«Писания про Юного мага»

Писания про Юного мага

Глава 1. Все только начинается

Клайд считал, что ему здорово повезло. Не всякому доведется вот так, запросто, буквально с улицы устроиться к гному. Гномы, они известные перестраховщики: сперва с тебя десять рекомендательных бумажек спросят, потом в залог еще что-нибудь возьмут. Если ты, кончно, не супер-пупер крутой маг, настолько крутой, что на тебе это можно большими буквами прочитать: в блеске эльфийской бижутерии, в бархатистых складках мантии из неведомого материала, в таинственном свечении оружия — не воинского, магического.

А мальчишка, удравший с родного острова, так и не закончив Школу Магии, гному нужен только разве что магические заряды для боевого топора носить. Так что повезло Клайду, очень повезло! Можно сказать, мечта сбылась! Но путь к ней был непрост…

Сколько Клайд себя помнит, он всегда просыпался от воя волков за рекой. Маленький он пугался, тем более что старшие ребята в спальне для мальчиков Школы Магии обожали рассказывать на ночь «правдивые истории про магов», ну до того жуткие, что хотелось заползти под подушку и не слушать. Но интересные настолько, что не то что ползти куда-то, пошевелиться было невозможно из-за боязни пропустить хоть слово. Иногда во время этих вечерних рассказов Клайд жалел, что он попал в Школу. Видите ли у него обнаружили способности к магии! Ну и что! А не проезжай через их хуторок маг-бродяга, и не обнаружили бы. Жил бы дома, страха не знал бы. Неужели другим не страшно? Ведь то, что в этих историях происходит, ожидает в будущем всех их. Правда, прежней жизни дома он почти не помнил — мал был.

Конечно, на хуторе было не весело. За ограду его тогда не выпускали, но в щель забора он постоянно видел, как что-то двигалось снаружи. Что-то жуткое, живое. Отец успокаивал его и маму: «У нас тут они не бросучие, просто бродят везде! Вы только их не трогайте.» Сам-то он уходил с утра куда-то в лес, на охоту, потому что от его добычи в основном зависело их благополучие, а они с мамой оставались дома, редко выходя во двор и стараясь не приближаться к самым ветхим участкам забора. Мама всю жизнь до замужества прожила в городе и привыкла к безопасности городских стен. А тут такое…

А еще их дом был серый, давно не крашеный — отец боялся, что яркая краска привлечет «бросучих» тварей. Агрессивных, как учат в Школе.

Отец пытался отвлечь маму от ее страхов, привозил ей разные саженцы, так что вскоре у них возле дома вырос замечательный сад. И огородом, конечно, тоже мама занималась, а Клайд помогал ей изо всех силенок. Но только мама никак не успокаивалась, сколько отец не утешал ее, и сходила с ума от страха за Клайда, а потом и за его маленькую сестричку. Поэтому когда она только услышала про Школу Магии, сразу дала свое согласие. Весь вечер перед его отъездом она переспрашивала мага: «А там точно безопасно? Их там ведь охраняют?».

Знала бы она, на что сыночка обрекает… Впрочем, в школе все было не так плохо. Не идеально, но Клайд привык. Никто учеников не охранял, это стало ясно сразу, как только маленькому Клайду вздумалось покидаться камушками и файрбольчиками в огромных жаб на берегу речки. Пришел в себя он в деревне, на какой-то соломе, и был еще наказан по возвращении в Школу за самовольство. Потом были три злобных орка, которым не понравилось, что Клайд отрабатывает заклинание Удар Ветра на их дружке. И паук, гнавшийся за курсантом из соседствующего со Школой Магии Зала Тренировки до самой деревни, а там резко решивший, что уставившайся на него Клайд ближе и вкуснее, да много чего еще. «Малая смерть» не переставала пугать, привыкнуть к ней, к ноющему потом телу, к саднящим, ободранным при падении ладоням, к головной боли, когда с позором тащишься из деревни в Школу, а то еще потом обратно к монстрам, заканчивать упражнение, не удавалось. Всякий раз, видя на своем волшебном браслете стремительно исчезающую полоску собственной жизни, Клайд ощущал тоскливую безнадегу, от которой хотелось вовсе сложить лапки и перестать бороться — быстрее оживешь, быстрее отмучаешься. Но за такое наставники по головке не гладили, и урок приходилось отрабатывать заново.

«Смотри», — показывали ему серую полосочку на браслете, — «ты потерял то, чему было научился, иди и восстанови прежнее, а потом еще выполни норму на сегодня!». И никто не водил его за ручку, не стоял за плечом, ни для того, что бы помочь, ни для того, что бы проконтролировать: зачем, на браслете ведь все видно.

Конечно, были и теоретические занятия, когда их учили каллиграфически выписывать магические символы или правильно держать ученический посох во время заклинания, а потом перехватывать его для удара.

Но, как сразу сказал наствник, в нашем мире не может быть чистой теории, рано или поздно всякому магу приходится ее применять на пратике. Вот когда мир очистится от сотворенного в древности зла, тогда может быть…

Клайд иногда мечтал об этом «может быть»: про спокойную жизнь, в которой нет бесконечных битв, рейдов по зачистке местности, захватов замков, схваток с другими магами. Где можно сидеть в прохладном кабинете, среди толстых томов, как в библиотеке Школы, и составлять магическую формулу… формулу… скажем, ускорения роста шерсти у овец. Если овцы сохранятся к тому времени. И так нормальных диких животных в мире почти не осталось, только птицы и насекомые. Разве что в дальних лесах, в горах да на ледниках Элмора еще можно найти обычных волков, медведей, лис, зайцев или белок. В остальном мире их место давно заняли монстры.

Новичком Клайд никак не мог понять, чем монстры отличаются от простых зверей. Особенно те из них, которые на зверей очень похожи. Вот толкутся у ворот города вечно голодные и любопытные келтиры, подбирают объедки, тявкают.

Конечно, они настолько бестолковы, что если убить одного, то соседние даже носом не поведут, а обычные лисицы вмиг разбежались бы кто куда. И глаз у келтира три, а не два. Но в остальном — все как полагается: шерсть, мокрый нос, розовый язычок. Может быть не все монстры совсем уж монстры?

Но наставники терпеливо поясняли Клайду и десяткам его одноклассников, что монстры — создания магические, и уже поэтому никак не могут быть обычными. Магическое создание — будь то келтир, гигантская жаба, низшие орки, суккубы или пауки — такие же ненастоящие, как големы, которых мастерят гномы. Поэтому, когда охотник убивает живого зверя, он получает его тушу, со всем что полагается туше — шкурой, мясом, рогами, костями или перьями. А когда маги или воины убивают монстров, то тело твари тает в воздухе, не связанное более магической энегрией. И иногда остаются разные вещи — остатки того, что применялось когда-то для создания монстра. Это может быть шкура — но шкура выдубленая и чистая, это могут быть кости — но кости сухие и белые. А могут попадаться самые неожиданные предметы, которые монстр находил в течении своего существования на поле боя или на трупах неудачливых разумных, которых он убил. Магическая субстанция монстра как бы втягивает найденный предмет в себя и удерживает его в течение времени существования твари. Причем, если однажды кто-то победил монстра и забрал предметы, оставшиеся на земле после его исчезновения, то потом в возродившейся твари могут оказаться точно такие же. А могут совсем другие. Природа этого явления была не до конца изучена современной магией.

Поэтому, убив паука можно найти нитки — заложенные в него при создании, для закрепления паучьей сущности — а можно найти меч, или лезвие меча. Со временем предметы как бы растворяются внутри монстров, и, в конце концов, исчезают бесследно.

Кто же создавал монстров? На этот вопрос не было точного ответа. Может быть боги или великие маги Древних в дни бесконечной битвы? А может быть более поздние волшебники, пытаясь собрать утерянные знания, проводили опыты? Никто не вел тогда записей об их создании, а в настоящее время разумные в мире накапливали другой опыт: опыт их всяческого уничтожения.

Клирик, относившийся к Клайду терпеливее других наставников, сказал однажды, смазывая ему ссадины, что все в природе мира одухотворено Создателем — кроме монстров. Но некоторые из них получили больше звериной сущности, а некоторые меньше. Те, что более подобны настоящим животным или разумным расам, способны и вести себя похоже на свои прообразы. Они могут есть, пить, рыть логова и выводить детенышей как звери, разговаривать, воевать, образовывать подобие племен, вступать в союз с себе подобными, что-то мастерить и даже размножаться как разумные. Прочие же твари только внешне сохраняют сходство с живым. Достаточно посмотреть в окошко на жаб у ручья, ведущих суетливую лягушачью жизнь, и сравнить их с кошками из разных самоцветных камней, которые подолгу неподвижно сидят на камнях, не нуждаясь ни в чем, или бессмысленно прыгают в сторону, что бы через миг снова застыть на час, а то и на сутки.

И еще монстрам не дана смерть в том виде, как у разумных и живых. Ни малая, ни полная гибель. Только лишившись возрождающей их магии они полностью исчезают из нашего мира. Поэтому они могут возникать на прежнем месте вновь и вновь, до тех пор, покуда не иссякнет волшебная сила, связывающая их с реальностью. Чем чаще твари приходится возрождаться, тем скорее эта сила иссякает. Только от одного монстра можно избавиться, победив его этак сто тысяч раз, а от другого — в тысячу раз медленнее.

Особенно смущают новичков похожие на разумных монстры. Поэтому нужно все время помнить, что они не одухотворены, и уничтожение их не является убийством, но лишь уборкой в своем доме, наподобие выведения грязных насекомых или даже отскабливания бессмысленной плесени.

Но тем не менее никакой радости от этой «уборки» Клайд не чувствовал. Пока их выпускали на бестолковых келтиров, которые к тому же пребольно кусались, если успевали добежать до мага, ему было как-то все равно. Келтиры надоели всем до жути. Когда ребята пробирались из Школы к морю купаться, им порой приходилось продираться через плотную стаю этих тварей, и невозможно было разговаривать из-за оглушительного тявканья.

Не жалел Клайд и волков — очень они были похожи на настоящих, хитрых и опасных хищников, которые водились в его родных горах. Не раз зимней ночью стаи хищников пытались разрыть солому на крыше хлева, и отец выбегал с факелом и дротиками, отпугивая их.

Но потом… как сейчас помнится, его нанял один гном со склада в деревне. Гигантские жабы, прельщенные блеском, растащили у бородача кусочки сверкающей адамантитовой руды из разбитого бурей ящика — гном всегда путался в этом месте рассказа, изо всех сил избегая разговора о том, откуда этот ящик у него вообще взялся.

Разумеется, как у всякого монстра, руда из жаб никуда не делась, и покуда не должна была раствориться. Поэтому, с одобрения наставников, Клайд отправился бить жаб вокруг места пропажи и искать гномову руду, наверняка контрабандную.

Он тогда как раз выучил второе боевое заклинание «Ледяная стрела» и хотел испытать его на ком-то. Одного «Удара ветра» на жабу не хватало.

И вот, когда первая жаба с последним «ква» ткнулась в траву у его ног, он почувствовал удивление. Он ведь не особо любил этих жаб, он когда-то очень хотел отмстить им за тот случай с его самой первой «малой смертью», почему же он не рад? Вот и кусок руды валяется, скоро гном заплатит ему денежки, а наставники будут довольны его удачным опытом.

Денежки магу ой как нужны. В Школе Магии неплохо кормили мальчишек и девчонок, предоставляли им обширные спальни и даже выдавали первые посохи и робы, как раз для неумех-новичков. Но дальше уж крутись как можешь.

У кого находились богатые родичи или друзья, те довольно быстро снимали застиранные до потери цвета обноски и наряжались в настоящие робы из магического магазина, расшитые рунами и пахнущие эльфийскими благовониями, и меняли некрашеный посошок ученика на замысловатый посох мага, так что порой пятиклассника можно было со спины принять за взрослого и солидного молодого мага. Пока он не начинал бить келтиров, чего взрослый маг делать станет уж только совсем от скуки. Да и то — когда взрослым скучать? У них там, на материке, дел полно, а если кто сюда заедет на денек, то либо в гости, либо за какими-то ингредиентами в Эльфийские руины. Да… богатые родичи это что-то!

А Клайдовы родители с сестренкой уже несколько лет как откочевали куда-то далеко на восток, и никто не знал, куда. От них иногда приходили смутные весточки через десятые руки, но ни адреса, ничего конкретного Клайд про них не знал.

Да были бы живы, потом он найдет их! Приедет в роскошной мантии, увешанный настоящими эльфийскими висюльками, прогонит всех тварей от домика и даст денег на его покраску. Или сам покрасит каким-нибудь заклинанием…

Но мечты мечтами, а теперь, на берегу речушки, на такой радостно-зеленой сочной траве перед Клайдом падали одна за одной жабы, звякали кусочки руды, а Клайда затопляла… жалость! Ему было жалко этих здоровенных лягушек, так похожих на настоящих. Они ничего сами по себе плохого не делали, просто жили почти как живые, квакали себе у реки, ловили комаров, хоть им и не нужна еда. И еще они были по-своему дружные, бросались защищать своих. А у мертвых жаб так жалобно разевался рот, розовый и беззубый!

Мальчишки раньше часто наблюдали за ними из окошка спальни, благо видно жаб было издалека. Порой на противоположный берег, мыча что-то невнятное сквозь зубы, выходили одинокие орки-монстры самого низкого ранга. Долго и бесцельно они стояли среди лягушек, мыча и пялясь в никуда, а потом, сгорбившись, уходили назад за деревья. «Невесту выбирают» — шутили старшие ребята: «Сами зеленые, вот к жабам и сватаются».

Конечно, подобную шуточку никто из них не посмел бы повторить при Высших благородных орках! А все же, Клайд бывало радовался, что орки снова и снова уходят в одиночку, не трогая несчастных жаб, а то кто их, монстров, знает, кто кому из них жених или невеста?

Стиснув зубы, Клайд закончил тогда это задание и получил свои деньги у гнома. А еще через несколько месяцев произошел случай, окончательно расставивший для него все по местам.

Клайда послали бить гоблинов — один из видов созданий, убивать которых было почти приятно. Гоблины сами ни на кого не нападали, но, стоя на месте или перебегая по-крысиному между кустов, почти непрерывно матерились. Конечно, на своем языке, но, к сожалению, он входил в программу Школы Магии, а что и не входило, то растолковали Клайду мальчишки. К тому же, гоблины всегда норовили ущипнуть пробегавших мимо ребят, будь то мальчики или девочки. И дрались они ужасно неприятно, воровато озираясь и норовя сунуть длинным ножом под ребро или стукнуть дубинкой отвлекшегося на миг ученика.

И все равно, убитый гоблин выглядел очень жалко. Клайд думал, что у несчастных тварей другой жизни-то и небыло, кроме этого матерного ворчания и перебежек по лесу. Но все-таки лупил он их почти азартно: их едкая ругань надоедала, пачкала уши.

А рядом в тот день качался курсантик, видимо, того же уровня, что и Клайд. И садился он передохнуть гораздо чаще мага. Клайд разок применил на него новое заклинание Исцеления, другой, потом они начали бегать вместе.

Курсант, правда, оказался невеликого ума. Вообразив себя непобедимым рыцарем с могущественным магом за спиной, он, не обращая внимания на крики Клайда, бросился на большую кучу орков. Клайд лечил дурака до последнего и даже сшиб магией пару орков, но их было больше… Когда зеленомордые уроды подняли свои крохотные глазенки от тела курсанта, стало ясно, что в пылу драки они прекрасно запомнили, что вояку кто-то лечил и помогал ему в бою. Пришлось удирать что было духу. Как в насмешку, над рощей именно в этот миг зазвенела бродячая волшебная мелодия, до нельзя бравурная. Такие мелодии часто звучали в местах, где кто-то по неосторожности разбил музыкальный кристалл, а за сотни лет расколотили их преизрядно. Поэтому можно было рубиться с орком под нежную колыбельную и из последних сил удирать от превосходящего противника под победные фанфары.

Но, не смотря на этот не очень удачный случай, а также на то, что этот курсант с тех пор демонстративно обходил его стороной, всем видом показывая, как неумеха-Клайд его подвел, на душе у волшебника-недоучки был праздник. Он неожиданно понял, что можно не только убивать, но и лечить. И тем самым как бы все равно помогать очищать мир, но в то же время не смореть на распростертые у ног жертвы.

К тому же, из всех наставников, встречавших его после неудачных попыток выполнить задание едкими упреками или презрительными усмешками, только клирик в церкви всегда припасал мазь или заклинание для его ран, и мятный леденец, который Клайд, стесняясь, торопливо совал за щеку — не маленький, вроде, а от леденца отказаться невозможно.

Так ему стало совешенно ясно, что он будет клириком. А что, тоже полезный маг! Вот приедет он домой и усыпит всех тварей, а отец на тачке отволочет их за холмы, далеко-далеко, и тупые монстры там и останутся. А мама выйдет прямо на луг с сестренкой собирать цветы, и не будет бояться…

Однако, большинство его одноклассников не разделяли подобного мнения. Почти все они хотели быть боевыми магами, даже девчонки. Почти у каждого их них был какой-то погибший родич, за которого надо было отомстить, или замок их сюзерена был захвачен чужим кланом. Они рвались в бой, и прилежно учили боевые заклинания, в то время как Клайд лечил всех вокруг прошено и непрошено.

Иногда ему здорово доставалось за это. Дело в том, что после Великой битвы богов в мире появилось множество безумцев. Одни говорили, что это блуждающее проклятие, котрое поражает кого попало, другие уверяли, что безумцы все продали души демонам и выполняют их задания на потребу злу.

Факт оставался фактом: иногда разумные начинали вести себя как монстры и убивать себе подобных не в честном бою или на арене, а прямо где попало.

На большую часть из них открывали настоящую охоту, но некоторые месяцами терроризировали какие-нибудь поселения, не позволяя свободно перемещаться вне городских стен. Отличить их было можно по пылающей алым ауре зла над головой, но к сожалению, это свечение не было видно достаточно далеко, и к тому же, ведя бой с монстром, не всегда получалось крутить головой.

Поэтому порой Клайд неожиданно получал стрелу в спину от человека, которого полчаса назад подлечил. Конечно, тот по силе заклинания Исцеления определял, что имеет дело с новичком, и бесстрашно шел охотится на него, как на келтира. Клайд сперва записывал имена обидчиков, но потом бросил это дело: ведь, скорее всего, они просто не доживут до того времени, когда он будет способен им отомстить. Или искупят свою вину и заживут нормальной жизнью.

А еще иногда от психа просто некуда было деться на маленьком острове, кроме мест с бросучими тварями, которые тоже убивали быстро. Тогда Клайд возвращался в спальню, накрывался пледом с головой и пытался уснуть. Пусть ругают за невыполненное задание, пусть оставляют без ужина, он не хочет быть мишенью для чьего-то извращенного развлечения. Глядишь, завтра придурка успокоят или прогонят и можно будет без опасений продолжать начатое.

Некоторые из ребят постарше не боялись вступать в бой с психами, но Клайд никогда не слышал, чтобы ученики выигрывали этот бой в одиночку. А терять с таким трудом завоеванный уровень овладения магией, который тоже показывал чудо-браслет, из-за чьего-то безумия, у Клайда не было ни малейшей охоты.

«ПК» — называли их ученики между собой, и пару раз Клайд слышал, как это слово употребояли взрослые в деревне. Но чаще их называли просто «красные» или «помидоры» — за цвет ауры. Но никто из школьников не знал, что это ПК значит.

Ходили такие расшифровки как: «психованные козлы», «проклятые киллеры», «подлые коцари», «полные кретины» и «падаль крысиная».

Тем не менее, находились ученики, которые говаривали порой: «Хоть бы и так, все интереснее этой нудятины!» или «Вот куплю себе новый жезл и попробую тоже попугать народ, хоть развлекусь!».

Действительно, покинуть Школу и заняться чем угодно вместо учебы любой ученик, в принципе, мог когда ему заблагорассудится. Наставники с усмешкой объясняли им: да Эйнхазад ради, можете накопить денег на корабль или телепорт и отправляться куда глаза глядят, ажно хоть в Гиран. Вот только кому и зачем там будет нужен какой-то недоучка без профессии? Ведь любой эльфийский лучник умеет исцелять, а орочий шаман накладывает защитные заклинания — «защитки», даже гномы, у которых в народе отродясь настоящих магов не водилось, своей слабой волшбой кровотечения останавливают.

Вот к магу со специальностью отношение другое, его могут даже в клан пригласить, помочь вырасти в уровне — на пользу клана, конечно же. Порой встречаешь вчерашнего ученика, а он уже магией овладел так, что браслет за 60 уровень зашкаливает, тут уж есть кем гордиться Школе Магии…

Это было очень убедительно, но, порой, ребята из Школы все-таки удирали. Одни — побегав плечом к плечу неделю-другую и решив, что отряд у них получился непобедимый — отпавлялись куда-то дружной компанией, часто вместе с курсантами-бойцами. Другие уезжали по приглашению родственников или друзей.

Клайд же все чаще тренировался в одиночку, устав от подколок насчет «монаха» и «святоши». Он нашел замечательное место возле большого водопада, где водились каменные големы, забредали агрессивные орки и безразличные, но все равно опасные вервольфы. Монстров там было не очень много, как раз достаточно для того, чтобы расправившись для начала с орками, не торопясь бить големов, дававших больше всего опыта.

А потом, в ожидании, когда магическая сущность материализует подобного монстра вновь где-нибудь поблизости, заканчивать тренировку более слабыми созданиями. К тому же твари эти все как на подбор были противные, что имело для Клайда немалое значение.

Порой водопад, оглушительно ревущий вблизи и усыпляюще щумящий издалека, завораживал приблизвшихся к нему тварей. Тогда они почти не реагировали на Клайдовы заклинания, вяло делая попытки передвигаться в его сторону, еще медленнее, чем тяжеленные големы. На Клайда же гипноз падающей воды не действовал, и в такой удачный день ему порой удавалось набрать опыта для нового уровня.

Но бывали и неудачи, когда забредал к водопаду паук, а орки упорно стояли кучкой и чутко озирались, не подкрадывается ли кто к ним.

Не всегда дружелюбны были и разумные, забредавшие в этот уголок. Некоторые пытались попросту прогнать мага, что бы тренироваться там самим, но он уже умел, не вступая в банальную драку, помешать таким захватчикам. Ведь пока мечник рубил монстра, или лучник прицеливался, маг всегда успевал применить хотя бы одно заклинание на монстра. Приходилось нахалам довольствоваться частью полагающегося опыта, и они вскоре покидали поляну.

Другое дело, когда незнакомые воины вежливо здоровались, или даже спрашивали, можно ли потренироваться тут. Таким соседям Клайд был только рад — гдядишь, и ПК стороной обойдет, и поговорить есть с кем.

Однажды Клайд увидел, как из тающего тела орка на землю выпало сверкающее лезвие меча. Но не успел он обрадоваться добыче, как пробегавшие мимо курсант-лучник и гном схватили лезвие и с радостными воплями убежали. Пытающегося бежать за ними Клайда они, похоже, даже не заметили. С бегом у мага вообще была огромная проблема. Во-первых, чтение заклинаний не сильно способствовало физической тренировке, во-вторых, магия отнимала силы, и в-третьих, робы были не самой удобной одеждой для бега. Мало того, что любой коротышка-гном обгонял его как стоячего, все монстры, от которых с легкостью убегали разные там эльфы и орки, и, с некоторым усилием, курсанты, догоняли Клайда прежде чем он успевал выпить на бегу исцеляющую микстуру. Ну, в крайнем случае, прежде чем она успевала подействовать. Итог ясен.

Поэтому, кроме мечтаний о сильно отдаленном будущем, появились у Клайда мечты попроще, попрактичнее, в частности, о том скором времени, когда он сможет изучить чудесное заклинание «Хождение с ветерком».

Но тем временем жизнь не баловала Клайда. Задания, котрые он получал от наставников, казались ему все более кретинскими. Было впечатление, что все сопротивляются его желанию лечить, и как нарочно посылают его убивать, убивать, убивать. Да и отношение к наставникам менялось в сторону критического. Клайд уже не был уверен, что на Острове собрались самые лучшие волшебники. Скорее, какие-нибудь неудачники, не нашедшие места в большом мире. Ведь ни один нормальный маг, будь у него на браслете уровень 60–70, не отправится сидеть сиднем среди неумелой малышни и келтиров, на всеми забытый островок! Им тут, наверняка, даже поохотиться не на кого, что бы поддерживать себя в форме!

Меж тем, на острове что ни день появлялся очередной псих. Даже отдыхая на своем любимом месте — на теплой скале прямо над водопадом, Клайд вынужден был непрерывно оглядываться. Психи попадались разные: одни, идейные, кричали, что все зло в мире от магов и давить их надо, пока маленькие. Другие просто гоняли учеников и курсантов с громовым кретинским хохотом. Третьи кичились количеством убитых и вызывали друг друга на соревнование. Хуже всего из них были маги и лучники — от них у Клайда практически не было шанса убежать. С огромным трудом он достиг 16 уровня в своем овладении магией.

В кармане зазвенели кое-какие денежки. Он не так давно сменил ученический наряд на новенькую тунику — лучшую из тех, что были в деревенской лавке, и прикупил себе ивовый посох. Правда, посох был двуручный, и пришлось впредь обходиться без привычного щита. К тому же, на бегу Клайд не знал, куда эту зеленую дубину деть, и носился с ней наперевес. Руки посох оттягивал тоже преизрядно, и им было не так удобно чесать в затылке, как старым, пока отдыхаешь.

Заботливо откладывая почти весь свой заработок, Клайд мечтал сменить свое орудие труда на более совершенное, дабы начать использовать магические заряды. Он подсчитывал, насколько окупится такое оружие при вольной охоте или при выполнении заданий, но постоянно сбивался.

Он ужасно уставал, потому что с прежних големов получалось не так уж много опыта и не так часто падали деньги, как раньше. Один приятель нарисовал ему схему прохода к месту, где големов не два, как у водопада, а десятки. Но не предупредил, что по дороге там полно пауков и орков.

Клайд вышел в путь с вечера, чтобы к утру быть на месте, по дороге устал и прилег под кустом. Пробуждение его было похоже на кошмар: когда он вылез из-под куста, его взгляду предстали десятки… увы, не големов, а голодных пауков и злющих орков, не бросившихся на дерзкого сразу, наверное только от изумления такой наглостью.

Но этот миг прошел, и вот уже Клайд несся по лесу, спотыкаясь о корни и петляя, как подстреленный заяц, чувствуя один за другим удары жвал и мечей по своей многострадальной спине.

Больше он не ходил искать логово големов. Все опротивело. Как бы невзначай, он поинтересовался у Хранителя Врат, сколько будет стоить покинуть Остров магическим путем. Сумма ему не понравилась. Мало того, что она отодвинула бы мечту об улучшении посоха еще дальше, у него просто совсем не было таких денег.

Все чаще бесцельные прогулки по Острову приводили Клайда в порт. У верфи прохаживался кряжистый бородатый мужик, из бывших моряков. Он продавал билеты до двух крупных портовых городов Адена: Глудио и Гирана. Каждый раз он заводил с Клайдом разговор о том, что неплохо было бы купить у него билет на корабль и дать моряку на отдыхе подзаработать маленько на пиво. Но Клайд отговаривался очередным заданием и спешно уходил.

Глава 2. На материк!

И вот, в один прекрасный день ему пришло невероятное послание. Писала некая знакомая его родителей по их поручению. Из ее письма следовало, что ему полагается некоторая сумма денег, вроде как отложенных когда-то отцом на его обучение. Просто отец тогда не предполагал, что сын отправится учиться так рано, и положил денежки в гномский банк на добрый десяток лет. Знакомая имела какое-то отношение к этому банку, и готова была выдать Клайду денежки с родительского благословения, да вот только никак не имела возможности отправиться к нему на Остров. Поэтому Клайду предлагалось самому прибыть в город Глудин, и там, на площади, слева от Мастера-зверовода, в узком переулке, его и будет ожидать знакомая с деньгами. Клайд даже не стал заходить в Школу в этот день. Он не испытывал обиды на своих наставников, но и желания отпрашиваться у них, оправдываться перед ними, может быть, давать ложные обещания, у него не было. Забежал он только в церковь, да и то, так и не смог признаться, что уезжает. Сбегает. Как ни крути — попросту сбегает из надоевшей Школы! Кл и рик, словно читая его мысли, неожиданно начал пространно рассказывать о Большой Земле. Упомянул своего знакомца в Глудине, посетовав на его излишнюю приверженность не духу, а букве служения. Рассказал про некоторых монстров на материке, потом помянул гномов, которые более других народов, как ни крути, нуждаются в помощи магов. К тому же часто изрядно богаты. А на прощание он не сунул Клайду леденец, как бывало, а насыпал ему в карман робы целую горсть. У Клайда даже слезы на глаза навернулись. Но что он мог сказать: «Спасибо, а я тут сбежать решил…»? Поэтому, собравшись с духом, Клайд выпалил куда-то в сторону: «Я, знаете ли, точно решил. Я буду кл и риком!». «Хорошо!», — ответил наставник, — «Увидимся, когда ты будешь проходить свое испытание!».

«Он точно догадался!», — думал Клайд, подбегая к причалам. — «Но не остановил меня! Значит, я не такую уж глупость делаю!». На причале он купил билет, порадовав страдавшего без пива старого морского волка, и уселся ждать корабль. Море было гладким, прозрачная вода стеклянно блестела, и было видно сваи, уходящие в глубину. Корабля все не было. Клайда охватили сомнения. А вдруг корабль утонет где-нибудь посреди моря? Наверное, плавать очень опасно, вон какой причал пустой. Все используют магию. Не стоило ли ему остаться еще на пару недель и заработать на телепорт? К тому же, он слышал истории про любопытных, свалившихся за борт при ясной погоде, только потому, что они решили поглазеть на волны за кормой. «Не-ет, я сяду в серединку, подальше от всех краев, как они там называются, борта?» — решил Клайд и на всякий случай проверил, есть ли у него Свиток Перемещения. Когда-то, еще младшеклассником, Клайд с дружками пробирался на верфи и играл в прятки под настилом, шлепая по мелководью босыми ногами. Или забегал на корабль и вставал, раскинув руки, на смотровой площадке на носу.

Корпус корабля мерно било о причал, все качалось, ветер дул в лицо, и можно было вообразить, что плывешь в дальнюю даль. Смотритель только ухмылялся, глядя на эти забавы. Зайцем прокатиться никому не позволяла магическая защита. Когда, после последнего колокола, корабль наконец грузно трогался от пристани, мальчишки сперва с торжествующими воплями трогались вместе с ним, но уже через миг оказывались на причале, глядя на тающую в дымке корму.

Вот и теперь, сидя на пропахшей каким-то необъяснимым морским ароматом, палубе долгожданного корабля, Клайд внезапно испугался, что вот-вот мягкая волна темноты выкинет его обратно на скрипучие доски пристани. Но корабль плыл, а Клайд никуда не девался. Маршрут описывал по морю вытянутый полукруг вдоль берегов Острова. Все корабли в Глудин отплывали вдоль дальнего берега, а прибывали на Остров вдоль ближнего. Как это порой случалось, неожиданно из ниоткуда зазвучала торжествующая, бравурная мелодия. Этот блуждающий звук, порой вносивший нотку театральности в повседневные сцены боя или отдыха в течении всех лет его жизни на Острове, был как последний привет из дома. Всем было известно, что волшебная бродячая музыка всегда присуща только определенному месту, и, значит, этот бодрый марш уже не услышать на Большой Земле. Только тут Клайд понял, что за эти годы стал считать Остров домом. И пообещал себе когда-нибудь сюда вернуться…

Только тут он заметил, что не один на корабле. Его соседка, женщина-воин, казалась не намного старше самого Клайда, но ее одежда явно была не из деревенской лавки. Некоторые знатоки, выросшие в городе или при замке, могли примерно определить по доспехам или мантии уровень воина или мага, но Клайду с трудом удавалось различать робы новичков. А пялиться на девушку просто так ему было неловко. Он хотел было предложить ей свои защитные заклинания, но тут же вспомнил, что его слабенькие защитки держатся недолго, гораздо меньше, чем им предстоло плыть. Да и нужны ли они ей? Но женщина без малейшего смущения рассматривала его и первая завела разговор:

— В Глудин собрался?

— Да, в Глудин пока что, — ответил Клайд

— И что ты там делать собираешься? — казалось, она с трудом сдерживает смех.

— Ну, — удивился Клайд, — а что все там делают?

— Народ разный, и занят разными делами, — рассудительно сказала девушка, но глаза ее смеялись, — почему ты решил оставить остров? Ведь если я не ошибаюсь, тебе еще рано проходить тест на специальность?

— Я… — неожиданно Клайда понесло. Он расправил плечи и презрительно повел плечом. — Да эта Школа Магии. Ее надо переименовать в Магический Детский Сад! Эти квесты и тесты — такая скукотищща! Остров крохотный, настоящему магу негде развернуться, и еще толпы малявок повсюду! Чему можно этак научиться! Я мужчина. Мне нужно настоящее дело. Поэтому я еду на материк.

— О! — с трудом удерживая смех, всплеснула руками девушка, — ну надо же! Сколько тебе лет, герой? И какого ты уровня?

— Ответ: 16 и 16. И разве этого не достаточно, что бы перестать нуждаться в няньках?

— Вполне. — девушка от души веселилась. — Так чем ты намерен заняться на материке?

— Ну, для начала буду охотится неспеша. На Острове-то добыча мелковата, невозможно скопить на приличное оружие. Я слыхал, что на материке есть монстры, с которых падает по 200… нет, по 300 адена. Правда?

— 300? — девушка не выдержала и расхохоталась, — те, на которых охочусь я дают по 1000 адена. И по 3000 единиц опыта.

— Я думаю, — солидно возразил Клайд, — таких мне пока рановато лупить. Меня и 200 пока устроит. Даже 150. Первым делом куплю себе кедровый посох и спиритшоты к нему. А там…хорошо бы гнома найти! — совсем уж неожиданно для себя выпалил он.

— Гнома? — опешила девушка, — зачем тебе гном-то?

— Ну как же, — немедленно укрепляясь в своем мнении, пояснил Клайд, — гномы все богатые, а магии у них почти нету. Буду бегать его лечить, а он мне платить, к тому же гномы или находят всякие интересные вещи, или сами их делают. Да, с гномом точно не пропадешь!

— Клан тебе нужен, а не гном, — возразила девушка. — Вот будешь уровня 35–40, тогда напиши мне!

— Спасибо, — вежливо ответил Клайд. Про клан он пока и не задумывался, а вот гном — это была гениальная идея! Как его только осенила такая!

— Ну, мне пора, скоро Глудин! — махнула рукой девушка, — может, еще увидимся!

И она развернула одним отработанным взмахом Свиток Перемещения. Столб синего света поднялся вокруг нее и… неожиданно девушка взлетела до середины мачты. Что-то слегка нарушилось в магии из-за движения корабля. Синий свет пылал почти над головой Клайда, а девушка хохотала — последний штрих этой забавной поездки на корабле окончательно развеселил ее.

— Ты такое видел когда-нибудь, маг? — крикнула она сквозь хохот и, наконец, растаяла в воздухе.

— Нет, не видел. — ответил Клайд пустому месту, где она только что была.

Корабль подплывал к причалам, разворачиваясь с северной стороны. Клайд не выдержал и взбежал-таки на смотровую прощадку. Так, стоя на самом носу корабля, он и прибыл в порт Глудина.

Найти нужное место оказалось не просто. Прежде всего, Клайд никак не мог протолкаться сквозь толпу. Он никогда еще не видел в одном месте столько народу. Половина присутствующих сидела прямо на мостовой и предлагала все подряд: купить или продать. Приценившись у одного скупщика шкур, Клайд с унынием понял, как он продешевил, сдавая свою добычу в деревенскую лавку. Другая половина хаотично перемещалась между сидящими — то ли выбирая что-то, то ли тоже пытаясь пробиться на свободное место. Сперва Клайду показалось, что город — это перекрещивающиеся проходы между домов и каменных оград. Его занесло на склад, потом в кузню, где вальяжно стояли гномы-кузнецы с ручищами толщиной почти в пол-Клайда. На него они только покосились — было ясно, что не их клиент.

Потом ноги вынесли мага к каким-то полуразрушенным зданиям. Между ними торчал, покосившись, громадный механизм, явно гномской работы, но совершенно непонятного назначения. То ли это был подъемник для ремонта домов, то ли орудие обороны.

Сразу за подъемником в стене был пролом, и в этот пролом как раз вылезал наружу человек с ярко-алой аурой над головой. В конце ряда развалин виднелись ворота со стражами, и Клайд невольно шарахнулся к ним. Однако, ПК, не обращая на него внимания, уже сбегал с холма вниз на дорогу. Опять проклятый помидор! Даже здесь от них нет спасения, и в город они могут пролезать через дырку — примерно так думал Клайд, шагая назад, в переплетение городских улочек. От стражников добиться внятного совета ему не удалось: вояки были готовы часами болтать о монстрах в округе, рассказывая их историю до седьмого колена, но про город знали только где в нем находится паб. Клайд решил идти к этому пабу и поискать там менее бестолкового собеседника. Пару раз свернув не туда, один раз по ошибке выбежав из города и в страхе вернувшись, боясь запутаться в холмах и распадках, Клайд повернул, наконец, на очередную лесенку, облепленную торговцами, прошел около сотни шагов и… вылетел на огромную площадь. Его охватило чувство, будто он падает куда-то или взлетает. Дома стремительно расступились в стороны, открывая вид на величественный собор справа, а сама площадь, вымощенная брусчаткой, раскинулась вокруг, бескрайняя, как поле. Клайд был поражен и красотой, и масштабом центра Глудина, и начал медленно обходить площадь против часовой стрелки. Он миновал паб, пустой и закрытый в это время дня, какую-то лавку, девушку в ослепительно-легкомысленном костюме, которая спросила его о чем-то, но, видя полное недоумение на физиономии парнишки, махнула рукой. Конечно, Клайда влек к себе собор! Куда еще идти магу в чужом городе! Но ему казалось наглостью прямо шагать ко входу в него через площадь. Поэтому он и пошел кругом, делая вид, что просто рассматривает все по порядку. На углу лавки были свалены в кучу какие-то ящики, и дальше идти кроме как в собор было некуда. Клайд набрал полную грудь воздуха и решительно шагнул в сводчатую арку. Собор был гораздо более огромен и богато украшен, чем их церковь в деревне. Здесь даже были жрецы и маги эльфийской расы! Невольно подтянув свободные штаны, Клайд двинулся прямиком к человеческому клерику, которого с порога опознал по одежде. Клерик был молод, но лицо его было лишено каких-либо эмоций. Казалось, ничто не может удивить или тем более напугать его. Клайд начал с того, что ему хотелось бы стать клериком, но это признание не вызвало в молодом священнике никакого воодушевления. Без теплоты, но и без презрения, он сказал красивым ровным голосом:

— Если это так, то почему ты покинул Школу Магии и не усердствуешь в постижении наук, необходимых в тяжком труде на благо Эйнхазад?

Клайду ничего не оставалось, как смущенно пояснитьо, что он тут по личному финансовому вопросу. Клерик милостиво кивнул ему, и добавил:

— Когда ты будешь готов для Испытания, мы снова увидимся. Ты ведь с Острова? Я дам тебе задание сделать там для Церкви кое-что.

Клайд кивнул, не смея уже спросить, не мог бы он прямо сейчас послужить при храме. Ему стало ясно, что ответ будет отрицательный. «Вот что такое следовать букве, а не духу!», — сердито подумал он. — «Формалист несчастный!».

Теперь следовало найти знакомую родителей. Юноша продолжил обход площади. Поинтересовался ценами у Хранителя Врат, заглянул в Воинскую Гильдию, принялся расспрашивать рыцаря возле нее. Рыцарь ответил, что разговаривает только с теми, кто желает посвятить себя ратным подвигам. Но когда Клайд воскликнул: «А, может, я желаю!», поднял его на смех. «Иди, юный маг, тебя, наверное, ищут твои наставники» — похлопал его по плечу рыцарь с такой силой, что Клайд аж присел. Но не обиделся на добродушного великана, которого сразу окружила группа молодых воинов разных рас и затеяла с ним дружескую потасовку. Клайд осмотрел двойные ворота, за которыми три какие-то бедно одетые и бессвязно переговаривающиеся на непонятном языке гномишки то и дело бросались на стражника. Клайд хотел было спросить девчушек, зачем они это делают, но решил, что они его скорее всего не поймут. Пожав плечами, он двинулся дальше. На углу стояло здание Гильдии Темных Эльфов. Не сдержав любопытства, Клайд вошел внутрь и с независимым видом прошел по диагонали к другой двери. В любую секунду он ждал окрика, или заклинания, но маги темных эльфов, похоже, не обратили на него внимания. «Небось, не один я такой любопытный», — подумал Клайд, — «Почти каждый новичок наверняка к ним заходит, так что они привыкли уже.» После Гильдии невысокое закатное солнце почти ослепило его. Тут он заметил, что у ограды стоит мужчина со значком, на котором изображена улыбающаяся мордочка то ли собаки, то ли волка. Клайд догадался, что это и есть Мастер-зверовод. За его плечом просматривался вход в узкий проулок. Клайд с трудом протиснулся в эту каменную нору и заозирался в недоумении. Прямо из-за угла выскочила к нему гномишка в блестящих доспехах. Рыжий хвостик, похожий на крохотный веничек, болтался над ее левым плечом.

— Ты, что ли будешь Клайд? — спросила она снизу вверх, обходя его вокруг и широко улыбаясь. Вся она была такая светлая, солнечная, и радостная, словно ожившая детская кукла, и походка у нее была вприпрыжку.

— Ч-ш! Молчи, я и так знаю что Клайд, у меня твой портрет есть! -

показала она какую-то замусоленную бумажку. Клайд попытался мысленно прикинуть, сколько ей может быть лет. Но не смог. Умом он понимал, что гномы живут гораздо дольше людей, и соответственно, в 50, а может и в 100 лет гномишка будет выглядеть все такой же миленькой девчушкой, да и среди соплеменников по-прежнему будет считаться подростком. Но глаза его упорно уверяли, что ей не больше 12 человеческих лет. Ладно пригнанные по фигурке доспехи придавали ей не грозый, а какой-то карнавальный вид, словно вырядившемуся в воина ребенку. Клайд прикинул, а видел ли он хоть раз гнома — юношу? Пожалуй, только на картинках. Да и те были скорее фантазией художника. Молодые мужчины их народа никогда не покидали землю предков, а чужаки никогда там не бывали.

— Ну, давай с тобой решать, что тебе нужно, — детским, но ужасно заботливым тоном произнесла гномка.

— Тебя как зовут? — осмелел Клайд.

— Сонечка, — окончательно разулыбалась она и отвесила презабавный реверанс.

— А… можно мне посох купить новый, кедровый, хватит денег? — спросил Клайд, вдруг понимая, что ни за что не пойдет опять бродить по каменным закоулкам Глудина в поисках магазина оружия. Сонечка заметила, как он побледнел и предложила ему присесть. Теперь она смотрела на него сверху вниз с той же забавной заботливостью. Сонечка что-то подсчитала на бумажке, потом осмотрела его робу, его посох и велела раздеваться. Клайд поспешно скинул магические одежды и остался в нижних штанах и рубахе.

— И как ты не запарился? — удивилась Сонечка. Потом она собрала его брарахло в узел и велела ждать ее на месте.

— А то потом тебя искать придется! — рассмеялась она и убежала.

Клайд привалился спиной к нагретой солнцем стене и сам не заметил, как задремал. Снилось ему что-то не очень приятное: потоки денег, исчезающие в синем сиянии над головой, хохочущие клерики, отправляющие его на испытание прямо в одном белье, Сонечка, кричащая ему «Ни хао!» и бьющая добродушного рыцаря его ивовым посохом. Поэтому, когда над его ухом раздался грохот, Клайд подскочил, как ошпаренный.

— Ты чего? — снова обежала его кругом Сонечка., - уснул? А я уже все раздобыла! Смотри, это кедровый посох, а это магичечская роба, а еще хватило денег на спиритшоты и осталось тебе про запас немного.

Она была страшно довольна собой и тормошила сонного мага, что бы тот скорее переодевался. А то кто-нибудь заглянет в переулок и не так их поймет. Клайд с удовольствием натянул красивую, расшитую узорами, робу. На куртке, правда, виднелось небольшое пятно сбоку. Сонечка, заметив, что он обратил на пятно внимание, смущенно пояснила:

— На полный-то комплект у меня не хватило маленько, да куртка у меня раньше того была, с паука добыла когда-то.

— Но как же! - воскликнул Клайд, стремительно заливаясь краской и хватаясь за шнуровку на груди, — ведь это тогда не мое, получается!

— Ой, не ерепенься! На кой мне магическая куртка да без штанов? Ни надеть, ни продать, а тут ты как раз подвернулся. Носи на здоровье!

— Спасибо! — искренне поклонился ей Клайд. Он не стал интересоваться, куда делись его прежние роба и посох. Ему стало ясно, что родительских денег было вовсе не так уж много.

— Да, кстати! — подпрыгнула Сонечка, — Ты на Остров возвращаться собираешься?

— Да нет, что я там забыл!

— Ну, тогда тебе неплохо найти одного гнома, звать его Кузьма, думаю ему пригодился бы маг в компании. Ты ведь умеешь исцелять?

— Конечно, давно уже, — солидно кивнул Клайд.

— Ну, тогда держи адрес. Пошли ему весточку магической почтой, скажи, что ты от меня! А я побежала! У меня еще таких наследников, как ты, четверо. И двое из них в Элморе. — Сонечка тряхнула своим хвостиком-веничком, неожиданно прошлась на руках, напевая что-то, перекувырнулась и убежала, маша ему рукой на прощанье. Стало совершенно ясно, что сколько бы ей ни было человеческих лет, среди гномов она пока такая же ученица, как и сам Клайд. Вот и посылают с поручениями…

Глава 3. Охота пуще неволи

А Клайд остался стоять в каком-то оцепенении. Новый посох был еще тяжелее прежнего. Клайд машинально приложил к нему спиритшот и увидел голубую вспышку. Ему немедленно захотелось испытать новое оружие. Буквально руки затряслись! Где-то в глубине души он помнил, что это далеко не самый совершенный магический жезл, но его разум затопляло ощущение собственного всемогущества. То и дело разглаживая на бегу шелковистую ткань робы, он вылетел в двойные ворота и почти уперся в крутой склон холма. Холм огибала дорога, убегая на север. Клайд поспешно развернул карту. Там, на севере, лежало Феллмерское озеро, про берега которого он что-то слышал краем уха: скелеты, оборотни, пауки. По коже прошел озноб. Ближе к городу располагалась Арена, где бойцы и маги вызывали друг друга на честные поединки. Туда Клайда тоже как-то не влекло. Кажется, там, в отличие от настоящей охоты или боя, целитель не нужен. Еще за холмами, ближе к океану, находились Орочьи Бараки. Совершенно ясно, что к Высшим оркам они не имели никакого отношения, и были набиты нечистью. Возможно, когда-то там и тренировались благородные бойцы Высших, да их накрыло волной какой-то магии, превратило в монстроидное подобие самих себя. А может быть, армии монстров сами заняли это место, подбираясь к богатому порту Глудина. Туда магу тоже идти не хотелось — так далеко, через какие-то холмы, ноги ломать! Поэтому, свернув свою карту, Клайд начал обходить городские стены снаружи. Он миновал те ворота, в которые входил, поднимаясь от пристани, снова свернул за угол и… увидел добычу! Это было, несомненно, самое удобное место для испытания жезла! Прямо у стен по лугу меланхолично бродили пауки, между ними пробирались люди-ящеры. Парочка естествоиспытателей уже имелась на этом лугу: один гном, садившийся отдыхать после каждого паука, и девушка-лучник, часто надолго убегавшая от преследовавших ее монстров, но упорно возвращавшаяся. Быстренько пролистав карманный определитель монстров, юный герой обнаружил, что все монстры на лугу не бросучие, и совсем повеселел. Клайд проверил заряд спиритшота, прицелился в паука и — бабах! В голубом пламени обычный «Удар ветра» показался Клайду оглушительным. Однако, паука он скорее разозлил, чем обеспокоил. Клайд выстрелил еще раз и, видя нависшие над головой жвала, бросился бежать к городу. Паук не отставал, пришлось стрелять еще и еще. После четвертого выстрела монстр запищал, закачался и рухнул в траву, едва не сломав Клайду ногу. Под тающим угловатым панцирем отчетливо просвечивала горсть монет. Пересчитав их, маг не сдержал радостного вопля: 150 адена! Вот это да! Мгновенно пересчитав монстров на лугу и умножив их на 150, Клайд ощутил себя богачом. Скоро, скоро он сменит и этот посох на что-нибудь невероятно навороченное, например, на куклу Вуду, которую видел в учебнике по магии дома. А потом наймет этого гнома… как его, Кузьму? — чтобы он бегал за ним и прочесывал тушки поверженых монстров гномской магией «Грабельки» (от слова «грабить») и «Подметалки» — отличные заклинания, очень полезные, но к сожалению, известные только гномам. Или лучше позвать ту славную Сонечку? Под его защитой ей не придется бегать с дурацкими поручениями от банка…

Клайд подлечился и завалил второго паука. На этот раз он бросился бежать заранее, не забывая заряжать спиритшоты на бегу, и убил тварь всего треми выстрелами. Потери здоровья были невелики. Клайд снова подлечился. Потом он заметил, что гном и лучница сидят на траве и, как ему показалось, с завистью смотрят на него. Он великодушно подлечил и их. Щеки его разгорелись от благодарных криков бойцов. Еще один паук кроме денег вывалил на траву катушку ниток — дополнительный заработок! Да, явно стоит нанять гнома. Клайд присел ненадолго, что бы восстановилась магическая энергия. Он уже видел обозы с нитками, тянущиеся… куда? А, к гномам-ремесленникам! Новые одежды, пошитые специально по его мерке, личный дракон, замок… Да только кретин мог остаться еще на несколько лет на Острове! Да там даже магазина приличного нет, а единственный гном-торговец все продает и продает у ворот один и тот же комплект брони, скорее всего свой собственный учебный. Тут да… тут масштаб другой! Клайд самодовольно посмотрел на браслет: серая полоска отрывалась от уровня 16 и ползла вверх. Не за горами Испытание, которое он пройдет, конечно, с легкостью. То-то удивится бесстрастный клирик из большого Собора, дрогнут надменные брови…

Маг вскочил. Энергия переполняла его. Он убил еще одного паука и бросился к гному, атакующему ящероида. Сейчас немного полечим убогого, потом снова в бой. Пауки такие мерзкие твари! Если хорошо зачистить место, где монстры возникают вновь и вновь, то этот участок может стать свободным от них навсегда. В этом-то смысл их бесконечного уничтожения: понемногу очищать мир. Правда, до сих пор это ему лично не удавалось ни разу, но тут их трое, может вместе… Клайд наложил на гнома исцеление и повернулся к пауку. Тут произошло нечто непредсказуемое: двое ящероидов, до того с беспокойством присматривавшихся к шумно гвоздящему их соплеменника гному, резко развернулись в сторону Клайда и бросились на него, выставив копья. Клайд, уже прицелившийся в паука, машинально завершил заклинание, и паук тоже рванулся к нему. Маг добрых 5 секунд тупо смотрел на приближающихся монстров, потом развернулся и побежал. На его спину опять обрушился град ударов. Он косился на гнома, на лучницу, но те были заняты собственными противниками и, возможно, даже не видели его беды. Знакомое тоскливое предчувствие охватило Клайда. Голова заболела и в глазах поплыли пятна. Эликсир! У него где-то был эликсир! Но карманы новой робы были пусты, а пока он дотянулся до заплечного мешка, нащупывая знакомый пузырек, твари уже окружили его со всех сторон…

Пришел в себя Клайд на узорчатой мостовой главной площади. Мимо двигались чьи-то ноги, и никому не было дела до мальчишки в недорогой робе, валяющегося тут, стиснув свой жезл. Несколько магесс в ослепительно красивых мантиях накладывали друг на друга защитные заклинания. В воздухе висел целый фейерверк разноцветных огней, крутились желтые кольца, мелькали синие спирали, вздымали подолы мантий столбы белого света. Но никто и не думал потратить чуть-чуть магической энергии на исцеление какого-то подростка, еле стоящего на подгибающихся ногах. Клайд отошел в угол площади, где никто не норовил наступить ему на ноги. Невольно он оказался возле того проулка, где встречался с Сонечкой. Надо бы написать этому Кузьме, думалось Клайду сквозь треск и шум в голове. Наверняка, он меня прогонит, велит идти доучиваться, но вдруг все-таки нет? В душе его царило похмелье: взобравшись в мечтах почти на небеса Богов, он больно грохнулся с этих высот на реальную землю. Он стал пролистывать справочник, с тоской убеждаясь, что слабее, чем у стен города, монстров в округе нет. И еще полно бросучих, так что отходить далеко от дороги, да и по дороге тоже, ему лучше не пытаться. Только отсутствие денег удерживало его от немедленной покупки обратного билета — да еще надежда на неведомого Кузьму. А в довершение всех бед он заметил, что серая полоска на браслете уныло болтается на цифре 15! Он потерял уровень! Клайд почувствовал себя совсем паршиво. От нечего делать он прошелся туда-сюда по этому краю площади. Мастер-зверовод несколько раз кивнул ему, перебирая какие-то приспособления в своем мешке. Время от времени он доставал похожие на капканы железные челюсти и полировал их тряпочкой. От мешка сильно пахло чем-то сушеным, но этот запах не казался аппетитным. Зверовод, зверовод — вдруг вспомнил Клайд. Кажется, он занимается раздачей элитных ручных волчат? А волк — это хорошая помощь в бою. Только даст ли он породистого волчонка мальчишке, явно только что получившему взбучку? Клайд поспешно пригладил волосы и отряхнул штаны. Потом решительно подошел к звероводу.

— Добрый день, э-э. сэр! — начал он, не зная, как продолжить

— Добрый, добрый, — усмехнулся зверовод, — зови меня Мартин.

— Мартин… э-э… сэр Мартин…а не будет ли у вас хорошего боевого щенка для молодого мага, — Клайд постарался выпятить грудь и небрежно покрутил свой жезл.

— Я вижу, ты уже не мальчишка, и вполне можешь справиться с воспитанием волчонка. Но все-таки я не разадаю щенят первому встречному.

Клайд только вздохнул. Конечно, нет, на что он рассчитывал?

— Сперва ты должен мне доказать, что действительно любишь животных — настоящих животных, таких, как мои волчата.

— Доказать? — удивился маг. Клятву, что ли, ему давать надо?

— Да. И если ты готов доказать, я дам тебе задание. А когда ты его выполнишь, я проэкзаменую тебя. Ведь живые звери сильно отличаются от монстров. Они, если ты не знаешь, совершенно такие же настоящие, как я и ты. Их нужно кормить, например. Поэтому, чтобы щенок не погиб от твоей неграмотности, я должен убедиться, что ты знаешь все о волках, об уходе за ними и о тренировке волчонка.

— Конечно! — обрадовался Клайд. Узнавать что-то новенькое — это ему пока что не надоело. Тем более о том, как тренировать СВОЕГО волчонка. Он заранее представил голенастого щенка-подростка у своих ног, его жесткую шерсть, чуткие уши…

— Я согласен на испытание и на экзамен! — воскликнул он. Настроение снова пошло вверх.

— Ну, я рад! — улыбнулся ему Мартин. — Первое задание будет тебе привычно, а животным нашего мира принесет большую пользу. Всюду есть зловредные монстры, которые нападают на настоящих зверей и губят их, хотя не нуждаются ни в их мясе, ни в их норах. Больше всего живые волки страдают от разных пауков. Ты должен отправиться к себе домой и убивать там пауков. Вот список тех из них, которые вредят волкам. В доказательство же ты привезешь мне 50 кровавых когтей. У паука обычно вырастает только один кровавый коготь, редко два. Но попадаются недоразвитые пауки совсем без него. Поэтому я в среднем считаю так: 50 пауков — это 50 когтей. Я дам тебе магический свиток, который не даст этим когтям растаять вместе со всей тушей паука. Иди, защити волков у себя дома, докажи мне, что ты их друг!

Во время этой речи Клайд все больше мрачнел. Переться домой — даже ради волчонка — ну никак не входило в его планы. Уплыл 16-го уровня, а вернется 15-го, просто шут гороховый для всей Школы! Но свиток он запихнул в заплечный мешок, и Мартина вежливо поблагодарил. Когда-нибудь он вернется к нему с полным мешком этих дурацких когтей. И возьмет себе сразу двух… нет, трех волчат!

Посидев на площади еще несколько часов, Клайд попытался послать магическую весточку гному Кузьме, но тот не отзывался. Делать нечего, в любом случае нужно восстанавливать уровень. Клайд нога за ногу поплелся к южным воротам. Теперь он охотился медленно и аккуратно, ящероидов не трогал, к паукам подбирался с такого боку, чтобы быть как можно дальше от прочих. Соседи больше не обращали на него внимания, а вскоре почему-то отправились в город. Клайд перебрался вслед за пауками через дорогу. На холме бродили оборотни и ящероиды-воины, поэтому он обходил холм по дуге. К агрессивным бурым медведям он тоже не приближался, но пару спокойных рыжих ему удалось завалить. Уровень восстановился, а отсутствие других бойцов его только радовало: никто не мешал друг другу, толкаясь на одном пятачке. Где-то в отдалении били бурых медведей и ядовитых пауков две гномишки. Он присмотрелся — не Сонечка ли? Но девочки были с совершенно другими прическами. Всем известно, что менять прическу, выбранную однажды — очень плохая примета. Хотя настоящему магу стыдно верить в суеверия, но Клайд верил, и, похоже, большинство окружающих разумных верило тоже. Поэтому причесок никто и не менял. Говорили, что только в честь каких-то великих чудес, случающихся в мире, борцы за его очищение могли изменить что-то в себе. Но что это за такие чудеса, мальчишки в Школе не слышали. На всякий случай, больше из желания примелькаться, может быть понравиться, Клайд вежливо поздоровался с гномишками. Они с энтузиазмом ответили, спросили, какого он уровня, пожелали удачи. Сами они были хорошие бойцы — медведи так и валились, синея, когда по ним прохаживались «Грабельками» и «Подметалками». Целитель-недоучка девушкам был не нужен. Клайд осторожно поплелся назад, к своим медведям и паукам.

— Потанцуем? — раздался голос над его ухом, когда он отдыхал. Клайд закрутил головой и увидел возле дороги в отдалении незнакомого парнишку-мага. Было непонятно, к кому он обращается, поскольку тот попросту орал в пространство, ни на кого не глядя. Клайд решил промолчать. Он как раз задумался о составлении универсального магического решебника: если маг уровня 16 с посохом, имеющим магическую силу 16 и физическую силу тоже 16 (тьфу, одни шестнашки выходят, еще и 16-ти лет!) подбирает себе для тренировки таких монстров, которых он клал бы, прежде чем они до него добегут, ему нужны твари, жизненная сила которых составляет не более 400. Из этих тварей хорошо бы выбрать таких, которые чаще дают что-нибудь полезное, и больше опыта, и пасутся в местах, где почти нет бросучих соседей. Решебник должен содержать таблицы: находишь свой уровень и свое оружие, смотришь самых жирненьких монстров. Повысил уровень — ищешь следуюших. Дело упиралось в то, что разным монстрам одним и тем же жезлом Клайд наносил разный ущерб, и никак не мог понять, почему это так. В этот миг его подбросило в воздух: сработала слабенькая магическая защита. Вокруг пояса с хрустом повисло тяжеленное кольцо льда. Недоумение опять замедлило реакцию Клайда, и, когда он бросился бежать к деловитым приветливым гномкам неподалеку, вторая «Ледяная стрела» догнала его. Он спешно вылил в рот пузырек эликсира, потом второй, третий и оглянулся. Незнакомый маг уже не стоял, он азартно несся за Клайдом, и его аура мигала фиолетовым, грозя налиться алым. Злость и обида затопила Клайда с такой силой, что не осталось места для стыда.

— Помогите, убивают! — закричал он гномкам. Дальше бежать было невозможно: бурые медведи стояли сплошняком, близоруко принюхиваясь. Девушки как раз покончили с очередным и повернулись в его сторону. Клайд неловко развернулся, чуть не упав со склона, и побежал обратно к городу. Еще два заклинания настигли его, а эликсиров уже не оставалось. Озираясь, он увидел, что гномки бросились на его преследователя. Но тут перед его носом из-за дерева вразвалку вышел бурый медведь, увидел наглеца и с ревом поскакал на него неуклюжим галопом… Пришел в себя Клайд в тихом переулке Глудина. На лице были непросохшие слезы обиды, на браслете снова циферка 15. Немедленно, трясущимися пальцами, он написал магическое письмо обидчику: «Какого рожна тебе от меня надо? Я тебя не трогал, придурок!». «Ха-ха-ха! Ты меня оскорбил!» — немедленно отозвался тот, — «Я пригласил тебя танцевать, а ты даже не ответил!». Что можно было написать этому кретину? Что вопль «потанцуем» в пространство менее всего похож на приглашение? Что побегать командой приглашают по-другому? Наверное, идиот все это знал. Он просто развлекался по-своему. Вскоре он похромал мимо Клайда к выходу из соседнего тупичка, из чего маг с удовлетворением понял, что незнакомые гномишки отомстили за него. Но идти следом за придурошным коллегой в чисто поле как-то не тянуло. Следовало поискать себе ночлег, разумеется не на постоялом дворе, а в сухом закутке где-то в городе.

Так дни проходили за днями, но, словно сглазили его, Клайд упорно оставался на 16-м уровне. То он терял его, то возвращал, но достигнуть хотя бы цифры 17 у него не получалось никак.

Глава 4. Наконец-то повезло!

В один такой мрачный серый вечер к юноше подошел незнакомый гном. Клайд ожидал, что гном предложит ему что-либо купить, и приготовился демонстративно вывернуть карманы: денег у него не хватало даже на спиритшоты. Однако гном, хмурясь, представился:

— Кузьма я. Знакомец Сонечкин. Она мне рекомендовала… э… принять участие в твоей, молодой человек, судьбе, да мне все недосуг было. Покуда сегодня не добрался до Глудина по делам, стало быть. Скажу сразу — лекарь мне, конечно, нужен, но нянька из меня так себе. Работаю я сейчас не в самом веселом месте, может слыхал — болота Крумы? Но заради тебя на зеленые полянки не пойду. Боишься в болото — сиди себе тут, а я пошел.

Все это гном пробурчал себе в бороду таким недовольным тоном, будто и рад бы был близко не подходить к Клайду, да, видно, обещал. Клайд откашлялся и неожиданным басом ответил гному:

— Очень рад знакомству, уважаемый Кузьма. Я сейчас временно остался без моих товарищей, по причине недавнего ранения, — тут он невольно потер еще болевший бок, — И рад буду присоединиться к вам, куда бы вы там не направлялись.

Он старался быть максимально вежливым, но понятия не имел, как следует обращаться с таким суровым и хмурым гномом.

— Ты мне не выкай, небось драться вместе будем, — буркнул Кузьма,

и Клайд заметил, что под усами у того прячется усмешка. На душе

у него сразу прояснилось.

— Ты бегать-то как, горазд? — спросил Кузьма уже почти задорно. — А то у меня пока на эти магические фигли-мигли лишних денег нету.

— А что, уже отправляемся? — сорвался на писк Клайд.

— А то. Ждать тут нечего, а там работа простаивает. Подтяни штанищщи-то и побежали. — Кузьма махнул в сторону восточных ворот. И его бурчание, и его усы, и усмешка под усами, все нравилось Клайду. Это была надежда — на чудо, на успех. Он кивнул, и они побежали. Конечно, вскоре Клайд безнадежно отстал. Кузьма покрикивал на него, даже дразнил, но Клайд не обижался. Он знал: за поворотом дороги старый ворчун дождется его, и от мысли, что он не один, у мага разливалось тепло в груди. Они прошли мимо тех мест, чьи страшные названия держали Клайда как на привязи в окрестностях Глудина: мимо Заброшенных Лагерей, мимо Руин Агонии. Но никто ни разу не напал на них, хотя в густых сумерках маячили за кустами кошмарные морды. Задержались на часок в городе Глудио. Про него поговаривали, что когда-то это была всего лишь застава на границе двух держав. Потом застава обросла переселенцами, а державы те канули куда-то в глубь веков. Осталось только название с тех времен: половинка от Глудина, половинка от Диона: Глу-Дио. Имелся возле города и замок: совсем рядом, за мостом. Клайду было интересно посмотреть, что там, внутри, но ворота были заперты и стражник возле них к шуткам и праздностям не расположен. «Топай отсюда, парень!» — рявкнул он, — «А то как подыму тревогу, намнут тебе бока!». Гном в это время делал какие-то свои дела в городской кузнице. Когда двинулись дальше, Кузьма все крякал с досадой себе в усы:

— Как пацан, как мальчишка сопливый… учиться на старости лет…

Да иначе куда ж?

Клайд слыхал краем уха, что у гномов в войско идут только те мужчины, которые становятся непригодны к тонким и неизвестным чужакам ремеслам гномского народа. Да девчушки, вроде Сонечки — пока родители не подберут жениха. Выходит, старый гном, который и на вид-то годится магу в деды, а в пересчете на прожитые годы так и вовсе в пра-пра-прадеды, сам только постигает воинскую науку? Интересно, что же такое мастерил он в потаенных долинах Элмора, чем занимался, кто остался там ждать его: жена, внуки, правнуки или, может, единственный сын-мастер? Неведомо, и не спросишь, потому что всем известно: про свои тайные города гномы молчат, как камень. Слишком напугала их участь народов, вмешивавшихся в распри богов с богами и Древних рас. Вот и остались гномы навеки в стороне, настолько, насколько им удалось.

Тем временем, Кузьма успокоился и начал снова поддразнивать Клайда: боится ли тот пиявок, да нет ли у него заклинания, чтоб штаны сушить. На штаны Клайд решил было уж обидеться: хоть и уровня он невысокого, трусом при гноме себя пока никак не выказывал, но Кузьма добродушно пояснил:

— Сыро там, порой по пояс в тине пробираешься, а у тебя вон, красотищща какая, это ж не доспех, промокнешь до нитки сразу.

— Да ничего! — взбодрился Клайд, — роба воду держит, даже плавать в ней можно.

— Ну, сейчас поплаваем. Эх, противное же место! — с этими словами гном свернул с мостика через реку и шустро устремился в какое-то ущелье, заваленное обломками древних колонн. Возможно, когда- то очень давно это был парадный проезд к Башне. Здесь высились испещренные магическими письменами колонны, а мощеная мостовая была гладкой, как в Глудине. Теперь же вытянутые глыбы покрывал мох и какая-то сухая плесень, а ноги то и дело спотыкались в траве об камни помельче. Глядя под ноги и по сторонам, Клайд не сразу увидел пиявок. А когда увидел, волосы встали у него дыбом. В густом тумане прямо на него надвигалась огромная туша цвета вареного рака. И очертания у нее были скорее рачьи, словно у гигантской креветки без клешней и загнутого хвоста, только в центре тупой передней части, без малейшего намека на морду, влажными лепестками расходилась мягкая плоть, выпуская наружу жадно трепещущий хоботок. Действительно, пиявки! Только таким пиявкам Клайд был едва лишь на глоток!

И тут Кузьма как-то без предупреждения обрушил на тушу свою палицу. Чудовище дернулось и ошеломленно застыло. Похоже, особый гномий удар временно парализовал его. Клайд поспешно стал метать в пиявку плотные шары скрученного волшебством ветра: удар, еще удар! С омерзительным звуком, пиявка вышла из ступора и начала как бы быстро-быстро прикасаться к Кузьме своим хоботком. Это выглядело со стороны совсем не страшно, да только кряжистый гном каждый раз невольно вскрикивал. Его жизненная аура побледнела, но не так сильно, как аура пиявки. Та, фактически, была в агонии. Вот конусовидное тело изогнулось несколько раз, слепо ударяясь о землю, и с грохотом распростерлось на мокром мху.

— С почином! - оттирая пот, провозгласил Кузьма. — Давай-ка, скоренько подлечи меня, и к следующей. Ты чего замер?

— Так я же не знаю точно, когда мне лечить… — растеряно сказал Клайд. Действительно, это было совсем не похоже на лечение случайных соседей по тренировке. От его вовремя наложенного заклинания зависела жизнь гнома. Это пугало.

— Ну совсем голова дырявая! Мы же не объединились! — хлопнул себя по лбу ладонью Кузьма. — А ну, давай-ка!

И на браслете у Клайда появился второй набор полосок, только без цифр.

— Вот, теперь ты видишь меня, я вижу тебя. Как чувыдра мне половину жизни убавит, сразу лечи, понял? Лучше не стреляй даже, копи силы.

— Хорошо, — кивнул Клайд, а сам вспомнил парнишку-курсанта. А

вдруг и впрямь сам Клайд виноват был, что тот погиб? Стало неуютно, хотя и до того менее уютное место было трудно себе представить. На грани видимости, за каналом с мутной, заросшей тиной водой, проступало из тумана что-то белесое, жуткое, блестели полупрозрачные лезвия.

— Не смотри на него, — буркнул Кузьма, — Сдается мне, он взгляды тоже чует. Это Туманный Потрошитель. Мы потом до них доберемся, а пока надо пиявками заниматься, они нам с тобой в самый раз подходят.

На пиявках был набран опыт для 17 уровня, ставшего личным праздником для Клайда. Правда, видеть и слышать этих гадостных тварей ему было уже невмоготу, да и крепкого гнома, похоже, с души воротило. Пришлось им несколько раз схватиться с Пра-волком, монстрической копией древнего зверя, жившего десятки тысяч лет назад. Попадали гному под булаву и огромные серые муравьи. Много раз Клайд видел, как гном орудует «Грабельками», но не всегда возникало вожделенное синее свечение. С пиявок вообще мало что падало. Наконец, когда они перебрались на другой берег канавы, как выразился Кузьма, «во второй круг», на них напал и Потрошитель. С трудом они одолели тварь, рассыпавшую после своей гибели деньги, рецепт и кости прямо в тину. Пришлось нырять за ними. Вода под слоем водорослей оказалась неожиданно прозрачной, и на много шагов вокруг были видны каменистые берега, ноги Кузьмы и лениво погружающиеся в канаву пиявки. Потом соратники долго отдыхали на вершине холма, являвшегося границей болот. Там дул свежий ветер и было видно, что уже светает, а туман внизу и не думал редеть. Они обсудили недавнюю схватку и пришли к выводу, что Потрошителей можно особо не опасаться, особенно сразу после отдыха, но и специально за ними гоняться пока не стоит. Над болотами, над слоистым туманом, словно висела в воздухе Башня Крумы. Сбоку светилась синим огнем башня поменьше, как гигантский привратный фонарь. Время от времени туман застилал их, оставляя только белесые силуэты в сиреневом небе. Клайда не оставляло ощущение, что на него кто-то непрерывно смотрит оттуда, с вершины Башни, и даже когда они с гномом снова нырнули в туман, это чувство не прошло. Взгляд был тяжелый, но равнодушный.

Обходя болота по широкой дуге, они видели другие чудеса: огромные панцири невиданных черепах, на которых чьи-то руки возвели укрепленные городки с башнями и лесенками. Как туда попасть — было совершенно непонятно. При отступлении на холмы городки словно таяли в тумане, и несколько минут пустой панцирь лежал на берегу болота, а потом таял и он. Может, то был морок. Охотиться им оказалось по силам только в одном месте — там, у «парадного» ущелья с колоннами. При попытке отойти в сторону, а тем более вглубь, они встречали либо слишком сильных тварей, либо слишком много агрессивных. Одна такая, похожая на помесь ящерицы с кенгуру, долго гналась за ними, и отстала только потому, что замешкалась на крутом склоне холма. Они же долго пытались отдышаться на мосту, ничего не говоря. И так все было ясно. Клайд полистал порядком замусоленную книжечку:

— Она… примерно 29-го уровня, бросучая.

— Болотники, — сплюнул Кузьма. — Они там толпами ходят, за третьим кругом. Эти вроде как самки, а еще есть солдаты, рабочие. У этих монстров никогда не понять — то ли они как войско, то ли как насекомые какие.

Видимо, он уже там побывал, но что-то не спешил похвастаться подвигами. Зато продолжал подшучивать:

— А ты ничего себе дернул от нее, я было подумал, что ты наконец «Хождение с ветерком» выучил!

Но до вожделенного заклинания было далеко, и сперва предстояло еще Испытание. Тем временем, Кузьме осточертели болота, и он начал продумывать, где бы найти монстров, богатых какими-либо ресурсами.

— Хобгоблины, они все возле старых угольных карьеров бегают. А уголь в монстре может и сто лет пролежать, он крепкий. Надо туда идти, за углем.

Он постоянно стал поминать какую-то свою племянницу, которая учится на кузнеца, и ей-то как раз позарез нужен уголь. Клайд не понимал, только болота тяготят гнома, или он тоже? Может, запасливому ворчуну стало жалко делиться добычей с мальчишкой, от которого пока что толку чуть: ну, лечит немного, так можно и на травке посидеть вместо этого. Он так и не почувствовал себя полноправным соратником гнома: слишком много отдыхал, слишком часто приходилось убегать от недобитого монстра, спасая Клайда. Вскоре же произошли события, ускорившие их расставание. Сперва, под конец рабочего дня, когда уже смеркалось, к ним подошел могучего вида воин в броне. Поболтав коротко о том, о сем, он предложил им сделать вместе короткий рейд в глубину болот. Как ни странно, словно загипнотизированные его мальчишеской бесшабашностью, ни осторожный маг, ни опытный гном не смогли отказаться. Соблазн заглянуть туда, куда не осмеливались даже подкрадываться, был велик. Они объединились и двинулись, как некая грозная машина, скашивая под корень болотных тварей. Поначалу все шло отлично, но постепенно их охватил азарт. Клайду все меньше давали отдыхать, да и монстры бросались на них раз за разом. Опыт рос как на дрожжах. Все кончилось в одну минуту, на сухом островке возле каких-то смутных руин, которые Клайд даже не рассмотрел толком. Рыцарь кинулся на рабочего болотника, в ту же секунду из тумана возникла злобная самка и прыгнула ему на спину, второй рабочий — или это был солдат? — набросился на Кузьму. Клайд сперва спасал главного бойца, но, увидев, что старому гному тоже изрядно достается, переключился на него. В пылу боя он почти не смотрел на браслет, а когда кинул взгляд, то успел еще удивиться — линия жизни приближалась к нулю вместе с линией магической энергии. Он обернулся и увидел оскаленную морду еще одной самки. И только тогда накатила боль, ноги подогнулись, и он успел увидеть, как падает на островке впереди него гном. Придя в себя в Дионе, они оба были неестественно веселыми, как люди, которые совершили некий досадный промах, но стыдятся в этом признаться:

— Сколько опыта набрали с этим железячником, столько и потеряли!

— приговаривал Кузьма, — считай, ничего не потеряли, зато попробовали этих болотников клятых!

— Да, схватка была что надо, — так же бодрился Клайд, — теперь знаем, как втроем бегать! Да если бы не вечер, если бы мы так спать не хотели…

— Точно, точно, у меня уже глаза не смотрели вовсе! — подхватил гном, — но все же как было не помочь человеку!

С тем и отправились в тот день на ночлег, однако Клйд слышал, как бормочет гном себе в усы, что с болотами пора заканчивать, пока не рехнулись.

Глава 5. Мир изменился

А на другой день произошло что-то необъяснимое. Знакомой дорогой среди холмов они отправились к своему ущелью, ведущему в болота. Вдруг движения их стали замедляться, словно воздух загустел. Через несколько секунд оба не могли пошевелиться. И это не походило на блуждающие магические лакуны, которые тормозили живое на несколько секунд, но потом отпускали, порой плавно, порой стремительно, как сжатая пружина. Попадая в лакуны невозможно шевелиться, нельзя открыть карту, достать что-то из мешка, говорить, слышать. А тут они стояли, спокойно переговариваясь, открывали мешки, пытались использовать Свитки Перемещения. Не было это похоже и на ловушку смещенных пространств, что оставались издревле на месте разрушенных когда-то волшебных зданий или заброшенных храмов. Залезешь на обычный с виду камень и вдруг — ни туда, ни сюда. Ловушки эти порой отпускали жертву, если использовался Свиток или, гораздо охотнее, если была принесена молитва мелким местным божествам. Тут же ничто не помогало, и соратники, недоуменно переговариваясь, болтались в прозрачном невидимом клее до тех пор, пока свет не померк у них перед глазами…

Клайд приходил в себя медленно и мучительно. Сначала не открывались глаза, и только смутный шум касался его слуха, как он снова проваливался в забытье. Потом он никак не мог понять, где находится. Выбравшись из крохотной комнаты на постоялом дворе, где он проснулся в одиночестве, укутанный чистым, но коротковатым пледом, он долго, покачиваясь, брел по проулку, направляясь на звук толпы.

Наконец, центральный перекресток Диона распахнулся перед ним. От изумления Клайд даже сделал шаг назад. Все пространство, которое прежде занимали ушлые торговцы и скупщики, сейчас было усеянно гномами. Девчонки и кряжистые ветераны сидели под новенькими, блистающими желтой краской, вывесками, приглашающими всех желающих заказать себе что-то у «зарегистрированных в муниципалитете ремесленников».

Клайд помотал головой, но видение не исчезло. Только где-то с краю он увидел несколько вывесок торговцев. Что-то начало доходить до мага.

— Не иначе, как новый закон приняли, про ремесленников! -

прошептал он, поскольку голос тоже его плохо слушался.

Это было делом невиданным, многие законы существовали тысячелетиями, и за них, наоборот, цеплялись, как за соломинку, разметанные по растерзанному войнами миру разумные.

Механически он двинулся к торговцам, словно их розовые и палевые вывески были для него неким залогом стабильности. Что-то привычное, хоть что-то…

Но и там его ждало изумление. Почти все прилавки занимали неизвестные доселе товары: краски для волос, эликсиры изменения внешности, чернила для татуировки, музыкальные кристаллы. Один гном продавал «машинку для быстрого счета», называемую им «калькулятор».

Клайду припомнились разные истории про магов, попадавших в морок, похожий на настоящий мир. Помнится, там нельзя было ни есть, ни пить, иначе ты оставался в искаженном мире навсегда. А есть как раз хотелось все сильнее. И пить тоже.

С надеждой он стал рыться в своем заплечном мешке, где обнаружил сухари, флягу с водой, все заработанные за время, проведенное с Кузьмой, деньги и записку. На клочке пергамента старый гном накорябал мелким почерком:

«Сим приношу тебе, Клайд-маг, свои извинения, но раз вышло в мире такое дело, то мне надобно срочно отправляться к племяннице моей, в Элморскую деревню. Не захотел я тащить тебя с собой на холод, по причине твоего нездоровья. А когда вернусь, пока не ведаю. Как другу и боевому товарищу советовал бы я тебе вернуться на Остров для учебы. Но как мужчина мужчине скажу только: решай сам! Но подумай вот о чем: только гномы, Высшие Орки да еще вы, из Магической Школы, проходят обучение вдалеке от материка. Прочие же и тут обучаются испокон веку. Так что желаю тебе удачи, и до встречи когда-нибудь! Твой друг Кузьма».

Клайд перечитал письмо раза три, но ничего утешительного для себя, кроме слова «друг», в нем не нашел. Он сам не заметил, как сжевал сухари. Нужно было во-первых, куда-то двигаться, а во-вторых, понять, что произошло в мире, пока он валялся в постели?

Маг вышел к собору и начал разворачивать карту, когда мимо него пробежал эльф с головой размером с артельный котел. Заметив его недоумение, светловолосый макроцефал рассмеялся довольно приветливо, и спросил:

— Что, человек, ты, похоже, только очнулся? И ничего не понимаешь?

Клайд смог только кивнуть. Его взгдяд притягивали гигантские розовые уши эльфа, просвечивающие на солнце тонкими прожилками под кожей.

— Ну, так вот, знай, что произошло величайшее чудо! Совместными

усилиями разумных была очищена от скверны часть нашего мира, что и породило волну магической энергии, прокатившуюся повсюду. Некоторые вещи исчезли, другие появились, третьи изменили свои свойства, монстры сменили пастбища, появились новые чудеса и новые заклинания уже записаны Мастерами Магии. А главное чудо явлено всем без исключения — милость Богини, готовой простить неразумных детей своих! — и эльф-головастик простер руку к небу. Клайд покосился туда, но ничего необычного не увидел. С холмов дул ветер, закручивая хвосты перистым облакам.

Клайд снова кивнул, на всякий случай. Он хотел бы ответить так же красиво и вежливо, как его собеседник, но в голове крутился только один вопрос, который он и выпалил:

— А что случилось с твоей головой, уважаемый?

И тут же в ужасе маг огляделся вокруг — может быть, милостью Богини, все эльфы теперь стали походить на непропорциональных кукол из театра марионеток? Но нет, не менее трех светлых голов нормального размера с нормальными же ушами мелькали в толпе поблизости.

— Не бойся, человек, это лишь магические шутки, которые доступны

теперь избранным. Вскоре я вернусь к своему привычному облику! — с этими словами эльф рассмеялся и растаял в воздухе возле Хранителя Врат.

Клайду стало очень одиноко. Мир, и до того не особо гостеприимный к нему, простирался за стенами города — более опасный, более таинственный, чем раньше. Старый гном оставил его, правда по веской причине, Клайд был уверен в этом. Даже эльф, такой приветливый, не задержался лишней минуты. У всех вокруг были дела, все куда-то бежали, никто не стоял бесцельно глядя в пространство.

С этими невеселыми мыслями потащился Клайд к знакомому ущелью. Как-то не думая о том, что до сих пор он бывал тут только вместе с гномом, маг вошел в неизменный слоистый туман у Крумы. Все было таким привычным, словно он вернулся на свое рабочее место.

«Так и есть!» — ожесточенно подумал маг. «Мне еще работать и работать! Над собой. Небось, неспроста я провалялся так долго после магической волны!».

Он начал выбирать себе цель. Охотиться в одиночку на пиявок ему не очень хотелось. Очень уж они были противные и бесполезные в плане дополнительной добычи, к которой он уже привык в обществе гнома. Поэтому он начал выбирать между пра-волком и серым муравьем. Волк быстрее бегал, но его шкура была более уязвима, чем панцирь муравья. Разница ощутимая…

Пиявки слепо перемещались в тумане, иногда упираясь в камень или в дерево, и судорожно дергались, пытаясь обогнуть препятствие. К ближайшей из них подбежала гномка с двумя мечами, и деловито начала кромсать монстра. Привычная картина нарушилась. Всегда тупо отбивавшаяся своим бритвенно-острым хоботком, не уступавшим по крепости стальной шпаге, бестия вдруг неожиданно окуталась магическим свечением и в гномку полетели какие-то мерцающие шары. С видимым усилием девушка добила тварь, и крикнула Клайду:

— Видал, что теперь творится? По три-четыре заклинания, да к тому же разных, успевает колдануть, пока я ее луплю, у меня прям здоровья на них не хватает, а ведь я раньше штук шесть успевала завалить, не отдыхая!

Она закинула свои мечи на плечи и мотнула головой, отбрасывая с глаз густую челку:

— Надо искать другое место! Тут в одиночку больше делать нечего! — и она скрылась в ущелье.

Клайд постоял немного, глядя ей вслед, потом тоже поплелся к выходу.

Что же делать дальше? Пиявки защищаются магией, а у медведей и орков, наверное, выросли крылья и жала. Куда идти, и есть ли шанс дойти хоть куда-то в этом новом мире?

Он успел уже поверить в относительную безопасность дорог, но теперь и эта вера была поколеблена: то и дело он видел сплоченные группки монстров, под предводительством крупных, выглядящих агрессивно, вожаков. Казалось, они караулят неосторожных путников.

Тем не менее, он добрался почти до середины короткого пути на Глудио, когда начало темнеть. До сих пор Клайд больше смотрел по сторонам, опасаясь неведомой опасности. И сумерки вызвали в нем только досаду — было хуже видно, кто притаился за кустами у поворота дороги. Однако, за кустами были кусты и камни, и ничего живого.

Вдалеке уже плыли светло-сиреневые силуэты шпилей замка Глудио. Взгляд мага скользил по этим, словно нарисованным на занавесе, угловатым теням, выше, выше…

Слезы буквально брызнули у юноши из глаз, прежде чем он успел осознать, что видит. Он опустился в пахнущую горьковатым осенним ветром траву, не думая больше ни о монстрах, ни о своем одиночестве. Ибо в этом мире не было больше одиночества: наполненные живым светом, над Клайдом, над Глудио, над миром, сияли всепрощением глаза Богини.

Звезды! Конечно, Клайд знал про их существование, знал названия некоторых древних созвездий, слышал и читал десятки легенд всех народов, связанных с ними. Он изучал в Школе разные теории, пояснявшие происхождение этих бесчисленных огней в небе. Более других его поразила когда-то идея о том, что звезды — это мириады солнц иных, бесконечно далеких миров. Он рассматривал изображения звездного неба в книгах. А также изображения его лучших образов, известных разумным — величайших чудес племен эльфов и их темных собратьев: Древа Жизни и Руки Шиллен, где силой эльфийской магии было воссоздано подобие живого звезного неба в тот страшный век, когда от гнева богов исчезли с неба настоящие звезды. И вот он видит их! Весь мир видит!

Час за часом Клайд проводил на мокрой траве, у берега реки. Какой-то медведь обнюхал его мешок и начал шумно лакать воду. Какие-то люди-крысы в воинском снаряжении шумно плескались неподалеку, то ли купаясь, то ли ловя рыбу, а потом переругались визгливыми, рычащими голосами на своем языке. Это все было словно за стеклянной стеной и не касалось Клайда.

Взошла луна, к его великой досаде затмив часть созвездий. Потом начало светать, но даже в розовеющем небе продолжали перемигиваться таким добрым светом возвращенные миру звезды.

Клайд поднялся с чем-то новым в душе. Он бесстрашно добрался до Глудио. Он как следует умылся у колодца и отчистил пятна на робе. В городском храме он записался на краткий курс изучения заклинаний для путешествующих магов. Курс этот занимал, как правило, не более пяти минут: наставник храма показывал новое заклинание магу, достигшему требуемого уровня мастерства, а тот шел тренировать полученное умение самостоятельно. Но порой собиралась очередь из двух-трех молодых волшебников. До сих пор Клайда одолевали сомнения, позволят ли ему что-то изучать наравне с выпускниками и взрослыми магами — но не сегодня. Он был спокоен и собран. Отныне он знал — так же ясно, как собственное имя — что труд разумных имеет смысл, и мир будет очищен и превращен в прекраснейшее место, каким его создали когда-то боги. И еще — что малая капля его труда вложена в свершившееся чудо, и будет вложено еще немало: столько, сколько достанет его сил.

Он старательно повторил все пассы и слова за наставником, и тот, полагавший провозиться с забредшим так далеко от Острова школяром дольше, чем с другими магами, только довольно кивнул Клайду. Маг вежливо попрощался с ним и покинул Глудио.

Он знал, куда лежит его путь: на север, туда, где за Нейтральными землями стоят напротив друг друга два моста: Мост Восхода и Мост Заката. За мостами высятся в синеве древние пограничные знаки, обелиски, воздвигнутые в незапамятные времена Братоубийственных войн в честь родов, полностью стертых с лица земли.

Девять темных, как сухие листья, провисевшие на дереве всю зиму, и таких же траурно-ажурных — слева.

Шесть светлых, как юный лист тополя, таких же вбирающих в себя тепло — справа.

Там лежали две страны эльфов — светлых и темных. Туда вел его совет друга, и там сохранялась тысячи лет память о звездах. Все это сплелось для юного мага в единый клубок мыслей и чувств, определивших его выбор. Тренируются же там как-то будущие жрецы и волшебники эльфов, прежде чем отправляться в большой мир проходить испытание? Значит, и Клайд сможет.

Дорога из ворот Глудио сразу взбегала на крепостной мост с башенками. Чуть в стороне за мостом стоял замок Глудио, окруженный широким рвом, вернее, каналом, разделявшим надвое воды реки. За замком начиналась узкая долина, зажатая меж двух рек. Ниже Глудио потоки их сливались в один, стремящийся на юг, к замку Дион, к океанскому порту Гирана.

Когда-то они носили звучные эльфийские имена, обозначавшие в переводе «корень» и «стебель», так как весь бассейн вытекающей из Ирисного озера реки представлялся эльфам единым Водным Ирисом, имеющим цветок, побеги, листья, корни и стебель. Но с той поры прошло слишком много веков. Реки подмывали берега, люди копали каналы, строили мосты и дамбы, и на карте уже было сложно углядеть невиданный цветок. Поэтому теперь реки называли Западная Нейтральная и Восточная Нейтральная, или просто Западная и Восточная. Единый же их поток именовали по поселению в среднем течении: Флоран.

Дорога на север лежала по водоразделу, практически по центру долины. Нельзя было назвать ее совсем плоской, холмы и откосы чередовались с небольшими рощами.

Тут Клайд впервые увидел человеческие поселения. Довольно аккуратные домики прятались в низинах, словно избегая посторонних взглядов. Высились поленницы дров, стояли ведра с водой, в сараях слышалось кудахтанье или мычание. Но окна были всегда плотно завешены, двери заперты.

Здешние обитатели блюли строгий, почти фанатичный нейтралитет между разумными и монстрами. Почти все они верили, что если только посмеют помочь кому-нибудь из «вояк», монстры разнесут дом с обитателями в клочья. Это была вопиющая чушь, по крайней мере в учебниках писалось, что монстры не способны на такие сложные оценки деятельности разумных. Вот ударил — не ударил, пробежал слишком близко или нет — другое дело. Но одно дело читать учебник, другое — жить в таких местах. Поневоле поверишь во что угодно. Порой в каком-то месте у тварей менялись пастбища, и дома приходилось бросать из-за невозможности попросту спокойно выйти за порог. Остовы брошенных домов тоже попадались вдоль дороги, их заплетали паутиной гигантские пауки. Наверное, несчастные, потерявшие все хуторяне и выдумывали с горя разные такие приметы: дали напиться рыцарю, приютили на ночь мага, перевязали лучника, а твари почуяли и пришли мстить…

По взгоркам стояли орки: злобные бойцы с мечами и согнутые, морщинистые шаманы с магическими погремушками.

У заброшенных капищ бродили полуголые людоеды огромного роста. Кто называл их гоблинами, кто ограми, кто страхедами… Кожу у них покрывала татуировка, и они, как и многие подобные разумным монстры, даже знали какие-то ремесла.

Красномордые, носатые хобгоблины привлекали к себе гномов со всей округи. То и дело Клайд оборачивался на молодецкое уханье и кряканье очередного бородатого бойца, в надежде увидеть привычные усы и усмешку под ними, но то были сплошь незнакомцы.

На пол-пути мага поджидала неудача, которая раньше надолго бы выбила его из колеи. Он попал в обычную для людных мест магическую лакуну, которая не только замедлила его на несколько секунд, но и непредвиденно развернула. В результате Клайд почти влетел в здоровенного орка с мечом. Маг попытался отбиваться, но на звук заклинаний из-за дерева выскочил, бормоча, подвывая и тряся заговоренными погремушками, орочий шаман. В лицо ударило ветром, словно рядом захлопнули гигантскую дверь, глаза защипало. Не глядя уже, какой урон он нанес орку, Клайд зажмурился, стиснул зубы и, упрямо наклонившись, словно двигаясь против ветра… выбежал на призамковый мостик с башенками.

Пришлось отдышаться, прежде чем повторить этот отрезок дороги. Какая-то дружная компания двигалась ему навстречу, и волшебница в зеленой мантии изящным жестом наложила на юношу «Хождение с ветерком». Остальные пожелали удачи.

Непривычно легко он добежал до места схватки. Шаман отодвинулся от дороги довольно далеко, а орк-воин забрался на горушку, озирая окрестности. Клайд обогнул их по дуге: придет время, еще встретимся!

Вскоре дорогу начали теснить с обеих сторон холмы повыше. Потом склоны и вовсе закрыли почти все небо. Клайд бежал словно в ущелье, то и дело сверяясь с картой. Еще не успело закончиться действие заклинания, когда холмы снова стали понижаться. Вправо и влево раскинулась всё та же долина, только бродили по ней пауки, оборотни и… огромные кошки из лунного камня.

Вспомнив рассказ наставника, Клайд некоторое время наблюдал за странными созданиями. Те, действительно, совсем не пытались вести себя как живые. Изредка переходя с места на место с каменным звонким грохотом, в остальное время они сидели недвижимо, как в беспорядке расставленные одинаковые статуи.

На перекрестье дорог Клайд задумался. Выбор между темными и светлыми эльфами был не особо принципиален для человека. И там, и там он будет чужестранцем, которого эльфийские маги даже не могут обучать чему-либо, настолько способы овладения магией различны у них и у людей. Там и там, тем не менее, он найдет приют и крышу над головой. Войны между племенами древнего народа окончились давным-давно, и нет нужды давать клятву верности Старейшинам. В обоих городах его ждут прекраснейшие шедевры магии. И магазинчики для его нужд. Куда же двинуться, покуда еще не стемнело?

Глава 6. Эльфийские земли

Он в задумчивости побрел налево. Мост непривычной архитектуры открылся его взору. Ажурная решетка, такой тонкой ковки, что, казалось, может проломиться под ногой, являла собой его покрытие. Стоя на ней можно было наблюдать, как течет Западная река под мостом, словно под ногами ничего не было. Перила моста, столбики — все было словно соткано из увядшего плюща. Нет, не увядшего — живого, упругого, но навеки покрытого тьмой. Под вытянутыми листьями прятались шипы, стебли сплетались в узоры, а, может быть, в надписи и знаки. Чем-то тревожным веяло от всего этого. Стражи, подчиненные строгому уставу, казалось, окаменели у входа на мост. Клайд сошел с моста и решил посмотреть, какие монстры водятся в стране темных эльфов. Если они тоже… внушают тревогу, то стоит сходить глянуть на Восточный мост.

На пригорке за мостом возились в кустах пауки. Собираясь по двое и по трое, они, казалось, вот-вот запутаются в лапах друг у друга и рухнут. Но твари сходились и расходились, не задевая чужих лап.

Поодаль, у мрачного монумента, ходили люди-крысы с длинными ножами.

Одни упавшие стволы образовывали низкие арки, занавешенные клочьями мха, другие походили на тянущиеся к путнику корявые лапы.

Какие-то одинокие скалы торчали на равнине, словно зубы. Справа за лугом сгущался туман и слышались громовые шаги и утробное ворчание големов, которые невозможно перепутать с чем-то еще.

И все такие же неподвижные лунные кошки торчали тут и там.

Клайд попятился, едва не споткнувшись о каменный бордюр в центре моста. Не то что бы это выглядело сильно опасно, но определенно дико и сумрачно. Нужно только глянуть на другой мост, может и там не лучше?

Вечер синел, звезды снова зажглись в небе. Дорога лежала почти неразличимая, только взгорки по ее сторонам не давали сбиться с пути. Но второй мост выглдядел так, будто его все еще озаряло солнце. Светлый камень, хоть и покрытый очень схожим эльфийским узором из стеблей и листьев, в противоположность металлу казался очень надежным и крепким. От него шло легкое тепло.

Клайд взошел на мост, пытаясь понять, светится ли тот или просто оттенок камня создает такую иллюзию.

За мостом лежали плавные невысокие холмы, покрытые ровной зеленой травой. По ним тоже передвигались пауки, но как-то по-иному. Они были открыты со всех сторон и редко сбивались в кучи. Дальше от дороги в воздухе парили полупрозрачные силуэты — столь же прекрасные, сколь и опасные. Создания воздуха, лирейны, способны были к магии, и отличались вспыльчивостью. Горе прохожему, который неосторожно забредет на их зеленые поляны! Но тем не менее, смотреть на них было гораздо отраднее, чем на мрачных крыс на темной стороне, особенно издалека.

Сбоку, у реки, из кустов вышел белоснежный зверь, увенчанный рогом. Единорог Евы спускался к воде, завораживая плавностью своих движений. Клайд смотрел на эту чудом уцелевшую красоту давних дней и умиротворение охватывало его. Однако, близилась ночь, и от Восточной уже тянуло сырой прохладой. Нужно было двигаться к жилью. Не раздумывая более, маг шагнул с моста на землю светлых эльфов…

Он постоянно сверялся с картой, и ночь была лунная, но все-таки поселение эльфов он услышал раньше, чем увидел. Сперва звук падающей воды, дробный, словно от нескольких водопадов разом, долетел до него. Потом легкий и чистый звук поплыл в воздухе. Но ничего не было видно за деревьями. И только потом возникло смутное свечение, и Клайд увидел поселок.

Это было небольшое поселение, буквально деревушка по человеческим меркам. Как падающие с венчика цветка лепестки, подобные поселки окружали когда-то несимметричным кольцом столицу могущественной державы эльфов. Теперь же это было единственное место в мире, где жили одни только эльфы. Место, сохранившее прежний вид, былую красоту. Память и корень их рода. Повсюду в остальном мире эльфы смирились с более простой, но практичной архитектурой человеческого племени, смешались с другими расами.

Но это чудо сохраняли они неизменным. Огромная чаша из уже знакомого Клайду светлого камня висела над водной гладью, не касаясь ее. Только пологие всходы связывали парящий город с землей с четырех сторон. Да водопады серебряными лентами спадали в реку с краев чаши. Была ли то магия или мастерство зодчих, оточенное до созидания чуда, Клайд не знал. Город был так невероятно прекрасен, что, казалось, он вот-вот растает в воздухе, подобно сну.

Маг торопливо взошел вверх к воротам и ступил на узорчатую мостовую. Все было пронизано той простой прелестью живой природы, которая видится в раскрывающемся бутоне или взлетающей бабочке. Ничего лишнего, грубого не было тут. Даже вывески на лавках представляли собой не раскрашенные доски, что обычно висят на крючьях у входа, а светящиеся в воздухе и медленно вращающиеся символы.

Мостовую пересекали каналы глубиной менее, чем по колено. Вода в них казалась застывшей, настолько спокойно и тихо она текла и текла к краю чаши, чтобы, нежно звеня, обрушиться с него в реку. Весь центр города занимал круглый бассейн, словно омывая и питая дерево такой совершенной формы, что сперва оно казалось чем-то искусственным. В ночном воздухе вокруг дерева плыли огоньки, мерцая в листве.

Клайд начал обходить Древо Мира, а это было именно оно, по внешнему кругу чаши. Когда он поравнялся с северными воротами города, он невольно бросил на них взгляд, и его глазам предстало то главное, что так мечтал увидеть со вчерашнего вечера.

В огромном круглом бассейне, соединенным с городом длинным, как мост, пандусом, раскинув ветви на такую ширину, что они заслоняли весь мир, стояло само Древо Жизни, материнское древо эльфов. Столь же совершенноепо форме, как и Древо Мира, только гораздо больше него, оно роняло и роняло мириады крохотных огоньков в темноту. Огоньки кружились, как искры костра, падали, как капли, летели к городу, как пушинки. То казалось, что Древо плачет золотым дождем, то — осыпается золотыми лепестками.

Клайд двигался к нему, сам не сознавая этого, и только когда вода залила ему башмаки, он обнаружил себя у самых корней гиганта. Стражи Древа смотрели мимо него — он не оскорбил их чувств своим безграничным восхищением. Невольно вспомнилось, что у эльфов считается более удачливым в жизни тот, кто является в этот мир ночной порой. «Везет, как родившемуся в полночь!» — говорили они.

Клайд закрыл и снова открыл глаза. Звездная метель кружила вокруг него, озаряя листву, воду, плитки бассейна и траву за ними. Высоко-высоко огоньки сливались с настоящими звездами. Осторожно ступая, Клайд прошел путем, которым движутся юные эльфы, впервые делая выбор своего пути и приступая к обучению, и снова вступил в город.

В каменной чаше среди потоков воды, как ни странно, стояло сухое солнечное тепло. Вдыхая ароматный воздух с таким чувством, будто он дышит впервые в жизни, Клайд устроился на ночлег в крохотном гостевом домике, дверной проем которого был обращен к Древу Мира. Ему казалось невозможным закрыть глаза и перестать любоваться этой красотой, но усталость сделала это за него.

Глава 7. Сам себе хозяин

Наутро Клайд был бодр и свеж, словно проспал несколько суток. Он еще полюбовался городом при свете дня, но вчерашнее нетерпение овладело им. Нужно было приниматься за дело. Клайд отправился в лавку и закупил волшебных зарядов к своему посоху. Не так много, как хотелось бы, но все-таки и не мало. После этого он сел на чистую мостовую недалеко от окружающей чашу ограды и принялся изучать справочник. Нужно было решать, куда идти.

Через некоторое время он ощутил на себе чей-то взгляд. Народу в деревне было не много, поэтому Клайд сразу заметил молодого эльфа в темной робе, стоящего неподалеку. У того был вид одновременно независимый и любопытный.

Некоторое время оба юноши переглядывались, делая вид, что заняты своими делами. Эльф отрабатывал какой-то перехват посоха, и было видно, что этот посох — точно такой же, как у Клайда — у него совсем недавно. Во всяком случае, держал он его совершенно неловко. Клайда подмывало показать тому, как лучше, потому что он уже приноровился к посоху. Невольно он зарядил его спиритшотом, и сам вздрогнул от синей вспышки. Эльф отодвинулся подальше, делая вид, что рассматривает вывеску уличного торговца: здоровенного, обряженного в какие-то полосы расшитой золотом яркой ткани, высшего орка, скорее всего, воина, судя по жуткой секире у его бедра. Хотя могучие орки способны владеть в равной степени магией и оружием.

Клайд решил, что засиделся тут уже сверх меры, и двинулся по пандусу в сторону холмов, суливших посильную добычу. На ближайшем пригорке он заметил, что эльф бежит за ним, неловко вскидывая посох то на одно плечо, то на другое. Неужели ПК? Не похоже как-то…

Клайд занялся своими делами: лес не купленный, хочет эльф тут бегать, пусть бегает. Нужно было определить, какие из орков, толкущихся вокруг Ирисового озера, больше подходят магу для отработки новых заклинаний. Впрочем, боевое из них было только одно: «Касание вампира». Два других были защитными, и Клайд немедленно с гордостью наложил их на себя.

В течении дня он время от времени видел мелькавшего среди деревьев эльфа, но старался не обращать на него внимания. Надо будет — подойдет. Может, он настолько юн, что просто не видел еще людей? Ну, пусть дивится, не жалко.

Тренировка шла удачно, хотя и однообразно. За орками он обнаружил дриад, с огромной силой хлеставшихся зелеными прутьями рук, ходячие грибы и пауков.

Постепенно вырабатывался порядок действий, доходящий до автоматизма: заряд, «Удар ветра», отбежать, снова «Удар ветра», и, если монстр еще жив и наносит удары, «Касание вампира». Последнее не только добивает врага, но восстанавливает жизненные силы мага. Оптимальными для мага были твари, на которых тратить «вампирку» не требовалось, потому что она забирала много магической энергии, но все равно время от времени случались промахи, и заклинание пригождалось.

Клайд постепенно понял, что принадлежит к тому типу людей, которым не требуется посторонний контроль. Сейчас, когда за промахи и успехи он отчитывался только перед самим собой, в душе его воцарился покой. Неудачи не так тяготили, а успех не казался жалким, как бывало на Острове. Несомненно, есть и те, кому требуется непрерывное общение с наставниками, а в одиночку таким ученикам сразу становится непонятно, куда податься и что делать. Это не хуже и не лучше, просто такие разные характеры.

Не раз он помогал новичкам, молодым эльфам, начинающим, как и он когда-то, свое обучение с келтиров возле города. Он не мог объединяться с ними из-за разницы в уровнях, но подлечить парнишку или девчонку в критический момент обычно было достаточно. Чаще всего ему попадался тот молодой эльф, который таскался за ним в первый день, но разговора у них по-прежнему не получалось, они раскланивались и каждый снова бежал в свою сторону. Судя по всему, у парнишки был не более чем 7 уровень, но он тренировался с удивительным упорством.

Все-таки, хоть эльфы-ученики и были почти детьми по меркам своего народа, они прожили на свете больше лет, чем обычные человеческие подростки. И прожитые годы давали о себе знать. Эльфы были серьезнее и как-то печальнее. Так казалось со стороны, во всяком случае. Они меньше дурачились, меньше отлынивали от тренировок, но часто Клайд видел одинокие фигурки, застышие возле каких-либо ажурных развалин в рощах, окружающих город. И холодок пробегал по спине при мысли, что может быть эти «дети» помнят рухнувшие сооружения новенькими или хотя бы целыми. Светлые камни с трудом поддавались напору мхов и травы, и даже обломки лежали среди деревьев чистые, покрытые резьбой, не стертой временем. Как же красивы были постройки до их разрушения!

В рощах и на лугах появилось теперь множество часовых, следящих за тренировками и охраняющих учеников от любителей развлекаться. До конца это не спасало, ПК придумывали разные ловушки, но все-таки порядка стало больше. Клайд слышал, что такие добровольные стражи теперь есть всюду, где обучаются новички. Значит, и на Острове тоже.

Он получил еще одно послание от родителей, как обычно переданное через третьи руки. Они писали, что живут неплохо, рады, что банк передал ему деньги, на которые они уже и не рассчитывали за давностью лет, советовали держаться вместе с гномом, «раз они такие надежные». Сами они снова вели кочевую жизнь и как раз собирались отправляться на крайний юг, где отцу предлагали неплохую работу. Мать сокрушалась, что «детям теперь некуда приехать в гости», но утешала себя тем, что «вы теперь хорошо устроены и не пропадете, все трое». Похоже, что кто-то из знакомых, передавая слова матери, что-то напутал. У Клайда была только одна сестренка, которую он помнил довольно смутно. Когда мальчика забирали в Школу Магии ей едва исполнилось 3 годика. Она была забавно рассудительная, командовала всеми, помогала матери изо всех силенок и любила рисовать. Насколько Клайд помнил, ни разу родители не поминали в письмах, что в семье появился еще один малыш. Правда, несколько лет назад они сообщали о каких-то «гостях», поселившихся тогда в их доме. Что это были за гости, Клайд не очень понял, но, возможно, какие-то дальние родственники. Не этих ли гостей — или гостя? — посчитали знакомые за третьего ребенка. Загадка.

Про сестренку же сообщалось определенно, только что она «приступила к обучению». Где, на кого — снова не понятно. С одной стороны, Клайду было грустно не знать ничего о родных и довольствоваться такими обрывками сведений. С другой — он давно к этому привык. Детство, сестренка, родители были только смутными светлыми тенями в его памяти. Настоящее властно завладело магом. Он написал ответ домой, и послал весточку Кузьме, не ожидая ни от кого скорых ответов.

Все дальше от города эльфов заходил Клайд во время охоты. Он сунулся было в мрачные подземелья заброшеной эльфийской крепости, но они подавляли его. К тому же, в этом пока не было необходимости, монстров для охоты хватало и наверху. Как приятно было отдыхать на каком-либо холме, наблюдая за светлыми струями речки! Жужжали пчелы, пели птицы, никто не выл и не стонал над ухом.

Глава 8. Полуденный разговор

В один такой ясный денек он заметил знакомого эльфа, улепетывавшего от трех пауков разом. Парнишка то ли не знал, что твари бросучие, то ли не рассчитал расстояние, и теперь имел дело с тремя явно непосильными противниками.

Пауки были неприятной добычей даже для Клайда, и он не раз испытал на себе удары их жвал. Нужно было что-то делать, хотя эльф не издавал ни звука о помощи.

Сначала Клайд пролечил его самым мощным и быстрым заклинанием, не считаясь с потерями энергии. Один из пауков немедленно переключился на названного помощника. Клайд прикончил его с трех «ударов ветра», стараясь двигаться следом за убегающим эльфом.

Было видно, что тот пытается что-то сделать, раз за разом получая удары. Но не было понятно, успевает ли он дочитать заклинание. Клайд догнал его и полечил опять. Пауки не оставляли жертву. Тогда он кинул «вампирку» на одного и сразу же, как смог, на другого. Второй паук, полный сил, кинулся на Клайда, и был вскоре добит им. Нельзя сказать, что победа далась ему легко, но тем не менее, он был жив. И эльф тоже. Он успел прикончить своего паука и теперь сидел в траве совершенно без сил.

Клайд осмотрелся внимательно. Место было безопасным, неподалеку ходили неагрессивные орки да гоблины, виднелся пандус города. «Ничего себе пробежались!» — мысленно усмехнулся Клайд. Легкая досада поднялась в нем. Нельзя же быть настолько бестолковым, чтобы шастать рядом с монстрами, которые тебе не по зубам.

— Ну, коллега, — начал Клайд несколько раздраженным тоном,

— Что вы можете сказать в свое оправдание? Кажется, это наша сто двадцать не помню какая встреча на этих лугах? А мы даже до сих пор не знакомы!

Ему и обижать парнишку не хотелось, и уважение к эльфам сказывалось, и желание поучить младшего тоже имелось. Самому забавно: старший!

— Я знаю твое имя. — еще не отдышавшись сказал эльф, — Тебя зовут Клайд.

— Верно, но я-то тебе не представлялся! — удивился тот.

— Но ты носишь это имя на виду и не прячешь его! — сле г ка удивленно ответил эльф.

— На виду? — Клайд все еще не понимал.

— Ну да, эльф указал на посох мага. Там, у самого основания, Клайд действительно нацарапал свое имя, по старой школьной привычке. На Острове они все подписывали свои вещи, чтобы избежать разных бесконечных дурацких шуток с подменами, на которые всегда попадались новички. Правда, это не спасало от настоящих взрослых мошенников, умевших уничтожать надписи, будь они сделаны чернилами или выцарапаны на дереве или металле.

Но, чтобы рассмотреть мелкие буквы, нужно было обладать воистину эльфийским зрением! Клайд кивнул с невольным уважением.

— Но я и так знал, что ты Клайд, — вздохнул эльф, словно сообщая что-то печальное.

— Наверное, слышал мой разговор с кем-то. — отмахнулся маг. — Скажи мне лучше, как ты попал к паукам? Неужели в вашей Школе не учат тренироваться на монстрах своего уровня?

— Учат, но мне просто хотелось пройти до реки. Я думал, что сумею избежать встречи с пауками, но они иногда появляются неожиданно.

— Зачем тебе река? — невольно удивился Клайд. Это напомнило ему свои собственные прогулки по холмам вместо тренировок. — Тебе же попадет от наставников, если ты проведешь весь день, сидя на травке у реки.

— Нет, не попадет, — махнул рукой эльф. — Во-первых, наши Старейшины никого не бранят. Они считают, что Богиня отпустила каждому достаточно времени, чтобы постигать необходимое таким путем, каким ему хочется. А во-вторых, я для них все равно как неполноценный.

Клайд был поражен. Чтобы сдержанный эльф рассказал — кому! Человеку! — о каких-то своих проблемах, пусть даже только упомянул о них.

Невольно ему захотелось утешить парнишку.

— Мне тоже доставалось в моей Школе, когда я решил стать клериком! — с горечью вздохнул он. — Так что не расстраивайся.

— О, это не связано с моим выбором, Клайд. Это связано с моим происхождением. Хочешь, я расскажу тебе?

— Конечно, — Клайд придвинулся к пареньку и приготовился слушать. Однако он не мог не спросить:

— А почему именно мне? Ты не пожалеешь потом о своей откровенности с человеком?

— Нет, я не пожалею. И ты поймешь почему. Слушай же.

И он заговорил нараспев, словно читая старинную книгу, написанную тяжелым и витиеватым языком:

— Моя мать была Старшей Жрицей в небольшом поселении на востоке материка. Там было совсем немного эльфов, зато вперемешку жили представители всех прочих народов: гномы, люди, темные эльфы и орки. Как всякий форпост, это поселение постоянно боролось за свое существование. Знания целительницы там были очень нужны, и моя мать ощущала, что нашла свое место в жизни. Она тогда была еще молода. В борьбе было место победам и было место потерям.

Самой страшной потерей для нее стала смерть жениха. Они так и не успели совершить обряд бракосочетания, как полагается у нашего народа, но мать полагалась на слово свидетелей-эльфов. В крайнем случае, это может заменить слово жрецов. Однако, один из них был влюблен в нее многие годы, но скрывал это, видя, что ее сердце принадлежит другому. Теперь же он получил надежду добиться взаимности.

Увидев, что она ожидает ребенка, он начал сначала уговорами, а потом угрозами принуждать ее к браку. Он поклялся, что никогда никому не скажет правды о происхождении ребенка, но будет уверять, что у нее было множество разных мужчин, и на ребенке навсегда останется клеймо полукровки. Он был могучим бойцом влиятельного рода, и полагал, что ему нет преград в достижении цели.

Однако, поняв, что от прочих сородичей в городке ей не будет защиты, моя мать однажды ночью просто ушла оттуда. Она решила, что найдет другое место, где сможет точно так же приносить пользу, а ее ребенка там не будут третировать злыми домыслами. Будучи жрицей, она прекрасно знала цену словам.

— Так только за это тебя кем-то там считают? Я был лучшего мнения

о мудрости ваших Старейшин! — не выдержал Клайд. История несправедливости возмутила его до такой степени, что он стукнул посохом себе по колену и зашипел от боли.

— Не все так просто, как ты решил, Клайд. Это было много, много лет

тому назад. Слушай дальше. Матери удалось затеряться в Приграничье.

Тогда происходило множество событий. Шли войны в человеческих королевствах, а маги закрыли Последние Врата в Нижний мир, оставив лишь магическую возможность для перемещения между мирами.

Мой брат родился в повозке, во время путешествия на юг, и его рождение сопровождали многие благоприятные приметы.

— Твой брат? — изумленно прошептал Клайд и густо покраснел,

раздосадованный собственной недогадливостью.

— Я же говорю: это было очень давно, — кивнул эльф. — Мама растила его как настоящего эльфа, но сородичей они встречали очень редко.

Когда настало ему время обучаться, она сама обучала его, и они были самой блестящей командой в Пограничье.

Мой брат… он решил стать воином. Так что они с мамой прекрасно дополняли друг друга. Он иногда появлялся в крупных городах, чтобы научиться каким-либо приемам, которых не знала мама и ее соратники: люди, орки и гномы. Но вся его юность прошла в восточных лесах. Там некоторые до сих пор помнят мою семью.

Однако, пришло время, и брату нужно было проходить Испытание воина. Он и так оттягивал этот момент столько, сколько мог, но теперь без Испытания он не мог продолжать обучение. Он обнял маму на прощание, сказал, что постарается поскорее вернуться и уехал… — эльф надолго замолчал, покусывая травинку.

Ветер откинул волосы с его лба, и Клайд увидел на коже эльфа затейливый узор серебристо-серого цвета, весьма необычного для татуировок. Солнце миновало зенит. С холмов словно стекал густой медвяный аромат. Клайду было интересно, что там случилось с братом этого эльфа и какое отношение оно имело к самому парнишке, но было видно, что не стоит его торопить. Маг откинулся на ствол дерева, как на спинку кресла и набрался терпения. С легкой насмешливостью, переходяшей в симпатию, он думал о чрезмерной неторопливости лесных долгожителей. Наконец, словно собравшись с духом, эльф продолжил:

— Прошло лето и прошла осень. Тогда еще времена года сменяли друг

друга повсюду, а не оставались неизменными в разных частях света, как теперь, после многочисленных магических схваток, искореживших наш мир. Наступила снежная зима, когда почти невозможно было передвигаться по занесенным снегом дорогам. Но именно в это время мою мать посетило видение какого-то зла. Ты, может быть, слышал, что наши жрецы обладают способностью если не предвидеть важные события, то хотя бы чувствовать их на расстоянии. Боль, терзавшая маму, была связана с моим братом. Не слушая уговоров друзей, она собралась в дорогу. У нее было отличное снаряжение, достаточно денег, она владела магией в совершенстве, но ничто из этого не могло повлиять на погоду. Она никогда не любила вспоминать это путешествие, только однажды обмолвилась при мне, что это было похоже на «движение ползком на коленях в середине снежного бурана с раскаленной нитью в сердце, ведущей тебя в никуда»…

— Твой брат погиб! — снова перебил эльфа Клайд, невольно желавший

Сократить все эти горестные подробности. Но парнишка покачал головой:

— Нет, и я не знаю, стоит ли мне желать ему смерти. Все оказалось

гораздо хуже. Когда весной мать добралась до Глудио, он жил там, в почете и богатстве. Он получил звание Рыцаря Храма, и под его началом тренировался отборный отряд новичков. Кажется, он принял потом присягу у лорда Иннадрилла…

Но холодно встретил он мать, и с трудом согласился на разговор. Оставшись наедине с ней, он бросил ей в лицо страшное обвинение. Дескать, родив его в законном браке от благородного отца, мать предалась низменным желаниям, для чего и отправилась в Приграничье, где никто из сородичей не мог видеть ее позора. Убитый же горем и стыдом супруг много лет разыскивал ее, надеясь хотя бы сына избавить от прозябания в диких краях.

И вот, когда брат проходил свое Испытание, прямо в Гильдии Воинов седовласый эльф в блестящем доспехе рухнул перед ним на колени и заявил, что он его отец. С рыданиями он поведал о своих поисках и старался всячески обойти тему недостойного поведения его матери, которую давно простил. Но брат все понял из его недомолвок. Сперва он было не поверил вельможе, ибо мать всегда уверяла, что его отец погиб до его рождения. Но тысячи мелких подробностей из их прежней жизни, которые он знал по ее рассказам, повторил ему этот мужчина. А главное, они были небывало похожи.

«Конечно, похожи, ведь этот слизняк двоюродный брат твоего отца! Но он никогда не был ни моим мужем, ни, насколько мне известно, чьим-либо отцом!» — воскликнула моя мать, уверенная, что сын поверит ей с полуслова, и тотчас же извинится.

Но он почти год прожил под влиянием лжеца, к тому же окружившего его роскошью и лестью. И брат прогнал ее, приказав никогда не оскорблять его и его отца своими низкими домыслами.

Она развернулась и молча ушла из этого дома. Так грязно отомстил ей отвергнутый негодяй: он отнял у нее сына. Уже не осталось тех свидетелей, которые могли бы защитить мою мать и ее честь, да и сама она никогда не стала бы добиваться правды. Ведь брат сам отверг ее, предпочтя иную жизнь. Насколько я знаю, она больше не видела его никогда, но всегда с жадностью выслушивала сведения о нем от знакомых. Я не знаю, как она пережила это двойное предательство, ведь меня еще не было на свете, а мама редко говорила на эту тему.

— Наверное, она хотела видеть тебя непохожим на брата, -

задумчиво проговорил Клайд. Ему было неловко перед эльфом за свою благополучную жизнь, в которой самым серьезным событием была только ранняя и долгая разлука с семьей.

— Наверное, но она никогда не сравнивала меня с ним. Она вообще о нем не поминала. Больше об его отце… иногда. Как о самом лучшем друге ее молодости…

— А кто был твой отец? — спросил маг, понимая, что этот вопрос уже не будет встречен в штыки рассказчиком.

— Мой отец был темным эльфом. Во всяком случае, нам с мамой хотелось в это верить…

— Но… разве вы не знаете точно? — Клайд был так удивлен, что даже не сразу понял двусмысленность своего вопроса. Эльф покачал головой:

— Слушай дальше. Мать вернулась в Приграничье, и много воевала там с монстрами, стараясь забыть свое горе.

В том краю у многих такие раны в сердце, что носиться со своими проблемами может только конченный эгоист. Вырезанные хутора, сожженные храмы, потерянные дети, искалеченные взрослые — далеко не полный перечень того, с чем там сталкивались ежедневно.

Шли годы. Усилиями разумных, после закрытия Последних Врат, Приграничье стало очищаться. Многие его защитники стали жить мирной жизнью. Выросли новые города, пролегли дороги. Некоторые же уходили на Восток, искать земли, лежащие за границей разрушения. Ходили легенды, что они остались нетронутыми гневом богов.

Моя мать все продолжала борьбу с монстрами, передвигаясь туда, где ее помощь была нужнее. Но душа ее утомилась земным существованием. Это сродни старости у людей и гномов. Внешне она почти не изменилась, но дух ее угасал.

В это трудное время она и встретила моего отца. Он был боевым волшебником, и поначалу отнесся к ее появлению в тех краях, как к конкуренции. Однако вскоре он убедился, что помощь моей матери так же необходима, как и его атакующая сила, они стали неразлучны…

Не знаю, была ли то любовь… Понимаешь, мне очень хочется так думать, но то были две усталые души, подобные угасающим углям. На самом деле им обоим нужен был покой, но они не могли этого признать. Они тихо отметили свой брак в небольшом храме, и вскоре снова переехали, и снова, и снова. Не было места, которое они могли бы назвать домом, не было друзей, которых они знали дольше, чем полгода.

Потом мать занемогла. Сразу несколько напастей свалилось на нее: укус ядовитого паука, злое колдовство шамана Молчальников, старые раны… А отец не был целителем. Он делал, что мог, но пришел день, когда он обратился за помощью. Кто-то посоветовал ему лекаря.

Отец не знал, к какому народу принадлежит тот, потому что он всегда наглухо заматывал свое лицо слоями темной ткани. Он лечил мою мать больше двух месяцев, иногда целыми ночами напролет сменяя ей какие-то припарки или вливая по капле в рот странные отвары. Она почти все время спала, но дыхание ее стало глубоким, жар пропал, и отец проникся доверием к лекарю.

Однажды он пришел домой рано и застал там нескольких молодых эльфов. Они все вежливо поздоровались с отцом, и почти сразу же откланялись. Лекарь, уходя последним, сказал, что это были его ученики, и что он завершил излечение. Отец собирался заплатить ему, но, пока он доставал деньги из шкатулки, целитель исчез.

Мать проспала еще насколько дней, и пробудилась совершенно здоровая. Однако, слушая рассказ отца о своей болезни, она все больше мрачнела. Ей, как опытному целителю, было непонятно, как сочетался жар и глубокий сон, при этом у нее почему-то не осталось никаких воспоминаний о болезни, как то обычно бывает: ни тяжелых снов, ни кратких пробуждений, ни легкой дремоты. Не помнила она и лекаря. Словно она провела два месяца без сознания… — эльф снова замолчал. Испарина выступила у него на лбу. Солнце понемногу начинало садиться, но жара еще не спала. Клайд протянул ему фляжку с чистой водой, которую во время охоты предпочитал вину и пиву. Эльф жадно напился. Видно было, что он так же старается успокоиться.

— Мать не стала тогда беспокоить отца. Все это она рассказала нам гораздо позже.

Я родился в ту осень. Отец настоял на том, что у нас теперь будет собственный дом. Они нашли спокойный городок, где требовались целитель и тренер для новобранцев, и купили там жилье. Мама вынесла меня из дома через несколько минут после рождения: поднести к ближайшему дереву, как велит обычай. В отличие от моего брата, я не был отмечен счастливыми приметами при рождении.

Во-первых, я родился днем. Доведись мне появиться на свет здесь, — он махнул рукой в сторону Древа Жизни, — у корней нашего Древа, его сияние было бы еле заметным для меня в тот час. Во-вторых, я родился без «рубашки», что тоже не самая хорошая примета. И в-третьих, я полностью походил на мою мать, что, к сожалению, является плохой приметой в роду темных эльфов.

Но, поверь мне, мои родители тогда совершенно не думали о суевериях, они просто были счастливы. Наверное, у меня было очень светлое детство. Мы больше не переезжали, и я считал тот городок, где мы жили, своей родиной, а друзья у меня были всех рас. Но в этом городе не было ни одного эльфа, кроме моих родителей.

Отец мне запомнился во дворе маленькой церкви, где он тренировал новичков, высокий, с совершенно прямой спиной и белыми волосами. Только мать еще помнила, что он когда-то был черноволос, прочие же думали, что это природный цвет его шевелюры. Мне часто говорили, что я похож на отца — думаю, в основном из-за волос. У матери был более золотистый оттенок…

Я рано проявил способности к магии, но родители не торопились обучать меня. «Некуда спешить!» — так говорили они. На самом деле, я думаю, оба старались как можно дальше отодвинуть будущую разлуку со мной. Но тогда я этого не понимал.

Однажды за городом, где я гулял в одиночестве, ко мне подъехал на молодом драконе-страйдере эльф, весь разряженный в пух и прах. Он заговорил со мной очень ласково, и как-то незаметно перевел тему на мое обучение. Я не жаловался ему на родителей, но он все поворачивал разговор так, что они не позволяют мне слишком многого.

Думаю, ты понимаешь, как я загорелся, когда он предложил мне помочь в обучении магии. Единственным условием было — ни слова не говорить родителям. Я решил сделать им сюрприз, не замышляя ничего плохого.

Он действительно стал обучать меня, упорно настаивая в процессе, что я должен впоследствии стать Вызывающим духов. Дескать, это умение в совершенстве дополнит таланты моей матери и моего отца. Он давал мне деньги… Много денег, как я теперь понимаю. Но тогда я не знал им цену, потому что родители и так не жалели для меня ничего. На мои отказы он уверял, что дает мне их как представитель Гильдии магов, которая заинтресована в отличнейшем обучении всех молодых волшебников, как бы далеко от крупных городов они ни жили. Я верил ему — можешь представить себе степень моей наивности.

Он пытался, я знаю теперь, нащупать мою слабую струнку: слава, деньги, власть, обладание титулом, возвращение на родину предков, все это он перебрал за долгие месяцы своего тайного покровительства. Но он не понял моей главной черты, к счастью… — эльф горько рассмеялся.

— Я был просто наивный мечтатель, нуждавшийся в водопадах и туманах, облаках и цветах, стуке дождя по крыше, треске огня в камине, и ничего из этого он мне дать не мог. Потому что у меня всего этого было в достатке. Но он все же полагал, что я готов на все и предан ему, потому что я проявлял к нему ту безусловную верность, которая в Приграничье связывает всех разумных, кем бы они ни были.

Короче, он счел свой план выполненным и уехал, надавав мне каких-то туманных обещаний о скорой перемене моей судьбы к лучшему.

Как раз тогда я начал с увлечением изучать историю рода эльфов, и почти не заметил какой-то особой потери. Ну, уехал новый знакомец — так в Приграничье постоянно все куда-то переезжали. Только немного жаль было уроков магии.

В тот день я проводил время за толстыми томами в нашем домике, когда услыхал какой-то шум на улице. Я был неодет, и заметался по комнате в растерянности. Мое окно выходило в сад, и я ничего не мог видеть. Пока я накинул на себя что-то, пока вышел на веранду, почти все уже свершилось.

Какой-то мужчина стоял на расстеленном ковре посреди улицы. Он был так пышно одет, что я сперва принял его за какого-то короля, но потом разглядел, что он одной крови со мной, а у эльфов уже давно нет королей, только Старейшины. Его окружала толпа людей и эльфов, его свита и охрана. Мой отец стоял на ступеньках, стиснув кулаки. Было видно, что он готов броситься на всю эту толпу, и его ярость была как раскаленный металл. Мать держала его за локоть, то ли опираясь на мужа, то ли удерживая его.

— Вот он! — провозгласил вельможа, указывая на меня рукой. -

Только взгляните на него, и все сразу станет ясно. Я не требую больше ни любви, ни верности, но я хочу увезти с собой своего сына.

Как ты понимаешь, это был все тот же мерзавец, отравивший жизнь моей матери. У эльфов не только долгая жизнь, но и долгая память. Хотя время для нас течет по-иному, чем для твоего племени, и мы редко замечаем отдельные дни, подобно тому, как ты не считаешь отдельных минут. Но этот… эта тварь превзошла злопамятностью Кровавых Драконов!

Он снова нанес удар исподтишка. Он утверждал прилюдно, что мать всегда продолжала быть его женой, и тайно от своего сожителя — так он назвал моего отца — встречалась с ним, симулируя для «поработившего ее волю темного колдуна» то болезнь, то рану или отправляясь в одинокие поездки. Какими-то угрозами сожитель заставлял ее оставаться с ним, но когда она поняла, что понесла от законного мужа, она решила подтвердить права своего сына, принеся клятву при многочисленных свидетелях благородной крови. Опасаясь за ее здоровье, муж не стал тогда пытаться освободить несчастную, ожидая рождения ребенка. Но, неожиданно она исчезла, и несостоявшемуся отцу потом долго пришлось искать, куда запрятал беззащитных женщину и ребенка «черноухий насильник».

Я тогда не знал ни истории моего брата, ни всей правды о Братоубийственных войнах эльфов, но все равно понял, что происходит и говорится что-то безмерно ужасное, что мои отец и мать оскорблены смертельно. Я не поверил ни единому слову этого выродка. Эти слова… они не могли касаться моих родителей. К тому же все история выглядела какой-то плохо продуманной, это я понял своим чутьем книгочея.

Но я видел, что отец на грани взрыва, и повис всем весом на его второй руке. Не помню, что я там говорил. Наверное, я плакал, клялся что люблю только его и умолял уйти в дом. Так он и сделал в конце концов, обняв меня и мать за плечи.

Я видеть не мог все эти мерзкие физиономии после того, как мать рассказала мне всю правду про их отношения и про моего брата в тот вечер. Но на этот раз сановная мразь не очень-то рассчитывала на то, что я совершу предательство. Дело в том, что даже мать не была уверена, что он врет — в отношении меня. С помертвевшим лицом она рассказала нам в тот вечер про свои сомнения относительно «лекаря», лечившего ее так долго и так странно. Отец был страшно поражен, он действительно видел в свите вельможи тех «учеников лекаря», которых встретил тогда в своем доме, просто не сразу узнал их.

Известно, что есть множество отваров, способных заставить разумного потерять себя и быть послушной марионеткой опоившего. Скажут — спи, будет спать, скажут — клянись, поклянется…

Это было ужасное осознание. Нас троих словно окунули по уши в жидкую грязь. Я рассказал родителям про подсыла-волшебника, который теперь отирался тут же, в свите своего покровителя.

А наутро нашу семью вызвали в Совет городка. Вельможа потребовал моего возвращения по закону, потому что имел свидетелей того, что я являюсь его сыном. Я не был совершеннолетним, я и сейчас еще… ученик. Мать не была знатна и богата, особенно по сравнению с ним. К тому же, у нас обычно ребенок считается принадлежащим к роду отца. Исходя из этого, все в Совете склонялись к тому, что «так будет лучше для мальчика».

Родители не могли взять меня и уехать: наш дом охраняли воины свиты. Охраняли и меня, когда я шел куда-то. Не знаю, действительно ли они собирались увозить меня силой, ведь они получили бы от меня покорности и преданности не более, чем от взбесившегося вивера. Наверное, я бы дрался с ними до смерти. И, боюсь, что это их тоже устраивало: так и так мать теряла меня. Но я нашел другой путь, — эльф снова перевел дух.

Клайду было так же интересно, как в детстве, во время вечерних страшилок в Школе, но при этом он никак не мог отделаться от мысли, что все это — только пересказ какой-то старой книги.

В реальности не бывает таких трагических женщин, таких театральных мерзавцев, таких навороченных драм. Но взгляд эльфа был напонен такой тоской, что язык не поворачивался обвинить его во лжи. Скорее, похлопать по плечу и попросить рассказать все до конца. Так Клайд и сделал.

— Я отправился в библиотеку, куда ходил каждый день. Никого не обеспокоило это обстоятельство. Мои охранники остались на улице, потому что в библиотеке не было окон, и только одна дверь.

Как ты помнишь, я увлекся тогда историей эльфов, но только начал изучать ее. Теперь же я пытался найти в книгах решение проблемы. Я пролистывал тома законов, половину не понимая, я изучал время войны и послевоенного примирения. Я сам не знал, что ищу, потому что взрослые, знавшие законы лучше меня, утверждали, что вельможа в своем праве. Доказать, что он не мой отец, я тоже не мог. Он мог быть моим отцом, по крови, как это ни мерзко.

Помню, меня чуть не стошнило, когда я впервые подумал об этом. И моя мать, ожидающая, что у нее вот-вот отнимут второго сына, утешала меня. Она сказала, что если и так, то я, вероятно, получил ту часть крови, что была и в отце моего брата, самую лучшую в роду. Ибо не стал предателем ни по соблазну, ни от страха. Это не сильно утешило меня. Но что чувствовала тогда мама, я не понимал. Может, я все еще не понимаю этого до конца.

Совет городка оттягивал окончательное решение только из уважения к моим родителям, но со дня на день все должно было кончиться. В исходе приговора никто не сомневался. Я клялся матери, что убегу по дороге или покину лже-отца как только стану совершеннолетним. Это, как ты понимаешь, мало успокаивало ее.

В тот день я достал последние книги о моем народе, которые были в бибилиотеке. Я так устал, что уже не мог читать, только тупо пролистывал картинки, словно глупый ребенок. Вдруг несколько рисунков привлекли мое внимание. Я вчитался в подписи под ними и понял, что решение найдено! Я тщательнейше скопировал рисунок и расставил все книги по местам, чтобы никто не мог понять, какие из них я читал, а какие нет. Какое счастье, что в нашем городке можно было встретить самых разных специалистов, о чем надменные пришельцы даже не задумывались.

Немолодой уже орк, чья зеленая кожа понемногу начинала покрываться складками, предвестниками морщин, тогда все больше занимался плотницким делом, чем магией. И только такому любопытному мальчишке, как я, было дело до того, что у себя на родине он владел еще одним искусством, обычным для орков. Он был мастер татуировки. Я же любил копировать разные узоры, на этом наши интересы и сошлись. Я часто притаскивал ему рисунки из книг, а так же помогал составлять краски — для мебели, конечно. Но при этом порядком наслушался про краски для татуажа, и знал, что он хранит у себя их небольшой запас на всякий случай.

К нему я шел в тот вечер с листком в кармане, ожидая, что какая-то неудача погубит мой план. Но все складывалось на редкость удачно, — эльф снова потер лоб.

— Только я не ожидал, что это будет так больно. Старик-орк зажимал мне рот своей огромной ладонью, потому что нельзя было, чтобы охранники что-то заподозрили. И потом мы старательно пристраивали пластырь мне на лоб и прикрывали его волосами. Домой я пробрался в сумерках, и родители не расспрашивали меня, где я был, они были слишком погружены в свои мысли.

На другой день Совет признал право вельможи забрать меня у матери. При этом они отводили глаза, чтобы не смотреть на моего отца. Мне было велено подойти к «папочке» и поприветствовать его. Наверное, он ожидал, что я взбунтуюсь и дам ему возможность применить силу. Но я с улыбкой двинулся к нему. Пластырь я отклеил перед самым заседанием Совета, и тщательно прикрыл лоб волосами. Дойдя до него, я поклонился, и сказал:

— Приветствую тебя, дальний сородич.

Это не было оскорбление, за которое он мог бы наказать меня. Но это было заявление: мы разной крови. Так приветствовали друг друга темные и светлые эльфы сразу после войны. Он только усмехнулся. Весь вид негодяя говорил: «И это все, на что ты способен, сопляк?». Тогда я распрямился, откинув волосы со лба тщательно отрепетированным ночью движением.

Совет деревни, да и многие разумные в зале ничего не поняли. Но мои сородичи, эльфы… Кто-то из них ахнул. Кто-то возмущенно закричал. Его прихлебатели дергали меня за руки, видимо, не зная, тащить ли куда-то или гнать в шею. Лицо вельможи налилось дурной кровью, глаза выпучились. Он взревел на весь городок:

— Поди прочь от меня, ублюдок!

Тогда я с полной безнаказанностью влепил ему пощечину. Он первый оскорбил меня, и по закону не мог никак ответить мальчишке. Это-то я точно узнал из своих книг.

— Что же это за знак? — спросил Клайд, указывая на серебристый узор на лбу эльфа.

— Этот знак наносили детям смешанных кровей в годы Братоубийственных войн. Для обоих народов тогда он означал позор кровосмешения, хуже рабского клейма.

Но потом именно его же нанесли себе молодые полководцы, прекратившие эти войны, хотя и не все из них были настоящими полукровками. Этот знак гласит: во мне течет поровну светлая и темная кровь. А вот эта черта… она означает, что я нанес его добровольно. Ты понимаешь, что с этой татуировкой я мог больше ни слова не говорить своему лже-отцу, все было написано буквально у меня на лбу.

— Ты здорово придумал! — перевел дыхание Клайд. — После этого они вас оставили в покое?

— Да, оставили, но все хорошее в нашей жизни тоже постепенно закончилось. Разумеется, родители не захотели оставаться в том городке. Мы тронулись на север. Отец все не мог найти работу в гильдиях, и снова отправился на охоту. Мать волновалась за него, за меня, потому что я снова начал обучение, за все. Мы переезжали, переезжали. Отец не так много зарабатывал теперь, и брался за любую работу, особенно если платили задаток. И однажды большой отряд, который отправился за сокровищами короля Баюма, не вернулся с северо-запада. Вместе с ними ушел мой отец. Мать уже через неделю после их отъезда слегла от горя. Она что-то чувствовала, но отказывалась этому верить. Однако, несколько лет спустя, даже ей стало очевидно, что мы остались одни. — он пожал плечами. — Ты пытался подрабатывать, когда учился в школе?

— Да, разумеется, — невесело усмехнулся Клайд.

— Тогда понимаешь, что это за кошкины слезы. Наши сбережения таяли, а мать не могла нормально зарабатывать. Она… наверное она понемногу сходила с ума. Разговаривала с моим отцом, или с отцом моего брата, грозила своему обидчику. Люди пугались, если честно. Мы потеряли почти всех пациентов. И не знаю, как бы мы пережили очередную зиму, если бы не твоя семья…

— Что!!! — вскричал Клайд и вскочил на ноги. Этот мальчишка знал его семью, но битых три часа плел ему какие-то эльфийские сказки? Нет чтобы подойти и сказать, мол, привет тебе из дома… Да еще молчал до этого несколько месяцев, ходил кругами! Руки чесались врезать ушастому болтуну по шее. Да какое ему дело до родителей этого эльфа, когда гораздо важнее узнать, как там собственные родители… Собственные… родители. Клайду стало стыдно за свой гнев. Он внезапно вспомнил, что довелось пережить мальчишке. А у него вот недавнее письмо из дома в кармане шуршит. Он перевел дух и улыбнулся эльфу:

— А я-то голову ломаю, почему мама мне пишет про ТРОИХ детей.

Думал, что это ошибка какая-то. А у меня, оказывается, брат завелся…

Клайду действительно стало смешно. Эльф нерешительно улыбнулся в ответ. Было видно, что ему приятно, что о нем помнят. Что о нем ТАК помнят. Он торопливо сказал:

— Да, они были мне как родные. Я могу потом рассказать, если ты устал слушать. У тебя, конечно, куча вопросов про дом…

— Да, но если ты не расскажешь мне все по порядку, в моей голове останется така-ая каша! Так на чем ты остановился? Как ты попал к моим?

— Твой отец буквально подобрал меня. Я в тот день у ворот поселка пытался за несколько монет лечить, как умел, проезжих, но так замерз и устал, что уснул на ящике у стены. Мог и не проснуться, потому что мороз стоял изрядный. Пришел в себя в повозке, мама уже сидела рядом и вела себя на редкость тихо. Все наши вещи уместились в несколько мешков. Мы перезимовали у твоих. Мне не нужно было больше пытаться зарабатывать. У них было много разных припасов, и всю зиму твои мама и сестренка учили меня готовить, потому что метели не давали нам выйти из дому. А твой отец показывал мне, как делать и чинить разные вещи. Он так кроил обувь, что почти не оставалось обрезков! Я смотрел на это, как на высшую магию — одно плавное движение ножом, и можно сшивать башмак! А я рассказывал им разные легенды, которые я вычитал в старинных книгах. Мама же в эту долгую зиму неожиданно начала вышивать. Я никогда не подозревал, что она умеет это делать. Казалось, разум вернулся к ней, только она почти все время молчала. Потом, однажды, уже весной мама уснула и не проснулась. Она… по вашему, говоря, состарилась. Мы говорим — устала. Я остался у твоих, потому что мне некуда было идти. Ну и потому, — эльф вскинул на Клайда мокрые глаза, — Потому что там был настоящий дом, как в детстве. И твоя сестренка… такая замечательная. И мама, и отец. Мне сначала все казалось, что люди должны как-то заметно отличаться от нас. Но все, что нравилось твоим, нравилось и мне. Я собирал ягоды, пел песни, читал книги вместе с ними. Я купил твоей сестре ее первый лук. Ты знаешь, что она теперь тоже на Острове, в курсантах?

— Ох, ничего себе! — изумился Клайд. Сестра уже курсант, а он все мечтает от том, как она цветочки будет собирать! Соберет, пожалуй. Вместе с веночком из голов всех монстров на лугу.

— Так она лучница? — жадно спросил он у эльфа.

— Ну, такая же лучница, как я маг, ты же понимаешь. Но отец… твой отец говорил, что рука у нее твердая.

— А она все так же любит покомандовать? — усмехнулся Клайд, который помнил только пухлую девчушку в фартуке, руки в боки командовавшую старшим братом.

— Не то слово! — рассмеялся эльф. Несколько секунд они понимающе переглядывались.

— Кстати, я тебя узнал не только по надписи на посохе. Твоя сестренка неплохо рисует, и она часто рисовала тебя по памяти. Конечно, ты получился помладше и похудее, но очень похож! — и эльф показал ему лист пергамента с наброском, сделанным тушью. Угловатый нестриженный мальчишка что-то самозабвенно мастерил из веточек и веревок. В нем несомненно узнавался Клайд.

— Ого! — удивился оригинал портрета. — Это же моя старая катапульта! Неужела Эмми запомнила такие детали.

— Наверное, не запомнила бы, если бы мама… твоя мама не сохраняла это сооружение несколько лет, покуда оно не развалилось.

— Ну надо же, — польщенно пробормотал Клайд. И снова вскинул брови:

— Слушай, но ты же ни разу не упомянул, как тебя зовут. Довольно необычно обращаться к названному брату: «Эй, ты» или «Как там тебя», не находишь?

Они снова дружно рассмеялись. Потом эльф смущенно сказал:

— Многие из нас носят имена, которые являются лишь переводом с эльфийского. Это… можно сказать, суеверие. Ты говоришь свое имя и в то же время не говоришь его. Тут меня знают под именем Сын Заката, и ни на что другое я не отзываюсь. Но твои… и ты… Я могу сказать тебе свое эльфийское имя так, как оно звучит по-настоящему. Как мама и папа меня назвали, — он снова мотнул головой, откидывая волосы со лба.

— Мое имя Сибайх Фрэкей Эйтэа, — торжественно произнес он.

— Спасибо за доверие, братишка! — растеряно произнес Клайд. Он не смог бы повторить это имечко даже за миллион адена, но и за два миллиона не признался бы в этом.

— Я знаю, что это сложно звучит, поэтому ты можешь называть меня просто Сэйт. Это и короче, и… — он покачал головой, словно смеясь над собственным суеверием, — все-таки трудно понять, от какого имени сокращение.

— Отличное имя, Сэйт! То что надо! — обрадовался Клайд. — А где ты живешь? При вашей Школе?

— Я могу жить там, но, как ты понимаешь, положение у меня двоякое.

С одной строны, я был признан знатным вельможей при свидетелях, как его сын. С другой — отрекся от этого в самой необратимой форме. Но мы, эльфы, можем жить в лесу так же комфортно, как и в доме. Тем более здесь, где стоит вечное лето. Ты хоть раз видел в рощах наших женщин с малышами?

— Честно говоря, нет.

— Тем не менее, они здесь повсюду. Я и то различаю их с трудом. Их укрывает сильная защитная магия, отвращающая взгляды. Старшие женщины следят за ними по очереди и делают так, что бы малышам было всегда тепло, даже если идет дождь, а монстров они просто усмиряют. Дети спокойно играют и живут в лесу, пока не приходит им пора начинать обучение.

Это называется «Второе рождение». Я тоже проходил через это, когда приехал учиться. Ты ждешь и готовишься сделать выбор. Если ты не сделаешь его, ничего не произойдет: нерешительные остаются со старшими женщинами еще на некоторое время, только и всего. Но когда выбор сделан, ты погружаешься во тьму, и выходишь из нее в час своего рождения.

Я родился около четырех пополудни. В этот миг я появился в павильоне у подножия Древа Жизни. Я вошел в воду у его корней, и двинулся к Древу Мира в центре города. Когда-то все эльфы появлялись на свет в этих водах, и особая магия несла новорожденных по воздуху от их матерей к их отцам, ожидавшим в городе. Сейчас остался только этот обычай для учеников. — Сэйт вздохнул.

— Знаешь, я как-то не очень уверенно чувствую себя в лесу ночью.

Задумался Клайд, — Разве что ты тоже знаешь какую-нибудь согревающую магию или умеешь осушить росу на траве?

— Нет, ничего такого я пока не умею, — вздохнул Сэйт. — Ты прав, порой в лесу прохладно по ночам, а огня не разведешь из-за монстров. До уровня наших старших женщин мне еще учиться и учиться.

— Тогда не проще ли тебе переселиться ко мне в гостевой домик?

— с надеждой спросил Клайд.

— Можно и так,

— сказал Сэйт как бы задумчиво, но Клайд видел, как радостно сверкнули его глаза под светлой челкой. Пожалуй, эти спокойные эльфы дразниться умели ничуть не слабее клайдовых однокашников.

— Давай на сегодня тренировку закончим, а то уже темнеет.

— предложил Клайд на правах старшего. Сколько бы Сэйт ни прожил лет на этом свете, учился он все-таки на несколько уровней младше Клайда, да и выглядел соответственно лет на 14. Похоже, названному брату пришелся по душе этот расклад сил.

— Давай, — как-то слишком поспешно согласился он. — Ты только подожди меня тут минутку!

С этими словами он нырнул в ближайшие кусты. Клайд было подумал, что Сэйт хочет притащить или показать ему что-то интересное, но раздавшееся в кустах журчание расставило все по местам. Клайд усмехнулся, и, дождавшись братишку, вручил ему свой посох:

— Покарауль тут. Я туда же!

Добравшись до города, новоявленные родственнички перетащили Сэйтовы пожитки в гостевой домик. Какой-то гном, собравшийся было разделить комнату с Клайдом, с ворчанием уступил эльфу вторую койку. Ребята разложили нехитрые мелочи на столике и полках, и, почувствовав себя почти дома, мгновенно уснули.

Глава 9. Счастливый год

Слишком большой разрыв в уровнях не позволял ребятам бегать вместе, хотя Клайд поначалу и старался постоянно страховать Сэйта. Но при такой тренировке сам он ничегошеньки не получал. Наконец, Сэйт поклялся, что больше не будет лезть к паукам, и потребовал, чтобы Клайд нормально охотился, не нянькаясь с ним.

Клайд двинулся к границам эльфийских земель и продолжил тренировки, но новое, незнакомое чувство не покидало его. Теперь он, пожалуй, понимал, почему Сэйт таскался за ним, как хвост, рискуя перебудоражить всех злющих тварей в округе. Ему самому постоянно хотелось проверить, как там его брат-друг. Не обидел ли кто его? Не напали ли слишком сильные монстры? Не нужно ли прикупить зарядов для посоха?

А еще его распирала гордость. Хотелось каждому встречному рассказывать про Сэйта и про сестренку-курсанта. Скоро Испытание, и клерик обещал послать его на Остров. Тогда-то он и найдет ее! Вот будет радости! Он даже написал обо всем Кузьме — и родителям, конечно.

Однако, Сэйт не очень разделял его уверенность. Он разводил руками и, посмеиваясь, пояснял:

— Понимаешь, она, конечно, будет страшно рада. Потом сто картинок

нарисует, какой ты стал, и родителям пошлет, и всем подружкам. Но не ожидай, что она тебе на шею кинется или что-то такое. Скорее всего, фыркнет и скажет, что ты ничуть не изменился, такой же лохматый, или заявит что прямо-таки страшно занята.

— Ну, ладно! — пожал плечами Клайд. — Как-нибудь уж переживу это!

А давно она так… так себя ведет?

— Ну, примерно года три-четыре. Как начала готовиться к

поступлению в Зал Тренировки имени Седрика на Острове. Это ведь одна из лучших военных школ. Наверное, ей кажется, что настоящий боец должен быть как железо внутри и снаружи. Она даже несколько ругательств выучила, да таких забористых! Мама услышала разок и вымыла ей рот с мылом. Тогда она стала просто хмыкать или фыркать — ка-ак хмыкнет, никакие ругательства не нужны! И еще, не вздумай называть ее Эмми. Скорее всего, она взяла себе какое-нибудь грозное прозвище, типа Эмилия-Во-Мраке или Разящая-Всех-Наповал! — Сэйт откровенно веселился. Он вообще был гораздо мудрее, чем человеческий подросток. Клайд безропотно признавал его превосходство в этом.

— Не волнуйся, это у нее пройдет потом! — утешил эльф Клайда. — Лет

через несколько она снова вспомнит, как ведут себя девчонки. Особенно, когда влюбится.

— Ну, наберусь терпения, — в тон ему ответил маг.

— Ты, по-моему, его набрался уже по уши! Иначе не смог бы в

тысячный раз показывать мне как делать «вампирку». Еще чуть-чуть и я стану первым в мире светлым эльфом, который овладеет черной магией!

— Не может быть, чтобы ты просто не мог это сделать! Ведь ты сын

не только своей матери, но и своего отца. А ведь кто-то из его дальних предков научился этой магии у людей, если легенды не обманывают. Скорее всего, ты просто вбил себе эту глупость в голову.

— И тем не менее, я уже наколдовал полсотни гнилых яблок, мешок

морковок и двух летучих мышей, а «вампирка» ни разу не получилась, ты же сам видишь.

— Значит, надо попробовать, когда ты будешь на новом уровне,

только и всего.

— Знаешь, я не так уж жажду переломить ход вещей. Если честно, то

если я стану хорошим целителем, как мама, или боевым магом, как папа, мне этого хватит. Только не Вызвающим Духов! — он передернул плечами.

И еще одна ниточка протянулась между ними через некоторое время. Экономя свое золото, мальчишки затеяли постирушки на берегу Ирисного озера. Чистка вещей магией стоила несколько монет, и они решили обойтись своими силами.

Сэйт, лучше разбиравшийся в растениях своего леса, показал другу мыльный корень, а более привычный к стирке Клайд, сроду на Острове не сдаваший робу в чистку или починку за деньги, потому что их никогда не было, учил его оттирать пятна песком.

Таким образом, роба Сэйта оказалась в его руках. И, оттирая подол, Клайд увидел на нем с изнанки полустертое собственное имя. Рывком он вывернул робу и осмотрел шов подмышкой. Нет сомнений, это он сам, исколов все пальцы, зашивал ее накануне исторического отплытия в Глудин. Не долго думая, он показал свои находки Сэйту. Тот страшно обрадовался. По его словам, это была еще одна очень древняя и счастливая примета — носить одежду друга или брата. Но Клайда не древние приметы интересовали.

— Кто тебе дал эту робу? Или ты купил ее с рук? — тормошил он

эльфа, как всегда в подобные моменты думая, что тот чересчур неторопливо все делает. Сэйт откашлялся, и снова завел эпическим голосом:

— Ты помнишь, что отец мой был из народа темных эльфов. Так вот,

его родичи в свое время не признавали его брак с моей матерью, потому что она не совершила обряд перехода к поклонению Грэнд Кайну. Ну, это еще один обычай, который пошел с того времени, когда…

— А нельзя покороче, приятель? Хотя бы не начинай с древних веков?

— не вытерпел Клайд.

— Мжн, — буквально проглотил экскурс в древнюю историю Сэйт, — Вобщем, они нас не признавали, и я у них считался никем. Но я этого не знал, и не очень бы меня задело, о чем они там пыжились и думали, эти старикашки. А потом они узнали о моей татуировке, ну и вообще всю историю с этим лже-отцом. И сразу все-все признали: и брак, и меня. Ну и положили на мое имя какой-то там взнос. Поскольку родичи были дальние, и я у них оказался сто пятым четвероюродным племянником, то и взнос был не очень большой, практически только вот на посох хватило. Но гномишка, котрая доставила деньги, мне буквально всучила эту робу. Она сказала…

— «Не ерепенься, зачем мне магическая роба!», — подхватил Клайд. Потом он битый час выпытывал, не оставила ли Сонечка Сэйту

своего адреса или каких-либо еще сведений о себе. Но ничего нового эльф не припомнил. Они оба поболтали о ней немного с нескрываемой симпатией, сошлись на том, что втроем, конечно, было бы веселее, только что ей делать с двумя недоучившимися магами.

— Я немного поработал с тем гномом, Кузьмой, — пояснил Клайд тоном бывалого охотника, — Ну, я тебе скажу, просто с гномом работать очень хорошо. Бойцы они крепкие, опять же, «Грабельки» у них есть. Так что можно ее поискать потом, после Испытания.

— Да-а, — протянул Сэйт. — Ты-то пройдешь Испытание раньше меня!

— Почему это? Ты вполне можешь меня догнать!

— Нет, не могу. Я же практически переучиваюсь. Все не так делаю.

Меня ведь в Приграничье учили и люди, и орки. Такого понахватался! Чужие заклинания, конечно, не освоил, но и свои делаю очень необычно. Жрецы от меня в ужасе. Так что всякий раз, когда они меня проверяют, я должен не просто хорошо все сделать, а просто безукоризненно.

— Так можно чуть-чуть подучиться и отправиться вместе на юг! — с

энтузиазмом воскликнул Клайд. Но Сэйт только с укором посмотрел на него. «Сам-то ты поэтому и пришел в наш город, что на юге тебе было прям медом намазано», — читалось в его взгляде. Пришлось сбавить тон:

— Ну, конечно, не далеко на юг, а лучше просто в нейтральные земли.

Там та-акие крысы! Я скоро уже до них доберусь!

С этими словами Клайд начал смущенно натягивать на себя еще влажную робу.

Время шло быстро. Дни ребята проводили в тренировках, а потом, несмотря на усталость, по полночи болтали. Правда, порой случались дни, когда Сэйт неожиданно тащил Клайда в сторону от их обычных маршрутов. Клайд, посмеиваясь, приговаривал, что на друга опять «накатило», но не сопротивлялся. Эльф приводил его к каким-нибудь развалинам и взволнованным голосом, то и дело сбиваясь на свой эпический тон, начинал рассказывать что-то из истории своего народа. Казалось, полученные сведения переполняли его, и он лопнет, если не поделится ими с Клайдом. Но слушать его было очень интересно, гораздо интереснее, чем самому разбирать завитушки эльфийского письма в старинных томах.

— Смотри, здесь высятся монументы в честь шести родов, павших в

Братоубийственной войне. Это всем известно. Они защищали крепость до последнего, и свод зала, где оборонялись остатки гарнизона, рухнул под напором магии, погребя живьем их вместе с атакующими. Многие годы твердыня стояла потом пустая. Мы не смели осквернить могилу героев, и темные эльфы — тоже. Лишь пару веков назад ее понемногу стала заселять нежить.

А вон там, слева от крепости, высятся еще двенадцать обелисков. Я потом научу тебя читать узор на листьях, которые там вырезаны. Эти линии только кажутся похожими. На самом деле там имена и даты. Они воздвигнуты в честь прочих угасших родов гораздо позже. Понимаешь, все пришло в упадок после войны, и мы просто… просто вымирали. Наш народ многие годы магически хранил своих мудрецов, продляя им жизнь веками, но они не смогли остановить войну. А когда это сделали молодые, старики начали уходить. И часто оказывалось, что в почитаемом роду больше нет мужчин, только внучки, правнучки и племянницы, тогда он считался прервавшимся. И воздвигался обелиск…

А вон там у реки, ближе к мосту Восхода, стоит одинокая стелла. Если присмотреться, то можно увидеть на стороне темных эльфов похожую. Это могилы наших последних королей. Они погибли почти одновременно в одной из первых битв. С тех пор у эльфов нет королей, хотя линия их крови, говорят, не прервалась до сих пор. Но никто, кроме жрецов обоих народов, не знает, кто же наследники престолов. Дабы не было новых распрей.

— Почему ты так увлечен всеми этими древностями? — не раз

спрашивал его Клайд. — Чуть ли не больше, чем тренировками!

— Потому что я понял одну очень важную вещь. Если народ забывает

то, что уже было в мире когда-то, он повторяет свои и чужие ошибки. Каждый правитель, приходя к власти, старался переписать историю на свой лад. Особенно это заметно, когда читаешь книги твоего народа. Ваша память коротка. Мы храним знания дольше, но они тоже не всегда правдивы. Поэтому я читаю историю светлых и темных эльфов, орков, гномов, людей и сравниваю. Почти всегда становится ясно, где истина, а где приписки. Почти всегда…

— И что ты собираешься делать с этой истиной? — не то, чтобы

Клайд возражал против увлечения брата, просто ему казалось, что Сэйт берется за какое-то непосильное дело. — Ты же не можешь переписать все книги на свете заново!

— Конечно, я не могу. Но есть магические способы сохранять знания.

Типа музыкальных кристаллов. Когда я буду уверен, что выделил главную линию событий за какой-то период, я буду записывать их. Потом получится книга. Не скоро, конечно. Я назову ее «Вторая родословная», ибо она будет рассказывать историю всех родов разумных на земле, но как бы заново, без наносной шелухи.

— Ничего себе! — развел руками Клайд. Конечно, он понимал, что у

Сэйта есть довольно много времени на завершение своего труда, но все равно, ему было почти жалко друга, решившегося на такое.

— Если хочешь, я могу тебе помогать! — мужественно предложил он.

— Конечно, я буду рад. Думаю, лет через 50 я уже начну первый том… — он смущенно посмотрел на мага, вспомнив кое-что.

— То, что надо, приятель! Мне будет 66 лет, и когда внучата одолеют

меня совсем, я сбегу к тебе и помогу с этой работенкой! — непринужденно рассмеялся Клайд. Точно так же, как эльф постоянно забывал, что люди не строят планов на полвека вперед, он тоже не всегда помнил, что когда-нибудь названный братишка переживет его, и к тому же с годами будет все увеличиваться внешняя разница между ними. А когда вспоминал, не особо грустил, потому что в его возрасте не только 50, но и 10 лет кажутся вечностью.

Порой они беседовали о религии. Клайд не так уж много размышлял о служении Эйнхазад, потому что не собирался после Испытания торчать в церкви. Но тем не менее, он собирался быть клериком, а значит, воевать во славу ее. Светлые эльфы разделяли это учение с людьми. Но темные по-прежнему признавали над собой только Создательницу-Шиллен и Грэн Кайна. Сэйт рассказывал Клайду обо всех богах, в том числе о Марф, Паагрио и Еве. Та картина, которую он рисовал, довольно сильно отличалась от принятых догм. Он не приукрашивал милость богини но и без осуждения рассказывал о ее страшном гневе. Он не соглашался с тем, что Грэн Кайн является богом зла, потому что разрушение лишь необходимая часть мироздания, она завершает созидание и предваряет новое.

— Нельзя судить богов, как мы это делаем со смертными! — сердито

стучал по земле кулачком Сэйт. — Они боги, они творцы этого мира, и уже поэтому находятся вне его условных категорий, будь то мораль, зло, добро. Нельзя осуждать Кайна и нельзя судить Эйнхазад, как пытались делать гиганты и некоторые жрецы. Если ты слепил в песочнице куличик, а потом растоптал его, как может этот куличик судить тебя? Ведь без тебя его бы просто не было? А наш мир хоть и пострадал от гнева богов, но не погиб, их же милостью.

— Тебя бы здорово наказали за такие слова! — пугал его Клайд. Он

знал, что в некоторых вопросах жрецы и клерики делались просто непрошибаемо упертыми. — Не болтай обэтом с кем попало!

— Но ты не кто попало! — изумлялся Сэйт.

— Я имею в виду — кроме меня!

— Да мне и не с кем, — пожимал плечами эльф. Похоже, это его

совершенно не огорчало. Клайд был для него братом, другом, семьей.

А все остальное место в его душе занимали магия и история.

Скоро, благодаря эльфу, Клайд уже с закрытыми глазами мог найти Беседку Королев и Павильон Цветущей Липы, колоннаду на месте Королеского Театра, где когда-то несколько сотен участников разыгрывали волшебные пьесы в масках, и даже короля или принца невозможно было узнать в этой толпе.

Знал он, где лежат обломки летучей каменной чаши давно разрушенной столицы эльфов.

Наизусть запомнил историю о том, как передвигали к Древу Жизни последнее парящее поселение с последним ростком Древа Мира в центре, как закрепляли его навеки, потому что часть знаний уже была утрачена, но эльфы хотели сохранить хотя бы внешний вид города, висящего над зеркалом воды.

— Столица была такой же чашей, но больше раз в сто. Тысячи домов,

дворец, храмы, несколько Школ — Магии, Танца, Музыки, Клинка, Кинжала и Лучников. Я видел картинки. Таких городов сейчас просто нет. Удивительно, как они все не мешали друг другу! Ведь там жило почти сто тысяч эльфов!

— А люди? У людей были такие города? — заинтересованно

спрашивал Клайд.

— Да, были. Во времена Великих Царств почти в каждом вашем

королевстве был один или два крупных города и несколько поменьше. От большинства из них не осталось и следа. От других — руины, населенные нежитью.

— Выходит, нас всех когда-то было больше? Мы что, вымираем?

— Нет, успокойся. Население страшно сократилось за время войн и

катастроф, это правда, но в последние века оно только растет. Даже мы… даже у эльфов стало появляться в семьях по два-три ребенка, тогда как раньше редко рождалось больше одного.

— Но как все они умещались на материке, когда их было сотни и

сотни тысяч?

— Земля тогда была гораздо больше. Далеко на восток, на север

тянулись плодородные равнины. Мы постепенно возвращаем их, ты же знаешь!

— Да-да, именно этим мы с тобой и занимаемся, только очень уж не

торопясь! — посмеивался Клайд.

Но Сэйт не всегда был такой занудливый. Он ловко плавал и никогда не отказывался сбегать в жаркий день на озеро. Он любил устроить маленькую пирушку на закате в роще, поджаривая на прутиках мясо или грибы, и уверяя при этом Клайда, что не менее полутора десятка эльфийских карапузов собралось сейчас вокруг поляны и смотрят на их костер. Магу после этого кусок не шел в горло, он все озирался, не зная, подшучивает над ним эльф или нет.

Однако, развлечения становились все реже и реже. Клайд уходил охотиться так далеко, что уже не мог возвращаться каждый вечер в город. Не мог и Сэйт ночевать с ним в тех землях, потому что это было опасно для младшего мага.

Приближалась уже годовщина их знакомства, когда Сэйт получил 13 уровень, а Клайд 19. Настало время Испытания для Клайда.

Ребята провели вечер в молчании. Все давно было обговоренно. Пожитки Клайда оставались пока у Сэйта. Были проштудированы учебники и мемуары разных волшебников. Была написана записка от Сэйта для Эмми, собран заплечный мешок. Никакие слова уже не шли ребятам на ум. Так они и просидели до рассвета, крепко держась за руки, в полном молчании. Но при этом обоим казалось, что их мысли свободно доступны душе другого, так что слова и не нужны больше. Оба сдерживали слезы, но не слезы разлуки, а слезы редкой полноты чувств, когда нечто огромное затопляет все существо, и нет слов, что бы выразить это. Только при свете утра, когда они обнялись на прощанье, несколько слезинок невольно скатилось по их загорелым щекам.

— Удачи тебе, брат! — пожелал Сэйт.

— Береги себя, брат! — ответил Клайд.

Они вместе дошли до ворот Города, и дальше Клайд двинулся один. Он шел и ему казалось, что он снова уезжает из дома. Почему так получается: никогда не понимаешь, что обрел, пока не потеряешь это?

Глава 10. Испытание начинается

Глудин встретил мага знакомым столпотворением. После тихих рощ от шума еще сильнее болела голова. Всю дорогу Клайд размышлял о том, какое Испытание ему достанется. И, ощущая неуверенность, прикидывал, не стоило ли ему потренироваться еще немного?

Он снова вошел под своды собора и снова обратился к надменному клирику. Тот долго выдерживал паузу, словно сомневаясь, стоит ли допускать Клайда к Испытанию, а потом сказал своим звучным голосом:

— Я бы хотел использовать тебя для служения нашей Церкви. Дело,

которое я собираюсь поручить тебе, чрезвычайно деликатно. Только как будущему клирику я решился доверить его тебе. Слушай же. — он понизил голос до шепота, и этот шепот буквально ввинчивался Клайду в ухо:

— Был совершен ужасный поступок. Один человек написал

непотребную книгу, в которой осмелился дать свою ничтожную оценку разным аспектам нашей веры, настолько священным, что одно упоминание их должно быть преисполнено благоговения. Этот же… недостойный осмелился рассказывать про великие чудеса языком толпы и рассматривать их так примитивно, будто это поступки его знакомых, а не деяния богов! Он дерзнул назвать это сочинение «Осмысление чудес». Мы все были ошеломлены этой еретической выходкой! Разумеется, Церковь немедленно запретила печатать эту книгу. Но не так-то просто изъять из продажи те тома, которые уже успели издать. Дело в том, что автор пасквиля, к сожалению, тоже бывший священник нашей Церкви. Выразив свой гнев на него открыто, мы смутили бы умы прихожан. Но мы не можем так поступить с нашей паствой. Поэтому я и поручаю тебе это секретное дело. Отправляйся в Глудио и постарайся найти там эти книги. Слухи донесли, что четыре книги приобрел тамошний торговец. Может быть тебе повезет, и он еще не продал ни одной. Но во всяком случае он должен знать, кто купил у него мерзкие книжонки. Ты обязан принести мне все четыре тома! Отправляйся скорее, да пребудет с тобой милость Эйнхазад!

Невеселым был путь Клайда обратно в Глудио, где он уже проходил сегодня днем. После разговоров с Сэйтом, его сильно смутила сама мысль о том, что можно запретить кому-то писать или читать книги. Не может быть Церковь Эйнхазад так слаба, чтобы пошатнуться из-за одного сочинения. И почему бывший священник обратился против своей веры? Или все не так просто, как описывает клирик? Конечно, он оставил эти вольнодумные идеи при себе. Ему нужно было пройти Испытание, в чем бы оно ни заключалось.

Толстый торговец встретил Клайда с надменностью опытного продавца, на глаз определяющего, сколько у покупателя денег в кошельке. Но стоило показать ему письмо с печатью Церкви, как он тотчас залебезил, испуганно бегая глазками. Конечно, он уже слышал про запрет. Он никогда не осмелился бы его нарушить, нет, ни за какие деньги, но к сожалению, прежде чем эта весть дошла до него, две книги уже были куплены. Он может отдать молодому священнику оставшиеся два тома, и даже не попросит с него денег. И расписки не попросит, просто так отдаст. Но пусть молодой человек замолвит за него словечко в Церкви. Он простой торговец, покупает не для себя, а на продажу. У книг была красивая обложка и много картинок, вот он и взял сразу пять. Но не читал ее, нет, конечно не читал. Ему и некогда читать, весь день в лавке на ногах.

— Кто купил у вас две оставшиеся книги? — спросил Клайд, стремясь

скорее уйти оттуда. Заискивающая лесть толстяка его утомила.

— Я скажу, только вы уж меня не поминайте! У меня магазин,

репутация! Если каждый будет думать, что я все докладываю Церкви, завтра же я останусь без покупателей. Я скажу, а вы идите и сами им прикажите вернуть книги. Может быть, они решат, что у вас всюду глаза и уши?

— Хорошо, хорошо! — разраженно пообещал Клайд. — Так кто?

— Стражник, из наших тутошних. Не из замка, а с городской заставы.

Я не знаю, как его зовут, но он обычно в карауле в это время. Такой высокий, с темными волосами и на щеке шрам. Я думаю, ты быстренько найдешь его. А еще молодая жрица из Храма. Наверное, она это сделала по заданию Главы? Ты можешь найти ее в соборе на площади и спросить сам. Я к этому не имею отношения, так и скажи!

С этими словами торговец буквально всунул Клайду в охапку два толстых тома в синих кожаных переплетах. Пришлось надменно кивнуть и удалиться с высоко поднятой головой. Не показывать же было толстяку, что под этакой ношей у мага чуть не оторвались руки! На улице Клайд поскорее засунул эти кирпичи в заплечный мешок и отправился обходить городские заставы.

Вскоре он понял, что найти стража по приметам, которые ему описал толстяк, просто невозможно. Все они были в доспехах, и разобрать, какие у кого под шлемом волосы, уши, шрамы и прочее, он не мог. Обойдя все заставы, он решил попытать счастья в Храме. Там он почти сразу приметил молодую девушку в одеянии клирика, которая стояла в темном простенке нефа, прислонюсь к выступу колонны. Что-то знакомое было в ней, но высокий головной убор мешал ему рассмотреть черты лица точнее. Веки девушки были полуопущены, ресницы подрагивали. Клайд подошел поближе и откашлялся. Девушка широко распахнула глаза и буквально вжалась в стену:

— Простите… — забормотала она. — Это была моя ошибка… Я не

хотела… Не нужно снова посылать меня на кухонные работы…

Но тут она рассмотрела Клайда и на ее лице проступило облегчение:

— А, это ты! Мне что-то приснилось, наверное от духоты. Какими

судьбами к нам в Глудио? Ты Клайд, я правильно помню?

Тут Клайд окончательно узнал ее. Она училась на пару классов старше него, и они довольно часто сталкивались в библиотеке. У нее были пепельные волосы, всегда завязанные в забавный хвостик, но сейчас скуфья скрывала их. Она и в Школе была довольно робкой, Клайд просто не представлял, каково ей было выполнять различные учебные задания. А теперь в ее глазах появилось и вовсе загнанное выражение. Он вспомнил ее имя:

— Вивиан! Я и не знал, что ты попала в этот Храм!

— О, — махнула рукой девушка, — Я не особо распространялась об

этом, но у моих опекунов была договоренность с Главой Храма еще до того, как я отправилась в Школу. Так что ничего от меня не зависело.

Правда, я думала, что буду больше работать с книгами, чем…

— Чем с чем? — удивился Клайд. Он тоже всегда был уверен, что в Храмах молодых клириков используют как писцов и библиотекарей. Некоторым это даже нравилось: спокойная, непыльная служба.

— Чем с тряпкой! — с досадой сказала Вивиан. — Я больше оттираю полки, чем читаю, и больше мою чернильницы, чем пишу. Глава называет это «приучением к служению», а мы, молодые служки, «тряпкологией».

— Ну, я слышал, что с теми, кто моложе, везде обращаются сурово:

будь то воинская гильдия, или ремесленный цех, — попытался утешить ее Клайд. — Через годик у тебя будет более стоящая работа. Да и сегодня — что ты делаешь в этом нефе? Такая красиво одетая, но ужасно сонная? — улыбнулся он девушке.

— Ну, сегодня меня поставили тут, чтобы я принимала прошения от прихожан. С самого утра, буквально на рассвете, просителей было много, наверное, человек 20, да еще один эльф и пара гномов. А потом весь день никого. Но я все равно не могу уйти до конца службы, — она протерла глаза и незаметно потянулась, еле сдерживая зевоту.

— А у меня к тебе есть одно дело, — начал Клайд издалека. Ему не

хотелось напугать Вивиан еще больше.

— Ты слышала про запрещенную книгу «Осмысление чудес»?

— начал было он, понизив голос. Но реакция Вивиан превзошла все его ожидания. Голова девушки поникла, словно на ниточке, крупные слезы покатились по ее расшитому облачению.

— Они уже знают, да? — прошептала она с такой безнадегой в голосе, словно Клайд уже надевал не нее оковы или собирался тащить на казнь.

— Я правда ничего такого не думала, когда купила эту книгу. Мне только показалось странным, что такой толстый том в хорошем переплете так дешево продают. А потом… я просто не знала, что мне теперь делать. Я никак не могла решиться и рассказать кому-либо из старших жрецов про нее!

— Тише, тише, — оттащил ее еще глубже в тень Клайд. — Никто ничего

не знает, меня просто отправили искать эти книги. Ты тихонечко передашь мне этот том, а я не буду говорить, где я нашел его, хорошо?

— Правда? — вскинула на него глаза Вивиан — Ты обещаешь?

— Конечно. Мне же не поручали разузнать, кто читал эту книгу, вот я

и не буду. Я мог найти ее на лотке скупщика, правда?

— Спасибо. — девушка выудила откуда-то из рукава носовой платок и

вытерла лицо, — Приходи вечером к двухэтажному дому сзади Храма. Там мы все живем, и я передам тебе сверток с книгой. Сейчас я никак не могу отлучиться.

— Хорошо, я приду вечером, — пообещал Клайд, и, подумав, спросил:

— А как ты думаешь, кто из стражников в городе мог купить такую

книгу? А то их тут много, не приставать же к каждому.

— Стражники? Хм… — Вивиан задумалась на несколько секунд. — Это может быть только Прэйдж, страж западных ворот. Он и в нашу библиотеку заходит иногда. Остальные скорее купят бочонок пива или новый меч, чем книгу. Неужели он тоже…

— Ч-ч! — прижал палец к губам Клайд. — Я не слышал про тебя, ты не слышала про него, не так ли? Никому не нужны неприятности.

— Угу, угу — быстро закивала Вивиан.

— Ну, так до вечера! — махнул он ей рукой и отправился к западным воротам. Это были те самые ворота, через которые он уже дважды проходил за сегодня: по дороге в Глудин и на обратном пути.

Двое стражей скучали у распахнутых створок. Однако, чуствовалось, что они привыкли к дисциплине. Ни один из них не сел и не снял шлем. Когда Клайд поздоровался с ними, они отвечали доброжелательно, но коротко. Он узнал, кого из них зовут Прэйдж, и попросил разрешения сказать тому несколько слов наедине. Второй стражник только усмехнулся:

— Никак, тебе опять прислали записку, приятель? Ну и ну!

Клайд не хотел ставить стража в неловкое положение, и не стал отрицать насчет записки. Когда они отошли в сторонку, он быстро изложил суть дела. Но, против его ожиданий, Прэйдж ни капли не смутился и не испугался. Он заговорил насмешливо и громко:

— Все-таки добрались до меня, канцелярские крысы? Ну и скажи мне, с какой стати я должен отдавать вам книгу, которую я купил на свои собственные деньги? Мне плевать, что вы там порешили, это только вас, жрецов, касается. Запритесь у себя в Храме и помолитесь за наши грешные души! Между прочим, книга очень интересная. Хотя ты вряд ли осмелишься открыть ее, не так ли? Я бы даже отдал ее тебе, потому что тебя, похоже, не погладят по головке, если ты вернешься с пустыми руками. Но не задаром. Она обошлась мне в полтора десятка сотен, и вполне того стоила. Есть у тебя такие деньги?

— Нет, — мрачно отвечал Клайд. У него набиралось едва лишь на

билет до Острова. Он знал, что Церковь не оплачивает расходов, которые кандидаты несут во время Испытания.

— Н-да… — Прэйдж, похоже, был неплохим человеком. — Ну не

прогонять же тебя? — задумался он.

— Ты собираешься стать клериком, как я понял? — наконец заговорил

он. — Значит, тебе предстоит воевать с разной нежитью. У тебя неплохой посох, так что ты можешь справиться кое с чем, если тебе повезет. Знаешь, где находятся Руины Агонии? Конечно, знаешь, все ходят мимо них по этой дороге, если не умеют летать. Мы с отрядом были там недавно, разминались понемногу. И я потерял одну дорогую мне вещичку. Мне от матери достался гарнитур — брошь и кулон. Старинные, еще бабушки и прабабушки. Сестер у меня отродясь не было, вот и решила мать, что побрякушки должны перейти к моей жене. Да вот незадача, женой я тоже пока не обзавелся. Таскал их с собой, вроде как памятка о доме. А в тот раз посеял где-то в руинах. Кулон есть, а брошки нету. Думаю, кто-то из тамошних зомби подобрал, потому как никого больше, кроме наших ребят, в ту ночь не охотилось. А наши крысятничать не стали бы, ты мне поверь. Для меня выпотрошить всю эту помойку вдоль Феллмерского озера дело пяти минут. Но я человек военный, и собой не распоряжаюсь. Просто так взять и пойти куда-то из города по своим делам не имею права. Тебе там посложнее придется, чем мне, но тоже не смертельно. Вот тебе кулон, для образца. Брошка точно такая же, только на приколке. Посмотри прямо у дороги, где зомби покрупнее — я там как раз падал пару раз в темноте. Найдешь брошку, я отдам тебе книгу. Не думаю, что ты рискнешь попросту сбежать с моим кулоном.

— Прямо сейчас и пойду, — вздохнул Клайд. Ему сроду не нравились

зомби, а уж воняет от них, лучше не вспоминать как. Но что оставалось делать? Может быть, если выйти прямо сию минуту, можно будет успеть к вечерней встрече с Вивиан. Стражник с каким-то сожалением проводил его взглядом. У Клайда все сильнее возникало сомнение в том, что быть клериком так уж почетно. Он утешал себя тем, что не собирается торчать в канцеляриях и библиотеках и заниматься всякой мышиной возней.

Вокруг Руин даже в середине дня держался туман, видимо, созданный какой-то магией. Теперь же, когда начинало вечереть, он казался буквально непроницаемым. Клайд нырнул в него, как в молоко, с трудом различая изломанные тени деревьев. Между стволами что-то двигалось. Приходилось приближаться почти вплотную, чтобы отличить скелетов от зомби. Несколько раз агрессивные вожаки кидались на мага. Наконец он то ли привык к дымке, то ли научился различать монстров по силуэту. Он нашел несколько небольших зомби, и долго лупил по ним «Ударом ветра».

Неживые уроды были какими-то особо стойкими к заклинаниям. Никаких брошек он там не обнаружил. После блужданий в тумане, он вышел на целую толпу этих тварей, с кряхтением покачивавшихся в сумерках на берегу озера. Их несоразмерные руки свисали до земли, а тела выглядели так, словно они давно протухли и вот-вот развалятся, но, к сожалению, это было обманчивое впечатление. Клайд нападал на одного зомби за другим, изнывая от вони. Наконец, настал черед их вожака. Тот был крупнее других и даже пользовался магией, так что перед схваткой с ним пришлось как следует отдохнуть. Когда же вонючая тварь растаяла в воздухе, на траве осталась золотая брошка с синим камушком. Не пришлось даже доставать кулон — и так было очевидно, что брошка та самая. Обрадованный Клайд с украшениями в кармане осторожно пробрался мимо остальных монстров к дороге. Ему меньше всего хотелось застрять тут надолго. С облегчением он вывалился из тумана в прохладу ночного воздуха и припустил к Глудио.

Прэйдж не стал особо распинаться, увидев свое добро у мага на ладони. Только кивнул и сгреб украшения. Потом достал из свертка в караулке знакомый синий том. С сожалением провел рукой по его переплету и сунул Клайду.

— На, так уж и быть, забирай. Но все-таки, эта книга очень

интересная, так и знай, маленький святоша. Может быть, тебе стоило бы прочитать ее, прежде чем твои наставники отправят ее в огонь? Не думай, что я теперь стану более предан вашей Церкви. У меня были боевые товарищи, молившиеся разным богам или не признававшие вовсе никаких богов, и, поверь, ни один из них не стал бы пытаться заставить кого-то перестать думать. Вот так-то, парень! — с этими словами Прэйдж вернулся на свой пост.

А Клайду ничего не оставалось, как отправиться к дому клириков. Стояла уже глубокая ночь, и он страшно устал, но когда он представлял, что запуганная девушка с запрещенной книгой поджидает его в темном закоулке, он невольно начинал шагать шире.

Все так и оказалось: Вивиан сидела, сжавшись в комочек, на каком-то чурбачке у стены, и, похоже, вздрагивала от каждого шороха. На ней уже не было парадного одеяния, и серый хвостик как и прежде качался на затылке. Увидев Клайда она даже не обрадовалась, а только застонала от облегчения. Книгу девушка побоялась держать в руках, и засунула сверток под сломанную телегу неподалеку. Клайд запихал последний том в свой переполненный мешок. Говорить, вроде бы, было не о чем. Но все-таки Клайд спросил:

— Эта книга… она показалась тебе интересной, Вивиан?

Девушка сначала еще больше втянула голову в плечи, но потом вскинула на него серые глаза, и в них сверкнул вызов. Она кивнула разок, потом еще раз, энергичней.

— Ты не знаешь, что с ними сделают в Глудине? — спросила она с

явным сожалением в голосе.

— Я не знаю, — соврал Клайд, и Вивиан покачала головой, глядя ему

в глаза.

— Я не хочу тебе советовать…, - несмело начала она, и на этот раз

уже Клайд молча кивнул. Потом кивнул еще раз, чтобы убедиться, что она поняла его. Что-то прояснилось в ее глазах, когда она помахала ему на прощанье и ускользнула в неприметную дверцу в стене.

Клайд нашел себе ночлег, но комната была переполнена уставшими путешественниками, которые давно спали, и не было никакой возможности зажечь огонь. Он некоторое время лежал с открытыми глазами, то ослабляя, то затягивая тесемки мешка. Но утомление было слишком велико. «Завтра!» — пообещал Клайд то ли себе, то ли Прэйджу с Вивиан, и уснул.

Разбудил его сонный слуга, когда еще только светало. Он сообщил, что за Клайдом прислали из Храма на площади. Не очень обрадованный этим известием, маг спустился по лестнице в общий зал. Клерик, из числа молодых, явно тоже не выспавшийся, сказал, что Глава Храма получил весточку из Глудина о новом кандидате, выполняющем задание Церкви. Он решил помочь юноше. Если тот еще не закончил свою миссию, то Глава предоставит ему помощь в поисках, а если уже закончил, то через несколько часов из Глудио отправляется группа жрецов в сторону Глудина. Они могут прихватить юношу с собой, дабы обезопасить его путь.

Первым желанием Клайда было наотрез оказаться. Но он быстро сообразил, что это невозможно. Глава местного Храма, очевидно, сам испугался, что в его приходе ищут еретические книги, и, конечно, собирался проконтолировать эту ситуацию до конца.

Так что у Клайда было только минут десять на то, чтобы наспех пролистать книгу, когда он поднялся за вещами в спальню. Ни картинки, ни некоторые выхваченные взглядом абзацы не показались ему еретическими или оскорбительными. Скорее они напоминали беседы с Сэйтом. Ему захотелось сесть и прочитать все целиком.

Но дальше он ни на минуту не оставался один: его куда-то вели, поучая по дороге, тормошили, расспрашивали, велели делать то и делать это. Ему даже сунули в руки тряпку, чтобы протереть какую-то скамейку, на которой собирался сидеть Глава Храма, беседуя с ним, но старший служитель в результате так и не присел на нее. Он стоя выслушал укороченный рассказ Клайда про поиск книг в магазинах и лавочках города, завершившийся успешно, покивал головой и закатил речь по поводу некоторых безнравственных отступников.

Потом Клайда буквально вытащили за ворота, где уже ожидали двое старших жрецов и несколько молодых. Жрецы куда-то торопились, и Клайду приходилось бежать изо всех сил со своим мешком. Он стиснул зубы и ничем не показал своего раздражения.

Возле глудинского храма жрецы наконец оставили его: они двинулись в служебные помещения. Старший велел «кланяться досточтимому Зигаунту» и благословил юношу на прощанье.

Глава 11. Завершение испытания

Клайд кинул взгляд в глубину собора, прикидывая, не стоит ли ему ускользнуть прямо сейчас, пока еще есть такая возможность. Где-нибудь в тихом месте он спешно прочтет книгу, тем более, что Сэйт научил его «скользящему чтению», которое гораздо быстрее простого, а потом уже отнесет весь запретный груз в Храм. Но из полумрака центрального нефа прямо на него пристально смотрел досточтимый Зигаунт со своим непроницаемым выражением лица. Клайд ощущал присутствие непонятной ему интриги во всем этом. Под коверные игры, про которые он немного читал в книгах и почти ничего не знал в реальности, теперь были от него на расстоянии вытянутой руки. Но ему совершенно не хотелось разбираться в них. Ничего не оставалось, кроме как войти в собор и, поприветствовав Зигаунта, вручить ему все книги. Он по-прежнему оставался бесстрастным, но теперь Клайду виделся за этой маской не снобизм, а жадное нетерпение. Он уже понадеялся было, что получит теперь какое-нибудь задание на проверку выученных заклинаний, но Зигаунт, снова обдумав что-то, предложил:

— Ты так хорошо справился с заданием, что я почти готов вручить

тебе Знак Прохождения. Ты проявил важные для меня качества в этом деле. Поэтому мне бы хотелось попросить тебя закончить начатое, чтобы не привлекать непосвященных в подробности людей.

Клайду была неприятна его похвала, но перспектива вскоре закончить Испытание его обрадовала. Пусть ничего героического от него и не потребуется, все равно это только формальность, которая позволит ему обучаться дальше, уже не общей, а выбранной им магии.

Поэтому он внимательно слушал кл и рика.

— Ты усерден, — снова одобрил его Зигаунт. — Сделай теперь вот что:

отправляйся на Остров, где находится твоя Школа. Там, вдали от людей, в дикой местности, скрывается от гнева Церкви несчастный отступник. Его имя Лайонель, и любой в Школе Магии сможет указать тебе его местонахождение. Но мы не собираемся наказывать его, если он напишет расписку в том, что признает свои заблуждения еретическими и просит за них прощения. Это поможет нам в том случае, если враги Церкви попытаются все-таки раздуть скандал вокруг этой книги. Книги нет, и автор раскаялся в содеянном, вот и все. Отправляйся скорее, потому что я получил сведения, что некие темные жрецы уже ищут написавшего «Осмысление чудес». Несомненно, они думают использовать это нам во вред!

Клайд молча кивнул, потому что боялся, что голос выдаст охватившую его брезгливость, и поскорее отправился в порт. Плаванье на этот раз не ознаменовалось ничем интересным, потому что на корабле он был один, и воспользовался этим, чтобы немного поспать.

На Острове он воспользовался гостеприимством старого наставника. Тот был так счастлив видеть ученика живым и здоровым, что не стал пенять ему за побег. Слово за слово, Клайд рассказал ему все: про гнома, про названного брата и про Испытание. Он по-прежнему не упоминал Вивиан и стражника, но в остальном был откровенен со стариком. Он чувствовал, что наставник сделан из другого теста, чем Зигаунт. Тот слегка усмехнулся:

— Так ты говоришь, Зигаунт считает, что Лайонель скрывается?

Уверяю тебя, не больше, чем ты или я. Он переехал сюда после одной неприятной истории в Глудине. Не буду загружать тебя пересказом разных слухов, скажу только, что она была связана с несколькими теологическими статьями, написанными Лайонелем как черновик для будущей книги, но внезапно изданных кем-то малым тиражом. В тот момент решался вопрос вакантной должности в глудинском храме, и скандальная неразбериха сыграла против Лайонеля. Впрочем, книга тогда увлекала его все сильнее и сильнее, и он чуть ли не с радостью оставил шумный город и вернулся в Школу. Однако, тут ему не давали покоя. То и дело требовалась помощь по обучению юных шалопаев, а на его исследования почти не оставалось времени. К тому же, некоторые наши коллеги считали, что Лайонель за что-то наказан, и вели себя с ним… не совсем корректно. Тогда он сложил с себя звание и покинул Школу. Он поселился в лесу недалеко от эльфийских развалин, и там завершил свои многолетний труд. Сейчас он снова работает над чем-то, и я сомневаюсь, что происки Зигаунта его интересуют. Молодой человек успешно делает карьеру, но довольно однообразен в методах, которыми для этого пользуется, ты не находишь?

— Я нахожу, что мне стоит держаться от него и подобных ему подальше. Если честно, то эти запреты наносят больше вреда, чем любая книга. Тем более эта…

— Так ты читал ее?

— Нет, только пролистал. Мне буквально не дали такой возможности.

— Жаль, жаль… Но давай подумаем, что же ты можешь сказать

Лайонелю, чтобы он просто не захлопнул дверь перед твоим носом? Гневом Церкви его не напугать, он знает, что эти слова расшифровываются как «амбиции Зигаунта».

— Может, мне стоит встретиться с ним в таком месте, где нет двери? -

пошутил Клайд. На душе у него стало гораздо легче, когда он понял, что Зигаунт просто мелкий карьерист. Или крупный? Не важно, главное, что не все кл и рики таковы.

— А это неплохая идея. Я знаю, что Лайонель сейчас работает над

методами не боевого контроля монстров и постоянно находится возле крупных групп агрессивных орков. Там ты можешь найти его, а, поскольку ты будешь подвергаться опасности, он не прогонит тебя немедленно и хотя бы выслушает. Скажи ему правду про Зигаунта и книги, и про то, что от этого зависит твое Испытание тоже. Сегодня уже поздно, и ты можешь сделать это завтра с утра. Я примерно набросаю тебе схему, где искать Лайонеля, и передай ему большой привет от меня.

— Еще я бы хотел повидаться с сестрой. Он тут сейчас в курсантах…

— И это тоже придется отложить на завтра. В Зале Тренировок

сегодня какое-то мероприятие, как я слышал. Возможно, общие занятия всех групп, а возможно всеобщее мытье полов в честь какой-нибудь проделки этих будущих бойцов…

— Ну, что ж, — пожал плечами Клайд, — зато у нас есть время поговорить и как следует выспаться, не так ли!

Он чувствовал себя легко с этим человеком, ему не нужно было притворяться или заискивать. В ответ на его детскую симпатию наставник всегда платил взаимностью, не ослабевшей от того, что ученик вырос. Они непринужденно беседовали в тот вечер, с удовольствием ощущая, что у них появилось больше общих тем для разговоров. Не обсуждая впрямую политику официальной Церкви, старик сказал, покачивая головой:

— Ты сделал непростой выбор, мальчик. Многие будут относиться к

тебе хуже только за то, что ты клирик Эйнхазад. По разным причинам, как это ни печально. Одни не разделяют стремление нашей Церкви к объединению всех рас под своим началом. Других не устраивают способы, которыми священники этого добиваются. Орки не признают наших критериев при отборе клириков. У них каждый маг одновременно и крепкий боец, и жрец Паагрио. Для них кл и рик человек — то же самое, что слабак. Священники гномов же, наоборот, никогда не покидали их потаенных городов. Для них быть клириком в миру сродни обесцениванию святынь. Про темных эльфов я уж и не говорю, они подобны обиженным детям, которые не смогли когда-то заступиться за мать, но теперь воротят нос от детей обидчицы. Конечно, ты встретишь немало дружелюбных разумных, которые либо стоят выше этих глупостей, либо, наоборот, так простодушны, что не считаются цветом кожи и символами на шее в совместной борьбе. Но обиднее всего тебе будет именно реакция людей. Есть много пострадавших, да, пострадавших от необдуманных действий священников, и они переносят свой гнев на всех, кто называет себя священнослужителем. Тебе не стоит злиться на них. Но и расплачиваться за чужие грехи тоже не стоит. Иди своей дорогой.

— Как вы, учитель? — с пониманием кивнул Клайд.

— Как ты. Только по себе меряй свой выбор. Я выбрал тихий Остров и

Школу. Лайонель — уединение и научные опыты. Зигаунт — карьеру. А у тебя своя дорога.

— Знать бы еще, какая, — вздохнул Клайд. Ему порой до зубовной

боли хотелось определенности. Он знал, что ему делать, но не знал — зачем. Провести жизнь в бесконечных битвах, может быть, на старости лет еще раз увидеть чудо, найти новые земли, завести новых друзей, семью — это было очевидно, но настолько неопределенно. Это все относилось к некому ученику клерика, безразлично какому, но не к человеку по имени Клайд.

— Узнаешь. Думаешь, что знать свою судьбу заранее — проще?

— Наверняка! Говорят, раньше были предсказатели судеб, которым

все верили.

— Не в том дело, что верили. Просто они действительно не ошибались. Почти не ошибались. Но иногда разумный, сломленный грузом знания, отказывался от своей судьбы.

— Как это возможно?

— Ну, проще всего, конечно, прервать ее до срока. Но можно и сложнее — делать то, чего не должен, и чего не хочешь по своему складу. Благородные принцы шли в разбойники и в бродяги, девушки уродовали себя, узнав, что красота не принесет им счастья, воины, не желая стать причиной распри или гибели друга, калечили себя. Много таких случаев и послужило причиной того, что Предсказатели перестали брать учеников, и их искусство было утрачено в течении каких-то нескольких поколений.

— Может быть, они узнали что-то ужасное о самих себе? В смысле, о магии предсказания?

— Говорят, что так и было. Они собрались вместе, сделали несколько больших пророчеств для разных народов и распустили свою Школу.

— А эти пророчества сбылись?

— Одни — давно уже. Другие пока нет. Третьи же были утрачены или забыт их смысл.

— Как такое может быть? Они использовали какой-то древний язык?

— Нет, но порой слова пророчества были достаточно понятны, а порой туманны и многозначны. Например, было пророчество, которое гласило:

«Победитель Подземного мира

Руку протянет к богам

И получит просимое,

Все потеряв…»

Это пророчество о короле Баюме, которое сбылось. Надо заметить, что оно сыграло немалую роль в безумии самого короля. Заранее уверенный, что он получит бессмертие, он строил свою Башню Гордыни, как одержимый. Потери его не страшили, семьи у него не было, только дальние родственники, Империя его казалась несокрушимой, так что он только смеялся над последней строчкой предсказания. Не знаю, смеется ли он теперь, там, наверху своей Башни — ведь он все-таки бессмертен.

— А непонятные? О чем говорят непонятные предсказания?

— Да их было полным-полно. Я даже не все помню, если честно, хотя

когда-то с интересом копался в рукописях, разыскивая фрагменты. Вот, например, про эльфов:

«Потомок четырех стихий,

когда перерезаны корни,

соберет разделенное вместе

и потерю вернет»

Многие жрецы эльфов пытались растолковать это, но все равно смысл слишком расплывчат. «Потомок четырех стихий» — это может быть отдаленный родич эльфов, дитя множества смешанных браков всех рас, но такие пока что в мире не рождались. А может быть просто — человек. Перерезаны корни — это может быть угасание всех древних родов. Они, конечно, исчезают, заменяясь на более молодые. Но до сих пор не менее дюжины древних эльфийских семей вполне себе благополучно рождают наследников мужского пола. Разделенное — это утраченное королевство эльфов или их народ, распавшийся, по сути, на две расы — темных и светлых? Ну и потеря. Самой скорбной потерей, причем не физической, а духовной, эльфы считают гибель последних королей. Кто-то из полуэльфов, или даже четвертьэльфов, вырежет старые семьи, объединит всех эльфов и завоюет мир, став королем? Звучит ужасно, но ведь подобное не раз бывало, согласись?

В любом случае, это время еще не настало. Разумные не настолько доверяют друг другу. До сих пор еще браки между темными и светлыми эльфами воспринимаются как нечто шокирующее, хотя и не запрещены больше.

— Кстати, о браках! — вспомнил кое-что Клайд — А есть ли у магов

такая возможность: определить, кто является отцом ребенка. Ведь иногда возникают споры из-за наследства и прочие связанные с этим вещи.

— Интересный вопрос. Есть несколько возможностей. Но у каждой

свои недостатки. Первая, самая простая — это когда несколько магов высокого уровня беседуют с родителями ребенка. Они незаметно погружают их в сон, во время которого человек вспоминает любые мельчайшие подробности и не способен врать. Так, женщина признается в таком сне, что ребенок у нее не от мужа, а муж — что наговаривает на жену по каким-то соображениям. Этот способ не всегда работает, к сожалению. Во-первых, женщина может и не знать, кто отец. Война, захват замка, или банальная непорядочность, когда в ее постели оказывается не только супруг…

— Или когда одного из родителей нет в живых, — с горечью добавил

Клайд.

— Да, или так. Тогда приходится действовать сложнее. Надо

исследовать кровь ребенка и кровь предполагаемого родителя. Я не буду рассказывать, как, но это долгий процесс, в основном чисто научный. В результате, маги могут сказать — насколько велика вероятность отцовства. Но и только. Конечно, когда она 80, 90 % — это говорит в пользу близкой родственной связи. Но и тут возможна путаница, например, если мать и отец тоже родственники, пусть даже дальние.

— И больше никак?

— Есть еще способ. Только для решения вопроса наследования хутора

и даже замка его не применяют. Это способ определения чистоты королевской крови.

— Магический или научный?

— Строго магический. Проблема в том, что претендент, если

оказывается, что он самозванец, обычно гибнет. Поэтому его применяли всего несколько раз за много веков. Самозванцы избегали этой проверки, потому что слишком хотели жить, грешные королевы предпочитали позволить отстранить своих детей от наследования, чем погубить их.

— Кто же подвергался этой проверке? Или мы не знаем их имен?

— Почему не знаем? Из истории только недавних времен я знаю сразу два примера. Первым был сын короля Рауля, Амадео. Его мать никогда не была королевой, она родила мальчика еще до коронации Рауля. Но он заботился о ней и о сыне. Однако, не всем пришелся по нраву шестнадцатилетний король. К тому же, дворяне Орена всегда утверждали, что Рауль не более, чем завоеватель, и не имеет прав на корону. У них имелся свой кандидат на престол. Амадео был предъявлен ультиматум: или он проходит проверку, или отрекается в пользу оренского принца. Он легко согласился, но потребовал, чтобы в любом случае принц тоже прошел эту проверку. «Для предупреждения дальнейших распрей» — написал он поверх ультиматума.

— И что же? — увлеченно спросил Клайд

— Ты же знаешь, — рассмеялся учитель, и Клайд снова ощутил себя мальчишкой на занятиях.

— В Адене был король Амадео, который покорил Грацию. А про оренских принцев никто никогда более не слышал, — он пожал плечами с сожалением.

— Значит, это не годится для простых смертных.

— Годится. Общие магические принципы позволяют точно дать ответ о всей линии крови, будь то король, генерал или крестьянин. Но подумай, много ли людей захочет погибнуть, выясняя, что они не имеют права на отцовскую лавку или баркас, потому что их мать в молодости развлеклась с проезжим молодцом? Да плюнут и построют новую лавку или баркас. А старый, может, спалят потом по пьяни.

— Да уж, — как-то поежился Клайд. А если бы ему предложили такую проверку? Да лучше считать себя ублюдком. Или не лучше? Ему подумалось, что братишка Сэйт, пожалуй, не раздумывая рискнул бы жизнью, чтобы узнать правду. Тут ему показалось что-то неправильным.

— Но если провеку проводят не для того, чтобы узнать, лжет человек или нет, а просто для правды. Например, после осады нашли младенца и несколько семей спорят, чей он. Можно узнать это так, чтобы он не погиб. Ведь он несомненно чей-то.

— С младенцем это сработает почти наверняка. Другой вопрос, что эта проверка тяжела для младенца — очень много крови требуется для нее. Опять же, с такими спорами редко доходят до магистров магии. Чаще всего их разрешает староста деревни, или судья, или какая-нибудь бабка-повитуха, которая точно помнит, у какого ребенка где была родинка и где пятнышко.

— А не с младенцем?

— Тот же риск, что и с короной. Понимаешь, младенец точно знает, кто его родители. По запаху, по вкусу молока, тембру голоса, и мыслит он этими категориями, просто, как зверек. Поэтому он ни на что не претендует, кроме хорошей порции молока. И не расплачивается за ошибку.

— За ошибку?

— Да. Любой проверяемый старше 2–3 лет, если он в своем уме,

конечно, уже считает себя чьим-то ребенком. Он уже мыслит о себе в тесной связи с другими людьми. И если это оказывается неправдой… можно сказать, что его отвергнутая кровь исчезает. Быстрая, но мучительная смерть. Кстати, известен прецедент, когда один принц-бастард пережил проверку. Потому что король был привязан к нему, и не держал гнева на королеву. Они поступили так: от мальчика не скрыли правды, а проверяли его… на принадлежность к роду настоящего отца, а не короля. Он стал ненаследным принцем, но жил в почете до старости, потому что заслужил это своими делами.

— А можно ли сделать наоборот?

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, дети обычно не виноваты, что родились от того или от этого

отца. А вот если бы проверять отцов?

— Это тоже возможно. Но точно так же опасно. Неважно, в чем

убежден человек: что это не его ребенок или что он нашел свое потерянное дитя. Неважно, какие у него мотивы: корыстные или искренние. Если он ошибается или обманывает — он погибнет. К тому же, это ничего не скажет о родословной ребенка, ибо маги получают сведения только о роде испытуемого. Говорю тебе, это очень редкий способ. Когда я обучался в Школе Адена, наш учитель сетовал, что не имеет возможности показать нам его в действии, тогда как в древности хотя бы раз в год кто-то из знати обращался к магам по этому поводу.

Они помолчали некоторое врямя. Стояла уже поздняя ночь, только выли волки за рекой, напоминая Клайду годы учебы. От усталости сводило спину. Клайд помог убрать со стола и отправился в отведенную ему комнату.

С утра пораньше он успел сбегать в Школу Магии и искупаться в море. Энергия распирала его. Он предвкушал встречу с Эмми, прогуливаясь у реки. Гигантские жабы, совершенно безобидные для него теперь, все так же тяжело прыгали по ее берегам. Клайд смотрел на них почти умиленно. Это было все равно, что откопать в старом хламе деревянную игрушку с отломанными ногами.

Мимо него пробежал молоденький курсант, и с отчаянной яростью бросился на волка. Он кромсал монстра, исходя потом, как будто пытался срубить своим коротеньким мечом столетний дуб. Было даже странно, что волк, наконец, был сражен. «Он, наверное, умер от удивления!» — дурашливо подумал Клайд.

И тут же он вспомнил это ощущение — первой встречи с новым, более сильным монстром. И плохонький ученический посох из серого некрашеного дерева, и обтрепанную робу, которую до него носили несколько поколений учеников. Это брахло даже в скупку не принимали…

Щеки Клайда залило краской стыда. Ничего себе, хорош братец! Надо же быть таким тупицей! Ведь Эмми тут на таком же положении, и у нее тоже нет богатых родственничков. Ну, скажем так, очень богатых нет. А брат с кое-какими деньгами имеется.

Клайд поспешно отправился в оружейный магазин и долго терзал там продавца, выбирая не самые дорогие, но надежные доспехи, стрелы к луку. Прикупил он заодно и кое-какую магическую бижутерию. Конечно, это не золото, не платина и не мифрил, но и не штампованная медная ерунда. Нагруженный, как бродячий торговец, он двинулся, наконец, к Залу Тренировок.

Дежурный курсант сверился с расписанием и сообщил, где искать Эмми. Правда, он долго не мог понять, кто это такая. Девчонка действительно сменила имя на грозную кличку. И Сэйт даже угадал, какую.

— Это Во-Тьме-Разящая, что ли? — Наконец сообразил дежурный. Клайд, стараясь не расхохотаться, солидно кивнул:

— Известная мне также под именем Эмилия-Во-Мраке.

— Тьмушку послали сегодня лук на орках испытывать. Так что она

Будет весь день у города, там, дальше по берегу. Я ей посоветовал орков пока не трогать, а отработать урок на волках…

— А она? — заинтересовался Клайд, припоминая характер сестренки.

— Она ответила, что тогда уж лучше на мне, — пожал плечами

парнишка. На его значке дежурного было выведено имечко Месть-Мертвой-Души.

Потом придут бойцы с такими именами наниматься в войско, и будут просить лидера перекрестить их во что-нибудь более пристойное. А может, так и не поймут никогда, как это смешно звучит.

Клайд действительно нашел сестру на берегу. Она устало сидела на песчанном холмике, и весь ее вид с опущенными плечами и повисшими хвостиками, был преисполнен уныния.

— Привет! — сказал он ей в спину, совершенно не зная, с чего начать.

— А, это ты! — мельком глянула на него сестра и принялась нарочито увлеченно поправлять что-то в своем луке.

— Мама писала, что ты приедешь к нам на Испытание. Ваших всегда

сюда отправляют. Чтобы учителя убедились, что ученик готов к дальнейшему. Вроде проверки, — она поднялась с песка и начала отряхиваться.

— А у меня для тебя от Сэйта письмо, — скованно произнес Клайд. Он

с удивлением рассматривал сестру, стараясь не выпучить глаза. С одной стороны, это была несомненно его Эмми. Даже эти детские рыжие хвостики остались такими же. Но с другой стороны, она сильно изменилась за прошедшие годы. Это была симпатичная девушка. В ней уже почти не оставалось подростковой угловатости, но она еще явно не закончила расти, потому что была Клайду по плечо. С одной стороны, у нее сохранилось лукавое выражение лица, когда казалось, что она вот-вот встанет руки в боки, с другой, на лбу залегла морщинка, словно Эмми постоянно держала брови сведенными.

— Ты хорошо рисуешь, — одобрительно кивнул Клайд. — Сэйт показывал мне.

— Ну, ничего так, — неохотно согласилась девушка. Она явно

ощущала неловкость и маскировала ее нарочитой небрежностью.

— Я решил тебе тут кое-что купить. Я помню, что ученикам выдают

не самое лучшее снаряжение.

— А я думала, ты про Остров давно уже забыл. Ты теперь богатый?

— Ну, заработал кое-что. — усмехнулся Клайд.

Он достал доспех из мешка и Эмми, отбросив настороженность, стала рассматривать покупку. Они поговорили понемногу о родителях, об эльфе, о Зале Тренировок.

— Кто такой этот Седрик, чьим именем назван ваш Зал? — спросил Клайд с интересом. Но Эмми только равнодушно пожала плечами:

— Да кто ж его знает?

Она вовсе не торопилась убегать, но говорила отрывистым тоном и пару раз все-таки фыркнула, так что Клайд понял, о чем ему рассказывал друг. Эмми вела себя как ребенок, тщательно изображающий взрослого, и магу временами хотелось наподдать ей по попе, чтобы прекратила кривляться. Они сходили в город перекусить, потом она показала ему, как стреляет из лука. Правда, пару раз ему пришлось добивать чересчур ретивых орков, которые не давали ей нормально выстрелить.

— Мне бы еще меч хороший, — вздохнула Эмми. — Так, чтобы стрельнуть — и по морде, по морде!

— Будет тебе потом и меч. Не все сразу.

— Да ладно, что я, не понимаю: ты деньги не куешь.

— Ну и что? Я их зарабатываю. Знаешь, сколько падает монет с одного паука? — невольно приосанился Клайд. Эмми слушала его рассказы и только крутила головой. Она понимала, что ей эти монстры пока не по зубам.

— Ничего, погоди, закончишь тут учиться, у нас такая команда может

получиться: я, ты, Сэйт, еще может быть из гномов кто-то…

— А я слышала, что новичкам на материке лучше охотиться по двое, — сказала Эмми неожиданно тихо. Она задумчиво смотрела в сторону моря. Клайд хотел было начать бурно возражать, что наоборот, чем больше охотничья партия, тем лучше, но что-то остановило его. Чувствуя себя жутко старым и мудрым, он небрежно сказал:

— Да, новичкам лучше по двое, это точно. Идеально если один боец и

один целитель. Идут без остановки, как по маслу! Правда, мне это уже будет не по уровню, я бы лучше с гномами поработал. Но у нас же еще один новичок как раз намечается. Вот мы вас вместе и поставим.

— Не очень-то надо, подумаешь, целитель ушастый! — возмутилась Эмми, залившись краской так, что, казалось, даже волосы на голове

порозовели — Он… Он… Он пауков боится!

— Тогда уже не будет, поверь мне. — серьезно сказал Клайд и перевел

разговор на описание эльфийских земель. На душе у него было необычное чувство. Он невольно оказался хранителем чего-то хрупкого и очень красивого, словно нес теперь за пазухой живой цветок. Но Эмми не заметила выражения его глаз, она расспрашивала про разные земли, которые он видел, потом содрала с него страшную клятву (похожую на курсантские прозвища), что он будет писать ей обо всяких новых местах, где побывает. Под конец она достала из кармана мятые обрезки пергамента и заставила Клайда сидеть неподвижно на камне, делая наброски угольком. Вечерело, и мага донимали комары, поэтому он дергался, а Эмми ворчала:

— Трудно посидеть две минуты? Я думала, маги терпеливые. Не съест

тебя этот комар. Сядь, как был, ты же весь развернулся!

Но когда жертва творчества заявила, что в данном случае искусство явно происходит от слова «искусать», художница угомонилась. Наброски, правда, показала неохотно, обещав потом прислать законченные рисунки тушью. Но и увиденного мельком было достаточно, чтобы признать ту же манеру, что и на картинке у Сэйта.

Хорошо ли она рисовала, Клайд не брался оценивать. В рисунках была какая-то глубина, словно что-то еще не проступило из их линий, но в то же время какая-то упрощенность. Но все было узнаваемо до мелочей. Перебирая наброски, он заметил на оборотной стороне одного листочка узор, который не раз рассматривал на лбу эльфа. Он сделал вид, что не обратил на это внимание.

Сестра проводила его до Школы Магии. Так как он провел с ней весь день, Клайд решил заняться поручением Зигаунта на другое утро. Он снова заночевал у своего учителя, но в этот раз они не вели долгих бесед: старик был занят проверкой каких-то работ учеников, а Клайд надышался морского воздуха и сильно хотел спать.

«Что чувствует человек, впервые вынужденный просить милостыню?

Стыд, неудобство или отчаянье, затмевающее стыд? Наверное, есть люди, которые скорее умрут, чем опустятся так низко. Но большинство тех, кто так говорит про себя, просто никогда не были там, внизу, не доходили до такой степени отчаянья…» Примерно с такими мыслями отправился Клайд на следующий день на поиски Лайонеля. С одной стороны, он был должен выполнить поручение Зигаунта. С другой, ему было гадко иметь какое-нибудь отношение к подобным вещам. Это было еще дальше от его детской мечты, чем боевые задания в Школе, которые он так не любил тогда. Он задумчиво обходил дальнюю часть леса, куда редко попадал в детстве. А если и попадал, то никогда не уходил оттуда своими ногами. Теперь же большинсво монстров светилось зеленой и синей аурой, не представляя для него особой опасности. Обойдя очередные развалины, он заметил в центре довольно большой группы орков невысокого человека в свободной одежде. Он спокойно записывал что-то в небольшом блокнотике.

— Уважаемый Лайонель! — бросился к нему Клайд, торопясь

отделаться он неприятного поручения. — Добрый день, уважаемый!

— Осторожно! — не испуганным, а скорее сердитым голосом

воскликнул ученый. Но его предупреждение запоздало. Огромный лоснящийся орк с хриплым ревом бросился на Клайда. Магу пришлось срочно убегать от монстра и отбиваться. Через несколько минут он осторожно вернулся к Лайонелю. На лице ученого застыла досада:

— Ах, какой был экземлляр! Какая мощь! — бормотал он, торопливо что-то дописывая. Потом вскинул выцветшие глаза на Клайда:

— Где я теперь найду такого орка? Остальные тут какие-то мелкие,

хоть я и подкармливаю их рыбой.

— Орка? — ошарашено переспросил Клайд

— Да, знаете ли, орка, зеленого, огромного, по-настоящему агрессивного низшего монстрического орка! — постучал по блокноту карандашом Лайонель.

— Я работал с этой популяцией почти месяц, и они уже ели у меня из рук! Конечно, результат с научной точки зрения не зависит от размера монстра. Но чисто эстетически! Понимаете, молодой человек, э-сте-ти-чес-ки! Гораздо приятнее было бы привести на заседание магического совета этакую громадину, нежели заморыша на кривых ногах. Скажите мне, если бы на вас бросилась чья-то кошка, вы бы тоже убили ее?

— Нет, — с глубоким раскаянием в голосе ответил Клайд.

— А почему? Аргументируйте мне, почему бы вы не убили кошку?

— Ну, — почувствовав себя внезапно вызванным к доске, замялся Клайд. — Во-первых, кошек осталось мало, и люди их берегут. Во-вторых, кошка маленькая, и не причинила бы мне большого вреда.

— Вот! — ученый воздел палец к небу. — А то, что однажды настанет день, когда орков останется мало, вы подумали? Что когда-нибудь их совсем не останется, а?

— Но они же монстры! — изумился Клайд — Это хорошо, если их не останется.

— Хорошо с точки зрения обывателя, но с точки зрения ученого — каково? Что мы будем изучать? Как разгадаем их загадки? На ком нам прикажете проверять наши теории? Молчите? Я вам скажу — наука буквально осиротеет, когда с лица земли исчезнут все магические существа! Поэтому я и решаю тут важнейшую задачу — задачу магического приручения этих существ. Безвредные, как овечки, они будут сохраняться в первозданном виде для исследователей грядущего… — ученый смахнул муху со своего блокнота и закончил на полтона ниже:

— А тут вы врываетесь и развеиваете по ветру результаты моего многомесячного труда.

Клайд не знал, куда деть свой посох и как смотреть в глаза въедливому Лайонелю. Казалось немыслимым сейчас излагать ему свое дело, но ученый сам поторопил его:

— Раз вы так мчались, то, наверняка, у вас ко мне какое-то дело? Говорите же, молодой человек, я и так потратил на вас все утро!

Клайду пришлось излагать все без прикрас. Он по-прежнему не смотрел в глаза Лайонелю, но старался не мямлить.

— Вот как, — странным тоном произнес тот, когда маг закончил. -

Мою расписку с отречением, и не меньше. А вы знаете, молодой человек, что я писал эту книгу почти всю жизнь? Я собирал факты еще в ученические годы, я узнавал про… Да, впрочем, вы же не читали ее, конечно, что с вами толку говорить…

— Я… я просто не успел! — выпалил Клайд и невольно оглянулся — не

подслушивает ли за кустами злорадствуюший Зигаунт. — Я просмотрел ее, но прочесть не успел, — тверже повторил он.

— Так-так! Очень интересно! — Лайонель снова прищурился, — А вы непростой экземпляр, непростой! Беретесь за такое поручение и в то же время пытаетесь читать запрещенную книгу. Неужели, таки жалеете, что не прочли?

— Жалею, — сглотнул Клайд. Он вдруг вспомнил, что собирались

сделать с книгами, и заодно, как-то совершенно не к месту, в голове всплыла история с братом Сэйта.

— Я хочу услышать историю ваших поисков. Но не в том виде, как вы преподнесли ее Зигаунту. Расскажите мне все откровенно. В конце концов, имею я право знать, что люди говорили о моей книге, — Лайонель опустился на обломок колонны. Орки заворчали и придвинулись ближе.

— Кыш, бестолковые, кыш! — махнул на них ученый — Я не собираюсь вас пока кормить!

Но услышав слово «кормить», орки сгрудились в кучу и начали жалобно пускать слюни. Лайонель раздраженно пожал плечами и достал из-под куста ведро с рыбой. Рыба явственно попахивала.

— Обед! — крикнул он оркам, поднялся и вывалил рыбу подальше от колонны, на которой сидел. Вся толпа потопала туда и вскоре раздалось хоровое чавканье.

— Любят тухлятину, — неожиданно хихикнул Лайонель. Но тут же

посуровел и обернулся к Клайду с выжидательным выражением лица. Магу не оставалось ничего, кроме как рассказать все без утайки. Он понимал, что от ученого не может исходить никакой угрозы ни ему самому, ни Вивиан.

Выслушав его, Лайонель поскреб подбородок в задумчивости.

— Значит, не уцелело ни одной книги? Очень прискорбно, очень.

Совершенная тупость! Молодой человек! Я предлагаю вам сделку. Мне кажется, я могу на вас положиться, хотя Зигаунт тоже когда-то был очень воспитанным мальчиком, очень. Я дам вам эту проклятую расписку, подписку, записку, отнесите ее Зигаунту, пусть он думает, что добился своего. Но за это вы пообещаете мне спасти последний экземпляр моей книги.

— Последний экземляр?

— Ну, формально говоря, это первый экземпляр, разумеется. Когда

книгу напечатали, мне прислали из типографии самую первую, как автору. И она хранится у меня. Но, боюсь, что Зигаунт прознает об этом и найдет способ до нее добраться, силой или хитростью. Поэтому вы немедленно отнесете ее в библиотеку Школы Магии. Не показывайте ее никому по дороге, и только библиотекарю скажите правду. Он мой друг, и найдет способ спрятать ее среди прочих книг. Скажите ему, чтобы он написал мне записку. Я хочу быть уверен, что моя книга в безопасности. Когда вы принесете мне эту записку, я дам вам расписку. Записку-расписку! — снова хихикнул Лайонель. Орки еще чавкали на другом краю поляны. Клайд поклялся, что сделает все в точности. И только когда книга уже была у него в руках, он нерешительно спросил:

— А я могу прочитать ее?

Лайонель внимательно посмотрел на него, словно прикидывая что-то, и кивнул:

— Только здесь. В Школе нужно будет сразу спрятать ее, там столько разных людей…

Так Клайд оказался в странной ситуации — на поляне со злющими орками и чудным стариком, которого они слушались, да еще с запрещенной книгой в руках. Он старался читать как можно быстрее. Помимо прочего, его беспокоила вероятность, что Зигаунт еще кого-то пошлет на Остров.

Честно говоря, для Клайда это сочинение не содержало ничего шокирующего. Но ему были интересны собранные ученым факты, а так же нравилась его спокойная манера повестовования. Боги и их дела вовсе не принижались автором. Он просто пытался понять мотивы тех или иных поступков и проанализировать их последствия. Клайду показалось, что в тексте сквозит нотка извинения перед высшими существами за все позднее придуманные людьми глупости. Причин объявлять эту книгу еретической с точки зрения Клайда не было никаких. Скорее, наоборот, она будила живое сочуствие творцам и уважение к их мощи.

Он завершил чтение после полудня, и хотел поговорить с ученым о книге, но тот обучал орков какой-то команде, и Клайд не стал им мешать. Потихоньку он пробрался в библиотеку Школы, стараясь не попадаться на глаза слишком большому количеству людей.

Библиотекарь, конечно, узнал его, и с вниманием выслушал. Заодно Клайд передал ему привет от Вивиан. Сухими пальцами необычайно ловко книговед обернул яркую синюю обложку «Осмысления чудес» каким-то затертым пергаментом, закрепив его на сгибах. И вот неприметная старая книжка встала на одну из верхних полок, где, как известно всем ученикам, обычно хранятся личные книги наставников.

— Видишь, я спрятал ее буквально на видном месте, — заговорчищески

шепнул ему библиотекарь. — Каждый, видя ее, будет думать только о том, что это НЕ его книга. Ее никто не тронет, поверь мне, ни ученики, ни маги. А теперь я напишу тебе записку, а заодно уж прихвати для Лайонеля кувшин яблочного сидра и пирог, а то он неделями не появляется в городе. Боюсь, не питается ли он тухлой рыбой вместе со своими орками.

Клайд изумленно вскинул брови.

— Молчу, молчу, конечно же, это пока секрет. Просто я гуляю там иногда, знаешь ли… — смутился библиотекарь.

«Просто ты волнуешься за старого друга, не так ли?» — подумал Клайд, принимая от старика гостинцы для Лайонеля.

Снова приближаясь к месту необычных экспериментов, Клайд соблюдал осторожность, чтобы не лишить ученого еще нескольких «экземпляров». Однако, тот сам поспешил ему навстречу, и потребовал подробнейшего отчета о судьбе книги. По ходу дела он отхлебывал из кувшина и отламывал от пирога, принесенного Клайдом, но, похоже, сам не замечал этого. Когда маг закончил свой рассказ приветами от библиотекаря, Лайонель недоуменно уставился на корку у себя в руке. Потом вздохнул и спросил Клайда:

— А он не уточнил, с чем был пирог?

— Судя по запаху, с мясом. — ответил Клайд, с трудом сохраняя

серьезность.

— Скажи, что было очень вкусно, — улыбнулся ученый.

— Я уже собирался домой, на сегодня мои занятия здесь закончены.

Пойдем, ты проводишь меня, и дома я напишу тебе бумагу для Зигаунта.

Знаешь, я ведь помню его совсем мальчиком, он жил у меня в Глудине несколько месяцев перед тем, как отправился сюда, в Школу. Такой был умный и воспитанный, что иногда казалось — это не живой ребенок, а магическая кукла. Он сирота, рос у каких-то дальних родственников, но, похоже, они заботились о нем хорошо. Он был очень аккуратным, как не всякая девочка в его возрасте бывает, и уже умел читать и писать. Наше с ним любимое развлечение по вечерам составляли разные игры со словами…

Лайонель вздохнул. Казалось, этому человеку действительно трудно совместить маленького аккуратного мальчика и грозного фанатичного представителя Церкви.

В крошечном домике, состоящем из кухни-прихожей и комнаты-кабинета, он сразу направился к огромному столу, заваленному бумагами и пергаментами. Клайд с любопытством озирался. На стенах весели чучела и уменьшенные муляжи монстров. На подоконнике примостилось целое стадо деревянных солдатиков — кособоких уродцев, изображавших игрушечное войско орков. Непонятно, имелись в виду орки Высшие или орки-монстры, поскольку солдатики были совершенно безлико-зелеными. У многих мальчишек в Школе Магии в первые годы обучения были подобные игрушки, покуда тренировки на живых монстрах не затмевали интерес к баталиям на полу в спальне. Похоже, Лайонель купил их, чтобы изобразить свое подопытное стадо. Солдатики были расставлены вокруг наперстка, и Клайду сразу почудился запах тухлой рыбы.

— Я надеюсь, что Зигаунт не забыл наши игры. Да, я на это надеюсь, — бормотал Лайонель тем временем, вытаскивая чистый лист из ящика стола. — Я мог бы так пошутить с ним и теперь, но я дал тебе обещание, да уж… Но все-таки я не собираюсь облегчать ему задачу.

Клайд тем временем в недоумении огляделся еще раз. А кабинете были только рабочий стол, многочисленные полки по всем стенам и два верстачка, заставленных склянками и заваленных какими-то сушеными растениями. Возле стола приткнулось несколько табуреток и кресло. Где же ученый спит? Прямо на полу? Тут он поднял взгляд и заметил под скатом крыши крохотный чердачный альков, наполовину занавешенный мятой портьерой. Туда вела узенькая лесенка у стены. Был виден угол кровати и вешалка для одежды.

Лайонель тем временем уже закончил писать. Он небрежно свернул пергамент в трубочку, даже не попытавшись скрепить его печатью или завязать. В его глазах прыгали смешинки.

— Можешь прочитать, молодой человек, я не возражаю! Кажется, Зигаунт намеревается зачитать мое отречение во всех Храмах? Так что никаких секретов! — и Лайонель потер свои ладошки.

Клайд понял, что тот написал что-то необычное и жаждет увидеть хоть чью-то реакцию. Поэтому маг решительно развернул пергамент и зачитал вслух:

«Сим нижеподписуюсь в заявлении совершеннейшего совпадения моего частного субъективного мнения с официально существующей концепцией Церкви Создательницы Нашей Эйнхазад в вопросах теологического отождествления явлений, терминологически причисляемых к чудесам, а также заверяю в своей несомненной незаинтересованности в регистрации, коммерческом и некоммерческом использовании, передачи по наследству, моих авторских прав на книгу, поименованную «Осмысление чудес», ниже именуемую просто Книга…» — Клайд поперхнулся.

Тескт, написанный убористым, но четким почерком, тянулся до конца свитка.

— Видишь ли, — очень самодовольно усмехнулся Лайонель, — Я мог бы составить эту расписку так, что она еще и не являлась бы отречением. Но, боюсь, что рано или поздно Зигаунт бы понял это, и получилось бы, что я тебя обманул. Пусть уж получит настоящее отречение, только ему вряд ли захочется зачитывать этот канцелярский бред с амвона. Все равно никто не поймет, о чем речь, кроме самих клериков и пары-тройки судейских крючкотворов!

— Н-да, — только и смог сказать Клайд. Он надеялся, что Зигаунт не

сорвет свою досаду за эту шутку на нем. Завязав свиток кожаным шнурком, валявшимся тут же на столе, маг попрощался с Лайонелем. Ученый проводил его до порога, но было видно, что он уже думает о чем-то своем. «Надеюсь, он запирается на ночь?» — беспокойно подумал Клайд и прислушался. Изнутри лязгнул засов. Прирученные орки — это, конечно, забавно, но ведь нет пока никакой гарантии, что приручение длится постоянно.

Глава 12. Возвращение на материк

Остаток дня Клайд решил провести в городе. До сих пор он заходил туда мимоходом, и не особо обращал внимание на окружающих. Теперь же его удивила изрядная толпа, клубившаяся у Северных ворот городка. Там было много учеников и курсантов, но встречались и довольно продвинутые маги и бойцы. Встав в сторонке, Клайд попытался понять, что там происходит. Похоже, народ за воротами просто беспорядочно сражался друг с другом. Одна девчушка, только что сбитая мощным заклинанием, подбежала к Клайду:

— Эй, у тебя какие-нибудь защитки есть?

— Есть, — растерянно ответил Клайд и нацелил на нее посох.

— А что это вы делаете? — поинтересовался он по ходу дела.

— Деремся! Я такая крутая! Я снесла этой эльфячке почти 200 жизней! Правда, уровень потеряла. Хочешь с нами? Так весело!

— Э-э… а какого ты уровня?

— Я-то теперь 7-го. Но там у нас есть гном 40 с чем-то, он как даст раз, так пока никто не устоял еще! Зато ребята ему дракончика забили. Он даже плакал. А Заклинание Оживления в нашей лавке не продают… Пропал дракончик.

— А… зачем вы это делаете?

— То есть? Мы так тренируемся.

— Но… тренироваться надо на монстрах!

— Фу, это так скучно! И переться далеко! Мне бы еще тунику прикупить как у тебя, и посох! Я бы им показала!

— Но ты же не растешь в уровне, только теряешь. И денег никогда не накопишь на тунику.

— А как деньги раздобыть, ты знаешь?

— Охотиться, конечно.

— Да ну тебя. Не хочешь, не говори. Я вот кого-нибудь пристукну и уровень верну. Зато так весело! Давай я тебя стукну первая, если ты боишься! У тебя наверняка жизни больше!

— Спасибо, я сейчас занят, — не нашелся что еще ей сказать Клайд.

— Ну, приходи потом! Мы тут почти всегда веселимся! — с этими словами девчушка ринулась в гущу бойцов и начала азартно пуляться «Ударом ветра» в высокого парня в доспехах. Эльфийка в потрепанной ученической робе неожиданно обездвижила ее. Клайд никогда еще не видел в действии заклинание «Корень дриады», но сразу узнал его по розоватому свечению, словно сковавшему ноги девчушки. Та растеряно моргала, глядя, как на нее опускается меч. Через минуту она снова подбежала к Клайду сзади.

— Когда тебя «укореняют», ты все равно можешь читать заклинания. — сказал он ей.

— Чего? — удивилась та.

— Ну, когда на тебя использовали «Корень дриады», ты двигаться с места не можешь, а драться и колдовать на месте запросто.

— Ух! А я не знала! — восхитилась та. — Ну, держитесь у меня! — и она снова ринулась в толпу. Под ногами у дерущихся прыгал маленький дракончик, потом он повалился на бок. Эльфийка в старенькой робе немедленно оживила его. Становилось ясно, что не все дерущиеся — ученики. До Клайда долетали крики:

— Я больше никогда не буду белым и пушистым, о горе!

— Ты дерешься со мной или с ним?

— С обоими!

— Дайте я один шлепну дракона!

— Только за деньги! Мы все тоже хотим!

— Пустите меня к этой драной эльфятине! Она давно не валялась!

— Кто там хочет поваляться? Я потом оживлю!

— Уберите извращенца! Он стоит на моем трупе!

— Затнись, я только хотел посмотреть, что со мной будет, когда ты вскочишь!

Клайду стало неприятно дальше наблюдать это побоище. Было похоже, что ребят не волновало абсолютно ничего, кроме развлечения. «Хорошо еше, что они не охотятся для хохмы на нормальных учеников по Острову!» — подумал он с какой-то брезгливой неприязнью.

Ему захотелось немедленно уйти подальше, и он отправился к своему любимому водопаду. Там, как всегда, топтались на месте пара орков, верфольф, голем и паук. Клайд решил расчистить себе дорогу к холму, чтобы не бегать, как в детстве, в обход. Теперь-то все эти твари были для него работенкой на один раз. Он начал с орков, потом пришел черед паука, потом остальных.

Когда паук упал на траву, раздался странный приглушенный звон. Так обычно срабатывает магический предмет, позволяющий сохранять кикие-либо составляющие монстров от исчезновения. Наставники часто вручали ученикам подобные вещички, посылая их на задание. Но сейчас-то Клайд не на задании! Он уже и не помнит, когда последний раз выслушивал чьи-то указания, не считая Зигаунта, конечно. В недоумении он заглянул в магический футляр. Там, в прозрачных ячейках, могли храниться самые необычные штуки: камни и оружие, свитки и осколки, черепа и кости. Они не занимали места и ничего не весили, а извлечь их оттуда мог только владелец магического предмета, давший задание. Последние полтора года там было пусто. А теперь в ячейке лежал кровавый коготь паука. Клайд хлопнул себя по лбу: мастер-зверовод!

Как он мог забыть! Теперь у него уже не было такого горячего желания завести волчонка. Он стал осознавать, что это связано с большими хлопотами. К тому же многие знакомые рассказывали, как слаб волк в бою и как тяжело его прокормить. Но попробовать стоило.

И Клайд отправился за водопад, где пауков было великое множество.

Под вечер, набрав необходимое количество когтей, Клайд снова выкупался, на этот раз прямо в водопаде. Потом зашел попрощаться по очереди с библиотекарем и с учителем. В город заходить не стал, сразу свернув на дорогу, ведущую в гавань. В попутчиках у него оказалась на этот раз разношерстная компания. Были там гномочки, несколько бойцов, маги, орк и эльф. Все дружно переговаривались. Гномочка показывала, как у них в горах танцуют, эльф тоже присоединился к ней. Кто-то расспрашивал, что делать, если судно утонет. Кто-то предлагал спеть хором. Клайд заметил на носу, отдельно от всех, давешнюю девчушку из города, но подходить к ней не стал. У него создалось впечатление, что они с ней говорят на разных языках.

В Глудине он не спеша добрался до храма. Он уже гораздо более ловко пробирался в толпе, почти не обращая внимания на вывески. Зазывные крики тоже уже не оглушали его, и он стал различать отдельные реплики. С усмешкой послушал, как яростно торговались два гнома, посочувствовал потерявшему в бою меч, покачал головой, когда народ начал собирать группу для охоты на ПК, и та девчушка с Острова стала в нее проситься с жизнерадостным энтузиазмом. От близлежащей арены доносились крики торжества и ярости. Кто-то просил защиток. Кто-то искал рыжих медведей. Молодой эльф в центре площади надменно требовал указать ему эльфийский Храм, отказываясь входить в человеческий. Гномочка с ярко-розовыми косичками ходила на руках, собравшиеся зрители хохотали и хлопали ей. Прибежали два ПК, сильно запыхавшиеся, запыленные. Их сразу стали расспрашивать, почему они «покраснели». Видимо, это были не психи, а просто бойцы, неудачно ввязавшиеся в драку с кем-то. Их здесь знали. Они начали было сердито оправдываться, но тут прибежал стражник и уложил обоих на месте. Никто и пальцем пошевелить не успел. Начались споры, стоит ли дать ребятам пережить «малую смерть» или все-таки применить на них «Оживление». Гномка с розовыми косичками привела волшебницу с луком и стала упрашивать оживить темного эльфа, потому что «он так классно хохочет». Народ веселился над этой сценой. Волшебница оживила эльфа, и тот, устало привалившись к арке ворот, специально для гномочки смеялся отрывистыми хриплыми смешками, поджидая, когда решится судьба его приятеля. Тот выбрал «малую смерть», и через несколько минут оба скрылись в направлении пролома в стене.

Клайду на минутку захотелось окунуться в эту бурную жизнь: перезнакомиться со всеми, продавать что-то и покупать, меняться с новыми знакомыми оружием и вещами, бегать с ними охотиться на ПК или на заколдованных болванов, магических кукол, тупо круживших месяцами на одном месте, собирая все ценное, что давала охота на монстров, для своих хозяев-создателей. «Болванчики» сами по себе были безобидные, ни на кого не нападали, но жутко мешали охоте. В некоторых местах было просто невозможно подойти к тварям, потому что на каждую тут же кидался «болван», а то и два. За это их и не любили. Большие компании бегали по укромным уголкам, где «болваны» обычно прятались от всех, задавали всем охотящимся разные простые вопросы. «Болван» обычно был настолько туп, что не мог связать двух слов. Хотя, как в любом деле, случались у «болваноборцев» и промашки. Например, хозяин мог охотиться вместе со своими «болванами», и сразу же начинал отвечать за них в опасной ситуации. Или, мирный охотник замешкивался почему-то с ответом, и его принимали за «болвана». К тому же, каждый ПК, когда его обкладывали, сразу начинал кричать, что он убивал только «болванов», и без свидетелей доказать, врет он или говорит правду, становилось затруднительно.

Так что, все очень тесно переплеталось, и трудно было понять, что хорошо, а что плохо. Клайд все четче начинал осознавать, что в жизни нет совсем хороших и совсем плохих, для него во всех гранях жизни ясно стали проступать полутона, противоречивости. И ему даже казалось, что он почти понимает девчушку, проводящую в разных развлечениях все дни, вместо того, чтобы изучать заклинания, оттачивать их, охотясь на сотни монстров подряд, и снова учить, и снова тренироваться. Но с другой стороны, в ее веселье была какая-то обреченная бессмысленность. Она тратила свое время, словно была бессмертным магом древности. Клайд задумался: а может ли такое быть? Ведь если маги древности были бессмертны, кто-то из них мог дожить до наших дней? И, конечно, за тысячелетия этим людям наскучило абсолютно все. Развлекли бы их эти детские забавы?

С подобными мыслями маг вошел в Храм. Зигаунт беседовал с какой-то жрицей в дорожной робе, и, похоже, заискивал перед ней. Но пока Клайд добрался до него, женщина уже развернулась и двинулась к выходу. Да, это явно была не ученица. Клайда обдал сложный аромат ее духов, а, может, магических снадобий. Красивый резной посох, был поцарапан и запылен. Волосы слегка растрепаны, на рукаве робы прицепился клок какой-то очень странной, синеватой паутины. Чувствовалось, что она только недавно покинула место сражения с монстрами, и торопится туда вернуться. От Храма женщина решительно свернула в сторону Хранителя Врат, а Клайд подошел, наконец, к Зигаунту. Ему меньше всего хотелось сейчас выслушивать самодовольные реплики жреца. Но тот был погружен в свои мысли и молча принял от Клайда свиток. Долго и медленно он читал галиматью, написанную ехидным Лайонелем. Придраться по смыслу расписки было не к чему. Автор отказывался от авторских прав, выражал согласие с позицией Церкви. Зигаунт невольно покачал головой, но с учеником делиться своими соображениями не стал. Он потрепал Клайда по плечу, как малолетнего прислужника, и сказал устало:

— Ты выполнил все, что требовалось. Думаю, ты можешь получить

Знак Прохождения и продолжить свое обучение. Мы еще не раз встретимся с тобой, потому что теперь я буду твоим наставником. Я обучаю заклинаниям всех молодых клириков, приходящих в Глудин, — И он жестом показал, что Клайд может идти.

Глава 13. Новоиcпеченный клирик

Маг вышел из Собора, мысленно поклявшись обращаться впредь в Храмы других городов. Ему не хватало самой малости, чтобы получить долгожданное звание клерика — он должен был достигнуть 20 уровня. Припоминая свой справочник, Клад прикинул, что ему стоит поохотиться на скелетов у озера, хотя ящероиды из тех, что помощнее, тоже подходили для этой цели. Он покинул Глудин через восточные ворота и прошел немного по дороге, все еще не определившись с выбором. На невысоком холме справа от дороги как раз маячила плечистая карикатурная фигура ящера-воина, в шлеме с рогами и с копьем наперевес. Клайд поднялся на холм, и увидел поодаль нескольких разведчиков и простых солдат. Они, к сожалению, были уже не так интересны для него. Он быстро зарядил посох и расправился с воином. Отдаленные монстры не повели глазом, он был достаточно далеко от них. Поляна опустела, а Клайд засобирался дальше, когда из воздуха рядом с ним послышалось позвякивание и скрежет. Маг отошел на несколько шагов, и новый ящероид появился на поляне. Следом за ним, поодаль — второй, а на горке третий. Все они находились в пределах выстрела, но достаточно далеко друг от друга и от прочих сородичей. Клайд пришел в восторг! Быстрое месторождение! Он много раз слышал рассказы о таких удобных для охоты местечках, но ни разу не находил. Помнится, они с Сэйтом пытались найти быстрое месторождение Паука-Клещевика, про которое ходили слухи среди эльфийских учеников, но потом плюнули на это, замучившись отмахиваться от злобных Багряных пауков. И вот ему случайно повезло. Сразу стало ясно, что этого месторождения хватает только на одного, поэтому Клайд бегал, как заведенный, чтобы всякому со стороны было видно: место занято. Несколько раз мимо проносились другие бойцы, но никто из них не успевал ударить раньше, чем маг стрелял. Они убивали мелких монстров по краям полянки и убегали дальше, а Клайд присаживался только перевести дух да накопить магической энегрии. Первый ящер, второй, третий, первый, второй, третий. Как раз когда падал третий, вновь появлялся первый. Но в конце-концов у мага позеленело в глазах от этой карусели. Уходить просто так тоже было жалко. Ведь такое место! Хотелось хоть с кем-то поделиться.

Наконец, к краю поляны подбежала гномочка и нерешительно застыла. Она была одета в дорогой доспех и сразу развеяла сомнения насчет своей принадлежности к «болванам» тем, что спросила у Клайда:

— Ты не знаешь, что с ящериц можно «награбить»?

— Нет, я же не гном, — улыбнулся ей Клайд. Она собралась вежливо уходить в ту сторону, где паслись разведчики с солдатами. Но Клайд остановил ее:

— Иди сюда, я уже ухожу. Тут лучше.

— Чем лучше? — удивилась она, обводя взглядом пустую полянку. Тут как раз первый ящер появился рядом с Клайдом.

— Тут быстрое месторождение! — похвастался маг таким тоном, словно сам его создал. Но гномочка вполне разделяла его восхищение:

— Ух ты! И много их тут?

— Всего трое, но это на самом деле быстрое место, — он приглашающее махнул в сторону второго и третьего монстров. Гномка испустила боевой клич и бросилась на ящеров. Через минуту три зеленых фигуры снова стояли перед ней.

— Спасибо! — радостно воскликнула она — Классное место!

Клайд привычно ответил:

— Нет проблем! — и двинулся в гости к скелетам.

На Феллмерском озере он провел несколько дней, но все-таки добился 20-го уровня. С бьющимся сердцем он отправился в Глудин, получать звание клерика. Глава Храма поздравил его и вручил ему новый магический браслет. На нем под именем Клайда значилось теперь: клерик! Нетерпение мага было так велико, что он смирился с еще одной встречей с Зигаунтом. В вещевом мешке давно ждала своего часа книга с заклинанием «Хождение с ветерком», и вот этот час настал. Клайд получил в свой арсенал новое заклинание. У него стало уже три защитки, и ему срочно захотелось кого-нибудь облагодетельствовать. Он встал на площади и стал ждать, не попросит ли кто-нибудь защиток на дорожку, но никто не обращал на него внимания. Он начал сначала негромко, потом все горло предлагать «Хождение с ветерком». Ноль реакции.

Наконец, он заметил двух девушек, явно собиравшихся покинуть город. Обе были с парными мечами, значит, скорее всего, воины, а не маги. Они дошли до ворот и остановились, разговаривая друг с другом. Клайд подскочил к ним и быстро наколдовал на обеих свои защитки. Девушки сначала замерли, словно пораженные. Потом звонко расхохотались.

— Как это мило! Молодой маг! — с трудом проговорила одна сквозь смех.

— Он такой воспитанный! Надо отблагодарить его! — вторила ей другая. Девушки резко воздели свои парные мечи и в четыре руки навесили на Клайда по меньшей мере дюжину разных защиток, после чего убежали, посылая ему воздушные поцелуи.

Смущенный маг решил не тратить их ценные заклинания даром, и бросился скорее к озеру, где скелеты уже, поди, заждались его.

Пообщался он и с мастером-звероводом. Тот с благодарностями забрал у Клайда кровавые когти и вручил магу список членов «Общества любителей животных». Живущие в различных городах, эти люди помогали новичкам узнать ценные сведения о жизни волков и подготовиться к экзамену. Однако, тут мага подстерегала неудача. Он честно стаптывал свои башмаки, мотаясь от Глудина до Гирана, отвлекал от работы разных незнакомых людей и просил рассказать ему о волках. Если учесть, что одним из этих добровольных учителей был стражник, другим Хранительница Врат, а третьим продавщица в магазине, уроки получались весьма отрывочными. То и дело кто-то отвлекал любителя животных от лекции и требовал исполнения их прямых обязанностей. После первой попытки Клайд завалил экзамен, который устроил ему Мартин. Тот сурово покачал головой, но смягчился и позволил попытаться снова, с условием, что претендент заново прослушает лекции в трех городах. Клайд пытался записывать то, что ему говорили, но все равно что-то вылетало у него из головы, а что-то Мартин формулировал другими словами. После третьей попытки он решил обождать немного с волком. На это уходило слишком много времени.

Глава 14. На поиски Кузьмы

Через несколько дней, к вечеру, он получил письмо по магической почте. Ему писала незнакомая гномская девушка из элморской деревушки. Он сообщала, что приходится племянницей Кузьме, и что весь этот год он посвятил ее тренировкам. Но потом со стариком случилась беда.

Слишком долго охотясь на ледниках при ярком солнце, Кузьма заработал себе снежную слепоту. Он не ослеп совсем, но видеть стал хуже, и с какими-то провалами. Сперва он скрывал это от всех, но вскоре это стало заметно даже зеленым новичкам: то старый гном не видел монстра у себя под носом, то вдруг бросался на того, с которым уже кто-то сражался, то испуганно озирался, если с ним заговаривали, потому что не видел стоящего в двух шагах от него, а когда отправился однажды на деревенский рынок, посмотреть, что там продают, то долго с досадой возмущался, что все торговцы куда-то подевались, в то время как площадь возде Хранителя Врат была полна лотошниками.

Когда же ветеран понял, что его увечье стало заметным для окружающих, он сразу стал собираться на материк. Друзья и родичи уговаривали его найти лекаря или отправиться на покой, но он уперся, заверяя, что глаза подводят его только в заснеженном Элморе, а на травке все снова станет хорошо.

Так бы он и канул неизвестно куда, если бы не два обстоятельства. Во-первых, он часто говорил, что у него на материке остался друг-маг, который как раз должен был выучится достаточно, чтобы помочь с хворобой. Во-вторых, перед отъездом гном стал тщательно копить листочки-противоядия. Он собирал их с тщательностью, наводящей на мысль о том, что охотиться он собирается на кого-то ядовитого.

Вот и решила племянница написать другу Кузьмы, чтобы тот присмотрел за старым гномом. Она уверена, что ничего о своей болячке дядя магу не написал, и не сообщил, куда направляется, но, может быть, Клайд сможет найти этого ворчуна и действительно помочь ему.

Магу стало грустно. Он никак не ожидал проявлений болезни или слабости от могучего гнома. Седая борода совсем не делала того дряхлым! Кузьма был полон сил, и вдруг такая коварная болезнь!

Немедленно заверив незнакомую гномишку, что сделает все возможное, он уселся на обочину со своим справочником, перебирая ядовитых тварей в округе.

Первое, что приходило в голову, конечно, были различные пауки. Тем более, что Клайд уже успел испытать их яд не себе и на раз. Но что-то ему подсказывало, что пауки, с их дурацкими нитками, вряд ли были той добычей, ради которой Кузьма отправился бы в путь. Маг вспомнил про частые разговоры о разных материалах, которые так необходимы гномам для работы. Хобгоблины? Подходило по полезности, но никакого яда. Орки? Пожалуй, пока что слишком сильные монстры для гнома, и тоже никакого яда.

Вдруг, как в магическом шаре, ясно и отчетливо он увидел свои последние тренировки перед Испытанием. Он тогда уходил охотиться все дальше и дальше, пока, наконец, не пересек Нейтральные земли и не углубился на территорию темных эльфов.

Может быть потому, что теперь каменные кошки, пауки и болотные ужасы стали его основной добычей, он не испытывал больше страха или неприязни перед этими землями. Влажный ветер нес ароматы болотных цветов и прелых листьев. Клайду стало доставлять удовольствие пересекать реку вброд, чтобы насладиться особой тишиной этого места. А потом оно и вовсе очаровало его. Что-то творилось тут с солнечным светом, как только пограничный Западный мост оставался позади. Все наполнялось легким сумраком, но не зловещим и мрачным. Нет, это был сумрак покоя, умиротворенность нехоженой сердцевины леса, прохлада, несущая отдых. Острые зубцы одиноких скал, колышущиеся ветви, бархат мха — все это было подобно огромному готическому замку, в котором можно заблудиться, но который гостеприимно укрывает всех вошедших.

Вскоре Клайд полюбил эти места почти так же, как и светлые рощи на другой стороне долины. Он часто отдыхал на согнутых стволах деревьев, сидя в зеленом переплетении веток и наблюдая за окружающей лесной жизнью. И каждый поход туда был на вкус как вода Западной реки — горьковатый, но освежающий. Он по-иному начал смотреть и на темных эльфов, словно заглянув им в душу.

А после того, как он увидел монумент Шилен в их подземном городе, Клайд долго потрясенно сидел на теплой каменной ступени и всматривался в прекрасное, но печальное лицо Матери Эльфов. Густая тьма затягивала купол пещеры, в которой не осталось почти ничего от дикого русла подземной реки, проточившей когда-то ее. Темный камень выпустил из своих недр затейливые лестницы, точеные перила, покрытые узорами здания, колонны. Камни мостовой образовывали рисунок, который был прекраснее знаменитых орочьих ковров. Строгие линии стен контрастировали с извилистыми линиями растительных барельефов, словно пробивающихся из них. Магические светильники озаряли улицы, но в то же время своим холодным свечением подчеркивали непроглядность темноты за пределами города. И там, над простирающейся к своим детям рукой Богини, в вечной тьме, кружились и кружились созданные магией ледяные звезды. По ладони божества непрерывно змеились голубые молнии, и их легкий треск отражался в гулком пространстве шелестящим эхом, словно звоном Вселенной.

Когда-то давно город темных эльфов был всего лишь переплетением узких и низких коридоров, куда их племя удалилось, чтобы никто не мешал им постигать магию тьмы. В этих норах они научились передвигаться на удивление быстро и ловко. Наверное, не обошлось тогда без магиии, но магии постоянной, вошедшей в их кровь и плоть. До сих пор достаточно увидеть бегущего темного эльфа, чтобы воочию представить те давние подземные ходы, по которым можно было передвигаться только низко согнувшись и оберегая голову. Но постепенно коридоры расширялись руками поколений мастеров, пока подземное обиталище не превратилось в город, размерами не уступающий городам на поверхности земли.

Теперь не только ходить, но и проехать верхом на драконе здесь не составило бы труда. Но манера передвижения у темных эльфов cохранилась. Как и царственная осанка благородных изгнанников.

А вот подземное святилище Шиллен пугало Клайда. Оно ясно напоминало ему, как, в сущности, много различий и древних обид лежит между расами мира. Темная энергия, бьющая по его магическим чувствам наотмашь, была преисполнена даже не ненависти, а застарелой, отчаянной боли. Движимые такой болью подобны обезумевшим в битве, потому что не щадят ни себя, ни других. Молодому магу отчаянно хотелось утешить эту боль, примирить старую вражду, перешедшую к разумным от их создателей. Но сам он был настолько мелок перед потоком страдания Богини, что не смел даже вымолвить слова.

Он старался больше не посещать этот Храм, радуясь, что темные эльфы не украшают копией этого изображения Шиллен свои гильдии в городах, подобно статуям Эйнхазад в человеческих храмах.

Там, в темных землях, он не только охотился, но и исследовал новые места.

Однажды, пробираясь к Школе Темных Искусств, он увидел полуобнаженные женские фигуры, парящие на темных кожистых крыльях неподалеку от въезда в Школу. Это были суккубы — обладающие темным могуществом духи плотского влечения. Они никогда не нападали первыми, с птичьими криками бессмысленно паря над полянами или перелетая между деревьев.

Клайд подошел к ним поближе, движимый любопытством и страхом: вдруг на него подействует влекущая магия этих тварей. Но их совершенные тела не вызывали в нем никаких эмоций. Скорее, двоякий интерес волшебника: как это было создано и как это уничтожить.

Бледная серовато-синяя кожа неживого оттенка, белесые густые волосы, скрепленные в прическу, напоминающую то ли хвост змеи, то ли жвала насекомого, и сладковатый трупный запах, еле различимый, и оттого особенно омерзительный — нет, эти существа не могли разбудить в нем даже отдаленного мужского интереса. Было ясно, что созданы они по образу темных эльфиек, но отличались от них так же сильно, как змея от человеческой руки.

Зато его опыт пополнился в результате сразу и удачной добычей и неприятным ощущением от действия магического яда. К счастью, яд не был смертельным, он только ослаблял жертву настолько, что она становилась легкой добычей суккуб. Но Клайду удалось убежать от крылатых убийц, унося в заплечном мешке разные материалы и даже штаны от магической робы, которые он потом удачно продал в деревне светлых эльфов.

И теперь, захлопнув справочник, Клад торопливо пустился на север. Он был уверен, что угадал, куда направился Кузьма.

По дороге к землям темных эльфов он не преминул навестить Сейта. Это была радостная встреча, слегка омраченная ее краткостью. Новостей у Сэйта было немного: кое-что интересное он раскопал в книгах, немного, часа на четыре, если говорить кратко. А еще упорный эльф все-таки нашел то быстрое месторождение Паука-Клещевика, и проводил там почти все дневное время. Пересказ книг пришлось отложить на будущее. Они потренировались немного на пауках, рядом, не объединяясь, потом Клайд наложил на друга свои защитные заклинания и отправился дальше.

Восточную часть темных земель он пробежал как можно скорее. Ему казалось, что его кто-то подгоняет. Но когда дорога свернула в сторону Алтаря Начинаний, он замедлил шаги. Среди деревьев в этой части леса мелькало множество невысоких коренастых фигурок. Было сложно разобрать, кто из них живой гном, а кто — магическая кукла. Порой гномы нанимались на работу по добыче разных полезных вещей, и, хотя они оставались при этом вполне живыми, быстро тупели на подобной бесконечной охоте, не интересуясь уже ничем, кроме набивания заплечных мешков. Таких добытчиков в насмешку называли «пахари» или «фермеры», потому что они упорно окучивали одно и то же пастбище монстров месяцами, лишь бы добыча была обильной. Порой их пытались прогонять, особенно если они мешали выполнению чьих-то заданий или нормальным тренировкам. Порой даже убивали. Но они с муравьиным упорством возвращались позже, или переходили на соседнюю поляну, только и всего.

Сейчас Клайд был уверен, что тут множество «пахарей» и несколько «болванов», но его интересовал один-единственный нормальный гном.

Словно в ответ на его мысли, за аркой согнутого ствола раздалось прерывистое, похожее на икоту, оханье, типичное для отравления. И тут же знакомый бас крикнул в пространство:

— Есть тут хоть у кого противоядия?

Разумеется, фермеры и болваны продолжали ритмично рубить монстров неподалеку. Они сами никогда не лечились, предпочитая отлежаться в сторонке, покуда действие яда закончится. Зачем использовать противоядие, если оно стоит денег?

Клайд не разбирая дороги запрыгнул на кривое бревно, и его глазам предстал Кузьма. Старик ни капли не изменился за прошедшее время, по нему нельзя было сказать, что он ослаб или угнетен чем-то. Он все так же решительно покачивал палицей в правой руке, и его спина не согнулась. На гноме был все тот же недорогой доспех, в котором он явился когда-то к Клайду в Глудин. У мага комок встал в горле. Но фиолетовые, как чернила, облака магического яда растекались вокруг Кузьмы, и некогда было предаваться воспоминаниям. Клайд с непередаваемой гордостью исцелил отраву и прибавил гному здоровья. Не забыл он и про защитки. Кузьма ошеломленно замер на секунду, прислушиваясь к своим ощущениям, потом поклонился куда-то в сторону и поблагодарил:

— Спасибо тебе, незнакомец. У тебя есть еще немного противоядия? Я бы купил у тебя несколько, а то в этом лесу без них трудновато. Мой запас уже кончился. И еще — скажи мне, как ты умудрился справиться с ядом, не передавая мне целебных листиков? — В Кузьме проглядывала сквозь явное смущение прежняя практичность и любознательность.

— У меня есть кое-что получше сушеной травы, дружище!

— воскликнул Клайд, спрыгивая с дерева.

— Я лечу отравление магией, и у меня наконец есть «Хождение с ветерком»!

Глава 15. Напарники снова вместе

Гном покрутил головой, пытаясь рассмотреть мага, потом глаза его широко распахнулись и ожили: он увидел его. Снежная слепота на некоторое время отступила, как всегда непредсказуемо. Друзья отошли в безопасное место и принялись пересказывать друг другу произошедшее с ними в разлуке. Гном хлопал Клайда по плечам, осматривал его со всех сторон, и даже заставил пробежаться, чтобы посмотреть на действие «Хождения с ветерком».

— Вот теперь ты нормально бегаешь! — одобрительно крякнул он.

Кузьма не стал отпираться, когда Клайд сообщил ему о письме племянницы, хотя немного смутился.

— Что ж, так оно и было, — покачал он головой. — Я не мог оставаться

больше дома, потому что опасности от меня для малышни стало больше, чем пользы. Да и добыча там мелковата. Ну а что тебя не стал беспокоить… надеялся, что тут моя хвороба постепенно пройдет.

Клайд не был дипломированным лекарем, он всего лишь владел магией восстановления здоровья, утраченного в бою. Но кое-что о целебных травах он все-таки знал. Оставив гнома отдыхать у подножия холма, Клайд взобрался на отвесные склоны в поисках горных трав, способных помочь его другу. Правда, этот способ лечения, в отличие от магического, был долгим. Но другого Клайд не знал. Он прошелся по гребню гряды, наслаждаясь свежим ветром, дующим с океана. Никогда раньше ему не приходилось бывать тут. Внизу суетливо перемещались на крохотных крылышках черные фигурки суккуб, похожие с высоты на каких-то насекомых. Между ними сновали деловитые фермеры-гномы. Об ствол упавшего дерева снова и снова бился недостаточно сообразительный болванчик. Клайд пересек вершину холма и глянул на другую долину, лежащую к югу от хребта. У него перехватило дыхание. Огромные огненные чаши стояли на ровной площадке у самого берега. Больше всего это напоминало некое святилище, с алтарями, испускающими жар. Повсюду вокруг алтарей парили над травяным покровом прозрачные фигурки Духов Ветра. Клайд и не знал, что этих Духов такое множество! В его справочнике поминался только Шепчущий Ветер. Здесь же кружилось не менее пяти различных видов Духов Ветра. Некоторые из них были крупнее прочих. Внешне они напоминали Лирейн из эльфийских земель, только аура их грозно наливалась алым для мага. Клайд торопливо вернулся на северную сторону холма и спустился к Кузьме.

Он сделал отвар для промывания глаз из собраных трав, а также посоветовал другу прикрепить на веки плотные листья дерева, оставив для взгляда лишь маленькие отверстия. Это должно было рано или поздно помочь справиться со снежной слепотой. Но гном не собирался сидеть без дела и ждать своего выздоровления. Они с магом бурно поспорили на эту тему, и кряжистый работяга победил. Клайду вменялось следить, чтобы гном не отнимал сослепу добычу у других, предупреждать о новых монстрах, подлечивать его и сбивать отравляющие заклятия.

Это была непростая задача. Сперва им пришлось заново привыкать к работе в паре. Клайд на автомате продолжал пользоваться «Ударом ветра», и это приводило к тому, что суккубы бросались на него, не обращая внимания на гнома, неуклюже бегущего за ними и пытающегося использовать «Грабельки». К тому же быстро кончалась вошебная сила, и нечем было лечить неутомимого напарника.

Вскоре Клайду стало понятно, что Кузьме нужно говорить, если в одном месте собралось больше двух тварей, потому что он и это не всегда различал. Один раз четыре злющие хищницы уложили обоих бойцов. Клайд еле успел, отбиваясь из последних сил, предупредить гнома, чтобы тот не входил в состояние «малой смерти». У мага в запасе было ни разу не опробованное заклинание «Оживление».

Оказавшись в подземном городе, маг со всех ног бросился к Хранителю Врат, надеясь, что у него хватит денег на перемещение. Он никогда не был так расточителен раньше.

— В Южное Темнолесье! — выкрикнул он торопливо. Оказавшись в

знакомом лесу, Клайд вдруг осознал, что совершенно не помнит, где происходил их последний бой. Он начал осматривать ближайшие поляны, заглядывая под согнутые стволы, обошел две скалы по кругу. Невольно ему вспомнилось, что владелец волчонка может оживить того только в течении 3 минут! А вдруг и с разумными есть такое же ограничение? Наконец, он подбежал к распростертому на траве гному. Было так странно видеть его неподвижно лежащим! От волнения Клайд не сразу сумел правильно прицелиться. Эффект от заклинания был громовой: вспышка, резкий хлопок, взметнувшиеся лучи света — и Кузьму словно подбросило на ноги…

Соратникам пришлось обсудить разные виды опасности, о которых следовало предупреждать полуслепого гнома. При этом привыкший полагаться на себя Кузьма горячо убеждал мага пореже использовать излечение во время боя. Он был уверен, что и половины здоровья достаточно для охоты. Клайд же не был в этом убежден, и предпочитал видеть друга в полном здравии, пусть даже ценой лишних затрат магической силы. Так что они постоянно спорили и опробовали новые стратегии. Фермеры изрядно усложняли их задачу, уж очень их было много в этом месте. В таком скоплении народа то и дело возникали магические лакуны, водух дрожал и плыл, как от жары. Только после редких появлений охотников на болванов фермеры исчезали ненадолго, отсиживаясь где-нибудь неподалеку. Через некоторое время они стали так сильно раздражать Клайда своей показной тупостью, которую, похоже, изображали для вида, что он перестал предупреждать Кузьму о том, что та или иная тварь уже занята другими. Тем более, что у фермеров была странная привычка подойти к монстру и замереть, будто ожидая чего-то. Порой Клайд предпочитал немного подставиться, метнув в суккубу издалека какое-нибудь заклинание, чем отдать добычу пахарям. Если же те все равно устремлялись за раненой хищницей, то маг торопливо добивал ее магией. Конечно, при этом гном не мог воспользоваться своими заклинаниями, и ворчал на мага. Он, конечно, тоже не был в восторге от своих сородичей, но, все-таки немного сочувствовал им.

— Не от хорошей жизни они сюда нанялись, — качал он головой. — И

ничего хорошего не видят. Потом приедут домой — богатые, но словно пустые внутри. Ни славы, ни званий, ни новых мест они не увидят. Ничему не научатся. Так и умрут никем. Отстань от них, пусть уж… пашут.

— Я и не пристаю, — отговаривался маг. — А только я первый ту

суккубу выбрал! И нечего лезть!

Иногда фермеры приводили с собой болванчика-мага. Один на всю их толпу, сделанный в виде темного эльфа, болванчик скупыми жестами направлял то на одного, то на другого пахаря свой посох. Но порой он забирался в заросли и не мог выйти оттуда, как фермеры ни старались его вывести. Или утыкался лицом в ствол дерева и не мог решить, с какой стороны его обойти.

Кузьме не становилось существенно лучше. Глаза по-прежнему подводили его. В конце концов упрямый гном решил-таки поменять вид деятельности. Отправившись как-то раз в гномскую деревушку с грузом железных поковок, он вернулся навьюченный сверх всякой меры зарядами для магического и обычного оружия. Похожие на белые коконы, содержащие в себе силу духов заряды, высовывались из мешка гнома, из его карманов и даже из-за пазухи. Под их тяжестью выносливый Кузьма еле ковылял.

— Вот! — решительно заявил он. — Займусь покуда торговлишкой. Все равно нам с тобой нужно обновить и оружие, и броньки. А по вечерам буду с тобой ненадолго на охоту ходить. А ты все полезное теперь не расфуфыривай по скупкам, тащи мне. Я его к делу буду пристраивать!

Клайд помог другу доковылять до южных ворот Глудина. У северных ворот на площади было слишком много лотошников, и еще один гном затерялся бы там, как песчинка на пляже. Западные ворота выходили в порт, а восточные на дорогу к Глудио. Друзья рассудили, что только через южные ворота покидают город те, кто собирается охотиться в его окрестностях, а значит, могут заинтересоваться немаркированными зарядами для простого оружия, которое еще не успели поменять на профессиональное.

Заодно гном выставлял на продажу то одну, то другую добытую на охоте вещичку. Предварительно они с Клайдом перебирали всех знакомых: не нужна ли кому-нибудь новая роба или башмаки покрепче. Но покуда уровень их находок редко превышал то, что уже имелось у Эмми, Сэйта и племянницы Кузьмы.

Однажды гном помянул, что его племяшка тренируется с двумя кастетами. Этот не совсем типичный для гнома выбор удивил Клайда.

— Да, покуда она еще не выучилась и «оглушалку» не может использовать, зачем ей палица? У меня был молот, хороший молот, в магазине не купишь, надо было кое-кого там из тварей потрясти в шахтах. Серебряный. Я ей оставил. А палицу свою старую оставил другому родичу, он двоюродный брат приемного сына второго мужа моей троюродной сестры. А все-таки родня. Ну, а когда приехал на тот год к своим — смотрю, Маруська уже с двумя молотками в торбе носится, а у самой кастеты — трах-бах! Удобная штука для новичка. Начал спрашивать — откуда взяла. Оказалось, Сонечка нашла, аккурат в том месте где мы с тобой пиявок лупили. Примерила на себя — «оглушалка» не работает, вот и отнесла девчонке. Хотел я ее поблагодарить, так она опять куда-то усвистела. Беспокойная — потому как пригляду за ней нету. Родни почти что никакой, опять же жениха ей не сговорено. Вот и носится, как мальчишка, — гном немного смутился, явно чувствуя, что сболтнул лишнее, и Клайд не стал уточнять подробности гномских отношений. Он и так услышал больше, чем мог надеяться любой не-гном.

Жизнь повернула на новую стезю. Теперь Клайд не уходил далеко от Глудина, что бы в случае чего помочь другу донести товар или отвести по-прежнему подслеповатого гнома на место охоты. Зная, что его силам есть предел, гном тем не меее старался из каждого путешествия в свою деревешку извлечь максимум пользы, ведь пользование Вратами каждый раз съедало часть денег. Он нагружался зарядами до предела, а еще часть помогала нести Маруся. Она провожала дядю до самого Хранителя Врат, где уже вступала в силу магия телепорта. Там он подхватывал последний кулек товара, и, не в силах сделать ни шагу, оплачивал перемещение. Оказавшись в Глудине, он спешно отдавал лишний кулек Клайду и брел с остальным товаром на свое место. Там его можно было найти днем и ночью. Иногда гном даже засыпал сидя, полагаясь на нехитрую магию своего лотка: принять деньги, выдать товар, сделать запись о сделке это сооружение могло без участия хозяина. Правда, работало только в его присутствии.

Через несколько недель Клайд, уверенный, что вынужденное безделье тяготит деятельного гнома, обнаружил, что тот вполне доволен. Торговля шла, деньги не текли рекой, но исправно копились. Так что через некоторое время друзья стали подумывать о дорогих покупках. Сперва очень удачно подвернулся посох для Клайда. Потом гном по частям прикупил себе броньку из шкуры мантикоры. Смотрелась она на нем очень солидно, единственное, что огорчало старика — отсутствие ботинок в комплект к броне.

— Эти комплекты, они как бы вместе сколдованы. Навсегда. Хоть ты их на охоте добудь, хоть сам сваргань, хоть кузнецу закажи, все едино: есть ботинки, есть волшебная защита, а если не комплект — тогда это просто обычная броня, — рассказывал он Клайду.

Разумеется, понимая важность последнего элемента брони, все счастливые обладатели ботинок из мантикоровой шкуры заламывали за них несусветные по Клайдовым понятиям деньги. Гном тоже кряхтел и отворачивался от лотков: покупки уже и так пробили брешь в их бюджете.

Потом ботинки появились как по волшебству, и, судя по все еще набитому зарядами лотку, по божеской цене. Клайд, сгорая от любопытства, стал тормошить гнома, что да как. Тот, посмеиваясь, рассказал:

— Тут егоза наша пробегала, ну, Сонечка. Она, представляешь, второй раз пыталась волчонка получить, да не задалось у нее с Мартином. Ну, зашла ко мне, поболтать. То да се, рассказал ей про ботинки. Она ничего такого не обещала, просто отправилась по своим делам. А потом письмо присылает: мол, напиши такому-то, он, по доброте душевной, готов тебе уступить ботинки задешево. Она где-то там бегала и всем встречным-поперечным про меня рассказывала. Ну и нашлась добрая душа, для которой помощь важнее выгоды. Бывают же хорошие люди! Написал я ему, оказался тоже гном, Кулибин звать. Продал ботинки, продал как родному! Вот, смотри, как оно действует! — и гном продемонстрировал Клайду свой браслет, на котором полоска магической энергии то вырастала, то уменьшалась, когда Кузьма надевал и снимал новые сапоги. При этом в лице бородатого воина было что-то совершенно детское.

Кузьма решил отблагодарить Сонечку и постараться купить ей хороший доспех. Клайд настолько загорелся этой идеей, что стал порой прибегать к лотку гнома посреди дня и тихонько покупать у него заряды. Часто друг только вечером замечал такие вливания капитала в свою торговлю, и начинал убеждать Клайда брать заряды бесплатно. Но тот отговаривался, что ему нужно было срочно, а Кузьма задремал, и проще было воспользоваться безотказным магическим лотком, чем будить торговца. Несколько раз Клайд присаживался отдохнуть возле старика, и его начинали возмущать выходки некоторых покупателей. Одни требовали, чтобы гном встал и сразился с ними, а когда тот отвечал руладой храпа, кричали во всю глотку о его трусости. Другие разговаривали грубо: дай сюда, быстро, гном. Третьи требовали снизить цену или немедленно купить у них что-то, только потому что они покупали заряды. Каждый раз Кузьма останавливал возмущенного мага:

— Да не прыгай ты так! Покупатель всегда прав. Мне от их слов,

приказов и криков ни горячо, ни холодно. А денежки они нам с тобой платят. Пусть развлекаются, глянь, вон на них девушки смотрят, как же им не покрасоваться?

Но Клайду все равно было обидно за старика. Конечно, для посторонних это просто еще один гном с лотком, может быть даже пахарь или болванчик, кто его знает. Чего с ним церемониться? Но магу хотелось каждому грубияну дать понять, какой замечательный товарищ Кузьма, и как гнусно орать на старика, который тебя даже не видит. Один раз гном уселся торговать прямехонько возле начищенных сапог какого-то темного эльфа. Тот сперва оторопел, потом потребовал:

— Немедленно отодвинься от меня, гробокопатель!

Рядом хором загалдели его приятели:

— Стукни его по тыкве! Экая наглость!

— Вот это шуточка! Он испачкал твои сапоги!

— Надо запомнить его имя! Я веду список тех, кто скоро умрет.

— Имя как раз подозрительное, такие только у болванов бывают! -

заводили молодчики сами себя.

— Подкараулить его за воротами!

— Пусть поделится с нами своим добром!

Но пригревшийся на солнышке гном не видел возмущенных снобов, его глаза выкинули очередной фокус. Для него площадь была пуста, и только вдали у ворот маячили несколько неясных фигур. Поэтому гном полагал, что все эти фразы не имеют к нему никакого отношения и доносятся эхом издалека. Ведь никто не обращался к нему по имени.

Тогда Клайд растолкал гогочущую компанию и купил у друга очередную порцию зарядов, на сколько хватило денег. Тот замигал удивленно, увидев запись на своем лотке, и с укором сказал:

— Ты опять покупаешь? Возьми так!

— Не надо, — буркнул Клайд, — а то покупатели невесть что подумают.

— Так нету же никого, — усмехнулся гном, — никто не заметит, что ты тут делаешь.

— Ну… там уже идут, ты просто не видишь, — соврал ему Клайд,

понимая, что не хочет рассказывать гному про неловкую ситуацию. Он повернулся к компании, стоящей рядом и зарядил свой посох. Но те уже потеряли интерес к безмолвному торговцу, и разговаривали только о своих делах, чего-то ожидая. Через некоторое время к ним присоединилось несколько человек: рыцарь, лучник и девочка-маг, которую Клайд запомнил еще на Острове. Вся компания шумно вывалилась в ворота. Смутное беспокойство скребнуло Клайда. Это не было неприязнью к задирам. Больше всего ощущение походило на приближение к опасному монстру. По спине побежали мурашки. Клайд обернулся. В воротах склада мелькнула красно-белая роба церковного служителя и скрылась.

Глава 16. Сказки и загадки

Лечение Кузьмы продвигалось страшно медленно. Хотя гном и увлекся торговлей, Клайд чествовал, что того тяготит вынужденное безделье. Совместные тренировки стали реже. Нужно было набраться терпения и дать лекарству подействовать. Чтобы не дразнить друга своими рассказами и трофеями, Клайд стал уходить на несколько дней. Он добрался до эльфийских земель и провел некоторое время с братом.

Сэйт уже получил 18 уровень, но вместо тренировок все больше уединялся в библиотеке. Он упорно уклонялся от разговоров о своем Испытании, и у Клайда сложилось впечатление, что эльф просто никак не может сделать выбор, какой вид магии предпочесть. Но на прочие темы они беседовали часами.

Сэйт занимался сравнением легенд, рассказывающих об устройстве мира. Космогония никогда не была в особом почете. Устройство мира и Вселенной являлось прерогативой богов. Слишком часто их воля в этом мире нарушала жалкие построения разума смертных. Но все-таки существовали некие основные положения, постоянно подвергавшиеся сомнению, запрещавшиеся или высмеивавшиеся. Сэйт собрал все, что сумел найти в книгах и пытался изложить это Клайду:

— Мне нужно послушать, как это звучит, мне надо видеть, как ты это слушаешь, что тебе понятно, а что нет, — как бы оправдывался он. Видимо, у эльфа уже был опыт непонимания его идей в Школе. Клайд вовсе не возражал против этих рассуждений, ему было интересно слушать, но вот достоверность… Все это больше походило на сказочку, проверить которую невозможно.

— Наш мир — это как бы кирпичик в структуре большего мира.

Назовем большой мир Вселенной. В ней существует бесконечное множество миров, — Сэйт рисовал на песке что-то, похожее на гроздь винограда. — Некоторые из них похожи, очень похожи. А другие непохожи настолько, что их невозможно сравнивать, потому что в них нет ничего общего. Миры окружают сами себя, дробятся, как капли воды на стекле, сливаются, появляются и исчезают. Что является энергией их существования? Неизвестно. В нашем мире это воля Богов, но непременно должны быть и такие миры, где эта воля минимальна, где Боги покинули созданное ими или даже не существовали вовсе. Те миры возникли как бы сами по себе. Это немного запутанно, правда?

Я обнаружил множество легенд, которые так или иначе подтверждают, что наш мир как бы един в нескольких частях. Только количество частей в легендах разное — то восемь, то девять. Они словно гроздь мыльных пузырей, слипшихся боками. Миры эти практически идентичны, те же города, те же реки, горы, равнины, те же государства. Только население отличается. Разумные по своей воле не могут попасть в соседний мир, но иногда происходит некое магическое проникновение. Описаны сны о тех мирах, обмен волшебными письмами и даже реальными предметами, такими, как оружие или золото, с жителями других частей нашего мира.

Существуют легенды о разумных, проживших некоторое время в чужом теле в ином мире и вернувшихся назад. При этом они видели там совершенное подобие нашиго мира, но не могли найти ни единого знакомого лица. Некоторые документы вполне достоверны: исчезали и появлялись знатные люди, полководцы, маги.

Как я уже сказал, в нашем мире, или, если точнее, в грозди наших миров, которую я про себя называю «Девятимирье», основной силой является воля божеств. Мы знаем, что кроме богов-Создателей, были более мелкие боги. Воля одних отразилась в творении земли, других — растений, воды, животных, воздуха. У каждого камня в Девятимирье есть свой творец. Мы не ведаем их имен, но все же молися им порой, как ты знаешь… — Сэйт немного выжидательно уставился на Клайда, переводя дух.

Клайд осознал, что от него требуется что-нибудь сказать по поводу услышанного. Но что? Все эти сказочки он слышал с детства. Иногда героям присылает письмо некий родич или покровитель, призывает их в определенное место, где неожиданно некто вручает герою оружие или огромную сумму денег. Или герой засыпает дома, а просыпается в чужом теле, где ему приходится совершать подвиги или отыскивать что-то, и чем дальше, тем больше герой убеждается, что он в ином мире. Он не находит там ни друзей, ни врагов, ни кланов, ни альянсов своего мира, а редкие встреченные знакомцы, вроде старенького привратника в отцовском замке или лавочника в деревне, уверяют, что никогда не слыхали о нем. И, конечно, герой не может ничего доказать им, ведь он иногда меняет не только расу, но и пол. А потом он просыпается там же, где и засыпал и морочит всем головы своим лихорадочным бредом.

— М-м… — задумчиво протянул Клайд, который никак не мог отнестись к обсуждаемому предмету серьезно, — Мне кажется, не все возвращаются из иных миров. Некоторые остаются там навсегда.

— Наверняка. И в наш мир тоже прибывают такие гости. Сколько

известно случаев, когда некий воин вдруг перестает узнавать друзей, бросает семью, уходит из клана, где был окружен почетом! — подхватил Сэйт. — Иногда это проходит со временем, а иногда нет…

— Ну, возможно, так оно все и есть, — Клайд слегка пожал плечами,

Но мы-то все равно не можем ничего с этим поделать. Это все воля богов, ты сам говоришь! Перетащит нас в другой «пузырь», и никуда мы не денемся. Даже вернуться сами не сможем. А пока не перетащило, трудновато в такое поверить.

— Точно! Но воля каких богов? — торжествующе спросил Сэйт, воздев палец.

Клайд снова пожал плечами. Как это порой бывало, братишка-книгочей опять ходил по острой кромке между верой и ересью. С одной стороны, понятно, что приписывать Творцам какую-то мелкую возню с героями, золотом и приключениями глупо. Но как смертные могут знать, может быть это и есть рычаги управления миром? С другой, эльф говорил о том, что у каждого камня есть свой покровитель… Это, конечно, не совсем хорошо для истино верующего в Создателей, но и не противоречит учению жрецов. Пусть те и морщатся, толкуя о суевериях, небось, сами молятся божкам, когда неожиданно камни расступаются под ногами или неведомая сила закидывает вдруг на вершину дерева. Значит… значит…

— Значит? — рассмеялся Сэйт. — Ты понял. Это я о Стражах Душ.

— Ну, — снова замялся Клайд, — это тоже не совсем понятная штука…

— Боишься прямо говорить: детская сказочка? — очень довольный рассмеялся Сэйт. — Вроде ты уже большой мальчик, а «Спасибо, Страж, за дом, за хлеб…» на ночь иногда повторяешь?

— Можно подумать, ты не шепчешь «Страж охрани!», когда за тобой пяток пауков гонится! — смущенно пробормотал Клайд.

— Давай попробуем разобраться, что такое Стражи? — кивнул эльф.

— Ну, если так рассуждать, то это тоже божества или духи, которые участвовали в создании мира. Мы тоже не знаем их имен, тоже время от времени молимся им. Они охраняют наши души…

— Скорее, направляют нас, — возразил Сэйт. — Подумай, ведь у убийц, воров, у погибших в глупых приключениях тоже есть Стражи. Какая уж тут охрана…

— Ты сам говорил, что нельзя низводить божественные силы до нашего уровня! — возмутился запутанный Клайд. — А теперь, послушать тебя, так среди богов есть злыдни, стяжатели и просто идиоты!

— С одной стороны, так оно и получается, с другой — нам все равно не

понять их целей. Может быть, толкая разумных на неблаговидные поступки, они действуют во благо нашего мира…

— Нашего Девятимирья! — усмехнулся Клайд.

— Да… И потом, эти духи все-таки не Творцы, они как бы ниже в

иерархии богов, и, наверное, имеют право ошибаться. Может быть, они только учатся, как мы с тобой овладеваем магией.

— Ничего себе! Наши души в руках божков-учеников! — Клайд

неожиданно проникся сипатией к неведомому Стражу.

— Что мы еще знаем про Стражей? — продолжал рассуждения Сэйт.

— Ну, получается, что Стражей меньше, чем душ, потому что бывает

так, что у нескольких разумных единый Страж. Про это есть всякие истории, как герой слышит про девушку и сразу влюбляется, а встретиться с ней никак не может, а потом ему жрец говорит: умерь свой пыл, не ищи ее, у вас единый Страж Душ, и она лишь как сестра тебе… Или некто ищет друга, и тоже не может найти, но получает от него подарки…

— Правильно. Из этого можно догадаться, что иногда твои духовные родичи могут оказаться и в другом мире. В любом из девяти. Может быть в этом суть таинственных перемещений?

— А может быть у всех духов там, в Надмирье, существуют свои

отношения? Похожие на наши или нет, не важно. Просто все происходящее с нами может быть лишь отражением происходящего с ними, — фантазия Клайда разыгралась. Мысленному взору предстало нечто вроде бродячего кукольного театра, кукловоды которого тоже чьи-то марионетки, и так бесконечно. Аж мурашки по спине!

— Вот почему я копаюсь в детских сказочках! — назидательно сказал Сэйт. Но Клайд все равно не понимал, что изменится, если они догадаются об истином устройстве Девятимирья и роли разных богов и духов в нем. Роль разумных останется ничтожной…

— Может быть и изменится что-то! — усмехнулся Сэйт. — Вот если ты столкнешься с чем-то непонятным, ты ведь испугаешься, начнешь пытаться избежать этого. А если будешь понимать, что происходит?

Клайд снова представил своего Стража Душ. Ученик, новичок, кукловод… Вот он втягивает мага в приключение, и испуганно бежит советоваться с более опытными духами. Вот снова и снова оживляет его, вкладывая в душу волю действовать, желание учиться. Каковы же Стражи у тех драчунов на Острове? Может быть, совсем дети среди духов? Действительно, картина мира разительно менялась. Оставалось только твердо поверить в это. Уж больно забавно выглядит со стороны.

— Говорят, что мы не умираем до тех пор, пока наш Страж не оставляет нас… — задумчиво проговорил он.

— Наверное, так оно и есть. Возможно, Стражи могут меняться нашими душами, дарить их друг другу или передавать по кругу, может быть даже торговать ими в своем мире, но пока у тебя есть Страж — ты живешь. Для тебя существует только «малая смерть».

— Но что же тогда такое бессмертие? И как волшебники могли добиваться его с помощью магии?

— Вот это и наводит меня на мысли, что мы не простые марионетки, — Сэйт резкими штрихами изобразил стрелы, вылетающие из грозди Девятимирья. — Не только боги влияют на нас, но и мы — на богов!

На это богохульство было нечего возразить. Оно звучало, как разумный вывод. Но Клайду расхотелось продолжать разговор. Не то, что бы он, как маленький, боялся рассердить своего Стража… Но стало как-то неуютно.

— А ты знаешь кого-нибудь, кто побывал в другом мире? — спросил Клайд, чтобы не обрывать разговор совсем и не обижать братишку.

— Да. Я разговаривал с людьми, которые знают всякие вещи, которые ни разу в жизни не видели: дороги к замкам, места охоты, тропинки в лесу. Они уверяют, что все это им приснилось. С одним из таких путешественников я разговорился не так давно на дороге. Это был молодой маг из темных эльфов. Он не так давно получил специальность, как и ты, и я спросил у него совета насчет выбора профессии.

— Все не можешь решить? — сочувственно вздохнул Клайд. Он и сам не знал, что посоветовать другу.

— Ну… еще нет, — махнул рукой Сэйт. — Не знаю… Мы отдыхали с ним, и он первый заговорил со мной. Знаешь, у темных эльфов такая манера держаться…

— Нос задирать?

— Ну, вроде того. Многие не решаются подойти, а я…

— А ты привычный, — невесело усмехнулся Клайд.

— Да, он сидел, как бывало отец после тренировки… Я заговорил с ним запросто, и он так же просто ответил. Многое про иные расы мы сами придумываем…

— Это уж точно! Какой ерунды я только не слыхал!

— Он рассказал про себя… он жрец темных эльфов, и его путь схож с твоим. Но потом он рассказал о боевой магии своего народа. Он рассказывал мне о странных местах, о убитых с двух заклинаний драконах, о замках далеко на Севере и на Юге… И при этом часто случайно говорил «я» вместо «он».

— Надеюсь, ты не стал читать ему лекций? — забеспокоился Клайд. Все-таки рассуждения Сэйта были наказуемы с точки зрения жрецов.

— Нет, не совсем. Я просто прямо спросил: перемещался ли он в другой мир и рассказал про Девятимирье.

— И он признал это?

— Да, с легкостью. Пожал плечами, сказал, что сам раньше не верил в сказочки, но тут пришлось. Он заснул на охоте, как обычно, не был болен или ранен. А когда проснулся, увидел, что прошло несколько недель. Трава на месте его сна почти не была примята, словно его тело исчезало из нашего мира. И сон помнился так ярко, что он мог нарисовать карты, набросать виды городов, в которых никогда не бывал. Вот только никого знакомого он не нашел в том мире. Он был роскошно одет, владел боевой магией, но совершенно не узнавал людей, которые к нему обращались. Он добрался до своего подземного города и стал расспрашивать магов-наставников, торговцев и стражей. Все они были похожи на тех, которых он знал дома, но не знали его прежнего имени. Зато рассказывали о юности и учебе того мага, в чьем теле он оказался. Не имея понятия, что за сила перенесла его туда, и что от него требуется, маг отправился в путешествие. Он решил побывать в восточных землях, куда до сих пор не осмеливался отправиться, и потратил на это почти месяц. Видел новые пространства, недавно освобожденные от хаоса, рассматривал тварей, с которыми до сих пор не сталкивался, блуждал в лесах и горах. Возвращаясь в Гиран, он внезапно захотел поохотиться на ящероидов, кочующих племенами в сумеречной долине недалеко от города. Он осознавал, что это опасное и ненужное дело, но какой-то внутренний зуд подхлестывал его. Он вторгся на земли кочевья Лито, самого многочисленного племени в тех краях, и начал бойню. Даже вожди Лито были для него мелкой добычей, потому что он обладал мощью 56 уровня, но удача внезапно отвернулась от него…

— Лакуна? — понимающе спросил Клайд

— Да, точно. Тьма, удары, и камни мостовой Орена. Он стоял у ворот города, ничего не понимая и не решаясь снова шагнуть на дорогу, как все оборвалось, как всегда обрывается сон. Он пришел в себя на прежнем месте, не непримятой траве, и не мог понять, что с ним было.

— Он-то теперь точно знает, каково быть могущественным боевым магом…

— Да, а я еще сильнее стал сомневаться, каким путем мне идти далее.

— Боевой маг одинок, почти всегда. Но ему нужен целитель. Так что из нас с тобой получилась бы славная команда. Но Эмми…

— Эмми? — быстро переспросил Сэйт, сохраняя бесстрастное лицо.

— Ну да, сестренке во как нужен будет целитель, когда она пройдет свое Испытание. С другой стороны, целительству-то ты уже научился, может быть этого и хватило бы…

— Не знаю, Клайд, не знаю. Просто никак не могу выбрать.

— А если это твой Страж сомнениями мучается? — улыбнулся маг.

— Пусть тогда решает скорее! — сердито воскликнул Сэйт. — А то я

чувствую себя привязанным к хвостам двух драконов!

Они еще многое обсуждали с братом. Сэйт охотился в эльфийских землях, а Клайд уходил в Нейтральные. Иногда он возращался к Кузьме и проверял его глаза. Гном расспрашивал про путешествия, но рассуждать о Девятимирье и Стражах Душ не желал.

— Конечно, оно похоже на правду, да только от той правды никому никакой пользы. Если эти боги или духи так могушественны, то нет смысла сопротивляться их воле. Если же наша воля тоже сильна, тем более нужно жить своей жизнью и не пытаться свалить на кого-то свои ошибки и выпросить каких-то поблажек.

— Ты попроси Стража вылечить тебя поскорее! — предложил Клайд.

— Чего просить? Что он, сам не знает? Может, он уже меня лечит? Или просто пока не может этого сделать, проси-не проси, — ворчал гном. — Ему виднее, а ты сделай мне свежего отвара — на Стража надейся, а сам не плошай! Если бы не мои глаза, я бы не собрался коммерцией заняться еще долго, а ты ж смотри, как расторговался хорошо!

Однажды, на пути из эльфийских земель в Глудин, Клайд решил заглянуть в Храм Глудио. Он давно не встречал Вивиан, и заодно хотел разучить новые заклинания. Маг был сильно удивлен, когда ему указали на нового наставника, и им оказалась именно Вивиан. Радостный он подошел к ней с легким поклоном, и был ошарашен ледяным равнодушным голосом:

— Угодно ли тебе, брат мой, получить задание или обучиться чему-либо!

Ничего не понимая, Клайд вежливо ответил, что желает обучиться, и Вивиан начала показывать, как правильно читать новые для него заклинания. Он держала его магическую книгу абсолютно ровно и идеально правильно совершала движения посохом. Клайд повторил все в точности, и волшебная книга, как это бывает, когда маг овладевает новыми знаниями, исчезла из ладоней. Вивиан слегка наклонила голову, прощаясь, и снова замерла в полумраке нефа. Рядом никого не было, а жрец у противоположной стены был занят с посетителями. Клайд осторожно прошептал, склонившись к девушке:

— Привет тебе от старика библиотекаря! Я смотрю, твои дела идут в гору?

В ответ Вивиан одарила его недоуменным взглядом.

— Кто ты и что тебе еще нужно? Ты изучил все доступное тебе пока что, я больше ничему не могу научить тебя. Приходи потом.

— Кто я? Я Клайд с Острова, ты меня прекрасно знаешь, — изумился он. На лице жрицы появилась легкая досада.

— О, я тебя конечно знаю, но мы давно не встречались. И я не давала повод вести себя со мной, как со школьной подружкой, не так ли?

— Но я… — Кдайд чуть не напомнил ей про историю с книгой — Я думал, что ты еще считаешься младшей служкой! — сказал он вместо этого.

— Старание и послушание позволили мне занять достойное меня место в этом Храме! — почти равнодушно ответила девушка. — Старайся и ты, брат мой Клайд! — и она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Вне себя от возмущения Клайд выскочил из собора. Ничего себе, выскочка! После всего, что он для нее сделал, могла бы хоть поговорить с ним поприветливее. Конечно, он слышал, что часто вместо благодарности люди, спасенные от неприятностей, испытывают неприязнь к спасителю, оттого, что он знает о них нечто тайное. Может быть Вивиан боится, что Клайд будет шантажировать её? Или проболтается? Её новому положению не пошла бы на пользу такая информация. Но как это карьерное рвение не похоже на прежнюю Вивиан! Для той девушки, которую маг знал на Острове, лучшей карьерой был бы доступ к библиотеке, работа с книгами, реконструкция рукописей. И если братишку Сэйта интересовали прежде всего разрозненные зерна истины, скрытые в старых фолиантах, то Вивиан любила сами книги, заботилась о них, всегда оборачивала в бумагу или кожу, подклеивала корешки, разглаживала страницы. Для нее стать наставницей при Храме так же необычно, как для Сэйта стать… проповедником Эйнхазад.

Чем больше Клайд думал об этом, тем сильнее ему хотелось еще раз поговорить с Вивиан. Заставить ее объяснить, что произошло. Может быть, ее заставили? Но она больше не выглядит запуганной или недовольной. Кажется, ее все вполне устраивает… Маг устроился в небольшой таверне, ожидая позднего вечера, когда девушка должна будет покинуть собор и отправиться спать.

Время шло, мимо сновали посетители, никто не задерживался надолго. Какой-то эльф несколько раз подходил к Клайду, потом снова удалялся. Наконец, он пригласил мага поохотиться вместе, но выяснилось, что у юноши только 11 уровень. Клайд только пожал плечами и осчастливил охотничка «защитками». Стало темнеть. Толпа даже и не думала редеть. Все так же перекрикивались лотошники, кто-то кричал: «Держи вора!», кто-то выспрашивал, где найти монстров. В собор то и дело входили и выходили посетители, но красно-белое одеяние жрицы не мелькало среди них ни разу. «Неужели Вивиан будет дежурить в Храме всю ночь?» — беспокойно подумал Клайд. Он понимал, что под утро станет совсем сонным, и ему ничего не стоит упустить девушку. В душе невольно поднялся гнев. Он поступил с ней как с другом, почему же она отказывает ему в обычном радушии? Что такого ей посулили за эту службу, ведь запуганной она не выглядит?

Маг решил перебраться вплотную к собору. Он отыскал удобное место в углу небольшой площадки, откуда было видно оба выхода из Храма. Перед этим он кинул взгляд внутрь, и увидел, что Вивиан по-прежнему на месте.

Еще через несколько часов он дождался своего. Вивиан неторопливо покинула собор и двинулась к знакомому домику, где проживали жрецы. Клайд догнал ее в проулке, где их уже не было видно с площади, и тронул за плечо. Девушка безмятежно обернулась и слегка подняла брови:

— Клайд, странствующий клирик? Мы виделись сегодня, не так ли?

— Точно. Может ты теперь объяснишь мне, что с тобой случилось?

— А что со мной могло случиться? — ответила она вопросом на вопрос, — Я кажусь тебе нездоровой или что-то еще беспокоит тебя?

— Нет, но все же… я хотел только… Ты же помнишь — книги…

— Книги? — она брезгливо сморщила нос. — Я больше не могу работать с книгами. Они такие пыльные, что я начинаю кашлять и чихать. Промучалась почти месяц, совсем потеряла голос, пока осмелилась пожаловаться старшему жрецу. Тот лишь глянул на меня, и сразу сказал, что к книгам мне лучше не подходить. Теперь я работаю с людьми.

— У тебя? Аллергия на книги? — от изумления Клайд не мог найти слов. Конечно, это было возможно, даже правдоподобно, только не для того, кто знал, сколько Вивиан проводила времени среди книг в течении последних 10 лет жизни.

— Да, случается такое, брат Клайд. А теперь я хотела бы отправиться спать, мне рано вставать, — она говорила вроде бы даже приветливо, но совершенно равнодушно.

— Вивиан! — сам не зная, зачем он пристает к девушке, воскликнул Клайд. — Ты помнишь книгу в синей обложке? Синюю книгу?

Что-то дрогнуло в лице девушки. Но это было не смущение, не проблеск испуга или проявление недовольства. Мимолетная гримаса больше всего напоминала бессмысленное выражение только что проснувшегося человека. Ничего не отвечая магу, девушка двинулась к знакомой маленькой двери. Ее движения стали неуверенными, словно зрение подводило ее, и рука несколько раз промахнулась мимо ручки.

Один раз она мазнула пальцами по стене, другой — по какой-то размочаленной оглобле, неизвестно зачем прислоненной к притолоке. Только с третьего раза она толкнула щеколду и открыла дверь.

— Вивиан! — еще раз окликнул ее Клайд. Девушка медленно обернулась, явно не видя его. Ее лицо было расслабленно, как у спящей, и черты его, казалось, расплываются, словно восковые. На ладони у девушки явственно виднелась рваная рана, лоскут кожи торчал, как бумажный. Но она не замечала этого, делая шаг внутрь здания, не попадая в проем, снова делая шаг, и снова. Клайд не мог пошевелиться. Он ясно видел на неизвестной дровине возле двери острия ржавых гвоздей, но ни капли крови не было ни на дереве, ни на ладони Вивиан. Нога девушки наконец попала в пустоту проема, и она всем телом подалась назад, захлопнув дверь.

Клайд бросился из проулка так, будто за ним гнались самые страшные монстры. Он перевел дух только у ворот, за которыми начиналась дорога в сторону Глудина. Руки все еще подрагивали.

«Магическая кукла, вот что это такое!» — исступленно шептал он сам себе, — «Очень хорошо сделанная кукла, только совсем не похожая на оригинал. А где же настоящая Вивиан?» По спине у мага бегали стада мурашек. Он никогда не сталкивался с «болваном» такого высокого качества, а про подмену живых людей двойниками слышал только в детских страшилках. «Но не все сказки выдумка,» — вспомнил он об исследованиях Сэйта, — «Многое — просто хорошо забытая истина!».

Кому же могла понадобиться Вивиан? И где ее теперь искать?

— Нигде не ищи, хлебни как следует, и иди спать! — раздался над его ухом хриплый голос. Клайд шарахнулся было в сторону, но мгновенно разглядел сидящего на корточках у стены мужичонку. Это был местный пьяница Борис, в своем роде уникум, поскольку стать алкоголиком в городе, где каждый второй лекарь мог навсегда избавить его от пагубного пристрастия, надо суметь. Нужно очень сильно хотеть утопить что-то в вине. До сих пор Клайд видел его только издалека, в узких проулках, где редко кто ходит. Борис поднял на мага бледно-синее в лунном свете лицо и почесал свою куцую бороденку:

— Не ищи девчонку, а то кто-нибудь найдет тебя! — на удивление ясно выговорил он. Клайд понял, что невольно высказал свои мысли вслух. Двойник Вивиан, разговоры с самим собой и трезвый пьянчужка — это была своеобразная ночка!

— Ты что-нибудь знаешь про нее? — присел он на корточки возле

Бориса.

— Что-набудь знаю. Не ищи ее, — прохрипел тот и закашлялся. От

побродяжки даже не пахло перегаром, и Клайду стало совсем не по себе.

— Не боись, я только сегодня тверезый, завтра опять напьюсь. -

успокоил его Борис. — Жизнь такая, что как прояснится в голове, так сразу понимаю…

— Что, что понимаешь?

— Что надо срочно выпить! — авторитетно заявил Борис. — Тока негде,

потому что трактирщик по ночам торгует вонючим сидром. А сидра много не выпьешь, он же хуже воды! И не забирает. Вот, мучаюсь, весь уже как стеклышко…

— Ты про девушку что-то знаешь? — перебил его сентенции Клайд.

— А… девушка… не ищи ее, говорю тебе! Давай лучше с утра выпьем

вместе!

— Давай, рассказывай, потом выпьем! — попытался подстроиться под

алкаша Клайд. Борис задумался, словно не ожидал такого быстрого согласия. Потом хлопнул себя по коленке и возгласил:

— Понравился ты мне, паря, свой человек! Потому как другу говорю -

плюнь и разотри. У нее теперь души нет, вроде как у меня, а кто енто сделал, тому не понравится, что ты нос суешь не в свое дело.

— Ты что-то видел? Слышал? — допытывался Клайд.

— И видел, и слышал, — самодовольно закивал пьяница. — Я все вижу

и все слышу, а меня никто не видит. Думают я так, тварь подзаборная! — он начал багроветь и наливаться бессмысленной злобой. Клайд поспешил успокоить его самолюбие:

— Нет, что ты, все тебя очень уважают!

— Ври-ври, за что ж меня так уважают? Я не городской судья, и не его

доченька! — Борис захохотал над какой-то только ему понятной шуткой.

— Ну как же, ты всегда если хочешь выпить — так и выпьешь, не

каждый так может! — понес первое пришедшее в голову Клайд. Как ни странно, это подействовало.

— Это верно, я такой… захочу если… только мне захотеть… Чего я тут

хотел, паря?

— Про девушку мне рассказать, — быстро ввернул Клайд.

— Точно! Никто тебе кроме меня не расскажет! Значит, была девушка

такая тихая, как мышь дохлая, мне всегда уважительно кланялась, если там уроню чего — поднимала. А потом смотрю — ее ночью приводят к этим воротам, всю бледную, препуганную. Ну, думаю, надо спасать, — глаза пьяницы мечтательно прищурились. — Я как выскочу с мечом, они как увидели алебарду, сразу своих драконов побросали, стали стрелять, а у меня броня непробиваемая…

— Это ты уже рассказывал, — нагло заявил Клайд.

— Н-да? — опешил Борис. — И чо там дальше было? — в его голосе

звучал искренний интерес. Он явно не успел придумать продолжения героической эпопеи.

— Ты упал, они тебя «укоренили» и думали, что ты ничего не видишь,

а ты всё-ё разглядел… — подначил его маг.

— Точно, подло так фокусами этими влш… влшбенными… свалили…

— Но ты-то их перехитрил! — с энтузиазмом воскликнул Клайд,

уверенный, что если Борис что и видел, то пьян был в зюзю, и вряд ли мог пошевелиться. Оставалось надеяться, что все это ему не приснилось.

