усилие, и девушке откроется нечто значительное, связанное не только с ней самой, но и со всем необъятным безграничным миром.

Однако эти размышления Кометы были прерваны, когда она почувствовала легкий толчок.

«Наверное, подъем уже закончен, — без всякого страха подумала девушка. — Сейчас начнут раскрываться створки люка, и на меня упадет первый луч смертоносного света…»

Но тут последовал еще один толчок, и площадка подъемника вновь начала двигаться. Вниз.

Комета была удивлена и даже в некоторой степени раздосадована. Она уже приготовилась к новому перевоплощению, а ее возвращали в эту жизнь. Может, доктор Дорбай сумел убедить своих коллег в том, что она не шпионка Повелителей?

Когда площадка вышла из шахты и вновь оказалась в огромном подземном зале, Комета встала и прижалась лбом к стене куба, чтобы рассмотреть то, что происходило внизу. Доктор Дорбай, увидев ее, приветственно помахал рукой.

Однако, когда подъемник опустил куб вниз, Комета заметила, что белокожее лицо Дорбая не выражает радости. Казалось, что даже блеск синего кристалла у него во лбу несколько потускнел.

— Леди Комета, у меня для вас плохая новость, — печальным тоном проговорил доктор Дорбай.

— Опять?! — с некоторой наигранной театральностью всплеснула руками девушка.

Дорбай слабо улыбнулся:

— Только что на орбиту нашей планеты вышел транспорт с Гавабардана.

— И что это для меня означает?

— Это означает, что вы отправляетесь на Гавабардан.

Комета фыркнула:

— Очень логичное объяснение! Нельзя ли поточнее и поконкретнее?

Доктор Дорбай покосился на стоявших рядом эсэсовцев:

— Никто не знает координат Гавабардана. Но, боюсь, что вас там ждут суровые испытания.

Один из сотрудников Службы Спасения произнес бесстрастным тоном:

— Челнок на транспорт отправляется через сорок минут.

Доктор Дорбай заторопился:

— Ах, да, корабль не может ждать. Везите ее. Еще раз прощайте, Леди Комета!

— Мы примем меры предосторожности, как и положено при транспортировке опасного объекта, — сказал эсэсовец.

— Поступайте, как считаете нужным, — махнул рукой доктор Дорбай, повернулся спиной к Комете и быстрой походкой направился по своим делам.

Девушка поняла, что глупо было надеяться на симпатии или хотя бы на внимание белокожего человека. Она в первую очередь была для него лишь объектом исследования. Раз объект должен был покинуть лабораторию, то и интерес к нему пропал.

Приземистый автопогрузчик вновь поднял куб с Кометой. Но на этот раз из его верхней части появился легкий раскладной тент из черной ткани, который накрыл куб. Комета вновь оказалась в полной темноте. Автопогрузчик тронулся с места.

Комета не стала пытаться заговорить с сопровождавшими ее эсэсовцами. Черная ткань не только не пропускала свет, но и заглушала все звуки.

«Я похожа на птицу в клетке, которую накрыли платком,» — подумала девушка. Она не знала, из какой жизни возникла эта ассоциация, но сравнение с попавшей в неволю птицей ей понравилось.

После долгого извилистого пути автопогрузчик остановился, защитный тент с куба был снят, и Комета увидела, что ее прозрачная тюремная камера установлена в узком длинном металлическом ангаре. Кроме нее в ангаре находились и другие контейнеры, все одинакового с кубом размера, но из разных материалов: из пластика, из металла, из сетчатого волокна. Автоматические погрузчики сновали взад и вперед, плотно расставляя новые контейнеры. Между ними оставался лишь узкий проход, достаточный для того, чтобы могли разминутся два человека.

К эсэсовцам подошел необыкновенно худой человек с продолговатым черепом и похожими на лапки насекомых конечностями. Он был одет в обтягивающий черный комбинезон, который еще больше подчеркивал его худобу.

— Так, что тут у нас? — человек посмотрел на Комету. — Новый рекрут?

— Это не рекрут. Это потенциальная шпионка. Возможно, Повелительница. Обращайтесь с ней с особой осторожностью. Отведите на транспорте отдельную охраняемую ячейку.

— Ага, ладно, — худой человек задрал голову вверх и крикнул: — Жмен, паркуй!

Комета также посмотрела вверх, но не увидела ничего, кроме низкого потолка. Она предположила, что в ангаре находились микрофоны громкоговорящей связи.

Ее предположение подтвердил слегка хрипловатый насмешливый голос, раскатившийся по всему ангару:

— Дамы и господа, попрошу всех пригнуться! Парковка начинается!

Сразу же вслед за этим послышался скрип, скрежет, и потолок начал опускаться. Поскольку все контейнеры были выше человеческого роста, худой человек и эсэсовцы могли не опасаться этого гигантского пресса. Потолок прижал контейнеры к полу. Комета догадалась, что это и была «парковка».

Эсэсовцы и худой собрались уходить.

— Эй, а как же я?! — крикнула им вслед Комета.

Худой обернулся с таким удивленным видом, словно не ожидал, что это существо способно издавать членораздельные звуки. Возможно, он считал ее частью груза, такой же бездушной, как и содержимое остальных контейнеров.

Комета уже не надеялась, что услышит ответ на свой вопрос. Однако худой соизволил признать факт ее разумности:

— Не волнуйся, девочка. Десять минут перегрузок, и мы на орбите. А затем зальем тебя «киселем», и ты даже не заметишь, как окажешься на Гавабардане.

Затем, решив, видимо, что этого объяснения вполне достаточно, худой вместе с эсэсовцами пошел прочь.

Комета застыла с открытым ртом, так и не задав новый вопрос. Только сейчас она сообразила, что металлический ангар на самом деле является трюмом космического корабля. Вернее, не космического корабля, а его посадочного модуля, именуемого «челноком». Ведь гигантский звездолет не мог не только сесть на планету, но даже приблизиться к ней слишком близко. Откуда возникли эти знания? Конечно, оттуда же, откуда и все остальные — из неведомой когда-то прожитой и теперь почти забытой жизни…

Свет в трюме челнока погас. Осталось лишь несколько небольших красных лампочек, которые мигали по-очереди.

Из невидимых динамиков послышался хрипловатый голос Жмена:

— Предстартовая готовность. Минута.

Через некоторое время Жмен произнес:

— Тридцать секунд.

Затем раздался неживой механический голос:

— Десять, девять, восемь….

Комета не знала, что делать, но на всякий случай легла на пол.

— Три, два, один. Старт.

Ускорение было резким и довольно чувствительным. Комета покатилась по полу и влипла в стену.

Как и обещал худой, неприятные ощущения длились около десяти минут. Затем Комета почувствовала, что ее тело утратило вес. Она оторвалась от пола и начала медленно подниматься вверх. Разгон челнока закончился и наступила невесомость. Но расслабляться было пока рано.

Комета была начеку, поэтому не ударилась, когда челнок вновь ускорился. Она сгруппировалась и уперлась в стену руками и ногами. Челнок маневрировал еще несколько минут, поэтому Комету болтало вправо и влево, вперед и назад, вверх и вниз.

Затем качка прекратилась, и вновь наступила невесомость. Потолок слегка приподнялся, высвобождая контейнеры. Из своего куба Комета не могла видеть того, что происходило в обоих концах длинного трюма. Но вскоре соседние с ней контейнеры были подхвачены худыми тонкокостными людьми. Они выгружали груз из трюма, ловко отталкиваясь руками и ногами от пола, стен и потолка. В невесомости для транспортировки тяжелых контейнеров было вполне достаточно одной человеческой силы.

К кубу с Кометой приблизился знакомый человек, который принял ее у эсэсовцев:

— Добро пожаловать на борт транспортного звездолета «Генерал-майор Абао-Кавол». Эй, ребята, тащите ее в отсек с рекрутами!

Двое грузчиков подхватили куб и вынесли его из трюма челнока. Комета не стала напоминать, что эсэсовцы настаивали на отдельной охраняемой ячейке. Видимо, звездолетчики не слишком-то прислушивались к мнению сотрудников Службы Спасения.

Куб с Кометой даже не стали закрывать черной тканью. Поэтому девушка смогла рассмотреть челнок, доставивший ее на орбиту. Он был похож на слегка уплощенный обтекаемый конус без каких-либо выступающих частей и деталей. Это было естественно — ведь челнок предназначался для полетов в плотной атмосфере планет, а не в космическом безвоздушном пространстве.

Челнок находился в цилиндрическом причальном отсеке. В торцах отсека были сделаны люки, через которые челнок вылетал наружу и возвращался обратно. Сейчас, разумеется, передние и задние створки были герметично закрыты, а в отсек закачан пригодный для дыхания воздух.

По всей боковой поверхности отсека располагались люки поменьше. Часть из них сейчас была открыта, и в них грузчики уносили контейнеры, доставленные челноком. Поскольку в невесомости понятия «верх» и «низ» были весьма условными, то некоторые люки относительно Кометы находились на «полу», некоторые — на «потолке», либо, приняв за точку отсчета корму челнока, можно было сказать, что люки располагались вокруг причального отсека.

Комета не могла себе представить, как выглядит транспортный звездолет снаружи, но его обитаемая часть походила на ствол дерева с расходящимися во все стороны ветвями. Стволом был отсек с челноком, а ветвями — складские модули.

Грузчики втащили куб с Кометой в один из боковых отсеков. Взору девушки открылся длинный коридор, с четырех сторон которого — с боков, снизу и сверху — были прикреплены точно такие же прозрачные кубы, как и ее собственный. Внутри них находились люди. Но эти люди не были живы. Впрочем, они не были и мертвы. Кубы были заполнены какой-то мутноватой жидкостью, в которой люди плавали, как насекомые, попавшие в каплю смолы. Все пассажиры транспортного звездолета были обнажены. Их глаза были закрыты, тела расслаблены. Возможно, они были погружены в глубокий анабиоз.

Пока Комету транспортировали вдоль коридора, она сквозь мутную жидкость сумела разглядеть, насколько различными были люди. Некоторые создания она вообще не отнесла бы к человеческому роду. То ли это были крайние формы мутации, то ли существа, произошедшие от другой ветви древа жизни. Как бы то ни было, Комета поняла, что здесь собраны представители самых разных планет: мужчины и женщины, молодые и не очень. Но мужчин в расцвете сил было больше всего.

«Если их называют рекрутами, то какая армия примет в свои ряды столь непохожих друг на друга солдат?» — подумала девушка.

Путешествие Кометы закончилось возле пустой ячейки, предназначенной для закрепления «пассажирского» контейнера. Грузчики втолкнули куб с Кометой на свободное место и тут же быстро удалились. Комета с удивлением обнаружила, что обитатели трех других контейнеров, расположенных вокруг коридора, бодрствуют и с интересом ее рассматривают. Тогда как соседи из других колец продолжают пребывать в анабиозе.

С одной стороны от девушки находился низенький пухлый человечек. Вместо рук к его туловищу были приделаны сложные механические манипуляторы, полностью повторяющие человеческие конечности, но изготовленные из полированного металла. Толстячок поймал взгляд Кометы, ухмыльнулся широким толстогубым ртом и весело ей подмигнул, словно приветствовал давнюю знакомую.

С другой стороны в прозрачном кубе сидел вполне нормальный мужчина со светлыми волосами, с поджарым тренированным телом и с волевым лицом. Бегло осмотрев Комету, он закрыл глаза и скрестил руки на груди с видом полнейшего безразличия.

В кубе напротив расположился совершеннейший дикарь: с низким лбом и выступающими вперед надбровными дугами, мускулистый, весь покрытый короткой кудрявой шерстью. Он внимательно смотрел на Комету своими маленькими глазками, и непонятно было, способен ли этот примитивный человек к разумному общению.

Общее молчание нарушил толстячок с механическими руками:

— Милое дитя, как ты оказалась в нашем сугубо мужском обществе?

— Я не дитя, — буркнула Комета.

— А-а-а, понимаю. Ты уже считаешь себя взрослой. Усеньки-пусеньки не для тебя. Может тогда ты знаешь, это Браб или Гаминал?

— Вы хотите узнать, какая это планета? — переспросила Комета.

— Вот-вот, именно так. Хочу узнать, какая это планета. — Радостно заулыбался толстячок.

— Насколько я слышала, это Сурл-Аваш.

Толстячок презрительно фыркнул:

— Захолустье! Кстати, меня зовут Карибло вас-Бардан гес-Уцфаз. А тебя?

— Комета. Леди Комета.

— Ого! У тебя благородное происхождение?! А-а-а, понимаю… Завистливые родственники обманом похитили тебя и сдали в рекруты, чтобы хапнуть твою часть наследства. Я угадал?

Комета промолчала, не собираясь пересказывать первому встречному всю свою историю.

Дикарь в кубе напротив издал короткий рык.

Толстячок засуетился:

— Молчу, молчу! Здесь почему-то не принято заводить знакомства. Вот, к примеру, Мавух. Он свободный наемник, и потому к нам, невольным рекрутам, относится с полнейшим презрением.

Светловолосый мужчина открыл глаза и коротко бросил:

— Заткнись, Карибло! Ты уже всех достал своей болтовней. А ты, девочка, не слушай этого идиота! Он же вор—неудачник. Ему отрубили руки на Обленаке.

— Меня наказали не за то, что я воровал, а за то, что попался! — горячо возразил толстячок. — И у меня была заначка, которой хватило на протезы из микарового сплава. — Карибло щелкнул своими металлическими пальцами. — Хочешь, поборемся на руках?

— Ты неудачник, — усмехнулся Мавух. — Твои протезы не помогли тебе. Ты снова попался на воровстве и оказался в рекрутах.

Не обращая внимания на эти слова, толстячок продолжил, обращаясь к Комете:

— Дружище Мавух просто завидует моим суперконечностям. Он всю жизнь качал мускулы, а надо было всего лишь заплатить деньги и…

Карибло снова с видимым наслаждением щелкнул пальцами. Мавух холодно усмехнулся и закрыл глаза, показывая, что раззадорить его не получится.

Тогда толстячок легко сменил тему разговора:

— А наш сосед-дикарь вообще не проронил ни одного слова. Но он все понимает. По крайней мере, рычит осмысленно. Мы зовем его Немым.

Немой, словно подтверждая эти слова, вновь зарычал.

Но его голос перекрыл режущий уши свист. Комета увидела, что ко всем четырем контейнерам присосались толстые шланги. Затем внутрь ее куба, как и в кубы соседей, хлынула мутная теплая жидкость. В невесомости она не падала на пол, а разлеталась внутри мелкими каплями. Комета попыталась подлететь к тому месту, откуда поступала жидкость, и закрыть его руками. Но напор снес ее и отбросил к противоположной стенке. Комета сделала вдох и проглотила несколько капель, летающих внутри куба. Она закашляла и стала отплевываться.

Карибло быстро заговорил:

— Не сопротивляйся, девочка. Чем быстрее ты погрузишься в «кисель», тем быстрее уснешь. Теперь кольцо заполнено, и нас не будут беспокоить, пока мы не доберемся до места назначения. А то раньше все ячейки отключали, чтобы добавить нового соседа. Хуже всех пришлось мне — ведь я был первым. Меня уже трижды топили и трижды пробуждали.

— Хуже всех пришлось мне! — возразил ему Мавух. — Но теперь все позади. Я больше не услышу твоей дурацкой болтовни во время остановок. Ап-буль!

Последний звук сопровождал полное погружение светловолосого мужчины в мутную жидкость. Комета увидела, что его глаза закрылись, но грудная клетка продолжала ритмично подниматься и опускаться. Мавух дышал жидкостью, именуемой «киселем». Точно также поступили и Карибло с Немым.

Комета постаралась расслабиться и последовать примеру своих более опытных соседей. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как воздух в ее кубе заменяется жидкостью. Это помогло. Теперь девушка дышала ровно даже тогда, когда чувствовала, что ей в нос попадают плотные капли. Постепенно их становилось все больше и больше, и вот уже она задышала одним лишь «киселем». Комета почувствовала непреодолимую дремоту. Она на мгновение открыла глаза, но ничего вокруг не увидела из-за заполнившей весь куб мутной жидкости. Закрыв глаза, Комета погрузилась в анабиоз…

Глава 13. «Здесь закаляются сердца настоящих воинов!»

…Шум наверху. Добыча. Много. Пора.

Задние плавники отталкиваются от упругой воды. Передние плавники направляют тело на цель.

Шум усиливается. Поверхность уже близко. Рот закрыт. Сейчас будет удар.

Удар! Поверхность пробита. Надо быстрее открыть рот и раскинуть языки-щупальца. Судя по шуму, добычи много, кто-нибудь да попадется.

Гром. Боль. В тело впиваются острые иглы. Двигаться невозможно.

Странные необычные звуки, смысл которых тем не менее почему-то понятен:

— Достаньте это чудище. Я хочу посмотреть, с кем мы сражались.

Вытягивают на поверхность. Тело, лишенное поддержки воды, бессильно обмякает. Снова боль. Внутренности горят огнем. Но, кроме боли, возникает ощущение, что рядом появилось что-то родное.

— Хозяин Твердого озера на самом деле Хозяйка!

Это про нее. Это она — одна из Хозяев Твердого озера. То родное, что появилось рядом — дитя, выпавшее из ее распоротого брюха. На поверхности дитя задыхается и беззвучно вопит от ужаса и боли. Надо столкнуть его в воду, но невозможно даже пошевелиться. Печаль. Отчаяние.

Снова чужие, но понятные звуки:

— Мы не воюем с младенцами.

Шлепок. Плеск воды. Дитя погрузилось в родную стихию. Дитя уплывает прочь. Оно будет жить. Счастье. Слабость. Судорога. Смерть…

* * *

…Снова вода. Но теперь она — чужая стихия. Нечем дышать. Судорожный глоток. Воздух. Еще глоток. Еще. И еще. Раз можно дышать, значит, можно жить.

Комета выплюнула остатки «киселя» из легких и окончательно пришла в себя. Что же ей снилось? Неужели она когда-то была Хозяйкой Твердого озера? В таком случае выходило, что она убила саму себя. Одно воплощение — Леди Комета, лишило жизни свое другое воплощение — Хозяйку Твердого озера. Или все увиденное во сне — только иллюзия воспоминаний, возникшая из-за пребывания в мутной жидкости и ассоциации с подводным существом?

Эти размышления для Кометы были слишком тягостными, так как после анабиоза болела голова. Девушка собралась было помассировать себе виски… И тут ее поджидал еще один удивительный сюрприз.

Вместо ставших уже привычными детских пухлых ладошек Шаггашуги Гахс-Афан Комета увидела длинные и тонкие руки даже не подростка, но уже почти сформировавшейся юной девушки. Не имея возможности посмотреться в зеркало, она, как могла, оглядела свое тело. Действительно, на вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Она поднесла к глазам прядь волос. Волосы были не черными, как у Шаггашуги, и не рыжими, как у предыдущего воплощения — Леди Кометы, а темно-медными.

«Я умерла в анабиозе и теперь оказалась в новом теле?» — предположила Комета.

Но нет. Она находилась все в том же прозрачном кубе, а вокруг нее в своих контейнерах отплевывались и отхаркивались другие люди и нелюди. На этот раз подняты из анабиоза были все, не только ее соседи по кольцу. В невесомости судорожные вдохи приводили к тому, что пассажиры прозрачных контейнеров болтались от стены к стене, от пола к потолку, вращались в самых невообразимых положениях.

«Путешествие длилось так долго, что я успела повзрослеть?» — пришла в голову Кометы новая гипотеза.

Однако и она не соответствовала истине. Карибло, Мавух и Немой выглядели точно так же, как и при первом знакомстве. Освободив свои легкие от остатков «киселя» и выровняв свое положение в пространстве, все трое соседей Кометы с удивлением уставились на девушку.

— Как это они поменяли пассажира, не разбудив нас? — вслух подумал Карибло, а потом более внимательно пригляделся к Комете: — Как?! Это ты?!

— Кажется, я, — девушка попыталась улыбнуться.

Она не испытывала смущения под взглядами трех мужчин. Наоборот, это они застеснялись. Мавуху даже пришлось щелкнуть себя по кончику носа, чтобы его «интерес» к Комете вернулся в свободновисящее состояние.

— Невероятно! — не переставал удивляться Карибло. — Сначала мы наблюдаем ум взрослого человека в теле ребенка, а потом и ребенок в мгновение ока превращается в девушку… то есть, я хотел сказать в очаровательную, прекрасную, восхитительную леди. Так, Леди Комета?

Комета снисходительно кивнула и благодарно улыбнулась. Она не была падка на лесть, прожитые жизни слишком многому ее научили, но она могла немного пококетничать, так как считала, что это поможет ей в дальнейшем более эффективно управлять мужчинами.

Немой, до того неотрывно смотрящий на Комету, внезапно издал низкий протяжный рык и со всей силой бросился на стенку куба. Его отбросило назад, и он отскочил к задней стенке. Оттолкнулся от нее и врезался в потолок. Дикарь метался по своему кубу, непрестанно воя, рыча и скрежеща зубами.

Несмотря на то, что их разделяли две непроницаемых стены, Комета почувствовала себя неуютно рядом с беснующимся дикарем.

— Что это с ним? — спросила она у Карибло.

— Понятия не имею, — толстячок, и правда, сам с изумлением взирал на соседа. — Он еще никогда себя так не вел. Может, на волю захотел?

Через несколько минут Немой затих, безвольно разбросав конечности. По инерции он продолжал медленно вращаться внутри куба. Его глаза были закрыты, а в уголках рта пузырилась пена.

— Он не умер? — вслух подумала Комета.

— Не похоже. Что скажешь, Мавух?

Светловолосый наемник равнодушно пожал плечами:

— Мне все равно. Одним безумцем на борту больше, одним меньше.

По мере того, как обитатели контейнеров освобождались от «киселя» в легких, в пассажирском отсеке разливался гул разговоров. Хотя большинство рекрутов не было настроено на откровенные пространные беседы, так или иначе представиться соседям приходилось всем.

В это время длиннорукие и длинноногие грузчики быстро и сноровисто делали свое дело: вытаскивали из креплений контейнеры и уносили их по направлению к челноку. Они делали это так обыденно, словно внутри находились не живые существа, а бездушные механизмы. Некоторые пассажиры, впрочем, также не испытывали от этой операции особого дискомфорта. Они продолжали разговаривать друг с другом даже тогда, когда их транспортировали к выходу.

Грузчики начали разгрузку с ближайших к выходу ячеек, и постепенно очередь дошла до Кометы и ее соседей. Их контейнеры отнесли к челноку и установили в трюме. Немой пришел в себя и с интересом оглядывался вокруг. В сторону Кометы он больше не смотрел, словно она перестала для него существовать.

На этот раз в челнок погрузили только пассажиров. Должно быть, неодушевленные грузы звездолетчики намеревались переправить вторым рейсом.

Комета вновь испытала несколько неприятных минут во время полета челнока. Посадка оказалась такой резкой, что даже самые стойкие рекруты возмущенно закричали:

— Эй, поосторожней! Не дрова везете!

Но их крики остались без ответа. То ли микрофоны в трюме были выключены, то ли пилот челнока не счел нужным ответить своему «живому грузу».

Затем тряска и болтанка закончились, и Комета поняла, что они опустились на поверхность планеты. Вновь появилась сила тяжести, а вместе с ней пришли слабость и головокружение.

Началась разгрузка. Рекруты прекратили разговоры. Все с нетерпением ожидали, когда их вывезут наружу и когда они наконец получат свободу.

На этот раз переносом контейнеров занимались не управляемые погрузчики и не живые люди, а автоматические роботы. Они были похожи на конусы, двигавшиеся на трех колесах. На верхней части каждого конуса был установлен широкий П-образный захват, которым робот подцеплял контейнер.

— Ну быстрее, быстрее, — шутливо умолял неунывающий Карибло.

Даже спокойный и непроницаемый Мавух жадно ловил каждое движение ближайших роботов, словно старался угадать, который из них направляется к его контейнеру.

Комете также не терпелось увидеть таинственный Гавабардан. Вполне возможно, думала она, именно ради этого произошла ее инкарнация в теле Шаггашуги Гахс-Афан. Комета вновь оказалась в центре противоборствующих государств. Но теперь она имела дело не с людьми и нелюдями на одной планете, а с обитателями сотен или даже тысяч миров, втянутых в космическую войну.

Единственное, что омрачало размышления Кометы — это перспектива нового заточения в какой-нибудь тайной лаборатории. Но она продолжала рассчитывать на удачу. Повзрослевшее тело девушки позволяло ей надеяться и на другие сверхъестественные проявления.

Наконец подошла очередь Кометы и ее соседей. Роботы подхватили их контейнеры и потащили в выходу. Покинув трюм челнока, девушка осмотрелась. Ее глазам предстала большая посадочная площадка, с трех сторон окруженная острыми заснеженными скалами. Да и по самой площадке сильный ветер гнал змейки снежной крупы.

С четвертой стороны виднелась высокая стена из гигантских каменных блоков. В стене имелись лишь одни ворота, их толстые металлические створки сейчас были распахнуты, и в них вливался ручеек роботов-грузчиков. Все внутренние помещения горной крепости были хорошо освещены яркими нитями, протянутыми вдоль стен. Когда куб с Кометой проносили через ворота, она приблизительно подсчитала, что толщина каменной стены составляла около двадцати шагов.

Пройдя через ворота, контейнеры попадали в большое крытое помещение, где их встречали вооруженные эсэсовцы. Под их контролем роботы устанавливали контейнеры на высокий помост. Затем человек из куба каким-то образом оказывался внизу, а пустой прозрачный куб сдвигался в сторону и помещался на площадку подъемника. Подъемник уносил контейнер вниз, а его бывший пассажир под дулами автоматов эсэсовцев становился в очередь к распределительному пункту — полукруглому столу с компьютерами. Офицеры СС и люди в синих халатах сортировали прибывших рекрутов, отправляя их в одну из трех дверей.

Над распределительным пунктом висела пластиковая панель с написанным от руки приветствием: «Добро пожаловать на Гавабардан!» Рядом был нарисован подмигивающий человеческий череп.

— Ух ты, у местных есть чувство юмора! — воскликнул Карибло, ни к кому конкретно не обращаясь.

И ему никто не ответил. Все рекруты — и вольные, и невольные — были слишком погружены в свои собственные мысли.

В зале стоял гул голосов, за которым Комета не могла разобрать отдельные слова. Ей показалось, что перед ней открылся вид загробного мира, где души умерших поступали на скорый и, скорее всего, совершенно несправедливый суд. Голые существа, недавно проделавшие космическое путешествие в прозрачных контейнерах, теперь послушно повиновались эсэсовцам.

— Стадо… — процедила сквозь зубы Комета. — трусливое, безмозглое стадо.

Она сама не поняла, произнесла эти слова старший рекламист Латэла Томпа, или воительница Леди Комета.

Так как все контейнеры загружали и разгружали в одной и той же последовательности, Комета находилась в окружении уже знакомых соседей. Перед ней в очереди находились Мавух и Карибло, позади — Немой. Она видела как оба ее знакомых были извлечены из своих кубов и присоединились к общей очереди. Затем и контейнер Кометы был помещен на помост. Мгновение — и пол под ногами девушки исчез. Она провалилась и упала на подстеленный внизу амортизирующий мат.

— Быстро, быстро! — прикрикнул на нее один из эсэсовцев и повел стволом автомата. — В очередь!

Комета вскочила и через мгновение услышала за спиной шлепок. Это приземлился Немой. Они встали в очередь к распределительному пункту.

Комета прислушивалась, стараясь определить, по какому принципу производится сортировка. И вообще, она не понимала, почему ее поместили вместе с остальными рекрутами. Помнится, эсэсовец на Сурл-Аваше настаивал на самых строгих правилах транспортировки подозреваемой в шпионаже девушки…

Очередь дошла до первого знакомого Кометы.

— Мавух Ур-Гедарья, уроженец Лабреля. Наемник?

Человек в синем халате осмотрел рослого воина с ног до головы.

Мавух кивнул головой:

— Так точно, командир!

— Я не командир, я — доктор, — человек бросил короткий взгляд на дисплей стоящего перед ним компьютера. — Тут указано, что ты завербовался в десант. Почему?

— Там больше платят.

— Неплохо. Честность — это одна из главных добродетелей солдата армии Верховного Генералиссимуса. Правая дверь.

Мавух направился вправо, даже не обернувшись на своих бывших товарищей по путешествию.

— Карибло вас-Бардан гес-Уцфаз, уроженец Зантула. Вор-рецидивист. Сдан в рекруты властями Арта-Галинора.

— Так точно, доктор! — радостно подтвердил толстячок. — Надеюсь, моим талантам найдется тут достойное применение?

— Найдется, — сказал доктор, не отрывая глаз от дисплея. — Переподготовка. Средняя дверь.

— Есть, доктор! — толстячок отдал честь своей механической рукой и обернулся к Комете: — А здесь не так уж и плохо, как ты думаешь?

— Молчать!!! — рявкнул стоявший рядом офицер-эсэсовец. — Бегом, марш!

Карибло подпрыгнул и резво засеменил к средней двери.

Комета сделала шаг вперед и остановилась возле полукруглого стола.

— Шаггашуга Гахс-Афан, уроженка Сурл-Аваша. Направлена в рекруты приказом доктора Дорбая Зум-Загава. Рекомендована в десант.

— В десант?! — удивился офицер Службы Спасения и откровенно осмотрел обнаженную Комету. Должно быть, невысокая худощавая юная девушка совершенно не соответствовала высоким стандартам этого подразделения.

С некоторой растерянностью доктор подтвердил:

— Здесь сказано, что она, может быть, является инкарнацией третьей степени.

— Где? — эсэсовец наклонился вперед.

— Вот! — доктор указал на дисплей.

— Действительно… Невероятно… — эсэсовец осмотрел Комету с новым интересом. — Значит, правая дверь?

— Раз так указал доктор Дорбай… — человек в синем халате взглянул в глаза Комете: — Правая дверь.

— Шагом, марш! — прикрикнул эсэсовец. — Не задерживай очередь!

Комета пошла, не чувствуя под собой ног. Она не могла понять, почему из ее досье исчезли записи о подозрениях в шпионаже. Неужели доктор Дорбай осмелился пойти наперекор решению свои коллег? Вполне возможно. Едва ли кто-нибудь на Сурл-Аваше заинтересуется ее дальнейшей судьбой. Поэтому подлог никогда не будет раскрыт.

— Спасибо, доктор Дорбай… — прошептала Комета, входя в правую дверь.

Погруженная в свои мысли, она забыла поинтересоваться распределением Немого. Но тот сам напомнил о себе, зарычав над ухом девушки.

— Тебя тоже в десант? — Комета обернулась, ничуть не испытывая страха перед массивным волосатым дикарем. — Ну конечно, куда же еще такого громилу?

Немой снова коротко зарычал, и девушке показалось, что в его маленьких глубоко посаженных глазах промелькнуло вполне осмысленное веселье. Не раздумывая, она подмигнула, словно соглашаясь на некую игру.

«Кто же этот Немой? — подумала Комета, — Гензо Беньтиат, Бэр Лигволд или Адонсо Калтрадский?» Разумеется, она не имела в виду, что в Немого вселилась душа одного из трех мужчин, которые встречались на ее пути. Просто ей нужно было определиться, кто этот дикарь: подлый предатель, беспринципный хладнокровный убийца или верный надежный друг. «Я слишком часто ошибалась в людях. Больше ошибок быть не должно.»

Помещение, в которое попали Комета и Немой, представляло собой смесь склада и арсенала. Вдоль правой стены располагались подвесные конвейеры с комплектами одежды и обуви. Левую стену украшали самые разнообразные предметы ручного вооружения — от лучевых и плазменных автоматов до ножей, кастетов и кистеней. Здесь уже не было видно эсэсовцев в черных доспехах. Тут распоряжались десантники в серо-зеленых камуфляжных комбинезонах и кепках с косой полосой на козырьке.

— Не спите на ходу! — один из десантников быстро взял в оборот Комету и Немого. — Одевайтесь!

Остальные рекруты, направленные сюда ранее, уже натягивали на себя десантную форму и разбирали оружие.

Стоило только Комете приблизиться к одному из конвейеров с одеждой, как его механизм пришел в движение. Цепные приводы вращались быстро и почти бесшумно. Через несколько секунд конвейер остановился, и перед Кометой замер запаянный в пластик комплект одежды.

— Бери, это твой размер, — сказал десантник. — Видеосканер снял все твои параметры. Комбинезон сядет точно.

Комета натянула на себя плотную, но мягкую одежду быстрее, чем конвейер доставил подходящий комплект для Немого. Ее кепка, также, как и кепки всех новобранцев, была без полос. Девушка сообразила, что это какие-то знаки различия. Как показало будущее, она не ошиблась.

Следующий конвейер доставил Комете удобные легкие ботинки. Она обула их и стянула голенища пневматическими застежками.

— Для начала неплохо, — одобрил десантник, взявший «шефство» над новобранцами. — Теперь выбирайте оружие.

— Почему оружие не стандартизовано? — спросила Комета, окидывая взором стойки с более чем полусотней различных моделей.

— К нам прибывают самые разные рекруты. То, что для одного — легче пушинки, другой просто не поднимет.

Комета поняла, что ее вопрос прозвучал довольно глупо. Конечно, нельзя подходить с одними мерками к уроженцам сотен планет. Сравнить хотя бы ее саму и Немого.

Десантник продолжал быстро говорить:

— Выбирайте оружие по себе. Одно — лучевое или огнестрельное, одно — холодное. Если не подойдет, после можете поменять. Это не возбраняется. Гранаты и мины получите тогда, когда отправитесь на полигон.

Комета открыла рот, но в этот момент один из рекрутов почти слово в слово произнес уже готовый вырваться у нее вопрос:

— Можно ли взять несколько разных моделей?

— Берите, что хотите. Но учтите, вам придется с этим оружием бегать, прыгать, ползать. Оно будет постоянно с вами. Если вы в состоянии таскать с собой гору металла — забирайте хоть весь арсенал!

Комета осмотрелась, решив ориентироваться на выбор других рекрутов. Но сразу поняла, что едва ли ей поможет чужой пример. Лишь несколько рекрутов продемонстрировали свое знание вооружения. Они уверенно брали в руки автоматы, ружья и лучеметы, щелкали затворами, вставляли магазины или энергетические батареи. Но большинство рекрутов, похоже, впервые взяло в руки оружие. Новобранцы рассчитывали скорее на пример киногероев из любимых фильмов, чем на собственный опыт.

Недолго поколебавшись, Комета выбрала автомат, на вид надежный и простой в обращении. Он имел один ствол и два магазина: для разрывных и бронебойных зарядов. Магазины устанавливались рядом, и можно было, не вынимая их из автомата, переключать подачу патронов. С холодным оружием было проще: взгляд девушки сразу упал на длинный обоюдоострый кинжал, буквально завороживший бывалую воительницу своей элегантной и смертоносной простотой.

— Неплохой выбор, — услышала Комета знакомый голос.

Это был Мавух, также одетый и вооруженный. Вольный наемник перекинул через плечо ремень с массивным лучеметом. Кабель от этого оружия тянулся к батареям, находившимся в заплечном ранце. На поясе висела кобура с пистолетом-пулеметом, а в набедренных ножнах покоились парные ножи.

Немой напомнил о себе очередным отрывистым рычанием. Он вооружился длинным энергетическим ружьем, которое держал своими волосатыми лапами, как обычную дубину. К поясу дикаря был пристегнут чехол с боевым топором. Вернее, это был не обычный топор, а комбинированное оружие с острым лезвием и несколькими направленными в разные стороны шипами.

Убедившись, что его подопечные готовы к новой жизни, безымянный десантник оставил Комету и Немого и переключился на вновь прибывших нагих и растерянных новобранцев.

— Почему они сразу доверили нам заряженное оружие? — спросила Комета у Мавуха. — Ведь большинство рекрутов оказались тут не по своей воле. Что мешает им немедленно поднять восстание?

— А куда они денутся? — Мавух снисходительно усмехнулся. — Космодром охраняют эсэсовцы. Над нами висят сторожевые спутники. Бежать некуда.

И вновь девушке стало неловко за свой вопрос. Действительно, они только что прибыли на совершенно незнакомую планету. За каждым шагом рекрутов, без сомнения, наблюдали многочисленные следящие устройства. Да и сами рекруты были разобщены. Армейская дисциплина и круговая порука спаяют их в единый организм раньше, чем возникнет мысль о побеге или восстании. По крайней мере, именно такую систему воспитания и подготовки создала бы Комета, если бы руководила этой армией.

 — Кто оделся и вооружился, следуйте к выходу! — раздался голос одного из бывалых десантников.

Выход находился с противоположной стороны гардероба-арсенала. Пройдя через дверь, Комета, Мавух и Немой вместе с другими новобранцами оказались в большом пустом зале со стенами, обитыми мягким пластиком.

Когда в зале собрались около сорока человек и представителей других гуманоидных видов, поток рекрутов из пункта распределения прекратился. Комета поняла, что это все, кого доставил челнок с транспортного звездолета. Но сколько всего таких челноков? Сколько на звездолете пассажирских отсеков? Сколько на Гавабардане подобных баз? Ответов она пока не знала. И, похоже, просвещать ее на этот счет никто не собирался.

Неопытные рекруты переминались с ноги на ногу, осторожно держа в руках свое многообразное оружие.

— Непросто будет обучить такую разношерстную армию и обеспечить ее припасами, — сказала Комета Мавуху.

— Кто здесь такой умный?! — раздался резкий окрик позади нее.

Девушка обернулась и увидела десантника в кепке с двумя косыми полосами.

— А сам-то ты кто? — спросила Комета.

От такого отпора десантник выпучил глаза и заорал, брызгая слюной:

— Я сержант Барам, ваш инструктор и начальник на базе и на полигоне. Вы — моя собственность. С этой секунды я для вас — царь и бог. Теперь представься ты, мелочь паршивая!

— Я не мелочь паршивая. Меня зовут Шаггашуга Гахс-Афан.

Сержант Барам рывком выхватил из кармана записной компьютер и несколько раз ткнул в него мизинцем:

— Шаггашуга Гахс-Афан? Тут указано, что ты можешь являться инкарнацией третьей степени. Но мне на это наплевать. Для меня ты — ничтожество. Ты наглая щуплая девчонка, которую я даже побрезгую хорошенько отодрать. Я считаю, что ты попала в десант по ошибке. Тебя должны были направить в левую дверь — к обслуживающему персоналу. Через год-два из тебя вышла бы хорошая солдатская подстилка!

Комета щелкнула предохранителем своего автомата:

— Ну-ка, повтори!…

Рекруты, находившиеся за спиной сержанта, прыснули в разные стороны.

Но Барам лишь коротко и зло рассмеялся:

— Хочешь выстрелить? Как ты думаешь, сколько ты проживешь после этого? Если ты намерена бросить мне вызов, то мы будем биться на холодном оружии. Таков закон десанта армии Верховного Генералиссимуса. Конечно, для тебя это означает смерть. Но неподчинение командиру должно быть наказано. Да и для всех остальных это будет хорошим уроком. Кто хочет оспорить мою власть?

Сержант Барам обвел тяжелым взглядом толпу рекрутов. Несмотря на то, что тут были существа и повыше, и потяжелее его, все опустили глаза. В сержанте ощущались та внутренняя сила и уверенность в себе, которые позволяют одним людям командовать другими. Да и его тренированное тело, состоящее только из костей и мускулов, вызывало у рекрутов страх и уважение.

В зале повисла напряженная тишина. Комета поняла, что на раздумья времени нет.

— Я все-таки рискну осадить тебя, тупой солдафон! — твердо сказала она.

Немой тихо заворчал и попытался заслонить собой девушку. Но Комета сунула ему в руки свой автомат:

— Подержи минутку. Я думаю, что на этого ублюдка времени больше не потрачу.

Рекруты совершенно онемели от таких слов. Казалось невероятным, что эта худенькая девчушка не трепещет от страха, а собирается сразиться с опытным воином.

Комета медленно вытянула из ножен кинжал и покрутила им в воздухе, разминая кисть и привыкая к балансировке.

— Или ты сумасшедшая, или тебе очень хочется умереть, — спокойно и размеренно произнес сержант Барам.

Он убрал компьютер в карман, и откуда-то из-за спины достал свое оружие — меч-хлыст. Это было страшное оружие рукопашного боя. Его твердая негнущаяся рукоятка длиной в локоть плавно переходила в постепенно утончающееся гибкое лезвие длиной в три локтя.

Рекруты беззвучно вздохнули и расступились, образовав большой круг. Никто не хотел стать случайной жертвой сержанта Барама. В исходе поединка никто не сомневался. Мало того, что меч-хлыст был более чем в пять раз длиннее кинжала Кометы, так он еще находился в умелых и привычных к убийству руках.

— Начнем, пожалуй, — сказал сержант и сразу же после этих слов нанес первый удар.

Возможно, он рассчитывал на неожиданность и хотел покончить с непокорной девушкой одним ударом. Но Комета была наготове. Она отклонилась в сторону, и гибкое лезвие просвистело в воздухе рядом с ней.

Сержант крутанулся на каблуках и очертил оружием смертельный круг. Если бы Комета не распласталась на полу, она была бы перерублена пополам на уровне пояса. Затем ей пришлось подпрыгнуть, так как лезвие щелкнуло по полу там, где она находилась мгновение назад. Такой бой не мог продолжаться слишком долго. Меч-хлыст свистел и щелкал вокруг девушки, и казалось чудом, что она до сих пор цела и невредима.

Но сама Комета страха не испытывала. Время вокруг нее как будто замедлилось. Она видела каждое движение врага и его оружия. Единственной, с чем ей приходилось бороться, была инерция собственного тела, которое с ее точки зрения слишком медленно подчинялось ускорившимся нервным сигналам.

Выждав удобный миг, Комета бросилась в атаку. Она проскользнула под занесенной для очередного удара рукой Барама и полоснула лезвием кинжала ему по горлу. Это движение было почти неуловимо для восприятия рекрутов и самого сержанта. Комета видела, как хлынула кровь из перерезанной артерии ее противника, как округлились глаза и раскрылись рты зрителей.

Спустя мгновение предсмертный хрип сержанта Барама был перекрыт восторженным воплем рекрутов. Комета застыла над упавшим противником. Ее глаза сияли торжеством. Она снова победила!

И тут раздался громкий хлопок. Выстрел.

Крики моментально смолкли. Круг зрителей распался. Глазам Кометы предстал человек в кепке с тремя полосами. Его сопровождали два «однополосных» десантника с шестиствольными пулеметами.

— Неплохо, неплохо! — «трехполосный» оглядел Комету. — Я лейтенант Криго. Командую вашим учебным отрядом. Это ты — инкарнация третьей степени?

— Так говорят, — уклончиво ответила Комета.

— В прошлых жизнях, я думаю, тебе уже приходилось убивать?

— Приходилось.

— Много?

— Много.

— Ты не жалеешь об этих убийствах?

— Только об одном.

— Кто это был?

— Человек, который искренне и самозабвенно меня любил, — Комета имела в виду Адонсо Калтрадского.

Не зная всех обстоятельств дела, рекруты с едва скрываемым страхом посмотрели на худенькую девушку, почти подростка. Если она так хладнокровно жестока, что убила любившего ее человека, то чего уж тут говорить о напросившемся на поединок сержанте Бараме?!

Даже лейтенант Криго слегка смутился и решил поменять тему разговора:

— Тебя зовут Шаггашуга Гахс-Афан. Имя красивое, но длинное. В десанте мы предпочитаем прозвища покороче. Придумай себе что-нибудь.

— Комета, — не раздумывая, сказала Комета. — Леди Комета.

— Комета… — лейтенант посмотрел на тело сержанта Барама. — Подходит. А вот «Леди» — это лишнее. Мы тут обходимся без титулов.

— Меня будут судить за убийство? — спросила Комета.

— Не-е-ет! — с улыбкой протянул лейтенант. — Если бы ты так… не торопилась, то сержант Барам разъяснил бы вам, новичкам, наши законы. Придется это сделать мне. Мы — десант. Мы — элита армии Верховного Генералиссимуса. Мы — лучшие. Конечно, у Верховного Генералиссимуса есть оружие, которое может сбить планету с орбиты, отравить все живое на ее поверхности, превратить воду океанов в термоядерную плазму. Но важно не уничтожить вражеский мир, а захватить его невредимым. Это могут сделать только истинные воины, непревзойденные бойцы — МЫ! Для этого и построена наша база на Гавабардане. Здесь из вас сделают лучших в мире солдат — десантников армии Верховного Генералиссимуса! На этой планете не создается оружие, здесь закаляются сердца настоящих воинов!

С точки зрения рекламиста Латэлы Томпа, речь лейтенанта Криго была построена почти идеально. Комета видела, как загораются внутренним огнем глаза рекрутов, как расправляются их плечи и распрямляются спины. Она не знала, кем были рекруты до своего вольного или невольного поступления на военную службу, но благодаря лозунгам лейтенанта они начинали ощущать себя частью великой непобедимой силы, которая наделяла каждого из них частицей своего могущества.

А Криго продолжал говорить:

— Законы десантников просты и справедливы. Мы — братство избранных воинов. Мы ценим честность, смелость, ловкость и силу духа. На первом этапе все вы — новобранцы. На ваших кепках нет ни полос, ни иных знаков отличия. После первого полигона выяснится, кто из вас чего стоит. Кто окажется достоин высокого звания десантника, тот получит кепку с одной полосой. После второго полигона вы сможете выбрать: продолжить тренировки или уйти в резерв. Кто решится на первое, кто почувствует в себе дух воина, тот еще два раза пройдет полигоны и станет сержантом с двумя полосами на кепке. Затем, еще после трех полигонов — звание лейтенанта и три полосы. О более высоких чинах говорить пока не буду, о них вам рано даже мечтать. Встретимся после первого полигона — продолжим разговор. Но у Кометы теперь самые высокие шансы на повышение.

— Несмотря на это убийство? — удивилась Комета.

— Такие поединки показывают, чей воинский дух тверже, чья выучка лучше. Только самые достойные смогут достигнуть успеха. Ты, Комета, доказала свое превосходство.

— А могу я сразу вызвать на поединок генерала?

Криго усмехнулся:

— Наши законы разрешают вызвать на поединок равного по званию или своего непосредственного начальника, то есть десантника на одно, в крайнем случае на два звания выше. Но поединки допускаются только на базе и только с применением холодного оружия. Кто использует огнестрельное оружие на поединке, будет наказан. На полигоне за невыполнение приказа командира вас также ждет немедленно наказание. А наказание у нас одно — смерть. В случае оскорбления или несогласия с приказом на полигоне стисните зубы и терпите. Вернетесь на базу — рассчитаетесь за все сполна. Повторяю: на полигоне поединки не допускаются. И помните: вы находитесь под постоянным наблюдением и здесь, на базе, и на полигоне. Помимо внутренних систем наблюдения существуют еще и спутники. Ни на миг об этом не забывайте. Всем ясно?

— Ясно, ясно, — вразброд ответили рекруты.

— А что такое «полигон»? — спросил один из новобранцев.

— Это место, где вы станете настоящими десантниками. Впрочем, скоро вы все сами увидите. Даю вам сутки на отдых, а затем вы отправляетесь на первый полигон. Время мы измеряем стандартными сутками Кси-Лодердолиса. Пока можете есть, спать, развлекаться. Командовать вами будет сержант Кара. Познакомьтесь.

В дверях появилась фигура рослой женщины с импульсным излучателем. Она, пожалуй, не уступала в росте Немому, да и в плечах была не уже. На висках сержанта Кары болтались два мясистых отростка, которые доставали до плеч. Они были красными, покрытыми плотной паутиной кровеносных сосудов.

С женщиной-сержантом также были два «однополосных» десантника.

Кара приказала своим сопровождающим:

— Уберите сержанта Барама и похороните согласно нашему закону!

Те подхватили труп и быстро унесли его прочь.

Кара обратилась к новобранцам:

— Следуйте за мной в казарму! Те, кто свернет в сторону или отстанет, будет наказан. Помните, какое у нас наказание?

— Смерть… — прошептал кто-то из рекрутов.

* * *

Как поняла Комета, сержант Кара не собиралась утомлять своих подчиненных длинными лекциями и наставлениями. Она предпочитала обучать их по принципу: «Делай, как я!»

На своем пути в казарму рекруты встретили лишь нескольких «однополосных» десантников, которые несли караульную службу в ключевых точках жилого комплекса. При виде сержанта Кары десантники щелкали каблуками и отдавали честь, а растерянных и подавленных рекрутов провожали насмешливыми улыбками.

Казармой на Гавабардане назывались роскошные апартаменты, скорее похожие на роскошный отель или на дворец богатейшего владыки огромного государства. Тут были занавешенные плотными тканями альковы, где новобранцы могли уединиться для отдыха или развлечения; бассейны с пресной, соленой, кислой или щелочной водой; бары с огромным выбором еды и напитков; компьютерные терминалы, по которым можно было выбрать видеофильм, видеопередачу или видеокнигу.

В общем, тут имелось все, что могло удовлетворить телесные потребности и разнообразные запросы выходцев с разных миров. Вся эта роскошь располагалась в изолированном блоке без внешних окон и дверей. Комета не могла знать точно, сколько всего в этой горной крепости подобных блоков, но по количеству пройденных перекрестков полагала, что их не менее нескольких десятков.

— Располагайтесь на отдых! — скомандовала Кара своему отряду. — Через сутки вы отправитесь на полигон.

— Но я же не умею стрелять! — с нотками отчаяния воскликнул один из новобранцев — молодой человек, у которого вместо волос на голове красовался кожистый продольный гребень.

— Вот на полигоне и научишься, — отрезала Кара. — А пока займись лучше одной из тех красоток. Может, это твои последние сутки жизни. Используй их на все сто десять процентов!

Комета наконец-то узнала, что имел в виду сержант Барам, когда говорил, что ее отправили не в ту дверь. Помимо десантников, в казарме присутствовали еще и девушки для развлечений. Впрочем, и юноши также, так как среди воинов были женщины, которые жаждали плотских наслаждений не меньше, чем мужчины. Конечно, некоторые рекруты предпочли общество друг друга, возможно, познакомившись еще в транспортном звездолете, но большинство все-таки воспользовались услугами красивых и на все готовых партнеров из обслуживающего персонала.

К Комете приблизился один из юношей для развлечений — мускулистый красавец с черными глазами и волнистыми темными волосами. Он был одет лишь в узкую набедренную повязку из яркой парчовой ткани.

Юноша сделал нижней частью тела весьма откровенное движение:

— Меня зовут Каврол, милая дама. Не желаете ли прокатиться на моем горячем жеребце?

— Брысь! — фыркнула Комета.

Немой, подобно тени следовавший за девушкой, от себя прибавил короткий угрожающий рык.

— Каврол, иди-ка со мной! — сержант Кара обняла юношу за плечи и подтолкнула к ближайшему алькову. — А ты, Комета, я вижу, уже нашла себе более подходящего ухажера.

Комета холодно улыбнулась и как будто ненароком коснулась рукояти кинжала:

— Видите ли, сержант Кара, мне в общем-то все равно, убить кого-нибудь еще, или самой быть убитой.

Кара прекрасно поняла этот намек, но не выказала ни капли страха:

— Ты инкарнация третьей степени? Ну-ну. Ты далеко пойдешь в десанте, если, конечно, пройдешь первый полигон.

— Да что же это за полигон? Может, объясните, наконец?

Сержант только усмехнулась:

— Подожди, скоро узнаешь сама. Ждать уже недолго. Мой тебе совет: расслабься и получи удовольствие от жизни!

Кара подхватила с ближайшей барной стойки початую бутылку с голубой жидкостью и повела Каврола к алькову.

Комета обвела взглядом казарму, в которой завертелся круговорот распаленных напитками и похотью человеческих тел, и пробормотала:

— Это не жизнь…

Немой глухим ворчанием выразил свое согласие.

Комета вздохнула:

— А вот поесть надо. Ты не возражаешь?

Дикарь, похоже, не возражал.

— Тогда я предлагаю сесть за этот столик. Здесь мы никому не помешаем… и нас никто не побеспокоит.

Подавая пример, Комета направилась к ближайшему бару, взяла из стойки первую попавшуюся тарелку, села на табурет и начала быстро уплетать нечто студенистое, имеющее тошнотворный буро-малиновый цвет, но весьма приятное на вкус. Она не собиралась выяснять, из чего сделана эта пища, чтобы не портить себе аппетита. Немой присоединился к ней, выбрав то же блюдо.

* * *

Сутки пребывания в казарме показались Комете несколькими часами. Она купалась в бассейнах, пробовала разные кушанья и напитки, присматривалась к новобранцам. Помимо совершенно безмозглых и довольных своим положением рекрутов тут оказались несколько человеческих и нечеловеческих существ, которые так же, как и она сама, не испытывали сильного восторга от своего пребывания в рядах десантников Верховного Генералиссимуса.

К сожалению, откровенный разговор с недовольными был невозможен, так как Комета не сомневалась, что каждый уголок казармы просматривается следящими устройствами. Пока же она ограничивалась обществом загадочного Немого. Дикарь постоянно находился рядом, но никогда не предпринимал попыток заговорить (точнее, зарычать) первым, и лишь реагировал на слова и поступки девушки. Когда она ложилась спать в алькове, он растягивался поперек входа.

Рекруты в шутку прозвали Немого телохранителем Кометы. Но защита девушке не требовалась. Едва ли кто-нибудь осмелился бы покуситься на ее честь или жизнь после того, как она продемонстрировала свои возможности.

В целом же рекруты относились друг к другу и к Комете вполне дружелюбно. Любые конфликты либо затихали сами собой, либо перерастали в быстротечные кровавые поединки. В первые же часы пребывания в казарме несколько новобранцев погибло в ссорах за обладание понравившимися девушками или юношами из обслуги.

Сержант Кара ничуть не препятствовала поединкам. Она лишь выступала в роли судьи — хранителя закона братства десантников. Комета поняла, что таким образом проводился предварительный отбор: первыми погибали либо неуправляемые скандалисты, либо слабые и неприспособленные к армейской жизни. Это было жестоко, но справедливо.

* * *

— Подъем! Собирайтесь! Одевайтесь! Вооружайтесь! — громкий крик сержанта Кары возвестил, что отведенные на отдых сутки истекли. — Бегом к выходу! На полигон!

Сержант подгоняла замешкавшихся новобранцев тычками ствола своего импульсного излучателя:

— Вперед по коридору! Бегом!

Кара гнала рекрутов, как пастух — стадо овец. Даже более или менее опытные рекруты вроде Мавуха были растеряны. Возможно, слепое и бездумное повиновение приказам также входило в систему подготовки десантников.

Караульные десантники свистом и криками сопровождали передвижение новобранцев:

— Шевелитесь! Двигайте ногами! Не спите на ходу!

На этот раз их вели совершенно другим путем — по другим проходам и коридорам. Через некоторое время новобранцы оказались в овальном зале. Стальные створки дверей за их спинами закрылись, а другие, впереди, еще не были открыты.

Вдоль стен были расставлены пластиковые контейнеры камуфляжной окраски.

— Разбирайте свои комплекты! — скомандовала сержант Кара. — На каждом контейнере написано ваше имя или прозвище. Живо! Поторопитесь!

Действительно, на контейнерах были прикреплены карточки с именами новобранцев. Путаница и суматоха продолжались недолго. Каждый нашел свой комплект. На контейнере Кометы было написано просто: «Комета». Так Шаггашуга Гахс-Афан умерла вторично.

— Одевайте бронежилеты и шлемы! Забирайте заряды, мины и гранаты! — показывая пример, сержант Кара открыла свой контейнер и достала из него названные предметы. — Кто не сообразит, как одевать бронежилет, смотрите на меня.

Комета открыла пластиковую крышку контейнера и обнаружила внутри запасные магазины для своего автомата, десять небольших шариков с кнопками и защитную броню. Ей не требовались подсказки. Руки девушки действовали самостоятельно, быстро затягивая пневматические застежки шлема и бронежилета, рассовывая по специальным кармашкам обоймы и гранаты. На шлемах новобранцев, так же как и на кепках, не было никаких знаков различия. А вот на лобной пластине шлема Кары красовались две косые полосы.

Комета вооружилась в числе первых, уступив лишь Мавуху и еще троим вольным наемникам. Сержант Кара внимательно следила за действиями своих подопечных, замечая все промахи и ошибки.

— Не вздумайте нажимать кнопки на гранатах! — предупредила она. — Хотя на базе детонаторы заглушены специальным импульсом, кнопки могут «залипнуть», и тогда вы взорветесь, едва выйдете из зоны действия сигнала.

Самые боязливые новобранцы поспешили проверить состояние своих гранат.

— Все готовы?! — громко спросила Кара.

— Все, — прозвучал общий нестройный ответ.

— Эй, диспетчер, открывай входной люк!

Створки противоположного люка начали расходиться в стороны. В зал ворвался порыв ледяного ветра.

— Бегом к транспортеру! Живо, а то подхватите насморк!

Новобранцы поспешили к выходу, подгоняемые криками и тычками своего сержанта.

Оказавшись под открытым небом, Комета осмотрелась, но не увидела ничего примечательного. Это была почти такая же посадочная площадка, как и та, на которую садился челнок. Ее также окружали высокие безжизненные горы, почти полностью покрытые снегом. Дверь, из которой выскакивали солдаты, была проделана в стене одной из скал.

Посадочную площадку продувал сильный ветер, который мел поземку и поднимал в воздух ледяную пыль. Сквозь эту завесу впереди можно было разглядеть очертания какого-то большого летательного аппарата. У него был широкий вместительный корпус и четыре турбинных двигателя, расположенных над корпусом на расходящихся опорах. Черный проем входного люка находился почти на уровне посадочной площадки. Чтобы попасть внутрь транспортера, не требовались ни трап, ни лестница.

Глоток морозного воздуха заставил Комету двигаться быстрее. На таком холоде можно было не только простудиться, но и за несколько минут обморозиться или получить воспаление легких. Вместе с новобранцами она побежала к транспортеру, стараясь дышать редко и неглубоко, чтобы мороз не повредил гортань. Даже сержант Кара замолчала. Должно быть, и она не собиралась рисковать своим здоровьем.

Сделав две сотни шагов в ледяной пурге, новобранцы по очереди вваливались в люк транспортера. Здесь их встречал «однополосный» десантник:

— Не толпитесь у входа! Не загораживайте проход! Проходите внутрь!

Но и без этих напоминаний каждый хотел оказаться подальше от люка, из которого тянуло холодным ветром. Внутри пассажирского отсека транспортера не было сидений, только пружинистый пол и поручни, опоясывающие стены на уровне груди. Свет поступал через узкие застекленные бойницы-иллюминаторы.

Комета сразу поспешила занять место возле одного из иллюминаторов. Остальные новобранцы либо расположились прямо на полу, либо сели, облокотившись спинами на стены.

Последней в транспортере появилась сержант Кара:

— Для начала неплохо. Могу поспорить, что после полигона вы погрузитесь в транспортер вчетверо быстрее.

Десантник, встречавший новобранцев, коротко отдал честь:

— Сержант, дополнительный боезапас и полевой рацион загружены в трюм. Если нет причин для задержки, мы готовы к вылету.

Из пилотской кабины выглянуло странное существо с огромной головой, большим ртом и глазами навыкате. К его зеленоватому лысому черепу были прикреплены блестящие пластины, от которых куда-то вглубь кабины тянулись многожильные кабели. Очертания тела пилота невозможно было определить из-за широкого бесформенного балахона.

— Все на месте? — проквакало существо. — Вот и отлично! Взлетаем!

— Держитесь крепче! — объявил десантник. — Сегодня над базой сильный ветер.

Он повернул рычаг возле входного люка, и металлическая пластина с мягким шелестом закрыла проем. Десантник сел на пол, поднял руки вверх и ухватился ими за поручень. Некоторые новобранцы последовали его примеру. Другие так и поднялись с пола. Комета осталась стоять возле иллюминатора, лишь крепче взялась за поручень. Немой, как обычно, устроился рядом. Но, похоже, вид из окна его не интересовал. Дикарь привалился спиной к стене и прикрыл глаза, словно задремал.

Турбины транспортера загудели, постепенно наращивая обороты. Корпус мелко завибрировал. Не прошло и нескольких секунд, как Комета увидела, что поверхность посадочной площадки рванулась вниз. Она силилась разглядеть десантную базу, но из-за пурги и снега это было непросто.