— Я такой, — приосанился алкаш, насколько это было возможно сидя

на корточках. — Я все видел! Они с девкой вышли за ворота, а стражи с кем-то рубятся в отдалении. Все время находятся идиоты со стражниками бодаться, скажи, нахрена?

— У них были драконы?

— Два, и такие злобные, все пар пускали в мою сторону, твари. Как

они на них ездят, этот же храпоидол того гляди ногу оттяпает?

— М-м… приручают? — неуверенно сказал Клайд. Отвечать что-то было необходимо, чтобы пьяница продолжал говорить, но каждая фраза могла увести разговор далеко в сторону от Вивиан. На этот раз магу повезло.

— Ну вот, девка трясется, слезы градом, но ни писка не издает. Может,

заколдована, но рот не завязан точно. Они на стражей покосились, а те далеко еще, подозвали еще одного, красного, посадили девку на его дракона, и все как равнут! Когда стражи вернулись, их уже и духу не было.

— Ясно, — ничего не понимая сказал Клайд. — А потом?

— Потом сижу, она идет, нос задрала. На меня ноль внимания, говорит

громко, не смеется. То в соборе с тряпками шустрила, теперь стоит среди жрецов, гладкая, как статуя. Вот я и смекнул: душу у девки вынули. Теперь ей одна дорога — постоит, постоит в церкве этой и за бутылку!

— Как тебе? — участливо спросил Клайд.

— Я говорил, да? — удивился Борис, — Точно, как мне. Меня тоже

взяли и душу отняли. Осталось только пить, я и пью.

— А как душу отнимают? — спросил Клайд. Ему было не по себе, но

недоверие к алкашу давало о себе знать.

— А просто. Подходят к тебе жрецы, да не мелкие, а самые главные, и

рожи у них при этом как глиняные миски. И говорят: пошли! И идешь, как собака на поводке. А там темно…

— Где там?

— Да кто ж знает, паря? Где-то там, в темноте.

— И что?

— Ну, лежишь и ничего не хочешь. А потом просыпаешься дома, и все

тебе пополам. Работа — нахрен, семья — туда же, охота — по сараю, кланы-осады — все однофигственно. Ну, и, конечно, сразу хочется выпить…

— А жрецы ничего не говорят, когда душу забирают? — Клайд решил

не спорить с мнением Бориса. Душу, так душу, хоть тушу.

— Говорят, говорят… типа, открывают тебе ворота… врата… в

бесконечность, во! В гробе я видал такие врата и хренов этих с ними вместе! — в Борисе снова начала пробуждаться ярость. Маг попробовал зайти с другого бока, но рассказ не украсился никакими подробностями. Все сводилось к схеме «увезли — отняли душу — вернули назад». Поняв это, Клайд оживленно сообщил Борису:

— Слуш, за это надо выпить! Вон, бочку вкатывают в кабак, небось

сидр кончился, — и он потянул собеседника за рукав. Тот повел носом, прищурился на бочку, и устремился в кабак, даже не пытаясь раскрутить мага на выпивку. Как ни странно, деньги у пьянчужки всегда водились.

А Клайд остался смотреть ему вслед. В голове была полная каша. Что же произошло с Вивиан и куда она делась? То, что двойник в соборе не может быть девушкой, с душой или без, маг был уверен. Он не был специалистом по магическим куклам, но на «болванов» насмотрелся достаточно, к тому же эта бескровная рана. Вивиан чуть не пропорола себе ладонь, и даже не заметила этого! Это не могла быть живая девушка!

В задумчивости он стал перебирать в голове полученные от Бориса факты. Мало того, что они были сомнительными, их было слишком мало. Что еще за похитители душ? Клайд никогда не слышал про подобное. Может ли это быть процессом создания магического двойника, побочным эффектом которого явилось описанное равнодушие и тяга к алкоголю? Но где тогда двойник алкоголика? Почему пьяница вернулся домой, а Вивиан исчезла? Может быть Борис не годился для какой-то цели таинственных всадников, а девушка им подошла? Может быть, им нужно было проникнуть в Храм? Но зачем?

У мага голова шла кругом. В задумчивости он брел по улицам. Светало, и торопиться было некуда. Он не любил охотиться в сером полусвете утра, когда встающеее низкое солнце норовило то и дело ослепить.

Клайд покинул город через Южные ворота, и, только спустившись с холма, понял, что идет не к Глудину, а от него. Возвращаться было откровенно лень, и он двинулся по широкой дуге через долину, чтобы выйти на дорогу.

Город исчез за кромкой холма, потом выплыл снова. Клайд уже достиг деревьев, растущих вдоль дороги, когда что-то привлекло его внимание.

Какая-то темная масса втягивалась в город, и прежде чем он разобрал, что это, исчезла. Словно несколько монстров гнались за кем-то, подумалось магу. Он невольно задержался в придорожных кустах, всматриваясь в ворота. Какое-то смутное нетерпение заставляло его щурить глаза, чтобы они не слезились от солнца.

И вот, в воротах города показалась группа всадников. Драконы-страйдеры, нетерпеливо хлеща себя по бокам массивными хвостами, вынесли хозяев на дорогу. Кавалькада замерла, кружа на месте. Не было видно лиц, и драконы больше походили на таком расстоянии на цыплят-переростков, но он разглядел, что фигура на спине одного из них явно наклонилась к охраннику у ворот.

Клайд невольно отступил к стволу дерева, стараясь слиться с ним. Ему казалось, что если он пошевелится или отведет от всадников взгляд, это непременно выдаст его. Но фигура выпрямилась, и через секунду пятеро всадников мчались в южном направлении.

Маг убедился, что они скрылись за изгибом городской стены и поторопился преодолеть открытый взгорок. Дальше дорога резко поворачивала и его было невозможно рассмотреть от Глудио.

Уверенность в том, что всадники искали его, крепла. Рассказ пьяницы, двойник Вивиан, и драконы, повернувшие на юг — все складывалось в странную картину, которая ему не нравилась. Сколько времени пройдет, прежде чем преследователи обшарят южное направление и убедятся, что его там нет? Что они знают о нем? Зачем ищут? Нужно было срочно посоветоваться с Кузьмой, и Клайд прибавил шагу.

Глава 17. В гномской деревушке

Гном среагировал на взволнованный рассказ друга довольно спокойно.

— Кто бы это ни был, парень, тебе с ними лучше не связываться. Послушай моего совета, не выходи из города в ближайшее время, а еще лучше — отправляйся в нашу деревушку. Свари мне твоей отравы побольше про запас, и айда. Не думаю, что эти всадники поставят на уши весь материк из-за твоей персоны, через месяц-другой вернешься сюда, как раз моя племяшка отправится на Испытание, составишь ей компанию.

Клайду было стыдно признать правоту гнома, но куда деваться: тот советовал разумные и правильные вещи. Когда Кузьма в следующий раз отправился за товаром, маг решительно двинулся с ним. Как ни хотелось ему разузнать о судьбе Вивиан, действовать наобум было просто глупо. Гном обещал осторожно поспрашивать покупателей про всадников, кто они такие и чем занимаются. Не может быть, что бы такая кавалькада не привлекла внимания окружающих.

В деревушке их встретила знакомая Клайду только по письмам племяшка Кузьмы. Это была жизнерадостная девчушка с забавными темно-рыжими косичками-баранками на голове, задиристым характером и острым язычком. На круглом личике ее постоянно была написана готовность рассмеяться. Она осмотрела мага с ног до головы и затараторила:

— Ничего себе, клерик! Я-то думала он постарше будет, да и не такой

тощий! Что-то ты, дядька, его плохо кормишь! Небось он посох от голода роняет! А что он сюда приехал? Я смотрю, он тебя пока не долечил, или вы оба останетесь? У нас тут питание серьезное, быстро откормим, только по зубам ли оно человеку будет? Поселиться он может в гостевом домике, а можно к старой Марифе Красной Шапочке его отправить. Не надо? Почему не надо, старушка будет рада! Ну и что, что Марифа с приветом, зато всегда подарит какую-нибудь ерундовину, и пышки она печет лучше всех в деревне. Ну, в гостевой, так в гостевой, я сама там иногда ночую. А он со мной поохотиться может? Нет? А что тогда он делать тут будет — келтиров бить? Как не мое дело, небось ты назад, а я с ним возись! Я должна знать, зачем он тут!

Кузьма только посмеивался, глядя, как Маруся подпрыгивает от нетерпения. Девушка выложила им нехитрые деревенские новости, половину из которых Клайд не понял:

— Старейшина Эйрин построил свой летучий корабль, и даже пролетел на нем, сверху, от Гильдии, и аккурат до склада. Там он свалился прямо на крышу и сломал складскую вывеску. Грохоту было! Но громче всего орал сам Эйрин, потому что он повис на фонаре кверху ногами! А корабль треснул пополам и почти все Летучие камни разлетелись. Теперь он гоняет всех учеников как зайцев, что б таскали ему новые Летучие камни. Говорит, что тридцать тысяч камней на корабль получается было мало, ему надо теперь сто тысяч! Ничего себе!

А Старейшина Филаур собрал наконец все древние карты Шахт. И теперь ищет какие-то дополнительные записки к ним, вроде как там в забоях было спрятано еще что-то, кроме хризолита. Ему кажется, что он такой мастер хранить секреты, только у нас уже даже самые ленивые ученики про его клад знают. Ищут эти записки, ищут, кучу орков перебили, но пока не нашли. Как найдут, наверное, всей толпой пойдут за кладом!

Черный маг Хардин, котрый покупал у нас зубы летучих мышей, летом женился. Наши ребята уж как горевали — понятное дело, что стало ему не до зелий, и денежки для другого стали нужны. Старейшина Киф только успевал отругиваться от охотников с мешками этих зубов! Вся деверня провоняла летучими мышами, но никто не выбрасывал зубы, ну, как водится, на всякий случай. И что вы думаете? На этой неделе что-то там у него не задалось с супружницей. То ли он ее приревновал, то ли она его, короче, он вернулся к Кифу и снова зубы скупает. Наши болтают — хочет жену превратить во что-то!

— А жена-то у него кто? — перебил ее Клайд. Ему вдруг стало так хорошо, так уютно в этом поселении на севере Элмора, под эту смешную девчоночью трескотню. Он пообещал себе обязательно познакомиться со Старейшинами, прогуляться в знаменитые Мифрильные шахты, полечить там новичков, глянуть на ледяной океан. Маруся продолжала тараторить:

— Жена у него тоже колдунья, так что кто кого еще посмотрим.

Правда, они не тут живут, ну да все равно узнаем рано или поздно, чем там у них кончилось. А Старейшина Спайрон… — тут она запнулась.

— Что, по прежнему охраняет караванные пути? — подхватил Кузьма.

— Ага… — как-то робко кивнула Маруся. По ее тону Клайд понял, что

девчонка невольно коснулась чего-то запретного, тайного. Скорее всего, упомянутые караванный пути вели в том числе и в Центральный Элмор, к тайным городам гномов. Он решил не высказывать свою догадку.

Они двинулись к гостевому дому. Это было солидное сооружение из крепких бревен, как и все прочие здания в гномской деревушке. Пока они спускались по улице, заснеженной и скользкой, как горка, то и дело со всех сторон раздавался скрип и треск прихваченного морозом дерева. Из дерева были дома, тын вокруг город и мосты над ущельями, некотрорые из которых только строилилсь. Снег под ногами тоже скрипел, и холод бодрил мага.

Вспоминалось детство, когда еще сменяли друг друга времена года, катание на санках с дальних холмов, куда привозил все семейство отец. Мать варила похлебку на костре и собирала хворост в сани, а отец грузил заготовленные с лета дрова, высушенные и солнцем, и морозом, звонкие, пахучие. В тех холмах не было никаких тварей, словно в сказке, и Клайд мог сколько угодно гонять на легких салазках с горы. Эмми санок боялась, он упала с них несколько раз, и предпочитала основательно устраиваться на старом решете, в которое мама подкладывала ей свернутый мешок. Свист ветра, вкус снежной пыли на губах, горячая похлебка на обед, и возвращение домой по ранней темноте, в уютной норке из мягких старых шкур, брошенных прямо на дрова. Обычно дети засыпали, не доехав до дома, и родители сначала сгружали их, и потом уже дрова…

Про изменение климата Клайд услышал уже на Острове, где снега не бывало отродясь, и долго не мог себе представить, что зима больше не приходит следом за осенью, а прячется где-то за магическими барьерами, в Элморе.

И вот он вернулся в зиму, спустя столько лет. Он узнавал ее вкус, запах и ее приглушенные, но далеко разносящиеся звуки.

В гостевом домике Маруся ловко и быстро соорудила нехитрый ужин. Горячий отвар хвои, который любили гномы, щедро сдобренный медом, кусочки копченого мяса, разогретые на палочках у огня, кастрюлька с медленно кипящим сыром, в который полагалось макать мясо и лепешки, которые девушка достала из своего мешка. Это была простая и очень сытная еда, после которой Клайда неудержимо потянуло в сон. Он собирался проводить Кузьму, потом помочь Марусе убрать со стола, только пару минут отдохнуть на топчане, застеленом волчьими и медвежьими шкурами…

Разбудили его аппетитные запахи, которые издавали куски жареного сыра на сковородке. В небольшие окошки, покрытые морозными узорами, било яркое зимнее солнце, а за столом, подперев голову рукой, сидела и ехидно усмехалась Маруся.

— Спишь ты хорошо, ешь тоже неплохо. Знать бы, каков ты в деле? — высказалась она, заметив его открытые глаза. Помимо ехидства, у нее было еще и чудовищное любопытство, поэтому к тому моменту, как Клайд закончил завтрак, она успела расспросить его про каждую мелочевину:

— А что у тебя за коряга такая? Волшебная? А ты ей драться умеешь? И где ты дядьку нашел? И что он там делал? А ты? А он? А потом? А на робе у тебя что нарисовано? А почему она такого цвета? А желтая роба лучше? А девочкам дают желтую робу? Я одну гномочку видела в такой, очень миленько, только она со мной не захотела разговаривать. Дядька правду сказал, что ты тут прячешься? Если правду, то я никому не скажу, и всем нашим ребятам скажу, что бы никому не говорили. А может тебя в горах спрятать? Там никто не найдет, я такие места знаю, на недостроенных мостах, можно год сидеть, даже птица не пролетит. А мы тебе еду таскать будем. Жалко, что я скоро отправлюсь на материк. Ты со мной отправишься? Дядька сказал? Ну, тогда не надо так далеко прятаться, можно просто в шахты пойти. Там под лестницей есть такое местечко, никакие монстры не забредают, только мастер Тома. Ну, он-то не монстр, хотя каждый раз, когда тут наши мусорщики начинают Испытание проходить, на его голову такие проклятия сыпятся! Не хочешь в шахты? Ну, я прямо не знаю, что мне с тобой делать, мне тренироваться надо! Дядька торопит, что бы я побыстрее проходила Испытание и начинала мастерить всякую всячину. А то ему материалы девать некуда. Он их копит чуть ли не с 10 уровня, ты представляешь?

— А ты копишь?

— И я коплю, а что делать? Потом покупать дороже будет. Надо продавать, а не покупать.

— Ты будешь мастеровой?

— Точно! Потом дорасту до оружейника. Сейчас я кое-что могу делать, как и все гномы, ерунду всякую. А после Испытания в городе научусь кое-чему получше. Тебе сделать потом что-нибудь? — она заглянула Клайду прямо в рот.

— Обязательно. Я слышал, если два хороших меча сковать в пару, что б один был под правую руку, а второй под левую, для мага это очень полезное оружие. Бьешь раз и два — монстрюга тебя и коснуться не успевает. Только заказывать у кузнеца эту работу дорого, сама понимаешь.

— Договорились! Ты только если какие лезвия найдешь или куски, не продавай. А то придешь потом: сделай пару, да сделай, а из чего?

— Так мечи купить можно… — начал было Клайд, но Маруся чуть не лопнула от возмущения:

— Купить?! Ты сдурел что ли? Зачем их покупать, если я скоро уже научусь их ковать? Тебе приспичило? Завтра в бой? Или денег лишних немеряно?

Еле-еле удалось успокоить гномишку заверениями, что ни из чьих рук он мечи не возьмет, только из ее. Они убрали со стола, и магу удалось уговорить девушку отправиться по своим делам. Она дала ему еще около сотни ценных указаний, что делать и что не делать ни за что, и ускакала, размахивая кастетами.

А сам Клайд отправился неторопливо осматривать окрестности.

Глава 18. Туманные тропы

Клайд спустился по главной улице деревушки. Где-то играла музыка, гномы деловито сновали туда-сюда, а прочих разумных было довольно мало. Маг осматривал все по порядку, задавая вопросы и выслушивая неторопливые гномские истории. Он побывал в магической лавке и в Гильдии, выслушал на редкость поучительные и такие же занудные истории о Золотом Колесе, Черной Наковальне, Бронзовом ключе и Серебряных Весах. Конечно, все это было бы важно и интересно для гнома-новобранца, или для ученого, вроде Сэйта. Но у мага все эти истории быстро перемешались в голове.

Ясно было одно: гномы во все века больше полагались на свои руки, чем на магию и волю богов. По словам их жрецов, такими их сделала богиня Марф, сама искусная мастерица. Испокон веков учились гномы добывать и собирать все полезное, что давала земля, и извлекать из этого выгоду.

Когда их племя ушло в Элморские горы, там уже стояла вечная зима. Поэтому гномы совсем не занимались сельским хозяйством. Разве что немного рыбачили в прозрачных ледяных речушках, да охотились. Все прочее — муку, зерно, ткани — они получали, торгуя с другими народами. Поэтому их кухня так незатейлива, в отличие от ремесел. Но на морозе эта простая еда была вкуснее изысканных блюд, а лепешки, сыр и копченое мясо было очень удобно таскать с собой.

Поговорил Клайд и с сумасшедшей Марисой Красной Шапочкой. Старушка показалась было ему безобидной, но только до тех пор, пока она не начала, выпучив глаза, проклинать волков. Стало ясно, что бабка пережила настоящий ужас когда-то в детстве, и Клайд порадовался, что не остался у нее на постой. Хотя пышка, которую ему сунула Мариса, была действительно очень вкусная, в отличие от дорожных лепешек, она так и таяла во рту.

Так он осмотрел буквально все в деревушке, и, выбрав наиболее длинную дорогу, спустился из северных ворот вниз, к Первой реке. Монстры, топчущиеся тут по кустам, были достаточно безобидны, хотя нескольким ученикам-гномам приходилось попотеть, что бы свалить какого-нибудь черного волка.

На всякий случай Клайд экипировался для дальней и долгой прогулки. Он сам не знал, куда направляется, просто ему хотелось осмотреть этот клочок земли, зажатый между горами и океаном. Где-то в глубине души он надеялся, что, находясь здесь, он может разузнать что-то неизвестное о гномском народе. В то же время он не хотел нарушать законы гостеприимства и доставлять Кузьме и Марусеньке неприятности. Обычное любопытство снедало мага. Он твердо решил для себя, что если случайно наткнется на что-либо действительно тайное, то этот секрет не узнает никто, кроме него.

Он прикупил теплый гномский плащ, сшитый, похоже, из волчьего меха, но выкрашенный в практичный коричневый цвет. Запасся едой, целебными эликсирами и Свитками перемещения. В добавок он обновил свой заплечный мешок. На маленькой площади между магической лавкой и храмом Марф, где шла нехитрая торговлишка, он увидел на одном лотке удобную торбу, сшитую не из ткани, а из орочьего коврового полотна. То ли практичная гномка решила употребить остатки старого покрывала, то ли сумка изначально была изготовлена у орков, а сюда попала неведомыми путями, но она очень понравилась Клайду. Короткий ворс не давал снегу прилипнуть к днищу, даже если ставить мешок в сугроб, а затейливый, хоть и не яркий муаровый узор переливался на солнце, как шкура пантеры. Приобрел он на том же рынке и новое магическое украшение, подвеску эльфийской работы. Не то, что бы он сильно нуждался в усилении своей защиты. Просто он знал одно маленькое заклинание, которому его научил Сэйт. Оно позволяло согреваться в холодную и дождливую погоду, и действовало, пока амулет касается тела хозяина. В гномийских горах это могло оказаться полезным. И последнее, что он купил — флягу из черной кожи. На ней был оттиснут знакомый растительный узор, который встречался всюду в землях темных эльфов, а если повернуть ее к свету, то сквозь сплетения стеблей проступало изображение протянутой руки. Клайд не понял, как это было сделано, но вещичка ему весьма понравилась. Он заплатил за нее, не торгуясь, и, не поленившись наполнить флягу, сунул ее в новый мешок.

Посмеиваясь над самим собой, так тщательно собирающимся в путь в одном из самых спокойных мест этого мира, Клайд пересек приток Первой реки и углубился в лес.

Среди деревьев стояли низшие орки, очень похожие на своих островных собратьев, перебегали с места на место мерзкие гоблины, сдержанно рычали волки. Единственное опасное для Клайда существо на этом берегу, кобольд-грабитель Бипук, кричал где-то вдалеке про «маленьких людишек и их блестящие вещички», но на глаза не показывался. Клайд, правда, опасался не столько самого кобольда, сколько своры его гончих волков, способных скопом растерзать бойца гораздо сильнее их хозяина.

Клайд пересек Вторую реку. Ему пришлось пробежаться вдоль ее потока к устью, и потом назад, к истоку. Река была не очень длинной, не широкой и не глубокой. Говаривали, что эти реки пересекали почти весь Элмор под землей, только ненадолго вырываясь на поверхность перед впадением в океан. Прозрачная вода была такой ледяной, что казалась в первый миг горячей, а мостов в этом месте не было. Поэтому небольшая пробежка была Клайду необходима. Эльфийский амулет нагрелся и от него бежали по телу приятные волны.

Утоптанная дорога темнела в чистом, нетронутом снегу. Он по идее должен был быть белым, но на самом деле отливал то синим, то фиолетовым, то рассыпал желтые искры от солнца, то зеленел в тени деревьев. На освещенные ярким светом склоны действительно было больно смотреть. В небе над горами ветер быстро нес рваные клочья белых облаков, словно обрывки легкой ткани. Было видно, с какой ровной и мощной скоростью несется он над высокогорьем.

Клайд без особых приключений добрался до перекрестка, откуда дорога раздваивалась: направо шла к старой угольной копи, а налево к мифрильной шахте. Но Клайду не хотелось в такой солнечный день забираться под землю. Он дошел до отверстия подземного тоннеля и постоял немного у входа, глядя на укрепленный толстенными бревнами потолок. Его изумляло, что строя по сути утилитарный тоннель для добычи руды, гномы все равно исхитрялись украшать опорные столбы и несущие балки незатейливым узором. От этого шахта сохраняла обжитой дух, и отнюдь не выглядела заброшенной. Впрочем, гномы-ученики то и дело ныряли в темное отверстие, косясь на мага, замершего на пороге, так что шахта не пустовала, хоть и не давала в последнее время знаменитый гномский мифрил.

Пожав плечами, маг отхлебнул хвойного отвара из фляжки. Он сам не мог сказать, нравится ему это гномское пойло или нет, но всякий раз отхлебывая глоток, он ощущал дружеское тепло, как от похлопывания по плечу. Одежда на нем высохла, талисман согревал, новый мешок прикрывал спину от ветра. Поэтому, больше не колеблясь, Клайд отправился на северо-восток, туда, где дорога бежала по взморью и исчезала в переплетении ущелий.

Сперва эта прогулка была ничем не примечательна. Те же занесенные горы, ели, чьи разлапистые ветви сгибались до земли под тяжестью снега, темные валуны в прозрачной наледи, глухое ворчание големов и сверкающие фигурки белых пум, изломанные силуэты пауков, скрежещущих лапами по насту. Но через некоторое время все монстры остались позади, а Клайд все шел и шел по пустынному берегу. Зимний океан ворочал серые глыбы волн, ледяная шуга оставалась на камнях пригоршнями битого стекла. Потом полоска прибрежной земли начала сужаться, и неожиданно Клайд словно уперся в невидимую стену. Он попытался обойти препятствие, и даже ловко вскарабкался на каменный взлобок, но дальше стена делалась отвесной, а вперед не пускала все та же неведомая сила. Маг вернулся на дорогу и начал продвигаться на юг по ней. Но хорошая торная дорога неожиданно пропадала возле огромных елей, стоявших на откосе, как шатры. Обойти деревья тоже не удалось. Преисполнившись какого-то детского упрямства, Клайд стал один за другим штурмовать склоны заснеженных гор, начинающиеся за дорогой. Сперва он соскальзывал, ноги не находили опоры на выглаженном ветром насте. Но потом какой-то выступ помог ему подняться выше, еще выше, и вот маг уже шагает по самому хребту, углубляясь все дальше от океана.

Вокруг не было ничего, кроме белых вершин гор и деревьев у их подножия. Но вдалеке, словно нарисованные тонкой кистью на фоне неба, плыли в воздухе силуэты мостов. Клайда несколько удивляло, зачем они построены, да еще в таком количестве, пересекая над головой практически каждое ущелье в здешних горах. Туда не вели ни тропы, ни лестницы, будто мосты являлись лишь украшением пейзажа, памятником мастерству гномских плотников.

На этом пути мага подстерегали сплошные неприятности. Несколько раз он застревал в камнях. Потом сорвался с невысокого откоса и в облаке снежной пыли грохнулся в деревянный сруб, укрепляющий склон в этом месте. В узком закутке, между скалой и обледенелыми бревнами, было невозможно пошевелиться, к тому же ладони оказались здорово ободранными о наст. Клайд решил воспользоваться Свитком Перемещения, но не тут то было. То ли место обладало нехорошим свойством блокировать магию, то ли свиток потерял силу от того, что маг изрядно перепачкал его кровью и талым снегом, покуда умудрился вытащить из мешка и развернуть, но ничего не вышло. Клайд кое-как умудрился разжечь крохотную свечку из прессованных трав и вознес молитву божествам этого места. После чего ему пришлось довольно долго ждать, когда духи отзовутся. Если бы не амулет, маг бы окоченел. Но висюлька исправно грела его, и Клайд даже умудрился, перекладывая ее из ладони в ладонь, согревать руки, сведенные от мороза и боли.

Маг совершенно не чувствовал страха. Это место было словно вне суетности мира. Тут не бродили кровожадные твари, не проносились новички с дешевым оружием, никто не стучал кайлом, как некогда, на ближайших мостах только скрипели доски, то ли от мороза, то ли от невидимой дрожи всего сооружения. От нечего делать Клайд рассматривал в щели этот мост. Он выглядел таким же целым и ухоженным, как и тот, который вел из деревушки к угольным шахтам. Может быть, именно здесь проходят караванные тропы гномов? Эта мысль, довольно простая, взбудоражила Клайда. Неужели он подобрался так близко к сердцевине гор? Но как преодолеть магическую защиту? Наверняка, для непосвященного просто не существует прохода. Для чужака мост ведет из ниоткуда в никуда, и только караванщики видят торный путь. Чем они пользуются? Вроде бы, у гномов нет магов, только жрецы. Значит, этот пропуск, амулет, талисман, как ни назови, должен быть чем-то материальным. Может, он имеет особенную форму или надпись? Но кто проверяет тут, в диких горах, соответствие пропуска? Стоят заставы с невидимой стражей? Как-то слишком сложно. Жрецы, жрецы сил земли. Наверняка в вещичке используются магические силы самого мира. Нужно только как следует подумать… Маг сам не заметил, как начал дремать, привалившись к бревнам.

Вдруг все потемнело вокруг него, и он оказался прямо на мосту. Духи наконец среагировали на его просьбу, с великолепной небрежностью переместив его из более тесной ловушки в более просторную. В том, что мост является ловушкой, Клайд убедился буквально за пять минут, пройдя его пару раз от начала и до конца. Оба конца моста упирались в довольно крутые склоны, и перила были искусно сделаны таким образом, чтобы при всем желании через них было невозможно перелезть. Хотя под мостом было довольно глубокое ущелье, маг предпочел бы получить ушибы, спрыгнув вниз, чем оказаться в безвыходном положении.

У него оставался только один Свиток, и он не рисковал использовать его в этом месте. Небо над горами наливалось невероятными фиолетовыми тонами, клочья облаков порозовели. Нужно было устраиваться на ночлег. Клайд надеялся, что любопытная Марусенька попытается его найти, и, возможно, различит его следы в том месте, где он вскарабкался на склон. В крайнем случае, она могла воспользоваться магической почтой. К тому же, маг втайне надеялся разгадать загадку этого места. Вдруг ночью тут пройдет караван или просто гонец к Старейшинам? Тогда, может быть, Клайд сумеет понять, как открывается проход.

Клайд вынул из мешка плащ и расстелил его прямо на досках. Густой мех мог служить отличным укрытием, даже если ночью поднимется снежная буря. Под голову маг приспособил свой мешок, вынув из него лепешку с мясом и флягу. Делать ему было совершенно нечего, но и спать пока не хотелось. Он сидел, откинувшись на перила, не спеша перекусывая и наслаждаясь тем, как тепло медленно охватывает его ноги, закутанные в мех. Небо над головой меняло цвета, как гигантский калейдоскоп. Нигде до сих пор Клайд не видел таких красивых и величественных закатов. Только ладони продолжали саднить и слегка кровоточить. Но магу не хотелось тратить энергию на какие-то царапины. Единственное, что его беспокоило — ссадины пачкали вещи, которых он касался. Поэтому Клайд решил замотать ладони бинтом, завалявшимся в его кармане с ученических времен. Может быть, эта полоска холстины, мягкая от частого использования, была одной из тех повязок, которые накладывал маленькому Клайду старый клирик. Может быть, он сам купил ее позже, но, несомненно, до того, как покинул Остров. Бинт лежал в специальном мешочке с травами, изгоняющими воспаление из ран, но давненько не использовался. Клайду пришлось изрядно порыться в мешке, чтобы найти его. Наконец, он откопал бинт и намотал часть его на левую руку. Управиться левой рукой с правой было сложнее. Маг стал перекладывать свои вещички, чтобы развернуть руку поудобнее. Бинт он зажал в зубах, в одной руке у него была фляга, в другой раскрытая сума и ненароком прихваченный угол плаща. Неожиданно что-то заставило его замереть в таком неудобном положении. Маг прислушался, но на мосту царила полная тишина, даже ветер смолк. В сумерках от скал тянуло холодом, но в лицо Клайду явственно пахнуло теплом. Он всмотрелся в другой конец моста. На отвесной скале проступало что-то, словно еле-еле видимый набросок углем. Клайд разглядел широкие ступени, перила, балки потолка. Он рванулся было вперед, но запутался в плаще и чуть не проглотил бинт. Пока маг вылез из меха, пока собрал мешок, туманные контуры исчезли. Клайд ощупал скалу руками и обстучал ее посохом, но тщетно. Это была такая же скала, как и соседние, она не отодвигалась на невидимых шарнирах, не была полой на стук, не имела даже тончайших швов. Впрочем, может быть и имела, но их невозможно было рассмотреть в такое время суток. Клайд решил было, что ему просто привиделось желаемое, но тут он заметил нечто, убедившее его в том, что проход был на самом деле. Наст на бревнах у самой скалы явственно подтаял, обнажив настил моста. Значит, порыв теплого ветра не почудился магу. Он попытался нащупать какой-нибудь зазор между бревнами и скалой, но только еще сильнее оцарапался и сломал ноготь.

Не солоно хлебавши, Клайд поплелся к своим вещам, брошенным на середине моста. Если раньше ему казалось, что безопаснее устроиться на ночлег именно там, вдали от склонов, с которых могут упасть глыбы слежавшегося снега, то теперь мага решительно влек таинственный проход. Клайд собрал все в охапку, намереваясь перебазироваться вплотную к скале. Темнота накатила было на ущелье, но отхлынула снова под ярким светом полной луны. Маг шел по мосту медленно, волоча за собой плащ, боясь уронить что-нибудь из кучи вещей. Накатывала легкая сонливость. В какой-то миг он снова заметил серебристый туманный силуэт коридора, уходящего в толщу склона.

Клайд решил не торопиться. Он сделал шаг — линии по прежнему вырисовывали проход. Он был виден неясно, как гравюра на морозном стекле, но не дрожал и не исчезал. Еще шаг — проход на месте. Еще. Клайд постарался сделать шаги пошире, чтобы скорее достигнуть таинственного видения. Он уже различал трепещущие факелы на стенах коридора, почти бесцветные, тусклые. В этот момент плащ выскользнул из онемевших пальцев мага, зацепившись за какой-то зазор настила. Всего миг, чтобы поднять его — но за этот миг картинка снова исчезла. Клайд решительно подошел к скале. Никаких следов. Снова обдирать пальцы ему не хотелось. Во всем происходящем была какая-то логика, следовало только понять ее.

Маг уселся на плащ и начал перебирать в голове все свои действия так тщательно, будто это было новое заклинание, которое предстояло выучить. Он бинтовал руку. Потом стал перемещаться на другую сторону… Клайд тщательно скопировал это движение.

Ничего не произошло. Он держал бинт в зубах, а флягу в руке… Снова ничего. Чувствуя себя идиотом с бинтом в зубах, Клайд стукнул по скале кулаком. Ободранные пальцы снова заныли. Юноша невольно тряхнул рукой.

Несколько мелких капель крови сорвалось с нее. Что-то похожее на прозрение зашевелилось в мозгу Клайда. Он медленно взял в руку фляжку, стараясь, чтобы на черную кожу попала хоть капелька крови. Это было несложно — правая ладонь, все еще не забинтованная, от удара по камню кровоточила, как укушенная. Потом он этой же ладонью поддел лямку заплечного мешка. Казалось, кто-то наклонился над плечом и внимательно смотрит на действия мага. Следом в ладонь втиснулся угол плаща, а кончиками пальцев левой руки Клайд коснулся амулета на шее.

Боясь обмануться, он медленно перевел взгляд на скалу. Туманные контуры коридора снова мерцали в ней, словно перед Клайдом был туман, а не камень. Изо всех сил вцепившись в свои пожитки, он сделал шаг в скалу и оказался в том самом коридоре. Никакого усилия ему не понадобилось, будто он и впрямь миновал клок облака, застрявшего в ущелье. Очертания перестали быть расплывчатыми. Перед Клайдом был типичный гномский коридор, с узорчатыми балками, ровным полом и факелами на стенах. Было очень сухо и тепло.

Пройдя буквально несколько шагов, Клайд обернулся. Мост был прекрасно виден отсюда, правда, его дальний конец терялся в ночной тени. Маг миновал волшебную преграду гномов, но совершенно не знал, что же ему делать дальше.

Конечно, он испытывал гордость за то, что сумел разгадать эту загадку, но вместе с тем и смущение, потому что вторгся на запретную территорию. Правда, никто из гномов не запрещал ему искать проход в тайные области Элмора, но ему не запрещали так же поджигать деревушку или подпиливать опоры мостов.

Очевидно, что он сделал нечто, выходящее за рамки гномского гостеприимства. Нужно было быстро возвращаться на мост. Но в коридоре было так тепло, а спать хотелось все сильнее.

Клайд заметил несколько низких и узких дверей, ведущих в стороны от основного прохода. Он заглянул в них по очереди, и соблазн стал еще сильнее: там располагались небольшие гостевые комнаты с просторными топчанами, с каминчиками, в которых за решетками сухо потрескивали непонятно от чего раскаленные камни. Видимо, тут мог с комфортом разместиться довольно большой караван. Дальше по коридору располагались загоны для животных, кухня, небольшая кузня с инструментами.

Клайд пообещал себе с первым лучом солнца покинуть это место, но ночевать на голом мосту в двух шагах от теплой спальни было выше его сил. Он промыл свои ссадины в непрерывно текущей ледяной воде на кухне и закончил перевязку ладони. Там же за столом он наскоро сделал себе небольшой «пропуск»: взяв кусочек бинта, клочок плаща, обрезок шнурка от заплечного мешка и звено цепочки, на которой крепилась крышечка фляжки, он накрепко примотал все это к эльфийскому амулету прочной ниткой. Что самое смешное, сам амулет все еще продолжал греть его.

После чего Клайд отыскал самую незаметную спальню — в глубине одного из загонов, наверное, предназначенную для погонщиков скота. На топчане лежал набитый сеном матрас, несколько шерстяных одеял, уютно пахло деревом и сухой травой, что-то шуршало в загоне, журчала в глубине камня невидимая вода. Клайд устроился в комнатке с непривычным комфортом и почти мгновенно уснул.

Проснулся он от непонятных тихих звуков. В комнатёнке царил почти полный мрак, только зев крохотного камина бросал красноватые отсветы на стены. Возле топчана никого не было, звуки раздавались снаружи, из загона.

Первой мыслью Клайда было, что за время его сна подошел караван, но не было шума или звука шагов в коридоре, да и запахов, какие неизменно сопутствуют стаду скота, тоже не было.

Маг осторожно выбрался из-под плаща, держа посох наготове. Он старался двигаться бесшумно, но откровенно говоря, его больше устроил бы бой с любым монстром, нежели разъяренные лица гномов, заставших его здесь.

Зрелище, представшее его взору, было даже похлеще сердитых стражей.

На охапке соломы у входа в его спальню сидела и горько рыдала Марусенька. Занималась она этим, видимо, уже давно, потому что круглое личико покраснело и глаза опухли. Наверное, устав рыдать в одиночестве, девушка начала понемногу наращивать мощность плача, который и разбудил в конце концов Клайда.

Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что никакой опасности им не угрожало, и никакие стражники не стояли за воротами хлева с нехорошими намерениями. Так что Клайд спокойно опустил посох и наклонился к Марусеньке.

— Что стряслось? — сказал он как можно ласковее. Его, как и с Сонечкой, не покидало чувство, что гномка всего лишь ребенок.

— Ты… ты… вот ты как! — буквально взвыла та, и неожиданно толкнула мага в плечо. Ручки у подмастерья кузнецов были хрупкими только на вид. Клайд растеряно плюхнулся на каменный пол.

— Ну-ну, — забормотал он, — ничего, я живой, все хорошо, сейчас пойдем домой…

Скорее всего, предположил он, девчонка действительно бросилась искать не пришедшего ночевать гостя. То-то небось налазилась по кручам в темноте! Замерзла, устала…

— Домой? — Марусенька неожиданно перестала всхлипывать — Да ты, похоже, действительно ничего не понимаешь!

— Я понимаю, я пропал, ты волновалась, но я не нарочно, — смущенно оправдывался Клайд. — Я просто хотел согреться, вот и заночевал тут. Если бы я остался на мосту, тебе было бы проще найти меня, но я просто не подумал, что ты полезешь туда ночью…

— Я ни капельки не волновалась! — Марусенька вскочила на ноги и закрутила у мага перед носом пальчиком.

— Я все время знала, где ты находишься, и ночевать устроилась буквально в двух шагах от тебя. Караваны редко ходят по ночам, так что никому ты на этом мосту не помешал бы. А ты! Ты! Ты что это вздумал себе! Ты зачем сюда залез! И как ты это сделал!

— Совершенно случайно. — покаянно сказал маг, — Я просто бинтовал себе руку перед сном… — и он изложил девушке события нынешней ночи. Марусенька слушала его внимательно, и чем дальше, тем больше вытягивалось ее личико.

— Значит, ты ну просто совершенно случайно раскрыл тайну наших проходов, — покачала она головой.

— А всему причиной потрепанный мешок, эльфийские поделки, плащ, бинт и твоя кровь? Честно говоря, я сама понятия не имела, как действует Проводник, — она показала невзрачную подвеску на шнурке, висевшую даже не на шее, а на шнуровке ее курточки, несомненно, чтобы совсем не привлекать внимания.

— Элементарная магия, — буркнул совешненно переставший гордиться собой Клайд. — Скорее всего заклинание построено на принципе дополнения. Как только собраны все заданные элементы, защита открывается. Это могли быть огонь, вода, земля и воздух. Семь цветов радуги. Символы всех богов. Семь нот. Что угодно. Но здесь по какой-то причине были выбраны плоды ремесла всех рас нашего мира. А моя кровь, видимо, выступала в качестве энергопроводящей материи. Ну-ка… — он поддел подвеску-Проводник двумя пальцами и почувствовал легкий укол.

— Разумеется. Вы используете в качестве энергопроводника мифрил. Гораздо надежнее, долговечнее, а главное, чище, чем кровь! А выглядит как дешевая висюлька! — Клайд покосился на побуревшие бинты на своих ладонях. Раны, разумеется давно затянулись, и нужно было снять повязки и где-то выстирать их. Выбрасывать полоски ткани, сослужившие ему такую неожиданную службу, магу было жалко.

— Тако-ой умный… — протянула Маруся с былым ехидством. — Просто страшно! И ты правда не знаешь, что теперь будет?

— Ну, я надеюсь, что тебе ничего не будет… — быстро сообразил, откуда ветер дует, Клайд.

— Да-а, как же-е… — глаза у гномишки снова наполнились слезами, — Кто в это поверит! Тут такие маги носом рыли, особенно когда война какая, так сразу шпионов полная деревня! А ты пришел и влез! Так сразу и скажут, что это я тебя привела. А я никогда… Даже ни разу… — она махнула рукой и снова сгорбилась на старой соломе. Что-то в ее голосе давало понять, что ситуация не из приятных.

— Пойдем в деревню, Марусь, — решительно поднялся Клайд. — Я никому не расскажу о Проводнике и вашей защите. А видел я тут просто еще один тоннель, как в шахтах, ничего тайного. Разве что особо секретные камины, в которых дров нет, только раскаленные камни, — решил развеселить он девушку.

— Ничего секретного в этих камнях нет. Когда-то мы продавали их другим расам. Многие жрецы пользовались для алтарей и светильников нашим негасимым огнем, принесенным из сердца гор. Но стоили камни дорого, а дрова валяются под ногами, да и магия может создать хоть холодное, хоть горячее пламя, так что уже давным-давно никто не покупает их. К тому же их сложно перевозить, нужны особые повозки… Короче, никакой тайны, просто полузабытый гномский прибамбас, — Маруся пожала плечами.

— Теперь слушай. Ты правда как маленький. Раз поставлена защита — значит она должна предупреждать. Караваны ходят по расписанию. Твой проход был немедленно замечен, и только потому, что я вошла следом, сюда не притопала толпа злых мужиков из внутренней гвардии. А теперь я должна тебя притащить в Город.

— Домой? — глупо спросил Клайд.

Ему стало слегка не по себе. Он как-то не подумал, какой дисциплиной или преданностью должны были быть связаны гномы, чтобы столько веков успешно сохранять тайну этих тоннелей. Ему не понять этого, видимо, потому что он не гном.

А вот милая девочка Марусенька сейчас, вероятно, без колебаний отведет его на суд, на казнь, или, что вероятнее, на пожизненное заключение. В тесной темной каморке, связанного, без оружия и волшебных свитков, гномы могут держать его сколь угодно долго. Пока его Стражу Душ не надоест такой подопечный. Тогда Клайд узнает, что находится за гранью настоящей смерти, да только уже ни с кем не поделится этим знанием.

Но сильнее страха в юноше был стыд. Вот так отплатил друзьям-гномам! Вот это постарался! С одной стороны, хорошо, что Кузьма сейчас далеко, а с другой, втянуть в такую перипетию девчонку, которая только казалась храброй, а теперь вон утирает слезы с замурзанных щек — еще хуже. Больше всего Клайду хотелось треснуть себя посохом по башке, а еще лучше, иметь возможность обращать время вспять.

Но раз уж он влип в такой переплет, нужно хотя бы сохранять достоинство. Хотя Марусенька тут по праву, а Клайд незваный гость, похоже, девчонка нуждается в утешении больше него. Стараясь говорить ровным тоном, Клайд потянул ее за руку:

— Ну, вставай, раз нам нужно куда-то идти, то не мешало бы подкрепиться на дорожку. Да и умыться обоим не вредно бы!

Маруся сначала двигалась вяло, нехотя, но после завтрака былая живость начала понемногу возвращаться к ней. Она ловко нашарила в кухне какие-то выступающие камни, и открыла объемистые кладовые, в которых царил зимний холод. Похоже, там были отверстия, ведущие наружу, так как воздух был не только ледяным, но и свежим. Гномишка упаковала в мешки мяса, лепешек и сыра, а Клайд осмелел настолько, что набрал себе разных сушеных фруктов из больших бочек.

Маруся на фрукты посмотрела с недоверием, но ничего не сказала, и у Клайда зародилось подозрение, что она попросту никогда не пробовала их.

Мыться девушка повела его не к кухонному родничку, в котором пальцы сводило от пронзительного холода, а в тесную комнату, больше похожую на зев огромной печи.

Низкий полукруглый свод буквально ложился Клайду на голову в центре этой бани, а к стенам он мог подойти только согнувшись. Комнатку почти полностью занимал бассейн с бурлящей водой, над которой клубился пар. Только вдоль стен тянулись каменные лавки, то ли отполированные, то ли вытертые множеством посетителей до блеска. Маруся быстренько скинула доспехи на лавку, потом дернула какой-то шнурок в стене и кожаная занавеска, со скрежетом двигавшаяся по полукруглому карнизу на потолке над бассейном, выехала из широкой вертикальной щели в стене и мигом укрыла ее в неком подобии кабинки.

Оттуда немедленно послышался плеск и довольное попискивание. Клайд решительно последовал примеру меленькой чистюли. Он снял робу и дернул за шнурок над своей лавкой. Занавес выехал из отверстия и заплескал нижним краем по воде. С внутренней стороны на нем обнаружились карманы, в которых Клайд нашел мыло, мочалку и набедренную повязку. У самого края занавеса, над лавкой, болталось огромное полотенце. Все вещи были горячими, словно их держали над очагом.

Вода же в бассейне представляла собой восхитительную смесь двух бурных потоков, холодного и горячего, вылетавших из мелких труб с одной стороны и исчезавших в стоке с другой. Маг сперва просто наслаждался биением струй по телу, и только потом приступил к омовению. Смыв с себя, наверное, четвертую или пятую шапку пены, он вылез на бортик, к лавке. Бассейн был высечен в камне нарочито неровно, словно естественное углубление, и вылезать по шершавому пологому склону было легко. Клайд решительно подхватил робу и занялся стиркой. Он уже сообразил, зачем на занавесе приделаны деревянные крючки…

Некоторое время спустя они с Марусей сидели, блаженно откинувшись на спинки лавок, закутанные в полотенца. Клайд целомудренно нацепил и набедренную повязку, хотя пушистое полотнище размером с простыню укутывало его почти до пят. Выстиранная одежда уползла вместе с занавесом в стены, и теперь оттуда доносился влажный запах сохнущей ткани. Наверняка где-то за спиной у сидящих тоже лежали негасимые камни, нагревая воду для купания и воздух вокруг купальни. Говорить не хотелось, хотя необычайная бодрость разливалась по телу.

В путь они тронулись примерно в полдень. В этом легко можно было убедиться, бросив взгляд наружу, на озаренный солнцем мост. Идти по сухим ровным коридорам было легко, небольшие подъемы чередовались со спусками, левые повороты с правыми, и через некоторое время Клайд уже полностью потерял направление пути. По его прикидкам, они двигались примерно на юг.

Маруся, отмытая до скрипа, все щупала свои влажные косички-бараночки и понемногу начинала тарахтеть в привычном режиме. Эта болтовня действовала на мага успокаивающе.

— Я, конечно, скажу, что я тут не при чем, и что ты тут тоже не при чем, и что Кузьма не при чем, конечно… А потом надо будет выслушать все, что они нам скажут. Это тягомотно, но слушать надо внимательно, и кивать, кивать… Если ты со Старейшинами беседовал, то должен понимать. Не вздумай перебить кого-то или хоть слово вставить! Ни-ни! Молчишь и киваешь, киваешь и молчишь. Этим ты покажешь, что ты воспитанный молодой человек. Тогда с нами может быть поговорят нормально…

— Еще поговорят? — изумился Клайд.

— Ну, когда ругают, это ведь не разговор, разве у тебя в Школе не так было? Бу-бу-бу на тебя долго-долго, а потом только спросят: как ты дошел до жизни такой. Я не уверена насчет этого случая, но все равно лучше побольше молчать, пока они нам прямо не велят отвечать. Прямо — это когда они тебе скажут: «Говори!» — а пока они будут всякое там «как вы могли!» или «как вы посмели!» вопить, лучше даже рот не открывать. Им же на самом деле не интересно, как ты посмел. Им надо, что бы ты понял, что ты влип!

Глава 19. Гномишка

— Это уж точно, — с горечью вздохнул Клайд. — Надеюсь, что тебе все-таки не попадет.

— Я с ними разберусь, — почему-то обеспокоилась Маруся. — Ты только не вздумай меня защищать, а то каждому будет ясно, что мы с тобой в сговоре. — На мордашке у нее возникло мечтательное выражение:

— А знаешь, я никогда ни с кем не была в сговоре! Даже интересно, как это я раньше не додумалась! Это гораздо веселее, чем охотиться кучей или задания выполнять! Может быть, мы с тобой в другой раз устроим какой-нибудь безобидный сговор? Такой, что бы нас не поймали?

Клайд покрутил головой. Гномишка не только выглядела, она и вела себя как ребенок. Хитро прищурившись, маг сказал:

— Для сговора нам с тобой нужно придумать тайные имена. И всякие знаки. Вот, например, я назовусь не Клайд, а Клава. Очень запутанно! А ты будешь…

— Марк! Я буду Марк! — Маруся немедленно купилась.

— Теперь так же зашифруем возраст. Мне 18 лет, если перевести это в гномские годы, то это будет… эй, помоги мне посчитать! Я запутался!

— Вот еще, в такой ерунде путаться! Каждый знает, что люди живут ровно в 3 раза и еще 8 десятых быстрее. Значит, будь ты гномом, тебе было бы 68 лет с хвостиком! Ты — старушка Клава! Ха!

— А тебе? — вкрадчиво произнес Клайд. — То есть, сколько будет лет Марку?

— Четырнадцать! — не задумываясь выпалила Марусенька. Клайд усмехнулся. «Каждый знает!» — это может быть у гномов каждый. Лично Клайд эту информацию получил впервые. Он в который раз задумался о том, сколько же человеческих лет прожил Кузьма, выглядящий где-то на полвека? Неужели почти две сотни? Но спрашивать об этом Марусю не стал. Он узнал то, что его интересовало, теперь предстояло за это расплачиваться.

Марусенька разворачивала необъятный стратегический план великого всемирного заговора гнома и мага:

— А потом ты оснуешь… основаешь… создашь клан! И я тоже! И мы их назовем клан Клава и клан Марк. И объединимся в альянс, как будто нам просто это выгодно. И потом…

Клайд кивал и время от времени издавал одобрительные возгласы. «Неплохая тренировка перед обещанным выговором!» — подумалось ему. И девочка отвлеклась от грядущих неприятностей.

— Мой голем сломает стену в замке… — Маруся размахивала руками, изображая голема, — А твой дракон…

На привал они остановились в точно таком же месте, как и возле первого моста. Точно такие же комнатки, кухня и баня, загоны и даже мост за туманной пеленой магической преграды. Только мост был не позади, а впереди. Маруся повесила над очагом в кухне два небольших котелка, взятых тут же из стенного шкафчика, налила в них воды и задумалась:

— Чем бы нам с тобой перекусить? Мясо сухое мы и в дороге пожуем, надо что-то горяченькое сварганить.

— Давай я попробую, — предложил Клайд. Ему захотелось удивить болтушку чем-нибудь.

Она и впрямь захлопала ресницами, но возражать не стала, испарившись куда-то по своим делам. Клайд решил сделать сладкую кашу. Мысль о сухофруктах не давала ему покоя, к тому же он сам соскучился по сладкому. Найдя на полках крупу помельче, он отмерил щербатой глиняной чашкой нужное количество, как сумел нарезал фрукты и высыпал все это в кипяток. Скоро густой запах, напоминающий о поздних яблоках в саду и о варенье, стынущем в медном тазике, поплыл по кухне.

— Что это за бурда? — довольно недоверчиво спросила Маруся, ковыряя кашу ложкой. — И трава какая-то там разваренная…

Клайд вспомнил, что некоторые дети терпеть не могут кашу, и приготовился к разочарованной моське гномишки. Да, в заговорщики он вполне годился, а вот в няньки, похоже, не очень.

Но девчушка попробовала ложечку, потом еще, а затем весело заработала деревянной черпалкой. Правда, она не переставала жаловаться:

— Странная какая… скользкая, сама по языку ползет… И так сладко… А пахнет как мыло… А почему в середине такая горячая? Тут желтая, тут синяя, а тут красная, ты что, краски туда насыпал?

— А ты что, ягоды никогда не ела? — не выдержал Клайд.

— М-м… — Марусенька искренне задумалась. — Может быть и ела, когда маленькая была.

— В Городе? — сорвалось у мага.

— Н-да… там где-то… — пробурчала Марусенька.

— Ты не помнишь, что ли? — спросил Клайд. — Я вот совсем маленьким на Остров в Школу попал, и то что-то помню. Маму, папу, дом наш…

— Я тоже что-то помню, — тускло ответила Маруся и долго молчаливо выскребала кашу из плошки.

В хвойный отвар Клайд тоже бросил горсть ягод послаще: малины и земляники. Но гномишка никак не прокомментировала ни вкус, ни цвет, ни запах, только молча разлила остатки питья по двум флягам.

Она несколько раз взглянула на мага исподлобья, и мысли у нее явно были не самые веселые. Клайд решил больше ее не подковыривать и свое любопытство оставить до лучших времен.

Вскоре они снова шагали по бесконечным коридорам. Время от времени сквозь гулкое эхо их шагов начинали пробиваться непривычные для подземелья звуки: птичьи трели или обрывки песен. Наверное, какие-то отдушины вели на поверхность. Но что там находилось, магу оставалось только гадать.

Маруся была молчаливой недолго. Вскоре она начала выспрашивать мага о его жизни. Девчонку интересовало все: где он жил, что он ел, в какие игрушки играла его сестренка, как он попал в Школу Магии. Поэтому к моменту очередного привала у Клайда буквально пересохло в горле.

Он рассказывал о себе, а сам старательно избегал задавать вопросы. Для него наконец-то встало на места все, связанное с возрастом гномов. Марусенька действительно была ребенком, и магу теперь было неловко подначивать ее на запретные разговоры. Хотя, конечно, узнать побольше про гномов очень хотелось. Наконец, он решился на достаточно общий вопрос:

— Скажи, а бывало так, что кто-то, как я, попадал в этот ваш Город?

— Конечно, порой бывало, но все-таки разгадывали секрет очень немногие. Чаще в город приходили друзья гномов, по разрешению Старейшин. Такие, в которых все были уверены.

Она помолчала немножко, и добавила слегка виновато:

— Я-то в тебе уверена, только не я решаю, кого пускать…

— Понимаю… — кивнул маг.

— Знаешь, ты и половины не понимаешь… — печально проговорила Марусенька. Она покосилась на него, явно ожидая вопросов. Но маг решительно прикусил себе язык. Ему не нужны никакие секреты, если из-за них у девчонки будут неприятности. Она и так на редкость откровенна с ним. Поэтому они долгое время шли молча, потом гномишка возобновила расспросы про человеческие обычаи. Некоторые простые вещи удивляли ее. Например, она не знала, что мужчины дарят женщинам цветы. Клайд упомянул об этом вскользь, но Маруся заставила его рассказать с мельчайшими подробностями. Потом она обмолвилась:

— Я видела цветы на картинках в книгах… Мы редко используем растительный узор с тех пор как придумали геометрический. Но картинки все равно сохраняются.

Точно так же ее удивило, что у людей нет единого для их расы места обитания. Она спрашивала сначала с недоверием, потом с удивлением:

— Неужели ты ни разу не был на земле твоих предков? И у вас нет обычая проводить там время раз в году?

— Нет, человеческие племена слишком давно были рассеяны по земле, как семена сорняков, — пересказывал ей Клайд одну старую книгу.

— Все племена имели свои земли, и только люди, младшая раса, были в услужении у всех. Мы проходили это в Школе. Что ж, времена меняются, у людей потом были и великие империи, и крохотные княжества, но места всеобщей прародины у нас нет. Может быть, оно было где-то там, на поглощенных Хаосом землях?

— Но у всех рас есть такое место…

— Неправдочка твоя, ты плохо учила историю! Орки и темные эльфы по сути тоже изгнанники. А где сейчас скрываются гиганты и крылатые артеас не знает никто. Гномы тоже пришельцы в Элморе, ведь эта часть мира не существовала изначально. Так что только эльфы проживают еще на том самом месте, где были созданы некогда Богиней.

— Я говорила про земли предков, а не про древнейшую прародину какой-либо расы! — возмутилась гномишка. — Неважно, что гномы пришла сюда когда-то, важно, что они живут тут много веков. Так же и темные эльфы, и орки.

— Даже если так, то все равно у людей нет такого отдельного места. Нам теперь принадлежит весь мир, но мы делим его с другими разумными, получается так.

— Понятно… пробурчала чем-то недовольная Маруся, и снова стала расспрашивать Клайда о всяких пустяках.

— А вот если будет война и ты попадешь в плен, что с тобой будет?

— Смотря какое у меня будет положение на тот момент. Если я буду могущественным магом, который важен для своей армии, то скорее всего меня выкупят. Или обменяют на подобного пленника из числа врагов. Если же война начнется буквально завтра — а я надеюсь, что не начнется! — то скорее всего мне придется сидеть в плену с сотнями прочих рядовых бойцов и магов до окончательной победы одной из сторон. Если победят наши, меня освободят, если враги, то отправят куда-нибудь в рабство или просто выгонят за пределы тех земель. Все-таки даже очень слабого мага трудно удержать в рабстве.

Конечно, я буду пытаться бежать из плена, особенно если нас таких наберется много…

Честно говоря, я рад, что уже несколько веков нет крупных войн, только мелкие стычки. Мой брат рассказывал мне про Братоубийственные войны эльфов, и мне не хотелось бы видеть человеческую расу снова растерзанной на клочки. Смотри, у нас сейчас нет королей, только мелкие владельцы феодов, зато практически нету и границ, все земли можно пройти беспрепятственно и почти безопасно. Во всяком случае, на тебя не нападут стражники только потому, что ты из враждебной державы. Многие правители мечтали объединить все земли под своей рукой, но вышло так, что они стали едиными — и ничьими.

— Все устали воевать… — вздохнула Марусенька.

— Только не гномы, правда ведь? Вы-то никогда не ввязывались в эти игры на поверхности, — усмехнулся Клайд. Он не собирался обижать расу своих друзей, просто это был общеизвестный факт.

— Мы не претендуем ни на что там, у вас, наверху, — помотала головой девчушка. — Нам достаточно сохранять наши недра. И немного земель вокруг, на которые не претендуют даже орки. Потому что в недрах есть все, что нам нужно. Там нас охраняет милость Марф, — она сказала это без какого-либо надрыва в голосе, спокойно и буднично, как говорят о бабушке, пекущей для внуков пирожки.

— Ты можешь рассказать мне о вашей Богине? — спросил маг. — Если это не запрещено, конечно! — спешно оговорился он.

Глава 20. Сердце гор

Переплетение мостов и коридоров закончилось внезапно. Просто за очередным поворотом в слепящем горном солнце открылся не новый скрипучий мост, а огромная долина, заваленная снегом.

Сперва полу ослепленный Клайд разглядел только силуэты елей на фоне сверкающих на солнце холмов, но уже через несколько секунд глаза, промытые невольными слезами, различили множество строений, разбегавшихся от центральной дороги ровными рядами улиц до самых скал.

Город, поселение, мегаполис — как ни назови, это было нечто грандиозное. Гномы не строили высоких башен или величественных храмов, все их здания были одноэтажными, как и в элморской деревушке. Но вот их количество… На застроенной площади могли с легкостью уместиться десяток городов, типа Глудина или Гирана. А упорядоченность их была такой строгой, что даже впервые попавшему сюда Клайду сразу стало ясно: слева расположены жилые кварталы, справа — мастерские, вдали, там, где заканчивается дорога, стоят цеховые и гильдийские залы, храмы и прочие общественные сооружения. Может быть, школы?

Толпы гномов деловито перемещались по деревянным тротуарам и мосткам над дорогами. По дорогам и улицам катили повозки, многие из которых двигались сами собой, без лошадей или других тягловых животных. Многочисленные трубы домов и мастерских венчали почти вертикальные столбы дыма, только в жилых домах дым был светлый, и столбы тонкие, а в мастерских можно было обнаружить дым всевозможных оттенков, и клубы были густыми. Чувствовалось, что работа там кипит вовсю.

Вдали, за невысокой деревянной изгородью, мелькало множество голов, беспорядочно подпрыгивающих и даже сталкивающихся. Маг не сразу понял, что эти крохотные существа — дети гномов. Они, видимо, играли на обширной площадке, которую не удавалось полностью рассмотреть на таком расстоянии. Прямо у выхода из тоннеля стояли четыре стражника, опираясь на невиданные высокие алебарды, украшенные сложным узором. На пришедших они не обратили никакого внимания, тихо перебрасываясь короткими фразами о чем-то своем. Акцент, обычно отсутствующий у гномов, живущих на материке, у стражников был так силен, что маг ничего не разобрал.

За спиной протяжно вздохнула Марусенька. Она тоже замерла на срезе коридора и обозревала долину восхищенным взором, словно сама попала сюда впервые. Дольше всего ее взгляд задержался на детской площадке. Но вот она встряхнулась и пихнула спутника в поясницу:

— Пойдем лучше поскорее, мы с тобой и так долго топали! — пробурчала она.

— Пойдем, — миролюбиво отозвался Клайд, не переставая таращиться на окружающий их город.

Брусья, которыми был вымощен тротуар, покрывала волнистая насечка, образующая нехитрый узор, а главное, делающая доски совершенно не скользкими. Ветра в этой долине почти не было, поэтому, невзирая на сугробы снега в палисадниках, улица была сухая, а воздух теплым.

Они двинулись прямо по главной улице, вернее по тротуару вдоль нее, который иногда убегал в сторону от дороги, огибая какие-то строения, или вздымался пешеходными мостиками над перпендикулярными улицами.

Дома в жилой части, вдоль которой они двигались, вовсе не были одинаковыми. Наоборот, почти каждый имел свои особенности: там окошко не квадратное, а круглое, там треугольный навес над крылечком, там лесенка идет наискосок, там прилеплена мансарда с балконом, башенка или затейливо вырезанный брус на коньке крыши. Различались даже колпачки на печных трубах, даже штакетины невысоких изгородей. Палисадники были завалены снегом, который никто не расчищал. Никаких кустов или деревьев не торчало из-под сугробов, кроме редких елочек или можжевеловых изгородей, заменявших кое-где штакетник. Да и что еще можно сажать в краю, где почти никогда не тает снег? Не было видно и домашних животных: не выгибались на широких подоконниках кошки, не лаяли собаки. Только множество различных птиц носилось стаями с крыши на крышу.

Когда маг и гномишка поравнялись с детской площадкой, Клайд невольно притормозил. Посмеиваясь мысленно над собой, он с интересом рассматривал гномят: девчонок и мальчишек. Да-да, мальчишек, увидеть которых в таком возрасте суждено далеко не каждому разумному.

Широкий двор примыкал к полукруглому зданию, как бы охватывавшему его с одной стороны. Там на длинном крыльце сидели и беседовали взрослые гномы, одетые в синие одежды, расшитые каким-то блестящим узором. Дети же были одеты в немаркие серые и коричневые одежки, сейчас изрядно залепленные снегом, в котором малышня дружно возилась.

Клайд заметил множество разных сооружений, на которых мельтешили дети, но разобрать назначение каждого из них ему не удалось. Да, там были деревянные горки, с которых гномята кубарем скатывались, съезжали на санках или на вытертых до блеска шкурках. Были многочисленные лестницы, по которым дети лазали, были веревки между деревянными башенками, по которым они прокатывались, оттолкнувшись ногами, на непонятном приспособлении, издали похожем на дверную ручку с колесиками.

Были огромные головоломки, насаженные на изогнутые прутья, которые собирали совместным усилием сразу полтора десятка малышей.

Но что за черные окошки были вделаны тут и там на башенках и горках? Дети подбегали к ним, проводили по поверхности пальцами и снова убегали. Что за механизмы стояли у кучи опилок? Оседланные нетерпеливыми юнцами, они принимались вгрызаться в сыпучее крошево, нагребая кучи вокруг себя. Почему по длинному мосту гномята проходили медленно, качающейся походкой? Зачем они ворочали странные кожаные мешки, по форме больше похожие на гигантские кирпичи? Впрочем, тут же Клайд понял, что это и есть кирпичи. Дети споро строили из, видимо, совсем легких, блоков, что-то похожее на круглый форт.

Насчет остального оставалось только крутить головой. На такой площадке даже нескольким сотням очень энергичных детей было чем себя занять. У самого забора группа малышей блуждала в лабиринте, высаженном из густого можжевельника. Для них зеленые стены были выше головы, но Клайду сверху было видно, что малявки опять повернули в тупик.

— Я тоже тут играла… — грустно сказала Марусенька.

— Как здорово устроено! — искренне восхитился Клайд. — Я бы тоже не отказался тут поиграть. У нас в Школе такого не было.

— А это и не школа, — отозвалась девочка.

— М-м… А что же?

— Ну, просто малышатня. Тут до школы живут. У вас такого ведь нету?

— Нету. С какого же возраста они тут?

— Ну, не знаю, с рождения наверное, или чуть позже, — пожала плечами Марусенька. — Там за домом гуляют ползунки, только там забор выше. Хочешь посмотреть?

— Да. — ошеломленно ответил маг, и они двинулись вокруг здания.

— Вот! — ткнула пальчиком гномишка, когда они обогнули правое крыло дома.

Забор доходил Клайду почти до носа, но все-таки не загораживал обзор так, как проходящим мимо гномам. Ему открылось удивительное зрелище: в утоптанном снегу передвигалось множество ребятишек, издали больше похожих на щенят: и потому, что почти все они перемещались ползком, и потому, что одеты гномята были в мешковатые меховые костюмчики, больше всего напоминающие цельнокроенные магические робы, которые изредка видел на коллегах Клайд.

Тут и там на снегу выделялись яркие пятна разбросанных игрушек. Между ползунками деловито сновали четыре или пять нянек, успевая утирать мордашки, раздавать бутылки с сосками, подбирать потерянные кубики и мячики, переворачивать не самых ловких воспитанников, завалившихся на спину. Еще двое то и дело относили то одного, то другого затихшего малыша в дом, а оттуда вытаскивали дрыгающих ногами новых бутузов.

— Спатеньки кого-то потащили. Вот жизнь была! — захихикала Марусенька. — Поел, поползал на просторе и заснул. Проснулся в своей кровати, поел, снова понесли ползать. И снег не страшен! Поэтому-то гномы все такие крепкие, у нас дети рано ходить начинают и говорить тоже!

— А… — начал было Клайд, но осекся.

— Знаю-знаю, ты сейчас спросишь, где их родители и почему они дома не живут! Потому что у сотни детишек сотня мам и еще сотня пап, и если все мамы-папы будут заниматься детьми, когда же им в ремесле разбираться и что-то делать? Или дети будут заброшены, или мастерские. А тут смотри, человек десять на всю ораву, да несколько учителей. Каждый день приходят новые мамы, и никто никогда никого не обидит, потому что во-первых, все на виду, а во-вторых, они поступают со всеми детишками так, как хотят чтобы поступали с их собственными. Вот мы все поэтому такие дружные! И не таращься на меня, как будто я вся умираю. По-моему, наша система гораздо рациональнее вашей.

— Ну, я не знаю… — промямлил Клайд. Гномята выглядели здоровыми и веселыми, и за все время, пока он наблюдал за мелкотой, ни разу не вспыхнула драка. Он невольно вспомнил расхожую шуточку насчет того, что гному интереснее рассмотреть, как сделан меч противника, нежели победить того в бою.

— Вон, эльфы в лесу с маленькими детьми живут, и все у них тоже хорошо, — закивал он, покосившись на Марусю. — Мне просто непривычно, а так очень здорово придумано.

— Ну, ладно, нам все-таки пора, — неохотно отклеилась гномишка от щели в заборе. — Когда-нибудь я сюда вернусь… — добавила она себе под нос.

Остаток пути они снова молчали, думая о своем.

Клайд удивлялся, что в нем совершенно не осталось страха перед наказанием. Конечно, быть может с точки зрения гномов рациональнее будет заточить излишне любопытного мага в каменный мешок, но почему-то в городе, пронизанном дружелюбием и прямотой, в это слабо верилось.

Гномы обгоняли их, кто кивая, кто приветно взмахивая рукой. Они выглядели занятыми, но не замотанными или усталыми. Это были увлеченные чем-то мастера, которым просто жаль тратить время на праздные разговоры.

Многие были одеты в разные рабочие костюмы, наводившие мага на бесплодные размышления о том, где же они трудятся. Вон пронесся худой парень чуть выше Марусеньки в огромных очках, закрывающих пол-лица.

Вот гномиха, очень похожая на Сонечку, только с сеткой морщин на круглом личике и проседью в волосах, пронесла кусок чего-то похожего на замерзшую пену, а на поясе у нее болтался короткий кожаный фартук со множеством карманчиков и колечек, где разместилась под руками армия непонятных инструментов. Вот два солидных гнома с рыжими бородами обсуждают что-то на бегу, размахивая руками, а сами выряжены в робы до пят серого цвета, покрытые жирными пятнами.

Разглядывать гномов можно было бесконечно, каждую секунду перед глазами мелькало что-то доселе невиданное, и исчезало, прежде чем маг успевал даже указать на него своей спутнице.

Наконец, они вступили на площадь, которая раполагалась в самой глубине долины, у скал. Вдоль дороги тут росли сосны, величественные как колоннада из красного гранита. Повозки не поворачивали в эту сторону, да и пеших гномов было гораздо меньше, чем повсюду в городе.

Площадь была вымощена многоугольными плитками из разноцветного камня, образующими запутанный крупный узор. По ее периметру стояли разнокалиберные здания.

Слева одно круглое, но не как здание Гильдии в деревне, а как огромный деревянный шар.

За ним простой дом, похожий на все виденные Клайдом в городе, но гораздо больше, и при том в нем имелось три входа и вовсе не было дверей. Только кожаные занавеси, украшенные деревянными бусинами.

Следом протянулось на несколько сотен шагов нечто больше похожее на деревянную квадратную трубу, чем на дом. Вдоль фасада «трубы» тянулись небольшие окна, но вход был только один, окруженный большой полукруглой каскадной лестницей. Из здания слышался гул, похожий на жужание пчел. Только когда путники поравнялись с окнами, Клайд понял, что это гул множества голосов, а сквозь окна виднелись сидящие на скамьях ученики. Это была Школа.

В центре этого странного ряда возвышался дом, напоминающий склад, или, вернее, Гильдию складовщиков. Он был окружен ящиками, мешками, тюками, некоторые из которых давно вмерзли в снег, а некоторые были водружены там только недавно. Позади здания стояло несколько механизмов на колесах, как показалось Клайду, уже покосившихся. В этом доме дверь была двустворчатая, отделанная бронзой, а вот крыльца не было совсем, и порог находился вровень с землей. Судя по следам на плитках, туда недавно проволокли что-то тяжелое.

— Совет Гильдий! — неожиданно подсказала Марусенька. — Нам надо тут подождать, пока нас позовут.

— А остальные? — понизив голос спросил Клайд, обводя площадь взглядом.

— Первое — это Хранилище Мер. Там можно проверить, насколько у тебя точный инструмент, или верные ли весы, гири, понимаешь?

— А почему оно круглое?

— Оно шарообразное. Потому что шар — это наиболее совершенная и компактная форма.

— Ясно, — ответил маг, хотя ничего ему не было ясно.

— Потом Храм Марф, я тебе говорила, он как просто дом, а дверей нет в знак того, что каждый может войти.

— А дальше, небось, Школа?

— Да. Мужская, — кивнула Марусенька. — А женская напротив, — она махнула рукой в сторону странного строения, представлявшего собой добрый десяток слепленных боками резных домиков. В каждый вел отдельный вход с крылечком.

— Ты там училась? — спросил Клайд, как будто сомневался в половой принадлежности гномишки.

— Ну да. Когда вернусь с материка, еще немного поучусь, пока цех себе не выберу. Дальше в цеху буду обучаться. Дальше, смотри, между гильдией и женской Школой стоит Башня Порицания. Это не совсем тюрьма, как у вас наверху. Туда могут отправить и ребенка, и взрослого, а кто-то сам приходит. В ней тишина, которую невозможно нарушить, и темнота. Говорят, что там открыты окна в самое сердце земли, и поэтому все поверхностные мысли из тебя уходят. Там озорники задумываются о серьезном, а преступники осознают, что они натворили. Поэтому можно заставить кого-то войти туда, но выходит осужденный оттуда только по своему желанию. Кто-то сидит час, кто-то сто лет, значит такова его мера расплаты.

— У вас бывают преступления? — удивился Клайд. — Мне показалось, что вы самый дружный народ в нашем мире. Еще когда ты про войну рассказывала, я прямо не поверил… наверное ваши ретивые судьи тогда постоянно ошибались! Никто никогда не слышал от гнома ничего… про ваши дела.

— Дружный, но всякое бывает. Особенно тут, где почти не бывает чужаков. Кражи, обманы, реже дуэли. Иногда родители излишне строги к взрослым детям. Иногда брак неудачен…

— За неудачный брак наказывают? — рассмеялся Клайд. — Кого же, жену или мужа?

— Виновного, конечно! — возмутилась Масусенька. — Если муж виноват, то его, если жена, то ее, а еще бывает родители виноваты или даже приятели…

— А… развестись в случае неудачного брака можно? — поинтересовался маг.

— Можно, если станет ясно, что ничего поправить нельзя. Но это так редко бывает.

— Гномы такие верные или такие однолюбы?

— Подумай головой! Мы все растем с пеленок вместе, еще до школы ясно, кто с кем будет дружить и кто из девочек нравится кому из мальчиков. Потом в школе нас нарочно разделяют, чтобы мы посмотрели друг на друга со стороны, ну и еще потому, что у мальчишек разные другие уроки есть, не как у нас. Поэтому когда тебе стукнет 38 лет и придет пора сватать пары, уже давно всем все ясненько. А кому нет, тому жрецы подскажут.

— И всех-всех сватают?

— Нет, конечно не всех. Во-первых, тех у кого есть родители, потому что вообще-то им полагается это делать. Во-вторых, кто твердо хочет сразу после школы пожениться. Ну и в-третьих, бывает несчастье какое-нибудь, знаешь, когда жених или невеста не могут больше работать или могут, но с трудом. Тогда надо тоже свадьбу играть скорее, чтобы он или она оказалась на попечении у супруга. Сговоренные пары могут даже вместе жить, только в родительском доме, а не в собственном. А после свадьбы строят свой дом.

— А кого не сговорили, те как же?

— Кто как. Можно пойти в приживалки. Это вполне нормальное положение, если, допустим, тебе не встретился кто-то подходящий, зато есть сестра или подруга, уже вышедшая замуж. Можно жить с родителями. Это ничего, если они уже старенькие или болеют, а если нет, то… ну, стыдно, понимаешь?

— Ага, ясненько. А еще какие варианты?

— Еще живут при цехе или, конечно, отправляются на материк.

— А ты сговорена? — выпалил Клайд, прежде чем прикусил свой длинный язык. Впрочем, Марусенька восприняла вопрос спокойно, не как человеческая девочка на ее месте.

— Не-а, у меня родители погибли еще до того… Да и из ребят никто особо не нравился, были приятели, ну и все. Поэтому я и отправилась наверх. Немного повоюю, подучусь кузнечному делу, сколочу капитал, а потом вернусь и посмотрю, может кто и понравится… А то буду торговать на материке до старости.

— И Сонечка, я слышал, тоже не сговорена… — как бы между прочим обронил Клайд.

— Да мы почти все, кто в дружинные идет, не сговорены. Или кто постарше стал, и с ремеслом уже не справляется. Вот дядька знаешь кем был? Он золотые нити тянул, вручную. Тоньше волоса. Хочешь вышивай, хочешь в разных механизмах используй. Да стали пальцы подводить. Мог бы остаться цеховым советником, молодых учить. Но решил по свету побродить.

— А наследников у него разве не было?

— Детей-то? Трое. Но они все в другие цеха подались, кто куда. Нас же не заставляют цех выбирать, мы сами… Наверное, при сыне дядька бы остался, у него сын отличный парень, но вот совершенно в другой области работает…

— Надо же… — ошеломленный лавиной информации Клайд только и мог покрутить головой.

— А когда я вернусь, тут много чего измениться может. — продолжала Марусенька. — Малышня подрастет, сейчас им всего ничего, какие из них женихи, а через сто лет будут мастера, и никого такая мелкая разница в возрасте не остановит. Потом дружиники возвращаются, которых я еще не видела, из дальних концов. Они постарше, конечно, но тоже могут быть ничего, вроде дядьки. Ну и одинокие появятся, хоть я этого никому вовсе не желаю, не подумай! Так что я не пропаду!

— А бывает так, что ваши дружинники там, наверху в кого-то еще влюбятся? — задумчиво спросил Клайд.

— Да все бывает. Только редко. Уж больно у вас там жизнь непривычная, суматошная. Если только эта любовь сюда поселиться согласна, тогда без проблем. А так любому гному стоит только подумать, чтобы у вас там остаться жить, сразу вся любовь и кончится! Приходили к нам и люди, и темные эльфы, и орки. Насчет эльфов только вот не уверена, можешь у жрецов потом поспрашивать. Но все это давно было, никто из них до сегодня не дожил.

— Понятненько, — механически ответил Клайд и задумался. Если ему предстоит навсегда остаться в потаённом городе гномов, он, быть может, станет живой достопримечательностью. Если не будет заперт в этой самой башне.

Маг уставился на странную добровольную тюрьму. Сложенная из местного серого камня, она во-первых резко выделялась на фоне прочих бревенчатых построек, а во-вторых изрядно возвышалась над ними.

Клайд не разбирался в мастерстве каменщика, но память подсказывала, что обычно на любой стене заметны стыки. Неважно, сложена она из мелких камней или из огромных глыб. Эта же башня была гладкой, как монолит. Местами что-то взблескивало на ее ровных стенах, словно вкрапления слюды.

Сделав несколько шагов по направлению к башне, маг ощутил ровный и мощный поток магической энергии, идущий от камня. Но он не мог определить, что же это за магия.

Он подошел вплотную к стене и положил на нее ладонь. Ничего особенного не произошло. Не было легкого укола, или тягостной ломоты в пальцах, которая сопровождала обычно столкновение с враждебной силой.

Маг был словно капля росы на берегу могучего потока. Он ощущал силу, но не мог дотянуться и слиться с ней. Эта сила не пугала его, она обещала покой. Глаза стали слипаться. Клайд, с трудом передвигая ноги, отошел от серой громады.

Марусенька все это время с интересом наблюдала за ним. Когда Клайд обессиленно шлепнулся на дубовую скамью, стоящую возле Совета Гильдий, она протянула ему флагу:

— На, хлебни. По мне так больше никаких доказательств и не надо. Был бы ты врагом для нас, так уже бегом побежал бы в Башню. Сила Марф непреодолима, как горный обвал.

— Скорее как горный поток! — выдохнул Клайд, расплескав часть зеленого отвара на свои штаны и с трудом преодолевая сонливость.

— Сон под рукой Марф благодатен, — вздохнула гномишка. — Многие приходят сюда, чтобы, проснувшись, принять верное решение. Ведь к жрецам иногда идти неловко. Только нам сейчас спать некогда. Марф поймет, — и она сделала неуловимый жест в сторону башни.

— Спасибо, — перевел дух Клайд. — Смотри, там не нас высматривают? — и он указал кивком на необычайно высокого и важного гнома, показавшегося в дверях Совета Гильдий.

— Нас, — слегка испуганно кивнула Марусенька. — Пойдем быстро! Значит так, молчи, и молчи, и еще раз молчи! — зашептала она еле уловимо.

— А они не решат, что я глухонемой? — усмехнулся Клайд. Страха совсем не осталось, но томительная неопределенность отдавалась тянущей болью в груди, как сдерживаемый кашель.

— Не придуривайся, — округлила глаза гномишка, — А то я на тебя обижусь!

Ответить словами Клайд уже не успел, он только кивнул ей с самым убедительным видом, какой только мог изобразить. Они приблизились к гному и молча поклонились ему.

Тот осмотрел их внимательными глазками, прячущимися под самыми кустистыми бровями, которые маг только видел в жизни. Потом тоже наклонил голову и молча распахнул двери. Путешественники ступили внутрь. Там тянулся в обе стороны огромный коридор, тоже заваленный ящиками и заставленный небольшими механизмами. Очевидно, основными вопросами, которые решал Совет Гильдий, все-таки были производственные проблемы.

Навстречу им попалась комичная парочка: величественная как монумент гномиха в возрасте и тощенький, совершенно несолидный молодой гном с кипой чертежей. При этом вид у него был отсутствующий, словно он не понимал, где находится, а у его спутницы — несуразно-заботливый. Она направляла его нежными толчками в спину, поддерживала под локоть и то и дело подхватывала падающие рулоны. Выглядела она при этом как гордая родительница, только что пережившая очередной триумф своего нескладного, но гениального дитятки, но что-то подсказывало Клайду, что эти двое не родственники.

Наконец, коридор повернул еще раз и привел их к следующим двустворчатым дверям. Гном распахнул и их, и они оказались в полусферическом зале. Потом Клайд пытался вспомнить детали этого помещения, но всплывал только теплый медовый свет натертого воском дерева и легкий хвойный аромат. Совет Гильдий заседал стоя. Не менее двух десятков гномов стояли полукругом и беседовали вполголоса, когда маг и гномишка вошли внутрь. Нельзя сказать, что все сразу уставились на них. Наоборот, гномы неторопливо заканчивали свои разговоры, некоторые разошлись по разным местам, но тем не менее в течении минуты восцарилась полная тишина.

— Клайд, сын Рея, странствующий клерик. — ровным голосом произнес гном за спиной мага. — Возраст 18 лет, уровень мастерства 22, успешная попытка проникновения на закрытый караванный путь. Марусенька, племянница Кузьмы. Возраст 53 года, уровень мастерства 17. Подозрение в пособничестве клерику. Разоружитесь и пройдите в центр зала.

Марусенька молча начала избавляться от оружия и доспехов. Под конец она сняла сапожки, из-за голенища одного из которых вывалился маленький кинжал, и в одних кожаных чулках двинулась в середину гномского круга.

Клайд последовал ее совету, досадуя, что не поменял сегодня носки. Его посох сиротливо остался лежать у порога, и маг ощутил себя более чем голым — безоружным.

— Рекомендуемая процедура предусматривает погружение… — забубнил самый престарелый и весь какой-то усохший гном справа. Временами он странно шамкал и проглатывал окончания слов, но остальные только кивали с согласием, то ли прекрасно разбирая его речь, то ли зная наизусть, что он собирается сказать.

— Погружение будет произведено. Жрецы, приступайте! — снова провозгласил заспинный гном.

Двое в красно-белых одеждах подошли к обвиняемым. Одна — крохотная гномочка, едва ли старше Марусеньки. Другой — гном с фигурой борца, такой кряжистый, что казалось, балахон вот-вот треснет на его бицепсах. Оба доброжелательно улыбались.

— Правда Марф пребудет с вами! — произнесла крохотуля.

— Доверьтесь нам, если вы невиновны! — добавил квадратный.

Клайд снова ощутил поток силы. Она текла, текла, вовлекая его в водоворот покоя, и он не просто позволил ей увлечь себя, он изо всех сил рванулся ей навстречу, измотанный ожиданием неизвестного…

Он продолжал видеть Совет Гильдий, различать отдельные слова в речи гномов, и даже ощущать запах нагретых солнцем досок пола. Но все это было лишь мельтешением чего-то несущественного на грани обретенного покоя.

Клайд находился в медленном потоке силы, проникающей всюду в этом мире. Он врастал в корни гор и осыпался сухим песком, он щетинился кристаллами в темноте жеодов и влажно сползал пластами жирной почвы в реки, он перерождался в тысячах плавилен и осознавал свою новую целостность в виде созданных вещей… Он просто был… самодостаточный и нужный, и это наполняло его таким абсолютным спокойствием, что оно имело цвет — глубокий медный оттенок, вкус — кисловатый, как металлическая пыль, запах — запах сухой горячей земли…

Потом он начал различать диалог. Маг не знал, как иначе назвать то, что прокатывалось сквозь его сознание. Хотя ни одного слова не прозвучало, он воспринимал все так же ясно, как и звонкий голосок Марусеньки, рассказывающей зачем-то про сладкую кашу.

Волны рек взметывались злыми водоворотами. Ветер резко хлестал по склонам гор. Огонь выжигал, не создавая новой сущности. Ярость, боль и запредельный гнев пытались разрушить все сущее, более неподвластное, чужое, ненавистное. Вернуть… вернуться! Кровь в жилах двигалась в такт этому беззвучному крику.

Эта вторая сила рвалась к магу сквозь покой. Он был нужен и ей тоже. Но первая сила не собиралась уступать, да и обладала большей мощью. Она стояла на своем буднично и привычно, как опытная нянька, привыкшая к капризам воспитанника, как родственник у постели буйного больного. Они столкнулись над Клайдом, как грозовые фронты, мощно сотрясая мир. Первая уговаривала, отстаивала, защищала. Вторая пыталась вырваться, проникнуть, утишить свою боль чужими мучениями.

Обуреваемый жалостью, Клайд всем существом потянулся помочь второй: успокоить, утешить, разжать судорожную хватку неосязаемого на своем сознании.

В мозгу вспыхнула пронзительная ясность присутствия чего-то… кого-то. Оно не уступило, нет, оно просто позволило Клайду сделать выбор, уверенное, что он все равно никуда не денется. Но и другая уверенность: в его прочности, в его силе, как ободряющее пожатие, коснулась души. Они были так неизмеримо могучи, эти силы, но так несвободны! Только сам Клайд выбирал за себя, но на это уходили все его запасы сил, вся воля. Казалось, от усилия остаться самим собой кровь закипает в его жилах.

Небо накрыло Клайда, и Совет Гильдий, и Сердце Гор, и весь мир. Ослепительное небо с печальными облаками…

Глава 21. Друг гномов

По лицу Клайда прокатывались прохладные волны. Это было более чем естественно, ибо он был каменистым ложем горного ручья, твердым, но медленно-изменчивым.

Небо отражалось в бегучей воде, и зеленоватые лучи солнца касались Клайда робким теплом. Он был тут всегда, но именно сегодня что-то нарушало привычное состояние мира. Какие-то незначительные сотрясения воздуха на берегу, какое-то нарушение тока воды, смещение песка.

Он осознал, что какое-то живое существо совсем рядом совершает некие действия. Одни из них сотрясали воздух, другие воду. Потом к этому добавились более сильные толчки, от которых смещались обкатанные камушки и вздымался со дна мелкий темный песок. Плеск стал сильнее, солнечные блики погасли.

Клайд пытался отличить новое воздействие от привычных ему за века существования: дождь, снег, буря? Нет, не похоже. Ручей непредвиденно взбурлил, хлестнул по камням.

Тонкий, вибрирующий звук ввинчивался Клайду в уши… Уши? У камня?

Маг резко сел. По лицу стекали потоки воды, вся одежда промокла. Он находился в каком-то гномьем доме, с непривычно высоким потолком, сидя на соломенной циновке прямо на полу. По циновке, по чистым доскам пола, растекалась огромная лужа.

У ее дальнего берега, как путеводный маяк заблудившейся памяти, вздымалась Марусенька с пустым ведром в руках.

Во рту был железистый вкус, живот подвело от голода и в глазах плавали обрывки дикого сна. Клайд попытался что-либо произнести, но только закашлялся.

Маруся с грохотом отшвырнула ведро, и, как ни странно, помчалась прочь из этой странной комнаты, в которой совсем не было мебели.

— Илис! Илис! — вопила она со слезами.

Маг попытался собрать свои конечности в кучу. Это удалось с изрядным усилием. Ноги были как тряпичные, а руки не могли даже упереться в пол.

Кое-как он перевернулся на четвереньки и со степенностью сытого дионского гризли покинул лужу. К тому моменту, когда за ним на досках стали оставаться не ручейки, а всего лишь мокрые полосы, Клайд сумел подняться на ноги, опираясь на стенку.

Он находился возле арки, разделяющий анфиладу схожих помещений. Только в новом зале вдоль стен стояли лавки и пара книжных шкафов в углу. Маг оглянулся. Назад тоже тянулись залы, виднелись две или три арки. За окнами плескалось в посеребренной инеем хвое полуденное солнце. На входном проеме колыхался тяжелый занавес. Это был Храм Марф.

Откуда-то издалека донесся дробный топот нескольких пар ног. Марусенька и еще две гномишки влетели в арку, едва не снеся качающегося мага. Обе незнакомки носили жреческие одеяния.

Одна из них была той самой крохотулей, которая делала с ним что-то странное в Совете Гильдий. Вторую Клайд видел впервые. Она была повыше остальных, доставая человеку головой до плеча, строгое лицо обрамляло покрывало, полностью скрывавшее волосы. А вот привычной вычурной шляпы, украшения гномских жриц, на ней не было.

На локте у этой жрицы буквально висела Марусенька, всхлипывая и шмыгая носом:

— …аккуратненько, как ты велела, терла, терла его, мокрой тряпочкой. А он вдруг стал такого прям цвета, как темный эльф. Люди ведь не бывают такого цвета? Они точно цвет не меняют? Я так и подумала, что это неправильно. И дышать стал тихо. Или совсем перестал. И палку эту свою уронил, а до этого цеплялся за нее, как младенец за погремушку. Нет, я ему нос не зажимала. Я нос не трогала. Я думала, он пить хочет, он рот все открывал. Но он не пил, только все назад текло. А потом стал синий, как… я говорила уже? Как он мог захлебнуться, он же не плавал? Я его захлебнула? Да я его-о… да я же хотела-а…

Маг практически не разбирал ответов жрицы в платке, но и по Марусиным жалобным причитаниям все было понятно. На Клайда накатило облегчение. Видение противоборствующих сил, сон про ручей — все стремительно таяло в солнечном свете. Он был жив, остался самим собой, ужасно хотел есть и, конечно, переодеться в сухое. А марусино тарахтение, даже рыдающее, было для него самым жизнеутверждающим звуком на свете.

— Марусь! — прохрипел Клайд, отлепившись от притолоки. — Ты меня спасла! Ты настоящий друг!

Все три гномки уставились на него, прервавшись на полуслове. После чего высокая рассмеялась с облегчением, маленькая осенила себя каким-то жестом, а Марусенька бросилась к магу на шею с радостным писком:

— Живой!

Клайд не устоял на шатких ногах и плюхнулся на пол, дав гномишке возможность покровительственно потрепать его сверху вниз по шевелюре, изображая, что именно это она и собиралась сделать.

— Ну, хорошо, что все обошлось! — произнесла старшая. — Меня зовут Илис, я поручила твоей подружке немного присмотреть за тобой, а она, похоже, слегка перестаралась. К счастью, от отчаянья она выплеснула на тебя все ведро, видимо это тебя и пробудило. Сейчас мы отведем тебя помыться, переодеться и поесть. Но если ты хочешь, можно сначала поесть.

Она улыбалась так уютно, словно давно ждала приезда мага в Сердце Гор.

Клайд подобрал свой посох и согласился с предложенной последовательностью действий: все-таки, на улице стоял мороз, дверей в храме не было, и поэтому замерз он сильнее, чем проголодался.

За обедом, который был лишь немного обильнее походной пищи гномов, Илис ненавязчиво расспросила его про видение, свалившееся на него в Совете Гильдий. Она покачивала головой, словно недовольная чем-то, и сверлила взглядом крохотулю. Когда Клайд завершил рассказ, больше похожий на бред, она с упрёком сказала малышке:

— Я так понимаю, что это ты перестаралась, Тоина? Наро занимался Марусенькой, а ты магом. Наша болтушка от погружения просто стала еще болтливее, а вот куда ты отправила человека? Думаю, так глубоко не все жрецы погружались, и слава Марф, что он сумел вернуться.

Она обернулась к Клайду:

— Я поясню тебе. Мы производим погружение в потоки силы, дарованой нам Марф. Для того, чтобы избежать лжи, достаточно погрузить совсем немного, скажем так, по щиколотку. Сама Марф настолько открыта, что ложь обычно несовместима с ее сущностью. Мы бы задали тебе несколько вопросов, и были бы уверены, что ты был правдив, вот и все. Ты бы даже не заметил ничего особенного в нашей беседе, конечно, если бы не имел намерения солгать нам. Но Тоина пересталалась, погрузив тебя буквально с головой. Конечно, она до сих пор использовала свои способности только на гномах, а вам, людям, меньше требуется. Но это ее не оправдывает. Думаю, полгода тренировок помогут ей избежать подобных ошибок к будущем.

— В госпитале? — спросила красная по уши Тоина.

— М-м… нет, полагаю в средней группе у малышей будет продуктивнее. Как раз тот возраст, когда дети открывают для себя обман… и пытаются его использовать.

— Хорошо… — прошептала Тоина с таким видом, словно ее отправляли в логово Антараса. — Они всегда дразнятся, когда погружаются…

— Конечно, дети что думают, то и говорят. Зато с твоей помощью они быстро поймут, что гномы не врут… э-э… друг другу. А тебе будет полезно перестать обращать внимание на свой рост. Твой жреческий талант не зависит от того, достаешь ты какому-нибудь орку до груди или только до пояса. Сконфуженная жрица — плохая подмога приходящим в Храм!

Все это Илис говорила совсем не нравоучительно, а слегка поддразнивая, так что наказанная Тоина даже захихикала.

Клайд разомлел от сытости, откинулся на обитую ковром спинку лавки и медленно потягивал какой-то трявяной отвар, сладкий и густой, похожий на микстуру от кашля, которой поила его в детстве мама. Он тогда все время пытался выклянчить лишнюю ложечку лакомого лекарства. В сон не клонило, видимо выспался он преизрядно. Марусенька шепнула, что он провалялся на циновке почти трое суток, с тех пор как его принесли из Совета Гильдий.

— А теперь нам нужно закончить с тобой! — повернулась к магу Илис. — Совет убедился, что ты не замышляешь против гномов. Мы предлагаем тебе пройти испытание, принятое у юных гномов, и обрести статус Друга Гномов.

— Что это за… — Клайд проглотил слово «испытание», решив, что то, что выдерживают гномские ребятишки, он тоже выдюжит. — За статус?

— Ну, просто звание. Мы присуждаем его редко, когда ничего другого не остается. Ты сможешь посещать Сердце Гор по своему желанию, пользоваться нашими кладовыми на пути сюда, ну и кое-что по мелочи…

— Скидки у торговцев, — вклинилась Марусенька, — льготы у кузнецов, особое хранилище на складах, и еще любой гном с тобой пойдет на охоту по первому приглашению… Ты знаешь, как это непросто!

— Спасибо… — растерянно произнес Клайд. — А что требуется от меня взамен?

— Прежде всего — пройти испытание. Как ты догадываешься, у испытуемых бывает разный… э-э… результат. Вот от него и зависит, что мы спросим с тебя после.

— Во всяком случае, я не думаю, что вы потребуете что-то непосильное или бесчестное. А все прочее я и так готов сделать… для моих друзей!

— Хорошо сказано, человек, — наклонила голову Илис. — Теперь осталось выполнить сказанное. Отдыхай, а завтра приступим к испытанию!

Она поднялась из-за стола в маленькой комнатке, прилепившейся среди десятка подобных ей к Храму сзади. Тут жили жрецы, но в самих помещениях ничто не напоминало о статусе хозяев. Просто комнаты, разгороженные несколькими шкафчиками на спальню и гостиную. Кухни не было, как и прочих удобств, расположенных где-то в длинных коридорах за храмом.

Илис, похоже, разместила гостя в собственной келье, судя по тем уверенным жестам, которыми она брала книги с полок или посуду из шкафчика.

Наконец, она водрузила на голову причудливый убор, и распрощалась с гостями. Следом за ней выскочила и крохотная Тоина.

— Ты что-нибудь знаешь про это испытание? — спросил Клайд у Марусеньки.

Та щипала остаток лепешки, выкладывая крошками затейливый узор.

Маг слышал, что гномы любили составлять целые картины из камушков или бусин, но эффектнее всего смотрелись огромные эпические полотна, выложенные золотыми монетками.

Каждый год умельцы соревновались в этом искусстве на широких дворах замков или безопасных полянах Адена, и маг несколько раз был в толпе любопытных, наблюдавших за этим.

— Слышала. Это действительно примерно то же самое, что мы все делаем, когда еще маленькие… ну, школьники. Тебе не будет трудно, просто там один секрет…

— Еще какие-то жреческие штуки, которые могут меня прикончить ненароком? — пошутил Клайд, но гномишка метнула в него гневный взгляд.

— Нет, не убить. Просто какие-то штучки со временем. Я не знаю, как это делается, но ты пробудешь на испытании всего неделю или две…

— Всего? — Клайд вытаращился на нее. — Я думал, это как наше Испытание, не больше нескольких дней!

— Нет, не так быстро. Хуже другое. Когда ты начнешь… тебя впустят туда… В общем, ты будешь думать, что ты провел там столько, сколько положено гному.

— И сколько же гному положено? — вкрадчиво спросил Клайд, уже понимая, что ответ ему не понравится.

— Ну, смотри… — Марусенька выложила из крошек довольно узнаваемый портрет Илис и теперь приделывала к нему бороду, не поднимая глаз на мага. — Когда гномы рождаются, они растут почти так же быстро, как люди…

— Я знаю. Это у всех рас одинаково, наверное, боги задумали такой порядок вещей, чтобы не обременять родителей беспомощным младенцем по 10–20 лет.

— Ну, да, наверное. Короче, в месяц гномский младенец выглядит так же, как и месячный человеческий…

— И эльфийский, и орочий, за исключением цвета кожи… или там ушей! — усмехнулся Клайд.

— Да. В годик люди уже начинают слегка обгонять старшие расы. Основное же различие начинается примерно в три года. Люди стремительно меняются и дальше, а мы обретаем свой постоянный темп жизни. И все остальные тоже. Правда, наши дети от этого только делаются крепче, и, конечно, они усваивают за долгие годы больше знаний…

— Ну хорошо, а испытание?

— Погоди. Где-то в 22 года, это всегда учителя решают, гномята перебираются из малышатни в школу. Многие при этом остаются жить при школе, с друзьями, но желающие поселяются к родителям. Гном в 22 года уже вполне самостоятельный ребенок, и не требует присмотра. Учеба занимает у ребятишек какое-то время, чем старше, тем больше, но все-таки не все. Чем же заниматься школьникам в свободные часы?

— Ну, играть, наверное, пока маленькие. Читать. В гости ходить — вы ведь все живете рядом с домом или друзьями, а не на другом конце света, как, скажем, ученики моей Школы.

— А, вот и видно… извини. Я не хотела тебя обидеть, просто это ужас как неправильно! Школьники, конечно, уже большие, но ведь не взрослые! Они еще не понимают, что город кормит их, поит, одевает… и все такое. Мы даем им понять это.

— Как?

— Самым простым способом: принимая в этом участие. Помнишь, я говорила, что некоторые живут у родителей? Этим ученикам задания дает цех отца или матери, ну или по очереди… Остальные выполняют поручения на потребу городу.

— Улицы метут? — спросил Клайд, невольно вспомнив поразительно чистые мостовые Сердца гор, не заваленные ореховой скорлупой, обрывками оберток от магических зарядов, обломками стрел, разбитыми пузьрьками от эликсиров и прочим мусором, как обочины улочек в городах на материке.

— И улицы метут тоже. Ты увидишь. Потому что это и есть наше испытание.

— Ну, хорошо, гномята у вас дружно пашут на общественных работах в свободное от учебы время, а сколько же это все длится? 10 лет? 20?

— Примерно 25 — 30 лет, — вздохнула гномишка. — Поэтому тебе может быть очень трудно. Ведь когда ты начнешь, ты не будешь понимать, что это не по-настоящему. Для тебя пройдет именно 30 лет.

— А я не умру за это время? — невесело пошутил Клайд.

30 лет бегать с метлой или тачкой! Можно себе представить, как это дисциплинирует! С другой стороны, из этой системы, похоже, как раз вырастают и туповатые «пахари», не иначе как зациклившиеся на однообразном труде с детства.

— Нет, потому что это время будет для тебя идти как для гнома.

— А почему же тогда ты говорила про пару недель? Ваши 30 лет — это примерно 10 моих? Или я что-то не понимаю.

— Конечно, не понимаешь. Нам нет нужды издеваться над тобой, заставляя тебя на самом деле заниматься детской работой. Все это произойдет лишь в твоем воображении, ты ляжешь спать, а через две недели проснешься.

— Тогда в этом сне мне не угрожают никакие опасности?

— К сожалению, угрожают. Для тебя там все будет совсем взаправду. Если ты поранишься, то появится шрам, если погибнешь…

— То не проснусь, — Клайд яростно заскреб затылок. Ничего себе, испытание! С другой стороны, гномята-то все проходят через это…

— А когда вы на этих работах… бывает, что кто-то погибает?

— Да, — тихо ответила гномишка. — Горы это не игрушки. Обвалы, монстры, паводки, подземный газ, выбросы древней магии, ядовитые грибы… всего не перечислить. Но ты будешь знать об этом столько же, сколько знают ученики. То есть все. Если ты внимательный, то запомнишь сразу. Если всегда пропускал на уроках половину меж ушей, то будешь усваивать на своей шкуре. К тому же сложность заданий возрастает постепенно, никто же не отправит 23-летних малявок в тот же забой, что и выпускников. Может быть, тебе даже понравится. Я вот вспоминаю: веселые денечки были! Мы в такие истории влипали… — она осеклась, поймав отнюдь не восхищенный взгляд мага.

— Давай подумаем, что ты мне еще не сказала, — раздумчиво произнес он, барабаня пальцами по пузатой кружке. — Магией я пользоваться смогу?

— Нет, и росту в тебе будет тоже как в гноме. И еще…

— Да-а? — протянул Клайд с деланным удивлением. — Что-то еще?

— Ну, чтобы совсем все… — Марусенька снова начала запинаться. — В общем, ты будешь себя видеть, ну и думать тоже, и даже помнить, как настоящий гном.

— А это пройдет потом? — спросил Клайд, понимая, что эта мелочь и есть самое главное.

— Ну… иногда проходит… — пробормотала Марусенька.

Еще минут десять Клайд пытался вытянуть из нее подробности, уверяя, что его не напугать, просто удобнее знать, с чем столкнешься. Правда была такова: жрецы гномов, оберегая свое потаенное поселение, прибегали к процедуре Погружения для допроса чужаков, и к Испытанию для тех из них, кто не замышлял дурного. А иногда и для тех, кто замышлял, только уже без согласия испытуемого.

Все гномы, проживая свою жизнь, оставляют отчетливый отпечаток в той силе, проводником которой в этом мире явилась Марф. Поэтому жрецам дана возможность возвращать соотечественникам утерянные вопоминания или даже переживать чужие, если есть в том нужда.

— Зачем же это может быть нужно? — изумился Клайд.

— Да разное случается. Например, если нужно понять онемевшего или узнать правду у ребенка, который пока не умеет говорить. Или даже услышать совет от умершего предка. Идут на это редко, потому что эти силы не затертый пергамент в Школе, написал — соскоблил, снова написал — и снова стер. Но все же идут.

— Так чем же может кончиться для ме… для испытуемого 30 лет ученической жизни, — устав от всех этих премудростей, вроде бы реальных, но совершенно не понятных с точки зрения современной магии, спросил Клайд.

— Ты… он может по окончании испытания стать гномом! — выпалила Марусенька.

— Так, — зловеще усмехнулся Клайд. — Всего-то навсего, не так ли? И что, совсем вот прям превратиться, или только умом стронуться?

— Совсем, — у Марусеньки запрыгали губы, и она ринулась в привычном раскате слов:

— А из тебя ничего так гном выйдет, высокий, и волос темный, у нас это редкость, и может ты в жрецы сразу пойдешь, и все тебя уважать будут, и дом помогут построить, а всякому ремеслу ты за эти 30 лет научишься ого-го, потом в цех… или наверх, торговать… или все-таки в жрецы… А то еще вдруг ты будешь первый гномский маг! Ну вдруг? Представляешь?

У Клайда от таких радужных перспектив аж горло перехватило. Неизвестно, чего ему хотелось больше: немедленно бежать прочь из этой ловушки, лечь спать и попросить не будить, пока не кончится этот кошмар, заорать во все горло или наотрез отказаться от испытания. Была даже мысль уйти в ту самую Башню, отсидеть там пару сотен лет, глядишь потомки Марусеньки уже и забудут, кто он такой и зачем в Башне сидел, а то и Богиня смилостивится, надоумит, как отвертеться от этой жути, или дырочку покажет, насквозь, наверх, в Аден. И уж больше всего тянуло сорвать страх и злость на рыжей балаболке.

Клайд посмотрел на нее и устыдился. Маруся уже замолчала, но рот не закрыла, глядя на него с какой-то надеждой. Совершенно неожиданно для себя, и уж конечно для нее, маг выпалил:

— Ладно. Когда превращусь в гнома, тогда видно будет. А пока я собираюсь погулять по городу, а то мне еще две недели валяться, как пиявке в болоте. Пойдем, ты мне тут все покажешь!

На самом деле, на душе у него было погано. Почему-то разумная мера гномской предосторожности казалась ему больше похожей на предательство.

Поэтому на улице разговор никак не клеился. Маруся было попыталась вяло указывать, как гиды в больших городах: «Посмотрите направо, посмотрите налево…» — но энтузиазма им это не прибавило. В конце концов они забрели в какие-то совершенно недостопримечательные жилые переулки, где и принялись бессмысленно рассматривать дом за домом, будто собираясь прикупить пару кварталов. Птицы стайкой перепархивали за ними с забора на забор, и всякий раз, остановившись, Марусенька машинально выгребала из кармана горсть разноцветных зернышек и угощала стаю.

— А почему зерна такие… крашеные? — спросил Клайд, разбивая молчание, как утренний ледок в ведре.

— Что бы птицы помогали мусор собирать, — как о чем-то незначительном ответила гномишка.

— А ты видела кого-нибудь… после испытания? Ну, ты понимаешь…

— Ага. Видела. Один купец очень хотел с нами торговать. Гномские товары из первых рук и все такое.

— И?

— Торгует. В Гиране. Из первых рук.

— Он был человек?

— Кажется, да.

— Что значит, кажется? Ты не различаешь, что ли?

— Да я его перед испытанием видела мельком, волосы светлые, но эльф или человек, я не рассмотрела.

— А потом?

— Обычный гномский гном. Рыжий. Выше меня на голову. Торгаш тот ещё. Дом построил за неделю. Женился. На моей однокласснице. Что тебе еще? Ты такие рожи корчишь, словно быть гномом хуже, чем василиском.

— А что? Василиском быть очень даже неплохо! Все тебя боятся, особенно если в священной пещере жить, — Клайд впервые улыбнулся.

— Гномом лучше, — убежденно, но неубедительно произнесла гномишка.

— А магом-то как хорошо! — вкрадчиво произнес Клайд. — Ты просто себе представить не можешь, до чего я эту магию люблю! Ты монстра долбишь-долбишь, а я вжик-вжик двумя заклинаниями — и нету!

— Именно, что нету, — совсем завелась оппонентка. — Ничего нету! Ни монстра, ни добычи какой! Только магии зряшный перевод! Вам бы только на праздниках фейерверки устраивать. Так не-ет! Опять же без гномов никак! Не мажеское это дело — с селитрой возжаться! Вот приедет какой-нибудь гном и смастерит он вам и крутящиеся свечи, и оренские колеса, и хлопушки, и эльфийские огни, хоть самого Антараса в облаках, безо всякой магии! А вы похлопаете да дальше пойдете магию переводить, — она распалилась, косички вздыбились.

— Ну, фейеверки у вас бесподобные, — серьезно ответил Клайд. — Только мне все-таки хотелось бы остаться самим собой. Это возможно?

— Угу, — кивнула Марусенька, переводя дух. Виноватость мигом смыла с нее боевой запал. — Бывает. Одна темная магичка ушла как есть. Сонечка у нее потом спрашивала, как так…

— Ну?

— Да вовсе непонятно. Она говорит, что вернулась к своим ивам. Понимаешь ты такое?

Клайд хотел было помотать головой, как вдруг пронзительно вспомнил: ивы, серые ивые сумеречной страны, что склоняются над прозрачной горьковатой водой, отражаясь в ней вместе с запутавшейся в ветках луной. Согнутые в арки ивы. Ивы, покрытые зеленым плющом и лохматым мхом. Почудилось: запахло прелым листом. И он посмотрел на гномишку с надеждой:

— Кажется, понимаю!

Но понять было проще, чем найти в себе что-то похожее. К чему он должен вернуться? К родителям, сестре и названному брату? К Кузьме? К пропавшей Вивиан? Но ведь он не умрет. Вернется, только в другом облике. Рано или поздно убедит их, что это он самый, Клайд… или память тоже исчезнет? Скорее всего.

— Марусь, а тот купец, гиранский, он помнит, кто он такой?

— Нет, совсем забыл. Ему рассказали, конечно, но он только плечами пожал. Мол, это все как сон, а наяву надо делом заниматься.

— Да, типичный гном! — вздохнул Клайд.

— А вот магичка наоборот, испытание почти забыла. Если, говорит, вспоминать как я ездила в горы, то все ясно, а если детство начать перебирать, то просто как будто их два было, одно эльфийское, другое гномское. И оба как в тумане.

— Ну, что ж… Все равно ты мне ничем тут не поможешь, — начал было Клайд, но гномишка снова мучительно вспыхнула.

— Я хотела помочь! Я сама согласилась! А Илис! Она сказала, что я маленькая, вот как. Подруга называется!

Еще минута распросов прояснила очередной кусок, очевидный для гномки, но таинственный для Клайда. Оказывается, шанс сохранить себя сильно возрастал у тех, кто проходил испытание с другом, добровольно присоединившимся к испытуемому. Вот гномишка и предложила себя на эту роль. Да жрецы ей отказали наотрез.

— Она сказала, что у меня еще мое детство… ну, не закончилось как бы. Поэтому мне нельзя чужое переживать. А то я и сама запутаюсь, и тебя хуже запутаю.

— Да не переживай ты! Я думаю, что если я даже стану гномом, мы с тобой все равно останемся друзьями! — утешил ее Клайд.

— Ну, наверное, — пробормотала Марусенька.

Клайд уже понял, что вытрясать сведения из гнома та еще задачка. Недаром Учитель говорил ему когда-то, что правильный вопрос содержит половину ответа. Маг просто не знал о чем еще спросить, чтобы как-то облегчить свою участь. Может быть завтра окажется, что спать волшебным сном ему придется стоя, или сидя голышом в снегу, или погружившись в хвойный отвар с головой. Не спросишь — не узнаешь.

Еще маг с грустью подумал, что не отказался бы от помощи Кузьмы в этом муторном деле. Разве придумаешь способ закалить дружбу лучше, чем 30 лет с одной тачкой на двоих? Или с чем там придется бегать? Но с другой стороны, если помощник рискует хотя бы памятью, стоит ли просить об этом гнома, у которого за плечами был почет мастера, гордость отца?

Так и не отыскав в себе тех истоков, к которым его вернуло бы из любых глубин чужой жизни, Клайд направился обратно к Храму.

Марусенька буквально висела на его локте, устало перебирая ногами. Наверное, сказывались переживания сегодняшнего дня.

В Храме их никто не встречал. Маг еще пытался придумать какие-нибудь уточняющие вопросы, но мысли ворочались с трудом. Все равно он ничего не изменит. Все равно он все завтра узнает. Все равно он может через две недели все забыть. Себя, свое имя, этот тревожный вечер, прикорнувшую на топчане гномишку с рыжими косичками-баранками. Им придется знакомиться заново, и кто знает, как солидный гном отнесется к легкомысленной болтушке? Вспомнился гиранский купец. «Вот возьму тогда и женюсь на тебе, балаболка!» — мысленно пригрозил Клайд. «Будешь у меня по струнке ходить!».

Маг достал с полки лист сероватой грубой бумаги, перо, чернильницу. Нужно написать коротко о себе, чтобы прочесть после. Но что писать? И какое будет дело до этих каракуль тому неизвестному гному, которым он, возможно, станет? Может, и читать не станет…

Перо нацарапало на листе паука, силуэты развалин. Пожалуй, стоит набросать по записочке друзьям, родителям? Чтобы не считали сгинувшим. Но Кузьма и так будет в курсе, а прочим нельзя рассказывать про гномские дела.

Выбрав нейтральный вариант, Клайд сочинил три записки примерно следующего содержания: «Дорогие (мама и папа, Эмми, Сэйт!) Я отправляюсь на выполнение важного задания в Элморе и на некоторое время останусь даже вне пределов магической связи. Если вестей обо мне не будет слишком долго, то о моей судьбе вам смогут рассказать мои друзья, гном Кузьма и его племянница Марусенька. Надеюсь, что все закончится благополучно. С наилучшими пожеланиями, ваш (сын, брат) Клайд.»

После этого, разгулявшись, он настрочил записку Марусеньке — с просьбой не выдумывать для его семьи слишком уж душещипательную историю; Кузьме — с благодарностью за все и похвалами в адрес племянницы. Про испытание писать не стоит даже ему, гномишка потом расскажет. Написал и Сонечке, потому что терять ему нечего, и они все равно могут больше не встретиться. Он, конечно, не стал описывать ее личико-подсолнух, озарявшее его воспоминания, просто искренне пожалел в письме, что им не довелось больше встретиться и просил не забывать его брата и сестру.

Тут же солидно составил завещание в пользу последних: не ахти какое у него богатство, но и это убережет Сэйта и Эмми от лишней траты денег.

Мысль о том, что неведомый гном-Клайд может рапорядиться вещами по-своему, не пришла ему в голову. Черкнул пару строк Учителю. Он даже начал писать письмо Вивиан, но скомкал лист. Чтобы писать ей, нужно было ее найти. А он не сделал этого. Можно было бы попросить Кузьму отыскать эту библиотечную мышку, но почему-то не хотелось. «Может быть, это незаконченное дело вернет меня в свое сознание?» — подумалось Клайду.

Он машинально закончил набросок с пауками. К ним прибавились дриады и речка на заднем фоне. Рисовал Клайд, конечно, далеко не так умело, как Эмми, но отличить паука от колонны и дриаду от куста не составляло труда. Он мучительно пытался вспомнить стихи, которые, бывало, часами декламировал Сэйт во время особенно занудных тренировок. Паук за пауком, по кругу, среди обрушившейся колоннады, по сбегающим к воде узорчатым ступеням, среди безразличных дриад в зеленых лиственных платьицах, короткий отдых, и снова пауки по кругу.

Клайд попытался воспроизвести эльфийский речитатив, произносящийся нараспев, немного растянуто. Какие-то строки всплывали, какие-то рассыпались обратно на нерифмованные слова:

В королевском театре у сонной реки

Представленье дриадам дают пауки.

Вот Щипач-интриган, вот Багровый-король,

Каждый грозный актер четко вызубрил роль.

Ядовитый страрается словно на бис,

Арахнид посягнул на трагедии высь,

А злодей-Мародер в неизбывной тоске

Ждет свиданья с Когтистым на белом песке.

Вот Шипастый как шут…Тра-та-та, тра-та-та…

Эльф мог выводить эти рулады часами, но потом тоже мало что вспоминал, не говоря о том, чтобы записывать этот ритмичный поток. Наслушавшись друга, Клайд тоже выдавал порой рифмованные дразнилки, но не более…

Теперь же что-то заставляло мага раз за разом пытаться вспомнить это шутливое перечисление бесконечных пауков. Они действительно охотились тогда на Багровых, и те развалины с каскадом лестниц когда-то в древности были Королевским театром… И была река, вернее, давно отрезанная от основного русла старица, на удивление чистая, не заболоченная…

Но мелеет река, обнажается дно,

Стебель русла ее перерезан давно…

Клайд ощутил, что все же вспомнил то, что хотел. Он даже записал эти строки, не понимая, почему так важно было их восстановить. Подумал, и запихнул исчерканный лист в письмо, адресованное братишке. Может быть, он поймет.

Нужно было взремнуть, просто для порядка, и Клайд, не раздеваясь, улегся на деревянной кровати за шкафом. Ему, во-первых, было неловко разоблачаться в чужой комнате; во-вторых, не хотелось, если что, оказаться на испытании в застиранном походном белье.

Последнее, что он слышал, было сонное бормотание Марусеньки:

— Спой еще про пауков…

Глава 22. Чужая жизнь

Все начиналось буднично и деловито, как процедура выведения вшей в походном воинском лагере (довелось Клайду классе в пятом поучаствовать в такой, тренируясь на собратьях-военных из Академии).

Марусеньку сразу отослали из Храма с каким-то поручением. Клайду велели уложить свои вещи в мешок, умыться, привязать деревянную бирку на посох и запечатать свои письма красным сургучом. Из еды же ему предложили только вчерашний сладкий отвар. Он подумал было, что этот отвар усыпит его, но Илис успокоила мага:

— Нет, ты уснешь сам. Сила Марф будет вести тебя, и ты должен быть в сознании. Твое состояние только внешне будет похоже на сон. И… Марусенька все рассказала тебе?

— Думаю, да. Разве что она забыла про что-то, а я не спросил. — откровенно поделился своими сомнениями маг.

— Не знаю, как это выглядит с твоей точки зрения, но выслушай мою. Это не захват твоего сознания, не попытка пленить твою душу. Это просто полная открытость с нашей стороны, чтобы никаких недомолвок не стояло между нами. Между гномами и тобой. Ну а если… ты не сможешь вместить сразу две жизни, две судьбы, то мы примем тебя, как равного по рождению. Можешь ли ты придумать способ защитить наше существование надежнее, чем сделать тебя его частью?

— Те, кто сохраняет себя, они не таят потом обиду?

— Нет. Ты поймешь. Никаких обид, и никакого принуждения. Кстати, ты можешь отказаться от испытания.

— Что-о! — вскочил Клайд как ужаленный. — Но почему вы не сказали об этом сразу!

— Потому что ты сразу бы и отказался. Твоя душа не проделала бы всю эту работу, на которую ты потратил вчерашний день и вечер, — она махнула рукой в сторону стопки писем. — Теперь же ты действительно можешь сделать выбор.

— А если я откажусь, что тогда?

— Ничего. Ведь при Погружении было доказано, что ты не злоумышляешь против гномов. Конечно, вход в Сердце Гор будет закрыт для тебя навсегда… или до тех пор, пока обстоятельства не изменятся. Я не думаю также, что твои друзья осудят тебя за малодушие, они сами изрядно переживают все эти дни. Видимо, в человеческом облике ты им дороже, — жрица мягко улыбнулась.

— А… — Клайд не мог найти слов. Он неожиданно ощутил внутри себя растущую пустоту. Словно бретёр, обнаруживший, что противник не явился на дуэль; словно сбежавший из дома мальчишка, заметивший за кустами отца с боевым луком. Только что он был героем, почти мучеником, и вдруг оказалось, что гномы только проверяли его решимость.

— Если ты отказываешься, то еще не поздно пойти и перекусить посущественнее, — добавила Илис, намекая на его жидкий завтрак.

— Что, потом будет поздно? — как обычно в минуты напряженных размышлений, Клайд говорил не думая.

— Да, кухни закроются, придется готовить самим или перебиваться сухомяткой. Идем? — она поднялась из-за стола.

— Знаешь… — медленно проговорил Клайд. — Мне, конечно, очень страшно проснуться бородатым крепышом со счетами в голове, даже страшнее, чем не проснуться вообще. Но, если подумать, один такой бородач на поверку оказался очень славным другом. Я надеюсь, что я в случае чего буду не хуже… с благословения вашей Богини, — и он склонил голову, не столько из вежливости, сколько для того, чтобы скрыть краску, залившую щеки.

— Вот и славно, — спокойно кивнула Илис. — Пойдем же, не стоит откладывать дело.

Клайда привели в небольшой домик возле самого входа в тоннель. Внутри было слегка душно, словно сюда давно никто не входил. Но на большой кровати с балдахином было постлано свежее белье. Крохотная Тоина принесла откуда-то еще теплое выглаженное одеяние, похожее на очень свободное белье из тонкого белого полотна. На нем не было ни застежек, ни завязок, и оно было сшито точно по росту мага.

Жрицы вышли ненадолго, и Клайд переоделся. «Все-таки буду в белье,» — подумал он, — «Но, по крайней мере в новом и чистом.» Думать о том, кого наряжают в новое и чистое белье, ему не хотелось.

Илис и Тоина вернулись. Клайд послушно лег в кровать, оказавшуюся довольно жестской. Накрывать его ничем не стали.

— Ты не будешь ощущать неудобство или холод все это время, — пояснила Илис. — Но охраняющим тебя жрецам будет лучше видно, если вдруг ты поранишься.

— А чью жизнь я проживу? — спросил Клайд, уже умостив голову на подушке. — Это известно?

— Свою собственную, — с легким удивлением ответила жрица. — Какой смысл заставлять тебя быть кем-то еще? Ты проживешь такую жизнь, вернее, юность, какую бы прожил, выбери твоя душа тело гнома, а не человека.

Маг задумался, хорошо это или плохо. Спать ему по-прежнему не хотелось, но и болтать все время было как-то неловко. Зрелище престранное: долговязый парень в белоснежном исподнем разлегся на кровати, которая, кстати, ему весьма велика. А рядом стоят две гномки с самым серьезным выражением, которое только способны изобразить их круглые мордашки.

В этот миг дверь скрипнула, и в комнату бочком вдвинулась еще одна представительница славного племени. Клайду лежа было видно только ее лицо, усталое, но умиротворенное. Ему как-то сразу захотелось уступить ей кровать. Гномка молча присела на стул где-то в отдалении.

— Кто это? — спросил Клайд, чтобы не молчать.

— Это твоя будущая мать, — ровно ответила Тоина.

Маг вывернул шею, уставившись на новое действующее лицо. Действительно, гномке похоже оставалось совсем немного до родов. Живот, удивительно круглый, словно она из озорства засунула под одежду зрелый арбуз, прикрывала какая-то дополнительная накидка. Гномка осторожно придерживала его руками, словно стеклянный магический шар. Она улыбнулась магу, но взгляд ее был обращен куда-то внутрь себя.

Как целителю, Клайду приходилось видеть беременных женщин, и даже одну беременную орчиху, которая, впрочем, нуждалась не в родовспоможении, а в удалении зазубренного наконечника стрелы из мышцы предплечья.

Но не гномок. Конечно, нет! Как почти никто не видел молодых гномов-мужчин и гномских детей, так и их женщины старались немедленно покинуть материк, ожидая ребенка. Все это вихрем пронеслось в его голове, и в тот же миг по лицу беременной прошла легкая судорога.

— Пора! — неожиданно властно произнесла Илис.

— А Марусенька, она не придет? — спросил Клайд, оттягивая неизбежное.

— Нет, конечно, — подняла брови жрица. — Иначе ее бы увлекло следом за тобой, настолько велико ее желание помочь тебе. Сейчас постарайся расслабиться и ни о чем не думать. Все произойдет помимо твоего участия, но с твоего согласия.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Клайд, снова косясь на беременную. Та явно закусила губу, но не издавала ни звука. Магу было неловко и непонятно, почему та сидит на жестком стуле, а он валяется на огромной кровати, но он уже не стал ничего спрашивать. Он понимал, что бесконечные дурацкие вопросы — просто способ сознания справиться с волной страха.

— Ты можешь закрыть глаза, — сказала Илис, задергивая легкую, но непрозрачную занавесь между столбиками кровати. За занавеской поднялась легкая суета. Клайд улавливал отдельные слова:

— Готовьте петли… простыни… отец… держать…

Дверь несколько раз хлопнула. Не думать ни о чем было самым трудным. Невольно разражала невидимая суматоха. Может быть, начавшиеся роды вовсе не входили в сценарий?

Кто-то кашлянул робко, но явно мужским басом. Раздался легкий стон, переходящий в судорожный смех.

— Еще раз… не спеши… нужно время… дыши… — уговаривала Илис неизвестно кого.

В голове отдавались удары сердца, как после долгого бега. Легкие требовали воздуха, но он куда-то исчез. Балдахин над магом налился багровым светом, затрепетал.

— Молодец, хорошо! — гудел голос над головой, отражаясь от стен, заставляя кровать вибрировать.

Воздуха по-прежнему не было. Он задохнется, а никто и не заметит за всей этой суетой! Тяжелое, жаркое одеяло облепило его, не давая шевелиться. Он не понял, откуда оно взялось. Нужно было срочно избавиться от этой душной тесноты. Он пошевелился с трудом, выбирая в накатившей мути направление, куда ползти. Главное — вырваться, даже если он упадет с кровати. Зато его заметят. Руки и ноги толкали его еле-еле, где-то за балдахином трепетал свет, там был воздух, жизнь. Еще чуть-чуть, еще немного. Гудели голоса, дрожали стены. Все силы уходили на отвоевание еще нескольких пядей на пути к свету. Мысли совершенно исчезли из головы, остались только пять чувств, притупленных, сонных, нерезких.

Внезапно с дома сорвало крышу. Ослепительный свет ударил по глазам, а ледяной воздух ворвался в грудь, как тысяча иголок. Болел живот, болели все мышцы, сводило голодной судорогой желудок, к тому же холод леденил кожу на абсолютно обнаженном теле. Все его чувства обратились против него, терзая и мучая. Ему не оставалось ничего иного, как заорать во все горло, выражая протест всем своим существом.

— Мальчик, смотри, мальчик! — пробасил над ним густой голос.

— На тебя похож! — отозвался другой, нежный.

— Пойдем, я уложу тебя.

— Да, помоги, ноги подгибаются. И дай я его покормлю скорее!

— Покормишь, пусть покричит парень вволю. Надо же ему заявить о себе!

— Ну, все, все, вот мама, вот молочко… — голос обволакивал, руки несли тепло, в рот полилось что-то бесподобно теплое и вкусное. Пульсация в области живота стихала. Голод исчезал. Он еще не знал слов… он уже не знал слов. Он пытался рассмотреть что-то, но видел лишь расплывчатые пятна. Он пытался вспомнить. Светлая челка, серые испуганные глаза. Рыжий хвостик. Смешливый рот. Но все это больше не имело никакого смысла, никакого названия, ничего…

— Вставай! — кто-то тормошил его, и, похоже, пихал сапогом в бок.

— Да поднимайся же ты! Эк тебя разморило! — голос был знакомым, голос ему не нравился, к тому же сапогом в бок — это уж слишком! Не больно, но ужасно обидно!

Он вскочил на ноги, готовый дать отпор, но сразу же опустил кулаки. Это не задира Корит. Это опять зануда! Вот привязалась!

Правда, он и сам не понимает, как это его сморило. И снился, как обычно в шахте, самый первый день жизни. Наверно, тогда тоже полз к свету, как по узкой штольне. Многие гномы помнят свое рождение, ничего приятного, кстати. В горе лучше не спать, голова дурная будет.

— Встал я, встал! — ответил он противной девчонке.

Она уже больше года была главной в их бригаде, и утаить что-либо от ее взора было не легче, чем спрятать Царь-алмаз на голом полу.

Такая выскочка! Ее послушать, так только она одна хочет выиграть соревнование классов! А если попадаешь с ней в пару, то даже поговорить не про что. Она может часами в такт ударам кирки или палицы, в зависимости от задания, твердить:

— Город кормит нас! Город защищает нас! Город обучает нас! Гномы сильны только вместе!

Нет, он не против, в смысле, слова-то правильные, неправильно их тупое повторение.

С другими одноклассниками можно перекинуться парой шуток, обсудить новости, придумать новый способ так делать работу, чтобы ничего не делать. Наставники в таких случаях повторяют: «Лень — двигатель прогресса!», вроде как такой прогресс им не по душе.

А с этой только нравоучения, словно она магическая кукла или тропическая птица-повторяй. Неужто, пока он тут вздремнул, она опять осталась единственным напарником?

— Пошли, все уже в Главном тоннеле, тачки разбирают, — строго сказала зануда.

Он мысленно застонал: проспал, непонятно почему проспал считалочку по парам. Всем известно, что считалочки только кажутся честными, на самом-то деле подсчитать число слогов и подобрать для нужного результата нужный стишок ничего не стоит. Перемигнулись с Оритом или с Нером, и попали в пару. Время с друзьями летит быстрей.

А эта! Он ее почти не видел до школы. Она ведь в малышатне почти не была, говорят, болела. Что это за гномка, котрая почитай 20 лет болела? Ну, пусть 10. Таких и не бывает! А теперь она в школе девчонками командует, а на работе вообще всеми.

Пора бы ей сказать, что он про это думает! Считалки эти дурацкие! Ее затея! Раньше все вставали в пары, как хотели, так эта придумала, что надо лучше сработаться. Чушь гоблинская! Сейчас он ей скажет, не будь он… не будь он…

В голове неожиданно оказалась полная пустота. Кто я? Почему я тут? Ответов не было. Это было так неожиданно и страшно, что слезы подступили к глазам. Он не пытался вспомнить что-нибудь, наоборот. Мысли будто парализовало ужасом, мозг сжался в комочек перед этой пустотой.

— Далк! Далокус! — взорвалось в пустоте имя. Все встало на свои места. Далокус, сын Яра…Да что это с ним сегодня!

— Слушай, Юнка, что-то мне нехорошо, — проговорил он серьезно. С подземным газом шутки плохи, да и другой отравы в шахтах полно.

— Да вроде не пахнет ничем, — девчонка с сомнением повела носом. У зануды было самое острое обоняние в бригаде, но ведь не все грибы пахнут ядом.

— Давай уйдем из этого коридора, — предложил он, придерживаясь за стену.

— Так я тебе что талдычу: пошли отсюда! — снова взъелась командирша.

Он больше не ощущал пустоты или сонливости, только безотчетную тревогу. В конце тоннеля журчал родник, и он направился к нему.

— Куда? Куда ты? — Юнка попыталась загородить ему дорогу. — Нам в Главный, не слышишь? Ну почему с тобой всегда проблемы? Опять выиграют Еловые!

— Да ладно, Еловые тоже хорошие ребята, — лениво отмахнулся он. Надо напиться, да и глаза промыть, потом уж топать в Главный. Тачки… опять тачки!

— Что там, в Главном, обвал? — спросил он, погружая ладони в воду.

— Не в самом, а на втором уровне. Просела плита, крепи не выдержали.

— Все целы?

— Да, там было пусто.

— И то хорошо, — Далк поплескал водой себе на физиономию. С досадой потер щеки и подбородок. Ни волоска! 34 года, а выглядит как девчонка!

— Ну, долго ты там? — почти плаксиво теребила его Юнка. Но он жестом велел ей замолчать. По нервам била натянутая тишина. Что-то не так, что-то неправильно.

— Воздух… — прошелестела девчонка удивленно. Он даже успел пожать плечами. Нюх у нее волчий, командует она ловко, да и работает споро, а в горе до сих пор как слепая мышь. Это не воздух, это…

— Бежим! — рванул он Юнку за руку. — Это обвал по уровню!

Они неслись, а сзади как-то удивительно плавно, словно мягкий ковер, проседал свод. Волна воздуха, будто под напором гигантского поршня, уже не сквозила по ногам, а с ревом рвала на них одежду. Главное — не споткнуться, главное, дотянуть до поперечного штрека! Там угловые аварийные крепи, и спасательные клети, в них можно и спрятаться, и уцепиться. Специально сделанные металлические конструкции не раз спасали жизни гномов. В клети можно было отсидеться, пока найдут, можно — воспользоваться Свитком перемещения, если он есть.

Юнка дернула руку из его хватки раз, другой. Он на бегу скосил на нее глаза. Она бежала неровными прыжками, и, похоже, с закрытыми глазами. По лицу разлилась неестественная бледность. Только ему девчачьих штучек не хватает сейчас.

— А ну, открой глаза, дура! — проревел он, потратив на это почти весь запас воздуха в легких. Но дергать ее ответно за руку побоялся: так ведь и упадет!

Юнка разлепила глаза, снова начала перебирать ногами как нужно. Медный блеск указателя напротив поперечного коридора отражал бледный магический свет. В горе давно не зажигают живого огня, это слишком опасно. Просто все сделанные гномами коридоры начинают светиться ровным светом. Они еще не проходили в школе, что это за свет…

Далк бежал из последних сил. Гномы изрядные бегуны, только вот ноги коротковаты. Сейчас это играло важную роль, потому что то и дело приходилось перепрыгивать через трещины в полу или обломки породы, катящиеся со стен. Блеснул в сколе тусклый необработанный изумруд. Надо запомнить, на будущее. У него обязательно будет будущее! Что-то очень интересное, важное, что он еще должен сделать…

Юнка странно, с всхлипами, дышала, отвлекая от важных мыслей. Она бежала уже почти вровень с Далком, и можно было бы отпустить ее руку, но он только прочнее сжал пальцы. Она стиснула его ладонь в ответ. Ладно, не первый обвал и не последний. Правда, пострашнее прежних. Только бы добежать!

Далка повело в сторону, на стену, от того, что волна прошла по каменному полу. Сразу сбилось дыхание, потяжелели ноги. Теперь зануда Юнка была впереди, она обернулась пару раз, и решительно потянула его за руку. Стало полегче, а вот и поворот.

Они влетели в защитное пространство опоры, как кукушка обратно в часы: буквально спиной вперед, понимая на уровне инстинктов, что разворачиваться нет времени. Металлические листы хлопнули по каркасу, отгораживая их от каменного крошева, брызнувшего им вслед. Коридор схлопнулся.

В поперечном штреке дрогнули стены, зашелестели мелкие оползни. Но шахту копали не эльфы какие-нибудь. Коридоры располагались с умом, на стыке пластов, и обвал редко накрывал сразу несколько, а тем более перекидывался на перпендикулярное направление.

Далк уперся в металлические створки рукой и попытался их открыть. Но крошево навалилось неподъемно. Придется ждать. Воздух, вроде бы, есть.

— У тебя Свитка нету? — спросил он Юнку. Та сидела, привалившись спиной к противоположной обвалу стенке, прикрыв веки, словно спала. Но вопрос услышала, и головой помотала. А потом распахнула совершенно черные глазищи, наполненные безумием:

— Конечно нету, — проинесла она с горькой насмешкой. — Я же его съела!

Далк уставился на нее с отчаяньем. Если драться начнет, он может и не справиться. Очень устал. А если кусаться… лучше не думать.

— Мама, мама! — тихо и жалобно заплакала Юнка, не обращая больше на Далка внимания. Она видела перед собой кого-то другого, с кем пыталась говорить детским картавым голоском:

— Съея, съея виток… Юя пахая… Мама, иди, иди…

Экономя силы, Далк тоже уселся на пол. Похоже, Юнка не просто так провела часть детства в госпитале при Храме. Что-то у нее с головой, и неспроста. Этот страх, словно она уже видела подобное, этот детский голосок… Хныканье навевало страшную тоску. Ну совершенно непонятно, что с ней делать. Говорят, если у кого временное помутнение в голове, нужно по щекам надавать. Вот только тут не простой заскок. Тут что-то давнее.

Часа через два Далк решил хотя бы попытаться, все равно делать до прихода спасателей нечего, а этот писк уже и его с ума сводит. Совсем не так давно он возился в малышатне с мелкотой на заднем дворе, и вроде бы даже разбирал их чудной язык. Примерно тот возраст, когда многое понимают, но говорят еще плохо…

— Юна хорошая, — метнул он пробный шар.

— Ятя? — отозвалась чокнутая. Глаза по-прежнему не фокусировались на нем. — Ятя ходи?

— Юна, где свиток? — продолжил Далк.

— Съея, пахая, пахая… — не получилось, надо в другую сторону.

— Хорошая. Кушать хотела?

— Кусать. Ам. Ыпка.

— Рыбка. Свиток рыбкой пах. Понятно. Где он лежал? — безумная надежда вспыхнула было у гнома. Вдруг бред косвенно указывает на то, что у бригадирши припасен свиток в поясной сумочке?

— Ятя нес, ятин виток.

— Угу. Нес его с рыбой, очень умный парень. Ятя — кто?

— Ятя балсой. Ятя мой. Мамин. Папин.

— Братик?

— Ятя, ятя. — Ага, кивает.

— Разобрались. Ну-ка, скажи, камни падали?

— Бах, бобо, ногу Юе! Ы-ы!

— Ш-ш, не болит уже… Кто-то тебя тащил, да?

— Ятя… Мама, ходи!

— Мама побежала в другую сторону?

— Ма-а-а! — личико исказилось, предвещая новый рев.

— Мама потом придет, тихо, тихо. Будешь кричать, еще камни упадут! Ну-ка, расскажи, куда вы шли?

— Готи. Дяка Коон.

— В гости. К дядьке. Понятно. Юна большая, сколько Юне лет?

— Воть! — Юнка гордо вытянула вперед руку с двумя оттопыренными пальчиками. Невелика же она была. Хорошо, что не грудная. Хотя, грудная бы не сдвинулась умом. Взяли, значит, родители дочку, сына и потопали к дядьке в гости. А тут обвал. Девочке придавило ногу, и она с братом оказалась отрезана от матери. А отец…

— А папа? Юнка, где папа?

— Папа пит. Папа кьясный, кьясный, боюсь!

Так, а отец, похоже, погиб сразу же, на их глазах. Единственный свиток у брата малышка изжевала, привлеченная запахом рыбы. Жирные пятна для магии не помеха, но вот детские зубешки, похоже, свели ее на нет. Вряд ли она действительно съела жесткий пергамент, но измочалить до неузнаваемости могла. А что потом?

— Где братик? Юна, говори, где братик?

— Ятя насол дыку. Ятя гаит: Юя ползи!

— Хорошо, Юна хорошая, Юна ползет?

— Бобо! Ятя, иди!

— Дырка маленькая, братик будет сидеть тут, а Юна должна ползти. Ползи, Юна, ползи, я тебе конфету потом дам!

— Няка?

— Много няка! Ползи! Что там, Юна?

— Юна пать. Хояя, хояя…

— Там снег? Холодно?

— Нег. Пать.

— Не спи, Юнка, в снегу нельзя спать! Надо идти. Иди, иди!

— Пать, — похоже, все-таки она тогда там и заснула. Но, раз дожила до сегодняшнего дня, значит ее кто-то нашел. Поехали дальше!

Далк казался сам себе ужасно умным, почти как жрец. Надо же, столько лет никто из ребят не знал, что у Юнки семья погибла. Обычно это не секрет. Небось, жрецы боялись, что расспросы ее совсем с ума сведут. Как-то они ей ненадежно мозги вправили! Надо пробираться дальше, может быть что-то у нее в голове переклинит обратно, и она вспомнит, где она и что с ней? Конечно, командовать малявкой проще, но уж больно пугает этот взгляд в пустоту. Наверное, ее брат тоже погиб. А она, хоть и маленькая была, поняла, что все из-за того жеванного свитка случилось… Итак, кто-то ее нашел:

— Смотри, кто несет Юну?

— Тетя… Тетя няка?

— Да, тетя даст конфетку. Юна будет спать и слушать меня. Спи, Юна! Спи и слушай внимательно!

Юнка послушно свернулась калачиком на пыльном полу и засопела. Далк почувствовал, что у него по вискам сползают капли пота. Может быть у него действительно способности жреца? Их, правда, всех проверяют каждый год, но ведь бывает, что талант открывается не сразу.

Все знают, что бывший молотобоец Наро стал жрецом уже после того, как получил звание мастера. Но Далк не думал, что жрецам так тяжко приходится. Он от одной девчонки чуть не сдвинулся, а в Храм разный народ идет потоком! А он еще завидовал ученикам жрецов, отобранным в детстве! Лучше уж ворочать тачки, гонять пещерных крыс и летучих мышей, сортировать мусор, да понемногу присматриваться к цехам, пробуя себя на подхвате то там, то сям.

Правда, учителя ворчат, что он слишком много пробует и слишком мало делает. Но он не виноват, что до сих пор ни одна работа ему не пришлась по душе. По-настоящему по душе, как рассказывал отец: что бы делать ее хотелось сильнее, чем есть, пить, спать…

Юнка сопела на полу. Появился большой соблазн оставить ее так до подхода спасателей. Тихо, спокойно, сердце перестало колотиться в горле от ее надрывного лепета. Словно сам побывал на месте гибели ее семьи и выдернул малышку из-под обвала. Все наслоилось: реальность, усталость, Юнкин бред. А у нее, наверное, вообще полная каша в голове!

Тут Далк вспомнил фокусы, которые проделывал с желающими жрец на День Камня. Среди мальчишек считалось доблестью протиснуться на помост и позволить погрузить себя в странный сон. После чего жрец касался руки деревянной палочкой или пером, и на коже вздувался настоящий ожог или пролегал надрез. Касался еще раз, что-то пришептывая спящему в ухо, и рана исчезала. Далк тоже ходил на помост, но ничего из того сна не запомнил, а следа от ожога не осталось. Только невнятная тоска, будто мимо прошло что-то очень важное.

А что, если Юнка сейчас думает, что все еще спит в снегу? Не замерзнет ли она по-настоящему? Нет, вроде бы ее уже какая-то там тетя нашла…

Надо рассказать ей, как она росла в малышатне, может быть тогда она очнется или хотя бы проснется в более старшем возрасте. Ну пусть хоть картавить перестанет!

И Далк завел осторожный бесконечный рассказ, борясь с подступающей сонливостью:

— Тетя принесла тебя в дом. Там тепло, там конфеты. Мама приходила к тебе, принесла куклу. Папу вылечили, он тоже приходил. Принес тебе… принес красивый камушек! И братик приходил. Он тебе подарил бусы. А потом они все уехали далеко-далеко, торговать. Сказали, что вернутся через много-много лет, когда ты уже вырастешь. И привезут тебе много-много подарков…

«Ну и бред я несу! — устало подумал Далк. — Даже малыши знают, что гномы не могут прожить много-много лет вдали от Сердца Гор. Как только связь с силой Марф слабеет, мы начинаем болеть, терять силы, пока не превращаемся в полных инвалидов, не способных даже двигаться. Такова горькая участь изгнанников. Правда, в два года Юнка могла этого еще не понимать. Но мне-то нужно, чтобы она выросла в этом дурацком сне.

Нет, что-то я делаю неправильно, жрецы ведь твердят все время, что обман делает только хуже. Конечно, есть серьезный обман, а есть хитрость, например, при торговле без этого никак. Может быть сейчас я тоже использую хитрость?

Готов руку себе откусить, что жрецы все эти годы пытались говорить ей правду, а правда-то ей как раз была не нужна. Не хотела она помнить погибшего отца и жеваный свиток. А если я все испорчу? Сейчас она проснется и набросится на меня… добро, если с кулаками, а если со слезами? И так с девчонками не знаешь, как себя вести. Вечно у них какие-то выкрутасы, прям как у эльфов.»

Он протер глаза. Показалось, или на самом деле стало труднее дышать? От пола шло ровное тепло, и хотелось пить. Хорошо, что он напился перед самым обвалом — дольше протянет без воды.

Надо продолжать эту болтовню, а то в тишине так жутко, словно он не в знакомом штреке, а в зеленом лесу на материке. Видел он тот лес на картинках: вот ужас-то! Все заросло высокой травой, ветки покрыты мхом и плющом, листья то зеленые, то желтые, а еще цветы разноцветные повсюду, как там вообще можно тварей различить? Это ведь не снег! Цветы, цветы…

— Привезут тебе цветы, как в книжке, конфеты, красивое желтое платьице. И еще белое. И мама сказала: Юна! Ты должна расти большая и учиться хорошо! Ничего не бояться. Даже во сне. И просыпаться всегда счастливой. И никого не ругать…

Опять его не туда заносит. Конечно, было бы неплохо, если бы Юнка проснулась не занудой, а просто веселой девчонкой. Но как-то это нечестно получается. Какая она есть, такая есть, а ругается бригадирша все-таки по делу.

— Не ругать, если не за что. Только за дело. — Уф! Ничего себе, рассказать ей 20 лет жизни. А если коротко, как в сказке? Что-то ведь она помнит, не надо пересказывать каждый день.

— И тетя отвела тебя в малышатню. Там было очень весело. Мы там играли, играли. И читали книжки. И делали крепости. И рисовали на тепловых экранах пальцами исчезающие картинки. И бегали по качающимся мостам. И рыли машинами опилки. И росли, росли, росли… Только тетя-жрица часто тебя забирала к себе в гости. Потому что… потому что Юна хорошая. И ты там жила у тети, а потом снова приходила к нам играть.

А мама и папа тебе писали письма, но очень-очень редко, потому что были заняты, и далеко. А братик уехал еще дальше, он даже за море поплыл на корабле. Он тебе привезет оттуда большую раковину, как у Рудуса-морехода. Ты росла, росла, и очень хорошо училась. А потом ты выросла еще больше и пошла в школу. И стала командовать бригадой, потому что ты… хорошо командуешь. И сегодня был совсем не страшный обвал, просто ерунда для таких крутых ребят, как мы с тобой. Скоро за нами придут дяди и тети… э-э… спасатели, и мы пойдем домой.

Тех, кто под обвалом побывал, в этот день к тачкам уже не ставят, а до вечера еще куча времени, часа два! Можно будет покататься на санках с Большого отвала, или попросить у Мерты ее бочкоход… Все хорошо, Юна, все хорошо. Я теперь с тобой, и я тебя не дам в обиду. Скоро за нами придут…

Дышать стало определенно тяжелее. Далк растянулся на полу, насколько позволяли размеры клети. Юнка продолжала глубоко спать, уткнувшись ему в бок головой.

Слышала ли она хоть слово из того, что он тут наболтал? Или опять проснется с детским голоском? Если она проспит до прихода спасателей, то это будет уже не его забота. Юнкой опять займутся жрецы. Только смогут ли они помочь?

Не стоило бы засыпать, но во сне реже дышишь, а воздух нужно беречь. Гном может пробыть без воздуха дольше, чем все другие разумные, но не бесконечно. И голова потом раскалывается. Они тренировались на занятиях. Почему-то когда бежишь от обвала, умирать сташно, нелепо. А когда засыпаешь в душном штреке, то вроде уже все равно. Почему?

А в бою, когда на тебя бросаются монстры, вовсе не верится в смерть. Эта смерть не настоящая.

Почему же иногда умирают навсегда? Кто там решает, что Далокус, сын Яра, больше не должен существовать? Кто не дал родителям Юнки очнуться в городе, отряхая рваную одежду и содрагаясь от пережитого? Неужели, действительно за каждым созданием следит неумолимый бог разрушения Грэн Кайн, точно знающий, когда настал твой черед? Приказывает ли он Хранителям душ оставить подопечного, или это сами Хранители обращаются к нему с просьбой избавить их от того, кому вышел срок?

Иногда Далк думает, что без всяких богов мир был бы проще. Вода течет, камень падает, ветер дует, огонь горит. Не нужно думать, что огонь может быть просто огнем, а может стать вопрощением Паагрио. Не нужно гадать, отчего умирают. Правда, не будет никаких чудес. Чудеса жалко.

Отец брал Далка в элморскую деревню, где живут дружинные. Там один маг показывал чудеса. То вынимал из пустоты огромную кошку в кафтанчике, то такого же гигантского кота с косичкой. То усыплял разом всех самых злющих орков на поляне, то что-то поджигал. При этом вокруг него метались огни, радужные дуги, светились рунические кольца.

Интересно быть магом. Жалко, что у гномов так мало магических сил. Марф полагала использование магии слишком кривым путем для освоения мира, а вот другие создатели так не думали. Интересно, если очень-очень попросить Богиню, она сможет дать ему чуть-чуть больше магии? Наверное, нет. Так бы все просили. Был бы в Сердце Гор магический цех, Далк бы пошел туда. И пока учил бы каждое новое заклинание, не ел бы, не пил, не спал…

Магическая книга тяжело падает на пол рядом с ним. От нее пахнет чем-то пряным, чешется в носу. Далк стискивает ее крепко, но не может понять — это настоящая книга или она ему снится?

А дышать все тяжелее, словно они погружаются в воду все глубже и глубже. В воде надо использовать защитку Поцелуй Евы. Это очень простая защитка, только она мало кому нужна. Только охотникам до подводных богатств.

Далеко-далеко на юго-востоке, где на песке лежат огромные витые раковины, а море теплое и соленое, как кровь… Там, возле самого прекрасного в мире человеческого города… Там он возденет свои мечи над головой… прочитает заклинание и будет дышать под водой…

Далк непонимающе посмотрел на танцующие в воздухе синие дуги и закрыл глаза окончательно. Сон обрушился на него стремительнее обвала. Дышалось легко.

Глава 23. Чужая судьба

— Далокус! — В голосе преподавательницы механики было возмущение и обида. — Что это за мешок?

— Это Летучие камни, Ланира. Я решил, что их подъемная сила тут послужит лучше, чем обычный блок…

— Чем же лучше? Смотри, как некрасиво и все качается! А если положить больше груза, то они начнут опускаться.

— Но тогда можно добавить еще Летучих камней, — упрямо пожал плечами Далк. — В конеце концов, есть куча мест, где всегда поднимают одинаковые по весу предметы. Например, бревна на стройке или товары…

— С блоком справится любой малыш, а твой мешок норовит вырвать руки двоим ученикам! Мне кажется, я не готова принять твою работу. Или ты усовершенствуешь это свое… приспособление. Или…

— Или? — безнадежно вздохнул Далк.

— Или сделаешь просто, как я вас учила. Вот посмотри: Тариана сделала дополнительный блочок для разных высот, Итедус придумал новый двойной крючок, такой простой и удобный. А ты?

— Я сделаю блок завтра, — ответил Далк, косясь в окно. Разумеется, женская школа уже вырвалась на площадь, и теперь там рябило от всех оттенков рыжего. Мальчишки же еще не добежали до выхода.

— Не думай, что твое особое положение позволяет тебе манкировать своими обязанностями! — строго произнесла Ланира. Она не сердилась на него, ну нет у парня никаких задатков механика, только какие-то детские фантазии в голове. Но не хвалить же его! Совсем начнет в облаках витать.

— Да-да, — рассеяно ответил Далк. — Я могу идти?

Его класс только что вырвался из школы, вломившись в толпу девчонок, как стая драконов в воду.

Девчонки уворачивались от хитрых мячиков на пружинках, красящих прилипалок, самострельных трубочек и прочих мальчишечьих самодельных игрушек. В ответ на ребят сыпались магнитные блестки, ниточки-подножки, на спинах появлялись приклеенные кем-то мигающие картинки и смешные надписи.

Малыши уже перемешались по старой памяти и пользовались краткой возможностью поиграть, прежде чем за ними придут распорядители ученических работ.

Ученики постарше держались кучками, иногда смешанными, иногда чисто мужскими или женскими.

Две или три сговоренные парочки чинно сидели на лавочках. Почему это после помолвки даже 45-летние начинают вести себя как взрослые зануды? Что такого поменялось от того, что им стало известно имя будущего супруга? Он, вот, может быть, тоже знает. Ну, почти знает. Но он не собирается вести себя в 58 лет как старый дурак.

Далк пробился сквозь толпу к крыльцу женской школы. Среди водоворота косичек, хвостиков, баранок, пучочков, челок, прядок и непрерывного хихиканья ни разу не мелькнуло знакомое лицо со вздернутыми удивленными бровями и тонким шрамом на скуле.

Он поднялся по ступенькам самого правого в ряду резного домика-класса. Последним уроком у них всегда были какие-то Основы Экономики.

За приоткрытой дверью раздавался высокий голос мастера Сигги. Тощий, как человек, вечно щеголяющий в гремящей, как связка сковородок, излишне свободной броне, Сигги был непревзойденным специалистом по всяким торговым сделкам с управляющими замков, магическим семенам, их засеву и сбору урожая.

Беда была в том, что внятно изложить свои знания у него получалось плохо. Поэтому ученикам Сигги приходилось постигать все только на практике, а какая практика в Сердце Гор? Даже если засеешь пару тварей, и получишь урожай, куда его девать? Только девчонки из тех, что записаны в дружину, порой торговали кое-как в элморской деревушке. Но у стоящей перед мастером ученицы, похоже, не клеилось даже это дело.

— Я тебя спрашиваю, что ты сделала потом?

— Убила его, — мрачно отвечала ни капли не удрученная гномишка.

— И надо было?

— Собрать семена.

— А ты?

— Убила его к его големской матери.

— А надо было?

— Надо было применить на него эту раскоряку и собрать семена. Только он мне в глаз заехал, и я про семена забыла.

— Все. Ты безнадежна. Я тебе больше ни одной жатки не дам! Ни одной! Только если ты сама себе купишь.

— И куплю.

— Вот и купи!

— И куплю! Что я, не гном что ли? Еще как куплю!

— Когда купишь, тогда и явишься на мои занятия.

— Могу и не являться. Поеду в Орен и там сама научусь с раскорякой обращаться!

— Посмотрим!

— Еще как посмотришь!

— Как ты со мной разговариваешь?

— А ты со мной?

К величайшей досаде Сигги, он являлся троюродным дядюшкой Юнки, и та на правах родственницы обращалась с мастером весьма вольно. Тем более, что других родственников у нее не имелось, а разница в возрасте с дядюшкой была невелика — каких-то 60 лет.

Конечно, все гномы в той или иной степени были родней, но, к счастью, после четвертой ступени родство переставало считаться таковым, иначе с ума можно было бы сойти, выговаривая титулы вроде «пятиюродный внучатый племянник деда сестры моего мужа». Родственная беседа, кажется, была окончена. Юнка пнула обломки жатки на полу и вылетела за дверь, как сигнальная ракета. С таким же шипением и треском.

— Удачный денек, — жизнерадостно кивнул ей Далк.

— А! — хищно сузила глаза Юнка. — У тебя тоже?

— Ну да. Ланира и летучие камни, пьеса в трех актах.

— И что?

— Ничего, буду делать блок.

— Делать?

— Да нет, конечно, возьму у Крошилы. Жалко время тратить.

— А в Храме торчать не жалко?

— Тоже жалко. Мне все жалко, Юн. Все совершенно неправильно, и мы сто раз про это говорили.

— Борода у тебя не отрастает.

— Зато волосы отросли длиннее твоих. Я прямо запарился в этой шапке ходить. Правда, ни один дурак ее не вздумает с меня сшибить в шутку — все-таки жреческий знак. Только я не жрец, ты это знаешь.

— Ты нас спас тогда, — они медленно двигались привычным маршрутом в обход цехов к дому Далка.

Иногда он подумывал о том, чтобы попросить все-таки у скандального Сигги о помолвке с его племянницей. Просто для порядка. Просто чтобы Юнке не нужно было каждый вечер возвращаться в школьную спальню. Чтобы мать не качала головой. Но все это не имело смысла, оставалось перетерпеть какие-то несколько недель.

— Я не уверен, что это был я.

— Там никого больше не было.

— У гномов нет магии. А у меня нет таланта жреца.

— Все равно, ты меня вылечил. Сколько лет Зилона мучалась со мной, чуть перенервничаю — и все, на несколько недель становлюсь картавой малявкой. Только ты догадался поговорить со мной маленькой, а не взывать ко мне-большой. Значит, у тебя есть какой-то талант.

— Это вышло случайно, понимаешь, случайно. Совершенное совпадение. Я много возился с младшей группой и просто привык их понимать. А жрица в малышатне не работает, у нее детей нету. Такая вот мелочь — просто понимать, что лепечет двухлетка!

— И все равно, ты придумал, что мои уехали, и я сразу стала нормальной. Потому что все эти годы не хотела помнить про их гибель и про то, как я свиток сжевала.

— Все равно свиток спас бы только кого-то одного. Угадай, кого? Тебя. А ты и так спалась.

— Да, я теперь понимаю. Я же говорила тебе: я проснулась и просто помнила сразу все одновременно: и что мои погибли, и что они уехали. А ты еще приволок эту куклу, камень и бусы. Честно, я до сих пор иногда думаю, что они там, далеко на юге.

— Ну и думай. Кто знает, что может быть.

— Я ведь поеду туда! Ты меня знаешь!

— Ну и что? Они тебя не узнают, вон какая вымахала, а ты их совсем не помнишь. Пройдете мимо и не обернетесь. Можно на юг съездить, там Сады Евы.

— Все еще надеешься, что на том берегу у тебя снова получится?

— Скорее, хочу избавиться от наваждения. Ведь не учил я этот Поцелуй Евы, негде мне его учить было, у нас ни человеческого Храма нет, ни клерика бродячего. А знаю все слова и жесты наизусть, и записать могу, как полагается. Ты знаешь, Зилона проверяла у настоящих магов. Не могу только им воспользоваться.

— В штреке смог. Что-то ведь позволило нам проспать в угарном газе несколько часов как ни в чем не бывало. И синие огни ты видел.

— Я все же думаю, Юнка, что там был маг. Может, за клетью, дальше, может он пришел с той стороны, где обвала не было. Наложил на нас защитки и использовал свой Свиток преспокойно.

— Маг? Как он туда попал?

— Он… или она? Мне кажется, я видел девушку, человека.

— Ты мне не говорил.

— Так нечего и говорить. Я ее почти не запомнил, и думал, что это всего лишь сон. Но эта версия кажется правдоподобнее, чем поиски во мне неведомого таланта.

— Ты хоть что-то запомнил?

— Только цвет волос — такой бледный, знаешь, как сухая трава на южных склонах. Светлее, чем у светлых эльфов, темнее чем у темных. И глаза такие испуганные. По-моему, серые.

— Чего же она испугалась? Она же магичка?

— Ну, может, обвала, или того, что попала в наши земли. Мне кажется, она совсем случайно там оказалась. У нее была большая царапина на шее.

— Ты и шею заметил?

— Только царапину. Красная на белом.

— Нет, это тебе точно приснилось! Она бы вылечила себя!

— Может, и приснилось. Только я таких магичек до того наяву не видел. Я что, ее придумал?

— Ты вообще много людей-то видел?

— Ну, штук десять точно встречал в деревне. Мне тогда в голову не приходило, что отец берет меня туда тайком.

— Зато это нам дало отличную идею, не находишь?

— Честно говоря, не нахожу. Но и другого способа не вижу. Надеюсь, что Крошила будет сидеть в своей норе еще пару сотен лет, прежде чем вздумает прогуляться в город.

— Твоя мама обещала забегать к нему, так что еда у старика будет, а проверять, действительно ли ты подался в помощники к Главному мусорщику, никто не захочет.

— Да, воняет у Крошилы знатно. Ты точно выяснила, что при выходе из города магические завесы не подают сигналов?

— Да, это просто невозможно. Понимаешь, это как ниппель…

— Только без механики! — они оба расхохотались. Скоро механика останется в прошлом.

Юнке и Далку нечего было делать в Сердце Гор. У обоих не лежала душа ни к одной из цеховых профессий, к тому же история с обвалом сделала их объектом пристального внимания жрецов. Далк даже считался учеником при Храме, хотя никакого таланта в нем так и не обнаружилось.

Жрецы исходили только из фактов: дети уцелели практически без воздуха, словно были под магической защиткой, девочка была исцелена, хотя до тех пор ей не могли помочь очень опытные целители. Значит, талант есть, просто он еще не проявился. Видимо, обвал, напугав Далка, позволил какой-то части его силы подействовать, после чего она снова скрылась.

Но он не собирался всю жизнь ждать тут, найдется ли в нем еще хоть капля чуда. Там, на материке, среди пошатнувшегося равновесия сил, жизнь кипела, и Далк собирался стать ее частью.

Он не нарушил бы никаких законов, если бы отправился туда открыто. Только традицию: молодым гномам негласно возбранялось покидать Сердце Гор. Это повелось с тех пор, когда юноши были наследниками своих отцов, и почти каждый хранил родовые секреты ремесел. Которые так просто выпытать, всего-навсего продержав гнома под замком лет пять. После чего беззубый, ослепший, хромой и почти обезумевший от всего этого пленник расскажет все за возможность доползти до Хранителя врат, ведущих в Элмор.

С тех пор давно уже секреты мастерства передавались не по наследству, а ученикам в цехах. И владели ими далеко не все молодые гномы, но традиция осталась. Одна из многих сотен твердокаменных, гораздо менее гибких, чем законы, гномских традиций.

Именно из-за этой традиции и еще из-за жрецов, которые ни за что не отпустили бы Далка, им пришлось придумать свой план побега. Оба заканчивали школу в этом году, и Юнка уже записалась в дружину, как несговоренная, к тому же сирота. После школьных работ в шахтах, охота на монстров в верхних лесах казалась почти развлечением. Нет, они понимали, что те твари будут посильнее. Зато и награда им достанется посущественнее школьных призов лучшей бригаде: золото, добыча, возможность получения воинских умений, вольная торговля в верхних городах, путешествия, приключения.

Одно только но: Далку придется стать для окружающих гномом женского пола. В принципе, пока не начала расти борода, мальчишки и так сильно походили на девчонок. Для верности Далк почти полтора года отращивал волосы на голове. Его короткий необычно темный ежик, который он привык ерошить с детства, обернулся целой копной темно-каштановых прямых волос, тонких и вечно путающихся. Юнка учила его делать какие-то замысловатые хвостики, оставляя пряди вдоль лица и защелкивая две конические заколки из литого золота. Ничего так получалось. Даже не очень криво. Только скорее бы уж пробилась борода!

Последней каплей стало предложение жрицы Зилоны отправить Далка на дальнейшее обучение в жреческое поселение. Юнкина подруга, отобранная жрецами то ли в первом классе школы, то ли во втором, как раз недавно вернулась из такого. Разумеется, женского. Рассказывала она о жизни в поселении с восторгом, который не находил отклика ни у Далка, ни у Юнки:

— Представьте, крепкий дом, правда, человеческий, чтобы не привлекать внимания. На такой огромной поляне, покрытой травой, называется «луг». Вокруг дома невысокая изгородь, буквально по пояс, но ни одна тварь ее не пересекает. Главный жрец благословил это место, и гномы могут жить там 10–15 лет без проблем. Мы там все время заняты работой по контракту с торговцами и кузнецами, исследуем пути миграции монстров, изменения процентного содержания полезных ископаемых в разных популяциях, бегаем туда-сюда по лугу, монстров потрошим.

А совсем рядом, в хорошую погоду даже видно, один из человеческих городов. Только мало кто решается свернуть в нашу сторону с тракта: монстры там бродят стаями. Ну а если уж кто забредет, жрец Гупу спокойно так поясняет: «Тут у нас дом для сироток, для девочек.» Ну и начинает рассказывать, что девочки — это не мальчики, с ними сложнее, сетовать, просить пожертвований на приют. По-моему, любопытные в результате не знают, как от него поскорее отделаться. Ну а если кто-то излишне вокруг носом роет, тому Гупу дает кое-какие поручения, они там страшно любят поручения за деньги выполнять…

Далк переглядывался с Юнкой: они и сами скоро будут в тех краях, да не под присмотром жреца, а абсолютно самостоятельно. Понятно, что отправляться в такое же поселение для мальчиков, расположенное, по традиции, в Элморе, отгороженное от мира южными хребтами, Далк совершенно не собирался. Он не верил, что еще 10 или даже 50 лет обучения откроют в нем искомый талант. И не хотел жить на положениии неполноценного помощника возле настоящих жрецов.

Им повезло в том, что родители Далка неохотно, но разделяли желание сына покинуть Сердце Гор. Правда, он подозревал порой, что им попросту было стыдно за отпрыска, в таком возрасте еще не определившегося с профессией.

Даже Юнка, неприкаянная среди цеховых учениц, свое призвание все же нашла: в охоте. «Грабельки» и «Подметалки» она учила с пятого класса, хотя к практике их допустили совсем недавно.

В любом случае, ничего не держало парочку в потаенном городе. Оставалось пережить последние школьные дни, тянувшиеся как сосновая жвачка своей бессмысленной чередой. Иначе не попасть в дружину, не заработать на дорогу в Глудин…

Далк жаловался Юнке:

— Мне иногда кажется, что я и не гном вовсе! Ну ничего гномское мне не нравится!

— Ты это все время талдычишь, и сам себя накручиваешь. Просто ты еще не определился. Куча мастеров до того, как нашли свое призвание, мыкались из цеха в цех. А каково было раньше наследникам мастеров! Хочешь — не хочешь, а обязан освоить отцовское искусство!

— Вот ты говоришь, а мне это все… как вода по плащу! Мне все равно, как они тогда мучались, я уверен, что никто не был настолько неправильным гномом, как я!

— Это ты так думаешь потому, что своя кольчуга ближе к телу. А они тоже так думали.

— Да Марф с ними! Ты подумай, если я приду к учителям магов на материке, а они мне в лицо рассмеются. И все! Что мне дальше делать? Магические заряды за тобой таскать?

— Тоже полезно. Заряды, эликсиры, свитки разные. Будешь себя чувствовать почти как маг!

— Замечательно просто! — Далк не обижался на нее. Она как может, так его и подбадривает. Насмешками в том числе. От нее он стерпит и насмешки, как и она от него. Ну, в крайнем случае, он в ухо получит. Все равно они друг от друга никуда не денутся.

— Ты еще столького не видел! — в который раз повторяла Юнка. — Банки, торговые дома, кредитные союзы, кузнечные цеха в замках, уличные торговцы…

— Ладно, что толку все это повторять в тясячный раз. Там видно будет. Мне кажется, если бы я нашел ту женщину, магичку…

— Что бы изменилось?

— Ну, если бы она сказала, что это она нас спасла, то я бы меньше дергался. Как ни крути, а все мои помыслы сводятся к обучению магии.

А у гномов магов не бывает.

— Ну, магическая сила-то в нас есть, иначе бы мы ни «Подметалки», ни «Оглушение» не могли бы делать. Вдруг!

— Вдруг — отличное основание для карьеры. Я живу с этим «вдруг!» столько лет, и ничего не происходит.

— Ну, хорошо, как же ее искать?

— Просто, смотреть на всех женщин-магов и все. Или я ее узнаю, или нет.

— Ладно, будем пялиться, пусть думают, что мы такая деревенщина, лишь бы не превратили ни во что.

В конце ноября, когда новый снег покрывал прошлогодний наст в горах, порядком изъеденный влажными летними ветрами, в Сердце Гор состоялся традиционный праздник Новых Мечей. В этот день старшие ученики школ заканчивали обучение, а будушие жрецы получали первые, незначительные должности.

Каждый из выпускников должен был самостоятельно сковать себе оружие, с которым он вступит во взрослую жизнь.

На утрамбованной плошадке у гор были установлены сотни походных горнов и переносных наковален, многие из которых веками хранились в семьях с тех пор, как гномы двинулись в Элмор из негостеприимного Адена. Сотни молотов и молоточков: стальных, мифрильных, из черной бронзы, сотни клещей, огромные бадьи с водой, песком, углем, и пойманные монстры в клетках. Некоторые до сих пор предпочитали всему прадедовскую закалку на живых тварях.

Чуть в стороне от места будущей ковки родители, родичи и друзья выпускников расставили рядами столы, споро сделанные из козел и неструганных досок, покрытых домоткаными скатертями. Угощения было столько, что можно было пригласить к себе соседей по Элмору — могучих Высших орков, и те не съели бы даже половины. Каждая семья выставляла хотя бы одно особое блюдо: по старинным рецептам, часто давно не употреблявшимся в обычной жизни.

Были тут непрактичные пышные бисквиты, которые не положишь в заплечный мешок, и сладкие пирожки, что так пачкают руки, недолговечный взбитый крем, не насыщающие ягоды и фрукты, вина, настойки, пиво и эль. Пеклись огромные пироги с сюрпризами, мариновались грибы и коренья. Словом, семьи выпускников начинали готовиться к празднику задолго.

Детей на него не пускали, чтобы им было интереснее дождаться своего собственного. Ведь если из года в год смотреть на одно и то же, то свой день Новых Мечей покажется потом ничем не примечательной вечеринкой.

Да и взрослые посещали его только тогда, когда в рядах выпускников был их непосредственный родственник или близкий друг. Иначе ряды столов тянулись бы до входа в Караванный тоннель и дальше по нему через несколько мостов. Ведь народ гномов был самым многочисленным в мире, хотя и старался не выказывать этого.

Фартук кузнеца Далку дала мама. В отцовском роду эта реликвия не сохранилась. А Юнка пришла в фартуке брата — одной из тех вещей, которые она сохраняла на память о семье. Даже обретя себя, она не смогла жить в родительском доме, и его давно заселила какая-то парочка молодоженов. А ее вещи хранились у Крошилы — старого гнома-мусорщика.

Не того мусорщика, который охотится на монстров и собирает все полезное для собратьев-кузнецов. Нет, Крошила был уникальным специалистом по сортировке мусора непосредственно возле Сердца Гор: отходов жизни гномов и работы цехов. Совет Гильдий давным-давно постановил, что должность мусорщика городу не нужна. Отвалы отбросов заполняли дальние пещеры, сползая в подземную реку, утекавшую сквозь дикие горы к океану. Никому они не мешали. Объема пещер должно было хватить еще на несколько тысяч лет. А небольшая кучка негасимых углей могла непрерывно сжигать подсыхающие пласты мусора, освобождая место. Ветер в пробитых водой тоннелях всегда тянул от города.

Но Крошила на тот момент провел в мусорнике больше времени, чем любой из членов Совета Гильдий на заседаниях. И не собирался никуда уходить только потому, что «какие-то болтуны, мусора не нюхавшие, что-то там решили.».

Городу пришлось смириться с этим самовольным назначением. Тем более, что польза от Крошилы была немалая: он постоянно умудрялся отыскивать потерянные вещи, чинить сломанные и мастерить какие-то хитрые приспособления из остальных обломков. Он прикармливал у себя несколько свиней и всеядную тощую козу, а все прочее выменивал на свои поделки. Часто гномы шли к Крошиле с просьбой посмотреть: не улетела ли случайно в мусор бабушкина брошка или прадедова именная отвертка, нельзя ли починить свихнувшиеся ходики или прялку, провалявшуюся лет триста на чердаке.

Именно так попали туда и Далк с Юнкой. Растяпа в очередной раз потеряла ключ от школьного шкафчика, и им требовалось либо отыскать пропажу в мусоре, либо смастерить быстренько новый, пока не прознала смотрительница. С тех пор Далк нашел в золотых руках старого гнома истиное спасение от разных хитрых заданий по механике, а Юнка — замечательного собеседника, знавшего тысячи охотничьих баек двухвековой давности.

Однажды Крошила сказал ребятам, что за ним по-прежнему сохраняется право мастера набирать учеников. Так появилась идея временно заморочить голову жрецам и прочим, сказав, что Далк собирается обучаться у мусорщика. Особо настырным старик всегда мог сказать, что отправил ученика с поручением. Конечно, когда-нибудь Далку придется вернуться в Сердце Гор, чтобы не заболеть, и тогда обман раскроется. Но тогда они и будут думать, что делать. Далк до сих пор в глубине души верил, что все его проблемы решатся на материке.

— В крайнем случае мы можем просто ночевать в том приюте для жриц. Гупу не выгонит гномов, я уверен! Это благословенное место даст нам отсрочку лет в пять! — убеждал он Юнку. Та молча кивала.

И вот, за какие-то сутки до бегства, они стояли на ноябрьском морозце возле наковален в рядах сотен других выпускников. По обычаю, обнаженные сверху по пояс, одетые в серые некрашеные порты или прямые юбки, в кожаных жестких передниках до самой шеи, способных защитить неловкого не только от искр, но — ненадолго — и от раскаленного металла, отлетевшего из-под молота. Больше всего Далку хотелось вырезать себе магический посох — из священного дуба или белого эльфийского ясеня. Он понимал, что у него все равно сегодня не получится ничего достойного, типа тех парных мечей, с которыми изображают знаменитых магов в книгах. Ему один-то меч не сковать! К счастью, вместе с прочими учениками жрецов, он получил разрешение выковать всего лишь кинжал.

Вспыхнули над площадкой праздничные огни. С дальних холмов на них любовался весь город. Фейерверки будут бабахать непрерывно все отведенное для работы время. Легенда уверяет, что гномы двигались когда-то в Элмор сквозь настоящий шторм магии, и небо было светлым от сверкания заклинаний днем и ночью. Но это не мешало кузнецам на ходу чинить и ковать оружие.

Выпускники приступили к работе. Грохот молотов заглушил грохот фейерверков, а фонтаны искр вздымались до небесных огней. Визжали гоблины в клетках, молча билась головой о решетку каменная пума, не понимая, что ограничивает ее движение.

Далк молотил по раскаленной полосе железа, словно вымещая на ней свою досаду на судьбу. Никаких секретов он не знал, но кое-какие хитрости вызнал у Крошилы. Чтобы уж совсем не расстраивать отца.

Полоса темнела, извивалась, снова наливалась ярко-алым на углях, шипела в воде, дребезжала в снегу, и постепенно превращалась в сносный кинжал. Без выкрутасов, типа узора или рун на клинке, без рукояти из четырех сплавов, даже без желобка вдоль лезвия. Но этот нож был отлично сбалансирован, а в сердцевине пролегла тонкая полоска мифрила, которую Далк, конечно, не ковал в таких условиях, а приготовил заранее, как прочие готовили сплавы, камни для украшения и выделанную кожу и кость для рукоятей. Мягкое железо будет стачиваться со временем, а легкая, но очень прочная бритвенно-острая пластинка мифрила — постепенно выступать, и кинжал не нужно будет точить. Конечно, сточится и мифрил — за несколько сотен лет. Да раньше отвалится деревянная рукоять, на которую Юнка пожертвовала ему кусок экзотического красного дерева. Якобы потому, что для ее меча его не хватало.

Наконец, огни погасли, в полуоглохшие уши стали проникать какие-то звуки, кроме грохота, а взрослые начали испытание новых клинков. Конечно, испытывали осторожно, видя опытным взором недостатки ученической работы. Только отдельные выпускники, ученики цеха оружейников, могли без волнения смотреть на новорожденные мечи в чужих ладонях. Да и те заразились всеобщим напряжением.

Гномы рубили натянутые веревки, чучела огров, палки и тонкие медные прутья. По клинку было и испытание: лучшим доставалось по полной.

Отец Далка с серьезным видом взял нехитрый кинжал. Взвесил на ладони, потрогал ногтем лезвие. Далк видел, как разошлись брови отца, когда он оценил задумку. А потом тот почти без замаха метнул нож в ближайшую мишень — чучело вставшего на дыбы медведя.

Тусклое неполированное лезвие вошло точно в глаз, сработал пусковой механизм чучела, и медведь, взревев как настоящий, рухнул на землю.

В толпе захлопали в ладоши: сильным местом кинжала оказался баланс, и отец верно подобрал испытание, чтобы показать клинок с лучшей стороны.

Далк раскраснелся от удовольствия, поправляя свою жреческую шляпу. Потом принялся отыскивать в рядах Юнку.

Та как раз вручала свой меч Сигги. Меч был получше кинжала, но тоже без особых выкрутасов. Заточенный конец позволял иногда наносить колющие удары, крестовина уберегала руку. Тоже — ни узоров, ни камешков.

Сигги подошел с мечом к клетке с пумой и, под дружный хохот взрослых и учеников, что-то визгливо объясняя Юнке, засеял тварь семенами, поразил тремя ударами и успел снять урожай ненавистной «раскорякой». Юнка хохотала громче всех — урожай оказался позорно мал из-за того, что пума была во много раз слабее Сигги.

Потом сели за столы, и Далк пил пиво, оказавшееся совсем невкусным, и эль, пившийся легко, и вино, похожее на лечебный отвар ягод. Алкоголь действовал на него медленно, но когда он обнаружил себя на полпути к пещере Крошилы, в голове у него все приятно плыло и было очень жарко. Рядом шагала раскрасневшаяся Юнка, помахивая корзинкой с разным угощением, которого старику могло хватить на неделю. Сам Далк нес пару закрытых крышками кувшинов с элем. Его тянуло отхлебнуть еще, но приносить опивки было стыдно.

Луна только поднималась, и было еще довольно темно. Далеко за спиной продолжалось веселье. Праздник будет длиться до утра, хотя некоторые уже отправились спать. Особенно те, кто впервые попробовал коварные домашние наливки, мягкие на вкус, но бьющие по голове, как тарбар с «Оглушением» в опытных руках.

Мама отговорила Далка пробовать их: она со смехом призналась, что на своем празднике Новых Мечей после пары кружек густой, сладкой выпивки идти уже не могла, и непрерывно хихикала, пока ее отец нес ее домой. К тому же, она после второй кружки уже почти ничего не помнила, что было обиднее всего.

У Далка было несколько дел, которые он хотел сделать сегодня. Первое — посетить старого мусорщика. Попрощаться, поговорить напоследок, оставить ему кое-что на память. Тот тоже обещал им сказать что-то «страсть какое полезное, но секрет». Второе — сходить к Башне. Это его последняя ночь в Сердце Гор. Быть может, Марф поможет ему?

Вещи были собраны еще неделю назад, но не мешало бы перебрать их еще раз. И упаковать пару маминых кожаных юбок, которые она обещала подогнать по нему. Голые ноги… это будет незабываемое впечатление! Покуда еще он обзаведется приличным доспехом, под который можно поддеть длинные штаны! Впрочем, у орков воины тоже носят такие одеяния, которые иначе, чем юбкой, назвать трудно. А про их женские робы Юнка как-то высказалась, сидя над книгой: «Это даже не юбка, это просто набор лоскутов, побывавших в когтях медведя!»

Ему сегодня особенно приятно было смотреть на Юнку. Она была такая свежая, как этот новый снег, и глаза сияли, как два изумруда. Карат по 100 каждый. Новый меч шлепал ее по бедру, кстати, разумеется, голому. Сигги неожиданно подарил Юнке ножны, после чего та сразу простила ему все его придирки. Далк смотрел на этот меч и что-то происходило у него внутри. Ему хотелось бросить кувшины, потянуть Юнку за собой, в теплые коридоры Караванного тоннеля. Быстрее, быстрее, как будто они могут куда-то опоздать, в тихий полумрак пустых комнат, где пушистые шкуры на лежанках нагрелись от негасимых очагов…

Далк тряхнул головой. Нет, не так. Не второпях, во хмелю, тайком от всех. Это ниже ее достоинства. Ему не трудно подождать, он мужчина, даже если он и неудачный гном. Юнка, словно подслушав его мысли, покраснела.

— Не смотри на меня… так!

— Смотреть — буду! — честно сказал он. Остаток пути они молчали.

Крошила как всегда мастерил что-то. К старости его одолевала бессонница, и длилась эта напасть уже лет 70. Поэтому по ночам он был так же рад гостям, как и днем. Угощение его тоже порадовало.

— Давненько такого не едал, да, с тех пор как… — старик непрерывно что-то рассказывал, и Далку казалось, что и в одиночестве Крошила продолжает говорить про себя. Множество замечательных работ по Гномоведенью было написано Далком и Юнкой по этим рассказам. И ни разу Крошила не ошибся!

— …И тогда мне тоже принесли корзины три, честно скажу, пришлось поросям скармливать, а то пропало бы!

— Мы завтра уходим, — без предисловия начал Далк. Юнка кивнула.

— Ну, за меня не беспокойтесь. Я не то что любопытных или там жрецов, я кого хошь отважу. Пусть поищут тебя, паря, по дальним отвалам.

— Спасибо, Кариш, — с признательностью сказал Далк. Он не знал, сколько гномов в городе еще помнили настояшее имя Крошилы. Тот давно привык к своему прозвищу, и сказал ребятам свое имя только когда они крепко сдружились.

— Да нешто мне трудно? Я еще помню времена, когда этого запрета не было, кто хотел, тот и шел в Аден. А у многих там родня оставалась, покуда не перетекла, значит, благодать наша вся сюда. Тогда уж и самые упертые вниз полезли. Хранителей врат не было, что ты, пешком, по таким щелям и буеракам, что мои отвалы рядом с ними — просто снежный склон! Перли все добрище на себе, ни одно животное туда лезть не соглашалось. А тут питались рыбой, да шишки лущили. Орехи в кипятке толкли — такое было у нас молоко. Шишку ешь, шишку пей, шишкой печь набей — так говорили! А энти! Болтуны, одно слово! Ишь, это штой-то, розовое?

— Крем, Кариш. Он вкусный, — сдерживая смех, подсказала Юнка.

— Кре-ем! М-м… у нас кремОв не было…

— Кариш, ты велел нам зайти перед уходом, чтобы ты нам что-то сказал.

— Что-то секретное, — вставил Далк.

— А-а! Заболтали вы меня, чуть не забыл! Вы ж спервоначалу будете у деревни бегать? Покуда там к вам присмотрятся, да и руку набить надо.

А в нашем деле главное что? Главное, — Крошила воздел палец, — это здоровье! Эликсиров новичку не напастись, поперву каждая аденка на счету. Вот и скажу я вам место заветное, где лечиться будете. Думаю, во вред не употребите. Но все же никому ни гу-гу!

— А что, там магия какая-то? — жадно спросил Далк.

— Магия, магия. Чуть болтнёте — и не будет никакой магии. Сам я в энтом деле не разобрался, недосуг. А вы молодые, вы разберетесь. Может, это судьба… судьба… — Крошила покачал головой.

— Вот, побегайки, держите карту. Аккурат до того места дойти много ума не надобно. У самого места глядите — там твари бросучие бегают. С собой еды прихватите, попить там. А дальше разберетесь. Будет вам и магия, и шмагия.

— Сделаем все в лучшем виде! — в тон старику пообещал Далк. Вот и еще один камушек на чашу весов: вперед, в дорогу!

Они посидели еще немного, но эль, похоже, переборол бессонницу, и Кариш начал клевать носом. Оставив подарки для него на столе, чтобы не канителиться с его отказами и новыми прощаниями, слегка взгрустнувшие гномы покинули мусорную пещеру.

Ночь перевалила за полночь, луна сияла в небе, как круглое серебряное зеркало. Далк решительно направился к Башне Порицания. Сегодня он попробует получить хоть какой-то знак от Богини!

Площадь вокруг башни была пуста. Никто не остановил их, не спросил, куда они идут. Впрочем, Юнка жила тут в двух шагах, за женской школой. Они уже договорились, что она не будет ждать, когда он вернется от Башни, а сразу пойдет и ляжет спать. Встретятся они утром.

Юнка послушно свернула к школе.

Далк подошел к Башне и положил руки на гладкую каменную стену. Ничего не происходило. Хотя он не знал, что должно происходить. Не звучали голоса — ни в голове, ни наяву. Не было желания пасть на колени или броситься ко входу. Камень был равнодушен к его касанию. Спать тоже не хотелось. Ноги гудели, и, из упрямства, Далк подтащил к стене обломок доски, валявшийся возле Совета Гильдий. Небось, опять какое-то изобретение саморазрушилось в ходе демонстрации комиссии. Уселся на деревяшке, привалился спиной к Башне и приготовился ждать утра. Было в этом что-то от упрямства ребенка, теребящего занятую мать в уверенности, что важнее его нужды нет на свете. Ну, пусть прогонит. Только не эта глухая тишина, внутри и снаружи души.

Он не заметил, как ушла за горы луна. Он не понял, когда возникла музыка. Просто в предрассветном сумраке он сидел и слушал мелодию, приблудившуюся сюда неизвестно откуда. Раньше тут таких не звучало. А потом заалели вершины гор, окрасилось розовым небо. Пора было уходить. Далк стукнул по стене изо всех сил, не со злостью или досадой, а как стучит в запертую дверь пустого дома незваный гость. Стена неожиданно дрогнула, отзываясь на его стук. Он испуганно погладил место удара, будто успокаивая огромного зверя. Раздалось звяканье. На мостовой под ногами Далк увидел слегка ржавый ключик. Он подобрал его, и, поклонившись Башне, двинулся в сторону дома. Ключик был его ответом, только вот он не понимал, что же ему ответили. Глухой, слепой, бесполезный… Не жрец, не боец, не мастер…

Они встретились с Юнкой, как условились, на тихой улочке за малышатней. Юнка с утра успела оттащить свой мешок в Караванный тоннель, и теперь поспешно нацепила Далков. Со стороны кто глянет: Далк провожает подружку, которая отправляется в дружину. Далк налегке, без плаща, одет не в дорожное. Встреченные знакомые запомнят это, и стражники у тоннеля тоже. Он даже выйдет назад, и помашет ей рукой. А потом знакомыми штреками догонит ее еще до первого моста. Лишь бы его не перехватили в самом начале.

Юнка не спрашивала у него про Башню, но он сам показал ей ключик.

— Я видела такие, — наморщила лоб гномишка. — В госпитале такими шкафчики закрывают.

— Какие шкафчики?

— Любые. С одеждой, с лекарствами, с эликсирами, с бинтами. Просто я маленькая часто играла связкой таких ключей, когда… ну ты знаешь.

— Когда там бывала. Что же это значит? Что я заболею? Или что я уже болен? Ключ — госпиталь. Бинты, эликсиры… Мне надо было остаться и учиться лечить душевнобольных, как хотела Зилона?

— По-моему, это значит, что нужно пойти и открыть этот самый шкафчик. Видишь, на нем символы выбиты: камень — стрела — ветка. Надо найти шкафчик с такими же и открыть.

— Прямо так пойти в госпиталь и открыть? — усомнился Далк.

— Ты там не был никогда, что ли?

— Зилона таскала, но только в свой кабинет.

— А я там все закоулки знаю! — усмехнулась Юнка. — Давай прямо сейчас сбегаем!

— А вещи, а наш план с твоими проводами?

— Придумаем повод. Например, я бинтов на дорогу поклянчу. Давай быстрее, тут ходу всего ничего!

— Ну, ладно, давай попробуем. Хотя мне кажется, ключ потеряли давно, и в шкафчике уже сменили замок.

— Да там этих шкафчиков тысячи! Скорее всего, никто и не заметил, что ключ пропал. Жрецы думают, что заперли его больные, больные — что это сделали санитары, санитары уверены, что шкафчик заняли уборщики.

Как с той книжкой, которая полгода лежала в вашем классе на подоконнике, и вы думали, что это книга учителя, а учитель — что это чей-то учебник, а потом оказалось, что книгу забыл мастер-стеклодув, который приходил к вам, рассказывать про свой Цех! — она смеялась и прыгала, как маленькая.

Далк постарался не хмуриться. Во-первых, его до сих пор пугает все такое детское в Юнке, а ну как залепечет опять! А во-вторых, эта история с книгой… она и тогда напомнила ему что-то, но что?

К госпиталю они подошли с заднего входа. Никто его, разумеется, не охранял. Беспрепятственно они проникли в длинный коридор, и Юнка начала осматривать все шкафчики подряд. Наконец, что-то уяснив насчет их расположения, она потащила Далка в другое крыло. Там они безо всяких приключений отыскали нужный шкафчик. Даже не интересно. Разве так приходят знаки от богов? Сейчас они откроют его, и обнаружат чьи-то штаны или кипу бинтов.

— Давай, давай! — подзуживала его шепотом Юнка. — Открывай скорее, что ты копаешься, это тебе не сундук-притвора, не укусит!

Далк повернул ключ и распахнул дверку. Там действительно лежали вещи, упакованные небрежно в коробку. На деревянной крышке детским почерком было накорябано: "Далокус, обвал, приняла Марита". У Юнки прервалось дыхание. Далк вынул коробку из шкафа и торопливо откинул крышку. Под ней обнаружились какие-то смятые тряпки, что-то тускло блеснуло.

— Давай уйдем отсюда, — сдавленно попросил Далк.

Он, конечно, не помнил, как их доставили в госпиталь, но свой «орешек» на кожаном ремешке узнал сразу. Необработанный алмаз, который многие мальчишки-гномы таскали с собой, чтобы «резать все как масло». На самом деле мало кому пригождался похожий на бросовую стекляшку камешек, и «орешки» переходили от старших к младшим. Самому Далку «орешек» повесила на шею соседка-выпускница. В тот день она уезжала в Аден, а он, важный, шел впервые на ученические работы. Повесила, взъерошила волосы и убежала к Караванному тоннелю…

На лавочке сбоку от госпиталя, они открыли коробку второй раз. Там обнаружились: упомянутый «орешек», странная треснувшая дудочка, ленточка с вышитыми рунами, красивый кулон, к которому были примотаны бинтом какие-то клочки, растрепаная магическая книжка и когда-то белый наголовный платок.

— Это мое! — уверенно вынула Юнка из коробки дудочку. — Мне это папа подарил когда-то. Я думала, что это просто игрушка, ну, для красоты. Но он рассказывал, что это флейта, уцелевшая после гибели драконенка. Это очень редко бывает, чтобы дракончик погиб, а флейта уцелела. Папа говорил, что в таких случаях его можно как-то оживить, только он не знал, как. Я в детстве, ну, в малышатне, часто дула в нее, но ничего не происходило. Тогда я придумала, что мой дракончик невидимый… — она покрутила головой, и машинально дунула в дудочку. Надтреснутый музыкальный шелест пролетел по переулку.

— А «орешек» этот мой, я его из тысячи узнал бы. Ну а все остальное? — спросил Далк.

— Не знаю, — пожала плечами Юнка. — Ничего моего тут больше нет. Правда, вот такая ленточка у меня тоже была, ее многие девчонки носят. Там зашифрованное имя. Ну, глупости всякие, сейчас даже смешно вспоминать! На каждую букву своего имени надо найти эльфийское слово, и все это написать рунами, а потом вышить. Чем удачнее слова подберешь, тем сильнее талисман. Лучше всего, если целая фраза получится.

— И что у тебя получилось? — подмигнул ей Далк.

— Юния: юность, надежда и ярость. Глупо, я же говорю! У нас одна гномишка вышила свое имя Ясма: "Я Стану Мастером Аружия". Так смешно!

— А что это за имя? — спросил он без интереса, откладывая ленточку в сторону.

— Ну… я не могу при талисмане это сказать. Потом, ладно?

— Это же глупости?

— Ну и глупости, а все-таки мало ли. Читать чужую ленточку, когда она рядом, плохая примета. Можно про нее рассказать, потом, когда она будет далеко от тебя.

— А вдруг твоя Ясма живет в соседнем доме? — сделал страшные глаза Далк.

— Ну… — измерила взглядом переулок Юнка. — Это далеко.

— Ладно, не твоя лента и пусть. А это? — он подцепил тонкую цепочку, явно эльфийской работы.

— Талисман какой-то. Его то ли замаскировать пытались, то ли упаковать как-то.

— Тоже не наше. Ну а книжка-то?

— С книжкой понятно.

— Что понятно?

— Ее твоя магичка потеряла. Это не такая книжка, которую они учат, это другая, которая помогает колдовать. Через нее магия усиливается.

— Ты откуда знаешь?

— Да в магазине в деревне видела. Она не очень дорогая, для учеников.

— Ну и ну! Значит мне все-таки не привиделось?

— Значит, нет… — вздохнула Юнка.

— Наверное, в госпитале ученики дежурили в ту ночь, и какая-то растяпа запихала все, что с нами принесли, в коробку, ту сунула в шкаф, а ключ потеряла. И талисман, наверняка, тоже магичкин. А это… — Далк развернул платок. На когда-то белом фоне шли плавные оранжевые узоры. Они ничего не говорили гномам.

— Тоже ее, больше неоткуда ему взяться! — неуверенно предположила Юнка.

— Ладно. Найдем — отдадим ей. Коробку не потащим, а это все давай завяжем в платок и положим к тебе в мешок.

— Вернее, к тебе в мешок, — хихикнула Юнка, поправляя чересчур широкие для нее лямки.

Иногда Далк думал, что это он виноват в том, что она стала такой легкомысленной. Надо было меньше говорить ей тогда во сне про игры, и больше про бригаду и работу. Они ведьтак и проиграли Еловым в тот год, потеряв такого бригадира!

— Марф все-таки ответила тебе. — задумчиво произнесла Юнка. — Ответила на главный вопрос. Ты не колдовал. Что же это значит?

— Что мне все равно нужно уходить.

— Это ты так говоришь!

— Это был только один вопрос! А сколько их у меня осталось?

— А если ответы все тут?

— Ты сама-то в это веришь?

— Я не знаю. Я просто хочу как лучше!

— Я и хочу узнать, как лучше! Тут за столько лет я ничего не узнал. Я жил как в темной шахте. Ничего не понимал. Все пробуют руду на вкус — и отличают. Для меня — песок и песок. В горе ориентировался, но просто потому, что меня отец туда брал еще крохой, до школы. Наверное, за столько лет глухой орк научился бы гору чувствовать. Все ребята если мастерят что-то, то уходят в это с головой, не оторвешь, а я поделал-поделал, спокойно перестал, пошел куда-то. Сколько раз проверял. Даже если очень интересно делать, с головой не захватывает. Дерево — ты ведь знаешь, как дерево пальцами простукивать?

— Конечно, — уныло сказала Юнка, точно признаваясь в содеянном.

— А я так и не понял! Сосна, береза, клен, орех — только по цвету отличаю, как человек какой-то! А уж про мягкость, про внутренний узор просто молчу. Весь класс чурбачки распиливал — получали картинки. А я только кривые разводы. Зато священный дуб в куче щепок отличил сразу, и зачем это гному? Камни внутри горы я не вижу, мне надо их просто глазами увидеть, воду различаю на три типа: можно пить, нельзя пить и не знаю. А не на сто восемь подземных и надземных типов. По всему получается, что я просто не гном. Может быть, так оно и есть?

— А кто же? — ошарашено спросила Юнка.

— Ну, полукровка, потомок разных полукровок, в котором осталась только чужая кровь.

— Ты у родителей это не спрашивал?

— Нет, не стал. Все равно ведь ухожу. Наверху есть архивы, библиотеки…

— Не гномские. Нашего там очень мало.

— Все равно, что-то может найтись.

— Ну, тогда… Тогда чего мы тут расселись-то!

Глава 24. Магическое место

Для кого-то из новичков тренировки в элморской деревне начинаются с испуга, когда свежеприбывшего буквально выталкивает скрытый в скале подъемник в огромную стаю трехглазых келтиров.

У них же не написано на морде, что они безразличны ко всему, кроме опущеной на голову дубинки. Сильное впечатление!

Для других все начинается с первого азарта, когда мастера впервые дают задание, и первую награду за него — карту.

Для третьих это связано с первым разочарованием: когда выясняется, что ученический кинжал уже не так хорош здесь, как был в знакомых с детства шахтах, а кусаются келтиры хоть и по одному, но больно.

Для Далка все началось с переодевания в коридоре перед подъемником. Кожаная юбка, короткая безрукавка, и эти дурацкие заколки в волосах.

— Ты не могла выбрать мне попроще прическу? — раздраженно спросил он у Юнки, пытаясь сделать хвостики на одинковой высоте, а свободные прядки ровными.

— А какая по-твоему проще? — пожала она плечами. — Косички плести надо, поэтому всё с косичками я сразу отвергла. Пучочки тоже на шпильки собирать не просто, я и сама-то не умею, и тебе не могла бы помочь.

— Ага, у тебя вот проще!

— Если ты так думаешь, то завтра можешь попробовать меня причесать! Один шнурок наматывать опухнешь!

— Я уже опух. Вернее, у меня пальцы опухли. Я триста раз себе их прищемил этими заколками! Что это за орудие пытки?

— Зато они потом не свалятся, хоть ты беги, хоть плыви! А защелкивать натренируешься, все девчонки как-то умудряются научиться!

Через несколько часов перед мастером на площадке новичков предстали две новобранки, готовые к выполнению задания. Они получили магические браслеты, быстренько добыли по четыре клыка, получили свои карты, и начали бегать в паре, занимаясь истреблением вечно возрождающихся тявкающих лисиц.

Это мало чем отличалось от методичной расчистки коридора после вывалившегося откуда-то голема или войны с нашествием подземных крыс. Руби, хватай выпавшие монетки, переходи к следующему.

Келтиры все не кончались, мастер одобрительно смотрел на их браслеты. К вечеру усталые «подружки» буквально рухнули на топчаны в гостевом доме. Далк оглядел помещение мутным взором и пробормотал:

— Я тут уже был когда-то…

— В детстве, с отцом?

— Не знаю. Мы останавливались у его друга. Может, я просто забегал сюда из любопытства?

— А что ты помнишь?

— Эти шкафы и карту на стене — очень четко. Немного — стол и ковер на полу.

— Да просто таких шкафов полно, и ковер самый обычный.

— Ну ладно, завтра нам надо не сбавлять темп. Так что спать!

Темп они не сбавляли весь следующий месяц. Мастера ворчали, что они проскакивают задания слишком быстро, печальная помощница кузнеца спросила, куда это они опаздывают, а торговка из магической лавки категорически заявила, что не позволит им бросить ее без паучьего шелка с недоделанным платьем. Приходилось забираться в такие дебри, куда не совались новички их уровня. Горький вкус эликсира не выветривался на языке, денег не хватало.

Далк рубил монстров с острым ощущением своей извечной неправильности. Притворяться девчонкой оказалось несложно, главное было — молчать побольше, потому что у него как раз стал ломаться голос. В крайнем случае он отвечал сиплым шепотом, а Юнка говорила собеседникам, что ее подруга немного простыла. Но он так и не проникся восторгом Юнки, когда та, наконец, научилась применять «Грабельки», и они чуть не поругались из-за этого. Даже ушли спать в разные гостевые дома.

Сам он применил знаменитое гномское заклинание только один раз. В момент, когда разноцветные искры взвились над его головой, и магическая энергия хлынула сквозь него вперед, в меч, и дальше — в равнодушного орка, на Далка накатила такая тошнота и тоска, что он больше не смог охотиться в тот день.

Он забрался высоко на заснеженные отроги гор, и, глядя оттуда на серый ледяной океан, раз за разом пытался воспроизвести защитку «Поцелуй Евы». Он ждал нового потока магии, восторга, легкой отдачи куда-то в подреберье, сбивающей дыхание, но такой приятной. Но ничего не произошло и на этот раз.

Он сам себе напоминал жирного домашнего гуся, который раз за разом пытается взлететь, заслышав клики пролетающей стаи диких собратьев, но тяжело плюхается на навозную кучу, молотя обрезанными крылышками. Его Хранитель Душ что-то перепутал, поместив его в тело гнома. Или жестоко пошутил.

Всякий раз, когда они встречали в лесу боевого мага или целителя, у Далка сжималось сердце, и он делался мрачным, доводя Юнку до белого каления.

Как-то раз, с трудом избегнув малой смерти, они вспомнили про магическое место, открытое им Крошилой. До туда было довольно далеко, но они уже научились придерживаться безопасности дорог. Конечно, им могло не посчастливиться наткнуться на забравшегося дальше других озлобленного монстра. К тому же, Юнка начала избегать упоминания магии в разговорах и, кажется, охотно отложила бы экспедицию навсегда. Но все же он уговорил ее рискнуть.

Дорога вела их мимо медведей, големов, пум и пауков, дальше и дальше. Нужно было дойти до самого ее конца. Увидев шатровые ели, вставшие поперек тропы, Далк сжал голову руками:

— И тут я тоже был, Юнка!

— Ну, был, давно когда-то. Мало ли!

— Я шел тут один, я искал путь наверх, на холмы, и нашел его чуть подальше. Там, где проходит караванный мост.

— Может, ты убежал от своих? Заблудился?

— И родители никогда не упоминали про это?

— А что? Напугались и не любили вспоминать этот случай.

— Не знаю. Не похоже.

— Ладно, давай разберемся с Крошилиной магией. Еду-питье мы взяли, а интересно, зачем? Жертву приносить, что ли?

— Юнка, ну ты прям как ползунок! Два и два сложить не можешь!

— Я не могу? Это ты не можешь! У тебя как ни складывай, всегда четыре, как у человека какого! А где налоги, проценты, надбавочная стоимость, чаевые, да просто смекалка где?

— Ох! Ну подумай сама: там нас вылечат и при этом надо взять еды. Значит что?

— Что?

— Значит там сидит кто-то, кто лечит и ест эту еду.

— Монстр?

— Скорее всего, маг.

— А что он тут делает?

— Спроси у него сама, ладно?

— Ну, ты как думаешь?

— Да что угодно. Медитирует. Ищет волшебные камни. Скрывается от мести. Плетет заговор. Тренируется. Прячется от жены.

— Чего это магу жены бояться?

— А если она тоже маг? Да покруче?

С такой болтовней они пролезли между елей и подобрались к небольшой пещерке на склоне горы. Туда не вело ни одного следа.

— Там точно кто-то есть? — совсем в ухо прошептала Далку Юнка.

— Сейчас узнаем, — ответил он и начал карабкаться ко входу.

Пешера была сухая и теплая, из тех, куда пробивается подземный жар. Но выглядела она совершенно необитаемой. Далк покосился на свой браслет: пока искали это место, здоровье незаметно восстановилось. Неловко как-то. Но все-таки крикнул в глубину прохода:

— Нам требуется целитель! Нужен целитель!

Эхо отозвалось и замолкло вдали. Ни вздоха, ни шороха. Похоже, информация Крошилы устарела. Или он его не так понял? Может, здесь просто какой-то лечебный источник, в котором нужно пролежать несколько часов? А еда? Пролежать несколько суток? Не слишком удобный способ, правда, тогда выходит экономия на эликсирах, но огромный проигрыш во времени.

— Я ничего не слышу! — наклонив голову набок, прошептала Юнка.

— Пойдем отсюда! — она потянула его к выходу.

— Нет, погоди. Если бы ты тут жила, ты что, торчала бы у входа, ожидая визита шалого убийцы или озлобленного паука? Давай пройдем вглубь.

— Тут темно, это природная пещера. А мы не взяли факелы.

— Пойдем недалеко, покуда нам будет хватать света от входа.

— Ну ладно, — в ее голосе было сомнение, недовольство, испуг.

Они довольно уверенно двинулись вглубь. Здесь света для гнома было достаточно, они даже различали мусор на полу.

— Смотри, сколько прутьев! — указала Юнка. — Скорее всего, тут просто гнездо летучих мышей, они вечно волокут к себе хворост!

— Да, странно. Не думаю, что маг стал бы жечь тут костер, а уж если он знаком с Крошилой, то у него точно должны быть негасимые угли. Такой ерунды у старика полно.

— Угли? — Юнка потянула носом. — Правда, пахнет углями, — в ее голосе было откровенное разочарование.

— Простите за вторжение! — снова обратился в темноту Далк. — Нас направил к вам почтенный Кариш. Он сказал, что вы, может быть, согласитесь нам помочь!

— Мы просто новобранцы, которым часто требуется целитель. Но если мы нарушаем ваш покой, то мы только оставим вам провизию и уйдем. — добавила Юнка.

— Проходите, я сейчас зажгу лампу! — прошелестело в ответ из бокового прохода.

Неровный желтый свет сперва показался гномам ослепительным. Они стояли в двух шагах от занавешеного толстой шкурой неизвестного зверя проема, в котором виднелся силуэт человека, откинувшего край этой шкуры.

— Спасибо! — склонил голову Далк, и они двинулись в проход.

За занавесом оказалось довольно обжитое помещение, обставленное с гномской основательностью. Помимо занавеса, проем мог прикрываться довольно массивной дверью с парой литых засовов, сейчас распахнутой. Все щели и неровности вокруг двери были умело заделаны. Воздух был свежий, что говорило о налаженой вентиляции.

В помещении, которое язык не поворачивался назвать пещерой, стояла добротная, хотя и не новая гномская мебель, стены покрывали ковры, довольно потертые, но подобранные по узору. В удобном очаге действительно лежала приличная кучка негасимых углей, над ним была сделана опускающаяся решетка для готовки, висели на крючках разномастные котелки и кастрюли. Возле очага все еще покачивалось кресло-качалка с незаконченным вязанием на сиденье.

Массивные шкафы справа от входа выгораживали небольшой альков, где виднелся темно-синий балдахин кровати. Вдоль стен шли покрытые шкурами лавки, как в гостевых домах, угол занимал большой стол, возле которого не стояло стульев. Видимо, двух лавок у стен вполне хватало. Всюду взгляд натыкался на какие-то вазочки, чаши для ароматного песка, шкатулки и статуэтки. Но только в одной вазе торчал букетик из сухих трав. Возле кресла, у камина, висела единственная полочка, на которой сиротливо жались друг к другу четыре или пять книжек.

— У-вав! — раздалось сзади. Далк и Юнка уставились на ручного волка, вышедшего из-за шкафов. Тот обнюхал их, не приближаясь и дыбя шерсть на загривке. С шелестом лег на место входной занавес.

На гномов с легким удивлением смотрела человеческая девушка. Ничто в ней не выдавало ее принадлежности к магам или воинам. Она была одета в поношенное гномское платье, расшитое коричневым узором, которое было ей коротковато. На поясе у нее висел длинный кинжал, но висел неудобно, сбоку, не так, как у опытных бойцов. Да и вообще она не выглядела бойцом.

— У-вав? — вопросительно ткнулся ей в ладонь волк.

— Это друзья, — тихо ответила она, приглаживая его вздыбленную шерсть. — Друзья, свои! Можешь дрыхнуть дальше, лентяй!

— Это твой волк? — спросила Юнка, не отрывая восхищенных глаз от умной морды зверя.

— Да, мой, — девушка с неменьшим интересом рассматривала гномов. — А вам правда нужна моя помощь?

— Ну, по правде говоря, прямо сейчас уже нет. Но когда мы охотимся, целитель очень пригодился бы. Ты ведь умеешь лечить? — поинтересовался Далк.

— Да-да, лечить я умею. Только очень слабо, — она как-то неуловимо взмахнула рукой, словно пытаясь взять из воздуха нечто. — У меня ничего нету: ни посоха, ни робы…

— Да ты совсем не страшная! — выпалила Юнка и покраснела.

— Ты боишься магов? — удивилась девушка.

— Нет, конечно не боюсь, но ты прячешься здесь, и я подумала, что это неспроста! — призналась гномишка.

— Я прячусь здесь, потому что мне некуда идти, а не потому что я опасна. Я не очень… сильный маг, — Девушка с усилием закрыла дверь.

— А вам, я вижу, тоже есть что скрывать? — она выразительно окинула Далка взглядом с головы до ног. Он почувствовал, как мурашки побежали у него по спине и по голым ногам. Юнка покраснела, сердито глядя девушке в спину.

— Что ж, — прокашлялся Далк. — Это лишний повод для нас доверять друг другу, не так ли?

— Не бойтесь, мне просто некому рассказывать про вас, — грустно усмехнулась девушка. — А Боджик, я думаю, уже сам разобрался в вашем маскараде, — она снова потрепала волка по загривку и прошла к креслу-качалке. Но не села, задумчиво глядя на гномов:

— Чем бы вас угостить?

— Не думаю, что у тебя тут уйма запасов, — хмыкнула Юнка. — Мы принесли кое-чего с собой.

— Хорошо. Тогда я заварю чай, — и она потянула с крючка медный ковшик с крышкой.

— Чай? — переспросил Далк. — Это такая сушеная трава в воде, которую едят люди?

— Не едят, — рассмеялась девушка. — А пьют, так же, как вы хвойный отвар. Вам понравится, он у меня сладкий, — она ловко насыпала что-то в ковшик. Юнка недоверчиво покрутила головой, но промолчала. Ей тоже было любопытно.

За чаем, показавшимся гномам странным, за лепешками и вяленым мясом, разговор не клеился. Хотя девушка ела мало, чувствовалось, что она голодна. Поймав взгляд Далка, она смущенно сказала:

— Боджик приносит мне дичь, но вот хлеба у меня не было давно. Я понимаю, Кариш занят своей работой, ему трудно выбираться сюда, а я не рискнула оставаться так близко к Сердцу Гор.

— А ты была там? — с подозрительностью спросила Юнка. Ей не то чтобы не нравилась девица, скорее не по душе был взгляд, которым Далк уставился на нее.

— Не знаю, наверное. Кариш сказал, что ваш город близко… близко от того места, где он меня нашел. И предложил на выбор — идти к Совету Гильдий или выбираться за пределы потаенных земель. Я… не очень хочу с кем-то встречаться. Поэтому отправилась сюда. Он разве не рассказал вам?

— Если откровенно, он нам совсем ничего не сказал. Просто велел зайти сюда, коли будет нужда в лечении. Ну а мы строили догадки — зачем брать еду… Мы, в общем-то, догадались, но совершенно ничего при этом про тебя не знаем! — улыбнулся Далк. Ему было приятно смотреть на девушку, а мысль о том, что она маг, делала ее еще притягательнее. Конечно, он был далек от детских просьб "показать фокус", но глаз не отводил, словно боясь пропустить какой-то жест или слово.

— Хорошо, я расскажу вам. Раз вас Кариш прислал, то я могу вам доверять. Но только прошу вас, не тащите меня на ваш Совет Гильдий, я боюсь, что они могут все не так понять…

— Ты что-то натворила там, у магов? — с заговорщическим видом спросила Юнка.

— Ну, можно и так сказать. Я сама полезла куда не следует, вот и попала в переплет. Так что мне лучше всего сидеть тут, в этой пещере и не высовывать носа.

— У-у! Так ты не сможешь нас лечить? — огорчилась практичная гномишка.

— Смогу, если вы будете охотиться неподалеку. Тут есть какие-то пауки, гоблины шастают. А я буду за скалами на склоне, ладно?

— Ну, ладно, только ты ж окоченеешь на снегу, вон у тебя какое платье коротусенькое! — ввернул Далк. — Мы тебе плащ принесем!

— Это не платье короткое. Это она длинная! — захихикала Юнка.

— М-м… мне кажется, у меня есть плащ, — неуверенно сказала девушка. — Кариш притащил сюда столько всего, словно меня тут пятеро! Мне кажется, ему просто было приятно заботиться обо мне…

— Кро… Кариш действительно очень добрый. А ещё он жутко запасливый, никогда годную вещь не бросит в отвал. У него там целый коридор заставлен мебелью и сундуками со всяким старьем. Иногда кто поприжимистее в городе пользуется его запасами, — пояснил Далк.

— Сюда он и сотой доли не перетащил. Небось, ужасно рад был, что это все пригодилось! — добавила Юнка.

— Да, радовался как ребенок, — подтвердила магичка. — А я… мне как-то все равно. Получилось очень миленько! — поспешно добавила она, не желая обижать гномов. Но Далк понял её — как ни старался Крошила, все вокруг девушки казалось ей чужим: мебель, одежда, и даже посуда.

— Эти вазочки такие хорошенькие, только цветов у вас нету, — вздохнула она.

— Давай проверим насчет плаща, — предложила Юнка.

Девушка послушно распахнула дверцы одного шкафа. Там на перекладинах висели почти одинаковые платья, передники, шапочки, все коричневых тонов. Наверное, тоже Крошила подбирал. Сбоку примостились толстые меховые штаны и плащ из крысиных шкурок: черный, почти новый. Боджик тревожно взлаял.

— Штаны-то из волчьей шкуры! — хмыкнул Далк. — Он не обидится?

— Не думаю, — пожала плечами девушка. — Он дрался с волками-монстрами не один раз.

— Ну, хорошо, тебе мороз не страшен. А теперь расскажи нам, как ты сюда попала. Надо же нам понять, от чего тебя оберегать?

— Я начну издалека, иначе непонятно будет. Давайте сядем, — и девушка подтащила к столу свое кресло. Похоже, ей полюбился этот предмет мебели. Она тихонько покачивалась, машинально набирая петли на своем вязании.

— Жрецы эльфов давно ищут некую Пророчицу, о появлении которой им было предсказано в древности. У них есть волшебный медальон, он усиливает способности к прорицанию, даже если они только-только начинают проявляться. И они постоянно проверяют все слухи подобного толка, какими бы глупыми они ни казались.

Часто проверка этих слухов является Испытанием для будущих жрецов-эльфов. Потому что заполучить Пророчицу стремятся не только разумные. Некоторые монстры, которые ближе к нам по разуму, имеют армии, поселения и подобие правителей. И даже поклоняются темным богам. Они тоже знают о ней и хотят захватить для себя. Поэтому поездки по глухим хуторам или деревушкам порой оборачиваются для эльфов схватками с их подсылами.

Однажды один из жрецов, служащих в Храме Глудио, при мне отправил молодого эльфа проверить одну девушку, живущую возле Глудинского маяка.

Мне стало очень любопытно, потому что до сих пор я только краем уха слышала об этих поисках. А порт Глудина довольно безопасное место. Я рискнула последовать за этим эльфом, держась на расстоянии. Впрочем, на оживленном тракте он и не обратил на меня внимания. Я оставалась неподалеку, держась за кустами, даже когда он беседовал с девушкой.

Мне так хотелось, чтобы она оказалась Пророчицей — такая милая, такая печальная! У нее был сильно болен маленький брат, и она просила эльфа о помощи. Я не совсем разбирала, что они говорят. Она что-то отдала ему.

И тут вдруг четверо ящеров материализовались буквально в двух шагах от них и бросились на эльфа. Вернее, бросились трое, а четвертый затаился в кустах на расстоянии нескольких локтей от меня. Они кричали, что Пророчица должна достаться им, и что за ними стоят некие силы, которым лучше покориться.

Но этот эльф не испугался, и быстро справился с ними, использовав свою магию. Только тот ящер, который спрятался, успел ускользнуть и бросился в море. Вскоре там последовала магическая вспышка, и его силуэт исчез. Или он сам обладал магией, или кто-то помогал ему.

Эльф успокоил девушку и пообещал ей немедленно сделать что она просила. Он убежал, а я так и осталась в кустах. Девушка ушла в дом, откуда слышался тихий детский плач. А я все сидела в кустах, боясь показаться.

Наконец, эльф вернулся, еще более потрепанный. Похоже, ему пришлось сражаться еще с кем-то. В домике давно стояла тишина, и я думала, что девушка уснула возле больного брата. Но она вышла на крыльцо, как только гравий на дорожке зашуршал под сапогами эльфа.

Лицо ее было бескровно, глаза смотрели куда-то вдаль. Она горько упрекнула эльфа, что он ходил так долго и не использовал свою магию, чтобы помочь ее брату, и вот теперь малыш умер. Она была потрясена настолько, что не могла даже плакать. Ее голос был такой ровный, словно в ней самой не осталось больше жизни.

Эльф со слезами стал уговаривать ее пойти с ним в безопасное место, но она отвечала, что ей безразлична безопасность. Он настаивал, и даже пытался поймать ее руку, чтобы увести, но голос из медальона остановил его. Не знаю, что уж там ему сказали, но он зажал медальон в руке и, глубоко поклонившись девушке, отправился восвояси.

А я осталась. У меня не было сил бросить ее. Она ведь так и стояла там на крыльце, глядя в никуда.

Я вылезла из укрытия, завела ее в дом, напоила водой и уложила спать. Мне пришлось немножко поколдовать, чтобы она уснула. Потом я нашла в городе людей, которые помогли бы ей с похоронами. И я тоже помогала, чем могла, не оставляя девушку одну ни на минуту.

Сначала она была безразлична ко всему, как каменная. Но через несколько дней она начала замечать окружающее, потом наконец разрыдалась. С этой минуты я больше не боялась за ее разум, просто старалась утешить. Мы много говорили с ней в те дни.

Ее звали Алана, и брат рос у нее на руках с рождения, потому что их мать умерла при родах. Она рассказывала о нем часами напролет, глотая слезы. Честно сказать, я ревела с ней вместе, потому что малыш, хотя я видела его только после смерти, был очаровательный.

Не скоро зашла у нас речь о пророчествах. Алана очень удивилась, услышав об этом. Она пояснила мне, что занималась не пророчествами, а предсказаниями погоды, так как ее отец, который был в отъезде все эти дни, служил смотрителем маяка, и она с детства наблюдала за погодой и монстрами вокруг. Она замечала и записывала разные мелочи, в том числе и магические вещи, происходящие в этих местах.

Некоторые люди удивлялись, что она может сказать, какой завтра будет ветер или что произошло год назад во время Праздника Прилива. Они рассказывали друг другу о ней невероятные вещи, приукрашая действительность. Но никакого чуда в ее знании не было.

— Если бы я обладала Даром, я бы знала, как мне спасти брата! — горячо воскликнула она, и это было убедительнее всего. Правда, я слышала когда-то, что Пророки часто слепы в том, что касается их лично… Я ничего не сказала Алане об этом.

Когда вернулся из своей поездки ее отец, я, наконец, уехала. Эта история оставила у меня очень горький осадок на душе.

Я вернулась в Глудио, и мне сильно захотелось увидеть медальон, которым пользовались эльфы для поиска Пророчицы. Он не представлял собой какой-то особой ценности, и жрец хранил его просто в шкафчике среди парадных скуфий, чаш для воскурения и прочей жреческой утвари.

Поздно вечером, когда он ушел спать, я решилась взять медальон. Разумеется, я не собиралась его красть или уносить из Храма, я просто взяла его с полки и стала рассматривать прямо возле шкафа, чтобы при малейшем шорохе положить на место.

Это был медный кругляш, сделанный с эльфийским изяществом, но довольно потертый. На нем с трудом читались отдельные руны, но я не могла сложить их в слова. У него не было петельки для цепочки, просто неровное отверстие в верхней части. Похоже, оно было когда-то узорным, но цепочка сточила узор. Цепочка из крепкого мифрила выглядела гораздо новее медальона.

Я насмотрелась на вещичку и собиралась убрать ее в шкаф. Как вдруг внезапно я услышала разговор. Я была и удивлена, и испугана. В этой части Храма никого не должно было быть, и к тому же речь явно шла обо мне. Я скользнула в темную нишу, не выпуская медальона. Двое незнакомых мне по голосу мужчин обсуждали мое появление у маяка в тот горестный день, когда умер брат Аланы.

— Что это за девчонка, ты узнал?

— Она тоже из Глудионского Храма, господин.

— Значит, они послали двоих на этот раз.

— Похоже на то. Завирр сказал, что она пряталась в кустах буквально в паре локтей от него, и он рискнул воспользоваться магией только отплыв от нее подальше.

— А она точно магичка?

— Точнее некуда, господин.

— Важная птица?

— Нет, просто одна из мелких служек.

— Что ж, убьем одной стрелой двух элпи. Нам надо допросить ее и наконец заполучить медальон.

— Это рисковано, ведь нам нужно сегодня же отправить груз, мой господин.

— Никакого риска. Пошли за ней кого-нибудь с магией, чтобы все было тихо. Увезем девчонку вместе с грузом.

— Будет сделано. К полуночи у ворот.

— Хорошо. Я буду ждать не больше пары минут. Время дорого.

— А эта девчонка… она симпатичная, господин?

— Какая тебе разница? Будто ты различаешь человеческих женщин!

— Я-то не различаю, но кое-кто очень даже различает. Из тех, кого неплохо бы наградить, если господин понимает.

— Не выйдет. Если что-то случится с оригиналом, мы провалим все это дело.

— Жаль, жаль…

— Что тебе, шлюх мало, что ли?

— Шлюхам, мой господин, нужно платить. И их принято возвращать… более-менее целыми. Вы понимаете, о чем я?

— Ну, укради пяток девок на хуторах. Что, мне тебя учить?

— Нет, нет, господин. Как можно! Просто сейчас похищения привлекут больше внимания. А ребятам скучно там сидеть.

— Это не моя забота. Придумай что-нибудь, приволоки им гномок из Элмора или пусть наловят себе ящериц, самок расплодилось больше, чем нам надо.

— Не беспокойтесь, господин, я только уточнил насчет девчонки.

— Не трогать ее, я сказал.

— Я понял, понял. Сейчас отправлю наших близнецов.

— Пошевеливайся. На счету каждый час. Купи ребятам бочку орочьего спирта, чтобы не думали о ерунде. Все, марш отсюда!

Девушка пересказывала диалог в лицах, задумчиво глядя куда-то в стену над головами гномов. Ее руки давно выронили вязание, но лицо не казалось взволнованным. Она словно еще раз перебирала все события в поисках какой-то зацепки.

— Я забыла свое имя, — неожиданно произнесла она. — Я так детально помню все, что случилось тогда со мной, а имя вспомнить не могу. Кариш называл меня Ика. Но это не мое имя.

Гномы переглянулись. Ика на гномьем языке означало просто-напросто "малышка".

— Так кто же это был? Кто пробрался в ваш Храм? — нетерпеливо спросила Юнка.

— Я не нашла никого, обойдя ближайшие коридоры. Мне нужно было кликнуть старших жрецов из центрального притвора, но мне было так страшно. Кто-то неведомый следил за мной и должен был похитить меня! Представьте себя на моем месте! И при этом у меня нет никаких доказательств, кроме странной беседы неизвестных. Теперь я понимаю, как глупо поступила. Я бросилась прочь от Храма, рассчитывая опередить врагов. Уже свернув в переулок, я обнаружила у себя в кулаке медальон. Я нечаянно украла его! Возвращаться в Храм мне было страшно, я собиралась немедленно покинуть город. Не долго думая я засунула медный кругляш в небольшое отверстие своего корсета. Я и раньше прятала там монетки во время путешествий…

— Куда-куда? — переспросила Юнка. Далку показалось, что подруга прекрасно понимает, о чем говорит магичка, но зачем-то заставляет ту уточнить.

— Ну, — растеряно, но не смущенно замялась девушка, — Это такая женская одежда, которую носят под бельем. Похоже на стеганый бандаж. Она помогает держать спину прямо, а некоторым — не выглядеть слишком толстыми. Я всегда надевала свой корсет, если приходилось много стоять на службе или идти куда-то. Он был сшит из

простого полотна, и там, где под тканью были такие железные полоски, на которых эта конструкция держится, у меня иногда протирались дырочки. Туда я и засовывала монетки. И медальон засунула тоже. Он прижался к моему боку и мгновенно нагрелся, так что я перестала его

чувствовать.

— Ясно, — неуверенно сказал Далк. — Рассказывай дальше.

— А мне не очень ясно, — вредным тоном пробормотала Юнка. — Какой-то корсет еще…

— Какая ты любопытная! — рассмеялась Ика. — Смотри! — и она достала из шкафа белую конструкцию, похожую на тряпичный панцирь. Под тканью виднелись полоски металла, нехитрая белая вышивка украшала вырез. Юнка с интересом покрутила вещичку.

— Смотри, Далк, дырка! Это тут было, да? — она сунула тряпку ему почти под нос. Но Далку было почему-то трудно глядеть на корсет. Он все время невольно представлял себе, как это сооружение выглядело бы на Ике. Безо всего. Только корсет. Ну и мысли у него в голове! А эта шнуровка, если ее распустить… Наверное, Юнка права, он скоро рехнется. Далк сердито отпихнул корсет.

— Ну тебя с твоими девчачьими штуками! Какая разница, как оно выглядит, главное — что там было дальше. Рассказывай… Ика! — он запнулся на этом прозвище, потому что для гнома оно звучало слишком ласково. По отношению к взрослой девушке, а не к ребенку, конечно. Юнка тихонько фыркнула.

— Дальше? Ну, дальше все произошло очень быстро. Я пошла в свою келью, чтобы прихватить вещи и деньги на дорогу, вот там они меня и поджидали. Два мага в темных плащах. Они мгновенно скрутили меня магией и лишили голоса. После чего стремительно проволокли по городу к западным воротам. Мои ноги не касались мостовой, но со стороны, наверное, никто не заметил ничего особенного. Девушку ведут под руки двое провожатых — такая добропорядочная картина. За воротами кто-то держал под узды ездовых страйдеров, а кто-то отвлекал стражников, навязав им бой в отдалении от ворот. На страйдеров были навьюченны какие-то мешки. Подлетел еще один всадник, брезгливо отряхая кровь со своих мечей. Он окинул всех хозяйским взором и пробормотал:

— Пришлось кое-кого успокоить, поэтому уходить надо быстро! Девчонку — ко мне!

Но все слушались его бормотания быстрее, чем громового окрика. В секунду я взлетела, как куль, на спину его страйдера, а он придержал рванувшуюся ко мне рептилию за узду.

— Фу! Это не мясо! — шлепнул он его по носу. Я узнала голос, который слышала недавно.

После чего вся кавалькада ринулась прочь от города. Я пыталась запомнить дорогу, но предводитель заметил это и завязал мне глаза моим же платком.

— Ты очень любопытна, девочка, — прошептал он мне в ухо. — Слишком любопытна. Но мне хочется кое-что сохранить в тайне от тебя, — и он захохотал.

Ика замолчала. Она распустила часть вязания и теперь машинально наматывала нитку на клубок.

— А дальше, что произошло дальше? — поторопила ее Юнка.

— Они привезли меня в какое-то место, похоже, башню, потому что мы долго поднимались по ступеням. Там меня заперли в крохотной каморке, где было темно. Я по-прежнему не могла произнести ни слова, похоже кто-то следил за тем, чтобы эти чары обновлялись. Двое стражников с головами гиен обыскали меня, но не нашли медальон. Я чувствовала себя очень странно: время от времени до меня долетали голоса, которых не могло быть в этом месте. Я слышала, как меня искали в Храме. Слышала, как разговаривают Алана с отцом. Потом я снова различала разговоры похитителей. Они задумали сделать одну вещь, которая должна была помочь им завладеть медальоном. Они так и не поняли, что он был у меня. Я попробую объяснить, что они придумали. Поскольку я у них была в полной власти, они решили воспользоваться этим, что бы смастерить…

— Магическую куклу! — неожиданно выпалил Далк.

И Юнка, и Ика уставились на него изумленно.

— Ну да, — пробормотала девушка. — Именно куклу. Она вошла бы в Храм и сделала бы то, что ей велели хозяева. Я помнила по книгам, насколько тяжел для оригинала процесс создания столь точной копии, как была нужна им. Ведь жрецы в Храме раскусили бы грубую подделку. Не говоря уж о компонентах: кровь, волосы…

— Бэ-э! — с отвращением сморщилась Юнка.

— Да, отвратительно. Хуже только некромантия, — кивнула Ика. — К моему счастью, они решили не рисковать, ведь если бы чары молчания ослабли, я могла испортить им всю работу. Поэтому они погрузили меня в сон, и этот мерзкий процесс прошел мимо меня. Очнулась я остриженная почти наголо, слабая, как после болезни, но живая. Я успокаивала себя только одним: сделав куклу, они будут вынуждены не причинять вреда мне, иначе и кукла окажется повреждена, неважно, физически или душевно. Перестанет работать или слушаться их. У меня в запасе было некоторое время, покуда кукла будет искать медальон.

Проснувшись, я по-прежнему слышала голоса. Они утомляли меня, потому что их стало гораздо больше. Было довольно трудно разобраться, кто где. Но все-таки я смогла напрячься и понять, что в Храме приняли мою копию за настоящую меня, а мои пленители, не найдя медальона сразу, решили, что жрецы снова отправили кого-то с ним на поиски. Ожидание непредвиденно затягивалось. Меня кормили, но никто не разговаривал со мной…

Ика снова наполнила чашки чаем. Далк охотно отхлебнул напиток, а Юнка только помешивала его деревянной ложечкой. Ее лицо выражало интерес и сочувствие, которые она время от времени пыталась прикрыть деланным безразличием.

— А как ты сюда-то попала? — спросил Далк.

— Я не очень поняла. Понимаешь, чем больше проходило времени, тем больше голосов и видений появлялось в моей голове. Я, конечно, уверилась, что схожу с ума. Но мне было все равно. Сделать-то ничего было нельзя.

Поэтому все свои дни я проводила, пытаясь отделить одно видение от другого и разобрать диалоги. Иногда я слышала… очень древние вещи. Один эльф все кричал, что он убил свою сестру и должен передать ее детям какие-то сокровища. У нас в горах про это сказку рассказывают. Лет триста уже.

А еще я видела совсем невероятные картины. Например, зелёное небо, наполняющее меня диким ужасом. Или сиреневое небо с тусклым солнцем, которое заставляло меня плакать от счастья. Огромный глаз в небе. Гигантские фигуры, сокрушающие города. Толпы людей без лиц. Неведомые подземелья, описания которых я никогда не встречала ни в одной книге.

И я все бледнее воспринимала реальность. Честно скажу, меня увлекли эти картины, как увлекает самая интересная книга, у которой оборвано начало и конец. Я складывала их как мозаику, пытаясь осмыслить, а мои тюремщики безликими тенями скользили вне моего сознания.

Куда и когда меня вели или несли, я не знаю. К счастью, и они не заметили моего состояния, или решили, что я просто схожу с ума от страха.

Внезапно, не знаю, днем или ночью, видения мои оборвались, как вода в пересохшем ручье. Я была вымотана ими и тут же уснула, рухнув на какую-то охапку соломы. Мне казалось, что кто-то прикрыл мой разум от этого потока и охраняет мой сон. Но сил думать не было.

Проснувшись, я первым делом пристроила медальон так, чтобы он не касался моего тела. Теперь я более-менее соображала. Представьте! — Ика всплеснула руками. — После всех этих поисков, после тысяч пустопорожних слухов, Пророчица нашлась в самом Храме, и никто не успел этого понять. Ни жрецы, ни мои похитители.

— Ты? — поперхнулся чаем Далк. — Пророчица из легенды?

— А что же еще со мной происходило? Все эти голоса и картины? Я уверена, что так оно и есть.

— Но ты должна была… Тебе надо срочно…

— Надо? Что надо? Бежать к жрецам и кричать об этом? Оказаться снова похищенной? К тому же ты забыл, что в Храме сейчас живет магическая кукла, болванчик высшего качества. Очень сложно было бы доказать, что я — это я.

— Но твои видения… — Далк сам не знал, что сказать. — Они могут быть очень важны для всех!

— Они действительно очень важны. Но сначала дослушай меня, хорошо? Тогда я и спрошу у вас, что мне делать, договорились?

— Давай, расскажи, что ты еще видела! — попросила Юнка. — Зеленое небо — это мне нравится!

— В те дни, когда я пришла в себя, видений больше не было. Я отдыхала от них и старалась не касаться медальона. Хотя он все равно действовал на меня, меня словно что-то защищало. Такое спокойствие, будто я не в плену, а в гостях…

Мне приносили еду по-прежнему, только теперь это были не люди-гиены, а люди-ящеры. Каморка моя сменилась пещерой, и в углу я нашла трещину, откуда доносился гул и грохот каких-то механизмов.

— Наши шахты? — возмутилась Юнка.

— Не думаю. Во-всяком случае, там было темно и страшно воняло. Совсем не похоже на то, что я видела здесь.

— Хм, кто же еще под землей может что-то строить и работать там?

— Да кто угодно из наиболее разумных тварей. Например, кобольды или пещерники.

— Фу, мерзость! — зажала нос Юнка. Гномы не сталкивались с этими тварями в своих горах, но тем не менее легенды уверяли, что сотворили их когда-то именно из гномов. Ничего себе, родственнички!

— Я не могу сказать точно, я же не видела их. Скоро я поняла, что кто-то могущественный покровительствует мне, и стала день и ночь молиться о спасении. Мне чудилось моим обостренным внутренним зрением, что мои молитвы вызывают сочувствие у него… у нее.

— Это была Богиня! — уверенно произнес Далк. — И она помогла тебе?

— Думаю, ты угадал. Это было божественное вмешательство, не иначе. Однажды я подошла к трещине в углу и стала ожидать чего-то, словно мне приказали ждать. И гора задрожала, раздался какой-то гул. Трещина раздалась настолько, что я без труда пролезла в нее. Я, не колеблясь, спускалась в этот лаз, хотя он был совершенно беспросветным, а на голову мне сыпались камешки.

Через некоторое время я достигла горизонтального коридора, и дальше бежала, как зверек, ведомый непонятным чутьем. Я спускалась ниже и ниже, пролезала в трещины, откуда несло жаром, пару раз пересекла подземные потоки, не успев замерзнуть, и снова задыхалась от горячего воздуха.

Потом я оказалась в просторном коридоре, укрепленном деревянными и металлическими подпорками. Там было светло, хотя я не поняла, откуда падает свет. Сила, что вела меня, понемногу оставляла меня. Под конец я ощутила что-то типа касания к моему разуму. Мне словно сказал кто-то: "Бедное дитя, ты заблудилась в чужих судьбах и снах, но ты поможешь мне, как я помогла тебе. Иди. Не бойся.".

И я двинулась по коридору, в конце которого стояло странное сооружение, похожее на металлическую клетку, прикреплённую к столбам. Было очень душно…

Далк прикрыл глаза ладонью. Ему не хотелось, чтобы Юнка, и тем более Ика поймали сейчас его взгляд. Ему было так горько. Не смотря на находку в госпитале, он все-таки надеялся, надеялся как дурак.

Прошедшие месяцы промелькнули перед ним. Он попросту не хотел думать об этих вещах, выбросил их из головы. Он потянул завязки на заплечном мешке, нашаривая сверток в боковом кармане.

— В клетке спали двое — мальчик и девочка, гномята. Похоже, что на уровне пола воздуха было совсем мало, они как-то неправильно дышали. Я не придумала ничего лучшего, чем наколдовать на них "Поцелуй Евы". Это несложная защитка, которую используют в основном ныряльщики за морскими сокровищами или охотники на подводных тварей…

Далк нащупал смятый платок. Наверное, тот самый, которым ей завязывали глаза, когда похищали. Как все тускло! Будто лампа вдруг начала чадить. Незачем ехать на материк. Нечего ждать. Надо завтра же вернуться домой. Крошиле действительно нужен помощник.

А Юнка… Сколько раз за последние недели она убегала на какие-то тренировки с другими гномами? Похоже, его общество уже тяготит ее.

Детская дружба все-таки не вечна.

И у него ничего не щемило в груди, когда он заставал подругу, восхищенно ахающей над особым замахом с разворотом, который ей демонстрировал кряжистый незнакомый ветеран. Все, все заканчивается так банально.

— …Ход был засыпан, и мне пришлось провести там несколько часов. Защитка время от времени иссякала, и я возобновляла ее. Мне казалось, что мальчик открывает порой глаза, но сколько я ни окликала его, он не реагировал. Открыть эту клетку я тоже не могла.

— Ну надо же… — Юнка с горестным сочувствием уставилась на Далка. — Не надо, Юн. Все нормально, — поморщился он.

Ика не поняла их быстрого диалога. Она отпила еще остывшего чаю и продолжила:

— Потом я услышала шум и голоса. Кто-то пробивался сквозь осыпь с той стороны завала. Я не могу объяснить, почему я так сильно испугалась. Меня буквально паника охватила. Я металась по душному коридору, пытаясь найти щель, в которую могла бы протиснуться. Мне хотелось исчезнуть, ни с кем не встречаться.

Я не знаю, сколько это продлилось, но тихий хрип напомнил мне, что защитка у гномят закончилась. Я с трудом заставила себя подойти к клетке. Грохот разбираемого завала заглушал все звуки, но было видно, что губы девочки посинели и она судорожно откинула голову…

Далк со стыдом вспомнил благодарность Юнки, которую по глупости столько лет принимал как должное. Нет, он не спасал ее от удушья. Он, конечно, помог ей обрести память, да и добежать до крепи тоже. Но это все…

— Вы можете не поверить мне, как я не поверила своим глазам, — продолжала Ика тем временем. — В руках у мальчика откуда-то взялась магическая книга — из тех, с которыми тренируются ученики магов. Она была потрепана и помята, но сохранила свои свойства.

Он взмахнул ею, не открывая глаз, и произнес заклинание. Девочка задышала ровно. Я механически произнесла те же слова, направляя их на мальчика. Он снова приоткрыл глаза. Я была совершенно уверена в тот миг, что он не только видит меня, но и прекрасно знает. Он облизал губы и прохрипел:

— Подожди, я потом приду за тобой! — и снова уронил голову на пол.

— Да-а-алк! — Юнка с визгом повисла у него на шее. — Далк, Далокус! Какая я дура!

— Тихо, тихо! — хлопал он ее по спине. — Я тоже не жемчужина мудрости.

— А? — уставилась на них Ика. — Да, конечно, вы тоже не знали, что гномы могут быть магами. Уверяю вас, ни в одной книге не упоминается о подобном! И… О! Я поняла! — она переводила взгляд с Далка на Юнку и обратно. — Какое чудо! Это вы! Это были вы!

— Чудо! Чудо! — бормотала Юнка, утирая слезы. Далк тоже ощутил влагу на своих щеках. Он повернул сияющее лицо к Ике:

— А где же ты была потом… целых 24 года? Ведь человек состарился бы за это время.

— Так долго? Да если бы я знала! Скорее всего, я попала в магическую ловушку, или в выброс древней магии. Я увидела щель наверху, где колонны упирались в потолок, и залезла туда. Щель была достаточно широка для меня и я могла видеть гномят…вас… на всякий случай. Если у мальчика… тебя… получилось один раз, то не обязательно получится еще, так я думала.

Когда же спасатели пробили осыпь, я просто поползла вглубь, пользуясь тем, что грохот камней заглушает мои передвижения. Там я нашла разгадку магической книги.

— Этой? — спросил Далк, выкладывая потрепанный том на столешницу.

— Может быть, — пожала плечами Ика. — Я видела ее только мельком…

— Ты не можешь сказать точно? — удивилась Юнка. — Ты же…

— Могу, — устало вздохнула Ика и коснулась книги. — Да, это тот самый том. Столько голосов шепчут мне о нем… — ее лицо заострилось и побледнело.

— Перестань! — оборвал ее Далк, вынимая том из похолодевших пальцев. — Не трать свой Дар на ерунду!

— Извини, я не думала… — опустила голову Юнка. — что это так непросто.

— Ничего. Я тренируюсь и учусь управляться со своим Даром. — перевела дух Ика.

— Так что же ты нашла в той дыре? — вернул рассказ в прежнее русло Далк.

— Останки мага, столь давние, что они рассыпались от моего движения, прежде чем я коснулась их. Там же лежал истлевший мешок и какие-то украшения. Но я не успела ничего рассмотреть. На меня накатила какая-то темная муть, и все.

А потом Кариш вытащил меня оттуда, и я пришла в себя. Он послушал мои россказни и буркнул, что "не собирается лезть в таковские дела". Я отлежалась у него, а потом он привел меня сюда. Вот и все. Я живу тут с Боджиком, и стараюсь научиться разбираться в том, что я вижу. Пока получается не очень. Я сильно устаю.

— Интересно, а эти… гады, они всё ещё ищут тебя или решили, что ты погибла?

— Если их кукла не перестала действовать, то они должны понимать, что я осталась жива. Если же она сломалась, пока я была в магической ловушке, то могли решить, что меня больше нет. Мне не хочется как-то проверять.

— Да уж. Ну, а твои видения, насколько они важны?

— Очень. Миру угрожают новые потрясения. Одна из Богинь, жаждущая мести, вот-вот вырвется из заточения. Часть ее силы уже вошла в наш мир…

— Шилен? — изумленно спросил Далк.

— А, вы знаете о ней? Да, Шилен. Мир скоро изменится, и совсем не к лучшему. Перед каждым встанет выбор, вернее соблазн. Ее последователи могущественны и хитры, они готовят силы для ее поддержки. И многих способны сбить с толку. Ее приход — это приход Хаоса и тьмы, потому что в ней не осталось больше созидающего начала.

— Жуть какая! — передернулась Юнка. — И ничего поделать нельзя?

— Можно только бороться за то, чтобы удерживать ее вне нашего мира и дальше. Для этого нужно обрести контроль над Семью печатями, что удерживают Шилен в заточении. Но ее сторонники будут тоже бороться за них. Если никто не будет предупрежден, то они смогут внезапно захватить все печати одним махом, прежде чем кто-то поймет, что вообще происходит. Если же подготовить разумных, если сказать всем…

— Так что же ты тут прячешься! — горячо возмутилась Юнка.

— А как я могу найти того, кому рассказать! Кому можно доверять?

— Ну, можно предсказать себе это… — смутилась гномишка.

— Я пыталась. Почему-то не получается. Я должна рассказать все другу, который… которого нету, не существует. Я не понимаю этого пророчества. Я не помню этого человека. Если он умер, то что же мне делать? Если еще не родился, тогда он не успеет вырасти, понять…

— Так что, это все будет так скоро? — вытаращила глаза Юнка.

— Кажется, да. Подозреваю, что у нас есть всего лишь неделя или около того, — Ика устало провела по лицу ладонями.

— Нужно отправляться на материк, — сказал Далк, ощущая, что сегодня у привычной фразы совсем другой вкус. В ней больше не было горечи и жалости к себе. За ней стояло важное, нужное дело.

— И тебе, и нам. Срочно. Я найду к кому обратиться, а ты расскажешь все этим гномам… и людям.

— Далк, но тогда все узнают, что ты сбежал! — ужаснулась Юнка.

— Я не думаю, что это теперь имеет значение. — ответил он спокойно.

Магия, магия. Ему не почудилось, ему не приснилось. Он не придумал этот толчок в подреберье, это звонкое могущество в кончиках пальцев. Почему-то теперь ему совсем не важно срочно бросаться на поиски магов и просить научить его чему-то. Главное он знает. Остальная суета — потом.

— И еще вот… наверное это твое, — Далк протянул Ике платок и цепочку.

— Да, платок-то мой, — она привычно повязала его на шею. — А талисман нет. Но я умею им пользоваться. Он согревает…

— Тогда возьми его. Для нас он все равно бесполезен, — кивнул Далк. — Нам надо выходить немедленно!

— Я только плащ надену, — тоже очень спокойно сказала Ика.

Глава 25. Обратно

До деревни они добирались в молчании. Каждому было о чем подумать. Боджик, понимая, что его взяли не на охоту, сдержанно рычал на разных тварей, но не отходил от Ики ни на шаг.

В гостевом доме, усадив пророчицу возле очага, Далк начал спешно собирать остававшиеся тут вещи. Юнка потерянно следила за ним.

— Я отправлюсь к одному другу отца, — говорил Далк, обращаясь в пространство между девушками. — Он знает много надежных гномов, и людей, и эльфов… всех. Он торговец, но не в городе. Привозит товары на Южные пустоши. Думаю, что предстоящие убытки заставят его пошевелиться, — Далк рассмеялся.

— Убытки? — растерянно переспросила Ика. Похоже, она так и не решила, доверять ли Далку безоговорочно.

— Конечно. Ничто так не подхлестывает гнома, как возможность упустить выгоду. Вряд ли ему по вкусу придется грядущий хаос и все такое, — Далк снова откашлялся. Долгие недели сипения не прошли даром.

— Ясно, — неуверенно ответила девушка. Она, похоже, не понимала, шутит он или нет. Далку захотелось сделать что-нибудь, чтобы она рассмеялась. Но вместо этого он рассмеялся сам.

— Он совершенно точно поверит нам, если мы стребуем с него процент за эту информацию. А если бы ты еще могла подсмотреть какие-нибудь детали из его сделок… небольшое уклонение от налогов, контрабанда, обычные торговые дела, то он проникся бы к нам безоговорочным уважением, это точно!

— Я могу попробовать, — слегка улыбнулась Ика. — Только когда мы будем к нему поближе. Мне бы коснуться при этом его фургона…

— Хорошо, коснешься! — щедро разрешил ей Далк. — Юнка, чего ты копаешься? У тебя что, все собрано?

— Я… Мы прямо сейчас пойдем, что ли? — у гномишки были круглые и испуганные глаза.

— Ну ты же слышала — времени всего ничего! Свалятся тебе на голову черные драконы Шилен, поздно будет!

— Драконы… Далк, а как же наша учеба? Нам ведь нужно Испытание проходить, выбирать профессию…

— Это все никуда не денется. Мы и так изрядно всех обогнали.

— Ну все равно… я вам там ведь не очень нужна? — Юнка теребила бахрому скатерти, упорно глядя в угол.

— Как это? — опешил Далк. — Ты что, не хочешь на материк?

— Я хочу! Далк! — она сложила ладошки. — Пойми, я очень хочу, но чтобы по-правильному. Как полагается. Мы и так… мы все время… — у нее сделался какой-то измученный вид.

— Юн, ты чего? — Далк никак не мог взять в толк, что она такое говорит. — Что же еще правильнее, когда такое дело?

— Ну послушай! — взмолилась гномишка. Ика незаметно отошла от них в дальний конец комнаты, делая вид, что изучает карту на стене.

— Я не могу так больше, — выдохнула Юнка. — Столько лет мы с тобой были как какие-то экспонаты в музее! Все время отдельно от всех. Все время не как все. Я понимала, что дело в нас самих, что нам там просто нет места.

Но тут! Далк, тут все стало по-другому! Я тут себя нашла, и мне так все это нравится. И тренироваться как положено, и новые места охоты изучать. Мы с тобой в шахты почти совсем не ходили, а там… многие там охотятся. Меня туда зовет… зовут уже столько дней…

Я сейчас с тобой сорвусь, и нас там закрутит, я знаю. Мы сюда уже не вернемся. Будем скитаться туда-сюда, без специальности, безо всего. Всегда будут какие-то важные дела. Твои важные дела, Далк! Ты теперь знаешь… что это все было по правде! А мне что делать с этим? Я рада за тебя, По-правде очень рада, но я-то не хочу учиться магии! Я хочу просто добиться всяких вещей. В своем деле. Постепенно. Я ведь сирота, мне рассчитывать не на кого. А хочется… хочется…

— Чего же тебе хочется? — все еще недоуменно спросил Далк.

— Мне хочется, чтобы я знала, что будет завтра. Где я буду. С кем. И чтобы у моих детей был дом. Добротный дом в Сердце Гор. Пусть это будет через сто лет, но я сегодня должна знать, что оно будет.

— Так ты останешься тут, что ли? — пытался увериться, что понял ее правильно, Далк.

— Да, — ответила Юнка и решительно взглянула ему в глаза.

И Далк вдруг понял, что никогда не перенесет ее четырежды через горный ручей, одетую в ярко-алое свадебное платье до пят. И это почему-то совсем не огорчает его. Только немного грустно, как всегда бывает перед прощанием.

— Я вернусь сюда и получу профессию, — твердо сказал он ей.

— Я приду в Аден и мы там встретимся, — ответила она так, словно возразила ему.

— Если он что, ты только мне скажи… — сказал он, и ей было понятно, о чем он говорит.

— Ты ведь высокий, выше всех нас на голову… — сказала она, и он ее тоже понял.

В комнате будто звенели и рвались струны. Что-то заканчивалось — закономерно, но так неожиданно. Далк взял Юнку за руку и они внезапно крепко обнялись, прижавшись друг к другу. Как брат и сестра. Как давние друзья. Потом она аккуратно выпутала заколки из его волос.

— Они тебе больше не нужны, — то ли спросила, то ли сказала она.

— Да, надо переодеться, — согласился Далк, вытаскивая из мешка штаны.

У него слегка кружилась голова. Почему-то во всем происходящем важность вещей менялась стремительно, как в калейдоскопе. Минуту назад важнее всего было предупредить кого-нибудь о грядущих потрясениях. А сию секунду ничто так не занимало Далка, как мысль о том, что он свободен… волен… имеет право подойти к Ике, не опасаясь смертельно обидеть Юнку. У этой мысли был пряный, густой вкус, неведомый ему до сих пор. Когда он смотрел искоса на пророчицу, в него будто вливался поток раскаленной энергии, делая почти всесильным. Он мог бы дойти с ней до края света. И даже донести ее туда на руках. Юнка права, он не так уж сильно ниже ее…

— Пойдем! — сказал Далк, закидывая мешок на спину, — Нам пора!

Ика взяла небольшую торбу, в которой уместились ее книжки, и послушно двинулась к двери.

Юнка уже выскочила на улицу, с неописуемым облегчением на счастливом личике. Она смотрела на здания вокруг себя так, будто ей только что подарили эту деревню вместе со всеми жителями и монстрами в округе. Ее мозаика, похоже, сложилась.

Далк взялся за лямку торбы и притянул Ику к себе, теряя голову от ее легкого цветочного запаха. Гостевой дом был пуст и затоплен желтым солнечным светом. Глухо брякнул за спиной засов — когда он успел задвинуть его? Он так и не понял, девушка наклонилась к нему или он привстал на цыпочки, потому что это не имело никакого значения, когда его губы завладели ее — мягкими и отзывчивыми. Сердце колотилось как сумасшедшее, и у Ики сегодня не было никакого корсета под платьем. Происходящее переполняло Далка настолько, что ему казалось, он весь плавится под кожей, перетекает во что-то неведомое, новое. До сих пор он существовал сам по себе, а тут оказалось, что вся его сущность проявляется только в сравнении с ее: насколько сильнее его руки, чем ее робкие ладошки, насколько она гибче и податливее, насколько легко поднять ее на руки, сжавшуюся в уютный комочек, обхватившую его за шею, и как чувствительна его кожа к ее прикосновениям. На этот раз он не остановится. Ему не нужно останавливаться, потому что все происходящее единственно правильно.

В густом воздухе не существовало сейчас ни возраста, ни расы, ни внешности, ни званий. Только мужчина, он, и женщина, она. Он погружался в ее серые глаза, как в прохладную воду, он пропускал меж пальцев ее волосы, как золотистые травы на склонах холмов. Ему было необходимо владеть ею полностью, вобрать ее в себя, дать ей имя…

— Вивиан… — произнес он вслух, еще не понимая, что же натворил.

Серые глаза распахнулись широко, как от боли. Боли, которую он ей так и не причинил. В них было узнавание — такое ужасное и ненужное в этот миг! Он попытался поймать нарожденное слово на ее губах.

— Нет, нет, нет… — шептал он, прижимаясь к ней в отчаянии. Но страсть уходила из ее взгляда, оставляя только горечь, только жалость.

— Прости… — прошептала она, неосознанно до боли вцепившись в его предплечья. — Прости… нельзя неправильно… найди меня, найди меня пока не поздно! Там… где был обвал…

— Вивиан… — он отпустил ее, как тонущий отпускает слабосильного спасателя. Небрежным жестом поправил свою одежду. Почему-то казалось, что сейчас будет больно, очень больно. И она видела этот его страх, чувствовала его, невольно медля на грани. Он оглянулся на окна, но увидел там только ослепительный свет, будто мир уже не существовал за стенами дома.

Словно шагая в пропасть, словно надеваясь подреберьем на мизерикорд, он снова встретил ее взгляд. И принял в себя имя:

— Клайд!

Почему-то больно не было. Просто очень-очень холодно без ее маленьких рук, без этих пушистых прядей, без трогательно опущенных в знак согласия ресниц. Он успел подумать, что так должен чувствовать себя металл, застывая в жесткой форме после свободного скольжения раскаленной струей. "Только не темнота снова!" — потребовал он от чего-то безымянного. И влажная горячая подушка ткнулась ему в лицо.

Несколько секунд было тихо. Не хотелось поворачивать голову, не хотелось вообще ничего. Не было усталости или сонливости, было лишь сожаление об утраченной ясности, которой он чуть не достиг в этом оборванном сне. Потом подушка показалась совсем неудобной, и он рывком сел.

Илис и Тоина чинно сидели на стульях чуть в отдалении. У обеих был такой вид, словно они тоже только что проснулись. Хлопали глазами и сдерживали зевоту, мудрые жрицы. Он торопливо поднес свою руку к глазам, потом окинул взглядом ноги, живот. Нет, он не стал гномом.

Ну и сон! Действительно, столько о жизни племени не расскажешь чужаку. Только жалко этого странного парня, Далка, у которого все только-только начало складываться. Он теперь все равно что умер. И в тоже время он остался глубоко внутри, изменяя Клайдов собственный взгляд на мир. Остались знания, осталась память, только чувства уступили место реальным. А так ли они отличались от его собственных? Где грань?

Он остро вспомнил многолетнее томительное бессилие Далка, и, не дожидаясь каких-то слов от жриц, голыми руками, медленно, но со звенящим наслаждением, произнес заклинание "Поцелуй Евы". Самое бесполезное, наверное, сейчас, заклинание.

Синие огни были как пропуск в его личный рай.

— С возвращением, — тихо сказала Илис.

— С возвращением, Клайд, — повторила за ней Тоина.

— Моя магия! — он рассмеялся, все дальше ускользая от Далка, от всех его несуществующих проблем.

— Она тоже с тобой, — склонила голову Илис. — Милостью Богини, многие судьбы выправлены за эти дни. Ты не прошел эту судьбу шагом, ты пролетел ее, как горящая стрела. Мы боялись, что твое сердце не выдержит. И еле успевали за тобой.

— Так вы видели… этот сон вместе со мной?

— Это не сон, Клайд. Это другая судьба, в которой ты существовал.

— А Вивиан? А Юнка?

— Мы сейчас же отправим поисковую группу в район старых обвалов. Если она там — мы ее найдем.

— Я пойду тоже!

— Если ты считаешь, что должен — иди.

— Так странно… Я ведь точно помню все штреки, все переходы…

— Да, это останется с тобой. Как и многое другое. Я же говорила — никаких обид.

— О, нет, это точно! Я и мастерить теперь, похоже умею куда лучше, чем до Испытания! — Клайд недоверчиво посмотрел на свои руки.

— Хотел бы я отплатить вам чем-то за этот подарок, — он щедро развел руками. — Получается, что все досталось только мне.

— Ты уже отплатил. Я потом расскажу тебе, ладно?

— Опять секреты и опять все потом, Илис? — он говорил с ней, как… как полноправный гном.

— Просто рассказывать долго, вот и все.

— А если покороче?

— Нет, человеческое в тебе не затмить ничем! — рассмеялась жрица. Тоина выскользнула из комнаты, за стенами зазвучали голоса, шаги.

— Что ж, я теперь могу этим по праву гордиться, не так ли? — усмехнулся Клайд в ответ.

— Ну, что ж. Если коротко — у нас был больной, который потерял себя. И мы не могли погрузить его в поток памяти одного. Он бы не… не вернулся. А с тобой вместе это получилось. Так что ты нам очень помог. А если еще твоя Вивиан окажется Пророчицей, то твое Испытание принесет пользу всему Адену.

— Ох, я и забыл о пророчестве! Это может оказаться правдой?

— Да, вполне. Пророческий дар способен проявляться даже… в таких странных формах. Если уж ты сумел притянуть ее в ту реальность…

— А этот ваш больной… он запомнит меня?

— Я не спрашивала, хотя, думаю, да. Но что он вспомнил себя — это уже немаловажно.

— Я-то думал, что дурацкие истории с потерей памяти так часто встречаются только в книжках.

— Не так уж часто, если учесть, что история-то была по сути только одна… на две реальности.

Клайд стремительно одевался, разговаривая со жрицей. Его посох обнаружился у двери, роба была чистой и заштопанной. В считанные минуты он был готов в путь.

— Что-то я непрерывно собираюсь в путь — во сне и наяву! — пошутил он.

— Может быть, это от того, что вся твоя жизнь пока что только выбор пути? — ответила Илис.

— И на этом пути все время развилки… — задумчиво добавил Клайд.

Во дворе царила сдержанная гномская суета. Многое теперь не вызывало у Клайда вопросов, и он смотрел на гномов с теплым чувством понимания.

Вот ученическая бригада, класс седьмой, не больше, явно будут на подхвате. Вот Мастер Спасателей, со связкой хитрых веревок для спуска в трещины. Вот представители цехов: стандартные двойки, как при поиске заблудившихся, а не при обвале. При обвале цеха выставляют по две тройки…

По узору он отличал литейщиков от оружейников, столяров от краснодеревщиков, стеклодувов от санитаров. Раньше это была бы для него безликая толпа гномов, похожих, как клубни в мешке.

Вон у ограды смущенно жмется Марусенька. Еще не знает, как он теперь с ней будет обращаться, глупышка! А вот и Кузьма, в каких-то толстых очках, но все равно узнаваемый с первого взгляда. Примчался сюда ради него! И будет теперь делать вид, что у него тут очень важная торговая сделка. Он кажется видел его в том сне? Или нет?

Но кто же был его спутником, кто, если верить словам Марусеньки, сыграл немалую роль в его успешном возвращении в свое тело? Этот больной, потерявший себя? Все еще лежит в том домике?

Теплый луч коснулся щеки Клайда, хотя над Сердцем Гор стояли плотные серые снеговые тучи. А, вот кого он давненько не видел! Рыжий хвостик плывет сквозь толпу. И она тут! Кузьма поспешно стянул с носа очки и церемонно поклонился свеже прибывшей. Та тоже присела в реверансе, потом, смеясь, похлопала гнома по плечу.

Клайд проталкивался к друзьям с широкой беззаботной улыбкой. Наконец-то он поболтает с этой непоседой! Он уже открыл рот, чтобы окликнуть ее, когда она обернулась к нему сама, резко, как на крик. Вздернутые брови, тонкий шрам на скуле…

— Юнка! — сграбастал Клайд гномишку в объятия. — Так это ты — Юнка!

— Вернулся! — смеялась она сквозь слезы. — Вернулся, долговязый ты обормот! Я так боялась…

— Ты что, теряла память? — отстранил он ее слегка, заглядывая в зеленые глаза.

— В детстве, после обвала. Все, как в той реальности.

— А… ты… Юнка… не обиделась тогда…

— Я думала, ты обидишься, когда я в шахты… Вы с Икой тогда…

— Ее зовут Вивиан…

— У вас все так и есть в этой реальности?

— Если бы я знал! Если бы я точно знал, что просто не выдумал это!

— Ага, так тебе придется начинать все заново с девушкой?

— А тебе?

— А мне, похоже, нет… - ее глаза смеялись.

Все недосказанное выговаривалось легко, все былые проблемы стирал туман нереальности. Они говорили о себе и не о себе одновременно. Марусенька втиснулась между ними.

— Ты, Сонечка, иди, иди на Кузьме повиси! Ты с Клайдом полжизни во сне пробыла, а я его пять дней не видела! — оттопырив губу, сказала она решительно. И неумело обняла мага на уровне пояса. Он с нежностью пробежался пальцами по ее бараночкам, пощекотал ушко.

— Жалко, что тебя там не было, Марусь!

— Да ну, мне Тоина говорила, у вас одни огорчения там шли.

— Ну, просто без тебя всегда одни огорчения.

— Правда? — она вскинула голову, упершись ему подбородком в диафрагму.

— Конечно! Ты веселая и храбрая! — убежденно сказал Клайд.

— Ну, теперь мы будем все время вместе! — успокоила его Марусенька. — Меня дядька в город возьмет…

— Во всяком случае, в одной реальности, — согласился Клайд.

Бригады дружно двинулись со двора. Друзья пристроились в самом конце колонны. Сонечка и Клайд коротко рассказывали им то, что еще не рассказали за эти дни жрицы. Маг с изумлением узнал, что Сонечка пришла в себя почти сутки назад, и все это время никто не понимал, что с ним происходит.

— Как за мной дверь захлопнулась, мне так хорошо стало. С одной стороны понимаю, что нужно вас подождать, — делилась Сонечка. — А с другой так и подмывает скорее бежать в шахты, меня еще третьего дня туда звали, вместе охотиться. Оборачиваюсь на гостевой дом — а он словно в тумане, хотя солнце сияет вовсю. А я все думаю: как же того гнома зовут, который меня звал в шахту, ну как? Надо ему магическое сообщение послать, что я приду… Вдруг вспомнила: Кузьма! И все, почти сразу проснулась. А Илис с Тоиной с той минуты тебя больше не слышали, как ни старались. И что ты там так долго делал?

Клайд вспомнил опаляющие стремительные минуты, которые провел в гостевом доме в той реальности и постарался не покраснеть:

— Кхм. Странно как-то. Для меня между твоим уходом и пробуждением тоже прошло всего несколько минут, — небрежно ответил он. — Я как вспомнил, что Ика — это Вивиан, так она тоже поняла, что я — Клайд, и тут же я проснулся.

— Я вот совсем не понимаю, как я мог у вас там оказаться, ежели я даже и не спал почти в эти дни. — проворчал Кузьма, поддерживая Сонечку под локоть на скользком месте.

— И неясно, кто были другие — Зилона, Сигги, наставники и ученики? — задумчиво добавила Сонечка.

— А этот Крошила на самом деле существует? — поинтересовался у друзей Клайд.

— Был такой старикан лет 100 назад, — подтвердил Кузьма. — Я еще его застал, а куда он потом делся, не знаю. Только не хоронили его, это факт.

— Мне дедушка рассказывал… — неуверенно начала Сонечка, и запнулась, вслушиваясь в себя. — Да, дедушка, — продолжила она уверенно, метнув благодарный взгляд на Клайда. — Крошила хотел найти ход какой-то. То ли в сердцевину гор, то ли к истокам благословения Богини. Уходил все дальше и дальше с каждым разом, а потом не вернулся.

— Может, он сам к тебе в сон явился? — слегка испуганно предположила Марусенька.

— Ну, тогда спасибо ему! — воскликнул Клайд. — Он мне там здорово помог!

Уже выходя из ворот, он обернулся на маленький домик, в котором за пять дней прожил такую странную, такую чужую и настолько свою жизнь. На миг в окне мелькнуло лицо Илис, и магу показалось, что у нее на щеках блестят слезы. Но занавеска упала и лицо исчезло.

Глава 26. Пророчество

Обнаружить магическую ловушку, или, как их называли шахтеры, «пузырь», им удалось довольно быстро. Мутная колышущаяся завеса слегка подрагивала в узкой щели над аварийной крепью. Но ни гномы, ни Клайд не могли с уверенностью сказать, что там кто-то есть. Или что-то. Были приняты все меры предосторожности: порой из таких пузырей появлялись не только благодарные спасенные, но и неведомые монстры, считавшиеся истребленными тысячи лет назад.

Вперед двинулись опытные бойцы. Клайд только теперь заметил, что среди гномов находятся другие разумные: несколько рыцарей и магов, орк, темный эльф и эльфийка. Видимо, они поджидали отряд в шахте.

Слаженное движение бойцов, звон мечей, эхо заклинаний, шипастый хвост, молотящий в агонии по стенам, все это слилось в единый стремительный вихрь.

— Повезло, что это всего лишь василиск! — облегченно вздохнула Сонечка.

— Да уж! — невольно подавшийся от места боя Клайд расслабил пальцы, стиснувшие посох.

— Смотри, вот она! — дернула его за рукав Марусенька, а Кузьма хлопнул мага по спине, словно направляя. Из проема показался орк, несущий девушку. Она была в сознании и недоуменно озиралась.

— Вивиан! — Клайд пробился к ней, забыв про монстра и чуть не споткнувшись об его еще не растаявший в воздухе хвост. — Вивиан, ты как?

— Нашел меня? — спросила она с непередаваемым облегчением. — Можем успеть…

— Успеем, успеем! — успокоил ее Клайд. — Главное, что с тобой все в порядке.

— Видел ту куклу? — она пока что говорила короткими фразами, но всматривалась пытливо, незамутненным взглядом, цепко держа его за рукав.

— Да. Начал тебя искать, а там всадники на страйдерах. Кузьма мне посоветовал побыть тут. Вот так все и получилось с этим… испытанием… сном. Теперь нашли тебя по правде.

— Я звала тебя, — она кивнула, очень довольная услышанным.

— Вот ты как в сон попала!

— Нет, в сон это, наверное, ты меня… Я тебя сюда звала, в Сердце гор.

— Да? Значит, это твоя идея была сделать пропуск на мосту?

— Нет же, идея твоя. Просто ты хотел пройти и прошел.

— Я хотел. Только я не знал, что это ты зовешь.

— Ничего. Знать не главное. Главное — слышать.

Пока они переговаривались, орк вынес девушку в Главный коридор. Клайд невольно оглянулся на двери, за которыми обычно хранились ученические тачки и переглянулся с Сонечкой. Та потешно пожала плечами: ее настоящее или мнимое бригадирство давно осталось в прошлом.

Вивиан уложили на носилки. Клайд заметил, что кроме взявшихся за ручки носилок Кузьмы и орка рядом остались только двое: темный эльф и женщина, оба маги. Остальные гномы и их гости куда-то исчезли.

— Они уже в городе, — пожала плечами женщина в ответ на его взгляд.

— У нас теперь слишком много дел, чтобы тратить время на хождение пешком.

— Вы будете проверять способности Вивиан? — поинтересовался у нее Клайд.

— Думаю, что это уже не нужно. Достаточно того, что мы нашли ее в точно предсказанном месте…

— А вдруг это Клайд напророчил, а не она! — влезла в разговор Марусенька. Она ревниво косилась на Вивиан.

— Не исключено, — спокойно кивнул эльф. — Но действовать нужно все равно быстро. Если у нас осталась неделя…

— Меньше… — прошептала Вивиан. — Дней пять.

— Нам предстоит раскрутить такую махину, что не хватило бы и пяти лет,

— вздохнула магичка.

— Конечно, мы сотни лет готовились к возможному усилению Тьмы, но все-таки мы не власть. Мы только горстка паникеров, как называли нас некоторые жрецы.

— Не такая уж горстка. — точеные черты темного эльфа слегка тронула улыбка. — Зато теперь окончательно стали понятны мотивы, двигавшие нашими…э-э… оппонентами.

— Эка новость! Вмешательство Богини — вот ошеломляющее известие! — выразительно рубанула воздух рукой магичка.

— При всей моей преданности нашему делу… — начал было с легкой угрозой эльф, но она снова перебила его:

— Послушай, Дзак, никто не оспаривает величие вашей Богини, и не собирается ее оскорблять или унижать! Мы обсуждали это тысячу раз! Дело в алчных глупцах, которые готовы разрушить весь мир ради жалких нескольких лет собственного всемогущества!

— Да, Кселла, — эльф слегка склонил голову. — Я верю, что ты и наш Круг думают именно так. Но где гарантия, что потом не начнется резня, обыкновенная религиозная резня? Это окажется только на руку нашим противникам.

— Даже на организацию резни ни у кого нет времени, пойми. Нам придется задействовать основной план защиты, план Равновесия, уж потом мы будем разбираться с тем, что получится.

— План защиты? — влез в их беседу Клайд, ощущая себя снова глупым учеником.

— Да! — повернулась к нему на ходу Кселла. — Тебе нужно это знать, конечно же! — Она мазнула взглядом по гномишкам, но ничего не сказала об их присутствии.

— Мы давно предусматривали возможность привлечения кем-либо из магов или жрецов божественных сил для воплощения каких-то своих планов. Никогда не стоит недооценивать возможности смертных. Неважно, будут ли привлечены силы Света или Тьмы — это одинаково гибельно для нашего мира. Мы охраняем равновесие. Мы имеем разветвленную организацию, сторонников среди правителей земель и огромные боевые отряды.

Но не только мы, к сожалению. Есть свои мощные организации у сторонников Пришествия Эйнхазад, у Богоборцев, у Темных Рыцарей… Ты не поверишь, сколько таких паутин опутывают наше общество, переплетаясь порой своими нитями или лопаясь под чужим напором. Так было всегда, только до сих пор силы этих сообществ были относительно равны. Божественные же силы редко на самом деле вмешивались в дела смертных.

Но несколько десятилетий назад одна такая секта сумела — мы догадываемся, что дело не обошлось без страшных кровавых обрядов — добиться необходимого ответа от высшей силы. Они выбрали для своих целей Шилен и не промахнулись. Древние обиды все еще будоражат ее. Врочем, что такое время для Богини? Она подсказала им путь овладения Семью печатями. Эти печати некогда были созданы для удержания ее вне нашего мира, но не для того, чтобы оградить мир от Шилен, а чтобы спасти ее самое от гнева Эйнхазад. Но все изменилось с тех пор. Эйнхазад удалилась из наших пределов, спасение обернулось для Шилен тюрьмой.

— Семь печатей? — снова вклинилась Марусенька. — Таких красных, как на письмах вешают?

— Нет, не думаю! — усмехнулась магичка. — Семь печатей были созданы из глубинной сущности семи рас Адена. На их крови и частицах их душ. Есть человеческая печать, гномская, эльфийская, орочья, темных эльфов, артеас и гигантов. Овладев лишь одной из них, невозможно добиться освобождения Шилен, но зато побочным эффектом магического взаимодействия с печатью могут стать различные катаклизмы и появление неведомых монстров в нашем мире. Такова защитная сила печатей…

— Мы создавали магические модели… — хмуро добавил Дзак. — И ничего хорошего не видели. Хаос, моровые поветрия, опустевшие земли, города, наполненные монстрами…

— У нас тогда еще не было настоящих Пророков, но жрецы с небольшим даром предсказания нашлись. Это помогало нам составлять различные планы. Для разных ситуаций. В том числе, частично предугадывать действия противника.

— Что же произошло на самом деле?

— Мы полагаем, — в голосе эльфа прорезалось презрение, — Что некоторые высшие жрецы попросту продались неким… хозяевам. Жрецы разных рас, как ни странно. Нашлось нечто более важное для них, чем споры о главенстве богов. — Несомненно, во главе этой секты стояли не разбойники с большой дороги. Кто-то знатный и влиятельный начал это, обладая в достаточной мере и деньгами, и властью для организации…

— Но жаждущий иметь все деньги и всю власть в мире… — кивнула Кселла.

— Да. Скорее всего, они с самого начала завладели одной из печатей и изучили ее свойства.

— Мы полагаем, что то была эльфийская печать, — добавила магичка.

— Да, скорее всего она. Это помогло им приблизиться к Шилен и овладеть некоторой ее мощью. Можно сказать, заручиться ее поддержкой. Часть силы Шилен вошла в наш мир.

— Армии монстров, до сих пор хаотичные и рассеянные, снова стали собираться в единый кулак.

— Мы следили за их перемещениями, но никак им серьезно не противодействовали, чтобы не спугнуть зачинщиков. Делали вид, что охотимся на редких тварей или добываем ценные материалы, торгуем, спорим из-за земель, в общем, заняты своими делами.

— Ведь они могли придумать что-то еще, и наши планы пришлось бы перестраивать на ходу. Неизвестно, с какой вероятностью успеха.

— А что, сейчас у вас есть очень успешный план? — изумился Клайд. Ему казалось, что предстоит только начинать что-то придумывать и организовывать. Даже большая армия не может мгновенно начать действовать, а уж если она рассеяна по материку, скрывается, делает вид, что занята чем-то иным…

— У них есть хороший план, — отозвалась с носилок Вивиан. — И он подействует именно так, как они рассчитывают…

Кселла с благодарностью поклонилась маленькой Пророчице. Дзак тоже склонил гордую голову. Но Вивиан не улыбнулась в ответ. Она горестно вздохнула, отводя взгляд от эльфа. У Клайда по спине пробежал холодок. Этот Дар не так безобиден, как кажется в первый момент. Дзак всмотрелся в лицо девушки и так резко побледнел, что на его голубоватой коже проступили жилки.

— Я знаю, на что иду, — сказал он, ни к кому персонально не обращаясь. — В любом случае, я буду наконец избавлен от бесконечных сомнений — не причиню ли я вред моей Богине, не оскорблю ли ее. Они терзали меня последние 80 лет. Я яростно протестовал против плана Ариотана, ты помнишь, Кселла, хотя и скорбел о его гибели потом. Это для меня вовсе не худший вариант…

— Мы заменим тебя в Круге… — начала было Кселла, но Дзак сделал отстраняющий жест:

— Не стоит труда. Все может пойти наперекосяк из-за этого, ты же понимаешь. Я не так мало прожил, чтобы судорожно цепляться за свое существование. Ты знаешь, я видел многое, и даже побывал в ином мире. Мое имя вписано во многие летописи. Не надо теперь смотреть на меня, как на больного человеческого ребенка, который умирает в младенчестве, не успев увидеть даже ближайший город… — он резко отвернулся, невольно обогнав всех.

— Дзак… — покачала головой Кселла, но спорить с эльфом не стала. Видимо, все давно было решено. Не ею. Не здесь.

— Так что же это за план? Ты можешь объяснить попроще? — спросил Клайд у Вивиан.

— Пророчество и так-то довольно сложно толковать, а ты хочешь, чтобы она знала мелкие детали, — Кселла положила руку на лоб девушке, то ли проверяя, нет ли у нее жара, то ли выражая ласковую признательность.

— Я расскажу тебе сама — без подробностей, как можно понятнее. Наш нынешний план строится на том, что без помощи артеас и гигантов разумные расы просто не могут вскрыть Печати. Но они могут попытаться взломать их силой. А взламывать их по одной просто невозможно. Для этого нужно обладать всеми семью разом — такова их природа. Поэтому-то мы решились на хаотическое преобразование…

— Ужасно… — прошептала Вивиан, закусывая губу. — Это выглядит, это видится мне…

— Да, наверное тебе это видится как разрез по живой ткани мироздания. Но иногда у лекаря, знаешь ли, нет другого выбора! Хаос все равно бы начался, мы только направим его в нужную нам сторону.

— И вы можете точно предсказать результат хаоса? — усомнился Клайд.

— До некоторой степени. Главное — мы можем точно сказать, что остановим тех, других…

— Это был лорд Торионел. Там, на страйдере, — твердо произнесла вдруг Вивиан.

— Спасибо, девочка, что у тебя хватило храбрости его назвать. Но он, к сожалению, всего лишь один из многих… — вздохнула Кселла.

— Эльфийская знать, э? — невесело усмехнулся Дзак, обернувшись к напарнице.

— Ты же знаешь, что не только эльфийская. Не разочаровывай меня, пожалуйста, — отозвалась та расстроено.

— Конечно, Кселла. Мы все равно подозревали его. Слишком много совпадений, не так ли? Все эти исчезновения разумных на границе его владений, все эти оболваненные жрецы, которых теперь предстоит годами приводить в себя…

— И многое другое в других местах. Понимаешь… Клайд, — Кселла запнулась на его имени, и он понял, что она чуть не назвала его «малыш» или «мальчик». — Если представить себе то магическое воздействие, что попытаются сотворить сторонники Тьмы в виде семи отверстий в некой двери, то мы не можем создать что-то типа семи затычек или заплат, чтобы совсем помешать этому. Мы только пользуемся магической защитой самих печатей, усиливая ее. По грубой аналогии, мы подсунем им под сверла мешки с песком и доски, глину, камень и даже мусор, лишь бы замедлить то, что они делают. И тогда у нас появится шанс завладеть печатями самим и укрыть их… укрыть навсегда.

— Не все согласны с этим. — пробормотал Дзак.

— Но большинство. Иначе соблазн настигнет нас самих. Или наших потомков.

— Да, конечно. — вяло махнул рукой темный эльф.

— Так вот. Наш мир снова изменится. По замыслу сторонников Тьмы мы должны были быть застигнуты изменениями врасплох, беспомощными. А их преобразования дали бы им огромную силу и власть…

— Армии монстров, несокрушимые крепости, древние сокровища и знания для них. — перечислил эльф, брезгливо морщась.

— Все это — буквально в один миг! После чего они просто прихлопывают всех противников, как котят, находят Печати и взрывают Преграду. Шилен воцаряется в нашем мире…

— И сколько после этого просуществует мир, неизвестно, — добавила Вивиан.

Клайд и сам понимал, что равновесие будет нарушено непоправимо. Скорее всего, земля будет искорежена, растения чудовищно изменятся, монстры станут во сто крат сильнее, города падут или обратятся в свое сумрачное подобие… Но это существование на грани разрушения может продолжаться веками. Миг с точки зрения богов, но достаточно для того смертного, кто хочет власти и силы для себя лично.

— Мы сделаем так, что нахождение каждой Печати будет подчиняться новым магическим законам. Мы закрепим эти законы таким образом, чтобы ни одна из сторон не имела преимуществ.

— Поэтому у нас будет шанс честно проиграть! — снова прокомментировал эльф.

— Или честно выиграть, — пожала плечами Кселла. — Армии монстров будут привязаны к источникам магической энергии и не смогут двинуться войной по всему Адену.

— Скорее всего, возникнут новые заклятые места, подобные руинам и подземельям, где эти твари будут сильны, но не смогут покинуть их пределов, — эльф описал тонким пальцем круг в воздухе, и тот несколько секунд светился зеленоватым сиянием.

— Возможно, часть материка просядет, протянутся новые ходы в Элмор, — добавила Кселла. — Мы не можем сказать точно.

— Как же это будет происходить?

— Как только Темные силы начнут свое воздействие, мы выстроим все наши силы для защиты, — она покосилась на эльфа, по-прежнему шагавшего впереди всех. — В основном, это будет магия и, конечно, молитвы жрецов. Не думаю, что они решатся напасть на нас одновременно со своим магическим преобразованием. Атака их армий, конечно, запланирована на первые часы после наступления Хаоса. Нам нужно будет вплести свои заклинания в те, что будут использовать они, так исказив их структуру, чтобы оно не сбилось, а сработало. Но сработало уже по-нашему.

— Как это возможно?

— Проще говоря, это все равно что повесить отрицательную защитку на человека, выпившего Снадобье Спешки. Вроде бы и магия действует, и зелье тоже, а скорость остается нормальной.

— Тут еще важна сила магии… — нерешительно возразил Клайд.

— Да, очень важна. Вот почему появление Пророчицы так драгоценно для этого, — Кселла кивнула на Вивиан. — Без нее мы бы очень рисковали. Проще всего разрушить структуру их магии, но тогда побочные эффекты несработавшего заклинания будут непредсказуемы, а они потом попросту найдут другой путь. Нет, для нас важно дать им увязнуть в собственном чародействе и потом повернуть его в нужную нам сторону. Они не сразу поймут, что случилось, и будут продолжать отдавать энергию, а потом станет поздно что-то менять.

— Почему? Они, как ты говоришь, увидев полученный результат, придумают потом что-то еще, и все? — тревожно спросил Клайд.

— Потому что придумывать им придется в мире с другими… другими законами, если хочешь. А они будут ослаблены…

— Как и мы, — резко сказал Дзак. — Не говори околичностей. Он не ребенок. Не совсем ребенок, — усмехнулся он, смерив Клайда взглядом.

Тот совершенно не был оскорблен этим. Он внезапно понял, что темный маг стар, невероятно стар, может быть в два, в три раза старше Кузьмы. Вивиан нашарила ладонь Клайда и сжала ее ледяными пальцами.

— Он ведь теперь будет с нами, Кселла. И вернется, раз эта девочка не рыдает в голос. Простите мою прямоту, леди, — он поклонился в сторону носилок, не глядя на Вивиан. — Те, кто будет ткать структуру этого заклинания, отдадут на него все свои силы. Многие погибнут. Некоторые исчерпают себя и потеряют магические способности навсегда. Кто-то сойдет с ума. Мы все знаем, на какой риск идем, но, пожалуй, только мне повезло точно знать свою судьбу, — он снова кивнул в сторону Вивиан.

— Вы… вы погибнете? — осмелился спросить у него Клайд, недоумевая, как эльф может спокойно говорить об этом.

— Как ты можешь видеть по лицу этой юной леди — да! — ответил тот твердо и равнодушно. — По крайней мере, я буду теперь к этому готов. А сколько других… — он запнулся. — Сколько еще других мы потеряем, не знает никто. И наши противники понесут потери тоже. Я не думаю, что мы будем заставлять Пророчицу предсказывать судьбу каждого. Ее силы нам понадобятся для другого.

— Вивиан! — Клайд схватил девушку за запястья. — Скажи мне, ты останешься жива после этого?

— Мне кажется, да… — ответила та и залилась румянцем. Клайд невольно подумал: насколько подробно она помнит сон-явь про Далка и Ику?

— Не требуй от нее таких ответов. И не беспокойся. Она не будет колдовать, она будет только направлять наши действия. И ей помогут в этом опытные Предсказатели. Они не обладают ее великим Даром, но зато хорошо научились использовать то, что им было дано, — успокоила Клайда Кселла.

— А сила Шилен, которая уже проникла в наш мир, не проще ли было уничтожить ее источник? Тогда у врагов не было бы возможности ею воспользоваться, так ведь? — выдал идею Клайд.

— Человек! — усмехнулся Дзак. — Вы все, похоже, думаете одинаково!

— Такая попытка была предпринята восемь лет назад, — ровно ответила Кселла, но было видно, что ей больно говорить об этом. — Один из наших величайших воинов, Ариотан, отправился уничтожить этот… источник силы. И не преуспел в своем намерении.

— Слова, слова! — Дзак покачал головой. — «Источник силы», «не преуспел»! Тебе бы только сказки сочинять, Кселла!

Это была девушка, Клайд, тогда еще очень молоденькая жрица моего народа. Обстоятельства ее зачатия и рождения окутывает тьма, но наши враги называли ее Дочерью Шилен. В ее жилах текла кровь наших древних королей…

Ариотан узнал, что она готовится к новому обряду, дающему ей большее могущество, и будет находиться в одном древнем храме практически одна, если не считать монстров, кишащих там. Наши Предсказатели не могли выдать ему точный прогноз. Круг решил дать согласие на этот безумный поход большинством всего в пару голосов.

Ариотан вошел в храм, и через некоторое время его спутники, ожидавшие снаружи, услышали сташный крик, исходящий оттуда, и увидели жуткий кровавый глаз, раскрывавшийся в небе вместо Луны.

— Никто не знает, что случилось с Ариотаном, — пробормотала Кселла.

— Предсказатели уверяют, что он еще жив. Но недоступен их взору.

— Он жив вне времени нашего мира, в бесконечной схватке и страдании, — произнесла Вивиан. Глаза Пророчицы были закрыты, но двигались под веками, словно рассматривая нечто, невидимое остальным, лицо побледнело и стало очень усталым, а голос замедлился и задрожал:

— У темной эльфийки королевского рода, которая была избрана смертной матерью для воплощения Дочери Шилен, уже имелся во чреве зачатый плод. Никто не знал этого, даже она сама. Поэтому у Дочери Шилен был брат-близнец. Их смертная мать погибла, с трудом дав обоим детям жизнь. Сила богини, воплощенная в младенце, чуть не разорвала ее смертную плоть, даже сдерживаемая могущественными жрецами. Но дети благополучно родились. Не наделенный божественной силой, как его сестра, этот мальчик, тем не менее, стал могучим воином, и постоянно находился возле своей сестры. Предсказатели не видели его, потому что они с сестрой практически являют одно целое… для внутреннего взора.

Когда Ариотан попытался убить Дочь Шилен, тот обряд уже начался. Брат ее противостоял Ариотану, но их силы были почти равны. Любая случайность могла повлиять на исход поединка. Однако, у Дочери Шилен уже не оставалось времени что бы ждать, кто победит. И она без колебания пожертвовала братом и избавалась от врага, разом кинув их обоих в бездну, где заточена сама Шилен, как жертву на алтарь. Там они пребывают в бесконечной схватке и теперь, а их жизненная сила подпитывает Дочь Шилен. И мы еще увидим этот глаз в небесах…

— Мы вернем Ариотана! — воскликнула Кселла, прижав стиснутые кулаки к груди, но осеклась, встретившись взглядом с Дзаком. — Может быть… потом.

— У принцессы Эзларионы… у их смертной матери была двойня? — переспросил Дзак таким тоном, словно это рушило основы его мироздания. Его только что равнодушное лицо стало маской застывшей ярости.

— Послушай! — Кселла положила руку на расшитый рукав его робы. — Даже если там, в бездне, вместе с Ариотаном находится твой собственный сын, мы сейчас все равно должны действовать по прежнему плану. Это ничего не меняет до тех пор, пока…

— Пока мы не совершим воздействие, пока я не погибну, а что будет с тобой мы и вовсе не знаем, и судьбу моего сына… и твоего жениха, Кселла, будут решать другие, так?

— Что ты предлагаешь? — устало отвернулась от него женщина. — Да, это величайшая надежда для меня и для тебя за все последние годы. Но ведь мы жили как-то без нее, почему она теперь должна помешать принятым планам? Ты даже не догадывался, что у тебя был сын. Я тоже давно простилась с Ариотаном навсегда. Этот сын… он никогда не признает тебя и не встанет на нашу сторону, если уж был воспитан вместе с Дочерью Шиллен. Он немедля убил бы тебя, если бы встретил, Дзак…

— Мудрая, храбрая Кселла! — Дзак похлопал женщину по руке. — Я не заметил, чтобы эта девочка морщилась при взгляде на тебя. Ты будешь жить. Твое сердечко ликует, не так ли? Проследи там, в новом мире, чтобы моему сыну даровали легкую смерть.

— Если нам удастся сначала вернуть их обоих к жизни, Дзак.

— Да-да. Если… Его несчастная мать была всего лишь глубоко верующим искренним ребенком, которого было так легко обмануть, заставить бросить дом, семью и пожертвовать своей жизнью ради Богини, но в ее жилах все-таки текла королевская кровь. Как маг, ты должна понимать, что такое смерть особы королевских кровей. Даже если это только побочная ветвь королевского рода.

— Хорошо. Давай больше не будем говорить о них обоих. Пока что, — в голосе волшебницы дрогнули умоляющие нотки.

— Умолкаю навсегда! — эльф вскинул руки в насмешливом жесте покорности.

У Клайда снова защемило сердце при взгляде на мага.

— Значит, попытка убить Дочь Шилен не удалась, и тогда вы придумали магический план? — обратился он к Дзаку.

— Можно сказать и так. Но если откровенно, план сам воплотился на наших глазах, а мы только осмыслили происходящее. Вскоре после обретения Дочерью Шилен силы, мы обнаружили, что равновесие мира сохраняется по-прежнему. У темной силы возник противовес в виде источника светлой силы.

— Еще одно воплощение? — вскинул брови Клайд.

— Да, мы уверены в этом.

— И… кто это?

— Мы пока что не знаем. Такое же смертное воплощение, несомненно. Мы дали ему имя Священное Пламя Рассвета. Но оно скрыто от нас в той же степени, что и от наших врагов.

Мне кажется, это связано с исчезновением одной маленькой секты в восточных горах. Они называли себя Драконами Света, практиковали жреческую магию и бескровные жертвоприношения. А потом вдруг исчезли без следа… Почти без следа. Их храм, обнаруженный нашими посланцами, был словно оплавлен изнутри чудовищным огнем. Но при этом на голом камне цвели необычные голубые цветы, которых никто не посмел коснуться.

После этого и был создан наш план Равновесия, план, согласно которому мы обратим Хаос тьмы в новый порядок. И выиграем время.

— Так значит, все уже готово для противостояния тьме? — с энтузиазмом спросил Клайд.

Дзак и Кселла переглянулись.

— Счастливый мальчик, — вздохнул Дзак.

— У него никого нет… на той стороне, — согласилась с ним Кселла.

— Наша страна будет расколота на два лагеря, Клайд! Каждый, способный держать в руках оружие, ковать, пахать, колдовать будет вовлечен в эту борьбу на одной из двух сторон. Семьи будут разорваны, брат пойдет против брата и друг против друга. Такого не было уже тысячи лет, — веско пояснил молодому магу Дзак. — Это само по себе величайшее бедствие, которое к тому же может окончиться нашим поражением. Но это единственный путь, который нам доступен сейчас. Я не питаю никаких иллюзий относительно смертных. Множество из них встанет на сторону тьмы.

— Великие драконы вернутся в наш мир, — вздохнула Вивиан.

— И многое неведомое ранее придет извне, — согласился с ней Дзак.

— Мир станет прекраснее и ужаснее. Он изменится, и этим все сказано! — завершила Кселла.

Глава 27. Старинные рецепты

За едой все молчали, и Клайду уже начало было мерещиться, что гномы обижены или напуганы чем-то. Но как только Кузьма положил ложку на стол, утирая усы, обе гномишки затараторили одновременно, будто им вынули кляпы:

— Тут в Храме всегда готовят по старинным рецептам…

— Как в древности!

— Как в Великом Походе!

— Тебе понравилось?

— Конечно, без сладкого…

— Зато всегда горячее…

— Это все можно не только на костре — на фонаре приготовить!

— Прямо в шахте, например!

— Мы тебя потом научим!

Казалось, Сонечка и Марусенька готовы болтать про рецепты бесконечно, лишь бы не обсуждать все, что им довелось услышать по дороге из шахт в город. Кузьма продолжал сумрачно молчать. Клайду стало неуютно. Он попробовал было высказаться на тему рецептов:

— А я ведь теперь знаю гномские рецепты! Например, которые для Праздника Новых Мечей…

— Да это совсем не такие рецепты! — немедленно взвилась Марусенька.

— Нет конечно, они там все праздничные! — поддержала ее Сонечка. У мага закружилась голова. Гномишки тем временем перешли к ингредиентам и заспорили:

— Мука крупчатка нужна!

— Нет, мелкая!

— Мелкую в Великом Походе негде было взять, каменными мельничками мололи!

— Мололи! Мелко! У меня до сих пор такая мельничка сохранилась — отлично мелет! В пыль!

— И масла никакого не надо!

— Нет, не масло, конечно. Откуда там масло? Топленый жир.

— Какой еще жир?

— Любой!

— Да пригорит!

— Ничего подобного, надо не сверху мазать, а в тесто замесить!

— Жир? В тесто?

— Именно!

Марусенька не выдержала и полезла в шкафчик возле очага:

— Ну, покажи, как это так: жир в тесто? — она потянула с полки какой-то мешочек, вероятно, полагая, что он с мукой. Или добираясь до нужного. Но жесткий кожаный край неожиданно вырвался у гномишки из пальцев, и мешочек полетел вбок, с треском заполнив всю кухню желтыми шариками сухого гороха.

— Ой! — пискнула Марусенька и ее глазищи наполнились слезами.

— Нечего теперь реветь! — неожиданно сказал Кузьма. — Теперь уж дело надо делать! — и полез сгребать горох со стола широченной, как лопата, ладонью. Сонечка принялась за пол, Клайд и Марусенька тоже. Горошины выворачивались из пальцев и норовили закатиться в щели, хотя на первый взгляд никаких щелей в добротном гномском полу не было.

Все молчали, пока последняя горошина не была водружена в широкую миску. Марусенька как-то особенно бесшумно-виновато начала промывать пыльные зерна водой из кухонного родничка. Сонечка достала черный противень — сушить многострадальный горох.

— А из гороха хорошо лепешки делать… — начала было Марусенька, но продолжать не стала, потому что молчание, встретившее новый виток кулинарных разговоров, стало совсем неодобрительным.

— Про дело говорить будем. — хлопнул ладонью по столу Кузьма.

— Мы с девками не волшебники, поэтому в Круг ваш входить не будем. Надо узнать, чем мы можем помочь. Может, серьезное что, а может ерунда — попить там давать или следить, чтобы кто чего не натворил?

— Я… не знаю! — растеряно ответил Клайд. — Мне самому про Круг обещали попозже рассказать. Давайте подождем…

— Зачем же ждать? — раздался голос от двери. Все обернулись, словно застигнутые заговорщики. В кухню вошла Илис. Марусенька чуть снова не уронила горох, и жрица подхватила миску у гномишки из рук. Она сама сполоснула горох и начала горстями выкладывать его на полотенце — промакнуть перед сушкой. Руки ловко двигались, а слова как горох сыпались на притихших друзей:

— Магический Круг по своим принципам похож на охотничью партию. Только объединяют в него магов, предсказателей и жрецов. Принципы объединения тебе покажут человеческие маги, чаще всего этим занимаются они или орки. Необходимо, чтобы в Круге были целители, потом обязательно маги с мощными защитками, потом те, кто может восстанавливать чужую магическую энергию, свою, и так далее. Но при этом в течении всего времени работы Круга — не существования, а именно активного создания заклинаний — все, кто входит в него будут постепенно тратить свои жизненные силы. Это не опасно для магов и жрецов высоких уровней, под сильными защитками. Но для магов твоего, Клайд, уровня опасно смертельно. Поэтому вне круга всегда оставляют запасных целителей — следить за жизненной силой остальных и пытаться помочь им. Так же неплохо иметь рядом помощников с магическими эликсирами, Свитками Воскрешения и прочими средствами. Так что работы будет достаточно для всех, поверьте. Я еще не знаю, в какую часть Круга войдешь ты, Клайд. Мне кажется, что разумнее всего использовать тебя в цепочке, которая будет отвечать за связь с Пророчицей. Ведь ваши… отношения позволяют вам яснее чувствовать друг друга. Но это лишь мое мнение.

Так что после завтрака всем не магам я бы советовала заняться перетаскиванием запасов эликсиров непосредственно в Храм. Сейчас вся площадь заставлена ящиками и корзинами с этим добром, но необходимо сложить какую-то часть запаса буквально под боком у магов, чтобы в критический момент не пришлось мчаться на улицу и искать там необходимое. Каждый помощник будет прикреплен к какой-то группе, возле этой группы и нужно сделать запас: на полках или под лавками, чтобы не мешало. Еще необходимы крепкие полосы ткани и кляпы. К сожалению, маг, потерявший разум, может натворить много бед. Поэтому очень важно будет сразу по знаку наших жрецов, которые, милостью Марф, чувствуют безумие яснее прочих, спеленывать безумцев и затыкать им рот. Быть может, их потом удастся спасти, — Клайд уже научился различать за ровным голосом и приветливой улыбкой эмоции жрицы. Илис была собрана, деловита, спокойна — и в то же время она пребывала в ужасе и растерянности.

— Когда подобное происходило в последний раз? — спросил он, надеясь немного отвлечь ее.

— Очень давно. Более 800 лет назад здесь был собран Круг, заложивший основы магических Врат и круговорот монстров, переносящих в себе полезные ископаемые, — Илис потерла лоб, пристраивая противень с горохом над очагом. — Тогда было не такое мощное… противодействие. Но все равно, некоторые погибли.

— А в Адене собирали Круг когда-либо?

— Насколько я знаю, много раз. Но я не очень хорошо помню подробности. Твоя… старшая коллега должна знать об этом больше, — В глазах жрицы промелькнуло легкое презрение ко всем не-гномским делам, которое Клайд теперь различал той частью сознания, которая осталась ему от Далка. Ему стало смешно: вся ее мудрость и звание жрицы не могут стереть заложенное в детстве. Он и сам теперь немного… гном. Словно раньше в мире была для него одна главная раса — люди, а теперь стало две. Словно он узнал, что является полукровкой. «А как же эльфы?» — подумалось магу. — «Ведь у меня братишка-эльф!». В голове пронеслось теплой волной воспоминаний: Сэйт и его древние книги, розовые уши, пепельные волосы и честный взор. И эльфы тоже… главные!

— Скажи мне, Илис, неужели все, кто сейчас собрался в Храме, проходили когда-то обряд испытания, как и я? — высказал Клайд неожиданно поразившую его мысль.

— Древний закон един для всех, — важно кивнула жрица. — Не все они проходили испытание в Сердце Гор, но тем не менее все эти разумные по праву считаются друзьями гномов.

— Ясно… — задумчиво кивнул маг. — А часто виденное во время испытания оказывается правдой?

— Это зависит от… фундаментальности виденного. Как ты уже понял, горы неизменны, и реки, и долины. Если ты нашел во время испытания рудную жилу, скорее всего она окажется там и в реальности, если только не была выработана лет сто тому назад. Если обнаружишь отдельный камень, алмаз или изумруд, у него гораздо меньше шансов дождаться тебя в том же месте в этой реальности. Понятно, что деревья и кусты, монстры, мелкие ручейки и даже разумные настолько подвержены изменениям, что мало шансов найти их аналоги после возвращения.

— Но все-таки шансы есть?

— Да, порой бывает и так.

— А скажи, Илис, ты говорила, что некоторые испытуемые погибают. Что происходит с ними в этот момент?

— Насколько я понимаю, — жрица поудобнее устроилась на трехногом табурете у очага, — это зависит от того, успевает ли в момент смертельной опасности разумный осознать, в какой он реальности или нет. Если он… просыпается, то мы видим раны на его теле, или что-то иное, ставшее причиной гибели, и иногда даже успеваем ему помочь. Например, откачать, если он тонул, исцелить, если он был болен. За этим мы и дежурим возле испытуемых непрерывно.

Если же он не успевает вспомнить себя, то тело его исчезает, и мы ничем не можем помочь. Иногда мы даже не успеваем определить, где именно он погиб, потому что в лесу или в шахтах порой беда случается внезапно.

— А если успеваете понять, то там можно найти его тело?

— Да, конечно. Оно материально и не способно переместиться в другую реальность, как сознание. Только почти всегда это… уже поздно. — Илис тяжело вздохнула. — Я слышала про одного… м-м… попавшего в той реальности в лесной пожар. Поскольку в нашей действительности пожара не было, его удалось спасти.

— А теперь скажи мне, кто из испытуемых лет сто назад был магом и погиб в шахте, а тело не было найдено?

Жрица задумалась надолго. Он мешала горох деревянной лопаточкой и молчала. Потом ссыпала еще горячие зерна в прежний мешочек и задумчиво сказала:

— Я припоминаю два или три таких случая. Мне нужно уточнить по нашим книгам. Насколько я понимаю, у тебя не праздное любопытство?

— Насколько я понимаю, — в тон ей ответил маг, — на испытании ничего не происходит… просто так. Все имеет свою цель. Милостью Марф.

— Быть может, — медленно кивнула Илис. — Я просмотрю записи и скажу тебе. Подожди меня здесь.

— Спасибо! — поклонился Клайд. — Я буду возле Храма, если Кселла не уведет меня куда-нибудь.

— Не уведет! — уверенно ответила Илис и поспешно вышла из кухни.

— Что еще за мертвые маги, парень? — прогудел Кузьма, снимая и протирая свои очки.

— Ну как же! — пожал плечами Клайд. — Тот маг, которого нашла Вивиан возле «пузыря». Чья книга упала Далку в руки. От которого оставался мешок и ожерелье…

— Да зачем тебе это? — брезгливо передернула плечами Марусенька. — Бр-р!

— Ну, во-первых, как я уже сказал, я думаю, что во время испытания ничего просто так не происходит. Это такое состояние… само по себе волшебное. Во-вторых, его же нужно похоронить. А в-третьих… если он связан со мной и с Вивиан, то может быть он связан со всем этим… Равновесием?

— Ну, третье уж совсем не обязательно! — скептически заметила Сонечка. — Но похоронить его нужно, обязательно!

Клайд усилием мысли скользнул в воспоминания Далка. Это удавалось ему не без труда, словно приходилось нашаривать в собственной памяти узкий карман, где хранилась чужая жизнь.

Тела родителей Юнки так и не нашли тогда после обвала. Целые пласты породы сместились в тот раз, продолбиться внутрь было просто невозможно, это ведь не завал разобрать. Юнка носила в ближайший к этому месту штрек ветки можжевельника, украшала ими деревянную пирамидку, отмечавшую общую могилу ее родных. А возле дыры, из которой ее когда-то выпихал старший брат, посадила куст приземистого горного боярышника, почти стелившегося по земле колючими ветками и ронявшего осенью в трещину красные ягоды, похожие на крохотные яблочки.

А Сонечка? Как-то без слов магу было понятно, что да, в этой реальности все было точно так же. Или почти так же. Поэтому для нее на первом месте — упокоение погибшего мага. А для Марусеньки…

— Кла-айд! — глазищи в пол-лица, бараночки почти дыбом, — Ты-ы думаешь там что-то такое? Этакое?

— Посмотрим, — спокойно ответил Клайд. — Зачем-то ведь мы о нем узнали.

— Сейчас Илис вернется, — кивнул Кузьма. — И сходим в шахты. Не так уж далеко.

— Это на то же место? — задумчиво спросила Сонечка.

— Ну да! — кивнул Клайд.

— А там точно нет второго «пузыря»? — все так же задумчиво продолжала гномишка. — И мало ли кто в нем сидеть может…

— Хм… — Кузьма придирчиво оглядел своих «девок» и мага. — Василиска-то мы бы с вами сделали запросто. Только кто его знает, вдруг там и не василиск вовсе? Нужно кого покрепче с собой позвать.

— Ну, Илис пойдет ведь? — предположила Марусенька.

— Пойти-то пойдет. Только она же жрица, а не боевой маг!

— Нам не нужен боевой маг! Вот еще! Достаточно кого-то с хорошим мечом! — возразил Клайд, внезапно испугавшийся, что его предполагаемые находки будут сразу переданы… переданы куда-то.

— Тогда вот что! — сказал Кузьма. — Я тут одного нашего кликну. Он и сам боец ничего, и еще у него голем есть. Вы погодьте! — с этими словами гном нацепил очки и покинул кухню.

Клайд с гномишками прогуливался вокруг Храма. Вернее, пытался прогуливаться, так как гномишкам то и дело давали какие-то поручения: отнести, переложить, перегрузить на полки в зале эликсиры, бинты, магические заряды. Маг, конечно, помогал друзьям. В перерывах между этими заданиями они хаотично перемещались в бурлящей толпе, пытаясь не пропустить чего-либо интересного, а также возвращения Илис и Кузьмы.

Их внимание привлек какой-то бурный спор, завязавшийся возле ящиков с изящными флаконами из голубого стекла. Основной поток деловитых гномов обтекал спорщиков, но самые любопытные все-таки остановились послушать, мигом образовав небольшую толпу. Друзья пробились к ящикам и увидели приземистого гнома, почти на голову ниже прочих сородичей, горячо убеждавшего эльфийку в белой, расшитой зеленым узором, робе:

— Прадед мой самолично и закупал тогда у ваших, наверху! И что им могло сделаться за это время? Там же в нутре магия!

— Я поверить не могу, что еще находятся простаки, верящие в эти сказки! — эльфийка сердилась, постукивая посохом по ящикам, будто сдерживаясь с трудом, чтобы не переколотить все их содержимое.

— Дак, что нам верить… мы не жрецы ведь. А токмо в амбарной книге прадедом записано: старинный рецепт, особая цена!

— Старинный рецепт делать денежки на глупых недоучках! — эльфийка даже притопнула ногой. — Ты не на рынок ведь пришел!

— Дак мы и не продавать… от всей души, значит, в подмогу вам… — гном был ни капли не напуган и не смущен, продолжая крутить в лапище поблескивающий флакончик. — Сами приперли, сами могем и распаковать, токмо скажите куда…

— Да не надо это никуда распаковывать! — взвыла эльфийка. — Это никакой не эликсир! Скорее всего, чистая водичка. А может и не очень чистая! Такого эликсира не существует, понимаешь, просто не существует!

— Вам, конешно, виднее, а токмо в амбарной книге прадед зря писать не стал бы… И как-то вы обидно говорите, будто мы водой торговали, что ли? — гном начал наливаться гневной краской и как-то особо задиристо зажал бороду в кулак: — Водой, обману ради, так что ли выходит по-вашему? И я тоже обманщик получаюсь?

— О, милостивая Эйнхазад! Хорошо, отнесите ваши ящики к заднему крыльцу! Я не хотела никого оскорбить…

— Так значица надобно вам наше средство?

— Надобно, надобно… Я только попрошу старших магов с ним разобраться, попозже.

— А, сами, стало быть, такой старинной магии и не упомните? А у нас вот все полезное в амбарной книге… не надо никого и спрашивать, — довольно пробурчал удовлетворенный гном. Эльфийка поспешно ретировалась, а приземистый и его помощники начали перетаскивать ящики к заднему крыльцу. Там складировали различный хлам и мусор, которого с каждой минутой, по мере распаковки разных магических компонентов, становилось все больше и больше. Каждые несколько часов к задней части Храма подкатывали телеги, отвозившие разбитые ящики и прочую труху в мусорные отвалы. Но приземистый явно этого не знал, и, перетаскивая свои драгоценные синие пузырьки, благодушно покрикивал на помощников:

— Давай, ребя, ближе суды клади, что бы, стал быть, магам далеко не бегать… оценили, признали… Супротив старинных-то рецептов и эльфам возразить нечего! А то не верила она мне, а самой, небось, и ста лет еще нету…

Клайд переглянулся с гномишками. Синие флаконы притягивали его, как магнитом. Никого из старших магов поблизости не было видно, и он решился:

— Простите, уважаемый… — уважительно склонился он перед приземистым гномом.

— Гвор мы, значится, — кивнул в ответ гном.

— Уважаемый Гвор! — с энтузиазмом воскликнул Клайд. — Я всего лишь ученик магов, и высшей мудрости еще не обучен. Не соблаговолите ли вы удовлетворить мое… пробелы в моих знаниях…

— Ну, ежли что по торговым делам, так это ко мне первому, а в ваших делах я не волоку, паря, — усмехнулся Гвор, поглаживая бороду.

— Я только насчет старинных рецептов… вот этих эликсиров, уважаемый Гвор! — понизил голос почти до шепота Клайд. Ему не хотелось привлекать внимание, особенно если эльфийка права, и место этим флакончикам в мусорном отвале. Позору тогда не оберешься!

— А мне, паря, ихний рецепт неизвестен. Ты про это у своих старшин спрашивай. Я токмо знаю: куплено сие средство в Адене, моим прадедом, и тогда уже было оно редкостью. Какой-то маг продал, прадед решил придержать товарец с полсотни лет, да что-то не заладилось потом его сбывать. Я тоже как-то покупателей на него не встречал, так и лежало. Как положено, раз в год пересчитывали, протирали, упаковывали в свежие стружки. Не подумай, никаких там мышей! У нас на складе пауков-то нет, не то что мышей! А тут по городу кликнули: давай кто что может. Ну я сразу и смекнул: старинное, оно всегда новодела сильнее, а как его применять, колдуны сами разберутся.

— А что это вообще такое? — нетерпеливо спросил Клайд, отчаявшийся пробиться к сути через длинные рассуждения Гвора.

— Не знаешь? — хитро прищурился Гвор. — Сей старинный эликсир предназначен вашу волшебную силу восстанавливать, значится.

Клайд чуть не застонал от разочарования. Товар Гворова прадеда действительно годился только для простаков. Возможно, флаконы содержали какой-то бодрящий отвар или даже микстуру, полезную при различных болячках, но ни одно средство в мире не могло восстанавливать магическую энергию. Это была сказка, мечта, подобно превращению свинца в золото и лягушки в прекрасного принца.

— Благодарю, уважаемый Гвор, — Клайд был готов уже вернуться на площадь. Но Марусенька, хитро косясь на Гвора, притянула мага за рукав робы к себе и прошептала ему в ухо:

— Клайд, ну а вдруг оно действует?

Маг молча, не желая обижать наивного Гвора, покачал головой. Но гномишка не унималась:

— Давай перетащим хотя бы в сени, а? А то скоро телеги придут уже!

— Да не нужно это никому! — сердитым шепотом ответил ей Клайд. — Нет такого эликсира, права эльфийка! Это для дурачков. И потом, ты знаешь, что с ним делать-то? Пить, на голову лить, или, может, посох намазывать?

— Ты не можешь все точно знать! Вдруг! Ну вдруг! Давай приберем его, пока не выбросили, а, Клайд?

— Да пусть выбрасывают! Для нужных вещей места не хватает, а тут старинная подделка, экая ценность! Его прадед, может, и впрямь на этом состояние сделал, а потом дураки перевелись, вот и лежат пузырьки на складе веками… новых дураков ждут! — Клайд сердился уже всерьез.

— Чевой-то вы там шушукаетесь, мелкота? — добродушно окликнул их Гвор.

Сонечка метнула взгляд на Клайда, на Марусеньку, и решительно шагнула вперед:

— Нам, уважаемый Гвор, поручено всякие эликсиры по местам расставлять. А мы не знаем, куда ваше старинное средство ставить. У нас ежли что пить полагается — ставим на полку. А если на тело мазать или там на бинты наносить — под лавку. Для оружия средства на специальный стол, опять же. Вот мы и советуемся, только толку никакого, потому как средство ваше очень уж старинное, никому из нас неведомое, да и старшим не всем.

— Так сразу бы и спросили, чудилки! — рассмеялся гном. — Тута на каждом бутыле неписано: внутрь! Стало быть, пить его. Таскайте на полку! — и, очень довольный собой, он махнул им рукой и двинулся в строну площади, быстро пропав из виду.

Друзья переглянулись.

— Ну что, на Марусе испытывать будем? — ехидно предложил Клайд. — Коли она через пару часов не помрет, будем считать, что оно безвредное, можно использовать… руки споласкивать, например.

— Да я… какая у меня магическая сила-то… — перепугано забормотала Марусенька. — Может это только для настоящих магов, а?

— Я предлагаю перетаскать все это в кладовку возле кухни. — задумчиво сказала Сонечка. — Там и мешать никому не будет, и под рукой если понадобится.

— Сонь! — почти простонал Клайд. — Ну не понадобится оно никому!

— Да я не про эликсир. Пузырьки смотри какие хорошие, крепкие. Это уж точно старинная работа. Когда суета закончится, они жрицам пригодятся: микстуры хранить. И цвет такой красивый, надо стеклодувам парочку отнести: такого стекла, небось, уже не делают.

— Ну, если пузырьки… — тяжело вздохнул Клайд, подозревая, что подружки все-таки пекутся о поддельном магическом эликсире, а красивыми флакончиками заговаривают ему зубы. — Тогда давайте выльем из них эту гадость сначала! — осенило мага.

— Да мы сто лет выливать будем! — вытаращилась на него Сонечка. — Потом ученики все сделают. А мы пока перетаскаем в кладовку и все. Может, нас там уже Кузьма ищет.

— Хорошо, — сдался Клайд. — Потащили! — и подхватил удобный ящик с ручками по бокам.

С фальшивой микстурой они провозились еще четверть часа. Поэтому, когда наконец друзья вернулись на площадь, на крылечке Храма их поджидал Кузьма с незнакомым Клайду гномом.

— Ну, вот, знакомьтесь, — хлопнул Кузьма гнома по плечу. — Это Турон, мне он двоюродный брат…э-э… приемного сына второго мужа моей троюродной сестры. — с трудом выговорил родственный титул гном.

— В общем, почти что никто, — покрутил седоватой головой незнакомец. — Просто сын старинного друга.

Тем не менее для Клайда было очевидно, что оба гнома родственники. Турон очень похоже поводил широкими плечами, знакомо покачивал палицей на согнутой руке, оглаживал на себе доспех.

— Мы с Турошей с детства вместе с дядькой, — влезла Марусенька. — Бывало, подеремся, так дядька нас в свой доспех обоих засунет, в наказание, и не вынимает часа два. Торчим там нос к носу, только кусаться можно, а драться уже никак. Так что мы теперь отлично ладим… — весь ее вид говорил о том, что она себя, конечно, считает полноправной родственницей Кузьмы, а Турона чем-то средним между просто знакомым и домашним животным. Она даже как-то незаметно передвинулась по крыльцу, оказавшись у самого локтя Кузьмы и оттерев от него Турона.

— Ну, да. Я даже и в мастерские их с собой брал, как овдовел. В доме без хозяйки-то стало шаром покати, а в цеху все же на глазах и еда готовая. А поди не возьми — вой на всю малышатню! На работы ко мне в цех потом столько лет в школе бегали, а к делу так и не пристали, вот и в дружину тоже за мной увязались, шелопутные, — усмехнулся Кузьма. Что-то новое проступало в его морщинистом лице: гордость? Нежность? Клайд впервые задумался о том, каким отцом гном был своим уже давно выросшим детям и… каким будет? Ведь, кажется, с Сонечкой у них серьезно…

— Ладим отлично, если Муська не кусается, — съехидничал Турон. — Я только ради нее голема научился вызывать: ему ее зубки не страшны!

— Муська! Сам ты Муська! — покраснела гномишка. — Турошка-картошка!

— Попросить, что ли у какого орка доспех поздоровее… — пробормотал Кузьма себе под нос, и вся компания расхохоталась. В таком виде их и застала Илис. Она вышла из боковой двери Храма с пергаментом в руке и удивленно уставилась на хохочущих друзей, словно не узнавая их.

— Я нашла несколько имен, — сказала она, когда все замолчали и с интересом стали присматриваться к списку в ее руке.

— Сначала я отыскала тех магов, которые погибли при прохождении нашего испытания. Потом еще несколько магов — пропавших без вести в Элморе. Кто знает, может быть это был кто-то из них.

— Ну… — довольно неуверенно протянул Клайд, которому его идея начала казаться не такой уж блестящей. — Неплохо бы уточнить, может у этих магов было при себе что-то… особенное. По чему их можно было бы опознать.

— Об этом лучше спросить у твоих наставников, — пожала плечами Илис. — Может быть в верхних летописях сохранились такие подробности.

— Ладно, в любом случае нам нужно добраться до этой расщелины, — махнул посохом Клайд. — И носилки прихватить не мешает.

— И мешок, — мрачно добавил Кузьма.

Они дружно начали пробираться сквозь толпу, и до тех пор, покуда не собрались снова вместе возле входа в шахты, Клайд понятия не имел, идет ли с ними Илис.

Оказалось, что Илис идет. Клайд с облегчением предоставил жрице и Турону занять места во главе их процессии. В кладовке Сонечка взяла несколько гномских фонарей — кругляшей из светящегося материала, надевающихся прямо на голову с помощью удобных ремешков.

Возле памятного забоя Турон, посоветовавшись с Кузьмой, вызвал своего голема. Клайду ужасно хотелось потрогать забавного механического помощника, балансировавшего на своем колесе, помогая себе тяжеленными руками-кувалдами. Но существо было магическое, и Клайд понимал, что просто так его тыкать пальцем не стоит. Даже на расстоянии ощущалась пульсация использованных для оживления голема магических кристаллов. Голем поскрипывал и издавал непонятные для Клайда звуки, на которые Турон отвечал тихим ворчанием.

По команде хозяина голем двинулся в расщелину. Турон с огромной секирой пробирался за ним, потом лезла Сонечка, выставив такую же секиру, слегка светящуюся в полумраке расщелины, за ней вплотную полз Кузьма. Клайд счел, что пропускать вперед Марусеньку и Илис ему все-таки не стоит, проверил наличие магического заряда в посохе и решительно втиснулся в щель.

Мутная выпуклая поверхность магического «пузыря» показалась из-за гранитного выступа, как гигантский слепой глаз. Пленка, скрывающая останки неизвестного мага, флуоресцировала в свете фонарей и слегка дрожала. Голем остановился в нескольких шагах от нее, ожидая команды.

— Давай, Клайд! — сказал Кузьма не очень громко. — Ваши в тот раз ее таким шариком пробили, ну, обычным этим, белым.

Клайд привычно взмахнул жезлом. Что, если его Удар ветра окажется недостаточно мощным для этого «пузыря»? Тогда придется идти за подмогой, а ему так хотелось сделать все самому! Но он не успел додумать эту мысль до конца.

Шарик сжатого вихря сорвался с переплетения энергетических линий и ударил в мутную пленку. Тут же угловатая тень вырвалась из нее навстречу отряду. Туронов голем грохотал, секиры рубили, высекая искры, Клайд послал еще один вихрь в центр боя, потом опомнился и начал лечить бойцов по очереди наугад — соединиться они, конечно же, забыли. Над головой мага просвистело что-то огромное, похожее на металлическую дубину размером с дюжего орка, и разнесло каменную глыбу на потолке. Острые осколки больно впились в незащищенные шею и щеку.

Клайд снова швырнул в монстра Удар ветра, и тут же получил в грудь точно таким же злым, хлещущим клубком. Дыхание пресеклось, посох чуть не выпал из рук. Сзади кто-то протянул ему зеленоватую склянку целебного элексира, он не стал оборачиваться, чтобы не тратить времени, просто выпил вязкую жидкость залпом, одновременно заряжая посох магической энергией.

Кузьма наконец догадался соединиться с ним, и на браслете замерцали полосочки здоровья — ага, Кузьма, Турон, голем. Целебное заклинание на группу съело больше энергии, зато сберегло время. Сонечка.

Сзади раздался тихий звук, словно там вскрикнули, заткнув себе рот ладонью. Клайд метнул косой взгляд за спину, успев увидеть только испуганные Марусенькины глаза. В ту же секунду кто-то толкнул его со всей силы в бок, и очередной магический удар монстра по Клайду пришелся вскользь, только задев мага по плечу. «Илис!» — понял Клайд, снова включаясь в потасовку.

Прошелестел по посоху магический заряд, с шипением осыпались глыбки льда с металлических боков. Но все уже закончилось. У кого-то из гномов наконец сработало «Оглушение», их секиры и кувалды голема заработали с удвоенной скоростью, и металлическая туша с ревом и грохотом рухнула поперек узкой расщелины.

Легкий сквозняк потянул к потолку струйки дыма. Клайд с интересом осматривал поверженного монстра, похожего на обычных каменных големов, не раз виденных им в разных местах, только более крупного и словно грубо склепанного из металла. Монстр, даже поверженный, подавлял своими габаритами. А вот Кузьма не стал к нему долго присматриваться. Он быстрым движением просунул руку куда-то прямо в центр гулкой, как железная бочка, грудной клетки монстра и вытащил оттуда что-то тускло блеснувшее в свете фонарей.

— Во, успел… — хмыкнул он, обтирая предмет о свой мешок и

рассматривая его сквозь снова водруженные на нос очки.

— Да убери ты эту гадость! — воскликнула Сонечка, морщась.

В этот момент силуэт монстра оторвался от пола и начал таять в воздухе.

Клайда раздирало любопытство, но он решил воздержаться от вопросов и сохранять полную невозмутимость. В конце концов, Марусенька ему наверняка все расскажет с подробностями, прежде чем они успеют добраться до города. Он благодарно кивнул Илис — молча, чтобы никто не услышал, как дрожит у него голос, и двинулся вперед, светя фонарем под ноги.

Найти останки таинственного мага заняло у него всего несколько минут. Бой не докатился до этого места, но костяк был настолько истлевший, что, видимо, давно уже начал рассыпаться сам по себе. Расшитые эльфийские ткани одежд сохранились гораздо лучше, хоть и потускнели от времени и пыли. Серый дорожный мешок слегка отсвечивал металлическими пряжками. Тесемки были растянуты и из приоткрытой глубины мешка торчали какие-то свитки и бок деревянной шкатулки. Все это Клайд увидел разом, в ровном свете фонаря.

Зрелище было в чем-то даже величественное: маг погиб в бою, вздымая над собой боевой посох, и до сих пор поверженное в пыль оружие казалось готовым послать волшебный удар во врага.

Сзади захрустели камешки под ботинками гномов. Клайд отступил, открывая друзьям вид на свою находку. Кто-то из гномишек судорожно вздохнул. Клайд сильно рассчитывал на хладнокровие Илис и невозмутимость Кузьмы. Ему лично было здорово не по себе возле останков неведомого коллеги.

— Вот… — произнес он, чтобы нарушить сдавленную тесными стенами тишину.

— Почтение павшему… — тихо произнесла Илис. — Мы должны позаботиться об останках, хотя тут уже и поработало время. Думается, он погиб гораздо больше ста лет назад. Или время в магической ловушке текло не так, как снаружи.

— Кто он был? — спросила Марусенька откуда-то из-за спин.

— Трудно сказать. Не менее 40 уровня, если судить по его робе и посоху. Не менее 60-го, если судить по тому, куда он забрался… Помогите мне переложить его на ткань, — Илис извлекла из-за пазухи свернутый чистый холст.

Вчетвером Клайд, Илис, Кузьма и Сонечка расправили его на неровном полу возле мумии. Потом осторожно перекатили невесомый остов на серую ткань. Легкая пыль сыпалась из всех отверстий робы, но не вызывала ни брезгливости, ни ужаса. Эта смерть произошла слишком давно.

Складки холста скрыли эльфийское шитье, клочья бесцветных волос там, где был затылок мага, мутный отсвет украшений, осыпавшихся из складок робы на холст. Турон и Кузьма взялись за концы скорбного свертка и начали осторожно протискиваться к выходу из расщелины. Клайд решительно подхватил суму мага и его посох.

При соприкосновении с гладкой поверхностью магического оружия, Маг ощутил, как его тело словно пронзил легкий укол силы. Под пальцами скользило не полированное дерево, а голубоватый кристалл, легкий и прочный одновременно. Клайд чувствовал себя подобно ребенку на необъезженном страйдере. Мощь этого оружия превышала все, что он видел или держал в руках до сих пор, но его собственных сил не хватило бы на то, чтобы обуздать и направить эту мощь. И в то же время соблазн испытать грозную силу посоха был велик. Клайд стиснул пальцы на собственном посохе, отвлекаясь от мощи голубого кристалла в своей руке. Не место, не время… Он и так наделал много необдуманных глупостей…

По дороге в город Клайд пристроился поближе к Марусеньке, в надежде услышать рассказ о встреченном монстре. Но мысли его крутились вокруг находки и предстоящей борьбы, и он слушал ее невнимательно…

— … И тогда этот голем решил, что гномы ему только мешают, медлительные, мягкотелые, слабые ограниченные существа. Ночью он с бригадой меньших големов захватил склад, где, кроме деталей големов, содержались эти кристаллы. Запах живой крови и железа вел его, как охотнтчьего волка. Не нужно было вообще делать такую гадость! Ну, големы забрали все кристаллы и ушли в горы. Там они начали создавать подобных себе. Это было бы очень опасно, если бы кристаллов было много. Но мастера сделали всего штук 30 или 40. Все-таки на каждый кристалл шло по стакану крови.

Ну и когда големы начали свою месть гномам, поверженные големы уже не возрождались, как другие твари, если успеть вынуть кристалл до того, как убитый растает в воздухе. Сейчас их совсем мало осталось, может быть всего два Талоса — это таких вожака, как на нас напал. И у каждого Талоса штук шесть охранников-Буянов. Они бродят по дальним горам, иногда спускаясь к Северо-Восточному побережью. Мы их почти не трогаем, они медлительные и не нападают первые. Их Механики ученикам показывают в назидание. Но если их задеть, будут идти за обидчиком через леса, через перевалы.

Я разок стукнула такого да и убежала дальше охотиться. Прошло несколько часов — вдруг получаю этим белым шаром в спину. Мама! Оборачиваюсь — ползут на меня всей толпой, шесть Буянов, скрипят что-то злобно. Такие вот они упорные. Пришлось Свиток Перемещения потратить. Может, они и к городу за мной все равно поперли, да только по пути кого-нибудь наверняка встретили.

— А почему Кузьма вынул кристалл из этого… Талоса?

— Потому что нам в шахтах таких гостей не надо. Он небось тут сто лет ржавел в пузыре, про него все забыли. Теперь начал бы по коридорам шляться, наплавил бы руды, сделал себе шайку Буянов. Может, у него даже кристаллы где-то припрятаны. Талосы — они самые хитрые из сбежавших големов были. По подсчетам Цеха Механиков а лесах гуляет штук 14 оживших големов, а кристаллов не найдено еще около 20.

— Значит, теперь он совсем не появится?

— Нет, правда скоро кто-нибудь из Механиков заболеет. Это все из-за той крови, говорю же — дурацкая идея была. Ну да, Илис в курсе, она предупредит целителей.

— А почему именно Механики?

— Ну, кто кровь дал, тот и поплатится. Вернее, уже их потомки. Конечно, может так случиться, что кто-то из внуков-правнуков пошел в другой цех или в дружину… все равно, они все про себя с детства знают, что заболеть могут, если очередной кристалл будет уничтожен.

— Так Кузьма же не уничтожил?

— Он и не может. Его в цеху уничтожат, с помощью жрецов. Там даже комната для этого есть — по сто лет стоит запертая. Мы когда учениками были, в Механическом все норовили туда нос сунуть, но наши отмычки тот замок не брали.

Клайд беззвучно рассмеялся. Он как наяву видел пыхтящую возле замочной скважины Марусеньку с кривой самодельной отмычкой.

Город встретил их неожиданной тишиной и малолюдием. Какие-то ученики ожидали их у выхода их тоннеля. Они приняли сверток с останками мага на носилки и утащили их куда-то в переплетение улиц. Илис и Кузьма сразу отправились к Механическому Цеху. Марусенька увязалась за ними, видимо, рассчитывая наконец-то побывать в таинственной комнате для уничтожения кристаллов. Турон сослался на то, что ему необходимо срочно протереть голема маслом, прежде чем отправлять волшебного помощника в магическое небытие, а то «скрипу будет как от старой лебедки».

Поэтому до Храма Клайд добрался вдвоем с Сонечкой. Конечно, прожив тут уже значительное время, да к тому же сохраняя память своей гномьей жизни, Клайд не заблудился бы и без нее, но у гномишки, похоже, не было других дел. Болтливостью Марусеньки она не отличалась, и вообще после выхода из шахт молчала. Но когда шаги Турона стихли за углом, Сонечка взяла Клайда за рукав:

— Нам нужно осмотреть то, что ты нашел до возвращения Илис.

— Ты думаешь? — с искренным сомнением спросил Клайд. Ему, наполненному бессилием перед мощью кристаллического посоха, вовсе не улыбалось влезть во что-то еще, неподвластное его силам. Или испортить что-то ценное неумелым обращением.

— Только осмотреть, — улыбнулась Сонечка. — Мне кажется, вначале ты был более решительно настроен.

— Да все этот посох, — буркнул Клайд. — Из него так и хлещет магическая сила, но я не могу ею управлять. Боюсь, что использование древних вещей мне пока не по силам. Нужно отдать их Кселле и Дзаку поскорее.

— Похоже на то, как я когда-то давно пыталась поохотиться с чужой секирой. Оружие словно само рвется в бой… только почему-то из рук выворачивается. Ну, что ж, мы глянем на все это лишь одним глазком и будем ждать твоих старших.

— Давай, — согласился Клайд, в котором снова разгорелось любопытство.

В Храме тоже стояла тишина. Маги, все как один, спали на своих подстилках в залах, зеленые свечи погасли, только один варлок поднял голову, когда они пробирались к двери в задний коридор. Немного поспешно друзья свернули в маленькую каморку Илис, по-прежнему незапертую.

— С ними все в порядке? — обеспокоено спросил Клайд. В конце концов, враги могли как-то усыпить магов, чтобы…

— Да, я уверена. Илис говорила, что все они будут спать волшебным сном, чтобы не тратить силы. Когда начнется, их разбудят.

— Ну, хорошо. Вот сумка, — он бухнул пыльный мешок на стол. — Я видел в ней свитки и какую-то шкатулку.

— Вынимай, — Сонечка твердо уселась на табурете и подперла голову руками.

— Свиток Оживления, Свиток Восстановления Магии, Свиток Волшебных Возможностей, Благословенный Свиток Оживления… Свитки Перемещения… Он просто ничего не успел использовать!

— Наверное, Талос застал его врасплох. Или это был не Талос, а что-то помощнее.

— А что в шкатулке? — протянул руку Клайд. Крышка подалась легко, только щелкнул золотистый замочек без секрета. На темно-синем бархате лежал набор магических украшений, ни капли не потускневших за все эти годы в шахте.

— Как красиво-о! — протянула Сонечка, вытягивая из продолговатого гнезда колечко со странным камнем, отливающим темно-стальным перламутром. Колечко, как все магические вещи, легко сжалось по размеру ее пальца. Гномишка поморщилась:

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Эта штука словно наполнена жидким огнем, да вот только я пытаюсь брать его голыми руками.

— Эти вещи слишком высокого уровня, — согласился Клайд. — Кажется я видел такие украшения в Гиране. Или в книге. Это Связующие амулеты — таково их название. Связующее кольцо, Связующие серьги и Связующее ожерелье.

— Понятно, — кивнула гномишка, стаскивая колечко и водворяя его на место, в шкатулку. — Это мы точно отдадим твоим старшим.

— Сонечка, — осторожно спросил Клайд. — Ты так ведешь себя, словно мы должны найти нечто… нечто, что мы не отдадим старшим магам? У тебя есть какие-то идеи?

— Да не совсем, — пожала плечами гномишка. — Просто у тебя появилась мысль пойти туда, и я подумала, что это действительно неспроста. Что мы должны обнаружить там что-то важное.

— Может быть, это и есть важное?

— До сих пор важное касалось тебя лично, а не вклада в сокровищницу вашего Круга.

— Ну, давай посмотрим, что тут есть еще, — пожал плечами Клайд.

Ему было лестно думать о себе, как о некой центральной фигуре происходящего, хотя трезвый голос разума шептал в глубине, что он всего лишь мальчишка, попавший в центр важных событий, как муха в водоворот.

— Несколько бинтов, рассыпаются в пальцах, — перечислял он, копаясь в мешке. — Целебный порошок, какие-то кристаллы…

— Эти? — покрутила в пальцах Сонечка. — Это уровень С. Нам показывали в школе.

— Угу. У него, похоже, все уровня С.

— Но еще не В, — пожала плечами Сонечка.

— Так, еще бумажки. Похоже, это его записки и какие-то рецепты. Зачем он таскал с собой рецепты?

— Может быть, собирался продать их в Сердце Гор или заказать что-то по ним? Дай глянуть!

— Сонечка аккуратно развернула хрупкий пергамент. — Та-ак… посох… не знаю я такого посоха. Нужно показать Старейшинам.

— Похоже, что ничего для нас тут нету, — вздохнул Клайд. — Складываем все обратно и идем мыть руки.

— Ну, рецепт я все-таки заберу, — упрямо сказала Сонечка.

— Они тут сто лет разбираться будут, что им нужно, что не нужно. А я одного мастера знаю, он посмотрит и даже, может, сделает завтра же! Он как раз специалист по редким старинным рецептам…

— Ну, давай. Вдруг пригодится. Сегодня что-то у нас одни сплошные старинные рецепты тут и там! — пожал плечами Клайд.

— Я тогда тоже возьму одну штучку. Вот, этот свиток Благословенного Оживления.

— Никогда не знаешь, что пригодится в бою, — кивнула Сонечка. — Ты мне покажи, куда ты его сунешь. Вдруг он тебе самому занадобится.

— Сюда, за отворот робы, — показал Клайд, пристраивая свиток в специальном кармашке, откуда его было удобно доставать.

— Буду знать, — серьезно посмотрела на него гномишка.

Они аккуратно положили сумку на полке у входа, так чтобы Илис сразу заметила ее, а посох прислонили к полкам.

Клайд вызвался было проводить Сонечку до Цехов, где она собиралась разыскать знакомого мастера, но какой-то эльфийский волшебник, ненамного старше Клайда по виду, встретился им на крыльце Храма и сообщил, что Клайда ожидают для тренировки работы в магическом Круге.

Сонечка понимающе кивнула ему, подмигнув. На долю секунды Клайд ощутил себя сбежавшим с занудных занятий при Храме Далком и ответил Сонечке таким же понимающим и теплым взглядом. После чего они расстались на много часов.

Глава 28. Противостояние

Еще несколько дней прошли в относительном покое. Клайд тренировался с другими молодыми магами и жрецами, Кселла и Дзак редко встречались с ним, занятые подготовкой магического Круга.

Вивиан несколько раз присоединялась к магу и гномам во время трапез. Выглядела она усталой, но гораздо менее напуганной, чем когда-либо раньше. Она охотно поддерживала разговоры о Школе Магии, вспоминала смешные истории и здорово удивила Клайда тем, что оказалась в курсе некоторых его ученических проделок. Но при упоминании о ее Даре девушка стразу замыкалась, становилась молчаливой. Наверное, она одна из немногих могла оценить серьезность надвигающегося на мир изменения. За пределы Храма она не выходила.

— Жрецы считают, что мне не стоит рисковать собой. Здесь милость Марф защищает меня от случайностей, — пояснила она Клайду.

Все, что им оставалось — это тихие прогулки после ужина по запутанным коридорам Храма до отведенной девушке комнаты. Клайд рассказал Вивиан про гнома с «Магическим эликсиром» и про неизвестного мага, которого она же сама нашла когда-то в их странном общем сне.

— Кселла сказала, что, может быть, его записки прольют свет на его личность. К сожалению, они написаны неразборчиво и частично зашифрованы. Кое-кто из жриц возится с ними, но всем прочим пока не до старых бумаг.

— Да, я понимаю… Сейчас все заняты предстояшим магическим преобразованием. Я заметила, что дети гномов исчезли из Сердца Гор. Обе школы пустуют в последние дни, и никто не играет на улице, — махнула Вивиан в сторону пустой площади за окном.

— Дети и старики-мастера были укрыты где-то в шахтах. Множество молодых гномских женщин отправилось в элморскую деревушку или в замки наших сильных союзников. Ветераны охраняют их. А все молодые мужчины будут в Сердце Гор до конца, — сообщил ей Клайд.

— Теперь становится ясно, почему гномы пережили столько разных катаклизмов легче, чем другие народы. Они просто действуют разумнее. Ведь у нас жена под угрозой смерти не оставила бы мужа, и наших подростков никто не смог бы заставить уйти в укрытие с малышами и стариками…

— Да и старики держали бы оружие до последнего…

— Поэтому человеческие империи порой исчезали полностью с лица континента, а гномы обтекали опасность, как сухой песок, собираясь вновь, когда беда отступала. И сохраняли больше, чем мы.

— Я люблю гномов, особенно с тех пор, как стал так близко понимать их. Но все-таки мне кажется, что наш путь более… человеческий.

— Я не уверена, что это хорошо. Эта гордость — на грани гордыни, это сопротивление до последнего, вместо того, чтобы спасти хоть что-то…

— Вивиан отчаянно помотала головой.

— Но именно это сделало из нашей расы то, чем мы являемся. Практически — хозяев этого мира.

— Хозяев этого континента, ты хочешь сказать? Давным-давно прервана связь с Грацией, и никто, кроме шальных контрабандистов не заплывает оттуда в наши воды. А эти типы несут такую ересь — концы с концами не сходятся. Я не раз была в роли писца, когда залетные пташки соглашались побеседовать с Наставниками в Школе Магии. Детские сказки по сравнению с их россказнями — просто бухгалтерский отчет!

— Что же ты слышала о Грации?

— Все и ничего. Она велика и высокоразвита, она покрыта дикими лесами и почти не заселена. В ней правит Император. Он человек. Эльф. Бог. Артеас. Гигант. Она раздроблена и не имеет правителей, кроме мелких князьков и вождей. Она плодородна и покрыта тучными нивами и рощами плодовых деревьев. Она покрыта голыми горами и карьерами, где добывают адамантит и мифрил, а есть ее жителям приходится только рыбу и водоросли. Достаточно? — усмехнулась девушка.

— Хм, — Клайд был ошеломлен, но все-таки постарался подойти к услышанному трезво. — Быть может, эти моряки были просто из разных областей Грации? Возможно так же, что они никогда не бывали в иных частях своего материка, потому что заняты больше на море, чем на суше?

— Да, все может быть. Но при этом никто не может точно сказать, что Грация принадлежит людям так же как и Аден.

— Ты права, — удрученно кивнул Клайд. — Остается надеяться, что если там правит иная раса, они не настроены к людям вряждебно и не мечтают обрушиться на Аден войной.

— Именно, — вздохнула Вивиан.

В спокойных разговорах они ни на миг не забывали о предстоящем, поэтому когда в тихом боковом коридорчике перед парочкой как из-под земли выросли Кселла и Дзак, Клайд и Вивиан только сжали ладони теснее — они поняли, что это означает.

— Идемте, — спокойно произнесла Кселла. — Из Адена получен сигнал. Ты ничего не чувствуешь, Вивиан?

— Да, — виновато опустила голову девушка. — Уже около трех часов.

У Клайда глаза полезли на лоб. Все это время она продолжала разговаривать с ним, как ни в чем не бывало.

— Угу, — кивнул Дзак. — Спешки не было, и ни к чему было поднимать панику. Но теперь нам всем пора.

— Мы идем, — ответил за Пророчицу Клайд, словно защищая ее от невысказанных упреков.

Страх за нее — и тут же за себя самого — окатил его ледяной волной. Мало ли, что она обещала… Пророки вечно не могут увидеть связанное с ними самими… если верить легендам.

Комната, в которой им предстояло присоединяться к своей части Круга, находилась возле кухни. Когда они проходили мимо зала, Клайд успел увидеть, что маги пробудились и свечи вновь горят, но нет никакой суеты — все уже заняли свои места и готовы к магическому преобразованию.

Соединившись магическим образом с Вивиан, Клайд с благоговением уставился на полоску ее жизненной и магической энергии на своем браслете.

Потом полосок стало много, и маг перестал пялиться на них понапрасну. Он улавливал только самое главное: не дрогнула ли какая-нибудь из них, не стала ли уменьшаться.

— В сущности, Клайд, — в который раз повторила ему Кселла. — от тебя ничего не требуется. Ты будешь здесь для спокойствия Вивиан. Если вдруг случится так, что Круг будет отнимать у нее магическую силу — дай знать вон тем двум эльфам, и они восстановят ее энергию. Если почему-либо уменьшится ее жизненная сила зови меня и сам старайся лечить ее изо всех сил. Ну а если Круг начнет пить твою жизнь, немедленно рви связь с ним. Твой уровень недостаточен для серьезного расхода жизненных сил. И запасись целебными эликсирами на случай если твои магические силы иссякнут. Гномы будут подносить их по требованию. А ты вливай в рот ослабленным немедленно. Порой в таком деле секунды решают все.

Клайд кивнул, на всякий случай ощупав в кармане Благословенный Свиток Оживления. Эликсиры были удобно расставлены на полочках по периметру комнаты. Все присутствующие, как и в залах, сидели на полу, на соломенных циновках и ворохах соломы. Клайд сообразил, что это сделано для того, чтобы никто не ушибся в случае потери сознания.

На столе у двери лежали крепкие кожаные ремни, завязанные в скользящие петли, подобные тем, которые накидывали на диких животных при поимке живьем. Рядом со столом, ни на кого не глядя, сидели два молодых, но кряжистых жреца Марф.

У Клайда над губой выступила капелька пота он вспомнил, что для всех магов в Круге есть опасность потери разума, и тогда секунды будут решать натворит безумец страшных дел, или будет споро скручен этими самыми ремнями. Участь сумасшедшего показалась Клайду горше смерти, горше потери магической силы. Он передернул плечами, отгоняя мысли об этом.

Ничего особенного от него-то лично не требуется. Только следить за здоровьем и магической силой Вивиан, точно так же, как он делал это на охоте с Кузьмой или Сэйтом.

Клайд устроился на соломе поблизости от девушки. Вивиан сидела также на полу, окруженная несколькими магами и жрецами. Некоторые из них старались касаться ее рук или одежды. Как понял Клайд, все это были сведущие в искусстве предсказания, которые будут помогать всем Кругам противостояния направлять поток магической силы.

Без всякой команды, без вскрика или вздоха Клайд осознал, что преобразование началось. Лица магов старших уровней напряглись, руки крепко сжали оружие — посохи, магические жезлы, какие-то ветви, книги, амулеты. Сам юноша еще ничего не ощущал, но заметил, что глаза Вивиан широко распахнулись и стали бессмысленными. Руку девушки повело в сторону, где ее мягко перехватила эльфийка в белой робе с зелеными узорами.

Клайд пытался смотреть на полоски, только на полоски браслета. Но взгляд то и дело притягивало чье-либо лицо. Непонятные эмоции скользили по застывшим чертам оракулов, то ли боль, то ли усилие искажало лица магов. Далеко в зале что-то шумно грохнуло, раздался топот и снова тишина.

Вивиан смотрела какой-то недосягаемый сон: она качала головой, шевелила губами, пыталась взмахнуть одной или обеими руками. Клайд переводил взгляд с ее лица на браслет и обратно. Время тянулось невыносимо. Вроде бы не хотелось ни есть, ни спать, но тянущая усталость наваливалась на мага.

Порой он оказывался включенным в поток магической силы, и тогда знакомый странный шепот начинал плыть у него в ушах. Кто-то звал его выйти из Круга, сделать что-то важное. Но внимание мага было замкнуто, подобно маятнику, на двух точках: лицо Вивиан-браслет-лицо-браслет и обратно. Шепот скользил, ввинчивался в наплывающий сон или бред, склеивал ресницы, но кто-то протягивал ему склянку с эликсиром или просто отваром трав, и шепот отступал перед пряным свежим вкусом.

Потом откуда-то возникла Кселла. Может быть, она просто вошла в дверь, но Клайд заметил ее только когда женщина положила ему руку на лоб. Он вздрогнул рука была ледяная. Кселла успокаивающее кивнула ему и двинулась к Вивиан. Обменявшись жестами с предсказателями, она опустилась на солому возле Пророчицы.

Возможно из-за ее присутствия, возможно потому, что напряжение нарастало, Клайд начал все чаще ощущать потоки магической энергии, сгущающейся вокруг Храма. Они переплетались, подобно знаменитому гномскому стальному канату, чьи волокна тоньше волоса, но режут стекло. Сила струилась, образуя мощный поток, уходящий куда-то вдаль. И Клайд уже не раз отдавал частичку своей силы этому потоку. Впрочем, столь малую, что даже мысли разорвать круг у него не возникало.

Он не знал, сколько прошло часов или дней, когда шепот снова ввинтился ему в мозг. Лицо Вивиан притягивало его, он должен был подойти к ней. Срочно. Сию секунду. Клайд начал бесшумно подниматься и… встретился взглядом с Пророчицей. Словно сквозь стекло, сквозь поток воды, девушка направленно взглянула на него. Она знала, что ведет его к ней и зачем. Она пыталась остановить его взглядом. Кселла встрепенулась. Клайд, раздираемый противоречивыми побуждениями, сделал шаг к Пророчице. Он сам или что-то в глубине сознания успокаивало его: «Я хочу только подойти к ней ближе, только подойти и больше ничего…»

— Ты это… сядь, паря! — упала магу на плечо тяжелая длань одного из жрецов Марф.

— Не слушай никого, не надо тебе никуда идти.

В голосе звучали сочувствие и понимание, но в то же время угроза. Словно трезвея, Клайд потряс головой. Взор Вивиан снова заволокла пелена. Кселла смотрела на него настороженно, будто пытаясь проникнуть в его мысли и еще глубже. Клайд сделал вид, что ему приспичило потянуться и аккуратно опустился на свое место. Все происходящее начинало выходить из-под его слабого контроля.

Неизвестно, что заметили жрец и Кселла, но сам-то Клайд со всей несомненностью осознал, что в рукаве у него неизвестно как оказался его простенький походный, но весьма остро наточенный кинжал. Зачем он шел к Вивиан? Что за шепот сверлит его мозг?

Преобразование шло. Уже нескольких обессиленных магов средних уровней вынесли из комнаты. На их место пришли другие, то ли ожидавшие своей очереди, то ли просто поменявшиеся с кем-то местами. В воздухе висел густой запах горячего воска, пота и сухой травы.

Клайд мурлыкал себе под нос простенькую ученическую считалку, стараясь больше не впускать ничто постороннее в свой мозг:

Вот келтир совсем одни, Волка два бегут за ним, Трех лягушек повстречали, Орков четверых догнали, Пять вервольфов на горе, Шесть Дробилов на заре, Семь Когтистых пауков, Восемь злых крысоволков, Девять жадных Трясунов, Десять Покеров-врунов, Раз-два-три-четыре-пять! Я иду вас всех искать!

Песенка была незатейливая, но жутко прилипчивая. Когда-то она помогала маленькому Клайду не вслушиваться в насмешки одноклассников. Сейчас он попытался отгородиться ею, как маскировочным полотнищем, от неведомой, пытающейся подчинить его, силы. Песенка, похоже, помогла. Клайд пропел ее, наверное, раз сто, когда напряжение магии снова стало нарастать.

Зная, что собираются совершить маги, защищая мир от вторжения сил Тьмы во главе с Шилен, Клайд догадался, что потоки всех Кругов полностью объединились и вошли в соприкосновение с магическими полями противника.

Где-то за окнами Храма бушевала буря. Стены дрожали от ревущего ветра, гигантские молнии рубили ровные ряды сосен на площади. Клайд осознавал, что нечто подобное происходит сейчас по всему миру. Наверное, даже в таинственной Грации. И на дальнем материке, который то ли существует, то ли нет.

Захлопал сорванный с одной петли ставень, и маг заметил краем глаза, как сразу несколько гномов повисли под струями бешеного ливня на рвущейся из рук деревяшки, прикрыли ею окно, закрутили какие-то штуки, и стук прекратился.

То и дело кто-нибудь из магов лечил или заряжал магической силой других. Гномы подтаскивали новые эликсиры. Но Вивиан пока не требовалось помощи, и Клайд снова сосредоточился на считалочке. Ему показалось, что девушка сквозь свое магическое забытье разбирает знакомые слова, и подобие улыбки скользит по ее губам.

Клайд отметил, что не видел еще ни разу никого из своих друзей-гномов. Впрочем, вряд ли они были свободны в выборе участка работы. Что такое дисциплина у гномов, маг знал теперь очень хорошо.

Когда дрогнула полоска магической энергии Вивиан, Клайд недоверчиво моргнул. Он уже понадеялся, что Пророчица надежно защищена от всех пертурбаций преобразования. Но ее энергия убывала, и маг бросился к двум эльфам, сидящим у стены. Те и сами уже поднимались, заряжая посохи. Один кивнул Клайду, второй сосредоточенно подкачивал Вивиан, ни на что не отвлекаясь.

Клайд в бессилии сжимал свой посох. Полоска ее энергии дрожала, тянулась вверх, снова падала. Первый эльф устало опустился на пол, второй занял его место. Незнакомые гномки принесли целебных эликсиров и растерянно топтались возле магов, не зная, чем еще помочь. Ведь тратилась не жизненная сила, а магическая.

Еще один эльф начал помогать первому восстановить его энергию.

Клайд отодвинулся в сторону, чтобы не мешать. Буря за окнами ревела так, что казалось, вот-вот крыша разлетится по бревнышку, но гномское строение держалось. В этот миг время сорвалось с места.

Сначала Клайд ощутил сосущую пустоту в груди. Он глянул на браслет: энергия Вивиан колебалась, то снижаясь, то пополняясь вновь. Глаза ее были теперь плотно закрыты, и только веки дрожали.

Тут только маг осознал, что его собственная магическая энергия стремится к нулю. Словно гигантская губка высасывала из него магию, и он ничего не мог с этим поделать. Потом дрогнула полоска жизни Вивиан, и одновременно снова возник шепот.

Все вокруг поплыло в густеющем киселе, гномки с эликсирами замерли на середине шага. Скользя между ними, как между статуями, Клайд оказался совсем рядом с Вивиан. Ее беззащитная шея ждала его прикосновения. Он избавит ее от всех мучений, которым ее подвергли. Если он хоть немного любит ее, он поможет ей. Скорее, она же теряет силы!

Клайд потянул из складок робы одновременно флакон с эликсиром и кинжал. Кинжал показался ему чужим, словно окрашенным в неправильные цвета. Он оттягивал руку, делал ее неловкой. Нужно было разжать пальцы и избавиться от него, ведь он мешал ему отвинтить крышечку флакона. Но кинжал трепетал, стремясь к открытой шее Вивииан.

Шепот уже превратился в грохот, дробя собственные мысли Клайда, подчиняя. Он искал в себе хоть крохотный уголок, где не было этого грохота, рева, воя. «Вонзи, вонзи… сладкая теплая кровь… так просто, так легко… только ты можешь помочь…» Лезвие светилось, как раскаленное.

Изнемогающий Клайд наконец нашарил крохотный уголок в своем мозгу, где была тишина и прохлада. Он попытался укрыться там от жуткого рева.

Ветерок, камень, лежащий в тени, ручей — покой снисходил на него. «Ты справишься, непременно справишься… да какой это мальчишка не справлялся со своевольной старшей сестрой!» подумал или услышал он.

Лицо Вивиан, обращенное к нему, внезапно стало меняться. Оно становилось моложе, моложе, и вот совсем малышка, лет семи, робко смотрит на него. Наверное, такой она была в их первую встречу, пепельноволосая мышка, выглядывающая из-за стеллажа в библиотеке. Он уже давным-давно забыл про это…

Какая она перепуганная! Где же она росла до Школы, кто внушил ей этот страх перед всем подряд?

Лицо продолжало молодеть, и вот Клайд увидел крохотную новорожденную в плетеной колыбельке. Кто-то нежно склонялся над ней, загораживая на миг от мага, ласковый голос пел колыбельную.

Потом чужие руки вынули дитя из колыбели. Не было больше ласкового голоса. Девочка лежала навзничь на грубом соломенном матрасе в углу пыльной каморки. Она устала. У нее было много, очень много домашних дел. Слишком много для трехлетней крошки.

А вот жрец кладет ей руку на лоб и что-то значительно говорит двум склонившимся перед ним теням за ее спиной. Вот телега везет Вивиан к знакомому порту… Там, за проливом, Школа на Острове…

Но изменения не заканчивались. Теперь девушка стала взрослеть. Вот она выглядит ровесницей Кселлы. Вот еще старше. Выражение лица спокойное и счастливое. В глазах больше нет никакого страха.

За ее спиной стояли какие-то люди. Клайд знал, что эти люди так же важны для него, как и Вивиан, но никак не мог сфокусироваться на их лицах, будто туман укрывал их.

Он вглядывается изо всех сил, прищуривая глаза, забыв про кинжал, флакон и все на свете…

Вивиан с улыбкой качает головой, словно поощряя его упорство, потом взмахивает рукой. Туман рассеивается на миг, и Клайд видит за ее плечом… самого себя. В серой ученической робе, с простеньким посохом, словно ожившее давнее отражение в тусклых зеркалах на стенах залов Школы Магии. Только волосы… его волосы стали совсем светлыми! А рядом стоит… тоже он! С привычными темными волосами но… в женском платье! Это была девушка с его лицом, смотрящая на него упрямо закусив губу. Она держит в руках большую чашу с водой, и Клайд внезапно ощущает страшную жажду.

То, что он видел, было самым нужным, самым важным в его жизни, с чем ни могли сравниться ни приключения, ни победы, ни высшее мастерство магии. Ради того, чтобы защитить это от кого и чего угодно, Клайд был готов вонзить кинжал в собственное сердце. Девушка с его лицом плеснула воду из чаши в его направлении, и сверкающая дуга капелек повисла в воздухе. Потом воображаемая вода коснулась Клайда и он открыл глаза.

Кинжал валялся на полу. Гномка сбоку от него еще не завершила шаг. Грохот в голове таял, срываясь на невнятный оскорбленный вой.

Клайд поднес эликсир к губам Вивиан, стараясь не думать о своем видении. Щеки у него горели от стыда и гордости. Если это то, о чем он подумал, значит они с Вивиан… поженятся что ли? Клайду казалось, что у него сейчас задымятся уши.

Сзади кто-то начал колдовать исцеляющее заклинание, и Клайд отодвинулся в сторонку.

Потом, в короткий миг затишья, когда Кселла снова наклонилась к нему, он спросил ее об этом шепоте в голове, и она наложила на него дополнительные защитки, очень встревоженная. Но Клайд и без нее понимал, чья сила пыталась подчинить его себе. И кто защитил его с помощью его чувств к девушке. Больше шепот не донимал мага. Но Клайд догадывался, что враг будет продолжать искать слабое место в их обороне. Вряд ли только он один оказался открыт для воздействия.

Поэтому маг настороженно встречал каждого, входящего в комнату, стараясь прочесть по лицу, не подчинен ли он темной силе.

Много раз Клайд вычерпывал свою силу до дна и оказывался на некоторое время словно защищенным более сильными магами, чтобы восстановить ее заново.

Вивиан теряла то магическую энергию, то жизненную, это происходило хаотично, но всегда окружающие вместе с Клайдом успевали ей помочь.

Кселла перестала выходить из комнаты, села, взяв Пророчицу за руку и закрыла глаза. За окном стояла мутная тишина, словно Храм оказался в центре глаза бури. Возможно, так оно и было.

Приближался решительный момент. От напряжения магических полей искры проскакивали по полу и стенам, то и дело в воздухе сами собой возникали светящиеся руны и узоры. Сам воздух потемнел и потерял прозрачность, став похожим на дым от сырой коры, которым охотники в лесу передают сигналы от деревни к деревне. Свечи еле чадили, рождая причудливые тени по углам.

Клайду в локоть ткнулось что-то мокрое и холодное. Он присмотрелся и узнал в сумраке Марусеньку, закутанную в совершенно промокший плащ. Похоже, гномишка побывала снаружи до того, как наступило затишье. Ее волосы были растрепаны, на щеке подсыхал мазок грязи. В руках он держала какой-то кулек, плотно прижимая его к себе. Клайд рассеянно провел ладонью по ее мокрой макушке и снова начал следить за браслетом и дверью комнаты, обуреваемый смутным беспокойством. Его магические силы восстанавливались все медленнее и медленнее с каждым разом, будто он, надрываясь, волок на себе непомерный груз, а тратились все быстрее. И он догадывался, что точно так же обстоит дело у остальных магов. Они отдыхали все чаще, все дольше.

Снова дрогнула полоска жизни Вивиан, Клайд махнул гномам-помощникам, рассчитывая теперь на эликсиры больше, чем на магию. Но происходило что-то необычное. Жизнь девушки уменьшалась стремительно, словно кто-то высасывал ее. Клайд, трое эльфов и две гномки с эликсирами не успевали поддерживать ее. С каждой секундой бледность все сильнее заливала лицо Пророчицы. А Кселла не реагировала ни на что, погруженная в магический транс.

Клайд вдруг ясно, как если бы ему сказали это в ухо, понял, что враги начали использовать магическую куклу-копию для воздействия на Пророчицу. Нужно было оборвать эту связь, пока Вивиан не погибла, но как?

Маг стал лихорадочно вспоминать все, что слышал о магических копиях. Они несли отпечаток души своего оригинала. Отпечаток чего-то важного. Что важного могло связывать Вивиан с Глудионским Храмом? Покой библиотеки? Данное опекунам слово? Но разве все это не осталось так далеко в прошлом? Разве не важнее теперь… то, что Клайд увидел недавно? Их общее будущее и мир, который нужно для этого спасти?

Клайд опустился перед Вивиан на колени и начал рассказывать ей что-то срывающимся шепотом. Он потом сам не мог вспомнить, что нес. Что-то про открытые дороги, про закаты над океаном, про рассветы в далеких лесах. Может быть, он говорил красиво и убедительно, может быть — путано и коряво. Ему была нужна Вивиан и она была нужна всему миру. Клайд тянул ее душу из какой-то воронки, высасывающей силы и разум, тянул с последним отчаяньем.

Он осознал, что делал это с помощью магии только когда холодная пустота вновь разлилась в груди. Магия иссякла, и не было времени на отдых. Порозовевшее было лицо Пророчицы снова начало сереть.

«Отойди, не мешайся!» — вкрадчиво прозвучало в глубине сознания Клайда.

— «Она же обещала тебе, мальчик, что с ней ничего не случится. Сейчас старшие маги помогут ей, не мешайся, уйди!» голос был вкрадчивым, сочился ложным сочувствием.

Сонливость накатывала мутной волной. Сзади в руку ткнулся флакончик. Клайд, не задумываясь, опрокинул жидкость в рот и снова потянулся к Вивиан. Оказывается, у него было еще немного сил…

Потом вновь кисло-щиплющая жидкость обожгла ему рот. И снова он сплетал заклинания. В какой-то момент мелькнула мордашка Марусеньки и исчезла за спиной. Ничего не существовало вне противоборства с липкой темной нитью, утягивающей Вивиан в небытие.

Клайд взмок от пота и отсидел ногу, но не замечал этого. Наконец, Вивиан вздохнула свободно, и полоска ее жизни прекратила свое падение к нулю. Нить была оборвана, хотя Клайд не мог сказать, как и в какой момент это произошло. Просто эта гадость внезапно подалась под напором магии, как гнилой трос в руках, и лопнула, разматываясь, освобождая девушку.

Маг тряхнул головой и попытался встать. Отсиженная нога немедленно подломилась, и он почти упал на обсохшую Марусеньку, подставившую ему плечо. Гномишка выглядела еще более усталой, вокруг нее на полу во множестве валялись голубые флакончики. Пустые.

— Вот видишь! — с гордостью и упреком сказала малышка Клайду и вдруг мягко опустилась на солому, стремительно засыпая.

Вокруг приходили в себя другие маги. Как осознал Клайд, все они истратили свои силы до предела и были на грани потери сознания. Те из них, кто мог переводить поток жизненной силы в магическую, исчепались еще сильнее.

Клайд наклонился над Марусенькой. В кульке у нее не было больше ни одного синего пузырька, но, конечно же, у двери стоял ящик с запасом.

Маг кивнул на него гномам-помощникам. Те, ни капли не сомневаясь, начали разносить флакончики приходящим в себя магам, которые, похоже, даже не понимали, что пьют. Да и сам Клайд почти не испытывал ни радости, ни восторга из-за того, что старинный эликсир оказался не фальшивкой.

Он зверски устал, и мечтал, чтобы все поскорее закончилось. Еще одного такого противостояния он не выдержит даже с эликсиром, это точно! Вивиан продолжала существовать в своем погружении. Глаза ее следили за неведомыми движениями, дыхание то учащалось, то успокаивалось. Марусенька сладко сопела на соломе. Клайд накрыл ее пушистым пледом, на котором он раньше сидел.

Клайд осторожно массировал свою ногу, еле сдерживаясь, чтобы не зашипеть от острых уколов возвращающейся в мышцы крови.

Потом он будет пытаться вспомнить, как все произошло, но картина станет рассыпаться на отдельные кусочки, как разбитая мозаика. Что-то он поймет гораздо позже, что-то додумает, чтобы понять. Но в памяти будет сохраняться лишь эта россыпь ярких картинок, разорванная череда.

… Дверь срывается с петель, за ней плывут в воздухе светящиеся клочья сработавшей магии. Обоих жрецов Марф будто охватывает столбняк. Они пытаются схватить оружие, ремни, но их сковывает сон, головы поникают, глаза закрываются.

Черный вихрь движется по направлению к Вивиан, и очень важно успеть рассмотреть его. Клайд делает шаг или рывок, догоняя, перегоняя, отсекая от девушки надвигающееся — и оказывается лицом к лицу с Дзаком. Тот спокоен и собран, и ощущение наполняющей его мощи накатывает на юного мага, как неукротимый прибой, сбивая с ног.

Клайд держится за что-то, буквально за воздух, стараясь устоять из последних сил. Дзак вздымает посох. Кселла начинает поворачивать в нему лицо — так безнадежно медленно! Рев, раздававшийся ранее в голове Клайда, теперь, кажется, гремит повсюду, как торжествующий хохот.

Дальнейшее так очевидно для Клайда, будто он сам придумал этот план. Отверстие в Бездну будет пробито прямо здесь, прямо сейчас, и их глупые усилия послужат лишь торжеству их врагов. Сердце Пророчицы будет ключом, открывшим этот путь. Жалкие черви, посмевшие, возомнившие о себе… они умрут все до единого!

Что движет юным магом, заставляя его закрывать собой Вивиан? Разумных мыслей нет, просто он хочет из последних сил помешать происходящему, вот и все.

Дзак все поднимает свой посох — это движение словно нарочно мучительно растянуто.

Теплые ладошки ложатся сзади на плечи Клайда. Он слышит тихий шепот: «Помоги мне!» и его энергия устремляется к Вивиан. А она… начинает петь колыбельную. И эти звуки несутся навстречу волне смертоносной магии.

Ивы над рекой, родной, Спи, глаза свои закрой. Дикий лес, темный лес, Там по лесу кружит бес, Он до нас не долетит: Папа крошку защитит. Спи, усни, дитя мое! Золоченое шитье Будет мама вышивать, Чтобы детку наряжать. Трав сплетенье, ветви ив Лягут на парчу, застыв. Лес уснул, и в доме тишь. Засыпай скорей, малыш!..

Следующая картинка в памяти — простенькая песенка входит в Дзака, как брошеный кинжал. Стена тишины, нацеленная на Вивиан, обрушивается на Клайда и запечатывает ему рот невидимым кляпом.

Лицо темного эльфа меняется, как плавящийся воск, и Клайд не может понять, что оно выражет? Боль? Тоску? Ярость? Безнадежность?

Кселла — уже поднявшаяся на ноги — внезапно вырастает под потолок. Ее вид ужасен, волосы шевелятся, словно змеи, норовя ужалить Дзака в лицо. Она нависает над эльфом, казалось, готовая раздавить его одной ладонью, как жука. Дзак невольно отшатывается к разнесенной в щепы двери.

Там, за его спиной, маячат какие-то фигуры, но Клайд не различает их. Он все еще мычит, пытаясь преодолеть заклятие Онемения. Руки Вивиан по-прежнему лежат на его плечах.

Магический поединок Кселлы и Дзака происходит так стремительно, что только сверкание энергетических линий рвет сумерки в комнате. Силы явно не равны, уровень Дзака выше, но Кселла или защищена лучше него, или эльф потерял свой яростный напор.

Он ограничивается тем, что в конце-концов примитивно отравляет ее заклинанием Яда и, отвернувшись, разводит руками в стороны.

Сбоку от Вивиан открывается темный провал, ведущий в никуда. Клайд старается оттащить Пророчицу в сторону, спотыкаясь о чьи-то тела, валяющиеся на полу.

Позже он осознает, что не одна Кселла сопротивлялась Дзаку, но эта борьба так и осталась за гранью его восприятия.

Ткань реальности расходится под ладонями Дзака, но эльф не торопится поворачиваться к своей изначальной жертве. Он жадно вглядывается во тьму, из которой хлещет яростное нетерпение и гнев. Кажется, он забыл обо всем. Его губы шевелятся.

Кселла, исцеленная кем-то от Яда, шатающаяся, поднимает с пола и опустошает один за другим голубые флакончики. Кто-то опрокинул на бок весь ящик, и синие отблески на стеклянных боках пляшут искрами в затоптанной соломе.

Нетерпение Бездны перехлестывает через край. Клайд видит, как черная молния внезапно хлещет Дзака в грудь, и темный эльф начинает медленно падать в открывшуюся Бездну. «Мне все равно, чья кровь откроет путь…» — этот хохот заставляет стены скрипеть и пыль сыплется изо всех щелей.

Дзак выворачивается в воздухе, умудряясь упасть у самого края рваной дыры, по эту сторону бытия. Его глаза гаснут, но кинжал успевает слететь с ладони, обжигая щеку Клайда смертельным холодом.

Вивиан как-то совершенно по-детски вскрикивает, и ее ладошки соскальзывают с плеч Клайда. Но он не может в эту долю секунды оторваться от взора умирающего Дзака. В нем ясно читается ярость обманутого, разочарование преданного, боль. «Отмщения!» — требует он, угасая.

…Следующая картина: Вивиан стоит, покачиваясь, с ярким красным цветком на шее, таким страшным, что у мага нет сил смотреть на него. Из центра цветка, как жуткий пестик, торчит рукоятка кинжала. И губы мага все еще запечатывает заклятие. Он бессилен помочь ей, и это бессилие обращается во внутренний призыв: «Думай! Решай быстрее! Время на исходе!».

Кселла, гномки, какие-то маги подхватывают тело девушки и медленно опускают его на солому. Ее лицо удивленное, очень удивленное… глаза медленно тускнеют…

Клайд переполнен болью настолько, что она, кажется, просвечивает алым пламенем сквозь его кожу. Самое естественное в эту секунду — рвануть из-за пазухи Свиток Благословенного Оживления. Для использования свитка не нужен голос. Даже магические способности не нужны. Но… что-то тонким волосом щекочет его мозг… Непоправимо ошибиться… Невозможно просчитаться…

В дверях комнаты стоят Сонечка, Кузьма и незнакомый гном. Они видны отчетливо и ясно, потому что у них в руках пылает белым огнем невиданный доселе магический жезл. Кажется, они удерживают его все вместе, надев кожаные рукавицы.

Клайду вдруг становится легко и понятно, как в миг решения сложной задачи. Он машет Сонечке рукой, не сомневаясь, что она бросится к нему, и стремительно разворачивается со Свитком в руке к… Дзаку.

Волна энергии подбрасывает мертвое тело мага, глаза яростно распахиваются. Сонечка с жезлом уже рядом, и два цвета — алый от заклинания и белый от оружия — пляшут в темных провалах глаз эльфа.

В эту секунду заклятье Молчания слабеет настолько, что Клайд успевает прохрипеть Дзаку в лицо, тыча ему в руки пылающий жезл:

— Закрой!

Черная фигура эльфа перечеркивает собой разрыв в реальности. Дзак берет жезл обеими руками и стремительно шагает в ничто. Навстречу ему несутся какие-то огни, призрачные рыла монстров, искаженное запредельной яростью прекрасное женское лицо.

Потом из тьмы встают две вооруженных мечами фигуры. На их лицах читается неостывший запал схватки и недоумение. Один из них — человек, другой — темный эльф…

Дзак начинает колдовать, более не поворачиваясь к оставшимся в комнате, в этой реальности, в живых.

«Неужели я все-таки ошибся?» — проносится в голове Клайда. — «Но он видел, как его Богиня предала его… И этот воин… его сын…». Время все еще течет слишком быстро для Клайда, и он видит, как рядом с ним, сокращая мышцу за мышцей лица, открывает рот в отчаянном вопле Кселла. Вид у волшебницы такой, будто ей заживо рвут сердце из груди. «Там же ее жених…» — успевает вспомнить Клайд.

Разноцветная паутина заклинания ударяет из жезла, и края Бездны вдруг схлопываются, словно зев ловушки. Дзак и фигуры воинов исчезают. Время возвращается к нормальному течению, и по ушам мага ударяет отчаянный крик Кселлы:

— Дза-а-ак!!!!

«Вот оно как бывает…» — думает Клайд, пытаясь подползти на четвереньках поближе к Вивиан.

Кинжала уже нет в ее горле, но яркие полосы крови пятнают ворот робы. Девушка просто спит, оживленная кем-то из более сильных магов, и Клайд знает это так же точно, как и то, что любит ее, что женится на ней, когда придет время, что у них родятся близнецы, похожие на него, как две капли воды, что Преобразование закончено, хотя Круг продолжает понемногу качать силу из всех, входящих в него, поправляя, дополняя, совершенствуя новый, только что переродившийся мир.

У двери незнакомый гном жалуется Кузьме обиженным басом:

— Ежли б энти маги придумали какой способ, чтоб такие ценные рецепты не испарялись, я б таких жезлов вам хоть сто штук наделал! Ну, книгу какую-нибудь волшебную, что ли! Безобразие! Не успел даже Старейшинам показать…

«Пусть будет и книга рецептов для гномов!» — думает Клайд, вливая все остатки своей магии в сплетение новой реальности и проваливаясь в тяжелый, бредовый сон полностью обессиленного человека.

Глава 29. Все заново

Клайд сидел, привалившись спиной и затылком к нагретому камню древней колонны, рухнувшей в незапамятные времена. Полуденный зной растекался по поляне, наполняя воздух ароматом меда и мяты. Старенькая, заштопаная обрядовая роба совершенно не стесняла движений, и маг в который раз с хрустом потянулся. Неподалеку раздавались звонкие шлепки ног по воде, шипение и треск магических зарядов, азартные выкрики.

Сэйт, одетый в ярко-желтую робу из магического мифрилового волокна, стоял на краю водоема, окружающего священное эльфийское Древо Жизни. Он подбадривал воплями и жестами нескольких новичков, зарабатывающих свои первые магические заряды, готовый вмешаться в случае какой-либо опасности. Но с хилыми бесенятами, жалобно трепещущими кожистыми крылышками над поверхностью воды, все справлялись без проблем.

Клайд покачал головой: невольная зависть к тем, кто начинал свое обучение в обновленном мире охватывала его всякий раз, когда он мысленно перечислял все новшества, возникшие словно ниоткуда и так облегчившие жизнь учеников всех рас и профессий! Одни бесплатные защитки, которые сколько угодно могли получать мальки, чего стоят! А заряды, которые не нужно ни покупать, ни выпрашивать у знакомых гномов? Да и количество монеток, сыпавшихся в воду, явно превышало те жалкие гроши, которые когда-то выцарапывали учсники из с трудом забитых келтиров. Так что, хотя его душу наполняло сожаление об участи тех, кто был вынужден начинать все заново, он сам не отказался бы побыть новичком в этом мире.

Здесь тренировалсь маги из Круга, потерявшие свою силу во время Преобразования. И уж чье пожелание подарило им второй шанс, подобно тому, как Клайдово хотение подарило гномам Волшебные Книги Рецептов, не знал никто. Но все они, вместо того, что бы стать простыми горожанами, не имеющими более отношения к магии, обреченными лишь с тоской вспоминать былое могущество, всего лишь утратили свои умения, накопленные с годами. И теперь обучались всему заново.

Некоторые из них сохранили память о былых навыках и тренировались с остервенелым упорством. Другие утратили вместе с магией и память, и были теперь беззаботны, как ученики всех времен и народов, никуда не торопясь и не утруждая себя понапрасну.

Сэйт прохаживался по бортику, время от времени накладывая на учеников защитки, не очень-то им необходимые. Он выглядел немного смешно в этой желтой, как лютик, робе, с двумя сверкающими мечами у пояса.

Клайд вспомнил, как Кселла внесла сверток с этой робой и мечами в комнату, где он отлеживался после всего пережитого. Конечно, не он один был героем совершенного Преобразования. Он уже знал, что некоторые маги сознательно выжигали свою волшебную сущность, доводя линии магического сплетения до намеченного уровня, некоторые погибли от полного истощения всех сил, были и потерявшие разум несчастные. Покалеченные жрецы Марф, пытавшиеся остановить нескольких безумцев и Дзака в его стремлении к Пророчице, проходили курс лечения в госпитале.

И Вивиан… Вивиан отброшенная всем произошедшим в те детские годы, когда она осталась крохотной сиротой в огромном городе. Клайд навещал ее, слушая детский лепет и уверения жрецов, что дело с памятью быстро идет на поправку, это просто шок, а вот учиться магии девушке придется заново…

Кселла вошла тогда в его комнату, боком толкнув дверь, потому что руки ее были заняты. Она молча водрузила робу и мечи на прикроватный столик, на котором стояла одинокая сосновая веточка в стакане: попытка Марусеньки как-то украсить аскетичное жилище.

Клайд изумленно вскинул брови. Он заметил, что сама волшебница теперь в ином одеянии, узор которого казался ему смутно знакомым.

— Это то, которое вы нашли в шахтах. — подтвердила его догадку Кселла, слегка краснея.

— Жрицы расшифровали записки погибшего мага. Он пробирался в город гномов, что бы способствовать объединению их с людьми в эпоху очередной междуусобицы в Адене, и за ним по следу шли некие преследователи. Похоже, именно они настигли его в расщелине, но кто они были, он не указывает, ограничиваясь намеками: «противники договора» и «общие враги людей и гномов». Понимая, что может не успеть завершить свою миссию, он написал краткий отчет о разведанных им тропах Элмора, старательно зашифровав эти строки. Правда, некоторые его сведения устарели, но часть из них будет полезна и сегодня. И потом он написал завещание — уж не знаю, из каких побуждений. Он оставил все свое имущество «друзьям людей и гномов», и юристам в Адене еще предстоит изрядно повозиться с этим, так как этот маг был не из бедной семьи, и часть его состояния по сей день копит проценты в гномских банках. А робу… решили отдать мне. Я как раз во время Преобразования достигла уровня, на котором могу ее носить. — Кселла снова смутилась.

— И тот голубой посох? — спросил Клайд, почему-то очень довольный, что его находка досталась именно ей. Ему казалось, что зеленые узоры на ткани как-то смягчают лицо Кселлы, превращая отпечатавшееся на нем отчаянье в простую отрешенность.

— Да. — кивнула волшебница. — Посох тоже. Поэтому я решила, что тебе не помешает тоже сменить магическую защиту на более серьезную. — она кивнула в сторону столика.

— Спасибо. — Клайд был настолько ошеломлен, что не знал, что добавить. — Это такая красивая роба! Правда, что она увеличивает скорость бега даже без «Хождения с ветерком»? Похоже, это прямо то, что мне жизненно необходимо! — он не знал, что еще полагается говорить в таких случаях.

— Хм… — усмехнулась Кселла. — Роба, конечно, неплоха, но я думала, что тебя гораздо сильнее восхитят мечи. Между прочим, это самые мощные спаренные клинки в доступном тебе классе!

— А… да… это просто замечательные клинки… — совершенно растерялся Клайд. С тех пор, как он неожиданно получил от Сонечки пол-робы в подарок и встретил Кузьму, он привык рассчитывать только на свои собственные силы и на честно заработанное во время охоты с друзьями. Подарок, несомненно очень ценный и нужный, все-таки выбил его из колеи. Чувствуя себя сильно обязанным Кселле, он пробормотал:

— Может, я смогу еще чем-то помочь…тем более в такой экипировке?

— Да. — серьезно отозвалась Кселла. — Ничего такого, чем бы ты и так

не занялся, но все-таки, я хотела попросить тебя об этом. Что бы ты знал, что продолжаешь помогать нам. — Она с благодарностью кивнула ему.

— Где ты намеревался тренировать Вивиан, когда память вернется к ней окончательно?

— В эльфийских землях! — не задумываясь выпалил Клайд. Год, проведенный там с названным братом, по-прежнему оставался островом спокойствия и безмятежности в его памяти. Именно там, в зеленых рощах, он хочет вернуть Вивиан утраченные навыки магии.

И братишка ему поможет!

— Я примерно так и думала. — кивнула Кселла. — И собираюсь попросить тебя присмотреть еще за несколькими подобными ей. Ты убедишься, что это достаточно несложная задача… теперь. — В глазах Кселлы заблестело что-то, похожее на сдерживаемый смех.

— Хорошо. — поспешно кивнул Клайд. Он был готов к более сложным и неприятным поручениям. Сознание уцепилось за слово «теперь».

— Кселла. — спросил он нерешительно. — Мир сильно изменился?

— И да и нет. Горы и моря остались на месте, и реки не потекли вспять. Но ты не найдешь многих знакомых вещей на прежних местах.

— Мы победили?

— Мы только совершили то, что и собирались — лишили Тьму возможности захватить наш мир одним ударом. Теперь предстоит долгая борьба за Печати. Ты помнишь мой рассказ о них? Три печати уже обнаружены магами в нашем мире, уже известны их имена и свойства. Целые или раздробленные на части, они тем не менее обладают огромной силой, которую во что бы то ни стало необходимо собрать воедино.

— Какой силой обладают наши враги? Они по-прежнему скрываются?

— Нет, теперь они вполне открыты и организованны. Лишившись своих армий монстров, взамен они обрели возможность вербовать войска среди разумных. Они также будут получать различные преимущества в случае перевеса сил… если будут боле удачливы.

— Мы будем воевать с ними?

— Мы будем бороться. Правила этой борьбы теперь встроены в законы мироздания и являются нерушимыми для всех. Нужно будет отыскивать рассеянные частички камней, несущие в себе силу Печатей… и делать это успешнее, чем противник. Кроме того, обе стороны будут соревноваться в магическом и воинском искусстве в волшебных Оракулах. Победа там тоже будет много значить для каждой из сторон.

— О! — только и смог сказать маг. Ему казалось, что Кселла рассказывает про какой-то неведомый мир, вроде Сэйтовых запредельных реальностей или сказочного Искалеченного мира, куда часто попадают в наказание глупые герои сказок, встречая там в стократном размере все то зло, которое они натворили в этом мире.

Ему хотелось потрясти головой, но, при случайном взгляде на робу и мечи, Клайд сдержался. Как-то не к лицу… до сих пор он держался вполне неплохо, хоть и попал в преизрядную заваруху.

— Многие разумные, котлорых ты встретишь, совсем не заметили произошедших изменнений. — продолжала вываливать на него сведения Кселла.

— Они будут изумлены, если ты вдруг спросишь их, откуда взялись те или иные Катакомбы или Захоронения, куда подевались одни монстры и на что способны другие. Имена, названия, свойства мира, к которым тебе придется привыкать заново, для них просто существуют, как если бы они были всегда.

— Почему? — не удержал своего любопытства Клайд.

— Сложно объяснить это в двух словах. Скажем так, некоторые сами не хотели меняться настолько, что даже противостояли магии. А некоторых уберегла память о них других людей. Может быть, твои родители тоже получили такую вот новую память, потому что твое желание оберегло их от непонимания и паники. Хотя ты, наверняка, не пытался пожелать этого во время Преобразования. Но очень хотел бы, что бы так было.

— Да я даже не знаю, вспомнил ли я про них хоть на одну минуточку… — начал было бормотать Клайд, но снова остановил себя. Хватит вести себя подобно ученику, опоздавшему на урок. Он твердо взглянул Кселле в глаза. Нужно было прояснить еще один вопрос.

— Кселла… Когда я начал оживлять Дзака, почему ты не остановила меня? — спросил он у волшебницы.

— Я видел, что тебя к этому моменту уже исцелили от Яда и у тебя оставались магические силы.

— Тебе не сказали? — Кселла засмеялась. — Твои гномы мне и пошевелиться не дали! Этот… Кузьма! Он рот мне зажал, прямо как тисками, а девчонки с жрицей этой стиснули с боков и шепчут: «Клайд лучше знает, что делать, его Марф избрала!» Ну а потом я уже все поняла, — смех сбежал с ее лица, оставив тень пережитого отчаянья. Кселла провела рукой по узору на своей робе, потом кивнула, будто отвечая на неслышимый вопрос.

Глава 30. Незримые узы

— Дзак происходил из знатного рода темных эльфов, — раздумчиво и медленно начала рассказывать Кселла, глядя поверх головы Клайда в маленькое окошко.

— Он довольно много времени и сил посвятил своему обучению и совершенствованию магического искусства, и это беспокоило его стареющих родителей. Нужно было продолжать род, а Дзак мало того, что не собирался знакомиться с подходящими девушками, так еще проводил почти все свое время в варварских землях, общаясь с людьми, орками да гномами.

Того гляди его невенчанной женой могла стать какая-нибудь простолюдинка чужой крови. А дети родиться полукровками.

Они решили взять его судьбу в свои руки. Мать давила на жалость к ним, таким уставшим от жизни и одиноким, пугала его их преждевременными болезнями и даже смертью — для эльфов, живущих веками, потеря близких очень тяжела. Вот она и стала говорить о якобы подступающей кончине, о желании увидеть внуков.

Ну а отец в это время постарался найти сыну невесту получше. И оба они преуспели в своих стремлениях.

Правда, я думаю, что дело было не в их уговорах. Просто когда Дзак увидел эту девушку — Эзлариону — он просто не смог от нее отказаться.

Юную невесту привезли на смотрины какие-то дальние родичи, словно товар, словно рабыню. Они не скрывали, что ожидают немалой выгоды для себя от этого брака.

С одной стороны, девушка была круглая сирота, к ней не прилагалось ни родителей, ни братьев или сестер. С другой — она была из младшей ветви королевского рода. Будь у темных эльфов король, она приходилась бы ему троюродной сестрой.

Все это имело значение для родителей Дзака, но для него, занятого важными делами в большом мире, это был пустой звук, мелкое тщеславие.

Но при встрече — сколько раз Дзак рассказывал мне об этом! — его словно ужалил ядовитый паук прямо в сердце.

Какие-то прислужницы суетились вокруг них, какая-то тетушка-опекунша девушки громко разговаривала с его матерью, играл домашн и й квинтет, звенело серебро и хрусталь на праздничном столе.

А Эза стояла, подобно потерявшемуся ребенку, в самом темном углу, рассматривая узор на старинном гобелене. Когда Дзак подошел к ней, она сперва дернулась, будто ожидая окрика или грубого жеста, но увидев, что это не тетушка или ее слуги, робко улыбнулась.

Дзак уверял меня, что они разговаривали, не произнося ни слова, и прекрасно понимали друг друга, как иногда случается с супругами, прожившими десятилетия вместе, или с близнецами.

Она была рада, что он — это не те люди, которые все время тащат ее куда-то.

Он спросил, не хочет ли она уйти отсюда.

Она ответила, что ей хочется наверх, на воздух.

Он попросил подождать его у двери.

После чего он — взрослый, солидный маг, давно переживший все страсти юности, холодный, как снега Элмора, устроил поистине мальчишескую выходку. Он кинул в камин несколько магических зарядов, и, пользуясь грохотом и неразберихой, вывел Эзу из дворца своих родителей наверх.

Они оказались неподалеку от Храма Шилен, и первое, что сделала девушка — горячо возблагодарила богиню, упав на колени.

Но даже такая сильная и наивная вера не отвратила Дзака от нее. Она вся была как срезанный цветок в равнодушных руках торговца: если есть шанс, что его купят, то нужно побрызгать водой для придания свежести, а если совсем нет покупателей, то наплевать, что он засохнет.

И Дзак твердо решил жениться на ней. Хотя бы для того, чтобы она перестала быть товаром, вещью в чужих руках.

Была ли это любовь? Если да, то не пылкая страсть, а глубокая нежность, которую не сразу распознает в себе даже сам любящий. Мне кажется, что Эза была для него не только женой, но и немного дочкой или маленькой сестренкой.

После свадьбы Дзак оставался с ней дома несколько лет — пока не убедился, что она чувствует себя там в безопасности и не шарахается от его слуг. Он оградил ее от поучений своих родителей, которые были не многим приятнее для девушки, чем нотации ее теток.

Шаг за шагом он приближался к собственной жене, завоевывая ее доверие, приучая ее к тому, что отныне за ее спиной всегда будет муж, готовый помочь, защитить, поддержать.

Сначала она попросила у него разрешения разбить небольшой садик. Потом он позволил ей соорудить домашний алтарь Шилен: Эза с детства привыкла считать, что кроме Богини ей не на кого рассчитывать в жизни и свято соблюдала все молитвенные ритуалы своего народа.

Дзак пробыл с ней до тех пор, пока она не впустила его в свою спальню. Он приручал Эзу, как перепуганного звереныша, и сам все сильнее привязывался к ней.

Но в одном он ошибся: покуда душа ее была подобна мягкой глине в его руках, ему следовало занять главное место в ее мыслях. Но он не посмел соперничать с Шилен, думая, что может внезапно лишить душу Эзы последней опоры.

А ведь он не мог просидеть в своем поместье всю оставшуюся жизнь! Дела ждали его. И, полагая, что молитва утешит его юную супругу в разлуке, Дзак не возражал простив частых приходов к Эзе жрецов, даже делал им щедрые пожертвования.

Ошибку эту он понял только тогда, когда перепуганный слуга прискакал к нам в оренскую Гильдию.

Эзу, как выяснил у него Дзак, последний год часто навещали какие-то замотанные в черное жрицы. Богослужения их порой тянулись заполночь, от дыма благовоний у слуг по всему дому кружилась голова. Когда Дзак появлялся ненадолго дома, незваные гостьи не показывались, но после его отъезда все начиналось снова. Эза часто выглядела усталой, но встречала жриц неизменно радушно, иначе слуги встревожились бы раньше.

Никто не ожидал, что они уведут Эзу. Её исчезновение даже не сразу заметили. Через день после очередного отъезда Дзака она, как обычно, закрылась в своей комнате и попросила её не беспокоить. Жрицы приходили в тот день на непривычно короткое время, и Эза не провожала их, как раньше, до порога. На другой день утром служанка решила все-таки принести хозяйке горячий завтрак и обнаружила пустые комнаты.

Но и жрицы, скорее всего, не ожидали, что Эза оставит-таки письмо мужу, которое Дзак нашел, после нескольких дней расспросов и поисков, в их общем тайничке в ее садике.

Когда-то он прятал там маленькие подарки для Эзы, сладости или диковины из дальних краев, которым она по-детски радовалась.

Письмо было нацарапано на ее платке «лесным пером» — знаешь такое растение, веточки которого могут писать темным соком, как чернилами? Похоже, Эза писала наспех, возможно не спросив согласия жриц. Она коротко просила прощения за то, что покидает его, благодарила за счастливые годы, упоминала некий «долг крови», который призывает ее.

Вероятно, она не так уж была готова отдать жизнь ради Шилен, после того как стала женой Дзака и полюбила его. Но и решимости отказать жрицам, выбравшим ее когда-то, у нее не хватило.

Дзак искал ее, конечно, довольно долго. Он даже ходил в Храм Шилен и чуть не подрался там с каким-то важным жрецом. Был чудовищный скандал, который долго не утихал. Родители публично осудили его за святотатство. После всего этого он стал редко появляться у себя на родине.

Многие из соратников Дзака в Адене убеждали его оставить поиски жены. Но он отвечал, что покуда она жива, он не сдастся.

Он собирался отправиться на юго-восточные острова, где, по слухам, уцелел один из магических кристаллов Гигантов, способных показать любое живое существо, где бы оно ни скрывалось. Продал свой дом в Орене, чтобы оснастить корабль и заплатить тому народу, который владеет кристаллом, за один-единственный взгляд в него.

В день его отплытия в Гильдии почти никого не было. Мы получили информацию о новых возмущениях ткани нашей реальности, и все начали спешно готовиться к обороне — наш план существовал уже тогда. Мы не знали, что происходит, потому что основные силы противника не участвовали ни в чем: не проводились обряды, не собирались армии, их главари и сильнейшие маги оставались в своих логовах и замках.

Я проверяла один лесной лагерь, и вернулась затемно, усталая и грязная как угольщик: в окрестностях лагеря не было ничего подозрительного, но стаи неразумной нечисти туда стянулись преизрядные. Пришлось мне буквально прорубаться сквозь них, да еще стараясь не нашуметь.

Когда я ввалилась в малый зал Гильдии, где все мы часто грелись у очага и даже устраивали вечеринки, Дзак сидел в кресле у огня. Я страшно изумилась, ведь его корабль отплывал утром. Надо было знать Дзака — его одержимость, его силу воли — чтобы сразу понять: ни погода, ни сегодняшняя тревога не остановили бы его. Но он никуда не поплыл.

Я для него тогда… — Кселла запнулась. — Впрочем, наверное, и всегда, оставалась кем-то вроде ученицы, подмастерья на побегушках. Поэтому я не решилась ни о чем его спрашивать, только поспешила умыться в углу зала и взять кружку подогретого вина на столе у камина.

Дзак повернул голову и посмотрел мне в глаза. Я не уверена, что он видел меня и понимал, кто перед ним. Просто он осознал, что больше не один в зале, что нужно что-то говорить, отвечать, пояснять. Он разлепил пересохшие губы и сказал, глядя как-то сквозь меня:

— Эза умерла сегодня… я знаю, я почувствовал это…

Я тогда провела с ним около суток. Мне все казалось, что он принимает меня за кого-то другого, поэтому и откровенничает, словно с лучшим другом. Я поила его вином с травами, а он, хоть и опьянел, все не засыпал, но и не мог заплакать, только рассказывал, рассказывал…

Представляешь, каково ему было теперь услышать откровения Вивиан? Особенно известие о своем сыне. Словно полоснули по еле зажившей ране…

— А сколько лет назад это все произошло? — уточнил Клайд — Его сын там… в той Бездне… выглядел уже совсем взрослым.

— Около трех десятилетий тому назад, — пожала плечами Кселла.

— Но поверь, для него это примерно как три года для нас. Да и потом, есть боль, которая не утихает со временем.

— Может ли Дзак встретить в Бездне своего сына? Поговорить с ним? Коснуться его? Живы ли они вообще, те, кого мы успели увидеть?

— Не знаю. Никто еще не возращался оттуда, — вздохнула Кселла.

— С тех пор ты… стала помогать ему? — на языке у Клайда вертелся несколько иной вопрос, но он проглотил его.

— Да, и Дзак тоже стал относиться ко мне… действительно дружески. Если кого-то из Гильдии это и удивляло, то они не показывали вида. А я стала усиленно тренироваться, стремясь получить более высокий уровень…

— Чтобы лучше помогать ему? — догадался Клайд.

— Если говорить откровенно, то не совсем. Ты же знаешь, что чем выше уровень мага, тем медленнее он начинает изменяться внешне…

— Да, конечно… — растерянно подтвердил Клайд. — Но причем тут это…

— Да просто я не хотела выглядеть старухой рядом с Дзаком, неужели не понятно! — воскликнула Кселла, ярко покраснев. — Сколько, ты думаешь, мне лет?

— Ну, если ты три десятка лет назад уже была в Гильдии магом, а не ученицей, то получается… — Он изумленно вскинул на нее глаза. — Никак не меньше полусотни! Ого!

— Вот именно. Если ты хоть раз видел женщину такого возраста, никогда не имевшую дел с магией, то представляешь, как я могла бы выглядеть?

— Ну, в общем… да… — промямлил маг.

— Ну а потом я успокоилась, наверное. Поумнела, поняла, что никогда стану для Дзака второй Эзой, а так же, что дружба — чувство не менее важное, чем… что-то еще. Мы с ним вместе прошли немало разного, отлично дополняя друг друга как в бою, так и в исследованиях, которые нам поручала Гильдия.

— А твой… жених? — не утерпел Клайд. Он не очень-то понимал, как можно влюбиться, а потом «успокоиться». Но Кселле и Дзаку сочувствовал всех душой.

— Это еще более печальная история. Ариотан был молод и горяч, он как-то стремительно влюбился в меня и плевать хотел на все: на мой возраст, на мои… сомнения. Он буквально взял меня в осаду, при этом умудряясь не быть навязчивым или грубым. Просто он был везде, где была я.

Однажды я попыталась улизнуть тайком от него в одну экспедицию. Наутро он догнал наш отряд на взмыленном страйдере. В общем, вместо моего бегства получилось полтора месяца плечом к плечу с ним в южных болотах. А это раскрывает любого, кем бы он ни представлялся до того, каким бы ни пытался казаться. В Ариотане все было… настоящее. Он действительно был честен, отважен, горяч и полон решимости одолеть Тьму.

И еще — он не просил ничего, кроме возможности быть со мною рядом. И только когда заварилась эта каша с заброшенным храмом, он попросил моей руки. Как всегда откровенно он сказал, что хочет идти в бой хотя бы с надеждой на что-то, пусть не мужем, не любимым, но хотя бы моим женихом.

И я согласилась, совершенно не зная, как поступлю, когда он вернется. Мы пышно обручились. Это был печальный праздник, ведь все понимали, что обручение такое пышное потому, что свадьбы может не быть. И он ушел… — Кселла покачала головой, сдерживая горестную дрожь на губах. — Они оба ушли теперь…

Клайд не знал, что ей сказать. Он слышал много печальных историй и страшных легенд, но то были рассказы о ком-то незнакомом. Вот так разговаривать с человеком о его беде ему приходилось только однажды — с Сэйтом.

Однако, Кселла не ждала от него каких-то слов. Она молча потрепала его по руке и несколько поспешно покинула келью. Как ни странно, у Клайда осталось на душе теплое чувство. Так бывает, когда незнакомый, казавшийся тебе чужим и суровым, человек вдруг говорит теплое слово или ты видишь как он ласкает свою собаку, или возится с свежевылупившимся дракончиком…

Вот поэтому всякий раз при взгляде на желтую робу Клайд испытывал теплое чувство, гораздо большее, чем простая благодарность.

Глава 31. Пыльная работенка

Месяцы бежали стремительно. Некоторые из подопечных Клайда и Сэйта уже покинули эльфийские земли. В основном это были те, кто не терял памяти о своем прошлом. Они еще не до конца восстановили свои магические навыки, но Гильдии требовались их связи, их знания, их опыт не только в магии.

Прочие продолжали обучение, но им уже не требовался постоянный присмотр. Поэтому все чаще Сэйт, Клайд и Вивиан уходили на охоту втроем.

Вивиан, вроде бы, полностью восстановила память, но совершенно не желала разговаривать на темы, связанные с ее Даром. Она даже не хотела ответить, сохранился ли он у нее. У бывшей мышки-малышки оказался весьма твердый характер и острый язычок, так что братцам-магам пришлось оставить ее в покое.

Они беседовали на нейтральные темы, обсуждая задания, которые им давали от имени Гильдии или новые места охоты. Задания все больше были ерундовые: передать пакет, раздобыть ингредиенты, разузнать тропу или нанести на карту новые виды монстров.

Но как-то раз им досталось особенно скучное поручение. Их отправили в архив небольшой деревушки в Нейтральных землях. Там нужно было попытаться найти журнал первопоселенцев, пришедших в эти места с Севера. Единственная примета рукописи, которую им назвали — зеленые чернила. Якобы, в те времена на севере чернила делали исключительно из мха, и они сохраняли зеленый оттенок, даже выцветая…

Единственная, кто обрадовался такому поручению была, конечно же, Вивиан. Даже Сэйт бурчал, что в такой мелкой деревушке не можут быть ничего ценного с точки зрения истории, а журнал, скорее всего, содержит перечень товаров, цены на сено и прочую ненужную чепуху, устаревшую к тому же на 300 лет.

Поэтому трое героев двигались по дороге еле-еле. Вивиан все еще быстро уставала, и поэтому плелась вместе с ними, да еще и присаживалась отдохнуть каждые полчаса. Клайд и Сэйт хотели было сделать небольшие носилки, чтобы нести ее, но Вивиан наотрез отказалась, заявив, что ей нужно тренировать не только магические способности, но и ноги, а то она станет первым в мире ползучим магом.

Несколько раз они отвлекались на пробегавших мимо монстров, к неудовольствию нескольких гномов, активно охотившихся в тех краях, и на место прибыли уже в сумерках.

В деревушке их встретили не то чтобы негостеприимно, но довольно равнодушно. Жили тут все больше охотники да звероловы, часто нанимавшиеся проводниками к приезжим, и трое магов, собиравшихся копаться в старых бумагах их не интересовали ни капли. К тому же опытные мужички разом приметили, что пришельцы отнюдь не богачи.

Хранитель же архива был весьма косноязычным учеником жреца. На вид ему можно было дать и двадцать, и сорок лет. Весь он был какой-то выцветший, блеклый. Они застали его за растиранием сильно пахнущих трав в ступке, и, похоже, кроме рецептов лечебных зелий его в жизни мало что интересовало. Они клятвенно заверили его, что все обнаруженные среди бумаг рецепты будут приносить ему лично, после чего он торжественно вручил троице громадный ключ от архива.

Архив представлял собой домик без окон, его можно было принять за ютящийся за таверной сарай, только очень большой. Внутри от пола до потолка высились ряды полок, заваленных книгами, свитками, стопками листов и даже какими-то табличками. Пахло сухим старым деревом, мышами и пылью. Возле двери стояло несколько столов с табуретами вокруг них. На столах обнаружились светильники, аккуратно заправленные маслом, запас перьев и чернил, немного серой бумаги орочьей выделки.

Вивиан, возмущенно бормоча что-то про лентяев и грязнуль, обмахнула эти столы и табуреты влажной тряпкой. Клайд и Сэйт переглянулись: они понятия не имели, откуда девушка взяла эту тряпку… и перьевые метелки для пыли… и небольшое кожаное ведерко с водой. Все это как по волшебству появилось у порога. Пришлось вооружиться метелками и присоединиться к Вивиан.

Впрочем, в первый вечер они много не наработали. Расчистив себе рабочее место, друзья прошлись со светильниками вдоль полок. Вивиан высмотрела среди корешков какой-то сборник рецептов, Сэйт — записки об одном из пограничных конфликтов с эльфами, а Клайд — необычного вида бронзовый кругляш, слишком крупный, чтобы быть кольцом и слишком узкий, что бы налезать на запястье. Он внимательно осмотрел все полки вокруг, но не увидел ничего, что могло бы относиться к его находке. Не было ни отверстий, ни скважин, ни стержней, на которые он мог надеваться.

Солнце уже село, и друзья, погасив светильники, отправились на ночлег к архивариусу.

Там их ждал ужин из переваренных овощей, немного вяленого мяса, жидкий чай из трав и бурные восторги по поводу находки Вивиан. Спать они улеглись на чердаке, где восхитительно душистое сено было застелено множеством старых, почти облысевших, но зато очень мягких шкур.

Они поспорили немного, какой твари принадлежит самая крупная шкура. Клайд опознал в ней дионского гризли, а Сэйт — бурого медведя. Вивиан их спор почему-то насмешил. Выслушав, хихикая, все их аргументы, она пояснила магам, что шкура эта коровья, и показала болтающийся хвост с кисточкой.

Устраиваясь на ночь, парни хотели, было положить Вивиан в серединку, чтобы она не озябла под утро. Но она наотрез отказалась. Тогда они соорудили своего рода мягкий вал из сена возле ската крыши, у которого и пристроили девушку. Клайд лег на расстоянии пары локтей от нее, и, засыпая, видел в полумраке ее приоткрытые глаза. Сэйт привычно привалился спиной к спине брата и вскоре тоненько засопел. Вивиан не спала еще долго. Луна взошла и причудливо высветила расслабленные черты спящих магов, шкуры, сухие травинки. Вивиан пыталась вспомнить что-то очень важное, что она должна была рассказать своим друзьям, но у нее опять не получалось. В конце концов она тоже уснула.

На другое утро они продолжили поиски в архиве пополам с выметанием пыли и мусора, потому что на дальних полках невозможно было взять книгу в руки без того, чтобы обрушить себе на голову горсть слежавшейся трухи. Клайд предусмотрительно переоделся из свой желтенькой робы в старые обноски, а его друзья соорудили себе из старых мешков подобие фартуков. То и дело кто-нибудь из них взрывался серией неудержимого чиха.

Рукописей, написанных зеленоватыми чернилами они нашли уже с десяток. Но все это было не то, что нужно: какие-то торговые отчеты, очень подробный дневник скотовода, описание фасонов одежды и прочее, не имеющее к переселению никакого отношения. Вивиан пыталась расставлять все бумаги, которые попадали ей в руки, по датам и разделам, хотя многие из них были без указания времени написания и уж тем более сложно было понять, к чему отнести, скажем, списки каких-то должников или сборник невероятных баек и слухов, собранных лет двести назад.

— Поставь его в раздел «сказки и истории»! — посоветовал ей Клайд.

— Или в раздел «сведения о монстрах» — там почти все байки охотничьи, причем ни одной правдивой нет.

— А откуда мы знаем. — задумчиво произнесла Вивиан. — Может быть двести лет назад тут водились как раз такие чудовища и творились такие странности, просто мало кто их видел, вот вам и кажется теперь, что это выдумки!

— Ну, тогда точно ставь в «монстров» и все, — согласился с ней Клайд, сдерживая смех.

Сам он все время приглядывался — не найдется ли нечто, к чему подходит его кругляш? Не может же он тут храниться просто так? Правда, Сэйт высказался, что это отломанное дверное кольцо, видимо, когда-то украшавшее дверь архива. А Вивиан предположила, что это подставка под перо, забытая переписчиком на полке. Но Клайд надеялся найти что-нибудь поинтереснее.

К вечеру Сэйту и Клайду стало совсем скучно. Для развлечения они стали выискивать разные разрозненные рецепты, явно не имеющие отношения к целительству. Например «Наипревосходнейший рецепт колесной мази» или «Рецепт усушения волглых шкур без повреждения оных». Стопку этих рецептов они намеревались подсунуть вечером архивариусу и немного повеселиться за ужином, глядя как вытянется его физиономия, когда один за другим рецепты окажутся негодными для его увлечения.

— Что это он так поздно в ученики подался? — задумчиво спросил Клайд у брата.

— А откуда ты знаешь, что поздно? Может быть он с малолетства в учениках ходит?

— Я бы не удивился! — усмехнулся Клайд. — Впрочем, совершенно непонятно, сколько душке-архивариусу лет. В анфас он выглядит, как приболевший, но молодой, а в профиль — как бодрый, но престарелый.

— Может, он бессмертный? — раздумчиво изрек Сэйт, изучая очередную «зеленую» рукопись.

— Точно. И все эти записки написал он сам. За долгие века… от скуки…

— А еще меняя почерк для разнообразия…

— Ну что там, Сэйт? — выглянула из-за полок Вивиан.

— Опять ерунда. «200 способов приручения диких зверей, включая монстров и тварей магических.»

— Давай, я отнесу это тоже к «монстрам», — она взяла рукопись и

двинулась вглубь архива. Казалось, ей доставляет удовольствие заниматься этой нудной работой, хотя она охотно смеялась над шутками приятелей и отвлекалась на мелкие перекусы, которые они устраивали на поляне снаружи.

Хозяин таверны расщедрился на соленые сухарики, слабое пиво и немного сушеной рыбы для них. За все это они подрядились наколоть ему дров, чем и занимались неспешно по очереди в течении дня, оставляя Вивиан наедине с книгами. К вечеру от сухариков уже горели языки, будто натертые пемзой, а дрова пришлось спешно докалывать в сумерках.

Архивариус к их приходу уже спал на своем топчане за ширмой, поэтому шутка с рецептами тоже не прошла. Друзья неохотно поковыряли остывшие, опять переваренные овощи и еле-еле доползли до чердака. Среди ночи Клайд вынырнул на миг из горячего сна, вдохнул запах сена и почувствовал на своей руке прикосновение волос Вивиан. Девушка во сне подкатилась к нему поближе и уткнулась в его руку снизу макушкой, как бы укрывшись ею ото всего. Клайд прикрыл ее спину своей шкурой-одеялом и снова заснул, привалившись к Сэйтовой спине.

На третий день изысканий Клайд неожиданно остался без поддержки Сэйта. Тот нарыл в самом пыльном углу какую-то рукопись на древнем эльфийском языке и практически не отрывался от нее весь день, сидя на пороге архива, где было светло. Вивиан сортировала бумажки из огромной стопки, и тоже не отвлекалась от них надолго, чтобы не запутаться. Время от времени Сэйт выкрикивал какую-нибудь малоосмысленную фразу, вроде:

— Вы представляете, Даинутелл пробыл тут почти полгода! — или, допустим:

— Они шли на Восток, на Восток, я понял!

— Да кто они-то! — не выдержал пару раз Клайд, но Сэйт только отмахнулся:

— Потом, потом расскажу! Дай дочитать!

Судя по толщине рукописи, дочитывать ее предстояло пару месяцев. Хотя братишка довольно бегло читал древние языки, страницы так и мелькали. Так что Клайду пришлось утешать себя обещанным рассказом и еще сборником гномских анекдотов, половину которых он сто раз слышал в других вариантах, а половину так и не понял. Единственной жемчужиной это коллекции был прикол, который он незамедлил огласить на весь архив:

— Знаете, почему орки не едят огурцы? Боятся себе пальцы откусить! Вивиан хихикнула, а Сэйт пробормотал что-то вроде «орки тоже знали об этом», из чего Клайд понял, что тот прикола попросту не услышал.

— Думаю, что не стоит рассказывать эту шуточку знакомым оркам!

— отсмеявшись, сказала Вивиан.

— Да у меня особо знакомых орков и нету, — пожал плечами Клайд.

Ему становилось все скучнее и скучнее. Он отложил книги, с которыми возился, и двинулся в самую дальнюю часть архива. Магу пришло в голову, что разгадку бронзовой штуки стоит поискать в наиболее темных углах. Чтобы выглядеть занятым делом, он захватил с собой веник из свежесорванной полыни. Вивиан связала с утра несколько штук и выложила их обсохнуть от росы на крыльце. Веник приятно пах горьковатой свежестью, и им действительно было легче сметать застарелые пласты пыли, чем крохотными перьевыми метелками.

Клайд двигался вдоль полок, подобно боевой колеснице на грунтовой дороге: оставляя за собой упавшие книги и столб пыли до потолка.

Вивиан выглянула на секунду из-за полок, улыбнулась и снова принялась за бумажки. Она видела, как братьям скучно тут, но полагала, что немного научиться терпению мальчикам не помешает. Это весьма полезное качество для мага.

Клайд тем временем добрался до задней стены архива и двинулся вдоль нее, старательно разметая, вернее, разгребая мусор на полу. Похоже было, что в эту часть никто не наведывался уже долгие десятилетия. Веник быстро облысел и начал терять прутики. Клайд помогал себе ногами, но вскоре осознал, что это бессмысленно. Грязь нужно было выгребать наружу. Маг попытался разметать ее «Ударом ветра», но чуть не задохнулся от поднявшейся тучи мелкого сора. Кашляя и отплевываясь, он выбежал наружу.

Сэйт снова пробормотал себе под нос: «Продвижение отряда замедляли пыльные бури», — а Вивиан рассеяно улыбнулась Клайду со своего места.

Ну и хорошо, что они не заметили его неудачной затеи с магией! Сейчас он возьмет мешок и сгребет всю грязь в него.

Вместо растерзанного веника Клайд прихватил свежий, а заодно и кусок задубевшей шкуры, по твердости не уступавший железу, в который служанка из таверны насыпала корм курам. Корм те давно склевали, а Клайду было нужно что-то вроде совка.

Вновь приступив к раскопкам, маг сразу добился успеха. Мусор исчезал в мешке, пол расчищался, пыли стало меньше. Клайд увлекся настолько, что позабыл о скуке. Правда, в напластованиях грязи он обнаружил только несколько деревянных табличек на непонятном языке, обломок подсвечника и несколько мелких монет давно исчезнувшего с лица земли княжества. Но и это было гораздо интереснее перебирания бумажек.

Когда мешок наполнился, Клайд было поволок его к навозной куче во дворе, но передумал и осторожно высыпал неподалеку от нее на короткую сухую траву. Нужно было еще раз просмотреть — не осталось ли какого-нибудь незамеченного предмета. Но ничего нового не нашлось.

Маг продолжил свое дело. Ближе к полкам стали чаще попадаться таблички и даже свитки, смятые чьими-то ногами, хрупкие, как сухие листья. Кроме того он пополнил свою коллекцию странных предметов бронзовым колокольчиком, серебряной пряжкой, деревянной палочкой для волос, полуистлевшим узорчатым шнурком, несколькими деревянными гвоздями, почерневшими от времени, но все еще прочными, и глиняной бусиной с голубым узором. Светильник то горел ровно, то трещал и чадил от попадающего на него сора. Когда довольно большой участок пола полностью очистился от мусора, оказалось, что на улице уже темно.

Друзья пробыли в архиве еще некоротое время, но их желудки взбунтовались. Пришлось прерваться и отправиться к архивариусу.

Их хозяин сидел, перебирая собрание оставленных ими накануне нелекарских рецептов, но выглядел не удрученным, а очень заинтересованным.

— Оказывается, из растений можно готовить много очень полезных штук! — провозгласил он радостно.

— Вот, например, колесная мазь! Или вот это рецепт краски для меха! Да это просто сокровище, а требуется всего-навсего фиалковые лепестки!

— Я думала, что вы увлекаетесь составлением только лекарственных смесей. — удивилась Вивиан, выковыривая мясной фарш из уваренного до полной неузнаваемости сероватого овоща.

— Да, да, но только потому, что доселе я не думал найти растениям иного применения. Я изучаю растения с юности, много знаю об их природных свойствах, и изо всех сил стараюсь найти им полезное применение. Все овощи на моем столе — дикорастущие. Я постепенно развожу их, надеясь получить новые сорта, такие же живучие, как все дички, но более вкусные. Я постоянно делаю лекарства, но в этой деревушке они почти никому не нужны. Раза два-три в год кто-нибудь приходит ко мне с нарывом или с больным животом, а порезы, простуды, переломы и головную боль тут лечат сами, иногда и вовсе не лечат — само пройдет.

— Переломы не лечат? — изумился Клайд.

— Ну, привязывают лубок, конечно. И все, понимаете, и все! Ни отвара бодреца от боли, ни микстуры из каменки для скорейшего сращения кости они пить не хотят! Бодрец, видите ли, горький, а каменка скрипит на зубах! Просто дикари какие-то! В наш-то век! Зато теперь…

— Что, надеетесь заинтересовать их цветными пилюлями?

— Нет, лекарства они не будуь пить, даже если я их позолочу. Но я сумею показать им пользу растений с иной стороны! Они перестанут хихикать за моей спиной!

— Хихикать? — Вивиан сама еле сдерживала смех, глядя на насупленные брови архивариуса.

— Да! Хихикать! Болтать разную чушь, вроде того, что я питаюсь своими лекарствами и оттого болею всеми болезнями.

— Вы будете изготовлять колесную мазь? — Клайд слегка поморщился, вспомнив, как она пахнет.

— И мазь, и краску, и вот — средство для отпугивания мышей. И это, для смягчения шкур тоже. Они у меня увидят! Они валом ко мне повалят!

— Тогда вам нужно построить себе мастерскую, — практично заметила Вивиан.

— Ведь краски нужно варить в таких, знаете, больших чанах, а колесная мазь преизрядно воняет, скажу я вам. Если вы устроите производство прямо в доме, тут станет невозможно жить.

— Мастерскую? — архиваруис запустил в свои пегие космы обе руки, словно намеревась сорвать с себя парик. — Пожалуй, правильно! Сарайчик, а лучше навес… — он схватил кусок бумаги и начал быстро черкать на нем какой-то набросок. Когда друзья поднимались по лесенке, он так и сидел, уткнувшись в свой эскиз.

— Удачно пошутили! — прошептал Клайд Сэйту, прежде чем уснуть.

— Даже слишком! — отозвался тот.

На другой день Клайд достиг своей цели. Он обнаружил за дальними полками прорезанный в полу люк. Три прорези в досках пола ясно очерчивали его крышку, уходящую под полки. Но открыть ее никак не получалось. Сперва маг хотел позвать на помошь друзей, но потом решил, что предъявить им уже открытый лаз в таинственное подземелье будет куда интереснее. К тому же, если там окажется просто погреб с окаменевшей от времени репой, то можно его и не показывать. Чтобы не подшучивали потом над ним всю обратную дорогу.

Маг встал на четвереньки, подоткнув полы робы повыше за пояс, и начал старательно обследовать люк. Не забывал он время от времени прикладывать к разным трещинам и выбоинам свое кольцо. Но ничего не происходило. Тогда он стал более тщательно обметать поверхность таинственной крышки. Кольцо мешало ему, и Клайд подожил его в сторонку. Веник распался на отдельные прутья, вернее, на пучки лохматых огрызков, и ему пришлось повозиться, выковыривая ими песок и пыль из щелей.

Спину ломило, и маг решил сделать небольшую передышку. Подобрав кольцо, он огляделся. В углу, за шкафом, притулилось какое-то покосившееся кресло, серое то ли от времени, то ли от пыли. Сочтя, что грязнее он уже все равно не станет, Клайд плюхнулся на это сооружение.

Кресло скрипнуло, наклонилось еще сильнее, и неожиданно мягко повернулось вокруг своей оси, будто ввинчиваясь в пол. Маг и охнуть не успел, как оказался в полной темноте в вожделенном подвале. Пол в том месте, где кресло скользнуло вниз по потайным направляющим, наверное, сомкнулся под действием невидимой пружины. Во всяком случае, мрак был совершенно непроницаемый.

Клайд даже не успел испугаться — обуревавшее его любопытство вспыхнуло с новой силой.

Осторожно ощупав пространство вокруг себя, он не нашарил стен. Помещение явно было гораздо шире прохода между полками, оставшегося сверху. Шорох одежды и скрип кресла гулко разнеслись по нему. Скорее всего, подвал занимал весь фундамент архива. Чтобы убедиться в этом, Клайд использовал несколько заклинаний, выбирая те, которые давали больше света: «Исцеление Яда», «Лечение», «Концетрация».

Подвал озарился неровным разноцветным мерцанием. Он действительно был выкопан когда-то под всем зданием. Несколько кирпичных колонн подпирали свод, сложенный из толстенных досок темного дерева. Вдоль стен виднелись полки, стояли сундуки. Это явно не был погреб для хранения овощей: под ногами тускло блеснула сквозь потревоженные Клайдом напластования пыли мозаичная поверхность пола. Сзади мага тянулась в потолок бронзовая конструкция, похожая на букет из шестеренок, растущий из спиральных штырей. Добротная гномская работа, даже не утратившая блеска за долгие годы бездействия. Клайд потрогал кресло, штыри, но так и не понял, как заставить кресло вернуться наверх.

В свете одного из заклинаний он заметил на полке «эльфийскую свечу» — слабенький магический артефакт, когда-то с успехом заменявший восковые свечи. Вставленный в ажурный деревянный подсвечник кристалл, ограненный в виде язычка пламени, начинал тускло светиться в руках разумных. Клайд поспешно коснулся кристалла, покуда тьма снова не ослепила его. В отличие от настоящей свечи, кристалл давал ровный, хоть и слабый, свет. Маг неторопливо обошел подвал по периметру. Книг было совсем немного. Похоже, что их тут в основном переплетали и подклеивали — инструменты на столах, пресс, засохший клей и полоски кожи красноречиво свидетельствовали об этом.

Клайд попытался открыть самый большой сундук. В тот момент, когда он уже подцепил крышку, на него накатил запоздалый страх: это вполне мог оказаться хищный притвора! Но крышка со скрипом откинулась, и Клайд увидел множество металлических предметов, совершенно непонятного ему назаначения. Присмотревшись к ним, маг решил, что больше всего они похожи на кучу капканов, смазанную каким-то минеральным маслом и упакованную в обрывки пергамента.

Хищно изгибались дуги, блестели зубья челюстей ловушек. Трогать кучу сразу расхотелось — ну как сработает! Несколько последующих сундуков тоже содержали охотничье снаряжение: наконечники дротиков, стрел, самострелы, стальную сетку для клеток, скребки для шкур и ножи для свежевания туш. Видимо, когда-то в окрестностях водилось гораздо больше настоящих зверей, чем монстров. Как и когда этот скарб попал в подвал? Был ли это нераспроданный товар какого-нибудь купца-неудачника? Или запасливые звероловы сами решили сохранить запас на тот случай, если живое зверье вернется?

Клайд вытащил из тисненых ножен белый резак с закругленным концом. Это явно было не оружие, а орудие. Удобная рукоять из роговых пластин, широкое, как древесный лист, лезвие, сужающееся к ручке. Нож больше напоминал гарпун или топорик, но был совсем плоским. Лезвие было совершенно не холодным, хотя в красноватом свете было трудно разобрать, из чего оно сделано. Скорее всего, каменное или костяное.

Клайду страшно захотелось взять нож себе. Он не представлял, зачем ему понадобился этот необычный предмет. Вернее всего — просто на память об этой скучной поездке. Недолго думая, маг повесил ножны на пояс штанов, надежно прикрыв его широкими полами робы.

В этот миг сверху донеслись искаженные расстоянием голоса друзей. Клайд понял, что они обнаружили его отсутствие, и теперь пытаются докричаться, не понимая, куда он подевался. Нужно было выбираться из подвала или как-то дать знать друзьям, где он.

Клайд нагнулся над креслом, все еще покачивающимся на пружинах там, где он слез с него. Попылася направить сиденье руками вверх по стержню. Ничего не вышло. Пнул несколько раз. Только пыль взлетела с обивки. Попробовал покричать, но деревянные своды словно поглощали звуки. Маг снова уселся на сиденье, с опаской придерживаясь за подлокотники. Ничего не происходило. Клайд попрыгал на сиденье, попытался оттолкнуться ногами — дохлый номер!

Словно столетний механизм попросту заело.

Тогда он схватил в сундуке какой-то гарпун с бронзовым наконечником и начал ритмично стучать им по стержню, на котором крепилось кресло. Грохот поднялся такой, что стены задрожали. Через некоторое время над головой затопали ноги. Клайд постучал еще — более ритмично, пожалев, что не знает барабанный код орков. Тогда можно было бы передавать слова.

В ответ сверху постучали чем-то в пол, посыпалась труха. Клайд отскочил, отряхая голову, гарпун при этом ударил по спинке кресла. Прямо из подголовника, сделанного в виде двух вырезанных из дерева молотов, выскочил стержень длиной в ладонь. Он был слегка закручен по спирали, словно рог морского единорога, и блестел, точно только что смазанный. Клайд потрогал штуку пальцем — магии в ней не было ни на грош. Но стержень легко уходил обратно в подголовник. Маг нажал посильнее, что-то щелкнуло, спираль исчезла. Ничего более не происходило. Клайд с «эльфийской свечкой» залез коленями на сиденье и ковырнул пальцем видневшуюся в круглом отверстии спираль. Она снова послушно выскочила. Тут, по наитию, Клайд торопливо вынул из кармана бронзовое кольцо и надел его на спираль. Кольцо мягко скользнуло по стержню, его прорези идеально подошли к ней. Маг нажал, снова раздался щелчок, сверху зашуршало, и кресло неожиданно рванулось ввысь с мощью драконьего пинка.

Раздался визг, топот ног, свист веника, и вот Клайд рухнул с коварного кресла прямо на перепуганную Вивиан и воинственно воздевшего веник Сэйта.

Ему понадобилось не менее часа, чтобы привести себя в порядок, перекусить и пересказать друзьям свои приключения.

— Давайте полезем туда прямо сегодня! — загорелся Сэйт.

— Уже темнеет… — начала было возражать Вивиан, но потом рассмеялась:

— Впрочем, в подвале все равно темно.

— Нужно только забрать кольцо из кресла, а то вдруг оно вернется наверх само собой, а мы застрянем в подвале,

— добавил скорее для себя Клайд.

— И возьмем пару мешков — чтобы не тащить в охапке что-либо интересное, если найдем! — прикинул Сэйт.

— И лампу взять поярче, а то кристалл ужасно тусклый.

— Ну, полезли! — с этими словами они втроем кое-как умостились на кресле, еще больше покосившемся под их весом и… с воплем рухнули в подвал.

Хотя рассказ Клайда и подготовил их к предстоящему, все произошло настолько резко, что было больше похоже на падение, а не на работу подъемника.

В подвале они некоторое время сидели неподвижно. Затем Вивиан, сжавшаяся на коленях у Клайда, вскочила и занялась лампой, а ребята одновременно рванулись из кресла следом за ней и застряли боками в подлокотниках. Пришлось Клайду сесть и позволить братишке выпутаться первым. Затем они начали тщательно осматривать подвал.

Охотничье имущество никого не впечатлило, но Вивиан сказала, что все-таки нужно сообщить о нем старосте поселка. Вдруг про сундуки просто-напросто забыли за много лет? Даже если это все больше не годится для охоты, всегда можно перековать или переплавить металлические вещи.

Потом дошла очередь до оставшихся сундуков. Попадались как интересные находки, например, заготовки для магических посохов, так и совсем ерунда типа полуистлевших пыльных шкурок. Магов охватил азарт, им очень хотелось найти что-нибудь ценное. Поэтому вскоре они разделились и начали осматривать полки и сундуки, будто соревнуясь друг с другом. То и дело раздавались крики:

— Вот кольцо, немного магическое…

— А у меня какая-то сушеная трава…

— А это что-то алхимическое, смотрите?

— По-моему, это перегонный аппарат для получения гномского спирта из картошки!

— Ну, все равно, полезная штука…

— А вот цепь, такая толстенная…

— Не иначе, дракон у них был в хозяйстве…

— Не, для дракона тонковата будет!

— Ну, вивер мелкий.

— Мальчики, смотрите, какие кристаллы!

— Ух! По-моему это для «эльфийских свечек»… дай-ка…

— Точно, светятся!

— Надо взять по парочке — пригодятся!

— Нехорошо, это ведь общинное.

— Ну по две штучки, смотри, их тут несколько сотен!

— Ну если по две… А эти синие для чего?

— Это гномы в оружие вделывают…

— Не только гномы. Кто угодно может вделать.

— Ну, кто угодно может, только у гномов лучше получается.

— Совсем не обязательно.

— Погодите-ка! Помогите мне залезть во-он туда, наверх. Мне показалось, что там какая-то книга лежит.

— Ой, Вивиан, тебе наверху мало книг было?

— Ну, все-таки, рукопись переселенцев мы так и не нашли.

— Хорошо, хватайся за меня, я тебя подсажу. Ну, достала?

— Тянусь. Есть! Не вижу, что, но чернила зеленые.

Как это ни было обидно юношам, но оказалось, что Вивиан нашла именно то, за чем их посылали: дневники каравана переселенцев. Кроме зеленых чернил искомую рукопись отличал жуткий почерк писавшего и удивительно мелкие буквы. Поэтому Вивиан пришлось несколько минут щуриться в свете лампы, чтобы разобрать хотя бы первую страницу. Клайд пошарил на верстаке, где переплетали книги, и нашел обколотое с одного боку увеличительное стекло. Девушка взяла его, навела на строчки и старательно зашевелила губами, потом удивленно воскликнула:

— Не уверена, но похоже, они приплыли сюда из-за моря.

— Ну, мало ли, приплыли, так приплыли, — пожал плечами Клайд.

— В любом случае, отсюда до моря довольно далеко, так что потом они немало прошли и по долинам Адена.

— Во всяком случае, если это то, что мы искали, то завтра можно отправляться назад, — откинул волосы со лба Сэйт.

— Не то чтобы мне надоели упорные упражнения с веником, но…

— Да, до второго Испытания на профессию «Танцующий с метлой» тебе пока еще далековато… — подколол его Клайд.

— Да и ты, братец, не тянешь на крутого «Певца грязных тряпок», так что…

— Бросаем эту деревушку с ее архивом на произвол судьбы, увы!

— Ну, если вы так считаете… — протянула Вивиан.

— То…

— То следует покопаться тут еше немного! — заключил Клайд.

Копание продолжилось. Но ничего особо интересного они больше не обнаружили. Только несколько картин, сделанных гномскими минеральными красками, и потому совсем не потускневших от времени, да с полтора десятка темных бубенцов на цепочках. Они выглядели, как кулоны, хотя были совсем без узоров или драгоценных камней. Магии в них тоже не было. Но они вызывали у магов невольный трепет. Не только Клайду с его гномской памятью, но и остальным было ясно, что это очень древние предметы. Гораздо более древние, чем найденая рукопись, уж точно.

— Словно они все носили какие-то знаки, а здесь их сняли! -

прошептала Вивиан. Клайд покосился на нее. Его подмывало спросить, не видит ли она что-либо, связанное с этими бубенцами, но он помнил об упорном нежелании девушки равивать эту тему.

— Неужели их было всего полтора десятка? — удивился Сэйт.

— Ну, может быть, только мужчины носили это.

— Или, наоборот, только дети, которые потом выросли?

— Давайте возьмем несколько штук, покажем Наставникам? -

предложил Клайд. Сэйт незаметно поморщился. Да, у них у всех были проблемы с Наставниками. Клайд предпочитал не соваться в Глудинский Храм, Вивиан — в Храм Глудио, а у Сэйта по-прежнему были натянутые отношения с Наставниками в эльфийской деревне.

Впрочем, за прошедшие месяцы они не сговариваясь стали считать своими наставниками магов и жрецов из Гильдии, проводивших Преобразование. Клайд же под емким словом «Наставники» все чаще имел в виду конкретно Кселлу, хотя и нечасто виделся с ней.

Ребята обошли подвал еще раз, напоследок, нагрузили в мешки образцы найденных охотничьих штук, трав в мешочках, каких-то мазей в банках. Осторожно обвязали ремнями, найденными на полке, громоздкий перегоный аппарат. Нужно было переправить все это наверх в несколько рейсов. Сэйт, как самый легкий, был назначен на роль сопровождающего грузы. Клайд и Вивиан должны были подавать ему мешки, потом снова втроем подняться на повехность. Клайд так и не понял, может ли кресло спускаться и подниматься без груза. Он был знаком с гномским пониманием практичности, так что не удивился бы, узнав, что конструкция нарочно была сделана так, чтобы ее не гоняли порожняком.

Сэйт с первой партией мешков взметнулся вверх и загремел там, стаскивая груз с сиденья. Клайд и Вивиан переглянулись и отвели взгляды.

— Я потушу лампу? — спросила Вивиан поспешно.

— Да, конечно, а то еще масло плеснет, когда эта штука выпнет нас наверх.

Слова не шли с языка. Клайд пошарил по полкам возле кресла. Что-то плоское, небольшое, как брусок дерева, попалось ему под руку. Он вытащил на тусклый свет кристалла небольшую дорожную шкатулку. В ней шуршали какие-то бумаги, но надписи, если они и были, разглядеть не удавалось. Маг сунул шкатулку под мышку. В этот миг сверху сверзился Сэйт верхом на кресле, и через минуту они снова испытали оглушительное удовольствие полета в темноте.

Потом, с трудом дотащив груз до дома архивариуса, исследователи погрузились в сон, кажется, еще на середине лестницы. Во-всяком случае, рассохшиеся ступеньки в лунном свете было последним, что запомнилось Клайду.

Нельзя было сказать, что их находки произвели фурор. Но и равнодушными общину звероловов они не оставили. Человек шесть крепких мужчин охотно отправились с ребятами в подвал, и вскоре вытаскивали оттуда сундуки и ящики, включая гнилые шкурки и сухие травы.

— Посмотрим, может на что и сгодится все это, — задумчиво сказал староста. — Сейчас не те времена, что б хорошая вещь ржавела в погребе задарма!

Потом он предложил магам взять себя что-нибудь «в благодарствие от нас». Так что и кристаллы, и рукопись, и бубенцы-подвески, и даже шкатулка стали полноправной собственностью друзей. Заготовки же для посохов охотники пообещались отправить в ближайший замок, принадлежащий Гильдии.

— Это те, которые Лорды Рассвета, что ли? — уточнил староста у друзей, произнося это звание с подобострастием и уважением.

— Да, кажется так они собирались назваться… — начал было Клайд, но староста уставился на него с изумлением.

— Собирались называться? О чем это вы тут толкуете? Они спокон

веку так назывались, сколько я себя помню, и при отце моем так назывались, и при деде. В наших краях их оченно уважают, потому как от никакого вреда, кроме пользы не происходит. Не то что эти… Закатники. Хоть и слыхал я, что среди них попадаются благородные и всякие там богачи, по мне разбойники они и есть разбойники, как не обзови! — староста грохнул кулаком по стенке архива так, что внутри что-то упало.

Клайд вспомнил, что ему объясняла Кселла, и не стал спорить со старостой. Все равно он не поверил бы магу, да еще обиделся бы. И только когда друзья уже тронулись в обратный путь, Клайд нашарил на поясе ножны со странным ножом, но решил не возвращаться. В конце концов, разве им не предложили взять, что душе угодно? А легкий нож с костяной рукоятью и лезвием из… — маг так и не понял из чего — не самая ценная из найденных вещей.

На дневном привале, очистив небольшую рощицу от пятерых медведей и пары крысолюдей, друзья решили повнимательнее рассмотреть последнюю находку Клайда — шкатулку. Бумаги, сложенные аккуратной пачкой, оказались картами. Но картами совершенно незнакомой местности. Горный хребет, набросанный тонкими штрихами, окружал с трех сторон пространство, похожее на общирную долину, четвертой стороной тянущуюся вдоль океана. В долине пролегали дороги, темнели силуэты городов, квадратики деревень, впрочем, без единого названия под ними. Никто из них не мог припомнить подобного места. Конечно, множество земель претерпело изменения, как во времена Войны богов, так и от многочисленных магических конфликтов. Да и Преобразование могло изменить кусок какого-нибудь острова до неузнаваемости. Но горы… все-таки большинство горных хребтов не меняли своих очертаний веками. Еще две менее подробные карты изображали, видимо, земли за хребтом. Только две дороги вело туда из долины, как заметил Сэйт.

— В этой долине можно неплохо держать оборону, не смотря на то, что она, судя по всему, немногим меньше Южного Адена.

— Это уже не долина, а целая страна получается?

— Политически это может быть и страна, а географически — вполне себе долина, — с привычной занудливостью в голосе ответил Сэйт.

— Но остальные карты, похоже, испорчены, — пожал плечами Клайд. — На них полно каких-то цифр, но изображения не уцелело. Только линии, наверное, границы чьих-то владений.

— Дай мне посмотреть! — протянула руку Вивиан, закончившая упаковывать их провизию в заплечный мешок. Она приняла карты у Клайда, повернула их так и этак, потом приложила краем к тому концу главной карты, где долина обрывалась побережьем.

— Видите? — спросила она у ребят.

— Ты хочешь сказать, что это не берег, а просто другая страна, соседняя с долиной?

— Нет, это, конечно берег. И это, конечно океан. Так что твои карты вовсе не испорчены. И впоне могли бы пригодиться в путешествии…

— В путешествии куда? — не понял Клайд.

— За море, конечно, — уловил суть сказанного Сэйт. — Это не просто карты, как я понимаю, это…

— Морские лоции! — закончила за него Вивиан.

— Но тогда… — Клайд выхватил у девушки главную карту. — Тогда это, получается…

— Грация, — кивнула Вивиан. — Я тоже догадалась.

Друзья взволнованно переглянулись.

Глава 32. Ученик стражей

Рамио ящерицей скользнул меж нагретых серых камней. Его босые подошвы были так натоптаны, что острые осколки раковин не могли ранить кожу, твердую, как панцирь серого краба.

Здесь начинался его берег, место, куда никто из деревенских ребят не смел проникнуть. Да не всякий и смог бы: каждая следующая щель в камнях была все уже, а волны обрушивались сверху без предупреждения. Но Рамио был самым ловким среди своих сверстников, ну и самым худым тоже, если честно. И плавал он как рыба. Поэтому только ему были доступны дальние пляжи за скалами.

Не то чтобы он нарочно скрывался от остальных, но все-таки всегда предпочитал ходить за добычей в одиночестве. Он бы поделился с мальчишками, если бы они попросили, но негласный кодекс запрещал деревенским у кого-то что-то клянчить. Другое дело — отнять силой. Но тут уж вступал в силу настоящий Закон, тот, который поддерживали Стражи: если кто-нибудь, будь то хоть старик, хоть сопливый карапуз, собирает материалы для Мастера из любого Цеха, считается, что его добыча уже принадлежит Цеху. И отнявший ее становится вором в глазах Стражей.

Так что мальчишки могли подраться из-за лакомых водорослей, из-за пойманной чайки, из-за кинжала, сделанного из обломка глубоководной раковины, просто из-за того что захотелось подраться. Но никто не смел отнимать у Рамио добычу, которую он нес Мастеру-пуговичнику. Отборные, крепкие раковины разных цветов, которые он приносил из-за скал, нельзя было и сравнить с тем, что орава его ровесников набирала на вытоптанном козами побережье у деревни. К тому же, мальчишки постоянно устраивали споры из-за того, кто первый заметил крупную раковину. Ведь тот же закон гласил: «Кто добычу заметил и другому сказал, по праву себе половину добычи взял».

Поэтому-то в море с рыбаками ходили совсем дряхлые старики, так называемые «ятовщики», чуявшие косяки рыбы издалека. Толку от них, как от матросов, было никакого, они сидели на теплых досках бака, часто принайтованные к борту канатиком, что бы не смыло волной, и потягивали из фляжки кислое пиво. Но только они могли выйти на густое руно рыбы, отличить по всплеску мелкую стайку от большой ятвы, когда урезы невода трещат, а борт гнется от веса улова.

Рамио совсем не хотелось оспаривать каждую раковину с другими. Ему проще было отдать добычу целиком. Но деревнские принимали это за трусость, нагличали. Поэтому он уступил им все ближние пляжи, таская раковины из-за скал. И теперь в Цеху его добыча шла прямиком к мастеру, тогда как добыча мальчишек ссыпалась кучками возде ученических верстаков. Это не добавило деревенским приязни к Рамио.

Он во всем отличался от них. Они — ширококостные, какие-то квадратные с ранних лет, ступающие вразвалку, словно с первых в жизни шагов пробующие ногой пляшущую палубу рыбацкой шхуны. Он — тонкий, гибкий, как просмоленый шкот, вечно приплясывающий на пружинистых ногах, готовый убежать, запрыгнуть на дерево, залезть на скалу, увернуться из рук. Они были все схожей масти — белоголовые, кудлатые, с непослушными чубами на лбах, мало кого из них матери стригли иначе, чем под горшок, а причесывались мальчишки пару раз в год. У него же черные, как смоль, волосы сами по себе лежали на голове, будто приклеенные, а не стригли его ни разу в жизни. Обычно он собирал волосы в пучок, закручивая их сыромятным шнурком, чтобы мальчишки не дергали, не лезли к нему лишний раз. Но за скалами Рамио любил распустить черную волну по плечам — и от солнца защита, и, если украдкой глянуть в лужу меж камней, красиво.

И еще — он был подкидыш. Неправильный подкидыш. Это тоже все знали. Вообще-то, подкидыши не такая уж редкость в их краях. Закон говорит — лучше подкинуть дитя, чем убить. Другое дело, что если родители уже подкинули своего ребенка, назад ходу нету, хоть в ногах у Сражей валяйся, хоть сули старосте приютившей ребенка деревни златые горы. Но считается, что отказавшиеся от своей кровиночки люди как бы сами себя уже наказали. А с убийцами разговор иной!

Так вот. Всех подкидышей осматривал староста того места, где его нашли. Ну, или Правитель, если подкинули в Городе. И, конечно, Стражи. И они решали — отдать его в семью или отправить на воспитание в Общинный дом. Обычно, отдавали в семью тех детей, что походили на местных жителей. И если уж подкидыша брали в семью, он считался совсем наравне с урожденными детьми, глядя по его возрасту мог стать в семье и старшим — бывало, что подкидывали не новорожденных детей. Ему наравне отходило наследство родителей, и никто уже не считал его подкидышем.

Если же ребенок был не похож на местных, он попадал в Общинный дом, и воспитывался он там на особицу. Мальчики оттуда выходили Стражами, а девочки — Целительницами. И такой подкидыш оставался пришлым для своих сверстников, всегда был чужаком без дома, без семьи, как бы безродным. Поэтому-то поврослев, они часто уходили в другие места, и там уж несли службу Стражей или Целительниц.

Но и тут Рамио отличался от всех. У него был дом. И была мама — иначе он и в мыслях не называл подобравшую его когда-то женщину.

Мама Салина тогда, двенадцать лет назад, осталась молодой вдовой с крохотной дочкой Амиеной на руках. Обычное дело в рабацкой деревне.

Горе же не свадьба, не скандал, оно не притягивает людей. Все соседки-товарки пожалели Салину раз, пожалели другой, да и вернулись к своим делам, словно позабыв о ней. Вдова почти не выходила из дома, забросила хозяйство, отвлекаясь от мрачных мыслей только для того, чтобы накормить дочку. Сама же она почти не ела, поэтому однажды и молоко у нее иссякло, и Амиена начала плакать уже не требовательно, а тихо и жалобно.

Тогда Салина решила, что нет им с дочкой другого пути, кроме как отправиться вслед за мужем-отцом, в безжалостную морскую волну. Завернула дочку в одеялко, да и пошла на берег, в стороне от причалов.

Там, сразу за полосой прибоя, начинался невидимый сквозь пену подводный обрыв, уходящий в темную глубину. Ни один мальчишка-ныряльщик, ни один раздухарившийся рыбак не мог донырнуть до его дна.

Салина знала — из-под волны с ребенком на руках не выплывешь, но для надежности решила надеть на плечи мешок с камнями. Мешок она из дома принесла, а камни пошла собирать у причалов.

Там-то и нашла она Рамио, спокойно сосущего палец в ивовой корзинке. Протянула руку, потрогать младенца, а он вцепился ей в палец изо всех силенок и засмеялся.

Салина потом рассказывала — она словно из той самой бездны вынырнула в этот миг. Будто в голове прояснилось. Схватила обоих детей в охапку и бегом домой. Закон-то она знала, и сразу поняла, что этого мальчика ей в семью не отдадут. Ведь отдают-то всегда, тех, кто на родителей, да на местных похожи. А Рамио рядом с Салиной и Амиеной был как уголь со снегом — ничего общего.

Вот стала мама Салина двоих деток растить, да откуда силы взялись! И молоко пришло сразу, и спина разогнулась. Сперва белье по соседям стирала, а в няньки взяла немую Килу-дурочку, за харчи, Килина бабка только рада была.

Потом начала шить да вышивать — в юности ее в родном селе учили, а в этой деревне такого никто и не видывал. Всем односельчанам захотелось и полотенец с невидаными цветами, и юбок с кружевными оборками. Заказы посыпались, только успевай: бабы, девки, да и кое-кто из рыбаков перед поездкой в Город парадную рубаху себе шил.

Пришел достаток. Жила Салина по-прежнему нелюдимо, гостей не водила, заказчивов дальше передней комнаты не пускала. А никто и не рвался — чего ради? Только вот дочку она выводила порой на улицу, а с Рамио гуляла во дворе, за высоченным забором, неведомо каким дедом-прадедом мужа построенным во времена, когда еще монстры в округе водились. Соседкам-сплетницам тоже было невдомек: то один ребенок плачет, то другой, а поди их по голосу отличи! Так и прожил Рамио в доме у Салины целых три года.

Ну а потом раскрылся их секрет. Может Амиенка глупенькая сболтнула кому на улице, может он сам слишком высоко на яблоню залез, а только пришли к Салине сразу и староста, и выборные, и два Стража. Говорили с ней сурово, строго, требовали мальчика отдать в Общинный дом. Но мама Салина сказала — нет! Вместе дети росли, вместе останутся сиротами, когда ее не станет, значит и в Общинный дом пойдут либо оба, либо никто. Закрутили Стражи головами, аж староста побелел. Но ничего не случилось, разрешили Стражи детям жить дома, но чтобы оба в семь лет начали обучаться в Общинном доме непременно. В том Салина им пообещалась твердо, и никак ее не стали наказывать за дерзость. Соседи посудачили и забыли, а в стайке деревенских ребятишек прибавилась одна-единственная темная головушка на всю деревню — Рамио-подкидыш.

Нет, его не травили, не били. У него было к двенадцати годам даже двое приятелей позакадычней. Просто он так и не сумел привыкнуть к бесконечным пустяшным дракам. Для него драка всегда была — бой, до крови, до конца. А деревенские могли зевнуть после двух тычков и разойтись. И редко обижались друг на друга за синяки да шишки.

С тех пор, как Амиенка стала бегать с девчонками по их девчоночьим делам, ему стало совсем скучно с ровесниками. Поэтому Рамио чаще и чаще брался за полезные дела вне деревни: собирать хворост, ловить в силки куропаток, косить траву для двух коз, ну и вот раковины собирать на пуговицы.

Деревня их была хоть и не городок, но имела право на название и на несколько собственных Цехов. Конечно, главным здесь был Цех рыбаков, вторым же по важности — плотницкий. Но прижились тут, как ни странно, пуговичный и камнерезный цеха. Впрочем, чему удивляться — сырья-то для их работы тут было хоть отбавляй. Как раковин, так и разного наломанного камня в руслах речек, бегущих к океану.

Да и называлась деревня: Ракушечное.

Вот поэтому Рамио почти каждый день пробирался за скалы, вызывая зависть деревенских приятелей отборными, большими как ладони взрослого воина, раковинами. И денег получал уже от мастера не только на горсть леденцов в деревенской лавке, а побольше. Зарабатывал.

При этом еще учился он в Общинном доме, а не в Школе. Что с таким делать? Драться? Но в драке, хоть и не любил Рамио это дело, он был увертлив и безжалостно насмешлив. Иногда и стукнуть не стукнет, а просто уронит подножкой, да и скорчит такую рожу — все ребята катаются над незадачливым драчуном. А самых ершистых осаживал словами. Поднимет глаза на задиру, пожмет плечами и скажет: «Парень, меня ж на Сража учат, не нарывайся!» — с любого враз задор слетает.

Поэтому мальчишки его пытались запугивать. Каких только историй не рассказывали ему про заветные скалы! Что там морской змей точит зубы о камни. Что там пристанище контрабандистов, которые ой как не любят свидетелей. Что в скалах прячется и вновь возникает в новом месте ядовитый источник. Что там, невидимые для смертных, появляются из-за моря злокозненные колдуны, так и жаждущие кого-нибудь заколдовать.

Нельзя сказать чтобы Рамио ничего не боялся. Конечно, для контрабандистов место за скалами было неподходящее — ни пещеры, ни нормального подхода для шлюпки к берегу, ни тропинки наверх, кроме тех щелей, по которым он сам приползал туда. Как же товар доставлять? Не, если по уму — не могло там быть контрабандистов!

Но из водопадов за скалами он не пил, и всегда с опаской осмаривал все странные следы на песке. Колдуны — они пострашнее морского змея, пожалуй! А он в доме единственный мужчина.

Кроме раковин для пуговичника, Рамио выискивал, конечно, что-либо съедобное. Там, где пресные ручьи впадали в море, можно было наловить крабов, мелких креветок или рачков. На камнях со стороны моря попадались вкусные моллюски. А если повезет, то волны и ветер пригонят к берегу огромный, как одеяло, мясистый лист глубинной водоросли, из которого мама Салина будет много дней варить бесподобный густой суп.

К тому же, для Амиены Рамио высматривал разные лечебные штучки: водяные пузыри, жгучие нити, морской перец и разное другое, в чем сам уже понемногу начинал разбираться. Конечно, ведь Стражу тоже может пригодится способ быстро унять кровь или сбить жар. Стражи — они ведь не только преступников ловят, но и пропавших в горах ищут, или, скажем, заблудившихся из леса выводят.

Правда, кроме упражнений на ловкую увертливость, повторяемых ежедневно, шаг за шагом, Рамио пока что от всей науки Стражей досталось еще только сомнительное удовольствие носить панцирь. Учителя в Общинном доме сказали ему — совсем недавно, на день рождения, который Салина отмечала им вместе с Амиеной, что панцирь Стража ему нельзя будет снимать никогда в жизни. Это когда дадут настоящий. А что б он привыкал всегда быть в панцире, ему сейчас наденут ученический. И будут менять каждый год, пока он растет.

Сперва панцирь ужасно замучал Рамио. Особенно противно в нем было спать и плавать. Сплетенный из невероятно прочных волокон, об каждое из которых в отдельности можно было обрезать палец, и обшитый дырчатой тканью, он был легким, но сковывал движения. Салина сперва беспокоилась, что Рамио сопреет в панцире, но отверстий в плетении было достаточно для того, что бы пот или вода высыхали так же быстро, как и на голом теле. Даже мыться цветочной пеной было можно как обычно. И деревенские пацаны смотрели на него с завистью. Но в некоторые знакомые щели или дупла Рамио теперь не пролезал. Он утешил себя, что за год-другой все равно стал бы больше на те пол-пальца, которые добавил ему панцирь, и стал понемногу привыкать.

Но тут, за скалами, где он был укрыт от всего мира, где ветер свободно развевал его отросшие почти до пояса волосы, ему сильно хотелось нарушить запрет. Хотя бы из любопытства — что тогда будет? Никто не обещал его наказать за снятый панцирь.

В Общинном доме вообще не наказывали. Это было заведение для призрения, там жили одинокие старики, калеки, дети-дурачки, и дурачки взрослые, которые остались одни или стали не нужны родне. Каждому из них Учителя находили занятие по силам или, наоборот, няньку из прочих обитателей по возможности. Раньше Рамио думал, что Общинный дом — это место при Школе. Но, начав обучаться, быстро понял — нет, это Школа при Общинном доме. И там же обычно воспитывали подкидышей.

Ракушечное — деревня небольшая. До Рамио в ней не было покидышей уже с полсотни лет. И теперь он был единственный. Может поэтому Стражи и разрешили ему жить дома. Но Учитель говорил, что в больших селах и городах разом живут по 5-10 подкидышей.

Иногда Рамио жалел, что его не подкинули куда-нибудь в город. Одному и учиться скучнее, и поболтать не с кем. И то — во всем Обшинном доме только и живут, что старик Бурай, почти слепой, с зычным басом, та самая дурочка-Кила, которая нянчила Рамио с Амиеной. Бабка ее померла две а то три зимы назад, и Кила послушно переселилась сюда.

Да еще Аладай — молодой рыбак, упавший два лета назад за борт в стаю ядовитых медуз. Спасти его спасли, Целительница появилась через час, как отзвонил колокол на причале, но изуродовало парня страшно. Руки, ноги, живот, лицо — все покрыли глубокие грубые шрамы от выболевших язв. Ходить Аладай не мог, рук разогнуть тоже, а родни у него в Ракушечном было только — невеста с семьей.

Невеста эта побегала к жениху месяц-другой, посидела над вонючими язвами, да и выскочила моментом замуж за проезжего купца. А Аладай потом полгода гонял от себя со стоном и рыком бабку-травницу, которой Целительница указания оставила.

Так вместо лечения вышло калеченье — язвы стянуло рубцами, парня совсем скрючило, лицо стало как маска, что на праздник ледохода надевают, уходящую Зиму пугать. Аладай затих, распластался на огромной кровати, переносил перевязки и разминания безразлично, всегда молчал.

Но никак не умирал — изуродованное снаружи, внутри молодое тело продолжало жадно жить. Умирал только его дух, превращая парня в кусок покоробленной кожи без мыслей, без чувств.

К Аладаю-то Учитель и приставил недавно будущую Целительницу — сестренку Амиену. Но пока что, за пару недель, он ни звука не издал. Амиена каждый день рассказывала ему все нехитрые деревенские новости, кто что в море добыл, кто что из лесу принес, кто родился, кто помер.

Рассказывать она умела здорово — Рамио сам сколько раз заслушивался. И в лицах изобразит, как кот тетки Занихи тягал сметану у ее соседки Дябуры, а та думала на своего младшего. И покажет, как поддатый Сохай спорил с колодезным воротом, приняв его за чужака. А Аладай хоть бы простонал что.

Амиена, правда, говорила, что он начал ее слушать. Сначала не слушал, закрывался от ее голоса, а теперь слушает. Но Рамио никакой разницы не видел.

Вот и все население Общинного дома. Да еше купцы останавливались иногда. Почему-то не все торговцы соглашались ночевать у старосты в гостевом флигеле. То ли когда много их было для флигеля, то ли еще почему, но каждый третий караван сразу сворачивал от ворот к Общинному дому. И сразу становилось шумно, весело.

По обычаю, купцы одаривали жильцов — дурочке Киле вечно доставались дешевые цветные бусы, деду — табачок, Рамио и Амиене, которые обязаны были принимать гостей (ну не Киле же это поручать!) подносили раньше сладостей да игрушек, а теперь — то горшок с узором, то блюдо, то резную чашу, то горский нож-перекидушку, то легкий топорик. Набралось этих подарков за пять-то лет на целое хозяйство, от чего Общинный дом стал казаться своим, почти как мамин.

А Аладаю купцы всегда привозили мазь. Тягучую, резко пахнущую, почти черную мазь в крохотных золотых баночках. Потому и в золотых, что стоила эта мазь куда дороже золота. Искупали вину, что ли, за того собрата по Цеху, кто невесту его увел?

Только Аладай ту купеческую мазь на себя мазать не давал, рычал, кожу на себе раздирал. Травнице с ним справиться было не под силу, а Амиена еще и не пыталась. Так и стояли потусневшие уже баночки на полке в его комнате. Амиена пару раз даже плакала, говорила, что если б эта мазь, да вера Аладая в себя, встал бы парень на ноги, и даже все рубцы рассосались бы. Рамио так-таки до конца не верил, что рассосались бы без следа, но Аладая с его упрямым горем жалел.

Поэтому до сих пор от попыток снять панцирь его удерживало уважение к Учителям.

Вообще, если не считать Стажей и Целителей, Учителя — самая уважаемая профессия в Долине. Эти люди оставляют привычную жизнь, в которой добились немалого, ведь учить кого-то может только тот, кто сам многое умеет. И отправлялись в места, вроде Ракушечного — учить там детей грамоте, будущих Стражей — воинскому искусству, Целитей — их ремеслу. Порой один Учитель был способен обучать всему этому, но чаще все-таки каждый из них вел свой предмет. Вот и в Ракушечном одновременно собрались теперь четверо: трое мужчин и женщина.

По обычаю, никто не знал их имен, они не селились в чужих домах, а обживали помещения в боковом крыле Общинного дома. Женщина вела уроки у деревенских ребят помладше, а трое остальных занимались с Рамио и Амиеной.

Собственно, они и прибыли сюда к их совместному семилетию. Но мастер-воин не отказывался позаниматься с мальчишками и даже с парнями борьбой, кулачным боем или погонять их, отрабатывая действия при нападении врага. Учитель-лекарь вел прием больных в вечерние часы, пользовал и обитателей дома, кроме Аладая. А главный по наукам отобрал среди малышни с десяток посмышленёе и учил их примерно так же строго, как и брата с сестрой, приговаривая, что позволять острому уму тупиться, все равно что бросать меч в навозную кучу.

Родители избранных чесали в затылках: они-то не преполагали для отпрысков ничего ближе к науке, чем написание имен в расписках у купцов, да подсчета денег на ярмарке.

А Рамио прекрасно понимал замысел Учителя: обученные им, прочитавшие горы книг, привезенных учеными людьми с собой, ребята уже не отправятся запросто пасти коз или выбирать мелкую рыбешку из невода. Им захочется покинуть эту деревушку, этот сонный мир у вечного изменчивого океана, увидеть своими глазами все чудеса из книг, все большие города, научиться чему-то важному. Скорее всего, рано или поздно, восемь из десяти станут новыми Учителями. А оставшиеся двое, быть может, Учителями Учителей в далекой Столице.

Сам Рамио был немного огорчен, когда узнал, что не может стать Целителем вместе с Амиеной. Ведь бывают Целители-мужчины, хотя и считается бабьим делом возиться с травами. Но Учителя пояснили ему, что для лечения нужен особый дар, без которого можно принести скорее вред, чем выздоровление. Тут возразить было нечего: Амиенка с детства выхаживала любого птенца, хоть он со скалы упал, хоть тонул, хоть… прожил несколько дней у заботливого Рамио.

С панцирем же получалось обидно: носить не снимая безо всяких пояснений! А Рамио уже привык, что Учителя не командуют, они все тебе по полочкам раскладывают, так что сам понимаешь, что надо так и никак иначе. А тут: носи и все!

Пряжки подавались туго, и Рамио со стыдом представил, как придет в Общинный дом, не сумев засупониться, и всем сразу станет ясно, что он снимал эту несчастную плетенку. «Может, не надо?» — подумал он, но тут же устыдился своих мыслей. Его ведь учили отвечать за принятое решение? Так что если заметят — врать он не станет! Обламывая ногти, Рамио вынул ремни из пряжек и стянул с себя панцирь.

Кожу сразу обожгло солнцем — она отвыкла от прямых лучей за это время. Обгореть, а потом поверх ожога снова надеть плетенку — отличное наказание за упрямство, нечего сказать. Рамио поднялся — хоть искупаться нормально, ощущая малейшие перепады тепла и холода в прибрежных волнах, прикосновение донных течений, щекотку водорослей. Спина изрядно зудела. Когда он вошел в воду по пояс, сзади раздался шелест осыпающегося щебня.

Досадуя, что кто-то пробрался сюда и, к тому же, застал его нарушающим веления Учителей, Рамио резко развернулся, будто собираясь прыгнуть на обидчика. Многие деревенские этого пугались, что помогало ему избежать драки. Наверняка тот, кто пришел вслед за ним, уже заметил горку раковин на песке — почищенных и готовых к укладке к специальные сетки. Если не шугануть как следует, приведет потом еще десяток. Небось, приполз-то какой-нибудь самый мелкий — кроме мелюзги никто бы сюда не протиснулся. Повадятся — не отвадишь, ну не лупить же их!

Все эти мысли мелькнули в голове у Рамио, когда он уже делал прыжок с разворотом, чтобы напугать незванного гостя.

— Не надо! Это… — громко вскрикнул женский голос, до неузнаваемости растягивающий, смягчающий привычные слова. Рамио увидел поднимающиеся из-за камня фигуры: одну, другую, третью, четвертую… «Вторжение!» — паникой ударило в мозгу. — «Враги!».

Но какая-то сила уже спеленала его ноги, так что прыжок превратился в падение… головой на камни. Чьи-то руки, тонкие, как у Амиены, тщетно попытались подхватить его, испуганное лицо, похожее на картинку в книге легенд, закачалось над ним, как Луна на воде. Оно было таким прекрасным, что Рамио даже боли не почувствовал. Только облегчение: врагов с такими лицами не бывает. Потом, кажется, Луна упала с небес на скалы, и скалы погребли Рамио под собой.

Глава 33. Караванщики

Бенар одной рукой привычно обмотал веревку вокруг крючка под днищем фургона. Буйволы, уже впряженные в дышло, меланхолично дожевывали влажное сено из недавних запасов. Собственно, даже не сено, а слегка подвяленную на солнце траву. Хорошее, сухое сено в плотных брикетах, укрытое рогожами, приберегалось для самой тяжелой части пути. В Южных Пустошах травы не сыскать, там даже кустарник, стелящийся по раскаленной красной земле, покрыт острыми шипами. Дрова тоже приходилось везти с собой.

За спиной караванщика словно захлопала крыльями гигантская птица. Это гномы сворачивали свой шатер из шкур, в котором было на удивление тепло в холодные ночи и прохладно в яростный зной. Младшая из них, Мита, вовсю возилась у костра, подогревая хвойный отвар и гайнские копченые колбаски. Поймав взгляд Бенара, малышка приветливо пригласила его жестами к костру. Нарушать разговорами сонную тишину ущелья, все еще погруженного в предрассветные сумерки, не хотелось никому. Это днем, на марше, когда долгие часы будет нечем себя занять, снова начнутся длинные разговоры, споры, шутки и песни.

Караван напоминал большую дружную семью. Давным-давно несколько начинающих купцов объединились, чтобы безопаснее путешествовать по просторам Анара, от города к городу. Одним из них был сам Бенар, другим — Саэрелл-темный, третьим — гном Доникор. Помотавшись от ярмарки к ярмарке, то опаздывая к основному потоку покупателей, то попадая на жестокие поборы стражников, то теряя на разнице цен почти всю выручку, компаньоны совершенно случайно наткнулись на золотую жилу. Как-то раз они, изрядно уставшие, не покрывшие даже начальных расходов на поездку, с частично нераспроданным товаром, свернули вдобавок в темноте не на ту дорогу и забрели в дикие земли к востоку от Дориона. Найдя относительно безопасный уголок, незадачливые торговцы уснули прямо на тюках с магическими зарядами. Утром их разбудили чьи-то возбужденные голоса. Караван, тогда состоявший всего из одного фургона и пары телег, окружила толпа народу, покрытого рыжей пылью, в помятых доспехах.

— Купцы! — возопил главный в этом сборище. — У вас что полезного есть? Если есть заряды -

дадим двойную цену.

— Да у нас почти и нету, разве что пару… дюжин наскребем, — хитро прищурился Доникор.

— Нет, это мои заряды! — звучным голосом перекрыл гул голосов Саэрелл. — И они мне нужны самому!

— Тройную цену, уважаемый! — бросился к темному главарь.

— Тут такая охота срывается, от того, что у нас гнома-подносчика с зарядами прибили! Такая добыча…

— Ну, может быть, у меня найдется кое-что, — вступил в переговоры Бенар. — Только я везу это заказчику в Дорион, а я не привык подводить клиентов, которые заплатили задаток!

— Беру все за пятикраную, — ударил по борту телеги азартный охотник.

Так родилась идея, оказавшаяся гораздо эффективнее конкуренции в больших городах. На материке было много мест, откуда до ближайшего жилья было добираться долго и непросто. Не говоря уж о том, что не во всякой деревушке были торговые лавки. И тем не менее именно в таких местах часто скрывалась завидная добыча: монстры, дающие редкие материалы, руду, много золота, различные свитки. Поэтому одна за одной охотничьи партии отправлялись в глухие места и… возвращались ни с чем из-за досадной случайности. Кому не хватало магических зарядов, кому — противоядия, кому — еды или фуража для верховых животных.

И вот через некоторое время все охотники прознали, что караван Бенара появляется там, где он нужнее всего. Еда и вода, оружие и лекарства, магические побрякушки, доспехи — караванщики выбирали самый ходовой товар. Но могли принять и заказ на что-нибудь редкое, дорогое. Вскоре количество фургонов возросло до четырех, появились помощники, охрана. А простых телег с караваном двигалось порой около десятка, растянувшись на милю по дороге и поднимая пыль до небес.

Каждый из компаньонов старался не привлекать к делу просто наемных работников. В караван пришли их родственники и знакомые, народ, если не проверенный, то хотя бы близкий по духу. Так, Доникор привел четырех кряжистых молодых гномов, а в этом году еше и малышку Миту, как подозревал Бенар — собственную дочку или внучку.

С Бенаром в последнее время путешествовали сын его друга — воин-лучник с женой, обученной кое-какой магии. Супруга самого Бенара предпочитала вести домашнее хозяйство, не покидая городских стен, но старший сынишка уже вовсю просился с отцом.

Саэрелл же всегда брал с собой жену и детей, удивительно похожих на него. Парочка остроухих юрких малявок буквально выросла в дороге. Они не боялись ни пыльных бурь, ни злобных тварей, управлялись с огромными буйволами одной рукой и были Бенару навроде двоюродных племянников. Он всегда был в курсе их детских проблем и радостей, а вот с самим Саэреллом, как, впрочем, и с гномом, откровенничать не приходилось. Только видно что-то не заладилось у темного с его спесивой родней, потому как он никогда не навещал никого в городах и к нему никто из его племени поболтать не приходил. Будучи компаньонами, караванщики все равно хранили какую-то часть своей жизни закрытой от посторонних взоров.

Хальг-лучник подошел к Бенару сбоку, несколько громче, чем необходимо, притопывая сапогами. Так его учили восточные охотники, у которых парень натаскивался в стрельбе из лука: к другу подходи громко, если не хочешь получить стрелу в глаз или кинжал в подреберье. В Приграничье не ценили дурацких шуток с выскакиванием из-за спины. Слишком много тварей делали это на полном серьезе.

— Бенар, впереди по пути какие-то… странные люди, — вполголоса сказал Хальг, оглядывась на головной фургон.

— Что хотят? — сумрачно поинтересовался Бенар. Если незнакомцы показались Хальгу странными, их вряд ли стоит считать ниспосланными богами богатыми покупателями.

— Просят разрешения идти с караваном. — пожал плечами Хальг.

— Сколько их?

— Трое, барум. — иногда Хальг употреблял разные охотничьи словечки, например, называл Бенара «барум» или его компаньонов «тарум». Так назывались старшие следопыты, которые ведут охотничий отряд. Барум — страший той же расы, что и говорящий. Тарум — другой.

— Троих можно и взять. Нас больше. А что в них странного, Хальг?

— Руки и лица богатых, не работавших, не ходивших пешком. Одежда и оружие бедных неудачников, слишком дешевое, слишком неухоженное…

Бенар двинулся к голове каравана. Трое незнакомцев стояли перед фургоном на обочине, не загораживая дороги. Склоненные в приветствии головы в запыленных кожаных шапках, пыльная одежда. Хальг прав — слишком бедная, слишком! Если у воина нет денег на дорогой меч, если он беден, необучен, не имеет работы — он будет начищать свои дешевый меч до яростного блеска, его одежда будет в заплатках, но опрятна. А для опустившихся, наплевавших на себя эти странники слишком далеко забрели. Носители ржавых мечей, гнутых доспехов и рваных плащей предпочитают топить свое невезенье в тавернах маленьких городков, а не пробираться в сердце Южных Пустошей под палящим солнцем. Разве что эти ребята что-то натворили и вынуждены бежать…

Бенар скупо кивнул пришельцам. От него не укрылось, что двое из них были светлыми эльфами, а один — человеком. Человек выглядел хуже своих спутников. Он покачивался, мял к руках подол плаща и морщился. Похоже, он был ранен. Или болен.

Все это крайне не понравилось Бенару. Но, с другой стороны, троица ни капли не походила на Наводчиков бандитов. Тех караванщики научились чуять под любой личиной. Ни нищенки с младенцами, ни старики с котомкой, ни заблудившиеся девушки, ни раненые воины не могли их обмануть. От этих же троих веяло… странным. Но не угрозой. Бенар решился:

— Я могу посадить вас на последнюю телегу, вместе с нашими охранниками. Если мне что-то вдруг не понравится… вам придется прогуляться пешком. Если же что-то не понравится нашим охранникам… вы вряд ли успеете пояснить им, что они ошиблись…

— Мы просто хотим сократить путь. — склонил голову более рослый эльф. — Мы не разбойники!

— Я не только об этом. Если у вас есть какие-то проблемы, каравана они не касаются, вот так.

— Никаких проблем, почтенный! — снова кивнул рослый.

— Меня зовут Бенар. Если что — просто крикните меня, — чуть более приветливо молвил караванщик. В конце концов, не первые и не последние попутчики на этой дороге. Южные Пустоши действительно не ближний свет.

Он вместе с Хальгом довел попутчиков до крайней повозки. Там никогда не возили товар. Это была маленькая крепость, щит, прикрывающий спину каравана. Ее окованные металлом борта легко скрывали сидящего стража, а узор, врезанный в металл Лариной, женой Хальга, позволял не опасаться большей части вредоносной магии. Броня раскалялась на солнце, поэтому телегу прикрывал небольшой навес, а на бортах висели светлые тряпки. Запас воды и еды, удобные соломенные тюфяки, пучки бодрец-травы — все было сделано для удобства и безопасности стражей. Туда же караванщики определяли нежданных гостей. Отделенный легкой кованой решеткой передний отсек повозки как бы случайно защелкивался на секретный замок, когда гости размещались в нем. Пару раз подобная предосторожность спасла гномам-охранникам жизнь.

Эльфы сперва помогли взобраться в повозку человеку. Бенару показалось, что тот при этом закрипел зубами, но не издал ни звука. Потом уселись сами. Когда замок бесшумно защелкнулся, младший из эльфов вскинул голову, но старший успокаивающе похлопал его по руке. Кажется, гости отлично поняли, что их заперли. И не выразили ни малейшего недовольства. Означало ли это, что они не угрожают каравану? Или наоборот, что этот замочек не остановит их? С такими мыслями Бенар подошел к головному фургону.

На козлах уже плотно и уютно устроился Доникор. Вокруг гнома вечно оказывались какие-то плетенки, фляжки, тряпочки, веревочки и даже соломенная подушка. Козлы приобретали вид жилой комнаты, никак иначе. Бенар, посмеиваясь, шелкнул бичом. Буйволы медленно, но размашисто зашагали по дороге. Сзади пронесся, как откатывающийся от скал прибой, грохот тронувшегося каравана. Каждый раз при этом звуке у Бенара щемило в груди. Дорога снова вела его куда-то вдаль, и не было сил отказаться от этой жизни. Не он выбрал дорогу. Она выбрала его.

Когда еще босоногим мальчишкой он отправился с родичами на зимнюю рыбалку в дальние дюны, тогда и взяла его в вечный плен эта бесконечность разматывающейся ленты пути, эта бескрайность неба, не ужатого в рамки городских стен, этот звук копыт и запах вольного ветра.

— Что, Бенар, все еще поешь свою песню? — усмехнулся Доникар. Когда-то они встретились на перекрестке пустынных дорог — гном с тележкой лудильщика и молодой торговец, громко поющий без склада и лада о том, что проплывало перед его взором. Гном некоторое время молча ехал рядом, а потом предложил осипшему Бенару медового отвара из своей фляжки. И на другой день, глянув из-под мохнатых бровей, не то попросил, не то приказал:

— Пой!

Бенар давно уже бросил петь хмельные от счастья нескладные песни. Но в душе они все еще звучали. И Доникор все еще слышал их.

— Пою, — тепло отозвался Бенар и коротко рассказал гному о попутчиках.

— Не очень хорошая новость. — покачал головой Доникор. — Нам еще на хуторе брать гусятников, куда их сажать будем?

— Гусятников я готов в свой фургон пустить, — усмехнулся Бенар. Гусятники — фермеры, разводившие гусей для приманки агрессивных монстров — часто составляли караванщикам компанию по дороге на Южные Пустоши. Но порой оказывалось, что гусей скупили проезжавшие охотники, и фермерам нет нужды куда-то тащиться.

— Ларина тебя поджарит вместо гуся, если они у вас там нагадят, — пожал плечами гном. Верно, мусора от гусей, тесно набитых в плетеные из ивняка клетки, было порядочно. Но и платили фермеры не скупясь.

— Подстелю им пустых мешков, — усмехнулся Бенар. — Или потребую вымыть фургон на Пустошах.

— Песком? — вытаращился на компаньона гном.

— Ну почему. Мокрыми вениками вполне…

— Ой, Бенар, — раздался прямо над ухом голосок Ларины, — я даже слышать этого не могу! Они мне такого наубирают, эти гусятники!

— Ну так что, волшебница, откажем им?

— Не проще ли отказать тем, кого не звали? — фыркнула девушка.

— Знаешь, — посерьезнел Бенар. — Мне показалось, что у них один больной. Ходит как-то с трудом.

— Эльф? — удивилась Ларина. Действительно, эльфы практически не болели в человеческом понимании этого. У них не текли сопли, не открывался жар, не высыпали чесучие волдыри. Разве что смертельные хвори да магические поветрия могли свалить остроухих с ног.

— Нет, человек.

— Хм… Я бы сходила, глянула на него в полдень. Но стоит ли давать им понять, что я маг? — девушка была настороже после рассказа Бенара.

— Пожалуй, не стоит. Скажи, что ты травница. Это не вызовет ни удивления, ни опасения, — посоветовал ей гном.

— Ну, так и сделаю, — кивнула та, и скоре снова загремела кастрюлями в глубине фургона. При необходимости девушка вполне могла приготовить обед на ходу, даже на очень тряской дороге. Но сейчас она, скорее всего, только готовила продукты к полуденной трапезе: чистила, нарезала, посыпала буроватой горной солью, заливала слабым самодельным уксусом.

На дневной стоянке выпущенные стражами гости вели себя с обычной вежливостью опытных путешественников. Поклонившись, спросили разрешения раделить с караванщиками воду. Преподнесли стряпающим Мите и Ларине несколько щепоток южных пряностей. Поделились с набивавшими трубочки гномами хорошим эльфийским табаком. Нарубили дров для костра и еще в запас. Человек двигался чуть замедленно, но не выказывал слабости. Тем не менее, Ларина, несколько раз покосившись на него, подошла и потрогала его пульс. Человек дернулся, оглянулся на старшего эльфа, и прикрыл запавшие глаза, покуда девушка осматривала его. Ларина попыталась расспрашивать больного о чем-то, но он только пожимал плечами. В конце концов, девушка смешала ему укрепляющий отвар, и и даже добавила туда немного вина из своих личных запасов.

Когда человек выпил большую кружку отвара, оба эльфа подошли к нему и всмотрелись в лицо, словно ожидая чуда. Но человек был все так же вял и безразличен.

— Благодарю тебя, целительница, — поклонился старший эльф. — Боюсь, что болезнь нашего друга носит магический характер. Мы не знаем, кто наслал ее на него. Мы просто обнаружили его в таком состоянии, придя к нему на заранее обговоренную встречу. Он не узнает нас, и не помнит кто он. Именно поэтому мы и движемся в Южные Пустоши.

— Вы ищете Темную Жрицу? — удивилась Ларина.

— Именно так, уважаемая. У нас нет иной надежды, ибо светлые жрецы в разных Храмах ничем не смогли помочь нам.

— Желаю вам удачи в этом непростом деле. Она не снисходит до всех, кто жаждет найти ее. И цена ее лечения обычно велика.

— Мы слышали об этом, — просто ответил ей эльф, и они вдвоем принялись кормить человека мясной кашей, которую приготовили девушки. Несчастный вяло жевал, забывая открыть рот, когда очередная ложка оказывалась перед ним, но эльфы были терпеливы.

Более ничего примечательного в этот день не произошло. Гусятников оказалось только трое, и Ларина постаралась донести до них, что будет с теми, кто сорит в ее фургоне. Фермеры ежились, косились на посмеивающегося Бенара, стелили под клетки мешки и гоняли своих жен за вениками и тряпками — убирать неизбежный мусор.

Ночь прошла спокойно. Пару «злоглазов» удалось отпугнуть факелами. Леопарда Ларина усыпила, не покидая фургона, а гномы сноровисто прикончили. После этого до рассвета никто к каравану не приближался.

Южные Пустоши встретили их оглушительной, всепроникающей жарой. Жар лился с белесого неба, жар стекал по красноватым камням, жар врывался в фургоны с каждым порывом сухого, колючего ветра. Гномы немедленно натянули поверх кольчуг стеганые куртки с капюшонами. Люди и эльфы, наоборот, оставили на теле минимум одежды.

Именно это момент выбрал шипастый василиск, чтобы напасть на караван. Стрелы гномов он даже не заметил, а дротик, который метнул Бенар, тварюгу лишь раззадорил. Пришлось обороняться всерьез.

Мелодичный звук амулетов, соединяющих энергию караванщиков воедино, отрывистая команда Доникора — и на тварь упало, как ловчая сеть, обездвиживающее заклинание. Василиск рванулся всей мощной тушей. Казалось, сейчас зазвенят и лопнут натянутые магические нити, бледно светящиеся на его шкуре. Но магия выдержала, дав бойцам еще несколько секунд. Мечи и копья пронзили шкуру хищника в нескольких местах. Раздался яростный рев, уже избавившаяся от заклинания тварь рванулась на обидчиков и… завалилась на бок, едва не задев хвостом несколько соседних телег. Доникор деловито подобрал из-под светящейся синим туши гость монет и пару измятых свитков.

— Штраф уплачен! — с усмешкой провозгласил он. Мита захлопала в ладоши, Хальг отсалютовал копьем. Только тут все заметили, что, в отличие от забившихся под скамейки гусятников, оба эльфа стоят рядом с охранниками, и на их нечищенных мечах сохнет зеленоватая кровь нежити.

— И плата за проезд, — невозмутимо поклонился гному старший эльф. Караванщики еще молчали, когда попутчики вернулись в свою повозку. Они просто-напросто перепрыгнули перегородку изящным движением тренированных бойцов, гибких и опасных, как голодный дракон. Их спутник, накрытый шкурой, даже не проснулся. Караванщики переглянулись.

— Что-то тут не так, или я ничего не понимаю, — пробурчал себе в бороду Доникор.

— Да, странные вещи творятся в последнее время. — непонятно отозвался Саэрелл. Его жена, Тасарона, все еще стояла, окруженная магической защитой. Сегодня ее искусство не понадобилось. Оба отпрыска Саэрелла аккуратно вытирали клинки своих спаренных мечей ветошью.

— А меч он так и не почистил, — задумчиво произнес Хальг. — Словно ему все равно.

— Да, похоже он уверен, что недолго будет носить эту ржавую железяку. Судя по его повадке, он еще недавно владел не простым клинком. — согласился Саэрелл.

— И что им нужно на Южных Пустошах? — прошептала заинтригованная Мита.

— Не думаю, что они солгали мне, — задумчиво ответила Ларина. — Их спутник действительно болен, и они так заботятся о нем. Но, конечно же, они не сказали мне всей правды.

— Кому нужны чужие тайны? — прокряхтел Доникор, залезая на козлы. — Лишь бы не навлекли на нас беды.

К вечеру караван, наконец, достиг места, где обычно проходила торговля. Это было полукруглое ущелье в обожженных солнцем красных скалах. Оно тянулось вглубь, рассекая каменные стены, к самому сердцу Пустошей, где бродили гигантские муравьи, охраняя своих королев и собирая им кровавую дань. Здесь всегда можно было найти тень, даже в знойный полдень. Камни причудливо нависали над головой, словно древесные грибы на сухом стволе.

Попутчики поблагодарили караванщиков и даже помогли им немного с разгрузкой. Похоже, они не торопились покинуть хоть какую-то защиту на ночь глядя. Саэрелл, переглянувшись с компаньонами, предложил эльфам переночевать тут, а если поиски Темной Жрицы затянутся, то пользоваться гостеприимством каравана до его отъезда. Два меча в опытных руках были совсем не лишними в ночную пору. Эльфы приняли приглашение со сдержанной благодарностью. Больше всего их обрадовала возможность не таскать с собой по жаре своего несчастного друга. Человек все так же много спал, вяло ел и молчал. Ларина таскала ему разные отвары и пару раз незаметно применяла магию, но ее целебные заклинания были то ли слабы, то ли предназначенны для других хворей.

Потянулись торговые будни. Гусятники быстренько сбыли свой скоропортящийся товар охотникам, и отправились домой с возвращающимся в город отрядом, не забыв щедро расплатиться и закатить прощальный пир из трех самых жирных гусей. Удушающая жара, чуткий сон в пол-глаза, группы небрежно бренчащих золотом удачливых охотников и оборванные одиночки, которым не повезло. Придерживаясь принципа «Помоги, и тебе помогут», караванщики держали для таких клиентов запас еды, воды, простой одежды и оружия. Не сказать, что часто, но бывало порой, что спасенный караваном оборванец возвращался на королевском драконе с кошелями золота. Но гораздо важнее было доброе имя каравана. Оно привлекало как покупателей, так и купцов, желающих продать подороже, чем в городе, но боящихся дальней глухомани.

Эльфы уходили с первыми лучами солнца, часто отстояв самую тяжелую, предрассветную, вахту. Человек ходил по лагерю, иногда брался за нехитрую работу — нащепать ножом лучины на растопку, почистить коренья, принести девушкам мех с водой. Но большую часть времени он сидел, привалившись к скале где-нибудь в тени, глядя в никуда удивительно светлыми, пости белыми глазами.

Топот в ущелье разносится далеко. Поэтому навстречу двум всадникам поднялись от вечернего костра все караванщики. Гномы-охранники держались порознь, поближе к замаскированным среди корзин и дров боевым арбалетам. Женщины скрылись в гномском шатре. Хальг исчез среди телег. Бенар, Саэрелл с детьми и Доникор стояли плечом к плечу, а эльфы немного позади них, в глубокой тени фургона на фоне костра. Человек же давно спал на своем месте.

Два взмыленных страйдера влетели в круг света, превратившись из темных теней в яркие пяна. Они выглядели так, словно промчались прямиком через центр муравьиного гнезда. Кровь смешивалась с красной пылью на их чешуе. Всадники выглядели не лучше. Красно-черные от крови и пыли лица, безумные глаза. Караванщики невольно потянулись к оружию. Известно, что страйдер слушается хозяина, даже если тот безумен. А два бойца и два зверя — это уже четверо. Четыре безумца, каждый из которых может стоить троих — не самая желанная встреча в ночи.

Однако, прежде чем караванщики обнажили мечи, один из всадников соскользнул на землю и схватил обоих страйдеров под уздцы. Его спутник со стоном скользнул к хвосту зверя и с трудом слез.

— Мир вам! Простите наше вторжение! — звучным голосом, слегка наклонив голову сказал первый. — Мы заблудились и попали в… очень опасное место. Кажется, мой друг ранен. Я… мы способны заплатить за помощь! — он потянулся к кошелю на широком, расшитом золотом поясе.

— Мир! — отозвался как обычно Бенар. — Привяжите ваших зверей подальше от буйволов и проходите к костру.

Через пять минут небольшой вихрь суеты промчался по лагерю. Кто-то тащил воду, кто-то вешал на огонь котелок с чаем, Ларина принесла бинты для раненого и чистые мешки для страйдеров. Она с помощью Доникора раздела с трудом ворочающего головой воина. Он тоже оказался эльфом. Ларина пожала плечами, и, занявшись его ранами, не обратила внимания на приглушенный возглас изумления за спиной.

Старший всадник, сняв шлем, скрывавший его заостренные уши, беседовал у фургона с Саэреллом. Как ни странно, Хальг так и не вышел к гостям. Ларина знала маниакальную подозрительность своего мужа, не раз попадавшего в переделки на северо-востоке Анара. Поэтому она только усмехнулась уголками губ. Пусть караулит хоть до утра. Эти двое — эльфы, но они точно не маги. А это вдвое, если не втрое снижет возможную опасность.

Ларина обработала раны. Все они выглядели очень знакомо — следы жвал муравьев, залитые кислотой. У нее было множество баночек мази от кислоты, и шелковые нитки Анарских пауков для накладывания швов. Немного магии после лекарского искусства, используемой незаметно, и вот уже молодой раненый спит почти здоровым сном. Ларина с трудом удержалась от соблазна углубить его сон магически. Нет, нет, Бенар всегда советует ей скрывать, что она маг, при посторонних. И к тому же, эти воины могут решить продолжить путь немедленно. Отсюда ведет наезженная дорога, ее трудно потерять даже ночью, а колдовской сон почти невозможно прервать.

Ларина собрала свои баночки и разогнула уставшую спину. Что-то ей в последнее время слишком тяжело нагибаться… где же Хальг? Она уловила движение среди фургонов. Усмехаясь, девушка двинулась туда. Пора бы Хальгу успокоиться и проводить ее спать. Кажется, у нее есть для него потрясающая новость. Или лучше сказать ему попозже, когда она перестанет сомневаться?

Сильные руки мягко, но неотвратимо зажали ей рот. Ларина дернулась без страха, все еще уверенная, что это Хальг, и очутилась нос к носу с обоими попутчиками-эльфами. Лица их были замотаны до самых глаз, а обнаженные мечи покрыты слоем влажной золы. Эльфы жестами попросили волшебницу сохранять молчание. Ларина, хотя и успела перепугаться, кивнула. Она привыкла доверять своим ощущениям, а они говорили ей, что эти эльфы не враги.

— …Враги! — словно повторяя ее мысль, прошептал один из эльфов. — Вы должны быть наготове. Постарайся предупредить всех. Я не знаю, с какой целью они появились здесь, но от них можно ожидать чего угодно, поверь.

— Разые это не ваши… вельможи? — удивилась Ларина, вспоминая богатые одежды, часть из которых пришлось разрезать на раненом.

— Вельможи тоже могут быть врагами. Постарайся не упоминать про нас. И, если можно, укрой нашего друга. Эти… они могут знать его в лицо.

— Так это за вами они примчались? — нахмурилась Ларина. — Бенару это не понравится. Караванщики не участвуют в чужих распрях.

— Мы не просим ничего, кроме осторожности. Быть может, они просто уедут. Тогда можете считать, что всем нам повезло, — хмуро покачал головой эльф. Ларина впервые подумала, что чувство опасности Хальга на самом деле очень редко подводило его. И если он до сих пор не сидит с кружкой у костра… Ей стало не по себе.

— Я отведу вашего друга в шатер к гномам. И поговорю со всеми, с кем успею, — Ларина преисполнилась мрачной решимости. Эльфы кивнули ей и отступили в тень, будто растворившись в ней.

Через полчаса, осторожно маневрируя по лагерю, Ларина успела поговорить со всеми, кроме Бенара и Доникора, сидевших со старшим воином у костра. Саэрелл с семейством, не рассуждая зря, тоже исчез в тенях среди штабелей товаров. Гномы уложили человека в центре своего жилища и уселись с арбалетами у бойниц, скрытых в складках шатра. Хальг скользнул мимо нее, ободряюще коснувшись руки. Мита неслышно скрылась среди обломков скал там, где начиналась дорога. Сама Ларина достала из сумки все амулеты и свитки, которые уже более полугода бесцельно таскала с собой туда-сюда. Напряжение нарастало, и ей уже хотелось, что бы хоть что-то произошло.

Эльф-воин подошел к своему молодому спутнику и довольно резко тряхнул того за плечо. Молодой резко сел. Судя по бледному лицу, он еще далеко не оправился от ран, но выражал полную готовность двинуться в путь. Страший раздраженно покачал головой. Видимо, кем бы он там ни был, возиться с потерявшим сознание спутником ночью на пустой дороге ему не улыбалось. Он поднялся и отвернулся от молодого с таким видом, будто тот обманул его лучшие чаянья.

Ларина затаила дыхание. Сейчас он испросит разрешения на ночлег… или? Эльф снова достал мешочек с золотом. Даже Доникор поморщился, видя такую неисстребимую веру в то, что все можно купить. Бенар дастал из тюка небольшой шатер. Эльф кивнул и отправился в сторону своих страйдеров, готовить ночлег. Действовал он споро и умело. Вскоре оба эльфа скрылись за тряпичным пологом, а Ларина, наконец, смогла подойти к Бенару и Доникору. Она в двух словах пояснила им расклад сил. Бенар действительно недовольно покосился в сторону фургонов. Остроухие обещали, что проблем не принесут, так что же… Но Доникор подумал о другом.

— Нам с тобой, друг Бенар, придется остаться тут, у костра. Эти двое опытные воины, и они ни за что не поверят, что мы не выставляем охранников на ночь. Раз молодежь уже попряталась, мишени придется изображать нам.

— Надеюсь, у этой самой молодежи хватит завтра сил взять на себя все дела, и дать двум старика выспаться? — ухмыльнулся Бенар.

— Кто здесь старик! — досадливо крякнул Доникор. — Мне нет еще и двух сотен…

— А что делать мне, дядя Доникор? — спросила Ларина.

— Я бы отправил тебя спать, — буркнул гном. — Твои следы стали слишком заметны в пыли, и я думаю, ты понимаешь, что это значит.

— Я… но… — Ларина настолько не ожидала такого поворота разговора, что не нашлась, что возразить. Она покраснела и повесила голову.

— Я очень рад, девочка, — успокоил ее гном. — Да только лучше тебе тут не путаться. Иди в «воронье гнездо» наверху и постарайся уснуть. Если тут что-то начнется, ты так и так проснешься.

— Хорошо, — согласилась Ларина, не в силах смотреть на обоих мужчин от смущения, и поспешно убежала.

— Зачем ты смутил ее? — удивился Бенар. Это поведение было очень не похоже на мудрого и тактичного друга, каким был Доникор.

— Потому что со стороны это выглядело так, как мне нужно. Два вожака каравана за что-то выговаривали девице или даже решали, с кем из них она проведет ночь. Девица расстроилась и убежала, скорее всего — к себе, плакать и спать. Вряд ли можно после этого ожидать, что она полезет по канату на высоту ста локтей и будет там коротать ночь в обществе двух боевых арбалетов.

— Ты уверен, что за нами наблюдают?

— Если нет, мы ничего не теряем, так? Девочку действительно не стоит оставлять тут. Она… часто действует сгоряча, — пожал плечами гном.

— А… насчет следов — это правда? — несколько смущенно уточнил Бенар.

— Сущая правда, — вздохнул Доникор. — Но, будь это снег, я был бы уверен еще на той неделе.

— Ну и ну… — изумился Бенар, расплываясь в улыбке. — Мы останемся без одного мага… — тут же опомнился он.

— Или снова будем вытаскивать детеныша из-под копыт наших буйволов по сто раз за день, — пожал плечами Доникор.

— Дони… — решился Бенар. — Я никогда еще не спрашивал тебя, но… у тебя есть семья, дети?

— Хех… — гном самодовольно пригладил бороду. — Как ты думаешь, я узнал эту хитрость насчет женских следов? Прости, Бенар. Мы знакомы много лет, а я все играл в молчанку. Сам не знаю, что меня удерживало. Моя жена… она погибла при штурме Анаруальской крепости. Чинила своего голема после прорыва, и получила кинжал в спину. Я долго не мог себе простить, что оставил ее тогда. Ну, ты знаешь, осадный голем — бандура высотой с башню. Я полагал, что ей ничего не угрожает рядом с ним. Хотел добраться до одного должника моей семьи, словно какой-нибудь одержимый эльф из книжки. А мою Сэрди в это время… эх.

— Анаруал брали полвека тому назад… — задумчиво вспомнил Бенар.

— Что для нас полвека, человечек? — покрутил головой гном. — Я все еще слышу ее нежный голос… как она просила меня подать ей отвертку. А я сунул ей весь пояс с инструментами да и бросился догонять наших… мститель големский!

— Отомстил хоть? — попытался хоть как-то утешить друга Бенар.

— А то… — встопорщил тот бороду.

— Ну а дети… от которых следы-то глубже? — продолжал расспросы Бенар.

— Так это… все они тут, — совсем смутился Доникор. — Все четверо ребят: Сеодор, Вокан, Торден, Йонан и младшая наша, Мита.

— Да… — покрутил головой Бенар, с трудом сдерживая смех. — Лучший способ спрятать что-то — это положить на видное место, так, дружище?

— Ну, вроде того, — хмыкнул довольный собой гном. — А ты прям и не догадывался?

— Ну, разве что про дочку, — признался Бенар. — Уж больно ты с ней возился. А ребят гонял, как новобранцев каких!

— Так девочка же… и очень она на мою Сэрди похожа, — снова вздохнул Доникор. — Да и видел я ее редко, пока не выросла. Скучал.

— Ну, раз такое дело, давай хлебнем помалу. Пусть те, кто на нас смотрит, еще больше расслабятся, — предложил Бенр, доставая из ближайшей телеги пару бутылок эльфийского вина и кружки.

— За детей! — успел сказать Доникор, прежде чем стрела пронзила его горло.

Глава 34. Глаз Бури

Лемвен отжимала тряпку в холодной воде, не замечая, что тяжелые капли падают ей на босые ноги. Холод стал привычным, она уже не замечала его. Холод или жара — какая разница! Весь холод и вся жара мира сейчас терзали ее душу, не оставляя никаких чувств бедному телу. Девушка закрепила крышку медной раковины крючком — чтобы не начала хлопать от качки — и двинулась к койке, откуда по-прежнему доносились слабые стоны. Она пристроила тряпку на лоб раненого и попыталась влить в него хоть несколько ложек стремительно остывающего бульона. Два раза раненый сглотнул, а потом жидкость бессмысленно вытекла из его разжатых губ. Он снова потерял сознание.

Лемвен пересела к другой койке. На звяканье ложки в пузатой глиняной кружке распахнулись светлые глаза, такие же пустые, как море за кормой. Этот хотя бы ел. Но где блуждал его разум, понять было невозможно. Порой человек мог заговорить на неизвестном языке или тихонько запеть незнакомую мелодию без слов. Одно было ясно — он вел их корабль к неведомой цели. Стоило хоть на пару миль уклониться от неведомого направления, как он начинал кричать и метаться, пытаясь избавиться от тонких сыромятных ремней, притягивающих его к койке.

Конечно, ей не в новинку было выхаживать раненых. В конце концов, только благодаря ей отец сохранил правую руку после той бойни. И никакая магия тут не при чем. Но сразу двое раненых, лишенных сознания, один из которых твой кровный враг — это казалось непосильным даже ей. Это и еще кое-что…

Хлопнул люк над головой. В трюм спускался Тиэрон: его шаги Лемвен узнавала из тысяч других. На волосах застыли короткие сосульки, вымокшая и заледеневшая доха казалась излучающей холод, словно в нее попал десяток «Ледяных стрел». Лемвен стремительно, в два шага, преодолела пространство крошечного трюма и уткнулась в плечо вошедшему.

— Что, нелегко сегодня приходится? — хрипло спросил Тиэрон, сдирая с себя похожие на панцирь одежки. Лемвен помотала головой.

— Не хуже, чем всегда. Курс верный, человек спокоен. Да я бы дала знать, если бы закричал.

— Ну а наш славный герой еще не окочурился?

— Нет, — коротко ответила девушка, страясь быть как можно бесстрастнее.

— Леми, детка, ну-ка посмотри на меня? — сердито потянул ее за прядь волос Тиэрон. — Тебе не стало его жалко, ведь нет?

— Стало, — честно ответила девушка, отводя руку Тиэрона от своих волос. — Мне всегда жалко тех, кто не может сам даже проглотить ложку бульона, не может пошевелиться, стонет вполголоса и справляет малую нужду раз в сутки с моей помощью. И мне будет жалко его до тех пор, пока он не сможет снова держать мечи в руках. Тогда я достану свои и убью его. По праву старшей. И ты, Тири, не будешь больше приставать ко мне с этим, хорошо?

— Ты права, Леми, — Тири стало стыдно. — Трудно ненавидеть беспомощного…

— Тири… — осторожно переведя дух, сказала Леми вкрадчивым голосом. — Ты ведь помнишь о том, что сказала наша волшебница?

— Мне плевать! — немедленно взвился тот. — Если ты распустишь сопли и вздумаешь его простить, я сам убью его!

— Ни я, ни ты не станем убийцами вне закона, слышишь? — голос Леми стал холоднее забортной воды.

— Но он сын, его сын, это-то мы знаем точно. Сын мерзавца, убившего на наших глазах троих, искалечившего еще двоих и…

— И пытавшегося прирезать этого самого сына, потому что он не мог ехать верхом.

— Иди, расскажи это Седди! Он как раз вырезает из какой-то кривой деревяшки себе новую ногу.

— Седди опять упал? — побледнела Леми.

— Да, и опять неудачно. Попал деревяшкой в клюз. Эти пересохшие палки, которые он пытается использовать для протеза ломаются, как зубочистки. Он отбил себе культю и все равно клянется, что завтра будет стоять вахту со всеми, потому что это его часть платы за проезд.

— Я схожу к нему, Тири! — Лемвен стремительно собрала баночки со стола. — Если напялить самодельный протез на свежий синяк, можно остаться вовсе без ноги.

— Сходи, сходи. Рассскажи ему, что этот парень в сущности не виноват в том, что произошло. Он невинен, как новорожденный элпи. Это не его папаша крошил живых людей, как монстров только для того, чтобы замести следы, — Тиэрон заводил сам себя, не глядя на Леми.

— Знаешь, братец, я так и сделаю, — холодно отозвалась Лемвен с трапа. — И я уверена, что Седди выслушает меня куда как внимательнее.

Напоследок она хлопнула крышкой люка так, что человек с пустыми глазами взрогнул всем телом, а раненый снова тихо замычал. Тиэрон подошел к нему. Тряпка сползла со лба на глаза и щеку, делая и без того нездоровое лицо совсем ущербным. Если в тот день, когда Тири увидел этого типа впервые, он еще напоминал знатного, тренированного воина после серьезной переделки, то теперь больше походил на нищего полудурка. Это вечно скошенный рот, безвольное лицо, слабые мягкие руки, цепляющиеся неожиданно за проходящего мимо койки…

Нет, в Тиэроне не было той непримиримой ненависти, которую он выказывал сестре. Он и сам прекрасно помнил, что во время бойни этот тип так и провалялся на земле. И отец сам вынес его из горящего ада, в который превратилось все ущелье. Вынес на спине, придерживая двумя руками, одна из которых была отрублена по локоть, а другая по плечо…

Тиэрону хотелось расплатиться. За левую руку отца, которую не смогли спасти ни мази, ни заклинания. За ногу Седди, отрубленную под коленом и отброшенную каким-то мерзко-привычным пинком в сторону голодных ревущих страйдеров. За дикие глаза матери, вцепившейся в них с сестрой, но не посмевшей остановить мужа, когда тот метнулся в ревущее пламя за этим… этим… За Доникора, убитого навсегда какой-то зловещей магией. За весь тот бой, почти сразу вышедший за ту грань жизненных сил, когда еше можно отделаться вымороком и уцелеть. Бой на смерть. Его первый и единственный в жизни смертный бой. За то, что он уцелел, не принял на себя хоть часть чужой боли, чужого увечья.

За то, что он так испугался тогда. Струсил, да! Никто не знает этого, никто не смотрел в его глаза во время боя, не слышал, как он тихо скулит, вцепившись в свои мечи, понимая, что любой удар обезумевшего воина, любой выстрел его чудовищного орудия, может оказаться последним в жизни, что он успеет заметить в яростно пляшущих пламени и дыму горящего каравана.

Никто, кроме отца этого вот разголемского пленника, который валяется тут на койке и смеет своим мычанием вызывать жалость у Леми. Как он посмотрел в лицо поперхнувшемуся своим страхом Тиэрону! Понимающей усмешкой, как мечом с оттягом, он ударил его прямо в сердце. И лишь после этого небрежно смахнул с дороги, как мальчишку, как сухую ветку на тропе.

А Леми кладет этому тряпку на лоб и не забывает каждый день напоминать, что она старше. Старше-то всего на два часа! Но тем не меняя, право вызвать на бой благородного пленника принадлежит ей. И она его не уступит, пока не узнает правду.

— Я буду называть тебя Тряпка! — сказал Тири в ненавистное лицо. — Может быть, тогда ты первый вызовешь меня, а?

Глаза раненого неожиданно распахнулись. Они жили своей жизнью, отчаянной, сжигающей плоть. Этот взгляд был так нереален на обмякшем, истекающем слюнями лице, что Тиэрон отшатнулся от койки, забыв, что пленник крепко привязан.

— Меня зовут Аннарин, — выговорили непослушные губы. — И я не могу вызвать тебя… Потому что Ле… твоя сестра, — он на миг закрыл глаза, будто погасив пламя. Но вот оно вспыхнуло вновь. — Твоя сестра уже вызвала меня. Если я останусь жив. Только тогда.

Проговорив все это едва ли не по слогам, Аннарин долгую минуту всматривался в лицо Тиэрона. Что он прочитал там, он не сказал. Веки упали и раненый снова впал в забытье.

А вся злоба Тири, замешанная на стыде и боли, мучавшая его последнюю неделю, мешавшая дышать и думать, вдруг испарилась. Он проверил состояние белоглазого человека, поменял тряпку на так и не пошевелившемся Аннарине и неторопливо поднялся на палубу. Ветер стих, и было почти не холодно. Наверху, возле мачты стояла Леми. «Ле… твоя сестра.» — вот как он сказал. Тири подошел к девушке.

— Знаешь, — сказал он, рассматривая выплывающие из-за туч отмытые до блеска созвездия. — Его зовут Аннарин.

— Знаю, — кивнула Леми.

Близнецам и прежде не требовалось много слов, что бы понять друг друга. Леми благодарно положила голову на плечо брата. Все-таки она была почти на пол-головы его ниже. Тиэрон пригладил растрепанные белые пряди. Ему все-таки нестерпимо хотелось сказать что-нибудь. Молчаливое понимание не оставляло места для слов, а ему их так сейчас не хватало.

— А помнишь ту гадалку, которая клялась тебе, что ты будешь женой брата короля? — напомнил он сестре давнюю семейную шутку. Та ярмарочная старуха-гадалка явно была не только мошенницей, но и полуслепой. Иначе она не приняла бы темную эльфийку за человеческую девушку. Ведь всем известно, что у эльфов уже много веков нет королей. Тем не менее, Леми много лет верила в это гадание.

— А помнишь легенду об Идвуре-Освободителе, который спас пятерых похищенных принцев и стал потом их названным братом? — задумчиво отозвалась на подначку Леми. — Никода не знаешь, чем обернется сделанное тобой.

— А что там эта Жрица говорила про твою магию? — продолжал приставать к сестре Тири.

— Вот уж наплевать! — мгновенно взвилась Леми. Папина дочка, она не представляла себя без своих парных мечей, и учить непонятные слова по запыленным книгам и свиткам, как мать, не собиралась.

— Ну-ну, горячка! — усмехнулся Тиэрон. — Подумай сама, никто не отнимает у тебя любимые железки! Но пара заклинаний перед ударом никогда не помешает.

— В том-то и дело, что она говорила про мои целительные силы, — вздохнула Леми. — Не хочу я быть на подпевках, не хочу прятаться за спиной у кого-то и беречь несчастную магическую силу. Я ведь лучше тебя дерусь, между прочим!

— Так это все никуда от тебя не денется, — пожал плечами Тири. Он подозревал, что сестре жалко не перестать сражаться, как воин. Ей жалко перестать быть свободной. Женское начало неизбежно поднимало в ней голову, и она была напугана этими переменами.

— Если бы ты умела кое-что, хотя бы на уровне Ларины, ты бы с легкостью помогла своему… Аннарину, — вздохнул он, прощаясь со своей мстительной злобой навеки.

— Он не мой вовсе… — привычно отговорилась Лемвен, но надолго задумалась. Ветер становился холоднее, грозя новым ледяным шквалом. Тиэрон обнял сестру за плечи и увлек в теплый полумрак трюма.

Через несколько дней трое эльфов — темные близнецы и пришедший в себя, но еще очень слабый Аннарин — и два гнома, братья Седди и Вокан, держали совет возле койки белоглазого человека. Только несколько часов назад он снова мычаньем и криками потребовал смены курса корабля. И Вокан, несколько лет плававший со своими родичами по торговым делам, уверял теперь, что они движутся прямо в центр зимних бурь, куда не заплывает ни один, самый прочный и защищенный магией корабль.

— А уж наша скорлупка как пить дать и булькнуть не успеет, как на дне окажется, — мрачно предрекал гном, скручивая свою бороду в лохматые жгуты.

— Может, обойдется? — пожимал плечами Тири. До сих пор все шквалы их корабль, действительно небольшой, переживал неплохо. Приходилось только следить, чтобы не оторвало какую-либо часть оснастки, да очищать палубу и борта ото льда.

— Жрица велела его слушать, но не до такой же степени. «Слушайте, и он вас приведет!» — так может и в обход приведет? Тут архипелаг небольшой, обогнем его и на прежний курс, а? — продолжал тревожиться Вокан.

Седди мрачно молчал, то и дело ощупывая место крепления деревянного протеза к культе. Лемвен тоже косилась на него с тревогой. Упрямый гном с трудом согласился лечиться ее мазями, а теперь словно назло прикрутил эту деревяшку слишком туго. Вон, видна покрасневшая кожа.

— Леми, что скажешь?

— Я не знаю, почему зимние бури должны нас потопить. Можно подумать, до сих пор были прямо летние! — фыркнула девушка. — А слушать, как наш проводник воет в голос, когда вы там меняете курс, буду я, правильно?

— Ничего себе, причина переть на рожон! — возмутился Вокан. — Нежные женские ушки, ха!

— Я тебе сейчас отрежу твой нежный язык! — вспылила Леми.

— Лучше бороду, — хмыкнул Тири. — Он все равно вот-вот ее оторвет.

— Расскажите мне еще раз про Жрицу и человека, — тихо попросил Аннарин, до сих пор молчавший.

— Ну… — осторожно выбирая слова начал Тиэрон — Когда твой отец поджег чем-то наши товары, прямо из огня вышла Темная Жрица, которую искали два друга этого вот человека. Они все надеялись, что она исцелит его…

— А твой папаша, — перебил его Седди нарочито грубым тоном, которым гном отпугивал самых наглых попрошаек и воришек в городах, — Тех эльфов порешил насмерть, как гоблинов каких. Но сначала он своей поганой волшбой нашего отца прикончил. Подло, как трус. Даже в бой с ним не вступил. А меня и ихнего вот батьку покалечил, ровно мясник на бойне. Думаю я, если б не та Жрица, он бы весь наш караван положил, как собирался. Доспехи-то на нем были заговоренные, и мечи не простые. А стрела, которой… — гном гулко сглотнул, откашлялся и продолжил, — Которой он батьку застрелил и вовсе черным дымом изошла. Пытался он тебя на страйдера посадить, да ты как кукла из седла упал. Это наша Ларина постаралась, усыпила-таки тебя. Тогда он достал кинжал и хотел тебя прикончить, да Жрица вышла из огня и ногой его прям по сусалам, по сусалам. Он как ее увидал, так тебя недобитого бросил, да не куда попало, а прямо в телегу, где магические заряды лопались, и тикать. Так что если ты за своего папашу тут стоять собираешься, то ничего нам с тобой и разговоры разговаривать, понял, светленький? — Седди притопнул протезом и поморщился.

— С моим отцом я разберусь сам, бородатый, — мрачно ответил Аннарин. — Сейчас я хочу знать все про тех эльфов и жрицу.

— А мы хотим знать, откель вы такие на нашу голову взялись, — ответил мрачный Седди.

— Хорошо, я расскажу первый, — Аннарин постарался сесть поровнее. — Мой отец участвовал в каком-то заговоре, связанном с последним Преобразованием. Меня он в эти дела не посвящал, и я бы так и остался в неведении, если бы его соратникам не понадобились все силы, какие возможно. Так я получил приказ вести мой отряд в некие пещеры и там поступить в подчинение генерала Кад'ерра. Этот генерал на поверку оказался самым натуральным гноллом — гиено-человеком. Но держался так, словно я ниже его по рождению… впрочем, это неважно. Я всегда строго придерживался дисциплины, приказ есть приказ. И мои люди тоже смирили свое возмущение. Разумные под началом у монстров!

Видимо, чтобы не обострять наши отношения с «соратниками», нас разместили довольно далеко от основных пещер, где находились войска монстров. Но все равно, через некоторое время часть моих людей послала ко мне младших офицеров с просьбой отпустить их. Чтобы тут ни затевалось, им это не нравилось сильнее, чем дезертирство. Сначала-то я возмутился. Я сам подбирал своих людей, и мне было горько слышать, что они способны оставить меня. Я приказывал, я уговаривал подождать. Наши разведчики рассказывали про кровавые жертвы в лагерях тварей, про знатных пленников, доставляемых на драконах, околдованных, безразличных… Через несколько дней я сам был готов отправиться вместе с моими людьми. Мы двинулись боевым порядком, готовые прорываться с боем, но среди нежити царил разброд. Они больше не напоминали войско, бессмысленно бродя по коридорам пещер, бросаясь друг на друга, бегая на четвереньках, словно потеряв последние крохи разума. На нас никто не обращал внимания. Я вывел отряд из ущелья, где скрывался вход в пещеры, и приказал им отправляться… в Приграничье. Многие из них выросли там, и понимали, что любые потрясения в мире прежде всего, как прилив, накатывают на новые земли. Сам я собирался найти отца и спросить его, во что он чуть не втянул меня. Но мне не пришлось этого делать. Едва я повернул обратно к ущелью, как он сам выехал мне навстречу. Он был растерян, и все твердил, что его обманули. Мне было непривычно видеть его таким. Он… всегда был властным, уверенным в себе…

Аннарин замолчал. Лемвен протянула ему кружку отвара. Эльф долго и жадно пил, не поднимая опущенных глаз. Почему-то даже Седди расхотелось задираться. Что-то тяжелое, темное проглядывало в рассказе эльфа.

— Итак, мой отец был растерян, и не способен отвечать на мои вопросы. Теперь я думаю, что это просто была уловка. Я был на взводе, собирался выяснять отношения, требовать ответа, но я не был готов к тому, что отец окажется такой же жертвой обмана, как и я.

Однако, действовал дальше он совсем не в панике. Прежде всего, мы заехали в небольшой домик в лесу, где отец нагрузил на страйдера какие-то ящики и тюки. Дом он поджег. Потом он посетил некого человека, живущего на хуторе. Отец сказал ему несколько слов, сгрузил большую часть тюков и переоделся. Я полагал, что он наденет для маскировки скромную, однотонную одежду, но он нарядился как на прием, и мне велел сделать то же самое.

— Нас обманули, сын. Но сами мы никого не обманывали, — так сказал он мне, гордо усаживась на своем страйдере. Еще он надел мне браслет на запястье, и попросил не снимать его ни днем, ни ночью. И ехать не торопясь, чтобы ни случилось.

Во всяком случае, это сработало — нас ни разу не пытались остановить стражи, когда мы проезжали через города. Он посещал разных магов, оставляя им кошели с золотом, а взамен они накладывали разные заклинания на его доспехи и оружие. Всюду отца находили какие-то посыльные. Мне начало казаться, что он не так уж потерян, и действует по плану. Я попросил у него объяснений. Он отговорился тем, что расскажет мне все позже, сейчас, дескать, ему важнее помочь другим, втянутым в заговор, невинным.

Это было… чересчур для моего отца. Его редко волновал кто-то кроме него самого. Поэтому-то я не сумел ему поверить. Я стал присматриваться и прислушиваться, но он удвоил осторожность со мной.

Все, что я сумел узнать, это то, что он движется по следам жрецов, искавших некую Чашу. Даже шепотом отец произносил слово «Чаша» таким тоном, что делалось ясно — он вожделеет ее больше всего на свете. И помощь соратникам тут вовсе не при чем. Отец, я думаю, забыл про побежденных заговорщиков за миг до их поражения. И мне не нравилось, что он использет меня втемную.

Я совсем было решил оставить его и отправиться догонять мой отряд, но он и тут опередил мою затею. Неожиданно, посреди ночи, он растолкал меня, сунул мне в руку поводья страйдера и приказал сесть на него и готовиться к бою. Прежде чем я опомнился, он использовал какой-то магический свиток, и мы оказались в неизвестном месте, окруженые муравьями. Видимо, магия подвела отца, потому что он гнусно ругался и гнал страйдера, как сумасшедший. Хотя он скакал впереди меня, почему-то все удары жвал доставались мне, и я начал медленно слабеть. В голове мутилось, и вашу стоянку я помню довольно смутно. Кто-то поил меня и перевязывал, я думал, что это… что я вернулся домой, — Аннарин снова замолчал. Потом поднял глаза на слушателей и невесело усмехнулся..

— Мой отец когда-то был для меня идеалом. Я считал, что в бою и в вопросах чести ему нет равных. И я оказался слишком труслив, чтобы распроститься с этой иллюзией. Вместо мыслей о его делах, которые год от года становились все более странными, я полностью ушел в командование своим отрядом. Вместо разговора начистоту я устраивал моим ребятам ученья, вместо возражений и упреков я гонял новобранцев по дальним холмам.

Однажды я видел, как отец с приближенными покидали наш замок, везя на телеге клетку с прикрепленными к прутьям кандалами. Конечно, за воротами на нее накинули тряпки и завалили сеном. Но было очевидно, что они собираются держать в ней разумного, а не зверя. Я и тогда промолчал. Не хотел копаться в своих мыслях. Не хотел думать о том, что если отец совершает какие-то гнусности, то и я к этому причастен.

— Ну и глупо, — возмутился Тиэрон. — Глядишь, ты остановил бы его! Неужели твое уважение ничего не значило для него?

— Я думал, что значило. И поэтому все откладывал разговор. Был уверен, что моего слова будет довольно, чтобы прекратить что угодно. На самом деле, я просто боялся услышать правду.

— Правду, что ему наплевать на тебя, так? — покачал головой Седди. — Если он этого тебе так и не сказал, то уж показал точно!

— Нет, он мне сказал. Тогда, в огне и дыму, он тряс меня, как мешок, шипя сквозь зубы. Я еле мог разлепить глаза, падал набок. И у него вырвалось под конец:

— Ты такой же бесполезный чистоплюй, как твои мать и брат! Жаль, что я не могу использовать тебя больше, и что она не увидит, как ты сдохнешь! — после этих слов он и швырнул меня в телегу с магическими зарядами.

— Ну и повезло тебе с папашей, светлый! — хлопнул себя по коленке Вокан. — Ты случайно, не подкидыш был?

— Я… не… — Аннарин снова перевел дух. — Я теперь ни в чем не уверен. За прошедшую неделю я только и делал, что вспоминал свою жизнь с отцом. И мне кажется теперь, что он лгал каждую секунду своей жизни. Но я разберусь с этим позже. А теперь про убитых эльфов. Они были теми жрецами, которые искали Чашу. Вернее, как я понял, Чашу искал и нашел вот этот белоглазый человек. У отца был его портрет. Он должен был отдать ее жрецам или привести их к ней, но потерял память. Это задержало их. Потому-то отец и успел выследить и догнать их. Правда, он был уверен, что Чаша уже у них, и злоба его, когда оказалось, что их торбы пусты, была ужасной. Но он все равно решил, что ваш караван нужно уничтожить. Ему не нужны были свидетели… так он бормотал, когда… когда целился в гнома, — вытолкнул из себя Аннарин.

— Сволочь, — тускло отреагировал Седди, снова поглаживая культю. — Ничего, мы его потом отыщем!

— Жрица сказала, что тот браслет, который ты носил, отводил все удары, получаемые твоим отцом на тебя. Удивительно, как ты выжил, приняв на себя все укусы муравьев и удары наших мечей, — покачала головой Лемвен.

— Сам удивляюсь. Видимо, Стражи Душ решили, что я что-то еще не закончил в этом мире, — пожал плечами Аннарин.

— Думаю, так оно и есть. — улыбнулась Леми.

— Так что же это за Чаша такая? — спросил у эльфа Седди.

— Я не знаю, — покачал тот головой. — Все, что я понял, это то, что она как-то связанна с королевским родом. Быть может, волшебный артефакт или просто наследие королей.

— Ваших королей?

— Да, как я понял, наших.

— Странно. Зачем она твоему отцу? Может, она дорого стоит?

— Думаю, что она очень дорогая. Он говорил о ней, как о чем-то страшно ценном. И еще — он собирался подменить ее. Видимо, чтобы украсть незаметно. Или чтобы успеть воспользоваться ее магией. Этого я не знаю.

— А что за история с твоей матерью и братом? — полюбопытствовала Лемвен. Ей было интересно все, связанное с Аннарином, а про магию лишний раз упоминать не хотелось.

— Это… очень долгий рассказ, — покачал головой эльф. — Я как-нибудь обязательно вспомню все до последней мелочи и расскажу, может быть это поможет мне понять… Понять, когда я ошибся. Но не сейчас.

— Ну, ладно. Напишешь мемуары через пару сотен лет, — буркнул Седди. Кораблик ощутимо мотало, и ветер за переборкой выл уже непрерывно. — Давайте решать, что делать с нашим живым компасом?

— Думаю, что ничего сделать мы уже не сможем, — прислушиваясь к звукам снаружи ответил ему брат. — Буря уже накрыла нас, и вырваться будет не проще, чем попытаться прорваться сквозь нее. Нужно быть готовыми к худшему. Поэтому я предлагаю решить — доверяем мы светлому или нет?

— Я доверяю, — поспешно высказалась Леми, слегка покраснев.

— Я доверяю, — повторил за ней Тири.

— Да сдается мне, что парень не врет, — вздохнул Седди.

— Ну, раз оно так, то предлагаю выдать ему пару Свитков Перемещения.

— Зачем пару-то? — удивился Аннарин.

— А затем, чтобы ты успел за белоглазого махнуть и за себя. А то мало ли… Леми не успеет.

— Ну, хорошо, — согласился Аннарин, принимая свитки из рук запасливого Вокана, — Только лучше тогда мне пересесть к нему на койку, — и эльф, невольно кряхтя, начал перебираться через проход. Тири и Седди поддержали его и, встретившись взглядом над плечами пленника, не удивились своему согласию, только кивнули друг другу.

— Знаешь, парень, — произнес Седди задумчиво. — Сдается мне, что никто тут больше тебя пленником не считает. Так что, задумаешь свалить — смело говори «Прощайте!», плакать не станем.

— Как надумаю, непременно скажу, — хмыкнул Аннарин. — И платочком тебе лично помашу.

— Нет, не похож он на королевского брата, — с притворной скорбью произнес Тири, когда все караванщики покинули трюм и прикрепляли к поясам тонкие канаты, чтобы без риска осмотреть корабельные снасти. Гномы, разумеется, тоже были в курсе шуточки с гаданием. Но Лемвен только фыркнула.

— Посмотрим! — заявила она таким тоном, словно корона светлых эльфов лежала у нее в кармане, и только от ее слова зависело, кто ее наденет.

Буря трепала кораблик, как щенок треплет хозяйский тапок. Борта трещали, мачты готовы были сломаться. Но магия, укреплявшая его и управлявшая им, все еще держалась. У всех наготове были Свитки, хотя пальцы окоченели так, что с трудом удерживали толстенные канаты. Лемвен несколько раз спускалась в трюм, проверить «балласт», как обозвал белоглазого и эльфа ехидный Седди. Но надолго не задерживалась, понимая, что часть ее работы принимают на себя друзья. Много раз волна с грохотом накрывала палубу, словно рушилась стеклянная гора, и порой приходилось вытягивать кого-нибудь из-за борта. Вокан приложился головой о мачту. Тиэрон подвернул ногу. Седди столько раз падал на своей деревяшке, что предпочитал передвигаться на карачках. Леми сломала все ногти, распутывая сцепившиеся и обледенелые шкоты. Буря крепчала. Небо заволокло белесыми клочьями. Корабль бросало яростнее, грозя опрокинуть совсем.

— Поворачиваем! — закричал в ухо Вокану Седди. — Дальше будет хуже! Смотри, прямо по курсу молнии так и хлещут!

— Попытаемся обойти бурю по краю, — неуверенно предложил Вокан. — А то потонем к големской матери!

— Давай, к повороту! — рявкнул он в сторону Тири. Леми в эту минуту как раз открывала люк, чтобы взглянуть на недужных.

Нос кораблика дрогнул, отклоняясь от прежнего курса. Управление магией, к счастью, не требует усилий мускулов и механизмов. Иначе, у караванщиков могло просто не хватить на это сил. Ровный плотный поток ветра нес кораблик в самое сердце бури с мощью водопада. Но магия опять совладала со стихией. Форштевень резал волну, уходя влево, влево… В эту секунду чьи-то руки подхватили Леми и водворили прямо в проем люка. Девушка изумленно увидела очень светлые глаза на темном лице. Снизу ее подхватил Аннарин. Они вдвоем, как завороженные, добрались до люка и осторожно выглянули наружу.

Человек стоял у штурвала с таким видом, будто это он один, совоими руками вел корабль. Бушприт поспешно чертил обратную дугу вправо, возвращаясь на прежний курс.

— Убрать паруса! — ревел человек. — Штормовой грот поднять!

— Что с ним случилось? — прокричала Леми в ухо Аннарину, пытаясь перекричать бурю и команды белоглазого.

— Просто вскочил и полез по трапу вверх, — пожал тот плечами.

— Похоже, он и один справится. Корабль его слушается отлично, — удивилась девушка, глядя, как недостаточно расторопные Седди и Тири повисли на гитовых. Горе-матросы и сами осознали свою бесполезность. Они сгрудились у люка, с тревогой глядя, как суденышко взбирается на очередную водяную гору и тут же падает с нее в ледяную пропасть. Лемвен помогла караванщикам забраться в трюм. Нечего было и думать об отдыхе, еде или питье. Все силы уходили на то, чтобы не кататься по крохотному помещению, как горошины в погремушке. Леми, Тири и Аннарин кое-как закрепили на себе ремни правой койки, а гномы — левой. Но все равно, ощущения были такими, словно их в сундуке кубарем катили с огромной горы.

— Он правит прямо в середину этого шторма! — прокричал Вокан друзьям. — Держите Свитки наготове!

— Если они сработают в этой големской карусели! — рявкнул Седди. Обиднее всего было то, что он теперь узнал, кому мстить за смерть отца и свое увечье. Или нет, гораздо обиднее, что он так и не спросил у Миты, как зовут ее подружку, ковавшую палицу на соседней наковальне во время сестренкиного Праздника Новых мечей. Побоялся насмешек, вот чудно. Побоялся, а теперь может утонуть, так и не узнав, кто она. Седди взмолился было свему Стражу: «Нога-то уж ладно, но вот совсем пропасть мне не дай! Неправильно это, мне сейчас пропадать!», но потом застыдился. Словно он торгуется. Нужно просто поехать и найти ту девчушку. Она, кажется, тоже на него посматривала.

Ветер теперь не выл, а свистел, заглушая любые попытки его перекричать. Поэтому, когда наступила тишина, всем показалось, что у них просто заложило уши. Мгновенно прекратилась болтанка, словно кораблик замер на месте. Не сговариваясь, все кинулись отстегиваться и карабкаться вверх по трапу.

Над прозрачно-зеленым морем сияло ослепительное, жгучее солнце. Казалось, лед на парусах не просто тает, а с шипением испаряется. Маленькая лагуна с трех сторон окружала их зеленью и щебетом птиц. За белой кромкой пляжа начиналась широкая дорога, ведущая к строениям, полускрытым деревьями. Запахи теплой воды, рыбы, цветов и дыма причудливо перемешивались в единый аромат, означавший одно: безопасность.

— Ура! — завопили караванщики, прыгая по стремительно высыхающей палубе. Темная фигура у штурвала покачнулась, и, сделав несколько неуверенных шагов в их сторону, рухнула на белые от соли доски. Темный ручеек крови вяло заструился по прижатым к губам ладоням.

— Добро пожаловать в Глаз Бури! — раздался от правого борта мелодичный властный голос.

Глава 35. Чаша

— Этот человек должен был умереть уже давно, — спокойно рассказывала Мать Олай караванщикам и Аннарину, понуро сидящим за накрытым столом. — Его убивали трижды во время Преобразования, но цель его была так высока, что он остался жив. И привел вас к своей цели. Сюда.

— И никак нельзя его вылечить? — спросила Лемвен, катая хлебный шарик по столешнице.

— Нет, деточка, даже тебе не удалось бы его вылечить, — с нажимомо ответила Мать Олай.

— Вернуть к жизни на некоторое время — может быть. Но не вылечить. Он давно вышел за ту грань, когда расходуются жизненные силы или магическая энергия. Он платил своей судьбой за каждый час существования на пути сюда.

Лемвен тихо фыркнула и промолчала. Она по-прежнему не собиралась обсуждать свой магический дар.

— Что же это за Чаша? — уныло поинтересовался Тиэрон, только из вежливости прихлебывая молоко. Еще недавно ему казалось, что он умирает от голода.

— Я не могу вам ответить, потому что никогда не знала этого, — мелко потрясла головой Мать Олай.

— Нам доверили не тайну, а только ее вместилище. Все, что я слышала — это сокровище эльфов, но темных или светлых — даже об этом я не имею понятия.

— Мой… отец… — запнулся на некогда дорогом для него слове Аннарин, — полагал, что она принадлежит роду королей.

— Все может быть, — пожала плечами женщина. В ней явно смешались и человеческая и орочья кровь, она была очень высока ростом, но кожа почти не сохранила зеленый оттенок. Разве что в складках кожи и на губах. — Мы знаем только, что Чаша была помещена сюда, чтобы избежать кровопролития.

— Тогда, возможно, нам лучше оставить ее у вас, — произнес Седди, рассматривая свою деревяшку, чудом пережившую бурю. Опираться на нее он еще не мог — культя сильно болела.

— Нет, не лучше. Нам было сказано, что Глаз Бури будет охранять нашу страну до тех пор, покуда кто-нибудь не прорвется через магический шторм, следуя зову Чаши. Когда это произойдет, мы должны будем вернуть чашу прибывшим, не спрашивая, кто они и откуда. Буря уляжется, и мы сможем начать плавать по морю и торговать с материком, не опасаясь Соглядатаев.

— Соглядатаев? — перспросил с набитым ртом Вокан, единственный из всех сохранивший аппетит.

— Да, охотников за полукровками. Вы не слышали про них? — поинтересовалась в свою очередь Мать Олай.

— Нет, нет, никогда, — затрясли головами путешественники.

— Ну, тогда, видимо нам и правда можно ничего не опасаться, — улыбнулась она. — Нас тут несколько десятков тысяч, и во всех течет смешанная кровь. Много веков назад полукровок травили члены одного тайного общества, называвшие себя Соглядатаями. Они уверяли, что боги не случайно создали все расы разными. Если перемешать всех, то наступит конец света — так они запугивали неграмотных крестьян. Некоторые верили. Некоторые боялись перечить. Чаще всего Соглядатаи выслеживали беззащитных женщин с маленькими детьми от смешанных браков. Над ними можно было устроить показательный суд, запугав всех окрестных жителей. Но иногда не гнушались и убийством в спину.

— А как вы очутились на этом острове?

— Опережая Соглядатаев, полукровок начали находить жрецы светлых эльфов. Они рассказывали об опасности и предлагали помощь в переезде сюда. Почти никто не отказался. Страх перед распрями между расами был еще слишком свежим. Порой даже родня не одобряла смешанных браков. Когда нас тут набралось несколько тысяч, жрецы привезли эту Чашу и велели нам хранить ее. Вот и все.

— Станно, — задумчиво сказала Лемвен. — А что же было с другими полукровками и с этими самыми Соглядатаями?

— Этого мы не знаем. Но, раз вы про них не слышали, видимо, их больше не существует.

— Зато полукровок полным-полно! — зачем-то добавил Аннарин и немного покраснел.

От похожего на раковину здания раздался гулкий гонг.

— Ваш друг готов попрощаться с вами, — склонила голову Мать Олай. — Идите, отдайте дань его мужеству.

Смущенные путешественники вошли в прохладный полумрак здания. Прямо посреди центрального зала стояло низкое ложе, едва на ладонь поднимающееся надо полом. На светлых простынях белоглазый казался особенно темнокожим и высушенным своей хворью. Но глаза его впервые смотрели осмысленно. Он оглядел каждого из пришедших, и на его лице отразилось смятение. Видимо, он ожидал увидеть здесь своих погибших товарищей-эльфов. Но удивительное упорство волной смыло растерянность с его лица. Он коснулся руки Седди, стоящего ближе других. Улыбнулся. Знаком подозвал Вокана. Кивнул. Подозвал Тиэрона. Похлопал его по руке. Коснулся Лемвен. Тихо рассмеялся. Взял за руку Аннарина. Облегченно вздохнул. Губы шевельнулись несколько раз, будто примериваясь, и произнесли:

— Забери Чашу. Когда настанет время, ты поймешь. И… Береги ее.

— Я… сделаю, — с легкой запинкой пообещал эльф.

— Я знаю, — ответил белоглазый, и розовый пузырь надулся и лопнул у него на губах. Мать Олай поспешно отодвинула эльфа и положила руку на лоб умирающего.

— Тебе пора, человек! — сказала она ласково, как мать зовет заигравшегося ребенка.

— Благодарю, мудрая, — ответил он, закрывая глаза с видом очень усталого, но прошедшего свою дорогу путника.

Лемвен откровенно плакала, глядя на стихающий трепет его век. Тиэрон гладил ее по плечу, почему-то спокойно думая, что больше никогда не испугается в бою. Гномы перестали крутить свои бороды и отдали военный салют, хотя и не были дружинниками. А Аннарин изумленно смотрел на взявшуюся ниоткуда в его руках Чашу литого мифрила, украшенную простым растительным орнаментом, без драгоценных камней и жемчуга. Чаша оттягивала ладони, хотя и была размером с обычную походную кружку. Ее хотелось касаться, гладить, рассматривать. Мифрил искрился, будто плавился, узор менялся, как в калейдоскопе. Эта Чаша была бесценнее всего, что он видел в своей жизни. И больше всего ему хотелось наполнить ее. Водой. Вином. Алой свежей кровью.

Мать Олай коснулась лба Аннарина и он очнулся.

— Ты будешь хранить ее, эльф, — строго сказала она. — Только хранить. Ее мудрость, волшебство и зов — не для тебя.

— А от кого я должен ее беречь? — спросил немного пришедший в себя Аннарин.

— Хм… это я тебе скажу на прощанье, эльф, — усмешка Матери Олай мелькнула как ящерица по сухим камням.

— Идите, отдыхайте, — приказала она путешественникам. — Мы соберемся для погребения через три дня. Его душе нужно время, чтобы понять, что путь ее окончен, — и Мать Олай махнула на них обеими руками, как на непослушных коз. — Идите, идите! — Она сделала шаг назад и задернула занавеску.

Осматривать остров они сначала отправились все вместе. Но очень бысто стало ясно, что ходить по мелкому, вязкому белому песку Седди может с большим трудом. Некоторое время все подстраивались под его шаг, не желая обидеть мужественного гнома, но потом он окончательно выдохся и решительно уселся на лавочку под какими-то пышными кустами. Вокан остался с братом, и дальше эльфы побрели втроем.

За белым песком, за теплыми волнами, почти у горизонта, стоял магический заслон зимних бурь. С острова он казался серой стеной, возвигнутой в море гигантами. Порой клочья тяжелых снеговых туч вырывались ударом ветра из общей массы и таяли в горячем воздухе, не в силах достичь берега.

Говорить не хотелось. Увиденного и услышанного за последние дни было слишком много. Поэтому они брели наугад, погруженные в собственные мысли. Время от времени им попадался кто-нибудь из местных жителей. Порой, как с Матерью Олай, можно было на глаз прикинуть, каких он кровей. Но чаще всего — нет. Почти все островитяне были высоки ростом, смуглы или загорелы — не разберешь. Оттенки голубой и зеленой кожи тоже были неуловимы. Но открытые круглые лица многих женщин и бороды мужчин наводили на мысль, что без гномов в родне у них тоже не обошлось.

То и дело на полянках стояли похожие на раковины дома, по одному, реже по два или по три. Изгородей не было. Немногочисленные монстры, водившеся на архипелаге, были либо истреблены полностью за прошедшие века, либо так безобидны, что не угрожали даже детям. Островитяне разводили домашних животных — двухголовых птиц с розовым оперением, которых они называли «кукка» и серебристых рогатых хищных кошек, «гуаров», позволявших даже впрягать их в повозки. Домики окружали живописные огороды. Женщины не ленились высаживать знакомые и экзотические овощи так, что грядки смотрелись как цветник. Пряные травы оглушительно пахли на солнце, плоды круглились под широкими листьями, ребятишки нагружали небольшие тачки красными, белыми и желтыми корнеплодами. В лагуне и в нескольких прудах, выкопанных на острове, дети и старики ловили рыбу. Частенько весь улов отправлялся прямо в пасть трем-четырем полосатым кискам-гуарам, облизывающимся в теньке у воды. То тут, то там звучали песни. И никто из встреченных островитян не носил оружия.

— Это место похоже на земли блаженных веков, — задумчиво сказала Лемвен.

— Не знаю, так ли им безопасно начинать торговлю с материком, как они сами считают, — мрачно сказал Аннарин.

— У нас даже мальчишки носят кинжалы и умеют с ними обращаться. А эти… они, наверное, еще и обманывать не умеют. Приплывут сюда два-три отряда бывших отцовых дружков — и не будет больше Глаза Бури.

— Может быть, стоит поговорить об этом с Матерью Олай? — предложил Тиэрон. И они неторопливо двинулись назад, к лагуне.

Но поговорить с негласной управительницей острова им довелось только после церемонии погребения. До тех пор двери в ее доме оставались закрытыми плотными занавесями, и женщины помоложе, неспешно сплетавшие цветочные гирлянды на крыльце, настойчиво попросили гостей оставить мудрую в покое, потому что она занята беседой с душой умершего.

После похорон, состоявшихся на невысоком холме за поселком, если так можно было назвать скопище разбросанных по лесу домиков, Мать Олай выслушала гостей. Но не обеспокоилась.

— Нас не так просто завоевать, обмануть или принудить к чему-то. Впрочем, завтра будет небольшой праздник у наших молодых звероводов. Вы сможете полюбоваться на них.

Не понимая, при чем тут звери, путешественники, конечно, согласились. Праздник был красочным — с гирляндами цветов, с разноцветными факелами (Вокан сразу умчался узнавать, чем островитяне подкрашивают пламя). Звери выступали вместе с хозяевами, и сразу стало ясно, почему местным жителям не нужны мечи и кинжалы. Птицы сшибали мишени, гуары ловили брошенные ножи, а юркие ящерки по команде перетаскали горшок бобов с одного помоста на другой по тоненькой палочке. Звери понимали команды, жесты, свист, реагировали на слова угрозы на четырех языках, прятались, притворялись мертвыми, устраивали засаду, строили живой мост, приносили разные вещи, отыскивали спрятанное. Да и сами дрессировщики не отставали — кувыркались со спины тяжело скачущего, как бронированный кабан, буйвола, стояли на нем, на всем скаку без седла, взлетали с помощью шести птиц, прыгали с высоты в крону дерева, перебегали через ручей по канату, разыгрывали со своими питомцами разные сценки, по очереди завязывая друг другу глаза, а потом не видевший представления зверовод рассказывал о произошедшем только по следам.

Вдобавок к выступлению, одна птица неожиданно схватила змею, проползавшую под скамейкой гостей. И, хотя звероводы уверяли, что эта змея совершенно безопасна, просто птица натаскана на защиту, именно это особо впечатлило путешественников.

— Это великолепно! — воскликнула Лемвен после праздника, разговаривая с Матерью Олай и наставником звероводов, низкорослым человечком с орочьими чертами заросшего кустистой бородой лица. — Я понимаю теперь, что вас не так просто запугать грубой силой. Вы просто исчезнете в джунглях, и туго придется вашим захватчикам. Но есть еще одно но. Чем вы собираетесь торговать на материке? Фруктами или вашими тканями?

— Мы будем продавать молодняк наших животных, — усмехнулся зверовод. — Сейчас нам приходится контролировать их приплод. Но если не делать этого, они размножаются очень быстро. Они красивы, поддаются дрессировке и многие захотят получить такое животное.

— Как! — изумилась Леми.

— Вы сами отдадите чужакам свое оружие? Ведь их могут вырастить и использовать против вас!

— Никогда. — заверил ее зверовод.

— Наши звери умные, очень умные. Учатся всему, пока совсем-совсем маленькие. И помнят своих наставников всю жизнь. Их нельзя будет использовать против нас.

— Но на материке их начнут разводить, получат новое потомство…

— Это невозможно, — заверил ее зверовод.

— У нас есть один секрет. Без него наши звери не размножаются. А его мы открывать не собираемся.

— Ну, тогда это получится очень даже прибыльно, — одобрил островитян обстоятельный Вокар. — У вас не будет ни врагов, ни конкурентов.

— Кстати, — пихнув брата в бок локтем, добавил Седди, — Вам, быть может, понадобятся опытные караванщики для доставки зверят в дальние уголки материка? Я знаю таких, они как раз ищут выгодный заказ…

— Мы вспомним о тебе, честный гном, когда придет время, — усмехнулась ему Мать Олай. Все дружно рассмеялись, настолько смущенным казался названный честным Седди. Здесь, в Глазе Бури, ему сделали новый протез, из легкого и прочного дерева, и гном довольно ловко научился передвигаться на нем по песку и по лесу.

Ничто вроде бы не удерживало загостившихся путешественников на архипелаге. Но они не торопились проститься с гостеприимными хозяевами. День за днем они проводили в неспешных прогулках, в сборе урожая, поспевавшего тут круглый год, в тихой рыбалке, в поездках на другие острова архипелага, такие же мирные, зеленые и безопасные.

Левмен начала одеваться как местные женщины — в два-три живописных куска ткани, из которых можно было соорудить то короткое платье, то длинную юбку, то накидку от солнца. Часто ее можно было отличить в группке местных девушек только по тону голубоватой кожи, на которую не ложился загар. Никто из потомков полукровок не сохранил этой черты темных эльфов.

Гномы осваивали какие-то местные ремесленные хитрости. Вокан больше возился с порошками и красками, а Седди с механизмами и приспособлениями.

Оставшиеся не у дел эльфы, темный и светлый, вздумали поучить здешних юношей приемам боя на мечах. К их изумлению, те не только схватывали все на лету, но и кое в чем были половчее воинов. Пристыженные эльфы попросили показать им, где обучают мужчин, и на другой день с упоением тренировались вместе с несостоявшимися учениками.

Тренировочной площадкой служили джунгли. Юноши карабкались по лианам, перепрыгивали ямы, боролись с неуклюжими, тяжелыми слизнями, от которых потом без труда убегали, оставляя их раздраженно пускать зеленые пузыри, дрались на палках и боролись без оружия. Это занимало не больше часа перед рассветом. Тропа уводила от прибрежного поселка вглубь острова и, петляя, приводила обратно к лагуне. Солнце заставало всех их уже в воде. После такого начала дня заряда бодрости хватало до полудня. Эльфы помогали хозяевам в повседневных делах, и тоже постепенно втягивались в простую, понятную жизнь. Они часто собирались впятером, но разговры об отъезде все как-то не складывались.

Мать Олай позвала их к себе в один из таких ясных дней, как раз после завтрака, накупавшихся, сытых, готовых разойтись по своим делам. И ее слова были для них как гром среди ясного неба.

— Ваш корабль готов к обратному путешествию. Мы загрузили разные припасы и подарки для вас. Не отказывайтесь, мы знаем, что ваш караван сгорел и родичи пострадали. Это ведь было связанно с Чашей, а значит, касается и нас. Сегодня ваш последний день в Глазе Бури. Облака рассеиваются, как и было предсказано. Обратно вы поплывете по спокойному морю. Вечером мы попрощаемся с вами, и утром вы покинете наш берег, — мудрая покивала после своей речи, словно подтверждая каждое сказанное слово.

Пять пар глаз обратились к горизонту. Никакой серой стены не было и впомине. Легкая дымка колыхалась над гребнями зеленых волн. Волшебное кольцо бурь исчезло без следа.

Прежние дела и забавы не шли на ум перед расставанием. Сначало все пятеро разбрелись по каким-то любимым местечкам, но вскоре собрались у причала. Им было не столько грустно, сколько тревожно. Говорить не хотелось.

Аннарин машинально сжимал и разжимал ладони, заставляя Чашу появляться и исчезать. Он уже понял, что ее не обязательно хранить в тюках или в кармане. Достаточно слегка развести руками, и тяжелая полусфера просто растает в воздухе. Ее невозможно было украсть или потерять. Даже уронить не получалось — только поставить на стол. Но стоило разомкнуть ладони, как она исчезала.

Лемвен обрывала лепестки со своего венка. Больше ей все равно не придется его носить. Нужно будет натягивать кожаный доспех, надевать высокие сапоги. Подружки надарили ей кучу тканей — однотонных и вышитых, но где она сможет их носить? В фургоне?

Гномы чертили друг перед другом какие-то схемы, но тут же сердито их стирали. Тиэрон, как обычно, нарушил молчание первым.

— Не знаю, почему, — произнес он, — Но мне кажется, что мы сейчас действительно как в глазе урагана. Это затишье — не в погоде, а в нашей судьбе.

— Да мы знаем, приятель, — отозвались гномы. — Только от неизвестности не легче.

— Наверное, Аннарин сразу отправится куда-нибудь Чашу отвозить, — нарочито безразлично произнесла Лемвен.

— А нас действительно родные ждут.

— Я не знаю, куда ее везти, — в тон ей ответил эльф. — Не стоять же с ней на главной площади Адора!

— А что, может тебе накидают в нее денежек! — хмыкнул Седди.

На пиру тоже было нерадостно. Казалось, что по сравнению с солнечными днями, проведенными тут, вся грядущая жизнь затянута тоскливыми осенними тучами. Караванщиков ждали разоренные родичи и друзья, работа по восстановлению каравана и доброго имени. Аннарина — неизвестность. Поэтому никто не удивился, когда утром, уже на палубе корабля, Аннарин церемонно встал пред близнецами на одно колено и попросил разрешения отработать свой долг перед погорельцами. Лемвен округлила глаза, но быстро согласилась, словно боясь, что эльф передумает. Гномы похлопали Аннарина по плечам и пообещали согнать с него сто потов. После этого до самого порта Зирака они показывали ему, как нужно подвязывать такелаж, если магия, управляющая кораблем дает сбой, гоняли эльфа с лотом и заставляли крутить туда-сюда лебедку якоря.

— Ничего, крепкий работник! — высказался как-то вечером Седди, получая от Лемвен миску похлебки. За что тут же огреб мокрой тряпкой.

Аннарин же на подколки и задания гномов реагировал спокойно. Он принял решение и не собирался отлынивать от работы. Гораздо проще, конечно, было бы пойти в Зираке к управляющему отцовским замком и выколотить из него достаточно золота, чтобы купить своим новым друзьям хоть пять караванов с товаром. Но Аннарин знал, что караванщики не возьмут от него денег. И ему самому ничего не хотелось брать у отца. Пусть тот думает, что убил его. Пусть ищет Чашу. Он свел ладони, любуясь блеском металла на круглых боках возникшей Чаши.

Морская вода плеснула внутрь, на сверкающий мифрил и зашипела, испаряясь. Аннарин невольно отдернул руку, и Чаша снова исчезла.

— Берег! — трубно прокричал Вокан с носа кораблика. Высокие шпили Зирака плыли над полосой прибрежного тумана.

Глава 36. Урожай

Марусенька утерла пот, стекавший с висков на щеки. Солнце едва поднялось над вершинами холмов, а уже жарило во всю. Доспех давно валялся под кустом, и поножи тоже. В коротеньких штанишках и рубашке без рукавов гномишка чувствовала себя совсем малявкой. Но париться в этой долинке, спрятанной между безымянных гор, она тоже не собиралась. Удивительно, как вся эта трава и листва не вянет в такую погоду! Вон, поднимаются цветы, открывая огромные венчики навстречу дню. В Элморе сроду не водилось цветов крупнее ногтя, и те отцветали за несколько часов, между метелью и бураном, в короткую оттепель.

Лопата удобно ложилась в ладони. Все-таки копать здешнюю землю было не в пример легче каменистой элморской почвы. Жирные пласты пахли грибами и прохладой. Марусеньке представлялось, что где-то в глубине, под слоями чернозема, под камнями и руслами подземных рек, лежит ледяной, снежно-чистый северный берег Элмора, и этот запах доносится оттуда.

На самом деле, конечно, Нижний мир был вне досягаемости запахов, и нельзя было докопаться до него садовой лопаткой.

Холмы стояли в сверкающей утренней дымке, размытые, будто укутанные в кисею. Но их вершины уже горели ровными зелеными зубцами на фоне ярко-синего неба. Опять ни облачка!

Недолгие зимние дожди кончились. Настоящей-то зимы тут не бывает! Скоро трава на склонах завянет, ляжет длинными желтыми космами, будет сеять колючие семена по ветру. Потом стебли истреплются, поломаются, потуснеют. И станут холмы неопределенного серо-желтого цвета, как скирды прошлогодней соломы. Всю долгую жаркую осень над зелеными долинами Адена, над пылающими кленами Глудио, над черными валунами ущелий будет царить этот тусклый цвет. А потом на материк рухнет первый ливень. Из огромной, как небесный остров, тяжелой тучи, волочащейся почти по земле, словно еле-еле доползший до стойла усталый буйвол. С ревом он смоет серые пучки прошлогодней травы, обнажит бурую стерню, окрасит овраги и ущелья в цвет голой земли. Все затаится в полумраке навалившихся туч, в завывании ветра. Даже монстры попрячутся куда-то на несколько дней, или будут, мокрые, бестолково тыкаться под деревьями и нависшими камнями, будто ища защиты.

А когда тучи уползут за море, когда высохнут дороги и засвистят повсюду птицы, холмы за одну ночь покроются свежей травой. Сначала светлой и робкой, нерешительно сползающей в темные складки, потом спелой, яркой. Все повторится заново, и опять цветы разукрасят склоны холмов яркими пятнами перед самым наступлением жары.

Хорошо, что Марусенька тогда будет далеко отсюда! Вся-таки она не фермер какой-то, а боевая дружинница гномов! Ее не вдохновляет весеннее разнотравье, не умиляет бурный рост всяких листиков и травинок. Потому что траву эту сейчас приходится немилосердно полоть, выдирая из жирной земли скользкие увертливые плети и выцарапывая упорные корни. И меч тут не поможет, и быстрота не нужна, и ловкость. Только тупое упорство, как у магических болванчиков.

Гномишка отволокла под куст очередную корзину сорняков и досадливо пнула ее. Никто не заставлял ее этим заниматься. Сама ввязалась, так не бросать же дело на половине! Теперь еще осталось полить, и можно передохнуть до вечера. Но уходить далеко не рекомендуется — а то немедленно найдется любитель поживиться в чужом огороде, разумный или нет, не важно.

Марусенька вылила под широкие листья еще пару леек волшебного удобрения. Добывать удобрение, разводить его водой, отмерять нужное количество крохотной леечкой, которую такие же, как гномишка, фермеры по неволе, уже давно ехидно прозвали «чайничком», и караулить огород, в котором наливались желтым волшебные тыквы, оказалось совсем не так весело, как ей думалось вначале. В тот проклятущий день, когда она решила купить семена у какого-то ненормального колдуна на рынке Гирана, идея вырастить волшебные тыквы казалась гномишке просто великолепной. Дядька спорить с ней не стал, похлопал по плечу и посоветовал найти для тыквы место поукромнее. Но Марусенька его сперва не послушалась. Думала, он так шутит. Когда первые плети с зелеными тыковками сжевал у нее на глазах огромный медведь, гномишка перебралась под стены Гирана. Но там ее огород быстро привлек пару более разумных любителей легкой добычи. В последнее время разбойники обнаглели совершенно! Конечно, гномишке пришлось уступить двум амбалам со светящимися зачарованными мечами. Даже не просто уступить, а покинуть поле боя без всякого достоинства. Попросту — сбежать как можно быстрее.

Нынешнюю полянку пока не обнаружил никто. Но и сама огородница боялась покидать укромное место — чтобы не навести на тыковки очередных мародеров. Ночевала тут же в кустах, жевала сушеное мясо и пила воду из ручья. Фермерская жизнь ей совершенно не понравилась, хотя на этот раз тыквы выросли приличные, и даже начали испускать по ночам мягкое сияние, показывающее, что плоды накапливают магию и скоро созреют.

Эта проблема тоже требовала решения. Разбить такую тыкву в одиночку Марусенька не могла, а друзья почему-то не отзывались, хотя она отправила им уже три магических письма, исчерпав свой запас кристаллов. Гномишка то злилась, то обижалась до слез, то тревожилась: вдруг что-то случилось с ними, пока она тут торчит?

Практичная Марусенька прикидывала, удастся ли ей быстро добежать если не до города, то хотя бы до тракта, и там найти помощников. Конечно, можно вместо помощи напороться снова на грабеж, но что же делать? Видимо, придется рисковать.

Гномишка проверила припрятанный в кустах кампан. Блескучая бронзовая штуковина не раз привлекала непрошенных гостей и любопытных, покуда ее удалось дотащить до этой долинки. Кампан был ровно вдвое выше Марусеньки и ей никак не удавалось замотать его в шкуры достаточно плотно, что бы он перестал звенеть. Так и топала по обочине, будто заблудившаяся овца, настороженно оглядываясь. В горах гномишка поскорее засунула кампан в кусты и забросала сеном.

Обходя бахчу по дуге, гномишка прикинула, что первая тыква созреет, видимо, в ближайшие часы. Ну а раз так, то стоит сделать наиболее полезное на данный момент дело: лечь и поспать, наконец. От пригляда за огородом в пол-глаза и урывочной охоты в сумерках ради драгоценного удобрения, Марусенька постоянно чувствовала себя сонной. Не долго думая, она заползла в прохладную гущу кустов и устроилась рядом с кампаном.

Разбудило гномишку гулкое сотрясение почвы, приближавшееся в сумерках к полянке. Выглянув из-за ветвей, Марусенька увидела чудовищного кабана, ломившегося напрямик, сметая на своем пути не только кусты и молодые деревца, но и валуны.

«Учуял тыквы!» — горесно подумала незадачливая огородница, прикидывая, удастся ли отвлечь тварюгу парой ударов на себя и затем увести ее подальше, за перевал. Быть может, тогда тыквы уцелеют.

Но кабан злобно фыркнул и устремился прямо к гномишке, игнорируя золотистые, мягко светящиеся плоды. Его явно привлек не запах овощей. Марусенька взвизгнула и, петляя, помчалась прочь. С перепугу она чуть не влетела в узкий тупик меж скальных плит, но в последний момент извернулась и проскочила мимо, едва не ободрав бок о неимоверно жесткую шкуру монстра. Кабан щелкнул челюстями, словно голодный дракон и издал противный визгливый рев. Марусенька не выдержала и завопила во все горло, уже не раздумывая, привлечет она помощь или худшую беду. Ветки хлестали ее по лицу, и гномка не сразу сообразила, что доспех и шлем остались лежать под кустами, а в руках у нее вместо боевого топора — проклятущий големский кампан.

В таком виде, потная, расцарапанная, в застиранных обносках, из которых она уже пару лет как выросла, да еще с дурацким колоколом на палке, Марусенька и влетела в группу путешественников, спокойно двигавшихся по дороге меж холмов. Но ей было не до политесов.

Срывающимся от недавнего визга голосом, Марусенька прохрипела:

— Спасите! — и храбро попыталась огреть кабана кампаном. Колокол гулко зазвенел, кабан яростно взвыл, роя землю передним копытом. Чьи-то мечи сверкнули слева и справа, и

Марусенька, пережив миг смертельного ужаса, осознала, что спасена. Вокруг нее раздавались удары, хрипло дышали бойцы, а ее саму кто-то выудил из свалки буквально за шкирку, оттащив к дальней обочине дороги. Все было закончено в считанные секунды. Кабан, посвечивая синим, растаял в воздухе, а недавние спасители подошли к гномишке, весьма настороженно ее разглядывая.

Марусенька различила в сумерках двух темных эльфов, двух гномов и одного светлого эльфа. Вид у них был необычный — загорелые, обветренные лица, выцветшие одежды и новенькое оружие в руках. Разбойники? Наемники? Мародеры? Или просто воины, после полосы неудач поймавшие фортуну за хвост и первым делом, разумеется, обновившие свои главные орудия труда — мечи и секиры?

— Ну и что это за явление природы? — ехидно поинтересовалась высокая эльфийка с парными мечами в руках.

— По-моему, обычный фермер, еще не оболваненный окончательно. — пожал плечами очень похожий на нее темный эльф.

— Ну, эта… — прокашлялся тот гном, что был чуток повыше. — Пущай топает себе, убогая.

Угораздило же девку, а на вид вроде умненькая…

— Погоди-ка! — отодвинул ее второй гном. — Я ее видел в Сердце Гор!

— Ясное дело, видел. — вздохнул первый. — Все мы там родились, да только разными тоннелями потом пошли.

— Да помолчи ты, Вок, — отмахнулся второй. — Зашугал девушку, слова сказать не даешь.

Он приблизился к Марусеньке, которая теперь очень остро осознала, как она выглядит в глазах незнакомцев. Одета в тряпье, морда красная, рот раззявлен, слезы-сопли, да еще кампан в руках — не только за отупевшего фермера-пахаря можно принять, но и за магического болванчика. Сейчас как врежут, да и бросят в канаву, как последнее дерьмо!

— Ты отдышись. — довольно мягко сказал второй гном, присаживаясь перед ней на корточки. — Не бойся! Кивни, если можешь говорить, ладно?

Его брат — сходство было очевидным — фыркнул в бороду. Эльфы переглянулись между собой — сначала девушка со своим братом, потом со светленьким. Что за компания родственничков бродит тут почти по ночам?

— Я… могу! — с обидой воскликнула Марусенька. Она-то прекрасно понимала, с какой презрительной жальстью гномы относятся к докатившимся до наемного пахарства сородичам.

— И я не пахарь никакой вовсе! Я просто тут… доспех сняла, а кабан как выскочит…

— Думаю, — вмешался светлый эльф с улыбкой. — Мы имеем дело с фермером нового типа. Вы не слышали о чокнутом маге Ахуроне и его семенах?

— Слыхали, как же! — пожал плечами первый гном по имени Вок. — Только это ж какая трата времени зряшная! Ты, малая, тыквы растишь, что ли? А как разбивать будешь? Одна же не справишься.!

— Я… они. — Марусенька смутилась. — Они светятся уже. Я подумала — так может кто поможет? А тут кабан… Ой! Вдруг там еще кто… — она не договорив бросилась бежать вверх по тропинке.

Сзади затопотали ноги ее спасителей.

— Не торопись так! — пропыхтел на бегу второй гном. — Я спросить хотел у тебя.

— Ну спроси! — согласилась Марусенька, не снижая скорости.

— Ты такую Миту в Школе на встречала?

— Митку? Ой, да мы с ней… А ты ее откуда знаешь? — радостно развернулась к гному Марусенька. Гном врезался в нее и покатился по крутому склону, как подрубленный. Гномишка в три прыжка догнала его, недоумевая, что случилось с крепким по виду бойцом, поймала за пояс и изо всех сил уперлась пятками во влажную землю. Подбежавшие товарищи помогли тому подняться на ноги.

— Ну что ж ты, Седди! — огорченно вздохнул Вок, отряхая брата.

— Седди? Вок? Так вы братья Миткины! — воскликнула Марусенька, переводя взгляд с одного гнома на другого.

— В точности, малая, так оно и есть! — кивнул Вок.

— Ну, я это и собирался сказать. — почему-то смущенно согласился с ним Седди.

— Ой, как здорово! — захлопала в ладоши гномишка. — А Митка сейчас где? Она же собиралась с вашим караваном отправиться куда-то на юг.

— Сгорел наш караван. — мрачно ответил Вок. — А Мита ничего, здорова. Они нас у гусятников ждут. Ну да мы с хорошими новостями.

— И с товаром, и с наваром. — усмехнулся Седди. — Да ты веди нас к огороду-то, поболтать успеем.

— Действительно. — кивнул светлый эльф. — Как я слышал, тыквы чаще созревают по ночам, так что мы рискуем опоздать.

И все двинулись за огородницей, уверенно пробиравшейся через заросшие кустами овраги и каменистые взгорки в середину гряды холмов. Наконец, в свете ярких звезд и зеленоватой колдовской Луны, смотрящей на землю бездонным провалом своего глаза, перед ними возникла полянка с круглыми сферами, испускающими слабый свет.

— О! Вовремя мы! — деловито высказался Седди. — Дай-ка мне штуковину, девочка! — он протянул руку за кампаном. Марусенька, собиравшаяся возмущенно отдернуть свое орудие от чужих рук, смутилась и безмолвно вручила гному колокол.

Она вдруг разглядела, что под широкой штаниной кольчужных штанов прячется искусно вырезанный из неизвестного дерева протез. Цепкий взор гномки, с детства поднаторевшей в различных ремеслах, различил даже следы резца и искусно прикрепленный вместо ступни латный башмак. Сердце стукнуло невпопад — что такого стряслось с семьей школьнгой подружки Миты? Караванщики считались благополучной профессией, риск нарваться на неприятности у кочевых торговцев невелик: в тех местах, куда их ведут окольные тропы, лихие разбойники водятся редко. А если и занесет каких лихоимцев, то в караване обычно достаточно опытных бойцов, да и покупатели, случись они по близости, торговцев в обиду не дадут.

Седди… Сеодор, кажется, полностью. Он был младшим из братьев, и Марусенька еще застала его в Школе, выпускником, не обращавшим на них, малявок, никакого внимания. Мита гордилась братом немерянно, а Марусе в то время было гораздо интереснее дразнить Турона, чем присматриваться к чужим братьям.

— Начали, что ли? — скомандовал Седди-Сеодор и с размаху опустил брякающий кампан на самую крупную тыкву. Марусенька сунулась было вперед, но мечи, секиры и кампан так и замелькали перед ее носом. Поэтому гномишка сочла за благо откопать в кустах свое снаряжение, быстренько переодеться и умыться теплой водой из ведерка, в котором разводила удобрение для волшебного огорода. Взяв в одну руку секиру, а в другую бубенцы, тоже пригодные для разбивания магических тыкв, гномишка более уверенно устремилась к своим помощникам.

Тыква, казалось, вот-вот самым гнусным образом исчезнет, так и не отплатив гномишке за многодневные труды. Она дрожала и делалась временами полупрозрачной, как мираж. Марусенька горесно ойкнула и со всего маху стукнула в круглый бок одновременно секирой и бубенцами. Ораженвая корка лопнула неровными трещинами и едко пахнущяя мякоть забрызгала всех вокруг.

— Фу! — возмущенно завопила эльфийка, брезгливо отряхаясь. — Гадость какая грэнкайнская!

— Не ругайся при ребенке. — в полголоса одернул ее брат.

— Ничего я не ребенок! — рассмеялась Марусенька, бредущая по колено в склизких обломках тыквы и выбирающая из месива дорагоценную добычу. — Я уже Школу окончила и теперь полноправный кузнец, вот!

— Вон еще свиток под коркой. — направлял ее Седди. — И вот какой-то пузырек!

Добыча оказалась не так велика, как мечталось Марусеньке. Гномка старалась не показывать разочарования, и поэтому перевела разговор на возобновление знакомства. Запомнив все мудреные эльфийские имена, выслушав трагическую историю каравана и небывалый рассказ о морском путешествии, она, не желая уступать пальму первенства, подробно рассказала о своем участии в Преобразовании. По окончании ее рассказа эльфы снова принялись переглядываться и кивать со значением.

Вокан, осматривавший остальные тыквы, заявил, что следующая созреет уже через несколько минут. Марусенька предложила помощникам умыться, что все с удовольствием и сделали. Остатки тыквы медленно растаяли, но едкий запах остался.

— Ну и воняет же эта магия! — потер свой крупный нос Седди. — А тебя, значит, Марусенькой кличут? — совершенно некстати продолжил он. — Буду знать, стало быть. Ежли там письмо написать… вдруг Мита захочет. — тут же поправился он. Гномишка кокетливо покосилась на него. Она осознала, что нравится бородачу, и это было неожиданно приятно. Гораздо приятнее, чем шутливые перепалки с Туроном, и даже приятнее, чем участвовать в таинственных делишках этого долговязого Клайда.

— Давайте, эгей! — закричал Вокан с грядки, и все началось заново. В сумраке мелькало оружие, звенели бубенцы, глухо бряцал кампан. Новая тыква одарила Марусеньку свитком для магического улучшения оружия. Ей очень хотелось его скорее применить к своей секире. Вон, Сонечка уже тройное улучшение себе сделала, а чем Марусенька хуже! Но жадничать при новых знакомых гномка постеснялась. Нужно еще будет предложить им что-нибудь за помощь, все-таки они не только спасли ее от кабана и теперь возятся с тыквами, но и оказались почти друзьями, лучшей подружки братьями да товарищами по каравану.

Так рассуждала Марусенька, устало набрасываясь по команде Вокана на третью тыкву. «Пожалуй, не стоило столько разом сажать!» — мелькнуло у нее в голове.

Шум они подняли неимоверный, так что присоединись к свалке вокруг огорода парочка кабанов, никто бы их и не заметил. Так и пришибли бы сгоряча, словно надоедливых келтиров!

Но когда тыква с влажным хлопком развалислась, оказалось, что сборщики урожая не заметили кое-кого посущественней кабана. По широкой спине Вокана с азартными воплями молотили посохами двое магов — светловолосая человеческая девушка и парнишка-эльф. Оба были одеты в одинаковые робы, но если на девушке темное одеяние сидело как влитое, то на эльфе оно болталось, словно на вешалке. Удары у этой парочки получались слабыми, но гулкими.

Огородников охватило всеобщее оцепенение. И только когда со стороны непрошенных агрессоров появились еще две фигуры — маг в ярко-желтой робе клирика и немолодой гном в доспехе, караванщики схватились за оружие. Но между ними и вновь прибывшими как бронзовое ядро вклинилась Марусенька, размахивающая бубенцами и отчаянно вопящая непонятно кому:

— Свои! Это свои! Не надо!

Пожилой гном ловко выдернул из начинающейся свалки эльфа, а маг в желтом — девушку, и оба одинаковыми движениями запихнули этих забияк себе за спины, приготовившись защищать младших соратников. Караванщики настороженно поводили мечами, не понимая, чего ожидать.

И только Марусенька металась между двумя группками воинов, причитая радостно-испуганно:

— Ой, ой, да это ж Клайд, я вам о нем рассказывала… И дядька мой, Кузьма, стало быть! Дядь, это ж Доникора сынки, караванщика, они мне тут помогают, потому как тыквы поспели а еще кабан напал… Сэйт, это вот Аннарин, он тоже светленький, чего ты сразу посохом-то лупить, как будто заклинания забыл… в смысле, я хотела сказать, не надо с ними драться! А, Вивиан, привет, ты как поживаешь? Это вот Лемвен и Тиэрон, может поздороваетесь все-таки?

Постепенно до всех дошла суть недоразумения. Торопившиеся на помощь к огороднице друзья приняли помощников за разбойников, грабящих ее огород, и сходу ввязались в свалку. В горячке маги помладше, видимо, забыли про заклинания и начали молотить посохами, и только у Кузьмы хватило ума задержать Клайда на минутку, сказав: «Погоди-ка, что-то тут не так…»

Конец ночи выдался шумным и бурным. Тыквы созревали одна за одной, в том порядке, в котором Марусенька их высаживала когда-то. Обе компании перезнакомились, обсудили последние новости, обменялись приветами и защитками на всякий случай, перемазались в липкой оранженой гадости, набили карманы разным барахлом, которое уже не влезало Марусеньке в торбу, сгоняли виновницу торжества пару раз к ручью за свежей водой., чтобы как слелует ополоснуться после полевых работ.

Взошедшее солнце осветило одну-единственную сиротливую тыкву, торчавшую посреди разоренных грядок. Рядом с тыквой, оберегая ее от случайных ударов и толчков, фатальных для магического овоща, спала умаявшаяся вконец Марусенька. Рыжая челка с оранжевыми волокнами тыквы приклеилась ко лбу, и белые семечки украшали бронзовый доспех гномишки.

Клайд хотел разбудить свою неугомонную подружку, но Кузьма с привычно подхватил малышку на руки. Седди, протянувший руки, что бы сделать это самому, покраснел и поспешно занялся сооружением костра.

Когда завтрак был готов, Марусенька уже вновь обрела способность стоять на ногах и молоть язычком без устали. Она в десятый раз в лицах пересказывала новым и старым друзьям события прошедшей ночи, но никого это не раздражало, наоборот, вызывало бурные взрывы хохота. Кузьма что-то с серьезным видом обсуждал с Воканом и Седди, а Тиэрон внимательно слушал его, стоя за спинами гномов. Лемвен уже вовсю хихикала с Вивиан, озираясь то на Аннарина, то на Клайда. И только оба светлых эльфа неприкаянно сидели по разные стороны от костра, стараясь не встречаться взглядами. Пересказывая историю с Чашей, караванщики упомянули об Аннарине вскользь, про его недолгий плен не обмолвились совсем, про родство с убийцей тоже. Не сказали они и о том, что Чаша досталась ему. Невольная осторожность — знак смутных времен — сковывала их, невзирая на бурное дружелюбие Марусеньки, оказавшейся случайной посредницей знакомства.

Последняя тыква, словно испытывая общее терпение, не торопилась выказывать признаки созревания. Лемвен и Тиэрон подбили магов поохотиться севернее по дороге на Орен. Кузьма покрутил головой, явно мучительно выбирая, кому больше требуется его присмотр — магам или племяннице. Выбрал Марусеньку, и, основательно устроившись возле костра, принялся начищать свою секиру. Из заплечного мешка появились многочисленные тряпочки, баночки с маслом и густыми пастами для наведения зеркального блеска. Приглушенно мурлыкая себе под нос какой-то марш, гном принялся вжикать точилом по лезвию. Вокан последовал его примеру, а Сеодор, убедившись, что Марусенька ушла ополаскивать миски к ручью, поспешно перестегивал свой протез, расправляя хитроумные ремни, сделанные островитянами.

Аннарин одиноко сидел в тени скалы. Ему мучительно хотелось в тысячный раз вынуть из воздуха чашу, ощутить ее прохладную тяжесть. Новые знакомые не внушали ему опасений. Открытые лица, прямодушные слова… Но он понимал, что его друзья не просто так сократили свой рассказ. Одно, два неосторожных слова, и те, кто умеет слушать, узнают о нем и о Чаше. Его предполагаемая смерть давала ему фору, но не навсегда. Рано или позно ему придется вынырнуть из небытия и разобраться с чудовищным клубком, закрученным его отцом.

Отцом ли? Аннарин впервые за много десятилетий позволил себе вспомнить лицо матери. Разве можно так сыграть боль и отчаянье? Нет, нет, он разберется с этим потом. Сейчас у него есть дела поважнее. Прежде всего — помочь Лемвен… караванщикам. Аннарин вынул меч из ножен и срубил веточку кустарника сбоку. Листья закружились на ветру.

Задумавшийся эльф не услышал легкого шороха за свой спиной. И дуновения ветерка, слабее, чем от крыльев бабочки, его сознание не заметило. Но выучка воина, годы, проведенные в Приграничье, заставили его тело действовать инстинктивно. Аннарин упал вперед и перекатился, оказавшись разом на ногах и с мечом в руке. Этот меч он купил себе в Гиране, сразу после того, как они разгрузили корабль. Без оружия он ощущал себя так, словно его руки разом укоротили по локоть. Лезвие описало полукруг в воздухе, отбивая что-то сверкающее в сторону, и тут же понеслось навстречу темной фигуре, полускрытой кустами. Но неизвестный отнюдь не жаждал вступать в бой. Он метнулся на скальный козырек, ведущий прочь от поляны. На фоне неба на миг обрисовался силуэт человека в темной обтягивающей одежде. Гномы нераборчиво завопили, бряцая оружием. Кузьма с недочищенной секирой уже отрезал лазутчику путь вниз. Вокан взбирался на склон холма. Седди замешкался, подбирая камни на краю грядки. Аннарин отметил это с удивлением. Что бы воин бросил меч и схватился за какие-то грязные булыжники?

Эльф прыгнул на скальный козырек за лазутчиком, не рассуждая., насколько это опасно. Бегущий враг — открытая спина. Рывок, лезвие скольит над плечом, готовясь клюнуть живое тело, сбить с ног, возможно, перебить сухожилие. Но под балахоном отчетливо звякнула кольчуга. Клинок возмущенно завибрировал и увел руку Аннарина в бок, в мягкий склон холма. Локоть заныл, вывернутый. Лазутчик развернулся, как загнанная в угол крыса, и беззвучно вытащил из рукава длинный стилет необычного вида. Аннарин успел отметить, что светлый металл покрыт патиной. Странное оружие для шпиона! Больше походит на антиквариат. Лезвие двинулось в сторону эльфа странным волнообразным движением. Он хотел уклониться, но не успел отпустить увязший в дерне клинок. Заболело под ключицей, предсказывая место удара. «Лемвен опять со мной возиться…» — еще мелькнула у Аннарина мысль, когда темная фигура перед ним дрогнула, покачнулась и рухнула вниз. Эльф выдернул меч из земли и глянул на поляну.

Неизвестный лежал у ног Седди в позе, не оставлявшей сомнений о состоянии здоровья упавшего. Он был абсолютно мертв. Круглый булыжник со следами земли еще катился от его головы по склону вниз.

Собравшиеся у тела воины не обнаружили никаких ниточек, ведущих к нанимателю шпиона. Трудно было сказать также, за кем охотился этот человек. Было ли нападение на эльфа запланированным или соглядатай решился на это от отчаянья, решив, что его обнаружили? Стилет старинной ковки был тщательнейше осмотрен гномами, чуть ли не обнюхан. Но ни клейма мастера, ни каких-либо надписей на нем не было.

— Старинная эльфийская работа. — вынес вердикт Кузьма, показывая Аннарину странный клинок, в срезе больше похожий на пятилепестковый цветок. — И не оружие это. Просто, видать, у малого больше ничего не нашлось при себе. Шпион — он не воин. Его дело уши держать открытыми, а не с мечом скакать.

— Эх, допросить бы его… — покачал головй Вокан. — Вечно ты, брат, торопишься!

— Так это… — ухмыльнулся Седди. — Работника чуть нам не попортил, гад!

— Смотрите-ка! — Кузьма вытянул из-за отворота темного плаща лазутчика какой-то замызганный лоскут. — Чую, эта тряпка тут неспроста! Грязная, а свернута как вышитый платочек!

— Постойте-ка… — Аннарин наклонился к бледному лицу убитого, откинул край широкого капюшона. — Да это же нюхач! Он по запаху находит кого угодно, не хуже собаки.

— Да ладно тебе… — начал было скептически возражать Вокан, но сам разглядел неестественно широкие, словно вывернутые ноздри, покрытые редкими черными волосками. — Эк его! — невольно пробормотал гном.

— Эти люди — потомки магического скрещивания с монстрами. Их немного осталось в Адене. — пояснил Аннарин. — Мне приходилось пользоваться их услугами в Приграничье. Они служат любому, кто заплатит. Шпионят, разыскивают должников, сбежавших супругов, пропавших детей, заблудившихся безумцев — кого угодно. В городах часто прикрывают лицо маской или вуалью. Бойцы неважные. Нюхачи селятся на маленьких хуторах, часто кочуют. Стараются держать в тайне, где они живут. Еще бы!

— Ну и что нам это дает? — пожал плечами Вокан. — Послали за кем-то не простого шпиона, а нюхача, а кто послал, за кем?

— Если он шел за кем-то из нас, то вот эта тряпка нам и даст ответ. Нужно посмотреть внимательно: это может оказаться кусок чего-то, что держал в руках тот из нас, кого искал нюхач.

— Ну, судя по вон тем цветочкам-листочкам, это не гномское точно! — решительно заявил Седди.

Тем не менее, Вокан и Кузьма внимательно осмотрели кусок ткани. Больше всего он напоминал обрывок одежды. Достаточно тонкое полотно с мелкой вышивкой когда-то явно было светлым. Но цвет давно разъели бесконечные стирки и покрыли грязные пятна. И ничего похожего в своем гардеробе гномы не припоминали отродясь.

Вернулись охотники с добычей и Марусенька с мисками. Пересказ подробностей их охоты на «вот такенного василиска» и нападения на Аннарина занял некоторое время. Разъяснив всем, кто такие нюхачи, Аннарин пустил обрывок ткани по кругу. Марусенька первая схватила тряпку и рассматривала ее так пристально, словно искала зашифрованную надпись. Но ничего знакомого не углядела. Близнецы и Сэйт тоже своей тряпку не признали. У Вивиан она вызвала недоумение.

— Это больше похоже на обрывок простыни, чем на одежду. — высказала она свое мнение. — А раз так, то я ни за что не поверю, что мужчины могли запомнить, на чем и где они спали. Вы же не глядя плюхаетесь и почти никогда не стелите постель и не стираете белье. Но мне она кажется знакомой. Может быть, если постирать ее, я вспомню?

— Нет, лучше не стоит. — возразил Аннарин. — Пока она сохраняет запах, по которому шел шпион, мы можем спросить у какого-нибудь еще нюхача, чей это запах. А от постиранной тряпки будет пахнуть мылом и все.

— Стоит ли искать нового носатого вместо старого? — нахмурился Седди.

— Ну, не всех же нюхачей наняло одно лицо! — аргументировал эльф.

— А мне кажется, я тоже эту тряпку узнаю. — перебил его Клайд, рассматривающий тряпку так и сяк. — Вот вертится что-то в голове, а никак не вспомню!

— Ой, Клайд! — засмеялась Вивиан. — Да ты когда в последний раз тряпку в руках держал?

— Ага! — подмигнул ей маг. — А кого не так давно подрядили заниматься тряпкологией в одном забытом богами архиве? Вивиан… — улыбка сбежала с его лица и он уставился на злосчастный кусок ткани в своей руке. — Ты гений! Это та самая тряпка, которой я в архиве пол мыл!

— Быть не может. — прошептала девушка, снова натягивая лоскут. — Действительно! А я думаю — цветочки-то знакомые! Это ж архивариус кусок старой простыни дал, точно!

Еще несколько минут парочка уточняла родостовную тряпки, убедившись окончательно, что эта реликвия действительно позаимствована кем-то в памятном архиве.

— Ну и что нам это дает? Тряпку держала в руках Вивиан, а потом Клайд ею пыль сгребал. И в воде ее полоскали, и трясли, и бросали. Чей там может быть запах? — недоумевал Сэйт.

— Во всяком случае, нюхачу поручили найти либо Клайда, либо Вивиан. — мрачно сказал Кузьма. — И как раз сейчас, когда… — он оборвал сам себя и вздохнул.

— А в последние месяцы где был Клайд, там и Вивиан. — добавила Марусенька задумчиво. — Знать бы еще, кто их ищет?

— Нужно уходить отсюда. — рубанул рукой воздух Седди. — Шпион вряд ли вот так насовсем помер от бульника. В выморок ушел, оклемается и побежит докладывать: так мол, и так, нашел что велели, да злые дядьки помешали. Ну и опишет нас, заодно. А нам это ни к чему, стало быть.

— А тыква? — капризно дернула носиком Марусенька. Но ее уже не слушали. Гномы, эльфы и люди собирали заплечные мешки, передавали друг другу пустые миски, одеяла, ножи — все, что было небрежно разложенно у костра.

Когда гномишка горько разрыдалась, даже сдержанный Кузьма обернулся к ней с осуждением на лице. Но это был не капризный рев, а тихий обиженный плач. Марусенька стояла над последней тыквой, так задержавшей их в этих холмах. Оранжевая кожица медленно бледнела, таяла в воздухе. Тыква погибала на глазах.

— Он… он мою ты-ыкву-у уби-ил! — она протянула подошедшим гномам узкий, хищный кинжал.

Не выносящая ударов и повреждений тыква, вне всякого сомнения, была погублена клинком, воткнувшимся в нее почти по рукоять.

— Ну, не плачь, Мусь, — утешил ее Кузьма. — Смотри, кинжал-то какой богатый! С камушками, красивый. Чем тебе не урожай! Хочешь — продай, а хочешь возьми себе на память!

Гномишка утерла слезы и внимательнее пригляделась к клинку.

— Чем-то он запачкался! — сказала она, показывая темную полосу на лезвии. — Липкое что-то!

Аннарин не думал, что он может двигаться так быстро. Не в бою, не в опасности, прямо с полусобранным заплечным мешком в руках, он успел в прыжке выбить у гномишки кинжал, прежде чем она коснулась липкого вещества на нем. Никто не успел даже глазом моргнуть, а Аннарин уже втыкал раз за разом злосчастное лезвие в жирную грядку.

— Это яд. — коротко пояснил он разинувшей рот гномишке. — Потрогала бы — и все. Не просто все, а совсем все.

Марусенька кивнула и неожиданно икнула. От этого детского звука все взорвались смехом. Клайд достал из сумки пузырек с противоядием и тщательно промыл кинжал. Потом на всякий случай пролечил заклинаниями от отравления и гномишку, и эльфа.

— Ну и урожай у тебя вырос, племяшка! — похлопал Кузьма по плечу оторопелую Марусеньку, держащую очищенный кинжал двуми пальцами, как дохлого элпи.

— Хороший урожай! — ободряюще подмигнул ей Клайд. — И мешки полны, и приключений… полные штаны. Теперь будем прятаться неизвестно от кого, а, Марусь?

— Известно. — спокойно возразил ему Аннарин. — Вас разыскивает лорд Торионел. Это его кинжал, я знаю точно. Особый кинжал для особого яда.

Сразу шесть пар глаз впились в его побленевшее лицо. Левмен испуганно округлила рот, Тиэрон нахмурился, Седди и Вокан взялись за секиры. Вивиан, дрожа, прищурила глаза, будто целясь в слишком далекую мишень и Сэйт, ухватившись за плечо Клайда, залился мертвенной бледностью.

— Кто ты такой, Грэн Кайн тебя побери! — воскликнул Клайд, видя реакцию своих друзей.

— Аннарин Торионел, к вашим услугам! — ответил эльф, смахивая бисеринки пота с абсолютно бескровнойго лба.

Глава 37. Исчадие света

Вокан исчез в густой поросли так бесшумно, будто был духом леса. Седди покачал головой и вздохнул. Еще совсем недавно лучшим следопытом среди братьев считался он сам. Отец забрал его в караван сразу после Праздника Новых Мечей, и к лесу верхнего материка Седди был привычен так же, как и к холодным гулким коридорам шахт.

Теперь, конечно, ему уже так не бегать. Нельзя сказать, что он совсем обуза для друзей, но даже Марусенька, вон, косится на него с жалостью.

Впрочем, кроме стрелявшей глазами Марусеньки, никто больше на гнома не смотрел. Спешные сборы стали привычными за последние дни. Объединенная общей угрозой пестрая толпа, долбившая тыквы на полянке в горах, разом превратилась в сплоченный отряд. Планы составляли и обсуждали на ходу. Рассиживаться, зная, что у врага есть верховые страйдеры, и даже драконы, было черезчур самонадеянно. Уходили не по дороге — по холмам, через дикие рощи, порой пробиваясь с боем, порой усыпляя монстров на своем пути.

На ходу решили и вопрос с караваном. Кто-то ведь должен был отправиться туда, где их ждали родные, рассказать о плаванье, о товарах на складе, и о новой напасти.

Лемвен и Тиэрон отказались наотрез. У этой парочки все еще бурлило желание отомстить за отца и Доникора, и они не сомневались, что оставаясь рядом с теми, кого ищет Торионел, рано или поздно они встретятся с ним лицом к лицу. Седди теперь был ходок тот еще, тем более по лесу. Да и на складе большую часть товара они положили на имя Вокана — братец со всеми кладовщиками был на ты, и умудрялся порой получить скидку там, где другой получал только очередную наценку.

Потому-то старший брат Сеодора сейчас пробирался по заросшему кустарником оврагу, выводящему к перекату на Ирисной реке. Там начиналась тропа, вкруговую выводящая к хутору гусятников. Караванщики обнаружили ее пару лет назад, и искренне надеялись, что больше никто этой дороги не знает. Там-то Вокан надеялся пробраться к своим, избежав любопытных глаз в городах и на крупных трактах.

А отряд двигался дальше на северо-восток, обходя стороной не только крупные поселения, но даже охотничьи заимки в лесу. Цель их путешествия — заброшенный торговый форпост — была выбрана в надежде на то, что об этом месте все давно забыли. Описание форта и безопаного пути к нему нашел когда-то в эльфийской библиотеке Сэйт. И запомнил — просто, на всякий случай. Описание составили когда-то купцы, покидавшие Приграничье во время Огненного Мора. Кузьма обеспокоился, но подхватят ли они там древнюю заразу, но Вивиан заверила его, что мор был наслан заклятием, и сохраниться столько веков никак не мог.

Почему-то вышло так, что караванщики, которых было столько же, сколько Марусенькиных друзей, считая ее саму, с самого начала оказались в отряде «на новеньких». Опытные путешественники и следопыты, они последовали за Кузьмой и Клайдом, они слушали советы Сэйта и рассуждения Вивиан, как какие-то новобранцы. До сих пор у них был свой путь, своя тайна и свой враг. И вдруг оказалось, что есть кто-то, у кого счет к общему врагу длинее, путь запутаннее, а тайна… еще не раскрытая, она явно стояла за всеми действиями новых товарищей. Теперь же, после ухода Вокана, караванщики остались в меньшинстве, и незаметно перешли под негласную опеку друзей. Марусенька старалась держаться поблизости от Седди, в то же время не показывая ему, что готова в любую секунду подхватить увечного гнома. Клайд даже покосился на подружку несколько раз, удивленный ее молчаливостью. Между Марусенькой и Клайдом, тоже держа Седди в поле зрения, двигался Кузьма. Кряжистый гном разговаривал мало, и только по делу.

Клайд оказался в паре с Тиэроном. Темный сдержанно обсуждал с магом все подробности происходящего, но его искреннее дружелюбие искупало немногословность, и Клайд охотно рассказывал, рассуждал и предполагал, не касаясь, конечно, своей тайны.

Вивиан держалась поближе к Клайду, но шла почти боком, обернувшись к Леми. Девушки негромко, но азартно обсуждали что-то. До Клайда долетали обрывки фраз, ни капли не прояснявшие предмет их беседы: «И тут вытачка до пояса… и еще лавандового масла… конечно, пух лучше… нет, не рисовая мука… золотистого оттенка… и магической энергии берет меньше…».

С другой стороны от Клайда двигались светлые эльфы. Шагая почти в ногу, они большую часть времени были погружены в мрачное молчание. Клайд со стыдом вспоминал момент, когда он вцепился в рукав Сэйта, уверенный, что тот сейчас бросится на Аннарина. Но названный братишка вытащил свой кинжал не для этого. Он протянул его рукояткой к назвавшему свое имя эльфу и сказал очень просто и горько:

— Мама умерла, Ари. Этот кинжал она просила передать тебе. Он принадлежал твоему отцу. Тебя зовут не Аннарин Торионел, а Аннарин Фрэкей.

От тона его голоса, казалось, стынет в жилах кровь. Он всю свою боль вложил в эти несколько слов, и блестящий боец, высокий воин, только что гордо стоявший перед всеми, с рыданиями принял у него потертый охотничий кинжал.

С тех пор Аннарин больше походил на тяжелобольного. Он сторонился всех, особенно Леми, словно боясь замарать их одним только своим присутствием. Голова его была низко опущена, походка тяжела и неровна. Только Сэйту он позволял находиться рядом с собой.

Им не было нужды рассказывать друг другу длинные саги. Оба знали правду во всех подробностях — просто до сих пор смотрели на нее с разных сторон. Теперь запутанная головоломка сложилась, и вся тяжесть неискупимого предательства легла на плечи Аннарина. А вся жгучая боль прощения — на плечи его младшего брата. Он-то знал, каков был лорд Торионел в своей бесконечной злобе, но не мог понять, как его брат мог быть так слеп — все эти долгие годы. Жалость и удивление сквозили в его взгляде. Братья словно поменялись возрастом — Аннарин был ведомым, и ждал слова, жеста Сэйта, что бы с готовностью отозваться. И снова подавленно опустить взор. Их диалог был более понятен Клайду, чем щебетание девушек:

— В ту зиму был буран, но мама пошла…

— Вся была в снегу… я помню…

— Они с моим отцом поженились…

— Даже не упоминал про тебя никогда… до нападения на караван.

— У него не получилось ни таской, ни лаской…

— Я видел, что они едут куда-то с клеткой…

— Вот эту татуировку…

— А я даже слова ему не сказал поперек…

— Это не трусость, я думаю…

— Это гораздо хуже…

— Ты можешь звать меня Сэйт или…

— Или — я еще не заслужил… Сибайх. Мама тебя так назвала?

— Нет, отец. Это на наречии темных — Сын Заката.

— Да, я мог бы догадаться…

— Ты мог бы догадаться обо всем еще по своему имени. С чего бы тебя называть так, если твой отец жив?

— Анна Рин — дар памяти? То…рионел говорил, что это всего лишь родовое имя.

— Врал как всегда. Нет такого имени в высших родах, поверь мне.

— А Торионелы не из высших. Тоесть, ведь мой настоящий отец был из того же рода, двоюродный брат Торионела, так?

— Фрекэй — это ветвь рода Торионел, точно. Но по маме ты… оба мы… из высших.

— Торионел просто бредит высшей властью.

— Ему до трона как келтиру до Баюма. Было три ветви наследников престола, и из них уцелело только две. Торионелы не в родстве ни с одной, даже косвенно. Разве что, через тебя.

— А я… мы в родстве?

— Да, в дальнем. По маме. Пятиюродные племянники троюродного брата наследника. Ну, если бы наследник существовал.

— Говорят, он существет. Жрецы хранят его тайну и ждут исполнения пророчеств. Сиб… Сэйт. А мама из какого рода была? Она говорила?

— Говорила. Мне кажется, она знала, что мы встретимся с тобой. Знаешь, у нее был Дар. Небольшой. Потому она и сказала мне, хоть замужняя эльфийка и теряет имя своего рода.

— Не только замужняя. Обрученная и родившая дитя — тоже.

— Ну да. Поэтому я ношу имя твоего и своего отца — в память об обоих.

— Так ты не скажешь мне ее род? Я понимаю, я опозорил…

— Ева сохрани! Я просто заболтался! Мама была из рода Тирулма. Ты мог бы взять себе это имя в память о ней. Поскольку я уже несу два имени…

Аннарин вздрогнул и замер на узкой тропе, так что Седди и его опекуны — Кузьма и Марусенька — чуть не налетели на него. Сэйт заботливо подхватил брата под руку. Жалость к этому сильному, взрослому эльфу, так глупо исковеркавшему собственную судьбу, перевешивала в младшем брате обиду и горечь.

— Что с тобой? — спросил Сэйт, пропуская гномов вперед. Клайд во всю вертел головой и уже не скрывал, что заинтересован разговором братьев. Даже девушки замолчали.

Аннарин поднял маленький кинжал, который почти не выпускал из рук все эти дни, и быстрым движением провел по обеим ладоням, делая ровные, глубокие надрезы. Сэйт судорожно вздохнул, но не отвел глаз. Обряд принятия имени можно было делать и так, на лесной тропе, без жрецов в торжественных одеяниях. Главное — не испугаться боли, крови, и доверять тем, кто свидетельствует с тобой вместе перед богами.

Измученный угрызениями совести Аннарин, видимо, не мог ждать, когда ему доведется совершить обряд в Храме. И доверял своим спутникам — и брату — полностью.

Путешественники окружили эльфа, затаив дыхание. В обоих горстях уже набралась кровь, когда Аннарин срывающимся голосом произнес:

— Я, урожденный Аннарин Фрекэй, силой своей крови перед всеми богами подтверждаю желание принять имя рода моей матери, Торвен Тирулма, да будут свидетелями мне мои… друзья!

С этими словами он сложил ладони вместе. Простой обряд обычно заканчивался короткой вспышкой магии. Кровь исчезала с ладоней именуемого, раны затягивались, а обладатели магического зрения читали в его ауре новый узор.

Но Аннарин забыл про Чашу. Металлическая полусфера как обычно возникла из ничего, когда его ладони коснулись друг друга. Кровь плеснула на узорчатый ободок, яростно зашипела, испаряясь, и вдруг два огненных жгута обвили ладони эльфа. Тот вскрикнул, но не разнял рук. Обряд еще не свершился. Пламя, казалось, прожигает руки до кости, но ни дыма, ни запаха не появлялось. Только жгучая, ледяная резь, которую Аннарин терпел из последних сил.

Все закончилось внезапно. Пламя опало, боль отступила, и кровь испарилась с ладоней. Боги приняли новое имя. А взамен поперек линий жизни и судьбы у эльфа отпечатались два полукруга — след исчезнувшей Чаши.

Оцепенение спало с присутствующих. Девушки бросились осматривать ожоги Аннарина, которые, впрочем, больше походили на татуировку, сделанную несколько лет назад, чем на свежие раны.

Сэйт и Клайд наперебой потребовали разъяснить, что это за Чаша. Кузьма немедленно отправил Марусеньку и Тиэрона в разведку в обе строны от тропы — проверить «есжли кого не того этот фейрверк переполошил».

Вивиан тоже недоумевала, что же нарушило обряд. Такие имяположения в кланах по весне, когда молодые бойцы принимают присягу, проводят сотнями. Обычно боги благосклонны к принятию нового имени, но если уж обряд не удается, никого не жжет ледяное пламя. Просто кровь сворачивается и падает из ладоней грязным комком, отвергая сказанную клятву. Жрецы рекомендуют тогда пройти обряд очищения и попытать удачи с другим именем, ибо это неугодно… Постойте!

— Анна… рин! — запнувшись на имени эльфа, торопливо сказала девушка. — Но почему ты клялся всем богам разом? Разве не Эйнхазад дают клятву светлые эльфы?

— Но я… — Аннарин вскинул на нее недоуменный взгляд. — Я не мог оскорбить ни одного из богов, что покровительствуют вам всем!

— Нужно было тогда добавить: кроме Паагрио, раз среди нас нет орков! — рассмеялся Клайд. — Но эта странная чаша… Мне кажется, это она исказила обряд.

— Или помогла завершить его. — возразил Аннарин, демонстрируя полукруглые отпечатки на ладонях. — Я ощущал себя так, будто что-то во мне подверглось проверке и было признанно годным.

— Вроде голема на профилактике? — уточнил Седди.

— Ну да. — кивнул эльф. — Разобрали, сверили с чем-то и собрали обратно — живи, мол.

Он выглядел несравненно веселее. Гнетущая его тяжесть собственной вины была если не снята полностью, то существенно уменьшена содеянным. И голова уже не висела ниже плеч. Леми засмотрелась на него, и, получив локтем в бок от своего брата, покраснела до ушей.

Рассказывая все, что они сами знали о Чаше Клайду и компании, эльфы увлеклись и перебивали друг друга и Седди. Но в результате они уставились друг на друга в недоумении. Получалось, что про Чашу они почти ничего не знают.

— Ари! — вспомнила Леми. — А Мать Олай сказала тебе, от кого ее нужно беречь? Я помню, она обещала.

— Да, сказала. Но непонятно. Беречь от мастера, вот что она сказала. Это слово на их диалекте, означает любого ремесленника, от механика до ювелира.

— Просто мастера? — задумчиво прищурилась Леми. — Ничего-ничего больше?

— Мастера, который захочет ее починить, как-то так.

— Значит, никому ее не показывай, да и все. — кивнула эльфийка. — А я надеялась она знает что-то…

— Да это же просто пророчество, помнишь? Те, кто оставлял Чашу в Глазе Бури, передали его островитянам, а те пересказали мне, и все.

— Может быть, что-то важное забылось за столько веков? — задумался Сэйт. — Пророчества вообще довольно туманны, и тем не менее, они сбываются.

— Никого там нет! — оглушительно завопила в этот момент Марусенька, выкатываясь из кустов. — И никого мы не переполошили!

— Теперь-то точно нас и в Орене услышали. — проворчал Тиэрон, выходя следом за ней. — Но в округе действительно пусто. Только какой-то шум на севере. Чуть левее нашего пути.

— Надеюсь, не про наши души шум. Тут не так далеко Башня Гордыни, гама там хватает, как и желающих, этим новым зачарованным оружием отправить самого Баюма в выморок. — махнул рукой Кузьма. — Но двигаться будем поосторожнее.

Отряд снова растянулся по тропе. Говорить не хотелось. Клайд и Сэйт по очереди присматривались, прищуривая глаза, к новым линиям в ауре Аннарина. Сэйт, шагая между двух братьев — единоутробного и названного — напевал чуть слышно свою считалочку про пауков. Ари еле заметно усмехался, косясь на него. Вивиан задумчиво перематывала на ходу бинт, так и не пригодившийся эльфу. Остальные двигались молча, переваривая произошедшее.

Резкий крик наверху привлек их внимание. Густые деревья скрывали небосклон, но в редких прогалинах светилась дневная синева. При первых же звуках сверху Кузьма и Клайд отступили с тропы к могучему стволу, Лемвен выхватила свои недавно перекованные мечи, Тиэрон шагнул в тень кустов, тоже выхватив оружие, Седди и Сэйт встали на обочине спиной к спине, словно охотились вместе пару месяцев, Вивиан перехватила посох, проверяя эликсиры в кошелях на поясе, и только Аннарин и Марусенька шагнули на открытое пространство, высматривая в небе то, что издавало такие вопли.

— Ой!!! — в своей манере заверещали гномишка, перекрывая шум в небе. — Ой! Там дракон дерется с кем-то белым! Ой! Падают оба! Сюда!

От ее криков или от увиденного Аннарин очнулся и с гномишкой под мышкой, отскочил с тропы под прикрытие ветвей. Сверху крутился огненный клубок, в котором темное чешуйчатое тело сплелось с ослепительно белым. Полыхало магическое и обычное пламя, и все это то судорожными рывками поднималось вверх, то падало ниже и ниже, прямо на лес.

— Уходить надо, пока не поздно! — мрачно предрек Кузьма. — Не наше это дело, кто там с кем воюет. В этих местах испокон веку покоя не было.

— Тут через болото только одна тропа. — покачал головой Сэйт. — Если уйдем с нее, можем утонуть или на злобных тварей напороться. И форт не отыщем. А эти двое не на нас охотятся.

— Ну, поглядим… — неопределенно отозвался гном, помахивая секирой. Воцарилась напряженная тишина, прерываемая только шумом небесного сражения. Бойцы поглядывали в узкие просветы меж ветвей, а маги торопливо наделяли всех защитками.

— Я сбегаю, посмотрю? — просительно глядя то на дядьку, то на Клайда, пискнула изнывающая от любопытства Марусенька. — Ну одним глазком!

— Я тебе… — начал было Кузьма, и в этот миг в сотне шагов от них раздался глухой удар тяжелых тел, рухнувших на землю. Затрещали сломанные стволы, заверещала какая-то птица. Гулкий рев перешел в предсмертный хрип и стих. Лес качнулся еще раз, как бы прислушиваясь, и снова замер. Будто и не было ничего.

— Вместе пойдем! — решительно сказал Клайд, выдвигаясь из-под дерева на тропу. — Мало ли что… — неопределенно оправдал он свои действия. Но никто не возражал. Все двинулись плотной группой, готовясь к любым сюрпризам.

На месте падения они сразу различили засыпанного листьями дракона. Он был мертв, и мертв был его всадник, свесившийся через поручни боевого седла. Ненужные больше Свитки Оживления, торчащие из раскрытой сумки, шевелил ветер. Видимо, всадник прожил немного дольше дракона — ровно на столько секунд, сколько требуется, что бы расстегнуть поясной кошель.

Не сговариваясь, Клайд и Тиэрон подняли погибшего и положили его на траву. Человек, немолодой, с растерянным выражением лица, в легком доспехе, не выглядел охотником за сокровищами Башни Гордыни. Ни могучего оружия, ни зачарованных лат, зато полная сумка свитков и лучших почтовых кристаллов.

— Посланец чей-то? — предположил Седди, выворачивая карманы убитого. Вивиан удивленно уставилась на гнома. Тот слегка смутился, но сказал, не опуская взгляда:

— Ежли кому, что уже без надобности, то не след добро разбрасывать. А коли вдруг найдем имя или адрес, где хозяина искать — отдадим честь по чести. Так у нас в караване заведено, и я разницы не вижу. Сюда он после выморока вряд ли вернется.

— А я думаю, — озирая небо в пробитую падающим драконом прореху в кронах деревьев, возразил Аннарин — Что вернется, и как можно скорее. И не один, поверьте. Что бы всадник да бросил дракона, не попытавшись его оживить?

— Ну, я тогда туточки все положу. — вздохнул Сэдди, по гномской привычке уже рассортировавший имущество всадника на аккуратные кучки.

— Не стоит. — мотнул головой Ари. — Эти вещи, если ты оставишь их, послужат нашим врагам. Поэтому забирай все, что сможешь поднять.

Разумеется, доспех погибшего, оказался защищен заклинанием, не позволявшим снять его с трупа. Благодаря этой защите, попавшие в выморок возвращались к жизни не голыми, а в том же снаряжении и одежде, в котором приняли малую смерть. Но иногда магия давала сбой, отмечая место чьей-то гибели утерянными перчатками, сапогами или кусками лат.

Бойцы сноровисто подобрали все разложенные гномом вещи и распихали их по своим мешкам.

— Точно уверен, что это враг? — спросил Кузьма у эльфа. — А то я мародерством рук не марал отродясь.

— Значок на шлеме. — пожал плечами Ари. — Это разведчик Торионела. А вот что он делает здесь — я бы очень хотел знать.

— Будем надеяться, что это просто совпадение. — хмуро молвил Клайд.

— Какое-то странное совпадение. — возразила Вивиан. Остатки ее пророческого Дара иногда давали о себе знать смутным беспокойством, более ясной, чем у всех, интуицией. — Давайте уйдем поскорее! Всадник мог уже поднять другого дракона, и не одного.

— А кто его убил-то? — неожиданно спросила Марусенька.

Все невольно шарахнулись от темной туши ящера. Слабый, еле различимый шелест раздался из-под раскинутого черного крыла.

— Пойдем, пойдем. — перешла на шепот Вивиан. — Оно еще живое!

— Надо глянуть! — нерешительно предложит Кузьма. — Ежли оно против наших врагов, то может нам поможет?

— Все твари в мире против наших врагов. — усмехнулся Аннарин. — И против нас заодно!

Но мы можем и глянуть, что бы знать точно! — он подобрал обломанный сук и откинул им перепонку крыла, как постельничий в замке откидывает простыни на огромной хозяйской кровати.

Из-под черной кожи, покрытой щепками и листьями, навстречу взорам друзей явилось ослепительно-белое оперение. Темные пятна крови только подчеркивали его неестественную белизну. Все отступили назад. Существо было еще живо. Оно силилось привстать на четвереньки, упираясь в податливую лесную почву могучими руками. Его совершенное бронзовокожее тело казалось ожившей мраморной статуей — не только из-за идеальных очертаний, но и из-за рамеров. Ростом существо было более чем вдвое выше любого из разумных Адена. Его безукоризненное лицо могло бы являть собой образец мужественной красоты, если бы не свойственное многим человекообразным монстрам выражение безликого равнодушия.

Белые поножи скребли траву, все больше пачкаясь, но существо, даже истекая кровью, не оставляло попыток приподняться и достать своим копьем находящихся рядом живых.

Аннарин, раскинув руки, заставил всех отступить назад, медленно, шаг за шагом. При этом никто не мог оторвать взора от лица необычного монстра. А тот, будто чувствуя их взгляды, вперился своими бездушными глазами в их лица. Идеально очерченные губы шевельнулись, силясь произнести что-то.

Клайд почувтвовал, как пот стекает у него по спине. Невероятная жуть охватила его. Он ясно вспомнил свое детское потрясение, когда ему впервые довелось услышать говорящего монстра. Не шепелявившего тупо одни и те же грязные словечки, как гоблины, не мычащего, как низшие орки, не взлаивающего, как оборотни…

В Магической Школе иногда появлялись бывшие ученики, ставшие могучими волшебниками. И порой они привозили что-нибудь — в подарок или для забавы учеников.

В тот раз мрачноватого вида мужчина с щегольской бородкой привез закрытую плотной тканью клетку. В ней сидело невиданное на Острове существо — матриарх степных ящероидов.

Множество учеников бросило все свои дела и собралось поглазеть на диво. Зеленокожая самка стояла посреди зачарованной клетки, горделиво поводя своей змеиной головой из стороны в сторону. Ее почти человеческая фигура была задрапирована в довольно искусно вытканую робу, а голову украшал ритуальный убор из перьев. Казалось, монстр так туп, что не понимает, где находится. Самка порой шипела и пыталась атаковать учеников магией, а порой стояла неподвижно, словно не видя никого вокруг. За решеткой она была совсем не страшна, но мало кто из начинающих магов хотел бы встретить такое в чистом поле.

После того, как все разошлись, Клайд под каким-то предлогом проскользнул в помещение с клеткой. Он больше боялся того, что его застанут учителя, чем что тварь причинит ему какой-либо вред. Но вплотную к решетке подходить не рискнул. Некоторое врея они стояли молча — маг-недоучка с облезлым посохом и матриарх, неразумное порождение древней магии.

Потом существо плавно и неспешно развернулось в сторону Клайда. Неуловимо женственное движение заставило почти позабыть о ее змеиной морде, приковав взгляд к изгибам мощной, как у высшей орчихи, фигуры. Качнув бедрами, она наклонилась с высоты своего помоста к мальчику, так что под тканью робы явственно проступили две округлости груди.

Эта биологическая несообразность вывела Клайда из очарованного состояния. Может быть, то была хитрость или примитивная природная магия, но рассчитана она была на мужчину, а не на пацаненка, еще играющего по вечерам в солдатики. Клайд оглянулся на дверь, собираясь отправиться восвояси. Но в этот миг матриарх заговорила. Ее немного шипящий, резкий голос потом всегда вспоминался Клайду, когда ему доводилось охотиться на ящероидов. Все еще покачивая бедрами, самка произнесла с живой болью в голосе:

— Отпусти меня, человек! Отпусти, отпусти, мои дети ждут меня! Открой замок, пока они не погибли без меня! Мои дети, мое племя! Отпусти, отпусти, не убивай!

Мальчик был потрясен настолько, что бросился бежать, не сказав ни слова ни монстру, ни учителям. Куда потом увезли клетку и что было с матриархом, он не знал. Первое потрясение давно прошло.

Псевдо-жизнь, как-бы-разум монстров в разных проявлениях, типа строений, ремесел, иерархии и религии уже не изумляли его. Но он все еще был не готов услышать от них разумную речь. Это порождало в нем сомнения в своей правоте, в правоте всех, кто пытался очистить мир от магических созданий…

— Нарушенное равновесие! — звучным, ни капли не искаженным страданиями или болью голосом произнесло белое существо, убившее дракона. — Подойдите, смертные, я еще успею убить вас!

Отряд продолжал пятиться, и монстр, досадливо мотнув головой, снова попытался приподняться. Силы его были на исходе. Но он мучал свое тело раз за разом, пытаясь заставить дотянуться до живых.

— Глупцы! — он говорил без малейших эмоций, и этот равнодушный голос завораживал. — Я должен убить и я убью. Потом. Вы будете умирать долго. Подойдите — я дам вам быструю смерть.

Вивиан отодвинула Аннарина и шагнула к монстру, не замечая вцепившихся в нее Клайда и Леми. Ее личико было сосредоточенно. Маг осознал — его подруга не околдована тварью, она просто трезво оценивает свои возможности — и возможности монстра.

— Кто послал тебя? — спросила она почти так же холодно, как и умирающий.