Тем не менее сквозь редкие просветы девушка сумела увидеть несколько посадочных площадок, разбросанных между скалами, и большие каменные холмы явно искусственного происхождения. База оказалась даже больше, чем она ожидала. Подземный город был похож на многоногого паука, чьи конечности тянулись в разные стороны, пронзая толщу скал или появляясь наружу в виде прочных стен и башен, сложенных из местных строительных материалов. Даже из иллюминатора взлетающего транспортера невозможно было окинуть взглядом весь этот комплекс.

Предупреждения десантника оказались не напрасны. Едва транспортер поднялся на высоту нескольких сотен метров над вершинами гор, началась сильная качка. Те, кто сидел у стен и держался за поручни, еще сумел сохранить равновесие. А вот новобранцы на полу так и покатились, словно сбитые кегли. Послышались стоны и жалобы.

— Молчать! — прикрикнула сержант Кара. — Ишь, расхныкались, как изнеженные младенцы. Ну и что, что ботинком заехали в рыло? На полигоне эта боль покажется тебе наслаждением!

При слове «полигон» десантник возле входного люка многозначительно хмыкнул.

Транспортер не стал подниматься высоко, а полетел над горами, быстро увеличивая скорость. Под транспортером проносились острые хребты и вершины, пологие каменные оползни и ледяные равнины. Комета, не отрываясь, смотрела в иллюминатор. Она поняла, что безжизненная замороженная страна, продуваемая ветрами, окружает базу на многие сотни километров.

Затем пейзаж постепенно начал меняться. Горные склоны стали более пологими, а равнины между хребтами — более просторными. Примерно через час лета Комета увидела первую речку, вытекающую из основания ледника. Потом показались зеленые растения. И тут, на самом интересном участке пути, транспортер попал в густую и непроницаемую для глаз облачность.

Комета вздохнула и отвернулась от иллюминатора. Большинство новобранцев уже приспособилось к болтанке. Будущие десантники рассказывали друг другу смешные случаи из прошлой «гражданской» жизни, шутили, смеялись. Так они старались скрыть свой страх перед неумолимо приближающимся зловещим полигоном.

Из кабины вновь выглянул большеголовый пилот:

— Сержант, я принял приказ из центра координации. Мы высадим вас на шестом полигоне.

Кара кивнула головой, подтверждая, что услышала сообщение.

«Однополосный» десантник присвистнул:

— Не завидую я вам, ребята! Из рая казармы — и сразу к слизнякам!

— Попридержи язык! — бросила ему сержант Кара. — Ты же знаешь наш закон: никакой предварительной информации о противнике.

Новобранцы, только-только собиравшиеся завалить десантника вопросами, разочарованно отвернулись.

Транспортер летел в густых облаках еще около часа, а потом начал снижаться. Комета снова прильнула к иллюминатору. Но теперь она была не одинока. Любопытство распирало всех новобранцев, но разглядеть что-нибудь снаружи пока было невозможно.

Наконец, транспортер опустился ниже края облаков, и его пассажиры увидели бескрайний зеленый массив, из которого местами выступали голые каменный кряжи. Даже с большой высоты можно было определить, насколько высоки растущие внизу деревья. Кое-где между ними виднелись небольшие речки и озера.

— Красота! — выдохнул кто-то за спиной Кометы. — Почти как у меня дома, на Фупте.

Но еще сильнее открывшегося пейзажа новобранцев взволновала скорость снижения. Транспортер почти падал. Поверхность планеты стремительно приближалась. Раздались испуганные вскрики.

Сержант Кара быстро пресекла панику:

— Вы не на прогулке! Это боевое десантирование. Пилот знает свое дело, научитесь доверять своим братьям по оружию.

Турбины транспортера взвыли, когда его корпус почти врезался в верхушки деревьев. Летательный аппарат резко затормозил. Новобранцев сперва вдавило в пол, а затем швырнуло вперед с такой силой, что некоторые, не удержавшись на ногах, упали. В иллюминаторах замелькали ветви деревьев. Растения оказались даже выше, чем выглядели сверху. Пилот вел транспортер между ними, описывая замысловатую «змейку».

Через несколько минут полета между деревьями машина снова ринулась вниз. На этот раз падение было недолгим, но весьма ощутимым. Пол ударил по подошвам стоявших новобранцев, а те, кто сидел или лежал, подпрыгнули на его пружинящей поверхности.

Десантник открыл входной люк в одно мгновение с приземлением.

— На выход! Вперед! Быстрей! — рявкнула сержант Кара.

Новобранцы повиновались ей, почти не задумываясь. Они рванулись наружу, словно в транспортер кто-то кинул гранату с включенным детонатором.

Комета вместе со всеми выскочила из люка и оказалась на поверхности чужой планеты. На желто-серой почве росла приземистая широколистная трава. Вокруг места высадки высоко вверх вздымались сочные зеленые стволы деревьев толщиной в шесть человеческих обхватов. Небо над головой было затянуто сплошной серой пеленой, однако освещения вполне хватало.

Последними из транспортера выбрались сержант Кара и «однополосный» десантник.

 — Где же встречающие? — спросила Кара, оглядывая место посадки.

— Сейчас появятся, — ответил десантник. — Пилот сказал, что они там.

Он вытянул руку, указывая направление.

Действительно, скоро из-за стволов деревьев появились люди в десантной форме. У всех на шлемах было по одной полоске. Возглавлял этот отряд невысокий, но плотный и ширококостный сержант с багрово-красным лицом и носом-хоботком, сросшимся с верхней губой. Следом за людьми показалась моторизованная транспортная тележка, которой управлял один водитель. У тележки были четыре больших дутых колеса диаметром примерно с человеческий рост. Ее двигатель работал почти беззвучно, и издалека не было заметно никаких выхлопов.

— Наконец-то вы прилетели! — просипел сержант, забавно шевеля своим носом-хоботком. — У нас все припасы на исходе.

— Тогда что же ты спишь на ходу, а Крут? — ехидно поинтересовалась Кара.

— Да сели вы далеко! Мы едва вас догнали.

— Скажи спасибо, что мы не развернулись и не улетели обратно, тебя не дождавшись.

Обмен приветствиями прервал десантник из транспортера:

— Разгружайте! — он махнул рукой в сторону летательного аппарата. — Все, что найдете — будет ваше! И поторопитесь, нам еще надо забрать смену с сорок третьего полигона.

— Вперед! За работу, лентяи! — крикнул сержант Крут своим солдатам.

Видимо, им не требовалось объяснять, что и где надо искать. Десантники сразу направились к носовой части транспортера, где под пилотской кабиной раскрылся еще один люк. Десантники начали вытаскивать оттуда пластиковые ящики и мешки и укладывать их на транспортную тележку.

Несколько новобранцев из отряда Кары собрались было помочь в разгрузке, но их остановил окрик женщины-сержанта:

— Стойте на месте! Таскать припасы — это дело настоящих десантников. Таков наш закон. А вы пока отдохните.

Новобранцы удивленно зашумели. Видимо, не так они представляли себе распределение обязанностей на военной службе. Комета также призадумалась. Она знала, что ничто в этом мире не дается просто так. Если кто-то берется сделать за тебя тяжелую работу, то это, скорее всего, означает, что затем он рассчитывает получить с тебя вдесятеро больше.

— Рад видеть тебя, Кара, — сказал сержант Крут. — Давненько наши дороги не пересекались. Как твои новобранцы?

— Выглядят неплохо. Посмотрим, каковы они в деле…

Оба сержанта тихо заговорили друг с другом, как старые приятели. Комета, как не старалась, не могла разобрать слов, так как их заглушали крики разгружавших припасы десантников и разговоры новобранцев. Подойти поближе к сержантам она не решилась, чтобы не вызвать настороженности и подозрений.

Один из десантников, проходя мимо Кометы с тяжелым мешком на плече, нарочито громко произнес:

— Какой приятный сюрприз! Девочек для забав уже присылают прямо на полигон!

Десантники дружно загоготали. Комета напряглась. Но не успела она ответить что-нибудь резкое, как к говорившему подскочил сержант Крут, грубо схватил его за подбородок, нагнул голову и что-то прошипел прямо в ухо.

Когда десантник выпрямился, веселье сползло с его лица:

— Извини, Комета, я не знал, что ты выключила сержанта Барама.

Смех вокруг моментально смолк. Десантники продолжили разгрузку, как ни в чем не бывало. Но Комета чувствовала на себе короткие взгляды, полные уважения и интереса. Из этого короткого эпизода девушка сделала сразу несколько выводов. Первый: Кара уже успела рассказать Круту о ее победе. Беседовали сержанты недолго, следовательно, это информация считалась важной, раз ее сообщили в первую очередь. Второй вывод: тяжеловатый и неуклюжий Крут двигался так быстро, что даже сама Комета едва проследила за его перемещением. Не следовало недооценивать десантников, особенно тех, кто дослужился до званий. Третий вывод: смерть сержанта Барама десантник назвал «выключением». Если это слово из профессионального сленга «братьев по оружию», то, похоже, жизнь ценится здесь крайне низко.

Когда разгрузка транспортера была закончена, оказалось, что не все вещи уместились на тележку. Десантники, не дожидаясь указаний, разобрали оставшиеся ящики и мешки. Новобранцев в качестве грузчиков никто использовать не собирался.

— Что же ты не подогнал две грузовозки? — спросила Кара у Крута.

Тот усмехнулся:

— Похоже, тебе тоже не рассказали о нашем положении. Эта грузовозка — последняя. Слизняки нас здорово потрепали. Они даже захватили несколько пленных.

Кара присвистнула:

— И вы их не отбили?

— Вот вы их и отобьете! — ухмыльнулся сержант Крут.

Десантник из транспортера поставил ногу внутрь транспортера и помахал рукой, привлекая к себе внимание:

— Все, мы улетаем. Счастливого полигона!

Он зашел внутрь и закрыл за собой люк. Турбины транспортера загудели. В лицо Комете и прочим стоявшим рядом людям ударил плотный поток воздуха. Летательный аппарат легко оторвался от земли, поднялся вверх, задевая ветви деревьев, а потом скрылся из вида за стеной зеленых листьев.

— Двинулись! — крикнул сержант Крут.

Десантники с грузом пошли впереди. За ними тронулась тележка-грузовозка. Позади нестройной толпой потянулись новобранцы. Их лица были мрачны и напряжены. Разговоры о потерях и пленных увеличению бодрости духа не способствовали.

Крут отстал от своих десантников и поравнялся с новобранцами:

— Смотрите по сторонам. Не подходите к зарослям растений выше колена. Там может спрятаться враг. Кстати, за стволами деревьев — тоже. И посматривайте на ветки деревьев. Если увидите что-то похожее на белый мешок, подвешенный на ветке — немедленно кричите. Это кислотная мина.

После такого инструктажа новобранцы напряглись еще больше. Стволы их автоматов, лучеметов и энергетических ружей ощупывали окружающий лес в ожидании немедленной атаки неизвестного противника.

— Сержант Кара! — не выдержал, наконец, один из неопытных новобранцев. — Когда же нам объяснят, что мы должны делать?!

Его слова прорвали плотину молчания, и на Кару со всех сторон посыпались новые вопросы:

— Мы что, будем с кем-то воевать?

— Это учения?

— Но ведь у нас боевое оружие!

— Я даже не умею стрелять. Я выбрал этот автомат, потому что точно такой же был у капитана Гасила из фильма «Война Измерений»!

— И я не умею стрелять!

— И я!

— И я!

Сержант Кара закричала:

— Тихо! Соблюдайте тишину! Вам все объяснит майор Стопер в лагере. До того ваша задача — добраться до лагеря целыми и невредимыми.

— Но что нам угрожает?! — с истеричными нотками выкрикнул кто-то.

— Тихо! Больше никаких вопросов до лагеря.

Новобранцы покорно замолчали, но на траву и деревья начали смотреть с удвоенным вниманием. Однако первыми опасность заметили все-таки опытные десантники.

— Вижу мину! — раздался крик из авангарда отряда.

— А вот и еще две, — сразу подхватил кто-то.

— Эй, Кара, — позвал сержант Крут, — веди сюда своих новичков. Пусть посмотрят, как выглядит кислотная мина и что от нее ожидать.

Новобранцы обогнули грузовозку и смешались с десантниками. Впереди на пути следования отряда на ветвях деревьев примерно на высоте восьми-десяти человеческих ростов виднелись белые каплеобразные предметы, спрятавшиеся в листве.

— А теперь смотрите, — сказал Крут. — Драй, сними-ка мины!

Один из десантников положил на землю мешок с грузом и достал из-за спины энергетическую винтовку, точно такую же, какую выбрал Немой. Десантник вскинул оружие и выстрелил, даже не воспользовавшись оптическим прицелом. Винтовка издала короткий сухой треск, и в то же мгновение вспыхнула листва вокруг кислотной мины. Десантник перебил место крепления мины к ветви. Белая капля размером с детский мяч упала на землю и лопнула, расплескав вокруг брызги вязкого желе. Трава, ствол дерева и листья, на которые попали эти брызги, тотчас же почернели и сморщились.

— Кислота, — пояснил Крут. — Если упадет вам на голову или даже рядом — не обрадуетесь. Мина срабатывает на тепло человеческого тела. Ясно?

Новобранцы понуро закивали. Полигон становился все более и более опасным испытанием.

Сбив все мины, отряд направился дальше, обходя черные пятна, оставшиеся на месте разбрызганной кислоты.

Оба сержанта пошли рядом.

Комета услышала обрывок их разговора:

— …И как только они узнают о наших перемещениях? — говорил Крут. — Вроде никогда дважды не ходим одной и той же дорогой, но мины развешивают точно перед носом.

— Это их мир, — сказала Кара. — Но, может быть, слизняков тоже координируют. Помимо поставок оружия…

— Может и так, — равнодушно согласился Крут. — Координаторы делают полигон более сложным.

Комета мало что поняла из этого диалога, но почувствовала, что впереди новобранцев ждут тяжелые и смертельно опасные испытания. Будущее показало, что ее пессимистические прогнозы не оправдались — реальность оказалась даже хуже, чем самые мрачные предположения.

* * *

Путешествие по лесу, которое показалось новобранцам длинным, как половина жизни, на самом деле продолжалось не более получаса. Кроме того, отряд двигался по широкой дуге. Напрямик можно было пройти вдвое быстрее, а без груза — втрое. Неудивительно, что десантники бегом добрались до транспортера всего за несколько минут.

Лагерь открылся новобранцам внезапно. Вернее, это был не лагерь, а кратковременная стоянка отряда, состоящего примерно из сотни десантников и шестидесяти новобранцев. Комета сразу отметила, что солдаты без полос на касках выглядели более усталыми и подавленными, чем «однополосные».

Появление грузовозки и десантников с ношей было встречено радостным оживлением. Десантники начали умело вскрывать ящики и распаковывать мешки. Привезенные запасы быстро расходились по рукам. Сержанты в подразделениях следили, чтобы все их солдаты получили пищу, упакованную в пластиковые пакетики, и боекомплект, соответствующий типу их оружия.

Комета недоумевала, каким образом рассчитаны количество продуктовых пайков и состав боезапасов. Никаких средств связи с базой в отряде не было заметно, тем не менее припасы распределились без недостатка, но и без излишества. Каждая обойма, каждая энергетическая батарея заняла свое место в разномастном оружии десантников.

Тем временем сержант Кара выстроила своих подопечных в некое подобие двух шеренг. С новобранцами, имеющими весьма смутное представление о строевой подготовке, добиться ровного построения было непросто, но, похоже, никто из командного состава десантников к этому и не стремился.

К переминавшимся с ноги на ногу новобранцам подошел человек в шлеме с одной широкой вертикальной полосой.

Сержант Кара вышла вперед и скороговоркой доложила:

— Майор Стопер! Отряд новичков в количестве тридцати восьми солдат на полигон номер шесть прибыл.

Майор прошелся взад и вперед вдоль строя, вглядываясь в лица новобранцев. Должно быть, увиденное его удовлетворило. Он остановился посередине и заговорил, глядя на ветви деревьев поверх шлемов без полос:

— Меня зовут майор Стопер. С этого момента вы становитесь частью моего отряда. Поздравляю вас с прибытием на шестой полигон. Для вас это большая честь — сразу попасть на такой сложный полигон. Это значит, что вас считают достойными важных ответственных заданий. Вы — будущие десантники! Вы — лучшие из лучших!

Новобранцы уже слышали нечто подобное из уст лейтенанта Криго. Поэтому речь майора Стопера не произвела на них большого впечатления. Но майор, видимо, и не собирался блистать ораторским искусством.

— Сразу перейду к конкретной задаче!… — заявил Стопер.

Новобранцы замерли и начали жадно впитывать каждое слово.

— …Шестой полигон — это лес, где обитают слизняки. Так мы называем местных жителей, которые настроены к нам крайне враждебно. В сражениях с ними десантники оттачивают свое военное искусство и личное боевое мастерство. Именно для этого сюда прислали и вас. Тут из новичков вы превратитесь в настоящих десантников. Кто не сумеет проявить храбрость и умение воевать — умрет.

Новобранцы вздохнули. Одни побледнели, другие покраснели. Лишь несколько свободных наемников постарались сохранить бесстрастность.

Не обращая внимания на волнение новобранцев, майор Стопер продолжил:

— Полигон нельзя покинуть по своей воле. Только по приказу командира или… или при удаче противника. На полигоне вас не учат маршировать и ходить строем. Здесь вас учат сражаться и побеждать. Именно этого ждет от вас командование и Верховный Генералиссимус. Война — это ваша жизнь! Жизнь — это ваша победа! Десантниками станут только самые лучшие. От вас самих зависит, ждет вас слава или смерть.

Стопер посмотрел на свой наручный хронометр:

— Даю вам час на прием пищи. После этого мы выступаем на слизняков. Задача вашего отряда — занять их опорный пункт, условно именуемый «Святилище». Да, забыл сказать, слизняки имеют такое же, как и у вас, оружие. Их отряд может насчитывать от сорока до шестидесяти воинов. Эта вводная информация перед атакой. У меня все. Вопросы есть?

— Откуда у слизняков оружие? — выкрикнул один новобранец.

— Командование обменивает его на продукты питания для снабжения базы. Часть того, что вы ели, едите или будете есть, сделана из товаров слизняков.

— Зачем?!

— Затем, чтобы война не превратилась в бойню. Помните, эта война ведется не для победы. Она ведется для того, чтобы в ней закалялись сердца настоящих воинов!

— А когда нас научат стрелять? — вновь спросил неопытный новобранец.

Майор Стомпер повернулся к Каре:

— Сержант, научите новичка стрелять!

Кара подошла к новобранцу, взяла его автомат, и демонстративно медленно вытащила магазин, затем вставила обратно, передернула затвор, сняла с предохранителя, прицелилась в ветку ближайшего дерева и нажала на спуск. Выстрел был почти беззвучным, о его результате можно было судить лишь по перебитой ветке.

— В этой модели оружия используются полностью сгорающие заряды без оболочки, так что стреляных гильз не ищи, — Кара поставила оружие на предохранитель и вернула его новобранцу.

— Есть еще новички, которые не знают, как обращаться с оружием? — громко спросил Стомпер. — Сержант Кара вам покажет.

Новобранец, получивший назад автомат, вскричал:

— И это все?! Все обучение?!! Я ничего не умею!

— Если ты ничего не умеешь, то десантник из тебя не получится, — вполне резонно заметил Стомпер.

— Да, да, точно! — подхватил новобранец. — Отправьте меня на базу. Я согласен на любую работу. Я лучше буду ублажать уродливых солдаток, чем воевать со слизняками. Я не десантник.

— Да, ты не десантник, — согласился майор. — Но чтобы доказать это всем, ты сегодня пойдешь в бой за Святилище слизняков.

— Никуда я не пойду!

— Ты отказываешься подчиняться приказам?

— Отказываюсь! Меня убьют! Я погибну в первую же минуту!

— Ты помнишь, что за невыполнение приказа тебя ждет наказание? — спросила Кара.

— Это неправильно! Я не воин! Меня сдали в рекруты за долги отца! Я простой слесарь!

— Твоя история никого не волнует. Ты пойдешь в бой?

— Нет!!!

Сержант Кара навскидку выстрелила из своего импульсного излучателя. Грудная клетка непокорного новобранца словно вывернулась наизнанку, забрызгав стоявших рядом кровью и внутренностями. Новобранцы, включая Комету и Немого, застыли от неожиданности и ужаса. То, что не раз проскальзывало в словах командиров, теперь было явлено со всей жестокой неотвратимостью.

Десантники, уплетавшие привезенную пищу, равнодушно наблюдали за этой сценой. Другие новобранцы, должно быть, прибывшие на полигон ранее, обменивались короткими фразами. Комета поняла, что паникеров, трусов и просто неумелых солдат тут не осталось. Они были убиты либо слизняками в бою, либо своими же «братьями по оружию».

В этом и заключалась подготовка десанта армии Верховного Генералиссимуса. Никто не собирался тратить время на обучение новых солдат. Их просто бросали в настоящий бой. Тот, кто выживал — считался годным к службе. Кто погибал — освобождал место для новобранца. Это был конвейер смерти, действительно, отбиравший лучших воинов.

Понимание этой простой истины постепенно проступало на лицах новобранцев из отряда сержанта Кары. Но не все готовы были спокойно принять свою участь.

— Будьте вы прокляты! — отчаянно вскричал один из новичков, вскидывая свой лучемет.

Но в тот же миг с неба ударила молния, превратив бунтаря в горсть пепла и оставив на земле оплавленную воронку размером с кулак.

Сержант Кара совершенно спокойным тоном пояснила:

— Это сработал центр координации. Не забывайте, что над нами на геостационарной орбите находятся охранные спутники. Еще вопросы есть?

Но онемевшие новобранцы не могли произнести ни слова. Даже Комета была поражена. Она только что строила планы дезертирства из этой бездушной военной машины, и вот все ее мечты оказались разбиты наглядной демонстрацией всеведения и всемогущества охранной системы. В условиях полного контроля о побеге не могло идти и речи. Даже поиск сообщников и разговоры с ними могли спровоцировать то единственное наказание, которое назначалось за любую провинность — смерть.

Только сейчас Комета поняла, каким образом обеспечивалось точное снабжение солдат на полигоне. Да просто все их потребности были известны координаторам с точностью до патрона! Поэтому новичкам и дозволялось выбирать любое оружие по своему вкусу. Десантники должны были максимально эффективно делать только одно — воевать. А доставляемый на транспортере комплект боеприпасов рассчитывался с помощью наблюдательных спутников.

— Если вопросов пока нет, можете отдохнуть перед боем, — объявил майор Стомпер. — По поводу изучения оружия обращайтесь к сержанту Каре. Она всем поможет. Разойдитесь!

Некоторые новобранцы разбрелись в разные стороны, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Некоторые поспешили за помощью к Каре, протягивая перед собой оружие, словно приносимые в дар драгоценности.

Но нашлись и такие, которые объединились в группы и начали обсуждать планы совместного действия в бою. Это, в основном, были наемники и те, кто попал в рекруты за совершенные преступления. Для них убийство не являлось чем-то из ряда вон выходящим. Они и сами готовы были убивать, чтобы остаться в живых.

Комета перехватила довольный взгляд сержанта Кары, брошенный на такую группу. Девушка поняла, кто является фаворитом на этом полигоне. Поэтому, когда Мавух помахал ей рукой и крикнул: «Комета, иди сюда, есть важный разговор!» она, не колеблясь, примкнула к собравшимся. Немой, как обычно, последовал за ней. Но на этот раз он молчал. Наверное, не знал, какое издать рычание: одобрительное или предостерегающее…

Глава 14. Первый полигон новобранцев. Святилище слизняков.

Перед атакой на позиции слизняков майор Стопер построил весь свой отряд.

— Согласно законам десанта первыми в бой идут новички! — объявил он. — Сержант Кара, ваш отряд готов?

— Так точно, майор! Мой отряд в количестве тридцати шести солдат к бою готов!

— Отлично! Остальные новобранцы будут прикрывать ваши фланги. Десантники остаются в резерве. Таков мой план боя. Вопросы есть?

Комета уверенно сделала шаг вперед:

— Нам хотелось бы знать, как выглядит противник и чего от него ожидать.

За ее спиной раздалось согласное гудение. Этот вопрос больше всего волновал тех, кто с оружием в руках собирался доказать свое право на жизнь и на место в рядах десантников. Во время короткого совещания перед боем Комета сама вызвалась задать этот вопрос командованию.

Майор Стопер посмотрел на девушку:

— Это тебя называют инкарнацией третьей степени? Кажется, тебя зовут Кометой? Учти, Комета, здесь на полигоне, все твои прежние заслуги ничего не стоят, пока ты не докажешь всем, чего стоишь в этой жизни.

— Я готова это доказать. Только мне нужны более точные сведения о противнике, а то мы, новички, по незнанию можем перестрелять не тех врагов! — С вызовом произнесла девушка, глядя прямо в глаза Стопера.

Майор понял скрытый намек, но лишь широко ухмыльнулся:

— Отличить слизней от десантников будет несложно. Стреляйте во всех, кто не носит нашу форму! Ясно?

— Ясно… — Комета снова встала в строй.

Майор повысил голос, чтобы его было слышно всем воинам:

— Если вопросов нет, начинайте выдвижение на позиции.

Сержант Кара скомандовала:

— За мной!

Новобранцы трусцой побежали за ней, приготовив оружие. Они бежали по лесу, оглядывая деревья в поисках подвешенных мин и обходя все более или менее подозрительные участки высокой травы. Другие подразделения «бесполосных» десантников двигались по бокам и немного сзади.

— Разворачивайтесь в цепь! — приказала Кара. — Мы уже близко от Святилища.

Действительно, за стволами деревьев показался просвет. Вскоре растения расступились, открыв взорам новобранцев обширную поляну, посередине которой находилось довольно высокое строение, собранное из необработанных каменных глыб и высушенных сморщенных стволов деревьев. Это сооружение скорее походило на гору мусора, чем на творение разума. Тем не менее среди нагромождения камней и бревен Комета сразу заметила черные отверстия лазов, сквозь которые могло пробраться довольно крупное существо.

Святилище было высотой в десять человеческих ростов, а его диаметр в основании превышал сто пятьдесят шагов. Кроме того, на траве у подножия этого странного сооружения были разбросаны каменные глыбы, и непонятно было, то ли Святилище такое древнее, что они скатились сверху, то ли строительство еще продолжается, и внизу сложены заготовленные материалы.

Сержант Кара звонко воскликнула, словно в предвкушении веселого аттракциона:

— Ну, новички, пришла пора вашего первого боя! Вперед — в Святилище!

Новобранцы выскочили из-за стволов деревьев и ринулись в атаку. Неопытные новички бежали прямо к Святилищу, выпучив глаза и громкими воплями стараясь заглушить свой страх. Комета, как и прочие новобранцы, имеющие некоторый боевой опыт, двигались чуть медленнее, пригибаясь и петляя, чтобы не стать легкой мишенью для врага.

Остальные «бесполосные» солдаты начали обходить Святилище с флангов, но на открытое пространство показываться не спешили. Десантники держались позади. При таком построении отряда отсидеться в безопасном укрытии было невозможно. Тот из новобранцев, кто не бросился бы вперед, был бы немедленно наказан за трусость и неисполнение приказа.

Несмотря на то, что слизняков пока видно не было, Комета чувствовала, что захват Святилища окажется непростой задачей. Не зря же сержант Крут говорил, что в предыдущих схватках слизняки здорово потрепали десантников.

И ее опасения оправдались. Не успели первые новобранцы преодолеть половину открытого пространства до святилища, как среди камней и темных высушенных бревен замелькали белесые силуэты. И сразу же раздались первые выстрелы. Воздух наполнился свистом пуль, треском энергетических разрядов и сверканием перекрещивающихся лучей.

Несколько новобранцев погибли сразу. Остальные бросились ничком на землю и открыли ответный огонь. Пули защелкали по камням Святилища, огненные вспышки отметили те места, куда вонзились заряды лучеметов.

— Поднимайтесь! — прокричала сержант Кара, перекрывая грохот боя. — Вы не на пляже! Вперед!

Непросто было заставить себя встать и двинутся навстречу смертоносному огню. Даже Комета, почти не сомневавшаяся в своем бессмертии, испытывала страх. Что же говорить о прочих новобранцах, половина которых никогда ранее не держала в руках оружия!

— Считаю до трех! — объявила Кара. — Кто не продолжит атаку, будет наказан! Раз, два, три!

Большинство новобранцев вскочило на ноги. Три молнии, ударившие с неба, превратили в пепел замешкавшихся солдат. Угрозы сержанта не были пустым звуком. Новобранцам приходилось выбирать между гарантированной смертью от спутникового оружия и вероятной смертью от оружия врага. Причем выбор надо было делать в считанные мгновения. Надо было ломать себя, преодолевать свой страх, выворачивать наизнанку инстинкт самосохранения. Именно так новобранцы превращались в настоящих десантников.

Комета бросила быстрые взгляды по сторонам. Мавух вовсю палил из своего мощного лучемета, выжигая длинные полосы в Святилище и стремясь достать лучом быстро перемещавшиеся за камнями бледные тени. Немой не стрелял, но держал энергетическое ружье наготове. Дикарь не обращался за помощью к Каре, однако, похоже, разбирался в оружии намного лучше, чем стремился продемонстрировать.

Впрочем, на размышления у Кометы времени не было. Вместе с остальными новобранцами она побежала к Святилищу, выискивая взглядом цели для своего автомата. Слизняки, как оказалось, были неважными стрелками. Их огонь имел эффект скорее психологический, чем действенный. Несколько раз Комета посылала короткие очереди туда, где из-за укрытий показывались белесые силуэты. Другие новобранцы вели более интенсивный обстрел Святилища, поэтому ответный огонь почти прекратился. Слизняки, похоже, больше не решались высунуться из своего убежища.

— Вперед, вперед! — подгоняла своих солдат сержант Кара. — Остался последний рывок!

Но, как оказалось, прекращение огня было лишь временным. Когда до первых камней, разбросанных вокруг горы, оставалось всего двадцать шагов, над Святилищем начали быстро подниматься какие-то металлические конструкции. Комета успела разглядеть, что это были две башни на вытягивающихся телескопических основаниях. На открытых верхних площадках башен находились многоствольные пулеметы, управляемые светлыми полупрозрачными человекообразными фигурами. Но поподробнее рассмотреть противника девушке не удалось. Пулеметы открыли ураганный огонь по новобранцам, едва показавшись над Святилищем.

Сделав отчаянный рывок, Комета укрылась за ближайшим камнем. Через мгновение ее засыпали мелкие осколки, выбитые длинной очередью. Хорошо еще, что пулеметчики стреляли широким веером, не сосредоточиваясь на отдельном солдате, а то камень, за которым сжалась девушка, был бы превращен в щебень менее, чем за минуту.

Но и без этого положение новобранцев оказалось отчаянным. Тот, кто успел укрыться за камнями в основании Святилища, не мог высунуть головы и прицелиться. Менее расторопные или не нашедшие подходящего убежища были убиты на месте. От пуль крупнокалиберных пулеметов не защищали ни шлемы, ни бронежилеты.

— Проклятье! — вскричала сержант Кара. — Это система «Клавус». Мы не знали, что она есть у слизняков в Святилище.

А башни тем временем продолжали вытягиваться вверх. Еще немного — и пулеметчикам открылись бы спрятавшиеся за камнями новобранцы. Пули ложились все ближе и ближе к Комете. Она вжалась в камень, стараясь отсрочить неминуемую смерть.

Внезапно один пулемет смолк. За ним второй. Обернувшись, Комета увидела Немого. Дикарь выглядывал из-за соседнего камня. Воздух вокруг длинного ствола его энергетического ружья слегка дрожал, как это обычно бывает возле нагретой поверхности. Значит, именно Немой «выключил» стрелков, поняла Комета, позаимствовав слово из лексикона десантников. Для того, чтобы поразить далекую двигавшуюся мишень и при этом не попасть под пули, требовалась немалая сноровка. Похоже, Немой ее имел.

Кара быстро сориентировалась:

— Вперед, в Святилище, пока слизняки не заменили стрелков!

Теперь спасение атакующих заключалось в том, чтобы занять позиции противника до того, как он вновь откроет огонь из пулеметов.

Раздался дружный рев новобранцев. Они выскочили из-за камней и ринулись в Святилище. В широкие темные лазы полетели гранаты. Несколько неопытных солдат погибло от собственных взрывов, остальные начали действовать более осторожно.

Комета перепрыгнула через бревно и нос к носу столкнулась со слизняком. Она нажала на спуск автомата, не колеблясь и не раздумывая. Разрывные пули превратили белесое полупрозрачное тело противника в бесформенные клочья еще до того, как девушка успела его хорошенько рассмотреть.

— Комета, к вышке! — это раздался голос Назала, одного из вольных наемников.

Девушка поняла, что нужно добраться до пулеметов раньше, чем слизняки. Она заскользила между камнями и бревнами, взяв ориентир на металлический блеск взметнувшихся высоко вверх телескопических башен. Среди свиста пуль и лучевых разрядов остановка или секундное замешательство означали немедленную смерть. Комете нужно было бежать, стрелять и при этом не терять из виду своих товарищей, которые прикрывали ее огнем и сами нуждались в поддержке.

Несмотря на то, что перед боем Комета пыталась выработать с новобранцами какую-то приемлемую стратегию поведения в бою, реальная схватка многих привела в состояние шока. Несколько раз девушке приходилось пригибаться, чтобы не попасть под огонь ошалевшего новобранца, который, вытаращив остекленевшие глаза и раскрыв рот в беззвучном вопле, палил вокруг себя, не разбирая, где свои, а где чужие.

Комета вместе с четырьмя более или менее опытными воинами (к числу которых, разумеется, относился и Немой) огибала Святилище, прикрываясь камнями в его основании, чтобы добраться до одной из пулеметных башен. Некоторые солдаты, наоборот, проникли внутрь сооружения, так что теперь из лазов доносились приглушенные крики и выстрелы.

В ближнем бою слизняки пустили в ход кислотные гранаты. Они были меньше, чем подвешиваемые на деревьях мины, но их едкое содержимое при попадании на открытую кожу наносило глубокие раны. К счастью, шлемы и бронежилеты достаточно надежно защищали солдат. Несколько раз и на Комету попадали капли от кислотных «взрывов», так что на ее доспехах в нескольких местах появились наполовину проеденные прорехи.

Путь к башне показался Комете бесконечно долгим, хотя на самом деле на него ушло всего несколько минут. Новобранцы успели вовремя. Несколько слизняков уже собрались возле башни, но отчего-то не торопились войти внутрь. Промедление стоило им жизни. Комета длинной очередью превратила одних вражеских воинов в желеобразные комки слизи, а лучемет Мавуха оставил от других лишь горстки пепла.

— Кажется, никого, — сказал Назал, задрав голову и бросив взгляд на верхнюю площадку.

— Я поднимусь! — сказала Комета. — Может, удастся воспользоваться пулеметом… Если, конечно, Немой не задел его выстрелом.

Дикарь протестующе зарычал и потряс энергетическим ружьем, словно возмущался подобными сомнениями.

— Давай, Комета, мы посторожим внизу, — напутствовал девушку Мавух.

Башня представляла собой телескопическую трубу из сероватого металла. Каждая ее раздвижная секция была высотой в два человеческих роста. Всего же она вытянулась на восемь секций. Диаметр нижней, самая толстой секции, равнялся десяти шагам. Под ней виднелось массивное основание, уходящее в землю и присыпанное сверху крупными камнями. Для входа внутрь башни был предназначен широкий арочный проем. Комета удивилась, что он никак не закрывался. Создавалось впечатление, что вход в башню нарочно оставался незащищенным, так как в противном случае она стала бы абсолютно неприступной.

Заглянув внутрь башни, Комета увидела узкую винтовую лесенку, прикрепленную к стенам, а также сложные механизмы, предназначенные для раздвижения башни и подачи патронов к пулемету. В длинных лентах из прозрачного пластика находились тысячи патронов.

Мавух, Назал и третий новобранец, имени которого Комета еще не успела узнать, заняли позиции возле двери. Держа автомат наготове, девушка начала быстро, но осторожно подниматься наверх, описывая широкие спирали. Она опасалась того, что где-то на середине дороги может затаится слизняк. Позади послышалось шумное дыхание Немого.

— Конечно, куда я без тебя… — проворчала Комета, боясь, что дикарь выдаст врагам их приближение.

Но внезапно сильная ладонь Немого зажала ей рот. Это произошло так неожиданно, что Комета даже не успела должным образом среагировать. Но дикарь быстро зашептал ей в ухо такие слова, что необходимость в защите сразу отпала.

— Извини за грубость, Комета, но у нас сейчас единственный шанс поговорить без свидетелей. Стены башни экранируют следящие устройства спутников, поэтому координаторы нас сейчас не видят и не слышат. Ты готова меня выслушать?

Комета кивнула. Немой убрал руку и так же быстро продолжил:

— Я представитель высокоразвитой цивилизации. Меня похитили работорговцы, когда я находился на одной из планет Кольца Карора. Здесь нет других моих соплеменников, так как моя родная планета придерживается принципа самоизоляции. Я умею в некоторой степени влиять на электромагнитные поля и, соответственно, на любые электрические приборы. Когда на транспортном звездолете я увидел, что ты из маленькой девочки превратилась в девушку, я погрузил себя в транс и вошел в контакт с главным компьютером корабля. Там я узнал твою историю, и то, что тебя собирались отправить на базу эсэсовцев «Аор-Науф», как шпионку. Поэтому я слегка подправил записи в базе и сделал так, чтобы тебя, как и меня, определили в десант. Единственное мое желание — поскорее убраться с этой планеты. Если все, что я прочитал о тебе в базе данных — правда, то я уверен, что ты хочешь того же самого. Двое сделают то, на что не хватит сил у одного. Ты согласна?

— Да! — не раздумывая, сказала Комета. — Но зачем ты скрывал, что умеешь разговаривать?

— Я притворялся дикарем, чтобы усыпить бдительность охраны. Все последнее время я изучал окружающее нас электрическое пространство и разбирался в системе спутникового слежения. Если понадобится, я смогу снова войти в транс и заблокировать некоторые системы. Но нам нужен корабль. Транспортный звездолет не подходит — он слишком велик, и на нем многочисленная команда. Но я кое-где подсмотрел, что вскоре на Гавабардан прибудут какие-то высокопоставленные чиновники. У них скоростные звездолеты другого типа. У меня раньше был почти такой же. Если нам удастся захватить один корабль, то мы можем считать себя спасенными.

— Когда появятся эти чиновники?

— Не знаю. Время их появления засекречено. Когда вернемся на базу, я попробую вскрыть защиту главной планетарной сети.

— Но на базу еще надо вернуться, — заметила Комета. — Сначала надо остаться в живых.

— Это верно. Но я надеюсь, что мы сумеем выжить. Наш союз — наша сила.

— Хорошо. Но теперь надо идти дальше, пока наша задержка не вызвала подозрений. Ты еще сможешь со мной поговорить?

— Если найду место, куда не достают спутники, или если смогу блокировать прослушивание. — Немой улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. — В общем, Комета, если я с тобой заговорю в следующий раз, то это значит, что я принял все меры безопасности. А теперь идем, а то, и правда, нас могут заподозрить.

Они поднялись на верхнюю площадку. Живых слизняков на дороге не встретилось, только возле пулемета лежали два полуобгоревших тела. Их не спасло даже наличие лобового щита пулемета, закрывавшего стрелков. Немой сумел попасть в узкую щель между стволами и прицельным устройством.

— Ты хорошо стреляешь, — сказала Комета.

Немой что-то неразборчиво прорычал в ответ и показал на рукоятки. Комета взялась за них и легко повернула пулемет. Для управления тяжелой восьмиствольной конструкцией усилий почти не требовалось, с этой задачей легко справился бы и пятилетний ребенок. Девушка посмотрела в визир прицельного устройства. Перед ней возникло странное изображение: желтое небо, ярко-оранжевые деревья, сочно-синие камни Святилища, зеленые фигуры десантников и розовые — немногих оставшихся слизняков.

С удивленным возгласом Комета отшатнулась.

Немой заглянул в прицел и тоже отстранился. Он тронул Комету за локоть, показал на тела слизняков, потом на свои глаза, потом ударил себя в грудь, и снова показал на глаза.

— Ты хочешь сказать, что прицел настроен под зрение слизняков? — догадалась Комета.

Немой утвердительно кивнул головой.

— Так, посмотрим… — Комета протянула руку и покрутила верньеры на прицельном устройстве. Затем она снова посмотрела в визир: — Вот теперь другое дело!

Девушка развернула пулемет в сторону второй башни. Но с той стороны опасность не исходила. Возле второго пулемета виднелись знакомые новобранцы. Комета через оптику пулеметного прицела осмотрела поле боя, собираясь огнем поддержать своих товарищей. Однако ее вмешательства не требовалось. Новобранцы добивали последних сопротивлявшихся слизняков. Через минуту на поверхности Святилища не осталось ни одного живого противника. Шум под камнями также затих, и в лазах перестали сверкать вспышки выстрелов и взрывов.

— Кажется, все кончилось, — вздохнула Комета.

Она увидела сержанта Кару, которая выбралась из лаза и помахала рукой, привлекая общее внимание:

— Подойдите все ко мне!

Следом за сержантом из лаза вылезли еще несколько новобранцев. Комета увидела, что их лица искажены гримасами ужаса и отвращения. Должно быть, в Святилище они увидели что-то такое, что было еще хуже, чем кровавый бой и смерть товарищей.

Комета и Немой быстро спустились по винтовой лестнице и присоединились к остальным новобранцам. Их осталось двадцать два, причем семеро были ранены или обожжены кислотой. Но в десантном шлеме находился прибор, который в случае ранения автоматически вводил в затылок воина тонкую иглу и впрыскивал сильнодействующий анестезирующий препарат. Так что даже те, у кого по рукаву сочилась кровь или сползала кожа с лица, довольно улыбались.

Но были и те, кто, несмотря на анестезию, уже не мог самостоятельно двигаться. Один из таких новобранцев лежал как раз возле места сбора отряда. Он переводил взгляд с того места, где еще недавно были его ноги, на других новобранцев, а потом вновь растерянно и удивленно рассматривал кровоточащие обрубки. Комета вспомнила, что его зовут Кордил. Он был одним из вольных наемников и очень гордился тем, что его приняли в десант — элитную воинскую часть армии Верховного Генералиссимуса.

Сержант Кара дождалась, когда к ней приблизятся все оставшиеся на ногах новобранцы, затем вскинула свой импульсный излучатель и выстрелила в голову Кордила. Лишь несколько новобранцев издали возмущенные восклицания, но, впрочем, особого гнева в них слышно не было. Большинство же бесстрастно посмотрело туда, где человеческое тело, кровоточившее с обеих сторон, покатилось вниз и застряло между камнями Святилища.

— Это последняя услуга, которую десантник должен оказать своему брату по оружию! — объявила Кара. — Когда десантник получает рану, несовместимую с дальнейшей службой, то долг ближайшего товарища — выключить его из этой жизни и отправить по дороге перерождений.

Комета поняла, откуда произошло словечко «выключить». И еще она подумала о том, что ранение Кордила не было смертельным. Своевременная медицинская помощь и протезы, подобные тем, что имел Карибло, могли бы вновь вернуть его в строй или хотя бы позволить жить дальше. Однако, похоже, в армии Верховного Генералиссимуса никто не собирался тратить время и средства на инвалидов. Тот, кто не был годен к бою — не считался годным и к жизни.

С неба сорвались еще четыре молнии, избавив Кару и новобранцев от необходимости искать на поле боя воинов, «непригодных к дальнейшей службе». Должно быть, координаторы посчитали, что для первого раза новичкам вполне достаточно «впечатлений», и «выключили» тяжелораненых самостоятельно.

— Это еще ничего, внизу было хуже… — пробормотал один из солдат, то ли оправдывая сержанта и координаторов, то ли убеждая самого себя в правильности подобных действий.

— Да, кстати! — спохватилась Кара. — Пойдемте в Святилище. Вы все должны кое-что увидеть.

Еще не отошедшие от горячки боя новобранцы послушно полезли в узкий лаз. Через десяток шагов отверстие расширилось, а потом плавно и как-то незаметно лаз вывел солдат во внутренние помещения Святилища. В крыше было проделано много маленьких и больших отверстий, так что внутри оказалось довольно светло. Столпы света причудливо переплетались, подчеркивая совершенно непередаваемую архитектуру постройки слизняков. Колонны из камней и дерева подпирали высокую куполообразную крышу, которая была достаточно прочной, чтобы выдержать сражение наверху.

Из-за хаотического расположения колонн все внутренне пространство невозможно было рассмотреть с одной точки. По мере того, как сержант Кара вела новобранцев к какому-то известному ей месту, перед Кометой постепенно раскрывались последствия недавно закончившегося боя. Повсюду виднелись останки тел слизняков и людей, пятна гари на камнях, обожженные бревна. Сражение здесь было не менее тяжелым, чем наверху.

Тем не менее Комета недоумевала, почему десантники считали слизняков такими опасными врагами. Как она успела посчитать, соотношение погибших было примерно четыре к одному. Новобранцы уничтожили всех слизняков, которые защищали Святилище — около шестидесяти существ. Потери отряда сержанта Кары составили четырнадцать солдат (причем пятерых из них можно было вылечить, а не «выключить»).

Слизняки, несмотря на современное десантное вооружение, практически не умели с ним обращаться. Одними только пулеметами «Клавус» можно было полностью уничтожить всех новобранцев. Кроме того, слизняки не только не имели никакого защитного снаряжения, но и отличались чрезвычайно слабой и легкоранимой конституцией.

Теперь, когда шок от сражения почти прошел, Комета смогла сложить в голове цельное изображение слизняка, собранное по отрывочным впечатлениям. Это было студенистое существо с двумя ногами и двумя руками, похожими на человеческие. Но все его внешние ткани были полупрозрачными, сквозь них просвечивали темные твердые пластины скелета и голубоватая сеть сосудов. В человеческом представлении головы у слизняков не было. Над плечами возвышался бугор с круглым ртом и четырьмя синими глазами без белков, расположенными в одну линию. Несмотря на то, что ушей у слизняков не наблюдалось, эти существа, несомненно, каким-то образом могли слышать. По крайней мере, они общались друг с другом короткими визгливыми звуками.

Глядя на останки слизняков, Комета испытывала чувство стыда. Ей пришлось сражаться с разумными существами, которые не сделали ей ничего плохого. Люди вторглись на их планету и превратили в невольных врагов, на которых оттачивали свое военное искусство. Слизняки защищались, как умели и насколько позволяли им жестокие координаторы Верховного Генералиссимуса. Если бы не наблюдательные спутники, Комета незамедлительно перешла на другую сторону. Ведь сложившаяся на этой планете ситуация почти в точности повторяла противостояние двух миров — людей-триединистов и нелюдей Холмогорья — из ее предыдущего воплощения.

Размышления Кометы были прерваны резкой остановкой. Она едва не уперлась носом в спину шедшего впереди новобранца. Поняв, что впереди находится цель их спуска в Святилище, девушка начала проталкиваться вперед. Новобранцы пропускали ее без оговорок и возмущения. То ли они признавали ее право на такие действия, то ли были слишком ошеломлены увиденным. Оказавшись в первых рядах, Комета решила, что более верно второе предположение.

Глазам девушки открылся выложенный округлыми камнями бассейн диаметром в десять шагов. Из центра бассейна росло мясистое полупрозрачное растение, похожее на коралл и дотягивавшееся почти до потолка. Так же, как и тела слизняков, оно было пронизано сеткой голубоватых сосудов, но не имело жесткого скелета.

Сам же бассейн был до краев наполнен густой стекловидной жидкостью. В этой жидкости не плавали, но увязали бесчисленные тела, переплетенные в самых невозможных позах. Тела животных, птиц и совершенно неопределенных существ. Тела маленькие, размером с кулак, и тела большие — величиной с лошадь. Тела, находившиеся наверху, выглядели почти как живые. Но чем ниже они располагались, тем более прозрачными становились. Их края словно бы растворялись, смешивались с жидкостью и становились единой субстанцией. Дна колодца не было видно под грудой тел, можно было только догадываться о его глубине и о количестве живых существ, его наполнявших.

Но самым страшным было то, что помимо местных животных и птиц в бассейне виднелись тела людей. Пять человек — четверо мужчин и одна женщина — были вмурованы в вязкую жидкость у самой поверхности. Они были совершенно обнажены, и процесс их «растворения» в бассейне только начался.

— Вот! — прервала затянувшееся молчание сержант Кара. — Это и есть главная святыня Святилища. Не попадайтесь слизнякам живыми. Иначе и вас засунут в этот бассейн.

Кто-то из новобранцев срывающимся голосом добавил:

— Они были еще живы, когда мы их нашли. Вот тот мужчина посмотрел мне прямо в глаза и открыл рот, словно хотел что-то сказать. Но я понял его и без слов. Он умолял о смерти. И я выполнил его просьбу!...

Только теперь Комета заметила раны на телах людей. Порезы, ссадины и ожоги кислотой не были смертельными. Но в голове каждого человека чернела аккуратная маленькая дырочка — след пулевого отверстия. Крови не было, должно быть, ее уже обесцветила или высосала стекловидная жидкость. Комета поняла, почему новобранцы, вышедшие ранее из Святилища, были не в себе. Им пришлось оказать «последнюю услугу» товарищам, попавшим в ужасный плен.

— Что это за растение? — спросила Комета, обращаясь к сержанту.

Кара с заметным усилием отвела взгляд от бассейна и посмотрела на девушку:

— Какая разница? Разве тебе не достаточно того, что ты видишь?

— Зная врага, с ним легче воевать, — сказала Комета.

— Десантники должны побеждать любого врага, даже совершенно незнакомого, — наставительно произнесла Кара.

Комета вынуждена была признать, что подобное утверждение было вполне обосновано. Космическая война велась на сотнях самых разных планет, и на переподготовку солдат к каким-то определенным условиям просто не было времени. Потому-то новобранцам запрещалось что-либо сообщать о слизняках до начала боя. Десантников учили действовать в экстремальной ситуации, когда они должны были либо побеждать, либо погибать. Этот жестокий способ превращал новобранцев в идеальных солдат. Но симпатии Кометы находились, скорее, на вражеской стороне. Несмотря на то, что она почти ничего не знала о революции на Кси-Лодердолисе, армия Верховного Генералиссимуса вызывала у нее все большее и большее отвращение. Она не испытывала ненависти к людям и нелюдям, которые ее окружали. Неплохие в отдельности существа в целом составляли боевой механизм, служивший несправедливому, злому делу. В предыдущих жизнях Комета считала, что борется за свободу и счастье. Теперь же она была совершенно уверена в обратном — она сама и другие солдаты служили злу. Армия Верховного Генералиссимуса готовилась к большой космической войне за восстановление жестокой диктатуры в целой галактике.

Комета огляделась, пытаясь понять, разделяет ли кто-нибудь ее мысли. Но все новобранцы, как зачарованные, смотрели на бассейн с увязшими в нем трупами людей. В их глазах разгоралось пламя ненависти и жажды мести. Комета подумала, что координаторы Верховного Генералиссимуса могут быть довольны: скоро в ряды десантников вольются новые убийцы.

— Может, забросать эту гадость гранатами? — предложил кто-то, имея в виду бассейн и росшее в нем дерево.

Сержант Кара равнодушно согласилась:

— Попробуй… Через десять дней тут вновь будет расти точно такое же дерево.

— Как же оно здесь появится?

— Откуда я знаю? Слизняки каждый раз приводят Святилище в первоначальный вид. Сколько бы мы его не разрушали. Так что мой тебе совет — не трать гранаты впустую. Они тебе еще пригодятся.

— Значит, мы покинем Святилище, оставим его слизнякам, а потом будем штурмовать его снова? — не отставал от сержанта новобранец.

— Ну, может, штурмовать его в следующий раз будете не вы, а новая партия новобранцев.

— Но зачем?… — начал новобранец и осекся.

До него, как и до остальных, наконец-то дошел смысл слов майора Стомпера о том, что эта война ведется не для победы. Действительно, перед десантниками не ставилась задача захвата и удержания вражеских укрепленных пунктов. Они сражались ради самого сражения, убивали, чтобы остаться в живых. Приказ командира был для них единственным законом, а неписаные правила «братства по оружию» заменяли мораль.

Внезапно в Святилище послышались далекие выстрелы и взрывы.

— Тише! — прикрикнула сержант Кара на новобранцев и прислушалась. — На выход! Бегом!

Солдаты развернулись, собираясь выбираться наружу той же дорогой, которой пришли к бассейну.

— Рассредоточьтесь! — скомандовала Кара. — Здесь есть и другие выходы. Не толпитесь в одном месте!

Комета, быстро сориентировавшись, поспешила в ту сторону, где находился лаз, выходивший ближе других к пулеметной башне. Немой, Мавух и еще несколько новобранцев устремились за ней.

Звуки боя быстро усиливались. Вскоре уже можно было расслышать крики людей. Но слов разобрать не удавалось — все перекрывал оглушительный грохот интенсивной стрельбы.

Пригибаясь и прячась за камнями, Комета первая выбралась из лаза и осмотрелась. Увиденное настолько ее поразило, что она даже замерла на несколько мгновений, так что шедший позади Мавух нетерпеливо воскликнул:

— Ну?! Что там?

— Плохо дело! Нас окружили! — коротко бросила Комета и отползла в сторону, открывая другим новобранцам выход из лаза.

Тем, кто появлялся на поверхности, открывалось устрашающее зрелище. Десантники и новобранцы, которые оставались в лесу и не участвовали в штурме Святилища, теперь бежали по открытому пространству к строению слизняков, петляя и отстреливаясь. А следом за ними из-за деревьев выкатывалась многотысячная толпа слизняков, плотным огнем уничтожая тех, кто замешкался или просто не сумел вовремя упасть на землю.

Десантники погибали один за другим. Их отряд редел на глазах. Некоторые, понимая, что до Святилища уже не добраться, вставали в полный рост на пути врага и в упор расстреливали целые обоймы, пока их не сражали пули или энергетические разряды.

Комета услышала, как сержант Кара, выбравшаяся из другого лаза, что-то громко кричит.

Но до нее донеслись только обрывки фраз:

— Огонь… прикрыть… вместе…

Впрочем, Комета и сама знала, что нужно делась в такой ситуации. Она побежала к пулеметной башне, выкрикивая на ходу:

— За мной! Займем оборону там!

Вихрем взлетев по винтовой лестнице наверх и даже не запыхавшись от этого броска, Комета схватила рукоятки «Клавуса» и нажала пусковую кнопку еще до того, как посмотрела в прицельное устройство. Пулемет низко загудел, его стволы задвигались взад-вперед, шквал крупнокалиберных пуль обрушился на самый центр толпы слизняков. Комета даже не почувствовала отдачи. Она легко повела пулемет из стороны в сторону, расширяя угол обстрела.

Тем временем оставшиеся в живых десантники уже добрались до подножия Святилища и укрылись за камнями. Сверху их прикрывали огнем новобранцы Кары, а еще через пару минут заработал второй «Клавус» на соседней башне. Если бы не пулеметы, десантники не остановили бы атаку слизняков. Из леса на открытое пространство выплескивались все новые и новые волны полупрозрачных существ. Некоторые из них прорывались на позиции десантников, но основная масса все-таки уничтожалась на дальних подступах.

— Комета, справа! — раздался голос Мавуха над ухом девушки.

Комета быстро развернула пулемет и поймала в визир еще один отряд слизняков, выскочивший из леса.

— Мавух, следи, чтобы нас не обошли сзади! — крикнула Комета, не переставая стрелять.

— Все в порядке, Комета, мы заняли круговую оборону.

— Посмотри, все ли наши внизу целы!

— Все целы.

— А где Немой?

— Да вот он, рядом.

— Отлично, — Комета все еще не отрывала глаз от прицельного устройства. — Проверь, что у нас с патронами!

Это сейчас беспокоило девушку больше всего. Она пожалела, что ранее не разобралась с устройством телескопической башни. Как глубоко она погружена в землю? Что находится под ней: бункер, шахта или она просто стоит на поверхности земли? Как башня поднимается и опускается? И, главное, сколько осталось патронов?

Мавух еще не вернулся, когда Комета с облегчением поняла, что атака слизняков начинает захлебываться. В увеличивавшем изображение прицельном устройстве девушка разглядела, что у новых появлявшихся из леса отрядов слизняков современного оружия остается все меньше и меньше. Некоторые из них все еще стреляли из ружей и автоматов, но большинство держало в руках копья и длинные серпообразные двуручные мечи. Слизняки лезли вперед, даже не делая попыток подобрать оружие своих убитых соратников. Уже тысячи прозрачных трупов растеклись на поляне между лесом и Святилищем, издалека походя на сплошной круговой ров с водой.

И вот, наконец, слизняки повернули назад к деревьям. Комета немедленно прекратила огонь, но некоторые десантники внизу еще продолжали стрелять по деревьям.

Девушка оторвалась от визира, перегнулась через невысокий парапет, огораживающий верхнюю площадку, и что есть силы прокричала:

— Прекратите огонь! Экономьте патроны!

Наступила тишина.

Немой что-то глухо прорычал. Комета обернулась и увидела, что он продолжает рассматривать лес через оптический прицел своего энергетического ружья.

— Слизняки вернутся, — сказала Комета.

Немой согласно буркнул.

— Если бы знать, когда они нападут снова…

Немой издал звук, похожий на усмешку: «Ишь, размечталась!»

— Пойду разыщу Кару или кого-нибудь из начальства, — сказала Комета. — Оставайся здесь, у пулемета.

В этот момент на площадку поднялся запыхавшийся Мавух:

— Я проверил, Комета. Патронов осталось минут на пятнадцать-двадцать. Мы с Назалом подключили к механизму подачи последние упаковки с лентами.

— Сержанта Кару ты не встречал?

Мавух помрачнел:

— Сержант Кара мертва. Ее выключил прорвавшийся к Святилищу слизняк.

Комета снова посмотрела вниз. Десантники и новобранцы продолжали прятаться за камнями, так что издалека невозможно было определить, у кого сколько полос на шлемах.

— Почему в шлемах нет радиосвязи? — вслух подумала Комета. — Где искать командиров?

Мавух, видимо, решил, что девушка задала вопрос ему, и потому ответил:

— Насколько я знаю, наушники из шлемов убрали после того, как военные инженеры президента Ту-Го использовали в бою на Кардеше модулированный ультразвуковой импульс. Весь десант был выключен за одно мгновение. У людей просто мозги закипели и через уши вытекли.

— Спасибо за информацию, — Комета быстро приняла решение: — Мавух, оставайся с Немым на башне. Следите за лесом. Немой, перейди на эту сторону. Я пойду вниз, разберусь, что к чему.

Таким образом, для наблюдения Мавуху достался внешний полукруг, обращенный к лесу, а Немому — внутренний, обращенный к Святилищу. Дикарь, а, вернее, прикидывавшийся дикарем Немой прекрасно понял невысказанный замысел девушки. Он положил свое ружье на парапет и прижался правым глазом к оптическому прицелу. С пулеметной башни он держал под обстрелом большую часть Святилища, и мог прикрыть Комету, если бы у нее внизу возникли осложнения с «братьями по оружию».

Спускаясь, Комета более внимательно осмотрела механизмы в центре башни. Теперь прозрачные ленты с патронами не змеились по всему свободному пространству, а свободно висели, едва доставая до пола.

«Тут и на пятнадцать минут не хватит,» — прикинула Комета.

Занеся ногу для следующего шага, она внезапно застыла. «Почему я так волнуюсь? Почему переживаю за исход боя? Если победят слизняки, то это будет означать победу справедливости. Мы, десантники, для них — жестокие захватчики. Почему же я прикладываю все силы для того, чтобы победило зло? Из страха смерти? Но разве не ожидает меня новое воплощение?»

«Может быть, я совершаю злые деяния, чтобы предотвратить зло еще большее?» Комета ухватилась за эту мысль. «Конечно! Нужно не просто бежать с этой планеты, но и разрушить планы Верховного Генералиссимуса. Война, чудовищная бойня на сотнях планет, не должна начаться! Вот достойная цель для той, кого называли «светлым воплощением» и «инкарнацией третьей степени». Вот цель моего появления в этом теле и в этом мире!»

На эти размышления Комета потратила всего долю секунды. Затем она уверенно зашагала вниз по ступеням, окончательно утвердившись в правильности выбранного пути. Но, прежде чем вступить в борьбу с гигантской военной машиной Верховного Генералиссимуса, следовало вначале победить невинных слизняков.

Выйдя из башни, Комета начала обход позиций десантников, постоянно выкрикивая:

— Где командиры? Кто-нибудь видел командиров?

Похоже, она была первой, кого заинтересовал этот вопрос. До этого солдаты были слишком заняты атакой слизняков. Только теперь до них стало доходить, что после окончания боя новых приказов не поступало.

К голосу Кометы присоединились и другие голоса:

— Где командиры? Эй, сержант Убал, отзовись! Лейтенант Кугл! Майор Стопер!

Но вместо командиров отозвались солдаты:

— Майор Стопер погиб еще в лесу.

— Лейтенант Кугл упал возле вон того камня.

— Сержантов больше нет.

Комета в последний раз громко прокричала:

— Сержант Крут! Сержант Крут!

Но тут к ней подошел один из новобранцев ее отряда и показал рукой в сторону:

— Сержант Крут лежит вон там! Один из прорвавшихся слизняков попал в него кислотной гранатой.

Комета раздумывала несколько секунд, а потом вновь прокричала изо всех сил, чтобы ее услышали все защитники Святилища:

— Эй, десантники! «Однополосные» и «бесполосные»! Подойдите ко мне! Пусть останутся только по два солдата на пулеметных башнях!

Из-за камней начали появляться десантники и новобранцы. Пригибаясь, чтобы не стать мишенями для возможных слизняков-снайперов в лесу, они пробирались к Комете.

Девушка вслух считала оставшихся в живых:

— Восемь… пятнадцать… двадцать два… двадцать восемь… тридцать семь… сорок восемь… Сорок восемь?! Все?!!

— Еще четверо на башнях, — напомнил Назал.

Почти все десантники были подавлены и не разговаривали друг с другом. Те немногие, кто пытался шутить и бодриться, за напускной веселостью скрывали отчаяние. Солдаты понимали, что смерть близка к ним, как никогда ранее. От отряда, состоявшего почти из двухсот воинов, осталось чуть больше четверти. А в окружавшем Святилище лесу скрывался враг, чья численность и намерения были неизвестны.

Чтобы включить мозги и души солдат в дело, Комета решительно заговорила:

— Кто из вас помнит, где лежат тела командиров?

Несколько новобранцев неуверенно подняли руки.

Один из десантников подошел вплотную к Комете и смерил ее взглядом (для этого ему пришлось опустить голову, так как голова девушки находилась на уровне его груди):

— Я знаю, где выключили майора Стопера. А что?

— Покажешь мне место?

— Зачем?

Комета сделала шаг назад, чтобы широкая спина десантника не загораживала ей лица других солдат:

— Кто знает, как наши командиры получали приказы от координаторов?

Никто не ответил.

— У майора Стопера должна быть какая-то связь с высшим начальством. Ведь откуда-то он узнавал о том, куда сядет транспортер. И атаку на это Святилище ведь не сам он придумал! Надо собрать тела всех командиров. Тогда и мы получим двухстороннюю связь. Они… — Комете ткнула пальцем в небо, подразумевая следящие спутники, — …только смотрят на нас. А нам надо позаботиться о том, чтобы остаться в живых на этом полигоне! Все со мной согласны?

Новобранцы и многие «однополосные» десантники согласно зашумели. Однако тот, кто стоял перед Кометой, резко поднял руку, призывая к тишине.

Он еще раз вызывающе осмотрел девушку:

— То, что ты говоришь, вполне правильно. Но почему ты отдаешь приказания? Ты — новобранец, твое дело — подчиняться старшим по званию.

— У нас не осталось командиров! — возразила Комета.

— Значит, командиром буду я! — заявил десантник. — Кто с этим согласен?

И большинство солдат вновь выразило свое одобрение.

Но Комета не собиралась сдаваться. Она демонстративно вежливо поинтересовалась:

— Ты, наверное, уже сражался ранее со слизняками?

Десантник, не замечая подвоха, снисходительно ответил:

— Никто не попадает на один полигон дважды. Новобранцем я попал на одиннадцатый полигон — на архипелаг рыбоящеров. Слизняки — мой второй полигон.

Голос Кометы окреп и наполнился ядовитыми нотками:

— Тогда как ты можешь командовать, ничего не зная о противнике?

— По праву старшего по званию.

— Ты такой же солдат, как и я.

— Ты — новобранец!

Комета возвысила голос, обращаясь ко всем солдатам:

— Я знаю, что надо делать! Я могу вывести вас из окружения! У меня, в отличие от вас, есть опыт! Я командовала целой армией!… И не раз…

Многие были в курсе того, что Комета — инкарнация третьей степени, которая выключила сержанта Барама. Поэтому слова девушки удивление не вызвали. Скорее, они зажгли в глазах солдат надежду на спасение.

Почувствовав, что желанная власть уплывает из рук, соперник Кометы одним быстрым движением выхватил свой автомат и наставил его на девушку:

— Я — десантник, а ты — новобранец! Если ты не выполняешь приказа старшего по званию, то тебя следует наказать! — Он слегка повернул голову к солдатам. — А какое у нас наказание?!

— Смерть! — вместе с общим хором произнесла и Комета.

Она переместила свой вес на правую ногу, готовясь в случае крайней угрозы нанести удар по стволу автомата. Комета помнила о Немом, который через оптический прицел наблюдал за всей этой сценой, но не собиралась просто стоять и ждать помощи со стороны.

— Так ты признаешь мое право командовать? — угрожающе прорычал десантник и начал сдвигать предохранитель автомата.

Однако ни Комете, ни Немому не пришлось выключать этого упрямца. Сверкнула молния, на мгновение ослепив Комету и обдав ее жаром. Девушка зажмурилась, а когда открыла глаза, у ее ног дымилась оплавленная лужица камня и металла.

Это недвусмысленное выражение воли координаторов ничуть не удручило солдат. Наоборот, бесспорная власть Кометы была подтверждена дружными приветственными криками.

Быстро сбросив нервное напряжение последних минут, девушка деловито начала отдавать распоряжения:

— Найдите и принесите сюда тела сержантов и лейтенантов. Я пойду за майором Стопером. Кто еще может показать мне место, где он лежит?

— Кажется, я видел, где он упал, — сказал один из десантников, ящер-гуманоид с чешуйчатой кожей и широким ртом, усеянным сотнями похожих на иглы зубов.

— Как тебя зовут?

— Убак.

— Хорошо, Убак, пойдешь со мной. А также ты, Назал, и ты, Золг. — Комета вызвала еще одного новобранца — сильного и крепкого человека, у которого бицепсы были толще ее талии.

Затем она указала на пятерых десантников:

— Пойдете за нами в тридцати шагах. Будете прикрывать фланги и охранять, когда мы углубимся в лес.

И тут Комете в голову пришла еще одна мысль.

— Пока слизняки отступили, у нас есть время на то, чтобы собрать оружие на поле боя. Чувствую, оно нам пригодится. Так что не теряйте времени — берите и оружие, и боезапасы! К лесу не приближайтесь, в случае нового нападения пулеметные вышки нас прикроют. Приступайте!

Солдаты бросились выполнять приказ нового командира, а Комета со своими избранными воинами направилась туда, где предположительно мог находиться труп майора Стопера. Их путь лежал через поле боя, усыпанное телами слизняков и десантников. Несколько раз спутники Кометы оказывали «последнюю услугу» своим раненым товарищам.

Не доходя до первых деревьев пятидесяти шагов, Комета замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, внимательно вглядываясь в лес и вслушиваясь в его звуки. Ее примеру последовали и остальные.

— Кажется, слизняков нет, — тихо произнес Назал, поводя из стороны в сторону стволом своего лучемета.

Комета обернулась к пятерым десантникам, следовавшим позади:

— Оставайтесь тут. Если услышите шум в лесу или увидите слизняков, стреляйте! А мы пойдем дальше.

Держа оружие наготове, Комета и ее маленькая группа вступили в лес. Прикрывая друг друга, солдаты быстро перебегали от ствола к стволу. Однако их опасения не оправдались. Либо слизняки отступили вглубь леса, либо вообще решили прекратить атаки на Святилище. По крайней мере, их не было в пределах видимости и слышимости.

Десантник Убак показал Комете нужное направление:

— Последний раз я видел майора Стопера вон там.

В той стороне бой был весьма ожесточенный. Многие деревья были обожжены кислотой и выстрелами из энергетического оружия. Всюду на почерневшей земле виднелись тела десантников и слизняков.

— Надо торопиться, — сказала Комета, — скоро стемнеет.

Эти слова вырвались совершенно непроизвольно. Произнеся их, девушка очень удивилась. Откуда она узнала о приближении темноты, если совершенно не разбиралась ни в географии Гавабардана, ни в периодах его обращения вокруг светила? Неужели опять в памяти проявились скрытые воспоминания? Означало ли это, что в одной из предыдущих жизней Комета уже бывала на этой планете?

Спутники Кометы не выказали ровным счетом никакого удивления. Они были уверены, что их командир знает, что говорит. Хотя шлемы десантников были оснащены выдвижными очками ночного видения, в темноте слизняки могли решиться на новую атаку. А встречаться с ними в лесу никому не хотелось.

— Вижу грузовозку! — воскликнул Золг.

Все зашикали на него, призывая к тишине.

Группа Кометы разделилась, чтобы осмотреть все окрестности. Видимо, именно здесь подкравшиеся слизняки нанесли первый удар. Многие десантники лежали на земле со страшными ранами в спинах, а их оружие не было изготовлено к бою.

— Заодно собирайте боеприпасы! — вполголоса напомнила Комета. — Подносите их к грузовозке. Кажется, она не пострадала. Попробуем ее завести.

Действительно, моторизованная тележка каким-то чудом осталась цела в этой бойне. Даже ее большие дутые колеса не были спущены, а в кузове виднелись неразобранные контейнеры с запасами пищи и воды.

Пока солдаты искали тело майора Стопера, Комета села на водительское сидение и принялась изучать систему управления грузовозкой. Как она и ожидала, предназначенная для армии машина была сделана достаточно просто и надежно. Вытянув на себя Т-образную рукоятку, девушка завела мотор и медленно тронулась с места. А длинный вертикальный рычаг, расположенный между ног, предназначался для поворота колес.

— Нашел! Нашел! — закричал Золг, забыв о необходимости соблюдать тишину.

Комета повела грузовозку в его сторону. Назал и Убак на ходу забрасывали в кузов собранное оружие и запасные магазины, снятые с убитых солдат — как десантников, так и слизняков. Подъехав поближе, Комета увидела, что Золг волоком тянет к ним навстречу тело майора Стопера.

По правде сказать, от самого майора осталось очень мало. Казалось, что Золг тащит полупустой мешок, наполненный чем-то желеобразным.

— Это динамопушка, — сказал опытный Убак, — она дробит кости. Майору не повезло — он попал под прямой выстрел.

Убак помог Золгу забросить тело Стопера в кузов грузовозки.

— Ну, пора возвращаться? — с надеждой спросил он.

Несмотря на то, что воинам нельзя было отказать в мужестве, пребывание в лесу требовало от них напряжения всех душевных сил.

— Возвращаемся! — решила Комета.

Грузовозка покатила в сторону Святилища. Солдаты шли рядом, не переставая опасливо оглядываться. Но слизняки по-прежнему не показывались.

— Странно, они даже не развесили свои мины, — пробормотал Убак.

— Может быть, они решили оставить нас в покое? — с затаенной надеждой предположил Назал.

Ящер покачал своей большой головой, покрытой чешуйчатой кожей:

— Вряд ли. Насколько я слышал рассказы о слизняках, их считают самым опасным противником именно потому, что они всегда нападают, когда их меньше всего ждешь. До вашего появления мы уже пару раз сражались с ними в лесу. Слизняки вырастали словно из-под земли, а потом опять исчезали среди кустов и деревьев. Но эти короткие стычки — просто детские перебранки в сравнении с тем, что они устроили возле Святилища. То ли еще будет…

Когда грузовозка объехала последнее дерево и выкатилась на открытое пространство, Комета увидела пятерых десантников, которые с довольными лицами стояли возле кучи собранного оружия.

— Мы тут время зря не теряли! — бодро произнес один из них.

— Молодцы! — похвалила Комета. — Слизняки не показывались?

— Пока все спокойно, — десантник показал на Святилище, вокруг которого сновали солдаты, собиравшие оружие на поле боя.

— Ла-а-а-адно, — задумчиво протянула Комета. — Чем дольше затишье, тем сильнее будет буря.

— Ты думаешь, слизняки нападут снова?

— Я в этом не сомневаюсь! — твердо заявила Комета. — Сегодняшняя ночь будет тяжелой. Нам надо к ней подготовиться.

— Ночь? — десантник слегка растерялся. — Но на Гавабардане не бывает ночи!

Комета удивленно на него посмотрела:

— То есть как это не бывает?

— Я уже третий раз отправляюсь на полигон, и ни разу не видел, чтобы тут хоть раз стемнело. А наши вахты иногда длились по десять стандартных суток.

Комета на мгновение усомнилась в своем предчувствии. Но затем, бросив взгляд на сплошную серую пелену, затянувшую небо и не позволявшую рассмотреть положение солнца, она уверенно произнесла:

— Я чувствую, что ночь грядет!

Проезжая по полю боя, Комета криками и знаками приказывала всех следовать за собой.

— Довольно собирать оружие! Отходите к Святилищу! Слизняки скоро нападут!

Она не знала, насколько «скоро» это произойдет, но не сомневалась, что следующая атака будет еще более страшной, чем предыдущая. Похоже, того же мнения придерживались и остальные солдаты.

Когда грузовозка доехала до Святилища, Комета увидела, что выполнены и те ее приказания, которые касались поиска средств связи. На ровной поверхности между двумя большими камнями лежали обнаженные тела сержантов Кары, Крута и трех других, имена которых Комета не знала. Здесь же были положены лейтенанты Кугл и Ворг. Кугл возглавлял все подразделения «однополосных» десантников, а Ворг — новобранцев. Одежда, шлемы и бронежилеты командиров лежали рядом.

Не успела Комета открыть рот, чтобы задать вопрос, как ей доложили:

— Мы перетряхнули все доспехи, но никаких средств связи не обнаружили.

— И в шлемах? — спросила Комета.

— Мы проверили их в первую очередь, — с легкой обидой ответили те, кто занимался осмотром тел.

— Может быть, какие-нибудь микрофоны вживлены в уши, в зубы, в череп? — не успокаивалась Комета.

Вместо ответа один из десантников приподнял и повернул голову лейтенанта Кугла. Комета увидела, что его затылок трепанирован, и череп выпотрошен с обратной стороны, так что видны сжатые зубы. Привыкшие к смерти солдаты не испытывали к ней ни малейшего почтения. Тела, утратившие жизнь, воспринимались так же, как и использованные одноразовые магазины от автоматов.

— Будем надеяться, что с майором нам повезет больше! — нарочито бодрым голосом произнесла Комета, стараясь не допустить распространения уныния и подавленности.

Десантники вытащили труп Стопера из кузова грузовозки и начали быстро и деловито снимать его доспехи. Майор, перед которым совсем недавно трепетали все солдаты, теперь стал объектом тщательного и безжалостного исследования.

Комета посмотрела на собравшихся вокруг солдат и сказала:

— Мы запремся в пулеметных башнях. Завалим входы камнями. Огонь будем вести с верхних площадок.

Эта идея была встречена горячим одобрением. Все-таки укрываться за прочными стальными стенами приятнее, чем за камнями и бревнами.

— Разделимся на два отряда, — Комета ногой прочертила на земле линию, разбив нестройную толпу солдат примерно пополам. — Кто оказался справа — пойдет в правую башню, кто слева — в левую. Поделите припасы из грузовозки. Занесите в башни собранное оружие. Закатите внутрь побольше тяжелых камней. У меня пока все. Действуйте!… Хотя нет, подождите.

Девушка медленно обвела взглядом лица людей и нелюдей, волею судьбы ставших членами ее отряда:

— От того, насколько хорошо мы будем готовы к бою, зависит очень многое. И я говорю не только о готовности оружия. Я говорю о силе вашего духа, о желании победить, о стремлении выжить назло всем! — Она глазами показала на небо. — Если мы будем помогать друг другу, держаться вместе, то мы победим. Теперь все. Идите!

Солдаты даже не побежали, а стремительно полетели выполнять распоряжения Кометы. И это после тяжелого боя! Казалось, что слова нового командира вновь наполнили их тела силой и энергией.

Комета еще раз окинула взглядом лес, затем перевела взор на небо.

Она схватила за рукав стоявшего рядом Убака:

— Скажи, тебе не кажется, что эта проклятая серая пелена слегка потемнела?

Разумный ящер с далекой планеты поднял вверх голову. Его вертикальные зрачки слегка расширились.

— И правда, темнеет. Откуда ты узнала об этом? Никто из нас, десантников, ни разу не видел ночи на Гавабардане.

— Теперь увидите, — пообещала Комета. И в ее голосе, помимо желания, прозвучали едва заметные зловещие нотки.

* * *

К тому времени, когда наступление темноты проявилось со все неотвратимой очевидностью, десантники закончили сооружение укреплений внутри пулеметных башен. Возле открытых входов были сложены крупные валуны, которыми предполагалось изнутри закупорить входные отверстия, и бревна, которые должны были подпереть камни.

Солдаты выбивались из сил, ворочая тяжести, но никто не возмущался и не пытался отлынивать от работы. Все понимали, что от прочности и надежности укреплений зависит их жизнь.

Перед тем, как окончательно забаррикадироваться в башнях, Комета еще раз собрала всех солдат. Десантники обеспокоено поглядывали на темнеющее небо и на лес, который в сумерках выглядел еще более зловеще.

Посмотрев на своих соратников и подчиненных, Комета убедилась, что, несмотря на усталость, они настроены решительно и панике поддаваться не собираются. Действительно, в живых остались самые умелые и стойкие. В какой-то степени система тренировок и жестокого отбора десантников на полигоне оправдывалась.

Комета не стала произносить красивые лозунги. Она высказала то, что чувствовал каждый солдат:

— Ну, братья по оружию, вот и пришло время принять бой. Возможно, он будет последним для нас всех. Никаких средств связи с координаторами мы так и не обнаружили. Это странно, но с этим фактом ничего не поделаешь. Так что нам придется надеяться только на свои собственные силы. Пусть ЭТИ, — девушка указала на небо, — посмотрят на то, как мы умеем сражаться. Все, что мы можем — это продержаться как можно дольше. Поэтому экономьте патроны и заряды. Гранаты используйте только против больших скоплений слизняков. Да, и еще… пусть каждый оставит одну гранату… для себя. Я думаю, никто не хочет искупаться в бассейне Святилища. Вот, пожалуй, и все, что я хотела вам сказать. Расходитесь по башням. Надеюсь, слизняки еще дадут нам время немного отдохнуть и перекусить.

Солдаты направились каждый к своей башне. Комета вошла внутрь последней и, убедившись, что снаружи никого не осталось, приказала:

— Заваливайте вход!

Десантники навалились на огромные камни и, используя бревна, как рычаги, начали закрывать входное отверстие. Задние камни подпирали передние. Те, что лежали внизу, послужили опорой для верхних. В самом конце работы длинные бревна превратились в распорки, упиравшиеся одними концами в камни, а другими — в мощные механизмы раздвижения телескопической башни. Теперь едва ли нашлась бы сила, способная снаружи разобрать завал и проникнуть внутрь башни.

Внизу места для всех укрывшихся в башне солдат не хватало. Поэтому они уселись на ступени лестницы и принялись за еду.

Комета начала подниматься на верхнюю площадку, но ее остановила Мадра, девушка-новобранец из ее отряда. Мадра была отправлена в рекруты за то, что убила изменившего ей мужа. Она была ширококостной и не слишком привлекательной внешне, но зато имела твердый характер. Эта девушка нравилась Комете и, хотя до сих пор они почти не общались друг с другом, Комета была рада, что Мадра до сих пор жива.

— Может быть, слизняки не нападут в темноте? — спросила Мадра. — Ведь у них нет приборов ночного видения, как у нас!

Комета хотела бы ободрить девушку и остальных солдат, но не собиралась обманывать их:

— Я посмотрела в прицел пулемета, когда он был настроен на зрение слизняков. К сожалению, у меня есть все основания считать, что слизняки видят в темноте не хуже, чем днем. Кроме того, я чувствую, что они нападут. Я даже удивлена, что они дали нам время на подготовку. Хотя… — Комета посмотрела на солдат, которые прислушивались к ее словам, — …мне кажется, они до сих пор не нападали только потому, что сами готовились к битве с нами.

Комета продолжила подъем по лестнице и вскоре выбралась на верхнюю площадку. Немой приветствовал ее коротким рыком. Мавух коротко кивнул. Кроме них, на верхней площадке находились еще девять солдат — больше просто не помещалось — и целая гора собранного оружия.

Комета еще раз посмотрела на темно-серое небо, на черный лес, вздохнула и села, привалившись спиной к пулеметной станине…

…Ей показалось, что она только на мгновение закрыла уставшие глаза, но громкое рычание Немого и крики солдат пробудили ее от глубокого и, видимо, довольно продолжительного сна.

Без приборов ночного видения вокруг уже ничего нельзя было разглядеть. Комета выдвинула из шлема очки, и мир вокруг преобразился. Она увидела солдат, засевших за ограждением верхней площадки с оружием в руках, и Мавуха, приникшего к визиру пулемета.

— Что?! Началось?! — Комета попыталась встать на ноги.

Но ей помешал Немой. Он сильно сжал руку девушки, потянул ее вниз и предостерегающе зарычал. Через мгновение тьму над площадкой вспорола очередь из лучемета. Отразившись от лобового щита пулемета, раскаленный световой поток изменил траекторию, рассеялся и ушел вверх. Через мгновение над головами солдат засвистели пули, завыли разряды энергетических ружей, загрохотали залпы динамопушек. У слизняков не было Немого, который несколькими снайперскими выстрелами мог поразить стрелков. Поэтому на площадку обрушился плотный огонь из самых разных видов оружия. Но он пока не наносил урона. Слизняки стреляли снизу вверх, поэтому не могли поразить солдат, спрятавшихся за ограждением или находившихся в центре площадки.

Десантники отвечали короткими очередями и одиночными выстрелами. Один раз показавшись над ограждением, быстро прицелившись и нажав на спуск, они тотчас же прятались, перекатывались в сторону, меняя позицию, и вновь открывали огонь. Мавух еще не стрелял. Комета на коленках подползла к нему и быстро распрямилась, укрывшись за щитом пулемета.

— Дай посмотреть! — сказала она, отстраняя Мавуха от визира.

Через прицельное устройство пулемета Комета увидела наступавших на Святилище слизняков. Их было много, очень много. Больше, чем в прошлый раз. Обнадеживало лишь то, что современного оружия у них было не так уж много. Но его было достаточно, чтобы держать под непрерывным плотным обстрелом обе башни.

Слизняки шли вперед, не прячась и не пригибаясь. Казалось, что на Святилище надвигаются приливные волны.

— Откуда их столько? — прошептал Мавух.

— Это их мир, — сказала Комета, — и они его защищают. От нас.

Заработал пулемет на другой башне.

— Рано! — возмутилась Комета. — Надо бить наверняка!

Но Мавух возразил:

— Когда слизняки подойдут поближе, мы попадем под перекрестный огонь. Тогда щит стрелка не защитит.

— Тоже верно, — согласилась Комета. — Начинай!

Она уступила Мавуху пулемет, а сама поползла к ограждению. Так же, как и десантники, она быстро высунулась, прицелилась в слизняка с ручной динамопушкой и несколькими разрывными пулями превратила его в клочья слизи.

Едва Комета укрылась за парапет, как в то место, где только что была ее голова, ударил разряд энергетического ружья. Немой зарычал, выставил свое оружие и сделал ответный выстрел.

Над головами десантников загудел пулемет. Мавух не жалел патронов. Слизняков было так много, что промахнуться было просто невозможно. Кроме того, они подбирались все ближе и ближе, так что скоро стрелок должен был бы покинуть свой пост, чтобы не попасть под боковые выстрелы.

Но даже пулемет не остановил слизняков и не заставил их отступить. Из леса выкатывались новые массы полупрозрачных существ, а их авангард уже добрался до подножия Святилища. Если раньше Комета предполагала, что для штурма башен слизняки используют что-нибудь вроде приставных лестниц, то теперь ей показалось, что они просто собираются взобраться наверх, образовав живую насыпь.

Башни, в которых заперлись десантники, были установлены на противоположных склонах Святилища примерно в ста шагах друг от друга. Между ними находился пологий купол культовой постройки слизняков, так что с верхней площадки одно башни можно было увидеть то, что происходило у подножия другой. Поэтому, не рискуя слишком высоко подниматься над ограждением, чтобы посмотреть, что делают слизняки внизу, Комета наблюдала за тем, как они будут штурмовать вторую башню.

Вначале ей показалось, что заваленные камнями входы в башни стали для слизняков не только сюрпризом, но и непреодолимой преградой. Волны атакующих подкатывались к башням, а потом отходили немного назад. Но потом Комета заподозрила, что в этих синхронных движениях скрыт какой-то смысл.

Вокруг Святилища собрались несколько тысяч слизняков, и все они действовали, как дисциплинированная армия, а не как беспорядочная толпа дикарей. Комета разглядела четкое разделение обязанностей во вражеских рядах. Пока одни слизняки, стоявшие чуть поодаль, держали под огнем верхние площадки башен, не позволяя десантникам поднять головы, другие, а их было большинство, по очереди подбегали к самым подножиям и что-то бросали в стены.

Спустя мгновение Комета поняла, ЧТО бросали слизняки.

— Они хотят растворить стены башен кислотой! — закричала девушка.

Теперь она поняла, почему слизняки не пытались взобраться на верхние площадки или разрушить каменные завалы во входах. Вместо этого они метали в стены свои кислотные гранаты.

— Но ведь металл должен выдержать?! — не слишком уверено спросил у Кометы ближайший десантник.

Вместо ответа девушка отползла назад, уступая место другому солдату.

— Пойду вниз, посмотрю, что там происходит, — сказала она.

Так как на верхней площадке места было мало, в бою не могли участвовать одновременно все защитники башни. Поэтому солдаты расположились на винтовой лестнице, перезаряжая оружие и заменяя раненых товарищей. Убитых — а три десантника уже пали жертвами оружия слизняков — просто перекидывали через ограждение.

Комета спустилась вниз. За толстыми стенами башни звуки выстрелов и взрывов казались далекими едва слышными хлопками. Возле каменного завала дежурили четверо десантников, в том числе и ящер Убак. Не обращая внимания на взгляды, полные невысказанных вопросов, Комета прижалась ухом к стене башни. Глаза солдат округлились. Они не понимали, что делает их командир.

Прислушавшись, Комета сделала неутешительный вывод:

— Шипит!

— Что шипит? — удивленно спросил Убак.

— Слизняки поливают стены башни кислотой, — ответила Комета.

Более подробного объяснения и не требовалось. Десантники сразу поняли, насколько опасно их положение.

— Надо закидать слизняков гранатами! — воскликнул Убак.

— Забрасываем… — вздохнула Комета. — Но их слишком много. Они не дают нам прицелиться. Башня окружена со всех сторон. Слизняки уже забрались на вершину Святилища. Патроны для «Клавуса» кончились.

Несколькими короткими фразами Комета обрисовала ту непростую ситуацию, в которой оказались запершиеся в башне десантники. Она не собиралась скрывать от солдат истинное положение дел. Тот, кто был наверху, и так видел все своими глазами.

— Что же нам делать? — растерянно спросил один из новобранцев.

— Если хочешь сражаться — сражайся! — резко произнесла Комета. — Если не хочешь… засунь в рот ствол своего автомата и нажми на курок! Но лично я собираюсь биться до конца! Я не сдамся судьбе!

Сказав это, Комета зашагала вверх по лестнице. Она ждала, что за ее спиной раздастся звук выстрела. Но этого не произошло. Обернувшись, она увидела, что все четверо дежуривших внизу солдат прижались ушами к стенам башни.

Снова оказавшись на верхней площадке, Комета подползла к ограждению и выглянула наружу. Она увидела горы трупов, громоздящиеся у подножий обеих башен. Но, несмотря на чудовищные потери, слизняки упрямо продолжали кидать в стены кислотные гранаты.

К Комете подполз Мавух, который давно уже оставил бесполезный пулемет и взялся за ручное оружие:

— Так долго продолжаться не может! Создается впечатление, что слизняков меньше не становится!

— Чтобы перебить их всех, у нас просто не хватит времени и зарядов, — согласилась Комета. — И время для нас сейчас важнее всего. Кислота проедает стены башни. Я не знаю, насколько велики повреждения. Мне надо было подумать об этом раньше.

— Не кори себя. Ты сделала все, что могла. Без тебя мы были бы уже мертвы.

— Погибнуть чуть раньше или чуть позже — какая разница? Там, внизу, я только что посоветовала одному новобранцу пустить себе пулю в голову, чтобы не участвовать больше в этом кошмаре.

— И что?

— Он этого не сделал. Он еще во что-то верит, на что-то надеется

— Мы все во что-то верим и на что-то надеемся. Не забудь, Комета, что многие верят в тебя.

— Вот это-то меня здесь и удерживает!

За спиной Кометы раздалось рычание. Она повернула голову и увидела Немого, который делал странные движения. Он растопырил пальцы правой руки и размахивал ею над головой, издавая хриплое гудение.

«Хватит прикидываться, можешь говорить по-человечески! Все равно скоро все мы умрем!» — хотела прикрикнуть на него Комета, но промолчала. Если Немой продолжал играть роль дикаря, то это означало, что еще не все потеряно.

— Что ты хочешь показать? — спросил у Немого Мавух. — Что это значит?

Но Немой только гудел и описывал рукой круги над головой.

Внезапно башня слегка содрогнулась. Толчок был не сильный, но весьма чувствительный.

— Ты хотел сказать, что кислота почти проела стены? — Мавух отвернулся от Немого. — Это мы и сами поняли…

Но Комета, продолжавшая смотреть на Немого, увидела, что тот сделал едва заметное отрицающее движение. Значит, он имел в виду не кислоту. Но тогда что?

Впрочем, у Кометы сейчас имелись более важные и неотложные вопросы, чем разгадка странного поведения Немого. Вслед за первым толчком последовало несколько новых. Девушке даже показалось, что площадка слегка накренилась. Это заметили и десантники. Раздались испуганные возгласы.

Стараясь не допустить распространения паники, Комета прокричала, перекрывая шум боя:

— Не волнуйтесь. Башня еще стоит. Ее поддерживают раздвигающие механизмы. Сначала слизнякам придется проделать широкие отверстия и проникнуть внутрь. Спускайтесь вниз, стреляйте в дыры!

Но и без ее приказаний десантники в башне начали вести огонь через отверстия, проеденные кислотой. В очередной раз выглянув из-за ограждения, Комета увидела, что вокруг основания второй башни сверкают вспышки выстрелов. Это означало, что и там десантники стреляют через дыры в стенах.

Послышался протяжный металлический скрежет. Башня задрожала, словно в лихорадке.

— Отверстия расширяются! — сообщили снизу. — Слизняки пытаются забросить гранаты внутрь башни!

— Я иду вниз! — объявила Комета.

Но Немой обхватил своей широкой сильной ладонью ее кисть, вытянул указательный палец и направил его в небо. Посмотрев в том направлении, Комета увидела несколько слабо светящихся точек. Тогда она убрала очки ночного видения. На фоне черного неба светящиеся точки казались ярче и крупнее. Комета вновь выдвинула очки и с удивлением обнаружила, что точки еще больше увеличились в размерах. Более того, она уже отчетливо могла рассмотреть, что точки образуют два правильных четырехугольника.

Не веря своим глазам, она затаила дыхание. Точки росли на глазах, и вот уже можно было разглядеть, что между ними проявились очертания темных крупных предметов. Этими точками были работавшие турбины летательных аппаратов.

— Транспортеры! — закричала Комета. — Транспортеры летят!

Это сообщение было встречено дружным ликующим воплем. Даже на соседней башне его сумели расслышать сквозь канонаду. Так что вскоре о появлении транспортеров стало известно всем десантникам.

— А если транспортеры пролетят мимо? — тихо пробормотал Мавух.

Комета не исключала и этой возможности.

— Тогда последнюю очередь из своего автомата я пошлю им вдогонку, — сказала она.

Но транспортеры направлялись именно к ним. Не прошло и нескольких минут с момента их обнаружения, как над башнями зависли огромные летательные аппараты. Слизняки стреляли по транспортерам, но не причиняли им видимого вреда. Машины пошли на снижение. Искусство пилотов было так велико, что транспортеры повисли в воздухе на высоте нескольких ладоней над верхними площадками башен. Их входные люки распахнулись.

Подражая сержанту Каре, Комета скомандовала:

— Прыгайте внутрь! Быстрее! Не задерживайтесь!

Те воины, которые находились на верхней площадке, первыми ринулись в спасительный люк. Затем наступила очередь тех, кто сдерживал напор слизняков внизу.

Комета подгоняла солдат:

— Вперед! Не спите на ходу! Еще немного, и мы спасены!

Рядом с девушкой стоял Немой, не желавший забираться в транспортер раньше нее.

Наконец, с Кометой поравнялся Убак:

— Все! Внизу никого не осталось! Слизняки вот-вот пролезут в дыры!

— Уходим! — Комета втолкнула его в люк, затем отправила туда же Немого и последней запрыгнула в транспортер.

Дежурившему у входа «однополосному» десантнику она коротко приказала:

— Летим!

Тот посмотрел на ее шлем без всяких знаков различия, но, видимо, было в облике девушки нечто такое, что выделяло ее как человека, имеющего право отдавать приказания.

Входной люк закрылся.

— Что со второй башней? — спросила Комета и, не дожидаясь ответа, прильнула к иллюминатору.

Она увидела, что там посадка тоже закончилась. Оба транспортера начали подниматься вертикально вверх, оставляя внизу опустевшие башни и толпы слизняков.

Комета села на пол, облокотилась на стену, вытянула ноги, слегка потеснив развалившихся в центре отсека десантников, и сняла с головы шлем. Без очков ночного видения она ничего не могла разглядеть вокруг себя. В пассажирском отсеке транспортера не было никаких источников света, а иллюминаторы застилала непроницаемо-черная ночь Гавабардана.

— Ну и ладно… — пробормотала Комета и закрыла глаза.

Где-то неподалеку послышался короткий рык Немого. В темноте кто-то из десантников стонал, кто-то всхлипывал, кто-то истерически хихикал. Но Комета никак не реагировала на эти звуки. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме сна. И сон не замедлил осчастливить ее своим посещением…

Глава 15. Гнездо шишкарей. Десантники против эсэсовцев.

…Ее боевая машина была похожа на гигантского краба: корпус в форме линзы и восемь расположенных по бокам кронштейнов с оружием. Внизу находились четыре реактивных двигателя, которые позволяли машине не только быстро летать, но и резко менять направление, а также зависать на месте.

В переднем иллюминаторе она видела своего противника: огромную машину из темного металла, издалека похожую на гигантского буйвола. Четыре шарнирные опоры поочередно переставлялись вперед, и каждый шаг был равен ста человеческим шагам. Вместо рогов над кабиной вражеской машины возвышались лучевые пушки. В огромных бойницах—«ноздрях» прятались многозарядные ракетные установки.

Заработала радиосвязь. Странный голос на странном языке произнес странную фразу:

— О Дурга, прекраснейшая из клонов моей несравненной Парвати, покажи этому зверю Махише, на что способна лучшая воительница, созданная дэвами!

— Проклятый асура будет повержен! — твердо пообещала та, чьими глазами смотрела Комета.

Она активировала оружие своей боевой машины. На дисплее загорелись изображения трезубца, топора, копья, лука, диска, петли, жезла, а также многоугольной ваджры. Каждое изображение символизировало необыкновенно мощное оружие, разработанное в лабораториях и изготовленное на заводах Амаравати — города дэвов. Затем она бросила машину в атаку, выполнив маневр, называемый «прыжок льва»…

* * *

Сон Кометы прервался на самом интересном месте. Кто-то настойчиво тряс ее за плечо и говорил:

— Просыпайся! Мы вернулись на базу.

Комета открыла глаза. В пассажирском отсеке транспортера заметно посветлело.

— Что, уже утро? — спросила девушка, встряхивая головой, чтобы скинуть остатки сна.

— Что-то вроде этого. Ночь кончилась. Но вот наступил ли день, еще неизвестно.

Комета почувствовала легкий толчок снизу. Она с некоторым трудом поднялась на ноги, все мышцы которых одеревенели, и выглянула в иллюминатор. Это, действительно, была база десантников: заснеженные горные пики и сильный ветер, метущий поземку по посадочной площадке.

Сопровождавший транспортер десантник застыл у входа, положив руку на рычаг открытия люка. Он вопросительно смотрел на Комету. Отряд был готов к выгрузке. Все ожидали только ее приказа.

— На выход! — крикнула Комета. — И бегом на базу! Не хватало еще простудиться после всего того, что мы выдержали!

Солдаты заулыбались. Когда люк открылся, в транспортер хлынул ледяной воздух, заставив всех прищуриться и закрыть рты. Десантники побежали к открытым воротам, обозначавшим вход в подземный город.

Комета покинула транспортер последней. Задерживая дыхание, она побежала к базе настолько быстро, насколько позволяли уставшие ноги. Должно быть, остальные солдаты были не в лучшей форме. Комета не только не отставала от них, но даже временами вынуждена была немного притормаживать.

Покрытые снегом, замерзшие десантники ввалились во входной шлюз.

Невидимый механический голос объявил:

— Осторожно, входные двери закрываются!

Створки ворот сомкнулись. Заработали тепловые пушки, быстро нагревая воздух в шлюзе. Двери, ведущие внутрь базы, открылись без предупреждения. За ними стоял десантник в кепке с двумя полосами.

— Добро пожаловать домой! — громко сказал он. — Я сержант Влаг. Я провожу вас в вашу казарму. Бронежилеты и шлемы можете оставить здесь.

С наслаждением солдаты избавились от лишней тяжести. Кое-кто, наверное, с радостью бы оставил тут и свое оружие. Но закон «братьев по оружию» гласил, что десантник не должен расставаться с оружием ни на миг — ни в бою, ни на отдыхе.

Сержант Влаг не торопил вернувшихся с полигона солдат. Кое-кто из них поглядывал на Комету, ожидая, что она так просто не уступит справедливо заслуженную власть. Однако Комета решила подождать дальнейшего развития событий. Она, как и все солдаты, молча сняла защитные доспехи и стала ожидать дальнейших приказаний.

Когда последний солдат был готов, сержант Влаг повел отряд за собой по запутанным дорогам подземной базы. Стоявшие на дежурстве десантники провожали едва переставлявших ноги солдат понимающими улыбками и ободряющими словами.

На одном из перекрестков отряд встретил уже знакомый Комете лейтенант Криго.

— Десантники продолжают следовать за сержантом Влагом. Новобранцы — за мной!

Отряд разделился примерно пополам. Солдаты, еще недавно плечом к плечу сражавшиеся со слизняками, с неохотой расходились в разные стороны.

— Прощай, Комета! — сказал ящер Убак. — Может, наши дороги больше не пересекутся. Спасибо тебе!

Его поддержали и остальные десантники. Комета молча отсалютовала им по обычаю Холмогорья, прижав к сердцу сжатый кулак правой руки. Но прощание не могло длиться долго.

— За мной! Быстрее! — приказал сержант Влаг, уводя десантников.

— За мной! — повел за собой новобранцев лейтенант Криго.

Через некоторое время они оказались в казарме. Не в той, в которой были в первый раз, но в почти идентичной по обстановке. Новобранцев уже ждали изысканные яства и напитки, молодые юноши и девушки разных рас и видов, а также именные пластиковые контейнеры.

— Вот ваше новое место дислокации! — Криго широким жестом обвел роскошные апартаменты. — Наслаждайтесь жизнью, вы ее заслужили! Я вас поздравляю: вы прошли первый полигон, и теперь стали настоящими десантниками. В контейнерах вы найдете новую одежду и кепки с полосками.

Новобранцы, вернее, теперь уже бывшие новобранцы, не знали, радоваться им или огорчаться по этому поводу. Теперь им были известны обе стороны жизни десантников: и наслаждения казармы, и кровавая мясорубка полигона.

Сомнения разрешила Комета, воскликнув:

— Отлично, друзья! Теперь мы стали братьями и сестрами!

— Слава Комете! — крикнул Мавух. — Это она вытащила нас из пасти смерти.

— Слава Комете! — хором подхватили десантники.

Эти крики напомнили девушке Холмогорье. Но тогда ее славила многотысячная армия, а не два десятка изможденных солдат в изорванной и прожженной одежде. «Это только начало», — сказала себе Комета.

Перекрывая голоса солдат, она бросила новый лозунг:

— Слава Верховному Генералиссимусу Урл-Азурбару!

— Слава! Слава! — с энтузиазмом прокричали солдаты.

Комета подумала, что это должно понравиться невидимым наблюдателям и координаторам. Она собиралась пробиться на самый верх. Пробиться к власти, чтобы затем уничтожить и Верховного Генералиссимуса, и всю его военную машину.

— Поздравляю, Комета — тихо сказал девушке лейтенант Криго, — ты хорошо начала. Далеко пойдешь.

Комета вспомнила правила присвоения чинов. Чтобы стать сержантом, надо было пройти четыре полигона. Чтобы стать лейтенантом — семь. Правда, шестой полигон называли одним из самых тяжелых. Но вряд ли остальные будут похожи на развлекательные туристические поездки.

— А что же вы не расходитесь? — повернулся к солдатам Криго. — Разве вы не голодны, не соскучились по ласкам, не хотите сбросить с себя лохмотья и нырнуть в теплый бассейн?

Новоявленные десантники ничего не говорили, только мялись и отводили взоры от лейтенанта. Немой прорычал и показал пальцем на Комету.

Криго правильно истолковал этот жест:

— Вы ждете приказа Кометы?

Солдаты закивали.

— Так прикажи им!

Комета улыбнулась и скомандовала:

— Вольно! Разойдись! Берите от жизни все. Не только за себя, но и за тех, кто не вернулся.

С радостными воплями десантники разбежались в разные стороны. Комета наблюдала, кто из них с чего начнет свой отдых. Одни сразу попрыгали в воду, на ходу содрав с себя остатки одежды. Другие бросились к барам и начали стаканами заглатывать спиртные напитки, чтобы забыться в хмельном угаре. Третьи упали в объятия услужливых красавиц и красавцев. Сама же Комета первым делом разделась и погрузилась в горячую ванну с ароматическими травами и благовониями. Через мгновение в соседнюю ванну с шумом плюхнулся Немой. Включив гидромассаж, он довольно заурчал.

После купания они отыскали контейнеры со своими именами и переоделись в новую форму. Когда Комета и Немой взяли еду из бара и уселись за столик, к ним присоединился Мавух. От него уже заметно пахло каким-то крепким напитком. На колени Мавух притянул одну из проходивших мимо девушек для развлечений.

Комета улыбнулась:

— Я вижу, Мавух, ты не жалеешь о том, что поступил в десант?

— Эт-т-то верно, — слегка заплетающимся языком выговорил тот и поправил кепку с полоской. — Гд-д-де Назал?!

Он пошарил в воздухе рукой. Возникший позади Назал вложил в нее высокий узкий стакан с ядовито-бирюзовой жидкостью. Такие же сосуды он поставил на стол перед Немым и Кометой.

— Ну, за новых десантников Верховного Генералиссимуса! — провозгласил тост Назал.

Все выпили. Комета почувствовала, что в желудке стало тепло, легко и приятно.

За их столик присели Золг и Мадра. Они также принесли с собой стаканы и выпивку.

— За тебя, Комета! Благодаря тебе мы остались живы. — Прочувствованно произнесла Мадра.

Комета не смогла отказаться. Но на этом дело не закончилось. Каждый десантник считал своим долгом выпить за Комету. Солдаты сдвинули столы, перебив при этом немало посуды. Пройдя через ужас шестого полигона, они стали чем-то большим, чем просто друзья или даже братья. Они прикрывали друг друга в бою, они видели смерть врагов и товарищей, они прошли по тонкой грани между жизнью и смертью. Теперь их что-то тянуло друг к другу даже здесь, среди множества разнообразных наслаждений.

За общим столом звучало немало тостов: «За Верховного Генералиссимуса Урл-Азурбара!», «За десант!», «За победу над проклятыми демократами!», «За свободный Кси-Лодердолис!». Комета ощутила раздвоение сознания. С одной стороны, рядом с ней сидели ее преданные соратники, верные друзья и храбрые воины. С другой стороны, все они были убийцами, которых готовили к еще большим злодеяниям в немыслимой по масштабам космической войне за Кси-Лодердолис и планеты Большого Аринрина.

«Как решить эти противоречия? — размышляла Комета. — Как определить границу, которая пролегает между добром и злом? Как найти свое место в этом мире? Кого считать своими друзьями, а кого — врагами? Чем измерить справедливость и истину?»

Она не могла найти четких и однозначных ответов на эти вопросы. Поэтому она опорожняла один стакан за другим, не отставая от десантников, но совершенно не поддаваясь опьянению. Она наблюдала за тем, как постепенно уменьшается число тех, кто еще мог продолжать застолье. Кто-то засыпал мертвецким сном, кто-то уединялся в альковах с девушками и юношами из обслуги. Кто-то занимался любовью на глазах у всех.

Через некоторое время Комете наскучило буйство алкоголя и плоти. Она понимала, что десантникам нужно сбросить нервное и физическое напряжение, но не приветствовала методы, которыми это достигалось. Комета забралась в альков и задернула плотную ткань, заглушавшую звуки оргии. Она надеялась, что ей вновь присниться какая-нибудь из ее прошлых жизней и поможет найти ответы на мучившие ее вопросы. Но на этот раз своих сновидений она не запомнила.

* * *

Вместе с полосой на кепке десантники получили относительную свободу передвижения по подземной базе. Единственное условие, которое было им поставлено: в любой момент быть готовыми для отправки на новый полигон. А так как это могло произойти и через десять дней, и через один час, десантники не могли далеко и надолго покидать свою казарму. В основном их вылазки заканчивались в соседних отсеках, где размещались другие отряды. Но таких «путешественников» было немного. В казарме было все, что могло удовлетворить потребности десантников. Тем более, что особым разнообразием их запросы не отличались. Спиртное, легкие наркотики, вкусная пища и, конечно же, плотские утехи — вот главное, что было нужно вчерашним рекрутам. Даже те, кто попали в армию не добровольно, а по принуждению, теперь казались вполне довольными жизнью. Создавалось впечатление, что кровь, грязь и ужас шестого полигона были забыты уже через сутки.

Комета наблюдала за тем, как десантники проводили время в казарме, и с грустью думала о том, что эти разумные существа, живущие в космическую эпоху, мало чем отличаются от своих диких предков. С развитием цивилизации они не стали ни добрее, ни честнее, ни справедливее. Люди, да, впрочем, и нелюди тоже, жаждали власти, богатства, славы только для того, чтобы с еще большим размахом удовлетворять свои низменные животные потребности. Хотя, почему «низменные»? Эти потребности были вполне естественными, они нужны были как для продолжения рода каждого отдельного существа, так и для выживания всего разумного вида в целом.

Комета вновь обнаружила противоречие в своих рассуждениях. То, что обычно называли «животным» и «примитивным», как раз и было самым правильным с точки зрения природы. А вот то, что называли «разумным» и «цивилизованным», оказывалось надуманным и противоестественным.

Комете было особенно тяжело из-за того, что она ни с кем не могла поделиться своими мыслями. Ей нужен был равный по интеллекту собеседник, или, еще лучше, оппонент, который позволил бы ей рассмотреть эти идеи под разными углами зрения. Но из всех десантников единственным по-настоящему разумным созданием был Немой. А как раз с ним-то вести высоконаучные беседы было невозможно. И не только потому, что он ничего не отвечал — Комету вполне удовлетворило бы его согласное или протестующее рычание. Просто девушка боялась выдать Немого, ведь координаторы, постоянно наблюдавшие за десантниками, могли обратить внимание на эти разговоры и сделать правильные выводы.

Так что Немой по-прежнему молча сопровождал Комету, давая повод беззлобным подтруниваниям десантников, называвшим эту пару «красавица и чудовище». Помня об участи сержанта Барама, никто не решался на более грязные шутки или домогательства.

* * *

Примерно через двое суток в казарму явился незнакомый «однополосный» десантник. Он остановился у входа, отыскал глазами Комету и сразу же направился к ней.

— Меня прислали за тобой, Комета. Я провожу тебя в центр координации. С тобой хотят поговорить.

Для девушки это приглашение не было неожиданным. Не зря она делала все, чтобы выделиться из общей массы и доказать свое право на власть. Правда, Комета предполагала, что произойдет подобная встреча после второго или третьего полигона. Но раз координаторы уже сочли ее персону достойной особого внимания, то отказываться от встречи было неразумно. Да, впрочем, и невозможно.

Девушка быстро собралась. Немой также поднялся на ноги.

Но посыльный десантник положил ему руку на плечо:

— Тебя не приглашали, приятель!

Немой оскалил зубы. Комета не знала, играет ли он роль дикаря или в самом деле не хочет отпускать ее одну.

Девушка сделала отстраняющий жест:

— Не надо, Немой! Оставайся здесь!

Тот с видимой неохотой опустился на стул.

— Хорошая у тебя охрана! — с улыбкой произнес десантник.

— Стараемся соответствовать! — ответила девушка фразой, которая могла одновременно казаться бессмысленной, и в то же время подразумевать некий трудноуловимый намек.

Десантник повел Комету по коридорам, которые были закрыты для свободного посещения. Металлические двери открывались при их приближении и сразу же закрывались позади. Комета понимала, что за их передвижением следят невидимые наблюдатели. Возможно, именно те, к кому ее сейчас вели.

За очередной дверью перед Кометой открылся небольшой отсек, где на диванах, расставленных по периметру помещения, сидели восемь «однополосных» десантников.

Провожатый Кометы остановился и пропустил ее вперед:

— Дальше ты пойдешь одна!

Он сел на диван, а перед Кометой раскрылась следующая дверь.

Она прошла через нее и остановилась. Не то, чтобы ее до глубины души поразило увиденное. Скорее, она просто немного растерялась. Глазам девушки предстал огромный зал. Из-за низкого потолка он казался еще шире, чем был в действительности. Все стены этого зала были покрыты переливающимися и мерцающими шестигранными ячейками размером с ладонь. А вдоль зала ровными рядами были установлены большие прямоугольные экраны на тонких опорах, и поверхность этих экранов также была поделена на мерцающие шестигранные ячейки. Вдоль стен и между экранами прохаживались люди в синих халатах, в форме десантников и Службы Спасения. Несколько человек образовывали группы и что-то оживленно обсуждали между собой, показывая на шестигранные ячейки.

Появление Кометы не осталось незамеченным. Рядом с ней словно из-под земли вырос лейтенант Криго.

— Добро пожаловать в координационный центр нашей базы! Отсюда мы контролируем всех солдат и офицеров. Пойдем, я представлю тебя полковнику Арбалу.

Лейтенант сделал приглашающий жест. Комета пошла рядом с ним. Поравнявшись с ближайшим экраном, она увидела, что каждая шестигранная ячейка представляла собой видеоэкран, который демонстрировал изображение одного человека. Потому-то ячейки издалека и казались переливающимися — существа на экранах двигались, занимались разными делами. Те, на кого смотрела Комета, находились в одной из казарм подземной базы. Камеры неотступно следили за солдатами, меняя направления съемки и даже иногда перескакивая на другие ракурсы. Изображения отдельных солдат в соседних ячейках создавали общую картину.

Комета посмотрела на стену. Ячейки, расположенные на ближайшем к ней участке, передавали изображение отряда, двигавшегося вдоль берега широкой полноводной реки. Еще Комета заметила, что наблюдение за отрядом производилось с большой высоты, хотя и с помощью великолепной оптики. Изображение было немного более расплывчатым, чем в случае с казармой, но все равно позволяло рассмотреть лица солдат и пейзаж позади них.

Должно быть, рассматривая ячейки, Комета непроизвольно замедлила шаг, потому что Криго тотчас же поторопил ее:

— Все объяснения ты получишь от полковника Арбала. Он уже ждет тебя.

Комета посмотрела вперед. Действительно, ее уже поджидали. И не один человек, а целых пять: двое круглолицых крепышей без определенного возраста в форме десантников с двумя широкими полосами на кепках; двое в синих халатах, мужчина и женщина, белокожие и лысые, как доктор Дорбай; один в форме СС, высокий, худой, с длинным и узким крючковатым носом.

Комета выпрямилась и внутренне напружинилась. Она поняла, что сейчас начнется поединок, который повлияет на ее будущее сильнее, чем схватка с сержантом Барамом и сражение со слизняками. Она должна пройти это испытание и подняться на новую ступень в армии Верховного Генералиссимуса.

Пока Комета приближалась, все пятеро высоких начальников молча ее разглядывали. Когда же девушка остановилась, один из полковников заговорил:

— Наконец-то мы видим тебя непосредственно своими глазами, а не через следящие камеры. Я полковник Арбал. Я командую этой тренировочной базой. Это — полковник Шухк из Генерального штаба Верховного Генералиссимуса. Уважаемые доктора Альбенар и Нанисса наблюдали за тобой и за твоей группой новичков. Гранд-майор Жажаржан из Службы Спасения присутствует здесь в качестве беспристрастного судьи.

Комета коротко отдала честь, на секунду прижав кулак к сердцу. Слова про «беспристрастного судью» насторожили ее. Кого и за что здесь собираются судить?

— Признаться, меня мучает любопытство. Ты действительно являешься инкарнацией третьей степени, как то утверждает мой уважаемый коллега доктор Дорбай? — спросила та, кого полковник назвал доктором Наниссой.

— Так он говорил и мне, — уклончиво ответила Комета. — Но я не слишком хорошо разбираюсь в таких вопросах.

— Тем не менее, доктор Дорбай особо отметил, что ты достаточно хорошо помнишь несколько своих прошлых жизней? — не отставала Нанисса.

— Действительно, я помню многое из того, что мне пришлось пережить.

Полковник Арбал нетерпеливо перебил доктора, открывшего было рот:

— Переходите сразу к делу, доктор Нанисса! Скажи, Комета, в предыдущей жизни ты командовала целой армией?

Комета молча кивнула, не понимая, куда движется разговор.

— И твои действия были весьма… хм… успешными?

— Я уже говорила это доктору Дорбаю. Если вы хотите, чтобы я повторила весь рассказ о своих прошлых жизнях, то посадите меня в куб и впустите «газ истины»! — с вызовом произнесла Комета.

Но ее слова были приняты благожелательными улыбками.

Доктор Нанисса произнесла:

— Нет необходимости повторять допрос, проведенный с использованием трифинзинола килипарната. Мы не сомневаемся в твоих словах. Кроме того, мы с особым вниманием следили за твоей тренировкой на шестом полигоне…

Комета напряглась. Если сейчас всплывет ее разговор с Немым в пулеметной башне…

— …И пришли к выводу, что ты проявила не только великолепные боевые способности, но и выдающиеся навыки командования большими группами вооруженных существ, — закончила фразу Нанисса.

Комета слегка расслабилась. Значит, Немой хорошо разбирался в том, о чем говорил. Пулеметная башня не просматривалась следящими камерами… Или все же просматривалась, но эти пятеро играли в какую-то непонятную игру?

— Благодарю за комплимент, — девушка еще раз поднесла кулак к сердцу.

— Констатация факта комплиментом не является! — строго заметила Нанисса, но сразу же слегка улыбнулась.

— В прошлой жизни ты сражалась против людей, — сказал полковник Арбал.

— Так получилось. Тем более, что правильнее было бы сказать: я сражалась не ПРОТИВ людей, а ЗА свою Родину.

— Просто замечательно! — воскликнул полковник.

Комета удивленно посмотрела на него, не понимая, что такого замечательного он обнаружил в ее словах.

Лейтенант Криго вставил свою реплику:

— Я же говорил, полковник, что она подходит лучше всего. И не забывайте про сержанта Барама!

Гранд-майор Службы Спасения Жажаржан резким скрипучим голосом произнес, обращаясь к полковнику Арбалу:

— Может быть, вы наконец объясните десантнику Комете, в чем суть дела?

— Разумеется, я просто хотел лично выяснить некоторые аспекты ее подготовки, — Арбал испытующе посмотрел на Комету: — Дело в том, что не так давно на Гавабардан прибыла очень важная персона… вернее, очень-очень важная… Он — я имею в виду эту персону — остановился на экваториальной базе Аор-Науф, где тренируются сотрудники Службы Спасения. И вот на торжественном приеме в честь высокого гостя между генерал-майором Шаувом, командующим десантными войсками, и гранд-генералом Унашваром, начальником Службы Спасения, возник спор: чьи воины лучше.

Комета хмыкнула. Полковник Арбал истолковал это в свою пользу:

— Разумеется, мы-то, десантники, знаем, что лучше нас нет никого не только в системе Аринрина, но и во всех Вселенных на всех Измерениях. Но эсэсовцы решили оспорить это утверждение. Поэтому генерал-майор Шаув и гранд-генерал Унашвар договорились устроить совместную тренировку, то есть состязание, чтобы окончательно решить этот вопрос. Полковник Шухк прибыл на мою базу, чтобы выбрать солдат и офицеров, которые примут участие в состязании. Гранд-майор Жажаржан из Службы Спасения следит за тем, чтобы мы честно выполнили все договоренности и соглашения. Дело в том, что мы не можем сформировать отряд из лучших воинов. Согласно договоренности, в состязании должно принять участие самое обычное подразделение. И я решил выбрать именно твое.

Комета удивленно подняла брови, но промолчала.

— У тебя, конечно, возник вопрос, почему я не выбрал тех, кто прошел два или даже три полигона, — сказал Арбал. — Постараюсь на него ответить максимально честно: твой отряд прошел испытание на самом сложном полигоне, а это стоит нескольких других.

При этих словах в памяти Кометы невольно всплыли картины недавнего боя за Святилище: толпы слизняков, разорванные в клочья или полуобгоревшие тела солдат, выстрелы, взрывы, мелькание врагов в прицеле, скрипящие и разваливающиеся пулеметные башни… Она с трудом могла представить себе более ужасное и жестокое испытание.

— Кроме того, — продолжал полковник, — в данный момент на базе не так уж и много свободных отрядов. Большинство десантников отправлено в запас, а новых рекрутов еще не подвозили. Из тех отрядов, что находятся в моем распоряжении, твой — наиболее оптимальный выбор. На совместной тренировке с эсэсовцами командовать вами будет лейтенант Криго. Ты же станешь его неофициальным заместителем. Неофициальным — так как ты еще не прошла положенные четыре полигона для получения сержантского звания. Я надеюсь, что вы оправдаете возложенное на вас доверие. Не забывайте, что за вами будет наблюдать сам… — Арбал запнулся и посмотрел на своих спутников. Шаув утвердительно кивнул головой, Жажаржан пожал плечами. — …Я думаю, что могу раскрыть тебе секретную информацию: на Гавабардан прибыл сам Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар. Это инспекционная поездка перед крупномасштабным наступлением на Кси-Лодердолис. Так что совместная тренировка десанта и Службы Спасения — это еще и демонстрация нашего воинского духа, нашей воли к победе, нашей готовности к самопожертвованию во имя освобождения Родины от демократической заразы!

— Какие прекрасные слова! — раздался гулкий бас из-за спин военных начальников.

Они обернулись, расступились в стороны, и Комета также смогла рассмотреть говорившего. С противоположного конца зала катилась огромная бесформенная туша, оплетенная проводами. На огромной голове, которая вырастала прямо из туловища без всякого намека на шею, блестели четыре огромных глаза, расположенных квадратом вокруг длинного костяного клюва.

— Адмирал Йаугсйот, ты решил присоединиться к нашей компании? — радостно воскликнул полковник Шаув, делая несколько шагов навстречу приближавшейся туше.

— А почему ты не пригласил меня посмотреть на инкарнацию третьей степени?

— Дело в том, что когда мы собирались в центр координации, ты, знаменитый флотоводец, был несколько занят… тебя гораздо больше интересовали девушки из обслуживающего персонала.