— Высшие силы. Равновесие не должно быть нарушено. Вы несете в себе пять пророчеств. Они не должны сбыться. Нам нужно искупить. Нужно вернуть себя. Подойди, Пророчица, и умри!

— Какие пророчества? — крикнула Лемвен из-за спины Вивиан.

— Пророчество о трех королях. Пророчество Бездны. Пророчество Огня. Пророчество Стражей. И твое личное маленькое пророчество, Целительница. Подойди, мое копье очень острое, острее бритвы. — хотя голос существа оставался равнодушным, казалось, что оно издевается.

— Расскажи нам о пророчесвах! Мы должны знать! — воскликнул Клайд.

— Жизнь за каждый рассказ, человечек! И начну я с тебя, согласен?

— Но… — Клайду не хотелось отказом прерывать откровения монстра. — Если я умру, я не услышу рассказа. Неравный обмен.

— Хорошо. Вот Пророчество о трех королях:

«Потомок стихий четырех,

Когда перерезаны корни,

Соберет разделенное вместе

И потерю народам вернет.

Наполнится Чаша ответом,

И крылья беду отведут.

Один возвратится из тьмы,

Другой же поднимется в небо,

А третий все нити сплетет.»

Монстр замолчал. Его прекрасное тело перестало судорожно подергиваться, откинувшись назад, на бок. Взмахнули белые крылья, сложились за плечами. Мышцы спины расслабились, и только руки из последних сил приподняли наконечник копья на уровень груди Клайда. Бесстрастные глаза существа не отрывались от глаз мага.

Клайд ощутил неимоверное желание подойти и позволить отточенному металлу войти в свою плоть. «Всего лишь выморок…» — вяло думалось магу.

Подойти близко, коснуться этой гладкой кожи, все еще сияющей неземным светом, позволить этим совершенным рукам сделать с собой что угодно… то, что нужно. Этому прекрасному созданию виднее. Человек должен только подчиняться. Так сладко, так всепоглощающе покоряться этому взгляду, что хочется застонать от переполняющего душу счастья. Разве его коротенькая жизнь сравнима с мудростью, которую подарило им это создание Света?

Огромные пальцы коснулись плеча мага. В них уже не было прежней силы, отрывавшей головы разумных, как ребенок обрывает одуванчики на лугу, но Клайда парализовало от одного только бесконечного восторга. Оно коснулось его! Не побрезговало! Его, смертного, грязного, касаются эти дивные руки, и даже не причиняют боли, хотя маг согласен быть выпорошенным заживо ради еще одного касания.

Ему хотелось прижаться к огромной ладони, как бездомному щенку к выловившим его из сточной канавы рукам. И в то же время он не смел побеспокоить могучее существо своими движениями. Одно лишь маленькое сожаление шевельнулось в нем: что он не может, не смеет разделить это счастье со своими друзьями. Наверное, они простят его. Ведь не Клайд сделал этот выбор. Но переживут ли они серую пустоту, которая поглотила мир вне ослепительного белого света, одарившего мага касанием? Бедолаги…

Клайд нерешительно нашел взглядом копье. Он обещал отдать свою жизнь, и сделает это с радостью, но могущественный медлит. Быть может, жалкому человечку следует надеться на копье самому? Или эта наглость оскорбит высшее существо?

Предвкушая новые касания обожаемых рук, пусть даже несущие смерть, Клайд чуть не плакал от счастья. Скорее! Убей меня! — молил в нем один голос. Нет! Помедли еще немного! Дай мне насладиться каждым мигом рядом с тобой! — вторил ему другой. Душа мага звенела, как струны арфы, со всех сил зажатые в кулак.

Светлый прекрасный воин, бронзовокожий, ослепительный, крылатый, наклонил, наконец, свое копье и медленно потянул человека за плечо к бритвенно-острому наконечнику. Какие-то голоса звучали в отдалении, и Клайду показалось, что это его друзья поют восторженный гимн. Слезы счастья уже вовсю катились по щекам мага, и он старался дышать осторожнее, что бы не испортить торжественный момент дурацким всхлипом.

Металл прорезал ткань и живую кожу под ней, но это было настолько неважно, что Клайд еле-еле обратил на это внимание. Он смотрел не отрываясь в это обожаемое лицо перед собой и с трудом удерживался от шага навстречу этому взгляду. Только желание продлить прикосновение подольше останавливало его. Если бы ему приказали — шагни, он сделал бы это, едва расслышав слова. Никогда, ни во сне, ни наяву, Клайду не было так хорошо. Кроме одного несуществующего места, где золотой, а не белый свет, падал на деревянные стены, и пахло сосновой смолой, и теплые губы… Все это было неправдой, вся жизнь мага была обманом, цепью потерь, горьких пробуждений! Но теперь-то он обрел истиное счастье!

Сверкающий светом взгляд внезапно погас. Тяжелые веки упали, и копье вывалилось из могучей руки. Клайд потянулся было за выскользнувшим из его плоти металлом, но силы оставили его, и он рухнул прямо на белые перья, подобно плащу укутывавшие создание Света, одновременно сходя с ума от наслаждения от прикосновения к нему и от ужаса что нарушил свое слово… не смог умереть…

Пахнущая болотом вода потекла по лицу Клайда. Живот несильно болел, в душе была пустота, подобная мокрому пеплу на месте сгоревшего сказочного дворца. Кузьма встревоженно вглядывался в лицо друга, а маг никак не мог понять, что случилось. Они снова охотятся в болотах? Какой прекрасный сон ему приснился, что-то светлое, огромное…

Клайд содрогнулся, и еле успел наклониться в сторону от Кузьмы. Его долго выворачивало, пока желудок не закололо, и во рту не появился горький вкус желчи.

— Что это было? — прохрипел он, утираясь замечатено пахнущей влагой и жизнью мокрой тряпкой.

— Их называют архангелами. — ответил ему голос Аннарина. — Глаза мага еще плохо фокусировались, и эльф казался ему размытым темным силуэтом.

— На самом деле они никакие не архангелы, конечно! — своим замедленным тоном вклинился Сэйт. Явно братишку пробивало на долгую историю, но у Клайда не было сил выслушивать книжные обороты.

— Скажи просто — кто это?

— Просто? — запнулся Сэйт, протягивая Клайду кружку с холодным отваром трав. — Монстры, как и все прочие. Только очень могущественные.

— А что оно со мной сделало?

— Очаровало, я думаю. А убить не успело, потому что кровью истекло.

— Убить?

— Ну, копьем он тебя тыкнуть успел, но девочки тебя уже починили. — уточнил из — за спины Тиэрон.

— А почему… я так хотел… — Клайд запнулся, не находя слов для описания своего восторга и всепоглощающего восхищения архангелом.

— Ну, наверное, он из последних сил в эту магию очарования вложился, а ты был ближе всех. К тому же в глаза ему смотрел.

— Он так долго… не убивал меня… — коснулся живота Клайд.

— Долго? Парень, да все заняло считанные секунды! Ты шагнул вдруг к нему, прямо под удар, он и начал бить, да сомлел. А я уж секиру достал — успокоить его. — пояснил Кузьма.

— Да? — глупо удивился Клайд. — А мне казалось, прошло полчаса или больше. Он держал меня, держал, касался… — былой восторг отзывался в нем чудовищной брезгливостью, снова затошнило.

— Да, девчонкам полегче пришлось, видно на всех у него магии не хватило. — покивал Кузьма, помогая Клайду встать.

— Девчонкам? — Клайд медленно, что бы не упасть, повернул голову.

Вивиан, Лемвен и Марусенька предстали его взору, но в каком виде! Заплаканные лица, растрепанные волосы, распухшие губы.

— Эй! — слабо улыбнулся Клайд. — Что это с вами?

Все три как по команде отвели от него глаза.

— Да ничего такого, парень, ты не думай. Прилипли они к архангелу тому, как котята, и пищали от радости, вот и все. — успокоил друга Кузьма.

Однако, вспоминая собственные ощущения, Клайд живо вообразил, как должна была подействовать очаровывающая магия на девушек. Если ему, мужчине, монстр представлялся могущественным повелителем Света, то им, видимо, самым желанным мужским существом в мире. Бедняжки! Не удивительно, что им неловко смотреть на Клайда после этого.

Тем временем Аннарин озабоченно торопил друзей. Прошло довольно много времени, и всадник погибшего дракона мог уже подлетать к месту боя с подкреплением.

— Хорошо, что он не видел нас. Довольно и того, что на наш след наведет нюхач. — приговаривал эльф.

Когда все закинули торбы на плечи, оказалось, что Марусенька все еще сидит возле мертвого архангела, перебирая белоснежные перья на его крыльях.

— Ты чего? — сердито прикрикнул на нее Кузьма, а Седди неожиданно смутился и покраснел.

— Я просто посижу еще чуть-чуть… — сказала гномишка отстраненным, мечтательным тоном.

Все остолбенели. С закрытыми глазами архангел казался спящим, и бездушный взор больше не портил его лицо. Просто очень красивый мужчина с обнаженным торсом и с белым плащом из перьев на плечах. Ростом с дом. Марусенька на его фоне смотрелась совсем игрушечной. Она гладила его перья и вздыхала — губы трубочкой, будто старается не заплакать. Наконец, магическая сила исчерпалась, и фигура архангела растаяла в воздухе. Гномишка неторопливо поднялась и посмотрела на всех с вызовом.

— Мне никто никогда так не нравился, и мне все равно, что это просто магия была. Дядька, где такие водятся?

— Такие водятся в Башне Гордыни, на верхних этажах. Подрастешь, натренируешься — можешь присоединиться к каким-нибудь искателям кладов, без конца штурмующих бессмертного Баюма. — ответил ей вместо Кузьмы Сэйт.

— Я… — гномишка выглядела разочарованной в прямом смысле: чары монстра окончательно сползали с нее. Прежде всего она покраснела до свекольного цвета. Потом отшвырнула прочь белое перышко, зажатое в кулаке и топнула ногой.

— Все равно он красивый! — словно кто-то с ней спорил, заявила гномишка.

— Пойдем. — мягко отозвалась Вивиан. — По дороге я расскажу тебе об архангелах. Они такие же создания магии, пронизывающей наш мир, как и прочие монстры, но их возникновение не было чьим-то замыслом или капризом. Они ведь действительно были когда-то тем, чем мы увидели их в грезах: созданиями Света, высшими существами, слугами богов. В монстров они обращены теперь в наказание за гордыню и нерадивость.

— Уй, как это? — позабыв обо всем на свете, гномишка подхватила мешок и затрусила по тропинке рядом с Вивиан, заглядывая снизу девушке в лицо. Остальные двинулись сделом за ними. Все молча ожидали окончания рассказа, заинтригованные не меньше Марусеньки. Только начитанный Сэйт кивал головой, словно потдверждая сказанное.

— Да, ангелы и архангелы были посредниками между богами и смертными. Их выбрали из смертных и дали им могущество, что бы они следили за равновесием в нашем мире. Эти духи оберегали священные места, источники светлой магической силы от бездумного использованияи. И источники темной силы, возникающие хаотично, они должны были тоже прятать от смертных.

Вначале они были истиными воинами Света. Часто помогали в безнадежных ситуациях, спасали народы. Например, говорят, что несколько эпидемий были остановлены именно ангелами и архангелами. Все радовались, если видели пролетающего в небе ангела. Люди в восторге стали строить для них малые алтари и даже храмы.

Но происхождение из смертных оставило на ангелах свой отпечаток. Не сразу, но постепенно стремление к почестям и власти захватило их. Они являлись на обряды в своих храмах и купались в чувствах молящихся, как в потоке магической энергии. Ходят легенды, что в это время они начали уносить с собой женщин, якобы принимая их в жертву себе. Было это забытое влечение плоти, или те несчастные действительно умирали в руках ангелов, отдавая свою жизненную силу воинам Света, трудно сказать. Слухи о потомках ангелов ходили по Адену, но возможно, раса артеас тогда еще не полностью покинула наши земли.

— Артеас? Крылатые люди? — перебила Вивиан Марусенька. — Но разве это не сказочки? «Давным давно, когда гиганты из камней варили вино и артеас летали повсюду…» — так все сказки начинаются!

— Теперь это сказки. — наполовину согласилась девушка. — А тогда артеас еще торговали с Аденом, и порой их видели в полете.

— А они точно не дети ангелов? — задумчиво произнесла гномишка.

— Нет, скорее наоборот. Ангелы могли быть созданы из лучших воинов артеас, доказавших свою преданность богам…

— Марусь, ну подумай сама — у медведя и элпи могут быть дети? — назидательным тоном вмешался Кузьма. — Не-ет, а почему?

— Потому что медведи не живут там, где элпи? — предположила гномка.

— Да нет же. Потому что рост у них разный. Разве у мамочки-элпи медвежонок в животе поместится, подумай сама.

Гномишка, видно, подумала как следует. Потому как зашипела, покраснела и начала нервно озираться назад.

— Не бойся! — поддразнил ее Клайд. — На тебе он все равно бы не женился.

— Слава Марф… — буркнула Марусенька, и тут же купилась на подначку. — Почему это?

— Да потому что эти архангелы уже не живые, а монстры. — коряво пояснил Клайд, сам смутившийся от обсуждения такой скользкой темы. Да еще эти яркие воспоминания о могучих руках, о сияющей бронзовой коже…

— Думаю, — произнес маг вслух. — Что когда они уносили смертных женщин, тем было уже неважно, как и для чего ангелы их используют. Умирали они счастливыми, это точно.

Девушки смущенно покивали, не желая больше обсуждать это.

— А боги-то почему сразу не вмешались? — недоуменно пожал плечами Седди. Ему тоже не нравилось, куда уводил разговор, но не высказать распиравшее его возмущение он не мог.

— Это ж получается, что ангелы сами нарушали то равновесие, которое стеречь должны? Пустили гоблинов в кладовую, как у нас говорят!

— Да, боги не вмешивались до поры до времени. Ведь не взирая на злоупотребления, ангелы справлялись с охраной источников светлой и темной силы. А несколько сотен жизней ничего не значили для высших сил, ибо войны и болезни уносили гораздо больше. К тому же, умирая счастливыми, смертные души не взывали к своим Стражам об отмщении.

— Так боги знали про это или нет? — переспросил Седди.

— Трудно сказать. Мы ведь считаем, что боги всемогущи, так? Значит, они знали, но не вмешивались. А каков был их замысел — этого нам не понять.

— Ангелы могли быть посланы смертным как испытание? — изумилась Лемвен.

— Почему нет. — пожал плечами Сэйт. — Очень поучительная история получается, недаром эту легенду запрещали рассказывать в Адене несколько сотен лет подряд.

— Запретная легенда? Ух ты! — Марусенька захлопала в ладоши.

— Тише ты! — усмехнулась Вивиан. — Да, до тех пор, пока эльфика Нариэль не пробудила Баюма, про падших ангелов старались не вспоминать.

— Говорят, эльфийка была не одна в Башне Гордыни, вот откуда всем стало известно о переродившемся императоре. — задумчиво произнес Тиэрон.

— Со мной учился парнишека. — неуверенно вставил Клайд. — Он утверждал, что его собственный прадед проследил за Нариэль, искавшей клад Баюма. Парень был из старинного рода магов, у них сохранились семейные летописи за много веков… но мальчишки всегда хвастаются, так что я не знаю, правда ли это.

— Следил, и что? — переспросил темный эльф.

— Ну, Нариэль была известной искательницей сокровищ, и в команду к себе никого никогда не брала. Вот прадед того парнишки, когда ее заметил в лесу, решил пробраться следом. Очень часто клады оказывались так огромны, что один искатель сокровищ не мог унести все. Тут-то бы этому прадеду и удалось поживиться…

Башня Гордыни тогда стояла пустая, как высохшая кость. Нариэль нашла какие-то руны на стене внизу. Они вдруг начали светиться, и эльфийка читала написанное вслух. Но следивший за ней маг прятался далеко от нее и ничего не разобрал. Потом она стала пробираться наверх. Он следовал за ней, держа Свиток Перемещения наготове. Клады часто охраняли свирепые монстры, а ввязываться в чужую драку маг не собирался.

— Разумный какой был дедуля… — фыркнула с презрением Лемвен.

— Такие типы до сих пор попадаются. — покачал головой Тиэрон. — Крысы самые настоящие!

— Ну да, маг не был образцом благородства и доблести, но именно он все видел и рассказал в Гильдии Магов. Как Нариэль наткнулась на зачарованное копье и испачкала его своей кровью, как из камня вышел Баюм и появились охраняющие его монстры, в том числе ангелы и архангелы…

— А Нариэль погибла? — пискнула Марусенька.

— Да, весьма нехорошей смертью. — сухо кивнул Клайд.

— Так это все правда, что Баюм разорвал ее живьем и выпил жизненные силы досуха? — передернулся Тиэрон.

— Ну, тот парень говорил, что так оно и было. — Клайд махнул рукой. — Может, это был и не его прадед, но кто-то ведь это видел?

— А может, люди все придумали — и про Нариэль, и про возрождение Баюма. Император был на верхушке Башни всегда, просто раньше на материке кипели войны и бойцам было не до поиска старых кладов. — предположил Седди.

— Может и так. — маг не спорил. Древние легенды никогда не были его коньком.

— Так что же там с ангелами? — нетерпеливо подергала Вивиан за рукав робы гномишка.

— Когда Баюм начал строить свою Башню Гордыни, ангелы должны были вмешаться в это. Во-первых, он заложил фундамент в месте небывалой силы. Во-вторых, он пригласил тайно темных жрецов, и они приносили человеческие жертвы для укрепления стен магией. Два источника силы рядом — темный и светлый — создавали возмущение магии на всем севере материка, но ангелы в то время уже считали ниже своего достоинства затыкать каждую магическую дырку. К тому же, проникнувшись собственныи величием, они полагали, что у жалких смертных не получится выстроить такую Башню.

Тридцать лет строилась Башня, и тридцать лет воины Света игнорировали ее, занялтые собственными делами. Рассказывают, что хитрый Баюм нарочно для этого построил далеко на юге огромное капище, где ежедневно справлялись обряды во славу ангелов и приносились им жертвы — магические и кровавые. Воины Света слетались туда, как пчелы на мед…

— Скорее, как мухи на… эх! — крякнул Кузьма и замолчал.

— Да, уже мало хорошего оставалось в них тогда. Но своего Баюм добился. Ангелы почуяли беду только когда император поднялся на самый верх Башни Гордыни и обратился со своим дерзким требованием в богам.

Белые крылья гремели по всему небу, сонмы воинов с копьями мчались со всех сторон к Башне, но они опоздали, явившись как раз в миг гнева богов. Баюм был проклят в своем бессмертии, а ангелы низвергнуты из высших существ в обычные монстры. И навеки привязаны к Башне Гордыни.

— А что это он твердил про возвращение? — спросил Клайд, потирая плечо, которого касалась ручища архангела.

— Эти существа сохраняют свою память — или часть памяти. Они смутно помнят, кем были когда-то, и иногда пытаются заслужить прощение богов. Но делают это хаотично и странно: то слетят вниз и разрушат Храм в маленькой деревушке, то пытаются напасть на Баюма, вместо того, что бы защищать его…

— А зачем им его защищать-то? — изумилась Марусенька.

— Да в наказание, глупая! — пояснил Кузьма. — Нарочно, что б им обиднее было.

— А… ну понятно. — неопределенно протянула Марусенька.

— Было пророчество. — медленно произнес Сэйт. — Что Баюм может быть убит навсегда и освобожден от проклятия богов. Душа его обретет покой, а Башня Гордыни рухнет. Но кто может убить бессмертного, неизвестно. Вот ангелы и защищают императора от всех подряд.

— А что еще за пророчества он упоминал тут? — поинтересовался Седди. — Я из них только одно знаю, про нашу Лемвен. — и он сдержанно хихикнул, получив от эльфийки ножнами меча пониже спины.

— А я знаю только часть того пророчества, которое он прочитал. — задумчиво добавил Клайд. — Мне о нем говорил Наставник в Школе Магии, но ему были известны только первые четыре строчки.

— Пророчества Стражей и Бездны упоминаются в наших летописях. — пояснил Сэйт. — Но только их названия. Они оба как-то связанны с Пророчеством трех королей. Но я тоже всегда думал, что оно не трех королей, а одного.

— Ну да. — согласилась Лемвен. — Мне еще бабушка говорила — дескать, предсказано было, когда вернется наш король, да понять никто не может.

— Не ваш, а наш. — смущенно поправил ее Сэйт.

— А вот и наш! — уперла руки в боки темная эльфийка. — Какое моей бабушке было дело до светлоухих, подумай сам!

— А какое было дело нашим летописцам до правителя ваших нор! — огрызнулся светлый.

Аннарин растерянно переводил взгляд с девушки на брата и обратно. Неожиданный спор грозил перерасти в драку, но тут оба спорщика рассмеялись собственной горячности и перевели дух.

— Что-то где-то напутали с этим пророчествои, точно вам говорю! — пожала плечами Вивиан.

— Нужно будет в Гильдии рассказать о полном тексте. — согласился с ней Клайд. — Правда, понятнее-то он от полноты не стал.

— Стоит ли доверять словам монстра? — возразил Аннарин. — Если верить тому, что рассказала нам Вивиан, эти существа должны быть хуже чем безумны. Их смертное прошлое, их сияющее могущество и их наказание — все перемешано в головах этих самых ангелов.

— Но тем ценнее его слова! — горячо воскликнула Вивиан. — Быть может, они помнят текст без искажений, хотя и не понимают, что он означает.

— Не понимают или не знают? — задумался вслух Сэйт.

— Понимают как-то не так. — поправилась девушка. — Ну подумай сам, какое отношение к пророчеству можем иметь мы с вами? Наша смерть не принесла бы ангелам прощения богов, но искаженный ум белого воина этого не осознавал.

— А как архангел попал сюда, в лес, так далеко от Башни Гордыни? И почему дрался с драконом Торионела? — практичный Кузьма не отвлекался на разгадывание древних загадок, ему хватало тех, что были в настоящем.

— Ну, может быть дракон пролетел слишком близко от Башни и архангел бросился в погоню с тупым упорством монстра. Вот и залетел так далеко в чащу. А после гибели противника, истекая кровью, понес про нас всякий бред, кашу из своих размытых воспоминаний. Он нас мог принять за кого угодно: за королей, за Баюма, хоть за големскую мамашу. — предположил Клайд.

В этот миг над головами отряда раздался тоскливый звук, подобный реву десятка медных труб. Друзья мгновенно кинулись под защиту плотных зарослей, не проявляя больше праздного любопытства, один раз уже чуть не окончившегося для них бедой.

Прижавшись спинами к покрытым мхом стволам кряжистых деревьев, они с трепетом наблюдали, как далеко в небе, различимые урывками в просветах, к месту недавнего боя с драконом, летели ослепительно-белоснежные фигуры архангелов. Друзья насчитали пять или шесть совершенных бронзовых тел. Фигуры закружились над лесом, высматривая что-то.

Одновременно из-за дальних гор появились боевые драконы. Всадники прибыли на помощь своему соратнику. Видимо, они привезли с собой мага или Свитки Оживления, потому что настречу своим из чащи взлетел давешний павший в схватке с архангелом ящер.

Оба крылатых отряда устремились на противника. Закипела яростная битва, шум которой разнесся над лесом как рев бури.

— Ну, на этот раз уходим очень быстро! — скомандовал Кузьма. — Ты, Муська, не собираешься туда отправиться перышки подбирать?

— Вот еще! — фыркнула Марусенька. — Я ж просто заколдованная была, дядь!

— Ну и ладушки. Уговаривать тебя у нас времени нет. — кивнул гном и тяжелой трусцой устремился по лесу, стараясь перебегать от дерева к дереву, но не терять из вида тропу. Остальные молча, сберегая дыхание, бросились за ним.

Клайд хотел было использовать свое любимое «Хождение с ветерком», но Вивиан остановила его жестом. Не стоило рисковать привлекать внимание дерущихся. И архангелы, и всадники на драконах могли учуять всплеск магической энергии. Кто бы ни победил в воздушном бою, друзьям вовсе не улыбалось дожидаться встречи с ними… Шум битвы медленно удалялся. Притихший лес погружался в сумерки. Влажная земля, покрытая папоротниками, то и дело подсовывала бегущим под ноги коряги, кочки и промоины. Друзья помогали упавшим подняться, и бегство продолжалось.

Через несколько часов, перемазанные в грязи, усталые, голодные, путешественники различили среди деревьев темный силуэт полуразрушенного форта. Озираясь то на лес за спиной, то на таящие опасность небеса, они пересекли заросшую белыми цветами поляну и укрылись под оплетенными плющом и покрытыми мелкой порослью кустарника каменными сводами низкого строения.

Глава 38. Смерть ради жизни

Располагались в форте основательно. Прежде всего, мужчины осмотрели все помещения. Гномы простучали стены, колонны и стропила, и пришли к выводу, что крыша, не смотря на раскинувшиеся на ней заросли, простоит еще пару десятилетий.

Клайд, Сэйт, Тиэрон и Аннарин обшарили все уголки здания. В кладовых обнаружилось множество сундуков, ящиков и кувшинов. Но поживиться там ничем не удалось. Если в кувшинах и было что-либо, оно давно высохло, превратившись в неопределенную труху. В ящиках глухо звякали ржавые железки, разпадающиеся в руках. Нельзя было даже понять, было это оружие или какие-нибудь косы-мотыги.

Порой с полки мягко падала связка меха, изъеденного насекомыми настолько, что поднять можно было только шелушащиеся лысые клочки потрескавшейся кожи.

А сундуки… некоторые из них послушно открывались ржавыми ключами, висящими по стенам кладовых, даря исследователям то горсточку мелких монет, то горсть бусин, то сложенные в коробочку осколки зеркала. Но многие давным-давно подменили притворы, хищные и коварные твари.

Отличить притвору от обычного сундука можно было только после того, как вставишь в скважину ключ и попытаешься отпереть тугой замок. Вот тут-то, вместо скрипа и грохота тяжеленной крышки, раздавалось порой клацанье челюстей, прорезывавшихся прямо по оковке.

Клайд пытался пинать сундуки, стучать по ним посохом, но вышло только хуже: хозяйственные купцы не скупились, видимо, на защитные заклятья для своего добра, и от мирного ларя с грудой черепков внутри, тоже можно было получить сдачи, и весьма чувствительно. Поэтому роли распределили так: Тиэрон и Аннарин отпирали сундуки, а маги старались сразу погрузить в сон те из них, которые оказались притворами. Или уж поправляли здоровье рубящим тварь бойцам.

— У меня магическая энергия в амулете уже поднялась на половину узора! — показал Клайду Сэйт. — Словно мы снова на охоте!

— Но до чего ж эти дундуки надоели! — в сердцах пнул очередной экземпляр купеческой обстановки маг. В ответ ему лязгнула железная челюсть, чуть не вырвав клок желтой робы.

— Тьфу, пакость! — разозлился Клайд, отскакивая в сторону и припечатывая притвору к полу «Корнем дриады». Воины в два удара добили тварь. Наградой им стало жалкое колечко с желтым камушком. Посовещавшись, они решили возвратиться в центральный зал, отложив войну с сундуками на потом. Было очевидно, что ничего полезного в кладовых не уцелело.

В зале вовсю кипела работа по обустройству. Гномы отломали где-то крепкие мореные доски и починили двустворчатую входную дверь. Судя по узорам, это были дубовые панели, украшавшие какую-то из комнат. Теперь Кузьма налаживал на двери бронзовый засов толщиной в руку, а Седди, устало опустившись на массивный стул, сколачивал какое-то подобие самострела.

— Поставим тут на ночь в дверях. — пояснил он Клайду. — Мало ли кто сунется!

Девушки тоже потрудились на славу. Выскобленый почти добела стол был уставлен глиняной и металлической посудой, которую они отмывали в ушате и сортировали. С одного края высились пивные кружки, кубки, изящные серебряные чашечки и деревянные ковши. С другого поднималась стопка мисок и тарелок, таких же разномастных. Над огнем, разведенном в огромном очаге, булькал котелок с похлебкой, вкусно тянуло дикой мятой и земляникой из котелка с чаем.

Марусенька притащила из леса очередную охапку белесого мха, который космами висел в этих местах на деревьях, как растрепанные гномские бороды.

— А мох зачем? — удивился Сэйт. Тиэрон и Аннарин за его спиной невольно переглянулись. Обоим воинам не раз приходилось сооружать походную постель из мха, травы или сухих листьев. В каждом заплечном мешке у караванщиков нашелся чехол из паучьего шелка, свернутый в комочек не больше яблока. Клайд и эльфы стали помогать Марусеньке набивать их мхом. Вышли отличные тюфяки — мягкие и упругие.

Девушки осмотрели будущие постели и затеяли спор, где лучше расположиться на ночлег. Если бы это был всего лишь привал, отдых на несколько часов, все легли бы у затухающего очага, сохраняя тепло. Но им предстояло прожить в форте некоторое время в надежде сбить со следа врагов, и девушки выразили желание спать отдельно. Но воины дружно запротестовали. Разделять силы в их ситуации было по меньшей мере опрометчиво. Поэтому, кряхтя и обливаясь потом, мужчины все вместе приволокли в зал несколько двустворчатых шкафов. Составив их углом, выгородили тут же в зале спальню для девушек, а в проходе между массивной мебелью дамы тут же натянули занавеску из той ткани, что подарили Лемвен в Глазе Бури. Теперь можно было наблюдать только мелькание сапожек и босых ног между резными ножками шкафов, да различать колеблющиеся силуэты на ткани.

— Что они там делают? — заинтересованно спросил Сэйт у Клайда. Клайд пожал плечами. Помыть руки можно было и в медном умывальнике в дальнем углу зала. Наряжаться к ужину в походных условиях их подругам вряд ли взбрело бы в голову. Тем не менее, за шкафами шуршала ткань, журчала вода и раздавалось сдавленное хихиканье. Наконец, девушки вышли как ни в чем не бывало и занялись ужином.

— По-моему, они причесывались! — высказал редкую наблюдательность Тиэрон.

— Водой? — изумился Аннарин.

— Ну. — кивнул темный эльф с видом знатока. — Намочили волосы, что бы легче чесать.

— А-а… — задумчиво протянул Сэйт.

Девушки покосились на мужчин и фыркнули как по команде.

Похлебка была сварена из диких кореньев и остатков сушеного мяса. Ее было много, горячее хлебово согревало желудки, но оставляло смутное ощущение несытости. Их запасы стремительно подходили к концу. Нужно было либо искать съедобную дичь, либо отправлять кого-то в Орен за провизией. Идею охоты решительно отвергли все. Но путешествие в город тоже не было простым делом.

— Лучше, если я туда пойду. — заявил Кузьма. — Я из вас всех самый неприметный.

— Почему это? — раздались голоса. Всем присутствующим хотелось взять эту миссию на себя.

— Ну смотрите сами. — хлопнул ладонью по столу гном. — Клайда и Вивиан могут знать, потому что кого-то из них искал нюхач. Сэйта знает Торионел лично и все его прихлебатели. К тому же, эльфам трудно перепутать его татуировку с какой-то другой. Они-то ее читают, как вывеску в трактире. Знают они и Аннарина. После встречи с нюхачом глупо рассчитывать, что его все еще числят погибшим. Седди приметен из-за своей ноги. Когда нюхач выдал себя, парень как раз ее перестегивал, шпион не мог этого не видеть. С Тиэроном и Лемвен Торионел сражался, и мог тоже их запомнить.

— А я? — пискнула Марусенька. — Меня никто не знает!

— А ты будешь форт охранять. Я тебе особое задание дам. — не терпящим возражений тоном сказал Кузьма. Гномишка пошмыгала носом, но не придумала, что возразить.

— Ну, что ж. — вздохнул Клайд, которому совершенно не хотелось отпускать Кузьму одного. — Может, через пару дней станет поспокойнее, и ты сможешь отправиться в путь…

— Нет, парень. — покачал головой старый друг. — Поспокойнее не станет. Да и мы на подножном корму ослабнем, а то и вовсе заболеем. К тому же, я из вас самый гораздый тяжести таскать. Потому утречком и отправлюсь. А до того мне с этими двумя нужно кой-чего поделать. — и он указал ложкой на Марусеньку и Седди.

После ужина трое гномов уединились в углу зала, Вивиан и Лемвен мыли посуду, а Клайд и Аннарин помогали им. Сэйт и Тиэрон устанавливали самострел напротив входной двери, потом тщательно проверяли все внутренние засовы. Неизвестно, что, кроме притвор, могло завестись в заброшенном здании и выползти ночью из своего логова. Да и враги могли попытаться проникнуть в форт с тыла. Девушки подавленно молчали. Это приключение становилось все более опасным. Оно уже совсем не походило на увлекательное путешествие.

Из угла доносился приглушенный бас Кузьмы:

— Расслабляйся, совсем, значит, как пустой мешок. И мягче, мягче! — То и дело гномы по очереди ложились на широкую лавку, но Кузьма сгонял их и снова что-то недовольно втолковывал.

— Чего это он их гоняет? — поинтересовался Клайд у Тиэрона. Тот, проведший много лет бок о бок с гномами, пояснил:

— Учит притворяться мертвыми. — эльф с сомнением покрутил головой. — Не знаю, получится ли. Доникор говорил — не простое это дело, если по-хорошему, то лет сорок нужно учиться. Тогда и впрямь ни тварь, ни разумный не отличит от убитого.

— Ну и зачем им это сейчас? — пожал плечами Клайд. — Неужели Кузьма задумал их в разведку отправить?

— А зачем в разведке мертвыми притворяться? — потряс головой Тиэрон.

— Ну, я не знаю. Подкрасться к лагерю врагов и лечь на видном месте. — вдохновенно придумывал маг. — Те сбегутся — что за труп, да еще два, зачем? Приволокут в лагерь и бросят где-нибудь. Без всякой охраны, разумеется. Ну и полежать, послушать несколько часов, а потом сбежать потихоньку.

— В жизни ничего глупее не слышал! — возмутился эльф. — Ты представь себя на месте врагов: притащили тебе какие-то трупы, бросили где-то в угол, к помойной яме скорее всего. Это если у тебя в подчинении нежити нет, а то их прямо в котел отправят. Разве ты пойдешь к этой помойке и будешь над вонючими гномами торжественно рассказывать, какие у тебя планы да чего тебе нужно?

— Да… — почесал затылок маг. — Пожалуй, ничего этак не разведаешь.

— А потом, мнимая смерть — она магическкую энергию требует. Поэтому ни о каких часах и речи не идет, считанные минуты.

В этот мемент в углу завозмущалась Марусенька:

— Не по мне это, дядь! Я лучше бы вот секиру твою взяла, больше толку было бы!

— Ну, секирой ты много не навоюешь. — покачал головой Кузьма. — А живая да безоружная ты в случае чего важнее мертвой, но с оружием в руках.

Марусенька насупилась и снова начала послушно раз за разом мягко обтекать на лавку.

— Не выйдет у нее. — вздохнул Тиэрон, и добавил, понизив голос. — Думаю, Кузьма девчонку просто отвлекает, что бы за ним не увязалась.

— Похоже на то. — согласился Клайд, вполне понимая чувства гнома. Тащить с собой этакую егозу страшнее, чем тут оставлять.

— А Седди зачем тренироваться? — задумался вслух маг.

— Что бы ему обидно не было. Он ведь все еще переживает, что будет нам обузой, хотя вон как ловко на своей деревяшке по лесу скачет. А тут задание от старшего — и вроде он при деле.

— А мы что делать будем? — спросил Сэйт, как раз подошедший к собеседникам.

— С сундуками разбираться. — невесело усмехнулся Клайд.

— Да уж, перспектива! — вытирая руки полотенцем, присел на трехногий табурет у стола Аннарин.

— Нам сейчас на рожон лезть ни к чему. — Вивиан, оказывается, отлично слышала их разговор.

— Силы неравные. — уныло кивнула Лемвен.

— Нужно отправить весточку в Гильдию Магов! — предложил Клайд.

— Но кто ее отнесет? — усомнился Тиэрон. — Тут до города-то дойти проблема, а гильдия ваша где?

— А если Кузьма на почту заявится, как бы там его не перехватили! — добавила Лемвен.

— А не нужно идти. — Клайд зашарил по карманам. — Мы же у драконьего всадника кристаллов набрали — в том числе и самоотправляющиеся, которые маг-почтовик уже зарядил. Говори да посылай.

— Не знаю. — Аннарин тоже разделял сомнения темного. — Может оказаться, что наши послания отправятся прямиком к Торионелу. Неизвестно, кто и как ему эти кристаллы заряжал.

— Разумеется, такая вероятность есть. — в Клайде снова вспыхнул азарт. — Поэтому мы должны так составить послание, что бы наши маги его поняли, а Торионелу оно показалось бы полной чушью. Например: «Подносчик голубых бутылок с товарищами опасается кукловода»

— Не годится! — замотал головой Сэйт. — Ну совершенно не годится. Во-первых, про кукловода он может и понять. Во-вторых, совершенно непонятно, где нас искать. В третьих, если послание будет таинственное, Торионел поймет, что это шифровка. И утроит усилия по нашему поиску. Кристалл свой опознает и сообразит, что далеко от места гибели дракона мы уйти не могли.

— Давайте думать! — вынул из сумки вощеную табличку Тиэрон. Как все караванщики, он почти не расставался с ней. Отпечаток чернилами с мягкого воска позволял сделать мгновенную копию расписки или счета, не занимаясь нудным переписыванием. Поэтому торговцы умели писать как обычным, так и зеркальным письмом.

— Сначала давайте посмотрим, вдруг там изображение передается! — вспомнил свой скудный опыт переписки Клайд.

Кристаллы высыпали на столешницу и внимательно осмотрели.

— Похоже, так оно и есть. — вынес вердикт Аннарин. — Хорошие, крупные кристаллы. Эти обязательно картинку сохранят в себе.

— Значит, кроме запутанного текста нам нужен еще и маскарад! — воскликнула Лемвен.

— Кто же из нас больше всего для этого подходит? — шифровальщики стали переглядываться и предлагать разные варианты:

— А если Сэйта девушкой нарядить? Вуальку ему надеть…

— Лучше Лемвен — парнем. Мечи в руки и шлем натянуть…

— А почему тогда Лемвен, а не кого-то еще?

— А… ну… отвлечь внимание!

— Тогда уж лучше ей шлем-то надеть, а все прочее снять. Внимает отвлечет — гарантированно! — хихикнул Тиэрон.

Лемвен вооружилась медной сковородкой и пригрозила раздеть для пользы дела кого-то другого, предварительно наставив ему побольше синяков для пущей неузнаваемости.

Ничего не придумывалось. Сэйт задумчиво шкрябал стилом по восковой табличке.

— Давайте сначала текст, что ли, сочиним. — уныло протянул он. — Клайд, ты с Кселлой общался больше всех, как бы ей намекнуть, что это мы?

— Дай подумать… Она мне мечи подарила и робу… может от этого плясать?

— Хм-м… — эльф постучал по зубам деревянной палочкой. — А чего-нибудь она про тебя знает такое, чего никто не знает?

— Ну… совсем никто — нет. Но она, например, знает, как меня в той реальности звали, во время Испытания.

— Уже хорошо. Назовемся тем именем, сразу будет ясно, от кого. А как сообщить, что нас преследует Торионел?

— Я говорила им о Торионеле, когда меня нашли в шахте. — смешалась Вивиан. — И, похоже, они тогда уже догадывались о его участии в заговоре.

— А ты в Клайдовом сне тоже была, правильно? Значит, послание от Далка, сообщить, что Ика встретила… нет, все вместе встретили знакомого Ики. Непонятно выходит.

— Может, так: «Пишет вам Далк, тра-та-та, всякие вежливости. Дескать, повезло найти кристалл возле убитого дракона…» — почему нет? Мало ли, кто мимо проходил? Это Торионела не насторожит. — Сэйт торопливо застрочил стилом. — Дальше как-нибудь так: «Благородный эльф, который Ике предлагал к нему в услужение поступить, теперь согласен нанять нас вместе.»

— Ха… Ничего себе! — хлопнул в ладоши Тиэрон.

— А место?

— Дальше пишем: «Ученик лекаря, в спешке собираясь забыл дома книгу своих лекарских рецептов. Пришлите нам их поскорее, книга та лежит на полке в его комнате, обложка зеленая, буквы коричневые.»

— Не слишком ли витиевато? — нахмурилась Лемвен.

— Да ну, обычное письмо какого-нибудь наемника с компанией, случайно нашедшего по дороге кристалл. Делать ему нечего, сидит у костра вечером и болтает все подряд.

— Ну, ладно. Найдут они в твоей книге про форт, а дальше про опасность? «Хочет нанять» — как-то слишком мирно. Может, наоборот, уволить?

— Нет, придумал! — обрадовался Клайд. — «Благородный господин, к которому Ика нанималась, воспылал к ней страстью, и нам пришлось уносить оттуда ноги. Не знаю, гонится он за нами ли нет…»

— Лучше не нужно про погоню. Это уже подозрительно. — помотал головой Сэйт.

— Ну, тогда: «Благородный господин, у которого весной служила Ика, отправился охотиться на север».

— Уже лучше!

Сочинение послания продолжалось еще некоторое время. Потом так же горячо обсудили, кто будет изображать Далка. Клайд убедил всех, что это должен быть Седди — потому как Далк все-таки был гномом.

— А может, Кузьму попросить? Кселла его знает, разом сообразит, от кого послание.

— Да, но тогда и его враги будут знать в лицо. Торионел запомнит на всякий случай — хотя бы за кристаллы уворованные отомстить. А Кузьма как раз в город собрался. — возразил Аннарин.

Придя, наконец, к единому мнению, друзья принялись гримировать Седди. Прежде всего вычернили ему волосы и бороду сажей. Клайд аргументировал это тем, что Далк был редким темноволосым гномом в своей реальности, к тому же это меняло облик гнома до неузнаваемости. Начернили ему брови, придав суровый вид, а для пущей примечательности соорудили повязку на левый глаз. Клайд нарядил гнома в свою робу и дал ему в руки доставшиеся от Кселлы двойные мечи. Посадили гнома у горящего камина и развели огонь пожарче. Изображение в кристалле должно было получиться затемненным, плохо различимым на фоне огня, и в то же время подтвердить версию о наемнике, сидящем у костра.

Помимо прочего, ему повесили на шею самодельный клайдов пропуск в Сердце Гор, так, что бы его было хорошо видно. Седди затвердил текст письма и несколько раз потренировался произносить его так, будто придумавает на ходу: а что бы еще сказать? Помимо сообщения о форте, об «охоте» Торионела, они сумели втиснуть в послание фразочку о том, что «Юния с нами не пошла» и что «за учеником лекаря увязался в лес его брат». Сэйт и Аннарин разом хмыкнули на эту фразу, но придумать что-нибудь поумнее не смогли. Караван, Южные Пустоши и Чашу решили не поминать ни в каком виде. Это все было слишком памятно Торионелу и совершенно ничего не говорило магам из Гильдии. Адресовать послание напрямую Кселле тоже остереглись, подписали его «Илис, для Крошилы».

Когда Седди произнес все, придуманное шифровальщиками, кристалл зазвенел и растаял в воздухе. Гном принялся яростно отскребать сажу с волос, сердито бурча про разную големскую ерунду. Марусенька поливала ему водой на руки и рассказывала, кто такие Кселла и Илис, заодно повторив еще раз всю историю Преобразования.

Наутро в лесу стеной стоял вязкий болотный туман. Сырость вползала в приоткрытую створку двери и медленно оседала на плитах пола скопищем мельчайших капелек. Запах каких-то цветов мешался с запахом гнилой воды. Кузьма коротко махнул друзьям рукой и растворилсся в белой пелене. Дверь поспешно заперли на засов. В слепом полумраке туманного утра повсюду мерещились подозрительные шорохи и взгляды.

И потекла в форте скрытная жизнь. Полная тревожного ожидания. По рассчетам знавших эти места Аннарина и Кузьмы, выходило, что за двое суток гном должен добраться до Орена.

Закупить продукты, не привлекая внимания сородичей и посторонних наблюдателей необычной для гнома спешкой — еще день. Ходить по лавкам, торговаться с лотошниками, даже попытаться продать самому что-нибудь, но потом снова заняться закупкой… Кузьму не нужно было всему этому учить. И затем нагруженному провизией гному, потребуется еще дня три-четыре на обратную дорогу.

Таким образом, выходило, что Кузьмы не будет целую неделю. Каждый попытался найти себе занятие в форте, что бы не сойти за это время с ума от безделья и беспокойства.

Марусенька обшаривала чердак и крышу здания. На крыше, в колючих зарослях ежевики, попадались первые ягоды, а по краям росло множество крупной земляники. Там же гномишка собирала мяту и дикий лук. На чердаке она обнаружила какие-то грибы, уверяя всех, что они вполне съедобные. Однако, проверять это отказались все, кроме Седди, который мужественно прожевал пару ложек блюда из этих поганок, но потом находчиво заявил, что грибы слишком волокнистые, наверное, переросли. Марусенька еще пару раз попыталась сдобрить грибами похлебку, но от всеобщих протестов сдалась, и оставила грибы в покое.

Сэйт отыскал в верхних комнатах несколько свитков с совершенно выцветшими чернилами, и решил записать на них краткую историю их путешествия-бегства, начиная от сбора урожая.

Чернила он смешал из сажи и толченых синих цветов, которые в множестве росли в лесу.

Аннарин и Тиэрон организовывали караулы, проверяли засовы и мастерили один за другим тяжелые, неуклюжие самострелы. Эти корявые подобия арбалетов снаряженные единственной стрелой, они расставляли напротив окон и дверей в зале, на ночь прикрепляя к ним сторожевые веревки.

Лемвен взялась шить менее опытному в кочевой жизни Сэйту чехол для тюфяка, благо паучьего шелка среди ее запаса тканей было предостаточно. Правда, тюфяк у нее выходил не белый, как обычно, а разукрашенный яркими цветами, но деликатный Сэйт уверял швею, что так даже красивее.

Клайд очень надеялся использовать свободное время для укрепления своих отношений с Вивиан. Конечно, она должна была сама догадываться, что маг неравнодушен к ней, и дажее более того. Но мужчине вообще-то полагается сказать девушке что-нибудь этакое первому, не дожидаясь, пока она догадается обо всем сама и даст ему знать об этом.

Однако, будто какое-то заклятье действовало на парочку. В первый раз Клайд позвал Вивиан осмотреть найденные книги, пользуясь тем, что Сэйт увлекся своими записями. Но разговора не получилось — девушка действительно с интересом разбирала пожетлевшие страницы, а когда Клайд собрался с духом, чтобы взять ее за руку и произнести хоть одно слово, в комнату с топотом влетела Марусенька и позвала их обедать.

В следующий раз Клайд увлек Вивиан в крохотное помещение под самой крышей. Он нарочно сказал гномишке, что отправляется в подвал. Он запер пару дверей по дороге на рассохшиеся щеколды. Но… из складок пыльного занавеса в проходе на них выскочил сундук-притвора, и вместо разговора о нежных чувствах магам пришлось держать круговую оборону от злобной твари. А после боя Вивиан потащила Клайда промывать раны и чистить одежду с такой поспешностью, будто он мог умереть на месте.

В третий раз Клайд даже успел взять девушку за руку и начал произносить давно заготовленную фразу:

— Вивиан, я давно хочу тебе сказать…

Но в этот миг его рука, упиравшаяся в какой-то завиток на стене, поехала в сторону, и за спиной у Вивиан начало открываться отверстие потайного хода. Девушка вскрикнула от неожиданности, на ее крик примчалась Лемвен, некстати проходившая мимо по коридору, позвала остальных… Впервые в жизни Клайду было наплевать на тайны и приключения!

Но все остальные с энтузиазмом изучали находку в течении следующих полутора дней. Потайной ход, довольно короткий, вел из комнаты на втором этаже в заваленный буреломом лес за стенами форта. Еле заметная тропа, выложенная каменными плитками, давно затопленными болотной водой и заросшими осокой, тянулась куда-то на север.

— Там лежит довольно широкий тракт, ведущий от города к Башне Гордыни. — пояснил друзьям Сэйт, сверившись с картами. — В случае чего, можно выбраться отсюда, срезав порядочный угол. Правда, к этому тракту часто выходят банды разных мародеров — живых и нежити вперемешку.

— Эта тропка выглядит вполне надежной, хоть камни и ушли в воду. — добавил Аннарин.

— Не знаю. — покачала головой Лемвен. — Я бы не хотела тут пробираться! Да потом еще попасться в лапы каким-то тварям.

— Ну, на всякий случай нужно в проходе положить несколько факелов и огниво. — предложил практичный Седди. — Мало ли что!

— А лестницу и пол посыпать кошачьей мятой! — тут же развила его идею Марусенька. — Запах отшибает начисто, если кто по следам бросится или тварь какую спустит…

— Ну вот и займитесь этим… грибоеды. — беззлобно похлопал гномов по плечам Тиэрон.

Простучав все стены в потайном коридоре и не найдя ни тайников, ни новых ответвлений, обитатели форта вернулись к рутинным занятиям.

Клайд вызвался охранять Марусеньку и Седди, когда они короткими набегами таскали из леса смолистые ветки и собирали кошачьтю мяту. Магу показалось, что Седди испытывает такие же затруднения в отношениях с Марусенькой, как и он сам с Вивиан. Несколько раз Клайд замечал краем глаза, как гномишка вырывала у того руку и, не слушая ничего, сердито убегала внутрь форта. Седди старался сохранять невозмутимое выражение лица, но выглядел огорченным. Но магу было неловко заговорить об этом с полузнакомым гномом.

Голод донимал обитателей форта все сильнее. Запасы окончательно подошли к концу, оставив им горсточку соли и пряностей. Похлебка варилась исключительно из собранной на опушке травы. Чай заваривался из мяты и земляничных листьев.

Клайду начало чудиться, что урчание его пустого желудка звучит на весь форт. Он постоянно думал о еде. Начиная какую-то фразу, он еле сдерживался, дабы не завершить ее жалобой на сосущую пустоту в животе. Ему казалось, что в этой слабости проявляется его человеческая натура. Гномы вообще были не привередливы в еде, и травяной отвар ели с тем же аппетитом, что и мясную похлебку. Эльфы тоже не возражали против растительной пищи. Разве что Аннарин иногда морщился, вылвливая ложкой особо волокнистый стебель. А Клайд был готов грызть ножки стола, ощущая в животе бульканье пустой воды. Иногда Марусенька после вылазок в лес совала ему горсть прошлогодних орехов или сухое яблоко из найденных в дупле беличьих запасов. Но маг подсовывал это угощение Вивиан, которая хоть и не жаловалась, но тоже осунулась за последние дни. А сам он в большинстве случаев старался заглушить голод листиками мяты, перекатывая сладко пахнущий, но травянисто-безвкусный комок во рту часами.

Прошло семь дней, восемь. Кузьма не возвращался. Марусенька окончательно загрустила, забросила все дела и целыми днями торчала на крыше форта, в кустах, высматривая дядьку.

Седди верно бдел неподалеку от нее.

— Вивиан, ты что-нибудь чувствуешь? — приставала к бывшей Пророчице Левмен.

— Нет, ничего. Кроме того, что враги близко. Но не ближе, чем были все это время. — прислушиваясь к чему-то неведомому отвечала девушка. — Но я не уверена в своем Даре. Я утратила большую часть его.

— А про Кузьму ты что-нибудь можешь сказать? — Клайд беспокоился не меньше Марусеньки за старого друга.

— С ним все в порядке. Во всяком случае, он жив и здоров. — уверяла Вивиан. Но выглядела с каждым днем все задумчивее.

Клайд попытался было обсудить с нею план, который они придумали возвращаясь из архива, но Вивиан слушала его невнимательно и отвечала невпопад. Потом извинилась и пояснила, что ей трудно сосредоточиться на мыслях о чем-либо кроме Кузьмы и их безопасности.

Эльфийку, пробирающуюся по опушке леса заметили, на десятый день отсутствия Кузьмы, Сэйт и Аннарин, как раз дежурившие возле узкого оконца на втором этаже. Несколько минут они всматривались в неясные очертания фигурки, то появлявшейся, то скрывавшейся среди мелкого кустарника, покуда не осознали, что их соплеменница явно плохо себя чувствует. Она с трудом брела, опираясь на отломанную ветку и спотыкаясь. Ни оружия, ни посоха при ней не было. Одежда, насколько различили братья, представляла собой легкий доспех для верховой езды. Но ни страйдера, ни какого-либо еще животного при эльфийке не было. Женщина косилась на форт, вероятно, чувствуя запах дыма или даже живых, находящихся внутри, но подойти опасалась. Осторожно огибая форт по дуге, она временами замирала на месте, прислушиваясь. Когда ее путь пересек небольшую полянку, братья увидели, что эльфийка явно беременна. Она прижимала одну руку к округлившемуся животу, словно успокаивая ребенка внутри.

Это зрелище поразило обоих эльфов настолько, что они несколько минут только онемело переглядывались. Потом Аннарин первым бросился вниз по лестнице, а Сэйт сперва схватил со стола моток бинтов, и только потом припустил за братом.

Одновременно из бокового коридора в зал выбежала Вивиан с криком:

— Остановитесь! Это ловушка!

За ней мчался Клайд, еще ничего не понимающий. Сэйт, в силу свое природной задумчивости не склонный к быстрым действиям, послушно затормозил посреди зала. Тиэрон и Седди у дверей попытались остановить Аннарина, но он увернулся из их рук с ловкостью опытного воина, прокатился по плитам пола и помчался дальше к опушке. На миг все растерялись. Клайд опомнился первым.

— Заприте дверь! — рявкнул он таким голосом, что в горле засаднило. Гном и темный эльф в четыре руки захлопнули тяжелую створку и наложили засов.

— Самострелы! — продолжал командовать маг, хватаясь за неоструганное ложе сторожевого оружия и подтаскивая его к пристрелянному месту напротив двери. Сэйт, Вивиан, Тиэрон и Лемвен бросилсь расставлять остальные, натягивая спусковые веревки. Попутно Сэйт извиняющимся тоном пояснял, обращаясь к Вивиан:

— Там беременная эльфийка, и никого больше. Ты уверена, что именно она представляет собой опасность.

— Не знаю. — девушка чуть не плакала. — Опасность кругом, обман, ловушка!

— Что там с Аннарином? — спросил Клайд, заканчивая устанавливать последний самострел.

— Стоит, разговаривает с кем-то, скрытым кустами. — тоскливо отозвалась Лемвен, приникнувшая к еле заметной бойнице возле двери. — Это… ой, это же…

— Отойди! — довольно сердито крикнула Вивиан и оттолкнула Лемвен от отверстия.

— Там наш отец! — воскликнула темная эльфийка возмущенно. — Нужно скорее открыть дверь, за ним, вероятно, гонятся…

— Нет, Леми, там никого нет. — печально покачал головой Тиэрон. Он уже понял, что опасность представляют иллюзии, выманивающие их за стены форта.

— Но я же видела… — Леми не очень уверенно оглянулась на бойницу.

— А я видел женщину, очень похожую на нашу мать в молодости. — сообщал Сэйт, только сейчас осмысливая происходящее до конца.

— И Ари тоже? — Левмен была готова заплакать.

— Да. — вздохнул Сэйт.

— Так. — Клайд оглядел свое уменьшающееся на глазах войско. — Где наши гномы?

— На крыше, как всегда.

— Значит, если им что-то померещится, мимо нас не проскочат? — кивнул маг.

— Ты думаешь… они тоже? — Тиэрон прищурил глаза.

— Надеюсь, что нет. Но после встречи с архангелом, я уже не так уверен в гномской устойчивости к подобным фокусам. — Клайд снова окинул взглядом зал.

— Нужно уходить. — полувопросительно произнес Тиэрон, оглядываясь в сторону потайного хода.

— А не этого ли от нас ожидают? Затравить пеших путников на болоте в незнакомом лесу проще простого. Особенно с драконами. — покачал головой Клайд.

— Что же тогда, так и стоять тут? — Лемвен со свистом рассекла воздух своими мечами.

— Нет. Вы с братом берете Вивиан, Сэйта и идете в потайной ход. Там сидите тихо-тихо. Я постараюсь найти гномов и отправить вслед за вами. А после этого я попробую устроить тут видимость отчаянного сопротивления. Буду стрелять из самострелов, колдовать, кричать на разные голоса. Если повезет, то успею прыгнуть в лаз следом за вами, пока враги будут высаживать дверь. Если не повезет… надеюсь, это будет только выморок.

Клайду отчаянно не верилось в то, что какая-нибудь зловещая зачарованная стрела может ринуть его в черноту полного небытия. Конечно, он как-нибудь вывернется. Убежит. Попадет в плен и будет спасен Кселлой. Придумает хитрость. Но страх медленно овладевал его сердцем.

— Я никуда не пойду… без Ари! — вскрикнула Лемвен надломленным голосом.

— Твоя гибель никик не поможет ему. — твердо ответил ей брат. — Только оставшись в живих ты можешь его спасти.

— Я? А ты? — Лемвен растерянно оглянулась на дверь, потом снова на брата.

— Я-то точно не оставлю Клайда одного. Один маг не сможет изображать целый гарнизон. Кто-то должен тут мечами помахать по-настоящему.

— Нет, Тири…

— Нет, Тиэрон… — голоса Лемвен и Клайда слились.

— Ты должен вывести девушек по тропе! — веско сказал маг.

— И гномов. — тихо добавила Вивиан. Ее лицо пылало, в глазах закипали слезы. Девушка выглядела очень испуганной и не могла с этим справиться.

— Ну что ты, все обойдется! — бросился к ней Клайд. — Вы доберетесь до города, пошлете письмо Кселле, без всяких выдумок…

— Я не знаю… Я не чувствую ничего! — отчаянно вскрикнула Вивиан. — Только что я знала, что там ловушка — и вот пустота в голове. Ничего, кроме страха опять попасться в лапы к тем же мерзавцам. Страх, и больше ничего! — она опустила голову в отчаяньи.

— Я тоже боюсь. — с откровенным облегчением признался ей Клайд. — Но не вижу другого выхода. Если враги будут думать, что мы еще обороняемся, они могут и прозевать ваше бегство. Если же бежать всем вместе сейчас, шансов почти не останется.

— Ну, я пошел за гномами. — как ни в чем ни бывало сказал Тиэрон. Но в этот миг сверху раздался отчаянный Марусеньким визг.

— Быстро все в тайный ход! — скомандовал Клайд, раворачивая один из самострелов к внутренней двери, но все еще колеблясь, взводить его или нет. — Выждите до тех пор, пока я не начну использовать боевые заклинания, тогда бегите через болото.

— Ты забыл спросить меня, братец. — довольно добродушно отозвался на это Сэйт.

— Ты не будешь сейчас спорить со мной, правда? — устало отозвался Клайд. — И… да, возьми, пожалуйста мои мечи. Они мало помогут мне в рукопашной, особенно если врагов будет много, а тебе могут пригодиться.

— Просто ты не спросил меня. — слегка обиженно повторил эльф. — Там же Аннарин, и его, быть может, не тронут…

— Пожалуйста, Сэйт, возьми на себя защиту Вивиан. Аннарина мы защитить уже не можем. — Клайд чуть не стонал от отчаянья, чувствуя нутром каждую упущенную секунду.

— Да ладно. Я не спорю. — покладисто отозвался Сэйт и побрел, понурившись к двери Проходя мимо слота он все-таки запихал в мешок свои исписанные свитки и новый чехол для тюфяка, который так и не успел набить мхом. Лемвен и Тиэрон двинулись за ним. Вивиан все еще смотрела на Клайда, пытаясь побороть сковывающий ее ужас.

Маг подошел к ней. «Все так обыденно!» — подумалось ему. — «Никаких красивых длинных разговоров, полумрака, романтики!». Он осторожно притянул девушку к себе, крепко обнял ее и слегка покачал, как маленькую. Пророчица еле слышно всхлипнула. Множество слов крутилось у Клайда на языке. И «Я тебя люблю!», и «Все будет хорошо!», и «Дождись меня!». Но вместо этого он, как уже не раз бывало, сказал совершенно неожиданную вещь:

— Вивиан, а как мы назовем наших близнецов?

Девушка оторопело уставилась на Клайда. У нее даже глаза округлились от изумления. Маг воспользовался этим, что бы подтолкнуть ее к выходу из зала, слегка усмехаясь:

— Иди и подумай над этим в безопасном месте. Хоть они и будут здорово на меня похожи, было бы глупо называть их Клайд-2 и Клайд-3, правда? К тому же одна из них будет девочка…

Вивиан отмерла и порывисто обняла мага за шею. Ее губы мазнули его по щеке, задев уголок рта. Она обхватила теплыми ладошками голову Клайда и посмотрела ему в глаза счастливым вхглядом.

— Я подумаю! — серьезно пообещала она. И уже без колебаний устремилась к потайному ходу. На пороге она обернулась и так улыбнулась, что у Клайда заныло где-то в подреберье.

Вивиан исчезла. За стенами форта царила тишина. Гномы тоже не давали о себе знать. Клайд торопливо добежал до потайного хода и постарался задвинуть его как можно более хаотично разломанной мебелью и хламом. Оставив только узкую щель, что бы в случае чего протиснуться самому. Взметнул «Ударом ветра» пыль по углам, заметая следы на полу. Потом уверенно двинулся вверх по лестнице, готовясь в любой момент отразить атаку тех, кто напал на гномов. Но в форте царила зловещая тишина. Пробравшись сквозь низкий чердак, пахнущий погребом, Клайд вылез на крышу, оставаясь под прикрытием покрывающих ее кустов. Ни звука. В лесу захлебывались щебетанием птицы, жужжали пчелы, стовно на много миль вокруг не было ни души. Маг похолодел. Куда подевались гномы? Неужели их скогтил дракон, высмотрев сверху? Но небо было тусклое и пустое. Или им померещилось что-то этакое, что Марусенька с визгом прыгнула вниз, рискуя переломать ноги, а Седди последовал за ней? Раненый Кузьма? Умирающая Сонечка? Что? Кто? Ответа не было.

Клайд не стал задерживаться на крыше. Тишина вокруг сводила его с ума. Ему хотелось с криком броситься к лесу, размахивая посохом. Пусть что-нибудь произойдет, лишь бы не это состояние неизвестности.

Когда маг уже входил в зал, тренькнула тетива одного из самострелов. Неясный, клубящийся силуэт на пороге внутренней двери, ведущей в подвал, проявился, падая на ступени. Клайд не стал ждать следующей оплошности врага — он просто обрушил на проем каскад боевых заклинаний. «Хорош же я буду, если это был один-единственный лазутчик!» — подумал он, повторяя привычные пассы руками. Но выстрелы нашли цели — и чары невидимости исчезли мгновенно. Враги вломились в зал группой из пяти или шести воинов. Клайд снова и снова вздымал посох. Две фигруры застыли на полу, но остальные споро расосредоточились. Из проема двери вылетела «Ледяная срела», но ушла в потолок, заставив побелеть и затрещать рассохшиеся доски.

Конечно, мечи были бы гораздо полезнее ученического посоха, и ими можно было бы нанести еще один последний удар, когда закончится магическая энергия… а мозжет, и не один… Но он бился не ради победы. Он всего лишь оттягивал вражеские силы и внимание на себя.

Маг перемещался по залу, скрываясь за колоннами и мебелью, пробежал по полукруглой галлерейке на уровне второго этажа, нырнул в одну арку и вынырнул из другой. Несколько раз его основательно тряхнуло какой-то магией, но жизненных сил пока хватало.

Внезапно разпахнулась центральная дверь. Похоже, это был магический удар, а может быть в нее уже давно долбили тараном, но Клайд в пылу битвы не слышал этого. Сработали три самострела, незамеченные первой группой нападавших, потому что Аннарин установил их под столами. Кое-кто упал, а на остальных сбоку налетел некто ревущий и гремящий доспехами. Клайд и то не сразу разобрал, что это Седди пришел ему на помощь. Вдвоем дело пошло веселее, и маг даже на минуту забыл, что им нужно только выиграть время. Впрочем, Седди вообще не знал этого блистательного плана. Он просто рубился из последних сил, и Клайд привычно щелкнул пальцами, направляя исцеляющее заклинание на гнома. «Только бы выморок! Только бы не…» — чего он боялся больше: окончательной смерти или плена, для себя или для Седди, Калйд не успел додумать. Седди вдруг проворно оттолнул сразу двоих противников и метнулся вниз по лестнице в подвал, будто бы ища там спасения. Но буквально на третьей ступеньке колени его подогнулись, и гном, грохоча как связка железных ломиков, покатился вниз.

У Клайда перехватило дыхание. Голова Седди неестественно болталась, секира вывалилась из разжатых рук. Маг, пользуясь прикованным к гному вниманием врагов, осторожно отступил к внутренней двери. Уже закрывая ее за собой, он сообразил, что если сейчас наведет врагов на потайную дверь, поймать всех беглецов будет делом нескольких минут. Поэтому Клайд вбежал в комнату, из которой не больше получаса тому назад наблюдали за лесом Аннарин и Сэйт, и торопливо протиснулся в узкое оконце. Неважно, что эта попытка спастить выглядит по-кретински. Главное, что оконце ведет в противоположную от болотной тропы сторону. Маг отолнулся от выщербленного подоконника и прыгнул на вытоптанную траву. Ему удалось сразу вскочить на ноги и припустить к лесу. Там, полускрытый кустами, все еще стоял Аннарин. Клайд готов был поклясться, что эльф давно уже скован заклинанием, но расглядывать, каким именно не было времени.

Удар раскаленного воздуха отшвырнул Клайда от опушки. Ноги раъехались, но, опираясь на посох, маг послал в ответ «Касание вампира» и снова бросился бежать. Время… он тянет время. Каждая секунда его бессмысленной борьбы — это шаг друзей по болотной тропе. «Надеюсь, они бегут быстро-быстро…» — устало подумал Клайд, понимая в то же время, что пешие беглецы не могут двигаться быстрее времени.

Какие-то фигуры проявлялись из воздуха во дворе форта, сбрасывая защитные чары. На Клайда они уже не обращали внимания. Кто-то наклонился — маг видел это боковым зрением, но так ясно, словно все происходило перед его носом. В воздухе закачалось нечто, напоминающее куклу, поднятую за ногу. Медной проволокой блеснули в тусклом свете косички-бараночки. Воин отшвырнул Марусенькино тело к стене, обернулся и махнул кому-то за спиной Клайда. Воздух взревел, раздираемый когтистыми лапами. Клайд успел увидеть смыкающиеся вокруг него огромные когти. В руках у него с тихим звоном лопнули пузырьки эликсиров и рассыпались зеленой пылью листики противоядия. Посох затрещал голубыми разрядами магии. Маленький фейрверк напоследок. Если кто-то еще может увидеть, услышать и учуять его. Боль от сломанных ребер взорвала Клайда изнутри, а милосердное забытье все не наступало.

Глава 39. Голос в темноте

В полной темноте камышовая флейточка стонала как-то особенно жалобно. Клайд слушал ее уже несколько часов с короткими перерывами, стараясь ни о чем не думать. Печальная мелодия перемежалась задумчивыми вздохами, покашливанием, шевелением и даже бульканьем воды. Но маг не поддавался на эту провокацию. Конечно, была вероятность, что его сосед по камере никакая не подсадная утка, а действительно пленник, но и стены имеют уши. Лучше молчать, покуда все не закончится — так или иначе. К тому же, пока надрывно плакала флейта, Клайд мог сам потихоньку всхлипывать, утирая слезы, и не испытывать особого стыда. Но в разговоре ему было бы трудно скрыть дрожь в голосе.

Полет в когтях дракона — удовольствие ниже среднего, особенно когда тварюга сжимает тебя изо всех сил. Ну, может не изо всех, но очень больно. Клайд орал прямо в клочья пролетающих туч, пытаясь хоть как-то облегчить свои страдания. Все равно влага непролившихся дождей вымочила его с ног до головы, по лицу текли крупные капли и смывали слезы.

Его швырнули в эту камеру, и он заснул, как начинающий «пахарь» после долгого дня. Ни мыслей, ни страхов не осталось. Очнулся тут же, в темноте. Посоха не было — или он уронил его еще в полете? Влажная одежда высохла. Пол, хотя и каменный, излучал тепло. Пахло соломой, мышами, сточной канавой. Первым и вторым — прямо под носом, от тощего тюфяка, а вторым откуда-то из угла. А потом началась эта музыка.

Клайд старался не просто молчать, но и не думать ни о чем. Кто знает возможности темных магов и жрецов? Нужно думать о другом, представлять себе совершенно не имеющее к реальности…

Болото, болото… он хотел убежать в болото, вот и все. Он был один. Нет, не один. С ним оставались трое… ну, такой одноглазый гном, да еще двое гномов, убитых при атаке форта… Их звали… звали… Одноглазого звали Жмура, девчонку Шило, а колченогого Цап. Клайда наняли в таверне лечить эту увечную команду. Они искали клад в форте.

Глупо, все глупо. В зале остались валяться вещевые мешки, и тюфяков было больше четырех… пяти. А, да, еще и Аннарин. Бесполезно врать про него. Нужно просто сказать, что эльф только накануне примкнул к ним. Приперся, дескать, и все тут. Знать его не знаем.

Неизвестно, правда, что этот самый Аннарин рассказал. Может быть, выложил все как миленький, и Клайда даже допрашивать теперь не будут. Ох, хорошо бы… а ребра не болят почему-то. Только ноют…

— Ты проснулся. — произнес в темноте спокойный звучный голос, прерывая мелодию. — Я уж боялся, что на твои стоны сбегутся охранники.

— Стоны? — Клайд с трудом поднялся и сел на тюфяке.

— Ну да. Сижу, заглушаю вот тебя флейтой. А то многие во сне или в беспамятстве разговорчивыми становятся… излишне.

— Я что-то говорил? — Клайд запаниковал. — Я… это все бред был!

— Я не слушал. Меньше знаешь — дольше живешь. — голос испустил невеселый смешок.

— Ну да… — потерянно кивнул маг. На него накатывало безразличие. Враги настолько сильнее, что нет никакого смысла сопротивляться. Ну, выдержит он несколько часов пыток, потом его сломают болью или магией, заставят говорить. А может быть, они уже давно все знают. Почему бы тогда не поговорить с этим соседом? Вдруг он абсолютно непричастен к врагам?

— Ты маг, похоже? — тем временем спокойно заметил его собеседник. — Или клирик?

— К-клирик. — согласился Клайд.

— От тебя пахнет противоядием, и одет ты не в доспех. — рассуждал словно сам с собой флейтист. — Человек, конечно. Эльфы почти не пахнут потом, а орки пахнут гораздо сильнее людей, больше похоже на запах зверя, да и голос у орков и гномов гораздо ниже твоего. Итак, клирик Эйнхазад. Не так давно прошедший Испытание. Странная добыча для Торионела.

— Торио… как высказали? — Клайд был скорее ошеломлен сбывающимися кошмарами, чем следовал своему плану валять дурака.

— И, к тому же, не понимаешь, кто его схватил и зачем. — голос рассуждал с убийственным хладнокровием. — Скорее всего, ты либо важный свидетель чего-то, либо случайная жертва.

— Ничего я не свидетель! — горячо возразил Клайд.

— Значит, просто жертва. Пробудешь тут не больше двух недель — до нужной фазы Луны. Зато никаких допросов, пыток и так далее. Быстрая смерть на алтаре…

— А вы-то кто такой тут будете? — Клайд пытался тоже различить что-то в запахе или словах незнакомца, но у него ничего не получалось. Глубокий звучный голос мог принадлежать и человеку, и эльфу, и, пожалуй, даже гному. А запах соломы и вонь сточной дыры забивали все прочие запахи.

— Я тоже человек, и тоже клирик. Постарше тебя, и попал в плен не случайно. Я, можно сказать, любимейший враг Торионела. Один из. — голос издал хихиканье.

«Чокнутый» — уныло подумал Клайд. — «Вот бросится на меня, что я буду делать?»

— Я не сумасшедший. — веско произнес невидимый сосед. — Просто я уже не испытываю страха, а вот радость по этому поводу меня еще не оставила.

— Что, вы тоже жертва? Ни пыток, ни допросов? — стараясь говорить как можно ровнее спросил Клайд. Сильнее всего маг опасался услышать в ответ описание уже перенесенных пленником мучений. Ну, или что-нибудь еще, столь же неутешительное.

— Я могу рассказать тебе, если ты не против перебраться ко мне поближе. — голос не стал дружелюбнее, но от него повеяло скрытой силой. — И у стен есть уши. Хотя я не выдам ничьей тайны, просто… не желаю тешить самолюбие врагов.

Клайд прикинул, сильно ли выручат его несколько локтей расстояния, если псих окажется буйным, и решил, что ни капли. Поэтому он послушно перетащил сою подстилку в сторону соседа. Темнота была абсолютной, так что маг наткнулся на чужую ногу раньше, чем предполагал.

— Извини. — сосед поспешно убрал конечность. — Я все время забываю, что ты не видишь в темноте.

— А вы видите? — спросил Клайд с легкой заинтересованностью. Конечно, это не имело для него никакого значения, но интересно все-таки…

— Вижу. Я давно уже вижу и слышу многое, недоступное простым людям. — сосед словно не хвастался, а жаловался. Клайд зябко повел плечами. Он, вобщем-то не набивался на разговор, что бы изображать теперь благодарного и заинтересованного слушателя.

— Ну хорошо. — хлопнул сосед по своему тюфяку ладонью. — Вреда от моей болтовни и впрямь никому не будет, а я хоть душу отведу.

Меня зовут Гром. Это не кличка. Так родители назвали. — усмехнулся он, чувуствуя растерянность Клайда. — А ты себя можешь и не называть, ни к чему это.

С раннего возраста я обучался наравне со сверстниками воинскому искусству. Там, где я родился, это умение ценится превыше всего. Жизнь там полна опасностей, и защищаться с оружием в руках должны уметь даже дети… Из меня получился неплохой боец. Всему оружию на свете я предпочитал кинжалы. Гибкость, быстрота реакции, точность единственного удара — все это помогало мне постигать довольно непростой вид воинской науки.

— Но… — вклинился было в повествование Клайд. — Разве вы не клирик?

— Знаю, знаю, сначала воин, потом клирик — звучит странно. Но дослушай меня хотя бы до середины. Я постараюсь быть кратким.

Воевали у нас в Тариме все: люди и нелюди, как мы называли прочие расы, монстры, звери. Никто давным-давно не строил там городов, только кочевые шатры возникали то тут, то там. Женщины сражались наравне с мужчинами, а в перерывах между битвами поспешно собирали жалкие урожаи давно одичавших злаков, сушили принесенное охотниками мясо. Мы привыкли воевать за все: за новый родник, за пастбище для скота, за фруктовую рощу, за теплую пещеру. Никто из нас не представлял иной жизни, и не тяготился подобной бессмысленностью. Когда мне только-только сравнялось двадцать лет, из-за моря приплыли огромные корабли. Было объявлено перемирие, и множество племен собралось на берегу. Пришельцы казались нам ослепительно красивыми — на них была разноцветная одежда из тонких тканей, золотые и серебрянные украшения, тогда как наши воины давно уже носили бесформенные одеяния из шкур и кожи да потертые латы и кольчуги. А наши женщины украшали себя медными колечками и бусами из перьев. Сейчас мне самому трудно представить степень убожества моей первой жизни…

— Я никогда не слышал такого названия — Тарим. Это, может быть, в Грации? — спросил Клайд. Его собеседник рассмеялся.

— Ты слышал о Грации, малыш? Некоторые пребывают в уверенности, что в нашем мире только один материк — Аден. Но их не одни, и не два.

— А сколько же? — Клайд с тоской подумал, что было бы здорово рассказать об этом разговоре Сэйту и Вивиан. Ну хоть когда-нибудь!

— Я был на пяти. — просто ответил Гром. — И слышал россказни еще о трех. Но на поверку два их них оказались искаженным описанием уже известных мне земель. А третий… я не успел про него узнать. Но это неважно, слушай…

Тарим — жаркий и плодородный кусок земли, затерянный в южных морях, достаточно обширный, что бы называться материком. Но по сути он — полоска населенной дикарями суши между берегом океана и внутренними озерами. Когда-то он казался мне бескрайним, а населяющие его племена — бесчисленными. Правда, тогда я и не умел считать что-то, превышающее количеством мои собственные пальцы. — Гром снова усмехнулся.

— А пришельцы на кораблях, они напали на вас? — небрежно спросил Клайд. Рассказ все сильнее интересовал его. Уже забытое за последние недели стремление за горизонт снова коснулось его. В конце концов, что толку в ужасе гадать о своей участи? Лучше отвлечься немного…

— Нет, наоборот, они довольно долго торговали с нами и нанимали наших воинов в охранники, весьма щедро расплачиваясь и не жалея задатка. Многие уплыли тогда на этих кораблях из Тарима навсегда. И я, конечно, тоже.

Мы прибыли в страну торговцев и ремесленников — Ланай. Это материк, вернее, две половинки материка, разделенные узким проливом, как створки ракушки. Там я впервые увидел каменные дома и огромные города. Ланай — материк людей. Все прочие расы там безжалостно исстребляются или изгоняются. В их гавани не заходят гномские корабли, в их городах нет эльфийских Храмов, да и Храмов Эйнхазад тоже. Ланайцы открыто поклоняются Грэн Кайну, и приносят ему жертвы плодами своего труда. Иногда их корабли доплывают до Грации, но чаще они торгуют с близлежащими архипелагами. Островитяне поставляют им зерно, фрукты и овощи, взамен получая ткани и орудия труда, а так же вино и пиво.

Я сначала был просто наемным охранником, бездумным и равнодушным ко всему. Под равнодушием я, впрочем, прятал свое ошеломление. Но мой хозяин заметил, что я сметлив, что я научился разбирать вывески и быстро считать золотые, серебряные и медные монеты. Он начал поощрять мое стремление к учебе и вскоре сделал своим доверенным лицом в торговых экспедициях. Очень быстро я смекнул, что основной смысл торговли с архипелагами сводится к планомерному спаиванию тамошних жителей. Самое дешевое и крепкое пойло им продавали дешевле, чем стоит родниковая вода у разносчиков на базаре в жаркий день. На островах пили все — мужчины, женщины, дети, если последним оставалось что-либо. Но это не мешало им собирать по три урожая в год и кормить себя и весь Ланай впридачу.

Там я первый раз поменял свою судьбу. Я встретил девушку — вернее, девочку, ибо она была лет на пять моложе меня. Я подобрал ее на улице, пьяную и безразличную. Услада солдата и наемника, развлечение на одну ночь, она оказалась невинна и, вдобавок, хорошо образованна. Дочь старосты острова и ланайской певицы, отправившейся когда-то лечить на островах больное горло, моя Радола выросла в иной атмосфере, чем ее сверстницы на плантациях. Напоили ее — первый и последний раз в жизни — те самые купцы, которых я охранял. Встретив девушку возле дома ее отца, они пригласили ее в гости, и она наивно пошли с ними, полагая, что это друзья. Но она успела уйти из их каюты, прежде чем свалилась в портовом закоулке. Что бы попасться мне…

Я был покорен ею полностью. В ней меня восхищал не только каждый жест, слово, но даже вздох и взгляд.

Я увез ее с архипелага в Ланай и бросил свое ремесло, потому что не мог больше заниматься спаиванием ее народа. Накопленных денег мне хватило на крохотный дом с мастерской. Так из воина я стал учеником ремесленника, началась моя вторая жизнь. Жена, гончарный круг, двое детишек — что я мог еще желать? Конечно, заработки гончара не были такими, как у наемника. Не было добычи, вседозволенности, близости к важным особам. Зато была свобода жить, как велит тебе совесть, а горшки и кувшины требовались и в жару, и в холод постоянно. Жена не переставала учиться, и все пыталась тянуть меня за собой. Иногда мы тратили отложенные деньги на редкую книгу, и она радовалась ей сильнее, чем украшениям и мехам.

Однако, жрецы Грэн Кайна не слишком-то поощряли образованных женщин. Вскоре последовали угрозы в адрес моей жены, сперва смутные и завуалированные. Потом более откровенные. В конце концов ко мне пришли жрецы с требованием продать слишком умную женщину в их монастырь. Фактически, это была скрытая форма рабства в Ланае. Монахи и монашки были либо пленниками, либо теми, кого продали родственники за долги или во славу веры. День и ночь они работали на самых тяжелых работах, например, расчищая дороги в лесах или прокладывая акведуки по холмам. Женщины ткали ткани, вышивали их до слепоты мельчайшими узорами и бисером, занимались хозяйством в домах жрецов и посвященных.

Я не посмел отказать жрецам, зная, как они могущественны в Ланае. Склонив голову, я только испросил у них позволения сперва получить от жены еще одного ребенка. Они взяли за это половину моего годового дохода и надели на мою любимую особый ошейник. «Что бы ты не думал, что хитрее всех!» — усмехаясь сказал главный из них, прощаясь со мной.

Я видел такие ошейники на особо буйных пленниках или провинившися горожанах. При попытке покинуть пределы города, он выпускал из себя в шею жертвы острые шипы. Чем дальше — тем глубже впивались они в тело, сперва просто терзая несчастного человека, а затем убивая его.

Месяц проходил за месяцем, а я все никак не мог придумать, как нам спастись. Жрецы навещали наш дом каждое новолуние, и, обнаружив, что моя жена еще не понесла, только ухмылялись. Она же становилась все испуганнее. Я не очень-то умел тогда разговаривать откровенно — больше приказывать да молчать, но тут расстарался. Усадил ее к себе на коленки, долго гладил по роскошным золотым волосам, упрашивая не падать духом. Тогда-то она и рассказала мне то, о чем я, невежа-самоучка, знать не знал.

Оказывается, в Ланае существовал обычай, по которому бесплодные женщины отдаются Грэн Кайну, если их бесплодие доказано жрецами. Мы оказались меж двух огней. Если бы моя жена понесла, я потерял бы ее после родов. Если же нет, то я выиграл бы всего три месяца. Через год ровно жрецы объявили бы ее бесплодной и отдали Грэн Каину.

— Что это значит? — спросил я у нее, подобно глупому ребенку, который ищет защиты от страха у смертельно больной матери.

— О, всего лишь очередной богохульный обычай. — ответила мне моя храбрая женушка. — На самом деле жрецы воспользуются моим телом и вскоре похоронят меня, ибо их оргий не пережила еще ни одна несчастная. Смерть — там и там. Только в одном случае я умру медленно от изнуряющей работы, подарив тебя еще одно дитя, а в другом — быстро и позорно, вот и вся разница.

Что мне оставалось делать? Понятно, что я поторопился зачать третьего ребенка, потому что второй путь пугал нас обоих больше чем рабство.

Жена рассказывала мне по вечерам, усыпляя собственный страх, про истинное служение Грэн Кайну и прочим богам. Она уверяла, что обряды ланайцев извращены и не достигают истиной цели. Не знаю, как мне пришло это в голову, но однажды я решил попросить ее провести со мной истиный обряд моления Грэн Кайну. Мы построили крохотный алтарь прямо в нашей спальне, ибо это было единственное место в доме, куда не входили без спросу жрецы. Жена сшила мне черно-красные одеяния, приготовила свечи из чистого воска, воду и песок.

Я начал обряд и долго молился, ничего не ощущая, но впервые изо всех сил пытаясь выйти за положенный смертному предел. Я был подобен слепцу, который упрямо пытается разбить лбом камень, не зная, скала это или только стена, где в двух шагах распахнута дверь.

Наверное, я сильнее всего желал избавить жену от того проклятого ошейника. В какой-то миг, в тусклом свете свечей, я потянулся к нему руками — а я мог тогда согнуть гномью кирку — и попытался разорвать. Шипы должны были убить мою жену, но этого не произошло. Потому что я, разгибая металл, непрерывно исцелял ее, раз за разом, и заклинания давались мне легко, словно я полвека посвятил жреческому служению.

Я пришел в себя на крохотном суденышке, качающемся в открытом море. Моя жена смеялась и плакала от счастья. Она рассказала мне, что произошло. Когда я освободил ее и упал без чувств, у нее хватило мужества быстро собрать кое-какие вещи и детей, нанять носильщиков и отвезти меня в порт. Не знаю, послал ли разорванный ошейник жрецам какой-либо сигнал, или нет, но за моей женой им поспеть не удалось. В порту она нашла рыбака, который согласился обменять свою шаланду на нашу мастерскую. Как она убедила его, я ума не приложу. Может быть, заколдовала? Но через несколько часов мы уже вышли из ланайских вод, и тут-то ко мне вернулось сознание.

Так началась моя третья жизнь — жизнь клирика. Мы достигли земли, называемой Инавия. Там многие расы жили мирно в небольших селениях, и различные Храмы стояли бок о бок. Меня учили и человеческие жрецы, и эльфы, и гномы, и орки. Я возносил молитвы всем богам и наслаждался этой свободой. Моя семья… они были горды видеть меня в новом обличии, в одеянии жреца. Я был уважаем, моя роба вызывала добрые чувства у встречных. Конечно, немало пользы приносили и мои новые возможности — исцеление ран, лечение отравлений и болезней.

Но моя жена видела, что я не вкладываю в это служение душу. Я оставался колеблющимся между жреческой стезей и моей семьей, между мирскими заботами и церковной жизнью. Всегда эта расщепленность души толкала меня на необратимые шаги.

— Что же случилось на этот раз? Ведь, судя по описанию, вы попали в идеальное место. Мир и полная терпимость к инакомыслящим — разве это не идиллия?

— Конечно, нет. Идиллия существует в наших мечтах и еще, когда мы сравниваем что-то лучшее с отвратительным. После Ланая Инавия действительно казалась раем — первые несколько лет. Но затем наши дети отправились в школу и мы с удивлением узнали, что естественные науки в Инавии в загоне уже много лет. Жители уповали только на помощь богов и на авось. Не было ни аптекарей, способных сварить целебный эликсир, ни алхимиков, покрывающих доспехи составом от ржавчины.

— Но разве в этом главное? — возмутился Клайд. — Главное — хорошие люди, отсутствие войн, религиозных фанатиков, вражды в любом виде.

— Ну, вражду не так просто искоренить. Среди разумных всегда отыщутся такие, кто готов ненавидеть не похожих на себя. За цвет кожи, за язык, за рост, за таланты в ремесле или колдовстве. Кстали, ни на моей родине, в Тариме, ни в Ланае я не встречал магов. Только жрецы могли пользоваться там волшебной силой. Я подозреваю, что проявлявших способности к волшебству в этих странах просто уничтожали. О колдунах рассказывали только страшные сказки и жуткие легенды.

Поэтому и я, и жена были очень встревоженны, когда узнали, что в Инавии кодуны ходят прямо по улицам и колдуют сколько хотят. А уж когда один из них явился к нам и сказал, что обнаружил у нашего старшего сына врожденный магический дар, мы ощутили себя почти проклятыми. Это трудно понять человеку вроде тебя, всю жизнь прожившему бок о бок с повседневной магией. Мы же снова решили спасаться бегством.

— Это уже вошло у вас в привычку, не так ли? — зло усмехнулся Клайд. Чем-то рассказ Грома задевал его, но он не понимал, чем. Ему хотелось говорить невидимому собеседнику колкости.

Может быть, это было эхо его собственных сомнений?

— Да, мы опять продали дом, опять наняли кораблик поустойчивее, погрузили на него самое ценное и отчалили. — спокойно продолжил Гром. — Ты, наверное, удивишься нашей наивности. Мы были слепы — и как родители, и как не знавшие магии люди.

Наш сын, которому уже сравнялось 14 лет, не собирался никуда бежать. Он хотел учиться магии и давно упрашивал нас отпустить его в ученики к тому магу, что первым обнаружил его дар. Но мы не слушали его, мы все решили сами. Даже моя разумная, начитанная жена была против колдовства. Но парень решил не сдаваться. О чем и объявил нам спокойно, когда судно вышло из гавани. Я был рассержен, но полагал, что постепенно сломлю его упорство — уговорами или наказанием, я не задумывался над этим. Но сын обнял нас с женой на прощанье и… достал из-за пазухи Свиток Перемещения.

Клайд сдавленно хихикнул. Действительно, что может быть проще! Такого мог не предвидеть только абсолютно незнакомый с магией человек. Но вообразить себе страны, где есть жрецы и нет магов, Клайду было сложно. Все равно что придставить себе мир без насекомых. Или без Луны.

— Вы не стали возвращаться за ним? — скорее утвердительно сказал маг.

— Нет. Мы получили наш урок сполна. И позволили сыну самому выбирать свой путь. Он писал нам… пишет до сих пор. А мы попали в Грацию, которую ты поминал раньше.

— Что она из себя представляет? — жадно спросил Клайд, и тут же постарался унять свое любопытство. Неизвестно, кто и зачем слушает его беседу с Громом.

— Я не могу сказать обо всем материке Грация, он довольно обширен. — спокойно продолжал рассказывать Гром. — Та область, в которой мы нашли пристанище, именовалась Корабельным лесом. И там действительно выращивали строевой лес высших сортов. Держались местные жители наособицу, от более жарких пустынных областей их отделял надежной стеной неприступный горный хребет, который они называли Щитовым. С двух сторон Корабельный лес омывал океан. А что лежало за пустынями, населенными кочевниками да разбойниками, я знаю только по наслышке. Дескать, за тремя хребтами, за двумя долинами лежит страна вечной радости, а попадают в нее праведный после смерти, святой при жизни, а грешник никогда.

— А лес продавали морякам? — снова спросил Клайд.

— Большей частью, да. Ну и немного — кочевникам. Ценнее всего для них были отходы — горбыль, обломки. В пустыне топлива мало, дрова очень нужны, особенно зимой.

— Тогда еще были зимы? — вставил Клайд.

— И еще, и до сих пор. На Грацию не распространились преобразования Адена. — уточнил Гром.

— Кем же ты стал в новой жизни? — поторопил его маг. Клайду все время казалось, что вот-вот их беседу прервут самым неприятнейшим для него образом.

— Да, там началась моя четвертая жизнь. В ней я снова стал воином — стражником границ — и заодно судьей и защитником для местных жителей. Мои жреческие способности там почти не были нужны. Множество целителей, знахарей и лекарей справлялись с недугами и без магических сил.

— Там опять не было магов? — удивился Клайд.

— Были, но как-то не особо в чести. Словно они золотари или просто бездельники какие-то. Например, прознав, что наш старший сын остался учиться на мага, местные утешали нас так: «Молод еще, перебесится, в ум войдет и решит делу какому обучаться.».

Зато естествоиспытательский дух моей жены им пришелся по вкусу. Там не было разделения на мужской и женский труд, каждый выбирал себе дело по душе. Моя жена занялась выведением новых сортов деревьев. И весьма преуспела в этом. До сих пор лучшие мачтовые сосны в Корабельном лесу носят ее имя — радолы.

Наши дети подрастали, и пришло время отправлять их учиться мастерству. Их школьные годы пролетели как-то незаметно. Но ни корабеллами, ни лесорубами, ни лесниками они становиться не желали. Дочь хотела следом за мной найти среди богов достойнейшего, что бы посвятить ему свою силу. А младший сын тяготел к изготовления оружия. Он не мог выпустить из рук ни кинжал, ни меч, ни лук, не рассмотрев его как следует, не подметив все тонкости отделки или огрехи кузнецов.

Но в Грации, там, где мы жили, не было ни Цеха Оружейников, ни жречества как такового. Мы собрались было с помошью дружественных племен перебраться через пустыню и испытать судьбу в центральных областях Грации, но судьба сама нашла нас.

Однажды после долгих дождей выглянуло солнце, и жители Корабельного леса отмечали это событие как праздник. Там все праздники были стихийные. Мы жгли костры на берегу океана, жарили моллюсков и пели песни. Немногие гости на этом празднике — купцы, контрабандисты, путешественники — переходили от костра к костру, рассказывая последние новости и завиральные истории. Среди прочих к нашему костру подошла женщина. Она была уже немолода, но язык не поворачивался назвать ее старухой. Прямая осанка, гордый взор. Она подошла ко мне и без обиняков начала рассказывать о четырех стихиях, носителями которых должны были являться люди.

— Почему должны были? — удивился Клайд. — Мы и есть носители четырех стихий!

— Не совсем так. — возразил Гром. — То есть, я тоже так думал, ведь я был жрецом Гэн Кайна когда-то и знал историю сотворения человеческой расы. Но эта женщина возразила мне, что человечество носит остатки, ошметки истиных стихий, тогда как задуманно оно было вершить судьбы этого мира. Ну, мы с ней поспорили, потому что у меня было еще полным-полно глупостей в голове, не смотря на то, что я тогда уже наполовину поседел. Я не собирался всерьез ругаться с кем-либо в праздничный день, да и насмотрелся на свете всякого, что бы понимать — у всякой монеты две стороны. Но женщина завела меня в такие дебри, что я невольно вспылил и потребовал от нее покинуть нас. Она молча развернулась и двинулась прочь. К ней подошла еще одна особа, помоложе и что-то спросила. Я не слышал вопроса, но ответ различит очень ясно.

— Еще слишком молод и самонадеян. — словно вынесла приговор наша незванная гостья.

Я думал об этом разговоре всю ночь, а наутро отправился разыскивать ее в порту. Нашел без труда — первый же матрос указал мне на корабль, пришвартованный в ремонтной верфи. Женщина стояла на палубе, будто знала, чтоя приду.

— Нет, нет. — с ходу заявила она. — Даже если ты все понял или у тебя был вещий сон, ты еще не готов. Ты лишь попробовал стихии на вкус, но не вобрал их в себя. Тебе все время не хватало мужества дойти до предела, завершить что-то начатое.

— Но я только хотел спросить… — начал я неуверенно.

— Ах, вот оно что? — женщина, казалось, смягчилась. — Я расскажу тебе, и ты сам поймешь, что не готов. Да и будешь ли когда-нибудь готов, я не знаю. Человек создан хозяином этого мира. Так было задумано великим богом, но его воля противостояла воле прочих богов, желавших иное. К счастью, у каждого из создателей была своя раса избранных. Поэтому-то человечество и получило шанс.

— Но при чем тут я и моя готовность? — удивился я.

— Ты один из тех людей, кто способен подчинить себе четыре стихии. — пояснила она так буднично, словно речь шла о посадке капусты. — Разве ты не живешь уже четвертую жизнь, тогда как обычные люди едва-едва осмеливаются прожить хоть кусочек одной-единственной?

— Но почему я не готов? И к чему не готов? — скажу откровенно, мысли о могуществе приятно грели мне душу. Обрести нечто запредельное. Вырваться из круга суетных дел. Вершить судьбы мира — о, это звучало замечательно для меня!

— Не готов умереть окончательно. — гадко усмехнулась мне женщина. — Умереть прямо завтра. Нет, даже сегодня.

— Так значит все это могущество я приобрету только после смерти? — разочарованно протянул я. В мире множество верований и легенд рассказывает о райских кущах, ждущих за порогом окончательной смерти. Но в это сложно поверить воину, привыкшему встречать выморок с открытыми глазами.

— Не после, а на пороге. — уточнила странная гостья. — В тот день и час, когда смерть перестанет пугать тебя, как все неведомое, когда она станет только порогом, ступенькой на твоем пути, и ты будешь готов шагнуть без страха и сожаления, ты обрешешь свое могущество.

— Но нужно ли оно будет мне в таком состоянии? Ты описываешь безнадежность загнанной жертвы, сложившей лапки, обреченность смертельно больного, безысходность отравленного магическим ядом.

— Нет, я описываю мудрость понявшего, храбрость вставшего на защиту, силу принявшего решение и умение мастера. Ты прожил четыре жизни: воина, мастера, жреца и защитника и до сих пор не понял этого. Боюсь, что не поймешь никогда. — с этими словами она развернулась и удалилась вглубь корабельных переходов.

Больше я не встречал ее. Я обсужил странные слова с женой и детьми, но они недоумевали не меньше, чем я. С помошью медитаций и молитв я несколько раз пытался привести себя на грань между жизнью и смертью, но это не приводило ни к пониманию, ни к могуществу.

В конце концов, измучившись, я решил покинуть и Грацию тоже. Дети жаждали обучаться у мастеров, а не довольствоваться случайными встречами с проезжими. Путь наш привел нас на этот раз в Аден, где я снова был и воином, и защитником, и жрецом, и мастером — в Приграничье множество разумных живут такой жизнью.

И только столкнувшись с таким злом, как предательство разумных рас, истязания людей, человеческие жертвы, я начал кое-что понимать.

Я действительно ни разу не дошел до конца, понимаешь? Я был средним ремесленником, средним воином, средним жрецом. Но вот я начал защищать по-настоящему, и это вросло в меня, как стальной стержень. Одновременно мне захотелось достигнуть глубин понимания — или высот мастерства — в своих остальных жизнях. Я стал мастером высшего класса. Я не разбрасывался, не метался, я остался верен гончарному кругу, хоть в Адене и предпочитают металлическую и стеклянную посуду. Но я не просто гончар. Я гончар от бога. Я чувствую глину по запаху и по звуку, с которым она падает на мой круг. Я вижу трещины в кувшине, прежде чем они поднимутся из глубины на поверхность. Я чувствую огонь обжига на своей коже.

Затем я достиг мастерства в воинском искусстве и в жреческом служении. Но последнее, что вызывало во мне сомнения — моя семья. Да, дети выросли, но я оставался для них любящим и любимым отцом, которому можно послать пару писем в год, главное ведь знать, что он есть на свете. И жена, по-прежнему любимая и прекрасная для меня. Не трусость, не страх удерживали меня, а только эта любовь.

— А почему Торионел считает тебя своим личным врагом? — Клайд уже некоторое время ерзал на месте, не в силах слушать пронзительные речи Грома. Магу казалось, что тот вколачивает свои слова ему в голову, как гвозди.

— Я пока еще не обрел полного могущества, но стал достаточно силен, что бы много, много раз расстроить его планы. — без самолюбования пояснил Гром. — Ты знаешь, наверное, что после Преобразования и мы, и наши враги скованны рамками новых магических законов. Но я был той гирей, котроая перевешивала весы в пользу воюющих на моей стороне, как Гильдии магов.

Пусть даже я в ней и не состоял.

И, убивая массу вражеских прислужников, я мечтал отомстить тем, кто посылал эту гнусь в наш мир. Таким, как Торионел. Я даже в Бездну мог бы войти, лишь бы помешать ему.

— Нет, в Бездну никто не может… — начал было Клайд, но потом осекся. — Я хотел сказать, что назад уже никак.

— Может быть, я и не вернулся бы. — пробормотал охрипшим голосов рассказчик, отхлебывая воду из каменного кувшина, который стоял тут же на полу. Клайд уже несколько раз прикладывался к сосуду, пытаясь заглушить нарастающий голод. — Зато сбылось бы пророчество.

— Какое? — вяло поинтересовался маг. Архангел тоже говорил о каком-то пророчестве… Да ну их всех! Скорее бы все закончилось… Может, и ему, Клайду, достанется на грани смерти капелька могущества?

— Есть предсказание, что вошедший в Бездну разрушит источник зла нашего мира. — пояснил Гром.

— Так сколько уже входило туда? — удивился Клайд. — Что ни сказка, то «…старший брат в Безну вошел, средний в Сады Евы пошел, младший принцессу нашел…»

— Входили. — согласился собеседник слегка ехидно. Но все не те. Или не люди. Или не по своей воле. Или еще что…

— Ну, тогда надо было вам войти туда… — столь же ехидно отозвался Клайд. — Раз уж вы можете!

— Я могу, но я выбрал другой путь. Я не хочу покидать тех, кого я люблю. — Гром вздохнул и заворочался в темноте.

— Ну… ладно. — не нашелся что сказать маг.

Все эти разговоры о смерти, пусть даже с могуществом пополам, его отнюдь не радовали. С другой стороны, вот сидит мужчина, который мог бы быть идеалом для любого парня от шестнадцати и старше, и не раздумывая признается в собственной трусости. Значит, Клайду и вовсе стыдиться нечего.

— Я утомил тебя своей историей. — усмехнулся Гром. — Ну да, так или иначе она все равно подошла к концу. Итак, я довольно долго вставлял Торионелу палки в колеса. Можно сказать, что я действовал одновременно с Гильдией магов и порядком запутал нашего властолюбивого врага. Он никак не ожидал, что от одиночки-гончара может быть больше неприятностей, чем от целой когорты магов. Но все-таки он вычислил меня. И мое слабое место. Поэтому я поспешил закончить свой путь…

Клайд покачал головой. Наверное, нужно было удивиться, начать расспрашивать, или даже молить грома о помощи, но на мага все сильнее накатывало усталое равнодушие и нарастал гул в голове.

Ну, нашел слабое место. Видимо, прореху в доспехе. Нет, конечно не прореху. Торионел нашел что-то, что для Грома важнее всего не свете. Жену? Или детей. А может, и жену, и детей. Взял в заложники? Или уже убил? Гром собирается отомстить или спасти их? Неважно, неважно.

Важнее всего на свете для Клайда две маленькие девичьи ножки, с тихим шлепаньем ступающие по заболоченной тропинке. Вывела ли друзей тайная дорожка? И куда? Куда пропал Кузьма? Кажется, все на свете он отдал бы за возможность узнать ответы на эти вопросы.

— Засыпаешь? — шепотов осведомился Гром, наклонясь к самому уху Клайда. От жреца-гончара пахло чем-то свежим и приятным. Сухой глиной? Сгорающим воском? Предзакатным летним ветром? Речной прохладой? Клайд пошевелился, устраиваясь на тощем тюфяке поудобнее.

— Конечно, я могу тебе помочь. — Гром продолжал бубнить в темноте, бедняга. Похоже, он просто свихнулся тут от одиночества и неизвестности.

— Неизвестность — вот чего я боялся больше всего на свете. Шаг — и нет возврата, понимаешь? А куда шаг? Что там? Невозможно передумать потом, исправить ошибку.

Маг закрыл глаза и не почувствовал никакой разницы. Вот уж воистину — темно, хоть глаза выколи!

Гром продолжал все тише и тише:

— А теперь я не боюсь. Потому что никто, кроме меня не может помочь моей Радоле. Я пришел сюда, что бы утереть нос Торионелу в последний раз. Он-то думает, что скрутил меня по рукам и ногам. Но я уже готов. Да, теперь та странная женщина согласилась бы, что я готов. И ты — лучшее этому подтверждение. Ведь последнее, что мучало меня — это невозможность поделиться с кем-то моей тайной. А ты появился и выслушал меня.

«Боги всемогущие! Страж-охранитель!» — мысленно взмолился Клайд — «Дайте мне уснуть и увидеть Вивиан еще хоть разок!».

— Спи, спи! Я тебе ребра подлечил, но ты поосторожнее пока ворочайся. — Гром отодвинулся от Клайда и снова тюремные запахи окружили мага. — Тебе-то еще долго… очень долго. А все-таки, молодцы мы с тобой оба!

Клайд ощутил, как сон наконец заглушает этот назойливый голос, и в темноте раздались шаги по мокрой земле, торопливые, но осторожные. Луна металась за темными ветками, будто рападаясь на части. Угловатые, неясные тени двигались по ночному лесу. Неожиданно из-за куста поднялось нечто приземистое, горбатое, тускло и опасно отблескивающее металлом. Гулкий лай, больше похожий на кашель, разорвал тишину.

— Страж сохрани! — раздался испуганный девичий голос. — Ой! Мама!

Глава 40. Неизвестность

Вивиан никак не могла сосредоточиться на мелком почерке рецепта, по которому она заваривала микстуру для Кузьмы. Весь день она сдерживала подступающие к глазам слезы, потому что ей было стыдно показать свою слабость перед Лемвен. Может быть, у эльфийки и не было столько общих воспоминаний с Аннарином, как у Пророчицы с Клайдом, но влюбленность обоих эльфов была заметна всем друзьям.

И вот, Лемвен всю дорогу кусает губу и не роняет ни единой слезинки. А Вивиан что, хуже что ли?

Но к утру, после бессонного бегства по лесу, мужество начало оставлять девушку. Страшнее всего была неизвестность. Она мучала ее, подсовывая воображению то картины ужасных мучений Клайда, то слащавые варианты его неожиданного спасения. Вивиан сходила с ума от беспокойства, то раздумывая, не отправиться ли обратно к форту, пока они еще не свернули с тайной тропы, то прибавляя шагу при мысли о том, что только Кселла и Гильдия магов могут помочь Клайду.

А уж когда из кустов вывалилась непонятная горбатая фигура и со странными лающими звуками двинулась прямо на беглецов, растерялись и Тиэрон с Сэйтом, а бесстрашная Лемвен вскрикнула что-то совсем детское. Непонятно, как Вивиан умудрилась узнать в этом монстре мокрого по уши, абсолютно простывшего Кузьму, мужественно волокущего тяжеленный мешок с продуктами!

Как пояснил охрипший гном, он пытался срезать путь, пользуясь купленной по случаю картой, потому что на дороге объявились непонятно чьи кордоны, проверяющие всех путников.

Ничего утешительного друзья рассказать гному в ответ не могли. Что случилось с Марусенькой, и живы ли Клайд, Аннарин и Седди никто не знал. Лемвен все так же молчала, закусив уже не губу, а кулачок, и Вивиан заставила себя разложить на земле крохотную походную плитку и заняться микстурой для гнома. Это отвлекало от мрачных мыслей, но травы и порошки у нее то и дело просыпались на землю.

Наконец, Кузьма получил свой отвар, а беглецы — по толстенной лепешке с сыром, показавшейся им бесподобным лакомством. Ели медленно, отщипывая по кусочку, впитывая в себя сытный запах и вкус. Спать в лесу, на месте привала, никто не рискнул. Молча распределили груз продуктов по заплечным мешкам и, поддерживая качающегося от слабости гнома, двинулись к северному тракту.

По дороге само собой к ним пришло решение укрыться в Башне Слоновой кости. Не то чтобы это было самое безопасное место, но прикорнуть где-нибудь в уголке, среди бесчисленных просителей, кандидатов в ученики и прислугу, посыльных, вечно осаждавших этот приграничный оплот магии, шанс был. А потом, со свежими силами уже и решать, куда двигаться дальше.

Совсем недалеко, за вершинами Предательского Хребта, лежали зеленые поляны светлых эльфов. А чуть северо-западнее, за более низкой, но столь же неприступной Грядой Темных Знамений, начинались сумеречные владения темных эльфов. Эти земли, казавшиеся такими опасными ученикам, теперь представлялись путникам оазисом безопасности и беззаботности в суровом мире.

Кузьма скупо, покашливая в бороду, пересказывал услышанные в Орене новости. Про странные заставы рассказывали по всему Приграничью. Отряд охотников недавно пропал в Зачарованной Долине, где люди испокон веку промышляли молодых драконов и никогда не водилось черезчур опасной нежити.

Странствующие менестрели принесли вести, будто на крайнем севере открылся новый проход в Алмор, да не куда-нибудь, а прямо к знаменитой орочьей Пещере Испытаний с саламандрами. Рассказывали они и об древней императорской горобнице, что, дескать, обнаружилась вдруг после землетрясения в долине, всегда носившей пришедшее из древности название Четыре склепа, что по дороге в Храм Странников.

Все эти названия мало, что говорили молодым людям, да и сам Кузьма неопределенно откашливался на их вопросы.

— За что купил, за то и продаю. — пыхтел гном, обливаясь потом, отчасти из-за жары, обрушившейся на них сразу за пологом тумана, отчасти из-за микстуры от кашля.

— А что, да как, я знать не знаю, сам туда покуда не хаживал.

Участок дороги, ведущей от Башни Гордыни к оплоту магов и к замку Орена, они успешно обошли по руслу реки. Им повезло не встретить опасных тварей, и никаких кордонов на боковых ответвлениях тракта тоже не было.

Несколько раз им попадались следы поспешного бегства — брошенные тачки с узлами, павшие буйволы, кострища на обочинах. Встретилось и несколько свежих могильных холмиков — кто-то оправился с тракта в вечный путь. А на диком берегу реки, по которому они обходили перекресток двух дорог, в зеленом мху лежало тело высокого костлявого старика в зеленой робе с одной-единственной, странного вида, стрелой, глубоко вошедшей ему в грудь. Убийцы даже не потрудились снять с жертвы старый меч в потертых ножнах и кошели. Вокруг несчастного из поясных мешочков рассыпались пустые облатки для пилюль, пузырьки с лекарствами и сухие корешки. Судя по всему, убитый был лекарем или знахарем на одном из хуторов. Вивиан осмотрела старика и безнадежно покачала головой — нет, это не выморок. Беглецы потратили добрый час на то, что бы завалить тело речными камнями. На насыпь положили меч убитого и собранные Вивиан лекарские принадлежности. Быть может, кто-нибудь, знавший старика, опознает потом эту могилу.

Правда, они все извозились в липком иле и промокли. В таком виде было бы трудно выдать себя за мирных путешественников, и мужчины, скрепя сердце, потратили полчаса на то, что бы с помощью девушек привести себя в порядок. Когда грязь была отчищена, мокрая одежда уже не так бросалась в глаза, но всех пробирала противная мелкая дрожь.

Пройдя по ажурному мосту к главному входу в Башню Слоновой кости, беглецы попали в толпу ожидающих чего-то людей. Судя по одежде, тут были в основном приграничные жители — охотники и жители лесных хуторов. Стараясь не обращать на себя внимание, эльфы, гном и волшебница прислушивались к громким разговорам вокруг.

— А потом налетело драконов, как ворон, без счета, тут уж мы живо смекнули, что нужно все бросать и уходить… — неслось с одной стороны.

— А эти нас на землю ссаживают и телегу нашу преспокойненько себе обшаривают… — отзывались с другой.

— Еще, главное, кристаллы все искали почтовые. — жаловался какой-то торговец с облезлым лотком. — и у меня все бусы порвали — думали, что я в них кристаллы эти прячу. Ну не идиоты ли? Бусы красные да синие, а почтовые кристаллы отродясь желтые да белые были…

— Малого мне перепугали до икоты. Мол, признавайся, что ты гном, только бороду сбрил. А пацану всего четыре года, он любому гному по пояс…

— И в храме жреца повязали. Прямо во время обряда какого-то, говорят. Его повязали, а Храм да деревню сжечь хотели, да не смогли. Из Храма как фыхнуло на них, так они и умчались, будто ошпаренные…

— Неладные дела творятся, неладные… — качала головой огромного роста тетка с добродушным, по-детски обиженным лицом. — Все снова врозь, как после Великой битвы.

Гляньте, одни люди к колдунам-то под защиту прибежали. Эльфы — те в замок подались, а гномы в город. Ну и орки, само собой, отдельно куда-то строем промаршировали.

— Да как же это? У нас в поселке половина семей смешанные. И куда им деваться? — подхватила в тон низенькая женщина с явной примесью гномской крови.

— Точно, точно, намедни вон к знахарю Фарфалю племянники должны были приехать, что в городе живут. А братья-то его жен набрали ну всех мастей… и эльфок, и гномок…

— Да ладно тебе, Варисса! Каких там гномок! Сроду у него и было — две эльфки в невестках, черная да белая, да обычная девушка, купца дочка.

— Ну а что ж тогда Фарфаль как услышал, что гномов обыскивают да про эльфов спрашивают, подхватился и в город похромал?

— Да потому, что племянники должны были с гномским караваном прибыть, не знаешь что ли?

Раньше-то надежней гномской охраны только орки были… А теперь, выходит, с гномами рядом ездить опасно!

— Да уж, поди, перехватил Фарфаль племяшей своих, раз не вернулся-от за три дня. Сидит сейчас у них в гостях в городе и горя не знает.

— А гнома-то, слыхали, ищут одноглазого! И чернявого! Отродясь я чернявых ггномов не видала! — продолжала языкастая Варисса.

Беглецы переглянулись. Убитый старик на берегу реки не мог быть никем иным, кроме несчастного Фарфаля, а Торионел перехватил их послание — вот что было яснее солнца в небе. В этот момен Варисса заметила чужаков, притулившихся у стены и ринулась к ним:

— Ой, охонюшки! Да вот же они, племянники Фарфалевы! Черные — это старшого брата детки, белявый — это среднего, и девчонка меньшого! Выросли-то, выросли как, и совсем не изменились!

На миг эльфы растерялись. Все-таки мысль о повсеместных смешанных браках в Приграничье была для них абстракцией. Представить себя сходу племянниками какого-то Фарфаля им было сложно. Но Вивиан смекнула, что дело принимает благоприятный оборот. Дав волю уже сутки стоявшим в горле слезам, они заголосила:

— Ой, да шо же это деется! Убили, убили дядечку дорогого! Убили ни за что ни про что, слова не дали сказать! И на гномов кинулись, как бешенные! А мы-то с кузенами бежать, да чуть ноги не переломали!

— Кхм… — неуверенно вмешался Сэйт. — Ну, не переломали ж, сестричка!

— Дядечку жа-алко-о-о! — совершенно искренне рыдала Вивиан. Когда она замолчала на миг, что бы набрать в грудь воздуха, звук завываний не прекратился. Девушка, чуть не подпрыгнув от удивления, обернулась и увидела рыдающую Лемвен.

— Дя-дя-а-а! — пищала эльфийка не своим голосом, но для Вивиан было очевидно, по ком она плачет. Девушки встретились глазами и как по команде бросились друг к другу.

— Во натерпелись-та девки! — сочувственно покачала головой Варисса. — А вы чаво ж, мужики, тоже по кустам разбежались?

— Дак мы ж того… — с самым простецким видом поскреб в затылке Тиэрон. — Мы ж бою не обучены пока. В лавке мы торговали, стал быть. Потом, оно канешно, пришлось вертаться, дядьку похоронить. А от гномов след простыл — то ли уволокли их, то ли отпустили, а уж они все бросили и нас ждать не стали. Одни телеги порубленные валялись.

— Не обучены, а железками вона как обвешаны! — мрачный детина вывернулся из толпы и подозрительно уставился на всю компанию. — На такую железку год деньги копить нужно, а у вас, гляди-ка, на троих шесть штук. Накой они вам, если вы лавочники?

— Так ведь тут такое дело, понимаешь. — покрутил головой Тиэрон. — Мы ж как раз прощеваться к дядьке ехали. Собрались мы на службу воинскую отправляться, ажно в Инадрильский замок. Подписали бумаги чин по чину, получили казенное вооружение. Там нас и обучать собирались — меня вона с братом на мечников, а девчонок на лекарей.

— А девка что ж при мечах? — продолжал буравить эльфа грозным взором детинушка.

— Ой-ей-ей! — взвыла Лемвен пожалобнее, надеясь отвлечь допросчика, но тот хмуро ждал ответа.

— Да вишь, смех просто. Мы грамотки-то ну совсем одинаковые подписали, две на воинов, а две на лекарей, для девок. А они эльфийские имена-то перепутали, какое мужское, какое женское. Прислали мечей на троих, а лекарского обмундирования только вот на младшую нашу. — и Тиэрон кивнул на плачущую Вивиан.

— Чудно как-то… — покряхтел детина, но народ вокруг сочувственно зашумел, женщины стали утешать девушек, и бдительный тип поневоле угомонился.

— Пойдемте внутрь-ка, чего тут мух кормить. Вы, вона, мокрущие, вам к огню нужно! — возглавила спасательные работы тетка Варисса. — Да не в ворота, куды, тута сбоку дверочка, для нашего брата, там и зала поменьше, и маги эти не заглядывают. А к полудню писарь придет, скажете ему жалобу, он для магов запишет.

Все тронулись плотной толпой к боковой двери, когда за спинами у беглецов раздался звук, словно рухнул наземь сундук с медными тазами внутри. Это Кузьма, ослабший от простуды, да еще дремотно пригревшийся на солнышке, свалился с парапета. Вивиан скоренько сочинила, что, дескать, это гном из каравана, хворый, они его среди сломанных телег нашли, когда возвращались дядьку хоронить. Гнома подхватили двое мужчин и осторожно понесли на лавку к очагу.

Когда беглецы обсохли, напились целебных отваров — своих и сварганенных местными женщинами, явился писец от магов и начал записывать жалобы. Люди повторяли все то, что друзья уже слышали: драконы, разбойники на дорогах, поиски странного одноглазого гнома, неожиданные убийства и похищения людей.

Беглецы могли не скрывать своих чувств в этой измученной бедами толпе. Девушки время от времени начинали тихо плакать, забыв про прежнюю сдержанность, Кузьма гулко кашлял долгими сериями, задыхаясь и мотая головой. Сэйт с Тиэроном склонились над картой, пытаясь проложить безопасный путь в знакомые земли.

— Может, обратно пойти, к Адену? — с сомнением произнес Тиэрон. — К Орену-то дорога короче, да всего одна, если на ней кордоны, то никак не обойдешь.

— Не пройдем мы там. — покрутил головой Сэйт. — Если Молчальники могли еще откочевать на юг, то гаргульи по лесам никуда не денутся, у них там гнездовья.

— В Зачарованную Долину тоже не сунешься — там, вон, охотники целыми отрядами пропадают.

— Ну, охотники же, а не рыцари! — не понял Тиэрона Сэйт.

— Ха! У нас в караване Хальг из здешних охотников, ух я тебе скажу! Если где-то такие воины, как Хальг, пропали, я туда и близко не подойду… пока что. — со смутной надеждой в голосе закончил Тиэрон.

— Ну что тогда делать? — Сэйт почесал свое ухо. — Если в горы податься, то все равно мы Предательский Хребет не пересечем. Иначе там дорога была бы, правильно?

— Не, неправильно ты сообажаешь, парень. — прогудел ему в ухо один из местных жителей, без спроса присаживаясь и заглядывая в карту.

— Вам ведь на юг пробираться нужно? Я слыхал, к Иннадрилу?

— Да нам покуда все равно, лишь бы не тронули. От эльфов даже проще потом к Инадрилу добираться, там тракт наезженный и Врата в каждом городе. — слегка перебарщивая с простодушным тоном уставился на советчика Сэйт.

— Стало быть, и через хребет согласны, так? — задумчиво протянул мужик.

— Ну… Как угодно. — согласился Сэйт и добавил: — Нам ведь уже поспешать надо, а то решат в замке, что мы мечи-то казенные продали да и смылись куда.

— Да, сотники с новобранцами шутить не любят, ну и у лекарей в замках не забалуешь. — согласно кивнул мужчина. — Служил я когда-то…

— В Иннадриле? — испуганно спросил Тиэрон. Но мужик его испуга не расслышал, или принял за восхищение эльфа перед его заслугами.

— Да не, так далеко-то я не хаживал. Служил тута я, в замке Анаруал, до того как его разбойники захватили, слыхали?

— Это где-то на севере, кажется?

— Эх, купчишки вы городские, «где-то»! Не где-то а прямехонько на север от сюда и есть. Знатная месиловка тогда вышла, да жаль, пришлось крепостишку потом оставить… Теперь там, поди, все эти шаромыжники и окопались.

— Ну надо же… — начал было Тиэрон, вспомнив, что Доникор не раз и не два поминал осаду Анаруала, когда крепость в течении года переходила из рук в руки раз сорок. Вроде бы, сначала ее захватил какой-то мелкий баронишко, воспользовавшись отсутствием гарнизона, ловившего то ли дракона-подранка, то ли василиска-переростка… Потом его выкурил какой-то эльфийский воевода, проходивший мимо с войском. На эльфов навалились гномы и орки, нанятые в помощь гарнизону и не разобравшиеся в ситуации. Потом, покуда все три войска мирились да отдыхали после вымороков, налетел черный маг с нежитью… Потом кто-то еще… И так год без малого, покуда на полуразрушенных стенах не взвился в последний раз флаг Адена.

На в тот год юге бушевали мелкие стычки, близлежащий замок Орен осаждали Молчальники, а в город стекались беженцы, дезертиры и бандиты. Поэтому-то, не более чем через месяц после победы при Анаруале, гарнизон оттуда был отозван, а мирное население — ремесленники да замковые слуги — сбежали сами, не дожидаясь нового захвата. Чьей добычей стал так и не восстановленный Арануал сейчас, никто не знал. Место это уже много лет иначе, чем Бандитским логовом, или Бандюшником не называли.

Однако, подобная осведомленность могла насторожить старого содата. Поэтому Тиэрон прикусил свой язык и ограничился красноречивыми жестами изумления.

— Это ж эвон когда было. — только и сказал он.

— Верно, парень, я тогда еще совсем зеленым был, если откровенно. Но зато сразу после осады получил звание сотника. В выморок летал, как проклятый, но тренировка вышла что надо! Все мы, щенки-новобранцы, после осады стали настоящими бойцами. Приезжал Наместник из Орена, вручал нам новые мечи да свитки раздавал волшебные…Эх, было времечко!

— Да-а! — подал реплику Тиэрон. Мужик задумчиво рассматривал карту на столе.

— Ну, вот же! — ткнул он пальцем в едва заметную выемку в ровном гребне хребта. — Тут у нас тропа и будет, если не завалило обвалом. Прямо к эльфийскому городу, там с перевала в хорошую погоду ихнее Дерево видать.

— А перевалы уже открылись? — ввернул Сэйт, немало слышавший о жестоких буранах, бушевавших на отрогах Предательского Хребта.

— Перевалы уже с месяц как должны были открыться. Скажу без хвастовства: я ту тропу знал как свои пять пальцев. Частенько мы ею пользовались… н-да… — мужик явно смутился и добавил сдавленным голосом. — Ну, на разведку ходить…

«Ну да, в деревню к союзникам-эльфам!» — усмехнулся мысленно Тиэрон. Но вслух ничего не сказал. Не все ли равно, зачем мотались за хребет молодые солдаты — за дешевой выпивкой или поглазеть на танцы эльфиек при луне. Главное сейчас — что бы доброхот мог вывести беглецов отсюда.

Вивиан и Лемвен сидели на боковой лавочке, поближе к очагу. Обе девушки уже не плакали, только устало вздыхали, опершись плечами друг о друга.

— Только бы маленький просвет, что бы знать — как он там! — беспомощно разводила ладонями Вивиан. — Ну ничегошеньки не слышу, как оглохла…

— У Клайда хоть какой-то шанс есть. — ломала в руках ни в чем не повинное перо Леми. — Может, нюхач не за ним охотился, а за тобой. А вот Аннарина признают сразу.

— Ну и признают. Может, у него хватит ума сказать, что он ничего не помнит?

— Ой, ну он же прямолинейный, как копье! — темная эльфийка швырнула остатки пера в огонь, и они затрещали, сворачиваясь и источая мерзкую вонь. Кузьма, задремавший на лавке, повел носом и гулко чихнул. Но не проснулся, только поскреб босой ногой по шкуре, на которую его уложили. Вивиан машинально укрыла гнома поплотнее.

— Да, но все-таки… — Вивиан пыталась убедить подругу в том, в чем сама не была уверена. — Он же теперь хранитель Чаши, не может же он ею рисковать!

— Ну, разве что Чаша… — понуро отозвалась Леми.

— И ты, конечно… — сказала Вивиан почти шепотом.

— Он мне так ничего и не сказал… — у Леми задрожали губы, но она справилась с собой. — Не успел, и может быть…

— Не может. — Вивиан потерла лоб. — Не может, потому что Чаша…

— А? — Леми уставилась на девушку изумленно — настолько изменилось это лицо, только что печальное и растерянное. Теперь Вивиан смотрела в огонь с сумрачной уверенностью опытного воина перед боем.

— Ему нужнее… Хорошо… — и Вивиан протянула руку вперед, будто пытаясь передать что-то невидимому собеседнику. Огонь лизнул ее пальцы, но девушка не заметила этого.

Леми схватилась за ее плечо. Все мышцы Вивиан были напряжены, и плечо было как каменное. Но тут же оно обмякло, и девушка откинулась назад в полном изнеможении.

— Ты что-то видела? Видела? Ви, пожалуйста, скажи? — тормошила ее Леми.

— Кто-то сказал мне, что Чаша может защитить ее хранителя. А когда я попыталась узнать — спросить, дотянуться до Клайда, у меня забрали мою силу.

— Ты сказала: «Ему нужнее». Это Клайду? — Лемвен хотелось знать все.

— Не знаю. Я теперь совсем ничего не знаю. Был туман, а стала темнота. — грустно произнесла Вивиан, вслушиваясь в себя. — Хорошо, если Клайду. Или Аннарину.

— Девочки. — наклонился к ним подошедший Тиэрон. — Мы тут нашли проводника. Он знает тропу к эльфийской деревне. Нужно будет выйти рано утром, пока туман, поэтому сейчас мы возьмем Кузьму и отправимся спать.

— Тут есть спальни? — удивилась Вивиан, озирая маленький зал с низким сводом.

— Нет. — усмехнулся Тири. — Тут есть отличный сеновал…

Туман слоями опускался ниже и ниже, как полосы тончайшей кисеи, которые теребит и отдергивает невидимая рука. Тропа, узкая и каменистая, напоминала скорее звериную. Их проводник, назвавшийся Паксом, шагал по ней, как по дороге, а вот беглецы, особенно девушки и гном, постоянно оступались. Пакс о чем-то разговаривал с идущим следом за ним Тири, но звук вяз во влажном воздухе, и даже шагавший третьим Сэйт не разбирал ни слова.

Они порядком промокли, пробираясь через лес спозаранку, но Пакс торопил их, уверяя, что когда туман поднимется, они начнут оставлять на мокрой траве слишком заметный след, а до тех пор все следы смоет обильной росой. Действительно, роса лилась за голенища сапог и даже за шиворот щедрыми ледяными горстями.

Наконец, кое-как цепляясь за камни, они по одному выползли из тумана на горячее утреннее солнце. Внизу, в тени деревьев, еще колыхался полумрак. Туман лежал ровным снежным полем, из которого кое-где торчали скалы и верхушки самых высоких деревьев. Далеко к югу в синем небе парили шпили замка Орен. Лес, тракт — все это осталось под влажным белым покровом. Пакс огляделся и снова поторопил беглецов:

— Теперь до перевала нужно опять же поторапливаться, потому что мы тут прям как на ладони.

Вырезанные в лесу дорожные посохи почему-то все время попадали в трещины или скользили по предательским мокрым комьям глины, но, тем не менее, переходя от скалы к скале по изгибам тропинки, они к полудню достигли перевала. К этому времени туман внизу растаял, и лес лежал таинственный, словно наполненный невидимыми соглядатаями.

Гребень хребта здесь был явно ниже, чем в других местах. Тропа, все так же изощренно изгибаясь, скользила с него вниз. На эльфийской стороне не было никакого тумана, солнце щедро заливало знакомые рощи, слева поблескивали воды Ирисного озера и вздымались радужные столбы над водопадами, возникшими после Преобразования. Пакс обернулся на лес, и, крякнув, признался:

— Что-то мне не очень хочется обратно тут спускаться. Пойду-ка я с вами за компанию, кружным путем, так оно надежнее будет.

— И нам с вами спокойнее. — благодарно отозвался Сэйт.

— Да это… что ж не помочь приличным-то людям… ну или не людям, все равно! — смутился Пакс и зашагал вниз, стараясь не разгоняться на крутом склоне.

Беглецы двинулись за ним и вскоре поняли, что спуск гораздо труднее подъема. Если недавно на подъеме у них ломило спины и бедра сводило от напряжения, с которым давался каждый шаг вверх, то теперь, постоянно притормаживая на коварных камешках, удерживая свой вес от опасного ускорения, они ощетили резь одновременно во всех мышцах ног и спины.

Пакс посоветовал им держаться обочины, чтобы в случае падения тормозить об кусты и траву. И этот совет не раз спас их от полета вперед ногами с обрыва.

Пересекая гребень горы, Вивиан в последний раз оглянулась на негостеприимную область, где они столько пережили. Неизвестность, огромная и пустая, как это небо над лесом, простиралась впереди. Девушка казалась сама себе игрушкой в руках неведомых Стражей душ или иных хозяев судеб. Что в это миг зависело от нее? Чем она могла помочь своим друзьям, Клайду? Даже пророческий дар оставил ее полностью. А она уже так привыкла прислушиваться к его откровениям, к неосязаемым нитям в мыслях, ведущим ее к правильному выбору. Теперь приходилось полагаться — как и всем — только на свой ум и удачу.

Она смотрела на лес до тех пор, пока в глазах на фоне неба не поплыли темные точки. Тогда Вивиан развернулась и осторожно двинулась вслед за друзьями. Она не видела, как одна из точек, вполне реальная, сделала круг в небе над Башней Слоновой кости и медленно поплыла к горам.

Глава 41. Ветер

Еда отвратительно воняла. Этот запах вызывал в памяти одновременно тухлую рыбу, гору грязных носков, самый острый сорт орочьего сыра и невыделанные козлиные шкуры, замоченные в чане с дубовой корой. Обычно-то этот запах еле-еле пробивался сквозь плотную упаковку, заставляя лишь обладающих острым нюхом тварей шарахаться прочь — или наоборот, пуская слюни, бросаться за тягучей невидимой струей в воздухе. Но и того было достаточно, чтобы потом отстирывать дорожный мешок тщательнее, чем после какой-нибудь дряни, вроде поторохов зомби или костей скелетов-лучников.

Но сейчас, когда обертка, еще поблескивая слабенькой защитной магией, валялась на полу, жуткая вонь растекалась по пещере, как едкий дым от сырых дров. От нее щипало глаза и сам собой забивался нос. Но руки привычно накладывали одну порцию за другой в стоящий на углях котелок с водой.

Обычно эту еду никто никогда не греет. Ее даже не разворачивают. Иначе кто бы ее покупал, такую гадость! Но сейчас нужно было напомнить кое-кому о своем существовании. А то, ишь, нос воротит, будто первый раз видит! А ведь сколько бессонных ночей пришлось просидеть с ним рядом, сколько масла было потрачено на растирания, сколько тряпок перепорчено! И кормить приходилось с ложечки, тепленьким, жиденьким. Все боялись — не выживет, не оклемается! Злые языки советовали заранее заказывать сапоги или шлем у мастера-кожевенника. Но ничего, все обошлось! Вон, какой здоровенный вымахал оглоед! И морду, главное, воротить вздумал от своей спасительницы!

Сонечка тщательно размешала омерзительно пахнущую жижу в котелке и решительно двинулась вглубь пещеры. Оттуда навстречу ей уже раздавалось нетерпеливое фырканье.

— Разнюхал! — усмехнулась гномишка. — Уже слюнки пускаешь? Ну уж, с ложки я тебя больше кормить не собираюсь. На-ка! — и с этими словами она поставила котелок на пол перед скрытым темнотой существом.

Впрочем, темнота не была препятствием ни для гномки, ни для обитателя пещеры. В ней оба отлично различали нерезкие тепловые контуры фигур друг друга. Ярким пятном выделялся котелок с горячим варевом.

— Не обожги язык, — проворчала Сонечка, прекрасно понимая, насколько это бессмысленное предупреждение.

В ответ ей из темноты вылетела тонкая струйка огня, расплескавшись по стене далеко в стороне от гномки.

— Ну-ну, — вздохнула та, присаживаясь на корточки. — Не торопись, никто не отнимет.

Котелок подпрыгивал на полу, глухо брякая по камням в такт движениям огромного языка. Когда еда, а вместе с ней и часть жуткого запаха, исчезли, язык этот очень осторожно коснулся свешенных с колен рук гномки. Та привычно потеребила жесткие ноздри, не переставая изумляться размерам зверя.

— Большой, большой мальчик! — в голосе Сонечки звучала гордость и грусть. Во-первых, она очень скучала по своему питомцу. Хотя у нее и не было возможности вырастить и обучить его так, как положено воспитывать боевых драконов, они провели вместе почти полтора года, и искренне привязались друг к другу. Во-всяком случае, Сонечке всегда казалось, что умное существо согласилось признать своими хозяевами других людей только в угоду первой своей хозяйке и спасительнице.

А во-вторых, она собиралась сделать нечто, сильно отягощавшее ее совесть. Но у нее не было выбора.

— Ветер, пойдем гулять? — Сонечка понятия не имела, что входит в курс тренировки боевых драконов. Вдруг его научили игнорировать приказы посторонних. Была бы дудка… впрочем, какая дудка, целая труба!

— Где твоя труба, хотела бы я знать? — спросила Сонечка у ластившегося к ней гиганта. Ничего у нее не получится. Нужно было твердо осознать это в тот день, когда Дзак увез малыша, только-только начинавшего приобретать голенастые очертания страйдера, из Сердца Гор.

Нет, еще в тот зимний вечер, когда тот угрюмый «пахарь» ввалился в госпиталь, требуя немедленно исцелить его от обморожения, словно ученики жрецов были магами высшей категории.

Некоторые из наемных добытчиков не окончательно теряли свой разум от бесконечного тупого труда. У них кое-как хватало смекалки выгодно торговать разными полезными штуками, или осваивать какое-либо еще выгодное занятие. Например, разведение волчат и дракончиков. Раз за разом, с тем же безразличным упорством, что их собратья проявляли в исстреблении монстров ради богатой добычи, эти гномы проходили экзаменовку у звероводов и получали в собственность детенышей волков и драконов. Которых старались повыгоднее перепродать тем, кому было неохота обучаться различным премудростям, выполнять задания, да еще сдавать экзамен. Относились они к зверятам как к товару, часто даже не приучая их ни к какой кличке. Нет, конечно, «пахари» не были жестоки, не издевались над мелкими тварюшками и не морили их голодом. Но это были для них просто безликие предметы торга.

Поэтому никого не удивило, когда после всех хлопот по его излечению, после более менее умело накрученных на ноги «пахаря» бинтов с целебной мазью, тот принялся проверять свой ценный товар. Одну за другой он вынимал из заплечного мешка упаковки драконьей еды и разноцветные дудочки. Каждому появившемуся на свист дудки драконышу гном совал брикет корма и деловито осматривал крылышки и чешую не так давно вылупившихся ящеров.

Точно так же один за другим драконыши исчезали по его сигналу. Сонечка сперва от скуки помогала ученикам жрецов, с которыми, на правах старожилки госпиталя, у нее были довольно независимые отношения. Но потом уже не могла оторваться от созерцания череды прелестных чешуйчатых малышей, возникавших в просторном холле. Перед ней появлялись дракончики ветра, звездные и сумеречные. Всего у «пахаря» было, наверное, около десятка малышей, предназначенных для продажи на ближайшей ярмарке.

Сонечка попыталась поговорить о них с обмотанным бинтами гномом, но тот был немногословен, как все ему подобные, к тому же недомогание сделало его еще менее дружелюбным. Он покосился на гномишку без всякого интереса и мрачно мотнул головой, что могло означать и «Вали отсюда!», и «Заткнись!». Менее всего этот жест напоминал приветствие или одобрение.

Но Сонечка была просто не силах уйти. Она оставила попытки завести беседу, и просто молча любовалась дракончиками.

Ученики жрецов сперва тоже поглазели вместе с ней, но потом разбрелись по госпиталю: у них у всех было достаточно дел даже на спокойном ночном дежурстве. Если палаты не заполнялись больными, часы учебы все равно заполнялись приготовлением лекарств, мытьем пузырьков, полов и рабочих столов, стиркой бинтов и постельного белья, сбором хвои для отвара.

«Пахарь» высвистел очередного дракончика и досадливо крякнул. Звереныш вывалился из пустоты плашмя, разбросав по доскам обмякшие крылышки. Гном потеребил его заскорузлыми пальцами. Малыш приподнял голову и пискнул жалобно. Было очевидно, что он тяжело болен или ранен. Сонечка сжалась от жалости. Ей было очевидно, что хозяин не будет убиваться о смерти питомца. Только о потере денег, за которые мог его продать.

— Его лечить нужно! — не выдержала она слабых стонов существа.

— Хм… — неопределенно отозвался гном. — А кожевенник далеко ли тут живет?

Сонечка похолодела. Конечно, естественное желание восполнить упущенную выгоду подсказывает гному, что из шкурки дракончика можно будет сделать хотя бы пару рукавиц. Но существо на полу было еще живо. Неужели сейчас все закончится самым гадким образом?

— Да он уж неделю как уехал на ярмарку, — с самым уверенным видом соврала гномишка, не отрывая взгляда от дракончика.

— Вот невезуха, — голос пахаря выражал досаду, впрочем, изрядно разбавленную безразличием.

— Можно я его попробую полечить? — умоляюще попросила гномишка, не надеясь на положительный ответ. Пока дракончик стоит хоть одну медяшку, из рук его «пахарь» не выпустит. Впрочем…

— Или я могу купить его… — Сонечка приняла как можно более независимый вид. Чему-чему, а

умению торговаться гномов учить практически не требовалось.

— Две сотни, — привычно брякнул «пахарь». Столько стоил здоровенький дракончик на ярмарке.

— Пфе! — выразила презрение Сонечка. — Шкурка-то стоит не больше десятки, а на что он еще сейчас годится! Того гляди окочурится!

— Ты же его вылечить собралась, — «пахарь» тоже не уступал. — Значит, будет у тебя здоровый дракон.

— Вылечу-то или нет — неизвестно, а вот на лекарства потратиться придется — раз. Два — он у тебя мелкий какой-то и ободранный, так что если сдохнет, то и шкурки приличной не получится. Одиннадцать монет, так уж и быть.

— Все равно, на пару перчаток хватит, а это верные полсотни.

— Перчатки в дырках? Кто его у тебя так погрыз? — отпарировала Сонечка.

— Никто не погрыз. Он из сугроба меня тащил, об камни ободрался, — равнодушно ответил «пахарь».

Гномишке стоило огромных усилий, чтобы не кинуться на туповатого наемника с чем-нибудь очень тяжелым. Этот малыш тащил тяжеленного пузатого амбала, не жалея себя в слепой преданности хозяину, а теперь вот-вот погибнет под безразличным взглядом этого тупицы!

— Ну, вот видишь, — не дрогнув сказала гномишка, — Ободрался! Шкура получится драная. Так что не больше двенадцати аденок.

— Зато драконья, крепкая. Хоть на заплатки ее пусти — сносу не будет, — упорно покачал головой «пахарь». - пятнадцать, или я ему сам шею сверну и продам на мясо.

У Сонечки было всего двенадцать монет, так что свой лимит торговлишки она уже исчерпала. Но дракончик так слабо попискивал, пригревшись у ноги «пахаря», что сердце гномишки разрывалось. Ударив с вымогателем по рукам, Сонечка понеслась одалживаться. Ученики жрецов да разные больные в госпитале — не самые денежные гномы, да и в принципе мало кто держал в Сердце гор крупные капиталы. Тут все были свои.

Но три монеты гномишка все-таки наскребла. Дракончик покосился на перешедшую к ней в руки дудочку и из последних сил вильнул толстеньким хвостиком, будто показывая: «Я вижу, теперь ты моя хозяйка.». После чего его лапки и культяпые крылышки окончательно обмякли, и малыш впал в тяжелое забытье.

И потянулись долгие недели выхаживания детеныша. Сухие брикеты, да еще целиком, малыш есть не мог. Сонечка варила ему похлебку в сарайчике за госпиталем, потому что после первой ее попытки сделать это на кухне, госпиталь пришлось проветривать несколько часов, а зима стояла морозная. Там, в сарайчике, Сонечка ловко сложила небольшую печку-каменку, на плоской поверхности которой с одинаковым успехом грелся котелок и теплолюбивый питомец. Как оказалось, драконы вообще не получали ожогов — ни от огня, ни от кипятка, ни от раскаленного металла.

А вот снег и мороз жалили нежную сухую кожу гораздо сильнее. У маленького Ветра — так назвала питомца гномишка — были отморожены кончики крыльев, лапки и хвост. Чешуйки осыпались, обнажая розовую кожицу, которая страшно зудела. Приходилось натягивать малышу на все четыре лапы кожаные мешочки, чтобы он не раздирал сам себя коготками до крови. Целебные мази и пихтовое масло уходили на смазывание Ветра с ног до головы огромными банками. Но ученики жрецов, особенно самые близкие подруги Сонечки — Илис и Тоина, тоже прониклись жалостью к невезучему дракончику. Они помогали готовить лекарства и держать во время процедур неслуха, норовившего выскользнуть из рук хозяйки или спешно вылакать едкое масло, пока никто не видит.

Его бывший хозяин вскоре покинул город, даже не поинтересовавшись судьбой проданного товара. Сделка совершена, а любопытство — одно из первых качеств, которые теряют «пахари»-наемники.

Через несколько недель стало ясно, что опасность потерять дракончика миновала. Илис все еще беспокоилась насчет его чешуи и крыльев. Покрытый сморщенными розовыми пятнами, Ветер больше походил на экзотическую собачку, чем на дракончика. Но, наконец, перепонка на крыльях начала восстанавливаться и первые, еще прозрачные чешуйки проклюнулись на голой кожице.

Только через пару месяцев у Сонечки появилась возможность взяться за настоящее воспитание малыша. Она беспокоилась, что дракончик вырастет неуправляемым, поскольку его баловал весь госпиталь и половина ее знакомых в городе. Но Ветер слушался хозяйку беспрекословно. Он мог возиться с детьми на улице, выклянчивать лакомый кусочек на кухне, гонять по полу шуршащие обертки от своего корма, но стоило Сонечке вполголоса произнести его кличку на другом конце здания, как драконыш, важно переваливаясь с боку на бок, торопился к ней.

Ветер любил охотиться на мелких зверюшек, вроде элпи или крыс возле складов, и делал это очень ловко. Но более серьезная охота откладывалась. В горах лежал глубокий снег, до сих пор вызывавший у малыша безотчетный ужас. Да и Сонечка была пока что не таким опытным охотником, чтобы составлять малышу компанию. Какое-то время они перебивались случайными келтирами у ворот или летучими мышами в шахтах, но потом эту пародию на охоту увидел Дзак…

Сонечка никогда не испытывала робости перед суровым, немногословным темным эльфом. Ее приветливая натура окрашивала его самые мрачные гримасы и грозные взгляды в радостные тона: друг не может быть плохим или злым. А Дзак и Кселла приходили в Сердце гор как друзья.

Но в тот вечер Дзак был по-настоящему сердит. Он сурово пояснил гномишке, что дракончик, каким бы забавным и милым не выглядел он сейчас, рано или поздно превратится в огромного хищного зверя. И если этот зверь будет есть у всех подряд из рук, гоняться за элпи и пугаться сугробов, очень может быть, что как-то раз он не вернется домой после встречи со своим по-настоящему натасканным, боевым сородичем. Или, что гораздо хуже, попадет в руки врагов и будет использован против хозяйки и ее друзей. Он может даже привести врагов в Сердце гор — лишь потому, что одна мягкосердечная гномка воспитывает его как котенка.

Он даже начал пояснять ей, каким образом зачаровывают драконов, дабы они начали слушаться новых хозяев, но махнул рукой. Сонечка и так стояла, низко опустив голову. Эльф развернулся и отправился в Храм, где обычно останавливались гости из Гильдии Магов.

Наутро Сонечка привела Ветра к Храму сама. Ей было очевидно, что оставляя дракончика при себе, она делала только хуже для него. В последний раз натерев его маслом для блеска, гномишка надела на своего любимца крепкую мифрильную цепочку со слабеньким оберегом, который сделала Илис специально для Ветра. Гномки надеялись, что он хоть немного убережет малыша от зловредных чар неизвестных врагов.

Когда Дзак вышел на крыльцо, Сонечка порывисто обняла дракончика за шею и решительно протянула эльфу дудочку — знак хозяина. Ветер смотрел на происходящее очень внимательно. Он видел, конечно, что его любимая хозяйка расстроена, но не чуял ни обидчиков, ни опасности. И сам он сегодня еще не натворил ничего запретного: не залезал в котел с супом, не выкатывал из очага вечный уголь прямо на деревянные половицы, не грыз чужих сапог и не пытался мужественно одолеть голема-подметальщика в коридоре госпиталя. Поэтому малышу было очевидно, что происходит что-то необычное.

Больше всего Сонечка опасалась, что Дзак откажется взять Ветра. Или посоветует продать его. Или скажет, что отдаст дракончика на воспитание кому-то еще. Все-таки у мага было много трудных и опасных дел, о которых Сонечка могла только догадываться — по его усталому виду, по обрывкам случайно долетавших разговоров с Илис и Кселлой. Но лицо эльфа неожиданно смягчилось. Он присел на корточки перед мордочкой Ветра и положил свою тонкую руку на его шипастую голову. Дракончик довольно заурчал. Кселла, вышедшая следом за Дзаком на крыльцо, тихо засмеялась.

— Ну, что, берем новичка в команду? — спросил у нее Дзак, тоже улыбаясь. Сонечка с облегчением прижала кулачишки к груди. Все хорошо, Ветерок будет у друзей, и они не обидят его. Он вырастет правильным боевым драконом, никаким не котенком, и Дзак еще будет гордиться их общим питомцем.

С тех пор минуло уже лет десять. Сонечка виделась с Ветром нечасто, но порой именно он доставлял Дзака и Кселлу — или кого-то одного из них — в Сердце гор. Дракончик, потом страйдер, а потом молодой вивер по-прежнему с радостью признавал свою спасительницу, даже без дудки в руках или приказа Дзака. Он неизменно норовил облизать ее ладошки и выклянчивал вкусненькое. Самым большим лакомством для этого здоровенного лентяя оставалась та самая похлебка, сваренная из сухого корма. Один ее запах уже заставлял его пытаться запищать от восторга — хотя голосок дракона давно уже больше напоминал рев боевых труб, чем писк. И Сонечка, конечно же, не жалела сил на приготовление варева. А заодно испытанию подвергались и носы окружающих, особенно если ветер дул от сарайчика в сторону жилья.

Хорошо, что тут, в каменистых холмах Адена, на многие мили нет никаких поселений. Кроме Гильдии магов, конечно. Но здание из темного дерева сейчас пустует. Сонечка обошла в нем каждый закоулок, держа в руке толстый конверт — послание от Илис к Кселле. Ее оправдание, в случае чего.

Когда Илис получила магический кристалл от неизвестного одноглазого гнома, назвавшегося при этом Далком, она сразу позвала Сонечку. Во-первых, Сонечка была с Клайдом в той реальности, во-вторых, разъезжая по Адену и Элмору с поручениями от банка — и от Гильдии магов заодно — гномишка перезнакомилась со множеством народа.

Но одноглазого черноволосого гнома Сонечка не знала. Она только заверила Илис, что он ни капли не похож на Далка, каким он был в том сне. Но ему явно пытались придать сходство с той ипостасью Клайда.

Точно так же они не сумели расшифровать и само послание. Одно было ясно — оно от Клайда с компанией, и с ними случилось что-то неприятное. Внимательно осмотрев кристалл, Илис с большой уверенностью заявила, что его уже несколько раз просматривали: желтый цвет был не таким ярким, как у свежей записи, и грани слегка поцарапаны. Встревожило гномок и упоминание об убитом драконе — это означало, что враги, кем бы они ни были, обладают силами, явно превосходящими возможности троих магов: Клайда, Сэйта и Вивиан.

Илис, как старшая, приняла решение отправить Кселле магическое сообщение из Храма, надеясь, что благословение богини поможет письму скорее достигнуть цели. Но Сонечка не могла сидеть и ждать, когда друзья явно просили о помощи.

Жрица пыталась отвлечь ее. Сперва она усадила Сонечку записывать все, что говорил незнакомый гном, на бумагу. Кристалл с каждым прослушиванием воссоздавал картинку все слабее, и до Кселлы послание могло просто не дотянуть. Поэтому жрица велела Сонечке тщательно записать не только слова, но и жесты гнома, описать его самого и место, где он находится. Правда, кроме костра — или очага — за спиной говорящего было трудно что-либо разглядеть.

Когда это было сделано, Сонечка снова заметалась по Храму в беспокойстве. Тоина несколько раз прибегала из малышатни, но и она не сумела успокоить подругу.

— Ну послушай! — втемяшивала она ей терпеливым тоном, как упрямому ребенку. — Если там дело дошло до дракона, что ты можешь сделать? Оторвать ему хвост?

— Да-да… — невпопад отвечала Сонечка.

Она отправила несколько коротеньких посланий своим знакомым торговцам в разных городах, и теперь с тревогой ждала ответов. Это ведь только кажется, что в толпе никто не обращает внимания на отдельных прохожих. Всегда найдутся любопытные, наблюдательные и просто встречавшиеся когда-то тебе на пути личности. А уж гном знакомого гнома отличает даже в толпе «пахарей» и магических болванов.

Пришедшие ответы не успокоили гномку. Кузьму видели в Гиране с Марусенькой, потом, через несколько недель он объявился в Орене, одинокий и настороженный. Вел себя будто впервые попавший в город рудокоп. Ненавязчиво расспрашивал о каких-то засадах на тракте и скупал еду, стараясь не привлекать к себе внимания. Может быть, ему удалось обмануть вражеские глаза, но глаза сородичей-торговцев, вечно ревниво следящие за конкурентами, перехитрить не вышло. Все лоточники в Орене запомнили гнома, который в течении трех дней скупил помаленьку целую гору провизии, передвигаясь от лавки к лавке. А особо наблюдательный помощник кузнеца, который и написал Сонечке об этом, даже отметил, что гном этот пытался сделать вид, что мешок у него не тяжелый, а сам еле-еле перебрался через канаву на выезде из города.

Ни Марусеньки, ни Клайда, ни прочих друзей в Орене не видели. А про черноволосого одноглазого гнома знали только, что разбойники на дорогах спрашивают у всех о нем, видать крепко он им насолил.

Впрочем, Илис с Тоиной уже переворошили кучу разных храмовых записей и с уверенностью заявляли, что гном на кристалле наверняка был загримирован. Потому что никаких черноволосых-одноглазых наемников нигде не упоминалось. А ведь по скрупулезным амбарным книгам гномов можно было узнать, чем кто из них болел в детстве, какие отметки получал, к каким профессиям имел склонность и где расположены чьи-то приметные шрамы и родинки.

Итак, Кузьма находился в Орене, закупал еду на большую компанию. Это значило, что остальные тоже где-то там. И дракон… и вельможа на охоте. И брат ученика — с ума можно сойти! А эта Кселла опять где-то носится! Сонечка не находила себе места.

И вот, выслушав в очередной раз увещевания Тоины насчет бессмысленного противостояния каким-то драконам, Сонечка вдруг сообразила, что нужно делать. Она упаковала свои запасы кристаллов, деньги и котелок. Запечатала свое описание таинственного послания в большой пакет, украсила его печатью Храма. Потом присоединилась к обозу с рыбой, медленно ползущему по мостам и тоннелям на юг, к городу орков.

Если подруги-жрицы и заметили, в каком направлении она отправилась, то возле Хранителя Врат в столице орков ее след должен был потеряться. Но, чтобы ее не перехватили на половине пути к Гильдии магов, Сонечка не пожалела денег на небольшой крюк. Телепортировашись пару раз, она отошла с дороги в дикие холмы и там использовала Свиток Перемещения, когда-то подаренный ей Кселлой. В результате, гномишка оказалась прямо в главном зале Гильдии.

Обойдя пустое и сумрачное здание, она нисколько не огорчилась. Было очевидно, что Кселлы тут нет, иначе волшебница давно бы отозвалась на отчаянный призыв жриц. Сонечка положила пакет с письмом на видное место в комнате Кселлы, где еще слабо ощущался ее знакомый запах. Пусть никто потом не говорит, что она действовала необдуманно или сгоряча. Она обдумывала, ждала, вот, даже письмо принесла. Только никто не поторопился на помощь, вот и пришлось…

Гномишка прислушалась. Нет, показалось. Это ветер шумел в ущельях, порой завывая на разные голоса. Ветер-дракон наелся и теперь наслаждался почесыванием нежных местечек под мощной челюстью и над глазами. Его ворчание стало тише, но огненный глаз косился на гномишку игриво, совсем не сонно. Но ей требовалось кое-что помимо его дружелюбия. Неужели она так сильно ошибалась?

— Где твоя труба, Ветер? — снова проговорила гномишка, разумеется, не ожидая ответа. Может статься, эта самая труба канула в Бездну вместе с Дзаком, и Ветер теперь не подчиняется никому.

Вивер привстал, копнул задней лапой кучу шлака, служившую ему вместо подстилки. От кучи шло ровное тепло — среди шлака поблескивали мелкие вечные угольки, согревавшие дракона в холодные ночи. Сонечка вздохнула. Она ни за что не сообразила бы сделать такое ложе для Ветра! Натаскала бы ему соломы или веток, но никак не шлака с углем! Прав был Дзак — она воспитала бы вивера как котенка!

Небо светлело. Так или иначе, нужно было что-то делать. Эта часть ее плана провалилась. Ну ничего, зато повидались с Ветерком, может быть, попрощались. Теперь нужно торопиться — отсюда до ближайшего города два дня пешком, а чтобы использовать Свиток Перемещения, нужно отойти за вон те холмы, а то занесет в другую сторону. Сонечка припомнила карту с зонами телепортации. Что-то там Кселла поясняла про эти зоны? Кажется, что общие телепорты перекрываются зонами гильдий и замков, поэтому в замках ставится магическая защита от чужих… Не важно! Просто есть два вида Свитков — простые и личные. Простые переносят в соответствии с картой, а личные — в то место, где их создали. Отличный способ собирать войско. Или гостей на большой праздник…

Гномишка потрепала дракона по вытянутой хищной морде. Ей было жалко расставаться с ним, и жалко отказываться от своего первого плана, но время поджимало.

— Пока, Ветер! — махнула она рукой. — Слушайся тут Кселлу. Я потом еще приду…

Ветер жалобно вздохнул, взметнув с пола пещеры мелкие камешки и пыль. Сонечка закашлялась, протирая глаза, а когда открыла их, перед ней возникла блестящая труба — знак хозяина боевого дракона. Трубу очень довольный собой Ветер осторожно зажимал в зубах. Гномишка радостно взвизгнула:

— Ой, какой же ты у меня умничка! — и принялась спешно проверять летную упряжь. Как ни хотелось ей отказаться от тяжелой платформы с поручнями, ничего другого в пещере просто не было. Никаких седел, как у страйдеров, никаких ремней, за которые можно было бы просто держаться. Только эта здоровенная бандура. Впрочем, уловив, что его обожаемая хозяйка в затруднении, Ветер привычным движением скользнул под прикрепленную на крюках к потолку пещеры платформу. Сонечке оставалось только затянуть и защелкнуть ремни на шее, груди и животе дракона. После чего Ветер аккуратно приподнялся, снимая сооружение с крюков, и двинулся к выходу из пещеры. На ходу он забавно косился на гномишку. «Мы идем гулять? Ты не передумала?» — читалось у него на морде.

— Жалко, что ты разговаривать не умеешь, — вздохнула Сонечка. — Дзак прав, я ничего не понимаю в воспитании драконов. Я даже не знаю, умеешь ли ты находить чей-либо запах.

Она подтянулась и взобралась на платформу. Пристегнула пояс и усмехнулась: явно гномская работа. Да что там работа, никто кроме гнома не мог бы и придумать столь удобное для полета и боя крепление. Пряжки позволяли свободно перемещаться по платформе, и в то же время скользящая петля мгновенно зятягивалась, если оглушенный всадник начинал падать, или порыв ветра грозил сдуть его. Легко раненый же мог оставаться на спине у дракона в полуподвешенном положении, продолжая контролировать полет. Более того, Сонечка обнаружила, что можно поднять пол платформы повыше, приспосабливая его к гномскому росту. Ветер терпеливо сносил все ее манипуляции, ожидая команды на взлет. Сонечка смутно помнила, что взлететь прямо с земли вивер не может, но не знала, почему. Кажется, крылья может переломать или что-то подобное.

— Пойдем на башню, Ветерок. Нужно лететь, — похлопала она дракона по шее. Тот послушно затрусил по каменному пандусу, начинавшемуся возле пещеры, на верхний этаж стоящей рядом с Гильдией магов башни. Сонечка еще раз перебрала в голове обрывки сведений. Нужно было найти в библиотеке какую-нибудь книгу о боевых драконах. Но это обязательно заметили бы подруги-жрицы, и обо всем догадались бы. На миг гномке стало не по себе — что, если она погубит Ветерка своей неопытностью? Нельзя же рассчитывать, что зверь будет обучать всадницу? Чтобы успокоиться, она заговорила с вивером, успокаивая скорее себя, чем его:

— Мы недалеко слетаем, примерно к Адену. Там в лесу должен быть Кузьма, ты его должен помнить. Еще там Марусенька, мелкая такая, которая тебе все норовила бусы надеть из рябины, а ты их съедал. Еще, наверное Клайд, друг Кселлы. Не знаю, видел ли ты его. С ним девушка Вивиан и эльф Сэйт. И, похоже, с ними кто-то еще. Один гном и один… кажется эльф. Вот такая компания. На них могли напасть плохие драконы. Но может быть они все скрываются в лесу, и нам не нужно будет ни с кем сражаться. Ты умеешь сражаться с драконами, Ветер? Я, например, один раз видела, как дракон дышит на монстра огнем, и то издалека.

Ветер покосился на Сонечку и выпустил тонкую струйку огня в сторону от пандуса.

— Лучше бы нам без драки… — пробормотала гномка, рассматривая что-то в своей сумке.

На верхней площадке раздавались шаркающие шаги. Сонечка поежилась. Общаться лично с Отправляющим ей не приходилось ни разу, но она, как и многие разумные, инстинктивно побаивалась магических кукол.

Ветер неспешно прошагал к неогороженному краю площадки и замер, оглядываясь на гномишку. Сонечка собралась с духом и догнала высокого мужчину, размеренно обходившего площадку по краю. Ей пришлось тронуть его за рукав, прежде чем любезное пустоглазое лицо обратилось к собеседнице.

— Приветствую вас, уважаемая… — начал произносить заученные фразы Отправляющий. Конечно, для своей Гильдии маги постарались — у куклы даже шевелились губы и на лице отражались то приветливая улыбка, то воспросительное недоумение.

— Есть, есть у меня кристаллы, — поспешно полезла в сумку Сонечка. Отправляющий начал размеренно вынимать кристаллы из свертка, постепенно окутываясь легким свечением.

Сонечка довольно смутно представляла себе, в чем смысл этой платы за полет. Кажется, это связано с созданием единого магического контура дракона и всадника, подобным той взаимосвязи, которой пользуются соратники в бою или на охоте, только более мощного. Фактически, дракон и всадник становились единым существом, хотя всадник и сохранял функции управления. К сожалению, гибла эта пара тоже практически одновременно. У всадника убитого дракона были считанные секунды на использования Свитка Оживления, и успех в этом деле зависел от высоты, на которой был убит дракон. Очень редко так же случалось, чтобы дракон с погибшим всадником покинул поле боя и вернулся домой. Для этого нужен был приказ, который уже некому было отдать.

Сонечка поспешила вскарабкаться на спину Ветра. Если что-то и происходило с ними обоими, она этого пока что не ощущала. Просто раскинувшаяся внизу ширь понемногу озарялась приближающимся рассветом. Облака меняли окраску с ярко-розовой на бледно-желтую, затем на белую. За спиной Сонечки звякнул последний кристалл. Гномишка вяло подумала, какую сумму можно было бы выручить за подобную кучу добра. Кузьма не очень-то обрадуется ее расточительности. Но лучше пусть он изругает ее всю, чем эта темная тень на душе, не дающая покоя.

Ветер распахнул крылья и снова оглянулся на Сонечку. Весь его вид выражал сдержанное нетерпение.

— А, да… — пробормотала еще более заробевшая гномишка. — Летим! Вперед, Ветер! И… пониже, пожалуйста… — добавила она совсем тихо.

Сперва гномишке показалось, что они просто падают с башни вниз. В ушах засвистело, и она невольно вцепилась в поручень мертвой хваткой. Но тут же падение сменилось плавным скольжением по воздуху между вершин холмов. Встречный ветер трепал прядку выбившихся из хвостика волос, хлестал ею по щеке, колол в ухо. Сонечка мотнула головой раз, другой, не понимая, почему прядка никак не убирается. Только потом до нее дошло, что она продолжает держаться за поручень так, что пальцы побелели. С трудом гномишка разжала одну руку и убрала мешающие волосы.

Знакомая дорога сверху казалась частью подробной карты. Из леса неслось утреннее пение птиц, лай каких-то животных или монстров. Дракон нес Сонечку через слои холодного и теплого воздуха. Порой проплывало низкое облако, обдавая их брызгами. Или полоса тумана цеплялась за широкие крылья, прежде чем растаять в лучах солнца. Запахи тоже сменяли друг друга полосами. То свежесть ручья, то влажный, грибной запах ельника долетали до всадницы из распадка. От высоких холмов пахло сухой горячей травой, пылью, цветущими бессмертниками, наполовину высушенными жарой. Широкая долина встречала их запахом горькой листвы, печным дымком с одинокого хутора, густым ароматом навоза от хлева. Где-то жарили мясо, где-то пекли хлеб. Еле заметное краем глаза мельтешение белых тряпок возле маленького домика пахнуло на них чистым бельем и мыльным корнем. Пасека сочилась ароматами меда и свежей древесины новых ульев.

Сонечка наконец поняла, что обострившееся обоняние является частью таинственного магического контура. Видимо, именно так воспринимает мир летящий дикий дракон — в сочных красках, щекочущих изменениях температуры и влажности воздуха и безумии запахов.

— Вете-е-ер! — завопила гномишка в восторге. — Я лечу-у-у!

Дракон косился на маленькую хозяйку одобрительно. Он был еще молод, и восторги полетов не стали для него скучной обязанностью. Слегка оскалив зубы, он сделал в воздухе несколько резких зигзагов. Сонечка взвизгнула, но чувство свободы было сильнее страха.

— Еще! Давай еще! — закричала она дракону. Тот рыбкой скользнул к земле, ловко вписавшись в просвет между холмов, развернулся и взмыл свечкой в небо.

— У-ы-ы-ы! — воздух забивался Сонечке в рот, и казалось, что щеки растянуты ветром и болтаются где-то на плечах. Но не кричать она не могла. Это был смех, плач, песня — все одновременно. Гномишке показалось, что никакой платформы не существует, и ее одежды тоже, что она лежит на сухой, горячей чешуйчатой спине дракона, ощущая всей кожей малейшее шевеление его мышц, сливаясь с ним в потоке воздуха, помогая расправлять мощные крылья… Восторг полета смешивался с восторгом этого полного единения.

Выше, выше поднимались они в утреннее небо. Какой-то поселок мелькнул далеко внизу, какие-то точки двигались по узенькой ленточке дороги. Купающемуся в струях воздуха двуединому существу не было до этого никакого дела. Поймать восходящий поток, парить, раскинув крылья, потом сложить их и вновь ощутить режущий глаза вихрь скорости. Прямо перед глазами мелькнула флегматичная морда буйвола, испуганный крик резанул уши. Пахнуло сеном, орочьим потом, эльфийскими благовониями, луком, копченой рыбой, чьим-то страхом, железом. Мимо крыла свистнула стрела, безнадежно отставая. И снова небо вобрало в себя сухую корочку земли, сгладило неровности, мелкие детали, завуалировало ее дымкой. Небрежно нарисованная водными красками карта лежала внизу — не больше.

— Вы-ыше-е-е! — закричала Сонечка. Но Ветер упрямо дернул хвостом и остался на прежней высоте. Только теперь гномишка ощутила пробирающий до костей холод. Это небо, бледно-голубое и горячее внизу, тут становилось куском темно-синего льда. Всадница ощутила легкое онемение кончиков крыльев дракона, передающееся ей все тем же магическим контуром.

Страх за теплолюбивого питомца отрезвил ее окончательно.

— Вниз, Ветерок, давай-ка вниз, — сказала она уже спокойно. — Только не пугай больше никого, а то орки обычно сначала стреляют, а потом разбираются в кого.

Дракон плавно вернулся на высоту верхушек деревьев. Теперь можно было подробно рассмотреть происходящее на земле, и в то же время летящий дракон не торчал в зените, как одинокая мишень на стрельбище.

— Давай попробуем найти Кузьму! — задумчиво произнесла Сонечка, вынимая из заплечного мешка несколько вещей. Она держала их крепко, чтобы поток воздуха не вырвал из рук. Тут была рубаха, боевая перчатка и теплая шапка.

— Ну-ка, попробуй понюхать! — гномишка наклонилась с платформы как можно ниже вперед. Ветер повернул голову к ней, втягивая ноздрями воздух. Где-то в глубине его носоглотки с глухим гулом бурлило скрытое до времени пламя. Сонечка изо всех сил вслушивалась в их общие ощущения. Похоже, шапка не годилась — она слишком терпко пахла дубильным камнем и мехом келтира. Рукавица давала ясный запах, но это был запах ладоней. Сама Сонечка, конечно не разбиралась в подобных тонкостях, это слабый отзвук знания зверя дал ей понять, что ладони у разумных пахнут не совсем так, как все тело. Оставалась рубаха. Сонечка вытащила ее из укладки Кузьмы, чтобы зашить. А зашивая, увидела, что ее не стирали несколько недель. Ну и… оставила постирать, но вместо этого положила зачем-то на полку в шкафу… Резкий запах пота в восприятии дракона рождал почти портрет Кузьмы. Пахло именно гномом, мужчиной, бородатым и крепким, занимавшимся каким-то нелегким трудом.

— Это годится? — спросила Сонечка. Ветер стал принюхиваться к окружающему воздуху. Если раньше запахи были словно прозрачные струйки, которые приносил ветер, теперь они превратились в матовые жгуты, втягиваемые ноздрями дракона. Сонечка невольно зажала нос, но это, разумеется не помогло.

— Очедь орошо… — протрубила она с зажатым носом. — Дак и бутем искать! Подальше, у Адена.

Ветер послушно перестал втягивать запахи и плавно лег на курс к замку Аден.

Когда над лесом показался узорчатый шпиль Башни Слоновой кости, Ветер беспокойно закрутил хвостом. Сонечка изо всех сил, зажмурившись, пыталась разобраться в густых потоках запахов, несущихся отовсюду. У нее давно уже кружилась голова и мерещился запах Кузьмы от каждого гномского возка или каравана.

— Ты что-нибудь чуешь? — растеряно похлопала она глазами, озираясь. Ветер огибал Башню по дуге с юго-востока. И вдруг гномишка отчетливо поняла — запахи идут из двух разных источников. Оба принадлежат Кузьме, оба нечеткие, смешанные с какими-то посторонними ароматами, но при этом оба — теплые, как может пахнуть только живое тело.

— Что это, Ветерок? — недоуменно принюхивалсь растерянная Сонечка. — Чегой-то его два стало? Может, это кто-то похожий?

Ветер только возмущенно фыркнул. Для дракона не было в мире двух одинаковых запахов. Даже смешанный с какими-то резко пахнущими травами, даже прикрытый железом, с двух разных сторон раздавался один и тот же запах — Кузьмы. И он был таким же, как на полувыдохшейся рубашке в руках у Сонечки.

— Что же это значит? — спросила гномишка у своего питомца. — Может, Кузьма кому-то одежду свою дал — рубаху там или плащ, как ты думаешь?

Дракон снова снизился до верхушек деревьев и повел головой из стороны в сторону. Оба запаха доносились с северо-запада. Но один… как бы точно с севера. А второй точно с запада…

И решить, какой из них достовернее дракон не мог. «Оба правильные!» — показывал он гномишке всем своим недоуменным видом. Сонечка лихорадочно думала. С запада несется сильный аромат трав и каких-то горьких корешков, приторный, щиплющий нос изнутри, но Кузьма никогда не возился с травками — это делали маги. Значит, там может находиться кто-то из их общих друзей — Клайд, Сэйт или Вивиан. Хотя сложно представить себе изящную девушку в гномской рубахе, но мало ли… промочила всю одежду, например. А в севера запах словно приглушен солоноватым холодным вкусом металла — явно поверх рубахи надет доспех. Это, конечно, Кузьма, и, судя по силе запаха, он двигается. Может быть, рубится с кем-то… А маги пахнут спокойно, словно еле бредут…

— На север! — махнула рукой гномишка, разрешив сомнения дракона. Ветер снова взмыл повыше. Башня будто прыгнула назад.

В глухом лесу одинокая дорога была видна издалека. Сонечка скомандовала Ветру опуститься ниже деревьев и следовать всем изгибам тракта. Так их, по крайней мере, не могли увидеть опасные летающие монстры и другие драконы, которых Ветер чуял вдалеке. Там, на севере, судя по запахам, располагалось огромное войско: разумные, монстры, кабаны, буйволы, големы, драконы… Пахло похлебкой из сотен котлов, дымом костров и печек, отхожими местами, прелой соломой — войско явно стояло там не один день и расположилось основательно. Но вот кой голем занес туда Кузьму?

После нескольких поворотов тракта запах гнома резко усилился. Ветер дал понять, что он находится гораздо ближе, чем войско. И медленно приближается.

— Ну, давай подождем, — сказала осторожная Сонечка. — Вон отличная скала, если там гаргулий нет, конечно. Садись на вершину осторожно и будь готов быстро взлететь.

Ветер придирчиво осмотрел каменный останец, торчащий среди корявых дубов, как обрубок огромного ствола. Для острастки дыхнул на него огнем, спугнув каких-то пичуг по соседству и поджарив на месте пару гадюк, гревшихся на камнях. После чего примостился на верхушку, как на насест и опустил крылья. Сонечка ждала, вцепившись в поручни платформы. Сейчас она как никогда жалела, что не владеет луком или арбалетом. Ее топор на спине дракона был практически бесполезен. Не кидать же его во врагов? Впрочем, вполне возможно, что сейчас из-за поворота покажется караван, нагруженный гномскими товарами, и живой-здоровый Кузьма будет шагать, держась за оглоблю переднего возка, разговаривая со старинным знакомым, и заодно показывая косящимся на него с телег молодым гномам свою неутомимость.

Сонечка прислушалась. Действительно, приближались какие-то повозки. Колеса скрипели на весь лес, и запах буйволиного пота смешивался с запахом дегтя. Доносились обрывки разговоров, чей-то смех.

— Не похоже это на гномов, а, Ветерок? — пробормотала гномишка, вдевая руку в темляк топора и слегка покачивая своим грозным оружием.

Дракон послушно принюхался, словно подтверждая: нет, не похоже. Пахнет людьми, эльфами, какими-то крысами и… Кузьмой. У Сонечки сжалось сердце. Если отважный друг попал в плен, она может попытаться спасти его, но не закончится ли это его гибелью? Быть может, скованного по рукам и ногам гнома сразу прирежут, чтобы деморализовать нападающих… то есть ее, Сонечку. Это было не слишком-то похоже на охоту в Орочьих Бараках. Гномишка неохотно призналась себе, что ей страшно.

— Осторожнее, Ветерок, — прошептала она дракону на ухо, зная, что его чуткий слух различает ее шепот так же ясно, как и громкий крик. — Нам нужно только выхватить Кузьму из телеги… или где он там. Ни с кем не драться. Хватаем Кузьму и сразу вверх!

Ветерок принюхался еще раз. Гном явно шел сам, но в темной массе, движущейся за деревьями по тракту, его невозможно было различить. Пяток полупорожних телег, два десятка разномастных бойцов, шагающих возле повозок, буйволы, конечно… Но низкорослой фигуры гнома не было видно нигде. До всадницы и дракона долетали уже не обрывки фраз, а куски разговоров:

— И тут ваша милость как мне в челюсть даст…

— Отвяжись, Гарон, ничего я не помню… башка трещит…

— А его милость-то как обрадуется! Он вас ищет-ищет…

— Так он выбрался из того пожара?

— Э-э… того нам не ведомо. А только примчались они чернее тучи, и на другой же день давай вашу милось разыскивать.

— Похоже, на нас напали какие-то колдуны… я помню только огонь и магические разряды… Грэн Кайн! А потом на меня наткнулись эти искатели сокровищ… Я пошел с ними как в тумане…

— Да уж, нехорошо бы вышло, коли б мы вас вместе с ними порубили. Да вот, Нирай, который шаман крысиный, ну, тот, что без уха, предложил на ихнее логово спервоначалу морок наслать, чтоб брать их проще было.

— Морок? Это та беременая девка, что ли?

— Точно! Не было никакой девки! Просто дым такой… с переливами. А кто посмотрит — тот видит что-то свое.

— А ты, Гарон, что видел? Бочку пива?

— Ну… эта… я, признаться, ваша милость, видел свою невесту, как она в белом платье ко мне идет…

— У тебя есть невеста? В белом платье? Удивил, нечего сказать…

— Да, как бы нету, ваша милость. Украли ее гадские колдуны перед самой свадьбой, ну и вроде того…

— Женились на ней, что ли, всем скопом?

— Да не, сварили из нее зелье свое колдунское. С тех пор я за его милостью всегда… горой! Они ж гады, чернокнижные, сколько народу погубили…

— Да, Гарон, ты как верный пес…

— Благодарствую, ваша милость. А как же иначе, за правое дело воюем. Ну во-от, а потом ваша милость выбежала и застыла у облака, как задумано было. Нирай хотел по своему обыкновению сердце у вас вырезать, а я ему пинка-то под хвостатый зад и вмазал. Лапы, грю, не тяни, это ж его милости потеряный сын нашелся… да…

— Не помню я твоего Нирая. Я и так как после попойки, а тут еще мороком задурили. Ты меня через лес тащил, а я вообще големщину сплошную видел.

— Точно… Кровь да чашки, да эльфийки какие-то — и чего только не бубнили, покуда меня не признали…

— Ох… голова… у отца хоть лекарь найдется?

— И лекари, и маги, и шаманы — все найдутся. Без этого дела никак нельзя, там уже войско тысячами считают.

— Ну да…Войско на постое! Ногу вправить тем, кто со страйдера упал, руку тем, кто спьяну подрался, челюсть часовому — отзевал, набок свернул, и у пары шлюх принять роды. Все как в старые добрые времена — а, Гарон?

— В точности, ваша милость. Только вот ваших пока нету… отряда Приграничного.

— Они будут позже. Я отправлю им приказ в условленное место. Мои ребята без дела не сидят, ты знаешь.

— Верно, верно… всегда потом пива поставят нам, бездельникам.

— Ч-чш! Что это, Гарон?

— Гаргулья какая, ваш-милсть, тут их уймища…

— Это дракон! К оружию!

Непонятный разговор Сонечка дослушивала уже в полете. Подчиняясь ее неотмененному приказу, Ветер спланировал со скалы в направлении обоза, выставив когти и готовясь в случае чего дыхнуть огнем. Разномастные бойцы явно не были настроены на бой с драконом так близко от своего безопасного лагеря, они уже предвкушали отдых, и некоторые из тварей, задрав голые хвосты, привычно метнулись в ближайшие кусты. Сонечка только крутила своим топором, крича что-то нечленораздельное. Она по-прежнему не видела Кузьму, хотя его запах бил ей в нос.

Высокий эльф в боевой кольчуге выхватил свои мечи, явно командуя своему отряду перегруппироваться и засесть за телегами. Струя огня заставила бойцов выполнить это приказание со всей возможной поспешностью. Заскрипели натягиваемые тетивы луков и арбалетов, несколько стрел сорвались в полет, но ни одна не попала в Ветра. Били пока не целясь, от страха. Сейчас освоятся в укрытии, перезарядят луки и последует более меткий залп.

В этот миг командир — или кто это был — повел себя очень странно. С громким криком: «Руби их!» — он кинулся под брюхо к атакующему дракону. Ветер не смог попасть в него огнем, поскольку воин теперь находился прямо под ним, и судорожно захлопал крыльями, стараясь подняться повыше. В то же время, стрелки под телегами были вынуждены опустить оружие, чтобы не попасть по своему. Пара нетерпеливых стрел скользнула по чешуе Ветра, не причинив ему особого вреда.

— Ай-яй!! — верещала Сонечка.

— Руби-и-и!! — медведем ревел боец. Внезапно он закинул один меч в ножны, подпрыгнул, подтягиваясь на поручне платформы, словно собираясь перемахнуть через него и запрыгнуть дракону на спину.

Сонечка попыталась попасть по его руке топором, но воин ловко перехватывался руками, подтягиваясь все выше. Топор ударил по поручню и отскочил, потянув гномишку вниз. Сонечка плюхнулась на коленки, и это, возможно спасло ей жизнь, потому что еще несколько стрел просвистели там, где только что плескался в небе ее рыжий хвостик.

— Ай… прошептала гномишка, глядя на взмокшее, красное лицо эльфа, висящего прямо перед ней на одной руке.

— Руби! — снова заорал тот и как-то бестолково стукнул мечом по поручню. После чего быстрым и яростным шепотом сказал Сонечке в лицо:

— Сэйт, Клайд, Седди, Кузьма, Вивиан, Марусенька — знаешь таких?

— Д-да… — одними губами прошептала Соенчка. — Я их…

— Потом. Скажи дракону хватать меня и улетать. Скорее! — с этими словами он разжал руку и снова оказался под брюхом дракона. Сонечка растерянно подползла на четвереньках к краю платформы и уставилась на эльфа. Голова у нее кружилась, мысли путались. Она бы так и простояла до первой стрелы, но Ветер, следуя уже полученному от нее раньше приказу, сомкнул когти на фигуре эльфа и в несколько рывков поднялся над полем боя. Вслед ему еще летели стрелы, но их сносило в сторону.

Дракон набрал высоту побольше, и блаженно поймал крыльями восходящий поток воздуха. Поток нес Ветра в сторону города Аден. Внизу проплывали полускрытые туманом Древние Побоища — место вечной битвы неупокоенных воинов. То и дело скелет в грозном, но изъеденном временем, доспехе или зомби в дырявой, расшитой золотом, мантии вываливались из клочьев белесой дымки, грозя дракону вслед мечами, секирами или бессильными на таком расстоянии луками. Сонечка, все так же стоя на четвереньках, пыталась разглядеть, как себя чувствует ее добровольный пленник. Но в сомкнутых лапах виднелись только голова и ноги, мало что говорящие о состоянии их обладателя.

Гномишка поднялась, не разжимая стиснутых пальцев. Нужно было повернуть Дракона к горам, на запад, но город сулил свежий обед в таверне, отдых на чистых простынях, пару-тройку знакомых, которых можно будет расспросить… До гор она доберется завтра…

И тут, словно ухватившись за раскаленный прут, Сонечка резко вскрикнула. Она осознала, что… и почему Ветер продолжал исполнять данный ему приказ.

— Ветер, садись у Башни Слоновой кости! — сказала она торопливо. Дракон послушно скользнул влево.

Нельзя было откладывать на завтра ее поиск! За слабым запахом Кузьмы, перемешанным с ароматом трав, нужно было отправляться сегодня, сейчас. На город, обед и отдых не было времени. Но где-то нужно было срочно приземлиться, чтобы накормить Ветра. Иначе дракон мог рухнуть с высоты в одночасье. Сонечка поморщилась, вспоминая вонь от любимого лакомства своего огромного питомца. Нет, сейчас не до похлебки. Придется Ветерку обойтись сухими брикетами. Главное — догнать Кузьму, зачем-то уходящего на запад. Но сначала… расспросить этого незнакомого эльфа.

— Ветер, держи его крепко, когда сядешь, не выпускай! — прошептала гномишка тревожно. Дракон уловил ее тревогу и заворчал. Деревья мелькнули под крыльями, и вот ведущий в Башню мост принял поджарое тело дракона. Нелегкую задачу удерживать пленника и в то же время сесть на лапы Ветер решил с легкостью играющей с дохлой мышью кошки — подкинул эльфа и мягко перехватил его огромными зубами за кольчугу. Сонечка поспешно соскочила с платформы, чувствуя, как ослабевает ее магическая связь с драконом. Запахи и звуки уже не таким потоком врывалиь в ее сознание. Но ей уже и не нужно было обладать драконьим нюхом. Ей хватало своих глаз. Подбоченившись, гномишка подскочила к висящему в драконьих зубах эльфу и крикнула, сердито топнув ногой, чтобы не брызнули слезы из глаз:

— Откуда ты знаешь моих друзей, где они сейчас, и почему… почему на тебе рубаха Кузьмы?!

Глава 42. Жертвоприношение

Когда существа с мордами гиен грубо подхватили Клайда под локти, он даже не пытался сопротивляться. Несколько суток, проведенных в душной темной камере с чокнутым Громом, чуть не свели с ума и самого мага. В голове перемешались реальность и яркие рассказы жреца. Клайд время от времени видел сны о Вивиан, но ее лицо сменялось другим, загорелым и строгим, глядящим ему в душу пронзительной синевы глазами. В эту ночь магу приснился дракон, на котором Сонечка везла его над незнакомыми горами, но сзади летел архангел, потрясая копьем и маня мага к себе огромной рукой. Клайд знал, что должен подчиниться, чтобы уберечь своих друзей, но Гром, сидя на поручнях драконьего седла, больно дергал Клайда за кожаный ремень, обвязанный вокруг груди…

Поэтому самыми сильными ощущениями мага, разбуженного от этого кошмара пинками, были одновременно облегчение и резь в отвыкших от света глазах. Веки щипало, слезы бежали по щекам, а Клайд даже не мог утереть их, потому что конвоиры волокли его за обе руки. Но зато и камера, и жрец остались позади, и маг надеялся, что уже навсегда.

Только через несколько сотен шагов он начал соображать, что место, куда его торопились доставить солдаты-монстры, возможно, окажется гораздо хуже. Но действительность многократно превзошла его ожидания.

Его приволокли в огромное помещение с низким потолком. Оно походило на подземный зал, промытый водой в породе много веков назад, а затем грубо обработанный и примитивно украшенный. Кое-где вздымались колонны из черного камня, отполированного до тусклого блеска. В центре помещения возвышался алтарь — огромная плита из багрового гранита, освещенная непонятно откуда падающим мертвенным светом. По стенам в беспорядке, наводящем на мысль об их частом использовании, стояли различные орудия пыток. Клайд не знал и половины из той зловещей коллекции, которая предстала его взору. Какие-то крючья свисали со стен, железные приспособления жадно раскрывали свои челюсти в ожидании нового узника. Гиены, мерзко хихикая, проволокли Клайда вдоль всего ряда, предоставляя его воображению отыскивать применение каждому устройству. Клайд хотел бы отвести взгляд, но не мог этого сделать, завороженный многообразием способов причинения боли живым существам. Тут были и универсальные пыточные орудия, и рассчитанные на какую-то одну расу: маленькие для гномов, огромные для орков. Кресла, дыбы, наполненные шипами узкие футляры, мелкие железные штуковины, прикрепленные к стене на разной высоте: для головы, для рук, для ног, для тела. Только обвиснув в жестких объятиях железной цепи, приковавшей его к той же стене, Клайд с надеждой заметил, что ни одна жаровня не светится углями, ни одно острое, скрученное, металлическое жало не раскаляется на огне, и палачей тоже не видно.

Что враги могли потребовать от Клайда? Этот вопрос занимал мага в течении последних дней. Перейти на их сторону? Это было бы правдоподобно, если бы Клайд был магом высокого уровня. Или им не хватает целителей, владеющих магией? А может, его просто перепутали с кем-то? Или они прекрасно о нем осведомлены и им нужна информация о Гильдии магов? Но Клайд, к счастью, мало что знает об их делах. А его задания были настолько незначительны… Или от него потребуют шпионить в Гильдии? А может — заставят нанести какой-то вред магам? Но какой? Отравить всех? Разрушить само здание? Использовать некий темный артефакт?

Клайд решительно остановил поток своих мыслей. Если он не прекратит выдумывать, то точно скоро начнет бормотать, как несчастный Гром. Что бы враги ни делали с ним, главное — сохранять ясный рассудок. Тогда будет проще сопротивляться им или искать какие-то уловки, чтобы уцелеть.

Зал понемногу заполнялся различными существами. В основном это были жрецы разных монстров, облаченные в свои одеяния, размахивающие ритуальными ножами, устанавливающие на бронзовых подставках чаши с благовониями, посыпающие пол смесью сухих трав и мелких костей — кажется птичьих или мышиных.

Клайд невольно передернулся от омерзения, звякнув цепью. Тут же какой-то ящероид подскочил к нему и отвесил пару оплеух, шипя что-то среднее между «заткнись» и «сварись». Клайд стоически вынес экзекуцию, дабы не раздражать эту тварь. Ящероид подергал цепи на запястьях мага, плюнул на подол Клайдовой робы и поспешно поволок рулон темно-красной ткани к алтарю.

Постепенно из всеобщей суеты стало проясняться, что готовится нечто, связанное с алтарем. Клайд упорно отгонял от себя мысли о жертвоприношении, о котором говорил в самом начале своих росказней Гром. Ему вдруг подумалось, что подобная нелепость просто не может произойти с ним. Он так молод, его ждут Вивиан и друзья, у него впереди столько всякого интересного!

Но чем организованнее двигались монстры и разумные в этом зловещем зале, тем яснее становилось — приближающееся действо имеет к магу самое непосредственное отношение. От него до алтаря расстелили подобие дорожки, сшитой из потрепанных кожаных лоскутов. Присмотревшись, Клайд заметил кое-где на неровных кусках татуировку и зеленоватый оттенок. Это была кожа, снятая с разумных. Тошнота подкатила к горлу мага. Пустой желудок несколько раз судорожно сжался, наполнив рот горечью. Вдоль этой жуткой дорожки расставили светильники из черепов. Клайд уже не сомневался, что они тоже принадлежали когда-то людям, эльфам, оркам или гномам.

В запах дыма от благовоний вплеталась вонь горелого жира и разложения. Маг незаметно повернул голову, боясь снова звякнуть своими цепями, и увидел несколько зомби, стоящих кучкой у дальнего конца зала. Полуистлевшие тела их тоже были облачены в жреческие робы и высокие тиары. Скелеты в доспехах охраняли своих священников, то и дело клацая сухими костями о рукояти багрово светящихся мечей.

Однако, главными в этом сборище явно были жрецы темных эльфов, неспешно сооружавшие нечто возле алтаря. Они то и дело давали почти неслышные распоряжения другим расам, и те бросались выполнять их со всех ног.

Светильники никто не гасил, но под сводами зала ощутимо начинал клубиться сумрак. Тени стали размытыми, как в пасмурный день, пламя факелов у входа затрепетало и налилось оранжевым.

Двое темных жрецов степенно приблизились к Клайду. Лица их были скорее сосредоточены, чем равнодушны. Они установили возле мага чашу с тлеющими ветками, сладковатый дым от которых немедленно заполнил легкие Клайда, почему-то не вызывая кашля. Деловито, жрецы окунули кисти из темной щетины в чашечки из серого камня и начали покрывать лицо мага чем-то липким, пахнущим знакомо и приторно. Тот пытался уворачиваться, но это сопротивление продлилось не более нескольких секунд. Жрецы синхронно вскинули руки, вспыхнули ядовито-зеленые спирали заклинания, и Клайд погрузился в похожую на бред прострацию. Он пытался открыть хотя бы рот, но не мог. Жрецы тем временем аккуратно завершили свое дело, отнесли куда-то чашечки и вернулись с тонкими ножами в руких. Дым м заклинание действовали на сознание мага, и время, казалось, то останавливается вокруг, то бежит в сотни раз быстрее. Жрец долго-долго поднимал клинок на уровень шеи мага, но когда Клайд только начал ощущать вялое приближение ужаса, все замелькало перед ним, и он очнулся только когда жрецы удалялись прочь.

Дым перестал наполнять его голову, и, скосив глаза, Клайд сумел осмотреть себя хотя бы частично. Он больше не был скован цепями. Более того — на нем не было ни клочка одежды. Аккуратно разрезанная роба лежала длинными лоскутами на полу у его ног. Всюду на теле мага были начертаны какие-то знаки той самой липкой субстанцией. Некоторые из них Клайд узнавал, другие же были абсолютно незнакомы ему. Маг напряг свою память, пытась вспомнить, для какого обряда может применяться столь интенсивно разрисованная жертва, но в голову приходило только описание погребения у каких-то чернокнижников. Дабы облегчить своим адептам проход в темные глубины Бездны, те использовали магию подобных знаков. И еще — умирающий должен был успеть умереть от священного клинка на алтаре. Иначе смерть его становилась бесполезной для темных богов.

«Если они собираются отправить меня в Бездну, в этих знаках может быть заключена часть заклинания», — обдумывал положение дел Клайд. — «Если умудриться как-нибудь стереть или размазать часть из них, вполне может быть, что я сумею отделаться простым вымороком. Заодно вырвусь из их лап — после временной смерти.»

Конечно, эти рассуждения показались бы наивными самому магу, будь он в более спокойном состоянии. Но сейчас его разум ухватился за них, как за соломинку. Клайд начал изо всех сил напрягать мышцы, пытаясь пошевелить хоть пальцем. Но заклинание, совершенно неощутимое, окутывало его как кокон. Клайд попробовал упасть, откинувшись назад, но и это не вышло. Ни одна мышца в теле не подчинялась ему. Оставалось только ждать, надеясь, что заклинание вскоре начнет слабеть.

Повинуясь низкому реву трубы, все присутствующие разом затихли. Молодые жрецы снова возникли возле неподвижного мага. Приподняв его за локти, они без особых усилий понесли его к алтарю и уложили на холодную каменную поверхность. Клайд по-прежнему не мог поверить, что это происходит с ним, что у него не осталось никакого шанса. «Это, видимо, разновидность пытки страхом. Они ждут, когда я буду полностью сломлен, и тогда…»

— Не-ет! — прошипел рядом с ним злорадный голос. Скосив кое-как глаза, Клайд увидел приблизившегося к нему темного эльфа, настолько старого, что лицо этого жреца больше походило на полуистлевшие физиономии зомби, чем на его вечно юных сородичей.

— Не-ет, это не пытка страхом, — эльф очень довольно ухмылялся, кивая своей седой головой. — Это просто открытие врат в Бездну. Но ты прав, мы должны привести тебя в надлежащее состояние, чтобы свершилось предначертанное. Твоя смерть будет моим подарком тебе. Я не начну раньше, чем ты сам попросишь меня об этом.

— Я… никогда… — с трудом вытолкнул из себя Клайд.

— Не напрягай свой язык, я отлично слышу твои мелкие мыслишки. Ты горд и силен, да? У тебя друзья и любимая? И много интересного впереди? О, как легко нам будет показать тебе обратную сторону твоей жизни, человек! — с этими словами эльф отодвинулся от Клайда и дал знак остальным. Труба завыла еще надрывнее, и Клайд начал погружаться в забытье, яркое, как сон курильщиков чернолиста…

Он стоял на ослепительно-зеленом лугу. В его душе звенела радость. Он только что сделал… совершил нечто… не важно, что. Важнее всего в эту минуту было поделиться своей радостью и любовью с Вивиан. Родная, милая, она заждалась его. Он столько раз клялся не покидать ее надолго! Ну, на этот раз он сдержит слово. В конце концов, им давно уже пора озаботиться появлением на свет близнецов, увиденных Клайдом когда-то во время Преобразования…

Маг широко шагал по лугу по направлению к домику, стоящему в роще. Мечи на поясе были привычной тяжестью, алый шелк и золотая вышивка робы слегка потускнели от дорожной пыли. Клайд давно уже не был мальчишкой-учеником, с трудом таскавшим деревянный посох.

Он стал настоящим магом, мужчиной, как мечтал когда-то. И мужем лучшей в мире женщины, любящей его так же нежно и верно, как и он ее.

Сразу за воротами начинался небольшой сад, густо разросшийся в последние годы. Клайду почему-то захотелось свернуть в глубину тенистых кустов, на лавочку, которую он сам сделал для жены несколько лет назад. Вивиан любила сидеть там со свитками или рукоделием, и может быть сегодня он застанет ее там.

Вивиан… Конечно, не так легко быть женой странствующего мага. Тем более, будучи тоже образованной волшебницей, а не простой домохозяйкой. Но его любимая переносила все трудности с улыбкой, и в любой глуши умудрялась найти себе занятие по душе. За годы их проживания в Приграничье она написала огромный труд с описанием обычаев монстров племени Лито. А здесь взялась разводить новые лечебные травы, активно переписываясь с учителями и травниками по всему Адену. Пакетики с крохотными семенами уже начинали приносить ощутимый доход, и Клайд не уставал, будучи дома, нахваливать талантливую женушку.

Сегодня он привез ей подарок… Клайд осторожно извлек из-за пазухи невесомый сверток с семенами какого-то экзотического растения, купленного у смуглого островитянина в Гиране.

Шуршание обертки отвлекло его на миг. Да и не ждал он ничего опасного в собственном саду, возле родного дома, чтобы быть настороже. Поэтому странный звук, похожий на стон, вызвал в нем легкое недоумение.

Клайд шагнул под последний, самый густой куст возле заветной скамейки, улыбаясь от предвкушения того, как подпрыгнет от неожиданности Вивиан, как она радостно кинется ему на шею, роняя свои инкунабулы или путаясь в пряже.

Увиденное не сразу дошло до его сознания. На скамейке, в зеленоватой тени, пронизанной прыгающими радостными солнечными пятнами, сплелись два тела, и в их движении была такая неприкрытая, такая жадная страсть, что у Клайда невольно перехватило дыхание. Руки обоих слепо ласкали волосы, плечи, бедра. Губы слились в поцелуе, таком глубоком, будто эти двое могли умереть, разомкнув их. Белоснежная нога женщины откровенно лежала поверх смуглого бедра мужчины, и откровенная радость наслаждения была во всем изгибе женского тела. А мужчина… он принимал женщину в свои объятия со сдержанной силой привычной страсти. Эти двое были не просто любовники — они были давние, хорошо знающие друг друга любовники, и при этом острота их чувства еще не притупилась, они пылали, они сгорали в огне любви.

Клайд выхватил мечи, не осознавая этого жеста. Бессмысленное перед этой опасностью, этой бедой движение вывело двоих на скамейке из их страстной отрешенности. Мужчина одним прыжком оказался перед Клайдом, с единственным, но длинным и вычурным двуручным мечом. Смутно, будто проламываясь через тонны закопченого стекла в своей памяти, Клайд извлек из ее глубины имя мужчины, направляющего на него меч. Сибайх Фрекей… Брат…

И тут же белой тенью пересекая одинокий клинок перед остриями Клайдовых спаренных мечей оказалась женщина… Кажется, ее звали Вивиан… в какой-то другой жизни. Ее губы шевелились, но маг не слышал ни единого слова. Тогда женщина решительно шагнула вперед, и ее маленькая грудь коснулась лезвий. В глазах горела непонятная Клайду ярость. Эта… Вивиан выглядела как защищающая свое логово волчица. Маг пошевелил клинками, стараясь не поранить белую, нежную кожу. Розовые округлые соски неумолимо притягивали его взгляд, словно это было последнее, что оставалось реальным в рушащемся мире.

У него не было даже слов, чтобы назвать ими происходящее. В голове билась одна мысль: «Все, все, вот и все…» Он развернулся, не убирая мечей, и двинулся куда-то. Легкие семена из выпавшего у мага из рук пакетика взметнуло ветром и налепило на все еще покрытую горячим потом кожу женщины с белой кожей и мужчины с мечом, где у рукояти гномский кузнец вывел когда-то дарственную надпись, начинающуюся словами: «Названному брату…»

Клайд шел, слыша сзади крик или плач. Откуда-то сбоку вышел старый, очень старый эльф с ритуальным ножом и вопросительно посмотрел на мага. Клайд отмахнулся от него. Нужно добраться до Гильдии. У него есть работа… что-то важное.

Развалины Гильдии выплыли из лунных теней, изменчивых и серебристых. Ни одно из лежащих на холме тел не шевелилось. Клайд равнодушно отметил, что никто не ушел в выморок. Все погибли окончательно. Все… даже этот огромный дракон, которого еще полчаса назад можно было спасти. Над телом судорожно изогнувшегося гнома возле разорванного драконьего крыла сидела очень знакомая фигурка. У Клайда в ледяной бесконечности, занявшей место его души, шевельнулся теплый светлячок.

— Сонечка! — воскликнул он, протягивая к гномишке руки, то ли желая защитить ее, уберечь от картины смерти и разрушения вокруг, то ли умоляя защитить его самого. Но холодное, страшно искаженное горем лицо повернулось к нему с гримасой ненависти.

— Ты-ы! — воскликнула Сонечка, сжимая кинжал в обеих ладошках, будто с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься с ним на мага. — Посмотри, что наделала твоя самоуверенность! Ты сломал жизнь Вивиан, не замечая, что она давно уже не любит тебя! Ты предал Гильдию, ради минутной похоти помчавшись домой, и теперь все, все погибли!

— Но я… — у Клайда не было слов. Он совершенно не понимал, о чем говорит Сонечка. Вивиан… обнаженная женщина в объятиях эльфа… Гильдия… какой-то старик на пути…

— Гляди же! — Сонечка поднялась на ноги судорожным рывком. Кинжал упал, звякнув о доспех мертвого Кузьмы. На руках у Сонечки, раскинув руки, лежал еще безбородый мальчишка-гном. Опытному епископу-целителю понадобился один взгляд, чтобы понять — ребенок мертв, как и все остальные вокруг. Первенец, о котором с гордостью рассказывал Кузьма несколько лет назад… которого обещал привезти как-нибудь в Гильдию…

— Помоги ему! — Сонечка вдруг упала на колени, и ее маска ненависти раскололась, освободив безумное горе и последнюю надежду. — Помоги, вылечи его, он еще такой маленький! У меня никого не осталось, кроме него! Ты такой могущественный, ты можешь это, ты все можешь!

Она протягивала ему сына, как протягивают детей на благословение королям. Безжизненная ручка болталась в воздухе, а маленькая рыжая головенка покоилась на надежной материнской ладони, как у спящего. Клайд коснулся ребенка, ощущая всей своей магической сущностью абсолютную пустоту этой покинутой жизнью оболочки. Душа сына Сонечки и Кузьмы покинула этот мир, и не в силах самого могущественного мага было вернуть ее.

— Нет, Сонечка, я не могу, — сдерживая рыдания произнес Клайд. Гномка неловко прижала тельце обеими руками к груди и начала мучительно подниматься с колен, не глядя больше ему в лицо. Клайд попытался помочь ей, но она только отодвинулась от него.

— Ветерок, Кузьма, Кселла, Гилан, Лемвен, Тири — все они мертвы. Почему все пришли сюда, кроме тебя, Клайд? Как ты мог предать нас? — сказала Сонечка ровным голосом, глядя на кровавый глаз встающей Луны.

Клайд по-прежнему не понимал ее. Да, он покинул Гильдию на несколько дней… он хотел перевезти сюда Вивиан, чтобы… Вивиан! При этом имени у мага потемнело в глазах от боли. Тот лед, который, как ему казалось, сковывал его душу, оказался тлеющими углями, и пламя отчаянья взметнулось в нем. Сквозь выступившие слезы Клайд видел, как Сонечка двинулась по остаткам дороги к вершине холма, на котором когда-то стояла Взлетная Башня Гильдии. Клайд механически двинулся за ней. Ему нужно было хоть чье-то присутствие. Ему необходимо было поделиться своим горем и разделить горе Сонечки. Вместе они смогут прийти в себя, начать что-то делать… Он объяснит ей… Она просто не знает, что с ним случилось, что Вивиан…

Сонечка обернулась на него, стоя на вершине холма. Дальше, насколько помнил Клайд, дорога начинала спускаться в долину, к небольшому хутору у хвойного леса, к безымянной речушке. Все это сейчас закрывали груды битых камней, оставшихся от рухнувшей башни.

— Сонечка! Послушай меня, я умоляю! — Клайд протянул к гномке руку. Та обернулась, глядя на него спокойно и грустно. Нежно поправила волосы своего мертвого сына.

— Ты опоздал, Клайд, — произнесла Сонечка задумчиво. — Мне уже ничего не нужно.

С этими словами она отвернулась от него и шагнула за камни. Раздался короткий вскрик, и одним прыжком достигший вершины Клайд в ужасе увидел, что второй половины холма больше не существует. Под его ногами гигантский разлом уходил туда, в глубину ночной долины далеко-далеко внизу. Из пропасти ветер нес привычные, мирные запахи хлева, дыма и свежего хлеба.

Сонечкино тело Клайд нашел только ближе к утру. Ему пришлось обойти весь холм, пробираясь через завалы и трещины. Она так и не выпустила сына из рук, прикрыв его даже от последнего удара о камни. Помочь ей тоже было невозможно — она ушла добровольно, отвергнув выморок, догоняя на неведомой дороге своих любимых. А Клайд… Будь проклята его бессильная магия! Маг вскочил на ноги, и молнии пронзили обнажившиеся в разломе скалы. Грохот и его крики слились воедино, и каменное крошево вскоре укрыло Сонечку надежным курганом. Клайд приволок на его вершину несколько тяжелых глыб, затем старательно выплавил на самой ровной из них имя… только одно имя. Имени сына своих друзей он еще не знал.

Затем, в душном, тяжелом воздухе наступившего дня, Клайд магией и разбитыми в кровь руками копал могилы для своих друзей и соратников. Он не пожалел магической энергии даже для дракона. Когда место, бывшее когда-то Гильдией магов, превратилось его усилиями в образцовое кладбище, Клайд употребил остатки своих сил на освящение этого места, чтобы никакие твари еще много веков не осмеливались осквернять его. Старый эльф вышел из-за камней, но Клайд равнодушно метнул в него булыжник.

Боль, черная, разрывающая грудь боль, плескалась в Клайде, когда он брел по дороге в полуденном мареве. Он не помнил, сколько дней прошло, он не понимал, куда бредет. Один меч он потерял где-то, или, кажется, сломал его, копая могилу для Кузьмы. Второй болтался за спиной, бесполезно недоступный, но магу даже в голову не приходило поправить ножны. В этом мире не осталось ничего… ничего кроме боли. Но постепенно мысль, простая и прохладная начала возникать среди обугленных чувств. А почему Клайд один должен нести бремя этой боли? Разве он не вправе разделить этот дар с теми, кто так щедро одарил его?

Шаги Клайда стали решительнее. На губах мага зазмеилась бешеная ухмылка. Боль, боль, слишком много боли на одного! Посмотрим, станет ли ее меньше, если разделить черное пламя на троих.

Дом возник прямо перед ним, будто не было ни дороги, ни ворот, ни сада. Дверь прыгнула назад, как живая, и эльф, по имени Сибайх Фрекей покатился Клайду под ноги, расплескивая воду из кувшина, котрый он нес куда-то. Клайд ударил его ногой, ощущая глубокое наслаждение от зрелища выпучившихся глаз, от темных брызг крови, запятнавших чистые половицы. Эльф попытался пошевелиться, но новый град ударов заставил его затихнуть. Навсегда — убедился маг, наклонившись к стремительно теряющему краски лицу.

Клайд начал решительно подниматься по лестнице. Там, среди белоснежных занавесок, летящих в воздухе, среди темно-синих морских карт, в царстве воздуха и света, жила когда-то его любовь. Его придуманное счастье. Его мечта о радости. Как они, должно быть, смеялись над ним… Или наоборот, старательно избегали упоминания о неудачливом супруге? Слишком поглощенные своей страстью, своим счастьем?

Вивиан писала что-то за крохотным столиком у окна, когда он шагнул к ней сразу через полкомнаты. Вскинутые глаза были полны недоумения, жалости, любви — но не страха. Она хотела сказать ему что-то, и лицо у нее при этом сделалось как у старшей сестры, нечаянно не уследившей за малышом. И эта проклятая любовь все светилась в ее глазах, даже когда Клайд уже вытирал меч полой своей робы, даже когда хлипкий стульчик начал заваливаться набок, и русые пряди взметнулись над исписанными листками. Маг усилием воли удержался, чтобы не подхватить падающее тело. Но оторвать взгляд от ее глаз он не мог, пока мутная пелена безжизненности не затянула их глубину.

Клайд рвал книги, бил посуду, крушил сделанную своими руками мебель, топтал горшки с цветами и обрушивал полки. Потом в этом хаосе он долго искал огниво, а когда нашел, почему-то никак не мог высечь искру. Наконец, расхохотавшись, он поджег кучу хлама на полу парой огненных шаров, и неспешно вышел из разоренного дома. Боль в его душе сменилась онемением. Он не ощущал ничего, кроме удовлетворения, похожего на утоление жажды. Он сделал все… правильно. Правильно.

В правой руке что-то защуршало. Маг прищурился в недоумении. В горсти были судорожно зажаты какие-то листки. Вот почему он никак не мог ухватить кресало! Что это за мусор? Кажется, письмо, которое писала Вивиан когда… там, наверху, где белые занавески и синие карты…

Клайд обернулся. Во всех окнах пока еще целого дома стояло почти белое, злое, ревущее пламя. Казалось, это чистенькое, аккуратное жилище заполнило собою яркое солнце, сорвавшись с высоты. И только две густые струи дыма, выползающие из-под крыши, говорили о том, что это пламя не только светит, но и жжет. Белых занавесок уже не было видно, вместо них в приоткрытом окне мелькали рыжие язычки огня.

Маг насмешливо поклонился дому и демонстративно развернул письмо. Еще одно нарушение правил порядочной и спокойной жизни? Чужая переписка, какой позор. Клайд расхохотался в голос. Имело ли это значение — для него? Теперь?

— Милая Эмми! — начал он читать комически тоненьким голосом, пытаясь придать своему голосу противно-слащавое звучание. — Ах, Эмми! Я невероятно счастлива, что мои метания разрешились самым простым и естественным образом. Эта двойная жизнь не могла длиться вечно. Я была уверена, что даже одиночество будет легче перенести, чем боль одного и тоску по другому разом. Но теперь…

Сэйт уезжает, уезжает навсегда. Он уехал бы еще раньше, если бы я отпустила его. Но я сама не понимала, чего хочу. И стремилась испытать еще и еще раз то чувство, которое называла в письмах к тебе то настоящей любовью, то страстью, то ослеплением, то восторгом, то непреодолимой похотью. В сущности, я держала их обоих рядом с собой всей своей силой. Да-да, я применяла магию, чтобы отводить малейшие подозрения одного и не давать сомневаться другому. Но я не делала этим счастливыми ни их, ни себя.

Когда Клайд неожиданно застал нас в саду, я в первый миг испугалась, что он может кинуться в драку. Но он опустил мечи и ушел — с такой болью, с такой потерей на лице, что во мне что-то перевернулось. Наверное, если бы я любила Сэйта по-настоящему, мне была бы безразлична реакция мужа. Я даже не заметила бы его боли. Но тут я ясно осознала, что люблю его — просто все наши глупые обиды, все его отлучки, и мое невольное заточение в тех домах, которые ему взбредало считать своим домом — все это как ил ложилось на дно моей души, закрывая любовь, превращая ее в темное пятно.

Да, Эмми, я оттолкнула Сэйта и, накинув плащ, бросилась искать твоего брата, Но он словно канул в воду. И тогда я решила побеседовать с Сэйтом. Наш разговор пересказывать не буду — это было мучительно и тяжело. Конечно, нас будет по-прежнему тянуть друг к другу. Такое не забывается. Я очень благодарна ему, и, наверное, я все-таки любила его — хотя бы в то лето, когда мы были вместе впервые. Но быть с ним, причиняя мучения Клайду, я не могла.

Далее я двинулась в Орен, намереваясь перехватить Клайда на пути в Гильдию магов. И там мне повстречалась Норевия — помнишь такую древнюю целительницу, которая лечила твои раны лет шесть назад? Она буквально стащила меня за руку со ступеней Взлетной Башни и принялась выговаривать в своей манере, что дескать, только чокнутые девчонки вроде меня могут осмелиться летать на драконе, если…

Эмми! Когда я поняла, что говорит мне эта старуха, я словно с ума сошла от счастья. Я беремена долгожданной двойней, и это, несомненно, дети Клайда, поверь моему магческому знанию. Теперь я не имею возможности разыскивать его повсюду. Но я верю, он скоро придет, и я расскажу ему правду. Я уверена, он простит меня, он поймет, что я сама не понимала своей души. И даже если он не сможет оставаться моим мужем, он все равно останется моим другом на всю жизнь… и отцом нашим детям…

Последние строки Клайд читал уже не писклявым голосом, а сорванным от ужаса шепотом. Он кинулся к пылающему дому, и даже сумел ворваться в то сияющее пламя, что колыхалось сразу за сорванной с петель дверью. Но лестница наверх уже обрушилась, и на глазах мага доски потолка, объятые огнем, рассыпались пылающими углями. Упавшей балкой Клайда ударило под дых, закрутило в обжигающем воздухе, и он буквально выпал на зеленую траву аккуратно ухоженной лужайки в десятке шагов от пылающего дома.

— Вивиа-а-ан!!! — заорал Клайд так, что горло пронзила резь. — Вивиан, не-е-ет!!!

Когда угли пожарища подернулись пеплом, к совершенно седому магу, сидящему под обуглившейся с одной стороны яблоней, подошел очень-очень старый эльф, чье лицо скорее напоминало полуразложившуюся физиономию зомби. Он призывно махнул зажатым в руке жертвенным ножом, и маг облегченно кивнул.

— Да, — прошептали его растрескашиеся губы. — Помоги мне. Я больше не могу выносить эту боль…

Холодная плита уже давно нагрелась от тепла человеческого тела. Морды, лица, черепа — все плыло перед безразличным взором Клайда. Да, это был сон, но разве жизнь не состоит из подобных вещей? Предательство. Мелкие ссоры, убивающие любовь. Глупые поступки, убивающие друзей. Неумение, оборачивающееся потерей. Гнев, оборачивающийся ошибкой… Зачем возвращаться к реальности и проходить этой дорогой снова и снова? Эльф прав, его дар сейчас драгоценнее глотка воды для ползущего по пустыне.

Маг заметил, что способен понемногу шевелиться, но употребил это только для того, чтобы подставить грудную клетку под лезвие ритуального ножа в руке жреца.

— О, ты готов, человек, — кивнул тот. — Сейчас я помогу тебе…

Он прислушался к тихому бормотанию прочих жрецов. Видимо, чтение какого-то заклинания еще не закончилось, и старик выжидал.

Клайд прислушивался к себе. Ему казалось, что если нож жреца немедленно не вскроет ему грудную клетку, то черная вязкая лава боли, распирающая его изнутри, разорвет его. Все, во что он верил; все, что было так необходимо ему; все, о чем он только мечтал, чем дышал, что принимал естественно и просто, будто имея на это право — теперь оказалось разрушенным, оболганным, искаженным. Жизнь настолько не имела смысла, что магу оставалось только изумляться, как его сердце еще бьется и легкие продолжают качать ненужный воздух.

Сухими воспаленными глазами он смотрел в потолок, озаренный странным светом, и ожидал окончания своих мучений. Если бы хоть одна слезинка могла облегчить его ожидание… но его слезы пересохли глубоко в сердцевине сгоревшей души. Не было сил ни на вздох, ни на стон.

Клайду мерещилось прикосновение лезвия. Но это морщинистые пальцы жреца зачем-то касались его кожи.

Неожиданно что-то светлое мелькнуло возле входа. Клайд не обратил на это внимания, но жрец заметался, размахивая ножом, как мечом. Звук свирели родился в смрадном воздухе и заглушил бормотание молящейся братии. Этот звук прорвал плотину в обугленном шлаке, заполнявшем Клайда. И слезы хлынули по щекам мага, легко смывая и таинственные знаки, и морок видений, внушенных ему темными жрецами. Он плакал — о своих еще не свершенных ошибках. Он плакал — обо всех запутавшихся душах. Обо всех нерожденных детях. О потерянных друзьях.

Тем временем, жрецы приволокли к алтарю почти не сопротивляющегося Грома. Старый эльф, тряся морщинистыми щеками, в гневе потрясал перед ним своим ножом.

— Ну так отправь меня первым, темный, — презрительно сказал ему недавний сосед Клайда, совсем не выглядящий сейчас безумцем. — Ты знаешь, что после гибели моей семьи ничто в этом мире не удерживает мнея. Давай, рисуй свои закорюки, синеухий!

По мановению руки молодые жрецы уложили Грома рядом с Клайдом. Маг был все еще настолько подавлен, что по прежнему не помышлял о сопротивлении, но Гром незаметно подмигнул ему, укладываясь на камень. Клайд глубоко вздохнул, будто выныривая из страшной, мрачной глубины. Этот болтливый жрец, наемник, пророк, непонятная личность в темноте, на свету внушал Клайд невольный трепет. В нем было нечто, заставляющее надеяться в полном отчаяньи и верить в минуты безнадежности. Клайд поймал себя на мысли, что именно таким жрецом хотелось бы стать ему самому — только во славу какого бога?

Тем временем жрецы покрыли Грома магическими письменами. Клайд, глядя на это, невольно вытер мокрые щеки. На ладонях остались липкие разводы. Маг вспомнил свое желание нарушить зловещую магию и постарался незаметно размазать влажными ладонями знаки на своих руках и ребрах. Жрецы не обращали на него внимания. К тому же, сумрак в зале сгустился настолько, что только смутные силуэты плыли в его клочьях.

Старый эльф прислушался. Группа монстров продолжала бубнить заклинание все это время, и сейчас они явно приблизились к кульминации. Жрец приблизился к Грому с довольной усмешкой и занес свой нож. Гром с улыбкой встретил это движение, но в последний момент он все-таки повернулся к Клайду и коснулся его руки своими горячими пальцами. Хотел он что-нибудь сказать или нет, магу не довелось узнать. Именно в этот миг лезвие погрузилось в тело Грома и все присутствующие жрецы издали дружный вопль.

Происходило нечто, пронизывающее энергией все пространство вокруг алтаря. Стены то плыли в волнах непонятно откуда взявшегося света, то тонули во мраке. Жруцы бубнили, выли, стонали. Темная воронка, овальное отверстие приближалось к Клайду, принимая его бережно и неумолимо. Он почувствовал царапающее движение ножа по своей коже. Но так легко, словно жрец не мог даже надрезать кожу на обнаженных ребрах мага. Гром, лежавший неподвижно, вдруг поднялся на алтаре во весь рост. Он ослепительно улыбался. Старый эльф завыл, кусая собственные пальцы, заверещал что-то безумное. Фигуру бывшего безумца окутывало мягкое свечение, и двигался он плавно, будто под водой. Черный провал, придвигавшийся все ближе, как голодная пасть, вдруг отступил на несколько шагов. Гром повелительно указал на дыру в реальности своей свирелью. Искаженное обидой и гневом, оттуда на него и на Клайда смотрело безупречное, безумно красивое женское лицо. Все мысли выдуло из головы мага, когда он увидел его. Любовь? Обожание? Поклонение? Все эти слова были ничтожны в сравнении с божественной красотой и божественным же гневом, представшим его взгляду. Клайд страстно хотел сделать хоть что-нибудь, способное вызвать мимолетную улыбку на этом лице. Но так же страстно он осознавал свое смертное ничтожество.

Гром повернулся к богине, не испытывая, похоже, ни малейшего трепета. Он властно взмахнул рукою, и края отверстия, ведущего в бездну, сжались еще на несколько ладоней. Богиня взирала на него с изумленным негодованием и… бессилием.

— Пророчество сбудется, — снисходительно сказал ей Гром, как взрослые утешают обиженного ребенка. — Но тебе придется подождать, девочка.

С этими словами он шагнул в воздух, не удерживаемый более законами этой реальности. Магические чувства Клайда словно взбесились, показывая такие завихрения энергий, каких он не ощущал и во время Преобразования. Рядом с Громом, из ниоткуда, появились зрелая женщина со спокойным, счастливым лицом и двое молодых людей — девушка и юноша. Они с любовью и радостью взирали на Грома, казалось, предвкушая какое-то замечательное событие. Клайд без труда узнал в них жену и детей Грома, знакомых ему по рассказам сокамерника. Гром снова повел рукой, и женщина, взяв своих взрослых детей за руки, двинулась по тонкому лучу, пронзившему затемненный зал. Они становилась все меньше, как на уходящей вдаль дороге, пока не исчезли совсем. Гром облегченно вздохнул и повернулся к Клайду. Чьи-то руки бессильно хватали мага за плечи, какие-то лезвия вонзались в него, но эта внешняя боль не достигала его.

Глаза богини, слегка расширившись, вбирали в себя взор мага, спрашивая, требуя чего-то.

— Да! — ответил ей Клайд, в свою очередь тоже поднимаясь на алтаре на ноги. Его больше ни капли не смущала собственная нагота. С одной стороны, его смертное тело лишь горсть праха для существа вне времени, с другой — он принадлежит этой реальности, а она заточена в Бездне и является в этот мир лишь иллюзорно.

— Да, могущественная, я освобожу тебя, когда достигну предела моих сил. И возьму за это ту плату, которую пожелаю. Ибо так предсказано…

С этими словами он обернулся к Грому, ища поддержки и одобрения. Но его сокамерник с отрешнным, серьезным лицом озирал сумрачный зал. Клайд оглянулся вслед его взгляду.

Жрецы в большинстве валялись на полу в позах, указывающих на глубокий обморок. Только несколько темных эльфов возле алтаря еще пыталсь поддерживать старого жреца с окровавленным ножом в трясущихся руках. Но они приближались к Клайду медленно, слишком медленно. Маг рассмеялся — свободно и легко. Его любовь, его друзья, его дела — и пророчество Бездны — ждали в недалеком будущем. Темные тени, сжигающая душу боль отступали, как ночной кошмар.

— Мне пора, клирик! — тихо произнес Гром. — Я буду рад встретить тебя, когда ты поймешь, что боги… — он не успел завершить свою фразу. Яркая вспышка света вобрала его в себя и раздался оглушительный удар грома, сотрясающий стены и сокрушающий низкие своды потолка.

Клайд протянул было руку в сторону светлого силуэта в воздухе, но в тот же миг охапка сырой истоптанной соломы оказалась перед его лицом. Знакомая тянущая ломота в суставах и головная боль заставили его на некоторое время забыть о привидевшемся бреде про жрецов, богов и жертвоприношения. Нужно было тащиться в Храм, а потом заканчивать ненавистное задание по сбору наконечников стрел. Пятый выморок за одни день, и его серая роба уже абсолютно промокла под моросящим без конца дождем. Оттирая пучком грязной соломы свой некрашенный посох, Клайд подумал, что что-то в привидевшемся мороке тревожит его сильнее обычного. Или его тревога относилась к тому, что старый Наставник-клирик из Храма уже неделю как уехал по своим делам на материк, и с учениками возился маг-практикант из проходящих на Острове Испытание? Новый целитель оказался существом ехидным, гораздым на насмешки и абсолютно равнодушным к проблемам «малявок», как он называл всех школяров.

Клайд поднялся на ноги, пытаясь поймать за ускользающий хвостик свои видения. Величие. Горе. Обида. Боль. Потеря. Прикосновение к каким-то высшим силам… Он пожал плечами. Пожалуй, стоит иногда вместо вечерних рассказов почитать учебник или просто лечь спать, накрыв голову подушкой. Тогда меньше чуши будет лезть в голову, раскалывающуюся после выморока. Маг двинулся по проторенной учениками дорожке к заднему входу в деревенский Храм.

Глава 43.

Мокрое место.

Глава 43. Мокрое место

Тиэрон неуверенно повел плечами, ощущая себя почти голым в ученическом кожаном доспехе. Грубо сделанный палаш казался ему бесполезной игрушкой, а кинжал без украшений представлялся не более грозным оружием, чем столовый нож. К тому же эта кретинская бородка, сделанная девушками из его собственных прядей, придавала ему вид одновременно пижонский и наглый.

Вот с таким-то видом Тиэрон и прохаживался по кустам вокруг города светлых эльфов, пугая обычно невозмутимых монстров и настоящих учеников. А также вызывая обоснованное беспокойство у патрулирующих эти рощи стражников. Только разбойники или психи могли, вырядившись в тряпье, часами караулить кого-то за кустами. Тиэрон незаметно сунул меч за пояс и попытался изобразить непосильную борьбу с волком-перестарком. Но даже голыми руками он уложил это несчастное низшее порождение магии с двух ударов. К нему приближалась какая-то девушка в серой робе. Пришлось сесть, изображая на лице усталость и досаду.

— Эй! — окликнула его эльфийка. — Ты не хочешь пойти со мной на пауков?

— Э-э… ну… я вот еле справился с этим волком, если честно… — промямлил Тиэрон, очень вовремя краснея.

— А-а… — разочарованно протянула начинающая воительница, гордо оглаживая свою новенькую саблю, намного превосходящую рухлядь из ученических кладовых. — Тогда конечно… Ну, может через пару дней у тебя будет получаться получше… — утешила она симпатичного темного собрата, махнула рукой и скрылась за деревьями.

Тиэрон перевел дух и торопливо проскользнул поближе к городу. Может быть, он всего лишь перестраховывается, но он был бы плохим командиром, если бы вел себя как доверчивый теленок. Когда Пакс доброжелательно и спокойно посоветовал им «на всякий случай» заночевать в густом ельнике у подножия хребта, усталые от долгого восхождения и еще более долгого спуска девушки буквально рухнули на мягкий папоротник. Кузьма тоже чувствовал себя неважно — гнома опять знобило, и он был рад закутаться в одеяло, привалившись к удобному бревну. Только Сэйт задумался над поведением их проводника, и то как-то неуверенно.

— Что может угрожать нам в городе? — пробормотал он себе под нос. — Даже если кто-то подстерегает нас там, мы будем под защитой умиротворяющей магии. И там есть Врата, путь через которые невозможно отследить… пока у нас есть деньги.

Тиэрон встрепенулся. Конечно, он тоже порядком устал, но замечание Сэйта упало на благодатную почву. Как-никак темный воин сейчас был главным в их маленьком отряде. Он отвечал за сестру, за Вивиан, за больного гнома, и за Сэйта, который не выглядел стремящимся к лидерству. Осознание этого скорее обеспокоило Тири, чем наполнило его гордостью. Ответственность легла ему на плечи, как непомерный груз. И если Сэйт прав, то поведение проводника действительно становится подозрительным.

— Сэйт! — спросил он у светлого задумчиво. — А не знаешь ли ты где-нибудь неподалеку более надежного укрытия, чем эта полянка? Желательно с крышей над головой?

— Хм… — Сэйт задумался. — Я знаю пару местечек поуютнее, но их тут знает любой ребенок… впрочем, да! Пещера за водопадом! Она появилась не так давно и я обнаружил ее случайно. Можно надеяться, что мелкие любители приключений еще не добрались до нее.

— Пещера за водопадом? Звучит отлично, особенно если туда можно добраться по воде. Но наш гном пока что не в лучшей форме для купания, — возразила Вивиан, начавшая было через силу собирать хворост для костра.

— Мы можем перетащить его до воды на руках, а после — перевезти на плотике, — предложил Сэйт.

— Сколько времени мы будем мастерить плотик… — протянула Лемвен, озирая рощу, в которой почти абсолютно не было сухостоя, упавших или сломанных бурей деревьев. — Не из хвороста же его вязать?

— Нет, что ты! — почти испугался Сэйт. — Тут готовых плотов полно спрятано под камнями у реки… они сделаны из воздушных пузырей гигантских рыб, и почти не портятся, хранясь годами. Может быть, мы даже найдем тот, что спрятал тут когда-то я… — эльф усмехнулся.

Тиэрон попросил эльфа сходить, поискать плот, а девушек — спешно организовать стоянку так, как если бы они расположились тут надолго. Вивиан понимающе кивнула. Ее скулы немного заострились от новой тревоги. Но она старательно выложила дерном кострище и не пожалела нескольких заклинаний, чтобы придать ему вид как следует обожженного пламенем.

Лемвен вырубила рогульки для котелка и нагребла сухого папоротника туда, где тепло костра и раздвоенный ствол дерева образовывали наиболее удобный для сна уголок. Тем временем довольный Сэйт принес нечто, напоминающее старую тряпку. Эльф тщательно осмотрел находку, попробовал ее надуть, понажимал тут и там ладонями и заявил, что плот вполне пригоден к переправе через озеро.

— А почему ты не надуваешь его до конца? — спросила Лемвен, щупая полупрозрачный серый бок кожаного пузыря.

— Сдутый плот проще нести через кусты, — пояснил эльф.

— Теперь сделаем так, — скомандовал Тиэрон. — Мы разойдемся в разные стороны, оставляя такие следы, будто собираем хворост…

— Хворосту набрать на самом деле не помешало бы, — высказался Сэйт. — Иначе ночью мы можем замерзнуть.

— Хорошо. Собираем хворост, приближаемся к речке. Там, под мостом Сэйт надувает плот и мы плывем к водопадам.

Девушки разошлись от поляны, то и дело озираясь. Им разом стало неуютно бродить в одиночку в этом ельнике, вдали от всех. Сэйт отправился надувать плот. Хворост он намеревался пособирать позже, поджидая остальных. А Тиэрон отправился вместе с Кузьмой, опасаясь оставить хворого гнома одного. Хотя тот и храбрился, бурча себе под нос, что он «слегка закашлялся от пыли, а вы и рады пичкать чем попало…», но по дороге тяжело опирался на руку эльфа.

Плот, больше похожий на шляпку гигантского гриба, уже колыхался на мелкой ряби под мостом, когда усталые девушки и Сэйт притащили по вязанке хвороста. Тиэрон почувствовал неловкость от того, что сам не принес ни прутика. Но он не мог оставить Кузьму. С помощью Сэйта Тири помог Кузьме улечься на не слишком надежное сооружение, затем подсадил туда Вивиан и Леми. Сами они с Сэйтом собирались толкать плот, поскольку вытесывать весла или длинные шесты не было времени. Пакс мог вернуться на стоянку в любую минуту, и хорошо, если их опасения на его счет окажутся всего лишь перестраховкой.

Отыскать их следы для опытного человека не составит труда. А вот водная гладь скроет все гораздо надежнее.

— Мы там старались заметать за собой веточками… — пожала плечами Вивиан. Тиэрон одобрительно кивнул. Сбить со следа это не поможет, но затруднить поиск направления должно.

— А теперь пусть Вивиан очистит от наших следов берег! — посоветовала Леми. — Давай, используй свой Удар Ветра!

— Действительно, — подхватил Тиэрон. — Идея неплохая!

Вивиан несколько раз выстрелила сжатым вихрем в прибрежные кусты, взметнув кучу сухих листьев и мусора. Теперь их следы обрывались не у кромки воды, а гораздо раньше, за несколько сот локтей от реки. Эльфы торопливо оттолкнули плот от опоры моста и как можно бесшумнее погребли в сторону озера.

Сначала река помогала им, подталкивая надувное сооружение, хотя приходилось все время останавливать вращение плота. Но в озере помощи течения больше не было, и эльфам пришлось грести изо всех сил. Холодная вода, показавшаяся сначала приятной, теперь начинала сковывать их движения. То и дело сводило мышцы ног, и тогда приходилось пережидать мгновенья боли, держась за край пузыря и подгребая одной рукой. Но так или иначе, они приближались к водопадам.

— Раньше тут не было ничего, кроме отвесных скал. Я хорошо изучил это место, потому что любил отдыхать тут в одиночестве,

— рассказывал Сэйт, перемежая слова фырканьем и звучными шлепками по воде. — А когда Клайд вернулся сюда после

Преобразования, мы с ним в первый же вечер обнаружили, что тут появилось новое чудо природы. По-моему, он красивее Ангельского водопада, как вы думаете?

Спутники эльфа выразили дружное согласие с его мнением, хотя ни один из них не видел знаменитого Ангельского водопада в Лесу Зеркал. Сэйт умиротворенно замолчал.

Причалив к мокрым камням слева от водопада, путешественники с трудом вскарабкались на них и вытащили плот. Сэйт указал на еле заметную расщелину, по которой они вскоре приблизились к стене отвесно падающей воды.

— Нужно очень быстро шагнуть, — извиняющимся тоном пояснил Сэйт. — А иначе может сбить с ног.

Девушки, подумав, шагнули вместе, крепко взявшись за руки. Сэйт шагнул следом за ними. Потом он принял Кузьму, которому Тиэрон придал максимальное ускорение. Затем под водопадом оказался и Тири.

Пещера, начинавшаяся прямо у их ног, шла достаточно полого вверх и вглубь скалы. В ней было значительно суше, чем в наполненном брызгами пространстве за водопадом. Но сырость холодных камней все же чувствовалась и здесь.

Маленький отряд забрался в самую дальнюю часть пещеры, где потолок почти смыкался с полом. Небольшое расширение выглядело достаточно уютно для ночлега. Они развели костер из принесенного хвороста, и девушки устроили тесное, но удобное ложе на полусдутом плотике, застелив его одеялами и плащами. Первым делом Вивиан заварила лекарство для Кузьмы, и усталый гном безропотно выпил его. Только потом девушки приготовили наскоро немудрящую похлебку на ужин. Поев, все ощутили, что их глаза сами собой смыкаются. Но беспокойство, одолевавшее Тири, было сильнее сна. Он решил отправиться в разведку и понаблюдать, чем занят их проводник Пакс. Девушки отреагировали на его затею с вялым интересом, а Сэйт просто одобрительно всхрапнул, прикорнув рядом с Кузьмой. У Леми хватило смекалки соорудить брату бороду из нескольких прядей его волос, а у Вивиан нашелся магический клей для этой затеи, который сначала немилосердно щипал кожу, но зато не боялся ни воды, ни ветра. Перображенный Тиэрон разделся до исподнего, захватил с собой немного денег, чтобы прикупить себе в городской лавке облачение ученика, и отправился в разведку.

Таким образом, ночь застала четверых путешественников спящими в глубокой каменной норе за водопадом, а еще одного — в беседке у корней Древа Жизни.

Наутро Пакс никак не давал о себе знать. Тиэрон несколько раз осторожно приближался к их оставленному биваку, но не обнаружил там ничьих следов. В городе Пакс тоже не мелькал, хотя Тири показалось, что народу там значительно больше, чем обычно. Разъезжали какие-то всадники на страйдерах, вереницы телег тянулись к складам. Уже к полудню Тиэрона раздирало желание бросить слежку и наведаться в пещерку. Он расслабленно сидел в замечательном укрытии — за одним из скрученных корней Древа Жизни. Мимо то и дело пробегали новички, размахивая тупыми мечами или некрашенными посохами, мелкие бесенята хлопали кожистыми крылышками, жалобно тараща бессмысленные выпученные глаза на окружающих. В этот миг почти у ног Тиэрона раздался знакомый голос:

— А мы вот в беседочку-то пройдем, там нам никто и не помешает. Да вы не волнуйтесь, тут только ученики безголовые прыгают, такое место…

Стараясь не дышать, Тири выглянул из-за корня. Пакс с незнакомым худощавым эльфом неторопливо прошли по мелководью бассейна к ажурной беседке слева от Древа. Эльф понимал, что суетиться, резко выскакивать и привлекать к себе внимание опасно. Он соскользнул с корня только после того, как Пакс с эльфом скрылись за стенкой из белого камня. Тогда Тири бесшумно приблизился, готовясь в любой момент изобразить тренирующегося новичка.

— Стало быть, в лесу они остались. Застращал я их маленько, да и гном простуженный. Вчерась я проверял — точно заночевали, постель, костерок, все чин-чинарем. А нынче уж не знаю — могут и уйти. Так что мое дело сторона, — с трусливой наглостью распинался Пакс.

— Ладно, — почти брезгливо пробормотал его собеседник. — Вот твои деньги. Отведешь вечером пару ребят на место и все.

— Не-не-не! — Пакс, кажется, пнул какой-то камешек. — Так мы не договаривались. Вы велели, ежли кто похожий в Башню припрется, вести через горы сюда. А тута уж ваше дело.

— Ну, если тебе не нужны еще несколько тысяч…

— Э-э… я ведь не отказываюсь, я только не очень понимаю, зачем я нужен-то… Место там приметное, найти просто: у гор ельничек, поляна почти в центре…

— Ну, тем более. Это будут твои самые легкие деньги, не так ли? Только проводи туда моих воинов и все.

— Ну, если только проводить… Эт можно… На закате, стало быть. Но если птички улетят, это уж ваши проблемы.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился эльф. Звякнуло глухо золото в кошеле.

Пакс заторопился к выходу. Тири схватился в рукопашную с бесенком, изо всех сил стараясь не свернуть хлипкой твари шею одним движением. Проводник окинул его подозрительным взглядом, но то ли сработала маскировка, то ли Пакс был не слишком наблюдательным, но он явно ничего не заподозрил. Подбрасывая тяжелый кошель, мужчина прошлепал по воде к пандусу и исчез в городе. Тиэрон думал, что его собеседник-эльф появится следом, но тот все еще оставался в беседке. Тири замер, отпихнув ногой безжизненную тушку монстра. Может быть у эльфа встреча с кем-либо еще? Но эльф только пробормотал себе под нос:

— Как мне надоели эти безмозглые жадные уроды! И эта погоня непонятно за кем! — и начал шумно прихлебывать что-то, распространяя на несколько локтей вокруг беседки запах спирта, меда и чернолиста.

Тиэрон поморщился. Дурманящий себе голову враг должен был радовать его, но брезгливость брала верх. Он досадливо пристукнул еще пару бесенят, не подбирая мелкие монетки, оставшиеся после них, и двинулся в сторону реки, намереваясь проделать путь до водопада вплавь.

Его сообщение не вызвало у беглецов особого расстройства. Скорее, разоблачение продажного Пакса принесло им маленькое утешение. Но оставался вопрос — что теперь делать?

— Провизии у нас полно — Кузьма запасся на десятерых, — рассуждала Вивиан, поджаривая куски ветчины над углями. — Топливо можно собирать вокруг озера, соблюдая маскировку. Если бы раздобыть горсть гномских вечных углей, то и вовсе проблем не было бы. Неплохо прикупить еще пару одеял — тут все-таки довольно сыро. Ну и Кузьму нужно лечить, так что остановка нам только на руку. Если мы будем продолжать таскать его по горам, лесам и рекам, то вскоре он может совсем свалиться.

— Но чего мы тут высидим? — горячо возразила Лемвен. — Нужно утром или днем, когда народу много, просто войти в город и воспользоваться Вратами. Окажемся где-нибудь в Гиране… там наш след потеряется.

— Это хороший план — для тебя и Тири, — согласился Сэйт. — Может быть, вам стоит им воспользоваться. Хотя нас и так осталось мало, вы двое можете помочь Гильдии магов отыскать нас.

— Я не собираюсь… — начал было Тиэрон, но задумчиво уставился на тлеющие угли. — Может быть ты и прав. Нас вряд ли знают в лицо, как тебя или Вивиан. Нам проще замаскироваться, потому что никто, кроме Торионела и нюхача не видел нас, а эти двое могли и не запомнить. Если бы при этом мы могли прихватить с собой Кузьму…

— Нет, его не стоит беспокоить в ближайшие несколько дней, — помотала головой Вивиан. — Я и так страшно боюсь осложнений. Человек на его месте уже метался бы в горячке.

— Ну тогда какой смысл нам уносить ноги? — стукнула кулачком по коленке Леми. — Мы все равно не найдем эту вашу Гильдию. Не спрашивать же на каждом перекрестке, где тут Тайное Общество Добрых Волшебников?

— Верно. Но у меня есть Свиток перемещений, который может доставить вас прямо в зал Гильдии. Вы при этом даже не узнаете тайных троп, ведущих туда, значит, мы не нарушим клятвы…

— А если там никого не окажется? Мало ли чем заняты сейчас ваши наставники? Мы будем торчать там, изнывая от бессилия и невозможности покинуть Гильдию — а вы тут, вблизи от наших преследователей.

— Может быть, нам попытаться прорваться к Вратам всем вместе? — предложил Сэйт. — Впереди пойдут Тири и Леми. Они обнаружат любую засаду, предупредят нас, и мы обогнем ее. А возле города уже будет сложно напасть на нас, слишком много свидетелей.

— Ну да! — прокряхтел Кузьма, поворачиваясь к четверке у костра. — А вот ежли в той засаде будет кто-то пошустрее, то ни Тири, ни Леми и пикнуть не успеют. Нельзя недооценивать противника, помните это! К тому же, из-за меня вы не сможете быстро бежать — мне сейчас не поможет и Хождение с ветерком!

Друзья снова уныло замолчали. Их деятельные натуры противились необходимости выжидать неизвестно чего в темной пещере. Но получалось, что это решение наиболее мудрое из всех.

Они старались развлечься, играя в детские игры, такие, как «горячий камушек» или «три кинжала». Делали вылазки за хворостом, прикидываясь учениками. Сэйт несколько раз порывался прокрасться в город, к знакомому жрецу, но осознание того, что его лицо известно многим в свите Торионела, останавливало его. Еды было достаточно, но для разнообразия девушки собирали какие-то травы и добавляли их в похлебку или в питье. Все разговоры сводились к тому, сколько им предстоит отсиживаться в пещере. Тиэрон время от времени пробирался в город и забегал на почту. Но никаких сообщений на имя Вивиан, Клайда, Кузьмы или Марусеньки он не мог получить, не привлекая к себе излишнего внимания. А ему не могла написать ни Кселла, ни прочие маги из Гильдии. Единственным утешением была короткая весточка от Вокана — о том, что караванщики благополучно прибыли в Гиран. Но Тиэрон даже не ответил на нее — а что он мог написать? «Седди пропал, и непонятно, жив ли он, а мы прячемся в пещере неизвестно от кого…»

Кузьма, выглядевший уже пободрее, принялся как-то пространно рассуждать, что для караванщиков без каравана самый простой путь заработать сейчас на товаре, подаренном островитянами — отправляться вдоль восточных архипелагов на север. На северных берегах легкие ткани и сушеные фрукты будут в диковинку и за них можно получить неплохую цену. Вивиан достала из непромокаемого кармашка в своей сумке карту, и гном старательно выводил по пустым квадратикам кривую, показывая, где за пределами Адена пролегает морской путь на север.

Вивиан вздыхала, гладя то и дело сворачивавшуюся карту. Сэйт тоже помрачнел, царапая огрызком карандаша на своих листочках. Кузьма перевел взгляд с одного на другого.

— Интересно, что это вы там затеяли, а? — спросил он, проницательно всматриваясь в покрасневшие лица магов.

— Да ничего особенного… — промямлил Сэйт.

— Мы были в одном архиве, — покачала головой Вивиан, вспоминая светлые, беззаботные деньки своего повторного ученичества. — И там кое-что обнаружили.

— А нам можно послушать? — спросил от входа в пещеру вернувшийся с дровами Тиэрон. За его спиной переминалась со смесью любопытства и нерешительности на лице Лемвен.

— Да, конечно, — удивилась девушка. — Это не тайна. Это просто был… не слишком продуманный план.

И они с Сэйтом принялись рассказывать — про морские лоции, про амулеты, про костяной ножик Клайда, который начинал светиться у Сэйта в руках или если его положить на карту в определенном месте… Про свою идею отправиться в это место, и попытаться узнать больше о таинственных предметах. Идея, зародившаяся как шальная мысль праздных школяров, так и не воплощенная ими.

— У нас не было никаких знакомых моряков, и мы тщетно пытались отыскать кого-то, согласного плыть по лоциям. Все уже привыкли следовать магическим маршрутам, безопасным и быстрым. А в Грацию плавают только контрабандисты. После войны, во-всяком случае. Некоторые моряки даже соглашались попытаться, но заламывали такую цену, что проще было бы купить корабль. Но мы не умеем управлять парусами — ни с помощью магии, ни руками. Мы собирались встретиться с Кузьмой и Марусенькой, надеясь, что гномы что-нибудь посоветуют…

— Да, вам как раз пригодилось бы наше суденышко! — воскликнул Тиэрон. — И команда у нас неплохая, только…

— Только двое из нашей команды пропали без вести, как и двое из вашей, — мрачно закончила Лемвен. — Поэтому планы об экспедициях на край света сейчас бесполезны. Лучше бы нам придумать план, как улизнуть отсюда, пока мы не покрылись плесенью в этой дыре, — и эльфийка демонстративно отряхнула свой плащ, в который куталась, как и все прочие.

— Не горячись! — успокаивающе коснулся ее руки брат. — Не все ли равно о чем разговаривать, пока есть время? Сэйт, ты что-нибудь узнал об этом ноже в эльфийских книгах или нет? Я уверен, ты искал…

— Конечно, я искал! — согласился эльф. — Собственно, там мы и узнали о свойствах этого ножика. Я взял его у Клайда, чтобы поискать картинки — с помощью одного заклинания. Засиделся допоздна. Ребята пришли за мной в бибилотеку, очень удивленные, что я делаю там в темноте. А я не замечал темноты — ножик ровно и мягко светился у меня в руках. Стоило отдать его Клайду или Виван, как он гас. А на карту его положил Клайд — через несколько дней. Нож снова засиял. Мы подвигали его туда-сюда и выяснили, что светится он только на одной карте, и только в одном ее месте. Там не обозначено ни города, ни Храма, ни пещеры — просто лес. Загадочно, правда? А в книгах я ничего не нашел, кроме одного портрета. Там изображен Великий Пророк Роанор. В числе прочего у него на поясе висел очень похожий нож.

— А в рука-ах, — медленно проговорила Вивиан своим необычным, отрешенным голосом, который означал, что ее Дар снова дает о себе знать, — В руках у не-его был такой же граненый кинжал, как тот, что мы отняли у нюхача…

— Верно! — обернулся к ней Сэйт. В пещере воцарилась тишина. Казалось, никто не смеет дышать, не то чтобы сказать слово. Только сгорающие веточки потрескивали в костре да попискивали летучие мыши в трещинах потолка, выражая недовольство тянущимся мимо них дымом. У Тиэрона сверкали глаза. У Лемвен, наоборот, затуманились. Вивиан покачивала головой, силясь вспомнить, что она только что сказала. А Сэйт лихорадочно листал свои записи. Наконец он откопал листок с наброском, сделанным уверенной рукой, но наспех. На необработанном валуне сидел мужчина в старинной одежде, с длинными усами, каких не носили уже много сотен лет. На голове его красовался обруч с двумя камнями. А на поясе действительно висел нож, похожий на тот, который порой мелькал к руках у Клайда на привалах. Упомянутый же Пророчицей кинжал Роанор держал как скипетр — клинком кверху, положив руку с ним на колено. Граненый клинок был темным и на него был насажен кленовый лист.

— Говорят, что этот портрет был написан сразу после того, как Роанор сделал свои Великие пророчества. Но он запретил указывать свое авторство, когда они были записаны. И мы не знаем, что же именно он предсказал. Тем не менее, эльфийские жрецы по сей день уверены, что он ни разу не ошибся, — тихо произнес Сэйт.

— Н-да… — шумно вздохнул Кузьма. — Ты говоришь, вы решили прогуляться просто так? А что там этот крылатый болтал, а?

— У меня такое чувство, — тряхнула головой Лемвен. — Будто кто-то взял нас за шкирку и тащит к одному ему ведомой цели. А мы ничего не понимаем, пытаемся просто жить, спасаемся от кого-то. Я готова уже поспорить, что если мы сейчас выйдем прямиком к городу, ничего с нами не произойдет. Мы — внутри этого, осознаете? Мы — будущие герои какой-нибудь дурацкой легенды. Нас нельзя убить, нельзя сбить с пути.

— Мне тоже порой так кажется, — согласилась с ней Вивиан. — И знаешь, мне это абсолютно не нравится. Я начинаю иногда мечтать о тихой жизни в маленьком домике, пусть даже вдалеке от великих дел, от славы. О тенистом садике, о долгих днях, заполненных книгами, солнцем и ветром. О спокойной радости вне этой стремнины…

— Когда ты так говоришь, мне кажтся, что я все это прямо вижу! — хлопнула в ладоши эльфийка. — Домик, сад, скрипучая лестница…

— Синие морские карты на стенах и белые занавески… — лицо Вивиан вдруг стало мертвенно-бледным. Она растерянно и испуганно покосилась на рассматривавшего свой рисунок Сэйта и… неожиданно, прижав ладони к груди, осела без сознания.

Тиэрон еле успел подхватить сложившееся пополам, точно от острой боли, тело девушки. Кузьма помог уложить ее на их неровную надувную постель и умело растер ей виски. Вивиан пришла в себя, но на все расспросы неопределенно качала головой. Что-то мрачное, коснувшееся ее, подействовало и на остальных. Разговоры о пророках и экспедициях прекратились сами собой.

Сидельцы мрачно перекусили. От ничегонеделанья кусок уже не лез им в горло. Смутное ощущение не то безразличия, не то тоски подкатывало к горлу. Вивиан задумчиво достала из мешочка на поясе горсть черного порошка.

— Я могла бы заварить нам снотворное зелье… — нерешительно предложила она. — Время пролетело бы для нас мгновенно, мы проснулись бы только завтра… или даже через пару дней. Это довольно безопасно.

— Еще не хватало, девочка, чтобы нас взяли тут спящими, — решительно отказался гном.

После его отказа остальные тоже покачали головами, но сожаление, с которым они проводили застегнутый мешочек, говорило о том, что они согласны на что угодно, лишь бы больше не маяться неизвестностью.

Мутный свет утра, еле проникая снизу, от водопада, заставил беглецов подняться и начать раздувать покрытые пеплом угли. Утренний холод и сырость пещеры пробирали до костей. Вивиан озабоченно осмотрела Кузьму.

— Я бы хотела вывести тебя на воздух, — твердо скзала она. — Жар у тебя спал, а вот дышать этим воздухом — влагой пополам с дымом — тебе совсем не полезно.

— Эх, девочка, знала бы ты, чем мне порой приходилось дышать в шахтах или в мастерских! — немедленно встопорщил бороду гном. Но Вивиан взглядом попросила помощи у эльфов. Тиэрон мгновенно подыграл ей:

— В самом деле, — подкидывая кинжал, сказал он как бы нерешительно. — Я собирался снова добраться до города, а остальным нужно собирать хворост. Конечно, я могу отложить разведку и сам покараулить их…

Кузьма заглотил наживку:

— Еще чего! Неужто я не присмотрю за двумя девчушками и этим тощим мечтателем? Ты же слышал, парень, наша лекарша сказала, что у меня больше нет жара, — и гном начал, кряхтя, пробираться к выходу.

Лемвен и Сэйт двинулись за ним. Судя по походке Кузьмы, еще неясно, кто за кем будет присматривать, но идея вывести гнома на солнышко была неплоха. В этой норе все уже чувствовали себя больными.

Вивиан тоже шагнула к выходу. Но Тиэрон поймал ее за руку повыше локтя и знаком приказал задержаться. Брови Пророчицы поползли вверх. На лице их нечаянного командира было довольно суровое выражение.

— Что-нибудь случилось? — спросила она у него, убедившись, что остальные уже пересекают завесу падающей воды.

— Пока нет, но может случиться, — мрачно сказал Тири. — Твой порошок… он ведь сделан из чернолиста, не так ли?

— Д-да… с растерянной запинкой ответила девушка. — Мне продал его один торговец в Глудио. Это старинный рецепт, который раньше использовали даже для детей и раненых. Он должен быть безопасен.

— Он очень опасен, — покачал головой Тиэрон. — Раньше люди не знали кое-чего про чернолист, да и теперь, похоже, не узнали. Ваши дети жуют его листья от скуки. Хорошо еще, что он редко встречается и дорого стоит.

— Он ядовит? — удивилась Вивиан. — Насколько я знаю, он только снимает боль и позволяет уснуть надолго. Это очень полезно при лечении тяжелых ран…

— Но все-таки чаще больных усыпляют с помощью заклинания, не так ли? — усмехнулся эльф. — Послушай меня. Я вырос при караване и повидал много всякого. На юго-востоке есть целые поселки, где чернолист растет в каждом огороде. Вот только там ничего кроме него уже не сажают. И люди там похожи на безумцев. Не на психов, а на настоящих полудурков, пускающих слюни, хихикающих, неопрятных и полуголодных. Целые поселения истощенных, завшивевших, потерявших разум любителей этой травки. Живущих свои недолгие жизни в сладком дурмане. Не понимающих, кто они и что вокруг них. Эти несчастные способны со смехом идти в пасть к самому злобному монстру. Они могут вытащить из сундука свой забытый давным-давно меч и отрубить голову своему соседу — просто так. Или себе. Или прохожему. Они ведут себя как животные… на улице… — эльфа передернуло от отвращения. — И среди них попадаются не только люди. Многие путники не удержались от соблазна сорвать горсть черных листиков, и остались там, досматривать свои последние грезы. Год или два живут эти существа после первой порции дурмана. Но на их место приходят новые.

— Но… что это значит? — брови Пророчицы страдальчески изогнулись: нарисованная картина представилась ей слишком ясно.

— Это значит, что человек, попробовавший чернолист, очень скоро не может без него жить. И если тягу к вину можно вылечить магией, эта зависимость не поддается никакому исцелению. Я видел родственников, которые запирали несчастных одурманенных и даже привязывали их к кровати, но те или умирали в страшных корчах, или вскоре после окончания лечения потихоньку снова принимались за старое.

— Это похоже на черную магию, — глаза девушки потемнели от гнева. — Кто-то нарочно создал эту гадость…

— Да, Ви, кто-то. Нарочно. Поэтому держись от нее подальше. Лучше всего — выкинь этот злосчастный мешочек вместе с порошком…. только не в огонь! — испуганно воскликнул эльф, уловив жест волшебницы. — Дым чернолиста действует мгновенно!

— Ох… — Вивиан спрятала мешочек в кошель побольше и туго затянула его. — Я лучше высыплю его где-нибудь в лесу… Спасибо за предупреждение. Странно, что маги ничего не знают об этом.

— Ничего странного. Вы чаще пользуетесь своей волшебной силой для исцеления, чем травами и старинными рецептами. Это ты такая любопытная. А наши жрецы… хранят свои тайны, — буквально оборвал сам себя Тиэрон.

— Тири, — вкрадчиво спросила Вивиан, слегка прищурившись. — А как чернолист называется по-эльфийски?

— Нанэсерег… — механически ответил Тиэрон и тут же сердито сверкнул глазами на девушку. — Ты… будешь молчать в своей Гильдии! — скорее со смущением, чем с гневом сказал он.

— Ты же знаешь, что не буду, — грустно ответила Вивиан. — Если дошло до того, что наши дети жуют эти листья от скуки… Скажи, это название — только легенда?

— Тебе какая разница, жрица Эйнхазад? — печально повел плечами темный эльф. — Легенда, или действительно эти кусты поднялись как отмщение миру из капель крови нашей матери? Когда она, придерживая свое отяжелевшее чрево, свой позор и гордость, из последних сил пыталась найти себе укрытие от вашей Богини…

— Не нашей, — очень тихо и твердо сказала Вивиан. — Мы с вами братья по отцу, Тиэрон.

Эльф очень внимательно всмотрелся в лицо маленькой жрицы и коротко кивнул. Его глаза снова стали дружелюбными, и он помог девушке протиснуться в тоннель, догоняя остальных.

Снаружи они застали краткий миг полной идиллии. На нагретых прибрежных камнях, в стороне от водопада, укрытый одеалами сидел Кузьма. Гном выглядел гораздо бодрее, чем за все прошедшие дни. Он привычными движениями начищал свою секиру. Неподалеку Лемвен пыталась надеть на смущенного Сэйта зеленый венок из пушистой травы. У эльфа в руках была неудобная охапка рассыпающихся прутьев и веточек, и венок все-таки оказался на его макушке, съехав набок. Вивиан присела рядом с Кузьмой, привычным жестом щупая его пульс. С улыбкой сдвигая рукав нижней рубахи гнома вверх, она неожиданно заметила:

— Хм… давно это ты носишь эльфийские вещи? Да еще с вышивкой?

— Э-эх… — с досадой натянул на тонкое полотно кожаный рукав доспеха Кузьма. — Глазастая какая. С тех пор, как ваш оглашенный Аннарин со мной ею поменялся. Сказал — на счастье. Неудобно было ему отказать, да. Ужасно непрактичная штука, поверь мне! — гном покрутил головой. — Ну вот как ее такую стирать? Камнем бить нельзя, выкручивать тоже? Приходилось мне просто мыться в ней.

Вивиан рассмеялась. Она понимала, что гном, привыкший к прочному, как полотно для шатров, гномскому холсту, действительно мог не знать, как обращаться с расшитым тончайшим батистом. Но выбранный им хитроумный способ был уж очень забавным.

— Что за смех? — поинтересовалась Левен, подбегая к Тиэрону со вторым венком.

Тот даже не пытался увернуться, изобразив на лице бесконечное терпение.

— Да так, узнала новый гномский способ стирки! — прохихикала Вивиан. Кузьма тоже начал посмеиваться, делая вид, что просто откашливается. Когда же волшебница поделилась с друзьями историей о подаренной рубахе, невзирая на мрачные воспоминания о нападении на форт, все зашлись хохотом.

— Ну что, братец, — отсмеявшись, сказала Леми. — Теперь ты будешь заниматься стиркой сам.

— Хм… — грозно надвинулся на сестру Тири. — Что-то мне хочется испытать этот способ на ком-нибудь… более опытном в обращении с мыльным корнем! — и он начал шутливо теснить ее в сторону озера.

— Эй-эй! — завопила эльфийка, пытаясь отступить в сторону. — У меня тут кора для растопки!

— Осторожно! — крикнул Сэйт, на которого близнецы надвигались боком. — Упадем!

— Если вы будете так шуметь, то кто-нибудь точно упадет. На наши головы! — указал пальцем в небо Кузьма.

— Разве что… дракон! — пискнула Вивиан, инстинктивно падая за камень с сидящим на нем Кузьмой и прикрывая голову. Леми и Тири согнулись от хохота, думая, что девушка снова шутит.

В эту секунду солнце закрыла черная тень, вихрь от мощных крыльев смел всех беглецов на мелководье и обдал их фонтаном сырого песка. Над головами мокрых путешественников гремел металл, хлопали крылья, шипело сдерживаемое пламя в пасти, а тонкий, ужасно знакомый голос прокричал:

— Осторожно! Ты оставишь от них мокрое место!

— Очень мокрое, — проворчал Кузьма, пытаясь вытрясти песок из ставшей похожей на свежие водоросли бороды. Остальные, остолбенев смотрели, как две фигуры отделяются от спины дракона и мчатся с нечленораздельными радостными воплями к стоящим по пояс в воде беглецам. Одна их них, поменьше, с всхлипом повисла на шее у Кузьмы. Тот разом расправил плечи, и лицо его приобрело небывалое выражение испуга и радости одновременно. Вторая же фигура подхватила на руки Лемвен и закружила ее вокруг Тиэрона и Сэйта, как ребенка. Эльфийка не издавала ни звука, только редкие чистые капли радостных слез разлетались вокруг нее.

— Очень мокрое место… — задумчиво повторил за гномом Тиэрон, помогая ошеломленным встречей друзьям выбраться на берег.

Глава 44. Охота на болванов

Болванчик попытался поднять выпавшие у него из рук монетки, но последний удар меча заставил его со стоном скорчиться в двух ладонях от вожделенной добычи. Орк пнул неподвижное тело и огляделся вокруг. Остальные болваны продолжали бросаться на монстров, не обращая на него никакого внимания, а вот несколько пахарей опасливо отходили по краю поляны за дальние холмы. Как обычно — практически все в этой долине были гномами. Двое бородачей, выглядевших немытыми с рождения, подталкивали впереди себя трех девчушек, чьи растрепанные и забитые мусором косички больше напоминали обрывки грязно-рыжей веревки, чем задорные прически гномок. Светло-зеленое лицо охотника скривилось от отвращения. Именно пахари, опустившиеся и отупевшие, вызывали в нем наибольшую ненависть. А болваны… это просто мусор, от которого следует очищать мир, как и от монстров. Даже если расплачиваешься за это, получая презрение и ненависть других разумных.

Орк крутанул своим огромным мечом, пытаясь с одного удара прикончить ближайшую дергающуюся в кустах фигурку. Болван бессмысленно сел, потом снова встал, потом зачем-то выпил противоядие. Орк неспешно добил его и покосился на заросший деревьями холм. Состоявшего при пахарях и болванах целителя он уже пару раз отправлял в выморок, но тот возвращался с безнадежным упорством на грязно-синей физиономии. Понятное дело, что нанимались на такую работу только от полной безнадеги. Темный эльф или задолжал кому-то слишком много, или умудрился сгоряча дать слово чести… Неважно. Если колдун вздумает снова оживлять этих чертовых кукол, ему придется поцеловать решетку возле памятника своей богине еще разок. Пока не поймет, что проще отсидеться в кустах или дождаться своих подопечных в городе.

С болванами было покончено. По дороге промчался всадник, не обращая никакого внимания на орка с пылающей багровым аурой. В этих местах охотники на болванов пользовались если не уважением, то хотя бы полной свободой действий. В этом тихом уголке между горами и океаном сложно было найти поляну, на которой не крутилось бы пяток, а то и десяток оборванных гномских фигурок. Болваны и пахари мешали новичкам, раздражали мастеров, пытающихся честно раздобыть необходимые материалы, бесили получивших различные задания — и только редкие ненормальные борцы за справедливость вступались за них.

Орк вразвалочку, но с животной грацией пробежался по согнутому стволу дерева, перепрыгнул через низкий кустарник и двинулся вдогонку мелькавшим уже у самого берега пахарям. Настроение у него поднялось. Сейчас он отвадит мерзавцев надолго от этих мест! Во всяком случае, слишком упрямые наемные добытчики просто-напросто потеряют после десятка-другого вымороков так много магической энергии, что им придется искать более хилую добычу.

Бородачи, стоявшие около убитой каменной кошки, настороженно уставились на орка. Их взгляды оценили и размеры меча, и решимость, с которой он приближался к ним.

— Друг! Моя друг! — неуверенно произнес один из них, с торчащими дыбом волосами.

— Твоя хотеть деньги? — предложил другой, отступая на пару шагов.

Орк игнорировал вопросы. Сейчас пахари были готовы на все. На ломаном аденском, с сильным гномским акцентом, эти трусы могли предлагать что угодно — деньги, помощь, часть добычи. А потом непременно попытаются обмануть или удрать. Но у него совершенно другая цель. Ему нужно, чтобы они убрались отсюда, желательно навсегда. Как только гномы терпят это позорище своего рода? Если бы нашлись орки, добровольно подавшиеся в пахари, для всех прочих Могучих вопросом чести было бы избавить мир от подобных выродков.

— Моя друг! Моя деньги! — верещал пахарь, пытаясь увернуться от удара. Как и болваны, они никогда не защищались. И не защищали друг друга.

Первая сивая бороденка ткнулась в пыльные побеги плюща, покрывавшие землю. Орк с удовольствием ткнул в податливое тело мечом. Когда-то Могучие совершали с телом врага множество ритуалов, увеличивая свою силу и доблесть. Но с тех пор шаманы давно уже запретили делать это в Верхнем мире. Да и считать это жалкое существо врагом — позор для воина. Тем не менее, орк облизал губы, представив себе вкус гномской крови. Хорошая была традиция. Говорят, великие воины Могучих проваливались в выморок после битвы не от ран или напряжения, а от огромной усталости после свершения этих самых ритуалов над сотнями и сотнями убитых врагов…

Орк догнал метавшегося у обрыва над океаном второго гнома и рассек ему бедро. Фонтан крови окрасил прибрежные камни в небывало яркий алый цвет. Воин пинком отправил корчащегося пахаря в воду. Он знал, что с такой раной тот не сумеет ни выплыть, ни выкарабкаться по отвесному склону. Темная спираль крови всплыла к поверхности свинцово-серой воды, отмечая место погружения гнома.

Орк усмехнулся еще шире. Теперь девчушки. Он ничего не мог поделать с собой — хотя эти недомерки были совершенно не похожи на настоящих женщин, сильных и мощных, он неизменно испытывал приятное чувство, сдавливая рукой их тощие шейки или поднимая гномок за ногу, чтобы в падении рассечь их мечом. Наверное, от выполнения ритуалов с фермершами он бы не отказался… хоть они еще менее достойны называться врагами.

Все три грязнули сбились в кучу возле огромного валуна. Орк покачал головой. Всегда одни и те же фокусы! Он с разбегу запрыгнул на камень, заставив гномок шарахнуться в стороны. Они рассчитывали побегать от него вокруг камня, а потом кинуться врассыпную. При такой тактике хотя бы одной удавалось убежать. Иногда просто самой быстрой, а иногда другие нарочно отвлекали охотника от той, что уносила общую добычу. Но орк охотился на этих землеедов уже давно, и выучил их жалкие хитрости. Он не распрямляясь, с полуприседа, ударил мечом в шею первую гномишку. Та растерянно вытаращилась на заливающий ее обноски поток крови. Маленькие ладони пыталсь зажать рану, но ноги уже подогнулись, временно выводя ее из боя.

Вторая в это время как раз метнулась под низкие ветви дерева. Орк догнал ее в два прыжка и буквально пригвоздил к земле мечом. Гномка еще некоторое время корчилась, цепляясь пальцами за лезвие меча, словно пытаясь вытащить обоюдоострую сталь из своего тела, но затем ее глаза остекленели и голова со стуком откинулась.

Оставалась третья. Самая интересная часть охоты — последний пахарь. Он убегает или прячется, пытается прикинуться мертвым или наскоро переодеться за кустами в более приличную одежду, чтобы выдать себя за добропорядочного гнома. Орк повел широкими ноздрями. Запах теплой крови и немытых тел бил ему в нос. Он отошел от трупов и снова принюхался. Где-то совсем рядом. Значит, или прячется, или переодевается. Он покачал головой. Конечно, в горячке боя он не обратил внимания на внешность гномки. Но пахарям очень редко удавалось обмануть его. Очень редко.

Орк двинулся по дуге под редко стоящими деревьями. Он лениво размышлял о том, что через пару дней охоты нужно будет вернуться в Элмор и потренироваться с друзьями как следует. С этими болванами и пахарями он может отстать от прочих воинов своего клана. Наверняка, шаманы приготовили для него парочку своих заковыристых заданий. А приятели — жбан крепкого полынного пива…

От густой чащи колючего кустарника несло пряным запахом пота и рассыпанного противоядия. Орк усмехнулся. Ему было совершенно неохота продираться сквозь густое сплетение кусачих веток, но и у его добычи, затаившей дыхание от ужаса, не надолго хватит терпения. Охотник потопал, пошевелил кустарник мечом и зычно рявкнул, надеясь испугать перепуганную гномку и выгнать ее на открытое место. Но в непроглядной тени кустов не раздалось ни единого звука. Орк нахмурился. Бывало и так, что хилые на вид пахари оказывались не так уж плохо натренированными. Некоторые из них умели прикидываться мертвыми, и тогда приходилось долго ждать, пока гном истратит все свои магические силы на поддержание этой иллюзии. По виду оборвышей было сложно определить, что они умеют. Все одинаковые, как мусорные крысы, только одни с косичками, а другие с бородами. Орк сделал выпад мечом в середину куста. Колючки противно проскрежетали по металлу, запах гномки по-прежнему бил охотнику в нос, и звенел в полной тишине потревоженный овод.

Легкий шорох за спиной не насторожил орка. Он был уверен, что это перепуганный синеухий целитель пробирается на другой конец поляны, к магическим куклам. Если колдуну не надоело летать в выморок, то он приласкает его попозже. Где же эта маленькая…

Удара как такового орк не ощутил. Сработавшее заклинание Оглушения не просто заморозило его мышцы, но и притупило все чувства. Только мысли метались в разом опустевшей голове, как пойманные в кружку мухи. Сперва пришло удивление — как она оказалась у него за спиной, если ее жалкий запах все еще доносится из глубины кустов? Зеленый порошок противоядия ответил охотнику на этот вопрос. Землеедка вылезла из своих отрепьев, нестиранных и вонючих, обсыпалась противоядием, пихнула одежонку поглубже в чащу и уползла куда-то в сторону.

В голове орка вскипела ярость. Пожалуй… сегодня стоит вспомнить кое-какие старые ритуалы! Шаманов тут нет… Эта дрянь будет умирать очень, очень долго. Орк с наслаждением представил себе, как заверещит малявка в его руке, думая, что он заносит меч для последнего удара… как ее тупость впервые даст трещину, когда до крохотного мозга дойдет, как еще далеко ей до спасительного выморока… О, она станет очень, очень красноречивой!

Орк попытался сдвинуться с места, рассчитывая на недолгое действие заклинания. Стыдно, если на затылке останется шишка. Ребята будут ехидно интересоваться, что за красотка его приласкала. Может, и впрямь придумать историю про строптивую шаманку? Не так зазорно получить по голове от красивой одноплеменницы, чем от жалкой пахарки.

Заклинание действительно сильно притупляло боль, поэтому опустить глаза вниз орка заставило необычное ощущение тепла в области паха. Маленькая дрянь уже отбросила свой молоток, и вовсю трудилась, тыкая охотника в живот кинжалом. Тот с насмешкой подумал, что если этот кинжал такое же убожество, как и ее молоток, то трудиться она будет долго. Однако, кровь из раны заливала его новые цельнокованные поножи, пачкая мягкую кожу подстежки и боковые ремешки. К тому же грязнуля могла задеть кое-что посерьезнее. Это окончательно взбесило орка. Он с ревом рванулся веперед, намереваясь схватить гномку за шею.

Оглушение прекратилось внезапно, будто охотник сбросил с себя невидимый кокон. Однако, вместе со свободой перемещения на орка обрушилась чудовищная боль. Голова раскалывалась, а в животе словно развели священный костер Паагрио. Рефлекторно он ухватился за самое больное место, мимолетно жалея, что не надел полный доспех на эту охоту. Края раны расходились под скользкими от крови пальцами, боль выгрызала внутренности, алая струя уже не текла, а хлестала, заливая сухую траву и колючие побеги. Гномка без труда отскочила в сторону, увернувшись от выпавшего из рук охотника огромного меча. Орк постоял еще несколько секунд, силясь что-то сказать, но только несколько кровавых пузырей бесшумно лопнули у него на губах.

Кто-то толкнул зеленокожего гигинта в спину, и последнее, что разглядел охотник, были проклятые ползучие шипы, летящие ему в лицо. Боли от них он уже не почувствовал.

Гномка ловко подобрала свой молоток и меч орка. Темный целитель в испачканной паутиной и пылью робе сердито дернул ее за руку.

— Давай, шевели ногами! — рявкнул он сиплым шепотом. — Нужно уматывать отсюда как можно быстрее!

— Какого… — начала было гномка, озираясь вокруг.

— Никакого! — эльф тянул ее куда-то вдоль обрыва над океаном. — Он вернется очень скоро. И будет в такой ярости, что тут не останется никого живого. Даже монстров.

— Да кто он вообще, этот придурок? — спросила гномка, перебирая ногами как можно быстрее, но выкручивая при этом свою ладьнь из цепких пальцев колдуна.

— Охотник. Обычный охотник, — пожал тот плечами. — Из тех, кому страшно не по душе, что кто-то может себе позволить просто купить то, что другие выколачивают из монстров месяцами. И что это на тебя нашло сегодня, а? Совсем рехнулась — драться с кем-то?

— Но мы тоже выколачиваем… — гномка споткнулась и невольно кувыркнулась через невысокую кочку, ловко встав на ноги.

— Что-то ты сегодня на себя не похожа, — внимательно окинул ее взором эльф. — Что, возвращается память?

— Па…мять? — круглые глаза гномки уставились на него.

— Ты кто? — терпеливо спросил он. — Ну, имя, откуда родом?

— Не… знаю, — растерянно ответила та.

— Ну и ладно, — эльф пожал плечами. — Тебе же лучше не помнить ничего. Глядишь — этот детина не будет убивать тебя больше десяти раз. Отведет душу и оставит в покое. Главное как можно убедительнее кричи ему, что в первый раз его видишь. Тогда он… просто отправит тебя в выморок, я надеюсь.

— Я не поняла! — воскликнула гномка, багровея от шеи до кончиков волос. — А что он еще может со мной сделать? И ты… разве ты не приставлен нас лечить и защищать?

— Что он может с тобой сделать не советую даже представлять. Орки весьма изобретательны на… разные способы унижения врагов. А ты сейчас для него враг. А что касается меня — да, я нанялся лечить вашу команду, но защищать — только если противник мне по плечу. Терять энергию на вымороки я не намерен. Тем более из-за ненормальной, которая вообразила, что она геройствует на осаде вражеского замка.

— А что же мне оставалось делать? — изумилась гномка.

— Отправиться в выморок, разумеется! — не менее изумленно ответил эльф. — А теперь помотри на себя! Тебя же сейчас в город не пустят, и каждый ученик решит, что ты отличная добыча.

— Но я… Куда ты тащищь меня! — опомнилась гномка.

— Тут есть одна расщелина, где тебя можно спрятать. Правда, этот красавчик может знать о ее существовании — он давно тут охотится. Но все-таки это даст тебе шанс отсидеться, пока твоя аура не очистится.

— А ты?

— А я отправлюсь в город и буду там дожидаться всех остальных.

— Ты даже не попытался их оживить? — вскинула брови гномка.

— Да зачем мне это? Все равно из-за тебя придется менять место охоты. Тут нам этот орк проходу не даст. Так что выморок в этом случае — самая простая возможность собрать твоих приятелей и наших милых куколок вместе. Думаю, что вскоре и ты присоединишься к нам. Только умоляю, не нужно больше идиотского героизма. Кстати, если ты отдашь мне этот меч, я могу и не докладывать вечером, что ты разозлила охотника. Напал и напал, всяко бывает… — эльф самодовольно посмотрел на гномку, видимо ожидая от нее проявлений благодарности.

Но та возмущенно уставилась на него:

— Ты что, совсем рехнулся? Этот меч я добыла в бою. С какой стати я должна отдать его тебе? — и топнула ногой.

— Нет, с тобой явно что-то не так, — эльф невольно отступил от сердитой малышки. — Ты думаешь, что за меч и кинжал тебя больше похвалят, что ли? Я ведь могу сказать, что ты пыталась их утаить!

— Угу, — задумчиво согласилась гномка, неторопливо вытягивая короткий, окутанный неприятным тускло-красным свечением, кинжал. — А ты не хочешь поскорее встретиться со своими куколками, приятель?

— Взбесилась, что ли? — возмущенно отпрыгнул разом на пяток локтей целитель. — Я тебе еще покажу, шмакодявка! Вечером на ночлеге ты заговоришь по-другому!

— А ну!.. — неопределенно, но угрожающе проинесла гномка и резко шагнула к эльфу. Тот шарахнулся еще раз, злобно погрозил ей посохом и помчался в сторону города. Гномка поспешно забралась на высокое дерево, растущее поблизости. И орк, и эльф будут думать, что она постарается убежать побыстрее и подальше. Именно поэтому ей нужно пока что оставаться тут.

— Похоже, я уволена, — усмехнулась гномка, глядя на групку пахарей вдалеке, сокрушающих каменных кошек палицами. — Но выходное пособие получилось неплохим.

Она с типично гномской обстоятельностью осмотрела орочий меч. Голубоватый оттенок стали, характерные следы от чекана, узор оплетки рукояти…

— Готова поклясться, это знаменитый эльфийский клеймор, — пробормотала отважная малышка, устраиваясь в самой высокой развилке поудобнее. На всякий случай она старательно посыпала противоядием вокруг дерева и даже припорошила ветки, по которым лезла вверх, раскрошенными в ладонях листьями.

— За него можно выручить кучу золота. Нет, пару куч, — гномка вздохнула. — Но я отдала бы его и этот кинжал впридачу за одно знакомое лицо.

Внизу раздались голоса. Бесшумно засунув меч за спину, гномка навострила уши. Похоже, оба ее знакомца — эльф и орк — весьма недружественно обсуждали, как отыскать беглянку.

— Твоя команда месяц будет пахать за этот меч! — ревел орк. — Мне наплевать, покрываешь ты свое отребье или девка действительно сбежала. Это теперь только твои проблемы, понял, грязоухий!

— Но послушай…те! — с трудом сохранял вежливость эльф. — Что я могу сделать?! Еще час назад она был тупее магической куклы и послушнее овцы! И вдруг кинулась на меня с кинжалом!

— Значит, твои наниматели плохо промыли ей мозги! — рявкнул орк. — И теперь мне придется промыть их тебе!

— Еще неизвестно, насколько безопасно ловить ее, — понизив голос, сказал эльф. Орк тоже снизил тон:

— Что ты пытаешься мне вкрутить, лекаришка? Разве эта дрянь не из вашей команды, как и все прочие?

— Не совсем, уважаемый, не совсем, — эльф заговорил немного поувереннее. — Дело в том, что я подобрал ее после выморока… Далеко на северо-востоке, в Орене. Она сидела с таким тупым видом, что я принял ее сначала за болванчика. За чужого, конечно, своих я всех знаю…

— А-а, — хохотнул орк. — И решил прибрать к рукам?

— Ну, в некоторой степени… — эльф снова заюлил. — Я как раз отправлялся сюда, довольно далеко от Орена…

— Все понятно. Тебе что пять кукол пасти, что шесть, а добыча от девчонки пошла бы тебе в карман, так?

— Ну, это просто глупо — упускать выгоду, — хмыкнул эльф. — Разумеется, так оно и было бы, будь она болваном. Но девчонка оказалась просто сильно контуженой. Кто-то изрядно врезал ей по голове. Малявка себя не помнила и совершенно ничего не соображала. Но ходить, есть, сражаться могла.

— И ты все равно забрал ее к себе, точно? — орк стукнул по соседнему дереву так что листья закружились в воздухе.

— Да-а, — с неохотой протянул эльф. — Но ее нужно было кормить и класть на ночлег с прочими пахарями. Поэтому…

— Поэтому работы тебе прибавилось, а дохода не очень-то, ха! — орк явно остыл и слушал эльфа с интересом.

— Ну-у… — эльф замялся. — Если откровенно, то не совсем так. Девчонка мало что соображала, поэтому я мог просто подойти к ней в любой момент и сказать — дай. Но ей не так часто везло…

— А этот чертов кинжал? Как ты его прозевал?

— Это не добыча. Он был у нее с собой. Наверняка, под защитой магии, и пока она не пользовалась им, я не мог его обнаружить. В ее котомке были два молотка, ну, один пошел… на продажу.

— Ну и сколько ты успел на ней заработать? — тон орка стал предельно деловым.

— Не так много, как мне хотелось бы… — заюлил целитель.

— То есть, раплатиться за мой меч ты не можешь? — охотник недовольно крякнул. — Тогда ищи эту девчонку или я не дам твоей команде ни минуты покоя.

— Так я ведь пытаюсь объяснить — я не уверен, что ее безопасно искать, — голос эльфа стал раздраженным. — На девчонке были довольно дорогие доспехи, и украшения тоже. Вполне может быть, что она из могущественной семьи или из сильного клана. Или, может, обучается в одной из богатеньких гномских Гильдий, которые тоже стоят за своих горой. Если к ней вернулась память, то сюда уже могут мчаться ее родичи или соратники. И они будут весьма, весьма недовольны… нашим маленьким недоразумением.

— Ну… — орк моментально подхватил тон эльфа. — Это же вышло чисто случайно. Я не хотел обидеть малышку. Она не так меня поняла.

— Сразу оглушила, — согласился эльф. — Принялась кромсать кинжалом с мощным проклятием.

— Правда? — на секунду вышел из образа орк, но тут же опомнился. — Да, кинжалом. Так больно, но я терпел, я же видел, что девочка не в себе…

— Ну, теперь ты все понял? — голос эльфа стал довольно холоден.

— Не дурак, — мрачно отозвался орк. — Искать ее опасно, и договора она не подписывала, как я понял. Так сколько ты мне отсыплешь за спокойствие своей команды?

— Не больше миллиона, — твердо ответил эльф. — Ну и, конечно, я всегда могу выступить свидетелем, что ты не обижал девочку, совсем наоборот.

— Ну, что ж, по рукам, — орк досадливо пробормотал парочку грязных ругательств на своем языке. — Надо же было так попасться! Какая-то шмакодявка… с зубочисткой.

— С заколдованной зубочисткой, — пояснил эльф. — Ума не приложу, откуда у нее такая игрушка. Уж поверь, не с суккуб.

— Давай скорее деньги, — охотник уже тяготился присутствием эльфа, да и перспектива общения с неведомыми покровителями гномки его не радовала.

— Держи — вот и вот, — глухо звякнуло золото.

— Зря на себе таскаешь, — не преминул высказаться орк. — Так и потерять недолго.

— Не держи меня за идиота, — огрызнулся эльф. — Я взял их на складе. Было совершенно очевидно, что придется откупаться. И, кстати, ты не пояснишь мне, что это за новый приемчик: выходя из оглушения, хватать противника рукой, а не рубить мечом.

— Не хохми, — мрачно отозвался орк. — Мечом бы я как раз ее успел достать.

— Мне тоже так показалось, — хмыкнул эльф.

— Но я же совершенно не чувствовал боли от ее кинжала. Поэтому не понимал, насколько серьезно ранен. Думал — ща сцапаю гниду за шейку и…

— И? — в голосе эльфа прорезался неподдельный интерес.

— Что, надоели тебе твои подопечные? — с пониманием спросил орк.

— Хуже чирия на заднице! — сплюнул эльф. — Если бы не чертова расписка…

— Денежки, да? — орк похлопал целителя по плечу. — Хочешь подзаработать побыстрее, чем на этой помойке?

— Кто бы отказался, — пожал плечами эльф. — Но как?

— Мы с тобой можем работать в паре, — предложил орк. — С этих мусорщиков много чего можно добыть. А потери почти нулевые. Ты же знаешь, они редко сопротивляются.

— А я тебе зачем? — недоверчиво спросил эльф.

— Ну, у тебя ведь есть защитки, так? И Корень Дриады тоже? Будем с тобой косить болванов, как упряжка из двух буйволов.

— М-м… Звучит заманчиво. — эльф хмыкнул. — Пожалуй я соглашусь… с одним условием.

— Ну? — набычился охотник.

— Треть, — коротко ответил целитель.

— Четверть, — быстро отозвался орк.

— По рукам! — так же быстро согласился эльф.

— Ну ты и… — орк сплюнул. — Уел! Надо было предлагать тебе одну десятую!

— Что делать? — философски пожал плечами темный. — Мне нужны деньги, а тебе — хорошая компания.

— Давай двинем отсюда, пока не набежала толпа гномья, — предложил орк.

— Точно, — кивнул эльф. — А по дороге расскажи-ка мне все-таки, зачем ты хотел ее поймать живьем?

— Подробно рассказать? — заржал орк. — Это я могу. У нашего племени есть древние ритуалы, которые воины Могучих совершали когда-то над поверженными врагами. Для мертвых врагов одни. Для живых… малость другие. Гы! Сейчас-то наши шаманы долдонят, что это варварство, но иногда наши ребята все-таки не выдерживают. Особенно ежли живьем кого поймают…

Голоса стали удаляться в направлении тракта. Гномка сидела совершенно бесшумно, рассматривая свои ладони. По ее левой щеке сползла одинокая слезинка. Но гномка решительно оттерла ее грязным рукавом.

— Я не помню, кто я, — сердито прошептала она встающей над рощей Луне. — Я не помню, откуда я. Но одно я помню точно — меня предал очень близкий друг. Кто-то, кому я доверяла как самой себе, ударил меня сзади и отправил в выморок. И я найду его!

Гномка решительно спрыгнула с дерева. Ее лицо ничего не выражало. Волны страха, омерзения, презрения, сменявшие друг друга во время сговора охотника и целителя, теперь вытеснила ледяная решимость. Взяв карту, малышка обвела пальцем область вокруг города Орен.

— Где-то здесь… — проговорила она себе под нос. — Я найду это место — и, может быть, вспомню, кому я задолжала выморок и недели рабства среди этого отребья!

Малышка на минуту прикрыла глаза. Последние дни, до этого окутанные пеленой контузии, вспоминались теперь с отвратительной яркостью.

Вот эльф тащит ее по каким-то улочкам, то и дело прижимая к стене дома, наваливаясь сверху всем телом и прикрывая плащом. Чьи-то шаги раздаются и смолкают в вечерней тишине, и целитель снова подталкивает свою добычу в сторону городских ворот.

Чей-то голос в полной темноте произносит насмешливо: «Болван ты, ушастый, а не она… ну да ладно, оставь ее в команде покуда не очухается.»

Ей равнодушно ощупывают руки, ноги, раздевают. Ее доспехи, длинная нижняя рубашка, мягкие кожаные штаны, башмаки исчезают куда-то. Ей холодно в коротенькой рубашонке и штанишках, она кутается в потертую шкуру на охапке влажной соломы, пытаясь заснуть. Какие-то зеленые огни плывут над ее головой и голос произносит заклинания.

Наутро две замурзанные пахарки по команде колдуна помогают ей натянуть засаленные обноски. На завтрак — миска отвара из овощей и кусок подсохшей лепешки. Пахари жуют размеренно и неторопливо. Она глотает еду жадно и получает от целителя подзатыльник за попытку вылизать миску.

Бесконечная охота, тяжелая и однообразная, как рубка дров. Замах молотка, кряканье, рев добычи, замах, кряканье, рев. Ее ставят в пару то с одним, то с другим гномом. Их лица путаются и плывут у нее перед глазами. То и дело колдун подходит к ней и забирает что-то из онемевших пальцев. Его глаза воровато бегают, он косится на остальных пахарей.

На ночлег их приводят на полуразрушенный хутор в лесу. Колдун кое-как закрывает выбитые окна и двери слабенькими магическими щитами. Где-то за стеной бродит одинокий медведь, тыкаясь в рассохшиеся доски.

Получив свою порцию похожих на клейстер овощей, гномка медленно и устало выскребает их из миски пальцами. Никаких ложек или кружек нет. Вода в грязном ведерке у порога, в ней плавают мухи и сухая трава. Гномка помнит, что воду нужно пить, но она больше не ощущает ни голода, ни жажды. Целитель сердито толкает ее в спину. Она зачерпывает миской из ведра и равнодушно пьет. Ей даже не приходит в голову умыться или сполоснуть миску.

После ужина болванчики послушно выстраиваются возле двери. Если ночью какой-то монстр проломит волшебный щит, куклы первыми встретят его. Им не нужен сон или еда.

Пахари снова укладываются на несвежую солому. Гномке не ясно, тот же это дом, что и прошлой ночью, или другой. Но запах прели и мочи, насекомые, выползающие в темноте из облезлых шкур — точно такие же.

Темный эльф осматривает свою команду каким-то затуманенным взором. Бородачи сразу отворачиваются от него и дружно испускают рулады храпа. Девчушки-замарашки, напротив, затаивают дыхание. Гномка видела днем, как одна из них старательно жевала на полянке дикий чеснок. При этом у грязнули был такой вид, будто она делает что-то ужасно важное. А вторая несколько раз поднимала гнилые грибы, испускающие запах почище чеснока, и будто случайно вытирала их ошметки о свою одежду.

Эльф наклоняется к гномишкам. Его лицо напрягается, тонкие ноздри раздуваются. Обе замарашки зажмурились и сопят. Гномка смотрит на них с удивлением. Эльф протягивает было руку к одной из наемниц, но раздумывает и резко выпрямляется.

— Грязные, маленькие… — бормочет он, пробираясь вдоль их лежанки ко входу во внутреннюю комнатку, которую, разумеется, он занимает единолично. Его взгляд встречается с глазами гномки и он беззлобно пинает ее в бедро:

— Спать, я сказал!

Гномка прикрывает глаза. Эльф озирается на нее украдкой, потом решительно хвататет за плечо замершую у двери куклу-гномку с розовыми хвостиками. Болванчик следует за целителем внутрь дома, слегка подволакивая ноги. Дверь захлопывается.

Одна из замарашек прижимается к гномке и пытается судорожно обнять ее грязными вонючими ладошками. Ее личико сосредоточенно, изо рта тянется тонкая ниточка слюны. Девчушку слека колотит. Гномка решительно отпихивает хнычущую полудурку от себя и долго потом пытается заснуть под всхипывающие звуки за спиной, ощущая в голове чудовищную пустоту…

Омерзение заставило гномку содрогнуться. Она вынула свой новый меч из ножен и сделала несколько взмахов. Пахари, целители, охотники и болваны — сколько мерзости вместилось в эти несколько дней! Ей теперь вовеки не отмыть с себя воспоминания об этой прелой соломе, этих горячечных шершавых ладошках, этом сальном взгляде колдуна. Если только кровью… чистой, горячей кровью! Кто-то должен ответить за это!

Проходя мимо незнакомого болванчика, застрявшего в кустах, она безразлично рубанула его мечом. Агонизирующую фигурку, смутно похожую на нее саму, гномка толкнула в сторону перебирающегося через камни агрессивного паука. Пара движений жвал — и кукла безжизненно покатилась по земле.

Гномка подняла суженные глаза на подбегавшего к ней пахаря. Неизвестно, что собирался сделать ее соплеменник — возмутиться, заругаться, предложить денег. Лезвие меча пресекло эти намерения вместе с его шеей. Аккуратный удар, снова несмертельный. Взяв слабо дергающегося гнома за шкирку, мстительница швырнула его в сторону все того же паука.

— Кто ты? — бледненькое замурзанное личико смотрело на фигуру с несоразмерным двуручным мечом из-под ствола дерева. — Ты ведь тоже гном! Не убивай!

— Тоже? — в голосе гномки прорезались странные интонации. — Ты хочешь сказать, что я имею что-то общее с тобой? — и она выдернула гномишку с хвостиками одетую в потертый кожаный доспех под мертвенный свет Луны. Хотя обе девушки были одного роста, бледная наемница буквально повисла в руке соплеменницы.

— Не надо, не надо! — слезы брызнули из широко распахнутых глаз. — Если я попаду в выморок еще раз, меня переведут на кошек. А с них так мало добычи…

— Добычи, — повторила гномка. — Добычи… Ты не выглядишь отупевшей, а? У тебя ведь есть что-нибудь стоящее? Доспех? Украшения? Свитки?

— Я дам… я все дам! — задергалась добытчица. — Я спрятала… нужно пойти к скале…

— Ну-ну, — задумчиво пробормотала гномка и поволокла свою жертву к указанному каменному обломку. Ни на секунду не спуская с оборванки глаз, она дождалась, покуда из-под прелых листьев появятся отличные полулаты, укомплектованные шлемом и щитом.

— Ботинок нет, — прошептала наемница, отводя перепуганный взгляд от огромного меча, все еще нацеленного ей в горло.

— Вижу, — мрачно кивнула гномка. — А что из украшений?

— Вот, только серьги! — замурзанная ладошка разжалась, явив лунным лучам искрящиеся зеленым огнем подвески.

— Ха! — гномка качнула кончиком лезвия перед самым лицом своей пленницы, сгребая серьги с ее ладони. — У кого ты украла это, шелупонь? Такие вещи не падают со здешних тварей.

— Я не украла, — девчушка впервые твердо встретила взгляд убийцы. — Я раньше была в одном клане… очень дружном, но маленьком. Мы ходили охотиться, довольно успешно. Потом на нас напали. Их было больше. Меня продали сюда. Заставили подписать договор. Из плена можно выкупиться — но это дорого, долго…

— И можно бежать — но это опасно, потому что у них есть подписанный тобою договор, — кивнула гномка с мечом. — Но ты все-таки надеялась бежать, правда?

— Да, — кивнула пленница. — Мне нужно было дождаться мореходного сезона. В Адене и Элморе меня некому больше защитить. Нашего клана не существует.

— А что ты будешь делать теперь? — с ленцой растягивая слова поинтересовалась захватчица. — Без доспехов, без украшений?

— Дождусь сезона и убегу, — спокойно ответила гномишка. — Может быть, мне повезет попасть к контрабандистам. Только бы наш колдун не заметил, что я… не отупела.

— Знаешь, что я тебе скажу? — произнесла первая, кое-как вдевая одной рукой сережки в уши. — Никому не верь в этом мире. Это поганое место.

— Угу, — кивнула вторая с упрямым блеском в глазах. — Не буду. Я не верю тебе, что мир поганое место. Если кто-то обидел тебя…

Свист клинка прервал эту тираду. На этот раз пришлось обойтись без пауков. Досадливо поморщившись, гномка покосилась вверх, хотя сама она не могла увидеть свою побагровевшую ауру. Потом пожала плечами, облачилась в доспехи и ковырнула ногой мягкую землю в том месте, где пахарка прятала свое сокровище.

— Ну разумеется, — усмехнулась она, вынимая из пахнущего грибами влажного чернозема изрядно набитый кошель с деньгами. — Мой зеленый приятель был прав. Охота на болванов — выгодное дельце. Даже жаль, что у меня нет на это времени!

И новоявленная убийца зашагала по бездорожью в сторону Закатной реки.

Глава 45. Выкуп

Мадам Бубу окинула ряды невольников недовольным взглядом. Конечно, этот подпольный рынок предоставлял во множестве и шустрых гномов, и могучих орков, и обученных магии людских и эльфийских колдунов. Но у нее была особая надобность, которую не могло удовлетворить ни данное пленником слово чести, ни подписанный им контракт. Ей нужен был не просто работник, ей нужен был новый Корунд!

Чертов контракт истек уже два года назад, но хитрая бестия Корунд даже не заикался о расставании с ее заведением. До тех пор, покуда все не сложилось для него более чем удачно. Он поднакопил достаточно деньжат, приоделся, наладил контакты с какими-то знакомыми или родичами. И мадам пропустила все эти тревожные приметы! Ей уже не приходило в голову, что ее Корунд, ее звезда, способен покинуть шоу, отринуть славу, достаток и немалое внимание своих молоденьких помощниц. Но, тем не менее, три дня назад он лениво протянул, глядя на свежую афишу, заказанную у городского художника:

— Бубу, крошка, мне неловко огорчать тебя. Но я решил отправиться домой.

— Домой? Корунд, ты наверное шутишь? — деланно захихикала мадам, изо всех сил пытаясь справиться с паникой и яростью, захлестывающих ее. — Надеюсь, ты хотя бы отработаешь на ярмарке…

— Нет, Бубу, — в голосе Корунда прибавилось стали. — Я не отработаю. Я давно уже не работаю на тебя, если ты запамятовала. Я работаю только на себя и нас ничто не связывает… кроме нежной дружбы, мой пончик! — и он вяло чмокнул губами, изображая поцелуй.

Бубу подавленно молчала. Итак, ни ее прелести, ни старательность ассистенток, ни отличное питание, ни привилегированное положение в труппе не удержали Корунда в «Волшебных забавах». И не в ее силах помешать ему. Контракт пленника действительно давно истек.

Корунд потрепал ее по пухлому плечику и отправился в свой фургон. Оттуда он вышел в дорожной одежде, с маленьким сундучком на плече.

— Бубу! — он был немного смущен ее реакцией: распахнутыми глазами, крупными, как горох, слезами, закушенной губой. — Детка, не переживай! Ярмарка открывается завтра, а рынок-то уже открыт. Я, разумеется, оставляю все костюмы и реквизит тебе. Даже тайничок. Дома он мне не понадобится! — и Корунд щелкнул по своей искусственной руке. Та отозвалась непривычным деревянным звуком. Он снял свой великолепный протез, чудо сценической техники! Бубу окончательно поверила, что Корунд не шутит.

С рыданиями она бросилась ему на грудь, поливая кожаную куртку слезами с запахом пудры, а сама уже прикидывала — послать на рынок Марона, помощника, или бежать самой. Замена звезды шоу за день до ярмарки — что может быть ужаснее и… конфиденциальнее? Пожалуй, нужно отправляться самой.

Корунд махнул рукой Бубу и высунувшимся из фургонов артистам и вскочил на телегу, запряженную буйволами. Повозка явно поджидала гнома возле постоялого двора. Бубу скривилась. Правившая волами гномиха была в полтора раза толще самой мадам и уж конечно не годилась в подметки шустрым гимнасткам. Но тем не менее, Корунд нежно обнял ее за неохватную талию, и телега покатилась к городским воротам.

— А ну-ка! — рявкнула мадам Бубу на артистов, упирая руки в боки. — Что, вам нечем заняться?

Топот множества ног подтвердил, что дел накануне ярмарки у всех хоть отбавляй. Бубу утерла мокрое лицо, попудрилась привычным жестом, даже не глядя в зеркало, и тяжело направилась в извилистые переулки, где шустрые мальчишки всегда были готовы отвести перспективного покупателя в подвал или сарай, где дожидалась продажи очередная партия пленников.

— Сюда, мадам Бубу… вам кого? Есть силачи — вон какие, один позеленее, другой посветлее. Есть девочки, гибкие как кошки. Нет? Есть одна жрица, танцует и поет. Не лезть? Но я только хочу вам помочь! — торговый агент наконец отвязался от мадам и с недовольным видом уселся на колченогом табурете у входа. Мадам Бубу окинула толпу, не обращая внимания на мрачные лица пленников.

— Значит так! — негромко, но веско провозгласила она. — Я мадам Бубу, цирк «Волшебные забавы». Мне нужен… артист. Не пахарь, не слуга, не любовник, не телохранитель, не колдун. Мне нужен гном… гном, у которого нет руки… или ноги. Если среди вас есть такой, то скажу сразу — лучшей участи ему не сыскать. Пахарю-калеке придется туго, и отупеет он раньше, чем закончится контракт. А на что еще годится невольник с изъяном? Ну? Мне некода ждать тут три года, если среди вас нет калек, то еще пять рынков ждут меня.

Насчет пяти рынков она загнула, от силы пара партий пленников могла отыскаться в Адоре в эту ночь. Но стоящим и сидящим перед ней неоткуда было об этом знать. Толпа угрюмо молчала. Бубу осмотрела всех, надеясь заметить изъян своими глазами. Нет, все были здоровы как проклятые големы! Она сердито двинулась к выходу.

— Мадам! — вполголоса окликнул ее тощий человек. — Я настоящий маг, и ваш цирк…

— Мой цирк показывает настоящие фокусы, понимаете? Ловкость рук и никакой магии! Зрителям приятно знать, что они могут при желании повторить любой фокус. Раз в сезон мы раскрываем секрет какого-нибудь из них — разумеется, если нам есть чем заменить его, — Бубу вскинула голову, украшенную несусветной башенкой из ярко-розовых кудрей.

Пленники угрюмо молчали. В сердце мадам закрался страх. Конечно, можно нанять простого гнома, хоть вон того, с сизой бородой, но тогда придется или отменить некоторые фокусы Корунда, или смириться с тем, что артист будет летать в выморок время от времени. Она-то смирилась бы и не с таким, но как бы потом не стать объектом мести бывшего актера?

Мадам шагнула в узкий проход к двери. Торговец вяло махнул ей рукой. Ему было ясно, что сделка сорвалась. Что поделаешь, это не оптовый покупатель, нуждающийся в команде пахарей.

— Мадам Бубу! — прошептал владелице цирка почти в ухо сиплый голос. — Вы про ваши фокусы молчите лучше, а скажите, что нужен вам работник, за буйволами смотреть. А как увидите, что я без ноги, так цену и собьете.

Бубу неторопливо смерила молодого гнома с головы до пят. Внешне хорош — крепок, широк в плечах. Хитрый прищур глаз, да и его идея пришлась мадам по вкусу. И нога… да, действительно, деревяшка выглядывает между штаниной и башмаком. Отлично!

— Ты? С буйволами? Да ты, небось, кроме шахт ничего сроду не видывал! — будто бы ответила она пленнику. Торговец сразу навострил уши.

— Эй! — щелкнула пальцами мадам Бубу. — Что там насчет этого? Он мне тут заливает, что умеет обращаться с буйволами, да больно молод на вид.

— Не извольте беспокоиться, сейчас проверим! У нас тут все записано, одним из лучших магов проверено… — забормотал торговец.

— Ну-ну! — скептически заметила мадам Бубу. «Лучший маг», разумеется, какой-нибудь мальчишка, только и умеющий, что с грехом пополам отличить ложь от правды.

— Все в точности! — интимно понизив голос, сказал торговец. — Этот гном с малолетства при караване рос, так что буйволов должен обихаживать по высшему классу, — его глазки масляно заблестели. Он едва ли не потирал руки, предвкушая барыш.

— Ну, покажите мне его. Мы не караван, но колесим изрядно, — оттопырила губу мадам. — Эй, как тебя, иди сюда! Повернись!

— Молодой, крепкий, опытный… — глаза торгаша забегали, когда он глянул на ногу гнома. — Всего пять миллионов…

— Что такое? — деланно удивилась Бубу. — А? — и она без предупреждения задрала штанину гнома. Тот дернулся от неожиданности, а торгаш разочарованно крякнул.

— Это ка-ак? — раздуваясь от гнева двинулась на него мадам Бубу. — Это мне? Одноногого? Работника? Мне? Да я вам… я ваш гадюшник…

— Два миллиона… — сдавленно пискнул торговец, уже воображая крепкие пальцы у себя на горле. — Один! Ой! — он с размаху плюхнулся на свой колченогий табурет, и тот немедленно завалился. Мадам Бубу знала, когда нужно остановиться.

— Вы сказали — восемьсот тысяч? — почти ласково пропела она.

— Девятьсот… — прокряхтел торгаш, вылезая из-под табурета.

— А, восемьсот пятьдесят, я ослышалась.

— Восемьсот… а, пятьдесят! По рукам! — махнул листом контракта торговец.

Мадам расплатилась с ним, и выжидательно посмотрела на гнома.

— Ну, твой черед. Ты должен подписать контракт, слышишь?

— Слушаю, мадам, — склонил тот кудлатую голову. — А токмо вам же известно, что мы, гномы, контракт без выкупа не подписываем.

— Что такое? — мадам Бубу подняла брови вверх. — Впервые слышу! Что за бред?

— Это новомодное веянье, сударыня, — поклонился торговец. — Гномские пленники действительно теперь требуют во все свои контракты вносить пункт о выкупе. Есть у них родня или друзья — приедут и выкупят. Нету — будут отрабатывать по полной.

— Ну… ладно… — мадам пожала плечами. — запишите там: пять миллионов.

— Никак невозможно, — в подобострастной гримассе торговца явно проступило злорадство. — По закону, стало быть, имеет он право быть выкупленным за ту же сумму, за которую и куплен. Разве что мадам соизволит уплатить за него пять миллионов…

— Не дождетесь, любезнейший, — оскалилась мадам Бубу. — Впишете восемсот пятьдесят тысяч и пусть подпишет.

Гном на этот раз безропотно подмахнул бумагу. Выражение его лица было очень сложно разобрать. Мадам Бубу содрогнулась при мысли, что бородач может вынуть деньги прямо из заговоренного кошеля и оставить ее с носом немедленно. Но тот стоял рядом с ней в полной готовности следовать за хозяйкой.

Владелица цирка в сопровождении своего приобретения приближалась к фургонам. По дороге ее настроение все улучшалось. Зловредный коротышка, видимо, пробудет какое-то время в ее власти. И она не думает, что он будет в восторге от того, что ему предстоит. Первым делом…

— Девочки! — хлопнула в ладоши мадам Бубу, вталкивая гнома в плотный круг цирковых фургонов, где вовсю кипела работа. — Вот из этого юноши нам к завтрашнему дню нужно сделать Корунда.

— Ой, ах, ну надо же, какой молоденький, и нога… теперь нога, да, мадам? — заверещали ассистентки. Девочки работали не по контракту — некоторые из них были потомственные циркачки, некоторых мадам отыскала буквально на улице. И цирку они были преданы от пяток до косичек на головах. На них можно было положиться.

— Да, лапули. Сделайте его сейчас, я хочу посмотреть его в деле. На этой ярмарке придется вам поработать как следует…

— Ничего страшного, мадам. Мы будем меняться! Все будет отлично! — с этими словами девочким утащили гнома в гримерную. Мадам Бубу прислушалась — не раздастся ли возмущенный рев или звуки борьбы. Но все было тихо. Мадам пожала плечами и двинулась в обход фургонов. В конце концов, ей важнее представление, а не мелкая месть за гномскую хитрость.

Через час девочки вытолкали смущенного, но не потерявшего бодрости гнома под свет магических шаров, закрепленных на крышах фургонов. Выглядел он действительно потрясающе: гладко выбритая голова и лицо лоснились от втертого в кожу темного грима. Подведённые черным глаза смотрели пронзительно и загадочно. Руки, унизанные дешевыми перстнями, со слегка подкрашенными золотистым ногтями, выглядели так, словно гном — нет, не гном, загадочный карлик — сроду не держал в них ничего тяжелее золотой монетки. Короткие атласные панталоны прикрывали мускулистые бедра, а расшитые гофрированные шелковые чулки искусно маскировали отсутствующую ногу. Мадам Бубу не могла не хлопнуть в восхищении в ладоши.

— Отлично, лапули! Просто великолепно! Корунд во всем блеске! Покажите мне устройство, — потребовала она. Девочки раздвинули складки чулка, отрывая длинные узкие продольные разрезы в ткани. Вместо деревяшки там теперь блестел металл. Устройство, которое отец мадам Бубу создал много лет назад, с успехом монтировалось на любой протез: руки, ноги, ступни, кисти. Будучи сам покалечен в юности, бывший гимнаст отдал годы работе над своим изобретением, пока не довел его почти до совершенства. Теперь у мадам был набор протезов на все случаи жизни: огромных и маленьких, складных, раздвижных, с тайниками, встроенными ящичками, пружинами, механизмами, зеркалами, линзами и так далее. Огромный арсенал фокусов, таких, как выпускание огня из-под одежды, появление в шляпе крашеных в розовый и желтый цвета элпи, вылетающие из пустоты колоды карт, ножи, кубки и даже живые змеи, конечно проделывали не только калеки. Но секреты исполнения тех фокусов порой были известны публике. Поэтому только непревзойденный Корунд мог продемонстрировать зрителям пустые рукава, шляпу без двойного дна, карманы без резинок. Корунд было сценическим псведонимом главной звезды цирка «Волшебные забавы» на протяжении полувека. Сколько гномов сменило в этой роли отца мадам Бубу, не помнила даже она сама. А вот папуля был не гном, а настоящий карлик с далеких островов. Она так и не узнала, откуда именно.

Мадам покачала головой. Завтра-послезавтра девочки будут практически все делать за новичка. Постепенно тот освоится с нехитрой техникой фокусов. Остается только отработать сценический образ. Он же не в обозе шагает…

— Та-ак, — с растяжечкой приступила к любимому делу мадам. Девочки сдержанно фыркнули. — Пройдитесь-ка, любезный Корунд… да не так, словно вы мешок с сеном тащите…

Гном коротко глянул на хозяйку, и что-то сверкнуло в его глазах: то ли озорство, то ли восхищение. Он послушно выпрямил спину и выкатил грудь колесом. От такой непривычной позы он вовсе потерял всякое сходство с гномами, а изящные жесты рук, жеманное покачивание плечей и прищуренные глаза окончательно завершили картину. Мадам была довольна. Новичок осваивался очень хорошо. Слишком хорошо… В ее деле тоже существует конкуренция. Когда ассистентки повлекли гнома в сторону кухонного фургона, кормить и знакомиться с остальными, мадам Бубу поманила самую доверенную из них пальцем.

— Тама, крошка, пригляди за нашей звездой. Что-то он слишком быстренько освоился в цирке для рядового караванщика.

— Слушаюсь, мадам, — кивнула девушка. — Глаз не спущу!

Перед представлением на другой день новичок, уже охотно отзывавшийся на имя Корунд — или Кори для своих — внимательно слушал ассистенток, рассматривал публику из-за занавеса и неожиданно отправил самую молоденькую гимнастку к ближайшей лавочке за дешевыми леденцами.

— Что это взбрело ему в голову? — вскинула брови мадам Бубу, вопросительно глядя на Таму.

— Не знаю, мадам, — пожала плечами девушка. — Вычесть леденцы из его заработка?

— Погоди. Может быть он просто сластена, — мадам хихикнула.

Но гном оказался не сластеной. Он оказался великим артистом, чего не могла не признать хозяйка цирка, жившая этим бизнесом с раннего детства. Во время представления он хмурил брови, говорил с подвыванием, и поводил руками, как Великий магистр. Зрители обмирали и косились друг на друга. Но потом, сразу после появления ярких, забавных элпи из шляпы какого-то простака (на самом деле из тайного ящичка в протезе), гном вдрг проделал примитивнейший фокус с выниманием монетки из уха. Только доставал он не монетки, нет. Он выбирал среди публики наиболее увлеченного, замершего от счастья ребенка, вынимал из его уха цветной леденец и тут же вручал лакомство ошеломленному малышу. Восторгу публики не было предела. Дешевые леденцы взвинтили мнение толпы о цирке «Волшебные забавы» на недосягаемую высоту. Мадам Бубу даже прослезилась — так артистично, так легко и свободно вел себя с публикой только ее папаша, Корунд-первый.

Ярмарка прошла на редкость удачно. После первого представления слухи привлекли к цирку множество зевак. Дети тащили родителей, родители — детей. Леденцы, стоящие сущие гроши, оборачивались не только билетами, сметенными толпой, но и пожертвованиями, которые охотно подавала публика и во время номера с дрессированным волком, обходившим ряды с миской в зубах, и при маленькой провокации гимнасток в номере «дождь золота», когда девочки начинали бешено вращать сальто за сальто в потоке падающих с высоты монеток, и разгоряченная публика начинала тоже бросать свои деньги на арену.

Фургоны были собраны. Кори показал в этом деле сноровку, ничуть не уступавшую сноровке артистов. Гном, похоже завоевал симпатии всей труппы. Даже мрачный дрессировщик, огромный морщинистый старый орк, то и дело хлопал его по плечу и предлагал выпить из своей фляги, вмещавшей полведра.

Когда крепостные стены Адора остались позади вереницы фургонов, Корунд подошел к мадам Бубу, восседавшей на месте возничего головной повозки.

— Мадам! — поклонился он со всей своей театральной учтивостью. Мадам Бубу невольно кивнула ему. Она понимала, что им предстоит неприятный разговор, но старалсь надеяться на лучшее. В Зираке рынки невольников были гораздо беднее, и ей будет сложно отыскать замену ее новому приобретению.

— Вы уже догадались, — продолжил гном, кланяясь опять, — что я явился сюда, дабы уплатить выкуп, соразмерный записанному в моем контракте.

Мадам Бубу поморщилась. Конечно, она не потеряла эти восемсот пятьдесят тысяч, и даже заработала на новом фокуснике несколько лишних миллионов, но сейчас она ощущала себя обманутой.

— Однако, я делаю это только потому, что опасная стезя, приведшая меня под кров вашего… цирка. Эта стезя непостоянна.

— Короче, — невольно понизила голос мадам. Ах, предыдущий Корунд был мужчиной в полном соку, и ей порой начинало не доставать его.

— Короче, о любезнейшая, я хочу отдать вам эти деньги и сообщить, что я добровольно останусь с вашим цирком на неопределенный срок. Мои враги могущественны, а друзья далеко. Но в любой момент я могу покинуть вас — может быть даже без предупреждения.

— Ну, право, я не знаю… — мадам была растеряна. Да что это такое! Эти гномы остаются сколько хотят и исчезают когда им вздумается! Она с ума от них сойдет!

— Позвольте? — гном освободил из ее цепких пальцев плотный лист контракта. — Пересчитайте, пожалуйста!

Привычное занятие вернуло самообладание мадам Бубу. Золото со звоном ссыпалось в кошель. Ну, хорошо, подумала она, выкуп уплачен, и гном остается с ее труппой. А как артист он просто великолепен, и девочки уже без ума от него, так что же она теряет? Да ничего.

Гном поклонился в третий раз и отбыл в направлении своего фургона. Звезда цирка путешествовала с комфортом. Тама махнула хозяйке рукой с облучка его фургона. Славная девчушка. Пора обучать ее кое-чему посерьезнее ассистирования. Мадам пригорюнилась. Она не маг, человеческий век короток…

Стены Зирака вставали туманной полосой над изломами ближайших скал. Мадам Бубу ощутила приятное возбуждение. Пожалуй, ближайший сезон будет удачным для цирка «Волшебные забавы».

Глава 46. Крепко заваренный чай

Чашка согревала ладони, и ароматный пар щекотал ресницы. Хотелось сидеть, опустив лицо над глиняным краем низко-низко, впитывая тепло всем иззябшим телом. Глоток за глотком прокатывались внутри, прогоняя зябкую слякоть осеннего утра. Было так горячо, что вкус чая почти не различался, оставляя только терпкое послевкусие на языке. Ни лепешки, ни сыр, ни мисочка с медом не могли покуда заставить оторваться от этой огромной, прекрасной, бодрящей чашки чая.

Клайд отхлебнул еще глоток и блаженно потянулся. Наставник с улыбкой смотрел на него.

— Ну что, легче становится? — кивнул он магу, подбрасывая пару поленьев в очаг, к которому был придвинут стол.

— О-о! — простонал Клайд. — Мне казалось, я окоченею, дожидаясь, покуда этот парень уберется из Храма! И тут вы… сзади! — он усмехнулся.

— Если ты согрелся, то приступай к еде! — подвинул к ученику блюдо с сыром Наставник. — Мне не терпится услышать, что с тобою приключилось, но голодные обмороки я лечу плоховато.

— Угм-мум! — кивнул Клайд, не замечая, что запихивает в рот одновременно сыр, лепешку и кусок ветчины. По мере насыщения глаза начали слипаться, и снова кружка чая пришла на помощь.

— Я сам не уверен, что же было на самом деле, а что мне привиделось, — начал он свой долгий рассказ. Наставник кивал, изредка уточняя детали.

— Ну вот, я оказался тут в ученической робе и был абсолютно уверен, что мне лет 14–15, я попал в выморок и видел какую-то чушь. Я потащился к Храму, надеясь, что Вы уже вернулись с материка, и страшно огорчился, увидев этого… гладкого…

— Преподобный Нирас у меня теперь в помощниках, — пояснил Наставник. — И он уже не тот вредный кандидатик, что так пыжился перед вами своим старшинством.

— В любом случае, у меня до сих пор голова идет кругом, — пожаловался Клайд. — Если бы не Вы, я бы так и ощущал себя провалившимся в прошлое!

— Могу поверить! Слишком много на тебя свалилось, — согласился Наставник. Внимательно глядя на него, маг замечал приметы возраста, не стёртые магией до конца. Но все-таки, клирик выглядел почти не изменившися с их последней встречи.

— Что это со мной было, Вы не можете объяснить? — требовательно спросил Клайд у учителя. Тот задумался.

— Больше всего это напоминает мне давние легенды о Стражах… — произнес он и принялся размешивать чай.

— О Стражах Душ? — брови Клайда взлетели вверх.

— Ну да. Давным-давно существовало сказание о том, что человек, достигший совершенства и трижды отказавшийся от него, обретший в жизни все и все потерявший, готовый умереть без отчаянья и злобы становится после смерти Стражем Душ. И в момент его превращения в это высшее существо, прежде чем он покинет наш мир, выйдя за его пределы, он способен творить чудеса, равные чудесам богов. Недолго — несколько минут.

— Но если так… значит, Гром спас свою семью? Значит они действительно были убиты черными жрецами, чтобы сломить его?

— Да, несомненно. Но вместо покорной жертвы, готовой, как ты в тот момент, добровольно отправиться в Бездну, Гром стал Стражем Душ. Видимо, он был готов к этой последней ступени и спровоцировал жрецов на поспешные действия, заодно сохранив жизнь и тебе тоже.

— А Стражем чьих душ станет Гром? — спросил Клайд задумчиво.

— Не знаю, — пожал плечами Наставник. — Может быть, своей семьи. Или твоим. Или нерожденного пока ребенка. Еще ни один Страж не вернулся сюда, чтобы рассказать об этом.

— А почему я оказался в этой робе? — маг ткнул себя в грудь пальцем.

— Видимо, сработала магия давно знакомого места. Такое случается порой с теми, кто попадает в выморок в магической лакуне или применяет Свиток перемещения в момент смерти.

— Да-а… — непонятно протянул Клайд. Он изрядно осоловел, ему страшно хотелось вымыться после тюрьмы и жертвенного камня. Кое-где из-под одежды до сих пор виднелись полустёртые знаки, оставленные темными жрецами.

— А Богиня? — робко поинтересовался он. — Что она хотела, чего требовала от Грома или от меня?

— Ну, Гром тебе верно сказал, — Наставник налил себе еще чаю. — Есть пророчество о том, что кто-то из смертных освободит ее из заточения в Бездне. Может ли быть так, что им будешь ты? Не знаю. Существует множество упоминаний о героях, к которым она обращалсь во сне или наяву с таким же требованием. Видимо, исполнение этого Пророчества неподвластно даже ее божественной силе.

— Она так прекрасна! — мечтательно протянул Клайд. — Она прекраснее всех женщин на свете, и мужчин, и вообще всего…

— Это не красота, Клайд! — покачал головой Наставник. — Это отблеск ее божественной сути. Она не красива, она предельно совершенна — как и все высшие существа в той или иной степени.

Клайд нахмурился, вспомнив архангела в лесу. Перипетии их бегства заслуживали отдельного рассказа. Наставник пересел в глубокое кресло и задумался, слушая мага и глядя в огонь. Его удивил рассказ о пророчествах, а полный текст предсказания о трех королях он немедленно записал в толстый том.

— Нужно связаться с вашей Гильдией, конечно, — озабоченно проговорил учитель. — Но если они не отвечают на почтовые сообщения, возможно, они заняты чем-то достаточно серьезным. Я слышал, что магические соревнования, заменившие стычки со сторонниками темных сил, отнимают теперь у всех много сил и времени.

— Кселла говорила что-то о Некрополе и об Оракуле… — напряженно вспомнил Клайд. — Но она разговаривала не со мной, и я постеснялся уточнять.

— Значит, они сейчас или на северных островах, или в подземельях, — Наставник неторопливо убрал со стола. — Наверное, тебе лучше пока что попытаться отыскать своих друзей. Начни с простеньких весточек, которые дадут им понять, что ты жив-здоров. И, пожалуй, перебирайся-ка ты завтра в лес, к Лайонелю! Там тебя будет сложнее обнаружить, заодно поможешь ему кое в чем.

— Орков дрессировать? — усмехнулся Клайд своим воспоминаниям об Испытании.

— Не совсем, не совсем… — задумчиво отозвался учитель, жестом приглашая Клайда в крохотную гостевую спаленку.

Утро было солнечное и словно накрахмаленное. На траве лежал хрусткий иней, ветер нес с моря запах соли и йода. Было зябко — той прозрачной осенней зябкостью, которая ощущалась даже среди вечно зеленых рощ Острова.

Клайд, нагруженный провизией, бодро шагал по направлению к эльфийским руинам. Учитель покинул свое жилище затемно, предложив Клайду позавтракать в Школе с библиотекарем. Маг смутился, что сам не вспомнил накануне про старика. Он с удовольствием посетил место, где познакомился когда-то с Вивиан. Библиотекарь налил ему крепкого, почти черного чая с малиновым вкусом. Клайд невольно отметил, что никто не предлагает ему, как прежде, молока, сока или слабого вина. Отменный горячий чай — и ароматные свежие плюшки с корицей к нему! Клайд пересказал библиотекарю последние новости, поделился своими тревогами о Вивиан и поторопился в рощу, опасаясь упустить непоседливого Лайонеля. Остров за прошедшие годы будто еще немного съежился. Знакомую дорогу маг преодолел так быстро, что оставалось только удивляться, как этот путь раньше занимал у него часы.

Лайонель был дома и сразу же узнал мага. Он похлопал его по плечу, поздравил со званием клирика, поинтересовался новостями. Нигде в его доме-лаборатории не было видно знакомого ведра с тухлой рыбой, что немало порадовало Клайда. Ученый рассеянно выслушал сокращенный рассказ Клайда о последних событиях и задумался.

— Ну, что ж, молодой человек! — наконец произнес он. — Едва ли уместно будет скрывать от вас мой новый вид деятельности. Откровенно говоря, я рассчитываю на вашу помощь. Рассказывать ничего не стану — сами все увидите. Оставляйте тут вашу еду и идем скорее. Каждый час промедления может оказаться фатальным.

Клайд не стал задавать лишних вопросов. По дороге в лес он прикупил в лавочке посох и робу поприличнее, но все равно без знакомых мечей чувствовал себя неуютно. Однако Лайонель шагал по еле заметной тропке, беззаботно размахивая сорванным прутиком, и это успокоило Клайда. На поясе ученого болтались туго набитые мешочки, в перекинутой через плечо торбе звякали загадочные флаконы. Клайд по давней привычке шарахнулся было от орков на полянке, но те лениво помахали ручищами, приветствуя Лайонеля, и снова принялись неторопливо освежевывать небольшого оленя.

— Оленя убили, — огорченно пробормотал Лайонель. — Ох, накажу я их вечером! Животные — такая редкость в наших лесах!

Клайд недоуменно промолчал. Нет, он не сомневался, что щуплый мудрец способен как-то вдолбить в головы низших орков даже запрет на убийство животных. Но это не переставало его удивлять.

Лайонель вывел Клайда к небольшому навесу в глубине рощи. Там тлели угли и тихо побулькивал над огнем котелок с водой. Вокруг котелка сгрудились какие-то ребята. Глаз мага выхватил нескольких курсантов, остальные были учениками его Школы.

— А, доктор… это вы… — вяло произнес один из них.

— Так-так! — своим петушиным фальцетом провозгласил Лайонель. — Снова-здорово, не так ли? Извольте посмотреть на меня, на меня, молодые люди!

— Да не… мы ни за что… просто голова болит… — вразнобой заныли ученики. Но ученый, не слушая, внимательно осматривал их, оттягивая веки и заглядывая каждому в рот.

— Ну, хорошо, — слегка смягчился он. — Вы вполне держитесь! Нашли еще кого-нибудь?

— Ну… — болезненно мотнул головой старший из курсантов. — Там у холма трое, а в роще еще один.

— А сколько кустов?

— Сегодня только пять новых, — сказала девочка, которой на вид было не более десяти лет. — Остальные засохли на корню.

— А новые костры были? — Лайонель расхаживал у бивуака туда-сюда, словно на кафедре Школы.

— Один за воротами деревни и все, — доложил другой курсант.

— Доктор, давайте уж скорее… чайку попьем! — простонал один из будущих магов, кривя бледное лицо.

— Хорошо, хорошо! Я не буду вам читать лекции! — выражение лица ученого говорило как раз об обратном. Он явно готовился произнести пространную речь. — Вы все достаточно разумные люди, чтобы понимать — зло просачивается в наш мир разными путями! Разными! И ваши страдания лучшее тому доказательство, — ученый воздел палец. — Вы должны, просто обязаны встать на его пути именно потому, что вы стали одними из первых его жертв на этом Острове…

В эту секунду плавную речь Лайонеля прервали булькающие звуки. Бледный волшебник поспешно уполз в ближайшие кусты. Ученый проводил его растерянным взглядом и смутился.

— Ну… если в такой обостренной форме… — пробормотал он и начал несколько суетливо заваривать в котелке какие-то порошки и травы. Над поляной поплыл аромат земляники, яблока, меда. Лица сидящих у костра оживилсь.

— Хорошо-то как! — втянула носом душистый пар самая маленькая ученица. — А где наши кружки?

Все достали из заплечных мешков кружки. Лайонель еще некоторое время помешивал отвар прутиком, потом с помощью одной чашки разлил его по подставленным посудинам. Клайду тоже протянули полную чашку странного чая. Маг принюхался и с удовольствием отхлебнул. На вкус чай тоже был хорош — еле-еле сладковатый, но не приторный, с горчинкой, с привкусом трав…Клайд не заметил, как выпил все до дна.

С ребятами у костра меж тем происходили разительные перемены. Они взбодрились, вскочили на ноги. Бледные лица зарумянились, как от стакана хорошего вина, а не кружки чая. Движения стали ловкими, без расслабленной немощной ленцы. Они окружили ученого и наперебой расспрашивали его:

— Сегодня уже восьмой день, сколько нам еще?

— Я полагаю, молодые люди, что не менее десяти дней. Двенадцать для верности. Если кто-то ощутит улучшение здоровья раньше, я бы не советовал манкировать нашим… чаепитием. Симптомы могут вернуться! — Лайонель оседлал любимого конька. — Ответственность! Четкий график! И безукоризненное выполнение всех рекомендаций! Возьмите кто-нибудь котелок!

— С чего начнем? — бледного волшебника было не узнать. Золотистый чуб задорно падал на лоб и ясные карие глаза весело перебегали с Клайда на ученого и обратно.

— Ах, да! — спохватился Лайонель. — Прошу любить и жаловать: Клайд, странствующий клирик! Выпускник нашей, так сказать, альма матер… Будет помогать мне в ближайшие дни, так что в какой-то мере можете считать его моим ассистентом.

— Радор, Каона, Танир, Залена, Даренита, Миран… — охотно протягивали магу руки ученики. Никого из них не удивило его появление, никто не косился на более чем скромное облачение. Клайд испытывал крайнюю неловкость. Лайонель уже возвел его в должность, а Клайд так и не понял, в чем суть утреннего чаепития и чем они собираются заниматься.

— Сегодня Клайд будет наблюдать, насколько вы хорошо справляетесь с нашей задачей. Если кому-то понадобится помощь… — ученый вопросительно окинул ребят взглядом. Те хором заверили, что до сих пор отлично справлялись сами.

— Хорошо. Давайте начнем с того, который в роще, — решил Лайонель и двинулся за старшим курсантом. Ребята потянулись следом, так что Клайд моментально оказался замыкающим этой колонны. Но как ни странно, он ощущал себя охраняющим тылы учеников, а не позабытым в хвосте.

Маленькая девочка доверчиво взяла его за руку.

— Пойду с тобой, — то ли спросила, то ли поставила мага в известность она. — Меня зовут Каона, ты, небось, сразу не запомнил. Просто Каона, никаких дурацких кличек.

— А разве теперь и в Школе ребята берут клички? — удивился Клайд. — Когда я учился, клички брали только курсанты.

— Не, теперь все с кличками… — мотнула головой девочка.

— А мы сейчас куда идем? — спросил Клайд, надеясь, что вопрос «куда?» не выдаст его полной некомпетентности, а девочка расскажет какие-то подробности. Его расчет оправдался.

— Мы сейчас в рощу, там одного дурика нашли, — пояснила девочка солидно. — Доктор будет его откачивать, потом пойдем к холмам. Там сразу трое завалились. Ну, как этих на ноги поставим, так пойдем кусты травить. Ну а после как обычно — оставим у костров засады. Кто-то же должен в них попытаться листьев набросать!

— А что, до сих пор никого не ловили с… листьями? — многозначительно спросил и половины не понявший Клайд.

— Ну как же, сто раз ловили. Только обычно дурики приходят, свеженькие. А их что наказывать, что допрашивать смысла нет. Все равно ничего не помнят.

— Ну да, ну да… — подражая озабоченному тону ученого, покивал Клайд. В это время вся их группа двинулась прямо через кусты, распугивая редких вервольфов, и магу стало не до разговоров — ветки так и норовили хлестнуть его по глазам.

— Вот он. О, свеженький совсем! — объявила девочка, дергая мага за рукав робы. Среди сгнивших сволов навзничь валялся курсант в блестящем доспехе. Его меч был наполовину воткнут в трухлявый ствол.

— И повоевать успел! — заметил кто-то из ребят с невеселой усмешкой. Лежащего перетащили ближе к стволу, посадили и в несколько пар рук начали вливать в него еще горячий отвар. Через несколько минут курсант замычал и задергал ногами, потом попытался увернуться от ложки, снующей между его ртом и кружкой. Но у него ничего не вышло. Четыре ладони без усилия удерживали его голову в неподвижном положении, пока смуглая девушка не закончила, с силой раскрывая безвольный рот пальцами, поить найденного отваром.

После чего все с какой-то опаской отошли в сторонку. У ребят был изрядно смущенный вид. Не успел Клайд удивиться, как сидящий поднял на толпу злющие глаза и разразился потоком отборной ругани, перед которым покраснели бы даже гоблины. Суть его речи сводилась к тому, что никто не давал пришедшим права лишать его выбранного им вида отдыха.

— Несомненно, юноша! — бесстрастно покивал Лайонель. — Вы полностью правы. Но видите ли… У этого отвара есть небольшой побочный эффект. Он, конечно, грубо и быстро выводит вас из состояния глубокой эйфории, в котором вам так нравится пребывать. Но он может убить вас, если вы не будете продолжать принимать его как минимум два десятка дней подряд.

Ошеломленный курсант обвел ребят глазами. Видимо их лица сказали ему больше, чем слова ученого.

— Вы все… тоже? — прохрипел он.

— Точно, приятель. Добро пожаловать в наше маленькое тайное общество. — дурашливо поклонился светловолосый Радор. — А теперь быстренько вспоминай, кто дал тебе листики?

— Никто не дал, — огрызнулся курсант, — сам нарвал, не маленький.

— Где нарвал? — голос Радора обрел очень неприятные скрежещущие нотки. — С кем поделился?

— Ну что вы, правда! — испуганно заныл курсант. — Я только с утра куст нашел, ни с кем я еще не делился… Вон там, в чаще торчит, — он махнул рукой.

— И не поделишься! — вредным голосом сказала Каона. В глазах курсанта блеснуло неприятное алчное выражение. Лайонель и пара начинающих магов протиснулись в чащу, где в полумраке рос будто вырезанный из куска черной жести низкий разлапистый куст. Ученый достал один из пузырьков, звякающих в его торбе, и старательно полил растение тягучей прозрачной жидкостью. Куст на глазах начал скукоживаться и засыхать. Курсант обиженно шмыгнул носом.

— Не надейся, он тут больше не вырастет, — «успокоила» его Каона. — Да тебе больше и нельзя листики-то… если в выморок не хочется каждый раз… Хочешь проверить?

Непрошенно спасенный помотал головой. Старший курсант, Миран, рывком поставил его на ноги и потянул к просвету между стволами.

Выбравшись из чащобы, все долго вытаскивали из одежды сухие колючки и липкие семена. Спасенному наперебой сурово объяснили, где утром будет выдаваться отвар и посоветовали отправиться в казарму и лечь спать. Тот мрачно побрел в направлении Зала Тренировок, потирая лоб.

— Давайте к холмам! — коротко скомандовал Лайонель. — Время!

Ребята двинулись трусцой, огибая равнодушных монстров на широкой болотистой луговине. Клайду пришлось на ходу пристукнуть одного паука, увязавшегося было за Каоной.

На холмистом гребне, недалеко от любимого водопада Клайда, где он провел столько спокойных часов, за каменными плитами лежали трое. Те же вялые раскинутые руки, те же запрокинутые к небу лица, невидящие глаза, как и у только что приведенного в чувство курсанта. Но эти выглядели настолько неживыми, черты их лиц настолько заострились, что магу понадобилось наклониться к ближайшему из них, парнишке в темной робе, чтобы убедиться, что это не выморок. Темно-фиолетовая пена покрывала губы лежащих, словно те по глупости напились чернил.

— Опаздываем! — как-то надтреснуто вскрикнул Лайонель. — Давайте всех разом!

Ребята бросились на лежащих, как сноровистые муравьи на полудохлых гусениц. Клайд, следуя за Каоной, начал помогать приподнимать одного из найденных на холме. Только ухватившись за руку сраженного непонятной напастью курсанта, он по форме панциря понял, что это девушка.

— Снимите кто-нибудь с этой дуры шлем! — прохрипела высокая волшебница с кружкой в руке. Шлем расстегнули и стянули довольно безжалостно, рванув защемленные прядки волос.

Рыжие косички, помятые, как кусочки вытертого меха, упали на поникшие плечи девушки. Чьи-то пальцы размыкали ее стиснутые зубы. Чьи-то ладони крепко фиксировали голову, когда она попыталась увернуться от льющейся в горло жидкости. Клайд сам продолжал крепко держать маленькую, вялую руку, зная уже, что за пробуждением последует безудержная ярость. Но весь мир померк вокруг него. Потому что это запрокинутое, бессмысленное, отвратительно слюнявое лицо принадлежало… Эмми.

— Тьмушка… — прошептал кто-то за спиной мага. — Страж охрани, она-то зачем связалась с этой пакостью?

— Как и все прочие — решила попробовать! — пожал плечами Радор. — Что, ты разве собиралась сходить с ума, становиться убийцей и летать в выморок ежечасно, когда в первый раз положила чернолист в рот?

— Ну… конечно. В первый раз всем интересно. Просто все думают, что второго раза не будет, — вздохнул голос.

— Ага, — поддержала Каона сердито. — А потом у тебя случается неудачный день, ты никак не можешь выполнить разголемское задание или какая-нибудь дылда в очередной раз подбирает у тебя под носом твою добычу, и гоблины как нарочно высказываются в твой адрес на редкость мерзко. А потом в чаще или за скалой ты видишь этот проклятый кустик, и рвешь целую горсть, вспоминая легкий и радостный сон, который ты видела в первый раз…

— И приходишь в себя на редкие минуты над свежим трупом или, хуже того, в неизвестно чьей кровати… — оскалилась высокая магичка.

— Со свежим трупом, — мрачно закончил за нее Радор.

В эту минуту Эмми и остальные начали приходить в себя и отчаянная ругань разнеслась над холмами.

— Вот, — прошептала Клайду Каона, державшая другую руку Эмми. — Каждый спасенный становится частью нашей команды. У тех, кто пил отвар, больше не будет ни сна, ни видений. Только жуткая головная боль и выморок при попытке взяться за чернолист еще хоть раз. Мы все через это прошли. Никто не верил Лайонелю на слово. Через два-три дня приползаешь… пьешь новую порцию. И начинаешь искать прочих идиотов вместе с доктором.

— А откуда взялась эта пакость? — спросил Клайд, уже не боясь показывать неосведомленность.

— Доктор говорит, что раньше эти кусты росли только в пустынных землях, там, где наш мир был искажен противостоянием богов. Листья считались редким лекарством, стоили больших денег. Мало кто знал, где их искать… А в последнее время они начали прорастать повсюду. Словно кто-то сеет их нарочно.

— Нарочно? Для чего? — магу трудно было вообразить такое.

— Ну как для чего? Каждый потерявший разум рано или поздно либо попадает в руки к темным жрецам и становится исполнителем их воли, либо теряет волю к жизни и умирает насовсем. Равновесие Света и Тьмы нарушается, — Каона рассуждала с интонациями старика-ученого, явно повторяя его слова. — Ведь кто-то разводит костры… — сказала она, понизив голос.

Руки Эмми перестали дергаться. Клайд покосился на сестру и ощутил облегчение — она все еще не осознавала, где она и что с ней, но уже не казалась полутрупом. Фиолетовая пена с губ исчезла, девушка морщилась и пыталась, слабо мотая головой, отбросить непослушную прядь с глаз. Клайд с жалостью и нежностью поправил сестре волосы. Та пока что не узнавала его, тяжело дыша.

— Что еще за костры? — осведомился Клайд у Каоны.

— Да роют ямки в траве, кладут туда угли — гномские или обычные. А как стемнеет, сыпят туда сушеный чернолист.

— Зачем? — не понял маг.

— А дым от него действует почти как листья, только послабее. Если костер не найти, ребята в Школе или люди в деревне могут надышаться. У нас тут некоторые так и попали — погреться сели вечерком. Ну, мало ли чем там пахнет, ну травка упала на угли, или там веточка… А потом приходит кто-то и предлагает листик пожевать.

— Кто — кто-то? — нахмурился Клайд.

— Да по-разному, — крутнула головой девочка. — И гномы попадались, и люди. И темные эльфы. Одни нормальные, другие сами невменяемые. С такими не потолкуешь.

— Ну и дела! — Клайд снова присмотрелся к Эмми. Та рассматривала его с сонным недоумением.

— Ну, что, Зяка? — спросил он, припомнив совсем детское прозвище сестренки — Зяка — хозяйка, как она себя называла тогда, командуя старшим братом. — Наелась-напилась?

— Ты правда тут? — с трудом спросила Эмми брата. — Или мне кажется?

— Тут я, тут! А лучше бы не меня, а маму с хворостиной!

— Мама… никогда… — слабо улыбнулась девушка.

— Не порола, да? А надо было, я смотрю! — Клайд сердился на сестру за пережитый ужас.

— Точно… — кивнула та уныло.

— Ладно, — смягчился Клайд. — Спасибо доктору, тебе теперь эта зараза больше не грозит. Ты теперь в нашей команде. Давай, я отведу тебя в казарму. Сегодня тебе нужно выспаться.

Лайонель только вскинул свои седые брови, узнав, что девушка оказалась сестрой Клайда.

— Вовремя мы успели, — кивнул он. — Они уже почти доходили.

И разрешил Клайду отконвоировать всех троих спасенных в Зал Тренировок. В помощь ему ученый придал Каону.

— А что было бы, — довольно громко спросил Клайд у девочки по дороге, — Если бы мы опоздали? Выморок?

— Ну… — та замялась, но взглянув на недовольные физиономии лишившихся сладостных грез курсантов, продолжила более уверенно:

— Выморок скорее всего. Но чаще, если пена начинает изо рта идти, они встают. И… ну… дерутся иногда. С кем угодно. Или не дерутся…а наоборот, — она снова снизила тон.

Взгляды парней невольно метнулись к Эмми. Та вспыхнула и прищурила глаза:

— Та-ак! — она ткнула пальцем в грудь одного их них, пошире в плечах. — Значит, «Ничего страшного, Тьмушка? Просто приятные сны», так? «Надо взять побольше листьев», да? Это ты сам додумался после того, как я тебя с лестницы спустила или кто подсказал?

— Да я смотрю у вас тут страсти кипят! — съехидничал Клайд.

— Я ему покажу страсти! Ему будет очень даже страшно! — Эмми попыталась отцепитьот пояса свой меч, но пальцы плохо слушались ее.

— А еще… — протянула Каона. — Иногда мы не успеваем. Тогда прилетают черные драконы и забирают этих придурков.

— Что-о? — у Тьмушки отвисла челюсть. — Какие драконы? Сказочек наслушалась?

— Ну да, конечно, — кивнула послушно Каона. — Слушала-слушала три дня назад, как такой же вот идиот, как вы, в когтях у ящера вопил. Даже попыталась дракона посохом огреть — но он, поди, и не почуял. Только хвостом меня ка-ак вдарил… — и девочка задрала короткую юбку робы. На тощем бедре виднелся отчетливый сине-багровый отпечаток чего-то длинного и чешуйчатого.

Курсанты притихли. Даже Эмми не пыталась больше отплатить неудачливому ухажеру за дурацкую идею. Она придерживалась за локоть Клайда, изо всех сил стараясь ступать ровно. У казармы Каона напомнила всем, что завтра их ждут на утренний чай и тронулась назад по дороге. Клайд задержался, положив руку сестре на плечо.

— Знаешь! — сказал он. — Пусть ты и вляпалась в неприятности, но я рад, что ты теперь с нами.

— Спасибо, — тихо ответила девушка. — Я тоже рада.

Последующие дни слились для брата и сестры в непрерывное действо. Они встречались на заре у костра. Пили терпкий, душистый чай. Клайд с тревогой ловил на лице Эмми следы бледности и мучительных головных болей, о которых рассказала ему простодушная Каона, но сама будущая воительница упорно умалчивала. Затем те из ребят, кто был уже близок к полному исцелению, докладывали Лайонелю о новых кустах чернолиста и нуждающихся в помощи.

Вечерами Клайд засыпал как убитый — переволновавшись, натаскавшись бессознательных курсантов и магов, он едва успевал проглотить последний кусок своего ужина, падая на соломенный тюфяк в углу лаборатории Лайонеля.

В какой-то из вечеров усталость уже не так давила на него. Он помог ученому убрать со стола, лег и начал размышлять о происходящем. В нем все сильнее крепло желание забрать Эмми отсюда. Но маг сомневался — согласится ли она на это? Вырвавшись из дома, возможно, сестренка совершенно не жаждет снова попадать под чей-то контроль. Но снова и снова вспоминая свои впечатления от Острова, Клайд укреплялся в мысли попытаться убедить ее.

Он кинул взгляд в сторону большого стола, где Лайонель обычно записывал что-то до глубокой ночи. Ученый сидел вполоборота к Клайду и аккуратно делал что-то правой рукой, придерживая левую. Маг ощутил неясную тревогу. Приподняв как можно осторожнее голову, Клайд увидел, что старик собирает в пробирку собственную кровь из отворенной вены. С ранних лет обучения магии каждый ученик Школы знал, что магия, сотворенная на крови — самая могущественная. Но в то же время она забирает у волшебника больше всего сил и энергии. Были известны случаи, когда замахнувшиеся на непосильные чары маги создавали чудеса ценой собственной крови — и расплачивались за это молодостью, красотой, здоровьем. Клайду стало не по себе. Не так уж много жизненных сил было в сухоньком теле старого ученого. Хоть магия и продлевала его жизнь наверняка уже многие годы, в этот раз волшебное искусство могло обратиться против него.

Клайд решительно поднялся, стараясь не напугать старика. Он осторожно подошел к столу и спросил вполголоса:

— Ваша кровь нужна для исцеления этих… глупых детей, мастер?

Лайонель вскинул на него усталые глаза и нехотя кивнул:

— К сожалению, да, молодой человек. Эта магия… высшего порядка. Я подозреваю, что происхождение чернолиста неслучайно. Моя кровь — кровь человека. Она содержит в себе все стихии нашего мира. Только так можно победить зловещий дурман и защитить тех, кто еще не попробовал его.

— Вот почему все на этом острове приглашают меня выпить чаю! — осознал Клайд. — Я теперь защищен от действия чернолиста, не так ли?

— Все? — удивился и обрадовался Лайонель. — Ты хочешь сказать, что они тоже…

— Думаю, да, — кивнул Клайд. — Так что я защищен трижды, не правда ли? И не могу ли я отдать часть моей крови на это дело?

— Намекаешь, что такой старый пень, как я, может загнуться во время очередного заклинания? — вскинул голову Лайонель. Но тут же устало поник. — Да-да, мальчик, конечно я рискую, все мы рискуем. Но мы не можем использовать вас. Ваши силы… еще не завершили свое развитие. Они понадобятся вам позже.

— Ну, может быть и так. Но две-три кружки крови меня не ослабят! — решительно сказал Клайд. — Всякий монстр грозит мне более серьезными потерями, и ничего.

— Не хорохорься, мальчик, — покачал головой Лайонель. — Ты же знаешь, что потеря крови в бою и использование ее в заклинании — разные вещи. Мне придется научить тебя… научить…

— Заваривать ваш чай, не так ли? — рассмеялся Клайд, ощущая что принял верное решение. Чувство вины, возникшее от того, что он не уследил за Эмми, его недоумение, его беспомощность — все искупала эта возможность помочь ученому.

Они провозились далеко за полночь, готовя запасы магического декокта, который нужно было добавлять в горячий чай.

— Травы тоже подобраны по разным стихиям, — объяснял Лайонель. — Например, мох и ветреница, водоросли и ягоды, но их можно менять. Главное — то, что мы получили из человеческой крови…

— А на другие расы этот чернолист действует? — поинтересовался Клайд.

— Насколько я знаю, да. Но слабее, — кивнул ученый. — И наш декокт тоже должен им помогать.

— Вы надеетесь очистить Остров от чернолиста? — покачал головой Клайд.

— Это кажется невозможным, но если бы у меня было гораздо больше крови, я бы с легкостью сделал это, — горячо возразил Лайонель. — Достаточно малой капли эликсира, чтобы на несколько десятков шагов чернолист засох на корню и более никогда не рос. Я отмечаю на карте все места, где я уже использовал эту магию. В основном я стараюсь обрабатывать темные углы, чащобы и густые заросли, где отраву трудно обнаружить.

— Хм… — сказал Клайд, глядя на кусок пергамента с редкими красными точками. — Хорошая идея…

Но старик уже клевал носом. Клайд помог ему улечься на небольшой диван, а сам оставшиеся до рассвета часы размышлял кое о чем, закинув руки за голову.

На другой день, после утренних поисков и проводов новых жертв чернолиста до спален, ребята собирались было разойтись. Но Клайд шепнул Каоне, что нужно собрать всех после полудня над водопадом. Там он откровенно рассказал ребятам, что делает Лайонель для их спасения — и спасения прочих, еще не попавшихся в путы дурмана. Реакция была разной. Те, кто недавно присоединился к отряду, недовольно заворчали, что это не их дело. Многие из них уже попыталсь наесться чернолиста или надышаться его дымом еще раз, получили один или два выморока, страшную головную боль, и скорее злились на доктора, чем испытывали к нему благодарность. Но те, кто шел на поправку, восприняли идею Клайда избавить Остров от заразы с огромным энтузиазмом. Ученики Школы волшебства принялись записывать за Клайдом нехитрые, но очень точно выверенные слова и пассы. Он потренировал их немного. Курсанты вызвались дать столько крови, сколько будет нужно для очищения всего Острова. Радор рассчитывал, сколько же декокта необходимо. Некоторые из ребят решили позвать в помощь своих друзей.

В результате, в одной из лабораторий Школы, ключ от которой Клайд раздобыл через Наставника, собралась толпа человек в пятьдесят. Никто не галдел, все соблюдали тишину — не столько из благоговения перед своими колдующими товарищами, сколько из нежелания попасться за этим занятием. Один за другим добровольцы позволяли магам протыкать себе руки полой иглой. Эмми тоже была среди них. Клайд сам проделал с ней эту операцию, и ему все казалось, что он делает все недостаточно бережно. Однако сестра не издала ни звука и даже попыталась усмехнуться.

Склянки с голубовато отсвечивающим декоктом выстраивались на столах. Радор распределял пары ребят для обработки местности. Карта, расчерченная на квадраты, была испещрена значками и цифрами. Приходилось учитывать, что любая из двоек может обнаружить на своем пути свежие побеги чернолиста, и тогда им понадобится больше декокта.

Три дня продолжалась деятельность ребят под руководством Клайда. Он сам старался успеть повсюду — проверить маршруты двоек, растоптать засохший и потерявший дурманящие свойства куст, проследить, чтобы никто из учеников не напутал с заклинаниями. Пару раз уже приходилось делать срочную уборку в лаборатории, когда кто-то перепутывал слова или жесты. Жидкость в сосудах от этого становилась не прозрачной, а мутной, вскипала, взрывалась или превращалась в отвратительную зеленую пену, заливавшую весь стол. Обиднее всего в таких случаях была потеря драгоценных капель крови.

Наконец последняя двойка доложила о завершении операции. Клайд, переполненный сомнениями, оглядывал лица своих помощников. Никто не знал, радоваться ли им. Действительно ли патрули перестанут обнаруживать полуживых учеников в потаенных местечках Острова, или старый ученый ошибся? Почти все присутствующие носили повязки на обеих руках, скрывающие синяки и точки от проколов. Может ли это все оказаться напрасным? Наверное, только Эмми смотрела на брата с радостной уверенностью. Прочие отводили глаза.

В этот миг один из курсантов вбежал в лабораторию с выпученными глазами.

— Чернолист! — воскликнул он, задыхаясь. — Прямо в Школе! Во дворе!

— Я идиот! — взревел Радор. — Я забыл включить Школу в расчеты. Школу и казармы!

— Бегом! — скомандовал Клайд. — Три двойки в Зал Тренировок. Возьмите по два флакона, обработайте все! Остальные в Школу! Не забудьте декокт! — и сам первым выскочил из комнаты с флаконом в руках.

Похоже, их затея удалась! Чернолист, до сих пор прораставший только в самых укромных и темных уголках, не нашел другого места для своих побегов, кроме широкого школьного двора. Значит, если закрыть и эту прореху в их обороне, Остров будет очищен полностью.

Клайд вбежал во двор Школы и обнаружил там Каону, не на жизнь, а на смерть дерущуюся с кем-то из учеников.

— Уйди, ненормальный, уйди! — кричала девочка, пытаясь пнуть противника под коленку. Вокруг уже собралась порядочная толпа младших учеников. Кто-то болел за парнишку, кто-то за Каону. За спиной дерущихся из пыльной утоптанной земли буквально на глазах вытягивал новые и новые побеги темно-серый, отблескивающий металлом, колючий кустик.

Клайд решил, что ввязываться в драку сейчас нерационально. К тому же к Каоне на помощь уже мчалась Эмми, размахивая какой-то веревкой. Маг шагнул к кустику и решительно занес над ним флакон с декоктом. Тугая пробка никак не открывалась.

— Чего это вы лезете! — гнусаво возмутился какой-то парень с прыщавой физиономией. — Не трогайте наш куст! Он денег стоит!

И одним неожиданным движением он выбил флакон из рук мага. Стекляшка прочертила в воздухе голубую дугу и взорвалась об стену, как маленький огненный шар.

«Так, на стене тут чернолист точно никогда не вырастет!» — мысленно усмехнулся Клайд. Он обернулся, чтобы взять новый флакон у кого-нибудь из своего отряда, но обнаружил странную картину: в воротах Школы плотной стеной стояли старшие ученики — десятка два. Они сцепились руками и не позволяли никому проникнуть на школьный двор.

— Вы что, офонарели? — снова подскочил к Клайду прыщавый. — Вы знаете, сколько эти листики стоят? За них чистым золотом платят! Мы сейчас обдерем куст, а после делайте что угодно, — и он протянул руку к зловещим листьям.

Клайд осознавал, что наглецу от силы 14 лет. Что, не смотря на высокий рост, тот не отличается атлетическим телосложением. Но в это время за спиной прыщавого дерущийся с Каоной парень достал из сапожка кинжал, и действовать пришлось очень быстро. И жестко. Клайд пнул прыщавого, как его учил на привалах Аннарин — одной ногой в колено, второй в живот, почти без перерыва. А упавшего на колени задиру отправил в нокаут прямым гномским ударом в подбородок. Рука заныла с непривычки — все-таки костлявый недоучка был тверже, чем набитый землей мешок, на котором маг тренировался.

Обернувшись к Каоне, он успел подхватить падающую девочку. Судорожно прижатые к животу ладошки и ярко-алый цвет расплывающейся по робе крови сказали ему яснее ясного, что он опоздал. Эмми уже заканчивала связывать малолетнего убийцу. Тот скалился и выкрикивал ругательства, покуда твердый кулачок в латной перчалке не вколотил их ему обратно в глотку вместе с десятком зубов. «Даже обидно, что после выморока этот мозгляк будет как новенький!» — зло подумал Клайд, опуская Каону возле самого чернолиста. Никто из школьников не решался больше нападать, хотя толпа у ворот все еще не давала друзьям прорваться к Клайду.

— Используй мою кровь! — прошептала Каона, не открывая глаз. — Не теряй времени. Вдруг еще… вырастут… — у нее на губах лопнул кровавый пузырь.

— Тебе нельзя, ты маленькая… — начал было Клайд и тут же заметил еще три острых побега, взрывающих землю возле куста. Толпа учеников загомонила в предвкушении. Нужно было что-то делать очень быстро.

— Давай! — Клайд подставил под рану Каоны свою походную чашку. Светлая кровь быстро заполнила ее. Девочка снова попыталась зажать рану, но ее пальцы слабели.

— Подержи… — Клайд осторожно передал Каону на руки Эмми. Пассы и слова приходили сами собой, словно не он творил их, а последняя воля умирающей. Какая разница, что это только выморок? И боль, и кровь, и угасающее сознание — все это происходило сейчас по-настоящему.

Декокт засветился в закопченой кружке голубоватым светом. Клайд не стал осторожничать — он окунул пальцы в жидкость и несколько раз щедро окропил ненавистные растения. Раздалось шипение, и чернолист начал скручиваться, будто его пожирал невидимый огонь. Эмми со всхлипом опустила Каону на землю — девочка уже была на полпути к знакомой всем ученикам охапке соломы в деревне.

В эту минуту отряд прорвался во двор. Разбрызгивая декокт, разозленные патрульные не забывали отвесить пинка самым рьяным из жаждавших легкой наживы. Ропот усиливался. Ученики явно не желали признавать себя осчастливленными. У некоторых в руках заблестели кинжалы или засветились магические посохи.

— Вы что делаете! — крикнул Радор в толпу. — Это же отрава похуже яда! От нее с ума сходят!

— Себе забрать хотели, да? Все денежки заграбастать? — вопил откуда-то из-за спин приятелей прыщавый обормот.

Его приятель с полыхающей красным аурой осторожно пробирался к выходу. Но магическую куклу-стражника, установленную когда-то давно у дверей в дормиторий, его раскаянье и страх не интересовали. Алебарда вхметнулась вверх — и на землю упал безжизненный куль. Убийца отправился догонять свою жертву.

— Никто с ума не сходит. Вон, Сарелан наелся — и валяется на солнышке! — ткнул в невысокую привратную башенку прыщавый. Там и в самом деле виднелся лежащий парнишка.

— Да, что вы нас дурите!

— Сарелан жрет каждый день, а нам не дает!

— Мы тоже хотим!

— Говорят забористей вина штука!

— Чем вы тут набрызгали? А ну убирайте!

— Смотрите, у Сарелана очередной глюк! — голоса учеников раздавались со всех сторон. Но пьяная походка Сарелана привлекла внимание всех во дворе. Парень с кудрявыми темными волосами, нелепо качаясь, прошелся по площадке башни, ощупывая воздух. В его руках крутился белый шар Удара Ветра. Заклинание с ревом сорвалось с пальцев и унеслось за стену.

Толпа захохотала было, но тут же испуганно стихла. Прямо из низких облаков на ничего не замечающего Сарелана пикировал боевой дракон.

— А-а-а!!! — завопил кто-то и все, как по команде, упали на землю. Только несколько старших учеников попытались использовать магию, да кто-то из патрульных-курсантов натягивал лук. Но дракон обратил на них не больше внимания, чем на комариные укусы. Он подхватил несчастного Сарелана когтями и исчез так же стремительно, как и появился.

Во дворе магической Школы воцарилась мертвая тишина. Кто сидел на земле, кто стоял, но лица у всех были одинаково потрясенные.

— Ну что? — раздался от ворот мелодичный женский голос. — Кто-нибудь еще желает побаловаться чернолистом и прокатиться на драконе? А ну, марш по спальням! — и неизвестная волшебница топнула ногой. Ученики, не оборачиваясь, начали поспешно втягиваться в здание.

— Пойдем? — Клайд протянул руку Эмми. — Я думаю, мне пора попрощаться с Лайонелем, с Наставником и библиотекарем. Пора отправляться на материк, разыскивать моих друзей.

— А… — опустила глаза девушка. — Счастливой дороги тебе!

— Сколько тебе нужно времени на сборы? — спросил у нее Клайд, внутренне напрягшись. Сестричка могла вспылить похлеще целой толпы одуревших школяров.

— Н-ну… — она задумалась на пару секунд. — Я уверена, что за час управлюсь.

— Хорошо, — кивнул Клайд. — Встретимся возле Хранителя Врат.

— Ты… мы отправимся Вратами? — Эмми вытаращила на него глаза и даже отступила на шаг.

— Ну, если ты предпочитаешь корабль… — неуверенно сказал маг, немного удивленный такой реакцией. Но Эмми только с восторгом обняла его и бросилась по направлению к Залу Тренировок.

— Уезжаете… — утвердительно сказад Радор, подходя к магу.

— Да, парень. Остаешься тут за старшего. А то что-то наша Школа в последнее время превращается в какую-то помойку.

— Я боюсь, — вздохнул тот, — что скоро придется открывать другую Школу. Ты не заметил? Все больше учеников магов с самого мига открытия их таланта уже имеют природную склонность к Тьме или Свету. Раньше так ведь не было?

— Нет, — покрутил головой Клайд. — Ученики уж точно не имели никаких склонностей, и свой путь маг выбирал уже взрослым.

— Вот я и говорю — все изменилось, — вздохнул еще раз Радор.

— Ну, я думаю ты… вы с этим справитесь, — похлопал его по плечу Клайд, оглядев подошедших патрульных.

Прощание было кратким. Никто не говорил громких слов, но выражение их лиц говорило о многом. Какая бы случайность ни занесла мага сюда, он прожил эти недели не напрасно.

Последней к нему подошла волшебница, так решительно разогнавшая толпу после исчезновения дракона. Клайд первый раз в жизни видел ее, хотя что-то знакомое сквозило в обращенном к нему лице. Она была очень красива, и, видимо, на пару лет постарше мага. Ее роба выглядела недорогой, но Клайд уже помнил, что такое впечатление может быть ошибочным. Кто она? Новая преподавательница? Сестра кого-то из патрульных? Она очень похожа на… на…

— Благодарю вас! — вежливо склонился перед ней маг. — Вы… произвели на них впечатление, леди!

— Скорее, дракон, — печально кивнула женщина. — Так я и думала… — добавила она совсем тихо.

— Что? — переспросил Клайд.

— Ты так и не узнал меня, — глаза красавицы наполнились слезами. — Никто не узнает меня! Как я буду теперь учиться!

— Каона? — изумился Клайд, услышав знакомые детские интонации во взрослом мелодичном голосе. — О, боги, малышка, я же говорил, что не нужно! — страшное раскаянье охватило его. Эта девчушка, всего-то лет десяти от роду, выглядела теперь как двадцатилетняя женщина. И, как бы красива она ни была, Клайд понимал охватившее ее смятение.

— Послушай, Каона! Я беру с собой мою сестру, Эмми. И если ты хочешь, я могу взять тебя тоже.

— Хм… — вскинула на него пронзительно-синие глаза девочка-женщина. — А при чем тут твоя сестра, скажи на милость?

— Ну… ведь не принято… Ты такая красивая… чтобы ты одна со мной… — страшно смутился Клайд. Как пояснить ребенку, что на нее теперь распространяются нормы взрослой морали? Еще сегодня утром Клайд не смутился бы ни на миг, обнаружив уснувшую возле себя малышку. А теперь…

— Ну, хорошо хоть ты считаешь это красивым, — Каона, фыркнув, ткнула в свои округлые бедра. — Мне так это показалось просто жирным!

Клайд был поражен. Этот ребенок не осознавал свой женственности и красоты, принимая увеличившиеся размеры тела за обузу, за что-то лишнее. Маг начинал осознавать, что на него ложится гораздо большая ответственность, чем он ожидал. «Надеюсь, Эмми мне поможет!» — панически подумал он. Но когда в переулке возле Хранителя Врат две девушки уставились друг на друга с холодной вежливостью, маг мысленно взвыл.

Глава 47. Две дороги

Лемвен оглянулась на брата. Тот был занят разговором с гномом-торговцем, предлагавшим редкостный меч за редкостную же цену. Тиэрон крутил клинок в воздухе, рассматривал отделку рукояти, пробовал заточку ногтем, выражая при этом такие перепады от восторга к сомнению, что бывалый гном уже давно взбудораженно переминался перед таким перспективным покупателем, забыв про свое обычное деланное безразличие. Леми фыркнула. Гном был довольно молод и вряд ли сталкивался когда-либо с темным эльфом-торговцем, натасканным с детства опытным караванщиком-гномом, купцом-человеком и родным отцом, превосходившим в искусстве купить или продать обоих компаньонов. Если бы Тири действительно собирался торговаться с гномом за его товар, меч мог бы вскоре достаться ему за пол-цены. Но брат просто развлекался. Тем не менее, им нужно было поторапливаться. Мастера не будут ждать в Гильдии весь день.

Лемвен сделала брату отчаянный жест, стараясь не толкнуть никого из прохожих. Почему-то в городах она все время нарывалась на любителей дуэлей, недовольных длиной ее мечей, ног или рук. Вот и теперь какой-то орк, набычившись, рассматривал девушку весьма недружелюбно. Потянув Тиэрона за рукав, Леми поторопилась проскользнуть в прохладный полумрак Гильдии своего народа.

Отделка стен, темный вьющийся узор повсюду, приглушенный свет, стрельчатые она и колонны из черного камня должны были вызывать у каждого темного эльфа ощущение родства. Это был кусочек их подземного Города, их обособленного мира, пренесенный в сердце человеческого города.

Но у молодых караванщиков, впервые побывавших в обширном подземелье своей прародины во вполне сознательном возрасте, это помещение вызывало только желание облегченно перевести дух после жары и сутолоки торговых улочек, ведущих к главной площади Глудио. Тиэрон незаметно оттер ладонью капли пота, стекавшие по шее и огляделся. Мастера Гильдии смотрели на вошедших выжидательно. Конечно, праздные зеваки порой тоже заходили в распахнутые двери, стремясь просто поглазеть на темных эльфов, но эти двое выглядели весьма целеустремленными.

— Я слушаю вас, родичи! — обратился к ним эльф средних лет, листавший какой-то тяжелый том.

— Мы с сестрой хотели бы обучиться воинскому искусству… у настоящих мастеров! — решительно заявил Тиэрон. Лемвен, оробев, кивнула.

— Пусть сестра твоя сама говорит за себя, потому что ваши пути — это не один путь, и ваши судьбы — не одна судьба, — непонятно отозвалась из глубокого кресла эльфийка в черно-золотом одеянии.

— Мы… я хочу быть воином, достойным нашего рода! — ответила ей Лемвен, вскидывая голову. Эльфийка переглянулась с главой Гильдии.

— Что это случилось с Тобом? — растягивая слова произнесла она. — Старик совсем потерял чутье? Эти дети не похожи на будуших рыцарей нашего Храма.

— Нет, конечно нет! — буквально отмахнулся от нее глава Гильдии. — Я думаю, их интересует… скорее практика, чем духовные поиски.

— Мы не собираемся быть рыцарями! — решил вставить словечко Тиэрон. — Мы просто хотим научиться защищаться и как следует защищать свое добро.

— Обратитесь к Трискеллу, — эльф почти равнодушно указал на дверь изящным ножичком для разрезания бумаги.

— Если он уже вернулся со своих… деловых встреч, — усмехнулась эльфийка, закидывая ногу на ногу. Она выглядела более дружелюбной, и Лемвен решилась спросить ее:

— А какому виду воинского искусства обучает почтенный мастер Трискелл?

— Искусства? — эльфийка вскинула брови. — Я бы не называла это занятие искусством. Он учит убивать. Просто убивать, вот и все. Но в этом деле он действительно мастер, — она тихонько рассмеялась. — Хотете податься в наемники, ребята?

— Нет! — вскинул голову Тиэрон. — Мы хотим защищать наше добро вместо отца, который больше не может этого делать.

— М-м… как интересно! — эльфийка сдвинулася на самый краешек кресла и наклонилась к юноше. — С кем-то их наших родичей случилось несчастье, а мы в Гильдии не знаем этого?

— Да, — мрачно ответил Тири. — На нас напали, и отец стал инвалидом…

— На вас напали, — эльфийка зажмурилась на секунду. Тири показалось, что она поражена его рассказом, и ее внимание несказанно льстило ему. Но Леми этот жест больше напомнил огромную ящерицу, караулящую глупую муху в темной листве. Она дернула брата за рукав и закончила за него рассказ неожиданной ложью:

— Да, наш отец — известный торговец шерстью. Он лично почти не покидал пределов Гирана, ведя все переговоры с поставщиками в нашей лавке, но тут подвернулся очень выгодный заказ возле Охотничьего поселения. Вместе с двумя помощниками он отправился туда — и вернулся лишь с одним из них и… без руки. Вот и все.

— А… шерсть… — эльфийка откинулась обратно на спинку кресла, на глазах теряя интерес к близнецам. — Так вы не из сгоревшего каравана…

Брат и сестра переглянулись. Происходящее начинало тревожить их все сильнее.

— Какой-то караван сгорел? — прикинулся дурачком Тири.

— Да, не так давно, в Южных пустошах… — эльфийка махнула изящной ладошкой, будто отпуская молодых сородичей. — Кажется, у них там вспыхнули магические заряды…

На улице возле Гильдии Тири и Леми только обменялись выразительными взглядами, не произнося ни слова. Хорошо, что Аннарин не смог проводить их сегодня до города! В переулке возле Гильдии было пусто.

— Нужно как можно скорее найти этого Трискелла! — громко сказал Тири. — Я хотел бы уметь защищаться получше, раз в мире творятся такие дела!

— О, не думай, братец, что я собираюсь вышивать бисером, покуда ты охраняешь товары! — огрызнулась Леми. — Но ты сам видишь, никого тут нету. Где мы можем поискать его?

— Мне кажется, проще ждать здесь, — потер подбородок с остатками приклеенных волос Тири. — Иначе мы можем сто раз разминуться с ним и бродить тут бесконечно.

— У меня болит голова от этого гама, — добавила Леми вполголоса. Ей было тревожно, и не только подозрительные расспросы эльфийки являлись тому причиной. Что-то непривычное происходило в душе девушки, и она никак не могла осознать, что.

Неожиданно сзади им на плечи легли две твердые, цепкие ладони. Прежде чем близнецы успели вывернуться или хотя бы коснуться оружия, их клинки уже со звоном покатились по мостовой, а правая ладонь Тири и левая Лемвен оказались вместе зажаты в кулаке жилистого темного эльфа со скуластым, непроницаемым лицом. Близнецам не было больно, они могли шевелить ногами, свободными руками, но малейший поворот кулака неизвестного грозил повергнуть их на колени и взвыть от боли. Это они ощущали, как волк ощущает зубья стального ошейника.

— Итак, вы искали меня, не так ли? — спросил их эльф, кося глазами то за угол переулка, то на дверь Гильдии.

— Если вы Трискелл… — прохрипел Тири, как раз попытавшийся выкрутить свою ладонь из захвата. Движение двух пальцев незнакомца заставило его с шипением выпрямиться и замереть.

— Я-то Трискелл, а вот вы… не ошиблись ли вы адресом? — продолжал спрашивать эльф, по-прежнему не глядя на близнецов.

— Нас отправил к вам Тоб… — чуть не плача от унижения, проговорила Лемвен. Хватка неожиданно ослабла и близнецы смогли растереть свои онемевшие ладони. Эльф весьма непринужденно поднял и осмотрел их оружие, потом протянул клинки владельцам.

— Давайте немного прогуляемся, — предложил он и двинулся, не оглядываясь, в узкие переулки Глудио.

Тиэрон потащился за ним, невольно озираясь, а Лемвен сердито поправила на ходу прическу. Трискелл остановился у низкой двери, покрашенной неприметной коричневой краской. Еле уловимое движение его руки возле притолоки означало, что на двери была какая-то магическая защита. Затем эльф достал из кармана обычный ключ и отпер дверь. За ней тянулся низкий и темный коридор, ведущий к еле тлеющему очагу в комнате. Трискелл пропустил близнецов вперед и запер за ними дверь.

— Ну вот что! — сказал он, устраиваясь на жестком стуле у очага. — Мне уже очевидно, что с моими… коллегами по Гильдии вы не нашли общего языка. Решили показать им характер? Думаете, что я научу вас драться, и вы все-таки пробьетесь в рыцари?

— Да не собирались мы ни в какие рыцари! — возмутилась Лемвен. — Мы торговцы, понимаете? Нам нужно защищаться. Себя защищать, родителей, работников… — она слегка запнулась, вспомнив, что Аннарин по-прежнему является их работником. Тиэрон сдержано кивнул:

— Мы вовсе не не пыталсь попасть в гвардию Храма. Нам нужнее простое воинское искусство…

— Ха! — Трискелл хлопнул себя по коленям. — По-вашему, я обучаю вышибал для лавок и трактиров? Учу давать сдачи задирам? Быть может, даю советы по охране складов?

— Нет, уверена, что Вы занимаетесь чем-то совершенно иным, — процедила Лемвен сквозь зубы. — Видимо, мы напрасно тратим время. Простите нас, нам нужно идти, — она решительно развернулась, ожидая, что хозяин отопрет дверь и выпустит их.

Но Трискелл внимательно рассматривал ее. Потом кивнул сам себе и спросил:

— Итак, вас отправил ко мне Тоб. Кто из вас ходил к старику за советом?

— Я, — удивленно вскинул на него глаза Тиэрон. — А что?

— Ты ходил один, так? — уточнил Трискелл.

— Ну да, — пожал плечами эльф. — Лемвен ждала меня возле Хранителя Врат.

— Замечательно. И когда вы были в Гильдии, ни Глава, ни милая леди Дорэквет не выразили желания побеседовать с кем-либо одним из вас отдельно?

— Не заметила этого, — отрезала Лемвен. — Скорее, они торопились избавиться от нас. А что?

— А то, девочка, что я не учу бойцов, носящих блестящие доспехи. Мои ученики двгаются бесшумно, сражаются в темноте и не гонятся за славой. Но если вам есть за что мстить… если вы хотите научиться спать в пол-глаза, слышать лучше зверя, различать следы, читать по чужим лицам и даже спинам, то я могу предоставить вам возможность доказать, что вы мне подходите.

— Так вы… знаменитый учитель «Призрачного братства»? — изумился Тиэрон. Легендарное тайное сообщество наемных убийц, конечно, не стало бы набирать учеников среди первых попавшихся торговцев. Это или глупая шутка, или… Лемвен покосилась на брата. Оба сильно побледнели.

— Да не пугайтесь вы так! — расхохотался Трискелл. — Мы не жарим новичков на ужин! Подумайте сами, из скольких учеников, проходящих Испытание, выходят настоящие воины-призраки, услугами которых пользуются сильные мира сего — или никто не пользуется, если они сами не пожелают. Большинство моих учеников, ищущих, как и вы, только новых приемов и ухваток, остаются всего лишь охранниками или наемниками в чьем-то клане.

Так что я не открываю вам никаких страшных тайн и не собираюсь вербовать случайно встреченных детей в наше общество. Вам еще предстоит как следует отличиться, прежде чем я покажу вам хоть один прием.

— Мы готовы! — твердо ответил Тиэрон. Лемвен промолчала. Сомнения, овладевшие ею возле Гильдии темных эльфов, поднялись в ее душе с новой силой. Девушка отвела взгляд от Трискелла и начала водить пальцем по затейливому узору на двери.

Ей часто снился бой — отчаянный и тяжелый, в сравнении с которым драка возле пылающего каравана — просто детская забава. И Аннарин, в первых рядах рубящий врагов. И она… с кинжалом в руке, пробирающаяся по кустам вдалеке от него. Целящаяся из лука в толпу… промахивающаяся… Черное древко, торчащее из знакомого плеча… Бессильные на расстоянии заклинания защиты и исцеления озаряют сырой воздух мерцанием… но не дотягиваются до бойцов в гуще схватки…

Лемвен тряхнула головой. Тиэрон с удивлением смотрел не нее. Она прослушала весь его разговор с Трискеллом, и теперь пыталсь изобразить невозмутимость.

— Мы идем? — спросила она, делая независимый вид.

— Да, нам нужно на Север, — кивнул Тиэрон, убирая в сумку письмо, полученное от мастера. А Трискелл неожиданно добавил:

— Поговори с Аркеной, девочка. Она может тебе помочь!

— Благодарю… — неловко отозвалась Лемвен. Ни она, ни Тиэрон не обратили внимания, что Трискелл не дал им второго письма.

Знакомая дорога на Север не представляла особой опасности. Ради интереса Тиэрон предложил срезать путь через Заброшенные Лагеря. Псоголовые твари, водившиеся там, не отличались особым рвением, чтобы гоняться за двумя путниками. Но им не удалось воспользоваться короткой тропой.

Едва лишь близнецы взобрались на взгорок у дороги, они обнаружили, что внизу, среди дырявых шатров, буйствует какой-то тип с багровой аурой. Охотники-одиночки спасались бегством от психа.

Тиэрон потянул Лемвен за руку, отступая за полукруг стоячих камней, окружавших когда-то неведомый алтарь. Псих пока что не заметил близнецов, круша на своем пути бестолковых монстров. Тири собирался незаметно вернуться на дорогу, но в этот миг следом за ними из кустов выскользнул воин в темном доспехе и шлеме с опущеным забралом. Он растеряно озирался, высматривая кого-то. Не заметив укрывшихся за камнями Тири и Леми, незнакомец подошел к краю пригорка и всмотрелся в лабиринт шатров и заборчиков. Псих выскочил из-за покосившейся изгороди прямо перед ним и ринулся в драку. Боец отбивался умело, но силы были явно неравные. Псих яростно напирал. Мотались его нечесаные космы, дикий взгляд сверкал на бледном лице. Хриплое дыхание и резкие вскрики на каждом выпаде ясно доносились до близнецов.

Тиэрон раз-другой дернул сестру за рукав, призывая уйти из этого места, пока победитель в схватке не заинтересовался ими обоими. Но Леми уставилась на психа широко раскрытыми глазами. Она будто видела что-то недоступное брату.

Наконец, дерущиеся скатились с края взгорка вниз, и Тири удалось утащить Лемвен оттуда. Всю дорогу до Глудина она озиралась назад, но на ее лице не было страха, только задумчивость. Тиэрон предположил, что незнакомец в шлеме был из числа будущих рыцарей Шилен и преследовал их по приказу мастеров Гильдии темных эльфов, отказавших им в обучении, но сестра только пожала плечами.

— Какая разница? — непонятно отозвалась она.

До Обрядового Алтаря они добрались уже в сумерках. Мелкие монстры в этих краях их не трогали, а перспектива заночевать в чистом поле не пугала опытных путешественников. Лемвен даже предложила отложить поиски Аркены на утро, но Тиэрон только отмахнулся:

— Раз уж мы тут, давай отдадим ей письмо! Наверняка, она направит нас к кому-нибудь еще, или даст задание. Вот это-то задание мы можем и отложить немного…

Они нерешительно приблизились к мрачному жертвеннику. Когда-то тут прерывались жизни разумных во славу Шилен, в том числе и темных эльфов, идущих на это добровольно. Тяжелый, насыщенный испарениями ближайших болот воздух отдавал кисловатым привкусом металла на языке. Невольно хотелось разговаривать шепотом.

— Где она, твоя Аркена? — озираясь, спросила Лемвен.

— Сейчас появится, — хладнокровно ответил Тиэрон, крутя в руке письмо Трискелла.

— Откуда вам известно мое имя? — раздался у них за спиной глубокий, мелодичный голос. Близнецы в изумлении уставились на окруженный голубыми искрами силуэт колдуньи — было очевидно, что она использовала какую-то магию перемещения, но они до сих пор не слышали о подобных заклинаниях или амулетах.

— Нас отправил к вам мастер Трискелл, — почтительно кивнул ей Тири, протягивая письмо. Лемвен только присела в неловком подобии реверанса, не отрывая глаз от лица колдуньи. Эта гладкая кожа, эти невероятно шелковистые волосы, убранные в причудливую прическу, эти нежные завитки на шее — все говорило о юности Аркены, неподдельной свежести, созданной не магией, а природой. Но глаза колдуньи… темные, как два омута, они говорили или об огромном опыте, или о тяжелых испытаниях, перенесенных девушкой. Лемвен невольно оглянулась — настолько настороженной выглядела Аркена.

— Триск пишет… — задумчиво произнесла колдунья, — что вы можете помочь мне. Это действительно так?

— Совершенно верно, — снова кивнут Тиэрон.

— Для этого мы сюда и прибыли, — немного заносчиво подтвердила Лемвен.

— А-а, — Аркена усмехнулась, — постигаете Трискелову науку? Что ж, мне нужна помощь в таком деле, которое в полной мере может подтвердить вашу готовность к обучению. Вы действительно согласны на это испытание?

— Да! — дружно ответили близнецы, не чувствуя больше ни сонливости, ни желания отложить испытание на утро.

— Что ж… — Аркена покачала головой. — Эта история должна оставаться тайной, понимаете? Я просила Трискелла о помощи, но больше ни одна душа не знает о моей промашке.

— Промашке? — подняла брови Лемвен. Ей не понравилось это слово.

— Я путешествовала далеко на север Адена с поручением от нашего тетрарха, когда банда гнусных разбойников напала на меня. Полагая, что это простые грабители, я самоуверенно вступила с ними в бой. Но это нападение было только отвлекающим маневром. Пока воины подставлялись под мои магические удары, несколько воришек срезали переметные сумы с моего ездового дракона и скрылись с ними в чащобе. Эту банду явно кто-то подослал. С тех пор я опасаюсь возвращаться в святилище. Думаю, что гнев тетрарха будет ужасен! — Аркена невольно вздрогнула, и ее красивое лицо на миг утратило невозмутимость.

— Они украли что-то ценное? — удивленно спросил Тиэрон. Неужели, этой колдунье просто нужны деньги?

— Я скажу, — Аркена понуро рассматривала подол своего ритуального одеяния, состоящего из богато расшитых полос тяжелого темного шелка. — Они похитили у меня Слезы Шилен, которые я везла в новое святилище в долине Четырех Склепов, — и колдунья вскинула глаза на близнецов. — Теперь вы знаете мою тайну и вы дали слово помочь мне!

— Да… — нерешительно отозвался Тиэрон. — Мы согласны помочь, но что это еще за Слезы Шилен?

— Что вы за темные эльфы, если не знаете этого? — изумилась колдунья. — Каждые тридцать лет солнечный цикл заканчивается и начинается заново. В эти дни наши жрецы приносят жертвы Богине, прося ее об изобилии и процветании для нашего народа. В ответ на их усердные моления на колоннах подземного святилища появляются красные капли, похожие на необычную росу. Жрецы называют их «Слезы Шилен», и бережно собирают в специальные фиалы. Когда ткачи окунают в эту жидкость свои нити, те становятся черными, и ткань приобретает мистические свойства. Эту ткань используют жрецы, волшебники, знатные вельможи нашей расы. Наша судьба завязана на ее существование.

— Мы всего лишь торговцы… шерстью… — виновато молвил Тиэрон. — Мы родились вдали от родины предков и редко бывали тут. Нам неизвестны премудрости жрецов и традиции знати.

— Но вы тоже носите одежду со знаком благословения Богини. — Аркена указала рукой на темные нити, вплетенные в пояса и плащи близнецов. Те с изумлением ощупали отделку ткани. Сколько они себя помнили, мать всегда выбирала для них одежду с таким узором, и они сами привыкли покупать подобную. Но о мистических свойствах этой ткани они слышали впервые.

— А что может случиться, если реликвия не будет возвращена вовремя? — поинтересовалась Лемвен.

— Но этого… не должно быть! — голос Аркены сорвался и задрожал. — В летописях упоминаются подобные случаи, Неисчислимые бедствия обрушивались тогда на наш народ, и требовались годы молитв и жертвоприношений, чтобы Богиня явила нам милость вновь.

— Что же происходило? — общие слова не удовлетворили Лемвен.

— Ох… — Аркена помотала головой. — Младенцы, рожденные в эти годы не могли стать ни жрецами, ни магами — они не обладали никакими способностями, к тому же часто болели и умирали. Женщины начинали стремительно стареть, так что потом, когда прощение было получено, многие эльфийки выглядели до конца своих дней, как человеческие старухи, и никакая магия не помогала им. А наши мужчины теряли интерес к жизни. Вялые и безразличные, они покидали наш город и рассеивались по материку, ведя жизнь не воинов, а крестьян или ремесленников. Неудачливых крестьян и неумелых ремесленников…

— Так вот откуда взялась сказка о короле-сапожнике! — воскликнула Леми, и тут же зажала рот ладошкой, боясь оскорбить колдунью. Но Аркена только кивнула:

— Да, эта сказка родилась из реальной истории. В темные годы сам король покинул свой трон и поселился в деревушке у лесного тракта, пытаясь тачать нехитрую обувь. Никем не узнанный, он прожил там почти пятьдесят лет, и только когда проезжий жрец догадался накинуть ему на плечи плащ, расшитый нитями, вновь полученными после обрядов, король вспомнил себя и вернулся к нашему народу.

— Это был последний король? — уточнил Тиэрон.

— Нет, это был его прадед, — охотно пояснила Аркена.

— Итак, фиал похищен, но он совершенно бесполезен для похитителей, потому что этот артефакт важен только для существ нашей крови? — задумчиво подвела итоги Леми. — Может быть, они собираются запросить за него выкуп?

— Я тоже так думала, — покачала головой Аркена. — Но прошли недели, а от разбойников не было ни слуху, ни духу. Скорее всего, кто-то желает ослабить наш народ в эти непростые годы.

— Ну а как хоть выглядели эти разбойники? — уточнил Тиэрон.

— Обыкновенная банда наемников-монстров. Большинство из них были низшими орками, тупыми и плохо вооруженными. Но воришки, умыкнувшие реликвию, похожи на очень темнокожих гоблинов. Мелкие и юркие, очень быстро бегают. — Аркена потерла лоб. — Я пожаловалась городской страже. Их капитан, Ликан, обещал мне вызнать все об этой банде. Время от времени стражники выслеживают подобные шайки вместе с воинами какого-нибудь клана, и уничтожают их. Однако, поскольку я не могла разболтать человеку о похищенной святыне, он не в курсе, что они ограбили меня. Найдите его и разузнайте, где искать грабителей. А заодно постарайтесь выяснить, не находил ли кто-нибудь из его подчиненных необычный фиал из синего хрусталя. Но не проболтайтесь! — колдунья предостерегающе вскинула руку.

— Мы не дети малые! — возмутилась Лемвен. — Наболтаем ему такого, что он нам все расскажет, а потом будет уверен, что мы просто узнавали дорогу на Глудио!

— Ну-ну, — усмехнулась Аркена, внимательно приглядываясь к девушке. — Я вижу, тебе не просто решиться, а?

Лемвен посмотрела на ведунью с вызовом:

— С какой стати… — начала было она, но Аркена прервала ее решительным жестом.

— Твой брат может отправляться, — сказала он властно. — Он подождет тебя у перекрестка. А мне нужно сказать тебе пару слов.

Тиэрон пожал плечами и ободряюще подмигнул Лемвен. Его ничуть не интересовали женские разговоры. Пройти испытание, научиться новым приемам — вот что занимало его в данный момент. Он снова и снова со стыдом вспоминал, как меч Торионела снес его в сторону, как соломенное чучело во время тренировки.

Лемвен смотрела на ведьму исподлобья. Ей не нравились эти намеки, которые так тягостно бередили ее глубинные сомнения. Но Аркена неожиданно отвернулась от девушки и окликнула негромко:

— Арика! Сестра! Подойди ко мне!

Из темноты выступила другая колдунья, очень похожая на Аркену.

— Неужели ты обнаружила нечто необычное в этой глуши? — насмешливо спросила она Аркену со снисходительностью старшей сестры, которую Лемвен узнала безошибочно, словно отражение в зеркале. У девушки даже невольно дрогнули губы в сдержанной улыбке. Аркена выглядела сейчас как Тири, когда он пойман на какой-то ошибке.

— Я не уверена, — произнесла младшая колдунья. — Но ты посмотри на нее! — и она указала на Лемвен жестов, в котором сочетались превосходство и удивление.

— Хм! — Арика подошла вплотную к девушке и приподняла ее голову за подбородок. Вблизи она оказалась почти на полголовы выше Леми и своей сестры. — Да, кажется ты не ошиблась на этот раз! — она медленно кивнула, вглядываясь в глаза эльфийки.

Лемвен недовольным жестом высвободилась и отступила на шаг.

— Итак, эта малышка хочет стать ассасином и по-прежнему играть со своим братом в общие игрушки? — не спросила, а словно записала в воздухе Арика.

— Воинское искусство — не игрушки! — топнула ногой Лемвен. — И я владею мечами не хуже Тири!

— Пока не хуже, пока! — покачала головой Арика. — Поверь мне, здесь, у этого алтаря, ваши пути расходятся. И если ты не последуешь своим путем, многие судьбы будут исковерканы.

— Так это ее имя вписано в книгу Гармиэли? — прошептала Аркена, округлив глаза. Сейчас как никогда было видно, как она еще молода.

— И в книгу Андариэли тоже, — кивнула Арика. Потом обратилась к Лемвен как можно мягче, но непреклонно, словно королева:

— Тебе необходимо учиться магии, малышка. Зерно, помещенное в тебя Богиней, должно вырасти в прекраснейший цветок, в побег, сплетающий множество судеб. Мечи — это прекрасно, но твой дар — исцеление и плетение заклинаний. Отправляйся в Глудио и отыщи там целительницу Идру…

— Нет! — крикнула Лемвен, и слезы брызнули из ее глаз, как у обиженного ребенка. — Я не хочу быть целительницей! Я не хочу пробираться по кустам и не успевать… — она снова вспомнила свой сон и вцепилась в рукояти мечей, будто готовясь обороняться.

Колдуньи переглянулись.

— Этого никто не предвидел, — тихо произнесла Арика. — Такого еще не бывало!

— Они родились и выросли далеко отсюда, — пояснила ей Аркена. — Они не посещают святилищ и не слушают жрецов.

— Вольные дети… об этом было предсказанно! — усмехнулась Арика и обратилась к воинственно задравшей подбородок Леми:

— Ну а как насчет боевой магии, малышка? Хотела бы ты быть боевым магом, воевать в первых рядах, везде успевать, и при этом иметь в запасе несколько исцеляющих заклинаний?

— Боевым магом… — Лемвен растерялась. — Я не знаю… я никогда не думала…

— Ну вот что! — Арика, похоже, рассердилась. — Поверь мне, не стоит гневить Богиню! Такой магический талант, как у тебя, встречается раз в несколько поколений. Но тем тяжелее будет тебе обучаться — все равно что обуздывать дикого вивера. Если ты готова сдаться заранее, сломать свою судьбу и бесталанно махать железками до конца своих дней — тогда отправляйся, догоняй своего брата!

Лемвен отпустила мечи. Надежные, удобные, они много лет символизировали для нее могущество и защиту. Но сомнения, прораставшие уже некоторое время в ее душе, не давали ей развернуться и уйти.

— Арика, а как же книги? — почти шепотом спросила Аркена. Колдунья выглядела растеряной.

— Главное — обучить ее, — махнула рукой Арика. — А выбрать правильный путь она может и позже.

— А-а… — протянула младшая ведьма, вздыхая. Именно этот вздох подтолкнул Лемвен. Она вдруг остро осознала, что горделивая помощница жрецов, попавшая в передрягу, просто-напросто завидует ей. Завидует дару, который видит своим магическим зрением, ее потенциалу, некому предначертанию, пока неизвестному самой Леми.

— Я согласна! — воскликнула девушка, шагая к Арике. — Боевая магия… это ведь не хуже мечей!

— Угу, — кивнула та, разыскивая что-то в мешочке на поясе. — Не будем терять времени. Ты, может быть, знаешь, что когда наша мать Шилен была загнанна собственной матерью Эйнхазад в Бездну, большая часть эльфов отвернулась от нее в ужасе перед гневом старшей богини. Они признали свой покровительницей младшую из богов, Еву, и продолжали изучать магию Света. Но малая часть нашего народа укрылась от ока Эйнхазад под землю, где начала изучение магии Тьмы, подобно нашей матери Шилен, чтобы черпать силу из ее гнева, отчаянья, ужаса и безумия. Эти тяжелые дары — все, что наша мать могла передать нам из того невообразимого места, где она оказалась заключена. Мы сумели овладеть этим даром и обратить его на пользу нашему народу. Наша магия не уступает другим видам этого искусстава. Но обучаться ей — не веселенькая прогулочка по зеленым рощам, как у наших более трусливых сородичей… Готова ли ты ощутитьв своих ладонях мощь отчаянья? Пламя гнева? Лед ужаса? Отраву безумия?

Ошарашенная Лемвен могла только кивнуть. Хотя мама и рассказывала им легенды их народа, все-таки караванщица знала о судьбе темных эльфов и их служении Шилен очень немного. Все это было для нее детскими сказками, которые интересно слушать у костра на привале. А теперь… рука колдуньи раскрылась, и Леми увидела темное округлое семя, напоминающее необычно гладкий орех.

— Это семя Отчаянья, — ободряюще кивнула ей Арика. — Возьми его, малышка, я хочу увидеть, насколько ты сильна.

Лемвен сердито цапнула семя с ладони колдуньи. Подумаешь, магия! Ее не напугала даже толпа подвыпивших орков в прошлом году в Гиране!

Ночная темнота, до сих пор прозрачная и уютная для Лемвен, как и для всех ее сородичей, вдруг налилась багровой угрозой. Деревья скрипели невыносимо тоскливо. Скалы высились, будто могильные камни гигантов. Тоска, пронзившая сердце Леми, была гораздо сильнее скорби по убитому Доникору. Гораздо глубже страха за потерянных друзей. Она не имела предела, из нее невозможно было вырваться. Она поглощала, душила, и острие собственного меча, закачавшееся перед грудью девушки, казалось желанным спасением, последним правильным ответом.

Лемвен с усилием отвела меч от своей груди, потом и вовсе отшвырнула его. Какие-то силы боролись в ней. В животе скручивалась горячая спираль, как в тот день, когда Аннарин впервые поцеловал ее… Руки покалывало, кончики пальцев слегка дрожали. Наконец, поток мощи прорвался наружу, сметая сомнения и страхи девушки. Она взметнула руки вверх, и столб желтого света рухнул на нее, исцеляя усталость этой ночи. Безнадежная тоска покинула Лемвен, а зажатое в кулаке семя слегка запульсировало.

— У тебя получилось, — одобрительно кивнула Арика. — Теперь это семя заполнено твоим отчаяньем, и ты овладела частью своей магической силы.

— Но… — у Лемвен был ошеломленный вид. — Я же не изучала никаких книг или свитков…

— Изначальная магия нуждается лишь в осознании своего умения. Позже тебе понадобятся и книги, и свитки. А пока что, давай-ка повторим вот эти пассы, — и колдунья тоже воздела руки к ночному небу. В ярком для темного эльфа свете звезд, Лемвен делала первые шаги по неизведанному для нее пути.

Тиэрон слегка задремал, дожидаясь ее на перекрестке двух дорог. Он не проявил любопытства, зная, что сестра либо сходу расскажет все сама, либо будет молчать, как пленный рыцарь.

— Любите вы, женщины, поболтать… — беззлобно подначил он ее, но Леми только кивнула. Они двигались по дороге на Глудин, повернувшись спиной к слегка посветлевшему утреннему краю неба. Возле ущелья на границе владений темных эльфов Лемвен уселась на камень, утомленно откинувшись. Тиэрон оглядел сестру со снисходительностью мужчины.

— Сестричка, ты не хочешь подождать меня здесь? — поинтересовался он у нее, усмехаясь. — Я доберусь до города и потолкую с тем капитаном, а потом вернусь и мы решим, что делать.

— Ну… — замялась Лемвен. — Пожалуй, так будет лучше. Я засыпаю на ходу, и, похоже, натерла ногу. Так что мне лучше устроиться где-нибудь на вершине холма, и вздремнуть под плащом, покуда ты сбиваешь ноги на этой кривой дорожке.

Тиэрон рассмеялся. Даже усталая Левмен не спускала ему шуточек. Он подождал, пока она поднимется на безопасную высоту, и двинулся к городу, тихонько насвистывая.

А Леми, проводив брата вглядом, стремительной рысью, ничуть не напоминающей походку засыпающего странника со стертой ногой, припустила к древним развалинам, расположенным неподалеку от Алтаря.

Собрать четыре семени — вот какое задание дали ей колдуньи. Они долго толковали о магии тьмы, о врастающем в сердца страхе, безумии и гневе. Все эти витиеватые россказни изрядно утомили Лемвен. Она нуждалась лишь в четком указании — что делать, а древние легенды пусть выслушивают книгочеи навроде Сэйта.

Потухшие угли маленького костерка сияли для ночного зрения Лемвен, как яркое зарево. Девичий силуэт возле костра склонился к стволу дерева. Эльфийка явно спала. Леми шумно откашлялась. Ей нужно было успеть до возвращения Тиэрона сделать хотя бы часть своего задания. Если брат вздумает смеяться над ней, она никогда не решиться начать обучение магии.

Эльфийка вздрогнула и села ровно. Она выглядела порядком уставшей, но на ее лице читался непреходящий ужас. Беднягу буквально колотило.

— Меня прислали помочь тебе! — выпалила Лемвен первое, что взбрело ей в голову. На самом деле, сжимая в кармане Семя Отчаянья, она вышла на эту молодую воительницу, как летучая мышь на запах крови. Ее вел ужас — ужас, которым пропиталось сердце этой девушки.

— О, слава Богине! — та чуть не разрыдалась. — Я уже не надеялась ни на что! Ты волшебница, да?

— Ну… вроде того, — неопределенно кивнула Лемвен.

— Я прохожу последнее испытание для того, чтобы наняться в караульные, охраняющие учеников от опасных существ, разбойников или безумцев. Но против злой мощи этого места недостаточно воинской силы.

— Этого места? — подняла брови Лемвен. Она слышала о развалинах мало, такие вещи не интересовали ее прежде.

— Это руины бывшей Школы Темной Магии, — передернула плечами воительница. — Там наши предки постигали это искусство, но однажды эманации зла переполнили подземные коридоры, и даже могучие маги были вынуждены покинуть свой оплот. С тех пор наших магов никогда не обучают в замкнутом пространстве… А бывшую Школу заполонили разные злобные твари.

— Слушай… как там тебя? — чуть было не выдала себя Лемвен. К счастью, девушка не заметила этой оговорки.

— Меня зовут Нанике, — кивнула она, с надеждой глядя на Лемвен. — Я могу побить любого из монстров в этой дыре, но когда я попадаю в ловушки темной магии, я просто-напросто не могу дышать. И передвигаться в темноте очень опасно — в полу то и дело открываются ямы или выскакивают заточенные колья из стен.

— А что там нужно сделать-то? — небрежно, будто являлась архимагом, поинтересовалась Лемвен.

— Ой! — обрадовалась Нанике. — Да всего-навсего добыть у скелетов две коленные чашечки. Там их полно, этих скелетов. Но те, которые нужны, всегда прячутся в самых темных коридорах. Я дам тебе свечи, которые разгоняют даже колдовскую тьму…

— Угу, давай, — кивнула Лемвен, ощущая легкий холодок под ребрами.

Она терпеть не могла скелетов, особенно лучников. Конечно, эти твари слабоваты против ее двойных мечей, да и новое волшебное умение должно помочь… но все равно! Со скелетами были связаны детские страхи Леми, которые не так просто забыть.

Скрип и шуршание сухих костей за пологом фургона, когда караван останавливался в местах скопления этих созданий, звук, с которым скелеты рассыпались под ударами отцовского меча или топора Доникора. И этот холод внизу живота, когда нужно пробираться с ведерком к ближайшему ручью, прислушиваясь к хрустящим шагам нежити.

Нанике протянула Леми тяжелые толстые свечи, зажигавшиеся магическим огнивом. Будущая охранница смотрела на спасительницу с усталой благодарностью. Лемвен виделось, что ужас, разлитый доселе по всему телу Нанике, теперь сконцентрировался у той в сердце, будто темный сгусток. Ободряюще кивнув девушке, Леми двинулась в сторону выщербленной временем лестницы, уводящей в катакомбы разрушенной Школы…

Тиэрон слушал капитана стражи, внимательно вглядываясь в его шевелящиеся губы. Сонливость навалилась на него после второй кружки эля, выпитой с гостеприимным стражником в караульном помещении анд северными воротами Глудина. Эльф боялся пропустить какую-нибудь мелочь.

— А третья банда оказалась не бандой, а одним барончиком, что поехал в наши холмы на охоту и заблудился. Что-то у него в голове переклинило, вот и бросался на всех подряд… А четвертые живоглоты бегали от нас три недели, до того оказались хитрые…

— Так кто же все-таки напал на колдунью? — слегка заплетающимся языком спросил Тиэрон.

— Кхм… — Ликан бросил на эльфа хитрый взгляд. — Я вижу, тебе, парень, припекает одно место? Небось, с тебя три шкуры спустят, если не разнюхаешь что да как, а?

— Ну, вроде того… — неопределенно отозвался Тири.

— Хорошо. Я тебе скажу, кто на нее напал, и где их найти. Только от нас помощи не жди. Это уже за пределами нашей территории, если откровенно. И мои ребята туда не попрутся ни за какие коврижки.

— Так где это? — оживился Тиэрон.

— Ну… знаешь, древние говорили, что даром можно только лысину нажить… — выразительно уставился на эльфа стражник.

— Ну… слышал что-то такое, — уныло протянул тот.

— Во-от! — обрадовался капитан. — Поэтому окажи мне небольшую услугу — и я тебе все выложу, как на духу. Я ж не скупердяй какой-нибудь…

— Чего делать? — оживился эльф, понимая, что от него потребуют не денег.

— Да я тут один раз пробирался из ваших краев и по дороге набил уймищу каменных кошек. Знатный трофей, и денег перепало, и кое-чего по мелочи. А потом стал нашим парням рассказывать, а они не верят. Так мол и так — докажи. Я сперва удивился — как же такое докажешь, монстр же исчезает и с концами? А потом вызнал, что у этих кошек есть один клык, который не исчезает. Его можно подобрать на земле или из пасти у нее выдернуть. А я не догадался. И оказался в весьма неловком положении. Я ж все-таки капитан, мне полагается авторитет иметь. И, самое обидное, я ж не вру — действительно отлично поохотился в тот раз!

Вот если ты мне притащишь из вашего леса десяток этих клыков, я тебе все про шайку и расскажу. Ну как, по рукам? — и капитан уставился на сонного эльфа.

— По рукам! — отозвался Тири с облегчением. Кошки — какая ерунда! Оказавшись на улице, он подставил лицо предутреннему ветерку, дующему с океана. Но сонливость не проходила, затопляя голову изнутри, как тяжелое жидкое тесто.

— Леми наверняка дрыхнет без задних ног! — усмехнулся эльф, вспоминая привычку сестрички спать в случае опасности в обнимку с мечами. — Почему бы и мне не взремнуть часок-другой до рассвета? Кошки никуда не денутся.

Слабый внутренний голос возразил, что деться могут неизвестные разбойники, но веки Тири уже слипались. Он отыскал постоялый двор попроще, кинул такому же сонному, как и он, парнишке, мелкую монетку и растянулся на тощем тюфяке в общей зале, не обращая внимания на перешагивающих через него постояльцев, засветло собирающихся в путь.

Нанике прижала пыльные кости к груди так, будто Левмен вручила ей королевские реликвии. Глаза девушки сияли, она порывалась немедленно бежать отчитываться перед своими наставниками.

— Сейчас! — она зашарила по карманам. — Я должна тебя отблагодарить… у меня есть немного денег и золотой браслет… — Нанике извлекла на свет горсть монет и украшений. — Пара колечек и вот еще… не знаю, что это такое, но явно магическая штучка. Выглядит потрясающе! Смотри! — и она выудила из горсти идеально гладкое овальное семя, похожее на то, что уже покоилось в кармане у Лемвен. Леми уверено взяла его и незаметно провела рукой с семенем возле сердца будущей охранницы. Кругляш на ладони потяжелел и стал очень холодным. Нанике с облегчением вздохнула:

— Уф! Словно вынырнула из темного болота! Никогда больше не приближусь к этим развалинам! — и вскинула на плечо свою котомку. — Благослови тебя Богиня! — девушка махнула рукой на прощанье и скрылась за валунами. Лемвен держала семя ужаса осторожно, двумя пальцами. Ей казалось, что ее детские страхи теперь тоже заключены в этом гладком орешке. С осторожностью эльфийка поместила семя в самый глубокий карман.

Было уже довольно светло, но Тиэрон все еще не появлялся. Лемвен в нетерпении прохаживалась по дороге. Внезапно острая иголочка кольнула ее мозг. Кто-то совсем рядом испытывал чудовищный гнев. Ярость, злоба, душившие незнакомца, были для Лемвен словно запах свежевыпеченого хлеба для голодного. Она оставила бесполезное вышагивание по тракту и бросилась по болотистой равнине туда, где гудело и билось пламя ненависти. Она ощущала в себе достаточно сил, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Мечи звенели от напряжения, и девушка, не задумываясь, создала себе пару защиток.

Но когда она разорвала пелену густого тумана и оказалась нос к носу с худеньким парнишкой, сидящим у огромного дерева с потерянным выражением заплаканного лица, Лемвен решила было, что ошиблась. Сидящий поднял на нее глаза и его губы шевельнулись без звука. Они были сухие и потрескавшиеся. Эльфийка была готова поклясться, что парень искусал их, сдерживая рыдания, но так и не совладал с собой. Дорожки слез все еще сохли на его грязных щеках.

— Ты кто? — прохрипел он, наконец. — Я ненавижу этот мир! Оставь меня…

— Тебе точно не требуется помощь? — ласково спросила Лемвен, наклоняясь к сидящему. Тот вскочил, словно подброшенный заклинанием Оживления.

— Я сказал — отвяжись! Я хочу быть один! — заорал он срывающимся голосом. — Големская жизнь! Если бы боги спросили меня, что им делать, я бы сказал им разрушить этот мир немедленно! Ха! Судьба пощадила меня! Что толку быть живым в этом проклятущем мире!

— Ты остался в живых — это значит, что ты еще должен что-то сделать, — мягко сказала Лемвен, понимая, что чутье не подвело ее. Гнев исходил от парня, как жар от раскаленного горна.

— Сделать? Что я могу сделать, если уже поздно, поздно! — и слезы против воли покатились у него из глаз. Он сердито размазывал их рукавом, но они все текли и текли.

— Расскажи мне… Рен, — попросила Леми, заметив именной браслетик на запястье парнишки.

— Саркерен… — поправил он ее машинально. — Рен меня только мама называла… — он непроизвольно всхлипнул. — Нечего рассказывать… Иди своей дорогой!

— Может быть, я могу как-то помочь тебе… например, отомстить? — Левмен небрежно полечила парнишку магией, крутя свои мечи в руках.

— Да! — крикнул он отчаянно. — Я хочу отомстить! Но сперва я хочу хотя бы избавить мою семью от позора! Я даже не знал, что кто-то способен так поступать…

— Твоя семья… — задумчиво произнесла эльфийка, поощряя его. Саркерен снова плюхнулся на траву, словно ноги не держали его. Дрожащим от ненависти голосом он начал свой рассказ:

— Моя семья… мы не были какими-то вельможами. Честные труженики, вот так! Мы построили домик здесь, возде водопада. Отец все твердил, что полезнее иметь чистое небо над головой, чем каменный свод. Мы расчисти себе поле возле леса, мама завела пару овечек… Мы никому не мешали. Но в последнее время к нам то и дело начали наведываться какие-то эльфийские стражники. Они угрожали нам, потому что мы, якобы, поселились на их исконных землях, требовали то денег, то убраться прочь. Отец ходил в город, к нашим старейшинам, те показали ему карты, успокоили.

Тогда мы решили, что это просто бессмысленные оскорбления, и старались больше не обращать на солдатню внимания. Они появлялись нечасто, всегда большим отрядом, маршируя куда-то вдоль реки. Мать и сестра предпочитали уходить в дом, едва заслышав их приближение, а я и отец находили какую-нибудь работенку позади дома, где нас не было видно.

Но в тот день мы с отцом чинили крышу. Скоро должны были начаться дожди, и мы торопились перестелить гнилую дранку на свежую. Я разобрал часть покрытия и спустился по пояс в образовавшуюся дыру, а отец подавал мне куски дранки со стороны крыльца. Завидев приближающихся солдат, он бросил мне: «Пойду, разложу эту дранку на печи для просушки. Сдается мне, она еще сыровата». Хотя я прекрасно знал, что дранка отлично просушена. Мне же не хотелось слезать с крыши при этих светлоухих… я недавно повредил ногу на скалах, и двигался ужасно неловко. Они, конечно, заметили бы это и не упустили бы повод поиздеваться. Так я думал, устраиваясь поудобнее на полу чердака. Пока отряд промарширует мимо, я успею немного отдохнуть. В моей голове неспешно всплывали дела, которые мне предстояло закончить в тот день. Внизу звякали чашки, мама наливала отцу травяной чай. Я невольно припал к щели и начал любоваться своей семьей. Мы всегда были… очень дружными. И отец так трогательно оберегал маму… а сестренка пыталась ей подражать.

Когда солдаты ударом ноги распахнули дверь, я в первый миг подумал, что они снова хотят денег. Но в этот раз их вела иная жажда. Как безумные, с грязной руганью они набросились на моих родителей и сестру и в считанные минуты изрубили их своими палашами. Я лежал, изо всех сил сдерживая дыхание, вжавшись в доски потолка. Что я мог сделать в этот миг? Наверное, я должен был спуститься или хотя бы закричать — тогда судьба не разлучила бы меня с моей семьей. Но ужас сковал меня. Я не мог даже пошевелиться. Солдаты ничего не взяли в доме, даже не тронули деньги, выпавшие из кармана отца на пол. Зато они, словно гигантские муравьи пустошей, равнодушно поволокли тела моих родных к болоту. Когда убийцы скрылись в тумане, я бросился по их следам. Но я опоздал. Они закинули тела в самое глубокое бучило нашей трясины. И ушли, словно их это больше не касалось. Я пытался нырять, я притащил туда пару длинных шестов, но зомби и болотные духи все время атаковали меня. Я пришел в себя в городе, сообщил о гибели моей семьи старейшинам. Они, кажется, даже отправили какую-то жалобу старейшинам сетлоухих. Но те отвертелись, заявив, что их воины отродясь не патрулировали земли у водопада.

Что мне было делать? Я не мог даже вернуться в разоренный дом. Наши овцы убежали в лес, и, наверное, их там сожрали какие-нибудь твари. Через дырку в крыше дождь заливает мамину кухню, а в комнате сестры ветром разбило окно, и каменная кошка вытоптала цветник. Я же слоняюсь возле этой проклятой трясины и никак не могу умереть по-настоящему. Мне кажется, что даже зомби перестали обращать на меня внимание. Они наверняка уже добрались до мертвых тел, и я не могу даже похоронить своих родных как полагается. Опозоренные, неупокоенные, они сами когда-нибудь обратятся в мерзких зомби, и охотники на нежить будут рубить их мечами — раз за разом, раз за разом…

К концу рассказа Саркерен уже плакал злыми, мелкими слезами. Лемвен ощущала волну его ненависти всей кожей.

— Ты мог бы отомстить… — нерешительно сказала она. Конечно, месть целому отряду — занятие на многие десятилетия. А парню нужно что-нибудь сделать немедленно, пока боги или Стражи Душ не услышали его отчаянную мольбу о смерти.

— Да, я бы пошел мстить… если бы мог сперва вернуть родным их честное имя. Похоронить, совершить обряд на могиле… — он перевел дух.

— Слушай… — задумчиво сказала Лемвен. — Я слышала, что для обряда не обязательно хоронить тело целиком. Смерти-то бывают всякие. Некоторые герои гибли в огне дракона, и все равно им строили пышные гробницы. Для этого достаточно любой вещи, принадлежавшей убитым.

— Не совсем так, — серьезно возразил Саркерен. — Не любой вещи, а вещи, бывшей с убитым на момент смерти.

— Ты говорил о монетах, которые уронил твой отец.

— Да. Я носил их жрецу. Тот только покачал головой: во-первых, деньги слишком часто переходят из рук в руки, чтобы считаться личной вещью. А во-вторых, отец был еще жив, когда они упали.

— Но ведь есть заклинания, с помощью которых ищут потерянные вещи, — вспомнила Лемвен. — Если бы ты вспомнил, что было надето на твоих родных не подверженного тлению — кольца, браслеты, амулеты — эти вещи можно было бы поднять из трясины силой магии.

— Не думаю, что их вещи все еще лежат в трясине, — Саркарен ударил кулаком по стволу дерева. — Наверняка, все до последней бусины покоится в желудках у зомби.

— Боги! — Лемвен уставилась на эльфа, словно тот произнес Великое пророчество. — Тогда просто нужно перебить всех зомби в вашей трясине, и дело с концом!

— Думаешь, я не пытался? — махнул рукой Саркарен. — Двое-трое — и выморок. И пока никакого результата.

— Ну так, может ты позволишь мне помочь тебе в этом? — церемонно поклонилась ему Леми. Парнишка в последний раз шмыгнул носом и выпрямился, обретая взрослую уверенность.

— Да, благородная леди, я позволяю вам это. И в награду за это деяние я могу предложить нашу семейную реликвию — семя, привезенное когда-то отцом из дальних краев. Оно приятно на ощупь и всегда остается горячим. Я частенько грел об него руки, и в тот день на крыше тоже…

— Благодарю тебя, отважный Саркарен! — в тон ему ответила Лемвен. — Я приму твою награду, когда буду достойна ее. Ждя меня тут, — добавила она заботливо. И покарауль мои вещи, — порывшись в котомке, Леми сунула парню кусок лепешки и ломоть сыра. Прежде чем тот успел возразить что-либо, начинающая колдунья исчезла в плотном тумане.

Последний зомби тянулся к Леми, обдавая ее отвратительным запахом. Впрочем, покрытая болотной грязью девушка воняла ничуть не лучше своих жертв. В бурой жиже блеснуло простенькое колечко. Эльфийка отправила его в кошель на поясе, к груде других дорогих и дешевых безделушек. В голове пронеслась ехидная мысль: «Вот и проверим заодно нашего мстителя на благородство!»

Как следует искупавшись возле водопада, Лемвен отыскала Саркарена у небольшого домика на склоне холма. Тот ожесточенно заделывал дранкой крышу. Увидев эльфийку, парень довольно ловко спустился по лестнице вниз и жестом пригласил ее в дом. Там был наведен неумелый, но тщательный порядок. Покоробившийся от дождей, но выскобленный стол украшала глиняная вазочка с двумя стеблями скорбника — почти черной, покрытой похожими на капли сережками, травы, издавна украшающей могилы темных эльфов.

— Вот! — высыпала эльфийка на чистые доски свою добычу. Браслеты, кольца, перстни, амулеты, бусы, осколки зеркал, драгоценные камни — все перемешалось в единый, пестрый клубок. Саркарен сел на трехногий табурет и начал терпеливо выпутывать из золотых и мифрильных цепочек дешевый серебрянный оберег-звездочку. Так же неторопливо он перебрал кольца, равнодушно откладывая в сторону тяжелые украшения с дорогими камнями, и выбрал перстень из электрона, на котором сплетались стремительные эльфийские буквы имени Даррот. Потом высвободил из объятий нескольких жемчужных браслетов один, бирюзовый, с маленькой подвеской в виде ложечки.

— Все, — сказал он тусклым голосом. — Благодарю тебя. Надеюсь, добыча послужит тебе большим вознаграждением, чем эта безделица. — и он катнул по столу горячее семя прямо к руки волшебнице.

— Ты знаешь, я думаю, что этого орешка мне будет вполне достаточно, — Левмен подмывало отказаться и от этой нехитрой реликвии осиротевшего Саркарена, но Арика ждала ее с семенами как можно скорее. — А это тебе… на хозяйство.

Эльф впервые вскинул на девушку глаза. Никакого гнева и ненависти не было больше в них. Вся его ненависть теперь пульсировала в круглом зерне на ладони Лемвен.

— Скажи, — нерешительно спросил он. — Если я не брошусь мстить немедленно, это означает, что я струсил?

— Это означает, что у тебя в черепушке есть мозги! — сердито возразила эльфийка. — Разве ты сейчас одолеешь целый отряд? Разве твой отец строил этот дом для того, чтобы он стоял заброшенным? Разве ты уже построил гробницу для родных, а жрецы отслужили там обряды на тридцатидневный помин, на тридцатинедельный, на тридцатилетний? Выполни долг — а потом думай о мести, вот что я тебе скажу.

— Хорошо! — почти улыбнулся эльф. — Знаешь, младшие братья моего отца прослышали о нашей беде. И оба решили перебраться сюда со своими семьями. Они были моряками много лет, а потом все никак не могли осесть на берегу — перебирались из одного порта в другой. А тут… в общем, они оба решили, что жизнь возле родного леса пойдет им на пользу.

— И чистое небо над головой, да? — похлопала Саркарена по плечу Лемвен.

— Налей-ка мне воды во фляжку! — попросила она, и пока парень плескался за занавеской у входа, незаметно подсунула под кучку украшений пяток крупных золотых монет. Знаем мы этих моряков — ни кола, ни двора, и семеро по лавкам…

Гладкое семя грело бедро волшебницы сквозь ткань штанов, когда она шагала к мосту, ведущему на Нейтральные земли. Тиэрон так и не объявился, хотя солнце уже палило вовсю. Эльфийке предстояло решить: разыскивать брата или заканчивать свое задание в одиночку.

Глава 48. Две дороги (продолжение)

Лемвен двигалась по дороге к Глудину, торопясь встретиться с братом. Но его все не было. Эльфийка не на шутку беспокоилась, входя в ворота Глудина. Быть может, с Тири что-то случилось? Ей не терпелось закончить свое задание, но судьба брата ее беспокоила гораздо сильнее. В растерянности она замерла на главной площади, у поворота в один из узких переулков. Где искать Тири или этого капитана стражи Ликана?

Мимо двигался парнишка из прислуги, неохотно тащивший откуда-то ведро с углем. Его остановила симпатичная гномка в белом фартуке с корзиной булочек:

— Матти! Что у вас там за переполох с утра? — спросила она. Матти обрадованно бухнул свою ношу на мостовую и принялся красочно расписывать:

— У нас вчерась с вечера заночевал переодетый эльфийский прынц, из темненьких. Спервоначалу-то он лег в общей, заплатил мелкой монеткой. А как стали обозные орки в путь собираться, ктой-то ему на руку со всей дури наступил. Тут он проснулся и давай обозников гонять по залу… А когда хозяин ему стражей пригрозил, смилостивился, убивать никого не стал. Просто сообщил, что у него сам капитан стражи в друзьях, высыпал на стол горсть золота и потребовал лучшую комнату и местного эля. Выпил, наверное, ведро, вот не вру! И завалился один спать в лучших двухкомнатных апартаментах, где доселе только церковники останавливались…

— А с чего это он принц-то? Сам признался? — с жадным любопытством пританцовывала на месте гномка.

— Да ты чево! Кто же признается! Ну мы сами догадались, что это он ин. гон…гнито, во!

— Да, глупости все… — отмахнулась булочница. — Просто какой-то черноухий Глудинского эля не пробовал ни разу, вот и развезло его. Проспится к завтрему — будет спрашивать, почему он в ваших… парт… ментах, и где его деньги. Придумали! Принц! Пьянь мелкая! — и гномка фыркнула. Матти хотел было ответить ей по достоинству, засучив рукава, но увидел в дверях ближайшего постоялого двора своего хозяина, грозно скрестившего руки на груди. Выражение лица не обещало Матти ничего хорошего, и парнишка поспешно поволок свое ведро с углем в покосившуюся дверь заднего хода.

А Лемвен, усмехаясь, направилась к суровому типу. Распрямив спину и задрав подбородок, она с ледяной любезностью процедила:

— Милейший, а где карета?

— Кар… рета..? — каркнул мужик, подавившись восхищенным вздохом, с которым он уставился было на вырез куртки эльфийки.

— Потише! — не понижая голоса отрезала Лемвен. — Или его высо… он явился к вам пешком?

— Пешком, как есть на своих двоих! — подобострастно закивал хозяин, сгибаясь в поклоне. — А вы его фрейлина будете?

— Я буду его родная сестра, разве не видно? — приподняла презрительно губу эльфийка. — Довольно потешать толпу, ведите меня к нему! — и решительно двинулась внутрь впереди семенящего мужчины.

Они поднялись по лестнице и хозяин почтительно распахнул перед Лемвен двустворчатую дубовую дверь. Навстречу эльфийке хлынул мощный запах эля и не менее мощный храп. Пинком захлопнув дверь перед носом вытянувшегося от любопытства хозяина, Леми плюхнулась на широченную кровать, где бессовестно дрых Тиэрон собственной персоной. Через десять минут она осознала, что будить брата бесполезно, и распахнула дверь в полной уверенности, что обнаружит там ожидающего указаний хозяина. Так оно и оказалось. Эльфийка приказала доставить обед, горячую воду и хорошее мыло. Дождавшись исполнения приказа, щедро расплатилась и предупредила, что будить их следует только в случае прибытия кареты без герба. Замороченный собственными же выдумками хозяин помчался на улицу — хвастаться соседям своими постояльцами и караулить несуществующую карету, а Леми с удовольствием вымылась в соседней с братом комнате, написала и отправила пару писем и, перекусив, улеглась на мягкой кушетке у очага. Усталость сковывала ее, от семян в кармане исходили смешанные волны чужих чувств, и Тири храпел, как бывало храпели гномы в караване. Леми усмехнулась, представив себе утреннее состояние братца, и почти моментально уснула.

Утром она с аппетитом уплетала остатки вчерашнего обеда, а Тири, морщась, ковырял специально заказанную для него жидкую кашу.

— Ле-еми-и… — простонал он. — Я не могу есть, ну совершенно. И ходить не могу… и сидеть.

— Вот только без этих нежностей! — фыркнула эльфийка. — Подумаешь, напился!

— Я не напился! Я упился! Этот эль такой вкусный, что хочется выпить еще и еще…

— Так говорят все пьяницы, — с деланным сочувствием кивнула сестра.

— Ну Леми-и! — Тиэрон покачнулся на стуле.

— А ты знаешь, что эти… добрые люди приняли тебя за принца инкогнито? — понизив голос сообщила ему Леми.

Тири потрясенно уставился на нее. Потом потер лоб.

— Вот почему у меня почти пустой кошелек! — пробормотал он. — Да уж, расплатился я с ними по-королевски!

— Не переживай, — пожала плечами девушка. — Это не так уж плохо. Во всяком случае, это так неправдоподобно, что может сбить со следа кого угодно.

— Со следа? — Тири явно туго соображал.

— Ну, мало ли… — вздохнула девушка. — Мы влипли в опасное дело, братец.

— Но как нам отсюда уйти? Пешком что ли? — озадачился эльф. — Этак и самому глупому слуге станет ясно, что мы самозванцы.

— Ну зачем же, — зевнула Леми. — Нам придется покинуть Глудин по-королевски… Эффектно.

— О, нет! — Тиэрон схватился за голову. — Я сейчас не перенесу шуточек этой твари! Меня стошнит!

— Ничего-ничего. Тут с тобой старшая сестричка, она не даст тебе погибнуть от пьянства во цвете лет! — хихикнула эльфийка. — Держись за стул, братец! — и она как можно невозмутимее начала сплетать заклинания лечения и исцеления яда.

Тиэрон уставился на нее в таком изумлении, что даже забыл о своем состоянии.

— Леми! — возопил он на весь постоялый двор. — Какого голема!

— Так получилось, — отвела глаза эльфийка. Что ж, она этого и боялась. Конечно, брату обидно и горько, что Леми выбрала другой путь. И сейчас он выместит на ней свое негодование со всей силой первого в жизни похмелья.

— Но это же… — Тири задохнулся и отхлебнул воды из стакана. — Это просто великолепно, сестричка! А как мама-то будет рада!

— Правда? — вскинула на него взгляд девушка. — Ты не обиделся?

— На что? На то, что ты решила не зарывать свой талант? Да я просто в восторге! У меня теперь всегда будут какие-нибудь защитки, а?

— Посмотрим, — усмехнулась Леми, вскакивая со стула. — Кажется, наша карета подана! — и сразу вслед за ее словами переулок огласил трубный рев Ветерка.

— А голова-то не болит! — крикнул сестре Тиэрон, когда Глудин с бледно-зеленым хозяином, попадавшими на землю слугами и любопытной гномкой-булочницей, не обращающей внимания на сыплющиеся в пыль булочки, провалился куда-то вниз, и Ветер набрал высоту.

Известие о том, что близнецы решили разлучиться, было принято друзьями с пониманием. Вивиан была просто счастлива, без конца помогая подруге осваивать ученические заклинания. Аннарин похлопал Тиэрона по плечу и посмеялся:

— Леми чуть не стала волшебницей прямо у тебя под носом, пока ты наливался элем! Вот это я понимаю, чудеса маскировки!

— Я не хотела никого обманывать! — вспыхнула Леми. — Я просто…

— Просто не была уверена, да, девочка? — успокоил ее Кузьма. — Я прекрасно тебя понимаю. У нас бывало и похлеще в те времена, когда сын был обязан выбрать отцовское ремесло. И тайком обучались у другого мастера, и из дома уходили…

— Но почему все-таки боевой маг? — поинтересовалась Вивиан, когда девушки остались наедине. Лемвен рассказала ей свой сон — в котором она пробирается по кустам и опаздывает. Вивиан выслушала рассказ очень серьезно.

— Возможно, ты действительно спасла своим выбором чью-то жизнь. — раздумчиво произнесла она. — Но мне тяжело думать о том, что впереди у нас не мирная жизнь, а новые смертельные битвы.

— Да и я больше хотела бы… — Леми осеклась. Так ли уж ей хотелось бы вернуться обратно в родительский караван? А как же Аннарин? Неужели она потащит этого могучего воина за собой, пользуясь его клятвой и его чувством к ней? Заставит его бросить свой отряд, заняться торговлей?

— Я хотела бы повидать родителей… — произнесла эльфийка вслух.

— И попрощаться с ними, — понимающе кивнула Вивиан. — Да, Леми, у нас нет пути назад. Это грустно, но я все-таки вижу там, за мрачными тучами, какой-то ясный свет — для всех нас, надеюсь.

На следующее утро близнецы отправились завершать начатое дело. Тири — к каменным кошкам, а Леми — в Руины Агонии, разыскивать несчастные создания некого безумного колдуна, проводившего опыты по превращению людей в нежить. В их телах ей предстояло искать заклятые Безумные Сердца — артефакты, созданные колдуном из человеческих сердец. Лемвен заранее содрагалась от подобной работенки. Вивиан все утро варила на походной плитке эликсир из трав и заставила эльфийку выпить изрядную толику этого зелья.

— Он защитит тебя от заразы безумия. Мне не хочется видеть тебя с перекошенным лицом, удирающую от городской стражи, — покачала головой девушка.

— Если бы он еще отбил запах у этих тварей! — пожаловалась Лемвен. Вивиан серьезно кивнула и добавила к питью пару капель тягучей жидкости.

— Это называют «запах сна», — пояснила она эльфийке. — Одна капля в любом напитке заставит тебя полдня наслаждаться самими изысканными ароматами, которые ты только знаешь, и не ощущать реальной вони.

— М-м… — принюхалась Лемвен. — Пахнет… мамиными духами… и ягодным пирогом…

— Э-э… — смущенно откашлялся Кузьма, неловко пряча под полу плаща свою до половины перемотанную портянку. — До чего ж полезное зелье выходит! А у нас вовсе даже жареный сыр на завтрак… орочий.

Остальные, уже в полной мере насладившись запахом обжаренных ломтей самого ядреного сыра, который почти забивал аромат гномьих портянок, дружно расхохотались. Лемвен перевела взгляд с гнома на сковородку и тоже покатилась со смеху. Она прекрасно помнила запах жареного сыра, но ее нос уверял, что перед ней куски ягодного пирога. И завтрак казался сладковатым…

Вечером друзья собрались у костра снова. Накрапывал легкий дождик, и Ветер раскинул над их головами свои широкие крылья, наслаждаясь теплом. Тиэрон в красках поведал, как разыскивал в Глудине капитана Ликана, стараясь не попасться на глаза свидетелям отлета «эльфийского принца» на спине дракона. Капитан остался доволен, и сообщил эльфу, что по его догадкам на колдунью напали орки из банды некого Царпика. Тиэрон весь день выслеживал разбойников и обнаружил пещеру, в которой те ночевали. Но в банде оказалось более десятка крепких зеленомордых парней, и он решил, что без помощи мага ему не стоит к ним соваться.

Левмен же с отвращением пристроила подальше от костра мешочек с заклятыми сердцами. Ей все время мерещилось, что они продолжают трепыхаться под плотной тканью. Эльфийке не хотелось даже думать о том, что творил с несчастными жертвами безумец. Но именно эти мысли и лезли к ней в голову, напрочь отбивая аппетит.

Набег на орочью банду оказался довольно простым делом. Стоило только монстрам показаться на полянке перед пещерой, как Тиэрон налетел на них со своими мечами, а Сэйт и Вивиан принялись поддерживать его жизненные силы. Лемвен тоже помогала им. В результате, Тиэрон победил монстров, словно легендарный неуязвимый герой. Аннарин одобрительно похлопал его по плечу. Фиал со Слезами Шилен эльф обнаружил в поясном кошеле главаря банды.

Кузьма посоветовал друзьям растащить трупы орков подальше друг от друга.

— Ежли они тут все очухаются, так непременно снова в банду собьются, как волки в стаю. А так, глядишь, потыкаются мордами в кусты и разбредутся в одурении…

— Ну, не знаю… — с сомнением покачал головой Сэйт, помогая Тиэрону волочь за ноги здоровенного орка, потихоньку тающего у них в руках. Аннарин отволок главаря за скалу, ухватив как щенка за толстую складку на шее.

Под вечер близнецы добрались до Алтаря, где их поджидали сестры Арика и Аркена. Обе колдуньи старались сохранять невозмутимость, но Лемвен заметила, как восторженно вспыхнули глаза Аркены при виде синего фиала. А Арика без малейшей брезгливости извлекла Безумные Сердца из холщового мешочка.

— Ты раздобыла очень ценный магический компонент для зелий и лекарств. Множество больных и раненых будут благодарны тебе за это, — тепло сказала она эльфийке.

— Но там не было никакого семени, — огорченно воскликнула Леми, доставая три других артефакта.

— Семя Безумия появляется, если высушить зачарованное сердце. Ты можешь сделать это своим заклинанием, например, Касанием Вампира, — успокоила она девушку.

Лемвен с сомнением уставилась на мерзкие кусочки и произнесла заклинание, нацелив на одно из сердец палец. Оно тотчас съежилось и превратилось в бугристое, неровное семя, взяв которое в ладони, эльфийка ощутила желание дико расхохотаться прямо в лицо колдунье. Но она сдержала себя, и зелье Вивиан помогло.

— Хм… — посмотрела на соискательницу магического звания Арика. — Для мага важен талант, заложенный в него богими. Для мага важна твердая воля. Но еще важнее для него хорошие друзья. Передай мое восхищение той, что дала тебе отвар.

— Почему вы не предупредили меня, что я могу сойти с ума? — возмутилась Лемвен.

— О, Аркена мгновенно вылечила бы тебя! — махнула рукой Арика. — Но мы всегда смотрим, сколь долго новичок сопротивляется безумию — это тоже очень важно для нашего искусства.

Растерянно попрощавшись со странной парочкой наставниц, близнецы отправились в город темных эльфов. Они все еще сомневались, что их Испытания пройдены, хотя и получили неопроверживое доказательство тому в виде двух артефактов, которые надлежало передать мастерам-наставникам.

Поздно ночью черный дракон, сливающийся с осенними тучами, нес к востоку разношерстную компанию друзей, в которой стало больше на одного асассина и одного боевого мага. Сонечка раздобыла где-то изрядный бурдюк крепленого орочьего меда, и путешествие снова казалось друзьям отличным приключением. Оставалось лишь отыскать остальных…

Глава 49. Таланты и поклонники

— Пошевеливайтесь! — скомандовал Марон, откидывая тяжелую от дождя полотняную кулису. — Нужно разгрузить все эти ящики до обеда, слышите?

— А обед-то будет? — буркнул кто-то из оборванцев. Нет, они не все выглядели бродягами. Некоторые действительно честно зарабатывали себе на кусок хлеба. Но Марон все равно не мог сдержать своего презрения к грузчикам.

— Будет-будет! — прикрикнул он. — И глядите у меня, я тут стою и не свожу с вас глаз! Не вздумайте шарить по ящикам, сами же пожалеете.

— Чегой-тось? — не сдержал любопытства молодой гном с жиденькой, давно не мытой бороденкой.

— Тогой-тось, — передразнил его Марон. — В соседнем городе один вот такой полез… а там у нас змея сидела. Она его за руку — цап, он орать, от его ора проснулся кроколиск… в бщем, лечили потом того дурака долго-долго…

— Ну-у… — неопределенно покрутил головой грузчик. — Больно надо!

Ящики мерно вплывали в шатер, располагаясь по кругу, как указывал Марон. Конечно, было бы неплохо иметь несколько постоянных работников, но мало кто соглашался таскаться по дорогам в такую погоду и без конца разгружать и нагружать фургоны. Каждого распоследнего бродягу и колчерукого бездельника рано или поздно тянет туда, в яркий центр озаренной переменчивым сиянием эльфийских светильников арены. Каждый начинает проситься к гимнастам, силачам или дрессировщикам. А сколько идиотов пытались разгадать секреты Корунда и стать фокусником!

Распорядитель снова окинул толпу грузчиков внимательным взором. Этот человек с явными следами не раз вылеченного пьянства на лице… наверняка, у него есть родные, которые всякий раз после очередного запоя выкладывают магу-целителю денежки за непутевого гуляку. Но тяга к вину бывает не только в желудке — она порой гнездится и в голове. Проще говоря — хочет парень надраться, идет и надирается. Не стоит и думать взять его с собой. Во-первых, разоришься на протрезвлении. Во-вторых, родня подымет вой, решит, что их злосчастного пьяницу силком умыкнули злыдни.

Ха, вот этот полуорк хорош! Пыжится изо всех сил выглядеть, как чистокровка, силен, но по бледной коже и слишком невысокому для зеленых парней росту видно — ублюдок. В законном браке-то бродяги не вырастают. Хотя кто ведает пути богов? Но… раненое самолюбие наверняка толнет его делать карьеру в цирке. Или в жонглеры полезет, или в дрессировщики. А зачем «Волшебным забавам» десять дрессировщиков? Им и двух-то не требуется. Хмурый Грыгарр в помощниках не нуждается.

Хм, кажется еще один полукровка — полуэльф, похоже? Ну, этот сам не пойдет чернорабочим, видно, что только перебивается тут, поджидая то ли дружков-разбойников, то ли королевских следопытов, пущеных по следу очередной банды. Лесовик, тихушник, работает споро, но себе на уме.

Гномы как обычно кучкой, не пойми-разбери, все в одинаковых доспешках, шлемы надвинуты по самые бороды, будто им вот-вот в бой идти. Скорее всего, разорившиеся торгаши или мастера-недоучки. До поденной работы уже докатились, а в пахари продаться еще гордость не позволяет. Вот гнома бы Марон взял. Гном и работать умеет, и секреты Корунда никогда не выдаст — у них такой обычай меж собой. И девочки-гимнастки были бы довольны. Если, конечно, не попадется старый пень с седой бородой… Хотя, кто их, гномов, знает. На вид ему за 50, от роду все 200, а он еще завидный жених у своих числится.

Вон тот, с рыжей бороденкой, наверняка помоложе будет. Но до чего тощий! Ящик тащит, словно вот-вот упадет. Судя по доспехам — из воинов. Неужели беглый пахарь? Марон мысленно потер руки. Беглец, конечно, не позволит себе лишнего, попав в такое теплое местечко, как бродячий цирк. Найти его тут сложно, фургоны нынче тут, завтра за полсотни миль. Определенно, стоит перекинуться с парнем парой слов.

Когда работники закончили выскребать миски кусками лепешки и чинно получили свой заработок, Марон приглашающе кивнул молодому гному в тусклом шлеме. Тот сметливо запнулся за растяжку шатра, уронил пустой ящик, бросился его поднимать… Когда последние грузчики покинули круг фургонов, гном распрямился и подошел к Марону. В нем не было никакой робости или неуверенности. Глаза смотрели равнодушно, то и дело кося на что-то за спиной распорядителя.

— Кхм… — прочистил горло Марон. — Ты, любезный, мне глянулся слегка в смысле работы. Нет ли желания подзаработать еще малость?

— Тута или с вами переться? — лениво спросил гном. Голос и впрямь был молодой, но хриплый, как от застарелой простуды.

— Как хочешь, — отрезал Марон, весьма недовольный своей промашкой. Гном ни капли не походил на забитого беглеца, скорее он напоминал распорядителю наглых базарных бандитов, выколачивающих дань из мелких торговцев. Свяжись с таким… Но было поздно.

— Спасибочки… — прохрипел гном с преувеличенным энтузиазмом кланяясь. — Премного благодарны… мы ж тут как есть с голоду пропадаем… Значится, можно вещички к вам перетаскивать, а? — и он подслеповато прищурился, замерев в полусогнутом положении перед начальством. Марон снова засомневался. Может, по молодости нагличает, а на деле от голода корчится? Вот разбери-ка этих нелюдей! Он сердито ткнул новому работнику в сторону телеги с сеном и сбруей, где особо нечего было воровать. Поспит пока без крыши, там видно будет!

Новичок, отзывавшийся на короткое имя Авен, оказался покладистей и старательней, чем опасался Марон. Гном даже по собственной инициативе начистил все бронзовые детали от защитных решеток, выставлявшихся при особо опасных номерах с дрессированными монстрами. Скобы, ручки, крюки и болты теперь мягко сияли в свете эльфийских огней. Сама мадам Бубу удостоила нового работника похлопывания по спине, когда проходила из своего фургона в центральный шатер. Впрочем, девочки-гимнастки выглядели разочарованными.

— Он скучный такой… — шушукались они громким шепотом. — Прямо бука! Хоть бы рассказал, кто его родичи…

— Нечего приставать к парню! — усмехался довольный Марон. — Вам, вертихвосткам, лишь бы хихикать, а для этого простака вы, небось, почти как ваши Верховные жрицы!

Девочки фыркали, одновременно изумленные глубиной невежества человека и польщенные его грубой лестью. Впрочем, скучный парень Авен вскоре начал притаскивать им из города пирожки и забавные мелочи, вроде огненных хлопушек, за что ему было почти полностью была прощена необщительность с лучшими гномками Адена в лице гимнасток «Волшебных забав». Девочки пришли к выводу, что Ав, видимо, слишком молод.

Блистательный Корунд сперва тоже не обратил внимания на своего сородича. Играя роль карлика с островов, он старался поменьше болтать по-гномски, да и из своего фургона выходил неохотно. Девочки сами прожужжали Корунду все уши о тощем грузчике, нанятом Мароном. Фокусник снисходительно пожал плечами.

Однако, когда начались представления, в душе звезды цирка зародилось изумление, переходящее в теплую приязнь. Как бы ни был тяжело загружен Ав во время представления, когда Корунд выходил на арену, малый бросал все дела и замирал, как элпи под заклинанием сна. Сияющими глазами он следил за фокусами и трюками, хлопая громче самых восторженных детей. А потом бросался спешно доделывать свою работу, избегая нагоняя от Марона.

Такое преданное восхищение невольно способствовало сближению двух гномов. Сперва Корунд изредка обращался к новичку своим сценическим густым басом с какими-то мелкими поручениями, а потом они невольно начали непринужденно болтать. Странные это были разговоры — ни один, ни другой не упоминали о своей семье, друзьях или причинах, приведших их в цирк «Волшебные забавы». Но они могли часами обсуждать отделку какого-нибудь здания в очередном городе, или ковку ворот, сравнивать доспехи встречных всадников или спорить о пользе различных магических кристаллов…

Через пару недель Ав перебрался ночевать в крохотную прихожую фургона Корунда. И то — двум гномам было в обществе друг друга привычнее и спокойнее, нежели с шумными гимнастками или мнительным Мароном.

Дружба со звездой не особо повлияла на статус Ава, но, как отметил про себя Корунд, только потому, что малый сам себя так поставил. Он по-прежнему услужливо кланялся Марону, ухмылялся до ушей, когда мадам Бубу трепала его по плечу, шарахался от шуточек гимнасток и при этом задабривал их леденцами или резными гребешками, купленными во время отлучек, как мальчишка приставучих сестренок.

А отлучался Ав регулярно. Вот что еще заинтересовало Корунда. Когда по старой привычке караванщика подсчитывать то и это, фокусник прикинул, что малый исчезает на несколько часов ежедневно, в разное время, но не пропуская ни дня, это показалось гному занятным. Кем бы ни был на самом деле простоватый Ав, он явно преследовал свои тайные цели. А Корунд, верный гномскому родству, не собирался ни выслеживать, ни расспрашивать его.

Зимние ливни настигли цирковой обоз далеко на северо-востоке. Крученые струи лупили по натянутым шкурам, словно сотня барабанщиков перед выходом дрессированного вивера. Этот самый вивер заскучал, начал неровно облезать и впадать в спячку на целые дни. Орк-дрессировщик Грыгарр ходил мрачнее Глаза Шидар и проводил долгие часы, натирая любимца пахучими мазями.

На Ава свалилось чересчур много работы даже для такого ловкого парнишки. Помимо прочего, ему приходилось собирать и укладывать под навес мокрые дрова и хворост: мадам Бубу резонно приберегала хорошие сухие вязанки из эльфийского ясеня для обогрева главного шатра. Поэтому гном таскался под дождем целыми днями, а потом пытался согреться кружкой глинтвейна в своей комнатенке. Корунд не жалел для него лучшего вина из своих запасов, но ни глинтвейн, ни теплое одеяло, подсунутое сердобольными гимнастками, ни мифрильное гномское здоровье не смогли надолго оттянуть неизбежное. Ав простыл, и когда однажды поутру его привычная фигурка не начала суетиться среди фургонов, сама мадам в беспокойстве заглянула в фургон Корунда. Она застала своего фокусника отпаивающим молодого гнома настоем трав с теплым вином.

— Бубу! — не терпящим возражений тоном сказал Корунд. — Если тебе случайно встретится маг-целитель, будь так добра, отправь его ко мне. У меня есть для него работенка.

— Но Корунд… — начала было хозяйка, имея в виду бессмысленность возни с подобранным на улице работником. Но один взгляд на постель заставил ее отскочить к двери.

— Синяя лихорадка! Боги! Мы все умрем!

— Нет, Бубу! — успокоил ее Корунд. — Это не лихорадка, это просто воспаление легких. Ничего магического или заразного. Парень просто промерз и промок до костей…

— Его никто не заставлял силой наниматься к нам… — высокомерно отрезала мадам. Она была мягкосердечной женщиной и всегда боялась, что окружающие начнут пользоваться этим.

— Кто спорит? — пожал плечами Корунд. — Только ты ведь не хочешь объясняться с родственниками парня, если с ним что-то случится?

— Какие там родственники… — начала было Бубу, но Корунд сделал жест в сторону прикроватной полочки. Там, между горшком с вечными углями и щербатой тарелкой, лежали серьги изумительной красоты с магической защитой, заставляющей металл слегка светиться. Видимо, снять их молодой гном успел, а убрать — нет.

— Но… но… — мадам растерялась. — Зачем же он…

— Думаю, что у парня на это были веские причины. Как и у меня, — и Корунд рассмеялся своей шутке.

— Ну хорошо, — Мадам Бубу старалась на всякий случай не приближаться к больному. — Я найду тебе мага, пусть поставит Ава на ноги. Он действительно отлично работал все это время.

— Ты даже не представляешь, как старательно он трудился… — пробормотал Корунд вслед закрывающейся двери.

Обнаруженные под койкой Ава меч и доспехи наводили гнома на мрачные мысли. Ловкий и сильный воин, владеющий дорогим оружием, путешествующий под личиной простака-Ава с бродячим цирком, регулярно отлучающийся куда-то… и эта записка, найденная Корундом возле горшочка с вечными углями. Видимо, у Ава в горячке не получилось закинуть ее точно на угли. В записке было краткое описание некого темного эльфа, известного своими аферами и обманом честных купцов. Насколько помнил Корунд, когда цирковые фургоны покидали последний городок, все были взбудоражены известием о его таинственном исчезновении. И фокусник подозревал, что эта пропажа, которая ни капли не огорчила Гильдию торговцев, так и не будет никогда найдена.

— Вот чем ты занимаешься, малыш… — задумчиво бормотал Корунд, натягивая на ледяные ноги Ава носки из медвежей шерсти. — Наемный убийца! Знала бы Бубу, шарахнулась бы подальше, чем от синей лихорадки.

Сам гном испытывал не страх, а только досадливое удивление. Что заставило этого парня, по виду недавнего школяра, заняться таким делом? И делать его с умелым равнодушием, какого не встретишь и в закаленном бойце? Корунд снова и снова вспоминал восторженное, детское выражение лица Авена, смотрящего фокусы. Какой из Авенов был настоящим — тот, замерший у арены, или крадушийся в ночи убийца?

Дни тянулись унылые, серые и промозглые, как сброшенная наконец-то шкура циркового вивера. Авен то ненадолго приходил в себя, обводя комнатенку мутными глазами, то снова метался в жару, сбрасывая одеяла и порываясь бежать куда-то.

Зрителей в тихом поселке лесорубов было катастрофически мало, но опытная мадам Бубу приказала распаковывать шатры на луговине. Она знала, что через день-два с гор спустятся золотоискатели и пастухи, одновременно прибудут обозы торговцев и переселенцев, последние в этом сезоне. Будет грандиозная ярмарка, не уступающая большим городам, и циркачи могут неплохо заработать на ней.

Корунд пользовался свободными днями чтобы приглядывать за Авеном. Но все усилия гнома не приводили к улучшению. Грыгарр заглянул как-то в каморку работника и потыкал его безвольную горячую руку своими зелеными пальцами. На лице орка появилось выражение жалости.

— Сильно много плохое внутри, — изрек он, глядя поверх голову Корунда в окно. — Магия плохой, мысли плохой, все плохой. Болезнь ходить как вор в дом без дверь! Ищи мага! — и с этими словами Грыгарр отправился восвояси.

Легко сказать — ищи мага! В забытом богами поселке маги встречались так же часто, как и особы королевской крови. Разве что с караванами прибудет хотя бы один целитель. Корунд забросил даже отработку новых фокусов, придумывать которые он навострился в последнее время. Недоделанные приспособления пылились на столе в его комнате, а сам он проводил все время с мечущимся Авеном. Гимнастки приносили им обоим еду, горячую воду, сушеные травки. Но Авену не становилось лучше. Он лежал безучастный ко всему, и умудрялся проглотить не больше двух ложек бульона за раз. Время от времени гном начинал рассказывать что-то бессвязное тоненьким голоском:

— …А потом еще взлетают разноцветные огни, и все хлопают в ладоши. И я не понимаю, как это получается без капли магии… А пирог тот был с медом. И вот я мед вылизываю, а она меня хвать за ухо… Потом выливаю ему ведро воды на голову, и он вскакивает… Беремся мы за руки и тут я вижу… драконы летят…Так больно и темно… Ты не ударишь меня, правда? Только ты один остался… друг…

— Тихо, тихо… — успокаивал Ава Корунд, горестно качая головой.

Было очевидно, что болезнь и таинственное «плохое внутри» подтачивают последние силы парнишки. Корунд решал — не рискнуть ли ему? Один старинный гномский способ лечения такого вот, сжигающего до смерти, сухого жара он знал по рассказам отца. Но его применяли к крепким, матерым бойцам. Не добьет ли он тощего Авена окончательно? С каждым часом становилось очевиднее, что если Корунд не решится, сердце парнишки не выдержит такой температуры. У него на лбу уже, казалось, можно было жарить яичницу.

Фокусник принес в каморку пару ведер горячей воды и одно с ледяной родниковой, куда он щедро добавил винного уксуса. Приготовил мыло, мочалку, несколько льняных простыней, выпрошенных у поджимающего губы Марона, и сухую одежду.

После чего фокусник крепко запер дверь своего фургона. Ему было страшновато, что кто-нибудь застанет его за этим лечением. Могут ведь совсем не так понять…

Корунд приготовил мокрую ледяную простыню, а ведра с горячей водой накрыл толстыми подушками, не пропускающими тепло. Конечно, набитые шерстью подушки отсыреют от пара, но здоровье Авена важнее.

Дрожащими руками Корунд снял с больного все одеяла. Вместо того, чтобы затрястись от холода, как это бывает при нормальном ознобе, Авен блаженно раскинул руки, словно валялся на солнышке в летний денек. Корунд осторожно вытянул из-под парнишки тощий тюфяк. Топчан скрипнул рассохшимися досками.

Потрепанная одежонка Авена заставила Корунда вздохнуть. Те люди или эльфы, которые считают, что неприхотливым гномам безразлично, какое тряпье на них напялено, лишь бы одежда грела и прикрывала тело, глубоко ошибаются. Гномы, приученные с детства видеть качество вещей, испытывают от плохо сотканной ряднины, грубо сшитой рубахи или криво притачанной застежки такое же неприятное чувство, как и при виде ржавого меча или кривого копья. Это доставляет мастеровитым коротышкам неудобство, сравнимое с зудом немытого тела для более нежных эльфов или скрипом металла по стеклу для людей. Гном, по доброй воле носящий низкосортную одежку, подвергает себя немалому испытанию.

То, что было надето на Авена, больше напоминало на ощупь мешок из-под репы. Хотя рубаха была чистой и даже украшеной незатейливой вышивкой, делали ее где-то наспех и без души. То ли дело гномская шерстяная ткань тройного плетения или льняные туники, прохладные в жару и теплые в холод… Корунд потряс головой. Не время думать о ерунде!

Фокусник осторожно стянул с Авена рубашку и штаны, оставив того в нижнем бельишке. Короткие штанишки и исподняя рубаха без рукавов оказались из отличной ткани, так называемого «паучьего батиста». Гномы-ткачи добавляют к нитям паучий шелк, и это позволяет делать ткань тоньше и прочнее обычной, при этом невесомую и приятную на коже.

— Ну и тощий же ты, парень! — покачал головой Корунд, глядя на явно великоватое белье. — Ножки как палочки, будто тебя с детства не кормили!

— Съешь это… — пробормотал Авен. — Ты голодный, тебе нужно есть…

— Ох… — невольно вздрогнул фокусник. Эта фраза живо напомнила ему голодовку в заброшеном форте.

Корунд как никогда остро ощутил свое одиночество и ущербность. Конечно, для цирка «Волшебные забавы» он просто находка, но ему нужно искать своих друзей. И скрываться от врагов. А дороги бродячих артистов уводили его все дальше от южных трактов и густо населенных долин, где можно порасспрашивать знакомых караванщиков и купцов или получить письмо. Гном бы давно отправился назад, на поиски вслепую, если бы хоть немного представлял, где нужно искать.

Единственное, что он помнил из своего недолгого плена, это тошнотворный полет в когтях у боевого дракона. Полет куда-то на северо-восток, откуда потом пленников переправляли на телегах на рынки рабов в разных городах. Именно туда двигался теперь обоз бродячего цирка. Именно там Корунд решил попытаться отыскать следы своих товарищей. Или услышать что-нибудь о пришедших в себя после выморока чужаках.

Выморок… Великая Богиня! Как он надеется, что это был всего только выморок! Его проклятущие ручищи с такой силой опустили обух секиры на ее беззащитный затылок… Медведь, голем! Не мог осторожнее! Но он тогда больше всего боялся, что она попадет в плен. И натерпится невыносимых унижений от врагов и тварей, им прислуживающих. Этот ужас направил его удар, подлый удар со спины, сваливший ее как срубленное деревце…

Корунд смахнул непрошенную влагу со щек. Он не плакал, когда потерял ногу. Не плакал, когда стало ясно, что отец погиб и не вернется из выморока. Не плакал раз за разом ломая проклятый протез на корабле и предвигаясь по обледенелой палубе на четвереньках.

Но при мысли об этом ударе, о боли, которую он причинил самой милой, самой нежной девушке на свете, ему хотелось рыдать навзрыд. Поняла ли она, придя в себя, от чего он спасал ее? Простила ли она его?

Фокусник заворачивал Авена в ледяную простыню, поглядывая на песочные часы на полке. Простыня должна нагреться, но не высохнуть, как-то так говорил отец. Температура у больного немного упадет и на лбу выступит испарина, предвестник спасительного пота. Тогда нужно срочно растереть кожу горячей мочалкой, вытереть насухо, переодеть в чистое и укрыть потеплее. И поить по капле теплым отваром, не давая крови слишком загустеть, иначе сердце не сможет качать ее по жилам.

Авена колотило крупной дрожью, он несколько раз распахивал совершенно бессмысленные глаза и бормотал что-то, то ли узнавая звезду цирка, то ли отвечая своим видениям:

— Так здорово, что ты тут! Мне не страшно вместе… Я тоже буду сражаться… И эти огненные бабочки — без капли магии, да?

— Да, да, малыш. Это просто кусочки фольги… ты же помогал мне вырезать их, помнишь?

— Помнишь… земляника созрела…

— Ш-ш, не ворочайся, потерпи…

— Почему так холодно? Я тоже хочу увидеть этот сон…

— Ты увидишь потом, Авен, обязательно.

— Такой красивый и такой злой… ты помнишь?

— А? — Корунд изумленно уставился на Авена. Но больной снова провалился в забытье.

— Странными дорогами тебя водило, малыш, — пробормотал фокусник. — Или это мне все напоминает о нашем бегстве через леса?

Наконец, к огромному облегчению Корунда, у Авена выступила испарина на лбу и висках. Он перестал сухо и неглубоко дышать, сердце забилось размеренней. Страшный жар отступал. Теперь нужно было действовать стремительно, чтобы не простудить парнишку еще сильнее.

Корунд отшвырнул мокрую простыню и начал растирать руки и ноги больного горячей, слегка намыленной мочалкой, смывая едкий запах уксуса. Согретые места он тут же досуха тер новой простыней. Пот все обильнее выступал на коже Авена. Корунд схватил свои рубаху и штаны, приготовленные заранее. Теперь надо очень быстро переодеть парня из мокрого белья в сухое… и делать это в ближайшие часы каждый раз, когда одежда будет промокать от пота. Наверное, девочки-гимнастки справились бы с этим гораздо более ловко, но Авен мог потом быть страшно смущен обстоятельствами его лечения, поэтому Корунд и делал все сам.

От спешки он слегка запутался во влажной ткани «паучьего батиста», поэтому не сразу осознал то, что открылось его взгляду. Да и осознав, прежде всего закончил необходимое — натянул на Авена сухое белье, подстелил под него тюфяк, подсунул под голову подушку и завернул как куклу в два одеяла.

Только после этого фокусник осторожно потянул за край тощей бороденки циркового прислужника и наемного убийцы по совместительству. Хороший орочий клей держался намертво, но стало видно, где проходит граница живой, бледнеющей от натяжения кожи и искусно сделаной бороды. Грим был менее стойкий, и смылся мочалкой с третьего раза.

Вместо обветренного, покрытого оспинками и морщинами мужского лица над бородой открылось нежное девичье личико, по красоте не уступающее холеным гимнасточкам. Да что там гимнастки! Не уступающее самой Марф! Единственное, любимое, родное личико, в последний раз виденное озаренным недоумением и болью под обухом его секиры. Корунду показалось, что сердце остановилось у него в груди, а потом взорвалось тысячами огненных осколков.

— Марусенька! — прошептал он, опускаясь перед топчаном на колени. Но гномишка крепко спала целительным глубоким сном измученного отступающей болезнью ребенка. Только тень былой улыбки скользнула по ее мордашке, такой забавной от приклеенной бороды.

Будь на месте Сэдди высокопарный эльф или чувствительный человек, он бы, наверное, горестно сетовал бы на то, что они не узнали друг друга под чужими личинами. Но практичный гном всего лишь усмехнулся, отдавая должное мастерству, с которым они оба изменили свой облик. Он не поленился принести свой набор грима и стрательно восстановить простоватую грубую физиономию Авена, скрывающую Марусеньку. В душе караванщика звенели колокольчики и царил полный покой. Самую главную свою потерю он отыскал, и нет сомнения, что боги будут благосклонны к нему и впредь.

Сложности начались на другой день. Проспав почти сутки и с аппетитом выхлебав миску похлебки, Марусенька спросила у Корунда, кто переодевал ее. Тут-то фокуснику и стало очевидно, что малышка продолжает не узнавать его, ведь в нем изменилось все, вплоть до голоса. Что он мог ответить? Откашлявшись и страшно смутившись, Корунд признался, что переодевал ее он сам. И первый беглый взгляд гномишки, направленный в сторону спрятанного под кроватью меча, заставил его содрогнуться. Гном ощутил себя запертым в клетке с опасным и непредсказуемым зверем. Похоже, Марусенька столкнулась после выморока с чем-то весьма неприятным. Ни от чего он ее не спас, криворукий идиот!

Стараясь говорить ровным голосом, как это делал Грыгарр с новыми монстрами, Корунд пояснил, что не собирается выдавать тайну девушки. Ему нравился Авен, и какая разница, что тот оказался другого пола? Ну, значит для этой маскировки у нее есть веские причины. Гном гнома не выдаст, даже болтушкам-гимнасткам.

Девушка перевела дух и откинулась на подушки. Былая разговорчивость не возвращалась к ней, она говорила какими-то рублеными фразами, но тем не менее, ей явно хотелось выговориться.

— Я и сама не знаю, от кого скрываюсь. Ничего не помню. Не помню своего имени. Но точно знаю, что в выморок меня отправил кто-то очень близкий, кого я считала другом. Очень хочу найти его и посмотреть ему в глаза. Перед тем, как я убью его.

— Не ошибись, девочка, — глухо сказал Корунд, пораженный в самое сердце.

— Никакой ошибки! — горячо, но тихо вскрикнула Марусенька. — Он ударил меня сзади… И знаешь, что со мной потом было? — она коротко, но ярко описала свое пребывание в команде пахарей, нападение орка, убийство гномки, потом еще несколько убийств на пустошах, совершенных не столько по необходимости, сколько в порыве ярости.

— Затем я встретила одного эльфа, набиравшего учеников. Он отказался было учить меня, но я прирезала пару поздних прохожих у него на глазах, разумеется, всего только до выморока. И он меня взял. Гонял несколько недель, как паршивого волчонка, учил жестко. Потом сказал, что я должна показать себя и отправил на дело. Мелкое поручение: вырезать во сне всех домочадцев одного несговорчивого ростовщика… Мне даже драться ни с кем не пришлось — прирезала как овец! Пришлось, правда, покинуть те места. Но эльф дал мне наводку, где и как можно получать новую работенку. Помог замаскироваться. И посоветовал не оставлять свидетелей. Ну вот, а тут ваш цирк подвернулся… удачно!

— Что же… — Корунд с трудом подбирал слова. — Ты теперь меня, как свидетеля, значит?

— Нет! — горячо воскликнула гномишка. — Уж очень ты добрый и фокусы показываешь так здорово! Я тебя не буду, честно! Ты мне… друг.

— Спасибо. Похоже, девочка, для тебя убить стало проще, чем плюнуть, — грустно произнес фокусник, переводя дух.

— Ну да! — на лице Авена-Марусеньки не читалось ничего, кроме открытой гордости своим умением. — Теперь я запросто могу отправить того гада хоть в многократный выморок, хоть в Бездну! Только бы мне вспомнить, кто это! Но не могу, хоть убей!

— А друзья у тебя есть? — попытался перевести разговор со страшной для него темы мести Корунд.

— Не думаю, — отрезала гномишка. — Вернее, я кого-то там считала друзьями, вроде какие-то люди, эльфы. Но друзья не бросили бы меня, верно?

— Кхм-кхм… бывает по-всякому, малышка! — покачал головой гном. — Они могли пострадать не меньше тебя, тоже потерять память, попасть в плен…

— Ну, тогда конечно… — нерешительно пожала плечами гномишка. — В плен, говоришь? Что-то такое было, брезжит в голове! Вроде как нас с тем гадом окружили и хотели в плен взять. Может, он и впрямь в плену?

— Ну вот, он в плену, его продали куда-то…

— Я найду его, даже если мне придется перерезать всех рабов и пахарей на материке! — прошипела Марусенька. — Знаешь… — она подняла на Корунда внезапно наполнившиеся слезами глаза. — Я ведь из-за этого урода потеряла кого-то очень любимого, и тоже не помню кого! Друга или жениха даже! Помню — руки сильные, крепкие, и такая шея, что мне все время хотелось ее коснуться… Может, он теперь тоже где-то… беспомощный. А эта мразь ходит по земле и радуется!

— Так это… — голос Корунда невольно сорвался на прежний тенорок, и ему пришлось закашляться, дабы скрыть оплошность. — Ты сговоренная разве?

— Не-е… точно нет… — глаза гномишки стали мечтательными. — Я бы помнила. Я его недавно встретила и он так в меня влюбился, ну так влюбился, что я… я тоже влюбилась, на всю жизнь, вот! — она слегка покраснела. — Мы не целовались еще даже! Я бы помнила такое, верно?

— Ну… — голос решительно не слушался Корунда. — Думаю да, ты бы помнила. Давай-ка я принесу тебе еще бульона с кухни!

— Можно, — махнула рукой гномишка, падая на подушку. — А я посплю еще, ага? Сил нет совсем… и ты больше не переодевай меня. Ты мне друг, но я все-таки стесняюсь немного.

— Ага, — кивнул Корунд и вылетел из фургона, как ошпаренный.

Навстречу ему между фургонов семенила гордая мадам Бубу и эльф в белой робе, на ходу копающийся в свой объемистой торбе. Корунд нашарил в карманах горсть золота. Эльфу придется заплатить не только за лечение, но и за сохранение тайны. Разумеется, от целителя при тесном магическом контакте с гномишкой не скроется ее пол. В душе фокусника ужас и чувство вины смешивались с восторгом и блаженством. Он нашел свою любимую и узнал, что их чувства были взаимными. И в то же время, он понял, что она не помнит и не узнает его в нынешнем облике. А так же, что после прежитого Марусенька превратилась в бездушную убийцу и рыщет по континенту с целью отправить в Бездну не кого-нибудь, а его же, предателя Сэдди, пославшего ее в тот роковой выморок. Караванщику казалось, что ни один разум не способен вынести подобное испытание. У него кружилась голова и гудело в ушах. Но здоровье и безопасность Марусеньки были важнее всего. Гном с насмешкой посмотрел на свои холеные руки, украшенные аккуратным маникюром, унизанные изящными перстнями. В нем не осталось ни единой мелочи, по которой гномишка могла бы опознать его. И голос, и волосы, и цвет кожи — все изменилось. И еще она любит его. И хочет убить. Здорово!

— Надеюсь, что мы как-нибудь разберемся с этим… потом, — пробормотал Корунд, шагая навстречу целителю.

Глава 50. Двойной пирог

Чад висел уже в прихожей крохотного домишки, затерявшегося в переулках Глудина. На кухне что-то гремело и трещало, и два голоса, доносившиеся оттуда, отнюдь не были дружелюбными и спокойными.

— А ну держи! Скорее!

— Сама держи, у меня руки заняты!

— Горит!

— Падает!

— Ну ты…

— Сама такая!

— Ты, видать, в жизни не готовила!

— Да уж небось побольше какой-то…

— У меня папа был пекарь!

— А мама орк-разрушитель?

— Что? А это ты видела…

— А, убери это от меня, оно же кипит!

— Ой, наша рыба… Все из-за тебя!

Клайд тяжело вздохнул. Эмми и Каона решительно пытались вести хозяйство. Проблема была в том, что хозяйство не понимало, куда они его ведут. К тому же обе хозяйки вели его явно в разные стороны. Когда одна стирала, другая начинала гладить грязное белье, перепутав корзинки, когда одна заводила сладкое тесто, другая пихала в него мясную начинку. Но самым тяжелым для мага были бесконечные ссоры девушек. Каона бросалась в перепалку со всем пылом бойкой десятилетки, а Эмми ревниво оберегала свой статус при брате. До драки пока, вроде бы, не доходило, но как-то раз Клайд, вернувшись с почты, застал Каону отскребающей какое-то месиво со стены. Эмми спешно сметала с пола осколки. На вопрос, что случилось, обе забияки заявили, что у них просто упало блюдо с вареной фасолью. Только почему блюдо упало об стенку на высоте головы, оставив там четкий отпечаток, а фасоль оказалась на противоположной стене, они объяснить не могли. Клайд частенько вспоминал, что в детстве считал труд Наставников в Школе непыльной работенкой. Да уж, с несколькими сотнями таких вот ученичков без высшей магии не сладить!

Никаких писем от друзей он не получал и по-прежнему опасался сам отправить им послание. Несколько томительных дней выжидания не принесли никаких результатов. Эмми и Каона старались разузнать что-нибудь, болтая с разносчиками и торговцами. Но все новости касались городских проишествий и половина из них выглядела откровенными байками. Чего только стоила история об эльфийском принце инкогнито, напившимся в дребадан на постоялом дворе «Голова психа», а потом улетевшем на боевом драконе.

— Ну и выдумает же кто-то! — возмутился Клайд досадливо. — Этак вовсе перестанешь верить тому, что говорят!

— Ну, я не знаю… — протянула Каона. — Гномка-булочница показала мне след от когтей дракона на мостовой.

— А корону принц там случайно не забыл спьяну? — фыркнул маг.

Его мучала тревога, в голове постоянно крутились образы из мрачного сна, внушенного ему черным жрецом. Если Вивиан и Сэйт спаслись, то братишка позаботится о ней… но насколько она будет после этого благодарна эльфу? Еще не ревность, но темное предчувствие её поднималось в Клайде, как похмельная муть. К тому же, у клирика было не так много денег, как у запасливых гномов или у караванщиков, имевших кое-какие вклады в разных банках. Невзирая на опасения быть узнанным, маг должен был найти какую-нибудь работу в Глудине, чтобы прокормиться и оплачивать жилье. А тут еще мири этих девчонок!

Однажды, ополаскивая лицо возле уличного фонтанчика, Клайд услышал разговор двух орков в плотных куртках моряков. Один из них яростно отказывался от чего-то, а второй не менее яростно настаивал. Маг прислушался к окончанию разговора:

— Я не буду служить бабе! — более худой орк стукнул своим окованым металлом посохом по мостовой, высекая искры. — Мне плевать, сколько она заплатит! Я могу отдать тебе в счет долга свою долю добычи. Я вообще не поплыву с ней никуда!

— А если я тебя заставлю? — второй, более широкоплечий, попытался ухватить первого за горло, но какая-то магия, светясь на смугло-зеленой коже, сковала его. — Ты посмел поднять свой посох на меня? — взревел воин.

— Я сказал тебе, — отступил на шаг шаман. — Плыви куда хочешь. Ищи небывалое. Слушайся баб. Я отправляюсь к Орраразу.

— Ты, жадный, трусливый сын жабы! — воин силился разорвать путы колдовства. — Ты задумал это давно, не так ли? Он с зимы переманивал тебя. Что он предложил на этот раз? Свою дочку? Свою задницу?

— Я не буду мстить тебе за эти слова, — шаман выглядел довольным. — Да, он отдаст мне дочку. Но при этом он нормальный капитан, а ты идиот без капли разума. Твои авантюры скоро разорят тебя, и я не хочу в этом участвовать. Лучше спокойно возить рабов и товары, чем катать взбалмошных искателей кладов по диким морям.

— Отлично, — капитан внешне успокоился, только по скулам прокатывалась судорога ярости. — Я вовремя избавился от тебя. Хуже было бы, если бы ты струсил в море.

— Ну-ну. Что скажет твоя эльфийка, узнав, что на корабле нет мага?

— У меня отличная команда. Мы справимся. Проваливай, Шраван, — капитан спокойно попытался стронуться с места, убедился, что кокон все еще держит его и демонстративно отвернулся в другую сторону.

— Ну, значит, скоро ваши мокрые задницы будут валяться по всем портам мира после вымороков, а корабль однажды просто не вернется к причалу, — пожал плечами шаман. — Запасайся Свитками перемещения, Гарруарот!

— Я запасусь лекарством от яда — потому что он капает с твоего языка. И вымою после тебя твою каюту, а то провоняет все судно.

— Давай… — пожал плечами шаман. Однако, он выглядел сильно задетым и с трудом сдерживался, комкая подол своей кожаной робы в кулаке. Потом высморкался под ноги капитану и зашагал в сторону порта.

— Мразь барвазная… — ругнулся капитан. — Расхорный грамп! Где я на самом деле возьму мага за три часа до отхода?

— Ну, если вы сможете за три часа пояснить мне, что требуется от морского волшебника, то считайте, что уже нашли, — довольно решительно выступил вперед Клайд. Орк оценивающе смерил его взглядом.

— Такого оборванца? — сплюнул он на мостовую. — Ты хотя бы первое испытание-то прошел?

— Проверь на деле, — оскалился Клайд. — Если амулета не видишь.

— Ха! А ты с норовом, — капитан, наконец, освободился от магии и начал растирать ноги. — А то выкает, понимаешь, как эльфийская девственница.

— Уж больно ты здоровенный, так и кажется, что тебя несколько, — отпарировал Клайд.

Орк захохотал и хлопнул клирика по плечу. Маг изо всех сил постарался не упасть, и ему это удалось.

— Ну что ж, парень. Ничего сложного в морской магии нет, если ты обучен колдовать. Паруса и шкоты управляются стандартными заклинаниями, иногда нужно поддать ветра в паруса, осветить дорогу ночью или подлечить кого в переделке.

— Сколько платишь, кэп? — Клайд прикидывал, сколько у него осталось денег. Девчонкам придется оставить все до последней монетки, чтобы они дожили до его возвращения. Может, орк выдаст аванс?

— Плачу долю добычи и суточные. Не обижу, не думай. Эта жабья морда Шраван просто жаден и труслив.

— Куда мы поплывем?

— Плавает знаешь что? Кое-что в отхожем месте, — капитан нахмурился. — И покойнички. А корабли ходят! Пойдем к островам на юге. Повезем одну… увидишь. Она платит за каждый день и за каждую находку отдельно. Думаю, ей понравится, что у меня будет клирик вместо шамана. Может, накинет сверху, так это твое будет. У меня все честно.

— По рукам! — Клайд решительно сжал огромную, твердую, как доска, ладонь орка.

— Слушай, парень, — капитан немного смутился. — Тут такое дело… мы-то с камандой жрем что есть, а вот наниматели у нас нынче эльфы. Ты, случаем, готовить не умеешь?

— Яйца могу сварить, — пожал плечами Клайд, — и сыр пожарить на костре.

— Ясно. Я вот думаю — нанять кока на один рейс или переживут ушастые? — орк поскреб в затылке. — По дешевке не наймешь, да и народ ищет место надолго, а зачем мне кок надолго, я-то деликатессы не ем.

— Э-э… — Клайд ощутил, как гениальная идея озарила его голову изнутри, словно эльфийский светильник. — У меня есть кое-кто на примете. И совсем не дорого.

— Да ты шутишь! — обрадовался капитан. — И кто же?

— Моя сестра… только…

— Что? Боишься, что пострадает ее честь? — капитан захохотал. — Не боись, нам ваши девки маловаты. Если только сама приставать будет. У меня ребята почти все женатые, на что попало не бросаются.

— Да не… она за себя сама постоять может, — усмехнулся Клайд. — Мало даже орку не покажется. Только вот их у меня… две. И я не знаю, какую взять с собой, а какую оставить.

— Две? И обе готовят? Да бери обеих, — удивленно вытаращился на него капитан. — Чего думать-то еще? Каюту вам выделю Шраванову, она здоровенная. Хоть пять сестер приводи. Команда моя не суеверная, ну, насчет баб на борту. А они точно твои сестры? — и орк осклабился.

— Точнее некуда, — вздохнул Клайд.

— Да уж, по роже вижу — те еще сестренки. Ну, что ж, это наше мужское дело, баб-то стеречь. Ничего не поделаешь, тут ты прав. Иди, собирай своих поварих и гони на корабль. Найдешь у северного причала, называется «Дарбор». Там меня все знают, только спроси — где Гарруарот или капитан Гарр! — с этими словами капитан двинулся к центральной площади, где в пабе уже обмахивали тряпками столы веселые разносчицы.

Девочки на известие о принятом Клайдом решении отреагировали бурными воплями восторга. Обе еще слишком недавано вырвались в большой мир, чтобы видеть какие-то минусы в увлекательном путешествии на корабле. Клайд неуверенно попросил их перед отъездом поискать на рынке какие-нибудь кулинарные книги. Девочки согласились, неохотно признавая, что поварихи они еще не очень опытные.

Поэтому на борту «Дарбора» они появились не только с увесистыми котомками, больше напоминавшими полновесные мешки, но и со стопкой разноцветных книг. Кроме того, Эмми несла под мышкой помятую тетрадку, а Каона — свиток.

— Это еще что? — указал на означенные раритеты Клайд. Девочки наперебой стали рассказывать, что им встретилась очень запасливая гномка, которая продавала кулинарные книги, а также отдельные рецепты своей бабушки и рецептурную книгу своей тети. Клайд с любопытством заглянул в тетрадку, и был приятно удивлен, увидев, что там, среди способов закалки стали и заточки мифрила, действительно встречаются отдельные кулинарные изыски. Проглотив обильную слюну после названия «Запеканка медвежья с чесноком», Клайд решил положиться на выбор девушек.

— Надеюсь, эльфы это едят… — пробормотал он себе под нос. Сам он ощущал некую внутреннюю близость к всеядной орочьей части команды, потому что умчался сегодня из дома, не позавтракав. Утром Клайд не смог дождаться, будет ли признана гибель рыбы окончательной или объявлена всего только поджарками. Он зажал нос, чтобы не дышать рыбным чадом и заел его сморщеным яблочком, завалявшимся в буфете. Поэтому сейчас, когда время приближалось к обеду, мысли о еде стали весьма агрессивно кусать его изнутри за живот.

— Сейчас начнем! — Эмми ринулась на камбуз с таким энтузиазмом, будто там проводился турнир лучников. Каона поколебалась несколько секунд и помчалась за ней.

— И не ссорьтесь там! — как можно суровее крикнул им вслед Клайд. Сам он как можно независимее обошел палубу корабля. То там, то тут он трогал свисающие веревки и закрепленные в тугих блоках канаты, отыскивая следы чужой магии. Вскоре стало ясно, что и как работает на этом судне. Клайд даже распутал заклинание-узел, приводящее корабль назад в порт. Правда, от этого корпус «Дарбора» дрогнул, и магу понадобилось несколько судорожных пассов, чтобы затянуть волшебный узел обратно.

— Эй, парень! Коли ты уже разобрался во всем, постой у сходней! — крикнул сверху Гарруарот. — Скоро прибудут наши заказчики, покажешь им каюты на баке. Заодно пускай на тебя посмотрят, — орк пребывал в отличном расположении духа.

Клайд спустился к сходням и принялся рассматривать толпу на причалах. Грузчики тащили тюки, важно прохаживались купцы, зорко всматривались в юрких мальчишек и оборванцев охранники. В стороне несколько меланхоличных темных эльфов удили рыбу. В их поведении не было ни азарта, ни страха перед опасными тварями. Опытными движениями они подсекали добычу и оглушали ее. Одинаковые эмблемы клана на их плащах трепетали на ветру, то скрывая, то разворачивая стилизованую кошачью голову. Издалека казалось, что кошка настороженно крутит круглой башкой, поводя ушами. Вспомнив проступающий узор на своей эльфийской фляжке, Клайд решил, что эмблемы вполне могли быть магическими.

Дальше внимание мага привлекла забавная сцена с гномкой, которую только что выбросило с отправляющегося рейсового корабля на причал. Маленькая воительница топала ногами, ругалась на трех языках и требовала объяснений. Народ так смеялся, что ни у кого не было сил пояснить девчушке, что она просто перепутала корабли, а магический билет действует только на своем направлении. Наконец, гномка обнаружила билет в своем кармане и успокоилась, двинувшись в сторону нужного судна. Толпа рассосалась. Причал практически опустел.

Эльфы появились на сходнях так неожиданно, словно соткались из пронизанного солеными брызгами и запахом водорослей воздуха. Серые плащи слегка отливали коричневым на фоне причала и голубым на фоне моря. Довольно высокая девушка и двое мужчин в том непонятном для людей возрасте, когда назвать эльфа старым не позволяет его вечно юная внешность, а назвать молодым не дают глубоко посаженные, усталые глаза. В их светлых волосах не было заметно седины, ухоженные руки не бороздила ни одна морщинка. Но Клайд ощутил себя рядом с ними бабочкой-однодневкой.

— Приветствую вас, высокородные! — поклонился он пассажирам.

— Благодарим тебя, клирик Эйнхазад! — отозвался эльф с более короткими волосами. Второй молча кивнул, а девушка слегка поклонилась.

— Ты будешь корабельным магом? — поинтересовался тот же эльф, снимая с плеча довольно туго набитую торбу.

— Совершенно верно. И капитан Гарруарот попросил меня показать вам ваши каюты.

— Каюты? — эльфы переглянулись. — Мы, конечно, благодарны капитану, но будет лучше, если мы расположимся в одном помещении. Нам не нужно много места.

— Как пожелаете, — пожал плечами Клайд. Каюты, предназначенные для гостей, располагались сразу за бывшим жильем сбежавшего шамана. Эльфы выбрали последнюю из них. Таким образом каюту Клайда и помещение гостей разделила пустая комната.

— Вам понадобится еще одна койка, — озаботился маг, уже ознакомившийся с устройством корабельного жилья. — Я помогу принести ее из соседней каюты и закрепить на шарнирах.

— Хорошо, — кивнул эльф своему товарищу с длинными платиновыми волосами. — Орэхиль поможет тебе.

Вдвоем маг и эльф довольно быстро сняли тяжелую доску подвесной койки и закрепили ее в комнате гостей. Проверив, что все шарниры ходят в пазах нормально, и ремешки пристегиваются, Клайд счел свое дело сделанным и собрался вежливо откланяться. Пока он возился с койкой, эльфийка почти бесшумно разбирала багаж пассажиров. Стол оказался покрытым скатертью, на стульях, привинченых к полу, появились подушечки, кучи одежды отправились в рундук у стены и в шкафчики возле умывальника. Когда золотистая занавеска прикрыла окно, а над койкой девушки повис непрозрачный балдахин из темно-зеленого шелка, Клайд с изумлением осознал, что жилье приобрело обсолютно эльфийский вид. Эти ребята были или очень неопытными путешественниками, пытающимися тащить с собой кучу ненужных вещей, или, наоборот, умели устраиваться с комфортом в самых невероятных условиях.

— Погоди, клирик! — окликнул его главный. — Мы не хотели бы показаться невежливыми. Сядь и выпей с нами чашечку холодного чая, пока не готов обед. Меня зовут Вильраэн, а это, как ты уже слышал, Орэхиль. Он брат Хенайны.

— Меня зовут Клайд, сын Рея. Я клирик на этом корабле.

— Как интересно встретить человеческого клирика в орочьей команде! — хлопнула в ладоши Хенайна. — Это выглядит как знак судьбы!

— Тебе лучше знать, знак это или нет, сестренка, — добродушно улыбнулся Орэхиль.

— Ну, не преувеличивай, — отмахнулась эльфийка. — Я не Видящая, я просто улавливаю некоторые приметы.

— Нашему гостю, наверное, интересно знать, что мы ищем? — перебил увлекшихся брата с сестрой Вильраэн.

— Если это не тайна, конечно, — кивнул Клайд. — Ведь зная о вашей цели, я могу попытаться помочь вам.

— Мы ищем три древние святыни нашего народа, — произнес эльф с нажимом. — Приближается время явиться им на свет, а наши жрецы не сохранили почти никаких указаний о месте нахождения этих предметов.

— Как они выглядят? — спросил Клайд.

— Один из них — кинжал необычной формы. Мы имеем довольно испорченное временем и влагой его изображение, я покажу его тебе позже. Второй предмет — мифриловая чаша. Про нее известно еще меньше. Мы не знаем ни размера, ни вида этой чаши, но мы знаем, что если плеснуть в нее любой жидкостью, та испарится с яростным шипением. И третий предмет — это золотая проволока, унизанная белыми и черными жемчужинами. Она выглядит как нечто скомканное и запутанное, и так оно и было… однажды некие силы скомкали ее. Но она должна расправиться сама собой, когда настанет час.

— Последние упоминания об этих предметах ведут нас к южным приделам. — добавила Хенайна. — Мы уже несколько раз плавали туда, но не нашли искомого.

— Правда, на этих островах водится хорошая добыча, и команда корабля никогда не остается в накладе, — поспешно добавил Орэхиль.

— Это интересно… — протянул Клайд. Если бы не упоминание о чаше, эльфы показались бы ему обычными кладоискателями. Но они говорили явно о той самой Чаше, которую хранил Аннарин. — Я буду рад, если смогу чем-нибудь помочь вам.

— Среди нас нет магов, так что твоя помощь будет необходима. Особенно, если нам придется нырять в подводные пещеры, — кивнул Вильраэн.

— Хорошо, я к вашим услугам, — улыбнулся Калйд, вспомнив памятное заклинание дыхания под водой. — А теперь я пойду, потороплю там с обедом…

— О, Гарр не обманул! У него действительно завелся повар! — в восторге воскликнула эльфийка. Клайд поклонился всей компании и вышел, испытывая сильные сомнения, будет ли девушка так довольна, когда попробует обед.

Однако, на камбузе царил образцовый порядок. Эмми и Каона сосредоточенно дорезали какой-то салат, на плите бурлила похлебка из ракушек, один запах которой заставлял исходить слюной, в чреве печи подрумянивались булочки, на гигантской сковородке шипели в меру прожаренные аппетитные куски мяса, а в сторонке подходил огромный круглый пирог. Правда, вид у поварих был скорее мрачный, чем довольный, но маг отнес это на счет усталости. Еще бы, приготовить еду на ораву в десяток голодных орков, троих изысканных эльфов и троих людей с очень разными вкусами — та еще задачка.

Корабль плавно отвалил от причала и спокойно двигался теперь по гладкому морю. Клайд, проверив свое парусное хозяйство, взялся помогать девушкам. Вскоре обед был готов, и пара матросов помогла накрыть на столы. Орки-матросы ели в нижней кают-компании, а маг, поварихи и гости — в столовой при каюте капитана. За едой разговоров почти не велось — все изрядно проголодались. Быстрее всех уминали свои порции сами поварихи. Клайд смотрел на них очень довольный. Вот, девчонки при нем и заодно при деле. Научиться готовить как следует — тоже неплохо! А то страшно вспомнить их блюда в Глудине!

В этот момент девушки добрались до пирога. Он был нарезан аккуратными кусками, большая часть которых отправилась на нижнюю палубу. А тут на блюде лежали самые ровные, самые румяные ломти. Виднелась начинка, Клайд не мог разобрать, какая. Эмми и Каона откусили пирог и резко побледнели. Их глаза заметались. Явно взяв себя в руки, они продолжали жевать откушенное, бросая друг на друга испуганные взгляды. Оба ломтя пирога легли обратно на тарелки. Клайд смекнул, что с пирогом что-то неладно. Нужно было выручать неумех. Но как? Отставить жаркое и попытаться сожрать весь десерт самому? Но капитан уже ковыряется в зубах, он вот-вот протянет за пирогом руку. Попытаться поднять блюдо магией и уронить его? Это хороший вариант, никто не станет есть с пола, но его репутация будет сильно подмочена. Просто сшибить блюдо локтем? Но оно стоит на другом конце стола, и это будет выглядеть странно… хотя…

— Эмми, передай мне пожалуйста блюдо с пирогом! — поспешно воскликнул маг.

— Сейчас! — взметнулась девушка, с надеждой глядя на брата. Но их попытка провалилась.

— Ой! — засмеялась эльфийка. — Пирог уплывает из-под носа! Погодите, я положу нам по кусочку, а то эта корочка выглядит такой аппетитной! — и она немедленно выполнила свое намерение, выбрав куски порумянее.

— Да, конечно… — запоздало пробормотал маг, принимая блюдо. Он положил себе самый большой кусок, понимая, что это все равно не спасет девчонок. Откусывая, Клайд заметил, что Вильраэн внимательно смотрит на него, видимо почуяв что-то необычное в поведении человека.

— Очень вкусно… — пробубнил Клайд с набитым ртом. — Бесподобно!

Может, хоть этим он сгладит впечатление. Надо сделать вид, что этот проклятущий големский пирог — обычное дело для людей. С чем он там? Ничего не разобрать за этим тестом… с чем бы ни был, надо сказать, что всю жизнь ел такие и прямо жить без них не можешь. Клайд скроил умильную гримасу в адрес поварих. В этот момент начинка наконец попала ему на язык… и Клайд остро посочувствовал боевым драконам. Так вот что чувствуют несчастные рептилии, выдыхая пламя! В следующую секунду к жжению на языке прибавился вкус нежнейшего мясного фарша и… сладость повидла. Сочетание, показавшееся на секунду тошнотворным, неожиданно слилось в восхитительный, экзотический вкус. Жжение сгладилось, оставив замечательное пряное послевкусие, фарш таял на языке, а кисло-сладкое повидло — кажется, ревеневое — подчеркивало это все, как последний штрих. Пирог был не просто вкусный, он был восхитительный! Клайд не заметил, как проглотил весь кусок и потянулся за следующим. Его пальцы встретились с пальцами Гарра. Капитан и маг подхватили два последних ломтя. Прочие куски уже ждали своей очереди в тарелках эльфов. У всех за столом на лицах читалось искреннее наслаждение. Кроме растерянных поварих. Те недоуменно переводили взгляд с одной жующей физиономи на другую. Наконец, Каона решилась и снова откусила свой кусок. Через две минуты поварихи присоединились к блаженно откинувшимся на спинки стульев гурманам. Растерянность на их лицах все яснее сменялась трожеством.

— Вы должны дать мне рецепт этого пирога! — простонала Хенайна, держась за набитый живот. — Это гномская кухня, да? Ничего восхитительнее не ела в жизни!

— Ну… этот рецепт нам стоил немалых денег… — задрала нос Эмми. — Это очень старинный гномский рецепт! Он называется… называется…

— «Двойной зимний пирог», — подхватила Каона. — Гномы ели такие пироги в сильные холода. Чтобы согреться.

— Я готова есть его в холод, в жару и в бурю! — горячо вскликнула эльфийка. — Девочки, я вас умоляю, не готовьте его чаще одного раза в неделю! Иначе я растолстею и буду похожа на бочонок!

— Ну… хорошо. У нас есть много других рецептов, — будто бы неохотно согласилась Эмми. После чего поварихи поторопились убраться из столовой с грудой тарелок. Клайд, придерживая стопку чашек магией, двинулся за ними. Он все еще опасался, что девушки поругаются после перенесенного ужаса. Но на камбузе поварихи бухнули посуду в корыто и порывисто обнялись.

— Пронесло! — выдохнула Каона.

— Я чуть не подавилась, когда откусила, — поделилась с ней Эмми.

— Это я перепутала перец и корицу! — призналась Каона совсем не воинственным тоном.

— А я еще поперчила фарш и положила его поверх повидла! — повесила голову Эмми. — Я думала, что это сельдерейный соус, он такой же коричневый.

— Да как вы вообще могли перепутать два рецепта? — изумился Клайд.

— А вот как! — сестра сунула ему тетрадку. Там на одной страничке одинаковым почерком были записаны два рецепта пирогов, причем они назывались «Пирог № 1» и «Пирог № 2». Начало — длинная инструкция по замешиванию и раскатыванию теста — у обоих шедевров гномской кулинарии было абсолютно одинаковое. Различия начинались только в начинке. Неудивительно, что упарившись с обедом, замучившись следовать подробным инструкциям по вымесу теста, девушки действовали механически, накладывая начинку по очереди. По разным рецептам.

— Но результат получился хорош, — гордо сказала Каона. — Может, стоит его записать?

— Лучше не надо! — побледнела Эмми.

— Да нет, просто, чернилами.

— Конечно, запишите, — согласился с ней Клайд. — Я, правда, думаю, что вы теперь его в жизни не забудете, но сохранить это для будущих поколений просто необходимо! — с этими словами маг взял со стола свиток рецептов и развернул его.

Он еще успел заметить реакцию обеих поварих. Эмми метнулась за корыто с посудой и начала ее яростно тереть, а Каона, верная своим детским привычкам, просто нырнула под стол.

— Ну и ну! — заворчал на весь камбуз чей-то скрипучий голос. — Ни минуты

покоя, а? Это что за новичок? Почему без колпака и фартука? — перед изумленным Клайдом материализовался гномский голем, но какой! Его круглая голова довольно точно копировала румяную физиономию этакой старушки-веселушки, на голове сверкал белоснежный чепец, из-под которого торчали кудряшки. На бочкообразном туловище красовался фартук, в одной руке была поварешка, в другой нож, в третьей какия-то лопатка, в четвертой взбивалка. Пока Клайд рассматривал необычайного голема, тот не задумываясь стукнул мага поварешкой по лбу. Не больно, но очень обидно.

— Что стоишь, бездельник? — проскрипело существо. — Давай, говори, что готовить будем.

— Я, собственно… — начал было Клайд робко, но тут же опомнился и свернул свиток: — А ну, брысь!

Голем с шелестом исчез, а клирик повернулся к старательно намывающим посуду девушкам.

— Та-ак… — произнес он. — Гномские рецепты, значит? От тетушки и бабушки?

— Ну Кла-айд, — проныла Эмми. — Мы же не очень готовим-то, а подводить тебя не хотелось. А тут эта гномка с големом-поваром. Мы так обрадовались. Только она нас не предупредила, что голем этот с норовом. Думаешь, эта монстрюга хоть палец о палец ударила? — добавила сестра.

— Думаю, что нет, поскольку у нее нет пальцев, — усмехнулся Клайд.

— Точно! Ни пальцев, ни совести, ни жалости, — проныла Каона. — Она нас так гоняла! Подай, нарежь, потри, посыпь, и все время поварешкой била.

— Поэтому когда мы ее спровадили, мы уже про пирог ничего не соображали, — заискивающе добавила Эмми.

— Значит, эта големо-повариха не готовит, а только учит готовить? — осознал Клайд и расхохотался. Да уж, влипли девчонки! Голем ими командует, а без него они ничего не умеют.

— Да, еще как учит! Сегодняшний обед мы можем теперь с завязанными глазами в темноте наощупь приготовить, — буркнула Каона без особого восторга.

— И она заявила, что каждый день будет готовить с нами что-то новенькое, пока не закончатся все известные ей рецепты. А когда они закончатся, можно записать в ее мозги новые или готовить по второму кругу старые.

— А сколько она знает рецептов? — поинтересовался Клайд.

— Четыреста…

— Тысяч… — мрачным хором ответили девушки.

— Ну что ж! В этом рейсе у нас будет на редкость разнообразное питание, — одобрил маг. — А ссориться вы прекратили тоже при помощи голема?

— А ты как думал? Она сразу за ухи дерет! — обиженно сказала Каона. — И грозит выпороть. Мы думаем, она правда может. Вон какая железяка — не драться же с ней!

— К тому же, если вы ее сломаете, то готовить придется без таких ценных указаний.

— Ну да, — вздохнула Каона. — Поэтому мы сегодня три раза мирились, а потом помирились по правде.

— Так-то лучше! — с облегчением вздохнул Клайд. — А то еще день-два и я бы сам вас выпорол.

Каона округлила глаза, а Эмми нерешительно усмехнулась. Только теперь до девушек дошло, как глупо их ссоры смотрелись со стороны.

— Команда, к повороту! — взревел на палубе капитан Гарр. Клайд махнул поварихам рукой и отправился выполнять свою работу, надеясь, что его магического запаса будет достаточно для этого путешествия. Проходя мимо окна эльфийкой каюты он услышал голоса и невольно замедлил шаг.

— По-моему, все-таки говядина… — вяло изрек Вильраэн.

— Не-е… точно тебе говорю, оленина! — заторможенно возразил ему Орэхиль.

— Погодите, я еще название не записала! — зевая, перебила их Хенайна. — «Двойной зимний пирог», правильно?

Клайд усмехнулся. Если у этих эльфов и есть какие-то тайны, связанные с Чашей, сейчас они явно заняты загадкой посложнее — разгадыванием рецепта двойного пирога.

Глава 51. Дыхание

Он постарался улечься поудобнее, крепко зажмуривая глаза, чтобы случайно не открыть их. Ужас перед темнотой был все еще сильнее его. Первый раз он закричал, потом начал плакать, как маленький. Стыдно вспомнить! Но нет сил удерживать в себе стон ужаса, когда перед глазами распахивается беспросветный мрак.

Ноги постоянно затекали. Он не привык столько лежать! От невыносимой, тоскливой скуки хотелось пить, и он пил из кувшина, который кто-то оставлял рядом с его ложем, покуда не начинало булькать в животе. Хорошо еще, что дорогу до отхожего закутка он мог преодолеть сам, без посторонней помощи.

В соседней комнате снова раздались голоса, и лежащий привычно насторожился. Он надеялся уловить что-то важное для себя, но разговоры по-прежнему велись об охоте, обеде, погоде. Непривычный говор уже не резал ухо.

Буря бушевала уже неделю. Злые ранние бури, предвестницы осени, набрасывались на побережье каждый год, будто остервенелые. Рвали с корнем кусты, ломали деревья, сносили крыши у домов — и улетали, бросив потрепанную добычу, едва на горизонте показывались разбухшие дождевые тучи. Вот в таком буйстве ветра и волн и оказались запертыми… кто? Враги? Друзья? Потерпевшие?

Все, что он знал о них: их корабль потерпел крушение. И они… его мысли путались. По щеке снова поползла непослушная слезинка. Он ослеп, ослеп, совершенно ничего не видит, и никто не может помочь ему. Эти виноватые голоса, разъясняющие, что сочетание магии и испуга дало необратимый эффект… эти гулкие заклинания в темноте, отчаянные попытки как-то помочь ему, эти тихие слезы одной из тех… когда она осознала раньше него, что эта темнота будет отныне навеки.

Ему не хотелось умереть, или что там полагается хотеть в отчаяньи? Убить виновных? Но они не хотели причинить ему зла. На это у него соображения хватало. Нелепая случайность. Больше всего на самом деле ему хотелось домой. Туда, где все знакомо даже на ощупь. Где он тысячу раз пробирался безлунными ночами по коридору и лазал на чердак. Где он не заблудится, не ударится незрячим лицом с разбегу о стену, не упадет на случайной выбоине в полу.

Возможно, в первые дни он еще надеялся, что дома его могут вылечить. Но бесплодные старания магов ничего не оставили от этой надежды. Оставалось только ждать — и учиться жить в новом мире.

Он спустил ноги с ложа. Камни под босыми ногами казались ледяными. От моря тянуло изрядной сыростью, грохотал прибой. Первый шаг всегда давался с трудом. Не получалось держать равновесие, потому что руки инстинктивно поднимались и начинали шарить в воздухе, ища опору или препятствие. Потом он заставлял себя опустить вскинутые ладони и шагал почти нормально, только медленно.

Голоса приближались. Кто-то заметил его, судя по встречным шагам. Он отметил, как обострился за последние дни слух и невесело усмехнулся. Так и должно быть, говорят.

— Ты уже проснулся? — этот нежный голос, рыдавший недавно над его судьбой, он готов был слушать бесконечно.

— Ну а что мне… — хмуро пожал он плечами. — Я же не больной… в общем-то.

— А у нас тут чай и супу немного… — в голосе была не вина, не горечь — в нем был такой искренний, солнечный интерес к нему, что улыбка невольно раздвигала губы.

— Супу бы… я поел, — он постарался, не горбясь и не взмахивая нелепо руками, дойти до стола, примостившегося у стены. Получилось сносно — об лавку он все-таки стукнулся коленом, но никто этого не заметил.

Сел осторожно, покачивая лавку. Третьего дня она чуть не опрокинулась под ним из-за того, что он плюхнулся на самый край. Но в этот раз все было нормально. Перед ним что-то стукнуло о доски, запахло моллюсками и хлебом.

— Буря скоро кончится. Еще не больше трех дней, — высказался он, прислушившись к звукам снаружи. — После нее дожди начнутся и нужно будет уходить, а то пещеру затопит совсем. Море во время дождей поднимается локтей на сорок.

— Мы отведем тебя домой, — сказала девушка, к которой он испытывал непреодолимую симпатию.

— Не стоит. Достаточно вывести меня на берег у причалов. Я не думаю, что наши… встретят вас радушно. И это не только из-за меня.

— Мы знаем. Нас уже в одной деревушке обстреляли, — сказал тот колдун, который пытался лечить его.

— Да, они наш корабль повредили, а мы не сразу поняли, что у нас течь, — горько добавила еще одна девушка, судя по голосу — помладше первой.

— Вы же колдуны, — слепой пожал плечами. — Это всяк видит, вот и оберегаются. А что еще делать? Колдуны нам враги.

— Наверное, мы не те колдуны, которые враги, — неуверенно сказал еще один голос. Звонкий, словно песню поет, а не говорит, но при этом явно мужской.

— На вас это не написано, — пленник зачерпнул суп и некоторое время молча насыщался, хотя аппетита не было совершенно. Но он знал, что есть надо, надо… чтобы остаться живым, чтобы вернуться домой.

— А если мы с тобой придем, нас ведь не перестреляют на подходе? — раздумчиво спросил хриплый бас.

— Вы что? — слепой дожевал лепешку и вскинул голову. — Думаете, что меня не ищут? Да я уверен, что нам до причала не дадут дойти. Прямо тут, среди камней повяжут. Поэтому вам лучше в пещере отсидеться, а я пойду. Когда меня заберут… ну… вы это ведь увидите? Тогда уходить. В другую сторону, к Кривому мысу.

— Нам не надо… уходить! — сердито сказал самый детский голосок. — Нам надо с вашими поговорить. Мы ищем что-то важное! Очень важное!

— Ну, тогда вы плохо начали, — у него не было сил жалеть их. Все силы уходили на то, чтобы не жалеть себя. Не кататься по полу с отчаянным щенячьим визгом. — Вряд ли наши вам помогут.

— Мы все-таки попробуем, — твердо сказал женский голос. — Другого пути нет, ведь наш корабль вернется еще не скоро.

— Ваш корабль? — слепой удивленно повернулся на голос. — Но вы сказали, что он затонул?

— Магические корабли не тонут… навсегда. Точно так же как разумные не умирают навсегда. Он вернулся в свой порт, но капитан тотчас же отправится нам на выручку. Однако, это займет некоторое время.

— Разумнее всего вам оставаться тут до его прихода, — после супа снова потянуло в сон, и он подпер голову руками. Ну надо же, совершенная чернота, хоть бы проблеск света, хоть бы силуэт или тень разорвала эту беспроглядность!

— Мы не враги! — снова колдун-лекарь. — И прятаться не будем. И за то, что с тобой случилось… готовы отвечать.

— Ну, вас накажут, и все, — слепой зевнул. — У нас законы строгие. Вы напали…

— Расскажи про ваши законы, — попросил милый голосок.

— Не нападать, не убивать, не брать чужого, вот и все, — он пожал плечами. — У вас не так, что ли?

В памяти сами собой возникли строки, которые распевали еще малышами в школе: «Убийца, обманщик, насильник и вор покинут предел обитаемых гор…». Он тихо пропел их.

— А кто следит за выполнением законов? — бас закашлялся и шумно отхлебнул свой чай. Долетел запах распаренных трав. Обоняние тоже обострилось за последние дни.

— Стражи, — недоуменно ответил слепой. — А у вас разве не так?

Ответом ему было напряженное молчание. Кто-то сдавленно ойкнул, явно прикрывая рот ладошкой.

— Нет, у нас правят князья и короли, — ответил после паузы колдун. — А кто такие ваши Стражи? Или это тайна?

— Ну, какая уж тайна, если вы сами скоро их увидите. Стражи — это воины, которых обучают с детства, — голос невольно зазвенел близкими слезами. — Они сильные, ловкие и справедливые. Они всегда появляются там, где что-то случилось. Очень быстро. Но они не колдуны. В нашей долине нет колдунов. Стражи не только судят, они спасают, помогают… например, если кто-то в горах пропал. Все слушаются Стражей, советуются с ними.

— А если кто-то нападет на Стража? Например, преступник? Который не захочет… покинуть предел?

— Это почти невозможно, — слепой стукнул кулаком по столу. — Стражи очень сильные и… умные. Они всегда разгадывают любые хитрости и действуют осторожно и четко. Ну и, конечно, на опасную банду в одиночку не кинутся.

— Ясно… — пробормотал кто-то из чужаков. — Вполне очевидно, что при таких возможностях… справедливость извне…

— А Стражи живут с вами? Ну, прямо в городах или поселках? Женятся? — в певучем голосе послышалась какая-то вкрадчивость.

— Нет. Не живут, — покачал головой слепец. — Может, когда старятся, но про это я не знаю. А во время службы все Стражи живут в своих башнях. Их у нас тысячи повсюду. Между башнями есть быстрая связь… собирать отряды. А на ком они женятся… про это только легенды есть: как девушка в Стража влюбилась, да не отличила его среди прочих. Или про то, как мать у Стража родимое пятно увидела, как у сыночка пропавшего, и превратился Страж в орла.

— Ну, не могут же они не жениться, — хмыкнул бас. — Небось, женки в деревнях живут, язык за зубами держат, чтобы какие злыдни не прознали, заложников не взяли.

— Я не знаю… — слепой растерянно крутил ложку в руках. Такой простой аспект жизни почему-то никогда не приходил ему на ум. Стражам нельзя жениться? Почему? Но он… он уже ни когда не станет Стражем. Ох, мама расстроится…

— Оставьте парня, — сердито сказала девчонка с задиристым голосом. — Откуда ему знать, если это тайна?

— Но многие расы Анара мирно сосуществуют… — пробормотал колдун.

— У нас нет таких различий, подумай сам! Если бы орки плавали как рыбы, а гномы проходили сквозь стены, ты бы так спокойно к ним не относился. Твое спокойствие основано на том, что все разумные — существа из плоти и крови.

— Может быть, — колдун со вздохом поднялся. — Пойду, гляну сетку.

— Я с тобой! — подхватила женщина.

— И я! — протопала мимо стола задира.

— А я уложу его… — мягко произнесла та, которая… которую он успел увидеть своим последним взглядом на этот мир.

Если бы кто-то другой из чужаков предложил ему лечь, он бы возмутился. Но этот голос подчинил его полностью. Он был готов на что угодно, лишь бы поговорить с ней немного.

Холодная лежанка встретила его шорохом отсыревших шкур. Он попытался вспомнить, какого цвета были волосы у этой девушки, но в памяти возникали только огромные синие глаза. Он для нее, наверное, всего лишь мальчишка. Маленький и жалкий. Вот и возится. Нельзя дать ей понять, что она для него что-то значит, а то смеху будет. У нее, наверное, жених есть. Кто-нибудь из этих колдунов.

— А ты тоже колдунья? — заговорил он на отвлеченную тему, устраиваясь со скрещенными ногами на лежанке.

— Я-то? — казалось, она удивилась. — Ну, немного. Я пока только учусь.

— У тебя талант к колдовству? — ему стало по-настоящему интересно. Вдруг волшебным фокусам может научиться каждый?

— Да, конечно. Без способностей невозможно научиться. Просто ничего не выйдет. Вон, гномы, они не могут колдовать. Только чуть-чуть себе при охоте помогают. А магов у них нету.

— Да? А у нас в долине нет гномов, — пожал он плечами. — Вроде бы за Окружными горами живут разные расы. А у нас только люди.

— Ну-ну… — непонятно отозвалась девушка. — А у нас тут парочка гномов имеется. Жалко, что ты… — она оборвала себя.

— Нечего меня жалеть, — сердито мотнул головой слепой. — Я не пропаду. Наверное, теперь придется учителем стать… — вздохнул он.

— А кем ты собирался? — поинтересовалась девушка, шурша чем-то сухим. Наверное, разминала сушеные водоросли для супа.

— Разве вы не поняли? — изумился пленник. — Я ученик Стражей! У меня же панцирь! — и он зашарил по лежанке, отыскивая знакомый плетеный каркас.

Девушка молчала. Что-то в этой напряженной тишине насторожило незрячего.

— Эй, ты чего? — спросил он в темноту.

— Я? — она неестественно закашлялась. — Ничего. У тебя спина не болит, а? Ты так грохнулся тогда?

— Да ноет немного… — признался незрячий. — Глянь, что там?

— Сейчас… — прохладные пальцы коснулись кожи у лопатки. — О. ободрано тут сильно. Я позову кого-нибудь, ладно?

— Да не к спеху, — солидно одернул он свою рубаху. — Чего там… они рыбу ловят, вот вернутся и позовешь.

— А… ну ладно… — она немного подумала и спросила: — А ты какие-нибудь еще легенды про Стражей знаешь?

— Я знаю, только я рассказывать красиво их не умею. Ну, так, коротко могу.

— Расскажи коротко, — согласилась девушка. — Я пока тут водоросли накрошу в котелок.

— Ну, во-первых, есть легенды, что кровь Стражей волшебная. И болезни лечит, и клады показывает. Про это много страшных сказок есть. Как разбойник ранит Стража и находит клад с каплей крови, а дома его мать умирает, потому что этой капли не хватило, чтобы её вылечить… Еще рассказывают, что первые Стражи были детьми Императора. Они от власти отреклись, потому что было их тридцать три тысячи… Но стали Стражами над прочими людьми. Ну, это может и было когда-то давно.

— А ты чей сын? — поинтересовалась она с улыбкой в голосе.

— Не знаю, — спокойно ответил он. — Я подкидыш.

— Ой… — девушка снова замолчала на некоторое время. — Ну, ты выглядишь так же, как и все прочие в твоем поселке? Ты не отличаешься от них, как э-э… орки от гномов?

— Не-а… — усмехнулся он, вспоминая рассказ матери. — Совсем я на местных не похож. Как уголь со снегом.

— Вот как… — вздохнула девушка. — Ну и как, ничего, не дразнят тебя мальчишки?

— Да не, не очень. Я же приемы знаю, — он покрутил головой. — Ну и вообще, я просто так не дерусь, а уж если дам — так дам!

— Поэтому ты и в Стражи пошел? — не унималась собеседница. — Ради справедливости?

— Нет, это сами Стражи решают, кого к себе в ученики брать. Может, тоже талант какой-то высматривают, — он вздохнул. — Я, правда, не знаю, какой талант.

— Наверное, какой-то очень важный… — раздумчиво произнесла девушка. — Знаешь, я пойду, отнесу водоросли, ладно? Ты побудь тут, я потом еще приду.

— Куда же я денусь, — недовольно пробурчал незрячий и лег навзничь на меховое одеяло. У этих колдунов оказалось удивительно много разных вещей. Одеяла, посуда. И волшебный корабль, который тонет не навсегда… Что они хотят найти тут, в Долине?

Из соседней пещеры доносился шелест пергамента: там снова совещались над картой чужаки.

— Вот этот кружок, — убеждал кого-то тот, с певучим голосом.

По непонятной причине они не называли пленнику свои имена и не спрашивали его. Лежа в своем бесконечном мраке, он стал придумывать им клички, вспоминая уже знакомые голоса. Нежный голос девушки-синеглазки он называл про себя Бубенчиком. Колдун-целитель, пожалуй, вызывал в голове образ молодого петушка, еще неуверено, но звонко пробующего голос. Певучий говор другого колдуна напоминал печальный крик чибиса. Забияка огрызалась — чисто волчонок. А бас хрипел медведем. Детский голосок казался кукольным. А женщина выговаривала слова, будто взвешивая каждое, высказываясь редко и коротко. Как капли, падающие из водяных часов-клепсидры. Еще двое удивляли его странным отзвуком в их голосах, похожим на эхо. Два эха — струны и звенящего клинка. Один голосок он услышал только один раз. Женщина мелодично произнесла одно слово: «Воздух!». Он ощущал ее присутствие время от времени, она приносила ему воду, но всегда молча, подобно тени. Двое последних представлялись ему сказочными великанами, сложенными из огромных камней или бревен. Они говорили громко, гулко, но в обсуждениях участвовали редко, больше времени проводя в передней части пещеры, охраняя покой остальных. Это были, видимо, два могучих воина. Но если один говорил — как пламя гудело, то второй вызывал в памяти могучее дерево, которое терзает буря. Вулкан и дуб — подумалось пленнику.

Итак, Петушок и Чибис обсуждали что-то над картой. Медведь тут же ворчал, давал свои советы. Бубенчик возилась с котелком, слышалось звяканье. Волчишка и Куколка ей помогали, они то тихо спорили, то хихикали. Великаны Дуб и Вулкан были в дозоре. Небось, мокрые до нитки в этакую бурю. Потом будут шумно пить горячий чай и сушить одежду у сложеного Медведем очага. Струна разговаривала с Клинком. Тень листала книгу, слишком быстро переворачивая страницы. То ли искала нужную, то ли просто делала это машинально, слушая спор над картой.

— Если нас действительно не сочтут преступниками. Мы… сделали мальчишку калекой.

— Если бы просто мальчишку, — отзвалась Бубенчик.

— М-м? — удивился Чибис.

— Он ученик Стражей. Должен был стать Стражем, понимаете? И он… подкидыш. Не похожий на местных.

— Точно, все сходится! — неожиданно подала голос Тень. — Посмотрите сюда!

— Фью! — присвистнул Петушок. — Я думал, это сказки.

— Сколько ему лет? — напряженно спросил Чибис.

— Исполнилось двенадцать несколько недель назад… — растеряно ответила Бубенчик.

— А буря еще дня три продлится, как нам сказали, а? — Чибис говорил приглушенно и горько.

— Это проблема? — Петушок насторожился.

— Боюсь, что да. Он не понимает, что происходит, да? — Чибис вздохнул.

— Или притворяется очень талантливо, — хмыкнула Волчишка.

— Не похоже, — вступилась за пленника Бубенчик.

— Смотрите… Вы позволите? — извинился перед кем-то Чибис.

— О, конечно! — отозвалась Тень.

— Итак… дюжина лет границей тому является и неизбежное происходит. Жрецы сего народа управляются с сим легко, волшебное орудие используя. Без них же великая опасность есть в том, и разуму смятение, и телу ущерб.

— Куда же еще… ущеб-то… — пробормотал Медведь. — А тощий какой, как хвоинка!

— Что будем делать? — поспешно перебила его Куколка. — Надо ведь что-то делать?

— Вариантов несколько, — Чибис по-прежнему говорил напряженно. — Можно попытаться покинуть пещеру и отнести мальчика в поселок. Есть вероятность, что даже в бурю нас заметят сразу на выходе и помогут… во всяком случае ему.

— Всем идти не нужно, — возразил Медведь. — Четверо пойдут и довольно.

— А еще какие варианты? — сердито спросила Волчишка. Ей было ясно, что она не войдет в число четверых спасателей.

— Еще можно попытаться справиться самим. Но мы даже не знаем, с чем справляться. Эти изображения… слишком стилизованные.

— Скажи прямо — уродские! — фыркнула Бубенчик. — И не похожи ни капельки.

— Ну… да. В общем, справляться самим — огромный риск. И мы даже не знаем, чем рискуем. Может, он обезумеет или просто умрет на наших руках.

— Нет, это плохой план, — в голосе Бубенчика звенели слезы.

— Можно отправить одного из нас в поселок за помощью. Стражи… найдут нас тут.

— Звучит гораздо разумнее.

— Да, если посыльного не подстрелят на подходах к жилью, не разбираясь, кто он такой.

— Ну ясно же, что колдуна посылать нельзя, — ответила Волчишка. — Нужен воин…

— И желательно человек, — осадил ее Петушок. — Я переоденусь в доспех и пойду сам. Остальные чересчур необычно выглядят. Мы не можем рисковать. Мы так и не нашли ни словечка о вымороке.

— Но это невозможно, — в ужасе прошептала Тень.

— Почему? Все боги выбирали свой путь, — вздохнула Капель.

— Пойдем, я осмотрю его спину, — Петушок принял решение и не собирался спорить на этот счет.

Шаги приблизились к ложу незрячего.

— Пожалуйста, дай нам осмотреть твою спину, — попросила Бубенчик.ъ

— Зачем? — сердито отозвался пленник. — Я слышал, вы боитесь, что я могу умереть. Что за чушь вам взбрела в голову?

— Э-э… так ты не в курсе, парень? — Петушок сильной рукой перевернул его на живот и ощупал лопатки. — Это как-то связано с тем, что ты ученик Стражей. После двенадцати лет вы должны носить панцирь, правильно? А ты его снял. У тебя должна была начаться легкая лихорадка, это… инициация Стражей. Но ты перегрелся, потом промок. И мы боимся, что она… не будет легкой, понимаешь? Может начаться жар, бред. Лекарств у нас почти не осталось, магия от этого не помогает. Помогают ваши Целители — и сами Стражи, конечно. Мы не хотим рисковать твоим здоровьем. Поэтому я отправлюсь в поселок за помощью. Если там ищут тебя, значит Стражи прибудут очень скоро.

— Ты не пройдешь… в бурю, — потряс головой слепой. — Ты не знаешь проходов.

— Но ты идти не можешь, так что мне придется их отыскать, — похоже, Петушок был готов двинуться в путь прямо сию секунду.

— Погоди. Дай я поясню. Под первой скалой нужно пролезть у самого откоса. Дальше — поверху, через седловину. Там очень скользко сейчас, тебе хорошо бы взять веревку. Третий лаз в песке, тебе придется нырять, потому что там все залито водой. В следующем надо подтянуться возле круглого выступа, похожего на яйцо, и перелезть…

— Ничего, — усмехнулся Петушок. — Я тоже любил лазать по камням в твоем возрасте. Думаю, что справлюсь и тут.

Сказано было это необидно и дружелюбно. Ну почему, почему все так неудачно началось? Почему он не может порадоваться этим новым людям, почему между ними легла такая пропасть с первого мига? Какие боги допустили такое?

Колдун ушел, и пленнику оставалось только ждать, прислушиваясь к себе — не начнется ли предсказанный чужаками жар. Вроде бы все было как обычно, только саднили царапины на лопатках. Наверное, от соленого пота, который капельками стекал по спине.

Пота? Еще несколько часов назад в пещерке было довольно холодно и сыро. А теперь будто на потолке разгорелся невидимый костер, обдавая жаром. Книжка Тени говорила правду. С двенадцатилетними учениками Стражей что-то происходит, и учителя не успели предупредить его. Неужели он может умереть? Маму жалко…

Невыразимая слабость сковала все тело. Не было сил даже стереть капли со лба. Если Петушок успеет… если в поселке его действительно ищут… Нужно просто поспать, и время пролетит быстрее.

— Выпей это, — очень тихо сказала Бубенчик, поднося к его губам миску. Но не было сил даже поднять голову. Тогда девушка начала вливать теплый отвар в приоткрытый рот по капле. Мятный вкус нес прохладу, облегчение, но слабость не проходила.

— Ты ложись на живот, хорошо? — нерешительно попросила она. Все они знали что-то, и учителя, и эти чужаки. Знали и не решались сказать ему почему-то. Это было очень обидно, и слезы снова подкатили к глазам. Он не ребенок, он выдержал бы любое известие. Вот так лежать и пытаться вообразить нечто неизвестное гораздо страшнее.

Что с ним такое? Инициация Стража? Может быть, она опасна именно потому, что он больше не годится в воины? Своеобразный отсев, подобно тому, как отбраковывают слабых волчат из помета? И учителя не предупредили его, потому что не думали, что он станет… станет… слепым, вот. Слепым, как пятка!

Или это просто какая-то болезнь, а колдуны морочат ему голову, боятся напугать? Синяя лихорадка? Трясучая паучанка?

— Скажи мне правду! — как можно решительнее произнес он. От лежания на животе слова выговаривались с трудом, глухо и невнятно.

— Ой… — Бубенчик явно была застигнута врасплох. — Тебе же уже сказали — немного полихорадит. Мы надеемся, что ваши целители успеют…

— Я могу умереть? — зло выкрикнул он, вывернув лицо в ее сторону.

— Да, — ответила девушка честно. — Можешь. И от простуды можно умереть. Если ты сдашься — тебе никто не поможет.

— Что со мной происходит?

— Ты… становишься самим собой. Больше я не могу тебе ничего сказать, прости. Ведь твои наставники тоже молчали, не так ли? И в книге написано… написано, что разум не помощник в этом… Пожалуйста, наберись терпения, это переживали все Стражи вашей Долины, поверь мне.

Ему стало немного легче. Значит, все Стражи. Разум только мешает… Нужно просто не думать о происходящем и все.

— Я буду с тобой рядом… все время, — заверила его девушка взволнованным голосом. — Ни на минуточку не отойду!

— Хорошо, — сглотнул он. — Спасибо.

Маленькая ладошка коснулась его спины. Рубашка страшно мешала, резала под мышками, и он поерзал, пытаясь ее одернуть.

— Сейчас… — пробормотала Бубенчик и щелкнула чем-то металлическим. Спину обдуло сквозняком. Рубашка больше не мешала. Не думать, не думать…

— Расскажи мне о себе, если можешь, — попросила девушка. И он начал нехотя рассказывать. Постепенно воспоминания успокоили душу и рассказ расцветился шутками и смешными случаями. Бубенчик тихонько смеялась.

Время от времени кто-то из чужаков входил в пещерку и осматривал его, ни слова не говоря. Волчишка и Куколка приносили отвар. Капель укрыла его до пояса чем-то мягким, наверное, плащом. Ткань впитывала пот и не так кусалась, как стриженный мех одеяла.

— Теперь ты рассказывай, — он попытался откинуться на спину, но девушка вскрикнула и удержала его.

— Я расскажу. Ты только не удивляйся, ладно. Я училась в Школе на Острове, где обучаются все человеческие маги…

— А нечеловеческие? — пошутил он, но Бубенчик ответила неожиданно серьезно:

— Другие расы обучаются на своих исконных землях. Темные эльфы возле своего подземного города, светлые — около Парящей Деревни, орки и гномы — в нижнем мире, Элморе…

— Ты веришь в эти сказки? — усмехнулся он с превосходством. — И, конечно, они никогда не покидают своих заколдованных мест, поэтому их никто никогда не видел, так?

— П-почему не покидают? — Бубенчик была ошеломлена.

— Ну, ты же не встречала живых эльфов или орков? И с гномами не знакома?

— Послушай, — ее голос стал еще более заботливым. — Ты только не бойся, хорошо? Дело в том, что они существуют… на нашем материке, в Адене. Они живут вместе с людьми, в городах, нанимаются в кланы, торгуют, даже женятся. — тут она хихикнула.

— Ты не придумываешь? — он все еще не верил в подобное. Нет, конечно, где-то существовали другие расы, но давно, далеко…

— Я не при… слушай… я тебе скажу честно, — в голосе Бубенчика слышался смех. — У нас тут всего четверо людей. А остальные… двое гномов, трое светлых эльфов, двое темных и один орк. Вот такая компания.

— Ух… — ему нечего было сказать на это. Бубенчик не могла так издеваться над ним, зная, что он не может проверить ее слова без… без потеряного зрения.

— Сейчас, — девушка пошевелилась, видимо подавая кому-то знаки. Из главной пещеры послышались шаги.

— Все в порядке? — поинтересовалась Тень немного испугано.

— Д-да… — ответила Бубенчик. — Все идет как… как в твоей книге написано. И жар пока удается сбивать. Но мы тут выяснили, что у них в Долине нет других разумных, кроме людей.

— И Стражей, — тихо молвил Чибис, видимо, пришедший вместе с остальными.

— Да. Ну я и сказала, что у нас тут… все расы. А показать… не могу, — Бубенчик снова расстроилась.

— Ну, пускай пощупает! — вылезла к самому ложу Куколка. — Вот, смотри! Это я! Я из рода гномов. Поэтому я ростом маленькая, а не потому что я ребенок или карлица.

В ладонь незрячему ткнулись пушистые пряди на круглой макушке.

— Уши, уши щупай! — деловито командовала Куколка. — У нас они обычные, как у людей. А у эльфов длинные. Сейчас…

Место гномки заняла чья-то еще голова. Но крохотные ручки продолжали управлять ладонями слепца:

— Во-от, это у нас светлый эльф… он у нас ушастенький… а ростом как все люди, и тощий такой же. А еще я могу позвать темных и орка… если ты хочешь.

— Я хочу! — на лице лихорадящего был неподдельный восторг. — Но я потом… они же в карауле. Все расы, а? Все четыре расы! И у вас там это обычное дело? Вас не отправили вожди ваших родов, как героев легенд?

— Не-а! — засмеялась Куколка. — У нас все перемешаны. И никто не удивляется.

— Вот почему вас обстреляли в предыдущем поселке! — догадался больной. — Они увидели эльфов и орка, и гномов. Разумеется, они были напуганы, и еще ваши колдуны в своих робах!

— Да, наверное так и было, — согласилась Тень. — Но тебе нужнго выпить еще отвара, ты весь горишь.

— Ничего, — незрячие глаза метались на раскрасневшемся лице. — Я выдержу! Я должен привести вас в поселок. Это очень важно — союз всех рас… мы тут уверены, что это невозможно. Что расы всегда воюют друг с другом.

— Так и было когда-то давно, — вздохнул Чибис.

— Ой… — пискнула Бубенчик, и в тот же миг пленника пронзила горячая, тянущая боль. Он вскрикнул, пытаясь вывернуться и достать ее источник где-то в середине позвоночника, глубоко под кожей. Но несколько рук перехватили его ладони.

— Тихо, тихо, — успокаивала его Тень, но у нее самой голос дрожал. — Не нужно ничего трогать, не надо крутиться. Мы попробуем уменьшить твою боль, но ты, пожалуйста, потерпи!

— Сейчас, сейчас, — Бубенчик вцепилась в его руки и наклонилась к самой подушке. — Это будет приходить и уходить. Ты только терпи, я тебя прошу!

Раздались знакомые звуки заклинаний, и боль отступила. Правда, на тело навалилась вялость. Усыпили его? Может, им виднее… сил терпеть почти не оставалось, а теперь… хорошо.

Приступы боли то и дело вырывали его из колдовского сна. Потом сознание снова уплывало. Но настал миг, когда боль пришла, а сон нет. Только тонкие руки удерживали его от попыток извиваться и корчиться. Бубенчик постоянно говорила с ним, но этот голос превращался в неясный шум из-за гула крови в ушах. Что-то происходило с ним, что-то неправильное.

— Больно! — не выдержал он. Мука стала сильнее стыда, сильнее воли.

— Не думай, не думай, — подсказал голос во мраке. — Попробуй осознать себя.

Но какое там осознать! Все, что он осознавал — что он измотан болью, покрыт потом, его тошнит — а еще он слеп! Жалккий, полуживой кусок плоти, человеческий обломок, выброшенный прибоем на холодные скалы…

Ледяные камни, такие чужие! И вода, хлещущая по коже. Это все отвергало его, причиняло мучения. Сухо и зло трещал огонь в соседней пещере. Во всем мире не было ничего несущего покой и свободу. Только дыхание, сливающееся с ветром, свистящим в щели, с дыханием сидящей рядом девушки, с дыханием океана, с крыльями бури.

Он не думал больше о боли, о пещере, о людях вокруг. Он наслаждался движением воздуха, каждой невидимой струйкой, пронзающей пространство. И слепота не мешала этому. Не в ней было дело. Воздух чужд любой стихии, он свободен, он не связан ничем. И в то же время, он незримо присутствует всюду, он пузырится в воде, он наполняет поры камней, он врывается в легкие живых существ и монстров, он помогает гореть огню. Воздуху труднее всего обрести форму… но проще всего ее наполнить.

Обретение формы, жесткое и твердое. Вот чего не хватало измученной оболочке, в которой колыхался его дух, воз-дух. Он дышал, надеясь, что это как-то поможет, пройзойдет что-то важное, и все наладится. Но дыхание обрывалось возле лица девушки, сидящей на полу… на холодных камнях. И весь хоровод образов начинался сначала.

— Мы должны что-то сделать… — голоса уплывали и становилсь неузнаваемыми. Зато он различал вихри воздуха, касавшиеся его лица. Вот узорчато-спиральный, вот прямой, вот легкий и влажный…

— Это выглядит ужасно! Никогда бы не подумала…

— И такая силища… держи его, девочка, держи, похоже он старается не причинить тебе вреда.

— Да он еле касается меня, о чем вы?

— Да? А другой рукой он камень крошит… возьми его за обе!

— Может быть попробовать просто ножом?

— Ничего не выйдет.

— Изо всех сил?

— Бесполезно!

— Ну давай…

Хруст сломанного металла. Частички стали кружатся в воздухе, оседают кислым вкусом на языке… Он знает, что у тела кончаются силы, но это уже не пугает. Только немного обидно. Он потерял все, все — именно тогда, когда должен был все обрести. И это будет не выморок…

— А если мечом?

— Никакой разницы. Только той кривулей, которая в книжке нарисована.

— Я не видела, какая? Эта? Ха, смотри, похоже на рыбку!

— Это ракушка.

— Ракушка не может быть прочнее стали. Ну, или она волшебная?

— Волшебная, волшебная… Где же этот длинноногий? Уже сколько часов назад ушел…

— Он жив… — голос Капели срывается. — Он устал, но идет…

— И то хлеб… Кстати, у него был какой-то кинжал, не помните? Граненый?

— Да он его давно уже отдал мне! Вот, гляди! Не похоже, что эта штука может помочь. Лезвие тупое…Вот, видишь, бесполезно. Ломать не буду, вдруг пригодится еще для чего.

— Ой, а почему на лезвии кровь? Ты его ранил!

— Ничего подобного, даже не поцарапал… смотри-ка, кровь тянется за лезвием, словно нитка! А на коже ничего. Бесы и големы!

— Убери эту гадость от него. Надеюсь, что в соседнюю пещеру не потянется… Засунь в ножны!

— Уф, перестало. Ну и дела! Нужно дать нашим магам разобраться с этим кинжальчиком… потом!

— Потом, потом! Это точно что потом. Посветите что ли сюда, волшебнички. Что-то мне это совсем не нравится. Они темнеют, или мне показалось?

Лежащему это тоже не нравилось. Сначала он просто терял силы, потом его тело начало мучительно комкаться, будто стремительно растущего человечка из мягкого теста запихнули в ореховую скорлупку. Но скорлупка оказалась чересчур крепкой. Тесто скоро потеряет упругую мягкость жизни и свернется безжизненным сухим комком. Это ощущение тесной, давящей боли было сильным, как мучительный зуд. Хотелось разорвать свою оболочку ногтями, зубами. Но он осторожно держался за горячие пальцы девушки, зная откуда-то, что ни зубы, ни стальные лезвия не могут ему помочь.

Каждый из богов наметил для своих детей собственный путь. Невозможно уклониться от него, невозможно стать кем-то другим. Огню нужно топливо, чтобы гореть. Воде нужно русло, чтобы течь. Камень тверд и податлив одновременно. А воздух… воздух должен обрести свободу!

— Выпустите! — прошептал он в последний раз и потерял сознание. Его дыхание, редкое и неглубокое, совсем замедлилось.

— Что такое? — раздался голос от входа.

— Плохо дело. Малый сомлел, а уж как мучался до этого.

— В поселке никого нет, кроме нескольких старух. Они сказали, что все ушли искать пропавшего ученика стражей. Я оставил там записку, и на словах пояснил, где мы, но бабки со мной, конечно, не пошли. Голем знает, когда кто-нибудь вернется и прочтет мое послание! Нужно что-то делать!

— Во-первых, поддерживать его жизнь, хотя бы магически. Для этого все маги должны находиться тут неотлучно. Любая капля энергии может оказаться решающей. Во-вторых, нужно развести сигнальный костер на скале.

— В такую бурю?

— Постараться сделать это хотя бы в расщелине! Дым и огонь привлекут внимание… особенно если кто-то будет смотреть сверху.

— Я займусь этим, мне ребята помогут. — бас удаляетя к выходу. — А девочек я пришлю сюда. На всякий случай.

— Хорошо. Держишь его, малышка? Как он?

— Посмотри сам. Это, видимо, очень больно, — Бубенчик всхлипнула.

— Вы пытались… что-нибудь сделать? — Петушок наклонился к лежащему.

— А то! Вон, сломали кинжал, а на коже ни царапины.

— Интересно, почему?

— Скорее всего, это простейшая элементарная магия. И стихии металла недостаточно… — вмешался Чибис.

— Металл — это огонь и твердь… А может нужна вода? — Петушок азартно решает задачку.

— Водой полить?

— Делайте что угодно, вдруг поможет! Ох, бедняга… — Бубенчик гладит скрюченные пальцы, и рука парнишки еле заметно отвечает на пожатие. Жизнь еще теплится в нем.

— Вода, твердь и огонь… Связующее звено, да? Тогда годится любая ракушка, по идее. Нагретая на огне.

— Ракушка? Горячая? Или горящая?

— А? О, боги! Или светящаяся! Скорее! Я засунул его в коробочку с чернильницей! Сейчас проверим, — Чибис убегает.

Топот ног, суета, касание вихрей воздуха со всех сторон. Что-то теплое приближалось к каменному ложу.

— Светится. Светится! Как тогда, на карте. Давай, режь, а мы будем наготове с заклинаниями.

— Придержите кто-нибудь его сбоку…

Теплое коснулось спины, впитывая в себя боль, словно губка. Облегчение, несравнимое ни с чем, затопило истерзанное тело. В голове замелькали яркие, выпуклые картинки. Разум пассивно принимал в себя неожиданное знание. Все в мире встало на свои места. И теплое дыхание девушки все теснее и теснее сплеталось с его дыханием. Это было важно. Нужно. Правильно. Наконец, старая оболочка лопнула, и полная свобода приняла его в себя. Хотелось подпрыгнуть, радостно закричать, как кричат мальчишки, впервые оседлавшие на обломке доски водяную гору волны. Но усталось оказалась сильнее. Он широко улыбнулся, все еще сжимая руку Бубенчика, и уснул счастливым сном на грани детства и юности. Мягкая ткань накрыла его уютно и ласково.

За пределами пещеры раздались шипение и треск. Потом топот множества ног заставил камни дрожать.

— Мы опоздали! — горестно воскликнул женский голос. — О, бедный мальчик! Он не выдержал! Время истекло!

— Зато мы успели, — усмехнулся невесело тот, которому мальчик дал кличку Петушок. — Он в порядке, ваш… ученик. Малышка, откинь плащ, покажи им, что все в порядке.

— О! — прошептал в тишине кто-то из вошедших. — Лазурь и золото!

— Кто находился ближе всех к нему? — строго вопросила женщина.

— Я… — Бубенчик так до сих пор и держала ладонь своего подопечного.

— В сердце бури! Лазурь и золото! Человек! Пять рас! Взрослая женщина! — казалось, все заговорили разом. Наконец, старший из прибывших произнес:

— Мы продолжим разговор в поселке. Нам многое нужно обсудить. Собирайтесь, мы поможем вам добраться.

— Что-то не так… что-то произошло неправильно. — не успокаивалась женщина. — В свитках указано, что рядом будет невинное дитя! Мы думали о его сестре…

— Все хорошо, — проговорила Капель как-то очень тихо и замедленно. — Все правильно. Каоне только десять лет…

Двойная струйка дыхания окутывала живых, скользила по камням, касалась бушующих волн, устремляясь в безграничное воздушное пространство.

Глава 52. Особо ценный груз

Судно пришвартовалось у самого дальнего причала. Никто из пассажиров и команды не торопился покинуть пределы плавучего обиталища. Только капитан Гарр сходил и переговорил о чем-то с начальником портовой стражи. Его зеленая физиономия стала после этого мрачнее тучи.

— Похоже, нам придется немного задержаться. Досматривают всех. Кого-то ищут. Расхорный грамп!

— Надеюсь, что не нас! — пошутила Хенайна. Клайд тоже очень надеялся на это. Но держал язык за зубами. Девчонки притихли на своем камбузе, не иначе как снова что-то затеяли. Последние дни они не отличились никакими фокусами, даже кулинарными. Готовили вкусно и просто, в свободное время сидели в каюте или болтали с эльфийкой.

Капитан несколько раз прошелся по причалу, вглядываясь в происходящее где-то в центре порта, потом отправился в свою каюту и вызвал двух помощников. Эти могучие ребята представляли из себя довольно забавную пару. Один, Баррас, был скорее толст, чем крепок. Хотя на его животе и выступали мощные мышцы пресса, брюшко все-таки заметно нависало над широким воинским поясом. Когда он одной рукой вращал брашпиль, поднимая якорь или подтягивая судно к причальным кнехтам, его тело поражало звериной гибкой силой.

Второй, Роррат, по тонкокостному телосложению скорее напоминал шамана, с юности развивающего магическую силу больше, чем воинское умение. Но друзья не раз наблюдали, как Рор управляется со шкотами или перелетает с одной мачты на другую. Это был моряк прежде всего, и уж потом воин. Он отлично разбирался в картах и ориентировался по звездам. В отличие от вечно насупленного Барраса, Рор всегда был рад перекинуться парой шуток с людьми или эльфами.

Через некоторое время, по команде Барраса, матросы-орки начали выкатывать из трюма бочки и выволакивать ящики. Клайд подумал, что капитан хочет облегчить задачу досмотрщикам, чтобы скорее покончить с этой процедурой. Во многих бочках содержался балласт: мелкие камешки или гладкие орешки каменного кедра, разгрызть которые было не под силу даже оркам. Маг задумчиво прошелся вдоль ряда бочек, запуская руку в приятные на ощупь, коричневые кругляши. Баррас усмехнулся, глядя на него, но ничего не сказал.

Потом девчонки окликнули Клайда из приоткрытой двери камбуза. Тот охотно двинулся на зов. Но увиденное на кухне его не обрадовало. Придумщицы решили замаскироваться. Употребив для этого все свое уменье, немного сажи, одолженные у Хенайны душистые баночки с кремами и какую-то паклю, они превратили себя в двух замурзанных старух. Вернее, не старух, а рано состарившихся, усталых и неряшливых теток. Хенайна сидела тут же на высоком табурете и хихикала, очень довольная произведенным эффектом. Она же пояснила Клайду, что маскировать девочек под дряхлых старух или под мужчин было бы сложнее и опаснее. Жесты, походка, движения головы — все выдавало бы в них женщин, причем, еще не старых женщин. Это могло бы насторожить наблюдательного проверяльщика.

— Да зачем им вообще маскироваться! — возопил маг. — Их же никто не ищет, и в лицо не знает!

— Не будь так уверен, — мрачно ответила Хенайна. — У драконов отличная память на лица и запахи. Конечно, боевой ящер не может передать своему всаднику зрительный образ, но прекрасно понимает задачу «найти того, кто был там-то».

— Дракон? — Клайд сурово уставился на болтливых подружек.

— Ну… — Каона шмыгнула носом, что придало изображаемой ею тетке совсем уж идиотский вид. — Мы тут хотели посоветоваться с кем-нибудь…

— Я приношу свои извинения… — коротко кивнул маг эльфийке. — Мне стоило бы предупредить их заранее… дело не в недоверии лично вам, но… Лучше бы вы вышли на базарную площадь и поискали совета там! А еще лучше повесили бы вывеску: «Помогите советом, нас преследует неизвестный враг на драконе!» — обрушился он на девчонок. — И потом, эта маскировка, кажется, ни капли не меняет ваш запах, а?

— Именно что меняет! — обрадовалась Эмми. — Хен сказала, что эти притирания перешибают нюх не только дракона, но даже волка-ищейки. Эльфийские воины… ну и разные там похищенные девицы… не раз использовали притирания для того, чтобы сбить погоню со следа.

— Похищенные девицы! Малые бесы! — Клайд не находил слов. — Надеюсь, меня вы не собираетесь размалевывать?

— Ну, собственно… — Эмми посмотрела на него с вызовом.

— Да! — пискнула Каона.

— За этим мы и позвали тебя, о клирик! — сдерживая смех, закончила Хенайна.

Клайд осмотрел всех троих и понял, что проще смириться с этой затеей, чем подыскивать аргументы, способные убедить увлеченных своей придумкой девиц. К тому же… изменение запаха — это полезно. Если их ищут по следу, то вся эта суета в порту может оказаться неспроста. Предсказать маршрут корабля, покинувшего порт Дорион, довольно сложно. Но если дракон следит за ним с воздуха, ведомый запахом, то задача становится элементарной. При последнем маневре врагам оставалось только подготовиться к встрече в ближайшем порту. Миновать его не мог ни один корабль, свернувший от Акульего рифа к берегу. Да и зачем? Тут свежая вода, тут низкие цены на продукты, тут ждут своего часа опытные лоцманы для желающих попытать удачи в топкой хайнской дельте или в полузатопленных тоннелях Дьявольского острова.

В общем, по здравому размышлению, идея с запахом была не так плоха. Но размалевывать лицо?

— И в кого вы хотите меня превратить? — мрачно поинтересовался клирик у девиц. — Если тоже в грязнулю, то никто не поверит, будто Гарр нанял подобного неудачника к себе на судно.

— Мы не будем сильно гримировать тебя, — серьезно пояснила Хенайна. — Достаточно изменить основные черты, за которые цепляется глаз. Даже опытный соглядатай, привыкший не обращать внимания на одежду и украшения, все-таки может быть обманут. Смотри! — она достала из кармана горсть кедровых орешков из тех, что лежали в бочках с балластом. Ловким движением сунула орешки себе в рот, будто собираясь полакомиться. Но вместо этого разместила кругляши за щеками и под верхней губой. От этого лицо эльфийки неуловимо изменилось, словно смазалось. Глаза прищурились, подбородок двинулся вперед, и вот уже совершенно незнакомая, неприятно-высокомерная эльфийская женщина смотрит на изумленного Клайда.

— Ну как? — усмехнулась Хен, выплевывая орешки.

— Впечатляет. А разговаривать с этим во рту получится?

— Да, нужно только потренироваться. Орешки хороши тем, что от влаги крепко прилипают к коже и случайно выпасть не могут. После этого мы изменим тебе цвет волос и глаз — и никто тебя не узнает.

— Ну… а вы уверены, что наш капитан отнесется к моим метаморфозам с пониманием? Может быть, ему совершенно ни к чему чужие проблемы?

— Гарр сроду не полезет выяснять подобные вещи. Пока ты выполняешь свою работу, хоть гномкой нарядись и на руках разгуливай — он и бровью не поведет. Ты, наверное, мало общался с орками, если сомневаешься в этом, — усмехнулась Хенайна. — А я плаваю с Гарром уже третий сезон… и неплохо его знаю.

Через час все было закончено. Клайд приспособился к твердым кругляшам за щеками, научился говрить не шамкая, на его волосы легла эльфийская краска, придавшая прядям естественный мышастый оттенок. Глаза тоже посветлели после пары капель какого-то зелья. Из зеркальца, предоставленного Хенайной, на мага пялился какой-то весьма неприятный тип, смахивающий на бледную крысу. Узнать в нем прежнего Клайда было и впрямь сложновато. Девушки в восторге цокали языками и крутили клирика, будто куклу.

— Ну, ладушки, — вывернулся из их рук маг. — Получилось неплохо, теперь предстоит проверить это на практике. К сожалению, если не сработает, у нас могут быть очень солидные неприятности.

— Мне кажется, что сработает, — немного смущенно сказала Хен. — Дело в том, что я немного чувствую будущее. У меня нет магического дара, и я не вижу каких-либо картин, но почти всегда могу предсказать — есть опасность на пути или нет. Поэтому-то… мы и уцелели до сих пор… — грустно закончила она.

— Уцелели? — переспросил Клайд, очень обеспокоенный. Вдобавок к своим неприятностям, он совершенно не жаждал чьих-то еще.

— Ну да. Таких, как мы, искателей отправилось по миру довольно много. Я лично знала больше десятка. Но в нашем Храме в этом году мы встретили всего троих. Остальные… не подавали о себе весточки довольно давно, — эльфийка отвернулась к иллюминатору и вздохнула. — А мы… все время пользовались возможностью избежать опасности. Мы были самыми осторожными, вот и уцелели. И мои способности помогли нам в этом.

— Значит, опасен ваш поиск, да? — уточнил Клайд. — Никто не гоняется по миру за вами лично?

— Нет, никто, — кивнула девушка. — И сейчас я не ощущаю опасности. Уверена, что все пройдет благополучно. Или эта проверка вообще не имеет отношения ни к кому из нас, или наши меры окажутся действенными.

— Ну, будем надеяться, — пожал плечами маг. — Благодарю тебя за заботу. Можно мне только задать тебе один, маленький вопрос?

— Ну, разумеется! — повеселела эльфийка.

— Скажи, до того, как ты пришла к моим… сестрам и затеяла все эти переодевания, ты ощущала опасность? — Клайд говорил это, не глядя на Хенайну.

— Я… — эльфийка залилась румянцем и кивнула. — Да, клирик, я чувствовала опасность. И я перебрала всех в экипаже, чтобы понять, кому она угрожает. Когда я добралась до твоих сестер, это ощущение стало сильным, как жар от очага. И тут они сами постучались ко мне в каюту. Таким предзнаменованиям поверил бы и гном!

— Я не говорил, что не верю тебе, — мягко успокоил ее Клайд. — Просто, если опасность была, нам не стоит расслабляться и вести себя беспечно. Даже эта маскировка может дать сбой.

— Ты прав. Лучше всего нам укрыться в каюте… — кивнула Эмми непривычно послушно.

— Вовсе нет! — воскликнул клирик. — Я подумал, что если опасность приближается с этой проверкой, то вам лучше всего покинуть корабль. Попроси своих спутников сопроводить тебя и моих сестер на рынок. Наверняка им нужно прикупить что-нибудь из продуктов, хотя бы свежей зелени. А в случае, если моя личина будет разгадана, вы уцелеете и сможете продолжить свои поиски.

Эмми и Каона было дернулись в возмущении, но обе не нашли достойных возражений. То, что говорил Клайд, было разумно и правильно. Хенайна же взволнованно кивнула:

— Да, это так! Нам нужно покинуть корабль!

Когда группа из трех эльфов и двух помятых теток спускалась по сходням, у мага сжалось сердце. Он не обладал пророческим даром или даже легким предвиденьем. И ему было просто-напросто страшно. Стоило только вообразить, что эти фигурки в засаленных платьях он видит в последний раз — и к горлу подкатывал комок.

Напряженное ожидание тянулось несколько часов. Гарр несколько раз выходил из своей каюты, оглашая судно раскатистыми ругательствами. Матросы все время что-то делали. Клайд, измученный неопределенностью, принялся им помогать. Он уже осознал, что все эти перестановки груза были затеяны капитаном с целью поддержания духа команды. Ничто так не отвлекает от мрачных мыслей, как тяжеленная бочка на твоих плечах. Или ящик, поставленный по неопытности прямо себе на ногу. Поэтому проверку он заметил только когда капитан Гарр тронул его за плечо:

— Эй, клирик, иди и встань на баке. Маги не ворочают тюки… это может показаться странным. Будь готов к отплытию по моей команде. Если корабль ляжет на заданный курс, остановить его не сможет даже дракон.

— Дракон? — невольно переспросил Клайд, вглядываясь в невозмутимое лицо орка.

— Да, например вон тот, — Гарр махнул в сторону крылатого ящера, увенчавшего собой сторожевую башню у ворот порта. Клирику стало не по себе при виде пристального взора немигающих желто-огненных глаз. Казалось, ящер следит за ним лично — и следит уже давно. Не слишком ли он взмок, таская эти мешки и ящики? Вдруг эльфийские притирания больше не действуют? К сожалению, ответить на это мог только сам дракон. Магу по-прежнему казалось, что от него несет смесью клумбы и кондитерской лавки.

Тем не менее, он как можно спокойнее отошел на бак и встал там со скучающим видом, поглядывая на суету внизу. Проверяющие небрежно сунули Гарру какие-то грамоты и для начала были непрятно удивлены тем, что орк внимательно прочитал их, рассмотрел подписи и печати и даже перевернул свитки другой стороной.

— Он бы еще понюхал их или лизнул, — буркнул один из комиссии, проходя по палубе мимо Клайда. Остальные промолчали. В группу входили двое эльфов, трое людей и один гном. Но при этом на причале застыли наизготовку несколько десятков солдат в доспехах без герба или эмблемы цеха.

— Так я не понял, кто затеял эту проверку? — спросил Клайд у Рора, поднявшегося к нему на бак.

— Кэп говорит, что какой-то местный правитель, кажется, барон. Будто бы у него похищены товары со склада… он имеет право досматривать грузы, потому что владеет частью этого порта и река выше по течению течет по его землям. На самом деле непонятно. Никаких ограблений в последнее время не было, смотритель верфи уверен. Все выглядит так, будто этому барону только нынче утром взбрело заняться проверкой. Я смотрю, тебе тоже не нравится эта суета?

Ты отправил девчонок подальше неспроста, а?

— Девчонкам лучше быть подальше от любой суеты. А то они имеют привычку в нее вмешиваться, — мрачно буркнул Клайд.

— Да, Хен такая же… не пожалела на тебя своих мазилок, я гляжу, — в голосе Рора дрогнула улыбка.

— Запах, — коротко ответил Клайд и показал глазами на дракона.

— Умно, — кивнул орк.

— Ты давно знаешь Хен? — небрежно спросил клирик. Ему было интересно послушать про таинственные поиски, но не хотелось выглядеть слишком любопытным.

— Третий год, — пожал плечами Роррат. — Они ищут свои сокровища, мы охраняем их, заодно охотимся. Все довольны. Только сокровищ нет как нет.

— Ясно, — кивнул Клайд, хотя яснее не стало. Все это он уже знал и так.

— В том году приходил плохой эльф, — понизил голос Рор. — С виду богатый, но черный внутри. Хен сразу спряталась. С ними еще был один, Иярраль, вроде как маг. Эльф поговорил с ним, да и пошел себе. А Иярраль постоял-постоял на палубе — и плюхнулся за борт. Пока мы его вытянули, он уже был мертв. Ни капли крови не осталось, словно его высосал гигантский нетопырь. Эльфы бросились по следу богача, да только и нашли что капли крови отсюда до реки. Много, очень много. Вся Иярралева кровь там была, на траве, на дороге.

— Это какая-то магия, — прошептал Клайд, делая вид, что рассматривает дерущихся чаек.

— Да уж ясное дело. Я это к тому, что непонятно, кто тут чего ищет. Вон, наш шаман потому и сбежал. Он еще тогда, при виде этой крови, струхнул изрядно, — Рор сплюнул за борт, метко попав в проплывавшую пустую бутылку.

Клайд немного поболтал с орком о виденной в Дорионе сцене ссоры капитана и шамана, следя краем глаза за проверяющими на палубе. Те облазили весь корабль и были готовы покинуть его. Вид у комиссии был очень недовольный.

— А где вы наняли этого волшебника? — спросил один их них Гарра, кивая в сторону Клайда.

— Нанял? Да вы рехнулись? Это же Радди, наш приемыш! Он со мной плавает с рождения, как я его подобрал на сходнях! — Гарр выпучил свои глазищи.

— Но… — эльф тоже уставился на орка в изумлении — Никто не видел этого мага на борту «Дарбора» ни в прошлом году, ни в позапрошлом.

— Так ясное дело, раз парнишка маг, ему пристало учиться по-ихнему. Вот Радди и мотался на этот самый Остров. А нанимать я его не нанимал, вы ж про это спросили.

— Ясно… — интерес эльфа иссяк. — Мы не застали ваших пассажиров, кэп…

— Дак за чем дело стало? — пожал плечами орк. — Вона они, с базара тащатся. Нужны они вам — так обождите пять минут.

И впрямь, в ворота порта втягивалась, подобно маленькому каравану, знакомая группа. Клайд едва не застонал от досады. Мало того, что девчонки решили показаться на глаза подозрительным соглядатаям, так они еще и тащили за собой тележку с какими-то бочонками и ящиками. Сейчас придется ждать, покуда досмотрщики перероют все продукты. А Хенайна… куда ж девалось ее чутье? Если в том году эльфийка пряталась, почему в этот раз шагает как ни в чем ни бывало?

Но когда эльфы ступили на трап, Клайд с облегчением заметил, что все они воспользовались орешками. Лица выглядели незнакомо, да и одеты они были совершенно по-иному. Яркие шарфы, платки, подвески и брелоки, кружевной зонтик у Хен над головой, высокие, затейливые шляпы — ни дать ни взять, расфуфыренные бездельники, пожелавшие прокатиться по морю от скуки. Один из соглядатаев даже поморщился невольно при виде этаких гламурных созданий.

На фоне ярких, как стайка бабочек, эльфов, замарашки-стряпухи остались почти незамеченными. Их даже не стали останавливать, позволив девчонкам заняться погрузкой купленных продуктов. Каона и Эмми подхватили по тяжелой корзинке с зеленью и луковицами и заковыляли на камбуз. Через несколько минут они привели двух матросов — грузить ящики и бочонки с телеги.

Двое досмотрщиков лениво подошли к тележке и приоткрыли крышку ближайшего бочонка. Но тут же с воплями выпустили ее из рук и отскочили.

— Что за дрянь? — прохрипел один из них, протирая слезящиеся глаза. До Клайда долетела резкая уксусно-рыбная вонь.

— А, стало быть, моллюски на супчик, — закряхтела, сгибаясь в поклоне Эмми. Она так талантливо изображала замотанную, неряшливую тетку, что даже Клайд не улавливал ни одного знакомого жеста. Ходила стряпуха боком, руками разводила неловко. — Тута моллюски, тама рыбка соленая, тут квашеные пиявки, томлёные грибочки с душком, а в ящике перец, горчичная трава, горчевика, медвежий чеснок, жига-жига и прочее остренькое, для команды. Не любят они пресной пищи, господин. Вот мы и стараемся…

Судя по названиям и по реакции соглядатаев, на тележке обнаружились запасы самых вонючих и омерзительных деликатесов, когда-либо существовавших в Адене. Клайд, конечно, слышал о тонкостях орочей кулинарии, но ни разу еще не пробовал знаменитых пиявок или плесневых грибов. Одного запаха в лавке, куда он забрел однажды из любопытства, было достаточно, чтобы отбить аппетит на неделю. Видимо, у досмотрщиков было точно такое же мнение. Только гном, сурово топорща бороду, пошуровал было в бочке с пиявками палкой, но потом выкинул ее в воду и долго оттирал руки огромным клетчатым платком.

Комиссия проводила удалявшихся в каюту эльфов насмешливым взглядом. Видимо, им представилось, каково будет расфуфыренным аристократам питаться орочьими деликатесами. Матросы перетаскивали покупки на камбуз, стряпухи суетливо командовали погрузкой, впрочем, благоразумно держась подальше от чужаков. Грибы, пиявок и рыбу нельзя было переворачивать и болтать, ящики с травой нельзя было трясти, но все равно немного рассола и зелени оказались на палубе. Чесночно-перечный дух плыл над кораблем, заставляя даже орков чихать и тереть глаза.

Комиссия распрощалась с капитаном Гарром почти дружески. Видно было, что никакие подозрения их не тревожат, а ситуация с эльфами и вовсе подняла им настроение после многочасового копания в грязных трюмах.

Капитан проводил их мрачным взглядом и, косясь на дракона, немедленно дал приказ к отплытию. Команда тоже двигалась быстрее обычного. Помимо прочего, все надеялись, что морской ветер развеет часть едкого запаха, продолжающего окутывать судно.

Стряпухи поспешно задраили все иллюминаторы на камбузе и плотно прикрыли обе двери — кладовой и самого камбуза. Вид у них был озабоченно-довольный. Клайд не стал выдерживать паузу, и сам подошел к кулинарным террористкам, как только закончил проверку заданного курса корабля.

— Ну, вам, наверное, есть что мне рассказать? Только не говорите, что вам на этот раз всучили книгу орочьих рецептов. Я не могу поверить, что кто-то способен есть эту гадость чаще раза в год, на каком-нибудь ритуальном камлании после бочки пива.

— Ну и зря, — немедленно обиделась Эмми. — Между прочим, очень вкусно! Мы все-все попробовали. Не могли же мы деньги на ветер выбросить. Пахнет не очень, это да, а так вполне… вроде наших маринованных грибочков или соленых орешков.

— И поэтому вы закупили мало не пяток бочек этой дряни, да еще столько же ящиков вонючей травы? — брови мага взлетели на лоб. — Да ни в жизнь не поверю! Давайте, излагайте, что вы еще придумали на этот раз.

— Это не я! — немедленно перепугалась Каона. — Это Эмми!

— Да, это я, — кивнула Эмми. — Там такое было…

— Ну и что это за план? Если отпугнуть соглядатаев, то он сработал, но непонятно, зачем было нужно столько этого добра? Или вы решили отшибить дракону нюх на пару месяцев? Думаю, это тоже сработало. Вот только наш корабль теперь найти по запаху проще, чем луковицу на столе.

— Нет, нет, дело не в запахе. Тоесть, в запахе тоже, ведь Хена не взяла свою шкатулку на базар… И этот склад… а потом слишком много… и шарфики… испугались немного… — заговорили девчонки разом.

— Ну-ка, не галдите, — усмехнулся Клайд. — Давайте пойдем в каюту и вы все расскажете.

— Ага-ага! — закивали стряпухи. — Мы только кое-что отнесем на камбуз.

— Что именно? — прищурился маг.

— Да, простыни и ведра с водой, отмывать все это, — пожала плечами Эмми. Она выглядела невероятно довольной, сразу чувствовалось, что попытки брата удержать ее в стороне от происходящего не удались — она влезла каким-то образов в самую гущу событий. Клайд пожал плечами.

— Ну, хорошо. Давайте я вам помогу. И не жалко простыней на такое дело?

— Не-ет! — хором отозвались девчонки. — Там же много нужно… мыть.

Натаскав две бочки пресной водой из корабельного резервуара, Клайд еще заполнил все имеющиеся на камбузе емкости: ведра, тазы, корыто. Девочки сложили самые драные из имеющихся на складе простыней стопочкой на лавке.

— Ну вот… — хихикнула Каона. — Теперь можно и поболтать спокойненько.

— Может быть, поговорим у нас? — произнесла от двери Хенайна. У эльфийки тоже был весьма довольный вид. В руках она держала несколько кусков душистого мыла.

Стряпухи развели огонь в печи, взгромоздили на плиту несколько котлов с водой. Разумеется, отскребать камбуз ледяной водой неприятнее, но ему от досады на этих заговорщиц хотелось бы заставить их потрудиться. Да ладно, пусть греют воду, лишь бы не оказалось, что они впутались в какие-то неприятности.

Следом за Хенайной все проследовали в каюту эльфов. Хозяева уже успели переодеться. Только груда ярких украшений на сундуке напоминала об их незатейливом маскараде.

— Итак, клирик, нам есть что рассказать друг другу, — произнес Вильраэн устало. — Впрочем, не думай, что мы не доверяли тебе раньше. Просто откладывали разговор, вот и все. Как ты знаешь, мы занимаемся поиском важных реликвий эльфийского народа. Эти вещи… одинаково важны нашему народу и народу темных эльфов, потому что они были созданы еще до раскола нашего племени.

Не буду описывать наши неудачные поиски. Скажу только, что таких искателей кроме нас было еще несколько десятков. И посланники темных эльфов тоже встречались на нашем пути. Так что я уверен, они в поиске. Настораживает не это. Кто-то пытается не только отыскать сокровища раньше нас, но и сорвать сам поиск. Некоторых запугали… некоторых подкупили. Они удалились в свои города и не кажут носа даже на совет жрецов. Но большинство погибло — таинственно и нелепо. То в мирном лесу нападали обезумевшие монстры. То трусливые фермеры, сроду не приближавшиеся к чужакам, вдруг набрасывались на искателей толпой. То загорался постоялый двор, а дверь оказывалась подперта заговоренным посохом.

Нам тоже грозили различные опасности. Но Ханайна, к счастью, умеет чувствовать их заранее. Она не может сказать, кому грозит беда или от кого. Но мы научились перебором вычислять возможные пути ее преодоления. Порой нам приходилось ночевать в кустах в сотне локтей от города, потому что и въезд в него, и возвращение в предыдущий одинаково грозило бедой. Мы голодали, потому что кто-то пытался нас отравить. Мы объезжали лесные поселки — а следом за нами туда приходил мор.

В этот раз мы были готовы отложить наше плаванье. Стоило мне переговорить с капитаном Гарром, как у Хен появились нехорошие предчувствия. Они были связаны с Шраваном. Если откровенно, то я был готов разорвать контракт и выплатить неустойку честь по чести, как неожиданно утром Хен захлопала в ладоши и сказала, что Шраван нам больше не угрожает. Мы немедленно отправились на корабль и встретили там тебя.

— А сегодняшняя опасность? — поинтересовался Клайд у эльфа.

— Вчера Хен долго перебирала, кому же она угрожает. Получалось, что нам всем, если девочки и она останутся на корабле. И никому, если они его покинут. Мы решили как обычно послушаться этой подсказки судьбы, и отправились на рынок.

— Но стоило нам выйти из ворот порта, как чувство опасности появилось снова! — всплеснула руками Хенайна. — Я уже привыкла быстро перебирать всех, и вышло, что нам нужно получше замаскироваться. Не долго думая, я втолкнула Вильраэна и Ори в ближайшую лавчонку… откуда мы вышли уже в этих дурацких тряпках.

— И это подействовало? — уставился на груду лент и шарфов Клайд.

— Ну… сегодня вообще был необычный день, — неопределенно протянула эльфийка. — Пока мы возились в лавке, твои сестры двинулись на рынок. Мы договорились с ними встретиться у складов. Они собирались закупить картошки и капусты, насколько я помню…

— Капусты и морковки! — поправила ее очень довольная Каона.

— Да… и наняли для тяжелого груза тележку. Пока Каона с этой тележкой пробиралась к овощным рядам, Эмми немного отстала от нее…

— У меня юбка зацепилась за штырь в стене! — возмутилась Эмми. — Кто только придумал такую одежду! Я не хотела щеголять с прорехой на боку, вот и пришлось отцеплять ее аккуратно.

— Расскажи сама, что там дальше было, — улыбнулась ей Хенайна.

— Ну, я кручу юбку, а там проход между ящиков, такой, что протиснуться нельзя, но немного видно и слышно. И с той стороны разговаривают двое, гном и эльф. Светлый. — уточнила вояка.

— А я дошла до овощного ряда — Эмми нету, — вклинилась обделенная вниманием Каона. — Подумала и решила ждать ее там. А то в этом городе потеряться проще чем защитку повесить…

— Ага, — кивнула Эмми. — И правильно. Потому что я потом сразу туда помчалась, как ошпаренная! И тележка нам пригодилась…

— Так что же ты услышала? — терпеливо произнес Клайд.

— Этот гном докладывал эльфу, этак перепуганно: «Дескать, мы не виноваты, что слухи про дракона показались вашим людям выдумкой. Был у них дракон, как есть черный и здоровущий. Потому-то мы их выследить не могли. Но теперь они тут, и дальше уже не наша забота. Наше дело было их найти.» А эльф так смотрит на него, как солдат на вошь — того гляди прихлопнет. Потом как заорет таким страшным шепотом, что у меня в ухе зазвенело: «Хватит этих бредней про дракона! Откуда у этих сопляков дракон! Дракон там, дракон сям! Я точно знаю, что все маги, способные поднять боевого дракона в воздух, сейчас далеко отсюда. Мы постарались, чтобы они были весьма заняты. Никаких хитростей и уверток! Сегодня вечером идете с моими воинами брать всю компанию.» А гном от него пятится и бормочет: «Никак не можно, ваша милость! Постоялый двор этот гномский, спокон веку гномы его содержат, нам супротив своих нельзя нипочем!». А эльф так мягонько, с издевкой: «Внутрь не пойдете, под окнами постоите…чтобы они не сбежали». Ну, гном начал выкручиваться, мол, если его приметит Дамин Кривое Копье, владелец постоялого двора, то будет ему худо. А я уж не слушала больше. Ясно стало, что нужно искать этот постоялый двор и поскорее.

— Ну, мы в овощном ряду сразу и спросили, — снова вмешалась Каона. — Дескать, где такой. Нам показали. Мы тележку схватили и бегом.

— А навстречу Хен с эльфами! — у Эмми загорелись глаза. — Я им рассказала, так, мол, и так. Они сперва засомневались, стоит ли в чужие дела лезть. Но Хен им и говорит…

— Я тоже против была, — уточнила эльфийка. — Но рот открыть не успела, как чую — нужно помочь этим, кто бы они ни были.

— Старобесы! — мотнул головой Клайд. — Вы прибежали на постоялый двор, предупредили тех, кто не поделил что-то с тем эльфом, они смылись… это все понятно! А при чем тут ваш поиск и моченые пиявки?

— Он всегда так торопится? — мягко поинтересовалась у Эмми Хенайна.

— Ну… по-крайней мере с пяти лет точно. Раньше я не помню, — солидно покивала Эмми.

— Понятно, — эльфийка усмехнулась. — Клайд, сын Рея, позволишь ли ты нам рассказать все по-порядку?

— Простите меня, — клирик залился краской. — Я действительно забегаю вперед. Что было дальше, Эмми?

— Ну уж нет! — сестра погрозила клирику пальцем. — Теперь пусть Ори рассказывает, а я после всех, — Но вид у нее был не обиженный, а очень довольный.

— Я, собственно, хотел не столько рассказать, сколько спросить, — Орэхиль откашлялся. — Когда мы рассказывали тебе, клирик, о цели наших поисков, первые два предмета словно бы не вызвали в тебе удивления и любопытства. Прости, если это покажется тебе подозрительностью, но не встречал ли ты их когда-либо раньше?

— Буду откровенен, — кивнул Клайд. — Мне встречался кинжал весьма необычной формы. Он был в руках у нюхача-убийцы, которого пустили по моему следу. Видел я и чашу, подходящую по описанию. Но я, к сожалению, не могу вам сказать, гед эти предметы находятся сейчас. Во время странствий я был вынужден расстаться с теми, у кого находились эти вещи, и сам был бы рад узнать, где сейчас находятся мои друзья. Поэтому я и заинтересовался только проволокой…

— Ой, как интересно! — захлопала в ладоши Каона. — А я и не знала!

— Тс-с… — шикнула на нее Эмми. Клайд мимоходом подумал, что подружки смотрятся необычно: Эмми выглядит младше Каоны на 4–5 лет, а ведет себя как главная.

— Так-так, — Орэхиль оглянулся на Вильраэна. — Значит, ни чаши, ни кинжала на южных островах нету…

— Но мы должны плыть… — растеряно отозвалась Хенайна. — Это правильное решение — плыть куда-то.

— Вопрос — куда? — воздел палец Вильраэн. — Ну, я думаю, что мы скоро определимся с ним.

— У вас есть карты… лоции южных морей? — спросил у эльфов Клайд.

— Есть, но неточные и очень мало, — вздохнул Орэхиль. — Сейчас, когда сообщение между материками прервано, очень сложно отыскать хорошо сохранившиеся карты.

— Н-да… — клирик потер подбородок. — У моего брата есть много отличных карт. Они бы нам сейчас здорово пригодились. Но одну из них я помню почти наизусть. Мы нашли ее в одном архиве. И даже собирались сами отправиться туда. На ней изображена одна обширная долина на материке Грация. И отмечено кружком некое место. У нас был странный нож, похожий на обломок раковины. Он начинал светиться, когда его подносили к этому кружку. Нож и карта — нам хотелось разгадать эту тайну.

— Звучит скорее загадочно, чем многообещающе, — вздохнул Вильраэн.

— А мне кажется, что нужно плыть туда… — покачала головой Хенайна. — Здесь опасность сгущается вокруг нас все плотнее. А когда я думаю о Грации, мне становится легко.

— Непростое решение. Во-первых, как к этому отнесется капитан Гарр? Грация — это не южные острова. В ее прибрежных водах нас уже не будут защищать законы Адена, — Вильраэн прочертил на куске пергамента неровную линию своим ножом. — Во-вторых, это достаточно далеко. Скоро начнется сезон дождей, придут бури. Плаванье может стать просто-напросто опасным.

— Нужно позвать Гарра и Рора и обсудить это с ними, — твердо сказал Орэхиль. — Без их согласия все дальнейшие осуждения не имеют смысла.

— Сейчас… — подхватилась Эмми. — Я мигом их кликну! — и тут же умчалась.

— Ну и ну! — покачала головой Хенайна. — Неизвестно, с кем из вас родителям пришлось труднее, а?

— Что тебе известно о чаше? — расспрашивал тем временем Клайда старший эльф. — Где ты — или кто-то? — нашел ее?

— Ее нашел не я, а один твой соплеменник. Она хранилась на южных островах. К сожалению, я не моряк, и не знаю координат этого места. Но, насколько я понял, этот эльф был предсказанным хранителем чаши, и никто иной не мог бы даже взять ее в руки, — рассказал Клайд, стараясь не вдаваться в подробности. Аннарин мог не одобрить подобной откровенности. Но нельзя же подозревать всех и каждого!

— Я слышал о таком предсказании. И что, чаша действительно у него с тех пор? — Вильраэн даже подался вперед, слушая клирика.

— Да, появляется и исчезает по его желанию. Один раз… она очень странно себя проявила… — Клайд рассказал про обряд смены имени, после которого у Аннарина появились отпечатки чаши на ладонях.

— Ну, разумеется, — кивнул Вильраэн. — Она отметила своего хранителя. Я бы не удивился, если бы его мать оказалась из рода избранных… ты не помнишь ее имя?

— Ваши имена так сложно запомнить, — покраснел маг. На самом деле, он, разумеется, прекрасно запомнил звучное имя, не один раз произнесенное братишкой Сэйтом.

— Йулма… — пробормотал эльф. — Пять родов были покрыты славой, три рода удостоены чести. Йулма, Карх и Ри… рода, поменявшие имя ради будущего. Из них не уцелел никто… или уцелевшие не ведают о своем долге.

— Звучит похоже, — вздохнул Клайд. — Улма, да.

— Значит, чаша нашла наследника рода хранителей, — удовлетворенно кивнул эльф. — А кинжал… он должен был принадлежать Орэхилю. Не подумай, что я требую вернуть его, клирик. Просто эти предметы наделены могущественной магией и сами признают или не признают власть над собой… пока не вышел срок.

— Я бы не хотел владеть этим кинжалом, — глухо возразил Орэхиль. — Из-за него погиб Иярраль.

— С чего ты взял? — взвилась Хенайна. — Иярраль просто был неосторожен. Он отправился на переговоры с неизвестным один, не дожавшись нас. Это мог быть обычный разбойник. Выманил мага, пырнул каким-нибудь заклятым стилетом, денег не нашел, а на корабль, полный орков, соваться не рискнул.

— И кровь на дороге? — Орэхиль упрямо наклонил голову. — Слишком сложно и бессмысленно для простого грабителя.

— Ну, скорее всего это была попытка нас запугать, — примирительно молвил Вильраэн. — Кровь не обязательно Иярраля, наемный убийца мог тащить в мешке тушу свиньи, если ему приказали это сделать.

— Странно, — пожал плечами Клайд. — Какие-то темные силы постоянно ходят вокруг да около, хотя, казалось бы, проще всего нас перебить, как келтиров. Зачем эти игры в кошки-мышки?

— Остаются в живых только те, к кому еще остались вопросы, — Вильраэн сделался очень мрачен. — Это означает, что мы на верном пути. Но можем привести за собой врагов, которые неотступно следят за нами.

— Нечего сказать, весело, — постучал по столу пальцами клирик. В дверь протиснулась Эмми с очень довольным выражением лица. За ней, наклонившись, шагнули капитан Гарр и его помощник Роррат.

— Ну, что касается дополнительной платы, я думаю, мы обсудим это позже, — с места в карьер начал орк-моряк. — А вот насчет Грации… я согласен попробовать добраться до туда даже без лоций. Но мне нужна будет сильная магическая помощь, чтобы «Дарбор» не затонул. Если маги собираются прохлаждаться без дела, то я отказываюсь.

— И, разумеется, доля добычи… — Роррат ухмыльнулся от уха до уха. У него был такой довольный вид, что клирику впервые подумалось, что не в добыче тут дело.

— Мы согласны, — кивнул Вильраэн. — Но что качается магов… не лучше ли спросить у них?

— Я буду работать изо всех сил, — горячо воскликнул Клайд. — Но Каона еще только учится. У нее может не хватить ни энергии, ни умения. Достаточно ли нас двоих?

— Да, я буду помогать, — робко произнесла девушка. — Я думаю, что вместе мы справимся…

— Впятером? — раздался певучий голос от двери. — Конечно справимся! К тому же, капитан, у нас имеется отличная лоция этих морей. Сейчас я покажу вам…

Клайд ошеломленно вскочил. Каона захлопала в ладоши. Эмми стояла рядом с Сэйтом, гордо подбоченясь. Волосы у эльфа были еще мокрые, в руках он комкал простыню. Хенайна заливисто рассмеялась. Вильраэн тоже усмехнулся, глядя на то, как молодой клирик в три шага пересекает каюту и подхватывает на руки девушку в серебристом платье.

— Вивиан! — у Клайда кружилась голова и в ушах звенели колокольчики. — Откуда вы все здесь?

— Из бочки с тухлыми пиявками, — рассмеялась пророчица, утыкаясь магу в плечо раскрасневшимся лицом. — Ты жив, жив, я знала… — прошептала она совсем еле слышно. Клайд осторожно опустился на лавку, не выпуская драгоценного груза. В двери уже входили темные близнецы и Аннарин. Неописуемое облегчение затопило душу мага.

— Ну вот, теперь я могу и рассказать, — страшно довольная произведенным эффектом, заявила Эмми. — Прихожу я на постоялый двор, и первый, кого вижу там — Сэйт! — Эмми как-бы ненароком схватила руку эльфа и потрясла ее. Ей не хотелось рассказывать, как она бросилась другу детства на шею со слезами. Каона тоже не стала выдавать подружку и промолчала. Сэйт погладил девушку по плечу.

— Да уж, вовремя мы успели. Едва выскочили из этой гостиницы, как в другом конце переулка показались бойцы с гномом во главе. Гном, правда, на бравого командира не походил, больше жался к стенам да втягивал голову в плечи. А вот ребята за ним шагали — палец в рот не клади.

— Эта… малышка, — развел руками Тиэрон — Осталась стоять на улице, а нас запихнула в ближайшую лавчонку. Ух, ну и несло там, у меня сразу слезы выступили на глазах! — темный эльф передернул плечами.

— Один из бойцов толкнул ее тележку и начал орать: кто такая да что тут делаешь? — продолжила Лемвен. — А мы тем временем уже втиснулись в заднюю часть лавчонки. Хозяин там старый-престарый орк, небось Паагрио еще живьем видел. Мы ему — купим все, что есть, только иди и молча постой за прилавком. Этот… ископаемый сел в лавочке и талантливо притворялся глухонемым перед бойцами, пока девчонки загружали на тележку его жуткие деликатесы.

— Может, он не притворялся? — подала голос Вивиан.

— Ага, а про то, что у Тири есть ровно двести восемьдесят семь золотых ему птичка напела, — хмыкнула Лемвен.

— А как вы додумались в бочки залезть? — спросил Орэхиль.

— Додумаешься тут… — с досадой отозвался Аннарин. — Они в ночлежке никого не нашли, ну и командир отдал приказ — обыскать все в округе. Некогда было думать, только нырнуть и позволить себя закопать этой дрянью.

— Хорошо хоть нам дышать не нужно было, — покрутила головой Леми. — Мне кажется, я уже никогда не избавлюсь от этого запаха.

— Все понятно. Бочки с тухлятиной и ящики с ядреными приправами отбили у бойцов охоту рыться в них еще когда девчонки нагружали товар. А когда вы оказались в емкостях, наши стряпухи просто поскорее покатили оттуда, рассчитывая на то, что у проверяющих на корабле тоже нет любви к экзотическим блюдам, — Клайд вздохнул с облегчением. Все закончилось благополучно, друзья с ним…

— А мы прикрывали их отход, — рассмеялась Хенайна. — Вывалились из проулка такие надменные, расфуфыренные, начали орать, что там воняет… тележка и уехала тем временем.

— А наши гномы где? — он с ожиданием взглянул на дверь. Эльфы помрачнели, а Вивиан виновато вздохнула:

— Клайд, с нами были только Сонечка и Кузьма, но они отправились в Гильдию, узнать, не появился ли кто из наших наставников. Дела творятся нешуточные, а все старшие маги куда-то пропали. Мы думаем, что они без труда нас догонят позже.

— А Марусенька? Сэдди? — Клайд переводил взгляд с одного лица на другое.

— Нет, их мы еще не нашли, — покачал головой Аннарин. — Боюсь, не попали ли они в плен…

— Ви! — Клайд осторожно повернул девушку за плечи к себе. — Может быть, ты знаешь, как они?

— Я знаю, что они живы, не ранены и вместе. Этого достаточно пока что? — улыбнулась пророчица.

— У тебя настоящий Дар, да? — с восторгом воскликнула Хенайна. — Может быть, ты научишь меня управляться с моими предчувствиями?

— Если у вас есть карта, то, может быть, кинжал и чаша тоже тут? — вмешался во всеобщее ликование Вильраэн.

— Им можно деверять! — веско произнес Клайд, предупреждая упреки друзей.

— Мы поняли это на деле, — кивнул Аннарин. — Я Аннарин Фрекэй Тилурма. Я покажу вам чашу. Скажу откровенно — я знаю про нее только то, что должен хранить этот артефакт от… грязных лап разных мерзавцев.

— Тилурма… — почти пропел Вильраэн. — Это имя вашей матери, не так ли, уважаемый? Значит, вы действительно старший из рода хранителей чаши.

— Род, сменивший имя? — удивился Аннарин. — Это было на самом деле?

— Ну, чаша-то существует, правильно? — Вильраэн явно пребывал в нетерпении, но не решался попросить показать ему долгожданную реликвию.

— Сейчас, — засмущался Аннарин, зачем-то оглянувшись на Лемвен. — Вот она… — в его сомкнутых ладонях возникло мифриловое полушарие. Вильраэн наклонился над чашей, старательно не касаясь ее.

— Да, это она, Чаша Крови, — благоговейно произнес он.

— А вот кинжал, о котором я говорил, — подошел к столу Клайд. — Я не уверен, его ли вы ищите, но это самый странный кинжал, из всех виденных мною. — и клирик положил на гладкие доски граненый толстый клинок.

— Это он, — Вильраэн отстранился от тупого клинка. — Боги! Я вижу эти вещи своими глазами! Неужели мне суждено принести эти реликвии на совет жрецов? Неужели время действительно настало?

— Ты говоришь загадками, дружище, — похлопал его по спине Орэхиль. — А наши новые друзья недоумевают. Не пора ли посвятить их — и нас с сестрой заодно — в детали поручения, которое дал тебе старый жрец в той пещере?

— Да-да, конечно, — Вильраэн сел на лавку, не отрывая взора от артефактов. — Однажды я охотился в отрогах Предательского Хребта. И заночевал в пещерке, которая показалась мне пустой и необитаемой. Однако, утром возле меня появился жрец нашего народа. Он рассказал мне, что более двух сотен лет провел в этой пещере, пытаясь прозреть истиный путь эльфов. И ни зверь, ни монстр не нарушали его уединения. А я явился и лег спать, как у себя дома. Он счел это знаком свыше и дал мне поручение отыскать древние артефакты. Я выслушал его и отправился переговорить со старшими жрецами в нашей Парящей деревне. Они были удивлены, узнав, что старик еще жив. Но я оказался не единственным, кто собирался отправиться на поиски. Некоторые нашли упоминания о древних реликвиях в архивах. Некоторым приснился сон. Некоторые обнаружили карту или книгу с описанием пути к кладу… Жрецы благословили нас всех, даже самых корыстных, потому что эти вещи не имеют цены. С их помощью издревле короновали наших королей. И, похоже, настало время снова утвердить нашего владыку на троне, — голос эльфа дрогнул от волнения.

— Король! — воскликнула Лемвен, и тут же смутилась. — У нас тоже многие толкуют о короле в последнее время. Просто с ума посходили. Разве король может что-то изменить в этом мире?

— И да, и нет, — пояснил Вильраэн. — Королю дано могущество быть воплощением чаяний народа. Но только истиному избраннику богов, а не захватчику или наместнику, надевшему корону. Но сейчас для светлых эльфов единение с темными братьями и людьми гораздо важнее королевской власти. Не знаю, к добру или к смуте нашлись эти реликвии. Поэтому и собираюсь отправиться в путь за третьей — а там уже мы будем решать этот вопрос все вместе, — и эльф устало потер лицо ладонями.

— Тири, — вполголоса обратился к темному эльфу Клайд. — Ты хранил этот кинжал в пути?

— Да, Вивиан почти сразу передала мне его.

— Пусть он еще немного побудет у тебя, хорошо? — попросил шепотом клирик. — Этот эльф уверяет, что наследником хранителей кинжала является брат Хенайны, Орэхиль. Но я бы не стал торопиться с этим наследством. Мне еще не все понятно в происходящем.

— Мне не сложно носить железку за поясом, — пожал плечами Тири. — Лишь бы этот светлый не обиделся на меня.

— Он не выглядит задирой, — улыбнулся клирик. — Но как же я рад вас видеть, ребята! Расскажете мне о своих приключениях?

— А не пора ли нам перекусить? — зычно провозгласил капитан Гарр.

— Ой… — хором пискнули героические стряпухи. — А мы еще не…

— Обеда нет? — в голосе капитана прозвучала почти детская обида. — Нет ни пирогов, ни жаркого? Ничего съестного? А чем это пахнет на весь «Дарбор»?

— Ну… этими… пиявками, — пролепетала Эмми. — Которые в бочках.

— Пиявки, грибы, рыба и целые ящики приправ? — Гарр расхохотался. — Да у нас сегодня будет роскошный обед, как в день Возвращения Духов! Боюсь только, что я не готов предоставить для этого пиршества свою каюту.

С этими словами капитан, Рор и стряпухи удалились.

— Неужели они станут есть это… — передернулась Лемвен.

— Еще как станут! — усмехнулся Сэйт. — Это действительно деликатесы для орков. Как икра подземных рыб для тебя или перга горных пчел для меня. Думаю, что до сих пор матросам перепадало по тарелочке этих лакомств по самым большим праздникам. Или в гостях у хлебосольных родичей. — эльф рассмеялся. — А тут им прикатили несколько бочек!

— Не завидую я только девчонкам, которым придется раскладывать это все по тарелкам, — вздохнула Вивиан. — Может, пойти помочь им?

Но обе стряпухи в этот миг появились в каюте. В руках у них была корзина яблок, кувшин вина и каравай хлеба.

— Орки нас даже не подпустили к бочкам, — без малейшей обиды разъяснили они. — Сказали, что мы и так все помяли и взбаламутили. Расселись с этими пиявками прямо на палубе, наваливают в миски и едят! Там теперь такой чавк стоит!

— Ну, перекусим и мы, — пригласил новых товарищей к столу Вильраэн.

— У нас есть сушеное мясо, — добавил Орэхилль. — И немного орехов.

Хенайна разлила вино по кубкам.

— За наш особо ценный груз! — произнес тост старший эльф, поглядывая на кинжал и сидящего рядом с ним Аннарина.

— За ценный груз! — согласился Клайд, не в состоянии оторвать взгляда от сияющего лица Вивиан.

— Хороший тост… — проворчал сидящий на палубе капитан Гарр. — Груз действительно ценный, — и отправил в рот разом полмиски грибов с плесенью.

— Угу-гу-гум… — подтвердили Баррас и Роррат с набитыми ртами.

— Чав-чав-чав!!! — хором отозвалась команда.

Корабль плавно поворачивал к югу от Адена.

Сонечка страшно хотела спать. Ей казалось, что за возможность рухнуть лицом вниз на шкуру, сено или хотя бы голую землю она скормила бы Ветру левую руку. Или даже правую!

От сознания дракона докатилась волна веселья, заменявшая ящеру смех. Только контакт с ним спасал гономишку от того, чтобы провалиться в тяжелую дрему. Всадник должен контролировать своего дракона в полете. И, хотя Сонечка была уверена, что дорогу Ветер знает лучше нее, она таращила слезящиеся глаза в темноту, оберегая своего питомца от возможных неприятностей. Ведь если ящер не защищен разумом всадника, его можно переманить во вражеский лагерь, одурманить, сбить с пути…

Кузьма давно уже крепко, но чутко спал. Гном лег на платформе так, чтобы хоть немного закрывать Сонечку от ветра, пристегнулся к поручню и даже во сне не выпускал ее пояса. Это проявление заботы глубоко трогало гномишку, привыкшую с раннего детства заботиться о себе самостоятельно.

Маршрут, которым они собирались следовать, был несложен. Сперва перелететь с южных равнин на север, в окрестности Парящей деревни светлых эльфов. Там передохнуть, перекусить и покормить дракона, чтобы тот от голода не свалился с высоты. Сонечка думала также забежать в эльфийскую лавку и на почту. Затем, с рассветом, отправиться дальше, за Предательский хребет. Тут уж гномы могли полагаться только на Ветра — сами они дороги к потаенному оплоту Гильдии магов не знали.

— Скоро там, Ветерок? — спросила гномишка, зная, что дракон улавливает вопрос скорее сознанием, чем слухом. Тот повел роговыми отростками на голове. Да, уже скоро, неужели хозяйка не видит? И пахнет эльфами, и деревья другие…

Но для Сонечки все деревья до сих пор казались похожими. Она улыбнулась, вспоминая свой ужас перед зелеными зарослями при первом посещении Адена. Только цветы примирили ее с вечным летом. Деревья зеленели, желтели, опадали и снова зеленели, а вот трава и цветы почти не менялись на материке. Отцветали синие ромашки, распускались желтые лилии. Когда их лепестки осыпались, поднимались белые каллы или дикие розы. Любоваться цветами гномишка могла бесконечно. Они завораживали ее своей хрупкой, мимолетной красотой. В мире Элмора только крупные снежинки, медленно кружащие над горами в безветренную погоду, могли соперничать с цветами по красоте и хрупкости. Но снежинки были холодные, мертвые. А цветы росли, поворачивались вслед за солнцем, прятались в дождливую погоду и засыпали ночью.

Сонечка читала, что у людей существует обычай дарить цветы. Иногда она мечтала как-нибудь навести Кузьму на мысль подарить ей букет. Но эта мысль была столь необычна для гнома, что Сонечка только вздыхала. К тому же, ей было жалко сорванные цветы. Они жили совсем недолго. Нет, конечно было бы замечательно ставить их в вазы и украшать свежим ароматом дом… только нет у нее ни дома, ни ваз. А зажатый в потной ладошке букетик через час превращается в обтрепанный веник — в этом она убедилась, когда однажды Сэйт сорвал ей несколько белых душистых долинников. Гномишка таскала засушенные соцветия в своей торбе и иногда нюхала ставший совсем слабым весенний аромат.

Кузьма пошевелил во сне бородой. Гномишка невольно погладила рукой топорщащиеся волосы на его макушке. Он такой славный, но он так давно жил один, что ему сложно впустить ее в свою жизнь. Вот и тянутся их отношения, похожие на обычную дружбу, уже столько лет. Сонечке не хватало терпения дождаться от сурового гнома каких-то важных слов… Нет, конечно еще лет двадцать она потерпит без труда, но хочется поскорее! Ей же не свадьба важна, не красное платье. Ей нужно просто знать, что этот воин доверяет ей больше чем другу, больше чем всем на свете. Доверяет, принимает ее заботу, позволяет быть рядом. В том, что он готов заботиться о ней, Сонечка не сомневалась. Но эта замкнутость, этот вечный взгляд куда-то в прошлое беспокоил ее. Конечно, у него была жена. И сыновья уже взрослые, постарше Сонечки. Но это же совсем другое дело. Она не пытается заменить, вытеснить память о той женщине. Она просто другая, новая часть его жизни. Как новая весна, как новая ветка на дереве, как заново отлитый металл…

Ветер тяжело приземлился на крохотную полянку в густом зеленом лесу. Сонечка, мигом позабыв про свои мысли, соскочила с седла, продолжая касаться крыла ящера рукой, чтобы не потерять раньше времени контакт. Вокруг было тихо. Луна еще не поднялась, но света звезд было достаточно. Деревья стояли плотно, только одно изогнулось, как шея дракона, ползущего по земле. У изгиба его ствола виднелось пятно старого кострища. Кузьма вскочил на ноги и втянул носом воздух.

— Неладно дело, — приглушенно произнес он.

Тут и Сонечка сообразила, что легкий приятный для дракона аромат, на который она не обратила внимания, на самом деле является густым трупным запахом.

— Я гляну. А ты обратно залезь. — приказал ей Кузьма.

Гномишка повиновалась беспрекословно. Через несколько минут Кузьма вернулся, очень мрачный.

— Скажи Ветру, пусть копнет лапами вон там, у деревьев, — указал он на дальний конец поляны. — Знакомец там один обнаружился. Проводник наш, Пакс-предатель. Помнишь, я тебе говорил, как он нас едва не заманил в лапы к вражинам?

— Его убили? — Сонечка спросила это, словно надеясь услышать, что Пакс полез на дерево и свернул себе шею или его скрутила лихорадка.

— Да, и насмерть, поверь мне, — еще больше помрачнел Кузьма. — Видно, как привел он бойцов к нашей стоянке, так и порешили. То ли за то, что мы сбежали, то ли чтобы не трепал языком.

— Ты хочешь его похоронить? — гномка покосилась в сторону темного пятна за кострищем.

— Да уж, прикопаю, а то воняет-то как! — кивнул гном. — Да и нехорошо, человек все-таки, не корова дохлая.

— Пусть Ветер его… передвинет! — отступила в сторону Сонечка. — Ветер! Положи в яму! В яму! — последний вскрик относился к дракону, который, облизываясь, уже принюхивался к мертвому телу. Но Ветер и сам сообразил, что чудесный запах доносится вовсе не из котелка с драконьей похлебкой. Человечину он не любил, хотя при желании и сильном голоде мог питаться хоть трупами, хоть еловыми бревнами.

— Вот умница! — Сонечка почесала нежное место за нижним рогом дракона. — Сейчас будем кушать.

Скармливая питомцу брикеты, она всячески хвалила его, сдерживая тошноту. Кузьма засыпал могилу и плотно утрамбовал землю.

— Не знаю прямо, может сказать жрецам… — бурчал он. — А то что-то зомбяков в последнее время развелось многовато. Как бы и этого не подняли.

— Времени нет с ними объясняться, — вздохнула Сонечка. — Эльфы же просто так не могут, им все с церемониями, да чтобы записать, да неспехом…

— Неспехом — это правильно! — назидательно высказался гном. — Нельзя же как люди — все бегом-кувырком.

Переночевав под крыльями у Ветра, словно в кожаном шатре с печкой, гномы в последний раз раскрыли карту и обсудили заключительную часть путешествия.

— Придется уж нам на Ветерка положиться, — проворчал Кузьма. — Ты, конечно, за своего питомца горой готова встать, но как ни крути, риск огромный. И ты не достаточно знаешь о драконах, и Ветер по-ихнему совсем еще молодой, только из пеленок… яйца то есть.

— Сбегаю только на почту, ага? — Сонечка крутнулась было на одной ноге, но тут же грустно вздохнула. Ни от Марусеньки, ни от Клайда не было никаких вестей. Да и Седди пропал, а ведь Сонечка его в школе знала немного.

— Моежт, вместе сходим? — предложил Кузьма.

— Да что со мной в Парящей деревне может случиться? Город у эльфов тихий, а те, кто вашего Пакса убил, давно уже ушли отсюда.

— Меня другое беспокоит, — покачал головой гном. — Почему его тело до сих пор не нашли? Эта поляна близко к городу, а стража тут усиленная, потому как дети в лесах живут и ученики тренируются.

— Думаешь, на них напали? — округлила глаза Сонечка. — Поэтому стражи дозором больше не ходят?

— Да нет, скоее наоборот, все тут тихо-гладко… Знаешь ведь, как орки говорят: «Рыба тухнет с головы!»

— Хм… — гномка задумалась. Ей было не по себе, но в то же время она понимала, что Пакс мог описать Кузьму врагам, а ее пока, вроде бы, никто не видел. — Думаешь, кто-то из местных воду мутит?

— Да уж не иначе как, — подтвердил Кузьма. — Ты уж осторожнее, будешь почту проверять — оглядывайся, мало ли кто подслушивает. И не болтай там ни с кем.

— Ку-узечка! — пропела гномка довольно ехидно. — Я тебе не Марусенька-несмышленыш! Сбегаю до почты и назад. А если кто спросит — скажу, что поручение от банка выполняю, спешить должна. Опять же, что к лесу от города побегу неудивительно — может, я в Адор тороплюсь через перевал.

— Ладно-ладно, — усмехнулся Кузьма. — Я просто волноваться буду, ты уж поскорее.

До Парящей деревни Сонечка летела как на крыльях. Он сказал, что будет волноваться? За нее? Может быть, все эти приключения дадут ему понять, что она, Сонечка, для него значит? Или он точно так же волновался бы и за племяшку, и за Клайда?

На почте она осторожно запросила письма на свое имя и на имя Кузьмы. Помощник мага-почтовика, симпатичный молодой эльф, погрозил гномке пальцем, как ребенку:

— Не положено на чужое имя получать, даже и не проси!

— Чужое! — возмутилась Сонечка. — Какое-такое чужое! Да он мне… я ему… — она смешалась. — Мне ж не получать, а только сказать — есть или нету? — тут же нашлась она.

— Тебе нету, а про другого адресата не положено, — эльф скрестил руки на груди.

— Ой, ну пожалуйста, ну это так важно, только кивните — да или нет, я ему передам! — заканючила гномка, привыкшая торговаться до последнего.

— Не положено! — отрезал эльф, но на его лице мелькнула улыбка. Покосившись на приоткрытую дверь во внутренние помещения, он пошевелил два желтых кристалла на дальней полке и подмигнул Сонечке. Та, понимающе кивнув, поныла еще для вида, попрощалась и поскорее покинула почту.

Кузьме пришло целых два письма! Интересно, от кого? От Вивиан с эльфами и от Кселлы? А может, объявились Клайд и Марусенька?

Находясь в радужном настроении, Сонечка сперва не поняла, откуда взялось на ее дороге что-то мягкое и пахнущее благовониями. Только подняв голову, гномка с изумлением обнаружила, что дорогу ей заступил клирик в парадном облачении.

— Мир вам, Ваше преподобие… — пробормотала девушка, досадуя на задержку.

— Мир тебе, славная гномка! — ласково кивнул жрец. — Не можешь ли ты помочь мне кое в чем?

— Со всей нашей радостью, — постаралась улыбнуться Сонечка. — Токо поспешать нам надо, потому как от банка поручение имеется срочное…

— От банка? — клирик задумался на секунду. — Вот мне повезло! — обрадовался он неожиданно. — Мне ведь как раз кое-какие банковские дела нужно выяснить. У вас ведь все всегда учтено, все записано? — польстил он.

— Точно так, ваше преподобие. Только не помню я, чтобы с вами дела вела когда-либо.

— Нет-нет, конечно не со мной. С моим учеником. Тот нерадив попался, да и потерял важные бумажки, а как я могу запрос в вашем банке сделать без них? Может ты подскажешь мне, милостью богини, куда мог деться перевод средств из Глудио в Глудин весной позапрошлого года?

— К этому я отношения не имею никакого, — твердо ответила гномка. — Никаких переводов из Глудио в Глудин не передавала отродясь. Я вообще все больше по наследственным делам…

— Так то и было наследство! — вскричал жрец, страшно огорченный. — Бедная, бедная девочка… — пробормотал он, разочарованно отворачиваясь от собеседницы. — Она еще не оправилась от гибели отца, а тут еще и деньги пропали… Что же мне делать? Я должен помочь своей ученице…

— Эй, — сердобольная гномка тронула клирика за рукав, — Я вам сейчас быстренько напишу, кого из наших запросить можно. По моей рекомендации они вам все проверят безо всяких бумажек. А я точно из Глудио не носила…

— Ты не могла забыть, я знаю, что гномы помнят все досконально, — кивнул клирик с благодарностью. — Пойдем, я дам тебе лист пергамента, чтобы ты написала письмо. А то мне не к лицубегать по городам с какой-то запиской, — он смущенно улыбнулся.

— Хорошо, — согласилась Сонечка, шагая за ним в гостевой домик, стоящий на отшибе. Она удивилась, почему клирик не поселился при эльфийском храме, ведь светлые эльфы и люди молятся одной богине? Слишком занят своими поисками, чтобы тратить время на политесы с эльфийскими жрецами? Это можно понять… интересно, кто носил эти деньги из Глудио? Сонечка была уверена, что той весной на посылках в банке из учеников была только она одна. Но, может быть, это был не ученик, а кто-то из служащих? Наверное, сумма приличная, коли так. Но постойте, если деньги пропали почти два с половиной года назад, почему жрец начал искать их только сейчас? Как же упомянутая бедная девочка жила эти годы? Наверное, училась там, на Острове… человек же сказал, что она его ученица.

Рассуждая так про себя, Сонечка уселась за стол и принялась тщательно выписывать каллиграфические буквы, стараясь не сделать ни одной помарки. Закончив письмо, она набросала на клочке бумаги список тех гномов, с которыми стоило побеседовать жрецу.

Клирик нервно расхаживал по крошечному помещению и вздыхал. Когда гномка дописала, он налил ей густого фруктового сока, который так любили эльфы. Сонечка не смогла отказаться от сладкого напитка. Сверху плавали крохотные комочки пыльцы, напоминая своим запахом о нагретых солнцем соцветиях в эльфийских садах.

— Благодарю, благодарю! — клирик кланялся, прижимая руку к сердцу. — Я так рассчитываю на гномскую точность. О ней просто легенды ходят. У тебя, наверное, уважаемая, все учтено. А мои писцы вечно все путают и теряют. Может, мне отдать их в обучение к гномам? — он рассмеялся, рассматривая письмо. — Так тебя зовут Сонечка? — жрец закивал так, будто это было невесть как удивительно.

— Точно так, ваше преподобие, — гномишка уже начинала нервничать. Вдруг Кузьма разволнуется и заявится в город? Нужно скорее бежать…

— А где мне тебя найти, — улыбка жреца стала больше похожа на усмешку, — если вдруг окажется, что это ты должна была доставить деньги несчастной Аделаине?

— Да вы что… — гномка чуть не взорвалась от возмущения. — Вы меня?.. Что я украла?..

— Ну, помимо кражи может много чего случиться по пути, — голос клирика стал вкрадчивым. — Монстры, грабители, психи…

— Вот! — сердито плюхнула свою торбу на стол Сонечка. — У меня все поручительства целы и все расписки! Больше ничего не было, кроме этого! — и она стала сердито выкладывать на стол запакованные в магические чехлы бумажки. Такой документ невозможно было ни украсть, ни подделать, ни вытащить из чехла.

— Если я не прав, я принесу тебе свои глубочайшие извинения, — склонил голову клирик. — Пойми, я так переживаю за свою подопечную. Она еще не знает, что ее наследство пропало. У девочки на носу Испытание, и я не хотел волновать ее. Думал уладить это недоразумение сам… — клирик пожал плечами. — Ведь гномский банк считается самым надежным в Адене!

— Он и есть самый надежный! — буркнула гномка, смиряя обиду. — Вот, глядите сами: апрель, Тамриса, наследование тете из Адора… так… пять кошелей золота.

Дальше: май, Клайд, сын Рея, накопительный вклад от родителей… — голос Сонечки дрогнул. Великая Марф, надо же быть такой идиоткой!

Она попыталсь осторожно выскользнуть из-за стола, покуда клирик склонился к ее бумажкам. Но ноги почему-то подгибались и не слушались.

— Не торопись, — махнул рукой клирик, даже не поворачивая к ней головы. Может быть, она просто отсидела ноги, пока писала это письмо? Он не выглядит… не выглядит злым или опасным, этот человек. Сонечка сделала еще шаг в направлении двери. Клирик читал. Еще шаг. Читает.

Вот и улица, какое облегчение! Нужно только дойти до леса, а там Ветерок повезет их, и ноги в полете отойдут… Вот и Древо… пандус кажется таким крутым и скользким для непослушных ног. Трава гораздо мягче. Нужно сделать небольшой круг, вдруг за ней наблюдают из города? Дойти до озера, потом только повернуть вдоль реки к знакомой поляне. Только бы Кузьма не вздумал кинуться ей на выручку!

Да нет, если уж он видит ее сейчас, то ни за что не станет вмешиваться. Должен понимать, что у нее могут быть веские причины топать по кругу. Хотя было бы неплохо опереться на его руку… он такой сильный! Однажды он поднял ее на руки и нес до самого верха шахты, потому что она подвернула ногу.

Полуденный бриз нес аромат луговых цветов. Сонечку слегка затошнило от приторного запаха меда. Неужели в питье было что-то подмешано? Ну, гномов так просто не отравишь! У гнома желудок как у дракона, гномы корой питались в голодные времена…

Лес скрыл Сонечку. Теперь ее не видно, и можно было бы отдохнуть немного, но она упорно шла вперед. Ноги слабеют, и ей делается страшно. Был бы тут Клайд с его противоядными заклинаниями… или Сэйт… Будем надеяться, что у Кузьмы сохранилось хоть несколько вяжущих целебных листьев…

Шум водопада наполняет собой пространство. Или это в голове так шумит? Гномка идет, цепляясь за ветки деревьев, за стволы и покрытые мохом валуны. Но возле самого озера силы оставляют ее, и она падает навзничь на мягкую, прохладную траву. Накатывает такое облегчение, что из ее груди вырывается слабый стон. Она отдохнет и двинется дальше… Почему так рано темнеет?

Двое склонились над улыбающейся во сне гномишкой. На их лицах была легкая досада.

— Далеко же она утопала! — поцокал языком первый — худой, как вешалка, эльф.

— Я же не собирался ее отравить насмерть. Что толку? Пришла бы в себя после выморока и рванула бы во Врата, — пожал плечами клирик, крутящий в руках скомканую бумажку.

— Не строй из себя, — надменно дернул подбородком эльф. — Ты чуть не упустил ее.

— Чушь, — клирик был холоден, как снега Элмора. — Еще сотня локтей, и я бы просто усыпил ее заклинанием. Тут уже никто не увидит.

— Ну что, отрезай что тебе там велено: косичку, палец? — и давай притопим ее тут.

— Она меня запомнила! — возмутился человек. — Я с ней почти час болтал. И ты думаешь, что стоит ее отпустить?

— Ну, пришибить ее насовсем я бы тоже не отказался, тут ты прав. Но у меня сейчас нет ни одной заклятой стрелы или кинжала, а ты не некромант. Так что давай покончим с ней поскорее и будем уносить ноги.

— Зачем же? — усмехнулся жрец. — Есть более надежный способ. Давай, бери ее на руки и пошли. У меня тут есть… спокойное местечко.

— С какой стати я должен таскать замарашку? — возмутился эльф. — От нее пахнет крысами! И почему ты командуешь мною!

— Может быть, — промурлыкал жрец, — потому что мне сегодня пришла посылочка с южных островов, а? И я хочу с тобой поделиться кое-чем?

— Ты настоящий друг! — жалко залебезил эльф. — Ты не забываешь о моей маленькой… маленькой…

— Просьбе, — кивнул человек. — А теперь помоги мне, друг, отнести это создание в одно место, и я буду более чем щедр с тобой.

Эльф без лишних слов подхватил гномку на руки. Ему было неудобно идти, глядя вперед через нее, и он, не долго думая, перекинул ее через плечо головой вниз, придерживая только за ноги.

По дороге им встретилась только одна ученица, юная эльфийка, бестолково отмахивающаяся мечом от двух дриад. Клирик стреножил обеих тварей заклинанием и милостиво улыбнулся девушке. Та уставилась на гномку круглыми глазами.

— Совсем житья не стало от этих пахарей, — пожал плечами человек. — Вот, поймали одну у самой Парящей деревни. Отнесем ее к нанимателю и поговорим с ним серьезно.

— А может, выкупим бедняжку, — сиропно добавил эльф, с интересом кося на соплеменницу. Та собралась было что-то ответить, явно одобрительное, но тут дриады пришли в себя и курсантке стало не до светских бесед.

— Ничего девочка… — несколько раз оглянулся на нее эльф.

— Да, только не в твоем вкусе, — усмехнулся клирик. — Не сирота.

Молча они добрались до заброшенной эльфийской крепости. Из коридоров цитадели-могилы несло затхлостью и тленом. Клирик шагнул в полумрак, не обращая внимания на груды костей и лужи крови на полу. Тут все время околачивались какие-нибудь новобранцы, но в этот раз им повезло. Они свернули в боковой проход, никого не встретив. Пара скелетов отступила с пути, едва завидев клирика. Проход оканчивался тупиком, но человек потянул скрытый рычаг, и низенькая дверца открылась совершенно бесшумно.

В сводчатой комнате было почти светло. На подставках горели несколько магических светильников, теплился огонь в гигантском — впору дракона жарить — очаге.

— Неплохо ты устроился, — присвистнул эльф. — Прямо у наших кичливых старикашек под боком.

— Эти старикашки загадили весь наш мир, — сердито буркнул клирик. — Наши старикашки, ваши, гномские. Всюду они правят, учат и подгребают все под себя. Нужно состариться и отрастить бороду в локоть, чтобы тебя признали. А я не хочу… не хочу ждать так долго!

Эльф небрежно кинул гномишку в высокое кресло и подошел к очагу. Его заметно потряхивало.

— Экая громадина… — пробормотал он, озирая закопченое устье трубы, больше похожее на вертикальный тоннель. — Недаром говорят, что эту крепость строили еще гиганты.

— Все может быть, — пожал плечами человек.

— Ну что… — потер он ладони. — Как там наша посылочка?

— Погоди… — отмахнулся от него клирик. — Сначала мне нужно заняться нашей гостьей. Не ровен час придет в себя раньше времени, тогда придется все заново начинать. Что она сейчас помнит? Что я ее отпустил, она шла-шла и упала. Мало ли, солнышко напекло, — он рассмеялся. — А если придет в себя в какой-то норе, увидит снова меня, да еще тебя, тут уж мозги не запудришь. Тут придется серьезные меры принимать. А с тебя за каждую настоящую смерть спросят. И по головке не погладят. Лишнее внимание нам тоже сейчас ни к чему.

— Так то оно так… — эльф сделался очень недовольным, но смирился. Он то потирал свои ладони, то прятал их под мышками.

— Налей себе чая и не мельтеши, — посоветовал клирик. — Я управлюсь за полчаса, не больше.

— Чаю, чаю… — ворча, эльф занялся заваркой.

Жрец тем временем усадил гномку поудобнее и мягкими полосами ткани, похожими на широкие бинты, привязал ее к креслу. Руки примотал к подлокотникам, ноги к ножкам, сделал несколько оборотов вокруг живота и последние витки закрепил на лбу. Теперь при всем желании Сонечка не могла бы пошевелить ничем, кроме кончиков пальцев.

— Слушай, а что же ты ее не раздел? — разочарованно спросил эльф, осматривая пленницу.

— От холода быстрее очухается, — пожал плечами клирик. — Потом, уверяю тебя, раздетая гномка ничуть не женственнее, чем одетая.

— Крысеныш, — сплюнул в очаг тощий. — Бесполезное создание!

— Если бы ты помолчал, я бы закончил быстрее, — прищурился человек. — Ты меня изрядно отвлекаешь.

— Неужели это сложнее, чем промыть мозги десятку пахарей? — искренне удивился тот. — Ты же постоянно этим занимаешься…

— Пахари признают мою власть над собой, потому что они или сами нанялись, или попали в плен и подписали договор, — пояснил клирик. — Когда разум не сопротивляется, тогда все получается просто. А эта интриганка, я уверен, будет упорствовать до последнего. Поэтому мне придется действовать медленнее, но зато наверняка.

— Что ты с ней собираешься сделать? Оставить полудуркой? Глухонемой? Или превратить ее в беспамятную марионетку?

— Надежнее всего — последнее. Искалечить — это всего лишь оказаться сильнее здесь и сейчас. Если найдется более сильный маг, он просто исцелит ее разум, и она при этом все вспомнит. Нет, полное подчинение — единственный способ для меня.