Туша довольно запыхтела:

— Да уж, было дело. Все-таки любовные игры в условиях гравитации имеют некоторую особую пикантность…

Военачальники армии Верховного Генералиссимуса начали обсуждать свои наиболее любимые позы и приемы. Комета же во все глаза разглядывала адмирала Йаугсйота. Вблизи она видела, что он не в состоянии передвигаться самостоятельно, по крайней мере, по земле. Адмирал приехал на самодвижущимся кресле, за спинкой которого находился сложный аппарат, к которому сходились все опутывающие его тело провода. Все конечности Йаугсйота — четыре ноги и четыре руки — были непропорционально маленькими, так что не смогли бы выдержать вес заплывшего жиром тела. Кроме того, к пальцам на руках и ногах адмирала были прикреплены толстые многожильные кабели, которые также тянулись к аппарату за спинкой кресла.

Йаугсйот не был инвалидом. Аппарат за спинкой кресла предназначался для подключения к управлению звездолетом. Так как конечности разумных существ недостаточно быстры, чтобы передавать команды компьютерам при помощи клавиатуры или манипуляторов, пилоты были вынуждены напрямую подключать свои нервные окончания к электронным устройствам. Большую часть жизни они проводили в невесомости, что окончательно меняло их метаболизм. Правда, было совершенно очевидно, что и до своего преображения Йаугсйот не был человеком. Комета вспомнила пилотов транспортеров. В их головы также были вживлены электронные схемы, но они, по крайней мере, не окончательно порвали связи со своими биологическими видами.

— Это и есть та самая Шаггашуга Гахс-Афан с Сурл-Аваша? — адмирал Йаугсйот наконец-то обратил свое внимание на Комету. — Любопытно, любопытно. Я уже слышал о тебе от своего слуги. Кстати, куда он подевался?

Адмирал не сделал ни одного заметного движения, но где-то позади него раздался короткий крик боли.

— Эти стрекательные ошейники замечательно дисциплинируют даже самых отпетых лентяев и пройдох! — удовлетворенно прогудел Йаугсйот.

Из-за его кресла появился… толстяк Карибло с огромным подносом в своих металлических руках. Бывший вор был одет в просторные шорты-шаровары и распахнутую рубашку с короткими рукавами. На его шее Комета увидела тонкий серебристый обруч.

Карибло почтительно обратился к адмиралу:

— Чего изволите, ваше победительство?

— Налей-ка мне адирассанского крепленого!

Карибло взял с подноса приземистый сосуд с длинным узким носиком, вставил его в клюв Йаугсйота и начал вливать ему в горло содержимое. Глаза адмирала блаженно закатились, а пальцы начали слегка подергиваться.

Когда процесс питья закончился, Йаугсйот вновь обратился к Комете:

— Скажи, Шаггашуга…

— Теперь ее зовут Комета, — перебил полковник Арбал.

— Что? Комета? Прекрасно! Сама придумала?

— Сама, — ответила Комета, не собираясь вдаваться в подробности происхождения своего имени.

— Прелестно! Небесная странница, ледяная, как космос, и стремительная, как луч света! — выпитый напиток, похоже, настроил адмирала на поэтический лад. — О чем же я хотел тебя спросить?… Ах, да! Скажи мне, Комета, ты не участвовала в бою с флотом адмирала Синаго-Сита в Галактике Сиркон-63097?

— Нет.

— Жаль, жаль… Славное было дело! Я разгромил Синаго-Сита, как мальчишку, и гнал до самого Синего Спутника. Когда его корабль потерял второй слой динамической защиты, Синаго-Сит пошел на таран… Да! Я расстрелял его в упор ракетными залпами! — Йаугсйот воздел вверх свои маленькие ручки. — Проклятые демократы тогда получили хороший урок!

Все с видимым вниманием слушали воспоминания знаменитого адмирала. Лишь Карибло несколько раз задорно подмигнул Комете. Похоже, стрекательный ошейник ничуть не убавил его веселости и жизнерадостности. А сама Комета очень хотела спросить адмирала: «Раз вы такой великий победитель, то почему Кси-Лодердолис и Большой Аринрин принадлежат теперь вашим врагам?» Но она посчитала такой вопрос неуместным и оскорбительным, поэтому не стала задавать его вслух.

Воспоминания о былых подвигах и победах настолько увлекли Йаугсйота, что он, казалось, совершенно перестал обращать внимание на окружающих. Полковник Шаув сделал знак Карибло. Толстяк понимающе кивнул, развернул кресло адмирала и покатил его прочь.

— Лейтенант Криго, — сказал полковник Арбал, — проинструктируйте десантника Комету. Мы проводим адмирала Йаугсйота.

Военные зашагали следом за креслом.

Когда они отдалились на достаточное расстояние, Криго пробормотал:

— Старая гвардия … — и добавил весьма непочтительное ругательство.

Комета молчала, ожидая объяснений или инструкций. Но лейтенант продолжал смотреть вслед высшим командирам, которые вышли из координационного центра. Пауза затягивалась. Комета огляделась. Люди вокруг спокойно и неторопливо продолжали выполнять свою работу — наблюдать за десантниками. Теперь девушка заметила, что не все шестигранные ячейки передавали изображение. Многие были выключены и окрашены в тусклый серый цвет. На глаз Комета определила, что при потенциальных трех тысячах ячеек сейчас работают не более пятисот.

Пока девушка крутила головой в разные стороны, Криго наконец-то додумал свои мысли и открыл рот:

— На чем я остановился?

— Ты еще ничего не начинал.

— М-м-да, общение со старой гвардией кого угодно выведет из равновесия.

Комета молчала, не рискуя задавать провокационные вопросы в самом центре координации.

Лейтенант Криго внимательно посмотрел на нее:

— Ты не удивлена, что я так непочтительно отзываюсь о командовании и не боюсь наказания?

Девушка коротко пожала плечами.

Криго усмехнулся:

— А я и не собираюсь скрывать свои мысли. Я не раз высказывал их полковнику Арбалу. Сколько можно сидеть на Гавабардане и копить силы? Пора уже двинуть армию в великий поход на Кси-Лодердолис!

Комета поняла, что из списка потенциальных единомышленников лейтенанта Криго придется вычеркнуть. А жаль…

Тем временем Криго продолжал говорить, словно общался не с Кометой, а вел старинный, начатый в другом месте спор:

— Конечно, нынешние полковники и генералы когда-то ходили по зеленой траве Кси-Лодердолиса, жили в прекрасных городах, любовались ночным небом, полным знакомых созвездий. А нам, поколению изгнанников, достались только картины, видеофильмы и рассказы родителей. Но мы не хотим умирать, так и не увидев своей Родины! Мы имеем достаточно сил, чтобы вернуть все, что отобрал у нас Ту-Го и его банда революционеров. Скажи, Комета, ты хочешь увидеть синее небо Кси-Лодердолиса?

— Не откажусь.

— Ты родилась на Сурл-Аваше, где поверхность планеты раскалена, как жерло печи. Я родился на Гевре-Авалде, среди космического холода. Проклятые демократы загнали нас на непригодные для жизни планеты, захватив лучшие миры Большого Аринрина. Мы боремся за существование, ютимся в маленьких городках, а они наслаждаются жизнью среди роскоши и всяческих удобств. Но настанет время, когда мы вернемся. И это время уже близко! Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар сказал, что наша армия готова к войне. Может быть, именно отсюда, с Гавабардана, он поведет нас в великий поход. Ты веришь в это, Комета?!

— Верю.

— Когда мы победим команду эсэсовцев, в чем я не сомневаюсь, нас примет сам Верховный Генералиссимус. Он спросит меня: «Чего ты хочешь, лейтенант Криго?» И тогда я отвечу: «Я хочу, чтобы война началась прямо сейчас!»

Комета постаралась не показать своего ужаса и отвращения. Если все десантники настроены так же, как и Криго, то межпланетная резня окажется еще более чудовищной, чем она предполагала. Это будет война не для славы и не для победы. Это будет война против жизни. По-иному десантники воевать просто не умели. Их сознание было извращено жестокостью полигонов и распущенностью казарм. Они были не просто хорошо отлаженными машинами для убийства — они были носителями кровожадной идеологии, которую выпестовали озлобленные изгнанники с Кси-Лодердолиса.

Но размечтавшийся Криго даже заподозрить не мог, что стоявшая рядом девушка не разделяет его убеждения. Он просто не представлял себе иного взгляда на мир.

Решив воспользоваться откровениями лейтенанта, Комета как бы невзначай спросила:

— И как велика наша армия?

— Этого не знает никто, кроме Верховного Генералиссимуса и его штаба, — ответил Криго. — Я слышал, что на орбите Гавабардана находятся пятнадцать транспортных звездолетов, полностью заполненных десантниками и всеми боеприпасами. Они ждут только приказа к началу боевых действий. А сколько еще боевых звездолетов находится у других планет?…

— И десантники ждут приказа в звездолетах? — удивилась Комета.

Криго посмотрел на нее так, словно увидел впервые:

— Они же в запасе! — и тут он спохватился: — Ну конечно! Ведь ты почти ничего не знаешь.

— Ничего не знаю, — тотчас же подхватила Комета, — расскажи мне обо всем поподробнее.

— Все очень просто. Сейчас мы находимся в координационном центре, откуда можем наблюдать за всеми десантниками, которые отдыхают в казармах или тренируются на полигонах. Еще раз повторю: это ВСЕ десантники, которые в данный момент находятся на Гавабардане. После прохождения двух полигонов большинство десантников предпочитают уйти в резерв — их погружают в анабиоз и отправляют на звездолеты. Там они ожидают поступления боевого задания. Лишь немногие продолжают обучение и достигают званий сержантов и лейтенантов. После четырех и семи полигонов соответственно они тоже могут уйти в резерв. Так что на базе десантников немного. Рекруты-новички либо становятся десантниками и отправляются на звездолеты, либо выключаются.

— И других баз на Гавабардане нет? — недоверчиво спросила Комета.

— На планете всего две базы: наша, десантная — на полюсе, и база СС на экваторе. Но у эсэсовцев нет запасных солдат и офицеров. После тренировок они отправляются служить на разные планеты для охраны и поддержания порядка.

Комета вспомнила, как ее арестовывали сотрудники Службы Спасения, когда она воплотилась в теле Шаггашуги Гахс-Афан. Теперь ей стали понятны и хладнокровная жестокость, и бездушная твердость эсэсовцев. Эти качества также были развиты на Гавабардане. Развиты, но не рождены. Рождены они были внушаемыми с детства притязаниями на Кси-Лодердолис и впитанной с младенчества ненавистью к президенту Ту-Го и его соратникам-революционерам.

Разобравшись с убеждениями лейтенанта Криго, Комета решила задать вопрос, который мог бы поколебать его уверенность в своей правоте:

— Если бы новобранцев вначале обучили, подготовили, то потерь на полигоне было бы меньше. Наша армия могла бы быть вдвое больше и вдвое сильнее. Зачем отправлять на полигон рекрутов, которые даже оружия раньше в руках не держали?

Криго снисходительно улыбнулся:

— Твой вопрос базируется на изначально неверном утверждении. Если бы армия была вдвое больше — она совершенно не обязательно была бы вдвое сильнее. В первую очередь исход войны определяет боевой дух воинов — их воля к победе. Оружие — это лишь инструмент. Самое виртуозное владение каким-либо инструментом — это лишь мастерство. Мы готовим не мастеров. Мы готовим победителей. На Гавабардане закаляются сердца настоящих воинов. Мы победим не числом, а своим духом. Кроме того, ведь ты, я уверен, уже поняла, что вся наша армия… — он щелкнул пальцами, то ли не находя подходящего слова, то ли не желая произносить его в слух.

— Одноразовая? — подсказала Комета, но тут же испугалась, что это вырвавшееся слово выдаст ее истинное отношение к системе насилия над телами и душами.

Однако лейтенант просиял:

— Вот именно! Очень удачная характеристика. Мы не собираемся вести долгую войну. Мы захватим Кси-Лодердолис и главные планеты Большого Аринрина с первого раза. Никакая сила не сможет нас остановить. Мы обрушимся на демократов, как метеоритный дождь!

Комета поняла, что Криго интерпретировал ее определение со своей точки зрения. Вообще, люди часто придают чужим словам свой собственный смысл. Одно слово может иметь столько понятий и столько толкований, что вербальное общение между людьми, состоящее из сотен и тысяч связанных друг с другом слов, иногда становится непреодолимой преградой для истинного обмена мнениями. Подумав об этом, Комета попыталась представить, что люди научились не только слышать слова, но и читать мысли друг друга. Это пугало… и завораживало.

Лейтенант Криго бросил взгляд на свой хронометр и перешел на деловой тон:

— Я рад, Комета, что мы нашли с тобой общий язык. В состязании с эсэсовцами это будет полезно.

— И когда же состоится состязание?

— Об этом нам сообщат в свое время. Так что возвращайся в казарму, готовься к новому полигону!

— Но у меня столько вопросов!…

— Думаю, ты уже узнала все, что нужно десантнику.

— Но я не знаю, как передаются команды из центра координации командирам на полигоны.

— А они и не передаются. Командиры на то и командиры, чтобы самостоятельно принимать решения. Когда дослужишься до офицерского звания, ты это поймешь сама.

Слова Криго походили на правду. Майор Стопер послал новичков в атаку на Святилище не потому, что центр координации выбрал этот объект. На полигоне не было ни стратегии, ни тактики. Полигон нужен был только для того, чтобы отобрать лучших воинов и «выключить» остальных. Да и сами офицеры были объектами наблюдения и отбора. Их ценили не больше солдат. Ведь не предупредили же майора Стопера о том, что слизняки готовят ловушку? Не предупредили… Потому майор и не вернулся на базу…

Эти мысли промелькнули в голове Кометы за доли секунды. А с языка уже сорвался новый вопрос:

— Как на Гавабардане происходит смена дня и ночи?

Лейтенант Криго усмехнулся:

— Подробно ответить на этот вопрос я не могу. Сам не знаю. Это связано с местоположением планеты, а оно засекречено. Скажу только, что Гавабардан находится на Измерении верхнего Хаоса. Это все, что мне известно. И большего я знать не хочу, да и тебе узнавать не советую. А советую я тебе идти в казарму. Немедленно.

Комета решила больше не испытывать судьбу, задавая провокационные вопросы, и покинула координационный центр. Доктора, десантники и эсэсовцы, прогуливающиеся вдоль шестигранных экранов, никак не отреагировали на ее уход. Казалось, что они даже не замечали присутствия в зале посторонних. Они просто делали свою работу. И кто-то из них постоянно следил за Кометой. На обратном пути сопровождающего ей не выделили, но двери открывались и закрывались вовремя.

Пока Комета шла в казарму, она пыталась собрать всю имеющуюся в памяти информацию об Измерениях Хаоса. Оказалось, что у нее есть только самые общие представления. Она знала (не важно, из какой жизни пришли эти воспоминания) о том, что весь мир состоит из множества Вселенных, каждая из которых существует на определенном уровне реальности. Эти уровни еще называли Измерениями. На условных «нижних» Измерениях, то есть на низком уровне реальности, материя пребывала в состоянии первозданного хаоса. В «верхних» Измерениях материя упорядочивалась, стремясь к полной стабильности и покою. Между этими двумя крайними полюсами располагались так называемые «Срединные Миры» — то есть Вселенные, находящиеся в той или иной степени уравновешенности физических законов пространства-энергии-времени.

Если Гавабардан, как сказал лейтенант Криго, находился на Измерении верхнего Хаоса, то это означало, что его физические законы нестабильны. То есть, к примеру, он мог вращаться вокруг своего солнца с непостоянной скоростью, или же тут вообще не было солнца как такового. Ведь ближайшего светила или звездного неба Комета здесь так и не видела. Атмосфера Гавабардана была совершенно непроницаемой для глаз. О точном местоположении этой планеты знали только звездолетчики и высшие офицеры. Но для того, чтобы войти в число посвященных, Комете потребовалось бы потратить немало времени и сил. А вот времени-то у нее как раз и не было. Чудовищная космическая война должна была вот-вот начаться.

«Следовательно, нужно что-то предпринять незамедлительно, — решила Комета. — Посмотрим, как близко я смогу подобраться к Верховному Генералиссимусу Урл-Азурбару во время соревнования с эсэсовцами…» Она пока не строила никаких конкретных планов, так как не знала, в чем будет заключаться так называемая «совместная тренировка». Однако, уже получив представление о методах подготовки десантников и эсэсовцев, Комета понимала, что задача это будет непростая и, скорее всего, смертельно опасная. Она не ошиблась…

* * *

— Внимание! Подъем! Сбор! На выход!

Лейтенант Криго появился в казарме менее, чем через восемь часов. За это время Комета успела рассказать всему своему отряду о состязании с эсэсовцами, так что не было никого, кто не знал бы, куда их поведет лейтенант. К сожалению, девушка не могла поделиться с Немым своими планами относительно Верховного Генералиссимуса. Но она надеялась, что в нужный момент он ее поддержит. А вот на счет прочих десантников у Кометы такой уверенности не было. Даже тем, кто попал в рекруты не по своей воле, теперь, похоже, пришлась по вкусу жизнь «братства по оружию».

Сборы и вылет на соревнование с эсэсовцами почти в точности повторили отправку на первый полигон. Десантников снабдили защитными доспехами и дополнительным боекомплектом. Затем последовали короткая пробежка по обледеневшей посадочной площадке и погрузка в транспортер. Когда машина поднялась в воздух, лейтенант Криго обратился к солдатам:

— Надеюсь, все знают, как важно наше задание?

— Да! Да! Комета нам все растолковала.

— Тогда я не буду повторяться. Уверен, что каждый из вас с честью выполнит свою работу. Не забывайте, что за нами будет наблюдать сам Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар.

— Слава Верховному Генералиссимусу! — хором отозвались солдаты.

Несмотря на однообразный пейзаж вокруг базы и безликое серое небо, Комета была уверена, что на этот раз транспортер летит в другую сторону. Когда горная ледяная страна осталась позади, летательный аппарат вновь оказался в сплошной непроницаемой облачности.

— Если это десантный транспорт, то он, наверное, может выходить в ближайший космос? — спросила девушка у Криго.

Лейтенант кивнул:

— Разумеется.

— Тогда почему бы пилоту не подняться повыше, чтобы выйти из облаков?

— Это запрещено. На орбиту Гавабардана могут подниматься только посадочные модули транспортных звездолетов. Любой другой аппарат будет сбит сторожевыми спутниками.

Комета хмыкнула:

— Неплохая защита.

— Это верно, — с гордостью за свою армию согласился лейтенант Криго.

На этот раз полет длился дольше. Десантники, которые не вняли советам Кометы и развлекались в казарме до самого вылета, теперь мирно дремали. Да и девушка также начала засыпать. Транспортер летел ровно, лишь слегка покачивался, словно собирался убаюкать своих пассажиров…

Когда транспортер нырнул вниз, полусонные солдаты повалились друг на друга. Смех смешался с возмущенными воплями.

— Приготовиться к высадке! — скомандовал лейтенант Криго.

Комета бросила взгляд в иллюминатор. Несмотря на то, что машина еще находилась довольно высоко, облаков не было и в помине. Небо по-прежнему оставалось непроницаемо-серым, но поверхность планеты внизу была каким-то образом ярко освещена. Под транспортером от горизонта до горизонта расстилалась полупустыня, в которой голые песчаные пустоши чередовались с островами травы и редкими рощами низких ветвистых деревьев.

Транспортер быстро снижался. Посмотрев вперед, насколько позволял обзор из иллюминатора, Комета разглядела угол какого-то большого каменного здания. Вскоре машина приземлилась, и сопровождавший отряд десантник открыл входной люк.

— Быстро, на выход! — крикнул лейтенант Криго.

На этот раз десантники покинули летательный аппарат намного быстрее и организованнее, чем во время прибытия на первый полигон. Оказавшись снаружи, они удивленно застыли. Рядом с их транспортером приземлился летательный аппарат Службы Спасения. Он был конструктивно близок десантному, но имел высокую выступавшую вперед пилотскую кабину, похожую на голову животного. Эсэсовцы выпрыгивали на землю одновременно с десантниками, но Комете, как и ее товарищам по отряду, сейчас было не до них. Они, запрокинув головы, рассматривали гигантскую конусообразную пирамиду, возвышавшуюся посреди песчаной пустоши примерно в ста пятистах шагах от места посадки.

Эта пирамида была сложена из огромных необработанных каменных глыб, которые располагались по спирали. Причем было видно, что нижние камни как будто вырастают из-под земли, и это наводило на мысль о том, что основание пирамиды находится много ниже уровня поверхности. По сравнению со Святилищем слизняков эта постройка казалась образцом титанической архитектуры: конус имел в основании более трехсот шагов и возносился ввысь не менее, чем на высоту десятиэтажного дома. Однако, хорошенько присмотревшись, Комета заметила, что камни плохо подогнаны друг к другу, так что в щели мог бы пролезть некрупный человек или любой другой гуманоид.

— Кто же это построил? — благоговейно прошептал один из десантников, человек по имени Скаб.

— Если это те, кого я подозреваю, то полигон со слизняками покажется вам веселым пикником, — сказал лейтенант Криго.

— Так ты не знал заранее, где будет проходить состязание?

— Конечно же, нет. И, я уверен, для эсэсовцев это тоже стало сюрпризом.

Действительно, выбравшиеся из своего летательного аппарата воины в черных доспехах также собрались в кучку и что-то обсуждали, разглядывая огромный каменный конус.

— Так все же, кто это построил? — не отставал от Криго Скаб.

— Шишкари.

— Кто, кто?…

— Шишкари. Очень опасные существа. Я слышал от других десантников, что они бывали на полигонах, где им нужно было захватить гнезда шишкарей. Но, во-первых, те гнезда находились не в пустыне, а в лесостепи, и, во-вторых, они были раз в десять меньше этого гнезда. То есть самих шишкарей там было в десять раз меньше. Да, и в-третьих, даже такие маленькие гнезда штурмовали объединенные отряды бывалых десантников и новичков из сотни солдат. А нас будет всего сорок.

«Сорок», потому что отряд десантников состоял из девятнадцати солдат и одного лейтенанта. Такое же количество воинов выставили на состязание и эсэсовцы.

— Может быть, это полигон эсэсовцев? — предположила Комета.

— Вполне возможно, — согласился Криго.

— Но тогда состязание не может считаться абсолютно честным. Эсэсовцам это место знакомо, а нам — нет.

— Не забудь, они выставят против нас таких же рядовых солдат, которые раньше не были на этом полигоне.

Комета хотела сказать, что у нее уже имеется некоторый опыт общения с эсэсовцами, поэтому на их честность и непредвзятость она бы на месте Криго рассчитывать не стала. Но, поразмыслив, девушка решила, что не стоит тратить время на переубеждение лейтенанта, когда есть более важные и насущные вопросы:

— Криго, как выглядят шишкари?

— Они похожи на… — Криго задумчиво посмотрел вверх, словно искал подходящее сравнение, — …О! Вот и командование! Сейчас все определится.

Еще один летательный аппарат, стремительно прочертив небо, лихо затормозил всеми своими двигателями над самой землей и мягко сел между двумя транспортерами. Он был меньше транспортеров и имел более обтекаемую форму. Из его люка вышли уже знакомые Комете полковник Шухк и гранд-майор Жажаржан. Вместе с ними прибыли еще двое военных: один десантник и один эсэсовец.

Полковник Шукх помахал руками:

— Десантники и эсэсовцы, подойдите сюда!

Обе группы противников начали сближаться. Десантники разглядывали эсэсовцев. Эсэсовцы разглядывали десантников. На сотрудниках Службы Спасения были одеты шлемы со сплошными темными забралами, которые не позволяли увидеть их лица. Так что Комета не могла судить, все ли противники являются людьми или среди них, как и среди десантников, есть представители других разумных видов. В целом же команда противников показалась девушке примерно равной по силам. По крайней мере, внешне.

— Итак, — заговорил высокопоставленный эсэсовец, — вы прибыли на семьдесят шестой полигон. Вы первые, кому предстоит его опробовать. Мы берегли это гнездо шишкарей для особо торжественного случая. И вот настал этот замечательный момент. Я ставлю перед вашими отрядами боевую задачу: вы должны уничтожить всех шишкарей в гнезде. Тот отряд, который уничтожит больше шишкарей, будет признан победителем в соревновании. Победа над шишкарями станет залогом нашей победы над проклятыми демократами и их президентом Ту-Го. Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар лично следит за вашими действиями. Так покажите все, на что вы способны. Не жалейте ни врагов, ни себя. Забудьте про страх и сомнения, пусть вами движет лишь жажда победы…

Эсэсовец продолжал в том же духе, и Комета, которая имела некоторый опыт в создании рекламных проектов, вынуждена была признать, что подобные простые короткие фразы, кажущиеся бессвязными и оторванными друг от друга, на самом деле очень сильно влияли на незащищенную психику солдат.

«Это похоже на жертвоприношение перед важным событием,» — подумала Комета о предстоящем захвате гнезда шишкарей. Она нашла еще одно подтверждение тому, что с развитием цивилизации глубинные животные инстинкты никуда не исчезают, они только переходят на новый уровень. Первобытные дикари приносили в жертву духам предков пойманную добычу, церковники во имя своих милосердных богов волокли на костры еретиков, в демократических государствах спецслужбы организовывали взрывы и убийства для единения общества. Вот и военная машина Верховного Генералиссимуса, прежде чем двинуться в поход, нуждалась в кровавой смазке.

Эсэсовец закончил свое выступление словами:

— Сотрудники Службы Спасения и солдаты-десантники, я не в праве выказывать свои симпатии одной из команд, так как являюсь одним из судей. Но помните главное: кто бы не одержал победу, в любом случае это будет победа армии Верховного Генералиссимуса Урл-Азурбара!

— Слава Верховному Генералиссимусу Урл-Азурбару! — закричали солдаты, уже достаточно «заведенные» речью.

— Итак, вам предоставляется пятнадцать минут на подготовку. После этого вы можете начинать выполнение боевой задачи. Кто применит оружие раньше, будет наказан за фальшстарт. Всем ясно?

— Ясно!

— Лейтенант Криго, лейтенант Шашшасин, начинайте командовать своими подразделениями!

Криго крикнул:

— За мной, бегом!

После этого он побежал. Но не прямо к каменному конусу, а немного в сторону, туда, где неподалеку виднелась неглубокая длинная канава, похожая на пересохшее русло. Эсэсовцы также не торопились к гнезду шишкарей. Они направились к другой низине. Транспортеры и командный летательный аппарат поднялись в воздух и быстро скрылись из вида.

— Мы будем охотиться на шишкарей или на эсэсовцев? — на бегу спросила Комета у Криго.

— А это уж как получится! — отозвался тот. — Первыми мы нападать на эсэсовцев не будем, но меры предосторожности примем.

Видимо, точно также думала и другая команда. Воины-соперники перестали испытывать беспокойство только тогда, когда дистанция между ними увеличилась до двухсот шагов. А затем обе команды залегли в выбранных низинах.

— Дальше будем продвигаться короткими перебежками! — приказал лейтенант Криго. — Половина отряда пробегает двадцать шагов и занимает оборону. Затем к нему подтягивается вторая половина. Так, прикрывая друг друга, мы подберемся к гнезду шишкарей и при этом не попадем под огонь эсэсовцев.

— Но ведь на полигоне нельзя стрелять в своих товарищей, — не слишком уверенно произнесла Мадра.

— А разве кто-то сказал, что мы будем стрелять друг в друга? — Криго посмотрел на своих солдат. — Нет! Но эсэсовцы — совсем другое дело. Они не являются нашими братьями по оружию. В данный момент на этом полигоне они считаются нашими соперниками, а, следовательно, врагами. А что мы делаем с врагами?

— Уничтожаем! — с готовностью отозвался Мавух. Его поддержали и некоторые другие десантники.

Теперь Комета поняла, почему Криго к ее достоинствам относил умение спокойно и хладнокровно убивать людей. На этом состязании двух команд подобное качество, действительно, становилось немаловажным.

Отряд десантников разделился на две группы (одной командовал сам Криго, другой, разумеется, Комета) и начал продвигаться к гнезду шишкарей. Опасения лейтенанта пока не подтверждались. Эсэсовцы двигались параллельно и подобным же способом, изредка можно было разглядеть макушки их черных шлемов, выглядывавшие из укрытий. Похоже, никто не собирался открывать огонь первым, но все держались настороже.

Наконец, десантники добрались до подножия каменного конуса. Они с напряжением вглядывались в щели между глыбами, ожидая, что оттуда покажутся загадочные шишкари. Ведь не заметить посадку транспортеров и приближавшихся воинов было невозможно. Однако лейтенант Криго вел себя так, словно им больше следовало опасаться эсэсовцев, а не обитателей гнезда.

Но эсэсовцев больше не было видно, их отряд скрылся за круглым основанием конуса. Отпущенные на подготовку к операции пятнадцать минут давно истекли. Тем не менее оба отряда еще не вступили в бой.

Лейтенант Криго указал на достаточно широкое отверстие между каменными глыбами, сквозь которое могли пройти даже самые крупные и рослые десантники:

— Войдем в гнездо здесь. Учтите: внутри это строение похоже на трехмерный лабиринт. Враг может появиться со всех сторон: и сверху, и снизу. Шишкарей нельзя подпускать к себе ближе, чем на десять шагов. Поэтому стреляйте сразу, как только их увидите.

— На что они похожи? — спросила Комета.

— Понятия не имею. Я с ними ни разу не сталкивался. О шишкарях я знаю только по рассказам других десантников. Шишкари — не гуманоиды. Нашего оружия у них нет. Но у них есть какие-то железы, выстреливающие то ли кислоту, то ли липкую паутину. Поэтому повторяю еще раз — стреляйте на поражение. А теперь — вперед!

Десантники по очереди полезли в гнездо шишкарей. Внутри было довольно светло, так как свет поступал туда через многочисленные щели между камнями. Десантники оказались в широком наклонном коридоре, который по спирали шел откуда-то снизу. В нем могли свободно разойтись четыре человека.

— Похоже, что эти шишкари не маленькие, — заметил один из солдат.

К спиральному коридору примыкали боковые проходы, а также широкие отверстия виднелись в полу и в потолке. Гнездо шишкарей, действительно, являлось гигантским трехмерным лабиринтом. Было совершенно очевидно, что его обитатели могут свободно перемещаться во всех направлениях, тогда как для людей и похожих по строению гуманоидов некоторые особо крутые коридоры были недоступны. Конечно, по неровным каменным глыбам можно было подняться или спуститься и без особого альпинистского снаряжения, но это не позволило бы одновременно вести огонь, а шишкари могли появиться в любой момент.

— Будем действовать двумя группами, — решил Криго. — Комета — ты пойдешь наверх, проверишь гнездо до самой вершины. Я пойду вниз. Когда уничтожите шишкарей наверху, отправитесь за нами следом. Все ясно?

— Ясно.

— Тогда вперед. Да здравствует Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар!

— Идущие на полигон приветствуют тебя, — вполголоса добавила Комета.

Девушка ни на секунду не забывала, что за всеми их действиями и словами следят координаторы и зрители. Она пыталась разглядеть камеры, которые, наверняка, были установлены внутри гнезда. Однако на поверхности каменных глыб не было видно никаких посторонних предметов. Девушка бросила короткий взгляд на Немого. Но ее верный спутник не ответил ей даже рычанием. Он был напряжен, как никогда ранее. Впрочем, точно так же выглядели и остальные десантники, готовые к встрече с опасным противником. Вернее, с двумя противниками: шишкарями и эсэсовцами.

Две группы десантников направились в разные стороны, и вскоре потеряли друг друга из вида. Коридор, по которому поднималась группа Кометы, плавно загибался вправо. Солдаты двигались медленно и осторожно, внимательно осматривая все ответвления. Конечно, для выполнения боевой задачи и для победы в соревновании следовало бы действовать поэнергичнее и порешительнее, но Комета хотела вначале посмотреть, что за шишкари обитают в этом гнезде, и только потом, оценив противника, начать полномасштабные боевые действия. Ведь могло случиться так, что победителями окажутся не те, кто уничтожит больше шишкарей, а те, кто останется в живых.

Однако десантники поднялись уже на полтора полных оборота спирального коридора, а шишкарей до сих пор не было видно.

— Может быть, это брошенное гнездо? — предположил один из десантников.

— Ага, а нас сюда послали не на войну, а на прогулку, — с усмешкой произнес Мавух.

— Скорее всего, шишкари находятся внизу, — сказала Комета. — Что им делать тут, среди голых камней?

— Тогда, может быть, пойдем вниз? — предложил Мавух.

— Нет. Сначала доберемся до вершины гнезда.

Но не успели десантники сделать несколько шагов, как где-то неподалеку послышался треск автоматных очередей. Солдаты мгновенно заняли круговую оборону, нацелив свое оружие на все ближайшие коридоры.

— Это не группа Криго, это эсэсовцы, — Комета была несколько удивлена. Она уже начала подозревать, что командование нарочно запустило в пустое гнездо две противоборствующие команды, чтобы стравить их между собой. Но оказалось, что шишкари существовали на самом деле.

Звуки выстрелов перемещались. Они то приближались, то отдалялись. Впрочем, многократное эхо, раскатывавшееся по лабиринту коридоров, могло создать совершенно неправильное впечатление об истинном местонахождении эсэсовцев.

— Идем туда! — Комета указала на боковой коридор, который уходил вглубь гнезда и, как ей показалось, вел в сторону места сражения.

Держа оружие наготове, десантники двинулись вперед. Действительно, звуки боя постепенно становились все громче и громче. Внезапно из бокового отверстия, которое находилось в семи-восьми шагах впереди отряда и располагалось почти на самом потолке, посыпались мелкие камешки.

— Стой! — крикнула Комета. — Приготовьтесь, кто-то спускается. Четыре шага назад!

Десантники попятились, держа под прицелом отверстие. Оттуда высыпалось еще несколько камешков. Напряжение нарастало. Пальцы солдат заледенели на спусковых крючках.

— Берегите тыл! — громким шепотом напомнила Комета.

Ее группа состояла из девяти солдат, считая ее саму. Поэтому пять стволов были направлены вперед, и четыре — назад. В целом позиция маленького отряда была неплохой: противник не мог напасть внезапно. Для солдат, прошедших полигон слизняков, дистанция в десять шагов была достаточной для того, чтобы успеть уничтожить врага.

Появление шишкаря было стремительным, но не неожиданным. Из верхнего прохода то ли выкатилось, то ли выскочило странное существо. Оно имело тело яйцевидной формы размером с большой детский мяч, которое сплошь покрывала крупная чешуя. Ни головы, ни постоянных конечностей у шишкаря не было. Для передвижения это существо оттопыривало несколько чешуек, и из-под них выбрасывались длинные белые нити, похожие на паутину. Нити приклеивались к поверхности камней, и шишкарь подтягивал себя в нужном направлении. Затем нити отцеплялись, втягивались в тело и чешуйки «закрывались». Вслед за этим оттопыривались другие, и все повторялось по-новому. Таким образом, чешуйчатое «тело» шишкаря не соприкасалось с камнями, оно все время находилось в подвешенном состоянии между несколькими одновременно выброшенными нитями, которые расходились в разные стороны. Существо двигалось рывками и зигзагообразно.

Попав в коридор, где находилась группа Кометы, шишкарь на мгновение замер. У него не было никаких внешних органов чувств: ни глаз, ни ноздрей, ни ушей, тем не менее создавалось впечатление, что он «разглядывает» десантников.

Комета даже не успела отдать команду: «Огонь!» Десантники, помня о предупреждении лейтенанта Криго, инстинктивно нажали на спусковые крючки. Тело шишкаря в доли секунды было разорвано пулями и поджарено энергетическими разрядами. Его чешуя обуглилась и лопнула, обнажив белесые полупрозрачные внутренности. Это существо, несомненно, относилось к тому же типу биологической жизни, что и слизняки. Хотя внешние различия между ними были очень велики, единство происхождения было очевидно. Обезьяны и птицы, к примеру, находились примерно в такой же степени родства.

— Теперь мы знаем, как выглядят шишкари, — сказала Комета. — Посмотрим, много ли удалось настрелять эсэсовцам. Вперед! Там, наверняка, собралось немало шишкарей.

Маленький отряд поспешил вперед. Теперь, когда солдаты убедились в том, что шишкари не такие уж страшные враги, в них проснулся боевой задор. Они вспомнили, зачем их направили в гнездо, и горели желанием победить команду соперников, «настреляв» как можно больше шишкарей.

Между тем выстрелы впереди гремели, не переставая. Пройдя еще немного вперед, группа Кометы повстречалась сразу с тремя шишкарями. На этот раз существа быстро двигались навстречу, тесно прижавшись телами друг к другу, при этом их нити скрещивались, но не переплетались и не запутывались.

Десантники огнем своего оружия смели и этих шишкарей. Но Комете не понравилось то, что эти существа двигались целенаправленно в их сторону. Словно первый убитый шишкарь каким-то образом успел предупредить других обитателей гнезда.

— Я думаю, что эсэсовцы вошли в гнездо раньше нас, — поделилась она с десантниками своими мыслями. — Поэтому шишкари в первую очередь напали на них. А теперь они узнали и о нас. Так что готовьтесь, сейчас начнется…

Девушка оказалась права. Следом за тройкой существ в коридоре показался плотный клубок чешуйчатых тел и паутина множества нитей. Сколько в этом клубке собралось шишкарей, сосчитать было невозможно. Солдаты открыли ураганный огонь, стремясь не подпустить существ на расстояние «вытянутой нити».

Это было непросто. Казалось, что по коридору на десантников надвигается бесконечная вереница сплетенных в одно целое существ. Десантники стреляли без остановки, и Комета уже начала беспокоиться, хватит ли боеприпасов.

Но атака шишкарей закончилась также внезапно, как и началась. Только что плотная масса существ казалась бесконечной и неуничтожимой, и вот уже она исчезла, превратившись в белесую слизь и осколки чешуи, которые покрывали каменные стены, пол и потолок коридора.

— Неужели все?… — выдохнула Мадра.

— Не уверена, — ответила Комета, прислушиваясь.

В гнезде шишкарей наступила тишина. Эсэсовцы также прекратили стрельбу, так что девушка не могла определить их местонахождение.

— Пойдем по боковому коридору, — сказала Комета.

Никто из десантников не хотел лезть в заляпанный слизью проход, поэтому предложение девушки было принято с энтузиазмом. Боковой коридор вел вниз с небольшим наклоном, поэтому Комета решила свернуть с него в первый же проход, ведущий вверх.

Но, пройдя по коридору несколько десятков шагов, десантники остановились перед широкой вертикальной шахтой, которая пересекала их путь. В полу и в потолке зияли отверстия диаметром в четыре шага. Комета надвинула на глаза очки ночного видения и, осторожно подавшись вперед, осмотрела их.

— Шишкарей не видно, — сообщила она. — Переберемся слева, вон по тем камням. Там есть упоры для рук и ног.

— Я могу перепрыгнуть! — с гордостью заявил Крагр — длинноногий и длиннорукий гуманоид, ведущий свое происхождение от рода лемуров или подобных им легких и подвижных существ.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась Комета. — Но кроме тебя в отряде есть и другие солдаты.

— Может быть, обойдем? — робко предложила Мадра.

— А кто может поручиться, что в других коридорах мы не встретим подобных препятствий? Нет. Пойдем вперед.

— Я — первый! — не дожидаясь разрешения Кометы, Крагр легко перескочил нижнее отверстие. Он заглянул за угол коридора и сообщил: — Все чисто! Идите за мной!

— Вперед, быстрее! — скомандовала Комета. — Сначала Назал, потом Золг и Мадра. Мавух, ты пойдешь последним, будешь прикрывать тыл.

Десантники, закинув за спины свое оружие, поползли по стене коридора. Назал перебрался вполне благополучно. Он и Крагр заняли оборону, прикрывая переправу остальных солдат. Следом за ним отправились Золг и Мадра. Девушка, хотя и немного боялась переправы над бездонной шахтой, двигалась легко и уверенно. Однако ее тормозил Золг. Этот сильный и ширококостный человек был невероятно силен, но вот ловкостью и быстротой не блистал.

А дальше события развивались с такой скоростью, что даже сверхбыстрый разум Кометы едва успевал за всем следить и на все реагировать. Сверху появились белые нити, которые оплели тело Мадры. Спустя мгновение она исчезла в темном отверстии шахты. Послышался отчаянный вопль, от которого дрожь прошла по спинам даже у самых хладнокровных и храбрых десантников. А затем вниз посыпались части тела девушки: голова, руки, ноги.

Золг отчаянным скачком преодолел пропасть и упал на колени с той стороны. Остальные десантники открыли огонь по верхнему отверстию.

— Стойте! — закричала Комета. — Прекратить огонь!

Солдаты повиновались.

— Не тратьте заряды, они нам еще пригодятся.

Десантники держали под прицелом оба темных отверстия и сейчас, пожалуй, не нашлось бы такой силы, которая заставила бы их подойти поближе. Комета поняла это и теперь пыталась придумать способ соединить свой отряд, не пересекая смертоносной шахты.

— Мы вернемся назад и обойдем эту шахту, — решила девушка. — Назал, Крагр и Золг, оставайтесь на месте. Никуда не уходите, чтобы мы вас не потеряли. Остальные — за мной!

Комета быстро зашагала назад, восстанавливая в памяти путь, по которому прошел отряд. Она вернулась к предыдущему коридору, который поворачивал в сторону оставшихся десантников. Но этот коридор вел вверх и загибался в другую сторону. Тем не менее Комета зашагала по нему.

— Кажется, мы идем не туда, — сказал Мавух.

— Сама вижу, — бросила Комета. — Если можешь предложить что-то получше, то давай, говори.

— Мы верим, что ты нас отсюда вытащишь!

— Постараюсь… — буркнула девушка, там не менее слова Мавуха прибавили ей уверенности.

«В конце концов, я же «светлое воплощение» и «инкарнация третьей степени»!» — напомнила себе Комета. И тут случилось нечто странное. Приблизившись к очередному перекрестку, девушка вдруг совершенно отчетливо увидела перед собой расходящиеся в разные стороны коридоры. Сквозь каменные стены проступали их контуры, как будто очерченные тонкими светящимися линиями.

Комету увиденное не удивило. Она уже начинала привыкать к тому, что некие скрытые таланты просыпаются в ней по мере необходимости. Девушка попыталась расширить границы своего сверхвидения, и ей открылась крайне запутанная система переплетенных коридоров, тоннелей и шахт. Гнездо шишкарей было слишком велико, чтобы Комета могла разобраться во всех проходах, но дорогу к оставленным троим десантникам нашла довольно легко.

— За мной! — уверенно сказала Комета, сворачивая в нужный коридор.

Десантники молча последовали за ней, хотя на их взгляд расстояние до братьев по оружию увеличивалось. Однако коридор скоро сделал резкий поворот и по спирали пошел вниз.

— Ты уверена, что мы идем правильно? — осторожно поинтересовался Мавух.

— Абсолютно! — ответила Комета.

И Немой наконец-то подал голос, что-то тихо прорычав.

Впереди вновь послышались выстрелы.

— Это наши! — воскликнул один из десантников.

Комета попыталась «увидеть» своим новым зрением врагов, с которыми сражаются Назал, Крагр и Золг. Но ее возможности ограничивались только лабиринтами гнезда шишкарей. Девушка шагала так быстро, как только позволяли соображения безопасности. Ведь шишкари могли прятаться за любым поворотом и в любом боковом проходе.

Выстрелы смолкли раньше, чем десантники добрались до нужного места. Оказавшись в коридоре с другой стороны шахты, они увидели четверых эсэсовцев, которые стояли над телами трех десантников. Встреча оказалась неожиданной для обеих соревнующихся команд. Возникла пауза, во время которой солдаты рассматривали друг друга.

— Что они тут делают? — громко произнесла Комета, обращаясь не столько к эсэсовцам, сколько к своим солдатам.

Но один из сотрудников Службы Спасения счел, что вопрос задан ему, и ответил:

— Мы хотели помочь, но не успели. Их убили шишкари.

— Помочь? — с убийственной иронией сказала девушка. — Я не вижу здесь следов сражения с шишкарями: ни чешуи, не слизи. И мои воины почему-то не разорваны на части, а…

Она не успела закончить фразу. Четверо эсэсовцев одновременно вскинули свое оружие. Но Комета ожидала подобного поворота событий, поэтому нажала на курок автомата на долю секунды раньше, длинной очередью вспоров тела соперников-врагов. К ней присоединились только Немой и Мавух. Остальные десантники слишком поздно сообразили, что, собственно, произошло.

На таком близком расстоянии доспехи не смогли защитить эсэсовцев. Трое «выключились» мгновенно, а один еще подавал признаки жизни. Комета подскочила к нему и наступила ногой на его автомат. Она наклонилась и подняла непроницаемо-темное забрало шлема. Ей открылось бледное худощавое лицо довольно молодого юноши.

— Где твой отряд? — спросила Комета.

Юноша попытался что-то сказать, но с его губ слетели только едва слышные неразборчивые звуки.

— Где остальные эсэсовцы? — повторила Комета.

Юноша собрал остатки своих сил и хриплым голосом прошептал:

— Слава Верховному Генералиссимусу…

Имени своего обожаемого тирана он назвать уже не сумел. Жизнь покинула юношу, глаза закатились, а полураскрытые губы побелели.

— Интересно, шишкари, уничтоженные эсэсовцами, теперь перейдут на наш счет, или так и останутся за другой командой? — вслух подумал Мавух.

Комету не удивило то, что вольный наемник выразился настолько цинично. Признаться, ее саму занимал тот же самый вопрос. Ближайшее окружение Верховного Генералиссимуса, ради собственной прихоти стравившее десантников, эсэсовцев и шишкарей, могло устанавливать правила игры, о которых не было заранее известно ее участникам.

— Теперь мы знаем, что в эсэсовцев, как и в шишкарей, надо стрелять без раздумий и колебаний, — сказала Комета. — Все это поняли? Отлично, тогда продолжаем охоту.

Десантники продолжили свое движение к вершине гнезда. Теперь, когда Комета ясно видела весь лабиринт, она могла выбирать относительно безопасную дорогу, то есть такие коридоры, в которых шишкарям или эсэсовцам трудно было бы устроить незаметные засады и внезапные нападения.

Теперь, перед тем, как миновать опасный перекресток, девушка кидала за угол гранаты. Первые два раза ее предосторожность оказалась излишней. Зато на третий раз взрыв уничтожил затаившихся в боковом проходе шишкарей. Но Комету сейчас беспокоили не столько местные жители, сколько команда эсэсовцев. Соперники больше не стреляли и никак не выдавали своего местонахождения, но зато по взрывам могли проследить перемещение десантников.

По мере приближения к вершине Комета отчетливо увидела большой зал, венчающий всю переплетенную сеть коридоров и тоннелей. В него можно было попасть по нескольким дорогам, и девушка сделала большой крюк, чтобы пройти по самой безопасной. Она полагала, что в таком большом помещении шишкари могут хранить что-то для них важное, подобно тому, как слизняки в Святилище поместили плотоядный бассейн.

Предположения Кометы оказались верны. Еще издали десантники услышали какое-то неясное полушуршание-полушипение, которое доносилось из верхнего зала.

— Тихо, — одними губами прошептала девушка, обернувшись к десантникам.

Но те и без ее предупреждения ступали с крайней осторожностью. Возможно, это было лишним, и шишкари знали об их приближении, раз время от времени пытались устраивать засады. Но для третьего участника этой смертельной игры — команды эсэсовцев — передвижение десантников должно было оставаться тайной.

— Внимание… — перед входом в зал Комета перехватила автомат в левую руку, а в правую взяла гранату со взрывателем, установленным на три секунды.

Она выглянула из-за угла и сразу отшатнулась назад.

— Что там? — нетерпеливо спросил Мавух.

— Гнездо. Кажется, пустое.

— Пустое?

— Я разглядела густое переплетение паутины шишкарей, но самих шишкарей не увидела. Зал продувается ветром, и паутина шелестит. Вот откуда этот звук.

— Может быть, шишкари здесь спят, а сейчас разбежались по всему гнезду?

Комета пожала плечами:

— Все возможно. Пойдем, посмотрим.

Десантники вошли в зал и осмотрелись. Действительно, густая паутина была натянута между стенами, полом и потолком. Особенно много ее было в центре зала, а к дальним углам были протянуты только толстые многократно скрученные нити, похожие на канаты.

— Выглядит, как кокон, — сказала Зепаш. До того, как стать рекрутом, она жила на Углаве Незашере, мечтала поступить в Институт ксенобиологии и зарабатывала на жизнь и на будущую учебу, сражаясь на ринге в клубе боевых единоборств. В десант она записалась потому, что мечтала побыстрее собрать нужную сумму и вдобавок к этому познакомиться с инопланетными формами жизни. На Гавабардане ее желания осуществились. По крайней мере те, что касались выбранной специальности.

— Если это кокон, то из него уже кто-то вылупился. Или еще не забрался. — Сказала Комета.

— Может быть, все шишкари — дети этого кокона? — предположил Мавух.

Комета хотела ответить, но не успела. Краем глаза она заметила движение возле одного из выходящих в зал коридоров и, не раздумывая, метнула туда гранату.

— Ложись!

Десантники попадали на неровный каменный пол и вжались в щели. Взрыв разметал паутину и она разлетелась по залу белыми хлопьями. Строительный материал шишкарей оказался сухим и, по-видимому, старым. Все-таки это был брошенный кокон, уже давший жизнь новому выводку обитателей гнезда. Потому-то шишкари его и не защищали.

А те, кого заметила Комета, оказались эсэсовцами. После взрыва гранаты раздались выстрелы, и над головами десантников засвистели пули. Солдаты открыли ответный огонь, но поразить врагов, засевших в коридоре, было практически невозможно.

— Зепаш, Нахежак и Купрайт, сдерживайте их здесь! — приказала Комета. — Мы с Немым зайдем к ним с тыла. Оттуда они нас не ждут.

Девушка и ее вечный сопровождающий ползком выбрались из зала. Комета быстро нашла нужный обходной путь, который должен был привести их в тот же коридор, в котором засели эсэсовцы. Она уверенно зашагала вперед, поводя из стороны в сторону стволом автомата и держа наготове новую гранату.

— Подожди!

Комета остановилась на половине шага. Раз Немой заговорил, эсэсовцы могли немного подождать.

— Как ты находишь дорогу?

— Я ее вижу, — Комета не знала, как объяснить свои сверхъестественные способности. — Я словно смотрю сквозь камни, и вижу весь лабиринт. Это возникло всего несколько минут, когда мы обходили шахту.

— Интересно. А раньше с тобой такое бывало?

— В прежних жизнях — да. Но не совсем так. То я наблюдала события, происходившие вдали от меня, то могла видеть в темноте… — Комета решила, что сейчас не совсем подходящий момент для долгих разговоров, поэтому сама задала вопрос: — Нас сейчас не прослушивают?

— Нет. Я чувствую электромагнитные поля, примерно также, как ты видишь дорогу. Но мой талант врожденный, он — результат направленных мутаций. Он создавался многими поколениями. А ты… — Немой задумался, ища подходящее слово, — ты — нечто уникальное.

— Мы остановились только для того, чтобы ты сделал мне комплимент? — усмехнулась Комета.

— Только тут я могу контролировать следящую аппаратуру. Здесь плотность считываемой информации довольно мала.

— Что?

— Сейчас нет времени объяснять. Каковы твои дальнейшие планы?

— Я собираюсь победить в этом соревновании. Я слышала, что победитель встретится с самим Урл-Азурбаром.

— Ты хочешь его убить?

— Ну-у-у… Там будет видно.

— У меня идея получше. Мы возьмем Верховного Генералиссимуса в заложники. Мы сядем на его звездолет и улетим на Кси-Лодердолис.

— Неплохо. Ты сможешь управлять звездолетом?

— Уверен, что смогу.

— Жалко, что нас только двое.

— Мы справимся, Комета. Доверять нашу тайну еще кому-нибудь я бы не стал.

— Тогда будем считать, что наш план готов. Осталось только добраться до Генералиссимуса. А для этого вначале надо победить эсэсовцев. Так что, вперед!

Немой ответил рычанием, показывая, что разговор окончен. Они вновь зашагали по лабиринту гнезда шишкарей, пока не оказались в нужном коридоре. Выстрелы эсэсовцев и десантников слышались совершенно отчетливо. Они стреляли редко — берегли заряды и стремились не столько поразить цель, сколько не дать противнику пересечь зал с коконом и занять более выгодную позицию.

Комета и Немой приготовили гранаты. Они крались по коридору напротив друг друга, вжимаясь спинами в стены. Девушка невольно залюбовалась мягкими пластичными движениями Немого, который, несмотря на свои немаленькие размеры, двигался легко и совершенно бесшумно. Но она тотчас же отогнала эти мысли.

И вот настал момент, когда до эсэсовцев оставались считанные шаги. Врагов не было видно за изгибом коридора, но по звукам выстрелов можно было судить, что они совсем рядом. Эсэсовцы, конечно, знали, что десантники разделились, но не приняли никаких мер, чтобы обезопасить свой тыл. Действительно, не зная об открывшемся таланте Кометы, они не ожидали, что противники окружат их так быстро, и что вообще найдут дорогу в лабиринте.

Комета жестом показала Немому, что сейчас метнет гранату. Тот согласно кивнул головой и показал, что сделает то же самой. Девушка своим сверхзрением видела, под каким углом и в какую сторону изгибается коридор, поэтому могла точно рассчитать направление броска. Она даже не стала выглядывать из-за поворота — просто вытянула руку и закинула гранату в то место, где должны были находиться эсэсовцы.

От мощного взрыва пошатнулись каменные стены, и Комета на мгновение испугалась, что сейчас обрушится верхушка гнезда. Ведь стены здесь были тоньше, чем в основании. Но каменные глыбы удержались на своих местах. Они выдержали и второй взрыв от гранаты Немого.

Комета и Немой бросились прямо в клубы дыма и пыли, наугад стреляя во все, что казалось им фигурами вражеских воинов. Ответных выстрелов не последовало. Когда дым развеялся, а пыль осела, Комета увидела тела пятерых эсэсовцев, растерзанных осколками гранат, изрешеченных пулями и обожженных энергетическими разрядами.

— Все? — с некоторой растерянностью произнесла Комета.

Немой согласно прорычал. Девушка не ожидала, что все закончится так легко и так быстро. Но, с другой стороны, она понимала, что эта кажущаяся простота на самом деле является следствием ее талантов и боевых навыков. Кроме того, операция в гнезде шишкарей еще не закончилась.

— Эй, Мавух! — громко крикнула Комета. — Это мы! Все кончено! Идите сюда!

Трое десантников из ее группы пересекли зал и осмотрели тела в черных доспехах.

— Как у вас с патронами и батареями? — спросила Комета. — Кто хочет взять автоматы эсэсовцев?

Все сотрудники Службы Спасения были вооружены одинаковыми мощными автоматами. Их патроны и магазины не подходили к оружию десантников, поэтому нужно было полностью перевооружаться.

Нахежак сказал:

— Пожалуй, я возьму автомат. В моем лучемете осталось энергии на десять выстрелов.

— Тогда собери все патроны, что остались у эсэсовцев, и снаряди их в магазины. Если останутся лишние, мы возьмем с собой еще пару автоматов. Полигон не пройден до конца. Зепаш, помоги Нахежаку!

Пока десантники снаряжали запасные магазины, Комета экспериментировала со своим чудесным зрением, пытаясь «разглядеть» в лабиринтах гнезда эсэсовцев, десантников и шишкарей. Но, к ее разочарованию, живые существа по-прежнему оставались для нее невидимыми. Это дало повод задуматься о странной избирательности ее таланта, так вовремя проявившегося и в то же время такого ограниченного.

— Мы закончили! — доложил Нахежак.

— Тогда продолжаем охоту, — Комета определила маршрут, по которому они пойдут вниз. На этот раз она выбрала окружные коридоры, в которых могли прятаться шишкари и эсэсовцы. Ведь победа на полигоне сулила ей встречу с Верховным Генералиссимусом.

Но не прошел отряд и сотни шагов, как внезапно раздался низкий гул, от которого завибрировали каменные глыбы. А затем невероятно мощный, пронизывающий каменные стены голос провозгласил:

— Соревнование закончено! Десантники и эсэсовцы, выходите из гнезда шишкарей! Повторяю: соревнование закончено! Тот, кто выстрелит по команде соперников, будет наказан!

Мавух негромко выругался.

— Что это значит? Мы победили? — Зепаш повертела в руках трофейный автомат эсэсовцев. Ее собственное оружие висело на ремне за спиной и теперь, похоже, она прикидывала, не стоит ли избавиться от лишнего груза.

— Не торопись, — сказала Комета, — нам еще могут повстречаться шишкари.

Однако хозяева гнезда как будто почувствовали, что их враги уходят. Пару раз десантникам чудились шорохи и быстро мелькавшие тени в дальних коридорах, но напасть шишкари больше не решились и даже не устроили ни одной засады. Впрочем, Комета и не предоставила им такой возможности, выводя свой отряд из гнезда самым коротким путем. Она не стала возвращаться к тому месту, откуда десантники начали атаку. В лабиринте имелись более удобные и широкие проходы, ведущие вниз.

И все-таки, когда отряд Кометы оказался под открытым небом, десантники вздохнули с облегчением. Серое небо и голая пустыня были предпочтительнее узких каменных тоннелей и зловещих бездонных шахт гнезда шишкарей.

— А вот и наш транспортер! — указал Мавух на стоящий в отдалении летательный аппарат десантников.

Рядом с транспортером находились также машины эсэсовцев и высших офицеров.

— Почему они не сели поближе? — спросила Зепаш.

— Может, пилоты боятся, что шишкари выскочат из гнезда, а нас не окажется рядом, чтобы их защитить, — с иронией ответил Купрайт.

Десантники неторопливо зашагали вперед. Когда они прошли уже половину дороги, откуда-то сбоку из гнезда шишкарей выбрались шесть фигур в черных доспехах. Увидев, что десантники их заметили, эсэсовцы замахали руками, словно просили их подождать.

— Подождем? — безразличным тоном спросила Комета.

— Конечно, подождем! — с энтузиазмом согласился Мавух. — Интересно, сколько они настреляли шишкарей?

— …И наших товарищей…— тихо добавила девушка.

— И их тоже, — Мавуха, похоже, такие мелочи не слишком волновали. После окончания кровавого состязания эсэсовцы из смертельных врагов вновь превратились в соратников, в таких же верных воинов Верховного Генералиссимуса.

Пока эсэсовцы приближались, из каменного конуса показались трое десантников.

— Это лейтенант Криго, Харб и Фраст, — издалека определила Комета. — Немного же их осталось. Видно, внизу было потяжелее.

— Или командир попался похуже, — заметил Мавух.

Немой издал согласное рычание.

— Еще бы ты спорил! — Мавух рассмеялся.

Эсэсовцы шли с поднятыми забралами, и Комета наконец-то смогла рассмотреть их лица. Ее не удивило, что все шестеро были людьми. Она уже успела понять, что в Службу Спасения, в отличие от десанта, принимали только представителей одного вида разумных существ. Более того, все эсэсовцы принадлежали к одной расе: смуглой и темноволосой, какой когда-то была Шаггашуга Гахс-Афан. Должно быть, такими были уроженцы Кси-Лодердолиса, сохранившие чистоту своей крови даже после расселения на разные планеты.

Возглавляла эсэсовцев молодая девушка. Несомненно, она и была той, кого звали Шашшасин. Она была всего лишь на полголовы выше Кометы и почти такой же тонкой и стройной. Лицо лейтенанта Шашшасин имело форму почти правильного треугольника: маленький подбородок, небольшой рот с пухлыми губами, тонкий нос, резко расширяющиеся скулы и огромные черные глаза.

Несмотря на некоторые внешние различия, Комете вдруг показалось, что она смотрит на свое собственное отражение. Шашшасин излучала почти физически ощутимую ауру властности. Она привыкла повелевать и не сомневалась в своем праве.

Вот и сейчас, оглядев десантников, она задала вопрос таким тоном, словно отдавала приказ:

— Кто у вас главный?

— Я! — отозвалась Комета.

Шашшасин со смесью надменности и иронии посмотрела на ее шлем с одной полосой:

— Ты уверена?

Комета хотела ответить какой-нибудь колкостью, но сдержала свой гнев:

— Если тебе нужен наш лейтенант, то вон он, сзади. Можешь подождать.

— Подождать? — недоумено-презрительно переспросила Шашшасин. — Ну уж нет. Пусть он сам поторопиться. За мной!

Последний приказ относился к эсэсовцам, но его можно было расценить и как попытку навязать свою волю десантникам. Нахежак даже сделал пару шагов следом за ними.

Его остановил только голос Кометы:

— Подождем лейтенанта Криго!

Когда эсэсовцы отдалились шагов на двадцать, Мавух тихо, но с чувством произнес:

— Ну и стерва! Мы их ждали, а она с нами так по-скотски…

Комета ничего не ответила. Она все еще находилась под впечатлением от встречи с Шашшасин. Не могло ли случиться так, что эта надменная девушка-лейтенант также была одним из ее воплощений? Или же они обе были воплощением чего-то большего, что пока не могли ни опознать, ни осмыслить? Если так, то помимо «светлого воплощения» могла существовать еще и «темная» ипостась…

Когда лейтенант Криго нагнал свой отряд, десантники с радостью приветствовали друг друга. Они расстались всего пару часов назад, но за это время уже успели потерять больше половины своих товарищей.

Комета коротко доложила лейтенанту, как действовала ее группа, умолчав, разумеется, о своем таланте сверхвидения. Криго же рассказал о том, с чем столкнулись десантники на нижних уровнях гнезда шишкарей.

— Мы спускались вниз до тех пор, пока не уперлись в гигантское подземное озеро. Там коридоры расширялись и превращались в просторные пещеры. Шишкари несколько раз бросались на нас всей своей массой, а мы отбивались, как могли. Потом они разбегались, и мы искали их в этом проклятом лабиринте. Временами непонятно было, кто на кого охотится. Шишкари выдергивали из наших рядов по одному солдату и тотчас же разрывали на части. Прямо на наших глазах. А потом мы столкнулись и с эсэсовцами. Но с ними мы обменялись всего несколькими выстрелами — шишкари нас быстро разлучили. Вот так.

Комета думала, что Верховный Генералиссимус и его ближайшее окружение должны быть довольны сегодняшним представлением. Однако, подойдя к транспортерам, десантники увидели скучные и недовольные гримасы старших офицеров, а также вытянувшиеся от удивления лица эсэсовцев. Лейтенант Шашшасин кусала губы, словно останавливала рвущуюся с языка непристойную брань.

Полковник Арбал, начальник базы десантников, объявил:

— Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар присудил ничью. Обе команды: и эсэсовцы, и десантники, проявили волю к победе, решительность и стойкость. Обе команды достойны похвалы и награды. Я поздравляю всех с успешным завершением состязания!

Однако в голосе полковника не было ни радости, ни гордости за своих воспитанников. Впрочем, точно также выглядели и руководители Службы Спасения. И не удивительно! Ведь каждый из них ожидал, что победа достанется именно его команде. Объявленная ничья с их точки зрения была равносильна поражению. Вместо одной победы — два проигрыша! Не слишком хорошее начало для военной кампании против Кси-Лодердолиса.

— Это нечестно! — возмущенно произнесла лейтенант Шашшасин. — Мы уничтожили шишкарей вдвое больше!

— Не вдвое, а всего на шестнадцать единиц, то есть на шесть процентов, — холодно поправил ее гранд-майор Жажаржан. — Зато десантники выключили одиннадцать наших солдат, а мы у них — только семерых. Для сотрудников СС это недопустимые потери.

— Но о команде соперников в боевой задаче не говорилось! — не успокаивалась Шашшасин. — Должны считаться только шишкари! На самом деле победили мы — эсэсовцы!

И тут заговорила Комета:

— Я согласна с лейтенантом Шашшасин!

На нее тотчас же обратились изумленные и растерянные взоры.

— Ты согласна, что эсэсовцы победили? — спросил полковник Шукх, представитель Генерального штаба.

— Я имела в виду, что ничья — это недостойный исход боя для воинов Верховного Генералиссимуса. Я предлагаю определить победителя в поединке!

И эсэсовцы, и десантники оживились и заинтересовались.

— Так, так! — произнес гранд-майор Жажаржан. — И кто же будет участвовать в поединке?

— Я… и лейтенант Шашшасин. Я вызываю ее на решающее состязание, которое определит, кому достанется победа!

Наступила тишина. Шашшасин смерила Комету взглядом и презрительно протянула:

— Ну-у-у, девочка, и когда же мы начнем?

— Я готова прямо сейчас! Но, думаю, место и время назначат наши командиры.

А командиры десантников и эсэсовцев в это время о чем-то совещались, причем Комета заметила, что говорят они не столько друг с другом, сколько с какими-то невидимыми собеседниками. Несомненно, в их шлемах имелись устройства связи, которых были лишены солдаты и офицеры на полигонах.

Наконец, полковник Шукх с сияющими глазами объявил:

— Только что я говорил с самим Верховным Генералиссимусом Урл-Азурбаром. Его очень обрадовало твое предложение, Комета. Он говорит, что именно так должен поступать истинный воин-патриот своей Родины: сражаться до победы! Он хочет лично наблюдать за поединком, так как самые лучшие камеры не смогут передать накала борьбы и сияния воинского духа. Поэтому он приказал нам отправляться на базу Службы Спасения Аор-Науф. Там и состоится ваш поединок. Офицеры и солдаты, по транспортерам!

Заметно повеселевшие командиры направились в свой летательный аппарат.

Но полковник Арбал заявил:

— Я полечу вместе со своими воинами в транспортере!

Гранд-майор Жажаржан усмехнулся:

— Можете попрощаться со своим солдатом Кометой! Лейтенанта Шашшасин еще никто не побеждал!

Противница Кометы перед посадкой в свой транспортер обернулась и еще раз внимательно посмотрела на девушку:

— Наверное, до вашей базы еще не дошли рассказы обо мне. Иначе ты бы не решилась бросить мне вызов.

Комета в тон ей ответила:

— Если бы ты слышала обо мне, то не решилась бы этот вызов принять!

На этом команды эсэсовцев и десантников расстались и разошлись по своим машинам. Три летательных аппарата одновременно поднялись в воздух и начали набирать высоту. Выглянув в иллюминатор, Комета проводила глазами гнездо шишкарей, которое быстро уменьшилось и вскоре исчезло позади. «Прощайте и простите меня, невинные существа и невольные враги,» — подумала она.

Но долго предаваться скорби Комете не позволил полковник Арбал. Подсев к девушке, он прямо и без обиняков спросил:

— Почему ты решила вызвать лейтенанта Шашшасин на поединок?

Комета пожала плечами:

— Я же сказала. Потому что бой должен закончиться победой, а не какой-то жалкой ничьей.

— Ты уверена, что приняла это решение сама? Тебе никто не внушил этих мыслей? Ты действовала совершенно самостоятельно?

— Да. Но я не понимаю, чем вызваны эти вопросы.

— Дело в Шашшасин. Я много слышал про нее, но только сегодня увидел вблизи. Говорят, она владеет магическим талантом, при помощи которого управляет людьми… и некоторыми другими разумными существами. Поэтому меня интересует, сама ли ты вызвалась на поединок, или к этому тебя подтолкнуло внушение Шашшасин. Ее также не устраивала ничья. Вполне возможно, она склонила тебя к поединку с ней, рассчитывая на собственную победу.

— Если даже это и так, то она здорово ошиблась! — твердо заявила Комета.

— Рад это слышать!

— Кроме того, ее магия не слишком-то помогла ей в гнезде шишкарей, — напомнила девушка.

— Верно! — обрадовался полковник Арбал. — Может быть, эсэсовцы нарочно распускают слухи о непобедимой Шашшасин, чтобы запугать и заранее настроить на поражение ее противников.

— Со мной этот номер не пройдет! — заверила Комета.

— Отлично! А любом случае я рад уже тому, что именно воин десанта бросил вызов сотруднику СС. Урл-Азурбар высоко оценил это героический поступок. А эсэсовцы его разочаровали.

— Разочаровали?

— Вот именно. Это гнездо шишкарей принадлежало к зоне полигонов Службы Спасения. Но они никогда не посылали сюда своих солдат, берегли полигон для какого-нибудь важного случая. Вот эсэсовцы и предложили это большое гнездо для сегодняшнего состязания. А оказалось, что шишкарей тут мало и они недостаточно свирепые.

— Недостаточно свирепые?

— Шишкари больше прятались, чем нападали. У Верховного Генералиссимуса еще была надежда на схватки эсэсовцев и десантников, но из-за величины гнезда вы бы гонялись друг за другом несколько суток. Вот Урл-Азурбар и заскучал. Он потерял интерес к состязанию, потому-то и объявил ничью. Если бы не ты, честь тренировочных баз Гавабардана была бы задета.

Хотя Комета и предполагала нечто подобное, для нее все равно неприятно было выслушивать циничные рассуждения полковника Арбала. Получалось, ее товарищи погибли только ради того, чтобы потешить жестокого правителя, развеять его скуку.

Но она не могла высказать вслух свои мысли, поэтому произнесла:

— Я постараюсь и дальше быть верным солдатом Верховного Генералиссимуса!

Довольный полковник отправился в кабину пилотов, а Комета попыталась разобраться в том, что же на самом деле побудило ее вызвать Шашшасин на бой. Только ли желание добраться до Верховного Генералиссимуса? Или же их поединок означал нечто большее, чем простое соперничество двух команд одной армии? На эти вопросы девушка не могла найти ответа. Но она чувствовала, что встреча с Шашшасин изменит всю ее жизнь… Или прервет ее…

Глава 16. Леди Комета заключает странный союз.

Тренировочная база Службы Спасения Аор-Науф располагалась значительно ближе к гнезду шишкарей, чем полярная база десантников. Полет транспортеров длился чуть более часа. Когда же машины пошли на снижение, в иллюминаторах показалось огромное каменное плато, на сотни человеческих ростов возвышавшееся над зеленым морем густого безграничного леса.

— Кажется, это и есть экваториальная зона Гавабардана, — лейтенант Криго прижался к иллюминатору, стараясь разглядеть то, что находилось впереди транспортера.

— Ты видишь их базу? — спросил Нахежак.

— Пока нет.

В это время транспортер немного изменил курс, и Криго закричал:

— Вижу!

Десантники вскочили и тоже прильнули к иллюминаторам. Их взорам предстала гигантская котловина в центре плато, похожая на кратер от падения огромного метеорита. Но эта котловина имела искусственное происхождение. Об этом свидетельствовали спускавшиеся вниз террасы, на которых можно было различить посадочные площадки с летательными аппаратами, передвигавшиеся по наклонным пандусам колесные машины, постройки самых разных форм и размеров. Одна из построек особенно заинтересовала Комету. Это был десятиэтажный дом, который издалека походил на обычное жилое здание. Но сейчас из некоторых окон вырывались клубы пламени, а вокруг дома сновали маленькие фигурки эсэсовцев, сверху похожие на муравьев.

— Кажется, мы не вовремя. У них пожар. — Сказал лейтенант Криго.

— Это тренировка. Они учатся штурмовать многоквартирные здания. — Поправила его Комета.

— А ведь точно! Они построили полигон прямо у себя на базе. Очень удобно!

Ничего другого лейтенант и не мог сказать. А в памяти Кометы снова всплыли сцены ареста Шаггашуги Гахс-Афан. Если десантников готовили к массовым боевым действиям, к захвату вражеских позиций и укрепленных пунктов, то эсэсовцы учились обезвреживать или ликвидировать отдельных особо опасных существ.

Оба транспортера приземлились на нижних уровнях котловины. Немой едва слышно прорычал и глазами показал Комете на иллюминаторы с противоположной стороны. Посмотрев в них, девушка на соседних посадочных площадках увидела длинные и тонкие корпуса космических челноков. Комета поняла, что это они спустили на Гавабардан Верховного Генералиссимуса и его Генеральный штаб. А где-то на орбите планеты находился гигантский звездолет, способный унести ее отсюда на Кси-Лодердолис.

Когда десантники покинули свой транспортер, их уже поджидал гранд-майор Жажаржан:

— Прошу всех следовать за мной! Я провожу вас в зал боевых искусств.

— Ого! У них тут есть «ковер мордобоя»! — с восхищением воскликнула Зепаш. На Углаве Незашере она участвовала в боях на арене, поэтому пользовалась языком профессиональных бойцов.

— Если бы на базе десанта было нечто подобное, можно было бы уменьшить потери на полигонах! — сказала Комета полковнику Арбалу.

— В этом нет необходимости, — ответил тот. — Десантникам не нужно обучаться индивидуальному бою. Наша задача — создать лучших в мире солдат, а не мастеров поединка. Поэтому основной формой обучения являются полигоны. У эсэсовцев несколько другая методика тренировок. Кстати, я не раз наблюдал за их поединками в зале боевых искусств. Тут выключают бойцов не меньше, чем на полигоне.

— Да, кстати, — оживился гранд-майор Жажаржан, — должен заметить, полковник Арбал, что ты обычно делаешь ставку не на того бойца. Ты проигрываешь у нас денег больше, чем выигрываешь.

— Ничего, сегодня я расквитаюсь с тобой за все проигрыши сразу! — со смехом ответил полковник.

Основные помещения базы Аор-Науф находились под землей, образуя сложную систему лучей и концентрических окружностей вокруг котловины. Комета не утратила своего таланта сверхвидения, но он слегка притупился. Подземные помещения и коридоры представлялись ей бледными контурами, а самые дальние углы базы оказались ей недоступны. Боясь, что талант вскоре совсем угаснет, девушка запоминала дорогу, по которой десантников вел гранд-майор Жажаржан.

Раньше Комета думала, что подземные города строятся для того, чтобы уберечься от неблагоприятных внешних условий, как это было на раскаленной планете Сурл-Аваш или на ледяном полюсе Гавабардана. Но оказалось, что даже в мягком тропическом климате выходцы с Кси-Лодердолиса предпочитают зарываться под землю, а не жить на поверхности планеты. Может быть, это было сделано из соображений безопасности, или же и на своей родной планете они привыкли к такому образу жизни. На этот счет у Кометы не было никаких воспоминаний из прошлой жизни.

Пройдя по подземным коридорам базы Аор-Науф, десантники оказались в просторном помещении. Собственно арена, на которой происходили бои, представляла собой квадратную площадку приблизительно двадцать на двадцать шагов. С трех сторон ее окружали открытые трибуны из пяти рядов пластиковых сидений, причем каждый ряд был выше предыдущего, так что любой зритель мог обозревать сразу всю арену. Трибуны с четвертой стороны состояли всего из двух рядов кресел, от арены и от других трибун их отделяла прозрачная стена, армированная металлической решеткой. Материал был тем же самым, из которого изготавливались транспортировочные кубы, но стена была втрое толще.

Десантников, естественно, разместили на открытых трибунах. Почти сразу же следом за ними в зал вошли и те эсэсовцы, с которыми они соревновались в гнезде шишкарей. Они заняли сидения на противоположной стороне. Лейтенант Шашшасин делала вид, что совершенно не замечает Комету.

Кроме них, в зале начали появляться и другие сотрудники СС. Видимо, известия о предстоящем поединке быстро распространились по базе Аор-Науф, и теперь свободные от тренировок и полигонов эсэсовцы собирались в зале, чтобы посмотреть на бой и поболеть за своего лейтенанта.

Комете и Шашшасин никто не предложил отдохнуть перед боем, или хотя бы каким-то образом к нему подготовиться. У высших офицеров армии Верховного Генералиссимуса, наверняка, даже не возникло таких мыслей, несмотря на то, что обе девушки только что вернулись с тяжелого полигона. Скорее всего, офицеры считали, что воины должны быть готовы к бою в любое время и в любом состоянии. Кто не выдерживал нагрузок — выключался из списка живых.

Наконец, начали собираться зрители и на защищенных трибунах. При появлении первого же человека в форме генерала все присутствующие встали. Комета поступила так же. Трибуна начала заполняться пожилыми людьми и представителями иных видов разумных существ в самой разной форме и гражданской одежде. Видимо, вместе с Верховным Генералиссимусом на Гавабардан прибыл не только Генеральный штаб, но и послы с подвластных ему планет.

— Слава Верховному Генералиссимусу Урл-Азурбару! — закричали десантники и эсэсовцы.

Под эти приветственные крики на трибуне появился невысокий пожилой человек с черными волосами, бледной кожей и маленькими, но пронзительными глазами. На нем был одет простой черный комбинезон без знаков различия, но по тому подобострастию, с которым к нему обращались генералы и адмиралы, Комета сразу поняла, что это и есть тот самый Урл-Азурбар. Рядом с ним в своем передвижном кресле катился знакомый Комете адмирал Йаугсйот. Они о чем-то беседовали, словно не замечая сотен обращенных на них глаз. Наверное, так и должны были вести себя правители-кумиры перед толпой преданных слуг-фанатиков.

Солдаты рядом с Кометой не сомневались, что Верховный Генералиссимус обсуждает со своим адмиралом планы вторжения в систему Большого Аринрина. Но Комета почему-то была уверена, что темой их разговора являются местные девушки для развлечений или вкусовые достоинства изысканных вин и кушаний. Эту уверенность подкрепляло присутствие толстяка Карибло, который с огромным подносом шел следом за креслом адмирала Йаугсйота и во весь рот ухмылялся при каждой фразе своего хозяина.

Прозрачная стена не пропускала звуки. Возможно, встроенные микрофоны передавали на почетную трибуну приветственные крики солдат, но обратная связь была выключена.

Только заняв центральное кресло на первом ряду, Урл-Азурбар соизволил заметить собравшихся и вспомнить, зачем он сюда пришел. Он сделал жест, приказывая включить микрофоны, и собравшиеся воины смоли услышать голос своего владыки.

— Приветствую вас, мои храбрые и верные воины!

Солдаты ответили дружным ревом, которой напомнил Комете о временах, когда она возглавляла армию Холмогорья. От этого сравнения ей стало немного не по себе, и она постаралась убедить себя, что между двумя армиями и двумя командующими нет ничего общего.

А Урл-Азурбар продолжал говорить:

— Я прилетел на Гавабардан, чтобы лично убедиться в высоких боевых качествах моих солдат. И ваша подготовка превзошла все мои ожидания. Вместе мы не только отвоюем Большой Аринрин у проклятых демократов, мы захватим весь мир!

— Да! Да! Весь мир! — в исступлении заорали солдаты.

— А сегодня мы собрались здесь, чтобы выбрать лучшего воина среди двух самых важных моих армий: десантников и эсэсовцев. На это высокое и почетное звание претендуют лейтенант Службы Спасения Шашшасин Угаф-Заф и сержант Космического десанта Шаггашуга Гахс-Афан, прозванная за скорость и неотразимость Кометой.

— Слава лейтенанту Шашшасин! — закричали эсэсовцы.

Десантники рядом с Кометой во всю силу своих глоток рявкнули:

— Да здравствует сержант Комета!

— Поздравляю, Комета! — сказал лейтенант Криго. — Этак ты скоро и меня обгонишь!

— Ты бы сам взял и вызвал эту красавицу на поединок, — отшутилась Комета.

А в это время она думала о том, как ловко Верховный Генералиссимус превратил обычный спор между двумя командирами в объединяющую пропагандистскую акцию. Впрочем, у него могли быть хорошие советники, наподобие Главного Агентства Пропаганды в Велпасии. Они даже успели повысить Комету до сержанта, чтобы сгладить разницу в званиях с Шашшасин.

За криками и поздравлениями Комета едва расслышала, когда ее вызвали на арену.

— Оставь автомат тут, на поединке он тебе не понадобится, — предложил Криго.

Комета молча протянула ему оружие, коротко обменялась взглядами с Немым и пошла на арену.

Шашшасин ступила на площадку для боя одновременно с Кометой. Она также избавилась от своего автомата и сейчас держала в руках ребристую дубинку длиной в два локтя. Шашшасин улыбалась и с откровенной издевкой рассматривала свою соперницу. Комета постаралась ответить ей самым уничижительным взглядом.

Но это еще не было началом поединка.

— Я думаю, что боевые доспехи и шлемы помешают воинам продемонстрировать свое истинное мастерство! — сказал Верховный Генералиссимус.

Офицеры и солдаты криками выразили свое согласие с этими словами. Девушки сняли шлемы и бронежилеты. В это время на трибунах делались ставки на исход поединка. Комета не знала, каковы ставки, но предполагала, что из чувства корпоративной солидарности большинство эсэсовцев поставит на Шашшасин.

— Ну что же, поможем полковнику Арбалу отыграться, — сказала Комета своему кинжалу, так как в этот момент он был для нее самым близким и верным другом, которому она могла полностью доверять.

Верховный Генералиссимус встал, шум и суета на трибунах мгновенно прекратились.

В наступившей тишине Урл-Азурбар торжественно произнес:

— Во имя нашей будущей победы я объявляю начало поединка!

Комета приготовилась к бою. От Шашшасин ее отделяли чуть меньше двадцати шагов. Они находились по разные стороны квадратной арены и не торопились сокращать дистанцию. Наконец, словно повинуясь некоему невидимому знаку, каждая сделала несколько шагов вперед… И снова остановилась.

Шашшасин все так же молча и насмешливо смотрела на Комету. И девушка внезапно почувствовала, что огромные черные глаза ее соперницы излучают смертельный холод. Как будто это были два отверстия, ведущие в мир пустоты и смерти.

«Наверное, это и есть та самая магия, о которой предупреждал полковник Арбал, — поняла Комета. — Если это все, на что способна Шашшасин, то слухи о ее могуществе и непобедимости слишком преувеличены.»

Шашшасин сделала еще два шага вперед… И Комета тоже сделала два шага, хотя вовсе этого не хотела. Ноги перестали ей повиноваться. Девушка не испугалась и не запаниковала. Она просто закрыла глаза, рассчитывая избавиться от черного взгляда и разорвать магическую связь. Но даже сквозь плотно сжатые веки Комета продолжала видеть глаза Шашшасин. Она поняла, что ее соперница использует более мощный механизм внушения, чем простой гипноз.

Комета открыла глаза и сделала неприятное открытие: оказывается, дистанция сократилась еще на несколько шагов, а она этого даже не почувствовала. Более того, когда Комета попыталась поднять руку с кинжалом, у нее ничего не получилось. Тело не повиновалось командам мозга. А вот это уже было страшно: оказаться в тюрьме собственной плоти и идти на заклание, не имея возможности себя защитить.

Трибуны застыли в напряжении. Все понимали, что на арене происходит не столько борьба мускулов, сколько состязание воли. Эсэсовцы, возможно, не раз имели возможность полюбоваться на подобное зрелище. И раз Шашшасин до сих пор была жива и здорова, значит все ее противники…

Комета постаралась прогнать подобные мысли. Девушка подозревала, что они также внушаются ей Шашшасин. Вместо этого она вызвала в памяти свои победы. Многочисленные и неоспоримы. Она отомстила зиганьерам. Она освободила Холмогорье… Но она не смогла предотвратить взрыв Всемирной нефтяной биржи Велпасии…

Шашшасин презрительно усмехнулась. Комета похолодела. Если эта сотрудница СС умеет читать воспоминания, то она может узнать и истинные планы Кометы относительно Верховного Генералиссимуса.

Но Шашшасин, даже если и разоблачила Комету, не торопилась огласить свои знания. Она развела руки широко в стороны, и оказалось, что у нее в руках не дубинка, а парные ножи. Ножнами для одного служила рукоятка другого. Шашшасин обнажила лезвия, а затем медленно скрестила их, не переставая смотреть прямо в глаза Кометы.

«Неужели это конец?! — мысленно вскричала девушка. — Неужели так просто выключить меня, «светлое воплощение» и инкарнацию третьей степени? Неужели только за этим я воплотилась в Шаггашугу Гахс-Афан, чтобы пасть на глазах кровавого тирана и его жестоких воинов? Нет! Я одержу победу. Мне нет преград! Ведь я…»

И тут в глазах Кометы потемнело, а виски пронзила боль. Она едва не назвала имя, которого не помнила и не должна была помнить. Она едва не вспомнила то, что ей пока запрещено было вспоминать. Девушка застонала. По трибунам прошелестела волна тихого шепота. Все решили, что развязка поединка близка.

И, действительно, она приближалась.

Боль очистила сознание Кометы и освободила его. Когда с глаз спала темная пелена, девушка с изумлением увидела, что мир вокруг нее окрасился новыми красками. Вокруг живых существ и предметов засияли разноцветные прозрачные оболочки. В воздухе переливались и дрожали едва заметные линии, похожие на косые струи дождя. Эти линии пронизывали тела и предметы. Они также были окрашены в разные цвета и образовывали самые причудливые фигуры и комбинации.

Но у Кометы не было времени на то, чтобы любоваться изменившимся миром. Она посмотрела прямо в глаза Шашшасин, и увидела, что из ее глаз выходят непроницаемо-черные лучи, которые не просто вонзаются в тело, а обволакивают его, приглушая исходящий свет.

— Ты не сможешь меня победить, — непослушными губами прошептала Комета.

Шашшасин едва заметно дрогнула, не ожидая таких слов от безропотной жертвы, которая уже должна была лишиться собственной воли. Напор темных лучей на один миг ослаб, и Комета перехватила инициативу. Она сосредоточила свое внимание на лезвии кинжала, которое светилось холодным, но чистым и ярким металлическим светом. Этот свет усилился и рассеял темную оболочку, покрывавшую руку и сковывавшую движения.

Комета подняла кинжал на уровень глаз и направила его точно в переносицу Шашшасин:

— А как тебе понравится это?

Светлый луч сорвался с острия и ослепил соперницу Кометы. Шашшасин вскрикнула и заслонила глаза руками. Трибуны застыли. Обычные люди и нелюди не могли видеть истинные проявления магических сил, но почти на физическом уровне ощущали столкновение могущественных талантов, вступивших в борьбу на арене.

А Шашшасин, поняв, что ее магия столкнулась с равным по силе талантом, решила сменить тактику. Пронзительно завизжав, она бросилась на Комету, вспарывая воздух ножами, как лопастями пропеллера. Казалось, от этой атаки нет спасения. Но Комета, не столько осознанно, сколько инстинктивно, даже не сделала попыток защитить себя своим оружием. Вместо этого она мысленно собрала свет кинжала, слепила из него сияющий искрящийся шар и выпустила его в голову Шашшасин.

Невидимая энергия подействовала и на физическом уровне. Удар отбросил Шашшасин назад почти к самому краю арены. Трибуны взревели. Но Комета не обращала внимания на ярко вспыхнувшие блики вокруг болельщиков. Поединок еще не был окончен. Шашшасин была жива и поднималась на ноги. Свои ножи она не выпустила из рук.

Комета медленно пошла вперед. Она опустила кинжал, и вытянула вперед левую руку. Серебрсто-металлический свет потек к Шашшасин и обвился вокруг ее рук.

— Пришло время расплаты, — четко сказала Комета и увидела, как ее слова превратились в светящиеся шарики и слились со светом, исходившем от левой руки.

Девушка пошевелила пальцами, словно кукловод, управляющий марионеткой. Руки Шашшасин дрогнули и пришли в движение. Теперь ими управляла Комета. Шашшасин скрестила ножи возле шеи. Она не испытывала ужаса, она была в глубоком шоке и едва ли осознавала то, что с ней происходит.

— Я делаю это без удовольствия. Я делаю это только потому, что считаю наказание справедливым. — Сказав это, Комета резко сжала пальцы в кулак. Отрезанная голова Шашшасин упала на арену. Следом за ней рухнуло и тело.

Трибуны пришли в радостное неистовство. На арену бросились болельщики. Все стремились выразить восхищение Комете: и эсэсовцы, и десантники. Видимо, даже собственные «братья по оружию» не слишком-то любили жестокую и надменную девушку-лейтенанта.

А Комета до сих пор не могла прийти в себя. Она смотрела на окружавших ее людей, а видела не только их физические тела, но и переливающуюся ауру. У большинства эсэсовцев и десантников полупрозрачные оболочки, окружавшие тела, имели красно-желтую гамму с черными или темно-коричневыми вкраплениями. У кого-то эти оболочки были ярче, у кого-то — прозрачнее, у кого-то — четче. Комета поискала глазами Немого, и сразу же узнала его в толпе по сине-зеленой ауре с примесью такого же серебристого, как и у нее самой, света.

Комета автоматически отвечала на поздравления, пытаясь понять, что же с ней произошло, каковы ее новые возможности и, главное, как долго продлится действие ее нового таланта.

Шум толпы перекрыл голос одного из генералов, усиленный динамиками:

— Тихо! Смирно! С победительницей хочет говорить сам Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар.

Крики мгновенно смолкли, и воины расступились, пропуская Комету к трибуне за прозрачной стеной. Вернее, стена была прозрачной для обычных людей. Комета же видела ее серую ауру, такую же, какая окружала все неживые предметы, изготовленные из искусственных материалов.

В голове девушки мгновенно сложился план. План был настолько нереальным и неосуществимым, что она сразу же решила ему последовать. Любые сомнения она отмела прочь, чтобы они не мешали и не вредили ее проявившемуся магическому таланту. Только вера в собственные силы могла привести Комету к победе. Она вновь вспомнила Велпасию. Там Латэла Томпа потерпела поражение лишь потому, что отдала инициативу в чужие руки, не последовала своим собственным путем. Вот в чем заключалась причина ее неудачи. Но больше таких ошибок Комета решила не допускать. Отныне только вперед! Вперед — за грань возможного и невозможного. Вперед — к победе!

Но Верховный Генералиссимус не знал о переменах, произошедших с Кометой. Он по-прежнему видел в ней своего верного солдата.

— Я поздравляю тебя с заслуженной победой! — произнес Урл-Азурбар. — Несомненно, ты обладаешь незаурядной силой духа. Скажи, ты владеешь магией, как выключенная Шашшасин Угаф-Заф, или же ты противопоставила ей силу боевого искусства?

Комета ответила:

— И то, и другое. Я обладаю и магией, и силой. И я это сейчас продемонстрирую!

Она сосредоточила свой серебряный свет на серой ауре стены, отделявшей ее не только от Верховного Генералиссимуса, но и от свободы. Комета бросила на стену свое самое горячее желание, и стена не выдержала.

Полыхнула ослепительная вспышка, заставившая всех, кроме Кометы, зажмуриться. Раздался оглушительный грохот. Стена разлетелась на тысячи мелких осколков, оцарапав и поранив тех, кто находился рядом. Никто не был готов к такому повороту событий. Однако офицеры и солдаты, подготовленные полигонами к самым разным ситуациям, не впали в ступор. Они начали оттаскивать своих раненных товарищей подальше от опасного места и оказывать им первую помощь.

Вначале уничтожение стены никто не связал со словами Кометы, никому даже в голову не могло прийти, что девушка способна разрушать предметы силой своих мыслей. Ведь слово «магия» для большинства являлось синонимом слова «внушение» и относилось исключительно к области воздействия на сознание живых разумных существ.

В общей суете Комета спокойно подошла к отряхивавшему свой костюм от осколков Урл-Азурбару и приставила кинжал к его горлу:

— Ты пойдешь со мной!

Затем она громко крикнула:

— Немой, пришло наше время!

Ее звероподобный спутник не нуждался в приказах. Он активировал свое энергетическое ружье и взял на мушку генералов и адмиралов Генерального штаба.

Верховный Генералиссимус совершенно не ожидал такого сюрприза. Он открыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука. Его ближайшее окружение застыло. Эсэсовцы и десантники поначалу не обратили внимания на происходящие события, но потом, по мере того, как их взгляды обращались на почетную трибуну, наступала тишина. Солдаты потянулись к оружию…

— Не сметь! — властным голосом произнесла Комета, и даже самые храбрые воины почувствовали, как деревенеют мышцы. — Я выключу Верховного Генералиссимуса!

Урл-Азурбар вблизи оказался еще ниже, чем выглядел издалека. Он был почти одного роста с Кометой. Казалось странным, что этом маленький тщедушный человечек повелевает гигантской армией преданных ему солдат и офицеров. Но вокруг него полыхали языки багрово-алой ауры, и девушке показалось, что тонкие красные нити тянутся от него во все стороны — ко всем присутствовавшим в зале и дальше, за пределы помещения и даже за пределы планеты Гавабардан.

Эсэсовцы и десантники не боялись смерти. Но Верховный Генералиссимус был для них не просто человеком и высшим командиром. Он являлся звеном, связывавшим их сегодняшнюю жизнь с мечтой о возвращении на Кси-Лодердолис. Он олицетворял собой силу и могущество огромного государства. Он был смыслом их жизни. И вот теперь весь смысл их жизни могла разрушить одна-единственная девушка, едва не ставшая для них новым кумиром. Армия без Верховного Генералиссимуса должна была прекратить свое существование, как человек, лишившийся головы.

— Надо взять с собой нескольких пилотов, — сказал Немой. — На всякий случай, про запас.

Кроме адмирала Йаугсйота, на трибунах находились и другие командиры звездных флотов, которые могли быть подключены к управлению звездолетами.

— Возьмем их всех! — решила Комета.

Немой повел стволом своего ружья:

— Двигайтесь вперед! И без глупостей!

— О сиятельнейшие, не забудьте о своем старом товарище! — подал голос Карибло.

Адмирал Йаугсйот попытался было включить стрекательный ошейник своего слуги. Комета словно в замедленном просмотре фильма увидела, как от его мизинца к аппарату за креслом устремился электронный импульс. Но в то же мгновение от Немого к шее Карибло протянулся пронзительно-зеленый луч. Магнитный замок стрекательного ошейника расстегнулся, и устройство управления человеком упало на пол. Толстячок проворно отскочил в сторону. Там, где ошейник касался шеи, сверкнули электрические разряды.

Комета поняла, что Немой и в самом деле умеет управлять электронными устройствами. «Интересно, а каким тогда представляется окружающий мир ему?…» — подумала девушка.

— Как это у вас ловко выходит! — воскликнул Карибло, потирая освобожденную шею.

Комета посмотрела на его ауру. Она переливалась не только всеми цветами радуги, но и включала в себя совершенно невообразимые сочетания красок. В толстячке с металлическими руками было намешано столько противоречивых желаний и чувств, что он и сам с трудом в них разбирался. Тем не менее, ему можно было доверять. По крайней мере, он стремился поскорее покинуть Гавабардан, как и Комета с Немым.

— Тащи адмирала силой, если он вздумает сопротивляться! — приказала девушка Карибло.

Тот с видимым удовольствием потер своими металлическими ладонями друг о друга:

— С величайшим наслаждением, великолепная Комета!

— Ну?! Вперед! — прикрикнул Немой на генералов и адмиралов.

— Вы не смеете… — пролепетал Урл-Азурбар. — Я — Верховный Генералиссимус Кси-Лодердолиса и планет Большого Аринрина. Я никуда не пойду.

 — А я — «светлое воплощение»! Я — инкарнация третьей степени! Я… — Комета не рискнула продолжить перечисление, опасаясь вторгнуться в запретные области памяти и лишиться того, чем сейчас обладала. — Я решила, что ты пойдешь со мной, значит, ты должен это выполнить. Шевелись, Кабудай… то есть Урл-Азурбар!

Девушка сама не поняла, почему назвала Верховного Генералиссимуса странным именем «Кабудай». Просто на мгновение ей почудилось, что сейчас повторяется ситуация, в которой она уже бывала в одной из прошлых жизней…

Комета не столько повела, сколько потащила Верховного Генералиссимуса, продолжая прижимать острие кинжала к его горлу. Кроме того, девушка контролировала всех воинов в зале. Если у кого-то из них появлялось желание вмешаться или напасть, его аура вспыхивала алым огнем. Так Комета узнавала о намерениях своих противников еще до того, как они начинали действовать. В ответ она посылала им собственные серебристые импульсы, которые гасили враждебную ауру, и воины застывали на месте, а то и вовсе падали без сознания, даже не успев прикоснуться к оружию.

— Предательница… — прошипел вслед Комете лейтенант Криго.

Девушка остановилась и обернулась:

— Ты помнишь, что я назвала нашу… то есть вашу армию «одноразовой»? Подумай сам: на Гавабардане десантники находятся под постоянным наблюдением. В казармах удовлетворяются все их желания, а на полигоны высылают продукты и боезапасы в точном соответствии с потребностями оставшихся в живых. Но на настоящей войне ничего этого не будет! О казарме я даже не говорю. Десант высадят на планеты только с тем пайком и вооружением, которое поместится в транспортеры. На войне не будет ни следящих спутников, ни центра координации. На войне будет… война! Десантники — пушечное мясо, расходный материал для Верховного Генералиссимуса и его банды. Вы завоюете власть для этих негодяев, но сами не сможете воспользоваться плодами победы. Миром будут править вот они — эсэсовцы.

— Пасть в бою за освобождение Родины — самая величайшая честь для воина-патриота! — гордо заявил Криго.

— Ты повторяешь внушенные с детства лозунги, и не можешь осознать, насколько они лживы. Твое сознание искажено и вывернуто наизнанку. Но я спасу твою жизнь и жизни других солдат, даже если вы этого не хотите. Подумай над моими словами, лейтенант Криго! И вы все — тоже подумайте! На Гавабардане не закаляются сердца воинов, здесь калечатся души и извращается правда!

В кроваво-красной ауре лейтенанта проскользнули голубые искорки. Комета не надеялась на то, что Криго сразу же превратится в ее союзника, она была удовлетворена и этими посеянными семенами сомнений и раздумий.

Немой подстраховывал Комету, держа под прицелом пленных офицеров. Карибло суетился, подталкивая самодвижущиеся кресла адмиралов, и раздавая пинки генералам. Толстячок искренне наслаждался своей ролью. Так они прошли по коридорам базы Аор-Науф и оказались на посадочной площадке возле космического челнока.

— Внутрь, быстро! — прикрикнула Комета.

Она стояла у входа вместе с Урл-Азурбаром, пока Карибло и Немой загоняли в люк генералов и адмиралов. Эсэсовцы, узнавшие о захвате всей верхушки армии, сгрудились у входа в подземные помещения, но не могли ничего предпринять. Любая попытка применить оружие могла привести к гибели Верховного Генералиссимуса и, следовательно, к распаду всей его межпланетной империи.

— Все, Комета, мы можем лететь! — крикнул Немой из глубины челнока.

— Мы отправляемся на Кси-Лодердолис! — объявила Комета эсэсовцам. — Не вздумайте увести звездолеты с орбиты. Если я не найду корабля для космического путешествия, то разверну челнок и врежусь в эту базу. Я не блефую! Мне уже терять нечего!

После этого девушка затащила Урл-Азурбара в челнок.

— Давай его сюда! — Карибло стоял наготове возле грузового отсека. Там уже находились подавленные и растерянные офицеры Генерального штаба.

Комета втолкнула Верховного Генералиссимуса внутрь. Карибло тотчас же захлопнул люк и набрал код запирающего устройства.

— Половина дела сделана! — весело произнес толстячок и похлопал металлическими ладонями, словно стряхивал с них невидимую грязь.

— Идите в кабину! — послышался слегка искаженный голос Немого из динамиков. — Надо быстрее взлетать. Как бы нас не попытались задержать.

Комета и Карибло быстро добрались до кабины и заняли места в противоперегрузочных креслах. Немой сидел на месте пилота, но не касался пульта управления. Комета увидела, как зеленая составляющая его ауры расширилась и уплотнилась. Одновременно с этим глаза Немого закатились, а в углах рта показалась пена. Он вошел в транс, который позволял ему управлять электронными системами.

Челнок мелко задрожал, и через несколько мгновений перегрузки вдавили Комету в кресло. Маленький космический корабль рванулся в космос.

— Звездолет на месте? — спросила Комета, не слишком рассчитывая на то, что Немой ее услышит.

Но он услышал ее через микрофоны в кабине и ответил:

— На месте. Как я и предполагал, это звездолет класса «Игла». Я смогу им управлять. Или ты хочешь сделать это сама?

— Нет. Я ничего не смыслю в управлении звездолетом и в космической навигации. Я вижу ауру живых существ и предметов. Я вижу потоки энергий и силовые линии полей. Я могу их изменять. Но для того, чтобы изменять их так, как нужно для управления кораблем, мне придется долго разбираться с его устройством. Так что я целиком полагаюсь на тебя, Немой.

Тот издал звук, похожий на рычание. То ли он слишком вошел в свою роль на Гавабардане, то ли таким образом выразил свою уверенность в успехе.

— А вы оказались непростыми ребятами! — хитро подмигнул обоим Карибло. — Здорово вы все это провернули. Вы из спецслужб Кси-Лодердолиса?

— Я — нет, — ответила Комета. — Я всего лишь инкарнация третьей степени, которая борется за справедливость во всем мире.

— И я — нет, — произнес Немой в тон девушке. — Я всего лишь путешественник, который хочет вернуться домой.

— А где твой дом?

— Свою планету мы называем Умманнан.

— Умманнан?! — воскликнул Карибло. — Мифическая планета генетических модификаций? Я слышал о ней, и даже пытался найти. Но не смог.

— Не удивительно. Мы, генетические модификации, не слишком любим непрошеных гостей. А сейчас извини, Карибло, мне нужно состыковаться со звездолетом.

В кабине челнока не было иллюминаторов. Изображение на мониторы поступало с внешних камер обзора. Но ни на одном из них не было видно никакого звездолета. Комета попыталась проследить за действиями Немого и подключиться к тем же информационным каналам, которыми пользовался он. В голову девушки хлынул мощный поток цифр, символов и образов, и она вынуждена была прервать связь. Несмотря на все ее таланты, управление кораблем оказалось даже более сложным, чем она предполагала.

Однако Комета все же успела понять, что звездолет Верховного Генералиссимуса находится прямо перед ними. Он походил на гигантскую иглу (что дало название его классу), одна только заостренная передняя часть которого была длиной более двухсот метров. Этот рассекатель был изготовлен из сплошного высокопрочного сплава, он должен был оберегать корпус от столкновения со случайными астероидами. Сам же корпус представлял собой гладкий цилиндр. Ни сопел реактивных двигателей, ни каких-либо иных внешних движителей Комета не заметила. Весь звездолет был покрыт темной оболочкой, поэтому-то на фоне черного космоса был невидим обычным зрением.

Немой направил челнок к корме звездолета и уверенно ввел его в открытый люк.

— На звездолете три пилота из дежурной команды, — сообщил Немой Комете. — Я приказал им покинуть кабину и пройти в пассажирский отсек. Пусть подготовят отсек к приему высоких гостей.

— Мы погрузим их в анабиоз? — спросила Комета.

— На таких звездолетах нет систем анабиоза. Это не какие-то тихоходные транспорты. На «Игле» мы доберемся до Кси-Лодердолиса всего за десять-двенадцать дней.

Такая перспектива вполне устраивала Комету. Она попыталась мысленно проникнуть в звездолет, чтобы проверить, выполнила ли его команда приказ Немого. Но вместо четкой и ясной картины в ее голове возникли расплывчатые и неясные образы. Да и окружавшие ее предметы размазались и исказились.

Комета отнеслась к этому явлению достаточно спокойно:

— Немой, действие моего таланта заканчивается. Надо поторопиться.

— Мы можем выходить. Стыковка закончена. Продержись еще несколько минут, Комета. У тебя получится. Ты и так уже пользуешься магическим видением дольше, чем любое другое существо.

Комета, Немой и Карибло вывели своих пленников из посадочного челнока. В отличие от транспортного звездолета, на «Игле» была нормальная сила тяжести. «Этот космический корабль использует гравитационные преобразователи, — возникла мысль в голове девушки. — Вот почему внутри него легко установить нужную силу притяжения. Но откуда у Верховного Генералиссимуса такая техника? Почему все звездолеты не оборудованы такими устройствами?»

Отвлеченные размышления помогали Комете сохранять сознание. Мир вокруг дрожал и таял, позволяя разглядеть лишь смутные искаженные очертания предметов. Девушка не только потеряла способность видеть ауру, но и с трудом пользовалась обычными органами чувств.

Только усилием воли она держалась на ногах и изображала из себя сильную и решительную воительницу. К счастью, пленники не попытались взбунтоваться. Урл-Азурбар и его Генеральный штаб были несколько помяты резким стартом Немого, поэтому на возражения или сопротивление сил у них не осталось. Они покорно проследовали в пассажирский отсек, который располагался рядом с ангаром для челнока — в кормовой части звездолета. Он состоял из коридора и довольно аскетических двухместных кают. Платой за высокую скорость космического корабля был сравнительно небольшой размер пассажирских помещений и, соответственно, отказ от многих удобств. Тем не менее водой, пищей, а также системой регенерации воздуха и продуктов жизнедеятельности пассажиры были обеспечены с избытком.

— Как мы сможем запереть пленников в отсеке? — спросила Комета, из последних сил борясь с беспамятством.

Действительно, на «Игле» не было запоров на межсекционных люках. Предполагалось, что немногочисленные пассажиры звездолета — это особо доверенные лица, входящие в ближний круг Верховного Генералисимуса.

— Я увеличу силу притяжения магнитных защелок, — сказал Немой. — Чтобы их взломать, потребуется некоторое время. Мы успеем придумать что-нибудь более надежное.

Так пленники оказались запертыми в пассажирском отсеке и не могли добраться до кабины и до посадочного челнока. Комета, Немой и Карибло заняли места в кабине звездолета. Сидения были неудобными, поскольку предназначались для пилотов с аппаратами подключения к корабельному процессору.

Комета ожидала, что перегрузки на старте будут еще сильнее, чем при подъеме с планеты, поэтому постаралась принять в кресле максимально удобное положение. Однако, когда звезды на мониторах ринулись навстречу «Игле», она не почувствовала даже намека на ускорение. «Ну конечно, — сообразила она, — управляемая гравитация может уравновесить любое ускорение…» Это была последняя мысль Кометы. Через мгновение девушка потеряла сознание…

* * *

…Когда Комета открыла глаза, то вначале увидела лишь светло-коричневый потолок, до которого можно было дотянуться рукой.

«Новая жизнь? — подумала девушка. — Я уже выполнила свою миссию на Гавабардане?» То, что происходило с ней перед стартом «Иглы», было очень похоже на приход смерти.

Но тут послышался знакомый голос Карибло:

— Сиятельнейшая Леди Комета наконец-то проснулась! Мои самые наилучшие поздравления!

Комета повернула голову и обнаружила, что лежит на кровати в маленьком жилом отсеке, похожем на небольшую комнатку. Тут имелись четыре кровати, расположенные в два яруса (низкий светло-коричневый потолок над девушкой на самом деле был верхней кроватью), аппарат для приготовления пищи с небольшим столиком и шкаф с видеокристаллами. Карибло сидел на соседней кровати и потягивал из узкого высокого стакана густой янтарный напиток.

На вопросительный взгляд Кометы Карибло ответил:

— Это комната для стюардов звездолета. Сейчас их нет, так как мы забыли захватить их на Гавабардане. Большое упущение, надо признаться. Мне приходится обслуживать и тебя с Немым, и наших пассажиров. Представляешь? Эти офицеры даже не умеют пользоваться кухнями-автоматами! Они не могут набрать свой заказ на клавиатуре! Мне пришлось помучиться, чтобы они научились обходиться без прислуги. Ведь не буду же я каждый раз рисковать жизнью, входя в их отсек? Я собрал надежные запоры на люках из запчастей ремонтного комплекта звездолета. Представляешь? Я всю жизнь занимался тем, что вскрывал замки, а тут вдруг стал тюремщиком! Конечно, мой обширный опыт в этом деле оказался совсем нелишним. Но подумать только, какой поворот судьбы!

Болтовня неунывающего толстячка быстро возвращала Комету к жизни. Едва дождавшись первой паузы в потоке его слов, она тут же задала вопрос:

— Сколько я провалялась без сознания?

— О, недолго, всего пару суток. Немой сказал, что это нормальная реакция на нервное истощение. Еще он сказал, что ни один человек не смог бы выдержать такого.

— Чего «такого»?

— Ну-у-у… — Карибло щелкнул металлическими пальцами, — такого… такой нагрузки. Впрочем, Немой тебе лучше сам объяснит. Он, похоже, такой умный, что я половины его слов просто не понимаю. Хотя я-то себя дураком никогда не считал. Но когда он начинает рассуждать о квазиградиентных экстраполирующих методиках расчета информационных флуктуаций… Может, ты с ним найдешь общий язык?

— Постараюсь… — Комета села на кровати.

С некоторым удивлением она обнаружила, что ее потертый десантный костюм необыкновенно чист. Да и сама она словно только что вышла из ванной.

— Кто меня вымыл? — спросила Комета. — Кто выстирал мою одежду?

Карибло хихикнул:

— Не волнуйся, нам не потребовалось тебя раздевать. На звездолете есть кабины стерилизации. Забавные вещицы. Такие я видел только на Перекрестке Измерений. Они чистят человека и его одежду не только снаружи, но и изнутри. Кстати, ты не хочешь перекусить? Вот, рекомендую, — толстячок показал на свой стакан, — питательный раствор, выжимка из печени Карсанских воздушных медуз. Деликатес!

Едва Карибло произнес эти слова, Комета почувствовала чудовищный голод:

— Ну, давай и я попробую.

— Сей момент!

Карибло подошел к кухне-автомату и быстро выбрал из меню нужное блюдо. Взглянув на дисплей через плечо толстячка, Комета увидела, что возможности аппарата почти безграничны. В его базе данных хранились рецепты сотен тысяч кушаний и напитков, способных удовлетворить вкус обитателей самых разных планет.

Раздался мелодичный звон, в передней части кухни-автомата открылась дверца, и на столик выдвинулся поднос с таким же, как у Карибло, напитком. Комета взяла стакан и осторожно пригубила его содержимое. Густой янтарный напиток был сладковато-терпким, слегка маслянистым, и не слишком-то вкусным. Но Комета так хотела побыстрее наполнить желудок, что не стала привередничать. Она залпом выпила все до капли и почувствовала, как по телу разливается мягкое тепло.

— Ну, как? — Карибло явно ожидал похвалы.

— Спасибо, вкусно, — не стала его разочаровывать девушка.

— Тогда еще стаканчик?

— Как-нибудь в другой раз. А сейчас я бы хотела поговорить с Немым.

— Тогда пойдем, я провожу тебя в кабину.

Путь оказался недалеким, так как все технические помещения и отсеки для команды находились в носовой части звездолета. Когда Комета и Карибло вошли в кабину, Немой сидел в кресле пилота с закрытыми глазами. На фоне дисплеев пульта управления человек с внешностью дикаря выглядел немного странно.

Немой открыл глаза и посмотрел на вошедших:

— Как ты себя чувствуешь, Комета?

— Нормально. Только теперь я лишилась всех своих способностей и вновь стала обычным человеком.

— Обычным? Не думаю. Когда-то давно на моей планете люди хотели создать совершенное существо…

— Совершенного человека?

Немой усмехнулся:

— Едва ли совершенное существо можно называть человеком. Так вот, люди занялись модификацией собственных генов, стремясь усилить естественные свойства человеческого организма, либо дополнить их новыми возможностями, позаимствованными у животных и растений. Так появились люди с жабрами, люди с крыльями, люди, дышащие углекислым газом, люди, способные видеть ближайшие планеты без телескопов, люди, воспринимающие весь спектр волновых колебаний, а не только тот узкий участок, который образует видимый свет. Но все эти новые качества так и не приблизили людей к совершенству. Они оставались всего лишь смертными существами, движимыми низменными страстями: завистью, гордыней, вожделением, чревоугодием… На Умманнане совершались преступления и развязывались войны. С развитием генной инженерии они стали только более изощренными и жестокими. Появились люди-гиганты, растаптывавшие врагов, ядовитые люди-змеи, люди-драконы, люди-акулы. Вместо того, чтобы сделать жизнь людей счастливее, генная модификация превратила обитателей Умманнана в чудовищ. Их внешний вид стал отражением внутренней сущности. Или наоборот. Так продолжалось довольно долго, пока вдруг не обнаружилось, что чистых человеческих генов нет ни у одного из тех существ, что именовали себя людьми. На Умманнане были гигантские хранилища, где находились эталонные гены животных, растений и даже микроорганизмов, но вот позаботиться об эталонных генах человека никто не удосужился. На планете началась деградация. Потомки генетически модифицированных людей все более и более утрачивали человеческие черты и человеческий разум. Правительства установили жесткий контроль за рождаемостью и клонированием, стремясь хоть как-то уменьшить воспроизводство чудовищ. Для поддержания человеческого вида пришлось воспользоваться генами ближайших родственников — человекообразных обезьян. Вы видите, что из этого получилось…

Комета посмотрела на Немого:

— Но ты же человек! Ты намного больше человек, чем Верховный Генералиссимус и его солдаты. Они являются людьми по виду, но чудовищами — по сути. А ты — наоборот. Кроме того, существует множество нечеловеческих разумных существ, которые зачастую благороднее, чем люди. Почему для тебя и твоей планеты так важны именно человеческие гены? Ведь в них нет ничего особенного.

— Вот тут ты ошибаешься, Комета. Люди — это частицы Великих Первых Богов. Утрачивая свою человеческую сущность, люди утрачивают бессмертие души.

— Почему ты так решил?

— Это доказано наукой.

Комета пожала плечами:

— Я не знаю, откуда это взяла ваша наука, но я слышала, что душу имеет вся природа: и люди, и нелюди, и животные, и растения. Кое-кто утверждает, что маленькую частицу души имеют даже минералы, металлы и вообще все материальные объекты.

Немой с надеждой посмотрел на нее:

— Ты уверена, что это правда?

— Конечно. Я слышала это в одной из прошлых жизней… Не помню в какой.

Комета задумалась. Она и в самом деле не могла вспомнить, откуда появились эти воспоминания. Тем не менее, она была совершенно уверена в том, что говорила. Может быть, когда-то она была ученым-исследователем подобных вопросов?

Немой вздохнул:

— Раз это говоришь ты, то тогда я могу вернуть надежду своим соплеменникам. Но все равно моя миссия должна быть выполнена.

— А какая у тебя миссия? — заинтересовалась Комета.

— Если коротко: я путешествую по разным планетам и собираю человеческие гены.

— Ты похищаешь людей?! — испуганно спросил Карибло, на всякий случай отступая назад.

— Нет, — Немой широко улыбнулся, обнажив мощные клыки, — мне достаточно одной капли крови. Очень маленькой. Я, конечно, не настаиваю, но если бы вы согласились…

— А сколько это будет стоить? — оживился толстячок, придвигаясь поближе к Немому.

— Ну… сейчас, как ты можешь заметить, я несколько неплатежеспособен. Но благодарность моих соплеменников будет велика. От себя я сейчас могу предложить лишь приглашение на Умманнан. Помнится, ты хотел…

— Можешь больше ничего не говорить, я согласен! — воскликнул Карибло. — Помочь людям на далекой, но прекрасной планете — мой святой долг.

Комета поняла, что толстячок знал об Умманнане больше, чем говорил, а Немой говорил меньше, чем знал. Несомненно, на этой планете имелось что-то стоящее, раз космический пройдоха и межпланетный вор так стремился туда попасть. Но Комета решила отложить этот вопрос на более подходящее время.

— А моя капля крови тебе пригодится? — спросила она у Немого.

Тот, ничуть не смущаясь, ответил:

— Я же сказал, что мне нужны гены ОБЫЧНЫХ людей. А ты, как мне кажется, под это определение не слишком-то подходишь.

— Если ты имеешь в виду мои прошлые жизни, в которых я не всегда была человеком, то теперь-то я нахожусь в теле Шаггашуги Гахс-Афан. Что в нем необычного?

— Твоя душа. Возможно, ты сама не понимаешь, чем являешься. Я могу только предполагать…

— Что предполагать? — поторопила Немого Комета.

— Так… ничего особенного. Не хочу высказывать необоснованные гипотезы. В любом случае — ты и так существо необычное.

— Да уж, — согласилась Комета, испытывая гордость пополам с грустью.

Поняв, что его слова не слишком-то обрадовали девушку, Немой сменил тему разговора:

— Кстати, Комета, нас преследуют звездолеты флота Верховного Генералиссимуса.

— Они готовятся к атаке?

— Нет. Просто летят следом за нами от самого Гавабардана. То есть, не просто летят, а постоянно предлагают нам одуматься и освободить пленников. Они согласны на все наши условия.

— Правда?! — Карибло подпрыгнул на месте. — А мне ты этого не говорил… Может быть, за Генералиссимуса и его штаб нам предложат хорошую цену? Я готов взять переговоры на себя. Торговаться я умею и, надо признаться, делаю это вдохновенно и убедительно…

— Торговаться мы не будем! — оборвала его Комета. — И учти: на Кси-Лодердолисе нам все равно предложат больше.

Девушка слегка лукавила, разумеется, она не собиралась продавать Верховного Генералиссимуса президенту Ту-Го. Она собиралась его подарить. Но Карибло знать об этом не следовало. Еще неизвестно, как бы повел себя неисправимый мошенник, если бы узнал, что это дело едва ли принесет ему материальную выгоду.

— Можем ли мы оторваться от преследователей? Сколько их? Какие у них корабли? — Комета заброса Немого вопросами, чувствуя, как при известии о противнике ее тело и душа наполняются энергией.

Немой слегка пошевелил рукой, и над горизонтальным диском в центре пульта управления возникло голографическое изображение звездолета.

— Вот наш корабль, — сказал Немой. — Пять точно таких же летят за нами. Эти звездолеты строит цивилизация мренгов с планеты Цфанг. Они очень дороги, поэтому Верховный Генералиссимус смог приобрести всего несколько штук. Мренги тесно контактируют с Империей Повелителей, от них они получили многие свои технологии: гравитационные преобразователи, межпространственные приводы, молекулярные конструкторы, в просторечии именуемые кухнями-автоматами, навигационные системы, основанные на информации о миллионах галактик на десятках Измерений. Все это я узнал из центрального компьютера звездолета. Там хранится много интересных сведений. Например, кроме самого Верховного Генералиссимуса мы привезем на Кси-Лодердолис координаты всех подвластных ему планет, в том числе и засекреченного Гавабардана.

— Да, это ценная информация. А оружие у нас на корабле имеется?

— Звездолет — сам по себе оружие. Смотри: в носовой части расположены гравитационные преобразователи. Они управляют оболочкой корабля, которая, собственно, и является движителем. Корабль притягивается к звездам и звездным скоплениям с той стороны, куда направляется, и отталкивается от тех, которые находятся сзади. Меняя уровень и направление гравитации на оболочке, корабль может тормозить и поворачивать.

— Похоже на способ передвижения шишкарей.

— Точно. Только корабль использует не паутину, а гравитационные силы. Это позволяет ему развивать сверхсветовую скорость. А мощным гравитационным импульсом он может разрушить небольшое небесное тело.

— А звездолет такого же класса он может разрушить?

— Нет. Сила гравитационного удара компенсируется защитным гравитационным щитом.

— То есть, мы неуязвимы для вражеских кораблей?

— Не совсем. Они не могут нас уничтожить, но могут задержать. Их пять, и их суммарная сила в пять раз больше. Но пока они не делали таких попыток.

— Я вижу, — Комета посмотрела на дисплей внешнего обзора. — Мы движемся так быстро, что звезды сливаются в сплошную переливающуюся пелену.

— Это не звезды. Это просто первозданная материя. Мы движемся по Измерениям Хаоса. Я надеялся, что тут мы сумеем оторваться от погони. Но наши корабли одинаковы и одинаково хорошо ориентируются даже в низком уровне реальности. Так что маневр прошел впустую.

— Тогда, может быть, нам следует вернуться на Измерения с более высоким уровнем реальности?

— Скоро вернемся. Этот звездолет не может переходить с Измерения на Измерение в любом месте. Для смены уровня реальности надо искать так называемые «слабые точки» в пространстве. Сейчас мы направляемся к одной из них. Вот наш расчетный путь.

Голографическое изображение звездолета сменилось трехмерной картой Вселенной. Она принадлежала Измерению Хаоса, здесь не было ни галактик, ни звезд, ни планет. Вместо них бушевали вихри материи, прокатывались волны энергии и само время колебалось, то ускоряя, то замедляя свой ход. Тем не менее на карте была прочерчена дуга, ведущая к центру одного из энерго-материальных круговоротов. Этот гигантский вихрь должен был выбросить звездолет в соседнее Измерение.

— Я не вижу Кси-Лодердолиса, — сказала Комета. — Где наш дальнейший маршрут?