— Да разве она даст подчинить ее? — хмыкнул эьф. Его болтливость становилась нервной, а хихиканьте неестественным.

— Конечно, она не позволит это чужому. Но ведь она подчинена себе самой? В какой-то мере, подчинена друзьям, родным. Значит, я должен стать частью ее существа, ближе чем другом, больше, чем родичем.

— Силой? Ты просто заставишь девчонку рехнуться. — пожал плечами эльф.

— Силой — да, — в голосе клирика послышалось удовольствие. — Но у меня были хорошие учителя… от них я научился действвать терпением и лаской. Мое самое страшное оружие против чужих разумов — полная откровенность. Я стану ею, но при этом позволю ей стать мною. Это не будет иметь никакого значения, когда ее разум полностью окажется в моей власти. Прикажу — и она все забудет. Прикажу — и умрет навсегда сама, без всякой магии. Отречется от своего Стража Душ и все… — он рассмеялся. — Да за одно это открытие мне полагалось бы место главы Храма! Но нет, настырное старичье не отдаст своих привелегий просто так…

— Будешь ей рассказывать, как тебя в детстве собачка укусила или что? — эльф уселся на крохотную скамеечку возле очага и сунул ладони к самым углям.

— Нет, рассказывать — это долго. Тут придется действовать магией. Поэтому твоя болтовня может мне помешать. Одно слово — и все насмарку. Поэтому я тебя немножко зачарую, хорошо? — клирик похлопал эльфа по плечу. — Посидишь в тишине, потом сразу отправимся за посылкой…

— Так ее тут нет? — разочарованно протянул тот.

— Конечно, нет. Ты бы сразу почуял, не так ли?

— Не знаю, — эльф надулся, подобно обиженному ребенку. — Я в последнее время не очень… различаю запахи. Может, ты меня выпустишь, я пока сбегаю, помогу той девочке тренироваться?

— Ну что ты, — клирик всплеснул руками. — А вдруг со мной что-то случится? Мне же будет нужна твоя помощь. Я сейчас усыплю тебя, и тебе станет полегче. А если ты придешь в себя и увидишь, что я без сознания, приведи сюда Рогача.

— Ладно, ладно, — неохотно согласился тощий. — Давай скорее. Постарайся в обмороки не грохаться, возись тут с тобой. Вы, люди, какие-то очень неуклюжие… — с этими словами эльф лениво перебрался на широкую лавку у стены и натянул на себя первую попавшуюся шкуру. — Да колдуй аккуратнее, а то у меня потом голова болеть будет! — махнул он клирику вялой рукой.

Человек аккуратно выполнил необходимые пассы и погрузил эльфа в глубокий магический сон. Потом подумал и добавил заклинание молчания. Только после этого позволил себе злобно пнуть свесившуюся с лавки тощую ногу.

— Длинноухая безмозглая пиявка, — бормотал он себе под нос, присматриваясь к состоянию гномки. — Язык без костей и голова без мозгов! Если он уже стал терять нюх, то скоро потеряет и разум. Пора избавляться от него. Нужно только проделать это осторожно. Желательно — чужими руками и так, чтобы он ничего не смог разболтать. Он хочет своего дурманного порошка? Он получит его. Но кроме того, у меня есть несколько весьма экзотических травок… весьма. Одна из них может усилить его нездоровое влечение к женщинам. Ведь как мужчина он пустое место. Его страсть — пугать и мучать их до смерти. Другая погрузит его в пучину такого мрачного настроения, когда смерть кажется отрадой. А третья постепенно заставит его язык разучиться произносить слова, — клирик потер руки, но не злорадствуя, а скорее стряхивая с них след прикосновений эльфа. — Потом отвезу его поближе к восточным поселениям и выпущу. Пара женских трупов — и охотники начнут травить его как бешеного монстра. И даже если им взбредет в голову допросить маньяка, прежде чем прикончить, он уже онемеет к тому времени.

Человек стал смешивать пахучие травы на небольшом столике возле камина. Время от времени он посматривал на гномку и продолжал разговаривать сам с собой:

— С какой мразью приходится иметь дело! Богиня, во славу твою радею… Дурная привычка болтать себе под нос! Нужно отвыкать, а то одичал тут, в ожидании. Зато теперь я знаю десяток имен. Клайд, сын Рея… хм… не тот ли лохматый парнишка, который принес мне книги во время Испытания? Я забыл расспросить его — чем он умаслил старика Лиотеля? Впрочем, тот уже, кажется впал в детство и мог написать идиотскую расписку просто ради насмешки надо мной.

— Как мне не хочется делать это снова… — клирик покосился на Сонечку. — Вспоминать все с самого начала, быть беспомощным изменить что-либо… И у нее полным-полна голова похожих мерзостей. Говорят, гномы с детства работают в своих шахтах, как проклятые. Нечего сказать, светлая память! Мне только чужих гадостей не хватает.

Наконец, клирик закончил возиться с травой и аккуратно пересыпал смесь в мешочек. Протер руки тряпкой и сел на табурет возле гномишки.

— Ну, дорогая Сонечка, вот и я, твой самый лучший друг, — с печальной насмешкой поклонился клирик неподвижной жертве. После этого обновил заклинания на своем обреченном приятеле-эльфе и взял девушку за холодные пальцы рук.

— Было тепло, очень тепло, жарко… — тихо и медленно начал рассказывать человек. На секунду его голос дрогнул:

— Целительница растопила очаг, хотя стояла середина лета. Она не обладала магическими способностями, но была очень опытной. По всей комнате курились какие-то пучки трав, ароматные шарики, пахучие зерна. Мужчина стоял у окна и смотрел на улицу. Ему было тоскливо и скучно. Вся эта суета не значила для него ничего, кроме потерянного времени. Пока это не закончится, он не сможет снова быть со своей женщиной. Значит, придется потерпеть.

Он не расхаживал туда-сюда, не задавал дурацких вопросов, не ругался и не требовал налить вина. Он просто молча стоял у окна, как на страже. Когда суета и крики за спиной делались громче, он коротко оглядывался на целительницу, и та невольно втягивала голову в плечи. У мужчины был тяжелый взгляд, как лапа боевого дракона.

Он был воин каких поискать, знаменитый полководец. За многие годы, идя от победы к победе, он разучился прислушиваться к чьему-либо мнению, кроме своего. Он жил так, как ему нравилось, и все условности ему заменял блеск клинка и звон золота. Правители готовы были прозакладывать свои замки, лишь бы он со своим отрядом встал на их сторону в той или иной распре. И он выбирал сам — то выгодную службу, то легкую победу, то тяжелый поиск, то долгую охоту.

Эта женщина была одной их его прихотей. Не жена, не любимая — просто драгоценная игрушка, еще одно завоевание. Дочь благородных родителей, последовавшая за ним, как очарованный элпи. Не требующая виры, не мечтающая о браке, покорно глядящая влюбленными глазами в его суровое лицо.

Как некстати ей приспичило рожать! Он не был с ней больше четырех месяцев, и сейчас у него всего лишь три дня. Его ждет битва и осада на северо-востоке. И вместо отдыха он вынужден стоять у окна и слушать похожие на мяуканье приглушенные вскрики за спиной.

Запах боли и крови не смущал его. На поле битвы эти ароматы становятся привычными. Но чутье опытного воина различило в спертом воздухе знакомое дыхание смерти. Он решительно отодвинул какую-то женщину с пути и шагнул к кровати.

— Что с ней? — потребовал мужчина ответа у акушерки.

— Похоже, господин, она теряет кровь, — развела та руками. — Снаружи ничего не видно, но так бывает, когда кровь течет внутрь…

— Знаю, — рыкнул тот. — А ребенок?

— Еще минута-две, — робко предположила целительница.

— Ну так сделайте что-нибудь поскорее, чтобы он родился! Да пошлите кого-нибудь в город… где тут в этой дыре приходят в себя после выморока?

— Да, господин… — акушерка попыталась мягко надавить на живот роженицы, что-то ласково приговаривая.

— Хватит возиться! — мужчина оттолнул ее. — Вряд ли она устроена мудреней буйволицы или волчицы! — с этими словами он сильным движением обеих ладоней нажал на выпуклый живот, словно выдавливая что-то из него.

— Так нельзя… — пискнула акушерка, растопыривая широкие юбки и падая на колени у ног несчастной роженицы. — Вы покалечите ее!

Ребенок, посиневший и жалкий, выскользнул ей прямо на руки, будто намыленный.

— Вот и все! — мужчина вытел руки об простыню. — Что она, все еще жива?

— У вас сын, господин! — попыталась изобразить радость целительница.

— Убери его, — прикрикнул воин. — Сосунки, не способные держать меч, меня не интересуют, — он хохотнул.

— Господин, она хочет что-то сказать вам… — помощница акушерки, тусклая тетка в сером чепце стояла, наклонившись к иссиня-бледной роженице.

— Ну что еще? — воин подошел к распластаной на кровати женщине.

— Скажи… — выдавила та из себя. — Ты любишь меня хоть немного?

— Экие глупости… — втянул широкими ноздрями воздух отец ребенка.

— Любишь ли ты меня? Позаботишься ли ты о нашем сыне?

— Лучше не зли меня! — он поднес к носу еле живой женщины свой кулак. — Меня не интересуешь ни ты, ни твое отродье. Лучше бы я остался с маркитантками, чем тратить время тут, слушая твое мяуканье и высокопарную чушь. Хочешь быть со мной — делай как я хочу! Не нравится — проваливай. Это ты таскаешься за мной, а не я за тобой, понятно?

— Ты никогда не любил меня, — женщина посмотрела в потолок. — Я была слепа все эти годы. Я причинила столько горя своим родным — зачем?

— Слушай, старуха, — тем временем воин сгреб за шкирку целительницу. — Тебе заплачено золотом, а ты не можешь разобраться, что с ней да как. Помирает она или уже нет? Мне посылать слуг в город или ждать, пока ты ей вправишь мозги на месте?

— Господин, — акушерка кусала губу не столько от боли, сколько от ужаса перед происходящим. — Она совсем плоха, господин, ее жизнь вот-вот оборвется. Вы бы сказали ей хоть одно ласковое слово, ради всех богов!

— Одни дуры, — скучным голосом изрек мужчина и, отпустив акушерку, двинулся к выходу. — Пусть пошлет за мной, когда перестанет мяукать всякие глупости. А ребенку наймите няньку и кормилицу, чтобы я его не видел и не слышал.

— Страж свидетель! — произнесла женщина на постели, неожиданно садясь. — Страж мой свидетель, ты — бездушное чудовище, машина для убийства! Ты погубил мою жизнь, так пусть же она закончится на этом. Уходя добровольно из жизни, я проклинаю тебя и весь твой род навеки! — с этими словами она взмахнула руками, словно пытаясь удержаться за воздух и рухнула обратно на подушки. Помощница акушерки закрыла лицо руками. Сама целительница замерла, как громом пораженная, прижимая к себе едва обмытого младенца.

Воин кинулся к ложу. На его лице был нешуточный испуг. Он потряс свою наложницу, потом попытался поднять ее. Тело оставалось безжизненным.

— Пошлите слуг… — крикнул он. — Она в вымороке!

— Вы же видите, что нет, — устало молвила целительница. — Она ушла навсегда.

— Нет, нет! — из его груди вырвалось рыдание, больше похожее на рев медведя. — Она моя! Я не отдам ее никому, даже Стражам или богам! Она не смеет перечить мне, тем более уйти от меня! Вставай, вставай! — он потянул женщину за руку.

Целительница медленно отступила к дверям. Этот воин был явно не в себе. Но его огорчала лишь потеря, утрата любимой забавы: красивой, образованной, умной и покорной наложницы. Ни капли любви или жалости не было в его воплях. Когда створка уже приоткрывалась, помощница с глупой улыбкой вылезла из своего угла:

— О, благородный господин! Но в утешение она оставила тебе сына! — простодушно произнесла она. Акушерка отсупила за дверь, в стенную нишу. Там стояла какая-то кадка с цветущим кустом. Пожилая женщина замерла за колючими ветками, стараясь не дышать. Она не испытывала никаких иллюзий относительно этого человеческого самца. Может быть, Страж душ хранил ее в эти минуты.

— Я рстопчу этого ублюдка! — взревело за дверью. — Он, этот похожий на сливу уродец отнял ее у меня! Он убил ее своей мерзкой плотью! Где это отродье? Куда вы дели его?

Из комнаты раздался короткий болезненный вскрик и глухой удар. Потом дверь с грохотом распахнулась, ударив в стену. Мужчина метался по этажу, заглядывая во все двери и выкрикивая угрозы.

Целительница видела в узкую щель свою помощницу, лежащую с неестественно свернутой на бок головой. Потом силуэт тела дрогнул. Простушка отделалась вымороком. А вот младенец, душа которого еще непрочно скреплена узами с этим миром, может и не вернуться назад. Вымороки грудных детей часто оканчиваются смертью, кому, как не ей знать это слишком хорошо.

Новорожденный взрогнул от очередного вопля своего отца и распахнул темно-серые глазенки. Его губы дрогнули и скривились, потом ротик начал открываться. Две жизни повисли на волоске, тем более что воин стоял у лестницы, прислушиваясь и шумно дыша.

— Где же ты, хитрая дрянь? Хочешь потом шантажировать меня этим выродком, да? Хочешь получить мои деньги? Но я отлично знаю, что сосунки дохнут совсем. Сколько раз приходилось… — он захохотал, но тут же оборвал себя, снова прислушиваясь. Не только плач, даже легкий писк младенца мог выдать укрытие за дверью.

Взмолившись всем богам, акушерка торопливо сунула в приоткрывшийся ротик мизинец. Ребенок начал жадно сосать его, постепенно успокаиваясь. Где-то на улице раздались крики множества людей. Скорее всего, пришедшая в себя помощница позвала на помощь стражу.

Тихие шаги на лестнице. Медленно-медленно мужчина крадется вниз. Может быть, выскользнуть из-за куста и спрятаться в одной из комнат? В них литые засовы, если удастся задвинуть тяжелую задвижку, то даже у этого монстра не хватит сил сразу вышибить дверь. Или лучше отдать ему ребенка? Что ей за дело до чужой беды?

Наполовину осиротевший мальчик дрогнул всем тельцем и выплюнул мизинец. Видимо, первый голод скрутил его крошечный желудок. Акушерка поводила мизинцем по розовому язычку, надеясь снова обмануть инстинкт, но личико ребенка стало наливаться красным. Ох, и закричит же он сейчас! Ни о чем больше не думая, ощущая только память тела, память бессоных ночей, проведенных со своими пятерыми детьми, целительница вложила в жадные губки свой сосок. Младенец присосался к ней сильно и жадно, так что кольнуло в груди. Снова блаженная тишина… Ребенок беззвучно сосет, пытаясь получить свою еду. Мужчина одним прыжком вернулся в коридор. Нет, не успела бы она добежать до комнаты. Это была просто ловушка, он выманивал ее. Грохнула дверь по соседству. Потом следующая. Воин проверял, не задвинут ли в какой-либо комнате засов.

Целительница вспомнила, что уходя к роженице, повесила на дверь покоя, где разместили ее с помощницей, потайной магический засовчик. Не весть какая защита, но от любопытных слуг, вздумавших порыться в баночках с зельями да и прихватить себе что-нибудь полезное, вполне помогает. Торговали засовчиками темные эльфы, и акушерка всегда подозревала, что от профессионального вора он не поможет. Крепился засовчик на створку и действовал на 100, 200 или 500 запираний. После этого рассыпался серебристой трухой. Повесить повесила, а запереть не заперла — не до того было. Но замок слушался владельца и на расстоянии — стоит только пошевелить пальцем с надетым на него кольцом-ключом. Тихого щелчка акушерка не услышала.

Зато услышал мужчина, крадущийся по коридору. Его тело глухо ударилось в запертую створку и он торжествующе взревел:

— Вот вы где!

Таранные удары начали сотрясать здание. Целительница, осторожно придерживая сосущего младенца, села прямо на пол. Ноги не держали ее. Бух, бух! — ломился отец новорожденого в пустую комнату.

— Боги, смилостивьтесь! — вдруг в ужасе закусила кулак немолодая женщина. — Что же она наделала, бедная девочка! Она же собственного сына прокляла! Страж охрани, не в себе она была! Мальчик не виноват!

Там, за дверью их и нашла несколько часов спустя помощница. Ребенок крепко спал, спала и целительница, не отнимая его от груди и упершись коленками в бочку с цветком.

Простушка, поминутно озираясь, помогла женщине подняться и приняла из ее сведенных рук спящего младенца. То размазывая по круглому лицу слезы, то облегченно вздыхая, она вышла с ними на улицу. Из ее непрерывной болтовни стало ясно, что стражники долго не могли одолеть буйного полководца. Он то требовал лучших магов-некромантов, то своего новорожденого сына, то обещал смести городишко с лица земли. Неизвестно, чем кончилось бы дело, потому что даже два десятка солдат с трудом удерживали безумца, но при очередной попытке вырваться тот оступился на длинной городской лестнице, ведущей к храму, покатился по ней и свернул себе шею. Его воины бросились в центр города, на поиски пришедшего в себя после выморока господина, но не нашли никого. Только остывающее тело со страшным оскалом продолжало как ни в чем ни бывало лежать у подножия лестницы.

— Это проклятье… — покачала головой целительница. — Все это неспроста. Ты иди домой, Ними. Я отправлюсь на юг. Нужно отвезти мальчика к родственникам его матери.

— Ой, да зачем вам это, мистрисса Алайя! — всплеснула руками круглолицая Ними. — Отдайте его в приют при храме, да и дело с концом. Глядишь, вырастят как надо. А коли родственникам захочется, они сами его разыщут. Не подкидыш же — и имя известно, и кто мать с отцом.

— Не подкидыш, — задумчиво согласилась пожилая женщина. — Только пойду я лучше сама, Ними. Мне так спокойнее будет.

— Хоть бы переоделись, вона, подол весь в паутине, и платье спереди все мокрое… Что это у вас, или вода какая?

— Не вода, Ними. Это у меня молоко пришло, — спокойно ответила целительница и двинулась к своему дому. Через час она уже катила в небольшой тележке, нагруженной нехитрым запасом вещей и еды. В переносной люльке, оставшейся от младшего ребенка, спал младенец, переодетый в ношеные распашонки и туго запеленутый.

Клирик всмотрелся в лицо гномки. По нему пробегали слабые волны эмоций. Нужно было двигаться дальше, туда, где слова уже становятся ненужными. Но ему было трудно остановиться.

— Алайя была моей кормилицей. Ей разрешили пробыть со мной только три года. Больше никто и никогда не любил меня… — сказал он без всякой горечи, скорее задумчиво. — Ну, подружка моя, нам с тобой пора.

Жрец позаботился о чарах для эльфа и устроился на полу возле ног гномишки, так, чтобы касаться ее рукой или хотя бы спиной. Лицо его стало сосредоточенным, как у ювелира, обрабатывающего камень огромной ценности. На нем не было злобы или азарта — только напряженное внимание мастера. Человек наложил на себя несколько защитных заклинаний и закрыл глаза. Под его ладонью судорожно сжимались и разжимались пальцы гномишки.

— Сядь ровно! Не чавкай! — сухой кулачок больно ткнулся мальчику под лопатку. — Не смей меня позорить!

Он поспешно выпрямил спину и старательно прикрыл рот. В четыре года это не так просто: сидя ровно, не чавкая, пользоваться двенадцатью столовыми приборами и вежливо кивать, когда к тебе обращаются взрослые. Но ему почти удавалось.

— Отстань от него хотя бы дома, Сейбис, — добродушный толстяк отрывается на минуту от игры в эйнгран с таким же круглым и добродушным подростком. Впрочем, направленные на мальчика взгляды безразличны, как глаза водруженной в центре стола вареной рыбины.

Если на обед рыба, значит придется воспользоваться дополнительным ножичком и щипцами… хорошо, что не моллюски и не крабы!

— Уж тебе-то точно все равно, что будут думать о нашей семье, Дживер, когда жрецы возьмут его на обучение!

— Конечно, — толстяк зевнул. — Я надеюсь, что никогда не буду иметь неудовольствия беседовать с ними о воспитании.

Подросток фыркнул, обрызгав соусом салфетку и часть скатерти. Сейбис покосилась на сыночка и снова ткнула племянника в спину:

— А мне вот не все равно, что о нас будут говорить. Пойми, по нему они составят мнение о нас. А Церковь очень влиятельна в Адене. Твои дела не связаны с ними напрямую, но многие твои клиенты работают на них.

— Да-да… — вяло согласился мужчина, которому быстронадоело спорить со своей энергичной женушкой.

— Так, отправляйся к себе и приведи этот костюм в порядок, — это звучит всегда по окончании трапезы. Ну никак не получается не капнуть на себя хоть чуточку. Правда, он уже неплохо научился обращаться со щетками, может замывать пятна и пришивать пуговицы. Тетя обещала научить его стирать, готовить и гладить. Два раза в неделю наставник Моуша, его кузена, давал мальчику уроки грамоты, каллиграфии и математики. В свободное время он учил наизусть длинные эльфийские баллады и речитативом читал их тете перед сном.

— Если уж в тебе есть хоть какой-то талант, ты должен трудиться больше прочих людей! — поучала племянника тетка. — Твоя мать всю жизнь промечтала, вот и опозорила семью. А уж ее предсмертное проклятие — вовсе невообразимая глупость. Посуди сам, зачем мне в доме проклятый? Хорошо еще, что тебя скоро заберут на обучение.

Он так ждал этого обучения! Ему казалось, что там его никто не будет тыкать в спину, появятся друзья. Смешной старичок-наставник, у которого он прожил некоторое время, рассказывал о Школе только хорошее, играл с ним в интересные игры и совсем ничего не требовал.

Но первый же день в школе жестоко разочаровал его. Среди его одноклассников оказался мальчик, знакомый с его семейством и слышавший о проклятии его матери. Будущие маги повеселились от души: они то дразнили его, то задушевно предлагали снять проклятие. Когда же он наивно спрашивал, что для этого нужно сделать, ему советовали всякую чушь: то достать тины из протекающей под стенами Школы речушки, то набрать жабьей икры.

Вынырнув в первый раз из речки с полными горстями тины, он увидел хохочущую толпу ребят.

— Ой, какой он зеленый! — надрывался какой-то остряк. — Наверное, его мама была из орков!

Он пытался драться — неумело, с отчаянными слезами бросаясь на обидчиков, но их всегда было больше. Он пытался жаловаться наставникам — ему устроили суд, как ябеде и вымазали с ног до головы жирной сажей из кухонной трубы.

Два года он прожил в отчаяньи, потому что впереди не было никакой надежды. Никто никогда больше не заберет его никуда. Он закончит Школу и будет по-прежнему жить среди этих людей, становясь просто старше и старше. Зачем Алайя спасла его? Быть может, после смерти проклятие было бы снято, и его душа снова вернулась бы в этот мир, воплотившись в долгожданного ребенка в дружной семье…

Потом настал день, когда он увидел Змея. Он так никогда и не узнал, кто был этот проверяющий от Церкви Эйнхазад, посетивший их Школу. Молодой священник в расшитых золотом одеждах, ступал по земле так, будто весь мир принадлежал ему. Он не был высокомерен ни с кем: вежливо беседовал с учителями и даже со сторожем у ворот, садился на корточки перед новичками, делал комплименты старшеклассницам и трепал по плечу ребят. Когда каким-то образом очередь дошла до маленького изгоя, клирик тоже опустился перед ним на корточки — тот был до того тщедушен и сгорблен, что казался меньше ростом. Положив мальчику руку на плечо, жрец сказал несколько вежливых фраз и пошел дальше. Но в эти секунды мальчик увидел в нем Змея.

Грациозное и опасное создание скользило, подобно живой молнии среди людей, выбирая следующую жертву. От его удара-укуса невозможно было увернуться. Он всегда шел к своей цели — но не напролом, как бык, а плавными изгибами. И он получал все.

На другой день мальчик проснулся раньше других. Все, что нужно, он приготовил с вечера. Для этого пришлось выпить два кувшина воды, но задумка стоила того. В большой комнате дортуара все крепко спали. В три движения мальчик присоединил длинную камышинку к бурдюку из овечьей шкуры, купленому за гроши у какого-то матроса. Трубочка двинулась в полумраке к кровати главного обидчика и забияки. Теплое содержимое бурдюка ни капли не побеспокоило спящего. Минута, другая — и первая капля просочилась сквозь матрас задиры. Бурдюк и камышинка полетели в окно. Мальчик перевернулся на другой бок и спокойно уснул.

Задира был не просто опозорен. Не вынеся всеобщих издевок и намеков, он покинул Школу и доучивался где-то на материке, у бродячих магов. Следующей жертвой мальчика стал сильный и наглый курсант, который повадился отнимать у него добычу, ловко стреляя из лука. Мальчик несколько дней мелькал на одной и той же поляне, изо всех сил изображая, что заинтересован в монстрах, появляющихся на ней. Курсант злорадствовал, думая, что мешает заморышу выполнить задание наставников. В очередное утро мальчик привел туда наставника, попросив показать ему на практике сцепку из трех заклинаний. Не успел наставник прицелиться, как из кустов прилетела стрела. Тоже самое повторилось со следующим монстром, и с третьим… Надо ли говорить, что мальчик привел учителя на такое место, где раздвоенный ствол дерева совершенно закрывал его от сидящего в засаде мародера? У курсанта были крупные неприятности, кажется, даже клан, куда он собирался наняться после окончания учебы, расторг с ним предварительное соглашение.

Так и повелось. Змееныш учился скользить и кусать без промаха. А также отличать и уважать других Змеев. Он понял, что происхождение, богатство — все это может заменить собой власть. И стремился к ней изо всех сил. Старики, добившиеся власти по недоразумению, слабые, неумелые, мешали ему. Он расправлялся с ними так же, как и с обидчиками в детстве.

Он совершенствовал свое магическое искусство, понимая, что только этим он выделяется из толпы.

Родичей своих он больше никогда не видел.

Когда один из главенствующих в Церкви Змеев пришел к нему с рассказом о заговоре жрецов Шилен, Змееныш удивился. Среди Змеев не приняты подвиги и невыгодные поступки. Зачем жрецу Эйнхазад торжество чужой богини?

Но старый Змей пояснил ему: чтобы всемогущая Эйнхазад восторжествовала окончательно! Неужели глупые темные жрецы могли подумать, что всевидящая богиня не знает об их жалком заговоре? Конечно, она все прозрит. И во славу ее нужно позволить заговорщикам победить. Тогда-то презренная шлюха Шилен войдет в наш мир — и Эйнхазад наконец-то покарает ее. Ну а если не покарает, то нам-то что за беда? Мы же будем способствовать сторонникам Шилен, значит все равно будем на стороне победителей.

И вот, один за другим планы заговорщиков стали срываться. Не из-за усилий равных по могуществу магов, а из-за горстки каких-то дилетантов, недоучек, вмешавшихся не в свое дело!

Он должен найти их и нейтрализовать. Может быть, бескровно. Может быть, нет. Это зависит от многого. Змей скользит неслышно и действует хладнокровно. Зачем убивать врага там, где можно сработать тоньше? Зачем сохранять жизнь опасному союзнику? Ничего лишнего, только точный рассчет и молниеносный бросок.

Маленькое и теплое существо слушало его, буквально впитывая в себя обиды маленького сироты, безнадежность изгоя, змеиную мудрость. Оно пыталось восторженно делиться с ним своими воспоминаниями, но он, морщась, отстранялся, не погружаясь в их поток. Все как он и предполагал: какие-то шахты, обвалы, гнусные шипящие големы и снежные бури. Зачем ему это? Глубже, глубже он впускал это существо в себя, терпеливо подманивая его сочувствием, теплом, интересом, жалостью…

Осторожно трогая тонкую преграду между разумами, он наращивал интенсивность воздействия. Гномка уже не пыталась вспоминать свои шахты — она полностью погрузилась в его прошлые детские переживания. Но преграда все еще отзывалась незримым эхом.

Жалость, интерес, обида, сочувствие, интерес, жалость… Что еще? Злость? Нет, она отстраняется… Тут главное — не пережать. Нужно рискнуть и дать ей немного свободы. Куда повернет ее разум?

Маленькая сирота, изгой, насколько вообще могут быть изгои у дружных гномов, несговоренная дружинница, никогда не имевшая собственного дома, много лет прожившая с потерянной памятью, она двинулась навстречу угрюмому чистенькому мальчику, которого прокляла при рождении собственная мать. Который уже стал ей близок и дорог, понятен и нужен. Она протянула к нему руки. Он помедлил и протянул руки ей навстречу.

Защитная преграда разума гномки рухнула. Теплое существо оказалось полностью в его власти. Он умело и быстро спеленал его своими заклинаниями, превращая в покорную марионетку. Он снова справился, и победное чувство заполняет его душу. Теперь нужно осторожно отступить назад, не разрывая связи. Она все еще глубоко внутри, куда увели их воспоминания. Она все еще пытается дотянуться до него. Но его там уже нет. Он выбирается наружу и вот-вот откроет глаза — спокойный, собранный и готовый действовать дальше.

Удар обрушился на голову жреца, больно ссадив кожу за ухом. Мгновенно откатившись за кресло, тот с трудом открыл глаза. Полуголый, абсолютно невменяемый эльф плясал по комнате. На его губах пузырилась черная пена, в обеих горстях был зажат долгожданный порошок из сухих листьев. Клирик ощутил досаду. Он провозился всего немного дольше, чем следовало. Этот придурок проснулся и по запаху нашел свое зелье. Разумеется, немедленно утолил свою жажду и впал в неконтролируемое буйство. И добавленные травки тому поспособствовали. Что же делать? На заклинание не хватит энергии, а оружие осталось возле стола.

Эльф тем временем развязывал гномку, что-то бессвязно бормоча. До клирика долетело только два эльфийских слова: «огонь» и «кости». Бесы знают, что он там затеял! Человек оглянулся в поисках табуретки или кочерги. Видимо, придется действовать грубо.

Отличная бронзовая кочерга солидных размеров обнаружилась под низкой лавкой, стоящей у дальней от камина стены. Клирик оглянулся на придурка. Тот вовсю раздувал огонь в очаге. Гномишка сидела на кресле, совершенно свободная, но не пыталсь даже пошевелиться, таращась на эльфа. В душе у жреца дрогнуло непривычное, давно забытое чувство жалости. Последний раз он испытывал его, когда узнал о смерти Алайи. Человек осторожно полез под низкую лавку, стараясь не привлечь внимания невменяемого соратника резкими движениями. Сразу он девчонку не убьет, так что можно не торопиться…

Черный вихрь вырвался из устья каминной трубы с таким ревом, словно крепость наконец-то окончательно рухнула. Эльфа даже не разорвало — его буквально размазало по камням очага. Лязгнули ослепительные зубы, захлопали крылья, и, пережде чем клирик опомнился, дракон с жалобным воем вылетел обратно в трубу, унося в когтях безвольную гномишку.

— Крылья подпалил… — задумчиво произнес человек, прижимая к себе бронзовую кочергу. На углях чадно разгорался плотно набитый мешочек.

Глава 53. Опаленные крылья

Сонечка страшно хотела спать. Ей казалось, что за возможность рухнуть лицом вниз на шкуру, сено или хотя бы голую землю она скормила бы Ветру левую руку. Или даже правую!

От сознания дракона докатилась волна веселья, заменявшая ящеру смех. Только контакт с ним спасал гономишку от того, чтобы провалиться в тяжелую дрему. Всадник должен контролировать своего дракона в полете. И, хотя Сонечка была уверена, что дорогу Ветер знает лучше нее, она таращила слезящиеся глаза в темноту, оберегая своего питомца от возможных неприятностей. Ведь если ящер не защищен разумом всадника, его можно переманить во вражеский лагерь, одурманить, сбить с пути…

Кузьма давно уже крепко, но чутко спал. Гном лег на платформе так, чтобы хоть немного закрывать Сонечку от ветра, пристегнулся к поручню и даже во сне не выпускал ее пояса. Это проявление заботы глубоко трогало гномишку, привыкшую с раннего детства заботиться о себе самостоятельно.

Маршрут, которым они собирались следовать, был несложен. Сперва перелететь с южных равнин на север, в окрестности Парящей деревни светлых эльфов. Там передохнуть, перекусить и покормить дракона, чтобы тот от голода не свалился с высоты. Сонечка думала также забежать в эльфийскую лавку и на почту. Затем, с рассветом, отправиться дальше, за Предательский хребет. Тут уж гномы могли полагаться только на Ветра — сами они дороги к потаенному оплоту Гильдии магов не знали.

— Скоро там, Ветерок? — спросила гномишка, зная, что дракон улавливает вопрос скорее сознанием, чем слухом. Тот повел роговыми отростками на голове. Да, уже скоро, неужели хозяйка не видит? И пахнет эльфами, и деревья другие…

Но для Сонечки все деревья до сих пор казались похожими. Она улыбнулась, вспоминая свой ужас перед зелеными зарослями при первом посещении Адена. Только цветы примирили ее с вечным летом. Деревья зеленели, желтели, опадали и снова зеленели, а вот трава и цветы почти не менялись на материке. Отцветали синие ромашки, распускались желтые лилии. Когда их лепестки осыпались, поднимались белые каллы или дикие розы. Любоваться цветами гномишка могла бесконечно. Они завораживали ее своей хрупкой, мимолетной красотой. В мире Элмора только крупные снежинки, медленно кружащие над горами в безветренную погоду, могли соперничать с цветами по красоте и хрупкости. Но снежинки были холодные, мертвые. А цветы росли, поворачивались вслед за солнцем, прятались в дождливую погоду и засыпали ночью.

Сонечка читала, что у людей существует обычай дарить цветы. Иногда она мечтала как-нибудь навести Кузьму на мысль подарить ей букет. Но эта мысль была столь необычна для гнома, что Сонечка только вздыхала. К тому же, ей было жалко сорванные цветы. Они жили совсем недолго. Нет, конечно было бы замечательно ставить их в вазы и украшать свежим ароматом дом… только нет у нее ни дома, ни ваз. А зажатый в потной ладошке букетик через час превращается в обтрепанный веник — в этом она убедилась, когда однажды Сэйт сорвал ей несколько белых душистых долинников. Гномишка таскала засушенные соцветия в своей торбе и иногда нюхала ставший совсем слабым весенний аромат.

Кузьма пошевелил во сне бородой. Гномишка невольно погладила рукой топорщащиеся волосы на его макушке. Он такой славный, но он так давно жил один, что ему сложно впустить ее в свою жизнь. Вот и тянутся их отношения, похожие на обычную дружбу, уже столько лет. Сонечке не хватало терпения дождаться от сурового гнома каких-то важных слов… Нет, конечно еще лет двадцать она потерпит без труда, но хочется поскорее! Ей же не свадьба важна, не красное платье. Ей нужно просто знать, что этот воин доверяет ей больше чем другу, больше чем всем на свете. Доверяет, принимает ее заботу, позволяет быть рядом. В том, что он готов заботиться о ней, Сонечка не сомневалась. Но эта замкнутость, этот вечный взгляд куда-то в прошлое беспокоил ее. Конечно, у него была жена. И сыновья уже взрослые, постарше Сонечки. Но это же совсем другое дело. Она не пытается заменить, вытеснить память о той женщине. Она просто другая, новая часть его жизни. Как новая весна, как новая ветка на дереве, как заново отлитый металл…

Ветер тяжело приземлился на крохотную полянку в густом зеленом лесу. Сонечка, мигом позабыв про свои мысли, соскочила с седла, продолжая касаться крыла ящера рукой, чтобы не потерять раньше времени контакт. Вокруг было тихо. Луна еще не поднялась, но света звезд было достаточно. Деревья стояли плотно, только одно изогнулось, как шея дракона, ползущего по земле. У изгиба его ствола виднелось пятно старого кострища. Кузьма вскочил на ноги и втянул носом воздух.

— Неладно дело, — приглушенно произнес он.

Тут и Сонечка сообразила, что легкий приятный для дракона аромат, на который она не обратила внимания, на самом деле является густым трупным запахом.

— Я гляну. А ты обратно залезь. — приказал ей Кузьма.

Гномишка повиновалась беспрекословно. Через несколько минут Кузьма вернулся, очень мрачный.

— Скажи Ветру, пусть копнет лапами вон там, у деревьев, — указал он на дальний конец поляны. — Знакомец там один обнаружился. Проводник наш, Пакс-предатель. Помнишь, я тебе говорил, как он нас едва не заманил в лапы к вражинам?

— Его убили? — Сонечка спросила это, словно надеясь услышать, что Пакс полез на дерево и свернул себе шею или его скрутила лихорадка.

— Да, и насмерть, поверь мне, — еще больше помрачнел Кузьма. — Видно, как привел он бойцов к нашей стоянке, так и порешили. То ли за то, что мы сбежали, то ли чтобы не трепал языком.

— Ты хочешь его похоронить? — гномка покосилась в сторону темного пятна за кострищем.

— Да уж, прикопаю, а то воняет-то как! — кивнул гном. — Да и нехорошо, человек все-таки, не корова дохлая.

— Пусть Ветер его… передвинет! — отступила в сторону Сонечка. — Ветер! Положи в яму! В яму! — последний вскрик относился к дракону, который, облизываясь, уже принюхивался к мертвому телу. Но Ветер и сам сообразил, что чудесный запах доносится вовсе не из котелка с драконьей похлебкой. Человечину он не любил, хотя при желании и сильном голоде мог питаться хоть трупами, хоть еловыми бревнами.

— Вот умница! — Сонечка почесала нежное место за нижним рогом дракона. — Сейчас будем кушать.

Скармливая питомцу брикеты, она всячески хвалила его, сдерживая тошноту. Кузьма засыпал могилу и плотно утрамбовал землю.

— Не знаю прямо, может сказать жрецам… — бурчал он. — А то что-то зомбяков в последнее время развелось многовато. Как бы и этого не подняли.

— Времени нет с ними объясняться, — вздохнула Сонечка. — Эльфы же просто так не могут, им все с церемониями, да чтобы записать, да неспехом…

— Неспехом — это правильно! — назидательно высказался гном. — Нельзя же как люди — все бегом-кувырком.

Переночевав под крыльями у Ветра, словно в кожаном шатре с печкой, гномы в последний раз раскрыли карту и обсудили заключительную часть путешествия.

— Придется уж нам на Ветерка положиться, — проворчал Кузьма. — Ты, конечно, за своего питомца горой готова встать, но как ни крути, риск огромный. И ты не достаточно знаешь о драконах, и Ветер по-ихнему совсем еще молодой, только из пеленок… яйца то есть.

— Сбегаю только на почту, ага? — Сонечка крутнулась было на одной ноге, но тут же грустно вздохнула. Ни от Марусеньки, ни от Клайда не было никаких вестей. Да и Седди пропал, а ведь Сонечка его в школе знала немного.

— Моежт, вместе сходим? — предложил Кузьма.

— Да что со мной в Парящей деревне может случиться? Город у эльфов тихий, а те, кто вашего Пакса убил, давно уже ушли отсюда.

— Меня другое беспокоит, — покачал головой гном. — Почему его тело до сих пор не нашли? Эта поляна близко к городу, а стража тут усиленная, потому как дети в лесах живут и ученики тренируются.

— Думаешь, на них напали? — округлила глаза Сонечка. — Поэтому стражи дозором больше не ходят?

— Да нет, скоее наоборот, все тут тихо-гладко… Знаешь ведь, как орки говорят: «Рыба тухнет с головы!»

— Хм… — гномка задумалась. Ей было не по себе, но в то же время она понимала, что Пакс мог описать Кузьму врагам, а ее пока, вроде бы, никто не видел. — Думаешь, кто-то из местных воду мутит?

— Да уж не иначе как, — подтвердил Кузьма. — Ты уж осторожнее, будешь почту проверять — оглядывайся, мало ли кто подслушивает. И не болтай там ни с кем.

— Ку-узечка! — пропела гномка довольно ехидно. — Я тебе не Марусенька-несмышленыш! Сбегаю до почты и назад. А если кто спросит — скажу, что поручение от банка выполняю, спешить должна. Опять же, что к лесу от города побегу неудивительно — может, я в Адор тороплюсь через перевал.

— Ладно-ладно, — усмехнулся Кузьма. — Я просто волноваться буду, ты уж поскорее.

До Парящей деревни Сонечка летела как на крыльях. Он сказал, что будет волноваться? За нее? Может быть, все эти приключения дадут ему понять, что она, Сонечка, для него значит? Или он точно так же волновался бы и за племяшку, и за Клайда?

На почте она осторожно запросила письма на свое имя и на имя Кузьмы. Помощник мага-почтовика, симпатичный молодой эльф, погрозил гномке пальцем, как ребенку:

— Не положено на чужое имя получать, даже и не проси!

— Чужое! — возмутилась Сонечка. — Какое-такое чужое! Да он мне… я ему… — она смешалась. — Мне ж не получать, а только сказать — есть или нету? — тут же нашлась она.

— Тебе нету, а про другого адресата не положено, — эльф скрестил руки на груди.

— Ой, ну пожалуйста, ну это так важно, только кивните — да или нет, я ему передам! — заканючила гномка, привыкшая торговаться до последнего.

— Не положено! — отрезал эльф, но на его лице мелькнула улыбка. Покосившись на приоткрытую дверь во внутренние помещения, он пошевелил два желтых кристалла на дальней полке и подмигнул Сонечке. Та, понимающе кивнув, поныла еще для вида, попрощалась и поскорее покинула почту.

Кузьме пришло целых два письма! Интересно, от кого? От Вивиан с эльфами и от Кселлы? А может, объявились Клайд и Марусенька?

Находясь в радужном настроении, Сонечка сперва не поняла, откуда взялось на ее дороге что-то мягкое и пахнущее благовониями. Только подняв голову, гномка с изумлением обнаружила, что дорогу ей заступил клирик в парадном облачении.

— Мир вам, Ваше преподобие… — пробормотала девушка, досадуя на задержку.

— Мир тебе, славная гномка! — ласково кивнул жрец. — Не можешь ли ты помочь мне кое в чем?

— Со всей нашей радостью, — постаралась улыбнуться Сонечка. — Токо поспешать нам надо, потому как от банка поручение имеется срочное…

— От банка? — клирик задумался на секунду. — Вот мне повезло! — обрадовался он неожиданно. — Мне ведь как раз кое-какие банковские дела нужно выяснить. У вас ведь все всегда учтено, все записано? — польстил он.

— Точно так, ваше преподобие. Только не помню я, чтобы с вами дела вела когда-либо.

— Нет-нет, конечно не со мной. С моим учеником. Тот нерадив попался, да и потерял важные бумажки, а как я могу запрос в вашем банке сделать без них? Может ты подскажешь мне, милостью богини, куда мог деться перевод средств из Глудио в Глудин весной позапрошлого года?

— К этому я отношения не имею никакого, — твердо ответила гномка. — Никаких переводов из Глудио в Глудин не передавала отродясь. Я вообще все больше по наследственным делам…

— Так то и было наследство! — вскричал жрец, страшно огорченный. — Бедная, бедная девочка… — пробормотал он, разочарованно отворачиваясь от собеседницы. — Она еще не оправилась от гибели отца, а тут еще и деньги пропали… Что же мне делать? Я должен помочь своей ученице…

— Эй, — сердобольная гномка тронула клирика за рукав, — Я вам сейчас быстренько напишу, кого из наших запросить можно. По моей рекомендации они вам все проверят безо всяких бумажек. А я точно из Глудио не носила…

— Ты не могла забыть, я знаю, что гномы помнят все досконально, — кивнул клирик с благодарностью. — Пойдем, я дам тебе лист пергамента, чтобы ты написала письмо. А то мне не к лицубегать по городам с какой-то запиской, — он смущенно улыбнулся.

— Хорошо, — согласилась Сонечка, шагая за ним в гостевой домик, стоящий на отшибе. Она удивилась, почему клирик не поселился при эльфийском храме, ведь светлые эльфы и люди молятся одной богине? Слишком занят своими поисками, чтобы тратить время на политесы с эльфийскими жрецами? Это можно понять… интересно, кто носил эти деньги из Глудио? Сонечка была уверена, что той весной на посылках в банке из учеников была только она одна. Но, может быть, это был не ученик, а кто-то из служащих? Наверное, сумма приличная, коли так. Но постойте, если деньги пропали почти два с половиной года назад, почему жрец начал искать их только сейчас? Как же упомянутая бедная девочка жила эти годы? Наверное, училась там, на Острове… человек же сказал, что она его ученица.

Рассуждая так про себя, Сонечка уселась за стол и принялась тщательно выписывать каллиграфические буквы, стараясь не сделать ни одной помарки. Закончив письмо, она набросала на клочке бумаги список тех гномов, с которыми стоило побеседовать жрецу.

Клирик нервно расхаживал по крошечному помещению и вздыхал. Когда гномка дописала, он налил ей густого фруктового сока, который так любили эльфы. Сонечка не смогла отказаться от сладкого напитка. Сверху плавали крохотные комочки пыльцы, напоминая своим запахом о нагретых солнцем соцветиях в эльфийских садах.

— Благодарю, благодарю! — клирик кланялся, прижимая руку к сердцу. — Я так рассчитываю на гномскую точность. О ней просто легенды ходят. У тебя, наверное, уважаемая, все учтено. А мои писцы вечно все путают и теряют. Может, мне отдать их в обучение к гномам? — он рассмеялся, рассматривая письмо. — Так тебя зовут Сонечка? — жрец закивал так, будто это было невесть как удивительно.

— Точно так, ваше преподобие, — гномишка уже начинала нервничать. Вдруг Кузьма разволнуется и заявится в город? Нужно скорее бежать…

— А где мне тебя найти, — улыбка жреца стала больше похожа на усмешку, — если вдруг окажется, что это ты должна была доставить деньги несчастной Аделаине?

— Да вы что… — гномка чуть не взорвалась от возмущения. — Вы меня?.. Что я украла?..

— Ну, помимо кражи может много чего случиться по пути, — голос клирика стал вкрадчивым. — Монстры, грабители, психи…

— Вот! — сердито плюхнула свою торбу на стол Сонечка. — У меня все поручительства целы и все расписки! Больше ничего не было, кроме этого! — и она стала сердито выкладывать на стол запакованные в магические чехлы бумажки. Такой документ невозможно было ни украсть, ни подделать, ни вытащить из чехла.

— Если я не прав, я принесу тебе свои глубочайшие извинения, — склонил голову клирик. — Пойми, я так переживаю за свою подопечную. Она еще не знает, что ее наследство пропало. У девочки на носу Испытание, и я не хотел волновать ее. Думал уладить это недоразумение сам… — клирик пожал плечами. — Ведь гномский банк считается самым надежным в Адене!

— Он и есть самый надежный! — буркнула гномка, смиряя обиду. — Вот, глядите сами: апрель, Тамриса, наследование тете из Адора… так… пять кошелей золота.

Дальше: май, Клайд, сын Рея, накопительный вклад от родителей… — голос Сонечки дрогнул. Великая Марф, надо же быть такой идиоткой!

Она попыталсь осторожно выскользнуть из-за стола, покуда клирик склонился к ее бумажкам. Но ноги почему-то подгибались и не слушались.

— Не торопись, — махнул рукой клирик, даже не поворачивая к ней головы. Может быть, она просто отсидела ноги, пока писала это письмо? Он не выглядит… не выглядит злым или опасным, этот человек. Сонечка сделала еще шаг в направлении двери. Клирик читал. Еще шаг. Читает.

Вот и улица, какое облегчение! Нужно только дойти до леса, а там Ветерок повезет их, и ноги в полете отойдут… Вот и Древо… пандус кажется таким крутым и скользким для непослушных ног. Трава гораздо мягче. Нужно сделать небольшой круг, вдруг за ней наблюдают из города? Дойти до озера, потом только повернуть вдоль реки к знакомой поляне. Только бы Кузьма не вздумал кинуться ей на выручку!

Да нет, если уж он видит ее сейчас, то ни за что не станет вмешиваться. Должен понимать, что у нее могут быть веские причины топать по кругу. Хотя было бы неплохо опереться на его руку… он такой сильный! Однажды он поднял ее на руки и нес до самого верха шахты, потому что она подвернула ногу.

Полуденный бриз нес аромат луговых цветов. Сонечку слегка затошнило от приторного запаха меда. Неужели в питье было что-то подмешано? Ну, гномов так просто не отравишь! У гнома желудок как у дракона, гномы корой питались в голодные времена…

Лес скрыл Сонечку. Теперь ее не видно, и можно было бы отдохнуть немного, но она упорно шла вперед. Ноги слабеют, и ей делается страшно. Был бы тут Клайд с его противоядными заклинаниями… или Сэйт… Будем надеяться, что у Кузьмы сохранилось хоть несколько вяжущих целебных листьев…

Шум водопада наполняет собой пространство. Или это в голове так шумит? Гномка идет, цепляясь за ветки деревьев, за стволы и покрытые мохом валуны. Но возле самого озера силы оставляют ее, и она падает навзничь на мягкую, прохладную траву. Накатывает такое облегчение, что из ее груди вырывается слабый стон. Она отдохнет и двинется дальше… Почему так рано темнеет?

Двое склонились над улыбающейся во сне гномишкой. На их лицах была легкая досада.

— Далеко же она утопала! — поцокал языком первый — худой, как вешалка, эльф.

— Я же не собирался ее отравить насмерть. Что толку? Пришла бы в себя после выморока и рванула бы во Врата, — пожал плечами клирик, крутящий в руках скомканую бумажку.

— Не строй из себя, — надменно дернул подбородком эльф. — Ты чуть не упустил ее.

— Чушь, — клирик был холоден, как снега Элмора. — Еще сотня локтей, и я бы просто усыпил ее заклинанием. Тут уже никто не увидит.

— Ну что, отрезай что тебе там велено: косичку, палец? — и давай притопим ее тут.

— Она меня запомнила! — возмутился человек. — Я с ней почти час болтал. И ты думаешь, что стоит ее отпустить?

— Ну, пришибить ее насовсем я бы тоже не отказался, тут ты прав. Но у меня сейчас нет ни одной заклятой стрелы или кинжала, а ты не некромант. Так что давай покончим с ней поскорее и будем уносить ноги.

— Зачем же? — усмехнулся жрец. — Есть более надежный способ. Давай, бери ее на руки и пошли. У меня тут есть… спокойное местечко.

— С какой стати я должен таскать замарашку? — возмутился эльф. — От нее пахнет крысами! И почему ты командуешь мною!

— Может быть, — промурлыкал жрец, — потому что мне сегодня пришла посылочка с южных островов, а? И я хочу с тобой поделиться кое-чем?

— Ты настоящий друг! — жалко залебезил эльф. — Ты не забываешь о моей маленькой… маленькой…

— Просьбе, — кивнул человек. — А теперь помоги мне, друг, отнести это создание в одно место, и я буду более чем щедр с тобой.

Эльф без лишних слов подхватил гномку на руки. Ему было неудобно идти, глядя вперед через нее, и он, не долго думая, перекинул ее через плечо головой вниз, придерживая только за ноги.

По дороге им встретилась только одна ученица, юная эльфийка, бестолково отмахивающаяся мечом от двух дриад. Клирик стреножил обеих тварей заклинанием и милостиво улыбнулся девушке. Та уставилась на гномку круглыми глазами.

— Совсем житья не стало от этих пахарей, — пожал плечами человек. — Вот, поймали одну у самой Парящей деревни. Отнесем ее к нанимателю и поговорим с ним серьезно.

— А может, выкупим бедняжку, — сиропно добавил эльф, с интересом кося на соплеменницу. Та собралась было что-то ответить, явно одобрительное, но тут дриады пришли в себя и курсантке стало не до светских бесед.

— Ничего девочка… — несколько раз оглянулся на нее эльф.

— Да, только не в твоем вкусе, — усмехнулся клирик. — Не сирота.

Молча они добрались до заброшенной эльфийской крепости. Из коридоров цитадели-могилы несло затхлостью и тленом. Клирик шагнул в полумрак, не обращая внимания на груды костей и лужи крови на полу. Тут все время околачивались какие-нибудь новобранцы, но в этот раз им повезло. Они свернули в боковой проход, никого не встретив. Пара скелетов отступила с пути, едва завидев клирика. Проход оканчивался тупиком, но человек потянул скрытый рычаг, и низенькая дверца открылась совершенно бесшумно.

В сводчатой комнате было почти светло. На подставках горели несколько магических светильников, теплился огонь в гигантском — впору дракона жарить — очаге.

— Неплохо ты устроился, — присвистнул эльф. — Прямо у наших кичливых старикашек под боком.

— Эти старикашки загадили весь наш мир, — сердито буркнул клирик. — Наши старикашки, ваши, гномские. Всюду они правят, учат и подгребают все под себя. Нужно состариться и отрастить бороду в локоть, чтобы тебя признали. А я не хочу… не хочу ждать так долго!

Эльф небрежно кинул гномишку в высокое кресло и подошел к очагу. Его заметно потряхивало.

— Экая громадина… — пробормотал он, озирая закопченое устье трубы, больше похожее на вертикальный тоннель. — Недаром говорят, что эту крепость строили еще гиганты.

— Все может быть, — пожал плечами человек.

— Ну что… — потер он ладони. — Как там наша посылочка?

— Погоди… — отмахнулся от него клирик. — Сначала мне нужно заняться нашей гостьей. Не ровен час придет в себя раньше времени, тогда придется все заново начинать. Что она сейчас помнит? Что я ее отпустил, она шла-шла и упала. Мало ли, солнышко напекло, — он рассмеялся. — А если придет в себя в какой-то норе, увидит снова меня, да еще тебя, тут уж мозги не запудришь. Тут придется серьезные меры принимать. А с тебя за каждую настоящую смерть спросят. И по головке не погладят. Лишнее внимание нам тоже сейчас ни к чему.

— Так то оно так… — эльф сделался очень недовольным, но смирился. Он то потирал свои ладони, то прятал их под мышками.

— Налей себе чая и не мельтеши, — посоветовал клирик. — Я управлюсь за полчаса, не больше.

— Чаю, чаю… — ворча, эльф занялся заваркой.

Жрец тем временем усадил гномку поудобнее и мягкими полосами ткани, похожими на широкие бинты, привязал ее к креслу. Руки примотал к подлокотникам, ноги к ножкам, сделал несколько оборотов вокруг живота и последние витки закрепил на лбу. Теперь при всем желании Сонечка не могла бы пошевелить ничем, кроме кончиков пальцев.

— Слушай, а что же ты ее не раздел? — разочарованно спросил эльф, осматривая пленницу.

— От холода быстрее очухается, — пожал плечами клирик. — Потом, уверяю тебя, раздетая гномка ничуть не женственнее, чем одетая.

— Крысеныш, — сплюнул в очаг тощий. — Бесполезное создание!

— Если бы ты помолчал, я бы закончил быстрее, — прищурился человек. — Ты меня изрядно отвлекаешь.

— Неужели это сложнее, чем промыть мозги десятку пахарей? — искренне удивился тот. — Ты же постоянно этим занимаешься…

— Пахари признают мою власть над собой, потому что они или сами нанялись, или попали в плен и подписали договор, — пояснил клирик. — Когда разум не сопротивляется, тогда все получается просто. А эта интриганка, я уверен, будет упорствовать до последнего. Поэтому мне придется действовать медленнее, но зато наверняка.

— Что ты с ней собираешься сделать? Оставить полудуркой? Глухонемой? Или превратить ее в беспамятную марионетку?

— Надежнее всего — последнее. Искалечить — это всего лишь оказаться сильнее здесь и сейчас. Если найдется более сильный маг, он просто исцелит ее разум, и она при этом все вспомнит. Нет, полное подчинение — единственный способ для меня.

— Да разве она даст подчинить ее? — хмыкнул эьф. Его болтливость становилась нервной, а хихиканьте неестественным.

— Конечно, она не позволит это чужому. Но ведь она подчинена себе самой? В какой-то мере, подчинена друзьям, родным. Значит, я должен стать частью ее существа, ближе чем другом, больше, чем родичем.

— Силой? Ты просто заставишь девчонку рехнуться. — пожал плечами эльф.

— Силой — да, — в голосе клирика послышалось удовольствие. — Но у меня были хорошие учителя… от них я научился действвать терпением и лаской. Мое самое страшное оружие против чужих разумов — полная откровенность. Я стану ею, но при этом позволю ей стать мною. Это не будет иметь никакого значения, когда ее разум полностью окажется в моей власти. Прикажу — и она все забудет. Прикажу — и умрет навсегда сама, без всякой магии. Отречется от своего Стража Душ и все… — он рассмеялся. — Да за одно это открытие мне полагалось бы место главы Храма! Но нет, настырное старичье не отдаст своих привелегий просто так…

— Будешь ей рассказывать, как тебя в детстве собачка укусила или что? — эльф уселся на крохотную скамеечку возле очага и сунул ладони к самым углям.

— Нет, рассказывать — это долго. Тут придется действовать магией. Поэтому твоя болтовня может мне помешать. Одно слово — и все насмарку. Поэтому я тебя немножко зачарую, хорошо? — клирик похлопал эльфа по плечу. — Посидишь в тишине, потом сразу отправимся за посылкой…

— Так ее тут нет? — разочарованно протянул тот.

— Конечно, нет. Ты бы сразу почуял, не так ли?

— Не знаю, — эльф надулся, подобно обиженному ребенку. — Я в последнее время не очень… различаю запахи. Может, ты меня выпустишь, я пока сбегаю, помогу той девочке тренироваться?

— Ну что ты, — клирик всплеснул руками. — А вдруг со мной что-то случится? Мне же будет нужна твоя помощь. Я сейчас усыплю тебя, и тебе станет полегче. А если ты придешь в себя и увидишь, что я без сознания, приведи сюда Рогача.

— Ладно, ладно, — неохотно согласился тощий. — Давай скорее. Постарайся в обмороки не грохаться, возись тут с тобой. Вы, люди, какие-то очень неуклюжие… — с этими словами эльф лениво перебрался на широкую лавку у стены и натянул на себя первую попавшуюся шкуру. — Да колдуй аккуратнее, а то у меня потом голова болеть будет! — махнул он клирику вялой рукой.

Человек аккуратно выполнил необходимые пассы и погрузил эльфа в глубокий магический сон. Потом подумал и добавил заклинание молчания. Только после этого позволил себе злобно пнуть свесившуюся с лавки тощую ногу.

— Длинноухая безмозглая пиявка, — бормотал он себе под нос, присматриваясь к состоянию гномки. — Язык без костей и голова без мозгов! Если он уже стал терять нюх, то скоро потеряет и разум. Пора избавляться от него. Нужно только проделать это осторожно. Желательно — чужими руками и так, чтобы он ничего не смог разболтать. Он хочет своего дурманного порошка? Он получит его. Но кроме того, у меня есть несколько весьма экзотических травок… весьма. Одна из них может усилить его нездоровое влечение к женщинам. Ведь как мужчина он пустое место. Его страсть — пугать и мучать их до смерти. Другая погрузит его в пучину такого мрачного настроения, когда смерть кажется отрадой. А третья постепенно заставит его язык разучиться произносить слова, — клирик потер руки, но не злорадствуя, а скорее стряхивая с них след прикосновений эльфа. — Потом отвезу его поближе к восточным поселениям и выпущу. Пара женских трупов — и охотники начнут травить его как бешеного монстра. И даже если им взбредет в голову допросить маньяка, прежде чем прикончить, он уже онемеет к тому времени.

Человек стал смешивать пахучие травы на небольшом столике возле камина. Время от времени он посматривал на гномку и продолжал разговаривать сам с собой:

— С какой мразью приходится иметь дело! Богиня, во славу твою радею… Дурная привычка болтать себе под нос! Нужно отвыкать, а то одичал тут, в ожидании. Зато теперь я знаю десяток имен. Клайд, сын Рея… хм… не тот ли лохматый парнишка, который принес мне книги во время Испытания? Я забыл расспросить его — чем он умаслил старика Лиотеля? Впрочем, тот уже, кажется впал в детство и мог написать идиотскую расписку просто ради насмешки надо мной.

— Как мне не хочется делать это снова… — клирик покосился на Сонечку. — Вспоминать все с самого начала, быть беспомощным изменить что-либо… И у нее полным-полна голова похожих мерзостей. Говорят, гномы с детства работают в своих шахтах, как проклятые. Нечего сказать, светлая память! Мне только чужих гадостей не хватает.

Наконец, клирик закончил возиться с травой и аккуратно пересыпал смесь в мешочек. Протер руки тряпкой и сел на табурет возле гномишки.

— Ну, дорогая Сонечка, вот и я, твой самый лучший друг, — с печальной насмешкой поклонился клирик неподвижной жертве. После этого обновил заклинания на своем обреченном приятеле-эльфе и взял девушку за холодные пальцы рук.

— Было тепло, очень тепло, жарко… — тихо и медленно начал рассказывать человек. На секунду его голос дрогнул:

— Целительница растопила очаг, хотя стояла середина лета. Она не обладала магическими способностями, но была очень опытной. По всей комнате курились какие-то пучки трав, ароматные шарики, пахучие зерна. Мужчина стоял у окна и смотрел на улицу. Ему было тоскливо и скучно. Вся эта суета не значила для него ничего, кроме потерянного времени. Пока это не закончится, он не сможет снова быть со своей женщиной. Значит, придется потерпеть.

Он не расхаживал туда-сюда, не задавал дурацких вопросов, не ругался и не требовал налить вина. Он просто молча стоял у окна, как на страже. Когда суета и крики за спиной делались громче, он коротко оглядывался на целительницу, и та невольно втягивала голову в плечи. У мужчины был тяжелый взгляд, как лапа боевого дракона.

Он был воин каких поискать, знаменитый полководец. За многие годы, идя от победы к победе, он разучился прислушиваться к чьему-либо мнению, кроме своего. Он жил так, как ему нравилось, и все условности ему заменял блеск клинка и звон золота. Правители готовы были прозакладывать свои замки, лишь бы он со своим отрядом встал на их сторону в той или иной распре. И он выбирал сам — то выгодную службу, то легкую победу, то тяжелый поиск, то долгую охоту.

Эта женщина была одной их его прихотей. Не жена, не любимая — просто драгоценная игрушка, еще одно завоевание. Дочь благородных родителей, последовавшая за ним, как очарованный элпи. Не требующая виры, не мечтающая о браке, покорно глядящая влюбленными глазами в его суровое лицо.

Как некстати ей приспичило рожать! Он не был с ней больше четырех месяцев, и сейчас у него всего лишь три дня. Его ждет битва и осада на северо-востоке. И вместо отдыха он вынужден стоять у окна и слушать похожие на мяуканье приглушенные вскрики за спиной.

Запах боли и крови не смущал его. На поле битвы эти ароматы становятся привычными. Но чутье опытного воина различило в спертом воздухе знакомое дыхание смерти. Он решительно отодвинул какую-то женщину с пути и шагнул к кровати.

— Что с ней? — потребовал мужчина ответа у акушерки.

— Похоже, господин, она теряет кровь, — развела та руками. — Снаружи ничего не видно, но так бывает, когда кровь течет внутрь…

— Знаю, — рыкнул тот. — А ребенок?

— Еще минута-две, — робко предположила целительница.

— Ну так сделайте что-нибудь поскорее, чтобы он родился! Да пошлите кого-нибудь в город… где тут в этой дыре приходят в себя после выморока?

— Да, господин… — акушерка попыталась мягко надавить на живот роженицы, что-то ласково приговаривая.

— Хватит возиться! — мужчина оттолнул ее. — Вряд ли она устроена мудреней буйволицы или волчицы! — с этими словами он сильным движением обеих ладоней нажал на выпуклый живот, словно выдавливая что-то из него.

— Так нельзя… — пискнула акушерка, растопыривая широкие юбки и падая на колени у ног несчастной роженицы. — Вы покалечите ее!

Ребенок, посиневший и жалкий, выскользнул ей прямо на руки, будто намыленный.

— Вот и все! — мужчина вытел руки об простыню. — Что она, все еще жива?

— У вас сын, господин! — попыталась изобразить радость целительница.

— Убери его, — прикрикнул воин. — Сосунки, не способные держать меч, меня не интересуют, — он хохотнул.

— Господин, она хочет что-то сказать вам… — помощница акушерки, тусклая тетка в сером чепце стояла, наклонившись к иссиня-бледной роженице.

— Ну что еще? — воин подошел к распластаной на кровати женщине.

— Скажи… — выдавила та из себя. — Ты любишь меня хоть немного?

— Экие глупости… — втянул широкими ноздрями воздух отец ребенка.

— Любишь ли ты меня? Позаботишься ли ты о нашем сыне?

— Лучше не зли меня! — он поднес к носу еле живой женщины свой кулак. — Меня не интересуешь ни ты, ни твое отродье. Лучше бы я остался с маркитантками, чем тратить время тут, слушая твое мяуканье и высокопарную чушь. Хочешь быть со мной — делай как я хочу! Не нравится — проваливай. Это ты таскаешься за мной, а не я за тобой, понятно?

— Ты никогда не любил меня, — женщина посмотрела в потолок. — Я была слепа все эти годы. Я причинила столько горя своим родным — зачем?

— Слушай, старуха, — тем временем воин сгреб за шкирку целительницу. — Тебе заплачено золотом, а ты не можешь разобраться, что с ней да как. Помирает она или уже нет? Мне посылать слуг в город или ждать, пока ты ей вправишь мозги на месте?

— Господин, — акушерка кусала губу не столько от боли, сколько от ужаса перед происходящим. — Она совсем плоха, господин, ее жизнь вот-вот оборвется. Вы бы сказали ей хоть одно ласковое слово, ради всех богов!

— Одни дуры, — скучным голосом изрек мужчина и, отпустив акушерку, двинулся к выходу. — Пусть пошлет за мной, когда перестанет мяукать всякие глупости. А ребенку наймите няньку и кормилицу, чтобы я его не видел и не слышал.

— Страж свидетель! — произнесла женщина на постели, неожиданно садясь. — Страж мой свидетель, ты — бездушное чудовище, машина для убийства! Ты погубил мою жизнь, так пусть же она закончится на этом. Уходя добровольно из жизни, я проклинаю тебя и весь твой род навеки! — с этими словами она взмахнула руками, словно пытаясь удержаться за воздух и рухнула обратно на подушки. Помощница акушерки закрыла лицо руками. Сама целительница замерла, как громом пораженная, прижимая к себе едва обмытого младенца.

Воин кинулся к ложу. На его лице был нешуточный испуг. Он потряс свою наложницу, потом попытался поднять ее. Тело оставалось безжизненным.

— Пошлите слуг… — крикнул он. — Она в вымороке!

— Вы же видите, что нет, — устало молвила целительница. — Она ушла навсегда.

— Нет, нет! — из его груди вырвалось рыдание, больше похожее на рев медведя. — Она моя! Я не отдам ее никому, даже Стражам или богам! Она не смеет перечить мне, тем более уйти от меня! Вставай, вставай! — он потянул женщину за руку.

Целительница медленно отступила к дверям. Этот воин был явно не в себе. Но его огорчала лишь потеря, утрата любимой забавы: красивой, образованной, умной и покорной наложницы. Ни капли любви или жалости не было в его воплях. Когда створка уже приоткрывалась, помощница с глупой улыбкой вылезла из своего угла:

— О, благородный господин! Но в утешение она оставила тебе сына! — простодушно произнесла она. Акушерка отсупила за дверь, в стенную нишу. Там стояла какая-то кадка с цветущим кустом. Пожилая женщина замерла за колючими ветками, стараясь не дышать. Она не испытывала никаких иллюзий относительно этого человеческого самца. Может быть, Страж душ хранил ее в эти минуты.

— Я рстопчу этого ублюдка! — взревело за дверью. — Он, этот похожий на сливу уродец отнял ее у меня! Он убил ее своей мерзкой плотью! Где это отродье? Куда вы дели его?

Из комнаты раздался короткий болезненный вскрик и глухой удар. Потом дверь с грохотом распахнулась, ударив в стену. Мужчина метался по этажу, заглядывая во все двери и выкрикивая угрозы.

Целительница видела в узкую щель свою помощницу, лежащую с неестественно свернутой на бок головой. Потом силуэт тела дрогнул. Простушка отделалась вымороком. А вот младенец, душа которого еще непрочно скреплена узами с этим миром, может и не вернуться назад. Вымороки грудных детей часто оканчиваются смертью, кому, как не ей знать это слишком хорошо.

Новорожденный взрогнул от очередного вопля своего отца и распахнул темно-серые глазенки. Его губы дрогнули и скривились, потом ротик начал открываться. Две жизни повисли на волоске, тем более что воин стоял у лестницы, прислушиваясь и шумно дыша.

— Где же ты, хитрая дрянь? Хочешь потом шантажировать меня этим выродком, да? Хочешь получить мои деньги? Но я отлично знаю, что сосунки дохнут совсем. Сколько раз приходилось… — он захохотал, но тут же оборвал себя, снова прислушиваясь. Не только плач, даже легкий писк младенца мог выдать укрытие за дверью.

Взмолившись всем богам, акушерка торопливо сунула в приоткрывшийся ротик мизинец. Ребенок начал жадно сосать его, постепенно успокаиваясь. Где-то на улице раздались крики множества людей. Скорее всего, пришедшая в себя помощница позвала на помощь стражу.

Тихие шаги на лестнице. Медленно-медленно мужчина крадется вниз. Может быть, выскользнуть из-за куста и спрятаться в одной из комнат? В них литые засовы, если удастся задвинуть тяжелую задвижку, то даже у этого монстра не хватит сил сразу вышибить дверь. Или лучше отдать ему ребенка? Что ей за дело до чужой беды?

Наполовину осиротевший мальчик дрогнул всем тельцем и выплюнул мизинец. Видимо, первый голод скрутил его крошечный желудок. Акушерка поводила мизинцем по розовому язычку, надеясь снова обмануть инстинкт, но личико ребенка стало наливаться красным. Ох, и закричит же он сейчас! Ни о чем больше не думая, ощущая только память тела, память бессоных ночей, проведенных со своими пятерыми детьми, целительница вложила в жадные губки свой сосок. Младенец присосался к ней сильно и жадно, так что кольнуло в груди. Снова блаженная тишина… Ребенок беззвучно сосет, пытаясь получить свою еду. Мужчина одним прыжком вернулся в коридор. Нет, не успела бы она добежать до комнаты. Это была просто ловушка, он выманивал ее. Грохнула дверь по соседству. Потом следующая. Воин проверял, не задвинут ли в какой-либо комнате засов.

Целительница вспомнила, что уходя к роженице, повесила на дверь покоя, где разместили ее с помощницей, потайной магический засовчик. Не весть какая защита, но от любопытных слуг, вздумавших порыться в баночках с зельями да и прихватить себе что-нибудь полезное, вполне помогает. Торговали засовчиками темные эльфы, и акушерка всегда подозревала, что от профессионального вора он не поможет. Крепился засовчик на створку и действовал на 100, 200 или 500 запираний. После этого рассыпался серебристой трухой. Повесить повесила, а запереть не заперла — не до того было. Но замок слушался владельца и на расстоянии — стоит только пошевелить пальцем с надетым на него кольцом-ключом. Тихого щелчка акушерка не услышала.

Зато услышал мужчина, крадущийся по коридору. Его тело глухо ударилось в запертую створку и он торжествующе взревел:

— Вот вы где!

Таранные удары начали сотрясать здание. Целительница, осторожно придерживая сосущего младенца, села прямо на пол. Ноги не держали ее. Бух, бух! — ломился отец новорожденого в пустую комнату.

— Боги, смилостивьтесь! — вдруг в ужасе закусила кулак немолодая женщина. — Что же она наделала, бедная девочка! Она же собственного сына прокляла! Страж охрани, не в себе она была! Мальчик не виноват!

Там, за дверью их и нашла несколько часов спустя помощница. Ребенок крепко спал, спала и целительница, не отнимая его от груди и упершись коленками в бочку с цветком.

Простушка, поминутно озираясь, помогла женщине подняться и приняла из ее сведенных рук спящего младенца. То размазывая по круглому лицу слезы, то облегченно вздыхая, она вышла с ними на улицу. Из ее непрерывной болтовни стало ясно, что стражники долго не могли одолеть буйного полководца. Он то требовал лучших магов-некромантов, то своего новорожденого сына, то обещал смести городишко с лица земли. Неизвестно, чем кончилось бы дело, потому что даже два десятка солдат с трудом удерживали безумца, но при очередной попытке вырваться тот оступился на длинной городской лестнице, ведущей к храму, покатился по ней и свернул себе шею. Его воины бросились в центр города, на поиски пришедшего в себя после выморока господина, но не нашли никого. Только остывающее тело со страшным оскалом продолжало как ни в чем ни бывало лежать у подножия лестницы.

— Это проклятье… — покачала головой целительница. — Все это неспроста. Ты иди домой, Ними. Я отправлюсь на юг. Нужно отвезти мальчика к родственникам его матери.

— Ой, да зачем вам это, мистрисса Алайя! — всплеснула руками круглолицая Ними. — Отдайте его в приют при храме, да и дело с концом. Глядишь, вырастят как надо. А коли родственникам захочется, они сами его разыщут. Не подкидыш же — и имя известно, и кто мать с отцом.

— Не подкидыш, — задумчиво согласилась пожилая женщина. — Только пойду я лучше сама, Ними. Мне так спокойнее будет.

— Хоть бы переоделись, вона, подол весь в паутине, и платье спереди все мокрое… Что это у вас, или вода какая?

— Не вода, Ними. Это у меня молоко пришло, — спокойно ответила целительница и двинулась к своему дому. Через час она уже катила в небольшой тележке, нагруженной нехитрым запасом вещей и еды. В переносной люльке, оставшейся от младшего ребенка, спал младенец, переодетый в ношеные распашонки и туго запеленутый.

Клирик всмотрелся в лицо гномки. По нему пробегали слабые волны эмоций. Нужно было двигаться дальше, туда, где слова уже становятся ненужными. Но ему было трудно остановиться.

— Алайя была моей кормилицей. Ей разрешили пробыть со мной только три года. Больше никто и никогда не любил меня… — сказал он без всякой горечи, скорее задумчиво. — Ну, подружка моя, нам с тобой пора.

Жрец позаботился о чарах для эльфа и устроился на полу возле ног гномишки, так, чтобы касаться ее рукой или хотя бы спиной. Лицо его стало сосредоточенным, как у ювелира, обрабатывающего камень огромной ценности. На нем не было злобы или азарта — только напряженное внимание мастера. Человек наложил на себя несколько защитных заклинаний и закрыл глаза. Под его ладонью судорожно сжимались и разжимались пальцы гномишки.

— Сядь ровно! Не чавкай! — сухой кулачок больно ткнулся мальчику под лопатку. — Не смей меня позорить!

Он поспешно выпрямил спину и старательно прикрыл рот. В четыре года это не так просто: сидя ровно, не чавкая, пользоваться двенадцатью столовыми приборами и вежливо кивать, когда к тебе обращаются взрослые. Но ему почти удавалось.

— Отстань от него хотя бы дома, Сейбис, — добродушный толстяк отрывается на минуту от игры в эйнгран с таким же круглым и добродушным подростком. Впрочем, направленные на мальчика взгляды безразличны, как глаза водруженной в центре стола вареной рыбины.

Если на обед рыба, значит придется воспользоваться дополнительным ножичком и щипцами… хорошо, что не моллюски и не крабы!

— Уж тебе-то точно все равно, что будут думать о нашей семье, Дживер, когда жрецы возьмут его на обучение!

— Конечно, — толстяк зевнул. — Я надеюсь, что никогда не буду иметь неудовольствия беседовать с ними о воспитании.

Подросток фыркнул, обрызгав соусом салфетку и часть скатерти. Сейбис покосилась на сыночка и снова ткнула племянника в спину:

— А мне вот не все равно, что о нас будут говорить. Пойми, по нему они составят мнение о нас. А Церковь очень влиятельна в Адене. Твои дела не связаны с ними напрямую, но многие твои клиенты работают на них.

— Да-да… — вяло согласился мужчина, которому быстронадоело спорить со своей энергичной женушкой.

— Так, отправляйся к себе и приведи этот костюм в порядок, — это звучит всегда по окончании трапезы. Ну никак не получается не капнуть на себя хоть чуточку. Правда, он уже неплохо научился обращаться со щетками, может замывать пятна и пришивать пуговицы. Тетя обещала научить его стирать, готовить и гладить. Два раза в неделю наставник Моуша, его кузена, давал мальчику уроки грамоты, каллиграфии и математики. В свободное время он учил наизусть длинные эльфийские баллады и речитативом читал их тете перед сном.

— Если уж в тебе есть хоть какой-то талант, ты должен трудиться больше прочих людей! — поучала племянника тетка. — Твоя мать всю жизнь промечтала, вот и опозорила семью. А уж ее предсмертное проклятие — вовсе невообразимая глупость. Посуди сам, зачем мне в доме проклятый? Хорошо еще, что тебя скоро заберут на обучение.

Он так ждал этого обучения! Ему казалось, что там его никто не будет тыкать в спину, появятся друзья. Смешной старичок-наставник, у которого он прожил некоторое время, рассказывал о Школе только хорошее, играл с ним в интересные игры и совсем ничего не требовал.

Но первый же день в школе жестоко разочаровал его. Среди его одноклассников оказался мальчик, знакомый с его семейством и слышавший о проклятии его матери. Будущие маги повеселились от души: они то дразнили его, то задушевно предлагали снять проклятие. Когда же он наивно спрашивал, что для этого нужно сделать, ему советовали всякую чушь: то достать тины из протекающей под стенами Школы речушки, то набрать жабьей икры.

Вынырнув в первый раз из речки с полными горстями тины, он увидел хохочущую толпу ребят.

— Ой, какой он зеленый! — надрывался какой-то остряк. — Наверное, его мама была из орков!

Он пытался драться — неумело, с отчаянными слезами бросаясь на обидчиков, но их всегда было больше. Он пытался жаловаться наставникам — ему устроили суд, как ябеде и вымазали с ног до головы жирной сажей из кухонной трубы.

Два года он прожил в отчаяньи, потому что впереди не было никакой надежды. Никто никогда больше не заберет его никуда. Он закончит Школу и будет по-прежнему жить среди этих людей, становясь просто старше и старше. Зачем Алайя спасла его? Быть может, после смерти проклятие было бы снято, и его душа снова вернулась бы в этот мир, воплотившись в долгожданного ребенка в дружной семье…

Потом настал день, когда он увидел Змея. Он так никогда и не узнал, кто был этот проверяющий от Церкви Эйнхазад, посетивший их Школу. Молодой священник в расшитых золотом одеждах, ступал по земле так, будто весь мир принадлежал ему. Он не был высокомерен ни с кем: вежливо беседовал с учителями и даже со сторожем у ворот, садился на корточки перед новичками, делал комплименты старшеклассницам и трепал по плечу ребят. Когда каким-то образом очередь дошла до маленького изгоя, клирик тоже опустился перед ним на корточки — тот был до того тщедушен и сгорблен, что казался меньше ростом. Положив мальчику руку на плечо, жрец сказал несколько вежливых фраз и пошел дальше. Но в эти секунды мальчик увидел в нем Змея.

Грациозное и опасное создание скользило, подобно живой молнии среди людей, выбирая следующую жертву. От его удара-укуса невозможно было увернуться. Он всегда шел к своей цели — но не напролом, как бык, а плавными изгибами. И он получал все.

На другой день мальчик проснулся раньше других. Все, что нужно, он приготовил с вечера. Для этого пришлось выпить два кувшина воды, но задумка стоила того. В большой комнате дортуара все крепко спали. В три движения мальчик присоединил длинную камышинку к бурдюку из овечьей шкуры, купленому за гроши у какого-то матроса. Трубочка двинулась в полумраке к кровати главного обидчика и забияки. Теплое содержимое бурдюка ни капли не побеспокоило спящего. Минута, другая — и первая капля просочилась сквозь матрас задиры. Бурдюк и камышинка полетели в окно. Мальчик перевернулся на другой бок и спокойно уснул.

Задира был не просто опозорен. Не вынеся всеобщих издевок и намеков, он покинул Школу и доучивался где-то на материке, у бродячих магов. Следующей жертвой мальчика стал сильный и наглый курсант, который повадился отнимать у него добычу, ловко стреляя из лука. Мальчик несколько дней мелькал на одной и той же поляне, изо всех сил изображая, что заинтересован в монстрах, появляющихся на ней. Курсант злорадствовал, думая, что мешает заморышу выполнить задание наставников. В очередное утро мальчик привел туда наставника, попросив показать ему на практике сцепку из трех заклинаний. Не успел наставник прицелиться, как из кустов прилетела стрела. Тоже самое повторилось со следующим монстром, и с третьим… Надо ли говорить, что мальчик привел учителя на такое место, где раздвоенный ствол дерева совершенно закрывал его от сидящего в засаде мародера? У курсанта были крупные неприятности, кажется, даже клан, куда он собирался наняться после окончания учебы, расторг с ним предварительное соглашение.

Так и повелось. Змееныш учился скользить и кусать без промаха. А также отличать и уважать других Змеев. Он понял, что происхождение, богатство — все это может заменить собой власть. И стремился к ней изо всех сил. Старики, добившиеся власти по недоразумению, слабые, неумелые, мешали ему. Он расправлялся с ними так же, как и с обидчиками в детстве.

Он совершенствовал свое магическое искусство, понимая, что только этим он выделяется из толпы.

Родичей своих он больше никогда не видел.

Когда один из главенствующих в Церкви Змеев пришел к нему с рассказом о заговоре жрецов Шилен, Змееныш удивился. Среди Змеев не приняты подвиги и невыгодные поступки. Зачем жрецу Эйнхазад торжество чужой богини?

Но старый Змей пояснил ему: чтобы всемогущая Эйнхазад восторжествовала окончательно! Неужели глупые темные жрецы могли подумать, что всевидящая богиня не знает об их жалком заговоре? Конечно, она все прозрит. И во славу ее нужно позволить заговорщикам победить. Тогда-то презренная шлюха Шилен войдет в наш мир — и Эйнхазад наконец-то покарает ее. Ну а если не покарает, то нам-то что за беда? Мы же будем способствовать сторонникам Шилен, значит все равно будем на стороне победителей.

И вот, один за другим планы заговорщиков стали срываться. Не из-за усилий равных по могуществу магов, а из-за горстки каких-то дилетантов, недоучек, вмешавшихся не в свое дело!

Он должен найти их и нейтрализовать. Может быть, бескровно. Может быть, нет. Это зависит от многого. Змей скользит неслышно и действует хладнокровно. Зачем убивать врага там, где можно сработать тоньше? Зачем сохранять жизнь опасному союзнику? Ничего лишнего, только точный рассчет и молниеносный бросок.

Маленькое и теплое существо слушало его, буквально впитывая в себя обиды маленького сироты, безнадежность изгоя, змеиную мудрость. Оно пыталось восторженно делиться с ним своими воспоминаниями, но он, морщась, отстранялся, не погружаясь в их поток. Все как он и предполагал: какие-то шахты, обвалы, гнусные шипящие големы и снежные бури. Зачем ему это? Глубже, глубже он впускал это существо в себя, терпеливо подманивая его сочувствием, теплом, интересом, жалостью…

Осторожно трогая тонкую преграду между разумами, он наращивал интенсивность воздействия. Гномка уже не пыталась вспоминать свои шахты — она полностью погрузилась в его прошлые детские переживания. Но преграда все еще отзывалась незримым эхом.

Жалость, интерес, обида, сочувствие, интерес, жалость… Что еще? Злость? Нет, она отстраняется… Тут главное — не пережать. Нужно рискнуть и дать ей немного свободы. Куда повернет ее разум?

Маленькая сирота, изгой, насколько вообще могут быть изгои у дружных гномов, несговоренная дружинница, никогда не имевшая собственного дома, много лет прожившая с потерянной памятью, она двинулась навстречу угрюмому чистенькому мальчику, которого прокляла при рождении собственная мать. Который уже стал ей близок и дорог, понятен и нужен. Она протянула к нему руки. Он помедлил и протянул руки ей навстречу.

Защитная преграда разума гномки рухнула. Теплое существо оказалось полностью в его власти. Он умело и быстро спеленал его своими заклинаниями, превращая в покорную марионетку. Он снова справился, и победное чувство заполняет его душу. Теперь нужно осторожно отступить назад, не разрывая связи. Она все еще глубоко внутри, куда увели их воспоминания. Она все еще пытается дотянуться до него. Но его там уже нет. Он выбирается наружу и вот-вот откроет глаза — спокойный, собранный и готовый действовать дальше.

Удар обрушился на голову жреца, больно ссадив кожу за ухом. Мгновенно откатившись за кресло, тот с трудом открыл глаза. Полуголый, абсолютно невменяемый эльф плясал по комнате. На его губах пузырилась черная пена, в обеих горстях был зажат долгожданный порошок из сухих листьев. Клирик ощутил досаду. Он провозился всего немного дольше, чем следовало. Этот придурок проснулся и по запаху нашел свое зелье. Разумеется, немедленно утолил свою жажду и впал в неконтролируемое буйство. И добавленные травки тому поспособствовали. Что же делать? На заклинание не хватит энергии, а оружие осталось возле стола.

Эльф тем временем развязывал гномку, что-то бессвязно бормоча. До клирика долетело только два эльфийских слова: «огонь» и «кости». Бесы знают, что он там затеял! Человек оглянулся в поисках табуретки или кочерги. Видимо, придется действовать грубо.

Отличная бронзовая кочерга солидных размеров обнаружилась под низкой лавкой, стоящей у дальней от камина стены. Клирик оглянулся на придурка. Тот вовсю раздувал огонь в очаге. Гномишка сидела на кресле, совершенно свободная, но не пыталсь даже пошевелиться, таращась на эльфа. В душе у жреца дрогнуло непривычное, давно забытое чувство жалости. Последний раз он испытывал его, когда узнал о смерти Алайи. Человек осторожно полез под низкую лавку, стараясь не привлечь внимания невменяемого соратника резкими движениями. Сразу он девчонку не убьет, так что можно не торопиться…

Черный вихрь вырвался из устья каминной трубы с таким ревом, словно крепость наконец-то окончательно рухнула. Эльфа даже не разорвало — его буквально размазало по камням очага. Лязгнули ослепительные зубы, захлопали крылья, и, пережде чем клирик опомнился, дракон с жалобным воем вылетел обратно в трубу, унося в когтях безвольную гномишку.

— Крылья подпалил… — задумчиво произнес человек, прижимая к себе бронзовую кочергу. На углях чадно разгорался плотно набитый мешочек.

Глава 54. Заблудшие души

Кузьма всматривался в лицо Кселлы так жалобно, что ей делалось не по себе. Этот гном жаждал от нее — нет, требовал! — чуда. Не нормальной, научно объяснимой магии, а некого полубожественного вмешательства. Но все, что она могла дать ему — пару заклинаний для успокоения и легкого забвения. Помочь же гномишке, безвольно сидящей на кровати, волшебница не умела.

Нет, Сонечка не потеряла разум или память. Просто она перестала делать что-либо без приказания. Разве что дышала. Она могла не есть, не пить, не посещать уборную, не спать, не мыться. Но стоило только Кузьме или Кселле молвить: «Сонечка, умойся!» или «Садись есть, Сонечка!» — как гномишка немедленно выполняла приказ.

— Спи, Сонечка! — устало вздохнула жрица. Девушка послушно и аккуратно улеглась: откинула одеяло, поправила простыню, скинула вязаные тапочки, легла и тщательно накрылась. После чего положила руки под щеку и немедленно уснула, обмякнув всем телом.

— Наберись терпения, — в сотый раз повторила волшебница гному. — Она здорова и разум ее не поврежден, он просто опутан чарами. Кто-нибудь из старших магов скоро вернется в Гильдию и избавит ее от этих чар.

— Что там у вас происходит? — сердито спрашивал Кузьма. — Пропали все куда-то, будто провалились! На письма не отвечаете!

— Мне кажется, что нам устроили ловушку, — вздохнула Кселла. — Мы оказались втянуты в позиционную войну возле северных катакомб, населенных довольно разумной нечистью. К нам поступили жалобы и отчеты наблюдателей, что в катакомбах проводятся некие темные обряды и приносятся человеческие жертвы. В окрестных лесах пропадали одинокие путники: охотники, дровосеки. Разведка доложила, что численность монстров велика, но у них нет армии как таковой. Только обычная ярость ко всему живому. Было решено отправиться туда большим отрядом и одним ударом очистить катакомбы и местность вокруг, прежде чем монстры со своими жрецами не начали нападать на поселения. Мы не ожидали, что внутри нас встретит отборный отряд, в котором монстры сражались рядом с разумными. Это было похоже на хорошо подготовленную засаду.

Быстрой победы не получилось. Очень скоро враги связали нас по рукам и ногам частыми магическими атаками. Всякий раз нам хватало сил отбиться, но не оставалось энергии для контратаки. Это нелепое противостояние можно было бы просто-напросто прекратить. Уйти, бросив катакомбы, оставив там только наблюдателей.

Но за нашими спинами расположился поселок лесорубов, поселение мирное и практически незащищенное. Как только мы готовились отступить, группа монстров немедленно пыталась прорваться к поселку. Нам приходилось отбивать новые и новые атаки. Практически, теперь мы непрерывно охраняем все выходы из катакомб, но ни прорваться внутрь, ни покинуть поле боя не можем. Совет Гильдии должен собраться через несколько дней и решить, как нам быть. Магистры тоже не сидят на месте, они заняты проблемами в разных концах Адена.

— Надо было шугануть этих лесорубов, да прикрыть их отход, — пожал плечами гном. — Нехорошо их бросать на растерзание монстрам, я понимаю. Но напугать-то как-нибудь вы их могли?

— Собственно, за этим нас и отправили — Венценцио, Бетану и меня, — согласилась волшебница. — Мы вели переговоры с советом поселка, и это было посложнее, чем выторговать скидку у гнома! — она покачала головой.

— Нешто им избы дороже собственных голов? — удивился Кузьма. — Лесовики сроду скотину не водят, живут с торговли лесом и шкурами, да на подножном корму…

— Лесорубы ушли бы без проблем, — жрица покосилась на спящую Сонечку и понизила голос. — Но в это время года там всегда проходит ярмарка. С гор спускаются пастухи со стадами, купцы приводят караваны и прибывают последние перед зимними ливнями обозы переселенцев. Толпа, гам, ни одной свободной жилой клетушки во всем поселке, за околицей стоят шатры, фургоны и палатки…

Мы пытались договориться с каждым отдельно: с владельцами караванов, с главами пастухов. Но каждый кивает на соседа: мол, если они уйдйт, то и мы двинемся следом. А лесорубы боятся упустить хоть день выгоды: они с этой ярмарки живут потом весь год.

— Ветерка на них спустить… — сердито встопорщил бороду гном.

— Боюсь, что таких молодых драконов там подпаски привыкли запросто от стада отгонять. Их этим не напугаешь. А более матерые ящеры только разозлят местных. Они люди простые, но собственную гордость имеют.

— Глупость это уже, а не гордость! — Кузьма машинально отщипнул от краюхи хлеба и положил кусочек в рот. Кселла вздохнула с облегчением: старый друг не ел уже несколько дней, изнывая от беспокойства за Сонечку.

— Я надеюсь, что мы сможем их убедить. В крайнем случае, протянем эти бессмысленные стычки до окончания ярмарки. Если противник не разгадает наш план, конечно. У них тоже везде глаза и уши.

— А сюда тебя как занесло? — Кузьма смотрел на спящую гномишку, подперев подбородок кулаком. — Я уж и не чаял никого застать… просто Ветер меня не слушается. Куда ему Сонечка до этого приказала, туда и понес…

— Зашла на почту и увидела мало не десяток ваших посланий, — пояснила волшебница. — Первые меня позабавили, следующие обеспокоили всерьез, а последние просто напугали. Ты говоришь, что от Марусеньки так и не было весточки?

— Точно. Только девчушка наша говорит, что она жива и Седди с ней рядом, — вздохнул гном. — Не иначе как в плен попали, бедолаги. Ну, даже если контракт подписали рабский, мы их выкупим. Только бы найти.

— У Вивиан сохранился ее Дар? — обрадовалась Кселла. — Вот поистине хорошая новость. А где Клайд?

— Тоже пропал, — гном развел руками. — Беда просто.

— Но Ви его чувствует?

— Да вроде как. Даже вела нас на юг — мол туда, туда. А потом села и заплакала. Нету, говорит, его больше там, а где — не понимаю.

— Слишком быстрые перемещения создают помехи в определении координат объекта, — вполголоса прокомментировала Кселла. — Попросту говоря, Клайд либо едет верхом, либо плывет, либо летит на драконе.

— Ну, мы тоже так подумали. Поэтому ребята отправились в порт Гиран, а мы с Сонечкой… — Кузьма сжал кулаки, — сюда, вас поискать.

— С ней все будет в порядке, — вздохнула Кселла. — Просто некоторое время стоит быть поосторожнее, разговаривая при ней о наших планах.

— Это что же, выходит что она нынче вроде как шпионка? — возмутился Кузьма.

— Может быть и такое. Если тот, кто околдовал ее, найдет способ встретиться и переговорить с гномишкой, она попросту выложит ему все, что знает. В том числе наши разговоры, планы и прочее. Но я беспокоюсь не об этом. Проще всего не говорить рядом с ней о делах. Но нам придется быть осторожнее и с просьбами. Если она случайно воспримет что-то как приказ… мы можем не успеть ее остановить. Например, если просто сказать: «Иди отсюда!», то она будет идти, пока не упадет от истощения или не попадет в лапы к монстру.

— Мудрено больно, — гном задумался. — Мне вот кажется, что тот колдун тоже был не дурак. Ты не заметила — девочка делает только то, что ей лично говорится. Скажешь ее имя — делает. Не скажешь — не делает.

— Правда? — Кселла глянула на спящую гномишку с интересом. — Да, я не заметила. Это, конечно, упрощает дело.

— Так нам вас тут ждать, стало быть? — уныло поинтересовался гном, глядя, как волшебница торопливо кидает в свою торбу какие-то свитки и порошки.

— Ждать? — женщина задумалась на минутку. — Думаю, что не стоит. Я бы с удовольствием взяла Ветерка, меня-то он слушается. Это сбережет мне кучу времени. А оставлять вас без средства передвижения ждать тут неизвестно чего… не самое лучшее решение. Лучше я возьму вас с собой.

— Да как же… — удивился было гном, но тут же смолк. В самом деле, пока тянется вялая оборона у катакомб, у кого-нибудь из могущественных магов может отыскаться минуточка на исцеление Сонечки. Да и сам Кузьма запросто пригодится этим волшебникам. Боец он пока не слишком-то опытный, но зато и починить много чего может, и с сородичами-купцами договориться.

Ветер против обыкновения летел очень быстро и прямо, не делая виражей и не отклоняясь от намеченого курса, чтобы обнюхать с воздуха кучу навоза возле хутора или дохлого оленя в лесном овраге.

— У нас-то он как бабочка порхал туда-сюда, — хмыкнул Кузьма, бережно прижимающий к себе все еще спящую Сонечку.

— Понимал, что вы не особо опытные всадники, — усмехнулась Кселла. — Хорошо еще, что характер у него добродушный. Да и Сонечку он обожает. Это просто феноменально: обученный дракон слушается кого-то даже без трубы!

Мелькнула далеко внизу Башня слоновой кости, осталось позади Пылающее болото. Дракон пересекал какую-то унылую равнину, по которой беспорядочно двигались в темноте огоньки. Кселла направила ящера повыше, опасаясь выстрела из темноты. То и дело кто-то злобно выл внизу, явно заметив недоступную добычу. Несло сыростью и гнилью. Мертвенные огни на курганах сходились в круги, расходились и таяли в тумане. Кузьма представил себе тысячные армии, поднятые заклятьем из могил на поле древней битвы, неупокоенные, преисполненные холодной злобы ко всему дышащему, и его пробрал озноб.

Сизые клочья тумана накатывали как прибой на темнеющие севернее Мертвецких полей скалы. По ниточке дороги ползла скрипучая гусеница: запоздалый караван торопился на ярмарку. Качались фонари над головами возниц, охранники с факелами шли, держась за борта телег. Дракона они не заметили.

Приземлился Ветер подальше от жилья, на заросшем кустами лугу.

— Вот он, поселок, — сказала Кселла, указывая на горстку домиков, расположившихся на опушке векового бора. — Вы туда ступайте, а я к своим… — она хлопнула Ветра по горячему боку, приказывая следовать за собой. — Будьте осторожнее, я уверена, что в поселке полно соглядатаев наших противников. Я найду кого-нибудь из магистров, кто может помочь Сонечке и приведу его к вам. Думаю, что тебя кто-нибудь из караванщиков приютит?

— Свои-то меня всегда пустят, — кивнул гном. — До встречи, стало быть, — Кузьма приветливо махнул жрице с драконом рукой и озабоченно повернулся к Сонечке, которую он осторожно уложил на свой плащ, расстеленный на траве.

— Просыпайся, Сонечка.

Гномишка дернулась, села и пошарила вокруг себя руками. Через минуту, убедившись, что она не в кровати и полностью одета, она замерла, сидя на плаще.

— Вставай, пойдем, — никакой реакции. — Сонечка, вставай и иди за мной. Мы пойдем в поселок, Сонечка. Не отставай от меня, Сонечка, — голос Кузьмы оставался ровным, хотя в душе все переворачивалось. — Ты уж там молчи, Сонечка. И никого, Сонечка, кроме меня не слушайся, хорошо?

— Хорошо, — гномишка не кивнула, не посмотрела на друга. Личико оставалось спокойным и задумчивым, словно она все пыталась найти что-то в глубине своей души.

Они двинулись по тропинке через луг. Ближе к изгороди стояли шатры и палатки прибывших на ярмарку. Торговые палатки и павильоны разместились с другой стороны поселка. Кузьма обошел две немощеные улочки поселка за пять минут. Домов было не больше трех десятков. От обычных избенок, которые ставили в этих местах охотники, здешние строения отличались непривычно высокими каменными подклетами. На второй, бревенчатый, этаж вели высокие лестницы, украшенные перилами, с двускатными крышами на столбиках. Дерево было украшено резными узорами, перила обмотаны сыромятным ремнем, куски плотной кожи прибиты и к ступеням. А вот нижние этажи-кладовые без окошек и украшений выглядели несколько чужеродно.

— Странное дело для людей — камень ломать, — задумался гном. — И кладка вроде как наша, гномская…

Он пару раз ковырнул побелку, убеждаясь, что под ней скрывается знакомый ровный стес камня.

— Не иначе как раньше тут гномы жили, — подкрутил усы Кузьма. — До того, как в Элмор, небось, ушли. Вот что наша работа значит, стоит веками! А местные просто на старую кладку свои избы взгромоздили, вот и вышли дома в два этажа.

Сонечка безучастно двигалась в шаге позади него. На реплики, не обращенные к ней, она не реагировала. Но Кузьма продолжал разговаривать с ней. Во-первых, это выглядело со стороны естественнее, чем два молчаливых гнома. Во-вторых, он надеялся, что какое-нибудь слово может вывести малышку из ее колдовского отупения.

— Ежли тут наши жили, стало быть где-то и шахты имеются, — рассуждал он. — Небось, запертые стоят с полтыщи лет. Сходить бы, глянуть днем, а? Ну да ладно, сейчас нам ночлег найти надо. Проще всего к караванщикам прибиться…

Через час, отыскав знакомого гнома, прибывшего сюда с грузом соли и пряностей, Кузьма столковался с ним о ночлеге. Взамен купец попросил помочь разгрузить назавтра тяжеленные кули с солью. Выделили им с Сонечкой целую телегу, укрытую плотной тканью на случай дождя. Кузьма уложил гномишку, приказал ей крепко спать и никого, кроме него, не слушать. А сам перекинулся парой слов с караванщиками, да пропустил кружечку хвойного отвара. Торговцы расспрашивали, как дела на севере и пересказывали новости южных долин. Слухи о сгоревшем на Пустошах караване дошли и до северных краев, но про одноногого Седди и про Марусеньку никто не слыхивал.

— Ежли бы были такие где в плену, мы б их непременно выкупили, за кого ты нас принимаешь? — пожимали плечами коренастые купцы. — Да вернутся твои ребята, были бы живы. Кто ж в молодости в плен-то не попадал… То там стычка, то тут разбойники нападут, то в осаду попадешь… Эх, Доникора только жалко, знатный купец был…

С утра пораньше Кузьма отправился к громоздящимся за лугом утесам и с огромным трудом обнаружил там тщательно укрытые от посторонних глаз входы в заброшенные гномские шахты. Любопытный гном сумел проникнуть в один из малых ходов и убедился, что в штольне за прошедшие века не обрушилась ни одна крепь, а боковые штреки по-прежнему сухие и ровные. В одном квершлаге даже теплился слабый магический огонек, озаряя покрытые наростами опоры. В конце штольни высилось бронзовое колесо подъемной клети, но сама деревянная клеть давно рассыпалась в труху. Из ствола шахты дул ровный теплый ветер, указывая на то, что нижние горизонты выработки по-прежнему не засыпало породой и не залило подземными водами. Гном дотошно набросал план верхнего горизонта на куске пергамента и поспешил назад, к каравану, опасаясь, что кто-нибудь попытается разбудить Сонечку и будет ошеломлен ее состоянием. Но когда он вернулся, купцы только-только раздували костерок под котелком с хвойным отваром. Кузьма взялся помогать им.

Ближе к полудню Кселла навестила гномов вместе с незнакомым магом, зябко кутавшимся в шерстяной плащ. Кузьма как раз отдыхал после разгрузки соли, вытирая пот со лба. Он хотел рассказать волшебнице про шахту, но постеснялся при незнакомце.

— Это магистр Лежен, — Кселла почтительно представила Кузьме мага. Сонечка сидела на телеге, глядя прямо перед собой.

Магистр осмотрел девушку со всех сторон и крайне заинтересовался ее состоянием. Однако, его интерес не обрадовал Кузьму ни капли.

— Чрезвычайно, чрезвычайно необычно выполнено! Оригинальная метода! — всплескивал ручками магистр, — Уникальное сочетание магии и обычных эмоций. Это был кто-то талантливый, безусловно одаренный. Но… этот почерк сплетения заклинаний мне незнаком. Могу с уверенностью сказать, что это либо стихийный самоучка, либо еще совсем молодой маг, не оцененный пока никем по достоинству. И очень, очень честолюбив, уверяю вас!

— Сделайте чего-нибудь против этого, а? — взмолился гном. Но Лежен устроил ему в ответ настоящий допрос:

— Вы так сильно переживаете за девушку? Она ведь вам не родственница, как я успел понять? И не невеста? Почти? Хм… Вы вдовец? А дети есть? Ваши сыновья уже женаты? Нет? У вас, уважаемый, кажется, еще пропала и племянница? Возможно, что в плену? Но за уважаемую Сонечку вы волнуетесь сильнее? — магистр задумчиво покачал головой. — Это все чрезвычайно важно для воздействия на ее разум, чрезвычайно! Вы осознаете, что сия особа полностью здорова физически и ментально, я хочу сказать — разумом. Она просто хочет подчиняться приказам. Сама. По собственной доброй воле. Нет, конечно эта самая воля слегка подправлена магией… очень мастерски подправлена. Но вот что интересно! — магистр пощелкал длиннными пальцами, игнорируя побагровевшего от его бесцеремонности гнома. — Это воздействие не было завершено! Да-да! Начато великолепно, проведено ювелирно, но почему-то не закончено…

— Почему-почему! — воскликнул Кузьма. — Потому что я на драконе туда влетел и унес ее, вот почему.

— Аха-а… — магистр зачем-то осмотрел руки гномишки, потом ее шею. — Чрезвычайно бережный дракон, скажу я вам…

— Да она его почти что с яйца выкармливала, — пояснил гном. — Он ее слушается даже после этого вашего обучения и без трубы…

— Угу-угу. Но при этом маг, создавший заклятье, уцелел, как я понимаю…

— Вот уж не думаю! — рассердился Кузьма. — Ветерок когой-тось там зашиб, это уж точно.

— Уверяю вас, не того, кого следовало. Иначе это заклинание прекратило бы свое действие.

— Значит, нужно отыскать того гада да и прикончить?

— Ну, хотя бы отправить в выморок. Это должно подействовать, несомненно.

— Так как же я его найду? — изумился гном. — Я его в глаза не видел.

— Но зато его видела ваша подопечная, — пожал плечами магистр и добавил, обернувшись к Кселле: — Нужно снять с девушки допрос по всей форме. То, что она видела и слышала может оказаться достаточно важным. Кто у нас там посмышленее? Вопросы ей задавать нужно умеючи.

— Зачем это надо ее допрашивать?! — заслонил гномишку Кузьма. — Она не шпион какой!

— Получается, что сейчас она может оказаться ценнее шпиона. Все, что происходило вокруг нее во время магического воздействия, так или иначе отложилось в ее сознании. Нужно только правильно задать ей вопросы. Вы, конечно, можете присутствовать при этом, уважаемый.

— Ну ладно, — вздохнул тяжело гном. — А лечить-то ее будете?

— Я попробую вам пояснить попроще, что произошло с девочкой. Ее погрузили в какой-то вид транса, возможно банально усыпили. Потом на нее стали воздействовать эмоционально. Это мог быть рассказ, песня, даже чтение книги. Ее сознание погрузилось в описываемую реальность и стало вопринимать ее так же, как и ее собственную. В какой-то миг естественная преграда, охраняющая наш разум, пала. Для нее это выглядело так, будто она познакомилась с существом, очень близким ей. Близким, дорогим, нужным — все сразу. Словно кто-то стал ей дороже друзей и родственников.

Он должен был делать вид, что полностью открыт перед ней и просил ее открыться в ответ. Но как только она сделала это, он просто получил контроль над ее сущностью и немедленно начал отступление своего разума. Судя по всему, он должен был разорвать их соединение и начать банально управлять ею, как магической куклой. Но ваш… неожиданный визит помешал этому. Главный ключик от разума этой девушки магу не достался. Но… желание подчиняться, если хотите, вторая половинка ключа, осталась у него. Если он сможет добраться до девушки и закончить свое дело, она будет полностью подчинена ему. Если он попадет в выморок хоть на некоторое время, самоконтроль вернется к ней.

— И вы не можете сделать ничего? — сердито упер кулаки в бока Кузьма. — Столько знаете, а сами поколдовать не хотите?

— Я просто разъяснял, что произошло, — помахал рукой в воздухе Лежен. — А теперь послушайте, что я могу сделать. По моим прикидкам, магу, обрабатывавшему девушку, было вовсе ни к чему погружаться в ее воспоминания. Это долго, хлопотно, это несет лишние переживания — чужие переживания, которые он, в силу своей честолюбивой натуры, скорее всего презирает и игнорирует. Поэтому-то он потерял важный рычаг воздействия на жертву, а мы можем вопользоваться им — но временно, временно! Говоря упрощенно, мы могли бы соединить ее душу с чужим разумом. Поменять их местами с кем-либо. Идеально, если бы нашелся деревенский дурачок или ребенок… чем меньше личных воспоминаний, тем лучше. Но годится любой разумный, чьи мысли не сведут ее с ума. Вот как насчет Вас, к примеру? — и Лежен почти ткнул гнома своим пальцем в грудь.

— Я? Это что же, я в нее превращусь, а она в меня? Проснется — а у нее борода? — Кузьма с сомнением осмотрел свою коренастую фигуру. — И память… у меня-то она века на два длиннее Сонечкиной будет, — гном неожиданно залился краской. — Опять же, женат я был, ну и прочее…

— Хм, пожалуй, вы правы, уважаемый. Лучше подыскать особу близкую по возрасту и подходящую по полу. Возможно, за приличное вознаграждение… я даже не знаю…

— В караване девушек нету, — развел руками Кузьма. — Одни парни. А других гномов я тут не приметил. Что же мне, в Элмор отправляться? Тамошние жрицы у нее в подружках ходят, хоть одна да согласится помочь.

— Ну, что ж, — магистр Лежен пожал плечами и поплотнее запахнулся в плащ. — Жрица, сознательно идущая на обмен разумов — очень хорошая кандидатура. Но, возможно, кто-то найдется и поближе. Только сегодня я видел на улице трех юных гномок, вероятно из другого каравана. Как только отыщется подходящая особа, известите меня. Буду рад помочь.

— А почему это временно-то будет? — спросил Кузьма у собравшегося уходить мага. — На какое такое время?

— Ну посудите сами — Вы хотели бы прожить чужую жизнь? Помнить чужие поступки и ошибки? Сначала она будет испытывать облегчение, избавившись от подчинения чужой воле, это несомненно. Но потом ее разум будет понемногу угнетен, подавлен чужой сущностью. Могут начаться процессы… похожие на психические заболевания. До этого времени желательно найти автора… сего заклинания. Иначе…

— Помрет? — всплеснул руками Кузьма.

— Помереть не должна. Но сойти с ума по-настоящему может, — сухо кивнул маг. — Посему мера сия и временная.

— Как же быть? — обратился к Кселле гном, когда магистр скрылся из виду. — Тут ведь даже Врат нету, экая дыра! Ветерок меня не слушается. Не тащить же Сонечку пешком по осенним дорогам под ливнями в Элмор? И одну я ее бросить не могу.

— Я бы присмотрела за ней, если бы точно знала, что может случится завтра, — вздохнула волшебница. — Но я не пророчица. Атака может начаться в любой миг и продлиться несколько суток. В это время я не смогу нянчиться с Сонечкой, к сожалению. А посвящать кого-либо еще в это дело мне не хочется.

— Выходит, придется нам все-таки пешком отправляться, — понурился гном.

— А караванщики не прихватят вас с собой? — задумалась Кселла.

— Да куда уж, им надо на север, еще дальше в глушь! — с досадой махнул рукой гном.

— Ну, может через пару дней я смогу отвезти вас до крупного города: Адена или Орена. Там есть Врата и можно будет нанять сиделку для девочки, — предложила Кселла.

— Ну, что ж, это лучше, чем пешкодралом топать, — согласился Кузьма. — Сиделка нам ни к чему, а Вратами быстрее получится до дома. Подождем уж пару дней-то, я думаю. Работа у караванщиков найдется, и кормят они нормальной едой, а не травой какой вареной, — намекнул гном на пристрастие человеческой расы к тушеным овощам и супам.

— Нужно только сходить, отправить нашим ребятам весточку, чтобы знали, что с нами все в порядке… почти, — вздохнул гном. Сколько раз он уже пожалел, что вообще согласился отправиться в этот полет! Сидели бы все вместе в Гиране, горя бы не знали.

— Тут своей почты нету, — улыбнулась Кселла. — Но на ярмарку приехал почтовик со своим тэйтомом. Наверняка у него еще не закончились кристаллы.

— Пойду, проверю… — взял Сонечку за руку гном. — Глядишь, может и мне кто написал…

— Я пройдусь с вами, — поднялась волшебница. — Никогда не знаешь, от кого может прийти весточка.

Вместе они двинулись по короткой улочке поселка, напрявляясь к ярмарочным шатрам. Суета и гам там начинались с раннего утра и заканчивались только с заходом солнца. Местные жители спешили купить необходимые инструменты, посуду, иголки, соль и перец, лекарства и волшебные свитки. Сами же они торговали деревянными изделиями — от огромных бочек до игрушек, шкурами, сушеными ягодами и грибами. А также пользовались возможностью содрать втридорога с гостей за горячие пирожки, булки, коржики., медовые тянучки, сыр, копченое сало, жареные орехи и прочую снедь, аппетитно пахнущую на всю долину. Кузьма поглядывал на Сонечку, но девушка не проявляла интереса ни к чему.

— Вона что это за гномки… — вздохнул Кузьма, увидев стайку ярко разодетых, увешаных украшениями соплеменниц. — Это же гимнастки из цирка. Их-то уговаривать бесполезно: они свой цирк не бросят.

— Да, пожалуй ты прав, — согласилась волшебница, осматривая гномишек. — И в деньгах явно не нуждаются, — усмехнулась она, когда девушки купили целую корзину сладких пирожков разом.

Возле шатра почтовика, который обнаружился на задворках пушной лавки, Кселла немного замешкалась. Она вдруг начала всматриваться в толпу, и лицо у нее стало напряженным. Но Кузьма не обратил на это внимания — в эту минуту он помогал Сонечке перешагнуть высокий полотняный порожек.

— Добро пожаловать, я рад, очень рад! — довольно молодой маг выскочил из задней части шатра настречу гномам. Он, видимо, сосем недавно получил звание мастера и право на создание собственного тэйтома. Волшебный прибор, отправляющий и получающий почтовые кристаллы, был гордо водружен в центре прилавка.

— Приветствую, уважаемый, — склонил голову Кузьма. — Для гнома с прозванием Кузьма нет ли посланий?

— Минуточку… — маг засуетился возле аппарата. — Есть, целых два.

— А почтовые кристаллы у Вас имеются — ответ написать?

— Имеются, но только звуковые, — с сожалением произнес почтовик. В эту минуту Кселла боком шагнула в шатер. Занятый поиском товара, хозяин не заметил ее, а вот Кузьма сразу увидел побледневшее лицо волшебницы.

— Кузьма, прикажи Сонечке держать изо всех сил того, кого схватишь ты, — быстро произнесла она, приблизившись к гному вплотную. — Так сильно держать, чтобы не вырвался…

— Сонечка! — не раздумывая гном повторил подопечной приказ на ухо. Он понимал, что иногда секунды решают все, а вопросы можно позадавать и на досуге.

— Вот ваши кристаллы… а где же уважаемый гном? — изумился почтовик. Вместо Кузьмы и Сонечки он видел теперь двух темных эльфов в моряцких куртках. А легкомысленно одетая, или, точнее, раздетая темная эльфийка ухмылялась ему из-за широких плеч морячков.

— Не отыщется ли у вас звуковых кристаллов с возможностью ответа для болтающихся в море парней? Желательно, высшего качества. Чтобы я не перепутала этих красавчиков по голосу, — томно поинтересовалась эльфийка у почтовика.

— Конечно-конечно! — обрадовался маг. Как все почтовики, он имел довольно слабые способности в обычной магии и не разгадал сложную иллюзию, наведенную Кселлой. — Только я их тут не держу. Это особый товар, местные его редко спрашивают. Обождите минутку, я сбегаю к себе в фургон.

— Хоть полчаса, милый, — кивнула эльфийка, качнув бедрами. — Ты же в этой дыре вне конкуренции! Мы тут с ребятами поболтаем… и твою лавку покараулим заодно.

Польщенный маг умчался к себе в фургончик за кристаллами, а Кселла, которая для Кузьмы словно просвечивала сквозь личину эльфийки, резко повернулась к двери. Вовремя! Полотнянные створки разошлись и на пороге оказались двое. Один, сутулый молодой гном, настолько худой, что одежда, сшитая по его росту, болталась на нем, как на пугале. Второй, ростом повыше первого, абсолютно лысый, смуглый до черноты карлик с унизанными перстнями пальцами и осанкой знатного вельможи.

— Мы пришли проверить почту! — надменно произнес он густым басом. Его спутник внешне безразлично переводил взгляд с одного темного эльфа на другого. Кузьма почувствовал, как по спине у него потек холодный пот. Этот мальчишка смотрел с тем холодным равнодушием предельного внимания, которое редко встречается даже у матерых бойцов.

— Сию минутку, — поклонилась Кселла, наклоняясь к тэйтому. — Ваше имя, уважаемый?

— Не надо имен! — махнул в воздухе рукой карлик. — Вот мой амулет! И амулет моего друга проверьте тоже. И никаких зевак! — сердито обернулся он к двум морякам.

— Эти парни собирались написать пару писем, — залебезила Кселла.

— Н-да? — карлик поморщился. — Ладно, пусть болтают там, за занавеской. Дай им кристаллы, раз уж они пришли раньше.

Кузьме пришлось взять Сонечку за руку и отвести ее за перегородку, отделявшую место для записи кристаллов. Сутулый гном пристально смотрел на гномишку, словно пытался рассмотреть истиный облик девушки сквозь волшебную личину. Кузьме стало не по себе. Это был взгляд опытного убийцы.

— Вот ваши кристаллы… — пропела нарочито громко Кселла, втыкая в гнездо перед Кузьмой желтенькую дешевку. Одновременно она стремительно показала ему жестами: «Молчи! (палец к губам) Ни слова! (отчаянный жест руками) Хватай младшего гнома (руки хватают воздух, ладонь показывает малый рост жертвы), держи крепко! (кулаки стиснуты, словно на горле врага)». Убедившись, что гном понял ее, эльфийка вернулась в шатер к клиентам.

— Пожалуйста, вставьте ваш амулет вот в это отверстие… нет, снимать его не надо!

Карлик склонился над аппаратом, активируя его, и был вознагражден парой волшебных писем — желтенькой дешевкой и солидным оранжевым кристаллом. Он зажал их в кулаке и подсказал своему спутнику:

— Ну, давай теперь ты…

Опасный гном нехотя оторвался от пристального наблюдения за ширмой и нагнулся, чтобы вставить амулет в отверстие тэйтома. Кселла сделала еле уловимый пасс двумя пальцами. Мифриловая цепочка, свисавшая с шеи гнома, оказалась мгновенно зажата тяжелой рамой прибора, незаметно перемещенного магией.

Казалось, пойманный вот-вот попытается распрямиться и рванет цепочку изо всех сил. Но гном во все глаза смотрел на прорезь для писем, откуда катились одно, два… почти полтора десятка различных кристаллов. Его глаза расширились и наполнились слезами, губы задрожали.

Карлик тоже слабо вскрикнул, увидев эти письма. Как это было условлено заранее, Кселла и Кузьма разом бросились к худому гному у тэйтома и схватили его. Сонечка отстала как всегда на один шаг, присоединившись к ним через секунду. Она буквально оплела жертву руками и ногами, вцепившись в него, как сорвавшийся в пропасть вцепляется в спасительный канат. Кузьма заломил обе руки гнома за спину и обмотал их своим ремнем. Не смотря на приказ волшебницы, он старался быть бережным с соплеменником, тем более с таким заморышем.

Кселла убедилась, что гном не имеет шансов и сил вырваться из объятий двух ее помощников и торопливо стреножила его заклинанием.

Незнакомый карлик выхватил острый кинжал и с воем кинулся на волшебницу. Та только повела ладонью — и коротышка мирно захрапел на полу шатра. Кселла перевела дух и усыпила рвущегося из магических пут заморыша тоже.

— Забирай все письма и уходим, — поторопила Кузьму жрица. — Мне кажется, у Сонечки появился отличный шанс… Нужно только прихватить этих двоих с собой.

— Этот парень скорее похож на убийцу, чем на дурачка, о котором толковал ваш магистр, — проворчал Кузьма, подхватывая тощего гнома на руки. — К тому же он мальчишка.

— Разберемся, — усмехнулась волшебница. — Вон, в углу есть тачка.

— Сонечка, уложи этого лысого красавчика в тачку, — вздохнул гном. — И вези за мной. Непонятно только, куда, — добавил он себе под нос.

— Сейчас, сейчас… — невпопад отозвалась Кселла. — Придется поколдовать немного… — она направилась к местной женщине, торговавшей сладкими колобками. Через минуту торговка, уверенная, что к ней приехала дальняя родственница из Глудио, уже вела их к своей избе. Две комнаты из трех занимали постояльцы, в третьей теснилось все семейство, заняты были так же чердак, подклет и летняя кухня. Но на сеновале пока никого не было, кроме угрюмой козы с обломанным рогом, привязанной в углу. Кселла вручила новоиспеченной родственнице несколько золотых монет, и повеселевшая торговка принесла гостям пять вытертых овчин в качестве одеял.

— Зачем нам сюда-то? — Кузьма сгрузил обе жертвы на примятое сено.

— Не могу же я допрашивать их прямо на глазах у твоих караванщиков, — вздохнула Кселла. — И везти двух спящих гномов на тачке через весь поселок тоже не лучшая идея. Тут нет стражников, но улицы после наших запугиваний патрулируют добровольцы. А время не терпит… у меня к нашим… гостям множество вопросов.

— Так это разве враги какие? — удивился Кузьма. — Я-то думал просто воришки или что…

— Не враги и не воришки. Посмотри-ка… — в голосе женщины мелькнуло глубокое изумление. Сонечка сидела рядом с худеньким гномом и гладила его по голове.

— Это что же… — Кузьма ощутил, как нечто непривычное сжимает ему горло. Конечно, он всегда подозревал, что староват для такой красивой девушки. И она всегда чувствовала к нему только благодарность, как к другу… Гном горестно крякнул и отвернулся.

— Уф, я с вами сама скоро рехнусь, — с досадой покачала головой Кселла. — Неужели ты не догадываешься? Ну, где те письма, которые они получали? Посмотри, кому адресовано…

Кузьма вынул из торбы ссыпаные туда в спешке чужие кристаллы и поднес бирочки к самому носу. После чего ойкнул, едва не рассыпав свою добычу.

— Сэдди? Ма… Марусенька? — он уставился на спящих так, будто у тех выросло по восемь драконьих рогов на голове.

— Видишь, а Сонечка сразу почуяла… — укорила гнома волшебница. — Да и мне ауры еще в толпе показалась знакомыми…

— Что ж это делается… Родная мать бы не узнала… — качал головой потрясенный Кузьма, осматривая племянницу и одноногого караванщика. — Я-то этих ваших аур не вижу, но что-то в животе екало, честно-честно!

— Значит, сначала я разбужу Сэдди, — скомандовала Кселла. — Будь готов, что он снова полезет в драку, покуда не узнает нас. Осторожнее!

Она щелчком пальцев сняла со всех иллюзорные личины, потом провела ладонью над головой карлика. Тот перекатился по сену и вскочил на ноги.

— Тихо, тихо, горячка! — прогудел Кузьма, выставив ладони вперед. — Свои же!

— А это кто? — Седди переводил взгляд с Кселлы на Сонечку.

— Меня зовут Кселла, и вы, уважаемый, как-то раз послали мне письмо… — улыбнулась волшебница. — Только тогда вы были черноволосым и одноглазым.

— Ясно, — Седди плюхнулся на сено рядом с Марусенькой. Вместе с напряжением его оставили и последние силы. — Нашли нас, наконец-то… я так устал, если бы вы только знали… — он передернул плечами.

— Что с ней случилось? — деловито спросила его жрица.

— Я ее отправил в выморок, когда увидел, что врагов слишком много, хотел от плена уберечь, да слишком сильно стукнул. Она пришла в себя в каком-то городе, ничего не соображая. Ее увел один колдун, надсмотрщик за пахарями. Там она немного пришла в себя и сбежала. Но почти ничего не помнит.

— Она подписала контракт?

— Нет. Колдун хотел по-легкому заработать, всю ее добычу себе забирать.

— Хорошо. Она хоть что-нибудь помнит?

— Немногое. Помнит, что влюблена была. Но не помнит, что в меня. Помнит, что ударил ее друг. Но не помнит, что это тоже я. Хочет найти предателя и убить его навсегда.

— У неё аура убийцы. Где она научилась так убивать?

— У какого-то темного в Глудио.

— Клан наемных убийц… ничего, они достаточно разумны, с ними можно столковаться… — прикинула что-то Кселла. — Откуда вы тут?

— Мы с бродячим цирком. Марусенька пристала к нам около месяца назад. По дороге то и дело получала задания кого-нибудь убить или припугнуть вымороком.

— Даже так? — Кселла нахмурилась. — Ничего, придумаем что-нибудь. Главное сейчас — ее разум.

— Если она себя вспомнила, то точно меня убьет, — вздохнул Седди. — У нее такой кинжал есть, заклятый, чтобы насовсем убивать если нужно.

— Значит, придется ее немножко подержать без движения, — успокоила его Кселла. — Дело не только в памяти. Кто-то пытался подчинить ее, пока она была пахарем. Это проделывают иногда, чтобы пленники не пытались сообщить о себе родичам или не утаивали часть добычи для выкупа.

— Вот сволочи! — стукнул себя по коленке Седди. — Ну просто выродки какие-то! Все-то им мало! Да вы присаживайтесь, девушка! — обратился он к Сонечке. — Я больше драться не буду. Где-то я вас видел, может в школе?

— Садись, Сонечка, — мягко сказал Кузьма. — У нее, парень, тоже с головой беда. Встретился ей любитель чужие души узелком завязывать. Так что у нас с тобой беда похожая.

— Я думаю, что как раз с Сонечкой и Марусенькой метод магистра Лежена сработает замечательным образом, — с энтузиазмом сказала Кселла. — Девочки росли в одном городе, много лет знают друг друга, у них общие друзья, так что трудности, о которых Лежен предупреждал нас, наступят еще не скоро. Это даст нам время на поиски… авторов этих заклятий.

— Хорошо бы, — с тоской протянул Кузьма.

— А сейчас я попробую поговорить с Марусенькой. Лучше бы вам отойти подальше. Я уверена, что она будет в страшной ярости, — предупредила гномов волшебница. Но те, разумеется, наотрез отказались, упрямо тряся бородами.

В последующие полчаса Кселле не раз пришлось накладывать на Марусеньку заклинание тишины. Таких ругательств и проклятий не слышал даже Седди, побывавший на рынках и базарах всего Адена! Извиваясь в магическом коконе, гномишка обещала предателю-прохвосту, дважды втиравшемуся к ней в доверие, множественные вымороки и мучительную смерть от заклятого кинжала. Наконец, она согласилась рассказать Кселле о своих злоключениях. Волшебница во время разговора понемногу накладывала на гномишку успокаивающие заклинания и пыталась помочь ей обрести себя. Память к Марусеньке почти вернулась, за исключением некоторых туманных мест. А вот озлобленность и безжалостность никуда не девались. Она упрекнула Кселлу, что та не отыскала ее раньше, помянула с досадой бросившего ее Клайда и всех остальных. Известие о том, что Клайд пропал, расстроило девчушку. Она даже всхлипнула, став на некоторое время похожей на прежнюю Марусеньку, отзывчивую и мягкую.

— Я не магистр, — вынесла наконец Кселла свой вердикт, — Но уверена, что дело не в мнимой обиде на Седди. Просто когда гномишке пытались навязать чужую волю, она истратила на сопротивление слишком много сил. Можно сказать, что она подставила под удар часть своей души. Вот и лишилась лучших, знакомых нам качеств. И уже с изменившимся восприятием мира стала выживать, как получалось. Завтра Лежен осмотрит ее и скажет, получится ли у нас вернуть девочкам нормальный разум хотя бы временно.

Ночевать на сеновале у торговки они, разумеется, не стали. Седди отправился обратно к «Волшебным забавам», поминутно оглядываясь, а Кузьма и Сонечка отнесли Марусеньку, снова усыпленную Кселлой, к своему обиталищу. Волшебница же поспешила к скрытому за лесом расположению Гильдии. У нее были различные обязанности помимо заботы о друзьях.

Магистр Лежен пригласил необычных пациентов к себе в шатер. Кузьма забежал в цирк за Седди, к которому теперь испытывал почти родственные чувства. Если все завершится благополучно, станет парень ему навроде племянника. К тому же оба гнома мучались от сходной беды. Они немногословно покаялись друг другу, что слишком долго откладывали разговор о своих чувствах с девушками, покуда не стало поздно. Как ни длинна гномская жизнь, а в ней тоже случаются горестные выверты похлеще, чем у людей-торопыг.

Лежен осматривал безразличную Сонечку и извивающуюся в волшебных путах Марусеньку, не обращая никакого внимания на гневные вопли последней.

— Та-ак… — то и дело произносил он тоном детского целителя, осматривающего капризного малыша. — Головочку повернем… а что у нас тут с аурой… а аурочка у нас тут деформирована. Прекрасненько, очень мило. А амулетик остался без изменений. Интересно, весьма…

В конце концов озлобленная гномишка выдохлась и стала смотреть на магистра с холодным прищуром серых глаз, будто прицеливаясь, но ответы более-менее цедила сквозь зубы. Сам магистр по-прежнему не обращал на ее настроение никакого внимания. Он выглядел как ювелир, к которому попали разом две редкие эльфийские драгоценности. И вот пытается счастливчик рассмотреть в увеличительные стекла клеймо мастера, сделавшего их тысячу лет назад.

— По-ра-зи-тель-но! — произнес наконец магистр, отходя от гномок. — Уважаемая Кселла, это просто невероятное совпадение! Мало того, что вы нашли идеальную кандидатуру для магического замещения! Мало того, что обе девушки подверглись очень редкому, буквально избирательному воздействию! Я могу сказать без малейшего сомнения — над ними обеими поработал один и тот же маг! Абсолютно идентичный почерк! Я теперь узнаю его из тысяч — талантлив и оригинален, мерзавец! Только с младшей девушкой он сработал небрежно. Видимо, подобные заклинания ему приходится колдовать по многу раз на целые группы пахарей, и он не учел ни травму малышки, ни ее сильную готовность к сопротивлению, оставшуюся в ней с момента боя, из которого она была… хм… выключена.

— Ну уж теперь-то мы его постараемся отыскать! — оба бородача сжали кулаки и переглянулись. — У нас к нему длинный счет — за девчушек и за всех пахарей, потерявших разум его стараниями.

— Я бы советовал вам быть очень, очень осмотрительными, — покачал головой магистр. — Мастерство этого самородка достигает таких высот, что я бы сам не рискнул встретиться с ним один на один.

— Ничего, — отмахнулся Кузьма. — Нас будет много!

— Ну-ну, — Лежен пожал плечами. — А теперь я готов приступить к самой операции. Кселла, будьте любезны усыпить обеих гномок. В данном случае их сознание будет сопротивляться происходящему, и это может сильно помешать нам.

Сонечку и Марусеньку уложили на походные койки по разные стороны от прохода. Магистр небрежно опустился на трехногий табурет, который шатался и скрипел под ним. Кселла посмотрела на одну гномку, потом на другую и покачала головой. Она впервые присутствовала при перемещении разумов, хотя, конечно, читала о подобном воздействии. Когда-то в древности, еще до раскола их племени, эльфийские маги продержали разум своего наследного принца около полусотни лет в теле мальчика-калеки. Они опасались, что будущий правитель не перенесет гибели своей невесты и отправится в небытие за ней следом. Способ сработал: учась управляться со слабым человеческим телом, к тому же искалеченным болезнью, принц начисто забыл о своих душевных муках и устыдился перед мужеством человеческого ребенка. И когда оба разума вернулись обратно, выросший и получивший лучшее образование человек доживал свой век в почете и был окружен заботой всего королевского двора эльфов. Он так и оставался личным советником короля до самой смерти.

— А вас, уважаемые, я бы попросил подойти к девушкам, — Лежен приглашающе махнул рукой гномам. — Нет-нет, — усмехнулся он, видя как Кузьма двинулся к Сонечке, а Седди к Марусеньке. — Наоборот. Ведь сейчас их души должны поменяться местами.

Запутавшиеся гномы снова пересекли шатер и уселись возле девушек. Среди всей этой непонятной магии оба ощущали себя по-идиотски и страшно волновались, сработает ли она.

Лежен с силой простер руки к обеим гномкам и в шатре возникло тусклое свечение. Никогда не видевшие ауры разумных, гномы уставились на это во все глаза. Над Сонечкой возникло глубокое синее сияние, по краям слегка мерцающее белым светом. Над Марусенькой воздух запульсировал пурпуром, отдающим в мертвенную красноту. Ауры скручивались в кольца, расправлялись, образовывали ряд непонятных значков, похожих на буквы неизвестного алфавита. Лежен продолжал свои пассы. В воздухе стало душно, на лицах гномов выступил пот. Ауры метались, как пламя на ветру, цеплялись за материальные тела своих хозяек, пытались вырваться из власти магистра. Но тот продолжал изо всех сил тянуть их, щелкая своими длинными пальцами и тяжело дыша.

Наконец, два неровных светящихся шара повисли посреди шатра. Лежен поддерживал их заклинанием, внимательно изучая. Затем он направил голубой шар к Марусеньке, а пурпурный к Сонечке. Минута-другая, и голубое сияние втянулось в голову девушки. Фиолетовый шар вел себя более своенравно. Он вырывался из сплетения пассов и норовил вернуться к Марусеньке. Потом рванулся было прочь из шатра. Магистру с трудом удалось заставить его приблизиться к Сонечке. Покачавшись над ее головой несколько секунд, шар обессиленно упал на рыжие волосы и исчез, втянувшись внутрь.

Наступила такая тишина, что было слышно, как шумно чешется где-то у опушки привязанный к столбу верховой дракон-подросток. Все затаили дыхание, но ничего не происходило. Гномки продолжали неподвижно лежать на койках. Магистр с интересом оглядел вытянувшиеся лица присутствующих и произнес с легким упреком:

— Коллега Кселла! Вы можете уже разбудить их. Все закончилось.

Кселла, вспыхнув как девчонка, торопливо сняла заклинание сна с обеих гномишек. Через секунду они распахнули глаза. Первой вскочила Сонечка — и с визгом кинулась на шею Кузьме. Но там уже висела Марусенька, котрой не нужно было бежать через весь шатер.

Седди остался стоять в недоумении, поглаживая бритую голову ладонью. Наконец, обе гномки отпрянули от Кузьмы и закричали хором:

— Дядечка! Кузечка!

Потом они поглядели друг на друга и неожиданно разревелись, крепко обнявшись.

— Ты только мои косички не расплетай, — попросила Сонечка с непередаваемой марусенькиной интонацией.

— А ты не вздумай мне волосы перекрасить, — строго ответила ей Марусенька сонечкиным забавно-серьезным тоном. Девушки вытерли слезы и обернулись к бородачам.

— Н-да, хороши у нас защитнички, — произнесла Сонечка с упреком. — Прямо герои!

— Ну и мы с тобой те еще раззявы, — пихнула ее в бок Марусенька. — Позволяли всяким колдунам собой командовать.

— Кто из них кто? — слабым голосом произнес Кузьма. — У меня две племянницы теперь или что…

— Сложно сказать, — ответила Кселла, оглядываясь на довольного собой магистра. — Нам придется привыкать к этой путанице до поры до времени. Пока они сами не разберутся.

— Сейчас я сбегаю за своими вещами в «Волшебные забавы» и можем отправляться, — решительно сказал Седди.

— Да, конечно, я как раз сегодня могу подкинуть вас до крупного города, — подхватила Кселла.

— Надеюсь, мы летим этого гада искать? — кровожадно оскалилась Сонечка.

— Да нет же, — дернула ее за рукав Марусенька. — Сначала нужно всех наших найти.

Поблагодарив Лежена и попрощавшись с ним, друзья отправились к поселку. Кселла выходила из шатра последней. Ей показалось было, что у магистра в ладони что-то светится, маленькое, как две крохотные искры: голубая и красная. Но он тут же сжал пальцы в кулак.

Когда шаги гномов и волшебницы стихли вдали, Лежен вынул из кармана своего сюртука фиал, выточенный из цельного кристалла аквамарина, и ловко поместил в него обе искорки.

— Бедные, заблудшие души, — покачал он головой. — По-крайней мере, тут вы будете в безопасности, покуда ваши друзья не отыщут того, кто пытался подчинить вас себе, — с этими словами магистр спрятал фиал в защищенный магией кошель на своем поясе.

Глава 55. Шаги в пустоту

Под ноги снова подвернулся камень. Рамио взмахнул руками и с трудом удержал равновесие. Возле плеча прошелестел воздух. Он знал, что это Каона вновь дернулась подхватить его под руку и вновь сдержалась. С тех пор как ученик стражей узнал, что она, по сути, его ровесница, общаться с ней ему стало проще. Но при этом он никак не мог сдержать командные нотки: девчонка! Она же тут ничего не знает! Вот и хватать себя за локоть Рамио строго-настрого запретил. Если он должен научиться жить со своей слепотой, он научится. Сам.

Каона еле слышно вздохнула. В последние дни между ней и Рамио легло тяжелое знание и непонятная обида. Не легло даже, а рухнуло, придавив их обоих страшным грузом.

Сначала, когда стражи и целители отвели их в поселок, в воздухе ощущалась огромная радость и облегчение. Рамио нашелся, он жив и пережил свой кризис без всякого ущерба. Но потом всеобщее ликование сменилось гневом и глухим недовольством.

Как отчаянно плакала, касаясь незрячих глаз брата, босоногая девчонка в робе целительницы — его сестра Амиена! Как застонала его приемная мать, не сказав ни слова упрека чужеземцам, но пронзив их наполненным огненной ненавистью взором. Маги! Убийцы! Чего хорошего ждать от них?!

И необходимость присутствия рядом с сыном Каоны Салина приняла с трудом. Стражу пришлось отвести ее в сторону и долго что-то объяснять строгим тоном, прежде чем она перестала пытаться отодвинуть девушку подальше от сыночка.

Рамио опять натянул свой плетеный панцирь, и снова ничем не отличался от обычных парнишек в поселке, кроме цвета волос и кожи. Но Каона все равно видела его крылья так же ясно, как в тот миг, когда они впервые распахнулись над его изогнутой от боли спиной. Видела каким-то новым, непривычным, слегка мутным и двоящимся зрением, пришедшим к ней после напряженного бдения у постели измученного мальчишки.

Вопреки всем ожиданиям, нечетким картинкам в книге Хенайны и старинным легендам, эти крылья сосем не напоминали ангельские. На них не было ни перьев, ни чешуи. Прозрачные и легкие, они больше напоминали крылья стрекоз, только огромные, как парус рыбацкой лодки. Рамио быстро научился распахивать их во всю ширь, приподнимаясь над ложем, и сворачивать в крохотные комочки, скрывающиеся под панцирем и даже просто под рубахой. Он обмолвился как-то, что это похоже на то, как если бы он сжимал пальцы в кулак — только не на руках, а на спине.

Разговор, обещанный старшим Стражем, состоялся не сразу. Около суток незванные гости прожили в Общинном доме, рассматривая Ракушечное только из окон. Амиена пару раз позвала их к трапезе, на которую собирались, кроме нее с Рамио, еще трое учителей из школы и немолодая дурочка, радостно гукавшая над миской. За столом царило тягостное молчание. Рамио был отгорожен от привычного мира своей бедой и своим новым знанием, которое он не мог разделить даже с сестрой. Амиена, в свою очередь, изнывала от бессилия и обиды за брата, не понимая его отчужденности. Учителя, похоже, тяготились предстоящим разговором. А путешественники ощущали себя чужаками вдвойне. В Долине действительно не проживало представителей иных рас, кроме людей.

Наконец, их позвали куда-то. К удивлению друзей, провожатый, парнишка чуть постарше Рамио, очень похожий на него внешне, не свернул ни к залу Совета поселка, ни к школе. Так они впервые оказались в доме Салины, где их уже ожидали Стражи и учителя.

— Рамио поправит меня, если я что-то напутаю, — непонятно начал старший из Стражей. — Насколько я помню, эта история началась много-много веков назад, когда народ орков вознамерился подчинить своей власти весь мир. Наша раса уже натерпелась от правления гигантов и совершенно не жаждала быть втянутой в новые межплеменные распри.

— Поэтому вы отказали в помощи эльфам? — ровным тоном спросила Хенайна, заглядывая снова в свою книжечку.

— Можно сказать, что мы отказали, — усмехнулся Страж. — На самом деле, мы просто скрылись от всех, найдя способ отгородиться от внешнего мира. Наша земля… материк Та-Сэйя-кери… Огромными усилиями мы освободили его от монстров и опасных животных, восстановили русла рек и очистили от каменных осыпей долины. И после этого наши жрецы нашли способ отделить эти земли от прочего мира, подобно тому, как Элмор отделен от Адена, а Бездна от Девятимирья. Самые крупные поселения артеас находились тогда здесь, на южном берегу Грации. И именно отсюда мы начали свой исход…

При этих словах Хенайна переглянулась с Сейтом. Эльф записывал сказанное Стражем мелкой бисерной скорописью, а Хенайна лишь теребила страницу своей книги. Но Клайд различил записывающий кристалл необычайной мощности, поблескивающий у эльфийки в вырезе зеленой рубахи. Самому магу этот рассказ живо напомнил повествование Грома, отложившееся в глубине памяти странным полуночным бредом.

— Итак, народ артеас покинул пределы всех материков и обосновался в своем собственном, замкнутом мире, где ничто не мешало нам развивать свои искусства, воспитывать детей, никто не пытался изловить нас и заставить выполнять какую-то работу или служить развлечением толпы. Но мы продолжали наблюдать за происходящим в мире и изредка торговать с близлежащими странами.

— Поэтому легенды о крылатых людях продолжали возникать то тут, то там? — кивнул Сэйт, стремительно зарисовывая что-то на листе пергамента. Эмми показала ему стопку своих набросков, слегка покраснев. Эльф сдержал восторженный возглас, вцепившись в пергамент обеими руками. Клайд усмехнулся. Эти двое постоянно делали вид, что помогают друг другу случайно, и оказываются рядом непреднамеренно.

— Да, иногда нам приходилось использовать крылья и это порождало новые и новые легенды и домыслы, — согласился Страж. — Так продолжалось до тех пор, покуда в Грации не наступил раскол.

— Полвека назад, во время Великой Смуты? — уточнила Вивиан.

— Нет, гораздо раньше. Великая смута затронула в основном раздробленный на мелкие княжества Север Грации. А тогда здесь, на Юге, началась настоящая война. Это было около трехсот лет тому назад.

— Триста двенадцать, — неожиданно подал голос Рамио. До сих пор он сидел у окна, безучастно отвернувшись в сторону пасмурного света, пробивающегося из-за осенних туч.

— Благодарю… — Страж смущенно закашлялся, когда Рамио не ответил на его поклон. Он тоже не привык еще к слепоте мальчика. — Итак, триста двенадцать лет тому назад на южные берега Грации напали войска, состоящие в основном из монстров, но возглавляемые тёмными магами разных рас. Захватчики не довольствовались грабежами или властью над городами. Они стремились уничтожить как можно больше местного населения.

— Вот откуда такое предубеждение против магов! — воскликнула Каона, всплескивая руками. — Так у нас в Адене тоже такие гады есть!

— Да, несомненно, память людей сохранила это нашествие. А вот прочие расы… не знаю по каким соображениям, но их уничтожали особо безжалостно. В тех городах, где власть захватчиков продержалась несколько лет, в живых остались лишь люди, забитые, запуганные и готовые на все, лишь бы избежать жестоких и изощренных наказаний. Стены очень часто покрывали сотни черепов казненных эльфов, гномов и орков, уничтожались также и все полукровки. Особенно яростно пришельцы выискивали артеас. Они пытали местных купцов, старост поселков и всех, кто по их мнению мог что-то знать о нашей расе.

— И вы решили вмешаться и помочь людям? — радостно воскликнула гномишка, до сих пор молчавшая за широкой спиной Кузьмы.

— Да, мы решили вмешаться себе на горе, — помрачнел Страж. — Наша мощь была велика, даже без использования жреческой магии мы без труда освободили эту обширную долину. Но нам так и не удалось узнать, что было нужно от нас захватчикам. А потом сразу несколько наших воинов были захвачены врасплох. Когда мы обнаружили их утром, тела оказались полностью обескровлены, словно высосаны огромной пиявкой.

— Ой! — прошептала Амиена, прижимая к щекам ладошки. Девочку допустили к этому разговору только благодаря категорическому требованию сводного брата, и она старалась сидеть тише воды, ниже травы.

— А на другой день к нам прибыли парламентеры. Их требования были наглыми, словно не мы, а они захватили всю Долину. В случае нашего неподчинения они грозили нам своей магией, от которой у нас больше не будет защиты. В руках у них поблескивали странные кристаллы цвета крови. Мы восприняли их угрозы всерьез и согласились на переговоры. Что такое магия крови, мы знали не по наслышке. Однако, переговорам не суждено было состояться. Измученные люди, почувствовав нашу поддержку, поднялись по всей Долине, хватая в качестве оружия буквально камни и палки, и бросились добивать врага. Флотилия утлых рыбацких лодок настигала их корабли и топила их. Спрятанное доселе заговоренное оружие отправляло колдунов прямо в Бездну, а монстров, появляющихся из выморока, молотили толпы женщин и детей, не давая им даже прийти в себя, покуда волшебная энергия не иссякала и твари не исчезали навсегда. Естественно, мы поддержали людей. Наши воины старались успеть всюду, наши целители пытались спасти раненых и заколдованных… Враг был разгромлен, и все его армии, ждавшие своего часа в горах и в открытом море, были уничтожены одна за другой. Но они успели проклять нашу расу, и победа обернулась для нас поражением, растянутым на сотни лет…

— Магическая болезнь? Медленная смерть? — предположил Клайд.

— Гораздо хуже, — Страж покачал головой. — Это былонастоящее проклятье, которого мы не сумели разгадать. Они прислали нам кристалл, из которого появился фантом их главного мага и заявил, что мы найдем свою гибель от спасенных нами людей. Мы ожидали чего угодно: эпидемии, безумия, восстания против нас, но все было тихо и мирно. Долина оживала. Отстраивались города, рождались дети. Люди постепенно привыкли, что в Долине живет только одна разумная раса. Они начали забывать об эльфах, гномах, орках… Все прочие расы стали для них полусказкой. Реальностью были только они сами.

— И артеас, не так ли?

— Увы, так. Сперва мы чувствовали, что обязаны помочь людям восстановить разрушенное. Нам это не доставляло особых забот, наоборот, служило хорошей школой для подрастающих юнцов. Но затем нас начало беспокоить несовершенство человеческой жизни. Новые правители начали затевать междуусобицы, разрушая построенное, порабощая освобожденных.

— И вы решили стать правителями этого края? — догадалась Эмми. — Пока еще благодарность человеческая не иссякла совсем?

— Если откровенно, то на тот момент она уже иссякла, — сухо возразил ей Страж. — Нам снова пришлось скрывать свое происхождение, ибо люди Долины начали бояться другие разумные расы не меньше, чем монстров. Гномы могли торговать только на горных перевалах, ниже их не пускали. Эльфы вынуждены были оставаться на своих кораблях, не сходя даже на причалы. А орков просто могли обстрелять раньше, чем те дали бы понять, что они разумны.

— Как же вам это удалось?

— Пришлось пойти на хитрость, — сказал от окна Рамио. — Вспомнить древние легенды о Небесном Императоре и устроить представление с молниями, вихрями и сияющей фигурой, шагнувшей с небес.

— Ну надо же… — несколько разочарованно протянула Хенайна.

— Я не стал бы поступать так сейчас, если тебя интересует мое мнение, — усмехнулся Страж, глядя в глаза эльфийке. — Но я знаю, что чувствовали наши предки, принимая это решение. Цветущий край — немного похожий на райскую землю Та-Сэйя-кери — беззащитные люди, подобные глупым, драчливым детям, возможность взять власть в свои руки и дать людям новые законы, научить мудрости их детей, оградить это королевство от врагов — соблазн был велик.

— И вы поддались ему, — кивнула Вивиан. — Но что же пошло не так?

— Власть… — Страж задумался, словно вспоминая что-то. — Эта сладкая отрава постепенно разъедала наши души. Начав как мудрые и справедливые правители, мы уже через пару поколений докатились до банального деспотизма. Не понимавшие роскоши в своей среде, мы усвоили ее ценность, как показатель высокого ранга у людей. Артеас занимали все важные должности — и образование людей ухудшилось, потому что мы начали бояться потерять хоть кусочек своей власти. Мы изгнали колдунов — тоже из опасения за свою власть. Через сто лет в Долине перестали рождаться дети с магическими способностями. Артеас начали жить двойной жизнью: оставаясь в Та-Сэйя-кери мы занимались наукой, развивали жреческие способности, читали и писали мудрые книги, создавали произведения искусства. Там жили наши семьи, рождались наши дети. А в Грацию мы прибывали, как взбудораженная толпа солдат вваливается в деревенский паб. Мы жаждали удовольствий, которые несет власть. Мы торопились ими насладиться. Пресыщенные, мы снова отбывали к себе домой. Вместо нас сюда являлись другие. Год, два, десять — и артеас снова тянуло в Грацию.

— Ужасно, — потрясла головой Амиена. — Это были не Стражи! Стражи не такие!

— Конечно нет, — согласился артеас, ласково улыбнувшись девочке. — Можно сказать, что тогдашние артеас и нынешние стражи — это два разных народа. Я стыжусь прошлого, но я горжусь настоящим. Если бы у нас была надежда на будущее… — он вздохнул, кинув взгляд на Рамио. — Впрочем, все по-порядку. Я думаю, вы можете себе представить, каково жилось людям при таких правителях, как наши предки? Одни стремились сделать головокружительную карьеру, другие — бежали прочь. Одни наживались на чужой беде, другие теряли последнее по сиюминутной прихоти. Законы приходилось делать все более и более жестокими, потому что воровство, взяточничество и многие другие преступления расцветали, а науки и ремесла тихо угасали.

Конечно, бунт был неизбежен, и даже наши предки понимали это. И готовились к нему. Но было одно обстоятельство, которое они не учли.

Человеческие женщины… — Страж тяжело вздохнул и запнулся.

— Были для артеас не менее привлекательны, чем крылатые красавицы Та-Сэйя-кери, — насмешливым тоном закончил за него Рамио. — Не забывай, что я больше не ребенок! — добавил он почти зло. — Мое детство осталось в той пещере, Аррабах!

— Слушаю… — в голосе Стража прозвучала горечь. — Не менее привлекательные, но абсолютно беззащитные перед «детьми Императора», как называли себя наши предки. На них не нужно было жениться. Их не нужно было уговаривать. Можно было выбрать любую на улице — и она не посмела бы возразить. Это и обернулось против нас однажды. Мы были уверены, что союз людей и артеас бесплоден. Но оказалось, что это не так. Просто дети рождаются редко, очень редко. Жизнь этих детей, рожденных вне брака, не знающих отцов, отверженных, была ужасна в нашем «царстве света». Матери обрезали им крылья, стараясь скрыть позор…

— Ваши соственные дети восстали против вас? — изумилась Хенайна.

— Разве не ваши собственные братья воевали с вами? — ощетинился мужчина, но тут же поник. — Конечно, все это было организовано теми, кто был сыт по горло нашей властью. Более сотни лет наши дети… разыскивались по всем городам и весям. Они, их матери, отцы этих поруганных девушек, братья и женихи — все они составили ядро той силы, которая однажды обрушилась на нас. Истиных артеас там было более двух тысяч. А людей — десятки тысяч. Они построили целый пещерный город в Окружных горах.

— И они одолели вас силой? — с сомнением спросил Сэйт. — Ведь правящих артеас было явно больше, к тому же я слышал, что ваши женщины могли сражаться наравне с мужчинами.

— Могли… — Страж вздохнул. — В руки повстанцев попал некий свиток, указывающий, где скрыто мощное оружие против нашей расы. Было это случайно или это продолжалось действие проклятия темных колдунов? Мы не знаем. Но повстанцы узнали, как пользоваться им, и поняли, что могут победить нас. Или отомстить. Они попытались вести переговоры. Внебрачный сын тогдашнего Императора лично отправился к отцу с ультиматумом. Они не требовали ничего неразумного, эти искалеченные дети. Справедливых законов, равенства для всех…

— Он убил собственного сына, — произнес Рамио глухим голосом. — И сделал это очень… жестоко. У принца Эторио была невеста — тоже артеас-полукровка. Не дожидаясь военных действий, движимая отчаяньем, они собрала своих подруг — человеческих девушек и артеас — и привела в действие заклятие, оставленное темными колдунами.

— Она даже успела добраться до императорского дворца, чтобы увидеть свершившееся собственными глазами, — кивнул Страж. — Отчаянная маленькая Аанис, последняя женщина-артеас, — и мужчина покачал головой.

— Они были связани — она и принц Эторио, — глухо заговорил слепой юноша, раскачиваясь всем телом у окна. — Мы забрели так далеко в глубь веков, что не приблизились к правде ни на миг. Вы слушаете легенды, похожие на красивые, немного страшные книги, но по-прежнему не знаете ничего о моем народе.

— Но Рамио! — воскликнула женщина-целитель, которая прибыла в пещеру вместе со стражами.

— Оставь! — слепой властно махнул рукой в ее сторону. — Я решил рассказать им все. Мы не можем действовать обманом, как «дети Императора». Время лжи и подлости давно прошло, — мальчик, выглядящий сейчас на много лет старше своего возраста, покачал головой и замолчал на некоторое время.

— Послушай, парень, — откашлялся Кузьма нерешительно. — Ежли я не путаю, ты в пещере ничегошеньки про себя не понимал, и легенд этих не слыхивал. А теперь шпаришь как по писаному!

— Все верно, — кивнул Рамио. — вместе с крыльями я обрел мою память. Все артеас в час взросления вспоминают историю своего рода. До самых далеких предков, первых, сотворенных Сэйя, свободных и счастливых в облаках новорожденного Девятимирья. Потом эта память милосердно тускнеет. Но сейчас… я могу ощутить пьяную браваду какого-нибудь «сына Императора», волокущего перепуганную девчонку в первый попавшийся дом. И боль полукровок, которым прижигают основание крыльев, чтобы даже жалкие культяпки не пробивались из уродливых шрамов. И гнев Императора, не желающего признавать своего сына. И казнь принца Эторио — до последнего вздоха.

Каона! — Рамио вздохнул тяжело и отчаянно. — Хоть это все было предсказано, но я считаю, что подло не говорить тебе, что такое связь для артеас. Ты была возле меня в часы взросления, и ты теперь для меня ближе, чем все живущие. Я буду всегда знать, где ты находишься, а ты — где я. И мою боль ты будешь ощущать как свою. А я — твою. Один и тот же воздух в моей и твой крови, в нашем общем дыхании. Но… ты ничего не должна мне. Это я хочу просить у тебя прощения: к сожалению, от этой связи ты не будешь свободна до самой моей смерти. Если бы я знал об этом раньше… — его голос стал сердитым, а кулаки сжались. — Я бы прогнал тебя как можно дальше от себя!

— Рамио! — целительница всплеснула руками. — Эта девочка — ваша последняя надежда!

— Да? — лицо мальчика исказилось нешуточным гневом. — Взрослые видно очень хорошо научились забывать наше прошлое! А я вот помню все очень-очень ясно! Всего два дня как это знание вошло в меня! Вы хотите, чтобы наше спасение снова было построено на обмане, на насилии? Захочет ли эта девочка, которую и так кто-то там зачаровал, провести жизнь рядом со мной? Кто я для нее? Что для нее народ артеас? Вы хотите ее заставить? Улестить? Уговорить? Подкупить? А я говорю — нет! Она свободна и может покинуть меня в любой миг. Если она вернется по своей воле — я буду благодарен ей за это, даже если это произойдет через сто лет! Если нет — вам придется ждать более удачливого правителя.

— Ты у них правитель? — гномишка округлила глаза и рот. — Самый-самый главный?

— Не знаю, — покачал головой Рамио. — Должен был быть, если верить предсказанию о рожденном в сердце бури и скал, с лазорево-золотыми крыльями, — он невесело усмехнулся. — Я расскажу и об этом. Я сам не ведаю, насколько мой народ готов подчиниться мне — ослепшему и отвергающему спасение.

— Не оскорбляй нас, Рамио, — глухо произнес Страж. — Ты будешь править по праву крови и памяти, а не по праву сильнейшего и удачливого.

— Благодарю, — кивнул на звук мальчик. — Но я закончу твой рассказ, хорошо, Аррабах?

— Да, конечно, — возвышавшийся до сих пор над всеми Страж опустился на лавку возле стола и принялся рассматривать лежавшие рядом с Сэйтом наброски Эмми, показывающие разные стадии прорезывания крыльев у Рамио. Лицо его оставалось озабоченным и сумрачным.

— Итак, Аанис, невеста принца Эторио, связанная с ним узами ветра, пережила его казнь как свою собственную, но осталась жива. Она доползла до секретной комнаты, где хранился кристалл с заклятой кровью артеас. Там ее обнаружили подруги. Приведенная в чувство Аанис не проронила ни единой слезинки, она только глухо призывала к мести. И девушки сделали то, что требовал ритуалЮ — Рамио уронил голову, вслушиваясь в бурлящую древнюю память. — Они все погибли при этом, уцелела только Аанис с кристаллом. Почти вся кожа ее была обожжена, но она смогла оседлать своего кугуара и добраться до императорского дворца. Признав в ней артеас, охрана не помела остановить ее. Девушка вошла в тронный зал и расхохоталась, глядя на заседающих там полководцев и министров, недавно присутствовавших при казни Эторио.

— Чему ты радуешься, безумная! — в гневе обратился к ней Император. Он еще никогда не видел женщины-полукровки и не понял, что ее кожа обожжена.

— Я радуюсь свершившейся мести, ибо вы потеряли самое драгоценное в жизни, как и я.

— Кто ты такая? — фыркнул Император. — Я не велю тебя казнить только потому, что мы чтим наших женщин, даже полукровок. Но тебя высекут плетьми за дерзость.

— Можешь казнить меня, если успеешь, сыноубийца, тиран! — выкрикнула Аанис. — У нашего народа больше нет женщин! Вам некого чтить! Сластолюбивые животные, вы последние самцы вымирающей расы! Посмейтесь же со мной! — и она снова захохотала, хотя слезы катились по ее лицу.

Воины-артеас хотели схватить ее, но обожженная кожа прилипла к их ладоням, и они в ужасе разжали руки. Окровавленная Аанис осталась стоять посреди тронного зала. Император побледнел и откинул расшитый занавес, за которым часто скрывалась его любимая жена, изредка прибывавшая в Грацию насладиться положением Императрицы. Именно из-за нее и был казнен Эторио, ибо Император не мог допустить, чтобы слухи о внебрачном принце дошли до царственной супруги.

Увы, Императрица была мертва — раскинув руки и крылья она лежала на своем резном кресле. Через минуту подул легкий свкозняк, и тело несчастной растаяло в воздухе. Вместо него в шелковых одеждах осталась светящаяся голубоватая жемчужина, которую отчаянно схватил Император. Он обезумел от горя, но не смел подступиться к Аанис, опасаясь, что она сотворит что-либо еще.

— Ты убила мою жену! — вскричал он. — Ты отомстила, убирайся же прочь!

— Я убила всех ваших жен, — устало ответила Аанис и опустилась на первый попавшийся стул, потому что ноги больше не держали ее. — Жен и дочерей, потому что наша раса недостойна существовать. Мы унижаем слабых и убиваем своих детей — до такого не доходили даже проклятые богами гиганты. Артеас обречены.

Увы, это оказалось правдой. В течении месяца все до единой женщины нашей расы умерли, оставив после себя зерна светящегося жемчуга. Проклятие не пощадило ни крохотных грудных девочек, ни юных девушек, ни старых матрон. Забыв обо всем, бросив Грацию на произвол судьбы, наши предки отправились на Та-Сэйя-кери и хоронили, хоронили, хоронили все, что оставалось от умерших — одежду, игрушки, пеленки, любимые книги. А светящиеся жемчужины относили в храмы Сэйя, где жрецы помещали их в хрустальные чаши. И сегодня эти чаши испускают тревожный, скорбный свет в тайном храме где-то в этой Долине… — Рамио перевел дух. Салина принесла ему теплого молока и погладила по руке. Ей-то было совершенно все равно, есть у ее мальчика крылья или нет. Главно, чтобы он не мучался так, не говорил этим сухим, отрывистым голосом. Но женщина ничем не могла помочь юному артеас. Он допил молоко и продолжил рассказ:

— Когда годы скорби и ужаса миновали, на Та-Сэйя-кери пришла Аанис. Постаревшая, покрытая ужасными шрамами там, где заживали ее ожоги, она напоминала безумную старуху, но ее глаза все так же горели решимостью. Мужчины на улицах почтительно склонялись перед ней, и все двинулись по ее стопам к храму. Аанис подождала, покуда соберется побольше народу и с трудом произнесла:

— Я хочу попросить прощения у тех невиновных, кого не пощадило пламя моей ярости. Я погубила свою расу, и много лет я оставалась единственной живой женщиной артеас. Я проводила время в молитвах Сэйя. Сперва я просила даровать мне смерть вместе с моими сестрами. Потом я молила оставить артеас хоть ниточку надежды. И Сэйя откликнулся на мои мольбы. Знайте, что вы можете заслужить прощение и возродить свою расу, если пойдете смиренно и честно служить тем, кого столько веков унижали и притесняли. Идите к людям, в Грацию, сделайтесь их помощниками, учителями, защитниками. Не посягайте на власть. И собственной власти не будет у вас, потому что нить императорского рода прервется и возродится только после искупления. Мальчик, вступивший в свою взрослость в сердце бури, в сердце камня, рядом с невинным ребенком человеческой расы, будет отмечен лазурно-золотыми крыльями, и по ним вы опознаете свою надежду. До той же поры будут пустовать города Та-Сэйя-кери и покрываться пылью храмы, зарастут сорняками ваши сады и замусорятся родники. Ни один артеас не смеет вернуться на свою землю до окончания искупления. Только светящийся жемчуг вы должны унести отсюда и сохранить в укромном месте. Без него нашему народу не возродиться.

Так сказала Аанис-полукровка и взлетела под купол храма. Там она сложила свои маленькие, много раз обрезанные в детстве крылья и рухнула вниз головой на алтарь. Так умерла последняя женщина нашего народа, — Рамио облокотился на стену и замолчал, перестав мерно раскачиваться.

— Да, так оно и было, — кивнул Аррабах. — Только я не настолько ясно помню это, как в двенадцать лет. Мы вернулись в Грацию и стали старшими братьями людям. Где было нужно — мы воевали за них. Где требовалось — учили их. Мы передавали их лекарям и учителям свои знания, мы охраняли границы, мы помогали правителям составлять своды законов, но никогда не становились никем, кроме стражей этой земли. Первые десятилетия нас наполняло отчаянье: один за другим умирали наши старики, а знамения искупления все не было и не было. Мы не смели даже приближаться к человеческим женщинам. Казалось, артеас все-таки обречены на вымирание…

— К счастью, женщины сами приблизились к нашим предкам, — усмехнулся Рамио. — Открытые, как дети, любопытные, как элпи и дерзкие, как кугуары, они не могли исцелить от скорби тех, кто помнил гибель наших женщин. Но подрастающие юноши не сумели приказать своим сердцам не биться, правда?

— Да, конечно, — Аррабах слегка улыбнулся. — Молодые влюблялись, и рождались дети. Что мы могли сделать с этим? Это была надежда — или продление агонии.

— Рождались только мальчики? — поинтересовалась Хенайна, завороженно осматривавшая Аррабаха.

— Всегда рождалась двойня, — пояснил Страж. — Мальчик-артеас и двочка-человек. Словно напоминание, словно насмешка. Мы усилили дисциплину среди наших воинов, мы запретили долгие отлучки в города, но совсем прекратить это мы не могли. Нам пришлось решать, что делать с нашими детьми. Если бы мы оставляли их матерям, очень скоро люди узнали бы о нашем происхождении. Конечно, некоторые женщины были достойны доверия, и готовы помочь нашей расе. Но не все оказались такими. Боясь повторения кошмара полукровок, мы приняли решение о подкидышах. Мы брали мальчиков и подкидывали их в селение, расположенное как можно дальше от места их рождения…

— Вы, конечно, забирали детей без согласия матерей? — презрительно оттопырила губу Эмми.

— А что нам оставалось? — пожал плечами Страж. — Мы усыпляли рожениц и всех присутствующих, забирали мальчика, а девочка служила утешением для матери, не подозревавшей о двойне.

— А почему вы не воспитывали своих детей сами? — изумилась Каона. — Ведь вы должны были очень-очень любить их!

— Мы идем долгим путем смирения, — пояснил Страж. — Наши дети должны были продолжить этот путь служения. Воспитанные в наших башнях, они могли вырасти заносчивыми, презирающими людей. А вот выросшие в Общинных домах, они ощущали себя людьми в той же мере, что и артеас. Тем более, что память предков приходит ко всем нам, от нее невозможно отгородиться или отказаться. А знание человеческой жизни можно только воспитать с годами.

— Вы создали институт Общинных домов? — уточнила Вивиан.

— Нет, мы только расширили его. Сделали так, чтобы Общинный дом появился почти в каждом поселке. И наши учителя стали обучать подкидышей, чтобы знание о нашей расе не обрушивалось на неподготовленных детей. Заодно мы тренировали мальчиков и подыскивали девочек-целительниц. Советы поселений были довольны таким порядком вещей. К тому же, у людей стало незазорным подкидывать собственных нежеланных детей. Раньше многие предпочитали относить их в лес или топить в океане, и мы ничего не могли поделать с этим, — Страж вздохнул. — В Долине раньше случались неурожаи и голодные годы, когда дети гибли сотнями, потому что их некому было кормить, но после постройки Общинных домов люди предпочитали относить сирот туда, а мы выхаживали изо всех сил…

— Моя мать жива? — спросил неожиданно Рамио. — Почему мой отец не пришел ко мне в эти дни? Почему он скорбит?

— Твоя мать умерла несколько лет назад, — отозвался Аррабах. — Твоя сестра живет в семье своей тетки и вполне счастлива. Твой отец… очень любил твою мать. Он ощущает себя виноватым и перед ней, и перед тобой. Это все очень непросто.

— Пусть собирается с духом, — махнул рукой слепец. — Время скорби кончилось, мы будем молится об умерших в храмах Та-Сэйя-кери.

— Прости, Рамио, но ты ведь знаешь пророчество, — вздохнул Аррабах. — Точно так же, как ты не можешь принуждать эту девочку быть рядом с тобой, мы не можем требовать, чтобы ты выполнил невозможное. Твое правление будет спокойным. Я уверен, что Сэйя пошлет нам новую надежду… в будущем.

— Это мое право, не так ли? — усмехнулся Рамио. — Если я даже не попытаюсь — зачем я тогда вообще родился?

Стражу нечего было возразить на это. Но один из учителей — как догадались по внешности путешественники, тоже артеас, смуглый и скуластый мужчина, принялся убеждать Рамио не делать глупости. Тот выслушал равнодушно и жестом приказал учителю замолчать.

— Благодарю за заботу, — пожал он плечами. — Я все-таки хочу попытаться.

— Попытаться? Что именно? — спросила у него Каона.

— Само по себе мое рождение еще не означает искупления, — вздохнул Рамио. — Я должен найти спрятанный храм, где хранятся те жемчужины, оставшиеся от наших женщин. Найти его без помощи остальных артеас. И проникнуть в него только с воздуха, — и он горько усмехнулся и добавил упрямо. — Я попытаюсь!

— Боюсь, что у тебя будет не так много попыток, правитель, — вздохнул Аррабах. — Открой уж нашим гостям и последнюю тайну артеас. Бог Сэйя, избирая свой путь для созданных им разумных, решил, что сила, ум, ловкость и крылья дают нам и так слишком много преимуществ перед прочими расами. Поэтому он не дал нашему народу безрассудности выморока. Артеас умирают один раз — по-настоящему и навсегда.

— Ужас! — прикрыла рот ладошкой гномишка. — Совсем-совсем один раз?

— Если целитель не успеет раньше — да, — кивнул Страж Его лицо не выражало особого страха, ведь это знание сопутствовало его расе много тясячелетий.

— Я знаю это, — отозвался Рамио, — я буду… осторожен, — он слегка улыбнулся.

И вот, несколько дней спустя, Рамио упорно пытался взобраться на холм возле поселка, а Каона следовала за ним как привязанная. Все осталось позади — этот тяжелый разговор, в котором пришельцев с одной сторны благодарили за оказанную Рамио помощь, с другой упрекали в применении магии. И уговоры целительницы, поймавшей Каону за оградой школы, рыдающей и умоляющей девочку остаться рядом со слепым правителем артеас. И ледяной, высокомерный гнев мальчишки, услышавшего эти уговоры. В нем, маленьком, неловко двигающемся, вместе с памятью предков прорезалась такая гордая сила, словно его растили в императорском дворце с рождения. Изменилась осанка, изменился тон речи.

— Просто я знаю теперь, кто я такой, — пояснил он обратившей на это внимание Хенайне. — Это трудно, — со вздохом пожаловался он в другой раз Каоне. — Я знаю, что могу приказывать. Даже должен. Но я не хочу. Я стал взрослым за какие-то сутки, и теперь мое тело никак не догонит разум. Почти как у тебя, только наоборот.

Аррабах пояснил, что тело догонит разум примерно за год. Взрослый по разуму станет совсем взрослым. Пока никаких изменений не ощущалось, только ел тощий Рамио за троих.

Жизнь в Ракушечном продолжалась как ни в чем не бывало. Соседи, которые были не в курсе трагичных сплетений судеб в домике Салины, посудачили об ослепшем мальчонке да о непонятных купцах из-за моря и занялись привычными делами. Сама Салина языком не молола никогда, и Амиена помалкивала, все меньше общаясь с названным братом. Только однажды Каона увидела, как будущая целительница кричала громким шепотов в лицо учителю-артеас:

— А меня вы спросили, мудрые? Вы узнали, хочу ли я пробыть рядом с моим братом всю жизнь или нет? Если мне только двенадцать лет, и я еще не стану взрослой женщиной за год, то можно решать за меня? Вы предназначили меня к узам ветра, только потому что Рамио мог оказаться предсказанным правителем? Вашим спасением? Не потому ли боги смешали вам карты? Я буду молчать, но я не помощница вам. Ваше служение — такой же обман, как и прежде. И то, что обманута оказалась другая девочка, ничуть не извиняет вас.

— Мы думали, что ты привязана к своему брату, — оправдывался учитель, как последний лодырь, не выучивший урока. — И потом, вы же с ним не родные друг другу.

— Ах, вот оно что? — Амиена рассмеялась каким-то очень взрослым смехом. — Вот что вы задумали? Ваши узы сильны, я догадываюсь. Но вы опоздали, к счастью.

— Да, мы опоздали. Но все равно, я прошу у тебя прощения, — склонил голову артеас. — Мы не знали, как нам быть. До взросления юный артеас не подозревает о том, что его ждет. Страх ожидания может свести с ума в эти сутки. Даже дети, подраставшие в живых домах Та-Сэйя-кери, видевшие крылатых взрослых каждый день, наблюдавшие за стремительным взрослением обретших крылья братьев и сестер, не слышали ни слова об этом обряде. Только нож из раковины та-сит, вечно растущей раковины-дома, в которых мы жили со дня сотворения, может прорезать кокон рождающихся крыльев. Такой нож раньше носил каждый взрослый артеас. Тепеь их осталось мало, а мы не можем пополнить запас, потому что нам запрещено возвращаться в Та-Сэйя-кери раньше срока. Наверное, наши дома уже выросли выше гор и зимние бури обрушивают их пустые стены… — учитель вздохнул. — Прости нас, Амиена!

Девочка гневно покачала головой и вздохнула.

— Я бы хотела, чтобы все прошло благополучно для вас, — пожала она плечами. — Лишь бы вы скорее покинули нашу землю! — с этими словами Амиена развернулась и ушла. Она проводила все дни в Общинном доме или в доме Салины, но почти не подходила к Рамио и не разговаривала со стражами.

А слепец упорно штурмовал склоны холма. В самый первый раз, ударившись с размаху коленкой о камень и услышав сзади вскрик Каоны, он остановился как вкопанный и решительно взял девушку за рукав.

— Вы, маги, — буквально потребовал он от нее. — Вы же умеете лечить раны и успокаивать боль? Ну, говори?

— В этом нет секрета, — пожала плечами Каона, потирая саднящее колено. — Мы можем лечить и умеем снимать боль, но на это тратится наша энергия. Поэтому я не стану тратить заклинания на каждую царапину.

— А придется, — жестко ответил Рамио. — Или ты, или твои старшие товарищи, кто-то должен избавить тебя от боли. Или я прикажу стражам не позволять тебе ходить за мной.

— Я сказала, что это ерундовый ушиб, и не буду его лечить! — повысила голос девочка. — И не собираюсь бегать с каждой шишкой к Вивиан и ныть!

— А я сказал, — еще тише произнес Рамио. — Что будешь лечить и будешь бегать. Или я оттащу тебя за уши!

— Да что ты бесишься! — топнула ногой Каона. — Тебе что, дюже больно? Ну так поплачь!

— Да, мне пока не больно, — примирительно согласился слепой. — Но это пока. А потом мне понадобится ваша помочь — мне и тебе. Иначе будет очень. Очень больно.

— Что ты собираешься делать? — испуганная его тоном, спросила Каона.

— Как ты думаешь? — мрачно отозвался юный артеас. — Разумеется, я собираюсь научиться летать!

Каона замерла, как громом пораженная. Она-то предполагала, что упрямый мальчишка просто учится передвигаться вслепую, в том числе и по окрестным скалам. Это было довольно опасное занятие, но она рассчитывала на свои исцеляющие заклинания и эликсиры. Но летать…

— Почему бы тебе не попробовать взлететь с земли? — льстиво предложила девочка, затаив дыхание.

— И далеко ли я улечу? — умехнулся Рамио. — До ближайшего дома? Забора? Дерева?

— Я могла бы говорить тебе, куда лететь, — тихо предложила Каона. — К тому же ты все равно не можешь летать прямо в поселке. Так что мы можем найти какую-нибудь поляну без деревьев. Или полетать над морем.

— Давай попытаемся, — устало согласился Рамио. — Но все-таки запасись своим волшебством, на всякий случай.

Первые полеты прошли относительно благополучно. Шишку у Рамио — и головную боль у себя — Каона вылечила за секунду. Правда, после вывихнутой ноги ей пришлось долго отдыхать, восстанавливая магию, но зато и артеас сумел подняться выше вершин деревьев и почти удачно приземлиться.

Попытки летать над морем оказались менее удачными. Во-первых, рев прибоя заглушал голос девочки и артеас не слышал ее указания. Во-вторых, намокшие крылья почти не слушались мальчика, и он смог выбраться на берег только благодаря многоленему опыту пловца.

Все это время у Каоны вертелся в голове вопрос: даже если Рамио научится летать, как он сумеет отыскать древний храм и проникнуть в него? Надеется на какое-то особое чутье? На озарение свыше? Но все оказалось проще.

— В пророчестве сказано. Что мне не могут помогать артеас. А люди могут. Я найду себе помощника — и он будет моими глазами, — пояснил ей Рамио. — Может быть даже это будет гном. Вон, гномишки какие маленькие, их легко носить на руках.

То, что он даже не намекнул ей на то, что таким помощником могла бы стать она, одновременно оскорбило и обрадовало Каону. На девочку рухнула слишком огромная ответственность: стать поводырем при слепом правителе неведомой крылатой расы, провести свою жизнь в забытой богами Долине, отыскивая древний храм — чего ради? Ради мимолетной симпатии к лохматому мальчишке? Но ее друзья, Клайд, Эмми. Их путешествие — это все казалось гораздо важнее. Они сейчас так близко к своей цели! Вот-вот разузнают, куда двигаться дальше и отправятся за своим артефактом. А там что-то еще произойдет. Неужели разбивать коленки и выслушивать императорские приказы в рыбачьем поселке интереснее? Тем более, тут так боятся магов! Ей придется прикидываться целительницей, а она думала стать боевым магом. И Испытание! Если она не пройдет Испытание, она так и останется вечной ученицей, умеющей только лечить мелкие раны, стрелять сжатым вихрем и замораживать противника на пару секунд.

Каона была решительно не готова на подобные жертвы. Но если бы ее попытались уговорить или принудить силой, девочка возмущалась бы и сопротивлялась. Однако, никто не собирался заставлять ее, особенно после приказа Рамио. И вся ответственность оказалась на ней, а это было неприятно. Если она уедет — она бросит слепого с его идеей научиться летать. А магов у них тут нет. И умирают артеас один раз. Одно неудачное падение — и не будет никаких уз ветра, никакой надежды крылатых. Если она не уедет — ей никогда не выбраться в Аден, она проживет свою жизнь в Грации, и еще неизвестно, что из этого выйдет. Вот если бы она должна была найти этот храм, то можно было бы надеяться отыскать его поскорее и отвести туда Рамио.

Каона несколько раз залезала одна на холмы возле поселка и всматривалась с высоты в чащу леса. Никакого храма, разумеется, там не было. Тогда она пристала к Хенайне, чтобы та поискала в своей умной книжке упоминания о Храме. Но эльфийка выдала очередную порцию легенд, не приблизившую девочку к цели:

— Когда артеас вернулись в Грацию, первым делом им нужно было спрятать жемчужины. Но это место должно было оставаться тайной как для людей, так и для самих артеас. Как можно сохранить тайну, если память предков передается всем детям? Среди пришедших в Грацию были бескрылые мальчики, которым только предстояло обрести память, и они получили бы знание о храме вместе с крыльями. Тогда артеас создали своей жреческой магией летучий алтарь Сэйя. На него поместили чаши с жемчугом и зародыш раковины та-сит. Алтарь взмыл в воздух и скрылся за деревьями. Он не мог покинуть Долину, потому что летел невысоко и вскоре должен был утратить летучие свойства. Там, где он коснулся земли, раковина та-сит начала свой рост. Она накрыла алтарь куполом и начала прорастать вглубь — потому что жрецы выбрали именно такую раковину. Вскоре листья и ветки засыпали верхнюю часть храма, а алтарь продолжал погружаться в землю Грации. Храм медленно рос все эти века, расширяясь под корнями деревьев, укрепляя толщину стен. Только рожденному под знаком искупления, правителю артеас с лазурно-золотыми крыльями, дано войти в этот храм, — вот что прочла эльфийка свой книге.

— Ты это сама сочинила, — буркнула Каона. — Я видела, как ты писала.

— Не сочинила, а записала с кристалла, — улыбнулась эльфийка. — Это же все нам рассказали тогда, ты не помнишь?

— Не помню, — еще больше помрачнела Каона. Именно под конец разговора она впервые узнала, что это за радость — узы ветра. У Рамио страшно разболелась спина, сжатые крылья ныли и дрожали, мышцы шеи буквально сводило дугой. Но он терпел, а Каона что, хуже? Только вот от боли так шумело в ушах, что она почти ничего не помнила, кроме торжественного голоса кого-то из крылатых.

Клайд и Сэйт отнеслись к идее Каоны помочь Рамио отыскать храм еще более сдержано. Им, конечно, было очень интересно разгадать эту загадку, но их собственная цель, казавшаяся такой близкой, манила магов.

— Мы подумаем, — успокоил ее Клайд. — Эта Долина не очень большая. Храм не может быть в городах. Так что придется обшарить все рощи и поля.

— Если храм защищен магией, мы не сможем его различить, даже стоя на куполе, — покачал головй Сэйт. — Жреческая магия не так сильна, как наша элементарная. Она менее предсказуема: результат то есть. То нету, то слабее, то сильнее. Но зато ее сила проистекает непосредственно от их создателя Сэйя. Вот если сам Рамио будет путешествовать с нами, тогда шанс есть…

Каона поняла, что друзья не могут ей помочь. В любом случае, это займет очень много времени. Которого у них нету. Скоро придет корабль, жители Ракушечного проводят странных гостей и все закончится.

— Я бы хотела помолиться вашему Сэйя, — изо всех сил сдерживая трепет, обратилась девочка к Аррабаху. — Может быть, он ответит мне или как-то поможет?

Страж внимательно посмотрел на девушку. Ее возраст накладывал отпечаток на прекрасное лицо: Каона выглядела взрослой только на первый взгляд. Дальше становилась заметной и чересчур подвижная мимика, и наивные гримаски, и непосредственность эмоций. «Красива, но глуповата!» — сказал бы про нее непосвященный наблюдатель. Однако, артеас, памятуя об истином возрасте девочки, различал иное: недетскую решимость, робкую надежду на чудо, силу воли, скрытую под очаровательной внешностью.

— Я отведу тебя к лесному алтарю, — кивнул он. — Мы не строим храмов на этой земле, кроме того, единственного. Но тебе придется остаться там одной — так полагается во время обращения к Сэйя. Ничье присутствие не должно влиять на молящегося.

— Мне нужно выучить какие-то молитвы? — в устах человека-мага, один из путей которого изначально предполагал служение Эйнхазад, это звучало по-крайней мере храбро.

— Да, всего несколько слов, — кивнул Страж. — Я могу написать их тебе эльфийскими рунами, чтобы ты не запуталась.

— Ничего. Я заклинания запоминаю с первого раза, — пожала плечами Каона. Сильнее всего она боялась, что её грозная богиня оскорбится и как-нибудь накажет девочку. «Пожалуйста, не нужно!» — мысленно молила она Эйнхазад. — «Я не собираюсь отрекаться от тебя, я просто хочу попросить о помощи того, кто может помочь. Ведь артеас — не твои создания.»

Лесной алтарь больше напоминал вросший в землю валун. На нем различались какие-то рисунки, но Каона не решалась рассматривать их. Она не отрекается от своей веры, она просто просит за Рамио! Если она может помочь ему — пусть ей дадут понять, как это сделать. Если не может — отпустят с легким сердцем.

В лесу темнело намного быстрее, чем на берегу океана. Длинные тени от деревьев сплелись вокруг алтаря, и Каона опустилась на мягкий мох, ожидая ответа. Заветные слова молитвы она повторила уже раз сто: «Та Сэйя, мираль иссио нивил, са тийо ию оденааль…» Крылатый Сэйя, рождающий душу ветра, укрой мои крылья от бурь… Ничего не происходило. Наконец, тусклое свечение зеленоватой Луны заполнило рощу. Каона отряхнула свою робу и поклонилась алтарю.

— Та Сэйя… — прошептала она. — Спасибо, что выслушал меня.

Девочка была исполнена грустного смирения. Не так просто молить чужих богов. Это сложнее, чем назвать матерью чужую женщину. Сложнее, чем остаться доживать жизнь с чужим народом. Что ей делать теперь?

У самой опушки она краем глаза уловила какое-то шевеление за кустами. Остановилась, прижав сжатые кулачки к груди. Кто-то выследил ее? Или это Страж ожидает возвращения гостьи?

Из куста вышел Рамио, широко улыбаясь.

— Каона! — позвал он уверенным тоном. — Я знаю, что ты здесь, отзовись! Зачем ты ходила к нашему алтарю?

— Я тут, — откликнулась девочка. — Я хотела поговорить с вашим Сэйя. Никто не может давать неразрешимых задач. Это несправедливо.

— Ты? С Сэйя? Разве ты жрица?

— Почти! — задрала нос Каона, хотя и понимала, что мальчик не видит этого.

— Ты получила ответ? — Рамио снова засмеялся. Он выглядел сегодня необычно радостным, словно решил свою важную задачку.

— Нет, а ты? — поспешно переспросила Каона. — Ты выглядишь… словно ты знаешь что-то.

— Не знаю. Но собираюсь узнать. — кивнул Рамио. — Если ты пойдешь со мной, Каона. Я должен спросить тебя.

— Снова я! — вздохнула девочка. — Почему ты пришел сюда один?

— Потому что я знаю эту дорогу очень хорошо, — пояснил Рамио. — Потому что ты нужна мне сегодня, сейчас. И потому что ваш корабль приплыл, наконец.

— Корабль! О! — Каона сама не знала, хорошо это или плохо. — А что ты собираешься сделать?

— Немножко полетать, — усмехнулся Рамио. — Вместе с тобой.

— Ты не удержишь меня! — покачала головой девочка. — Я… выгляжу как взрослая и такая же тяжелая, а ты совсем мальчишка.

— Ну, не настолько, чтобы не удержать тебя минуту-другую. — успокоил ее Рамио. — Ты превратилась во взрослую, но не в великаншу же, вроде вашего Роррата.

— Хорошо, — согласилась Каона. — Если это так важно для тебя… я согласна!

— Пойдем! — потянул ее за руку Рамио

— Куда ты? — удивилась девочка. — Поселок в другой стороне.

— Но я же не могу летать над поселком, — пожал плечами артеас. — Не бойся, твоя магия защитит тебя.

— А тебя? — Каоне стало не по себе.

— А меня защитит Сэйя, — улыбнулся Рамио. И эта улыбка была так хороша, что у Каоны не хватило духу дальше пререкаться. С такой улыбкой не совершают чего-то непоправимого.

— Я не хочу тебя обманывать, — в который раз повторил Рамио, пробираясь наощупь через рощу. Коане казалось, что он чувствет себя в темном лесу гораздо увереннее, чем она. Он ни разу не споткнулся и не налетел на дерево. — Я просто не знаю, как это подействует на тебя. Я вспоминал весь день… всех, связанных узами ветра. Я пытался увидеть мир их глазами… хотя память погибших женщин скрыта от нас дымкой. Мне кажется, я нашел решение.

— Ты уверен, что это безопасно? — спросила Каона, когда они вышли из рощи и оказались на залитом неверным лунным светом лугу. То тут, то там вздымались валуны, вдалеке возвышался лесистый холм.

— Ты не была тут еще никогда, правда? — в голосе Рамио прозвучали вкрадчивые нотки. — Я очень прошу тебя, не бойся. Я удержу твой вес, но на всякий случай давай пристегнем тебя моим ремнем за пояс.

— Ладно, — согласилась Каона. У нее сильно кружилась голова — вероятно, что-то подобное испытывал Рамио. Страха не было. Но было огромное желание зажмуриться.

— Не закрывай глаза, ладно? — словно прочитав ее мысли попросил мальчик. — Главное — не закрывай глаза.

— Да, — кивнула Каона, вцепившись в обхвативший ее ремень.

— Готова? — Рамио шагнул к билжайшему бугорку.

Каона кивнула, собираясь сказать ему, где расположен холм и в какую сторону нужно взлетать, как вдруг неожиданно картина ночной долины изменилась перед ее глазами. То, что она принимала за бугорок, оказалось краем огромного, почти бесконечного обрыва. Тропинка, петляющая по роще, незаметно привела их на вершину высокого холма. Лесистый холм оказался верхушкой дальней скалы, а под ногами распахнулся простор — от гор до самого океана.

— Не бойся! — с нежностью прошептал ей Рамио, и шагнул в пустоту. Девочка закричала от неожиданности, но встречный ветер забил ей горло. Огромные крылья тотчас освободились из плена, и Каона ощутила их упругое напряжение — такое же приятное, как у потягивающегося человека. Рывок: артеас и девушка больше не падали. Они парили в еще не до конца потемневшем небе, следуя к догорающей бледно-желтой полосе заката. Ремень держал крепко, но Рамио продолжал обхватывать Каону руками за пояс. Долина разворачивалась далеко внизу прекраснейшим ковром темно-синего шелка.

— Посмотри на меня, — неожиданно попросил ее крылатый. Девочка послушно повернулась. Она находилась в состоянии смешанного с ужасом восторга, переживая самое невероятное ощущение в своей жизни. Ее сердце билось где-то в горле, в глазах стояли слезы, и очень хотелось петь, но слова всех песен вылетели из головы. Только строка молитвы крутилась на языке: «Та Сэйя, мираль иссио нивил, са тийо ию оденааль!». Кажется, она не выдержала и произнесла это вслух. Слова были как музыка на ветру.

— Ты очень красивая, Каона, — грустно сказал Рамио, внимательно вглядываясь в ее лицо. — Когда твой разум вновь будет в гармонии с твоим телом, кому-то очень повезет, если ты полюбишь его! — его голос был совершенно недетским.

— Вот еще, любовь! — девочка отвернулась, рассматривая долину с высоты. — Глупость какая! Ты лучше признавайся — почему ты вдруг меня видишь? Сэйя вылечил тебя?

— И да, и нет, — улыбнулся Рамио. — Я могу видеть, когда летаю. И если ты со мной. Вот и все. Это все узы ветра. Они несут не только боль, но и надежду. Приготовься, мы сейчас сядем! — предупредил он ее. Земля ударила их по ногам, но мальчик взмахнул крыльями, гася скорость, и умудрился даже не упасть. Крылья свернулись и исчезли под панцирем.

— Вот и все, — грустно произнес крылатый. — Мне только нужно было убедиться в этом, пока ты не уплыла со своими друзьями. Я могу видеть и могу искать наш храм, если ты со мной и мы вместе летим. Может быть, когда-нибудь ты найдешь время вернуться и помочь мне. Я буду ждать тебя… долго. Всю жизнь.

— Ты говоришь, как трехсотлетний эльф какой-то! — Каона потерла руками живот, на котором все-таки отпечатался широкий ремень. — Откуда ты можешь знать, что и как?

— Я сейчас хуже чем трехсотлетний, — пояснил ей Рамио. — Я много-много-тысячелетний. Я — это все артеас разом. И самый первый, и Император, и несчастная Аанис, и Аррабах, и… мой отец — все они тут! — мальчик постучал по своей голове. — Это скоро пройдет, но пока что, уверяю тебя, мудрее существа ты не сыщешь во всем Девятимирье.

— И твоя мудрость говорит тебе, что ты должен ждать меня? — удивилась девочка. — Можно же придумать что-то еще.

— Ничего не нужно придумывать, — Рамио сделал несколько нерешительных шагов и вдруг взял ее под руку. — Помоги мне, тут я никогда не был. Нам следует двигаться к берегу.

— Ну, ты можешь попросить, чтобы тебя возили на тележке повсюду, — не уступала Каона.

— Я должен найти храм с воздуха, — покачал головой Рамио. — С тележки не получится. А носить меня по воздуху могут только артеас. Как ты помнишь, я не должен принимать их помощи.

— Почему только артеас? — обернулась к нему Каона. — Еще драконы могут!

— Драконы? — Рамио споткнулся и чуть не отпустил ее руку. — Но большой дракон стоит огромных денег и слушается только правителей или глав Гильдий. У нас в Грации нет драконов. И у вас его тоже нет.

— А вот и есть! — Каона была очень рада, что нашла такое простое решение. — У нашей гномишки, Сонечки, есть совсем-совсем свой собственный дракон Только она его на время отдала Кселле, которая в Гильдии магов. И еще пока Сонечка заколдована, она не может Ветерка позвать, он ее не узнает. А вот как только мы со своими делами разберемся, так сразу расколдуем гномочек и прилетим к тебе с драконом! За один день твой храм найдем! Драконы — они ух как летают! Ветерок нас в океане нашел запросто!

— У вас есть дракон… гномки заколдованы… — Рамио рассмеялся свободно и легко. — Я понял! Каона, я лучше отправлюсь с вами, чем ждать тебя с драконом здесь.

— Ой, а может не нужно! — перепугалась девочка. — Все-таки у тебя выморока нету, а мы не на прогулку идем. У нас враги… всякие. Тоже с драконами, кстати.

— Да ну, — махнул рукой Рамио. — У вас столько магов, как-нибудь уж вылечите меня, не дадите помереть! А тут я зачем? Выслушивать причитания мамы Салины и отдавать приказания, которые и так всем очевидны?

Каона не стала говорить ему, что в путешествии от слепого мальчишки тоже немного пользы. Она вдруг осознала, что движет им: все эти неведомые чудеса, заколдованные девушки, драконы, неизвестные враги… и возможность хоть иногда, где-нибудь, на минуту снова стать зрячим, взлетев вместе с ней. Если она не может остаться с ним тут, то совсем уж жестоко не брать его с собой.

Когда они доковыляли до причала, там при свете факелов уже собрались все путешественники, стражи и учителя.

— Мы думали, что вас пора разыскиать, — мрачно изрек Аррабах.

— Милостью Сэйя, мы в порядке, — в своей новой отрывистой манере отвечал ему Рамио. — И еще вот что… я отправлюсь в путь с этими колдунами. Тут мне все равно нечего делать… без Каоны.

— Твое желание — закон, повелитель, — не дрогнув лицом ответил страж. — Мы будем ждать твоего возвращения и спрашивать новичков о тебе.

— Благодарю, — слегка смутился мальчик. — Я надеюсь вернуться как можно скорее.

— Давайте, давайте! — замахал руками с корабля капитан Гарр. — Что, у нас новые пассажиры или старых не всех разыскали?

— Всего один, Гарр, — без улыбки отозвался Роррат. — Но тебе он понравится. Он тут навроде Императора.

— Только императоров мне на «Дарборе» не хватало! — хлопнул себя по ляжкам капитан. — И так погода как в брюхе у кита, сожравшего грозовую нагу!

Рамио рассмеялся. Ему неожиданно стало легко и свободно, словно он решил очень сложную задачу.

Путешественники обменивались со Стражами последними рукопожатиями и поднимались на борт. Каона все переминалась с ноги на ногу возле Рамио, пока он тихонько не подтолкнул ее в спину. Девочка поторопилась следом за своими друзьями. Скоро они научатся понимать друг друга без слов. Он может быть влюблен в нее как мальчишка, может сгорать от страсти, как все мужчины артеас разом, но прежде всего он должен быть достоин ее доверия. Стать ей другом. Отплатить хоть чем-то за навязанные ей судьбой узы.

— Проводи меня на корабль, — попросил Рамио Аррабаха. — Не хотелось бы купаться в такую ночь.

— Ты… снова мог видеть там, в воздухе? — спросил страж взволнованно, когда они двинулись к трапу.

— Да, отец. Не волнуйся — я обязательно вернусь и отыщу наш храм. Просто сейчас еще не время, — ответил Рамио с теплотой и обнял Стража на прощанье.

Глава 56. Враг моего врага

— А теперь ты можешь нарисовать его. Ты рисуешь свободно, легко, грифель плавно движется в твоих пальцах… — Кселла всмотрелась в изображение, которое гномка набрасывала уверенным штрихами. Это был очень странный запрокинутый образ. Очевидно, она видела его снизу, лежа на полу, при очень неровном освещении.

Пятна теней скрывали большую часть лица, но оставшегося на свету было достаточно, чтобы Клайд и Вивиан воскликнули почти в один голос:

— Это он! — Да, я думаю, что вы правы, — вздохнула Кселла. — Пусть Марусенька… то есть Сонечка поспит еще немного, ей эти воспоминания дались нелегко. Значит, один и тот же тип пытался подчинить себе их обеих, а теперь вы уверяете, что он пропал без вести?

— Конечно, в Глудине была настоящая паника. Мне рассказал это один из молодых клириков храма, — подтвердил Клайд. — Вакантное место вскоре занял другой священник, но как я понял, розыск продолжается. Я тогда не знал, что это имеет какое-то отношение к нашим гномишкам. Просто у меня к нему… личные счеты, — маг хмыкнул.

— Боюсь, что нам придется присоединиться к этим поискам чуть позже, — пожала плечами волшебница. — Как только мы закончим с катакомбами, я сразу напишу вам. А теперь мне пора! — она поспешила на палубу корабля.

— Если ты встретишь этих наших… мстителей, — горестно вздохнул Кузьма, поглаживая нервничающего от холодных морских брызг Ветерка, — ты уж попроси их не делать глупостей. Скажи — Сонечка дюже обидится, если Марусенька ее тело попортит, во! — нашелся гном.

— Я первым делом погляжу на всех дорогах, ведущих на Север! — заверила его Кселла. — Если они пытаются найти место, где держали в плену Марусеньку или добраться до эльфийской крепости, то Ветерок их унюхает в любых кустах.

С этими словами она взошла на платформу у дракона на спине и дала команду на взлет. Ветерок спрыгнул за борт, едва не задев крылом волны, но выровнялся и быстро набрал высоту.

— Эй, колдун! — крикнул капитан Гарр. — Сколько у нас еще новых пассажиров?

— Двое гномов, кэп! — отрапортовал Клайд.

— Им нужна отдельная каюта?

— Пожалуй, да, — кивнул маг. — Та, что возле нашей подойдет.

— С отдельной каютой цена будет втрое… — Гарр глянул на воинственно вздыбившуюся бороду Кузьмы и снизил тон, — вдвое выше, чем без места.

— Без проблем! — поспешно отозвался Клайд, покуда старый друг не ввязался в перепалку с орком. Этот торг мог растянуться на несколько часов… нет, суток!

— Э, нет! Погоди-ка! — решительно выступил вперед гном, — В энтой каюте, между прочим, одной верхней койки не хватает. Ее эльфы забрали.

— А зачем тебе, коротышка, верхняя койка? — изумился капитан. — Есть две нижних — тебе и твоей гномихе.

— Потому как непорядок, — сурово набычился гном. — Койки не хватает, а цена двойная!

— Так цена же за место, а не за комплектность коек, ты, бородища! — распалился капитан.

Клайд махнул рукой и поспешил к друзьям в каюту. Похоже, он сделал большую ошибку, попытавшись лишить друга любимого развлечения — упоительного торга за каждую медную монетку. В полутемном помещении пахло сушеными травами, пряностями и смесью благовоний. «Скоро я буду различать наших девушек как дракон, по запаху!» — усмехнулся маг про себя. От Каоны пахло корицей, от Эмми ванилью. Хенайна источала тонкий аромат, напоминавший какие-то луговые цветы возле Парящей деревни. Леми пахла хвойным мылом: темной эльфийке все еще казалось, что от нее несет мочеными пиявками, и она пыталась смыть с себя это воспоминание. А Вивиан… от пророчицы исходил аромат чего-то тягучего, смолистого, возможно снадобий из запаса девушки, и еще — солнечный запах ее пушистых волос. Гномишка на койке пахла металлом и медом — очень странное сочетание. И все эти запахи заполняли собой каюту, смешиваясь с более сдержанными мужскими ароматами: кожи, табака, вишневого дерева и простого мыла.

Вивиан сразу заметила вошедшего Клайда и тихо улыбнулась ему. Затем поднял голову и Орэхиль:

— А, клирик! Присаживайся к столу. Тут у нас штаб, лазарет и будуар одновременно. Твоя наставница улетела?

— Да, — немного извиняющимся тоном ответил маг. — У нее дела.

— Хм, не успел я ей кое-что сказать. Ну да ничего. Пошлю из ближайшего порта письмо, — покачал головой эльф. — Значит, вы вычислили еще одного врага?

— Я не могу понять — врага или наоборот, — честно признался Клайд. — Да, этот клирик пытался подчинить себе гномок и он же работал с брагидами пахарей. Но он мог делать это из своих корыстных соображений, просто ради денег, понимаешь?

— Почему тебе не хочется верить, что он примкнул к вашим врагам? — строго спросил Клайда Вильраэн.

— Это не сходится с тем, что я знаю о нем, — пояснил клирик. — Как истинный карьерист, озабоченный получением высоких постов в Церкви Эйнхазад, он не может одновременно вредить своей вере.

— Ну, возможно он разочаровался в карьере, увидел, что ее не так просто сделать, нужно угробить годы и годы, и нашел более быстрый путь.

— Тогда он пережил это разочарование очень недавно. Буквально в течении последних месяцев, — не до конца согласился Клайд.

— Это вполне возможно. Разочаровался и примкнул к врагам недавно, вот и не попадался вам еще ни разу, а? — предположил Орэхиль.

— Если бы он примкнул к ним недавно, то ему бы еще не доверяли командовать другими и всякие секреты, типа потайных комнат. Сонечка рассказала, что эльф ничего не знал о существовании убежища в крепости. И оно не выглядело случайным закутком. Это было обжитое, обставленное мебелью место.

— Да, звучит логично. Либо он новичок, тогда не может знать тайн и командовать. Либо он копает под собственную Церковь уже давно, но тогда какой смысл ему делать в ней карьеру? Либо карьера, либо происки темных жерцов обречены — зачем вкладываться и в то, и в то? — хмыкнул Орэхиль.

— Ну, еще может быть, что он из тех, кто ставит на всех скакунов в дерби — ведь один-то точно выиграет! — предположила Лемвен.

— Много неясного, — задумалась Хенайна. — Если он наш враг — это одно. Но если он враг наших врагов, это меняет дело…

— Враг врагов — еще не друг! — сердитая гномишка в эту же минуту яростно толкала Седди кулаком в грудь. — Я бы ни за что не взяла тебя с собой!

— Ты и не взяла. Я сам пошел, — гном был спокоен. По-крайней мере, она не угрожает ему смертоносным кинжалом. И сердится не по-настоящему, скорее шумит для вида.

— Ладно, — примирительно махнула рукой девушка. — Увязался, так идем.

— Не вижу смысла. Нас с воздуха обнаружат в два счета, — Седди закинул походный мешок на плечо и нахлобучил шлем на голову.

— Ну, мы пока двинемся, а попозже что-нибудь придумаем, ага? — эта гномишка иногда разговаривала как Марусенька, а иногда в ее голосе звучали совершенно незнакомые интонации, видимо Сонечкины.

— Давай думать на ходу, — улыбнулся караванщик. — Драконы чуят запах, причем за много-много миль. Значит, мы можем попытаться намазаться чем-нибудь.

— Опять вонять какой-нибудь гадостью? — возмутилась Марусенька.

— Не обязательно гадостью. Можно эльфийскими духами.

— Не-ет, я их тоже терпеть не могу. От них в носу щекотно!

— Ну, потерпеть-то можно немножко? — у Седди щемило в груди от нежности, когда он слышал эти шаловливые интонации. Но все-таки в гномишке что-то оставалось чужим, непривычным. Ну, вот например эта манера грозно сдвигать брови:

— Не хочу терпеть ничего! Давай еще придумывай!

— У меня не получается! — поскреб затылок под шлемом гном. — Ты тоже придумывай, ты в запахах должна разбираться.

— Хм… — Марусенька задумалась надолго. Время от времени ее выводил из этого состояния проезжающий возок или цветущий куст. Видно было, что мысли гномишки движутся в одном направлении. Она осматривала объект и качала головой:

— Навоз… не то… Лилии… не то… Булочки… не то… Дрова… не годятся…

Седди еле заметно улыбался. Ему было все равно, куда они идут, лишь бы находиться с нею рядом. Гном почти отскреб с себя темный грим, но борода и волосы на голове пока что не отросли, и короткая щетина отчаянно кололась. Мысли о мести, такие яростные в те минуты, когда он слушал рассказы гномишек, теперь потускнели. Караванщик все чаще ловил себя на мысли, что предпочел бы быть пойманным драконом, управляемым строгой Кселлой, нежели позволить Марусеньке влипнуть в новые неприятности. Разумеется, он не мог сказать такого упрямой гномишке, но вот если действовать хитростью… хм…

— Марусь, смотри, вон трактир на горке! — указал он как бы между прочим.

— Ну и что… А почему он не у дороги-то? — купилась гномишка.

— Да там мельница у них, они свой хлеб пекут, чтобы не возить из города. Чуешь, как пахнет?

— Слушай, ну чего ты бежишь, как ошпаренный голем! — тут же возмутилась девушка. — Давай зайдем, попробуем, что у них за хлеб?

— Точно? — удивился Седди. — Ты уверена? Я бы тогда лучше пирог заказал с брусникой.

— Пиро-ог? — глаза гномишки стали совсем мечтательными. — А топленое молоко у них есть?

Через час Марусенька с огромным трудом добралась от широченного трактирного стола до мягкого кресла возле очага. Седди едва успел укутать ее в плащ, как гномишка уснула. С этим дурацким побегом они совсем не спали ночью, а девочка все еще слабенькая после той страшной простуды! Караванщик устроился рядом, охраняя покой своей спутницы. Впрочем, в середине дня в трактире было шаром покати. Даже хозяйка, убедившись, что честно оплатившие обед и отдых гномы больше ничего не желают, удалилась куда-то вглубь обширной кухни.

Когда Кселла привезла их на Ветерке в Гиран, Кузьма был несколько растерян. В порту стояло множество кораблей, их команды были неимоверно раздражены только что прошедшей проверкой грузов, но никто не нанимал судно для плаванья в Грацию. Волшебница покачала головой и скомандовала Ветерку поискать кого-нибудь из компании друзей: Вивиан, Сэйта или Аннарина. Однако, дракон упорно не ощущал их запахов.

— Как же так? — разводил руками гном. — Они ж тут оставались, некуда им деваться, ну кроме как в море поплыть!

— Действительно, странно, — согласилась с ним Кселла. — Ветер учуял бы их и в городе и в море на расстоянии нескольких часов пути. Либо они отплыли уже давно, сразу после вашего отлета, либо… — волшебница задумалась.

— Пойду, поговорю с моряками еще раз, — заявила она после некоторого раздумья. — А вы с Ветерком отлетите за холмы, к реке.

Спустя некоторое время Кселла вернулась к ним еще более задумчивая.

— Эта проверка была какая-то очень подозрительная и скоропалительная. Впечатление, что искали не краденые товары, а кого-то, кто собирался уплыть на корабле. Один лоцман сказал мне, что сроду не видал, чтобы проверяющие не обшаривали бочки и не распаковывали обшитых холстом ящиков. Ведь именно в таких местах прячут контрабанду: адамантит, алмазы, заклятые кристаллы, старинные золотые монеты.

— Либо, дамочка, уперли у них чтой-тось размером с телегу, либо ищут они беглецов, вот уж поверьте моему глазу! — заявил лоцман, поправляя черную повязку на обветренном лице.

— Если искали беглецов, значит наши могли запрятаться поглубже! — уверенно сказал Кузьма. — Им же не впервой.

— Запрятаться — это помогло бы от воинов. Но Ветерок все равно унюхал бы знакомые запахи, — покачала головой Кселла.

— Во! — крикнул какой-то мальчишка в полосатой фуфайке, возглавляющий компанию ребятишек, карабкающихся с деревянными мечами в руках по штабелям ящиков возле порта Гиран. — Гляньте, еще один дракон!

— Хм! — лицо волшебницы просветлело. — Еще один? — она достала из кошеля на поясе золотую монетку и покрутила ее в пальцах, будто задумавшись — бросить или не бросить? Пацан немедленно подбежал к жрице, словно дрессированный медвежонок.

— Желаете что? — пригладил он больше похожие на иглы дикобраза волосы. — Отнести, принести, разузнать?

— Ты тут про дракона упоминал… — усмехнулась волшебница. — Очень интересно…

— В точности, хозяйка! — кивнул парнишка. — Сидел вона на башне у ворот порта и все башкой крутил. Здоровенный такой…

Кселла расспросила ребят поподробнее, после чего с улыбкой подкинула золотой в воздух, где его тут же поймала смуглая рука с обкусанными ногтями. Мальчишка с монеткой ускакал в сторону города, его маленькое босоногое войско последовало за ним.

— Если тут был дракон, то возможны только два варианта, — пояснила гномам Кселла. — Либо наших друзей поймали, либо они изменили запах. Если первое, то их поймали уже давно и унесли очень далеко, раз Ветер не чует. А если второе, то они могут быть у нас под носом, но мы не обнаружим их, пока они сами не дадут нам знать.

— Нужно поспрошать в городе, — решительно сказал Кузьма. — Послушаем кто про что гуторит, глядишь что-то и прояснится.

— Только будьте осторожнее! — предупредила Кселла. — В случае чего старайтесь пробраться к восточным воротам — я оставлю там Ветерка. Он поможет вам продержаться некоторое время до моего прибытия. А я буду в соединении с ним и увижу, если кто-то нападет на дракона.

— Понятно, — кивнул Кузьма и вся компания устремилась к Гирану.

Город располагался в отдалении от порта, словно надменная красавица, которая боится испачкать подол своего роскошного платья. Вонь, грохот, ругань грузчиков — все это осталось за холмами, за поворотом дороги, прежде чем изукрашенные каменные стены Гирана показались перед путниками.

Если продолжать сравнение, то Гиран походил на красивую, заносчивую, но жадную и расчетливую купчиху. Не такой простодушный и работящий, как ремесленный Глудин, не такой утонченный, как излюбленный жрецами и эльфами Глудио, не похожий на пряничный и улыбчивый гостеприимный Дион, Гиран тянулся изо всех сил за императорской роскошью северного Адена и за вычурной кружевной красотой южного Хейна, не дотягивая ни до того, ни до другого.

Это был город-базар, город-перекресток, шумный не в меру, когда-то разумно спланированный, но потом бестолково застроенный. Войдя в какой-нибудь магазин, можно было запутаться в выходящих во все стороны дверях и вылететь на перпендикулярную улицу; повернув за угол постоялого двора оказаться за стенами города, носом к носу с какими-нибудь шалыми Молчальниками или каменными кошками.

Возле храма Эйнхазад Кузьма предложил разделиться на пары. Вот тут-то, едва дядька с Сонечкой скрылись за углом, Марусенька и выдала Седди свой план: сбежать как можно скорее и самой отправиться на поиски злого волшебника.

— А ты будешь меня прикрывать, — махнула она в его сторону ладошкой. — Чтобы не заметили.

С точки зрения Седди, друзья настолько не ожидали подобного финта от Марусеньки, что никакого прикрытия не требовалось. Достаточно пожелать им спокойной ночи — и преспокойно отправляться в путь, будучи уверенной, что до утра никто не обнаружит побега. Но гномишка злилась и уверяла, что без прикрытия никак нельзя. И вообще, она Седди еще не до конца доверяет. Что за манера — по башке сзади бить? Огорченный караванщик легко дал себя уговорить, мысленно поклявшись, что как только «отход» будет прикрыт — проще говоря, все отправятся спать — он немедленно догонит беглянку. Однако, ему пришлось пойти на множество хитростей, чтобы этот побег состоялся. Когда Кузьма и Кселла встретили их возле восточных ворот, выяснилось, что они разузнали о странном обыске в маленькой гостинице и окрестных лавках. А так же о неких тетках, закупивших целую тележку орочьих вонючих деликатесов.

— Я могу ошибаться, — потерла подбородок Кселла. — Но это выглядит достаточно подходящим: обыск и отбивающие запах продукты. Причем в больших бочонках, где можно спокойно просидеть несколько часов под защиткой Поцелуй Иты.

Волшебница была готова отправляться на поиск этих самых продуктов в бочках сию минуту. Образцы моченых пиявок она держала в глиняном горшочке, купленном у хозяина лавочки. Орк выглядел весьма довольным. Еще бы, у него был скуплен почти весь товар. Но про покупателей старик не сказал ни слова, прикидываясь глухонемым.

Седди возразил, что дело к вечеру, и если друзья остановились где-нибудь на ночлег, то вторжение дракона может оказать им медвежью услугу. Жрица устала, и позволила уговорить себя переждать до утра. Кузьма вздыхал и бормотал себе под нос:

— Это ежли они ночуют где, а вот коли уплыли на корабле?

— Но никто же не нанимал корабль для дальнего плаванья в Гиране? — возразил Седди.

— Так-то оно так, да мне неспокойно, — тряс бородой гном. — Может, наняли где еще? В трактире в городе капитана встретили? Может, про дальнее плаванье не сказали нарочно?

— Утром увидим, — грустно ответил Седди.

Ему было неприятно обманывать друзей, но он не мог оставить Марусеньку. К тому же гном предполагал, что вместе со своей памятью гномишка утратила часть смертоносных навыков. Значит, ей нужна его защита. Чтобы облегчить муки своей совести, караванщик оставил подробное письмо о планах Марусеньки Кузьме. К сожалению, он не мог указать, куда они направляются, потому что сам этого не знал. Письмо гном засунул в карман плаща старшего сородича, надеясь, что тот не обронит бумажку.

Когда гномишка, заразительно зевая, удалилась в свою комнату, Седди тоже начал отчаянно зевать. Кселла протерла усталые глаза и заявила, что не видит смысла в полуночных разговорах. Таким образом, все разошлись по комнатам буквально через пять минут, и караванщик бросился по темным улочкам догонять Марусеньку. Он чуть не промчался мимо нее, привычно огибая магический лоток с какой-то полезной мелочью. Но в последний момент осознал, что возле лотка сидит Марусенька, сонная и сердитая. Выговорив ему сначала за то, что его так долго не было, потом за то, что он за ней увязался, гномишка устремилась из города на северную дорогу.

— Не нужно на северную, — удержал ее Седди. — Нас там прежде всего искать будут. И потом, там по ночам Бездушные бродят, мы с тобой от них не отобьемся.

— Бездушные там все время бродят, — огрызнулась Марусенька. Но все-таки свернула на западный тракт.

Даже упрямая гномишка не могла не признать, что разные твари по ночам бродят совсем рядом с дорогой, нападая на одиноких путников. Они старались идти как можно быстрее, но к утру усталось стала брать верх даже над крепкими гномами.

— Да-а… — вздохнул Седди. — Засиделись мы с тобой в «Волшебных забавах», ноги-то как гудят!

— У меня не гудят! — мотнула головой Марусенька и тут же споткнулась заплетающейся ногой о корень. Караванщик поддержал ее.

— Интересно… — спросила его гномишка примирительным тоном. — И как это тебя мадам Бубу отпустила без визгов на весь поселок?

— Да вот так уж, — усмехнулся гном. — Во-первых, я у нее давно уже выкупился. А во-вторых, только было она начала причитать о том, что я хочу ее разорить, оставив без фокусника, я тут же намекнул ей, что она может потерять не одного фокусника, а весь свой цирк с фургонами вместе. Мадам ну очень заинтересовалась! Ну, на том мы с ней и поладили. Я ей сказал на ушко, что скоро в поселке будет не до фокусов, а она отдала мое жалование до последней монетки и еще сунула какой-то еды в котомку.

— А моей пропажи она и не заметит, — почему-то вздохнула Марусенька.

— Тебе нравилось в цирке? — удивился Седди. — У тебя была такая грязная работенка.

— Грязная? Не грязнее, чем в шахтах, — махнула рукой гномишка. — Зато как интересно. На твои фокусы я могла бы смотреть целыми днями!

— Кхм… — покраснел гном. — Но я-то никуда не делся от тебя. Я могу показывать тебе эти фокусы на привалах. Я придумал десяток новых, их еще даже мадам Бубу не видела.

— Правда? — захлопала в ладоши Марусенька, но тут же сурово поджала губы. — Я не знаю… я не очень-то доверяю тебе. Ты оказался таким… таким…

— Каким? — обреченно спросил Седди. — Я виноват, конечно. Но я хотел как лучше…

— Да не в том ударе дело, — рассердилась гномишка. — Не мешай мне, я попробую сказать. Дело в том, что ты решил за меня. Даже не спрося. Друг так поступить не может. Вот если бы Кузьма так сделал, я бы поняла, он мне дядька, я для него всегда буду дите малое. А ты… ты должен был спросить меня. Хоть пол-словечка мне сказать! И не врать потом в цирке. Хотя, конечно, я бы тогда тебя убила… — она глубоко задумалась, растеряв всю суровость.

Седди тоже молчал, боясь вставить хоть слово. Наконец, Марусенька проговорила очень серьезно:

— В дружбе мы должны быть равны. Даже если кто-то умеет или знает лучше. А если уж влюбляться начали, а не просто так, то тем более. Вот почему ты для меня стал… не другом, а просто врагом моих врагов. Мне с тобой сейчас по пути — и все. Не в прощении тут дело. Я бы и хотела вернуть прежнее, да не могу.

— Я понимаю… — выдавил из себя несчастный караванщик. — Но я просто буду рядом с тобой, хорошо? Ведь враг у нас все еще общий.

— Ладно, — кивнула Марусенька. — С тобой веселее.

Через несколько часов окончательно вымотанные гномы свернули на небольшую тропинку, уводящую в скалы неподалеку от проклятых Земель Возмездия.

— Тут один гном знакомый работает, — пояснил Марусеньке Седди. — Правда, про его заведение всякое болтают… ну да ладно. Отдохнем пока там, а утром дальше двинемся.

— А нас там Кселла не найдет, пока мы дрыхнем? — засомневалась Марусенька.

— Не волнуйся, — усмехнулся гном. — Там нас ни один дракон не учует.

И в самом деле, буквально через сотню шагов в воздухе повис густой сероводородный смрад. Казалось, что в ущелье растоптали несколько миллионов тухлых яиц. Даже привычная к подземным газам гномишка невольно скривилась.

— Что там, дохлый дракон? — пошутила она, закрывая нос рукавом.

— Нет, горячие источники, — усмехнулся Седди. — Заодно и искупаемся.

Известие о купании привело гномишку в восторг. Она много месяцев мылась только украдкой, как во время своей жизни наемной убийцы, так и в цирке. Сложнее всего было девушке отыскать место, где можно было бы без помех промыть, расчесать и переплести волосы. Поэтому-то Марусенька так радовалась, словно забыв о том, что она находится в теле Сонечки.

— Ты умеешь делать такой хвостик? — поинтересовался Седди, рассматривая рыжий веничек, принадлежащий старшей гномке.

— Я все умею, — отмахнулась Марусенька. — А там вода очень горячая? А мыло есть?

— Все есть, — успокоил её гном. — Там караванные купальни. Специальная пещера, где караваны прячутся, чтобы спокойно вымыться и отдохнуть. Правда, дорогое удовольствие.

— Воды жалко им, что ли, — надула губы Марусенька. — Она же сама из земли течет!

— Ну, воды не жалко. Но поработать Тарсоду пришлось изрядно. Сама увидишь. — подмигнул он спутнице.

Снаружи купальня выглядела всего лишь дикой пещерой, возле которой кто-то водрузил хилый покосившийся плетень. То ли заброшенный хлев, то ли охотничья ночевка. Но войдя внутрь, путники оказались в ровном обработанном коридоре, уводящем вглубь холма. Неяркие магические светильники отбрасывали на стены странные двоящиеся тени. Марусенька с удивлением заметила, что эти тени словно живут собственной жизнью.

— Ага, — усмехнулся Седди. — Разглядела? Тарсод заключил договор с духами воды, и они охраняют это место.

— Как ему это удалось? — изумилась гномишка. — Они же такие наглые и жадные, эти духи! — и она передернулась, вспомнив, сколько раз полупрозрачные монстры отгоняли учеников от скрытых в подземных озерах рудных жил или от бьющего из стены прохладного ключа. Эти твари уж если где заведутся, никого не подпустят!

— Так источники-то тут горячие, — пояснил Седди. — Где-то под горой дремлет вулкан. Тарсод пригрозил духам, что вскипятит все к големской бабушке, они сразу стали на диво вежливыми и уступчивыми.

— Хм… не обманут они его? — покрутила головой гномишка, не доверяя давним неприятелям.

— Да нет, они ведь туповатые, либо нападают, либо соблюдают договор. Хитростей от них не дождешься.

— Что-то тут не так, — задумалась Марусенька. — Наверняка он им чем-то приплачивает, жадюгам этим.

— Ты угадала, — кивнул Седди. — Но это секрет Тарсода. Тут поистине каждый камень имеет уши.

— Ну и дела, — гномишка всматривалась в струящиеся тени на стыках коридоров. — Духи на службе у гнома… Парочки Талосов тут в банщиках не держат?

— Сама все увидишь, — снова усмехнулся Седди.

Тут перед ними возникли самые мощные кованые ворота, которые гномишка когда-либо видела. Гномы обычно предпочитают строить из дерева, лишь укрепляя доски или бревна металлическими полосами. Эти же врата были целиком выкованы из черной бронзы. Они вздымались на высоту сотни локтей, подавляя своей несокрушимой мощью.

— Только не говори, что твоему Тарсоду сковали это какие-нибудь подземные монстры… — прошептала потрясенная Марусенька.

— Конечно нет, — успокоил ее гном. — Он просто обнаружил тут остатки подземной крепости. Похоже на работу гигантов, — добавил он.

— Вот почему они такие здоровенные, — задрав голову к далекому потолку сказала гномка. — А как такая махина открывается?

— Привратный механизм с противовесом. Система простейшая, переживет еще много веков.

— Смазывать пришлось? — деловито постучала по створке Марусенька.

— И смазывать, и сталактиты счищать с петель. Зато теперь… — с этими словами Седди толкнул створку и она плавно двинулась вперед.

Гном спокойно шагнул внутрь, а вот Марусенька прошмыгнула за ним в торопливом испуге. Створка остановилась за их спинами, потом так же медленно и бесшумно двинулась обратно. Приглушенный гул и толчок воздуха ознаменовали ее закрытие.

— Да-а… — неопределенно протянула гномишка. — Ну и дела!

Перед ними раскинулся зал, больше похожий на торговую площадь в большом городе. Он был выложен разноцветными каменными и металлическими плитами, сперва производившими впечатление бессмысленной пестроты. Но стоило путникам тронуться с места, как на огромном пространстве начали возникать картины. Текла река, взлетали птицы, пробежало стадо оленей, расцвели на ветках и начали осыпаться цветы. Марусенька быстро разгадала секрет многогранных плиток, отсвечивающих при каждом шаге новыми оттенками, но все равно продолжала подбегать к самым ярким изображениям и трогать их пальцем.

— Малахит… яшма… бирюза… медь и кусочки пирита… а тут гематит… и кровавик. Не лень же им было выкладывать все это! — восхищалась она.

— Конечно, не лень, — мрачно ответил Седди. — Работали-то на них гномы, а сами гиганты только приказывали.

— Ага, то-то я вижу — знакомая огранка, — неуверенно подтвердила гномишка.

— Смотри туда, — отвлек ее караванщик, махнув рукой в дальний конец пещеры. Там возвышалась беседка, окруженная резными колоннами. Издалека она выглядела вполне нормально, но почти сразу гномишка осознала, что сооружение почти вдвое выше двухэтажных домов, построенных вдоль стены.

— Это выглядит так, словно домики игрушечные, — девушка прижала к щекам ладошки. — И тележки крошечные, и буйволы.

— Да, вот такими они, наверное были, эти хозяева мира, — согласился Седди. — Попробуй таким возрази.

— Но наш осадный голем примерно такой же высоты, — рассердилась Марусенька. — Мы бы могли….

— Как ты думаешь, а почему он такой высоты? — огорошил ее гном.

— Ой… — пискнула гномишка. — По их приказу?

— Разумеется. — вздохнул гном. — Пока они не были низвергнуты, без их приказа существовали только артеас.

— И монстры, — хихикнула девушка. — Не думаю, что гиганты приказывали монстрам.

— Нет, — мягко возразил гном. — Конечно они им не приказывали. Потому что монстров еще не существовало.

— Совсем? — такое гномишке не приходило в голову. Нет, она прекрасно знала, что твари были магическими созданиями, но вопрос о том, когда они были созданы, как-то не приходил ей в голову.

— Были духи и демоны, — пояснил Седди. — Многие из которых потом превратились в монстров именно потому, что гиганты утратили свою власть над ними.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила удивленная гномка.

— Да вот как раз от Тарсода и знаю, — пояснил караванщик. — Мы тут проводили по несколько дней, а я любил помогать ему с тутошним хозяйством.

— А мне можно будет… помочь и посмотреть? — скромно потупила глазки гномишка.

— Думаю, что без проблем, — обнадежил ее Седди. — Но сначала пойдем, я познакомлю тебя с хозяином.

Он подвел девушку к зданиям, теснившимся в дальнем углу огромного зала, подобно брошенным игрушкам. Марусенька различила два добротных гостевых дома, сложеных из камня, но украшеных знакомыми гномскими узорами, стойла для верховых животных, склады, весовую, лавку менялы и обширную крытую драконовязь. Еще несколько домиков непонятного назначения тускло светили окнами сбоку от склада. Судя по запахам, там была кухня.

Гномишка с удивлением обнаружила, что уже принюхалась к тухлым испарениям подземных вод и почти не замечает их. Зато в животе у нее заурчало от аромата свежих лепешек, горячего хвойного отвара, жареного мяса и печеного чеснока. Марусенька проглотила вязкую слюну и зашагала быстрее.

— А почему тут так пусто? — спросила она у Седди, осматривая подземный зал, по которому они двигались.

— Тут было полно разных вещей гигантов — мебели, посуды, странных магических штук, — пояснил караванщик. — Но почти все негодное и истлевшее от времени. Рассохшиеся деревяшки пошли на дрова, а все прочее пришлось долго выволакивать отсюда. У Тарсода далеко идущие планы, — усмехнулся Седди. — Вон, глянь там, круглый домик, ничего не напоминает?

— Ну… — гномишка прищурилась. — Похоже на очень маленький храм Эреды. Ого! — до нее дошло сказанное. — Тут есть жрецы?

— Пока только один, — кивнул Седди. — Но он надеется сделать это место по-настоящему благословенным. Тогда тут можно будет построить настоящий город гномов. Эта пещера больше, чем город темных эльфов, а расположена она недалеко от главного Аденского тракта. Если тут можно будет жить…

— Да-а… — протянула Марусенька, с новым интересом осматривая зал. — Сколько наших сюда переселилось бы — трудно представить!

— Торговцы, банкиры, караванщики, искатели сокровищ — все, кому приходится сейчас возвращаться в Элмор каждые полгода-год, — согласился Седди.

— И смешанные пары… — добавила гномишка.

— И дружинники, которым нужна добыча покрупнее элморских медведей… — кивнул гном. — И основателем этого города хочет стать Тарсод. Вот так-то!

— Могу его понять, — вздохнула гномишка. — Эта пещера выглядит как сказочное место и в то же время врата прекрасно защищают ее. Не думаю, что даже десяток осадных големов мог бы их выломать.

— Эти врата защищены древней магией, — пояснил Седди. — Тут одной силы мало, тут нужем колдун, разбирающийся в таких делах.

— Колдунов найти не проблема, — Марусенька упрямо покрутила сонечкиным хвостиком. — Они, вон, толпами бегают.

— Да нет, обычные не годятся. Нужен специалист по древней магии, — успокоил ее Седди. — А таких очень мало, поверь. Тарсод замучался искать, когда ворота заново налаживал.

— Но нашел? — гномишка снова встревожилась.

— Ага. Нашел недавно одного дядьку. Он до сих пор тут живет, изучает остатки всяких штуковин. Порой неделями в отвалах пропадает.

— Может, он шпион и ходит докладывать…

— Да брось, какой шпион, ему Тарсод двух големов дает для помощи и еще иногда кого-нибудь из помощников.

— А много тут народу живет вообще? — снова всмотрелась в поселение гномишка.

— Довольно-таки, — кивнул караванщик. Они уже приблизились к изгороди, окружавшей постройки. Аромат печева смешивался с крепким запахом навоза из стойл.

— Сам Тарсод с семьей — это семеро. Его помощники тоже с семьями, жрец, колдун, несколько эльфов-охотников, четверо наших искателей сокровищ, женщина-повариха с мужем-орком, четверо конюхов-полукровок и один спец по драконам, тоже орк. Кроме того тут часто останавливаются разные путешественники. Не только караванщики.

— Ничего себе! Ты же говорил, что это потайное место! — Марусенька пыталась рассмотреть, что за зверь скребется в стойле, просвечивая светлыми боками сквозь перегородку.

— Ну, согласись, по сравнению с Сердцем гор это просто какая-то заимка, — улыбнулся Седди. — Знают об этой пещере немногие. Ну а прибыль ни один гном не упустит. Я знаю, что у Тарсода были стычки с какими-то темными жрецами до того, как он нашел это место. Скорее всего это те самые наши враги. Их замашки — то монстров на поселение натравить, то магический пожар устроить. И теперь тоже… из-под земли прорываются иногда всякие гады. Только вокруг Тарсода собрались не новички зеленые. Умеют себя и свое добро защитить. У всех, кто тут поселился, дорожки были извилистые.

— Как у нас с тобой? — невинно поинтересовалась девушка.

— Ну, — опешил караванщик. — Пожалуй, да. Мы теперь с тобой тоже… да, — он тяжело вздохнул.

— Знаешь, — понизив голос, сказала гномишка. — У меня тоже наметилась весьма прибыльная работенка, когда вмешалась Кселла. Боюсь, что ей придется объясняться с моим нанимателем.

— По-моему, она в курсе, — успокоил гномишку Седди. — Она говорила об этом что-то.

— А, у мудрых магов всегда есть идея в запасе, — Марусенька поскучнела. — На случай, если они провалят десяток предыдущих планов.

— Перестань так злиться на своих друзей, — попросил ее гном.

— Да я и не злюсь вовсе, — вздохнула Марусенька. — Наверное, я просто очень-очень быстро повзрослела. Мне раньше все казалось, что все вокруг весело и интересно. А теперь я знаю, что у жизни есть изнанка. Вот и все.

— Может быть, это и к лучшему, подумай, — караванщик кивнул на дверь большого крепкого дома, стоящего почти в центре поселения.

— Теперь тебя на мякине не проведешь. Уверен, что дядька гордится тобой. И будет гораздо меньше трястись за тебя.

— А правда! — обрадовалась Марусенька. — Он даже просил ему приемчики показать, и я его раза три сшибла, а раньше никак не могла. Так что если на Тарсода твоего нападут, я тоже буду помогать обороняться! Особенно если это те же гады, от которых мы столько бегали!

— Я уверен, что те же. Когда я слушал рассказы Тарсода, наш караван еще не сожгли, но я помню множество знакомых нам теперь деталей. Отряды нечисти. Жрецы и жертвоприношения. И знатный эльф с заговоренным оружием тоже Тарсоду дорогу переходил не раз. Только вот что, Марусь… — Седди стал еще серьезнее.

— Если ты не поняла… — он вздохнул и покачал головой. — Тарсод это все тут делает совсем даже против указа Совета Старейшин. Поняла?

— Против… — для гнома это словосочетание было настолько невероятным, что гномишке понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что сказал караванщик. — Даже не тайком, а вот так прямо против? — глаза у девушки стали испуганными.

— Да, — коротко ответил Седди. — Он спрашивал, он долго пытался доказать, что тут удобное место… но ему запретили. Только он все равно это сделал. Поэтому не всякий гном сюда зайти осмеливается, чтоб ты знала.

— Но послушай, Седди, ведь за ослушание Совета наказывают… — жалобно пробормотала Марусенька.

— Наказывают… — Изгнанием, — кивнул Седди. — Да, Тарсод — изгнанник и не может появляться в Сердце гор. Ты все еще хочешь войти? — он остановился на крыльце, скрестив руки на груди. Марусенька посмотрела на чистенькие домики, на струящийся под сводами пещеры легкий дымок из труб, на гигантскую беседку и… решительно взялась за ручку двери.

— Кажется, — прошептала она скорее себе под нос, чем Седди. — Что понятие «враг моих врагов» становится для меня более близким, чем «друг моих друзей».

— И это правильно, девочка! — густым басом произнес заросший коричневой, как медвежий мех, бородищей, гном, распахивая дверь дома. В ухе у него болталась причудливого вида серьга.

— Спасибо, парень, что не забыл мою науку. Извинения твой подружке я уж сам принесу, — усмехнулся хозяин, пропуская гостей внутрь. — Я — Тарсод-изгнанник, ежли вас это не пугает.

— Кажется, вы слышали весь наш разговор, — глаза у Марусеньки снова прищурились. — Какое-то механическое устройство или магия? — с пониманием кивнула она хозяину, всматриваясь в странную серьгу.

— Немного механики, немного магии, — уважительно склонил голову Тарсод. — Постоянно таскаю это лабуду в ухе, словно эльф на балу, зато слышу все, что делается в моих пещерах. Именно потому, что друзья моих друзей не так торопятся вставать на мою сторону, как враги моих врагов.

— Отец наш погиб, — без предисловия сказал Седди, обменявшись с Тарсодом рукопожатием.

— Слыхал, слыхал, — вздохнул хозяин. — Спервоначалу я все надеялся, что это брехня. Мне очень жаль.

— Похоже, все наши теперь будут на твоей стороне, — глядя в стену, произнес Седди.

— Неужто и до вас мои жрецы докопались? — изумился гном. — И то, все же твердят, что караван сожгли…

— Не столько жрецы, сколько их предводитель. Ты рассказывал о неком эльфе…

— Мразь ушастая! Не знаю я его имени, а то заказал бы упокойную службу в храме Эйнхазад! — зло дернул щекой Тарсод. — Что, он опять использовал заклятое оружие?

— Да, стрела, — кивнул Седди. — Попала отцу в горло и все… — плечи караванщика дрогнули.

— Поганая смерть, — огорчился за старого друга изгнанник.

— А я — вот… — Седди задрал широкую штанину и показал свой протез.

— Солоно ж тебе пришлось, парень. Да ты садись, садись! — Тарсод поспешно пододвинул Седди кресло-качалку.

— Не беспокойся, я уже привык, — усмехнулся караванщик.

— Ну а в наши края тебя как занесло?

— Скажу откровенно: мы тут прячемся от дракона, — хитро подмигнул Марусеньке Седди. — Причем, не от вражеского, а от самого что ни на есть дружеского. Моей подружке позарез приспичило отомстить одному колдуну, ну а я увязался за ней.

Тарсод понимающе кивнул:

— Я вижу, тебе есть что рассказать мне. Но нечего драть сухое горло. Сначала поедим, потом я покажу вам ваши комнаты, а разговаривать станем вечером.

— Спасибо, Тарсод, — Седди присел на лавку и откинулся к стене. — История и впрямь длинная. Скажу я тебе и кое-чье имя. Но если нужно чего помочь, как в прежние времена — мы оба с радостью…

— Отчего не помочь? — улыбнулся хозяин. — Работы тут много. Маг мой все таскает гигантовское барахло, жрец строит алтарь в дальнем конце пещеры — говорит, что одного Храма мало для истиного благословения. Есть работенка и в хлеву, и в коридорах. В последнее время где-то неподалеку завелась шайка мелкого ворья — может гоблины, может кобольды. Нападают на караваны, таскают в основном жратву и деньги. Вот я и остерегаюсь — как бы они ход в мои владения не проковыряли. Их потом как крыс не выкуришь.

— Укрепляешь стены? — понимающе кивнул Седди.

— И стены, и своды, — согласился Тарсод. — И духов туда приваживаю для пущей острастки.

— И они вас слушаются? — не выдержала любопытная Марусенька.

— Ну, ежли долго толковать, то и медведь послушается, — хмыкнул Тарсод. — Но я их приманиваю обычно.

— На котел или на живца? — с деланым равнодушием бросил караванщик.

— Ну парень… ушки на макушке, да? — хозяин хлопнул себя по бедрам. — Знаешь, да? Я ведь из пришлых только твоему отцу и рассказывал. Ни за что не поверю, что Доникор с тобой поделился.

— Нет, конечно, — Седди махнул рукой. — Просто ты свою серьгу в бане-то снимаешь да в полотенце оставляешь, а я тогда еще мальцом был… любопытным до жути.

— Ну ладно, раз ты знаешь, скажу не таясь: на котел с кровью духов приманивать проще всего, но мне жалко на это каждый раз теленка резать. Тут и так скотину разводить непросто, без выпаса-то. Поэтому я на страх приманиваю.

— Много ли чужаков к тебе забредает? — удивился Седди. — Ты же не разбойник, чтобы пленников по дорогам отлавливать и в штреках приковывать.

— Нет, конечно. Такое редко бывает — если вора поймаем или шпиона какого, — рассмеялся Тарсод.

— Но мы с моей хозяйкой другой способ нашли — жаль, не знал я его раньше, подсказал бы твоему отцу, как ребятишек от любопытства вылечить, — и гном погрозил гостю пальцем.

— Без любопытства-то что я за караванщик? — пожал плечами Седди. — разве только хвосты буйволам крутить, а не торговать.

— Верно говоришь, да и я шуткую, — кивнул Тарсод. — Дело было так: наказал я старшего своего за какую-то провинность. Поставил в штреке в угол да пугнул — мол, придут духи и зададут тебе. А он малой был, испугался по правде. Ну, эти мокрохвостые и сползлись на его страх, как пчелы на мед. А тронуть не смеют — его договор защищает, моя кровь. С тех пор так и делаю — отвожу кого из своих мелких в дальние забои и говорю — сиди и бойся. Дети вроде давно смекнули, что духи их не тронут, но боятся все равно очень убедительно. Играют вроде как. У взрослых так не получается. Мы уж если знаем, что не страшно, так и не напугаешь нас ничем. А эти придумывают разное… потом сами же хихикают.

— Мы тоже любили страшилки придумывать, — кивнула Марусенька. — От страха так щекотно делается, хочется перестать бояться, а уже не можешь.

— Во-во, — Тарсод рассмеялся. — А то давай тебя посажу, рыженькая? Сумеешь мне духов приманить?

— А как же договор? — прищурилась гномишка.

— Честь по чести! — с этими словами Тарсод достал из кошеля на поясе цепочку из тех оберегов, что вешают мужьям или детям на шею гномские женщины. В тончайшие звенья золота и мифрила были вплетены каштановые волосы, образуя с металлом еле различимый узор гномских букв.

— Тарсод Владетель, — прочла Марусенька, приняв оберег из рук хозяина. — Что же нас на входе-то не тронули? — поинтересовалась она, застегивая цепочку на шее.

— Там они не трогают никого, — пояснил хозяин. — Как в насосе — сюда впускают, назад не выпускают. Поэтому у меня кто-нибудь из наших завсегда провожальщиком работает, гостей назад выводит.

— А у Седди есть такая штука?

— Ему не нужно, — покачал головой Тарсод. — Он и так моей крови. Его матушка мне родная сестра была, храни Эреда ее душу. Не знала? — он подмигнул гостье.

Марусенька с интересом покосилась на своего спутника, но ничего не сказала. Молчаливый гном вызывал в ней все большее уважение, совсем не похожее на то восторженое детское кокетство, которое она испытывала к нему в заброшеном форте. Дел для гостей нашлось действительно немало. Как поняла Марусенька, Тарсод с родича и сына старого друга денег не брал совсем, но с истинно гномской практичностью использовал две дармовые пары рук для своих нужд.

Конечно, никто не стал приковывать их в дальних штреках. Но мстителям пришлось и навоз из стойла таскать, и перекладывать тяжелые ящики под руководством колдуна, меланхоличного мужчины, погруженного в свои мысли, но иногда с бесстрастным выражением лица рассказывающего смешные неправдоподобные истории:

— …Ну, вырвал рыцарь у спящего Валакаса зубы, и быстренько вернулся к эльфам. Король увидел зубы-то и отдал ему в жены принцессу. Была пышная свадьба, и вот, в брачную ночь, слышит рыцарь стук в опочивальню. «Кто там?» — спрашивает. А за дверью голос: «Шещас ужнаеш!»… Марусенька так и прыскала со смеху, едва не роняя свой груз, а колдун с еле заметной усмешкой косился на нее и начинал новый рассказ:

— Поспорили как-то кобольд, огр и хобгоблин: кому из них живется лучше. Кобольд говорит: вот у нас в пещерах все огромное…

Потом беглецы помогали старшим сыновьям Тарсода обходить коридоры и осматривать все щели, через которые во владения гнома-изгнанника могло проникнуть любое существо крупнее келтира. Глядя на спокойных плечистых крепышей, уже отрастивших короткие бороды, гостям было трудно представить напуганных мальчишек, привлекавших духов своим страхом. Теперь эта обязанность перешла к их младшим братьям и сестрам.

Марусенька осматривала каменные стены особо тщательно: ей все время чудилось, что остальные делают это как-то небрежно. В одном месте ее внимание привлек странный запах. От узкой, в ладонь, щели, несло прелой соломой. Но обстучав все камни поблизости, Марусенька не нашла никакого лаза.

— Мало ли, какие крысы могли натаскать себе в гнездо соломы из стойла? — пожал плечами старший тарсодов сын, Оранд. — Завтра законопачу тут все цементом, и дело с концом.

Наконец, настало время ужина. После бани и купания в горячем подземном озерке, распаренные и чистые до скрипа, гости отдали должное искусной домашней стряпне. Все обитатели подземного поселка собрались в большом зале гостевого дома. Пылал очаг с вечными углями, на которые для запаха подбрасывали то прутики яблонь, то можжевеловые шишки.

Седди завел свой рассказ, даже для много раз слышавшей его Марусеньки звучащий, как пересказ эльфийской книжки про приключения. Гномишке снова стало странно — ведь она являлась персонажем этого повествования, будто героиня легенд. Порой она вставляла от себя несколько слов, поправляя Седди, но больше молчала. У караванщика был талант рассказчика, его хотелось слушать и слушать.

— Ну вот, я думаю, что Кселла с драконом не смогут нас учуять под землей да еще сквозь запах сернистой воды, — закончил Седди. — А долго рыскать над дорогами она не сможет, ей нужно возвращаться на север. Поэтому завтра мы без помех тронемся дальше.

— Ясненько, — неодобрительно покрутила головой жена Тарсода. — Все бы вам в переделки попадать. Ежли до сих пор везло в живых остаться, так нечего и лезть на рожон. Небось, друзья ваши все вместе соображают не хуже вас двоих. Надо было их слушать.

— Все мы молодыми были, — буркнул из угла рослый орк. — Месть не изменит прошлого, но чтобы понять это, нужно хоть раз отомстить.

— Да, чужая мудрость — как чужой меч. Кому по руке, а кому и не годится, — согласился с ним колдун. — Пусть идут. Я им свитков дам на всякий случай.

Жрец молча покачал головой, но ничего не произнес. Его молодое круглое гномское лицо казалось странным из-за совершенно белых бороды и волос. Гномишка косилась на него, но так и не решилась спросить что-либо.

— Если им в эльфийские земли, то может проводить их короткой дорожкой? — подмигнула мужу-орку повариха. — Которой мы за приправами ходим?

— Это можно, — солидно кивнул Тарсод. — Слышьте, горячки, есть у нас тоннель, почти к самой Парящей деревне выводит. Ежли хотите — проведем вас по нему. А нет — так не обидимся, может у вас наверху дела какие.

— Тоннель? — глаза гномишки загорелись. — Пожалуй, это лучшее, что я слышала за последние дни! Конечно, мы отправимся по тоннелю.

— Ну, по рукам, — кивнул Тарсод. — Завтра Оранд проводит вас до границы владения, дорогу покажет. Оттуда сами дойдете. Цепочка вам дверь откроет в конце. Наутро беглецы попрощались с подземными жителями и в обществе молчаливого Оранда тронулись по длинному узкому тоннелю на север. Стены этого подземного тракта не были обработаны или украшены, только грубые следы кирки попадались на камнях, да потеки, которые оставляет магический огонь. Границу владения обозначала кованая решетка. Оранд открыл калитку и выпустил гостей. Полупрозрачные духи, колыхавшиеся между металлических прутьев, потянулись было к живым, но разочарованно отпрянули, подчиняясь договору с Тарсодом.

— Удачи! — кототко попрощался гном и неспешно двинулся обратно, вскоре скрывшись за поворотом.

Через несколько часов Седди и Марусенька достигли круглой пещерки, из которой по описанию Тарсода им предстояло попасть прямо в эльфийские рощи. Посреди пещеры на камне сидел жрец Эреды.

— Тоже решил проводить нас? — насмешливо спросила Марусенька. Как обычно, стесняясь, она начинала топорщить свои колючки.

— Нет, просто мне оказалось по пути с вами, — усмехнулся жрец.

— Удивительное совпадение, — фыркнула гномишка. — Ты, наверное, хочешь сказать нам что-то мудрое? Только знай — я все равно не отступлюсь.

— Ты пылаешь ярко, как сухая ветка, — покачал головой жрец. — Для истиной мести жар должен быть скрытым, как вечный уголь, упавший внутрь твоего сердца. Я уверен, что ты пойдешь своей дорогой и получишь свои уроки, как задумано Богиней. Но если ты хочешь мудрости, я скажу тебе одну простую вещь. Если дикий вивер разорвал твоего врага, это не значит, что эта тварь вдруг стала твоим другом. Подумай об этом как-нибудь перед сном.

— Вот спасибо, — язвительно сказала гномишка. — Лучше дикий вивер на голову врагов, чем добрые советы друзей из кустов.

— Я хотел дать вам два полезных зелья, — улыбнулся жрец так светло, словно Марусенька поблагодарила его от всей души. — Может быть они пригодится вам в вашем путешествии. Твоя внешность, Седди, сын Доникора, навела меня на мысль о декокте, который мы обнаружили среди оставшихся от гигантов вещей. Он не творит особых чудес, не помогает в бою, но он меняет внешность любого разумного, и даже его ауру, видимую магам и жрецам. Если вам нужно будет стать неузнаваемыми, он вам поможет. А второе зелье — противоядие, которое я советую вам выпить немедленно.

— Мы покуда еще не отравлены, — удивился Седди. — Оно спасет вас от яда, который может оказаться в питье, еде или даже воздухе повсюду на этом материке, — пояснил жрец. — Его действие не закончится через несколько часов. Оно будет с вами навсегда.

— И много ядов нам перестанет угрожать? — сбавив тон, поинтересовалась Марусенька.

— Только один, но самый коварный, — пояснил жрец. — Ваши друзья защищены от него, а вы нет.

— Наши друзья? Защищены от яда? — гномишка снова вытаращила глаза. Седди усмехнулся, глядя на нее.

— Я видел сон, — пожал плечами жрец. — Поэтому я тут. Большего мне не открылось. Вы будете пить? — и он вынул два пузырька с мутно-коричневой жидкостью.

— Конечно, мы выпьем эту бур… это зелье, — поспешно согласился Седди. — Я уверен, что твой сон был неспроста.

— А я не уверена ни в чем, — буркнула Марусенька, тем не менее тоже опрокидывая пузырек в рот. — Что делаешь ты в поселении изнанников, противясь воле наших Старейшин, а?

— Я тоже отправился мстить когда-то, — спокойно пояснил жрец. — Но Эреда отвела меня от этого пути и направила на иной. Новый путь длиннее, но мне обещано, что он даст мне исцеление от жажды мести вернее, чем убийство.

— Тю, — махнула рукой гномишка. — Может, ты просто испугался? Может, ты не настоящий жрец?

— Нет, я просто пошел долгой дорогой ожидания. А вы ступайте своей дорогой. Я благословлю вас, чтобы развеять ваше неверие, — усмехнулся жрец и взмахнул руками. Оба путника ощутили прилив сил и бодрости, словно не пробирались подземными тропами несколько часов.

— Прощайте! — с этими словами жрец слился со стеной и исчез.

— Похоже, все-таки настоящий жрец-то, — смутилась Марусенька. — А что он болтал про свою месть?

— Я слыхал, что всю его семью жестоко вырезали монстры под предводительством темных жрецов. Некоторых принесли в жертву, некоторых просто замучали. Он несколько лет потом искал свою невесту, которую вроде бы взяли в плен, но так и не нашел никаких ее следов. Он обучался у лучших мечников и собирал небольшой отряд для ответного рейда в некие развалины, но тут с ним произошло преображение и он стал жрецом.

— Глупость какая, — нахмурилась Марусенька. — Хотя, конечно, явись мне сама Эреда, я бы тоже спорить не стала. Куда деваться, если богиня-то прикажет? Только она ведь всем подряд не является. Хотела бы я теперь получить от нее совет, как мне быть, да только тишина… — гномишка наморщила нос.

— Может быть, ты просто плохо прислушиваешься, — вздохнул Седди и шагнул из-под сводов тоннеля под серое предрассветное небо, дышашее прохладой над эльфийскими рощами.

Глава 57. Крысы

Кых высунула нос из кустов с осторожностью перепуганного элпи. На поляне царила тишина, прерываемая только шипением догорающих углей костра и храпом кого-то из чужаков. Кых мысленно хмыкнула. Хмыкать вслух было бы крайне неосторожно. Она была уверена, что с другой стороны в эту же поляну уже вперилось не менее десятка жадных голодных взглядов. Но те, кто зашел со стороны ущелья, просчитались.

Опытные торгаши поставили свои телеги и фургоны у глухой скальной стенки, а сами улеглись у прохода. Прокрасться к вожделенным товарам можно было только мимо чутко спящих воинов. Или… спуститься по заросшей плющом скале на тонкой ненадежной веревочке.

Она одна решилась на это, и вскоре будет вознаграждена сытным ужином и парой полезных штуковин, которые можно продать или оставить себе. Кых беззвучно оскалила зубки, прикрыв их вымазанной трявяным соком ладошкой. Она ловкая, очень ловкая, и ей не нужно ничьё покровительство.

Живущие наверху скоры на расправу, но неуклюжи. Живущие внизу добренькие растяпы, но у них крепкие замки.

В животе шевельнулся шершавый комок жеваной травы. Она не могла идти в ночь голодная. Урчание в животе могло запросто ее выдать. Кых попыталась наесться хоть чем-то. Но эта трава такая противная! Как только буйволы едят ее?

Кых скользнула под ткань ближайшего возка. По запаху она без труда определила, что в нем можно поживиться копченым окороком, колбасками и лепешками. Запах фруктов, доносящийся из соседней телеги, а так же запахи железа, сахара, муки, капусты, зерна и пряностей казались ей несъедобными. Она попросту не знала этих запахов.

Малышка нащупала у себя на поясе пару узелков. Конечно, риск сорваться будет больше, если она отвяжет две или три веревочки. И так весь криво сплетенный пучок шпагатов с трудом выдерживал ее. Но если она нагрузится едой и рухнет вместе с ней, будет хуже. К тому же ей нужны свободные руки, чтобы цепляться за плющ.

Вытащив из телеги массивный окорок, пару колец колбасы, мешочек с лепешками и какой-то резной ящичек, Кых привязала свои шпагаты к украденным вещам и скользнула в переплетение плюща. Ей удалось подняться довольно легко, почти не опираясь на ослабленную веревку.

Торопливо озираясь, не подкрадывается ли кто со спины, Кых выудила из ущелья свою добычу. Окорок, колбасы и лепешки отправились в заплечный мешок. А вот ящиком она решила заняться немедленно. Нелепо тащить такой громоздкий предмет вниз. Она и так перегружена. Вдруг там внутри окажется какая-нибудь ерунда?

Несколько движений ножа — и крышка, жалобно заскрипев, открылась со стороны вырванных из дерева петель. С щелчком сработала ловушка, встроенная в замок. Если бы Кых попыталась воспользоваться отмычкой или просто поковырять ножиком в скважине, она могла бы остаться без пальцев. А так три обоюдоострых лезвия только искрошили крышку шкатулки, спрятанной в ящике.

Кых отбросила их палочкой — вдруг отравленные? Шкатулку она кинула на валун, стоящий чуть ниже по склону. Полированое дерево треснуло и на траву вывалились золотые монеты и круглый сверток.

Из леса послышались шаги. Шел кто-то из своих, почти бежал. Нужно было сматываться. Пусть думают, что она прорыдала всю ночь в какой-нибудь расщелине. У нее теперь есть запас еды на пару недель, деньги и эта круглая штука, которую, возможно, удастся продать возле тракта.

Кых запихала монеты в рот, за щеку и как можно бесшумнее скользнула в щель, уводящую в глубину скалы. Она знала, что никто не сможет протиснуться следом за ней, но арбалетная стрела вполне могла догнать беглянку. Поэтому только за поворотом узкого лаза она перевела дух.

Еще пара сотен локтей — и яма со льдом укроет ее запасы. Тут не ходят твари, тут не шастают гномы, и никто из мелких не сможет забраться так высоко. А старшие… они еще пожалеют, что прогнали ее! Им сюда просто не протиснуться!

Прежде чем отправляться вниз, Кых до отвала наелась. Это заняло несколько часов. Она ела крохотными кусочками, медленно пережевывая, и все равно в какой-то момент травяной ком рванулся из желудка наружу. Отдышавшись и заев мерзкий вкус подтаявшим льдом, она снова начала перемалывать во рту нежнейшее мясо с хрустящей сытостью лепешки.

Наевшись, Кых сунула в рот дольку дикого чеснока. Многие в коридорах заедали жгучей травой мучительный голод. Вот если кто-то учует, что он нее пахней окороком, ей будет гораздо хуже. Свернув в свою спальню, больше похожую на волчью конуру, Кых напряженно прислушалась.

Далеко наверху осыпались камушки и слышался мерных шум шагов. Воришки возвращались. С добычей или нет — ей нет никакого дела. Кых скользнула в отверстие и поскорее замоталась в грязные шкуры. Нож она сжимала в кулаке, спрятав лезвие за обшлагом широкого грязного рукава. Если они решат ее убить, она заберет с собой двоих или троих. Они еще не знают, что у нее есть оружие. И что она училась им пользоваться тоже не знают.

Но шаги прошелестели мимо. Чья-то голова сунулась было в отверстие, но тут же убралась с ехидным смехом.

— Нажралась чеснока и дрыхнет! — произнес сиплый шепот.

— Ничего, жрать захочет — поумнеет, — отозвался другой, от которого ненавистью сводило скулы и затылок.

— Но мы тогда захотим от нее гораздо больше, чем вчера, правда?

— Точняк! — приглушенный, и от этого еще более опасный смех затих вдали.

Кых уколола себя кончиком ножа в палец и яростно прошептала:

— Я вернусь когда-нибудь, уроды, и вырежу сердце каждому из вас!

Она облизала кровь с пальца и выбралась из своего убежища, настороженно прислушиваясь. Нужно проведать мелкоту. Это самое важное дело, которое ей оставила мама. Соблюдая предельную осторожность, она ввинтилась в особо узкую расщелину и оказалась в просторной пещерке, где на охапках сена возились малыши.

Если бы не Кых, большинство их них было бы обречено на гибель. Оторванные от матерей, еще не умеющие ни добывать себе пищу, ни защищаться от тварей и тех, кому вздумается поразвлечься, дети тут умирали десятками до того как ее мама занялась ими.

Там, в глубине штрека, они вдвоем долбили в мягком песчаннике общие могилы и хоронили крохотные тела. А живых относили в этот закуток.

Кых провела в этой пещерке долгие годы. Они с мамой выползали наверх через извилистый ход, начинающийся в низком своде. Никто из детей не мог последовать туда за ними. Расщелину, ведущую в коридор, мама завалила до половины камнями. Тех, кто перелезал эту преграду, уже можно было отпускать в общие коридоры.

Некоторые из них все равно погибали — нелепо, случайно. Но тут уж ничего не поделаешь. Некоторые возвращались сюда, в безопасное гнездо. Они здорово помогали Кых. Особенно те из них, кто мог видеть, слышать и говорить.

Лишенные зрения, слуха или языка выживали реже. Уродливые обрубки во рту плохо справлялись с едой и питьем, все выливалось из дрожащих ротиков и дети голодали.

Слепые могли расшибиться даже в этом замкнутом пространстве, а глухим сложнее всего было ориентироваться в подземном мире. Некоторое время назад надсмотрщики негласно одобрили выхаживание рабских ублюдков. Еще бы, ведь тут подрастали новые рабы! С тех пор они стали подбрасывать Кых какую-нибудь пищу или приволакивать кувшин-другой кислого молока. Но этого было недостаточно. Поэтому она продолжала добывать и добывать еду.

Хорошо еще, что в пещерке был родник с чистой водой, всегда можно было напиться или вымыть замухрышек. Мама поясняла Кых, что от грязи дети могут заболеть и умереть. Поэтому их нужно обязательно мыть. Правда, от ледяной воды некоторые тоже болели. Но немногие. Постепенно все к ней привыкали и переставали даже дрожать.

Сегодняшней подачкой от надсмотрщиков был мешок подгнивших яблок. Три малышки постарше уже старательно чистили фрукты осколками кремня, а четверо мальчишек тщательно пережевывали их для тех, кто еще не обзавелся полным комплектом зубов. К счастью, таких было мало: стражники предпочитали не отнимать у матерей совсем грудных детенышей, правда иногда кормящие матери тоже погибали в забоях.

Кых принесла детям ветчины. На упоительный запах стали сползаться даже самые изуродованные и безучастные. Кых резала мясо тонюсенькими ломтиками и вкладывала в жадные ротики. Завтра она принесет им яиц, много яиц. Сегодняшний караван спутал ее планы, а ведь она уже три дня назад нашла кладку угольной ящерицы. Там около сотни кожистых кругляшей, дети будут сыты до отвала.

Яйца можно пить сырыми, можно испечь в крохотном очаге, который Кых всегда тщательно задвигала плоским камнем, как заслонкой. Если кто-то из озорников подпалит сухие подстилки, пещера может превратиться в огненный ад в считанные секунды. Тут все меры безопасности сыграют против малявок. Большая часть просто погибнет — обгорит или задохнется.

Но и обходиться совсем без очага Кых было трудно. Поэтому она раздобыла горсть вечных углей и обустроила печурку. Нельзя было сказать, что Кых не любила этих детей. Пожалуй, она вообще не понимала, что такое любовь. Дети были необходимостью, обязательным условием ее существования. Так велела мама. У мамы был план, и Кых его воплотит. После ужина она посадила старших детей учиться писать и читать.

Подчинялись они ей беспрекословно. Власть кормящего в подземельях практически безгранична. Кых это иногда доставляло удовольствие, и она позволяла себе покомандовать: например, заставить старших мыть малышей без ее участия или убираться самим, сгребая отсыревшую и вонючую траву с пола в мусоный отвал. Но она делала это нечасто. Лучше наприседаться с замарашками у родника до ломоты в спине, чем обнаружить через день на недомытых попах и спинах свежие язвы.

— Пишите: е-да хо-ро-ша, — диктовала она ученикам. Те царапали палочками по мягким листьям черного плюща, который Кых собирала возле поздемных озер.

— Во-да хо-лод-на. Мя-со со-ле-но-е. Не-бо си-не-е…

— Кых, а когда мы увидим небо? — робко спросила самая старшая из детей, Ти.

— Посмотрим, — отмахнулась от нее строгая воспитательница. — Сейчас там опасно.

Всего несколько дней назад было ни капли не опасно, потому что Кых была не одна. Она входила в группировку западных коридоров, она была допущена к вожаку Грою, она читала ему по вечерам эльфийские романы и получала лишний кусок мяса.

Подростки жили в пещерах своей, полузвериной-полурабской жизнью. Часто надсмотрщики угоняли группу ребят постарше на какие-нибудь работы. Но они никогда не вмешивались в разборки группировок и не трогали вожаков со свитой, если те не зарывались.

Поэтому жизнь Кых несколько лет текла легко и спокойно. Она отрабатывала повинность на несложных работах, вроде расчистки коридоров после оползня, возилась с детьми и читала вожаку своей группировки книжки.

Грамотных в пещерах было очень мало, и ее умение ценилось не меньше, чем талант слагавшего песенки полуэльфа или фокусы юркого мальчишки, уверявшего, что его отец был придворным паяцем какого-то князя.

Кых заодно поручалось записывать всякие важные вещи или писать списки для надсмотрщиков. Но Грою стало мало красивых описаний из книжек. В свои восемнадцать человеческих лет он выглядел уже совсем взрослым мужчиной. Тощие девчонки из его окружения быстро ему надоели. Почему он обратил внимание на Кых, которая едва доходила ему ростом до подмышки, было непонятно. Но, увы, это произошло.

У Кых было право отказаться — на первый раз. Потерять все — положение в коридорах, привилегии, пайку, но уйти целой. Она выбирала долгих 10 или 15 секунд. Потом развернулась и молча ушла. Говорить было не о чем. Охота на нее начнется завтра или послезавтра. Если Грой не передумает.

Отсиживаться в детской пещере она не сможет — если решат достать, то все равно продолбятся как-нибудь, но при этом детям тоже достанется. Нужно уходить самой и уводить детей. У мамы когда-то был план, была и карта, нарисованная на лоскуте, бывшем когда-то нижней юбкой. Но она хотела, чтобы Кых подросла. И дети подросли. Но детей все время приносили новых. И приносят до сих пор. А Кых может быть и вытянется еще на ладонь в высоту, но вряд ли станет могучим силачом, типа зеленых полукровок. Вон уже сейчас Ти выше нее и шире в плечах. А кроме Ти у нее есть Мар и Рео — тоже зеленокожие и сильные до жути. Придется им потрудиться.

Кых все привыкла делать очень тщательно. Так ее учила мама. Поскольку маме отрезали язык еще до рождения Кых, ей пришлось обучить Кых читать как можно раньше. Кых — это так мама произносила имя своей дочки. По-другому не получалось. И сама Кых тоже сначала пыталсь говорить как безъязыкая: кых да ыгы, да мы-мы. Если бы тогда с ними не жила старая Дилина-Вонючка, Кых могла совсем не научиться говорить. Но Вонючка была очень болтливая старуха. Рядом с ней заговорил бы и камень. А мамины слова-письма приходилось разбирать медленно, старательно складывая слоги в слова. И все указания мамы Кых выполняла так же поэтапно и старательно. Она до сих пор так и жила — словно читая свою жизнь по мятому листку плюща по слогам.

Перво-наперво нужно приготовить укрытия на пути. Дети быстро бегать не умеют, и учить их поздно. Хотя Кых и заставляла всех, кто уже умел ходить, маршировать от стенки до стенки и приседать с камнями в руках, но она по себе знала, что этого недостаточно.

В первую вылазку наверх Кых еле добралась до края леса. Одним укрытием станет старый высохший колодец. И детям там привычнее, чем под открытым небом, и вонь от медведей такая, что никто их не учует. Вторым укрытием станет пещерка на склоне холма. Туда, конечно, доберутся уже не все. После второй ночевки им нужно будет избавиться от самых мелких. Иначе погибнут все. Кых рассчитывала подсовывать малышей в овины и сараи по всему пути. Там много хуторов и пара деревенек, авось живущие в тех домах не бросятся лупить младенцев дубинками.

Кых снова вспомнила караван. Эх, вот бы ей телегу! Или даже фургон! Огромный, чистый, крытый плотной тканью, фургон с ленивым буйволом в упряжке, бредущим кое-как, но зато почти не устающим. Пожалуй, в фургоне уместились бы все, даже малыши. Что будет, если после их бегства стражники приволокут сюда еще парочку карапузов? Они, конечно, не могут протиснуться в детскую пещеру, но Кых обычно вылезала сама — принимала подкидышей, благодарила за еду, кланялась.

Уже пару раз надсмотрщики кривились — не пора ли отрезать девке язык? Но они понимали, что без языка ей с детьми управляться будет тяжелее. А может слышали про чтение эльфийских книжек? Кстати, если стражи прознали про ее бунт против Гроя, то они могут и выполнить свою угрозу.

Языки были отрезаны более чем у половины рабов. Так проще. Увечный раб сам начинает бояться покинуть подземелья. Кому он нужен — особенно если он еще клеймен, слеп или глух? Порой калечили рабов и просто для забавы. Тут уж как повезет. Главное — не трогать руки и ноги. Раб должен работать. По шахтам разгуливали покрытые причудливыми шрамами, безухие, безносые и безгубые уроды. Увидев парочку подобных созданий, никогда в жизни не рискнешь возражать надсмотрщикам.

Усталость взяла верх над тренированным телом, и Кых уснула прямо на соломе в детской. Завтра нужно начинать… Первый удар Грой нанес в самом неожиданном месте. Кых пробралась в сухой колодец, проверяя маршрут в последний раз, и обнаружила там Таракашку — маленькую юркую девчонку, прислуживавшую Грою последние несколько месяцев. Таракашка оскалила мелкие грязные зубки и пропела ласково:

— Ой, Кыхочка, али забыла ты тут чего, али потеряла? А может, заблудилась? Так я проводить могу.

— Обойдусь, — мрачно ответила беглянка и поспешно полезла назад. Значит, ее тайные места обнаружены? Но, может быть, только одно? Колодец близко от пещер, могли заметить…

Однако, в пещерке у холмов мрачно жарили на костре тушку элпи двое мальчишек из Гроевых бойцов. Еще вчера они бы вскочили при появлении Кых, как новобранцы при сержанте, но сегодня девочка предпочла даже не показываться им на глаза. Обогнула холм и ввинтилась в расщелину, выходящую к подземной реке. Этот путь был многим знаком, но пользовались им редко — в реке порой появлялись полупрозрачные страхеды, с которыми было очень сложно справиться. Однако, у Кых теперь был кинжал, да и выбора Грой ей не оставил.

По пояс в воде она пробралась к вонючей щели, служившей для детей уборной. По дну слабо текла вода из родничка в пещере. Враспор, как паук, чтобы не касаться омерзительной слизи на дне, Кых подобралась к детской и осторожно заглянула внутрь. Ти, Мар и Рео стояли у главного прохода, распаленные и злые. У их ног громоздилась груда каменных обломков. Похоже, кто-то попытался проникнуть в детскую пещеру, но получил хороший отпор.

— Ш-ш! — прошипела Кых, выпрыгивая из расщелины. Полуорки резко обернулись, заняв боевую позицию и вскинув пращи, но остановились, узнав ее.

— Что происходит? — с ходу спросила Ти. — К нам уже трижды пытались пролезть какие-то типы. Разве мы не под охраной Гроя?

— Теперь нет, — мрачно ответила Кых. — Нам придется уходить, иначе всех нас убьют. О том, что убьют не всех, и даже скорее всего не просто убьют, ей говорить не хотелось. Если им не повезет, ребятам придется узнать это самим.

— Плохо, — констатировал Мар. — Их много везде. Как пойдем?

— По реке, — в тон ему отозвалась Кых.

— А страхеды? — уточнил Рео таким тоном, словно спрашивал, запечь кусок мяса или сварить.

— Будем драться.

— А мелкие?

— Еще не знаю, — Кых совсем помрачнела. — Придется нести, видимо.

— Драться и нести? — Ти покачала головой. — Если положить в воду, они утонут. Слишком маленькие.

— Знаю, — махнула рукой Кых. Ей все время казалось, что на нее обрушилась огромная гора, и ей приходится удерживать эту тяжесть из последних сил, словно сказочному великану.

— Я проверю реку. Если там нет засады, то скоро пойдем. Если кто-то из вас хочет остаться, я покажу ход в нейтральный коридор. Сядете там на пол и будете ждать, пока вас не позовут в какую-нибудь группировку. Вас должны взять, вы сильные. Можете взять по одному мелкому, но не слишком маленьких, с ними берут плохо. Возьмите тех, что пошустрее и давно умеют ходить. Лучше немых.

— Мы не останемся, Кых, — мотнул головой Рео. — Паагрио сожги нас, если мы бросим тебя. Больше не говори об этом.

— Ты сказал, — Кых устало присела на камень. — Сейчас я… дух переведу.

— Если бы достать лодку… — вздохнула Ти.

— Что достать?

— Лодку, знаешь? То, на чем плавают. Маленький корабль, вот такой. — Ти развела руки.

— Да, я читала. — задумалась Кых. — Достать негде, а вот если сделать…

— Из чего? — Мар пожал плечами.

— Из того, что плавает, конечно, — хмыкнула Кых. — Ти, тебе придется пойти со мной.

— На свалку? — понимающе кивнула маленькая орчиха.

— Точно. Там валяются деревяшки и всякие непонятные штуки.

— И искать там тебя никто не будет, — согласился Рео.

Перед уходом Кых с полуорками уложила камни так, чтобы самые маленькие из детей не пострадали если вдруг из коридора вздумают стрелять из арбалета или кинуть камень. Она заставила сгрести всю солому ближе к роднику, чтобы ее не подожгли факелом.

— Если что — уходите через вонючий лаз, — приказала она старшим мальчикам. Несколько ребятишек помладше с серьезным видом помогали старшим сгребать солому, перетаскивать карапузов и строить стенку. Кых хладнокровно прикинула — у этих тоже есть шанс уцелеть. Они ловкие, могут далеко уйти по коридорам. В сердце ворохнулась тупая боль, как застарелая заноза. Как ей хотелось бы спасти всех детей! Но… чудеса бывают только в эльфийских книжках. Чудеса, благородные герои, заколованные мечи, шелковые одеяния, благовония и мыло, свобода идти куда вздумается…

Кых вынула из-под камня лоскут кожи с написанными еще мамой именами и названиями. Если ей суждено будет выбраться отсюда, она может найти там помощь… хотелось бы верить! Мамина карта еле различалась на посеревшем от плесени лоскуте ткани. Но Кых могла бы нарисовать ее по памяти — столько лет они с мамой изучали эти линии.

— Держи, держи… — она быстро написала на листьях несколько имен и раздала эти записки старшим ребятам. — Если вдруг найдете кого, расскажите об… вот… это моя мама, а это я.

— Тебя так зовут на самом деле? — удивилась Ти.

— Звали бы, если бы я на воле родилась, — невесело усмехнулась Кых. — Мама говорила, то есть писала, что так меня хотел назвать отец.

— Тогда запиши и наши имена, — очень серьезно предложил Рео. — Мы тоже храним память о наших родичах. У меня в шахтах погибли отец и мать, а старший брат еще жив. Запиши, передай нашему роду. Пусть мать была человеком, орки не отрекаются от своих.

— И меня, и меня! — неожиданно сгрудились вокруг своей благодетельницы детишки.

Оказалось, что все, кому от роду больше пяти лет, помнят что-то из рассказов матерей. Кых начала царапать кончиком кинжала на оборотной стороне куска кожи с почерком матери. Невольные слезы щипали ей горло: оказывается, эти грязные зверята, эти обреченные на животное прозябание выродки рабов, сохраняют в крохотных умишках память рода, гордость за свое имя. Немые пытались писать на листьях и объясняться знаками. Кых не пожалела времени на каждого из своих питомцев. Заодно еще раз пересчитала их. Трое старших — выше самой Кых ростом, сильные зеленокожие полуорки. Впрочем, Ти, кажется, чистокровная. Пожалуй, выглядят на десять человеческих лет, не меньше. Семеро средних, лет шести-семи. Двое немые, один глухой. Пятеро помладше — ходить и говорить умеют, делают кое-какую работенку, но еще малы, безнадежно малы. К тому же один слеп и один без языка. Разве что какая-то группировка возьмет их ради подачек стражников? И восемь ползунков, едва поднимающихся на ножки. Двое без языков, один слепой, и, похоже, один глухой, а один без ручки — какой-то надсмотрщик испытал на нем заклятый кинжал, но малыш выжил. У этих-то нет почти никаких шансов. Если Кых не унесет их, они не проживут и недели.

— Ну, все! — Кых засунула кожаный лоскут себе под одежду, так, чтобы не нашли ни на живой, ни на трупе. — Я пошла на свалку, а вы будьте настороже.

В глубине души она сильно надеялась, что Таракашка уже доложила Грою о ее появлении в сухом колодце. Таким образом, охота за непокорной грамотейкой могла переместиться на поверхность, и детская некоторое время пробудет в безопасности.

На реке было тихо, ни гроевых бойцов, ни страхед. Кых несколько раз пробиралась к отноркам, ведущим в главные коридоры, и сразу же обнаруживала, что все они перекрыты засадами. Правда, засады ждали, что Кых попытается выбраться из коридоров, а не проникнуть в них от реки. Грой развлекался на всю катушку. Ну не на големов же ему охотиться, в самом деле? Это скучно, этим пусть рабы занимаются, когда им прикажут.

Грой выбивался в вожаки детских коридоров яростно и беспощадно. В двенадцать лет он столкнул в пропасть предыдущего вожака и пробил голову его помощнику. Бойцам было безразлично, кто командует, к тому же предшественник Гроя начал забирать себе слишком много еды и золота, вызывая недовольство своего окружения. Смена власти прошла без бунта. С тех пор шесть лет никто даже не делал попыток подкапываться под Гроя — он правил железною рукой и за неповиновение карал жестоко. Стражники, посмеиваясь, приглядывались к парнишке. Дело шло к тому, чтобы забрать его в надсмотрщики через пару годков. Тогда как обычно рабские выродки отправлялись следом за родителями в шахты. В детских коридорах оставались только ребятня, безнадежные калеки и старики, сумевшие выжить и заслужить миску похлебки до конца своих дней.

Бойцы тоже были рады поразмяться. Кых понимала, что если она выживет после поимки и наказания, то вполне возможно, что Грой вернет ей все привилегии и снова прикажет читать по вечерам. Он был по-своему справедлив, этот крысиный король. Но если она уложит пару-тройку бойцов, ей не жить. А она не собиралась сдаваться без боя. Все очень просто.

Вода была так холодна, что ноги теряли чувствительность. Кых с предвкушением подумала, что возле свалки есть горячий источник, где можно будет отогреться перед обратной дорогой. Потом вспомнила своих орчат на страже детской и передумала. Сейчас не до удовольствий.

Ти молча пробиралась по прибрежным камням, заходя в воду только там, где не было возможности оставаться на суше. С ее ростом ей было проще перешагивать валуны, через которые Кых пришлось бы переползать. Сначала русло подземной реки наполнилось смрадом. Впрочем, на Кых и Ти эта вонь не произвела никакого впечатления. Они почти никогда не бывали чистыми, и их подстилки в детской порой воняли еще хуже. Потом по берегам начали попадаться обломки и непонятные сооружения.

— Смотри, только не попадись нижним, — предостерегла Кых. — Ты учила нас, что нижние добрые, — усмехнулась Ти.

— Это внизу они добрые, — пояснила Кых. — А тут живут какие-то дюже злые. В прошлый раз меня какой-то колдун чуть не заморозил.

— Ясно, — кивнула орчиха.

— Ищи все, что плавает и тащи к берегу, — приказала Кых. — Если сможем сделать плот или просто привязать каждого из мелких к куску бревна…

— Плот нам нечем вязать, — покачала головой Ти. — А мелкие не умеют грести, они нахлебаются воды и окочурятся. Нет, нам нужно что-то вроде лодки.

— Если мы вместо лодки найдем десяток деревянных корыт, этого хватит.

— Ты когда-нибудь видела тут корыта? — изумилась Ти.

— Да. Один раз. Думаешь, откуда я приволокла наше?

— Оно треснутое. Плавает плохо, — с этими словами орчиха шагнула за груду обломков и исчезла.

Кых тоже занялась делом — время поджимало. Работая, она прикидывала, удастся ли унести свои припасы из ледника. Если и там ее караулят, лучше пусть мясо пропадет, чем она. Но если тайник не обнаружен, у них будет больше шансов уцелеть — с едой всегда проще, чем на голодный желудок. Но Кых разберется с этим позже, сначала лодка… или что угодно, способное плавать.

Страхеда бесшумно подобрался к ней сзади и почти коснулся холодным полупрозрачным щупальцем оголенной шеи. Кых отпрыгнула с колотящимся сердцем и замахнулась кинжалом. Только бы Ти не бросилась ей на помощь! Но страхеда, будто разочарованный, медленно развернулся и поплыл куда-то вглубь свалки. Кых перевела дух и дрожащими руками спрятала кинжал в ножны, пристегнутые на запястье. Ей пришла в голову мысль последовать за тварью. Раз уж она не нападает, может быть будет больше шансов найти что-нибудь стоящее подальше от берега?

Колдун на этот раз не застал Кых врасплох. Наоборот, это она подкралась почти вплотную к согнутой фигуре, старательно копающейся в пыльном ящике. Ни ящик, ни человек не интересовали Кых, но закон коридоров гласил — всегда бей первым. Единственное, что удерживало девочку от крысиного удара в шею — мысль о Ти, оставшейся на берегу. Еще попрется разыскивать ее, кто тогда поможет остальным? Когда кинжал уже оказался в кулаке Кых, колдун не оборачиваясь произнес странную фразу, после которой по стенам заиграли разноцветные огни. Кых рванулась было к нему, но ее ноги будто приморозило к полу. Она быстро прикинула — не метнуть ли кинжал? Но оказаться в случае промаха безоружной было страшнее. К тому же, руки у нее еще действовали. Пусть вражина только сунется! Кых тоненько зарычала, вкладывая в этот звук всю свою ярость.

— Ну и ну! — поднял брови колдун, не торопясь приближаться к пленнице. — Вот это крысы у нас тут завелись!

— Сам ты крыса! — оскорбилась Кых. Назвать в коридорах кого-либо крысой считалось убийственным оскорблением. Хуже этого только элпи обозвать.

— Да ты ведь гномка! — продолжал изумляться колдун.

— Кто? — удивилась Кых. Нет, она слышала, конечно, что коренастые бородатые человечки, живущие в нижнем мире, называются гномы. Один раз двое таких бородачей изловили ее во время кражи вяленой рыбы и попытались отвести в какую-то «ышатню». Но Кых вовсе не хотелось выяснять, что ее ждет в плену, она ловко удрала от бородачей, удивившись, почему те не стали стрелять в нее из луков, которые держали наготове.

— Врешь ты все! — подумав, сказала она колдуну. — У меня и бороды-то нет.

— Понятненько, — кивнул тот. — А как же ты прозываешься?

— Зовут меня Кых. Я у тебя ничего не крала, — добавила Кых, думая, что, пожалуй и на этот раз удастся удрать. Небось колдун хоть и человек, а тоже из нижних.

— У меня ничего, это верно. А что ты ищешь? — поинтересовался человек, спокойно присаживаясь на камень. Кых снова прицелилась. Пожалуй, аккурат в глаз бы ему попала. Но кто их знает, колдунов. Лучше заговорить ему зубы.

— Я ищу что-нибудь, что может плавать, — никому не будет хуже, если она скажет правду. — Плавать и перевозить груз.

— А какой груз тебе нужно перевезти? — с интересом спросил колдун. — От этого же зависит, что тебе нужно, — добавил он, видя, как Кых снова оскалилась.

— Если, скажем, везти солому, то это одно дело. Ее можно на пузыре даже притащить — она легкая. А вот если золото или камни — тут правда лодка нужна, и крепкая. Кых представила себе охапку грязной соломы, которую она пытается протащить по расщелине… Нет, проще всего и солому, и сухую траву было таскать в мешке. И руки свободны, и падать на спину мягко.

— Мне пожалуй что-нибудь навроде камней надо перевезти, — ответила она, подумав. — Или навроде келтиров. Что шевелится.

— Ну, тогда я мог бы тебе помочь. Ты собираешься воспользоваться лодкой именно на этой реке или на какой-то другой?

— На этой, — сердце у Кых застучало где-то в горле. Неужели вот так все просто? Попросишь его — и он даст лодку? Может он захочет что-то в обмен?

— У меня есть деньги, — поспешно заверила она колдуна. — Я заплачу тебе за лодку.

— Да? — удивился тот. — Но я не собираюсь продавать тебе ее. Эта река кончается через полмили — просто уходит в расщелину. Поэтому ты вряд ли поплывешь по ней в Южные моря, правда?

— Ну да, мне бы только досюда доплыть, — призналась Кых.

— А раз так, то я тебе лодку одолжу. Дам на время, понимаешь?

— Чего же не понять, — солидно кивнула Кых. — Денег, значит, не надо? А что надо? Я же не золото повезу, — внезапно испугалась она. Вдруг колдун думает, что она собирается вывозить какие-нибудь ценности? И захочет поживиться.

— Правда? — в глазах колдуна заискрился скрываемый смех, но Кых его не заметила. — А что же тогда? Может, ты поделишься со мной частью груза?

— Я… — Кых лихорадочно соображала. Если сказать, что груз у нее ценности не представляет, колдун может лодку и не дать. А если сказать правду? Тогда тоже может не дать — кому нужны чужие ублюдки, тем более калеки? А что, если схитрить?

— Не знаю я, господин хороший, нужон ли вам мой товар, — прогундосила она. — Давайте сговоримся так: я вам пообещаю часть груза, но ежли надобности в нем у вас не будет, заплачу деньгами. По рукам?

— Ишь, хитро как, — задумался колдун. На самом деле он еле сдерживался от смеха, глядя на суровое грязное существо, торгующееся с ним из-за своих крысячьих ценностей. Вряд ли это гномка. Скорее уж кобольдка — серая кожа, на голове какая-то чешуя.

— А вот, скажем, какую часть груза ты мне предложить можешь?

— Ну… — Кых начала загибать пальцы, шевеля губами. Самых маленьких пятнадцать душ. Покалеченных шестеро — не стоит и пытаться их подсунуть. Из оставшихся девяти пятеро явно человеческие дети. Три девочки, которых Кых даже причесывала порой. И два пацанчика, которым наголо выскребала макушки кремневым ножом. Может, колдун и не возьмет их, но сделка будет предложена честная, без обмана.

— Одну пятую груза, — решительно предложила она, подбоченясь. — По честному!

— Пятая часть — это хорошо, а не подсунешь самые ошметки? — насупился колдун.

— Да вот клянусь! — горячо стукнула себя в грудь Кых, — Наоборот, я прикинула, что самого… лучшего-то у меня всего пять… пятая часть. Предлагаю по совести.

— Ну а если добавить еще парочку? — подмигнул ей человек.

— Эх, — Кых вздохнула. — Я бы тебе все отдала, да ты не возьмешь ведь!

Невероятная усталость навалилась на нее. Ноги не держали девочку, и она плюхнулась на какой-то ящик. Волшебник испуганно потрогал ее лоб. Кых вяло отмахнулась от него:

— Неси лодку, да не обмани… — глаза резало, в животе проворачивалось колючее колесо. Колдун присмотрелся к ней и ушел куда-то за груды мусора. Тут же откуда-то сбоку вылезла Ти.

— Кых, ты как? Он тебя не заколдовал? — на лице орчишки был неподдельный страх. Она не знала, как обороняться от магии.

— Да не… ноги только приморозил, — Кых пошевелилась, но ноги по-прежнему не отрывались от пола. Вокруг ступней мерцало розоватое сияние. Ти попыталась потянуть Кых за одну лодыжку, потом за другую. Ничего не вышло.

— Брось, он мне лодку обещал, — мотнула головой Кых. — Если обманет и сделает со мной что-нибудь, ты должна вернуться к мелким и увести их… хотя бы в нейтральный коридор.

— Это где синие камни? — уточнила орчишка.

— Точно, — Кых попыталась опереться об ящик спиной, но из-за приколдованных к камню ног не смогла. Ти поспешно пододвинула деревянный короб под спину старшей подруге.

— Чем это пахнет? — вдруг удивилась та. — М-м… — Ти потянула носом. — Мясом точно, и еще чем-то… — Она метнулась на запах и принесла завернутые в чистую тряпицу куски нарезанного мяса, еще что-то желтое и белое, источающее аромат, который сводил с ума.

Обе девочки набросились на еду, не в силах остановиться. Когда голод отступил, Кых стало заметно легче, в голове прояснилось. Она мысленно отругала себя, что столько времени носилась по коридорам и реке голодная, когда у нее припрятано мясо в тайнике. Потом вспомнила про засады и помрачнела. И вдруг ей в голову пришла идея, как обезопасить отход детей. Она наклонилась близко-близко к Ти и зашеплата ей на ухо. Та сперва огорченно замотала головой, но потом захихикала:

— Вот это будет номер! Я лучше камни намажу — запаху будет не меньше, а еду тратить не придется.

— Если там не будет еды, они быстро вернутся, — пояснила Кых. — Давай, отправляйся. Скоро колдун вернется.

— Ладно, — кивнула орчишка и бесшумно скрылась за камнями на берегу. Через некоторое время появился колдун. В руках он нес нечто, похожее на охапку палок, обернутых тряпками и кожей.

— Это разве лодка? — спросила Кых, смутно представлявшая себе, каким должен быть маленький корабль. Большие корабли она иногда видела на картинках в книжках.

— Да, лодка, очень легкая и складная, — пояснил колдун. Он начал медленно, очень тщательно укладывать палку к палке, закрепляя их металлическими кольцами и поясняя Кых, что к чему.

— А потом натягиваем ткань сверху и кожу снизу, вот так, — в руках у человека оказалось нечто, и впрямь напоминающее корпус корабля, только открытый сверху, как корыто.

— А вот тебе и весло. Умеешь грести? — невинно спросил он у пленницы.

— Смогу как-нибудь, — фыркнула она.

— Как-нибудь ты просто перевернешься и все, — усмехнулся колдун.

— Смотри, вот так гребут вперед, а вот так назад, — показал он.

— Гребок с одного борта… с одной стороны лодки, потом сразу же с другой, а то она на месте будет крутиться и все. Давай попробуем. Кых даже и не заметила, что заклинание больше не держит ее. Сделала шаг, другой… рванулась было прочь от чужака, но остановилась. Если она убежит, то где тогда искать лодку? На свалку больше не сунешься. Камни не плавают.

— Давай, — кивнула она.

Вода может быть очень мокрой и холодной, если не брести по ней несколько часов, а неожиданно падать вниз головой с опрокинувшейся лодки. Кых сперва разозлилась на человека, потом представила, что вот так бы опрокинула в воду детей, и стала яростно учиться управлять суденышком. Получаса ей хватило — лодочка начала разгоняться, как рыба в водопаде и тормозить у того камня, на который указывал колдун.

— Молодец! — искренне похвалил ее человек.

Кых никто уже давно не хвалил с тех пор, как не стало мамы. Она стиснула зубы. Это просто сделка. Еще поглядим, как разозлится этот высоченный дядька, когда она предъявит ему свой ценный груз — ораву вонючих ребятишек, половина из которых ходить-то едва научилась.

— Я приплыву прямо сюда. Если тебя не будет, я ждать не стану, — строго сказла она колдуну. — Я очень… тороплюсь.

— Хорошо-хорошо. Лодку тогда просто вытащи на берег, чтобы ее не разбило о камни, — кивнул он.

Наверное, он и не собирался ничего у нее брать. Видно же, что такое Кых из себя представляет. Отребье из детских закутов. Мама, правда, говорила, что верхние и нижние жители понятия не имеют, что существуют шахты навроде этой. Но Кых казалось, что все в мире подчиняются иерархии коридоров, где страшнее и главнее надсмотрщика никого нет. Она задумалась — а не побежит ли колдун закладывать ее? И решила, что не должен — все-таки со своей магией он должен быть наособицу. Его алебардой не треснешь и в кандалы не закуешь.

— Я пошла, — махнула человеку Кых и оттолкнулась от валуна легким деревянным веслом.

Тот задумчиво смотрел ей вслед. «Пожалуй, это все-таки гномка, — думал он. — После нескольких окунаний на голове явно пробились сквозь корку грязи рыжие волосы, а кожа стала не такой серой. Может быть, полукровка? Полукобольд? Тарсод будет оскорблен самим предположением, что подобное существо может существовать!» — маг усмехнулся и двинулся по расчищенному проходу вглубь пещеры. Нужно было приготовиться к встрече.

Кых ловко затабанила у самой поганой расщелины, ведущей в детскую пещеру. Оттуда не доносилось никаких звуков — это означало, что бойцы Гроя еще не принялись штурмовать детскую. Или что за время отсутствия Кых всех уже угробили. Девочка покрутила головой. Из-за камней выскочили Рео и Ти. В руках у них были нарезанные кубики окорока, а губы лоснились от жира. Конечно, вечно голодные орчата не могли не приложиться к запасу, тем более что Кых приказала им использовать эту еду для врагов.

— Ну, готовы? — усмехнулась она. — Пора! Сначала перетащим малявок в лодку, потом отвлечем бойцов…

— Это лодка? — вытаращились орчата. — Да она же тряпочная! Она намокнет и утонет.

— Не утонет, — помрачнела Кых. — Если я ее не опрокину. Но колдун меня вроде бы научил, как ею управлять.

— Тебе виднее, — Рео на правах мужчины осмелился еще раз высказать свои сомнения.

Ти молча пожала плечами. Тряпочная, так тряпочная. Кых всегда знает лучше.

— Давайте, таскайте малявок, а я буду держать лодку. — Остатки мяса принести? — спросил Рео.

— Да. Будет чем заткнуть самым мелким рты, пока мы будем плыть мимо коридоров.

— А если страхеды нападут на нас? — снова усомнился в плане Рео.

— Лодка плывет очень быстро, — успокоила его Кых. — А там у свалки уже колдун пусть от них отбивается.

— Станет он, как же… — Рео полез враспор в расщелину, продолжая бурчать.

— Да, Ти, — Кых неожиданно смутилась, словно в ее сделке с колдуном было что-то неправильное. Да что с ней? Они все равно собирались подбрасывать младших на хуторах? — Ты из самых маленьких умой тех, что вроде как люди и целые при этом. Или протри им моськи тряпкой.

— Мы их отдадим за лодку? — утвердительно кивнула Ти.

— Ну… типа того, — Кых почесала все еще мокрый затылок. — Колдун спросил с меня часть груза, и я обещала ему пятую долю. Только я думаю, что малявки ему ни к чему. Поэтому я отдам ему мое золото. Все честно. Но на всякий случай…

— Какой случай? — Ти серьезно покачала головой. — Вряд ли он их есть будет. Разве что на зелья пустит.

— Знаешь, мама мне говорила… то есть, писала, что верхние и нижние к детям по-другому относятся.

— К своим — конечно, — пожала плечами орчишка. — ну да все равно, сделку ты заключила правильно. Хитрость — не обман, — и она полезла следом за Рео.

Дети очень быстро смекнули, что в этой странной посудине нужно сидеть очень тихо, совсем не шевелясь. Непонятливым помогли кусочки мяса и подзатыльники, щедро раздаваемые нервничающим Маром.

Наконец, все замерли, и Кых оттолкнула от берега потяжелевшую лодку. Ти и Рео побежали по разным берегам речки и скрылись в узких лазах, ведущих к коридорам. Их не тронут бойцы Гроя — во всяком случае, можно надеяться, что не тронут. Сейчас орчата разложат в труднодоступных местах упоительно пахнущее мясо и вернутся. Нужно подогнать лодку к выступу, который скроет ее от случайного взгляда. Вдруг кому-нибудь приспичит заглянуть сюда?

Дети медленно жевали жесткое мясо, а Кых нервно переминалась на корме. Орчата словно в нижний мир провалились. Если колдун уйдет, они, конечно, не пропадут. На свалке можно прятаться довольно долго — покуда она не разведает новую дорогу наверх. Однако ей было жалко потерять маленьких, но таких сильных и верных орчат. Дело не в их пользе. Просто Кых привязалась к ним, хотя и клялась себе не делать этого никогда. Клялась над каждой новой крохотной могилкой, и все равно кусала пальцы, пытаясь справиться со слезами.

Но она не могла бросить остальных, еще более беспомощных, детей и отправиться на поиски своих младших друзей. Оставалось только ждать. Время от времени откуда-то доносился невнятный шум, даже отдаленные голоса. Пещерное эхо причудливо искажало все звуки, делая тихое громким, ясное — невнятным, отражая шепот на сотни локтей и заглушая звоном капель близкие шаги.

Кых родилась тут и прожила всю свою недолгую жизнь. Но сегодня ей снова казалось, что она только что покинула безопасность детской, где мама держала ее первые годы. Опасность таилась за каждым камнем, за каждой расщелиной. Поэтому когда Рео выскочил, петляя, словно элпи, из узкого лаза и помчался мимо лодки по берегу, Кых не сразу среагировала. Ей нужно было сильно и резко оттолкнуться на середину потока, а она растеряно оглянулась, ища взглядом Ти.

Где эта зеленая паршивка? Сколько ее еще ждать? Рео вскрикнул и упал за валуны. Только теперь Кых осознала, что над берегом свистят стрелы. Пока что в стороне, потому что лодку закрывают камни. «Мама, мамочка! — взмолилась она изо всех душевных сил. — Помоги мне, я рехнулась…». С этой мыслью она сунула весло Мару и приказала таким страшным голосом, что орчонок отшатнулся:

— Не вздумай грести — опрокинешь всех в воду. Просто тихонько отталкивайся от камней. Пусть течение вас несет. Глядишь, когда начнется теснина, я вас уже догоню, — сама она ни на секунду не верила в то, что говорила.

За свою короткую жизнь Кых не раз видела убитых выстрелом. Те из них, кто возвращался из выморока, не любили говорить о раздирающей боли от входящего в плоть наконечника. А некоторые не возвращались — ниточка, связывающая рабов с жизнью, была слаба и тонка. Чтобы не поддаться страху, Кых со всей дури стукнула кулаком по валуну и выскочила на берег. Она успела заметить неясное шевеление в проходе, расположенном на другом берегу. Если Ти способна двигаться, она догонит лодку. Если же нет… Рео все равно в большей опасности. Кых пригнулась и метнулась к тому месту, где в последний раз видела орчонка. Тот лежал в щели между камней, и древко стрелы торчало у него из спины. Это древко ходило туда-сюда: орчонок еще дышал.

— Гады, вот гады! Крысы проклятые! — всхлипывала Кых, пытаясь волоком сдвинуть мальчишку с места.

Он весил уже больше нее, но Кых была выносливее. Она тянула, тащила, отталкивалась ногами, перетаскивала Рео через валуны и волокла его наполовину на своем плече. Кровь капала ей на шею, на руки, горячая и солоно пахнущая. Очутившись по пояс в воде, Кых сообразила, что дальше двигаться некуда. Тут была река, которую раненый Рео не мог одолеть, а лодку она отослала. Сейчас их догонят, а она даже кинжал не может выхватить из-за того, что руки заняты орчонком.

В эту минуту что-то больно ткнуло ее в бок, а вес на плече заметно уменьшился. Кых вскинула голову и обнаружила, что лодчонка недвижимо стоит у берега, удерживаемая двумя десятками замурзаных ладошек, вцепившихся в обломки скал и космы пещерного мха. А Мар и старшие из малявок уже перетаскивают Рео внутрь челна. Оценив увиденное в мгновенье ока, Кых рванулась через перекат к другому берегу. Где-то в отдалении раздались голоса, свистнула стрела, уйдя слишком высоко, в потолок. Девочка уже вкатилась в проход, где заметила движение. Ти подняла голову и улыбнулась виновато.

— Уходи, — покачала она головой. — Потеряешь всех!

Нога орчишки была пригвождена к старой свае коротким дротиком. Кых вцепилась в древко и начала раскачивать его, упираясь ногами в стену. По ее лицу текли слезы, кровь и пот. В коридоре раздавались голоса. Ближе, еще ближе. Дротик трещал, но не подавался, только кровь толчками плескала из пронзенного бедра Ти.

— Сперва на нас внимания не обращали. Потом все вышло как ты сказала, — торопливо докладывала та своей старшей подруге.

— Они унюхали мясо и кинулись его разыскивать.

— А вас за что? — просипела Кых, буквально выгибаясь.

— Сначала почуяли, что от нас мясом пахнет и хотели просто наподдать, чтоб не воровали у них. А потом кто-то крикнул, что мы — твои подсылы. Грой запретил это мясо есть. Нас обложили. Рео рванул к реке… дурак. Я отвлекала их, а потом нарвалась на парня с дротиком, вот и все, — Ти откинулась и закрыла глаза, словно исчерпав запас сил до конца.

— Если провалишься в выморок, я тебе потом дам в нос, — зло сказала Кых.

Веки орчишки дрогнули и приподнялись.

— А если из выморока не вернешься, то ты поганый элпи, поняла.? — еще яростнее прошептала старшая из девочек.

— Сама ты, — усмехнулась Ти. — Вот еще, в выморок летать…

Дротик с хрустом обломился, расцарапав кожу вокруг раны, зато Ти смогла рывком сняться с него.

— Давай! — выдохнула Кых, пригибаясь. Они отчаянными прыжками бросились к реке. Лодки за камнями не было, да Кых и не ожидала такой глупости от Мара. Конечно, он отгнал ее к теснине, где невозможно близко подобраться с берега и обстрелять детей. Но девочкам предстояло доплыть дотуда.

— Если что… — сказали они обе хором, посмотрев друг другу в глаза. Кых махнула рукой и закончила мягко:

— Не глупи только, Ти. Спасать мой труп от поругания не стоит.

— И мой тоже, — кивнула орчишка. — Погибшего в битве Паагрио принимает в своем покое с почетом.

— На счет три — в разные стороны и как можно чаще ныряй потом, — скомандовала Кых.

— Раз, два, три! — и два всплеска были тут же перечеркнуты свистнувшими стрелами.

То одна, то другая голова появлялись над поверхностью воды. Преследователи, сперва осторожные, не видя страхед. двинулись за беглянками вдоль берега. Но течение несло девочек прямо, а бойцам приходилось огибать скалы и камни на берегу. Несколько стрел вспенили воду, но только одна царапнула Кых по макушке.

Ближе к теснине скорость потока возросла. Кых попыталась расслабиться и отдаться во власть течения — силы еще пригодятся, когда придется грести. Ти же барахталась изо всех сил, то и дело глотая воду. Ее лицо стало совсем салатовым, даже губы побелели.

— Сюда! — потянула орчишку Кых. — Подгребай к утесу! Тут пока не простреливают.

Ти не в силах ответить кивнула, снова уйдя под воду. Кых успела подумать, что если ей придется волочь и эту раненую на себе, грести она не сможет. В этот миг ее голова стукнулась о гладкий кожаный борт лодки и маленькие руки вцепились ей куда попало: в волосы, в одежду, в плечи, в руки. Кых подтянулась было, но заметила, что Ти уходит под воду. Девочка схватила орчишку за волосы и дети начали тянуть их обеих. У Кых не оставалось сил помочь им, но она приподняла лицо Ти над водой. Та закашлялась, потом ухватилась за борт. Через минуту обе девочки были внутри, заливая сидящих там детей льющей с мокрой одежды водой.

Самые маленькие подняли рев. Но это уже не имело значения. Все равно их план раскрыт. Наверняка Грой уже отправил гонца к стражникам. Теперь все зависит от колдуна. Может быть, стражники до свалки и не добираются? Кых не знала ни одного коридора, ведущего в ту сторону. Только русло реки. Может быть, колдун им поможет выбраться наверх? Честно говоря, Кых боялась верхнего мира. Как, впрочем, и нижнего. Там было слишком много воздуха, света, непонятных звуков. Там негде было укрыться от летающих тварей. И куда идти в этом огромном мире?

Список имен на куске кожи — как-то слишком ненадежно, зыбко, словно сон о чем-то радостном. После которого еще грязнее кажется твой отнорок, застеленый прелой соломой.

Лодка миновала одну теснину, другую. Преследователи давно отстали. Если даже кто-то из них решил отличиться и последовал за беглецами вплавь, легкий челнок обогнал их на много миль. Река снова вырвалась на простор большого подземного зала, и течение стало медленнее. Кых упорно толкалась от упругой волны веслом: право-лево-право-лево. Мышцы звенели, горели, скручивались от боли, но ей было некогда учить Мара грести. Она сунула ему какую-то палку, болтавшуюся в заводи, и велела отталкиваться от валунов, ускоряя лодку.