— Он еще не определен. Измерение над нами все еще относится к Хаосу. «Слабые точки» там нестабильны и постоянно меняют свои координаты. Когда мы окажемся в том мире, сканеры звездолета найдут «слабую точку», которая приблизит нас к Кси-Лодердолису. Так, перемещаясь по Вселенным и поднимаясь по уровням реальности, мы попадем в нужное место.

— Ты хорошо разбираешься в межзвездной навигации.

— Это не моя заслуга. Компьютер звездолета сделает все расчеты курса самостоятельно. Мне нужно только указать пункт назначения.

Комета вздохнула:

— Ну, что же, будем надеяться, что корабль справится со своей задачей.

— Он не подведет, — пообещал Немой, выбираясь из кресла пилота. — А пока можно пойти поесть.

Трое товарищей отправились в отсек стюардов, где кухня-автомат приготовила им праздничный обед.

* * *

Через семь стандартных часов, измеряемых по хронометражу Кси-Лодердолиса, звездолет приблизился к «слабой точке» в пространстве, которая совпадала с центром гигантского энерго-материального круговорота, равного по размеру нескольким галактикам. Комета, Немой и Карибло за это время успели отдохнуть и теперь заняли места в кабине, чтобы не пропустить такого замечательного события, как пересечение границы двух параллельных Вселенных.

Но переход с одного уровня реальности на другой не произвел на Комету никакого впечатления. Возможно, это произошло потому, что она, как и ее спутники, наблюдала окружающий мир только через экран внешнего обзора. Разноцветные завихрения Хаоса сменились более четкой картиной мира. Тут, в другой Вселенной, материя уже делилась на звезды — сгустки раскаленного светящегося вещества, и планеты — оторвавшиеся и остывшие капли. Но орбиты небесных тел были хаотическими, они проносились по космосу в разные стороны.

На голографическом проекторе начала проявляться трехмерная карта. По мере считывания информации с окружающего пространства, компьютер расширял зону изображения. Так происходило до тех пор, пока красным указателем не была отмечена следующая «слабая точка». Из текущего положения звездолета (то есть из центра карты) к этому указателю начала прорисовываться дуга, обозначавшая расчетный курс звездолета… Но до «слабой точки» дуга не дошла. Вместо этого линия загнулась в сторону, образовала спираль из нескольких витков и остановилась.

— Что это значит? — спросила Комета.

— Понятия не имею, — ответил Немой. — Сейчас посмотрю.

Он застыл с остекленевшим взором, и только пальцы его рук, лежавшие на подлокотниках кресла, быстро шевелились, словно он нажимал на невидимые клавиши.

Затем, все еще находясь в трансе, Немой произнес тихим и необыкновенно спокойным голосом:

— Это Кур-Башур. Мы погибли.

— Сто миллионов шавасских колючек мне в зад! — воскликнул Карибло. — Откуда здесь взялся Кур-Башур?!

— Если бы кто-нибудь вообще знал, откуда он взялся… — Немой вышел из транса, встал и несколько раз задумчиво прошелся взад и вперед по кабине. Комета и Карибло молча следили за ним глазами. Затем Немой сел и вновь вошел в мысленный контакт с компьютером корабля.

— Что это за Кур-Башур? — тихо спросила Комета у Карибло, который сидел с полуприкрытыми глазами и нервно потирал металлическими ладонями друг о друга.

— А?! Что?! — похоже, Карибло так погрузился в свои мысли, что не расслышал вопроса.

— Что такое Кур-Башур? — повторила девушка. — Что в нем страшного?

— Что страшного?! — вскричал толстячок, и Комета впервые увидела смертельный ужас в его глазах. — Разве ты никогда о нем не слышала? Все, кто живет вблизи Хаоса, знают о Кур-Башуре!

Комета постаралась отыскать в своей памяти нужную информацию.

— Название кажется мне знакомым, — задумчиво произнесла она. — Возможно, когда-то что-то я об этом слышала. Но почти ничего не могу вспомнить. Карибло, так что же такое Кур-Башур?

— О-о-о! — выдохнул тот. — Кур-Башур — это наша смерть!

Немой вышел из транса и сказал:

— Карибло прав. Мы уже попали в зону притяжения Кур-Башура. Извините, я ничего не могу сделать.

— Да о чем вы говорите?! — возмутилась Комета. — Что происходит?

Немой печально произнес:

— Кур-Башур — это гигантское создание, которое пребывает в Хаосе. Его размеры больше галактики. Он притягивает к себе все, что пожелает. Теперь он пожелал нас.

— Что значит «пожелал»? Разве он живой и разумный?

— Никто этого не знает. Кур-Башур никогда и ни с кем не разговаривал. Каждый, кто приближался к Кур-Башуру, был им притянут и поглощен. Никаких известий от попавших в его притяжение никто никогда не получал. Одни считают, что Кур-Башур — всего лишь аномальное физическое явление. Другие утверждают, что он разумен, но его разум слишком отличен от нашего, чтобы войти с ним в контакт. Как бы то ни было, никто и никогда не мог вырваться из зоны притяжения Кур-Башура. К счастью, его можно обнаружить издалека и избежать столкновения. Но мы выскочили из «слабой точки» слишком близко. Двигатели нашего звездолета нас не вытянут.

— Но почему этот Кур-Башур оказался у нас на пути?

— Скоро нам предстоит это узнать. Раньше он никогда не появлялся на Измерениях с таким высоким уровнем реальности. Считалось, что он обитает в центре Хаоса. — Немой внимательно посмотрел на Комету, но потом отвернулся и тряхнул головой, словно отгоняя нелепую мысль. — Нет, я не знаю, почему тут оказался Кур-Башур.

Девушка искала выход из создавшейся ситуации.

— Может быть, нам стоит посоветоваться с пилотами? Может быть, мы сможем использовать объединенную силу всех шести звездолетов?

— А ведь верно! — хлопнул себя по лбу Немой. — Следом за нами в эту ловушку попадут и преследователи. Надо подсоединить к компьютеру опытных пилотов. Может быть, они что-нибудь придумают. Карибло, Комета, пойдемте за пленниками!

На всякий случай Немой захватил с собой свое энергетическое ружье. Однако пленники, похоже, смирились со своей судьбой. Когда Карибло разблокировал приваренный к люку замок и открыл вход в пассажирский отсек, Комета увидела потухшие взоры Урл-Азурбара и его штабных офицеров. Они сидели в каютах, проводя время за играми в электронные карты и за просмотром записанных на кристаллы фильмов.

— Нам нужны пилоты, которые знают, как можно преодолеть притяжение Кур-Башура, — сразу у входа громко объявил Немой.

Эти слова поразили людей, как удар молнии. Игры и разговоры моментально прекратились. Все с ужасом уставились на вошедших, словно они принесли весть о скорой и мучительной казни.

— Мы захвачены его притяжением? — спросил один из адмиралов, который имел аппарат для подключения к звездолету.

— Да. Кто может вытащить звездолет?

— Никто! — адмирал истерично рассмеялся, развернул свое самодвижущееся кресло и покатился прочь в дальний конец пассажирского отсека.

— Все так думают? Пилоты, что вы скажете?

Трое пилотов, которые имели опыт управления «Иглой», отвели глаза. Один из них произнес:

— Мы знаем, на что способен этот звездолет. Кур-Башур он не перетянет.

Тогда Немой выложил последний козырь:

— Следом за нами летят еще пять ваших кораблей. Они тоже попали в зону притяжения Кур-Башура. Мы можем объединить гравитационные импульсы шести кораблей.

Пилоты оживились:

— Можно попробовать! Если мы не завязли слишком глубоко, то можно будет оторваться.

— Я! Я всех спасу! — из своей каюты выкатился адмирал Йаугсйот. Уголком рта он сжимал длинное горлышко тонкого сосуда. Сосуд был пуст, чем и объяснялось крайнее возбуждение Йаугсйота.

Немой заглянул за спинку кресла адмирала:

— Ты не подходишь, у тебя старый интерфейс. С таким можно пилотировать только ваши транспортные корабли. На «Игле» нужно задействовать вдвое больше нервных окончаний.

Йаугсйот в бешенстве затряс всеми своими конечностями:

— Да как ты смеешь, ничтожный дикарь?! Я командовал флотами в гигантских космических битвах! Я победил адмирала Синаго-Сита! Как могу я не справится с одним звездолетом?!

— Командовать флотами — это одно, а управлять звездолетом — совсем другое, — спокойно произнес Немой. — Отдыхай и наслаждайся жизнью. Уступи дорогу молодым пилотам.

— Да, да! — нетерпеливо подхватил Карибло. — убери свою дурацкую телегу с прохода. Ты мешаешь настоящим пилотам. — Ребята! Вперед, за дело!

— Подождите, — подал голос сам Верховный Генералиссимус. — Что мы получим за то, что спасем ваши жизни?

— Наши?! — вскричал Карибло. — Ты что, не понял, что смерть грозит нам всем?

— Кур-Башур выключит всех. На Кси-Лодердолисе вы станете героями, а мы — преступниками. Так кому выгоднее избавиться от Кур-Башура?

Комета не могла не признать, что подобная постановка вопроса вполне справедлива. Урл-Азурбар хотел выторговать свободу себе и своим сподвижникам. А это означало неминуемое начало межпланетной войны. Таким образом, на одной чаше весов оказались экипажи и пассажиры шести звездолетов, на другой — миллионы или даже миллиарды воинов и ни в чем не повинных мирных жителей.

Комета тихо, но твердо сказала Немому:

— Мы не должны были сюда приходить. Надо было оставить все, как есть.

— Ты отказываешься от борьбы?

— Нет. Я отказываюсь спасать их. — Девушка кивнула головой на пленников. — Возможно, встреча с Кур-Башуром — это судьба.

Немой слегка вздрогнул, встретив взгляд Кометы:

— Я тебя понял. Наверное, ты права. Но…

— Что значит «но»?! — закричал Карибло, который слышал этот короткий диалог. — Вы о чем это говорите? Надо тащить пилотов в кабину и быстрее подключать их к управлению!

— Боюсь, что уже поздно, — сказала Комета.

Карибло посмотрел на нее, как на сумасшедшую:

— Ты что, не боишься смерти?! Или надеешься на очередное переселение души? Так я должен тебя огорчить — Кур-Башур притягивает к себе не только материю, то и вообще все. Ты не сможешь вырваться и обрести новую жизнь!

— Это правда? — спросила Комета у Немого.

Тот пожал плечами:

— Скорее всего, это так. Кур-Башур притягивает к себе даже энергетические формы жизни. Души людей — одна из составляющих мировой гармонии. Они также подвластны его силе.

Комета оцепенела. О таком исходе она как-то не задумывалась. Карибло с надеждой смотрел на нее, ожидая, что сейчас она переменит свое решение.

Но девушка решительно тряхнула головой и твердо произнесла:

— Пусть будет так!

Карибло понял, что она не отступит. Поэтому он попытался воздействовать на Немого:

— Как же твоя миссия? На Умманнане ждут твоего возвращения с человеческими генами.

— Кроме меня, есть и другие эмиссары. А если Верховный Генералиссимус снова придет к власти, то его военная империя рано или поздно доберется до моей планеты. Так что я согласен с Кометой. Мы не должны сопротивляться Кур-Башуру. Тем более, что я не слишком-то верю в успех. Это судьба.

Комета была благодарна Немому. Она уже достаточно отдохнула, чтобы быть уверенной в том, что даже голыми руками сможет справиться с Карибло и Немым. Но ей не хотелось бы видеть в них своих врагов. Особенно в Немом.

Но толстячок все еще не сдавался. Обернувшись к генералам и адмиралам, он отчаянно прокричал:

— Помешайте этим безумцам! Не дайте им нас всех убить!

Немой поднял энергетическое ружье и повел стволом из стороны в сторону:

— Не двигаться! Комета, назад!

Держа на прицеле своих пленников и недавнего товарища, они отступили к выходу и захлопнули за собой люк.

— Как ты думаешь, Карибло сможет изнутри открыть собственный замок? — спросила Комета у Немого.

— На всякий случай перестрахуемся. Отойди в сторону.

Немой несколько раз выстрелил из ружья. Энергетические разряды оплавили металл в местах стыка люка со стеной. Теперь открыть или выломать люк стало практически невозможно.

— Ну, здесь нам больше делать нечего, — сказал Немой.

Когда они вернулись в кабину, изображение на голографической карте отражало новые данные об окружающем мире. Звезды вокруг того места, где находился Кур-Башур, изменили свои траектории и начали приближаться к той же точке, куда вел рассчитанный курс звездолета. Сам Кур-Башур на карте никак не был обозначен. О его местонахождении можно было судить только по искривлениям гравитационных полей Вселенной.

Немой сел в кресло пилота и вступил в контакт с бортовым компьютером.

— Все пять кораблей идут следом за нами, — сообщил он. — Теперь я уверен, что даже наших совместных усилий не хватило бы, чтобы вырваться из зоны притяжения Кур-Башура.

Компьютер «Иглы» представлял собой мощный вычислительный процессор — и только. Он не имел интеллектуальных модулей, поэтому совершенно бесстрастно фиксировал курс звездолета. Космический корабль уже отклонился от курса на «слабую точку» и теперь выходил на спиральную кривую, которая должна была привести его прямо к Кур-Башуру.

— Может быть, не стоит продлять агонию. Веди корабль прямо вперед.

— Как скажешь… Комета, ты не боишься лишиться своего бессмертия?

— Я прошла несколько воплощений или, как у вас говорят, инкарнаций, и научилась ценить жизнь свою и чужую. Но я испытала столько смертей, что еще одна меня не слишком страшит. Пусть даже за ней не будет нового воплощения.

Немй покачал головой:

— Поистине, ты удивительное создание. Я рад, что встретился с тобой.

— Я тоже. Ты самый лучший друг, который у меня был. — Повинуясь внезапному порыву, Комета перегнулась через подлокотник своего кресла и поцеловала Немого.

Тот заледенел и не ответил на эту горячую благодарность.

— Не стоило этого делать, — пробормотал он. — Ты — сверхчеловек, а я — всего лишь подделка под человека, модификация с генами обезьяны.

— Ты самый лучший человек! — воскликнула Комета. — И ты знаешь, я тебя…

Она осеклась. Намой направил на нее разрядник энергетического ружья.

Срывающимся от сдерживаемых слез голосом Немой произнес:

— Человеческая душа легче и невесомее, чем тело. Возможно, ты еще сможешь улететь прочь и воплотиться в новом теле. Я хочу, чтобы ты жила дальше. Прощай!…

Комету ослепила яркая вспышка. Она закричала…

…И тотчас же услышала громкий окрик:

— Заткнись, истеричка!

Девушка огляделась. Она по-прежнему сидела в кресле пилота, перед ней находился пульт управления «Иглой». Но кресло было удобным, словно вылепленным точно по ее фигуре, а в кабине собрались люди в черной форме СС. Один из них грубо прикрикнул на нее.

Комета пошевелила рукой, и пилот, занимавший центральное кресло, тотчас же закричал:

— Что ты делаешь, Еравла? Немедленно прекрати, или я отключу тебя от управления!

Комета замерла, только сейчас поняв, что ее руки заканчиваются не ладонями, а пучками кабелей и проводов. Ее обрюзглое бесформенное тело расплылось в кресле. В голове мелькали символы и нескончаемым потоком бежали колонки цифр. Комета уже видела нечто подобное, когда пыталась подключиться к управлению «Иглой»… Девушка едва не вскрикнула — она воплотилась в теле пилота звездолета-преследователя!

Недалеко же она убежала от Кур-Башура… Или же это ее воплощение также было продиктовано какой-то высшей необходимостью? Нет, вряд ли. Скорее всего, Карибло и Немой были правы — Кур-Башур не выпускал никого и ничего, что попадало в поле его притяжения. Но это стоило проверить еще раз…

Комета забилась в кресле, имитируя истерический припадок, и заверещала тонким противным голосом Еравлы:

— Нет! Не хочу! Выпустите меня! Убейте меня! А-а-а-а!…

— Убейте ее! — спокойно приказал эсэсовец.

…Комета вновь оказалась в кабине того же самого звездолета. Только теперь она стояла позади кресла пилота, над подголовником которого виднелся большой опутанный проводами шишковатый череп с большой дырой в затылке… Череп Еравлы. Комета воплотилась в тело сотрудницы СС, которая только что исполнила приказ своего командира.

Девушка опустила автомат, из ствола которого еще вился легкий дымок. Она поняла, что от Кур-Башура ей не уйти. Комета покинула кабину и побрела по центральному коридору звездолета. Эсэсовцы, надо отдать им должное, довольно мужественно готовились к собственному «выключению». В кабину стерилизатора даже выстроилась небольшая очередь — каждый хотел встретить смерть в чистоте.

Комета отправилась в пассажирский отсек, заказала в кухне-автомате бокал легкого вина, которое впервые попробовала в казарме Гавабардана, а затем села на диван-кровать в свободной каюте и закрыла глаза. По ее мнению, именно так следовало закончить свой жизненный путь — в тишине и комфорте.

Бокал опустел примерно наполовину, когда в каюту ввалился здоровенный эсэсовец. Комета ощутила исходивший от него запах алкоголя. Прямо с порога эсэсовец быстро заговорил:

— Ты знаешь, Кшашисса, как я тебя люблю! Давай в последний раз сольемся в объятиях и вместе выключимся на пике блаженства!

— Давай, — легко согласилась девушка, вскинула автомат и всадила пулю ему между глаз.

Затем она сделала еще несколько глотков легкого ароматного напитка.

Когда бокал опустел, в коридоре послышались крики:

— Вот он! Вот он! Как он огромен!

Поняв, что на экранах появился Кур-Башур, Комета встала, перешагнула через тело эсэсовца, и направилась в кабину. За прошедшее время дисциплина в звездолете заметно пошатнулась. Из кают слышались женские вскрикивания и мужские стоны. По центральному коридору, сильно шатаясь, перемещались солдаты обоих полов, собираясь в компании для последних любовных утех. Кто-то попытался обнять Комету сзади, и она, даже не обернувшись, ударила прикладом автомата туда, откуда раздавалось шумное дыхание и исходил запах перегара. Девушка услышала приглушенный треск сломанной челюсти, удовлетворенно кивнула самой себе и продолжила путь в кабину.

В кабине к этому времени остались только двое пилотов (тело Еравлы из кресла так никто и не убрал) и четверо эсэсовцев. То ли они не желали принимать участия в оргии, то ли испытывали наслаждение при виде неминуемого «выключения».

На мониторе внешнего обзора на фоне черного космического пространства и далеких разноцветных звезд виднелось еще более темное пятно. Оно казалось чернильной кляксой, случайно попавшей на экран, настолько противоестественными и невероятными были его вид, форма и, главное, размеры. Однако, к сожалению, Кур-Башур был абсолютно реален, и именно он сейчас диктовал свои законы в этой части Вселенной.

Черное неровное пятно быстро увеличивалось в размерах. Звездолет летел прямо на него.

— Где ведущий? — обратился эсэсовец к пилоту.

— Уже там.

Комета поняла, что «ведущим» они называли звездолет, на котором она летела несколько часов назад. Сейчас и космический корабль, и все находившиеся на нем друзья и враги уже были поглощены Кур-Башуром.

Когда чернота Кур-Башура заполнила все передние экраны, внутри звездолета стало ощущаться его притяжение. И это несмотря на то, что гравитационные преобразователи корабля мренгов могли создавать искусственную силу тяжести и уравновешивать инерцию при разгоне и торможении.

Комета почувствовала, что ее тянет вперед, и даже вынуждена была упереться руками в спинку кресла пилота. Вблизи стало видно, что поверхность Кур-Башура неоднородна. Черное пятно на самом деле представляло собой плотное скопление небесных тел разнообразных форм и размеров, которые беспрерывно перемещались, вращались, сталкивались. У Кур-Башура не было поверхности, как таковой, он был похож на кипящий котел или на кузов камнедробилки. Любой космический корабль, попавший в его черные жернова, был бы мгновенно раздавлен и перетерт в пыль.

Комета не поддалась искушению приставить к подбородку автомат и нажать на курок. Раз бегство через новое воплощение было невозможно, оставалось до самого конца пребывать в этом теле. Хотя бы из любопытства. Конечно, непросто было сохранять ясный рассудок, видя, как навстречу тебе несется черная смерть. Судя по крикам, доносившимся из кормовых отсеков, это удалось немногим.

Но Комета вместе с пилотами и четырьмя эсэсовцами держалась до конца. Когда уже трудно стало стоять на ногах — настолько увеличилась сила притяжения — они сели на пол и уперлись ногами в пульт управления. А затем и вовсе пол и передняя стена поменялись местами. Пилоты вывалились из своих кресел и распластались на пульте. На дисплеи, которые оказались под ногами, никто уже не смотрел — их экраны показывали абсолютную черноту. Звездолет приближался к огромному черному шару размером со звезду, и свернуть в сторону не было никакой возможности. Впрочем, даже если бы корабль смог избежать этого столкновения, он тотчас же врезался бы в соседний подобный объект. Ведь гигантский шар являлся лишь микроскопической составляющей Кур-Башура.

— Двадцать секунд до столкновения, — бесстрастно произнес пилот, все еще подключенный к компьютеру звездолета. — Пятнадцать. Десять…

Дальше сосчитать он уже не смог. Чернота захлестнула кабину. Еще не долетев до твердой поверхности шара, материя звездолета и человеческих тел поглотилась Кур-Башуром.

* * *

«Я еще жива? — удивилась Комета. — Я продолжаю мыслить, значит, это еще не окончательная смерть.» Но состояние девушки нельзя было назвать и жизнью. Ее глаза могли видеть, но вокруг нее была абсолютная темнота. Ее уши могли слышать, но вокруг нее была полная тишина. Ее нос мог обонять, но вокруг не было ни единого запаха. Возможно, она могла и осязать, но вокруг нее не было тела. Одинокое сознание Кометы пребывало в черной пустоте.

Но эту пустоту внезапно разорвал синий голос с ароматом озона и на ощупь подобный ледяному кристаллу:

— Я долго ждал тебя!

Комета произнесла, не пользуясь речью:

— Если не ошибаюсь, со мной говорит Кур-Башур?

— Если ты называешь меня этим именем, то с тобой говорю я.

— А как ты сам себя называешь?

— Я себя никак не называю. Но если тебе нужно меня как-то называть, то лучше называй меня Кубасур. Кур-Башур персонифицирует меня как создание мужского рода. А я не имею пола.

— Хорошо, Кубасур. Хотя для меня оба этих имени похожи на мужские.

— Тогда называй меня Кубасура. Я стану такого же пола, как и ты. Так нам будет легче общаться.

Голос стал серебристо-голубым и бархатисто-шелковым. Только запах озона остался неизменным.

— Ты со всеми своими жертвами так любезен… любезна, Кубасура? — спросила Комета.

Зазвенели стеклянные колокольчики. Затем серебристый голос ответил:

— Я ждала именно тебя, Комета.

— Ты знаешь мое имя?

— Конечно. Ведь теперь ты — часть меня.

— А все остальные?

— И они, и многие другие, и многое другое. Разве ты не знаешь, что все вышло из Хаоса и все рано или поздно в Хаос возвращается? Я — воплощение Хаоса.

— А я — «светлое воплощение»! — Комета поняла, что этого разговора не состоялось бы, если бы Кур-Башуру, то есть Кубасуре не было бы от нее что-то нужно. А раз Кубасура желала что-то получить, но не могла этого добиться без Кометы, с ней можно было вести себя посмелее.

— Я знаю, — под звон стеклянных колокольчиков произнесла Кубасура, и Комета поняла, что этот звук обозначает ироническую улыбку.

— Тогда, может быть, перейдем к делу? — предложила девушка.

— Хорошо, — согласилась Кубасура. — Мне нужна твоя помощь.

— Тебе?!

— Да. Моя масса равна массе нескольких Вселенных. Тем не менее мне нужна помощь обычного живого существа. Тебя это удивляет?

— Меня уже мало что может удивить.

— Я рада это слышать. Это еще раз подтверждает, что ты — та, кого я ждала.

— Так чем же я могу тебе помочь?

— Вместе с тобой я доберусь до Центра Мироздания и получу кристалл Вечного Круговорота.

— Всего-то?!

— Да, я согласна, задача довольно простая. Вместе мы с ней легко справимся.

— А поодиночке?

— Поодиночке мы бессильны. Я не могу покинуть пределов Хаоса, так как слишком велика, ты не сможешь добраться до Центра Мироздания, так как слишком мала.

— Ты хочешь сделать из нас среднеарифметическое?

Стеклянные колокольчики звенели дольше и громче, чем обычно. Из-за них Комета едва разобрала ответ Кубасуры:

— Я хочу дать тебе свою силу — то есть силу Хаоса. Ты станешь моим воплощением.

— Я перестану быть сама собой?

— Ты будешь Кометой, но отчасти станешь и Кубасурой. Моя сила будет вместе с тобой.

— Насколько я понимаю, в случае отказа я навеки останусь твоей пленницей?

— Не навеки. Только до тех пор, пока я не встречу такую же, как и ты, но которая, в отличие от тебя, примет мое предложение.

— С моей точки зрения это и есть вечность.

— С твоей точки зрения — да, — спокойно согласилась Кубасура.

— В таком случае, ты навязываешь мне свою волю.

— Ни в коем случае. Если ты добровольно не согласишься, я не смогу заставить тебя.

— Хорошо. Но прежде, чем заключить наш союз, я бы хотела узнать об условиях. Что мне предложишь ты, что должна буду делать я… Пожалуйста, поподробнее.

— Я уже сказала, что мне нужен кристалл Вечного Круговорота. Он находится в Центре Мироздания — то есть в самой верхней точке Измерений Порядка. Ты должна его найти. Я не знаю, какие препятствия встретятся тебе на пути. Но с тобой будет сила Хаоса. Ты сможешь черпать из нее все, что тебе необходимо.

— В чем это будет выражаться?

— Вот в этом…

Мрак вокруг Кометы рассеялся. Она словно парила над необъятной плоской равниной, на которой стройными рядами располагались неисчислимые предметы и существа: города и армии, звездолеты и рогатые чудовища, парусные корабли и великаны, дворцы и эфемерные создания с полупрозрачными крыльями, энергетические вихри и драконы, сложные механизмы и люди, люди, люди… Затем вновь наступила темнота.

— Все это я собирала для тебя, Комета.

— Что это было? — девушка была потрясена увиденным.

— Это то, что вернулось в Хаос. Все это станет твоим. Ты можешь использовать то, что увидела, для достижения моей цели. Я могу не только поглощать, я могу и отпускать.

Комета подумала, что…

— Ты не сможешь просто выпустить на волю то, что я храню, — сказала Кубасура.

Девушка поняла, что черная галактика видит насквозь не только ее мысли, но и душевные порывы.

— Это так, — подтвердила Кубасура. — Ведь мы — одно целое.

— Я хотела бы проверить, что ты говоришь правду. Отпусти звездолет…

— На котором находятся Немой, Карибло, Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар и его Генеральный штаб, — договорила за девушку Кубасура. — Ну, что же. Я могу это сделать. Вот знак моей доброй воли.

Комета не столько увидела, сколько поняла, что звездолет вылетел из черной галактики с той же скоростью, с какой в нее вошел.

— Этим деянием ты обязала меня к согласию, — сказала Комета.

— Я знаю.

Чем больше Комета общалась с Кубасурой, чем больше ощущала единство взаимопроникновения. Ей уже начинало казаться, что она разговаривает сама с собой. По крайней мере, голос Кубасуры теперь был неотличим от ее собственного.

— Это естественно, — произнесла черная галактика.

Но у Кометы был еще один вопрос.

— Зачем мне кристалл Вечного Круговорота?

Девушка уже не знала, кто произнес это вслух: она сама или Кубасура. Также не могла она понять, кто ответил:

— Он мне НУЖЕН!

Дальнейшие слова принадлежали и Комете, и Кубасуре одновременно:

— Раз нужен, я его достану. Чтобы сократить путь в Верхние Измерения, я воспользуюсь магическим вызовом. Как раз сейчас некое существо при помощи магии пытается обрести власть над силами Хаоса. Оно получит не совсем то, что ожидает. Получит по заслугам. Итак, в путь!…

Глава 17. Магические силы черной галактики Хаоса.

…Еще ничего не видя вокруг себя, Комета расслышала окончание заклинания, нараспев произнесенного глубоким сильным голосом:

— …Хэлтус, Эпикус, Элфорус!

С последним словом Комета обрела способность видеть и чувствовать. Она вновь воплотилось в человеческом теле. Ее глазам предстал просторный круглый зал. Стены его были сложены из тщательно обработанных и пригнанных камней, пол вымощен мраморными плитами, а высокий куполообразный потолок собран из разноцветных прозрачных плит. Зал был совершенно пуст.

Комета попыталась шагнуть вперед, но почувствовала тяжесть на руках и ногах. С удивлением она увидела тяжелые кандалы из серебристого металла, стягивавшие ее запястья, лодыжки и связанные цепями с обручем на талии. А цепь от обруча тянулась к вмонтированному в пол кольцу.

Почти не задумываясь, Комета рванула металлический «браслет» на левой руке… и сломала его. Та же участь постигла и остальные путы. Освободившись, Комета получила возможность двигаться. Она шагнула раз, другой, третий… и уперлась в невидимую стену.

Вновь в пустом зале разнесся гулкий голос невидимого существа:

— Кваэдор напатин ургемнот!

И зал перестал быть пустым. На его стенах возникли прекрасные картины и гобелены. Появились изысканная мебель и странные приборы на блестящих штативах. И, наконец, показался тот, кто вызвал Комету из Хаоса. Он стоял за высоким пюпитром, на котором лежала раскрытая древняя книга в черном кожаном переплете. Он был одет в длинную фиолетовую мантию, которая оставляла открытыми только тонкие кисти рук. Все его пальцы были украшены драгоценными перстнями. Голова была увенчана черной короной с кроваво-красными камнями. Темные волосы обрамляли худое вытянутое лицо с бледной кожей. Огромные черные глаза с едва заметными белками внимательно разглядывали Комету.

— Привет! — девушка решила взять инициативу в свои руки и вновь попыталась сделать шаг вперед.

Но прозрачная стена была прочна и непоколебима. Не желая применять силу, Комета решила сначала послушать, что ей скажет эльф. В том, что это именно эльф, она не сомневалась.

Но эльф молчал и с непонятной смесью восторга и страха разглядывал девушку.

— Привет! — повторила Комета. — Ты совсем онемел от моей красоты?

Эльф, наконец, заговорил:

— Твое тело, о владычица тьмы, я сам выбрал из десятков тысяч многих!

Комета посмотрела на себя:

— Ну, для начала неплохо. Спасибо.

Похоже, не таких слов ждал эльф. Но, не выказывая удивления, он продолжил разговор в том же старомодном стиле:

— Приветствую тебя, о величайшая, в моем замке! Прими мои верноподданные уверения в совершеннейшем моем почтении и повиновении.

— Может, ты сначала представишься? — предложила Комета.

— Чудится мне, что ты, о госпожа теней, изволишь шутить со мной, своим верным слугой. Разве не ведомо тебе, что зовут меня Квалдорбан, сын Олобрала, что я принц и владыка эльфов Фиолетовой бусины Ожерелья, глава Пентектра?

Комете ровным счетом ничего не говорили эти названия, имена и титулы. Не желая демонстрировать свое полное невежество, она решила пойти на хитрость и вытянуть из эльфа как можно больше информации.

— Может, мне это ведомо, а может, и нет, — начала Комета, стараясь подражать размеренному и напевному говору Квалдорбана. — Может быть, я просто хочу проверить тебя. Ты величал меня многими титулами, но ни разу не назвал по имени. Произнеси же мое истинное имя.

— О величайшая! — эльф отвел взгляд. — Даже в составленном мною магическом послании, вызвавшем тебя из небытия, не решился упомянуть я твое истинное имя. Ведь тот, кто назовет его, станет твоим рабом.

— Ага! Значит, ты, «верный слуга», моим рабом быть не хочешь?

От такого прямого вопроса эльф смутился, но сдавать свои позиции не собирался:

— Прежде чем назвать твое имя, о повелительница снов, и этим отворить тебе врата в зримый мир, я хотел бы обсудить некоторые условия.

— И тут мне собираются диктовать условия! — воскликнула Комета. — Ты слышишь, Кубасура?

Черная галактика ничего ей не ответила, однако девушка ощущала неразрывную связь с ней. Они, действительно, стали одним целым. Не физически, но духовно. Они вместе воплотились в одно тело, воспользовавшись заклинанием, которое составил эльф Квалдорбан. Это казалось невозможным, но физически черная галактика осталась в Хаосе. Сама же Комета-Кубасура находилась где-то неподалеку от Центра Мироздания. Взаимопроникновение двух личностей привело к тому, что Комета теперь САМА ХОТЕЛА заполучить кристалл Вечного Круговорота. И для достижения своей цели она собиралась использовать все возможные средства и способы.

— Ладно, выкладывай свои условия! — милостиво позволила Комета Квалдорбану.

— Э-э-э, по моему скромному разумению, тебе, величайшая, достаточно только взглянуть на окрестности моего замка, чтобы понять, чего смиренно ожидает от тебя твой преданный слуга.

Комета хотела спросить, каким образом она осмотрит окрестности, находясь в каменном зале. Но внезапно поняла, что с легкостью справится с этой задачей. Стоило ей только подумать об этом, как стены стали полупрозрачными, и Комета увидела, как сам огромный и хорошо защищенный замок, так и гигантскую армию, взявшую его в сплошное кольцо.

Расширив границы своего сверхвидения, Комета разглядела самые разные осадные машины, окружавшие замок Квалдорбана: высокие штурмовые башни, катапульты, огнеметы, параболические концентраторы заклинаний, защитные антимагические щиты. Осаждающая армия в основном состояла из высоких стройных людей со светлой кожей и длинными рыжими или русыми волосами. Кроме людей, в армию входили отряды маленьких — с две ладони ростом — крылатых эльфов, а также вполне человекообразных существ, которые также являлись бессмертными эльфами другого вида. Первых эльфов называли «лесными», вторых — «королевскими».

Защитники замка также были эльфами. Они были похожи на своего принца и владыку Квалдорбана: белокожие, большеглазые, темноволосые, ростом с высокого человека. Эти эльфы назывались «темными». Их замок был оборудован множеством защитных сооружений и боевых машин. Его стены были почти неприступны. Почти. Осаждающая армия была многочисленна, хорошо вооружена и настроена весьма решительно, так что в самое ближайшее время замок и его защитников ожидали нелегкие времена.

Все это Комета увидела и поняла за то время, которое раньше потребовалось бы ей, чтобы моргнуть. Причем произошло это так легко и непринужденно, что девушка даже не успела осмыслить всю глубину произошедших с ней изменений.

Она «вернулась» в каменный зал замка и с легкой насмешкой сказала Квалдорбану:

— Плохи твои дела, принц!

Эльф слегка нахмурился:

— Возможно, о владычица тьмы, ты хотела сказать: «наши» дела?

— А я-то тут причем?

— Но разве ты не испытываешь ненависти к жалким людишкам, которые некогда изгнали тебя с этого Измерения?

Комета промолчала. Возможно, одно из ее воплощений когда-то и пострадало от местных жителей. Девушка даже подозревала, что наказание было вполне справедливым. Но она ничего не помнила о тех далеких событиях. Не знала о них и Кубасура. Она/они просто воспользовалась/воспользовались магическим коридором, который создал Квалдорбан, чтобы попасть на Измерение, находящееся как можно ближе к Центру Мироздания.

Эльф принял молчание девушки за согласие. Он несколько успокоился, решив, что не ошибся в выборе союзницы. Впрочем, союзницы ли? Следующие его слова показали, что называя себя преданным слугой Кометы, на деле он считал хозяином именно себя.

— Итак, о прекраснейшая, можно считать, что мы договорились. Не правда ли?

— Неправда. Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я помогла тебе защитить твой замок. Но что за это получу я?

— Как?! Я не ослышался, о могущественнейшая? Разве то, что я, твой верный слуга, открыл тебе путь в этот мир и позволил отомстить твоим врагам, не является более чем щедрым подарком?

— Ну, это как сказать… Между прочим, ты еще не дал мне полной свободы. Мое тело заперто в субквартовой колбе Аллейнариуса.

— Я вижу, ты, мудрейшая, хорошо разбираешься в современных магических технологиях. Следовательно, ты понимаешь, что я могу полностью контролировать твое тело и при необходимости уничтожить его, тем самым вновь отправив тебя в изгнание.

— Не слишком-то ты доверяешь мне, «верный слуга», — с иронией заметила Комета.

— Я очень долго живу, и намерен прожить еще больше, поэтому предосторожность и безопасность стали моими постоянными спутницами.

— Прежде чем я соглашусь тебе помогать, я хотела бы узнать о том, как ты оказался в этом мире и почему тебя осаждает столь сильная армия. Я не желаю тратить время на то, чтобы разматывать длинную нить твоей истории. Сделай это сам.

— Хорошо. Я уже сказал, что являюсь принцем Фиолетовой бусины Ожерелья, главой Пентектра. Вернее, я был главой Пентектра, так как в настоящий момент остался один. Я был рожден во времена молодости мира, когда им еще правили Великие Первые Боги, когда Измерения были строго упорядочены, а Вселенные благоустроены. Я не участвовал в Битве Богов, но, как и все жившие в то время создания, знал о ней, чувствовал ее, ужасался происходившему. Я видел, как рушился мир, как разрывалась связь пространства, времени и магии. Затем мой народ начал войну с людьми-Повелителями и проиграл ее. Из Срединных Миров мы бежали в Верхние Измерения, где ослабевали мощь их космических кораблей и сила оружия. Новый дом мы построили на Фиолетовой Бусине Ожерелья — планете, которая входила в вереницу миров, протянувшихся почти до самого Центра Мироздания. Потом появился дракон Крахторот. Он был умен, могуч и добр с нами. Он научил нас боевой магии, благодаря которой мы вновь почувствовали себя сильным народом. Дракон стал нашим верховным королем. Он повел нас к Центру Мироздания, чтобы захватить кристалл Вечного Круговорота, стать новым Богом и вернуть в мир порядок и справедливость. Но враждебные эльфы, вступившие в сговор с Повелителями, объявили нам войну. Наш учитель и король Крахторот был пойман в ловушку и пленен. Его самые лучшие и верные ученики — я, герцог Бартикар, герцог Скатэрнол, граф Гельфиссил и принц Киссалин — образовали Пентектр, верховный орган власти. Но, несмотря на все усилия, наша армия была разбита. Из всего Пентектра в живых остался только я. Вместе с лучшими воинами я покинул Фиолетовую Бусину и поселился на этой планете, которая именуется Шамра Картисти. Вначале местные жители благожелательно приняли нас, но потом почему-то изменили свое отношение. К тому же нас отыскали наши враги с Ожерелья. Сейчас объединенная армия местных людей и эльфов с Ожерелья осаждает мой замок.

— Как ты узнал обо мне? Как решился послать вызов?

— О тебе, повелительница теней, я узнал из местных преданий. В незапамятные времена ты правила этой планетой. Ты была великой волшебницей и воительницей. Твое царствование длилось тысячелетия. Но однажды чернь взбунтовалась и при поддержке магов свергла тебя и отправила в далекое изгнание. Поняв, что у нас много общего, я отыскал твои магические книги и составил заклинание, которое вернуло тебя в этот мир. И вот ты здесь! И вот мы вместе! И вот мы будем сражаться против наших общих врагов!

— Ты рассказал интересную и поучительную историю, — задумчиво произнесла Комета. — Но я должна тебя разочаровать: я не та, за кого ты меня принимаешь. Я не собираюсь ни с кем сражаться. Моя цель — кристалл Вечного Круговорота.

Квалдорбан обрадовался:

— Это очень великая и благородная цель, вполне достойная тебя, о могущественнейшая. Я, твой верный слуга, почту за честь помогать тебе… Как только мы разделаемся с моими, то есть с нашими врагами.

— Я не нуждаюсь в таких слугах, как ты — обозленных на весь мир неудачниках!

— Что-о-о?! — гневно вскричал Квалдорбан. — Ты отказываешься мне повиноваться, презренная? Так отправляйся туда, откуда я тебя вытащил! Уквалва йаэро пирсолинго…

Едва эльф начал читать заклинание, прозрачная стена вокруг Кометы помутнела, и стало видно, что она имеет форму большого яйца, внутри которого находилась девушка. Теперь яйцо сжималось, грозя раздавить человеческое тело и изгнать Комету с этого уровня реальности.

Однако девушка не испытывала страха. Она была готова к такому повороту событий. Силой Кубасуры она зачерпнула из черной галактики свое оружие и выпустила его на волю в каменном зале. Это были три птицы: Агашвана, чьи перья были сделаны из красной меди, клюв и когти — из золота, а глаза светились рубиновым светом; Бахарунга, чьи перья были сделаны из свинца, клюв и когти — из серебра, а глаза испускали изумрудный свет; Варахиша, чьи перья были сделаны из алюминия, клюв и когти — из высоколегированной стали, а в глазах сиял аквамариновый огонь. Каждая из трех птиц была величиной со взрослого человека.

Птицы описывали круги над головой Квалдорбана, едва не задевая крыльями стены зала. От неожиданности эльф прервал заклинание, и стена вокруг Кометы вновь стала прозрачной.

Девушка заговорила, глядя на принца в фиолетовой мантии:

— В книге, которая лежит перед тобой, написано, что меня зовут Юбарнагартаной. Ты считал, что это мое истинное имя. Ты был уверен, что оно дает тебе власть надо мной. Ты ошибся. Я могла бы попросить тебя, чтобы ты освободил меня из субквартовой колбы Аллейнариуса. Но это я могу сделать и без твоей помощи…

Комета ПОЖЕЛАЛА, и прозрачная стена вокруг нее исчезла. Комета вышла за ее пределы:

— …Ты мог бы попросить меня, чтобы я сохранила тебе жизнь. Но на эту просьбу я бы ответила отказом. Ты совершил слишком много преступлений, и пришла пора положить им предел. Прощай!

Взгляды трех птиц скрестились на Квалдорбане. Кружась, они создали переплетение красных, зеленых и синих пар лучей. Эльф растаял в этом переплетении. Растаял, не оставив после себя даже капли сущности, которая могла бы возродиться в другом теле. Комета махнула рукой, и три птицы исчезли. Сквозь Вселенные и Измерения они полетели прочь — туда, где хотели оказаться.

Девушка ПОЖЕЛАЛА, и ее тело окутали прекрасные невесомые одежды. Она ПОЖЕЛАЛА, и возникло зеркало, в котором она с удовлетворением рассмотрела свое отражение.

— Пора познакомиться с врагами Квалдорбана, — произнесла Комета, и в ее голосе зазвенели стеклянные колокольчики.

Выйдя из каменного зала, девушка столкнулась с темными эльфами, стоявшими на карауле возле покоев своего принца.

— Ваш господин Квалдорбан умер конечной смертью! — объявила она. — Поступайте, как хотите. Но на вашем месте я бы открыла ворота замка и сдалась на милость победителей.

Для эльфов появление Кометы стало полной неожиданностью. Одни оцепенели, другие схватились за оружие, третьи бросились в покои принца, чтобы проверить слова девушки. Комета не стала терять время на этих по-своему верных и стойких воинов. Она проследовала дальше по галереям замка, на ходу своими ЖЕЛАНИЯМИ разрушая боевые машины и защитные заклинания. К тому моменту, когда она дошла до главных ворот, цитадель принца Квалдорбана полностью утратила обороноспособность.

Комета сняла чары со створок и распахнула ворота, не прикасаясь к ним руками.

У осаждающей армии имелись неплохие маги, которые почувствовали разрушение защитной системы замка. За линией возведенных укреплений Комета заметила оживленное движение. Она не стала использовать сверхвидение, а просто отправилась в ту сторону по асфальтированной дороге, начинавшейся у ворот замка.

Комета увидела, как навстречу ей разворачиваются несколько больших параболических зеркал, вертикально установленных на колесных повозках. Должно быть, осаждающие боялись, что принц Квалдорбан придумал какую-нибудь военную хитрость.

Девушка спокойно шла по дороге, лишь раз остановившись и обернувшись, чтобы полюбоваться высокими уступчатыми стенами и величественными башнями замка. Несмотря на мрачный вид, он был красив суровой красотой, свойственной не слишком изящному, но зато надежному и эффективному оружию. На фоне покрытых лесом гор и при свете двух солнц — малинового и оранжевого — замок выглядел особенно впечатляюще.

Вскоре Комета приблизилась к возведенным противниками Квалдорбана укреплениям. Здесь ее уже ожидали. Навстречу девушке выступила яркая процессия. Впереди шли воины-пехотинцы, вооруженные алебардами, короткими толстоствольными ружьями-огнеметами и мощными арбалетами. Следом за ними на шестиногих полубыках-полуящерах ехали трое богато и пестро одетых людей, которые выглядели и вели себя, как командиры. Но Комета знала, что это не сами командиры, а пойманные на месте преступления мародеры и дезертиры. Роли командиров были их наказанием и искуплением вины. В магических войнах этого мира одинаково широко применялись как самые изощренные ловушки, так и ложные цели, отвлекающие внимание от истинных предводителей армии. Преступники как раз и являлись теми ложными целями, на которых осаждающие хотели проверить, не является ли одинокая девушка новым оружием принца Квалдорбана.

Процессия остановилась, когда между передовыми солдатами и Кометой осталось около пятидесяти шагов.

— Стой! Ни шагу дальше! — зычно прокричал один из всадников. Он хорошо играл свою роль, хотя Комета видела его тщательно скрываемый страх.

Комета остановилась и сказала:

— Не надо меня бояться! Я только что уничтожила вашего врага — принца Квалдорбана. Я хочу поговорить с настоящими командирами, а не с вами.

Всадники поднесли к губам сплетенные из тонкой серебряной проволоки амулеты и что-то в них зашептали. Комета не стала прислушиваться, зная, что сейчас просто повторяются ее слова. Медальоны работали как радиопередатчики, только для трансляции данных использовались не волновые колебания, а волшебные трансинформационные потоки. Это была очень простая и наивная магия, однако местные жители, несомненно, считали ее высоким и сложным искусством.

Девушка при помощи сверхвидения проследила за каналом связи и увидела, что истинные военачальники находятся за линией укреплений в хорошо охраняемом и защищенном мощными заклятиями шатре. Она не собиралась ждать, пока обладающие реальной властью люди будут осмыслять и проверять ее слова, поэтому пошла вперед — прямо на встречавшую ее процессию.

Пехотинцы взяли оружие наизготовку. Эта ситуация напомнила Комете события из жизни Найи Кайдавар. Но на этот раз она не собиралась перехватывать выпущенные в нее стрелы или иные метательные снаряды. Она просто ПОЖЕЛАЛА, и стволы ружей искривились и повисли, словно оплавленные, тетивы на арбалетах полопались, а алебарды смялись, будто сделанные из бумаги.

— Не надо воевать! — веско произнесла Комета. — Я пришла с миром.

Столь явно продемонстрированная магическая сила произвела на солдат должное впечатление. Они расступились, понимая, что ничего не могут противопоставить этой юной прекрасной девушке в легких струящихся одеяниях. С магами могли сражаться только маги.

Комета беспрепятственно миновала линию укреплений, состоящую из невысоких каменных башен, соединенных траншеями и защищенными частоколом. Боевые заклинания так и не были приведены в действие. Похоже, военачальники решили вступить в переговоры.

Воины осаждающей армии — люди и эльфы обоих видов — собрались посмотреть на девушку, которая так неожиданно вмешалась в ход боевых действий. К Комете никто не приближался и не пытался заговорить, но никто и не мешал ей идти к шатру. Лишь крылатые лесные эльфы несколько раз пролетели над ее головой, больше из озорства, нежели в разведывательных целях. Те маги, что ожидали Комету в шатре, попытались издали «прощупать» силы Кометы. Но их колдовские способности не шли ни в какое сравнение с энергетикой черной галактики. С таким же успехом комары могли меряться силами с ураганом.

Воины в ярких одеждах, стоявшие на страже возле шатра, при приближении девушки четко и слаженно отсалютовали ей своим оружием. Один их них откинул полог занавешивавшей вход плотной ткани. Комета вошла внутрь и обычным зрением осмотрела встречавших ее людей.

Первым был бравый седоусый воин в отполированной до зеркального блеска кирасе, одетой поверх простого кожаного камзола, в высоких сапогах с золотыми шпорами и в шлеме-короне с шестью высокими зубцами-шипами.

Второй был одет в длинную бледно-сиреневую мантию, скроенную по точному подобию одежды принца Квалдорбана. У него были длинные прямые темные волосы, крючковаты нос и тонкие губы. Он выглядел, как самый настоящий маг. Именно магом он и являлся.

Третий носил бесформенный балахон, сшитый из маленьких разноцветных лоскутков. На его голове был одет высокий отороченный мехом колпак. Все тело этого человека было покрыто синими татуировками, изображавшими магические письмена и символы. В руках он держал пустотелую тыкву, в которой перекатывались сухие зерна сотен растений и издавали тихое мелодичное шуршание.

Четвертый был королевским эльфом: высоким, стройным, светловолосым. Он носил простую свободную одежду без украшений. Но на широком кожаном поясе эльфа были подвешены несколько десятков маленьких мешочков и пузырьков, что выдавало его принадлежность к колдовской профессии.

Пятым, а, вернее, пятой, была молодая на вид женщина-эльф. Но Комета понимала, что эти существа живут почти вечно и практически не стареют. Так что нежная светлая кожа, лучистые глаза и изящное тело не ввели ее в заблуждение. На эльфийке было одето свободное зеленое платье, а на поясе висел длинный тонкий меч в металлических ножнах. Комету заинтересовало, почему эльфийка носит лишнюю тяжесть, ведь обычно ножны делались из кожи. Воспользовавшись сверхвидением, она осмотрела клинок и поняла, что это не простое изделие из стали. На меч были наложены мощные чары, предназначенные для уничтожения сверхъестественных существ или могучих магов, таких, например, как принц Квалдорбан. Для экранирования этих чар нужны были соответствующие защищенные магией ножны.

Шестым, и последним, был маленький эльф, одетый в миниатюрные доспехи из кожи и стали. По виду и размерам он походил на лесных эльфов, но не имел крыльев. Он сидел прямо на столе, установленном посередине шатра, и ловко перебирал между пальцами маленький кинжальчик.

Пока Комета рассматривала находившихся в шатре, те, в свою очередь, выжидающе глядели на девушку.

— Здравствуйте! — нарушила молчание Комета. — Я понимаю, что мое вмешательство в вашу войну несколько неожиданно и, как бы это сказать, весьма фатально. Дело в том, что я уничтожила вашего врага — принца Квалдорбана. Он пытался вызвать Юбарнагартану — изгнанную из вашего мира королеву тьмы. Но вместо нее на его магический призыв откликнулась я. Принц повел себя неправильно, и я его… — Комета сложила указательный и большой пальцы в щепоть, словно давила что-то незначительное. — Не знаю, огорчит это вас, или обрадует, но ваша война окончена. Извините.

Маг в бледно-сиреневой мантии неожиданно свежим и ясным голосом произнес:

— Уверена ли ты в окончательной смерти принца Квалдорбана?

— Вы сомневаетесь в правдивости моих слов?

— Нет, ни в коем случае! Просто бывший глава Пентектра чрезвычайно искусен в магических науках. Он мог создать иллюзию смерти своего тела, а сам возродиться в другом месте.

— Ах, вы об этом, — улыбнулась Комета. — Уверяю вас, я позаботилась о том, чтобы он больше никогда и нигде не возродился. Между прочим, вы не находите, что нам пора представиться друг другу? Называйте меня Комета. Леди Комета.

Мужчины склонились перед ней в вежливых, но не подобострастных поклонах. Женщина-эльф сделала изящный реверанс.

Маг указал на седоусого воина:

— Перед тобой, Леди Комета, мой король Аритлон Третий, правитель Вайдорада и Урбастана. Это он собрал великую армию, чтобы дать отпор захватчикам — темным эльфам с Фиолетовой Бусины. Он объединил графства и кочевые племена, чтобы сокрушить злобных существ, посягнувших на свободу и независимость нашего благословенного королевства…

— Довольно, Хранторн! — с улыбкой сказал король, а потом обратился к Комете: — Маг Хранторн — большой знаток не только заклинаний и чар, но и витиеватых фраз. Поэтому, с вашего соизволения, Леди Комета, я представлю своих соратников и товарищей сам. Хранторна вы уже знаете. Рядом с ним стоит хан-шаман Суф-Бай-Зал, предводитель Северной Орды, мой добрый друг и верный союзник…

Покрытый татуировками человек улыбнулся Комете и потряс своей шелестящей тыквой.

— …А это — послы Ожерелья, которые принесли в наш мир средства и знания для того, чтобы победить принца Квалдорбана. Маг Эльфрагн, личный представитель короля Эллчагра, правителя Черно-Белой Бусины Ожерелья. Воительница Фиринзель, обладательница Гипермеча, истребительница темных эльфов. Миар, наш связной с Тем, Кто Нас Оберегает.

Королевские эльфы по очереди поклонились Комете. Когда же очередь дошла до бескрылого малыша, он вставил кинжальчик в ножны и спрыгнул со стола. Но не упал. Его тело (вместе с одеждой и доспехами) увеличилось в размерах, и перед Кометой предстал молодой юноша — почти мальчик — нормального человеческого роста.

Еще раз поклонившись, Миар сказал:

— Моя мама — фея шипов Тризелна. Мой папа — самый великий воин Ожерелья, граф Олаф Бьорнсен, человек с планеты Земля. Мы рады, что ты благополучно добралась до Верхних Измерений.

Комета повнимательнее присмотрелась к молодому полуэльфу-получеловеку. Его аура светилась расплавленным золотом. Более того, золотые лучи расходились так далеко в разные стороны, что не в силах девушки было проследить за ними до самого конца. Но сам Миар не обладал значительными магическими силами. Он, действительно, выступал лишь проводником и глашатаем некоей всеприсущей силы, от имени которой говорил «мы». Существование этой силы, превосходившей мощь черной галактики, удивило Комету, но не испугало. Тем более, что эта сила, похоже, была настроена к ней довольно доброжелательно, раз устами Миара выразила радость от ее появления.

Решив, что о Том, Кто Нас Оберегает, она поподробнее разузнает попозже, Комета спросила:

— Каковы ваши дальнейшие планы? Теперь, после уничтожения принца Квалдорбана, в вашем военном союзе больше нет необходимости.

Король Аритлон ответил:

— Мы бесконечно благодарны тебе, Леди Комета, за то, что ты избавила нас от необходимости проливать кровь врагов и друзей. Но наш союз продолжится не как военный, а как соседский и дружеский. И начнется он с великого пира, который я намереваюсь устроить в твою честь. Окажи нам любезность, Леди Комета, воспользуйся нашим гостеприимством хотя бы на короткое время. Мы хотим воздать тебе малую толику почестей, которые ты заслуживаешь, и побольше узнать о тебе, чтобы рассказывать детям и потомкам о твоем чудесном появлении и великих деяниях.

— Ну-у-у… — задумчиво протянула Комета, — вообще-то у меня есть важные дела… Впрочем, я с благодарностью принимаю ваше предложение. Но с одним условием!…

— Мы с готовностью согласимся на любые условия, Леди Комета! — галантно произнес король Аритлон и лучезарно улыбнулся. Да и остальные военачальники заметно обрадовались согласию девушки.

Комета также широко улыбнулась и докончила фразу:

— …Вы объясните мне, как побыстрее добраться до Центра Мироздания!

Веселье на лицах собеседников Кометы не то, чтобы исчезло совсем, но заметно поутихло. Это не укрылось от глаз девушки.

Совершенно невинно, словно речь шла о поездке на загородный пикник, Комета поинтересовалась:

— Но вы же не станете мне мешать?

Повисла пауза, которую вполне можно было бы назвать «зловещей». Комета видела, как напряглись мускулы короля Аритлона, как изменился шелест тыквы в руках хана-шамана Суф-Бай-Зала, как королевские эльфы обменялись короткими взглядами и рука Фиринзель слегка дрогнула, инстинктивно потянувшись к Гипермечу, как зашевелились губы мага Хранторна, творя охранное заклинание.

Только Миар оставался таким же беззаботным и легкомысленным на вид. Однако его слова прозвучали веско и твердо:

— Разумеется, МЫ не будем тебе мешать. Мы окажем тебе ту помощь, которая возможна при наших скромных силах.

Под сводами шатра раздался приглушенный, но не слишком скрываемый вздох облегчения. Лица людей и эльфов вновь украсили искренние радушные улыбки. Комета поняла, что первое «МЫ» означало силу, вещавшую через уста Миара. Второе «мы» относилось к тем, кто находился в шатре. Похоже, именно полуэльф-получеловек, несмотря на свою молодость и кажущуюся простоту, являлся глашатаем непререкаемой истины в последней инстанции.

Король Аритлон отвесил Комете легкий поклон и сделал рукой приглашающий жест:

— Позволь проводить тебя в твой шатер, где ты сможешь отдохнуть и набраться сил перед пиром.

Девушка хотела насмешливо фыркнуть и сказать, что «отдыхать и набираться сил» для нее нет никакой необходимости. Но, посмотрев в неподдельно-гостеприимные глаза короля, она молча кивнула головой и пошла к выходу. Король галантно опередил ее и самолично отогнул полог. Охрана отсалютовала оружием.

— Прошу! — Аритлон указал на шатер из голубой ткани, расшитой золотыми нитями. Когда Комета вошла в лагерь, его еще не было. Должно быть, шатер был установлен за то время, что продолжался разговор. Расторопные слуги как раз сейчас вносили в голубой шатер скатанные ковры и кипы подушек, заканчивая его подготовку к приему почетной гостьи.

Пока девушка в сопровождении короля шла к шатру, она заметила и другие изменения, произошедшие в лагере. Одни солдаты — люди и эльфы — расчищали просторную площадку. Другие сноровисто разбирали две ближайшие штурмовые башни, а из бревен и досок тут же на месте сколачивали длинные столы и крепкие табуреты.

— Я вижу, твои воины умеют не только сражаться, но и плотничать, — заметила Комета.

— О да! Они бросили свои привычные занятия, чтобы изгнать с нашей земли темных эльфов. Поэтому они вдвойне рады тому, что могут так скоро вернуться к честному созидательному труду.

Эти слова показались Комете несколько напыщенными и наигранными. Но, похоже, иначе изъясняться король Аритлон просто не умел.

Вообще, здесь, в Верхних Измерениях, все существа казались не живыми, а словно сошедшими со страниц романов. Злодеи типа принца Квалдорбана не вызывали ни малейшего сочувствия. Короли были благородны и учтивы, маги — мудры, эльфы — волшебно прекрасны. Даже солдаты были не сборищем головорезов, как в армии Верховного Генералиссимуса, а добрыми тружениками, волею судьбы вынужденными взяться за оружие.

Аритлон приподнял перед Кометой полог голубого шатра. Заглянув внутрь, девушка увидела, что слуги уже закончили свою работу. Пол был устлан несколькими слоями ковров. Поверх были набросаны подушки. На низких резных столиках были расставлены широкие вазы с фруктами, с хлебом и со сладостями.

— Довольна ли ты, Леди Комета, своим скромным временным пристанищем? — спросил король Аритлон.

— Благодарю тебя, король, за оказанную мне честь и любезность, — в тон ему ответила девушка. — Я думаю, не ошибусь, если предположу, что в самое ближайшее время ты сам, или кто-нибудь из твоих подданных расскажет мне о кратчайшем и наиболее быстром пути к Центру Мироздания.

— Я с готовностью и с радостью лично исполнил бы твое желание, но, увы, я всего лишь король небольшого государства на планете Шамра Картисти. Мне неведомо то, что лежит за пределами моего мира. И, признаюсь честно и открыто, я не слишком-то к этому стремлюсь. Как я смогу достойно править своими подданными, если мой взор будет обращен не на них, а на дальние недостижимые миры?

— Я поняла тебя, король Аритлон, — сказала Комета.

— Твоя мудрость безгранична, а ясность мыслей пронзает бесконечность, — король коротко поклонился. — Если ты ничего не имеешь против, я оставлю тебя, чтобы отдать все необходимые распоряжения по поводу предстоящего праздника. К тебе же я пришлю тех, кто более сведущ в интересующих тебе вопросах.

Девушка кивнула головой и опустилась на подушки, показывая, что более не задерживает Аритлона. Король, пятясь, покинул шатер. Комета на всякий случай при помощи сверхвидения понаблюдала за тем, как он отправился в ту часть лагеря, где готовилась пища для целой армии. На ходу Аритлон показывал, где нужно расставить столы, где расположить оркестр, где установить катапульты для праздничного салюта.

— Похоже, они не собираются устраивать мне ловушку! — пробормотала Комета, и сама удивилась тому, что в ее словах прозвучало не столько удивление, сколько разочарование. Она так привыкла к лжи, подлости и предательству, что поведение короля теперь казалось ей «неправильным», хотя, если разобраться, именно так и должен был поступать благородный рыцарь, да, впрочем, и любой другой достойный человек.

Комета взяла с чаши спелый плод и ПОЖЕЛАЛА отделить от него кусочек на пробу. Плод оказался вкусным и освежающим. Кроме того, он не содержал ни капли яда или сонного зелья (память Кометы еще хранила печальные воспоминания об ужине с Адонсо в трактире Кроза и Урбетты).

Не успела девушка доесть плод до конца, как полог приоткрылся, и в шатер заглянули Эльфрагн и Фиринзель.

— Извини, Леди Комета, если мы не вовремя, — Эльфрагн попятился.

— Подождите! Заходите! — Комета подалась вперед, но не встала с подушек. — Садитесь, угощайтесь. Мне все равно одной все это не съесть.

— Спасибо, — эльфы уселись на подушки напротив Кометы. Эльфрагн ласково и нежно помог устроиться Фиринзель, что не укрылось от глаз девушки.

Затем эльф заговорил:

— Пожалуй, я выше всех поднимался на Измерения Порядка. Но и моих знаний недостаточно, чтобы указать тебе путь к Центру Мироздания. Я дошел только до мира Кристаллической решетки. Собственно, именно там только и начинается Порядок.

— Я понимаю, граница между Срединными Мирами и полярными Измерениями Хаоса и Порядка слишком условна. Более того, она нестабильна и время от времени колеблется. Так что же ты повстречал на своем пути?

— Я был не один, — начал рассказывать Эльфрагн. — В то время я был учеником мага Криннофиллиса, который обучал меня премудростям древней эльфийской магии. Вместе мы участвовали в войне, которую вел мой народ с темными эльфами. Но нашим главным врагом был король-дракон Крахторот. Он тоже рвался к Центру Мироздания… — эльф сделал короткую паузу, бросив на Комету мимолетный взгляд — …но использовал для достижения своей цели жестокость, насилие и страх. Он взял в заложники нашего короля Эллчагра и вместе с ним отправился по Бусинам Ожерелья на Измерения Порядка. Мы преследовали его от планеты к планете, но все время отставали на один шаг. И только в мире Кристаллической Решетки нам удалось его догнать. Но остановили Крахторота не мы. Нам помог Великий Первый Бог…

Комета удивленно приподняла брови:

— Сам Великий Первый Бог? Насколько я знаю, Первые Боги развоплотились, положив начало человеческой расе.

— Да, так было. Но Первый Бог обрел свою личность. Или обретает ее. Как бы то ни было, он задержал Крахторота и освободил нашего короля. За это мы чтим его и славим. Что же касается мира Кристаллической Решетки — то он настолько удивителен, что я не смогу описать его словами…

— Тогда просто вспомни, — сказала Комета, — воссоздай в памяти образы увиденного.

— Я постараюсь, — Эльфрагн закрыл глаза. Комета тоже.

Через несколько ударов сердца девушка произнесла:

— Спасибо, достаточно.

Эльф выдохнул воздух:

— Не думал, что воспоминания меня так взволнуют.

— Они того стоят. Твоими глазами я посмотрела на того, кто называет себя Возрождающимся или… — она запнулась, впервые за многие перерождения почувствовав неуверенность, — …или Трисмегистом. Миар говорит от его имени?

— Пусть он сам тебе об этом расскажет, — уклончиво ответил Эльфрагн. — Я же больше ничего не могу добавить к сказанному и вызванному из памяти.

— Ты очень помог мне, Эльфрагн, — сказав это, Комета вопросительно посмотрела на Фиринзель.

Та поняла, что пора объяснить свое присутствие в шатре Кометы, и заговорила чуть торопливее и сбивчивее, чем было принято в Верхних Измерениях:

— Сама я не бывала на Измерениях Порядка, я пришла к тебе, чтобы… чтобы поблагодарить за Гипермеч. Сначала я не поняла, что ты — это ТЫ. Не узнала… Но теперь… Теперь я принесла его тебе. Он не подвел меня ни разу. Он помог мне отомстить моим врагам — темным эльфам. Когда уничтожен последний член Пентектра, я думала, что ты захочешь забрать его обратно.

— Я?! Я дала тебе этот меч?

Комета и Фиринзель со взаимным удивлением воззрились друг на друга.

Эльфрагн участливо дотронулся до руки своей подруги:

— Возможно, тебе просто показалось…

— Возможно, — Фиринзель опустила глаза.

— Расскажи, как к тебе попал этот меч? Почему ты решила, что тебе его дала я? — спросила Комета.

— Раньше я жила на Желтой Бусине. Темные эльфы напали на мою планету. Граф Гельфиссил уничтожил всех моих родных и друзей, а меня… — Фиринзель судорожно сглотнула подкативший к горлу комок. Эльфрагн обнял ее за плечи и с легкой укоризной взглянул на Комету.

Комета сочувствовала Фиринзель, ей самой пришлось пережить нечто подобное… и не раз. Но чувства — чувствами, а обещанный рассказ надо было продолжать. Поэтому она спокойно смотрела на эльфийскую девушку, не делая попыток ее утешить или избавить от тяжелых воспоминаний.

Справившись с волнением, Фиринзель продолжила:

— Я лишилась разума и долгое время была игрушкой в руках графа Гельфиссила. Но однажды пришли люди из далекого мира и помогли мне стать самой собой. Тогда я поклялась отомстить графу и всем прочим темным эльфам-колдунам. На моей Бусине готовилось восстание, и я примкнула к борцам за свободу. Вместе с армией Черно-Белой Бусины мы победили темных эльфов, но граф Гельфиссил сумел скрыться. Точнее, я его убила, но при помощи своей магии он снова вернулся к жизни. Поняв, что магия эльфов мне не поможет, я обратилась к человеческим Богам. И мой зов был услышан. Мне явилась… я думала, что это была ты, Леди Комета. Ты… то есть та Богиня вручила мне Гипермеч, который уничтожал темных колдунов, разрушая их самовосстанавливающие чары. Так я убила графа Гельфиссила и многих других врагов. Принц Квалдорбан был последним из Пентектра, и последним, кто должен был пасть от Гипермеча. Теперь моя миссия закончена. Гипермеч мне больше не нужен. Возьми его!

Комета сделала отстраняющий жест:

— Оставь его себе! Ты останешься хранительницей Гипермеча до тех пор, пока его вновь не потребуется обнажить против несправедливости. А вот кто тебе его вручил?… Я не удивлюсь, если это было одно из моих предыдущих воплощений. Так что я могу с полным правом повторить: оставь Гипермеч у себя!

Фиринзель склонила голову в благодарном поклоне.

Эльфрагн сказал:

— Мне кажется, Леди Комета, мы получили от тебя больше, чем смогли дать.

Комета улыбнулась:

— Мы помогли друг другу. Это справедливо. Спасибо вам, Эльфрагн и Фиринзель.

Эльфы встали и, держась за руки, вышли из шатра. Комета посмотрела им вслед и испытала легкое чувство зависти к их чистой и светлой любви. Но через мгновение ее мысли унеслись к миру Кристаллической Решетки и дальше — к Центру Мироздания, где находился кристалл Вечного Круговорота…

За пологом шатра послышался легкий шелест.

— Входи, хан-шаман Суф-Бай-Зал, предводитель Северной Орды! — громко позвала Комета.

Суф-Бай-Зал бочком протиснулся внутрь. Его ноги, более привычные к седлу, не слишком изящно носили его по земле. Не дожидаясь приглашения, хан-шаман уселся на подушки и поджал ноги под себя. Его тыква не переставала шуршать и шелестеть.

— Я пришел не для того, чтобы рассказывать о Верхних Измерениях. Я пришел, чтобы предостеречь тебя.

— Предостеречь МЕНЯ? — Комета рассмеялась, рассыпав по шатру звон стеклянных колокольчиков. — Уж не собираешься ли ты мне угрожать?

— Ты неправильно меня поняла, Леди Комета, — ничуть не смутившись, сказал Суф-Бай-Зал. — Мое предостережение — не угроза, а помощь.

— Хорошо. Если эта «помощь» поможет мне добраться до Центра Мироздания, то я с благодарностью ее приму.

— Я хочу рассказать тебе, Леди Комета, о законе Всемирного Равновесия. Он определяет все бытие и существование разумных и неразумных созданий во всех Вселенных, на всех Измерениях. И чем могущественнее существо, тем строже оно должно выполнять этот закон.

— Это ты меня имеешь в виду? — спросила Комета.

— Именно тебя, воплощение Кур-Башура.

— Ты хорошо обо мне осведомлен.

— Я не маг, который управляет реальностью посредством чар и заклинаний. Я — шаман. Я связан с миром духов, от которых узнаю самые разные вещи. Мир духов — это отражение Измерений. У каждой Вселенной есть свое отражение. И как Вселенные связаны друг с другом межпространством, так и миры духов соединены призрачными тропами или лунными дорогами.

Комета изменила свое сверхвидение и посмотрела на тот мир, о котором говорил Суф-Бай-Зал. Действительно, мир духов существовал совсем рядом. Обычно он не соприкасался с основным Измерением, и увидеть его обычным зрением было невозможно. Его населяли многочисленные бесплотные существа, жившие в бесплотных океанах и на бесплотных землях. В данный момент три таких существа, похожих на лягушек с человеческими головами, сидели рядом с шаманом. Очевидно, их привлекали звуки шелестящей тыквы, слышимые и в реальном мире, и в его отражении. Аура Суф-Бай-Зала была связана с этими существами через тысячи тонких полупрозрачных паутинок, протянутых между мирами.

Комета послала человекоголовым лягушкам игривый воздушный поцелуй:

— Привет, Ульфак! Здравствуй, Кавальфар! Доброго здоровья, Яйфуль!

Суф-Бай-Зал едва не выронил из рук свою тыкву:

— Ты знаешь имена моих духов-покровителей?!

— Я знаю очень многое, — улыбнулась девушка. — Если ты хотел рассказать мне о мире духов, то я о нем и так все знаю. Но он меня не слишком-то интересует, как, впрочем, и остальные Срединные Миры. Кстати, я могу предположить, что в Измерениях Порядка мир духов окончательно сливается с миром реальным. Ведь в Хаосе они перемешаны в единую массу без разделения на реальное и отраженное. Чем выше уровень реальности, тем бледнее и слабее его отражение. Я не смогу добраться до Центра Мироздания призрачными тропами.

— А я и не об этом хотел с тобой поговорить. Просто духи рассказали мне о том, что твое отражение пронизывает все миры и тянется вплоть до самого Хаоса. Отсюда я сделал вывод, что ты — воплощение черной галактики Кур-Башур.

— Теперь она называется Кубасура. Черная галактика переменила пол! — в голосе Кометы опять зазвенели стеклянные колокольчики.

— Пусть так. Но даже она… ты… вы… все подвластны закону Всемирного Равновесия! А он гласит, что любое создание, каким бы могущественным оно не было, должно находиться там, где ему надлежит быть. Нельзя незваным явиться в другой мир. Ты, Леди Комета или Кубасура, рискуешь повторить судьбу дракона Крахторота, который хотел добраться туда, куда для него не было хода, и забрать то, что ему не принадлежало. Равновесие наказывает всех, кто пытается его нарушить! Собственно, ты его уже нарушила, проникнув из Хаоса в Верхние Измерения.

— Ты забываешь, что в этот мир меня призвал принц Квалдорбан.

— Он призывал королеву Юбарнагартану, а не тебя.

— Королева Юбарнагартана — одно из моих воплощений, так что закон Равновесия не нарушен. Но даже если бы я его нарушила — что с того? Я достаточно сильна, чтобы бросить вызов Равновесию. Мои воплощения разбросаны по всем Вселенным и Измерениям. Кто вправе определять, где я должна находиться?!

Суф-Бай-Зал открыл рот, словно собирался привести какой-то новый веский аргумент, но вдруг глаза его остекленели. Он смотрел на Комету, словно видел ее впервые. Затем хан-шаман низко поклонился:

— Прости, что я сразу не догадался! Слова Миара должны были указать мне истину, но я, в слепоте своей, ее не разглядел.

— О чем это ты? — слегка удивилась Комета.

Но Суф-Бай-Зал, видимо, решил, что разговаривать с девушкой больше не о чем. Неуклюже поднявшись на ноги, он покинул шатер, забыв о том, что нужно постоянно трясти тыквой. Три духа-лягушки в отраженном мире остались сидеть на месте, растерянно поглядывая то друг на друга, то на Комету. Похоже, без шуршания тыквы они не могли отыскать шамана.

Комета сжалилась над ними и ПОЖЕЛАЛА, чтобы тыква в руках Суф-Бай-Зала вновь зазвучала. Услышав знакомый шелест, человекоголовые лягушки сорвались с места и дружно поскакали за человеком, которому должны были покровительствовать.

Девушка попыталась понять, что же увидел в ней хан-шаман, или, быть может, что такого ему померещилось? Почему он вдруг резко изменил свое отношение? Почему перестал ссылаться на закон Всемирного Равновесия? Комета имела в виду, что сможет преодолеть этот закон силой черной галактики, но, похоже, Суф-Бай-Зал услышал в ее словах что-то другое. Но вот что?…

Полог шатра вновь откинулся и во входном проеме появился король Аритлон.

— Леди Комета, я пришел за тобой, чтобы пригласить на начало нашего общего праздника по случаю окончательной победы над темными эльфами.

— Уже? Я ожидала, что со мной придут побеседовать маг Хранторн и Миар.

— Хранторн отправился с солдатами принимать капитуляцию темных эльфов, оставшихся в замке. Он опасается, что там могут сохраниться магические ловушки и опасные заклятия. А Миар сейчас разучивает с оркестром праздничные песни.

Комета расширила границы сверхвидения и убедилась, что король говорит правду. Ей стало несколько обидно, что Миар променял ее общество на компанию музыкантов. Она имела все причины полагать, что именно разговор с юным получеловеком-полуэльфом окажется наиболее важным из всех.

Девушка легко встала с подушек и ПОЖЕЛАЛА, чтобы ее смятое платье расправилось. Король Аритлон галантно подал ей руку, и они вместе вышли из шатра. К празднику все уже было готово. На деревянной сцене, сделанной из основания штурмовой башни, размещался оркестр, состоявший из людей, королевских и лесных эльфов. Музыканты держали в руках самые разные инструменты: от боевых горнов и барабанов до совершенно мирных флейт и скрипок.

Перед сценой находилась просторная ровная площадка для танцев. Вокруг нее были расставлены накрытые столы, за которыми уже занимали места офицеры и солдаты, эльфы и люди — все вперемешку. Армия была очень велика и растянута вокруг замка принца Квалдорбана, поэтому своим сверхвидением Комета разглядела еще пять подобных праздничных площадок, устроенных с разных сторон замка. Но эта, главная, находящаяся возле ставки военачальников, была самой большой и многолюдной (а также «многоэльфной»).

В небе безраздельно царило огромное насыщенно-зеленое солнце. Край малинового светила еще виднелся над далекими горами, а оранжевое полностью скрылось за горизонтом. Землю заливал волшебный изумрудный свет, от которого окрестные леса и поля казались не настоящими, а нарисованными на театральных декорациях. В этом свете даже замок темных эльфов выглядел не так зловеще и угрожающе. В общем, время суток для праздника было выбрано самое подходящее.

Король Аритлон проводил Комету к главному столу, находившемуся напротив сцены с музыкантами, и усадил по правую сторону от себя — на место почетного гостя. За этим же столом, но с другой стороны от короля, уже сидели знакомые ей Эльфрагн с Фиринзель. За соседними расположились рыцари и маги из ближайшего королевского окружения.

Постепенно заполнялись все свободные места. Кроме солдат-мужчин, в армии было много женщин, особенно среди эльфов. Да и служанки-поварихи, закончив расставлять на столы подносы с яствами и кувшины с напитками, также усаживались рядом с солдатами. Однако пить и есть никто пока не начинал.

Возле Кометы уселся Суф-Бай-Зал, почтительно сказав:

— Для меня большая честь находиться рядом с тобой. Ульфак, Кавальфар и Яйфуль передают тебе свои наилучшие пожелания.

— Почему же ты не взял их на пир? Где твоя тыква?

— Я предоставил своим духам-хранителям небольшой отдых. Раз врагов рядом нет, я не нуждаюсь в их сопровождении и защите.

 — Я рада, что на пир ты пришел с легким сердцем и без опасений.

Суф-Бай-Зал поклонился, не заметив легкой иронии в словах девушки.

Эльфрагн, наклонившись вперед, чтобы из-за мощной фигуры Аритлона увидеть Комету, сказал ей:

— Король распорядился устроить пир по нашему, эльфийскому образцу. Миар наскоро разучивает с музыкантами песни, популярные на Черно-Белой Бусине Ожерелья.

Аритлон улыбнулся, забавно пошевелив седыми усами:

— Мы не ожидали, что война закончится так скоро, поэтому не успели достаточно хорошо подготовиться к победе. Так что не обессудь, Леди Комета, если наш праздник покажется тебе слишком простым и скромным.

Девушка вежливо запротестовала:

— Напротив, я вижу необыкновенный размах праздника и славное единение столь разных народов. Уверена, что сегодня каждый будет веселиться от души.

В этот момент со стороны замка послышался громкий хлопок, похожий на далекий выстрел из пушки. Все посмотрели в ту сторону, но никто не выразил беспокойства. Действительно, если и стоило волноваться, то только по радостному поводу. На самой высокой башней замка на флагшток вознеслось и заплескалось на ветру королевское знамя: золотая корона с шестью острыми высокими зубцами на красном поле. В свете зеленого солнца знамя выглядело особенно ярко и красиво.

Король поднял руку, и тотчас же резко ее опустил. Солдаты выбили клинья у запорных механизмов катапульт, и высоко в небо взлетели округлые глиняные сосуды. Множество взрывов слились в один раскат, и сосуды разлетелись на мириады сияющих разноцветных огней, затмивших свет солнца.

— Победа! Победа!!! — заорали, завопили тысячи солдат.

После этого дружный раздался звон от множества стукнувшихся друг о друга чаш, кубков, стаканов и бокалов.

Король встал и повернулся направо с золотым кубком в руке:

— Наша величайшая благодарность тебе, Леди Комета!

Девушка также встала, с легким поклоном приняла тост и подняла свой бокал:

— За победу справедливости!

— За победу! За победу! — подхватили те, кто сидел рядом и слышал ее слова.

— За победу!!! — этот крик распространился по всей армии и несколько раз прокатился вокруг бывшего замка принца Квалдорбана, переходя от одной группы пирующих к другой.

— А теперь — ТАНЦЫ! — провозгласил король и взмахнул рукой, словно дирижер.

Собранный из представителей разных народов оркестр заиграл быструю веселую музыку, а хор лесных эльфов звонко запел:

Мы с тобой устроим танцы,

Будем петь, плясать, смеяться.

Для чего дана нам жизнь?

Смейся, пой и веселись!

Громче музыка играет,

Всех на танцы собирает.

Крепче за руки держись!

Смейся, пой и веселись!

Хоровод идет по кругу.

Обними свою подругу,

В вихре танца закружись!

Смейся, пой и веселись!

Посмотри, какая радость

Пить мелодий звонких сладость.

В пляс пускайся, не ленись!

Смейся, пой и веселись!

Мы с тобою не устанем.

Мы весь мир плясать заставим!

Что такое наша жизнь?

Смейся, пой и веселись!

Казалось, что эта песня не имеет конца, она состояла из бесчисленного количества куплетов и переливчатых проигрышей между ними. К началу третьего куплета вся танцевальная площадка уже была заполнена кружившимися и подпрыгивавшими в такт музыке парами. Тем, кому не хватило места рядом со сценой, танцевали между столами, а иногда и на них. Лесным эльфам было проще: они плясали прямо в воздухе, выделывая замысловатые па и пируэты.

Большинство танцующих напевало слова веселой песни:

— Смейся, пой и веселись!…

— Леди Комета, окажи мне честь, разреши пригласить тебя на танец! — раздался голос позади девушки.

Даже не оборачиваясь, она поняла, что это Миар. Он пребывал в человеческом облике и сменил боевые доспехи на праздничный зелено-бирюзово-муаровый костюм.

— Я согласна.

Комета встала и вложила свою ладонь в руку юного полуэльфа-получеловека. Они обогнули стол и оказались на танцевальной площадке. Пары танцевали так тесно, что вклиниться в толпу оказалось непросто.

— Это и есть праздник по-эльфийски? Никакого уважения и почтения к имеющим власть? — чтобы перекрыть гомон и смех сотен веселящихся людей и эльфов, Комета ПОЖЕЛАЛА, и ее слова прозвучали возле уха Миара.

Тот широко и беззаботно улыбнулся:

— Тебе это не нравится? Не любишь быть, как все? Привыкла, что все кричат: «Слава великой Леди Комете»?

Девушка засмеялась, добавив к звучавшей музыке звон стеклянных колокольчиков:

— Я ничего не имею против! Пусть это будет общий праздник, а не подобострастное чествование кого-то одного!

— Если бы я не знал, что ты воплощение черной галактики, то подумал бы, что ты говоришь искренне.

Не успела Комета ответить какой-нибудь ответной колкостью, как Миар обезоружил ее следующей фразой:

— Ты отлично танцуешь! Просто великолепно!

Комета была так же юна, как и Миар (по крайней мере, внешне они выглядели почти ровесниками). Тело, выбранное принцем Квалдорбаном для ее воплощения, было красивым, легким и гибким. Комета испытала легкий укол совести, ведь она до сих пор даже не поинтересовалась, кем была его предыдущая хозяйка. Комета перелистала воспоминания, словно книгу, и легко нашла нужную страницу…

…Ее звали Малена. Она была дочкой кузнеца, жившего в городке неподалеку от замка — Комета, кружась в танце, осмотрелась — точно, ее дом находился вон за тем лесом. С детства Малена была приучена к труду: она помогала матери по хозяйству, ухаживала за двумя младшими братьями и даже иногда забегала в отцовскую кузницу. Она любила танцевать (комплимент Миара следовало отнести на счет Малены), любила петь, любила веселиться. Все называли ее красавицей и умницей. Еще с детства соседи прочили ей завидного жениха — принца или хотя бы рыцаря. И они почти угадали. Малена попалась на глаза принцу Квалдорбану. Вот, собственно, и вся ее жизнь…

Комета тряхнула головой и разметала пушистые волосы по плечам.

— Уж не собираешься ли ты начать ухаживать за мной? — игриво спросила она у Миара.

— Куда уж нам… — ответил тот.

— Вам? — уточнила девушка, чувствуя, что настало время серьезного разговора. — Может быть, поговорим в более благоприятных условиях — за столом?

— А чем тебя не устраивает танцплощадка? — спросил Миар, не переставая кружить Комету.

— Здесь слишком тесно и шумно.

— Но зато только в толчее и суете можно почувствовать себя одиноким.

Девушка с удивлением посмотрела в глаза Миара. Чьи это были слова: его собственные или той силы, что вещала его устами? Они почти в точности совпадали с ее собственными мыслями.

Юноша понял невысказанный вопрос и усмехнулся:

— Мне иногда и самому нелегко разобраться, кто я в данный момент. Пожалуй, ты права. Пойдем, присядем за стол.

Они покинули танцплощадку и вернулись к королевскому столу. Тут уже никого не было. Эльфрагн и Фиринзель сорвались с места при первых аккордах танцевальной мелодии. Высокая королевская корона мелькала возле сцены — в самой гуще танцующих. Хан-шаман Суф-Бай-Зал горланил протяжные степные песни, сидя за соседним столом в разношерстной компании, состоявшей из десятка ордынцев, шести рыцарей и пятерых эльфов. Положив руки на плечи соседей, сотрапезники раскачивались в такт песни и хором подпевали.

Миар любезно налил в бокал Кометы ароматное местное вино и сам взял в руки свободную чашу:

— За твою победу, Леди Комета!

Комета пригубила напиток и спросила:

— Кто из вас меня поздравил?

— Скорее всего, мы вместе.

— Наверное, нелегко все время быть… ТАКИМ?

Миар пожал плечами.

Комета решила перейти к более конкретным вопросам:

— «Тот, Кто Нас Оберегает» — это одно из имен Великого Первого Бога?

— Он предпочитает, чтобы его называли Трисмегистом. В крайнем случае — Возрождающимся.

— Он? Значит, сейчас он не говорит через тебя?

— Он всегда со мной. Он всегда со всеми. Многие его просто не слышат, но он все равно есть.

— Не так давно я убеждала одного очень хорошего человека, что богов не существует.

— Ты верила в это?

— Да.

— Значит, их не существовало.

— Ты шутишь?

— Нет. Все зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в понятие «Бог». Ты можешь назвать себя Богиней?

Комета задумалась. Вопрос Миара (или не Миара?) поставил ее в тупик.

— Кубасура невероятно сильна. Пока я не слилась с ней, я и представить себе не могла, что существует такое могущество. Но назвать себя Богиней?… Пожалуй, нет.

— Но разве не за этим ты стремишься в Центр Мироздания?

И опять Комета не нашла четкого ответа. Зачем Кубасура послала ее за кристаллом Вечного Круговорота? Она сказала, что кристалл ей НУЖЕН, и Комета, слившись с черной галактикой, также исполнилась этим ЖЕЛАНИЕМ. Но в чем была цель? Ее/их цель?

Словно прочитав мысли девушки, Миар произнес:

— Чтобы победить, надо поставить перед собой цель. Чем недостижимее кажется цель, тем больше сил и стараний ты приложишь. Так ты поднимешься на новый уровень бытия.

Комета была с ним согласна. Именно так она поступала почти во всех своих воплощениях. Когда стоял вопрос о жизни и смерти, когда она находилась на узкой грани между победой и поражением, в ней всегда просыпались дремавшие силы, которые позволяли ей совершать невозможное. Жажда мести Найи Кайдавар превратила ее тело в боевую машину. В Холмогорье она на некоторое время обретала сверхвидение. В поединке с Шашшасин воспользовалась боевой магией. Но раньше все проявления сверхъестественной силы были маломощными и непродолжительными — человеческий организм не в состоянии был выдержать протекающие через него потоки магической энергии. Теперь же Комета существовала сразу на многих уровнях реальности, овладела силами черной галактики. Скорее всего, она и в самом деле больше не могла считаться обычным человеком.

Миар продолжал:

— Новые цели мы ставим себе сами. Новые цели указывают нам другие. Кто знает, не одно ли это и то же? Ты считаешь, что пока не готова назвать себя Богиней. Пусть так. Но для многих существ твоя сила уже показалась бы божественной. Все зависит только от того, с какой точки смотреть и с чем сравнивать.

— Силы мне дает Кубасура.

— Ты в этом уверена?

В словах Миара содержался намек на какую-то скрытую от Кометы истину.

— Вы хотите, чтобы я стала Богиней? — напрямую спросила девушка.

Произнеся это, она вдруг вспомнила однажды оброненную в разговоре с Алинием фразу (или все же она слышала ее раньше от кого-то другого?): «Если боги существуют, то и я хочу стать богиней». Выходит, вся ее череда перерождений была лишь лестницей к осуществлению этого полушутливого пожелания? Или не просто пожелания, а самого настоящего ЖЕЛАНИЯ, вроде тех, которыми пользовалась она теперь?

— МЫ хотим того же, чего хочешь ты, — ответил Миар.

Комета внезапно почувствовала, что хочет побыстрее покинуть это место. «Я еще не готова… Я сомневаюсь… Я боюсь…» — твердила про себя девушка. Ее пугали не враги, не Миар и даже не та сила, что стояла за ним. Комету пугала собственная судьба, которая неумолимо влекла ее вперед. Девушка трепетала перед тем, что ее ожидало. Трепетала — но не собиралась останавливаться или отступать.

— Я… Я пожалуй пойду, — Комета посмотрела на Миара, словно спрашивала у него разрешения.

Юный полуэльф-получеловек лишь улыбнулся в ответ:

— Разве найдется тот, кто остановит тебя на твоем пути?

Покидая этот мир, Комета не удержалась от соблазна обставить свой уход со всей возможной театральностью. (Она бы не согласилась, если бы кто-нибудь заявил, что сделано это было от обиды на недостаток общего внимания. Также оспорила бы она утверждение о том, что просто нуждалась в восстановлении слегка поколебленной уверенности в собственных силах).

Покопавшись в недрах черной галактики, Комета выудила оттуда серебряную летающую колесницу, способную перемещаться между Измерениями. В колесницу были впряжены мириады мотыльков с радужными крыльями. Ожидая приказа возницы, они разминали свои крылья, отчего воздух наполнился шелестом, и в разные стороны поплыли клубы разноцветной пыльцы, искрящейся в изумрудных лучах солнца.

При виде такого чуда танцевавшие люди и эльфы застыли в изумлении, а музыканты прекратили играть. Комета осталась довольна произведенным впечатлением. Она вскочила на подножку и помахала рукой, прощаясь со всеми, кто на нее смотрел.

Миару же она сказала:

— До свидания! Может быть, мы еще увидимся.

— МЫ обязательно увидимся, — уверенно произнес Миар, и у девушки не возникло сомнений в том, кто были эти «МЫ».

Глава 18. Центр Мироздания. Кристалл Вечного Круговорота.

Комета не воспользовалась межпрострнственными коридорами, которые связывали Бусины Ожерелья. Она не нуждалась в проторенных дорогах, материальных или магических. Ее серебряная колесница одинаково хорошо годилась и для Хаоса, и для Срединных Миров, и для Порядка. Мотыльки тянули колесницу сквозь уровни реальности, оставляя за собой след искрящейся пыльцы, который был похож на радугу.

Казалось, что Комета в серебряной колеснице застыла на месте, а движется и изменяется весь мир вокруг нее. На поверхности планеты один диковинный пейзаж сменялся другим, еще более невероятным и невообразимым. Но на самом деле это были разные планеты, расположенные на параллельных Измерениях. По мере увеличения уровня реальности мир выравнивался и упорядочивался, так что материальные объекты в соседних Вселенных находились почти на тех же самых местах.

Путь к Центру Мироздания лежал вверх, вглубь и внутрь реальности. Человеческий разум не мог охватить всей структуры многоуровневого и многомерного мира, но Комета уже не была человеком, поэтому легко ориентировалась в пространстве материальном и нематериальном. Она видела, как меняются Вселенные по мере увеличения уровня реальности: звезды постепенно приобретали форму правильных многогранников — пирамид, кубов, тетраэдров; планеты выравнивали свои орбиты; галактики становились ближе и также приобретали очертания симметричных геометрических фигур. Комета ощущала, как крепнет реальность и как одновременно истончается мир отражений. Чем ближе был Порядок, тем труднее ей было преодолевать его сопротивление на серебряной колеснице. Казалось, что закон Всемирного Равновесия противится воплощению темной галактики Кубасуры. Не должен был Хаос встречаться со своим противоположным полюсом.

Однако пока что Комета не встречала явного и целенаправленного противодействия. Она как будто из воздуха попала в более плотную среду, например, в воду. Это несколько сковывало и замедляло движения, но все равно не мешало приближаться к намеченной цели.

Наконец, Комета достигла мира Кристаллической Решетки. Вначале он предстал перед ней точно таким, каким она увидела его в воспоминаниях Эльфрагна. Галактики, звезды и планеты образовывали многомерную сеть, в узлах которой находились небесные тела, соединенные тонкими, но надежными мостами. В мире Кристаллической Решетки действовали совершенно иные физические законы. Мир духов здесь полностью сливался с миром материальным, реальность окончательно торжествовала над отражением, а закономерность — над случайностью. Собственно, именно тут и начинался Порядок.

Даже маг Эльфрагн мог увидеть и ощутить лишь малую толику истинной сущности мира Кристаллической Решетки. Кроме самых общих образов, которые были доступны разуму эльфа, Комета увидела то, что помешало дракону Крахтороту и преследовавшим его эльфам пройти через этот мир. Дело в том, что мир Кристаллической Решетки находился одновременно на нескольких уровнях реальности, то есть он существовал не на отдельном трехмерном Измерении, как Вселенные Срединных Миров, а в мире с гораздо большим количеством Измерений. Существа, привыкшие к обычному пространству, не могли здесь долго находиться.

Только с помощью сверхвидения Комета разглядела не только узлы и соединяющие их мосты Кристаллической Решетки, но и тех, кто обитал в этом странном многомерном мире. Они были похожи на людей, но людьми не являлись. У них были круглые тела и круглые головы, соединенные тонкими шеями. Передвигались они на двух ногах-проволочках, которые не имели костей и суставов и сгибались в любом месте. Такими же подвижными были их руки — длинные и гибкие, почти до земли. Глаз, ушей или ртов у местных жителей не было, так как в этом мире не было необходимости в подобных органах чувств. Существа не носили одежды в ее человеческом понимании. Но их тела сплошным слоем покрывала гибкая оболочка, блестевшая, как поверхность расплавленного серебра. С возрастом оболочка твердела и тускнела. После смерти своего хозяина она бесследно истаивала.

Как поняла Комета, эти существа были не самостоятельными организмами, а частицами объединяющего их общего разума. Этим они походили на муравьев или пчел, но у них не было матки или королевы. Скорее, существа были похожи на роботов, соединенных единой информационной сетью. Однако и это сравнение не полностью соответствовало действительности — ведь существа были живыми, чувствующими, мыслящими созданиями, которые действовали сообща не по заранее разработанной программе, а в результате сложных взаимодействий отдельных сознаний — частиц единого разума. Существа даже не имели самоназвания, равно как не нуждались в именах, языке и письменности. От самого рождения и до смерти они находились в постоянной мысленной связи со своими собратьями, наследуя все воспоминания прошлых поколений и передавая свои знания потомкам.

И еще Комета поняла, что миновать мир Кристаллической Решетки невозможно. Путь наверх/внутрь/вглубь лежал через него. Он со всех сторон окружал Центр Мироздания, хотя Измерения Порядка и не являлись какой-то ограниченной областью или некоей «вершиной», где сходились все пути. Так был устроен мир. Если бы Комета до сих пор пользовалась человеческими понятиями, представлениями и логическими конструкциями, она бы не смогла разобраться, как он выглядит на самом деле.

Объединенный разум местных жителей полностью контролировал пространство мира Кристаллической Решетки. О появлении Кометы ему уже было известно, но пока он только разглядывал странную гостью, неожиданно появившуюся в его владениях.

Комета решила, что пришла пора закончить взаимное изучение и перейти к диалогу.

— Здравствуйте, обитатели мира Кристаллической Решетки, — обратилась она сразу ко всем существам, — я направляюсь к Центру Мироздания. Я пройду через ваш мир, и ничуть вас не побеспокою.

— Если ты пройдешь через наш мир, то побеспокоишь ВСЕХ! — ответили ей.

— Всех ВАС? — уточнила Комета.

— Вообще ВСЕХ. Пока никто на это не отваживался.

— Но я знаю, что в вашем мире побывал Трисмегист, которого называют Возрождающимся Первым Богом. Разве он не отправился потом в Центре Мироздания?

— Нет! — последовал твердый ответ. — Он понимал, что за этим последует, поэтому не стал подниматься выше по ступеням бытия.

— Он испугался?

— Он ничего не боится.

— Я тоже. И, в отличие от него, я не побоюсь сделать следующий шаг.

— Мы еще раз призываем тебя подумать. Если ты продолжишь смещаться по ступеням бытия в том же направлении, то вернуться назад уже не сможешь. Учти, что впереди тебя ждут серьезные испытания.

— Какие испытания? — заинтересовалась Комета.

— Об этом ты узнаешь сама.

— То есть, вы мне помочь не хотите?

— Мы не можем. Мы не знаем, что находится там, на следующей ступени.

— Если не знаете, то зачем пытаетесь меня остановить?

— Не остановить, а отговорить. Мы чувствуем в тебе такую силу, которой не можем сопротивляться. Но помни: на любую силу может найтись сила еще большая. Любое действие рождает противодействие. Там, на следующей ступени, ты можешь потерять то, чего достигла.

— Спасибо за предупреждение, — язвительно произнесла Комета. — Вы так подробно мне все объяснили и ваши доводы были так убедительны, что мне не остается ничего другого как… сделать следующий шаг!

— Ты хочешь, чтобы Хаос встретился с Порядком? Ты готова нарушить закон Всемирного Равновесия?

— Я сама устанавливаю законы. Мой закон — справедливость!

Общий разум обитателей мира Кристаллической Решетки издал что-то вроде ироничного смешка:

— Тот, кто говорит о справедливости, сам становится ее жертвой. Если ты вернешься назад, то сама в этом убедишься.

— В чем именно?

— Не существует абсолютной справедливости, как не может быть всеобщего счастья. Здесь, в нашем мире, мы создали лишь подобие гармонии. Для этого нам пришлось отказаться от индивидуальности. Там, где у каждого существа есть свободная воля и личная жизнь, счастье недостижимо. Ты говоришь о справедливости, но забываешь, что на любое явление может быть три точки зрения…

— Я знаю: «Да», «Нет» и «Безразлично», — вставила Комета, стремясь не столько продемонстрировать свои знания, сколько сократить пространные рассуждения коллективного разума.

— Вот именно! Утверждая «Да», ты тем самым провоцируешь ответное «Нет». От этого происходит рассогласование бытия и умножение несчастий. Лишь увеличение «Безразлично» не ведет к усилению дисгармонии.

— Возможно, что вы правы. Мне не раз приходилось слышать подобные философские концепции. Но они не для меня. Я хочу изменить этот мир в лучшую сторону. Мне не «Безразлично», что существуют ложь, насилие, подлость.

— Это лишь названия, которые даны проявлениям жизни. Мы от них избавились давным-давно. Теперь мы пребываем в гармонии друг с другом.

— Я рада за вас! — в этих благожелательных словах Кометы тем не менее прозвенели ироничные стеклянные колокольчики. — Я бы с удовольствием продолжила эту беседу, но у меня есть неотложные дела.

— Несмотря на то, что мы придерживаемся принципа «Безразлично», мы желаем тебе удачи!

— Спасибо.

Видимая структура упорядоченной материи не изменилась, но Комета почувствовала, как перед ней открылся проход на следующий уровень бытия. Она тронула поводья своей серебряной колесницы и мотыльки повлекли ее вперед/вверх/внутрь/вглубь.

* * *

За миром Кристаллической Решетки Порядок все более и более стремился к абсолюту. Различия между уровнями реальности окончательно стирались, и только многоуровневое сверхвидение позволяло Комете находить нужный путь. Ей казалось, что она движется к какой-то определенной точке, но она знала, что Порядок так же безграничен, как и Хаос.

Существовало несколько теорий относительно строения многомерного пространства. Согласно одной из них, мир являлся шаром, в центре которого находился Абсолютный Порядок (отсюда возникло понятие о Центре Мироздания). По мере удаления от центра шара реальность утрачивала свою упорядоченность, пока не превращалась в Хаос, со всех сторон окружавший мир.

Друга теория, наоборот, утверждала, что Хаос — это центр мира, источник его энергии. И чем дальше от источника — тем меньше движения и, соответственно, больше Порядка. Таким образом, мир опять представлялся шаром, но Хаос был его сердцевиной, а Порядок — застывшей оболочкой.

Третья теория гласила о том, что мир похож на многослойный торт. Уровни реальности, или Измерения, располагаются в нем по мере упорядоченности материи. Внизу находится Хаос, наверху — Порядок, а между ними — Срединные Миры.

Теперь Комета имела возможность убедиться в том, что все три основные теории совершенно истинны и в то же время абсолютны ложны. Просто многие поколения ученых и философов бились над проблемой, которая не могла быть решена посредством логики, вычислений, экспериментов или озарений. Сперва надо было обрести сверхчеловеческое сознание, а потом уже начинать задумываться о подобных вещах.

Комета смотрела на безграничный Порядок, а видела перед собой город. Этот город не был построен на какой-либо планете, он просто существовал в пространстве, как отдельный самостоятельный и самодостаточный объект. Его архитектура была так же необычна, как и местонахождение. Он был символом и олицетворением Порядка. И в то же время он был просто городом. Его жители принадлежали ко многим видам и расам разумных созданий, их количество не поддавалось исчислению, их деятельность казалась непонятной, их пребывание в городе выглядело естественным, но совершенно ненужным.

Комета смотрела на город и знала, что именно он называется Центром Мироздания. Где-то за стенами (у города были стены!), за домами (в городе были дома!), в самой середине (у города была середина!) находился кристалл Вечного Круговорота.

Но в Центр Мироздания еще предстояло попасть…

Комету заметили, и тотчас же на ее пути возникла гигантская фигура.

— Стой! — раздался повелительный голос.

Серебряная колесница застыла на месте. Сперва Комета решила, что перед ней предстал сам Трисмегист, но потом увидела, что аура этого существа пылает алыми сполохами и отбрасывает ослепительные огненные протуберанцы. Она уже знала, что такие цвета означают не только силу, но и властность, гордыню, высокомерие. Насколько знала Комета, Трисмегист такими качествами не обладал.

Когда существо стабилизировалось в пространстве и обрело четкие очертания, Комета окончательно убедилась, что воплощением Великого Первого Бога оно не является. Длинный хвост представшего перед ней создания извивался кольцами и исчезал в бесконечности. Его пасть была широко распахнута, словно оно собиралось поглотить дерзкую путешественницу, осмелившуюся вторгнуться в его владения. Оно даже не имело определенного пола. Больше всего оно походило на гигантского червя, опоясывающего Измерения Порядка.

— Привет! — поздоровалась Комета, ничуть не испугавшись. — Дай угадаю: раз твой рот открыт, то ты, должно быть, встречаешь меня дружественной улыбкой?

— Не шути со мной! — загрохотал и завыл червь. — Я — Божество Порядка, на мне зиждется и держится весь мир!

Комета поняла, что это одно из тех существ, которые после развоплощения Великих Первых Богов стали называть себя новыми богами. Конечно, с точки зрения простых смертных их сила и могущество были так велики, что казались божественными. Но теперь и Комета обладала силой не меньшей, а, может быть, и большей, чем представшее перед ней Божество Порядка. Раз сама себя она богиней не считала, то и в Божестве Порядка не видела ничего божественного.

Поэтому Комета продолжила разговор в том же насмешливом тоне, зная, что для гордецов и властолюбцев он непереносим и убийственен:

— Послушай, Божество, тебе раньше никто не говорил, что у тебя мания величия?

— Как смеешь ты, жалкая смертная, насмехаться над самым великим богом этого мира?!

— Я смеюсь, потому что твои слова — ложь и отрава. Я смеюсь, потому что ты тщишься выглядеть значительнее, чем есть на самом деле. Я смеюсь, потому что вижу твою истинную сущность, и этот устрашающий облик не вводит меня в заблуждение. И хватит вилять передо мной своими кольцами! Если хочешь поговорить, то предстань равным собеседником.

— Хорошо! — с затаенной угрозой произнес червь.

Его кольца сдвинулись к голове и сложились. Он уменьшился в размерах. Он трансформировался в человекоподобную фигуру. Он превратился в обнаженного гипертрофированно-мускулистого мужчину с ярко-красной кожей, рыжими волосами и пронзительно-огненными глазами.

— Вот видишь, как велика моя сила! — гордо произнесло существо. — Я могу принимать любой облик, какой захочу. Можешь ли этим похвалиться ты, воплощенная и заключенная в смертном человеческом теле?

— Если ты считаешь, что я простая смертная, то ты ошибаешься. Я — Комета, Леди Комета. Я прошла длинную череду воплощений, я вобрала в себя силу черной галактики Кубасуры. И сюда я явилась не для того, чтобы чем-то хвалиться. Я пришла за кристаллом Вечного Круговорота.

— Ты его не получишь!

— Ты хорошо подумал, прежде чем так отвечать мне?

— Я всегда уверен в своих словах! Я есть сущность мира, его альфа и омега, начало всех начал и конец всех концов!

Комета нарочито презрительно окинула взглядом обнаженную мужскую фигуру:

— Ну, видала я концы и побольше…

От такой грубой насмешки тело местного божества покраснело еще больше:

— Кем бы ты не была, Леди Комета, ты никогда не войдешь в мой город!

— С каких это пор Центр Мироздания стал твоим городом?

— С тех пор, как я стал Божеством Порядка. Теперь я оберегаю Порядок от посягательств таких, как ты — самозванцев и самозванок.

— То-то я смотрю, в Срединных Мирах порядка стало не хватать! Если ты не хочешь им поделиться добровольно, то мне придется тебя заставить! Еще раз предлагаю: отдай мне кристалл Вечного Круговорота!

— Отдать?! Ха-ха-ха! — в смехе прозвучали горечь, насмешка, боль и веселье. — Ты считаешь, что Вечным Круговоротом кто-то может распоряжаться? Если ты обладаешь достаточной силой, то иди и возьми его сама!

Комета была готова к тому, что существо, называющее себя Божеством Порядка, попытается на нее напасть. Она даже сама желала этого. В противоборстве с могущественным противником Комета рассчитывала открыть в себе новые силы. Гостеприимство короля Аритлона и безразличие обитателей мира Кристаллической Решетки до сих пор не требовали от нее использования всех возможностей Кубасуры. Теперь же она надеялась на то, что сможет подняться на новую ступень не только во внешнем мире, но и внутри своей души.

Однако, к ее разочарованию, тело Божества Порядка растаяло в пространстве, а его духовная сущность метнулась за стены Центра Мироздания.

— Куда же ты?! — зазвенели ему вслед стеклянные колокольчики. — Неужели я показалась тебе такой ужасной?

Но Божество Порядка не собиралось так просто сдаваться. Все городские ворота захлопнулись, а над стенами показались шлемы множества воинов. Центр Мироздания готовился к обороне. На Измерениях Порядка действовало только то оружие, которое подчинялось физической силе или магическому мастерству, поэтому защитники города спешно вооружались мечами, копьями, луками и пращами. Комета улыбнулась. Она знала, что нужно делать в такой ситуации.

Комета обратилась к запасникам темной галактики и достала оттуда свою армию. Это были люди в грубых одеждах из домотканого полотна и шкур животных. Их тела защищали кольчуги и круглые дощатые щиты, а головы — рогатые шлемы. Вооружение состояло из мечей, топоров, булав, копий и луков. Возглавляли эту армию три гиганта. Первый был одноглаз, он носил мятую широкополую шляпу, а на его плечах сидели два черных ворона. Второй ехал на нелепой повозке, запряженной двумя козлами — черным и белым. Время от времени гигант подбрасывал в воздух каменный молот на деревянной рукоятке и со смехом ловил его мускулистой рукой. Третий был почти неуловим для глаз — он дергался, приплясывал и постоянно менял форму, как язык пламени.

— Приветствую вас, Один, Тор и Локи! — почтительно обратилась к ним Комета. — Пришло время последней битвы. Рагнарёк начинается. Вальгалла ждет вас!

— Рагнарёк! — заорал Тор и подбросил высоко вверх свой молот. — Вальгалла!

— Рагнарёк! Вальгалла! — подхватили его клич воины.

Комета осмотрела свою армию и решила, что для штурма Центра Мироздания ее может не хватить. Тогда она освободила еще одну.

Вторая армия состояла из разумных существ, которые произошли от рыб. Они не покинули водную среду, но их передние плавники превратились в руки. От своих предков существа унаследовали вытянутые стремительные тела, мощные треугольные хвосты и высокие спинные плавники. Разумные рыбы носили причудливые доспехи и шлемы из разноцветных раковин. Вооружены они были трезубцами, двуручными мечами с волнистыми лезвиями и длинными пиками. Командовала этой армией царица Кровала, которая восседала на жемчужном троне, установленном на панцире пятнистой черно-рыжей черепахи.

Комета разместила вторую армию на соседнем уровне реальности. На измерении Порядка разумные рыбы не нуждались в воде, равно как люди не нуждались в воздухе. Люди не видели рыб, рыбы не видели людей, но вместе они видели размещенный на нескольких Измерениях Порядка Центр Мироздания.

— Здравствуй, царица Кровала! — сказала Комета. — Перед тобой лежит заветный град Уальхолла, где сходятся все течения. Но за него предстоит сразиться в последней битве.

Царица-рыба грозно растопырила жабры и вытаращила круглые глаза:

— Мы захватим Уальхоллу!

— У-у-уальхо-о-олла! — забулькали рыбы-воины и потрясли своим оружием.

Но и двух армий Комете показалось недостаточно. Она вновь обратилась к неисчерпаемым запасам Кубасуры.

Воинами третьей армии были крылатые рептилии. Над их длинными зубастыми клювами возвышались лбы мыслителей. Рептилии были мудры, но их мудрость была жестокой и извращенной. На ногах они носили металлические перчатки с длинными загнутыми лезвиями-когтями. К кромкам крыльев были прикреплены многочисленные заточенные треугольные зубчики. Одним-единственным взмахом крыла рептилии могли бы рассечь человеческое тело пополам — от темечка до паха. Руководили этой крылатой армией Праотец и Праматерь.

— Быстрого вам полета, ширококрылые владыки воздушного океана! — обратилась к ним Комета. — Я нашла для вас место Последних Гнездовий. Остается только занять его!

— Мы займем Варгарлу! — закаркали Праотец и Праматерь.

— Варгарла! — заголосили рептилии, щелкая зубастыми клювами и звеня металлическими когтями.

Они также не видели две другие армии. Их взорам был доступен только Центр Мироздания.

Комета с удовлетворением осмотрела неисчислимые ряды своих воинов:

— Вот теперь я готова штурмовать город Порядка! В бой!

Три армии двинулись вперед.

— У-у-уальхо-о-олла! — протяжно булькали рыбы.

— Варгарла! — каркали крылатые рептилии.

— Вальгалла! — дружно выкрикивали люди.

Комета не задавалась вопросом, как смертные существа могли плыть там, где не было воды, идти там, где не было тверди, и лететь там, где не было воздуха. Что видели они своими глазами? Просто город? Понимали ли они, что их послали на небывалое дело? Впервые в истории этого мира армии Хаоса штурмовали город Порядка.

Защитники Центра Мироздания, в отличие от своих противников, видели все три армии. Они понимали, что их будут атаковать сразу на трех уровнях реальности. Но они не собирались сдаваться. Из дальнобойных катапульт были выпущены первые стрелы, а из баллист — каменные ядра. Метательные снаряды не долетели до наступающих армий, скорее, они служили предупреждением. Но люди, рыбы и рептилии не остановились.

Повозка Тора вырвалась вперед. Он метнул свой молот в створки запертых ворот. Сверкнула ослепительная молния, раздался оглушительный грохот. Молот вернулся в руки своего хозяина, а ворота устояли. Защитники города ликующе закричали, но людей не остановила первая неудача.

Воины чеканили шаг и подбадривали себя боевым кличем:

— Раг-на-рёк! Раг-на-рёк!

Тор второй раз метнул молот. Вновь раскаты грома на мгновение заглушили крики людей. Створки ворот дрогнули. Едва молот коснулся руки Тора, тот вновь послал его в то же самое место. Ворота пошатнулись. Четвертый удар сорвал их с петель.

— Вальгалла! — заорали люди и ринулись в открытые ворота.

Одноглазый Один, приблизившись к стене города, ударил по ней кулаком. По стене побежала трещина, и часть кладки обрушилась, образовав еще один проход в город. Непостоянный Локи растекся по другой части стены, опалив ее своим огнем. Стена почернела и закоптилась, а затем расплавилась и потекла, как лава из жерла вулкана. Локи превратился в тощего человека в колпаке с бубенчиками, набрал побольше воздуха, при этом карикатурно округлив щеки, а потом дунул на раскаленный поток и остудил его. Так для людей открылся третий проход. Несмотря на тучи стрел и частокол копий, они ворвались внутрь Центра Мироздания.

В это время на другом уровне реальности по приказу царицы Кровалы из рядов ее армии вперед выплыли рыбы-заклинатели. Они широко растопырили жабры, разинули рты и издали дружный протяжный наполовину писк — наполовину стон. Особым образом модулированный звук заставил защитников города зажать руками (у кого они имелись) уши. Стены, казавшиеся неприступными, завибрировали. В самых слабых и ненадежных местах по ним побежали паутины трещин. Заклинатели немного изменили частоту звучания, и часть стены рухнула.

— У-у-уальхо-о-олла! — воззвала царица Кровала, и ее воины устремились в город Порядка.

Рептилиям под командованием Праотца и Праматери не нужно было разрушать стены. Они сверху пикировали на защитников Центра Мироздания, уклоняясь от стрел и других метательных снарядов.

Вначале сражение велось возле стен города, а затем переместилось вглубь — в переплетение улиц и площадей. Армии Кометы побеждали. Комета следила за битвой и вспоминала слова коллективного разума мира Кристаллической Решетки о том, что назад повернуть она больше не сможет. Действительно, после такого нарушения всех законов Всемирного Равновесия Комета перестала быть просто Кометой и даже Леди Кометой. Бросив вызов Божеству Порядка, она заявила свои права на звание Богини. Теперь она должна была или подтвердить свои притязания, или отказаться от них и этим полностью уничтожить собственную личность.

По мере того, как слабело сопротивление защитников города Порядка, Комета видела, что его очертания бледнеют, стены и здания тают. Вместе с городом растворялись в пространстве воины и жители, затухал шум битвы. Центр Мироздания превращался в абсолютно гладкую бескрайнюю равнину, на которой в самых разных позах неподвижно сидели разумные существа различных видов, рас и народов. Это была новая ступень — следующий уровень бытия.

Когда последний отблеск охваченного войной города исчез, Комета увидела, что собравшиеся на равнине мудрецы опутали все пространство своими мыслями-рассуждениями, мыслями-толкованиями и мыслями-прозрениями. Они знали о неизбежном приходе Кометы и были к нему готовы. Физическое уничтожение мудрецов не разрушило бы плотной паутины их теорий и не открыло бы путь к кристаллу Вечного Круговорота.

Комета поняла, что время грубой силы миновало. Пришла пора помериться мудростью. Она вернула в Хаос серебряную колесницу, так как в Порядке подобное транспортное средство уже никого не могло удивить.

Мягко ступая по похожей на стекло поверхности равнины, Комета подошла к ближайшему мудрецу. Это был очень старый человек с тонкой седой бородой, с высохшей и потемневшей морщинистой кожей. Он был одет в лохмотья, которые некогда были довольно богатым нарядом. Его глаза были закрыты, но Комета знала, что мудрец прекрасно осведомлен не только о ее присутствии, но и о причине ее появления.

Мудрец открыл рот и заговорил, смешно тряся при этом своей бородкой:

— Скажи мне, сколько получится, если два умножить на два?

Комета заподозрила, что в этих словах скрывается какой-то подвох. Поэтому ответила следующим образом:

— Ты не дал мне всех исходных данных для правильного ответа. Если речь идет об абстрактных математических вычислениях, используемых в трехмерных пространствах Срединных Миров, то в большинстве случаев может получиться некоторое определенное число. Если же ты, допустим, говоришь о двух яблоках, умноженных на две ложки, то получится совершенно другой ответ. Тогда операция умножения не поменяет количества предметов. Ведь после нее яблок или ложек не станет больше. Поэтому, мудрец, я прошу тебя пояснить свой вопрос.

— Ты изрядно искушена в премудростях абстрактных и конкретных рассуждений, — произнес мудрец. — Но в твоих знаниях есть один недостаток: ты продолжаешь мыслить категориями и образами смертных существ. В приведенном тобой примере ты упомянула предметы, связанные с питанием, то есть с основным животным инстинктом. Если ты хочешь стать Богиней, тебе нужно отказаться от животных стереотипов.

— Я не хочу становиться Богиней. А если захочу, то сама буду решать, от чего мне отказываться, а что приобретать.

— Ты говоришь неразумно. Мы можем помочь тебе познать мир и саму себя. Прислушайся к нашим советам и не отказывайся от нашей помощи. Мы мудры, мы знаем, что тебе нужно делать, как жить, к чему стремиться. Мы размышляем над этими вопросами столько времени, сколько существует сам Порядок.

— Кто это «вы»?

— Мы — это я и мои единомышленники.

Комета присмотрелась к паутине мыслей и убедилась, что по крайней мере в этом мудрец ей не лгал. При внимательном изучении паутины можно было увидеть, что она четко структурирована и систематизирована (а по другому на Измерении Порядка и быть не могло). Паутинки мыслей соединяли между собой группы мудрецов-единомышленников и этим укрепляли их совместные логические построения. Таких групп было несколько. Каждая вносила свою лепту в общую плотную завесу, которая закрывала Комете путь к цели. Комета решила, что разрушив несколько философских концепций, она расчистит себе дорогу.

Комета сказала сидевшему перед ней мудрецу:

— Ты хочешь сказать, что можешь чему-то меня научить? Ты знаешь что-то, чего я не знаю?

— Истинно так! Наша мудрость безгранична, а знания безмерны.

— Вы утверждаете, что вам известна абсолютная истина? Но у меня на этот счет совершенно иное мнение. Слушайте и запоминайте. Кто говорит: «Я — мудр», тот глуп. Кто говорит: «Я знаю правду», тот лжет. Кто говорит: «Идите за мной, я знаю истинный путь», тот преступник и подлец. Никто ничего не знает. Каждому открывается лишь мельчайшая частичка общего противоречивого бытия. Потому-то одна правда непохожа на другую. Не спорьте об истине, вы ее не найдете. Ищите правду, но не надейтесь на то, что она вам откроется. Живите просто, не впадайте в ложное мудрствование. Не ищите смысл там, где его нет. Не уноситесь мыслью в бесконечность, вы рискуете никогда больше не вернуться обратно в свое тело. Не превозносите свою мудрость выше других людей. В первую очередь воспитывайте самого себя, и только потом — окружающих. Так что ваши знания, мудрецы, меня не интересуют. Я сама выбираю свой путь!

Комета произнесла этот монолог со всей возможной убежденностью и верой. Она с удовлетворением заметила, как побледнели и слегка обвисли те переплетения паутины, которые связывали единомышленников.

Но мудрецы не собирались сдаваться. На помощь бородатому старичку поспешил не менее пожилой мудрец из его единомышленников. Не поднимаясь с места, он задал вопрос:

— Раз ты так мудра, то ответь нам, в чем, по-твоему, заключается смысл жизни? — при этом паутина вновь окрепла. — Если ты не знаешь, то я могу объяснить…

Комета усмехнулась:

— Ты задал мне некорректный вопрос. В нем заранее содержится утверждение, что смысл жизни существует. А это неправильно. Спрашивать надо так: «Есть ли смысл в жизни, а если есть, то в чем он заключается?» На этот вопрос я отвечу: «Смысла нет!» Смысла нет ни в чем. Само наше существование, которое кое-кто именует «жизнью», не предполагает осмысления или поиска истины. Просто существуйте и не морочьте себе головы бесполезными вопросами! А твой ответ меня просто не интересует, каким бы он ни был. Ты не сможешь навязать мне свое видение мира и свои представления о якобы существующем смысле жизни.

Паутина мыслей единомышленников вновь обвисла.

— Но мы должны чему-то тебя научить! — отчаянно вскричали сразу несколько мудрецов. — Мы потратили все свои жизни на то, чтобы расширить горизонты познания, открыть путь к истине, отыскать ответы на все вопросы.

— Лучше бы вы занялись каким-нибудь полезным делом. Мне ваши знания не нужны. Они также ложны, как и мои собственные.

Мудрецы, так жаждавшие осчастливить Комету своими поучениями, застонали от горя. Связующая их мыслительная паутина бесследно растаяла.

— Это хорошо, что ты дала отпор нашим извечным противникам! — услышала Комета голос позади себя.

Она обернулась и увидела говорившего. Это был гладко выбритый человек с пухлыми румяными щеками и проницательно-слащавыми глазками. Он был одет в одежду простого покроя, но изготовленную из очень дорогой ткани. Он носил массивную золотую цепочку, на которой висел какой-то сложный амулет. Этот мудрец напомнил Комете отца Триединой церкви. Как показали его дальнейшие слова, предположение было правильным.