Некоторые дети плескались ручками в воде, скопившейся на дне лодки. Некоторые осоловело уснули после необычно сытного перекуса. Кых велела одной из малявок, Мие, умыть тех пятерых, которых она предназначила для колдуна. Девчонка старательно оттерла пятерым замухрышкам личики, и их худые щеки засветились бледным, не знавшим солнца, румянцем. Подумав немного, Мия принялась умывать и остальных. Девочкам она приглаживала тощие хвостики, и даже завязала несколько бантиков из обрывков веревочки. Мальчикам пыталась оттереть засохшие потеки под носом и почти черные ладошки.

Рео и Ти лежали ближе всех к корме: мальчик на животе, девочка на спине. Орчишка обломила приятелю древко стрелы у самой кожи и кое-как примотала к ране полосу ткани, оторваную от своей рубашки. Он же едва мог придерживать конец тряпочной ленты, когда девочка перетягивала свое бедро. Кровь у обоих, кажется, стала сочиться медленнее. Или она просто впитывалась в серые застиранные тряпки?

Кых невольно косилась на маленьких героев. Зря она затеяла этот дурацкий отвлекающий финт. Может быть, они прекрасно уплыли бы и так. Или их заметил бы один, не в меру бдительный боец. Пока еще он успел бы поднять тревогу! Если орчата погибнут, их смерть будет полностью на совести Кых — старшей, умной, которая отправила их под выстрелы. Она не простит себе этого.

Мия подползла к раненым, стараясь не раскачивать лодку, и дала им немного воды из медной кружки. Кых невольно вздохнула. Кружка осталась ей от матери. Но в момент бегства она даже не вспомнила о ней, а Мия вот прихватила. «Если бы у меня наверху или внизу был дом, — с каким-то сладким отчаяньем подумала Кых, — я бы никогда и никому не отдала этих детей!».

По берегам начали попадаться мусорные кучи. Сперва низкие, состоящие из сухой трухи, потом все выше и выше. Они подплывали к свалке. Колдуна пока не было видно, но Кых надеялась, что человек ждет ее на прежнем месте.

Еще один поворот русла, еще несколько скал, от которых нужно оттолкнуться, и лодка в три гребка оказывается на галечной отмели. Кых загнала суденышко с разгона носом на низкий берег и поспешно выпрыгнула: подпихнуть мокрый борт плечом еще дальше на сушу, чтобы не снесло течением. Дети настороженно озирались. Мар принюхался.

— Пахнет едой, — тихо сказал он Кых. — Может быть, нам лучше уйти вдоль реки, пока не поздно?

— Погоди, — Кых сама не знала, почему ей так хотелось дождаться колдуна.

— Нужно осмотреться.

Мия помогла малышам постарше вылезти из лодки, а Кых и Мар вынесли самых крохотных. Дети жались друг к другу, не интересуясь даже пестрыми осколками цветного стекла и резными деревяшками, валяющимися повсюду. Ти и Рео остались в лодке. Во-первых, Кых просто боялась трогать раненых, во-вторых, случись что, орчата могут уцелеть — стоит только оттолкнуть лодку посильнее.

Она знаком приказала Мару оставаться со своими в челноке и сунула ему в руки весло, которое все еще сжимала в руках. На ее твердых, давно загрубевших ладонях болезненно и мягко вздувались пузыри мозолей от непривычной работы. Некоторые успели лопнуть и немилосердно саднили. Кых наклонилась промыть их, а когда выпрямилась, колдун появился из-за кучи мусора прямо перед ней.

— Вот твоя лодка, — вместо приветствия сказала Кых. Ей было тягостно от неизвестности, она очень хотела довериться этому человеку или хотя бы не разочароваться в его великодушии.

— А вот мой груз, — она обвела рукой сидящих на гальке детей. — Если ты все еще хочешь получить свою долю, то Мия покажет тебе… — Кых закашлялась и махнула девочке рукой.

Мия подтолкнула к колдуну пятерых самых отмытых малышей. Слегка, чтобы те не напугались и не подняли рев. Человечки таращились на колдуна с любопытством. Кых осмотрела их, словно проверяя, все ли ей знакомо.

Тарун, которого они прозвали Орун, черноволосый, черноглазый, на коленке тонкий шрам — попало кнутом, пока был при матери.

Зезатан, бледный, сероглазый, тихий. У него долго болели ушки — застудил в шахтах.

Фаена — крохотная золотоволосая кокетка, у которой в коридорах была одна дорога — к какому-нибудь бойцу в койку.

Иралина — девочка-воин, плотно сбитая, насупленная, не расстающаяся с деревянным кинжалом, даже косички у нее торчат воинственно.

Тесс — мечтательное существо с синими как небо глазищами, волосы черные, как уголь, в лапках всегда свернутая из тряпок кукла. Кых была уверена, что эта крошка станет когда-нибудь ее помощницей.

Может, у колдуна есть жена или служанка, которой будет не лень умывать малышей и заплетать тоненькие косички? Кых все равно не унесет их всех, а ведь среди мелких есть и калеки, которым ее забота нужна в первую голову. Неужели откажется? Отшатнется с омерзением?

— Замечательно! — прервал молчание маг. — Я вижу, ты выбрала самых лучших. Я их беру! Но твоя честность должна быть вознаграждена. Я приглашаю тебя ко мне в гости — поесть и отдохнуть.

— Нам нужно уходить как можно скорее, — срывающимся от радости голосом выговорила Кых. — За нами гонятся…

— Никто не войдет без разрешения в эту пещеру, — отмахнулся колдун.

— Смотри! — он указал куда-то вверх по течению. Там, у узкого зева теснины, уже клубились серые тени страхед.

— Духи не пропустят чужаков, — пояснил колдун.

— А почему же они пропустили нас? — невольно спросила Кых. Этот вопрос не давал ей покоя с тех пор, как страхеда не тронул ее на свалке.

— Я бы и сам хотел это знать, — пожал плечами колдун. — Ну как, согласна погостить у меня? — он улыбнулся и подмигнул девочке, делаясь враз молодым и ужасно несерьезным.

Вот почему, наверное, он постоянно хмурит брови. Иначе кто же поверит, что он грозный колдун?

— Д-да… — нерешительно ответила Кых. И вдруг ее обжег ужас:

— А-а! У нас же двое ранены! Господин, господин, ты умеешь лечить? — она бросилась к лодке, где оставались орчата. Напряженный Мар зыркнул на приближающегося мужчину.

— Так-так… стрела и… копье, да? — длинные пальцы человека скользили по грязной зеленой коже. Кых с удивлением подумала, что ему, похоже, ни капли не противно.

— Нет, дротик. — проскрипела сквозь стиснутые зубы Ти.

Колдун кивнул. Фаена, влюбленно глядя на незнакомца, подковыляла поближе и вдруг обеими ручками вцепилась в его широкую штанину. Колдун улыбнулся так, словно у него у самого где-то в сердце торчала стрела. Губы его слегка дрожали, но это видела только Кых. Он погладил Фаену по голове и снова повернулся к орчатам.

Мар бессильно сжимал в руках весло. Он может успеть стукнуть им этого дядьку, но вряд ли защитит друзей по-настоящему. Однако, маг не делал ничего пугающего. Он снял повязки, помазал раны какой-то мазью и воздел руки с посохом. Над головой волшебника закрутилась солнечная спираль огней. Дети завороженно смотрели на это, и поэтому только Кых заметила, как затянулись раны орчат. Ти сразу же села, а вот Рео беспокойно дернулся.

— Сейчас-сейчас, — коснулся его маг. — Наконечник выйдет, погоди.

В самом деле, из крохотной ранки вынырнул металлический клюв. Колдун брезгливо отбросил его в воду и провел по коже пальцами. Рана закрылась, и Рео вздохнул с облегчением.

— Вылезайте, — весело сказал колдун. — Я приглашаю вас в гости. А лодку нужно отнести в сарай. По-моему, вы трое справитесь с этим.

— Мы можем, — ответил за всех Мар, так и сидевший с открытым ртом.

Отец рассказывал ему, пока их не разлучили, что у орков тоже есть могучие колдуны — шаманы. Теперь Мар пытался вообразить себе, каково же могущество воина, обладающего вдобавок магией.

— Эге! — положил ему ладонь на лоб волшебник. — Да ты у нас никак способный?

— Чего? — мотнул кудлатой башкой мальчик.

— Потом расскажу, — подмигнул ему маг. — Тебе понравится, я думаю.

— Вот еще, — буркнул Мар, хватаясь покрепче за корму лодки. Ти и Рео взялись за борта. Кых подхватила привычным движением четверых самых маленьких: слепого Викса, однорукого Аледора, худенькую одноглазую Лунду и Кеззи, недавно подвернувшую ножку. Немые и глухие могут ходить сами — или им помогут дети постарше, Мия, например. Колдун с Фаеной на руках шагнул за кучу и вытащил оттуда прочную крепкую тележку.

— Сажай их всех сюда! — скомандовал он Кых.

Та не задумываясь послушалась. Если после всего, что видят ее глаза и шепчет ее сердце, этот человек окажется плохим, то значит Кых совсем рехнулась. В тележку уместились самые младшие. Вцепившись в борта, повизгивая от восторга, они покатили вперед, обрадованные новой невиданной игрой. Если в лодке им передавался испуг и напряжение старших, теперь эти ощущения исчезли, и малыши наслаждались жизнью — визжали и хлопали в ладоши.

Дети постарше точно так же радовались, толкая красивую синюю тележку за длинную ручку и борта. Фаена наотрез отказалась слезать с мага, и Кых опасалась, что малышка вскоре осчастливит человека кое-чем мокрым. Поэтому она шла рядом с колдуном, держа наготове сухую тряпку. Завершали процессию орчата с лодкой. Колдун командовал детворе, куда поворачивать, и вскоре они оказались в узком, но чистом и светлом коридоре, уводящем в толщу камня.

Кых ожидала, что дорога начнет подниматься вверх или спускаться вниз, но они по-прежнему оставались в подземном мире. От этого девочке делалось как-то спокойнее. Мужчина вдруг рассмеялся и вынул у растеряной Кых из рук тряпку. Та осознала, что Фаена сделала-таки свои делишки, но колдун ничуть не рассердился. Он ловко вытер девчушку, промокнул свою робу и продолжал шагать вперед, расспрашивая Кых обо всем подряд. Его вопросы касались то одного, то другого. Он разузнал подробности про саму Кых, про ее маму, про старших детей и про малышей, он расспрашивал про группировки и про рабов в шахтах. Кых даже показала ему на ходу те имена, которые диктовали ей дети. Маг на миг потемнел лицом, но тут же успокаивающе потрепал девочку по плечу:

— Ничего, я думаю, что скоро мы прикроем эту лавочку, — пробормотал он. Когда коридор вывел их в огромный зал, Кых сперва показалось, что на нее что-то обрушилось. Даже дети притихли, только Мия спросила:

— Кых, это небо? — Нет, маленькая, это просто картинки на потолке, — пояснил за девочку колдун, потому что Кых онемело рассматривала мозаику, раскинувшуюся над их головами.

— А на картинках — небо? — упрямо допытывалась Мия.

— Да, правильно, — мягко согласился колдун. — Смотрите, сейчас они начнут двигаться. Видите? Вон облако плывет — это такой белый дым в небе. Вон летят птицы, а это дракон, он ненастоящий, поэтому такой розовый. На самом деле розовых драконов не бывает. А желтое — это солнце.

— Ой, а тут тоже картинки! — кто-то из малышей заметил мозаику на мостовой и они все разом загалдели, обсуждая знакомые и неведомые образы, возникающие на гранях цветных камушков.

Кых плыла в каком-то невесомом блаженстве, окруженная красотой, которой так мало было до сих пор в ее жизни. Словно во сне она увидела каких-то высоких и низеньких женщин, бегущих к ним, подхватывающих ребятишек на руки, почему-то плачущих. Потом они оказались в мелком озере, где было много-много горячей воды, специальные кожаные подушки, на которые можно было откидываться, сидя в воде, целые кувшины душистого мыла и много щеток и мочалок.

— Ой! — воскликнула какая-то женщина, вылив Кых ведро воды на голову. — Да она же рыженькая!

— Похоже, Данар прав — это все-таки гномка, — вздохнула другая. — Значит, там и наших тоже держат, в шахтах этих.

Кых принялась объяснять, что гномов в шахтах полно, но она не гномка, поскольку бороды у нее нет, но язык слушался как-то плохо, слова получались невнятные.

— Намаялась девочка, — погладила ее по голове высокая женщина с темными волосами. — Сейчас отдохнешь, а то сил на еду не останется.

Кых вытащили из горячей воды, завернули в ткань, пушистую, как шкура медведя, и уложили прямо тут же, на широкой мягкой кушетке. Она дремала, то и дело открывая один глаз, чтобы в который раз убедиться: все это правда. Ее не свалила пещерная лихорадка, она не бредит на охапке соломы… Да нет же! Вон плещутся на глубине сияющие, как нефритовые бусины, орчата. Вон одна женщина расчесывает кудряшки Иралины — подумать только! — настоящим костяным гребнем. У Кых был такой когда-то, но она давно сменяла его на еду.

Вон другая женщина усадила слепеньких малышей на мягкую ткань и что-то воркуя, намыливает им ручки и ножки. Мия вынырнула из маленького водопада и потрясла головой, как волчонок, попавший под дождь. По плечам девочки рассыпалось солнечное золото кудрей. Кых и представить не могла, что у Мии такие красивые волосы…

Разбудил Кых Аледор, вцепившийся в мохнатую ткань своей единственной ручонкой.

— Вот баловень! — с умиленным упреком поймала его высокая женщина. — Задаст он нам еще перцу! Поднимайся, миленькая, отмыли мы твое войско, теперь поведем кормить. Одежду вон там возьми, на лавке.

Кых села и невольно прикрылась простыней: в пещере находились не только женщины, но и мужчины. Люди, гномы, два орка и эльфы: все они держали на руках ее детей. Кто-то одевал на них новые, чистые и не рваные, одежки, кто-то расчесывал или мазал ссадины мазью. Когда дети беспорядочной кучей окружали Кых в детской пещерке, ей казалось, что их очень много. Теперь же, когда каждого малыша отдельно держал взрослый, их словно стало меньше. Не было больше толпы, маленького стада, общности.

Обласканные малыши были заняты каждый по отдельности: они ощупывали бусы у женщин, трогали пряжки на одежде мужчин, волосы, бороды и усы, они болтали что-то, показывали свои скудные игрушки: деревяшки, тряпичные куклы и камушки. Так же по одному их уносили от горячего озера. Кых ощутила пустоту, растущую внутри нее. Только когда переодетые в странные, но очень красивые кожаные одежды, орчата подошли к ней, преданно глядя в лицо, ей стало полегче. Что это с ней? Разве не этого она хотела для своих малышей? Теперь, кажется не нужно будет никого тащить, рискуя простудить или погубить слабых и увечных.

— Идем? — спросила она у воинственной троицы. — Куда нас там зовут?

— Ужинать, — выговорила Ти непривычное слово.

По дороге всегда молчаливую орчишку прорвало: она разом пыталась описать Кых, как им принесли настоящие орочьи одежды, и как сородичи — такие огромные, сильные, из хорошего клана! — помогали им затянуть правильно все ремешки и пряжки. И что колдун хочет взять Мара себе в помощники. А ей и Рео показали настоящих буйволов и одного верхового кугуара, и даже дали почистить ему бок такой длинной щеткой. А Фаена так и не отпустила волшебника, он сам ее мыл. Еще Ти видела, что женщины плакали, но так, чтобы дети не видели. Похоже, что малявки им сильно понравились.

— А мы когда пойдем дальше? — спросила старшую подругу Ти. И по тому, как дрогнул ее голос, Кых поняла, что уходить из этого чудесного места орчишке совершенно не хочется.

— Надо набраться сил, — значительно произнесла девочка. — Потом, мы должны точно убедиться, кого из детей берут себе, а кого нет. А то мы уйдем, а их выгонят.

— Эти не выгонят… — вздохнул Рео каким-то оттаявшим голосом, не похожим на его прежний тон.

— У тебя рана должна зажить как следует, — погрозила ему пальцем Кых. — А у Кеззи вывих еще не прошел.

— Кеззи эта взяла, высокая, у которой муж орк, — тут же поделилась Ти.

— Ножку ей вправили и завязали бинтом — знаешь, совсем-совсем белым! А еще эта женщина взяла Аледора и безухую Урику. Она говорит, что Урика вовсе даже не глухая, только ушек нету. А молчит она от страха.

— Посмотрим, — заключила Кых. — Пока я никуда не тороплюсь.

— Хорошо, — обрадованно кивнула Ти.

За ужином дети по-прежнему находились в центре внимания. Правда, оказалось, что у местных жителей имеются родные дети, но эти ребята не задирались и не отнимали еду у гостей, а наоборот, помогали матерям и отцам возиться с неумехами. Большинство кыховых воспитанников сроду не держало в руках ложку. Они норовили схватить жидкую кашу и суп руками и обиженно вопили, облизыая липкие пальцы. Однако, голод оказался прекрасным учителем — через некоторое время дети сообразительно отрывали ротики, принимая полные ложки еды, а те, что постарше, взялись за ложки сами, подражая своим домашним ровесникам.

Кых ела мало, понимая, что сытый желудок усыпит ее как волшебное зелье. Ей нужно было обсудить с вожаками этой пещеры будущее детей и свое пребывание тут. Малыши один за другим засыпали на руках взрослых, и те уносили их куда-то. Даже Ти пристроила голову на локоть, не в силах побороть подступающую дрему. Один из орков подхватил девочку и укутал в плед.

— Я не сплю… — пробормотала Ти, и тут же крепко уснула на широкой лавке возле очага.

Рео и Мар уселись рядом с подружкой и тайком щипали друг друга, чтобы не заснуть.

— Ты уверена, девочка, что можешь сейчас разговаривать? — с заботой спросила у Кых низенькая женщина, сидевшая рядом с гномом, заросшим бурой бородой.

— Да, конечно, — пожала плечами Кых. — Я благодарю вас всех за заботу… за вашу заботу… — у нее дрогнул голос. — Если вы захотите оставить кого-то из детей себе, я не буду возражать. Мне было бы тяжело тащить их всех с собой.

Собравшиеся вокруг стола взрослые загалдели. Из разрозненных реплик выходило, что никого они не собираются отпускать, в том числе и саму Кых. Дети должны расти дома, есть досыта и одеваться в чистое, а все прочее — безобразие, которого они не могут допустить.

— Но… у меня же там, — Кых недоверчиво обвела лица вокруг. — Калеки и полукровки.

— Слушай, девочка, у нас тут полно полукровок, — рассмеялся буробородый гном. — Вон, Ланарас даже не знает, какой крови в нем сколько. Разве это имеет значение? Дети есть дети. Расскажи нам о себе. Твоя мама была из моего народа, как я вижу?

— Я не знаю… — растеряно отозвалась Кых. — Я думала, что у гномов бороды и у женщин должны быть.

— Ой, деточка, кто ж это тебе сказал! — расхохоталась полнотелая хозяйка. — Я ж вот гномка чистокровная, и Кадис тоже, и Брана. А Удика хоть и получеловек, все равно по виду гномка гномкой. Ты глянь на себя! — Гномиха протянула девочке круглое зеркальце на ручке. — Да ты похожа на меня, как родная племяшка!

Из серебристого стекла на Кых смотрела круглолицая девочка с длинными хвостиками светло-рыжих волос. Если она гномка… тогда понятно, почему совсем юные орчата выше нее ростом. Чем гномка хуже любой другой расы? Какая разница? Зато можно обрадоваться сородичам, как другие дети, невольно липнувшие к взрослым своей расы.

— Что же мама тебе не сказала? — покачал головой колдун.

— Мама мне только писала, — пояснила Кых. — А много на листьях не напишешь. Поэтому она писала только самое главное. А так я ее вполне без слов понимала.

— Кых — это она так тебя называла, а как твое настоящее имя? — спросил хозяин. — Вот, тут написано, — протянула ему свой драгоценный лоскут кожи Кых.

Ей почему-то не хотелось произносить свое истиное имя вслух.

— Знакомое что-то… — буркнул гном, рассматривая надписи со всех сторон. — А вот этот род я знаю. У тебя там еще пара гномят есть?

— Наверное, — вздохнула Кых и откровенно пояснила:

— Если дети полукровки, то проще всего орчат различать да эльфов по ушам. А вот людей-гномов только попозже, когда в рост пойдут да на ноги поднимутся, и то не наверняка.

— Если у кого родичи отыщутся, это хорошо, — пояснил ей гном, поглаживая лоскут. — А так будь уверена — мы их всех к себе возьмем, кем бы они ни были.

— Всех? — уточнила Кых.

— Я не останусь! — тут же подал голос Рео. — Я с Кых пойду! И Ти тоже!

— Да твою Кых мы тоже никуда не отпустим. — рассердилась бронзововолосая гномка по имени Кадис. — Еще не хватало, чтобы дети по дорогам таскались, словно побирушки!

— У некоторых могут оказаться живыми родители, — тихо пояснила Кых. — В шахтах или на воле, если захватили кого-то одного. Мы собирались искать…

— Мужчины этим займутся, — хлопнула ладнью по столу хозяйка. — Почта есть, колдуны разные. Найдем всех, кто еще жив. И шахты ваши прочешем — мне только этакого безобразия возле дома не хватает!

— Халана, утихни, — толкнул ее в бок хозяин.

— Не затыкай мне рот, Тарсод! — усмехнулась гномка. — Можно подумать, ты готов выпустить девочку на большую дорогу как ни в чем не бывало.

— Кстати, — постучал по серебряному кубку ложечкой колдун. — Эта девочка может выйти сама, без нашего, Тарсод, позволения. Тебя это не удивляет?

— Где этот жрец? — с тревогой вскинулся бородатый. — Как он нужен, так его големы где-то носят.

— Что случилось, Тарсод? — тревожно отозвался от входа беловолосый и белобородый гном. Кых уставилась на него, как на двухголового: в шахтах редко попадались седые старики, к тому же у гнома было круглое молодое лицо, никак не вязавшееся с сединой.

— Дети заболели? Я слышал хныканье почти из каждого дома.

— Нет, не заболели, просто их стало вдвое больше, — ухмыльнулся Тарсод. — Я хочу показать тебе кое-что, но сперва выслушай нашего Данара.

Седобородый уселся в кресло у очага. Его быстрые глаза мигом осмотрели дремлющих орчат, Кых с куском лепешки, которую девочка не могла отложить и не решалась доесть, сохраняя остатки бодрости. Колдун в нескольких словах пересказал сегодняшнее происшествие.

— Вот, значит, кого гоняют духи у теснины. Похоже, за детьми все-таки была погоня, — кивнул жрец.

— Наверняка, Эритан, — кивнул Данар. — Орчат пытались пристрелить, так что это все не шутки.

— Придется поднимать всех, кого только можно, — жрец потеребил бороду. — Мой отряд, конечно, прибудет сразу же. Думаю, что полсотни дружинников они с собой приведут. Этакую мразь нужно вычищать каленым железом, — седого гнома передернуло.

— Нужны маги, — Тарсод выразительно посмотрел на Данара.

— Что я могу? — вздохнул колдун. — Ты знаешь, я не клирик и не имею широких связей.

— А рассказ моего племянничка помнишь? — подмигнул магу гном. — Про эту самую Гильдию очень-очень хороших магов. Напиши им сейчас же, похоже, что этим ребятам с нами по пути.

— Я вызову бойцов из моего клана, — прогудел муж поварихи. — И ты, Гарам, мог бы забыть обиды и написать своей родне.

— Призыв к бою не опозорит меня, — согласился второй орк. — Ты прав, Агор.

— За несколько дней нужно уже собрать основное ядро войска, — деловито сказал Тарсод. — Иначе мы можем сами оказаться под ударом этих подземных крыс.

— Группировки будут драться на стороне надсмотрщиков, — предупредила Кых хозяев.

— Что с того? — изумился Агор. — Вы… очень добрые, — пояснила гномка. — Вы пожалеете их, а они ударят в спину. Закон коридоров — бей первым, бей исподтишка. Многие из них едва ли старше меня.

— Дети? — орк задумался. — Тогда без магов нам точно не справиться. Я не хотел бы убивать детей. В этом нет чести. Пусть шаманы и клирики усыпят их, чтобы я потом мог добавить им толику ума. Ремнем по заду, — орк хлопнул себя по ляжке.

— Займитесь письмами немедленно, — обратился ко всем Тарсод. — Халана, уложи этих четверых в верхней спальне. Похоже, им дюже не хочется разлучаться.

— Там же только две кровати? — возразила деловитая гномиха.

— Вот и положи пацанов на одну, а девчонок на другую. Чай не беременные буйволицы, уместятся, — усмехнулся Тарсод. — Но прежде я хотел бы показать кое-что тебе, Эритан. Вот на этом клочке кожи мать этой девочки записала ее имя. Записала, потому что ей-то отрезали язык, когда взяли в плен. Твои бойцы когда-то, я помню, упоминали некого Норитана-Големщика, пока ты не заставил их прикусить языки. Похоже, это его дочь.

— Дочь Норитана? — жрец нетвердыми шагами подошел к Тарсоду и взял лоскут кожи из его рук.

— Ну да, гляди сам, ее мать написала: Катрина, дочь Норитана, — Тарсод ткнул пальцем в выцветшие строки.

— Жив ли этот Норитан? И где его сыскать?

Жрец внимательно посмотрел на Кых, словно сравнивая ее с неким неведомым эталоном. Потом подошел и опустился перед девочкой на колени, глядя на нее снизу вверх.

— Норитан — так звали меня до посвящения Марф, — сказал он негромко. — Слава богине, мое ожидание окончено. Я сам поведу свой отряд! Катрина — это я придумал когда-то так тебя назвать. — он смотрел на Кых жалобно, почти испуганно. — Прости меня, дочка, что я так поздно нашел тебя. А мама…

— А мама пропа-ала… Ее угнали в шахты-ы! — мгновенно приняв эту ошеломляющую новость всей своей измученной душой, Кых неожиданно для всех и для себя по-детски заревела. — Ой, папа, папочка, вдруг она еще жива-ая-а! — и она бросилась жрецу на шею.

Глава 58. Пламя мести

Марусенька размашисто шагала через цветущую луговину, сшибая ножнами меча желтые звездочки гусиного лука. Дриады и грибы, чуя ее ауру, отступали за поваленные колонны и стволы деревьев. Парочка совсем тупых диких орков кинулась было на гномишку, но была повергнута двумя ударами меча. Седди меланхолично следовал за своей спутницей. По крайней мере, в этом месте ей ничего не угрожало. Гном скрыто позевывал в кулак, понимая, что предложение передохнуть сейчас будет встречено в штыки.

Они мотались по эльфийским землям с самого рассвета. Давно высохла на солнце роса, тени укоротились и снова начали вытягиваться, теперь уже к востоку. Они обшарили заброшенную крепость, переполошив тамошнюю нежить и пропахнув запахом склепа. Отыскали потайную комнату, в которой околдовывали Сонечку, и умудрились проникнуть в нее как дракон — через каминную трубу, перепачкавшись в жирной саже и чуть не переломав себе ноги. Тайное убежище было пусто. Разорванные книги, разбросанная мебель, неаппетитные ошметки у камина и массивное кресло с разрезанными веревками — все совпадало с рассказом Сонечки. Но в этом помещеннии никто не появлялся уже несколько недель. В комнате стоял непереносимый смрад мертвечины. На столе гномы обнаружили кошель с золотом, сумку, наполненную различными свитками и пузырьками и волшебную книгу, тонко и зло загудевшую, когда Седди попытался открыть ее.

— Сунь это все в сумку, — скомандовала Марусенька. — Может, пригодится кому.

Они старательно поискали в комнате второй выход, но не нашли его. Маг мог покинуть комнату только через потайную дверь.

— Может быть, дракон убил и его тоже? — с надеждой спросил Седди.

— Ты забыл? — возмутилась гномишка. — Если бы он погиб или хоть в выморок попал, мы бы с Сонечкой расколдовались.

— А, ну да, — смутился караванщик. — Но тут его все равно нету. И все это выглядит так, словно он бежал прочь в большой спешке.

— Или словно он собирается со дня на день вернуться сюда, а пока отсиживается где-нибудь, — возразила упрямая девчонка, топнув ногой. — Ну ничего, у меня-то он вымороком не отделается!

И они продолжили поиски. Обшарив Парящую деревню, окрестные рощи, пещеры в холмах, развалины каких-то сооружений, перебив несколько сотен мелких монстров по дороге, Марусенька наконец плюхнулась на склоне холма и начала вынимать из своей торбы кульки и кулечки с едой, которые ей напихала заботливая Халана, жена Тарсода. Запахло чем-то настолько вкусным, что у Седди мигом запищало в животе.

На холщовой тряпочке гномишка разложила хлеб, лепешки, соленую черемшу, жареное мясо, копченое сало, домашние колбаски, куриные грудки, сыр и сырные шарики, жареные в масле. Появились из ее торбы и духовитые маринованные грибы в горшочке, и хрустящий репчатый лук, и куски пирога с рыбой. Завершила это все томленая простокваша, отсвечивающая розоватыми, плотными слоями, в бутылке, заткнутой чистой тряпочкой. Хитро поглядывая на Седди, гномишка нарочито неторопливо выудила из карманов десяток сладких пирожков, правда некоторые из них оказались раздавленными, явив миру свою ягодную начинку.

— Ну куда нам столько еды? — задумчиво спросила Марусенька, косясь на караванщика. — Нужно было половину отдать кому-нибудь. Например, тем нищим у храма.

— Да ты что? — чуть не захлебнулся слюной гном. — Это нам с тобой как раз на один ужин! А у храма не нищие никакие, там больные ждут исцеления.

— Больные тоже кушать хотят… — Марусенька еще хитрее покосилась на Седди и потянула угол скатерки, словно собираясь убрать все обратно в торбу. Гном зарычал и скорее схватил в обе руки кусок мяса и половину лепешки.

— А я думала, что ты не голодный! — рассмеялась Марусенька.

— Да я дракона бы сейчас съел! — простонал гном с набитым ртом. — Тут все такое вкусное!

— Я тоже голодная, — кивнула ему довольная гномишка и принялась набивать рот так, словно еда могла вот-вот растаять в воздухе.

— И как ты все это дотащила целым! — удивился Седди, откинувшись на спину и дожевывая последний пирожок. Марусенька, тоже не переставая жевать, собирала остатки пиршества. Теперь все их запасы могли уместиться в один кулек. Пустая бутыль тихо гудела, когда налетал ветерок.

— Так и дотащила. Если б я не дотащила, что бы ты ел, а? — гномишка очень гордилась собой. — Только пирожки все равно раздавились, — огорченно вздохнула она. — Это в трубе, наверное.

— Ничего себе! Пирожки! Как ты бутыль не грохнула — вот в чем фокус.

— Не знаю, — протянула гномишка. — Может, она небьющаяся просто?

— М-м… — промычал Седди. Солнце садилось, и спать хотелось до такой степени, что даже азартные вопли тренирующихся внизу новичков не мешали ему.

— Нет уж! — отряхнула штаны Марусенька. — Я не эльф, чтобы за просто так в лесу ночевать! В Парящей деревне отличные гостевые, пойдем да ляжем по-нормальному!

Седди нехотя поплелся за неутомимой Марусенькой. Его радовало, что их поиски окончились неудачей. Он помнил, что магистр Лежен высказался о способностях клирика-ренегата весьма уважительно. А Марусенька действительно растеряла часть своих смертоносных навыков. Сопротивлялось ли ей Сонечкино тело, или вернувшаяся память подсказывала, что в жизни гномишки есть что-то помимо точных ударов и молниеносных атак, но даже походка девушки снова стала мягче, плавнее. Однако, упрямство ее никуда не делось, и караванщик был уверен, что им предстоят еще более яростные поиски в ближайшие дни. Неудача только взбудораживала Марусеньку.

— Если его нет тут и нет там, значит в мире остается все меньше мест, где он есть! — объявила она, входя в Парящую деревню. — Будем искать повсюду!

— Мой дед говорил, — вздохнул Седди, — что найти кого-то можно двумя способами. Можно метаться повсюду, постоянно опаздывая на шаг. А можно сесть на одном месте и ждать, когда тот, кто нужен, сам там появится.

— Ха! — гномишка рассмеялась. — Эту мудрость нужно выучить всем нашим новичкам, разыскивающим мастера Тому. Но мне это не подходит. Колдун не ожидает, что я иду по его следу. Поэтому у меня есть шанс застать его врасплох. Не думай, я прекрасно помню, что он очень сильный и многое умеет. Я рассчитываю на неожиданность и на мой кинжал.

— Тем более, что он, кажется, остался без оружия, — задумчимво потыкал в найденную суму караванщик.

— Я бы не стала на это полагаться, — покачала головой Марусенька. — Может, у него есть другое, боле мощное. Меня учили не рисковать недооценивать врага. Особенно, если собираешься не напугать, не ранить, а убить навсегда. За жизнь и элпи дерется изо всех сил.

— Все, что мы можем сказать по этой книге, так это то, что он не ниже уровнем, чем наша Кселла.

— Кселла твоя… — Марусенька махнула рукой. — Скорее всего в подметки ему не годится, иначе зачем ей магистра к нам притаскивать?

Так, обсуждая магические способности друзей и врагов, гномы добрели до крайнего гостевого домика у Древа Мира.

— Кажется, здесь он Сонечку подловил, — произнесла Марусенька, потирая лоб. Смутные образы чужих воспоминаний порой всплывали в ее голове сами собой. — Давай заглянем?

Дверь домика была приоткрыта, и занавесь на входе откинута, показывая, что он свободен. Гномы зашли внутрь и почти сразу же на столике вспыхнул магический светильник, озаряя внутренность домика. В нем действительно никого не было. Две постели были застланы свежим бельем. На полке у камина стояли в вазе какие-то пахучие ветки. В кувшине было молоко, а на накрытой салфеткой тарелке — еще теплый хлеб. Эльфы заботились о своих гостях, хотя и сохраняли с ними дистанцию.

Седди выбрал себе левую койку и начал готовиться ко сну. Ему очень хотелось вымыться, но делать это в декоративных каналах Парящей деревни он стеснялся, а тащиться по темнеющему лесу до Ирисного озера просто не было сил. Он несколько раз покосился на Марусеньку, не зная, что и придумать.

— Искупаться бы! — потянулась та, и тут же оживилась. — Слу-ушай, мне Сэйт рассказывал, что если спуститься вниз, под храм, там сверху абсолютно не видно, если кто в водопаде плещется. Если я сейчас не вымоюсь, я вся обчешусь! Пойдем, вымоемся, а? Я тебя покараулю, а потом ты меня, давай?

— Давай! — обрадовался Седди. Как это он забыл про то озерко, над которым парит эльфийский город. Вроде как и не в самом городе, и идти никуда не надо.

Гномы закрыли дверь домика, вставив по обычаю в ушки пробоя вместо замка зеленую ветку. На нижних улицах было тихо и сумеречно, только осыпающиеся с Древа мира огоньки озаряли водную гладь каналов. Зато на верхних улицах сияли магические вывески, перемигивались фонари, множество эльфов и приезжих сновали от магазина к магазину, торговались с лоточниками, слушали менестрелей и сказителей, ели, пили, отплясывали под переливы флейты, беседовали с жрецами в белых одеждах, пытались добиться внимания надменных эльфийских красоток. Ворота домов озаряли гирлянды светящихся цветов. В воздухе кружились крошечные феи с крыльями бабочек. Одна мелодия сменяла другую, и все ароматы смешивались в один, совершенно неописуемый.

После этой вечерней суеты, под пандусом Парящей деревни гномам показалось темно, как в пещере, и оглушающе тихо. Только журчание водопадов раздавалось здесь. Седди предоставил Марусеньке возможность искупаться первой. Он по-прежнему беспокоился за ее здоровье. Но могла ли пережитая старым телом простуда угрожать ее душе в новом вместилище? Гном не знал ответа на этот вопрос. Просто он постарался как можно тщательнее растереть чистую и холодную девчушку, выскочившую к нему в короткой рубашке и штанишках. В нем тоже что-то изменилось за прошедшие месяцы. Вместо тайного вожделения и жара, Марусенька вызывала в нем крепнущую нежность и восхищение. Его умиляли ее веснушки, ее косички, а ее светлая кожа светилась беззащитностью. Гному стало гораздо важнее защищать ее, оберегать ото всего, чем овладеть этой красотой, по-мужски присвоить ее. К тому же теперь под его ладонями было Сонечкино тело, совершенно незнакомое, не вызывающее никаких бурных эмоций. Он растирал гномишку, как маленькую, беспокоясь о простуде, торопясь помочь ей одеться, и ощущая себя так, словно для всего личного просто еще не настал черед.

Караванщик вымылся быстро, как привык в дороге. Растерся полотенцем и обнаружил, что Марусеньки поблизости нет. Но не успел он испугаться, как гномишка бегом спустилась по склону. Она выглядела взбудораженной.

— Пойдем-ка, я покажу тебе кое-что, — прошипела она, сильно дергая его за руку. Седди, на бегу подтягивая сапоги, двинулся за ней. Марусенька подошла к запертой на ночь лавке и выглянула из-за угла. В густой тени, отбрасываемой эльфийским храмом, по-прежнему сидели согбенные фигуры ожидающих исцеления. Некоторые раненые отказывались уходить на ночь в гостевые домики, потому что эльфийские жрецы имели обыкновение наблюдать за звездами. В такие минуты можно было попросить у них исцеления и к утру уже быть на полпути от Парящей деревни.

— Смотри! — она повернула голову гнома руками. Только тогда он заметил, что от одной фигуры к другой движется в полуприседе странная тень.

— Может, это жрец? — неуверенно прошептал Седди в ухо подруге. Та только покрутила пальцем у виска, продолжая наблюдать.

— Очень похоже на… — начала было она, но в этот момент тень распрямилась. Фигура в плаще с капюшоном настороженно оглянулась во все стороны, но скрывающихся за низким цветущим кустом гномов не заметила. Тогда неизвестный взмахнул руками и прочитал какое-то заклинание. Некоторые из больных неуверенно поднялись на ноги, остальные продолжали сидеть неподвижно, и, кажется, похрапывали. Тип в плаще двинулся к выходу из Парящей деревни. Больные следовали за ним. Когда они проходили в полосе лунного света, у нескольких из них мелькнули повязки на голове. Похоже, что неизвестный отобрал только крепких мужчин, воинов.

— Прямо как меня вели… — прошипела на ухо Седди Марусенька. У гнома сжалось сердце. Похоже, гномишка угадала. Неизвестный маг остановился в отдалении и дождался нетвердо шагающих бойцов. Потом снова использовал какое-то заклинание и повел всю группу дальше.

— Я уверена, он выбирает тех, у кого мозги не в порядке, — пробормотала гномишка. — Их проще всего зачаровать. Наверняка это наш знакомец! На ловца и зверь бежит, твой дед-то прав был! Может, нам притвориться, что мы тоже заколдованы и пойти за ним. Вот так! — она вытаращила глаза и деревянно шагнула вперед. Седди поймал ее за руку:

— С ума сошла? Если это он, то он тебя узнает. Ведь ты выглядишь как Сонечка, а ее-то он рассмотрел прекрасно пока в голове у нее копался.

— Да? — сникла девушка. — Ну давай просто пробираться за ними следом. Так мы узнаем, где он прячется.

— Ладно, — неохотно согласился Седди. После купания ему меньше всего хотелось ползать по кустам, кормя комаров и собирая паутину. Но гномишка была права: похоже, они случайно наткнулись на того, кого искали.

Гномы двинулись за группкой околдованных мужчин. Те следовали за волшебником на некотором расстоянии, а гномы отставали от них еще на полсотни локтей. Таким образом, мстителей было очень сложно разглядеть среди ночного мельтешения теней и праздно шатающихся монстров.

Они приблизились к границе эльфийских земель, за которыми раскинулись болота Крумы. Незнакомец не сбавлял шага, пока не оказался возле самых скал. Там он оглянулся еще раз, внимательно всматриваясь в рощу, после чего поднял с земли камень и гулко постучал им в скалу. Там бесшумно открылся проем, и показалась рослая плечистая фигура с факелом в руке, слишком уродливая, чтобы принадлежать высшему орку. Тип в плаще о чем-то потолковал с диким орком, после чего приказал раненым спускаться в отверстие. Те повиновались, шаркая ногами.

— Нам нужно туда проникнуть! — отчаянно замотала головой Марусенька. — Уйдут ведь!

— Если они тут под землю спустились, то уже никуда не уйдут, — рассудительно произнес Седди. — Под землей не так много дорог, как на поверхности, забыла? Пойдем спать.

— Спать? Да ты что! — гномишка готова была разорвать его от возмущения.

— Ну да, спать. До утра нам тут делать нечего — только по башке рискуем схлопотать, ежли у них кто-то другой не такой растяпа окажется, как этот в плаще, — пожал плечами гном. — А завтра проберемся в это подземелье, ну что ты, прямо как не гномка! Найдем щель, лаз, промоину — и проберемся.

— Ну ладно, — неохотно сдалась Марусенька. — Только встаем как можно раньше!

Солнце разбудило гномов, проникнув сквозь щель в занавеси. Стояло позднее утро, зеленое и свежее. Пахло цветами, пахло свежей выпечкой с верхних улиц. Журчала вода в каналах, и по ней, поднимая фонтаны брызг, с радостным визгом гонялся за волчонком какой-то крохотный эльфёнок в золотистой рубашонке. Его мать неподалеку беседовала со жрецом.

И не было ни малейшего желания отправляться из этой идиллии куда-то в темные грязные щели. Седди, конечно, помалкивал, глядя как мается его подружка. Она медленно цедила молоко из кружки, отщипывала хлеб по кусочку и ела яблоко так тщательно, словно собиралась выточить из него самый узорчатый огрызок в мире. Наконец тянуть стало невозможно, и Марусенька поплелась к двери. Седди страшно хотелось остановить ее, уговорить плюнуть на эту опасную игру, вернуться к своим. Но он понимал, что упрямство не позволит гномишке признать свою неправоту. Поэтому он просто молча отправился за ней.

Лаз в подземелье гномы обнаружили достаточно легко. Эта легкость их насторожила, и вперед они продвигались с опаской, заглядывая за каждый поворот и камень. Пару раз в соседних коридорах проходили вооруженные бойцы, бряцая клинками. Потом с топотом пробежали какие-то существа, похожие на кобольдов. Зная зловредность и острый слух этих тварей, гномы забились в щель и попытались не дышать. Это вроде бы сработало — твари исчезли за поворотом. Но стало ясно, что рано или поздно мстители наткнутся на воинов или монстров в таком месте, где прятаться будет некуда. Они уже много часов двигались в одном направлении. Мелкие отнорки пересекали главный коридор, раздваиваясь, растраиваясь, но почти всегда уводя или в узкие щели, или оканчиваясь тупиком. Кое-где на стенах рос бледно светящийся мох или плющ, давая достаточно света для привычных к подземельям гномов.

— Надо замаскироваться! — предложила Марусенька Седди.

— Под кого? — удивился тот. Виденные мельком воины все были высокорослые, закованыне в доспехи бойцы, и даже посадив на плечи Марусеньку, Седди не сошел бы за одного из них.

— А под этих… грязных, — махнула рукой девушка. — Авось не заметят, кто тут шмыгает!

— Как бы сами эти грязные на нас внимание не обратили, — усомнился Седди. — От этаких крысенят вдвоем отбиться трудновато будет, они стаей нападают.

— Ой-ой-ой! — фыркнула Марусенька. — Вон, смотри, отнорок какой-то. Давай туда залезем и попробуем испачкаться как следует!

Седди с тоской вспомнил вчерашнее купание в водопаде и кусок травяного мыла, все еще сохнущий на столике в гостевом домике у эльфов. Когда-то он еще доберется до него? В бытность Корундом гном привык к чистоте и свежей одежде гораздо сильнее, чем будучи караванщиком.

Гномы протиснулись в нору, и через некоторое время оказались в пещерке, где можно было без опасения выпрямиться во весь рост. Под потолком рос светящийся мох, озаряя помещение неверным сиянием. Сильно пахло гарью.

— Дай-ка я гляну, — буркнул Седди, доставая из мешка светильник. В ярком луче они с удивлением обнаружили, что пол комнатенки покрыт толстым слоем золы. Возле стены валялись покореженные щербатые миски и котелок без ручки.

— Здесь что-то сгорело на полу. Но сгорело быстро — словно сухой хворост, — оглядевшись, сказал гном. — Вон, даже тряпки на вешалке не подпалило.

— Или они мокрые были, — поправила его Марусенька. Она подошла к тряпкам и начала с интересом их рассматривать.

— Кажется, это одежда, — с удивлением заметила она. — Вот и способ замаскироваться.

— Ч-ч! — предостерегающе поднес палец к губам Седди. — Кто-то идет!

Гномы поспешно погасили фонарь и прижались к стене по обе стороны от входа. В коридоре гулко отдавались чьи-то голоса:

— … Ничего там нет, все сгорело…

— Зря сожгли. Дураки.

— Чтобы неповадно другим.

— А куда теперь ублюдков девать? Надсмотрщики принесут новых, они сдохнут, и пайка никому не достанется.

— Чтобы не сдохли, нужно с ними возиться. Ты будешь? И я нет. Отнесем их в нейтральный коридор, вот и все. Может, кто-то еще их себе возьмет.

— Говорят, в нейтральном какие-то новички сидят, пойдем, глянем?

— Можно глянуть. Но они долго сидеть будут — тощие недомерки, не бойцы, кому такие нужны?

— Зато там их никто не тронет, хоть три дня сиди.

— Ну, пойдем, глянем. Может там еще новенькие появились. Говорят, где-то в восточных коридорах целый клан разогнали — ихний вожак пытался побег устроить. Бойцов согнали в шахты, а прочим нынче только в нейтральные коридоры дорога, искать новый клан.

— Ну и дела. Эта вот тоже сбежала… — голоса стали удаляться.

— Скорее! — возбужденно схватилась за тряпки Марусенька. — Пойдем в эти самые коридоры, скажем, что мы новички. Нас куда-нибудь возьмут и мы там все разузнаем!

— Скорее уж нас в шахты отправят. Что ж это за место такое, не пойму я никак? Вроде и не кобольды это, а вовсе люди… — караванщик был в недоумении.

— Давай, давай! — Марусенька сунула ему рубаху и штаны, мигом скрывшие добротную одежду гнома и, главное, тонкую кольчужку, поддетую вниз. — Шлем оставь здесь, сюда, видимо, после пожара не полезут. Оружие тоже надо оставить, все равно отберут. Вон туда засунь, наверх, и камнями завали. Да шевелись ты, а то эти далеко уйдут.

В довершение всего, гномишка зачерпнула прямо с пола пару горстей жирного пепла и извозюкала себе и Седди лицо, руки и одежду.

— Оботрись тряпкой, и сойдет, — она уже протискивалась в щель, ведущую в коридор. Караванщик еле поспевал за ней. Испачканая кожа неприятно зудела, от копченых тряпок несло чем-то омерзительным.

В коридорах царили обычные подземные звуки: шуршали осыпающиеся камешки, капала вода, хлопали крыльями летучие мыши, неразличимые во мраке. Клочья светящегося мха создавали ощущение, что откуда-то в коридор просачивается неверный лунный свет. Топот давешних обитателей подземелья звучал в отдалении. Марусенька со своим и Сонечкиным опытом ориентировалась здесь гораздо лучше, чем Седди, которого еще со школы отец часто забирал в торговые поездки. Но даже караванщик без труда крался вслед гулкому эху шагов.

Перед нейтральными коридорами те, за кем следовали гномы, остановились, переговариваясь и рассматривая что-то впереди. Марусенька подумала несколько секунд и решительно потянула Седди за собой. Они миновали двух грязных существ, у которых рост был человеческим, а цвет кожи скорее жабьим, буро-пятнистым.

— Эва, куда прете! — попытался ухватить Седди за рукав один из них. — Вы кто такие?

— Мы новенькие. — огрызнулась Марусенька и шагнула в квадрат, выложенный синими камнями на полу. По углам квадрата горели магические светильники. Там уже сидели двое. Одна — круглолицая, смешливая полуэльфка с аккуратными вытянутыми ушками и каштановыми волосами. Выглядела она еще подростком, но держалась очень самоуверенно. Вторым был нескладный длинный парень, чем-то напомнивший друзьям Клайда. Спутанные темные волосы падали ему на глаза, он сидел ссутулившись и мерно раскачивался.

— Что это с ним? — шепотом спросила у девушки Марусенька.

— Да он контуженый, припадочный, в шахты не годится, а так ничего, шить умеет и обувь тачать. Мы с ним уже во второй клан вдвоем попадаем, он ко мне привык, — потрепала парня по плечу девушка. Тот приоткрыл глаза и щербато улыбнулся.

— Ну-у… Надо же! — гномишка соображала очень быстро. — И у меня контуженый! То ничего-ничего, то как начнет колотиться… Зато он такие фокусы показывает, — она закатила глаза и пихнула Седди локтем в бок. Гном не нашел ничего лучшего, как придурошно гыкнуть и пустить слюну из уголка рта.

— Фокусника может северные возьмут, — деловито покивала полуэльфка. — У них был дедок какой-то, сказочник, да окочурился недавно. Бойцы скучают. А вот Грой не возьмет — у него как раз недавно девка сбежала, что книжки умела читать. Прикинь: сама ушла и два десятка ублюдков увела. Грой остался без детской пайки. Обычно он половину ихней еды себе забирал, а тут надсмотрщики сказали — не-е! Нет детей, нет и пайки. И всех новых выродков отнесли южным, — девушка хихикнула.

— Выродков? — Марусенька невольно вскинула брови.

— Ну, детей, понимаешь, тех, что в шахтах родились. Когда матери их кормить перестают, их приносят сюда. Нас всех так же принесли. А тебя разве нет?

— Я ж не помню, — миролюбиво пояснила гномка. — Меня старуха растила, совершенно чокнутая. Она мне все про волков рассказывала, пока не пропала куда-то.

— А, бывает, — покивала девушка. — А меня растили в куче с другими три тетки. Они калеки были, для работ не годились, вот и приставили их к нам. Детей они терпеть не могли, но за кормежку старались.

— А теперь-то что? — подперла рукой подбородок гномишка. Седди еще раз гыгыкнул, потянулся было поковыряться в носу, но получил крепкой ладошкой по руке. — Беда с ним, — вздохнула Марусенька. — Ведет себя как грудной!

— Да, с дурачками возни много. Но если он фокусник, я тебя понимаю. Без куска не останетесь. Как только ты его выучила фокусам-то? — удивилась полуэльфка.

— Да это не я. Это его кто-то еще намастачил. Я просто иду раз — а он камушки из воздуха достает. Ну я и смекнула его подобрать.

— Молоток! — полуэльфка завистливо осмотрела Седди, но скривилась при виде ниточки слюны. — Небось он научился до того, как его контузило.

— Наверняка, — согласилась гномка. — А ты чем жила раньше?

— Я веревки плела, — похвасталась девушка. — Ежли где в коридорах есть хорошие веревки — то все я делала, так и знай! Потому как тетка, которая меня учила, давно померла. Ну а потом я подросла и меня бойцы к себе взяли, это дело попроще, чем волокно теребить.

— Думаешь, и теперь польстится кто? — подмигнула ей гномка.

— Надеюсь! — полуэльфка поправила серую ткань на упругой груди. — Вроде я еще ничего, а?

— Убиться! — подтвердила гномка. — Сейчас придут и будут слюной капать, как мой дурачок.

— А ты, похоже, в койку ни к кому не рвешься? — проницательно заметила девушка. — Вырядилась как пацан и морду не помыла даже.

— Не рвусь, твоя правда. Я ж гномка, — Марусенька несколькими выразительными жестами показала разницу в размерах разумных рас. — Зачем мне такие радости? Калекой остаться?

— Умная ты! — восхитилась полуэльфка. — Знаешь, я слышала, что в южных коридорах много ваших коротышек в бойцах. Там проходы пониже, гномам шустрить проще. Может, тебе к ним?

— Гномы — другое дело, — согласилась Марусенька. — Лишь бы мой дурачок не приревновал и кусаться не начал.

— Ишь, какой он у тебя, — захихикала девушка. — Кусачий?

— Одного так отделал, что хотели зубы ему выбить начисто, — грустно поделилась Марусенька. Седди едва сдерживался от хохота, слушая этот бред. — Еле упросила пожалеть, шлем за него отдала старинный.

— Ты знаешь, где оружие можно найти? — заинтересовалась полуэльфка, придвинувшись к гномке и понизив голос.

— Знаю, — совсем тихо ответила ей Марусенька. — Только там многое заколдованное. Можно без руки остаться, если тронешь, или вовсе в выморок улететь.

— Тс-с! — полуэльфка прижала палец к пухлым губкам. — Если попадем в разные кланы, я тебя потом найду. Оружие тут дороже золота. Чем лучше вооружен, тем дальше можешь в пещеры уходить, а то и вообще сбежать.

— А то я не знаю, — отозвалась гномка. — Только наши ходили в то место, да ничего взять не смогли. Один руку отморозил начисто, другой чуть не помер от отравы.

— Ну, мы что-нибудь придумаем, — себе под нос пробормотала полуэльфка.

В этот момент из разных коридоров показались группки обитателей подземелья. Судя по добротной одежде и оружию на поясе, это были предводители кланов и их дружинники. Они рассматривали сидящих на нейтральной земле с интересом покупателя, выбирающего товар. Высокому парню с шапкой буйных светлых кудрей сразу приглянулась полуэльфка, он милостиво кивнул ей, но саму девушку это внимание не обрадовало, в ее глазах мелькнул страх. Седди еще старательнее пустил слюну, Марусенька изобразила тревогу — вытерла ему лицо, поправила грязную рубаху. Светловолосый скривился и отвернулся от гномов.

Другую группу возглавлял полуорк с искалеченной спиной. Уродливый горб перекашивал его фигуру на сторону, но могучие руки говорили о том, что боец он отменный. Вокруг него в дружине находились в основном гномы и полугномы. Этот горбун рассматривал новичков с легкой задумчивостью. Полуэльфка кокетливо повела плечиком, но, заметив, что это не впечатляет горбуна, выложила перед собой моток веревки, сплетенной из подземного плюща. Веревка заинтересовала горбуна гораздо больше, он наклонился и потеребил ее пальцами, проверяя плетение.

Но третья группа тоже присматривалась к веревке. Возглавлял ее старик, покрытый шрамами до такой степени, что черты лица совершенно искажались, напоминая маску из древесной коры. Среди бойцов, окружавших его, было примерно поровну парней и девушек, державших кинжалы и дротики с видом опытных воинов. К тому же они все носили простейшие кожаные и деревянные доспехи. Марусенька снова пихнула Седди в бок и постучала по его ноге. Гном нарочито неловкими движениями пожонглировал камушками, потом, гыгыкая, вынул из воздуха осколок кварца, блеснувший в свете фонарей. Потом вытянул из марусенькиного уха веревочку с узелками и в довершение всего заставил ее подняться на ладони, словно разъяренную змею, затем упасть ему в руку и исчезнуть.

Теперь уже все пялились на гномов, игнорируя полуэльфку. Марусенька успела заметить на лице девушки облегчение.

— Эй, фокусник, пойдешь ко мне? — надменно произнес светловолосый. Седди гукнул и осклабился.

— Он только со мной, — жалобно пискнула Марусенька. — Он дурачок у меня.

— Ничего, мы о нем позаботимся, — смерил ее маленькую грязную фигурку предводитель. — А таких недомерок, как ты, нам не надобно.

— Ты зарываешься, Свакс, — прошелестел горбун. — Новички выбирают сами, наше дело только предложить им покровительство. Я бы взял троих. Фокусы — это ловкость рук. Я бы хотел, чтобы гном обучил фокусам моих бойцов. И веревки мне пригодятся. А четвертый что умеет? — горбун указал коротким мечом на спутника полуэльфки.

— Он шьет, — невыразительно сказала девушка. Марусеньке было очевидно, что и полуорк чем-то не устраивает девицу.

— А моим ребятам кроме честного клинка никаких фокусов не надо, — усмехнулся иссеченный старик. — А вот поразвлечься на досуге было бы неплохо. А что ты-то умеешь, кроме как сопли ему вытирать? — грозно спросил он у Марусеньки. Та чуть не ляпнула, что умеет ковать оружие, но во-время прикусила язычок. Откуда здешним подземным полурабам знать секреты кузнечного дела? Но…

— Я умею оружие чинить. Точить, кромку править, закреплять гарду, — гномишка гордо прищурилась. — Если есть чем. Инструментов у меня нету.

— Инструменты найдем, — старик задумался. — Хорошее дело. Только вот подружка твоя мне не годится. Она к дисциплине-то неприученная, сразу видно.

Марусенька быстро зыркнула на полуэльфку. На низко опущеном лице девушки читалась огромная надежда. Видимо, попасть к старику было лучшим вариантом для бесприютных новичков.

— А веревки-то ейные? — изумилась Марусенька, глядя на старика круглыми глазами. — Дисциплина что — получит два раза по шее и приучится. Зато веревки… а припадошный ее шить умеет, это тебе тоже не камнями кидаться.

— Ишь, языкастая, — старик выглядел скорее довольным, чем рассерженным, не смотря на слова о дисциплине. — Ну, коли пойдете, беру всех четверых.

Тут полуэльфка кинула на гномку взгляд, полный такой благодарности, что Марусеньке стало прямо не по себе. Для нее это все было игрой, ловким маневром, направленным на поиск ее личного врага. Она не собиралась тут жить, и интересы той или иной подземной стаи ее не касались. Видимо, близость безлюдных проклятых земель, кишащих монстрами, отсутствие хорошего вооружения и отряды надсмотрщиков удерживали большинство рабов от бегства. Гномам же не составило бы никакого труда покинуть это место — стоило только забрать свое оружие в горелой комнатке.

— Вы не слишком ли спешите? — наглым тоном произнес еще один предводитель, в окружении бойцов появившийся из того же коридора, что и гномы. — Мне кажется, новички должны выбирать из всех кланов, а не из самых шустрых.

— В коридорах лучше быть пошустрее, сынок, — отозвался старик с насмешкой. — Неужто ты так соскучился по книжкам, что захочешь взять себе контуженного фокусника?

— Фокусника? — парень, плечистый и коренастый, скривился. — Нет, я больше не держу бездельников. Тем более придурков. А вот веревки и оружие мне нужны не меньше, чем всем. Эй, вы, предлагаю двойную пайку. А тебе, красавица, и еще кое-какие поблажки.

Полуэльфка задумчиво окинула парня взглядом. Он был хорош собой, но как-то взвинченно зол.

— Без брата не пойду, — отрезала она.

— И я тоже! — пискнула Марусенька.

— Ну-ну… — неопределенно ответствовал вожак. — Там видно будет, — и он резко скомандовал своим бойцам возвращаться. Те отступили в коридор, пристально рассматривая свиту старика. Полуэльфка побледнела.

— Слушай, пойдем лучше к орку, — быстро прошептала она гномишке. — Кажись, Грой собирается напасть на Волхана. Я не хочу участвовать в драке. Если попадем в плен, Грой нам припомнит отказ, вот увидишь!

— А орку твой брат нужен? — спросила гномишка, чтобы потянуть время. В ее планы тоже не входило вмешиваться в подземные драки. Это могло помешать ее поискам.

В этот момент раздался звонкий топот металлических сапог, и пара закованных в доспехи людей втащила в пещеру еще двоих новичков.

— Вот, ребята, получайте подкрепление, — хмыкнул один из них. — Энтому сегодня руку раздробило камнем, а этот — отвальный шлак, хотя и целешенек. Ничем больше порадовать не могу, — и надсмотрщики с хохотом удалились.

На краю квадрата остались стоять двое мужчин: старший, заросший черной бородой, баюкающий обмотанную заскорузлым от крови тряпьем руку и гибкий молодой человек в относительно чистой одежде, бессмысленно улыбающийся пятнам света.

— Что значит «отвальный шлак»? — резко спросила у полуэльфки Марусенька. Ее лицо внезапно превратилось в ледяную маску убийцы, заставив Седди буквально похолодеть от ужаса.

— Уроды ненормальные, которые чернолист жуют или курят, — пояснила девушка. — Не знаю, где они его берут, а только коли кто попробовал, так без мозгов остается навсегда. Правда, работать они могут. Следить только за ними нужно: они запросто как по камню рубанут киркой, так и себе по ноге или соседу по башке. Полные идиоты. А если чернолиста им не давать, то в любой момент могут подохнуть. А могут и оклематься.

— Я возьму обоих, если они согласны, — Снова подал голос старик. — Мне дюже нужны люди. Даже отвальный шлак может пригодиться, а уж сильный парень тем более.

— Ну, подруга, — скомандовала Марусенька жестким приглушенным голосом. — Идешь со мной к Волхану или нет? Быстро отвечай!

— Я… иду, — перепуганно пискнула полуэльфка. — Иду!

— Тогда отвечай ему, словно ты у нас главная, давай! — продолжала командовать гномка сквозь полусжатые губы.

Девушка покосилась на нее, поднялась и произнесла формулу принятия покровительства от лица их четверых. Покалеченный мужчина повторил слова за ней, а любитель дермана бессмысленно разглядывал свои пальцы, тоненько хныкая.

— Ты зарываешься, Волхан! — прорычал Грой. — Все свидетели, ты даже не дал остальным высказаться.

Однако, прочие вожаки не горели жаждой ссоры.

— Зачем мне вся эта шваль? — протянул красавчик Свакс. — А веревки я куплю потом у Волхана. Мы не считаем каждый кусок мяса, как некоторые.

— Только Волхан может возиться со всеми подряд, — согласился горбун. — Мне нужны крепкие здоровые бойцы, я и так кроме своих теперь кормлю лишних ублюдков, которых нам принесли от Гроя, — и он усмехнулся.

— Ничего, зато в наших коридорах стало чище. — оскалился Грой. — И мы еще увидим, кто чего стоит, Тизур!

С этими словами он развернулся и увел свою дружину. За ним разошлись и остальные. Свежепринятые потащились следом за бойцами Волхана. Седди пытался понять, что же случилось с Марусенькой. Девушка выглядела как перед смертельной схваткой, но при этом не подавала ему никаких знаков. Что происходит?

Новичков привели в восточные коридоры и показали несколько пещерок-спален, расположенных неподалеку от родника в главном коридоре. Бойкий крепыш с дротиком пояснил им, что на один свисток нужно вылезти из спальни и приготовиться к проверке, на два — собраться в главном зале, на три — хватать оружие.

— Оружия мы вам пока не дадим, конечно, — пожал он плечами, — но несколько рогатин и дубинок у нас для новичков в запасе найдется. Лучше, чем пустые руки. Да следите за шлаком. Такие, как он, себя не контролируют.

— Последим, — отозвался калека. — Этот, похоже, безобидный. Только все няньку зовет, да хнычет, а работает как заведенный.

— Ну смотрите. Тренировки начнутся завтра с обеда. У нас оружием владеют все, — боец отправился восвояси, предоставив новичкам устраиваться как им угодно.

— Хорошо-то как! — полуэльфка мигом нырнула в спальню и зашуршала там соломой. — Соломка свежая! Недаром про Вохана говорят, что он своим как отец родной!

— Если Грой нападет, в солому закопаешься? — насмешливо спросила Марусенька.

— Посмотрим, — неохотно отозвалась девушка. — Меня Лария зовут, а тебя?

— А меня Авен, — хмыкнула Марусенька. По спине у Седди пробежали мурашки — этот голос ему был слишком хорошо знаком. — А это Кор.

— Кор хороший, — осклабился Седди.

— Лария, надо! Надо! — каким-то надорванным голосом произнес вдруг худой парень. — Отведи меня, пожалуйста.

— Тьфу ты, совсем забыла! — рассердилась полуэльфка. — Пойду отведу его в отхожее место. В незнакомом месте он сперва один не может, но через пару дней приучится, — Пошли, Бешик, пошли! — и они удалились в сторону недвусмысленного запаха в глубине коридоров.

— Ну а я, коротышки, Ораг, — представился калека. — Каких кровей — сам не знаю, родился тут, вырос тут, был даже главой клана, да вздумал увести своих на волю. Ясное дело, скрутили нас и в шахты.

— Это которых недавно разогнали? — показала осведомленность гномишка.

— Не, нас повязали уж лет пять назад, — мотнул головой бородач. — Предатель у нас был, вот какое дело.

— Неужели никому не удавалось отсюда сбежать? — удивилась Марусенька.

— Почему нет? — пожал плечами Ораг. — Бегут. По одиночке бегут и целыми кланами. Только никто не знает, далеко ли убегают. Обычно беглецов в другие шахты отправляют, в незнакомые места.

— А что, таких шахт еще много? — спросила гномишка.

— Думаю, что не одна и не две, — пожал плечами калека. — Наверху война все время, пленных ведь привозят и привозят, опять же, дети подрастают. Некоторые тут уже в третьем-четвертом поколении рабы. А некоторые и не знают про себя ничего. Как сюда попали, почему — в памяти дырка. Небсь, колдовство какое-то.

В эту минуту безучастный любитель чернолиста опустился на четвереньки и полез в отверстие спальной пещерки, возле которого сидела Марусенька.

— Куда! — возмутилась гномка с такой брезгливостью, словно парень был выпачкан в чем-то. — Куда прешь, безмозглый!

— Тетя, не бей! — тот вскинул руку, но смотрел мимо гномки. — Я все помыл, все

помыл… — и он заполз в кучу соломы, свернувшись калачиком.

— Тьфу ты… — опешила Марусенька, не находя слов. — Вот укурок! Теперь придется в другом месте лечь.

— Да выпихай ты его! — посоветовал Ораг. — С такими только строго надо. У них мозгов почти не осталось.

— Да-да… — задумчиво кивнула гномка. — Завтра наподдам ему, — с этими словами она полезла в другую спаленку. Седди было дернулся к соседнему отверстию, но она рыкнула:

— Кор! Тут ложись, в ногах!

Караванщик устроился на соломе у самого входа. Пещерка была крохотная, но для двух гномов места хватало с избытком. Ораг возился со своей повязкой, шипя и поругиваясь. Эти звуки внезапно обеспокоили одурманенного парня. Он выполз из норы и приблизился к калеке. Тот хотел отпихнуть несчастное существо, но юноша уверенно взялся за бинт:

— Помогу… — прошелестел он. Седди смотрел с интересом. Похоже, руки парня действовали по старой памяти, ровно и аккуратно бинтуя покалеченную руку Орага. Тот пару раз зашипел, но не сильно. Подобрав на полу какие-то щепки, парень неторопливо соорудил лубки для сломанных пальцев и запястья. Рука стала выглядеть, словно грабли, но даже не очень опытному в целительстве гному было ясно, что это профессиональная работа.

— Ну, молодец, молодец, — погладил парня по голове Ораг. Видимо, калека уже усвоил, как нужно обращаться с недоумком, покуда их вели сюда. Юноша заулыбался преданно.

— Иди спать! — подтолкнул его к соломе Ораг. — Отдыхай. Завтра работать будем.

— Спать, — в принципе, парень казался не столько безумным, сколько сильно погруженным в свои мысли. Даже глаза его были обращены куда-то вовнутрь. Он снова свернулся калачиком и замер.

Ораг покрутил головой, видимо поджидая возвращения Ларии. Наконец, полуэльфка появилась из коридора, объясняя своему Бешику:

— Беш, мы теперь тут живем, понимаешь?

— Я понимаю. Я не дурак.

— Ты не дурак, ты просто забываешь все после припадков. Мы теперь живем у Волхана. Повтори.

— У Волхана. Лар, я в порядке, даже голова не болит.

— Палочка твоя где? — заботливо проверила что-то полуэльфка. — Завтра будешь шить. Тут нас не должны обижать.

— Я спать хочу, — парень вяло махнул рукой. — Завтра расскажешь мне еще раз.

— Не вздумай уйти куда-нибудь! — погрозила ему пальцем девушка.

— Не уйду я больше, — похоже, контуженный обиделся на назойливую заботу. — Мне уже гораздо лучше.

— Ты не болтай об этом, а то тебя сочтут здоровым — и в шахты, — предупредила Беша полуэльфка.

— Да уж соображу, — отозвался тот.

Ораг подошел к девушке и сказал ей что-то вполголоса. Лария кивнула и указала на росшие по стенам плети плюща. Ораг пожал ей руку здоровой ладонью, очень довольный.

Потом Лария с Бешем забрались в свою пещерку, и вскоре оттуда раздался раскатистый храп. Отправился на покой и Ораг, придерживая причудливо забинтованную руку.

— Как она с ним спит, а? — изумилась за спиной караванщика Марусенька. Седди резко оглянулся. Гномишка стояла на четвереньках, оскалившись по-волчьи.

— А я тоже храплю? — почему-то смутился Седди.

— Случается иногда, — отмахнулась от него гномишка и поползла наружу. Когда Седди дернулся было за ней, она недвусмысленным жестом отправила его на место.

Гномишка подобралась к пещерке, где спал одурманеный зельем парень. Его лицо, полускрытое соломой, было безмятежным, но не безумным. Он тихо улыбался во сне — возможно, оттого, что Ораг похвалил его перед сном. Марусенька достала из кармана мятый листок с нечетким рисунком и некоторое время рассматривала его. Хмыкнув, гномишка убрала листок в карман и отправилась обратно в свою пещерку. Седди не стал у нее ничего спрашивать. Он выудил из-под лохмотьев припрятанный тонкий теплый плащ и заботливо накрыл им гномишку. Марусенька благодарно улыбнулась ему. Ей хотелось обрадовать караванщика, сказав, что уже завтра они смогут вернуться к своим друзьям, но желание немного подразнить его неведением перевесило. «Вот завтра и скажу!» — подумала гномишка, мгновенно засыпая.

Седди беспокойно ворочался возле подружки. В отличие от нее он понятия не имел, каковы их планы, и чего следует ожидать. К тому же ему не понравилось выражение лица вожака Гроя и опасения Ларии насчет нападения на Волхана. Седди прикидывал так и этак пройденный ими путь. Получалось, что оружие они умудрились припрятать аккурат на территории гроева клана. Незадача!

В какой-то момент под боком у гнома что-то непривычно зашуршало. Он пошарил в колкой соломе и обнаружил там бумажку с нечетким рисунком. На ней почерком Марусеньки было торопливо накорябано: «Как ево видела Соничка». С листочка смотрело улыбаюшееся лицо в обрамлении жреческого клобука из светлой ткани. Седди тяжело вздохнул, осторожно свернул листочек и сунул его под бок Марусеньке, так, чтобы девушка обнаружила его, проснувшись.

Гномишка спала беспокойно. Она то и дело стонала, тоненько вскрикивала и даже взмахивала руками. Караванщик поплотнее завернул ее в плащ и лег так, чтобы согревать девушку своей широкой спиной. Это выглядело достаточно невинно, дабы не оскорбить гордую гномишку. На душе у гнома было муторно. Ему хотелось бы предотвратить очередное убийство. Справедливость он видел не в кровавой резне, а в борьбе с источником зла. Преступников должен судить суд: магов, Старейшин или правителей, неважно. И уж совсем не дело заниматься беззаконием такой славной гномишке, как Марусенька. Но что он мог поделать? Еще раз оказаться предателем в ее глазах, защищая врага?

Седди решительно уперся ногами в проем пещерки. Если Марусенька попытается вылезти, то она неизбежно разбудит его, а там… там видно будет. С этими мыслями гном уснул.

Она опустилась на корточки с чувством облегчения. Он нашелся!

Мальчик протягивал ей руки. В его глазах был испуг и непонимание.

— Давай уйдем отсюда! — умолял он ее. — Мне тут очень страшно. Я все время один.

— Но я не знаю куда… — она была растеряна, но не испугана. Взяв чистую, прохладную ладошку, она потянула его за собой. — Давай попробуем, не плачь!

— Не уходи больше от меня, — тихо произнес ребенок. — Мне не справиться одному.

— Ты сам виноват, — попеняла она ему. Конечно, она была очень, очень сердита на него, но не срывать же теперь зло на беззащитном. — Ты хотел обмануть меня! Не пищи, я тебя не брошу, — поспешно добавила она, видя, как в темных глазах набухают слезы.

Они шли в странном, изогнутом пространстве, не похожем ни на что виденное ею до сих пор. Но она почему-то знала, что тут так и должно быть. Время от времени пространство пересекали полосы — светлие и темные, уходящие в глубину, как наполненные тьмою и светом щели.

— Может, прыгнем в одну? — предложила она малышу, останавливаясь у светлой полосы. Ребенок заглянул вниз. Там на соломе шевелились во сне две скорчившиеся фигурки.

— У тебя сейчас не получится, — пожал он плечами. — А я уйду туда, — и он махнул в сторону темной щели.

— Неужели ты не можешь мне хоть немного помочь? — рассердилась она. — Ты же должен разбираться во всем этом.

— Я разбираюсь. — мальчик снова всхлипнул. — Но я не знаю, что делать теперь. Ты пришла ко мне, но ты не вся тут. С тобой другая. Я боюсь ее.

— Не бойся. Она умеет прощать, просто еще не пробовала, — пробормотала она, снова берясь за маленькую ладошку. Мальчик прижался к ее руке мокрой щекой.

— Давай попробуем пойти вперед, — предложила она, гладя его по голове.

— Если тебе интересно… — пожал плечами мальчик. — Там тоже нет выхода.

— Рискнем, — она решительно двинулась туда, где по ее представлением был перед. Света стало больше, и через некоторое время изо всех щелей начали появляться полупрозрачные фигуры. Они пробегали несколько шагов, точно по инерции, и исчезали снова.

— Не смотри, — посоветовал мальчик. — Можешь увидеть кого-нибудь знакомого. — Он преданно заглядывал ей в глаза и держался за ее руку двумя ладошками.

— Вот еще! — разумеется, она уставилась на тени во все глаза. Знакомых не было, а путь все не кончался.

— О, вот и я! — указал мальчик на синеватый силуэт. — Ты не обманула меня. Прошло почти пять лет.

— Я никогда не вру, в отличие от тебя, паршивец, — она ласково потрепала его по вихрам. — Ну что, и ты отсюда вернешься назад, или как?

— Я думаю, что не вернусь, — мальчик указал на темную щель, притягивавшую синий силуэт. Тень пыталась сопротивляться, словно плыть против течения, но темнота влекла ее, как магнит. В этот миг ярко-желтая фигурка девушки возникла откуда-то и вцепилась в протянутые руки тени. Оба полупрозрачных создания забарахтались на краю щели.

— Бездна хочет забрать их, — пояснил мальчик. — Это все из-за меня. Потому что я плохой.

— Пойдем, поможем им, — не выдержала она. — Нечего пялиться зазря!

— Это невозмож… — начал было мальчик, но она уже волокла его вперед. Она уперлась руками в упругое, ледяное там, где просвечивало синее и горячее там, где сияло желтое. И весь этот клубок начал понемногу ее усилиями отваливаться от края тьмы, будто влажный снежный ком. Мальчик не выдержал и тоже с азартом уперся ладошками в сплетение теней. Рывок, другой — и оба силуэта исчезли в светлой трещине. Темнота жадно плеснула им вслед.

— Уф! — она оттерла пот со лба. — Ну и задал ты мне работенку! Я бы советовала тебе прекратить попадать в переделки. Тем более, что кто-то очень не хотел, чтобы ты туда попадал, а?

— Я не знаю, кто это, — мальчик был растерян. Он смотрел на свои ладошки, которыми коснулся желтой тени. — Оно теплое. Я думал, что только ты теплая, — в его глазах была надежда и радость. — Оно теплое и оно хотело спасти меня.

— Не знаешь, так узнаешь. Нам надо только выбраться отсюда, — снова напомнила она ему.

Перетекающие в потолок стены сомкнулись перед ними. Тут громоздился гигантский пульсирующий узел, словно десятки различных шлангов с текущими по ним жидкостями кто-то завязал и запутал в беспорядке.

— Ну, давай, распутывай это! — приказала она мальчику. — Иначе я опять уйду!

— Я не могу, — бледное личико было сосредоточенно. — Точка выхода осталась снаружи. И тут столько лишнего…

— Убери лишнее — останется нужное! — предложила она.

— Сейчас, — мальчик вцепился в какие-то черные трубочки, торчащие отовсюду. — Это нужно оторвать, оно сильно мешает, — он глянул на нее умоляюще, словно извиняясь за доставленные хлопоты.

Вместе они тянули и рвали изо всех сил, пока все трубки не лопнули, хлестнув их по рукам.

— Давай! — крикнула она азартно. Мальчик перевернул две петли и вытянул конец какой-то лохматой веревки.

— Привяжи это сюда, — приказал он ей. — Если у тебя сейчас получится, я никогда не обману тебя больше.

— Если у меня получится? Ты соображаешь, что это значит? — возмутилась она. — Да это все изменит!

Мальчик пожал плечами, смущенно глядя на нее:

— Мир все время меняется. Я хочу дожить до… того, теплого. А ты… достойна такого дара.

Она приобняла его за плечи. Ее маленький приятель порядком замерз в этом месте. Надо же вляпаться в такое приключение. Ох, эти мальчишки! Хорошо бы напоить его горячим, пока не простудился. И накормить таким… сладким… И завернуть во что-нибудь.

— Слушай, а почему мы все понимаем, но ничего не помним? — удивилась вдруг она.

— Потому что если мы вспомним, нас выкинет отсюда. Наша связь и так очень слаба. И время истекает, — пояснил мальчик. — Потяни вот это! — он сунул ей какой-то зеленый гладкий канат. Сам он пыхтел изо всех силенок.

— Долго еще? — она не сердилась на него, но бесконечная возня с узлом начинала ей надоедать.

— Я не знаю. Я все равно не могу подобраться к точке выхода, — он чуть не плакал. — Прости меня, пожалуйста!

— Может, позвать кого-то тебе на помощь? — предложила она примиряюще.

— Для этого я должен быть в состоянии хотя бы разговаривать, — вздохнул мальчик. — Я пытаюсь добиться этого. А у тебя есть знакомые маги?

— А как же! — она усмехнулась. — Целая куча! Например, Клайд… — при звуке имени клирика что-то произошло в окружающем пространстве. Мальчик внезапно упал, сбитый с ног волной дрожи, прокатившейся по полу.

— Нет, не вспоминай! — заплакал он. — Не бросай меня! Я не могу один…

— Прости! — она была искренне огорчена. — Я нечаянно! Я не хотела.

— Сонечка, Сонечка! — мальчик полз к ней, утирая слезы. — Вернись!

— Я не… — стенка лопнула прямо перед ее носом, как пузырь, и она полетела куда-то вниз, вниз. Колкая солома приняла ее, окружив реальностью, надежным щекотным касанием и знакомым запахом.

— Я не Сонечка…. — прошептала Марусенька, утирая слезы. Седди спал, свистя носом. Гномишка осторожно и бесшумно перебралась через спящего караванщика и подползла к пещерке, где спал укурок. Прежде спокойное лицо юноши теперь было залито слезами, он тихо стонал, глядя на нее. В его глазах было узнавание пополам с отчаяньем.

— Не бросай меня, Сонечка! — произнес он. Это не был голос напуганного ребенка. Это говорил взрослый, переживший страшную потерю и погруженный в полное отчаянье.

— Вот что ты натворил! — сердито прошептала ему Марусенька. — Что мне теперь с тобой делать? Ты же ничего не соображаешь. Ты уже почти мертв. Оставить тебя в этих коридорах — ты не протянешь и года. Что мне толку от такой мести, — гномишка вытащила из-за пазухи свой заклятый кинжал и погрозила им парню. Бывший клирик слабо улыбнулся и подставил под лезвие горло. В его глазах читалась готовность умереть за нее, для нее — лишь бы до конца быть рядом с ней, своим единственным другом.

— Ты все испортил! Я не могу убить заблудившегося ребенка! — оттолкнула его Марусенька. По щекам человека потекли слезы. Гномишка еще раз посмотрела на заплаканное бледное лицо и спрятала оружие. Парень как волчонок дотянулся до ее ладони и прижался к ней щекой. Марусенька вынула из-за пазухи не очень свежий носовой платок и утерла им мокрое лицо клирика. Вся ее злость испарилась куда-то, как плевок на раскаленной стальной болванке.

— Ладно, отведу тебя к Кселле, пусть она разбирается, — буркнула гномишка и старательно укрыла парня какой-то тряпкой, валявшейся там же в пещерке. — Спи давай!

Потрясенный Седди не успел даже спрятаться и притвориться спящим. Он так и стоял с разинутым ртом, как громом пораженный, глядя на Марусеньку, утиравшую слезы своего злейшего врага и укрывавшую его на ночь.

— Нечего на меня таращиться, — надулась гномка. — Похоже, что судьба за нас с Сонечкой уже отомстила. Завтра мы заберем его отсюда. Пусть маги вправят ему мозги на место, а потом спросят, как нас расколдовать.

— Его узнают. Накажут, — сглотнул гном. Он боялся спугнуть происходящее чудо. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы на коленях вознести благодарность Марф.

— А мы ему дадим того зелья, что нам жрец всучил. Изменим его внешность, — подмигнула караванщику гномишка. — И не вздумай проболтаться, слышишь? Вот когда он снова станет нормальным, я его может вызову на поединок, по-честному.

— Где-то я это уже слышал, — пробормотал гном себе под нос, снова вползая в спальную пещерку. Марусенька, весьма довольная собой, уже устраивалась на соломе.

— Знаешь, — философским тоном произнесла она в потолок. — на свете есть вещи, подходящие для мести гораздо сильнее убийства.

— Например? — повернулся к ней гном.

— Например, утирать одному великому магу сопли. Даже если я пальцем его не трону, он этого позора никогда не забудет! — хихикнула гномишка и натянула плащ себе на голову.

Глава 59. Стремнина

Корабль разворачивался к ветру, огибая очередной остров. Пограничные воды Грации встречали искателей сокровищ крайне недружелюбно. Мало того, что вопреки чутью моряков, на них налетела буря, до сих пор рвущая паруса, так еще и жители встречных островов почему-то жаждали всеми силами уничтожить чужаков. На одном острове их просто обстреляли, на другом чуть не вморозили в прозрачные воды бухты какие-то шаманы, а после третьего за кораблем более суток гналась флотилия мелких лодчонок, норовя взять более неповоротливое судно на абордаж. Только новый порыв бури заставил упорных преследователей повернуть назад.

— Что-то тут не так, — качала головой Хенайна. — За всем этим словно стоит чья-то темная воля. Нам нужно быть настороже.

— До Грации не больше двух суток пути, — успокаивал сестру Орэхиль. — Если даже буря утихнет, и ветер совсем спадет, мы все равно будем там не позже третьего дня.

— Вивиан, ты ничего не ощущаешь? — обратилась эльфийка к пророчице, надеясь, что возвращающийся временами дар девушки чем-нибудь поможет им.

— Ничего, кроме зла, направленного на нас, — покачала та головой. — Нас обнаружили — это бесспорно. Нас ищут и пытаются задержать. Вот все, что мне известно.

— Я получил письмо от Кселлы! — в каюту ворвался Клайд, размахивая крупным кристаллом, для отправки которого не требовался маг-почтовик. — Они успели эвакуировать поселок и неожиданно для врагов покинули катакомбы. Монстры вырвались на свободу, но предгорья уже опустели. Кселла направляется в Гильдию магов и просит сообщать ей новости о нашем путешествии. Марусеньку и Седди она не нашла, — упавшим тоном закончил маг.

— Ну, что ж, — Вильраэн пожал плечами, — может статься, твои друзья сейчас в меньшей опасности, чем мы. За всеми этими нападениями может последовать более мощный удар.

— Если враги ищут то же самое, что и мы… — предположила Хенайна, — то нам необходимо отправить хранителя Чаши прочь отсюда. Ну и кинжал заодно.

— Не думаю, что он согласится, — вздохнула Лемвен, отрываясь от книги лекарских рецептов, которую ей подсунула Хенайна.

— Клайд, может ты уговоришь его? — Хенайна всплеснула руками. — Сберечь Чашу и кинжал очень важно! Это не просто старинные вещи, они связаны с нашим королевским родом.

— Я попробую, — пожал плечами маг. Он был уверен, что старшего брата Сэйта не заставил бы убраться с корабля даже сам эльфийский король, воскресни он внезапно.

Клирик двинулся на палубу — поискать Аннарина и заодно проверить растерзанные бурей шкоты. Пока что его заклинания держали такелаж достаточно надежно, но таких бурь им еще не встречалось.

В коридоре маг наткнулся на угрюмого Кузьму.

— Как Сонечка? — ободряюще спросил он у старого друга.

— Ест да спит, — горестно вздохнул тот. — И такая странная. Лицом как Маруська, говорит как Сонечка, а внутри словно пустота. Я прямо не знаю, как с ней и разговаривать.

— Я думаю, она поправится, — успокоил гнома клирик. — Просто ей крепко досталось. Знаешь… — внезапная идея пришла в голову магу, — давай дадим ей поручение. Сейчас, покуда она в койке валяется, она себя вроде как больной ощущает. А так она у нас будет за важное дело отвечать.

— За какое дело, коли она стоять не может? — обеспокоился Кузьма, тем не менее заинтересованно глядя на юношу.

— Я ей дам кинжал, тот старинный, который наши эльфы искали. И свиток для перемещения в Гильдию. Если с кораблем что-то случится, нужно чтобы она немедленно отправлялась звать магов на подмогу.

— Хм… ну, это дело несложное, как раз по ней, — покивал гном. — Давай свой кинжал, и бумажку давай.

Клайд передал Кузьме кинжал и свиток и вышел на палубу. Аннарин возвышался у правого борта, всматриваясь в рваные тучи у горизонта.

— Может, у меня уже в глазах мелькает, но, похоже, за нами гонятся драконы, — обеспокоенно сказал он клирику. — Они стараются держаться выше облаков, но время от времени по очереди выныривают — видимо, проверяют, не потерялся ли наш след.

— Если они нас выследили, то почему не нападают? — мысленно перебирая свои боевые и защитные заклинания, спросил у опытного воина Клайд.

— Я думаю, — Аннарин зло прищурился, — что им важнее получить наш груз, чем сделать что-либо с нами. Если просто потопить наш корабль, мы можем успеть воспользоваться Свитками, само судно тоже защищено магией, возвращающей его в порт, и найти нас заново на просторах Адена будет непросто. Поэтому на их месте я бы тоже следовал за нами до суши. А там…

— Ясно, — кивнул маг. — Подобрать вещи, оставшиеся там, где нас сожгут драконы, проще, чем разыскивать их на дне океана. Значит, в море они не нападут.

— Наверняка. Особенно если им вдобавок хочется узнать, куда мы следуем, то самое разумное — последовать за нами, — усмехнулся Аннарин. — В открытом море очень сложно куда-либо спрятаться от драконов. Даже если мы снова поменяем запах. Мы могли бы использовать свитки прямо сейчас, но это все равно что начать наше путешествие заново. К тому же, в этих краях сложно определить, куда тебя забросит магией перемещения. Окажемся у каких-нибудь людоедов в гостях…

— У людоедов вам бояться нечего, — пошутил клирик. — Только нам с Эмми и Каоной придется с боем доказывать свою несъедобность.

Аннарин усмехнулся невеселой шутке мага.

— Плыть быстрее эта посудина может? — задумчиво поинтересовался он у Клайда. Тот, уже неплохо разбиравшийся в возможностях «Дарбора», прикинул направление ветра, осмотрел паруса и кивнул:

— Да, пожалуй капитан Гарр выжал бы из него еще пяток узлов. А может и больше. Мы идем по ветру, и если он не переменится…

— Пойду, скажу этому громиле пару слов, — повернулся Аннарин. — Если он сумеет ускориться хотя бы на несколько часов, то я, кажется, знаю способ избавиться от наших милых сопровождающих.

— Погоди, — Клайд тронул эльфа за рукав. — Я хотел кое-что у тебя спросить.

— Если это про Чашу, — усмехнулся воин, — то я понимаю: все боятся теперь потерять ее. Но она неотделима от меня. Даже если я погибну, врагам она не достанется. И снова окажется в моей руке там, где я приду в себя после выморока. А если они убьют меня навсегда… что ж! Чаши им все равно не видать. Она найдет нового хранителя в нашем мире, вот и все.

— Значит, ты не покинешь корабль? — понимающе кивнул Клайд.

— Нет, — подтвердил Аннарин. — Я один их самых опытных бойцов в нашей команде. Если все примут решение использовать свитки — другое дело. Но один — нет, ни за что.

С этими словами эльф, подмигнув Клайду, отправился к штурвалу, где капитан с рулевым обсуждали что-то, указывая на серые клочья облаков на горизонте.

— Что там такое? — поинтересовался Клайд у подошедшего Рора.

— Плавучий лабиринт, — отозвался орк без особого интереса. Но, видя непонимание на лице мага, пояснил:

— Куча разного хлама в океане порой обрастает кустами и даже деревьями. Получается остров без земли, словно плавучие джунгли. Там есть протоки, потому что туда любят заплывать кормиться зеленью морские звери. Иногда на таких островах живут какие-нибудь твари. Или даже дикари строят там свои шалаши. В дебрях плавучего лабиринта можно спрятать дюжину кораблей, поэтому пираты и контрабандисты тоже любят такие места. Не думаю, чтобы мы приблизились к нему…

Не успел он договорить, как нос «Дарбора» дрогнул и переместился аккурат в направлении сплетения зелени и просоленой древесной трухи на горизонте.

— Зачем? — пожал плечами орк.

— Затем, что драконы потеряют нас из виду, — предположил Клайд, — а сжечь не смогут, чтобы не потерять ту добычу, за которой их послали.

— Да, но сколько мы там просидим? — почесал в затылке Рор. — Не всю же жизнь?

— Чем гадать, пойдем узнаем у капитана, — клирик направился в сторону штурвала. Там Гарр, Аннарин и рулевой о чем-то тихо спорили.

— К чему нам следует быть готовыми? — с ходу спросил маг.

— К ночной атаке и к тому, что нужно будет смываться очень быстро, — лаконично ответил капитан.

— Это все гадание на тухлых яйцах, — сплюнул рулевой. — Может, и нет тут никакого течения.

— Может и нет. Но мы все равно выиграем время, — возразил Аннарин. — К тому же все признаки, что оно есть.

— Ты не моряк, — рулевой был самоуверен, как большинство орков, и не задумывался о том, что спорит со знатным эльфом — его это не интересовало. — Если ты пару раз видел что-то в океане, совсем не обязательно, что все так и будет в третий раз.

— Заткнись, Борруд, — осадил его капитан. — Я же сказал, что тоже тыщу раз слыхал про эту штуковину. Просто «Дарбор» не ходил еще ни разу в этих морях. Прибереги свой запал для сегодняшней ночи. Тебе предстоит вырваться из объятий Морского Дракона, а это не шутки.

— Что за дракон? — изумился Клайд.

— Так называется бродячее течение, появляющееся у разных берегов и меняющее направление каждый новый сезон, — пояснил Аннарин. — Я дважды видел его, и сейчас все признаки указывают на его близость. При этом, плавучий лабиринт сносит именно в сторону течения: эти островки всегда движутся к океанской стремнине, которая затем размалывает их на мелкие оболомки и выплевывает на другой стороне нашего мира.

— Размалывает? Видимо, это течение очень быстрое? — Клайд еще не слышал о подобном.

— Быстрое? — капитан хмыкнул. — Да оно быстрее водопада, падающего в Бездну. Вот почему всем нужно быть наготове. Если враги и не разгадают нашего маневра, нам еще предстоит вырваться из этой стремнины целыми.

— Ясно, — спокойно ответил маг. — Пойду, предупрежу остальных.

— Посоветуй каждому держать Свиток при себе, — крикнул ему вслед Гарр.

Но Клайд сомневался, что оказавшись так близко к Грации, его друзья захотят вернуться назад. Скорее, ему следовало подумать о средствах, с помощью которых они могли бы достигнуть берега, если корабль затонет. В ясную погоду проще всего было бы пройтись по дну с помощью магической защитки, но ночью, на границе могучего течения это могло оказаться слишком опасным. К тому же, магической энергии Клайда было явно недостаточно на разросшуюся компанию.

В каюте эльфов новость выслушали со смесью оживления и досады. Драконы на хвосте не обрадовали никого, опасный маневр с течением Морской Дракон — тоже. А вот близость Грации и возможность достигнуть берега любыми средствами заметно подняла дух эльфам-искателям.

— Мы можем использовать доски или бревна, — предложил Орэхиль. — Особенно если после корабля останутся обломки.

— Боюсь, что тут сработает принцип выморока: как только корабль перенесется заклинанием обратно в порт, все обломки исчезнут, — возразил Клайд.

— Тогда можно попробовать заранее построить плот, — высказался Тири.

— Если бы «Дарбор» шел с грузом леса, это было бы реально. Но на корабле лишних деревяшек не наберется и на клетку для волка, — покачал головой Вильраэн. — Бочки да ящики — вот и все.

— А что если каждый возьмёт по паре бурдюков? — предложила Каона. — У нас на камбузе их накопилось полным-полно!

— Бурдюки? — задумался Клайд, — Если туго надуть их заклинанием…

— Да! — обрадовалась Эмми. — Сейчас принесем их и вы с Каоной займетесь!

— А мы пока придумаем, как крепить эти пузыри так, чтобы плывущего не переворачивали волны, — добавила Леми.

— И куда их покуда сложить, потому что я не собираюсь всю ночь таскаться с двумя пузырями на шее, — хмуро добавил Кузьма. — Особливо ежли тут драчка намечается.

К тому моменту, когда над «Дарбором» сомкнулись плотные заросли плавучего лабиринта, большая часть приготовлений была закончена. Упакованы запасы и важные вещи, привязаны к надутым бурдюкам прочные перемычки из матерчатых лент и веревки для прикрепления одних пузырей к другим. Капитан Гарр осмотрел набитую бурдюками палубную надстройку и хмуро кивнул:

— Все верно, отступить-то вы всегда успеете. А если вам удастся в Грации высадиться, так сразу посылайте мне весточку — и я приплыву за вами. Наш договор еще в силе, я же принял ваши деньги.

Потом Аннарин, видевший течение дважды, и опытный Рор распределили всех по местам. Большинство пассажиров должны были следить за вероятным нападением с воздуха. Но в случае необходимости могло понадобиться и тянуть канаты, и помогать держать рулевое колесо в бурном потоке.

Младших девушек, не слушая их возражений, посадили караулить пузыри. Каона и Эмми должны были помочь всем быстро покинуть корабль, если драконы или течение потопят его.

— Ну, кроме моих молодцов, — ухмыльнулся капитан Гарр. — Я вот Рора отправлю за вами приглядывать, а все прочие отправятся со мной.

— На дно? — пискнула Каона.

— Хоть в бездну, — подмигнул ей Рор. — Ничуть не страшнее чем вашими свитками махать.

Стремительно, по-южному, темнело. Клайд, Сэйт и Аннарин отправились осматривать плавучее нагромождение морского мусора. Это была опасная затея. Под их ногами некоторые стволы с треском проваливались, обнажая прогнившую сердцевину. Иные, с виду надежные, деревья расплывались в разные стороны или прогибались так, что разведчики оказывались по пояс в соленой воде. Мелкие звери, похожие на зеленоватых белок, сердито верещали в кронах над их головами, а кусачие насекомые сыпались с веток за шиворот и радостно принимались за неожиданный ужин.

— Если тут кто-то и есть, по воплям этих чокнутых белок они давно уже поняли, где мы, — сердито буркнул Клайд, пытаясь одновременно почесать искусанную шею, удержаться на качающемся скользком стволике и оттереть ладонь от липкой слизи, покрывавшей большинство лиан, переплетающих здешние дебри.

— Я не думаю, что тут кто-то остался, если и был, — покачал головой Аннарин. — Жители плавучих лабиринтов должны прекрасно знать приметы приближения Морского Дракона.

Он оказался прав. Уже в сумерках, озаряя джунгли светом гномского фонаря, они обнаружили брошенный поселок, состоявший из шатких шалашей на хлипких сваях, вколоченных в самые толстые стволы или построенных на средних ветвях деревьев. От жилища к жилищу были протянуты сплетенные из лиан канаты, у выложенного морскими раковинами центрального кострища валялись разбитые горшки и кучи подгнивших объедков.

— Уплыли недели две назад, — повел итоги старший эльф, наклоняясь над золой. — Забрали все, что смогли унести, разумеется. Сюда они не вернутся — обломки этого острова образуют новый плавучий лабиринт только через десятки лет.

— Похоже, что кого-то они все-таки забыли, — помрачнел Сэйт, услыхав шорох и жалобный стон из одного шалаша.

Мужчины подошли к покосившейся травяной стенке. За ней, на влажном мху, лежал тощий смуглый дикарь, привязанный за скрученные за спиной руки к стволу дерева. Длина веревки была такова, чтобы жертва могла двигаться, спать и даже есть какие-то осклизлые кусочки, разложенные на круглых листьях на полу, но не имела возможности вывернуться и перегрызть веревку или удушиться ею.

— Жертва Морскому Дракону, — уверено сказал Сэйт. — Его привязали тут, чтобы умилостивить дух течения. Потому и еду оставили. И он, похоже, покорно ел по одной порции в день — смотрите, остался последний лист!

— Ну, тогда он может и не захотеть быть освобожденным, — пожал плечами Аннарин. — Вера дикарей в различных духов до того сильна, что нарушить указания жрецов для них страшнее смерти. К тому же, как вы понимаете, эта жертва вполне может окончиться вымороком, и тогда этот страдалец с чувством выполненного долга окажется где-нибудь на священном острове, откуда его с почетом заберут соплеменники.

Клайд, уже нагнувшийся, чтобы перерезать путы дикаря, застыл в нерешительности. Стоит ли освобождать это существо против его воли?

В этот миг жертва открыла глаза. Слишком крупные для человека, почти круглые, они, похоже, отлично видели в густом сумраке, но фонарь разведчиков причинял им боль. Дикарь зажмурился и снова открыл глаза. Сэйт поспешно заслонил фонарь полой робы.

— Кто ты такой? — спросил он у дикаря. — Ты понимаешь меня?

— Я понимаю… — еле выговорил тот. — Я не дикий. Я пленник.

— Развязать тебя? — немедленно уточнил Клайд, которому надоела неопределенность.

— Да, скорее. Этот остров скоро рухнет в Бездну! — в круглых глаза мелькнул привычный ужас. — Если у вас есть корабль, нужно немедленно убираться отсюда!

Маг перерезал травяной канат, мимолетно удивившить его прочности. Дикарь со стоном перекинул себе на живот занемевшие руки и попытался растереть их. Клайд помог ему.

— Ну как, ты можешь идти? — спросил с трудом поднявшегося на ноги мужчину Аннарин через несколько минут. — Наш корабль вон там, — эльф махнул рукой.

— А! — несчастный внезапно шарахнулся в сторону. — Твои уши!

— Что такое? — Сэйт поднял фонарь выше.

— Духи ночи… вы выпьете мою кровь? — безнадежно спросил мужчина, опускаясь на колени. — Я было поверил, что спасен.

— Похоже, он никогда не видел эльфов, — тихо пояснил друзьям Клайд. — Попробую успокоить его, — и клирик присел на корточки перед человеком.

— Мы уведем тебя на наш корабль. Мы не пьем ничью кровь. Это просто эльфы — знаешь, разумная раса нашего мира? Боги создали эльфов, и людей, и гномов, и орков, и…

— Ты человек! — вцепился Клайду в запястье пленник. — Ты защитишь меня от демонов?!

— Только если ты будешь меня слушаться, — слегка рассердился маг.

— Клянусь! Говори, что мне делать! — воодушевленно воскликнул тот.

— Для начала скажи мне, как тебя зовут, — предложил юноша и снова попал впросак. Мужчина мучительно замолчал, отводя глаза.

— Мое имя… Ты хочешь завладеть моим именем? Наверное, ты колдун. Нет мне спасения, — он снова помрачнел. Клайду порядком надоела подобная белиберда, и он поднялся, отряхая штаны:

— Ну, как знаешь, — протянул он, — желаешь остаться тут — мы тебя не неволим. Нам пора возвращаться, а то наши друзья будут волноваться.

— Друзья? Ты говоришь о дружбе, словно имеешь в виду живых, — мужчина снова вскинул взгляд на Клайда. — Вы не ожившие мертвецы? Вы не колдуны?

— Послушай, тебе нужно согреться и как следует поесть, — как можно мягче произнес маг. — Потом ты сам решить, на кого мы больше похожи. Лично я без кружки горячего чая действительно скоро стану мертвецом. Кто бы мог подумать, что в этих джунглях так зябко по ночам! — с этими словами клирик отступил назад, словно собираясь уходить. Разумеется, пленник бросился за ним.

— Погоди! Меня зовут Ссасаюсин! Я доверяю тебе мое имя, только не бросай меня с этими… этими… — он испуганно косился на эльфов.

— Слушай, Ссасаюсин, — твердо заявил ему Клайд. — Мое имя Клайд, и я тоже доверяю тебе его. А эти эльфы — мои друзья, более того, они мои братья, потому что мы побратались с младшим из них, а теперь он нашел своего единоутробного брата. Могут ли они быть демонами?

— Я слушаю тебя, — склонил голову мужчина. — Твои слова непонятны, но у меня нет выбора. Твои братья-эльфы тоже могут доверить мне свои имена? — его глаза на секунду хитро блеснули, но тут же он снова уставился на влажный мох у себя под ногами.

— Фу ты… — клирик приглашающе махнул эльфам. — Наверняка они сделают это без труда. Эй, это Ссасаюсин, и он очень хочет познакомиться с вами.

Сэйт и Аннарин, слегка усмехаясь, приблизились и назвали человеку свои имена. Тот заметно расслабился.

— Теперь давайте скорее пробираться на корабль, — нетерпеливо махнул рукой Аннарин. — У нас не так уж много времени до полной темноты. Я думаю, что драконы не будут ждать утра для нападения.

— Драконы? — Клайд думал, что Ссасаюсин снова впадет в панику и начнет бормотать чушь, но тот, против ожидания, приободрился. — Вы воюете с драконами? Можете полагаться на меня — драконы враги нашего племени! Я буду биться на вашей стороне! Даже если вы не доверите мне оружия, я буду рвать их зубами.

— Сколько экспрессии, — тихо хмыкнул Клайду на ухо Сэйт. — Похоже, он был любителем длинных речей и нескончаемых застольных здравиц в своем племени.

Маг тихо фыркнул, стараясь не обидеть или не напугать человека вновь. Аннарин двинулся сквозь плавучие джунгли первым, Сэйт шел сзади, освещая дорогу, а Клайд был готов помогать Ссасаюсину, но тот перемещался по осклизлым стволам и ненадежным ветвям ловко, как одна из здешних белок.

На корабле царила напряженная тишина и темнота — ни искры, ни звука, способного навести врага на их плавучее пристанище. Разведчики погасили фонарь за несколько сотен шагов до «Дарбора» и как можно тише пробрались на борт. Капитан Гарр встречал их, помогая перебраться через планшир. Ссасаюсин ничуть не испугался, оказавшись в лапах у зеленокожего великана. Бывший пленник сразу признал в орке главного и тихо потребовал хоть какого-нибудь оружия для себя — драться с драконами.

Все путешественники снова собрались в каюте. Орэхиль налил осмелевшему Ссасаюсину вина пополам с горячим чаем и отрезал ломоть ветчины. Аннарин вкратце рассказал о результатах разведки: покинутое селение, пленник, предназначенный в жертву… Потом он рассказал все, что знал о тактике ведения боев с применением драконов:

— Поскольку им нужен наш груз, они попытаются застать нас врасплох. Скорее всего на островок будет высажен десант: какие-нибудь твари, которым темнота не помеха. Они будут подавать сигналы драконам. После обнаружения корабля те попытаются поджечь джунгли, чтобы отрезать нас от выхода в открытое море. Если нападающим удастся захватить нас в плен, корабль сожгут. Если нет — побоятся нас утопить и будут лишь пугать огнем.

— Какие у нас шансы? — капитан Гарр был собран и спокоен.

— Отдельный отряд бойцов будет поджидать десантников с правого борта… — начал было Аннарин.

— А если они полезут с левого? — вмешалась Лемвен, сжимая рукояти своих мечей.

— Нет, с левого борта изрядное водяное окно. Там проникнуть на корабль очень сложно. К тому же к этому окну еще и не подберешься по джунглям — видимо, не так давно буря повалила множество деревьев, образовав настоящий завал.

— Значит, задача воинов — застать врасплох тех, кто хочет застать врасплох нас? — уточнил Вильраэн.

— Да, правильно. Это наш главный шанс. Они будут уверены, что мы собираемся отсидеться на корабле. Это дает им преимущество — особенно если мы сидим в замкнутых помещениях малыми группами и наши глаза не привыкли к темноте.

— Хорошо, всех вы не перебьете все равно, — скептично заметил капитан. — Что дальше?

— Мы отступим и будем держать оборону на борту судна, — пояснил Аннарин, несколькими штрихами показывая основные направления предполагаемых атак. — Они могут попытаться забросить еще сколько-то бойцов прямо к нам на палубу, но не больше десятка. Я уверен, что матросы с ними справятся, — эльф, приподняв бровь, глянул на орка.

— Перещелкают, как клопов, — кивнут тот. — А вы?

— Мы займем оборону на верхней палубе, — пояснил Аннарин. — Луки, магия и дротики, которые сейчас мастерит Кузьма. Не подпускать их близко — в рукопашной нам будет сложно тянуть время.

— А потом Морской Дракон возьмет нас всех вместе с нашими врагами, — с горящими глазами завершил изложение плана Ссасаюсин. — Мы умрем героями! Хорошо бы дракон сел на палубу, и мы смогли бы привязать его, чтобы и он достался духу течения!

— М-м… — Аннарин покачал головой. — Нам не очень-то улыбается геройски погибать. Нам нужно достигнуть материка, большой земли. Ты знаешь о земле под названием Грация? — спросил он у человека.

— Ха! Я сам с этой земли! Если хвост Морского Дракона вильнет в этом сезоне в сторону, вы окажетесь всего в нескольких полетах стрелы от побережья Грации, — кивнул тот.

— На это мы и рассчитываем. Над этим течением постоянно гремят грозы и дуют ураганные ветры. Облака, туман, водяная пыль образуют настоящую завесу. Драконам будет очень сложно последовать за нами. На корабле или вплавь, мы должны покинуть течение Морского Дракона не позже, чем через два часа. Тогда у нас есть шанс достигнуть берегов Грации.

— Сначала нам нужно продержаться в стремнине эти два часа, — проворчал рулевой Борруд. — Наш корабль может разом разбить в щепки об этот паршивый остров или обо что-то еще.

— Это уж как получится, — пожал плечами Аннарин. — Все будут под защитками, разумеется, никто не утонет. А сейчас нам пора выдвигаться на наши места.

Бойцы двигались молча и слажено: план был предельно прост. Все, кто мог сдерживать монстров в рукопашной, заняли позиции в густом подлеске у правого борта «Дарбора». Маги и лучники заняли позицию на верхней палубе. Лемвен с трудом подавила привычные протесты, отпуская Тири и Аннарина в лес. Девушка понимала, что сейчас не время для ее личных амбиций. Эмми проверяла, не отсырела ли тетива ее лука. Кузьма притащил из своей каюты несколько десятков дротиков, смастеренных гномом из чего попало: из сырых веток, из длинных реек, оторванных где-то на корабле. Одинаковыми были только острые наконечники из запасов мастеровитого бородача. Гномское мастерство не подвело и в таких условиях: Гарр взвесил легкие копья на ладони, проверяя баланс, и остался очень доволен. Хенайна тоже готовила свой лук. Дротиками распоряжалась немного бледная, но решительная Сонечка. Клайд еще раз напомнил ей про Свиток Перемещения и кинжал. Гномишка со вздохом кивнула магу. Было очевидно, что по своей воле она ни за что не рассталась бы с Кузьмой, но чувство долга перед друзьями пересиливало.

Атака началась так стремительно и бесшумно, что сидящие на верхней палубе могли бы и вовсе не узнать о ней. Но они были связаны воедино с сидевшими в засаде, и пульсация амулетов мгновенно сообщила им, что бой начался. Пока все шло так, как предсказывал Аннарин. Отряд каких-то тварей, похожих на огромных крыс, попытался прорваться на борт «Дарбора» с двух сторон. Но с левого борта действительно громоздился завал. Выползших из сплетения стволов тварей встретили стрелы, Удары Ветра и огненные шары. До корабля не доплыл ни один. Джунгли озарились неровными, быстро гаснущими вспышками заклинаний.

Тем временем бойцы встретили вторую половину атакующих возле самого борта и накинулись на них. Сполохи боевой магии и блеск металла слились в единый вихрь. Крысы, не ожидавшие такого сопротивления, заверещали. Их скорченные тушки проваливались через сплетение стволов и уходили без всплеска в мутную воду под плавучим лабиринтом. Бойцам даже не пришлось отступать на корабль — первая атака захлебнулась. Аннарин посовещался с Вильраэном и решительно переместил отряд на нижнюю палубу. Там уже стояли наизготовку орки-матросы, вооруженные кто огромным мечом, кто тяжелой палицей, кто парными кастетами — излюбленным оружием могучей расы.

— Я думаю, — вполголоса сказал Аннарин, всматриваясь в звездное небо, полускрытое сплетением ветвей, — что следующая атака будет с воздуха. Драконы не могут нести слишком много воинов. Это не обозы с буйволами. Я полагаю, что наши преследователи используют каких-то крылатых тварей…

— Не убрать ли тогда твоих друзей с верхней палубы? — предложил капитан. — Там может стать слишком жарко.

Но Аннарин не успел обдумать это предложение. Сверху раздались пронзительные крики, похожие на вопли голодных стервятников. Разрубая ветки и лианы короткими кинжалами, на корабль стремились прорваться крылатые демоны. Внешне они напоминали суккуб из лесов темных эльфов, но их прекрасные лица гораздо сильнее искажала ярость, на руках сверкали когти, и отблески зловещей магии озаряли кожистые крылья то тут, то там.

— Сверху! — только и успел скомандовать Аннарин. Первые демоницы напоролись на дружно выставленные им навстречу дротики, но наспех сделанные древки тут же затрещали под мощными ударами когтей. Клайд жестами приказал девушкам отступать на нижнюю палубу. Сонечка замешкалась — в последний момент она решила проверить, на месте ли кинжал и свиток. Это привлекло внимание двух тварей, которым, несомненно, отдали распоряжение насчет ценного груза путешественников. Они кинулись к гномишке, стремясь разорвать ее в клочья, но добыть драгоценный артефакт. Маг попытался остановить их волшебными путами, но когти уже вцепились в плечо гномишки. Сонечка вскрикнула и сердито замолотила по голове твари древком сломанного дротика. Клайд поспешно наслал на демониц сон и потянул Сонечку прочь от них. К сожалению, чья-то стрела разбудила одну тварь. Она прыгнула с места, не раскрывая своих крыльев, метя шипами на сгибе крыла прямо в лицо гномишке. Сонечка отшатнулась и, потеряв равновесие, начала падать вперед спиной на нижнюю палубу. В одной руке она по-прежнему сжимала кинжал, в другой у нее оказался Свиток Перемещения в Гильдию магов. В воздухе возникло неясное голубоватое свечение и гномишка словно застыла в падении, ошеломленно хлопая глазами. Клайд понял, что сейчас произойдет. Он поднырнул под низкие перила и наклонился к испуганной девушке:

— Отлично, Сонечка, — маг постарался улыбнуться. — Ты молодец! Позови там Кселлу или кого-нибудь нам на помощь. Не разрывай связи! Я хочу знать, что с тобой все в порядке, — он как можно увереннее кивнул Сонечке.

Вокруг девушки вспыхнула голубая звезда. Гномишка дернулась было в воздухе в попытке остановить магию, но тут же кивнула Клайду и прижала кинжал к груди, как куклу. В это время еще одна демоница попыталась атаковать висящую в воздухе гномишку, но Кузьма снизу достал ее своей секирой. Дергающееся крыло покатилось под ноги сражающимся, а тело твари исчезло за бортом.

— Я скоро… — произнесла Сонечка, улыбнувшись Кузьме, и исчезла.

— Уф, вовремя! — подмигнул гному Клайд. — Исчезла прежде, чем эти твари накинулись на нее всем скопом. Им явно приказали добыть наши сокровища.

— Надеюсь, что в энтой вашей Гильдии на сей раз кто-нибудь есть, — мрачно ответил гном. — А то будет девочка сидеть там одна и ждать неизвестно чего.

— Должны быть точно! — с уверенностью, которой он не испытывал на самом деле, ответил другу маг.

Бой тем временем кипел вовсю. Матросы, бойцы и демоницы смешались в плотный воющий и ревущий клубок, перемещающийся по палубам. То и дело в воздух взлетали стрелы, поражая новых тварей, стремящихся к кораблю. Леми, отлично видевшая в темноте, сбивала крылатых созданий маленькими злыми смерчами или старалась подпалить их огнем. Каона непрерывно использовала лечебные заклинания. Защитки, которые наложил на нее Клайд, помогали ей быстрее восстанавливать свою энергию. Девочка видела по свечению амулета, как растет ее умение. Хенайна выцеливала тварей на дальнем расстоянии. Эльфийка била редкими, но точными выстрелами. Эмми быстро растратила свой запас стрел и взялась за кинжал. Раненые ею истекающие кровью демоницы становились более уязвимыми для опытных бойцов и падали под их ударами.

Неподалеку от корабля раздался страшный рев и столб пламени ударил во влажную глубину джунглей. Потом еще один, и еще… Драконы, как и предсказывал Аннарин, пытались окружить корабль стеной пламени, чтобы жертвы не вырвались на океанский простор. Белки визжали и метались по островку. Дважды их безумная стая проносилась прямо по головам сражающихся, не обращая внимания на запах крови и стали.

Единственным недостатком плана обороны, придуманного Аннарином, было то, что обороняющиеся понятия не имели, какова численность противника. Пятеро или шестеро драконов могли нести довольно большой груз. А стаи демонов и вовсе не зависели от крылатых ящеров. Возможно, врагов было не так уж много, но где-то в их стане находились жрецы высокого уровня, поднимающие мертвых монстров из небытия и снова направляющие их в бой.

Так или иначе, круговерть боя казалась магу бесконечной. Он усыплял, стреноживал, лечил, накладывал защитки, передавал свитки и флаконы с эликсирами, сам пил какие-то зелья, не различая их вкуса, отбивался мечами до боли во всех суставах и снова колдовал. Время от времени его прибивало водоворотом боя то к Сэйту, то к Эмми, то к Аннарину. Всех волновал один и тот же вопрос: когда же наконец остров достигнет течения? Неужели их расчеты оказались неверными? Еще полчаса такого яростного сражения — и у магов начную иссякать силы, а там и бойцы без исцеления ослабнут и потеряют ловкость.

В какой-то миг рядом с магом мелькнуло смуглое обнаженное плечо. Хотя Ссасаюсину и выдали доспех, он накинул только нагрудник, оставив бедра и руки обнаженными. Зато дикарь натер свою кожу маслом, взятым на камбузе — и теперь когти демониц зачастую скользили по его предплечьям, не оставляя следа. В руках у него был короткий меч и длинный кинжал, составляющие карикатурное подобие сдвоенных мечей мага. Но Ссасаюсин действовал ими со скоростью попавшей в ураган мельницы. На лице бывшей жертвы сияла улыбка воинственного восторга. Он, кажется, даже пел что-то в пылу сражения. Несколько свежих шрамов на шее и руках указывали на то, что он был неоднократно ранен, но исцелен кем-то из соратников. По смуглой коже скатывались крупные капли пота. Клайд и сам порядочно взмок, но Ссасаюсин казался только что вынутым из пучин моря: у него слиплись волосы и струйки пота стекали по рукам от локтей к запястьям. Маг поспешно подлечил воина и обновил ему защитные заклинания. Дикарь внимательно всмотрелся куда-то в небо. Демоны медлили с очередной атакой.

— Скоро ли мы попадем в течение? — спросил у него Клайд.

— Да, разве ты не чувствуешь дыхание Морского Дракона? — кивнул дикарь. — Придумай, колдун, как нам приманить драконов? Я бы хотел забрать хоть одного из них с собой.

— Не думаю, что всадники позволят драконам сесть на палубу, — пожал плечами маг. — Тут слишком тесно, проще поливать нас сверху огнем или обстреливать магией.

— Жаль. Я бы хотел рассказать о полном триумфе Десятого воина, — со значением посмотрел на юношу Ссасаюсин.

— Кого?

— Ты скромен, — дикарь усмехнулся. — Ты — Десятый воин. Я узнал тебя, потому что о тебе рассказывают легенды у наших костров. Когда ты придешь в земли Оюпити, я сам провожу тебя к Сердцу Орла.

— Хорошо-хорошо, — торопливо согласился Клайд, видя очередную атакующую тварь. Но стрела Хенайны срезала демоницу, позволив Ссасаюсину продолжить разговор:

— Ты приходишь всякий раз, как наступает время зажечься новой звезде. Всего ты явишься в наш мир шестнадцать раз. Этот раз — десятый. Ты потом все узнаешь, не торопись, — дикарь перехватил свое оружие поудобнее. — Когда Морской Дракон примет вас, старайтесь держаться левее. Лево, лево — там Грация. На корабле или вплавь — только слева вы будете иметь шанс выплыть из этой стремнины. Там, где хвост дракона повернет… — Ссасаюсин рассек крысолака, выскочившего на них из-за кормовой надстройки.

— А ты? — удивился такой настойчивости Клайд.

— Я отправлюсь более коротким путем, — рассмеялся Ссасаюсин. — Разве ты не слышишь, как ветер поет мне песню смерти? Я улечу во тьму и вернусь к своему племени, чтобы ждать тебя, Десятый воин.

— Я не воин, — справедливо заметил Клайд, которого немного раздражали эти сказки во время битвы.

— Значит, станешь им, прежде чем… — договорить дикарь не успел. На палубу сверху опустилось несколько фигур, облаченных в черные мантии. У них были женские лица, абсолютно мертвенные и безразличные. Там, где у живых существ полагалось быть ногам, у этих существ клубилась тьма, раздувая обрывки их саванов. С тоскливыми криками новые монстры атаковали живых. Бой разгорелся с новой силой. То и дело кто-нибудь из бойцов оступался, получив темный магический заряд, и магам приходилось восстанавливать силы бойцов все чаще. Клайд видел, что Вивиан уже несколько раз присаживалась отдохнуть под прикрытием двух дюжих матросов. Сэйт пытался было восстанавливать ее магическую энергию, но девушка сердито запротестовала — силы эльфийского целителя были нужны бойцам.

Клайд попытался воздействовать на новых врагов разрушающим нежить заклинанием, но получил только дикий хохот в ответ. Эти создания были демонами, а не нежитью, хоть и походили на умертвия.

Мысль, высказанная Ссасаюсином не давала Клайду покоя. Маг уже ощущал легкую дрожь плавучего островка, устремившегося к океанской стремнине. Враги пока не обращали на это никакого внимания. Что будут делать драконы, если возможности атакующих будут исчерпаны? Они не могут сжечь судно… но их пятеро или шестеро. На «Дарборе» имелись прочные стальные кнехты, на которые матросы крепили причальные канаты. «Неужели же не сработает?» — думал клирик. В любом случае, хуже не будет, потому что им нужно выиграть эти полтора-два часа в стремнине, а при непрерывных атаках сверху это будет непросто.

Клайд с трудом прорубился сквозь снова хлынувших откуда-то крысолаков к Аннарину.

— Нам нужно заманить их, — задыхаясь, выпалил свою идею маг. Эльф поначалу высоко поднял брови, изумленный столь странной стратегией. Потом задумался, не забывая отражать вражеские атаки. Наконец, он кивнул:

— Ты прав, хуже не будет, если мы попытаемся. Сумеет твой гном организовать это все достаточно быстро? — спросил он.

— Если матросы помогут ему, — ответил маг.

— Хорошо. Проберись к капитану, затем к Кузьме, а потом передай остальным приказ отступать по моему сигналу, — согласился эльф.

Клайд снова оказался в сплошной мясорубке, царившей в центральной части палубы. Казалось, что орки расправляются с врагами играючи. И только опытный целитель мог увидеть, что шрамы уже не затягиваются на зеленой коже, а продолжают кровоточить, и руки с оружием слегка вздрагивают перед ударом. Массовое исцеление не могло вылечить самых тяжелораненых, хотя все еще оставляло им достаточно сил для продолжения боя.

Капитан Гарр принял идею с ехидным замечанием, что у мага явно свербит в одном месте. Тем не менее, он отрядил матросов на помощь гному. Кузьма, мокрый как мышь, пригвоздил своей секирой последнюю демоницу и без слов отправился делать то, что сказал ему маг. Сердце у Клайда сжалось: похоже, гном или вымотался до предела, или страшно переживает за Сонечку, иначе почему он так молчалив?

Через некоторое время весь обороняющийся отряд был готов к новому маневру. Клайд выломал в кладовке кусок рейки и несколькими пассами придал ему максимальное сходство с кинжалом, который унесла Сонечка. Иллюзия была слабая, но минут десять продержаться могла. Клирик выскочил на палубу, потрясая «кинжалом» и выкрикивая бессвязные команды:

— Спасайте сокровища! Спасайте кинжал! Спасайте Чашу!

К нему присоединился Аннарин, потрясая возникшей в его руке Чашей. Демоницы и крысолаки шарахнулись в стороны и перегруппировались. Очевидно, твари были четко проинструктированны, за чем охотятся их хозяева. Не успели они атаковать двух ротозеев с артефактами, как Клайд и Аннарин ринулись вниз по узкому трапу, а за ними с топотом помчались все остальные. Перед ошалевшими монстрами оказалась пустая палуба, залитая дождем и кровью. Ливень лил уже вовсю, погасив чадное пламя в джунглях и заглушая хлопанье крыльев драконов и демонов.

— Что теперь? — спросил Тиэрон, не знавший смысла этого маневра. Клайд в нескольких словах изложил план Ссасаюсина. Соратники загудели: некоторым это показалось чересчур рискованным.

— Нам-то все равно с кораблем в выморок лететь, — почесал подбородок капитан Гарр. — А вам бы еще плыть и плыть. План хороший. Ну не сработает — и не надо. Сейчас надо отдыхать. В эту каюту по узкому коридору монстры могут пробираться только по одиночке. Двух воинов в дверях дростаточно для обороны.

Корабль ощутимо покачивало на волнах. Островок набирал скорость, как катящаяся с горки телега. Через несколько минут за дверью каюты в узком коридоре начался новый бой. Там выставили не двух, а шестерых бойцов, и они имели возможность сменять друг друга каждые несколько минут. Маги по очереди лежали на койках, восстанавливая энергию. Нужно было дать врагам время убедиться в полной бесперспективности подобной тактики. Не уничтожая корабля, выковырять осажденных из-под палубы было не проще, чем попытаться убить мышей в норе, пихая туда прутик.

Еще одна атака крысолаков захлебнулась, и все смогли перевести дух.

— Ежли по-нашему получится, — почесал бороду Кузьма. — то мы это сразу услышим!

— И тогда главное не опоздать, — вздохнула Вивиан. — Нас всего трое…

— Четверо, — устало поправила ее Лемвен. — Я тоже умею усыплять.

Каона тяжело вздохнула. Ее умения пока не хватало на заклинание сна, да и после использования исцеления у девочки оставалось слишком мало энергии.

— Хорошо. Остальным лучше заранее надеть надутые пузыри. В результате перегруза мы можем оказаться в воде гораздо раньше, чем стремнина разобьет наш корабль, — кивнул Клайд.

Капитан Гарр поморщился. Моряку было неприятно слышать даже о временной гибели своего красавца «Дарбора». Он пробурчал что-то про дополнительную плату, но было видно, что орк скорее утешает команду, чем действительно собирается наживаться на чужой беде.

— Заплатим мы вам, — хлопнул орка по плечу Орэхиль. — Как ни крути, а две трети сокровищ мы уже нашли.

— Причем не выходя из порта, — усмехнулся Вильраэн.

На некоторое время воцарилась тишина. Все напряженно вслушивались в то, что происходило наверху. Вода била в борта с всё возрастающей силой. Выл ветер. Ничего не происходило.

— Нужно посмотреть, — предложил Сэйт.

— Я сделаю, — Ссасаюсин, не дожидаясь согласия, скользнул за дверь. Клайд тоже поднялся. Но дикарь уже возвращался. Его круглые глаза возбужденно горели.

— Они кружат над кораблем, — прошептал он так тихо, словно их могли подслушать. — Веток уже нет, половина леса повалена водой. Пять драконов — и они точно собираются делать то, что вы думаете, — он был очень доволен. Ведь это его идею воплощал Десятый воин, заморский колдун.

— Пять? — Вивиан не разделяла оптимизма дикаря. — На пятого мы не рассчитывали, — покачала головой Пророчица. — Что будем делать?

— Один он не утащит «Дарбор», — пожал плечами Гарр. — Пусть пытается, а?

— Не годится. Даже одного дракона хватит, чтобы утопить нас, когда мы попытаемся покинуть стремнину, — возразила девушка. — Или выследить нас.

— Дракон — это просто дракон, — изрек рулевой Борруд. — Шкура, кровь. Убьем его — и все, — орк провел ладонью по своему горлу.

— Надо решить… — начал было Аннарин, продумывая стратегию боя. Но в этот миг корабль ощутимо качнуло и пол ушел из-под ног у собравшихся. За крохотным иллюминатором с утроенной силой заверещали демоницы.

— Пора, — коротко сказал Клайд, выскальзывая в коридор. Маги должны были сделать свое дело быстро, а воины — прикрыть их.

На залитой ливнем палубе в свете молний хлопали огромные, как паруса, крылья драконов. Фок-мачта была сломана, и разорванный парус полоскался за ботом, как диковинный невод. Летучие ящеры вцепились в загодя оплетенные канатами кнехты, удобные на вид, как ручки кастрюли, и приготовились единым усилием поднять судно в воздух. Рев ветра заглушал рев океанского течения, но Клайд различил голос Морского Дракона, потому что ожидал его уже много часов.

— Давайте! — скомандовал Аннарин. Лучницы одновременно выстрелили по демоницам, вызвав не ярость, а испуг последних. Повинуясь неслышимым командам, твари взлетали выше и выше, не собираясь атаковать практически захваченных в плен бойцов. Драконы хлопали крыльями и трубно перекликались. Корабль дрожал, устремляясь одновременно вперед и вверх.

Маги, стараясь действовать синхронно, шагнули под огромные кожистые крылья. Заклинание сна иногда не действует с первого раза, и у того, кто осмеливается использовать такую магию против дракона редко бывает второй шанс. Клайд оглянулся на Вивиан. Девушка сосредоточенно смотрела на морду ящера, обращенную к выкрикивающим что-то воинственное бойцам. Маг коснулся своего амулета и торопливо начал сплетать заклинание, надеясь отвлечь драконов на себя, если Вивиан… ну или Лемвен не успеют усыпить своих монстров.

Ящер, только что напрягавший мышцы своих крыльев, застыл темной грудой над головой мага. Заклинание сработало. Замер и зверь, которого усыпляла Вивиан. Сэйт тоже справился с задачей. А вот Лемвен побелела и поспешно отскочила от яростного удара хвостом. Ее заклинание не удалось. Клайд, не думая, метнулся наперерез чешуйчатой голове, уже нагнувшейся, чтобы растерзать наглую эльфийку. Он поспешно вогнал ящеру в пасть ледяную стрелу и отскочил. Дракон взревел. И тут же смуглое гибкое тело возникло под изогнутой шеей твари, вонзая в чешуйчатую плоть разом короткий меч и длинный кинжал. Ссасаюсин бился не на жизнь, а насмерть. Клайд осознал, что дикарь теряет свой шанс на выморок, когда драконья лапа проволокла человека с оскаленными зубами по палубным доскам. Вивиан подбежала к другу, не зная, что делать.

— Я попытаюсь усыпить и этого, — быстро сказал Клайд. — А ты лечи Ссаса… но только если сон подействует, слышишь? Не смей подставляться!

Пророчица кивнула и приготовилась к волшбе. Клайд воздел свои мечи и снова произнес формулу сна. Дракон словно споткнулся. Его лапа замерла в воздухе. Над уродливой башкой тускло виднелась маленькая черная луна — магическая метка заклинания.

Вивиан торопливо исцелила Ссасаюсина. Дикарь поднялся на ноги и тут же бросился к тяжелым якорным цепям и толстым канатам, сваленным матросами возле стальных кнехтов. Кузьма подготовил все в лучшем виде. Петли скользили так же легко, как и в гномских подъемниках. Подбежавшие следом воины мигом набросили цепи на лапы спящих драконов, а канаты на их кожистые крылья. Спеленутые твари не могли больше покинуть несущийся в ночном потоке корабль. Только пятый дракон, собиравшийся поднять непокорный «Дарбор» за бушприт, гневно кричал, стремясь на помощь своим соратникам. Всадники драконов спрыгнули с платформ, пытаясь помешать бойцам, и тут же были встречены матросами Гарра, с истинно орочьим хладнокровием ожидавшими этого нападения под прикрытием сорванного паруса. Палуба снова превратилась в ад. Демоницы метались над головами сражающихся, не понимая, что им теперь делать. Им запретили нападать, но добыча была так близко — это сладкая, живая плоть, этот запах крови! Некоторые из крылатых стервозин набрасывались на воинов, некоторые пытались хлестать их по глазам своими крыльями и вцепляться сверху в волосы дерущихся. Лемвен, уже пришедшая в себя, сшибала тварей клубками огня, взрывающимися в воздухе.

Пятый дракон учуял Аннарина — одного их тех, кто обладал необходимой хозяевам добычей. Он не рискнул взлететь, чтобы не попасть в шквал заклинаний и стрел, вспарывающих дождевые струи над кораблем. По-вороньи, боком, он прыгнул на палубу, от чего весь корабль снова тряхнуло, и потянулся к эльфу своими чудовищными челюстями. Тот с трудом отшатнулся. Клайд попытался усыпить и эту тварь, но на этот раз у него ничего не вышло. Кузьма, невесть когда успевший взобраться по оборванным вантам на грот-мачту, с уханьем опустил на голову дракона свою секиру. Но ящер продолжал надвигаться на кучку бойцов. Его привлекали Аннарин и Клайд, уже третий раз пытающийся совладать с монстром своей магией. Дракон примерился, собираясь спалить назойливого клирика и вплотную заняться воином. В конце концов, пленник сгодится хозяевам даже полузадушенный или покалеченный.

Клайд ощутил, как запульсировала в нем магическая сила. Кто-то из друзей — Вивиан или Сэйт — подкачивал его своей энергией. Маг, не теряя времени, еще раз атаковал дракона магией. На этот раз он выбрал более надежный Корень дриады. Розовые сполохи пригвоздили лапы зверя к палубе. Дракон втянул в себя воздух, готовясь извергнуть пламя. Всадник, осознав, что это может подпалить весь корабль вместе с ценностями, другими драконами и самим разъяренным ящером, попытался удержать тварь, вцепившись в правый рог дракона и изо всех сил оттянув его голову в сторону. Струя огня ударила по стае демониц, окончательно лишив их разума. Уцелевшие крылатые твари с визгом исчезли в низких тучах. Крысолаки, глядя на это, тоже бросились в воду. Клайд с изумлением увидел, что их отблескивающие в зареве горящей мачты мокрые морды стремительно обгоняют «Дарбор», словно крысолаки решили посоревноваться с ним в скорости. И только через несколько секунд до мага дошло, что это Морской Дракон принял в себя и монстров, и корабль. Просто тяжелая туша судна, на которую взгромоздилось пять драконов, низко осела в воде и набирала скорость в стремнине медленнее, чем мелкие обломки, ветки и упавшие в воду твари.

Теперь задачей магов было удерживать драконов в неподвижности. На морду пятому из них, сохранившему свободу движений, двое орков набросили тяжелую мокрую сеть. Дракон поперхнулся очередным клубом пламени и теперь только глухо рычал сквозь стянутые челюсти.

Всадники крылатых ящеров один за другим отправились в выморок. По палубе прокатился короткий крик торжества. Теперь предстоял второй этап плана: катание на Морском Драконе. Сразу четверо орков кинулись к беспорядочно крутящемуся штурвалу. Клайд покосился на них краем глаза, продолжая контролировать своего дракона. Заодно он еще раз попытался усыпить и пятую тварь — и снова безуспешно. Дракон бился в путах и пускал из ноздрей дым.

На шею Клайду легло что-то холодное и мокрое. Он обернулся. Это Эмми и Каона раздавали всем, кто собирался плыть в Грацию, надутые бурдюки. Два пузыря изрядно мешались, и маг раздраженно отодвинул их на лямке за спину.

Один из драконов проснулся: видимо, у Сэйта не хватило сил вновь усыпить его. Тварь забилась в цепях, пытаясь поддеть путы огромными когтями. Вивиан пришла на помощь эльфу, но прежде чем она дочитала заклинание, цепь лопнула, и пять похожих на мечи когтей рванулись к измотанным волшебникам. Клайд прыгнул изо всех сил, стремясь хотя бы оттолкнуть девушку из-под удара. Но его самого сбило с ног что-то скользкое и блестящее. Ссасаюсин вонзил свое оружие в лапу зверя и тут же был отброшен страшным ударом к фальшборту. Сэйт, так и не сдвинувшийся с места, закончил заклинание и снова над зверем повисла маленькая черная луна. Вивиан с изумлением смотрела на косой бритвенно-ровный разрез, пересекший ее робу от пояса до подола.

— Ссасаюсин! — подбежал к дикарю Клайд. Тот открыл глаза. Вокруг несчастного расплывалось знакомое облачко заклинания отравления.

— Скорее, дай мне противоядие, — приказал Ссасаюсин. — Клайд, Десятый воин, дай мне уйти просто в выморок, потому что я нужен тебе.

— Я исцелю тебя, — возразил маг, и тут же понял: не успеть. Истекающий кровью, отравленный и тяжело раненый дикарь был не в состоянии пережить чтение трех заклинаний. Только одно…

— Противоядие, — снова потребовал Ссасаюсин. — Мне пора домой.

— Хорошо, — кивнул Клайд. Вероятно, это будет лучше всего. Если бывший пленник окажется у своего племени, они сумеют оказать ему помощь в том, что не исцелится само во время выморока. Маг прочел знакомую формулу и взмахнул мечами. Ссасаюсин кивнул ему и закрыл свои круглые глаза.

— Почему… — воскликнула Вивиан, подбегая к ним и хватаясь за сумку с эликсирами и за посох одновременно. Но тело дикаря уже таяло в воздухе.

— Он захотел вернуться домой, — пожал плечами Клайд. — Я не успевал исцелить сразу все, а яд мог отправить его в бездну вместо выморока.

— Как странно… — пророчица всматривалась в то место, где только что лежал Ссасаюсин. — Словно мне на миг открылась длинная-длинная белая дорога, ведущая к чему-то очень красивому… Нет, не понимаю. — она тряхнула головой. — Вы еще встретитесь с ним, это точно, — прибавила она, потирая лоб.

— Ну что ж, во всяком случае, он не будет на меня в обиде, — улыбнулся ей Клайд.

«Дарбор» швыряло, как одинокий камешек в катящейся с горы бочке. Клайд постарался укрепить борта и палубу заклинаниями, но то и дело слышался жалобный визг лопающихся досок настила, скрип шпангоутов и перекошенных переборок. Все, кто не участвовал в управлении судном, сгрудились в носовой надстройке, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь вздымаюшиеся волны, ливень и клочья растерзанных вихрем облаков. Команда оставалась на палубе, пытаясь держать корабль как можно левее. Драконы выли и рвались из пут. Обессиленные маги накапливали силы для Поцелуя Евы — самой нужной для завершения путешествия защитки. Без нее соваться в ночное море было бы просто самоубийством. Проще остаться на «Дарборе» с капитаном и орками.

Вивиан тревожно вскинулась, когда крыша затрещала над головами путешественников. На ее лице проступила горькая решимость.

— Орэхиль, Вильраэн, — окликнула она эльфов. — Вам нужно немедленно…

Договорить девушка не успела. Рухнувший на бок дракон смял переборки надстройки, как буйвол — соломенную циновку. Тварь додумалась, как можно добраться до ненавистных колдунов, поймавших ее. Не в состоянии освободиться или пошевелить связанными лапами, дракон катался по палубе туда-сюда, сметая все на своем пути. Орки отступили к бортам, а путешественники оказались прижатыми к бушприту. Толстое бревно пронзало тьму и содрогалось так, будто корабль катился не по волнам, а по каменистому склону. Эмми и Каона вцепились в страховочную сеть, натянутую на самом носу судна, полные готовности карабкаться дальше. Остальные мрачно поправляли на себе бурдюки, понимая, что скоро окажутся в воде.

— Отступаем группами, — распорядился Аннарин. — Клайд, Вивиан, Сэйт и Кузьма, свяжите свои пояса веревками. Прыгайте вместе, как можно дальше от корабля и гребите влево. Каона, Эмми, Хенайна, Рор — следующая группа. Я, Вильраэн, Орэхиль, Тири и Леми — прыгаем отсюда. Дайте мне веревку… — эльф потянулся к тросику, свисавшему с пояса Лемвен. Остальные торопливо пытались закрепить узлы на мокрых поясах. «Дарбор» колотило крупной дрожью, словно у корабля начался лихорадочный озноб.

Держась за фальшборт, Клайд проверял узел, связывающий его с Вивиан, когда драконья пасть с сипением расщепила основание бушприта в двух локтях от мага. Тварь умудрилась разорвать сеть на морде, и теперь готовилась если не испепелить, то хотя бы разорвать в клочья своих пленителей.

— Уходим! — рявкнул Аннарин. Но все почему-либо медлили. Клайд замер, ожидая пока Кузьма переберется черед слишком высокий для гнома поручень, Хенайна дернулась к брату, оказавшемуся в другой связке, а Вильраэна снесло с ног волной воздуха от бьющегося в злобе ящера.

Дальнейшее происходило словно в вязком кошмаре, где не существует времени и звуков. Уши заложило от драконьего воя, с которым тварь пыталась вновь и вновь выдохнуть огонь, захлебываясь водой и хлещущим ветром. Аннарин без разговоров поднял Кузьму над фальшбортом и, кивнув гному, швырнул его прочь от корабля. Вслед за Кузьмой в воздухе оказался связанный с ним Сэйт, потом Вивиан и Клайд. Но маг еще успел увидеть, что эльф с помощью Рора отправил за борт вторую группу. Эмми и Каона падали в воду растопырившись, как лягушки, а Хенайна — сжавшись в упругий комок, как опытный пловец. За ней, вернее над ней, летел сгруппировавшийся орк, оттолкнувшийся от борта изо всех сил.

Орэхиль попытался поднять упавшего Вильраэна, но в этот миг дракон снова щелкнул челюстями. Оба эльфа оказались словно в капкане: сжимающуюся челюсть удерживал только здоровенный обломок мачты, который успел поставить поперек схлопывающихся зубов Аннарин. Дерево трещало, показывая, что не выдержит долго. Один клык тяжело ранил Вильраэна, словно кинжалом пронзив тело эльфа под лопаткой. Орэхиль подхватил друга и попытался вытащить его из смрадной пасти. Дракон мотнул головой, сшибая обоих эльфов с ног. Аннарин, не глядя, рассек веревку, тянущуюся от него к близнецам и оттеснил обоих темных эльфов от обезумевшего дракона.

— Уходите! — рявкнул он так, что услышал даже погружающийся в воду Клайд. Видимо, Тири что-то возразил эльфу. Аннарин хотел было столкнуть их за борт, но вместо этого сам получил удар в спину тем самым обломком мачты, который торчал из пасти дракона, расщепившись поперек. Острые щепы просоленного дерева пригвоздили Аннарина к палубе, как кинжалы. Хрустнула кость сломанной ноги. Лемвен закричала, но ее крик тонул в непрерывном вое. Орэхиль, прижимающий к себе Вильраэна, оценил происходящее. Аннарин больше не мог помочь эльфам, но лишь геройски погибнуть с ними за компанию. В команде есть маги, для которых перелом не такая уж сложная проблема. Без опытного воина тем, кто уже оказался в бушующем море, придется туго. А сами искатели сокровищ уже явно не минуют очередного выморока…

Все это мгновенно пронеслось в голове Орэхиля, и он изо всех сил ударил ногой по деревянному брусу, одновременно вышибая его из пасти ящера и из бедра Аннарина. Зубы сомкнулись на телах двух эльфов с отвратительным хрустом. Из-за палубной надстройки неожиданно появилась фигура демоницы-колдуньи, выплетающей какое-то заклинание своими когтистыми руками. Из-под палубы выскочило несколько крысолаков, видимо надеявшихся переждать там и напасть исподтишка. В отличие от демона, твари не жаждали сражаться, они метались по палубе, ища спасения.

— Скорее! — Тири подхватил Аннарина за плечи. Леми, как обычно действуя синхронно с братом, вцепилась в лодыжки эльфа. Тот еле сдержал вопль от боли в сломанной ноге. Близнецы не перелезли, а буквально перевалились через фальшборт, наглотавшись соленой воды еще в полете, от хлещущих о скулу «Дарбора» волн. На палубе покинутого судна метались черные молнии заклинаний и бились о палубу связанные драконы. Орки-матросы быстро покончили с последней демоницей и с сожалением уставились на искалеченные тела недавних пассажиров. Им было ясно, что эльфы уже никогда не вернутся из выморока, а что тому виной — чары демона, пасть дракона или несущая корабль стремнина — кто его знает? Капитан Гарр, глядя на еле сдерживаемых цепями и канатами драконов, раздумывал, не приказать ли команде последовать за пассажирами. Он отвечал за своих людей, а тут, похоже, можно было не отделаться привычным вымороком. В этот миг на палубу буквально рухнул шестой дракон. «Дарбор» отчетливо всхлипнул. Трюм начал медленно наполняться водой. Матросы столпились на баке, готовясь к последней обороне, но Гарр поднял руку. Этот ящер был ему знаком. Со спины дракона соскочила Кселла. Дико озираясь, она пятью меткими заклинаниями усыпила вражеских драконов, подошла и осмотрела трупы эльфов и только после этого вскинула глаза на капитана.

— Они уплыли! — крикнул тот. — Минут пять назад, туда! — Гарр махнул рукой влево. Ветерок понуро подтянул к себе крыло. В перепонке виднелась рваная дыра.

— Мой дракон ранен, — пояснила Кселла, поднявшись на бак. — Мне придется развоплотить его, чтобы воспользоваться Свитком перемещения. Значит, они все-таки направились в Грацию?

— Да, прямо вплавь на пузырях, — кивнул Гарр. — А я направлюсь к ним сразу, как только снова окажусь в порту.

— Ваш корабль не может покинуть стремнину? — удивилась Кселла. — Я слышала, что это очень мощное судно.

— Было мощное, пока не попало в эту мясорубку, — Гар, зло оскалив зубы крутанул бесполезный штурвал. — Я думаю, мы пойдем ко дну через пару минут. Зато прихватим с собой этих милых зверюшек, — он указал на драконов.

— Отличная работа! — кивнула волшебница. — Очень вероятно, что этих драконов не удастся оживить, даже если всадники разыщут место их гибели.

— Как раз за тех ребят, что эта погань чуть не сжевала, — сплюнул орк. — Вот скажите, что за пакость такая? Нешто эльфов-то нельзя теперь оживить?

— Нет, капитан, — Кселла помрачнела еще больше. — К сожалению, нельзя.

— Ну и дерьмо вся эта магия, — орк с вызовом посмотрел на женщину.

— Мне очень жаль, — Кселла опустила голову. Струи дождя стекали по слипшимся прядям ее волос и исчезали за воротником робы. Орку показалось, что магичка плачет, но та быстро отвернулась, приводя в действие какую-то свою штуковину, направленную на Ветерка. Дракон недовольно мотнул головой и сложил крылья. Процедура развоплощения была ему знакома, но удовольствия не доставляла. Вспышка — и огромный ящер исчез, а Кселла спрятала за пазуху что-то вроде дудки.

— Вы не хотите воспользоваться свитками перемещения — и гостеприимством моей Гильдии? — снова повернулась она к капитану Гарру.

— Мне не положено, — серьезно ответил орк. — А ребятам не помешает кружка-другая горячей медовухи, или что вы там пьете.

— Что-нибудь сообразим, — слабо улыбнулась Кселла, протягивая оркам чуть голубоватые свитки.

— Поторопитесь, ребята! — рявкнул Гарр, ощущая предсмертную дрожь своей морской лошадки. — Не задерживайте даму!

Матросы почти одновременно с мрачными лицами развернули свитки и растаяли в синем сиянии.

— Капитан? — Кселла еще раз глянула на упрямо выпяченную челюсть орка. — Я не гарантирую, что вы…

— Мне ваших гарантий не надо, — хмыкнул тот. — Вы ж не гномский банк. Если Паагрио меня заждался, значит так тому и быть. Валяйте, лечите своего дракона да позаботьтесь о моих ребятах, — он легонько хлопнул волшебницу по плечу. Та дружески кивнула капитану и тоже развернула свиток. Сияние ненадолго озарило пронизанный дождем сумрак.

— Ну вот, старина, снова нам с тобой предстоит отправиться на ту сторону, а? — похлопал капитан по штурвалу своего корабля. — Никогда ещё я не был так близко к тому, чтобы струхнуть, как нынче!

Клок парусины на палубе зашевелился. Орк, взбешенный мыслью о крысолаке, посмевшем составить ему компанию перед смертью, в три прыжка достиг шевелящегося комка и сдернул его. Под парусиной обнаружилась гномка — та самая, что вроде как болела, а потом отправилась за подмогой.

— Ты зачем тут? — топнул ногой орк, словно разговаривая с непослушным ребенком. — Твои все уплыли, а магичка ваша обратно в Гильдию умелась. Доставай свой свиток и отправляйся за ней. Корабль тонет.

— У меня нет свитка, — спокойно пояснила гномишка, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Мне нужно туда, на берег.

— Так пузырей не осталось тоже, — покачал головой капитан. — Ты не доплывешь.

— Я постараюсь, — гномишка криво усмехнулась. — Там, на камбузе, остался бочонок с сухарями.

Гарр помог Сонечке прикрепить веревку к непослушному бочонку. Это отвлекало орка от мысленного расчета последнего пути «Дарбора». Уже слышались удары ворвавшихся в трюм волн о внутренние переборки. Уже змеились первые трещины по палубе от борта до борта. Капитан постарался швырнуть легкую гномишку как можно дальше от гибнущего корабля.

— Греби как только можешь, — пояснил он ей. — Иначе тебя засосет в воронку, поняла?

— Да, — кивнула Сонечка, стискивая зубы. Она боялась моря, так не похожего на прозрачные горные реки Элмора. Но другого пути у нее не было. Грести, грести, так же яростно, как бежала она когда-то от обвала, как приседала за школой с двумя камнями в руках, как дралась с големами, напавшими на раненого Кузьму. В глазах темнело, и только задев коленом торчащую из моря скалу, Сонечка поняла, что в десятке локтей от нее прибой бьется о нагромождение валунов и ветер несет над водой запах дыма.

Хенайна внезапно перестала грести. Лицо девушки застыло, как восковая маска. Рор еле успел подхватить ее под мышки.

— Орэхиль… — произнесла эльфийка очень отчетливо и потеряла сознание. Орк закинул ее легкое тело себе на спину, стараясь держать лицо девушки над водой и продолжил тянуть двух барахтающихся девчонок мощными гребками к изгибу течения, уже различимому в предрассветных сумерках.

Когда последняя мощная волна стремнины ударила в спину Лемвен, словно выплевывая свои жертвы, та поняла, что рыдает в голос. Тири и Аннарин молча гребли. Берег с нагромождением валунов был совсем рядом.

Но не успели измученные путешественники нащупать ногами дно, как шесть или семь крысолаков выскочило вслед за ними из мутных волн. Твари были напуганы и озлоблены. Они чуяли запах живой плоти, запах еды, упакованной в непромокаемые мешки, и поэтому ринулись в бой со всем остервенением, на которое способна загнанная в угол крыса. Но загнаны в угол были не только монстры… Хвостатые трупы растаяли в воздухе, Аннарину забинтовали немного подлеченую ногу, в расщелине скал развели костер из кое-как высушенного слабым заклинанием плавника, Рор отправился на разведку.

В эту минуту мокрая Сонечка, шатаясь, вышла к ним из-за скал. Кузьма бросился к ней так стремительно, словно они договорились о встрече и гном точно знал, откуда она придет. Эта неожиданная встреча — и привет от Кселлы, и рассказ о спасении команды, и страшная правда об Орэхиле и Вильраэне — все разом обрушилось на путешественников. Хенайна горестно расплакалась. Она так надеялась, что ужасное предчувствие предвещало только выморок ее брата! Тиэрон с яростью вогнал свой меч в песок. Клайд покаянно опустил голову. Если бы не затея с поимкой вражеских драконов, эльфы могли бы остаться живы…

— Если бы мы не поймали драконов, — словно прочитав его мысли, тихо сказала Вивиан, — то они не дали бы нам живыми добраться до берега. Аннарина снова захватили бы в плен, а остальных… еще неизвестно что хуже.

— Выходит, мы купили наши жизни такой ценой? — сердито вскинулся Клайд.

— Нет, Клайд, — Хенайна перестала плакать. — Это не мы купили. Это у нас отняли.

— Мы не торгуемся с врагами, — пнула камешек Лемвен.

— Попадись мне эти твари! — Эмми взмахнула кинжалом. — На пять драконов у них теперь будет меньше.

Вернулся Рор и сообщил, что обнаружил довольно удобную пещеру дальше по берегу.

— Нужно переждать в ней непогоду, — пояснил моряк. — Если мы попытаемся пробраться по этим камням сейчас, кого-нибудь из нас может смыть в море или насмерть приложить о скалы.

— Но дождь кончился, и даже проглядывает солнце, — удивилась Каона.

— Это утренний бриз ненадолго разогнал облака, — пожал плечами Рор. — Через полчаса снова начнется свистопляска, а мы за это время едва ли успеем уйти далеко. Тем более, что мы не знаем, куда идти.

— Хорошо, — махнул рукой Аннарин. — Там нас и с воздуха не будет видно.

Взвалив на себя пожитки, путешественники двинулись вдоль берега к пещере. Внезапно из-за скалы раздался всплеск. Маги приготовились к атаке, воины обнажили мечи. Едва темная голова показалась над водой, как три руки: Клайда, Лемвен и Сэйта — одновременно нацелились на неведомого противника. Хенайна вскинула лук, надеясь, что тетива не слишком размокла. Над водой показалась голова, потом взметнулись руки в веере брызг, похожем на магические сполохи… Угрожающим движением неизвестный метнулся вбок, одновременно разворачиваясь к противникам движением опытного воина.

— Не надо! — закричала Каона, подавшись вперед. — Это же мальчик! Но три заклинания разом уже взорвались бледными искрами на том месте, где вынырнувший так неожиданно мальчишка лет двенадцати все еще силился рассмотреть незнакомцев сквозь упавшие на лицо мокрые волосы. Потом волна ударила его под коленки, опрокидывая затылком на круглый бок валуна, покрытый хлопьями пены. Каона врезалась в тугую воду и, плача, подхватила потерявшего сознание мальчишку.

— Приплыли, — мрачно констатировал Рор.

Глава 60. Ловушка

Марусенька сладко потянулась. Все, произошедшее ночью, представлялось гномишке если не полной победой, то, по крайней мере, большой удачей. Враг был… обезврежен, можно сказать. Жалко, что нельзя сейчас же вернуться с триумфом и предъявить его Кселле и прочим умникам, не верящим в способности гномишки. Ну ничего! Зато когда у Дарика мозги встанут на место, и он расколдует ее с Сонечкой, все очень удивятся.

Под хорошее настроение гномишка развила бурную деятельность: напоила полусонного Дарика маскирующим зельем, раздула очажок, кое-как сложенный в этом закуте коридора из мелких булыжников, попутно починив его покосившийся дымоход, раскалила большой плоский камень и плюхнула на него десяток яиц подземной ящерицы, искать которые гномы учатся еще в малышатне. В шкворчащее блюдо гномишка нарезала похожих на крохотные синие кораллы грибов-рогатиков, от которых сразу пошел сытный мясной дух. Недаром гномы прозвали это неприглядное лакомство «подземным салом». Грибы накапливали масло, и порой были настолько жирными, что их использовали не для еды, а для изготовления факелов и разжигания сырых дров. У запасливой Марусеньки всегда были при себе крохотные мешочки с солью и перцем.

Еда, которую прислал новобранцам Волхан, представляла из себя шесть подсохших лепешек, кувшин сильно разбавленного пива и два яблока — видимо, предназначавшиеся девушкам. К тому моменту, когда на упоительный запах из своих нор выползли Седди, Ораг, Лария и Беш, гномишка успела превратить два невзрачных, подвявших плода в аппетитные кружочки, обжаренные на том же камне и разложенные по лепешкам, как по тарелкам.

Пиво облагородить не удалось, и гномишка горестно вздыхала, глядя на мутную брагу. Зато в небольшом котелке, принесенном вместе с продуктами, Марусенька заварила настой коричневого лишайника, наковырянного ею из самых темных щелей в коридоре. Она заранее усмехалась, предвкушая сюрприз: судя по всему, обитатели этого подземелья еще не открыли секрет вкуснейшего напитка гномов, сладкого и густого. Он напоминал гномишке грушевый компот, которым угощал ее однажды Клайд. Трудно было поверить, что получался отвар из неприглядных на вид буро-слизистых ошметков. Эта помесь чая и компота пахла сухими ягодами. Сам по себе лишайник тоже был съедобным, но до того вязал рот, что есть его в сыром виде могли только любопытные малыши, тянущие в рот все подряд.

Вытаращенные глаза новых знакомых и Седди вознаградили ее труды с лихвой. Плоский камень выглядел не как застеленный скатертью стол в зажиточном гномском доме, но был вполне сравним с привалом удачливых охотников или трапезой порядочных шахтеров.

Под пиво гномишка определила «чаши» из найденных поблизости небольших круглых каменных миндалин-жеод, которые просто валялись на полу коридора, как обыкновенные булыжники. Эти камешки, полые внутри, любой обученный гном различал так же легко, как человек различает на лугу ромашки среди одуванчиков. Полусферы у нее без инструментов получились неровные, позорище просто, зато, серые снаружи, камни изнутри полыхали сиреневой аметистовой начинкой-друзой. Получилось не хуже эльфийских хрустальных чаш… если, конечно, смотреть на них только сверху.

А для горячего отвара Марусенька сплела неказистые кружки из белесого лыка, которое нарезала с пробивающих потолок корней. Похожие на узкие плетеные корзиночки, они казались скорее решетом, чем кружкой, но тем не менее отлично держали воду. В них даже можно было кипятить воду — если умело подвесить плетушку над угольным жаром, так, чтобы вода закипела, а лубяные волокна даже не начали тлеть.

Даже привычный к мастерству своего народа Седди не скрывал восхищения, не забывая, впрочем, время от времени гыкать и пускать пузыри.

Все-таки караванщика не обучали секретам различного мастерства так старательно, как Марусеньку. Он с детства готовился покинуть Сердце гор и помогать отцу и братьям.

Сама-то девушка осознавала, что ее наставницы из гильдии Кулинаров только недовольно покачали бы головами, видя состряпанный ученицей завтрак. Слишком много вольностей, никакого почтения к канонам Варки, Тушения и Запекания, а о соблюдении рецептуры и речи нет!

Но подземные обитатели стояли в почтительном отдалении от сервированного камня, словно внезапно пораженные Корнем дриады. Они вдыхали упоительный аромат, глотали слюни и не решались подойти. В коридорах посягательство на чужую еду каралось очень строго. Никому, кроме Седди не приходило в голову, что гномишка собирается разделить с ними роскошную трапезу.

Последним из своего отнорка показался Дарик. Подсунутое ему гномишкой перед пробуждением маскировочное зелье уже начало действовать, но никто, похоже, этого не замечал. Действительно, кто станет присматриваться к внешности чокнутого? А полюбоваться меж тем было на что. Волшебное средство не меняло ничего настолько, чтобы вчерашние соседи с воплем шарахнулись от незнакомца. Немного потемнела кожа, чуть посветлели волосы, нос заострился, подбородок, напротив, стал мягче и безвольнее. Уши упруго проглянули сквозь волосы, шея стала казаться тоньше, руки неухоженнее, ногти круглее, глаза налились нездоровой желтизной, скрывавшей их настоящий цвет: не разберешь, карие они или зеленые? А может вовсе серые? Наблюдательная гномишка одобрительно усмехнулась. Если и с аурой у клирика творятся похожие вещи, то его не опознают ни Клайд, ни Кселла, ни даже магистр Лежен.

— Кх-м… — гулко откашлялся однорукий Ораг. — Слыхал я, что в дальнем клане за источниками хорошо жили, но чтоб такое… Где ж ты все это прятала, а?

— Как красиво! — всплеснула руками Лария. — Как в сказке! Ты выменяла это за какое-нибудь оружие?

— Кушать… — мечтательно протянул Беш, не решаясь двинуться к столу без своей покровительницы.

— Да вы что? — изумленно и возмущенно воскликнула Марусенька. — Я не прятала и не выменивала! Я это все просто только что приготовила! Из того, что под рукой было. И хватит на это пялиться, яишница остывает! — добавила она немного сердито. — Садитесь скорее.

Второго приглашения не потребовалось. Подземники расселись вокруг камня, степенно дожидаясь, когда повариха разделит еду поровну между всеми. Не успела гномишка всплеснуть руками по поводу отсутствующих вилок и ложек, как огромные куски яишницы начали исчезать словно по волшебству. За ними последовали лепешки с кружочками печеных яблок и теплый сладкий отвар. Отхлебнув после этого великолепия местного пива, Ораг невольно сморщился и сплюнул себе за спину.

— Ну и пойло, грамп побери! Сразу чувствуется, что к этому-то ты руку не приложила, девочка! — усмехнулся калека. — Зря только испачкала такие красивые чашки. Небось они кучу денег стоят.

— Ничего они не стоят, — небрежно повела рукой Марусенька. — Вон, на полу у вас валяются.

— Похоже, твой клан и впрямь жил неплохо. И обучал хороших мастеров, — кивнула Лария. — Сделать такие чаши и такие плетенки сплести тут не сумеет ни один, я думаю. И ты еще говоришь, что только мечи точить умеешь? — полуэльфка хитро прищурилась.

— Ну да, — простодушно расширила глаза гномка. — Мечи — это ж мастерство! А это все так, для удовольствия.

— Представляю, как же ты тогда их точишь, — пробормотал Ораг, пытаясь скрыть сытую отрыжку.

Марусенька скромно потупилась. Ей, давно уже прошедшей первое Испытание на мастера-оружейника, заточка и ремонт оружия представлялись забавой типа плетения кружек из лыка. Она действительно могла плохонький кривоватый короткий меч человеческой ковки превратить в сносный кинжал, почти неотличимый по остроте, изяществу и долговечности от эльфийского мифрилового, а из древнего ржавого доспеха сделать броню, достойную королевской стражи. Но эти навыки для гномки были не мастерством, а просто небольшой хитростью, рассчитанной на простоватых покупателей верхнего мира. Ее соплеменники ценили в оружии не внешний вид, не камушки в рукояти, не узоры на клинке, а свойства сплава, точность балансировки, способ заточки, множество особых методов закалки и травления. И высот в этих важных умениях девушка пока еще не достигла.

— Можно я возьму эту чашку? — довольно отчетливо выговорил Беш, любуясь игрой тусклого света на гранях аметистов.

— Положи, положи, — испугалась чего-то Ларина. — Это не наше, это Авен.

— Да пусть берет, — вздохнула Марусенька. Ей льстило восхищение, но совсем уж приниженное поклонение ее талантам скорее раздражало гномишку. — Я еще сделаю, если надо.

— Я думаю, — раздался в проходе звучный голос Волхана, — что чашками ты сможешь заняться потом, девочка. Я очень рад заполучить в свой клан настоящего мастера. Оружие — это то, что нам сейчас нужнее всего. И тебе придется серьезно поработать в ближайшие дни. Я дам тебе помощников и кормить буду хорошо, но на игрушки времени не останется.

— Что, наш сосед сложил лапки? — хмуро поинтересовался Ораг.

— Свакс-то? — усмехнулся старик. — Да он их никогда и не задирал. Ему достаточно тех благ, которые они получают за свою целебную воду и за изумруды, что попадаются на его территории в самых глубоких норах. Завоевать его не позволят стражи — иначе добыча камушков может пострадать. А ввязываться в чужие разборки его клан ни за что не станет. Попрячутся по норам, пока Грой будет пробираться к нам в тыл.

— Думаешь, он зайдет с севера? — деловито продолжал расспрашивать Ораг.

Вождь клана задумался на минуту. Его морщинистое лицо казалось спокойным, но глаза выдавали глубокую тревогу.

— Если с Севера — это еще ничего, — признался он. — Северный конец мы укрепили достаточно мощно. Там полно баррикад, ловушек и подвесных мостов. Во многих местах довольно пары арбалетчиков чтобы держать нападающих несколько часов. Но вот если Грой зайдет снизу…

— Скорее всего он так и сделает. Нападение на другой клан — это уже большой риск. Неизвестно, что решат надсмтрщики. Многие отправились в шахты за меньшие провинности. Так что можно быть уверенными — он не пожалеет своих — ни стариков, ни детей, и пойдет снизу.

— Фу-у! — на кукольном личике Ларины появилось отвращение пополам с ужасом. — Вы хотите сказать, что Грой способен привести на наши головы трупоедов?

— Да, детка, — усмехнулся Волхан. — И грампов, и барвазов, и всю прочую нечисть, что водится в нижних уровнях.

— Он не соображает, что после нас они подзакусят его людьми? — поднял брови Беш. Ларина смутилась, дернула его за рукав и испуганно уставилась на вождя.

— Успокойся, я сразу понял, что твой друг не такой уж придурок, — хмыкнул тот. — Да и ты, коротышка, можешь не стараться так сильно пускать слюни. Я не сдам вас надсмотрщикам, и мои ребята тоже не продадут никого.

Седди шумно втянул слюну, повисшую ниточкой до пояса и закашлялся. Все невесело рассмеялись этому разоблачению.

Перестав корчить дурацкие рожи, гном тем не менее не принимал участия в обсуждении обороны: он практически ничего не понимал в здешних реалиях. Кто такие грампы и барвазы? Эти слова были известны караванщику только как грязные орочьи ругательства. Видимо, подземники так называли каких-то монстров? Но каких? Почему старик, явно не глупый, укрепил только северные коридоры и не позаботился о нижних?

А вот Марусенька не стеснялась задавать вопросы, правда стараясь не выдать свою неосведомленность:

— Грампы — это ракырны что ли у вас так называются? — невинно поинтересовалась она, легко выдумывая словечки позаковыристее.

— Ракырны? — в свою очередь удивился Ораг. — Грампы — это твари такие глубинные, с крыльями, а барвазы — еще хуже, навроде глаза с когтями вокруг.

— Красные такие демоны? — небрежно уточнила Марусенька. — Ну точно, ракырны. А глазастых мы называли карубы. Наш вождь хотел придумать для всего важного секретные слова, чтобы враги не подслушали, — она понурилась, словно сраженная горестными воспоминаниями.

— Но это вам не помогло, да, девочка? — мягко уточнил Волхан. — Ничего, я надеюсь, что мы справимся и с демонами, и с Гроем. На наших уровнях этим тварям неуютно, как нам в ледяной воде. Поэтому нам нужно будет лишь тянуть время и сдерживать их атаки. Когда глубинные монстры уйдут к себе, Грой будет не так уж опасен. Особенно если ты поможешь нам с оружием. Попрощайся со своими соседями и пойдем набирать тебе помощников. У меня есть пара мальчишек весьма умелых с разными железками. Если ты обучишь их…

— Прости, вождь, — Марусенька склонила голову. — Ты можешь отказать мне, но я прошу тебя назначить всех, кто тут есть, в мою команду. Твоих мальчишек я тоже возьму, конечно, — поспешно добавила она.

И снова Волхан хитро прищурился, глядя на гномишку. Он казался довольным. Но тем не менее строго спросил:

— Почему эти, а? Я не собираюсь играть в игрушки и возиться с необученными новичками, — покачал он головой. — Для них найдутся другие дела.

— Я не играю. Мой друг Кор обучен работе с оружием. Поменьше меня, потому что его действительно недавно стукнуло камнем по башке. Но лучше всех твоих мальчишек, поверь.

Седди коротко кивнул, глядя на вождя. Марусенька продолжала:

— Ларина умеет плести веревки — а мне будут нужны и тросы для обмотки рукоятей, и тетива для луков, и петли для ножен, и многое другое. У тебя в клане есть более опытная верводеля? — гномишка выглядела так, словно глубоко извиняется. — Кожевенник мне тоже нужен. — она махнула рукой в сторону Беша. — Не для того, чтобы сшить мне ботинки, разумеется. Сам подумай!

А Ораг очень сильный — глянь на нас, разве мы сможем часами раздувать горн или бить кувалдой несколько часов кряду? Поэтому я хочу взять и его тоже.

— Ну-ну, — от души рассмеялся Волхан. Его лицо-маску рассекли еще более глубокие морщины-трещины. — А что ты придумала для отвального шлака?

— Ничего, кроме того, что ты сам поручил нам за ним присматривать. Если у тебя есть лишние люди, которые возьмутся за это вместо нас… — Марусенька наклонила голову, глядя вождю в глаза.

— Нет, у меня нет лишних людей. Кроме тех, за кем и так нужен присмотр: дети, больные, — вздохнул Волхан. — Не задирай нос, девочка, но мне кажется, ты станешь когда-нибудь неплохим вождем. Если не допрыгаешься раньше. — он еще раз рассмеялся. — Хорошо, я оставляю всех новичков тебе и пришлю за вами мальчишек. Они покажут тебе, что у нас есть, а ты скажешь, что из этого можно сделать, — с этими словами вождь кивнул и покинул закуток. Некоторое время над камнем-столом висела тишина. Потом Беш тихо сказал:

— Я умею тачать кожаные доспехи и щиты обтягивать кожей. А еще я умею стрелять из пращи. В коридорах это может пригодится — камней всюду полно.

— Ладно, покажешь мне потом как это делать, — кивнула ему Марусенька. — Сначала мне нужно прикинуть, что нам вообще предстоит сделать.

Седди с интересом смотрел на свою подружку. Она словно не командовала по-настоящему, а игралась в маленького командира, в любой момент готовая сгладить чье-то недовольство шуткой или улыбкой. Но при этом все постепенно начинали что-то делать возле нее, даже одурманенный клирик с желтыми глазами медленно собирал со стола посуду и старательно споласкивал ее холодной водой из родничка. В преддверии заварухи гному как никогда хотелось быть вооруженным. Он постарался подойти к подруге как можно ближе и не разжимая губ спросить:

— Когда мы пойдем за нашим оружием?

— Ты разве не понял? — Марусенька громко забултыхала котелком под струей, заглушая свои слова. — Та пещерка, где мы переодевались на территории Гроя. Хочешь прогуляться к нему в гости?

— Нет, — хмуро пожал плечами Седди. — Но хорошее оружие нам бы пригодилось.

— Погоди, может быть нам этот… конфликт окажется на руку, — успокоила его гномишка. — Я кое-что придумала, потом скажу.

— Нам ведь пора уходить, правильно? — уточнил гном. — Уводить твоего клирика наверх?

— Ну-у… — Марусенька откровенно смутилась. — Не прям сейчас, хорошо? Не можем же мы бросить всех: и этих новичков, и Волхана без оружия…

— Ты что? — едва не заорал Седди. — Хочешь влезть в эту кашу?

— Точно, — кивнула девушка, довольно холодно окидывая его взглядом. — В самую гущу!

— Прости, — Седди махнул рукой. — Ты права. Без оружия мы отсюда все равно не выберемся, а единственный способ до него добраться — активное участие в обороне, так?

— Может быть, — задумчиво кивнула Марусенька. — Не волнуйся за меня, я правда неплохо умею чинить всякие штуки. Вполне возможно, что мне удастся сделать для нас с тобой что-нибудь приличное.

— Ладно, — пожал плечами Седди. — Все равно мы тут как в ловушке.

— Да, в ловушке… — согласилась Марусенька, но ее взгляд при этом переходил от одного члена их новой команды к другому. Новички собирали нехитрые пожитки и даже запихивали в мешки примятую солому. Не так просто было достать ее в подземных коридорах.

Присланные Волханом мальчишки разнились настолько, что при виде этой парочки у всех на губах невольно заиграли улыбки. Один явно орочьих кровей, кряжистый и плечистый, но с очень бледной, почти потерявшей зеленый оттенок кожей; и второй, с круглыми глазами молодого гнома на человеческом лице, низенький, худой, весь скособоченный, явно переболевший чем-то в младенчестве.

— Я — Кэрр, он — Микар, — коротко сказал орчонок вместо приветствия. — Нам туда, — и он, развернувшись, повел новичков вглубь восточных коридоров.

Марусенька по дороге внимательно осматривала каждую щель. Раздумье на ее лице сменялось радостными усмешками и хитрыми гримасами. Гномишка явно что-то задумывала. Седди шел рядом с клириком, с беспокойством присматриваясь к человеку. Он не доверял ничему в этом существе: ни его внезапному безумию, ни ночным слезам. Враг — это враг, и он не может стать другом, он может только ожидать случая ударить в спину. Гном твердо решил не спускать с колдуна глаз.

Парнишки привели команду в довольно просторное помещение. Оно охранялось двойным кольцом дружинников Волхана, и в коридорах, ведущих сюда, даже имелись кое-как сделанные деревянные ворота, запиравшиеся на засовы.

Марусенька огляделась и коротко присвистнула. В пещере высились груды оружия, занимая больше половины площади и по высоте достигая груди гномишки. Но что это была за рухлядь! Проржавевшие клинки без рукоятей, выщербленные сабли, погнутые алебарды, которыми будто долбили камни, кинжалы, скрученные винтом, трухлявые арбалеты, от которых при прикосновении оставались лишь бронзовые накладки да горсть трухи, обломки копий с треснувшими наконечниками, головки стрел до того обросшие наростами извести и ржавчины, что больше походили на картошку или диковинные грибы. Гномишка тоскливо вздохнула.

— Где вы откопали это все, Кэрр? — спросила она у помощника.

— Нашли большую могилу, — пожал тот плечами. — Яма с водой, в ней кости и оружие. Мы перетаскали все. Я много починил, — орчонок с гордостью показал гномишке кинжал из черной бронзы, на котором виднелись грубые следы шлифовки. Вдоль дальней стены были сделанны неказистые подставки, в которых торчали копья, дротики, двуручные мечи: результат труда главных умельцев клана. Даже Седди поморщился при виде этого. Конечно, он скорее оценивал оружие как товар, но это не получилось бы продать даже за самую мелкую монетку. Оно было хуже всего, когда-либо виденного гномом. Хуже ученических клинков, которые не брали даже в обмен на кружку пива. Хуже тех кривых поделок, что выползают из-под молотов первоклассников. Мусор, не подлежащий восстановлению.

Но Марусенька думала иначе. Она перестала огорченно охать и сопеть, подбоченилась и решительно приказала всем разбирать кучу.

— Сюда складывайте мечи, сюда кинжалы, сюда щиты и кастеты… — распоряжалась она. Девушка и сама таскала, катила, тянула, не покладая рук.

— Ну вот… — очень довольная, заявила она через пару часов.

Замечала ли гномишка, что время от времени в воротах появляется Волхан и наблюдает за работой команды, Седди не знал. Виду не подавала, это точно. Вождь качал головой и тихо уходил, потом появлялся снова. Караванщик понимал его беспокойство. Вождь отвечает за своих людей. Неизвестно, какие еще планы были у него, кроме обороны. Может быть — прятаться или сдаваться Грою. Но Марусенька дала ему надежду на победу. Волхан не хотел лишаться этой надежды, но и поверить в нее до конца он не мог.

К ночи, вернее к тому часу, когда спины, руки, ноги и желудки решительно заявили, что настало время отдыха, была проделана огромная работа. Орчонок Кэрр и его молчаливый напарник Микар сперва крутили носами, не очень довольные командованием какой-то девчонки, но потом осознали ее замысел и впряглись в работу, как рудничные тяжеловозы в вагонетку.

— Значит, смотрите, — Марусенька поясняла для всех, но смотрела только на помощников: она ответственно отнеслась к поручению обучать парнишек и гоняла их в хвост и гриву, натаскивая с рук. — Эти клинки из хороших сплавов. Они источены корро… ржавчиной, — поправилась гномишка, избегая ученых слов. — Поэтому мы будем сковывать их по трое — с перекручиванием полос. Должно получиться не хуже черного орочьего булата, но немного помягче, потому что тут большая примесь мифрила и бронзы. Это будут хорошие одноручники, я бы советовала сразу подгонять их друг к другу как спаренные, но если ваши бойцы не умеют работать двуми мечами…

— Некоторые умеют, — как обычно кратко кивнул Кэрр.

— Отлично. Половину перековываем в парные мечи, а к половине нужны будут кинжалы или щиты. Теперь смотрите, вот здесь я отобрала все тяжелые металлические предметы, от которых нам мало толку: кастеты без пары, обломки шлемов, тут даже ступицы боевых колесниц есть. Всю эту кучу нам нужно будет переплавить. Вы позовете побольше народу и я покажу, как построить печь-вагранку. Вечный уголь у вас есть, я надеюсь?

— Сейчас, — немногословный, как и его приятель, Микар двинулся к воротам цеха и отдал какие-то распоряжения. По коридору затопало множество ног.

— Так, что тут еще? Эти наконечники тоже пойдут в плавильню, отчищать их нет никакого смысла — половина сломается, а половина отвалится потом от древка. А вот эти доспехи из богатого мифрилом сплава. Если их начистить, будут здорово блестеть, но нам этого как раз не нужно. Беш, их нужно подбить войлоком или любыми толстыми тряпками. А потом обтянуть кожей. Кожа годится любая — даже невыделанная, правда она потом вонять будет. Займешься?

— Да, я понял, — обрадованно кивнул бледный кожевенник. — Волхан сказал мне, что у них несколько сотен старых шкур, совсем покоробившихся, но я сумею их размять.

— Можешь разминать в воде, — кивнула гномишка. — нам сейчас не до тонкостей, зато мокрая шкура присохнет намертво. Отделывать замшу с тройным маслом и дубовым отваром будешь потом — Ларине на туфельки, — Марусенька хихикнула. — Кстати, о Ларине. Что у нас с пенькой?

— Есть немного, — мрачно изрекла полуэльфка. — Жуткая, нечесанная, пополам с кострой.

— А ременные тросы ты плести умеешь?

— Запросто, — кивнула та.

— А квадратные канаты?

— Если только из старых веревок, — задумалась Ларина. — Но они не очень прочные будут.

— Ничего, нам ненадолго, — заверила ее гномишка. — Значит так, бери пару-тройку девчонок порукастее и начинайте. Мне нужны плоские плетеные ремешки для рукоятей, крученые тетивы, поскольку свежих жил тут взять неоткуда. И квадратные канаты, которые хорошо ходят в блоках.

— Поняла, — кивнула полуэльфка. — Это я мигом организую!

— Се… Кор, тебе придется заняться деревяшками. Сумеешь?

— Конечно, — гном улыбнулся раздухарившейся подруге. — Рукояти для мечей, ложа для арбалетов, древки для стрел, копья, что еще?

— Пластины для доспехов — ковать новые нет времени, успеть бы отлить наконечники из этого хлама. Обтянете их кожей — и постарайтесь вставлять в броню где-нибудь сбоку, а не по центру. Щиты — если будет время.

— Я пойду потолкую с Волханом насчет дерева. То, что они использовали для дротиков, никуда не годится.

— Конечно, — фыркнула гномишка. — Эти палки мальчишки нарезали наверху в ближайшем лесочке.

— Ну, что? — спросил у караванщика Волхан, пытливо наклоняясь к низкорослому мастеру.

— Мне нужно дерево, и не только что срубленное. Хорошее, выдержанное, твердое дерево.

— Где же я его тебе возьму, — пожал плечами вождь. — Мы не в лесу.

— В лесу такого не сыщешь. А в шахтах… У вас ведь есть заброшенные штреки? Оставленные выработки?

— Полно, — подтвердил старик. — Что тебе с того?

— Крепи, — в манере Кэрра пояснил Сэдди. — Мореные крепи, которые пару сотен лет пропитывались известковой водой. Разумеется, не те, что сгнили, а наоборот, затвердевшие как камень.

— Хм… никогда бы не додумался! — с уважением заметил вождь. — Для нас они казались бесполезными, как камни под ногами.

— Какие камни? — небрежно спросил гном, поднимая жеоду размером с яйцо. — Вот эти? — и от точного удара о базальтовый выступ скалы в руках гнома вспыхнула щетка нежно-розового кварца. Вождь с легкой опаской принял каменный кругляш с отколотым краем.

— Да, я понимаю, насколько мы кажемся тебе неумелыми и примитивными, — вздохнул старик. — Не понимаю, как вам удавалось столь хорошо обучаться мастерить разные вещи и не привлекать при этом внимания надсмотрщиков и монстров, помогающих им.

— Мы просто… жили очень далеко, — гному не хотелось запутываться во вранье.

— И, похоже, дальше, чем я подумал сначала, — покачал головой человек. — Ты расскажешь мне это потом, хорошо? А сейчас я пошлю за деревом для твоей работы.

— Лучше я пойду с твоими людьми сам, — покачал головой гном. — Я разбираюсь в дереве… так же хорошо, как и в камнях, поверь.

— Странные вы, — вождь погладил свою бороду. — Фокусник и девочка, которая всего-то лишь умеет точить мечи! Ну и ну! Готов поспорить, что она еще лучше умеет их тупить — о чьи-то головы.

— Умеет, — кивнул Седди. — Ты в этом убедишься… может быть.

— Благодарю, — церемонно поклонился гному вождь. — Я не знаю, зачем вы пришли сюда, но вы остались добровольно помогать нам — спаси вас боги!

— Когда мы уйдем, не хочешь ли ты отправиться с нами? — неожиданно для себя спросил Седди.

— Я? — наклонил голову вождь. — Или мой клан.

— Конечно, клан, — поправился гном. — Я не посмел бы предложить тебе бежать одному.

— Исчезновение двух новичков мало кого встревожит. Исчезновение целого клана поднимет на ноги всех в округе. За нами будет погоня… — Волхан покачал головой. — Я не могу оторваться от преследования, бросив раненых, больных и детей. Если бы не это… в подземелье все мечтают оказаться наверху. Даже те, кто не представляет, что это такое, не знает куда там идти и что делать. Мы знаем только, что хуже, чем здесь, там быть не может. Хуже некуда.

— Ты родился в шахтах? — спросил Седди у старика.

— Нет, меня захватили в плен, когда ящероиды напали на нашу деревушку. Я был пастушонком, и мог убежать — стадо паслось у самого леса. Но я кинулся спасать маму… Очнулся здесь, — Волхан провел ладонями по лицу.

— Родившимся в темноте будет трудно привыкать к свету, — задумчиво проговорил гном.

— Ничего, это не сложнее чем привыкать к кандалам и бичу надсмотрщика в шахте, чем привыкать, что у тебя нет ничего своего, кроме грязного тряпья на теле… — вскинулся старик.

— Я подумаю насчет погони, — проговорил Седди задумчиво. — Может быть, мы сумеем оторваться или даже сделать так, чтобы никакой погони не было.

— Я пока не буду будоражить своих, — покачал головой вождь. — Сейчас нам хватит забот по обороне.

— Правильно, — одобрил гном. — Лучше вообще не говори им — если среди вас есть предатель, он не сможет остановить вас.

— Мне не приходило такое в голову, — старик задумался. Он не был деспотом в своем племени, всегда обсуждая с кланом текущие дела и способы решения проблем. Но этот коротышка говорил дело: предатель не сумеет предать, если никто не будет знать их цели. Неужто найдутся такие, кто оказавшись на свободе, захотят вернуться в коридоры? Конечно нет! С этими мыслями вождь присел на застланную шкурой каменую скамью. Его спина все чаще ныла в сыром холоде подземелья, и он понимал, что недолго осталось до того дня, когда клану понадобится новый вождь. Беда была в том, что ни один из младших помощников не годился на эту роль. Они умели исполнять приказы, они умели думать, они были дипломатичны с соперничающими кланами и великодушны со слабыми, но вести за собой не умел ни один.

А теперь появилась эта девчушка… вроде бы совершенно не похожая на командира, на полководца, как их описывают легенды. Но вокруг нее работа начинала спориться быстрее, на лицах чаще мелькали улыбки, и, хотя малышка хваталась за все стразу, дело двигалось как по волшебству. Она буквально заражала всех вокруг своей энергией. Даже безумный парень, по тусклым глазам которого вождь сразу определил раба дурманящего зелья, причем безнадежного, при этой Авен суетливо бросался помогать.

Хорошо бы она осталась в клане! За пару лет Волхан сделал бы из нее своего преемника. Но, скорее всего, залетные птички не задержатся в коридорах надолго. Чудо, что они остались помочь хоть сколько-нибудь.

Волхан не признавался в этом никому, но он опытным взглядом давно различал тех, кто родился в подземелье, и тех, кто попал сюда в сознательном возрасте. Вот, например, Беш. Похоже, даже его подружка-полукровка не понимает, что парень рос когда-то наверху. И мастерству его обучали не в коридорах. Но у каждого есть право на собственную тайну. Волхан не приставал к пленникам с расспросами, понимая, какие камни лежат у них на душе. Память о доме, который разрушили враги, о родных, которых, может быть, уже нет в живых… И о цветах, дрожащих на голых весенних веточках, о нежных розовых цветах, с которыми не сравнится даже горсть розовых кристаллов на заскорузлой ладони.

Тем временем Седди руководил распилом крепей. Он выбирал самые прочные, каменно-твердые, но не пропитавшиеся влагой, как губка, а сухие, звонкие. К тому же приходилось простукивать стены выработок, дабы самовольные лесозаготовки не вызвали обвала в шахтах. Из десятка опор он выбирал от силы одну. Но и этого вполне хватало: бревна в полобхвата должны были дать достаточно материала на весь клан.

Наконец, гном и его помощники устроились в сухом углу цеха. Среди подземников нашлось немало мастеровитых. Хотя их и не обучали в Сердце Гор, рукояти у них выходили ладные, а древки для копий, дротиков и стрел — гладкие и прямые.

В другом углу уже высился под потолок вытянутый силуэт вагранки. В устье печи светились вечные угли, а Ораг и еще пара парней покрепче качали самодельные меха, разогревая плавильню.

Ларина, Дарик и еще несколько подземников под руководством Марусеньки старательно размешивали песок с глиной и опилками. В мягкой смеси гномишка оттискивала нужные им предметы: наконечники копий и стрел, щиты, граненые шары булав. Потом пальцами ловко расширяла эти отпечатки, делая их более отчетливыми, и заодно уплотняя форму.

Отливка заняла весь следующий день. Остывающие опоки на мокрых кожаных полотнищах вытаскивали в соседний коридор, через несколько часов осторожно раскалывали и бережно укладывали отливки достывать на выметенный пол. Затем приходил черед наковальни и шлифовки. Марусенька отыскала камни, пригодные для изготовления наждака. Распределяя невзрачные серые кристаллы помощникам, гномишка усмехалась и косилась на Седди. Но караванщик был так занят разъяснением способов продольного распила бревен, что не замечал этого. Зато на клирика он поглядывал с неизменной настороженностью. Для того отыскалась работенка: Марусенька посадила Дарика вставлять разноцветные камушки в готовые мечи и копья. Парень так старательно занимался этим, что даже приоткрыл рот. Время от времени в его руках вспыхивали неяркие искры — знак того, что накопленная в кристаллах энергия успешно легла магическим контуром на клинок. Но чаще не происходило ничего. Десяток мечей развалились, но никто не обратил на это внимания: о коварных свойствах волшебных кристаллов слышали многие.

На третьи сутки Волхан застал работников спящими. Марусенька задала всем небывалый темп, и, когда была засыпана в вагранку последняя порция металлического лома, сама оружейница тут же заснула на кипе неиспользованных шкур. Следом за ней попадали с ног канатчики, кожевенники, вагранщики и все остальные. Когда последняя опока встала в коридоре, Кэрр улегся на солому рядом с ней и тоже уснул. Вдоль правой стены цеха в подставках сверкали десятки клинков, копий, дротиков, лежали новенькие арбалеты с почерневшими от времени накладками, в сыромятных тулах топорщились стрелы с оперением, вырезанным из жестких, но тонких перепонок огромных летучих мышей.

Вождь обошел цех. Спящие даже не шевелились — настолько глубокой была усталость. Волхану было горько осознавать, что кто-то из этих ребят может не вернуться из выморока или попасть в шахты, приглянувшись надсмотрщику в нейтральных коридорах. Если бы он мог действительно увести их из подземелья — куда угодно… Лишь бы подальше… С такими мастерами им ничего не стоило бы построить хутор, а то и небольшую деревеньку. Завести хозяйство, отдать подростков в обучение к ремесленникам, а для младших детей нанять учителя грамоты… Старик вздохнул. Сладкие мысли о вольной жизни уже давно не тревожили его с такой силой. А все этот фокусник и его подружка! Вождь задумался было о том, что же гномам могло понадобиться в подземелье, но вяло махнул рукой. Они столько сделали для его клана, что он не станет соваться в чужие дела. Разве что гостям понадобится его помощь…

Парень с мутными глазами тревожно приподнялся со своей подстилки. Его взгляд нашел спящую гномишку, и лицо расслабилось. Вохан полуобернулся на это движение за своей спиной, но что-то вдруг случилось с его глазами. Старик прислонился к стене и медленно осел на солому. Через несколько секунд он глубоко спал, и некому было разглядеть над его головой крохотную черную луну.

Седди проснулся от сиплого дыхания множества глоток. Вдох-выдох-вдох-выдох — с регулярностью качающего воду насоса раздавалось у него над ухом. Дыхание становилось все натужнее, вырываясь из чьих-то легких с протяжным хаканьем. Гном попытался сообразить, что происходит. Но глаза уже распахнулись. Он обнаружил себя и Марусеньку спящими на толстой подстилке из соломы и шкур в углу цеха. Вагранка чернела выстуженным нутром. Оружие сверкало натертыми маслом поверхностями. Обтянутые кожей доспехи уже исчезли из левого угла. Щитов тоже не было. Это все было надето на бойцов клана, дружно приседавших в цеховой пещере и в коридоре за ее пределами. Не обращая внимания на катящийся по лицам пот, парни и девушки в полной броне с тяжелыми щитами в одной рукие и увесистыми булыжниками в другой дружно сгибали колени и снова выпрямляли их.

— Ничего себе… — пробормотал Седди. Он проникался все большим уважением к Волхану. Даже безоружные, эти бойцы стоили многого, а уж теперь, с новенькими клинками и арбалетами…

Тем временим клан закончил упражняться и началась раздача оружия. Этим занимался лично Волхан, но рядом с ним крутилась сонная и очень гордая Марусенька.

Похоже, вождь прекрасно помнил наизусть боевые навыки каждого члена клана. Одни парни получали булавы, другие копья, третьи арбалеты. А вот высокая девушка приняла от вождя спаренные мечи, умело закрепляя ножны на спине. Низкорослый Микар вставил в петли на поясе десяток метательных ножей. Кэрр примерился к копью с длинным, похожим на меч, наконечником.

Себе Марусенька выбрала один из тех мечей, в которые Дарику удалось вставить кристалл. Вместо щита гномишка собиралась использовать свой кинжал. Сейчас ее клинок покоился на подставке вместе со остальными — девушка постеснялась хватать его раньше всех, пользуясь свои особым положением. Она то и дело косилась на отполированное с особым тщанием лезвие и ножны, которые Беш умудрился украсить мелкими аметистами из своей чаши.

Седди же откопал в куче покореженного металла отлично сохранившееся лезвие секиры из мифрилистой стали. Все, чтотребовалось оружию — крепкая рукоять и заточка с правкой кромки. Работа на час для опытного гнома. Кэрр с восторгом взвесил готовую секиру в руках и покрутил ею над головой. Но орчонок явно не имел опыта обращения с таким оружием. А больше никто на него не претендовал. Седди помог Бешу сделать петлю, удобную для переноски секиры за спиной и для быстрого перемещения ее на бок в бою.

Беш работал иглой, рассказывая окружающим его помощникам про свое детство. Он родился в семье цехового мастера, тачавшего туфельки для знатных дам и боевые сапоги для рыцарей. Жили они хорошо: свой дом в городе, хутор в живописной долине, много подмастерьев и наемных работников, постоянные заказы. Однако, старшего сына мастер не баловал. С искренней заботой он обучал мальчишку не только своему мастерству. Беш должен был изготавливать свои первые изделия буквально с пустого места. Он добывал шкуру на охоте, он выделывал ее с подмастерьями кожевенников, он красил ее у красильщиков. С женщинами от прял дратву, с мужчинами вытачивал каблуки, с мальчишками собирал ракушки и делал из них пуговицы и бусины. Мастер считал, что делать что-то достойное может только тот сапожник, который начинал с нуля. А стронников быстрого тачания одинаковых грубых башмаков из раскроенных учениками лекал он презирал. В результате к шестнадцатилетию Беш умел создавать — и никак иначе — обувь из любого материала. Он сшивал ажурные туфельки из тончайшей лайки, бальные башмачки из атласа и бархата, непромокаемые сапоги из кожи кроколиска, он мог сплести соломенные сандалии для бани и собрать тяжелый рыцарский сапог из кованных пластин. Разумеется, все это умение ему предстояло оттачивать годами, но в тот год отец решил приобщить сына к еще одной стороне сапожного ремесла. Беш был отправлен с караваном на ярмарку — учиться продавать свой товар, покупать кожи, выбирать краски и материалы для украшения…

Когда из рыжих, раскаленных зноем холмов навстречу фургонам выехала цепочка всадников, Беш решил, что это просто ограбление. И даже успел закопать под приметным камнем свой кошель, в котором с гордостью вез заработанное… Уцелевшие после налета караванщики оказались в шахтах. Худощавого, сутулого Беша поставили было к вагонетке на отвале. Но с парнем очень скоро приключилась падучая болезнь. Напуганные закаченными глазами и пеной на губах раба надсмотрщики расковали его и отправили в коридоры. Там его и подобрала Ларина. Он тащился сам не зная куда, по темному проходу, когда увидел скручивающую веревку девушку. Не выдержал, стал помогать и советовать. Потом снова приступ… она не испугалась, не бросила его. Порой после нескольких припадков он на время терял память. Мог уйти и заблудиться. Ларина находила его. Однажды даже выкупила у одного клана, где Беша хотели сбросить в колодец, испугавшись пены на его губах. Беш пытался справиться с болезнью и работать наравне с Лариной.

— Я от нее никуда, — пояснил он гному, перекусывая нитку белыми зубами. — Но больше всего я бы хотел вернуться с нею домой, — сапожник вздохнул. — Мне кажется, она моим понравится.

— Вернешься еще, поди, — похлопал парня по плечу Седди. — Какие твои годы!

Волхан закончил раздачу оружия, вручив меч Марусеньке и секиру Седди. Все замерли, ожидая, что скажет старик. Тот махнул рукой:

— Что стоите? Все по местам! Разведка вперед, за ними арбалетчики. Малышню в засадные коридоры — перерезать веревки да опрокидывать бочки с камнями. Все остальные слушайте нижние отдушины. И не спать на посту!

После этой лаконичной речи цех быстро опустел. Седди и Марусенька оставались в тылу, обходя по очереди с Волханом слуховые отверстия, пробитые на нижние уровни. Как выяснилось, проходы туда давным-давно завалили, чтобы кровожадниые грампы не калечили ценных рабов. Но кое-где порода просела или камни осыпались. При желании всегда можно было найти окольный путь. Хотя мальчишки восточного клана и обшарили все окрестные коридоры, они могли и не приметить замаскированный лаз. Теперь оставалось ждать: явится Грой один или действительно приманит чудовищ себе на помощь?

— А как у вас их приманивают? — задала вопрос Марусенька.

— На жертву, разумеется, — провел ладонью по горлу Волхан. — Сперва нужно сбросить кого-нибудь поглубже, в старую шахту, в колодец. Или в водопад подземный. А потом, как там раздастся шум, опустить следующую жертву на веревке — чтобы не до дна, значит. Твари двинутся наверх. Третью жертву нужно умертвить и кровью им побрызгать. Они на этот запах помчатся, как мухи. Ну а дальше поместить связанных людишек по дороге — смотря куда надо грампов заманить.

— Неужели кто-нибудь делал такое? — передернула плечами гномишка.

— Делали, и не один раз, — подтвердил Волхан. — И не только злодеи, скажу я тебе. Был однажды вождь, замысливший не просто бежать, а все шахты освободить разом. Он собрал свой клан и рассказал им этот план. И многие пошли на жертву добровольно. Они хотели приманить грампов к центральному стволу шахты вечером, когда рабы уже в камерах, а надсмотрщики еще ужинают.

— Ну и как, вышло у них? — глаза Марусеньки загорелись.

— Нет, не вышло, — покачал головой Волхан. — Вернее грампы-то до шахты дошли. А там их встретила какая-то жрица и загнала на нижние уровни, как мышей. Только клан зря погиб, — старик махнул рукой.

— А быстро эти грампы летают? — спросила девушка, морща лоб.

— Не очень, — пояснил старик. — В подземелье не разлетаешься, можно и покалечиться. Они так плавно, поверху — и вниз, — он показал рукой.

— Угу… — закивала гномка. — Значит, в прямом коридоре от них и убежать можно?

— Можно, только где тут прямые коридоры? Центральный, что через Нейтральный коридор идет прямиком к Грою?

— Хотя бы… — гномишка задумалась.

Седди поискал взглядом Дарика и поежился. Ему начинало казаться, что они влипли гораздо серьезнее, чем он надеялся поначалу. Маг с пустым взглядом тащился за Марусенькой на расстоянии десятка шагов. Гном попытался встретиться с человеком глазами, но ничего не вышло — клирик упорно смотрел куда-то в пустоту.

Атака началась в глухой ночной час. Волхан, разбуженный разведчиками, немедленно удвоил отряды у заваленных коридоров. Войска Гроя шли с севера, от Свакса, почти в открытую, переговариваясь и небрежно бряцая оружием, словно их пригласили на дружескую вечеринку.

— Они нас что, держат за идиотов? — возмутился Микар, поправляя свои ножи.

— Наоборот, — отозвался Кэрр.

— Действительно, что-то тут не так, — пробормотала Марусенька тревожно. — Если бы они хотели отвлечь нас от тех, кто пробирается нижними коридорами, то не ломились бы в открытую, а наоборот, изобразили бы атаку по всем правилам: подкрались бы, обстреляли охрану у моста…

— Может быть, этот Грой слишком самоуверен? — пожал плечами Седди. — Думает, что основную работу сделают монстры, а его клан прогуляется и побренчит мечами, а потом захватит наши коридоры с теми, кто уцелеет.

— Грой самоуверен, это так, — покачал головой Волхан. — Но он не дурак. У него даже библиотека есть.

— Он умеет читать? — удивилась Марусенька.

— Да нет, — рассмеялась Ларина. — Ему читала одна девчонка. Каждый вечер. А потом взяла да и сбежала вместе с детьми.

— А, ну это я уже слышала, — махнула рукой гномишка. — Куда только она сбежала-то? Наверху монстры, внизу монстры…

— Мимо западных коридоров протекает подземная река, — пояснил Волхан. — Девчонка пригнала окуда-то лодку и увезла детей. Наверное, у нее нашелся помощник — кто-то снаружи. Погоню из гроевых молодчиков встретили водяные духи, а надсмотрщики только глянули на эту месиловку и дальше уже не сунулись. Подумаешь, два десятка карапузов — от них пока не было никакого толку. Грою с тех пор особенно неймется…

— А в какую сторону течет река? — буквально взвилась гномишка. — У вас есть карты или хоть что-то похожее?

— Нет, карт у нас нет. За карту можно загреметь в шахты быстрее, чем за плевок надсмотрщику в пиво, — помотал головой Кэрр. — Но свои коридоры я могу нарисовать с закрытыми глазами.

— Мы рисуем схемы на стене и стираем их, — уточнил Волхан. — Я могу набросать примерный план коридоров и шахт, если это так важно. Только реку все равно перегородили заколдованной огненной сетью. Там нельзя пройти.

— Нарисуй, пожалуйста! — попросила гномишка. Седди тоже заинтересовался и подошел ближе. Волхан десятком штрихов изобразил центральный ствол шахты, забои, отвалы, потом коридоры на среднем уровне и верхние, жилые.

— Значит, под нами тоже коридоры, и только потом заваленные ходы? — уточнила гномишка.

— Да, так и есть. Жить там нельзя, очень сыро, но мы собираем там грибы и охотимся на разных тварей, — кивнул Волхан.

— А река?

Старик нарисовал неровный изгиб.

— Вот, до этого порога на ней было безопасно, многие ходили артелями ловить рыбу, хотя рыбы там очень мало. А дальше еще два порога и свалка. Туда проникали немногие. Искали оружие, ценности. Порой приносили заколдованные штучки. Но там очень много водяных духов.

— Духи — это ерунда, — пробормотала гномишка, теребя полученную от Тарсода цепочку-оберег. — Вот огненная сеть — это да… Дарик! — она резко обернулась к клирику, тупо смотревшему в угол. Глаза человека сфокусировались на гномишке и он робко улыбнулся.

— Что это за огненная сеть такая? — требовательно спросила Марусенька. — Ты имел дело с подобным заклинанием?

— Сеть… жжется, — выдавил из себя клирик.

— Не напрягайся, — неожиданно мягко сказала гномка. — Просто головой помотай: ты сможешь справиться с этой сетью?

Дарик наморщил лоб и помотал головой.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Попробуем что-нибудь еще…

Атака Гроя была вялой. Его бойцы неторопливо обстреливали позиции восточного клана, прячась за выступами. Несколько громил покрепче попытались зайти со стороны Нейтрального коридора, но, встретив отпор, даже не стали изображать, что разочарованы: развернулись и утопали обратно к себе. Волхан понимал, что с одной стороны молодой противник вызнаёт раположение сил клана. Но с другой, не оказывать сопротивления тоже было неправильно: после приказа не стрелять, гроевы бойцы захватили один из висячих мостов, лишив восточный клан одного из рубежей обороны. Идущий туда коридор пришлось укрепить бревнами и выставить дополнительный отряд. Время от времени кто-нибудь слышал шум на нижнем уровне, но никаких признаков атаки монстров не было.

К утру обе стороны изрядно вымотались. Половина волхановых дружинников отсыпалась прямо возле своих постов. Девушки во главе с Марусенькой готовили еду. В гномишке не было того вдохновенного оживления, что владело ей в первое утро в подземелье. Она отыскала пяток кладок ящериц, наковыряла лишайника и принесла с помощью Кэрра большую корзину грибов со среднего уровня. На этом ее участие в готовке завершилось: гномишка села в сторонке с мечом в руках и принялась оглаживать его кусочком грубой замши.

Тем временем бой продолжался. Грой зачем-то сосредоточил своих бойцов возле мощного завала и пытался обстреливать через щели находящихся за ним часовых. Через некоторое время в перегороженный коридор собралась добрая половина незанятых несением вахты бойцов. Все они недоумевали, на что рассчитывает агрессивный сосед: своротить камни и бревна его бойцы даже не пытались, а стрелы через узкие щели летали вкривь и вкось, глухо стукаясь о стены. Микар набрал их мало не два десятка и притащил оружейнице — починить, переделать расплющенные наконечники из мягкой меди. Марусенька взяла из рук мальчишки пучок растрепанных снарядов и отшатнулась.

— Скорее! — выкрикнула она, на бегу втыкая стрелы в бочку с песком, где охлаждали после ковки мечи. — Уберите всех из этой пещеры!

Но гномишка опоздала. Смрадные клубы отравы начали подниматься от валяющихся повсюду треснувших наконечников. Возможно, деловитый Микар облегчил участь своих товарищей, подобрав большую часть ядовитых стрел. Но все равно, около трех десятков бойцов было выведено из строя. Их пришлось срочно вытаскивать из опасного места, укладывать на солому и поить медленно действующим противоядием, которое тут же принялись варить две старухи. Ребят тошнило, им скручивало животы, и судорога пробегала по рукам, заставляя ронять новенькие мечи. Для обороны они не годились, даже просто стоять на ногах могли не все.

— Как это я нормального порошка не прихватила, — сетовала Марусенька, вцепившись в рукав Седди. — Что же теперь делать?

— Что делать? — мрачно отозвался гном. — Как пить дать, ждать новой пакости. Уж не знаю, какой.

Волхан шагал по цеховой пещере, раздумывая, как растянуть оставшиеся силы и не оставить дыр в обороне коридоров. Он перебирал все варианты — в том числе и отправить гонца к надсмотрщикам. Если послать с гонцом пару новеньких кинжалов, сделанных Авен… за такого оружейника Грою точно укоротят шаловливые ручонки. По нему давно шахты плачут! Но старик не мог предать гномов. Неужели выбор будет между существованием клана, жизнями доверившихся ему подростков и честью, не позволяющей предать гостей, добровольно оказавших такую помошь клану. Вот если бы выбор был между кланом и кем-то ненужным… малоценным… Волхан резко остановился. И ничего надсмотрщики ему не сделают! Он глава клана, а доказать что-нибудь будет очень сложно… Вождь позвал Микара и наклонился к мальчишке:

— Отправляйся в шахты, да смотри, осторожнее в северных коридорах. Грой сейчас не ждет от нас вылазки, но может патрулировать проходы на вский случай. Передай это вот старшине Кирагу, — вождь протянул мальчишке свернутый в крошечный квадратик кусок затертого пергамента. Тот молниеносно спрятал послание где-то в складках своей одежонки.

— Оденься похуже, — посоветовал вождь. — И ножи оставь.

— Ножи не оставлю, — упрямо мотнул головой Микар. Волхан махнул рукой — в самом деле, кто станет обыскивать этого скособоченного тощего мальчишку? Особенно если он напялит на себя засаленное рванье? А если обыщут — что ж, это станет прекрасной иллюстрацией к его посланию… Волхан вздохнул. Даже такая малая уступка казалась ему подлостью, недостойной вождя клана. Но чаши весов снова предстали перед его мысленным взором. Грой загнал его в эту ловушку. Пусть сам и выкручивается потом.

— Ну, беги! — старик похлопал Микара по плечу. — Осторожнее там!

Мальчишка мотнул головой и быстрым шагом вышел в коридор. Естественно, он не помчится сломя голову. Но двигаться будет быстро, и доберется до старшины не позднее вечера. Однако, до вечера еще нужно как-то дотянуть. Вождь снова вернулся к проблемам обороны.

Седди помогал бойцам Волхана настраивать очередную ловушку. Веревок и канатов не хватало, и Ларина с девочками клана спешно плела плоские ремни из обрезков кожи. Беш помогал им, нарезая одним взмахом из крохотного кусочка кожи в ладонь размером длинную узкую полоску. Со стороны казалось, что Беш чистит спрятанные в кулаке клубни, и бесконечная кожура повисает в воздухе под его ножом.

Марусенька с механизмами возилась с меньшей охотой, чем с оружием, но тоже помогала остальным. Время от времени она переключалась на раздачу противоядия отравленным ребятам. Зелье помогало слабо, но старухи уверяли, что зато «ни един не помреть, токмо кишками маяться будуть». Уцелевшие бойцы переживали за товарищей и отстреливались от гроевых пробных атак гораздо злее, чем раньше.

Когда в коридоре резко повеяло помоечным смрадом, вскочили на ноги только выросшие в шахтах гномы. Остальные еще несколько секунд оставались неподвижными, глядя на происходящее круглыми глазами. В восточных коридорах раздались мерзкие тонкие вопли, и стая огромных летучих мышей ворвалась в освещенное пространство. Их были сотни. Твари метались, норовя загасить крыльями немногочисленные факелы, метили подземникам в глаза, подло сбивали их с ног. Марусенька и Седди спиной к спине уже отмахивались от мышей, когда остальные только выхватывали оружие.

— Почему от них так воняет? — крикнул караванщику Беш, раз за разом раскручивая свою пращу.

— Это же мусорные твари, — пояснил гном. — Живут в отвалах, питаются чем попало. Не могу понять, как их сюда занесло…

— Это как раз очевидно, — сплюнул Ораг, отмахиваясь от монстров копьем. — В мусорники-то пробиты дырки во всех коридорах. Скорее всего, Грой заткнул все остальные чем-нибудь, а потом поджег помойку или напустил туда своего яда. Вот мыши и помчались в единственное отверстие — к нам.

— Этот ваш Грой такая сволочь! — топнула ногой Марусенька, рассекая очередную тварь почти пополам, — Я бы с удовольствием с ним встретилась… один на один в темном коридоре.

— Как же, — зло ответил Кэрр. — Он один не ходит. При нем всегда десяток дуболомов. Не подойти.

Бой с мышами продолжался довольно долго. Его результаты мало напоминали полную победу. В выморок улетели только несколько ребят помладше, недавно взявшихся за оружие. Но почти все бойцы были оцарапаны, оглушены визгом или покусаны тварями. Укусы гадин действовали не лучше яда — раненое место мгновенно вспухало и наливалось тяжелой немотой. Воевать похожими на бревна руками или стоять на распухших ногах удавалось немногим.

— Он выматывает нас постепенно, — зло рубя ладонью по ладони пояснил оставшимся в строю Волхан. — Больше половины наших не в состоянии сражаться, а он еще и не атаковал как следует. Если у Гроя в запасе еще парочка подобных фокусов, то никакие демоны ему не потребуются. Нас можно будет брать голыми руками.

— Жалко, что у нас нет колдуна! — проворчал Кэрр. — Или хоть ихних лечебных зелий! Говорят, что магия лечит все почти мгновенно.

— Да-а… — согласилась с орчонком Марусенька, старательно вычесывая мусор из сонечкиного хвостика. Гномишке казалось, что из-за летучих мышей прическа подруги поредела почти наполовину. — Я бы не отказалась и от боевых заклинаний. Или хотя бы защиток. Дарик ничего не помнит, а больше тут колдунов нету…

— Если не считать тех, что помогают надсмотрщикам, — поправил ее Беш.

— И много их там? — спросила Марусенька.

— Ну, трое или четверо точно есть, — пожал плечами парень. — Когда приходят за выросшими рабами, всегда прихватывают с собой колдунов. Чтобы никто не убежал по дороге в шахты.

— Смотрите! — воскликнула Ларина, держащая обеими руками тяжелый щит. В коридор вползала тонкая струйка воды, постепенно расплываясь по полу, заполняя собой все трещины и стремясь дальше.

— Он решил нас затопить? — изумилась гномишка. — Но это невозможно! Тут столько трещин и ходов вниз…

Вода действительно просачивалась в пол, уходила в отверсттия. Но ее было так много, что скоро восточные коридоры превратились в один ручей глубиной по щиколотку. Намокшая солома, погасшие открытые очажки, подмокшие продукты: вот каков был печальный итог этой диверсии. Снова никаких особых потерь, но… Бойцы Волхана гудели, как рой разозленных пчел. Старик еле сдерживал их от немедленной контратаки.

— Мы не можем атаковать все вместе, коридоры узки, и нам необходимо оставить охрану возле раненых, — втолковывал он ребятам.

Но все его слова были забыты, когда Грой вновь напал на караулящих у моста бойцов. На место прорыва кинулись почти все, яростно бросаясь на западных. Те, словно не ожидавшие подобного отпора, начали медленно, с боем, отступать. Преимущество Волхановой дружины было в ее слаженности и тренированности. Преимущество Гроя достигалось за счет отборных бойцов — полуорков и рослых парней, явно давно переросших тот возраст, когда их должны были отправить в шахты. Силы были почти равны. Но, шаг за шагом, восточные заставляли западных отступать в глубину северных коридоров. Их воинственные крики скоро стихли за поворотом.

— Что там, в северных коридорах? — спросил у Волхана Седди. Ему стоило немалых усилий убедить Марусеньку, что охрана раненых — не менее важное дело, чем контратака. Вся шестерка новичков осталась нести вахту возле цеха. Деревянные ворота укрепили, на полу быстро соорудили настил из оставшихся свай, где и разместили раненнх и отравленных.

— Свакс… — пожал плечами Волхан. — Такие же ребята, как и везде, только чуть побогаче живут. Стариков и детей у них мало. Заботятся в основном о себе. Сейчас наверняка заткнули свои норы чем попало: камнями или деревянными крышками, и ждут, когда все закончится.

— А как же их целебная вода? — удивился Седди. — Сколько дней они могут ничего не делать?

— Воду качает ручной насос, потому что она с каждым годом уходит все глубже и глубже, — ответил Волхан. — Возле насоса кто-нибудь остался, я уверен.

— А раньше воду просто черпали, что ли? — уточнил гном, задумавшись.

— Да, просто черпали из источника. Но тот опускался все ниже. Сперва пришлось выдолбить колодец, а потом, когда колодец стал слишком глубоким, соорудили насос, — кивнул вождь.

— Глубокий колодец? — караванщик выпучил глаза. — Где он расположен?

— Да прямо в центральном коридоре, а что? — Волхан встревожился от тона гнома.

— И наши сейчас продвигаются прямо к нему… — зловеще понизив голос, произнес Седди. — Так?

— Жертва! — охнула Ларина. — Это ловушка!

— Если только Грой совсем рехнулся… — начал было старик. Но в эту секунду стены коридоров дрогнули, и раздался далекий гул, похожий на рев водопада.

— Факт — он рехнулся! — оскалила зубки Марусенька. — Вот мразь! — и гномишка кинулась по тоннелю в сторону северных коридоров. За ней, перепрыгивая через глубокие лужи, помчались Седди, Ораг, Беш и Ларина.

Волхан покачал головой и направил следом за новичками еще десяток бойцов. Он еще не сдался, нет, но сражаться с глубинными демонами с горсткой уцелевших ребят было бессмысленнее, чем идти на дракона с ученической дубинкой. Что же Микара так долго нет? Вождь поднял покрасневшие глаза на Кэрра.

— Собирай всех! Берите тачки, носилки, грузите раненых и больных. Здесь никого не должно оставаться уже через пару минут. Кто может бежать — бегите.

— Куда? — уточнил орчонок с невозмутимым лицом. Его кулак сжимался и разжимался на древке копья.

— В западные коридоры, — отрезал Волхан. — Вряд ли Грой караулит задворки своих владений, так что берите левее. Займите там комнату, где жили сбежавшие дети. Из нее есть выход к реке. Она уже однажды сослужила хорошую службу — может быть сослужит и еще раз. Обороняться в ней можно долго.

— Ясно, — отозвался Кэрр и сорвался с места. Он не был таким хорошим организатором, как Волхан, но, исполняя полученный приказ, находил лучшие способы донести его до остальных. Одних он ободрял, других злил насмешками, третьих ругал, четвертых злобно тащил за шкирку, показывая, что связываться с орком в ярости опаснее, чем с глубинными демонами.

Плотная группка то ли беженцев, то ли захватчиков беспрепятственно проникла в западные тоннели и растворилась в самых темных проходах, ведущих к реке. В бывшей детской мигом стало душно и тесно от набившегося народа, но когда отвалили камни от выходящего на реку лаза, сразу стало свежее. Кто-то зажег крохотный очажок, несколько воинов встали на страже, впрочем, не высовываясь в чужие коридоры. Волхан устало опустился на покоробившуюся шкуру около отравленной девушки, так и не бросившей свой новенький арбалет. Та тихо заскулила, невольно прижавшись к боку старика. Волхан погладил ее по спутанным коротким волосам и попытался пошутить:

— Не бойся, пока Грой там возится, мы уже захватили его территорию!

Ребята сели как можно ближе к вождю и напряженно замолкли, вслушиваясь в гулкое эхо. Трудно было понять, что творится в подземелье, но до них доносился грохот, рев, вой и звон металла. Одна из самых младших девочек, лет пяти или шести на вид, хотя она могла вполне оказаться тридцатилетней полуэльфкой или полугномкой, спросила Волхана, разбивая молчание:

— Скажи, вождь, а что мы будем делать там, наверху?

Волхан опешил. Он не говорил со своим кланом об этом, не вселял в них призрачные надежды. Он и сам старался как можно меньше думать про забрезжившую за спинами таинственных гномов свободу. Но невозможно было смолчать, и невозможно было соврать.

— Мы могли бы построить дом. Большой светлый дом из дерева, чтобы у каждого их вас была свои комната. Или несколько домов. Целый хутор. Мы завели бы овец, буйволов, кур и гусей. Распахали бы огороды и поле под овес. Тех, кто захочет учиться ремеслу, мы отправили бы в город, в мастерские. Для детей нашли бы учителя, — Волхан закашлялся, так сжало ему горло от представившейся картины. Вся его несостоявшаяся жизнь, в которой могла быть семья, жена, дети и внуки, словно обрушилась на него водопадом боли. Кажется, впервые он начал понимать, почему стал вождем клана, почему сплотил этих ребят, как родных.

— Некоторые из вас могли бы отыскать своих родных, — вождь снова откашлялся. — Может быть, они пришли бы поселиться вместе с нами. А может быть, позвали бы вас к себе.

— А те, у кого родные в шахтах? — тоскливо спросил темноглазый парнишка с парными мечами.

— Тем я бы советовал и дальше обучаться военному делу. Может быть, однажды вы сумеете освободить их?

— А магии мы можем обучаться? — спросила все та же малышка.

— Не знаю, — растерялся Волхан. — Только колдуны могут определить способности к своему искусству. Пригласим колдуна, он пройдет мимо вас, — вождь провел рукой поверх голов сидящих бойцов. — И сразу скажет, кто может стать магом, а кто нет.

— А если я могу, но не хочу? — вмешался всклокоченный парень с эльфийскими ушами и зеленоватой кожей.

— А если я передумаю потом? — нахмурилась девушка, лежащая возле вождя.

Клан загудел. Ребята начали обсуждать важные и неважные вопросы так, будто свобода и хутор уже были обещаны им божественной волей. Они спорили, стоит ли разбивать в палисаднике цветник или посадить яблони, нужна ли карусель для малышей или только качели, куда пойти учиться, кто помнил имена и адреса родных, а кто и собственного-то имени никогда не знал, и получил его уже от Волхана.

Волхан бессильно опустил голову. В этот миг он готов был умереть за счастье этих неприкаянных душ.

— А куда наш колдун подевался? — вдруг дернула его за рукав лежащая девушка. — Ну, который ненормальный?

Волхан вскинул голову. Дарик, понуро тащившийся следом за убегающими от демонов, действительно исчез. Не было его ни в пещерке, ни в коридоре, ни в отхожем отнорке, ведущем к реке.

Седди с удивлением обнаружил на своем амулете еще одну полоску. Каким-то образом Дарик присоединился к ним. Что погнало бывшего клирика по коридорам навстречу демонам? Некогда было думать об этом. Их отряд держал круговую оборону, не позволяя алым тварям прорваться туда, где оставались раненые, отравленые и дети. От колодца, где разом полегло больше половины отправившихся в погоню, их уже смело волной нападающих. Бойцы Гроя постреливали из арбалетов, не спеша попадаться на глаза глубинным тварям. Когтеглазые барвазы крутились в воздухе, сбивая прицел арбалетчиков.

Гном поискал глазами понурую фигуру клирика. Дарик обнаружился возле Марусеньки. Он что-то говорил ей, порывисто жестикулируя. Гномишка похлопала его по плечу и снова закрутила мечом, отражая атаки. Дарик отошел в сторону и прислонился к стене. Он выглядел настолько безразличным, что даже монстры не обращали на него внимания. Караванщик снова ринулся в битву. На каждую тварь бойцы нападали втроем-вчетвером, но только с помощью гномов удавалось прикончить очередного демона.

— Сдается мне, — прохрипел Седди на ухо Марусеньке, — что у этих ребят амулеты еще и наполовину не светятся.

— Что ж, — ответила она на выпаде, — многие из них будут готовы к Испытанию после этого боя. Если останутся живы.

С мечом в руках Марусенька снова становилась похожа на смертельно опасного, неуловимого, как ртуть, Авена, прикидывающегося работником при бродячем цирке. Караванщик только вздохнул, уловив эти перемены.

— Так странно, — поделилась с ним гномишка во время короткого затишья, когда бойцы вокруг спешно перевязывали раны и пытались восстанавливать силы каким-то самодельным отваром. — Я помню, что мой меч был усилен кристаллом, дающим усиление удара. Но сейчас он выглядит так, словно его еще пару раз зачаровали благословенными свитками…

— Может быть, одно из лезвий, которые ты перековывала, было зачаровано? — пожал плечами Седди.

— Да? Странно, — оружейница задумалась. — Мне казалось, что магия пропадает при перековке, но все может быть.

— Будь осторожнее, — вздохнул Седди. — С волшебным мечом или нет…

— Без нас они не справятся, — глухо констатировала гномишка. — Ты же видишь, эти бойцы и так с трудом выдерживают каждую новую атаку.

— Да, вижу, — опустил голову караванщик. — Но я не хочу снова потерять тебя. Ты не знаешь, где здесь приходят в себя после выморока и что тебя там ждет. Судя по репликам ребят — ничего хорошего.

— Увидим, — Марусенька кинулась к новой крылатой твари, заставляя своими боевыми выкриками вскочить присевших было воинов.

Седди отмахивался, рубил, приседал, пропуская широкие когти над головой, перекатывался по полу и снова рубил. Порой ему казалось, что секира вот-вот вывалится из онемевших пальцев, и во время одной из коротких передышек он торопливо срезал кожаные завязки со своего заплечного мешка, попросту завязав его горловину веревочкой. Ремешками же гном примотал древко секиры к запястью правой руки. Демоны, перепачканные кровью жертв, но все еще голодные, кидались на сражающихся, как чайки на брошенную в воду корку хлеба. У гнома нередко темнело в глазах от усталости, но всякий раз за время, пока новый монстр сменял убитого, к нему возвращались силы.

Марусенька старалась ударить тварь первой, понимая, что некоторых дружинников Волхана грампы могут зашибить с одного удара. Конечно, выморок не вечен, но пятеро ребят, очнувшихся где-то в центральной части шахт, вернулись на поле боя с дрекольем: надсмотрщики отняли у них сверкающие новенькие мечи, да еще пытали о каких-то чудесах. Остальным на первый раз повезло: арбалеты и копья никого не заинтересовали.

Гномишка еще ни разу не участвовала в подобном бою. Охота и одиночные убийства были не в счет. Тут за каждый промах, за каждую ошибку расплачивался кто-то другой, расплачивался своей болью, кровью, а не потерянной добычей или отсутствием полосочки на амулете. Казалось, что каждый вдох подчиняется общему ритму: оглушить, удар, отбежать, попытаться оглушить еще раз, дать арбалетчикам выстрелить, снова удар с Оглушалкой. Меч бился в руках девушки пойманной рыбой, то норовя выскользнуть, то наливаясь энергией кристалла. Время от времени Марусенька пыталась перевязать свои раны, но ей не всегда удавалось это. Кровь засыхала коркой на коже, пятнала доспех, отвратительно пахла железом на губах. Трудно было понять, какие из кровоточащих ран — опасные, а какие — просто царапины на коже. Гномишка не позволяла себе смотреть на амулет. Она не целитель, не клирик, какое ей дело до жизненных сил? И эликсиров все равно нет.

Новый удар когтистых лап. Марусенька дождалась, пока трое бойцов всадят свои клинки под ребра твари и довершила дело ударом с разворота. Смявшееся крыло хлестнуло ее по лицу, обдав пылью, песком и вонью. Гномишка отступила на несколько секунд, пытаясь проморгаться. Где-то за спинами обороняющихся маячил Дарик. Он сумел сказать ей, с трудом выговаривая слова, что восточные ушли из своих коридоров и укрылись как раз там, где они с Седди спрятали свое оружие. Она попыталась отправить Дарика за амуницией, но клирик только тряс головой. То ли не понимал, чего она от него хочет, то ли наотрез отказывался покидать ее.

После короткой схватки с когтеглазом вновь помутнело в глазах, пришлось опереться на стену. От меча исходило ровное тепло, в груди противно кололо. Марусенька помотала головой и осмотрела свой отряд. Многие были потрепаны, изранены. Лучше всего выглядели вернувшиеся из выморока — у них хотя бы не осталось ран и царапин. На предплечье из-под вспоротого рукава текла и текла кровь, как гномишка ни пыталась прижать кусок ткани поплотнее к ране. Девушка перехватила меч в левую руки и расплела сонечкин хвостик. Кожаная ленточка обмоталась вокруг руки и мгновенно набухла кровью. Вот ведь, и при этом почти не больно!

Перехватить меч обратно Марусенька не успела. Очередная тварь прыгнула на нее, едва высунув голову из-за среза колодца, метя по ногам. Гномишка вскрикнула, покатилась по полу, но сумела перевернуться и подняться на ноги. Грамп, вооруженный тонким копьём, наседал на нее, не обращая внимания на остальных бойцов, хотя они и осыпали его градом ударов и выстрелов. Перехватывать меч было опасно, и Марусенька взялась за него обеими руками, направляя чуткое острие в живот твари. Но та небрежно отбивала клинок копьём и сама пыталсь приблизиться на расстояние удара. Они кружили на месте, то прижимаясь к стенам, то перепрыгивая через трещины в полу. Нужно было прикончить монстра, но копье неизменно оказывалось перед лицом гномишки, какие бы маневры она ни предпринимала. Бойцы отскочили к стенам и дальним проходам, понимая, что сейчас могут только помешать девушке. Кто-то из них подхватил внезапно осевшего на пол Дарика. Бледный, как мел, клирик оказался в глубоком обмороке. Его дыхание еле прослушивалось, а руки были ледяными.

В какой-то миг Марусенька вспомнила финт, показанный ей Трискелом. Для его исполнения нужно было только дождаться, когда что-нибудь отвлечет тварь хоть на долю секунды. Арбалетный болт, один из тяжелых металлических, отлитых ею, вонзился в плечо грампа по самое оперение. Гномишка легко хлопнула мечом по правому бедру твари и тут же метнулась под левое крыло, словно собираясь спрятаться за спиной монстра. Клинок, от скорости прочертивший в воздухе сверкающую дугу, вошел в подмышечную впадину со скрипом, как нож в мокрое дерево. От подобного удара обычно умирали на месте. Но гномишке не хватило роста, чтобы направить острие точно в сердце твари. Грамп изогнулся, выпучив уже мутнеющие глаза, и наклонил копье…

Марусенька снова ощутила, что меч стал теплее и по руке от него побежали щекотные мурашки. Пол под ногами стал страшно скользким — наверное, от хлынувшей крови грампа. Стараясь не поскользнуться и не грохнуться, гномишка ухватилась за первое, что попалось ей под руку — за копье. Оно торчало у нее перед глазами под странным углом. В груди снова закололо, захотелось закашляться, но рот заполнила густая жижа со вкусом крови. Ее было так много, что Марусенька приоткрыла рот, не в сила ни проглотить, ни выплюнуть эту гадость. По спине, по рукам и ногам бежали болезненные уколы, словно раскаленные шарики катились под кожей. Свет в глазах мигал, становясь то ослепительным, то тускло-серым. Почему-то навернулись слезы обиды. Жалко, так жалко… Но она не понимала, о чем сожалеет, пока не потянула за древко копья и не осознала, что оно торчит из ее груди. Пройдя между ребрами прямо напротив сердца. Проткнув его. Выйдя из спины. И пригвоздив Марусеньку к рассохшейся свае. Вот почему она не падает. Грамп успел-таки достать ее, прежде чем сдох. Седди может не справиться один. Почему упал Дарик? Что будет с Сонечкой? Ой, и ленточка порвалась… Гномишка снова попыталась втянуть в себя воздух, но почти черная кровь хлынула у нее изо рта. Руки девушки разжались, и меч покатился по каменному полу, жалобно дребезжа. Искривленные стены надвигались на нее. Страное пространство, где пол и потолок меняются местами. Где причудливый узел из трубок обозначает ее запутанную судьбу, и судьбу Сонечки, и судьбу Дарика. Где темные щели уводят в небытие навсегда.

Чернота метнулась ей навстречу, как челюсти сработавшего капкана.

Глава 61. Чётки богов

Снова вздымалась под ногами палуба «Дарбора». Клайд привычно следил за такелажем и курсом корабля, хотя погода стояла на редкость спокойная, и магической помощи матросам не требовалось. На палубе, кроме него, находились почти все пассажиры многострадального парусника.

Кузьма сколотил кресло на колесиках, в котором вывозил Сонечку на свежий воздух. Гномишке неожиданно для всех стало плохо вскоре после отплытия. Сначала она потеряла сознание, потом у девушки начался сильный жар. В короткие минуты облегчения, когда маги сбивали гномишке температуру, Сонечка слабо плакала и твердила, что Марусенька погибла. Этот кошмар продолжался несколько суток, затем гномишке стало легче. Но вставать она пока не могла, и почти ничего не ела. Судя то тусклому свечению амулета, гномишка потратила на что-то почти все свои силы — физические и магические, но никто не мог понять, как это произошло.

Хенайна листала свои книги и пожимала плечами, Сэйт тоже не мог припомнить ничего похожего. Сонечка совершенно не помнила, с чего ей привиделась гибель младшей подружки, и пыталсь уверять друзей, что не верит в кошмарные сны, но все равно настроение у всех было подавленное. Кселла так и не обнаружила упрямых мстителей, а Седди не отвечал на письма.

— Нужно ему отправить большой кристалл! — горячилась Эмми. — Который без почты доходит!

— Надо, — соглашался Клайд. — Но у нас такого в запасах нету. Как только мы попадем в какой-нибудь город, сразу отправим. У меня у самого душа не на месте.

Тем временем «Дарбор» приближался к тому месту, где на карте было обозначено таинственное место, заставлявшее светиться и волшебный кинжал артеас, и Чашу, и даже крохотные бубенчики, найденные когда-то в подвале архива.

Связка этих потемневших от времени украшений осела в заплечном мешке Сэйта и была обнаружена вездесущей Эмми, которая вздумала навести порядок в вещах друга. Сам эльф никакого восторга от этого процесса не испытывал, испуганно вскрикивая всякий раз, когда девушка роняла или небрежно швыряла на стол какую-то особо ценную вещь: смятый пергамент с черновиком будущей книги, редкостную шишку неизвестного дерева, рваную обёртку от упаковки магических зарядов, серебряную чашечку, сломанный перочинный нож, бутылку из-под чернил, перчатку без пары, окаменевший бутерброд или одну из пухлых записных книжек Сэйта. Кроме того в мешке обнаружились: считавшаяся пропавшей рубаха, странно пахнущий носовой платок, дюжина носков, ни один из которых не подходил к другим, тщательно завернутые в кусок кожи пуговицы от давно выброшенных рубах и штанов, три пары ножниц, каждую из которых Сэйт приветствовал воплем: «Вот они где!»; два весьма пятнистых полотенца; зимняя шапка из облезшего до неопознаваемости меха; два десятка фиалов с жидкостями и без этикеток, которые эльф тут же принялся весьма осторожно обнюхивать; десяток книг, карандаши, перья, кусочки мела и угля, спальный мешок из паучьего шелка, в котором болтались вперемешку глиняные черепки и семена коды.

Эмми сортировала найденные вещи под недовольное ворчание эльфа, когда из очередной скомканной тряпки со звоном выпала на пол связка бубенцов. Сэйт сразу же забыл про пузырьки и ножницы и понес находку Клайду, Вивиан и Хенайне. В это время Аннарин как раз демонстрировал эльфийке свечение Чаши над картой, и само собой вышло так, что Сэйт поднес к этому же месту бубенцы. Они немедленно тускло засияли, словно грибы-лунники в коридорах города темных эльфов.

У них была карта, у них был нож, спасший Рамио, Чаша, тупой кинжал, обладавший пугающим свойством вытягивать кровь того, к кому его подносил хозяин, и непонятные бубенцы.

Капитан Гарр недоверчиво качал головой, но старые лоции были так подробны и отчетливо прорисованны, что орку не составляло никакого труда следовать намеченным курсом. А там пусть уж искатели сокровищ сами разбираются с этим таинственным местом.

Бухта, расположенная ближе всего к заветной точке на карте, оказалась окружена рощами раскидистых деревьев. Между рощами вились широкие укатанные дороги и виднелись крыши хижин.

— Как нас тут встретят? — то и дело спрашивала Каона, опасавшаяся нападения или недоверия местных жителей. Но, хотя где-то вдалеке и мелькали сигнальные вспышки на сторожевых башнях, никто не торопился напасть на чужеземный парусник. «Дарбор» беспрепятственно достиг пристани в южной части бухты и матросы приготовились отдать якоря. Капитан Гарр с сомнением покосился на берег и махнул рукой:

— Давай, ребята! Если до сих пор не напали, глядишь и обойдется.

Цепи загремели, судно слегка вздрогнуло, и широкая доска трапа легла между бортом и причалом. Клайд, не задумываясь, сошел на берег. С каждым шагом ему все больше нравилось место, куда они прибыли. Причал, небольшой, но очень аккуратно сделанный, украшала мелкая изящная резьба. Дорожка, ведущая от бухты, была обсажена цветами, клонившимися до земли под напором теплого морского ветерка. Саму дорожку покрывали неровные сероватые плитки, которые при рассмотрении оказались осколками огромных раковин, мастерски подогнанными друг к другу. Некоторые куски лежали перламутровой стороной вверх, отчего по тропинке змеился узор из розовых, белых и голубых пятен. Стояла непривычная для всех, влажная тропическая жара. Воздух, наполненный густыми запахами, казалось, ложится на плечи горячим мокрым покрывалом и медленно течет в легкие, мешая дышать.

— Красиво! — вздохнула Вивиан, ступившая на землю следом за магом.

— А чего ж тихо-то так? — нахмурился Рор, помогая Хенайне сойти на берег. — Может, стоило обождать на борту?

Эльфийка все еще не оправилась после гибели брата и его друга. Время от времени из ее каюты раздавались тихие всхлипы, хотя она старалась скрывать свое горе от друзей. Рор был единственным, с кем она могла разговаривать о погибших — потому что орк тоже знал их многие годы.

— Давайте я один схожу к поселку, — предложил Аннарин, поправляя меч в ножнах.

— Нет уж, давайте все вместе! — решительно возразила Лемвен. Тири только усмехнулся. С палубы вслед друзьям с беспокойством смотрели Кузьма и Сонечка. Гномишка уже могла сидеть, но и речи не было о том, чтобы она куда-либо отправилась. Каона и Эмми тоже стояли у борта — капитан Гарр, незаметно перемигнувшийся с Клайдом, запретил поварихам покидать корабль. Впрочем, приключениями все были сыты по горло, никто не рвался влипнуть во что-либо еще. Рамио, как обычно, расспрашивал Каону об окружающем, качая головой: нет, этих земель он не знал, и учителя не рассказывали ему о них, и память предков не хранила ничего похожего.

— Идем, — Клайд нетерпеливо двинулся вперед. Ему хотелось рассматривать строения у причала и дома в отдалении, как ребенку новые игрушки. Все было чистенькое, раскрашенное в светлые тона. Светло-оранжевые, желтые, розовые, голубые и кремовые стены, зеленые, синие и красные крыши. Полосатые двери и ставни на окнах. Пестрые заборчики, сплетенные из тщательно подобранных ветвей, как корзины. С разными узорами, вычурными арками у ведущих к крылечкам дорожек, выступами-лавочками у ворот. И круглыми отверстиями-окнами, в которых грелись на солнце ленивые зверьки, похожие на огромных белок.

Повсюду на ветру полоскались узкие ленточки с изображениями цветов, улиток, листьев и птиц. Эти вымпелы украшали ветки деревьев в садах, ворота домов, резные столбы, стоящие вдоль улицы. На каждом столбе на медной цепочке висела полукруглая чаша, похожая на таз для варки варенья. Маг догадался, что это, видимо, светильники.

Клайд осматривал все это с огромным интересом, невольно вспоминая свое первое посещение Сердце Гор и восхищение мастерством гномов. Здесь тоже поработали искусные мастера, но их архитектура была более легкой, пронизанной морским ветром, хранящей не тепло, как гномские основательные дома, а прохладу в жаркий полдень. То тут, то там попадались искусственные прудики с маленькими водопадами, плетеные навесы и беседки необычной формы, похожие на полусферы, лежашие на боку. В тени жара слегка спадала, ветерок начинал осушать пот, струящийся по вискам и шеям путешественников.

— И никого! — прошептала Хенайна, снова невольно опираясь на руку Рорра. — Неужели тут что-то случилось? Мор? Голод?

— Ну какой голод, — усмехнулся орк. — В садах полно зимних плодов и уже распускаются бутоны летних. В этой земле плодоносит даже воткнутый в грядку посох. Да и на мор не похоже — кто-то же подавал сигналы на башнях. И вони нет, и беспорядка. Вряд ли местные жители прилежно подмели свои ракушечные дорожки, после чего легли на пол и померли.

— Площадь! — воскликнула Леми. — Какая миленькая!

Действительно, выложенная все теми же плитками площадь была уютна, как эльфийский садик. Всюду стояли глиняные кадки, в которых росли кусты и деревья. Между огромными горшками протянулись легкие скамьи, сверху на растяжках висели плетенки, укрывавшие площадь от солнца. Везде трепетали в воздухе знакомые ленточки и зверьки перебегали от одной лавочки к другой.

— Давайте посидим тут! — воскликнула Вивиан, опускаясь на лавочку. Все последовали ее примеру, только Клайд остался стоять на краю площади, недоумевая, с чего это друзьям вздумалось рассиживаться. Они прошли не больше двух миль, и совершенно не устали. Клирик обогнул несколько цветущих кустов и приблизился к расставленным на улице столам. Это выглядело похоже на харчевню, за одним маленьким исключением — тут было абсолютно пусто. Ни официанток с кружками эля или хвойного отвара, ни властного хозяина, ни поваров. Никаких съедобных запахов не доносилось из-за плотно закрытых ставен, только аромат цветов.

Недоумевая, Клайд обошел площадь по кругу. Тут располагались лавочки, витрины которых прикрывали ставни, пара трактиров, которые он распознал только по стоящим на улице столам, и несколько заведений, о назначении которых оставалось только догадываться. И ни души!

Когда Клайд вернулся к своим, Вивиан с трудом подняла голову от скамейки. Все остальные уже крепко спали.

— Ложись! — улыбнулась магу девушка. — Поспим немного.

— Что с вами? — встревожился клирик. Он не ощущал ни малейшей магии, но его друзья уснули слишком быстро. Эти лавочки, покачивающиеся под навесами… Для ловушки они выглядят слишком невинно, но магу все это не нравилось.

— Ви, вставай! — он потянул девушку за руку. Та только зевнула во весь рот и уронила голову на согнутый локоть. Клайд потормошил Аннарина, Сэйта — все они сладко спали, открывая глаза на секунду и советуя другу тоже прилечь. Магический сон выглядел не так. Это скорее напоминало действие сонного зелья.

— Что делать? — спросил Клайд у спящей Вивиан. — Ви, что происходит? Может, матросов позвать? — он был готов сорваться с места и побежать за подмогой, но боялся оставить беспомощных друзей одних.

— Ничего не надо, — ответил ему хриплый голос. — Бегать не надо, кричать не надо. В этой земле днем все любят поспать. Днем плохо, жарко. Ночью хорошо, весело. Садись рядом со мной, Десятый воин, я налью тебе морского молока и буду слушать, какой дорогой ты пришел к оюпити!

Клайд подскочил от неожиданности. Чуть в стороне, почти незаметный на фоне плетеных висячих лавочек и причудливых теней от навесов, полулежал Ссасаюсин. Возле бывшего пленника стоял запотевший кувшин и пара глиняных кружек.

— Иди, друг, порадуй меня рассказом, — улыбнулся ему круглоглазый дикарь. Впрочем, теперь он не выглядел настолько диким, как в плавучем лабиринте. Белые свободные штаны с широким поясом, доходящим почти до середины груди и расшитая жемчугом разных оттенков бежевая безрукавка составляли его одежду, и это выглядело цивилизованно и изящно. Голову Ссасаюсина покрывал вычурно завязанный тонкий платок, украшенный бисером. Мужчина сидел слегка сгорбившись, как огромная нахохлившаяся птица.

— Приветствую тебя, Ссасаюсин, — кивнул растерянный Клайд. — Ты уверен, что этот сон… он безопасный?

— Полностью. Сейчас все оюпити спят, кроме жрецов и стариков, — пояснил клирику старый знакомый. — А я встречаю тебя, друг.

— Ты знал, что мы прибудем сюда?

— Знал. Не знал в какой день. Разве твоя женщина не сказала тебе, что наши дороги пересекутся?

— Да, сказала, — вспомнил разговор с Вивиан клирик.

— Вот поэтому я каждый день беру кувшин холодного морского молока и иду сюда — ожидать твой приход. Сегодня ты пришел, — покивал магу мужчина.

— А ты, наверное, жрец, раз не спишь? — поинтересовался Клайд.

— Я и жрец и старик, — ответил тот. — Ты можешь называть меня Оти-Ссас, что означает Старший Ссасаюсин, а можешь Иу-Ссас, что означает Жрец Ссасаюсин.

— Хорошо, Иу-Ссас, — улыбнулся Клайд. — Ты жрец и я жрец, и мы не спим. Но почему заснули мои друзья-жрецы?

— Ты не спишь не потому, что ты жрец, — помахал ладонями в воздухе Ссасаюсин. — Ты не спишь потому, что ты Десятый воин, и ты вступил на свой путь.

— Ты хочешь послушать меня или рассказать мне о Десятом воине? — поинтересовался клирик, слегка заинтригованный.

— Ха, нет, сейчас ты говори, — Ссасаюсин налил в кружку Клайду густую белую жидкость, похожую на простоквашу. — Про Десятого воина тебе расскажет главная жрица, Дочь Орла.

— Ну хорошо, — клирик отхлебнул солоноватый напиток, приятно утолявший и жажду и голод. — Слушай…

Когда он закончил рассказ о высадке на берег Грации и о несчастье с Рамио, тени склонились к востоку. Стало заметно прохладнее, подул ровный ветерок. Спящие зашевелились, приподнимаясь и протирая глаза.

— Что с нами стряслось? — недовольно проворчала Хенайна, потирая отлежанную щеку с отпечатком плетенки. — Сроду так не хотела спать, как сегодня!

— Ссасаюсин говорит, что тут особый воздух, — пояснил Клайд, помогая Вивиан подняться. — Все спят днем, когда жара. А вечером, ночью и ранним утром работают и развлекаются.

Действительно, площадь стремительно заполнялась народом. Одетые подобно Ссасаюсину оюпити приносили с собой кувшины с напитками и длинные копченые ломти мяса. Возле харчевен молодые парни разжигали переносные жаровни, а женщины расставляли по столам кружки и тарелки. Распахнулись двери и витрины лавочек. К большому огорчению путешественников, оюпити слыхом не слыхивали о почтовых кристаллах. Магических товаров тоже было очень мало.

— Только то, что привозят из-за моря, — пояснил жрец Клайду. — Мы не делаем.

Торговали вещами повседневными: посудой и тканями, одеждой, оружием, инструментами, украшениями, пряностями, вяленой рыбой и сушеными фруктами.

— Почему не продают свежую рыбу и свежие фрукты? — удивилась Лемвен.

— В городе запрещено, — пожал плечами жрец. — Кому нужно, те идут к рыбакам или к садовникам и покупают. Или ловят сами.

На улицах мельтешили дети. Мальчики, зачастую одетые только в укороченный вариант взрослых штанов, раскачивались на подвесных лавочках, перелезали через плетеные заборы и носились наперегонки со зверушками.

— Что это за животные? — поинтересовалась Хенайна.

— Это белые фоссы, — ответил жрец. — Домашние. Дикие пятнистые и немного крупнее.

Фоссы играли с детьми азартно и шумно, как волчата, но сохраняли при этом кошачью независимость. В любой момент зверек мог развернуться и отправиться по своим делам, не обращая внимания на крики своего двуногого товарища по играм.

Девушки невольно протягивали руки к симпатичным зверюшкам.

— Они похожи на крохотных кугуаров, — умилилась Леми.

— Помесь кошки с крысой они напоминают, — буркнул Тири, которому с трудом посчастливилось увернуться от зубов недовольной его вниманием фоссы. А что такого? Он всего-навсего потрогал ее за длиннющий хвост.

— Куда мы идем, Иу-Ссас? — спросил Клайд.

— К жрице, разумеется, — слегка удивился тот. — Разве ты не хочешь послушать мудрые слова?

— М-м, я хочу… — замялся Клайд, оглядываясь на своих спутников. — Но, боюсь, что мои друзья голодны. Где мы могли бы купить себе еды?

— Вы хотите есть еду тут? — снова поднял брови жрец.

— Если это не запрещено, — торопливо ответила Вивиан.

— Нет, запрета нет, — Ссасаюсин покачал головой. — Просто тут едят простые оюпити, те, что работают в садах и на полях. Вас накормят при храме, и там вы найдете достойных собеседников.

— М-м… ну хорошо, — кивнул клирик. — Просто когда мы покупаем еду, мы выбираем ее сами и не остаемся в долгу.

— Я понимаю, — Ссасаюсин поправил свой платок. — Но в храме будет из чего выбрать, а деньги… вы можете положить их в корзину для пожертвований. Если вам так приятнее.

С этими словами жрец снова возглавил процессию. Как ни странно, горожане почти не обращали внимания на чужаков. Они отдыхали на лавочках, жарили мясо и рыбу на жаровнях, пили какой-то пенящийся зеленый напиток из кружек, иногда прикрикивая на расшалившихся детей и фоссов. Процессию провожали взглядами, вежливо уступали дорогу, но и только.

— Чужеземцы у вас тут не в диковинку, — утвердительно сказал Рор.

— Да, купцы много плавают, — подтвердил жрец. — За одну луну пять или шесть кораблей. Некоторые стоят долго — ждут товар. Люди из Грации. Орков, эльфов совсем не бывает. Иногда бывают гномы.

— Но никто не принимает нас за демонов ночи. — проворчал Аннарин, вспомнив первую встречу с жрецом на плавучем островке.

— Демоны ночи не выносят солнца. — ответил Ссасаюсин, не смутившись.

Сэйт что-то записывал на ходу. Через некоторое время он приблизился к Клайду и задумчиво произнес, понизив голос:

— Тебе не кажется, что оюпити выглядят как-то странно? Они похожи на людей, и в то же время они какие-то другие.

— Ну, у них глаза круглые, — тихо ответил клирик. — Может, на юге у всех так?

— Оюпити не похожи на других, — вмешался жрец, который, оказывается, прекрасно все слышал, — потому что мы дети богов.

— Все мы дети богов, — вежливо ответил Сэйт.

— Ха, не путай! Вы — создания богов, подобно тому, как кувшин — создание гончара. А мы их дети, как теленок рождается от буйволицы и котенок от кошки.

— И вы бессмертны? — в голосе эльфа за интересом пряталось недоверие.

— Нет, конечно. Мы живем долго, но умираем как и все.

— Тогда как боги могли родить вас, если они давно уже покинули наш мир?

— Ты прав. Боги родили наших прадедов. Но мы блюдем чистоту крови, не смешиваясь ни с одной расой этого мира, — пояснил жрец.

— Тогда вы должны болеть и вырождаться, — назидательно заметила Вивиан. — А вы выглядите вполне здоровыми и красивыми.

— Каждый новый род оюпити обновляет свою кровь, — вздохнул Ссасаюсин. — Основатель рода, мужчина или женщина, не может сочетаться браком с простым оюпити. Мы ищем высших существ и вступаем в брак с ними. Поэтому наша кровь не застаивается, и наш народ не вымирает.

— Высших существ? — Аннарин передернул плечами. — Это монстров, что ли?

— Духов, — лаконично ответил жрец.

— А они… соглашаются? — вытаращил глаза Тиэрон.

— Да, нашим жрецам дана власть укрощать их нрав молитвами и жертвами. Они соглашаются, но многие главы родов расплачиваются за это своей жизнью.

— Звучит страшно, — покачал головой Клайд.

— Оюпити должны хранить свои знания для Великих Воинов. Когда все Воины покинут наш мир, оюпити смогут отправиться в другие земли и жить вместе с другими расами, — пояснил Ссасаюсин. Может быть, это звучало очевидной истиной для него, но путешественники только переглянулись с недоумением.

— Послушай, Иу-Ссас, — нерешительно начал Клайд. — Мы тут вообще-то по важному делу. Мы ищем одно место… Там должна быть очень важная вещь. Наши карты привели нас сюда, а вовсе не какие-то дороги воинов.

— Разумеется, — Ссас ни капли не удивился. — Вы ищете Сердце орла, потому что Десятый воин начинает свой путь там. Что бы он ни искал в мире перед началом своего пути, оно неизбежно должно оказаться в Сердце орла.

— Ну, хорошо, — клирик замялся. — Но нам нужно будет забрать оттуда одну штуку. Это не оскорбит вас или ваших высших существ?

— Ты не можешь оскобить нас, даже если отрежешь хвосты всем фоссам в городе, — усмехнулся жрец. — Ты найдешь эту вещь и заберешь ее, потому что так надо.

— А ты не знаешь, где мне ее искать? — перестал напрягаться Клайд.

— Я никогда не был внутри Сердца орла, — ответил мужчина. — Ты сам войдешь туда и возьмешь то, что тебе нужно.

— Хорошо, — окончательно повеселел Клайд. — Расскажи мне о вашей жрице. Она тоже дочь богов?

— Да, она Дочь Орла, — кивнул жрец. — Она расскажет тебе про путь воинов и про то, как читать в душах живых на этом пути. Если ты будешь прилежен, то обретешь важное знание. Если будешь небрежен — будешь торить свою дорогу.

— М-м… снова учиться, — задумался клирик. — Если мы быстро найдем нужный нам артефакт, то у меня будет немного времени. Надеюсь, что на познание вашей мудрости не понадобятся долгие годы?

— Это зависит от тебя, — развел руками Ссасаюсин. — Один собирает спелый виноград, другой ждет, пока солнце превратит его в изюм, а третий — когда на изюм прилетят жирные фазаны.

С этими словами жрец толкнул калитку и вошел во двор дома, снаружи ничем не отличавшегося от прочих домов на этой улице. На крыльце старуха с кошачьими усами на лице набивала пухом из широкой корзины расшитую подушку. Рядом крутились две девочки в красных штанах и безрукавках и фосс в зеленом ошейнике.

— Мир вам, — произнес Клайд, склоняя голову. Старуха доброжелательно отозвалась, наклоняя голову:

— И вам мир, чужеземцы. Проходите, насладитесь прохладой и покоем.

Если в облике Ссасаюсина явно сквозило что-то птичье, то в движениях старухи проглядывала кошачья грация. Девочки же, смотревшие на гостей одинаково склонив головки набок, напоминали юрких ящерок. Клайд подумал, что простые оюпити на площади отличались от людей только своими круглыми глазами. Видимо, кровь бессмертных прародителей в них была не так сильна.

Жрец сказал женщине пару слов и распахнул занавеску, закрывавшую проем двери. Гости двинулись за ним. Две чистые, очень светлые комнаты поразили их прежде всего почти полным отсутствием мебели. На гладком деревянном полу лежали подушки разного размера, вдоль стенки тянулись поставленные друг на друга ящики, на окне колыхались две длинные полосы ткани, завязанной в причудливые узлы, под окном стоял маленький столик, на нём вазочка с пучком пахучей травы — вот и все убранство.

— Интересно, везде так или тут просто порядки строже? — прошептала Вивиан Клайду. Тот пожал плечами. Дом не походил ни на монастырь, ни на гостевой домик. Это было жилье, наполненное незримым присутствием хозяев. На подоконнике лежала кукла, возле очага стояли миски и кружки, рубаха с длинными рукавами небрежно свисала с одного из ящиков.

В самой большой комнате оказался накрыт стол, вернее череда легких низеньких столиков. Сидеть за ними предполагалось на подушках. Блюда оюпити были незамысловатыми, но очень свежими и вкусными. Рыба, моллюски, овощи и фрукты подавались сырыми или слегка обжаренными. В кувшинах плескались фруктовые соки с кусочками орехов и мелкими ягодами. Лепешки оказались не испечены из муки, а вылеплены из густой каши и обжарены на углях. Сладкие и соленые, они различались по цвету украшавших их цветов. Все ели торопливо, не желая заставлять ждать таинственную жрицу этого народа. Две девушки молча унесли легкие столики вместе с посудой и вернулись с горячими мокрыми салфетками, которыми предлагалось вытереть руки и лица. После чего девушки исчезли в глубине дома, а гости так и остались в легком недоумении: с чистыми, но влажными ладонями и щеками. Ссасаюсин хлопнул в ладоши и двинулся дальше.

Они прошли домик насквозь и оказались в темном коридоре, уводящем под землю.

— Это вход в наш Храм, — пояснил Ссасаюсин. — Там вас ожидает жрица. Идите вперед, а я останусь тут.

Клайд кивнул. Ему было не по себе возглавлять процессию, двигающуюся по незнакомому тоннелю, где пахло сырой землей и смолистыми благовониями. Но что ему оставалось? Где-то впереди мелькнул свет, и вскоре все вошли в залу с низким потолком, украшенную статуями различных существ. Все они имели в своем облике что-либо звериное. Тут были птицеголовые и рыбохвостые, четвероногие и змеетелые создания, женщины с головами кошек и рептилий, мужчины с рогами или в чешуе. Клирик сообразил, что это, видимо, те самые высшие существа, с которыми оюпити в родстве.

— Они похожи на первородных духов, — прошептал ему Сэйт. — Тех, что пришли в наш мир вместе с богами.

— И старуха была с кошачьими усами… — пробормотал маг, ожидая, что из глубины зала появится жрица. Наверное, тоже старая и ужасно мудрая. Клирик невольно робел. Если бы не артефакт, он бы и слушать не стал про всякие пути воинов. Зачем ему это? Пусть оюпити верят в свои пророчества, у Клайда своя дорога.

Жрица неожиданно вышла из-за ближайшей статуи, заставив Сэйта, рассматривавшего орнамент на скульптуре, отшатнуться. Она была молода — вот первое, что бросалось в глаза. Одетая в традиционные штаны и безрукавку, она тем не менее казалась обнаженной, потому что золотисто-бежевая ткань сливалась с цветом ее кожи. Высокая грудь, узкий стан, изящные ножки и нежные ладони. Но при взгляде на ее лицо у Клайда возникло странное ощущение обмана, подделки. Казалось, он видит прекрасную девушку в расцвете юной красоты. Но от нее веяло чем-то настолько чуждым, что рядом с ней холодные тела суккуб казались более живыми. Почти неуловимая, эта чужеродность пронизывала весь облик жрицы. Клайд невольно вгляделся: слишком круглые глаза, как у Ссасаюсина, слишком длинная шея, неестественная для человека посадка головы, и плечи какие-то покатые… в облике девушки отчетливо сквозило что-то птичье, причем хищное. От этого ее красота воспринималась глазом как угроза.

— Дочь Орла, — склонил голову клирик, только теперь понимая, насколько подходит ей это имя.

— Десятый воин, — ответила жрица поклоном. — Ты удивлен моей внешностью?

— Да, если честно, — кивнул маг.

— Я и Иу-Ссас — старшие дети основателя рода. Наш отец заплатил за благополучие потомков своей жизнью, а мы, старшие в роду, по традиции стали жрецами, как и все оюпити, кто несет в себе черты духа-предка.

— О, ясно, — растерянно ответил Клайд, но Сэйт уже высунулся из-за его плеча и начал задавать жрице вопросы. Та отвечала, ни капли не возмущенная этим интересом.

— … И после рождения двух или более детей род считается основанным, — рассказывала она, опустившись на раскиданные по полу подушки. Гости последовали ее примеру, наслаждаясь прохладой подземного храма. — Обычно старшие дети в роду несут в себе облик духа-предка. А прочие рождаются обычными оюпити. Род может существовать пять поколений. После этого каждый из детей шестого поколения должен основать свой род, иначе начнутся болезни и новые дети будут умирать. После того, как новые роды основаны, старый род считается завершенным и на могильных плитах всех его представителей добавляют знак закрытия. Когда же закрытым признается последний из дочерних родов, любой основатель рода может взять себе освободившееся имя…

Рор откровенно скучал, рассматривая статуи и вполголоса обсуждая с Аннарином способы сражения с подобными существами. Вивиан и Сэйт слушали с огромным интересом. Клайд нетерпеливо озирался на Хенайну, надеясь, что эльфийка напомнит о цели их путешествия. Но та рассматривала узор на подушке и молчала. Жрица завершила свой экскурс в родовые традиции оюпити и тоже замолчала, внимательно вглядываясь в сидящих перед ней, как наставник всматривается в учеников.

— Ну а теперь, Десятый воин, я хочу рассказать тебе о Чётках богов, — вымолвила она наконец. В руках у девушки появились глиняные таблички, испещренные черными и белыми значками.

— Погоди! — вскинул руку Клайд. — Я бы хотел сперва узнать, почему ты и твой брат называете меня Десятым воином?

Дочь Орла смутилась.

— Хорошо, давай начнем с этого. Каждый оюпити знает правду богов с малых лет, поэтому мне странно пересказывать общеизвестное, — сказала она, как бы оправдываясь. — Наш мир, созданный волей богов, подобен грозди винограда, висящей на своем месте в череде других миров. Девять сфер, благоустроенных для живых существ, согреваются лучами солнца и освещаются светом луны…

— Я знаю, — вставил Клайд, действительно не раз слышавший о мироустройстве от Сэйта.

— Но подобно растущему винограду, число этих сфер неуклонно увеличивается. Когда-то их было меньше, но мало кто помнит об этом. — продолжила жрица.

— В самом деле? — Вивиан заинтересовалась еще больше. — Вероятно, появление новой сферы нашего мира сопровождается таким же всеобщим забвением, как и большая часть магических Преобразований?

— Может быть, — небрежно отмахнулась жрица. — Это неважно. Если вам интересно, вы можете потом взглянуть на наши летописи и узнать из них о появлении предыдущих сфер. Суть в том, что когда в нашем мире появляется очередной Воин, идущей дорогой богов, это означает, что вскоре в грозди нашего мира появится новая сфера. Новая земля, населенная разумными и животными, новые возможности для нас всех…

— Это какая-то примета? — вежливо уточнил Сэйт. — Как связаны Воин и новый мир?

— Мир появляется благодаря этому Воину. Если он не совершит ошибок, — с нажимом пояснила жрица. — Путь его долог, и оюпити знают только о его начале. Все Воины начинают его в Сердце орла.

— А отказаться от этого пути, видимо, и будет ошибкой? — мрачно пробурчал себе под нос Клайд. К его удивлению, жрица, прекрасно расслышавшая его слова, не только не оскорбилась, но и развеселилась, будто клирик удачно пошутил.

— Конечно, тебе хочется отказаться. Мне тоже хотелось бы. Быть избранным непросто, — кивнула она. — Но ты должен понимать: твой отказ ничего не меняет. Ты отказываешься плыть к острову с юга? Тогда ты приплывешь к нему с севера, обойдя все океаны мира, вот и все. Дорога станет длиннее, но она не исчезнет.

— Тогда будем считать, что я отказался, — более громко и решительно сказал Клайд. — Может быть, лет через двадцать у меня отыщется время на все эти Пути и пророчества. А пока что у меня и так много забот. Нам нужно найти артефакт эльфов, прежде чем наши враги доберутся до него. Расколдовать гномок. И еще у нас есть Рамио с его потерянным Храмом. И нужно что-то делать с тем злом, что завелось у нас на материке… — Клайд запнулся, удивляясь, чего ради выкладывает все это незнакомой жрице.

— Ты не хочешь понять, что твои дела — это и есть Путь Воина, — мягко сказала девушка. — Я не буду настаивать. Когда взойдет луна, мой брат отведет тебя к Сердцу орла. Ты один можешь войти в это место — надеюсь, это говорит тебе о чем-то? Как и то, что полуденный воздух наших земель не действует на тебя?

— Ну, если ты говоришь, что моя жизнь и есть этот самый Путь, то я просто буду жить так, как собирался, — подумав, ответил ей Клайд. — А там видно будет.

— Разумное решение, — усмехнулась Дочь Орла. — А теперь позволишь ли ты мне рассказать тебе о мудрости древних, которую мы называем Чётки богов? Или откажешься и от этого тоже?

Клирик смущенно оглядел лица своих спутников. Сэйт и Вивиан слушали очень внимательно, что-то записывая. А воинам этот разговор про мистические пути вначале был не слишком интересен. Но теперь даже Аннарин с любопытством всматривался в таинственные таблички в руках у жрицы.

— Если ты позволишь моим друзьям тоже слушать тебя, — твердо сказал Клайд.

— О, в этом нет тайны. Мы были бы рады донести это учение до любого из живущих, если бы они только пожелали. Я просто надеюсь, что наше знание пригодится на твоем пути… и просто в твоей жизни, Десятый воин.

— Называй меня Клайд, — слегка смутился юноша. — Это звание звучит слишком напыщенно.

— Тогда и ты называй меня просто Мосунийя. Дочь Орла — тоже звание, которое присвоено мне как старшей женщине в роду, а не имя. Или, как и моего брата, ты можешь называть меня Иу-Мосу, Мосу-жрица.

— Благодарю, Иу-Мосу, — коротко кивнул клирик. — Позволь представить тебе моих друзей…

Когда все были представлены жрице, та заметно повеселела. Ее голос стал не таким напряженным и речь не такой церемонной.

— Вы доверили мне свои имена, — она кивнула с радостной улыбкой. — У оюпити это знак близкого расположения. Очень часто даже двоюродные братья и сестры не знают полных имен друг друга. Только краткие: Оти-Бае, Мана-Сея, Чин-Драс. По-вашему: Старший Бае, Тетушка Сея, Малыш Драс. Вполне может оказаться, что в одном роду Оти-Бае — это Баессиан, а в другом — Баемассиу или как-нибудь еще. Имена приходят к нашим жрецам во сне… мы не выбираем их.

— А у нас имена детям всегда выбирают родители, — вмешался Клайд.

— У нас ребенка обычно называет мать, — задумчиво добавил Сэйт, глядя на Аннарина. — Но в смешанном браке имя дает тот родитель, на кого похоже дитя.

— А у нас имя дает сам Паагрио, — хлопнул себя ладонью по ляжке Роррат. — Во время испытания юных мы оставляем свое детское прозвище на одной стороне наполненного огнем рва, и обретаем новое на другой. Оно само появляется на бронзовой пластинке, которую испытуемый несет в кулаке.

— А у нас имена родовые, — немного извиняющимся тоном произнес Тиэрон. — В любом роду заранее известно, как будет назван первый ребенок, второй, третий. Причем, мужские и женские имена отличаются. Только четвертый и последующие дети получают любые имена на усмотрение своих родителей.

— А как же близнецы? — поднял брови Клайд.

— Если разного пола — никаких проблем, они получают имена, допустим, первой дочери и первого сына, как мы с Леми. А если одного, то старший получит имя первого ребенка — женское или мужское соответственно, а младший второго.

— Значит, кто раньше родился, тот и будет старшим, а кто позже — младшим? — уточнила Вивиан. — А если потом после двух мальчиков-близнецов родится девочка? Она будет старшей дочерью или третьим ребенком?

— Нет-нет! — вмешалась Лемвен. — Ты все перепутала! Девочка после двух близнецов, конечно, будет третьим ребенком женского пола, но старшим будет тот, кто родился позже! Ведь он… — девушка вдруг страшно смутилась. — Сидит глубже… — пробормотала она и покраснела. Окружающие переваривали идею старшинства у темных эльфов долгую минуту. Потом Рор захохотал, Аннарин сдавленно хмыкнул, сдерживая смех, Вивиан тоже покраснела, а Иу-Мосу в изумлении всплеснула руками:

— Так же определяли старшинство и сами боги! Великий Грэн Каин разрешил спор своих детей-близнецов Шилен и Паагрио о первородстве таким же образом!

— Но… — Вивиан хотела что-то сказать, оторвавшись от своей книги, но передумала, торопливо пробормотав:

— Это не вполне точно, потому что двойняшки могут перемещаться во чреве…

— Слова целителя, а не клирика! — усмехнулась Хенайна. — Неважно, какой способ правильнее, главное, что любой установленный закон предотвращает споры.

— Хорошо, мы много узнали друг о друге, — улыбнулась Иу-Мосу, словно терпеливая наставница. — Но близится время, когда Десятому воину предстоит отправиться в Сердце орла, а я не сказала ни единого слова о Чётках богов…

— Мы обращаемся в слух, о жрица! — шутливо поклонился ей Клайд, усаживаясь поудобнее. Он опасался, что заснет на этих мягких подушках, если девушка вздумает рассказывать о чем-либо тягомотном и непонятном. Друзья-то выспались днем, а клирик не смыкал глаз с рассвета!

— Гармония мира основана на двуединстве начал: Созидания и Разрушения. Это свет и тьма, да и нет, жизнь и смерть, — начала Иу-Мосу, перебирая свои таблички. — Из них рождаются стихии и образуется сущность, из которой возникают миры. Когда боги создавали разумных, они постарались наделить их теми стихиями, которые были подвластны самим богам.

Крылатые артеас были наделени стихией воздуха, сущностью пространства, несущей в себе всю гамму ощущений, осязаний, прикосновений, взаимосвязей материального и нематериального. Затем эльфам была дана стихия воды, несущая в себе сущность энергии, силу изменений, силу действий. После них орки получили в дар стихию огня и сущность времени, сгорающего и сжигающего одновременно, вечно стремящегося из прошлого в будущее сквозь настоящее. А гномам досталась стихия тверди и сущность материи в нашем мире. Все, что существует вокруг, независимо от того, осознаем мы это или нет…

— Боги, это посложнее, чем родословная нашего главного шамана, — пробурчал Рор, не скрывающий своего разочарования. Хенайна дернула его за рукав, но Мосунийя рассмеялась:

— Да, это звучит устрашающе для начинающих. Я попробую объяснить проще. У каждого из вас внутри тела скрыт скелет, так?

— Ага, — нестройно закивали оживившиеся ученики, ощупывая свои руки или ребра соседа.

— Точно так же в глубине души каждого из нас скрыт скелет личности, основа, на которую потом нарастают мышцы и кожа нашей натуры: наш жизненный опыт, наши знания. Этот скелет нельзя увидеть и потрогать. Но можно вычислить, какие именно сущности достались любому разумному.

— Да зачем это все нужно? — недоуменно пожал плечами Аннарин. — В ком-то вода, в ком-то огонь, я понимаю, так богами заведено. Но нам-то что за польза это знать?

— Ты воин, — жрица рубанула ладонью воздух. — И тебе важно знать о своем противнике как можно больше, не так ли? Ты всегда прикидываешь: выше он тебя, как орк, или ниже, как гном, обладает ли он мощной магией или предпочитает оружие, и какое именно оружие? Копье? Лук? Меч? А может, кастеты?

— Разумется, — снисходительно подтвердил Роррат, переглядываясь с Аннарином. — Опытному воину не нужно много времени, чтобы прикинуть все это. Так, пара взглядов…

— Правильно, — Мосунийя улыбнулась. — И точно так же вам важно знать, каковы в бою ваши соратники, если вы сражаетесь не в одиночку. Вы ведь распределяете силы, прикидываете, где нужнее помощь магии, где необходима атака сильнейшего, а где — ловкость и быстрота.

— Ну да, так и есть, — Аннарин, кажется, раньше орка сообразил, куда клонит жрица. — И ты хочешь сказать, что точно так же можно прикидывать…

— Сущность окружающих, — кивнула та. — Ведь гном никогда не станет выше орка ростом, а маг не превратится посреди боя в опытного лучника, не так ли?

— Да, это верно. Но в бою все проще: нужно учитывать только самые важные параметры. Ты сама сказала: рост, опыт, оружие, магия. А в жизни все гораздо сложнее. Одни храбрецы, другие трусы; одни делают добро, другие исходят злобой; одни честны, другие лживы и завистливы. Есть равнодушные, есть нетерпеливые… Невозможно угадать, кто как поступит, — эльф почему-то посмотрел при этом на младшего брата.

— Ты прав, у личности гораздо больше важных аспектов, чем у бойца на арене. И все они влияют на поступки, на мысли живых. В том учении, о котором я рассказываю вам, подробно описывается триста восемьдесят четыре вида различных личностей и их взаимоотношения…

— Небо! — только и смог простонать Клайд, представив себе такую пропасть занудства. Если бы нарисовать схему, понятную, как катапульта или гроздь Девятимирья — он бы понял. А запомнить все эти сущности воды и аспекты ветра в почти четырех сотнях немыслимых сочетаний… Ужас!

— Но есть упрощенный вариант, — с легким сожалением продолжила жрица. — Им удобнее пользоваться. Всего шестнадцать фигурок… — и она вынула из плетеного ящичка изображения различных животных размером с кулак. — Четыре пантеры, четыре волка, четыре дракона и четыре единорога.

— Четыре — это по сущностям стихий? — уточнила Хенайна, легкими штрихами набрасывая статуэтки в своей рукописи. Фигурки были сделаны очень изящно, с мельчайшими деталями, такими как складки на шкуре, чешуйки или перепонки крыльев. Во лбу каждого создания сиял драгоценный камень: алмаз, изумруд, рубин или сапфир.

— Да, правильно, — жрица распределила фигруки по четыре: пантера, волк, дракон, единорог, еще раз то же самое, потом наоборот: дракон, единорог, пантера, волк и снова то же сочетание.

— Над этой группой преобладает благословение Сэйя, — указала она на первую четверку. Они открыты новому, как дети, свободны и не любят подчиняться. Над второй четверкой стоит знак воды. Богиня Шилен и ее сестра Ева обе покровительствовали рожденным с этой сущностью, внеся двойственность и разлад в их души. Они изменчивы, как океан, их замыслы безграничны, но ограниченность скрыта в них самих. Третьих благословил Паагрио, бог огня. Они честолюбивы, эгоистичны, но при этом любят покровительствовать слабым и утешать обиженных. Четвертым досталось благословение Марф. Оно сделало их трудолюбивыми и последовательными, но приземленными. Можно сказать, что они — самые взрослые из всех. Рожденного с этой сущностью вы узнаете уже по тому, что он в ранней юности серьезен не по годам.

— Погоди, Иу-Мосу, я запутался, — Сэйт похлопал карандашом по своим записям. — Разве ты говоришь не о расах нашего мира? Артеас, эльфы, орки и гномы были созданы богами, о которых ты упомянула.

— Нет, я говорю не о расах, — Мосунийя снова подвигала фигурки животных, собираясь с мыслями. — Представь себе, что помимо материальных тел боги создали некую сущность, основу души. Теперь представь, что когда все перворожденные существа хотя бы один раз попали в выморок или умерли, эти сущности, находясь в неведомом горниле за пределами нашего мира, перемешались. И теперь мы можем видеть орка, рожденного с сущностью воздуха и гнома с сущностью огня внутри. Понимаешь?

— Что это за сущности? — Лемвен тоже решила вмешаться в обсуждение. — Не сами души, а их частички?

— Тот самый скрытый скелет души, о котором я говорила, — пояснила жрица. — Высокий орк может быть быть толстым или худым, накачать мышцы или развить ловкость пальцев, отрастить длинные волосы или обрить голову наголо. Но его скелет от этого не изменится, понимаете?

— Однако, драться с накачанным здоровяком совсем не то же самое, что с недокормленным шаманом, — проворчал Роррат.

— Верно. Но если тебе нужно, скажем, прикинуть, пройдет ли он в дверь, или какой ему нужен меч, ты не изменишь свои расчеты из-за его прически, так?

— Ну, может быть, — орк рассматривал статуэтки и сравнивал их с рисунками Хенайны, одобрительно кивая.

— Так и в Чётках богов. Бусина за бусиной мы нанизываем кусочки сущностей и получаем один из типов, — она ткнула пальцев в волка с рубином во лбу. — Вот, например, ты, Десятый воин. А перед тобой приходил Дракон Тверди, — она указала на ящера с изумрудом.

— Почему это я — волк? — слегка растерялся клирик.

— Потому что такова твоя сущность, — усмехнулась оюпити. — Подобно тому, как воины надевают различные зачарованные украшения, усиливая защиту или силу атакующего оружия, точно так же наши души обладают набором качеств, неизменных с рождения. Мы называем эти качества созвучно ювелирным украшениям бойцов, — она вытянула из стопки гляняную табличку с изображением условной фигуры, украшеной тиарой, маской, ожерельем, ладанкой на груди, браслетом, брошью, кольцом и широким поясом.

— Хорошо снаряжен, — одобрительно хмыкнул Тиэрон.

— Точно так же, как и любой из вас, — жрица провела по рисунку пальцем. — Вот тиара, венчающая голову. Каждый из нас воспринимает мир на свой лад. Первый взгляд, первая мысль, первая реакция, когда что-то происходит — это то, что составляет «тиару» нашей души. Ты, Клайд, реагируешь прежде всего своими ощущениями. Наш мир для тебя — горький или сладкий, мягкий или жесткий, холодный или теплый. Второй взгляд, последовательная мысль, обдуманная реакция — это словно наблюдение за окружающим сквозь прорези маски. «Маска» твоей души, клирик — это логика действия. Ты не философ, не открыватель новых знаний — ты практик, своими руками меняющий мир. Ты рожден как Маэстро — главный мастер у гномов. Ты — Волк огня. В твоей тиаре сияет дневной алмаз, в твоей маске — ночной изумруд.

— Ночной и дневной — в чем разница? — Сэйт воспринимал объяснения жрицы легко и естественно. Схема получалась интересная.

— Ночной — направленный вовне. Дневной — направленный вовнутрь, — пояснила та.

— А я кто? — робко спросила Вивиан.

— Ты — Пантера воздуха, — улыбнулась пророчице Иу-Мосу. — В твоей тиаре ночной рубин. Ты действуешь интуицией, как рукой, ощупывающей путь впереди себя. В твоей маске дневной сапфир. Ты ощущаешь связи между людьми, событиями и явлениями. Твоя сущность — Министр, дающий мудрые советы.

— Ну хорошо, — Аннарин покрутил в руках фигурку дракона и поставил на место. — Чем нам полезно это знание? Он волк, она пантера — это все равно, что сказать «она королева роз, а он валет щитов». Это похоже на бредни гадалок на рыночной площади.

— Между всеми типами личностей существуют определенные отношения. Ты никогда не замечал, воин, что к кому-то ты с самого начала проникаешься расположением, а кого-то на дух не переносишь, хотя тот еще и пары слов не сказал? Что к одним женщинам тебя влечет, а на других ты смотришь с опасливым недоумением? — жрицу было трудно смутить.

— Допустим, — эльф задумался на минутку. — Да, порой бывает такое — еще и познакомиться не успел, а уже понимаешь, возьмешь этого бойца в свой отряд или нет.

— Это происходит потому, что сущности наших душ неизменны, и связи между ними неизменны. Конечно, наша сила воли, воспитание и прочие внешние составляющие оказывают влияние на нас. Например, ты не хочешь брать кого-то в отряд, но вдруг тебе прикажет твой сюзерен. Или в твоем отряде брат этого бойца. Ты будешь недоволен, ты станешь колебаться, но ты поступишь наперекор своим ощущениям. А дети, не стеснённые условностями, иногда лезут в драку или бросаются на шею впервые увиденным сверстникам.

— Ну хорошо, я ощутил антипатию к кому-либо. Твоя система дала мне знание о том, что это, скажем…

— Единорог воздуха… — подсказала жрица с невинным выражением лица.

— Ну, пусть. Вот, взял я в отряд такого единорога. И что? Ты сама говоришь, что его сущность не поменяется, моя тоже. Значит, этот парень всегда будет действовать мне на нервы, и твоя мудрость мне не поможет.

— Не совсем так, — мягко произнесла оюпити. — Случалось ли тебе получать такие раны, которые были недоступны твоему взгляду? Или испытываь на себе действие магии, с которой ты незнаком?

— Много раз, однажды даже… — начал было эльф, но жрица погрозила ему пальцем.

— Вспомни, когда ты, наконец, попадал в руки опытного жреца или целителя, и тот говорил тебе, что с тобой происходит, ты разве не испытывал облегчения?

— Ну, разумеется. Всегда приятнее знать, что у тебя все-навсего пробит бок, а не вывернуты кишки на спину, как казалось от боли, пока ты валялся в пыли.

— Точно так же и тут. Смотри: ты воин, твоя сущность — управление, порядок. В твоей тиаре ночной алмаз. Это та же жажда деятельности, что и у Клайда, только у тебя она стоит на первом месте. Сделать важнее, чем ощутить результат. Ощущения — дневной алмаз — у тебя в маске, на втором месте. Если Клайд не двинется с места, пока ощущения говорят ему, что все в порядке, вокруг покой и уют, то у тебя все наоборот: ты не позволишь себе насладиться покоем, пока не заработаешь его,

— Очень похоже, — буркнул эльф, немало смущенный подобным анализом.

— Твои отношения с Клайдом — как светлое зеркало. Прямое зеркало. Вам неплохо в одной команде, не так ли?

— Клайд — хороший друг, — согласился Аннарин.

— А теперь представь себе человека, которого я назвала Единорогом воздуха. В его тиаре дневной рубин. Это интуиция, направленная вовнутрь, которая для тебя недоступна. Тебя ранит само проявление этой сущности, ты не понимаешь его. А уж эмоции, идущие у этого человека в маске со знаком ночного сапфира, и вовсе приводят тебя в недоумение. С твоей точки зрения, он постоянно тыкает пальцем наугад и впадает в непонятные переживания. А с его точки зрения ты делаешь, прежде чем подумать, и не так планируешь свои действия.

— Вот как? — эльф сердито прищурился, но внезапно его лицо просветлело. — О, я понял! Он видит меня так, потому что мы друг для друга будто под неправильным углом! Клайд и я стоим напротив друг друга, словно смотримся в зеркало. А этот единорог повернут ко мне…

— Хвостом, — закончил Роррат. Все рассмеялись.

— Примерно так, — согласилась жрица. — И, поскольку ваши сущности неизменны, тебе нужно учитывать, что ты смотришь на… хвост, — все снова фыркнули.

— Ну да! Я должен понять, что этот парень просто не похож на меня, но у него есть свои сильные стороны. Однажды к моему отряду прибился местный охотник, не державший сроду в руках ни меча, ни лука. Он умел только плеваться мелкими ядовитыми колючками из трубки, и мне казалось, что бесполезнее него в отряде нет никого. Но как он пригодился нам, когда понадобилось бесшумно снять часовых в кочевье силенов! — Аннарин ткнул себя пальцем в шею. — Чик — и оба лежат!

— Теперь ты понял? — Иу-Мосу разложила перед учениками свои таблички, испещренные значками: крестиками, звездочками, кругами и точками. Все значки были либо белого, либо черного цвета. — Чем еще может помочь вам мудрость Чёток богов? Понять, почему неприятно общение с кем-то. Найти друга или любимого, ближе которого не будет в мире. Видеть сильные стороны любого и его слабости. Распределять подчиненных вам людей так, чтобы работа делалась как можно лучше. И не требовать от себя и других невозможного.

— Уж больно много значков и странных названий, — пожаловался ей Тиэрон. — Неужели вы не называете этих Единогрогов и Драконов как-нибудь попроще?

— Называем, — кивнула жрица. — Но без этих значков вы можете совершать ошибки, приписывая людям качества, которыми они не обладают.

— Как это? — удивился Рор.

— Ну, смотри. Я сказала, что у Клайда — сущность Маэстро. Допустим, ты знаком с гномом, носящим в жизни это почетное звание. Он великий мастер, умеет сделать из ничего полный доспех и пару големов, при этом ворчлив, капризен и недоверчив. Ты будешь думать. что Клайд похож на него, но это не так! Клайд несет в себе возможность быть мастером в этой жизни, он может использовать ее, а может и пойти против своей природы. Поэтому название отражает сущность только в очень малой степени. Оно легко запоминается, но без основных знаний создает только путанницу.

— А как вы прозываете мою… сущность? — поинтересовался Аннарин.

— Управляющий, — ответила оюпити.

— А мою? — подала голос Вивиан.

— Министр. Вы видите — в ваших головах есть образы реальных министров и разных управляющих замками, но ни один их них не похож на ваших друзей, правда? Потому что вполне возможно, что те министры и управляющие на самом деле были Поэтами или Гурманами… или несли в себе еще какие-нибудь сущности.

— То есть, они занимались не своим делом? — нахмурился Тиэрон.

— Опять ошибка! — подняла палец Мосунийя. — Мы говорим не о способностях и не о талантах. Мы говорим только о способах, которыми мы все воспринимаем этот мир. Один Маэстро может стать ремесленником, другой проведет праздную жизнь в родовом поместье, не вставая с удобной кушетки. Третий ни разу в жизни не возьмет в руки инструменты, но создаст новые заклинания или напишет руководство по сбору волшебных трав. Понимаете?

— Значит, эта сущность — как глаза души? — коснулся фигурки волка Клайд.

— Глаза, руки, уши — все сразу, — согласилась жрица. — Поэтому легкие для запоминания названия могут сбить вас с толку.

— Ну все-таки, нам хочется знать эти названия! — попросила Лемвен.

— Хорошо, — жрица вновь взяла в руки фигурки. — Это первая четверка, Четверка Пространства. Ее составляют Первопроходец, Гурман, Подвижник и Геометр. Ученые, философы, сочинители романов и пламенные бунтовщики, разрушители старого одновременно могут принажлежать к ней. Второй считается четверка Энергии. В нее входят Миссионер, Надсмотрщик, Полководец и Поэт.

— Какая пестрая компания, — усмехнулся Аннарин.

— Пестрая, но теплая. Среди властителей и завоевателей разных народов было немало представителей второй четверки. Король Баюм принадлежал к ней, и мятежный Кровавый Хелман. Они несут в себе сущность воды, и могут быть и жидкостью, и паром, и льдом для других. Третьей является четверка Времени. Это Правитель, Советник, Караванщик и Клирик.

— А этот правитель часто правит? — подняла брови Вивиан.

— Случается порой. Если в его свиту входит хоть один Советник, идеальный партнер для самовлюбленного Дракона воздуха, то правление длится долго и бывает успешным. Если же Правитель действует по своему разумению, то его нередко заносит в различные крайности. Гораздо чаще вы можете встретить этот тип там, где требуется руководить кем-то неопытным, нуждающимся в помощи. Это наставники, церковники, учителя.

— А еще четверо — это уже известные нам Маэстро, Управляющий, Министр и..? — Лемвен провела пальцем по блестящему металлу изящной статуэтки единорога.

— И ты — Целитель. У тебя хорошая память, Единорог воды, — склонила голову Мосунийя. — Последняя четверка под знаком Материи, и четверо их вас входят в нее. Теперь-то вы понимаете, что эти прозвища удобны для произнесения, но не отражают всей сути названного?

— Да, конечно! — закивал Тири. — Я караванщик, Леми караванщик, и все в нашем караване тоже. Но это не значит, что мы обязательно несем в себе эту самую сущность караванщика, правильно?

— Да, — коротко, но одобрительно сказала жрица.

— А эти ожерелья, ладанки — о чем говорят они? Первая и вторая сущности, как я понимаю, главные? — снова начал вдаваться в подробности Сэйт.

— Да, они главные, они определяют ваши сильные стороны. Есть еще перстень и пояс — две сущности, которые также сильны в нас, но они — это то, что получается как бы само собой, без участия нашего разума. Четыре этих сущности олицетворяют ваши способности. А вот другие части вашей личности: ожерелье, ладанка, браслет и брошь — слабые. Это то, в чем вам нужна помощь, поддержка. Но это не значит, что у вас совсем нет этих качеств. Все зависит от того, где они расположены.

— А какая сущность самая слабая? — практично спросил орк.

— Ладанка на груди — вот это слабое место в ваших доспехах. Проще всего обидеть, обесуражить, унизить, если бить в эту точку.

— И какая у меня слабость? — немедленно насторожился Аннарин.

— Разумеется, интуиция, — показала на схему жрица. — Смотри, вот она, твой дневной рубин. Тебе тяжело не знать, что будет. Тебе трудно предугадывать события во времени. Тебя можно упрекнуть, что ты сделал что-то несвоевременно, и это будет горше и обиднее для тебя, чем упрек в том, что ты слабее или меньше сделал, чем кто-то другой. Тебе всегда не хватает времени. Ты готов молить богов о том, чтобы сутки стали раз в десять длиннее. Ты строишь планы, много планов, даже половину из которых не успеваешь претворить в жизнь. Традиции и старинные обычаи для тебя очень важны — они дают тебе ощущение предсказуемости жизни.

— Это все так. Хм! — эльф потер шею. — Зная свои слабости, легче защищаться. Значит, время и предвиденье — это для меня как удар под дых? Поэтому я и стараюсь планировать сверх меры — упреждая неприятное?

— Верно, — жрица кивнула. — А вот у Клайда эта же сущность дневного рубина находится рядом со слабым местом, в ожерелье, но она не так беззащитна, как твоя в ладанке. Он предпочитает никуда не торопиться, но в то же время сохранять гибкость, подвижность во времени. Он почти никогда не планирует, не так ли?

— Да зачем… — начал было оправдываться клирик, но с улыбкой покачал головой. — Да, правильно. Если я и запланировал что-то, а оно пошло не так, я всегда легко могу отказаться от намеченного плана.

— А вот твоему другу это было бы очень непросто, — указала Иу-Мосу на Сэйта. — Он уж если запланирует что-то, будет идти к цели, словно буйвол. Он не пытается предвидеть, что надо сделать — он способен оценить, что сделать возможно. Ночной рубин. Интуиция, направленная вовне. И выбранную возможность он непременно пытается реализовать.

— Уф! — откинулся на спину Тиэрон. — Давайте поговорим о чем-нибудь более простом!

— Например, о любви, — предложила Лемвен. — Любовь как-то связана с этими сущностями?

— И да, и нет, — развела руками жрица. — В каждой четверке, о которой я говорила вам, есть две пары, относящиеся друг к другу как Аннарин и Клайд, Управляющий и Маэстро. Это отношения типа Прямое зеркало — друзья, соратники. Точно так же Министр — Пантера воздуха — относится к Целителю, Единорогу воды. Но между собой Управляющего и Целителя, равно как и Маэстро с Министром связывают другие отношения. Мы называем их «Хлеб и масло». Непохожие, но подходящие друг к другу как два кусочка мозаики, они составляют идеальную пару для чего угодно — работы, любви, дружбы. Вопрос в том, что на отношения влияет внешнее, наносное. Если на поле боя с вами сойдется кто-то, кто мог бы стать вашим лучшим другом, ни его, ни вас это не остановит от удара. Если вы познакомились с пожилой супругой вашего учителя, вы вряд ли впадете в безумство страсти, скорее возникнет сыновнее отношение, близкое к дружбе. Но в жизни вам всегда будет проще, если рядом есть кто-то, дополняющий вас, приближающий вашу сущность к божественной гармонии.

— А если это будут не совсем идеальные отношения? — задумчиво спросила Лемвен.

— Любовь может возникнуть при любых обстоятельствах. Другой вопрос — сколько она просуществует? Например, если человек постоянно неправ с твоей точки зрения, постоянно делает не то, что тебе хочется. А он точно так же видит тебя?

— Наверное, недолго, — грустно вздохнула Хенайна.

— Опять же, зная причины своего раздражения, вы можете действовать как мудрый полководец: прикрывая слабое, выдвигая сильное. И сохранить если не любовь, то хотя бы хорошее отношение, уважение. Во многих семьях, к сожалению, нет и этого. Супруги живут, как приговоренные к непредсказуемым пыткам, не ожидая друг от друга ничего хорошего.

— А какие еще отношения есть в Чётках богов? — снова уточнил Сэйт.

— Звездный близнец — это когда встречаются двое с одинаковыми сущностями, — начала перечислять Иу-Мосу, переставляя фигурки животных. — Они хорошо понимают друг друга, но в этой паре нет развития. Эти отношения хороши, когда оба делают одно дело, и никто не является главным. Далее следует Хлеб и масло — отношения идеального дополнения. Вы обретаете вдобавок к своим сильным сущностям сильные сущности партнера. Затем идет Вино радости — еще один вид отношений, связывающий членов каждой четверки. Аннарин испытывает это, когда общается с Вивиан, а Клайд — находясь вместе с Лемвен, не так ли? Все словно ускоряется, усиливается, становится более ярким. Но потом вам просто необходимо побыть порознь, иначе вы слишком устаете друг от друга.

— Да, точно, правильно! — нестройно отозвалась перечисленная четверка, одобрительно поглядывая друг на друга.

— После этого идут отношения с чужими четверками, становясь все сложнее и сложнее. Я не могу сказать — хуже, потому что я уже пояснила вам, что самые непереносимые сочетания качеств можно обратить во благо или отнестись к ним с пониманием. Это Бабочка и шмель — когда оба стремятся к одной цели, но делают это слишком разными способами. Потом Разбавленное вино — когда вы пребываете в иллюзии, что вот-вот поймете партнера до конца, но никогда не достигаете этого, ибо ваши сущности не совпадают полностью — они и не одинаковы и не дополняют друг друга. Затем следует Упряжка буйволов и Короткий привал. В первых отношениях спорится любая работа, но после ее окончания вам не очень-то интересно вмете. А во вторых, наоборот, вам интересно пробыть друг с другом какое-то время, но ваши дела настолько несхожи, что неизбежно разводят вас в разные стороны.

— Хм, если откровенно, то я испытываю что-то похожее к Марусеньке, — потер подбородок Аннарин. — Она заводная, и вместе работается веселей, но потом я просто не знаю о чем с ней говорить.

— Да как же… — всплеснула руками Лемвен. — Гномишка такая интересная, смешная. А вот насчет работы с ней я прямо не знаю… она все делает по-другому!

— Все верно, — кивнула жрица. — Я не знаю вашу гномишку, но судя по сказанному — она Подвижник, Дракон воды. А у вас с ней отношения Упряжки буйволов и Краткого привала, которые я только что описала.

— Но тогда, — всмотрелся в расставленные фигурки Сэйт. — Получается, что у меня с Аннарином и Леми должно быть все наоборот: Привал с братом и Упряжка с девушкой.

— Ты уловил суть очень точно, — кивнула оюпити. — Ты из одной четверки с вашей гномишкой, более того, вы связаны с ней отношениями Хлеб и масло. Но при этом ты не влюблен в нее, не так ли?

— Конечно нет! — подтвердил Сэйт. — С ней славно, весело и спокойно, она такая радостная, что когда у меня плохое настроение, иногда достаточно лишь услышать ее голосок, чтобы начать улыбаться. Но я, если откровенно, вижу в ней лишь ребенка. К тому же у нее теперь есть Седди… правда они поссорились… — эльф запутался и замолчал.

— Вот это и есть внешние обстоятельства, которые накладываются на внутренние сущности. Если ты когда-нибудь встретишь свободную девушку своего народа, относящуюся к типу Подвижника, весьма вероятно, что вы полюбите друг друга. Но это не предопределено. Ты можешь встретить яркую, временами раздражающую тебя женщину типа Правитель и не совладать со своими чувствами. Тогда, скорее всего, ваша любовь будет мучительна и непроста. Потому что Вода и масло — один из самых сложных видов отношений между разумными.

— А есть и еще более сложный? — спросила Вивиан.

— Можно сказать и так. С одной стороны, колючий куст не может быть приятен, но он не даст тебе заснуть на посту, потерять бдительность. А вот Сладкая отрава вливается в тебя по капле, покуда желудок не выворачивается наизнанку. Эти отношения противоречивы, но они чаще всего начинаются с симпатии, интереса. Они притягивают. Многие успевают создать семью и родить детей, прежде чем наступает прозрение.

— Кто-то оказывается подлецом, скрывавшим это? — недоуменно спросил Рор.

— Да нет же! — махнула на него рукой жрица. — Никто не плох и не хорош сам по себе. Он только кажется таковым другим. В отношениях Сладкого яда нет гармонии. С таким человеком хорошо встречаться пару раз в год, сохраняя дистанцию. Тогда фаза разочарования не наступит никогда. А вот работать рядом, жить в одном доме очень трудно: вы словно пытаетесь накрыться вдвоем крохотной шкуркой элпи.

— А с кем еще лучше не связываться? — Тиэрон крутил пришитые к подушке бусины, прикидывая что-то про себя.

— Ну, в принципе, хуже этого могут быть отношения Ученик и ментор или Дракон и всадник. Могут быть, потому что эти отношения двойственны: бывает так, что они устраивают обоих, и тогда длятся долго и доставляют удовольствие. Учитель учит, ученик внимает. Всадник управляет, дракон с восторгом подчиняется. Но представь себе, что незнакомый наставник на улице подойдет к тебе и станет поучать, словно ты нерадивый новичок? Представь, что кто-то решит оседлать тебя, как бегового дракона? Испытаешь ли ты радость? Скорее недоумение и гнев, не так ли? Это вторая сторона этих отношений.

— Ясно, — кивнул темный эльф.

— Ну и последняя пара отношений это Пчела и оса и Кривое зеркало. Пчела и оса стремятся к похожим целям, они очень похожи и внешне, и по повадкам. Но их трудно препутать. Так и здесь — партнеры могут похоже относиться к одному и тому же явлению, но действовать разными способами. Их мало что связывает, им несложно пробыть какое-то время вместе, они могут выполнить любую работу, хотя и довольно неспешно, и они легко расстаются, не испытывая ни разочарований, ни обид. А Кривое зеркало отражает тебя словно кверху ногами. Все дневные камни в доспехах твоей души становятся ночными и наоборот. В результате, что бы вы ни делали, вы подобны марширующим на месте. В конце концов это может начать раздражать обоих. Но если вы ничем не обязаны друг другу, вам может быть комфортно общаться долгое время.

— Значит, нет хороших и плохих сущностей — есть разные. И нет хороших и плохих отношений — есть более сложные и совсем легкие, — резюмировала Вивиан.

— Да, так оно и есть. Теперь вам остается только разобрать бусины, составляющие сущность каждого типа и научиться находить признаки этих сущностей в поступках и словах людей. Даже внешность может стать вам подсказкой, хотя и меньше, чем поведение, — Иу-Мосу выложила перед учениками свои таблицы. — На каждой их них изображен один тип. Посмотрите, что для каждой личности является сильными сторонами, что слабыми, как они соотносятся с другими, — оюпити откинулась на подушки и отхлебнула фруктового сока из каменной чаши.

— Если вы утомились и хотите есть, мы можем снова отправиться в трапезную и перекусить, — предложила она. — Таблицы можно взять с собой.

— Да, поесть не мешает, — согласился Роррат, поспешно поднимаясь и подавая руку Хенайне.

Все согласились с орком — время было за полночь, поздний обед давно растаял в желудках путешественников. Разговоры возобновились не раньше, чем гости насытились и девушки-прислужницы снова унесли столики.

— Скажи, Иу-Мосу, — спросил жрицу Клайд. — Ты говорила, что мой предшественник был Драконом тверди, как Аннарин. А я Волк огня. Это имеет какое-либо значение, или эти самые Воины духа могут быть любого типа?

— Конечно, это имеет значение, — удивилась девушка. — Как в Чётках богов шестнадцать основных сущностей, так и Воинов духа будет шестнадцать, и шестнадцать схожих миров станет когда-нибудь в нашем мире. Девятимирье станет Десятимирьем и так далее. Когда же шестнадцатый мир возникнет, многое изменится в самой сущности нашей реальности. Это — путь нашего мира к гармонии.

— Что именно изменится? — уточнил Тиэрон.

— Нам неизвестно, — пожала плечами оюпити. — Да и богам, я думаю тоже. Ведь сажая семечко, садовник точно знает, будет ли это роза или лилия, белая или красная, и что листья ее будут расти по пять или по два. А вот будет ли она сорвана или вызреет в плод, и что станется с этим плодом — ему неведомо.

Все притихли. Сэйт и Вивиан что-то коротко обсуждали, перебирая таблицы. Клайд в задумчивости вертел в руках фигурки волка и пантеры. Аннарин рассматривал рисунок с обозначениями тиары, маски, ожерелья, ладанки и так далее, время от времени касаясь себя в разных местах. Хенайна задавала орку какие-то вопросы и хмурилась: она никак не могла определить его сущность. Жрица молча следила за этим, никак не вмешиваясь, но очень довольная. Тиэрон пытался сам определить на кого же он больше похож, отмахиваясь от пристающей к нему Лемвен. Из проема, ведущего в глубь дома, появился Ссасаюсин и уселся рядом с сестрой. Бок о бок их птичья внешность стала заметна еще сильнее. Даже волосы жреца казались пучками перьев в свете масляных ламп. Он улыбался, рассматривая гостей, словно добился чего-то очень важного.

— Они не запомнят всего так быстро, — пожала плечами Мосунийя. — Но когда эта мудрость поможет им раз-другой, им захочется вспомнить все подробно.

— И тогда они достанут свои записи и наши таблицы и станут заново изучать, сравнивать и определять сущности, обретая мастерство: сплав знания и опыта, — согласился с сестрой жрец.

— И Чётки богов будут продолжать служить разумным расам, — закончила девушка.

— Да, так и будет, — Ссасаюсин прикрыл свои круглые глаза, отдыхая, пока еще оставалось время.

Луна уже озаряла джунгли зеленым светом. На площади играла музыка, в рощах буйволы неспешно крутили колеса, качая воду для полива. Только когда злой жар дневного солнца выжжет последние капли росы, оюпити отправятся спать. В плетеных беседках, завешенных темными пологами, в глинобитных домах, они будут спать до вечера, не ощущая духоты и яростного сияния. Но Десятому воину предстояло отправиться путь еще до рассвета.

В назначенный час Ссасаюсин поднялся и поманил Клайда рукой. Клирик моментально вскочил, вспомнив, что их ждет важное дело. Друзья настороженно проводили его глазами, но не тронулись с места: ведь Иу-Ссас сказал, что в таинственное Сердце Орла сможет войти только избранный.

Дорога, хорошо различимая в лунном свете, вела жреца с юношей вглубь острова. Клайд вспомнил карту: два холма и речушка, потом загадочное место. По пути он расспрашивал Ссаса о неизбежности начала пути.

— А если бы я ничего не искал? — пытался озадачить жреца маг. — Жил бы себе дома, никуда не плавал, как бы я тогда попал в ваши земли и в Сердце орла?

— Тебе понадобилось бы что-нибудь другое, — пожимал плечами тот. — Вещь или человек, неважно.

— А если бы я не поплыл за тем, что мне понадобилось, и все тут?

— Ураган принес бы тебя. Или дракон. Или твое колдовство неправильно сработало бы, и ты все равно оказался бы тут, — жрец был так уверен, что Клайд не знал, что ему возразить.

Когда тень огромной горы упала на ночных путников, Клайд сперва решил, что это ветер создал причудливые изгибы камня. Только через несколько секунд до него дошло, что это изображение орла — огромное как скала, больше храма в Гиране.

— Кто создал это? — благоговейно прошептал клирик. Ссасаюсин расплылся в улыбке, очень польщенный:

— Оюпити сделали это. Как и прочие места поклонения духам-предкам.

— Есть и другие? — Клайд покачал головой. — Такие же огромные?

— Духи любят огромные. В маленькие места не хотят приходить, — развел руками жрец.

— А, так именно здесь ваши основатели родов ищут себе божественных супругов? — вспомнил рассказанное клирик.

— И здесь же расстаются с жизнью, если дух пожелает этого. Они бывают очень жестоки, эти духи, — жрец нахмурился. — Ценят свою кровь дорого. Раньше хотели не одного, а многих оюпити. Но тогда нас становилось все меньше и меньше. Роды возроптали. Жрецы долго молились. И духи приняли жертвы вином и зерном. Теперь только основатель рода платит своей жизнью за чистоту нашей крови. И то не всегда.

— Что, иногда остается жив?

— Да, бывает такое. Он должен провести в посвященном духу месте три ночи. Если после этого возвращается живым — значит, дух пощадил его. Некоторые после этого дерзают зачать еще одного или двух детей, пользуются расположением божественных сил.

— А кто же… э-э… рожает этих детей? — внезапно задумался Клайд.

— Разумеется, если основатель рода мужчина, то рожать дитя или детей приходится духу. Он принимает облик женщины и все происходит обычным путем. Если же основательницей рода является женщина, то дух даже не всегда воплощается в материальное тело… — жрец развел руками.

Клайду очень хотелось спросить, каким способом духи убивают дерзких смертных после того, как род основан, но боялся услышать что-нибудь слишком пугающее. Ведь ему, похоже, предстояло войти в это зачарованное место.

— Где тут вход? — поинтересовался Клайд.

— Между лапами орла, — указал Ссасаюсин. — Но тебе не нужно туда идти. Ты же не основатель рода. Тебе нужно Сердце орла, — и жрец указал на еле заметное снизу отверстие на груди гигантской птицы.

— Туда есть какая-нибудь тропа? — Клайд прикинул высоту: не меньше чем полтысячи локтей. Упасть с такой высоты — выморок без сомнений.

— Нет, Десятый воин. Ты должен забраться туда сам. Твоя сила, ловкость, умение или хитрость должны помочь тебе. Ты должен попасть туда до рассвета. — с этими словами Ссасаюсин уселся на поваленное бревно и приготовился ждать. Клирик с досадой потер ладони: он не очень-то любил карабкаться по скалам. Нужно взять веревку… Стоп! Жрец сказал: «умение или хитрость.» Значит, есть какая-то хитрость, с помощью которой можно попасть внутрь? А не только ломиться по отвесному склону, рискуя свернуть себе шею. Клайд осмотрелся. Со всех сторон высились холмы, поросшие редким лесом. Дорога огибала фигуру орла и поднималась дальше на возвышенность. Где-то неподалеку журчал ручей. Вода, воздух, ветки… Построить катапульту? Но с ней он точно провозится до утра. Забросить камень с веревкой через шею орла? На высоту полтысячи локтей? Нереально. Да и такой длинной веревки у него нет. Маг стал в задумчивости выкладывать из своего заплечного мешка немудрящие дорожные запасы. В его торбе еще не успела похозяйничать сестренка, поэтому все пришлось вывалить на траву единой кучей. Клайд сразу отобрал предметы одежды, на всякий случай ощупав карманы. Ничего полезного! Вот два мотка веревки. Вот тюфяк из паучьего шелка: набивай и спи в любом месте. Эликсиры, свитки, волшебные травки, снова какие-то алхимические пузырьки, гномский фонарь, долговая расписка — грамп подери, он и забыл, что обещал расплатиться с трактирщиком в Глудине! Ну ничего, вернется и отдаст с процентами. Небольшой сверток оказался гамаком, который когда-то сунула Клайду в мешок Марусенька. Очень удобно, если погода теплая — даже набиватьтюфяк не нужно, привязал сеть между двумя деревьями и уснул. Книги, обрывки пергамента и бумаги, сломанный карандаш, медное колечко, рисунки Эмми в кожаном мешочке. Ничего, что могло бы помочь. И жрец молчит, как заговоренный. Наверняка ему известны десятки способов забраться на такую высоту. Жалко, что магия не позволяет летать. Перемещаться без свитка в произвольную точку Клайд тоже не умел. Сюда бы Рамио! Но для артеас вход в Сердце орла был закрыт. Конечно, парень мог бы доставить туда Клайда, ухватив за пояс, но клирик был потяжелее тонкокостной Каоны. И потом, он ведь должен быть один! Вдруг с Рамио что-нибудь случится из-за нарушения этого запрета. Да и бежать к кораблю уже слишком далеко. Времени в обрез.

Клайд задумчиво накинул на плечи тонкий плед — становилось прохладно, на траве обильно выступала роса. Скоро утро, может быть плюнуть на хитрости и попытаться залезть по скале? Пока луна не села… Клирик покосился на ночное светило, тускло-желтым пузырем опускающееся за деревья. Скоро станет совсем темно. Пузырь, пузырь… Маг вспомнил бурдюки, на которых они спасались с тонущего «Дарбора». Он может надуть, например, чехол от тюфяка. Паучий шелк очень прочный, ножом не сразу разрежешь. Да, но зачем ему валяющийся на траве пузырь? Ему нужно заставить его взлететь. Клайд с тоской вспомнил гномские летучие камни: вот бы что ему пригодилось! Впрочем, детские шарики, которые продают на любой ярмарке, летают и без всякой магии. Секрет их полета в том, что продавцы надувают их горячим воздухом. Воздух у мага всегда наготове — один Удар ветра и шар надут. А нагреть его можно было бы с помощью огненных заклинаний, но к сожалению, клирик не знал ни одного. Может быть, попросить Ссасаюсина позвать поскорее Лемвен? Девушка неплохо управляется с огнем. Но времени мало, нужно что-то срочно решать. Пламя, нагрев… можно поместить в шар согревающий амулет, правда придется все время держаться за него. Воздух долго не остынет. Но чтобы взлететь, этого мало. Нужен огонь. Сделать факел? Из чего — здесь, во влажных джунглях? Гномский фонарь не дает тепла. И тут взгляд мага упал на вываленные на траву пузырьки. Тут же руки Клайда начали торопливо вязать узлы на веревках: он быстро закрепил края гамака так, чтобы они охватывали чехол от тюфяка со всех сторон. На концы этой сети он привязал свои веревки, сделав надежную петлю для ног и пояса, в которой можно было сидеть. Для удобства маг намотал вокруг петли мягкий плед. Решительно вставил ноги в петли по бокам сидения и направил Удар ветра внутрь тюфяка. Огромный шар, вернее что-то больше напоминающее готовый взорваться гигантский огурец, подпрыгнул и завис над головой мага. Веревки тут же ослабли, и легкая оболочка начала сжиматься. Клайд сообразил завязать углы чехла потуже, сузив отверстие для подачи воздуха. После чего надел перчатки и осторожно откупорил один из неприметных пузырьков. Струя пламени рванулась ввысь, веревки немилосердно дернули клирика и потянули за собой. Пузырек чуть не вылетел у мага из рук. Шар снова пошел вниз, и Клайд стукнулся ногами о камень. Ссасаюсин смотрел на происходящее с изумлением, но казался при этом очень довольным.

Еще одна попытка — прыжок, приземление. Еще раз, приоткрыть пузырек с огненной эссенцией совсем чуть-чуть, чтобы струйка огня была ровной. На этот раз получилось. Шар оторвался от земли и понес клирика ввысь. Клайд старался не смотреть вниз. Сиденье оказалось не таким удобным, как он хотел, и веревки врезались в тело. Только когда лысая голова орла оказалась на уровне его коленей, Клайд осторожно закупорил фиал. Теперь предстояло, поддерживая тепло внутри летучего мешка амулетом, приблизиться к гигантской птице и забраться в ту дырку на ее груди.

Пара Ударов ветра едва не унесла клирика куда-то в ночь, пока он не догадался, что выпускать вихрь нужно в сторону, обратную желанному направлению. После этого в три приема он достиг статуи. Летательное приспособление снова пошло вниз, пришлось подбавить огня. После чего Клайд оказался прямо на макушке орла, выжидая, пока воздух не начнет снова остывать и вся конструкция опустится.

Он едва не промахнулся мимо отверстия, потому что плохо видел его сверху. Но в последний момент уцепился за какую-то перекладину и подтянул себя в уходящий вглубь камня коридор. Шар он привязал все за ту же перекладину, с трудом выпутался из обвязывающих его веревок и двинулся вперед. Теперь ему пригодился гномский фонарь. Впрочем, идти пришлось недолго. В круглой комнатке с красными стенами почти ничего не было. Лишь несколько широких чаш на полу да бьющая из стены струйка воды. Клайд наклонился, чтобы смочить горло, но тут же отпрянул: вода была красно-коричневая, словно кровь. «Кажется, это примеси каких-то минералов…» — попытался вспомнить свои гномские познания клирик. Но пить эту воду ему расхотелось, он даже не стал ее касаться.

Маг внимательно осмотрел помещение. В одной из чаш были когда-то насыпаны зерна. Теперь они почернели и превращались в труху от малейшего прикосновения. В другой болтались клочья пыли и паутины. В третьей лежали кости мелкого зверька — может быть, жертвы, а может забравшегося сюда когда-то за поживой. В четвертой чаше что-то чернело. Клирик наклонился и увидел, что это отверстие в полу. Чаша была приделана к камню намертво, и дыра вела куда-то на нижние уровни этой пустотелой статуи. Клайд опустился на колени и с интересом всмотрелся во мрак. Ничего не было видно. Он было подумал, не поджечь ли ему бинт, чтобы посветить в дыру или даже кинуть горящий кусок тряпки вниз. Но представил, что там может находиться что-нибудь сухое и горючее, например, вездесущие плетенки оюпити, из которых тут делают и столы, и стулья, и кровати, и заборы. Тогда статуя превратится в гигантскую печь, и маг в ней очень славно поджарится. Клайд решил оставить эту затею. Но, когда он двинулся прочь от отверстия, ему послышались тихие звуки музыки, раздающиеся где-то внизу. Нежно и переливчато, как музыкальный кристалл, наигрывала простенькая мелодия. Клирик снова заглянул в дыру — ничего и никого.

— Нужно найти эту штуку! — приказал он сам себе. — Скоро рассвет.

Впрочем, искать было негде. Гладкий пол, ровные красные стены, вода и четыре чаши — вот все, что находилось в этом помещении. Никаких тайных дверей, секретных ящиков и прочего Клайд обнаружить не мог.

— Может быть, захватить эти кости? — сердито спросил клирик у собственной тени. Тень молчала. Хрупкие косточки превратились в белый порошок как только маг попытался вынуть их из чаши.

— Отлично. Пыль от костей, пыль от зерен, комок паутины и дырка. Хотел бы я быть настолько мудрым, чтобы расшифровать это послание богов, — рассердился клирик. — А чаши приделаны к полу, — чтобы убедиться в этом, он пнул один из сосудов. Ком паутины выкатился оттуда с металлическим звуком. Прежде чем раздосадованный маг сообразил, что это и есть искомый комок проволоки с жемчужинами, только полностью заросший пылью, тот подскочил на каменном полу и без звука канул в черное отверстие. Клайд плюхнулся на живот и протянул в дыру руку, надеясь, что пол там где-нибудь близко. Но только слабый сухой ветерок овевал его пальцы.

Пришлось вернуться к идее с факелом. Гномский фонарь не пролезал в отверстие, но в его луче не было видно никакого верхнего этажа — только пустота повсюду, куда достигал луч. Клайд обмотал бинтом кусок пергамента и подпалил самодельный факел. Тот горел неохотно, больше тлея и заставляя мага кашлять от едкого дыма. Никаких плетенок, к счастью, в дыре не обнаружилось. Насколько мог видеть Клайд, там была только пустота — до самого низа.

— Ну и ладно, — маг затоптал свой факел и отряхнул ладони. — Просто спущусь и подниму его там. Если внутри ничего нет, то он не мог завалиться куда-нибудь.

Спуск на надувной конструкции занял несколько больше времени, чем клирик рассчитывал. Сперва он еще больше поднялся, потом долго не мог повернуть к статуе от холмов. Наконец, Клайд крепко приложился коленями о камень и выпутался из веревок. Шар проехал еще несколько локтей по мокрой траве и сдулся. Клирик решительно зашагал к лапам орла. «Вот, влип в очередную историю», — укорял себя маг. — «Вместо сердца орла я собираюсь забраться буквально ему под хвост.»

Внутри статуи действительно было пусто. Гномский фонарь осветил гладкий пол с ракушечным узором. Почти в центре валялся комок проволоки, с которого при падении слетела вся пыль.

— А, вот ты где! — обрадованно вскричал Клайд. Странное эхо пошло гулять по стенам, заставив его прикрыть рот ладонью. Юноша шагнул вперед, и в тот же миг яркая, как вещий сон, иллюзия развернулась вокруг него. Он успел ощутить всплеск магии, вернее той первородной силы, из которой и возникает магия смертных. Сияли светильники, шелковые занавеси колыхались на стенах, мягкие кушетки, обтянутые парчой, манили прилечь, крохотные столики ломились от яств. А навстречу магу по роскошным коврам двигалась женщина, воплощающая идеалы всех мужчин мира: широкобедрая, с высокой грудью, со стройными ногами, зрелая и юная одновременно. Ее кожа переливалась, как шелк, ее волосы струились, как майский мед. Чувственные губы и огромные глаза на почти детском личике дополняли ее облик. Клайд сам не заметил, как оказался в ее объятиях, буквально утонув в сводящем с ума аромате ее тела.

— Ты пришел, — промурлыкала красавица. — Скольких детей мне выносить для тебя, мой герой?

— М-м! — только и смог простонать клирик. Все мысли разом вылетели из его головы. О чем она говорит? Сейчас, когда она почти лежит у него на руках, и кушетки так близко, и никто не помешает им, какое значение имеют слова?

Маг подхватил женщину на руки, удивившись тому, как мало она весит. Ее кожа то холодила его руки, то обжигала их. Ему казалось, что он движется бесконечно долго, но наконец красавица очутилась на серебристой парче, а он рядом с ней. Руки женщины ласкали его тело, но он почему-то не мог уследить за ними: блаженство охватило его всего. То казалось, что она гладит его по голове, то массирует ему спину, то ласкает ступни ног. Клайд обхватил ее за плечи, укладывая на спину, но она игриво вывернулась и отскочила от кушетки.

— Погоди! — не узнавая свой хриплый голос, воскликнул маг. — Вернись!

— Поймай меня! — серебристый смех повис в воздухе. Клайд прикинул расстояние и… рванулся в другую сторону, пытаясь запутать беглянку. Та испуганно вскрикнула, с трудом увернувшись от его рук и снова отбежала.

Клирик осторожно приближался к ней, когда его нога зацепилась за что-то на полу. Что-то легкое, незначительное, но опустив глаза, он ничего не увидел на мохнатом ковре. Досадуя на отвлекающую его мелочь, он бездумно провел рукой по полу возле своей ноги и его пальцы сжались на чем-то холодном, колючем…

Картинка вокруг задрожала, как отражение на воде. У Клайда закружилась голова и заломило в висках. Он вцепился в найденный предмет и изо всех сил зажмурился. Тишина. Ни смеха, ни треска факелов. Маг вновь открыл глаза. Женщина стояла в двух шагах от него, игриво поводя бедрами. На ближайшем столике исходила соком и сладким ароматом надрезанная дыня. Неистовство вновь накатило на Клайда, и он вытер пот со лба. Он задержится тут ненадолго. А потом отнесет эту шутку куда там… неважно.

Но что-то внутри клирика заставило его вновь закрыть глаза. Он уже видел подобную красоту. Она только кажется желанной, на самом деле это ослепляющее совершенство не принадлежит смертным. Приближаться к нему опасно. Клайд с зажмуренными глазами начал отползать на четвереньках назад. Тихо, пока все тихо… Вот только он не знает, где выход. А вдруг отверстие сомкнулось, и он будет бесконечно блуждать по кругу, то проваливаясь в иллюзорный мир, то погружаясь во тьму?

Клайд уперся ногами в стену и с облегчением встал на ноги. Теперь можно двигаться, касаясь рукою камня. Стена, стена, стена…. Через два десятка спотыкающихся шагов руки нащупали проем. Оттуда пахло землей и ночными цветами. Почувствовав себя увереннее, клирик снова открыл глаза. От двери иллюзия казалась выцветшей, сквозь кушетки и складки шелка проглядывали ракушечные узоры. Но сила воздействия высшей воли на разум смертного оставалась такой же сильной. Существо — дух, царящий в этом месте — продолжало манить мага к себе.

— А потом ты убьешь меня? — спросил он у нее сдавленно.

— Я не буду убивать тебя, герой! — женщина протягивала руки. — Я подарю тебе блаженство, несравнимое ни с чем. Долгие месяцы, годы блаженства.

Проволочный комок в ладони Клайда кольнул руку. Маг сжал его крепче, еще, еще крепче — пока на ладони не выступили капельки крови. В голове прояснилось достаточно, чтобы спросить у существа:

— Зачем тебе это? Ты же дух, божественное создание!

— Смертные мало молятся в последнее время, — помрачнела женщина. — Не прносят жертв. Веками мы обходимся без вашей мистической энергии. Это тяжело здесь, в материальном мире. Пойдя на сделку с твоим племенем, я получаю возможность впитывать энергию тех, кто добровольно остается на долгие месяцы в моем иллюзорном мире. Чтобы родилось достаточно детей, нужны годы. Все это время основатель рода одержим мною, он превозносит меня, поклоняется каждому моему вздоху…

— А потом ты требуешь его жизнь в качестве добровольной жертвы? — Клайд сжал проволоку еще сильнее. Металл стал горячим и шевельнулся у него в ладони.

— Нет, нет! — замотала головой женщина. — Никогда.

— Как же умирают основатели родов? — потребовал ответа Клайд.

— Они сами убивают себя, — тускло ответило существо. Фигура женщины понемногу изменялась, на голове среди золотистых прядей проглянули перья. — Убивают, потому что не могут больше жить вне моей иллюзии. Без меня. Убивают, зная, что видят меня в последний раз. Только немногие уходят — вернее, уползают из этого места.

— А ты не можешь осчастливить кого-нибудь лет этак на сто? — возмущенно спросил клирик. — Неужели твоей силы не хватит на сто лет иллюзии?

— Мне это не приходило в голову, — уставился дух на мага. — Вы, смертные, так хитры!

— Тебе ведь важно поклонение души, а не тела, как я понимаю? Приведи в восторг художника — и он сто лет будет рисовать твои портреты. Приведи в блаженство поэта — и сто лет слушай его стихи. Даруй свою иллюзию менестрелю — и наслаждайся музыкой, покуда не завершится его земной путь. Впрочем, даже безногий-безрукий калека, глупый как пробка, может подарить тебе достаточно восхищения. Ведь тебе не важно, каков сосуд, несущий в себе очарованную тобой душу?

— Да, да! — воскликнул дух, окончательно теряя очертания соблазнительницы. Теперь он выглядел как бесполая фигура огромного роста с орлиной головой. И в глазах пришедшего в себя клирика это создание выглядело гораздо гармоничнее и естественнее, чем несуществующая красотка. Только в глубине его души звенели колокольцы отчаянной досады.

— Но как же мой договор с оюпити? — существо в недоумении обернулось к Клайду.

— А что может помешать тебе зачать детей женщине или выносить их для мужчины без всех этих фокусов? — удивился маг. — Усыпляй их, чтобы не сходили с ума по твоей красоте, вот и все.

— Я так и поступлю, — птицеголовый дух закивал. — И мои собратья с радостью поступят так же, я уверен. Но где мне взять желающих провести всю свою жизнь в этом месте?

— Знаешь… — Клайд задумался. — Пожалуй, лучше всего тебе подойдет приют для душевнобольных. В реальности у этих несчастных нет никакой надежды, а тебе ведь все равно, кому дарить блаженство: нормальному или безумцу.

— Как я могу отблагодарить тебя, смертный? — пророкотал дух, видя, что Клайд готов переступить порог, покидая его пристанище.

— Я не знаю, — растерялся клирик. Он устал, переволновался за эту проволоку, пережил сводящий с ума морок, придумал за одну ночь кучу разных хитростей. Поэтому никакие осмысленные желания не приходили ему на ум. Попросить отнести его с Ссасаюсином домой? Глупо, тут не более десяти минут ходу. Приказать найти и уничтожить Торионела? Вряд ли Аннарин будет благодарен за это. Попросить существо обернуться напоследок Вивиан? Или доставить саму девушку сюда, погрузив их обоих на несколько часов в непреодолимое блаженство? Но от любого дурмана потом так трудно отвыкать…

— Хорошо, смертный. Я дам тебе время, — птицеголовый наклонился к Клайду и протянул ему перстень. — Когда ты решишь, что же тебе нужно, сними это кольцо и кинь прочь от себя. Если твое желание будет мне по силам, я тотчас же выполню его, — с этими словами дух повернулся на месте и исчез в столбе зеленого света.

— Уф! — простонал Клайд, опускаясь на песок у входа. В руках у него обнаружилась странная штуковина, не похожая ни на прежний комок проволоки, ни на что либо осмысленное. Словно кованный из мифрила ажурный бутон раскрывающегося цветка. Вот кончики лепестков, вот круглое основание, а в середине отверстие — руку можно просунуть.

— Ладно, надеюсь, что Сэйт и Хенайна лучше знают, что с этим делать, — прворчал маг. Десятый он воин или нет, но похоже, что сегодня никакие мистические силы не удержат его от того, чтобы проспать весь день напролет и еще часть ночи прихватить.

— Иу-Ссас, вставай! — Клайд потряс жреца за плечо. Тот взрогнул, открывая свои круглые глаза.

— Ты нашел, — кивнул мужчина, увидев металлическое кружево в руках мага.

— Нашел, нашел, — кивнул тот. — А заодно с вашим предком там побеседовал. Думаю, что больше ваши основатели рода не будут умирать.

— Десятый воин вступил на свой путь, — философски отозвался оюпити. — Мир начал меняться.

— Да мир постоянно меняется, — удивился Клайд. — Одни Преобразования чего стоят!

— Это так, потому что смертные были созданы для того, чтобы менять реальность, — кивнул жрец. — Но ты меняешь ее сильнее.

Клайд не нашелся, что ответить на это: было странно возражать и глупо соглашаться. Остаток пути маг размышлял, рассказывать ли Ссасаюсину правду о духе Орла или не стоит. «Нет уж», — решил он в конце концов. — «Если дух захочет, он как-нибудь сообщит правду жрецам или избранным. А с меня и прозвания Десятого воина достаточно. Я уж и так тут навоевался.»

Долгожданная находка озадачила и Сэйта и Хенайну.

— Это без сомнения тот самый жемчуг, — девушка провела пальцем по черным и белым шарикам, вделанным в мифрил. — Но это совершенно не похоже на то, что описывается в книгах.

— Да сначала оно выглядело, как ты говорила: просто смятая проволока, — виновато пояснил Клайд. — Настолько пылью заросла, что была похожа на комок паутины. А потом у меня в руках превратилась вот в это.

— А что ты с нею делал в этот момент? — заинтересовался Сэйт.

Клайд не хотел рассказывать, что в этот момент он ползал на четвереньках, разрываясь между желанием погрузиться в сладостный обман и позорно бежать, куда глаза глядят.

— Я… я там лез, — клирик задумался. — Кажется, уколол руку, вот, — он показал ранку на ладони. — А эта штука нагрелась и стала шевелиться. Только мне было некогда смотреть на нее.

— А, кровь, — эльф задумался. — Мы можем проверить это. Кто у нас не боится колоть палец?

— Ну, давай, — Аннарин с любопытством протянул руку. В ладони воина тут же оказалась Чаша, по краю которой с легким треском проскакивали искры.

— Ого! — Аннарин невольно отшатнулся от собственной ладони. — Что это с ней?

— Три артефакта собраны вместе, — предположила Хенайна. — Они взаимодействуют.

— Не очень мне это нравится, — признался. воин, сжимая кулак и заставляя Чашу исчезнуть. — Ткни-ка мне, братец, в мизинец, пока она снова не выскочила откуда-нибудь.

Сэйт не стал терять времени и уколол брата кончиком ножа.

— Теперь ты должен коснуться своей кровью металла, — предположил эльф. Аннарин протянул руку и коснулся мифрила, размазав по нему каплю крови. Державший артефакт Клайд вскрикнул:

— Снова нагрелось! — и поспешно положил странно извивающийся предмет на столик. Все сгрудились, глядя на происходящую метаморфозу. Металл двигался, словно ртуть, застывая в новой форме. Жемчужины перекатывались с одного витка на другой и образовывали новый узор.

— На ошейник похоже, — буркнул Роррат. — Может, это такое ожерелье?

— Нет, — тихо сказала Вивиан. — Это не ожерелье.

Девушка взяла изящное украшение и подняла его вверх на вытянутых руках.

— По-моему, — сказала она уверенно. — Это корона.

— Корона эльфов? — удивилась Хенайна. — Разве она не была захоронена вместе с нашим королем?

— О, это очень интересная история! — торопливо заговорил Сэйт. — Такая древняя, что мало кто помнит о ней. За много веков до гибели нашего последнего короля корона пропала. Ее искали с помощью магии, добивались ответа от оракулов, до тех пор, пока один пророк не сказал, что ее унесли неведомые жрецы, чтобы сохранить от всяких бед для грядущих королей. Бед в ту пору и впрямь было немало, поэтому пророчество никого не удивило. С тех пор при коронации у светлых эльфов использовался серебряный обруч в виде ветви ясеня — в знак того, что это временная мера. С этим обручем и был похоронен последний король.

— А у нас короля короновали золотым обручем в виде побега плюща, — удивленно вставил Тиэрон. — Выходит, что наша корона тоже где-то спрятана?

— Может быть, ваш обруч имел другое происхождение? — пожал плечами Аннарин. — Ну, вроде как у младшего рода бывает: не три зубца на венце, а два, потом один, знаешь?

— Кто это тут еще младший род? — хмыкнул Тири, но задираться всерьез не стал. — Между прочим, у этой вашей короны зубцы крохотные, как у какого-нибудь баронского венца, — уточнил он уже мирно.

— Ну ладно, — уперла руки в боки Лемвен. — Если это корона короля светлых эльфов, то почему же она начала меняться в руках у Клайда, а?

— Разумеется потому, что в нем, как и в любом человеке, смешаны частицы всех рас нашего мира, ты разве забыла?

— А что будет если корону помазать моей кровью или кровью Рорра? — не унималась темная эльфийка.

— Я думаю, это вернет ей прежний неузнаваемый вид. — выдвинул версию Сэйт. — По той причине, что к темным эльфам и оркам она не имеет никакого отношения.

— Может быть, попробуем? — нерешительно предложила Хенайна. — Мне как-то не по себе путешествовать с этим королевским венцом. А комок проволоки даже с жемчужинами не привлечет ничьего внимания.

— Кроме внимания тех, кто прекрасно знает, что мы ищем, — мрачно добавил Тири.

— Ну, про них-то мы тоже знаем, — отозвался Клайд. — А вот обычные воришки могут доставить нам немало хлопот. Было бы здорово, если бы корона исчезала как Чаша!

— Ну, давайте попробуем, — протиснулся к столу Рор. — Дайте-ка мне ножик, я сам ткну, — с этими словами орк сделал маленький надрез на указательном пальце. Показалась капелька крови.

— Давай! — азартно выдохнула Лемвен. Кровь коснулась чеканного узора. Долгие несколько секунд ничего не происходило. Но не успела Хенайна со вздохом разочарования протянуть руку к короне, как та вновь начала транформироваться. На этот раз она будто таяла. Сэйт испуганно схватился за металл, но тут же отдернул руку:

— Да она ледяная, как дыхание Бездны!

По плетеной поверхности столика разбегались узоры из игольчатого инея. А корона, уменьшившись втрое, снова превратилась в комок мятой проволоки.

— Ты угадал, — с уважением произнесла Хенайна. — Чужая кровь действительно развоплощает её.

— Ну вот, теперь мы умеем ее складывать и раскладывать. Очень удобно, походный вариант, — пошутил Клайд.

— Нужно только чтобы под рукой все время был кто-нибудь, в ком нет крови светлых эльфов, — добавила Вивиан. — Рор или Тири, или Кузьма.

— Пора ложиться спать, — зевнула Хенайна. — Вон, даже наш Десятый воин клюет носом.

— Еще бы мне не клевать после этих орлов… — пробурчал клирик.

— Заночуем у оюпити или вернемся на корабль? — спросил Аннарин.

— Лучше тут. На корабле так жарко, что кожа трескается, — помотал головой Тиэрон.

— Хорошо, — Ссасаюсин, сидевший в углу на подушках и, казалось, не обращавший никакого внимания на возню с короной, хлопнул в ладоши. Появилась Мосунийя и девушки-прислужницы.

— Я провожу вас в комнату для дневного сна, — сказала она. — Но если вам там не понравится, я прикажу постелить вам так, как принято у вас.

— Звучит угрожающе, — прошептала Вивиан Клайду. — Надеюсь, они не спят на жердочках или на колючках.

— Я сейчас усну даже на колючей жердочке, — зевнул клирик, прикрывая рот кулаком.

Ложа, предназначенные для отдыха, поразили путешественников. Это были плетеные — разумеется! — лежаки, застеленные тонкими матрасами. Изголовья немного приподняты, ножек нет. Но самое удивительное представляли из себя подушки — сшитые в виде объемного кольца, они больше напоминали бублики. Причем бублики, обкусанные сверху, потому что кольца подголовников были разомкнуты.

— Это очень удобно, — пояснила Мосунийя. — Если вам захочется лечь на живот, не нужно будет поворачивать голову на бок.

Друзья нерешительно опробовали новый способ отдыха.

— А ничего, — одобрила подушку Вивиан. — Действительно, можно лежать вниз лицом и спокойно дышать.

Путешественники поблагодарили жрицу и ее брата и начали устраиваться. Девушки обнаружили легкие занавеси, разделяющие кровати, и немедленно выгородили себе угол спальни. Мужчины подобными вещами не заморачивались, устраиваясь поудобнее и примеряясь к легким покрывалам — не коротковаты ли? А если с головой накрыться? Тири, смущенно оглянувшись на дверь, прихватил с пола пару привычных квадратных подушек.

Светильники угасли и спальня заполнилась глубоким зеленым светом, идущим от затянутого шторой окна. На улице уже рассвело, и птицы кричали на все лады.

— Я не засну под такой свист, — пожаловалась Хенайне Лемвен. Эльфийка предложила подруге заткнуть уши кусочками бинтов.

— Ну, я не знаю, — Лемвен потрогала свои уши и снова перевернулась с боку на бок. — Я все думаю про эту корону. Что было бы, если бы Рор коснулся ее еще раз?

— Да ничего бы не было, — с закрытыми глазами ответила светлая эльфийка. — У этого венца только два состояния — проволока и корона.

— Не-а, — возразила неуемная Леми. — Еще такое состояние в котором ее Клайд принес.

— Ну, это просто прерванная метаморфоза, — пояснила Хенайна. — Если кровью коснуться и быстро отдернуть руку, а кровь стереть, наверное, то же самое будет.

— Наверное? И ты не хочешь узнать точно? — Леми распустила было свою прическу, потом подумала и снова закрутила волосы.

— Завтра может быть… — засыпая, пробормотала Хенайна. Лемвен подождала, но и эльфийка, и Вивиан крепко спали. За занавесками похрапывал Роррат, сопел носом Клайд и приглушенно постанывал Тири. Сон не шел к девушке. Она легла на живот и с интересом подышала в подушку-бублик. Какая-то былинка защекотала ей нос, и Леми с трудом удержалась от громового чиха. Она села, глядя на занавешенное окно. Может быть, если немного прогуляься, ей будет проще заснуть? Кажется, за домиком была беседка с фонтаном.

Темная эльфийка выскользнула из-за занавески и босиком двинулась к выходу. В доме царила тишина. Проходя по коридору, Леми увидела спящих в разных комнатах девушек-прислужниц, маленьких девочек и старуху.

— Только выпью глоток сока, — сказала девушка сама себе, сворачивая в трапезную. Прохладный сок еще больше взбодрил ее. Леми отогнула штору на окне и выглянула наружу. Ну да, вот они под окном — фонтанчик и беседка с необычными подвешенными к потолку креслами без ножек. Нужно взглянуть на все это поближе.

Лемвен сама не знала, зачем прихватила со столика комок мятой проволоки с нанизанными на нее жемчужинами. Но когда она уселась на висячее кресло и поджала под себя ноги, артефакт оказался у нее в руках.

— Жемчужины выглядят как настоящие, — со знанием дела прошептала она. — Но жемчуг не может храниться в пыли и грязи столько веков. Он потускнел бы и потрескался. Кажется, на нем что-то написано? — эльфийка поднесла артефакт ближе к лицу. — Не могу разглядеть. На ощупь камни совершенно гладкие. Но мне кажется, что там виднеются крохотные руны — темные на белых шариках и светлые на чёрных.

Лемвен откинулась на спинку кресла и оттолкнулась ногой от пола беседки. Птицы давно умолкли, сонная тишина накрыла земли оюпити.

— Ну же, Леми, — прошептала она сама себе. — Давай, сделай это. Ты ведь для этого сбежала из спальни. Тебе хочется знать, не сожмется ли эта штука совсем в крохотный комочек от твоей крови? Или действительно останется как была?

Девушка задумчиво посмотрела на свой палец. Первый порыв, толкнувший ее на это, уже прошел. И палец потом болеть будет — у нее всегда долго заживали ранки от иголки, когда она чинила одежду.

— Нет… — вздохнула темная эльфийка. — Я боюсь. Я не хочу испортить эту корону, ведь мы так долго ее искали.

— А может, рискнешь? — раздался за ее спиной такой же тихий голос. Леми резко развернула кресло в воздухе и обнаружила там Сэйта, с милой улыбочкой поглядывающего на артефакт в ее руках.

— Извини, что взяла без спроса, — девушка поспешно протянула ему комок проволоки.

— О чем ты? Это ведь не моя собственность. Мы сообща добыли ее. — рассудительно заметил эльф.

— Ну, добыл ее Клайд… — поправила упавшую на глаза прядь Лемвен.

— Так ты согласна попробовать? — подмигнул ей Сэйт. — Обещаю исцелить твой палец немедленно.

— Исцелить я и сама могу, — вздохнула темная эльфийка. — Ну, давай рискнем. Только, чур, не сваливать все на меня.

— А на кого же? — делано удивился Сэйт. Леми фыркнула, отцепила со своей рубашки небольшую брошку и торопливо кольнула булавкой палец.

— Ой! — капля крови сорвалась с кончика пальца и исчезла в плетеном полу.

— Ничего, сожми его немного, — скомандовал Сэйт. Еще одна капля набухла на коже девушки. Не дожидаясь, пока она тоже сорвется, Лемвен скорее коснулась пальцем мифриловой проволоки. Кровь размазалась по металлу.

— Ну, что? — спросила девушка, засунув палец в рот.

— Погоди, кажется жемчужины дронули, — отозвался эльф.

— А по-моему, ничего не… — Леми осеклась. Корона снова трансформировалась. И она не уменьшалась, а опять принимала свою настоящую форму. Через минуту на коленях у девушки лежал украшенный жемчугом венец.

— Смотри, — указал Сэйт. — жемчужины образуют теперь совсем иной узор! Я так и думал! — он был очень доволен.

— Может расскажешь мне, я ведь палец колола все-таки, — немного обиделась на его загадочность Лемвен.

— А ты сама не догадалась? — Сэйт посмотрел на эльфийку тревожными глазами. — Это корона не принадлежит королю светлых эльфов. И королю темных эльфов она тоже не принадлежит.

— А чья же это корона? — изумилась девушка. — Гномов, что ли?

— Нет, — терпеливо пояснил Сэйт. — Это корона короля эльфов. Понимаешь? Не темных и не светлых. Просто эльфов.

— Вот это да! — от изумления у Лемвен враз кончились все слова. — Вот это да! Вот это штука!

— Да, Леми, похоже мир действительно будет изменен в скором времени, — кивнул эльф. — Я уверен, что Чаша и кинжал помогут нам отыскать того, кто будет коронован этим венцом.

— Почему именно нам? — спросила девушка.

— Ну, мы же отыскали все три артефакта, — задумчиво произнес Сэйт. — И, судя по тому, что Аннарин стал хранителем Чаши, эти вещи попали к нам не случайно.

— Мы будем искать короля… — пораженно повторила Лемвен. — всех эльфов? — и тут неожиданная мысль пришла ей в голову:

— Короля?! — воскликнула девушка, заливаясь краской. — И его брата!

Глава 62. Порог

Седди вцепился в проклятущее копье изо всех сил. Грапмы были высокими тварями, и древко, вколоченное в старую крепь, зловеще торчало вверх из грудной клетки Марусеньки, выскальзывая из перепачканных кровью рук гнома. Бойцы Волхана, заметно упавшие духом, сгрудились в слабом кольце обороны вокруг Седди. Они были готовы отступить, но продолжали безнадежно отбиваться от когтеглазов, уважая желание Кора забрать тело своей подруги. Долгожданная дымка выморока не окутала гномишку ни через минуту после жестокой гибели, ни через две… Она так и осталась стоять, вернее, висеть на копье, безжизненная, как тряпичная кукла. Кровь почти сразу же перестала течь из ее ран, пульса не было…

Караванщик со всхлипом уперся в сваю ногой и дернул изо всех сил. Марусенька тяжело обвалилась ему на руки, а древко копья сломалось. Гном осторожно вытащил его обломки из тела гномишки и отшвырнул ногой прочь. Нужно было уходить отсюда, как можно скорее найти Кселлу или этого Лежена. Где Дарик? Он не может оставить тут Марусенькиного врага-подопечного, раз уж она хотела забрать его с собой.

Клирик по-прежнему валялся на песке в узком проходе, куда его оттащили бойцы. Седди подбежал к нему и потряс за плечо, продолжая прижимать Марусеньку к себе, как ребенка. Веки не дронули, дыхание еле прослушивалось. Гном в отчаяньи прикусил губу. У него хватило бы сил нести их обоих на плечах, но… нести и отбиваться от монстров, надсмотрщиков и прочей дряни он не мог. Нужна тележка, тачка. Седди бережно уложил Марусеньку на пол рядом с клириком. Он непрерывно бормотал себе что-то под нос, и эхо отражало его искаженный голос:

— Ты потерпи, маленькая… все будет хорошо. Сейчас я найду тачку и мы поедем к магам. И этого дурачка возьмем, я же помню, как он важен для тебя. И ленточку я тебе новую куплю, ишь, как ты вся растрепалась. Вот уж Сонечка не похвалит тебя, ну да ничего… Полежи чуток, я только за тачкой… Я сейчас!

Гном сделал шаг назад и наткнулся спиной на стоящих полукругом дружинников восточного клана. Ребята стояли молча, безвольно опустив уставшие израненные руки. На их лицах проступала безнадежность. Они понимали, что без гномов не выстоят против глубинных тварей, и мысленно готовились к вымороку, к потере новеньких мечей, к позору своего клана.

— Я покажу тебе, где лежит тачка, — сказал Беш тихим голосом. Он давно сменил пращу на лук, потому что камни редко наносили грампам серьезный ущерб. Лария по-прежнему прикрывала его щитом, отбиваясь из-за тяжелой кованой пластины дротиком. У этой пары тоже не было ни малейших шансов — недаром полуэльфка так не хотела ввязываться в войну кланов.

— Не волнуйся за нас, — усмехнулась девушка. — Мы не останемся у Гроя, уйдем в один из мелких кланов, что занимают юго-восточные пещеры, или к срединникам на северо-запад. Жить там похуже, зато никто не рвется их завоевывать.

— Давай, парень, вы же не за просто так сюда пробирались! — хлопнул гнома по плечу здоровой рукой Ораг. — Забирай ее и этого колдуна, а мы прикроем твой отход.

Седди обвел воспаленными глазами эти лица. На них не было ни осуждения, ни обиды. Они и так считали себя в долгу перед гномами, за несколько дней перевернувшими всю их жизнь. Но караванщик уже вытянул свою самодельную алебарду из петли на спине.

— Уходить мне теперь не к спеху, — мрачно сказал он. — А вот там кое-кто нас уже заждался! — с этими словами он размашисто зашагал к когтеглазу, маячившему над тающим в воздухе трупом грампа.

Бой закипел с новой силой. Монстры тоже выдыхались — на поверхности у них быстрее кончались силы. Но и бойцы двигались, как после Ледяной стрелы. Потеря была неожиданна и очень горька для всех. Наверное, каждый в эти минуты представлял себе рыжий хвостик, скачущий над яичницей, мечущийся над грудами оружия, боевым вымпелом летящий впереди всех в атаку. Седди пытался заставить себя не думать о гномишке, но у него не получалось. Куда ушло то, что наполняло сонечкино тело? Где теперь Марусенька? В камне вокруг них, вернувшись в объятия Марф, как учили гномские жрецы? Или на небесах, у ног Эйнхазад, как твердили человеческие клирики? А может быть, она не может найти пристанища, вырванная смертью из чужого тела? Не повредит ли это Сонечке? А вдруг она тоже умрет? А если не умрет? Как сможет Седди вернуться к друзьям и видеть каждый день косички-бараночки, слышать знакомый тонкий голосок — и знать, что это вовсе не она, это морок, магическая ошибка, чужая судьба?

С этими тоскливыми думами Седди оттеснял тварей к устью колодца. Они стали как-то легче поддаваться Оглушалкам, да и под ударами алебарды падали чаще и чаще. Видимо, амулет продолжал накапливать энергию, и боевое мастерство гнома росло. Но это совсем не радовало его. Седди пришло на ум, что это марусенькина сила влилась в него, это ее энергией наполнился амулет. Седди покосился на волшебную вещицу. На нем по-прежнему виднелись тонкие полоски связи с Марусенькой и Дариком. Марусенькина чернела мертвой пустотой, а вот нить жизни клирика чуть трепетала, как умирающий светлячок. Или не умирающий? Гному показалось, что свет стал чуть сильнее. Что ж, придет этот колдун в себя или нет, он отволочет его в Гильдию и попросит вылечить. Нужно только предупредить кого-нибудь, что это не просто перебравший чернолиста оборванец. А то очухается — и поминай как звали! Лучше всего, наверное, Клайду сказать. Тот вроде тоже клирик…

Боли Седди не почувствовал. Но переходящее в выморок тоскливое тошнотворное бессилье узнал сразу. Успел подумать о том, что придется отбиваться в центральной части шахты от надсмотрщиков, а ребята тут останутся без прикрытия. Шагнул вперед на подгибающихся ногах и… муть отхлынула. Гном, не задумываясь рубанул секирой раз и другой, покончил с тварью и оглянулся. Дарик сидел, привалившись к холодной стене и на марусенькином мече в его руках еще дрожали отсветы магической энергии. Один за другим взбодрились и израненные бойцы.

— Вот оно что… — пробормотал караванщик, сопоставив и неожиданные приступы бодрости, и обморок мага. Видимо, без оружия Дарик использовал свою силу не на всю катушку, как это водится у колдунов. Меч помогал ему сконцентрировать энергию, и, даже сильно ослабленный клирик смог вновь использовать магию.

— Помоги ей! — подбежал к Дарику гном. — Оживи или что ты там умеешь.

Дарик покачал головой, закусив губу.

— Не можешь? — вздохнул гном. — Ну, что ж, исцеление лучше чем ничего. Жалко, что ты не догадался полечить отравленных и покусанных мышами ребят. Если бы у нас было втрое больше народу, мы бы задали этим гадам! — и гном снова врезался в гущу схватки.

Дарик сидел рядом с Марусенькой, время от времени исцеляя бойцов. Но все его внимание было приковано к гномишке. Он то и дело щупал ее пульс и осторожно осматривал испачканные кровью руки и плечи. Клирик будто выжидал чего-то. И оно произошло. Дарик поднялся на ноги и без сожаления истратил почти весь запас своей магии на серию защиток для сражающихся дружинников. Потом покосился на Седди, осторожно положил меч гномишки на пол и растворился в сумраке коридоров.

Седди понимал, что оборонять выход из колодца уже нет никакого смысла. Он постарался как можно короче пояснить свой план сгрудившимся вокруг дружинникам. Ребята сосредоточенно закивали. Отступить в восточные коридоры, потом промчаться бегом по центральному, прямому и широкому, а дальше отступать к реке. Если Волхан сумел как-нибудь поставить отравленных на ноги, те помогут бойцам. Если же нет — демоны двинутся за напавшими на них к воде. Река протекает повыше, чем северные тоннели, там глубинникам станет совсем не по себе, может быть они бросят погоню и просочатся к себе вниз.

Это был не самый лучший вариант. Надёжнее всего было бы разозлить монстров как следует, заставив их гнаться за кем-нибудь одним, и заманить в какую-нибудь ловушку. Иначе они могли по дороге нападать на самых слабых бойцов, безошибочно чуя их среди прочих. Но ловушек для грампов никто не предусмотрел, и разозлить в одиночку всех тварей Седди не мог. Приходилось рисковать.

— Приготовились? — спросил он у ребят и дал отмашку. Весь отряд медленно отступал от устья колодца в глубину коридоров. Кэрр подхватил тело Марусеньки на руки, закинув свое копье за спину. Дарик, видимо, ковылял сам, во всяком случае на полу гном его не увидел.

Вырвавшиеся из глубин грампы бестолково закружили по пещере, выискивая жертвы. За ними появился когтеглаз, еще один. Арбалетчики Гроя попытались было достать отступающих, но болты не долетали так далеко, а когда пара грампов повернулась в сторону выстрелов, стрелки и вовсе поспешили смыться. Наконец, один из монстров заметил отступающих.

— Беш! — скомандовал Седди. Лучник коротко кивнул и выпустил несколько стрел в монстров, затем бегом устремился в сторону оружейного цеха Волхана. Там еще стояли лужи воды, и бегущим за ним дружинникам приходилось смотреть под ноги.

Монстры с тупым упорством преследовали ускользающую добычу. Поворот, еще поворот. Прямой отрезок центрального коридора, по которому можно бежать, не боясь врезаться в препятствие. Именно здесь пыл глубинных тварей начал ослабевать. Часть из них, чуя близость колодезного зева, к которому круговерть погони приближалась с юго-запада, неторопливо двинулись широкими проходами на север. Хорошо, если они наткнутся по дороге на гроевых стрелков, а еще лучше — на крупный отряд в засаде. Но десяток тварей держался на хвосте у дружинников, время от времени пытаясь ослабить добычу своим колдовством.

Многие ребята уже шатались на бегу, но у караванщика не было даже лишней секунды на то, чтобы отыскать в толпе Дарика и попросить исцелить их. Впрочем, маг сам бы сообразил… если бы у него были силы. Вероятно, парень тоже еле передвигает ноги. Седди оглянулся, но клирика по-прежнему не разглядел. Зато он увидел, как шестеро монстров неуверенно направились к узкому отнорку. Оттуда с визгом выскочили две лохматые девчонки и кинулись наутек, не обращая внимания на бойцов. Монстры замерли. Легкая добыча, слабая, сладкая, манила их куда больше ощетинившегося железом отряда.

Седди мысленно застонал. Там, в коридорах, скрывались по норам беззащитные обитатели западных коридоров. Да, Грой напал на восточников, но эти дети и старики не входили ни в его войско, ни в число его советников. Никто их них не был повинен в чрезмерных амбициях своего вожака. Все, что они сделали не так — прибились когда-то не к той подземной стае. Гному было тяжело обречь их на гибель. К тому же именно там, в этих сбегающих к подземной реке коридорах, укрывались сейчас раненые и отравленные дружинники Волхана — почти такие же беззащитные, как удирающие девчонки. «Не бывать мне великим полководцем! — усмехнулся про себя гном, направляясь к кучке глубинных тварей. — Те умеют жертвовать бесполезными слабаками и выводить свои войска из-под удара, а я мечусь тут, как загнанная крыса, и всех-то мне жалко.»

Седди собирался в очередной раз разозлить монстров. Нужно было заставить их двигаться за отрядом. Видно, придется использовать для этого «Грабельки». Невеликий запас гномской магической энергии Седди и так постоянно тратил на лечение глубоких порезов, наносимых монстрами. Но на несколько простейших заклинаний могло хватить — если твари дадут ему время.

Он почти пробился назад сквозь замедлившийся отряд, когда Беш ухватил его за рукав.

— Погоди! — тревожно шепнул он. — Нужно будет помочь…

Седди начал поворачивать голову. За спинами бойцов он видел только как тяжелое приметное копье, выданное Волханом Кэрру, вдруг двинулось навстречу монстрам, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

— Кэрр! — гном дернулся из рук лучника. — Куда… — он не успел договорить. Осунувшееся зеленое лицо орчонка обернулось к нему.

— Я не успел… — виновато склонил он голову. — Что делать?

По коридору легким танцующим шагом, словно играючи, двигалась Марусенька с орочьим копьем наперевес. Тяжелое лезвие выписывало кренделя над ее головой, заставляя глубинников пучить свои глазищи на сверкающий в свете редких факелов металл.

Седди понял, что задумала гномишка, раньше, чем успел неистово, безумно обрадоваться ее внезапному спасению — неважно, каким образом! «Бешеный размах»! Еще одна слегка усиленная магией боевая ухватка гномов — пригодная для копья или для алебарды. Гном покачал головой — если удар не получится, на гномишку набросится ближайший монстр. А если сработает — то все разом, что уцелеют после него.

— Хья-а! — с криком на выдохе Марусенька взмахнула копьем, целясь по ногам тварей. Магическая вспышка была яркой, как полуночная молния. Пара монстров рухнула на пол коридора, но остальные с ревом ринулись на дерзкую девчонку. Гномишка не стала дожидаться их отнюдь не дружеских объятий и помчалась назад к отряду.

— Хватаем ее! — скомандовал Седди. Он понимал, что после такого выпада сил осталось бы маловато и у свежего бойца. Что же говорить про только недавно лежавшую без признаков жизни гномишку? Кэрр и караванщик одновременно подхватили Марусеньку под локти и потащили ее вперед по коридору. Бессмысленная погоня продолжалась. Седди не знал, что ожидает их возле подземной реки, но других путей отступления у него не было.

— Направо… налево… — командовала Лария. Она знала эти коридоры лучше восточников — когда-то ее клан торговал с Гроем. Но один за другим проходы, ведущие к реке, оказывались намертво заваленными огромными глыбами или даже крепко замурованными.

— Големская задница! — прорычал Седди, в очередной раз утыкаясь в непрошибаемую стенку в двух шагах от главного коридора. Арьергард его отряда уже отбивался от наседающих монстров. К счастью, они по-прежнему рвались к вяло обвисшей на руках гнома и орчонка Марусеньке, почти не обращая внимания на остальных.

— Сюда! — Лария свернула в узкий проход. — Тут есть щель…

— Из той комнаты, где были сбежавшие дети? — отчаянно спросил Седди, пожалев, что не пересказал в подробностях, куда именно передислоцировались раненые во главе с Волханом.

— Да-а… — растеряно кивнула полуэльфка. Но рассуждать о роковой ошибке, которая привела глубинных тварей прямо к убежищу их соратников, было поздно. Или рано? Выскочив из-за поворота, бойцы увидели, что их товарищи сражаются с десятков надсмотрщиков, сражаются зло, отчаянно, но явно не из последних сил. Бодро и сильно они отбивались от противников, не ожидавших такого отпора в детских коридорах.

— Крысы! — заорал потный усатый десятник. — Вы все пойдете в шахты, мразь!

— Не раньше чем ты слетаешь в выморок, ублюдок! — яростно отозвался кто-то из бойцов. Новоприбывшие без раздумий присоединились к своим. Надсмотрщики отступали. Волхан, оценив обстановку, втягивал одного за другим запаленных дружинников в узкую щель прохода. Там их принимали руки безоружных: детей, старух. Промывали укусы, спешно перетягивали порезы и колотые кровоточащие раны, без счета покрывавшие бойцов. Марусенька же была бледна до зелени, перепачкана кровью, но абсолютно целая.

— Ты словно в вымороке побывала, — удивилась старуха с кипой самодельных бинтов.

— Да, похоже очень… — провела ладонью по лбу гномишка. — И голова точно так же раскалывается.

Седди слышал этот разговор, проталкивая внутрь полусогнутого от ран и усталости Кэрри. Сам он оставался в проходе, прикрывая отход. Но вот кто-то из надсмотрщиков по неосторожности ударил монстра, а другой применил боевую магию, и глубинные твари тут же бросились на новых врагов. Бойцы Волхана, видя такое, дружно отступили в пещеру. Десятник улетел в выморок первым. Остальные солдаты кинулись прочь, уводя тварей за собой.

— Нужно уходить, — коротко мотнул головой в сторону происходящего Седди. Волхан, стоявший рядом с ним, кивнул. Шансов отбиться в крохотной пещерке от Гроя и надсмотрщиков не было никаких. Даже если глубинники наконец уберутся в свое логово.

— К реке? — полувопросительно сказал старик. Других вариантов он тоже не видел, и неизвестность пугала его.

— Угу, — кивнул Седди, осторожно пробираясь к Марусеньке. Несколько секунд он рассматривал ее, словно не веря своим глазам. Усталость, выгоревшая ярость боя и тяжесть ответственности за этих неопытных бойцов были так тяжелы, что на бурную радость не оставалось сил. Гномишка коротко всхлипнула и уткнулась ему в плечо. Она что-то бессвязно рассказывала: про сон, про Дарика, про то, как лежала мертвая и в то же время знала, что не может по-настоящему улететь в выморок… Это все не имело сейчас никакого значения. Только ее вздрагивающее плечико под ладонью. Только ощущение, что ты снова жив, цел, а не корчишься от неизлечимой душевной боли, как разрубленный лопатой червяк. Седди будто потерял разом одну руку, одну ногу, один глаз без Марусеньки, и теперь все еще не верил своей возвратившейся целостности. Точно так же, как старухи ощупывали гномишку, караванщику хотелось ощупать себя — где-то на дне сознания он не мог поверить, что пережил столько за какие-то сутки.

Но предаваться подобным мыслям не было времени. В глубине пещерки раздался знакомый речитатив заклинания, и столбы света осветили раненых.

— Дарик? — удивился гном.

— Да, похоже этот парень приходит в себя, — одобрительно кивнул Волхан. — Он прибежал сюда весь взмыленный, да как начал всех лечить, покуда сам не свалился. А потом вертухаи его хотели забрать… — вождь непонятно передернул плечами.

— Надсмотрщики? — удивился Седди.

— Ну да, — Волхан помогал девочкам помладше протиснуться в узкую щель, ведущую к реке. — Схватили и поволокли куда-то. А мои ребята не дали. Да ты сам видел.

— Странно, зачем он понадобился надсмотрщикам? — поскреб в затылке Седди. Действительно, всего несколько дней назад бывшего клирика швырнули в Нейтральный круг, как последнее отребье. С чего вдруг надсмотрщикам разыскивать его? Может, покровители колдуна спохватиллись и обнаружили его следы? Тогда в дело вот-вот может вмешаться еще одна сила — стоящая за всем этим гадством, за этими рабами, шахтами, мерзкими коридорами, а также за многим другим злом, творящимся в мире.

— Глубинники, Грой и еще надсмотрщики… — подытожил гном. Марусенька прислушивалась к разговору с интересом.

— Скорее всего, — заметила она, — Грой и глубинники уже сцепились, а надсмотрщики точно уж попытаются теперь остановить захват чужой территории. Им нужны мы, а не Дарик. Они ведь уже пронюхали о новом оружии. С какой же стати они привязались к полудурку?

— Это моя вина, — покаянно сказал Волхан. — Я понимал, что Гроя могут остановить надсмотрщики, если их заинтересовать чем-то. Я отправил записку, в которой наплел, что Дарик наколдовал нам все эти мечи и копья. Я рассуждал так: разумеется, они не захотят, чтобы все это досталось Грою. Его утихомирят, заберут этого несчастного дурачка и успокоятся на этом. Никто не сможет доказать, что колдун не мог этого сделать. Я тогда не думал, что парень начнет приходить в себя.

— Все верно. Ты рассуждал правильно, — кивнул Седди. — Но из-за того, что он вылечил твоих бойцов, ребята набросились на десятника и солдат. Это нам аукнется…

— Что толку рассуждать — кто что не так сделал? — удивленно воскликнула Марусенька. — Нужно думать, что нам теперь-то делать! Давайте посмотрим, вдруг Дарик сумеет убрать эту вашу огненную сеть на реке? — с этими словами гномишка ловко просочилась в узкий лаз.

На берегу подземной реки население восточных коридоров выглядело особенно беззащитно. Они сгрудились на узкой галечной отмели и невольно жались друг к другу. По берегам потока лежали обломки скал и огромные валуны, а дальше русло реки резко сужалось и берега отвесно уходили в воду. Там, почти у самой бурно крутящейся воды порога, в воздухе и в воде было разлито темно-багровое свечение. Магическая сеть не имела ячеек, она скорее выглядела как те отсветы, что огонь бросает на гладкую стену: переливчатая, текучая, пышущая жаром. Дарик сразу же протянул к ней ладони и несколько минут пытался что-то сделать. Но потом его руки поникли, как увядшие стебли. Он посмотрел на Марусеньку печальными глазами и молча покачал головой.

— Совсем никак? — заботливым сонечкиным голоском спросила та.

— Немножко могу… — прошептал клирик. — Пройдут двое… может трое.

— Ну что ж… может, и это нам пригодится, — серьезно кивнула ему гномишка. — Будь наготове, ладно?

Дарик кивнул и сосредоточился.

— Что ты задумала опять? — спросил ее Седди. Решение вроде бы напрашивалось само: брать полоумного мага под руки и уходить в сторону тарсодовых владений. Но если такая мысль и мелькнула в голове гнома при словах мага, он тут же о ней забыл. Невозможно, немыслимо! Как оставить тут, на мокрой, покрытой мусором, гальке Кэрра, Микара, Ларию, Беша, старика Волхана, Орага с покалеченной рукой и всех прочих, чьих имен они даже еще не успели запомнить в безумной круговерти последних дней? Старух с бинтами? Девчонок и лохматых маленьких пацанят, еще не доросших до оружия?

Волхан, казалось, не обращал на огненную сеть никакого внимания. Он раздавал команды своему приободрившемуся воинству. Марусенька помогала ребятам. Седди присмотрелся и понял — они спешно пытаются укрыть всю эту толпу за обломками скал, как можно ближе к теснине, где ревела вода и мерцало колдовское зарево, преграждающее путь.

— Я вот как рассудил, — пояснил вожак гному. — Если они сюда выскочат сгоряча да нас не приметят, может быть у них найдется кто-нибудь, способный эту сетку снимать. Ну, снимут, кинутся по реке, а нам только останется в спину им ударить и прорываться дальше. Страхеды, водяные духи — это просто туповатые монстры, с ними как-нибудь справимся.

— От страхед у нас средство имеется, — вытянула из-за ворота оберег Марусенька. — Если кто свой — они не тронут, и всех, кого этот свой гостями считает, не тронут тоже.

— Хорошо, — кивнул Волхан. — Если бы еще убедить их, что мы точно ушли.

— Убедим, — усмехнулась гномишка. — Очень даже убедим!

Она подбежала к Ларии и Бешу и что-то начала объяснять им. Беш сперва испуганно воспротивился, заслонив собой полуэльфку, так и не взявшую в руки оружия, но когда гномишка надела ему на шею свой оберег, успокоился. Парня давно уже потрясывало, но приступа все не было. Лария дала ему пожевать какой-то корешок и вздохнула с беспокойством. Седди тоже покачал головой: возлагать важную задачу на того, кто может в любой момент упасть и потерять память? Слишком рискованно!

Тем временем Марусенька уже втолковывала что-то Дарику. Тот покорно кивал, опираясь спиной на камень. При упоминании Беша клирик посмотрел на парня и снова уставился в землю.

Тем временем все восточники забились в щели между валунами. Во многих местах пришлось сдвинуть обломки скал, прикрывая скорчившихся ребят. Оружие было обмотано тряпьем — рубахами или обрывками бинтов, чтобы не звякнуло в неподходящий момент. Лица и голые бледные плечи бойцов наскоро вымазали сажей и илом. Волхан, усмехнувшись, втер пахнущую гнилью смесь в свою бороду и седые волосы, иначе его макушка могла всех выдать. Беш и Лария по команде Марусеньки сели на валуны возле самой стремнины, там, где потрескивала в воздухе магическая преграда. Дарик улегся за этим валуном, и Марусенька закидала его клочьями лишайника, наказав не шевелиться.

Все было готово к встрече врагов. Но кто явится сюда — было неизвестно. Десятник, обозленный неожиданным сопротивлением коридорной рвани? Грой, жаждущий мести, с потрепанным глубинниками войском? Сами глубинные твари, еще не исчерпавшие запас своей силы на этом уровне? Или маги, о которых упоминал Кэрр, помогающие держать в страхе и покорности рабов в шахтах — судя по всему, бывшие коллеги и соратники Дарика? Только мерный гул стремнины и треск огненной сети раздавался в узком подземном русле.

Седди сидел за камнями рядом с Марусенькой, наслаждаясь звуком ее дыхания, теплом ее бока. Она была живая, пусть и в чужом теле, ну ни капли не похожая на оживших мертвецов. Слегка усталая, чумазая, потная — такая настоящая, такая родная! Гномишка несколько раз косилась на друга, корча уморительные гримаски. Она выглядела и смущенной его вниманием, и довольной, и в то же время бдительно прислушивалась. Вдруг Марусенькино лицо стало сердито-обиженным:

— Да что ж мы! — она поднялась на четвереньки. — Тут же наше оружие!

— Грамп подери… — невольно выругался гном. Как он мог забыть! Седди тоже начал подниматься.

— Сидиящас! — скороговоркой выпалила неугомонная гномишка, сунула под валун свой новый меч и рванулась к лазу, ведущему в пещеру. Через несколько долгих минут она выскочила обратно с совершенно круглыми глазами. Говорить было некогда, да и без слов стал слышен топот ног и скрежет за ее спиной.

Марусенька махнула невидимому Дарику, кинула узел с одеждой, броней и глефой караванщика за тот камень, где скрывался Седди, а сама выхватила из ножен свой эльфийский меч и рубанула им назад, не оборачиваясь, разом достав самого шустрого из преследователей. Тот с воплем покатился в реку, а гномишка уже скакала с валуна на валун, перебираясь на другой берег, отводя погоню от спрятавшихся за камнями восточников.

Погоня состояла покуда только из гроевых молодчиков. Не слишком пострадавшие от глубинников, они ринулись за Марусенькой с азартными криками сытых и здоровых бойцов, которые непрочь поразмяться. В эту минуту Дарик закончил читать свое заклинание и в огненной сети образовалось отверстие, затянутое опалесцирующей дымкой. Дымка трепетала и дергалась, будто невидимые руки пытались оторвать ее от багровых сполохов и отбросить прочь. Беш и Лария замерли возле дыры, выглядевшей опаснее самой сети. Но стрела просвистела у них над головами, мгновенно вспыхнув в красном сиянии преграды, и парочка скорее испуганно, чем решительно нырнула в белесое марево. Погоня заулюлюкала со злобой. Две головы мелькнули в потоке и плавно скрылись в стремнине порога.

— Эге-гей! — радостно завопила гномка, показывая врагам язык. — Вам нас не догнать! — и с этим воплем она тоже нырнула со скалы в дрожащее пятно. Сеть дрогнула и жемчужная прореха втянулась в нее, как раковина, тонущая в мутной воде. Марусенькина голова не показывалась из-под воды, сколько Седди ни всматривался. Впрочем, из щели между камнями обзор был невелик. Возможно, гномишка вынырнула вне поля его зрения. Сердце у гнома было не на месте. В пещерке они временно разъединились, и амулет больше не мог подсказать караванщику, как себя чувствует Марусенька. Оставалось только выжидать. Восточники распростерлись на мокрой гальке, зажимая себе рты, чтобы дыхание или случайный кашель не выдали их. С малых лет наученные выслеживать полуслепых подземных животных и монстров, полагавшихся больше на слух и нюх, чем на глаза, подземники могли достаточно долго пролежать бесшумно и неподвижно.

Тем временем первые бойцы добрались до огненной сети и тут же с воплями и проклятиями отскочили от нее: заклинание продолжало перегораживать реку как и прежде. Несколько вояк оказались в воде, от их мгновенно раскалившихся мечей повалил пар, а волосы на головах скрутились, как опаленная свиная щетина.

Из пещеры вылез сам Грой с длинным порезом на щеке, злее голодного когтеглаза. Он пнул самого неловкого воина, не успевшего отскочить с дороги вожака и приблизился к магической преграде. Говорил, вернее, орал он так, что Седди и остальные отчетливо разбирали каждое слово.

— Эти твари сбежали! У них был маг! — Грой, казалось, готов наброситься на собственных бойцов. Он добавил еще несколько словечек, выражавших его ярость и досаду.

— Так точно, — уныло ответил старший. — Опять тудой…

— Ну раз они тудой прошли, то и мы пройдем. Там меня уже кое-кто дожидается! — рявкнул вожак.

— В точности, крысенята-то тоже тут прошмыгнули, — осклабился парень.

— Чё лыбышься? Ты все время упускаешь разную шваль ростом тебе по пояс, и скалишься потом! — Грой наотмашь врезал своему помощнику по зубам. Тот отскочил, обиженно утирая разбитый рот.

— Без магии не пройдем, — подал голос кто-то из задних рядов гроева отряда. — У них точно маг был, его до сих пор вертухаи ищут. Говорят, этот маг стариковым ребятам наколдовал мечей да копий, а потом всех монстров загнал назад в колодец.

— Вертухаи, говоришь? — Грой озлобился еще больше. — Если они доберутся до нашей добычи, на кой ляд тогда мне вся эта канитель? Мне оружие нужно было и бойцы какие покрепче. А всех прочих хоть в отвал! Кто настучал, а?

— Не мы, Грой, — пояснил один из парней. — Это сам Волхан и настучал, точно тебе говорю. Егойный пацан возде подъемника терся, мы пинка было дали, да там уже караульщики стоят…

— Идиоты! Зачем Волхану стучать на себя же? — Грой потумкал себе по макушке кулаком.

— Да вот за ентим же, — указал на марево над водой «обласканный» старший. — Они все равно знали, что уйдут, а отдуваться будем мы.

— Грампово семя! — Грой даже присел, осознав перспективу. — Мотаем отсюдова!

— А ну, стоять! — рявкнули от лаза сразу несколько надсмотрщиков, неторопливо выбирающихся на галечную отмель. — Лапы подальше от железок, если жизнь дорога!

— Начальник, — заискивающе-панибратски начал было Грой. — Ты что, начальник, меня не признал?

— Заткнись, — у десятника было синюшное лицо недавно вернувшегося из выморока и соответствующее настроение. — Ты чего в коридорах учинил, недоделок бравазный? Где этот маг, что Волхану наколдовал мечей?

— Какой маг? — развел руками Грой, озираясь на пороги. — Какие мечи? У Волхана дружина крепкая, да и только…

— Врешь, крысеныш, — пристукнула посохом по камням жрица в темно-красном плаще, выбравшаяся на берег следом за надсмотрщиками. — Мечи и кинжалы мы видели. И отобрали, разумеется, у тех, кто в выморок слетал. Волхан-то сразу смекнул нам записочку послать, как этот псих очухался да начал колдовать. А ты вот выше потолка хотел прыгнуть, гаденыш? Думал, что тебе все позволено?

— В точности, ваша милость, собирался он мага себе пригрести! — кивнул десятник. — Потому и колодец взбаламутил, и на моих людей напал.

— Я не нападал! — Грой еще пытался изобразить подобострастную улыбку, но она все больше напоминала оскал. В шахтах действовал жестокий закон силы. И на этот раз дело оборачивалось против наглого вожака: он вот-вот мог стать тем, на ком охранники сорвут свою досаду за упущеного колдуна.

— Я не знал, — голос Гроя срывался от клокочущей ярости. Так позорно попасться в тупую ловушку гнусного старикашки! Он не собирается отвечать за какого-то укурка, которому взбрело в голову что-то наколдовать! Он и слыхом не слыхивал про новое оружие. У Волхана доставало и старого: неумело восстановленного, ржавого, но грозного. Один человечек донес Грою о раскопанном захоронении. О, как надеялся вожак западных коридоров без особого шума завладеть этим арсеналом и распространить свою власть на большую часть верхних уровней! А теперь что? Снова лебезить перед вертухаями и выжидать удобного случая? Да предоставится ли такой? Могут и в шахты отправить со всеми бойцами — и попробуй пикни, когда тут колдунья эта!

— Ну, что будем делать? — спросил у своего помощника десятник, не обращая на Гроя никакого внимания. — Послать этих выродков загонять в колодец глубинников или пусть сразу в шахты топают?

— Мы загоним, — сглотнув рвущийся наружу рык, просипел Грой. — Мы их приманим…

— А не зря от него мелкота-то сбежала! — усмехнулась жрица, крутя перед носом ароматический шарик. — Видно, прослышали что на корм глубинникам пойдут. А мы-то ему доверяли, еду для детей давали… — она сокрушенно покачала головой, хотя глаза ее оставались холодными и равнодушными. Даже самому тупому в гроевой дружине было ясно, что жрице нет никакого дела до детей — принесенных в жертву или сбежавших. Она сама бы использовала не задумываясь хоть детей, хоть взрослых, случись какая колдовская нужда. Но сейчас власть предержащие нашли на ком отыграться за вымороки, беспокойство и непонятные события в коридорах. Грой ощутил это так же ясно, как и сладкий смолистый аромат, идущий от пальцев женщины. Он схватился было за рукоять меча, но жрица только повела пальцем — и раскаленный докрасна клинок задребезжал на мокрых камнях.

— Спокойно, парень, — направил на него алебарду десятник. — Набаламутил, так отвечай.

— Да не я это! — визгливо закричал Грой. — Я не знаю никакого мага! Я Волхану хотел задать, он у меня девку увел. Хорошую девку, верводелю!

— Да-да, — жрица еще раз окинула взором русло реки. — Расскажешь это мне потом на досуге или как?

Про жрицу ходили разные слухи. И проверять на себе, действительно ли она использует пленников для создания магических отваров или только проверяет на них новые зелья, Грою не улыбалось совсем. В шахтах жизнь тяжелая, но все-таки жизнь. Можно будет пробиться в вертухаи и плевать на все эти вонючие дыры.

— Да нечего рассказывать, — совсем потухшим голосом сказал он и понуро поплелся к выходу.

Но не все из его дружины разделяли надежды своего вожака. У многих не было не единого шанса как-то пробиться в шахтах. Покинуть коридоры для них было равнозначно приговору. Поэтому совершенно неожиданно для Гроя пяток его бойцов разом кинулся на расслабившихся охранников. Грой даже взвизгнул от ужаса, заметив, как потемнели и прищурились глаза жрицы. Не будет никаких шахт! Их всех тут положат на веки вечные, в назидание другим рабам. Но что делать? Сражаться против своих и принять потом наказание? Или еще разок рискнуть? Грой после секундного колебания кинулся жрице в ноги, и пучок молний прошел выше голов сражающихся, заставив лавину щебня осыпаться по стене тоннеля. Женщина выхватила кинжал, собираясь избавиться от вероломного мятежника, но в этот миг тяжелый камень ударил ее по затылку с такой силой, что тело колдуньи почти сразу же начало таять в сумрачном сыром воздухе.

— Да что ж это… — десятник был скорее растерян, чем рассержен. Уже второй раз за последний час на него нападали — и где? В детских коридорах, где обычно мелкий сброд дышать при надсмотрщиках боялся.

Гроевых бойцов было больше, и хорошо вооруженные солдаты один за другим отправились в выморок. Грой тяжело дышал, упершись ладонями в колени. Старший подал ему остывший меч.

— Ну, чего добились? — зло ткнул клинком в тающий труп вертухая вожак. — Куда нам деваться? Через полчаса, а может и раньше, тут их будет вдесятеро больше. И маги все припрутся.

— Рассеяться по коридорам, пока не поздно, — спокойно отвечал старший. — Нацепить лохмотья, перевязать руки, ноги, прикинуться калеками. Как синяки и язвы делать все знают. Авось побесятся да оставят нас в покое.

— Ва-ас? — Грой зашипел, как разъяренный кот. — Вас оставят! А меня? Меня каждый вертухай в лицо знает. Мне их не обдурить.

— А ты и в шахтах не пропадешь, — все так же спокойно ответил старший. — Тебе вертухайскую плеть еще когда посулили — не бойсь, дадут скоро.

— Дерьма тебе крысиного! — с этими словами Грой без замаха снизу ударил своего соратника мечом наискось по животу. Тот начал заваливаться в воду, недоуменно глядя на широкую рану. Но Грой поймал его за шиворот и, полумертвого, со злобой швырнул в марево магической сети. Старший вскрикнул, вспыхнул ослепительно белый силуэт в воздухе, и только оплавленный топорик покатился по валунам к воде. Не докатился, застрял в щели. Дружина молчала. Невозможно было понять, о чем они думают, что произойдет в следующий миг. Но тут на другом берегу из-за кучи мусора появился давешний полоумный маг. Он скалил зубы и скакал по берегу, будто радуясь чему-то. А потом, прежде чем кто-либо из бойцов опомнился, воздел руки и в багровой завесе снова появилось светлое отверстие, похожее на непрозрачный бок мыльного пузыря. Маг неловко, крабом, протиснулся в него и пошлепал по мелководью дальше к теснине. Несколько раз он оборачивался и скалил зубы.

Грой кинулся за укурком раньше, чем осознал, что делает. Значит, маг прикрывал бегство этих трусов, оставаясь тут до последнего. Наверное, рыжую девку поджидал, да напугался погони. Настичь его, скрутить, кинуть к ногам жрицы, купить прощение. А лучше уничтожить, разорвать на клочки, чтобы не достался никому. Грой нырнул в отверстие, и багровый жар остался за спиной. Вожак уже не видел, как сзади его бойцы пытались прорваться через магическую сеть, обжигаясь, крича, ныряя под сполохи и снова обжигаясь. Ими двигало не желание помочь вожаку в поимке мага, отнюдь. Просто в тот же миг, когда Грой кинулся в воду, из прохода появились пятеро побледневших и замедлившихся, но все еще агрессивных грампов. Они трясли рогатыми головами, надвигаясь на обезглавленное войско. Одновременно с этим на сухой отмели возникли из воздуха четыре фигуры в мантиях: темные жрецы из шахты! Бойцам стало ясно, что пощады ждать неоткуда, и они отчаянно рванулись за вожаком. Но отверстие уже исчезло. Грой обернулся, с трудом различая фигуры глубинников на той стороне завесы. Он успел еще подумать, что его-то им не достать, когда откуда-то из пенной круговерти порога ударила разветвленная молния. Сеть с этой стороны ей не помешала. Ужаленные магией грампы взревели и двинулись за придурочным магом. А тот рассмеялся и позволил стремнине унести себя в темное жерло тоннеля. Грой рванулся за ним. Теперь уже не догоняя, а убегая. Река закрутила вожака, безжалостно колотя о скользкие стены, проволокла по порогам и выбросила прямо в объятия речных духов, колышащихся над оседающей пеной. Грой застонал и закрыл глаза. У него не было сил даже поднять меч.

В узком русле реки царил ад. Дружинники западного клана отчаянно швыряли в магическую преграду камнями, пытались пробить ее мечами, плескали на нее водой, с криками осткакивая от клубов пара. Маги, атакованные когтеглазами, попытались разом отпугнуть всех глубинников, но грампы, разъяренные колдуном, ломились сквозь завесу, не обращая ни на что внимания, а когтеглазы кружили над головами рвущихся на волю гроевых бойцов.

Один барваз, метя в спину бьющемуся в воде человеку, вдруг почуял более слабую добычу за дальними валунами. И через минуту войско Волхана уже отбивалось от трех тварей: двух барвазов и одного грампа, прикрывая тех, кто сражаться не мог.

Ошеломленные маги не сразу поняли, откуда взялась такая куча народу, но поняв, немедленно принялись усыплять бойцов одного за другим. Волхан знал, что бороться с этой напастью можно. Стоит только толкнуть или стукнуть усыпленного посильнее. Но так ведь недолго своими руками ребят покалечить! Дети кидались в магов и монстров камнями. По какой-то причине маги не применяли смертоносные заклинания: они пытались заморозить, обездвижить или усыпить бунтовщиков. Неожиданно на изодранной одежде бойцов Волхана начали возникать светящиеся точки. Они становились все ярче и ярче, выделяя силуэт каждого в полумраке тоннеля.

— Что за напасть! — Седди попытался стряхнуть незваных светляков, но они только прилипли к его ладоням. Это была не пыль, не краска — только чистый белый свет, навроде того, что дают эльфийские светильники.

— Отступаем к завесе! — скомандовал Волхан. Сам старик подбежал к ней первым и попытался коснуться сполохов светящимися руками. Надеялся ли он избавиться от магической отметины? Или пробить сеть? Завеса зашипела и старика опрокинуло на спину. Рукава его рубахи дымились. Седди подхватил Волхана под мышки.

— Держись! — просипел гном, отбивая удар какого-то одуревшего гроева бойца, а затем и взмах когтистой лапы грампа.

— Ничего не получится, — вздохнул Волхан, печально улыбаясь. Он обводил свое войско взглядом, словно прощаясь с каждым. Он не был полководцем, нацеленным на победу. Он просто заботился об этих ребятах долгие годы. И ситуация сейчас казалась ему абсолютно безнадежной. Седди подтолкнул старика в середину отряда, понимая, что его гибель сильно подорвет дух ребят.

Гном умудрился быстро натянуть на себя броню и шлем, не выпуская из рук глефу. Одежда могла и подождать — в бою не играет роли, какая на тебе рубаха. Его самодельную, вернее, самопочиненную алебарду подхватил кто-то из ребят постарше.

С привычным оружием дело пошло веселее. Один грамп застыл зачарованным столбом и быстро отправился к своей грамповой прабабушке. Другой был серьезно ранен, шарахнулся от гнома на противоположный берег, и дружина Гроя замолотила по туловищу монстра изо всех сил, стремясь избавиться хотя бы от этой угрозы. Маги посовещались и вокруг них возникло слабое беловатое свечение. Двое внезапно двинулись к стенам тоннеля, и мерцающий свет потянулся за ними, как тонкая ткань. Двое остались стоять на отмели, словно придерживая руками что-то невидимое. Когтеглаз, наскочивший на эту завесу, взмякнул диким голосом и рванулся обратно к свалке возле сети. Маги сделали пару шагов по направлению к сражающимся. Валуны, которых коснулась завеса, затрещали и начали рассыпаться на мелкие куски.

— Загоняют, как зверье, — жестко сказал Кэрр, глядя на магов прищуренными глазами. — Тут огонь, там огонь, и река не спасет.

— Неужто всех пожгут? — тихо всхлипнула бабка. Она прижимала к себе двух усыпленных пацанят, будить которых ни у кого не было ни времени, ни сил. Вторая старуха хлопотала над обожженным Волханом, прикладывая к его рукам мокрые тряпки. Вожак уже оправился от первого шока безнадежности и зорко осматривал пространство вокруг, тоже пытаясь найти выход.

Белое марево приблизилось еше на десяток шагов. Маги шагали не торопясь, аккуратно переступая с валуна на валун. Камни трескались, и падающие в воду осколки окутывались клубами пара. Грамп метнулся было им навстречу, но с воем отскочил и закрутился на месте. Дружинники Гроя уже не пытались нападать на бойцов Волхана. Они осознали, что спасаться нужно в первую очередь от жрецов, надвигающихся на всех с неизвестной смертоносной магией в руках. Многие пытались пробить марево камнями, дротиками и стрелами, но те только вспыхивали на поверхности завесы. Один когтеглаз начал судорожно метаться между двумя огнями: белым и багровым, покуда не рухнул замертво в ледяную воду. Прочие монстры вели себя еще более бессмыслено: топтались на месте, пытались биться о скалы или барахтались на мелководье.

— Что будем делать? — спросил у Седди Волхан, отстранив от себя старуху. Та немедленно занялась детьми, стараясь не смотреть на потрескивающую полосу жара, наплывавшую на отряд.

— Нужно попытаться… — Седди прикинул еще раз на глазок. Справа завесу двигала давешняя жрица и совсем молодой темный клирик. Женщина старалась обходить грязные трещины и мокрые промоины стороной, брезгливо придерживая край своей мантии, поэтому завеса понемногу, но неуклонно разворачивалась. Ее ближний конец двигался прямо на восточников, неумолимый, как серп, влекомый двумя сумрачными высокорослыми жрецами. А вот дальний, где метались монстры и пытались что-то сделать гроевы дружинники, все сильнее отставал. Было очевидно, что марево сперва сметет бойцов Волхана вместе с детьми и старухами, и только потом лезвия колдовства сомкнутся на грампах и гроевых дружинниках, как гигантские ножницы.

— Как только этот конец приблизится вплотную, нужно отступать к магической сети, — быстро высказал свою идею Седди. — Прямо пока жар кожи не коснется, прижаться к ней, растянуться в цепочку… и в последний момент всем броситься в реку и переплывать на тот берег. Может быть, эти маги не успеют остановиться…

— А когда две завесы соприкоснутся, еще неизвестно что выйдет, — покивал Волхан. — Попробуем, — и он решительно начал расставлять своих людей цепочкой, выдвинув ближе всего к реке девушек с детьми, стариков и раненых.

За спинами трещали алые отблески. Перед глазами трепетало прозрачное белое пламя. Жар заставлял лужи с шипением испаряться, и слепые пещерные тритоны с плеском искали убежища в реке. Гроевы бойцы по-прежнему с криками пытались пробить защиту. Вид замерших на месте, словно скованных ужасом, недавних противников подействовал на них угнетающе. Кто-то завопил, бессмысленно и дико. Камни посыпались на марево градом, не принося никакого результата.

Седди стоял ближе всех к стенке коридора. Он понимал, что при своем малом росте имеет меньше шансов добежать до реки, но в то же время выбор, кого из ребят поставить на это место, был ему не под силу. Рядом с ним высился Кэрр, следом за орчонком нахохлился Микар. Волхана дружинники поставили сразу за ранеными бойцами. У старика не было сил возражать или сопротивляться. Вожак понимал — без него у ребят просто опустятся руки. Тренировки с оружием, дисциплина, упражнения — все это не могло заменить им боевой опыт. Каждого второго сейчас пронзал ужас, а каждый первый отчаянно надеялся на чудо.

Марево придвинулось еще на шаг. Еще. Седди ощутил, как тлеет на нем рубаха и торопливо зачерпнул в промоине под ногами горсть воды. Не помогло: только ошпарился. Тогда гном закричал, вернее заревел изо всех сил, вкладывая в этот рев всю свою ярость и отчаянье. Он стоял, чувствуя, как вздуваются на коже волдыри и кричал в лица находившихся в трех шагах жрецов. Те даже отпрянули на миг, потому что следом за караванщиков завопили все остальные. Мечи и копья замолотили по завесе, по щитам, создавая неистовый звон и треск.

Именно в этот миг Седди успел углядеть, как слева, у самой стены, красное марево смыкается с белым. И толкнул Кэрра в бок. Слаженный отряд двинулся вправо как единое существо. Один длинный всплеск, тишина вместо рева и грохота — и вот уже волхановы ребята карабкаются на скалу, где поникли гроевы молодчики, даже не попытавшиеся оборонять свою высоту от неожиданного вторжения. А жрица еще в двух десятках шагов от этой скалы, и жрецы недоуменно делают еще один шаг, пытаясь прищемить, зажать ускользающую добычу.

Рев пламени, взметнувшегося до потолка, оглушил всех. От обоих завес начали отрываться куски, похожие на горящий студень. Те, на кого падал такой сгусток огня, вспыхивал подобно пучку соломы. К счастью, волханова дружина была абсолютно мокрой, и это дало ребятам спасительные секунды. Было очевидно, что препятствия на реке больше нет. Седди зычно крикнул:

— Вперед! — и ринулся в воду.

Большинство бойцов тоже кинулись вплавь. Некоторые сперва пытались бежать по мелководью, пока сузившаяся стремнина не начала сбивать с ног. Тогда, сцепившись по трое-четверо, ребята усаживали в кольцо своих рук детей и стариков, и позволяли стихии нести эти живые плоты в устье теснины. Многие гроевы бойцы последовали за ними, но потеря драгоценног времени стоила им жизней или тяжелых ожогов. Жрецы что-то яростно кричали. Очухавшиеся грампы пыталсь прорваться от реки обратно в узкую щель. Полыхали молнии и зелено-фиолетовые клубы колдовской отравы плыли под потолком.

Когда Седди вынесло из черноты порога, ему сперва показалось, что река понесла его вспять и вот он снова оказался возле гроевых бойцов с оружием в руках, а коварные жрецы готовы усыпить или испепелить его, вздымая свои жезлы. Но тут он увидел во главе этого войска Беша, Ларию и Марусеньку. Гномишка выглядела вполне живой и здоровой, а Беш больше не дрожал. Не иначе как тут нашлись целители получше полоумного клирика.

Седди, шатаясь, вышел из потока и тут же Тарсод и Оранд подхватили его под руки.

— Ну, парень, да вы никак прорвались! — на лице подземного владетеля было искреннее восхищение. — А нам девчонки тут твердят, что никак не получится вас без магии высвободить.

— Магия… и помогла, — окоченевший караванщик махнул рукой куда-то в пространство. — Ихние жрецы перемудрили, вот мы и вырвались.

— Жрецы? — жестко спросил незнакомый маг в зеленой робе. — Много их?

— Четверо, — ответил за Седди Волхан, поднимаясь из воды. Войско мгновенно перегруппировалось. Похоже, только страх за судьбу прижатых к магической завесе дружинников удерживал собравшихся от решительного штурма. Двое магов взмахнули посохами над водой и по поверхности потока засеребрилась ледяная дорожка, становясь все крепче. Кто-то из припоздавших полуобгоревших гроевых бойцов врезался в нее, окрасив край льда алым. Несчастного немедленно подхватил вихрь и вынес на берег.

— Это не наш! — объявила какая-то статная орчиха в желтой набедренной повязке.

— Да ясно, не наш, — Тарсод провел по плечу племянника, словно пытаясь что-то стряхнуть. — Наши-то вона как сияют, фонарей не нужно.

— Это все Дарик, — похвасталась Марусенька. — Он вам такие метки придумал, ну, чтобы не попасть по своим ненароком.

— А он что, знал, что тут войско? — изумился Седди.

— Ну… я ему сказала, что оно должно быть. Я тоже очень боялась, что вас свои же ранить могут.

— А ты откуда знала? — глаза Седди неудержимо стремились вылезти на лоб.

— Так я это… в первый день еще, как оружием занялась, отправила твоему дяде письмо. Мол, так и так, уважаемый Тарсод, коли собираетесь атаковать, то лучше пройти по реке. А там маги должны вам помочь, сетку убрать. Дальше план нарисовала. Я ж не знала, где мы сами в это время будем.

— Ну а мы токмо подвалили к берегу, как тут эти рыбы-селедки выныривают: один, другая, потом третий… — усмехнулся Тарсод. Седди недоуменно открыл было рот, чтобы спросить, где же задержалась гномишка, уплывшая третьей, но тут она сама вмешалась в беседу:

— А потом и меня вытянули, — смущенно закончила Марусенька.

— Вытянули? — Седди судорожно ощупал сухие и теплые плечи гномишки.

— Ну, я в дырку-то прошла, да меня все равно магией этой огненной задело, — повинилась гномишка. — Ну, я там побултыхалась раненая и утопла. И снова: не жива не мертва, вода несет, а я словно сплю. Так и вынесло на берег. А тут уж Беш им сказал, что меня сегодня уже разок убивали. Ну, маги прибежали и меня вроде как оживили. Даже голова не болит, — закончила она.

Войско тем временем двинулось по ледяной дорожке в узкий тоннель теснины. Порог бессильно бурлил подо льдом. Седди подхватил глефу на плечо, стремясь следом за Марусенькой. Но ноги у него подкосились и тяжелое древко вывернулось из пальцев. «Забыл привязать!» — с досадой подумал гном, вспомнив алебарду, которой сражался у колодца. Потом откуда-то взялась тетка Халана с кружкой горячего хвойного отвара.

— Мне нужно… Я должен… — попытался приподняться гном.

— Должен, да — лежать и не дергаться! — сердито пихнула его обратно на что-то мягкое тетушка. — Эко намотался — больше на кобольда похож ободранного, чем на порядочного гнома!

— Там Марусенька… — Седди заметался, не в силах даже оторвать голову от подушки.

— Как же, пущу я ее! — успокоила его тетка. — Вона спит в той комнате, ровно элпи после половодья.

Седди хотел спросить и про Волхана, и про детей, старух с бинтами, про покалеченного Орага, но ему навстречу уже разворачивался солнечный луг, наполненный светом и запахом травы, и хлопали крылья Ветерка, и умопомрачительно пах пирог с мясом. Все это вместе несло гнома в потоке покоя и безопасности, мимо ярких картинок незапоминающихся спокойных снов.

Рассказы о подземной битве вошли в гномские и орочьи хроники, но в верхней части Адена мало кто слышал о ней. Большая часть рабов, освобожденных в шахтах, предпочла отправиться в Элмор или осесть во владениях гостеприимного и хитроумного Тарсода. Надсмотрщики без жрецов, пойманных в детской пещерке как в ловушке, сопротивлялись недолго. Бывшие узники с упоением помогали освободителям засыпать и заливать ненавистные забои и штреки. Маги устанавливали дополнительную защиту на замурованных ходах. «Чтоб никто сюда больше не совался!» — сердито провозгласил Тарсод.

Когда огромная толпа одичавших, грязных и голодных существ оказалась в светлых коридорах тарсодова поселения, их пришлось успокаивать с помощью магии. Одни кричали или плакали, узнав от других узников о горькой кончине своих родичей или детей. Другие хохотали как сумасшедшие и снова рыдали, найдя давно потерянных близких. Третьи, одинокие и угрюмые, пытались прятаться по углам. Клирикам и целителям пришлось немало поработать, прежеде чем толпа утихомирилась и разбрелась по наскоро натянутым прямо в коридорах шатрам…

Бывшие рабы приходили в себя медленно. Их желание остаться в подземном поселении или хотя бы в нижнем мире было связанно именно с тем ужасом, который внушало им открытое пространство и незнакомый мир за пределами пещер.

Однако, не взирая на это, Тарсод повел себя сурово. Он сразу дал понять, что его поселение не богадельня, и он не собирается нянчиться с теми, кто имеет две руки, две ноги и все прочее. Другое дело инвалиды… Впрочем, даже у многих калек на языке замирали любые жалобы, когда покалеченный Ораг одной рукой поднимал огромные глыбы, помогая воздвигать новые дома. А уж вид увечных детей, таскавших строителям то гвозди, то инструменты, порой превращал вчерашних безвольных нытиков в целеустремленных и уверенных в себе людей.

Те, кого все же не устроило такое положение дел, отправились с клириками, надеясь обрести призрение при храмах и монастырях. Немногие счастливцы, получившие ответы на свои отчаянные письма, собирались по домам, где их ожидала давно выплакавшая все глаза родня.

Марусенька и Седди провожали Беша и Ларию, отправляющихся к кожевеннику домой. Отец парня оказался в добром здравии, и известие о спасении старшего сына воспринял как дар богов. В ответном письме он сулил сыну пир горой, хвастался мастерством младших братьев Беша, но при этом то и дело всхлипывал и утирался огромным клетчатым платком. Лария робела, не зная, как примет ее новая родня, но Беш только усмехался в ответ на ее страхи.

Седди сам смастерил для парочки нехитрый двухколесный возок с парусиновой крышей, а Тарсод выделил им буйвола — не самого породистого, но молодого и крепкого. На пороге пещерного поселения, где уже пробивалась через потрескавшиеся плиты зеленая трава, гномы обменялись с друзьями свертками памятных подарков, которые полагалось открыть после расставания. Седди сковал для парочки обручальные кольца, а Марусенька два украшенных аметистами кинжала. Седди подсадил Ларию на повозку, а Марусенька вручила Бешу поводья. Они все крепко держались за руки, не говоря ни слова. Потом гномы долго махали вслед легкой повозке, пока она не скрылась за холмами.

— Что там у тебя? — нетерпеливо потянула караванщика за рукав гномишка, когда они остались одни.

— Кожаный пояс и плетеный из ремешков подсумок, — показал тот подарки друзей. — А у тебя?

— А у меня шнур для хвостика… у какой, с шелковой кисточкой! И… — гномишка запнулась, — туфельки.

Седди удивленно глянул в ее сверток. На ладошках у Марусеньки стояли самые изящные туфельки, которые когда-либо видел караванщик. Зрением мастера он видел, что они скроены из единого куска нежной чуть золотистой кожи. Марусенька тоже разглядела эту изысканную простоту:

— Ой, смотри! Он не по колодке кроил, а по моей ноге, видимо отпечаток где-то взял! Кожа лепестками, как ромашка, от подошвы расходится. И все! Он даже не тачал их!

— Вижу, — усмехнулся гном. — Не тачал, а просто продернул через каждый лепесток десяток тоненьких кожаных ремешков. Все равно как если бы ромашку паутинками стянули по твоей ноге. Ну и каблучок снизу, видно что на клей посадил.

— Какие они хорошенькие, — загрустила внезапно Марусенька. — Но куда же мне их надевать?

Седди хотел было ответить, что туфельки можно носить дома, но понял, что гномишке хочется чего-то необычайного, такого же красивого, как эти туфельки. Поэтому он опустился на одно колено и произнес, глядя Марусеньке в зеленые сонечкины глаза:

— Если ты почтишь меня когда-нибудь честью стать моей женой, то ты сможешь надеть их на свадьбу. Красивее все равно ничего к свадебному платью не найти!

Гномишка вспыхнула, но не смущенно, а скорее радостно. Несколько минут она молча всматривалась в лицо караванщика с легкой улыбкой, а потом осторожно поцеловала его в щеку.

— Я подумаю! — кокетливо произнесла она и рассмеялась. Седди тоже рассмеялся — радостно и спокойно, будто у него из груди вынули острый шип. Он понимал, что свадьбе не бывать, покуда гномишки зачарованы, что впереди у них еще много дорог, но он больше не сомневался в себе. Он будет ждать, и эти туфельки будут залогом их будущего счастья.

Волхан в это время стоял в длинной светлой комнате свежевыстроенного дома. Тут будет жить он и те из его ребят, кто решит остаться у Тарсода. Уже громоздились у двери обструганные розовые доски, ожидая, когда чьи-нибудь руки сколотят из них крепкие кровати. И девушки уже тащили со склада шерсть и сухой мох для тюфяков. Завтра или послезавтра они войдут в этот дом хозяевами и заживут новой жизнью. А покуда тут пахнет стружкой и смолой, словно на лесопилке. И еще чем-то тонким, нежным, неузнаваемым.

Волхан двинулся к выходу, принюхиваясь. Запах будил в нем воспоминания о мокрой траве, о синем небе. Тут, у Тарсода, даже огороды разводят — до того волшебный свет гигантов на настоящий солнечный похож. Но это не травой пахнет, нет.

Старик шагнул за порог и увидел одну из старух, живших в его коридорах много лет. Сейчас эту женщину можно было назвать разве что пожилой. Она разогнула скрюченную спину, потому что ей не нужно было больше пробираться по узким норам. Она сменила черное тряпье на светлое платье и покрыла голову платком. Волхан с удивлением подумал, что ей, должно быть, меньше лет, чем ему самому. Рядом с женщиной — он напрягся и вспомнил ее имя — Кирона! Вот как! — стояла девчушка, что задавала вопросы про магов в тот страшный день в детской пещерке. А на песчаной дорожке у крыльца лежали тонкие, как детские ручки, стволики с обмотанными мешковиной корнями. Прутики будущей кроны покрывали нежно-розовые и белоснежные цветы. Это они испускали давно забытый аромат: весны, счастья, свободы. Волхан опустился на порог дома и слезы медленно поползли по его щекам.

В это время в далеком поселке оюпити Клайд оторвался на миг от глиняной таблички с черными и белыми бусинами тайных значков и посмотрел на ночное небо за окном. Полоса слегка светящихся облаков пересекала линии созвездий, вздымаясь в зенит, словно уводящая в небо дорога. Маг не знал, что с ним происходит. Он как будто потянулся мысленно куда-то в далекую даль, ища на огромном просторе искорки тепла и радости. Уже много дней его тревожила судьба друзей, с которыми пришлось разлучиться, судьба Марусеньки, Кселлы, Седди. Он думал о родителях, об их путешествии на дальний юго-восток. Но теперь все тревоги внезапно улетели прочь. Легко, словно проводя ладонью над пламенем свечи, он ощутил смягчившийся норов гномишки и ровную радость Седди, добрую усталось отца и спокойствие мамы. Кселла оторвалась от каких-то магических книг, чтобы ответить внутренней улыбкой на прикосновение его мысли — и задуматься о том, что это было. Даже сонный разум Ветерка подал весть издалека, легкую, как теплый вздох. И Вивиан, тоже радостная и спокойная, отозвалась Клайду, как отзывается в унисон настроенная струна звуку флейты.

Облачная дорога тянулась и тянулась куда-то вдаль, а маг стоял на пороге, готовый ступить на нее.

Каждый год на континенте Адена происходили изменения, заметные не для всех. Магические силы сотрясали реальность, летние суховеи и зимние бури трепали стены городов и вековые леса. В недрах змеились трещинами новые неведомые лабиринты. В горах открывались скрытые от глаз долины и голубые провалы ледяных озер. Океан отступал от северного побережья и пытался смыть южные острова. Из хаоса и безвременья восточных границ реальности вдруг появлялись горные хребты и прорывались широкие реки. Под натиском разумных исчезали монстры, но на их месте появлялись другие. Маги пытались познать законы волшебства и создавали новые заклинания. Алхимики склонялись над ретортами, открывая неведомые реагенты. Жрецы молились богам Девятимирья, служа проводниками их мощи в мир смертных. Целители смешивали травы и коренья. Оружейники ковали новое оружие. Рыбаки забрасывали сети. Контрабандисты скользили вдоль скалистых берегов, а стража пыталась их подстеречь. Новые переселенцы двигались вслед за военными отрядами на север и восток. Искатели приключений стремились на юг и в неизведанные земли Элмора. Ученики становились мастерами, а мастера уходили на покой. Игрались свадьбы, строились новые поселения. Освобождались рабы. Подрастали дети. Могучие драконы распахивали крылья над замками. Мелкие властители грызлись из-за пограничных полей. Короли заключали мирные соглашения. Разбойники сбивались в шайки, как голодные волки, не чураясь помощи нелюдей. Объединенные отряды рыцарей и магов защищали от нападений мирные земли. Кто-то наживался на чужом горе, кто-то пытался помочь обездоленным. Четыре весны встретила Гильдия магов с тех пор, как Клайд и его спутники возвратились из Грации. Время их ученичества заканчивалось, и жизнь несла друзей вперед, как горная река — неумолимая и бурная.

Глава 63. Побирушка

Сэйт бездумно брел по улицам Адена, стараясь не думать о мучающих его проблемах. В мирной жизни оказалось такое количество подводных камней и омутов, что эльф частенько жалел о тех горячих временах, когда им всем было некогда толком выучить новое заклинание или выспаться. Там не было места для мелочных обид, капризов и претензий, которые теперь разъедали отношения боевого братства, как ржавчина. Все так запуталось сейчас! Эмми с ее неуемной страстью опекать кого-нибудь в приказной манере. Каона, незаметно растущая в своем взрослом, пока что не стареющем теле. Аннарин, то и дело срывающийся к своему отряду, на восток. Рамио, прозревающий лишь в отчаянных коротких полетах. Перепутанные телами гномишки и сходящие от этого с ума Кузьма и Седди: не то возлюбленные, не то уже просто няньки для девушек. Лемвен и Тиэрон, вынужденные все чаще и чаще расставаться, обучаясь у разных наставников. Хенайна, засевшая за летописи в Гильдии магов, но порой забывающая на столе кусочки пергамента со стихами. И Роррат, всюду маячащий тенью за спиной эльфийки; оставивший свой корабль и капитана Гарра ради службы в Гильдии магов, проигнорировав подколки матросов. Кселла, все чаще с грустной усмешкой уступающая бывшим ученикам в магических поединках. Безумный клирик Дарик, тихо проводящий дни во внутреннем дворике Гильдии, наблюдая за струйками фонтана. Даже магистр Лежен не гарантировал его полного излечения, недоумевая, почему Марусенька так просит не отправлять несчастного на покой, куда-нибудь в тихое лесное поселение. Впрочем, маги многое позволяли героической гномишке. Ее рассказ о том, что Седди смутно признал в Дарике виденного когда-то случайно вместе с пропавшим Зидаром неизвестного ученика никого не удивил. Естественно, что гном обратил внимание на не вполне адекватного парня в робе, а его учителя почти не запомнил. И Вивиан… такая понятная, такая близкая — и в то же время любящая другого. Сэйту все чаще казалось, что Клайда пугает ответственность за эти отношения. Не то чтобы названный брат сторонился своей избранницы, но все-таки порой он явно избегал ее. Со своими вопросами, найденными рукописями и новыми эликсирами девушка все чаще приходила к эльфу. А тот, ощущая к ней неизменную нежность, опасался перейти невидимую грань, за которой дружба превратится во что-то большее. Сэйт не сделал предложения Эмми, хотя понимал, что друзья ожидали этого: Клайд, Вивиан и сама девушка уж точно. Но детская влюбленность у серьезного эльфа давно сменилась покровительственной заботой, легкой привязанностью. Она была и оставалась для него младшей сестренкой, частью его позднего детства. Он подтрунивал над ней, как и прежде, но она обижалась всерьез. То и дело ему казалось, что он абсолютно не понимает ее — и она в запале говорила ему о том же. Сэйт много раз пытался рассказать девушке про Чётки богов, объясняющую многое в отношениях разумных мудрость, которой научили путешественников жрецы оюпити. Разговоры эти всегда были похожи друг на друга и не принесли результата:

— Тьмушка, ну смотри же! — чиркал он прутиком по песку на берегу прохладной лесной реки, где они любили гулять в жаркие дни. — Ты Дракон Воздуха, а я Единорог Тверди. У тебя в тиаре ночной алмаз, а у меня он в ладанке. И наоборот, у меня в тиаре дневной изумруд, а у тебя это слабое место. Мы будто говорим на разных языках. Ты слушаешь голоса воды и воздуха, ты чувствуешь эмоции и состояние окружающих, подчиняя их себе. А я несу в себе знаки тверди и огня. Я вижу мир как схему и перебираю возможности…

— Не хочу больше про это слушать! — Эмми всякий раз сердито стирала рисунок из звездочек и крестиков ногой. — Вы с Вивиан и Клайдом просто рехнулись с этими бусами богов!

— Чётками, — невольно поправлял ее эльф. — Ты просто нарочно меня злишь! — девушка не на шутку обижалась. — Не смей больше мне рисовать эти… тиары в масках и ладанки в ожерельях! Ты просто не любишь меня!

— Я… — Сэйт всякий раз не знал, что ей ответить.

Он горячо любил эту своенравную гордячку, любил ее открытый нрав и маленькие хитрости. Но это была не та любовь, о которой она говорила. Всего лишь любовь старшего к маленькой, брата к сестре. И сказать девушке: «Я тебя люблю!» — означало жестоко обмануть ее чаянья. Эмми поняла бы это как обещание, которого Сэйт не мог дать. Но и не услышав от эльфа заветных слов, она в который раз убегала со слезами или уходила с гордо поднятой головой и потом целый день не разговаривала с ним. «А если Клайд спросит, что у меня происходит с его сестрой, как я объясню ему это?» — думал порой эльф. Впрочем, Клайд как раз понимал, что отношения, названные велеречивыми оюпити «Вода и масло», опасны и болезненны для влюбленности. Две столь непохожие личности невольно ранят друг друга даже не словами или поступками, а самим способом своего мышления и восприятия мира. Они всегда неправы друг для друга, и все у них получается невпопад. Если Сэйт по мере возможностей учитывал это и старался как-то сглаживать непростую ситуацию, то Эмми, наоборот, пыталась форсировать события, действуя то дерзостью, то хитростью. Глядя на то, как юная воительница управляется со своими ровесниками из числа воинов Гильдии или магов-новобранцев, Сэйт всегда с усмешкой представлял себя единственной марионеткой, сорвавшейся с веревочек этого кукловода. Другие были готовы сделать для Тьмушки что угодно. Но они ей были не интересны. Ей был нужен именно он — законная добыча, старый друг, детская любовь, брат ее брата — все сразу. «А ведь я даже не поцеловал ее ни разу!» — недоуменно вздыхал порой эльф, удивляясь этому упорству.

С этими невеселыми думами Сэйт свернул в тихий переулок, ведущий к дому травника, чтобы пополнить запасы магических компонентов. Тут росли вековые липы, укрывая прохожих от летней жары. С тех пор, как на материке начала вновь меняться погода, эльф не раз с тоской вспоминал вечную весну эльфийских земель и нескончаемую золотую осень южного Адена. Погода несла в себе неопределенность. Ливни и снежные бури зимой парализовывали нескончаемое движение на трактах на долгие недели. А раскаленный летний зной порой наваливался на материк, как мокрое одеяло. Хотелось скорее нырнуть в тень и отдышаться. Несмотря на прохладу, в этом месте совсем не было уличных торговцев. Они предпочитали ловить покупателей на центральных площадях и широких лестницах города. Только одна фигурка притулилась к стене лавки травника, но на лоточницу она была не похожа. Сэйт собирался пройти мимо, когда тонкая ручка потянула его за широкую штанину.

— Дай мне монетку, — попросила девочка-подросток, почти до самого носа укутанная в рваную шаль. Ее пыльные юбки из некрашенной холстины обернулись вокруг ног. Пожалуй, это была темная эльфийка. Хотя теперь стало сложно судить об этом. Конечно, смешанные браки еще не стали общепринятыми среди рас Адена, но ведь рабов в шахтах и на плантациях не спрашивают? Казалось, что чем больше подобных несчастных находит и освобождает Гильдия магов, тем больше становится на улицах нищих бездомных полукровок. Разумеется, пристроить каждого бывшего раба маги были не в силах. Да и кое-какое городское отребье смекалисто пользовалось ситуацией: таким детям лучше подавали милостыню, а привычных к тяжелому труду неприхотливых взрослых можно было задешево нанимать на грязную работу. На всем этом кто-то продолжал делать деньги… Но в этой девочке было что-то непривычное. Она не ныла, не клянчила, не рассказывала печальных историй, не совала прохожему под нос увечья или незалеченные раны. Она просто попросила монетку, как домашний ребенок просит кусок хлеба, уверенный, что ему не откажут.

— Зачем тебе монетка? — Сэйт присел перед побирушкой на корточки и еще раз удивился. Из-под шали на него глядело юное, но уже не совсем детское личико необычной для темных эльфов мягкой красоты. Даже грязь не портила ее.

— Я хочу что-нибудь купить, — спокойно пояснила девушка.

— Что именно? — эльфу стало тревожно. Похоже, что эта девушка просто не в себе. Или это смотрящий за нищими придумал новый трюк для выдуривания денег у прохожих?

— Мне все равно, — пояснила темная эльфийка. — Я еще никогда ничего не покупала, и мне очень интересно, понимаешь?

Сэйт поднялся и отряхнул штаны. Скорее всего, это просто очень наглая и хитрая побирушка. Но…

— Если хочешь, пойдем со мной. Я буду покупать себе травы и минералы, а ты посмотришь, как это делается, — сказал он, ощущая себя идиотом. — А если тебе понравится, я дам тебе монетку и ты потом купишь что-нибудь себе.

— Правда? — восхитилась девушка, вскакивая. — Ты мне покажешь? И дашь? Ой! — ее интонации напомнили эльфу Марусеньку, тоже вечно восхищавшуюся чем-то.

Рядом с гномишкой, не унывающей даже в чужом теле, Сэйт всегда ощущал необычайное радостное спокойствие. Похожее чувство вызвала вдруг у него и эта девушка. Тяжелые мысли куда-то испарились. Хотелось рассмеяться самому и действительно купить что-нибудь милое для этой малышки. «Приятно сделать такой подарок… особенно если это тебе почти ничего не стоит», — усмехнулся Сэйт про себя. Он ведь не собирался вручать побирушке мешок золотых монет. Хватит с нее и одного-двух кругляшей. Они вошли в лавку и занялись покупками. Эльфийка помогала Сэйту выбирать ингредиенты, давая на удивление дельные советы:

— Что-то эти корешки слишком пыльные… а почему этот камушек с трещиной? А в этой склянке плавает муха… В результате эльф решил, что это уличное создание заслужило свое подаяние с лихвой, и отсыпал ей целую горсть монет, любуясь восторгом на ее личике. Побирушка замерла перед витриной. Тут торговали в основном магическими предметами, но среди них были и украшения, заговоренные на все случаи жизни. Глаза девушки перебегали с колец на серьги и обратно. Наконец, решившись, она купила серьги.

— Какие красивые! — показала она эльфу свою покупку. — Я вставлю их себе в волосы. — Э-э… но… — ошалело открыл рот Сэйт.

— Но это же серьги? — Я знаю, — кивнула девушка. — Но у меня не проколоты уши. Мне не разрешают. А в волосах тоже красиво, правда?

— Ну… да, — кивнул эльф, сдерживая смех.

Девушка вышла из лавки и откинула свою шаль на спину. Без этой тряпки она выглядела еще привлекательнее. Ловко вплетенные в ее белые, как лен, волосы новенькие сережки таинственно замерцали синими искорками в густой тени переулка. Сэйту захотелось еще что-нибудь сделать для нее.

— Хочешь, мы пойдем в другое место и ты купишь себе еды? — предложил он. — Ты голодная?

— Я? — девушка удивилась и задумалась. — Жарко. Я хочу пить. Тут продают такое… розовое?

— Розовый эль? Малиновый квас? Может быть, компот? — перечислил Сэйт все розовые напитки, какие только пришли ему на ум. — Или вино?

— Наверное, — неопределенно отозвалась девушка. — Я понюхаю и скажу тебе.

— Ну, — окончательно развеселился эльф. — тогда пойдем нюхать! Как тебя зовут, прелестное дитя?

— Зовут? — девушка насторожилась, будто прислушиваясь. — Еще рано!

— Да нет, я хотел узнать, как твое имя! — пояснил ей юноша, помогая спуститься по выщербленной лесенке на нижнюю улочку.

— А! — эльфийка рассмеялась. — Ли… Лия! Меня зовут Лия! — это прозвучало как звуки скрипки: «Ли-лия-лия!»

— А меня Сэйт, — слегка поклонился эльф. — А вот это заведение называется «Голова Гаргульи», и если нам тут не найдут чего-нибудь розового попить, они потеряют двух выгодных клиентов! — последние слова были обращены к дремавшему возле стойки хозяину.

Тот неторопливо поднялся, что-то бурча себе под нос, и позвонил в маленький гонг. Через минуту столик перед эльфами был уставлен полудюжиной кружек с различными напитками. Сэйт и не замечал раньше, сколько из них имеют розовый отттенок. Крыжовенный компот, смородиновая вода, вино из лепестков шиповника и сброженный клубничный сок… Они выпили только по глоточку из каждого бокала, но вскоре в животе у обоих начало отчетливо булькать.

— Больше не могу выпить ни капли! — простонал Сэйт. — Ты нашла то, что хотела?

— Не-а, — весело покрутила головой Лия. — Но мне тут все очень понравилось. Особенно это… и это… — она неловко потянулась за бокалом легкого вина и едва не опрокинула на себя кружку с компотом. Похоже, она слегка опьянела, хотя и пила по капельке.

— Съешь что-нибудь? — поинтересовался Сэйт, отсчитывая деньги.

— Нет, в меня не влезет ни крошки, — пожаловалась девушка. — Я вся наполнена водой, как бочка!

— Тогда пойдем прогуляемся до торговой площади, — предложил ей руку Сэйт.

Он тоже немного захмелел, и уже абсолютно не замечал пыльных юбок и старой шали своей спутницы. Он видел только ее улыбку и широко распахнутые глаза.

— Да… — согласилась было Лия, но замерла, наклонив голову к плечу. — Ой, вот теперь меня правда зовут! — испуганно сообщила она эльфу. — Мне нужно бежать! А я так обпилась…

— Хождение с ветерком тебе поможет! — щедро предложил тот, сотворяя нехитрые пассы. — Только смотри под ноги! Я провожу тебя… — он вышел из трактира вслед за ней. Но Лия покачала головой:

— Не нужно, а то меня отругают и не пустят больше гулять! Я еще приду! — с этими словами она на магической скорости бросилась вверх по улице и исчезла за поворотом.

— Ну и дела, — удивился сам себе эльф. — Неужели у бедняжки действительно что-то с головой? Я, конечно, не практикующий целитель, но все равно, она не похожа на чокнутую. Скорее — на девушку из глуши, впервые попавшую в город. Из очень глухой и дальней глуши… — задумчиво размышлял Сэйт. Весь вечер он находился под впечатлением этой встречи. В Аден его привело дело к магистрам Башни Слоновой Кости, куда эльф и отправлялся каждое утро. Там он занимался привычной и любимой работой: искал в архивах важные документы, забытые заклинания, описания артефактов и упоминания о Детях Света. Гильдия магов пыталась отыскать следы этого посланника богов, чтобы изучить его магические возможности и попытаться составить план противодействия Дочери Шилен, несущей силу тьмы в Девятимирье. Эльф откопал уже немало интереснейших фактов. Помимо этого, он собирал материалы для своей книги. Порой попадались весьма любопытные сведения. Например, он обнаружил несколько изображений артеас, у которых крылья были из перьев, похожие на крылья ангелов и архангелов, а не на прозрачные полотнища, как у Рамио. Была ли это фантазия художника или раса крылатых действительно изменилась за прошедшие века? Нужно спросить у незрячего правителя артеас при встрече.

Рамио тоже большую часть времени находился при Гильдии магов, потому что Каона продолжала обучение, а он не хотел отрывать ее от этого. Его появление и рассказы произвели настоящий фурор среди архивистов и историков, но со временем знания поколений стали угасать в памяти маьчика, и он все менее охотно предавался воспоминаниям о чужих жизнях. Он быстро рос, раздаваясь в плечах, усиленно тренировался с воинами, не давая себе никаких поблажек. Учился бить на звук и уворачиваться от дуновения ветра, предваряющего клинок. Но все-таки держался Рамио со всеми несколько отчужденно, свободно общаясь только с товарищами по дальнему путешествию. Они с Каоной уже выглядели ровесниками, взрослыми и серьезными, и Сэйту приходилось порой напоминать себе, что им всего четырнадцать и шестнадцать лет. Хотя, что такое годы? Человеческие, эльфийские, гномские — все они были условными. Маги жили дольше, простые люди меньше, гномишки выглядели детьми до глубокой старости, зато гномы-мужчины рано старились внешне. В отросшей заново бороде совсем юного по гномским меркам Седди уже струилось серебро, и волосы на голове были словно припорошены снегом. Эльфы оставались юными внешне, покуда усталость от жизни не уводила их за пределы мира живых, а орки старились медленно, но при этом благоговейно почитали и уважали своих седых и морщинистых соплеменников.

Внешнее и внутреннее причудливо переплеталось в расах Девятимирья, и судить о возрасте всегда приходилось не по внешним признакам, а по поступкам. Так и в этом случае: под влиянием ли выросшего тела или же из-за обретенной в испытаниях мудрости эти двое детей казались уже совсем взрослыми? Неизвестно. В любом случае, эльф хотел услышать совет крылатого правителя, живущего в добровольном изгнании. Но сведения о Посланниках Света и Тьмы были скудны. Впрочем, кое-что интересное Сэйт разузнал. Он нашел упоминания о девушках и юношах, которым снились странные сны о битвах монстров и духов-полубогов, о таинственных жертвоприношениях и готовящихся нападениях. В давние времени, когда все расы были ослаблены войнами и уповали на жрецов больше, чем на силу оружия и чистой магии, любой, одержимый подобными видениями, сразу шел в ближайший храм. Таким образом сохранились записи об этих случаях.

В разрозненных манускриптах Сэйт выискивал описания одинаковых снов. А также его поразили упоминания о том, что через некоторое время все сновидцы исчезали куда-то. Летописцы упоминали об этом то с недоумением, то с праведным гневом, удивляясь, как паства смеет нарушать повеление пастыря являться и рассказывать о своих странных снах. В нескольких источниках упоминались младшие братья или сестры, которые приходили пересказать сны за пропавших родственников. Это тоже было отмечено дотошным эльфом. Несомненно, в мире существовала какая-то связь между появлением Посланцев и этими снами. Возможно, если сейчас тоже отыскать тех, кому снятся странные подземные битвы и отряды лилимов и нефилимов, маги сумели бы получить от них сведения о самих Посланниках. Нужно было сообщить о своих догадках в Гильдию магов и отправиться как можно скорее в Парящую деревню эльфов, чтобы разузнать у жрецов, не приходил ли к ним кто-нибудь с подобными рассказами.

Сэйт получил недавно звание пресвитера в иерархии эльфийского жречества, что позволяло ему общаться со священниками на правах коллеги, а не ученика-полукровки. В то же время, эта должность давала ему возможность спокойно заниматься своими научными изысканиями, не обременяя себя отправлением обрядов и молебнов в храме. Но в этот вечер мысли Сэйта то и дело улетали от привычных дел к странной девушке Лие. Эльф все тверже убеждался, что темная эльфийка, скорее всего, не вполне адекватна. Ему было жалко ее, и в то же время эльф с гневом вспоминал страх, с которым Лия кинулась на неслышимый зов. Ничего удивительного в этом зове не было: скорее всего, родичи или опекуны надели на девушку недорогой амулет, испускающий тонкую дрожь или нагревающийся, когда дома активировали магический контур. Удивляло эльфа другое: почему те, кто воспитывал девушку, стремились изолировать ее от мира? Ведь ее разум мог развиться и даже прийти в норму, если бы она жила полноценной жизнью. А эта бедняжка даже никогда не бывала в магазине! Не умела назвать напиток, который она любит! Наверняка, поступить так их заставили тщеславие и гордыня. Им, вероятно, было стыдно за маленькую дурочку, которой боги дали всего лишь немного меньше разума. Вот и прятали ее долгие годы, покуда она сама, скорее всего, не стала рваться на волю, движимая естественным, как у ребенка, любопытством. Сэйта бесила одна мысль о том, что кто-то мог так поступить с разумным существом. «Наверняка она сирота, и воспитывают ее дальние родственники!», — комкая лист бумаги с наброском письма в Гильдию, думал молодой пресвитер. «Ни одна мать не могла бы так поступить со своим ребенком!» Несколько раз эльф поднимался из-за стола в библотеке Башни Слоновой Кости, раздумывая, не отправиться ли ему на поиски Лии немедленно. Но он тут же охолаживал себя: к подобному делу следовало подойти серьезно. Если он вломится в чужой дом и устроит там скандал, девочку могут наказать, запереть на замок или отправить в другое место, а он будет бессилен вмешаться. Надо что-то придумать… Когда на улицах Адена зажглись вечерние светильники, Сэйт понуро свернул к своей гостинице от трактира «Голова Гаргульи». Лия так и не появилась сегодня. Впрочем, возможно девушка была здесь днем, в то же время, что и вчера. Зря он не ушел из Башни пораньше… Стройная фигурка в темной шали почти сливалась с тенями в проулках, и эльф едва не шагнул мимо нее, но в последний момент остановился. Сердце радостно стукнуло невпопад. Лия стояла, наклонив голову набок и рассматривая его с любопытством.

— Узнал, узнал! — радостно захлопала она в ладоши, когда Сэйт шагнул к ней. — Я боялась, что ты забудешь меня.

— Нет, маленькая, что ты! — ответил тот. — Я весь день думал о тебе. Ты можешь рассказать мне, где ты живешь и почему тебя не пускают в магазин?

— Зачем? — ни капли не настороженно, а скорее недоуменно спросила девушка. — Давай лучше сходим на торговую площадь. Там на земле сидят такие… с бородами. Я не знаю, как у них покупать.

— Гномы… — невольно поправил ее эльф. — Ты никогда не видела гномов? Почему?

— Ну, я не знаю. Я живу дома. Дома у тети Ноли. Она меня учит всяким вещам: читать и писать, шить. Она часто дает мне розовый напиток, и после него я долго-долго сплю. Мне нравится спать, потому что во сне я вижу много интересного, а в доме тети ничего интересного нет.

— Ты сирота? — мягко уточнил Сэйт.

— Да, тетя так меня называет. Она говорит, что замуж меня все равно не возьмут, поэтому мне нужно учиться слушаться старших. Я всегда буду помогать кому-нибудь, потому что я глупая. Дома я помогаю садовнику и поварихе. Но чаще я сплю. Когда я была маленькая, я спала меньше, а теперь тетя дает мне питье всегда, когда я начинаю плакать.

— А почему ты плачешь, Лия? — спросил эльф, с горечью осознавая, что все его предположения оказались верны: дальняя родня, которая стыдится ущербного ребенка, свалившегося на них после смерти родетелей Лии, запреты и еще сонное зелье впридачу.

— Я плачу, когда мне скучно или я вижу что-то интересное на улице и не знаю, что это. Мне обидно, что я не могу читать книги из тетиной библиотеки. Она дает мне только самые тоненькие, но я их уже сто раз читала, — Лиины брови изогнулись в жалобной гримаске.

— А почему тетя разрешила тебе гулять? — попробовал отвлечь девушку Сэйт.

— Ей один дядя привез браслет, вот, — Лия продемонтрировала серебристые звенья у себя на запястье. — Он волшебный, знаешь? Если тетя меня зовет, он сжимается. Если я иду от дома, он становится очень холодным. Тетя сказала, что если я попробую убежать, то он отморозит мне руку и я умру, — девушка вскинула глаза. — Я иногда хочу умереть, потому что там мама и папа. Но потом я вижу что-нибудь красивое — котенка или как мотыльник распускается на рассвете — и снова не хочу умирать. Жить все-таки интереснее, правда? — она улыбнулась Сэйту щемящей улыбкой.

— Конечно! — ответил он с такой убежденностью, словно девушка могла по одному его слову умереть или остаться в живых. — Я думаю, Лия, что твоя тетя ошибается. Ты вовсе не глупая. Ты очень помогла мне в той лавочке, где мы покупали. Значит, ты можешь учиться. Я хотел бы помочь тебе.

— Но как? — огорченно махнула рукой Лия. — тетя не разрешит мне учиться, я точно знаю. Когда к ее детям ходил учитель, она всегда прогоняла меня. Ей было стыдно, что я не так быстро соображаю.

— Ну а если попросить ее, чтобы она разрешила тебе переехать в другой дом? Знаешь, как нанимают служанок?

— Да, я знаю! Наши служанки живут у нас, но у них есть свой дом, они ходят туда по праздникам, — кивнула девушка. У нее были интонации старательного малыша, обрадованного, что он знает ответ на вопрос взрослого.

— Правильно. Я скажу твоей тете, что мне нужна служанка. Дам ей денег. Ты будешь жить в другом доме. А в том доме я разрешу тебе учиться, потому что там уже я буду главный, а не твоя тетя.

— Я не знаю, — растерялась Лия. — Может быть тетя и согласится, ведь она очень любит деньги. А может быть и нет, потому что ей все еще стыдно за меня.

— Покажи мне свой дом, и я завтра же схожу к твоей тете, — решительно кивнул эльф.

— Ладно. Мы уже не пойдем на площадь? — в голосе Лии не было обиды или разочарования, только терпеливая грусть ребенка, которого никуда не пускают.

— Конечно, пойдем! — злясь на неведомую тетю Ноли, ответил Сэйт. — Сначала прогуляемся, потом я провожу тебя до дома.

— Хорошо, хорошо! — обрадовалась Лия.

На торговой площади оставалось меньше половины торговцев, и не было такого столпотворения, какое всегда царило тут днем. Лия с удовольствием разбиралась с действием волшебных лотков, указывающих цену и отпускающих товар, даже если торговец вздремнул. Разумеется, большая часть товаров никак не могла заинтересовать девушку. Минералы и поковки металла, заготовки мечей и луков, доспехи, артефакты и алхимические элементы — все это было для Лии яркими, но бесполезными диковинами. Девушка засмотрелась только на магическую робу, украшеную изображениями синего волка, изучая тонкий узор отделки и плотную, но почти невесомую ткань, созданную с помощью магии.

— Красиво… — протянула она, вздыхая. Для глупенькой, неспособной учиться, девочки она слишком быстро поняла, что двадцати монет, врученных ей Сэйтом, на это одеяние не хватит.

— Пойдем, я куплю тебе несколько музыкальных кристаллов! — эльф вспомнил вдруг о товаре, который мог заинтересовать девушку. Одноразовые кристаллы, наигрывающие нехитрую мелодию, мог создать почти любой маг, знакомый с основами алхимии. Но, как и с почтовыми кристаллами, проблема была в стабилизации записанной мелодии. Не имея опыта, можно было вместо записанной баллады или веселой песенки получить какофонию и вопли. Поэтому даже владеющие магией предпочитали покупать кристаллы у профессионалов или у искателей сокровищ, находивших их в древних развалинах. Лия действительно пришла в восторг от музыки. Она качала головой, напевая, когда Сэйт активировал один за другим несколько кристаллов.

— А это тебе! — эльф вручил ей еще горсть ярких, как леденцы, граненых камушков. — Ты можешь слушать их у себя, когда никого нет рядом.

— Боюсь, что тете Ноли это не понравится, — вздохнула Лия. — Она любит играть на большой арфе, и всегда очень грустные мелодии.

— Тогда мы будем слушать их на прогулках, — предложил Сэйт, и девушка просияла в ответ. — А теперь давай я провожу тебя домой, — положил ее ручку на сгиб своего локтя эльф.

— Но тетя еще не звала меня, — попыталась робко протестовать Лия. — Я ушла из дома вечером, когда она ложится спать. Может быть она не заметит, что меня нет, до самого утра.

— Если твоя тетя заметит, что тебя не было дома всю ночь, она очень рассердится на меня, — пояснил девушке Сэйт. — И тогда мне будет очень трудно уговорить ее, чтобы она согласилась отпустить тебя в служанки, понимаешь?

— Да, — кивнула та. — Тетя очень любит сердиться и кричать. Пойдем скорее, а то мне уже страшно.

Они двинулись коротким путем к «Голове гаргульи», откуда, как уверяла Лия, до ее дома было совсем близко. Сэйт прокручивал в голове план, как бы уломать неведомую тетю Ноли отпустить Лию в услужение. Он подбирал вежливые фразы, прикидывал, не лучше ли отложить этот разговор на завтра. Ибо время уже позднее. Лучше, если тетя не заметит позднего отсутствия племянницы. Но все получилось совершенно не по его плану. Свернув в проулок, поднимающийся широкими ступенями к единственным воротам, Сэйт сразу услышал сдержанные крики и увидел мелькание факелов за забором.

— Пуговка… — прошептала Лия, покраснев и смутившись. — Это потому что я взяла пуговку.

— Что? — вскинул брови пресвитер. — Это тебя там ищут?

— Угу, — кивнула Лия. — Я взяла пуговку от моего браслета. Мне казалось, что с ней он красивее, — и девушка показала спутнику крохотный сапфир в оправе, прикрепленный к браслету. Опытный маг безошибочно узнал активатор контура. Тетя не могла больше ни обнаружить, ни позвать беглянку, ни наказать ее ледянящим заклятием за бегство. Сэйт невольно рассмеялся, хотя навстречу им из ворот уже выбегали вооруженные слуги.

— Остановитесь! — он щелкнул пальцами, активируя магический щит.

Завидев свечение вокруг незнакомца, выбежавшие из ворот нерешительно остановились и опустили оружие. Нужно было действовать быстро, не показывая своей неуверенности.

— Ты хочешь пойти со мной, маленькая? — спросил он тихонько у Лии.

— Да, да, очень! — горячо закивала она. — А то меня накажут. И там всегда скучно.

— Ну хорошо. Стой в сторонке и слушайся только меня, поняла? — вздохнул эльф. Приходилось наполовину блефовать. Неизвестно еще, насколько знатная и влиятельная дама эта самая тетя Ноли. Не нарваться бы на скандал с оскорбленной аристократкой!

— Именем Церкви Эйнхазад! — провозгласил он. — Я требую того, кто ответственен за неподобающее обращение с юной особой! Слуги расступились, пропуская вперед сухую даму, у которой, как у истинной эльфийки, невозможно было определить возраст. Ее темная кожа выглядела чуть раскрасневшейся, но шла она, выпрямив спину и гордо вскинув подбородок.

— Я слушаю вас… ваше преподобие, — она явно запнулась, не осмеливаясь называть клирика юношей, но в то же время подчеркивая его молодость.

— Я вынужден обратиться к вам, уважаемая…

— Нолдален Ианэнн, — изрекла дама таким тоном, словно это было королевское звание. Впрочем, этот знатный род темных эльфов и впрямь был в близком родстве с королями. Когда-то, когда у эльфов были короли.

— По поводу этого юного создания, вверенного вашему попечению… — начал было эльф, стараясь как можно суровее хмурить брови. Он собирался воззвать к милосердию дамы и упрекнуть ее в том, что она не позволяет девочке учиться, а так же пообещать помощь магов и магистров в исцелении разума Лии. Но ничего этого он не успел произнести. Лицо Нолдален расцвело улыбкой облегчения.

— О, так вы пришли за Лией! Как я рада! Меня просили приютить ее всего на несколько лет. Но годы шли, а от ваших жрецов не было ни слуху, ни духу. Я боялась отправлять ее в наш храм, и не знала, что с ней делать. Ведь вы сказали мне: «Она нам понадобится!», — и я все ждала, все ждала! Вы пройдете в мой дом? Какая честь… наконец-то… — дама была одновременно польщена его визитом, явно принимая пресвитера за кого-то другого, рада, что ее собираются избавить от обузы и не на шутку испугана.

— Прошу прощения, — понизив голос, сказал он. — Но вы же понимаете, что мне не следует задерживаться тут, привлекая к вашему дому внимание…

— О! — лицо Нолдален побледнело. — Я не подумала!

— Пошлите кого-нибудь за вещами девочки, — твердо повелел эльф. — Нам нужно отправляться немедленно.

— Сию минуту! — склонила голову дама и махнула рукой слугам. Те дружно кинулись в распахнутые ворота. — Вот вам вознаграждение за ваши хлопоты, — эльф с поклоном передал тете Ноли мешочек с золотом, приготовленный им для выкупа Лии.

— Ну что Вы! — кокетливо махнула на него темная эльфийка, но золото тут же исчезло с ладони клирика. — Никаких хлопот. Лия такая спокойная девочка, вы увидите. Только много хнычет.

— У нас ей не придется хныкать, — пожал плечами эльф. В глазах тетушки снова мелькнул ужас. Она жестами поторопила слуг, топтавшихся у ворот с небольшим дорожным саквояжем в руках.

— Вот, тут я кое-что вам покушать на дорожку, — пробормотала одна из служанок, полная орчиха в фартуке, подавая девушке вкусно пахнущий кулек.

Лия мимолетно улыбнулась ей, продолжая прятаться за спиной Сэйта. Тот же поторопился откланяться. У эльфа возникло жуткое ощущение, что вот-вот в проулок явятся те, кто на самом деле оставил когда-то девочку в этом доме. «Почему я думаю, что это непременно будут какие-то злодеи? Соскучился по приключениям? Скорее всего, девочка полукровка, и светлая эльфийская родня отдала ее в дом к темной эльфийке до совершеннолетия. Так что если кто и явится сюда, то это еще одна тетя или дядя», — успокаивал он себя, раскланиваясь с Нолдален Ианэнн. Но страх в глазах этой дамы, которую не так-то просто напугать, подсказывал Сэйту, что он вовсе не фантазирует. Поэтому он поспешил удалиться как можно скорее, держа в одной руке саквояж Лии, а в другой — ее тонкую теплую руку.

— Тетя меня отпустила? — казалось, девушка все еще не верит случившемуся и не понимает, радоваться ей или пугаться.

— Ты не бойся, — ласково успокоил ее эльф. — Я увезу тебя в одно хорошее место, где живут добрые люди… и эльфы. Там много книжек и маги часто показывают фокусы. Там тебе будет интересно и никто не станет тебя ругать.

— Ладно, — устало кивнула Лия. Ее глаза вдруг стали слипаться, и девушка даже споткнулась пару раз. С сонными глазами она выглядела как трогательный зверек. — Спать хотется, — пожаловалась она.

— Ну вот, а собиралась гулять всю ночь, — усмехнулся Сэйт.

— М-м… не, всю ночь я не могу, оказывается, — попыталась улыбнуться Лия.

Они уже повернули к Драконьей башне. Сэйт молился про себя, чтобы там оказался хоть кто-нибудь знакомый. Ему повезло — молодой всадник, спускающийся по лестнице, как раз прибыл из Гильдии магов с пакетами. Его звали Райан, и Сэйт пару раз лечил его раны после приграничных стычек.

— Эх, — с легкой досадой сказал он, выслушав просьбу пресвитера. — Я собирался тут перекусить, если честно. Но если у вас что-то срочное…

— Да нет, — смягчился эльф. — Мы можем подождать тебя наверху, возле дракона. Ты только не ужинай до утра, хорошо? — Сэйт подмигнул Райану.

— Отлично! — повеселел тот. — За час обернусь! — и парень вприпрыжку помчался по лестнице.

Эльф помог Лие подняться на самый верх башни и без страха отворил дверь, за которой отдыхал дракон. Это оказался старик Бриз, у которого чешуя уже много лет отблескивала красными крапинами — отметинами возраста у драконов.

— Бриз, хороший ты мой, — почесал эльф мягкую кожу возле заднего рога. — Гоняют тебя по ночам? Дракон только выпустил из ноздрей дым, утробно ворча от удовольствия.

— Это Лия, понюхай, — Сэйт обнял девушку за плечи, потому что она жалась в угол подальше от ящера, взирая на него с недоверием.

— Я с ней полечу домой, домой, в Гильдию. Ты неси нас осторожно, а то Лия еще никогда не летала, понял?

Дракон повернул рогатую голову набок и внимательно посмотрел Лие в глаза. Потом вздохнул и принялся за свой сухой корм.

— Ты ему понравилась, — убежденно сказал эльф. — Видишь, как он хвостом крутит?

— А может он просто голодный? — робко предположила Лия.

Сэйт рассмеялся:

— Ну нет, драконов нашим мясом не соблазнить. Мы для этого недостаточно воняем. Чуешь, что он там ест? Лия втянула носом воздух и невольно скривилась.

Драконья еда пахла непередаваемой смесью тухлой рыбы и сгнивших пару недель назад овощей. К счастью, в сухом виде брикеты не распространяли этот аромат дальше дюжины шагов. Эльф, посмеиваясь, провел ее к небольшому очагу. Десяток кресел, предназначенных для ночующих на башне гонцов и посыльных, сейчас пустовал. Они с удобством устроились на широких сиденьях, и девушка почти сразу тихонько засопела носом. Сэйт же, привыкший работать по ночам, спать не хотел. Сперва он просто терпеливо ожидал возвращения всадника, затем начал нервничать. Несколько раз он выходил на узкий железный балкон и вглядывался в темноту. Но на улицах по-прежнему сияли фонари, звучала приглушенная музыка из трактиров и пабов, поздние прохожие расходились по домам. Маршировали городские стражники с алебардами. Плечистые орки размашистым шагом пронесли паланкин с задернутыми шторками. Два священника в бело-оранжевых одеяниях с толстыми инкунабулами в руках прошествовали по направлению к Храму. Но Сэйту казалось, что вся эта мирная картина таит в себе скрытую угрозу. Райана не было уже больше часа, а Бриз, хотя и позволяет чесать себя за ухом, не станет слушать чужих команд. Покидать башню было опасно и бессмыслено: если кто-то действительно подкарауливает там Лию, то первым делом они оставят посты у городских ворот и на главных перекрестках. И разыскивать Райана во всех кабачках, пивных, трактирах и харчевнях Адена тоже не было смысла. Вполне возможно, что всадник ужинает не в забегаловке, а в уютном домике какой-нибудь вдовушки. Пресвитер замер у холодных перил, настороженно вслушиваясь в звуки вечернего города. Тревога, казалось, грызла его изнутри, как сердитый зверек. И когда в отдалении над крышами домов взметнулось багровое зарево, а звуки флейт и скрипок расколол звон набата, эльф невольно вздохнул с облегчением. Чутье не подвело его. Кто-то действительно наведался к тетушке Ноли этой ночью. И встречаться с ним девушке, пожалуй, не стоило. Когда в ответ на отказ отдать ему воспитанницу этот некто сразу поджигает дом — есть о чем задуматься. Вряд ли сама Нолдален заметает таким образом следы пребывания Лии в ее доме. Впрочем, Сэйт мало сожалел об этой даме. Их краткое знакомство трудно было назвать приятным. И все же, он надеялся, что женщина осталась в живых. На лестнице раздались торопливые шаги и запаленное дыхание Райана.

— Простите, ваше священно… подобие, — как и большинство военных, он слабо разбирался в иерархии церковников разных рас. — Там пожар, кажется…

— Тем более, нам нужно торопиться, — нетерпеливо ответил Сэйт. — Прикажи дракону сразу взлететь как можно выше. Я не хочу, чтобы его успели разглядеть.

Райан кивнул, вынимая из заплечного мешка рог, какими управляют крылатыми ящерами. Сэйт помог полусонной Лие подняться на платформу и пристегнуть многочисленные ремни. Бриз проворчал что-то своему всаднику и вперевалку вышел из широких ворот на взлетную площадку. Внизу царила суматоха: все, кто не спал в этот час, высыпали на улицы, пытаясь разглядеть, что происходит. Стражи расчищали проезд для огромных бочек с водой. Каждую бочку сопровождали гномы-пожарные с ловкими одноколесными големами. В самом проулке кто-то уже вовсю тушил пламя магией. Сэйт узнал отблески знакомых заклинаний.

— Что там? — покосилась на отблески пожара Лия. К счастью, пламя уже сбили и только сполохи магии виднелись в темноте.

— Кажется, кто-то колдует, — отозвался Сэйт как можно более ровным голосом.

— Дымом пахнет, — пристроив голову со слипающимися глазами на кожаный подлокотник, пробормотала Лия.

Видно было, что девушка изо всех сил пытается не заснуть, потому что еще ни разу в жизни не летала на драконе. Но ее голова неуклонно падала на бок, как у сломанной куклы. «Видимо, сказывается привычка в снотворному зелью, — мрачно подумал Сйэт. — Или еще не вся эта гадость вышла из ее организма».

Райан тронул поводья Бриза, указывая тому вверх. Дракон шагнул с башни и тут же начал стремительно набирать высоту, оставаясь со стороны городского парка, где мало кто мог видеть его полет. Аден ушел вниз, как кукольный домик, падающий в пропасть. Фигурки на улицах были еще различимы, и искорки фонарей четко, как на карте, обозначали улицы города. Но вряд ли кто-то смог бы заметить черного дракона на фоне ночного неба. Сэйт успокоенно отвернулся и постарался расслабиться. Тревога внутри него ворочалась еле-еле, царапая коготками неясных догадок. С какой стати он влез во все это? Почему именно сегодня Лия вздумала прицепить к браслету «пуговку»? Кого с таким нетерпением ждала Нолдален? И что за странное томительное предчувствие посетило его на балконе Драконьей башни? Нужно будет обсудить это с Вивиан и рассказать магистру Лежену. Сэйт всматривался в звездное небо над рогатой головой Бриза и задумчиво перебирал в памяти события последних лет. Для долго живущего эльфа это было примерно то же, что для человека вспомнить последние месяцы. С того дня, когда он помог уснуть измученной неожиданной бессоницей Лемвен, Сэйт словно с каждым шагом отдалялся от своих друзей. Это тяготило его, но он не понимал, отчего так происходит. Они немало путешествовали за эти годы, разыскивая разные артефакты, старинные рукописи, освобождая рабов в шахтах и на плантациях, спрятанных на южных архипелагах. Множество приключений, смешных и трагичных, новые знакомства и горькие потери, обучение магии и мучительный выбор пути перед вторым Испытанием: испытанием опытных воинов, дипломированных магов и жрецов, которое друзья проходили один за другим. Сэйт выбрал себе путь пресвитера, стараясь оказаться как можно меньше втянутым в дела эльфийского жречества. Среди народа матери он продолжал оставаться сам по себе — и только в Гильдии магов, среди представителей разных рас, эльф чувствовал себя на своём месте.

Вивиан всё совершенствовала свой дар Пророка и умение целителя. Она получила формальное звание Проповедника в Церкви Эйнхазад, позволявшее ей так же редко иметь дело с Главами храмов и всяким официозом, как и Сэйту. Лемвен, продолжая обучаться боевой магии, часто советовалась с Вивиан по поводу целебных эликсиров. Она все еще сомневалась в своем выборе, не зная, как ей поступить. Ее совершенно не привлекали призрачные животные-духи, спутники магов-Вызывающих. Она уже намучалась с попытками вызвать тень-помощника и предпочитала не делать этого без крайней нужды. Но и смертоносная мощь мага-Заклинателя казалась ей не такой манящей, как блеск боевых клинков. Но, сравнивая свое умение с мастерством Эмми и других молодых бойцов, Лемвен честно признавала, что колдовать у нее давно уже получается лучше, чем сражаться. Она готовилась к Испытанию на боевого мага, но делала это словно через силу. Тиэрон переживал за сестру, стараясь по возможности подбадривать ее. Сам он таких сомнений не испытывал, продолжая совершенствовать свои приемы явного и тайного боя на мечах и кинжалах. Второе испытание Тири прошел уже больше года назад. Марусенька, вынужденная заниматься вместе с Сонечкой в основном гномскими ремеслами, порой тренировалась с ним в паре, с сожалением отмечая, насколько темный эльф обогнал ее в этом боевом искусстве за последние годы. Аннарин, давно уже оставивший второе Испытание позади, был озабочен обучением своих бойцов. Часть его отряда примкнула к воинам Гильдии, но остальные продолжали сражаться на восточных территориях, по-прежнему подчиняясь Храму Эйнхазад и верховным жрецам. Поэтому старший брат Сэйта разрывался между двумя группами воинов, помогая и тем, и тем как следует подготовиться к Испытанию и достойно пройти его. Он то и дело уезжал на восток, пропадая там неделями.

Каона прошла первое Испытание через год после возвращения из Грации, выбрав боевую магию, а не целительство. Впрочем, никто не удивился этому решению: девочка побывала в стольких стычках и передрягах! Но теперь, после Испытания, ее гораздо больше занимала пара магических кошек, которых она научилась вызывать. Каона возилась с ними часами, порой забывая о тренировках по боевым заклинаниям или защиткам, проводившихся в Гильдии для молодых магов. Рамио то и дело подтрунивал над ней, то неожиданно уверяя, что слышит откуда-то жалобное мяуканье, то подозрительно принюхиваясь, то выпрашивая у Каоны будущих котят в подарок.

Хенайна больше занималась разгадкой тайны трех артефактов, чем тренировками. Но все-таки, за компанию с Рорратом, она посещала стрельбище и добилась неплохих успехов в стрельбе из лука. Но при этом эльфийка пока что не собиралась проходить Испытание, отговариваясь отсутствием времени на это.

Роррат, который для своего второго Испытания два года назад побывал в Элморе, причем как у орков, так и у гномов, а потом далеко на востоке, уверял ее, что вместе с ним это займет у девушки не больше недели, но Хенайна только сумрачно улыбалась.

— Я делаю что-то важное тут, — поясняла она своему добровольному опекуну. — Правда, порой меня охватывает страх, не слишком ли сильно изменится наша жизнь, когда я докопаюсь до истины? Но все равно, я не могу тратить время на выполнение заданий и занятия с мастерами.

Прошли свои испытания и Седди с Кузьмой, хотя это и заняло у них почти полгода после возвращения. Кузьма предпочел неспокойное ремесло рудознатца, а Седди — стабильность оружейника. Гномы находились в основном при Гильдии магов, вернее при своих перепутанных подружках, не оставляя их надолго. Тем было особенно сложно тренироваться и учиться чему-либо. Совершенно неожиданно оказывалось, что Марусенька в Сонечкином теле не может использовать голема, но совершенно механическое существо внезапно начинало подчиняться Сонечке, раньше и близко не подходившей к подобным созданиям. В результате обе гномишки так и не рискнули пройти второе Испытание, как ни уговаривали их друзья.

— Подождем, может быть нас уже скоро переколдуют обратно, — беззаботно отмахивалась рукой Марусенька, с энтузиазмом принимаясь помогать кузнецу Гильдии или отправляясь с Седди на рыбалку.

Сонечка переживала провал гораздо сильнее. Ей все время казалось, что Кузьма видит в ней только маленькую девочку, очень похожую на его племяшку, и заботится скорее о внешней оболочке, чем о находящейся внутри Сонечке. Сомнения охватывали ее каждый раз, когда гном проводил по ее макушке твердой ладонью или покупал ей на ярмарке леденцов. Но и требовать от гнома каких-то обязательств она не могла. Неизвестность — вот все, что она могла предложить ему. Даже редкие объятия и целомудренные поцелуи в щечку приводили их обоих в смятение. Чужое тело встало между ними, словно тяжелая болезнь или увечье. К тому же, целеустремленной гномишке очень хотелось продолжать обучение. И когда у нее не получались такие простые прежде вещи, она в отчаяньи укрывалась где-нибудь в коридорах Гильдии, стараясь не попадаться на глаза никому, пока не высохнут мокрые дорожки на щеках. Довольно часто вся четверка гномов отправлялась к Тарсоду помогать с подземным поселением. Там всегда требовались лишняя пара рук или секира. Седди увлекся изучением оставшихся от гигантов механизмов и чертежей на металлических пластинах. Вместе с магом Данаром он проводил долгие часы в отвалах или в залах, докуда еще не докатилась хозяйственная деятельность поселенцев, разбирая целые механизмы и отыскивая запасные детали для сломанных. А вот Кузьма, наооборот, увлекся новациями. То и дело он предлагал владетелю какую-нибудь идею, увиденную у людей или у эльфов, а то и придуманную самим мастеровитым гномом. Его усилиями внешний вход в поселение замаскировали неотличимой от скалы крышкой, выполненной из легких кусков коры, обклеенных каменной крошкой. Разумеется, от штурма она не защитила бы, но число заблудившихся и любопытных, раньше постоянно забиравшихся в пещеру и обнаруживающих там гигантские врата, сразу уменьшилось. Марусенька с удовольствием охотилась в подземных коридорах, отгоняя монстров подальше от поселения. Но в остальное время она любила возиться с детишками, порой сама не отличимая от них из-за маленького роста. Сонечка занималась с ребятами постарше, а заодно помогала новичкам обустраивать свои дома: шить подушки и тюфяки, обметывать шерстяные одеяла, украшать нехитрые столы салфетками и скатертями, разрисовывать глиняную посуду яркими узорами. Народа у Тарсода прибавилось, и поселковый совет уже не раз ставил вопрос о том, чтобы подать в гномский Совет Старейшин прошение о присвоении владению статуса города — и названия, благословленного Марф. Эмми год назад оставила свои честолюбивые мечты о рыцарстве, насмотревшись на тяжелые тренировки новобранцев. Девушке не нравилось стоять в строю, по команде маршировать или ползать по пыльной земле, часами рубиться со сверстниками на утяжеленных свинцом деревянных мечах, от которых повсюду оставались длинные и болючие синяки. Теперь ее гораздо сильнее привлекали лучники и кинжальщики, тренирующиеся поодиночке или маленькими группками. С детства ходившая на охоту с отцом и Сэйтом, она легко осваивала это умение, и свое первое Испытание прошла не у сэра Клауса под эгидой Церкви Эйнхазад, а у мастера Рамоса, тренировавшего вольных стрелков. Кроме того, охотясь с луком в окрестностях Гильдии, она могла то и дело забегать к Дарику, которого гномишки поручили ее заботам почти сразу после его появления в Гильдии. Погруженный в сумеречный мир своих грез, бывший клирик по-своему привязался к девушке, и встречал ее рассеянной улыбкой. Эмми пыталась разговорить его, чтобы помочь вспомнить хоть немного. Магистр Лежен осматривал несчастного раз в месяц, пожимая плечами. Он уверял Кселлу, что если бы получил ключ от того заклинания, которое так повлияло на мага, то смог бы помочь ему. Но этот ключ был похоронен глубоко в потерянной памяти Дарика.

— Дарик, давай еще раз попробуем. Расскажи мне, что ты делал в тот день, когда это все произошло? Зачем ты взялся за чернолист? Тебя кто-нибудь обидел? — мягким голосом допытывалась Эмми.

Порой клирик выдавал фразу или две, и девушка всегда записывала его слова, будь то бессмысленное «длинноухая пиявка хотела свою посылочку» или вроде бы понятное «нужно было оторвать все черные трубки». Но долго вспоминать Дарик не мог — начинались головные боли. Поэтому Эмми просто болтала с ним обо всем, что происходило вокруг: о новорожденных дракончиках и о драке между волшебным котом и волшебным единорогом, которую устроили два молодых мага. О диковиной рыбе, которую приволокли с рыбалки гномы. Об уехавшем куда-то на север Сэйте. Дарик кивал, улыбался и иногда односложно отвечал.

А вот Клайд удивил практически всех, кто его знал. Серьезно поразмыслив перед вторым Испытанием, клирик около трех лет назад решил всерьез заняться Церковью Эйнхазад. И делать это не снаружи, а изнутри.

— Если попытки что-то изменить будут исходить от чужаков, от бродячих клириков или проповедников без статуса, то мы никогда не добьемся успеха, — объяснял он друзьям своё решение. — А вот будучи священником высокого ранга, я смогу находить единомышленников среди младших жрецов и понемногу менять позицию, которую занимает Церковь сейчас. Быть ближе к прихожанам, ближе к магам, четко понимать, что нельзя заигрывать с силами Тьмы и с полуразумными монстрами — вот чего я хочу добиться. Он прошел Испытание и ординацию на чин Священника, и теперь то и дело отправлялся по делам Церкви, попутно пытаясь понемногу изменить что-то в отношении людей к священству и священства к простому народу. Некоторым магам это казалось пустой тратой времени. Но Сэйт и Вивиан, сами отказавшиеся от службы, хорошо понимали Клайда. Они насмотрелись на разных священников достаточно близко, чтобы понимать — даже один человек может изменить все к лучшему. Чуть больше уважения к простому ремесленнику, зашедшему в Храм со своей бедой. Чуть больше внимания жалобам прихожан. И гораздо больше помощи тем, кто в ней нуждается. Глава Дионского храма быстро смекнул, что спорить с упорно и вежливо гнущим свою линию молодым священником будет сложно, ведь Клайд не делал ничего, выходящего за рамки его пастырского долга. Тогда Глава храма назначил Клайда легатом, отправив его исполнять поручения Церкви в разных отдаленных концах Адена. Но клирика это ни капли не смутило.

— Я встречаюсь со многими и стараюсь помогать им, — рассказывал он друзьям, появляясь в Гильдии магов. — Мало кто из переселенцев когда-либо доберется до помпезных храмов Гирана или Орена. Так что их мнение о нашей Церкви будет основано на встрече со мной. Если там родятся способные к магии дети, то родители без сомнений направят их на обучение, а не будут скрывать по дальним хуторам, как происходит в последнее время.

— И много таких самоучек ты нашел в провинции? — расспрашивали его Вивиан и Сэйт. Клайд подробно рассказывал:

— Около двух десятков, представь только! Один малый, пастух, был уже старше меня. Выдал себя он случайно: запалил мокрые дрова заклинанием, не заметив, что я иду. А так он и маскироваться научился, считая, что его ждет что-то ужасное в Школе магии и особенно после нее в храме. — Я пробыл в его поселке неделю, исцелил нескольких раненых охотников, выправил горбик девочке, оживил волчицу, охранявшую стадо и буквально растерзанную двумя гаргульями, которых непонятно как туда занесло. И парень сам подошел ко мне. Он не сказал: я хочу быть магом. Он не попросил научить его колдовать. Он сразу сказал: я хочу быть священником, как ты. Знаешь, как приятно мне было это слышать!

— Могу себе представить, — вздохнула Вивиан. — Я бы не удержалась от слез в такой ситуации. А дети, как они, не боятся теперь учебы?

— Ох, я рассказал им такое количество смешных историй из своей жизни, что, вероятно, прослыл среди охотников шутом гороховым. Но зато… вместе со мной в Гиран отправилось четырнадцать детей и этот парень-пастух, Эйден. Все они уже на Острове, я лично перепоручил их заботам наших подпольщиков во главе с магистром Лайонелем.

— А возвращение старику звания магистра — тоже твоя заслуга? — Вивиан была не на шутку взволнована.

— Не совсем, — уточнил Клайд. — Я только собрал в прошлом году все необходимые бумаги и отправил их епископской почтой в консисторию. А решение принимали уже другие люди. Но… без интриг Зидара они совершенно по-иному посмотрели на исследования ученого. Кстати, интересно, куда мог провалиться этот честолюбец? Никто не нашел даже его следов, будто он исчез однажды прямо из Парящей деревни.

Сэйт порой ощущал себя трусом и бездельником, избегающим реальной жизни в тиши библиотек. И только когда названный брат с восхищением отзывался об очередном забытом заклинании, найденном Сэйтом, которое теперь так помогает клирикам, или о новом способе составления эликсиров, придуманном пресвитером-теоретиком, эльф немного успокаивался. Они все делали то, на что были способны, не жалея сил. И измерить долю каждого в общем деле было достаточно сложно. Только одно беспокоило Сэйта: он так и не решился признаться Хенайне, что случайно разгадал назначение короны, которую добыл Клайд в землях оюпити. Лемвен так измучалась в тот день от жары, что попросила эльфа усыпить ее прямо в беседке. Он, не задумываясь, использовал самое мощное заклинание, только потом осознав, что из-за этого девушка напрочь забудет все, что происходило перед ее погружением в магический сон. Так оно и вышло: Лемвен помнила только, что вышла в сад, а дальше она обнаружила себя удобно лежащей в беседке, продуваемой закатным ветерком. Она не задавала эльфу никаких вопросов, и сама не могла ничего рассказать, напрочь забыв свой дерзкий эксперимент. А эльф не решался напомнить ей об этом.

Он все продолжал размышлять над значением открывшегося им. Удивительно, но за четыре прошедших года ни один темный эльф не последовал примеру Лемвен. Корону вообще старались трогать как можно меньше, опасаясь нарушить что-либо в ее древнем магическом контуре. Попытки подносить тупой кинжал к короне или чашу к кинжалу не приносили никаких результатов. Аннарин рассказывал, что когда он покидает Гильдию, оказываясь достаточно далеко от двух других артефактов, Чаша перестает искриться и ведет себя как обычно — не появляется неожиданно, без его желания, и возникает только когда эльф складывает вместе две ладони. В Гильдии же она норовила выскочить из небытия в любой миг, как только у Аннарина оказывалась хотя бы одна ладонь повернута в небу и выгнута лодочкой.

— Я тут умыться не могу! — со смехом жаловался он брату. — Приходится мокрым полотенцем вытираться — пока оно зажато в кулаках, Чаша не появляется.

За этими воспоминаниями Сэйт не заметил, как Бриз преодолел расстояние от Адена до Гильдии магов. Райан помог эльфу и Лие спуститься с платформы. Их никто не встречал, потому что эльф планировал вернуться не раньше чем через пару недель, да и Райана не ждали раньше следующего вечера. Держа Лию за руку, Сэйт спустился с башни и свернул в коридор, ведущий в жилое крыло Гильдии. В последние годы его расширяли уже дважды, давая приют примкнувшим к Гильдии новобранцам и опытным магам. Эльф провел девушку к комнаткам для кратковременных визитов: обычно они пустовали. Было видно, что ничего, кроме сна, ее сейчас не интересует. Повернув за угол, Сэйт неожиданно оказался лицом к лицу с Клайдом. Оба бурно обрадовались: со времени их последней встречи прошло несколько недель.

— Сэйт, дружище, а мне сказали, что ты в Адене! — отодвинув от себя эльфа и всматриваясь в него, словно тот мог сильно измениться за столь короткое время, радовался священник.

— Да я и был там еще несколько часов тому назад. Но кое-что произошло. Мне нужно было срочно увезти оттуда вот эту девочку, — Сэйт ласково потрепал Лию по плечу.

Девушка была сильно смущена, она вцепилась в свой саквояж обеими руками и пыталась отступить за спину своего покровителя.

— Хорошо, устраивай ее, — кивнул Клайд, с одного взгляда определяя, что этот полуребенок еле стоит на ногах. — Я подожду тебя в малой каминной зале.

— Буду через пару минут, — улыбнулся другу эльф. — Сам видишь — ей бы только дойти до постели.

Действительно, Лия заснула, как только ее голова коснулась набитой шерстью подушки. Сэйту пришлось стянуть с нее поношенную шаль и укрыть одеялом. К удивлению эльфа, шаль, которую он принимал за дешевые тряпки, считая, что тетка экономила на сироте, оказалось связана из дорогого шелка пополам с шестью золотистого оленя. Но только очень-очень давно. Эльф припомнил, что подобные шали были в моде около ста лет тому назад. Благодаря этой женской прихоти магические золотистые олени были вынуждены уступить леса своего обитания обычным животным. Сэйт пожал плечами. Видимо, тетка просто одевала девочку в обноски времен своей молодости. Он торопливо набросал записку для Лии крупными буквами, не совсем уверенный в ее умении читать. А потом спустился в малую каминную залу, предвкушая кружку горячего вина со специями и хороший кусок мяса. За столом Клайд уже болтал о чем-то с Марусенькой и Сонечкой. Обе девушки выглядели усталыми и печальными.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался у них Сэйт.

— Гномский Совет Старейшин опять отклонил прошение Тарсода. Некоторые гномы боятся жить в поселении, которое не признают Старейшины, — пояснила Сонечка. — Хотя там есть храм Марф и никто из гномов не болеет.

— Ну, Старейшины всех рас одинаково тугодумны, — махнул рукой Клайд. — Взять хоть нашу консисторию — опять отказались принимать на Острове детей-полукровок! А куда, спрашивается, им тогда податься? Точно так же настороженно к ним относятся и в других местах.

— Интересно, почему в шахтах и на плантациях такое количество смешанных пар? — спросила у магов Сонечка. — Ведь выбор там все-таки не ограничен, не хочешь быть с орком, будь с гномом.

— Насколько я слышал от бывших рабов, — пояснил Сэйт. — это почему-то поощрялось надсмотрщиками. Если гном там встречал гномку, а орк — орчиху, то их могли попросту отправить в разные шахты. Ну а забитые рабы обычно и думать начинают так, как им велят. Но зачем это все было нужно хозяевам шахт — я не представляю.

— Ну, наверное как раз для того, чтобы никто не думал о побеге. Бежишь — а куда, если сам ты и дети твои полукровки? — предположила Марусенька.

— Слишком умное объяснение, — покачал головой Клайд. — Мне кажется, что им зачем-то непременно нужно было нарушить чистоту крови рабов. Среди подземных детей почти не рождались маги — потому что магический дар является благословением богов. А полукровки словно не принадлежат ни к одной из рас.

— Но если преремешать всех, то получатся просто люди? — вопросительно подняла брови Сонечка, ставя на стол огромное блюдо с жареным мясом. — Разве не так нас учат жрецы?

— Видимо, есть существенная разница, — покачал головой священник, отрезая себе изрядный ломоть. — Кстати, Сэйт, у твоей подопечной явно магические задатки. Ты не заметил?

— Нет, — чистосердечно удивился эльф, откусывая от краюхи хлеба. — Совершенно не почувствовал!

— Слабенькие, совершенно не тренированные, словно ей строго запрещали колдовать, — пояснил Клайд. — Просто я за последнее время научился различать и такие.

— Тем лучше, — обрадовался Сэйт. — Я смогу без проблем оставить ее при Гильдии. Кстати, открыть тут Школу магии — чем не решение проблемы полукровок? — предложил он другу.

— Ну, вообще-то Гильдия считается секретным местом, ты уже забыл? — рассмеялся тот. — Разве что организовать это в том поселке за лесом? Надо подкинуть идею Кселле. А что приключилось с этой девочкой, Сэйт?

— Если бы я сам понимал, — пожал плечами эльф. — Какая-то ерунда… — и он вкратце пересказал историю своего недолгого знакомства с маленькой побирушкой: —…А шаль такая когда-то стоила сотню золотых, поверь мне! — закончил он.

— Нужно немедленно разузнать по свежим следам, что там был за пожар и еще — что болтают слуги этой самой Налдолен, — сузил глаза Клайд. — Может быть, тетке просто не хотелось тратиться на девочку, тем более отдавать ее учиться магии. При таком воспитании с сонным зельем можно и из нормального ребенка вырастить недоумка похлеще нашего Дарика. Но этот пожар наводит меня на мысли о чем-то более опасном.

— Эта эльфийка, такая гордая, почти скулила от ужаса передо мной, — вспомнил Сэйт. — Казалось, если я махну рукой, она с воплем пригнется. От тех, кто явится за девочкой, она явно не ждала ничего хорошего. Может быть, она не выполнила какие-то их условия?

— Или сильно опасалась, что станет ненужным свидетелем, — предположила Марусенька. — Сейчас я пошлю письмо своим ребятам в Аденский храм, — потер руки Клайд. — У меня там есть пятеро послушников, за которых я хоть завтра бы поручился перед Гильдией, правда, они совсем мальчишки — лет по шестнадцать. Они для меня что угодно разузнают.

— Благодарю, — в своей манере склонил голову эльф. — Тогда я, пожалуй, тоже отправлюсь спать. Увидимся завтра, — и он поднялся из-за стола.

— Погоди, — Марусенька уперла руки в боки, что предвещало новый всплекс ее неуемной активности. — Покажи-ка нам с Сонечкой, где ты уложил эту девушку. Наверняка она проснется раньше тебя, и что ей делать в незнакомом месте? А мы ей тут все покажем, завтраком накормим, — обе девушки излучали радостное гостеприимство.

— Хорошо, — подмигнул им эльф. — Раз вам так не терпится, то я и впрямь посплю завтра всласть. Только не таскайте ее далеко по округе, чтобы я мог вас найти.

Помахав Клайду, поджидавшему Кселлу с поздним докладом, друзья втроем двинулись по коридору. Сэйт указал им дверь, за которой спала Лия и даже показал девушку, приоткрыв щелку. Отблеск ночника трепетал на темной щеке Лии и на прядях белых волос, рассыпавшихся из распущеной прически.

— Очень хорошенькая, — кивнула Марусенька, чем-то ужасно довольная.

— А что, с плохонькой ты бы не стала возиться? — поддразнил ее Сэйт.

— Ну, не знаю, — показала ему язык гномишка. — По плохоньким у нас Сонечка специалист…

Сэйт проводил гномок до их спальни. Сонечка тихо проскользнула внутрь, сонно потирая глаза кулаком. А Марусенька вдруг смутилась и начала поспешно обшаривать карманы:

— Ой, у меня для тебя была такая штука… Я сразу решила, что она тебе пригодится… Ее Седди нашел в гигантовом хламе, и она явно волшебная.

Наконец, она извлекла откуда-то слегка светящуюся в полумраке коридора круглую вещицу, похожую на древнюю тяжелую монету. Она была вырезана из темно-синего камня, полупрозрачного, как нефрит. Взяв её, пресвитер сразу ощутил в руках знакомый зуд — кругляш действительно являлся артефактом огромной мощности, вот только совершенно непонятного назначения. Эльф невольно отгородился от него малым щитом: случайное заклинание могло привести в действие неизвестные сил, что делало древние неизученные артефакты опаснее гномских ходячих бомб.

— Благодарю тебя, — тепло сказал Марусеньке Сэйт, переводя дух. Он и в самом деле был просто счастлив, что она отнесла опасную находку кому-нибудь из магов, а не попыталась использовать ее на свое усмотрение.

— Спокойной ночи! — пожелал эльф обеим гномишкам и отправился к себе.

Прежде всего ему было необходимо спрятать полученный артефакт в защищенную магическим щитом шкатулку. А потом у него будет время поразмыслить перед сном, как же так вышло, что у него внезапно появилась вторая тайна, с которой эльф не знает, что ему делать.

Глава 64. Разрыв

Клайд мрачно смотрел из окна, как Марусенька учит новую подопечную Сэйта метать кинжал в деревянный щит. На душе у священника было тяжело: он намеревался в очередной раз попросить Вивиан отправиться с ним в приграничье, и боялся услышать очередной отказ. Ее упорное нежелание оставить свои книжные дела при Гильдии вызывало в маге в последнее время глухое раздражение. Ведь сам Клайд старался как можно активнее действовать и как священник, и как помощник старших магов Гильдии. Его не пугали опасные путешествия и глухое сопротивление косных служителей Церкви. Почему Вивиан не хочет быть с ним вместе? Порою старая, давно сдерживаемая ревность поднималась в нем желчной волной. Вот снова Сэйт явился сюда неожиданно, хотя уверял, что пробудет в Адене гораздо дольше. Что это? Хитрость тайных возлюбленных? Клайд помотал головой. Отрава темного жреца до сих пор плескалась на дне его души, но он старался не давать ей воли. Зачем придумывать себе проблемы, если их и так полным-полно? Отношения с Вивиан, зашедшие в какой-то тупик, непонятные отношения Эмми и Сэйта, совершенно не похожих на счастливую пару. А ведь он отвечает за сестру, как ни крути. Правда, она сама это вряд ли признаёт. Ее послушать, так это она отвечает за Клайда, за Сэйта и за половину Гильдии впридачу. А еще легатские обязанности, приковывающие Клайда к отдаленному Приграничью. И его отряд: люди, эльфы, гномы и орки, которые доверяли ему, выполняя его поручения или отправляясь с ним в бой. Клайд и не подозревал, что командовать другими — это такая бездна ответственности. А Вивиан сидит тут с рукописями, словно ей нет никакого дела до происходящего с ним! Он готовился к этому разговору, стараясь заранее смирить свой гнев. В конце концов, он тоже не посоветовался с Вивиан, когда отправился на ординацию в Гиранский Храм Эйнхазад. Возможно, ей было так же обидно тогда, как ему сегодня. Нужно успокоиться. Наконец, в конце коридора раздался знакомый звук шагов. Вивиан подбежала к Клайду и порывисто обняла его. От нее пахло мятой и еще чем-то травяным, свежим.

— Пойдем в сад или поднимемся на башню? — спросила она, улыбаясь.

— Лучше в сад, — сказал маг, и тут же пожалел об этом, вспомнив свой тяжелый сон на жертвенном алтаре.

Ну что ж, он постарается держать себя в руках. Ему уже давно не шестнадцать лет. Вивиан устроилась на подвесном диванчике в углу беседки и тут же принялась отталкиваться ногой, раскачиваясь.

— Ви, я завтра снова уеду, — начал Клайд, ощущая, как глупо и нескладно звучат его слова. — Мы с Кселлой хотим попытаться найти одну штуковину в катакомбах. С нами отправляется большой отряд. Может быть и ты… — он запнулся, — поедешь тоже.

— В катакомбы? — Вивиан помрачнела. Она не любила сражаться и не скрывала этого. Как целителю, на поле боя ей приходилось иметь дело с разорванной и обожженной плотью, залечивать рубленые и колотые раны и выхаживать бойцов после многочисленных вымороков, вытягивающих жизненные силы. Вивиан предпочитала лечить болезни, а не раны, принимать роды, а не решать — позволить ли израненому бойцу умереть малой смертью или взяться за его лечение; составлять эликсиры, а не накладывать защитки до полного изнеможения.

— Клайд, мы же много раз говорили об этом, — покачала головой девушка. — Не настаивай, ну пожалуйста. Если битва будет неизбежна, я буду сражаться. Но самой искать, где бы ввязаться в бой — это не для меня.

— Ты что, боишься? — попытался по-детски подначить ее маг. Но по лицу Пророчицы было очевидно, что это ему не удалось.

— Считай как знаешь, Клайд, — немного сердито ответила она. — Если ты думаешь, что я трусиха, зачем же ты общаешься со мной? У тебя столько героических соратников, например, эта орчиха, как там ее? Миора?

— О чем ты, Ви? — растерялся Клайд, ощущая, как гнев неудержимо поднимается в его груди. Она обвиняет его? Проклятье! — А ты сама почему-то все время оказываешься тут одновременно с Сэйтом! Лучше было бы тебе не обманывать меня, а признаться честно. Или тебе нравится испытывать свои чары на нас обоих?

— Все, — тихо уронила девушка, стремительно поднимаясь с качелей. — Нам не о чем больше говорить сегодня, Клайд. То, что ты перенес в плену, никак не извиняет тебя. Сэйт и так шарахается от меня, если ты находишься где-то поблизости. Он тоже видит, как ты тихо сходишь с ума, поддаваясь этому мороку. Возьми себя в руки, прошу тебя, — она горько покачала головой. — Иначе ты потеряешь не только друзей.

— Что же я еще могу потерять? — вскочил на ноги следом за ней Клайд. — Твое расположение? Но мы живем с тобою как монахи, отдавая всю энергию магическим тренировкам. Может быть, твою любовь? О которой я ни разу не слышал за эти годы, — он горько усмехнулся. Гнев продолжал раздирать ему горло. Хотелось заорать, ударить кулаком по резным перилам беседки.

— Ты можешь потерять уважение к самому себе, — ответила Вивиан ледяным тоном и попыталась уйти. Но Клайд схватил девушку за рукав и дернул к себе. — Погоди… — он потряс головой, пытаясь остановиться, но не сумел. — Ты не можешь вот так уйти от меня, словно я испорченный маленький мальчик, который капризничает…

— Я хочу уйти, — Вивиан невольно скрестила руки на груди, словно закрываясь от него.

— А я нет! — и Клайд грубо поцеловал ее, сжимая плечи девушки до синяков. — Я хочу совсем другого, и если я тебе не гожусь, скажи мне об этом немедленно. Прекрати эти игры!

— Пусти! — Вивиан изумленно уставилась в его замутненные яростью глаза. — Ты рехнулся!

— Да, причем уже давно, — прорычал тот, снова приникая к ее губам. — Скажи мне «Нет!», ну? Скажи, что не любишь меня и никогда не любила. Вивиан невольно ответила на его грубый поцелуй, и это распалило Клайда еще сильнее. Но он испытывал не нежность и восторг, а желание наказать девушку за что-то, унизить ее. Его руки рванули ворот светлой робы, разом обнажая Вивиан до пояса.

— Ну же, Ви, скажи мне правду! — требовал он в кратких перерывах между похожими на укусы поцелуями.

— Я… все время очень любила тебя, Клайд, — прошептала девушка, смаргивая текущие слезы. — Я не думала, что тебе так тяжело ждать, не думала, что твой страх зашел настолько далеко. У меня никогда ничего не было с Сэйтом. Мы просто часто советуемся. И я правда не могу принимать участие в боях, мне очень страшно, и я не стыжусь этого. Клайд зарычал. Смысл сказанного почти не доходил до него. Она упомянула Сэйта? Какого голема? Маг подхватил Вивиан на руки и понес к садовому домику, где останавливались ученики магов. Дощатая дверь захлопнулась с жалобным треском — домик не раз пострадал от неудачных попыток применить какое-нибудь заклинание.

— Клайд, — попыталась остановить его Вивиан. — Ты ведь пожалеешь потом… Тебе будет плохо, ведь ты не такой на самом деле… Маг обнял ее, с жадным отчаяньем пытаясь превратить насилие во взаимную страсть. Он уткнулся в шею девушки горящим лицом, не в силах разжать руки и снова оказаться оторванным от нее. Глубоко дыша, он заставлял себя считать до десяти, и еще раз, и еще… Но его продолжало трясти крупной дрожью, и он никак не мог отпустить Вивиан и заговорить с ней как ни в чем не бывало. Она была нужна ему, сейчас, сию секунду, чтобы покончить с темными мыслями навсегда! И девушка не выдержала: ей было слишком тяжело видеть его страдание. Спокойная по натуре, она до сих пор не понимала, какие страсти раздирают молодого священника. Все планы насчет их отношений, которые она строила, пока что относились к будущему. Но сейчас оттолкнуть его означало окончательно превратить Клайда в насильника, в обреченного на презрение и гнев друзей изгоя. Глубинной женской мудростью она ощутила, что его гневу нужно дать выход немедленно. А уж потом, когда оба успокоятся, высказывать ему свою обиду и горькое разочарование. Руки Вивиан легли Клайду на плечи, скользнули по его спине ниже, притягивая его еще ближе, ближе… Маг застонал, забывая обо всем на свете, даже о том взрыве гнева и подозрительности, что привел их обоих сюда…

Вивиан уехала в тот же вечер. Она не смогла решиться еще раз поговорить с Клайдом. Слишком сильно оскорбленная его недоверием, ошеломленная силой его страсти, она пребывала в неменьшем смятении, чем сам молодой священник. Она набросала короткую записку, которую Клайд перечитывал в стотысячный раз, поджидая Кселлу в каминной зале:

«Я уезжаю туда, где ты не сможешь меня отыскать. Пожалуйста, оставь меня пока что в покое. Даже моя любовь имеет пределы. Я знаю, что ты не хотел оскорбить меня, но ты это сделал. Я еще не знаю, как относиться к тебе после этого. Из самого прекрасного, что мы могли подарить друг другу, ты создал кошмар, повторения которого я теперь боюсь. Может быть, мы оба ошиблись друг в друге. Прощай. Ви.»

Клайд ощущал себя опустошенным, как скорлупа ореха. Там, откуда могло вырасти прекрасное дерево, остались лишь грязь и труха. Обрывки желаний и горькое недоумение от собственного поступка мучали его. Он понимал, что искать Вивиан немедленно нет никакого смысла — девушка не захочет видеть его. И при этом он сходил с ума от беспокойства за нее — ведь вне Гильдии Пророчица подвергалась опасности. Ее могли узнать враги, она могла оказаться в лапах разбойников или напороться на опасную тварь, собирая свои травы. Если бы Клайду в эти минуты нужно было указать самое презренное и омерзительное существо в мире, он не задумывась ткнул бы себя в грудь. Желательно, марусенькиным кинжалом. Кселла вошла в залу стремительно, хмуро глядя на мага исподлобья.

— Что ты такое натворил? — спросила она с той интонацией, которая снова превратила священника в нерадивого ученика, удравшего из Школы магии. — Почему Ви уехала?

— Я… мы… мы поссорились с нею, — выдавил Клайд из себя. Кселла всмотрелась в его лицо и неожиданно смягчилась:

— Надеюсь, что не на всю жизнь, а?

— Не знаю, — Клайд тяжело вздохнул. Он совершенно не понимал женщин: например, что вдруг заставило Кселлу изменить свой тон, ведь только что она готова была распекать его на все корки?

— Давно нужно было заняться этим твоим мороком, — досадливо воскликнула волшебница. — Эта отрава все-таки сделала свое дело, не так ли?

— Похоже, — вяло кивнул маг.

— Ладно, после осады голема не строят, — махнула рукой Кселла. — Девочку я постараюсь успокоить, а тобой займется магистр Лежен. Он у нас уже давно специализируется по связанным с магией душевным недугам.

— Если это поможет… — все так же равнодушно согласился маг. — Ты не скажешь мне, конечно, где она?

— Не скажу, потому что сама не знаю, — усмехнулась Кселла. — Но передать ей письмо сумею.

— Я напишу! — вскинул глаза Клайд. — Я… только не знаю, что ей теперь сказать.

— Скажи, что ты любишь ее, — посоветовала Кселла. — И попроси прощения. Что бы ты там не натворил, думаю, прощения попросить стоит.

— Хорошо, — немного оживился Клайд. — Я успею сделать это до отъезда?

— Да. Я как раз хотела сказать тебе, что мы улетаем через час.

— А что мы будем искать в тех руинах? — чуть более уверенно спросил маг.

— Что ж, теперь я могу тебе сказать, — Кселла невольно обернулась на дверь. — Мы будем искать там Печать Бездны. Гномскую печать, утерянную во время переселения их народа в Элмор.

— Это как-то связанно с Пророчеством Бездны? — тихо спросил Клайд.

— Да, — призналась Кселла. — Именно поэтому ты должен отправиться со мной. Как артефакты, Печати довольно сильно искажают реальность. Я подозреваю, что тебе они будут более послушны, чем всем остальным.

— А что Гильдия собирается делать с ними? — поинтересовался маг.

— Об этом ведутся долгие споры. Некоторые предлагают выплавить из них новую печать, которую было бы невозможно открыть. Другие предлагают изолировать артефакты в мощных защитных коконах и спрятать в отдаленных местах нашего мира. Третьи предлагают отомкнуть Бездну и сразиться с Шилен. Они рассчитывают на вмешательство других богов в этом случае.

— Но на земле снова восцарится хаос, — покачал головой Клайд.

— К тому же, Шилен не может просто так войти в наш мир, даже если Печати будут вскрыты. Нужна жертва, чья-то кровь. Темные жрецы не задумываясь пошли бы на это, но мы не можем так поступить, — Кселла задумчиво посмотрела на молодого священника. — Я подозреваю, что этим когда-нибудь придется заняться тебе.

— Надеюсь, что нескоро, — Клайд вздохнул.

— Конечно, нет. Пока что были найдены только две печати, принадлежащие светлым и темным эльфам. Они задействованы для того, чтобы призвать в наш мир две противоборствующие силы: посланника Света и посланницу Тьмы, дочь Шилен. Нам нужно собрать все семь, чтобы хотя бы понять структуру связывающего их заклинания. Ты понимаешь, что все это гораздо сложнее, чем вскрыть заколдованный сундук с кладом?

— Да, — кивнул маг. — Я пойду… собираться? — спросил он, нашаривая в кармане почтовый кристалл.

— Буду ждать тебя на башне, — махнула рукой Кселла, скрываясь за противоположной дверью.

Клайд некоторое время смотрел на пламя камина. Как что-то, казавшееся непреложной частью его жизни, подобно дыханию, может так легко исчезнуть из нее? Неужели нет никакого закона природы, магии, божественных сил, сохраняющих такие важные вещи в жизни, как любовь, уважение, дружба или просто счастье? Накануне он метался, изводя себя мелкими страхами и находя какие-то обидные занозы в своих отношениях с Вивиан. Он не понимал, что то спокойное равновесие ожидания и было счастьем. Осознание этого пришло только теперь, когда он все потерял. И совершенно не знает, как жить дальше с подобным чувством вины.

С другой стороны, может быть ему нужно было пройти через горнило потери и научиться ценить самое важное? Осознать, что радость от встреч с Вивиан, ее безопасность, ее тихая, незаметная работа — все это очень ценно для него. А все эти амбиции священника-реформатора, желание «подтянуть» подругу до своего уровня, заставив ее играть по его правилам и жить его жизнью — это детские капризы, наносная фальшь в их отношениях.

Теперь-то он даже не заикнулся бы о поездке Вивиан в катакомбы! А как он ждал бы ее приезда из коротких путешествий! Как гордился бы созданными ею новыми эликсирами! Ему не было бы нужды оскорблять девушку недоверием и пытаться намертво привязать ее к себе только из-за того, что какой-то безумный темный жрец посмел вообразить, будто она может стать неверной женой!

К сожалению, теперь Клайд не смел даже думать о том, чтобы девушка считала себя его невестой. Простит ли она когда-нибудь случившееся? Если она теперь предпочтет Сэйта, это будет только справедливо! Или найдет себе другого достойного спутника. Он не может не только ревновать ее теперь — даже просто претендовать на ее внимание, время, беседу или ответное письмо.

Со вздохом, Клайд достал почтовый кристалл и попытался выдавить из себя:

— Вивиан, прости меня, я тебя очень прошу! Я вел себя как последний идиот… хуже идиота! Я очень тебя люблю…

Сэйт не знал точно, что произошло с его друзьями, но догадывался, что это что-то глубоко личное. Клайд пересказывал ему пророческий бред, который магу привиделся на алтаре, но эльф никогда не осознавал, насколько глубоко яд этой отравы проник в сознание друга. Мысль о том, что Клайд мог как-то оскорбить девушку отзывалась в нем таким протестом, словно кто-то грубо терзал струну, фальшью заглушая прекрасную мелодию. Пресвитер долго собирался с духом, чтобы поговорить с Клайдом, но опасался услышать от него правду, после которой ему придется выбирать: на чьей он стороне.

Но все вышло гораздо проще. Сэйт услышал голос друга, диктующего магическое послание девушки и понял, что те действительно поссорились. А Клайд, увидев открывшуюся дверь, понял, что эльф многое слышал и торопливо махнул рукой, не в силах вдаваться в подробности:

— Я вел себя как полный кретин… как последний гоблин! Надеюсь, что Ви хотя бы простит меня когда-нибудь.

Больше он не сказал ни слова, а Сэйт не спросил. Они помолчали неловко, затем священник торопливо заговорил о предстоящей операции в катакомбах:

— … И мы должны отыскать эту печать как можно скорее!

— А разве не осколки подобных артефактов выбивают с боем у подземных монстров бойцы по всему Адену?

— Кселла сказала, что не совсем. Это не кусочки печатей в прямом смысле. Это их энергетические сгустки. Иначе, посуди сам, откуда бы взялись тысячи и тысячи осколков кругляша размером не больше ладони? Собрав все частички, можно найти саму печать. Но это очень долгий путь. Кселла считает, что красная и зеленая печати уже нашли своих владельцев, и теперь их нужно искать в последнююю очередь. Сперва мы бросим все усилия на то, чтобы завладеть остальными пятью.

— И что Гильдия будет делать с Печатями Бездны? — пожал плечами Сэйт. — Кроме как открыть Бездну они ни для чего не годятся.

— Ну, их ведь можно спрятать получше, — высказался Клайд.

— То, что спрятано получше, на самом деле легче и находится — если только узнать ключ к способу, которым это укрыли.

— Значит, их нужно прятать разными способами и в разных местах.

— То есть, попытаться повторить непредсказуемую ситуацию, которая и так существует в мире сейчас, — усмехнулся эльф.–

Ну, в общем-то так. С той разницей, что Гильдия успеет изучить свойства Печатей. Может быть, эти знания подскажут нам другой способ. Кстати, насчет открытия Бездны… Это тоже реальный план.

— Думаешь, что боги вмешаются? — покачал головой Сэйт. — Ты не совсем понимаешь природу связи богов с нашим миром. Шилен не может войти в нашу реальность и не разрушить ее. Искажения будут слишком велики, скорее всего уцелеют жалкие остатки разумных. Вполне вероятно, что перестанет действовать магия. Исчезнут монстры. Нет, богиня может покинуть свое заточение только вовне. В пустоту, где зарождаются миры.

— Это и означает убить ее? — изумился Клайд.

— Нет, — нахмурился Сэйт. — Убить богиню могут только равные ей по силе. Например, Стражи душ или другие боги. В пустоте Шилен станет свободна. А наш мир станет свободен от ее гнева.

— Но тогда в Девятимирье будет одной богиней меньше? И молитвы жрецов темных эльфов не будут действовать?

— Вовсе нет. Прочие боги ведь тоже удалились вовне, — пояснил эльф. — Сила, вложенная Шилен в создание мира останется здесь и будет действовать по-прежнему. А ее гнев исчезнет. Пропадет нужда в противостоянии ее силе, магия станет более уравновешенной.

— И как это проявится?

— Ну, этого никто не знает. Это будет огромное Преобразование, но не разрушение.

— Ты это вычитал где-то? — спросил Клайд.

— Частично вычитал, частично вычислил. Я могу принести таблицу с расчетами… — предложил Сэйт, но священник покачал головой:

— Не сейчас! Мне пора отправляться на поиски, Кселла уже ждет меня. А тебе я оставляю записки для молодых клириков в Адене. Ребята должны были разузнать что-нибудь про тетю твоей Лии за эти дни, но теперь тебе придется самому отправиться к ним.

— Благодарю, — кивнул пресвитер. — Поговорим обо всем после нашего возвращения.

Проводив улетающих драконов взглядом, Сэйт отправился разыскивать Эмми. Девушки составляли довольно дружную команду тут, при Гильдии, опекая младших и помогая новичкам. Сонечка и Вивиан ненавязчиво верховодили в этой компании. Лемвен, Марусенька и Эмми развивали бурную деятельность под их руководством. А Каона все еще не вышла из положения подопечной. Эльф хотел попросить сестру Клайда присмотреть и за Лией.

Он застал девушку беседующей с Дариком во внутреннем дворике. Она заметила эльфа краем глаза, но нетерпеливым жестом приказала ему пока не беспокоить их. И было с чего: несчастный клирик разговаривал!

— …Неумелое воспитание может нанести больше вреда, чем иная болезнь, — тихим, сдавленным голосом говорил он. — Ребенок полностью зависит от взрослых, он не может защищать себя долгие годы. Я не могу судить, так ли это у других рас. Насколько я помню, только орки взрослеют с такой же скоростью, как и мы, хотя и живут дольше. Возможно, что тридцатилетний маленький гном или эльф имеет достаточно воли, чтобы противостоять подавлению его личности взрослыми. Во всяком случае, у них есть больше времени на то, чтобы попытаться как-то этого избежать. У людей же от двух-трех лет до начала ученичества, когда дети покидают родителей или воспитателей, пролетает всего несколько лет — но именно они формируют характер.

— Если бы вы, маги, научились исправлять это внутри человека так же, как вы лечите раны! — поддержала беседу Эмми.

— Я двигался в этом направлении, — слегка покачиваясь из стороны в сторону, отвечал Дарик. — Я проникал в глубину души. И поплатился за это. Моя собственная душа оказалась неподвластна мне. Я даже не знаю, где она теперь.

— Твоя душа? — девушка подняла брови.

— Ее частица. Какая-то важная частица, без которой я живу словно с половиной разума, — пояснил клирик, беспокойно поводя руками.

— Ничего, магистр поможет тебе рано или поздно. А ты не знаешь, почему Марусенька уверяет, что ты не переживешь выморока?

— Она что-то видела, — вздохнул Дарик. — Что-то важное о моей смерти. Я помню только жгучий ужас и что-то золотистое, теплое… Мы не будем снова вспоминать сегодня? — он встревоженно вскинул глаза на собеседницу.

— Нет, что ты, — мягко ответила та. — Не нужно, если тебе тяжело.

— Мне тяжело… — он снова понурился.

— А дрессировка зверей? Ты же хотел рассказать мне про дрессировку, — попросила Эмми.

— Я занимался этим, — вздохнул клирик. — Я дрессировал дракончика, волчонка и кугуара. Это немного похоже на воспитание ребенка. Главное — понять характер своего питомца и действовать в унисон его желаниям, оставаясь строгим, но доброжелательным…

Сэйт отступил на несколько шагов. Похоже, что Эмми сейчас было не до заботы о новенькой. Как жаль, что Ви уехала! Можно поискать Сонечку, если только та не забралась куда-нибудь в закуток тихо плакать. Однако, Эмми такая молодец! Нужно будет рассказать магистру Лежену об успехах его пациента.

Рассуждая таким образом, эльф начал свои поиски с пещеры, в которой содержались драконы. Он знал, что частенько Ветер становился молчаливым свидетелем слез своей маленькой хозяйки. Предчувствие не подвело пресвитера. Сонечка сидела на куче угольного шлака, обняв лежащего Ветерка за могучую шею и что-то тихо шептала ему. На этот раз эльф был уверен, что его вмешательство необходимо.

— Сонечка, вот ты где! — воскликнул он радостно, но тут же споткнулся об кучку шлака и едва не упал. Пока Сэйт занимался испачканными в угольной пыли ботинками, гномишка успела торопливо утереть слезы и обмахнуть мокрое лицо тряпкой, которой она обычно натирала чешую дракона маслом.

— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила она.

— Нет, ничего такого. Я просто хотел попросить тебя присмотреть за той девочкой, ну, помнишь, Лией? Я привез ее недавно из Адена.

— Конечно. Ты тоже думаешь, что не стоит учить ее обращаться с оружием? Сегодня одна волшебница уже сделала Марусеньке замечание, что, мол, этой малышке ни к чему кинжалы.

— Да, Клайд сказал мне о том, что у Лии есть слабый магический дар. Но я не думаю, что кинжалы ей помешают. Кинжалы, рыбалка, чтение книг и какие-нибудь пирожки вечером… понимаешь, что я хочу сказать? — не очень уверенно высказался эльф.

— Понимаю, — кивнула гномишка. — Ты хочешь, чтобы девочка чувствовала себя тут как дома…

— Лучше, чем дома! — сердито воскликнул Сэйт. — Дома с ней обращались… нехорошо, — пояснил он. — Я хочу, чтобы она улыбалась как можно больше.

— Тогда ей лучше быть с Марусенькой, — покачала головой Сонечка. — Я сейчас не особо веселюсь.

— А ты почему опять такая расстроенная? — спросил эльф.

— Да из-за того, что Марусеньку отругали. Мне все время кажется, что когда ее ругают — это ругают меня. И когда меня ругают, то все равно кажется, что меня… — Сонечка огорченно покрутила головой. — Мне так обидно всякий раз, потому что все запутано до ужаса! Прямо не хочется никого видеть!

— Ну, потерпи еще немного, — приобнял гномишку за плечи пресвитер. — Я сегодня слышал, как Дарик разговаривал с Эмми. Марусенька уверена, что этого бедолагу заколдовал тот же клирик, что и вас. Как только магистр разберется с заклинанием, искажающим разум Дарика, он наверняка сумеет вам помочь.

— Я только не понимаю, с чего это она так уверена в том, что Дарика зачаровал тот же маг? — пожала плечами Сонечка.

— Ну, вроде как Седди видел Дарика когда-то, еще будучи караванщиком, в компании очень похожего на ваши рисунки мага. И этот парень уже тогда был не в себе.

— Странно это, — Сонечка, прищурившись, посмотрела на Ветерка. — Почему тогда Седди не узнал злого мага сразу, когда мы нарисовали его по памяти: мол, видел его с каким-то парнем там-то и там-то? Мне постоянно кажется, что я тоже видела Дарика где-то. Но мне трудно вспомнить, где. Ведь он живет тут уже четыре года, его лицо давно примелькалось.

— Потому что вашего злого мага Седди как раз очень смутно запомнил, — пояснил Сэйт, вспоминая рассказ караванщика. — А Дарика запомнил хорошо: сама понимаешь, ненормальные сильнее бросаются в глаза. Вот и Седди уставился на Дарика и почти не заметил того, с кем парень был.

— Твоя Лия, кстати, никакая не дурочка, — отвлеклась от своих мыслей гномишка. — Мы вчера поболтали с ней — она очень здраво рассуждает, просто такое впечатление, что ее всю жизнь держали взаперти.

— Примерно так оно и было, — кивнул эльф. — Я собираюсь отправиться в Аден и разузнать подробности о той семье, которая воспитывала ее.

— Ты уверен, что они живы? — вскинула на него глаза Сонечка.

— Не уверен, — признался Сэйт. — Но разузнать про них все равно попытаюсь.

— Будь осторожнее, — погладила его по руке гномка. — Мы присмотрим за этой девочкой, не волнуйся.

— Спасибо, Сонечка! — Сэйт улыбнулся с облегчением. Под присмотром гномишки Лия и впрямь будет чувствовать себя как дома.

— Она нравится тебе, да? — подмигнула эльфу гномишка. — Наконец-то что-то кроме книг заинтересовало тебя, Сэйт!

Эльф в смятении вскинул голову. Нравится ему? Во имя Древа, что Сонечка хотела этим сказать?

— А я-то всегда полагал, что мои друзья интересуют меня гораздо больше, чем книги, — немного обиженно произнес он, качая головой. — Ну а Лия — просто славная малышка, попавшая в непонятную историю. Я конечно рад, что встретил ее: рад, что смог помочь ей. И она очень милая, но, боюсь, что ты немного преувеличиваешь мой интерес к ней.

— Сколько примерно ей лет, Сэйт? — пожимая плечами, спросила у него Сонечка.

— Она совсем еще ребенок по меркам нашего народа, — Сэйт ощутил раздражение. — Послушай, Сонечка. Я понимаю, что ты желаешь мне добра. Но поверь, что никому не станет легче, если ты ненароком заронишь в голову Лии мысль о… о том, чтобы… в общем, обо мне. — Хм, — гномишка пристально уставилась на эльфа. — Ты все еще не собрался поговорить с Эмми, да?

— С ней невозможно разговаривать на эту тему! — Сэйт опечаленно вздохнул. — Когда я говорю о наших отношениях, она слышит только себя. Просто не представляю, что делать. Поэтому не нужно добавлять мне новых хлопот. Одной влюбленной в меня девушки мне более чем достаточно.

— Безответно влюбленной, да? — уточнила Сонечка. — Не волнуйся, я не имела в виду ничего особенного. Просто Лия такая непосредственная, что способна расшевелить даже кабинетного затворника вроде тебя. Она рассказывала мне что-то такое про то, как вы выпили сто разных компотов и чуть не лопнули… — гномишка захихикала. Сэйт невольно улыбнулся в ответ.

— Да, с Лией очень легко, ты права. Только не нужно меня срочно на ней женить, ладно? — пресвитер погрозил гномишке пальцем.

— Попробую-ка я поговорить с Эмми, — кивнула Сонечка. — Мне кажется, что она давно уже сама не ждет от тебя никаких признаний. Просто девочка очень упряма. А ты не шарахайся от Лии — никто не собирается тебя ни на ком женить, поверь.

— И на том спасибо, — махнул рукой Сэйт. — Хорошо, что ты все понимаешь. Конечно, я не брошу Лию, просто с вами ей будет проще. Ну, женские секреты, платья и прически — сама понимаешь. А я… я привезу ей книг из города.

— Обязательно привези! — Сонечка всплеснула руками. — Девочка пытается читать все подряд, даже толстенные тома магических уравнений. Нужно купить ей что-нибудь… не совсем детское, но обязательно с картинками.

— Я примерно представляю, — Сэйт кивнул, улыбаясь в предвкушении удовольствия от выбора книг для Лии и вручения ей этого долгожданного подарка. — Дня через три я вернусь и привезу что-нибудь поинтереснее уравнений.

— Хорошо, — гномишка помахала ему рукой. — Будь там осторожнее!

Аден встретил эльфа непривычной пустотой. Не шумели торговцы на рыночной площади, не громыхали по улочкам телеги с различными грузами, хозяйки не перекликались из окон вторых этажей, пересказывая свежие новости, не носились стайки детей разных рас, играя то в войну, то в прятки. Только четверки стражей двигались от угла до угла улиц, останавливая каждого прохожего и о чем-то с ним беседуя. — Стой, кто таков? — две алебарды почти уперлись остриями Сэйту в грудь. — Я с поручением от моей Гильдии, — эльф протянул стражам подорожную с разноцветными восковыми печатями. До сих пор ему не приходилось вынимать ее из заплечного мешка.

Стражи настороженно покрутили свиток в руках. На их лицах была нерешительность.

— Вашество… у нас приказ, — почти извиняясь, произнес старший в четверке. — Всех эльфов доставлять в ратушу, стало быть… У нас тут смертоубийство случилось, не гневайтесь.

— А что там, в ратуше? — пожал плечами пресвитер.

— Там пара уцелевших свидетелей. Говорят, что убийцу опознают даже через сто лет, так уж он им запомнился.

— Ну, ладно, — неохотно протянул эльф. — Надеюсь, это займет не много времени?

— Да нет, вашество, они только глянут разок. Вашего брата в городе уже и не осталось почти — кто уехал, кто после проверки дома сидит. Так что ждать не придется.

— Хорошо, иду. Как тут пройти покороче? — оглянулся Сэйт.

— А вот проулочком и по лесенке вниз, а там налево и еще одним проулочком — аккурат к ратуше выйдете! — с облегчением показал рукой в латной рукавице стражник. Он явно уже не один раз натыкался на знатных светлых эльфов, которые и слышать не хотели о каких-то проверках. Покладистый жрец был большой удачей для патрульного.

Сэйт свернул в указанный проулок и осторожно оглянулся. Стражники двинулись дальше, не присматриваясь, куда он пошел. Его спокойствие сыграло свою роль. Но ему нельзя показываться в ратуше! Если там находится кто-то из уцелевших слуг Нолдален, они без труда опознают его. Возможно, не как убийцу, но эльфу не хотелось чтобы его хоть что-то связывало с давешним пожаром. Что же делать? Если выйти на другую улицу, то новая четверка стражей остановит его и снова отправит в ратушу. Наверняка, только после проверки дают какой-то пропуск, которого у него нету. За ворота его не выпустят. Драконов Гильдии сейчас в Адене нет. У Врат, конечно, тоже дежурит стража. Эльф свернул в темную щель между домов и попробовал протиснуться по ней как можно глубже. К его удивлению, она привела его в крохотный дворик, усаженный цветущими кустами. Резная калитка вела куда-то за высокую каменную ограду. Сэйт выглянул через прутья — и отшатнулся. Дворик примыкал прямо к заднему двору ратуши. Вот так не повезло! Впрочем, ни здесь, среди кустов, ни на мощеном дворе ратуши никого не было. Эльф присел на выступ ограды — перевести дух. Вдруг через пару минут над его головой по ту сторону ограды раздались голоса:

— Хорошо, что девочку успели увести.

— Еще неизвестно, куда ее увели. Может, как хозяйку…

— Да нет, Рава, если уж она сама отправилась с тем эльфом, значит ничего плохого ей там не угрожало. Пусть хозяйка и запрещала обучать малышку, мы-то знаем, что колдовская сила в девочке была. Она и вора учуяла тогда ночью, и про бешеного волка предсказала.

— Так-то оно так, но ведь этот эльф мог быть колдуном почище нашей бедняжки.

— Не знаю, как тебе, а мне его лицо дюже понравилось. Хорошее у него лицо было, не то, что у другого.

— А мне вот кажется, что ничего такого. На хозяйку он зыркнул — только искры посыпались.

— Зато второй смотрел-то ласково, а потом этим кинжалом — раз, — сердито возразил первый голос.

— Верно, Ореза, — сникла вторая женщина.

Сэйт готов был поклясться, что Орезой величают ту орчиху, что сунула Лие кулек с пирожками на прощанье. А вторую он опознать не мог. Возможно, ее и не было возле ворот в тот памятный вечер.

— Так что вот так, — мощный кулак ощутимо покачнул ограду над головой эльфа. — Ежли бы мне довелось увидеть того молодого, что девочку увел, я бы страже про него ни слова не сказала. Что знают трое — знает гоблин, как говорил мой отец.

— А я и не видала его, почитай. Так, в щелочку немного, — поспешно согласилась неведомая Рава. — Так чего ж я наговаривать буду зря?

— Пойдем уже, — орчиха притопнула ногой, будто проверяя прочность булыжной мостовой. — Может, кто нас ждет, а мы с тобой тут лясы точим.

— Скорей бы нас отпустили, — закряхтела Рава. — Неужто они думают, что убийца сейчас заявится прям в город?

— Отпустят, отпустят, — Ореза утащила свою товарку в сторону ратуши. Сэйт усмехнулся, с облегчением переводя дух.

Эльф не испытывал ни малейших иллюзий по поводу услышанного диалога. Слова поварихи предназначались ему лично. У орков слишком хороший нюх, чтобы списать это все на случайность. Сэйта ничуть не удивило бы, если бы оказалось, что Ореза учуяла его еще на подходе к Ратуше и специально отпросилась подышать воздухом. Наверняка, от занятий кулинарией ее чутье только обострилось. Ну, что ж! Во всяком случае, он может больше не опасаться опознания. Пресвитер неторопливо выбрался в переулок и двинулся в сторону ратуши. Ореза обошла эльфа со всех сторон, как медведица, вынюхивающая мед, скрытый в рассохшемся дереве.

— Нет, ваша милость, этого я тоже никогда не видела.

— И я не видела, — пискнула Рава, оказавшаяся сухой, чопорной женщиной средних лет. — Я, если честно, их эльфийскую милость друг от друга плохо отличаю, но тот злодей точно постарше был.

— Прощения просим, — равнодушно кивнул Сэйту чиновник, записывая результаты опознания и протягивая магическую метку, похожую на плоскую бусину. — Носите ее в городе, и патрули вас больше не побеспокоят. Всего хорошего.

— Уронили вы, вашество! — Ореза подняла с пола скомканый лист бумаги. Даже не разворачивая его, Сэйт видел, что это список продуктов, сделанный крупным, разборчивым почерком, совсем не похожим на его эльфийскую скоропись.

— Да, конечно, — он поспешно принял бумажку из крепких ладоней орчихи.

— Хорошо, что вы заметили, уважаемая.

— Мы, орки, всегда все замечаем, — с легким кокетством произнесла повариха. Чиновник поморщился: нашла с кем заигрывать, глупая баба! Эльфийский жрец был по плечо Орезе, и интересовался ее прелестями явно не больше, чем колоннами ратуши.

— Всего доброго, всего хорошего! — поторопил он посетителя. Эльф коротко склонил голову и вышел.

— Пойдем мы домой, пожалуй, — неожиданно заявила свидетельница.

— Как домой? — изумился чиновник. — А убийца?

— Да не придет он, — махнула рукой орчиха.

— Вы бы вот пришли?

— Да, но…. вы сами вызвались… — чинуша явно растерялся. — Столько дней… И есть поверье, что преступника тянет на место преступления.

— Ну, ежли кого еще притянет, вы знаете, где нас найти, — отрезала повариха. — Мы с Равой устали, а нам еще вещи разбирать на пожарище и работу искать, опять же.

— Ну хорошо, — чиновник сдался. Перспектива покинуть казенные стены раньше времени обрадовала его. — Благодарю за помощь.

— Всегда пожалуйста, — вежливо отозвалась Рава, еле поспевая за мощной подругой к выходу. — Всего вам добренького!

Сэйт ждал свидетельниц за углом, там, где начинался проход к засаженному цветами дворику. Внизу, под списком, он обнаружил всего одно слово: «Жди!». Ореза усмехнулась, увидев его, неспешно отперла входную дверь дома и жестом пригласила эльфа войти. Рава недоуменно косилась на неожиданного гостя.

— Садитесь у очага, вашество, — Ореза широким жестом смахнула с мягкой скамьи какие-то тряпки. — Я вам налью яблочного сидра.

— Вы что-то хотели мне рассказать? — Сэйт опустился на лавку, слегка улыбаясь.

— Ты лучше уж спрашивай сам, — вздохнула Ореза. — Только сперва скажи — как там наша девочка?

— Лия в полном порядке, в безопасном месте. У нее теперь есть подружки. Она будет учиться, — Сэйт кивнул орчихе. — Я собирался купить ей книжек. Меня интересует все, что вы можете рассказать о ней и о ее тете.

— О мертвых пока не будем, — орчиха сделала ритуальный жест сложенными ладонями. — ее душа еще не упокоена. А Лию я знаю последние двадцать лет. Нолдален в тот год уволила своих слуг подчистую. Ходили слухи, что кто-то проворовался, и хозяйка сорвала гнев на всех разом. Но, поскольку никого из старожилов в доме не осталось, спросить было не у кого. Набрали нас, и с тех пор я жила в том доме. Мужа у меня нет, родня далеко, поэтому ночевать я никуда не уходила.

— Сколько лет Лие? — задал Сэйт вопрос, услышанный от Сонечки. Повариха замялась.

— Огнем клянусь, не знаю. Мы-то, орки, взрослеем быстро, точно люди, а уж потом долго не стареем. А вы-то и растете дольше всех, и не стареете после совсем. Выглядит Лия как тростиночка, но фигурка вполне взрослая, вы ж сами видели. Когда я пришла к Нолдален работать, девочка была мрачная, серьезная такая. Я уж старалась ее развлечь чем-либо, и садовник наш тоже пытался порадовать дите. С нами девочка начала улыбаться, немножко играть. Но возраст… в этом я не разбираюсь. Грудной мы ее не видели, это точно.

— Может ли ей быть около семидесяти лет? — быстро прикинул Сэйт юный по меркам его народа возраст, на который выглядела девушка. — Лия не вспоминала о чем-то, что происходило уже давно? Война или затмение, или рождение кронпринца — что угодно?

— Да где же ей, бедняжке, про какую войну или там про принца знать, — вздохнула орчиха. — Сидела она в своей комнате, словно в клетке. Только одно могу сказать точно: Лия застала те времена, когда дети Нолдален дома еще жили. Теперь-то они все поразъехались кто куда.

— Она рассказывала что-то о своих кузенах? — эльф подался вперед.

— Похоже, что не больно-то они с ней игрались, вот что я поняла. И учиться девочке с ними не позволяли. Поэтому все, что она говорила: как Тайа музыке училась да как Нир цифры складывал. И то, похоже, в щелочку это подсмотрела.

— Значит, ее кузенам сейчас должно быть примерно столько же лет, сколько и самой Лие? — задумался вслух Сэйт, глядя в свою кружку. «Но при этом они уже покинули отчий дом и живут самостоятельной жизнью», — продолжал быстро прикидывать он. — «Конечно, разница между ними может быть немного побольше. Возможно, Лия подсматривала за детьми Нолдален совсем еще крошкой, и учиться ее не пустили потому, что девочка была еще мала. Обычно малышам хочется того же, что есть у старших детей, и они обижаются, когда им в этом отказывают. А с возрастом стало заметнее помутнение рассудка Лии, или что там послужило причиной ее изоляции? Тогда все сходится: для эльфов разница между детьми в сорок-пятьдесят лет уже достаточно значительна, чтобы младший ребенок еще оставался на попечении взрослых, а старший уже сам завел семью. Для людей же этот интервал может составлять всего восемь-десять лет.»

— Нужно отыскать их, — задумчиво произнес Сэйт. — И расспросить…

— Не отыщете вы их, господин, — покачала головой Ореза. — Если уж они на похороны матери не явились, значит знают что-то этакое…

— Ну хорошо. А кто же должен был забрать Лию?

— И про это ничего я не знаю, — огорчилась повариха. — Разве ж нам докладывали хозяйкины дела?

— Ну а что все-таки произошло после моего ухода? — Сэйт мысленно прикидывал, не стоит ли погрузить орчиху в легкий транс, чтобы помочь ей вспомнить мельчайшие подробности. Но та, похоже, расслаблялась самостоятельно. С кувшином в руке вместо кружки, она большими глотками пила что-то пахнувшее совсем не так, как яблочный сидр в чашке у эльфа.

— Да вот, не прошло и получаса, как в ворота постучали, и тихонько так. Нолдален сама спустилась, потому как стук был условный, ну чисто барабаны шаманские: там-тара-там-там. Привела на кухню эльфа из вашенских, светлого. Солидный мужчина, одет богато. О Лие он, видно, стал говорить еще с порога, потому как в кухне они уже спорили вовсю, но по-своему этак, по-господски, вежливо да с вывертами. Хозяйка уверяла, что гость присылал жреца с условными словами — а тот ярился, что подобная глупость ему бы и в голову не пришла. Я вышла поскорее, да ходу оттуда. Ясно было, что этому типу свидетели не нужны. Только я в сад выбежала, где домик для слуг, как сзади грохнуло и дом разом занялся со всех сторон. Я сперва вон за Равой кинулась, в детское крыло. У нее в тот день спину скрутило, сама бы она с кровати не встала. А уж потом побежала к хозяйке. Но там помощи не требовалось: Нолдален уже была мертвее камня. Я ее вынесла, конечно, из пожара, да толку-то. Колдуны, которые на нее потом смотрели, сказали, что это кинжал какой-то особый был, смертоносный, — орчиха вопросительно глянула на Сэйта.

— Да, я слышал о таком, — подтвердил эльф.

— Ну, вот и все. Перебрались мы к Раве в этот домик и решили вас поджидать. Никак не могло быть, чтобы вы сюда снова не явились, потому что Лия с вами очень уж легко пошла, без малейших сомнений. А значит, хорошая у вас душа и зла вы не замышляете.

— Да, я понял. Потом ты учуяла мой запах на улице и решила предупредить, что не расскажешь магистратуре о моей роли во всем этом, чтобы я не начал прятаться от тебя.

— В точности, — кивнула орчиха. — Вот и все, что я знаю. А если что забыла, так Вы сами спрашивайте.

Сэйт сосредоточился и начал медленно задавать Орезе вопросы. Иногда он спрашивал и Раву, но та знала о девочке гораздо меньше, хозяйку всю жизнь боялась, и создавалось впечатление, что эта тощая горничная провела два десятка лет, скрываясь по темным углам в огромном доме. Он узнал немало важных мелочей о Лие, но так и не добился ответа на главный вопрос: кто и зачем поместил девочку в дом Нолдален? Кто собирался забрать ее и так жестоко отомстил упустившей девочку темной эльфийке? И был ли этот кто-то одним и тем же светлым эльфом, виденным Орезой, или нет?

— Нет, миленький, — повариха прихлебывала орочий полынный эль из кувшина и постепенно становилась все фамильярнее с Сэйтом. Впрочем, эльфу это даже нравилось. Она вела себя с ним как-то по-родственному, напоминая о детстве в приграничном городке, где соседи разных рас точно так же обращались с подрастающими детьми. — Тот злодей не был колдуном, и жрецом он тоже не был. Уж на что я при кухне смолоду, а все равно скажу тебе точно: это был воин, каких поискать. А что кинжал колдовской был да пожар — это у него что-то с собой припасено было или помощник имелся, которого я не видала.

— Что ж, благослови вас боги! — поклонился Сэйт обеим женщинам. — Надеюсь, что ваша храбрость не доставит вам хлопот.

— Ну, не такие уж мы дуры, — покачала головой Рава. — Домик-то мы уже продали и собираемся завтра же уехать в другое место, где нас никто не знает.

— Удачи вам! — пожелал эльф.

— И тебе, миленький, и тебе! Береги нашу девочку, она очень добрая. Доброго-то всякий обидеть может… — вздохнула орчиха, переворачивая опустевший кувшин.

Отпирая пресвитеру дверь, орчиха наморщила лоб и произнесла задумчиво:

— Еще вот что. Хозяйка Лию, конечно, стыдилась и все такое. Но вот почему она запрещала девочке сны свои нам рассказывать? Спервоначалу Лия как выйдет к нам в кухню утром, глазищи свои распахнет и давай чисто сказку говорить. До того интересно — многие слуги из других концов дома специально подыскивали себе дело возле кухни в такие часы. А потом однажды Нолдален услыхала и запретила настрого. Мы-то не выдали бы, но девочка очень уж послушная была. Сказали нет — она и молчала. Может, припугнула ее тетка чем, не знаю. Ты вот книжки ей хочешь покупать, дело это хорошее. Только ты лучше научи ее всему, и она сама какие хочешь книжки напишет, такая уж придумщица! — с этими словами Ореза утерла глаза огромным фартуком и закрыла за Сэйтом дверь.

«Возвращаться всегда немного больно. Это похоже на прикосновение к давно сгладившемуся рубцу, к побелевшему незаметному шраму. На вид кожа давно уже стала здоровой и ровной, но под ней скрывается плотный комок искалеченной плоти, тянущее воспоминание о страдании, о чужой силе, разорвавшей ее. Воспоминания — это шрамы души. Даже самые светлые из них ранят нас невозможностью вернуться в прошлое. Что уж говорить о тяжелых, грустных, страшных? Когда мы возвращаемся туда, где давно не были, нам требуется вся наша внутренняя сила, чтобы делать вид, будто ничего особенного не происходит. Подумаешь, сегодня мы здесь, а завтра снова отправимся в дальние края, чтобы вернуться через годы. Но эти годы уже прошли. И нас не было здесь. Как морской прилив, они утопили одно и обнажили другое. Ничто не осталось неизменным, только фрагменты прошлого, осколки былого, как старые стеклышки в новой мозаике. И мы снова сдираем корочку памяти, торопливо слизывая каплю воспоминаний, как кровь с царапины в детстве…»

Вивиан положила перо и подошла к распахнутому окну. Она сама не понимала, зачем пишет это бесконечное, похожее на исповедь, письмо. Письмо без адресата, которое она не собирается никуда посылать. Просто хотелось записывать свои ощущения. Ушедшее прошлое переполняло ее, и не только разрыв с Клайдом был тому виной. Она вернулась на Остров, в библиотеку, где провела столько лет ученичества, и не уставала находить знакомые детали, затерявшиеся среди новшеств. Центральная деревня, раньше замусоренная и неприветливая, мокрой серой крысой жавшаяся к склону холма, теперь выглядела как зажиточные поселения южного Адена. Домики расцветились свежей краской. Крыши были заново прекрыты яркой черепицей. Окна все реже запирали ставнями. Днем они были распахнуты настежь, и пестрые занавески полоскались в утреннем бризе, как флаги крохотных замков. В палисадниках распускалось множество цветов. Гирлянды из свежих зеленых веток украшали деревенский храм. Прибавилось торговцев на крохотной площади. Открылись новые мастерские. Стайки школяров, снующие повсюду, выглядели не в пример более нарядными, чем во времена ученичества Вивиан. Даже робы малышей из некрашеной ткани были новенькими и ладно сидящими, словно магические наряды взрослых волшебников. На многих деревьях в рощах, особенно вдоль дороги, висели светящиеся нити. Нехитрое детское заклинание придавало теперь всему Острову вид заброшенного парка, где опасности не настоящие, а приключения оканчиваются кружкой теплого молока в спальне. Почему-то раньше эти нити использовались только для того, чтобы пугать девочек по ночам. Сияла новенькими стенами и Школа Магии. Когда-то покрытый рыжей вытоптанной травой двор красиво замостили зеленоватым камнем. В библиотеке новые, пахнущие свежим деревом стеллажи уходили под потолок. Чтобы добраться до верхних полок, ученики использовали плавающие между шкафами в воздухе светящиеся сферы. Плотно свернутый вихрь, как в боевом заклинании, без промедления поднимался и опускался по команде даже самых маленьких волшебников, мягко обхватывая учеников за лодыжки. Некоторые ребята постарше читали учебники, с важным видом восседая нога на ногу на этих вихрях. Но при виде преподавателей они торопливо вскакивали, отпуская искрящуюся сферу в свободное плаванье. Лаборатории заполнила высококачественная хрустальная посуда, сделанная гномами. Вивиан знала, что Гильдия магов старается помогать Школе, но все равно была приятно удивлена, рассматривая множество приборов и приспособлений, облегчавших ребятам освоение азов алхимии и лекарского искусства. На площади за окном под плывущую в утреннем воздухе мелодию кружилась какая-то парочка. Вивиан вздохнула. В дверь осторожно постучали.

— Войдите! — отозвалась девушка, с радостью отвлекаясь от своих мыслей.

— Утро доброе! — с улыбкой вошел в комнату Наставник-клирик. — Как тебе спалось?

— Замечательно. Тут у вас по-прежнему плавает столько знакомых мелодий…

— Представь себе, сколько лет ученики разбивали тут музыкальные кристаллы! — рассмеялся Наставник.

— Да уж. Я сама, помнится, записала песенку на деревенском празднике и уронила этот кристалл где-то за водопадом, возле пауков, — кивнула Вивиан.

— Надолго ли ты к нам, девочка? Твоя Гильдия не сообщала нам о каких-то назначениях, а с Церковью, насколько я помню, ты стараешься иметь дело поменьше.

— Ну… — замялась Вивиан. Ей было неловко рассказывать о ссоре с Клайдом. Этот старик любил их обоих, выделяя из числа прочих учеников. Лучше сказать часть правды — ведь у нее действительно есть дело на Острове. — Если откровенно, то меня послали разузнать все ваши секреты, — сказала она, шутливо упирая руки в боки. — До нас дошли слухи, что магистр Лайонель сильно продвинулся в изучении структуры заклинаний. И что вы даже извлекаете из этого немалую пользу? — она вопросительно подняла брови.

— Ах, это. Я и не подумал, что это может быть полезно всем, — Наставник немного смутился. — Основная работа велась Лайонелем и его группой, но мы тоже кое-чем помогли ему. Ты обратила внимание, как теперь одеты наши ребята? — Да, я была очень удивлена, — кивнула девушка. — Все такое новенькое, не то что у нас, когда одну и ту же робу передавали от старших учеников к младшим по сто раз. — Так вот, не думай, что мы тут открыли швейную мастерскую, — подмигнул ей старик. — Это все Лайонель! Он разбирался с той частью заклинания, которая отвечает за копирование материальных предметов, поглощенных монстрами. Ну, знаешь. Нитки в пауках, уголь в орках…

— Да-да, конечно знаю, — подтвердила Вивиан. — Ну вот, он стал изменять эти заклинания так, чтобы можно было скопировать любую вещь, поместив ее в монстра с помощью магии.

— И у него получилось? — девушке стало по-настоящему интересно.

— Пока не до конца. Не получается надежно управлять этим процессом. Но одного комплекта ученической одежды хватило на то, что бы теперь любой новичок мог сам обеспечить себя робой и посохом. Для курсантов мы тоже постарались. Иногда заклинание сбоит — выпадают выкройки вместо готовой одежды или заготовки вместо оружия. Но нам не нужно больше заботиться о латаных-перелатаных тряпках, чтобы хоть как-то одеть учеников. И денег это не требует — вещи просто возникают из воздуха. Ну а если кому-то не везет особенно долго, одноклассники всегда помогают ему.

— У вас тут стало значительно веселее с тех пор, как Клайд с Эмми покинули Остров. По их рассказам и по воспоминаниям Каоны тут была просто какая-то гражданская война среди учеников?

— Увы, это не совсем наша заслуга, — Наставник тяжело уселся на стул с высокой спинкой. — Сперва-то Радор навел тут порядок. Он закончил Школу и вернулся сюда преподавать боевую магию. У него ребята ходили по струнке, но даже он сам понимал, что дисциплинарные меры только усиливают скрытое напряжение. А потом… ученики начали уезжать отсюда. Уехали все задиры, все смутьяны и драчуны. Даже те, кто едва окончил пару классов. И мы не знаем, кто за всем этим стоит. Не думаю, что нам стоит радоваться этому.

— Да уж… — Вивиан нахмурилась. — Если их забирают Закатники или темные жрецы, то это здорово ослабляет наши позиции в мире. Но, с другой стороны, ты говоришь, что к ним попадают самые отпетые?

— Смотри на это шире, девочка, — Наставник покачал головой. — Самые решительные, самые честолюбивые и самые талантливые порой тоже.

— А что с теми, кто остался на острове? Они глупее уехавших? Послушное овечье стадо?

— Нет, слава Богине, они не так уж плохи. Есть несколько будущих магистров — у меня наметанный глаз, поверь. Ребята из Приграничья, которых прислал Клайд, очень хороши: талантливы, горят желанием стать священниками. С тех пор, как мы начали привозить сюда усыновленных детей-полукровок, у нас прибавилось будущих боевых магов.

— О! — обрадовалась проповедница. — Вы нашли способ сломить сопротивление Церкви?

— Да, и очень простой. Детишек ведь разбирают по семьям, независимо от их таланта. Очень мало кто из наших способен выгнать сироту, натерпевшегося в шахтах, на улицу. Поэтому мы теперь просто не уточняем, что эти дети не кровные для их родителей. Записываем сюда всех, кто не сильно выделяется своей внешностью. Насколько я знаю, с полуэльфами поступают подобным же образом. Гномы магии не учатся, и, насколько я слышал, к полукровкам относятся абсолютно как к родным детям, принимая их в ученики любых Цехов на выбор. Там никакой проблемы не существует. А вот у орков все сложнее. Они скованы вековыми традициями. Для них рождение ребенка смешанных кровей — это ослабление расы. И даже то, что эти дети беспрепятственно проходят обряд имяположения в священном огне Паагрио, не убеждает многих твердолобых в Элморе.

— Но так ли много способных к магии среди орчат-полукровок? — пожала плечами Вивиан. — Насколько я помню, у этих детей вообще редки способности к магии.

— Мало, но их ведь тоже надо обучать где-то. Мы стараемся подыскивать им приемных родителей-магов. Пока что это единственный способ для орчат начать свое обучение.

— А как же они будут проходить Испытание? — изумилась Вивиан.

— Пока что — никак, — Наставник сердито хлопнул ладонью по столу. — Мы ведем переговоры с шаманами орков, но их ответы больше похожи на замаскированные оскорбления. Двух ребят постарше, отправившихся в Элмор на Испытание, они вообще послали обучаться заново — у местных охотников, которых не берут даже в воинскую дружину. Нам стоило большого труда найти их в горах и увезти оттуда.

— В наше время — и такая дикость! — поразилась Вивиан. — Орки же совсем не похожи на своих низших собратьев, отчего у них так сильны предрассудки?

— Каждая раса нашего мира имеет свои сильные и слабые стороны, — пояснил Наставник. — Орки консервативны и с трудом воспринимают все новое. Но я уверен, что ты можешь вспомнить немало хорошего о них.

— Не знаю! — буркнула Вивиан, очень некстати вспомнив юную орчиху Миору, почему-то так часто оказывавшуюся в одном отряде в Клайдом в последний год. Светлокожая, невысокая, Миора выглядела как шаманы ее племени, но магического таланта в ней не обнаружили. Она обучалась воинской науке, и делала это с яростным желанием доказать всем, на что она способна. Вивиан даже нравилось это упорство, до тех пор, пока Миора не начала молчаливо следовать за Клайдом, куда бы его не направили. И кто ей только позволял? Неужели кому-то показалось, что эта полукровка будет лучшей парой для молодого священника, чем Пророчица? Или дело только в ее воинской доблести? Девушка ощутила себя запутавшейся. Оказывается, она способна на ревность. Не поздно ли испытывать это чувство к Клайду?

— Ну, мне пора отправляться в класс, — похлопал Вивиан по плечу Наставник. — Ты приходи потом в бибилиотеку Школы. Я покажу тебе еще кое-что, что помогает нам делать Школу особенным местом. — он тепло улыбнулся.

— Непременно приду, — кивнула девушка. — Схожу на дальний конец Острова к магистру Лайонелю и после обеда вернусь.

— К нему теперь можно отправиться Вратами, — с гордостью сказал клирик. — Мы наладили тут ученическую сеть телепортов. Теперь ребятам не нужно пробегать многие мили в любую погоду, чтобы выполнить задание преподавателей. И тренироваться проще, и проверять результаты экспериментов.

— Ну надо же! — восхитилась Вивиан. — У школяров настала хорошая жизнь!

— Мы стараемся, — кивнул Наставник очень серьезно и вышел.

Вивиан все-таки отправилась к магистру пешком. Погода стояла солнечная, ветер приносил отовсюду запах цветов и океанской соли. Ученики, как и прежде, выполняли разные задания преподавателей. Насколько было известно Пророчице, маги прикладывали немало усилий, чтобы сохранить популяцию низших монстров на этом острове. Если бы ретивые будущие маги и курсанты выбили их всех, освободившееся место могла занять какая-нибудь более мощная нечисть. Или дикие звери, не менее опасные от того, что появились на свет естественным путем. На глазах у Вивиан группа ребят собирала разбросанные по песку возле деревни штаны и рубахи.

— Новички не подбирают их за собой, — пояснила одна девчушка, поймав взгляд волшебницы. — А мы решили на всякий случай приберегать часть.

— Очень разумно. — похвалила ее Вивиан, улыбаясь. Девчушка убежала, с кряхтением волоча целую кипу новеньких рубах.

Монстры почти не изменились. Конечно, здесь, как и в других местах обучения начинающих магов, возник после Преобразования круг возрождения слабых летучих бесенят, на которых успешно тренировались новички. Но в рощах и на полянах девушка увидела знакомые с детства силуэты тварей. Только некоторые их них были опутаны «ловчим дымом». Это неудачное заклинание было придумано кем-то из старших учеников Школы пару лет назад. Вивиан читала отчет об испытании. Ловчий дым должен был находить место, где вот-вот собирается появиться монстр, тем самым предупреждая учеников об опасности и помогая им находить добычу. Но в результате серо-сизые нити дыма просто приклеились намертво к некоторым монстрам, исчезая и появляясь теперь вместе с ними. Издалека казалось, что гоблины, орки и вервольфы зябко кутаются в рваные плащи. Когда Вивиан приближалась к тварям, дымка исчезала, снова появляясь на расстоянии. Многие из них не только не бросались на превосходящую их по силе волшебницу, но и старались боком-боком отодвинуться с ее пути. Только какой-то оголтелый вервольф метнулся было наперерез ее посоху. Вспышка — и только зеленая трава у дороги. Не то что бесконечные схватки с этими тварями в детстве, когда силы кончаются и пот заливает глаза, а магическая энергия уходит в заклинания, как вода в песок. «Наверное, я была не очень-то счастлива в детстве» — удивленно подумала Вивиан. Практическая магия давалась ей с трудом, предстоящая служба в храме навевала тоску. Только в библиотеке девочка находила утешение — окруженная книжными героями и заботой старика-библиотекаря. «Удивительно, как светло выглядят эти воспоминания сегодня!» — девушка задумалась. — «Быть может, это потому, что сегодняшние заботы мне кажутся серьезными, настоящими, а тогдашние воспринимаются, как смешные и детские? Но не буду ли я через несколько десятилетий вспоминать сегодняшний день с такой же светлой грустью? Он покажется мне наполненным жизнью и легкой досадой, а не отчаяньем и горечью. Мне снова будет казаться, что я была почти ребенком, запутавшимся в жизни. Но ребенку не кажутся милыми и простыми его проблемы. Я же помню, как рыдала над сломанным посохом до тех пор, пока у меня не пошла носом кровь. Как огорчала меня невозможность сменить застиранное ученическое платье на настоящую магическую робу из волшебной ткани, так красиво сидящую на старших девочках. Как ссорилась с подругами и считала, что это конец света», — Вивиан вздохнула. — «Я и Клайда помню словно с двух разных точек зрения. Лохматого, слегка угрюмого мальчишку, которого мне бы сейчас захотелось прежде всего причесать — и симпатичного высокого ровесника, никак не замечающего мои маленькие ухищрения по привлечению его внимания. Я и цветы в волосы вплетала, и мазала руки пахучим маслом, целую неделю вышивала воротничок для своей робы и всегда пыталась коснуться его, передавая книги, а он словно не видел меня вообще. Во всяком случае, мне тогда так казалось. Почему я до сих пор не спросила у Клайда, думал ли он обо мне тогда?» Дорога внезапно оборвалась. Дальше в роще меж деревьев двигались фигуры орков и каменные туши големов. Вивиан постаралась взять себя в руки. Она не может раскисать тут. Лучшее лекарство от мрачных мыслей — это работа до полного изнеможения. Девушка знала, куда ей отправиться, чтобы через пару дней с головой уйти в круговерть научной работы. Лайонель был не из тех, кто делает кому-либо поблажки — и в первую очередь старый магистр не делал их себе. В его присутствии никто не мог просто мечтать или грустить, глядя в окошко.

— Копать! Копать тут! — донесся до Вивиан его надтреснутый, но по-прежнему пронзительный голос.

Дрессировка орков продолжалась. Недавно ученый сообщил в Гильдию магов об открытии способа закреплять у орков выработанные качества. Его питомцы теперь даже после возрождения помнили свои клички и слушались его команд. На сердце у Вивиан стало необычайно тепло. Пусть она не помнит своих родителей, пусть ее родичи обошлись с ней сурово, но в ее жизни были эти три замечательных старых мага: Наставник, библиотекарь и Лайонель. Они стали для девушки кем-то вроде добрых дядюшек, дав ей не столько знания, сколько искреннюю привязанность и заботу. Она отбросила свои мрачные мысли и торопливо двинулась к домику ученого.

Глава 65. Неслышимый звон

Бубенчик еле слышно шелестел в горсти металлическим шепотом. С тех пор, как Клайд подарил ей этот потемневший кругляш, она больше всего любила слушать не сухое звяканье, раздававшееся, если трясти бубенчик, а тихий ропот, зажатый в ладони. Он звал ее, звал далеко, и она изо всех сил пыталась сопротивляться этому зову. Она сама должна строить свою судьбу, потому что пообещала отцу, что никогда не будет идти на поводу у других. Каона уронила металлический кругляш на каменные плитки пола. Тот глухо звякнул и замолк. Девушка подняла его, подула в резную щель. Тишина. Похоже, что язычок выпал от удара. Она осмотрела пол, но ничего не нашла. Но ей продолжал слышаться шелестящий звон бубенца. Нужно решаться. Ее мать раньше постоянно слушала кого-то, постоянно пыталась следовать чужим указаниям, словно больная овца, отбившаяся от стада. В каком-то смысле так оно и было: отец увез ее совсем юной девушкой из богатого поселка возле порта Рун, где в каждом доме жили дядья, тетки, двоюродные и троюродные братья, пятиюродные дедушки и прабабушки. Все они были мастеровитые, пышущие здоровьем, дружные люди. Во всяком случае, в этом рассказы матери и отца всегда совпадали. Мать же родилась слабенькой, и с детства ее окружали забота и внимание всего этого северного клана. Даже ремеслу почти не учили: девочка сидела дома, и занималась только хлопотами по хозяйству, да и то не всеми. Наверное, именно своей непохожестью на остальных, беззащитной хрупкостью она и привлекла отца, заехавшего сделать у ремесленной общины большой заказ на повозки, шатры и фургоны. Переселенцы двигались на новые земли, и отец поставлял путешественникам необходимые товары. Он старался предложить покупателям всё разом, избавляя и без того сорвавшихся с насиженных мест людей от необходимости метаться по разным лавкам и теряться в разнообразии цен. Дело спорилось, у отца, не смотря на молодость, уже была отличная репутация. Он не ленился лично разбираться с поставщиками негодного товара, не устраивая громких скандалов, но твердо настаивая на замене или возврате денег. За ним не маячили орки-наемники, готовые пройтись дубинкой по плечам нерадивого поставщика, он не нанимал темных эльфов, способных похитить ребенка недобросовестного купца из запертого на все замки и окруженного охраной дома. Он просто пояснял, что оптовые покупатели с подобными методами придут следом за ним, если обманы не прекратятся. А он хочет решить все проблемы миром — и быстро, очень бысто, пока не пострадала ничья репутация. За это его уважали даже самые отпетые мошенники, норовившие подсунуть спешащим переселенцам навощеную холстину вместо гномского непромокаемого брезента или телеги из сырого дерева, рассыхающиеся через пару дней пути. В мамином поселке, Заречном, отец нашел самых добросовестных мастеров, не рвущихся за временными прибылями. И то — жил клан мастеров богато, вел свое хозяйство, кормился от огородов и охоты, не брезговал и рыбой, благо широкая река Ветрохвостка текла прямо за тыном, окружавшим дома. Зачем им пытаться обманывать приезжих и драть втридорога за немудрящие товары? К обманщику покупатель не вернется. К доброму мастеру придет и за починкой, и за новой покупкой. К тому же делали в Заречном буквально все: и неплохое стекло варили из светлого белого речного песка, и гнули удобную мебель из упругого дерева, и ткали ткани, и выращивали неприхотливых буйволов, и ковали нехитрую хозяйственную утварь, и обжигали глинянную посуду, и тачали товары из кожи. Можно было закупиться у зажиточных зареченцев и запасами на время путешествия: вяленым мясом, нечерствеющими лепешками, зерном и сушеной рыбой. Выросшее на западном берегу реки Ветрохвостки селение никогда не знало спокойной жизни южных городов, защищенных дружинами короля и его вассалов. Им самим приходилось обеспечивать себя всем необходимым еще в те времена, когда дорога к порту Рун была полузаросшей тропой, по которой пробирались лишь отчаянные искатели приключений да контрабандисты. Сами оборонялись от разбойников, защищались от хищников, отгоняли от тына монстров. Приучали детей читать любые следы на заливных лугах и на речном песке, остерегались Мертвецкого леса, лежащего в южном междуречье Ветрохвостки, прозванном охотниками Двухвостье. Охотились. Торговали. Строили стены вокруг поселка, строили новые дома и мастерские, мостили дорогу и настилали гать, ведущую через болотистый, но безопасный Угловой лес к истокам реки и дальше, на северо-восток, к твердыне Шуттгарта. Переговорив со старейшинами рода, отец ударил с ними по рукам. А через неделю ударил по рукам еще раз: посватался к младшей в роду девушке, и вскоре увез ее в свой южный город. Мать так и не привыкла к жизни в большом городе. А еще ей было не по себе вести взрослую жизнь. Самой отвечать за себя и свои поступки. Без надежной опоры большого дружного клана за спиной, она то и дело пыталась найти себе поводыря по жизни. То приводила в дом бормочущую бродячую проповедницу неведомой ереси, то начинала готовить несъедобную еду, как учил прохожих с облучка своего фургона странноватый лекарь в грязном балахоне, то принималась рьяно бить поклоны и приносить пожертвования в храм Эйнхазад. За всеми этими важными делами она порой забывала, что ей уже не семнадцать лет, она хозяйка дома, которая отвечает за хозяйство, у нее подрастают двое сыновей и дочка. Дети могли иногда остаться голодными — потому что есть «священную» кашу из диких злаков пополам с крапивой было невозможно. Или вообще не видеть мать несколько дней, потому что в храме проводился большой молебен. Отец приезжал из своих поездок, покупал нормальную еду, разговаривал, шутил, дарил книжки и игрушки — и снова уезжал. Он любил мать, и пытался, как умел, оправдать перед детьми ее странности. А они тоже любили ее — терпели ее перепады настроения, пытались кое-как стряпать для себя, отваживали от дома очередных проповедников или мошенников в ее отсутствие, и при этом не позволяли любопытным соседкам, зашедшим за горсточкой соли, совать носы в их жизнь. Порой отец привозил матери приветы от ее родни, и тогда она целыми днями рассказывала детям о том, какое славное место это Заречное. Но только вот год за годом никак не получается туда съездить: то кто-то из детей болеет, то у отца срочная поездка совсем в другие края, то на северном тракте объявится разбойничья шайка, наводящая на проезжих страх… Но однажды они все-таки добрались до Заречного — посмотреть на родню и себя показать. Там мать внезапно преобразилась. В свои неполные тридцать, она словно превратилась вдруг в беззаботного ребенка, открытого и радостного. Она водила детей на заветные грибные полянки и показывала им омут, где клюет самая жирная рыба, ныряла с ними за пресноводными омарами, водившимися в ямах на перекатах, плела венки для праздника Солнцедара. И при этом радостно слушалась старших из своего рода — беззаветно, преданно, с улыбкой глядя им в рот. Отец потихоньку указывал детям на это: смотрите, мол, запоминайте, какая она на самом деле. Сам-то он был не из тех людей, которые могут приказывать жене. Может, этой сильной руки ей более всего и не хватало в новой семье, в отрыве от своего клана. После той поездки жизнь семьи наладилась. Мать уже не металась в поисках чьей-то руководящей воли, сыновья, один за другим вымахавшие на голову выше нее, начали шутливо командовать в доме, а дочка — помогать изо всех сил, и отец возвращался теперь не к заброшеному очагу, а к дружному семейному ужину. Потому-то поездки в Заречное стали для них ежегодной традицией. Даже теперь, когда братья выросли, а Каона уже который год учится магии, хоть на одну недельку перед Солнцедаром они все собираются в северном поселке. Но отца очень беспокоило, не вырастет ли дочка такой же, как мать: слепо следующей чужой воле, жаждущей сильной руки, которая ухватит за шиворот и повлечет по жизни. Потому-то он и взял с нее клятву перед отъездом на Остров: жить своим умом, идти своей дорогой. А теперь эти бубенчики, зовущие ее в дальний путь! Ее ли это дорога? Она ведь не выбирала, не решала и не соглашалась на это. Но может быть иногда судьба приходит и так: неожиданным обвалом, свершившимся фактом? Трудно понять. Четыре года она ощущает струйки ветра, скользящие в толще воздуха, ощущает странную связь с молодым, красивым парнем, который только похож на человека. Эта судьба — ее выбор? Эта любовь — ее судьба? Или, подобно привязанному на цепь дикому волчонку, она невольно начинает признавать руки, сующие ей миску и тянущие ее на поводке куда-то к своей цели? Рамио не хотел ее использовать, нет. Но у него тоже не было другого выбора. Их связь запечатлелась, и он не мог теперь выбрать себе кого-то иного вместо нее. Он мог бы попытаться полюбить другую, жить своей жизнью, и остаться для нее только странным ощущением, стоящим за каждым вздохом. Но… слепота лишила его этой возможности. Он оказался оторванным от прежней реальности не только знанием о своем происхождении, но и своим увечьем. Что же делать? В этом году она предложила Рамио поехать в Заречное вместе с ней. До сих пор они оба обходили тему ее отлучек в разговорах. Артеас демонстративно избегал вопросов о том, чем она занимается, изо всех сил подчеркивая, что она ничем ему не обязана. Но это был самообман. Они были накрепко связаны, и их судьба была предопределена и записана в пророчествах много веков назад. Стоило ли сопротивляться, откладывая неизбежное? Каона покачала головой. Если неизбежное неминуемо, значит все, что она делает — правильно? Она может сделать то, что предсказано только правильно и только вовремя? Или все-таки от нее зависит — спасти или погубить расу крылатых? Если откровенно, Рамио начал по-настоящему нравиться Каоне только в последние полгода. До этого она жалела его, с интересом слушала его необычные рассказы, помогала ему иногда обретать зрение в полетах с Драконьей башни Гильдии, но она не была ни капли влюблена в этого стройного, высокого артеас. Когда он держал ее за талию, распахивая крылья, она меньше всего думала о том, что это похоже на объятия. Ее волновало ощущение полета, восторг скольжения в потоке воздуха и надежность страховочного пояса, вот и все. А теперь… когда они еще только пристегивают кожаные ремни к плечам Рамио и поясу Каоны, стоя так близко, сердце у нее начинает колотиться где-то в горле и перехватывает дыхание. Наверное, она наконец-то выросла, догнав свое взрослое тело. Из чувства протеста Каона пыталась заглядываться на других юношей в Гильдии: молодых бойцов, закончивших Школу магов, и даже старших мужчин разных рас. Она убеждала себя, что просто обязана сделать выбор сама, не руководствуясь ни жалостью, ни их таинственной связью. Но… никто не вызывал в ней подобных чувств, как смуглый, черноволосый гибкий артеас, вслепую машущий мечом на тренировочной площадке. Да, со многими она дружила, они проводили много времени на общих занятиях и на выполнении разных заданий, многие были хорошими и надежными ребятами. Как ее старшие братья. Как Клайд. Друзья, не более того. Итак, она все-таки влюбилась в этого императора, правителя, богиня ведает кого еще! И теперь сидит тут с бубенчиком в руке и пытается изо всех сил оттянуть момент решения. Пора отправляться на поиски таинственного храма артеас. Это так же непреложно, как сбор урожая осенью или вылупление цыпленка из насиженного яйца. Вот только побывать в последний раз в Заречном, повидаться с мамой, отцом, братьями, многочисленной шумной родней, ощутить себя частицей чего-то близкого, теплого. И попытаться поделиться этим с Рамио. Если он не поймет ее… если там он ничего не почувствует, значит все эти замирания сердца и дрожь в его руках ничего не значат. Это просто весенний сок в их молодой крови, как пишут в эльфийских романах. Ничего серьезного, не ее путь. А если окажется, что Рамио — это не ошибка судьбы? Тогда оттуда, с севера, она отправится с ним прямо к капитану Гарру. Орк не откажется еще раз сплавать в Грацию знакомым маршрутом. Можно захватить с собой Хенайну с Рорратом, эльфийку ведь интересуют тайны и артефакты. Фургон тащился по дороге со скоростью объевшейся черепахи. Что и говорить, он был переполнен товарами, и двое пассажиров тоже не добавляли буйволам прыти, хотя и были худыми, как скелеты. Ну просто кожа да кости, чем их там только кормят, у этих магов? Каонин дядька Фелис не переставал распространяться на тему плохого питания уже третий час. Но девушка слушала его с рассеянной нежностью: это заботливое ворчание, сдобренное огромными толстыми бутербродами с ветчиной, которые возчик накромсал своим кинжалом прямо на облучке, и кувшином ягодного кваса, тоже было частью ее жизни, наследством, доставшимся от мамы. Род, общность — и в то же время сила, позволяющая ей идти по жизни самостоятельно, вот чем было для Каоны Заречное с его обитателями. Привязанный сзади к фургону теленок задумчиво пробовал на вкус пучки соломы, торчащие меж планок обрешетки. Солома ему не нравилась, но через несколько минут он забывал об этом и снова тянул золотистый колючий клок губами. Рамио улыбался, лежа на спине, словно высматривая что-то незрячими глазами в хлопающей на ветру крыше повозки. Он с удовольствием съел три бутерброда, выпил кружку кваса и предоставил Каоне самой поддерживать родственную беседу. Всю эту поездку он вел себя довольно странно: перестал тренироваться, избегал находиться в людных местах, почти ни с кем не разговаривал. Каона ждала, когда он поделится с ней своими мыслями, не приставая с расспросами. Но артеас пока молчал. В Заречном вокруг Каоны и Рамио поднялась привычная суета. Им предлагали разом есть, пить, вымыться с дороги, отправиться смотреть приплод этого года в лугах за поселком, прилечь отдохнуть. Каона смеялась, отвечая на поцелуи и объятия, рассказывала короткими фразами о себе, расспрашивала о событиях прошедшего года в Заречном. Зареченцы сразу заметили увечье Рамио, хотя тот старался шагать прямо и почти не опираться на руку Каоны. Кто-то из детишек сунулся было к чужаку под ноги с засунутым в рот от любопытства пальцем, но на него тут же шикнули. И как ни в чем ни бывало начали степенно расспрашивать высокого смуглого парня о ковке оружия, о тренировках бойцов, о том, каких тварей он добывает на охоте и почем нынче на юге их шкурки. Рамио, сперва ожидавший разговора со стиснутыми зубами, быстро оттаял. Он был немногословен, но рассказывал охотно и даже показывал то, чего сам видеть не мог: кромку своего меча, качество выделки кожи на сапогах. Отец подошел к Каоне сзади и приобнял ее за плечи.

— Кто это, доча? — спросил он, хитро щурясь на отблескивающий щит артеас.

— Это мой друг, — неожиданно смутилась девушка. — Я тебе рассказывала, помнишь? Он ослеп из-за нашей магии.

— Зря ты его раньше к нам не привозила. Гляди, как у нас тут хорошо да привольно, — улыбнулась из-за спины отца мама.

— Да… — Каона вдохнула полной грудью запахи скошенной травы, речной прохлады и… свежего навоза. Действительно, приволье! Стадо идет на дневную дойку, сейчас кто-нибудь принесет гостям парного молока, еще покрытого белой пеной, неописуемо пахнущего детской, телячьей сытостью. Да не в чашке по-городскому, а прямо в подойнике, прикрытом мокрой ряднинкой, через которую молоко цедили. И вручат большую глиняную кружку — черпайте из ведра, да пейте, гости дорогие. Балованое молоко все равно заквасят или пустят на болтушку телятам. Или добавят в круглый чан с закваской в сыроварне. Или выпьют босоногие, упарившиеся носиться по жаре, ребятишки, так и не донеся до дома. Рамио тоже потянул носом воздух. Девушка давно уже замечала, что артеас на самом деле воспринимал не только ее боль. Слабее, но все же довольно ясно, он чувствовал ее радость. Вернее, ту физическую часть радости, которая передается телу: приятную истому, упругость мышц, запахи, звуки, вкус. Даже на значительном расстоянии он мог с уверенностью сказать, что девушка купалась или нюхала цветы. А уж сейчас, стоя в двух шагах от нее, Рамио воспринимал эти ощущения почти как свои. Но на его смуглом лице мелькнуло недоумение. Каона фыркнула в кулачок: кажется, артеас так и не понял, почему ощущает одновременно ее удовольствие и… запах навоза. Надо будет попозже объяснить ему. А сейчас…

— А вот молочка свеженького, гости дорогие! — из-за угла вышла дородная женщина с подойником. Но отец Каоны решительно загородил собой Рамио:

— Каонке плесни, Найя, а гостю не нужно. Непривычный он к сырому-то, как бы не поплохело.

Родичи понемногу расходились. Каона с родителями повели Рамио в дом деда Тарвора, отца матери. Сам дед погиб уже лет десять назад, но его просторный дом до сих пор не перешел в наследство никому из восьмерых детей. Сейчас в нем жили разом три семьи, но временно, покуда не отстроят свои. А так просторную постройку использовали для приема дорогих гостей, родственников и близких друзей рода. Здесь гостям выделили две смежные светелки. Каона заметила, как мать и отец обменялись взглядами. У родителей явно крутился на языке вопрос: а не поселить ли дочку с ее приятелем в одну комнату. Дело-то хорошее, и парень вроде ничего, даром что слепой. Но отец еле заметно качнул головой. Дочка сама решит — он уже не сомневался в силе ее характера. А вот сама девушка была переполнена терзаниями. Она провела Рамио по комнатке, давая ощупать кровать, табурет, столик у окна и вделанный в стену шкафчик. Теперь, после Преобразования, здесь на Севере зимы были суровыми. Поэтому в каждой комнате теплился очажок с вечными углями, прикрытый тяжелой чугунной дверцей. Потом показала ему дорогу в свою светелку по соседству, очень похоже обставленную.

— Ты здесь стала другой, — медленно произнес артеас, повернув лицо к слабому жару очага. — Расскажи мне, что для тебя это место?

— Это мой род, — задумчиво провела по деревянной панели стены Каона. — То, что у меня невозможно отнять. Я могу жить где угодно и заниматься своими делами, а они тут… будут всегда.

— Но ты не хочешь жить тут с ними… — утвердительно кивнул Рамио.

— Да, не хочу. Это не моя жизнь. Знаешь, когда-то давно наш род едва не постигла общая участь больших сельских семей. Из которых дети рано или поздно разъезжаются по свету. Те, кто уходили учиться, сюда уже не возвращались. Им нечего было делать дома: ведь новые ремесла, новые умения тут негде было применять. Любому мастеру нужны инструменты, нужны подмастерья, покупатели, клиенты. Тогда мой дед Тарвор решил построить мастерские прямо тут, в Заречном. Неподалеку тракт, люди переселяются на север, купцы водят караваны. Он рассчитал верно: дети начали возвращаться домой. Таких, как я, совсем немного. Тут есть мастера разных профессий, фермеры, объездчики буйволов и кугуаров, охотники, следопыты, рыбаки, тренированные воины в малой дружине и ученые, целители и учителя, музыканты и даже один художник, к которому приезжают лорды заказывать портреты. Наверное, когда построят храм в Заречном, появятся и священники. Я иногда думаю, что мои братья рано или позно вернутся сюда. И… — Каона замолчала, осекшись.

— И твои дети, да? — в голосе Рамио была глубокая задумчивость. — Ты хотела бы, чтобы они жили тут?

— Про детей я теперь не знаю, — вздохнула девушка. — Это слишком сложно для меня.

— И для меня тоже, — признался правитель крылатого народа. — И для меня…

Он внезапно поднялся и, легко касаясь стены ладонью, молча вышел из комнаты. Девушка поняла, что он хочет остаться один. Настроение артеас иногда менялось по непонятным ей причинам. Приглушенно хлопнула дверь его комнаты. Рамио понял самое главное в ней, ухватил самую суть — но при этом по-прежнему отстранился, как и отец, предоставляя ей возможность решать все самой. Позже, вечером, помогая матери и двоюродным теткам ставить многочисленные хлеба в печь, Каона думала о всех этих сложностях с легкой досадой. Мать, видя настроение дочери, незаметно кивнула своим сестрам и увела девушку на улицу. Звездное небо отливало сиреневым со стороны океана. Вдали, над портом Рун, дрожало оранжевое зарево от освещенных улиц и домов. Со стороны реки, с лесного берега, наползал сырой и плотный туман. Где-то закричал схваченный зверек: ночные хищники вышли на охоту. Рыкнули ручные волки, обегающие поселок вдоль околицы, отгоняя чужаков от своей территории. Заскрипела тетива на сторожевой башне.

— Что тебя так тревожит, дочка? — спросила мама, накидывая на плечи Каоне шерстяную безрукавку, прихваченную в сенях.

— Все сразу, — буркнула девушка. — Вся эта жизнь, перепутанная до безумия. Скажи мне, почему взрослые не учат нас самому главному?

— Главному? — мать мягко улыбалась дочери.

— Да, такому важному! — Каона повысила голос. — Ведь ты сама искала всяких мудрецов долгие годы — чему ты хотела от них научиться? Какой мудрости тебе не хватало? И если ты ее узнала, то почему не передала нам, своим детям?

— Чему же такому вас не учат, расскажи мне? — мама опустилась на скрипучую лавочку у плетня.

— Как любить кого-то? Как провожать друзей? — Каона рубанула воздух рукой, потом прижала стиснутый кулак к груди. — Как пережить славу или как пережить полную безвестность? Как уйти от кого-то, кого ты больше не любишь? Что происходит в головах у других людей, о чем они думают? Что можно сказать умирающему другу? А врагу? И как жить, когда ты столького не знаешь?

— Мы не учим вас, — мать провела по лицу ладонями. — Да, не учим, ты права. Потому что этому нельзя научить. Можно только рассказать как другие люди до тебя поступали так или этак. И ты все равно будешь искать свой путь и свой способ сделать что-то, потому что твое сердце — единственное во Вселенной, и ты любишь как никто другой и уходишь своей дорогой за своей звездой. Может быть, однажды ты узнаешь ответ для всех и вернешься — научить нас? — по лицу женщины внезапно потекли слезы.

— Ты плачешь, мама? — Каона испуганно обняла ее, растеряв весь свой воинственный пыл.

— Ты так быстро выросла, — всхлипнула та. — Быстрее всех!

— Ничего, мам, я справлюсь, — проглотила ком в горле девушка. — А ты для себя нашла ответы?

— Да, я нашла. Но они не годятся тебе, — мать утерлась фартуком и слабо улыбнулась. — Ведь ты не жена купца из небольшого городка. У тебя другая дорога в жизни — и другие ответы.

— Ты счастлива теперь? — этот вопрос Каона не решалась задать матери уже много лет. — Мне казалось, что ты была очень несчастна, когда мы были маленькими.

— Я была растеряна и не умела найти себя, — пожала плечами женщина. — Замужество и материнство обрушились на меня так внезапно, что мне все время казалось — это не со мной происходит. Трое детей, подумать только! А я вся еще была тут, на лугах своего детства. Потом твой отец понял это и привез меня домой. И все встало на место.

— Как? Как оно встало? — Каона согревала мамины руки в своих горячих ладошках.

— Очень просто. Мы приехали в тот раз под вечер, в темноте. Всюду лежал туман, и я так и не увидела ничего знакомого. Утром я вскочила рано-рано, как в детстве, и скорее помчалась на улицу. Мне хотелось обмануться, хотелось пожить часок так, словно вас с отцом нету в моей жизни. Вставало солнце, туман таял, все Заречное выплывало мне навстречу. Стадо двигалось на пастбище, свистели птицы. Я ощущала себя легкой, как пушинка. Хотелось схватить хворостину и кинуться выгонять коз и овец из хлева, как я делала в детстве по утрам, помогая взрослым. Я шагнула к открытой двери хлева и увидела там другую девочку с прутиком. Не помню уже, кто это был из моих племяшек. Она смеялась, не замечая меня, разговаривала с овцами, шлепала коз по спинам и щекотала козлят. В лучах утреннего солнца она сама была как дух воздуха, прозрачный и невесомый. И в эту минуту я поняла, что детство — это не сам человек. Детство — это место и время, куда невозможно вернуться. Туда все приходят по очереди и по очереди покидают его. Но если для меня тут нет места, то где же я должна быть? Мне стало так одиноко, словно я по ошибке забрела в чужое село, перепутав его с Заречным. И тут твой отец подошел ко мне сзади и обнял за плечи. Он был такой теплый, такой родной, что я просто задохнулась от счастья. Вот мое место — поняла я. Я все время была на своем месте, а хотела вернуться на чужое. Если бы ты знала, с какой радостью и гордостью я рассматривала вас в то утро! Словно вы только что появились у меня.

— Я помню, что ты сильно изменилась в той поездке, — кивнула Каона. — Ты стала такая веселая…

— Потому что все для меня встало на место, — согласилась с ней мать. — И на душе стало легко, и все, что я делала, наполнилось смыслом.

— Поэтому ты и приезжаешь сюда — напоминаешь себе об этом?

— Не только, — мать усмехнулась. — Уж такое-то трудно забыть. Тут еще и родня, и место красивое. А у отца здесь постоянно какие-то дела, ведь он с твоими дядьями до сих пор партнерствует в торговле.

— А есть для тебя место еще более родное, чем Заречное? — Каона с интересом всматривалась в мамино лицо. Она еще совсем не старая, а когда смеется — похожа на девчонку. Но в волосах полно седины, а руки давно огрубели от домашней работы.

— Ну, наш дом, конечно, — растерялась мать.

— А еще?

— А еще лесная заимка, — мама улыбнулась своим воспоминаниям. — Она тут за рекой в полутора десятках миль, путь порядочный. Меня туда дедушка брал, когда они охотились. В лес, конечно, мне ходу не было, так в заимке и хозяйничала, пока мужчины делом заняты. Но там такая особенная тишина. Вокруг дома сосны стоят, словно вечный закат за окном. Широкая поляна слегка покатая, за поляной тропа начинается. Дальше в лесу растут дубы, там мрачно и зелено. Ручей журчит в пяти шагах от крыльца. И такие колокольчики — выше моего роста! Там их никто не рвет и не косит. Я иногда ложилась в траву и лежала часами, глядя как синие цветы сливаются с синим небом. Там тихо, монстры почему-то обходят это место.

— Я там никогда не была, — удивилась Каона.

— Попрошу кого-нибудь их охотников, пусть вас туда свозят, — предложила мать.

— Хорошо! — согласилась девушка. — Только давай ближе к отъезду? Нам все равно на восток отсюда двигаться.

— Ладно, — легко кивнула мать, не удивляясь словам дочери. Ее внутреннее спокойствие действовало на юную чародейку умиротворяюще. Дорога в тысячу миль начинается с маленького шага. Каона все сделает правильно и найдет свои ответы, так же как и мама.

— А помнишь, как вы с братьями тут по ночам за козлиной шерстью в хлев лазали? — внезапно вспомнила мать. — Мы-то с отцом все видели в окошко, а вы так крались, так прятались!

— Помню-помню! — обрадовалась воспоминанию девушка. — Мы эту шерсть жгли и пепел подсыпали Гунтяшке, помнишь, толстому такому? Он нас все дразнил городскими, а нам кто-то наболтал, что от этого пепла у Гунтяшки рога вырастут. Обе женщины, юная и зрелая, весело рассмеялись. Мама поднялась, может быть чуточку тяжелее, чем раньше, слегка опираясь на руку Каоны.

— Пойдем спать, — предложила она. — В Заречном рано поднимаются, ты же знаешь.

— Да-да, — рассеяно отозвалась девушка. Она не могла оторвать глаз от трех детских фигурок, которые в тени хлева подсаживали друг дружку в узкое оконце. Слегка затрещала чья-то рубашонка, зацепившаяся за гвозь. Кто-то сдавлено пискнул. В хлеву беспокойно взмемекнул черный косматый козел — вожак смешанного козье-овечьего стада Заречного. Каона прыснула в ладонь, стараясь не спугнуть маленьких заговорщиков. «Детство — это место и время… — подумала она. — И место остается навсегда. А время уходит навеки.» Может быть, это не самый важный ответ из тех, которые ей предстоит найти для себя, но Каоне почему-то стало легче, глядя на эти детские силуэты в темноте. На охотничью заимку Каона с Рамио попали через десять дней. Попрощавшись с родными, обняв отца и маму, девушка бодро зашагала следом за артелью охотников в сторону Мертвецкого леса. Разумеется, зареченцы не охотились в проклятом месте. Их угодья лежали в северном Двухвостье, в Угловом лесу, зажатом расходящимися руслами Ветрохвостки — Дальним и Ближним Хвостами. Но гать начиналась на самой границе запретного места, и Каона невольно озиралась на темные ели, стерегущие тайны живых мертвецов.

— Тут пахнет сухой мертвечиной, — подлил масла в огонь Рамио, сжимая рукоять меча.

— Далеко от нас? — встревожено спросила Каона. — Да, довольно-таки, больше мили, — успокоил ее артеас. — И движутся не в нашу сторону.

— Ничо, девонька, если упыряки к нам сунутся, мы их приголубим, — старший охотник погладил свой лук, выглядевший на первый взгляд просто и непритязательно. Однако, Рамио с трудом сумел согнуть его и накинуть тетиву.

После этого охотники зауважали гостя, а он — людей, чье самодельное оружие, оказалось более грозным, чем узорчатые эльфийские боевые луки, с которыми он тренировался в Гильдии.

— Днем не упырей надо бояться, — поежилась Каона.

Действительно, главная опасность Мертвецкого леса была в его жителях, обреченных медленно вырождаться под действием проклятия. До поры до времени это были обычные люди: мужчины, женщины и дети. В какой именно миг у них наступало превращение в монстра, не мог сказать даже опытный маг. Поэтому на границе Мертвецкого леса опасной могла оказаться и пятилетняя девочка, спросившая у путника дорогу, и малыш, попросивший вынуть ему занозу, и милая девушка, предлагающая лукошко свежих ягод. Не у каждого хватало окаянства «испытать» встреченного доброй сталью меча или стрелой. Часть проклятых оставалась людьми долгие годы, не в силах покинуть уже давно обернувшихся монстрами родных, детей, жен, родителей.

— По хорошему выходит, — бурчал старшой по прозвищу Чул, — что ежели всех в Мертвецком лесу перебить, так это тока на пользу и им и нам. Да кто ж за это возьмется, когда их там нежить защищает? Опять же, дети у них, это вам не телята. У кого рука подымится? Я б не смог.

— А как же дети, если половина взрослых уже мертвяки? — спросил Рамио.

— Потому как проклятие, — степенно пояснил охотник. — Они вроде как живые на вид и мертвые внутри. И дети родятся и родятся, чтоб проклятию конца не было. Так уж их приложило этим колдовством.

— Нужно спросить магистров, — сказала Рамио девушка. — Может быть, если распутать основу заклинания, жители разделятся на нежить и обычных людей. Тогда людей можно вывести и лес понемногу очистить.

— Напиши письмо из ближайшего городка, — посоветовал артеас. — В Грации нет почтовиков, если ты помнишь.

— Ладно, — согласилась та. — А это что за шум? — девушка всмотрелась в кусты, шевелящиеся в паре десятков шагов от дороги.

— Это кто-то живой, — уверенно сказал Рамио. — Живой и маленький.

К дороге приближался смешной всадник: на большом лохматом волке — судя по тусклой шерсти и седым ушам, уже немолодом и матером — к охотникам ехал мальчик лет пяти. В руке у ребенка был дротик, которым он погонял зверя.

— Мир вам! — звонко крикнул он, подъехав совсем близко. Охотники настороженно и неохотно поздоровались. — Можно мне пойти с вами? — Каона поняла, что голос мальчишки кажется таким звонким от с трудом сдерживаемых слез.

— Нет, парень, не положено вашим из лесу уходить, — мрачно ответил ему Чул. — Не нами то заведено, не нами и нарушено будет.

— Я здоров, — мальчик судорожно вцепился в шерсть волка, потому что зверь вздумал плюхнуться на хвост и почесаться задней лапой. Маленького всадника при этом мотало как куклу. — Я совсем здоров. И у меня никого там не осталось.

— Давно? — тихо спросил Рамио. Охотники удивленно посмотрели на гостя.

— Сегодня, — мальчик опустил голову. — Сестренка пошла корову доить, а когда я за ней прибежал, она уже… уже… — у ребенка покатились крупные, как градины, слезы. — Пила у Чернухи кровь из шеи! — Этот мальчик совершенно живой, — сказал Рамио, обернувшись к Каоне.

— У такого все равно может начаться… превращение? — Нет, если он живой, то его должен кто-то инициировать. Обычно там все друг друга… пьют, — передернулась девушка. — Родители детей, дети братьев и сестер. Но ты бы такое почуял, я думаю.

— Чул не чул, куда ветер дул! — сердито выдал старшой свою любимую присказку, из-за которой и получил прозвище. — В Заречном его не примут, сама знашь, девонька. — Мы возьмем его с собой, дальше на восток, — уверенно ответила Каона. — Там найдем, где пристроить.

— Ну гляди, — Чул пожал плечами. — Мороки с мелкими полно, будь они живые или нежить.

— Иди сюда! — протянула мальчику руку Каона. — Пойдешь со мной далеко-далеко?

— Пойду, — тот сполз с волка и двинулся на дорогу, придерживая своего спутника за свалявшуюся шерсть. — Далеко — это хорошо. Никто меня не найдет.

— Как тебя зовут? — Каона достала из своего заплечного мешка низку сушеных яблок, похожую на ожерелье.

— Риз, — ответил мальчишка, немедленно набивая лакомством рот.

— А твоего волка?

— Грыз.

— Риз и Грыз! — усмехнулся Рамио. — Чудесная компания!

Чул покачал головой и скомандовал двигаться дальше. Риз старался не отставать от охотников, волк терпеливо тащил легкую ношу, когда мальчишка уставал идти пешком. На заимке Чул снова растерялся.

— Поймите уж меня, — сказал он вполголоса Каоне и Рамио. — Наши с энтим Ризом спать в доме ни за что не лягут. А на улице его оставить, ежли парень и вправду живой — считай просто зверье или нежить кормить. За ним ведь как пить дать сегодня придут.

— Мы ляжем на чердаке сарая, — предложила Каона. — Там вроде бы сено хранится?

— Сено, но старое, того года, — кивнул Чул. — Я вам одеялки дам и фонарь. Так-то тут никого опасного не водится, потому и заимку поставили. Но за энтим могут и издалека прийти.

— Будем караулить по очереди? — спросил Рамио, взбираясь на чердак.

— Да, но сперва я кое-что сделаю, — Каона еле заметно взмахнула рукой, отправляя маленького Риза в колдовской сон.

— Зачем? — удивился артеас.

— Он и так устал порядком, заснул бы через две секунды. — В магическом сне на него не будет действовать зов упырей. Чул прав, за мальчиком могут явиться его родичи. Пока мы не пересечем Дальний Хвост, они будут чуять его кровь и идти по нашим следам.

— А что если бы он услышал их зов? — артеас наощупь накрыл ребенка шерстяным одеялом.

— Скорее всего он потерял бы разум и сам отправился бы в ним в руки. Для него подставить себя под их укусы представлялось бы величайшим блаженством. Они искусали бы его всем родом, так инициация проходит быстрее. Наутро — никаких следов, через несколько часов — нежить вместо мальчишки.

— А теперь им придется лезть сюда по одному, — Рамио положил свой меч на пересохшее колючее сено. — И знакомиться с нами.

— Да, — зевнула Каона. — Отсыпаться будем завтра днем. Ночные часы тянулись томительной душной чередой. Чародейка попыталась было заснуть, полагаясь на воздушное чутье Рамио, но беспокойство заставляло ее вскидывать голову каждые пять минут.

— Ты вся извертелась, — попенял ей артеас. — Когда явятся упыри, ты будешь сонная, как наш подопечный.

— Лучше бы ты поспал, — ответила девушка. — Я совершенно не могу уснуть.

— Я бы уснул, — Рамио усмехнулся. — Но я не уверен, что ты почуешь приближение наших гостей. А ведь они уже кружат вокруг этой заимки. Только почему-то двигаются очень-очень медленно.

— Уже! — Каона подскочила как ужаленная. — И ты молчал?

— А зачем говорить раньше времени? — удивился крылатый. — Они даже к сараю не приблизились. Шарят, словно…. словно слепые, — он запнулся на последнем слове.

— Примерно так оно и есть, — объяснила чародейка. — Ночью их ведет запах крови и глаза почти не действуют.

Риз тихонько застонал во сне. Руки и ноги мальчика дернулись раз, другой. Каона снова поколдовала над ним, и мальчик затих.

— Они зовут его, — она всматривалась в темноту. — Сколько их там, Рамио?

— Я ощущаю пятерых, — коротко отозвался артеас.

— Справимся, — девушка обхватила себя за плечи. — Должны справиться.

— Тут нет никаких окон, слуховых отверстий, труб? — Рамио обвел чердак рукой.

— Нет, и крыша тесовая, крепкая, — успокоила его Каона. Они могут двигаться только по лестнице.

— Зачем облегчать им задачу? — Рамио нащупал лестницу и с силой оттолкнул ее прочь.

Та плавно прислонилась к противоположной стене сарая, упершись в какие-то развешанные на балке веревки. Напряженное ожидание наконец прервал тонкий скрип и зеленый свет «рассветной» Луны прорезал густую темноту внутри сарая. Дергающиеся тени втягивались в приоткрытую дверь. Мужчина, женщина, трое детей — две девочки и мальчик, не старше 15 лет. Выражение мертвых лиц с какими-то умильными, словно нарисованными улыбками, ужасало. Мертвецы закружили по сараю, натыкаясь на ящики, козлы, инструменты и друг на друга. Потом мужчина нашарил лестницу и двинулся по ней вверх, принюхиваясь и утробно кряхтя. Риз снова застонал и задергался. Каона потратила лишние секунды на усыпление мальчика и принялась за нежить. Как обычно, половина магической силы впитывалась в мертвую плоть, ослабляя действие заклинаний. Мужчина с воем раскачивался на лестнице, изгибаясь всем телом.

— Сейчас он прыгнет! — предупредила девушка Рамио, уже стоящего с мечом наизготовку. Одновременно хрустнули засохшие суставы, тяжелое липкое тело ударилось о край чердачного настила и артеас рубанул его мечом… Два-три удара — и тело растаяло в воздухе.

— Он вернется? — спросил воин, вытирая лезвие клоком сена.

— Сегодня нет. Они и так почти всю ночь тащились сюда из своей деревни, — вытирая пот со лба пояснила Каона. — А завтра мы будем уже далеко.

— Ну, тогда это ерунда, — Рамио покрутил тяжелым клинком в воздухе. — Может, мне спуститься к ним, чтобы не затягивать это до утра?

— Сейчас я… — Каона подняла свой посох. — Огнем тут нельзя, сарай сгорит. Я их сейчас ударю аурой, а ты готовься — они могут прыгнуть все разом.

— Лучше усыпи половину, — предложил артеас.

— Не… — чародейка покачала головой. — Усыпляю я пока очень слабо.

— Ну смотри, — Рамио приготовился к отражению атаки, втягивая воздух ноздрями и покачивая мечом в напряженных руках.

Вспышка голубого света озарила внутренность сарая. Четыре ковыляющие фигуры выпрямились как по команде и рванулись вверх, не щадя свои бесчувственные тела. Живые люди порвали бы себе мышцы или вывернули шеи в таком прыжке, но мертвяки тяжело плюхнулись на пол чердака, тут же рывками поднимаясь на ноги и надвигаясь на защитников Риза. Каона встала над мальчишкой, не позволяя монстрам дотянуться до него. Ледяные стрелы, удары аурой и сгустками энергии отбрасывали мертвяков назад. Рамио схватился с женщиной. Она не была ослаблена заклинаниями, как мужчина, и сражалась с артеас в полную силу. Не раз и не два поднимался клинок и вдымались когтистые лапы над головами сражающихся. Рамио зашипел. Каона поспешно полечила его. Ее магические силы иссякали, хотя еще ни один монстр не задел ее. Девушка закусила губу и произнесла формулу трансформации жизненных сил в магическую энергию. Раз, другой, третий. На тренировках у нее во время этого заклинания просто подводило живот, словно желудок наполнялся ледяной пустотой. А сейчас, в бою, Каона ощутила, как у нее подгибаются ноги и холод охватывает все внутри, замедляя биение сердца.

— Аура, аура… — шептала девушка про себя, привычно отсчитывая секунды между заклинаниями. — стрела, удар, стрела… В какой миг все закончилось, она не заметила. Тела нежити растаяли в воздухе и в сером предутреннем свете стали ясно видны черные раны на предплечье Рамио. Каона, держась за стенку, лечила его, с досадой осознавая, как слабы ее целительские силы. Потом девушка еще раз убедилась, что маленький Риз крепко спит и его не задел ни единый клык или коготь.

— Ну, вояки! — раздался снизу голос старшого. — Чул не чул… какие дела-то! Пойдемте в дом теперя! До вечера они не явятся.

— А вы тут… чего? — заплетающимся языком выдавила из себя Каона.

— А мы ихних дружков из лесу встренули да обратно завернули, — Чул махнул в сторону темнеющих в отдалении дубов. — А то смотрим — у вас молоньи сверкают, знамо вам не до новых гостей. Ну и пошли с мужиками их сами приветили.

— Тут было еще штук шесть упырей, — тоже переводя дух, пояснил девушке Рамио. — Шли к нам, но не дошли.

— А мальчонку они не забрали, не обидели? — обеспокоенно спросил Чул. — Говорят, ежли он три ночи в этом лесу пересидит, то проклятье-то с него и свалится.

— Три ночи? — простонала Каона. — Нет, дядь Чул, мы уж лучше дальше двинемся. Еще быстрее от проклятья уйдем.

— Так-то оно да, верно, — охотник разгладил свою бороду. — Только тогда вашему Ризу в наши края ход заказан. Непременно будет своих притягивать, хоть через десять лет, хоть через сто.

— Я скажу старшим в своей гильдии, — терпеливо пояснила Каона. — Они что-нибудь придумают.

— Ну ладно, чул не чул… — согласился охотник. — До полудня мы вас тута покараулим, а дальше счастливой дорожки.

— Спасибо, уважаемый, — ответил на это Рамио.

Через десять минут в охотничьем домике все крепко спали, закрывшись ставнями от разгорающейся зари и особо настырной нежити. Впрочем, таковых в заклятом лесу не нашлось, и до позднего утра никто не побеспокоил отдыхающих. Попрощались путники с охотниками уже при свете дня, с шутками, с веселыми подначками и наказами держать ухо востро. Пожелали им ни пуха ни пера и были посланы к големской матери с довольными улыбками: охотники люди суеверные, ритуалы свои блюдут строго. Пересекли бурный Дальний Хвост, по которому в это время года шли к океану косяки рыбной молоди, блестя радужными спинами и выпрыгивая из воды от избытка сил. Перекусили на невысоком откосе и двинулись дальше. Риз молчаливо ехал на своем Грызе, изредка оглядываясь на лес, оставшийся на другом берегу. Дорога поворачивала к югу, уводя чуть в сторону от Ветрохвостки, к Вопящей Трясине. Места были безлюдные, тут никто не селился уже много веков. Пару раз путники видели кружащих в вышине драконов, но боевых или диких — разобрать не удалось. Полуденный яркий свет сменился на мягкий вечерний, от болота потянуло пряным запахом цветущей таволги и жгучей пчелянки. Каона сверилась с картой, которую ей дал отец, и решительно свернула на узкую дорожку, уводящую в болота.

— Там будет ночлег, — пояснила она Рамио.

Артеас двигался по тропе без труда — лезущие в лицо высокие метелки таволги и хлюпающая под ногами жижа немедленно сообщали ему, что он уклонился от верного пути. Через час неторопливой ходьбы они вышли к нагромождению камней, образующих проплешину посреди пахучего разнотравья. Небольшой навес и кострище говорили о том, что этим ночлегом кто-то неоднократно пользовался.

— Тут можно ночевать любому путнику, — пояснила девушка, помогая Ризу сползти с волка и размять затекшие ноги. Грыз немедленно с треском умчался куда-то в тростники добывать себе ужин. — Только нужно обязательно что-то оставить после себя.

— Хороший обычай, — одобрил Рамио. — А что оставим мы?

— Я нарву мятлика нам на постели и потом разложу его сохнуть на камнях. Тем, кто придет за нами, не нужно будет думать о подстилках. А ты можешь нарубить дров. Тут среди камней много засохших деревьев, но мелкие веточки все давно подобрали.

Рамио с помощью Риза занялся дровами. Под тяжелым клинком перекрученные ветви легко раскалывались на удобные длинные щепы. Каона затеплила костер в выложенном камнями углублении и вскоре был готов нехитрый дорожный ужин.

— А куда вы идете? — впервые после ночного боя подал голос Риз.

Каона и Рамио старались не дергать мальчишку понапрасну, напоминая ему о произошедшем. Хотя тот и спал, вполне вероятно, что многое он воспринимал даже во сне.

— Мы движемся на встречу с одним капитаном, — рассказала Каона. — Нам нужно поплыть далеко-далеко на его корабле, и мы идем к тому месту, где он нас будет ожидать.

— А почему он не приплыл в вам в порт Рун? — удивился мальчик.

— Потому что был далеко отсюда — это раз, — ответила Каона. — И еще потому что у него дела на Первозданном Острове.

— А мне можно будет поплыть с вами? — продолжал свои расспросы Риз. Его волк вернулся с охоты и улегся в отдалении, чем-то смачно хрустя.

— Посмотрим, — неуверенно отозвалась девушка.

Она собиралась найти кого-нибудь, кто позаботился бы о Ризе еще до встречи с капитаном Гарром, но пока что вокруг тянулась глушь без единого признака человеческого жилья. Уклоняться же сильно к югу, к селениям возле Башни Слоновой Кости, ей не хотелось.

— Я очень-очень хочу уплыть подальше отсюда, — Риз часто заморгал, сдерживая слезы. — Они зовут меня каждую ночь, вот и сейчас опять начинается. Мне так сильно хочется пойти на их голос, что просто нету сил. Но я знаю, что тогда я тоже умру и стану упырем.

— Я помогу тебе спать спокойно, пока мы не окажемся достаточно далеко, — успокоила его Каона. — Просто удивительно, как у тебя хватает силы воли сопротивляться им!

— Мне амулет помогает, — признался Риз, вытягивая из-за пазухи темный камень в серебристой оправе. — Когда я родился, в нашу деревню заехал какой-то жрец. Он очень быстро смекнул, что большая часть жителей мертвяки, но даже бровью не повел. Он был сильный волшебник. Моя мать тогда была еще живая, и все ее дети тоже. Жрец предложил ей на выбор что-то одно: либо забрать меня оттуда прочь, либо упокоить насовсем нашего отца, чтобы у матери с детьми был шанс покинуть проклятое место, не испытывая на себе силу зова родичей, либо создать амулет, защищающий от этого зова того, кто его носит. Мать все еще любила отца, ведь днем он выглядел совсем как человек, она не могла расстаться со мной, потому что я был совсем крохотным. Поэтому она выбрала амулет, надеясь, что сумеет сама увести нас оттуда. Но у нее так и не хватило на это воли. А когда отец укусил моего старшего брата, мать надела эту шутку мне на шею и сама потребовала укусить ее. Она не могла оставить их обоих. Мы с сестрой пару раз пытались бежать, но нас приводили обратно, до поры не кусая. А вот другой брат все убеждал нас, что быть упырем гораздо лучше, чем смертным. Он с нетерпением ждал своей инициации. После этого сестра со всем смирилась. Она сказала, что будет жить в деревне обычной жизнью, пока ее судьба не решится. Кто укусил ее, я не увидел. Просто вскочил на Грыза и умчался прочь, пока она не очухалась от первой жажды крови.

— Интересная штучка, — Каона просканировала структуру заклинания, насколько смогла. — Действует избирательно, от нежити и еще от мертвящих заклинаний.

— Но меня все равно тянет назад, к родным, — признался Риз. — Днем они почти совсем как люди: мама причесывает меня и качает на качелях, братья учат стрелять из лука. Отец забор красит или крышу чинит. И сестра… наверняка, если я вернусь, днем она будет как живая: станет щекотать и играть со мной в шарики. Как будто все в порядке. Только ночью очень страшно, когда они изменяются и приводят живых людей с тракта на растерзание. И еще они все время забывают меня кормить, ведь сами мертвяки не едят человеческую пищу.

— Ты же не хочешь пировать вместе с ними по ночам? — сердито спросил Рамио. — Будь мужчиной, пойми: твои родные умерли, и только злое колдовство не дает их телам обрести покой. Это не мама и не братья, это пустые оболочки, наполненные чужой магией. Твои родные ушли за пределы нашего мира. Когда их тела будут избавлены от заклятья, они смогут родиться вновь. Но для этого нужно, чтобы род не прервался. Так что твое бегство — это их будущее спасение, понимаешь?

— Я не знал, — прошептал малыш, прижав кулаки к груди. — Я просто убежал…

— И если убежишь совсем, твои родные смогут когда-нибудь спастись. Они вернутся в наш мир — твоими внуками или правнуками, понимаешь? — добавила Каона.

— Откуда ты знаешь? — Риз недоверчиво покачал головой.

— Меня этому учили очень-очень сильные маги, — заверила его девушка. — А они знают об этом из старых книг, написанных еще гигантами.

— А… ох… — мальчик округлил глаза. — Здорово! Теперь мне будет проще удержаться от их зова. Я спасу их всех!

— Вот и молодец. А насчет корабля поглядим, — закончила Каона. — Нам предстоит еще долгий путь.

Этот долгий путь растянулся на неделю. С одной стороны, путникам некуда было торопиться. Им предстояла сложная миссия, успех которой никак не зависел от их спешки. Капитан Гарр был занят охотой на Первозданном острове, в Гильдии Каону и Рамио не ожидали раньше осени. С другой стороны, оттягивать поиски не стоило: перелом лета приближал время осенних бурь, знакомых друзьям по прошлому путешествию.

— Мы заедем в Ракушечное? — спросила Каона у артеас, сама не зная, какого ответа ожидает.

— Обязательно, — твердо ответил тот. — Мама Салина мне часто пишет, а вот Амиена молчит, словно я ее чем-то обидел. Да и с отцом мне хотелось бы повидаться. Моя детская обида на него давно прошла, я рос как все прочие дети артеас, почему отец должен был делать для меня исключение? Он все равно любил меня и заботился обо мне. А моя родная мать и вовсе не подозревала о моем существовании, так что никакой ее вины тоже нет.

— Хорошо, — согласилась чародейка. — Я надеюсь, что на этот раз все будет благополучно.

— Не разбрасывайся магией почем зря, вот и все, — назидательно отозвался Рамио.

— Да я-то как раз и не… — вздохнула девушка. Ей в который раз захотелось прижаться к плечу артеас, обнять его за шею и молча вдыхать его привычный, неповторимый запах. Но присутствие маленького Риза предохраняло ее от этого безумства. Захваченный разбойниками замок Анаруал, по-местному Бандюшник, путники обошли по отрогам прибрежного хребта, тянущегося вдоль Ящерного залива. Мощный ветер, мчащийся с океана, рвал на них одежду, и Грыз порой придерживал своего маленького хозяина зубами за рубашку, предохраняя от падения в пропасть. Рамио двигался осторожно, готовый в любой миг распахнуть крылья, избегая падения. Он легко придерживался за плечо Каоны. Риз норовил потрогать голубую пленку обнажившегося крыла, но в смущении отдергивал руку. В Бандюшнике гудели рога, черный дым поднимался столбами не только из замка, но и из окружающего его леса. По дорогам двигались отряды и груженые телеги.

— Крепко они тут засели, — нахмурился Рамио, втягивая носом воздух. — Не похоже на обычную шайку.

— Да какая там шайка, — махнула рукой Каона. — Самое настоящее войско. Они тут уже лет шесть окапываются. Гильдия пока их не трогает: и руки не доходят, и сил маловато. К тому же, если их отсюда выкурить, то они же новое место себе найдут, неизвестное. А тут все на виду, как в загоне.

— Ну-ну, — усмехнулся артеас, осторожно страхуя Каону крылом, как парусом. В таком плотном потоке воздуха ему было бы проще лететь, заодно обретя на время зрение, но как унести одновременно девушку, Риза и волка?

— Рамио, давай я возьму Риза на руки, он же совсем легкий, — словно прочитав его мысли, предложила Каона. — А Грыз нас догонит, вот увидишь.

— Давай! — обрадовался артеас.

Свобода полета, свобода видеть этот мир была для него неожиданным подарком в долгом путешествии. Каона закрепила ремни, снова изумляясь тому, как странно немеют ее руки, касающиеся талии крылатого воина, как быстро колотится в горле сердце. Потом из веревки она сделала страховочный пояс для мальчика: вдруг Риз вывернется из ее рук или она сама уронит его?

— Мы сейчас полетим вниз, — с деланным спокойствием пояснял тем временем малыш своему волку. — А ты беги за нами. Мы не уйдем далеко, мы будем тебя ждать во-он там, — он указал волку рукой.

Грыз понюхал ладошку хозяина и коротко рыкнул. Понял он объяснения или нет, оставалось неясным. Наконец, Риз замер на руках у Каоны, а Каона прижалась изо всех сил к Рамио. Каждый раз первый шаг в небо давался ей неимоверным усилием. Все ее существо протестовало против такого явного безумия. Но затем блаженство полета охватывало девушку.

— Нравится? — спросила она у Риза. Артеас летел плавно, медленными кругами спускаясь к берегу океана. Поэтому в ушах не свистело, как при полете на драконе, и можно было разговаривать, почти не повышая голос.

— О-очень! — завороженно протянул малыш. — Я бы тоже хотел иметь крылья!

— Ну, ты можешь воспитать себе дракона и летать на нем, — предложила ему Каона.

— Дракона? — Риз задумался. — А он не будет ссориться с Грызом?

— Нет, обычно волки и драконы дружат, ведь им нечего делить. Они едят разную еду, спят в разных местах, главное чтобы хозиян заботился о них одинаково.

— О, я буду! — мальчик даже задохнулся от сияющей перспективы, открывшейся ему. — Дракончик!

— Конечно, — подбодрила его девушка, оглядываясь на Рамио. Она невольно оттягивала этот миг, зная, что встретит осмысленный, живой взгляд артеас, проникающий в самую ее душу. Рамио улыбнулся, подмигивая девушке. Его глаза не просто сияли, они искрились весельем и какой-то шальной радостью. Он жадно смотрел на профиль чародейки, пытаясь найти изменения, произошедшие с прошлого их полета несколько месяцев назад, запоминая ее лицо.

— Ты красивая, — тихо сказал он, зная, что она прочтет это даже по губам. — Ты очень красивая.

— Ты тоже, — впервые ответила ему девушка. — Ты очень-очень красивый, Рамио.

— А я? — ревниво пропищал Риз.

— И ты тоже! — взлохматила ему волосы Каона. — Ты самый красивый мальчишка на этом берегу океана!

Через час после приземления их догнал запыхавшийся взмыленный Грыз. Волк первым делом обнюхал Риза, и только убедившись, что маленький хозяин цел, рухнул у его ног, тяжело дыша и вывалив язык из пасти. Путники угостили верного зверя вяленым мясом и водой из дорожных фляг, понимая, что он выбился из сил и не сможет охотиться этим вечером. После чего отыскали пещерку в прибрежных холмах, где можно было уютно устроиться возле костерка. На следующий день они приблизились к Морю Спор. Это место концентрации древней магии выглядело настолько необычайно, что Каона несколько раз просила Рамио взлететь — ей хотелось и ему показать одно из древних чудес их континента, и самой рассмотреть эту завораживающую красоту с высоты. Светящийся купол обозначал непроницаемую ни для чего границу, за которой на мелком белом песке в колышащейся дымке причудливые грибы высотой с корабельные сосны без конца испускали из себя сияющие шары спор. Дикие драконы-вирмы, пауки, злоглазы — все эти твари двигались внутри купола, словно в густой опалесцирующей жидкости. Изредка сквозь волшебную завесу долетал тоскливый драконий крик, и снова только шорох песка нарушал тишину. Путники зашли в приземистое строение, из которого три проема вели в наполненное спорами пространство, и только один — обратно в пахнущий хвоей лес. На крыше этого вестибюля бесшумно и бессмысленно крутилась прямоугольная лопасть размером с мост, словно вытесанная из серой каменной плиты. Слева и справа за выгнутым пузырем купола виднелись такие же входы. А вдалеке надо всем вздымалась огромная светящаяся рука, каждый палец которой был украшен геометрической татуировкой. На огромной ладони виднелся зубчатый круг, похожий на детское изображение солнца, а в центре его пугающе достоверно был вырезан внимательный глаз. Все это вместе действовало ошеломляюще даже на чародейку, не раз видевшую гравюры в книгах с описанием этого странного места. Цвет, горький сухой запах, долетающий из проемов, мерцание спор и плавные движения монстров — это напоминало замедленный сон, вязкий и душный, из которого невозможно, да и не хочется выкарабкиваться.

— Там можно дышать? — в который раз спрашивал у девушки Риз.

— Да, можно, хотя это и похоже на воду с виду, — рассказывала ему Каона. — Но там не простой воздух. В нем растворена особая магия.

— Какая? — расспрашивал мальчишка.

— Этого пока даже магистры не поняли до конца.

— А зачем гиганты создали такое место? — приставал к чародейке Риз. — Тоже неизвестно, — пожала плечами Каона. — Вот эти лопасти над входами вращаются то быстрее, то медленнее. А странная лихорадка иногда охватывает тех, кто тут охотится. И еще разные видения, которые бывают у надышавшихся этого воздуха. В этом месте много загадок.

— Я мог бы тут сидеть и смотреть, смотреть… — завороженно прошептал Риз, приникнувший к невидимой преграде. — Там все так движется… и светится…

— Осторожней, малыш! — Каона взяла его за руку. — Именно так и возникает лихорадка-спорянка. Больной ничего не хочет, только смотреть на движение светящихся точек в куполе. И когда его уводят отсюда, он начинает чахнуть на глазах.

— А как ее лечат? — внимание Риза тут же переключилось на неведомую болезнь.

— О, для лекарства нужно собрать слезы дриад и сконцентрировать на них силу специального амулета с зеленым камнем. Я видела такой амулет у магистра Кодейла, когда он приезжал к нам в Гильдию… Рамио слушал Каону с тем же любопытством, что и Риз. Все эти годы он находился рядом с девушкой, связанный с ней мистическими нитями воздуха, но при этом она была отделена от него, словно эти вирмы за куполом Моря Спор. Артеас почти ничего не знал о ней, о ее учебе, о ее родне. Как он умудрился стать настолько… незрячим душевно? Неужели ему недостаточно физической слепоты? Наверное, его недетская мудрость, все эти знания предков ударили ему в голову. Он вообразил себя всезнающим и непогрешимым. И вот, за какие-то недели путешествия с чародейкой он узнает о ней больше, чем за все эти годы. Что ж, лучше поздно, чем никогда! Когда они снова вышли на высокий обрывистый берег океана, дул ровный холодный ветер с севера, принося крики чаек и глухие удары волн по отвесным скалам внизу. На темнеющей глади залива виднелись верхушки крохотных островков, как небрежно брошенная горсть камушков в мелкой луже.

— Здесь нас будет ждать капитан Гарр, — пояснила своим спутникам Каона. — Или мы его. Пока что я не вижу нигде силуэта «Дарбора». Возможно, он появится к утру.

— А вон там, у острова, что за лодка? — немедленно указал Риз. Рамио вскинул голову, пытаясь разделись поток ветра на знакомые и незнакомые запахи. Да, пахло смолеными досками, мокрой парусиной, мочеными пиявками и… дубленой кожей орков-матросов.

— Это он, — тихо проинес артеас.

— Значит, ночевать будем в каюте! — обрадовалась Каона. — Я надеюсь, что они не выкинули нашу голем-повариху? На этом корабле только она способна догадаться согреть воды для мытья и сделать горячего вина с пряностями.

— Я вовсе не замерз, — удивился Рамио. — Тут ветрено, но не холодно, Каона, зачем нам горячая вода и вино?

— Затем, — вздохнула девушка, — что самый быстрый способ попасть на корабль — это переплыть этот заливчик. Кричать против ветра мы можем до утра, все звуки унесет в сторону. А на костер орки не обратят внимания — возле Моря Спор кого только не шляется!

— Может быть, мы полетим? — подал голос Риз.

Каона с сомнением покачала головой.

— Не знаю, не знаю. Против такого ветра? Над морем? Достаточно одной волне достать нас — и мы окажемся в воде.

— Давай попробуем, — не скрывая своего нетерпения поддержал мальчика Рамио. — Тут достаточно далеко для маневра?

— Да, не менее мили, — подтвердила девушка. — И взлетать с обрыва, конечно, удобно. Но вы забыли про Грыза! Что если у волка не хватит сил так далеко плыть? Я-то собиралась надуть воздухом пару кожаных мешков и держаться за них.

— Я прикажу Грызу ждать, — предложил Риз. — Нужно только оставить тут что-нибудь, пахнущее мной и велеть ему караулить. Тогда он не поплывет. А завтра мы заберем его.

— Ладно, уговорили, — согласилась Каона. Ей самой не очень-то хотелось лезть в ледяную воду. В этих краях северное течение, идущее от частично соединившихся с Аденом покрытых вечным снегом земель Элмора, охлаждало воду настолько, что купание даже в разгар лета было весьма малоприятным занятием.

— Раз, два, три! — весело скомандовал Рамио, когда все ремни были затянуты и все веревки обмотаны вокруг поясов и плеч. Они оторвались от земли и край обрыва рухнул вниз так резко, словно они падали в небо. Глаза артеас широко распахнулись, озирая дикий берег, светящийся купол Моря Спор, лес за ним, силуэт корабля возле голого островка в заливе. Солнце садилось по левую руку от крылатого воина, и дорожка от него бежала прямо по пенным верхушкам волн, разбиваясь на розовые блики. За горами туманным силуэтом вставало и снова таяло какое-то тревожное, темное сооружение, царапающее острыми шпилями небо.

— Там храм темных эльфов, храм Шилен, — ответила Каона на незаданный вопрос.

— Какой необузданно красивый край! — попытался высказать свои впечатления Рамио. — Словно дикий дракон на дикой скале…

— Да, — согласилась девушка. — Дикий, сильный и свободный край. Ты прав. Тут магия первозданна, тут неизведанны леса и не исследовано море. Тут сила нашего мира все еще нетронута, как потайной родник в лесу. Я это чую…

— Чул не чул, куда ветер дул, — скрипучим голосом старшего охотника передразнил ее Риз.

Все расхохотались. Рамио плавно развернулся в воздухе и начал опускаться на палубу «Дарбора». Так, с хохотом, они и попали прямо в мощные объятия капитана Гарра. Могучий орк подхватил свалившихся с неба пассажиров и закружил, приговаривая что-то среднее между: «Попались!» и «Заждались мы вас!». Темный бубенчик выкатился из кармана Каоны и помчался, подпрыгивая, по палубе — вперед, вперед, к вздымающемуся в закатное небо бушприту. Маленький Риз догнал его и подхватил с палубы. Потряс возле уха, удивленно вскинул глаза на Каону.

— Не звенит!

— Звенит, — очень серьезно сказала ему девушка. — Просто нужно слушать не ушами.

— Куда идем, сколько платим? — поинтересовался капитан, делая в воздухе жест, словно перебирая золотые монетки.

— В Грацию, домой к Рамио. А потом вдоль побережья немного.

— А мы уже два дня как тут вас поджидаем, — орк хлопнул в ладоши и из кухни появилась голем-повариха с подносом, заставленным кружками и тарелками с едой. — С ящерами разобрались, рыбы наловили, даже кое с кем подраться успели.

— С кем это? — хмыкнул Рамио, вспоминая пустынное побережье, которое открылось ему сверху.

— Да, шли тут какие-то на фрегате… — махнул рукой Гарр. — И вдруг решили нас обыскать. Дескать, охрана они здешняя. Только странные у них для охраны матросы были, даром что в трюме прятались.

— Монстры? — Каона встревожилась.

— Они самые. Полна коробочка каких-то псоголовых да бронетараканов с крыльями.

— Это наверное те, из Бандюшника, — предположил Рамио.

— Да вот и мы смекнули, что на охрану они похожи, как я на новорожденного гнома. Приложили им кому куда, а фрегат сам в воздухе растаял.

— Давно это было? — Каона нашарила за поясом почтовый кристалл.

— Часа три назад, — Гарр был чрезвычайно доволен собой.

— Ох… — девушка невольно оглядела небо. — У них же могут быть драконы.

— Темнеет, — подал голос рулевой Борруд. — Островов тут как жабьей икры в луже. Мы уйдем далеко, они нас не найдут. Утром будем уже возле Глудина.

— Положитесь на моих ребят, — подмигнул чародейке Гарр. — Им тоже неохота попадать в такую мясорубку, как в тот раз. Тем более рыбы у нас полный трюм.

— Волшебной рыбы, кэп? — пропищал Риз, заворожено косясь на темный люк.

— Разумеется, волшебной, — Гарр вдруг плавно присел на корточки. — Мы же не лесовики какие — ловить простую рыбу.

— А волшебную рыбу есть нельзя? — мальчишка был в восторге.

— Нельзя, ее только начнешь резать, как она лопается и превращается во что-нибудь.

— Во что? — Риз сделал полшага в сторону люка, но по-прежнему ничего не углядел.

— В пузырьки с маслом или в свитки или в куски всяких редкостей, — перечислял капитан с таким же мальчишеским удовольствием. — Если ты заснешь раньше, чем эти двое, — Гарр махнул рукой в сторону Каоны и Рамио, — только по-честному заснешь, без обмана, то завтра я тебе разрешу помогать моей команде потрошить эту рыбу.

— Уау! — восторженно взвыл Риз. — Да я вмиг усну, вот увидишь… увидите! –

Э, нет, сначала кормежка! — Гарр указал на поднос.

— Ой! — Риз оглянулся на берег и помрачнел. — Кэп, у меня волк на берегу остался. Если нам надо срочно уплывать, то как же мой Грыз?

— Грыз, говоришь? — Гарр поднялся и подхватил Риза на плечо. — Давай-ка мы с тобой испытаем мой ялик, парень. Давно я не разминался перед сном, того гляди стану жирным, как кроколиск.

С мальчиком на плече Гарр удалился на нижнюю палубу и вскоре оттуда раздался приглушенный всплеск.

— Капитан все такой же, — улыбнулся Рамио. — Помнится, он меня вот так же тормошил всю дорогу.

— И нас с Эмми он тоже постоянно смешил. Хотя делал вид, что командует нами вовсю, — вздохнула мечтательно Каона. — Интересно, как он нашу голем-повариху выдрессировал? Я-то думала, она так и командует каким-нибудь бедолагой из матросов. Через полчаса Грыз занял свое место возле койки Риза, и мальчик поспешно натянул одеяло на голову.

— Пожалуй, сегодня ему магия не нужна, — Каона нерешительно покрутила в руках посох.

— Не стоит рисковать, — нахмурился Рамио. — Ты же не думаешь, что капитан лишит мальчика завтрашнего развлечения, если ты поможешь ему уснуть?

— Нет, конечно, — чародейка сплела заклинание и всмотрелась в черную луну над детской головкой. — Гарр чудесный. Я ничего не знаю о его семье, вот странно. Мне кажется, из него вышел бы замечательный папаша для целого выводка ребятни.

— Я слышал кое-что краем уха, — неловко признался Рамио. Его способность иногда ловить вместе с ветром далекие разговоры была слишком похожа на подслушивание, и артеас старался не злоупотреблять ею. — Рор рассказывал Хенайне, что с семьей Гарра что-то случилось. Но я не знаю, что именно.

— Как жалко! — вздохнула Каона. — Вот почему Гарр такой… одинокий и так заботится обо всех. А еще говорят, что орки — бесчувственные дуболомы!

— Хватит обсуждать меня, вы, сухопутные! — проворчал за дверью каюты капитан. — Если мальчишка спит, то двигайте в мою каюту, будем прикидывать маршрут по карте, пить вино и рассказывать сплетни друг про друга вместе. Смущенные друзья поторопились следом за орком, в то же время понимая, что их слова ни капли не оскорбили капитана.

— Что ты там говорила про бубенчик? — заговорил на нейтральную тему Рамио.

— Да просто, — потрясла кругляшом Каона. — Мне все время кажется, что он звенит, только словно неслышимо. Звенит и зовет меня в дорогу.

— Что значит — кажется? — голос артеас слегка дрогнул. — Он ведь действительно звенит.

— Да нет же… — чародейка растерялась. — Он без язычка, просто пустой внутри. Он не может звенеть.

— Но я слышу, — Рамио нашарил ее руку и поднес темный кругляш к самому своему лицу, будто бы пытаясь рассмотреть его. — Вот, я трясу — и он звенит, тихо, но отчетливо.

— Рамио, он не звенит, — Каона безотчетно схватила его за руку. — Он не звенит ни капельки! Но он… он светится!

— Я думаю, что он указывает нам путь, — взволнованно ответил ей артеас, прижимая девушку к себе за плечи. — Мы правильно идем, Каона.

Оглавление

Глава 1. Все только начинается

Глава 2. На материк!

Глава 3. Охота пуще неволи

Глава 4. Наконец-то повезло!

Глава 5. Мир изменился

Глава 6. Эльфийские земли

Глава 7. Сам себе хозяин

Глава 8. Полуденный разговор

Глава 9. Счастливый год

Глава 10. Испытание начинается

Глава 11. Завершение испытания

Глава 12. Возвращение на материк

Глава 13. Новоиcпеченный клирик

Глава 14. На поиски Кузьмы

Глава 15. Напарники снова вместе

Глава 16. Сказки и загадки

Глава 17. В гномской деревушке

Глава 18. Туманные тропы

Глава 19. Гномишка

Глава 20. Сердце гор

Глава 21. Друг гномов

Глава 22. Чужая жизнь

Глава 23. Чужая судьба

Глава 24. Магическое место

Глава 25. Обратно

Глава 26. Пророчество

Глава 27. Старинные рецепты

Глава 28. Противостояние

Глава 29. Все заново

Глава 30. Незримые узы

Глава 31. Пыльная работенка

Глава 32. Ученик стражей

Глава 33. Караванщики

Глава 34. Глаз Бури

Глава 35. Чаша

Глава 36. Урожай

Глава 37. Исчадие света

Глава 38. Смерть ради жизни

Глава 39. Голос в темноте

Глава 40. Неизвестность

Глава 41. Ветер

Глава 42. Жертвоприношение

Глава 43. Мокрое место

Глава 44. Охота на болванов

Глава 45. Выкуп

Глава 46. Крепко заваренный чай

Глава 47. Две дороги

Глава 48. Две дороги (продолжение)

Глава 49. Таланты и поклонники

Глава 50. Двойной пирог

Глава 51. Дыхание

Глава 52. Особо ценный груз

Глава 53. Опаленные крылья

Глава 54. Заблудшие души

Глава 55. Шаги в пустоту

Глава 56. Враг моего врага

Глава 57. Крысы

Глава 58. Пламя мести

Глава 59. Стремнина

Глава 60. Ловушка

Глава 61. Чётки богов

Глава 62. Порог

Глава 63. Побирушка

Глава 64. Разрыв

Глава 65. Неслышимый звон

Реклама на сайте