— Ты весьма разумна и благочестива, искательница своего собственного пути. И ты совершенно справедливо указала заносчивым учителям на то, что ни одно разумное существо не может достичь истины. Истина открывается лишь тем, кто всей душой обращается к высшим силам, которые даруют ему свою благодать и свою милость.

— Уж не о богах ли ты говоришь? — подозрительно прищурилась Комета. Она глубоко ненавидела лживых святош и едва сдержалась, чтобы немедленно не уничтожить физическое тело очередного проповедника. Однако, проследив за хитросплетениями его мысленной паутины, Комета обнаружила, что сторонники подобной философии многочисленны и довольно сильны. Нужно было победить не их самих, а создаваемые ими лживые измышления.

— Ты совершенно права, я говорю о богах. Вернее, о боге.

— О Великом Первом Боге? — уточнила Комета.

— Нет. О боге вообще. Веришь ли ты, что все в мире предопределено и предначертано свыше?

— Мне все равно.

— Как все равно? — удивился мудрец.

— Очень просто. Если бога нет, либо ему нет до меня никакого дела, то и меня его существование не беспокоит. Если же в мире имеется бог или какая-то высшая сила, которая руководит всеми моими мыслями и действиями, то тем более нет смысла думать о боге, ведь он уже вложил в меня столько веры, сколько посчитал нужным. Если боги существуют, то я не собираюсь думать о них больше, чем о воздухе, которым дышу.

— Но как же при таком мировоззрении ты хочешь чего-то получить от бога?

Комета смерила мудреца презрительным взглядом:

— Это ты хочешь что-нибудь получить от бога, или отобрать что-нибудь у других от имени бога. Я же всего добиваюсь сама. Я ни от кого не жду помощи или подсказки. Я не пытаюсь понять, предначертана ли моя судьба, или я сама создаю ее. Я просто поступаю так, как считаю нужным, делаю то, что хочу. Я — Богиня для самой себя. Я — Богиня для тех, кто хочет считать меня Богиней. Я — просто Комета для тех, кто хочет считать меня просто Кометой. Если ты так нуждаешься в богах, то должен воспринимать и почитать меня, как Богиню. Если ты в богов не веришь, то без твоих молитв и поклонений я прекрасно обойдусь!

Мудрец-проповедник был поставлен в тупик. Согласившись с Кометой, он должен был признать ее своей богиней. Не согласившись с ней, он должен был отказаться от веры в богов. Мудрец не мог решиться ни на один из вариантов. Он несколько раз открывал рот, но так и не смог произнести окончательный ответ. Паутина мыслей вокруг него то тускнела, то уплотнялась. Без помощи внешних высших сил его разум был слаб и беспомощен. Он ограничил свое сознание, отказал ему в самодостаточности и теперь пожинал плоды собственного богоискательства.

Точно такие же сомнения и колебания одолевали единомышленников мудреца-проповедника. Они разделились на два лагеря. Одни желали признать Комету Богиней, другие утрачивали веру в богов вообще. Единая паутина их философии рвалась и разлеталась на кусочки.

Комета подошла к следующему мудрецу. Он являлся разумным жуком величиной с лимузин «Валангар», на котором когда-то ездила Латэла Томпа. При приближении Кометы жук распрямил длинные усы-антенны и покрутил головой. Из-за фасеточных глаз невозможно было понять, куда он смотрит. У него было не слишком много единомышленников, и совместную паутину мыслей они создавали не очень густую. Зато их убеждения были твердыми и непоколебимыми, что придавало связующим нитям прочность толстых канатов.

— Ты не сможешь разрушить мою веру, потому что я ни во что не верю! — сразу заявил жук.

Несмотря на то, что его челюсти не могли воспроизводить звуки, слышимые человеческим ухом, на Измерениях Порядка все его прекрасно понимали, равно как и он понимал языки всех существ.

— Ты совсем-совсем ни во что не веришь? — хитро переспросила Комета.

— Совсем. Ни во что. Весь мир — иллюзия. Нет ничего истинного и нет ничего ложного. Все правда и все обман. На самом деле мира нет, потому что он слишком реален. Мир — порождение моего «Эго». Исчезну я, исчезнет и мой мир.

— Так ты точно вообще ни во что не веришь?

— Точно. А почему ты спрашиваешь об этом второй раз?

— Я хочу убедиться в абсолютной силе твоего неверия.

— Мое неверие не только прочно, оно еще и распространяется на все сферы мира материального и нематериального.

— Это хорошо. Тогда, разумеется, ты также не веришь в то, что ни во что не веришь?

— Как, как? — усы жука-мудреца беспокойно зашевелились.

— Если ты не веришь ни во что, то ты так же не веришь и в свое собственное неверие. А раз это так, то твое неверие разрушено.

— Не может быть! — усы жука беспомощно обвисли, но он еще не собирался сдаваться. — Если я не верю в свое неверие, то я также не верю в неверие своего неверия. А двойное неверие восстанавливает неверие изначальное.

— Отлично! — похвалила мудреца Комета. — Продолжай в том же духе! Ведь ты должен не верить в то неверие, которое не верит в неверие первое.

Жук сосредоточенно забормотал, загибая щетинки на одной из шести лап:

— Я не верю в то, что не верю в то, что не верю в то, что не верю в то, что не верю в то, что…

Чем дальше он углублялся в дебри собственного неверия, тем тоньше и слабее становилась паутина его философии. Вскоре она исчезла, как измышления мудрецов-учителей и мудрецов-проповедников.

Переплетения мудреных теорий растаяли без следа, и Комета наконец-то увидела цель своего путешествия к Центру Мироздания — кристалл Вечного Круговорота. Он был похож на многогранный драгоценный камень треугольной формы. Его цвет был трудноуловим и постоянно переходил из желтой гаммы в оранжевую, затем в золотую, затем в янтарную, а потом вновь окрашивался желтизной. Если кристалл находился на расстоянии вытянутой руки Кометы, то он был размером с человеческое сердце. Если расстояние до него равнялось нескольким световым годам, то он был огромен, как черная галактика Кубасура.

Комета не успела оценить размеры кристалла Вечного Круговорота, как его закрыло ослепительно-красное тело гигантского червя. Вновь обретшее плоть Божество Порядка обвило кристалл своими бесчисленными и бесконечными кольцами. Голова червя была обращена к Комете.

— Ты прошла два испытания, самозваная Богиня. Скажи, готова ли ты к встрече с мудростью Вечного Круговорота?

— Ты ошибаешься, Божество Порядка. Я не Богиня. Я хочу получить кристалл Вечного Круговорота, но не думаю, что он может дать мне мудрости больше, чем у меня уже есть.

— Тогда зачем тебе нужен этот кристалл?

Комета задумалась. Вообще-то кристалл нужен был Кубасуре. Кубасура стала ее частью, и вместе с ней «по наследству» досталось и это желание. Комета заглянула вглубь своей души, пытаясь отыскать среди множества прошлых воплощений сознание черной галактики. Но, к ее удивлению, даже следов Кубасуры там не оказалось. Словно не было между ними никакого союза, словно не соглашалась Комета стать ее воплощением. Но тогда каким образом она черпала силы из черной галактики?

Комета попыталась заглянуть еще глубже, и тут ощутила жестокую боль, которая всегда следовала за обращением к самым далеким воспоминаниям. Комета была потрясена. Оказалось, что даже приблизившись к божественной силе, она не могла до конца познать саму себя! У нее по-прежнему оставались запретные уголки сознания и недостижимые участки личности.

Внезапно у Кометы возникла мысль о том, что никакой Кубасуры на самом деле не было. Вернее, существовал в Хаосе гигантский материальный объект Кур-Башур, который притянул к себе ее звездолет. Но некие потаенные силы разума Кометы сумели противостоять разрушительной мощи черной галактики и вытянуть ее сознание по магической нити, заброшенной принцем Квалдорбаном. А весь разговор и договор с Кубасурой являлись лишь иллюзиями, которые должны были скрыть истинное происхождение магических сил Кометы. Но в таком случае откуда же они произошли на самом деле? Откуда Комета получала помощь и поддержку? Откуда появились птицы Агашвана, Бахарунга и Варахиша, серебряная колесница, запряженная радужными мотыльками, три армии, захватившие город Порядка? Неужели она создала их сама, одними лишь своими ЖЕЛАНИЯМИ? Если она была так могущественна, то почему тогда не могла преодолеть барьеры собственного сознания? Почему самые важные воспоминания скрывались от нее за стеной боли?

Комета поняла, что не сможет ответить на эти вопросы, пока не поднимется еще на одну ступень самосовершенствования. Поэтому она ответила Божеству Порядка:

— Кристалл Вечного Круговорота нужен мне, чтобы я смогла познать саму себя.

— Он не даст тебе такой возможности. Он всего лишь позволит тебе познать весь мир.

— Ты испытал это на себе?

— Нет. Когда-то я был великим магом. Я проник в Верхние Измерения в поисках все новых и новых знаний. Знания давали мне силу, а сила давала власть. Но одновременно с увеличением знаний увеличивался и мой страх. Знать ВСЕ — это слишком большая ноша. Знать ВСЕ — это значит принять на себя всю боль мира. Я не решился сделать последний шаг к Вечному Круговороту. Именно поэтому я остался Божеством Порядка, а не стал новым Богом. Почти целую вечность я охраняю Центр Мироздания от других претендентов на мировое владычество. Мне непереносима мысль о том, что кто-то добьется успеха там, где я потерпел поражение, что кто-то обретет то, чем я овладеть не осмелился. Но сам я никогда не решусь взвалить на себя бремя всезнания и всевластия.

— Мне жаль тебя, Божество. Но жалость не помешает мне сделать то, ради чего я сюда явилась. Уступи мне дорогу или сразись со мной!

— Разве ты не поняла? Я больше не могу с тобой сражаться. Я проиграл. Меня победил мой страх.

С этими словами опоясывавший кристалл червь исчез. Алые сполохи его ауры еще некоторое время играли на гранях кристалла, но потом затихли и они. Больше ничто в мире не мешало Комете овладеть Вечным Круговоротом. На мгновение ей показалось, что в кристалле она видит весь многомерный мир со всеми Вселенными и Измерениями. Впрочем, это могло только померещиться, и в гранях Вечного Круговорота она на самом деле разглядела лишь свое многократное отражение.

Комета сделала шаг вперед и протянула руки…

Глава 19. Одна игра заканчивается, другая начинается.

Комета взяла кристалл Вечного Круговорота. Точнее, не взяла, а воплотилась в него, овладев знаниями Порядка, как ранее овладела энергией Хаоса.

…И сразу же поразилась тому, насколько слаба была всего мгновение назад. Магические силы темной галактики (или же ее собственные) раньше казались ей неисчерпаемыми и непревзойденными, но теперь Комете стало ясно, что они — лишь малая частица мировой силы знаний, разлитой в мире и сосредоточенной в кристалле. Вечный Круговорот позволил ей увидеть сразу все Вселенные и Измерения, словно раньше она блуждала по узким оврагам и расщелинам, а теперь поднялась на высокую вершину и оттуда смогла обозреть не только свой путь, но и раскинувшиеся вокруг моря, леса, реки, поля, города. Комета видела, как клубится необузданный Хаос, как тверд и незыблем Порядок и как изменчиво и в то же время упорядочено бытие Срединных Миров.

Конечно, из Центра Мироздания трудно было разглядеть отдельные мелкие детали, но теперь Комета могла со скоростью мысли перенестись в любую точку необъятного мира. Чтобы попасть на какую-нибудь планету, чтобы посетить нужное место и рассмотреть его во всех мельчайших подробностях, ей достаточно было только ПОЖЕЛАТЬ воплотиться.

Комета осознала простую истину:

— Я стала Богиней!

Ей не терпелось поскорее опробовать свои новые возможности. Она была похожа на ребенка, неожиданно получившего в подарок необыкновенно красивую и интересную игрушку. Комета осмотрелась, выбирая первую цель, куда она могла бы попасть. И ее взгляд остановился на планете, где некогда жила Латэла Томпа. Этот мир первый попался ей на глаза, так как находился в Верхних Измерениях не так далеко от Порядка.

* * *

Комета ПОЖЕЛАЛА, и оказалась в гигаполисе Птиоле. Ее глазам предстал гигантский мертвый город. Высокие небоскребы были похожи на надгробные памятники исчезнувшей цивилизации. По пустынным улицам ветер гонял пластиковые пакеты и бутылки.

— Что здесь произошло? — удивилась Комета.

Она подозревала, что взрыв Всемирной нефтяной биржи, устроенный спецслужбами Велпасии для оправдания захвата Дабистанала, мог развязать глобальную мировую войну. Но в Птиоле не было видно следов ожесточенных сражений. Лишь на месте здания Всемирной нефтяной биржи теперь находилась огромная воронка, заваленная обломками.

— Куда исчезли все люди?

Комета присмотрелась повнимательнее, и поняла, что люди не исчезли. Они остались в гигаполисе. На улицах, в домах, в машинах — всюду виднелись человеческие скелеты. Более того, в Птиоле не осталось ни одной живой птицы, кошки или собаки. Даже крысы вымерли. Лишь черви и насекомые хозяйничали в некогда великой столице Велпасии.

Комета расширила свое сверхвидение и с ужасом убедилась, что обезлюдел не только Птиол, но и вся планета. На ней не осталось ни одного теплокровного существа. Вымерли даже киты и дельфины в океанах. Жизнь была отброшена назад на миллионы лет назад — к самому началу эволюции, к простейшим примитивным организмам.

Только сейчас Комета поняла, что она не воплощена в человеческом теле. Она смотрела на мир глазами гигантской хищной стрекозы-мутанта. Комета полетела по мертвым улицам и внезапно увидела на серой бетонной стене небоскреба крупную надпись, сделанную ярко-фиолетовой фосфоресцирующей краской. Такая краска не смывалась дождями и потому сохранилась до сих пор.

Это были стихи и, зависнув воздухе, как умеют это делать стрекозы, Комета прочитала их до конца:

Есть в мире лишь один незыблемый закон,

Ему подвластно всё, ему подвластны все.

Кто прав, а кто не прав — не разделяет он,

К нему не обращаются в обычной суете.

Великой мудрой истины чеканные слова

Спокойно спят под руслом быстрых лет.

Но сон не вечен, вновь для них придет пора

Подняться из глубин и испустить свой свет.

Тогда сквозь лживых измышлений круговерть

Проступит древних букв изысканная вязь:

«Лишь чистящее средство под названьем «Смерть»

Отмоет с этой жизни вековую грязь.»

Рядом к стене была приставлена лестница. Видимо, ею воспользовался поэт, чтобы написать эти строки. А около лестницы лежал человеческий скелет. Может, это и был тот, кто последние минуты своей жизни потратил на то, чтобы написать стихи, которые никто из жителей Велпасии никогда не прочитает?

Только тут Комета сообразила, что ее возможности не ограничиваются воплощениями и сверхвидением. Кристалл Вечного Круговорота научил ее подключаться к информационному полю планеты — то есть к совокупности всех устройств для хранения информации, как биологических, так и небиологических.

Комета отыскала небоскреб Круглосуточного Информационного Канала — главной телекомпании Велпасии. Здесь хранились записи последних дней человеческой цивилизации на планете. Чтобы их просмотреть, Комете даже не потребовалось включать видеомагнитофон и телевизор. Она просто считала магнитный сигнал с пленок и дисков и сама преобразовала его в зримые образы.

Разумеется, правда о катастрофе была погребена под толстым слоем словесного «мусора» корреспондентов, политиков, экспертов и аналитиков. Но Комета сумела выделить главное — виной гибели всех теплокровных существ стал вирус, который поражал центральную нервную систему. От этого вируса не было ни защиты, ни противоядия. Он действовал, как бомба с часовым механизмом: зараженное существо жило около месяца, не подозревая о болезни. За это время вирус проникал в нейроны головного мозга. Затем в течение нескольких часов он разрушал связи между нервными клетками.

Вирус распространился по всей планете всего за несколько недель. И, прежде чем его обнаружили и выделили, уже уничтожил десятую часть живых существ. Все остальные были инфицированы. Вначале ученые и правительства скрывали от людей правду. Они надеялись на чудо — на то, что будет найдено противоядие. Но чуда не произошло. Вирус, названный просто и емко: «Смерть», уничтожил людей и всех прочих теплокровных существ на планете (именно его воспел в своих стихах неизвестный поэт).

Расширив границы поиска, Комета без особого труда нашла источник ужасного вируса. Он находился неподалеку — в военной лаборатории, скрывавшейся под вывеской «Университет лекарственной фармакологии». Вибрация от взрыва Всемирной нефтяной биржи разрушила колбы, в которых выращивался вирус. Он вырвался на свободу и начал победоносное распространение по планете. Разумеется, люди об истинной причине катастрофы так и не узнали.

— Какая ирония судьбы! Желая получить власть над миром, Велпасия уничтожила этот мир!

Комета не испытывала особой жалости к погибшей цивилизации. Это был логичный, естественный и неотвратимый конец общества лжи, лицемерия и жажды наживы. Телесные оболочки живых существ погибли, но их души воплотились в новых мирах, на новых планетах. И только в ночных кошмарах их преследовали воспоминания об ужасной эпидемии, как будто посланной в наказание за многочисленные грехи и преступления против Природы.

— Надеюсь, эти воспоминания послужили им уроком в следующих воплощениях!

Больше Комете в этом мире делать было нечего. Она вновь обозрела Измерения и разглядела планету, где некогда жила Найя Кайдавар. Туда она и ПОЖЕЛАЛА перенестись.

* * *

— …Мы с вами находимся в старинном замке периода третьей волны степной цивилизации. Здесь воссозданы архитектура и обстановка того периода, когда кочевые племена начали переходить к оседлой жизни. — Звонкий голос женщины-экскурсовода разносился под высокими сводами замка Кайдавар.

Комета осмотрелась. Она воплотилась в теле маленькой девочки, которую родители привели на экскурсию в исторический музей. Два десятка светловолосых людей обоих полов и разных возрастов с интересом слушали экскурсовода и рассматривали витрины, установленные в коридорах замка. Комету окружали те, кого Кайя Кайдавр называла «простолюдинами». Ни у кого из них не было даже намека на черты морского народа или кочевников-зиганьеров. Низкорослые, ширококостные, круглолицые, румянощекие — люди словно олицетворяли собой образы Здоровья, Сытости и Удовлетворенности.

Комета расширила сверхвидение за пределы своего бывшего дома и поразилась тому, как изменился замок Кайдавар и его окрестности. На планете, должно быть, прошло не менее тысячи лет. Побережье превратилось в комфортабельный курорт с роскошными отелями и ресторанами, скоростными автострадами и монорельсовыми дорогами. Там, где некогда разбивали свой лагерь зиганьеры, теперь был построен парк развлечений. Чуть далее — на месте выровненного холма Спящего Вепря — располагался аэропорт.

Женщина-экскурсовод продолжала рассказывать:

-…На этой витрине вы можете увидеть самые древние из предметов, найденные в замке Кадаар экспедицией профессора Улейшада.

Комета прервала магический полет и вернулась в свое новое тело. Ее привлекло новое название замка. Кайдавар превратился в Кадаар. Что ж, нелепо было ожидать, что язык, имена и названия сохранятся неизменными на протяжении многих столетий. Кроме того, язык морского народа был забыт, и удивительным следовало считать уже то, что замок сохранил хотя бы остатки былого имени.

Взгляд Кометы устремился на витрину, а именно на древнее потускневшее зеркало: серебряную пластину в золотом ободе. Узоры на ободе изображали стилизованные сценки из жизни морского народа: сражение кораблей, строительство замка, нападение на прибрежный поселок. Сердце Кометы (вернее, ее воплощения) замерло — это было ее зеркало! Комета совершенно отчетливо помнила, как оставила его на дровяном складе перед тем, как начать уничтожение зиганьеров в замке. Тогда за зеркалом она так и не вернулась. А теперь вновь увидела его спустя несчетное количество лет, неисчислимую череду воплощений.

Комета невольно протянула руку к зеркалу… и ее пухлые детские пальчики уперлись в прозрачное стекло, закрывавшее витрину с музейными экспонатами.

Мать дернула ее за рукав и прошептала:

— Здесь ничего нельзя трогать руками, доченька!

— Это мое! — с капризными нотками (тело девочки не позволяло воспроизвести повелительного голоса Богини) произнесла Комета.

Ее услышали все, кто находился возле витрины. Взрослые заулыбались, снисходительно относясь к словам неразумного дитя.

— Это мое! — настойчиво повторила Комета и вновь протянула руку к витрине.

Мать взяла ее за руку и попыталась отвести в сторону. Но кто мог бы сдвинуть с места воплощение Богини Кометы?

Женщина-экскурсовод мягко спросила:

— Почему ты говоришь, что это твое зеркало? Это очень старое зеркало. Оно было сделано очень давно. Оно никак не может быть твоим.

Она разговаривала с Кометой, как с ребенком, четко выговаривая слова и повторяя их несколько раз, чтобы донести до детского (как она считала) разума свою мысль.

— Оно БЫЛО моим! — заявила Комета. — Я жила в этом замке. Я была баронессой Найей Кайдавар, дочерью барона Гайана Кайдавара. Я принадлежала к морскому народу, который владел этим побережьем и построил этот замок.

Родители с ужасом уставились на своего ребенка. Они решили, что у девочки бред или приступ истерии.

Чтобы сгладить конфликт, экскурсовод быстро заговорила, считая, что сможет переключить внимание ребенка на более интересную тему:

— Я знаю, сейчас очень популярны сказки Марги Ловуши о морском народе. Но на самом деле замок был построен племенем Кадаар, которое поселилось здесь, откочевав из глубины степи, из окрестностей современного Магалана…

— Мельгальяна, — машинально поправила ее Комета.

— Что? — растерялась женщина.

— Мельгальян — столица степного государства зиганьеров.

— Магалан — это прародина нашего народа, — веско произнесла экскурсовод. Несмотря на то, что она хотела успокоить капризного ребенка, погрешить против научной (как она ее понимала) истины ей не позволяли твердые принципы.

Комета воскликнула:

— ВАШ народ жил в северных лесах, когда мои предки правили этой землей. Мы строили замки и корабли, а вы ютились в примитивных избах!

Она попыталась отыскать в информационном поле что-нибудь, что подтверждало бы ее слова. Но на этой планете не сохранилось ни летописей, ни документов, ни каких-либо записей, относившихся к периоду владычества морского народа. Даже древние стены замка Кайдавар утратили память о своих прежних владельцах. Собственно, более половины замка являлось так называемым «новоделом». Для привлечения туристов старые развалины были частично восстановлены, а частично дополнены новыми постройками, стилизованными под древнюю архитектуру.

Потомки простолюдинов полностью утратили воспоминания об истинной истории своего мира. Даже в легендах и мифах отсутствовали упоминания о зиганьерах и морском народе. Лишь писательница Марга Ловуша не так давно опубликовала цикл сказок о стройных черноволосых людях, бороздивших моря на своих длинных быстроходных кораблях. Но даже она была совершенно уверена в том, что все ее произведения — плод творческой фантазии. Возможно, в снах и грезах к ней возвращалась память далеких предков, но это происходило только на подсознательном уровне.

Поняв, что материальных свидетельств существования зиганьеров и морского народа не осталось, Комета расширила свою Божественную силу и ПОКАЗАЛА окружавшим ее людям то, что некогда пережила Найя Кайдавар. Демонстрация заняла всего несколько минут по местному времени.

А потом Комета покинула тело своего воплощения, на прощание сказав:

— Вы построили красивую и беспечную жизнь. Но нельзя забывать о тех, кто в крови, в поту, в слезах заложил основы вашей цивилизации. Это НЕСПРАВЕДЛИВО!

* * *

— Есть мир, где обо мне должны вспоминать с признательностью и любовью! — решила Комета.

Она отправилась туда, где некогда возглавила армию Холмогорья, чтобы отстоять свободу своего народа от человеческого государства.

Комета ВОПЛОТИЛАСЬ… и тотчас же почувствовала жестокий удар хлыста на своей обнаженной спине. Она вскрикнула от боли и неожиданности.

— Заткнись, человеческое отродье! — раздался грубый окрик позади. — Работай! Работай! Все работайте!

Вслед за окриком послышался стук копыт. Комета обнаружила, что ее руки автоматически продолжают плести корзину из заготовленных гибких прутьев. Она была не одна — на голой земле на корточках или на коленях несколько десятков одетых в лохмотья женщин и девушек плели точно такие же корзины. Перед ними находился убогий барак, который служил одновременно и их жильем, и складом для материалов. Между работницами прохаживались трое кентавров. Каждый держал в руках длинный хлыст, которым подгонял замешкавшихся или недостаточно усердных. У кентавров имелось и более солидное оружие: пистолеты в кобурах и шпаги в ножнах.

Не переставая вытягивать из пучка новые прутья и вплетать их в корзину, Комета подключилась к информационному полю. С момента ее гибели прошло около двухсот лет. То, что произошло за это время, повергло Комету в ужас.

Люди ошиблись, когда считали, что уничтожив предводительницу армии нелюдей, они без труда захватят Холмогорье. Наоборот, получив известие о гибели Кометы, Зукхил и Хрумпин объявили о всеобщей мобилизации. Армия нелюдей за несколько недель увеличилась почти до сотни тысяч воинов. Холмогорцы кипели гневом и яростью, они жаждали отомстить за смерть своей любимой военачальницы.

На прибрежные города людей обрушились орды бесстрашных и беспощадных нелюдей. Это уже были не те дикари, которых можно было в упор расстреливать картечью из пушек. Обученные Кометой отряды штурмовали стены по всем правилам военного искусства. Города Побережья пали один за другим. Их жители были по большей части вырезаны, а оставшиеся в живых обращены в рабство.

Но и этой победы холмогорцам показалось мало. Прошло несколько лет, в течение которых нелюди перенимали у своих рабов искусство кораблестроения и мореплавания, и вот уже флотилия нелюдей переплыла Междуземный пролив. Армия Холмогорья обрушилась на королевство Нарданала, предала его огню и мечу, а затем разорила и другие западные государства. Людей постигла та же участь, что и жителей прибрежных городов.

Последние полторы сотни лет этот мир полностью принадлежал нелюдям. Остатки независимых людей жили за далекими северными горами — в снегах, в нужде, в постоянных войнах с экспедиционными карательными корпусами холмогорцев.

Но самым неприятным для Кометы было то, что помимо жестокого рабовладельческого государства нелюди создали тоталитарный религиозный культ. Культ Леди Кометы. Возник целый пантеон богов, полубогов и героев. Разумеется, верховной богиней считалась сама Комета. Чуть ниже нее располагались обожествленные соратники-нелюди: Хрумпин, Зукхил, Балил и даже Рухинак, который постоянно сомневался в ее праве называться «светлым воплощением». Люди, которые поддерживали Комету — озерник Гарбискул и лекарь Алиний Плантор — были названы ее верными РАБАМИ. Их приводили в пример современным людям, как идеализированные образцы верных и преданных слуг. Таким образом, людей изначально низводили до положения низших существ, которые не могли претендовать на равные с нелюдями права.

А дворянин Адонсо Калтрадский?… В религии Холмогорья он стал воплощением предательства и подлости. Именно на него взвалили всю вину за пленение и смерть Кометы. При упоминании его имени каждый благочестивый «кометник» непременно сплевывал и посылал проклятия в адрес Адонсо и всего человеческого рода.

Кроме этих основных персонажей, религия имени Леди Кометы включала в себя множество других существ. Их было так много, что Комета не стала вдаваться в подробности. Для нее достаточно было уже того, что все ее благие начинания, все призывы к свободе породили еще большую жестокость и ненависть.

Комета была подавлена и разочарована:

— Что же мне делать? Поднять людей на восстание и свергнуть тиранию нелюдей?

— Работай! — словно отвечая на ее вопрос, прикрикнул кентавр-надсмотрщик, и на спину Кометы обрушился еще один удар хлыста.

Комета встала, выпрямилась и произнесла:

— Я вернулась!

Она ПОЖЕЛАЛА, и ударивший ее кентавр взлетел высоко в воздух, а затем рухнул вниз, переломав все кости.

Женщины-работницы застыли в изумлении и ужасе. Оставшиеся двое кентавров схватились за оружие… и разделили участь своего товарища.

— Это посланница Шира-Вада-Дагна! — всплеснула руками пожилая женщина.

— Шир-Вад-Дагн, славься во веки веков! — подхватили ее крик остальные.

— Шир-Вад-Дагн, облегчи наши страдания!

— Шир-Вад-Дагн, выведи нас из рабства!

Комета на мгновение растерялась. Что она должна была делать? Объяснять этим забитым и неграмотным женщинам, что именно она и есть та самая Леди Комета? Рассказывать, что она все силы отдала борьбе с Триединой церковью, так как видела в ней главную опасность духовного закабаления?

Комета махнула рукой в сторону ближайшего леса:

— Бегите, люди! Скоро сюда подоспеют другие кентавры на подмогу.

— Ты защитишь нас, посланница Шира-Вада-Дагна! — с фанатичной слепой уверенностью закричала пожилая женщина и бросилась в ноги Комете. — Порази своих врагов мечом огненным во имя священного триединения!

Другие женщины также попадали на колени и поползли к Комете, восклицая:

— Помоги нам, святая!

— Спаси нас!

— Исцели наши раны!

— Накорми наших детей!

— Дай нам свободу!

Комета почувствовала, как в ней закипает гнев. Но теперь он был обращен не только на нелюдей, но и на их рабов.

— Раз вы сами не боретесь за свою свободу, значит, она вам не нужна! — воскликнула она. — Если вы ждете, что кто-то вам поможет, значит, помощи вы не получите!

Но слова Кометы попросту не были услышаны. Женщины ползли на коленях, протягивали к ней руки и умоляли:

— Помоги!

— Защити!

— Спаси!

— Дай!… Дай!… Дай!…

Комета одновременно испытывала жалость и презрение. Она не в силах была смотреть в пустые фанатичные глаза женщин, вдыхать миазмы от их немытых тел и ощущать прикосновения грубых натруженных рук. Она почти ненавидела их, но осознавала свою вину за то, что с ними произошло. Впрочем, напомнила себе Комета, если бы двести лет назад люди захватили Холмогорье, то сейчас точно в таком положении находились бы горные копатели, кентавры, дриады, прыгунки и прочие нелюди.

Комета ПОЖЕЛАЛА и переместилась в Холмоград — столицу Холмогорья — в главный храм своего собственного имени. Она воплотилась в теле рабыни-служанки, которая как раз в этот момент обмывала ноги огромной каменной статуи Леди Кометы. Присоски на руках и ногах богини были значительно больше, чем у настоящей Кометы. Неизвестный скульптор стремился подчеркнуть, что богиня Леди Комета принадлежала к миру нелюдей.

По обеим сторонам основного изваяния были установлены статуи обожествленных Хрумпина и Зукхила. Они держали в руках секиры, целиком выкованные из золота.

Услышав за спиной голоса, Комета обернулась. Ей был нанесен еще один душевный удар. Она увидела… саму себя. Вернее, она увидела дриаду, которая была объявлена новым «светлым воплощением» Леди Кометы. Дриада являлась неотъемлемой частью религиозного культа, вобравшего в себя архаичную веру в память предков, именуемую «светлым воплощением». При соблюдении соответствующих обрядов и псевдонаучных астрологических расчетов священники Леди Кометы избирали девушку-дриаду, которая объявлялась очередным «светлым воплощением» богини. Всю жизнь ее окружали почетом и уважением, а после смерти вновь выбирали новую юную Леди Комету.

Подобные же «светлые воплощения» имели и другие обожествленные личности. Разумеется, к настоящему переселению душ они не имели никакого отношения. Более того, «должности» «светлых воплощений» давно уже стали предметом торговли. Богатейшие семьи помещиков и рабовладельцев Холмогорья старались протащить в храмы своих родственников, чтобы таким образом продемонстрировать собственное влияние и могущество. В ход шли подкупы жрецов, охаивания «конкурентов», интриги и сплетни. В общем, нелюди создали общество, вобравшее в себя все самые худшие черты человеческого государства, против которого когда-то сражалась настоящая Леди Комета.

Дриада, которая считалась воплощенной богиней, неторопливо и плавно шла по храму в сопровождении жреца-фавна. Их окружала почетная стража из шести кентавров и четырех прыгунков. Горные копатели, слишком большие и неуклюжие, чтобы нести охрану внутри храма, стояли у внешних дверей.

Комета вгляделась в лицо своего «светлого воплощения». Дриада была молода, печальна и, казалось, тяготилась возложенными на нее обязанностями.

Комета расслышала, как жрец-фавн говорил дриаде:

— Через восемь дней состоится праздник в честь освобождения Дубовых Взгорий. Согласно церемониалу, ты должна лично обезглавить трех человек, олицетворяющих Силу, Ложь и Подлость людей. А ты до сих пор даже не научилась правильно держать меч.

— Я не умею, — робко произнесла дриада.

— Да что там уметь?! — воскликнул фавн. — Людей положат перед тобой на плаху связанными и беспомощными. Вот прежнее воплощение Леди Комета любила устраивать настоящие поединки с людьми. Она рубила их одного за другим, как тростник… Ну, конечно, ей помогали.

— У меня не получится, — губы дриады задрожали. — Я не выношу вида крови.

— Считай, что я этого не слышал! — строго произнес фавн. — Какое же ты «светлое воплощение», если боишься крови? Леди Комета испытывала наслаждение, убивая людей. И ты также должна радоваться при виде поверженного врага.

— Я попробую, — пообещала дриада, видимо, убежденная словами жреца.

Тот заметно обрадовался:

— Вот и отлично! Я всегда уверял Конклав, что тебе просто не хватает тренировки. Ты должна научиться воспринимать смерть спокойно и естественно. Вот, видишь, рабыня моет статую? Возьми шпагу и заколи ее!

Комета поняла, что речь идет о ней. Других людей в зале не было. Фавн взял у одного из охранников шпагу и почти насильно впихнул эфес в руку дриады.

— Иди и убей! Докажи, что ты истинное «светлое воплощение» нашей божественной Леди Кометы!

Дриада и фавн в сопровождении стражи направились к Комете. Девушка спокойно стояла и ожидала дальнейшего развития событий. Ей самой стало любопытно: сможет дриада перешагнуть грань между добром и злом, или не сможет?

Однако жрец не слишком надеялся на решительность своей ученицы. Он приказал охранникам, указав на Комету:

— Подержите ее за руки! А еще лучше, поставьте на колени!

И тогда Комета заговорила:

— Смерть преследует человека всю жизнь.

— Что это? — спросил фавн у охранников. Он не обращался напрямую к девушке, так как считал, что его может осквернить разговор с существом человеческого вида.

— Неужели я жила и боролась РАДИ ЭТОГО? — спросила Комета скорее сама у себя, чем у нелюдей.

Двое кентавров-охранников приблизились к ней, но одним своим ЖЕЛАНИЕМ девушка размазала их о стены храма.

— Кто ты? — спросила дриада, выронив шпагу и с ужасом глядя на Комету.

— Комета. Леди Комета.

— Святотатство! — задохнулся от гнева фавн-жрец. — Убейте эту тварь!

Охрана выхватила оружие.

— Прочь!!! — крикнула Комета и топнула ногой.

Ее гнев вышел из-под контроля. По полу храма зазмеилась трещина, постепенно расширяясь и углубляясь. На улице она уже была шириной с ладонь, у стен Холмограда — с овраг. Трещина раскалывала поверхность планеты, захватывая все большую и большую площадь. Дойдя до моря, трещина превратилась в гигантский каньон, дна которого не было видно. Вода хлынула в каньон и, встретившись с раскаленной мантией планеты, вскипела, рванувшись в атмосферу облаками пара. А трещина бежала все дальше и дальше — по дну моря, через соседний материк. Теперь в нее проваливались целые города, горы, леса. Планета тряслась так, что никто не мог устоять на ногах. И все это происходило настолько быстро, что люди и нелюди погибали, даже не успев понять, что происходит с их миром.

Храм, в котором находилась Комета, превратился в руины, похоронив под собой и тело служанки-рабыни, и дриаду, и фавна, и почетную стражу. Комета со стороны наблюдала за гибелью целого мира. Наблюдала — и не испытывала ни раскаяния в содеянном, ни жалости к погибавшим. Она видела, как во все стороны разлетаются освобожденные души людей, нелюдей, животных, растений. Она знала, что все это вольется в бесконечный круговорот жизни и вновь воплотится в каком-нибудь другом мире, может быть, более справедливом и достойном, чем эта планета.

А созданная Кометой трещина, сделав вокруг планеты полный оборот, разрезала ее пополам. Земная кора провалилась внутрь, вода испарилась, планета превратилась в светящийся расплавленный шар. Будь у нее побольше массы — она стала бы новой звездой.

— Вот и все, — с мрачным удовлетворением произнесла Комета.

Ее эйфория прошла. Комета поняла, что быть Богиней непросто. Раньше она была уверена в том, что поступает по справедливости, что действует во имя добра. Теперь же, получив дар и проклятье всевидения, она могла созерцать плоды своих трудов.

В лучшем случае о ней просто забывали, как это произошло в мире Найи Кайдавар. В худшем — посеянные ею семена давали ядовитые всходы, как на только что уничтоженной планете. Если даже она не успевала совершить что-то значительное, как в мире Латэлы Томпа, то планета гибла и без ее участия. Комета боялась даже взглянуть в сторону Кси-Лодердолиса. Как отразилось ее вмешательство на жизни миллиардов людей?

— Может быть, это мое проклятие? Все, к чему я прикасаюсь, оборачивается во зло? Или мир таков, что его невозможно повернуть в сторону добра? Тогда к чему мои старания, к чему весь этот мир?

Комете не с кем было посоветоваться, не с кем поделиться своими мыслями… Хотя, почему не с кем? В мире существовала еще одна сила, равная ей по могуществу. Почему же она не обратилась к ней раньше?

Лишь только Комета подумала об этом, как сразу ощутила присутствие того, кто называл себя Трисмегистом. Он называл себя хранителем мира — того самого мира, в необходимости существования которого она усомнилась. Он был рядом — и не помог. Был рядом — и не предостерег. Был рядом — и не остановил…

— Трисмегист, Возрождающийся Великий Первый Бог, ответь на мои вопросы!

Но Бог молчал, словно не желал общаться с Богиней. Его сущность ускользала, оставаясь неподвижной, исчезала, не переставая быть ощутимой.

— Хорошо же! Я заставлю тебя обратить на меня внимание!

Комета устремила свой взор на Верхние Измерения, чтобы найти Миара… и сразу же передумала. Во-первых, общение двух Богов через уши и уста смертного (ибо даже эльфы казались теперь Комете мимолетными мазками на полотне мира) было слишком ограниченным. Во-вторых, Комета считала, что в своем новом качестве она имеет право непосредственно говорить с тем, кого считали Великим Первым Богом.

Еще не так давно Комете казалось, что кристалл Вечного Круговорота ответит на все ее вопросы, что он окажется последней ступенью к совершенству. Но теперь она решила, что нужно выиграть еще одно сражение с самым могущественным противником, который только существовал в мире. Комета считала, что сможет победить. Как всегда.

Комета посмотрела на планеты, объединенные в Сеть Порталов Прямого Перехода. Их было много, очень много. Но все равно среди Вселенных и Измерений они занимали меньше места, чем песчинка на побережье океана. Для сверхвидения Кометы они представлялись маленькими шариками планет, находящимися на разных уровнях реальности. Планеты были соединены бледными паутинками межпространственных коридоров, создаваемых Порталами.

В центре густой паутины Порталов виднелась блестящая жемчужина — это была Империя Повелителей на Двенадцати Измерениях. В нее входили несколько сотен обитаемых планет, которые были защищены от постороннего проникновения магическо-силовыми полями. Комета не сомневалась, что при необходимости легко разрушит эту защиту, яркую и хрупкую, как перламутр. Но даже Повелителей она не считала достойными своего внимания. В мире у Богини Кометы остался лишь один равный по силе соперник — Трисмегист, Возрождающийся Первый Бог.

— Ты обещал, что МЫ обязательно встретимся, и встреча наша уже близка!

Комета вошла в мировое информационное поле и узнала, какие планеты считаются главными для почитателей Трисмегиста. Их называли Земля и Этла-Тида. На первой Трисмегист родился в теле человека, вторую покинул в облике Возрождающегося Бога. За несколько мгновений изучив всю его историю, Комета ощутила с ним некоторое родство и общность. Ощутила, но тотчас же отвергла возникшую симпатию. Она намеревалась диктовать ему свои условия. Она была уверена, что сможет изменить несправедливый мир, если Великий Первый Бог отступится от него.

Среди миров Сети Комета увидела две нужные ей планеты. Этла-Тида оказалась чуть ближе, и Богиня ПОЖЕЛАЛА воплотиться на ней в человеческом облике…

* * *

— …Жареные катуны! С пылу, с жару, в хрустящей корочке! — Комету почти оглушил призыв огромной голографической фигуры.

Она расширила свое сверхвидение, обозрев сразу всю планету, а также искусственные спутники и космические корабли на ее орбите. Комета поняла, что оказалась в Лирде Высокобашенном, бывшем некогда столицей Южной Империи, а теперь превращенном в главный коммерческий центр государства-планеты Этла-Тиды.

Комета воплотилась в теле высокой дородной дамы по имени Ворждра, прибывшей на Этла-Тиду вместе с мужем для осмотра местных достопримечательностей. В данный момент муж Ворждры находился в отеле и отдавал дань уважения местной кухне. Он весил втрое больше своей жены, что для их родной планеты — Жранделя — было вполне нормально.

Комета пока не полностью заместила сознание Ворждры и позволила женщине делать то, что ей вздумается. Поступила она так потому, что на орбите Этла-Тиды помимо туристических и грузовых кораблей находились боевые звездолеты Империи Повелители. Их чуткие приборы могли фиксировать невидимые человеческим глазом изменения в ауре живых существ. И сейчас они сканировали планету в поисках необычных проявлений магической активности (примерно таким же способом на Сурл-Аваше было обнаружено воплощение Кометы в тело Шаггашуги).

— Уж не меня ли ищут Повелители? — заподозрила Комета.

Действуя осторожно и мягко, она обошла все следящие системы и подключилась к информационному полю звездолетов Империи на Двенадцати Измерениях.

С некоторым удивлением Комета узнала, что время, казавшееся ей несколькими мгновениями, для смертных существ было довольно продолжительным. О появлении в мире новой Богини уже стало известно не только Повелителям, но и нескольким другим высокоразвитым цивилизациям. Кое-кто уже успел обозвать ее Анти-Богиней и Всемогущей Разрушительницей.

— Подумаешь, немножко встряхнула сонный Порядок и уничтожила погрязшую во зле планетку! — Комета испытывала какое-то мрачное удовлетворение. О ее силе знали, ее мощи боялись, ее прихода ждали.

— И дождались!

Но Комета пока не торопилась проявлять свои возможности. Она даже не стала протестовать против того, чтобы Ворждра вступила в заведомо проигрышную игру с уличным мошенником-каталой. Щуплый этла-нит так ловко орудовал своим нехитрым инструментом — тремя колпачками и шариком — что даже сама Комета едва не упустила момент, когда катала спрятал шарик в руке и предложил своей жертве отыскать его среди трех пустых колпачков.

— Угадывайте, красавица! — нагло предложил мошенник. — Ваша удача сосредоточена в вашем указательном пальце.

Ворждра указала на средний колпачок. Разумеется, шарика под ним не было. Но он там появился сразу же, как только Комета ПОЖЕЛАЛА.

Обнаружив факт телепортации, катала заявил, что прекращает игру. Ворждра же решила, что удача сегодня на ее стороне и стала настаивать на продолжении.

— Извините, но закон есть закон, — сказал катала, стремясь замять конфликт.

— Мне не нравиться этот закон! — закричала Ворждра, стремясь привлечь внимание не только окружающих туристов, но и органов правопорядка. Она была абсолютно уверена, что стала жертвой мошенничества. О том, что ее глазами смотрит Богиня, она до сих пор не подозревала.

Ворждра попыталась задержать каталу, который норовил от нее улизнуть:

— Мы еще не закончили игру!

Катала пытался что-то возражать, но Комета его уже не слушала. Слова дородной дамы каким-то странным образом вошли в резонанс с ее собственными мыслями. Как и во время слияния с Кубасурой, она уже не могла понять: сказаны они были Ворждрой или ей самой.

Внезапно Комета поняла, что настал тот миг, ради которого она воплотилась на Этла-Тиде, ради которого прошла столько воплощений, ради которого существует. Когда-то Миар сказал ей, что новая недостижимая цель поднимает ее на очередную ступеньку. И вот настал момент, когда нужно было сделать очередной шаг. Возможно, последний.

Комета окончательно воплотилась в теле Ворждры и, больше не пряча своей силы, заговорила:

— Весь это мир хочет заставить меня играть по его правилам! Но я этого не хочу. Мне не нравится этот мир, и я хочу его изменить! Я могу его изменить!! Я его изменю!!!…

Она сразу же поняла, что ее заметили и узнали. Порталы Прямого Перехода немедленно переключились в режим эвакуации. Туристы и жители Этла-Тиды начали покидать не только Лирд Высокобашенный, но и планету. Комета могла видеть, как по полупрозрачным ниточкам межпространственных коридоров в разные уголки Вселенной перемещаются огромные массы живых существ. Возможно, Повелители считали, что обитатели и посетители Этла-Тиды окажутся в безопасности, удалившись от планеты на достаточно большое расстояние. Но Комета могла видеть весь необъятный многомерный мир, поэтому эвакуационные планеты были для нее так же близки, как недра Хаоса или вершина Порядка.

— Бегите, бегите! Но вам негде спрятаться. Этот мир всего один. И он принадлежит мне!

Насмешливый голос Кометы разнесся по Вселенным и Измерениям, достигнув сознания каждого живого и даже неживого существа. Сама она приняла ОБЛИК Богини, из дородной дамы превратившись в идеальное создание, символ и эталон женского начала.

— Вы, жалкие смертные и еще более жалкие бессмертные существа, цепляющиеся за свои никчемные жизни, я обращаюсь к вам всем, чтобы сказать: теперь я стану вершительницей ваших судеб!

Комета переместилась туда, где, как она теперь знала, человек по имени Трисмегист стал воплощением Великого Первого Бога. Ей показалось очень символичным то, что именно с вершины жертвенной пирамиды Теч-Тулака прозвучали ее слова, пронзающие сознания и души:

— Эй, ты, тот кто называет себя Великим Первым Богом! Я заявляю, что этот мир, который ты называешь своим, на самом деле не заслуживает жизни. Если ты хочешь защитить его, сделай это сейчас. Иначе я брошу в Срединные Измерения кристалл Вечного Круговорота и замкну на него черную галактику Кур-Башур. А ты знаешь, что это означает конец всего живого. Я вызываю тебя на бой за власть над всем этим миром! Где же ты?!

Конечно, соединение кристалла Вечного Круговорота с энергией Кур-Башура (то есть слияние двух противоположных полюсов — Порядка и Хаоса) не могло уничтожить абсолютно ВСЕ живое. Но этого было достаточно, чтобы вывернуть наизнанку пространство Срединных Миров. Даже Богиня Комета не представляла, что из этого получится. Она могла лишь предполагать, что чудовищный катаклизм уничтожит по меньшей мере девять десятых всех живых существ. А это означало, что высвобожденные души не смогут найти новых материальных носителей для последующих воплощений. Всемирное Равновесие будет не просто нарушено — оно будет уничтожено.

Гибель одной планеты или даже целой галактики не могла сколько-нибудь заметно поколебать баланс между Жизнью и Смертью, так как затрагивала лишь одну каплю бесконечного океана духовной энергии. Во время Великой Битвы Богов было уничтожено менее ПЯТИ ПРОЦЕНТОВ материальных носителей жизни, и тогда Равновесие поколебалось настолько, что мир оправился и стабилизировался лишь спустя многие и многие поколения. А что же могло произойти при уничтожении ДЕВЯНОСТА ПРОЦЕНТОВ живых существ?

Комета боялась. Но боялась не Трисмегиста, а того, что он не ответит на ее вызов. Тогда ей пришлось бы либо выполнить свою угрозу, либо отступить и, следовательно, сдаться. Но сдаваться Богиня Комета не собиралась.

Поэтому почти с облегчением она услышала тихий и спокойный голос, который также распространился по всему миру:

— Я здесь. Но я не буду с тобой сражаться.

Рядом с Кометой возникло воплощение Трисмегиста, или Великого Первого Бога. Он выглядел, как обычный ничем не примечательный человек в простой серой одежде. Но Комету не могла обмануть эта кажущаяся простота. Перед ней стоял самый настоящий Бог, сознание которого пронизывало весь мир от Хаоса до Порядка. Они были рядом — но не соприкасались. Они были рядом — но не пересекались. Они были воплощениями двух начал — мужского и женского — на которых основывалось все многомерное мироздание.

Комета была поражена, но не напугана. Ей даже показалось, что она уже когда-то встречалась с Трисмегистом. Не тогда, когда он говорил с ней устами Миара, а гораздо раньше. Впрочем, это могло быть и наваждением, которое использовал Великий Первый Бог, чтобы лишить ее силы.

— Почему ты не хочешь со мной сражаться? — спросила Комета, и в ее голосе проскользнуло удивление, как будто она совершенно не ожидала такого ответа.

— Потому что я только что нашел свою Первую Богиню и не хочу ее вновь потерять.

— Ты лжешь! — резко возразила Комета. — Ты боишься меня. Ведь я сильнее, чем ты. За мной стоят Хаос и Порядок.

— Очень может быть, — иронично улыбнулся Трисмегист. — Ученица вполне может превзойти своего учителя.

— Что?! — изумлению Богини не было предела. — Ты осмеливаешься называть себя моим учителем? Ты — который не сделал для меня ничего?

— Более того — я назвал бы себя твоим первым учителем. Просто ты забыла многие свои прошлые жизни. Если хочешь, я помогу тебе их вспомнить. Ты обретешь истинную Божественную Силу и станешь той самой Первой Богиней, которую я любил.

— О чем ты говоришь?! — за грубым окриком Леди Комета старалась скрыть свою растерянность.

Когда Трисмегист заговорил с ней, он на долю мгновения испытала радость узнавания. Словно вернулась в родной дом, который покинула еще ребенком. Но ведь эти ощущения могли являться оружием ее Бога-противника, им не следовало доверять.

— Неужели ты на самом деле ничего не помнишь? — с искренней заботой спросил Трисмегист. — Ты же можешь все вспомнить! Я верю в твою силу. Сколько воплощений ты прошла? Сто? Сто миллиардов? Или еще больше? Пожалуйста, сосредоточься…

В сознании Кометы все перемешалось. Только что она видела в Первом Боге своего врага, но теперь, когда он явил себя, она внезапно почувствовала пробуждающуюся симпатию. Ведь они так похожи. Так велики… и так одиноки. И вдруг Комета осознала, что и в самом деле где-то на границе ее воспоминаний бродят смутные неясные образы. Несчетное количество воспоминаний, которые на самом деле являлись многими отражениями одного — самого главного. Раньше обращение к ним вызывало головную боль и затаенный страх. Раньше они были туманны и расплывчаты, но здесь, в Этла-Тиде, начали обретать четкость и ясность. Воплощение Великого Первого Бога как будто помогало Комете преодолевать незримые барьеры сознания. Она словно узнавала Трисмегиста или познавала заново. Да и в Этла-Тиде Комета как будто уже бывала ранее, но звали ее тогда по-другому. Комета попыталась вытащить из памяти хоть один кусочек воспоминаний… но не смогла.

— Ну попытайся, сделай усилие! — в голосе Трисмегиста зазвучали умоляющие нотки.

— Я не могу! — в отчаянии воскликнула Богиня. — А-а-а! Это, наверное ты своими чарами пытаешься одурманить меня?!

Трисмегист печально покачал головой:

— Что же мне делать?… Знаю!

Он сунул руку в складки своей свободной серой одежды. Комета застыла, ожидая появления знаменитого Жезла Смерти — Лучевого Меча. Она была уверена, что сможет защититься от этого оружия силой Вечного Круговорота и энергией Кубасуры, сумеет исказить и обернуть вспять его смертоносный луч, пронзающий сразу все уровни реальности. Однако… теперь Комета сама не хотела смертельного поединка с неожиданно обретенным другом.

Другом? Она сама удивилась, когда это слово пришло ей на ум. Только что он был ее врагом, соперником, преградой на пути к абсолютной власти. И вдруг — друг? Что же с ней происходит?

А Трисмегист молча протянул Комете руку с раскрытой ладонью. На ней лежал не синий смертоносный цилиндр, а какой-то маленький лоскуток ткани золотистого цвета.

Комета присмотрелась. На ткани разноцветными нитками был вышит странный вензель. В замысловатом узоре можно было увидеть и набегающие на берег пенистые волны, и ветви деревьев, и башни дворцов, и крохотное алое сердечко в уголке. Вензель явно вышивала неопытная рука — неровные стежки то накладывались друг на друга, то оставляли разрывы.

Что-то дрогнуло в душе неукротимой Кометы. Внезапно из бездонной глубины ее забытых воспоминаний всплыл яркий образ. Этот вензель вышивала она сама! Давным-давно, в одном из предыдущих воплощений. За первым образом потянулись другие. Чтобы проверить их подлинность, Богиня немного сместилась в пространстве и оказалась в древней Этла-Тиде, некогда именовавшейся Проклятым городом.

Стараниями служителей планеты-музея в городе все осталось без изменений, поэтому Комета легко проследовала от гавани до дворца Магов-Императоров. С некоторой дрожью она вступила в оплавленный коридор, который вел к Зеркалу Истины. Да. Она здесь уже бывала раньше. Она бежала по этому проходу, зовя того, кто был для нее дороже жизни: «Трис! Где ты, Трис?!» А потом…

Комета вновь вернулась на вершину пирамиды. Вся проверка не заняла и сотой доли секунды по объективному времени. Но внутри Кометы теперь бушевал ураган противоречивых чувств и мыслей. Все еще стараясь рассуждать последовательно, она беспокоилась, что все эти воспоминания внушены Трисмегистом, чтобы поколебать ее силу духа. Но раз противник смог наложить на нее подобные чары и подчинить своей воле, значит, он сильнее?! Значит, она проиграла?!!

Но одновременно с этим Комета все больше и больше понимала, что истина находится внутри ее собственного сознания, что именно оттуда рвутся на волю запертые, забытые и до сей поры запретные воспоминания. Чем больше она убеждалась в этом, тем тоньше становились стены, отгородившие ее глубинную память.

И, наконец, последние преграды зашатались и начали рассыпаться. Воспоминания ринулись к Комете, толкаясь и перебивая друг друга. Их было много, очень много. Сотни прожитых жизней, сотни тысяч воплощений, сотни тысяч миллиардов…

Но среди всех тех, кем когда-то была Комета, или кто когда-то был ей, выделялась одна — рыжеволосая девочка. Она родилась здесь, на этой планете. Ее рыжие волосы были ее проклятием, но они же стали ее счастливым талисманом. Благодаря им она нашла и полюбила одного человека, и он полюбил ее. Чистота и невинность этой любви отмыла душу Кометы и очистила ее память.

Она подняла сияющий от радости взгляд:

— Трис?!…

— Алина?! Ты все-таки вспомнила!

Последние преграды рухнули. Теперь Комета, или, вернее та, которая ранее именовалась Кометой, поняла, что так долго таилось в глубинах ее памяти. Там были спрятаны не предыдущие воплощения — там находилось самое главное воспоминание. Она была Великой Первой Богиней! Впрочем, почему БЫЛА? Она ВНОВЬ СТАЛА Великой Первой Богиней! ВСЕ смертные существа, принадлежавшие женскому началу, были ее воплощениями. Точно также, как все мужские существа относились к Великому Первому Богу — ее любимому и желанному Трису.

Всезнание Первой Богини помогло ей понять, что и Трисмегист сейчас испытывает подобные ощущения. Ранее он также являлся лишь воплощением Первого Бога и должен был ждать появления своей второй половины — женской половины бесконечности. Только вместе они могли стать теми, кем были в самом начале времен. Только вдвоем они могли вновь объединить в себе все свои воплощения.

Два Великих Первых Бога — мужчина и женщина — бросились в объятия друг друга. Они полностью восстановили свои личности, и стало ясно, что не Боги являлись воплощениями и олицетворениями многомерного мира. Все Вселенные и Измерения, все звезды и планеты, весь космос, все живые существа от Хаоса до Порядка отражали их полную сущность, являлись частями Богов.

По Вселенным и Измерениям прошла дрожь, словно весь мир содрогнулся от предвкушения предстоящего великого таинства.

И таинство свершилось.

И все живущие в этом мире существа испытали экстаз взаимного слияния. Это еще не стало смертью, но это больше не было и жизнью. Исчезли отдельные личности, ибо все они слились в одно целое и воплотились в сознаниях Богов. Звезды, планеты, космическое пространство, тела живых существ — все стало едино. Все стало Богами.

Тела Богов состояли из всего, что когда-либо существовало, существует или будет существовать. Глаза Богов видели все, что когда-либо происходило, происходит или будет происходить. Уши Богов слышали все, что когда-либо прозвучало, звучит, или будет звучать.

Исчезли любовь и ненависть, страх и надежда, доброта и злоба, боль и наслаждение — ибо все эти придуманные символы перестали иметь значение. Исчезли материя, энергия, магия, душа — ибо все эти названия лишь в малой мере отражали Божественную Сущность Бытия. Мир был создан только ради момента слияния. Боги существовали только друг для друга.

Боги знали ВСЕ, и им больше не были нужны слова. Но слова все-таки прозвучали.

— Мы придумали интересную игру, — сказала Великая Первая Богиня.

— Следующая будет еще лучше, — сказал Великий Первый Бог. — Главное, не забывать о правилах. Ты помнишь их?

— Конечно, ведь правил мы придумали не так много. Всего два. Первое: НИКОГДА НЕ СОЗДАВАЙ ТО, ЧТО НЕ СМОЖЕШЬ УНИЧТОЖИТЬ.

Он подхватил:

— И второе: НИКОГДА НЕ УНИЧТОЖАЙ ТО, ЧТО НЕ СМОЖЕШЬ ВОССОЗДАТЬ.

— Итак, начнем все с начала? — спросила Она.

Вместо ответа Он объединил два сознания: Свое и Её.

Вселенные и Измерения завертелись, сжимаясь вокруг Богов и стремясь к точке их слияния. Исчезли последние границы реальности.

ВСЕ превратилось в НИЧТО.

А НИЧТО опять стало ВСЕМ.

И этот мир прекратил свое существование…

* * *

…Дети возводят замки из песка, играя на залитом солнцем пляже возле спокойной глади моря. И для них сейчас нет ничего важнее этой работы. Но уже через несколько минут они с веселым смехом бегают друг за другом по берегу, и их босые ножки разрушают и затаптывают с большим трудом построенные дворцы. А потом, вдоволь набегавшись и насмеявшись, они вновь усядутся на теплый песок и начнут возводить новые замки, возможно, еще более красивые и замысловатые. Ведь дети подобны Богам. А Боги подобны детям…

КОНЕЦ.

Оглавление

.

Глава 1. Иногда происходит даже совершенно невозможное.

Глава 2. Первая любовь обычно заканчивается трагедией.

Глава 3. Алмазное сердце баронессы Найи Кайдавар.

Глава 4. Смерть преследует человека всю жизнь.

Глава 5. Латэла Томпа начинает новую жизнь.

Глава 6. Тайная жизнь Подземки гигаполиса Птиола.

Глава 7. Метропоезд, заряженный шестью баллонами смерти.

Глава 8. Комета возглавляет оборону родной деревни.

Глава 9. «Светлое воплощение» меняет правила войны.

Глава 10. Отряд Кометы освобождает Дубовые Взгорья.

Глава 11. Военное искусство требует человеческих жертв.

Глава 12. Леди Комета начинает новую жизнь.

Глава 13. «Здесь закаляются сердца настоящих воинов!»

Глава 14. Первый полигон новобранцев. Святилище слизняков.

Глава 15. Гнездо шишкарей. Десантники против эсэсовцев.

Глава 16. Леди Комета заключает странный союз.

Глава 17. Магические силы черной галактики Хаоса.

Глава 18. Центр Мироздания. Кристалл Вечного Круговорота.

Глава 19. Одна игра заканчивается, другая начинается.

Реклама на сайте